Я не хочу остаться один [Дарья Аверад] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Дарья Аверад Я не хочу остаться один


«Только вместе мы сможем зажечь ночной небосвод и создать свою собственную Вселенную»

1.Пролог

Звон в ушах пронизывал барабанные перепонки медленно, тягуче, словно в бреду. Учащенное биение сердца заставляло поверить, что оно вот-вот вырвется из груди, которая содрогалась от прерывистого дыхания шестилетнего мальчишки, чье хрупкое тельце забилось под огромное фортепиано, стоявшее посередине гостевой комнаты. Из окна доносился шум колес автомобиля и крики взрослых, словно озверевших от злости людей. Мысли мальчика были забиты поиском куда-то пропавших родителей… Но вдруг, совершенно внезапно прямо над ухом раздался оглушительный выстрел, заставивший сердце подскочить в глотку от испуга.

Слёзы хлынули из глаз незамедлительно, как по щелчку, тело онемело и боялось вздохнуть. Внезапно, нежная женская рука схватила детскую ладошку и выволокла из-под громоздкого инструмента. Женщина пальцем приказала молчать и стремительно рванула на второй этаж, крепко сжав руку сына. Перед глазами мальчика все было размыто, и он не видел ничего, кроме зеленого платья матери, ребёнок цеплялся за этот силуэт как за единственную возможность выжить. Малыш боялся оторвать взгляд от платья. Потерять его из виду было самым огромным страхом в те секунды… Буквально через мгновение они забежали в небольшую комнату второго этажа. Дверь за мальчишкой захлопнулась, а женщина, развернулась к сыну, присев и обхватив его заплаканное лицо руками. В голубых, небесно-чистых глазах мальчика отражалась наивная преданность, неподдельная любовь и полное доверие матери.

– Аято, дорогой, залезь в шкаф, не выходи оттуда, спрячься в углу и прикройся папиными костюмами, – голос был нежен и тих, но предательски содрогался после каждого слова, как бы спокойно женщина не пыталась говорить. Ребёнок чувствовал печаль в её словах, а слезы, накопившиеся в глазах матери также не смогли проскочить мимо сына. Малыш вздрогнул от холодка, пробежавшегося по позвоночнику и крепко, почти что намертво схватился за зелёное платье....

Шаги, доносившиеся снизу, становились все громче и отчётливее с каждой секундой. Сердцебиение мальчишки участилось до невозможности, и внезапно его спину пронзила резкая боль. Он приземлился на колени, ушибив локоть, когда мать в одно мгновение затолкала ребёнка в большой, стоявший перед огромной кроватью шкаф. Малыш ударился головой о его стенку и зажмурил глаза от пронзительной боли в затылке… Когда паренёк разомкнул веки, то почувствовал, как его тело сковало, словно камень. Он начал моргать, но ничего не менялось… Темнота. Абсолютный мрак окружил мальчика, и лишь узкая щель между дверцами шкафа пропускала лучи тусклой люстры, висевшей в комнате. Дрожь. Чувство удушения в пересохшем горле нарастало от нехватки кислорода в этом тёмном убежище… Внезапно идеальная тишина была прервана вскриком мальчика. Громкий звук выбитой двери отдался в груди ребенка диким ужасом… Мальчишка не смел вздохнуть, казалось малейшее движение и твою голову проломят как ту дверь. Но вдруг паренёк услышал беспомощный женский всхлип, а за ним… выстрел, на этот раз прозвучавший гораздо оглушительнее и по-особенному сильно отдавшийся ударами в маленьком сердце. Богатое воображение малыша рисовало самые отвратные картины, которые только могли прийти в голову ребёнку. Но тут, внезапно, темнота шкафа сменилась ослепительной яркостью. Свет резал глаза мальчика, но он увидел перед собой три больших мужских силуэта. На их лицах были маски. Пластиковые губы без улыбок. Глаза бездонные, подобно черной дыре… Один из мужчин что-то старательно прикрывал спиной. Он грубо сжимал это нечто своей сильной рукой, а затем просто-напросто выволок из комнаты под странное мычание…

Большая, крепкая ладонь уцепилась за черную кофту малыша и вытащила ребенка из шкафа. Краем глаза пепельноволосый мальчик взглянул на некогда белоснежную постель, о чём тут же пожалел. Страх и боль захватили его всецело… Он опустил голову, крепко зажмурив глаза. Казалось, что его мозг сходит с ума. Коленки сводит и лихорадочно трясёт. А в груди зарождается нечто, поглощающее его детский рассудок, отдающее такой болью, словно выломали все рёбра в груди. Закрытыми глазами, мальчик ощутил, как что-то холодное и инородное прикоснулось к его бледной коже на шее. Острый кинжал слегка надавливал на горло, оставляя за собой розовую дорожку. Из глаз ребёнка бурным потоком хлынули слёзы, ручьями стекая по щекам и одна за другой капая на пол. Паника достигла своего апогея. Охватила тело. Сковало цепями.

Бледное и мокрое от слёз лицо мальчика подняли за подбородок, когда вторая рука мужчины до боли сжала его плечо, человек в черной форме опустил взгляд на тонкую дрожащую руку.

– Они же шакалы. Разве в нем не течет их поганая кровь? – противный, низкий и до треска костей пугающий голос прозвучал над ухом ребенка.

Но тут, другой человек, стоявший подле кровати, махнул головой в сторону выхода и, погодя минуту, мужчины стремительно удалились из комнаты, напоследок забросив, прилетевшую к окну, дымовую шашку. Дым незамедлительно начал заполнять помещение… Пытаясь откашляться, мальчик медленно съезжал по дверце шкафа.... Ноги подкосились окончательно и последнее, что увидели глаза малыша вызвало внутренний крик ужаса в теле ребенка… В ушах совсем тихо был слышен звук сирены… Постепенно он исчез полностью.

***

– Такимура Аято, шесть лет, сегодня утром был найден в центральном парке, мальчик получил незначительные травмы и…

– Приведите его в участок.

– Извините?

– Я готов взять ребёнка под свою опеку.

– Господин Судзуки, вы уверены в своем решении? Мальчик пережил шок и столь скорый процесс усыновления будет проблематичен.

– Я разберусь. Мне нужен этот ребенок.

– Извините, но, господин, к чему вам это все?

– Не могу остаться равнодушным к чужому горю, тем более Такимура Арэто был моим близким другом. Ведите его сюда.

2.По швам

Цветущая сакура, которая росла во дворе, довольно-таки впечатляющими размерами заставляла в восхищение любоваться своей красотой. Нежно-розовые лепестки медленно опадали вниз. Какие-то из них приземлялись на прохладную траву, какие то на каменную дорожку и тротуар, а некоторые цветки покрывали водоотлив под небольшим окном, за которым находилась уютная, но вполне просторная детская комната.

Дизайн ее был выполнен в светлых, нежно-бежевых тонах. На стене, рядом с гигантской кроватью жёлтыми красками было нарисовано солнце, часть лучей которого прикрывал зелёный книжный шкаф. В нём неаккуратно стояли различные энциклопедии, некоторые из книжек были перевернуты, а один атлас даже упала на пол. Прямо где сейчас сидел пятилетний мальчик, одетый в белую рубашку с коротким рукавом. Его большие карие глаза так и загорались от увиденного в излюбленной книге про рыцарей, которую мальчик откопал среди множества энциклопедий.

Судзуки Кен перелистывал страницы рассказа, одну за другой, стараясь как можно быстрее прочесть, как казалось бы взрослому, совершенно небольшой объём текста. Однако мальчик с каштановыми волосами так не считал, в частности, когда запнулся на сложном слове. Он поморщил носик и состроил деловой и серьёзный вид. Но не смог удержать его и минуты, яркая улыбка мальчишки озарила его лицо очень скоро, именно в момент как Кен задумался над тем, что, очевидно у рыцарей должны были быть мягкие доспехи в качестве пижамы для сна. Мальчик искренне наслаждался прочтением столь незамысловатых историй, окунающих его в особый мир волшебства и чудес. Пусть это и случалось не часто. Ведь отец в основном заставлял Кена осваивать научную литературу, которую они прочитывали вместе по вечерам. Где-то на пятой странице Кен начинал посапывать, однако уснуть полностью себе не позволял, вдруг папа заметит и отругает. А вот сказки отцу не нравились. Он называл их бесполезной тратой времени, полагая, что Кен достаточно одарён, чтобы увлекаться подобными глупостями.

Однако, несмотря на то, что для своего возраста Судзуки Кен и впрямь был довольно смышленым ребенком, это не значило, что он не любил сказки или сильно отличался от своих сверстников. Мальчик, как и все остальные ребята, был очень активным, любил гулять и играть в подвижные игры на свежем воздухе, разве что… делать это Кену было не с кем. Такой большой город, как Осака, населяет множество детей его возраста. Они играют на площадках до самого вечера, ходят друг к другу в гости, а ещё придумывают различные беззлобные прозвища. И Судзуки поначалу принимают в свои компании с распростёртыми объятьями. А затем случайно выясняется, что приняли его по ошибке и водиться, на самом деле, никто с ним не собирается. Так уж вышло, что столь дружелюбный ребёнок не мог поладить ни с кем из своих ровесников. Однажды одна девочка назвала Кена прилипалой, когда тот уж очень увлеченно рассказывал о фильме про космос, который показывали по телевизору как назло, именно в тот момент, когда Кену нужно было идти спать. Дети считали его заучкой, а все рассказы скучными и бессмысленными. Как только Кен начинал делиться своими наблюдениями или мыслями, его перебивали, не дослушав и предложения. На что кареглазый парнишка лишь вздыхал и садился где-нибудь вдалеке от остальных, устремляя свой взгляд на нечто, привлекающее его внимание, будь то лазурно-чистое небо или же герой-муравей, взобравшийся на травинку. Соседские ребята странно косились на вечно одинокого Кена, но компанию составлять ему никто не желал. Более того, сверстники избегали Судзуки, ведь все взрослые, включая их родителей, завистливо восхищались и хвалили мальчишку, вечно ставя Кена в пример своим невоспитанным детям.

“Может из-за этого Мия не захотела со мной дружить?” – задумался Кен, перелистнув очередную страницу книги, с толстой и яркой обложкой. Внезапно занятие мальчика прервал шум в коридоре и голос мамы:

– Кен, дорогой, спустись вниз. К нам кое-кто пришел.

Мальчик от неожиданности испугался и быстро закрыл книгу со сказками, заталкивая её глубоко под зелёный шкаф.

“Пришел? Неужели у нас гости? Но мама обычно предупреждает меня, чтобы я успел прибрать комнату” – крутилось в голове Кена, пока тот резво спускался по лестнице – “Кто же…” – ответ на вопрос мальчика оказался прямо в проёме входной двери. На пороге стоял отец в рабочей полицейской форме, но он не был один, рядом с ним у двери мялся хмурый мальчишка. У него были светлые, почти пепельные волосы и голубые глаза, как показалось Кену, полные злобы и обиды. Светловолосый парнишка нервно поправлял рукава своей черной кофты, опустив глаза вниз.

– Родной, это Такимура Аято, сын тетушки Каори, он поживет с нами некоторое время, хорошо? – сказала мама, положив руку на плечо сыну. Отец в этот момент нагнулся к голубоглазому парнишке и что-то не спеша проговорил. На все слова Судзуки старшего Аято лишь кивнул и с пренебрежением посмотрел в лицо Кену. Взгляды мальчишек пересеклись, и что-то остро кольнуло в груди кареглазого. Кен почувствовал ненависть, которую так и испускал Аято своим пронзительным взглядом. По телу мальчика прошлась дрожь, и он ощутил обиду к столь неприветливому гостю.

– Ладно, вы пока пообщайтесь, познакомьтесь, а нам с мамой нужно обсудить некоторые вещи, – проходя мимо Кена, отец нагнулся к уху сына, добавляя. – Будь с ним вежлив. И не задавай много вопросов, – через несколько секунд родители скрылись за полупрозрачной дверью, ведущей на кухню.

Спустя минутное молчание, сопровождающееся «увлекательным» рассматриванием пола, стен и потолка, Кен не выдержал и решил начать диалог:

– Привет. Я Судзуки Кен, но если ты хочешь стать моим другом, то можно просто Кен. А ты чего к нам приехал? И почему ты один? А ты любишь читать? – проигнорировав наставление отца, мальчишка завалил нежданного гостя вопросами. Все никак не унимаясь, Кен продолжил свой ненарочный допрос. – А твои родители? Они же заберут тебя завтра или сегодня вечером? Как ты относишься к объятьям? Я вот их люблю. Давай обнимемся что ли, друг.

После этих слов Кен кинулся к гостю, широко раскинув свои руки, но как только он приблизился к светловолосому, тот оттолкнул его так, что мальчик плюхнулся на пол и сильно ушибся. Аято хмуро поджал губы и сдвинул брови к переносице.

– Не приближайся ко мне. Никогда! – громко отчеканил Такимура.

Аято быстро рванул на второй этаж, кажется, забежав в комнату Кена и громко хлопнув дверью. А озадаченный такой резкой реакцией обладатель белой рубашки и теперь, наверняка, синяка на руке остался сидеть на полу, потирая ушибленный локоть в полном недоумении.

“Почему он такой злой? Приехал в гости и сразу в драки. Грубиян, надеюсь, он не останется у нас надолго. С чего он вообще здесь?”

Кен хотел пойти с этим вопросом к родителям на кухню, но остановился у закрытой двери, услышав кусок из их разговора.

– Ты уверен? – поникший голос мамы звучал чрезмерно взволнованно.

– Да. Я уже все решил, и остались лишь формальности. Он будет тут. И это не обсуждается.

– Бедный мальчик. Пережить такое в шесть лет…

– Думаю, месяца будет достаточно, чтобы уладить все вопросы.

Слушая непонятный взрослый разговор, Кен переминался с ноги на ногу. Его рука потянулась к дверной ручке… но остановилась, едва пальцы коснулись холодного дерева. Через мгновение мальчик начал медленно, не спеша отходить назад, шагая до тех пор, пока перила лестницы не уперлись в его затылок.

Когда Кен поднимался по ступенькам, в его голове крутились фразы, подслушанные из кухни: «Бедный.... Остаётся у нас… Пережить…Месяц». В груди Кена непривычно заныло. Мальчик, поднявшись наверх, сразу устремил свой взгляд на дверь его спальни. Кен закрыл глаза, глубоко вдохнув, и через несколько секунд распахнул их, уже с искренне-большой улыбкой на лице. Медленно, с легким опасением и детским интересом, малыш открыл дверь в комнату… Там, на краю кровати, спиной к нему сидел Аято, поджав тонкие ноги к груди. Кен заметил, что когда он зашел, белокурый дернулся, через секунду вновь приняв каменное положение. Подойдя к кровати и юрко запрыгнув на нее, Кен развернулся спиной к пепельноволосому, облокотившись на его спину.

Ладошки Аято вспотели, а биение сердца казалось замедленным донельзя. Он нервно сглотнул, ожидая дальнейших действий Кена. Но их не последовало и через минуту, и через три, и через пять… Наконец Судзуки, громко и неожиданно, но заговорил:

– А скоро звездопад обещали.

Аято, замявшись, буркнул в ответ:

– Скоро… Насколько это скоро?

– Месяц, в самом конце мая.

– Разве это скоро. Уже и позабыть успеешь ты о своем звездопаде.

– А вот и не забуду, о таком нельзя забыть! – резко подхватился в возмущение Кен.

– И что в этом такого. На небе каждую ночь звезды сверкают.

– И день.

– О чем ты?

– Звезды сверкают и днём. Просто они не видны из-за солнечного света.

– А ты умный видно? – усмехнулся Аято.

Кен внезапно притих и как-то напрягся, начиная неловко теребить рукой края белоснежной рубашки.

Всё еще не поворачивая головы, Аято продолжил размеренно говорить:

– А я и не знал об этом, хоть и старше тебя.

– Откуда знаешь, что старше? Мне уже пять с половиной, это целая ладошка, да еще и пол пальца.

– Мне уже шесть. Это ладонь, да еще и целый палец.

– Вот оно как… Значит, на этот раз я ошибся, – сделал вывод Кен и улыбнулся своей лучезарной улыбкой.

– Мелкий ты, а пытаешься взрослым казаться, – грустно усмехнулся Аято.

– Эй! – вновь возмущенно воскликнул Кен. – Ты старше меня всего на пол пальца, а говоришь так, словно на целую руку! – Кареглазый поджал губы и развернул Аято к себе лицом. – Вот хочешь, я тебе сегодня вечером покажу кое-что?

– Не хочу. И я же сказал, отстань от меня, – Аято скинул руки Кена с себя, слез с кровати и гордо расположился на полу.

– Вот же упрямый. Не хочешь – как хочешь. Один пойду… снова, – на последнем слове голос Кена заметно притих. Глаза мальчика, не моргая, смотрели сквозь плюшевого медведя, сидящего посередине комнаты.

– Позови кого-нибудь из своих друзей… Думаю, каждому будет интересно.

– А у меня нет друзей.

Аято медленно развернулся и удивлённо свел брови к переносице.

– Это как так?

– А вот так. Просто, – шмыгнул носом кареглазый, вновь начиная играться с подолом своей рубашки.

– У меня тоже их никогда не было, – как ни в чём ни бывало, ответил голубоглазый. – Я и не хочу.

Кен было собрался что-то ответить, но решил подождать пока Аято договорит.

– Мне и одному хорошо.

– Правда? – развернулся кареглазый.

– Наверное…

В комнате вновь воцарилась тишина. В голове обоих крутилось много мыслей, но ни один из них не решил нарушить молчание.

“Интересно, сколько я здесь пробуду…”

“Надолго ли он у нас”

“У такого общительного и нет друзей”

“Почему он так удивился этому”

“Видимо я всю жизнь буду одиноким, раз даже такой добряк ни с кем не поладил”

“Опять не получилось подружиться, все-таки он такой же, как и все”

***

Стрелка часов указывала на семь, за окном темнело, а в столовой уже включили свет, теплый оттенок которого создавал уютную атмосферу семейного вечера. За довольно-таки большим столом сидели семья Судзуки и Аято, грустно смотрящий в тарелку с сочным стейком. Светловолосый тихо постукивал пальцем по столу, когда его взгляд устремился на паренька, сидящего напротив него. Все та же белая рубашка, аккуратно причесанные волосы, ямочки на щеках… Кен быстро доел свою порцию, спрыгнул со стула и, поклонившись, поблагодарил за ужин. Мальчик краем глаза посматривал на гостя и широко вылупил глаза, когда увидел, что тот еще даже не принялся за еду, лишь высушил стакан с вишневым соком.

– Ты куда-то торопишься, Кен? – спросил сдержанным голосом отец. – Невежливо оставлять гостя одного.

 Аято посмотрел на строгого господина Соичиро, а затем на неловкое лицо Кена и аккуратно слез со стула, отделанного синим бархатом.

– Спасибо, я не голоден. Я тоже пойду, спасибо. – Аято, не дожидаясь Кена, незамедлительно скрылся в дверном проёме.

Выйдя в коридор, он обернулся и тут же вздрогнул от неожиданности. За ним стоял Кен и широко улыбался.

– Пошли, только быстро. – Кареглазый схватил Аято за руку и побежал ко входной двери.

Он прокрутил замок, надавив на металлическую ручку. Прохладный порыв ветра просочился в коридор, как только мальчик раскрыл дверь. Глубоко вдохнув всей грудью, Кен пошел во двор, волоча Аято за собой. Они остановились у качелей в саду, полном роз, фиалок и гвоздик. Кустарники в темноте создавали пугающие силуэты, но это не было тем, на что Кен считал должным обратить свое внимание. Кареглазый парнишка запрыгнул на садовые качели и похлопал рядом с собой. Аято немного потупился на месте, но все-таки не спеша, словно опасаясь чего-то, присел рядом с Кеном. Улыбчивый мальчишка потянулся к кустарнику роз и просунул маленькую ручку вглубь колючих ветвь. В этот момент Аято наиболее увлеченно наблюдал за действиями Кена. А когда кареглазый мальчик с шипением вытащил руку из кустарника, Аято заметил, что ладонь Кена держала какую-то плюшевую игрушку.

– Вот, теперь я могу достать тебя, друг, – прошептал ребёнок и развернулся к Аято, обнимая пушистого зайца обеими руками.

– Что он делал в кустах? Выкинул? – недоуменно пялился Аято на хозяина игрушки.

– Нет, спрятал перед ужином, думал, что ты порвешь его или заберешь, вот и засунул в куст, – проговорил Кен, поглаживая зайца по голове.

– А сейчас почему достал?

– Я тут посмотрел на тебя и решил, что ты не такой, – не спеша и вдумчиво сказал Кен. – Ты ведь не заберешь?

 Аято помотал головой и издал тихий смешок, смотря на плюшевую игрушку в руках кареглазого.

– Но почему ты так печёшься об этом зайце? – задал вопрос Такимура.

– Мне его бабушка подарила. Она добрая у меня, как фея-крёстная, а ещё бабуля говорит, что я юный Шерлок, потому что от меня ничего не скрыть. Но, правда, я с ней не очень часто вижусь.

– Почему? – вновь спрашивает Аято, на секунду заставляя Кена поверить, что ему действительно интересно слушать.

– Папа говорит, что она меня слишком балует и разговаривает как с каким-то ребёнком.

– А ты кто? Разве уже не ребёнок?

В ответ Кен недоумённо пожал плечами.

– Не знаю. Наверное, я родился взрослым.

– И как часто ты видишь бабушку?

– Обычно раз в два месяца, но мы уже не встречались целых четыре. Мама сказала, что бабушка уехала в далёкое путешествие.

– И когда же она вернётся?

Кен примолк на пару секунд, устремляя взгляд в одну точку под ногами.

– Наверное, не скоро.

– Понятно, – сказал Аято, опуская глаза на свои сбитые колени.

Между мальчишками создалось неловкое молчание, в котором так и витала тихая грусть. Но спустя пару секунд Кен отпрянул и посмотрел в лазурные глаза Аято.

– Ты любишь плюшевые игрушки? У тебя ведь есть тряпичный кролик? А он белый или коричневый, или белый с голубым?

– У меня их нет.

Кен опешил.

– Нет? Вообще?

– Получается… вообще. – Левая рука Аято опустилась на изголовье скамьи. Светловолосый мальчик посмотрел на ветви дерева груши, стоящего близ садовых качелей. Из-за темноты силуэт ствола был полностью чёрным. А подлетевшая цикада решила присесть на верхушку этого невысокого деревца. Аято шмыгнул носом. – У меня нет вещей. Ну, кроме… этого, – ребёнок кивнул головой, акцентируя взгляд Кена на своей черной одежде.

– Как же так, ты ведь у нас на целый месяц! – воскликнул Кен, озадачено вылупив свои карие глаза.

– Месяц? – резко оживился Аято, спрыгивая с качелей. Он отряхнул свои шорты и перевёл ожидающий ответа взгляд на младшего.

– Папа сказал месяц, я сам слышал, – уверенно ответил Кен, вспоминая сегодняшний подслушанный разговор на кухне.

– Сказал, значит. Понятно. Ну, месяц как месяц. – Внезапно Аято стал серьёзен и с каменным лицом устремил взгляд на игрушку в руках Кена.

Кареглазый заметил эту резкую перемену на лице гостя. Мальчик слез с качелей, становясь рядом с Аято. Он посмотрел на своего плюшевого кролика, а затем поднял голову к небу. Ребёнок вдохнул всей грудью, и его лицо озарила лучезарная улыбка. Он прикрыл глаза, не переставая улыбаться. Аято недоуменно посмотрел на такого странного Кена, а затем на небо… Миллионы и тысячи миллионов звезд покрывали темное полотно небес. Они сверкали и переливались различными красками… Кажется, вдалеке одна из бусинок движется вниз. Да. Точно. Она стремительно набирает скорость и падает.

– Когда падает звезда, то нужно загадать желание… И оно обязательно сбудется, – прошептал Кен.

– Глупости, это сказки всего лишь. Я не верю в такое, – резко ответил Аято, а затем засунул руки в карманы шорт. – На улице холодно. Я в дом пойду. Ты еще тут постоишь?

Кен несколько раз кивнул, а его рука крепко сжала игрушку. Голубоглазый брезгливо посмотрел на Кена и как можно скорее удалился домой. Судзуки проводил странного гостя обеспокоенным взглядом.

Войдя в дом, Такимура не спеша прошел мимо проема гостиной, в которой был включён телевизор со старой комедией-мюзиклом на экране. Он тихо поднялся по громоздкой лестнице на второй этаж. Его бледная детская рука надавила на деревянную ручку.

Аято быстро зашёл в комнату Кена, медленно соскальзывая спиной вниз по двери. Его голова с тяжестью опустилась на сбитые коленки, мальчик обхватил их обеими руками и просидел в таком положение минут пять. Его тело слегка подрагивало, а нос периодически пошмыгивал. Аято поднял голову с колен и посмотрел на окно, завешенное желтыми полупрозрачными шторами. Ребёнок поднялся с пола и приблизился к белому подоконнику, который оказался не слишком высоким и упирался ему в грудь. Аято посмотрел на вид из окна, но его взгляду открывалась лишь нежная сакура и бесконечное ночное небо.

Стоит признаться, мальчик надеялся, что ему удастся увидеть ещё одну падающую звезду. Кажется, ему она была сейчас необходима как глоток свежего воздуха. И вдруг, Аято испугался, что ему больше не выдастся возможности посмотреть на летящую вниз бусинку и загадать самое заветное желание. Не понятно почему, но ему захотелось поверить словам Кена. А может быть, Аято всегда в это верил. Ну же. Неужели сегодня больше не упадёт ни одна звезда. Мальчик привстал на носочки и, кажется, заметил, как что-то движется в небе.

“Это звезда?” – задумался Аято.

Но тут все его размышления прервал свет, внезапно ворвавшийся в комнату. Дверь открылась, и в спальню вбежал запыхавшийся Кен. Он подошёл к Аято и посмотрел тому в глаза.

– Знаешь, я тут подумал и решил, что ты можешь брать мои вещи. Всё, что захочешь. Только обращайся бережно и можешь пользоваться чем угодно, – Кен дружелюбно улыбнулся и потянул Аято свой мизинчик в знак обещания. Такимура напряжённо посмотрел в окно и быстро переплёл свой мизинец с пальцем Кена, тут же отстраняя руку. Голубоглазый вновь начал поглядывать в окно, надеясь на то, что Кен решит выйти из комнаты.

Однако этого не произошло, и вскоре в комнату зашла госпожа Судзуки. Она услужливо помогла мальчишкам переодеться в пижамы и подготовила ко сну, заправляя большую и широкую кровать Кена.

Спустя полчаса, как свет в комнате был потушен, Кен сладко посапывал, обнимая своими руками тёплое одеяло. А на другой стороне кровати Аято просто лежал, открыв глаза и смотря куда-то в потолок. Мальчик повернулся, чтобы проверить крепко ли уснул Кен и, убедившись в этом, медленно поднялся с постели. Шерстинки ковра немного щекотали стопы, а когда Аято подошёл к окну, то ногам стало заметно прохладнее. Светловолосый попытался запрыгнуть на подоконник, но у него не вышло, и он, поскользнувшись, громко упал на пол. Сердце в мгновение сжалось, и Аято всем нутром надеялся, что Кен не проснулся. Просидев на полу в одном положение и поняв, что кареглазый всё так же мирно спит, Аято аккуратно поднялся и осмотрел комнату. На глаза сразу попалась невысокая табуретка. Мальчик перенёс её к окну и уже удачно смог залезть на холодный пластиковый подоконник. Он смотрел в окно сонными глазами, веки слипались, а в груди странно ныло. Видимо сегодня так и не удастся загадать желание.

Но вдруг что-то сверкнуло вдалеке ночного неба. Аято встрепенулся и широко раскрыл глаза. Звезда! Падающая! Мальчик быстро зажмурился и начал что-то шептать. Тихо-тихо. Даже по губам невозможно было разобрать, что же проговаривал ребёнок.

После того, как он закончил, Аято с облегчением облокотился к окну. Стекло было холодным и обжигало щёку. Паренёк, посидев на подоконнике еще пару минут, аккуратно слез вниз. Уже в полудрёме он запрыгнул на кровать, укрываясь кусочком одеяла, ведь за это время Кен умудрился полностью перетянуть его на себя.

***

Дни пролетали быстро и стремительно, один за другим. На улице стало заметно теплее, а календарь показывал очередную дату. Двадцать восьмое мая. Кажется, именно сегодня ночью должен быть тот самый долгожданный Кеном звездопад. Он ведь не забыл. Кен всё ещё помнит. За эти недели, проведённые с Аято, парнишка уже привык к тому, что комнату нужно делить, а за семейным столом теперь сидят четыре человека. Кен на самом-то деле никогда не испытывал такие эмоции как в эти дни. Ведь Аято слушал его. Он правда слушал всё, о чём только ни болтал кареглазый. Правда отвечал редко и мало. Но Кен и к этому привык.

Сегодняшнее утро было таким солнечным, что лучи не дали кареглазому мальчугану поспать, заставив нелепо жмурить глаза. Мальчик потёр их руками и посмотрел на кровать. Рядом никого не оказалось. Вспомнив, что уже конец мая, и прошёл практически месяц, с момента, как Аято живёт у них, Кен встрепенулся и соскочил с постели. Он пулей подбежал к шкафу, в котором лежали вещи Аято. Кен так и не понял, почему его родители столько купили для этого паренька, но возражать не стал. Все равно тона одежды были тёмными и, как посчитал Кен, неинтересными. Судзуки искренне недоумевал, почему же Аято так нравятся эти скучные и тусклые цвета. Даже сейчас, когда кареглазый открыл шкаф, он вновь задумался над этим, безусловно, важным вопросом. Через минуту Кен отпрянул и вернулся к своей изначальной цели.

“Так. Все вещи на месте. Но где же Аято?”

Кен быстро переоделся и аккуратно сложил пижаму на край кровати. Мальчишка выбежал из комнаты, пробегая по коридору второго этажа. Он заглянул в открытую дверь ванной комнаты. Но там никого не оказалось. Кен спустился вниз. В гостиной кто-то сидел, поскольку оттуда раздавались взрослые голоса. Кен краем глаза заглянул в комнату и увидел своего отца, одетого в костюм и держащего в руках бокал со странной пузырчатой, как подметил Кен, водой. Рядом с папой стояли трое мужчин.

“С работы”, – понял мальчик.

В их доме нередки были гости. Важные, как говорила мама, люди, папины коллеги. К слову говоря, Кен ничего важного в их встречах не видел. Его отец – полицейский, а всё, что он делает на этих собраниях – это много разговаривает и пьёт пузырчатую воду с разными знакомыми. Ну разве это должны делать в полиции? Неужели в этом и заключается их работа? А как же подвиги, спасательные операции, разговоры по рациям в конце концов!

Размышляя об этом, Кен состроил недовольную рожицу и уже было хотел уйти, чтобы продолжить поиски Аято, но вдруг чей-то голос крикнул ему в спину:

– Это твой сын? Так подрос. А кто тогда сидит на кухне? – один из папиных коллег высушил свой бокал и обернулся к отцу.

– Кен, подойди сюда и поздоровайся с уважаемыми гостями: старшим офицером Такахаси, офицером Кобаяси и нашим жалуемым сержантом Ямагути. – А вот и господин Судзуки обратил внимание на сына.

Кен вошел в гостиную и поклонился коллегам отца. Он натянуто улыбался, а в голове в этот момент крутились различные мысли.

“Он сказал на кухне? Вот где Аято. Постойте-ка, неужто папин коллега перепутал меня с ним? А видел меня он недавно совсем. Даже не запомнил…” – Кен посмотрел на отца и когда дождался одобрительного кивка, вышел из гостиной, сразу же направляясь на кухню.

А вот и Такимура. Сидит, как ни в чём не бывало, и ест сэндвич. Кен запрыгнул на стул рядом с голубоглазым и тоже взял себе завтрак.

– Я тебя везде обыскался. Думал, ну всё, уехал, – пережёвывая бутерброд, проговорил кареглазый мальчуган.

– Ох, месяц прошёл же. Точно. А я сегодня уезжаю? – Аято посмотрел на свой сэндвич и положил его обратно в тарелку. Есть, почему-то, перехотелось.

– Не знаю. Вроде сегодня. – Кен тоже умолк и перестал жевать. – Наверное, ты сейчас вещи пойдёшь собирать, – проговорил кареглазый куда-то в пол. – Тебе помощь нужна? – Не дожидаясь ответа, Кен спрыгнул со стула и широко улыбнулся, глядя на Аято.

– Я сам, – отрезал голубоглазый и тоже слез с высокого стула.

Шум в коридоре стал громче, а голоса взрослых слышались более отчетливо:

– Молодец, Соичиро, молодец. На такой поступок способен решится только уверенный в себе человек, – высказывал своё восхищение старший офицер.

– А уверенность это что? Правильно. Путь к успеху на работе. Так ведь, сержант Ямагути? – подметил Кобаяси.

– Я всегда видел, в вас, Соичиро, надежного и сильного духом офицера. Негоже оставить такого человека без внимания, – подытожил Ямагути их рассуждения, после чего сержант громко и утробно захохотал.

Таким противно-неестественным показался Кену этот смех, что мальчик невольно съежился. Ну разве так искренне смеются? Парнишка перевел взгляд на Аято, на лице которого отражалась еще более кривая гримаса. Пепельноволосый мальчик совсем тихо, почти шепотом, произнёс:

– Ненавижу полицейских.

Словно по щелчку, Кен насупился и крикнул:

– Эй, мой отец полицейский! И я когда вырасту тоже стану как мой папа.

– Нашёл, чем хвастать, – хмыкнул Аято, удивляясь такой бурной реакции Кена.

– А вот в самом деле нашёл. Папа говорит, что полиция вершит правосудие! – мальчик поднял правую руку указательным пальцем вверх и гордо вздернул голову. Аято почему-то в этот момент увидел в Кене больше нелепости, нежели грозности. – Я буду искать преступников. Ловить их и пиу-пиу-пиу… – Кен сложил ладошками пистолет, изображая стрельбу.

Внезапно, Судзуки почувствовал резкую боль в плече. Аято, словно с цепи сорвавшись, ударил Кена со всей своей силой. Он злостно посмотрел на кареглазого, а тот, не сумевший удержать равновесия, приземлился на пол. Кен сидел на кафеле, потирая место ушиба, он поднял большие глаза на Аято, и светловолосый увидел, как эти огромные глаза блеснули. В этот момент, Аято, словно пришел в себя, а в его груди что-то больно кольнуло. Голубоглазый было хотел подать руку Кену, уже протягивая ладонь, но на полпути все-таки передумал делать это, быстро убирая руку за спину.

Услышав шум, в кухню прибежал отец Кена. Господин Соичиро хмуро обвел взглядом ребят. Он выпрямился и ровным холодным голосом попросил Аято выйти из кухни. Такимура не стал перечить и пошел к выходу. Перед тем как выйти, мальчик обернулся на Кена, видя, как тот боязливо обнял колени. Аято вышел за дверь, но закрывать ее не стал. Он посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж, но решил остаться на месте и немного выглянул в дверной проем. Аято не мог понять, что за чувство заставило его подсмотреть за разговором Кена с отцом… То ли это было обыкновенным любопытством, то ли даже беспокойством. Аято предстала непонятная картина: господин Судзуки стоит над Кеном и укоризненным взглядом смотрит на своего сына. Кен же, поджав ноги к груди, не мог поднять головы на отца, но внимательно слушал всё то, что тот ему говорил:

– Мой сын не должен допускать подобные вещи. Ты меня разочаровываешь, Кен. Ведешь себя как слабак. Ты ведь знаешь, что из слабака выдастся никудышный полицейский, каким ты и будешь, если продолжишь так себя вести. В этот раз я не стану наказывать тебя, только потому, что ты усвоил мой прошлый урок и перестал плакать как слюнтяй, – в этот момент Аято заметил, как по щеке Кена скатилась слезинка, такая большая, но совсем одинокая. – Кен, учти, если это повторится, ты понесешь наказание. Напомни мне, как ты должен себя вести?

– Тихо, улыбчиво, должным образом, – как можно спокойнее сказал Кен, однако на последнем слове его голос предательски вздрогнул, а вторая слезинка скатилась по лицу.

Аято все это время стоял, словно каменный и смотрел на эту картину. Он не сразу понял, что господин Соичиро закончил и выходит из кухни. Когда же Аято спохватился, то быстро отпрянул и попытался удрать на второй этаж. Но сбежать ему не удалось.

Когда мальчик подбежал к порожкам лестницы, Аято был перехвачен сержантом Ямагути. Тучный мужчина схватил Аято за плечо и нагло развернул к себе.

– Ты теперь сын Судзуки, верно? И как тебе в новой семье? Соичиро хороший папка? Лучше прежнего будет, небось. – Полный мужчина криво улыбнулся, убирая ладони с плеч ребёнка.

В эту секунду мир внутри Аято словно перевернулся с ног на голову. Одновременно ему стало легче, ведь мальчик месяц мучал себя раздумьями, где же он теперь будет жить, но в то же время Аято стало неимоверно страшно, ведь человеку свойственно испытывать страх в моменты, когда решается дальнейшая жизнь. Ко всему прочему Аято почувствовал тоску по своему прошлому, которого он лишился навсегда, и какая-то неуверенность охватила его душу. Ведь мальчик остался совсем один посереди совершенно незнакомых ранее людей. И в одиночку ему придётся справлять со всеми трудностями, которые были полностью скрыты под неизвестностью. Аято поднял голову вверх и посмотрел на улыбающиеся лица мужчин, под их пристальным взглядом Аято сжался и обернулся налево, в сторону кухни. Там, в дверном проеме выпрямившись, словно по струнке, стоял гордо улыбающийся господин Соичиро. Рядом с ним светловолосый увидел ошарашенного Кена.

Кареглазый уставился на Аято и широко раскрыл рот. Внутри у Кена сердце колотилось как бешеное, а в голове было слишком много мыслей, чтобы разобрать хотя бы одну. Кен определённо точно чувствовал себя радостно. Только вот наряду с радостью, мальчик ощущал напряжение. А сможет ли он ужиться с Аято? Или этот голубоглазый станет очередным страхом Кена. Почему именно Аято? Почему у них? И что случилось у этого странного мальчишки? Слишком большое количество вопросов, чтобы Кен мог спокойно жить дальше, как ни в чём не бывало.

Мальчики просто продолжали стоять и смотреть друг на друга. Вокруг них вновь стали расходиться громкие взрослые голоса и притворный смех. Но эти двое словно и не слышали этого вовсе. Небесные глаза неотрывно и с какой-то тоской смотрели в кофейную гущу чужого взгляда. Аято стало неловко и паренёк, быстро развернувшись, убежал на второй этаж. А Кен, также не найдя в себе смелости пойти за Аято, выбежал на улицу, бог знает сколько просидев на садовых качелях.

До самого вечера ребята так и не обмолвились и парой слов. Да что там, по правде говоря, они и пересеклись всего-то два раза, за столом: во время обеда и ужина. Кен большую часть дня провёл во дворе. И не то чтобы ему не хотелось идти в дом из-за Аято. Просто кареглазый мальчуган пытался найти место, где он будет смотреть на сегодняшнее звёздное шоу. Но, конечно, мысли о звездопаде напрочь были перебиты размышлениями об Аято. Не каждый день ведь обретаешь брата. А может, Аято станет заменой Кена, может его отец решил найти более сильного и достойного сына. Такие мысли тоже присутствовали в голове Кена, и именно они по-особенному больно кололи в детской груди. Настолько больно, что никакая физическая боль не вызовет столько слёз, как одна казалось бы незначительная мысль может пролить из глаз целый океан.

Кен сидел посереди полянки, которая находилась неподалёку от дома. Редкие цветы пробивались сквозь невысокую траву, но в целом местечко было уютным и тихим. Кен вдумчиво смотрел на небо. В глазах всё еще блестели солёные капли, но сладостное предвкушение множества падающих звёзд, заставляли мальчика вдохнуть полной грудью и широко улыбнуться вечернему небу. Удивительно, но как непревзойдённо наши мечты справляются в борьбе с любой грустью, даже самой тяжёлой. Кен сидел в полнейшей тиши. Лишь сверчки не прекращали стрекотать в траве, а цикады неумолимо пели свои песни в деревьях. Полная луна в эту ночь могущественно заняла свое место на черном полотне. Кен неотрывно любовался ею. Он расслабленно прилёг на прохладную траву, закинув одну руку за голову. Мальчик переминал пальцами подол своей белой рубашки и рассуждал вслух, а может даже, разговаривал с небом:

– Вот же интересно получается, вроде как луна одна во всем свете, но каждый, смотря на неё, видит разное. Папа сказал, что она напоминает старинную золотую монету. Мама ответила, что луна похожа на пуговицу от ее пальто. Хотя я абсолютно точно могу сказать, что вижу молочную пенку в кружке, налитую по самый край.

– А как по мне это просто холодный кусок камня в небе. – Чей-то тихий голос прозвучал прямо за Кеном.

Мальчик дёрнулся от испуга и поднялся в травы, поворачивая голову назад. Там стоял Аято. Голубоглазый нерешительно переминался с ноги на ногу, то и дело, отводя взгляд куда-то в сторону. Кен грустно улыбнулся ему и похлопал ладошкой по траве рядом с собой. Аято вначале потупился на месте, но потом все-таки присел рядом.

Мальчишки просто сидели в окружении вечерней тишины и собственных мыслей. Аято подергивал правой рукой траву, изредка пересекаясь с кареглазым взглядами. Но спустя пять минут Кен, не выдержав такого напряженного лица у светловолосого, начал разговор:

– Ты теперь вроде как мой брат. – После этих слов Аято прекратил вырывать траву и стыдливо опустил взгляд вниз, словно извиняясь за случившееся. – Или ты просто новый сын моих родителей?

– Наверное, и то и то, – пожал плечами Аято.

– Ты не подумай, что я против, на самом деле я очень даже рад, что больше не буду один, – хмыкнул Кен, уже искренне улыбаясь и отводя взгляд вверх.

– А твой папа… всегда так строг с тобой? – прозвучал неожиданный для Кена вопрос.

– Не всегда. Когда я веду себя правильно, то он меня не ругает.

– Значит всегда, – грустным голосом подытожил Аято.

Кен не стал говорить что-либо. Да и что тут можно сказать? Как бы того не хотелось, невозможно оспорить человека, который прав. Кареглазый мальчишка долго мялся, чтобы тоже задать свой вопрос, который безумно мучал его, и в итоге, понабравшись духу, спросил:

– А какая была твоя семья? – Кен развернулся к Аято и заметил на лице того страх. Мальчик уже дал себе мысленную оплеуху за вопрос, но тут Аято заговорил.

– Мама, папа, старшая сестра. Обычная, – к последнему слову голос Аято совсем притих.

– Их ведь больше нет, да? – с некой осторожностью поинтересовался Кен.

– Да, – словно не своим, а каким-то чужим, более тяжёлым голосом ответил Аято.

Кен склонил голову вниз. Под его свисающей чёлкой не было видно поникших глаз. Внутри у Судзуки все скрутилось, когда он понял, что его догадки по поводу семьи Аято – правда. Кажется, Кен был бы счастлив, если бы Такимура никогда не появлялся в их доме. И вовсе не потому, что Кен невзлюбил голубоглазого, а наоборот. Кажется, он увидел в нем друга.

Мальчик подсел как можно ближе к Аято и заглянул тому в глаза. Судзуки вытянул свою руку и приложил ладонь к груди голубоглазого, прямо к месту, где находится сердце.

– Ты главное не забывай их и помни. Любить всегда можно, – совсем тихо сказал Кен.

А Аято смотрит на него недоверчиво, пустые глаза в сторону отводит и отвечает:

– Может, я не могу любить.

– Все могут, даже самый злой человек на свете что-то любит. Даже если это больно, человек не может не любить. Мне так бабушка говорила.

Аято промолчал. Ему нечего было ответить на слова Кена. Ведь мальчик всё правильно сказал. Но дело в том, что иногда нам причиняют такую боль, что перестаёт болеть вообще. И чувства не чувствуют больше. И способность любить куда-то девается.

Пока Аято мысленно рассуждал надо всем произошедшим, рядом зажужжал комар. Светловолосый поднял руку и было хотел прихлопнуть насекомое, но в ту же секунду на него, буквально, налетел Кен, зажимая комара меж своих ладошек.

Аято удивлённо уставился на кареглазого, когда тот аккуратно раскрыл свои ладони и слегка дунул на комара. Насекомое прогулялось по ладони Кена и улетело куда-то в сторону дерева.

– Всякая жизнь драгоценна, – укоризненно сказал кареглазый и развернулся к Аято, показывая свои забавные ямочки на щеках.

– Странный ты, – подметил Аято, все еще нескрывая своего недоумения.

Кен еще шире улыбнулся и поднял голову к небу.

– Начинается! Смотри! – Кен подпрыгнул на обе ноги и вскрикнул. Аято колыхнулся от испуга и тут же поднял голову вверх.

А там… тысячи. Нет. Миллионы. Тысячи и миллионы звёзд переливаются всеми красками. Вот, одна из бусинок полетела прямо вниз, быстро и стремительно она рассекала черное небо. За ней вторая, затем третья. И вот уже со всех сторон летит, мчится звездная артиллерия. Мальчишки смотрят как завороженные, взгляд оторвать не могут. В больших, карих глазах отражалась сырная катушка луны. Кен зажмурился, при этом съежился и начал что-то усердно нашептывать себе под нос. Он приоткрыл правый глаз и взглянул на Аято, который, кажется, настолько увлёкся звездопадом, что рядом с ним не шелохнулась ни одна травинка. Кареглазый мальчуган не удержался и захихикал, заставляя Аято оторваться от падающих бусин и обратить внимание на хохотавшего Кена. А Судзуки смеётся и взгляд на звездный дождь направляет. Мальчик-кареглазка с улыбкой в голосе сказал:

– Старый волшебник прошелся по небу и рассыпал все звезды из своего магического мешка.

Ну и может же такая нелепость прийти в голову – подумал Аято. А Кену неважно. Он мир по-свойски видит. И рисует всевозможные картины сам у себя в голове. Ему что ни попадись – всё прекрасно, особенно… Казалось, этот ребёнок мог излучать свет, даже если бы все вокруг было окутано тьмой. Смотря на такого беззаботного Кена, Аято почему-то сделалось радостно.

Провожая стремительно падающие звезды в дальнейшее путешествие, двое мальчишек, кажется, впервые чувствовали себя настолько спокойно и счастливо. Где-то в кронах деревьев свиристели цикады. Мир в этот поздний вечер приобрел неповторимые краски. Всё вокруг сверкало и сияло, переливаясь перламутровыми кристаллами. И если в этой вселенной в самом деле есть старик-волшебник, думал Кен, то он непременно проходил сегодня мило нашей планеты, раскидав из своего мешка миллионы звёзд.

***

В длинном коридоре школы был слышен топот бегущих ног. Кен спешил найти нужный кабинет, ведь сегодня первый день занятий, и мальчик пока плохо ориентировался в корпусе начальной школы.

Наступила пора, когда весенняя сакура зацвела по всему Токио, перекрашивая парки в нежно-розовый цвет. Кен еще вчера, на школьной линейке увидел всех своих одноклассников, что радовало кареглазого, мальчик был воодушевлен возможностью завести новых друзей, чего нельзя сказать об Аято. Голубоглазый не особо был и рад идти в школу, он никогда не являлся душой компании, а уж тем более не норовил найти друзей. Ему и Кена хватало. Но первый класс – важнейшая ступень в жизни каждого ребёнка, и пропускать её ни в коем случае не полагалось.

А вот Кен уже останавливается возле кабинета, где шумели ребята из его класса. На последней парте среднего ряда развалился Аято, пытаясь что-то нарисовать ручкой в тетради. Увидев Кена, Аято поднял голову и широко заулыбался. Его глаза заблестели, а ручка спокойно была отложена на парту, вскоре скатившись с неё на пол. Кареглазый мальчик аккуратно поправил свой черный пиджак и тихо вошел в класс. Учителя в нем не оказалось, а остальные ребята бегали по кабинету и кидались бумажными самолетиками. Судзуки не хотел сидеть за последней партой, а потому прошелся дальше и сел на ряду рядом с окном. Какой прекрасный вид открывался мальчику с этого места. Школьный стадион, на нем бегали старшеклассники и играли в футбол.

Наблюдение Кена прервал щелчок пальцев над ухом. Обернувшись, кареглазый увидел перед собой парнишку с черными, как смоль, волосами. Тот подсел к Судзуки и заговорил:

– Я Ютака, а как зовут тебя?

– Приятно познакомиться, я Кен, – вежливо ответил мальчик и широко заулыбался, протянув новому знакомому руку. Однако тот не обратил на это внимания, и Судзуки, неловко покраснев, спрятал ладонь под парту.

– Ты рядом с кем сидеть будешь? – задал вопрос Ютака.

Кареглазый сразу же обернулся на Аято, но затем посмотрел в окно и задумался. Ещё раз переведя взгляд на светловолосого, Кен заулыбался и сказал:

– С моим братом! Вон он, – указал мальчишка пальцем на Такимуру.

– Он твой брат? Вы даже не похожи, ты чего обманываешь? – грозно ответил одноклассник и нахмурил брови. Он посмотрел на Аято, из-за чего светловолосый поднял голову с парты. Такимура прошелся взглядом по Ютаке и, подозревая неладное, прислушался к их разговору.

– Но я не вру. Он мой брат, – в удивлении широко раскрыл глаза Кен.

– Раз брат, то почему он так странно выглядит. Как какой-то инострашка.

– Может он приёмный? – крикнул какой-то мальчишка, стоящий возле меловой доски.

От этих слов Аято напрягся и съёжился. Он почувствовал себя неуютно, словно весь класс сейчас уставился на него. Такимура как-то озлобился на Ютаку, хотелось закрыть рот тому мальчишке, но блондин просто остался сидеть на месте, то и дело осматриваясь по сторонам.

– Это как «приемный»? – спросила девочка с короткой стрижкой. Она и её подружки с интересом обернулись на Аято.

– Это значит, что его родители не любили и бросили, – уверенно ответил Ютака. Он с ухмылкой посмотрел в обеспокоенные глаза Кена и выдал. – Значит, это правда, что он приёмыш.

Все дети в кабинете суетливо заговорили и всполошились вокруг Аято с Ютакой. По классу пошли перешептывания и смешки. Аято не мог больше спокойно сидеть. Он встал и подошел ближе к Ютаке. Голубоглазый запрятал руки с карманы, насупился и сказал:

– Это не ваше дело.

– А может просто твоя мама променяла тебя на кого-то получше? – вперёд, перед самым лицом Аято, выдвинулся паренек, чьи брюки были измазаны в мелу.

По классу пошли оживлённые обсуждения.

– Подкидыш.

– Странный какой-то.

– Что он тут делает?

Сзади дети начали громко смеяться и показывать пальцем на Аято. Множество взглядов окружило парнишку. Эти лица и этот хохот давили на голубоглазого. Хотелось спрятаться и больше не возвращаться в этот кабинет. Но ещё больше хотелось проучить этих детей. И Аято вдруг подумал, что ему бы стало легче, если бы Ютака заплакал. Вдруг светловолосого кто-то пихнул сзади, так сильно и тяжело навалился, что мальчик упал на Ютаку. Тот сразу же откинул Аято от себя, с брезгливым тоном говоря:

– Не прикасайся ко мне, подкидыш. Маму свою обнимать будешь, ах, точно, у тебя же её…

Не успел мальчишка договорить, как Аято со всей дури врезал тому кулаком по скуле. Ютака схватился за щеку и накинулся на Аято, из его глаз хлынули слёзы, а руки сжались в кулаки. Ютака вцепился в блондинистые волосы и пытался подставить Аято подножку. Сзади голубоглазого пихнул еще один ребенок. Аято попытался отмахнуться, но в итоге на него накинулось сразу четверо мальчишек.

Кен все это время сидел как вкопанный. Испуг сковал тело, казалось, что если он дернется, то его ударит кто-нибудь из класса. Внутри Кена сердце колотилось как бешенное. Было страшно за себя и особенно за Аято. Кареглазый подумал, что это была его вина, и всё бы обошлось, если бы он не ответил Ютаке. Рука Кена крепко держалась за край парты, словно мальчика пытались оторвать от неё. Кен неотрывно следил за Аято и зажмурился, когда того ударили в лопатку.

Неожиданно в класс вошел учитель, Мицуя-сан. Это был статный, высокий мужчина, с круглыми очками на носу и кучей папок в руках. Ребята в одну секунду выпрямились и уставились на сенсея, прикрывая собой Аято, которого в безумной толкучке успели повалить на пол.

– Что за шум вы здесь устроили? – грозно нахмурился Мицуя-сан. – Школа не является местом для игр. – Сенсей оглядел кабинет, но, кроме десятка бумажных самолётиков на полу, на глаза ничего не попалось. Мицуя-сан укоризненно кашлянул, уже раздумывая о том, как долго ему придётся убирать беспорядок в классе после учёбы. – В следующий раз я буду вынужден наказать вас за баловство. А сейчас, ребята, идите за мной. Я проведу вас в спортивный зал на урок физкультуры, – договорив, Мицуя-сан вышел в коридор, ожидая там учеников.

В классе началась суматоха. Дети искали свои рюкзаки, спотыкались о портфели друг друга и выбегали за дверь, где стоял сенсей. Кен переводил взгляд то на Аято, то на одноклассников, то на Мицуя-сана, но в итоге встал из-за парты и присел на корточки рядом с голубоглазым. Кен прикоснулся к синяку на скуле Аято и обеспокоенно подал руку мальчишке. Такимура привстал, но всё ещё продолжал сидеть на полу, потирая сильный ушиб на руке.

Кен с болью в груди зажмурил глаза. Мальчик чувствовал огромную вину перед Аято и к тому же сильную жалость. Хотелось поддержать Такимуру, отвлечь от случившегося, успокоить и себя, и его. Кен крепко обнял светловолосого мальчишку и, улыбнувшись, посмотрел тому в лицо. Но глаза Аято глядели на Кена иначе. Взгляд был направлен с какой-то злобой и, возможно, обидой.

Тут, сзади ребят послышался нахальный голос Ютаки, обращённый к Кену:

– Так ты с нами? Или за подкидыша?

На его вопрос Кен промолчал. Отвечать не хотелось. Кен боялся Ютаку. Да и в груди итак всё ныло от вины перед Аято. Кареглазый лишь судорожно повертел головой.

– Все ясно, я думал ты нормальный, – сказал Ютака и убежал за дверь, крича одноклассникам, что теперь в их коллективе целых два изгоя.

А мальчишки так и продолжили сидеть на полу. Кен смотрел на Аято, а тот отстранённо глядел в пол. В класс заглянул Мицуя-сан и попросил ребят поторопиться. Как только он вышел за дверь, Аято заговорил.

– Ты не сделал ничего. А говорил, что друзья помогают, – сухо произнёс парнишка.

– Я…прости Аято, я испугался, – заикаясь, ответил Кен.

– Испугался… А чего ты ждал? Что меня все полюбят? … Ты этого ждал!? – не выдержал Аято и повысил голос, заставляя Кена вздрогнуть всем телом, но при этом крепко, не выпуская из цепкой хватки, держаться руками за кофту светловолосого.

– Я думал, мы с Ютакой подружимся. Но эти дети все так громко кричали. И смотрели на меня и тебя. Я думал, что если встану, они ударят меня.

– Если так и будешь бояться, то ударят быстрее. А я в твои защитники не назывался. Даже не надейся, что сможешь прятаться за моей спиной.

По правде говоря, в момент, когда Аято сказал эти слова, в груди у него больно кольнуло. Он видел мокрые глаза Кена и понимал, что тот места себе найти не может. Но и улыбаться такому другу после произошедшего совершенно не хотелось.

“Пусть лучше отстанет от меня сейчас, чем потом, когда найдёт себе новых, не проблемных друзей” – подумал Аято и поднялся с пола. Мальчик отряхнул свою одежду и направился к выходу из класса.

Внутри Кена всё сжалось в тот момент, когда Аято вырвал свою кофту из хватки кареглазого. Отпускать тёмную ткань не хотелось от слова совсем. Кену стало беспокойно. Он встал с пола и уставился в дверной проём. Нужно было идти на урок, но возвращаться к ребятам одному было страшно. Кен на ватных ногах направился к выходу. И единственная мысль в голове кареглазого крутилась в тот момент:

“Если папа узнает, то он будет в ярости. Я устроил драку в первый же день. Видимо из меня и впрямь никудышный полицейский”

***

До конца дня Кен с Аято поддерживали сухое общение. Не сказать, что создавалось напряжение, но и спокойствия в их переглядках не наблюдалось. В целом, вечер для Кена оказался многим спокойнее сегодняшнего утра, не считая долгих часов с репетиторами, которых господин Соичиро нашел для Кена. Отец серьёзно взялся за его образование. На что кареглазый парнишка лишь обессиленно пожал плечами. Только одно его удивляло. На троих репетиторов Кена, у Аято не наблюдалось ни одного. Впрочем, Аято вообще в сравнение с Кеном имел больше прав. Особенно если дело касалось личной свободы ребят. Размышляя над этим, Кен укладывался спать в их общей с Аято комнате. За год она претерпела много изменений, и теперь в ней стояли две односпальные кровати с темно-синим и бежевым постельным бельём. Кен укутался в тёплое пуховое одеяло, его глаза слипались, а мальчик, хлопая ресницами, постепенно погружался в сон.

Наутро в большом окне была открыта форточка. Она пропускала в комнату пение пташек, а ослепляющие солнечные лучи пробивались сквозь прозрачные шторы. Оранжево-розовый рассвет окрасил небо в соответствующие тона, которые разбавлялись редким пухом облаков. Кен, как уже вошло в постоянство, встал раньше Аято. Оказалось, что кареглазому парнишке достаточно всего пяти, а то и четырёх часов на сон. Папин знакомый врач сказал, что всё дело в каком-то гене, и это своего рода мутация. Пару месяцев назад Кен попросил Аято порыться в вещах его отца и найти справку, в которой написано об этом странном отклонение. Такимура ловко вытащил бумажку из портфеля господина Судзуки, и если Кен понял хотя бы половину из написанного, то Аято оставалось лишь слушать и делать вид, что он тоже заинтересован в чтении справки:

“Мутация гена DEC2 кодирует белок, который отвечает за выключение некоторых других генов, среди которых и ген, который участвует в работе суточных циркадных ритмов, определяющих нашу активность в течение дня.”

После пробуждения мальчишки наспех почистили зубы и надели школьную форму. Госпожа Судзуки поправила Кену пиджак и расчесала его волосы. Сам Кен, пока никто не видел, запихнул в свой рюкзак плюшевого кролика, того самого, подаренного бабушкой много лет назад. Кен знал, что в школе игрушкам не место, но с тряпичным другом ему было спокойнее, особенно, когда даже Аято отвернулся от него и заметно охладел.

После плотного завтрака ребята направились в школу по дороге через парк. Воздух по утрам на улице свежий, приятный, слегка холодящий кожу. Лепестки сакуры опадали во всю, что создавало впечатление, словно мальчики гуляют по розовому ковру. Но чем ближе они подходили к зданию школы, тем сильнее в них зарождался страх. Она казалась такой огромной и внушительной в тот момент. Несколько корпусов. Большая территория. А высокие колонны перед главным входом придают зданию важности. На расположившемся в школьном саду фонтане чирикали воробушки, то и дело скачущие с одного места на другое.

Внутри младшей школы было шумно. Отовсюду шли разговоры, смех и возгласы детей. Кен смотрел по сторонам, пытаясь найти своих сверстников, но в центральном холле стояли только более взрослые дети. Все ученики выглядели такими высокими и важными, что Кену сделалось неловко. И он невольно взял Аято за руку. Аято подумал над тем, чтобы вытащить руку из крепкой хватки, но делать этого почему-то не стал.

Заходя в свой класс, Кен напрягся и нервно сглотнул. Он сразу же начал бегать глазами по одноклассникам и искать Ютаку, уж очень не хотелось Кену садиться вблизи этого мальчишки. По правде говоря, Кену вообще не хотелось сидеть рядом с кем-либо, и очень жаль, что в классе не может быть всего два человека. Хотя, лучше один человек. На время, пока Аято всё ещё злобится. На ряду у окна было свободное место, и Кен присел именно туда. Достав учебник и необходимые принадлежности, Судзуки уставился на всё тот же стадион, который был виден за окном. Кен мог бы наблюдать за школьным двором вечность, но очень хотелось взглянуть на одноклассников, только вот ощущение страха становилось преградой для кареглазого. Понабравшись духу, Кен повернул голову и перевёл взгляд на мальчишку, сидящего недалеко от него, кареглазый заметил, что тот заинтересованно смотрел на кого-то. Проследив за этим пристальным взглядом, стало ясно, что смотрели на Аято. Причем уставилась не одна пара глаз, а чуть ли не половина класса! Они буквально прожигали Аято взглядами. Снова пошли смешки. Внезапно, Кену сзади кто-то отвесил нехилый подзатыльник. Кареглазый хотел было развернуться и узнать в чём проблема, но тут в класс вошел Мицуя-сан. Учитель поздоровался с детьми, начиная первый за сегодня урок.

На перемене Аято сидел на подоконнике и старался не контактировать с другими. Он смотрел на картину за стеклом, на фонтан, по которому все еще скакали воробьи, и на школьный сад, в котором росло множество деревьев. Но вдруг Аято услышал крики рядом с собой. Обернувшись, он увидел, как в коридор влетел Ютака с несколькими одноклассниками, они всполошились вокруг какого-то мальчишки и громко кричали. Ребята пинали в разные стороны этого, по всей видимости, хлипкого, ребенка, не давая тому вырваться из их захвата. Аято не мог понять, над кем они издеваются, разглядеть парнишку в этой толпе было трудно, его то и дело закрывали другие спины.

Но тут Ютака толкнул мальчика вперёд, а кто-то из его друзей подставил бедняге подножку. Мальчишка, крепко сжав что-то шерстяное в руках, повалился на пол. В эту секунду Аято прошибло током. Это был Кен!

Ютака схватил Судзуки за белоснежную рубашку и вырвал из его рук плюшевого кролика. Высоко подняв руку и не давая Кену подняться с пола, Ютака заулыбался. Вокруг количество зрителей заметно возросло. Кто-то смеялся, поддерживая Ютаку, кто-то равнодушно оглядывал эту выходу, кто-то был крайне возмущен и кричал, чтобы этот задира прекратил потасовку. Но останавливать Ютаку, конечно же, никто не стал.

– Заучка!

– Девчонка.

– Предатель.

– Трус!

– Плакса.

Ютака самодовольно улыбался и посмеивался, глядя на игрушечного кролика. Он подкидывал его в руке, тем самым провоцируя Кена.

– У меня трёхлетняя сестра в такие играет. Может сделать ей подарочек, в виде потрёпанного зайца? – язвительно усмехнулся Ютака, придавливая Кена ногой к полу.

– Отдай его! Это всё, что у меня осталось от бабушки, – крикнул Кен, пока слезы по его щекам скатывались одна за другой.

– Хочешь получить его? Тогда скажи всем нам громко, что ты плаксивая девчонка, – сказал Ютака, гордясь пришедшей ему в голову идеей. – Скажешь, и тогда я, может, отдам твою ушастую тряпку.


Со всех сторон снова зашумели, а Кен опустил голову вниз и совсем тихо, еле слышно начал шептать.

– Я плаксивая…

– Громче говори! Чтобы все слышали, – перебил его Ютака, заставляя Кена повысить голос и прокричать.

– Я! Плаксивая! Де…

Аято больше не мог сидеть. Его терпению пришел крах, а внутри всё разрывало от злобы к Ютаке, от безразличия детей вокруг, но, больше всего, от безвольности Кена.

Мальчик спрыгнул с подоконника и прорвался в толпу, буквально, расталкивая детей вокруг. Он замахнулся и врезал Ютаке по лицу. Аято схватил его за шиворот, оттаскивая от Кена. Плюшевый заяц упал на пол и был отбит ногой Ютаки подальше, за что парень получил очередной удар от Аято. Половина зрителей в этот момент на удивление быстро испарилась. Ютака попытался дать сдачи Такимуре, но тот ловко увильнул от удара и пихнул Ютаку к стене. Злобно скалясь, темноволосый мальчишка вырвался из хватки блондина и рванул в сторону класса, по дороге со всей силой пнув плюшевого кролика Кена ногой.

Проводив задиру прожигающим взглядом, Аято сразу же поднял кареглазого, придерживая того за плечи. У Кена кровоточила губа, а в уголках глаз собрались блестящие капли. Столько же эмоций было в этих глазах. И страх, и боль, и стыд, и благодарность. Ноги Кена все ещё тряслись, а одна слезинка снова скатилась по мокрой щеке. Видя такого жалкого Судзуки младшего, Аято до боли сжал его ладонь и стремительно повел по направлению к туалетным кабинкам. Запихивая избитую тушку за пластиковую дверь мужского туалета, Аято прижал Кена к стене, а сам оторвался от него, раздражённо запихивая руки в карманы.

– Почему ты позволяешь им так обращаться с тобой? – резким и возмущённым голосом выдал Аято.

 Кен стыдливо опустил голову, а его щеки заметно покраснели. Мальчик ответил тихо, еле слышно, всё ещё не поднимая глаз:

– Я не умею драться, – произнёс кареглазый, как самую постыдную вещь в мире.

– Думаешь, я умею? У нас нет времени на то, чтобы учиться драться, нужно просто бить, бить и побеждать! – шокировано крикнул Аято.

 Кен пожал плечами и зажмурил глаза, краснее ещё сильнее.

– Но я не хочу, – дрожащим голосом ответил кареглазый.

– А придётся. Сам видишь, меня здесь не любят. А ты, дурак, дружбу со мной завязал. Говорил же, лучше бы ты отстал от меня. Проблем бы лишних не нажил, – укоризненно проговорил Аято, раздражённо ходя из стороны в сторону.

– Драки – это всегда больно. А я не хочу причинять другим людям боль! – Кен повысил голос. Стало страшно от того, что Аято вновь завёл разговор о прекращение дружбы. Было обидно и уж очень злостно. Кену впервые захотелось накричать на блондина.

– А я не хочу видеть, как причиняют боль тебе. Ненавижу слабость. Почему ты продолжаешь трусить, Кен?

– Я просто не люблю ругаться. Я и не умею. Мама с папой всегда говорят, чтобы я был добрым и вежливым.

– И ты ни разу их не ослушался? Как по мне, ты просто трусишь.

– Ни разу, я не хочу, иначе меня отругают. И, Аято, хватит, я ничего не боюсь, – отчеканил Кен. А сам глаза в сторону отводит, ему страшно даже взгляд на Аято поднять.

Светловолосый мальчишка печально вздохнул. Он сжал руки в кулаки, глядя на Кена уже погрустневшими глазами, и медленно подошёл к кареглазому, проводя рукой по плечу друга. Аято устал. Устал что-либо говорить, кричать, спорить. Кажется, злость в его душе успела смениться смирением.

“Кен в порядке. И Ютака больше его не тронет” – решил для себя блондин.

Раздался громкий звонок, зовущий ребят в класс. Аято взял Кена за руку, чтобы пойти в кабинет, но кареглазый остановил того, напряжённо сжимая бледную ладонь друга, и сказал беспокойно и торопливо:

– Только ни слов папе о том, что я сделал. Пожалуйста… – Кен посмотрел на Аято своими запуганными глазами, выжидая ответа.

Внутри светловолосый хохотнул от таких нелепых слов, словно Кен действительно был в чём-то виноват, но видя искреннее волнение кареглазого, не посмел издать и смешка.

– Не скажу, – заверил друга Аято.

На душе у Кена стало спокойнее после этих слов. Теперь можно идти. Теперь уже не так страшно. Он не один. Да. Кен определённо не был один.

Мальчишки выходят в коридор, и Аято тихо прикрывает за собой дверь. Ребята переглядываются, обмениваясь улыбками, но больше ничего не говорят друг другу. Они идут по длинному коридору в полной тишине. Приближаясь к классу, Кен заподозрил что-то неладное. Одноклассников не было слышно, видимо, те уже успели разойтись по домам. Но чем ближе мальчишки подходили к кабинету, тем громче был слышен голос Мицуя-сана. И учитель определенно серьёзно разговаривал с кем-то. Кен встал за дверь и преградил Аято путь вперёд. Блондин непонимающе посмотрел на Судзуки, но ослушиваться не стал. Кен немного высунул голову в дверной проём, пытаясь подглядеть за тем, что происходит в кабинете. Аято заинтересованно наблюдал за действиями кареглазого мальчугана. Внезапно, Кен быстро спрятался за дверь, прислоняясь к стене. Он развернулся к Аято и полушёпотом сказал:

– Там папа!

– Да ладно, врёшь! – испугался Аято.

Кажется, в этот момент мальчишки подумали об одном и том же, а потому в одно мгновение произнесли:

– Неужели нажаловались!

На душе стало беспокойно. Кен всем сердцем надеялся, что Мицуя-сан не рассказал его отцу о случившейся драке сегодня. Аято размышлял о том же. И оба мальчика знали наверняка: если нажаловались, то Кена ждёт нехилая взбучка.

Пока ребята в растерянности прилипли к стене, дверь внезапно начала закрываться, а из кабинета вышел господин Судзуки, как всегда в строгом костюме и с не менее серьёзным лицом. Отец увидел перепуганных Кена с Аято и устремил на мальчишек суровый взгляд.

– Где вы гуляли? Я пришёл в школу, чтобы узнать о твоей успеваемости, Кен. Я потратил двадцать минут своего времени на общение с Мицуя-саном, а мой сын в это время расхаживал по коридорам, выставляя меня безответственным родителем, – упрекал отец Кена своим холодным, железобетонным голосом.

– Но, папа, я…, – уже хотел возразить мальчик, однако не успел договорить.

Господин Судзуки схватил его и Аято за плечи, толкая в дверной проём классной комнаты.

– Поговорим об этом дома, у меня нет времени выслушивать твои оправдания, берите вещи и я отвезу вас, – отчеканил отец, ожидая сыновей в коридоре.

Кен с Аято как можно медленнее складывали учебники в рюкзаки. Выходить из кабинета совершенно не хотелось. Но когда ребята всё же вышли в коридор, то увидели, что господин Судзуки стоит у окна и разговаривает с кем-то по телефону уж очень озабоченным голосом. Кен попытался окликнуть отца, но тот не услышал его и продолжил что-то нескончаемо тараторить. Кареглазый тяжело вздохнул и повернул голову в конец коридора. Зрачки его глаз вмиг расширились.

Внезапно, мальчишка рванул с места и побежал в ту сторону со всех ног. Аято опешил, а господин Судзуки наконец-таки обратил внимание на сына и прекратил телефонный разговор. Такимура побежал за Кеном и увидел, как тот упал на колени, крепко обняв что-то. Подойдя к Судзуки с другой стороны, Аято увидел плюшевого кролика в руках кареглазого. Ютака сильно потрепал игрушку. Одна из лапок держалась на тоненьких ниточках, а из живота нещадно торчал пух. Кен крепко сжал кролика в руках, прошептав:

– Я починю его, бабушка.

Взгляд Кена был наполнен жалости. Казалось бы, насколько сильную жалость можно испытывать к мягкой игрушке? Задай этот вопрос Кену, и мальчик не раздумывая ответит. Сильнейшую.

– Судзуки Кен!

Аято поднял голову на крик. Отец быстрым шагом приближался к ребятам, по дороге оглядываясь по сторонам на наличие посторонних людей. Господин Судзуки подошёл к Кену и схватил его за плечо, грубо разворачивая сына к себе лицом. Щеки мальчика были мокрыми от недавних слёз, а потому Кен потянул рукав к лицу, пытаясь их утереть. Плюшевый кролик вмиг был выхвачен из его руки. Лапка зайца окончательно оторвалась, а отец, пихая игрушку в большой карман, направил на мальчика злостный взгляд.

– Кен, будь достойным сыном. Ты не должен вести себя так.

– Ты мне его починишь? – в надежде спросил мальчишка, поднимая оторванную лапку с пола.

– Ты уже взрослый для этого, – холодным голосом ответил господин Судзуки.

– Но это же бабушка подарила!

– Забудь, – сказал отец, продолжая давить на плечо Кена.

Мальчик затих. Он пристыжённо опустил голову вниз, крепко зажмурив свои глаза.

– Прости, пап, я больше не буду создавать проблемы, – извинился перед отцом Кен, а затем медленно, немного пошатываясь, поднялся с пола.

Мальчик неспешным шагом направился за родителем, а Аято остался на месте, смотря им в след. Блондин взглянул под ноги, на оторванную кроличью лапку. Аято поднял её с пола и крепко сжал в своей ладони. Какой-то голос внутри него хотел вновь осудить Кена за его покорность. Но разве была ли эта его вина? Да, мальчику не повезло родиться в семье строгого воспитания. Он, как и его отец, всё время пытался быть идеальным, во избежание критики со стороны других людей. В их семье не принято жить иначе, лишь безупречно и больше никак. Кена с рождения обязали быть идеальным сыном. А идеальные не плачут, не обижаются, ведут себя вежливо и услужливо, при этом ничего не прося и не требуя в замен.

Кен идеальным не был. Аято это давно понял. Просто Кен добрый. А потому и решил страдать сам, нежели огорчать других. Кен не идеальный. Он просто родился с обречённым характером.

На секунду Аято даже обрадовался, благодаря Бога за свой скверный нрав. Но спустя пару минут он опомнился и побежал с места, догоняя господина Судзуки и Кена.

Кроличья лапка всё ещё торчала из кармана чёрных брюк блондина.

Вечером, после очередного нравоучительного разговора с отцом, Кен сидел за столом в комнате, усердно занимаясь уроками. Материал в учебнике был скомкан и изложен чересчур сложными словами. Но Кен перечитывал правила в сотый раз, пытаясь как можно лучше выучить их. Ведь, кажется, Кен не мог знать что-либо на средний балл. У него попросту не было права выбора. Знать всё и даже больше – вот его цель, поставленная отцом на ближайшие лет двадцать.

Глаза Кена потихоньку слипались, а сам мальчик уже клевал носом учебник. Внезапно, дверь в комнату медленно приоткрылась, и в спальню зашел Аято, быстро заводя свои руки за спину. Блондин поднял неловкий взгляд на Кена и подошел к письменному столу мальчика.

– Как ты? – кротко спросил Аято.

– Всё хорошо, спасибо. А что на счёт тебя? – не раздумывая ни секунды, ответил Кен, натягивая на своё лицо широкую улыбку.

Это была та самая фальшивая улыбка, которую он научился показывать для того, чтобы люди поверили, что он счастлив. Аято быстро прознал этот приём, а потому в такие моменты никогда не смотрел на губы Кена, как бы широко они не были растянуты. Аято смотрел в глаза. А те не врали. Как и сейчас. Уже покрасневшие, уставшие, потерянные и совершенно разбитые.

Аято тяжело вздохнул.

– Я просто знаю, каково это, когда теряешь последнее. Поэтому, вот.

Аято протянул бледную руку вперёд и положил на стол плюшевого кролика. Его левая лапка оказалась на месте, хоть и была безобразно пришита. Синие нитки торчали из стороны в сторону. Казалось, что их легко можно вытащить, но всё это было неважно. Ведь внутри у Кена спёрло дыхание. Мальчик округлил карие глаза и взял кролика в руки. Он трепетно посмотрел на игрушку и неторопливо начал осматривать синие нити, торчащие из живота и плеча кролика.

– Там пуха не было, я не нашел в доме и, в общем, порезал свою футболку, засунув кусочки в игрушку. Ниток коричневых тоже не нашёл. Поэтому взял синие. Они хоть и хлипкие, но держатся. Я проверял, – тихим голосом сказал Аято, смотря то на игрушку, то на Кена.

Судзуки улыбнулся, всмотревшись в мордочку кролика, а затем аккуратно посадил его на свой учебник. Мальчик спрыгнул со стула, тут же накидываясь на Аято с объятьями. Кен крепко зажал блондина в руках, продолжая широко, но уже искренне улыбаться. А Аято застыл, как вкопанный. В ответ не обнял и даже как-то напрягся всем телом. Такимуре пришлось простоять так ещё целую минуту, прежде чем Кен ослабил хватку. А после, в одно мгновение, Аято рванул из комнаты, неразборчиво буркнув кареглазому:

– Мне надо в ванную.

В тот день Аято осознал, что Кен всё-таки был одинок. И, возможно, гораздо более одинок, чем он сам. Такимура потерял всех, когда ему исполнилось шесть, но и за эти недолгие годы мальчишка успел познать сущность родительской любви. Что касается Кена, то он уже родился одиноким, сам за себя, против целого мира. И, не имея даже малейшего понятия о бескорыстной поддержке, вмиг решил, что синие нити связали нечто большее, нежели мягкий плюш.


***

“Белые и чёрные клавиши играли под властью нежных женских рук. Тонкие пальцы творили пленительную музыку, словно сама мелодия грациозно кружилась в танце. Благозвучность фортепиано придавала волшебные ноты в тихую домашнюю обстановку. Никто из домочадцев не нарушил мелодичную ауру, ведь чтобы звук ворвался в душу, он должен быть окутан молчанием.

В просторной гостиной за инструментом сидела белокурая девушка. Рядом с ней на ковре около камина расположился её ребёнок, точная копия матери. Малыш увлечённо наблюдал за действиями женщины и сам не замечал, как проваливался в сон…”

Аято проснулся от громкого школьного звонка. Он поднял голову с парты и встретился глазами с одноклассницей, которая сидела перед ним и, видимо подглядывала за спящим блондином. Девочка ойкнула и неловко развернулась назад. После чего потянулась к подруге и начала что-то усердно нашептывать той на ухо, периодически хихикая и направляя указательный палец в сторону Аято.

Хмурый мальчуган встал из-за парты и подошёл к Кену. Тот уже сложил свои учебники и как всегда лучезарно улыбнулся Аято. Почему-то сейчас от этой приторности у голубоглазого сводило челюсть.

Ребята шли по коридорам просторной школы. Уроки на сегодня закончились, однако мальчики домой не спешили. Кена там ожидал очередной репетитор, и ребёнок захотел отдохнуть перед продолжением тяжёлой работы. Мальчишки проходили мимо множества кабинетов, но одна из дверей была слегка приоткрыта. Музыкальный класс. Кен просунул голову в дверной проём и, убедившись, что кабинет пуст, зашел внутрь, зовя за собой Аято. Тот потрушивался на месте, но зайдя, замер как вкопанный. Его взгляд пал на фортепиано, находившееся в углу класса. Тысячу мыслей и воспоминаний прокрутилось в белокурой голове. И Аято вдруг вспомнил свой сегодняшний сон, когда он уснул во время урока. Голубоглазый мальчик подошёл к инструменту, опуская руку на клавиши и начиная обводить их контуры детскими пальцами.

Из состояния некого гипноза его вывел звонкий возглас прямо над ухом. Кен уже минуту пытался достучаться до Аято, но тот словно и не слышал, задумавшись над чем-то своим.

– Ты чего такой? – недоуменно поинтересовался кареглазый, облокотившись на фортепиано и лукаво посмотрев на инструмент. – Нравится?

– А ты и впрямь как Шерлок – неловко усмехнулся светловолосый.

В ответ Кен широко улыбнулся и, подняв на старшего серьёзный взгляд, спросил:

– Почему бы тебе не пойти на уроки музыки?

– Не выйдет, я не хочу, да и не смогу, – в эту минуту Аято искренне надеялся, что Кен не полезет к нему с расспросами.

– А я говорю, что получится. И ты этого точно хочешь.

“Какой же он всё-таки приставала” – закатил голубые глаза мальчишка.

Аято скрестил руки на груди и ответил:

– Просто пошли отсюда, – светловолосый резко развернулся, и его плечи опечалено опустились. Глаза стали бегать из стороны в сторону, а руки сжались в кулаки. Почему-то в этот момент хотелось заплакать. Кен ещё раз посмотрел на фортепиано, а затем на Аято.

Внезапно, в класс вошла молодая девушка. Её тёмные волосы были распущены, а губы отдавали розовым блеском. Она наклонилась к ребятам, приветливо улыбаясь, и удивлённо спросила:

– Пришли учиться музыке?

Аято было хотел извиниться и выбежать из кабинета, но Кен оказался быстрее и тут же ответил:

– Понимаете, дело в том, что мой друг очень хочет научиться играть на пианино, – Кен приблизил лицо к учителю и прошептал с озорной улыбкой. – Но дело в том, что он жутко стесняется.

Уши Аято покраснели, а сам мальчик перебил Кена.

– Рояль. Это рояль.

Молодая учительница присела на один уровень глаз с Аято и протянула мальчугану свою руку.

– Ну, давай знакомиться, друг.

В этот момент внутри Аято что-то переменилось. Он посмотрел на учительницу, а затем обернулся к Кену. Тот подмигнул парнишке и широко улыбнулся. От этого на лице Аято тоже появилась улыбка. Такая мимолётная, но достаточно искренняя, чтобы не успеть скрыться от Кеновых глаз. А Аято, кажется, почувствовал себя счастливым. Играть на фортепиано, как и его мать, было мечтой мальчишки чуть ли не с самого рождения. И Кен уже не казался голубоглазому таким надоедой. Каким бы прилипчивым он ни был, абсолютно непонятным для Аято образом, Кену удалось исполнить мечту блондина. Пусть тот и не просил. А просьбы, по всей видимости, ни к чему. Думая об этом, Аято не заметил, как они с Кеном стояли, улыбаясь друг другу совсем по-детски, как и полагалось ребятам. И плакать больше не хотелось. И спокойнее стало обоим.

***

С того момента жизнь мальчишек поделилась сразу на три. В одной нескончаемые издевательства, насмешки и боль, причиненная одноклассниками. Во второй страх и усталость, которые брали вверх дома. Кен боялся, что отец узнает о травле и сочтёт его слабаком, потому и натягивал улыбку даже тогда, когда боль разрывала всё на кусочки. А ночью кареглазый давал волю слезам и трясся от невозможности что-либо исправить. Ребёнок обращался ко всевозможным силам, каждую ночь он смотрел в потолок и молил о спокойном завтрашнем дне, плакал и неустанно молил.

Что касается Аято, то тот тоже был охвачен страхом. Страхом за Кена. Он не мог уснуть каждую ночь, часами слушая всхлипы на соседней кровати. Аято понимал, что всё не так уж и плохо. Всем задирам из школы достаточно было дать сдачи, и те вмиг замолкали. Но Кен был другой. Аято это понимал, и от осознания этого становилось еще больнее. Кен…не заслужил. Кареглазый был и остался самым улыбчивым и добрым человек, коих встречал Аято. И не Кену нужно проливать слёзы по ночам. Не ему вставать по утрам с головной болью и синяками под глазами. Господи, кому угодно, но только не ему. Злость разрывала Аято. Казалось бы, как мало ненависти может вместиться в ребёнка. Что ж, в Аято вместилось много. Наравне с грустью, зол он был также часто. Лишь в некоторые моменты, те самые моменты, в которые мы забываем обо всех обидах, Аято чувствовал радость. Он чувствовал её, дурачась с кареглазым, слушая бесконечные сказки, которые читал Кен по вечерам. Но самой большой отдушиной для светловолосого была музыка. Это и являлось их третьей жизнью. Той самой, в которой мальчишки могли расслабиться и искренне улыбнуться. Аято садился за фортепиано, а кареглазый уже предвкушающе наблюдал за действиями друга. Вокруг было тихо и спокойно, а затем, мелодия нарушала покой, заполняя комнату особой магией нот. Кен был счастлив, смотря как умело Аято справляется с инструментом. А Аято был рад играть хоть ежеминутно, лишь бы Кен так всегда улыбался.

В таком безумном ритме и проходил день за днём. Боль утром. Утешение днём. Страх вечером. И слёзы ночью. Несколько лет пролетели мгновенно, но изменения в ребятах были довольно заметны. Аято стал более рассудительным и серьезным. Многие в школе побаивались его, но врагов совсем не поубавилось. Кен в свою очередь остался таким же. Добрый, наивный и, как частенько говорил Аято, настоящий ребёнок. Пусть кареглазому уже и исполнилось одиннадцать. Но разве возраст мог что-то значить?

Кен сидел за столом, ковыряясь палочками в курином удоне. Голова была забита ненужными мыслями. А чужие слова то и дело крутились в сознание, заглушая какие-либо другие голоса.

“Свинья”, “Ешь так много”, “Ты серьёзно считаешь себя красивым?”, “Слишком большие глаза”, “Щекастый”, “Конечно уродец, он же ботаник”, “Тебя никто не полюбит, ты не достоин”, “Не смотри на меня, напрягаешь”, “Просто дай списать, мне не интересно общаться с тобой”

И снова одно и то же, снова и снова сопровождаясь косыми взглядами. А затем смех. Громкий. Издевательский. После каждого колкого высказывания. Оглушающий смех.

Палочки с деревянным стуком упали на стол. Кен резко слез со стула, так и не приступив к обеду. Сегодня воскресенье, кажется, а мальчик ничего не ел с самого утра пятницы, не считая нескольких чашек чая, если они считаются, конечно. Живот Кена предательски заурчал, парнишка обвил свою талию руками и крепко сжал её, скрючиваясь всем телом. Урчание от этого не прекратилось. Аято в это время сидел по другую сторону обеденного стола. Светловолосый протянул голову вперёд, заглядывая в тарелку Кена. Она была полна еды. Это разозлило Аято. Безумно разозлило. Тот подскочил к дверному проёму, расставляя руки в стороны, тем самым преграждая Кену путь из кухни. Кареглазый поднял голову и натянул слабую улыбку. Он распрямился и неловко попытался проскочить через Аято.

– А ну стой. Сейчас же вернись обратно и доешь свой удон, – направил грозный взгляд блондин.

– Я не могу доесть, – попытался отбиться Кен.

– Конечно, не можешь. Чтобы доесть что-либо, надо для начала приступить к этому чему-либо. А ты просто глазами обвел еду, – Аято сжал запястья Кена, толкая его назад. Но мальчишка резко отпихнул блондина от себя и вырвался их крепкой хватки.

– Нет! – воскликнул Кен и стремительно убежал на второй этаж.

Входя в свою комнату, мальчишка громко хлопнул дверью. Кен подошел к большому зеркалу на дверце шкафа и вгляделся в своё лицо. Он потрогал свои щёки и опустил глаза вниз. Мальчик перебирал пальцами подол своей рубашки, а затем задрал её вверх. Кен смотрел на отражение своего тела. Он видел выпирающие ребра, грудь, которая вздымалась при дыхании и свой смуглый живот. Кареглазый вспомнил, как видел старших парней в раздевалке. У тех были накаченные, подтянутые тела, солидный пресс и мускулистые руки. Ещё раз взглянув в своё отражение, Кен вздохнул, опечалено поправляя рубашку и, кажется, плюхаясь на кровать, мгновенно погружаясь в сон.

Проснулся Кен, когда уже за окном стемнело. Он медленно открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Странно, но мальчик не помнил, как очутился в кровати, как уснул и, что вообще произошло, только вот голова кружилась и тошнота разрывала пересохшее горло. В комнате было темно, а окно нараспашку открыто. Кареглазый вдохнул порыв свежего ветра, но, внезапно, в комнату просочился свет. Обернувшись, Кен увидел входящего в спальню Аято. Тот, заметив очнувшегося Судзуки, рванул вперёд, запрыгивая на кровать и устраиваясь на ногах младшего.

– Очнулся. Живой? – сказал Аято, на что Кен в ответ недоумённо закивал головой. – Это хорошо, что ты очнулся.

– Аято, а что произошло?

Светловолосый хмуро оглядел Кена, отвечая:

– Я в комнату за тобой пошёл, поесть тебе принести решил, захожу, а ты на полу лежишь без сознания, – Кен удивлённо вылупил глаза. – Это хорошо ещё, что башкой не треснулся, – прошептал Аято. Вдруг он со всей силой стукнул Кена по плечу, начиная злостно дубасить младшего и безостановочно тараторить. – А если бы ударился, то что тогда, а? Ты хоть понимаешь, что ты умереть мог, а я тебе говорил, чтобы ты пообедал, придурок, Кен, ты придурок, придурок, слышишь?

Кен стыдливо понурил свою голову и тихо, почти полушепотом отозвался:

– Я уродлив, – горько усмехнулся кареглазый.

Аято вмиг перестал истерить и растерянно убрал руки с груди Кена.

– Что за бред? С чего ты это взял?

Аято знал. Знал, отчего у Кена в голове подобные мысли. Вопрос вырвался как-то невольно, словно блондин переспрашивал его у самого себя. Впрочем, Кен был готов ответить, кареглазый почувствовал, что может доверить абсолютно всё человеку, сидящему напротив него. И младший заговорил. Он начал издалека, припоминая Аято, как месяц назад рюкзак кареглазого измазали растопленным шоколадом, а на рубашке написали «Сахарная девчонка». Рассказал, что это была не единственная надпись, и рассказал, как неоднократно сравнивал себя с парнями из старших классов. Кен извинился перед блондином за то, что доставил ему столько проблем своими головными болями и на пару секунд умолк. Младший отвел свои глаза в сторону и продолжил:

– Прости, прости меня, пожалуйста, за то, что так получилось, извини за всё. Если ты больше не хочешь со мной возиться, то всё хорошо, я пойму, – голос мальчишки начал подрагивать. – У меня слишком много проблем, а тебе… Тебе непременно счастливым быть надо. И если ты решишь разорвать со мной дружбу, то пусть даже так, ты только не злись и не обижайся на меня.

Дослушав Кена, Аято устало прикрыл веки. Он крепко сжал бежевое одеяло, но в ту же секундуослабил хватку. Светловолосый раскрыл свои тревожные глаза и неспешно слез с постели. Он нагнулся, присев на пол, и начал что-то доставать из-под кровати. Это был поднос с сэндвичами. Аято поставил его на ноги Кена, а сам залез на постель с другой стороны.

Сердце кареглазого начало беспокойно стучать. Он смотрел на еду, которую хотел съесть, но не мог. Он не мог сделать это. Словно невидимая стена встряла между мальчишкой и подносом. Как же беспомощно ощутил себя Кен в этот момент. Но тут, к подносу потянулась бледная рука Аято. Парнишка схватил сэндвич и откусил его треть. А затем протянул оставшуюся часть Кену. Сэндвич уже касался сомкнутых губ младшего, когда блондин строго процедил:

– Ешь.

Неуверенно вздохнув и зажмурив свои глаза, Кен откусил небольшой кусочек. Губы мальчишки растянулись в улыбке, а сам он отобрал у Аято весь сэндвич, торопливо доедая его. Хлеб крошился на одежду и постельное бельё, но спустя пять минут, проведённых в абсолютной тишине, не считая шума с первого этажа и довольно причмокивающего Кена, поднос опустел.

– И всё-таки я был прав, – улыбнулся кареглазый мальчишка.

Аято недоумённо уставился на Кена. А тот ещё сильнее заулыбался, опустив голову вниз, дабы скрыть розовеющие щёки.

– Ты и впрямь самый добрый человек из всех, кого я знаю, – Кен ткнул пальцем в грудь Аято, а затем широко раскинул руки в стороны. – А я много кого знаю.

– Очевидно, с собой ты не знаком, – отшутился Аято, издав неловкий смешок в конце. А Кен сдвинул брови к переносице и поднял свои бездонные глаза вверх, устремляя взгляд прямо на блондина. – Прости, просто если ты считаешь меня самым добрым, это значит, что ты, Судзуки, непременно должен быть самым злым человеком во всей вселенной.

– Это ещё почему? – сквозь улыбку спросил кареглазый.

– Потому что, если в мире и есть добрые люди, то я бы скорее отнёс тебя к ним, но точно не себя.

– Но ты сам всегда очень добр и терпелив со мной, – уверенно стоял на своём Кен.

– С тобой, да и только, – перебил друга блондин. – А вот ты…(Аято взглянул в глаза Кена, положив ладони на его плечи). Ты со всеми такой, Судзуки. У тебя сердце тёплое, словно из веток сплетено, оно долго горит у тебя, знаешь ли, наверное, целую вечность. Завидую я тебе. Ты даже понятия не имеешь, как сильно я бы хотел иметь крошечную долю того, что есть в тебе.

Кен недопонял слова друга, но тёплое чувство внутри разлилось по всему телу. От этого стало так приятно и радостно, что мальчик не удержался и, раскинув руки, накинулся на Аято с объятьями. От такой неожиданности тело блондина сковалось, он не знал, что делать. Из-за этого ему стало неспокойно и как-то неловко. Кен почувствовал смущение старшего и оторвался от Аято, неуклюже почесав затылок. Кареглазый мальчишка повернул голову в сторону книжных полок, когда хитрая ухмылка еле заметно проскользнула на его лице.

Быстро подойдя к шкафу, Кен внимательно осмотрел полки, после чего вытащил небольшую по размерам книгу с синей обложкой. Когда он обернулся, перед его глазами встала неожиданная картина: на кровати шалашиком было приподнято одеяло, а под ним сидел Аято, держа включенный фонарик в руках. Свет от него исходил приглушенный, но тёплый и уютный. Улыбнувшись увиденному, Кен мигом запрыгнул в «шалашик», полностью накрывая их с Аято одеялом. Устроившись как можно удобнее, блондин лёг на бок, когда второй мальчишка раскрыл свою книгу, приступая к тихому чтению.

– Где-то в далёкой стране жил маленький мальчик. Худой, но до безумия привлекательный ребёнок. Но это был вовсе не простой малыш. Сын Венеры и Марса, маленький принц был вынужден всё своё детство проводить на одиноком островке, где лишь маяк шептался со звёздами по ночам, а ветер завывал свои мелодии с моря…

Слушая такой медовый голос кареглазого, Аято не заметил, как провалился в сон. Но Кен увидел и то, как Аято уснул, и ту улыбку, появившуюся на тонких губах блондина. Внутри от этой улыбки бабочки станцевали вальс, но внезапно они испарились, а Кен, потянувшись к лицу Аято, что бы прикоснуться к молочной коже старшего, резко одёрнул руку. Вдруг по щеке Кена скатилась слезинка. Затем ещё одна, а потом другая. Кареглазый был не в силах остановить этот внезапный порыв эмоций. Вот же глупость, подумал Кен, заплакать от счастья. Только вот слёзы никогда не могут быть от счастья. И мальчик был в этом строго убеждён. Ведь плачем мы лишь тогда, когда нам очень больно, или же, когда нам настолько хорошо, что страх потерять это хорошее убивает изнутри, душит, изводит, доводя до истерики.

“Слёз никогда не бывает от счастья. Но и счастья не бывает без слёз” – крутилось в голове Кена, пока мальчик наконец не уснул, завернувшись в бежевое одеяло. Младший крепко сжал ладонь Аято в своей и даже во сне не разомкнул их скреплённые руки.

3.Клятва

На закате небо окрасилось в ярко-лиловый цвет. Прохладный ветерок заставлял покачиваться зеленые и розовые кроны деревьев. Одинокий соловей горделиво сидел на ветке сакуры и пел свою незамысловатую мелодию. Эту песню заглушал смех кареглазого мальчугана… Он бежал по траве, с редко встречающимися одуванчиками, бежал, крепко держа за руку второго мальчишку. Кен резко развернулся и, звонко смеясь, посмотрел в глаза Аято… Они блестели, а на лице светловолосого внезапно засияла широкая улыбка. Такой искренней она казалась Кену в тот момент, настолько непривычно-настоящей, что мальчик впал в ступор на несколько секунд, забавно округлив глаза. Но, заметив, как растерянно и смущенно Аято отвел взгляд, младший довольно приподнял уголки своих губ. Издав тихий смешок, Кен приблизился к уху Аято и прошептал:

– Мы подошли, посмотри вон туда, – указал пальцем вперёд кареглазый.

Подняв свой заинтересованный взгляд, Аято заметил небольшой домик на дереве. Деревяшки были потертые, но в целом выглядел он довольно-таки уютно. Аято посмотрел на своего друга. Тот лишь подмигнул и, взяв холодную ладонь Аято в свою тёплую руку, повел мальчишку прямиком к дереву. А там они полезли вверх по узкой лесенке, одна из ступенек которой до неприличия плохо держалась. Когда Аято по своей неосторожности наступил на нее, то чуть было не свалился вниз, благо кареглазый быстро схватил его за руку и вцепился в воротник блондина. Кен потянул Аято наверх, кое-как затащив друга в деревянное сооружение.

– Ну и зачем мы тут? – задал вопрос голубоглазый, не спеша просматривая содержимое деревянного домишки.

На стенах его были нарисованы какие-то рожицы и ярко-красные цветы, словно розы, но без шипов. Так же в углу разместился маленький столик, а на нем раскиданы в полнейшем беспорядке различные рисунки и книжки. Кен развернулся лицом к столу и начал нервно поглаживать пальцем коричневую обложку толстого альбома. Аято сразу же обратил на это внимания, вопросительно вскидывая брови.

– Что это за альбом? – поинтересовался Аято – Такой огромный, тяжелый, наверное.

Блондин подошел к Кену и положил правую руку на плечо младшего. Вторая ладонь легла на шершавую обложку, аккуратно проведя по контурам альбома. Кен повернул голову в сторону Аято, чуть отклоняя её в бок, и счастливо улыбнулся, показывая свои глубокие ямочки на щеках.

– Это про нас. Я все фотографии вклеиваю, – прошептал Кен, нелепо почесав свой затылок.

Около двух лет назад отец решил подарить Кену хорошенький фотоаппарат на Рождество. Дорогой, фирменный, как и всё, что покупал господин Судзуки. Предела радости Кена не было и конца, так что всё это время мальчик делал фотографии почти каждый день. В основном получались фото с ним и Аято. Спустя четыре месяца накопилось столько хороших кадров, что Кен решил завести альбом. Он начал вклеивать фотографии, которые хоть немного казались ему важными, а затем обязательно подписывал каждую из них. Аято об этом он не рассказывал – стеснялся, да и хотел, чтобы старший увидел альбом, когда тот будет заполнен хотя бы на треть. И сегодня, по мнению Кена, был самый что ни на есть, подходящий момент.

– Покажешь? – внезапно оживился Аято. Он убрал руку с плеча Кена и нетерпеливо раскрыл альбом.

Фотографии внутри были расклеены небрежно, в разброс. Вот тут, мальчишки отмечают прошлое Рождество. Аято сонный, по уши укутанный в шарф, а Кен держит в руках морковку, которую ребята позже вручили снеговику. А вот следующая фотография. На ней запечатлён Аято, заклеенный розовыми пластырями, и Кен, расположившийся сзади и обнимающий блондина со спины. Помнится, тогда голубоглазый здорово повздорил со старшеклассниками, что быстро переросло в драку. Мальчишка, быть может, и управился бы с одним, но когда его окружило несколько бугаев, на полголовы выше Аято, то мальчик попросту оказался в неравном бою. Хотя, стоит подметить, дрался он до конца. Не имело значения, стоит ли он, сидит или уже повален на пол. Аято дрался, как мог и сколько это было возможно. А в тот день Кен, как верный друг, позаботился о нём, успев зачитать парочку нравоучений, попутно клея бесконечные пластыри. Правда в качестве наказания они оказались нежно-розового цвета и с маленькими звездочками по краям.

Смотря на эти фотографии, Кен не смог сдержать смеха. А Аято, видя беспечность в карих глазах, поддержал друга безудержным хохотом.

Спустя минуту, когда мальчишки успокоились, Аято запрыгнул на столик, кладя альбом на свои колени. Он уже хотел перевернуть страницу, но на фотографии резко приземлилась ладонь Кена. Аято в недоумении поднял голову на друга.

– Постой. Нам надо кое-что сделать, – в голосе Судзуки присутствовали нотки волнения, а сам паренёк то и дело отводил глаза в сторону.

Аято отложил альбом на стол и выжидающе посмотрел на Кена.

– Знаешь, у меня никогда в жизни не было такого друга, как ты. Я, конечно же, думал, что у меня есть хорошие друзья, с которыми я мог бы играть в прятки, рассказывать страшилки, когда темнеет, и просто весело проводить время. Но после того, как появился ты, я понял, что у меня вообще никогда друзей не было. Ты первый оказался. И я бы никогда в жизни не хотел потерять тебя. Если ты для папы с мамой по документам всяким там сын, то, значит, и для меня ты по документам брат. Но разве по документам считается? Я всегда мечтал иметь настоящего брата, по нутру и по крови. Поэтому решил сделать нас именно такими, понимаешь? Просто давай поклянёмся друг другу в том, что навсегда останемся родными братьями, – договорив, Кен разгрёб на столе завал из журналов. А под всей этой кучей оказался канцелярский нож. Увидев его, Аято спрыгнул со стола и убрал руки за спину.

– Ты уверен, что это необходимо? – беспокойно поинтересовался блондин.

– Не знаю, но в книге, которую я недавно прочёл, герои сделали именно так. Ты чего, Аято, крови боишься? – хитро прищурился Кен. А у самого ладошки вспотели, и сердце вот-вот из груди выпрыгнет.

– Ничего я не боюсь. Дай, – выхватил Аято из рук Кена ножик. – И что теперь делать надо?

– Отдай мне, я начну.

Вернув нож себе, Кен подошел к Аято. Мальчик взял ладонь блондина в свою руку и поднес лезвие к бледной коже. Ребята подняли взгляды и внимательно посмотрели друг на друга. В деревянном домике воцарилась абсолютная тишина. Лишь треск веток и прерывистое дыхание врывались в атмосферу покоя. Но тишина не могла длиться вечность, а Кен, собрав все мысли воедино, приступил к своей клятве.

– В тот день, когда мы узнали, что ты остаешься у нас насовсем, я поначалу испугался, думал, что я не нравлюсь тебе и мы никогда не подружимся. Но я ошибался. Знаешь, до тебя мне казалось, что у меня никогда не получится найти человека, который станет слушать мои рассказы о книгах и интересоваться звёздами точно так же, как и я. И уж тем более я никогда не думал, что ты станешь этим человеком. Но ты стал. Я понимаю, что со мной сложно и у нас не так много времени, чтобы отдохнуть и повеселиться, но раз уж оно есть, то я абсолютно точно хочу провести его со своим братом, с тобой. Ты тот, кто остался со мной в трудную минуту, и тот, кто помогает мне ходить в школу каждый день, не смотря ни на что, происходящее там. И, Аято, ты же всегда будешь со мной? Даже если тяжело. Ведь жизнь у нас не лёгкая, правда? Нам придётся стараться каждый день, – Кен прикоснулся лезвием к ладони Аято. – И поэтому я, Судзуки Кен, клянусь, во что бы то ни стало и что бы ни произошло, всегда оставаться рядом с тобой и быть твоим младшим братом, каждый миг, всю свою жизнь! Я стану сильнее, клянусь. И я буду бороться! Потому что ты мне нужен!

Тонкое лезвие проехалось по бледной коже, оставляя за собой алую дорожку крови. Аято прикусил губу и сжал ладонь в кулак. Пару капелек упало на деревянный пол. Мальчишка посмотрел на Кена и, заметив волнение в карих глазах, слегка кивнул головой, показывая, что всё в порядке. Свободной рукой Аято забрал нож у Кена, и, терпя боль, принял свою очередь.

– Честно, поначалу мне казалось, что ты странный, надоедливый и глупый. Я был огорчён и считал, что Бог сорвал на мне двойной джек-пот. Но постепенно ты стал всё больше и больше открываться мне. Ты всегда так много болтал, а мне и ответить нечем было. Потому я молчал большую часть времени. Молчал и слушал тебя, – Аято неловко замялся и, посмотрев на свой порез, усмехнулся. – Странно. Наверное, я впервые осознаю, что такое настоящий друг. Даже когда я холоден к тебе, груб и огрызаюсь на всё подряд, ты всё равно сохраняешь свои лучи света и тепла. Откуда они только в тебе, непонятно. Спасибо тебе за то, что за всё время нашей дружбы твой интерес ко мне и моим заморочкам всё так же велик. Спасибо, что терпишь мои вспышки истерик и всегда стараешься помочь, даже когда не прошу. Спасибо, что понимаешь без слов. И поэтому я, Такимура Аято, клянусь всегда оставаться твоим старшим братом. Я никогда не брошу тебя и не оставлю одного. Мы братья, а быть братьями значит быть вместе до конца.

Договорив, Аято медленно поднёс лезвие к вспотевшей ладони Кена. Рука кареглазого тряслась, а сам он зажмурил глаза. Аято смотрел на него, такого беспомощно-беззащитного и не мог заставить себя сделать порез. Спустя полминуты Кен виновато раскрыл глаза. Судзуки не хотел оказаться трусом. Он доверчиво посмотрел на Аято, увереннее вытягивая руку вперёд. Блондин глупо улыбнулся в ответ на такие действия и слегка надавил лезвием на кожу. Кен не шелохнулся, а Аято в доли секунды оставил небольшой порез. Совсем незначительный по сравнению со своим, но достаточный, чтобы пару капелек крови просочились сквозь ранку.

Не давая Кену увидеть порез, Аято скрепил их ладони, крепче сжимая пальцы. Голубоглазый мальчишка зашипел от боли. Его рана сильно щипала. А Кен тем временем сложил два своих пальца правой руки и поднёс к груди. Мальчик перекрестил своё сердце и посмотрел на Аято. А тот странно вылупился на него своими лазурными глазами и вскинул бровями в полнейшем недоумении. Кен разорвал их рукопожатие и тыкнул пальцем в грудь светловолосого.

– Сердцем крести, – приказал кареглазый.

– А это обязательно?

– Крести говорю! А то не взаправду будет.

Аято быстро перекрестил своё сердце и поднял ладони вверх. В эту же секунду на него накинулся Кен и крепко обнял вокруг талии. Мальчик прижался к своему брату всем телом, не выпуская из тёплых объятий. Аято опустил свои руки, невесомо касаясь плеча Кена, но, проведя ладонью по спине друга, блондин так и не решился обнять его в ответ. Аято задумался над чем-то очень важным, и Кен, почувствовав напряжение в теле старшего, поднял голову, делая шаг назад от блондина.

– Аято? Всё в порядке? – всматриваясь в лицо напротив, спросил кареглазый.

– Да. Я всего лишь раздумываю над тем, что ты сказал. Кен, но сколько нам предстоит пройти, чтобы жить счастливо? – обессиленно ответил Такимура.

– Без понятия. Наверное, бесконечность и еще немного, – усмехнулся младший, отводя взгляд в сторону окошка.

– Но мы же справимся?

– Разумеется, – сквозь улыбку ответил Кен.

Такие слова заставили Аято широко улыбнуться следом за младшим. На улице уже смеркалось. И ребята, долго не засиживаясь, побежали домой. Кен целый вечер просидел за уроками и настолько изнурился, что повалился на кровать без задних ног.

Через пару дней Такимура вернулся на место того деревянного домика и отыскал альбом. На шестой его странице была новая фотография сидящего в деревянном сооружении Аято. Он расположился у столика и перебинтованной рукой держал этот самый альбом с коричневой обложкой. А под фото ровным и аккуратным почерком было подписано:

“День, когда я понял, что значит иметь настоящего брата”

***

– Держи его.

– Смотри не удуши, а то Мицуя-сан вытрясет из тебя всю твою дрянную душонку.

– Заткнись, Аки!

Хватка на горле Кена становилась всё крепче с каждой секундой. Жилка на шее пульсировала с бешенным ритмом, а холодный пот скатился с парня раз десять. Задний двор средней школы часто пустовал. Мало кто из учеников, а уж тем более учителей проводили перемены тут. Именно поэтому компания Ютаки решила затащить Кена прямо сюда. Оказалось, что сегодня Судзуки как-то странно косился на одноклассника, собственно, что и стало причиной для потасовки. Впрочем, повод был лишь формальностью, не имела значения даже правдивость ситуации. В школе давно установился закон: Ютака сказал – значит, так и есть. А если не веришь, то жди расправы.

Погода на улице была мерзкой, осенней. Последние жёлтые листья опали, оставляя голые ветви деревьев мёрзнуть под бесконечным дождём. Холодные капли то и дело моросили на людей.

Голова Кена ужасно промокла, как и его одежда, но это последнее, что беспокоило мальчишку в эту минуту. Потоки слёз молчаливо стекали по щекам, а горло было сжато настолько, что, казалось, от недостатка кислорода Кен вот-вот задохнётся. В гортани всё полыхало огнём и жутко жгло. Хотелось откашляться, но не было ни единого шанса на лишний вздох. Судзуки стоял один, припечатанный к бетонной стене в окружение компашки Ютаки. Бежать было некуда, да и невозможно. В глазах мальчика постепенно начинало темнеть, а в грудной клетке остро закололо. Ютака приблизил своё лицо к Кену и, смотря своими одержимыми глазами прямо в упор, сказал:

– Ну и где же твой заступник? Потерялся?

– Аято не мой заступник, – прохрипел Кен и больно приземлился на колени, когда Ютака убрал свою руку.

Кареглазый сильно закашлялся, потирая красную от удушья шею. Он поднял голову вверх и его взгляд сфокусировался на спортивной площадке, находившейся прямо за спиной Ютаки. Кен рассчитал, что если он сейчас сорвётся с места, то шанс на побег будет равен примерно 10%. Но мальчик не был в том положении, чтобы бояться рискнуть. Ведь если Кен ничего не сделает, то Ютака просто так его не отпустит.

И Кен медленно поднялся с земли. Он упёрся рукой о стену, потому что не чувствовал ног. Кен посмотрел в лицо Ютаки и тихо, как можно спокойнее и увереннее сказал:

– Ты отпустишь меня?

– А ты заслужил? – ответил вопросом на вопрос Ютака, ехидно оскалившись на Судзуки.

– Прости, я не хотел смотреть на тебя таким взглядом или в чём я там провинился. Прости, – Кен знал, что он ни в чём не виновен. Парень был полностью уверен в этом. Но также он был уверен и в другом. Если Ютака ненавидит его, то это значит, что Кен когда-то совершил ошибку. Мальчишка был искренне убеждён в своей глупости.

– Встанешь на колени – прощу, – гордо сказал Ютака, диктуя условие кареглазому.

Кен нервно сглотнул, он аккуратно опустился на колени, понурив свою голову вниз. Сквозь свисающую чёлку Судзуки увидел, как один из друзей Ютаки достал камеру из-под куртки. Внезапно, Кен почувствовал тяжесть на плече. Ютака поставил на него свою ногу. Его ботинок был испачкан в грязи. Ребята издевательски засмеялись и не уследили, как в эту секунду Кен загрёб в свою ладонь горсть песка. Мгновение. И Судзуки подскакивает на ноги, бросая в глаза Ютаки песок. Кен срывается на бег, неожиданно выкрикивая:

– Прости.

Но стоило мальчику вырваться из плена озлобленной шайки, как один из парней схватил его за шиворот рубашки. Кен поскользнулся и свалился на землю. Не дал встать ему уже Ютака. Этот мальчишка ударил Кена ногой, а затем перевернул на спину, продолжая жестоко избивать руками. Кен старался увернуться от ударов, пытаясь вылезти из-под тяжелого тела, что окончательно разъярило Ютаку. Он потянулся назад, пытаясь что-то достать. Через пару секунд Судзуки видит, как Ютака поднимает в руках кусок кирпича. Секунда. И на голову Кена приходится тяжелый удар.

Ещё находясь в более-менее сознательном состояние, Кен чувствует, как его вновь оттаскивают к бетонной стене. Мальчик трогает рукой место удара, ощущая что-то мокрое. Когда же он смотрит на свою ладонь, Кен видит на ней кровь. В глазах вновь начинает темнеть, а тошнота подступает к горлу. Но Судзуки держится, глубоко дышит, но сознание не теряет. Кто-то справа небрежно пихнул Кена ногой, проверяя, не отключился ли тот. А сам Судзуки даже не в состояние повернуть голову, лишь смотрит вперёд, крепче поджимая трясущиеся колени к груди.

Но тут, внезапно, прямо на глазах Кена Ютака резко отлетает в сторону, со всей дури ударяясь об асфальт. Судзуки видит, как к нему в доли секунды подлетает Аято. Такимура садиться на корточки, осматривая красные следы на шее брата.

– Всё в порядке? – обеспокоенно шепчет блондин.

Ответом на его вопрос послужило молчание и лёгкий кивок головой. Аято горько усмехнулся, было бы странно услышать другой ответ от Кена. А потому Такимура не верит ему. Он знает, что его брат лжёт. Блондин продолжает осматривать Кена и замечает, что волосы у того грязные, словно извалявшиеся в чём-то. Аято прикасается к ним и понимает: на затылке младшего кровоточащая рана. Такимура сжимает испачканную кровью ладонь в кулак и осматривается вокруг. Ютака всё ещё растерянно валяется на асфальте, другие парни озадачено наблюдают за Аято, но тут на глаза блондину бросается кирпич, лежащий совсем недалеко от них. Такимура разворачивается к Кену, взглядом спрашивая, дело ли это рук Ютаки. На этот раз в ответ Судзуки лишь опустил свои глаза вниз. Но больше Аято не требовалось.

Такимура поднялся с асфальта. Он резко развернулся и в считанные секунды набросился на Ютаку, со всей силой ударяя того ногой по голове. Аято бьёт. И ещё раз. Пихает ногой то в затылок, то в печень. В глазах Такимуры ненависть и отвращение. Аято избивает парня, мысленно усмехаясь, ведь остальные продолжают стоять в стороне. От страха онемели, как увидели кого-то наравне с собой. Внезапно Аято садиться на Ютаку, прижимая того к мокрому асфальту, и крепкой хваткой вцепляется в галстук парня. Блондин обвязал его вокруг своей кисти и потянул вперёд, начиная душить тело под собой. Ткань натягивается всё сильнее, а глаза Аято переполнены злобой. По парням уже водопадом стекает вода. Начался ливень, и молния успела пару раз сверкнуть в пучине серых облаков. Гром разразился совсем неподалёку, создавая ещё более напряжённую обстановку. Ютака не может дышать, из-за чего в уголках глаз скапливаются слёзы. Галстук на шее стягивается всё сильнее, причиняя не только невозможность вздохнуть, но и жуткую боль.

Кен смотрит в покрасневшее лицо Ютаки и осознаёт, что мог сам оказаться на этом месте. Кареглазый чувствует жалость к парню, но при этом животный страх одолевает всё тело, сковывает изнутри и снаружи. И тут Судзуки переводит взгляд на Аято. В это мгновение тело младшего прошибает током, а табун из мурашек проходит по всей коже. В эту секунду Кен осознаёт, что Аято не останавливается, не прекращает душить Ютаку, а продолжает натягивать галстук. Паника охватывает Кена, и мальчик, не чувствуя ног, поднимается с земли, набрасываясь на Аято сзади. Судзуки обнимает его спину, прижимается крепко и со всей силой тянет назад, оттаскивает. Как только Аято навалился на Кена, они замечают, что парни, стоявшие сзади, начали испуганно разбегаться по сторонам. Внезапно, кто-то из них взволнованно крикнул:

– Учитель!

К заднему двору школы стремительным шагом приближался преподаватель литературы Сакамото-сан.

Аято, завидев силуэт учителя, как ошпаренный, подскочил на ноги, хватая Кена за его испачканную грязью рубашку. Блондин поднял Судзуки с земли и отбросил его в ближайшие кусты кизильника. Кен поцарапался о ветки, скрываясь в зарослях кустарника. А Ютака тем временем отдышался и поднялся с земли, удивлённо и злостно смотря на выходку Аято, спрятавшего Кена в кустах.

Через несколько секунд на плечо Аято легла тяжелая мужская рука. Мальчишка развернулся и поднял голову на Сакамото-сана. Лицо мужчины было предельно грозным и строгим, а сам он, схватив Такимуру и Ютаку за плечи, сказал:

– К директору. Оба! Сегодня в наказание вы остаётесь на профилактической беседе, а позже об этой выходке я сообщу вашим родителям.

– Сакамото-сан, не надо ничего говорить моим родителям. Моя мать болеет, ей нельзя волноваться, – начал умолять учителя Ютака.

– Что-то ты не волновался о ней полчаса назад, – огрызнулся Аято, ненавистно смотря на парня.

– Закройся, приёмыш. Тебе-то откуда знать, что такое забота о матери, – раздражённо перебил Ютака блондина.

– Так, а ну марш за мной в кабинет! – накричал учитель на парней, разворачиваясь и идя по направлению в школу.

Мальчишки пошли за ним следом, не переставая кидать друг на друга ненавистные взгляды. Вдруг Ютака подставил Аято подножку, и тот чуть не повалился на асфальт.

– Это ты всё подстроил, да? Ты специально своего брата в кусты закинул, чтобы мне больше досталось. Это ты во всём виноват, приёмыш. От таких, как ты, большего ожидать нельзя, – накинулся с обвинениями Ютака.

– Да пошел ты с такими выводами. Это был не я! Я ничего не подстраивал! – шокировано начал отпираться голубоглазый.

– Не ври. Хочешь по-взрослому разобраться, приходи сегодня вечером к 20:30 ко входу на стройку, ту самую, которая недалеко от школы. Если опять приведешь с собой кого-то, то очень пожалеешь об этом, приёмыш.

Пихая Аято в бок, Ютака быстрее пошёл вперёд, всё ещё потирая след от галстука на шее и оставляя Аято позади. Блондин обеспокоенно смотрел под ноги весь путь до кабинета директора, размышляя над тем, как незаметно для Кена улизнуть на стройку, ведь младший ни за что на свете не отпустит его, если узнает об этом.

А Кен к тому времени вылез из кустов, и, к несчастью Такимуры, он успел услышать последнее предложение Ютаки. От этой информации в его груди безумно закололо.

***

– Итак, – директор школы сидел за своим столом, смиряя строгим взглядом двух потрёпанных мальчишек, – ну и кто же из вас на этот раз является зачинщиком драки?

– Это всё приёмыш Такимура, Миямото-сан! – тут воскликнул Ютака, делая шаг вперёд.

– Фугусима! – резко пресёк его директор. – Нельзя выражаться в таком тоне. В нашей школе мы все равны и должны уважать друг друга.

– Бред это всё, ваше равенство, – озлобленно пробурчал Ютака. – У Такимуры родителей нет, вот он и распускает руки с обиды. Даже меня душить начал ни с того ни с сего! Не верите? Вот, смотрите! – мальчишка немного отодвинул воротник рубашки, указывая пальцем на красный след от галстука.

Миямото-сан шокировано раскрыл рот и тут же хмуро посмотрел на Аято.

– Это правда? – выжидающе спросил мужчина, на что блондин промолчал, упрямо опустив голову в пол. Приплетать в это Кена парнишка не собирался, но и других объяснений придумать он не успел.

– Правда-правда, – быстро подхватил слова директора Фугусима. – Он даже не знает, что сказать в своё оправдание. А я чуть не задохнулся! Ещё бы немного, и умер! Но он всё душил и душил…

– Я тебя понял, Ютака, – остановил ученика Миямото-сан. – Ты можешь идти домой. Слышал, что твоя мама приболела. Пожелай ей от меня скорейшего выздоровления, – снисходительно кивнул он.

– Большое спасибо, господин директор, – показательно поклонился Фугусима и, прежде чем выйти из кабинета, мимолётно нагнулся к уху Аято и прошептал. – Не забудь о нашей встрече, приёмыш.

Когда мальчишка вышел за дверь, Такимура остался с директором наедине. Мужчина вначале сверлил блондина уставшим взглядом, после чего сложил руки шпилем и заговорил.

– Аято, Аято… Третья оплошность за неделю. Неужели тебе не стыдно за своё поведение? Ты хоть думаешь о последствиях?

– Это не моя вина, Миямото-сан, – наконец-таки подал голос парнишка. – И если хотите знать, то мне не стыдно. Ютака заслуживал это.

– А ты возомнил себя судьёй? – изогнул бровь директор.

– Нет, – нахмурившись, повертел головой Такимура. – Но кроме меня решить это было некому.

Миямото-сан раздражённо прикрыл глаза. Промолчав несколько секунд, он тихим и спокойным голосом начал говорить.

– Скажи честно, тебя что-то не устраивает в нашей школе? Ты обижен на учителей или на меня? Я понимаю, что тебе пришлось нелегко. Но мы стараемся делать всё возможное, чтобы ты чувствовал себя, как и все остальные. Был бы на твоём месте кто-то другой, он бы уже не учился тут. Но только из уважения к Соичиро и твоему выдающемуся брату мы закрываем глаза на твоё непослушание. Жаль, что ты не ценишь этого.

– Не ценю чего? – Аято резко насупился и посмотрел на директора таким взглядом, каким смотрят лишь на заклятых врагов. – Вы говорите, что понимаете меня, но на деле же не знаете ничего, – мальчишка подошёл вплотную к столу и, нагнувшись к Миямото-сану, процедил. – Я лишился родителей, а вместе с ними ушли все прошлые мечты, цели, желания, планы. Мне пришлось отказаться от той жизни и начать новую, в семье, где опекуны даже не стараются как-то соответствовать ролям заботливых мамы и папы. Меня не принимают сверстники, для них я зашуганный иностранец, которого бросила семья. Но они не бросали меня! – расставил руки в стороны он. – Их больше в живых нет! И каждый день я вынужден выслушивать этот бред, потому что плевать все хотели на правду. Вы говорите что-то о справедливости. Но где же она?! В чём заключается? В том, что мне достаются бесплатные обеды и психолог, из-за которого я только сильнее чувствую себя странным? Даже больным, – Аято сделал несколько шагов назад и прошипел сквозь зубы. – Да подавитесь своим рисом. Не нужен он мне. Слышите? Не нужен.

Такимура резко развернулся к директору спиной и быстро выскочил из кабинета. Миямото-сан тут же подорвался с места, громко выкрикивая:

– Разговор ещё не окончен!

Но мальчишка уже успел скрылся в коридоре школы.

***

Этим вечером время для Кена тянулось по-особому долго. Казалось, что прошла вечность до тех пор, пока стрелки на часах не приблизились к 20:00. Судзуки сидел за письменным столом и нервно постукивал ручкой по тетради. Он посмотрел на дверь, затем на раскрытый учебник, затем снова на дверь, после чего страница учебника была перелистнута назад. Кен пытался сконцентрироваться на учёбе, но предложения на бумаге словно сливались друг с другом. Сосредоточиться было невозможно, а всё, чем были забиты мысли парня – это слова Ютаки.

Кен устало вздохнул. Его голова обессилено опустилась на тетрадь. Хотелось уснуть. И, желательно, не проснуться. А лучше проснуться, но не здесь, не в этом теле, не в этом месте и не в этой жизни. Чашка кофе, стоявшая на столе, опустела. С недавних пор Судзуки пристрастился к этому напитку. Латте помогал взбодриться, а запах напоминал о раннем детстве, времени, когда мальчишка не знал забот, а единственным страхом был отец, который всегда не скупился на наказания Кена.

Дверь в комнату открылась, и в спальню вошел Аято. Блондин с некой грустью в глазах оглядел упавшего на тетрадь Кена. Тот поднял голову и с таким же взглядом встретил брата. Такимура подошел к комоду и, открыв верхний ящик, достал оттуда тёплую, чёрную толстовку. Он посмотрел в зеркало и неловко замялся на месте.

– Отвернись, – попросил Аято младшего. Мальчишка до сих пор стеснялся переодеваться при брате, на что тот лишь усмехался, но не заострял внимание на такой мелочи. Как и сейчас. Судзуки развернулся к письменному столу, решив не смущать голубоглазого.

– Ты куда-то идешь, Аято? – пытаясь сделать обыденный голос, спросил Кен.

– К своему знакомому, погуляю немного перед сном, – как ни в чем не бывало, ответил блондин.

“Врет”- произнес в своей голове кареглазый, после чего поднялся из-за стола и посмотрел на Аято.

– Что-то не так? – озадаченно сказал блондин.

– Я слышал ваш разговор с Ютакой, – твёрдо ответил Кен. В его взгляде читалось волнение и особый трепет.

Такимура не знал, что сказать на заявление Кена, а потому лишь коротко отозвался словом «понятно» и, закинув свою футболку в комод, быстрым шагом направился к двери.

Однако Кен мгновенно среагировал на действия брата и преградил выход из спальни рукой, которую он вытянул вперед, припечатывая блондина к стене.

– Ты никуда не пойдешь, – смотря глаза в глаза, настоял Судзуки.

– Я не трус, Кен, – тихо ответил Аято, опуская голову в пол.

Негодованию Судзуки не было и предела. Сколько же шрамов и царапин он видел на теле старшего. И каждый раз Аято находил себе всё новые и новые проблемы, заставляя кареглазого волноваться сильнее день ото дня.

– Почему ты всегда ввязываешься в драки? Ты самоубийца, Аято, – напал на блондина Кен, крепче сжимая ткань чёрной толстовки в руке.

– Для меня драки – это единственный способ выжить. Перестал бы я драться, тогда бы и подписал договор со смертью.

Кен примолк, он опустил глаза в пол, тяжело вздыхая. Постукивая пальцем по стене, мальчишка принимает для себя решение.

– Тогда я иду с тобой, – поднимает свои большие глаза на Аято Кен.

– Что? Нет, исключено, тебе там нечего делать, – испуганно тараторит Аято. – Это не твои проблемы, братишка, – уже спокойнее добавляет он.

– Но ты мой брат, и я клялся в том, что буду защищать тебя, во что бы то ни стало, – Кену было досадно оттого, что Аято воспринимает его как ребёнка. Хотелось доказать ему обратное, убедить Аято в том, что он может положиться на Кена, в том, что ему не обязательно всегда быть сильным. Но казалось, словно блондин многое недоговаривает и пытается скрыть что-то очень важное, частичку настоящего себя.

– Я тоже клялся. А среди нас старший я. Ты мой младший братишка и ты не обязан делать того, чего не умеешь, ради меня, – краем глаза поглядывая на время, ответил Аято.

– Я иду, – повысил голос Кен.

– Ни за что! Я не позволю этому случиться! – наорал на Кена блондин. Он отпихнул Судзуки от себя и раскрыл дверь из спальни. – Там внизу родители, отец не выпустит тебя, пока ты не сделаешь уроки, а они (Аято взглянул на переполненный тетрадями стол), по всей видимости, ещё не готовы.

Громко хлопнув дверью, Такимура выскочил из спальни. А Кен с трясущимися ногами повалился на кровать. Кареглазый закрыл своё лицо руками, пытаясь сдержать внутренний крик. Сердце стучало с бешеной скоростью, а в груди словно образовывалась чёрная дыра, причиняющая душевную боль. В голове помехи, белый шум. Отголоски спора с Аято всё ещё отдавались в мыслях. Кен никогда не чувствовал себя настолько жалко. Защита близкого человека являлась для него главной обязанностью, но в итоге всегда защищали его. На душе было по-особому беспокойно. Жуткое предчувствие одолевало мальчишку в этот момент. Он не мог вот так бросить Аято. Сидеть за книжками, как пай-мальчик, когда Аято грозит опасность. Нет. Невыносимо.

И Кен раскрыл свои глаза. Он поднялся с кровати и подскочил к комоду. Достав синюю спортивную кофту, кареглазый застегнул её и надел капюшон. Вниз спускаться было нельзя – не пустят. Судзуки закрыл на замок дверь в спальню и подошёл к окну.

На улице шёл дождь, а ветви сакуры дребезжали от порывов ветра. Открыв окно, мальчик впустил в комнату вечерний холод. Посильнее застегнув спортивную кофту, Кен запрыгнул на подоконник и выглянул на улицу. Высоко. Даже второй этаж казался мальчишке в этот момент небоскрёбом.

И тут захотелось спуститься назад, в комнату, в тепло и уют. Но острый взгляд Кена засёк вдалеке их улицы большую компанию каких-то ребят. Было непонятно, кто это. Но в руках эти парни держали что-то тяжёлое. В доли секунды Кен потерял какой-либо рассудок. Одним движением парень ухватился за ветку сакуры и, резко перебирая руками, спрыгнул на землю, пачкая брюки в грязи. Кен посмотрел на свои ладони. Те были разодраны ветками. Но боли практически не ощущалось. Кен обернулся назад, чтобы посмотреть в окна первого этажа, и, убедившись, что всё спокойно и никто его не засёк, мальчик сжал руки в кулаки, при этом навострив свой взгляд вдаль.

И Кен побежал. Он со всех ног рванул вперёд, к концу двора. Быстро перелезая через холодный железный забор, Кен почувствовал, как что-то стальное поранило его ногу. Спрыгивая на тротуар, мальчишка посмотрел на свое колено, на котором была небольшая кровоточащая ранка. Кен зашипел, сжимая зубы от неприятного ощущения, но, пошевелив ногой в разные стороны, побежал дальше, прямиком на ту самую стройку.

Судзуки бежит, спотыкается о мелкие камешки на асфальте. Небо затянулось грозовыми тучами, а ливень только усилился. Лужи под ногами мальчика возрастали с каждой минутой. Тряпичные кеды, которые Кен откопал в своем шкафу, уже совсем промокли и неприятно хлюпали. Но Кен бежал. Дыхание перехватывало, а левый бок невыносимо колол. Но Кен бежал. Сворачивая то на одну улицу, то на другую, пробегая мимо своей школы и заворачивая за угол, на нужный переулок.

И вот Судзуки остановился. Пытаясь отдышаться, мальчик осмотрелся по сторонам. Прямо перед ним вход на стройку. Слева большое здание, а справа, кажется, гаражи. Да. Точно про это место и говорил Ютака.

Кен, кое-как перехватив дыхание, на ватных ногах, не чувствуя земли, пошёл именно в ту сторону.

И чем ближе он приближался к гаражам, тем громче становились звуки, доносящиеся из-за железной постройки. То ли плач. То ли вопль. То ли истошный крик. В одно мгновение Кен впал в ступор. Душераздирающий возглас ударил по всему телу и отдался колким импульсом в районе груди. Тело сковал страх. И слёзы тонкими струями хлынули по щекам Кена. Мальчик узнал этот голос.

“Аято” – пронеслось в его голове, отпечатываясь на самых подкорках сознания.

Там, прямо за гаражом, Такимура кричал, матерился и вопил от боли, он кидался проклятиями и волком взвывал через каждое сказанное слово. Крик. До срыва глотки пронзительный. И ещё один. Такой же отчаянный. Аято орал, как казалось Кену, подобно зверю. Что-то нечеловеческое было в этих возгласах. Боль. Страх. И ненависть. Всё вместилось в эти вопли. Громкие, оглушительные крики.

Ноги Кена подкосились, а мальчик, облокотившись о стальную стену гаража, выглянул за ржавую дверцу. Прямо перед мальчишкой, в метрах десяти от него, стояло пятеро парней. Кен сразу же узнал Ютаку, но остальные ребята были явно из старших классов. Они всполошились на одном месте, держа в руках огромные биты. Кен опустил глаза ниже и увидел Аято. Тот, сжав челюсть, пытался подняться с земли. Но в эту же секунду по его руке прилетела деревянная бита. Кен зажмурился, когда отчаянный крик вновь разразился в пугающей тишине. Эти парни с битами неумолимо издевались над Аято, ударяя то слева, то справа и не прекращая удовлетворительно улыбаться. Удар. Ещё один. И снова возглас. Кен сделал шаг вперёд, но, ещё раз осмотрев этих крупных парней, зажмурился и, сжав край своей спортивной кофты, зашёл обратно за гаражи. Мальчик уперся лбом о ржавую стену и тяжело вздохнул, начиная вести внутренний диалог с самим собой.

“Эти парни ужасно жестоки и несправедливы. Но что я могу сделать? На что я способен? Аято был прав, я никчемен. Совсем как тряпичная кукла” – печально усмехнулся кареглазый – “Но я не могу его оставить, я должен сделать хоть что-нибудь, Господи, что угодно, всё, что в моих силах. Аято никогда не был настолько обречённым. Я ведь даже ни разу не видел, как он плачет, если ему вообще известно, что такое слёзы. Какой же он всё-таки холодный, совсем не как я мыслит и чувствует. Единственное, что нас объединяет, так это то, что у нас в мире больше никого, кроме как друг у друга нет. И сейчас Аято нуждается в помощи, в моей помощи, я единственный, кто может помочь. И провались я под землю, если не смогу выйти туда!”

Руки Кена лихорадочно трясутся. Мальчишка находит в себе силы на то, чтобы оторваться от ржавой стены и сделать пару метров назад. В голове каша. Перед глазами смутно. В ушах белый шум. Кен делает шаг. Ещё один. Он подходит к краю гаража и, сжимая разодранные ладони в кулаки, выходит вперёд. Мальчик в страхе зажмурился, ожидая мгновенных пинков, но его появление даже никто не заметил. Кен решительно прошел дальше, и чем ближе он подходил к этому аду, тем сильнее крепчало в нем чувство уверенности. Наконец, Кен подошёл настолько близко, что стоял буквально в метре от рассвирепевшей толпы.

Первый, кто заметил мальчика, был Аято. Весь в грязи, на лице кровь, а костяшки пальцев стёрты до мяса. Он лежал, смотря на Кена, и улыбался без губ, своими нежно-голубыми глазами. Но в доли секунды эта улыбка сменилась страхом. А Ютака заметил странное выражение лица Аято и мигом развернулся назад. За ним последовали все остальные. И вот теперь на Кена обрушились многочисленные чреватые опасностью взгляды.

– Какого чёрта ты тут забыл? – прорычал Ютака.

– Вали, малой, пока ребра не выломали, – выкрикнул какой-то из старших парней, нервно постукивая битой по своей руке.

– Ну, впрочем, он может и остаться. Раз уж мальчик хочет показать свою силу, выставить себя героем на глазах у других, то пусть удивит нас. Даст пощечину кому-нибудь, а, может, припугнёт своим хилым хуком, если ему вообще известно, что это такое, – самодовольно ухмыльнулся Ютака.

Со всех сторон разразился смех. Кену казалось, что весь мир сейчас сосредоточился на нём, а все люди непременно увидели в мальчишке посмешище. Судзуки не знал, куда спрятать свой растерянный взгляд, а потому единственным верным решением было смотреть на Аято. Блондин же неотрывно глядел на брата, он был шокирован внезапным появлением Кена, но при этом всё ещё надеялся, что Судзуки – это лишь его глюк, плод убитого воображения. Аято всем сердцем не желал видеть Кена здесь. А Кен, в свою очередь, не пожалел, что нашёл в себе силы прибежать сюда. И это чувство придало мальчишке уверенности, чтобы резко поднять голову и громко высказать всё, что он думает.

– Издевательства над людьми отвратительны. Причиняя другому человеку боль, вы не становитесь сильнее. И если в этом, по вашему мнению, и заключается превосходство, то я лучше умру, чем буду таким! – уверенно прокричал Кен.

– Ну и отлично. На одну половую тряпку меньше. Раз струсил, то и вали отсюда домой, но только попробуй пискнуть кому-либо о том, что видел, – грубо приказалЮтака, подходя к Кену вплотную и заглядывая прямо в глаза.

– Без Аято не уйду, – твёрдо отчеканил Кен, не отводя взгляда. Страх внутри мальчика достиг своего апогея, но вместе с ним зарождалось сильное чувство верности, желание защитить.

– Твой выбор. Только, будь добр, когда начнёшь плеваться кровью, не жалуйся.

Ютака сжал ладонь в кулак, второй рукой хватая Кена за кофту, а парни сзади в это время подняли свои биты, закидывая их на плечи. Аято сквозь пронзительную боль пытался подняться и переключить внимание на себя, но о нём словно все позабыли в этот момент. Теперь компания заинтересовалась Кеном. Высокие парни медленно приближались к кареглазому мальчишке, а в голове Судзуки крутилась лишь одна мысль:

“Господи, только бы выстоять”

Одновременно с ним Аято, поднимаясь с земли, молился:

“Боже, только беги, Кен, прошу, скорее, беги домой”

Секунда. И Ютака замахивается на Кена, со всей силой ударяя мальчишку в челюсть. Судзуки удерживается на ногах, пытаясь совладать с режущей болью. Он прижимает ладонь к щеке и поднимает взгляд на Ютаку. Не успевает Кен и опомниться, как его живот пронзает новый удар. Мгновение. Затем ещё один, под печень. Секунда. И следующий летит в солнечное сплетение. Ноги Кена подкашиваются, перед глазами всё плывет, кружится и размывается. Кареглазый парень рвано кашляет и, пытаясь не упасть, накидывается на Ютаку. Судзуки хватает того за шею, пытаясь повалить на землю, но все попытки оказываются тщетными, и Ютака пихает Кена ногой, отшвыривая от себя. Внезапно, Ютака получает нехилый удар по голове, настолько сильный, что парень сваливается на колени, и рвота подступает к горлу. Аято пытается добить Ютаку ногой, но с обеих сторон его хватают старшеклассники, они держат его, пока третий бьёт блондина тяжёлой битой. Удар за ударом. И Аято вновь лежит на земле. Превозмогая боль, Кен встаёт, сжимая ладони в кулаки, но при этом осознавая, что силой ему ничего не добиться. Мальчишка медленно подходит к лежащему Аято, становясь впереди него и расставляя свои руки в стороны. Кен осматривается вокруг, ловя на себе презрительные взгляды и насмешки.

Ютака кивает одному из своих парней, тем самым давая команду. Старшеклассник медленно подходит к Кену, замахиваясь на того битой. Секунда. Удар. Судзуки падает на землю. Ютака самодовольно улыбается, начиная смеяться, но тут видит, что Кен поднимается вновь. Встаёт. И снова руки в стороны расставляет, прикрывая собой Аято. Кен опять переносит тяжёлый удар, в глазах темнеет, а боль одолевает настолько, что тело и вовсе теряет чувствительность. Но, к всеобщему удивлению, Кен поднимается на ноги. Мальчишка снова встаёт перед Аято и расставляет руки, опуская голову вниз.

– Решил из себя Иисуса построить? – брезгливым голосом отозвался Ютака и приблизился к Кену вплотную. – Только вот ты не Бог, Судзуки. Ты ничтожество, самая настоящая пыль, – говорит парень прямо в лицо, при этом грубо хватая кареглазого за кофту. – Такие, как ты, рождены для того, чтобы об вас ноги вытирали. Ты ничтожен, Судзуки. Ничтожен. Слышишь?! – повысил голос Ютака, видя, как мальчишка стыдливо зажмурил глаза.

А сам Кен еле на ногах стоит, ждёт очередную порцию желчи. Но тут Ютака толкает парня в сторону, открыв себе доступ к полуживому Аято и ударяя того ногой в печень. Ютака лихорадочно смеётся и видит, как на него в доли секунды набрасывается Судзуки. Кен безо всяких раздумий кидается на Ютаку, лишь бы никто не тронул Аято. Кажется, Кен и жизнью своей готов пожертвовать ради брата. А потому мальчишка пытается повалить Ютаку на землю, руки за спину завести, увести подальше от Аято.

Такимура в это время пытается повернуть голову в сторону потасовки, хочет встать, но тело безумно ломит.

Аято видит, как сзади к Кену подходит высокий бугай с поднятой битой. Парень бьёт Кена, попадая точно по руке и заставляя Судзуки оторваться от Ютаки. Старшеклассник откидывает тело мальчишки и начинает жестоко его избивать. Внезапно, он чувствует, как его ногу схватила чья-то холодная ладонь.

Аято, насколько это было возможно, вытянул руку, со всей силой ухватившись за щиколотку. Ему больно, тело разрывает на части, перед глазами всё плывёт. Но Аято держит ногу парня, останавливает. По телу вновь проходит разряд невыносимой боли, когда Ютака пытается отцепить блондина, вдавливая своим коленом Аято в землю. Такимура сопротивляется, вновь за ноги цепляется, мертвой хваткой держит.

– Тебе уже давно пора отключиться, грёбанный приёмыш, – кричит Ютака и резко выхватывает биту у одного из парней.

Мальчишка встает над Аято и, не контролируя силу удара, бьёт блондина по спине. Секунда. И Такимура умолк. Его хватка на щиколотке взрослого парня полностью ослабла, а ладонь медленно опустилась на землю.

Мир для Кена в этот момент словно замер. Мальчик смотрит на Аято, пытается уловить хоть малейшее движение, но тот не дёргается. Куклой на земле валяется, лицо бледнее обычного.

Внезапно, Судзуки срывается не на шутку, необузданная ярость завладевает его сознанием. Кен пытается встать, ног не чувствует, но вроде бы поднимается. И вдруг мальчишка начинает кричать. Он отбивается от остальных, пробует вырваться и истошно вопит. Судзуки пинает старших парней ногами и лихорадочно размахивает руками, попутно ворочая головой в разные стороны.

В этот момент взгляд Кена зацепился за стеклянную коробочку на высоком столбе. Под стеклом была видна красная кнопка сигнализации. У Судзуки нет времени на размышления. Парень сжимает руку в кулак и, замахиваясь выше своей головы, попадает точно по челюсти парня, не дающего ему вырваться. Мальчишка вкладывает в этот удар всю свою боль, весь страх и абсолютную стойкость, что делает его особенно тяжёлым.

Секунда. И парень отрывает руки от Кена. Воспользовавшись этим моментом, мальчишка срывается на бег. Он бежит, теряясь в реальности. Голова идет кругом. А все тело нещадно болит. Но Кен добегает до столба и в доли секунды разбивает кулаком стекло, врубая на всём участке оглушительную сигнализацию. В ладонь впились осколки, некоторые кусочки стекла вошли под кожу. Громкий звук до боли бьёт по голове, заставляя Кена прижать разодранные руки к ушам.

Неожиданная сигнализация вызвала дикий страх у Ютаки и всей его компашки. Парни, испугавшись, побросали биты на землю и разбежались в стороны, мгновенно скрываясь со стройки. Кен видит убегающие силуэты и облегчённо прикрывает глаза. Его колени подкашиваются, и мальчишка сползает вниз по столбу. Он смог, он справился.

Но в эту же секунду Кен даёт себе мысленную пощечину. Сигнализация продолжает громко вопить, и сейчас на это место примчатся работники полиции и пожарные. У Судзуки совсем мало времени. Мальчишка пытается подняться на ноги, тело ведет из стороны в сторону, а к горлу мгновенно подступает тошнота. Но Кен из последних сил подбегает к телу Аято. Ноги трясутся, и мальчишка сваливается на землю рядом с братом. Кен руками Аято трогает, трясёт, пытается привести в чувство, но бесполезно. Слёзы подступают к карим глазам. Судзуки останавливает их, вытирая грязным рукавом спортивной кофты. Кен переплетает свои пальцы с ладонью Аято, прижимая голову к груди брата. Сердце стучит. Редкими ударами. Но стучит. Не отрывая головы от Аято, внезапно, как по щелчку, Кен начинает рыдать. Слёзы нескончаемыми ручьями выходят наружу. Всё тело трясёт. Кен бьётся в истерике, крепче сжимая одежду блондина в ладонях. Мальчику страшно, безумно обидно и запредельно паршиво. Он молча лежит на брате и встать не может, боится оторваться от родного тела, из рук выпустить, потерять. Спустя минуту издалека становится слышен звук приближающейся пожарной сирены. Перебарывая своё изнеможение, Кен поднимается с земли и закидывает на свои плечи тело Аято. Мальчишка придерживает его руки на своих ключицах, не давая свалиться.

Осмотревшись по сторонам, кареглазый рванул прочь со стройки. Кен побежал вперёд, через недостроенные дома, по неизвестному маршруту. Только бы сбежать, только бы спрятаться. Внутри бетонных зданий темно, лишь свет фонарных столбов с улицы освещал мальчику дорогу. Кен бежит, задыхается, но пытается откашляться и не перестаёт бежать. Руками он крепко прижимает к себе Аято, настолько крепко, что пальцы давно онемели. Кен добегает до конца стройки, на пустырь. Он аккуратно снимает со своих плеч Аято, кладёт его на землю, но рук не отрывает, держит его, обнимает, согревает холодное тело, прижимая к себе. Дождь капает на ребят, смешиваясь со слезами на лице кареглазого.

– Ну же, очнись, – шепчет Кен. – Ты ведь можешь. Ты сильный, Аято, ты сможешь. Прошу.

Безысходность врывается в душу Кена. Страх с каждой минутой всё возрастает, а мальчишку трясёт лишь от одной мысли, что его ждёт, если Аято не откроет глаза. Руки Кена заботливо убирают чёлку со лба блондина. Кен контуры лица оглаживает, большим пальцем проводит, очерчивает бледные скулы, тонкие губы и опускает ладонь на землю. Тяжело вздохнув, кареглазый поднимает голову к небу. Там, как и каждую ночь, сияли тысячи звёзд, но сегодня их свет был скрыт за грозовыми облаками, а величественная луна одиноко пробивалась сквозь черные тучи. Подо всем этим полотном сидели два маленьких человека, связанных невидимой нитью. Кен уже и о боли позабыл, и тошнота с головокружением отошли на последний план. Мальчишка просто брата к себе прижимает, голову на его плечо кладет и прислушивается к сердцебиению, боится пропустить хоть один удар.

– И всё будет хорошо, может не сейчас, но потом обязательно будет, ты только не смей сдаваться, слышишь? – продолжает нашептывать на ухо, в надежде, что Аято его слышит, слышит и понимает.

Кен ему ладони разминает, согревая руки. Он поочерёдно пальцы Аято перебирает, сгибая то один, то второй. Внезапно, Кен чувствует, как мизинец не поддался его действиям. Мальчик попытался согнуть его, но палец напрягся, и, внезапно, ладонь сжала руку кареглазого. Кен широко вылупил свои глаза и посмотрел на лицо Аято. А тот кривится от головной боли, глаза открыть пытается, жмурится.

– Боже, Аято! – воскликнул Кен и крепко зажал в своих объятьях брата.

Слёзы маленькими ручьями стекают по щекам. Тихо всхлипывая, Судзуки продолжает нескончаемо рыдать. Но одновременно с этим на его лице появляется улыбка, такая искренняя, отражающая непомерное счастье и облегчение.

– Ты остался там… – кое-как придя в себя, Аято попытался прокрутить последние воспоминания в голове. Светловолосый опустил взгляд на руки Кена и ужаснулся. Ладони были разодраны до крови, грязь засохла, а маленькие стеклышки впились под кожу, оставляя кровоточащие ранки.

– Ради тебя… – шепчет Кен, пытаясь спрятать ладони за спиной Аято. – Я думал, ты мёртв, думал, ты не проснёшься, думал, что потерял тебя, – истерично проговорил кареглазый, вновь начиная трястись и крепче прижимать к себе Аято.

Кен опускает голову на плечо блондина и зажимает черную толстовку в кулак. Аято растерянно смотрит на его макушку и говорит:

– Кен, ты идиот. Ты всерьёз полагал, что я оставлю тебя?

В ответ Судзуки лишь сильнее сжал его толстовку.

– Зачем ты пошел за мной? Почему не послушал? Это была не твоя забота. Не твои проблемы. И они тебя не касались, – причитал Аято младшему брату, а затем схватил его разодранные руки за своей спиной и приблизил к себе, вновь разглядывая многочисленные ссадины на коже Кена. – У тебя своя жизнь. Так не лезь в мою!

Кен всем телом напрягся, отстраняясь от Аято. Он карие глаза в сторону отвёл, устремляя свой взгляд на высокий склон, справа от них.

– Когда я пытался тебя привести в чувство, но ты всё никак не открывал глаза, я всерьёз подумывал над тем, чтобы спрыгнуть с этого обрыва, если ты не очнёшься, – тихим голосом проговорил Кен. – А ты так легко продолжаешь говорить про разные жизни, словно это должно что-то значить.

Кен посмотрел на Аято, заставляя того стыдливо опустить глаза вниз. Судзуки придвинулся ближе к блондину и положил руку тому на плечо.

– Порой мне кажется, будто ты многое пытаешься скрыть. Вечно зажимаешься, грубишь, при новых знакомствах холодный и предвзятый. Так нельзя, Аято. Если я делаю что-то не то, то так и скажи. Я приму от тебя всё что угодно, но только не ложь, – сказал Кен и взял ладонь Аято в свою. – Мы же клялись, помнишь?

– Да, прости, просто забудь всё, что сегодня видел, – ответил Аято, встречаясь со строгим взглядом напротив. – Ты многого не знаешь, чтобы судить о моих поступках, пойми, – сжав челюсть, пытался как можно спокойнее ответить блондин.

– В том-то и дело, что знаю. Я знаю всё о тебе, Аято, – уверенно настоял на своём Кен. – Я твой брат, и я понятия не имею, почему ты продолжаешь отделять свою жизнь от моей, почему врёшь и почему вечно ввязываешься в драки, заведомо зная, что тебя там могут убить! Я думал, что мы доверяем друг другу, верил, что ты позаботишься о себе, я волновался за тебя, волновался, понимаешь?! – напал на Аято Кен, продолжая безостановочно осыпать его упрёками.

– Хватит! – не выдержав, Аято моментально напрыгнул на мальчишку, припечатывая того к земле и крепко сжимая запястья над головой Кена, не давая младшему и шанса вырваться. – Ты, братишка, не знаешь ничего о том, что я пережил, через что мне пришлось пройти. Ты представить себе не можешь, каково мне было, и что я чувствовал!

– Аято, если ты о своей семье, то я помню, что они погибли, прости, мне жаль. Но неужели после стольких лет тебя всё ещё так сильно мучают мысли о той аварии?

– Аварии?! Люди из мафии убили их прямо у меня на глазах! Пристрелили, словно животных на бойне. Они лишили их жизни без единой эмоции на лицах, ты понимаешь?! – Аято ослабил хватку и убрал руки, слезая с Кена. Он медленно опустился на колени. – Лишь одного человека они не тронули, и я, чёрт возьми, понятия не имею, почему им оказался именно я! – крикнул Аято, срывая голос на последнем слове. – Как тебе такое, братишка? Не ожидал? Думал, моя семья погибла в аварии? Ты это думал, да!?

Кен замер в ступоре. Услышанное шокировало его настолько, что попросту казалось неудачной шуткой. Он и не поверил бы, но смотря в пугающие глаза блондина, с ужасом осознавал происходящее.

– Аято, ты… Но почему? Какое отношение мафия имела к твоей семье? За что? И почему ты молчал об этом все семь лет?

– А ты бы сам в такой ситуации много кому разболтал о случившемся? Наверное, первым бы делом пошёл рассказывать, – саркастично усмехнулся блондин. – Да тебя бы от одних воспоминаний страх настолько сковывал, что ты бы и рта открыть не смог, – сказал Аято, рисуя невидимые линии на земле. Мальчишка, не поднимая взгляда на Кена, продолжил. – Мой отец был далеко не самым примерным человеком. Я мало что помню с того времени, когда мы жили во Флориде. Но в нашей семье был тяжёлый период: постоянные ссоры, разборки.… А потом мы переехали в Японию. И отец стал часто пропадать в важных, как он говорил, командировках, – злобно оскалился Аято в пустоту, сжимая ладонь в кулак. – Только работал он, по всей видимости, не программистом. Я уж не знаю, чего он успел натворить, но долги перед мафией у него росли быстро. Я только недавно понял, что мать, кажется, всё знала о его делах. За это я её никогда не прощу. Она всегда защищала отца, в любой ситуации, якобы, хотела сохранить семью. Но почему она не подумала обо мне с сестрой? Она должна была думать о нас, обо мне! – Вздохнув, Аято продолжил. – Вначале они пристрелили отца, прямо в прихожей, я слышал звук, когда прятался под фортепиано. А после мать отвела меня в комнату и спрятала в шкафу. Когда они поднялись в спальню, то мама пыталась их остановить. Я видел, как они убили её, – по щеке Аято скатилась одна слеза. – Но ничего не мог сделать. Ничего. Я навсегда запомнил цвет простыни. Она мерещилась мне перед глазами не одну ночь, только из белой превратилась в кроваво-алую, – его руки слегка затряслись. – Мне было страшно, я плакал, и те ублюдки услышали меня. Вытащили из шкафа и приставили к горлу нож. Я никак не могу вспомнить их лица, но эти голоса до сих пор не выходят из головы. Меня передёргивает снова и снова, раз за разом, когда я слышу похожий голос, – Аято поднимает голову к небу, пытаясь скрыть блестящие капли в глазах. – Но потом случилось нечто, что не дает мне покоя по сей день. Они просто ушли. Секунду назад к моему горлу был приставлен нож, но мгновение, и эти люди просто уходят, оставляя меня в живых. Правда, они бросили дымовую шашку, я практически потерял сознание, но в последнюю минуту, когда перед глазами было темно, я нашел выход из дома. Знаешь, каково это, проходить мимо трупов своих родителей? Проходить и понимать, что ты уже ничего не можешь исправить! Они не откликнуться, как бы громко ты их не звал. Они не проснутся, ни сегодня, ни завтра, никогда больше глаз не откроют! Невозможно передать всего ужаса, который завладел мною в тот вечер, – голос Аято дрожал через каждое слово, мальчик уже не мог совладать с собой. – Всю ночь я просидел на улице, в холоде, совсем один, без вещей и с колотящимся сердцем. Помню, я оборачивался на каждый шорох, прятался под лавку, боясь, что за мной вернуться. Наутро меня нашла полиция, твой отец. Но я до сих пор помню… – Аято уже не мог, да и не хотел сдерживать слезы, одна за другой они стекали по лицу. – Я забыл многое из своего детства, забыл ту квартиру в Америке и почти уже не помню лиц родных, но я никогда не забуду этот пугающий шёпот, не забуду эти лужи крови на полу и этот животный страх, когда убивают близких тебе людей.

Аято трясся в истерике. Безудержный плач охватил его всецело. Мальчик пытался утереть слёзы руками, но лишь сильнее зарыдал, пряча своё покрасневшее лицо в ладонях. Он задыхался от недостатка кислорода. Глубокий вдох на исходе судороги, и грудная клетка раздирается в клочья. Такую горечь и отчаяние не выразить словами. Слёзы, копившиеся годами, наконец-то нашли выход наружу и, страшно смотреть, что они делают с человеком, стекая ручьями вниз и обжигая щеки.

Кен сидел рядом в абсолютном ступоре и молчал. Он впервые увидел, как Аято плачет. Иногда Судзуки казалось, что тот не способен на такие эмоции, а потому он всегда считал брата эталоном мужественности.

“Аято, оказывается в твоей стальной душе на самом деле полно пробоин” – шокировано произнёс в своей голове Кен.

Сейчас Такимура сидел перед ним, весь потерянный и жалкий, как никогда прежде беспомощный. Кен осознавал, что, возможно, он – единственный, кому Аято открылся полностью, снял маску бесчувственного, уверенного в себе парня и показал напуганного до смерти мальчишку.

Кен мог бы задать еще кучу вопросов, которые не давали покоя его голове, но вместо этого он просто заключил Аято в объятья, крепко, скрывая блондина в своих руках и нежно поглаживая того по спине. Он прижал Аято к себе так сильно, словно всем телом показывая, что Такимура только его, его и больше ничей. Судзуки за него горой встанет, собственную душу наизнанку вывернет, но будет стоять за Аято и за себя. И выстоит за обоих, не сломается.

– Я не хочу остаться один, Кен, – хрипло прошептал мальчишка, положив голову на плечо брата и постепенно успокаиваясь, но при этом всё ещё немного подрагивал из-за недавних слёз.

– Не останешься, Аято, обещаю, ты можешь положиться на меня. А я всегда буду рядом, на твоей стороне, – тихо ответил кареглазый, чувствуя, как руки Аято сильнее обвивают его талию, когда сам блондин жмётся ближе и, словно мокрый котёнок, расслабляется в объятьях младшего.

Кен задал бы ещё много вопросов, но в эту минуту он поклялся себе, что никогда не сделает этого, он не посмеет напомнить Аято о событиях, приводящих старшего брата в безудержную истерику и приносящих гораздо больше боли, чем ностальгии. Мальчишки мирно прижались друг другу в полной тишине. Каждый думал о своём, но всё же об одном и том же, друг о друге. И слова в это мгновения были излишни.

“Не знаю почему, но мне кажется, что Аято всё это время был одинок. Очевидно, ему сейчас очень плохо. Но я слишком не был готов к такому раскладу событий, и мне безумно стыдно за то, что я не могу подобрать ни единого нежного слова. Но я не хочу видеть, как Аято плачет. Пусть он всегда будет на чуточку счастливее меня, а я никогда не позволю себе загрустить. Если бы только я смог сейчас подобрать слова, если бы только мог…”

“Кен, наверное, ты даже об этом не догадываешься, но ты спас меня. Наверняка, ты сейчас коришь себя в чём-то, как и всегда думаешь, что мог сделать что-то иначе. Придурок. Ты есть, и этого достаточно. Я никогда не считал, что нуждался в ком-то вроде тебя. Но это не так. Я нуждался в тебе. Всегда. Ты спас мою жизнь, хотя знал, что боец из тебя не силён. Но даже сейчас, не осознавая этого, ты помогаешь мне, просто заключив в свои тёплые объятья. Я чувствую тебя, как никогда раньше. И это кажется таким незначительным, но боже, поверь, для меня это что-то огромное. И я никогда не забуду этот день. Кажется, словно весь мой мир уменьшился до обхвата твоих рук. И я бы всё отдал, чтобы этому миру не было конца”

Ребята подняли свои головы и прикоснулись друг к другу лбами. Глаза обоих были заплаканы и блестели, подобно звёздам на небе. Аято немного приподнял уголки губ, что не проскользнуло мимо Кена. Судзуки широко улыбнулся, той самой улыбкой, которую так любил Аято. Искренняя, не похожая на все остальные, широкая и непомерно счастливая, она озарила лицо кареглазого в этот холодный и дождливый вечер.

Спустя полчаса мальчишки стояли около своего дома. На улице, как назло, не было ни одного прохожего, а ребята понятия не имели, который час. По расчётам Кена сейчас примерно половина одиннадцатого. И с каждой минутой на душе становилось всё тяжелее. Кареглазый не знал, как войти домой, что сказать и как оправдать свои многочисленные побои перед отцом. Аято предложил подсадить младшего в окно, и, пока Судзуки приводил бы себя в порядок, Такимура отвлёк бы внимание родителей, войдя через входную дверь.

Но идея была провальной. Было очевидно, что в доме царил хаос. Во всех комнатах горел свет, а окно в спальне ребят оказалось закрыто. Кен точно знал, что сам он никак не мог прикрыть его. Значит, отец выломал дверь в комнату.

Братьям ничего не оставалось, и Аято, крепко сжав в своей руке ладонь Кена, повел его домой. В груди у Судзуки безумно ныло, хотя в голове Кен говорил себе о том, что всё будет лучше, чем могло бы произойти. Жизнь Аято была дороже. Но факт оставался фактом. Кен до безумия боялся отца.

Аято надавил на ручку двери, и, к его удивлению, она оказалась открыта. Блондин вошел первым, осматриваясь по сторонам и замечая силуэты приёмных родителей в гостиной. Кен вошёл в прихожую сразу же за братом, стараясь создавать как можно меньше звуков. Аято, убедившись, что младший брат рядом с ним, оторвался от ручки двери. Это и послужило ошибкой. На улице было ветрено, так что сквозняк в доли секунды захлопнул железную дверь с характерным, громким ударом. Ребята испуганно дернулись. Сердце Кена упало в пятки, а Аято увидел, как в одно мгновение из гостиной выбегает господин Судзуки с разъярённым и безумным лицом. Он бежит в сторону мальчишек и в ту же секунду мертвой хваткой вцепляется в Кена, прижимая сына к стене.

– Где ты шлялся, паршивец?! – грубый голос отца пробрал Кена до костей. А сам господин Судзуки до боли сжимает руку ребёнка, смотря своим обезумевшим взглядом глаза в глаза.

– Господин Судзуки, Кен ни при чём. Это моя вина, – попытался переключить внимание на себя Аято, подходя ближе к приёмному отцу.

– Ты иди в комнату, – железным голосом приказал Соичиро, махнув головой в сторону лестницы.

В ответ Аято не шелохнулся. Мальчишка обеспокоенно посмотрел на Кена, но тот всем своим видом пытался сказать, чтобы старший послушал отца.

Соичиро, не выдержав этой молчаливой паузы, громко крикнул:

– Я сказал в комнату! – голос мужчины был больше похож на озлобленный рык. – Асами, отведи его в спальню, – обратился Соичиро к своей супруге, которая всё это время стояла в дверном проёме.

Госпожа Судзуки услужливо взяла Аято за руку и повела наверх, несмотря на безудержные просьбы блондина остаться рядом с братом. Мать обернулась, посмотрев в испуганное лицо Кена, и печально вздохнула, но делать что-либо наперекор мужу не стала. Она завела Аято в комнату и начала осматривать многочисленные ссадины и побои на теле ребёнка. Не говоря ни слова, женщина смазала обезболивающей мазью все синяки и наклеила пару пластырей на ранки. Её действия показались Аято холодными и машинальными, безо всякой заботы и даже малейшего проявления беспокойства. После проделанных процедур женщина погладила мальчика по волосам и тихо сказала ложиться спать.

Но только Асами собиралась выйти из спальни и закрыть дверь, как Аято обиженным голосом спросил:

– Почему вы позволяете ему так обращаться с Кеном?

Госпожа Судзуки удивилась неожиданному вопросу, но спокойно и мягко ответила.

– Отец делает так, как считает нужным. Пойми, я люблю вас с Кеном всем сердцем. Но ваш папа применяет к вам разные… методы воспитания, – немного замявшись на последних словах, женщина отвела взгляд в сторону.

– Он не мой отец, – грубо перебил её Аято. – А вы не моя мать. Но не волнуйтесь, я не очень расстроен вашим равнодушием ко мне. Просто раз уж так вышло, то любите хотя бы Кена, – хриплым и печальным голосом сказал голубоглазый паренёк своей приёмной матери.

Женщина лишь вздохнула, стыдливо опустив глаза в пол. Она молча выключила свет в комнате и вышла в коридор, закрывая за собой дверь.

В это время господин Судзуки завёл Кена в свой кабинет, грубо затолкнув мальчика вовнутрь и закрывая дверь на замок. В комнате царил полумрак. Лишь настольная лампа тускло светила на рабочем столе отца. Часы мерно тикали в углу, создавая напряжённую атмосферу. Господин Судзуки тяжёлыми шагами прошёл вперед и развернулся к своему сыну, чьи колени предательски подрагивали. Кен поднял свою голову вверх, посмотрев в лицо родителю, но в эту же секунду его скулу обожгла сильная пощечина.

– Неблагодарный выродок! Какого чёрта ты сегодня сбежал? – напал с обвинениями отец на Кена.

Мальчишка схватился за свою щеку, зашипев от боли, ведь, по всей видимости, он подвернул руку у гаражей.

– Прости, пап, пожалуйста, дай мне всё объяснить… – молил Кен господина Судзуки.

– Закрой свой рот, – грубо отрезал Соичиро. – Посмотри, на кого ты похож, – продолжил отец, хватая мальчика за грязную рубашку и сильно сжимая его синяк на руке.

– Мне больно, пап. Отпусти, прошу, – зажмурившись, Кен пытался вымолить жалость у родителя, но при этом понимал, что ему лучше быть тише, лишний раз не провоцируя своего отца.

– Мне плевать. Ты провинился и заслужил наказание. И, будь уверен, избежать тебе его не удастся.

Судзуки Соичиро подошёл к своему столу и открыл верхний ящик. Кен молча наблюдал за тем как его отец достаёт толстый кожаный ремень и медленно начинает подходить к нему. Господин Судзуки громко шлёпнул ремнём по своей ладони, дабы нагнать своему сыну ещё больше страха. Мальчишка крепко зажмурил глаза и спустя пару секунд получил первый удар по спине. Затем сразу второй. А потом и третий. Тяжёлая рука Соичиро нещадно хлестала мальчишку. От боли Кен чуть не упал, но отец успел придержать его тело рукой. Господин Судзуки толкнул сына к письменному столу, чтобы мальчик облокотился. Теперь Кен не мог даже упасть. Он лишь стоял и терпел сильнейшие шлепки по спине, бёдрам и ногам. В голове начали прокручиваться воспоминания, как отец и раньше поднимал на него руку. Бывало, он применял это же толстый ремень. Но сегодня Соичиро бил как никогда прежде. Сильно. Вкладывая свою злость в каждое движение. Мальчик пытался сдерживать крики, но они то и дело вырывались из груди. На восемнадцатом ударе парнишка уже заскулил, впиваясь ногтями в деревянный стол.

Хлестнув сына ещё пару раз, Соичиро остановился и кинул ремень на чёрный диван, стоящий позади него. Господин Судзуки грубо развернул Кена к себе, поднимая его лицо за подбородок.

– Опять воешь, словно девчонка. Тебе никогда не исправиться. Ты меня огорчаешь, Кен. Мне не нравиться тебя бить, но я это делаю лишь из-за того, что ты причиняешь мне куда большую боль, – сказал Соичиро, состроив на своём лице разочарованную гримасу.

– Прости, пап. Я не хотел сделать тебе больно. Но Аято была необходима помощь, – Кен почувствовал стыд перед отцом. Мальчик хотел попросить прощения, а потому поднял свои большие глаза вверх, виновато глядя на Соичиро.

– Мне плевать на его очередные проблемы. И тебе тоже должно быть всё равно. Мы достаточно помогли ему, взяв к себе в семью. Рядом с ним ты опускаешься на глазах окружающих. Или ты забыл, как ты должен себя вести? Кто ты такой, Кен? – строгим голосом спросил господин Судзуки, надавив Кену на плечо.

– Я твой сын, – тихо и с некой печалью в голосе ответил мальчик.

– И как ты обязан себя вести? – сказал отец, продолжая давить на плечо ребёнка.

– Не перечить и беспрекословно слушать тебя, учить уроки и не отвлекаться на бесполезные вещи, – на автомате выдал Кен, начиная слегка теребить подол своей испачканной рубашки.

– И твой внешний вид должен быть опрятен и безупречен. Всегда, – дополнил Соичиро слова мальчишки. – На сегодня ты свободен. Но учти, если я узнаю, что кто-то из моих знакомых видел твою выходку, то выпорю ещё раз. Пока ты не исправишься, Кен, ты останешься бесполезным слюнтяем, не способным ни на что в этой жизни. Запомни, никто не полюбит тебя, если ты не будешь идеальным. Ты понял меня? – задал последний вопрос господин Судзуки, на этот раз надавив на оба плеча мальчика.

– Да, папа. Я провинился. Я ужасный сын. Прости, – искренне ответил Кен, склоняя свою голову вниз.

– Выходи из кабинета и иди в постель. Спокойной ночи, – холодно сказал Соичиро, выводя сына из комнаты и толкая его вперёд.

Кен чуть было не споткнулся, но смог удержать равновесие и, не оборачиваясь, поплёлся к лестнице. До самой двери своей спальни ему было боязно поворачивать голову назад. Казалось, словно отец продолжал наблюдать за ним, даже когда не был рядом. Мальчик ощущал его тяжёлый взгляд на себе. И табун мурашек прошелся по всему телу, заставляя Кена невольно вздрогнуть.

Открыв дверь и войдя в комнату, мальчишка попытался как можно тише переодеться в пижаму и лечь в постель, чтобы ненароком не разбудить Аято. Но стоило кареглазому парнишке присесть на край своей кровати, как он услышал громкий шорох, после чего ночник на тумбочке Аято включился, а сам блондин быстро выпрыгнул из-под одеяла, в ту же секунду пересаживаясь на кровать Кена.

– Ты как? – обеспокоенно спросил Такимура, пытаясь вглядеться в слабоосвещённое лицо Кена.

– Всё в порядке, Аято. Со мной всё хорошо, – ответил младший брат, опуская глаза в пол и начиная слегка теребить бежевую простыню.

– Он тебя снова бил? – вопрос был произнесён скорее с риторической интонацией. Аято подслушивал происходящее в кабинете, прижавшись к полу спальни.

И Кен понял, что Аято всё слышал. От осознания этого стало немного стыдно, ведь мальчик не хотел беспокоить блондина. Но у Такимуры было другое мнение на этот счёт.

– А если бы он тебя убил? Избил до смерти?

– Аято, всё будет хорошо, – попытался успокоить брата Кен, положив свои руки тому на плечи и искренне посмотрев в голубые глаза. – Он просто попадал по моим синякам и ранам, поэтому я так кричал. Но он не так уж и сильно бил, – говорил мальчик, а сам внутри сжимался от страха, вспоминая удары отца. – Всё в порядке, правда.

В ответ Аято лишь безысходно вздохнул. Хотелось бы верить в такую чушь. Очень даже хотелось бы. Но младшего он читал, как открытую книгу. И Аято прекрасно знал, что тот врёт.

Блондин не спеша поднялся с кровати Кена, переходя на свою постель. Уже присев на тёмно-синее одеяло, Такимура, не поднимая взгляда на Кена, тихо проговорил:

– Порой мне кажется, что твой отец прав и я лишь усложняю тебе жизнь. Может, нам лучше было и не встречаться вовсе? – задал Аято вопрос, на который не ожидал услышать никакого ответа. Он скорее говорил свои мысли вслух, чем вёл диалог с братом.

А Кен в это время напрягся всем телом. Подобные вопросы со стороны Аято колко отдавались в груди кареглазого, вызывая некую обиду и даже злость. Нет. Кен не злился на Такимуру. Ни в коем разе. Он испытывал злость к самому себе за то, что не смог убедить Аято в своей верности, не смог доказать, как же блондин прекрасен на самом деле. За то, что не смог показать, как же он нужен. Кену. Безумно нужен.

– Пожалуйста, Аято, не говори так. Ты ведь знаешь, что я без тебя не протяну и недели. Ты самый необходимый человек в моей жизни, – сказал Судзуки, закутавшись в одеяло и не поворачивая лица к голубоглазому.

– Прости, я не имел в виду, что собираюсь бросить тебя. Мне и самому в одиночку туго будет. Просто если я когда-нибудь причиню тебе боль, то оттолкни меня как можно дальше. Ты не должен страдать. А я уж как-нибудь справлюсь, переживу и без семьи, без друзей и… без тебя, – сказал Аято, уставившись в потолок. Блондин укрылся одеялом и развернулся спиной к Кену, очень надеясь, что тот не услышал его последних сказанных слов.

В это время за окном вновь начался сильный дождь. Ночная тишина разбавилась звуками бьющихся о шифер капель и шумных раскатов грома вдали.

– Одному трудно, Аято. И я готов простить тебе всё на свете. Даже если и не прощу, то рядом точно останусь, не буду же я бросать своего старшего братишку в сложное время, – шепотом проговорил Кен, пару раз шмыгнув носом. – Но если вдруг со мной что-то произойдёт, или папа запретит мне общаться с тобой, то тогда, я надеюсь, ты найдешь себе хорошего друга. Верного, надёжного, настоящего. И тогда я буду спокоен, зная, что ты не один. Я уверен в том, что ты сильный и переживёшь без меня с кем-то другим. Так что пообещай мне, что найдешь себе близкого друга. Ты обещаешь, Аято? – спрашивает кареглазый мальчишка так спокойно и умиротворённо, словно и впрямь не видит в своей просьбе ничего странного.

– Обещаю, – коротко отзывается Такимура, а сам внутри разрывается, крича о своём несогласии, о нежелании променять Кена на кого-либо ещё.

– Вот и славно. Спокойной ночи, мой сильный старший брат, – говорит Судзуки, искренне улыбаясь. И лишь его карие глаза слегка поблёскивают нотками печали.

– Спокойной ночи, мелкий, – совсем тихо отвечает Аято, дабы не выдать свою грусть в голосе.

Проходит пять минут, и Кен уже было провалился в негу сна, как внезапно ему послышались странные звуки. На улице всё ещё грохочет гром, но сквозь этот шум кареглазый слышит тихие всхлипы. Мальчик поворачивается и смотрит на соседнюю кровать. Аято скрылся с головой под одеялом и еле заметно подрагивал. Блондин шмыгал носом, закрывая себе рот ладонью, чтобы Кен не услышал его плача. Но чем больше Аято пытался сдержать свои эмоции, тем сильнее вздрагивало его тело, что не могло пройти мимо карих глаз.

Воздух под одеялом закончился, и Такимуре пришлось высунуться наружу. Но как только он вылез из-под одеяла, Аято почувствовал, как к его спине прижалось что-то тёплое. Он повернул голову и увидел, как Кен обвил его талию руками, пытаясь как можно крепче обнять. Сам же Судзуки поднял на Аято свои большие глаза и сказал:

– Там гроза сильная. Мне жутко засыпать одному. Ты ведь не против, если я посплю сегодня рядом с тобой?

Такой неожиданный и странный расклад событий привёл Аято в недоумение. Блондин немного поёжился, пытаясь выбрать наиболее комфортную позу для сна, и, шмыгнув пару раз носом, тихо ответил:

– Не против. Засыпай.

Кен никогда не боялся гроз. Такимура знал это так же, как и его младший брат. Но оба понимали, что слова сейчас ни к чему. А этот страх, даже если и выдуманный, очень необходим в данный момент.

Кен лишь широко улыбнулся, скрывая своё лицо в подушке блондина. А Аято позволил себе расслабиться в таких крепких и тёплых объятьях младшего. Пролежав в полной тишине ещё несколько минут, мальчишки провалились в царство Морфея. И до самого утра Кен не разомкнул своих рук.

4.Двести ударов в секунду

Сегодняшний день был довольно солнечный и тёплый. Небо приобрело нежно-голубой оттенок, а редкие облака были подобны парному молоку. В школьном саду вовсю свиристели цикады, а сквозь эти звуки слышалось пение птиц, вьющих свои гнёзда в ветвях.

Восемнадцатилетний белокурый парень с собранными волосами в пучок только что вышел из школы и направился домой, засунув свои руки в карманы чёрных брюк. В его наушниках играл Шопен, чьи мелодии периодически разбавлялись песнями рок-групп. Забывшись в музыке, Аято не заметил, как за ним увязалась миловидная девушка. Харука училась в этой же старшей школе, в какой и Такимура, разве что она была в параллельном классе. И, честно говоря, эта девчушка надоела Аято ещё со второго дня их знакомства. Харука всячески приставала в блондину, говоря о том, как сильно влюблена в парня. Однако этот флирт казался таким приторным, что Аято думал, его затошнит. А поклонниц у парня и без того хватало. Будет непростительной ошибкой промолчать о том, что за весь последний год Такимура побывал в отношениях с четырнадцатью девушками. Но, несмотря на такое внушительное количество партнёрш, ничего серьёзного с ними не было. Максимум, поцелуи и сопливые разговоры по телефону, которые Аято старательно пытался избежать. Такимура постоянно рассказывал обо всём Кену, а тот внимательно слушал брата, пытаясь скрыть свою незаинтересованность в отношениях блондина. Не то, чтобы Кену было всё равно, но подобные разговоры его напрягали. Проблем с противоположным полом у Аято не было никогда, но вот Кен всё никак не мог найти ту самую девушку, с которой Судзуки мог быть бы счастлив. Аято пару раз предлагал младшему свою помощь, но было видно, что Кену это не нужно. А наблюдая, сколько нервов старший тратит на всех этих девушек, желание завести отношения и вовсе отпадало.

Вот и сейчас музыка в наушниках Аято периодически прерывалась из-за навязчивых звонков от очередной подружки. Сбросив трубку уже в сотый раз, нервы блондина сдали окончательно, и он выключил телефон, злостно стягивая с себя чёрные наушники. Постояв на месте пару минут, Аято уже было расслабился, как вдруг, его плеча коснулась чья-то рука, а из-за спины парня выскочила Харука. Девчонка встала перед лицом Такимуры, тем самым нагло преграждая тому путь.

– О, Аято-кун, сегодня ты идешь со школы без Кена. С ним все в порядке? – спросила девушка, разыграв беспокойство по поводу Судзуки.

– Он ушёл раньше, ему стало нехорошо от нагрузки к предстоящим экзаменам, – говоря это, Аято заметил раздражение, быстро проскользнувшее во взгляде Харуки.

Эта девчонка, впрочем, как и все остальные, Кена терпеть не могла. Харука безумно ревновала блондина к его брату, ведь они проводили вместе почти всё свободное время. Но позиция Аято была непоколебима. Кен всегда был на первом месте, ведь это же брат.

– Жаль его, – сквозь зубы процедила она. – Значит, ты сегодня свободен? Нехорошо лезть к братишке, когда тот болен. А вдруг он заразит тебя! Куда лучше, провести этот вечер в компании с милой девушкой, – воодушевлённо сказала Харука, подходя ближе к блондину.

Аято положил свои руки на её плечи и медленно отодвинул неугомонную девчонку от себя.

– Было бы неплохо. А куда ты хочешь сходить? – наигранно спросил Аято, рассчитывая на то, что Харука не прочтёт сарказма в его голосе.

От этого вопроса счастью девушки не было и предела, а её визг, кажется, услышал весь район.

– Аято-кун пригласил меня на свидание! Любимый, как же я рада. Давай пойдём в то кафе в центре города. Или лучше дорогой ресторан? Придумала, мы будем кататься на аттракционах. А может, просто сходим в кино? Хотя, это так по-детски. Лучше всего посетить театр. Но это так долго и скучно. Вот я бы выбрала клуб…

Харука так заговорилась, что не заметила, как за это время Аято успел улизнуть, убежав как можно дальше с этого места. Когда же девчонка опомнилась и посмотрела в ту сторону, где некогда стоял блондин, она злостно сжала руки в кулаки и начала недовольно стучать ногами по земле.

– Ну почему он опять сбежал? Неужели я ему совсем не нравлюсь, – размышляла Харука вслух. – Это невозможно, я не могу не понравиться. Может, у него опять какая-то подружка появилась. Интересно, кто она?

С этими мыслями девушка простояла на улице около получаса, после чего поплелась домой, всё ещё ворча о своём негодование.

Аято к этому времени уже преспокойно развалился на кровати в их с Кеном общей комнате. А младший в свою очередь расположился рядом на полу и тихо почитывал учебник по физике, усердно готовясь к завтрашнему тесту. Самочувствие стало лучше, и парень сразу же принялся за учёбу. Аято, конечно же, отчитал брата за безалаберное отношение к своему здоровью, но выбора у Кена всё равно не наблюдалось. Тем более, он не сказал родителя о своём плохом состояние. Эта отговорка никогда не проходила с его отцом. Господин Судзуки твёрдо утверждал, что есть лишь одна уважительная причина отказа от учёбы. И это смерть. Кен находил иронию в его словах, ведь именно нескончаемые уроки и способны были довести до могилы.

За окном уже вечерело, и Аято, уставший наблюдать за муками брата, приподнялся с кровати, говоря, что тому стоит хорошенько отдохнуть.

– В любом случае ты получишь самый высокий балл в классе, – уверенно сказал блондин, положив ладонь на плечо Кена.

– Ты так убеждён в этом?

– Я просто знаю, – ответил Такимура, устало закатив глаза.

– Ну, хоть что-то ты знаешь, – отшутился Кен, широко улыбнувшись во все тридцать два зуба.

Аято издал возмущённый возглас и слегка стукнул брата в плечо, на что Кен захлопнул учебник физики и, запрыгнув на кровать, треснул им блондина по голове. Аято засмеялся, сказав, что таким образом младшему не удастся вбить знания в его голову, после чего вырвал учебник из рук Судзуки, кидая его куда-то в угол комнаты.

Парни кувыркались на кровати, пытаясь завалить друг друга на спину. Аято схватил подушку и, со всего размаху врезал ею в лицо Кена. Судзуки, не медля ни секунды, выхватил её из рук блондина и отбросил в сторону, как раз туда, где уже лежал раскрытый учебник. Стало ясно, что в этом неравном бою сила определённо была на стороне Кена. Судзуки уперся руками в плечи Аято, тем самым вдавливая его в кровать, а сам навалился сверху и, не давая блондину подняться, приблизился к нему так, что их лица стали разделять лишь несколько сантиметров.

Братья, пытаясь отдышаться, непрерывно смотрели друг на друга около минуты. Но она тянулась настолько долго, что парням показалось, они пролежали так целую вечность. И тут Аятовдруг поймал себя на мысли, что Кен довольно привлекательный парень. Не то чтобы раньше он не замечал красоту младшего, но сейчас он мог рассмотреть его как никогда близко и детально.

Кен навис над ним с открытым ртом и сверкающими глазами, слегка прикрытыми челкой. На его белоснежной рубашке были расстёгнуты первые пару пуговиц, благодаря чему открывался вид на изящные ключицы. Всё это делало образ брата безумно манящим и сексуальным, чего не мог не подметить Аято.

“Почему я об этом думаю? Вновь это чувство. С каждым разом оно возрастает. Но я ничего не могу с ним поделать. Мой брат чертовски красив. И мне это безумно нравится”

Кен, словно прочитав мысли Аято, покраснел и медленно слез со старшего. Он присел на край кровати и, устремив взгляд в потолок, сказал:

– От тебя снова табаком пахнет. Кури поменьше, а лучше брось эту гадость.

– Прости, это не так уж и просто, – ответил блондин, всё ещё не отошедший от недавних размышлений. – Каждый раз, когда я думаю над тем, что мне нет нужды в курение, появляется что-то, из-за чего мне приходиться вновь брать сигарету в руки, пытаясь успокоить свои нервы, – вздохнул он, не скрывая скорбной улыбки.

– Я тебя не виню, но, пожалуйста, не смей бросать попытки завязать с этой зависимостью, – нежно ответил Кен, понуро опуская свой взгляд в пол.

В комнате повисло молчание. Каждый думал о своём. Братья пытались разобраться с нахлынувшими чувствами, построить планы на сегодняшний вечер, да и просто очистить голову от ненужных и грустных мыслей. Однако никакой неловкости или, упаси боже, неудобства, между ними не появилось. Наверное, в этом и вся суть близких отношений. Вам настолько спокойно с человеком, что и гробовая тишина не кажется чем-то неправильным, а порой даже наоборот, очень необходимой.

Но всему приходит конец, и Кен, решив нарушить такое прекрасное молчание, воодушевленно обращается к Такимуре.

– Знаешь, а я, кажется, придумал, что может успокоить твои нервы гораздо лучше, чем курение.

Аято не спеша приподнялся и, облокотившись о спинку кровати, непонимающе посмотрел на Кена. Но тот в свою очередь встал с постели и, немного поправив рубашку, продолжил парировать свою идею:

– Тебе нужно проветриться, пошли, погуляем, небо сегодня вечером обещает быть чистым и безоблачным, – с неким задором в голосе сказал Кен, а затем радостно улыбнулся всё той же детской улыбкой.

– А как же твой тест? – спросил Аято.

– Я доверюсь тебе. Думаю, я и впрямь уже знаю всё, что мне необходимо.

Ответив на вопрос, Судзуки поднял учебник физики с пола и аккуратно положил его на стол, а затем, мило улыбнулся Аято, подходя к двери и говоря, что подождёт старшего на первом этаже. Иногда стоит жертвовать своими делами ради блага близкого человека. Именно так и решил для себя кареглазый, опуская уроки на второй план.

Когда Кен вышел из комнаты, Такимура слегка усмехнулся. Аято ума не мог приложить, как из такого сексуального парня, Кен в доли секунды вновь превратился в милого и прилежного мальчика. Но Судзуки умело совмещал в себе эти два образа, что, несомненно, поражало голубоглазого.

Отогнав все свои лишние мысли из головы, Аято встрепенулся и, поднявшись с кровати, пошёл прямиком за Кеном.

Спустя полчаса ребята уже лежали средь прохладной травы на их излюбленной полянке. Наверное, наблюдение за ночным небом было их самым ценным увлечением. Вид здесь открывался просто прекрасный, по-настоящему волшебный, как любил подмечать Кен. Но самое главное, наверное, было то, что в этом месте парни всегда могли обсудить все свои проблемы и беспокойства, не боясь быть услышанными или непонятыми. Повсюду лишь тишина и покой. Рядом близкий человек. А на небе бесчисленное множество звёзд. Ну разве это не всё, что нужно для счастья? По крайней мере, братьям этого более чем хватало.

– А мы совсем не изменились с тобой. Всё те же дети, – усмехнувшись, подметил Аято.

– А разве стоит меняться? – с улыбкой ответил Кен. – Ночное небо просто изумительно, и я бы всем сердцем желал наблюдать за ним целую жизнь.

– Ты прав, – глухо отозвался Аято. – Раньше я не понимал твоего восхищения, а потом просто в один момент поднял голову вверх и удивился. Только представь, миллиарды мерцающих звезд покрывают темное полотно небес. Их больше, чем песчинок на всей Земле. Но при этом каждая из них огромна и величественна. С песчинкой и не сравнить. В таких масштабах можно утонуть, но ты просто лежишь и понимаешь, что являешься частью всех этих гигантов. Помнишь, ты сказал мне о том, что мы состоим из космической пыли? Это поразило меня настолько, что я ощутил себя первооткрывателем материка или чего ещё более грандиозного. Однако, помимо восхищения, эта идея навевает жуткую тоску. Иногда мне кажется, что мы настолько малы и ничтожны, словно и вовсе не достойны существовать в масштабах Вселенной. Кто мы по сравнению с этими гигантами? Лишь обычная пыль и не более.

– Но, знаешь, Аято, – внезапно перебил брата Кен. – А звёзды ведь тоже отсюда кажутся крохами. А, значит, и нами непременно восхищается кто-то очень маленький.

– Я и не думал об этом, но, наверное, так оно и есть. Ты всегда умел находить во всём что-то хорошее, – ответил блондин, слегка приподняв уголки своих губ. – Такая способность и впрямь может сделать человека счастливым.

– Да. Особенно, если рядом есть тот, кого ты любишь.

Кен повернул голову и посмотрел на Аято, но тот, увлеченно наблюдая за звездами, не обратил никакого внимания на младшего и не заметил блеска в его глазах, чему Судзуки был лишь благодарен.

– Чувствую себя как на свидание, – громко усмехнулся Аято, представляя их с Кеном со стороны.

Такая внезапная фраза безумно смутила Судзуки, заставляя неловко покраснеть. Очень хотелось, чтобы Аято не продолжал развивать эту наиглупейшую тему, но, к сожалению, Такимура не смог прочесть мыслей брата. Аято развернулся к Кену, хитро прищурив глаза, и сказал:

– Кстати, касаемо свиданий, почему ты не стал встречаться с Юрико? Как по мне, она очень даже ничего. Милая и с фигуркой.

Неожиданно для Кена, старший вновь завёл разговор о девушках, словно весь мир остановился в ожидании того, когда Судзуки обзаведётся подружкой. В ответ Кен замялся, попытавшись сказать что-то невнятное, и слегка покраснел, из-за чего отвернулся в другую сторону. Шатен определённо ненавидел разговоры об отношениях. Аято, заметив изменившееся настроение брата, виновато прикусил губу. Блондин решил перевести тему шуткой, что определённо должно было расслабить младшего.

– Прости, просто я тут подумал, что если бы я был тобой, то непременно цеплялся руками и ногами за человека, которому понравился бы такой зануда, как я.

Кен приподнял уголки своих губ и тихо пробурчал в ответ:

– Если бы я был тобой, то ни за что не избегал человека, который принял такого придурка, как ты.

– Я и не избегаю, – уверенно ответил блондин, заставив Кена привстать с травы и удивлённо посмотреть на старшего. – Этот человек ты, Кен. Только ты принял меня настоящего.

– Но и моё занудство по душе лишь тебе, – улыбаясь, ответил Судзуки, не скрывая проскользнувшие нотки иронии в голосе.

Аято тихо смотрел в лицо брата своими заботливыми глазами. А у самого внутри хаос эмоций. Кажется, словно Кен сегодня выглядит как-то иначе. Более милый, но и не менее притягательный. Кен определённо сегодня был другим, а может и Аято посмотрел на него совершенно с другой стороны. Хотелось что-то сказать, сменить тему, отшутиться или, того лучше, вновь перенести своё внимание на звёздное небо. Но единственное, что смог выжить из себя блондин – это лёгкий смешок на полу выдохе и стыдливо покрасневшее от такой несуразицы щёки.

– Нам домой пора, поднимайся, мистер блондинка, – неожиданно звонко сказал Кен, разрезая мирную тишину на полянке.

Судзуки частенько любил называть Аято подобным прозвищем, что, несомненно, раздражало старшего. Однако сегодня Такимуре показалось, что Кен произнёс это как-то иначе, с неким трепетом или даже умилением.

Хотелось разозлиться на кареглазого, но что-то мешало, не позволяло, удерживало. Аято не желал, чтобы младший учуял его озадаченность, а потому быстро поднялся с земли и, скрестив руки на груди, сказал:

– Не зли меня, братишка.

В ответ Кен лишь усмехнулся и, бросив хитрый прищур, быстро пошел в сторону дома. Через шагов десять он остановился и, не оборачиваясь, прокричал:

– Для начала догони меня, яростная блондинка!

Аято подумал над тем, какой же Кен всё-таки ребёнок, но встрепенулся и, не отличившись особой взрослостью, побежал вдогонку за братом.

Время приближалось к одиннадцати, когда ребята вернулись домой. Они старались вести себя как можно тише, даже разулись за десять метров от входной двери, чтобы их шаги казались максимально невесомыми. Но стоило братьям зайти в прихожую, как из гостиной вышла взволнованная мать. Она скрестила руки на груди и укоризненно посмотрела на парней.

– Почему вы так поздно? – шёпотом спросила госпожа Судзуки. – Я сказала отцу, что вы сегодня ночуете у одноклассника, потому что делаете совместный проект. Кен, завтра тебе придётся объясниться папе, поэтому придумай, что рассказать о проекте. А сейчас тихо идите в свою комнату.

Благодарно улыбнувшись матери, Кен пожелай ей спокойной ночи, после чего они с Аято незамедлительно пошли на второй этаж.

Переодевшись, парни подготовились ко сну и уже легли по своим кроватям, разворачиваясь лицом друг к другу. Аято, недолго сохраняя тишину, начал говорить:

– Она и впрямь беспокоится о тебе. Даже выгородила нас перед отцом.

– Я знаю, но о тебе она волнуется не меньше, – ответил Кен с неподдельным негодованием.

– Думаю, это мило, что ты считаешь так, – грустно усмехнулся Аято, после чего развернулся на спину и, смотря в потолок, продолжил. – Я завтра придумаю что-нибудь, что можно наплести отцу.

– Ты не обязан, – резко перебил брата Кен, не скрывая своего возмущения.

– У тебя завтра тест, позаботься о школе, а прочую нервотрёпку оставь на меня, – уверенно ответил Аято, ставя твёрдую точку в этом вопросе.

Кен хотел было возразить, но, решив, что Такимура прав, немного успокоился и послушал брата. Судзуки слегка привстал с постели, чтобы дотянуться до светильника, стоящего на прикроватной тумбочке. Если Аято не выспится, то целый день будет ходить растерянный и сонный. Кен это знал, а потому выключил свет в комнате и как следует укутался в одеяло.

– Спокойной ночи, спаситель Аято, – прошептал младший, поворачиваясь к брату спиной.

– Спокойной ночи, всезнайка Кен, – ответил белокурый парень, заставляя Судзуки широко улыбнуться.

Аято готов был поклясться, что в его животе словно разлетелось тысячи крохотных бабочек, а лицо растянулось в глупой улыбке от этих слов. Хотелось, чтобы этот момент не заканчивался, ведь старший никогда не чувствовал ничего более успокаивающегося, чем заботливый голос брата. В темноте не было видно, как щеки блондина стали пунцовыми, но учащённое сердцебиение прекрасно ощущалось. Аято всё никак не мог уснуть из-за навязчивых мыслей, атаковавших голову. Казалось, словно его лихорадит, но тяга к Кену была неоспорима.

“Неужели это происходит со мной? Я не могу поверить в нечто настолько безумное. Он мой младший брат, лучший друг и единственный близкий человек. Но всё, что ощущаю я в последнее время никак нельзя снести на большую родственную любовь. Так неужто я умудрился вляпаться так сильно. Неужели я и впрямь чувствую к нему что-то настолько неправильное. Чёрт”

На последних словах захотелось взвыть волком, но Аято лишь сильнее сжал одеяло в руках и уткнулся лицом в подушку, пролежав в такой позе ещё очень долго. Парень в одну минуту понял, что теперь число его проблем увеличилось в кубе, а шанс всё изменить приравнялся к 0,001%.

***

Листик клёна, сорвавшись с ветви, пролетел небольшой путь, плавно опустившись на тротуар парка близ старшей школы. Но он не смог долго пробыть в спокойствии. Лёгкий ветерок подхватил столь невесомого танцора и подкинул его к ногам молодого парнишки, беззаботно болтающим со своим старшим братом.

– Я же говорил, что у тебя будет отличный результат. Ты и впрямь всезнайка, Кен, – самодовольно вздохнул Аято, смотря на младшего взглядом, полным искренней гордости и заботы.

После трудного школьного дня парни решили пойти домой через большой парк, известный своей красотой во время осеннего листопада. Они размеренно шагали, пройдя уже большую часть тропинки, выложенной из крупных камней.

– Задания оказались проще, чем я предполагал. Поэтому не такой уж я и всезнайка. Есть вещи, которые мне никогда не понять, – глухо отозвался Кен голосом полным неподдельного сожаления.

– Ты лучший, – твёрдо заявил Такимура, кладя ладонь на плечо брата, чтобы тот посмотрел на него. – И ты это знаешь. Но если тебе когда-нибудь потребуется совет или помощь, то тебе есть к кому обращаться, – сказал Аято и сам усмехнулся от своих слов. – Хотя это так странно. Ты умнейший человек с IQ 165. Чему я способен тебя научить? – риторически вопросил он.

– Глупости. Ты меня переоцениваешь, а сам далеко не хуже, – смутившись, ответил Кен, тыча пальцем в грудь брата.

Посмеявшись друг с друга, парни продолжили свой путь. Аято пинал мелкие камешки по дороге, а Кен наблюдал за ним и размышлял над чем-то очень важным.

“В последние время Аято делает слишком много комплиментов в мою сторону. Он никогда не был так чрезмерно внимателен. Может ему что-то нужно от меня или…нет. Я просто наивный идиот. О какой взаимности может идти речь. Так бывает лишь в немногих фильмах, которые в свою очередь подвергаются огромному шквалу критики. Пора перестать верить в сказки, это неправильно, а значит – невозможно. В такие моменты я и впрямь начинаю ненавидеть своё существование. Но за несколько лет чувства внутри меня не угасли, они лишь возросли. И эта мысль меня убивает. Я думал, что это прекрасное преимущество – жить бок о бок с тем, кого любишь, даже если и не говоришь о своих чувствах. Но на деле это сравнимо с клеткой, прутья которой больно жгут, не давая выйти наружу. И я сам себя в неё заковал”

За всеми этими размышлениями, Кен не заметил, как замер на одном месте. Очнувшись от своих терзаний, парень увидел, насколько он отстал от Аято, который бодро шагал вдалеке. Встрепенувшись, Судзуки немедля поспешил за ним.

Вскоре братья вышли из окрестностей парка. Отсюда до дома можно было дойти двумя способами: по центральной улице или через небольшой лабиринт переулков. Недолго думая, парни решили выбрать второй вариант, тем самым сокращая себе путь.

Проходя по малознакомым улицам, они то и дело останавливались, чтобы ненароком не заблудиться. Завернув за угол большого дома, парни вышли на безлюдный переулок. Серые, картонные стены домов протянулись вдаль, а старая асфальтированная дорога прерывалась широкой лестницей. Братья не спеша спустились по ней и, внезапно, замерли на месте. В десяти метрах от них стояла компашка из четырёх человек. Эти молодые парни были незнакомы Кену, но вот Аято их узнал сразу же. Он уже имел дело с одним из этих ребят и знал, что тот состоит в уличной банде. Кен было хотел пойти вперёд, но блондин в доли секунды преградил тому путь рукой.

Один из членов банды заметил братьев и громко свистнул, заставляя остальных парней обернуться.

– Такимура Аято, какая встреча. Давно не виделись. С кем гуляешь? Это тот придурок, которого ты зовёшь своим братом?

Дерзкий голос принадлежал парню, стоявшему посередине улицы. Он медленно начал разминать костяшки пальцев, неотрывно прожигая Аято взглядом. Это был Камиширо Райто – темноволосый, высокий парнишка, лет восемнадцати. Именно он когда-то подрался с Такимурой, получив от того не хилую взбучку. Рядом с ним, опершись на стену, стоял ещё один парень и спокойно покуривал сигарету. На вид он выглядел гораздо старше Камиширо, лет так на семь. С другой стороны улицы находились двое других подростков, которые нервно поглядывали за развитием событий, то и дело перешептываясь друг с другом.

– Тебе что-то нужно? Мне казалось, что мы во всём разобрались ещё в тот раз, когда я заставил тебя визжать, как убойную свинку, – выкрикнул Аято, подходя немного ближе к Райто.

Это фраза безумно разъярила Камиширо, из-за чего парень в доли секунды сократил между ним и Аято расстояние, хватая того за шиворот.

– Нет, долбанный сукин сын, мы ни в чём не разобрались, – прошипел Райто, злостно скалясь блондину в лицо. – Ты лишь жалкий приёмыш. Был им и навсегда останешься.

Внезапно, Камиширо увидел, как Аято отлетает в сторону, еле удерживаясь на ногах, а на его место становится другой парень, более крепкого телосложения, и с не менее гневным лицом. Этим парнем был Кен.

– Никто не смеет называть моего брата приёмышем, – членораздельно проговорил Судзуки, не отрывая своего взгляда от лица Камиширо.

Аято подавился воздухом и впал в абсолютный ступор от таких неожиданных действий младшего. Остатки сознания кричали о том, что нужно подойти и во всём разобраться, но Такимура лишь испуганно вытаращил глаза, ожидая последующего развития событий.

– А ты его телохранитель? Или любовник? – ехидно спросил Райто, издевательски приподнимая одну из бровей. – Так запомни, солнце, что такие отбросы общества как он, – парень кивнул в сторону Аято, – не меняются, – договорил Райто и щёлкнул пальцами, тем самым подавая знак банде.

Двое подростков быстро подскочили к Такимуре и схватили того за руки, не давая шанса отбиться. Аято заметил, как постепенно лицо Кена начало наливаться кровью, а руки сжались в кулаки с такой силой, что на ладонях набухли вены. Такимура начал вырываться из цепкого захвата, но парни сдерживали его, как могли, и специально наступали на ноги, дабы болью отвлечь упорные попытки блондина.

Ещё секунда. И Кен не выдерживает. Он со всей силой бьёт Камиширо в челюсть. Удар точный. И лицо Райто искривляется в болезненной гримасе. Парень скрючивается всем телом и сплёвывает немного крови на асфальт. Он поднимает свою голову на Судзуки и шепчет голосом, полным желчи:

– Подонок.

После оскорбления Райто незамедлительно выпрямился всем телом, тут же ударяя кулаком Кена в грудь. Судзуки сжимается и болезненно шипит. В районе диафрагмы безумно закололо, а в горле собрался неприятный комок. Кен кашляет, но не успевает прийти в себя, как Райто вновь цепляется за шиворот парня и со всей грубостью ударяет коленом в живот.

Аято смотрит, как его брат корчится от боли, но при этом младший находит в себе силы накинуться на Камиширо в ответ. Один удар в печень, а другой в нос. Райто прислонил ладони к лицу, а сквозь пальцы на асфальт начала капать кровь. В один момент Кену стало нехорошо, голова закружилась, а тошнота приступила к горлу. Аято рычит и пытается вырваться, пинает парней ногами, но те лишь крепче сжимают его за руки, при этом не отрываясь от развернувшегося зрелища.

Нос Райто сломан и причиняет ужасную боль. Внезапно, его глаза наливаются кровью, а демонический взгляд неотрывно смотрит на Кена. Секунда. И Камиширо замахнулся на кареглазого, целясь точно в голову. Но Кен увернулся, хотя еле стоял на земле. Голова идёт кругом. Всё расплывается. Второй удар Райто оказывается более точным и он попадает в висок Кена так, что перед глазами Судзуки почти потемнело. Парень покачивается, но не падает. Вперед-назад. Правая рука, левая рука. Всё происходит словно мгновенно. Судзуки не успевает ни подумать, ни толком рассмотреть Райто. Он просто бьёт. Бьёт и попадает. Каждый удар заставляет Кена держаться на ногах. И лишь единственная мысль вертится в сознание Судзуки.

“Я не могу сдаться. Сейчас важно лишь одно: чтобы у меня ещё осталось сил его защитить”

Внезапно, взрослый парень, всё это время куривший в сторонке, зажал сигарету между зубами и подкрался к Кену, со всей мощи ударяя того в пах. Райто усмехается и, воспользовавшись моментом, хватает Судзуки за плечи, отбрасывая на асфальт. Кен скрючивается на земле, чувствуя, как его пинают с обеих сторон. Судзуки хочет встать, но не может, всё тело словно онемело.

Парни, держащие Аято, вылупили глаза на происходящее. Такимура воспользовался моментом их невнимательности и высвободил правую руку, тут же ударяя одного из подростков в челюсть. Мальчишка оседает на землю, сжимаясь всем телом от боли и страха. Аято тут же вырубает второго, решая не тратить на них время. Такимура в доли секунды добегает до Райто и, хватая за волосы, наклоняет к себе.

– Ничтожество здесь только одно, – железным тоном шепчет блондин, после чего следует сильный удар в солнечное сплетение Камиширо.

Райто морщится. А Аято безжалостно продолжает наносить удары. Другой парень набрасывается на Такимуру сзади, но блондин, словно зверь, откидывает его назад. Аято безостановочно пинает Камиширо ногами и руками, словно перед ним боксёрская груша и в голове только одно:

“Убью”

Удар. Ещё один. Хук. И в живот. Аято бьёт ненавистника в брюшные мышцы, с такой силой, что Камиширо не выдерживает и приземляется на землю с глухим звуком.

Такимура приближается к полуживому Райто и ладонью крепко сжимает того за шею. Аято действительно был готов убить Камиширо. Блондин поднял левую руку для заключительного удара, но, внезапно, её схватило чьё-то запястье. Аято обернулся и увидел перед собой запыхавшегося Кена. Судзуки ещё не до конца пришёл в себя, чтобы чётко произнести что-либо. Но в его глазах Аято прочёл просьбу остановиться.

Посмотрев на лежащего Камиширо, блондин схватился за руку Кена, который помог ему подняться с земли. Аято осмотрелся вокруг. Двое подростков успели сбежать. А огромный бугай без сознания лежал на земле, зажав между пальцев потухший окурок. Видимо, пока Аято был занят Камиширо, Кен всё-таки вырубил этого парня. Такимура с легкой улыбкой посмотрел на младшего, но увидев, каких сил стоит тому сдержать тошноту, быстро изменился в лице.

– Аято, пожалуйста, пойдём отсюда. Мне плохо, – хрипло сказал кареглазый, чьи ноги предательски подкосились.

Старший вмиг подхватил брата, придерживая того за талию. Парни немедленно скрылись с этого переулка, начиная искать ближайшую аптеку. Домой пока идти совсем не хотелось.

Братья стояли около пустующего стадиона. Ближе к вечеру мало кто ходит сюда, а время уже приближалось к восьми. Солнце налилось ярко-оранжевым цветом, а небо приобрело оттенок клубничного молока. Аято с Кеном не спеша промыли друг другу раны и наклеили пластыри. К их счастью всё обошлось без серьёзных последствий. Не считая синяков и стёртой в некоторых местах кожи, мальчишки остались целы и невредимы.

– Я не ожидал, что ты так заведёшься. Но ты надрал им зад как следует, братишка, – усмехнулся Аято, пытаясь поднять настроение младшему.

– Такие люди, как они, ужасны. Они считают себя выше других из-за вещей, которые мы не выбираем. Но они унижают за это, чтобы казаться лучше и круче. А на деле такое отношение выглядит омерзительным. Ненавижу это всеми фибрами души, – глухо произнёс Кен, скорбно улыбнувшись брату.

“Ну а что я ещё могу сказать?” – в мыслях спросил себя Судзуки. – “Аято, я устроил драку из-за тебя, потому что ты близкий мне человек. Я дорожу тобой, хочу защищать и оберегать всю оставшуюся жизнь, ведь я люблю тебя. Это так глупо. Он бы наверняка посчитал это шуткой. Хотел бы я, чтобы так и оказалось. Но эти чувства всё труднее держать в себе. С каждым днём я привязываюсь к нему лишь сильнее. Эта пытка сводит меня с ума. Надоело”

Тем временем, пока Кен боролся со своими мыслями, Аято заметил, как по ладони младшего стекла струйка крови. Такимура взял руку брата и осмотрел небольшой порез. Вдохнув побольше воздуха и обеспокоенно взглянув на Кена, Аято достал остатки пластыря из кармана своих брюк.

– Сильно болит? – прозвучал нежный голос над ухом Судзуки. – Сейчас станет легче. Подожди.

Аято быстро оторвал зубами приличный кусочек пластыря и, аккуратно поднеся к себе ладонь брата, начал заклеивать его рану. Кен чувствовал, какие трепетные движения были у Такимуры. Блондин невесомо касался руки и легонько дул губами на место царапины. А у Кена от таких манипуляций мурашки по коже. Хочется волком взвыть, но младший из последних сил держится, проклиная всё, что можно, и в особенности заботу Аято.

“Из-за своих чувств я прикусываю язык. Из-за страха лишиться его мне приходится держаться на границе дозволенного. Любовь, которая настроена на самоуничтожение. Как же надоели эти бессмысленные утешенья. И твоя доброта разрывает мне сердце на части. Аято, если ты ничего не чувствуешь ко мне, пожалуйста, не будь таким нежным”

– Спасибо, что заступился за меня, – с хрипотцой в голосе прошептал Такимура. – Но обещай, что никогда и никому не позволишь причинить тебе вред. Мысль о том, что тебе больно, убивает меня, – продолжает говорить Аято, поднимая свои лазурные глаза на Кена. – Ты всё, что у меня есть, – произносит он одними губами и взгляда пристального от брата не отводит.

“Не могу больше!” – бьёт тревогу сознание Кена, отбирая у парня весь здравый смысл и какой-либо страх перед дальнейшими действиями.

– Аято, – внезапно окликает Судзуки блондина, цепляясь руками за грязные рукава старшего.

Секунда. И Кен тянет его на себя, прикасаясь своими губами к губам Такимуры. Нежный поцелуй отдаёт жаркие импульсы по всему телу. Практически невинное соприкосновение кажется запредельным богохульством. Но любовь сама выбирает свой собственный путь, и только сердце знает почему. Чем больше мы пытаемся скрыть это, тем сильнее становится власть наших чувств. И с трудом сдерживаемые эмоции, в конце концов, находят свой путь наружу. Кен словно осознал и пересмотрел всё, что случилось с ним за эти одиннадцать лет. Каждый день, проведенный с Аято, пролетел в голове и заставил сердце стучать двести ударов в секунду. Судзуки ослеп, оглох, онемел. Казалось, что вся прожитая жизнь стоила этого момента. Но мгновение прошло, и стало невыносимо грустно. Вместе с любовью на Кена обрушился животный страх и зверская боль. Наконец, парень отдал отчёт своим действиям, понимая насколько плачевны окажутся их последствия. И с каждой секундой этого терпкого поцелуя в груди лишь сильнее сжималось сердце. За считанное мгновение оно наполнилось отчаяньем.

Стиснув зубы, Кен со всей силой боролся с подступающими к горлу слезами. Он разорвал поцелуй так же неожиданно, как и прильнул губами к блондину.

Судзуки виновато посмотрел на ошарашенного Аято. Его карие глаза предательски заблестели. Внезапно, Кен сорвался с места и рванул как можно быстрее со стадиона. В голове перемешались куча мыслей, но одна из них громче всех кричала сознанию.

“Бежать! Подальше. Убежать, чтоб не догнал, не нашёл, не увидел. Что я наделал?”

Тем временем Аято, как вкопанный, продолжил стоять на одном месте, не шелохнувшись. Он окаменел прежде, чем его разум успел хоть как-то отреагировать на произошедшее. Такимура не понял, что Кена уже и близко нет, но он до сих пор ощущал его губы, так сладко прильнувшие к нему. Всё его состояние можно было сравнить с действием электрошока. Аято потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и хотя бы немного попытаться разобраться в случившемся.

“Кен, что только что произошло?” – вопросил Аято, словно младший всё ещё стоял перед ним. – “Это был лишь порыв эмоций? Но тогда почему в его глазах стояли слёзы. Не могу поверить. Я целовался с собственным братом. Но хуже всего то, что мне это понравилось. Чёрт возьми, ни с одной девушкой я не испытывал ничего подобного. Кен был так близко. И не только губами, но словно всем телом и душою. Интересно, было ли это его первым поцелуем? Но он так невинно прикоснулся своими мягкими губами к моим. Чёрт. Это был лучший поцелуй в моей жизни. Я люблю его. И теперь я в этом окончательно удостоверился. Неужели всё это время моё сердце тянулось к нему, но долбанный здравый смысл препятствовал этому? Так глупо пытаться объяснить то, что не подлежит никаким объяснениям. Глупо и бессмысленно. Правда никуда не исчезнет. Я люблю Кена, люблю его счастливую улыбку, люблю его милые ямочки на щеках, люблю его выразительные глаза, полные мудрости и понимания, люблю его привычку морщить нос во время безудержного смеха, люблю его бархатный голос, когда он читает те красивые повести, люблю его характер, лишённый зла и полный безграничного рвения к жизни. Я люблю его. И теперь безо всяких сомнений. Если так и продолжу прислушиваться к здравому смыслу, то лишусь самого важного. Кому, черт возьми, вообще нужен этот здравый смысл”

И Аято встрепенулся, начиная осматриваться по сторонам. Он, хоть убей, не помнил, куда побежал Судзуки. В надежде, что брат где-то неподалёку Аято, начал громко кричать его имя, но парень быстро понял, что эта идея провальная, а Кен за это время уже бы успел скрыться. Только вот куда. Такимура лихорадочно перебрал в голове все варианты местонахождения его брата, но почему-то самым верным решением показалось бежать домой. То ли интуиция шептала Аято, то ли опыт подсказывал, но блондин сорвался с места и как можно скорее поспешил на свою улицу.

Сердце бешено стучало. Аято боялся, что он не найдет младшего в комнате. Он был напуган, что тот решиться на нечто ужасное. Блондин бежал и молился всем возможным богам, чтобы Кен отыскался. Живым и невредимым. И весь мир вокруг словно перестал существовать. Для Аято осталось только две вещи: безумно долгая дорога и Судзуки, который вроде как всё ещё брат, но уже многим ближе, роднее что ли.

***

В это время Судзуки уже стоял посередине своей комнаты и нервно ходил из стороны в сторону. Догадки Аято оказались верны. Младший сразу же прибежал сюда, потому что хотел скрыть себя и свой позор от посторонних глаз. Родители были в гостях, а потому их дом оказался лучшей крепостью в этот вечер.

Кен стыдливо посмотрел на своё отражение в зеркале и, тяжело выдохнув, сделал пару шагов назад, падая спиной на кровать. Он направил пустой взгляд в потолок и, положив свою руку на лоб, начал прокручивать в голове воспоминания о событиях, произошедших с ним несколько лет назад. Именно тогда парень понял, что его жизнь обречена на бесконечные тайны. Кен прикрыл свои глаза и позволил событиям прошлого завладеть его сознанием в эти минуты.

***

Тонкие пальцы искусно ложились на чёрно-белые клавиши. В движении ладони казались безумно нежными и аккуратными. И в каждом изгибе пальцев читалась страсть к музыке, которая заполонила душу голубоглазого парня. Мелодия разлетелась по всему репетиционному залу, проникая в каждый предмет, будь то меловая доска или же другие инструменты, скромно расположившиеся в углу. Но сильнее всего эта музыка запала в сердце тринадцатилетнего мальчишки, который неотрывно наблюдал за игрой своего старшего брата.

Кен с детства любил наблюдать за тем, как Аято создаёт музыку. Он восхищался, с каким упоением блондин играл различные мелодии. Это были те самые редкие моменты, в которых Аято был по-настоящему сосредоточен, серьёзен и при этом безумно счастлив. А Судзуки просто любил расслабиться под спокойную музыку. В такие минуты она внушала кареглазому надежду и веру в собственные силы. А внутри пробуждалось необъяснимое чувство эйфории, способное побороть любую печаль. Даже самую сильную.

Да. Кен определённо влюбился в эту игру уже очень давно.

Вот и сейчас мальчишки спрятались от всего внешнего мира в их собственной вселенной. В зале, кроме них двоих, никого не было. А братья завесили шторы, приглушая большую часть света, и расселись по своим местам. Аято – за чёрное, как смоль, фортепиано. А Кен – на табуретку, которую он придвинул как можно ближе к блондину. Судзуки любил наблюдать за движением пальцев Аято. Хоть ничего и не смыслил в музыке. Но сегодня Кен заметил за собой нечто странное. Он не мог сосредоточится ни на красивой мелодии, ни на громоздком фортепиано, ни на технике игры. Ни на чем, кроме Аято. Казалось, лишь секунду назад Кен пытался уловить, на какие клавиши нажимает блондин, и вот уже Судзуки всматривается в черты лица своего брата, находя их необычными, но при всём этом даже очень привлекательными.

“Оказывается у Аято такая светлая кожа. Прямо как сахар. И ресницы у него длинные. Вот же странно, уже как девять лет живу с ним рука об руку, но только сейчас нахожу столько отличий от остальных ребят из нашего города, да и, наверное, из всей страны. Интересно, у Аято ведь японское имя, хотя выглядит он совсем как иностранец, прям как симпатичный американец или швед. Почему его не зовут Джордж? Или Мейсон…”

Этот вопрос повис в голове Кена, не давая покоя его мыслям. Кареглазый пытался самостоятельно найти ответ на него. Мальчишка слегка покачивал табуретку, на которой сидел, но при этом его тело, а в частности лицо, словно окаменело. Кен устремил свой взгляд на Аято, однако Судзуки смотрел сквозь брата. Младший вдумчиво сдвинул брови и перестал качаться на табуретке, но в его голове всё ещё бушевали многочисленные вопросы, которые мальчик не желал озвучивать вслух.

Из состояния прострации Кена вывел щелчок пальцев перед носом. Блондин удивлённо усмехнулся со своего как обычно странного братишки и спросил:

– Всё хорошо? Что-то не так?

– Нет-нет. Всё в порядке. Просто заслушался твоей игрой, – ответил Судзуки, показывая свою широкую улыбку.

– И что же я только что сыграл? – задал наводящий вопрос Аято, хитро прищуриваясь.

– Фантазия-экспромт Шопена? – с аккуратностью и некой нерешительностью сказал Кен, на что получил одобрительный кивок со стороны брата.

– Верно. Я играл Шопена. Только вот это было пятнадцать минут назад. А сейчас я показывал тебе отрывок из сюиты No1 «Peer Gynt» Эдварда Грига, который заучивал уже очень давно, – с обидой в голосе произнёс Аято, однако весь его образ рушился из-за смешка, который предательски вырвался наружу.

– Прости, – виновато ответил Кен. – А ты можешь сыграть её ещё раз, чтобы я прослушал?

– Ну уж нет, – твёрдо отрезал Аято. – Вначале давай разберёмся с тобой. Что произошло, Кен-а? – обеспокоенно спросил блондин, ласково растягивая имя брата и наклоняясь ближе к нему.

В этом момент Кен ощутил небольшой жар, быстро пробежавший по телу. Внутри стало не по себе, когда лицо Аято оказалось в нескольких сантиметрах от его собственного. Взгляд младшего вновь завис на Такимуре. Его небесно-голубые глаза вызвали кучу эмоций у Кена. Но самыми яркими были восхищение и симпатия. Кен видел в этом взгляде непомерную заботу и даже трепет. Из-за всех этих непонятных чувств щёки Судзуки немного порозовели, а сам мальчик опомнился и, встряхнув головой, решил перевести тему, задав брату встречный вопрос.

– Прости. Я не хотел спрашивать у тебя, но это не даёт мне покоя, – начал спокойно говорить Кен, чувствуя на себе пристальный взгляд блондина. – Аято, а твои родители были американцами? Если да, то почему твоя фамилия Такимура? Или я что-то путаю? Извини, я не должен был напоминать тебе… – сразу же замялся мальчишка, увидев, как быстро изменился во взгляде старший.

Однако такой вопрос не вызвал у блондина печали. Он скорее озадачил. Аято не мог с абсолютной точностью рассказать историю своей прошлой семьи. Он был слишком мал на тот момент, чтобы запомнить детали. Но Такимура точно был уверен в том, что большую часть своего детства он провёл в штатах. Хотя и эти воспоминания постепенно начали забываться. Отведя глаза в пол, а затем вдумчиво подняв взгляд на Кена, Аято ответил:

– Мой отец был японцем, но жил в США. Там, наверное, и познакомился с матерью, – на последних словах блондин безразлично пожал плечами и слегка улыбнулся Кену.

– Значит, ты очень похож на свою маму, – улыбнулся в ответ кареглазый, положив свою ладонь на колено Аято, но тут же одёрнул её, начиная неловко отводить взгляд.

– Это комплимент? – задорно произнёс Такимура, поднимая одну из бровей вверх, что привело младшего ещё в большее смущение.

– Нет! То есть да, – испуганно отрезал Судзуки. – Ты красивый, ну, то есть, не страшный. Точнее, симпатичный. Я хотел сказать, что ты неплох. Очень даже неплох, – еле выкрутился Кен, мысленно выдыхая и при этом сам не понимая с чего запаниковал.

Аято не ожидал такой реакции на шуточный вопрос, а потому пришёл в небольшой ступор. Погодя полминуты, блондину стало интересно последующие развитие событий, а потому он решил поинтересоваться у Кена ещё кое-чем.

– И что же во мне красивого? Как по мне, я на лицо не вышел, да и телосложение не на высоте…, – игриво протянул мальчишка.

Смущение Кена вмиг заменилось возмущением. Удивлённо вылупившись на брата, шатен даже замялся на пару секунд.

“Как он может так говорить? Он же безумно красивый. Его нежная кожа, стройное тело, сильные руки, и особенно глаза. Боже, да он прекрасен”

Судзуки прошёлся взглядом по Такимуре с ног до головы, но поняв, как нелепо всё это выглядит, быстро ответил:

– Ну, у тебя ровные черты лица и рост высокий, – младший попытался сказать это с наибольшим равнодушием, однако в голосе всё равно проскальзывала некая нежность и восхищение. – Девушкам это нравится, – сам не понимая зачем добавил мальчик.

В репетиционном зале повисло неловкое молчание. Аято обводил пальцами клавиши фортепиано, а Кен всеми силами старался совладать с собой и чувствами, которые ему всё никак не удалось разобрать. Спустя несколько минут блондин взглянул на настенные часы. Им нужно было идти домой. Поэтому, забрав свои вещи, мальчишки не спеша вышли из здания школы. Всю дорогу Кену казалось, что он заболел. Чувство жара не отпускало, а живот неприятно скрутило. Потому по приходе домой мальчик сразу же скрылся в дверях ванной комнаты.

Кен умылся ледяной водой и упёрся спиной в плитку на стене. В голове каша от ещё не до конца осознанного дня. Все мысли перемешались в одну кучу. Неловкий диалог с Аято. Вспотевшие ладони. Повисшее молчание. Глупое. Безумно глупое и никому не нужное молчание.

Освежившись в ванной комнате, Кен поспешил к ужину. В семье было строгое правило: вечером все собирались вместе, за одним столом. Правда, никаких оживлённых разговоров о прошедшем дне или даже малейшего обмена новостями между членами семьи не происходило. Есть было положено в тишине. Тяжёлой, кишащей напряжением тишине.

Но разговоры Кену сейчас были нужны меньше всего. Мальчик продолжал свои попытки найти объяснения новым чувствам, одолевшим его сегодня. В один момент Кен настолько задумался, что позабыл о еде. Вилка в его руке просто повисла в воздухе, когда парнишка устремил свой взгляд в одну точку на стене. Из состояния транса его вывела нога, сильно пнувшая Кена под столом. Отец не терпел нарушений дисциплины. Опомнившись, Кен извинился и встал со стула. Мальчик поклонился, благодаря за ужин, а затем быстро ушёл в свою комнату, не став дожидаться Аято. На часах уже шесть часов вечера, а работы у Кена было хоть отбавляй. Наряду со школьным домашним заданием, мальчик должен был подготовиться к тестам по естественным наукам, выполнить упражнения, которые ему дали репетиторы и закончить очередной проект на тридцать листов.

Судзуки уже битый час сидел за письменным столом, заваленным различными учебниками и книгами. Глаза слипались, но он всё равно продолжал усердно работать. Кен верил, что рано или поздно его труд пригодиться. Когда-нибудь определенно пригодиться. Хотя беспокойные мысли в голове ещё не прекратились. Они продолжали навевать тревогу и некую тоску в груди кареглазого. Когда столько вопросов, но на них не находиться ни одного ответа, становиться тоскливо.

Аято недавно зашёл в комнату и, полистав какой-то комикс, улёгся спать. Он не обмолвился с младшим и парой слов. Но это было обычным делом для братьев. Когда Кен занят работой, отвлекать его не положено. Аято знал это правило, и нарушать его совсем не хотелось. В таком случае, отец ограничивал их общение на целую неделю.

Устало вздохнув, Кен потёр красные от переутомления глаза. Все уроки были выполнены на отлично, а мальчик мог наконец-таки лечь спать, присоединившись к своему уже сладко посапывающему братцу. Переодевшись в пижаму, Судзуки упал на свою постель, счастливо укутываясь в одеяло. Казалось, что он уснёт в ту же секунду. Однако этого не произошло. И через секунду. И через минуту. И даже через полчаса. Когда уроки отошли на второй план, в голове с новой волной всплыли переживания. Мысли то и дело крутились и смешивались в общую кашицу, мучая и терзая мальчика. Из-за этого Кену не удавалось спокойно сомкнуть глаз. Он ворочался с одного бока на другой, как будто бы неудобное положение и было настоящей причиной бессонницы. Мальчик лежал на животе, скомкав под собой одеяло. Затем на спине, вдумчиво уставившись в потолок. После того, как он полежал на левом боку, Судзуки развернулся лицом в другую сторону. Его взору предстала постель брата и сам Аято, тихо дремлющий на спине. Лунный свет освещал Такимуру, что позволило Кену хорошо разглядеть старшего. Его молочная кожа, слегка приоткрытые губы, длинные ресницы. В тот момент Кену казалось, что Аято похож на какого-то принца из сказок. Красивого, привлекательного и до жути манящего принца.

Внезапно, Судзуки, сам не осознавая своих действий, встает с постели и в доли секунды пересаживается на кровать Аято. Теперь Кен мог разглядеть блондина в мельчайших деталях. Судзуки обводит глазами каждую родинку на теле брата, зависает на тонких губах и с замиранием сердца смотрит на острые ключицы. Но тут, неожиданно Кен понимает, что Аято спит без верхней одежды. Такимура никогда не любил засыпать в майке и уж тем более не признавал никакие пижамы. От осознания этого Кену сделалось очень неловко. Кареглазый как-то сжался, а его щёки приобрели алый окрас.

Вдруг, Кен чувствует, как Аято начинает копошиться. Блондин, не раскрывая глаз, нахмурил брови и высунул из-под одеяла руку. Он стал беспокойно ворочаться из стороны в сторону. Кен напрягся всем телом и уже собрался быстро перебежать в свою кровать, притворившись спящим. Но тут, неожиданно Аято притих. Блондин вновь спокойно посапывал, даже не пробудившись. Однако, из-за резких движений синее одеяло совсем приспустилось с тела Такимуры, полностью открывая вид на его торс. Вначале это испугало Кена, но постепенно мальчик отошёл от шока, приведя сердцебиение в нормальный ритм. В одно мгновение страх сменился интересом, а затем необъяснимым желанием. Кен сам не заметил, как его ладонь потянулась к телу Аято. Не контролируя своих действий, Судзуки прикоснулся к белоснежному торсу брата. В кончиках пальцев закололо. Настолькоинтимным показалось мальчишке это прикосновение. Затем, немного осмелев, Кен провёл своими пальцами по плоскому животу до самой груди. Судзуки чертил узоры, проводил рукой по острым ключицам и вздымающейся груди. Мальчик уже полностью кладёт свою ладонь на торс брата. Кен чувствует его дыхание, в одно мгновение начинает казаться, что у них один организм на двоих. Внутри у Кена буря эмоций. Адреналин в крови зашкаливает, а приятная нега разливается по всему телу. Эти чувства завораживают и перехватывают дух. Кажется, словно Кен плывёт от своих действий и получает от них настоящее наслаждение.

Но вдруг, когда рука Кена вновь оказывается на ключицах брата, к мальчику приходит осмысление происходящего. Туман в голове рассеивается, и Кену становится страшно. Он с испугом одёргивает руку и тут же перескакивает в свою постель, с головой накрываясь пуховым одеялом. Щеки горят от стыда, а тело пробивает дрожь. На ладонях всё ещё оставалось ощущение прикосновений к брату. Хочется спрятать руки под подушку и не смотреть на них. Не вспоминать. Под одеялом становится душно, но Кен пытается вдохнуть остатки кислорода, боясь высунуть голову наружу. Спустя полминуты мальчик сдается и с некой опаской выныривает из-под бежевого одеяла. К счастью, в комнате по-прежнему царит тишина и покой. От этого на душе Кена становится спокойнее. Тихо выдохнув, Судзуки уже более свободно разваливается на постели, не отрывая взгляда от потолка. Но уже через минут десять мальчик неспешно проваливается в сон.

Всё утро следующего дня Кен проводит в поисках какой-либо информации о своих новых чувствах и эмоциях. Спросить или поговорить об этом мальчишке не с кем, поэтому всё, что он отыщет, и будет считаться ответом на происходящее с ним. Такой расклад событий заставляет Кена основательно изучить все источники. Судзуки словно в безумной лихорадке перебирает идеи в своей голове, мальчик чувствует тревогу. Он боится, что с ним что-то не так. Это пугает настолько, что хочется волком взвыть. Но нельзя. Повсюду люди: одноклассники, учителя, другие дети. В итоге Кен ведёт себя максимально отстранённо. Избегает любых разговоров, а Аято говорит, что ему необходим отдых от учёбы, из-за чего после окончания уроков блондин в одиночестве идёт домой, оставляя младшего брата в школьной библиотеке. Такимура понимает, что Кен расслабляется в обществе книг. Для него это не новость, поэтому он и не задаёт лишних вопросов, хоть и упрекает Судзуки в безответственном обращении со своим организмом. Не железный всё-таки. А переутомление – штука серьёзная. От него и умереть не долго.

Благо, на самом деле Кен остался в библиотеке не за тем, чтобы отдохнуть от изнурительной работы. Ему необходимо найти книги по психологии, те, которые смогли бы объяснить его состояние. Судзуки всегда доверял книгам, ведь порой в них можно было отыскать то, чего бы не узнал никогда в жизни, ни за что, если бы не открыл определённую книгу. Конечно, это в большей мере касалось научной литературы. Именно она интересовала парнишку.

Тогда Кен стоял в окружении различных произведений литературы с тематикой, затрагивающей психологию и психоанализ. Он брал одну за другой, перелистывал их страницы, мельком всматриваясь в текст. Парень перекопал большую часть книг, но, как назло, всё, что было написано в них, Кен уже прекрасно знал и сам. А необходимая информация так и не находилась. Мальчик уже было отчаялся и собрался уйти домой с опущенной вниз головой. Видимо, сегодня не его день. Не получилось, не удалось.

Кен в последний раз пробегает глазами по книжным полкам, и вдруг, его взгляд цепляется за незнакомую яркую обложку. Наверное, это единственная книга, которую он упустил. Кен подошел к стеллажу и взял её в руки. По всей видимости, это был какой-то роман с любовной линией, но находился он среди книг по психологии, а библиотекари всегда чётко и правильно расставляют литературу. Поэтому мальчик не поленился открыть это чтиво. В любом случае терять ему уже было нечего.

Запах от книги исходил новый, свежий, до одури приятный. Видимо её почти никто и не открывал до Кена. На первой же странице Судзуки столкнулся со словами, от которых у него захватило дух:

«В этот момент я ощутил животный страх, словно ребёнок, которого прижучили родители. Честно говоря, я бы и сам себя был бы не против отругать за чувства, которые дозволил себе испытать. Но наряду с этим противоборством во мне бушевало непомерное желание, тяга к ней, моему предмету воздыхания».

Это казалось глупостью, но прочитанные слова в точности описывали то, что пришлось испытать Кену в эти дни. Мальчик не стал продолжать читать. Было понятно, что он нашёл то, что искал. А потому паренёк захлопнул роман, крепко сжав обложку в руке. Судзуки подошел к милой библиотекарше и сказал, что одолжит эту книгу на пару дней. Заспанная женщина не стала задавать никаких вопросов и даже не поинтересовалась, какое произведение литературы выбрал мальчик. Она знала, что Кен всегда всё возвращал вовремя, да и из всех учеников он был самым частым и верным посетителем библиотеки.

Судзуки, аккуратно положив книгу в рюкзак, попрощался с библиотекаршей. Он в спешке вышел из здания школы, как всегда внимательно озираясь по сторонам. Такого рода ритуал уже вошел в привычку, ибо, если неподалёку будет компашка задир – Кен попадёт домой не скоро. После небольшого осмотра территории мальчик поплелся домой, размышляя над тем, что же будет написано в книге и не зря ли он ее взял. От неизвестности было немного боязно, но при этом безумно интересно. Поэтому, как только Кен зашел в дом, он закрылся в своей комнате, сказав матери и Аято, что будет готовиться к сложному экзамену. А сам в это время улегся на кровать, открывая вторую страницу романа и погружаясь в сладкую негу литературы.

Через пару часов Кену пришлось отвлечься на то, чтобы встретить отца с работы и поужинать вместе с семьёй. Поедая куриный удон, мальчик пытался осмыслить прочитанное. Сюжет, как было понятно с первых же сток, оказался о любви. Типичная и ничем не приметная история. Но чувства, которые испытывал Генрих (главный герой), были тождественны ощущениям Кена. Судзуки не настолько глуп, чтобы не понять очевидного. Но иногда человек настолько боится признать правду, что до самого конца будет искать другие объяснения своей проблемы. Так и Кен. Мальчик никогда ранее ни в кого не влюблялся, да и не особо хотелось. А потому подумал о том, что он попросту ошибся, вообразил себе того, чего на самом деле нет.

После ужина Судзуки должен был пойти в душ, но перед этим он заскочил в спальню и вытащил из-под подушки ту самую книгу. Мальчик зашел в ванную комнату, крепко держа в руках роман. Ему оставалось прочесть всего лишь каких-то две главы, поэтому Кен спокойно присел на холодный кафель, открывая место, на котором он остановился. Мальчишка быстро перелистывал одну страницу за другой, пока на глаза не попался довольно интересный рисунок. В книге было достаточно изображений, но это определенно отличалось ото всех. На нём был нарисован тот самый Генрих. Его изобразили абсолютно нагим, и лишь полотенце немного скрывало худые бёдра. Кен беспокойно сглотнул. Он смущённо проходился взглядом по рисунку, и, внезапно, перед его глазами всплыли моменты прошлой ночи, когда Судзуки удалось увидеть торс своего брата. Постепенно Кен начал невольно представлять перед собой тело Аято. Такое же худощавое как у Генриха и безумно притягательное. Кен вспомнил, как касался его, чертил невидимые узоры кончиками пальцев, проходился по острым ключицам и даже дотрагивался до пупка.

Кену становилось душнее с каждой минутой. Кажется, что тело разгорячилось до предела, а в ванную комнату словно и вовсе перестал поступать кислород. Было до одури жарко, затуманено и безумно приятно. Сладкая нега прошлась по телу, разливаясь по венам и ударяя в голову. Мысли Кена лихорадочно проплывали в сознание:

“Губы Аято. Его шея” – капелька пота скатилась по виску мальчишки – “Подтянутое тело. Плоский живот. Гладкая грудь” – Кен рвано вздохнул, а книга с характерным звуком выпала из его рук прямо на кафель.

И Судзуки словно в безумной погони начал стягивать с себя рубашку, кидая ее рядом с недочитанным романом. Мальчик подошёл ближе к душевой кабинке, включая холодную воду. Сняв с себя всю оставшуюся одежду, Кен встал под ледяные струи, тут же закидывая голову назад. Он терялся и плыл в ощущениях, его тело то и дело содрогалось от приливов удовольствия. Кен лишь закрыл глаза и отдался воле чувств, которые накрыли его с головой так, что никакой ледяной душ не мог остудить этот жаркий пыл. Судзуки никогда не испытывал чего-то подобного. Он просто хотел. До одури желал выпустить весь накопившийся пар.

Спустя десять минут Кен уперся о стенку душа, издав томный стон. Коленки начали медленно подкашиваться, а сам парень тихо съехал вниз по стене, поджимая ноги к груди. Осознание начало понемногу приходить к нему, и он с ужасом спрятал свою голову в коленях, тем самым скрывая раскрасневшиеся щеки. Сердце перестало бешено колотиться. Теперь же оно стучало медленно, но громко и резко, так, что его биение можно было услышать, не прислоняясь ухом к груди. Кену-таки удалось найти ответы на все мучающее его вопросы. Но теперь в комнате повисла лишь одна единственная мысль.

“Что я натворил?”

Крепче прижимая колени к груди и лихорадочно содрогаясь, Кен неожиданно начал плакать.

Спустя пять минут в дверь ванной комнаты начали стучать. А через стену послышался обеспокоенный голос:

– Братишка, все в порядке?

Первое, о чём подумал Кен:

“Он все слышал”

Кареглазый парень быстро выскочил из душевой кабинки и наспех начал натягивать на себя одежду, запихивая книгу в черные брюки. Пару раз мальчишка чуть не поскользнулся, но всё-таки подбежал к двери и схватился за ручку. Внезапно Кен остановился. Он понятия не имел, что его ожидало по ту сторону стены. Мальчик боялся, что весь дом слышал его и теперь поджидает, чтобы напасть, обвинить, обсмеять и сравнять с землей. Кен нервно сглотнул. Трясущейся рукой он надавил на железную ручку, открывая дверь и мгновенно зажмуривая глаза. Судзуки почувствовал, как на его плечи легли чьи-то ладони.

– Слава богу, вышел. Я уж думал, что ты превратился в русалку и поселился в нашей ванной, – слегка хохотнул Аято – Ты чего там застрял?

В ответ Кен лишь испуганно раскрыл рот, пытаясь промямлить что-то бессвязное. Блондин заметил волнение на лице младшего и сильно удивился. Однако больше вопросов он решил не задавать, списав странное поведение брата на нервотрёпку от предстоящих экзаменов.

В скором времени парни улеглись в свои постели, готовясь ко сну. Но на протяжении всей ночи Кену так и не удалось сомкнуть глаз. Именно в этот момент Кен осознал, что его жизнь обречена. И сомнений у мальчика не осталось. Он родился бракованным. Хотелось просто закрыть себя в коробке, плотно запаковать и отослать на далёкий остров. Подальше от людей, на самый край цивилизации. Кажется, что сейчас Кен возненавидел себя как никогда ранее, всем сердцем. Боль в груди не прекратилась и к утру лишь усилилась. Только теперь к всепоглощающему стыду добавился страх. В один момент Кен подумал над тем, что ему и вовсе лучше ограничить себя в контактах с людьми.

Уже утром, вставая с постели, Судзуки испуганно посмотрел на соседнюю кровать, где все еще дремал Аято. Кен облегченно выдохнул и быстро надел на себя школьную форму. В то время как мальчик завязывал галстук, послышалось копошение на кровати старшего. Аято проснулся и, все еще жмурясь, пожелал Кену доброго утра. В ответ кареглазый съежился и, прошептав, что спешит, выбежал из спальни. За завтраком Кен мельком поглядывал на отца, боясь, что тот что-то заподозрил.

Но хуже всего мальчик почувствовал себя в школе, в окружении людей. Кен проходил по коридору и ощущал на себе многочисленные взгляды. Казалось, что все косились на него и перешептывались, указывая пальцем. Сознание словно плыло в прострации. Каждый смешок, каждое слово, каждый взгляд. Кен принимал всё на свой счет. Словно целая школа узнала его секрет, открыла черный ящик Пандоры, выставляя его напоказ. Аято пытался поговорить с братом, узнать, в чем дело, но это было бесполезно. Кен лишь отнекивался, говоря, что просто сейчас на него навалилось много учёбы, и убегал. Судзуки сбегал в туалет или библиотеку в страхе быть пойманным. Сидя там, в полнейшем одиночестве, Кена располагал большим количеством времени, чтобы пораздумать над своими чувствами. И тут он вспомнил, как, бывало, краснел при виде других парней, как смущённо отводил взгляд в раздевалке и, боже, как близко касался тела Аято. Кену было стыдно, до ужаса паршиво и запредельно неловко. А передвигаться по школе к концу занятий оказалось практически невозможным испытанием. Паранойя Кена достигла своего апогея, когда мальчик начал дёргаться от случайных касаний и убегать, ловя на себе какой-либо взгляд.

Выходя из школы, Судзуки попытался быстро пересечь двор и скрыться у себя дома, в комнате, где на него никто не посмотрит. Потому что сейчас в каждом взгляде мальчик видел отвращение и усмешку. Позор окатил сознание парня, когда он вышел за территорию средней школы. Аято медленно плелся за ним, стараясь не привлекать к себе внимание. За тот учебный день Кен ни разу не улыбнулся. Аято, конечно, понимал, что у всех парней бывают плохие дни, когда улыбаться не хочется от слова совсем. Но Кен улыбался всегда, вне зависимости от своего настроения. А потому Такимура сильно забеспокоился. Не выдержав такой напряженной обстановки, Аято подбежал к брату, руками преграждая тому путь.

– Постой. Если ты хочешь, то мы можем сегодня посмотреть на звезды вечером. На нашей полянке. Ты за? – воодушевленно предложил блондин.

Кен не мог пересилить себя, чтобы посмотреть Аято в лицо, мальчик боялся, что старший раскусит его по взгляду. Кареглазый зажмурился, опустив голову вниз.

– Нет. Не сегодня. Не могу. Прости, – рвано проговорил Судзуки, проходя вперёд Аято и ускоряя свой шаг.

Такимура злостно сжал челюсть, ударяя ногой по близ лежащему камешку на асфальте. Гранит отлетел далеко в сторону, а Аято, запихнув руки в карманы, пошел следом за братом в дом.

Спустя пару часов Кен тихо сидел в спальне, занимаясь домашним заданием по алгебре. Судзуки стало немного легче, он успокоился, потихоньку приходя в себя, хотя отголоски сегодняшнего дня отдавались в голове сущим кошмаром. В горле парня пересохло, а всё кофе в чашке закончилось. Мальчик устало выдохнул, вставая с рабочего места. Ему нужно было спуститься вниз за стаканом воды.

По приходе на кухню, Кена сразу же привлекла какая-то бумажка, лежащая на столе. Судзуки подошел ближе и с любопытством взял её в руки, читая знакомый корявенький почерк.

«Я понимаю, что ты очень занят, но, прошу, приди сегодня на наше место. Случилось что-то важное.

Аято»

Мимолетная улыбка не могла не проскочить на лице кареглазого. Но она тут же изменилась, а взгляд стал серьёзным и немного печальным. Кен лишь повертел записку в руке и, смяв, запихнул ее в карман своих брюк.

На часах уже было без пятнадцати восемь. Вечер постепенно окутывал улицу, а солнце приобретало оранжевый оттенок, готовясь к уходу за горизонт.

Кен суматошно дописывал доклад, то и дело поглядывая на время. Когда же мальчик закончил, он устало выдохнул и поднялся из-за письменного стола. Сегодня Судзуки смог завершить всю работу за безумно короткий срок. Голова всё ещё шла кругом от количества выученного материала, а изнеможение сказалось на теле парнишки, когда плечи и спина Кена ужасно заболели. Перед глазами всё плыло, но Судзуки пересилил себя и ещё раз перепроверил задания. Домашняя работа должна быть идеальна, без единого изъяна. Закончив с проверкой, Кен быстро закидал необходимые учебники в рюкзак. Мальчик облегчённо улыбнулся, засовывая свои руки в карманы. Внезапно, его брови нахмурились, а рука вытянула ту самую записку, оставленную Аято. Кен вновь прочитал текст и на пару секунд задумался. Он грустно хмыкнул и, порвав бумажку в клочья, выкинул её в урну, стоящую под столом.

Затем Кен подошёл к двери и неуверенно положил ладонь на ручку. Мальчик вновь погрузился в свои размышления. Но повернув голову в сторону настенных часов и увидев время, Судзуки встрепенулся, уже увереннее раскрывая дверь и выходя из комнаты. Быстрым шагом Кен спустился по лестнице на первый этаж. Из гостиной доносились звуки телевизора. Очевидно, отец смотрел новости или какую-то политическую передачу. Кену иногда казалось, что других телевизионных программ в их доме не существовало. Мальчик осторожно зашел в комнату к отцу и тихо покашлял. Господин Судзуки приглушил звук на телевизоре и, немного повернув голову в сторону сына, сказал:

– Ты что-то хотел?

Кен немного потупился на месте, не зная как лучше попросить родителя. Такая резкая реакция отца слегка озадачила парня.

– Не молчи, как идиот. Тебе что-то нужно? – уже раздраженным голосом ответил Соичиро, начиная немного заводиться.

– Да. Мне нужно выйти на улицу. Я сделал все уроки и подготовил новые проекты по тем предметам, которые ты хотел. Это займет немного времени, не больше часа. Я обещаю, – на одном выдохе выдал Кен, ожидая ответа.

– Сорок три минуты, – коротко отозвался отец.

– Что? Но почему? – непонимающе  сказал мальчишка, такое ограничение во времени его напрягало.

– Потому что я так сказал. Опоздаешь хоть на минуту, не выйдешь на улицу еще около недели, – грубо отрезал Соичиро, заставляя тело Кена немного вздрогнуть от холода в голосе.

Господин Судзуки, так и не удосужившись обернуться на сына, вновь добавил звук на телевизоре и, как ни в чём ни бывало, продолжил просмотр. Кен понял, что более спорить с отцом не стоит.

Мальчик быстро вышел из гостиной, переходя в прихожую. Он наспех обулся и посмотрел на комод. На нём лежали мамины наручные часы. Недолго думая, Кен схватил их и выбежал из дома.

Во времени парень был ограничен, а потому медлить было нельзя. Благо, их с Аято тайное местечко находилось поблизости, прямо на полянке в двухстах метрах от дома. Это именно то место, где мальчишки впервые вместе наблюдали за ночным небом. В ту ночь был красивейший звездопад. Кен помнил его, словно это произошло вчера. Воспоминания, связанные с этой полянкой всегда веяли теплом и особой атмосферой. Наблюдая за звездами, братья, кажется, были счастливы.

Холодный вечерний ветер слегка обжигал кожу. Кен пробегал мимо высоких деревьев, которые освещались оранжевыми лучами заката. Трава слегка приминалась под белыми кедами парня, а мелкие камушки часто попадались на пути, но они совсем не мешали идти. Воздух был поистине освежающий, такой лёгкий, что хотелось вдохнуть как можно глубже.

Добежав до нужного места, Кен неожиданно остановился, удивленно осматриваясь по сторонам. Аято нигде не было видно. На поляне царил покой и безлюдье. Но, зато, на глаза пареньку попался альбом, неизвестно почему лежавший в траве. Его размер был огромен, а обложка слегка потрепана. Кен сразу же узнал его. Ведь он сам сделал этот альбом, вклеил первые фотографии, аккуратно подписывая каждую из них. Широкая улыбка озарила лицо кареглазого.

Мальчик подошёл ближе к неожиданной находке, но вдруг кто-то запрыгнул к нему на спину, начиная трепать по голове и пытаться повалить на землю. Когда же Кен свалился в траву, он увидел перед собой веселого Аято. Тот, засмеявшись с нелепого выражения лица младшего, начал безжалостно щекотать брата. Расслабившись, Кен тоже разразился веселым хохотом, пытаясь столкнуть с себя тяжелую тушку. Парни валялись в траве, дурачась и щекоча друг друга. Когда же мальчишки прекратили свою шуточную борьбу, оба без сил свалились на землю. Они повернули головы, счастливо смотря в глаза напротив. В тот момент Кену показалось, что он забыл о своих чувствах, и они с Аято вновь стали самыми обычными братьями. Такимура же просто облегчённо выдохнул, увидев такую необходимую улыбку младшего.

Они пролежали в полнейшей тишине, по меньшей мере, минут пять, а затем, не отрывая глаз от звездного неба, Кен прошептал:

– Спасибо.

Аято немного улыбнулся, приподнимаясь с травы. Блондин положил свою ладонь на плечо брата и ответил:

– Тебе спасибо. За то, что пришёл и вновь улыбаешься.

Кен смутился, но лишь сильнее растянулся в улыбке.

Вдруг, ни с того ни с сего, кареглазый отвесил Аято ему не хилый подзатыльник.

– Ауч! а что? – шокировано спросил старший.

– Ты балбес, Такимура. Знаешь, оставить записку на кухонном столе, где её мог увидеть отец, не было одним из твоих лучших решений.

Облегчённо выдохнув, Аято хрипло захихикал.

– Он заходит туда от силы два раза в год. И то, если ему понадобится найти маму. Я это знаю. И ты это знаешь, – гордо ответил блондин, довольный формулировкой своего ответа.

– И какова была вероятность того, что папа не зайдёт на кухню в этот вечер? – хитро прищурив глаза, ответил Кен, заставив брата неловко опустить голову.

– Извини, – всё ещё с лёгкой улыбкой прошептал Такимура. – Это ты умело просчитываешь каждый шаг. Я так не умею, – на последнем слове щёки Аято немного покраснели.

Кен заметил это, а потому дружелюбно положил ладонь на плечо брата. Внезапно, мальчик вспомнил о своей находке и спросил:

– А почему он здесь? – озадачено кивнул Кен в сторону альбома.

– Просто я решил подклеить туда пару фоток. Мелочи, но я хотел, чтобы ты увидел, – блондин смущённо посмотрел на Судзуки, пытаясь избежать контакта глазами.

Кен поднялся с травы, беря в руки огромный фотоальбом. Открыв наугад страницу, перед ним предстало множество бесценных фотографий, связанных тёплыми воспоминаниями братьев.

– Помнишь то Рождество? Ты тогда съел все печенья с шоколадной крошкой, а я обиделся и целый час просидел в нашей комнате.

Аято тихо хихикнул.

– Откуда ж мне было знать, что это твои любимые. Между прочим, мне пришлось попыхтеть, пробежав четыре магазина в поисках этих печенюшек. Они не из дешёвых, кстати. Я потратил все свои карманные деньги на то, чтобы взять тебе целый пакет.

Кен широко улыбнулся и тут же тыкнул пальцем в альбом, когда его взгляд уже успел зацепиться на другой фотографии.

– А помнишь, ты меня повел рисовать граффити на стенах заброшенного дома? Я долго отпирался и не зря. Полиция заметила нас, и мы чуть не попались. Боже, я думал, моё сердце выпрыгнет из груди. Хорошо, что я спрятал тебя и сам вышел к тому мужчине в форме. Представляешь, он и впрямь поверил, что я просто проходил мимо совсем один, – воодушевлённо засмеялся Кен.

– И почему это работает только с тобой, – сквозь улыбку задал риторический вопрос блондин.

– Просто они знают, что ты хулиган, – задорно ответил Кен.

Аято издал недовольный возглас и шутливо пихнул младшего брата в плечо. А Судзуки в это время продолжил заинтересованно листать их общий альбом. Переворачивая его страницы, мальчик невольно вспоминал свою жизнь, моменты, проведенные вместе с братом, всё то, что их объединяло и заставляло радоваться, преодолевая даже самые трудные периоды. Остановившись на последних листах, Кен восхищённо охнул. Именно про эти вклеенные фото и говорил Аято. Сердце младшего сжалось от мысли, с каким же трепетом Такимура отнесся к ведению альбома. Все фотографии были приклеены аккуратно, а подписаны ровным и не свойственным блондину почерком.

На последнем фото был запечатлён Аято с пластырем на щеке и сбитыми костяшками на руках. Он сидел в их деревянном домике и любовался наикрасивейшим закатом. Даже на фото Кен заметил, как солнце отражалось в голубых глазах брата.

“Кажется, Аято стал по-настоящему счастливым” – задумался Кен в тот момент.

От этой мысли мальчику стало тепло на душе, ведь он всё ещё помнил того холодного задиру, коим был Такимура в самом начале их знакомства. И видеть его счастливым сейчас, боже, лучшего бальзама на душу Кена и не найти. Судзуки понимал, что он ответственен за улыбку брата. И он не мог испортить его жизнь. Кен клялся и от клятвы отходить не собирается. Глупые чувства чуть не разрушили его отношения с братом. Кен всем сердцем хотел задушить этот голос внутри него. Нельзя. Ни в коем случае. Ни за что. Кен был уверен, что чувства пройдут, а потому лучшим решением сейчас было просто оставаться заботливым младшим братом.

Захлопнув альбом, Судзуки заключил Аято в крепкие объятия. Кен позволил себе вдохнуть такой родной запах, но, не успев насладиться приятным ароматом, оторвался от брата с теплой улыбкой на лице. И если бы Аято знал, какая внутренняя буря скрывается за внешним умиротворением. Ещё бы немного, и Кен заплакал. От безысходности, от ненависти к себе, своим чувствам и эмоциям. Судзуки никогда в Бога не верил, но, кажется, с этого момента он будет молиться, стоя на коленях, каждый день. И он справится, в глубине души Кен знал это. Главное, чтобы Аято был счастлив. Остальное переболит, скроется.

За всеми этими мыслями кареглазый чуть было не забыл о том, что он ограничен во времени и ребятам наверняка уже пора домой. Взглянув на часы матери на руке, Кен понял, что у него осталось каких-то восемь минут. Сообщив Аято удручающую новость, Судзуки поднялся с земли, пихая брата в плечо и с задором в голосе выкрикивая:

– Давай наперегонки!

– Я уделаю тебя в два счёта, мелкий, – сквозь улыбку ответил блондин.

Аято поднялся с травы и со всех ног погнался за своим братом. Мальчишки смеялись, слегка спотыкаясь о землю, и оглядываясь друг на друга. Такимура пытался ухватиться за край белоснежной рубашки, но удалось у него это уже на пороге дома.

В тот вечер Кен посчитал, что он поставил жирную точку в своих чувствах и навсегда заковал их в клетку.

***

Пока Кен лежал на своей постели и вспоминал эти события, он не заметил, как из его глаз тонкими струйками потекли слёзы. Парень закрыл ладонями лицо и, содрогаясь всем телом, начал громко всхлипывать.

“Идиот. Какой же я идиот. Столько лет держал себя в руках и так глупо сорвался. Ненавижу свою слабость” – причитал себе Кен и не заметил, как дверь в комнату постепенно открылась, и в неё вошёл запыхавшийся Аято.

Блондин встал в проёме и, облегчённо выдохнув, стёр со своего лба капельки пота. Он посмотрел в испуганное и заплаканное лицо Кена, а затем совершенно спокойным и нежным голосом сказал:

– Ну и зачем ты сбежал? – ухмыльнулся блондин, делая шаг вперёд и прикрывая за собой дверь.

Кен моментально поднялся с постели и, прикусив губу, начал судорожно оправдываться перед старшим. Казалось, что если он скажет что-то не так, то Аято выйдет из комнаты и больше никогда сюда не зайдёт.

– Прости, я не хотел, чтобы так вышло. Это было очень глупо, если можешь, забудь. Прости, я ужасно себя чувствую…, – но договорить Кену не дал Такимура, резко притянувший парня к себе и страстно впившийся в его губы.

От шока Судзуки потерял дар речи. Он широко раскрыл свои глаза и покраснел всем лицом. Когда же Аято оторвался от его губ, Кен, не моргая, уставился на старшего, ожидая хотя бы малейшего объяснения.

– Кен, я чувствую то же, что и ты, – начал говорить Такимура совершенно по-новому, голосом, полным заботы и абсолютного трепета. – Я бы никогда не смог решиться сделать первый шаг. За что благодарен тебе. Я не знаю, что происходит с тобой, но моё тело лихорадит при одном лишь виде тебя. Твоя улыбка и голос заставляют меня утонуть в своих чувствах. Я понимаю, что не идеален, скорее, наоборот, хуже и не придумаешь, – нервно хохотнул он. – Но я кроме тебя и видеть никого не хочу. Я тону в тебе и с этого дня на сто процентов убедился в своей любви. Наверное, я ещё не до конца отдаю отчёт действиям. Без понятия, что теперь будет между нами. Может, это просто подростковый эксперимент или игра, но если ты останешься рядом, то я определённо точно буду счастлив, – договорил блондин, неотрывно смотря в выразительные глаза напротив.

– Аято, это правда? – выдохнул Кен, всё ещё не веря в происходящее. – Господи, да я не могу без тебя ещё с самого детства. Ты всегда был слишком дорог мне. Каждый день. Каждую минуту со дня нашего знакомства. Просто в один момент понял, что хочу быть с тобой ближе, чем с другом или братом. Но я не желал причинять тебе боль, а потому скрыл всё в себе. Мне казалось, что ты возненавидишь меня. Да я и сам себе был противен.

– Какой же ты всё-таки идиот, Судзуки, – ласково произнёс Такимура, опуская голову вниз.

– Но, Аято, – вдруг встрепенулся Кен. – А как же все те девушки? Неужели они тебе совсем не нравились?

– Ну почему же, – свел брови старший. – Мне нравятся девушки, – как ни в чём не бывало, ответил он, при этом добавляя. – Но ты мне нравишься больше, – растянулся в улыбке блондин, заставляя Кена улыбнуться в ответ.

Аято показалось, что Судзуки хотел было что-то сказать, но быстро передумал. Шатен резко стушевался и опустил взгляд в пол.

– Что-то не так? – не напирая, спокойно спросил блондин.

– Это не игра…, – еле слышно прошептал младший, но почувствовав растерянность брата, взглянул тому прямо в глаза и уже с большей уверенностью сказал. – Пожалуйста, не думай, что происходящее между нами всего-навсего развлечение или какой-то период. Это не игра, – парень заключил лицо Аято в свои ладони. – Ты не игра. И я сделаю всё, чтобы доказать насколько серьёзно моё отношение к тебе.

Кен неотрывно всматривался в голубые глаза, пытаясь отыскать там ответ. Зрачки расширились, радужка начала поблёскивать, а губы неестественно задрожали.

– Спасибо, – произнёс старший так, словно с его плеч упал тяжеленный груз.

– Это значит то, о чём я думаю? – хитро прищурился Судзуки.

– А о чём ты думаешь? – решил «поиграть в дурака» блондин.

– Такимура Аято, ты будешь моим парнем?

– Только если ты будешь моим.

После этих слов Кен притянул брата к себе и поцеловал его, уже более страстно, обвивая тонкую талию блондина руками. Судзуки словно всем телом показывал, что Аято только его. Его и больше ничей. Но Такимура и не претендует на других. Рядом с ним тот, ради кого не жалко и жизнь отдать. А со всем остальным разберутся потом. В это мгновение нет никого, кроме них. И даже раннее весеннее утро не пахнет так, как их сокровенное счастье, созданное лишь для двоих.

Разорвав поцелуй, Кен взял Аято за подбородок и посмотрел в его глубокие глаза. Улыбнувшись своей блестящей улыбкой, Судзуки сказал:

– И завтра, и послезавтра, я буду любить тебя, чтобы ни случилось. Мы связаны, помнишь? – тихо вопросил Кен, пальцем очерчивая шрам на ладони Аято. – Тогда, в домике на дереве, я думал, что поклялся быть твоим братом. Но как оказалось, я дал клятву быть чем-то большим, чем просто другом, братом или возлюбленным. И, знаешь, я ни за что не изменю своим словам.

Договорив, Кен лишь молча упёрся в плечо Аято, тихо прислушиваясь к его размеренному дыханию. Но помимо этого парень слышал громкое биение их сердец. Было очевидно, что они стучали в унисон.

По возвращению родителей парни вели себя как обычно. Они договорились пока сохранить свои отношения в тайне, и лишь редкие переглядки могли выдать их секрет. Чтобы отец не придрался к побоям на теле Кена, Аято помог младшему замазать синяки косметикой. Благо, остальные ушибы были прикрыты одеждой.

А ночью, соединив кровати и закутавшись в одно одеяло, они проговорили несколько часов, пока Аято не затянуло в царство Морфея. Кен лишь усмехнулся и заботливо перетянул на старшего большую часть одеяла. Он неотрывно любовался внешностью Такимуры, словно вновь вернулся в события прошлого. Только сейчас Кен мог смотреть на него безо всякого страха. Судзуки наблюдал за спящим лицом Аято и о многом задумался в этот момент.

“Боже, как же он прекрасен, когда спит. Его скулы и пересохшие губы до сих пор сводят меня с ума. Он такой необыкновенный и странный. Демон снаружи, который держит ангела под сердцем. Но почему он показывает этого ангела лишь мне? Хотя ответ очевиден. Он очень многого натерпелся в своей жизни, а потому никому не показывает, что у него на душе. Боязнь быть высмеянным и преданным. Он упакован в это чувство, как в полипропиленовый мешок. Аято не доверяет никому, кроме меня. Да и доверяет ли он мне полностью? Видимо, ответ на этот вопрос мне придётся узнать гораздо позже, а пока, я просто хочу позволить себе насладиться своими чувствами спустя столько лет их сокрытия”

***

Сегодня в школе Аято нагрубил учителю, за что парню повесили наказание. Он должен был после занятий отдежурить в классе совершенно без чьей-либо помощи. А потому Кен решил подождать блондина на улице, в школьном дворе. Однако, как только сзади послышался нахальный голос, кареглазый быстро понял, что это было не лучшее решение.

– Эй, Судзуки, сюда подойди!

Бесцеремонный оклик принадлежал однокласснику Кена, Сатоши. Он стоял возле школьного забора в компании двух девчонок, которые восхищённым взглядом наблюдали за каждым действием парня. Сатоши относился к такому типу людей, чья любовь к себе превышала любые рамки. Настолько сильная концентрация высокомерия и нарциссизма из всей школы присутствовала только в нём. Он был из довольно обеспеченной семьи, а мать являлась высокой шишкой в городе, именно поэтому парню многое сходило с рук. Утверждаться Сатоши привык за счёт унижения других людей, хотя сам по себе он не представлял угрозы большей, чем голодный воробей в зимнюю ночь.

– Что-то случилось? – подошёл к Сатоши Кен, непонимающе смотря на одноклассника.

– Сюда смотри, – грубо отрезал парень, доставая из пиджака свою проверенную тестовую работу по математике. В конце листа стояла неудовлетворительный балл. Парень демонстративно помахал работой перед носом Судзуки. – Оценку видишь? И что ты на это скажешь?

– Вижу, ну ты не сильно беспокойся из-за этого. В следующий раз повезёт, – ответил Кен с абсолютно невозмутимым лицом.

Судзуки уже было развернулся и начал уходить, как вдруг Сатоши схватил его за рубашку и грубо развернул к себе, чем вызвал восторженный писк у поклонниц, наблюдавших за их разговором.

– Ты видимо не понял, – показательно сжал рукав Кена нарцисс, краем глаза наблюдая за восхищёнными его храбростью девушками. – Ты же сам мне эти ответы дал, тупица.

Кен широко раскрыл глаза и слегка оттолкнул от себя парня.

– Но ты же просил по физике. Неужели ты серьёзно перепутал эти предметы? – ошарашено спросил Судзуки, чем вызвал негодование у Сатоши.

– Да какая разница, это твоя забота зубрить. Ты специально меня подставил, чтобы выставить идиотом? – оскалился парень и слегка толкнул Кена, гордо задирая голову вверх.

Вокруг повисло молчание. Кен пытался сдержать себя в руках, чтобы не наброситься на нахального одноклассника. Сатоши мысленно довольствовался своей выходкой. А две девчонки, стоявшие рядом, тихо перешёптывались друг с другом о том, кто из парней всё же лучше.

Внезапно подружки замолкли, а Сатоши испуганно вылупил глаза. Кен удивлённо нахмурил брови и развернулся назад, чтобы посмотреть, что случилось. Прямо перед ним стоял Аято, выжидающе скрестивший руки на груди.

– Пихаешься, как девчонка, – усмехнулся блондин. – Хотя…даже хуже, -ехидно улыбнулся он, неотрывно прожигая Сатоши взглядом.

Аято засунул руки в карманы и еле заметно подмигнул Кену. Он стоял, слегка покачиваясь взад и вперёд, а по его преспокойному лицу невозможно было понять, что у него на уме. Сатоши нервно сглотнул, а Кена в свою очередь такая ситуация лишь забавляла. Девушки, пару раз переглянувшись друг с другом, решили скрыться с этого места и понаблюдать с более дальнего расстояния. Такимура медленно подошёл к Сатоши и начал говорить.

– Сам ведь нарываешься. Ты же знаешь, что не стоит этого делать, – приблизился блондин к однокласснику вплотную, тем самым прижимая парня к забору.

Чтобы припугнуть нахального нарцисса, Аято ударил кулаком возле головы Сатоши, а тот, вздрогнув, внезапно заговорил.

– Ты мне ничего не сделаешь. В тот раз моя мать сжалилась над тобой и тебя не выперли из школы. Но на этот раз она не будет так человечна и, будь уверен, всё доложит директору.

– Человечна? – удивлённо вопросил Такимура. – Да ты хоть знаешь, сколько она потребовала денег с моей семьи? А я ведь даже и пальцем не тронул тебя.

– Денег с твоей семьи? – ехидно улыбнулся Сатоши. – С каких пор у тебя появилась семья? Или ты вправду веришь, что люди, с которыми ты живёшь, убрали с тебя клеймо сироты? – сказал парень, пытаясь отыскать больную точку у Такимуры.

В глубине души у Аято что-то кольнуло, но он решил отогнать от себя подобные мысли, не заостряя внимание на оскорблениях. Теперь же блондину безумно захотелось врезать этому нарциссу прямо по лицу. Аято оскалился и уже сжал руки в кулаки, но его намерения остановил Сатоши, самоуверенно огрызнувшись.

– Ты не ударишь меня. Иначе твою задницу никто не спасёт.

– Я не ударю тебя, – внезапно успокоился Аято, мельком переглянувшись с Кеном. – Но это не значит, что твоим милым личиком не займётся кто-то другой.

Судзуки всё это время спокойно стоял в стороне, словно выжидая того, когда Аято подаст знак. За долгие годы парни научились читать мысли друг друга. Оба понимали, что ударь Сатоши Аято, это привело бы к большим проблемам. Но сделай это Кен, и никто даже не поверит в реальность подобных событий.

Кареглазый специально закашлялся, дабы обратить на себя внимание. Аято слегка отошёл от Сатоши, хитро прищурив глаза. Нарцисс не успел понять, что происходит, как тут ему в лицо прилетает тяжёлый кулак Кена. Парень не рассчитывает силу удара и Сатоши отлетает сторону, приземляясь на землю.

– А ты не перестаёшь меня удивлять, – шокировано заявил Аято, подходя ближе к Кену. Блондин осмотрелся по сторонам и приобнял младшего за талию.

– Я не ожидал, что ударю так сильно, – с неким испугом проговорил Кен. –Хорошо, что рядом никого нет.

Парни смотрят на лежащего Сатоши и, внезапно, понимают, что тот не двигается. По всей видимости, он потерял сознание. Осознав это, Аято уже было собрался сказать Кену, что они должны уходить, как вдруг Судзуки вырывается из объятий старшего и приземляется на корточки рядом с Сатоши. Кен начинает осматривать одноклассника, виновато прикусив губу. Из ноздрей Сатоши идёт кровь. Кареглазый замечает это и говорит:

– Боже, Аято, кажется, я сломал ему нос, – в его голосе слышится неподдельное сожаление.

– Он не сломан, это просто кровь. Ты же не думал, что после удара он останется целым и невредимым, – сказал Аято, стараясь успокоить младшего. Он искренне не понимал, почему Кен проявляет такой трепет к этому избалованному нарциссу.

– Ну и сильно же я ему вмазал. Аято, принеси что-нибудь холодное, а я пока дотащу его до скамейки, – словно не слыша блондина, пробурчал Судзуки.

– Ты серьёзно?! – вопросил Аято голосом, полным ошеломления и непонимания. – Родной, я тебе вот что предложу, пошли отсюда, пока нас никто не увидел. Иначе влетит обоим, да ещё как, – не унимался блондин. – Он заслуженно получил по лицу, так пусть полежит пару минут и сам очнётся. Я тебе это говорю, как человек, много раз побывавший в таких ситуациях. Даже не жди, что я куда-то пойду. Я ни за что не поддамся твоему добродушию, – заявил он, гордо складывая руки на груди.

***

Прошло десять минут с того момента. Кен сидел на лавочке вместе с уже очнувшимся Сатоши, а позади них стоял надутый Аято с полупустой бутылкой воды в руке.

– Я чокнусь с этим парнем, – разочарованно выдохнул Такимура, закатывая глаза с присущим ему раздражением.

Сатоши совсем недавно пришёл в себя и всё ещё боялся смотреть в сторону парней. Нос и щека сильно побаливали, а потому нарцисс сидел, понурив голову вниз и приложив руку к скуле. Кен положил свою ладонь на плечо одноклассника, заставив того немного вздрогнуть, и виновато заговорил.

– Прости. Не рассчитал.

В глубине души Кен понимал, что у него были причины на то, чтобы ударить Сатоши. Но чувство стыда и вины охватили его всецело, заставляя искренне извиниться перед парнем.

– Не рассчитал он, – хохотнул Аято. – А как же, – саркастично произнёс блондин, откручивая крышку бутылки, чтобы попить воды.

В горле пересохло безумно, но Такимура всё равно не упускал шанса подшутить над человеком, чей альтруизм, по его мнению, не имел предела. Однако Кен, совершенно спокойно проигнорировав шутки Аято, как ни в чём ни бывало, продолжил извиняться перед Сатоши.

– Надеюсь, я тебе ничего не повредил, – сказал Судзуки, тщательно осмотрев лицо одноклассника.

Внезапно, Сатоши, всё это время хранивший молчание, поднял свою голову на Кена и, как гром среди ясного неба, спросил:

– Так вы…встречаетесь?

Аято только успел набрать в рот воды, как тут же выплюнул её так, что капли разлетелись метра на три вперёд. Но даже это не могло полностью показать степень его шока от такого неожиданного вопроса. Растерянность пробивает сознание блондина и вот он уже глазами быстро изучает округу. Со стороны кажется, словно Аято подыскивает место, куда спрятаться самому или же куда можно будет запрятать тело Сатоши в случае, если нарцисс не умолкнет. И только Богу известно, о чём подумал Такимура в этот момент.

– В каком смысле? Кто встречается? – с опаской уточняет вопрос Кен, тем самым нарушая повисшую в воздухе неловкость.

– Ты с Юрико, – отвечает Сатоши голосом, полным непонимания и испуга. Реакция братьев на, как ему казалось, обычный вопрос, привела нарцисса в ступор.

Аято с Кеном одновременно выдохнули, давая себе мысленную оплеуху за разведение ложной паники.

– Так ты об этом, – облегчённо улыбнулся Судзуки. – Я уже было подумал…, – начал он, но быстро оборвал предложение, поймав на себе испепеляющий взгляд Аято. – Нет. Мы с ней не встречаемся. Ты видимо перепутал меня с кем-то другим, – сделал умозаключение Кен.

Сатоши всегда был любителем всякого рода сплетен, а потому такая тема для разговора его очень даже устроила. Нарцисс склонил свою голову на бок и хитро прищурившись, задал плавно вытекающий из всего разговора вопрос:

– У тебя уже кто-то есть? – подмигнул Сатоши Кену, предвкушая интересный диалог.

На пару минут Аято показалось, что о его существование здесь позабыли напрочь. А новый вопрос Сатоши вызвал у блондина очередной прилив возмущения и негодования. Но Такимуре и в голову прийти не могло, что же сейчас ответит его возлюбленный.

– Ну, вообще…, – несколько замялся по началу Судзуки. – На самом деле я уже пару недель встречаюсь с одной симпатичной блондинкой, – неожиданно выдаёт Кен, при этом удовлетворённо ухмыляясь и смотря на Аято, который застыл наодном месте с лицом, полным разъяренности и обиды.

Старший явно не оценил шутку парня, а тот в свою очередь решил продолжить говорить, тем самым подкрепляя любопытство Сатоши.

– …Она нахальная, самоуверенная, безответственная и совершенно невыносимая…, – начал перечислять Кен, с улыбкой поворачивая голову на Аято. – Но она мне безумно нравится, – договорил Судзуки, показывая свои ямочки на щеках.

Последние слова кареглазого заставили Такимуру покраснеть всем лицом. Он трепетно улыбнулся Кену, и на несколько секунд парни зависли друг на друге. Но, быстро осознав, как подозрительно они смотрятся со стороны, Аято кашлянул в кулак и резко обратился к Сатоши.

– Я надеюсь, ты усёк, что лучше не нарываться. Теперь тебя не только я в отключку отправить могу, – гордо произнёс Такимура, подходя ближе к скамейке и кладя руку на плечо Кена.

– Лучше бы ты, – выдохнул Сатоши, но тут же рефлекторно дёрнулся, когда Аято поднял кулак над головой нарцисса.

***

По приходе домой, парни закрылись в комнате, плюхаясь без сил на свои постели. Пролежав так от силы минут пять, они решили несколько изменить их времяпровождение, соединив две кровати в одну. Они часто делали это еще с самого детства, правда, однажды по неосторожности поцарапали пол. Госпожа Судзуки не стала рассказывать отцу об этой оплошности, а потому мальчишкам всё сошло с рук.

Вот и сейчас Кен с Аято лежали, скрепив свои руки и повернув головы друг к другу. Они то тихо любовались заботливым взглядом напротив, то ни с того ни с сего заливались безудержным смехом, то просто размышляли о разном, но за целые пол часа в их спальне не было произнесено ни единого слова.

Наконец, Кен решил прервать идиллию, задавая Аято недавно назревший вопрос.

– Ты появился за моей спиной сразу же после того, как Сатоши толкнул меня. И я что-то очень сомневаюсь, что это было лишь удачным стечением обстоятельств. Как ты узнал, что происходит?

– Ничего сверхъестественного на самом-то деле, – хрипло ответил Аято, тут же кашлянув в кулак. – Окна выходили на ту сторону. Я просто увидел, что этот самовлюблённый цветок тебя к себе подозвал и решил оставить вторую половину пола грязной, – усмехнулся блондин, поднимая глаза в потолок.

А Кен улыбнулся краешком рта и прищурил свои глаза, как бы намекая на то, что он не верит, что Аято выбежал лишь по этой причине. И Такимура понял посыл своего парня, неуверенно прикусывая губу. Он закрыл глаза и решил договорить одну небольшую, но важную деталь.

– Ну, вообще-то было ещё кое-что, – неуверенно начал Аято. – Я приревновал тебя вроде как, – произнёс он несколько пристыжённо.

– Серьёзно? К Сатоши что ли? – удивлённо раскрыл глаза Кен, быстро приподнимаясь на локтях.

Аято посмотрел на младшего нерешительным взглядом и, вздохнув, начал тихо говорить.

– Конечно к нему, – сказал он голосом, полным тяжести и сожаления. – Красивый, обаятельный, при деньгах и связях. Со мной и сравнивать нечего. Итак ясно, что я в полном пролёте по всем параметрам, – выдохнул блондин, встречаясь с растерянным взглядом Кена. – Понимаешь, я всё время прожил с ярлыками, въевшимися под кожу. Сирота. Странный. Хладнокровный. Бесчувственный. Психопат. Это всегда давило на меня, казалось, что из-за этих самых ярлыков никто не хотел иметь со мной дело. Я считал себя лишним, изгоем во всех компаниях. Самооценка ни к чёрту, да и поводы, впрочем, были. Но потом, в один момент я понял, что есть человек, который принимает все мои заморочки. В тот день, после драки у гаражей, я понял, что ты слишком дорог мне, чтобы наши дороги разошлись. Тогда я уже знал, что ты будешь самым близким человеком из тех, кто когда-либо был близок ко мне. Я понимал, что ты спасаешь мою никчёмную жизнь, придавая ей хоть какой-то смысл. Хватался за тебя, как за последнюю надежду стать счастливым, потому что был уверен, что ты не бросишь такого морального урода, как я. Без тебя я никто. Без тебя мне не достичь ничего. Хотя бы просто потому что не смогу выжить, зная, что ты не подашь мне руку, когда я оступлюсь.

Аято закончил говорить, и в комнате повисла тяжёлая тишина.

Погодя полминуты, Кен пришёл в себя и, совершенно внезапно, отвесил Такимуре хороший подзатыльник. Аято схватился рукой за голову и ошарашено посмотрел на Кена. А тот его к себе за шиворот притянул и сказал прямо в губы:

– Ты совсем с ума сошёл? – возмущённо всплеснул руками Судзуки. – Достань свою голову с чердака и верни её на место. Как ты можешь говорить, что ничего не добьёшься без моей помощи, когда сам же спасаешь меня из любых проблем. Это не страшно, если ты чувствуешь, что без меня не проживёшь. Я думаю точно так же. Но поэтому мы и вместе, хорошо? – уже спокойным голосом спросил Кен, приподнимая лицо блондина за подбородок.

– Да, конечно. Мы вместе, – слегка улыбнулся Аято, сверкнув своими голубыми глазами. – Хоть и иногда мне безумно трудно поверить в это.

– Если не веришь себе, то доверься мне, а я знаю наверняка! – громко ответил Судзуки, садясь на колени к Аято и закидывая на того свои руки. – Со мной ты можешь быть настоящим. Смущаться и чувствовать себя беззащитным. Но никогда, слышишь, никогда я не позволю тебе считать себя ничтожеством, – поставил точку Кен, прижимая парня к себе.

– С тобой я не беззащитен, – пробурчал Аято в шею младшего.

Такимура поднял голову и оставил влажный поцелуй на пухлых губах Кена. Блондин запустил свою руку в волосы Судзуки и уверенно сказал.

– И вообще-то я никогда не смущался перед тобой.

– Неужели? – саркастично вопросил Кен, изгибая одну из бровей. – Ну, это слишком легко опровергнуть, – усмехнулся он.

– Неправда, – игриво начал отпираться Такимура, тем самым лишь раззадоривая младшего.

– А я попробую доказать, – хитро подмигнул Кен, поднимаясь с кровати и закусывая нижнюю губу.

Аято с непониманием и интересом наблюдал за медленными действиями младшего, а тот в свою очередь встал прямо перед ним и потянул руки к воротнику белой рубашки. Не спеша расстегнув первые пару пуговиц, Кен поймал на себе сверкнувшие глаза Такимуры. Старший нервно сглотнул, понимая, что от Судзуки можно было ожидать чего угодно. Но он лишь продолжил обездвижено сидеть на кровати и наблюдать за тем, как пальцы Кена начинают расстёгивать остальные пуговицы. Прошло несколько секунд, и кареглазый полностью разделывается с рубашкой, снимая её с себя и швыряя на стул.

– Кен, что ты задумал? – испуганно спрашивает Аято и получает хитрую усмешку в качестве ответа на свой вопрос. От этого внутри блондина смешивается буря эмоций и чувств, не дающих покоя и развивающих панику.

“Твою мать. Как же он красив. Широкие плечи, плавно переходящие на выпирающие ключицы, его сильные руки, крепкая грудь, оголённый торс. Интересно, и когда он успел накачать такой пресс, не вылезая из учебников?”

Жадно бегая глазами по телу Кена, Аято не понял, как начал краснеть от собственных мыслей. А Судзуки тем временем заметил румянец на щеках блондина и, улыбнувшись, подошёл ещё ближе к парню, опуская руки на ремень своих брюк. Он медленно начал стягивать их с себя, и сердце Аято участило удары. Блондин до одури хотел продолжения и одновременно с этим надеялся, что Кен остановиться. Когда Судзуки кинул брюки на тот же стул, где уже висела рубашка, Аято смущенно опустил голову вниз, прикрывая лицо ладонью. Кен ухмыльнулся и убрал руку Аято, заставляя того посмотреть на себя. Такимура пересилил смущение и, сглотнув, продолжил наблюдать за младшим. Но его крепких нервов хватило ровно до того момента, когда Судзуки потянулся к нижнему белью, начиная оттягивать резинку своих боксёрок.

Аято моментально прекратил его действия, хватая за руку и не давая закончить начатое.

– Пожалуйста, не нужно, – прохрипел блондин, поднимая на Кена щенячьи глаза.

Шатен приблизился к лицу Аято, который уже был доведён до предела, и сексуальным голосом прошептал:

– Что, и сейчас не стесняешься?

Такимура подавился воздухом, а всё его тело словно онемело, намертво прицепившись к кровати. Он собрал остатки своего рассудка и ответил:

– О да, передо мной стоит полуголый парень, а я, как ни в чём не бывало, должен сохранять спокойствие. Ты с чего это начал раздеваться, Кен?

– Просто решил доказать тебе свою правоту. Признай же, что стесняешься меня, Такимура. В обратном случае, можешь раздеться сам, – тихо сказал Кен, опуская руку на торс Аято.

Младший начал приподнимать край черной футболки парня, слегка касаясь пальцами низа его живота. Такие манипуляции вызвали табун мурашек у блондина.

– Кен, прекрати! – резко выкрикнул старший, отталкивая брата от себя и спрыгивая с постели. Не успел Кен и глазом моргнуть, как Аято, словно ошпаренный, выбежал из спальни, громко захлопнув дверь.

Такимура скрылся в ванной комнате и подошёл к раковине, упираясь в неё руками. Он сам бы не нашел обоснования своим действиям, но штаны стали до одури узкие, а в районе ширинки выпирал заметный бугорок.

“Сбежал. Так позорно” – усмехнулся Такимура, смотря в своё отражение в зеркале. – “А меня и вправду можно смутить, как маленькую девчонку. Чёрт. Я так облажался”

Этим временем, Кен, всё также в одних боксёрках, подошёл к ванной комнате, медленно заходя в неё. Услышав шаги парня, Аято смущённо посмотрел на Судзуки, пытаясь избежать контакта глазами

– Прости, это была лишь шутка, – виновато сказал Кен. – Я не собирался соблазнять тебя, – попытался отшутиться кареглазый.

– Очень смешно, – саркастично выдохнул Аято, отходя от раковины и прислоняясь спиной к холодной стене. – Хотя, это ты извини, я, наверное, глупо выглядел.

– Нет, нет, не беспокойся об этом, – убедительно выставил ладони вперёд Кен. – Я увидел твою настоящую реакцию. Ты был собой. А это самое главное, – Судзуки как можно ближе подошёл к блондину. – Ты так умело справляешься со своими бесчувственными масками на людях. Но при мне забудь о них. И о своих ярлыках тоже забудь, – договорил он, хватаясь рукой за запястье старшего.

Аято почувствовал, как по телу вновь прошлись мурашки, а возбуждение нахлынуло с новой силой, как только Кен приблизился к нему. Только в этот раз Такимура захотел поцеловать младшего, вкладывая в этот поцелуй все свои эмоции и ощущения. Однако он быстро передумал делать это, ведь дверь в ванную комнату была открыта. Аято вздохнул, поднимая свои голубые глаза на Кена. Но тот, в свою очередь, заметил некое беспокойство и печаль во взгляде напротив, а потому решил задать блондину вопрос.

– Тебя что-то волнует? Не молчи об этом, прошу, – трепетно произнёс Кен.

– Нет, не волнует. То есть, это скорее заставляет задуматься над многим, – еле слышно ответил Аято. – И эти мысли иногда вызывают у меня и грусть, и ярость, и обиду одновременно. Ведь, не смотря на твои слова, ярлыки с меня никуда не денутся. Я одиночка с кучей проблем и нервной нестабильностью в придачу. Я знаю, что ты любишь меня таким, и я тоже люблю тебя по гроб своей жизни, но, видишь ли, именно поэтому мне так хочется стать лучше для тебя. Достойнее что ли. Я всё изменить готов и на всё пойти. Но дело в том, что я, правда, не знаю, кто я. Без понятия, как мне вообще удаётся распутывать свои многочисленные ошибки, оставаясь целым и невредимым. Но даже если я и смогу поменять себя снаружи, то в душе останусь всё таким же грязным и испорченным, – грустно выдохнул он. – Если бы я только знал, кто я такой, то непременно бы изменился. Но как мне стереть своё такое неправильное Я, – к последнему слову голос Аято совсем притих.

Внезапно, блондин подходит к зеркалу над раковиной и, злостно смотря в своё отражение, кричит:

– Кто, чёрт возьми, ты такой? Кто?!

Кен испуганно срывается с места и разворачивает Аято к себе лицом. Младший прижимает блондина к своей груди и, нежно поглаживая по спине, говорит:

– Тише, тише. Всё хорошо, – пытается успокоить парня Судзуки. – Кто ты такой? – переспрашивает он. – Ты симпатичный парень, прекрасный музыкант, любитель истерик с низкой самооценкой, но зато хорошими навыками в драках. Ты мой любимый человек, которому я готов доверить всю свою жизнь. Роднее тебя у меня никого нет, ты ведь знаешь об этом? Да, мы совершенно разные, но это не значит, что кто-то из нас лучше. Во всяком случае, я полюбил тебя именно потому, что ты тот, кто ты есть. Со всеми своими достоинствами и недостатками. Не будь чего-то одного, и ты бы перестал быть собой. А потерять тебя для меня бы оказалось наихудшим исходом. Поэтому Аято, помни, что мне ты необходим настоящим. И, если ты ещё не до конца узнал себя, то мы сделаем это вместе. Во всяком случае, принял тебя таким и никогда не пожалею об этом.

– Знаешь, только ты единственный. Но спасибо, – прошептал Такимура, нехотя вырываясь из тёплых объятий. – Я слышал, как входная дверь открылась. Нам надо выходить из ванной. А кое-кому ещё и приодеться, – усмехнулся блондин, вновь жадным взглядом осматривая тело Кена.

– Я, наверное, приму душ, – сказал Судзуки, наблюдая за тем, как Аято застыл на месте, неотрывно прожигая младшего взглядом. – Хочешь остаться со мной? – шутливо спросил кареглазый, начиная стягивать с себя последний атрибут одежды.

Аято мгновенно пришёл в себя и в доли секунды выбежал из ванной комнаты, оставляя Кена хохотать с его реакции.

Такимура зашёл в спальню и, отдышавшись, плюхнулся на кровать, скрывая свои покрасневшие щёки в подушке и мысленно возмущаясь с таких неприемлемых шуток Кена.

5.Перелом

Наша жизнь сравнима с океаном. Бушующие волны сменяются спокойной гладью. Ветра, ураганы заставляют воды кружиться в бешеном ритме, грациозно танцуя, извиваясь, но по обыкновению быстро разбиваясь о скалы, коих в морских просторах немалое количество. Если две волны встретятся, то они сольются воедино, создав новую, более совершенную волну. И чем дальше она пройдет, тем сильнее возрастет водяной гигант, пока не ударится о берег и не просочится в песок. Мужественные волны никогда не стоят на месте и заставляют восхищаться своей красотой и грациозностью, даже когда разбрызгиваются на мелкие капли.

Именно поэтому, если в жизни случается буря, необходимо стать волной в безумном океане событий. Возможно, она даст начало новой волне. Оставляя бесконечные морские просторы в прошлом, они, объединившись, станут единым целым.

– Нет никаких известий о тебе,

В морской дали не видно

Островка,

И средь равнины вод,

Качаясь на волне,

Лишь в вышине восходят облака…

От ветра свежего, что с берега

Подул,

У мыса дальнего Нусима, с гор Авадзи,

Мой шнур, что милою завязан был,

Как будто к ней стремясь,

По ветру заметался…

Кен читал размеренно, стараясь запомнить каждую строчку. Он всегда дышал японской литературой, но с поэзией отношения у него складывались несколько хуже. А потому ему было в тягость готовиться к завтрашнему уроку, пытаясь запомнить этот злосчастный стих.

Лишь мысль о том, что в библиотеке не было никого, кроме него с Аято придавала спокойствия. Уголки Кеновых губ то и дело приподнимались вверх, издавая тихие смешки. Аято же в это время просто молча сидел и смотрел на своего полу-сосредоточенного парня, забавляясь с того, как на его серьёзном лице проявляются милые ямочки. Очевидно, что для тех, кто сейчас бы вошел в библиотеку, они не выглядели бы как обычные братья. Но в данный момент это совсем не волновало парней. И Аято вдруг подумал, что даже если вся школа придет сюда, он будет не в силах оторвать взгляд от возлюбленного. Светловолосый тут же усмехнулся со своей мысли, решив, что подобное может прийти на ум разве что какому-то влюбленному идиоту. Такимура думал об этом и продолжал наблюдать за малейшим движением Кена, прикрывая глаза на моментах, где голос кареглазого звучал по-особому нежно, словно самый мягкий бархат на Земле.

– Аято, я вот уже битый час пытаюсь сосредоточиться, не смотри на меня так. Это отвлекает, – не отрывая глаз от книги, шикнул Кен.

– Я тоже сосредоточусь…на тебе, и возможно я даже более сосредоточен, чем ты, – шепотом сказал Аято, нагибаясь к уху Судзуки.

Когда тонкие губы блондина невесомо соприкоснулись с мочкой уха младшего, мурашки табуном прошлись по телу Кена, заставив того напряженно сглотнуть.

– Аято, не забывай, что мы в школе. Это не место для свиданий. Представляешь лицо библиотекаря, если он войдет сюда и услышит твои стоны? – ухмыльнулся шатен, гордо облокачиваясь на спинку стула.

– Самоуверенный, – резко ответил Аято, закатывая свои глаза вверх и вновь присаживаясь на стул.

Кен скрестил руки на груди и, прищурив свой взгляд, начал прожигать им старшего. Когда же Аято понял, что Судзуки что-то задумал, он нервно сглотнул, а его глаза вмиг забегали из стороны в сторону, рассматривая то пол, то многочисленные книжные полки.

Внезапно, Аято решил подняться из-за стола, запихивая руки в карманы. Кен в свою очередь захлопнул уже сполна доставшую его книгу и тоже резко встал, подходя к Такимуре как можно ближе.

– Я самоуверенный? – ухмыльнулся Судзуки. – Кажется, это ты не слишком уверен в моих способностях, – пошло прошептал он прямо в губы блондину.

– Нет, как раз в тебе я не сомневаюсь, – хохотнул Аято. – Но это лишь ещё больше пугает меня, – нервно добавил он, направляя свой взгляд в сверкающие глаза Кена.

Рука Судзуки потянулась к нижней губе блондина, а большой палец медленно оттянул её вниз. Тело Аято онемело, а внизу живота прошлись мурашки. Внезапно, Кен резко схватил старшего за плечи и со всей дури прижал того к книжным полкам. Удивительно, но от такого столкновения упала лишь одна книг. Какая-то пьеса раскрылась обложкой вверх на полу. Тяжело дыша, Кен обнял Аято за тонкую талию и прислонил к себе непозволительно близко, так, чтобы светловолосый чувствовал, как его ширинка соприкасается с напряженным пахом Судзуки. По виску Аято скатилась капелька пота, а все мысли в голове превратились в какую-то кашицу. Всё смешалось. Мандраж и жар. Страх и мания. Мораль и похоть. Не сумев сдержаться, Аято томно простонал и уткнулся носом в шею младшего. Кен приподнял его за подбородок, оставляя между их лицами ничтожные сантиметры.

Внезапно, в библиотеке прозвучал глухой звук удара. Кен мгновенно отскочил от Аято и развернулся в сторону шума. Перед ними, со стороны двери стоял Такахаси Шота – кудрявый парнишка из средней школы. Удивление, страх, смущение – сейчас на его лице отражалось слишком много эмоций, чтобы можно было разобрать, о чем он думает. Аято всё еще не мог прийти в себя и пытался собраться с мыслями. Сквозь прерывистое дыхание он поправил подол своего чёрного худи и полу боком развернулся к Шоте.

В голове Кена к этому моменту прокрутилось и обдумалось уже около дюжины вариантов разрешения этой неловкой ситуации. Но Судзуки не думал о том, что Шота может расплести увиденное всей школе. Тот всегда был понимающим и добрым парнишкой, его частенько в шутку называли Брокколи, благодаря чудаковатой прическе, но в принципе мальчишка он был наивный и неконфликтный, что заметно успокаивало Кена.

Спустя полминуты Шота предельно аккуратно и как-то неуверенно спросил, что только что произошло. И ответ на его вопрос прозвучал незамедлительно.

– Зачем так пугаешь, я уж было подумал, что поседею, – издал смешок Кен, но тут же встретился с недопониманием во взгляде кудрявого парня. Это дало понять Судзуки, что свести всё к юмору у него не выйдет. – Мы тут сценку репетировали. Театральную постановку, – выдал кареглазый, уверенно скрещивая руки на груди.

Шота ещё сильнее растерялся, впрочем, как и Аято, который всё ещё никак не мог решить, что ему сказать, и стоит ли тут говорить вообще. В данный момент в библиотеке остался только один предмет невозмутимости – Кен.

– О чем ты? О какой сценке идет речь? – неуверенно спросил Шота.

– Ну, ведь, в нашей школе есть театральный кружок. Там мы и получили роли. Но чтобы хорошо сыграть – репетиция необходима. Вот мы и выбрали библиотеку, как самое тихое место, – искоса посмотрел Кен в сторону Аято, получая от того одобрительный кивок. – То, что нужно для репетиций.

Когда Судзуки закончил говорить, в библиотеке повисла неловкая тишина. Кен уже понял, что в такую чушь невозможно поверить. Но, внезапно, Шота спохватился и виновато затараторил:

– Так вот оно что. Простите, что помешал. Я уже было надумал себе лишнего, – на лбу у парнишки проступила испарина, выдавая всю неловкость его чувств. – А что за спектакль? – уже заинтересованно спросил он.

Кен растерянно посмотрел на Аято, но тот одним своим укоризненным взглядом показал, что выкручиваться Судзуки придётся самому. Шатен разочарованно осмотрелся вокруг, и ему на глаза попалась та самая книга, валяющаяся на полу библиотеки.

– «Исэ-моногатари», слышал? – сказал Кен, обернувшись к кудрявому парню.

– Я не помню её. Наверное, это сложно сыграть. Особенно для Аято, ведь он будет девушкой, верно? – ехидно поинтересовался Шота, прищуривая свои глаза.

Блондин вмиг встрепенулся и уже был готов бурей обрушиться на парня за такие глупые предположения. Но как только он открыл рот, чтобы возмущённо возразить, Кен не дал Такимуре сделать это, ловко прикрыв его рот ладонью.

– Не обращай внимания. Наш Аято чересчур стеснителен и эмоционален, – издал легкий смешок Кен и самодовольно улыбнулся во все свои тридцать два зуба. – Нам уже надо уходить домой, – добавил он, решив, что пора заканчивать с этой игрой.

Кен отпрянул от Аято и подошел к Шоте. Он дружелюбно похлопал кудрявого парня по плечу и направился в сторону выхода, всё ещё продолжая хихикать с легкой издевкой в голосе.

Шота в это время прошелся сверкающим взглядом по Аято и, растянув свое лицо в глупой улыбке, парировал:

– У тебя отлично получится сыграть, я уверен в том, что эта роль создана для такого человека, как ты!

Кен, ещё не успев выйти, приостановился на словах Шоты, кажется, задумавшись над чем-то важным. Он прикусил губу и развернулся к Аято, кивая тому в сторону двери. Блондин, не став медлить, стремительным шагом направился к Кену.

Проходя мимо Шоты, Такимура злостно прошипел:

– Заткнись, Брокколи.

Кудрявый парнишка на это лишь недоумённо пожал плечами. Он проводил парней со странным, но полным восхищения взглядом.

– Я обязательно приду на ваше выступление! – прокричал Шота в уже захлопнувшуюся дверь.

***

– Мам, пап, мы дома!

Кен с Аято только зашли в прихожую, и в нос сразу же ударил сладкий запах ванили. Услышав шум на кухне и увидев мокрые отцовские туфли на пороге, кареглазый без труда определил, что дома находятся оба родителя. Пройдя к лестнице, к запаху ванили прибавился чудный аромат шоколада. От предвкушения вкусной выпечки на душе у Кена стало теплее, а сегодняшняя неловкая ситуация в школьной библиотеке постепенно начала забываться. Аято тоже отошёл от шока, хоть он ещё и дулся на Судзуки за то, что тот поддержал идею Шоты сделать его девушкой. Пусть даже и воображаемой. Разницы Такимура признавать не хотел.

Парни зашли в спальню и Кен сразу же плюхнулся на кровать, раскинув руки и ноги в стороны. Его белоснежная рубашка слегка задралась, приоткрыв кусочек смуглого торса. Аято ухмыльнулся, стоя в дверном проёме. Он прикрыл дверь в комнату, оставляя небольшую щель. Однако из-за сквозняка она непослушно раскрылась вновь. Но голубоглазый не стал обращать на это должного внимания. Он, неожиданно для Кена, подошёл к зеркалу и сосредоточенно начал щупать своё лицо. Спустя полминуты Аято с неким волнением в голосе спросил:

– Скажи, а я, правда, похож на девчонку? – от такого странного вопроса Кен приподнялся на локти, а его брови натянулись на лоб.

– Опять ты за свои дурацкие мысли. Ну же, Аято, забудь. Будь ты девушкой, я бы никогда в тебя не влюбился, – устало воскликнул младший, пытаясь угомонить блондина.

Аято перевел взгляд на фотографию, стоящую на столе. Там они с Кеном в тринадцать и двенадцать лет, за их спинами родители Судзуки. Господин Соичиро положил руку на плечо шатена и всем своим видом пытался показать гордость за сына. Аято мысленно посмеялся с такого фальшивого выражения лица и невольно начал вспоминать их общее с Кеном детство. Уголки его губ медленно опустились, а беззаботность и искренняя радость от фотографии сменились тихой грустью. Он наблюдал за своим парнем через отражение в зеркале, а затем, тяжело вздохнув, присел на кровать рядом с ногами Кена и отстранённо отвёл взгляд в пол.

– Знаешь, а будь ты девушкой, я, наверное, всё равно бы полюбил тебя, – старший мечтательно посмотрел в потолок. – Было бы неплохо.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурил брови Кен.

– Нам сейчас приходится часто врать и о многом недоговаривать. Наши отношения, они ведь неправильные.

– Это потому что мы парни? – резко перебивает блондина Судзуки.

– Это потому что мы братья, Кен, – отвечает Аято и сам усмехается со своих слов. – Да уж, похоже, мы собрали с тобой целый комплект грехов и подписали контракт с самим Дьяволом, – грустно усмехается он.

– В таком случае, мне не нужен рай, если я не смогу быть там счастливым, – уверенно отрезает Кен, ставя точку в этом неприятном разговоре.

А Аято словно и ожидал такого ответа. Он ухмыльнулся и любящим взглядом посмотрел на Судзуки. Внезапно, парень пододвигается к Кену и садиться к тому на бёдра, нагибаясь для нежного поцелуя. Такимура прикусил нижнюю губу младшего, оттягивая её вниз. Пока он нависал сверху, Кен своими крепкими руками обхватил бёдра Аято и, сильно сжимая их, заставив белокурого с хрипотцой выдохнуть в поцелуй. Запахи их парфюмов смешались, и, казалось, что сейчас в этой комнате возник новый аромат: морской бриз вперемешку с молотым кофе. Постепенно трепетный поцелуй перерос в более уверенный, глубокий. Казалось, они сейчас задохнутся от нехватки кислорода, а кровь закипит от страсти, но они даже не почувствовали этого. В это мгновение у них есть всё, что нужно. Они заменяли друг другу кислород и кровью протекали по венам. Создавалась непоколебимая уверенность, что ничто не способно помешать им в этот момент. Но почему, когда всё так прекрасно, происходит нечто, что ломает любую надежду на тихое и мирное счастье.

Иногда совершенно незначительные действия становятся глупой ошибкой, которая может привести к чему-то более крупному и значительному, чем казалось изначально. Здесь правила игры диктует вероятность, и какова была вероятность того, что господин Соичиро пройдёт мимо комнаты сына именно в тот момент, когда Аято, буквально, вдавливал того в кровать, страстно впившись в мальчишеские губы. Незакрытая дверь позволила во всей красе увидеть эту картину и понять, что происходит. Первое, что почувствовал Соичиро – шок. Он не мог поверить, что его сын, вечный пример правильности и послушания, лежит под парнем и получает удовольствие от его ласк. Мало того, так этот парень ещё и Аято – его приёмный ребёнок. Говоря откровенно и со всей прямотой, Соичиро сильно недолюбливал Аято. Даже несмотря на то, что он принял его в семью и позволил жить в приемлемых условиях, от этого парня Соичиро получал слишком много проблем. Он был абсолютной противоположностью прилежного Кена. Только в отличие от второго, Аято нельзя было бить, ведь об этом могли узнать органы опеки и тогда бы господин Судзуки упал в глазах его коллег. А мнение окружающих всегда оставалось для Соичиро на первом месте. Но в этот момент в его голове властвовала ненависть и презрение к своим сыновьям. Соичиро и подумать не мог, что такие разные люди до невозможности близки. Хотя в данном случае близость была более чем возможной. И эта мысль окончательно разъярила отца.

Громкий и пронзительный удар кулака о стену, казалось, прозвучал на весь дом. Дверь захлопнулась, и в комнату влетел господин Судзуки. Кен с Аято отпрыгнули друг от друга, но еще слабо сообразили, что произошло из-за сладостной дымки, вскружившей голову. Кен посмотрел на озлобленное лицо родителя. В глазах отца было много злости и отвращения. И хотя Кен всегда знал и прекрасно понимал, что его родители старых правил и никогда не поддерживали такие отношения, выставляя их чрезмерной вольностью и отсутствием нравственности, даже не смотря на то, что Япония в современном мире догоняет по толерантности некоторые европейские страны, он готовился к худшему. Но где-то в глубине души всё-таки сидела надежда на понимание.

Господин Судзуки прошелся огненным взглядом по парням. Затем, сжав руки в кулаки, он нервно сглотнул, резко и грубо отчеканив:

– Через десять минут в гостиной. И это не обсуждается.

Соичиро быстрым и твёрдым шагом вышел из спальни.

***

Тик-так. Маленькая стрелка приближалась к половине девятого. Тик-так. Стук настенных часов отчётливо слышен в оглушающей тишине. Тусклый свет в гостиной навевал и без того сильное чувство тревоги и необъяснимой тоски. Различные мысли крутились в голове Кена, но на его лице не дрогнула ни единая мышца. Сохранять спокойствие, когда из тебя, буквально, выдавливают хотя бы долю волнения – одно из главных составляющих этого крепкого парня. Кен сидел в кресле напротив отца, расположившегося на диване и нервно постукивающего ногой. Соичиро постоянно посматривал на часы, словно выжидая конкретного времени. За ним стояла поникшая госпожа Судзуки, которая пыталась хоть немного усмирить пыл мужа, но делала это без особого энтузиазма, так как сама не была в восторге от выходки своего ребёнка. Она всячески пыталась избегать визуального контакта с Кеном. Что огорчало кареглазого даже больше, чем разгневанный отец. Сзади мамы, опершись о стену, стоял Аято. Он задрал голову вверх и устремил взгляд в потолок. Со стороны казалось, что он молится. Отчасти это была правда, он умолял всех богов мира с надеждой на то, чтобы всё обошлось. Блондин искренне верил в это.

Тиканье часов резко оборвал тихий, но отчетливый и тяжёлый голос отца:

– Значит, ты решил угробить нашу репутацию таким способом? – Соичиро поднял тяжёлый взгляд на сына.

– Как всегда только об этом и думаешь, пап, – укоризненно посмотрел Кен на отца.

– Ты ещё пререкаться вздумал? Гад. Мы с матерью столько сил и денег вложили в твоё образование.

– При чем здесь это?

– Ещё спрашиваешь?! Я вчера звонил твоему учителю. Мне сообщили, что ты стал менее активным на занятиях. В дальнейшем это могло перерасти в прогулы. Я посчитал, что ты просто обленился, а оказывается всё это время ты кувыркался с другим парнем. Это же тебе по вкусу, да!? – прикрикнул отец. Он уже не мог говорить спокойно. Соичиро скривил лицо в неприятной гримасе. – Почему ты спишь с парнем, как с девушкой? Это отвратительно.

– Как и твои ценности, но я же не встреваю, – резко ответил Кен.

“Отвратительно? Неужели мои чувства ему настолько противны? Но я всего лишь хочу быть счастливым. Что плохого в счастье своих детей?”

– Знаешь, каждый вправе выбирать своё будущее, и я нашёл то, в котором буду по-настоящему счастлив, – Кен поднял глаза, полные надежды и искренности на отца. Но тому было уже плевать на какие-то чувства. Он видел в этих словах лишь повод для стыда и не более.

– Счастлив с Аято!? С этим выродком? Не неси чушь. И не позорь нас с матерью!

– Ты…как ты можешь… пойми же, я люблю его…

– Молчи!

Сильный удар пощечины встретился с лицом Кена, оставляя большой красный след.

– Никогда. Слышишь, никогда я не позволю таким словам звучать в этом доме. Ты считаешь это любовью, говоришь, что чувствуешь. Да плевать я хотел на твои чувства, подонок. Не может мой сын любить парня. Это неприемлемо! Сколько людей будут указывать на меня пальцем? Если тебе нравится быть посмешищем, то живи один. Ты готов? В противном случае не сын ты мне, слышишь, не сын! Так что заткнись!

Кен сидел в полнейшем ступоре. Слова отца надолго засели в голове, но ещё не до конца были осознаны парнем. Безумная обида захватила Кена всецело. На его глазах начали наворачиваться слезы. Эта пощечина и эти фразы окончательно разрушили все надежды Кена, заставив стерпеть невыносимую боль. Ведь, чем человек ближе, тем больнее разочаровываться в нем. И каждое грубое слово подобно кинжалу в сердце. Да, ты можешь вырвать его из груди и закачать новую кровь, постепенно забыв о боли. Но ты навсегда запомнишь того, кто заставил твоё сердце истекать кровью, а душу захлебнуться в слезах.

“Нет. Он… Как он мог? Мои чувства отвратны? Получается, и я ему отвратителен? Похоже, мой родной отец или скорее тот, кого я считал отцом, теперь ненавидит меня. Неужели для него я ровня ничтожеству, а может все мои чувства и вправду неправильны. Мам… почему же ты молчишь!? Мам, пап… за что? В чем я провинился? Отец… Есть ли шанс изменить твоё мнение…” – Кен заглянул в его холодные глаза, в которых пытался отыскать хотя бы частичку того тепла, которое получают другие дети от своих родных. Но не нашёл ни единого намека на отцовскую любовь и опустил взгляд, полный боли, вниз. – “Нет, похоже, мне не вернуть твоё уважение ко мне… если оно вообще было…” – парень находился на грани, чтобы заплакать, но из последних сил сдерживал поступающие слезы. – “Не дождетесь, не заплачу. Не здесь. Не при вас, я должен держаться” – Кен, смотря прямо в глаза Соичиро, сказал:

– Знаешь, а я не перестану. И с каждым разом я буду говорить это все громче. Да. Я люблю его! Люблю. Люблю. Люблю, слышишь?! – воскликнул он с сильнейшим надрывом, так, словно его глотка разорвалась по частям.

Этими словами Кен разбудил новую порцию ярости отца. Рука Соичиро вновь поднялась над головой, только он больше не был намерен остановится на одной пощёчине, его ладонь сжалась в кулак, и кареглазый лишь зажмурился, с готовностью принять боль… Секунда. Две… Удар остановил Аято.

– Не смейте, – парень не смог стерпеть эти унижения и вмиг подбежал к Соичиро, крепко, насколько это было возможно, схватил того за запястье, не давая ударить Кена. Судзуки открыл глаза и, соврал бы, если б сказал, что не обрадовался Такимуре. Однако на нем были написаны совершенно иные эмоции. И Аято удалось их прочесть.

“Кен… в твоём взгляде слишком много боли, что бы я мог смотреть в эти глаза спокойно. Слишком”

Соичиро вырвал руку из хватки Аято и переключился на своего премного сына.

– Ты… – мужчина начал взбешенно трясти рукой. – Чёртов сукин сын. Я бы на твоём месте стоял, набрав в рот воды. Ты должен быть благодарен за то, что мы не оставили подыхать тебя на улице и приютили к себе!

– А я разве когда-то что-либо говорил об этом? Ни разу. Но Кена вы не тронете. Я не позволю. То, что вы многого добились, не означает, что вы можете решать, как жить другим людям.

– Мелкий ублюдок. Весь в свою мамочку дуру, которая умудрилась залететь от последнего неудачника – твоего папаши.

Аято не выдержал. Удар пришёлся на скулу Соичиро мгновенно. Импульсивность и вспыльчивость парня сделали своё. Он не планировал драки с господином Судзуки, но не мог позволить себе оставить всё как есть. Мать Кена, за все это время не проронившая ни слова, вскрикнула от страха и посмотрела на мужа. Между Соичиро и Аято началась потасовка. Мужчина, пытаясь ударить блондина, постепенно начал отталкивать того в коридор.

Кен же до сих пор продолжал сидеть в кресле. Он не обращал должного внимания на драку, словно она не волновала его вообще. Парень отвел взгляд в сторону, прямо туда, где стоит так горячо любимая мамой ваза. В голову сразу должны прийти мысли, связанные с ней: однажды, когда ребятам было по десять лет, они во время игры случайно задели и разбили её. Им пришлось нехило попыхтеть, склеивая осколки. Забавно было наблюдать, как вечером мальчишки по очереди пытались выгородить друг друга перед родителями, перекладывая вину на себя. Эти воспоминания должны были вызвать улыбку на лице Кена, но парень словно находился в прострации и смотрел сквозь вазу. Различные фразы, картинки перемешались в его голове. Единственное, что он отчётливо слышал – стук своего сердца и прерывистое дыхание. Для него мир замер в эту минуту. Несмотря на то, что внешне он выглядел потерянным, в этот момент он принял, наверно, самое сложное решение в своей жизни и даже не учёл ни единого риска. А страха для него вообще сейчас не существовало.

И Кен встал с кресла. Быстро и решительно он резко рванул на второй этаж, в свою комнату. Снизу доносились звуки ругани, и, кажется, что-то с грохотом упало. Действия Кена были рассчитанными, словно по плану. Из-под кровати парень вытащил рюкзак и раскрыл его, бросив на кровать. Далее всё происходило по пунктам, выстроенным в его голове. Раскрытый рюкзак. Пару своих вещиц из комода. Футболки Аято. Их общие сбережения в несколько тысяч йен. Недочитанная книга. С каждой вещью, руки тряслись всё сильнее. Но Кен держался. Он давно перестал быть тем милым мальчишкой-заучкой, которого постоянно защищал Аято. Сейчас Кен как никогда должен быть по-настоящему мужественным. И он на всё готов ради того, кого любит. Последний раз осмотрев комнату, шатен неожиданно замер. Его взгляд упал на ту самую фотографию, на которую сегодня смотрел Аято. Их семейное фото. Кен подошёл к полке и взял его в руку. На секунду в голове проскочил приятные, тёплые воспоминания, окутанные ностальгией, да и только.

“Мама. Папа. Аято. Я. Все вместе. Как настоящая семья. Интересно, а что тогда чувствовали ко мне родители? Навряд ли это была любовь. Слишком сильное чувство, чтобы вот так просто возненавидеть и поднять руку на родного, казалось бы, человека. Не хочу больше обманывать себя пустыми надеждами”

Со звуком разбившегося стекла семейная фотография полетела на пол, и трещинами раскололась на несколько частей. Теперь, кристально чистый пол был усыпан осколками. И в этот раз склеить их не удастся.

Кен, медленно перебирая ногами, спустился по лестнице вниз. Уши закладывало от нескончаемых шума и криков. Отчего парень прикрыл одно ухо ладонью, а второй придерживал тяжёлый рюкзак, немного свисающий с левого плеча. Когда он оказался у первой ступени, по ногам прошёл лёгкий сквозняк. Словно кто-то открыл дверь на улицу. Впрочем, так оно и было. Когда Кен вышел в прихожую, стало заметно холоднее. Шатен увидел своего отца, вернее, его спину. Тот стоял напротив раскрытой входной двери и смотрел на порог.

Услышав сына, Соичиро развернулся к нему, но не полностью, лишь боком, давая посмотреть в дверной проём. Там лежал Аято. Он не потерял сознание и немного привстал, направив испуганный взгляд на Кена. Шатену не потребовалось много времени для того, чтобы понять, что произошло. Он злобно уставился на отца, который все-таки удосужился повернуться к нему лицом. Соичиро кивнул головой в сторону Аято и желчно процедил:

– Передумаешь? Или к нему присоединишься?

– Уже.

Кен ответил кратко, давая понять, что он никогда не отступит и не поменяется, кто бы что ни говорил. Под невероятный темп биения сердца шатен медленно направился к выходу. Перед самым порогом он подошёл к матери, стоящей с левой стороны двери и не оторвавшей от него взгляда. Он надеялся, что хотя бы мама примет и поймёт его. Но, к своему сожалению, Кен не услышал от неё ни единого слова. Та лишь стыдливо опустила глаза. Несмотря на то, что парень уже понял и смирился с этой участью, человек всё равно даже в самый последний момент ожидает чуда, которое могло бы спасти его словно волшебная фея-крестная, взмахнувшая своей палочкой. Однако сказки противоречат законам физики, которым подчиняется эта планета. А из-за нашего цивилизованного, предвзятого и наполненного предрассудками общества сказка превращается в драму, а иногда и в кошмар. Именно об этом думал Кен в тот момент.

“Люди никогда не примут эти нездоровые и не нормальные отношения. Отец накричал, ударил и больше не хочет видеть меня в своём доме. Мама расстроилась и, похоже, сильно разочаровалась в таком дефективном сыне. Одноклассники и одногруппники отвернутся от меня и будут шептаться за моей спиной, тыча в меня пальцами со словами, что я позор своей семьи. Нам никогда не будет легко” – Кен посмотрел наполненным печали взглядом в сторону Аято. Карие и лазурные глаза пересеклись, и, кажется, парни прочли мысли друг друга.

Кен зажмурился и прикусил нижнюю губу до крови. Всё тело трясло, но он переступил через порог входной двери, продолжая стоять спиной к родителям. Шатен в очередной раз закусил губу, и на языке остался соленый, похожий на металлический стержень, привкус крови. Аято с плохим предчувствием поднялся, но, в отличие от Кена смотрел на родителей, параллельно обеспокоенно глядев на кареглазого. Кен, пересилив эмоции и собрав мысли, дрожащим голосом прошептал:

– А я все-таки слишком наивный, хоть и умный, – тихо проговорил парнишка. – Я… нет. Я ведь не мечтал о невозможном. Я просто думал, что моя семья будет любить меня таким, какой я есть, настоящего. Я ошибся.

Кен, сделав четыре шага, отошёл от порожков. А Аято тем временем, продолжал стоять на одном месте, как вкопанный, уставившись стеклянными глазами на младшего. Парень давно не чувствовал себя настолько растерянно. Аято не знал, что делать. Несмотря на то, что его, буквально, выкинули за дверь, в уходе из дома светловолосый выхода не видел. Не то чтобы ему было страшно за себя. Обеспечить себе более менее нормальную жизнь он мог. Перебился бы там сям, но как-нибудь выкарабкался бы. Парень волновался за Кена. Судзуки должен был остаться с семьёй.

Аято сорвался с места, подбегая к младшему, и остановив его, схватив за плечи.

– Постой. Ты не должен уходить. Это мои проблемы, Кен, – с мольбой в голосе начал отговаривать парня Такимура.

– Твои проблемы – мои проблемы. Мои проблемы – мои проблемы. Так что, пожалуйста, не нужно, – ответил кареглазый и отпихнул от себя Аято, показательно проходя вперёд.

И тут до Такимуры дошли слова Кена. Ведь они и впрямь всегда были неразлучны. Неважно, встречались бы они или нет, всё равно ушли бы вместе. Друг за друга. Брат за брата. Любимый за любимого.

“Кен. Я не могу поверить. Неужели нет другого выхода. Что будет дальше? Ты знаешь куда идти? Ведь не знаешь же… Ты ведь не об этом мечтал” – печально посмотрел Аято в постепенно отдаляющуюся спину шатена.

Но тут, внезапно, младший остановился и развернулся к нему. Его глаза отражали уверенность и непоколебимость. Однако Аято знал, что это всего-навсего маска, за которой скрывается невыносимая боль. От этого душа светловолосого разрывалась на части. Но еще он смог увидеть в этих глазах огромное чувство, обращённое к нему. И оно его порицало. Аято подошёл к Кену, и, когда тот вновь отвернулся, парень заметил, как Судзуки резко изменился в лице, превращаясь в испуганного и полного обидыребёнка.

“Кен… прости. Тебе сейчас очень больно. Я знаю. Получить нож в спину от родных даже хуже, чем самому всадить его себе . Люди, которых считал своей семьёй, которых больше всех ценил, чьи проблемы были важнее своих собственных. Они причиняют невыносимую боль. И никогда не знаешь, какое твоё слабое место заставит их ударить тебя в самое сердце. И, поверь, я чувствую как тебе плохо. Но если бы я только мог что-нибудь сделать”

Аято со скрипом сжал зубы. В этот момент он, как никогда, возненавидел свою беспомощность. Боль любимого человека отдавалась в нем как своя собственная, заставляя скривиться от душераздирающего чувства.

Холодно. Ноябрьский ветер пробивает до костей. Грубые слова ударили в самую душу. Два парня стоят метров на десять от дома, который вроде как их, но уже не родной. Входная дверь всё ещё была открыта, а в её проходе стояли некогда близкие люди. Они презренно провожали их взглядом, полным ненависти и разочарования. На улице стемнело, а потому у соседей почти во всех окнах горел свет. Однако никакого шума или даже малейшего голоса слышно не было. Этот район считался довольно тихим. Поэтому не трудно понять, что сегодняшнее шоу многие услышали. Значит, завтра все начнут выяснять и разбираться в случившемся, благодаря чему каждый знакомый узнает правду. Но как же неприятно, когда то, что ты пытался спрятать от лишних глаз, становится объектом всеобщего обозрения и, скорей всего, осуждения. Казалось, хуже быть уже ничего не может, но громкий хлопок железной двери со словами «Забудь это место» сломал парней окончательно, полностью разрушив контроль над эмоциями.

Кен и Аято шли одинаково медленно, обдумывая каждый  свой шаг. Невозможно передать это раздирающее ощущение, когда вроде и решение принято, и передумать уже нельзя, а душа изнывает от страха и ужаса. Кен продержался даже больше, чем рассчитывал. Но и его профессиональная игра дала сбой. Он слишком долго пытался скрыть всю ту боль, которая накрыла его сегодня. Но, в конце концов, эмоции взяли верх над гордостью. Ноги Кена стали подкашиваться, электрический разряд прошёлся под кожей, дав импульс к разрядке. Рядом нет никого, перед кем Кен должен был показывать свою выдержку. Разве что… Аято. Но разве не Аято – единственный человек, которому Кен может довериться полностью? И если Судзуки суждено показать свою слабость кому-то, то пусть это будет он. Этот пепельноволосый парень сейчас стоял и молча глядел на Кена. Он боялся сотрясти воздух, нарушить оглушающую тишину, хоть она душила его изнутри. Он смотрел на кареглазого и видел, как тот резко превращается из крепкого, самоуверенного парня в растерянного и нуждающегося в защите мальчишку.

Из глаз Кена потоком хлынули слезы. Горькие, непрекращающиеся, холодные. Он ладонью поднял челку, оголяя лоб и… упал на колени. Вам когда-нибудь хотелось кричать? Кричать до такой степени, что глотку раздирает до крови, а на шее выступают вены. Молчать. Это очень сложно. И больно. Лучше сорвать свой голос к чертям, но выплеснуть все свои эмоции и накопившееся дерьмо наружу. И никакие анестезии и лекарства не помогут, это надо пережить. Остаётся лишь заорать как безумец, дабы перекричать и заглушить внутренний крик о боли…

И Кен закричал. Жутко громко и запредельно отчаянно. Он хотел вдохнуть воздух, но не получалось… Глотка щиплет, слёзы жгут… Клонит в сон, но сегодня будет явно бессонная ночь. И странное, печальное ощущение безысходности зарождалось в его искалеченной душе.

Аято не мог это видеть. Для него мучения Кена подобны пытке. Даже собственная боль не ощущалась с таким остервенением, как страдания родного человека. Он тоже заплакал. Хотелось убить себя за бездействие. В школе Аято всегда защищал младшего. Любое недоброе слово о Кене, и челюсть голубоглазого капканом сжималась от злости. А сейчас, когда Кену отвратительно как никогда, он стоит, как идиот, и ничего сделать не может. Аято невольно вспомнил тот вечер после драки у гаражей. Он ведь тогда впервые заплакал при Судзуки и позволил себе быть слабым. Но Кен смог отыскать слова, которые очень сильно помогли Аято. Он поддержал его и получил то, что никто никогда не получал от Такимуры – доверие. Блондин и по сей день считает, что привязан к Кену как ни к кому из своих знакомых. А потому Аято должен ощущать, что сейчас больше всего необходимо его единственному близкому человеку. Родные люди становятся телепатами по отношению друг к другу.

После очередного всхлипа Кена, Аято, ненамеренный больше это терпеть, резко присел и прильнул к своему парню, заключив того в крепкие объятия. И пусть все вокруг злобно скалятся и брезгливо плюются. Пусть завтра утром по Осаке пройдёт ураган или в недрах Земли закипит магма. Пусть с неба бесконечно падают метеориты и спутники. Но между их телами, связанными тонкой невидимой нитью, останется то, что одним своим существованием заставляет жить.

 Аято прикоснулся губами к щеке Кена. Это не было поцелуем, всего лишь лёгкое прикосновение, парень вдохнул такой родной запах парфюма и крепче сжал ладонь младшего, скрепляя их пальцы в замок. Кен почувствовал, как на их скрепленные ладони упала слезинка. Вроде как невесомо, но сильно горит… Прожигает кожу… Грубо царапает вены. Что за проклятие? И сзади все пути перекрыты, и впереди тьма. Внезапно, Кен сказал то, что заставило Такимуру вздрогнуть от невольных воспоминаний.

– Я не хочу остаться один, Аято. Я не смогу, – всхлипнул Судзуки. А Аято мгновенно и как можно ближе прижал к себе родное тело. Кареглазый опустил голову на плечо блондина и еле слышно вздохнул.

Аято трепетно поцеловал каштановую макушку и прошептал:

– Я никогда тебя не брошу. Мы всегда будем вместе. Если сказанное мной окажется ложью, то и меня среди живых не окажется, слышишь?

Кен лишь сильнее прижался к Такимуре и крепко зажал его чёрное худи в кулаке.

“Нам ещё многое предстоит обсудить, но стоит ли это его беспокойств? Лучше подумаю над всеми вопросами сам. Так будет правильно ” – принял для себя решение Аято.

***

В то время как они блуждали по улице в неизвестном направлении, Аято напряженно пытался что-нибудь придумать. Его, непонятно с чего, не отпускало ощущение, что за ними кто-то следит. Однако Аято сбросил всё на нервы и недосып и не стал предавать своей паранойе должного внимания. Сейчас его охватывало совершенно иная задача… Дом, хотя бы на одну ночь. Спонтанное решение пришло в его голову. Аято не особо оно устраивало… Но еще раз взглянув на совсем поникшего Судзуки, он расставил свои приоритеты. В данный момент главное для блондина – уберечь Кена. Теперь только он ответственен за этот лучик света. Кажется, Аято принял решение касаемо ночлега. Осталось лишь обсудить это с Кеном.

Парни, устав идти, присели на скамейку близ автобусной остановки с одиноко стоящим фонарем. Бардовые листья клёна, падая под тусклым светом, были похожи на бабочек с черными крыльями. Кен лежал на груди Аято, а на его голове лежала холодная ладонь блондина. Он осматривал черные джинсы парня, оглаживая жёсткую ткань кончиками пальцев. Внезапно Кен понял, что забыл взять с собой какие-либо сменные брюки. Шатен встрепенулся, начиная бегать глазами в поисках их скромного багажа. Он уже было запаниковал, но облегчённо прилёг обратно на Аято, когда заметил коричневый рюкзак на асфальте, рядом со скамьёй. Теперь Кен задумался над тем, где можно раздобыть деньги на первое время. Ведь по его подсчётам той суммы, которая сейчас есть у парней, не хватит и на неделю.

“А может, завтра родители остынут и всё встанет на свои места?” – в надежде спросил сам себя Кен. – “Дурак. Сейчас явно не время для глупых надежд” – мгновенно дал он себе мысленную оплеуху.

Размышления Кена прервал Аято, который попытался подняться со скамейки, снимая с себя парня.

– Кен, нам нужно идти, – с хрипотцой в голосе сказал блондин.

– Так говоришь, словно знаешь куда, – поднимая рюкзак с земли, ухмыльнулся Судзуки.

– Знаю. Только быстрее, – кротко взглянул на него Аято.

Убедившись, что младший в порядке и готов идти, Такимура стремительным шагом направился вверх по дороге.

Кен ничего не ответил, лишь недоумённо пожал плечами и провернул в голове несколько вариантов, куда бы мог повести его парень. Он не спеша поплёлся за Аято, то и дело обращая голову к небу. А сегодня звёзд практически не видно, оказывается. Пасмурно. И влажно. Ночное небо заполонили тучи. Кажется, скоро хлынет не хилый ливень. Кареглазый парнишка ускорил шаг, догоняя Такимуру. Кен скрепил их с Аято руки, но потом, осмотревшись по сторонам, нерешительно выпустил свою


ладонь из хватки.

***

– Аято, ты уверен в своём решении? – прозвучал голос, полный удивления и непонимания.

Парни подошли к двухэтажному дому, в котором жила семья Харуки, той самой девушки, которая шагу Аято ступить не давала. Кен развернулся к блондину и, скрестив свои руки на груди, сказал:

– Ты и впрямь намерен переночевать у неё?

– А у нас есть другие варианты? – прозвучал в ответ риторический вопрос.


Кен прикусил губу и взглянул на наручные часы.

– Время позднее. Нас могут и не пустить, – вздохнул младший.

– Не думаю. Эта девчонка не упустит такой шанс, – усмехнулся Такимура, вспоминая все выходки этой сумасшедшей. – Или ты ревнуешь? – внезапно прищурил свои глаза он.

– Шутишь? О какой ревности может идти речь. Твои руки холодные как лёд, – посмотрел Кен на Аято, который то и дело потирал ладони в надежде согреть. – Нужно зайти в дом, иначе простудишься. А лечить нечем. Я лекарства не брал.

Такимура увидел, как на последнем слове Кен печально опустил глаза вниз, а потому тоже отвёл свой взгляд в сторону. Внезапно, Аято ощутил тёплое дыхание над своими руками. Кен попытался хоть немного согреть их, заключив в замок из своих ладоней. Судзуки слегка приподнял уголки губ, показывая ямочки, и тихо прошептал:

– Идём.

Парни подошли к порожкам большого дома. Кен, не став медлить, нажал на кнопку звонка, пока Аято присмотрелся в большое окно первого этажа, завешенного прозрачными шторами. Он никого не увидел, несмотря на то, что в комнате горел свет. Внезапно, совсем рядом послышался какой-то непонятный шорох. Аято вздрогнул и обернулся, начиная осматриваться вокруг, но ничего подозрительного так и не увидел.

“Мне явно следует выспаться, пока я окончательно не свихнулся” – хохотнул блондин.

Неожиданный громкий звук вновь заставил Аято дёрнуться, но в этот раз источник шума был предельно ясен. Входная дверь открылась.

На пороге стоял мужчина среднего возраста, высокий, метра два ростом и с небольшой щетиной на лице, что прибавляло его образу некой суровости. Он недоверчиво взглянул на парней. Кен подрагивающим голосом решил прервать неловкую паузу.

– Извините, вы ведь отец Харуки, верно? – уважительно поклонился парень.

– Да, а что вам тут нужно, молодые люди? – неожиданно для парней произнёс он вполне дружелюбно. – Моя дочка уже спит.

Но тут, из дома послышался громкий и звонкий голос:

– Пап, с кем ты разговариваешь?

Миловидная девочка в коротких шортах и домашней майке, буквально, в несколько секунд подбежала к отцу и облокотилась на его плечо. До нее не сразу дошло, кто стоял на пороге. Но когда она поняла, что в дверном проёме Аято, предмет воздыханий и неповторимый кумир, её визг, предположительно, слышала вся улица.

– О боже, Аято, я как раз думала о тебе! Ты тоже обо мне думал? Поэтому и пришел? Господи, я так ждала тебя! – Харука бросилась на шею парню, но почувствовав недопонимающий взгляд отца за спиной, всё-таки слезла с блондина. – Пап, это тот самый Аято и… его брат, – наконец-то Харука обратила внимание и на Кена. А по резко изменившемуся голосу девушки стало понятно, что её категорически не устраивал тот факт, что Такимура привёл с собой компанию.

– Так вот оно как, я понял, что ты за парнишка, – обратился отец Харуки к Аято. – Дочка все уши про тебя прожужжала. Ну, здравствуйте, заходите тогда. И что вас принесло в такой поздний час?

Зайдя в дом и услышав этот вопрос, парни впали в ступор. Говорить правду было бы наиогромнейшей глупостью. А для искусной и звучной лжи нужна была хоть какая-нибудь подготовка, коей у ребят не наблюдалось. Харука подозрительно взглянула на Кена, чьи руки никак не могли найти себе места. Они то подрагивали в воздухе, а то и вовсе заводились за спину шатена. Непонимающе хмыкнув, девушка перевела взгляд на Аято, глаза которого то и дело беспокойно бегали из стороны в сторону.

Неловкая тишина прервалась высоким голосом Харуки.

– Пап, это я их пригласила! Они останутся у нас с ночевкой.

– Ночёвкой? – удивлённо переспросил родитель. – Но они же парни. Мне кажется, что ты ещё слишком мала для этого, – неуверенным голосом заявил он.

– Папа! – громко цокнула девушка, недовольно топнув ногой. – Они останутся и точка! – возразила она, заставив отца прикусить язык и смириться с её решением.

Из этой ситуации Кен смог подметить, насколько безвольным оказался такой сильный и грозный с виду мужчина. А Аято тем временем убедился, что наглый характер Харуки – дело рук её родителя, который позволяет дочери абсолютно любую прихоть.

– Ладно, ладно, милая, – виновато затараторил отец, успокаивая девушку. – Как пожелаешь, дочь. В таком случае, я предупрежу маму об их приходе. Молодые люди, вы голодны? – вежливо обратился мужчина к парням.

– Большое спасибо, но не стоит, – незамедлительно отказался от позднего ужина Кен, уважительно поклонившись и надеясь, что его голодный желудок не заурчит в самый неподходящий момент.

Отец, слегка поклонившись в ответ, скрылся в дверном проёме, который, по всей видимости, вёл в гостиную. А Харука тем временем, сразу же развернулась к парням, выжидающе скрестив руки на груди и состроив хитрую ухмылку.

– Дорогой, я требую объяснений, – приказным тоном обратилась к блондину девушка, словно специально игнорируя нахождение Кена в доме.

– Словно они тебе очень нужны, – резко и грубо отшутился Аято.

Кен быстро положил руку тому на плечо, давая понять, что в такой ситуации грубостью ничего не добьёшься. Такимура замолчал и, зажмурив глаза, стукнул кулаком по стене за его спиной. Харука недовольно посмотрела на нервного Аято, а затем быстро перевела взгляд на Кена. Но тот, поняв, что его сверлят глазами, отвернул голову на золотистые обои с замысловатыми узорами, всем свои видом пытаясь показать, словно они ему безумно интересны.

– Ну-у… хорошо,– неудовлетворённо вытянула губы девушка. – Я не буду разбираться в этом. Пусть будет так, как хочет Аято, – заявила она, кидаясь на шею к Такимуре. – Главное, что мой любимый рядом со мной, – чрезмерно приторным голосом произнесла Харука, при этом гордо взглянув на Кена с нелепо вздёрнутым носом.

Тут, в прихожую вновь вошли уже оба родителя девушки. Харука вмиг спрыгнула с Аято, невинно улыбаясь своей матери. Сама же женщина вежливо поклонилась Кену с Аято и тёплым голосом сказала:

– Харука, раз уж они остаются с ночевкой, покажи мальчикам комнату, в которой они смогут спать, – мама девушки показалась парням довольно-таки милым и приветливым человеком.

Небольшие морщинки на её лице разгладились улыбкой, когда она пожелала ребятам спокойной ночи и указала им идти на второй этаж. Лестница была довольно широкой и обделанной дорогим деревом. Её дизайн был выполнен во всех традициях Прованса. Спустя минуту сверху уже доносились медленные шаги и разговоры трёх ребят, но самый звонкий голос принадлежал, что не удивительно, девушке. Харука не стала проводить экскурсию по всему этажу и сразу подошла ко второй двери справа.

– Кен, я разрешаю тебе переночевать здесь, – она открыла дверь в небольшую, но уютную комнату.

Дизайн её был выполнен в тёплых, пастельных тонах. По обстановке Кен сразу же понял, что спальня была гостевой. Помимо мебели и фарфоровых статуэток слонов на комоде парень не заметил ни одной вещицы хозяев. Кареглазый зашёл внутрь комнаты и стал разглядывать её более подробно.

Аято было собрался зайти за парнем, но Харука быстро перехватила того за плечо и резко развернув к себе.

– А вот ты здесь спать не будешь, – ткнула пальцем блондину в грудь девушка.

– А это ещё почему? – вопросил Такимура, не скрывая своего стремительно нарастающего раздражения.

Кена также очень удивило заявление девушки, и он оторвался от изучения спальни, развернувшись в сторону конфликта.

– Ну, во-первых, – высокомерно начала говорить Харука. – Это мой дом, а, значит, только мне решать, кто и где спит. А во-вторых, – девушка мгновенно посмотрела в лицо Аято, состроив милые и невинные глазки. – Дорогой, неужели ты предпочтёшь спать в одной комнате с парнем и оставить симпатичную девушку совсем одну?

Услышав этот вопрос, Кен еле сумел удержать подступающий к горлу смех. Аято также широко улыбнулся и тут же перевёл свой взгляд на Судзуки. Парни мысленно обменялись чем-то, что было известно лишь им обоим. Ситуация показалась такой ироничной, ведь девушка явно не ожидала, что ответ на её вопрос может оказаться положительным.

Но спустя полминуты этой нелепой паузы, парни заметили на себе хмурый взгляд Харуки. Аято запихнул руки в карманы и, откашлявшись, и начал говорить.

– Это кто еще симпатичная девушка? – саркастично произнёс он, но увидев леденящее выражение лица напротив, устало вздохнул и спросил. – Хорошо, и где же моя комната? – состроил Аято улыбку, скорее походящую на оскал.

– И чем ты только слушаешь, – закатила глаза Харука. – Я же сказала. Она там же, где и моя, – как ни в чём не бывало, ответила она, махнув головой в сторону самой дальней двери.

Аято с Кеном, будучи ошарашенными такой наглостью, широко вылупили глаза, отказываясь верить в услышанное. Блондин усмехнулся и со всем кипящем в нём возмущением возразил.

– Ещё чего. Не собираюсь я спать с тобой. Вдруг ты меня убьёшь или, того хуже, изнасилуешь и продашь в рабство.

Такой ответ определённо не устроил Харуку. Девушка надула губы и, злостно прищурившись, заявила.

– Не хочешь – как хочешь. В таком случае, можете прямо сейчас уходить из моего дома. Думаю, Кен прекрасно поспит и на скамейке в парке, – Харука знала, на что давить. Она прекрасно понимала, что Аято сделает всё для удобства брата. И была права.

Блондин оскалился и резко прижал её к стене, говоря:

– И как тебя только земля носит. Хорошо, так уж и быть. Сегодня я переночую с тобой, но даже не думай, что сможешь лезть ко мне, поняла? – твёрдо заявил Аято.

– Поняла, – язвительным голосом ответила девушка – Пошли уже, – сказала она и уверенным шагом направилась в сторону своей комнаты.

А Аято тем временем зашёл в спальню Кена и устало опустил голову тому на плечо. Судзуки, в свою очередь, воспользовавшись моментом, обвёл свои руки вокруг талии блондина и робко улыбнулся ему. Парни прикоснулись друг к другу лбами, и Аято, тихо проворчал:

– Кен-а, – нежно протянул он. – Если ты когда-нибудь усомнишься в моей любви к тебе, то вспомни этот благородный поступок.

– Только о нем помнить и буду, – саркастично хохотнул кареглазый и, схватив Аято за шиворот, быстро чмокнул его в губы. – Тебя ждут. Не заставляй Харуку волноваться о своём возлюбленном, – шутливо подмигнул Кен, выталкивая старшего из комнаты.

Аято хмыкнул, когда дверь перед ним закрылась. Он облокотился о стену и выдохнул с неким облегчением и тоской.

Но постоять парню на одном месте не удалось. Он услышал, как кто-то громко кашлянул. Обернувшись, Аято увидел Харуку, которая всё это время дежурила возле своей комнаты и сверлила блондина взглядом. Набравшись духу, Такимура пошёл к ней. Он остановился у входа в её спальню и тяжело выдохнул.

– О боже, наконец-то настоящий Аято будет спать в моей комнате. Я так счастлива, дорогой, – радостно завизжала девушка.

– Ещё раз назовёшь меня дорогим – огребёшь, – грозно предупредил её блондин. – И почему ты так выделила слово «настоящий»? – непонимающе вопросил он.

– Глупый вопрос, Аято, – театральной интонацией ответила Харука – Ты ведь не рисунок или какая-то там голограмма, – наигранно всплеснула она руками.

– Голограмма? А ты, оказывается, новое слово выучила. Похвально, – не переставал язвить Такимура, заходя в комнату девушки. – Твою мать! Что это, чёрт возьми, такое?! – внезапно, воскликнул он.

Аято впал в полнейший ступор, когда обратил своё внимание на интерьер спальни. На полке, рядом со шкафом, стояли фотографии. И не чьи-то там, а самого блондина! Под ними лежал покусанный карандаш, который неделю назад потерял парень, а рядом с ним валялась синяя тетрадь, которую по причине плохого настроения Аято выбросил в урну. Но больше всего в ошарашенные глаза бросались плакаты. А если быть точнее, то очередные фото светловолосого, причём даже те, о существование которых не знал и сам Такимура. От этой мысли ему ещё больше стало не по себе.

Увидев всё это, Аято шарахнулся назад и ушибся головой о дверной косяк. Харука мгновенно подлетела к парню и начала осматривать его голову. Но Такимура резко отпрянул от девушки, уставив на неё суровый взгляд.

– Ты чего здесь молитвенник решила устроить? Что это такое?! – возмутился блондин.

– Ты слишком бурно реагируешь, – попыталась успокоить парня Харука. – На самом деле, я давно хотела, чтобы ты увидел, какая часть моей жизни отведена тебе. Теперь-то ты точно ко мне что-то чувствуешь, не правда ли? – невинно захлопала ресницами девушка.

– Показала. Увидел. Не чувствую, – лаконично ответил Аято, всё ещё пытаясь прийти в себя. – И, кажется, теперь точно все твои шансы на покорение моего сердца обнулились.

“Словно они вообще были” – мысленно усмехнулся Такимура.

– Почему ты всегда так говоришь, Аято? – удивлённо спросила Харука, строя из себя обиженно-оскорблённую.

– Да потому что это сумасшествие, понимаешь? – взбешённо ответил блондин, проходя вглубь комнаты и стараясь не обращать внимания на плакаты и фото с ним.

Такимура присел на пол рядом с письменным столом и, скрестив руки на груди, сказал:

– Ближе к тебе не лягу, даже не надейся. И раз уж я тебе так дорог, побеспокойся лучше о моем комфортном сне и дай подушку.

– Но Аято…, – было хотела возразить Харука, однако, встретившись с уверенным взглядом парня, который, похоже, и впрямь собрался ночевать на полу, передумала что-либо говорить.

Девушка недовольно цокнула и пошла к огромному шкафу, доставая оттуда подушку персикового цвета. Она кинула её Такимуре и, как бы невзначай, поинтересовалась:

– Даже в душ не сходишь? Я бы могла показать тебе, где там что…

– Переживу, – резко перебил её Аято, ложась на пол и устало скрывая лицо в ладонях.

“Господи, эта девчонка сегодня вообще уснёт?” – мысленно взвыл он.

***

В то время, пока в комнате девушки взбудоражено готовились ко сну, Кен уже давно лежал в постели, зажав в ладонях край белоснежного одеяла. Спать сегодня явно никто не собирался, однако в ночной тишине легче слышать себя и свои мысли. Этот диалог с самим собой, кажется, необходим в данный момент как никогда. Судзуки пытался очистить разум от всего отвлекающего, разложить мысли по полочкам, но всё, что ему пока удалось – привести сердцебиение в нормальный ритм. Почти удалось.

Это странно, вот так быстро повзрослеть за один вечер. Странно и пугающе. Можно сказать, что это тот переломный во всех смыслах период, когда человек по-настоящему меняется, пытается осознать свои ошибки, научится чему-то новому, разорвать связи с людьми, которым раньше из-за страха был вынужден подчиняться. Это всё заставляет вновь становиться на ноги и, взявшись за руки, идти навстречу будущему. И даже не имеет значения, каким оно будет, каким будешь ты, главное не тем, кем ты ощущаешь себя сейчас – двуногим бессилием. А ведь Кену уже скоро восемнадцать, но только в эту минуту парень понимает, насколько он не готов ко взрослой жизни. А она, как назло, свалилась на него, словно пианино со старого балкона. Внезапно и не давая шанса спастись, вернуть время вспять. Кен определённо не был готов сейчас справиться с этим грузом. В школе его учили всему: как называются войны, как правильно читаются фамилии учёных, как верно высчитывать алгоритмы, но только не тому, как жить.

И лишь один немаловажный фактор давал Кену безграничную надежду на спасение. Аято был здесь, рядом. И от этой мысли, в самом деле, становится легче дышать. Словно новая доза чистого кислорода ударила в ноздри. Но это было единственным его утешением.

Внезапно, сердце опять предательски застучало, а в уголках глаз собрались солёные капли. Рука крепче сжало одеяло, когда холодок прошёлся по позвоночнику, вызвав дрожь в крепком теле. Страшно.

***

Яркий лунный свет пробивался сквозь малиновый тюль. Слабый прохладный ветерок ударял по лицу, немного задевая грудь светловолосого парня. Он не спал, а размеренное дыхание было показателем умиротворённости от долгожданной тишины в комнате.

“Неужели она уснула” – не мог поверить своему счастью Аято.

Парень поднял голову и взглянул на двуспальную кровать. Девушка, кажется, мирно посапывала, вцепившись руками в длинную подушку. Блондин удовлетворённо улыбнулся и уже было вздохнул с облегчением, как вдруг в комнате раздался звонкий голос, из-за чего Такимура резко дёрнулся, ударяясь затылком о письменный стол.

– Аято, ты ещё не спишь? Тебе неудобно? Я же говорила, что будет лучше прилечь со мной, – с волнением в голосе затараторила девушка.

– Мне было хорошо. Минуту назад, – проворчал парень, утыкаясь лицом в подушку.

Он понимал, что его нервная система на пределе. Ещё немного и он сорвётся. Но сейчас Такимура изо всех сил пытался сдержаться, вытерпеть ради того, чтобы Кен спокойно поспал.

– Почему ты сегодня весь вечер такой надутый? – всё никак не могла угомониться Харука. – Ты лежишь в комнате с прекрасной девушкой без настроения. Неужели тебе так плохо? – саркастично фыркнула она.

Точка кипения Аято была достигнута. Хрустнув костяшками пальцев, парень присел на полу и, развернувшись к Харуке, заговорил.

– Хочешь знать, плохо ли мне? – спокойным голосом начал он. – Я тебе отвечу. Да. Мне плохо. Настолько невыносимо, что хочется заорать о своей боли, обиде, о несправедливости, орудующей в этом мире. В мире, который кишит гнилыми людьми. Я всем сердцем ненавижу эту жизнь, которая постоянно подбрасывает проблемы. И только стоит чему-то наладиться, происходит очередная дрянь, перечёркивающая все твои планы. Да, чёрт возьми, мне плохо! И это не твоё грёбанное дело! – прикрикнул Такимура, поднимаясь с пола и моментально подскакивая к двери.

– Аято, ты куда? – спросила ошарашенная и испуганная Харука.

– Воды попить. Спи, – грубо отрезал парень и вышел из спальни, со всей силой захлопнув дверь.

Идя по коридору, Аято пытался успокоиться и привести своё дыхание в нормальный ритм. Он шёл в темноте, смотря себе под ноги, но, внезапно, краем глаза заметил, что дверь в спальню Кена была слегка приоткрыта. Из небольшой щели просачивался свет. Видимо, Судзуки стало душно, а открыть окно в чужом доме он постеснялся.

Подойдя к этой комнате, Такимура заглянул в щель. Кажется, Кен уже уснул. Аято медленно открыл дверь, стараясь сделать это как можно более бесшумно. Он зашёл в спальню и аккуратно присел на край кровати. Блондин любящими глазами посмотрел на Кена, который сладко посапывал, сжав краешек одеяла в руке. Аято трепетно улыбнулся и потянул свою ладонь к лицу Судзуки. Он невесомо провёл большим пальцем по щеке Кена и обвёл контур пухлых губ. В этот момент на душе Аято стало гораздо легче, чем было пару минут назад. Такимура счёл удивительным то, что даже во сне Кен умудрялся чинить поломанную душу блондина. И вдруг чувство умиротворения сменилось сильнейшей тоской. Внутри Аято пробудилась необъяснимая отцовская любовь. Хотелось защитить Кена, дать ему всё, что необходимо. Вот только у Такимуры не было ничего. Если бы не Харука, то сегодня парням пришлось бы ночевать на улице. Впрочем, это они испытают на себе уже завтра, если, конечно, не найдут жильё.

Сжав челюсть, Аято обматерил в мыслях свою беспомощность, неспособность что-либо улучшить. Парень быстро поднялся с постели и, не закрывая за собой дверь, вышел из комнаты. Он не спеша спустился по лестнице на первый этаж. В надежде, что все спят, Аято обул грязные кроссовки и подошёл к входной двери. Тихо открыв замок, блондин на цыпочках вышел из дома.

На улице свежо и прохладно, но Такимуре плевать на холод, который пробивал до костей. Сейчас ему плевать на многое. И на Харуку, которая определённо не спит и дожидается прихода блондина, и на то, что он оставляет входную дверь открытой, и на то, что в столь поздний час сбегает с чужого участка. Хотя последнее не должно было волновать его априори, ведь несколькими часами ранее он ушёл из родного дома, ну или, если быть точнее, то дома, который он считал родным.

Накинув капюшон на голову, Аято побежал прочь, как можно дальше отсюда. И пусть эта улица была ему известна, но ночью всё кажется иным. Тёмное небо затянулось тучами, а небольшой туман опустился на город, из-за чего горизонт был скрыт за серой дымкой. Высокие фонарные столбы протянулись вдоль асфальтированной дороги, по которой размеренно шагал парень. Изредка проезжающие автомобили сигналили ему и выкрикивали различные ругательства, но Аято это не беспокоило. Он продолжал идти с абсолютным безразличием к происходящему. Такимура не заметил, как уже дошагал до небольшого парка. Теперь по правую сторону от него протянулись деревья и различные кустарники, но в такой темноте их было не различить.

Внезапно, Такимура услышал какое-то шуршание в кустах. Парень обернулся на источник звука и, не подходя, обвёл глазами это место, однако, больше ничего подозрительного не заметил. Наверное, какой-то зверёныш решил прогуляться в прохладную ночь. Не став обращать на это много внимания, блондин продолжил свой путь.

Прошло уже около получаса с момента, как Аято вышел на прогулку. И, к удивлению парня, зашёл он уже достаточно далеко. Дом Харуки сейчас находился на расстоянии более трёх километров. Блондин преспокойно шёл по широкому тротуару, кое-как освещенному уличными фонарями. Вдруг, Аято останавливается, будто впадая в ступор. Прямо перед ним стоял высокий исписанный фонарный столб. Парень подходит к нему, пытаясь всмотреться в очень знакомый почерк. Такимура кротко улыбнулся и провёл рукой по инициалам, написанным на слегка заржавевшем железе. Это были их с Кеном имена. Когда-то, лет восемь назад мальчишки написали их в знак своей вечной дружбы.

Аято мысленно усмехнулся. Он понял, где сейчас находился. Такимура стоял на их родной улице. Через метров семьдесят от него был дом господина Соичиро.

“Интересно, что бы он сделал, приди я сейчас туда?” – подумал Аято и развернулся в другую сторону. Не желая находится в этом месте, он поскорее скрылся.

Парень шёл по знакомым проспектам. Никогда они не казались ему настолько пустынными. Хотя, вполне возможно, это не улицы опустели, а в душе Аято появилась дыра. Такимура попытался согреться, потерев ладони, но он даже не почувствовал свои руки. Решив разогнать кровь другим способом, Аято сорвался на бег. Он как можно быстрее побежал по тротуару, вскоре заворачивая в тёмный переулок, затем в ещё один, а после выходя на более-менее освещённую улицу. За всё время бега Аято ни разу не приостановился, но он не устал, да и дышать мог безо всяких усилий.

Внезапно, из переулка прямо перед носом блондином кто-то выскочил. Аято не успел сориентироваться и просто врезался в этого человека, падая на асфальт. Колени и руки были разодраны в кровь. Такимура зашипел от боли, но, сжав челюсть, поднялся с земли. Аято развернулся и увидел, как с асфальта точно также пытается встать какой-то рыжеволосый парень. Не успев разобраться в случившемся, блондин резко хватает этого человека за одежду, поднимая на ноги и прижимая к кирпичной стене. Рыжеволосый ударяется головой и со страхом во взгляде смотрит на разозлённого Такимуру.

– Ты кто такой? – грубо спрашивает Аято, сжимая плечи незнакомца.

– Ёсида Тетсуя. Сын Ёсида Кичиро, – быстро, словно на автомате выдаёт парень.

– Зачем мне знать, кто твой отец? – спрашивает блондин, изгибая бровь.

– Он директор кампании “SOFA HIGH TECK” по производству диванов и кресел. Обычно, когда я говорю это людям, то они узнают его, – уже спокойнее отвечает парень, пожимая плечами.

Аято усмехается и убирает руки от нового знакомого, давая тому отойти от стены.

– Я дизайном не интересуюсь, чтобы знать твоего отца, – улыбается Такимура и задаёт следующий вопрос. – А ты чего по улицам носишься ночью? Дома не рады?

– Скорее я не рад дому, – отвечает парень, отводя глаза в сторону.

Аято непонимающе смотрит на Тетсую и замечает неловкость рыжеволосого. Но ночь длится долго, так что Такимура подходит к кирпичной стене и садится на землю, хлопая по свободному месту рядом с собой. Тетсуя, замявшись, почесал затылок, но всё-таки решил присесть около Аято. Такимура взглядом показал, что ожидает продолжения истории парня, и Тетсуя, недолго думая, вновь заговорил.

– Да всё дело в отце. Он вечно на работе, а я его вижу от силы три раза в месяц. Матери нет давно, а потому он нанял человека, который присматривает за мной. Что-то вроде телохранителя, ходящего по пятам. Каждый день папа присылает мне деньги и думает, что таким способом выполняет родительский долг, – грустно усмехается Тетсуя, убирая со лба рыжую чёлку. – А я не хочу так жить, понимаешь? – с надеждой смотря на Аято, говорит он.

– И поэтому сбежал? Устал от богатой жизни? – недоверчиво спрашивает Такимура.

– Устал от контроля и обязанностей. Пока он даёт мне деньги, я зависим от него. Но мне ничего не нужно от человека, который не способен выделить лишний час на встречу с сыном. Я хочу быть свободным, принимать решения без различных советов нянек. К чёрту деньги, я бы их сжёг прямо сейчас. Надоело, – ответил Тетсуя, ударяя кулаком по кирпичной стене за спиной.

– Весело тебе, – с сарказмом отзывается Такимура, поднимая голову вверх, на ночное небо.

– А ты почему не дома? – внезапно интересуется Ёсида, выжидающе смотря на Аято.

– Да так, мелочи. Просто с недавнего времени я стал бездомным, – как ни в чём не бывало, ответил блондин.

– Ты серьёзно? – не веря своим ушам, переспрашивает Тетсуя с искренним удивлением в голосе. – А что произошло?

– Отношения с роднёй не сложились, вот и выперли с любимым человеком за шкирку, как собак. Сегодня мы заночевали у одноклассницы, но, честно говоря, мне слишком паршиво, чтобы находится среди людей, – признался Аято, вновь начиная потирать замёрзшие ладони.

– Ничего себе. Не думал, что родители могут выгнать из дома. Я всё время сам сбегал и считал это огромной удачей, – сказал Тетсуя, но уже более спокойным тоном. – Зато у тебя есть девушка, – подбодрил он блондина, хлопая его по плечу.

– Ну, не совсем девушка, – неуверенно поправил его Аято, смущённо опуская взгляд вниз.

Тетсуя вначале озадачился, но быстро смекнул, что имеет в виду Такимура, и сказал:

– Значит, парень. Без разницы. Ты везунчик. У меня за свои восемнадцать лет ни разу не было отношений, – с неким сожалением в голове заявил рыжеволосый.

Аято удивился такой спокойной реакции, но облегчённо вздохнул и задал риторический вопрос:

– Неужели ты можешь не привлекать девушек?

– Я то, может, и привлекаю, – уверенно ответил Тетсуя. – Но вот мой телохранитель не очень, – усмехнулся парнишка. – Оказалось, что деньги не решают никакие проблемы.

– Для меня бы они сейчас не оказались лишними, – хохотнул блондин и посмотрел на наручные часы. – Ладно. Мне уже нужно идти. Думаю, и тебе тоже, – сказал Аято, поднимаясь с земли и отряхивая свои чёрные джинсы.

Пока Такимура был занят своей одеждой, Тетсуя как-то странно осмотрел его с ног до головы. Он хитро прищурился, но, стоило блондину вновь развернуться к Ёсиде, как парень изменился в лице и мило заулыбался. Внезапно, Тетсуя встал на ноги и сказал:

– Держи, – рыжеволосый достал из внутреннего кармана куртки толстый свёрток денег.

Аято ошарашено уставился на подарок и отпихнул от себя руку Тетсуи.

– С ума сошёл? Спасибо, но мне не нужны подачки первого встречного, тем более в таком размере, – сказал Такимура, взглядом оценив сумму, находившуюся в свёртке.

– Возьми, это мелочь. Завтра мне пришлют столько же. Да и ты мне понравился. Я даже вдохновился немного и теперь точно решил стать независимым от отца. И пусть этот жест станет отправной точкой нового меня, – убедительным голосом сказал Тетсуя, настырно протягивая деньги блондину.

Аято, несколько секунд потупившись на месте, неуверенно взял свёрток и, поклонившись, поблагодарил Ёсиду. А тот, в свою очередь, похлопал Такимуру по плечу и захихикал.

– Бывай, ещё свидимся, – подмигнул Тетсуя.

– Возможно.

– Точно, – уверено ответил рыжеволосый и быстро убежал в сторону темного переулка, оставляя Аято недоумённо пожимать плечами.

Время уже близилось к трём часам ночи, но Такимура отчего-то передумал идти назад. Смотря на свёрток денег, который ему отдал Тетсуя, парень решил, что он должен сделать ещё одно дело, прежде чем вернуться к Кену.

Аято дошел до ближайшей остановки и начал внимательно изучать огромное количество приклеенных листовок и объявлений о сдаче квартир. Такимура сфотографировал всё на телефон и удовлетворённо положил его в карман вместе с деньгами.

***

Вернулся блондин в дом Харуки уже утром, весь усталый, но очень довольный. Зайдя в прихожую, Аято услышал, как со стороны кухни доносились оживлённые голоса. Он вошёл в столовую и увидел, как все, включая Кена, обернулись на него.

Внезапно, Харука радостно запищала и ринулась к блондину, прыгая тому на шею.

– Господи, Аято, ты вернулся, я так волновалась, думала, что ты пропал! – мертвой хваткой вцепилась девушка в Такимуру.

– Мы все волновались, – сказал Кен, поднимаясь со стула и тоже подходя к Аято.

– Прости, – ответил Такимура, отцепляя от себя Харуку и виновато кладя ладонь на плечо Кена. – Я всё объясню, но нам уже нужно идти, – твёрдо сказал он, слыша, как сзади недовольно фыркнула девушка.

– Молодые люди, вы даже не позавтракаете? – внезапно влезла в разговор мама Харуки.

– Да, Аято, ты должен поесть. Я тебя не отпущу голодным, – топнула ногой девушка.

– Я не голоден, – отрезал блондин, встречаясь с обеспокоенным взглядом Кена.

– Ты ничего не ел со вчерашнего обеда. Пожалуйста, давай перекусим и пойдём, – тепло попросил кареглазый старшего.

– А ты ещё не позавтракал? – удивлённо спросил Такимура.

– Думаешь, я бы мог спокойно есть, не зная, где ты находишься? – усмехнулся Судзуки.

– Прости, – уже в который раз извинился блондин. – Ладно, давай перекусим, – согласился парень, чем вызвал заботливую улыбку у младшего.

– Вот и правильно, дорогой, – радостно отозвалась Харука, хватая Аято за руку и начиная тянуть к столу. – Я бы и сама его уговорила, – показала девушка язык Кену.

***

Позавтракав, парни не стали долго засиживаться в гостях и, попрощавшись с родителями Харуки, вышли на улицу. Девчонка норовила увязаться с ними, но Аято прямым текстом сказал, что на этом её помощь заканчивается. Прокричав в спину очередное признание в любви, девушка проводила братьев тоскливым взглядом.

– И где же ты был? Меня Харука пинками разбудила, голося о том, что ты пропал. Я уже места себе найти не мог. Волновался, – проворчал Кен, обращаясь к Аято.

– Мне было не очень хорошо, да и эта одержимая донимала, вот я и решил сходить прогуляться.

– На всю ночь? – улыбнулся Судзуки.

– Так вышло. Просто забылся во времени, – ответил блондин, решив умолчать о своем удачливом знакомстве.

– Просто в следующий раз предупреди меня, если тебе понадобится побыть одному, – ласково сказал Кен, вставая перед Аято и целуя его в щеку.

Блондин тут же залился краской и начал испуганно озираться по сторонам.

– Ты чего? Тут же люди, – удивлённо вопросил он.

– А мы разве к ним не относимся? – отшутился Судзуки, широко улыбаясь своей яркой улыбкой, но видя неловкость в глазах напротив, сказал. – Всё будет хорошо, Аято. Нам уже нет смысла притворяться, да и я не хочу. Во-первых, мы не дети. Во-вторых, нам нечего терять. Ну а в-третьих, я люблю тебя, ясно? – отчеканил Кен и потянулся к Такимуре за быстрым чмоком в губы.

– Я и не собирался оспаривать твои слова, – сквозь улыбку ответил Аято.

– Так, это, конечно, всё здорово, – внезапно опомнился Судзуки. – Но куда мы сейчас всё-таки идём? – заинтересованно спросил он.

– В центральный парк. Будем решать, где нам жить, – вздохнул блондин.

Кен только хотел что-то сказать, как Такимура схватил его за руку и, ускоряя шаг, повёл в нужную сторону.

***

– Много же предложений ты сфотографировал, – усмехнулся Судзуки. – Но мы так мало можем себе позволить. А ведь ещё нужно что-то есть, – с сожалением сказал парень.

– Ты ошибаешься, мы можем позволить себе гораздо больше, чем ты считаешь, – загадочно протянул Аято, ловя непонимающий взгляд напротив.

Такимура усмехнулся и полез в карман джинсов, доставая оттуда тот самый свёрток денег. Кен ошарашено посмотрел на блондина и спросил исступлённо:

– Откуда они у тебя?

– Собирал их то там, то сям. И за пару лет накопилась приличная сумма. Хорошо, что не зря. Я хотел обрадовать тебя.

Аято знал, что расскажи он всё как есть Кену, и тот бы непременно заставил его вернуть деньги Тетсуе. Но Такимура смотрел правде в глаза и понимал, что в таком случае они бы едва ли сводили концы с концами. А потому парень решил, что лучше будем немного соврать.

“Во всяком случае, что может случиться от незначительной лжи?” – подумал он.

– Ну-у, тебе удалось обрадовать меня, – слегка отойдя от шока, заявил Кен. – Но ещё больше я поражён. Это ведь так много, – сказал шатен, взяв в руки толстый свёрток.

– Зато теперь проблем с жильём у нас не будет, – засмеялся Аято, приобняв младшего за плечи.

Тогда он ещё не знал, как же сильно ошибся на этот счёт.

Весь последующий день парни потратили в поисках хорошей квартиры. У них не было много требований для нового местожительства. Всего лишь приемлемая цена и более-менее сносные условия жилья. Но, как оказалось, отдать под съём квартиру двум парням готов не каждый. В общей сложности, ребята встретились с шестью арендодателями, и все они выразили своё нежелание пускать их в квартиру. Если парнипредставлялись друзьями, то люди считали, что они будут водить в дом девушек. Ну а если ребята прямо говорили о том, что они пара, то им сразу же отказывали, не называя причины. А одна женщина и вовсе не стала пускать несчастных бродяг на порог.

Так и бегали парни от одного предложения к другому до самого вечера. Совсем отчаявшись, Кен с Аято решили зайти в рамённую, чтобы поужинать и обсудить дальнейший план своих действий.

– Похоже, деньги и впрямь не всегда могут помочь, – горько усмехнулся блондин.

– На самом деле, многие люди готовы душу за них продать, – начал рассуждать Кен. – Но, если выбор стоит между безопасностью и наживой, то большинство людей выбирают первое. Даже, если их убеждения неверны и глупы. Люди боятся тех, кто на них не похож. А страх – самое сильное чувство. Он управляет нами, – делает удручающие выводы парень.

– Умно ты сказал, – подметил Аято. – Но я бы описал эту проблему короче. Все люди грешны, но кто-то признаёт это, а кто-то пытается казаться хорошеньким. А из-за их надуманных принципов мы сегодня должны ночевать в парке, – злостно проворчал он.

– Ты слишком категоричен, – улыбнулся Кен. – Я уверен, что мы найдём выход.

– И как только ты можешь всегда оставаться оптимистичным? – задал риторический вопрос Аято. – Хотя, живя в парке, мы сможем найти работу поблизости. Убирать листья, к примеру, – отшутился он.

– Кстати, по поводу работы, – внезапно оживился Судзуки. – Я подыскал некоторые варианты и нашёл себе хорошую подработку официантом в одном кафе. Главное, что туда берут с шестнадцати лет, так что проблемы с возрастом возникнуть не должны.

– Ты не будешь работать, Кен, – грубо перебил его Аято, встречаясь с непониманием в глазах напротив. – Ты должен закончить учёбу. А вот я пойду на работу, – уверено сказал он.

– Я не могу так тебя оставить, – заявил шатен, беря руки Аято в свои. – Я всё рассчитал. Буду учиться на дому в свободное от работы время. У меня остаётся целых 7 часов вечера и 5 часов ночи на подготовку к экзамену, а затем поступлению в университет.

– Но ты забыл кое-что учесть. Время на сон, – недовольно шикнул Такимура.

– Аято, ты же знаешь, что мне не требуется много времени, чтобы выспаться, – трепетно попытался убедить Кен старшего.

– Да, это так. Но есть большая разница между четырьмя часами и отсутствием этих часов, – съязвил парень.

– Я решу это. Но даже не думай, что будешь отдуваться на работе один, – непоколебимо заявил шатен.

В ответ Аято молча опустил взгляд вниз, а затем нехотя кивнул головой, соглашаясь со словами младшего. Судзуки улыбнулся, крепче сжав ладони Такимуры в своих, и прошептал, что ни за что не даст себе слабину.

Покончив с ужином, парни расплатились и вышли из рамённой. На улице стало заметно прохладнее, но из всех тёплых вещей, находившихся в рюкзаке, у них был лишь один свитер. Ребята шли по оживлённому проспекту, все толкались, окружали, преграждали путь. Не выдержав такой толкучки, Кен схватил Аято за руку и повёл в сторону менее людного переулка.

Они зашли туда, решив продолжить скитания в этом месте. Внезапно, сзади парней послышался лай. Ребята развернулись и увидели как к ним, словно обезумев, бежит пёс породы Корги. На его шее был поводок, еонец которого волочилась по земле. Корги громко лаял и, уже было, проскочил мимо озадаченных парней, как Кен ловко поймал собаку, поднимая её на руки. Пёс начал вырываться и скулить, но хватка Судзуки была очень крепкой, так что спустя минуту Корги успокоился, поднимая на шатена свои жалостливые глаза.

– Зачем ты поймал его? – удивился Аято.

– У него же поводок. Наверное, хозяин ищет. Да и этот малыш испугается один, – обеспокоенно ответил Кен.

– А ты не думал о том, что этот несчастный сбежал от своего хозяина из-за жестокого обращения? – сказал Такимура, поражаясь с альтруизма своего парня.

– Выглядит довольно ухоженным, – пожал плечами Кен, начиная осматривать собаку.

Тут, внезапно, издалека разносятся громкие возгласы.

– Одзи! Одзи! Одзи!

Взволнованный голос становится всё отчётливее, и вот из переулка выбегает утомлённая женщина, лет сорока на вид. Она осматривается по сторонам и, замечая ребят, держащих её потерянного пса, вмиг срывается к ним. Корги, завидев хозяйку, вырывается из рук Кена и на всей скорости мчит навстречу женщине, не забывая при этом радостно лаять и вилять коротеньким хвостом.

– Одзи, малыш! – облегчённо восклицает незнакомка, беря пса на руки и беспорядочно расцеловывая его морду.

Аято с Кеном переглядываются. Судзуки гордо складывает руки на груди и вскидывает бровь, шепча о том, что его догадки оказались верны. В ответ блондин лишь закатывает глаза вверх и саркастично фыркает.

Закончив свои лобзания с питомцем, женщина наконец-то обращает внимание на парней. Она с широкой улыбкой подходит к ребятам и, низко поклонившись, благодарит их за помощь.

– Если бы не вы, то мой бедный Одзи сейчас бы сидел напуганным и голодным в каком-нибудь заброшенном и опасном месте, – продолжала говорить незнакомка. – Этот пёс мне как сын. Могу ли я отблагодарить вас, молодые люди? – внезапно вопросила она у парней. – Как вас зовут?

– Судзуки Кен, – уважительно поклонился младший. – А это Такимура Аято, – указал он на блондина.

– Зовите меня Саито-сан, – представилась женщина, любезно улыбаясь во все тридцать два зуба. – Вы очень славные ребята. И как только оказались в таком запустелом месте? – удивилась она, осмотрев исписанные и грязные стены переулка.

– Долго гуляли, вот и забрели, – неловко хмыкнув, ответил Кен.

– Вечера в ноябре очень холодные, – неожиданно забеспокоилась Саито-сан. – Вам бы зайти домой – приодеться, – совсем по-матерински сказала она.

В ответ Кен нервно хихикнул, в недоумении почесав затылок. Он только собрался поблагодарить женщину за заботу, как, внезапно, к разговору подключился Аято.

– Был бы дом – приоделись, – отрезал парень, заставив Саито-сан удивлённо вылупить глаза.

– Как это? Откуда вы? Что-то случилось? Вам вызвать полицию? – затараторила изумлённая женщина.

Услышав последний вопрос, Кен в доли секунды спохватился и остановил Саито-сан.

– Нет! Не нужно полиции, – кареглазый понимал, что от этого может появиться ещё больше проблем. – Видите ли, мы переехали в Ниси-ку по учёбе, но нас обманули с жильём, и сейчас мы пытаемся найти квартиру, в которой смогли бы проживать.

Судзуки сам удивился с того, как быстро он смог придумать такой правдоподобный ответ. Аято подумал над тем, что ему следует подыграть, а потому сразу же начал кивать головой в подтверждение слов Кена.

– Так вот оно как вышло, – сказала женщина с не скрытым сочувствием в голосе. – Но, знаете, – вдруг спохватилась она. – Я могу вам помочь. Мой племянник с недавнего времени живёт заграницей, а свою квартиру он оставил на меня. Я как раз подыскивала приличных жильцов. Думаю, вы бы могли снять её, – уверено заявила Саито-сан.

Аято с Кеном не поверили своему везению. Они радостно переглянулись друг с другом и, буквально, впали в ступор от такой приятной неожиданности. Но, погодя полминуты, Судзуки развернулся к женщине и начал безостановочно кланяться, благодаря за такой щедрый поступок.

На улице порядком стемнело, а потому Саито-сан предложила проводить парней до их новой квартиры, уже по дороге обговаривая остальные нюансы аренды.

6.Птичка в клетке

– И последний раз предупрежу вас, мальчики, – добродушно подмигнула женщина. – Квартира должна оставаться в полном порядке. Жильё, конечно, могло бы быть получше, но уж что есть, – вздохнула Саито-сан, осматривая пошарпанные обои в коридоре.

– Ничего страшного, – успокоил её Кен. – Мы были бы благодарны и одной раскладушке, – хохотнул он.

– Ну, теперь у вас есть эта небольшая квартирка. Я надеюсь на вашу благоразумность, и что вы будете держать это жильё в чистоте.

– Всё будет безупречно, Саито-сан, – дал обещание Судзуки.

– Мы не подведём ваши ожидания, – добавил Аято.

Распрощавшись с женщиной, парни забрали свои дубликаты ключей и закрыли дверь, облегчённо выдыхая.

Квартира оказалась, действительно, небольшой, но вполне сносной и подходящей под их скромные ожидания. Правда, сумма, которую Кену с Аято пришлось заплатить, оказалась несколько завышенной для таких условий. В целом, это было убогое помещение, которое зимой пропускает ветер, а жарким летом не даёт прохлады. Обои выглядели потрёпанными и в некоторых местах даже порванными. Квартира состояла из маленькой прихожей, сразу же переходящей в кухню, небольшой спальни, в которой находилась кровать и комод, а также ванной комнаты, которая не умещала больше двух человек. Другие арендодатели предлагали гораздо более сносные условия жилья за такую цену, но в данный момент это было не столь принципиально. Кен с Аято находились не в том положении, чтобы многого требовать от нового местожительства. Всё-таки, теперь у парней есть крыша над головой. Место, в котором они могут быть собой и не бояться, что их отсюда прогонят. С сегодняшнего дня эта невзрачная квартирка стала их домом. Мебели тут было совсем немного, но, как ни странно, ребятам этого вполне хватало.

У стены в прихожей стоял гардероб, однако ближайшее время он определённо будет пустовать. Той одежды, которая находилась в рюкзаке Кена, не хватит на то, чтобы заполнить и четверть шкафа. Внезапно, Судзуки подумал над тем, что было бы здорово, если бы они смогли забрать свои остальные вещи из дома отца, но в эту минуту данная мысль казалась безумием.

Парни зашли в спальню, и Кен сразу же устало упал на кровать. Этот день нещадно помотал кареглазого. Судзуки не чувствовал ни единой части своего тела. Голова побаливала, а все кости ломило. Он лишь направил свой взгляд в потолок и тихо, с усталой хрипотцой в голосе, заговорил.

– Аято, как ты думаешь, родители всё ещё ждут нас? – неуверенно вопросил младший.

Такимура вмиг оторвался от изучения комнаты и перевёл свой задумчивый взгляд на Кена.

– Твоя мама, наверное, скучает, – сказал блондин, присаживаясь рядом с возлюбленным.

– А папа? – с горечью спросил Кен.

Аято направил пустой взгляд в сторону и сухо ответил:

– Думаю, он беспокоится о том, узнают ли об этом люди или начальство.

Кен усмехнулся, печально приподняв уголки губ. Более развёрнутого ответа не требовалось. Господина Судзуки всегда волновало лишь это. Только сейчас Кен понимал, как цинично поступал его родной отец. Он готов был всё и всех променять на деньги и высокий статус. Даже ситуация с усыновлением Аято. Всю жизнь Кен считал, что его папа сжалился над Такимурой, совершил добрый и благородный поступок. Но оказалось, что таким образом он лишь пытался выглядеть лучше в глазах своих друзей и начальства. И тут, Кен вспомнил тот день, когда он узнал, что Аято станет его приёмным братом. Тогда мальчишка слышал громкие разговоры господина Судзуки с его коллегами, но не придал им большого значения. Сейчас же эти слова всплыли в голове, словно время отмоталось на одиннадцать лет назад.

“– «Молодец, Соичиро, молодец. На такой поступок способен решится только уверенный в себе человек» – высказывал своё восхищение старший офицер.

– «А уверенность это что? Правильно. Путь к успеху на работе. Так ведь, сержант Ямагути?» – подметил Кобаяси.

– «Я всегда видел, в вас, Соичиро, надежного и сильного духом офицера. Не гоже оставить такого человека без внимания»

– «Ну что вы, сержант, я лишь исполняю свой долг» – гордо заявил господин Соичиро.

– «Вы не оставляете мне выбора, офицер Судзуки. Такой щедрый и справедливый человек, как вы, достоин уважения и повышения» – сказал старший сержант, громко выделив последнее слово, после чего он залился безудержным смехом.”

– Как он мог… – шокировано прошептал Кен, осознав корыстные цели своего отца.

– О чём ты? – в полном недоумении спросил Аято.

– Как он мог усыновить тебя только из-за повышения? Словно игрушку купил. Это так неправильно и несправедливо, – возмущённо вспыхнул Судзуки.

– Ничто не справедливо в этом мире, – хмыкнул блондин, кладя свою ладонь на колено младшего. – Но зато так мы и познакомились, – попытался успокоить он Кена.

– И это было его самым драгоценным подарком, – тепло улыбнулся Судзуки, накрывая своей рукой ладонь Аято.

Парни молча смотрели в глаза друг другу, а затем потянулись вперёд, сливаясь в нежном поцелуе их губ.

Время было позднее, а завтра предстояло решить много проблем, так что они расстелили постель и, приняв по очереди душ, легли спать. Впервые за долгое время им удалось расслабиться, пусть даже и на одну ночь.

Утром, как и всегда, Кен проснулся раньше блондина. Нужно было съесть что-нибудь на завтрак, но холодильник в новой квартире сверкал своей пустотой. Парням было необходимо рассчитывать бюджет, однако после снятия жилья денег заметно поубавилось, так что Кен понимал, что если он купит продукты на завтрак, им придётся повременить с обедом и, возможно, ужином. Но живот предательски урчал, да и Аято вчера почти ничего не ел. А потому Судзуки быстро переоделся в свои чёрные брюки и белую рубашку, отправляясь в ближайший продуктовый магазин.

Спустя полтора часа Аято проснулся, чувствуя аппетитные ароматы, распространившиеся по всей небольшой квартире. Такимура умылся и, надев футболку с шортами, зашёл на кухню, в удивлении раскрыв рот. Кен стоял у плиты и умело жарил блинчики, сосредоточено высунув кончик языка. Аято усмехнулся с такой милой картины и тихо подошёл к младшему, обнимая того со спины. От неожиданности Кен вздрогнул, но тут же расслабился в руках блондина. Судзуки развернулся и чмокнул Аято в нос, говоря:

– Я так сосредоточился, что даже и не заметил, как ты проснулся.

– Я и не знал, что ты умеешь готовить, – улыбаясь, подметил Такимура.

– Я и сам не знал, но, видимо у меня раскрылся новый талант, – подмигнул старшему Кен. – А ты вообще не меняешься, всё такой же соня.

– Между прочим, я тоже могу готовить, – гордо заявил Аято. – Давай помогу, – шутливо пихнул он в бок Кена, беря в руки разогретую сковороду.

Все последующие полчаса парни старались приготовить вкусный завтрак. Они то и дело смеялись, пачкаясь в муке, обнимаясь, целуясь, и измазываясь ещё больше. Кен щекотал Аято, а тот пытался увильнуть, защищаясь половником. Судзуки же взял в руки деревянную лопаточку и начал наносить свои сокрушительные удары по рукам и бёдрам блондина. Они игрались, уже совсем позабыв о блинах. Аято быстро набрал в ладонь небольшую горсть муки и, коварно хихикая, сыпнул её в волосы Кена. Судзуки же сразу перехватил старшего, не давая тому сбежать с кухни.

Внезапно, Кен прижал Такимуру к стене, мгновенно поднимая парня на руки, тем самым заставляя Аято обвить ногами его талию. Они прижались друг к другу так близко, что их лица разделяли лишь пару сантиметров. Парни прерывисто дышали, смотря в глаза друг другу. Но тут, оба постепенно начали приходить в смущение от таких действий. Кен сразу же отпустил Аято и нерешительно отошёл от стены. Щёки парней стали пунцовыми, а на кухне воцарилась неловкость. Спустя полминуты молчания, Кен неуверенно пробурчал:

– Что-то мы отвлеклись от готовки, – нелепо усмехнулся он.

– Это точно, – подтвердил Аято, всё ещё смущаясь поднять свой взгляд на младшего.

– Давай уже есть, – быстро отрезал Судзуки, подходя к плите и начиная раскладывать тарелки на стол.

За завтраком парни обсудили свои планы на сегодняшний день. Им нужно было сходить в старшую школу, чтобы забрать документы Аято и договориться по поводу домашнего обучения Кена. Ко всему прочему, Судзуки хотел в обед сходить на собеседование в один ресторанчик. Парень не предъявлял много требований для своей должности. Было лишь два условия: более-менее хорошая зарплата и работодатель, готовый принять на работу без диплома. Хотя, с первым пунктом можно было и повременить. В данный момент парням была важна любая копейка. Аято также сообщил младшему, что собирается днём поискать себе работу. В отличие от Судзуки, блондин мог заняться делом, отнимающим куда больше времени, ведь об учёбе ему, определённо, придётся позабыть. Такимура хотел сделать сегодня ещё кое-что, правда, это казалось опрометчивым поступком, но рискнуть стоило. И Кен об этом узнает чуть позже. Может, этим вечером, а, может, и на следующий день.

***

Позавтракав и помыв посуду, парни переоделись в более-менее тёплую одежду и направились прямиком в свою старшую школу. Кен немного нервничал, ведь ему впервые пришлось прогулять вчера целый учебный день. Казалось, что он только войдёт на порог здания и на него сразу же накинется толпа озлобленных учителей, кричащих о его исключение. Но хуже всего становилось от мысли, что они могли позвонить отцу. Вдруг, Кен зайдёт сейчас в кабинет директора, а там сидит господин Судзуки. Что, если он насильно заберёт его домой. А потом? Закроет в своём кабинете и начнёт жестоко избивать? Прямо как в детстве? До красных полосок на спине и бёдрах? Ему вновь придётся выслушивать оскорбления и ощущать тяжёлое давление на плечо каждый раз, когда Кен посмеет открыть рот? Вдруг ему наймут психотерапевта или поместят в клинику. Постоянные лекарства, лекции о неправильных чувствах, походы в церковь и бесконечные больничные коридоры. Крики, ругань, усиливающиеся давление на плечо и жгучие удары по спине. Что, если Кен больше никогда не сможет сбежать, выбраться из этого адского круга. Вдруг его и правда поймают через каких-то жалких десять минут?

Внезапно, Судзуки не заметил, как по его щекам тонкими струйками потекли слёзы. Это жуткое предчувствие сковало его, словно цепь, и сжимало так, что был слышен хруст костей и стон в месте, где находится сердце. Тело онемело и перестало слушаться. Парень не мог заставить себя сделать хотя бы один шаг. В эту минуту ему показалось, что он идёт по дороге на неминуемую смерть. Но тут, Кен почувствовал, как кто-то схватил его дрожащую руку. Аято обеспокоенно посмотрел в побелевшее лицо Судзуки и положил свои ладони на плечи младшего.

– Всё хорошо? Что случилось, Кен-а? – заботливо протянул его имя Такимура и окончательно привёл кареглазого в чувства.

– Аято, давай уйдём отсюда. Я боюсь, что пойти в школу не лучшая идея, – тихим, словно пристыжённым голосом, сказал Судзуки.

Блондин лишь непонятливо посмотрел на возлюбленного и свёл свои брови к переносице. Кен тяжело вздохнул, беря руки Аято в свои и говоря:

– А что, если они позвонят родителям? Вдруг, отец уже там? Он может забрать меня к себе, понимаешь? – испуганно посмотрел парень в глаза Такимуры.

– Не заберёт, – уверенно сказал Аято. – Он сделал слишком много дерьма в жизни, и мы можем быстро испортить его драгоценную репутацию, рассказав обо всём нужным людям. Да он на что угодно пойдёт, лишь бы мы держали язык за зубами, – заявил парень и кивнул головой в сторону старшей школы. – Пойдём. Не думаю, что за один прогул, сотрутся все твои бывшие заслуги, – тепло улыбнулся он.

В душе Кену стало намного спокойнее, да и в голове теперь складывалась более благоприятное развитие событий. Похоже, этот приступ страха был каким-то наваждением. Судзуки подумал, что на обратном пути ему не помешает купить успокоительные.

Подойдя к главному входу в здание школы, парни на минуту замерли. Странное чувство. Это место казалось таким позабытым, словно увидели они его в первый раз. Хотя были тут ровно сутки тому назад. Но, с другой стороны, сегодня они заходили в школу другими людьми, как будто стали старше лет на десять. В голове больше никаких детских заморочек, вроде конфликтов с одноклассниками или получения ста баллов по тесту. Все мысли забиты взрослыми проблемами. Удивительно, но именно в эту минуту парни поняли, как, оказывается, прекрасно и беззаботно быть школьником, со всеми экзаменами и бесконечными проектами, задиристыми одноклассниками и строгими учителями. Господи, да по сравнению со взрослой жизнью, это рай.

Ребята зашли внутрь здания, всё ещё находясь в небольшом напряжении. У них не было чёткого плана, и они понятия не имели, что говорить директору. Вся надежда была на понимание и доброту со стороны этого человека. Кен с Аято проходили по таким родным коридором и понимали, что, возможно, находятся здесь в последний раз. Повсюду стояли знакомые лица. Кто-то оборачивался, оглядывая парней, а кто-то даже не заметил их прихода. Около большого окна стояла одноклассница Кена с Аято, низкорослая девушка, Сакура. Она внимательно читала учебник по литературе, но, увидев ребят, тут же окликнула их, подзывая к себе.

– Где вы пропали? Вчера не было, а сегодня вообще пришли к третьему уроку? Судзуки, у нас с тобой парный проект по химии, – выдала всё сразу девушка, стоило парням подойти к ней.

– Хорошо, Сакура, – сказал Кен. – Но я не думаю, что смогу сделать этот проект в ближайшее время. Ты не могла бы помочь мне с ним? – неловко попросил он.

– Конечно, – воодушевлённо ответила девушка. – Ты мне уже как друг, – подмигнула она.

– Большое спасибо, – благодарно кивнул Кен, но в этот же момент почувствовал, как Аято схватил его за рубашку и потянул назад.

– Нам надо идти, давай быстрее, – махнул блондин головой в сторону длинного коридора.

Попрощавшись с Сакурой, парни стремительно пошли к кабинету Миямото-сана, директора их школы. Дойдя до нужной двери, ребята остановились, вдыхая грудью как можно больше воздуха и набираясь уверенности перед предстоящим разговором. Аято уже было хотел аккуратно постучать в кабинет, но Кен опередил его, резко надавливая на ручку и быстро распахивая дверь.

– Добрый день, Миямото-сан, – на выдохе произнёс Судзуки, переступая через порог и уважительно кланяясь.

– Кен? Рад тебя видеть, – удивлённо ответил директор, растягиваясь в широкой улыбке. – А, Такимура тоже с тобой, – заметил он Аято, робко вошедшего за младшим. – По какому поводу зашли? – вопросил Миямото-сан, деловито складывая руки на столе.

Не став долго томить и тянуть время, Кен громко и отчётливо заявил:

– Я больше не могу посещать школу.

Его слова привели директора в лёгкий шок и некоторое недопонимание. Судзуки Кен? Лучший ученик и гордость школы? Уходит? Миямото-сан надеялся, что неправильно понял парня, но внутри уже сильно опечалился от такой новости. Мужчина сложил руки на груди и облокотился о спинку кожаного кресла. Он обвёл ребят разочарованным взглядом и сказал:

– В чём причина? Ваш отец всегда был доволен нашим педагогическим составом. Или произошло что-то, его не устраивающее? – обеспокоенно начал расспрашивать парней директор.

– Произошло, – ответил Аято. – Но это не касается вашей школы, поэтому можете выдохнуть, – съязвил он, не выдержав такого трепетного отношения к господину Судзуки.

“С каких пор даже Миямото-сан ходит на цыпочках перед этим уродом?”

– Присядьте, – тяжёлым голосом сказал директор, указывая рукой на два стула, стоящих в углу кабинета. – И давайте обсудим это по порядку.

Весь следующий час они пытались разъяснить ситуацию. Вначале Аято заявил о том, что хочет уйти из школы по своим личным обстоятельствам. Миямото-сан не сильно допрашивал блондина, поскольку не видел в этом никаких проблем или серьёзных потерь. Директор выдал Такимуре все его документы и сообщил, что тот с этого дня больше не обучается в этой школе. Аято облегчённо выдохнул, но тут же вспомнил, что им ещё оставалось договориться по поводу Кена. Сам же Судзуки в этот момент прокручивал все возможные варианты объяснения своей просьбы. Но, казалось, чтобы парень ни сказал, Миямото-сан ни за что не поверит в такую чушь. И вот директор уже сложил руки, выжидающе смотря на Кена. Парень поначалу стушевался, начиная беспокойно бегать глазами в разные стороны, но, внезапно, он почувствовал, как Аято крепко сжал его ладонь под столом. Это помогло младшему немного успокоиться. Судзуки рассказал директору о том, что сейчас ему жизненно необходимо перейти на домашнее обучение, а к экзамену он подготовится самостоятельно. Кен сказал, что ему будет гораздо легче, если он сам сможет изучить весь материал. Миямото-сан долго пытался отговорить парня от этого решения, но вовсе не из-за беспокойства о будущем Судзуки. Директор не желал, чтобы рейтинги его школы падали. А ведь Кен был для него словно трофей, побеждавший во всех олимпиадах и с гордостью прославлявший имя Миямото. Но кареглазый был непоколебим в своём решении, а потому директору пришлось сдаться под таким сильным напором ученика. Они обсудили с Судзуки детали его обучение, и Кену выдали все бумаги, которые нужно заполнить.

Прежде чем выйти из кабинета, парни решили перестраховаться и предупредили Миямото-сана о том, что господин Судзуки сменил номер телефона. Когда же директор попросил написать ему новый, ребята продиктовали номер Аято. Эта хитрая уловка не даст школе связаться с отцом, что в данный момент было просто необходимо.

Попрощавшись с Миямото-саном, ребята закрыли за собой дверь и облокотились о стену, тяжело выдыхая всё накопившееся напряжение. Сейчас они должны были забрать свои вещи, которые оставались в школе, а также Кен собирался вернуть книгу в школьную библиотеку. Хорошо, что парень догадался кинуть её в рюкзак в тот вечер, иначе бы остался должником на очень долгое время.

Разобравшись с книгой, парни пошли в сторону своего классного кабинета. Сейчас была перемена, а, значит, учителя там быть не должно. Это играло им на руку, ведь не особо хотелось ещё раз объяснять свой уход.

Дверь в кабинет оказалась открытой, и оттуда почему-то доносились оживлённые разговоры. Видимо, весь класс находился там. Но причина для этого должна быть очень серьёзной. И этот факт не хило напряг Кена с Аято. Они аккуратно зашли в кабинет, но стоило им поднять головы, как все их одноклассники в одночасье обернулись на парней, замирая на месте в полнейшем ступоре.

– И вам добрый день, – саркастично произнёс Аято, изгибая одну бровь.

В ответ блондин получил всё тоже молчание. Парни недоумённо смотрели на одноклассников, которые, в свою очередь, точно также пялились на них. Однако это не могло длиться вечно, и спустя минуту, тяжёлая тишина прекратилась, а на весь класс раздался громкий возглас Харуки.

– Дорогой, почему ты не сказал мне о том, что уходишь из школы?! – завопила девушка, бросаясь к Такимуре на шею.

В эту же секунду на весь кабинет начали раздаваться голоса остальных одноклассников, прежде хранивших молчание. Аято спихнул с себя Харуку и недоумённо посмотрел на Кена, но тот был удивлён не меньше блондина.

– Вы переезжаете?

– Будете в другой школе?

– Никогда не вернётесь?

– Кто-то заболел?

– Осталось всего ничего до выпуска.

Многочисленные вопросы шквалом хлынули на парней, не давая ответить ни на один из них. Аято, не выдержав такой шумихи, выставил ладони вперёд и как можно громче крикнул:

– Так. Стоп!

В доли секунды в классе вновь воцарилась тишина.

– Да, мы уходим. И нет, не вернёмся, – коротко отрезал Такимура.

Харука, стоявшая рядом, ойкнула и опять накинулась на блондина, зажимая того в крепких объятьях.

– А откуда вы всё узнали? – внезапно опомнился Кен, вопросительно посмотрев на своих одноклассников.

– Это я подслушала вас под дверью Миямото-сана, – шмыгая носом, призналась Харука. – Кен будет учиться дома, а мой Аято пойдёт работать, – заголосила девушка, хныча в футболку Такимуры.

Аято раздражённо снял с себя прицепившееся тело одноклассницы и сказал:

– Во-первых, я не твой. А во-вторых, прекращай лезть не в своё дело. Мы пришли просто забрать оставшиеся тетради.

В это время Судзуки пролез через заинтересованную толпу до большого шкафа. В нём лежали его конспекты по математики, которые парень забыл тут несколько дней назад. Кен взял их в руку и уже развернулся назад, как перед его лицом встал огромный бугай, тем самым преграждая кареглазому путь.

– Домашнее обучение, значит? – ехидным голосом произнёс парень. – Твой драгоценный папочка снова тебя наказал? – отшутился он. – А я всегда говорил, что полицейские приносят кучу проблем.

– Не смей говорить так о полиции, – резко перебил Кен наглого одноклассника. – И, пожалуйста, дай пройти, – просит он, пытаясь протиснуться через эту скалу из мышц.

– Получается, вы ночевали у меня из-за ссоры с отцом? – неожиданно выкрикивает Харука и тут же прикрывает себе рот, понимая, что проговорилась.

– Даже так, – удивлённо фыркает один из одноклассников. – А я вчера видел господина Судзуки. Он был таким нервным, видимо тебя и впрямь больше не пустят в школу, – усмехнулся парнишка.

– Это значит, больше никакой готовой домашки и тестов? – разносится возглас со стороны окна, за чем следует недовольный вздох толпы.

Кен всё-таки выбирается из плотной кучки одноклассников и, быстро распрощавшись со всеми ребятами, идёт в сторону выхода из класса, но тут его кто-то одёргивает сзади, цепляясь за рукав белой рубашки. Судзуки оборачивается и видит Сакуру, гордо сложившую руки на груди.

– В таком случае, я не собираюсь помогать тебе с проектом.

– Почему? – удивлённо спрашивает Кен. – Это последнее, что мне нужно сдать в школу. А дальше у меня будет своя программа. Ты же сказала, что сможешь немного помочь мне, ну, как друг.

– Друг? – сквозь саркастичный смешок переспрашивает девушка. – Ты уходишь, а, значит, не сможешь мне ничего больше сделать. Какой тогда толк в дружбе с тобой? – хмыкает Сакура, вызывая за собой хихиканье со стороны остальных одноклассников.

В груди Кена больно кольнуло. Парень лишь опустил голову вниз и незамедлительно вышел из кабинета. Аято ещё раз обвёл презрительным взглядом всю толпу и, многословно показав средний палец, ушёл из класса прямиком за Судзуки.

Парни быстро вышли из здания школы. В душе у Кена остался неприятный осадок, всё-таки он не хотел расставаться на такой ноте. Но от их класса не следовало ожидать чего-то человечного. В обществе, где каждого заботит лишь собственная выгода, по итогу проигрывает каждый. Кен это правило знал, только вот понятия не имел, когда проиграет кто-нибудь, помимо него с Аято. Кажется, словно они отрабатывают грехи всех своих знакомых. Но с этим ничего уже не поделать. У парней нет выбора, кроме как вновь вставать на ноги и продолжать бороться. Они стоят у порожков большого здания и оборачиваются, смотря на серые стены школы. Кен пытается увидеть кого-нибудь знакомого в окнах, но они пусты. Видимо, перемена закончилась.

Аято берёт младшего за руку, и уже плевать, что это могут увидеть. Блондин просто уводит Кена прочь, подальше от этого места, полного горьких воспоминаний и глупых надежд. Но он даже и не догадывался, что в эти минуты школа для Судзуки казалась чем-то родным, неким убежищем, которое спасало его от насилия дома. И эти воспоминания вновь навеяли тоску на сердце младшего. В груди у него уж слишком заныло, когда парни вышли за территорию. Казалось, что они покидают не здание, а целое детство, большая часть которого и без того была несправедливо отобрана. Ребята шли в тишине, изредка переглядываясь друг с другом. Внезапно, они услышали, как кто-то сзади окликнул их фамилии. Парни тотчас обернулись и увидели, что к ним на всех парах бежит низкорослый кудрявый мальчишка. К удивлению ребят, это оказался Шота, тот самый парень, чуть не поймавший их в библиотеке с поличным. Он в доли секунды подбежал к Кену с Аято и, прежде чем поздороваться с ними, попытался отдышаться после такого немалого забега. Наконец, Шота выпрямился и, подняв взволнованный взгляд на парней, тревожно спросил:

– Вы уходите из школы?

Кен неловко улыбнулся и, опустив глаза вниз, ответил.

– Да, так уж вышло. Было приятно с тобой учиться и спасибо, что не рассказал никому о той сценке, которую мы с Аято репетировали, – ухмыльнулся Судзуки, переглядываясь с блондином.

– Жаль, что не сыграете теперь, – огорчённо вздохнул Шота. – А вы уходите в новую школу? Какую? – вдруг поинтересовался он.

– Мы никуда не переводимся, Брокколи, – спокойным тоном ответил Аято. – Знаешь, иногда жизнь заставляет делать сложные вещи. К примеру, забросить учёбу и начать работать, не имея даже диплома, – горько усмехнулся он. – Однако Кен решил совместить эти два дела, а потому перешёл на домашнее обучение.

Шота в удивление раскрыл рот и озадачено вылупил глаза.

– Но для чего вам это нужно? Или из-за чего? – непонимающе спросил он.

– Скорее из-за чего, правильно мыслишь, Брокколи, – горько приподнял уголки губ Такимура.

– Мы с родителями сильно повздорили, – внезапно открылся Кен, мысленно усмехаясь с такого утрирования ситуации.

– Так вот оно что…, – грустно протянул Шота и понимающе кивнул. – Родители. Большинство проблем в наших жизнях из-за них. Они могут манипулировать, подшучивать, издеваться и выдавать это всё за методы воспитания. Родителям абсолютно плевать на наше мнение, для них мы лишь глупые неумёхи, но они понятия не имеют, на что мы способны на самом деле. Они принижают наши достоинства и это, действительно, приносит им удовлетворение, – заканчивает свои рассуждения кудрявый парнишка.

– Я бы не был таким категоричным, всё-таки в мире есть хорошие родители, да и, зачастую, дети сами не лучше, – не соглашается с мальчишкой Кен.

– Но к нам эти редкие случаи не относятся, – складывает руки на груди Шота.

– Верно подмечено, – отвечает Аято и, почесав затылок, интересуется. – Брокколи, а ты-то чего так на родителей своих зол?

– Они хотят развестись, а от меня скрывают, – невнятно отвечает парень, будто стыдится говорить о самом наболевшем.

– Так вот почему. Это и впрямь грустно, – вздыхает Кен и подходит ближе к Шоте, кладя свои ладони на плечи опечаленного парня. – Но в этом нет твоей вины, они сами разберутся, я уверен, что их любовь к тебе не убавится, – нежно пытается успокоить он мальчишку.

– Думаешь? – поднимает Шота свои наивные глаза на Судзуки.

– Конечно, – искренне улыбается Кен. – Взгляни на себя. Ты чудесный сын и очень хороший человек, – уверенно заявляет он и слегка треплет мальчишку по кудрявым волосам.

Шота заметно веселеет и даже начинает хихикать. Он благодарно смотрит на Судзуки, а затем кидается тому в объятия.

– Ты классный друг. Я бы хотел продолжать общаться с тобой, – довольно говорит тучный мальчишка.

– Кто знает. Может, жизнь сведёт нас когда-нибудь ещё. Она до ужаса изобретательна в вопросах судьбы, – широко улыбаясь, отвечает Кен.

Аято, всё это время наблюдавший за их обменом любезностями, сложил руки на груди и громко кашлянул в кулак.

– Безусловно, встретитесь ещё, но сейчас нам с Кеном нужно уходить – как можно доброжелательней произнёс блондин.

– Да, конечно, мне тоже пора, – виновато оторвался от Судзуки Шота.

Ребята, попрощавшись, поклонились друг другу и разошлись в разные стороны. По дороге на съёмную квартиру Аято немного причитал Кену за то, что тот опять пытается решить чужие проблемы, хотя своих хватало сполна. Но Судзуки лишь отнекивался, объясняясь тем, что Шоте сейчас необходима поддержка и внимание. В ответ Такимура лишь устало вздохнул, но развивать ссору не стал.

– Документы и согласие для экстерната оставь на меня. Я заполню всё за родителей, школа даже и не догадается, что это не их почерк, – заявил Аято, когда они с Кеном подошли к своему подъезду.

– Хорошо, тогда держи, – отдал младший все бумаги блондину. – Я заходить домой не буду, мне уже нужно бежать на собеседование – сказал Судзуки и, быстро чмокнув Аято в щёку, ушёл по своим делам, скрываясь за углом серой многоэтажки.

Такимура же следующие несколько минут продолжил стоять на одном месте, не сдвинувшись ни на шаг. Он не спеша просмотрел все документы, которые ему отдал Кен, а затем свернул их и запихнул в задний карман своих джинсов. Блондин посмотрел время на наручных часах и, сведя брови к переносице, усердно начал над чем-то размышлять. Спустя две минуты Аято посмотрел на дорогу, по которой ушёл Судзуки. Вдруг, блондин сорвался на бег и скрылся в совершенно противоположной стороне.

Такимура проходил по знакомым оживлённым переулкам, вновь обошёл старшую школу и вышел к центральному парку. Аято за считанные минуты пробежал через него и оказался уже на более-менее спокойной улице. Парень прошёл чуть дальше и наконец-то остановился возле высокого и исписанного фонарного столба. Он уже был тут и стоял точно на этом же месте. В позапрошлую ночь, когда сбежал из дома Харуки. Их с Кеном инициалы всё так же были написаны внизу фонаря. Но Аято пришёл сюда вовсе не для того, чтобы разворошить воспоминания. Блондин развернулся в сторону жилой улицы, той самой, с которой его вышвырнули и заставили забыть это место навсегда. Но Такимура лишь тяжело выдохнул и уверенным шагом направился вперёд, прямиком к дому господина Судзуки.

Когда блондин приблизился к знакомому забору, его тело сковала некая неуверенность. Он ещё не до конца отдавал отчёт своим действиям. Аято определённо не собирался контактировать с родителями Кена, поскольку понимал, что от этого не было бы никакого толка. Парень поднял голову вверх, на огромную сакуру, всё также растущую во дворе. Её ветви как раз вели к большому окну их с Кеном спальни. В эту секунду Такимура даже немного испугался своих мыслей, но иного выхода парень не видел. Конечно, эти действия были рискованными. Его могли поймать, а проникновение в дом – дело серьёзное. Но, с другой стороны, он всё ещё проживал здесь на законных правах, а поэтому Аято решил не отступать.

Такимура обошёл дом, переходя на задний двор. Он уже было хотел перелезть через забор, как вдруг услышал шаги, приближающиеся к нему. Парень в испуге развернулся, тут же дёргаясь от неожиданности. В метре от него стоял не кто иной, как Ёсида Тетсуя. Только теперь волосы парня были не рыжими, а тёмно-бардовыми.

– Какая неожиданная встреча! – воскликнул Тетсуя.

– Задний двор моего бывшего дома? Действительно неожиданно, – удивлённо хмыкнул Аято. – Что ты здесь забыл? – с ощутимым наездом спросил он.

– Мимо проходил и увидел тебя. Я и понятия не имел, что ты тут живёшь, -обиженно протянул красноволосый.

– Жил, – поправил его Такимура.

– А сейчас тогда что тут делаешь? – с иронией задал вопрос Ёсида.

Аято вначале подумал, что лучше не рассказывать этому малознакомому парню свою цель, но увидев непоколебимую уверенность в глазах напротив, внезапно почувствовал, что ему можно доверять. Такимура коротко описал ситуацию и сказал о том, что ему необходимо забрать некоторые вещи из дома, но выходить на контакт с родителями пока что было рискованно. Тетсуя спокойно выслушал парня, а затем, хитро улыбнувшись, заявил:

– Никаких проблем. Я помогу.

Аято удивлённо вылупил глаза.

– Что? Нет, не стоит. Ты уже достаточно сделал для меня, – начал убедительно размахивать руками блондин.

– Но я хочу поучаствовать в этом, – резко перебил его Тетсуя, кладя свою ладонь на плечо Такимуры. – Расслабься. И давай за дело, а то скоро господин Судзуки вернётся домой.

– Постой, но откуда ты его знаешь?! – испуганно отпихнул от себя красноволосого парня Аято.

– Тише, тише, – начал успокаивать его Ёсида, в панике смотря по сторонам. – Ты ведь сам мне называл его имя, – вполне убедительно объяснился Тетсуя. – Тогда ночью ты много о чём рассказал, вот я и запомнил. Это ведь отец твоего парня, верно? – аккуратно переспросил он.

– Да, это он, – немного успокоился Аято. – Но я не помню, чтобы говорил тебе, как его зовут…

– Тогда откуда бы я узнал? – шутливо хмыкнул Тетсуя. – Или ты мне не доверяешь? Считаешь, что я способен на подлость? Это из-за того, что у меня богатенький папаша? Но это унизительно. Я не такой! – внезапно набрасывается он на Такимуру.

– Нет, я не считаю так, извини, – просит прощения Аято, вспоминая, как щедро этот парень поступил по отношению к нему. – Ладно, давай просто сделаем это, – сказал блондин, направляя свой взгляд на окна дома.

Парни осторожно перелезли через забор и оказались на заднем дворе. Сухая трава приминалась под ногами, а широкая дорожка из камней выглядела так, словно на неё не наступали уже несколько лет. Небольшие деревья в саду потеряли последнюю листву. Они стояли голые и не ухоженные, словно оставшиеся без малейшего внимания. Вид во дворе был таким тоскливым, что Аято сразу же захотелось уйти, перелезть обратно через забор и больше никогда не возвращаться. Впрочем, он так и сделает, как только заберёт их с Кеном вещи.

Такимура хлопнул Тетсую по плечу, заставляя оторваться от изучения опустелого сада. Ребята пошли по каменной дорожке и скрылись за углом кирпичной стены. Теперь они стояли на большой территории перед домом. Огромная сакура вблизи казалась ещё величественнее. Аято подошёл ближе к стволу дерева и начал просматривать многочисленные ветви, пытаясь решить для себя, как ему будет лучше взобраться наверх. Но тут, Тетсуя толкает блондина в сторону и крепкой хваткой вцепляется за одну из ветвей. Красноволосый парень ловко меняет положения рук, хватаясь то за одну ветку, то за другую, тем самым поднимаясь выше. Он не спеша перебирает руками и подползает к большому окну, ведущему в спальню. Аято вновь удивился с того, что Тетсуя без труда и вопросов узнал, к какому окну нужно подлезть, но быстро отогнал от себя подозрения, списывая всё на интуицию парня. Да и, по правде говоря, по этой сакуре можно было взобраться лишь в их с Кеном комнату.

Ёсида начал внимательно изучать строение пластикового окна, после чего крикнул:

– У тебя есть отвёртка?

Аято поднял на Тетсую лицо, полное удивления и замешательства.

– По-твоему я похож на парня с отвёрткой в кармане?

– Ну-у, ты же знал, что идёшь взламывать окно, – недовольно пробурчал Тетсуя. – Хорошо, что у меня есть план «Б», – он достал длинную линейку из внутреннего кармана кожаной куртки.

Ёсида ловко протянул руку к окну и вставил линейку между рамой и стеклопакетом. Парень сразу же сумел дотянуться до защёлки и подцепить её, после чего он потянул крючок вниз. После его хитрых махинаций окно без труда открылось. Тетсуя засунул линейку обратно в карман и, двумя руками зацепившись за ветвь, начал раскачиваться вперёд и назад, пытаясь запрыгнуть в окно. Спустя пару-тройку качков у него это удалось. Парень, уже находясь в доме, высунулся наружу, подзывая Аято к себе.

Такимура сразу же пошёл за красноволосым. Он быстро взобрался по сакуре и перелез в спальню, которая некогда была для него своей. Аято потёр красные от ветвей ладони, послечего перевёл взгляд на комнату. Она выглядела так, словно здесь прошёлся ураган. Все дверцы шкафа были открыты, а полочки выдвинуты. Бежевое постельное бельё на кровати Кена оказалось измято, а на нём валялось несколько темных футболок парня. Посереди спальни лежала семейная фотография с расколотой рамкой. Кусочки стекла разлетелись по всему полу. Аято подумал, что это господин Соичиро с ярости разбил фото. Горько усмехнувшись, Такимура посмотрел на Тетсую.

– И где ты так научился взламывать дома? – изогнув одну бровь, спросил блондин.

– Фильмов много про преступников смотрел, – подмигнул Ёсида и тут же захохотал со своих слов.

В ответ Аято лишь хмыкнул и подошёл к письменному столу. Рядом с ним лежал большой походный рюкзак. Парни брали его с собой в различные школьные поездки. Аято поднял его с пола и закинул на кровать. Блондин раскрыл рюкзак и, осмотревшись, начал закидывать в него вещи. Он доставал из шкафа различные свитера и толстовки, а также не забыл взять две тёплых куртки и шапку для Кена. Всё это время Тетсуя молча стоял сзади и наблюдал за ним. Аято, буквально, спиной ощущал этот взгляд. Новоиспечённый товарищ не спускал с него глаз всё время, пока Такимура был повёрнут к нему спиной. Но как только блондин обернулся на Тетсую, тот мгновенно повернул голову в сторону, начиная рассматривать обои в спальне, словно они вызывали безумный интерес. Пожав плечами, Аято продолжил складывать одежду в рюкзак. Закинув последнюю вещь, Такимура оглянулся по сторонам и подошёл к высокому книжному шкафу. Парень осмотрел все полки и достал оттуда толстый альбом с потрёпанной обложкой. Ёсида, увидев это, непонимающе уставился на Такимуру.

– Мы пришли сюда ради какой-то старой книжонки? Разве не проще купить новую?

– Есть вещи, которые не купить даже за миллиард золотых слитков, – тихо ответил Аято, большим пальцем поглаживая шершавую обложку альбома. – Разве не ты сам говорил мне об этом?

Тетсуя на несколько секунд теряется, но отвечает:

– Да, я имел в виду то, что сказал. Просто сейчас беспокоюсь, что родители твоего парня вернутся. Нам надо торопиться, – сказал красноволосый, указывая рукой на настенные часы.

– Я всё собрал. Идём, – ответил Аято, аккуратно закладывая последнюю вещь в походный рюкзак и закрывая его.

Ёсида подошёл к окну и уже было собрался вылезти, становясь на подоконник, как Такимура резко остановил парня, хватаясь за рукав его куртки.

– Не отсюда выходить же. Как мы тогда закроем окно снаружи? – задал риторический вопрос блондин.

– И что ты предлагаешь? – усмехнулся Тетсуя, складывая руки на груди.

– Знаешь, собираясь вламываться в дом, я всё-таки кое-что предусмотрел, – ответил Аято, закрывая окно в спальню. – Когда я стоял на улице, то заметил, что окно на первом этаже было немного приоткрыто. Вот мы и вылезем оттуда, чтобы не оставить после себя никаких следов, – пояснил свою тактику парень. – Конечно, мы могли бы изначально залезть в дом через гостиную, но я перестраховался. Вдруг Соичиро оказался бы дома.

Тетсуя довольно улыбнулся и хлопнул Такимуру по плечу, восторженно говоря:

– А в тебе и впрямь есть много задатков!

– О чём ты? – непонимающе спросил Аято, открывая дверь и выходя из спальни.

Ёсида резко изменился в лице и даже немного смутился.

– Да так. Не важно. Забудь, – быстро отмахнулся он.

Парни спустились по лестнице на первый этаж. Аято поправил тяжёлый рюкзак на плечах и, ещё раз посмотрев время на наручных часах, незамедлительно направился в гостиную, ведя за собой Тетсую.

Внезапно, в прихожей послышался звон ключей и звук открывающейся двери. Сердца парней упали в пятки. Они как можно скорее подбежали к окну, но вдруг Аято понял, что ошибся. Он перепутал стороны дома, и открытое окно было не в гостиной, а в кабинете господина Судзуки. Но попасть в него можно было, лишь перебежав через прихожую. Парни поняли, что не успеют сделать это, так как по звукам входная дверь закрылась, а в дом уже вошли родители Кена.

Аято впопыхах толкнул Тетсую на пол, жестами показывая, что им нужно спрятаться за диваном. Парни пригнулись как можно ниже и притихли, не позволяя себе сделать хоть один лишний вздох. Они слышали, как кто-то небрежно кинул ключи на комод в прихожей, после чего раздался нежный женский смех. Внезапно, Аято понял, что это не было голосом госпожи Судзуки. Внутри парня всё перевернулось. Он, хоть убей, не мог понять, кто сейчас находится в доме. Такимура немного придвинулся к краю дивана и прислушался. В прихожей вновь раздался незнакомый женский голос:

– Мне так жаль, что на тебя сейчас столько всего навалилось. Могу ли я чем-то помочь?

– Ты знаешь чем, – прозвучал непривычно приторный голос господина Судзуки.

– А твоя жёнушка точно не вернётся домой ближайшие два часа?

– Она полдня проводит в храме. Думает, что таким образом сможет образумить этого неблагодарного мальчишку, – злостно прорычал мужчина.

– Ну вот и славно. Сделай нам выпить, милый.

После слов девушки послышись отдаляющиеся шаги, а затем негромкий хлопок двери.

«Вот же ублюдок» – не мог поверить в услышанное блондин. Он тихо поднялся с пола и, посмотрев на ошарашенного Тетсую, махнул головой в сторону прихожей.

Парни, стараясь ступать как можно тише, вышли из гостиной. Аято медленно подлез к двери, ведущей в кабинет господина Судзуки. Открывать её было немного боязно, ведь она могла заскрипеть. Но, вдруг, из спальни на весь дом раздался женский стон. Такимура скривился в лице, быстро нажимая на ручку двери и забегая вместе с Тетсуей в комнату. Парни тотчас подошли к открытому окну, и Аято, стянув большой рюкзак с плеч, вышвырнул его на улицу. Разобравшись с вещами, блондин аккуратно присел на подоконник и спрыгнул наружу, больно ударяясь стопами о каменную дорожку. После него из окна начал вылезать Тетсуя. Такимура немного помог парню, придержав того сзади, и, наконец-то, они оба оказались во дворе, уже в большей безопасности. Аято приложил указательный палец к губам, показывая Ёсиде, что им всё ещё желательно молчать. Блондин вновь закинул рюкзак на плечи, и парни медленно, пригибаясь под окнами, вышли на задний двор. Они торопливо перелезли через железный забор, оказываясь за пределами территории дома господина Судзуки.

– Ничего себе, – сразу заговорил Тетсуя. – Это оказалось гораздо веселее, чем я себе предполагал, – усмехнулся он.

– По-твоему, это было весело? – удивлённо спросил Аято, всё ещё не отойдя от произошедшего. – Нас могли поймать.

– Я знаю, – как ни в чём не бывало, ответил Тетсуя. – Но не поймали же.

Аято хмыкнул, поражаясь с беззаботности этого парня, и сказал:

– Спасибо, что в очередной раз помог. Буду должен, – дружески похлопал он по плечу Тетсую.

– Ловлю на слове, – хохотнул красноволосый. – Ладно, мне пора. Бывай, – бросил он и, сорвавшись с места, рванул куда-то в сторону гаражей.

Такимура остался стоять на месте, удивлённым взглядом провожая парня. Ёсида казался таким странным и непредсказуемым, но в тоже время добрым и отзывчивым. Всё это внушало опасение или даже пугало блондина. Однако каким бы настораживающим не был Тетсуя, в данный момент это было наименьшей проблемой для Такимуры. Аято всё ещё не мог выкинуть из головы ту девушку, которая пришла с господином Судзуки. Её слова и стоны вновь и вновь воспроизводились в сознание, словно заевшая пластинка. Блондин всегда считал отца Кена прескверным человеком, готовым на всё ради денег и высокого статуса. Но парень и подумать не мог, что господин Судзуки способен на измену жене. Соичиро и Асами, как казалось, всегда жили душа в душу. Видимо, отец Кена, в самом деле, был лишён и капли человечности, раз он смог так умело врать всем вокруг. Но чего стоит его дешёвый статус, если ради него приходится носить клеймо лжеца?

Такимура обессиленно выдохнул. Он слишком устал от новых проблем, изменений, препятствий. Парень понятия не имел, как рассказать Кену о любовнице отца, да и нужно ли было это говорить. Но как только блондин собирался смолчать о чём-то человеку, который доверяет ему абсолютно любой секрет, в душе зарождалось непомерное чувство вины. Разъярённо пнув камень, лежавший на земле, Аято поправил рюкзак и поплёлся на съёмную квартиру, по дороге обсыпая ругательствами такую бренную и никчёмную жизнь.

Ко времени, когда блондин вернулся домой, Кен уже ждал его, разогревая на ужин остатки завтрака. Аято тихо вошёл в квартиру и, сняв рюкзак, заглянул на кухню. Судзуки услышал шаги и развернулся в сторону дверного проёма, тут же растягиваясь в широкой улыбке при виде старшего. Кен кинулся на Такимуру, заключая того в крепкие объятья и нежно чмокая в губы. Внутри у блондина словно стая бабочек закружилась в вальсе, а выражение лица из усталого и озлобленного стало радостным, любящим. Ну как тут можно злиться, когда такое родное и тёплое жмётся к тебе, улыбаясь во все тридцать два, просто потому что ты есть.

– Ты проголодался, – не вопросом, а утверждением заявил Кен. – Садись за стол, у меня для тебя радостная новость! – интригующе добавил шатен, гордо складывая руки на груди.

– Это касается собеседования? – догадался Аято.

– Меня приняли на работу! – воскликнул Судзуки, счастливо хохоча. – Правда, мне по закону не полагается долго, всего четыре часа в день, но если будет не хватать денег, я устроюсь где-нибудь ещё, – начал суетиться парень.

– Если не будет хватать, то это я устроюсь на три, – строго отрезал Такимура, приобняв младшего за талию. – И я тоже должен тебе кое в чём признаться, – неуверенно закусил губу Аято. – Но мы вначале поедим, прежде чем ты услышишь то, что я скажу, – криво улыбнулся он, насторожив своим умалчиванием Кена.

Как только парни разделались с ужином, и в тарелках не осталось ни одного блина, Судзуки уже не мог спокойно усидеть на месте, а потому положил ладонь на колено Аято и, доверчиво посмотрев в голубые глаза, спросил:

– О чём ты хотел рассказать? Это что-то хорошее? – поднял уголки губ шатен.

– Смотря, как ты это воспримешь, – неловко усмехнулся Такимура. – Пошли за мной, – сказал он и, быстро поднявшись из-за стола, повёл Кена в прихожую.

Парни подошли к шифоньеру, и Судзуки непонимающе свёл брови к переносице. На полу стоял огромный походный рюкзак. Аято поднял его и понёс в спальню, не проронив ни слова. Блондин грубо швырнул рюкзак на кровать и раскрыл его, начиная вытаскивать оттуда всю их с Кеном одежду. Судзуки ошарашено смотрел на действия старшего, пытаясь найти хоть какое-то объяснение происходящему. Он замер на месте, как вкопанный, и не мог произнести ни единого звука. Но когда на гору одежды был положен огромный потрёпанный альбом, Кен, не способный больше молчать, прервал тишину.

– Как ты забрал это? – повис в воздухе нескромный вопрос. –Отец отдал тебе все вещи?

– Нет, конечно, – усмехнулся Аято. – Но сакура, растущая во дворе дома, мне хорошо помогла, – цокнул он сквозь сжатые зубы и присел на край кровати.

Собравшись с мыслями, Такимура начал свой монолог. Он рассказал Кену о нехитром плане, о том, как проник в дом, и как забрал всё необходимое. О Тетсуе блондин в очередной решил умолчать, не найдя в этом огромной необходимости. Аято похлопал ладонью по месту рядом с собой, заставляя Кена присесть на кровать.

– Когда я уже уходил, то кое-что произошло. Отец вернулся домой.

– Он поймал тебя? – испуганно вопросил Судзуки.

– Нет, всё в порядке, он не заметил ничего подозрительного, – успокоил младшего Аято и, тяжело вздохнув, прошептал. – Он пришёл не один.

Кен лишь непонимающе посмотрел на него, взглядом показывая, что ждёт больших разъяснений.

– Я их почти не разглядел, но зато отчётливо слышал, – продолжил Такимура. – Твой отец…, – выжидающая пауза и глубокий вдох, – был с любовницей.

Кен ошарашено раскрыл рот.

– Нет, – начал недоверчиво трясти головой шатен. – Он не мог. Не возможно. Ты перепутал что-то. Ведь так? Мой отец всегда любил маму. Меня с тобой не любил, но маму безумно! И она тоже его любит, сильнее меня и тебя. Он для неё самый главный человек в жизни, – пытался убедить сам себя парень. – Отец избавился от нас, но он не может избавиться и от своей жены, моей мамы. Я не верю в это! – воскликнул Кен, вскочив на ноги.

– А мне ты веришь? – резко перебил его Такимура, заставляя младшего закусить губу. – Я не глухой и всё слышал сам. Понимаю, что это неприятно, но женатые люди часто изменяют друг другу. Почти всегда. Это неправильно, но мы не сможем ничего исправить.

– Я расскажу это маме, – внезапно заявил Судзуки. – Она не достойна того, чтобы её использовали. Она должна знать правду. Я не хочу, чтобы мама пострадала от отца.

– И чего ты этим добьёшься? – на удивление спокойно ответил Аято. – Она итак из-за нашего ухода вся на нервах, а узнав про предательство отца, окончательно сломится, – блондин поднялся с постели и взял ладони Кена в свои. – Это уже не наше дело, родной, – ласково прошептал он. – Мы больше не часть их семьи.

– Но они по-прежнему часть меня, – тихо прохрипел Кен. – Во мне гены отца, как ни крути. Но я не хочу иметь с ним ничего общего! Ни единой молекулы. Я другой. И я всегда буду любить и защищать тебя. Но раз уж отец не поступил так же со своей женой, то я должен вместо него позаботиться о матери, – твёрдо настоял на своём он, поднимая на Аято полный надежды взгляд. – Может, она увидит, как я люблю её, и поймёт, что я всё тот же сын, которым был всю жизнь. Может, тогда она примет меня и тебя. А может, даже и полюбит, всем сердцем, по-настоящему, – дрожащим голосом проговорил младший, пока по его щекам скатилось пару слезинок.

– Тише, тише, – начал успокаивать его блондин, подушечками пальцев нежно стирая мокрые дорожки под глазами. – Ты не должен никому ничего доказывать. Мы поможем матери, обещаю. Но не сейчас. Это слишком опасно, а я не могу позволить им забрать тебя, – сказал парень, на пару секунд замолкая. – Я без тебя не смогу. Ты нужен мне сейчас, жизненно необходим, – прошептал он, пока его щёки налились краской.

Последние слова старшего заставили Кена опомниться и прийти в себя. Судзуки крепко обнял возлюбленного, прячась в надёжных руках. У шатена уже есть тот, кому нужно подарить всю любовь и заботу. И как бы больно и обидно не было, Кен обязан закопать это глубоко в себе.

Парни ещё немного понежились в объятиях друг друга, позволяя себе расслабиться. Но им нужно было убрать за собой посуду, а потому они нехотя поплелись на кухню. После того, как все тарелки были перемыты, Кен побежал в спальню, чтобы повесить их с Аято одежду в шифоньер. Блондин же тем временем тоже решил навести порядок, а потому начал протирать пыль на комоде. Видимо, прошлый хозяин не особо следил за чистотой. Полы были грязными, а мебель вся пыльная. И Аято такой расклад событий совершенно не устраивал.

Вдруг, из прихожей раздался возмущённый возглас младшего.

– Такимура Аято, ты – настоящая дурья голова! – вынес приговор Кен, влетая в спальню с шапкой в ладони. – Почему ты взял лишь одну? – выжидающе спросил он, повертев предметом одежды в руках. – Опять собираешь игнорировать шапки зимой? А если будет холодно? А зимой может быть холодно, будь уверен, – начал недовольно бурчать парень.

В ответ Аято лишь саркастично закатил глаза вверх и, плюхнувшись на постель, разразился безудержным хохотом.

Разобравшись со всей одеждой и ещё пару раз попричитав Такимуре, Кен пошёл в спальню проверить, не забыл ли он ничего из вещей. На кровати всё ещё лежал альбом. Судзуки уже и забыл о том, что Аято взял его. Кен тепло улыбнулся и присел на край кровати, открывая самый первый разворот. Парень тихо сидел и медленно пролистывал страницы, стараясь всмотреться в каждую фотографию, вспомнить их общее с блондином детство, мысленно посмеяться и немного взгрустнуть от этих моментов. Кен подумал над тем, что было бы здорово возобновить ведение этого альбома, и, как только шатен накопит достаточное количество денег, он сразу же купит фотоаппарат. Старый всё равно пару месяцев назад сломался. Но воспоминания должны создаваться, ведь только так они будут жить.

Просмотрев альбом до конца, Судзуки закрыл его и положил на комод рядом с кроватью. Как только парень сделал это, он развернулся и увидел в дверном проёме Аято. Блондин опёрся рукой о косяк и с нежной улыбкой наблюдал за действиями младшего. Кен усмехнулся и, внезапно, схватив подушку с кровати, кинул её в Такимуру. Аято умело увернулся, после чего накинулся на Кена, пытаясь повалить того на кровать. Парни смеялись, кусались, били друг друга подушками и просто сходили с ума. Но именно сейчас их накрыло настоящее веселье, будто детство никуда и не уходило. Такие редкие моменты заставляли чувствовать себя не настолько повзрослевшими, не окончательно застрявшими во взрослом мире искусственной радости.

Нарезвившись вдоволь, Кен с Аято решили, что им уже пора ложиться спать. Они по очереди приняли душ, а затем вместе чистили зубы, танцуя при этом разные глупые танцы. Когда же они наконец-таки улеглись в постель, Кен крепко обнял Аято со спины, и спустя несколько минут они незамедлительно погрузились в царство Морфея.

***

С того дня прошло две недели. На улицах заметно похолодало, а на календаре красовалось важное число – 1 декабря. День рождения Кена. За всё это время жизнь у парней стала проходить в совершенно ином ритме. Судзуки просыпался рано, готовил завтрак, чистил зубы, одевал свои, как казалось, нескончаемые белые рубашки с брюками и шёл на работу.

А устроился он официантом в небольшом ресторанчике. Дело было не сложное, поскольку много ума не требовалось, но зато уж очень непредсказуемое. Сегодня попадутся одни клиенты: вежливые, понимающие, щедрые. А завтра совершенно другие: грубые, нервные, жадные. Благо, Кен давно научился терпеть все усмешки и оскорбления, летящие в его сторону. И кто ж знал, что в подработке официантом это так окупится. Новоиспечённые коллеги парня условно поделились на три группы. Первые души в Кене не чаяли, всегда мило беседовали, приглашали на чашечку кофе и даже обменялись номерами телефонов. Вторые же завидовали таким огромным успехам Судзуки, а потому невзлюбили, вечно подшучивали и косо смотрели на парня, который так сильно пытался угодить посетителям ресторана. Третья группа коллег была небольшой, но такие, как они, впрочем, попадались в любой компании общества. В лицо Кену дружелюбно улыбаются, но за спиной распускают всякого рода сплетни. Однако Судзуки на таких внимание обращать не привык. Живут и живут, ему не мешают – и ладно. А остальное уже их собственные проблемы, ведь ни один счастливый человек не будет озабочен чужой жизнью больше, чем своей собственной.

После работы Кен спешил домой, чтобы уделить время учёбе. Она занимала значительную долю его времени. Но, зато, экстернат оказался во многом лучше обучения в школе. Во-первых, практически все отвлекающие факторы устранились, что делало работу более продуктивной. А во-вторых, у Кена теперь была своя собственная программа, благодаря которой он смог уделять больше времени тем предметы, которые ему необходимы в первую очередь. Заканчивал парень учиться обычно около десяти вечера, и его голова в эти моменты напоминала кипящий котёл.

Что касается Аято, то он тоже нашёл себе работу. Причём не одну, а сразу две. Блондин стоял у кассы в одной местной забегаловке, а также смог подыскать подработку посудомойщика в кафе. Ко всему прочему, Такимура брался за все разовые предложения, ведь любая копейка была важна. Связавшись с одним знакомым, парень начал писать и продавать свои песни за небольшие деньги. Он не спал ночами, просиживая это время за написанием музыки. Пару раз его старания даже неплохо окупались, но в большинстве случаев песни выкидывались из-за ненадобности, а иногда их попросту крали. Но, несмотря на всё это, Аято работал на износ, уходил из дома рано, а приходил уже поздно, примерно ко времени, когда Кен заканчивал учиться, а бывало и позже. На всё это у Такимуры была ещё одна весомая причина. Он безумно хотел сделать подарок на восемнадцатый день рождения своего парня. Хотя, казалось, что можно накопить за эти несчастные две недели? Но Аято упорно трудился и экономил даже на еде. Из продуктов в холодильнике всегда был лишь рамён. Иногда хотелось другого, но парни не могли себе позволить этого, так как денег всё равно бы не хватило. Да и почти весь рамён доставался Кену. Аято делал вид, что уже поел, чтобы младший лучше питался. Но порой живот блондина предательски урчал, напоминая о том, что иногда всё-таки нужно есть самому. Такие жертвы стоили многого, но они дали свои плоды.

Сейчас, ранним утром, Такимура стоял в магазине электроники. Он уже подходил к кассе и держал в руках симпатичный новенький фотоаппарат белого цвета. Аято знал, что больше всего Кен дорожил их общими воспоминаниями. Всё детство кареглазый любил делать фотографии, напоминающие о различных событиях, объединяющих его с блондином. И Аято был уверен, что возобновление этой традиции сделает младшего безумно счастливым.

Расплатившись за фотоаппарат, Такимура с гордой улыбкой вышел на улицу. Кен скоро уже должен был убежать на работу, а, значит, у старшего оставалось много времени на то, чтобы подготовить сюрприз. В доме были мука и яйца, а потому, недолго думая, Аято решил испечь торт. После магазина электроники парень сразу же побежал в супермаркет.

Закупившись всеми необходимыми продуктами, Такимура поспешил домой. Чтобы проверить, ушёл ли Кен, Аято тихо провернул ключи в замке. Судзуки всегда строго закрывал дверь на три оборота, когда блондин считал достаточным и один. Убедившись, что шатен ушёл из квартиры, Такимура спокойно вошёл вовнутрь. Он отнёс пакет с продуктами на кухню и начал его раскладывать, попутно вспоминая рецепт торта. Порой в детстве, когда Кен должен был усердно заниматься уроками, Аято запрещалось заходить в их комнату, чтобы не отвлекать младшего своим присутствием. Поэтому блондин часто убивал своё времяпровождение на кухне, наблюдая за тем, как готовит госпожа Судзуки. Так парень научился печь ванильные и шоколадные печенья, а к тому же и несколько видов тортов.

Времени на готовку сегодня ушло предостаточно. Аято только закончил украшение торта сливками, как взглянул на часы и резко встрепенулся. Кен должен вернуться уже меньше, чем через час. Такимура осмотрел состояние кухни после его кулинарной практики. Весь стол в муке. Возле плиты разлит мёд. А на полу капли шоколада и нечаянно упавшее сырое яйцо, которое скоропостижно скончалось после удара о кафель. Полнейший бардак. Аято устало вздохнул, но, собрав все остатки своей мужественности, взял тряпку с ведром воды и приступил к уборке комнаты. Закончив с наведением порядка, парень занялся своим внешним видом. Сменив испачканную одежду, он быстро навёл марафет и без сил упал на кровать, став ожидать прихода Кена.

Спустя двадцать минут в прихожей послышался звук ключей. Дверь открылась, и в квартиру вошёл улыбающийся Судзуки. Его рабочий день прошёл как никогда прекрасно. Почти все коллеги поздравили парня с днём рождения. Кена за всю жизнь никогда не поздравляло столько людей, сколько сегодня за каких-то четыре часа. Обычно, круг поздравлений ограничивался его семьёй и лицемерными коллегами отца. Но в этот день Судзуки даже ненадолго позволил себе почувствовать свою значимость.

Сняв обувь и повесив куртку в шифоньер, Кен окликнул Аято. Странно, но в ответ кареглазый ничего не услышал.

“Неужели он ещё не вернулся, а я зря так спешил” – тоскливо подумал он, заходя на кухню. – “Зато, пока есть время, я могу приготовить что-нибудь вкусненькое” – попытался воспрянуть духом парень.

Кен воодушевлённо открыл дверцу холодильника, тут же в удивлении застыв на месте. Внутри находился большой торт, причём, не покупной, а домашний. Судзуки растянулся в широченной улыбке и еле сдержал подступившие слёзы, ведь он и не ждал никакого подарка в такое сложное время. Шатен закрыл холодильник и побежал в спальню, но, дойдя до дверного проёма, остановился, умилённо посмотрев на кровать. На постели мирно сопел Аято, растянув руки и ноги в разные стороны. Видимо, он так вымотался, что умудрился уснуть сразу же после того, как прилёг. Кен тихо хихикнул в кулак и присел на край кровати, начиная нежно поглаживать блондина по спине. Вдруг, Такимура начал мило бурчать что-то бессвязное. Он постепенно раскрыл красные от недосыпа глаза и, поморщив нос, перевернулся на спину. Увидев перед своим лицом младшего, Аято растянулся в глупой улыбке.

– Извини, я заснул. Ты давно пришёл? – виновато протянул блондин, поднимаясь с кровати.

– Всё хорошо, родной, я только недавно вернулся, – тепло ответил Судзуки, чмокая старшего в щёку. – Но я уже успел кое-что увидеть, – подмигнул шатен, заключая Аято в объятия. – Спасибо, что приготовил для меня торт. Это самый лучший подарок, правда, я счастлив! – радостно воскликнул он.

Уши Такимуры сильно покраснели, но сам парень хитро улыбнулся и, оставив на губах Кена лёгкий поцелуй, поднялся с кровати и подошёл к невысокому комоду.

– Тебе спасибо за то, что оценил мои старания. Но это не весь подарок, – загадочно усмехнулся блондин, заставляя Кена непонимающе свести брови к переносице. – Я действительно хотел обрадовать тебя, поэтому купил что-то важное. Я надеюсь, что это и правда понравится тебе, – сказал Такимура, доставая из верхнего ящика комода новый фотоаппарат.

Кен ошеломлённо раскрыл рот, не веря в происходящее.

– Аято, ты серьёзно? – переспросил шатен, не скрывая радостной улыбки. – Но ведь это же так дорого стоит, мы не можем позволить себе сейчас нечто подобное, – беспокойно сказал младший, подходя к возлюбленному и начиная осматривать свой подарок.

– Можем. Я безумно хотел подарить тебе это, так что всё окупится, если ты будешь счастлив, – нервно закусил Аято губу.

– В таком случае, всё окупилось и, более того, мы ушли в плюс. Ведь, кажется, сейчас моему счастью нет предела, – заявил Кен, задорно засмеявшись и притянув старшего к себе за очередным поцелуем.

Весь вечер парни провели в объятиях друг друга. Это был единственный за долгое время день, когда им удалось расслабиться более чем на восемь часов. Они выпили чая с тортом, который оказался на удивление очень вкусным, хоть Аято и приготовил его впервые. Но для Кена это лакомство казалось самым лучшим из всего, что он пробовал в своей жизни. Шатен чувствовал не просто бисквит, а любовь, вложенную в него. Закончив праздничный ужин, ребята с нетерпением принялись проверять, как работает новый фотоаппарат. Они успели сделать более дюжины фотографий. Какие-то на фоне пурпурного вечернего неба, какие-то рядом с тортом, но на всех сияли лица парней, полные детской беззаботности и настоящей радости.

За окном уже стемнело, а стрелка на часах приближалась к десяти. Кен с Аято нежились в объятьях друг друга, но нехотя осознавали, что нужно идти прибирать за собой. Они поднялись спустя минут пять и сразу же поплелись на кухню. Кен убирал всё со стола, пока Такимура занялся мытьём посуды. Он искренне не понимал, откуда взялось столько тарелок. Вдруг, блондин почувствовал, как крепкие руки обвили его тонкую талию. Судзуки обнял старшего со спины и положил свою голову на его плечо. Пока Аято домывал последнюю тарелку, Кен начал медленно целовать его шею, чем вызвал табун мурашек на теле блондина. Аято неуверенно развернулся лицом к младшему и впился в его пухлые губы. Парни прижались друг к другу как можно ближе и крепче. Возбуждение приливало всё сильнее, но они не стали заходить дальше глубокого поцелуя, боясь нарушить возникшую атмосферу в квартире.

Постепенно воздух в лёгких начал заканчиваться, и Кен оторвался от старшего, буквально, на несколько секунд, после чего потянулся к нему снова. Но, внезапно, в прихожей включился свет. Парни испуганно развернулись и увидели ошарашенную Саито-сан, хозяйку квартиры, стоявшую в дверном проёме кухни. Женщина в недоумение раскрыла рот и лишь переводила растерянный взгляд то на Кена, то на Аято. Парни, всё это время находившиеся в объятьях друг друга, вмиг разошлись в стороны метра на два. Аято, не зная, что делать, просто потупил взгляд в пол и неловко кашлянул в кулак. Кен же быстро поправил свою вспотевшую чёлку и, поклонившись, суматошно проговорил:

– Добрый вечер, Саито-сан. Рады вас видеть. Мы не ожидали, что вы придёте в столь поздний час, – попытался мило улыбнуться шатен.

– И вам добрый вечер, – всё ещё не отойдя от шока, отчеканила женщина. – Я просто мимо проходила, решила проверить, как у вас обстоят дела. Видимо, я не вовремя, – на выдохе проговорила она.

– Нет, нет, что вы, – начал суетливо размахивать руками Судзуки. – Вы ничему не помешали. Не хотите ли выпить чая с тортом? – нервно улыбнулся квадратной улыбкой шатен.

– Спасибо, не стоит, – резко ответила женщина, и в её голосе проскочила нотка брезгливости. – Я же всё правильно поняла, вы… из этих? – аккуратно спросила Саито-сан, по всей видимости, надеясь получить отрицательный ответ.

– Мы встречаемся, – сразу же отчеканил Аято, направляя на хозяйку квартиры уже более уверенный взгляд.

– Простите, что не сообщили вам об этом раньше, – извинился Кен, не забывая про виноватый поклон.

– Ясно, – кратко отозвалась женщина. – Тогда я лучше пойду, – сумбурно добавила она, заставляя парней немного напрячься.

– Всё же в порядке? – испуганно поинтересовался Судзуки.

– Да, да, конечно, – нервно ответила Саито-сан, отводя глаза в сторону. – Всё хорошо. Доброй ночи, – на последнем слове голос женщины неестественно вздрогнул. Она напряжённо хохотнула и, попрощавшись с ребятами, вылетела из квартиры, даже позабыв закрыть за собой дверь.

Парни остались стоять в полнейшем недоумении. Реакция женщины была такой неоднозначной. С одной стороны, она была явно не рада тому, что по нелепой случайности ей пришлось узнать. Но, несмотря на это, она не накинулась на парней с обвинениями, причитаниями и, что самое главное, не выгнала их из квартиры. Однако после такой неловкой встречи внутри остался осадок. Интересно, когда Кен с Аято перестанут попадать в подобные ситуации, когда об их отношениях по ошибке узнают? Видимо, это прекратиться лишь в том случае, если парни и вовсе перестанут скрывать, что они не браться, не друзья и не приятели, а, в первую очередь, пара. Но, учитывая то количество критики и непонимания, с которым они могут столкнуться, этот вариант отбрасывался как можно дальше, ведь ребята всё ещё не были взрослыми, независимыми людьми. Да, внутри они уже давно стали самостоятельными и мудрыми, но, кого это будет волновать, если по паспорту им нет и двадцати лет. А человечества ещё не скоро избавится от эгоизма и мнимого чувства величия. Кто по своей воле готов признать, что возраст индивида не имеет никакого отношения к вменяемости личности? Но из-за всех этих заблуждений приходиться сильно отплачивать тем, кто хоть немного выделятся из общей массы. Им приходиться скрываться, просить прощения, придумывать оправдания, и всё это лишь из-за отсутствия права быть собой.

Именно поэтому этой ночью парни ложились с тяжёлым камнем на душе.

– Аято, как ты думаешь, Саито-сан сильно разочаровалась в нас? – полушёпотом спросил Кен, направив свой, как показалось, даже чересчур наивный взгляд на старшего.

– Думаю, она хороший человек и всё понимает, – уверенно отозвался блондин. – Просто ей нужно немного свыкнуться с этой мыслью. Всё-таки она не ожидала застать нас, целующихся на кухне, – немного хохотнул парень.

Кен широко улыбнулся и, найдя под одеялом ладонь Аято, вложил в неё свою руку, скрепляя их в крепкий замок.

– Ты прав. Если бы мы были ей противны, то она бы сразу же набросилась на нас. Я слишком много волнуюсь, извини. Нам уже следует спать, – сказал Судзуки, оставляя на губах старшего невесомый поцелуй. – И спасибо за сегодняшний день. Это и впрямь был лучший праздник в моей жизни.

– Ты преувеличиваешь мои заслуги, – шёпотом ответил Аято.

– Ничуть. Ты работал на износ и безумно старался ради меня, я получил прекрасный подарок, а ещё провёл вечер с человеком, рядом с которым могу оставаться настоящим. Нет, детка, это лучшее, что могло со мной произойти, – широко улыбнулся Кен, заставляя старшего покраснеть от последнего предложения.

– Детка? – изогнул в удивление одну бровь блондин.

– Тебе не нравится? – непонимающе посмотрел на него младший.

– Нет, мне нравится, просто непривычно, но я не против, – немного стушевался Аято, тем самым веселя Судзуки.

Кен тихо посмеялся над таким нелепым выражением лица старшего, после чего потянулся к настольной лампе и выключил её. Шатен заявил, что им уже нужно спать и, пожелав Такимуре хороших сновидений, укутался в тонкое одеяло. Но проводить ночь так было бы холодно, а потому парни как можно теснее прижались друг другу, греясь теплом от их тел.

Следующий день пролетел незаметно. Кен с Аято, как уже стало обыденностью, по уши погрязли в работе. Судзуки сегодня обслужил так много столиков, что к концу смены у парня начала кружиться голова. Уходя из кафе, Кен почувствовал себя гораздо лучше от прилива свежего воздуха. По дороге на съёмную квартиру, которая занимала от силы минут пятнадцать, он смог немного перевести дух, чтобы уже дома сесть за учёбу. Старшеклассникам всегда приходилось нелегко. Но, если ты стремился к отличной учёбе, то никакие слова не смогли бы описать всю сложность и непосильный труд, вкладываемый в образование каждый день. А Кен не мог дать слабину. Он лишний раз отказывал себе в пятиминутном перерыве, боясь, что из головы вылетит нечто важное для предстоящих экзаменов. Но всё бы было ничего, если бы у парня были сносные условия работы. Однако ему приходилось, сгорбившись, сидеть над кухонным столом, без возможности воспользоваться компьютером или принтером. Повезло, что Кен умел писать быстро и обеими руками. Когда затекала одна, он приводил в действие другую. Правда, наклон также менялся в противоположную сторону, но всё это было незначительной мелочью. Такой хитрой махинации парень научился ещё в начальной школе, когда отец нанял ему бесчисленное множество репетиторов, которые всё время заставляли много писать.

Сейчас уже прошло пять часов с того момента, как Кен сел за учёбу. Глаза начали слезиться, а поэтому Судзуки откинулся на спинку стула, чтобы немного передохнуть. Аято уже с минуты на минуту должен был вернуться домой. Кен поднялся из-за стола, чтобы поставить чайник, как тут в прихожей послышался звук открывающейся двери. Судзуки тут же кинулся в коридор, чтобы с порога встретить парня трепетным поцелуем. Аято заключил младшего в крепкие объятия, после чего направился на кухню, сразу же устало плюхаясь на стул. Блондин посмотрел на бесчисленное множество бумаг, раскиданных по столу, и, изогнув бровь, взял в руки одну из сделанных Кеном работ.

– Наклон в левую сторону? Сколько же раз ты сменил руку при написании? Опять перерабатываешь, – взволнованно заговорил Аято, направив на Судзуки строгий взгляд.

– Я в полном порядке, – как можно убедительнее ответил младший, начиная убирать со стола все бумаги.

Немного очистив стол, парни присели перекусить. Со вчерашнего дня осталось ещё много торта. Аято сообщил младшему о том, что собирается пойти на вторую подработку. А Кен, в свою очередь, заявил, что продолжит упорно заниматься учёбой, ведь, будучи в выпускном классе, он должен приложить максимум усилий на сдачу экзаменов. От этого завесила вся его жизнь.

Внезапно, посередине разговора у Кена зазвонил телефон. Аято быстро подал его младшему, успев заметить имя, засветившееся на экране. Звонок был от Саито-сан. Судзуки принял вызов и приложил телефон к уху. Блондин же притих и прислушался к разговору.

– Добрый день, Саито-сан.

– Кен, ты один? – опустив обмен любезностями, сразу перешла к делу женщина.

– Нет, Аято рядом со мной, – непонимающе ответил Судзуки и, будто подозревая нечто неладное, нахмурил брови.

– Отлично.

– Что-то случилось? – уже с не скрытым напряжением в голосе поинтересовался Кен.

– Мне очень жаль, что так вышло, – натянуто начала Саито-сан, – но вам нужно искать новое жильё.

Кен с Аято моментально подняли взгляды друг на друга.

– Новое жильё? – не веря своим ушам, переспросил Судзуки. – Но из-за чего? Почему мы больше не можем жить здесь?

Женщина ответила не сразу, и в динамиках секунд десять тянулось напряжённое молчание.

– Мой племянник возвращается сюда и ему нужно вернуть квартиру, – на одном дыхание заявила Саито-сан.

– Подождите, так вы говорили, что у него дом в другой стране, – пытался логически рассуждать Кен.

– Он его продал, – резко ответила женщина. – В общем, у вас неделя на то, чтобы освободить мне квартиру и заплатить за проживание, – её голос прозвучал как никогда строго и твёрдо.

Аято не выдержал и выхватил телефон из рук Кена. Блондин нахмурился и возмущённо спросил:

– Мы уже платили за аренду в этом месяце, так зачем нам оплачивать следующий, когда мы уже не будем тут проживать?

Этот вопрос застал женщину врасплох. Саито-сан вновь притихла, видимо, пытаясь придумать хороший ответ, как вдруг, она внезапно громко и четко заявила:

– Хорошо. Мне не нужны ваши грязные деньги. Можете не платить, но выметайтесь из моего дома сегодня же.

Договорив, женщина сразу же завершила вызов.

Аято раздражённо швырнул телефон на кипу бумаг, а Кен упал головой на стол, хватаясь руками за голову.

– Твою мать… Твою мать, твою мать, твою мать, – сжав челюсть, выругался себе под нос блондин. Его пустой взгляд приклеился к стене напротив.

– Ты беги на работу, а я пока что соберу вещи и посмотрю, где мы можем переночевать, – хриплым голосом заговорил Кен.

– Так быстро решил, – удивлённо и с нескрываемым раздражением хмыкнул Аято.

– Если опоздаешь, то тебя могут уволить. А до конца дня осталось немного времени.

– Но она же не может просто выкинуть нас из дома, верно? – резко оживился Аято. – Она обязана дать нам хотя-бы 24 часа.

– Я не хочу, чтобы дело дошло до полиции. Она может специально насолить нам.

– Что мы ей сделали? – непонимающе воскликнул Такимура.

– Ты ещё не понял? – удивился Кен. – То, что произошло вчера, изменило её отношение к нам.

– Мы не можем утверждать это наверняка. Тут ещё должно быть что-то другое, – пытался понять действия Саито-сан блондин.

– Я не думаю так. Она сказала, что ей не нужны наши грязные деньги, понимаешь?

– Хочешь сказать, что она и нас считает грязными? – усмехнулся Аято.

– Нет. Самой грязью, – уверенно ответил шатен.

В ответ Аято лишь облокотился о спинку стула и нервно ударил кулаком по стене за ним. Такимура плотно сжал зубы и взглянул на наручные часы.

– Тебе нужно идти, – мягко сказал Кен, подходя к старшему и нежно поглаживая того по плечу.

– Я со всем разберусь, обещаю, – хрипло прошептал Аято, беря Кена за руку и слегка поглаживая его ладонь.

– Мы разберёмся, – поправил его Судзуки, крепко сжимая кисть парня.

Аято неуверенно кивнул головой и поднялся со стула. Посмотрев на Кена разбитым взглядом, блондин медленно вышел из кухни. Судзуки помог старшему надеть куртку и шарф, после чего он нежно поцеловал Аято в уголок губ. Попытавшись улыбнуться как можно ярче, Кен пожелал парню удачи на работе и проводил его из квартиры. Как только за Такимурой закрылась дверь, младший медленно съехал на пол, задирая голову вверх, чтобы остановить собравшиеся в уголках глаз слёзы.

***

Этим вечером Аято был сам не свой. Никогда раньше место, в котором подрабатывал парень, не казалось ему настолько захламлённым и тошнотворным. Пятна от различных соусов были рамазаны на полу и стенах кухни. А в дырке под плинтусом наверняка завелись тараканы, но это было лишь предположением, в отличие от мыши, пробежавшей на глазах блондина. Над столиками для готовки то и дело летали мухи. Их пытались отогнать, но толку от этого было мало. Помимо всего вышеперечисленного на кухне повсюду стояла ужасная вонь. То ли от испорченных продуктов, то ли от потных поваров, но дышать было практически невозможно. Аято стоял над раковиной уже битый час и перемывал, казалось, нескончаемую посуду. Тарелки сегодня тоже казались слишком липкими и испачканными. Странно, но ощущения внутри парня были до одури невыносимыми.

“Может я и впрямь такой грязный, что не вижу вокруг ничего, кроме мусора. Или же всё, к чему я прикасаюсь, становиться грязью?”

Аято никак не мог выкинуть из головы слова Кена. Мысль о том, что Саито-сан и впрямь считает их такими мерзкими, задела его за живое. Эти слова звучали так глупо и нелепо по отношению к ним, но, в особенности, к Аято. Парень прекрасно понимал, что его можно было считать грязным за многое: за грубость, за многочисленные ошибки, за драки, за хамство, за упрямство. За что угодно, но не за способность любить.

Размышляя надо всем этим, Аято так забылся, что одна тарелка случайно выпала из его рук, с грохотом падая в раковину и разбиваясь на четыре больших осколка. Один из поваров заметил это и нахально выкрикнул:

– Кончай витать в облаках! Эта тарелка будет вычтена из твоей итак мизерной зарплаты. Разобьёшь ещё одну – потеряешь весь свой оставшийся заработок, – утробно засмеялся мужчина, стоявший у плиты.

– Забавно это слышать от человека, у которого, по всей видимости, не хватает денег на то, чтобы купить перчатки и шапочку, – спокойно ответил Аято, направляя свой холодный взгляд на голые руки повара. – Гости ещё не устали убирать волосы из своих блюд?

– Закрой рот и молча делай свою работу, – грубо огрызнулся мужчина в ответ Такимуре. – Не я здесь стою у раковины и выбиваюсь из сил за копейки, а ты. Все вы, нищие, слишком большого мнения о себе. Меня от одного вашего жалкого вида воротит, – оскалившись, он демонстративно повернулся к Аято спиной.

В ответ блондин со всей силой сжал мокрую губку в руке. Его разрывало безумное желание дать отпор. Но парню могло грозить увольнение из-за нарушения дисциплины. Да, заработок от этой работёнки был не велик, но сейчас им с Кеном необходима каждая копейка. Однако, как бы сильно он не старался, Такимура не мог изменить своим принципам. Задетое личное достоинство с болью вцепилось в его самоуважение. Парню, по-хорошему, сейчас бы заткнуться и не раздувать ссору, но импульсивный характер никогда не остаётся в тени.

Внезапно, блондин выключил воду в кране и, оставив гору немытой посуды в раковине, быстрым шагом подошёл к нахальному повару. Аято резко схватил его за плечи и груборазвернул к себе. Все остальные работники, находившиеся на кухне, побросали свои дела и направили заинтересованные взгляды на участников стычки. Накал конфликта заметно возрос. Такимура приблизил своё лицо к повару и, злостно оскалившись, заявил:

– Рот закрыть здесь следует тебе, ибо, когда сам окажешься в трудной ситуации, то ни один человек не подаст руку такому куску дерьма, как ты.

Аято, не моргая, смотрел в испуганные глаза напротив. В эту минуту блондином завладело бесстрашие. Вдруг, повар слегка отпихнул Такимуру от себя и крикнул чуть громче, чем ожидалось:

– Я не окажусь в трудной ситуации! Не все такие идиоты, как ты, – его голос заметно подрагивал, а во всей фальшивой уверенности проглядывалась растерянность.

– Лучше быть идиотом, чем трусом или лицемером. Вот ты сейчас стоишь и хочешь мне врезать, но не можешь, – самодовольно улыбнулся Аято. – Потому что боишься. И правильно делаешь. Ты думаешь, что тебе всё легко дастся, а я привык бороться. Так что слабо бить не умею, уж извини, – огрызнулся Такимура и уже было хотел ударить парня, как вдруг, на кухню вошёл директор этой забегаловки.

– Почему стоим на месте? За работу, живо! – скомандовал полноватый мужчина в джинсовой куртке и дорогим телефоном в руках.

Все работники в одно мгновение начали заниматься готовкой. Аято тоже, не став идти наперекор директору, вернулся к раковине с грязной посудой.

Прошло полчаса с того момента, как на кухне воцарилась рабочая атмосфера. До конца смены Аято оставалось несколько минут. Парень уже домывал последние тарелки и усиленно думал над тем, куда они пойдут с Судзуки этой ночью. Внутри блондина, отчего-то, не покидало плохое предчувствие. Словно случилось что-то не очень приятное. За все четыре часа работы ему не пришло ни одного сообщения от Кена. Обычно он интересовался, как у старшего обстоят дела, но сейчас от него исходило полнейшее молчание. Хотя, в этот момент Кен наверняка просматривает варианты их нового жилья и собирает вещи. У него не было бы времени что-то написать. Согласившись с этой мыслью, Аято немного выдохнул, но странное чувство в груди так и не покинуло парня. Домыв последнюю тарелку, Такимура облегчённо вздохнул. Он быстро схватил свой телефон со стола и, стянув грязный фартук, выскочил из этой забегаловки, даже не попрощавшись с другими работниками.

Аято старался бежать быстро. Дурные мысли словно подталкивали его вперёд, заставляя ускорить темп. Он не видел и не слышал ничего вокруг себя. Добежав до дома, Такимура встал, как вкопанный, удивлённо уставившись на площадку перед своим подъездом. На лавочке сидел парень, безумно похожий на Кена. Вернее, это и был Кен. Даже издалека Аято сразу же узнал его куртку, серую шапку и огромный походный рюкзак. Подходя ближе, он увидел еще один пакет, переполненный вещами. В доли секунды подбежав к шатену, Аято сразу же вопросил:

– Что ты здесь делаешь?! Почему уже сидишь на улице? И сколько ты здесь?

Кен поднял на Такимуру своё покрасневшее от холода лицо и, постаравшись как можно шире улыбнуться, ответил:

– Около двух часов. Но всё в норме, – попытался убедить старшего шатен.

– Два часа?! – испуганно воскликнул Аято. – Но зачем? Пошли в квартиру, тебе нужен горячий чай…

– Мы больше не можем туда вернуться, – тихо и как-то сожалеюще ответил Кен. – Саито-сан заходила, и она была непоколебима. Сказала вернуть ей дубликаты ключей и убираться отсюда куда подальше.

Аято широко вылупил глаза.

– Почему ты не попросил подождать меня? – непонимающе спросил блондин, присаживаясь на скамейку рядом с младшим.

– Она начала угрожать полицией, – горько усмехнулся Судзуки.

– Какого чёрта? – возмутился Аято.

– Она и впрямь посчитала нас извращенцами или сумасшедшими людьми. Теперь я ещё больше уверен в том, что никакой племянник сюда не вернётся.

– Но к чему тогда она выдумала такую чушь? – тихо поинтересовался блондин, безумно злясь на такую подлость со стороны Саито-сан.

– Всё просто, – смиренно вздохнул Кен. – Она не хотела выставлять себя плохой, потому что в душе понимала, что её действия неправильны. Но страх Саито-сан был сильнее, чем здравый смысл. Наши отношения для неё настолько противны, что она уснуть не смогла бы, зная, что мы проживаем в этой квартире, – сделал умозаключение шатен, растерянно закусывая губу.

– А ведь она ещё и хотела стрясти с нас побольше денег. Каждый раз убеждаюсь в том, что чем сильнее человек пытается скрыть свою плохую сторону, тем больше дерьма в его душе, – раздражённо огрызнулся Аято.

– Тише, родной, – начал нежно успокаивать парня Кен, беря его руки в свои холодные ладони. – Мы со всем справимся. А сейчас давай пойдём. На улице начинает темнеть.

– Но куда? – нахмурился Такимура и крепче сжал ладони Кена в попытке их согреть.

– В паре кварталов отсюда есть хороший хостел. Мы переночуем там и спокойно решим, что нам делать.

– Ты прав, – согласился Аято, поднимаясь со скамьи. – Сейчас нужно отогреться и выспаться. Да и хостел не такой дорогой, как отель.

Разобравшись со своим ходом действий, парни стремительно направились в место ночлега. Небольшой хостел, действительно, находился неподалёку. Хозяйка сказала, что у них много свободных мест, так что ребятам повезло, и они выбрали уютную двухъярусную кровать в комнате, которая ещё никем не была занята. Заселившись в хостел, парни немного обсудили варианты жилья, которое они могут арендовать, но всё, на что у них сейчас хватало денег – это пару однокомнатных квартир. Кен предложил снять двухкомнатное жильё с кем-то ещё, но Аято хотел, чтобы у них с младшим оставалось хотя бы одно местечко, в котором они могут отдохнуть наедине друг с другом. И пусть это будет квартира метр на метр. Плевать. Главное, чтобы больше никто не смог их выгнать из дома.

Обсуждая всё это, парни сидели на нижнем ярусе их кровати. Такимура иногда поглядывал в окно, которое находилось за спиной Кена. Внезапно, блондин увидел знакомый силуэт, проскользнувший на улице. Парень встряхнул головой, списав это на жуткую усталость, однако в это же мгновение в окне вновь появился человек. Он был в капюшоне и стоял полу-боком к стеклу. Кен продолжал о чём-то говорить Такимуре, но тот уже совершенно не слушал парня. Все мысли Аято переключились на знакомого фигуру за стеклом. Вдруг, этот парень стянул с себя капюшон, и Такимура увидел волосы, выкрашенные в ярко-фиолетовый цвет. Человек с улицы встряхнул своей покрашенной шевелюрой и развернулся лицом к окну. Это был Ёсида Тетсуя. Узнав парня, блондин с облегчением выдохнул. Но в этот же момент ему стало не по себе.

“Что он тут забыл?” – мысленно вопросил Такимура, неотрывно смотря на странно улыбающегося Тетсую.

– Аято, всё хорошо? – вывел его из прострации Кен, щёлкнув пальцами перед носом блондина.

– Прости, да, всё в норме, – опомнился Такимура, переводя свой растерянный взгляд на младшего. – Мне нужно выйти на улицу.

Кен удивлённо и непонимающе изогнул одну бровь, после чего развернулся и посмотрел в окно. Аято тоже направил свой взгляд на стекло, но за ним уже никого не стояло. Подскочив с кровати и запихнув свои руки в карманы, Такимура сказал:

– Мне просто нужно побыть на свежем воздухе, собраться с мыслями и прийти в себя. Ты пока отдохни, вздремни или просто полежи, – заботливо проговорил голубоглазый, кладя ладони на плечи Кена.

– Да, конечно, иди, – неуверенно ответил Судзуки, с волнением в голосе переспрашивая. – Ты точно ничего мне не хочешь сказать?

Аято лишь несколько раз повертел головой и, чмокнув младшего в щёку, быстро вышел из комнаты. Пожав плечами, Кен решил достать из рюкзака книгу и прочитать несколько оставшихся страниц.

Мгновенно вылетев из хостела, Такимура начал осматриваться по сторонам. Но он нигде не мог заметить Тетсую. Блондин спустился по невысоким порожкам, решив проверить Ёсиду за зданием. Внезапно, Аято почувствовал, как кто-то прикоснулся к его спине. Такимура моментально обернулся и увидел перед собой пурпурноволосого парня, пытающегося сдержать так и вырывающийся наружу смех.

– Откуда ты здесь? – сразу же нетерпеливо кивнул блондин.

Тетсуя театрально состроил задумчивое лицо и, почесав затылок, ответил:

– Я часто гуляю. Увидел, что ты с Кеном идешь куда-то и решил проследить. Поэтому побежал за вами, – хохотнул он, взъерошив рукой фиолетовую чёлку.

– Зачем следил? – недоверчиво и даже с укором спросил Аято, тем самым заставляя Тетсую недовольно фыркнуть.

– Просто мне стало беспокойно за вас, – как ни в чём не бывало, ответил парень. – Что-то случилось? – быстро перевёл тему он. – Для чего вы тут?

– Для ночлега, – честно признался блондин, уже менее агрессивным тоном.

Тетсуя широко раскрыл свои глаза и, уставившись на Аято, воскликнул:

– Вас выгнали из квартиры?! За что?! – эмоции парня плескались через край.

– Арендодатель узнала о наших с Кеном отношениях, – хрипло усмехнулся блондин.

– Дело дрянь, – коротко отозвался Тетсуя. – А вы уже нашли новое жильё?

– Конечно, вот оно, – саркастично фыркнул Такимура, кивнув головой в сторону хостела.

Ёсида оценил шутку, сложив квадратную улыбку, но, немного посмеявшись, парень изменился в лице. Он стал серьёзным и даже несколько пугающим. Мельком осмотревшись по сторонам, Тетсуя тихо сказал:

– Давай помогу.

– Что? Нет! Это исключено! Ты уже достаточно сделал для меня, – начал лихорадочно размахивать руками Аято, удивлённо смотря на Ёсиду.

– Да ладно тебе, – начал отпираться Тетсуя, обиженно нахмурив брови. – Ты стал моим другом. А для меня важно помогать друзьям. Я хочу сделать это, – попытался уговорить Такимуру парень, вцепившись обеими руками за рукава чёрной толстовки блондина.

Аято отцепил от себя Ёсиду и в раздумьях прикрыл своё лицо ладонями. Погодя полминуты, Такимура посмотрел на пурпурноволосого парня, который спокойно выжидал внятный ответ на своё предложение, а затем на хостел, в котором сидел Кен. Сидел и наверняка не мог найти себе места из-за проблем, навалившихся на их плечи.

Взвесив все за и против, Аято поднял своё лицо и на одном дыхание сказал:

– Я был бы тебе благодарен.

Ёсида широко улыбнулся, а его глаза, кажется, блеснули хитрой и самодовольной искрой. Парень подмигнул Такимуре, после чего несильно пихнул его в плечо.

– Так бы сразу, друг! – радостно воскликнул Тетсуя.

– И что у тебя за предложение? – с нетерпением поинтересовался Аято, неловко сжав челюсть.

Ёсида усмехнулся и полез в карман своей куртки.

– Держи, – сказал парень, протянув блондину связку ключей. – У моего дяди есть квартира, но он переписал её на меня. Я должен переехать туда через пару лет. Ну а пока она вся в твоём распоряжении, – подмигнул Тетсуя, весело ухмыльнувшись с реакции Аято.

Такимура шокировано раскрыл рот, отказываясь верить в происходящее. Ёсида в эту минуту казался каким-то Богом, способным решить абсолютно любую проблему. Аято трясущейся рукой забрал связку ключей и поднял на пурпурноволосого обескураженный взгляд.

– Похоже, ты свалился с небес, не иначе, – нервно хохотнул Такимура.

– А как же, – растянулся в гордой улыбке Ёсида. – Словно знал, куда сваливаться, – лукаво усмехнулся парень, заставив Аято немного напрячься.

– А где находится твоя квартира? – решил перевести тему блондин.

– В центре города, – резко ответил Тетсуя, продолжая неотрывно прожигать Аято глазами.

– Даже так, – удивлённо воскликнул Такимура, немного сжавшись внутри от пристального взгляда напротив. – Я понятия не имею, как могу отблагодарить тебя взамен, – неловко опустил лицо вниз Аято.

– Об этом не беспокойся! – дружелюбно заявил Тетсуя, тут же меняясь в лице и спокойно говоря. – Отблагодаришь.

Заметив, что Такимура немного стушевался, Ёсида вновь состроил квадратную улыбку и весело захохотал.

– Я всего лишь шучу, – дружески пихнул парень Аято в плечо. – Не будь таким серьёзным.

Эти слова Тетсуи оказали вполне успокаивающее действие. Парни простояли на улице ещё минут пять. Ёсида подробно рассказал Такимуре о месторасположение квартиры, а на предложение Аято самому показать им это место пурпурноволосый отказался, сослав всё на нехватку времени.

Распрощавшись с Тетсуей, блондин достал из кармана связку ключей. Он повертел их в руках, всё ещё не до конца веря своему счастью. Чувство долга перед Ёсидой сменилось безумной радостью от такой удачи. Такимура поспешив в хостел, желая как можно скорее поделиться радостной новостью со своим возлюбленным.

Войдя в комнату, Аято увидел Кена, лежащего на кровати и внимательно почитывающего какой-то учебник. Закатив глаза вверх, Такимура подошёл к младшему и вырвал книгу из его рук, недовольно проворчав:

– Опять учишься. Я же сказал, что тебе нужен отдых.

Кен поднял на Аято покрасневшие от усталости глаза и ответил:

– Я, честно, хотел почитать обычный роман. Но я не могу позволить себе расслабиться сейчас. Постоянно чувствую, что должен что-то делать, – виновато опустил голову шатен.

Аято трепетно улыбнулся и, положив свои ладони на широкие плечи Судзуки, чмокнул младшего в лоб.

– Нам больше не нужно волноваться по поводу жилья, Кен-а, – ласково прошептал Такимура, выпрямляясь всем телом и доставая из кармана связку ключей. – Проблема решена.

– Что это? – испуганно посмотрел на старшего Судзуки.

– Ключи от нашей новой квартиры в центре города, – радостно улыбнулся Аято, умиляясь с реакции своего парня.

– Откуда они у тебя? И о какой квартире идёт речь?! Что произошло? – набросился Кен на Такимуру с многочисленными вопросами.

Аято напряжённо выдохнул, мысленно готовясь к предстоящему разговору, и присел на кровать, хлопая ладонью по месту рядом с собой. Как только Кен присел и поднял выжидающий взгляд на старшего, блондин начал говорить.

– Эта квартира принадлежит моему другу. Скажу честно, я знаком с ним совсем недавно, но за это время мы как-то сблизились.

– Почему ты раньше не рассказывал мне о нём? – удивлённо и с некой обидой в голосе спросил Кен.

– Прости, я не считал это необходимым, да и в голове были совершенно другие мысли. Но сейчас этот парень так сильно помог нам, что не рассказать тебе о нём просто невозможно.

– Как его зовут? И почему он решился отдать свою квартиру нам? Почему ты согласился на это предложение? – не унимался Судзуки.

– Ёсида Тетсуя, его отец какая-то важная шишка в индустрии диванов. А квартиру на него переписал дядя, но он переедет туда лишь через пару лет. Поэтому сказал, что мы можем жить там.

– Это безумие, – ошарашенно усмехнулся Кен, отказываясь понимать такую щедрость. – Мы не можем так нагло жить в чужой квартире. Это слишком большая помощь. Кто бы он ни был, ему не с чего так беспокоиться о нас.

В ответ Аято поражённо усмехнулся, складывая руки на груди.

– Я сказал что-то не то? – непонимающе посмотрел на блондина Судзуки.

– Нет, ты правильно говоришь. Я думал также. Просто ты точно такой же, как и Тетсуя, – уверенно улыбнулся Аято, ловя на себе недопонимающий взгляд шатена. – Разве не ты волнуешься о каждом прохожем, вне зависимости от того, знаешь ли этого человека или нет? Разве не ты стараешься помочь любому нуждающемуся, даже если это выбивает тебя из сил? Разве не ты, Кен-а?» – ласково протягивает его имя блондин, наблюдая за тем, как младший быстро меняет своё выражение лица на более снисходительное.

Судзуки неловко закусывает нижнюю губу и, подперев рукой подбородок, отвечает:

– Да, я бы на его месте поступил точно также, – на выдохе произносит шатен. – Но именно поэтому я чувствую вину и долг перед этим Тетсуей. Что, если у него будут проблемы из-за нас? – с волнением в голосе спрашивает Кен.

– Думаю, он знает, что делает, – без доли сомнения отвечает Аято, внутри размышляя над тем, что Ёсида и впрямь кажется немного беспечным и легкомысленным.

– Я могу с ним познакомиться? – заявляет о своём желание младший.

В ответ Такимура лишь неуверенно пожимает плечами и говорит:

– Я и сам с ним вижусь не часто. Его не так уж и просто поймать. Но в следующий раз я обязательно приглашу его к нам, – обещает блондин, добавляя. – Благо, уже есть куда приглашать, – радостно усмехается он.

– И всё-таки я ужасно себя чувствую из-за этого, – нервно перебит подол своего свитера Судзуки. – Что мы теперь должны делать? – с неким испугом в голосе спрашивает шатен.

– Переезжать, родной, – успокаивает его Аято, заключая в крепкие и полные облегчения объятия.

***

Этим же вечером парни выселились из хостела. Неразобранный рюкзак ускорил процесс. На улице уже стемнело и стало заметно холоднее. Они стояли на остановке в ожидании автобуса, идущего до центра города. Коленки немного тряслись от ветра и неизвестности. Ребята гадали над тем, что за жильё отдал им Тетсуя. Может, это была уютная двухкомнатная квартира на пятом или седьмом этажах. А может, им досталась огромная студия с панорамными окнами и видом на город. Предположений было бесчисленное множество. Эти разговоры, разбавленные шутками, неплохо отвлекали парней от урчания в животах. Внутри всё начинало скручивать от голода, но забежать сейчас в магазин было бы не лучшим решением, ведь они могли пропустить свой автобус. А кому хочется стоять тут под тусклым светом фонаря и мёрзнуть?

Вдруг, с неба начали мерно спускаться снежинки. Одна за другой. Они вальсировали в воздухе и, осыпаясь на землю, незамедлительно таяли. Почему-то эти снежинки напомнили Аято людей. Ведь каждый человек рождается и начинает свой собственный путь. Вальсирует, оседает на различных поверхностях, прорезается сквозь облака или становится пойманным кем-то уже на земле. И неважно, кто ты: ребёнок высокопоставленного чиновника, одинокий музыкант, художник на грани нищеты или красотка, привыкшая получать от жизни лишь лучшее. В конце концов, мы все растаем, как самые обыкновенные снежинки. Но прежде чем это произойдёт, каждый должен проделать свой путь, предложенный ему небесами.

Пока Аято рассуждал надо всем этим, Кен просто любовался начинающимся снегопадом. Одна из снежинок приземлилась на рукав куртки Судзуки. Шатен вытянул руку и приблизил её к лицу. Он любопытно рассматривал снежный узор, но парню не удалось досконально изучить его. Аято дёрнул младшего за локоть, кивая головой в сторону подъезжающего автобуса. К счастью ребят, людей там оказалось немного, даже нашлось парочку свободных мест. Оплатив проезд, Кен присел на место рядом с блондином. Судзуки посмотрел на свою руку и широко улыбнулся. Снежинка оставалась всё ещё с ним. Видимо, эта малышка решила покататься по городу. Кен легонько пихнул Аято, показывая тому снежинку на рукаве. В ответ Такимура лишь поглядел на младшего любящим взглядом, шепча о том, какой же Кен всё-таки ребёнок. На это заявление шатен лишь хмыкнул, обиженно переводя свой взгляд на руку, словно жалуясь снежинке на такого недотёпистого парня.

С каждой остановкой в автобус набивалось всё больше и больше людей. К моменту, когда Кену с Аято нужно было выходить, набралось столько народу, что парням еле удалось протиснуться наружу. Когда же они выскочили из автобуса, Судзуки уже не увидел снежинки на своей руке. Видимо, кто-то из людей стёр её в той толкучке. Теперь же от этой маленькой путешественницы осталась лишь тоненькая полоска на куртке.

Не став долго стоять на месте, Аято сражу же повёл младшего по пути, который ему как можно доскональнее описал Тетсуя. В голове блондин уже много раз представил себе эту дорогу и табличку с нужным адресом. Спустя минут десять их быстрой ходьбы парни наконец-таки подошли к той самой многоэтажке. Стоит сказать, что вид у здания был внушающий. Этажей тридцать, не меньше. Красивая отделка, сверкающие окна. Видно, что многоэтажка была совсем новой.

“И как только дядя того Ёсиды успел купить квартиру в совершенно новой постройке и переписать её на своего племянника?” – размышлял Кен.

У Аято же никаких подозрений или вопросов не возникало. В мыслях блондин уже был в этой уютной квартире, а ещё лучше на мягкой кровати. Парни подошли к входу в здание, и Такимура достал из кармана связку ключей. Войдя в подъезд, ребята окаменели. Внутри эта многоэтажка выглядела ещё лучше и богаче, словно они попали не в дом, а целый дворец. Сверкающий пол, стены, отделанные золотыми узорами, вычурная лестница, ведущая к огромному лифту. По правой стороне коридора стояли небольшие кожаные диваны. Всё это заставляло парней сжаться и даже почувствовать себя неуютно в недорогой одежде и небольшим запасом вещей за спиной.

– Аято, а нам точно не нужно будет платить за проживание здесь? – с волнением в голосе поинтересовался шатен.

– Нет, мы просто будем тут жить. Безвозмездно, – уверенно ответил Такимура, нажимая на кнопку лифта.

– И всё же мне не по себе. Ничего не бывает даром, – прошептал Кен.

Квартира парней была расположена на двадцать пятом этаже. Ребятам никогда ранее не приходилось находиться на такой большой высоте. Бывшая девушка Аято как-то раз звала парня к себе в гости, но она жила на пятнадцатом этаже, что ни в какое сравнение не шло с тем, где сейчас окажется блондин. Выйдя из лифта, парни просмотрели номера квартир и поняли, что им надо идти до самого конца коридора. Когда же они подошли к нужной двери, то на ней большими золотыми цифрами красовалось число «150». Аято незамедлительно достал связку ключей и, открыв замок, распахнул дверь. Войдя вовнутрь квартиры, парни поражённо раскрыли рты.

Их жильё оказалось, действительно, сказочным. Словно президентский номер в отеле, а, может, даже и лучше. Большой коридор, отделанный в белых и золотистых тонах, картины, висящие вдоль левой стены, и шифоньер для верхней одежды возле входной двери. Ванная комната тоже была довольно приличной в размерах по меркам японских квартир. Там стояла душевая кабинка и джакузи на случай, если кто-то захочет расслабиться. Всё было таким чистым и блестящим, что, казалось, ребята ходят по музею или какому-то мебельному магазину. Кухня также поражала своим размером. В ней стоял длинный барный столик, два холодильника: для еды и напитков. А также тут находился большой шкаф, переполненный хрустальной посудой. Перед окном стоял круглый стеклянный столик с двумя стульями, а на нём красовалась ваза с одной красной розой. Всё это вызывало у парней сплошное восхищение и восторг. Но большее ошеломление они получили, зайдя в их спальную комнату. В самом её центре расположилась кровать королевских размеров. На постели аккуратно лежали множество красивых подушек. Вся комната была выполнена в бардовых и золотистых тонах, а по всему периметру пола был постелен ворсистый ковёр. В конце спальни стояли панорамные окна и дверь с выходом на широкий балкон. Именно отсюда парни могли наблюдать за очаровывающим видом ночного города с высоты птичьего полёта. После осмотра спальни оставалась ещё одна комната. Как только Кен с Аято вошли в гостиную и включили свет, внутри всё замерло, а восхищение с прошлых комнат ушло на второй план, заменяясь восторгом от окружившего ребят вида. Гостиная оказалась вдвое больше спальни, как целая квартира Саито-сан, в которой парни проживали до этого. На потолке висела большая хрустальная люстра, поражающая своей изысканностью. Посередине стоял длинный кожаный диван с креслом, а под ними был постелен белый пушистый ковёр. Рядом с диваном стоял стеклянный кофейный столик, а перед ним в трёх метрах висела огромная плазма размером с половину стены. Вся гостиная была украшена различными декоративными растениями и украшениями, но не это сейчас привлекло внимание парней. В левом углу комнаты расположилось ониксовое, отдающее блеском фортепиано. Аято сражу же подошёл к нему и провёл кончиками пальцев по чёрно-белым клавишам.

– Это должно быть сон, – не мог поверить своему счастью блондин.

– Всё так волшебно, – ахнул Кен.

– Идеально, – добавил Аято.

– Теперь ты будешь играть сутками напролёт? – трепетно улыбнулся младший, обнимая Такимуру со спины.

– Было бы прекрасно иметь такую возможность, – хмыкнул блондин.

Кен легонько поцеловал старшего за ухом, после чего оторвался от парня и подошёл к большому дивану, аккуратно садясь на него.

– Тут всё выглядит таким новым, словно никем не тронутым. Хотя у Тетсуи были ключи от квартиры с собой, как будто он периодически живёт тут. Странно, – подметил Судзуки, проводя рукой по мягкому подлокотнику дивана.

– Перестань находить во всём подвохи, Шерлок, – шутливо вспомнил детскую кличку Кена Аято. – Тут везде стоят живые растения. Их надо периодически поливать.

– А та роза на кухне? Она выглядит совсем свежей, словно её поставили туда сегодня, прямо перед нашим приходом.

– Какой же ты всё-таки внимательный, – удивлённо подметил Такимура. – С розой или без, эта квартира – лучшее место, в котором мне приходилось побывать, – заявил он, плюхаясь на диван в объятья младшего.

– А как же наш домик на дереве? – сквозь широкую улыбку спрашивает Кен.

– Ну, тому месту вообще нет равных, – смеясь, отвечает блондин.

– Единственное, чего не достаёт этой квартире, так это книжного шкафа, – внезапно подмечает Судзуки. – Я был бы на седьмом небе от счастья, – мечтательно смотрит он в потолок.

– А может, книги стоят за той дверцей? – делает предположение Аято, кивая головой в сторону светлой двери по правую сторону от плазмы.

– Разве мы ещё не заходили туда? – удивлённо спрашивает Кен, поднимаясь с дивана.

– Нет, я вначале подумал, что это гардероб, но кто знает, что там, – пожал плечами старший и поднялся вслед за Судзуки.

Парни быстро подошли к этой двери и нетерпеливо нажали на ручку. Оказалось, что за ней скрывалось не что иное, как рабочий кабинет. Чудесный, ну просто идеально спроектированный кабинет. Комнатка была совсем небольшой, но очень даже уютной. С трех сторон стояли широкие книжные шкафы, переполненные различными произведениями литературы. А возле четвёртой стены расположился деревянный письменный столик с кожаным креслом. На столе находился компьютер, небольшая лампа и стопка энциклопедий. Тут было абсолютно всё, необходимое Кену для учёбы. Кажется, это был личный рай шатена.

– Я не могу поверить, что эта квартира так подошла подо все наши требования! – поражённо воскликнул Судзуки.

– У нас их было немного, – усмехнулся блондин, наблюдая за тем, как младший с блеском в глазах изучает комнату.

– Теперь ты сможешь заниматься музыкой, а я учиться. И безо всяких проблем!

– Но делать нам придётся это по очереди, – хохотнул Такимура. – Гостиная и кабинет слишком близко, я буду мешать тебе сосредоточиться, – сделал первое замечание планировке жилья парень.

– Да, это верно. У меня складывается ощущение, словно этой комнаты вообще не должно было тут быть, – в раздумьях нахмуривает брови младший. – Это, действительно, похоже на гардероб, переделанный под рабочий кабинет. Интерьер сильно разниться с остальными комнатами, а ещё все полки забиты книгами. Разве квартиры продаются совместно с библиотеками? – высказывает свои очередные подозрения Кен.

В ответ Аято вновь закатывает глаза.

– Ну, может, дядя Тетсуи тот ещё книжный червь, – пожимает плечами парень.

– В таком случае, он бы ни за что не оставил такую ценную коллекцию здесь, – со всей уверенностью заявляет Судзуки.

– Пожалуйста, оставь свои грандиозные расследования на завтра. Я уже валюсь с ног, – устало бурчит под нос старший, шутливо трепля Кена по волосам.

Шатен соглашается с парнем, и они, выключив свет в комнате, выходят из кабинета. Пройдя на другой конец этой огромной квартиры, парни берут свои сумки с вещами, начиная раскладывать одежду. Время на часах уже близится к половине первого ночи. Глаза слипаются, но ребята кое-как заставляют себя принять душ и почистить зубы. Спать они ложатся голодными, но счастливыми. После того, как Кен с Аято падают на мягкую кровать, они почти сразу же засыпают, проваливаясь в пушистый матрас.

***

Следующий день, впрочем, как и все до этого, проносится суматошно. Утро у парней не задалось от слова совсем. Аято проспал свою смену в кафе, а Кен погряз в учёбе. На носу стоял важный для шатена экзамен. Он решал, поступит ли парень в высшее учебное заведение. А ставки были высоки: либо он стипендиат японского правительства, либо навсегда прощается со своей мечтой, ведь денег на обучение ему сейчас не накопить даже при огромном желании. Голова младшего безумно болела от количества выученного и написанного материала, глаза оставались красными от усталости, а спина и шея то и дело затекали. В такие моменты Судзуки казалось, словно он вернулся в своё детство, когда подобный график работы являлся для него обязательным даже по выходным. Но выхода не было. Кен знал, что если упорно трудиться, то это рано или поздно принесёт свои плоды. А потому парень просидел в небольшом кабинете до самого вечера.

Аято же в это время пытался решить проблему со своей работой. Из-за того, что блондин проспал непростительно много, по приходе в кафе ему сообщили, что с таким отношением он больше здесь не работает. Такимура стоял на кухне уже больше получаса и пытался объясниться, оправдать свою ошибку. Он просил прощения несколько раз, но всё напрасно. Директор кафе был неумолим.

– Я прошу вас, дайте мне второй шанс. Я могу отработать эти часы, прямо сегодня. Я простою на кухне до самого закрытия заведения, – безостановочно тараторил Аято.

– Вот ещё! – недовольно воскликнул мужчина с безумно деловитым видом. – Ты несовершеннолетний. Мне не нужны проблемы. Иди, учись! – строго заявил он, указав рукой на дверь.

В этот момент все повара на кухне обернулись на блондина с ехидными лицами. Они начали перешёптываться друг с другом и злорадно смеяться. Один из работников, тот самый повар, повздоривший с Такимурой вчера, нахально выкрикнул:

– Так ты ещё даже школу не окончил? Да с таким отношением к работе всё, что тебе светит в будущем – это раковина с грязной посудой, – залился мужчина противным смехом.

– С каких пор тут работают дети из неблагополучных семей? – выкрикнула полноватая женщина-кондитер. – Я думала, что у нас приличное заведение, – обратилась она к директору в попытках его застыдить.

– Да в посудомойщики кого только не берут, – выкрикнул вошедший на кухню официант.

– Так! Стоп! – раздался грозный голос директора. – Все, быстро за работу. А ты – обратился мужчина к Такимуре. – Вон из моего кафе. Уволен!

Стиснув зубы и сжав кулаки, Аято незамедлительно вышел из заведения, напоследок громко хлопнув дверью.

Настроение блондина упало окончательно. Чувствовал он себя неописуемо отвратно. Ему казалось, что он ужасно подвёл Судзуки, который сейчас из последних сил выбивается, стараясь работать без отдыха. Аято не имел никакого представления о том, что ему нужно делать, но одно он знал точно – вернуться вот так вот домой парень не мог, не имел права. Именно поэтому Такимура решил незамедлительно начать поиски новой подработки, ведь с одной он не получит достаточно денег на их с Кеном проживание.

За четыре с половиной часа тяжких поисков, Аято обошёл в общей сложности заведений двенадцать. В десяти из них парню открыто отказали, а в остальных двух пообещали перезвонить, что в своём роде также являлось вежливой формой отказа. И вот, блондин стоял у порога тринадцатого по счёту кафе, находившегося совсем неподалёку от многоэтажного комплекса, куда вчера заселились они с Кеном. Вначале Такимура ощутил некую неуверенность или даже страх перед тем, как он в очередной раз услышит отказ, но, внезапно, эти чувства сменились абсолютным равнодушием к последующим событиям. Аято резко вошёл в кафе и сразу же отметил приличную обстановку внутри. Дизайн был выполнен в светлых тонах, а сама атмосфера веяла непринуждённостью и дружелюбием. Возле барной стойки стояла молодая девушка, одетая в тёмно-синий костюм и держащая планшет в руках. Она то и дело поглядывала на посетителей за столиками и с важным видом помечала что-то у себя в гаджете. Почему-то Аято сразу подумал о том, что она и должна являться директором этого уютного заведения.

Голубоглазый парень быстро подошёл к ней и, оторвав девушку от работы, спросил:

– Добрый день, вы не знаете, где сейчас находится директор кафе?

– Прямо перед вами, – сквозь милую улыбку отвечает темноволосая девушка.

– Дело в том, что я ищу подработку и мне хотелось бы узнать, нет ли в вашем заведении вакансий.

В ответ на слова блондина директор широко улыбнулась и одними своими сверкающими глазами дала намёк на то, что их дальнейшая беседа сложиться наилучшим образом.

Надежды Аято подтвердились. Спустя полчаса не слишком сложного собеседования его приняли на работу посудомойщиком. Вид деятельности парень поменять не смог, но ему показалось, что в этом заведении к нему, как и всем остальным работникам, будут проявлять уважение. Всё-таки дело было не в работе, а в отношениях внутри коллектива. Где-то люди готовы унизить человека за любой его промах или даже простое существование. А где-то главенствуют правила рабочей этики. И именно в такое место повезло попасть Такимуре. Директор сообщила, что он должен будет приступить к работе завтра в полдень.

Выходя из кафе, блондин заметно воспрянул духом. Его осанка стала прямее, а плечи шире, шаги были более уверенные и твёрдые, а на лице появилось самодовольная ухмылка. После того, как Такимура снял тяжелый груз с души, он мог спокойно возвращаться домой, где его уже наверняка заждался Кен. Аято не часто бывал в центре Ниси-ку, из-за чего улицы, по которым сейчас проходил парень, были для него малознакомы, а то и вовсе неизвестны. Благо многоэтажный дом был настолько огромен, что его без труда можно было увидеть в радиусе нескольких километров. Так Такимура и разобрался, куда ему нужно идти. Время близилось к вечеру, а, значит, на улицах сейчас заметно возрастёт количество людей. Аято уже на узких тротуарах приходилось, буквально, пропихиваться сквозь толпу. Все переулки и пешеходы заполонили множество мужчин и женщин, возвращающихся с работы или учёбы. На дорогах возникли пробки от огромного количества машин. Отовсюду раздавался шум колёс, бурчание недовольных автолюбителей, сигналящих в надежде, что им уступят проезд. Люди на улицах громко разговаривали по телефонам, маленькие дети кричали, смеялись, вопили и плакали. Все клубы и развлекательные центры к вечеру тоже начали открываться. Вывески загорались, а изнутри разносилась музыка и громкие звуки игровых автоматов. В центре города сейчас было невозможно отыскать тихое местечко. Отовсюду разносился шум.

Что бы хоть немного скрыться от такого безумного громыхания, бьющего по барабанным перепонкам, Аято решил свернуть в переулок, где находился местный супермаркет. Увидев большую вывеску магазина, блондин вспомнил о том, что им с Кеном нужно купить что-то на ужин. Перед входом в супермаркет парень проверил свои карманы на наличие денег. Нужно было заранее знать, на какой бюджет рассчитывать, иначе позора у кассы не избежать. У Такимуры при себе оказалось немного выручки с песни, которую парень продал пару дней назад. Аято ухмыльнулся, находя иронию в том, как он работал, пытаясь сочинить что-то достойное целый день, а по итогу получил за свой труд гроши.

Зайдя в магазин, блондин сразу же пошёл к продуктовому отделу. Он не спеша осматривал полки с лапшой быстрого приготовления. Она была сытной, да и стоила совсем недорого. Именно поэтому парень решил набрать сразу шесть пачек. Подходя к кассе, Аято увидел висящие упаковки с растворимым кофе и взял несколько штук, вспоминая о том, что это всегда помогало Кену взбодриться за работой. Одна из упаковок случайно упала из его рук на пол. Такимура присел, чтобы поднять её, но как только парень поднял голову, он удивлённо раскрыл глаза. Прямо перед ним у соседней кассы стоял его бывший коллега, тот самый повар, всё время насмехавшийся над блондином. Мужчина не спеша раскладывал продукты, коих достаточно много, до самого края тележки. Среди них лежало питание для грудничков и много жевательных конфет, что давало понять о том, что у него есть дети. Повар не заметил Аято и даже не обернулся. Воспользовавшись этим, блондин быстро встал и кинул свои покупки на кассу. Повезло, что его очередь уже подошла.

Расплатившись за всё, парень моментально закинул еду в пакет и уже было собрался выбежать из магазина, как случайно врезался в женщину, стоявшую у выхода. Она резко дёрнулась и бутылка воды выпала из её руки, разливаясь по полу. Аято извинился перед ней и вежливо предложил купить новую воду, на что женщина охотно согласилась.

В общей сложности Такимура потерял ещё в магазине минут десять, пока он взял бутылку воды и вновь отстоял в длинной очереди. К этому времени тот самый повар уже давно ушёл, а, значит, блондин мог вдохнуть спокойно. Не то, чтобы он боялся этого нахала, но в очередной раз ловить на себе его презрительный взгляд не хотелось. У Аято было не то настроение, чтобы драться, а без драки бы уже не обошлось.

Наконец-таки выйдя из магазина, Такимура с чистой совестью и целым пакетом еды направился домой. Он не спеша шёл по улице и уже почти подошёл к многоэтажке, как вдруг, кто-то коснулся его плеча. Аято тут же развернулся и увидел перед собой никого иного, как циника-повара. Мужчина держал в руках два огромных пакета и с ехидной ухмылкой спросил:

– Почему это ты так усиленно избегал меня в магазине? Думал, я не замечу?

– Я не избегал, просто не хотел видеть твою дрянную рожу, – фыркнул блондин, искренне недоумевая с того, откуда здесь взялся этот поваришка.

– Только болтать и умеешь, – злостно огрызнулся бывший коллега парня. – Но не бойся, я детей не бью, – усмехнулся он, снова растягиваясь в своей надменной улыбке.

– Я не собираюсь драться с тобой. Слишком мелко ты плавал для этого, – ухмыльнулся Аято, уже собираясь уходить.

Но тут повар быстро поставил пакеты на землю и, схватив Такимуру за плечи, резко развернул его к себе.

– Ты что тут живёшь?! – удивлённо вопросил мужчина с заметной иронией в голосе. – Откуда у тебя, подростка с растворимой лапшой в пакете, есть такая квартира?

– Это не твоё дело, – отпихнул его от себя Аято, всеми силами пытаясь сдержаться, чтобы не ударить этого урода.

– Не твоё дело – решать, что моё, а что не моё, – строго прошипел повар. – Ещё не вырос, чтобы так говорить. Я просто понять не могу, что делает такой, как ты, здесь? – продолжил он осыпать оскорблениями Такимуру.

– Заткнись и иди, куда шёл, – сжав челюсть, процедил блондин.

– Кажется, я понял, зачем ты тут, – внезапно улыбнулся повар. – Посуду не только в ресторанах намываешь, но и ещё тут работаешь у кого-то прислугой? Убираешься в доме богатенького хозяина, готовишь поесть, может ты и спишь с ним за деньги, а? – издевательски смеётся мужчина, окончательно выводя Аято из себя.

Такимура сжимает ладонь в кулак и уже собирается хорошенько врезать нахалу напротив, как вдруг, он видит, что за спиной повара к ним кто-то бежит. Он одет во всё черное, а на голове капюшон. Не успевает Аято опомниться, как этот человек накидывается на ничего не подозревавшего мужчину и втыкает шприц ему в шею. Спустя считанные секунды ноги повара подкашиваются, и он без сознания сваливается на асфальт.

Сердце блондина начинает стучать в безумной панике. Аято испуганно смотрит на незнакомца, который присаживается рядом с обмякшим телом в попытках нащупать у него пульс.

– Так быстро отключился. Надеюсь, у него нет аллергии на этот препарат, – спокойно бурчит себе под нос некто, смахивающий то ли на маньяка, то ли на сумасшедшего.

Внезапно, Аято прошибает током, и он узнаёт этот голос.

Незнакомец вновь поднимается на ноги и снимает с себя капюшон, открывая Такимуре своё лицо.

“Тетсуя!”

Перед ним сейчас стоял Ёсида Тетсуя с невозмутимой улыбкой и новым нежно-розовым цветом волос.

– Какого чёрта сейчас произошло? – единственное, что смог выжить из себя Аято.

– Терпеть не могу таких самоуверенных ублюдков, как он. Пусть отоспится, может, прозреет, – пожимает плечами Ёсида.

– Почему ты его знаешь? И что значит «проспится»? Откуда у тебя шприц?! – переходит на крик блондин, не понимая, что тут твориться.

– Тише ты, спокойно! – выставляет руки вперёд Тетсуя, пытаясь успокоить Аято. – Я слышал, что он говорил тебе. А шприц частенько ношу с собой. Для самообороны и не более. В нём снотворное. Перестань истерить. Он всего лишь уснул – как ни в чём не бывало, отвечает Ёсида.

– Ты ненормальный псих! – орёт Такимура, то и дело осматриваясь по сторонам. – Зачем ты сделал это? Я не просил твоей помощи!

– Тогда почему сам не ударил его? – внезапно спрашивает Ёсида, грозно смотря на Аято. – Это на тебя не похоже, – недовольно фыркает он.

– Ты практически не знаешь меня, чтобы заявлять, что я должен был делать. По-твоему я каждого второго прохожего бью?

– Я знаю, кто ты, поверь, – невозмутимо заявляет Тетсуя. – И ты готов надрать зад каждому, кто затронет твоё достоинство. Ты и ему врезать хотел, верно? – изгибает он одну бровь. – Тогда почему не сделал этого?

– Этот мужчина редкостный ублюдок, – вдруг переходит на откровения блондин. – Но у него есть дети, а они не причём. И они не должны волноваться за своего отца, – опустив глаза вниз, шепчет Такимура.

– Папаша сам виноват, что нарывается, – холодно отозвался Ёсида.

– Дети не должны отвечать за грехи своих отцов, – уверенно произносит Аято.

Тетсуя в ответ лишь удивлённо ухмыляется и, сложив руки на груди, говорит:

– Я не думал, что ты такой моралист, хотя живёшь в моей квартире совершенно бесплатно, – внезапно напоминает парень о своём щедром поступке.

– Я не просился. Ты сам настоял. Если хочешь – мы можем завтра же съехать, – спокойно заявил Аято.

– Нет, нет, что ты, – начал успокаивать его Ёсида. – Ты всё ещё мой друг и я буду рад помочь тебе.

– Ты переборщил с помощью, – с испугом усмехнулся Такимура, кивая головой в сторону лежащего на земле мужчины.

– Да, ты прав, я и впрямь перегнул палку, – неожиданно изменил своё мнение Тетсуя. – Прости, что поступил так без предупреждения, – состроил виноватое лицо парень. – Я разберусь с ним и отведу в больницу. Она неподалёку. Ему всего-то нужно отоспаться и он снова очнётся бодрым и полным желчи человеком, – отшутился он, поднимая повара с земли.

– Как мне быть уверенным в том, что ты вновь не решишь вколоть ему в шею снотворное? – усмехнулся Такимура,помогая Ёсиде поднять тело.

– У меня был лишь один шприц, – хохотнул Тетсуя, на что Аято приулыбнулся.

Увидев, что блондин немного успокоился, розововолосый парень вновь заметно повеселел.

– Кстати, как вам квартира? – внезапно спросил Ёсида. – Сгодиться?

– Шутишь? – улыбнулся Аято, издав удивлённый смешок. – Это лучшее жильё, в котором мне приходилось побывать.

– А что думает о ней Кен? – настороженно поинтересовался Тетсуя.

– То же, что и я, – успокаивает его блондин. – Кстати, он оценил ту скрытую комнатку, – подмигнул парень.

– О чём ты? – аккуратно спрашивает Ёсида, непонимающе хмуря брови.

– Ну, кабинет в гостиной.

– А, кабинет, – наигранно вспоминает Тетсуя. – Да, точно, он и мне нравится, – натянуто улыбается парень.

Его реакция показалась Аято безумно странной, но блондин не стал зацикливаться на этом, так как сейчас было явно не до таких мелочей.

– Ты точно уверен, что справишься с ним сам? – спросил Такимура, поддерживая тело мужчины на плечах Тетсуи. – Моя помощь не понадобится?

– Нет, я разберусь, – убедительно отвечает Ёсида. – А вот твоя помощь мне, действительно, не помешала бы в одном деле, – неожиданно поднимает парень хитрый взгляд на блондина. – Хотя, мне так неудобно просить тебя о чём-то…, – виновато протягивает Тетсуя, опуская голову вниз.

– Нет проблем, я твой должник, – заявляет Аято, кладя свои ладони на плечи парня.

– Правда? – воодушевлённо спрашивает Ёсида.

– Конечно! Ты столько сделал для меня и моего любимого человека! – со всей искренностью восклицает Такимура.

– В таком случае, мне нужно встретиться с кое-какими людьми завтра, но я не хочу идти туда один. Ты бы не мог составить мне компанию? – быстро выкладывает свою просьбу Тетсуя.

– У тебя с ними проблемы? – настороженно нахмуривает брови Аято.

– Нет, мы с ними малознакомы, это коллеги отца. Он сам не успевает, а потому попросил меня передать им папку с какими-то документами, – разъясняет ситуацию Ёсида.

– Тогда хорошо, пойдём вместе, – соглашается Такимура. – Только я весь день пробуду на работе, – внезапно вспоминает он.

– Не беспокойся об этом. Встреча назначена на вечер. Я заберу тебя после работы, – подмигнул розововолосый парень, слегка ухмыляясь.

– В таком случае, договорились. До завтра, – прощается с ним Аято. – Ты аккуратнее с этим парнем, – указывает он на бессознательного повара.

В ответ Тетсуя весело хмыкает и, закидывает мужчину на свои плечи. Пожелав Такимуре хорошего вечера, парень не спеша уходит в сторону, откуда он и прибежал.

***

Спустя пять минут Аято уже идёт по вычурному подъезду своего дома. Он быстро доезжает на лифте на двадцать пятый этаж и, доставая ключи, заходит в квартиру. Сняв обувь и верхнюю одежду, парень идёт на кухню, чтобы поставить пакет с продуктами.

Как только блондин заходит в дверной проём, он видит Судзуки, сидящего за столом с безумно взволнованным видом. Кен мгновенно поднимается со стула и в два шага подскакивает к Аято, набрасываясь на того с крепкими объятьями.

– Господи, родной, с тобой всё в порядке, – облегчённо выдыхает шатен, поднимая голову на Такимуру. – Ты должен был вернуться ещё часов пять назад. Я себе места найти не мог. Пытался дозвониться, но телефон был отключен.

– Разве? – удивлённо вылупляет глаза Аято, ближе прижимая к себе перепуганного Кена.

Старший достаёт из заднего кармана свой телефон и пытается его включить.

– Видимо он разрядился. А я не проверил. Прости, – виновато опускает голову вниз парень.

– Где ты был? Что-то произошло? Ты цел? – обеспокоенно спрашивает Судзуки, начиная проверять Аято на наличие ран или побоев.

Улыбнувшись с такого трепета, Такимура нежно убирает руки младшего с себя и, успокаивая, говорит:

– Всё нормально, Кен-а.

Устало вздохнув, Судзуки берет ладони Аято в свои и, несмотря на облегчённый вздох, упорно продолжает попытки докопаться до более-менее чётких ответов.

– Где ты пропадал всё это время?

Улыбка мигом спадает с лица блондина, и он, немного потупившись на месте, стыдливо выкладывает всё о случившемся, о своём позорном увольнение и о том, как он обошёл бесчисленное множество заведений, чтобы найти новую работу. В конце своего небольшого монолога Такимура поднял краешки губ и с некой гордостью заявил, что всё-таки смог устроиться в одном уютном кафе, а его работа начнётся уже завтра в полдень.

Кен всё это время стоял и молча слушал старшего, в недоумении наблюдая за тем, как стыдливо Аято отводит глаза в сторону, пока его щёки и уши стремительно розовеют. Когда же блондин договорил, застыв на месте в ожидании разочарованного взгляда напротив, Кен лишь ласково улыбнулся и заговорил таким голосом, словно перед ним стоит трёхлетний ребёнок.

– Какой же ты всё-таки у меня дурачок, – хмыкнул шатен, проведя ладонью по щеке Аято. – Ну уволили – и уволили. Зачем так беспокоиться об этом? Ты мог спокойно прийти домой, и мы бы вместе обсудили дальнейший план действий. А завтра ты бы смог начать поиски. Но не сегодня, родной, – трепетно проговорил младший, пройдя взглядом по потрёпанному лицу блондина. – Ты ведь ничего не ел. Наверное, безумно изнурился. Почему так мучал себя? – находясь в полнейшем негодовании, вопросил Кен.

– Прости, – хрипло выдавил из себя Аято. – Я знаю, что должен был предупредить тебя, но мне было так стыдно. Это ведь моя вина. И, в первую очередь, вина перед тобой.

– Что ты имеешь в виду? – непонимающе спросил Судзуки.

Такимура вздохнул, устало потерев лоб, и не спеша присел за стеклянный стол, находившийся возле окна кухни.

– Просто, понимаешь, я не чувствую, что много делаю для нас в последнее время, – аккуратно начал говорить он. – После того, как нас выгнали из дома, я ощутил, какой тяжёлый груз свалился на мои плечи. И я безумно хочу упростить нашу жизнь, но с каждым разом понимаю, что проваливаюсь. Всё, что мы имеем сейчас, по большей мере заслуга Тетсуи. Но даже с его помощью я всё ещё в поисках того, чем мне заняться. Кен, ты сразу же определился со своей задачей. Готовишься к экзаменам, упорно работаешь до покрасневших глаз и боли в спине. Ко всему прочему, ты и на подработку время находишь. Я же…, – Аято ненадолго примолк. – Я кое-как отыскал пару халтурок, одну из которых умудрился потерять, – горько усмехнулся блондин. – Именно поэтому меня грызёт чувство вины. От меня слишком мало проку. Я не могу исполнить свой долг перед тобой.

Когда Такимура закончил говорить, в комнате повисло тяжёлое молчание. Спустя минуту Кен немного пришёл в себя и тихо произнёс:

– Это самые бредовые слова, которые мне приходилось когда-либо слышать, – выдохнул младший, присаживаясь рядом с Аято и беря его руки в свои. – Ты ошибаешься, родной. Я вообще понятия не имею, что бы делал, не будь рядом тебя, – прошептал Кен, неотрывно смотря в голубые глаза. – Каждый день ты стараешься на износ, чтобы у нас были деньги. Ты пишешь песни и сочиняешь музыку. Прекрасную музыку. Ты готов часами работать в нескольких ресторанах, благодаря чему нам есть на что жить. Аято, ты, правда, делаешь многое для нас, и я это вижу. Вижу и ценю. Не представляешь, как, – договаривает младший, растягиваясь в широкой и ласковой улыбке.

– Спасибо, что считаешь так, но я не хочу давить на жалость, – тихо отвечает блондин, понурив свои плечи.

– Жалость?! – шокировано воскликнул Кен, в негодовании всплеснув руками. – О какой жалости ты говоришь? Я люблю тебя! Люблю, понимаешь? – обиженно вопросил он, опуская голову вниз.

Такая реакция Судзуки заставила Аято вздрогнуть. Прежде чем сказать что-либо, Такимура замялся и как-то стушевался. А Кен, пытаясь успокоиться, повернулся на стуле в другую сторону, оборачиваясь к старшему спиной. Шатен хотел выслушать Аято именно так, не смотря ему в лицо.

Погодя полминуты и собравшись с мыслями, Такимура всё же попытался аргументировать свои слова.

– Прости, что задел. Я до безумия люблю тебя и знаю, что ты точно также любишь меня. Но именно из-за этого я и боюсь стать обузой, которую ты будешь носить на своих плечах. Всё-таки ты полюбил меня, потому что я был рядом в сложные для тебя времена. Я помогал тебе и поддерживал, был наготове порвать глотку любому, кто причинит тебе боль. Но даже это всё не отменяет того факта, что удача редко бывает на моей стороне. Вдруг однажды мне не повезёт настолько, что я изменюсь в твоих глазах, стану обыкновенным балластом.

Слушая слова Аято и то, как его голос неуверенно подрагивал через каждое слово, Кен мысленно негодовал, желая как можно громче высказать своё несогласие. Но помимо этого внутри младшего возрастало чувство особого трепета, желание прижать блондина как можно ближе к себе и успокоить, подарить любовь и заботу, что угодно, лишь бы старшего больше не тревожили подобные волнения.

Всё ещё сидя к Такимуре спиной, Кен медленно и размеренно начал говорить:

– Знаешь, эти слова теряют всякий смысл хотя бы потому, что я не полюбил тебя в какой-то определённый момент. И причиной для моих чувств послужило не твоё благородство, не твоя загадочность, не твоя забота обо мне и даже не твоя доброта. Мне вообще кажется, что я всегда тебя любил. Ведь с самого первого дня нашего знакомства в моей груди зародилось нечто особенное, чувство, говорящее мне о том, что я должен быть рядом с тобой. Я ещё толком не знал кто ты такой, но уже понимал, что ты нуждаешься в ком-то, вроде меня, точно так же, как я нуждался в ком-то, вроде тебя. Я, действительно, любил тебя всей душою. А любил я тебя всегда. Я любил тебя, когда мне было семь, и я заставлял тебя слушать свои бесконечные лекции о звёздах. Но ты слушал, даря мне веру в свою значимость. Я любил тебя, когда мне было десять, и я отчитывал тебя за каждую драку, чувствуя себя старшим братом. На самом деле, я просто хотел, чтобы ты перестал встревать в неприятности хотя бы ради меня, ведь лишь от одной мысли, что тебе могут навредить, моё сердце охватывала непомерная паника. Я любил тебя, когда мне было шестнадцать, и я уже отчаянно бредил тобой, настолько, что, в конце концов, не выдержал и поцеловал тебя. Помнишь? С самого начала и по сей день моё сердце питает к тебе искренним чувством любви. И в горе, и в радости, в беззаботное время и в часы неописуемой боли. Я любил, люблю и буду любить тебя. И, знаешь, я стану самым счастливым человеком, если сейчас, повернувшись, я увижу улыбку на твоём лице.

Выдохнув то ли с облегчением, то ли с какой-то доброй грустью, Кен развернулся и увидел перед собой Аято, внутри которого в этот момент разбушевалось множество чувств и эмоций. Губы блондина растянулись в счастливой улыбке, а в его лазурных глазах стояли капельки слёз. Он резко поднялся из-за стола, заставляя Кена встать следом за ним. Парни подошли ближе, и когда Аято притянул младшего к себе, они прикоснулись друг к другу лбами. Неотрывно смотря в карие глаза напротив, Такимура прошептал:

– Только ты можешь заставить меня воспрянуть духом и вновь увидеть причину жить. А эта причина сейчас стоит прямо передо мной, – нежно усмехнулся блондин. – Спасибо.

Крепко прижав к себе Аято, Кен сам еле смог сдержать слёз. Они простояли так, в обнимку, еще несколько молчаливых минут, во время которых парни размышляли обо всём, сказанном ими друг другу. Но вскоре Судзуки оторвался от старшего, заботливо говоря:

– Тебе надо поесть, – заявил Кен, подходя к пакету с продуктами и доставая оттуда две пачки рамёна. – А то на голодный желудок твоя голова начинает нести всякую чушь, – усмехается младший, получая недовольный возглас в ответ.

Приготовив лапшу на скорую руку, парни принялись за долгожданный ужин. Точно так же, как и Такимура, Кен сегодня ничего не ел. Вначале он засиделся за учёбой, а после решил изучить навороченную кухню. Она и впрямь включала в себя слишком много техники. Две огромные плиты, три духовых печи, фритюрница, большая микроволновка, устройство, по всей видимости, предназначенное для шоколадного фонтана, а также два блендера для приготовления смузи. И всё это находилось лишь в одной стороне кухни, другую же занимала уже совершенно другая техника. Такое разнообразие не могло не поразить даже профессионального повара, что уж говорить о Кене с Аято. Впрочем, с невеликим количеством продуктов большинство техники им попросту не понадобится. Как и сейчас, парни попросту приготовили лапшу быстрого приготовления. Однако, как ни странно, вкус у рамёна получился дивный. Кен с Аято доели всё за считанные минуты, после чего сразу же принялись за уборку кухни.

За окном уже стемнело, а небо этим вечером оказалось на удивление очень чистым для центра города. На тёмном полотне были видны практически все звёзды, что не могло не обрадовать Кена. Но в окно сильно не налюбуешься, а поэтому младший предложил Аято пойти на балкон. Вид оттуда должен был открываться ну просто чудесный. А свежий воздух поможет убрать усталость и боль в голове.

Зайдя на балкон, парни стали молча лицезреть ночное небо. Все звёзды казались такими родными, словно являлись старшими братиками и сестричками, которые росли на протяжении всей жизни вместе с Кеном и Аято. Это всё навевало тёплые чувства о прошлом, заставляя ребят снова вернуться в детство.

Однако как бы здорово не было на широком балконе, парни не смогли простоять там очень долго. На улице уже который день тянулась зима. А значит, холод пробивал до костей, особенно ближе к ночи. Зайдя обратно в спальню и закрыв за собой дверь на балкон, парни плюхнулись на кровать, пытаясь согреться в пушистой постели и горе подушек. Они как можно ближе прижались друг к другу, смотря в потолок. Кен молча проводил своей ладонью по чёрной футболке Аято, чем вызывал приливы мурашек на теле блондина. Внезапно, размеренное дыхание Судзуки прервалось, а парень, убрав ладонь с тела старшего, заговорил.

– Аято, я всё ещё не могу выкинуть из головы кое-что, сказанное тобой сегодня на кухне, – почти шёпотом признался шатен, заставляя Такимуру непонимающе посмотреть на него.

– О чём ты, родной? – беспокойно спросил Аято, сведя свои брови к переносице. – Прости, если обидел тебя. Я не имел в виду то, что говорил,       – начал извиняться он, даже не разобравшись за что именно.

– Нет, всё в порядке. Но я не думаю, что эти слова были сказаны просто так, – спокойно ответил младший, приподнимаясь на кровати и поворачиваясь к блондину. – Помнишь, ты сказал, что чувствуешь долг передо мной? Мне лишь интересно, о каком долге идёт речь, что ты хотел сказать этим? – вопросил Кен, нетерпеливо ожидая ответа.

– Оу, так ты об этом, – понял Аято, к чему клонит его возлюбленный. – Да, ты прав. Я чувствую перед тобой огромный долг. Наверное, с самого детства я считал, что должен быть твоей опорой и крепкой стеной. Такой прекрасный человек, как ты, нуждался в защите, а я её мог предоставить. Поэтому мне кажется, что я, действительно, обязан быть сильным рядом с тобой, -попытался дать объяснение своим словам парень.

В ответ Кен удивлённо вскинул бровями и, сложил руки на груди с таким видом, будто собирается сейчас отчитать Такимуру.

– Но ты не должен быть сильным, Аято, – уверенно заявил он. – Всё, что мы должны друг другу, так это быть открытыми и честными. Оба. Но ты ни в коем случае не обязан пытаться быть сильным всё время. Я уже давно не ребёнок. Я твой мужчина, и ты имеешь право быть слабым рядом со мной, – прошептал Кен, кладя свою ладонь на колено старшего. Слышать нечто подобное от Судзуки было всё ещё непривычно и как-то странно.

– Я понимаю это, – стыдливо опустил взгляд вниз Такимура. – Но в моей голове всё время появляется что-то, не дающее мне просто взять и почувствовать себя слабым с тобой. Я хочу, безумно хочу расслабиться, но понятия не имею как, – на выдохе произнёс он, чувствуя крепкую хватку Кена на своей ноге.

Судзуки лишь хмыкнул, словно задумался о чём-то интересном, после чего его ладонь медленно переместилась с колена Аято на внутреннюю сторону бедра.

– Я знаю, что может помочь тебе расслабиться, – внезапно прошептал Кен. – Но я не уверен, что ты хочешь этого.

Внутри Аято интуитивно понимал, к чему клонит младший, однако в голове в это время бушевал миллион разных мыслей. Такимура посмотрел в глаза Кена, которые отдавали особым, непривычным блеском. Слегка улыбаясь, Судзуки прикусил нижнюю губу, вновь начиная проходить своей ладонью по бедру блондина. Все эти действия заставляли Аято выпасть из реальности. Он ещё толком не понимал, на что соглашается, но совершенно уверенно прохрипел:

– Я хочу.

Словно по щелчку, Кен впился в Такимуру страстным поцелуем. Руки младшего совсем потеряли контроль и начали блуждать по всему телу Аято, вызывая у того гамму приятных ощущений. Постепенно Судзуки углублял поцелуй, уже заводя свои ладони под футболку блондина, как вдруг, старший остановил его действия, направляя на Кена растерянный взгляд.

– Мне прекратить? – аккуратно спросил шатен, убирая руки из-под одежды парня.

– Нет, нет, – испуганно затараторил Такимура, тут же на пару секунд замолкая, переводя тяжёлое дыхание. – Я не знаю. Просто, это так странно. Мне нравится, до-одури нравится, но это немного неловко, – рвано проговорил он, боясь, что всё испортил, прервав такой решительный шаг.

– Аято, всё нормально, – попытался успокоить его Судзуки, нежно поглаживая бедро блондина. – Не нужно стесняться своих чувств. Просто доверься мне, – Кен нагнулся над старшим, прислоняясь губами к его уху. – Я знаю, что тебе приятно. Я чувствую то же самое, – прошептал он своим бархатным голосом, пока его ладонь, неожиданно, переместилась на пах Такимуры, несильно сжав возбуждение сквозь жёсткую ткань брюк.

Аято томно простонал, откидываясь на кровать и выгибаясь от сладостного заряда, прошедшего по всему телу. Младший, видя такую реакцию, довольно ухмыльнулся и потянулся к Такимуре за новым поцелуем. Теперь уже оба были более уверенны в происходящем. Все сомнения Аято стёрлись под приятной пеленой возбуждения, а в голове Судзуки в этот момент стояла лишь одна мысль:

“Я докажу, что перед ним уже давно не мальчик”

Словно в подтверждение этому, Кен крепко сжал запястья блондина над его головой, тем самым ограничивая старшего в движениях. Судзуки терпко целовал и покусывал губы Аято, заставляя того извиваться под ним. Он оглаживал стройное тело Такимуры, оставлял яркие засосы на его шее и острых ключицах. Парни прерывисто дышали, с каждой минутой возбуждаясь всё сильнее. Кен, словно озверев, приподнялся над блондином, срывая с себя рубашку и открывая вид на смуглое и подкаченное тело. Аято прикусил нижнюю губу, неотрывно прожигая взглядом торс младшего. В этот момент в его голове не было никаких мыслей, лишь безумное желание, вызывающие приятные покалывания внизу живота. Судзуки блеснул своей хитрой ухмылкой, а в его глазах заиграли черти. Он резко потянул блондина на себя, помогая тому стянуть чёрную футболку. Швырнув такую ненужную вещь на пол, Кен наконец-таки смог снова прильнуть к Аято. Парни тяжело дышали, чувствовали тепло, создававшееся между их телами. Они тёрлись пахом о пах, тихо постанывая в такт друг другу. Кен руками оглаживал сахарную кожу на торсе Аято, поднимаясь чуть выше и задевая соски. Судзуки сжимал их, аккуратно оттягивая то один, то другой. Такимура уже не сдерживал громкие стоны. Его щеки, губы, соски налились красным цветом. Но Кен не желал торопиться, он издевался, дразнил Аято, заставляя того сходить с ума от новых ощущений, вызванных прикосновениями младшего к его телу. Судзуки словно прекрасно знал, на какие точки следует давить. Казалось, что он чувствует тело Аято, как своё собственное. Видимо в этом и заключается вся особенность однополой близости. Уровень эмпатии очень высок, благодаря чему партнёры чувствуют эмоции и желания друг друга.

Во время их ласк в головах смешалось множество ощущений: интерес, жар, стыд, трепет, страх и наслаждение. Терпеть узкие брюки было уже просто невыносимо. Жёсткая ткань нещадно давила в районе паха. Не выдержав этой пытки, Кен расстегнул пояс и ширинку, стягивая брюки с себя. Он резко швырнул их на пол и посмотрел на Аято, который жадным взглядом впился чуть ниже живота младшего. Такимура нервно сглотнул, а на его лице вновь читался небольшой испуг от предвкушения дальнейших действий. Судзуки ухмыльнулся и аккуратно поддел рукой краешек своего белья. Он не спеша начал стягивать с себя последний атрибут одежды, неотрывно наблюдая за эмоциями на лице блондина. Когда же Кен полностью разделся, Аято покраснел от смущения, но ещё больше от возбуждения. Он с не скрытым интересом рассматривал тело Кена. Но Судзуки не дал парню время на изучение, вновь прижимая блондина к постели и впиваясь в губы мокрым поцелуем. Аято чувствовал, как член шатена колом упирается в низ его живота, и блондин уже сам не мог оставаться в джинсах, не дающих ему нормально вздохнуть. Его правая рука потянулась к ширинке, но тут же была резко остановлена Судзуки. Одним своим взглядом младший показал, что сделает это сам. Такимура послушно убрал руки в стороны, подчиняясь напору Кена. Шатен сразу же прильнул к нему настойчивыми поцелуями в шею, которые плавно спускались к ключицам и медленно вздымающийся груди. Кончиком языка Кен обвёл ореолы красных сосков. Немного поигравшись с ними, младший продолжил спускаться ниже, к плоскому животу, он нежно целовал пах, попутно расстёгивая ширинку джинсов. Быстро расправившись с этим, Кен стянул всю оставшуюся одежду блондина вместе с бельём. Старший смущенно попытался свести ноги вместе, но Судзуки опять не дал ему сделать это, лишь разведя их шире. Быстро поцеловав Аято в краешек губ, Кен вновь спустился вниз к возбужденному паху блондина, начиная доставлять тому удовольствие уже иным способом.

Аято не сдержался и громко простонал, запрокинув голову назад. Его светлые пряди волос раскинулись по постели, а сам парень приподнял корпус, начиная ритмично двигаться в такт движениям губ Кена. В комнате стало до-одури душно и жарко. Запахи парфюма, пота и естественной смазки смешались в один. Аято лежал с закрытыми глазами, так ощущения становились острее. Он слышал пошлые причмокивания Кена и чувствовал его любовь к нему, которую младший вкладывал в каждое отточенное движение языком. Внезапно, Аято услышал хлопок, словно от открывшейся крышки. Блондин слегка приподнял голову и увидел раскрытый бутылёк смазки рядом с собой. В этот момент Аято почувствовал, как что-то холодное коснулось его внизу.

– Откуда это у тебя? – вопросил Такимура, тут же срываясь на стон, так как Кен начал массирующими движениями растирать смазку.

Судзуки нагнулся над его ухом и прошептал:

– Ты же знаешь, что я очень предусмотрительный.

Аято нервно сглотнул, понимая, что младший собрался сегодня доминировать во всём. Такимура немного напрягся, сжимаясь всем телом. Кен почувствовал это и ласково поцеловал блондина в висок.

– Всё хорошо, отпусти себя. Тут только мы.

Эти слова, действительно, немного помогли блондину расслабиться. И именно в эту секунду в голове Аято что-то щелкнуло. Он увидел в Кене не просто парня, своего возлюбленного, а мужчину, на которого можно положиться во всём. Его крепкие руки, широкие плечи, бархатный голос. Рядом с ним Такимура почувствовал себя фарфоровой куклой, но не только из-за худощавого телосложения. Кен и обращался с Аято подобающе: нежно и аккуратно. Видя, что старший заметно расслабился, Судзуки продолжил начатое. Он не спеша разрабатывал блондина, попутно оставляя нежные поцелуи на лице и шее парня. Поначалу Аято пытался справиться с неприятными ощущениями, но постепенно он привыкал, а спустя десять минут уже с тихими стонам и безо всякого стыда намекал на то, что ждёт большего.

Дальше всё происходило быстро и смутно. Прерывистые вздохи вперемешку со стонами. Влажный поцелуй в губы. Нежные поглаживания по всему телу. Парни смотрят глаза в глаза друг другу, и пальцы Кена сменяются чем-то более внушительным. Аккуратное начало и резкий толчок. Аято изгибается в громком крике, впиваясь ногтями в кожу на спине младшего. Постепенно болевые ощущения сходят на нет, и Кен начинает медленные движения. Такимура понемногу расслабляется, двигая корпусом в такт Судзуки. Парни стонут, томно дышат, растворяются друг в друге. Они любят так страстно, нежно и сильно, пытаясь вложить эту любовь в каждое неопытное движение, каждый полу вздох. Капельки пота стекают по вискам шатена, когда он уже находится на пределе. Мокрая чёлка мешает хорошо разглядеть Аято, но Кен чувствует, что, буквально, ещё минута – и старший достигнет кульминации вместе с ним. Сейчас у них словно одно тело на двоих, одна душа, чувства и мысли. Кен резкими движениями руки помогает Такимуре, и оба с громким стоном без сил сваливаются на кровать.

Спустя пять минут парни лежат, в тишине смотря друг на друга. Судзуки рукой растирает оставшиеся следы их пылкой близости на торсе Аято, а блондин, кажется, больше не испытывает никакого смущения или неловкости. Кен притягивает парня к себе и накрывает их теплым одеялом. Шатен нежно целует Такимуру в висок, видя, как тот расплывается в счастливой улыбке. Почему-то Кен думает, что этот незначительный жест сейчас очень важен для Аято. Словно маленький котёнок, блондин утыкается ему в шею и через несколько минут засыпает. Кен гладит его по спине и, услышав тихое сопение в районе своих ключиц, невольно умиляется с такой ничем не прикрытой беззащитности.

Судзуки лежал, стараясь не двигаться, около получаса. Сон никак не приходил, да и в голове было слишком много разных мыслей. Кен посмотрел на блондина, убеждаясь в том, что тот крепко спит. Пытаясь не разбудить Аято, младший аккуратно вылез из его объятий, вставая с постели. Кен поднял с пола всю раскиданную одежду и натянул на себя новое бельё, после чего босыми ногами вышел на балкон.

Как ни странно, парню совершенно не было холодно. Свежий ветерок приятно обдавал голую кожу, а лёгкие с каждым глубоким вздохом наполнялись кислородом. Ночное небо по-прежнему было чистым и открывало вид на множество ярких звёзд. Кен поднял голову вверх и погрузился в этот океан созвездий. В его голове, казалось, играла какая-то спокойная мелодия, которая расслабляла шатена, навевая ему тёплые мысли.

Внезапно, идиллию Судзуки нарушили руки, накинувшие на его спину пушистое одеяло. Кен развернулся и тут же умилённо заулыбался, видя перед собой сонного Аято. Его волосы были взъерошены, а на тело натянут какой-то огромный свитер. Такимура нелепо жмурился, поправляя на плечах младшего тёплое одеяло.

– Совсем с ума сошёл, что ли? – начал ворчать блондин, тут же закашлявшись. – Ты же заболеешь, придурок, – как можно строже прохрипел он.

Видимо, голос Такимуры был безбожно сорван в порыве страсти. Кен усмехнулся, притягивая старшего к себе под огромное одеяло.

– Придурок? Час назад ты называл меня совершенно иначе, – хохотнул Судзуки, заставляя Аято густо покраснеть от нахлынувших воспоминаний.

Почему-то, нам никогда не бывает стыдно в моменты совершения чего-либо. Стыд охватывает нас многим позже, именно тогда, когда нам больше не на что отвлечься, кроме как осознания произошедшего.

– То, что ты прекрасный любовник, не отменяет того факта, что ты настоящий придурок, Судзуки, – колко отвечает Аято, слыша, как младший весело хмыкает.

– Как ты себя чувствуешь? – проигнорировав слова блондина, вопросил Кен.

– Если честно, то не очень, – хрипло отвечает Такимура. – Голос осип, и тело болит немного.

– Прости, – неловко протягивает Судзуки, виновато закусывая губу.

– Нет, нет, я в порядке, – быстро успокаивает его блондин, украдкой целуя в губы. – Всё прекрасно. И мне, действительно, было хорошо. Спасибо, что сделал первый шаг. Это оказалось очень важным для меня, – перешёл на откровения Аято.

В ответ Кен широко улыбнулся, целуя Такимуру в лоб и говоря о том, что тоже долго решался на это. Он рассказал, как внимательно изучал специальную литературу, боясь сделать что-то не так. А Аято тихо смеялся с такого искреннего младшего, попутно делясь своими мыслями по этой интимной теме, которые одолевали его последние пару недель. Сами не заметив этого, парни плавно перешли на откровенный разговор. Они делились друг с другом своими чувствами, ощущениями и желаниями. Но между ними не возникло и доли смущения или невидимой преграды. Со стороны казалось, что они просто дружески беседовали о каких-то незначительных мелочах. Но этот диалог был необходим им обоим, ведь только так между людьми создаётся доверие, на котором держатся крепкие отношения. Они разговаривали так, укутавшись в одно одеяло, около десяти минут, и постепенно их диалог сошёл на нет, сменяясь уютным молчанием. Но и оно продлилось недолго. Кен посмотрел на небо и вдруг увидел маленькую падающую звёздочку, стремительно разрезавшую тёмное полотно. Заметив увлечённое лицо младшего, взгляд Аято тоже зацепил взгляд на этой яркой, далёкой точке.

– Нужно успеть загадать желание, пока она не скрылась за теми домами, – прошептал блондин, сплетая свою ладонь с рукой Кена.

– Кто бы мог подумать, что спустя одиннадцать лет ты будешь говорить нечто подобное, – удивлённо хмыкнул Судзуки, заставляя Аято непонимающе посмотреть на него. – Помнишь, как в день нашего знакомства я, заметив падающую звезду, сказал тебе точно также? Но ты в упор отказывался верить в подобные сказки.

– Я верил – резко перебил его Такимура. – Всегда. Просто я был зол тогда, да и с тобой общаться не очень хотелось. Но, на самом деле, в ту ночь я долго ждал, когда упадёт ещё одна звезда, чтобы загадать своё желание, – признался Аято.

– И что же ты загадал? – нетерпеливо спросил Кен, смотря на задумчивое лицо старшего.

– Не помню уже, но, кажется, я просто хотел, чтобы моя семья вернулась ко мне, – горько усмехнулся парень, ближе прижимаясь к Судзуки.

– Не все желания можно исполнить, – делает невесёлый вывод Кен, задирая голову вверх. – Прошлое изменить нельзя, как ни старайся. Но, зато, у нас есть настоящее. Благодаря ему, мы можем влиять на будущее.

– И как ты только успеваешь рассуждать надо всем этим в бесконечном потоке новой информации. В последнее время её так много, что в ней можно попросту потеряться или того хуже утонуть, – удивлённо хмыкнул Аято. – Прямо, как в небе.

Последние слова Такимуры вновь заставили Кена вспомнить один добрый вечер из их общего детства. Судзуки тепло улыбнулся от нахлынувших воспоминаний и, поймав на себе заинтересованный взгляд Аято, решил напомнить блондину о том дне.

***

– Почему ты не любишь смотреть на небо? Оно же такое красивое, волшебное, необъятное, настолько необъятное, что даже если все люди мира возьмутся за руки и попытаются обнять его, то у них ничего не выйдет, – рассуждал кареглазый мальчуган, неотрывно смотря на звёзды.

– Обнять его? Небо что ли?

– Именно. Небо.

– И мы с тобой обнимать будем?

– И мы с тобой…, – рука Кена скрепилась в замок с ладонью Аято. – Так почему ты сказал, что не любишь смотреть на звездное небо?

– Все просто, – вздохнул Аято. – В небе можно утонуть.

Кен смотрит на него удивлённо, весело округлив глаза и через секунду смеется. Громко и звонко. Совсем по-детски неподдельно.

– Ты такой смешной! – говорит Кен, всё ещё хихикая. – Ну совсем еще ребенок!

Аято подумал о том, что из них двоих Кен куда больший ребенок, но промолчал и просто продолжил смотреть на звёздное небо. Небо, на которое не любит смотреть он, но так любит смотреть Кен. Аято вообще много чего не любит, но делает. И сказать он также многое хочет, но молчит.

Они продолжали лежать на холмистом склоне. Трава приминалась под их телами, а какие-то мелкие камушки упирались Аято в спину. Но он не ёрзал и не пытался передвинуться. Потому что для него, пожалуй, это было бы самым глупым поступком в его жизни. Отодвинуться от того, на кого смотреть гораздо интереснее, чем на небо. Улыбка у Кена, подметил Аято, сияет, прям как Сириус, про который Судзуки рассказывал прошлой ночью… А глаза у мальчугана – вселенная. Сам не осознавая того, Аято тонул, и вовсе не в небе, а в глазах близкого человека… Наверно единственного друга, который любит рассказы о планетах и печенье с шоколадной крошкой. А с каким упоением этот кареглазый парнишка глядел на небо. Казалось, будто он ведет диалог с самими звездами, прямо как с давними друзьями. Впрочем, Аято не удивился бы, если бы это оказалось правдой. Ведь порой кажется, словно Кен и впрямь не из нашего мира. Для своих девяти он был слишком умен, но при этом по-детски наивен и добр.

Засмотревшись на друга, Аято не заметил, как Кен повернул голову на бок и поймал голубоглазого с поличным. Аято отвернулся быстрее, чем успел осознать произошедшее, но, представив, как глупо он сейчас смотрится, с опаской повернул голову обратно к Кену. А тот смотрит на него в упор, не отрывая взгляда, наблюдает, изучает лицо. А затем широко улыбается и резко нависает сверху над Такимурой, приблизив своё лицо как можно ближе к лицу мальчишки.

– В твоих глазах луна отражается, Аято, – мило улыбнулся Кен, показав свои глубокие ямочки на щеках.

Аято не знал, что ответить на это, а потому просто промолчал, недоуменно уставившись на брата.

– Ты странный, ты в курсе? – удивлённо сказал кареглазый. – Но мне нравится.

– Нравятся мои странности? – внезапно оживился Такимура. – Это же глупость. Никому не нравятся странные сумасшедшие люди.

Кен вновь звонко рассмеялся, сползая с Аято и перекатываясь по траве, растягиваясь в широкой улыбке.

– Просто твои странности как-то по странному понравились моим странностям, и если ты сумасшедший, то я совсем чокнутый, Аято! – уверенно воскликнул Судзуки.

– Ты не чокнутый, не говори это! – перебил его блондин.

Слова младшего сильно зацепили Такимуру, но при этом внутри у голубоглазого что-то приятно кольнуло, растекаясь теплом по всему телу. Видимо это странности Аято бурно обрадовались странностям Судзуки.

– Но…, – попытался оправдаться Кен.

– Не говори! Обещай!

– Ну… хорошо. Обещаю, – на лице кареглазого мальчишки вновь красовалась широкая улыбка. – Нам пора идти, Аято.

Кен не спеша поднялся с земли и стряхнул со своей одежды траву. Мальчик подал руку Аято, но тот не торопился вставать. Голубоглазый смотрел куда-то сквозь Кена, кажется, он задумался над чем-то очень важным. Однако, через несколько секунд мальчишка встряхнул белокурой головой, и наконец-таки взявшись за протянутую ладонь, встал с прохладной травы.

***

– Удивительно, как эти воспоминания сохранились в твоей голове, – поражённо выдохнул Такимура, всё это время слушающий младшего.

– Я помню все наши наблюдения за ночным небом, – тихо ответил Кен. – Такое нельзя забыть. Они очень ценны мне, ведь именно эти моменты сближали нас, помогая понять друг друга. Даже не смотря на то, какие разные тараканы сидели в наших головах.

– Ты прав, – согласился блондин. – Звёзды, действительно, связали нас, – поднял он голову вверх, благодарно смотря в небосвод.

– Уже непросто связали, – внезапно, ответил Судзуки, заставляя Аято перевести растерянный взгляд на него. – Останови меня, если я не прав, но мне кажется, что мы стали единым целым, зависимыми друг от друга людьми. Не знаю, как я для тебя, но ты для меня точно, – слегка улыбнувшись, признался Кен. – Ночное небо без тебя темнее самой чёрной тучи. Солнце без тебя не горит, как прежде ярко. Потому что ты сам стал звездой для меня. Единственной и неповторимой. Ни в одной галактике этого мира мне не отыскать такого, как ты. Только вместе мы сможем зажечь ночной небосвод и создать свою собственную Вселенную.

– И каждый раз твои слова звучат так романтично, скрывая за красотой большой смысл, – прошептал Аято, слегка потирая ладони от холода.

– Если много читаешь, то разучиваешься говорить иначе, – сквозь улыбку хмыкает Кен, замечая, что нос и уши Такимуры сильно покраснели. – Пошли в спальню. Нам нельзя засыпать под утро, – заботливо проговаривает шатен, уводя Аято с балкона.

***

Сегодня был первый день, когда Такимура вышел на работу в новом заведении. Как оказалось, на этот раз коллектив ему достался хороший. Не особо разговорчивый или дружный, но довольно-таки спокойный. Никого из работников не волновали заботы других. Каждый был зациклен на своём деле, и такая обстановка идеально подходила Аято. Правда, посетителей в этом кафе оказалось в два раза больше, чем в предыдущем. Из-за этого блондину пришлось неотрывно стоять над раковиной с грязной посудой все четыре часа. Он лишь один раз отлучился на несколько минут, чтобы сходить в туалет. Но по возвращении к рабочему месту Аято в шоке развёл руками, ведь количество посуды возросло настолько, что тарелки уже не умещались в раковине, а стояли рядом на кухонной тумбе. К концу своей смены, Такимура так изнурился, что голова шла кругом, а от долгого использования моющего средства кожа на руках стала совсем сухой.

“А ведь мне ещё сегодня нужно встретиться с Тетсуей” – внезапно вспоминает блондин. – “Надо позвонить ему, чтобы он знал, куда подходить”

Когда Аято вышел с кухни, прежде чем набрать Ёсиде, он написал Кену о том, что, скорее всего, не скоро вернётся домой. Такимура коротко описал всю ситуацию и, получив от младшего ответ, уже со спокойной душою собрался звонить Ёсиде, как вдруг вспомнил, что у него нет его номера.

“Чёрт” – мысленно выругался блондин, раздумывая над тем, что ему теперь делать.

Но тут он услышал, как его подзывает к себе директор кафе. Девушка сидела за одним из столиков и, мило улыбнувшись Аято, предложила ему присесть рядом с ней. Не став отказывать директору, Такимура сел в ожидании какого-то делового разговора. Однако, девушка закинула ногу на ногу и дружелюбным тоном начала говорить:

– Как тебе твой первый рабочий день? Всё устраивает? В этом кафе уютно, не правда ли? – спросила она, подперев голову рукой.

– Да, мне всё нравится. Спасибо вам, что дали мне работу, – спокойно ответил Аято, видя, как девушка недовольно нахмуривает брови.

– Давай на ты. Я не настолько старше тебя, – усмехнулась директор, продолжая сверлить парня кокетливым взглядом. – Я сразу вижу хороших работников, – игриво подмигнула она.

– Я стараюсь, – лаконично отозвался Аято, пытаясь увести глаза в сторону.

Почувствовав напряжение парня, директор коснулась своей ногой ноги блондина под столом и сказала:

– Ты свободен сегодня вечером? Могли бы сходить прогуляться вместе. Обсудим рабочие и не только вопросы…

– Притормози, охотница. Этот парнишка уже забронирован! – внезапно раздался звонкий голос за спиной Аято.

Блондин испуганно обернулся и увидел Тетсую. Парень был одет во все черное, а нижнюю часть лица скрывала маска.

– А ты кто такой? – недовольно воскликнула директор.

– Друг Такимуры, – широко улыбаясь, отвечает Тетсуя.

– Что ты здесь забыл?! – удивлённо спрашивает Аято, не понимая, как Ёсида узнал, где он работает.

– Как что? – совсем наивно восклицает Тетсуя. – Пришёл за тобой и одновременно с этим спас тебя от измены. Ты вообще говорил этой дамочке о том, что у тебя есть парень?

– Парень?! – вылупляет глаза девушка, отказываясь верить в услышанное.

– Да, я, наверное, должен был предупредить, – тараторит в ответ ей Аято. – Извини, нам нужно идти. До завтра, – быстро прощается он с директором, выводя ехидно хихикающего Тетсую из кафе.

– Вот же дура! – заливается смехом Ёсида, когда парни уже оказываются за пределами заведения. – Она и впрямь посчитала, что сможет очаровать твоё голубое сердце! – никак не унимался парень.

– Прекрати, – серьёзно огрызнулся Такимура. – Зачем ты нагрубил ей?! Она мой директор.

– И что с того? – непонимающе развёл руками Тетсуя. – Эта девушка хотела затащить тебя в койку, – уверенно заявил он, начиная размеренно шагать по широкому тротуару.

– Я бы сам решил эту проблему. Но теперь меня могут уволить! – злостно повысил голос Аято, догоняя Ёсиду.

– Ну и что в этом такого? Подумаешь. Увольнение, – безразлично фыркнул Тетсуя, запрыгивая на бордюр и начиная балансировать из стороны в сторону. – Кого это волнует?

– Меня волнует. В Японии не так много мест, где может работать подросток без диплома.

– Ошибаешься, – усмехнулся Ёсида, спрыгивая с бордюра. – Работа для каждого найдётся.

– Как ты нашёл меня? – проигнорировав ответ Тетсуи, вопросил Аято.

– Опять подозрения…, – устало вздохнул Ёсида, замедляя свой шаг. – Я к дому твоему шёл, а это кафе оказалось по дороге. Твою светлую макушку видно за километр, вот и нашёл.

– Каждый раз нам приходится встречаться при странных обстоятельствах… Кстати, как там повар, он очнулся? – внезапно вспомнил Такимура о вчерашнем инциденте.

– Он в норме, – коротко отозвался Тетсуя, быстро переводя тему. – Мы почти подошли к назначенному месту, – заявил парень, резко останавливаясь.

– Заброшенный переулок в неблагополучном районе? – удивлённо вскинул бровями блондин, осматриваясь по сторонам.

Парни стояли на небольшой улочке, с двух сторон которую окружили обшарпанные дома. Все стены были исписаны граффити, а асфальт под ногами оказался ужасно расколот. Неподалёку находился какой-то эскорт клуб, из которого вышло пару полураздетых девушек. Совсем рядом с парнями стоял тату-салон, из открытого окна которого несло сигаретным дымом. Случайно вдохнув едкий запах, Аято сильно закашлялся, попутно говоря:

– Какого чёрта коллеги твоего отца выбрали это место, а не офис?

– Мне откуда знать, – пожал плечами Тетсуя. – Может, им будет ближе подойти сюда.

– А как же, – саркастично усмехнулся Такимура.

– Слушай, у меня тут работает один знакомый, – кивнул Ёсида в сторону тату-салона. – Я забегу к нему на пару минут, а ты пока подожди меня здесь. И держи, – он достал из-под своей куртки небольшой черный ящичек. – Если подойдут мужчины в костюмах, то передашь это им.

– Давай быстрее, – устало согласился Аято, забирая из рук Тетсуи ящик.

– Я мигом, – широко улыбнулся парень, скрываясь в дверях салона.

Но эти слова были ложью. Ёсида не появился ни через две минуты, ни через пять. Такимура всё это время простоял на одном месте, рассматривая небольшой ящичек. Он недоумевал, как в нём, не помявшись, могут уместиться документы. Очевидно, там хранятся какие-то справки или небольшие чеки.

Аято уже мысленно материл Тетсую за то, что тот так сильно задерживается, как вдруг, из-за угла вышла компания из четырёх мужчин. Их лица были серьёзны, как и стиль одежды. Мужчины медленно и с неким недоверием подошли кТакимуре, который, хоть и растерялся, но тут же спросил:

– Вы к Тетсуе?

В ответ один из незнакомцев кивнул.

– Он сейчас в тату-салоне. Но я могу передать вам это, – протараторил блондин, протягивая ящик с ценными бумагами.

– Открой его, – попросил один из людей.

– Зачем? – непонимающе вопросил Аято.

– Вначале товар, потом плата, парень, – усмехнулся мужчина, стоявший ближе всего в Такимуре.

– Какой товар? – свёл брови к переносице блондин.

– Ты нас за дураков держишь? – возмутился самый крупный мужчина. – Открывай, сказал! – чуть ли не вплотную подошёл он к Аято.

Внезапно, за спиной Такимуры раздался хлопок двери.

– Так вы уже подошли! Как прекрасно! – выбежал на улицу Тетсуя. – Извините это парня, он новенький в нашем деле, – подмигнул Ёсида, выхватывая из рук Аято ящик и раскрывая его. – Можете проверить. Все пакеты на месте.

Когда Такимура заглянул в содержимое ящика, его дыхание спёрло, а лёгкие поджались к самым гландам. Блондин испуганно округлил глаза, и его сердце заколотилось в бешеном ритме. Он увидел целую гору пакетиков с белым порошком. Сложив в голове все детали пазла, Аято потерял дар речи. В один миг он превратился в истукана, боясь сделать хоть малейшее движение.

Довольно ухмыльнувшись, один из незнакомцев вытащил из кармана толстый свёрток денег, протягивая их Тетсуе. Ёсида быстро захлопнул чёрный ящик и выхватил из рук мужчины плату. Они сдержанно попрощались, и, осмотревшись по сторонам, незнакомцы как можно скорее скрылись за эскорт клубом.

Как только они ушли, Аято перевёл ни живой ни мёртвый взгляд на Тетсую, который в этот момент преспокойно стоял и пересчитывал деньги.

– Что, чёрт побери, сейчас было?! – воскликнул блондин, делая шаг назад от Ёсиды.

– А ты словно не понял, – хмыкнул Тетсуя. – Я считал тебя более сообразительным…

– Зачем ты продал этим людям наркотики? И почему обманул меня?! – перешёл на крик Аято. – Кто ты такой?!

– Ну, тише, тише, – принялся успокаивать его Ёсида. – Ты же не хочешь проблем, верно? – ехидно улыбнулся он, заставляя Такимуру прикусить язык. – Если бы я сказал тебе правду, то ты бы ни за что не пошёл со мной. А правда такова: это моя работа. Я помогаю людям раздобыть наркотики, а взамен получаю крупные деньги, – как ни в чём не бывало, ответил Тетсуя, повертев перед носом Аято свёртком купюр.

– Для чего ты впутал меня в это дерьмо? И нужен ли тебе Кен? – злостно спросил Такимура, мысленно готовясь к тому, чтобы врезать Ёсиде по лицу.

– Ты так беспокоишься о своём парне? Не волнуйся, он никому не сдался, – насмешливо фыркнул Тетсуя. – А вот ты как раз-таки очень даже интересен.

– Зачем я тебе? – напрягшись всем телом, задал вопрос Аято.

– Мне?! – вскинул бровями Ёсида, тут же заливаясь безудержным хохотом. – Мне ты абсолютно не нужен. Я всего лишь выполняю поручение одного человека. Вот его ты и интересуешь, – парень внезапно перешёл на серьёзный и грубый тон. – Вы с ним сегодня встретитесь.

– Что? Нет! – испуганно воскликнул блондин. – Я никуда с тобой не пойду. Завтра же мы с Кеном переедем из твоей квартиры куда подальше, и можешь больше не искать меня, сумасшедший ублюдок.

– Какие мы сердитые, – театрально обиделся Тетсуя. – Только вот теперь я никуда тебя не отпущу.

Сразу же после этих слов в лицо Ёсиды прилетел тяжёлый кулак. Аято со всей силой врезал ему в скулу, уже собираясь нанести следующий удар, как вдруг Тетсуя пихнул ногой блондина в пах. Такимура согнулся пополам, а Ёсида, пользуясь этими секундами, достал из кармана шприц и вколол его прямо в шею Аято. Сжав челюсть, парень упал на землю, больно ударяясь головой о разбитый асфальт. Такимура ощутил, как по венам начало расплываться лекарство. Перед глазами всё поплыло, и, пока Аято ещё не полностью потерял сознание, он услышал, как к нему присел Тетсуя, насмешливо проговаривая:

– Птичка в клетке, босс.

7.За

Danaus

!

Тусклый свет лампы, одиноко висящей в пустой комнате, падал на тело светловолосого парня, который лежал без сознания уже пару часов. Лишь одна его грудь мерно вздымалась от тяжёлого дыхания. Но постепенно его глаза начали жмуриться. Аято очнулся от невыносимо пересохшего горла. Через силу парень разлепил ставшие чугунными веки и попытался приподняться. Но безуспешно. Казалось, словно всё тело онемело. Он пролежал на полу без движения несколько минут, напряжённо вслушиваясь в давящую тишину, пока постепенно не начал ощущать свои конечности. Вторая попытка подняться также не увенчалась успехом. Аято упал обратно на пол, сжав челюсть от невыносимо саднящей боли. Все кости ломило, а в тело словно воткнули тысячи раскалённых игл, голова гудела и раскалывалась, будто по ней ударили железной балкой. Терпя ужасные муки, Аято всё-таки смог немного приподняться на локтях и осмотреться вокруг. Ничего. Голые серые стены окружали парня. Блондину показалось, что он лежит в каком-то подвальном помещении. Вокруг не было ни единого окошка, а в нос сильно ударял запах сырости и затхлости. Перед парнем, в метрах пяти, стояла железная дверь с обычным и кодовым замком. Такимура пытался вспомнить, как он тут оказался, но все мысли путались, вызывая лишь больше вопросов. Аято чувствовал, как его тело начинает пробивать дрожь от холодного бетонного пола. Во рту всё ещё было сухо и ужасно першило, из-за чего блондин разразился безостановочным кашлем.

Внезапно, Такимура услышал тяжелые приближающиеся шаги. Спустя минуту послышался лязг ключей и дверных замков. Сердце сковал страх, оно начало бешено колотиться, а в горле словно застрял ком, не дающий парню закричать. Да и кому Аято закричит? Он в ловушке. Железная дверь начала со скрипом открываться, и в тёмное помещение ворвался свет, ослепляя заслезившиеся глаза Такимуры. Зажмурившись от неприятного ощущения, парень застыл, пытаясь совладеть со своей паникой. Через силу раскрыв веки, Аято увидел двух вошедших мужчин. Они были высокими, под метра два ростом, и одеты во всё чёрное, включая маски на лицах.

– Уже очнулся. Быстрый, – грубым голосом усмехнулся один из них.

– Где я? – прохрипел Аято, поднимая свой озлобленный и вместе с тем болезненный взгляд.

Проигнорировав вопрос парня, мужчины резко приблизились к нему и, с обеих сторон подхватив под руки, подняли с пола. Такимура попытался вырвать руки из крепкой хватки, уже намного громче повторяя свой вопрос:

– Я спрашиваю, где я?

В эту же секунду ему прилетел сильный удар под дых. Согнувшись, блондин зашипел от боли, но он не смог постоять на месте, вновь чувствуя, как его хватают за руки и насильно выводят из подвального помещения. Мужчины шли стремительно быстро, не давая Аято освоиться под их темп. Ноги Такимуры волочились по полу, больно ударяясь о ступеньки, когда парня потащили на широкую лестницу. Зуд на всём теле стал ощущаться ещё острее, из-за чего Аято жмурился, закусывая губы до крови. Его голова всё время была опущена вниз. Когда многочисленные ступеньки закончились, перед его прищуренными глазами замелькал паркет, а после – красный ковролин.

Волочась минут пять по какому-то бесконечному коридору, мужчины в масках наконец-то остановились возле одной двери. Она раскрылась, и, затащив Аято в неизвестное помещение, бугаи вновь небрежно швырнули его на пол. Такимура зашипел, больно ударяясь головой о край кожаного дивана, но, получив очередной тычок под бок, быстро затих.

– Не трогайте парнишку, – внезапно прозвучал в комнате властный голос. – С него хватит. Оставьте нас.

После этого приказа, мужчины, поклонившись, без лишних слов вышли за дверь. Аято в это время немного приподнялся и, опираясь руками о диван, встал на ноги. Перед глазами вновь всё начало расплываться, но зрение быстро сфокусировалось, и парень увидел перед собой взрослого, лет пятидесяти пяти мужчину. Он сидел за большим и широким столом, на котором стояло два монитора. Мужчина был неприятной наружности, и что-то в его внешности устрашало, отпугивало. Он был одет в чёрно-бардовый костюм, а на его пальцах рук сияли различные перстни. Сидел он, закинув одну ногу на другую, и медленно выкуривал сигару, пуская в воздух клубы едкого дыма. На его кисти красовались дорогие золотые часы, что прибавляло его образу важности. Мужчина неотрывно смотрел в глаза Такимуре. Взгляд был леденящим, сковывающим все внутренности. Желая отвести свои глаза в сторону, Аято начал осматривать саму комнату, в которой они находились. Просторный кабинет, отделанный в тёмно-бардовых тонах. Небольшие окна завешаны шторами, а на потолке висит огромная люстра, чем-то напоминающая готический стиль. Рядом с Аято, а также и посередине кабинета стояли два черных кожаных дивана. На полу был постелен красный ковёр, скорее всего ручной работы. У стены возле двери стояли три высоких сейфа, плавно переходящие в широкий книжный шкаф. И наконец, с другой стороны находился рабочий стол из чёрного дерева, перед которым стояли два небольших кожаных кресла. За самим столом висела длинная белая доска с непонятными чертежами. По две её стороны также стояли высокие книжные шкафы.

Пока Аято осматривался вокруг, мужчина продолжал наблюдать за ним. Блондин чувствовал его прожигающий взгляд на себе, из-за чего никак не решался посмотреть на него в ответ. Но вдруг, Такимура услышал, как мужчина скрипнул креслом и поднялся из-за стола. После этого последовали шаги. Тяжёлые, уверенные, определённо принадлежащие человеку властному и сильному. По бледной коже парня пробежал холодок. Аято нервно сглотнул. Мужчина медленно подошёл к блондину и, выдохнув дым от недавно затушенной сигары прямо в лицо, чеканно спросил:

– Такимура Аято, это ведь ты? – изучающим взглядом осматривал он лицо закашлявшегося парня.

– Почему вы у меня это спрашиваете? – увильнув от ответа, несмело вопросил блондин.

Мужчина совершено неожиданно и резко захохотал. Его смех оказался утробным и ещё более неприятным, чем внешность.

– Пытаешься обхитрить меня? – широко улыбнулся он. – Скажу тебе сразу, можешь не стараться. Я знаю о тебе больше, чем ты сам, – уверено прозвучал грубый голос прямо над ухом Аято.

– Кто вы такой?– терпение Такимуры было на пределе, он еле сдержался, сжав зубы, чтобы не перейти на крик.

– Киоши-сан. Но все зовут меня босс. И ты привыкай, – спокойно ответил мужчина, закуривая новую сигару. – Присядь, – твёрдым тоном приказал он, отходя к своему столу.

Аято неуверенно сел на диван, расположенный перед Киоши-саном. Не став медлить, Такимура сразу же задал очередной вопрос:

– Где я, и зачем меня сюда притащили?

Помолчав секунд десять, и, неспешно затушив сигару, мужчина начал говорить:

– Я так и знал, что ты завалишь меня расспросами быстрее, чем боль в твоей голове и твоём теле утихнет, – усмехнулся Киоши-сан, облокачиваясь на стол. – Но сейчас тебе лучше замолчать и послушать меня, – мгновенно перешёл он на властный тембр. Убедившись, что Такимура не собирается больше ничего говорить, мужчина продолжил. – Место, в котором ты находишься, называется Danaus, что в переводе с латинского означает «Данаида Монарх». Это такая бабочка. Она очень крупная и правит обширными угодьями. С виду красивая и привлекательная. Но это лишь обманка, скрывающая за собой яд, который убьёт любую птицу, позарившуюся полакомиться ей. Можешь считать нас мафией, можешь называть ублюдками или чокнутыми психопатами, однако твоё мнение никак не повлияет на устройство нашего мира. Понимаешь ли, люди – короли в иерархии. Но среди них тоже есть своя верхушка. И это не политики или кинозвёзды, нет. Это те, кому не требуется огласка, чтобы управлять жизнями. Я не президент, не король и не Бог. Я просто всё контролирую, но делаю это незаметно. И делиться я совсем не люблю. В одном городе двух правителей быть не может. Вот я и держу всё в узде. А уж какими методами, не тебе судить, – замолкает Киоши-сан, переводя взгляд на Аято, который всё это время сидел, отказываясь верить в происходящее.

В голове Такимуры было слишком много вопросов, от которых, буквально, взрывалось сознание. Сердце перестало бешено стучать. Казалось, словно оно вообще остановилось, сковывая всё тело страхом. От переизбытка чувств и эмоций, Аято понятия не имел, что делать или говорить. Но наихудшим решением для блондина в этой ситуации было бы показать свою панику. Парень знал, что в таком случаем ему лучше не станет. А потому Такимура попытался состроить невозмутимый вид и, подняв на Киоши-сана спокойный взгляд, спросил:

– Ну и какими же методами вы пользуетесь?

В ответ на такую непоколебимость, мужчина довольно хмыкнул, словно и ожидал этого вопроса, после чего продолжил рассказывать об устройстве своей организации.

– Danaus – место крайностей, где законы и их нарушение идут рука об руку, дополняя друг друга и делая эту группировку целостной, а её силу нерушимой. Мы убиваем невыгодных людей, крадём необходимые кому-то документы, продаём наркотики и секс. И получаем за это всё деньги. Немыслимые суммы. Ничего личного – только бизнес, – хрипло посмеивается он. – Но в отличие от тех же предпринимателей, мы не подчиняемся воле государства и прочей мишуры. У нас есть свой собственный свод законов, нарушение которых влечёт за собой неминуемое наказание, – отчеканивает последнее слово мужчина, медленными шагами подходя к Аято и поднимая его лицо за подбородок. – От потери уважения и вплоть до лишения жизни. Ведь некоторые ошибки нельзя прощать, верно, малыш? – громко цокнув, задал риторический вопрос Киоши-сан.

Внутри блондина всё скривилось от такого неподходящего прозвища. Его мозг всё ещё пытался переварить услышанное, хоть это и невозможно – сразу же принять такую информацию. Заметив недоумение на лице парня, Киоши-сан отошёл от него на два метра и спросил:

– Ты хочешь узнать, для чего ты тут?

– Да, я хочу, – тихо, будто неуверенно, произнёс блондин, внутри разрываясь от страха услышать ответ.

– Ты будешь работать на меня, – властно и чётко отрезал Киоши-сан.

Услышав эти слова, Аято удивлённо вылупил глаза, тут же подскакивая с дивана и восклицая:

– Что?! Нет! Ни за что! Я не собираюсь быть частью преступной группировки. Я не настолько ничтожен, как вы!

– Но именно так и говорят ничтожества, – весело усмехнулся Киоши-сан. – Насколько мне известно, у тебя проблемы с деньгами. Знаешь, я бы мог обеспечить тебе нормальную жизнь, а твоему парню – поступление в самый лучший университет этой страны. Разве это не то, что тебе нужно? – выжидающе изогнул одну бровь мужчина.

– Но откуда вы знаете…, – застыл в немом шоке блондин, чувствуя, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди от нарастающего ужаса.

– Я следил за вами некоторое время. Тетсуя сразу же рассказал мне о тебе. И та квартира, в которой вы проживаете с Кеном – моя. Так что выбора у тебя нет, малыш. Либо работаешь с нами, в месте, где, тебе обеспечена безопасность, если будешь преданно подчиняться закону. Либо замерзаешь со своим парнем на улице с последними грошами в кармане.

– Да я лучше на десяти работах буду убиваться, чем стану одним из вас, – чуть ли не отхаркивает ему в лицо Аято.

– Это твоё непоколебимое упрямство. Оно мне всегда нравилось, – улыбнулся мужчина, поворачиваясь к Такимуре спиной. – Но я не заставляю тебя посвятить Danaus всю свою жизнь. Ты можешь поработать на меня лишь пару месяцев, приглядеться, познакомиться поближе, может, и сменишь своё мнение на наш счёт…

– Мне это не интересно, – быстро отрезал Аято, надеясь сбежать из этого места как можно скорее.

Такимура уже собрался уходить, подходя к двери и нажимая на ручку, как вдруг, в кабинете прозвучал громкий и строгий голос.

– А что, если я скажу, что был знаком с твоим отцом?

В одно мгновение в комнате воцарилось тяжёлое молчание. А эта фраза отдалась эхом в голове блондина.

Аято показалось, что он ослышался. Всё, о чём они говорили с Киоши-саном ранее, теперь походило на бред сумасшедшего. Такимура не хотел, нет, не мог поверить в услышанное. Он потерял отца уже черт знает когда. И всё, что парень помнил о своей семье, можно было бы исписать в пяти предложениях. Сказать, что слова Киоши-сана ввели блондина в шок – ничего не сказать. В груди парня всё сжалось, а дыхание перехватило, словно преградив доступ к кислороду. Ему было страшно, непонятно и интересно одновременно. Аято медленно убрал дрожащую ладонь с ручки двери и повернулся к Киоши-сану.

– Вы знали моего отца? – с не скрытой опаской и недоверием переспросил Такимура.

– О да, Арэто был моим близким другом и напарником, – печально вздохнул мужчина, подходя к письменному столу и выдвигая нижний ящик.

Аято внимательно следил за тем, как Киоши-сан достаёт и раскладывает на столе множество фотографий. Мужчина слегка кивнул головой, подзывая парня к себе. Такимура немного потупился на месте, но интерес взял вверх и он подошёл к столу, в удивлении раскрывая глаза от увиденных фото. На них была его семья: отец, мать, старшая сестра и сам Аято в возрасте четырёх или пяти лет. Блондин никогда не видел этих фотографий. После трагического происшествия мальчику не разрешили в последний раз посетить свой дом, чтобы забрать хотя бы одну вещь в память о родителях. Парень уже успел забыть лица своих родных, они стёрлись в его памяти, как самые незначительные события прошлого. И от осознания этого на глазах Аято стали наворачиваться слёзы. Он аккуратно, лишь кончиками пальцев провёл по старым фотографиям, невольно воспроизводя в сознание моменты, которые запомнились ему в раннем детстве. Всё внутри сжалось от боли, а обида с новой силой вспыхнула в его теле. Он всё ещё любил их. Но так давно не оплакивал потерю, что в эту секунду Аято возненавидел себя. Мысли и чувства начали терзать его душу так, как никогда раньше. Он вспомнил всё: каждый страх, каждую пролитую слезу, каждый сдержанный крик, каждую молитву, сказанную в пустоту. Стало невыносимо. Аято сжал руку в кулак с таким напряжением, что вены набухли и, казалось, вот-вот вылезут из-под кожи. Такимура опустил голову вниз и очень тихо, почти что шёпотом спросил:

– Откуда у вас эти снимки?

Киоши-сан горько усмехнулся и, положив ладонь на плечо блондина, ответил:

– Арэто любил рассказывать о вас. Он частенько хвастался женой и дочкой, но больше всего говорил о тебе, – сделал паузу мужчина, заставляя Аято поднять на него свои покрасневшие глаза. – Он был хорошим человеком, любящим, преданным, но глупым. А такие в нашем мире не выживают. Вот и у него не вышло. Погубил себя и всю свою семью, – резко перешёл на холодный тон Киоши-сан.

– Что произошло в тот вечер? – выдержав спокойствие в голосе, спросил Такимура.

– Эта долгая история, – заявил мужчина, закуривая очередную сигару. – Узнаешь, когда…

– Когда буду готов? – возмущённо перебил его Аято. – Я находился в полном неведении больше одиннадцати лет…

– Нет, – холодно отрезал мужчина. – Мне прекрасно известно, что ты готов услышать то, что я скажу, – опроверг он предположение блондина. – Но узнаешь ты это тогда, когда я посчитаю нужным.

Блондин было хотел вновь возразить, но Киоши-сан перебил его, строго и властно заявляя:

– На сегодня достаточно расспросов. Твой парень уже в сотый раз тебе названивает. Боится, что ты потерялся, небось, – усмехается мужчина, доставая из внутреннего кармана своего пиджака телефон Аято.

Такимура удивлённо начал шарпать по карманам джинсов, но кроме ключей в них ничего не находилось. Убедившись, что Киоши-сан держит именно его телефон, Аято моментально вырвал его из рук мужчины и сразу же включил экран. Время близилось в половине одиннадцатого, а количество пропущенных от Кена звонков равнялось тридцати двум. Разозлившись на Киоши-сана, Такимура воскликнул:

– Зачем вы забрали мой телефон!?

– Для безопасности, – как ни в чём не бывало, ответил мужчина. – Я не был уверен в том, что ты, как очнёшься, первым же делом не позвонишь в полицию. Мне не нужны проблемы, и тебе, думаю, тоже, – отчеканил Киоши-сан, приближая своё морщинистое лицо к парню. – А теперь, прежде, чем ты уйдёшь, я хочу тебя поведать два главных правила Danaus, – сделал он небольшую паузу, после чего продолжил. – Первое – никто и никогда не смеет выносить информацию о нашей группировке за её стены. И если ты хоть что-нибудь шепнёшь своему любовничку – сделаешь плохо вам обоим. А второе и, наверное, самое важное правило – любая ложь карается наихудшим способом, – отчеканил последнее предложение он своим леденящим голосом. – Надеюсь, ты понял?

– Понял, – процедил сквозь зубы Аято, мысленно проклиная себя за то, что ввязался во всё это.

– Вот и отлично, – довольно оскалился Киоши-сан, провожая Такимуру к выходу из кабинета. – Тетсуя проводит тебя на улицу.

Мужчина раскрывает дверь и Аято видит за ней Ёсиду, стоявшего с выжидающими сложенными на груди руками. Киоши-сан толкает блондина вперёд, кидая кроткое:

– До встречи, – после чего он, довольно улыбнувшись, закрывает за собой дверь.

Аято сразу же переводит свой взгляд на Тетсую, который без промедлений отрывается от стены и, говоря блондину следовать за ним, начинает идти по длинному коридору. Поначалу Аято молчал, но, как только они свернули за угол, парень не смог сохранить давящую тишину и заговорил.

– И как давно ты работаешь на него?

– Почти три года, – быстро отвечает Тетсуя.

– Ты только торгуешь наркотиками или…

– Я мошенник, – не даёт договорить ему парень, оборачиваясь к блондину. – Как видишь, врать я умею искусно, – широко улыбается он.

– Что из сказанного тобой мне было ложью?

– Всё, – мгновенно звучит ответ.

В это время парни уже подходят к выходу из этого здания и останавливаются у большой железной двери.

– Сколько тебе на самом деле лет? – интересуется Аято, поднимая свой холодный взгляд.

– Двадцать два года.

– И каково же твоё настоящее имя?

– На работе зови меня Тетсуей.

– А вне работы? – хмыкает блондин.

– А вне работы мы не увидимся, – быстро отвечает парень, раскрывая входную дверь и выпроваживая Аято на улицу.

***

Не успел блондин и опомниться, как за его спиной послышался хлопок. Железная дверь закрылась, и Такимура остался на улице в полном одиночестве. Парень начал осматривать местность, но сделать это при тусклом свете одного фонаря было очень непросто. Здание, в котором находился парень, оказалось семиэтажным домом. Представив, что происходит в этом месте, Аято ужаснулся, и его не хило передёрнуло. Убийства, наркоторговля, проституция, мошенничество. И всё это сосредоточилось здесь.

“Семь кругов ада” – промелькнуло в голове почти сразу же. Парень, определённо, счёл количество этажей в доме символичным.

После осмотра здания, каждое окно которого было завешано, Такимура принялся за изучение территории. Неподалёку находился какой-то небольшой сквер, который, по всей видимости, мало кто посещал. Слева стояли заброшенные дома, окна которых были выбиты. В них наверняка ночевали бездомные или пьяницы. Чуть подальше за заброшками были видны уже жилые дома, а за ними, совсем вдалеке, начинали возвышаться многоэтажки. По всей видимости, его занесло в район Конохана-ку. Справа от парня послышались звуки колёс и гул от машин.

Блондин прошёл в эту сторону по широкой дорожке и быстро вышел к оживлённому шоссе. Быстрым шагом он потратил минут пятнадцать на то, чтобы дойти до ближайшей остановки. Он стал ожидать своего автобуса, хотя уже очень сомневался, что они ходят в такое позднее время. А на такси у Аято всё равно не хватило бы денег. Даже на полпути. Подумав об этом, Такимура вспомнил, что Киоши-сан напомнил ему сегодня об их с Кеном невесёлом денежном положение. Это было так иронично, что блондин невольно усмехнулся.

До сих пор всё произошедшее казалось парню нелепым сном. Аято был бы очень рад, если бы это и впрямь оказалось лишь кошмаром. Различные мысли, сомнения и переживания терзали его сознание в эту минуту. Он лишь тяжело вздохнул, присаживаясь на холодную скамью и, опустив голову вниз, схватился руками за свои светлые локоны.

“Почему с каждым днём я натыкаюсь на новые проблемы? Мне поставили выбор, но есть ли он у меня на самом деле? Киоши-сан, кем бы он ни был, прав – Кену нужны деньги на образование. Но самостоятельно нам их не накопить и за год. А если ещё и придётся переселиться в новую квартиру, то ко всему прочему прибавится плата за аренду. Мы не вытянем, просто не сможем. Но неужели, мне придётся врать любимому человеку о том, что я веду преступную жизнь? Интересно, а чтобы сделал Кен, будь он на моём месте? Хотя тут всё ясно, все бы его мысли были забиты тем, как сделать лучше для меня. Чёрт. А выбора-то и впрямь нет. Может, если я поработаю на них немного и накоплю достаточно денег, ничего не случится? Я ведь не собираюсь убивать кого-то или сам принимать наркотики. Но мне нужны эти деньги, чтобы создать нам с Кеном нормальные условия жизни. А может, я бы так и ушёл из кабинета Киоши-сана, если бы тот не сказал, что знал моего отца? Почему папа отдал ему столько наших семейных фотографий? По какой причине он связался с мафией? Зачем мою маму и сестру убили вместе с ним, а я остался в живых? И самое главное, кто причастен к этому? Теперь я не смогу успокоиться, пока не узнаю ответы на все эти вопросы. Наверное, мне ещё следует подумать над работой в Danaus, но я уже точно уверен в том, что хотя бы раз, но вернусь туда”

Пока Аято рассуждал над тем, что ему делать дальше, к остановке подъехал нужный автобус. Он был практически пуст. Кроме водителя и какого-то парня в наушниках внутри никто не сидел. Такимура быстро запрыгнул в него, занимая место рядом с окном. Он ехал так около часа, за это время написав Кену сообщение о том, что скоро придёт и всё объяснит. Аято даже улыбнулся со своего сообщения, ведь он понятия не имел, что объяснять. Блондин умел врать, причём очень даже неплохо. Но лишь от одного представления о том, что ему придётся скрывать что-то от Судзуки, внутри всё разрывалось от стыда и негодования. Аято чувствовал презрение к самому себе.

Как только парень вышел из автобуса, он сразу же побежал к своей многоэтажке. Он старался как можно скорее добраться до дома, но, как только блондин подошёл к подъезду, его тело словно онемело, а рука, держащая ключи, застыла в воздухе. Аято боялся. И нет, не того, что Кен обиделся на него. А того, что Судзуки сильно переволновался, накрутил себя, ведь парня не было чёрт знает сколько. Такимура понятия не имел, как посмотрит в эти уставшие, но полные заботы и любви глаза. Но дороги назад не было. Пересилив себя, Аято вошёл в подъезд и уже через пять минут открывал входную дверь в их квартиру.

Как только он переступил порог, то увидел перепуганного Кена, стоящего в коридоре в растянутой футболке и серых шортах. Шатен мгновенно ринулся к Аято, заключая того в крепкие объятья. Но не успел Такимура сказать и слова, как Кен поменялся в лице, а его ласка перешла на несильные удары кулаками в грудь и плечи блондина. Кен безостановочно стучал по Аято, начиная высказывать своё возмущение.

– Где ты пропадал, Такимура? Что с тобой произошло? Я себе места найти не мог! Тридцать с лишним раз названивал! А ты, неблагодарное существо, даже не удосужился перезвонить. Я думал, что у тебя проблемы, хотел звонить в полицию, а ты, чудо человечества, посчитал, что отделаешься одним сообщением?! Так вот, будь уверен, что не отделаешься, и сейчас тебе придётся придумать хорошее оправдание своим действиям. И если оно мне не понравится, то сегодняшнюю ночь ты проведёшь в компании неразложенного дивана и безо всякой надежды на получение подушки!

Когда Кен закончил свою блистательную тираду и сложил руки на груди, выжидающе смотря на растерянного Аято, всё, что смог выжить из себя блондин – это поражённый вздох. Но видя всю серьёзность, написанную на лице Судзуки, Аято не стал испытывать терпение парня и заговорил.

– Во-первых, я знаю, что облажался, так что готов принять и понять любое твоё наказание. А во-вторых…, – сделал блондин небольшую паузу, в мыслях придумывая, что сказать, – Тетсуя взял не те документы, и нам пришлось ехать к нему домой, чтобы забрать нужную папку. Из-за этого мы опоздали на встречу. Отец Тетсуи долго ругался на него, но в итоге встречу перенесли на девять. А после я долго ждал своего автобуса и, прости, звук на телефоне был выключен. Я совершенно забыл про него, – стыдливо опустил голову вниз Аято, понимая, насколько натянуто звучит его оправдание.

Спустя полминуты неловкого молчания в комнате эхом отдаётся уставший и ласковый голос Кена:

– Ты не исправим, Такимура, – говорит шатен, тяжело выдыхая. – Уже второй день подряд напрочь забываешь о существование телефона. Пожалуйста, больше не делай так. Это сводит меня с ума, когда я понятия не имею, что с тобой.

– Прости, – виновато протягивает блондин.

Аято мысленно успокаивается, видя, что Кен ничего не заподозрил в его наспех выдуманной истории. Судзуки всё ещё немного зол из-за безответственности старшего, но он не показывает этого, а даже наоборот старается скрыть, поднимая голову на Такимуру и растягиваясь в доброй улыбке. В ответ Аято также широко улыбается, но именно в этот момент его живот начинает урчать. Кен тихо посмеивается, но быстро меняется в лице и возмущённо говорит парню о том, что тот должен немедленно что-нибудь поесть. Под «что-нибудь» имеется в виду рамён, так как другой еды в их холодильнике всё равно нет.

Парни сидели за кухонным столом и ели лапшу. Кен удивлённо наблюдал за тем, как Аято уминает свою порцию за обе щеки. Видимо, блондин ужасно проголодался. Ему удалось расправиться с ужином за пару минут. Как только Такимура поставил пустую тарелку на стол, Кен также оторвался от своей порции, хотя съел он меньше половины лапши. Приподняв уголки своих губ, Судзуки посмотрел на Аято и сказал:

– Я уже наелся.

Такимура изогнул одну бровь и заглянул в практически полную тарелку младшего.

– Шутишь? Ты не мог наесться этим.

– Мог. До твоего прихода я перекусил, так что можешь доесть мой рамён, пожалуйста?

Аято недоверчиво посмотрел в лицо Кену и, видя всю серьёзность шатена, медленно придвинул к себе его тарелку с лапшой. Младший лишь довольно хмыкнул, наблюдая, как Такимура быстро поедает вторую порцию. По правде говоря, Кен ничего не ел до прихода Аято, но убедиться в том, что блондин полностью насытился, для Судзуки было важнее, чем утолить свой собственный голод.

В этот момент шатен задумался над тем, почему они так сильно экономят на еде, ведь квартира им досталась за даром, и им не нужно выплачивать её аренду каждый божий месяц. Но парень сам быстро ответил на свой вопрос, понимая, что денег у них всё равно не будет очень много, а жизнь бывает непредсказуема. И, кто знает, что произойдёт завтра. Может, кто-то из них лишиться работы или парни и вовсе потеряют эту квартиру. Поэтому чем больше денег они отложат, тем у них меньше шансов попасть впросак.

Когда Аято доел рамён, они на скорую руку прибрались на кухне и сразу же пошли в спальню. Оба были настолько измотаны, что сил не осталось даже на то, чтобы принять душ. Кен с Аято просто свалились в мягкую постель и прижались ближе друг к другу, вскоре засыпая.

Где-то около трёх часов ночи, Аято начал ворочаться и корчить странные гримасы во сне. Парень то и дело сжимал руки в кулаки, скалил зубы и тяжело дышал. В этот момент его сознание рисовало как никогда красочный, но затуманенный сон.

“Маленький мальчик в чёрном балахоне лежит на земле в полнейшей тиши. Кажется, словно всё вокруг боится нарушить молчание. Однако эта тишина не расслабляет, а наоборот напрягает, заставляет грудную клетку сжаться от малейшего движения затёкшей руки или ноги. Но мелкие травинки и камешки больно колют спину, заставляя парнишку ёрзать, слегка приподнимая свой корпус. Он хочет встать, но вместо этого осматривается вокруг. Повсюду деревья, высокие, грозные, пугающие. Они устремились своими ветвями высоко вверх, прорезая чёрное небо. Холодно. Ветер пробивает до костей. Мальчик видит, как от сильных порывов сгибаются кроны сосен и секвой. Но ветер немой. А парнишка всё также не слышит ни звука вокруг. И с каждой секундой это заставляет его сердце биться всё сильнее. Он хочет закричать, но замирает с раскрытым ртом. В горле ком. Слёзы льются из глаз, обжигая лицо. Щёки становятся красными, словно ошпаренными кипятком. Мальчик подпрыгивает, вставая на ноги, и в истерике хватается руками за голову. Он рвёт свои пепельные волосы, кусает губы, а грудная клетка в это время разрывается на части. Тощие ноги поочерёдно стучат по земле, пинают близ лежащие камни, разрыхляют землю, которая внезапно начинает превращаться в зыбучие пески. Он тонет! Ему страшно. Деревья грозно нагнулись, смеясь над ним, вдавливая всё глубже и глубже в землю…

Внезапно, в лесу раздаётся еле уловимая мелодия. Мальчик вмиг раскрывает свои покрасневшие глаза. Под ногами уже нет зыбучих песков, а деревья стоят в полнейшем спокойствии. Мелодия. Она настолько тихая, что достаточно небольшого шуршания в кустах, чтобы заглушить её. Но мальчишка слышит, нет, он чувствует музыку. Она проходит под кожей, влезает в сознание. И страх исчезает из этого мира. Мальчик больше не может думать или чувствовать что-то, кроме этой мелодии. Она кажется такой знакомой и родной. Она зовёт его, тянет куда-то вглубь. И, делая один неуверенный шаг, парнишка чувствует прилив уверенности. Она заполняет каждую клетку хрупкого тельца. Босыми ногами он срывается на бег. Бег в темноту, самую глубь леса. И с каждой минутой музыка становится громче. Мальчик уже может различить лады. Спокойный минор сменяется резким мажором, ритмы мелодии набирают свой темп и вновь успокаиваются, но спустя пару секунд повторяют звонкие кульбиты. Мальчик бежит, спотыкается, камни режут ноги, но боли нет. Нет ничего, кроме музыки. Она становится всё громче, громче и громче. До закладывания в ушах.

Внезапно, парнишка выбегает из непробиваемой гущи деревьев. Лес кончается. А впереди прямо в глаза ударяет яркий и ослепляющий свет. Громкость музыки достигла своего апогея. Она играет, вопит, заедает, глушит! Кажется, ещё один шаг и из ушей хлынет кровь от такого невозможного шума. Но мальчик наступает ногой вперёд и, внезапно, всё вокруг потухает. Картина в сознании мгновенно сменяется полнейшей темнотой”

Аято широко раскрывает глаза, подпрыгивая на кровати. Грудь безостановочно вздымается от прерывистого дыхания. Во рту пересохло, а по лбу скатываются капли холодного пота. Это был сон. Самый обычный сон. Но чувства, которые ему пришлось испытать, сравнимы с кошмаром. Моменты из сновидения всплывают в голове кусками но, постепенно, они складываются в полную картину. Аято понимает, что это был обычный бред, но внутри его не покидает ощущение, что это видение несло за собой какой-то смысл. Понемногу приходя в себя, Такимура тошно выдохнул и, встряхнув своей белокурой головой, посмотрел на Кена. Младший мирно посапывал на другой половине кровати, немного приоткрыв свои пухлые губы. Аято слегка улыбнулся и аккуратно лёг обратно в постель.

Неприятные чувства после сна ещё не пропали. Они не давали покоя, мучали, забивали голову ненужными мыслями. Чтобы хотя бы немного расслабиться, Аято придвинулся ближе к Кену, скрепляя под одеялом их ладони и утыкаясь лицом в ключицы младшего. В таком положении Такимуре стало многим спокойнее. И спустя полчаса ему таки удалось провалиться в тихий и крепкий сон…

***

Календарь неумолимо перелистывал свои страницы, и вот уже прошла неделя с того момента, как Такимура узнал о Danaus и познакомился с Киоши-саном. За всё это время Аято не покидали различные мысли по поводу того дня. Парень не мог выкинуть их из головы ни на минуту. Такимура безумно хотел вернуться в Danaus, и он уже не пытался подавить в себе это желание. С каждым днём интерес к группировке, Киоши-сану и тому, что он знает, лишь крепчал. Аято прекрасно помнил месторасположение здания, в котором он находился в ту ночь, но парень понятия не имел, что сказать Киоши-сану о своём возвращение. В некотором роде это предаст принципы блондина, ведь тот всю свою жизнь старался избегать преступности. И нет, Аято всё ещё не собирался присоединяться к Danaus, но точно так же, как и он не был уверен в своём отказе от работы там. Блондин старался заработать на жизнь честным путём, он продолжал делать всё, что в его силах, но чем больше усилий прикладывал парень, тем меньше он получал взамен.

Сейчас Такимура размеренно шёл по оживлённому проспекту. Он отработал две смены в разных заведениях, из-за чего его руки безумно болели, шея затекла, а позвоночник стал деревянным. Аято так измотался, что перед глазами рябило. Он не спал всю ночь, работая над песней, которую согласился купить один парень за хорошие деньги. Именно к нему и направлялся блондин, держа в руках сложенный тетрадный листок и флэшку. Аято мысленно гордился своей работой, ведь песня вышла, действительно, прекрасной. Совсем недавно он нашёл студию, в которой ему удалось записать музыку. Однако фортепиано, стоящее в гостиной, теперь тоже очень часто звучало в их квартире. Блондин любил расслабляться за ним по вечерам, а Кен был без ума от его игры. Последние месяца были невыносимыми, они кардинально поменяли жизнь парней. Но музыка так и не пропала из души Аято. Кажется, что она была в его крови. Такимура частенько задумывался над тем, что если бы его судьба сложилась немного удачнее, то, возможно, он бы смог стать известным музыкантом. Но в данный момент самое важное для парня – деньги. А когда прибыль стоит выше, чем интерес, то успех предпочитает обходить такого человека стороной. Аято это знал, но иного выхода у него пока не было.

Блондин уже завернул на небольшую улицу и подошёл к назначенному месту встречи. Ему пришлось простоять в ожидании ещё несколько минут, во время которых в его голове всё не утихали мысли о Danaus.

“Интересно, Киоши-сан ожидает моего прихода? Или же у него есть план, по которому он подошлёт ко мне очередного человека и вернёт в группировку насильно? А, может, он решил, что я ему не нужен? Наверное, так даже лучше. Я хочу узнать всё, что ему известно о моём отце, но я не могу работать на Киоши-сана. По крайней мере, сейчас. Мне нужны деньги, но я смогу заработать их иначе, продавая свои песни. Кажется, парень, который должен сюда подойти, обещал неплохую сумму, а, значит, на данный момент я справлюсь и без работы на этих бабочек-монархистов”

Не успел Такимура подытожить свои рассуждения, как он увидел, что к нему бежит молодой парнишка в жёлтой куртке. Он очень быстро подбегает к Аято и сгибается всем телом, пытаясь отдышаться.

– Ты Сеиджи? – спрашивает блондин, попутно с этим расправляя в руке текст песни.

– Да, это она? – кротко интересуется парень, кивая головой в сторону листочка и флэшки. – Можно посмотрю?

– Конечно, держи, – сразу же отвечает Аято, протягивая обе вещи покупателю.

Парень аккуратно забирает листок, начиная внимательно изучать текст. Флэшку он быстро закидывает в карман. Такимура видит, как тот довольно улыбается и даже немного пропевает слова песни, постукивая ладонью по бедру в такт. Спустя минуту Сеиджи поднимает глаза на Аято и, довольный как слон, говорит:

– Ты и впрямь настоящий талант. Мне нравится то, как ты пишешь.

– Спасибо, – быстро благодарит парня Аято, приподнимая уголки своих губ. – Я спешу домой, так что давай ты сейчас расплатишься, и мы разойдёмся.

– Да, да, конечно, – суетливо отвечает Сеиджи, запихивая текст песни в карман своих джинсов и доставая пару купюр для блондина. – Вот, – быстро отдаёт деньги парень, сразу же отходя от Аято. – Ещё раз спасибо, и, возможно, до встречи, – поклонился он, начиная стремительно и резво удаляться в сторону, откуда пришел.

Аято довольно выдохнул и опустил взгляд на купюры, лежащие в его руках. Он повертел деньги, мысленно радуясь такой прибыли. Но, внезапно, Такимура замер на месте, почувствовав что-то неладное. Аято пощупал бумажки, которые показались ему слишком жесткими, после чего парень направил купюры на солнце. Его опасения подтвердились.

“Фальшивка!” – быстро понял Такимура, мгновенно поворачивая голову в сторону почти скрывшегося Сеиджи.

– Эй, а ну стой! – грозно кричит во весь голос блондин.

Услышав его, парень мгновенно срывается на утёк. Аято мысленно материться и начинает бежать вдогонку за ним. Такимура кричит ему вслед, пытаясь остановить, поймать и врезать как можно сильнее этому лжецу. Он заворачивает то за один угол, то за другой, перепрыгивает через невысокий забор, всё ещё отставая от парня метров на десять. Блондин вырывается на широкий проспект, как вдруг он видит Сеиджи, со всех ног бегущего через дорогу. На светофоре крупными цифрами показано, что остаётся двенадцать секунд на переход улицы. Аято как можно быстрее гонится за вором, он надеется, что ещё сможет успеть перебежать на другую сторону. Но как только блондин наступает на белую полосу пешехода, он поднимает голову вверх и видит, что у него осталось три секунды. Не успел. Машины с рёвом начали движение по трассе. Такимура замер на месте и с тяжёлой отдышкой смотрел за тем, как Сеиджи быстро исчезает из его поля зрения, скрываясь за высоким торговым центром.

– Твою мать! – процеживает сквозь зубы блондин, злостно сжимая руки в кулаки и со всей силой ударяя по близ стоящему фонарному столбу.

Стиснув челюсть, Аято, смотрит на свои разбитые костяшки. Ладонь испачкана в кровь и ржавчину. Но Такимура лишь обтёр её о чёрную ткань брюк. Не став долго стоять на месте, он резко разворачивается назад и стремительным шагом направляется в сторону ближайшей остановки. Пункт назначения – новая жизнь.

***

В это время Кен находился в квартире. Он сам недавно пришёл со своей подработки, но, отложив отдых на потом, сразу же принялся за учёбу. На носу стоял важный период в его жизни. Кен определился, куда будет поступать. И выбор пал на юридический факультет Университета Осаки. Но он ещё требовал и сдачу дополнительных экзаменов при поступлении. А это отнимало так много усилий, что Судзуки последние несколько дней пренебрегал даже сном. Вот и сейчас Кен идёт с кухни с чашкой растворимого кофе в руках. Он уже успел записать несколько конспектов и выучить один параграф по естествознанию. Парень не спеша подошёл к своему рабочему кабинету, но, как только он поставил чашку на письменный стол, в кармане брюк раздалась вибрация его телефона. Кен быстро достал его, смотря на экран.

Судзуки окаменел почти мгновенно. Его лицо побледнело, руки затряслись, а глаза испуганно уставились в телефон. Звонок исходил от отца. Сердцешатена упало в пятки. Он не мог пересилить себя и принять вызов. Парень лишь растерянно смотрел на экран до тех пор, пока вызов не завершился.

“Что ему от меня нужно?” – повис безответный вопрос.

Парень не имел ни малейшего понятия о том, зачем господин Соичиро решил связаться с ним. Но Кен был уверен в одном – ничего хорошего это предвещать не должно. Холодный пот скатился по его вискам. Судзуки нервно сглотнул и присел на стул, пытаясь угомонить свои мысли. Но вдруг, телефон вновь завибрировал. Кен дёрнулся от неожиданности, смотря на экран и мысленно взвывая от происходящего. Опять его отец. Соичиро определённо не намерен сдаваться. Шатен неуверенно тянется к телефону, лихорадочно поднося его к уху и нажимая на кнопку «принять вызов».

Спустя пару секунд напряжённой тишины на другом конце линии раздаётся удивлённый и вместе с тем тяжёлый голос господина Судзуки.

– Ответил всё-таки. Я думал, что ты уже давно заблокировал мой номер, – хмыкает он, не скрывая ехидного тона.

– Мне незачем делать это, – не дрогнув голосом, сохранил спокойствие Кен. – Почему ты звонишь? Зачем? – сразу же спрашивает парень, не желая обмениваться любезностями.

– Почему я звоню? Действительно, хороший вопрос, – усмехается Соичиро. – Просто мне интересно, когда ты уже наиграешься.

– О чём ты?

– О твоей глупой обиде и безрассудной выходке, – грубо бросает отец. – Возвращайся домой. Один, – делает он акцент на последнем слове. – И мы простим тебя.

– Простите за что? – возмущённо подпрыгивает на стуле Кен. – За то, что я люблю Аято?

– Именно, – как ни в чём не бывало, отвечает Соичиро. – Брось эту чушь. Это не любовь, а игра, – уверенным голосом заявляет он.

– Тебе ли говорить мне об игре, – горько хмыкает шатен, вспоминая то, что ему рассказал Аято. – Ты прожил с мамой больше двадцати лет, не любя её, а лишь пользуясь.

– О чём ты, чёрт возьми, говоришь? – злостно огрызается отец.

– Ты изменял ей, и я сомневаюсь, что один раз.

– Чушь! – мгновенно восклицает Соичиро с еле различимой дрожью в голосе. – Откуда ты это взял?!

– Не важно. Но это ведь правда? – выжидающе спрашивает Кен, тем самым заставая отца врасплох.

– Это не твоё дело, – отмахивается господин Судзуки, чем и выдаёт себя. – Я звонил в попытках образумить и вернуть тебя, а ты перекидываешь стрелки, обвиняя меня во всех грехах! – повышает он голос так, что Кен невольно вздрагивает. – Ты причиняешь мне боль, сын, – внезапно переходит на тихий тон Соичиро. – Мы с матерью любим тебя и ждём, когда вновь сможем увидеться с тобой. Ты, наверное, сильно изменился, подрос. Было так невыносимо отмечать твой день рождения без тебя. Мама плакала. Она скучает каждый день, терзая себя мыслями, что твой уход – её вина. За что ты так с ней? – жалостно вопросил отец, горестно усмехаясь.

На глазах Кена навернулись слёзы. Рука, держащая телефон, начала дрожать, а сам парень, пытаясь успокоиться, глубоко дышал.

– Я не хотел причинять ей боль. Не хотел, чтобы всё так вышло, – заикаясь, проговорил шатен. – Я просто думал, что мы сможем жить вместе. Вы, я и Аято. Я правда люблю его, пап. И не смогу без него.

– Ты просто ещё не разобрался в своих чувствах, – спокойно ответил Соичиро. – Вы с Аято не должны быть вместе. Брось его и возвращайся домой, в место, где тебя, действительно, любят.

– Без Аято я никуда не вернусь, – твёрдо отвечает Кен, чувствуя заметно охладевший голос отца.

– Прекрати! – переходит на крик Соичиро и, судя по звукам, ударяет кулаком по чему-то тяжёлому. – Мне не нужен такой дефективный сын, как ты!

– Значит, у тебя его и не будет, – сквозь неимоверную внутреннюю боль отвечает шатен.

– Я счастлив от этой мысли, – грубо отрезает отец и сбрасывает звонок.

Когда Кен услышал гудки на другом конце линии, телефон выпал из его руки, ударяясь о пол. Парень медленно спустился по креслу вниз, крепко прижимая свои колени к груди. Он то и дело прокручивал в голове слова Соичиро об их с матерью любви к нему. Но после последней фразы отца, Кен понял, что это ложь, и, кажется, теперь от него официально отказались.

– Неужели это я принёс им боль? – застыл в воздухе вопрос, сильно бьющий под дых.

Кен поднял голову вверх, устремляя свой взгляд в потолок. Парень неотрывно смотрел в одну точку, просидев в таком положение довольно-таки долго, пока на его телефон не пришло сообщение от Аято. Блондин предупредил Кена, что задержится ещё на пару часов.

***

Время близилось к пяти вечера. Запихнув свои руки в карманы, Аято шёл по расколотой дороге вдоль заброшенных зданий и домов. Эта улица казалась ему мёртвой. Стены построек были разбиты, стёкла в окнах выбиты, а на земле валялась сломанная и старая мебель, которую, по всей видимости, разворовали вандалы.

Какой-то бездомный старик в грязной одежде сидел на земле, возле покоцанной двери в подъезд. Рядом с ним валялись пустые бутылки и банки из-под пива. Пока Аято смотрел на это, к его горлу подступила тошнота. Он как можно быстрее прошёл эти дома, стараясь не оглядываться по сторонам. Спустя пять минут парень вышел к небольшому парку. Голые деревья и сухая трава, слегка покрытая снегом, придавали этому месту мрачности. Пройдя от парка метров сто, блондин остановился, оказываясь напротив семиэтажного дома. Это здание он узнал сразу же. Логово Danaus. При дневном свете оно кажется ещё более устрашающим и опасным. Бардовый кирпич режет глаза, а черная, железная дверь всем своим видом отталкивает, предупреждает, что входить вовнутрь не стоит.

Аято нервно сглатывает и уже собирается подойти ближе, как тут, он видит, что из-за угла выходит какой-то мальчишка, лет двенадцати. Ребёнок беспокойно осматривается по сторонам, сразу же замечая Такимуру. На удивление блондина, мальчишка как-то странно оценивает его взглядом, после чего медленным, но уверенным шагом начинает подходить к Аято. Встав напротив Такимуры, паренёк сложил руки на груди и, изогнув одну бровь, спросил:

– Ты кто?

Аято слегка растерялся, не зная, как расценивать этот вопрос, но быстро ответил:

– А тебе какая разница?

– В этом месте кто попало не гуляет, – грубо огрызается мальчишка.

– Тогда что здесь делаешь ты? – задаёт вопрос Такимура, возмущаясь с такой дерзости парня.

– Я тут живу.

– Тут? – растерянно переспрашивает Аято. – В этом доме? – указывает он на штаб Danaus.

– А ты догадливый, как я вижу, – язвит мальчишка, начиная обходить блондина со всех сторон, внимательно изучая его. – Так что ты тут делаешь?

– Не борзей, – оскалился Такимура, не выдержав такого тона по отношению к нему. – Мне нужно зайти в это здание, – махнул он головой на семиэтажку.

– Вот как, – вдруг ехидно улыбнулся ребёнок. – Тогда пошли. Помогу пройти, – проговорил он, резвым шагом направляясь к железной двери.

– Мне не нужна помощь, – заявил Такимура, тоже подходя ближе к входу.

– А как же, – усмехнулся мальчишка. – Danaus – это тебе не притон. Сюда просто так не попасть, – холодным тоном отозвался он, начиная вбивать длинный пароль на замке.

Аято удивлённо вытаращил глаза и раскрыл рот в немом вопросе.

– Откуда ты знаешь о Danaus?!

Открыв железную дверь, парнишка кивнул Такимуре, заставляя того войти вовнутрь. Когда же они зашли в здание, мальчик опёрся спиной о стену и, сложив руки на груди, начал говорить.

– Я же сказал, что живу здесь, – цокнул он, показательно закатив глаза вверх. – А ты новенький, видно. Раньше я тебя тут не замечал.

– Я не работаю на Киоши-сана.

– Ну, это пока…, – протянул мальчишка, прожигая Аято уверенным взглядом. – Ты ведь за этим сюда и пришёл? С деньгами у тебя, по всей видимости, большие проблемы.

– С чего ты взял? – насторожившись, спросил Такимура.

В ответ паренёк усмехнулся и запихнул руку в карман своих джинсов. Мальчишка достал оттуда смятые купюры и насмешливо поинтересовался:

– А ты вообще в курсе, что носишь с собой фальшивые деньги?

– Какого хрена?! – выругался Аято, начиная проверять свои карманы, но не нащупал в них ничего, кроме пары монет. – Как ты украл их?

– Нужно быть внимательнее, – язвительно ответил мальчишка. – Мало того, что тебя надурил какой-то фальшивомонетчик, так ты ещё умудрился потерять и эти игрушечные купюры.

Аято только хотел обрушить свой гнев на наглого паренька, как, внезапно, сзади послышались тяжёлые шаги, а затем громкий и строгий голос.

– Хидэки, прекрати!

Такимура мгновенно развернулся и увидел перед собой Киоши-сана, грозно смотрящего на мальчишку, который в свою очередь прикусил губу и быстро запихнул деньги обратно в карман.

– Почему ты так рано пришёл? Ты выполнил то, о чём я тебе говорил? – уже спокойным тоном спросил Киоши-сан.

– Да, вот документы, – ответил Хидэки, доставая из-под своей лёгкой куртки тонкую папку с бумагами. – Никто ничего не увидел, так что мне удалось скрыться незаметно, Босс, – протянул он документы мужчине.

Киоши-сан довольно улыбнулся и в качестве поощрения похлопал мальчишку по плечу.

– Верни деньги Аято, – приказал он, будто собаке.

– Аято? – удивлённо переспросил Хидэки, переводя взгляд на Такимуру. – Так ты тот самый Аято?!

– В каком смысле тот самый? – непонимающе вопросил блондин.

– Хидэки, – кашлянул в кулак Киоши-сан, заставляя мальчишку прикусить язык.

– Да, да, хорошо, – саркастично протянул парнишка. – Ухожу, – добавил он, отдавая Аято смятые купюры и быстро скрываясь в левом крыле здания.

Такимура остался стоять в полнейшем непонимании. Он испуганно посмотрел на Киоши-сана, ожидая от того очередных объяснений.

– Славный паренёк, верно? – самодовольно улыбнулся мужчина. – Танака Хидэки. Очень хитёр для своих двенадцати.

– Вы и детей впутываете в ваши грязные дела? – возмущённо спросил Такимура.

– Никто его не впутывал. Он сам просил дать ему работу. Мальчишка сбежал из детдома, а я предоставил ему еду, крышу над головой и даже нашёл, куда применить его феноменальные способности в мошенничестве, – с не скрытой гордостью объяснился Киоши-сан.

– И тем самым вы лишили его нормального будущего, – уверенно заявил блондин.

– Смотря, что есть нормально, – как ни в чём не бывало, хмыкнул босс.

Мужчина подошёл к лестнице и, проведя рукой по золотым перилам, продолжил вдумчиво рассуждать:

– Нормального в нашем мире как такового не существует. Ни законы, ни традиции, ни ожесточённые наказания не исправят того, что каждый человек будет жить, так или иначе, считаясь со своими внутренними установками. Для кого-то система является нормальной, а кто-то изо всех сил пытается из неё выбраться. Один человек считает нормальным есть говядину, а какой-нибудь индуист увидит в этом непростительный грех, – Киоши-сан слегка улыбается и подходит ближе к Аято. – Кто-то яростно выступает против гомосексуальности, но ты же любишь парня, и тебе нормально? – делает он акцент на последнем слове.

Такимура опускает голову вниз, чувствуя на себе прожигающий взгляд Киоши-сана. Стараясь избежать визуального контакта с мужчиной, блондин соглашается с ним, тихо говоря:

– И чем же занимается Хидэки? – решает перевести тему Аято.

Босс весело хмыкает, видя неловкость, написанную на лице парня, и отвечает:

– Мальчишка – карманник, мошенник и подставное лицо. Ворует умело. И глазом моргнуть не успеешь, как лишишься руки, – пошутил Киоши-сан, подмигнув парню. – Ну в этом, как я полагаю, ты уже успел убедиться.

Такимура слегка кивает, смотря на смятые деньги в своей ладони. Мужчина криво улыбается и, махнув головой в сторону длинного коридора, говорит Аято следовать за ним. Не став перечить Киоши-сану, блондин догоняет мужчину. Они стремительно идут по, кажется, бесконечным коридорам, сворачивая то в одну сторону, то в другую. Аято осматривает отделанные вычурными обоями стены и не менее красивые двери. Но, словно в опровержение этой роскоши, за некоторыми из них слышны крики, брань и чьи-то вопли. Однако и этот гвалт быстро исчезает. Стоит парню пройти чуть дальше, и за другой дверью играет знакомая классика Вольфганга Моцарта «Lacrimosa». Музыка идеально описывает внутреннее состояние блондина. Коридоры Danaus напрягают своей тусклостью, мрачностью. Картины, висящие на стенах, не менее гнетущие. Вся эта обстановка, определённо, устрашает, давит на парня. Хочется поскорее выйти из этого места. Кажется, если в аду существуют коридоры, то они выглядят именно так.

Спустя пару минут скитаний по первому этажу штаба, Киоши-сан останавливается у одной из дверей, сделанной из чёрного дерева. Аято сразу же узнаёт её. Это тот самый кабинет босса, куда блондина привели в первый раз чуть ли не в бессознательном состоянии. Киоши-сан не спеша заходит вовнутрь и, когда Такимура проходит за ним, захлопывает дверь, поворачиваясь к парню лицом.

– Ты пришёл сюда с какой-то целью. Я готов выслушать тебя, – размеренно перешёл к сути разговора мужчина.

– Да. Мне нужны деньги, – церемониться не стал и Аято.

Киоши-сан растянулся в довольной улыбке и утробно захохотал. Он медленным шагом подошёл к своему рабочему столу, доставая из полки дорогой виски. Мужчина в одно движение руки открыл бутылку, равномерно разливая напиток по бокалам, которые уже стояли на столе.

– Иди сюда. Вначале выпьем, – кивнул босс в сторону напитка.

Аято сразу же подошёл к нему и безо всяких промедлений взял один из бокалов. Киоши-сан усмехнулся и последовал действиям блондина. Мужчина протянул руку с виски и торжественно воскликнул:

– За Danaus!

Чокнувшись и просушив бокал до дна, Такимура заговорил:

– И как же вы ответите на мой вопрос? Я смогу получить деньги?

– Спрашивать нужно иначе, – перебил его Киоши-сан. – Ты должен задать мне вопрос, что тебе следует сделать для того, чтобы получить деньги. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Я знаю, – отвечает блондин, закусывая нижнюю губу.

– Однако повёлся на махинации Тетсуи, – хитро улыбается босс, усаживаясь в своё кожаное кресло и складывая руки шпилем.

Аято понимает, что мужчина абсолютно прав, а потому горько усмехается со своей невнимательности. А ведь Кен предупреждал парня, причём ни один раз. В отличие от старшего, Судзуки быстро нашёл все несостыковки и уловки в действиях Тетсуи. Такимура вспомнил их небольшой диалог, когда парни только заселились в новую квартиру, предоставленную им Ёсидой.

“– Аято, а нам точно не нужно будет платить за проживание здесь? – с волнением в голосе поинтересовался шатен.

– Нет, мы просто будем тут жить. Безвозмездно – уверенно ответил Такимура, нажимая на кнопку лифта.

– И всё же мне не по себе. Ничего не бывает даром, – прошептал Кен.”

Блондин только сейчас понимает, как сильно он облажался, поведясь на такой развод. Хотя, с другой стороны, без помощи Киоши-сана, парням бы сейчас явно пришлось несладко. Подняв уверенный взгляд на босса, Аято облокотился руками о стол и спросил:

– И какую же работу вы мне предложите?

– А ты в чём себя видишь?

– Я никогда не думал над чем-то подобным, – признаётся Такимура, в раздумьях опуская голову вниз. – Но я определённо не хочу причинять людям проблемы или боль.

– Об этом можешь не беспокоиться, – убедительно сказал Киоши-сан. – Ты будешь доставлять другим удовольствие, – многозначно подмигнул он.

– Запишите меня в ряды эскортниц? – хохотнул блондин.

В ответ босс хрипло засмеялся, складывая руки на груди.

– Если пожелаешь – можем устроить, – изогнул он одну из бровей. – Но, если хочешь узнать моё мнение, то эта работёнка слишком убогая для такого, как ты. В эскорт я обычно беру тех, кто кроме как продажи своего тела больше ни на что не способен. В тебе же достойных качеств хватает с лихвой, – уверенно говорит Киоши-сан, откидываясь на спинку кресла. – Выносливый, дерзкий, напористый, терпеливый, бесстрашный. Мне нравятся эти черты.

– Вы меня переоцениваете, – хмыкнул Аято, заводя руку за голову.

– Самокритичный, – отрезает босс, ядовито улыбаясь. – Это тоже важное качество.

Такимура неловко выдыхает, уводя глаза в сторону, на книжные полки шкафа, почти до уплотнения забитые справочной литературой об оружие и психологии. Парня слегка передёргивает, и он вновь поворачивается на Киоши-сана, не желая дальше вчитываться в названия книг. Босс всё это время продолжал внимательно наблюдать за действиями Аято. Он сидел, вальяжно откинувшись на спинку стула, и периодически постукивал пальцем по пустому бокалу из-под виски. Спустя полминуты тишины мужчина громко кашлянул в кулак и сказал:

– На завтра есть один заказ. Встреча назначена возле гаражей за техническим университетом Конохана-ку. Время 20:00. Продашь тем парням героин и если не попадёшься, то получишь кругленькую сумму, – усмехнулся Киоши-сан, открывая нижний ящик под рабочим столом.

– И каковы риски, что я попадусь? – немного стушевался Аято, когда сомнения вновь нахлынули на него.

– Это уже зависит от тебя, – протянул босс, швыряя на стол 5 пакетиков с порошком. – Но можешь не беспокоиться. Danaus – место безопасное. Знаешь, как нас частенько зовут? Невидимки. А всё потому, что полиция не способна вычислить нас. Мы работаем аккуратно и умело, но если бьём, то прямо в цель. Шанса на вторую попытку нет ни у кого, так что, будь добр, думай головой перед каждым своим действием. Ясно? – выжидающе посмотрел на блондина мужчина, сложив свои руки на груди.

– Я…я понял, – быстро ответил Аято, беря в ладонь один из пакетиков. – Это и есть тот заказ?

– Именно. Забирай и уходи. Как выполнишь задание, отчитаешься.

Такимура слегка кивнул, но быстро опомнившись, встрепенулся.

– Отчитаюсь, в смысле, приду сюда?

Киоши-сан, явно забавляясь с такой невинности, усмехнулся.

– Нет. В это здание лучше не части. Будешь приходить тогда, когда я посчитаю нужным, – отчеканил босс, поднимаясь из-за стола. – А отчитаешься ты обычным сообщением на телефон.

– Но у меня нет вашего номера, – недоумённо свёл брови Аято.

– Он тебе не нужен, – мгновенно отвечает мужчина, подходя ближе к парню. – Твой номер у меня уже есть, а свой я слишком часто меняю.

Такимура было хотел спросить, когда Киоши-сан успел раздобыть его телефон, но видя строгое и уверенное лицо напротив, решил промолчать. Теперь ему казалось, словно этому человеку была известна вся его жизнь. Это пугало, но сейчас определённо не следует показывать своё недоверие. С этого дня блондин собирается работать на Киоши-сана, а, значит, лучше не задавать лишних вопросов. Подсознание подсказывало Такимуре именно такую тактику.

– Мне, наверно, уже пора, – неуверенно произнёс Аято, чувствуя на себе проницательный взгляд босса.

– Да, конечно, только не забудь про заказ, – слегка улыбнулся мужчина, махнув головой в сторону пакетиков, лежащих на столе.

Такимура кивнул и быстро сгрёб пачки героина в свои карманы. Проверив, что ничего не видно, блондин не спеша направился в сторону выхода из кабинета, слыша властные шаги Киоши-сана, который решил проводить парня до двери. Прежде чем Аято вышел в коридор, на его плечо легла тяжёлая рука босса. Такимура развернулся лицом к мужчине, а тот, довольно ухмыльнувшись, сказал:

– И, к слову, можешь больше не унижаться на своих подработках. Тех денег, которые ты будешь зарабатывать в Danaus, хватит на то, чтобы оплатить всю твою жизнь.

От этой фразы на душе Аято словно стало немного легче. Киоши-сан хоть и не внушал сильного доверия, но его слова и взгляд казались честными, непритворными. Это, несомненно, убирало весомую долю напряжения. Теперь внутри Такимуры стремительно разливалось чувство уверенности в том, что им с Кеном удастся подняться на ноги и стать самыми обычными членами общества. А как только они добьются этого, сделают себе приличные карьеры, то блондину больше не зачем будет заниматься преступностью. Работа в Danaus – дело временное и вынужденное. Эта мысль утешала душу Аято, стирая с неё чувство вины.

Парень шёл по уже немного знакомым коридорам Danaus, согревая себя именно этими рассуждениями. Моцарт всё ещё играл за стеной, и, наверное, это единственное, что привлекало Аято в этом здании.

Спустя минуту Такимура уже подошёл к главной двери, собираясь выйти на улицу. Как вдруг, блондин даёт себе мысленную оплеуху, замечая большой кодовый замок, находящийся прямо на уровне его груди. Парень вспоминает, что, когда его провожал Тетсуя, тот вбивал какой-то замысловатый пароль. Но Ёсида сделал это так быстро, что Аято не обратил на это даже малейшего внимания. Понадеясь на удачу и счастливое стечение обстоятельств, Аято со всей силой надавил на ручку двери, но, как и следовало ожидать, это ничего не дало.

В этот момент сзади послышалось чьё-то насмешливое хихиканье. Такимура быстро обернулся и увидел перед собой того самого двенадцатилетнего паренька. Хидэки стоял, важно скрестив руки на груди. Весело изогнув одну бровь, мальчишка не удержался от колкости:

– А ты, я смотрю, очень изобретательный, – его сарказм можно было прочесть по губам. – Но у кодовых замков есть одно свойство – они не позволяют открыть дверь лишь при помощи ручки. Удивительно, не так ли?

– А вы тут все острые на язык, как я понимаю, – раздражённо хмыкнул Аято. – Вначале Тетсуя, теперь ещё и ты…

– Тетсуя? – удивлённо спросил Хидэки, подходя ближе к блондину.

– Да, ты не знаешь его? – недоумённо вопросил Такимура.

– Знаю, конечно. Но я тут мало с кем общаюсь.

– Ты не общаешься, или с тобой не общаются? – приулыбнулся Аято, видя, как парнишка нахмурил брови.

– Я просто всех их круче, вот и избегают, – уверенно возразил мальчишка, начиная вводить пароль на кодовом замке.

Пропищав в знак верно введённого порядка чисел, дверь открылась, выпуская Аято на улицу. Хидэки же вышел следом за ним, сразу накидывая на свою голову большой капюшон, скрывающий половину лица. Такимура поражённо усмехнулся с последних сказанных слов парнишки и, гордо сложив руки на груди, заявил:

– Крутые не превозносят себя до небес.

Сжав челюсть, Хидэки поднял на Аято испепеляющий взгляд и ответил:

– Я не превозносил. Но если сравнивать себя с остальными, то здесь я самый достойный.

– И откуда в тебе столько уверенности?

– Не твоё дело, – грубо огрызнулся паренёк, опуская голову вниз. – Мне пора идти, так что бывай, – не поднимая лица на Такимуру, Хидэки быстро ушёл в сторону парка, спустя две минуты полностью скрывшись из вида.

***

Этим вечером в огромной квартире звучал Моцарт. Коридоры Danaus вдохновили блондина, напоминая ему об этой прекрасной музыке. Аято забвенно сидел за чёрным, как смоль, фортепиано, перебирая пальцами по многочисленным клавишам инструмента. В гостиной витал аромат кофе. Видимо, Кен выпил не одну чашку напитка. Аято улыбался, наслаждаясь сегодняшней атмосферой, которая навевала душевное умиротворение. Когда блондин вернулся домой, то его, как всегда, встретила тёплая улыбка младшего. Но в отличие от многих других вечеров, парни не стали обсуждать друг с другом произошедшие за день события. Так совпало, что сегодня оба пожелали об этом умолчать. Они лишь попытались расслабиться, вновь почувствовать себя самыми обыкновенными подростками с самой обыкновенной жизнью. Удивительно, но оказалось, что именно этого им так не хватает.

Продолжая играть на фортепиано, Аято ощутил, как запах кофе постепенно сменяется чем-то другим. Свежая хвоя ударила в ноздри, аромат был настолько приятен, что смог с лёгкостью оторвать мысли от музыки.

Внезапно, Такимура почувствовал размеренное дыхание за своей спиной, а затем то, как крепкие руки обвили его тонкую талию. Мягкие губы коснулись блондина за ухом, вызывая приятные мурашки по коже.

– Ты уже вышел из душа? Я думал, что прошло всего несколько минут, – удивился Аято, поднимаясь из-за инструмента.

– А ты вновь не замечаешь времени за своей игрой, – закатывает глаза вверх Судзуки, одним рывком притягивая старшего к себе.

Такимура ухмыляется, опуская свои ладони на бёдра шатена и терпко целуя его пухлые губы. Парни нежатся в объятьях друг друга несколько долгих минут. И вдруг Аято сильно сжимает запястье младшего, прижимая того к стене. Кен довольно улыбается, показывая свои небольшие клыки. Такимура занимает ведущую позицию, пока внутри него разливается уверенность. А шатен и не против. Ему до одури нравится такой властный Аято, почти также сильно, как хрупкая и нежная сторона его личности.

Одними лишь взглядами парни понимают, что сегодня уснуть пораньше им не удастся. Они живут, дышат друг другом. Эта ночь полна страсти, пылкости и огня. Никогда в жизни Кен с Аято не чувствовали себя настолько близко друг другу, как в такие моменты. И близко не только телами, это лишь одна немаловажная часть, но, в первую очередь, близко внутренне: мыслями, ощущениями, желаниями, душами. В комнате витали самые различные запахи, они и сладкие и свежие и терпкие. Ароматы будоражили, делая ощущения ярче, а стоны громче. Эту долгую ночь парни посвятили своей любви.

8.Асами

С того дня время пошло своим чередом. Аято успешно выполнил первый заказ. Было немного страшно, так что руки невольно подрагивали, выдавая неопытность парня. Но Такимура справился с беспокойством и заслуженно получил свои первые деньги. Все подработки в кафе блондин решил бросить. Во-первых, в них больше не было нужды. А во-вторых, у него теперь попросту не хватало времени на бесполезную трату сил. С каждым днём заказов поступало всё больше и больше. Казалось, словно вся Япония принимает наркотики. Но Аято работал один, изредка он виделся с Киоши-саном, чтобы обсудить рабочие вопросы. Не более. С остальными членами Danaus парень вообще практически не встречался. Лишь мельком и то по чистой случайности. Это очень сильно напрягало и даже удивляло Такимуру. Danaus представлялся ему чем-то огромным и внушительным, но при всём этом знаком он был лишь с немногими участниками группировки, словно в ней находилось не более десяти человек.

Прошло пару месяцев, и Аято уже прекрасно влился в новый рабочий график. Он неплохо поднатаскал свои знания в наркоторговле, запомнил многие сведения о различных веществах, хотя заказы зачастую были однотипными. Марихуана, героин, крэк, метадон и ЛСД. Каждый день Такимура слышал эти названия. Парень настолько приспособился к наркобизнесу, что даже научился по внешности человека определять, что тот принимает. И всё-таки иногда, в вечера после выполнения всех заказов, Аято думал над тем, что занимается, действительно, паршивым делом. Но каждый раз, получая деньги, блондин напоминал себе о том, ради чего он это делает. А если точнее, то ради кого.

С Кеном, к слову говоря, отношения ничуть не поменялись. Наоборот, за всё это время парни сблизились. Хотя казалось, куда уж более. Но они стали ближе не в том смысле, что их чувства увеличились. Скорее парни просто начали взрослеть, становиться мужчинами не только внешне, но и внутренне. Приспособившись к взрослому миру, они воспитали в себе такие качества, как ответственность, методичность, амбициозность, душевная грамотность. Парни стали лучше контролировать свои эмоции в различных стрессовых ситуациях. На смену подростковому максимализму пришёл взрослый рационализм. И если на Аято эти изменения особо не отразились (Парню всегда было свойственно не выказывать свои эмоции на людях), то Кен во многом возмужал, стал крепким и уверенным, но вместе с этим всё таким же обаятельным и добродушным парнем.

Сейчас Судзуки оставалось пару недель до сдачи экзамена. Решалась его дальнейшая судьба, и парень работал, не покладая рук. Когда сидеть за столом становилось невыносимо, до боли в спине и ряби в глазах, Кен выходил ненадолго на улицу. Если Аято в эти моменты был дома, то он обязательно составлял компанию младшему. Парни просто гуляли по вечернему городу, наслаждаясь каждой минутой, проведённой на свежем воздухе. Среди аккуратно усаженных деревьев в парке, корочки снега на асфальте, затуманенного неба Аято слышал искусную музыку. И каждый раз в его голове были новые, неповторимые мелодии. А вот Кен несколько иначе воспринимал окружающий мир. Он общался с ним, понимал каждое дуновение ветра, каждую каплю дождя, звонко бьющуюся о землю. Шатен всегда любил жизнь. А полюбившись однажды, это чувство уже никогда не исчезнет. Да, оно может пропасть на долгое и даже очень долгое время, но стоит твоим глазам увидеть всю красоту и волшебство необъятного неба и мира под ним, свет сам прорвётся сквозь душевную боль. Именно с такими мыслями чаще всего и проходили немногословные прогулки парней.

Как и в этот вечер. Кен с Аято размеренно шагали по широкой дорожке в небольшом, но уютном парке. На улице было прохладно. Шёл умеренный снег. Тусклые фонари освещали совсем небольшие клочки дороги, а их свет скорее падал на деревянные скамейки, стоящие вдоль газона, покрытого снежной плёнкой.

– Ты всё ещё не голоден? – поинтересовался Кен, разворачиваясь лицом к Аято, который не спеша плёлся в метрах пяти от него.

– Не сильно. Но я очень сожалею о том, что не разделался с тем рамёном, – хохотнул блондин, встречаясь с негодующим взглядом Судзуки.

– А я говорил тебе поужинать со мной, – вздохнул он, наигранно закатывая глаза вверх. – С этого момента я буду ещё серьёзнее следить за твоим питанием, – показательно поднял указательный палец вверх парень.

– Всё в порядке, я не умираю, в конце концов, – мило улыбнулся Аято, еле сдерживая смех с нелепо нахмурившегося младшего.

– Давай сходим в какое-нибудь кафе? – воодушевлённо предложил Кен, но Аято прослушал его слова, так как в кармане в этот момент завибрировал телефон.

Блондин достал его, и на экране высветилось новое сообщение с неизвестного номера. Это был Киоши-сан. Аято сразу же понял это. Босс предупредил парня о новом заказе и сказал зайти к нему завтра за товаром. Быстро отписавшись мужчине, Такимура удалил сообщение и положил свой телефон обратно в задний карман брюк, сразу же переводя взгляд на Кена.

Судзуки в этот момент шёл по довольно высокому бордюру и сосредоточенно балансировал, разведя руки в стороны. Аято усмехнулся, уже собираясь крикнуть младшему о том, что тот выглядит как настоящий ребёнок. Как вдруг, нога Кена подкашивается и срывается со скользкого камня. Парень мгновенно падает на дорожку, сильно ушибаясь левым локтем.

Такимура тотчас же подбегает к горе-акробату, поднимая того с земли. Сжав зубы, Кен с трудом поднялся, опираясь на руку старшего. Аято сразу понял, что что-то не так. Должно быть, шатен подвернул ногу, когда упал. Тыльной стороной ладони Кен вытер краешек губ, и на руке остался след от крови. Парень немного содрал кожу на подбородке. Аято большим пальцем подтёр грязь на щеке, когда младший широко улыбнулся, убирая его руки с себя.

– Ну, так в какое кафе мы пойдём? – неловко усмехнулся Кен, приводя Такимуру в недоумение.

– С такой ногой? – вскинул бровями Аято. – Мы возвращаемся домой.

Судзуки попытался пройти чуть подальше от парня, говоря, что с ним всё нормально.

– Взгляни! Я в полном порядке! – улыбаясь, воскликнул шатен.

Аято лишь молча стоял и смотрел, как Кен тяжело волочит левую ногу…

***

– Постарайся сегодня никуда не ходить. Ты должен отлежаться, чтобы ушиб прошёл, – заботливо проговорил Аято, целуя младшего в краешек губ.

Этим утром парни встали пораньше. Солнце только начало пробиваться своими лучами сквозь белый тюль, как Кен открыл глаза. Такимура проснулся немногим позже, так как блондину сегодня нужно было встретиться с Киоши-саном. Сейчас ребята сидели на кровати, обсуждая планы на ближайшие сутки.

– Я был бы рад пролежать весь день, но мой друг не сможет сегодня прийти на работу, поэтому я заменю его. Всего одна смена, я должен…, – как ни в чём не бывало начал говорить Судзуки.

– Никакого «должен», – резко перебил его Аято, грозно нахмурив брови. – Состояние твоей ноги может ухудшиться, и тогда нам придётся обратиться к врачу. Попроси своего начальника поставить кого-то другого вместо тебя.

– Но он настоял на том, чтобы это был я. Мне не нужно проблем с начальством, иначе меня уволят, – возразил шатен.

– В таком случае, шли его к чёрту и бросай эту работу! – уверенно отрезал Аято, кладя свою ладонь на плечо Кена. – Ты ведь знаешь, что мои дела с музыкой пошли в гору. Тех денег, которые я получаю, работая на студии, хватит на нас двоих, – попытался убедить младшего Такимура, в мыслях усмехаясь со своих слов.

“Если бы моим единственным доходом была музыка, то, наверное, я бы не имел ни гроша в кармане”

Кен мило улыбнулся старшему и взял его ладони в свои. Не поднимая глаз на Аято, Судзуки сказал:

– Я знаю это. И я на самом деле восхищаюсь и горжусь тобой. Но я не могу полностью возложить ответственность на твои плечи, понимаешь? Всегда нужно иметь какой-то другой доход для подстраховки. Вдруг случиться так, что нам станет не хватать денег?

– Я всё понимаю, родной. Но считаю, что нужно идти на риски, даже если нет запасного плана. Тем более, у тебя гораздо более важная задача. Поступление в университет, – будучи уверенным в своей работе на Киоши-сана, Аято знал, что его доход останется стабильным, но доказать это Кену, в помине не знающему о Danaus, было гораздо сложнее.

– Осталось совсем немного до экзамена, ты прав. Мне бы следовало приложить максимум усилий в эти дни. Но всё же я пока не хочу бросать свою подработку. Я справлюсь, честно, – поднял свой убедительный взгляд на блондина Судзуки. Шатен не спеша поднялся с постели, словно доказывая Аято то, что прекрасно стоит на своей ушибленной ноге.

– Просто, пожалуйста, будь осторожен, – заботливо проговорил Такимура, вставая с кровати следом за Кеном…

После лёгкого завтрака Аято наспех оделся и, в очередной раз попросив младшего остаться сегодня дома, быстро вышел из квартиры. Блондин в спешке направился в Danaus. Уже через два часа он должен был отдать пять пачек ЛСД одному парню. За недолгое время работы он выучил, что заказчики не любят ждать ни минуты. Они либо принимают это за развод, либо бояться, что их поймает полиция. И из-за чьей-то паранойи Такимуре приходится приходить ровно ко времени.

Спустя полчаса Аято почти дошёл до штаба Danaus. Он ввёл уже наизусть выученный пароль, состоящий из порядка чисел, сильно похожих на какую-то дату. Зайдя вовнутрь, Такимура сразу же направился в коридоры правого крыла. Не поднимая головы, он шёл к единственно-знакомой двери, ведущей в кабинет Киоши-сана.

Внезапно, Аято почувствовал, как задел кого-то плечом. Парень мгновенно поднял голову и увидел перед собой молодую девушку. Её светлые волосы еле касались плеч, а голубые глаза в удивлении уставились на Такимуру.

– Извини, – буркнул под нос Аято и, не став долго церемониться, пошёл дальше, как вдруг, девушка окликнула его, заставляя повернуться.

– Сколько ты здесь работаешь? – спросила она, продолжая неотрывно пялиться на блондина.

– Пару месяцев, а что? – недоумённо ответил он.

– Да так. Забудь, – резко отозвалась незнакомка, поворачиваясь к Такимуре спиной и с ускоренным шагом скрываясь за углом коридора.

Аято лишь устало закатил глаза. Он уже привык к странному и подозрительному поведению людей в этом месте. Казалось, словно Киоши-сан специально находит их, проверяя наличие тех или иных тараканов в голове. Но вместе с этим внутри парня было какое-то необъяснимое чувство. Та девушка, она показалась ему знакомой. Хотя это можно было объяснить тем, что в Японии не так много людей с европейской внешностью. Но такая группировка, как Danaus, была, действительно, очень влиятельной и привлекала многих, не только коренных японцев, но и приезжих иностранцев, решивших заработать лёгкие деньги. Поэтому ничего удивительного в этой девушке не было, да и быть не могло. А все непонятные беспокойства и подозрения раздул сам Такимура от слишком большой фантазии.

Дойдя до двери в кабинет босса, парень вначале хотел постучаться. Но не успел он сделать этого, как услышал голос Киоши-сана по другую сторону толстой стены.

– Я вижу тебя. Проходи.

Открыв дверь и зайдя вовнутрь, блондин непонимающе посмотрел на мужчину, который вальяжно раскинулся в своём кожаном кресле и пафосно покуривал сигару.

– Как вы узнали, что я стою за дверью? – изогнув одну бровь, поинтересовался Аято.

Киоши-сан приподнял уголки своих губ, свободной рукой разворачивая к парню один из мониторов. На экране Аято увидел записи с камер видеонаблюдения. Их было так много, словно под присмотром находилась каждая комната здания и даже наружный двор. Блондин поражённо усмехнулся, присаживаясь на кожаный диван, стоящий прямо перед ним. Парень устроился как можно комфортнее и, закинув ногу на ногу, задал Киоши-сану вопрос.

– Камеры, как я понимаю, расставлены во всём этом доме?

– Нет, что ты, – удивлённо ответил мужчина, тут же растягиваясь в хитрой ухмылке. – Они не ограничиваются этим зданием, – игриво и даже самодовольно добавил он.

– У вас такая тотальная слежка за всеми членами группировки или исключительно за отдельными лицами? – аккуратно спросил блондин, сжимая ладони в кулаки.

– Второе, – быстро отрезал босс, складывая руки шпилем и загадочно улыбаясь. – Есть люди, которые мне особенно интересны.

Взгляд мужчины был таким проницательным, что Аято неловко сглотнул. Его расслабленность и свобода в движениях сменились заметной скованностью. Парень положил ладони на колени и, стараясь не смотреть Киоши-сану в глаза, задал ещё один вопрос.

– И насколько досконально вы следите за жизнью этих людей?

Босс заулыбался ещё шире.

– Ты даже и вообразить себе не можешь, насколько, – как ни в чём не бывало, ответил он. – Я изучаю всё до мелочей и порой знаю об этих людях больше, чем они сами могут предположить, – его глаза сверкнули пугающим блеском.

Такимуру слегка передёрнуло от этих слов, а по позвоночнику прошёл легкий холодок. Босс определённо умел вселять страх. Аято скованно прикусил губу и с некой опаской всмотрелся в лицо Киоши-сана. Мужчина как всегда создавал образ непрошибаемого, твёрдого и уверенного человека. Такимура видел, как тот искренне восхищается и любит свою работу. Это было бы прекрасным качеством, если бы его дело не являлось преступным. А так босс скорее походил на маньяка или безумца, которому чужое страдание приносило немыслимое удовольствие.

Киоши-сан, словно прочитав мысли парня, медленно поднялся из-за письменного стола и размеренным шагом подошёл к книжному шкафу, начиная с фальшивым интересом разглядывать литературу на полках.

– В 1971 году Филипп Зимбардо провёл эксперимент в Стенфордском университете. Он разделил группу студентов на две части: надзиратели и заключённые. После чего их на десять дней поместили в подвальное помещение, обустроенное в точности как настоящая тюрьма. Условия оказались настолько реалистичными, что и сами студенты незамедлительно вжились в роли. Уже на следующий день надзиратели, ощутив своё доминирование, начали издеваться над преступниками, изнуряя их тренировками, голодом и даже применяя деревянные биты. Они внушили заключенным страх, ощущение произвола. Жизнь этих ребят теперь полностью контролировалась, не давая и доли необходимого личного пространства. Всё это породило у заключённых чувство бессилия, не дающего им пойти наперекор и отстоять свои права. Надзиратели же, заполучив власть и поддержку, потеряли контроль. У каждого третьего были выявлены садистские наклонности. Они так нещадно пользовались той свободой, о которой раньше могли лишь мечтать, что эксперимент пришлось прервать на шестом дне, – Киоши-сан развернулся лицом к Аято и, слегка наклонив голову в бок, продолжил. – Я это вот к чему. Сейчас ты находишься где-то посередине. У тебя есть определённые права, которые многие люди приняли считать за свободу. Но при этом ты не имеешь власти ни над кем в этом мире. Поэтому ты сейчас можешь спокойно осуждать как и безвольных марионеток общества, так и зажравшиеся верхушки. Но что, если в один момент власть окажется в твоих руках? Я очень сомневаюсь, что кто-либо, включая тебя, сохранит свои честные и исключительно альтруистические взгляды на жизнь и людей вокруг. Я ни в коем случае не утверждаю, но предполагаю, что окажись ты сам у руля правления – ты бы не остался таким, как сейчас. Людей определяет не характер, а ситуация, в которой они оказались. Вначале ты объект для насмешек, а потом бамц! И ты уже имеешь возможность наказать других, – босс медленно подошёл к Такимуре, наклоняясь к его лицу и смотря прямо в глаза. – А тебе есть, за что мстить, не так ли?

Аято, не моргая, опустил голову в пол. Сжав челюсть, парень мысленно пытался возразить Киоши-сану, хоть уже итак понимал, что слова мужчины были абсолютно верны. И это ужасно порицало Такимуру.

– Вы правы, босс, – хрипло ответил блондин. – Вы чертовски правы. Но, находясь на середине, я ведь имею право выбирать, кем мне быть?

Киоши-сан надменно усмехнулся.

– Ты меня не понял, – твёрдо заявил босс. – Это не в твоих силах решать, какой ты. Жизнь определит это и без твоей помощи, – нравоучительно ответил мужчина, видя огорчённый взгляд Аято. – Да ладно тебе, таковы законы нашего прогнившего общества. Ты не станешь плохим, если будешь надзирателем. Главное – это не быть идиотом. А с остальным жить можно, причём очень даже неплохо. Будучи смекалистым заключённым, ты сможешь найти выход из положения. А если же ты умён и имеешь власть, то тебя будут уважать и боготворить. Но когда у человека нет ни ума, ни хитрости – его ждёт крах везде. И деградация является неоспоримым билетом на смерть.

Довольно улыбнувшись, Киоши-сан подошёл к своему письменному столу, открывая нижний ящик. Пока мужчина доставал оттуда большие прозрачные пакетики и кидал их на стол, Аято поднялся с дивана, всё ещё раздумывая над чем-то. Собравшись с мыслями, Такимура дождался, когда босс закончит вытаскивать товар, после чего громко спросил:

– А мой отец был надзирателем или заключённым в этой системе?

Не ожидая такого вопроса, Киоши-сан изогнул одну бровь и, улыбнувшись, ответил.

– Арэто был заключённым, возомнившим, что у него в руках власть. Это и погубило твоего отца. Я очень надеюсь, что ты не повторишь его ошибок, – с толикой заботы в голосе проговорил босс, кладя свою руку на плечо Такимуры.

Аято неуверенно кивнул, на что Киоши-сан почему-то широко заулыбался, умело скрывая свою надменную ухмылку за ладонью, дружески похлопывающей парня по плечу.

***

Спустя час Такимура уже стоял в переулке, пересчитывая деньги за проданные только что наркотики. Всё быловерно, до единой купюры. Это не могло не радовать блондина. Аято довольно улыбнулся, уже в мыслях представляя, как за эти деньги устроит сегодня Кену красивое свидание на крыше. Оставалось всего лишь заскочить в магазин и обустроить уютное местечко под открытым небом.

Размышления парня прервались вибрацией телефона в кармане брюк. Аято взглянул на экран, и в одно мгновение на его лице появился испуг. Нервно сглотнув, Такимура сорвался с места и побежал в сторону ближайшей автобусной остановки, попутно уже думая над тем, чтобы вызвать такси.

Сообщение, которое он прочёл, прислал Кен. В нём было сказано:

«Я знаю, что ты сейчас занят. Но как освободишься, постарайся быстрее прийти домой. Пожалуйста. Как можно скорее».

Не прошло и пятнадцати минут, как Аято забежал в подъезд. Предчувствие подсказывало парню, что что-то случилось. В безумной спешке блондин запрыгнул в кабину лифта, со всей силой давя на цифру 25. Стоять и ждать, пока он приедет на нужный этаж, было невыносимо. Аято кусал губы от желания добежать наверх по лестнице. И в этот момент он на все сто процентов был уверен, что смог бы добежать быстрее, чем лифт. Через полторы минуты, двери кабины раскрылись, и Такимура сразу же рванул в конец ярко освещённого коридора. Умело расправившись с дверным замком, Аято перешагнул через порог, тут же замирая на месте.

Кен стоял у стены и растерянным взглядом встречал старшего. Такимура закрыл за собой дверь и подошёл к шатену. Беря его вспотевшие ладони в свои, Аято одними глазами спросил, что происходит. В ответ Кен нервно сглотнул и, опустив голову вниз, ответил:

– Отец звонил мне…, – одна фраза, и сердце блондина упало в пятки. – Мама сильно заболела.

Аято вздохнул с неким облегчением. Нет. Он не считал эту новость хорошей, более того, Такимура обеспокоился за состояние Асами. Но в мыслях парень уже представил более ужасную причину звонка господина Судзуки. Всё-таки Соичиро никогда бы не позвонил Кену просто так.

– А что случилось? – полушёпотом спросил Аято, продолжая крепко сжимать в своих руках ладони младшего. – Это очень серьёзно?

– Я не знаю, – с сильнейшим сожалением ответил парень. – Надеюсь, что нет. Отец сказал, что у неё небольшие проблемы с сердцем, и вот уже неделю маму одолевают головокружение и сильная слабость. Врачи выписали лекарства, но пока что они не помогают, – на последнем слове голос Кена заметно притих. – И, кажется, у неё подозрения на аритмию.

Аято, не зная, что сказать, взял лицо младшего в свои ладони, большим пальцем поглаживая нежную кожу возле краешка губ.

– Не волнуйся так сильно. Я уверен, что с ней всё будет в порядке, – попытался успокоить Кена он, хоть и сам в этот момент не мог найти себе места от услышанного. – Аритмия – это не приговор, ты ведь знаешь это, даже больше меня.

– Да…, – печально протянул шатен. – Но есть кое-что, из-за чего я не могу просто взять и успокоиться, – подрагивающим голосом сказал он.

Аято лишь молчаливым взглядом наблюдал за изменениями в мимике парня. Такимура знал, что сейчас не нужно вставлять свои слова. Кен не ожидает от него ответа в это мгновение. Он собирается с мыслями, чтобы продолжить говорить.

– Если бы мы не ушли из дома в тот вечер, то мама бы не изводила себя беспокойствами каждый день, – на одном дыхании прошептал Судзуки. – Это ведь из-за меня состояние её сердца ухудшилось.

Такимура было хотел возразить, но Кен опередил парня, заявляя:

– Нет, не спорь, ты же знаешь, что это так. Мама скучает по нас, и она очень переживает. Это, действительно, выбивает её из колеи.

– И что же нам делать, Кен? – тихо спросил Аято, выжидающе смотря на младшего.

– Я бы хотел встретиться с мамой. Точнее хочу. Безумно. Но отец запретил нам связываться с ней. Он сказал, что она переживёт и смирится с мыслью о том, что мы больше не часть её жизни. Но разве матери могут смириться с чем-то подобным? – поднял свои глубокие глаза шатен.

Такимура опечаленно помотал головой.

– Неудивительно, что твой отец не желает нашей встречи. Но тогда почему он вообще решил позвонить тебе? Чтобы сказать о случившемся? – непонимающе свёл брови к переносице Аято.

– Очевидно, что ему нужен был повод, – горько усмехнулся Кен.

– Для чего? Чтобы мы захотели вернуться?

– Чтобы захотел вернуться я, – полушёпотом ответил Судзуки, неловко смотря в глаза напротив. – Один. Без тебя, понимаешь?

– Понимаю…

– Он пытался манипулировать мной. Отец знал, что я захочу встретиться с мамой, успокоить её, пообещать о том, что больше никогда не буду любить мужчин. Но я не могу. И от этого моё сердце разрывается от противоречий. Я, действительно, хочу, чтобы маме стало лучше. Мне нужно увидеть её.

– И увидишь, – внезапно перебивает младшего блондин, заставляя Кена перевести на него непонимающий взгляд. – Я думаю, что рано или поздно мы всё равно пересечёмся с ними. По крайней мере, ты. Но сейчас давай просто не будем делать поспешных решений. Я не уверен, что они приведут к чему-то хорошему.

– А как же болезнь мамы? Вдруг ей станет совсем плохо? – с не скрытым волнением в голосе спросил Судзуки.

– Всё будет в порядке, – как можно ласковее ответил Аято. – Она чувствует твою любовь и поддержку даже на расстоянии.

– Разве это возможно? – поднял Кен свои покрасневшие от усталости и слёз, но полные искренней доброты глаза.

– Несомненно, – сказал Такимура, видя заискрившуюся надежду во взгляде напротив.

Кротко улыбнувшись, младший прижался к Аято, скрывая своё лицо в тёплой куртке блондина. Кен впервые за день почувствовал себя так спокойно и защищённо. Такимура же просто был счастлив, ведь шатен, действительно, обладал необъяснимой способностью залечивать раны своей улыбкой. А когда уголки губ поднимаются после сильнейшей грусти, то цена этой улыбки возрастает в сотни, нет, тысячи раз.

Обсудив эту проблему ещё немного за ужином, парни сошлись во мнении, что они пока не станут никак реагировать на попытки господина Судзуки вернуть Кена домой. Младший будет периодически интересоваться здоровьем матери, но не более. Решив поступить таким образом, ребята со спокойной душой легли в постель. Правда, Кена всё ещё одолевали противоречивые чувства, словно он должен чем-то помочь. Аято, ощущая легкое напряжение шатена, попытался отвлечь его поцелуями и разговорами ни о чём. Это помогло. И спустя полчаса, оба уже сладко посапывали, прижавшись друг к другу в нежных объятьях.

Но прошло часа три, и Аято начал слабо ворочаться во сне и кряхтеть. С его лица градом стекал пот, а сердце стучало, как бешенное, и вот-вот готово было вырваться из груди.

“Широкое пространство вокруг. Тело невесомо держится в воздухе, словно не имеет никакого веса. На коже проступили мурашки от лёгкого ветерка, пронизывающего парня под тонкой одеждой. Он окружён облаками, они мягкие и пушистые. Небо лазурное, похоже на морскую гладь. Повсюду стоит тишина. Даже собственное дыхание кажется отдалённым. Тело расслабленно и не способно пошевелиться. Совершать малейшие движения не хочется совершенно.

Внезапно, до ушей доносится тихая мелодия. Она колко отдаёт в груди знакомыми мотивами. С каждой минутой музыка увеличивает свой темп и громкость. Вместе с ней в сердце зарождается паника. Облака постепенно рассеиваются, оставляя лишь голубой небосвод. Но и он постепенно приобретает лиловый окрас. Всё идёт к закату. Мелодия становится громче и громче, она кричит, изнывает от желания что-то сказать. Кажется, словно музыка пытается предупредить о чём-то. И вдруг её звуки перебивает совершенно иной шум. Оглушающий гул приближающегося самолёта доносится с невероятной мощностью. Звуки двигателей заставляют испуганно сжаться. Парень пытается сдвинуться в сторону, но тело не может и шелохнуться. Он прикован к этому месту, и с каждым вздохом спина ощущает на себе близость железной птицы, дракона. Остаётся лишь ждать.

Секунда. Две. Тело пронзает неимоверная боль. Самолёт на всей своей скорости врезается в парня, толкая его вперёд. Перед глазами рябит. Он обездвиженной куклой летит прямо вниз. Небо вокруг стремительно исчезает. Оно плиткой раскалывается на части, превращаясь в чёрные осколки. Постепенно весь шум стихает, а тело продолжает падать во тьму.”

Аято просыпается оттого, что чьи-то руки обеспокоенно трясут его за плечи. Он медленно раскрывает глаза и видит перед собой перепуганного Кена. Младший берёт лицо Такимуры в ладони и облегчённо шепчет:

– Тебе снился кошмар. Ты сильно ворочался и упал с кровати.

Только сейчас Аято заметил, что сидит на полу. Постель была огромной, и он ума не мог приложить, как с неё можно свалиться. Отголоски сна всё ещё проносились в его голове, но Судзуки быстро привёл парня в чувство, и, погодя несколько минут, они вновь улеглись спать.

***

Последующие две недели были самыми напряжёнными за все полгода. У Кена начался экзаменационный период, и уровень волнения, буквально, сводил парня с ума. Да и не только самого шатена. Аято тоже ужасно извёлся, наблюдая за изнурительной работой младшего. В эти дни сон для Судзуки перестал существовать совсем. Он полностью зарылся в учебниках и тестах, периодически прерываясь на то, чтобы налить новую чашку кофе. Ел Кен лишь тогда, когда Аято сам приносил ему еду, насильно заставляя оторваться от учёбы. Судзуки только и делал, что готовился к экзаменам и пил кофе. И с каждым днём его организм всё больше походил на механизм робота, ибо все действия парня становились машинальными. Единственное, что его отличало от машины, так это то, что внутри Кена бушевали различные чувства. От беспокойства до безумных приступов паники. Малейшая ошибка в тестах заставляла Судзуки волноваться так, словно на Землю вот-вот упадёт метеорит. Как это? Он? И ошибся? Неприемлемо! Кен говорил себе, что не может ошибаться, так как второй шанс уже не гарантирует такого безупречного поступления в университет. А конкуренты наступали на пятки в сложнейшей схватке. И Судзуки был обязан выстоять её. Даже ценой собственного здоровья.

***

– Удивительно, что может сделать с молодыми людьми система образования. Она, буквально, высасывает последние силы, внушая ученикам, что если они провалятся, то у них уже не будет такого успешного будущего, как у более умных сверстников. И учителя беспощадно талдычат это с самого первого класса, унижая детей, чьи способности кажутся им невысокими. В школах не учат спокойно относиться к ошибкам. Там говорят о том, что их необходимо избегать. В школах не учат бороться со стрессом. Там лишь создают такую нездоровую атмосферу, от которой школьники ложатся под поезда. В школах ни черта не готовят к взрослой жизни. А за все двенадцать лет единственный полезный урок – это то, что как бы нам не казалось, что у нас много друзей, в конце концов, каждый будет сам за себя. И ты либо выбираешь роль мальчика для битья, коим и остаёшься до конца дней, либо показываешь силу, внушая своим врагам страх перед тобой…

Киоши-сан размеренно расхаживал по кабинету при тусклом освещении. Окна всё время были завешаны тёмно-бардовыми шторами, за счёт чего в комнате царила мрачная атмосфера. Аято расслабленно сидел на кожаном диване и покручивал в руке небольшую стеклянную фигурку бабочки, которую он взял со стола босса.

– Много же вы понимаете о системе образования, – тихо хмыкнул блондин.

– Не больше тебя. Ты-то, как никто, знаешь, чего стоит авторитет, – многозначно проговорил Киоши-сан, подмигивая Аято. – Скольким людям тебе пришлось набить морду, прежде чем половина из них начала уважать тебя?

– С чего вы взяли, что я набивал кому-то морду, – хмуро свел брови Такимура.

– Предположил, – усмехнулся мужчина, складывая руки на груди. – Но я же оказался прав? – выжидающе посмотрел он на парня.

В кабинете на полминуты воцарилось молчание. Аято поставил стеклянную фигурку бабочки на стол, после чего поднял на Киоши-сана недоверчивый взгляд. Но глаза босса отдавали твёрдой уверенностью и непоколебимостью, заставляя стойкость Такимуры трескаться по швам. Аято опустил голову вниз и, собравшись с кое-какими мыслями, заговорил.

– Я начал драться, когда мне было семь лет. Один мальчишка из класса стал задирать меня, называя приёмышем, а мне было так обидно, грустно и злостно, что я просто ударил его со всей силой. Я не хотел становиться драчуном или вроде того, но и терпеть все унижения не мог. Возможно, я просто выплёскивал свою ненависть на остальных, но я и сейчас считаю, что во многих случаях необходимо применять грубую силу.

– И правильно считаешь, – перебил его Киоши-сан, медленно закуривая сигару. – Твой парень совсем другого мнения на этот счёт, не так ли?

– Кен…да. Он не признаёт любое проявление жестокости, хоть и пару раз встревал в драки, но позже сильно переживал по этому поводу, – усмехается блондин, вдумчиво опуская взгляд в пол. – Он наидобрейший человек из всех, которых я знаю.

– Хорошо, что ты попался ему на пути. Слабым людям тяжело приходится в жизни, – с неким безразличием в голосе проговорил мужчина.

– Он не слабый, – возразил Такимура. – Напротив, Кен сильнее меня и всех, с кем я был когда-либо знаком. Его сила заключается не в умение размахивать кулаками, а в стойкости и неимоверной воле к справедливости и добру.

– Возможно, ты прав, – глухо отозвался Киоши-сан, присаживаясь в своё кресло. – Но теперь скажи мне вот что, – важно сложил он руки на груди. – Тебе ведь известно, что добрые люди обязательно держатся за кого-то в качестве причины своей добродетели. Они всегда борются, зная, что им есть за кого стоять. Но что будет, если у этого человека отнять тех, кто ему дорог? Да он и безо всякой борьбы сломается. Добрые люди в одиночку не справятся. У них…, – резко примолк мужчина, видя задумчивый взгляд Аято. – А впрочем, забудь. Твой Кен не такой. Уверен, что он, действительно, крепкий парень.

Такимура удивлённо приподнял бровь и в недоумении раскрыл рот.

– Почему вы так быстро изменили свою точку зрения? – недоверчиво спросил блондин.

– Я ничего не менял и не собираюсь. Моё мнение осталось при мне. Просто, я не считаю, что слабый человек станет работать в полиции, – как ни в чём не бывало, Киоши-сан закурил очередную сигару.

– А как же ваши слова о том, что полиция – сборище подкупных крыс и не более?

– Любой враг, милый мой, имеет две стороны. Первая – эта та, из-за которой он и является твоим врагом. А вторая – это то, чем ты можешь воспользоваться в своё благо. К примеру, дружба с кем-то из окружения врага даёт чудесные связи и лазейки во все их секретные переговоры. Ну, или даже, если ты не имеешь дружеских отношений с врагом, ты всегда можешь поучиться чему-то у него. Тактика или ход мыслей. На крайний случай, чужие ошибки помогают тебе не совершать своих. Именно поэтому, в любом противостоянии важно взаимоуважение друг к другу. Ты можешь ненавидеть своего врага, желать ему самой мучительной смерти. Но уважать его ты обязан, ибо никто, кроме него, не осмелился встать против тебя, – мужчина направил на Аято прожигающий взгляд, заставляя парня напряжённо опустить голову вниз.

Такимура примолк. Он в раздумьях над ответом прикусил нижнюю губу и, погодя полминуты, сказал:

– Вы так философски рассуждаете, что я чувствую себя глупым ребёнком, болтающим со своим отцом.

Киоши-сан широко улыбнулся и, откинувшись на спинку кресла, утробно захохотал.

– Ты сравнил меня с отцом? Сочту это за комплимент. Мне приятно слышать это от тебя.

Аято, немного удивившись такой бурной реакции на его, казалось бы, обычную фразу, посмотрел на босса непонимающим взглядом. Парень медленно, словно раздумывая, положил свои руки на стол и, отведя глаза в сторону, тихо спросил:

– А у вас есть дети?

– Это настолько важный вопрос? – с некой иронией в голосе хмыкнул Киоши-сан.

– Нет, просто, задумался, – опустил голову вниз блондин, всем своим видом пытаясь показать, что его вообще не интересует личность босса.

– Если хочешь знать, то да. У меня есть дочь, – начал всё-таки говорить мужчина. – Впрочем, ты уже её видел, когда столкнулся с ней в коридоре. Она не родная, но я вложил в её воспитание всего себя, так что мы во многом похожи, – гордо произнёс он. – А ещё у неё есть брат. Его я не воспитывал, да что там, большую часть времени даже знаком с ним не был. Но я уверен, что имею полное право считать этого парня своим сыном.

– А он тоже похож на вас? – задал вопрос Аято, встречаясь с заинтересованным взглядом Киоши-сана.

Мужчина как-то странно посмотрел на блондина, словно досконально изучая черты лица парня. На доли секунды Такимуре даже показалось, что в глазах напротив блеснула толика заботы и трепета. Спустя несколько секунд неловкого молчания босс, всё ещё продолжая неотрывно смотреть на Аято, сказал:

– Я надеюсь на это. По крайней мере, он похож на своего биологического отца. А значит, в нём уже генетически заложены важные для меня черты.

– К примеру?

– Он похож на тебя.

– Правда? И сильно?

– О, ты даже и не представляешь, насколько сильно, – загадочно протянул Киоши-сан, приподнимая уголки своих губ.

Такимура не выдержал такого давящего взгляда босса и, нервно сглотнув, повернул голову в сторону настенных часов. Увидев время, парень понял, что ему уже не помешало бы уходить. Сегодня был последний день, когда Кен сдавал национальный экзамен. Шатен должен вернуться домой через минут сорок, а, значит, Аято нужно приготовить поесть и встретить парня со всеми прилагающимися поздравлениями. Ведь тот старался. Как никто старался. И заслужил.

***

Спустя полчаса Такимура, нервный и уставший, стоял на остановке, ожидая своего автобуса. Но, как назло, ни один не проехал мимо. Слегка подпрыгивая, то ли от холодного ветра, то ли от раздражённости, Аято осматривался по сторонам.

“Издевательство” – с максимальной измученностью взвыл он в своей голове.

Крупных купюр в кармане блондина не наблюдалось, а потому такси ему, определённо, не светило. Оставалось лишь стоять и ждать, когда долгожданный автобус соизволит посетить эту остановку. Ну и что, что Такимура стоял здесь совершенно один? Спешил он за десятерых, да и руки, мягко говоря, уже успели превратиться в лёд.

Сегодняшний день насмехался над несчастным Аято, иначе бы он уже смог уехать двадцатью минутами раньше. Но парню пришлось простоять ещё целых полчаса! Ветер окончательно поборол его не сильно тёплую куртку, заставляя Такимуру сжать челюсть и застучать зубами. Зато, какое немыслимое удовольствие ощутил Аято, запрыгивая в нагретый автобус. Была бы его воля, блондин непременно сделал бы несколько кругов по городу, ибо выходить наружу не хотелось от слова совсем. Но дома Такимуру ждёт Кен. Тоже безумно тёплый и мягкий. А младший уж безо всяких сомнений поборет любой автобус этого города в схватке за комфорт Аято. Руки у шатена большие, крепкие и горячие. В них чувствуешь себя уютно, словно в своём маленьком мирке, где ничто не способно тебя потревожить. Хочется просто сидеть так вечность, чувствуя сильный обхват вокруг талии. Забывшись в этих сладостных мыслях, Такимура чуть было не пропустил свою остановку. Мгновенно спохватившись, парень выскочил из автобуса, сразу же ощущая удар холодного ветра по лицу. Накинув на голову капюшон, он поспешил в сторону дома.

Не прошло и пяти минут, как Аято уже ехал в лифте. Двери кабины раскрылись на двадцать пятом этаже, и парень мгновенно выскочил в светлый коридор. Заходя в свою квартиру, Такимура убедился в том, что Кен находился дома. Только Судзуки мог закрыть дверь на три оборота. Закатив глаза, Аято вошёл в прихожую и с неким смешком крикнул:

– Любимый, нет нужды в том, чтобы закрывать дверь на три оборота! Мы живём в благополучном районе. Чего ты боишься? Что сосед проберётся к нам в квартиру и забудет тут свой сейф с золотыми слитками?!

Но ответа на свою крайне колкую претензию Аято, как ни странно, не услышал. Пожав плечами, блондин прошёл на кухню. Всё-таки квартира большая. Не мудрено, что можно и не расслышать друг друга. Но кухня пустовала так же, как и коридор. Видимо Судзуки был в своём рабочем кабинете. Это предположение разозлило Аято. Хотелось закрыть эту комнатушку на замок и не впускать туда младшего, пока тот не отдохнёт.

Ещё раз окликнув Кена, в ответ Такимура опять получил тишину. Полнейшее молчание. Аято уже подумал над тем, что шатена и вовсе нет дома. Наверное, задержался на экзамене или вышел куда-то.

“Вот чёрт, надеюсь, с ним всё в порядке”

Такимура бы так и просидел в ожидании младшего, если бы не заглянул в их спальню. Войдя в комнату, блондин замер с глупой и широкой улыбкой на лице. На кровати развалился сладко сопящий Кен. Он дремал, вытянув руки и ноги в стороны, и даже не потрудился снять с себя верхнюю одежду. Видимо, парень так вымотался, что уснул сразу же, после того, как пришёл домой. Аято подошёл ближе к Судзуки и, усмехнувшись с его нелепого вида, погладил шатена по волосам. Старший аккуратно стянул с Кена тёплую куртку и повесил её на изголовье кровати. Ложась рядом с младшим, пусть и в такой же нелепой позе, растянувшись поперёк постели, Аято прикрыл глаза и начал постепенно проваливаться в дремоту. Сквозь сон, Такимура услышал тихое ворчание у себя под ухом:

– Когда наш сосед решит оставить здесь свои золотые слитки, то дай мне знать.

Если бы Аято не уснул, то он обязательно оценил бы шутку парня, высказывая что-то язвительное в ответ.

***

Две недели прошли безумно быстро, но одновременно с этим длились они до невозможности затянуто. Входной экзамен в Университет Осаки был пройден. И ожидать ответа от заведения оказалось ещё труднее, чем морально настраиваться на поступление. Кен видел своих конкурентов. Кен разговаривал с ними. И шатен знал, что они сильные. Эта мысль пугала Судзуки и даже немного огорчала. Аято постоянно старался отгонять такие навязчивые волнения, зовя Кена то на прогулки, то в кафе, то просто на крышу, чтобы понаблюдать за открывающимся видом на город. Никогда Аято не чувствовал себя настолько романтичным, как в эти дни. Такимура и понятия не имел, что способен на нечто подобное.

Сейчас блондин шёл по тихой и практически безлюдной улице. Одна пожилая пара сидела на скамье, наблюдая за своими внуками. Малыши носились по детской площадке, играя в мяч. Но даже эти дети не издавали так много шума, что не могло не радовать Аято. Блондин плёлся домой после выполнения очередного заказа. В кармане деньги, а на душе вина. Сегодня он продал наркотики двум парням. Такимура не мог гарантировать то, что те были совершеннолетними, ведь внешне они ничем не отличались от обычных тинэйджеров. Это было иронично, учитывая то, что самому Аято ещё и восемнадцати не исполнилось. Но Такимура наркотики никогда не принимал, да и не собирается. И эти слова казались парню прекрасным аргументом того, что он имеет право осуждать подобный образ жизни среди молодёжи.

На улице уже стало заметно теплее. Небо больше не было таким серо-хмурым, а солнце заняло своё почётное место среди редких пушистых облаков. Аято шёл, смотря себе под ноги. Асфальт был немного раздроблен, и мелкие камушки чувствовались даже через подошву тряпичных кед. Воздух был таким свежим, что хотелось жадно глотать его вздохами. В голове блондина уже несколько дней крутилась одна песня. Он сохранил текст в своём телефоне и даже нашёл пару часов на студию, чтобы записать музыку. Аято знал, что во всех творческих делах лучше не откладывать работу. Но он хотел сделать сюрприз младшему. Ведь песня была посвящена ему. Нет. Это не было типичным сопливым признанием, вроде серенады, которую можно кричать под окнами. Но если бы Кен услышал слова, то он непременно бы понял посыл каждого вздоха и каждой ноты, каждой нажатой клавиши. И ради таких моментов Аято готов оттянуть время на написание музыки ещё на пару недель. Главное, чтобы сюрприз получился, иначе чувства уже не те будут. Размеренно шагая по улице со счастливой ухмылкой на лице, Такимура забылся в мыслях, абстрагируясь от всего внешнего мира. Ноги вели его домой скорее по инерции, ибо сознание в этот момент находилось совершенно в другом мире.

Внезапно, Аято услышал треск позади себя. Не успел блондин сориентироваться, как кто-то напрыгнул на него со спины, а глаза закрыли чужие ладони. Ещё секунда и Такимура бы врезал этому незнакомцу с локтя. Но тут послышался весёлый и задорный смех.

– Кен?! – испуганно развернулся он, видя перед собой согнувшегося в безудержном хохоте младшего.

– Ты так забвенно шёл, что даже не услышал, как я окликнул тебя. Мне пришлось принять меры, – игриво подмигнул Судзуки, всё ещё хихикая от своей удачной выходки.

– Действенно, – неловко выдохнул старший. – Почему ты здесь? – спокойно, но с заметными нотками негодования вопросил Аято.

“Боже, надеюсь, он не видел меня, когда я продал наркотики тем торчкам”

На благо Такимуры шатен выглядел слишком радостным для человека, заставшего своего парня врасплох. Глаза Кена так сияли, словно тот выиграл миллион в лотерее. А на его лице было столько ликования и счастья, что яркая улыбка доставала до кончиков ушей. Как же Аято скучал по этой щемящей радости. Судзуки, буквально, искрился.

Наконец-таки отсмеявшись вдоволь, Кен посмотрел на Такимуру, видя, что тот ожидает ответа на вопрос. Взяв ладони старшего в свои, кареглазый восторженно, словно произнося самую долгожданную новость, воскликнул:

– Я иду из университета. Меня приняли!

Аято потребовалась секунда на переваривание этих слов, после чего парень сгребает Судзуки в крепкие объятья. Наконец-то они оба могут вздохнуть спокойно. Кен справился, добился поставленной цели, он смог. Внутри Аято нескончаемые возгласы: «Да, да, да!». Он ликует, ведь поступление в университет являлось большой победой и открывало кучу возможностей.

Проходящие мимо люди, косо озирались на прижавшихся друг к другу парней, но тех в данный момент этот факт абсолютно не волновал. Всё-таки оторвавшись от Аято, Кен воодушевлённо предложил:

– Сегодня вечером мы идём в кафе. И это не обсуждается!

В ответ блондин лишь тепло улыбнулся. Спорить никто и не собирался.

По дороге к дому, Судзуки крепко сжал ладонь парня в своей. Старший чувствовал себя немного неловко, видя, как некоторые прохожие смотрят на них, словно на экспонаты в музее. Но никакого страха перед сплетнями или гласными осуждениями у него не было, да и не могло быть. Такимура ощущал уверенность своего парня, твёрдо шагающего рядом с ним. Кен был сравним со стеной, за которую можно спрятаться и знать, что ты в безопасности. Аято чувствовал эти волевые качества, он видел их в каждом движении младшего. И в этот момент в голове блондина мелькнула гордая мысль.

“Он будет прекрасным офицером”

***

В шесть часов вечера парни сидели за столиком в одном уютном кафе. Кен ел клубничное мороженое, пока Аято с задумчивым видом потягивал коктейль из трубочки. В мыслях блондин уже сочинял музыку для своей новой песни. Глядя на Кена, он слышал мелодии словно наяву. И все такие разные, переливающиеся целой палитрой красок, но одинаково яркие, неповторимые. Спустя пять минут Судзуки сказал, что ему нужно отлучиться в туалет. Кивнув младшему, Аято достал телефон и, воспользовавшись отсутствием Кена, начал записывать пришедшие на ум музыкальные идеи.

Пока Такимура вспоминал свои мысли, время продолжало идти. Так прошло пять минут. Затем десять, а после пятнадцать. Почувствовав что-то неладное, Аято незамедлительно поднялся из-за столика и направился прямиком в сторону уборной. С каждым шагом его сердце сжималось всё сильнее, а в груди нарастали тяжесть и беспокойство. Резко раскрыв дверь в мужской туалет, Аято замер в проёме, видя у стены Кена, встревоженно смотрящего в свой телефон. В доли секунды старший подбегает к парню и, хватая того за плечи, с не скрытым волнением спрашивает:

– Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

В ответ Кен прикусывает нижнюю губу и трясущейся рукой протягивает блондину свой телефон. На экране высвечивается сообщение от отца:

«Мать положили в больницу».

Аято раскрывает рот в полнейшем шоке. Он переводит взгляд на младшего, а на том лица нет, лишь гримаса ужасно виновная. У Кена чувство, словно грудную клетку прокололи тысячи игл, и сердце вот-вот разорвётся на части. Он не может, да и не хочет поверить в это. Кто угодно, но не его мама. Это неправда. Ложь. Господи, он никогда так сильно не желал, чтобы отец солгал ему. Лишь одно сообщение, а в голове миллион безответных вопросов. Что с мамой? Как давно её положили в больницу? Она в сознании? Ей становится лучше? Почему так вышло? И самое главное, из-за чего? Неужели, отец был прав, и Кен доигрался на их чувствах. Неужели, это шатен виновен в болезни матери?

Не дав младшему окончательно утонуть в самокопании и угрызениях совести, Аято сгрёб его в охапку, прижимая к своей груди, и прошептал, чтобы тот не надумывал себе лишнего. А Кен лишь жмётся ближе и слышит, как сердце блондина стучит в безумной лихорадке. Такимуре тоже страшно и запредельно злостно.

Но тут Судзуки отрывается от старшего и, как можно старательнее делая спокойный и твёрдый голос, заявляет:

– Я еду к ней.

Аято поражённо давится, вылупляя свои глаза.

– Стой! Подожди, – вытягивает ладони вперёд он, пытаясь образумить Кена. – Ты не можешь сделать это без ведома отца. Он придёт в ярость.

– Но она мать! Моя! И он не её хозяин! – срывается на полу крик Судзуки, направляя на Аято свой обречённо-безысходный взгляд.

– Я знаю, – с немыслимой стойкостью отвечает старший. – Но мы больше не часть этой семьи, Кен.

Словно опомнившись, шатен опускает голову вниз. Трясущейся рукой он достаёт телефон из своих брюк и открывает переписку с отцом. Взглянув на Аято, Судзуки неуверенно отвечает:

– Я пытался ему позвонить сразу же, как прочёл это сообщение, но он не ответил.

– Тогда лучше напиши ему.

Кен понимал, что это бесполезно, раз господин Судзуки не удосужился ответить на звонок. Однако, несмотря на это, парень решил попытать шанс и отправил отцу короткое, но довольно-таки чёткое сообщение:

«Что за больница? Я еду туда».

Тяжело вздохнув, Кен прислоняется спиной к холодной стене. Но только он прикрывает глаза, как слышит, что кто-то подходит к уборной. Двое мужчин заходят в туалет, странно оглядывая парней. Кен чувствует, как Аято приобнимает его за талию и медленно выводит за двери уборной. Уже в коридоре Судзуки вновь достаёт свой телефон, чтобы проверить, не ответил ли ему Соичиро, как вдруг на экране высвечивается входящий вызов. Парню звонит не кто иной, как его отец. Мгновенно прикладывая телефон к уху, Кен отвечает на звонок. Но не успевает он открыть и рта, как слышит строгий голос господина Судзуки.

– Не смей даже думать о том, чтобы приехать к ней! – грубый холодный тон отдался мурашками по телу.

– Но почему!? – сразу же взвывает Кен, отказываясь понимать позицию родителя.

– Я сказал, только посмей связаться со своей матерью! – упрямо игнорируя вопрос кареглазого, рявкнул Соичиро.

– Она не твоя вещь, – уже тихим и даже тяжелым голосом ответил Кен.

– Вот именно. Она моя жена. И я её люблю, а потому не желаю, чтобы ей стало хуже от встречи с тобой. Ты итак достаточно сделал для того, чтобы довести собственную мать до больничной койки.

Прекрасно слыша весь разговор, Аято злобно скалится. Он уже было хотел вырвать телефон из ладони младшего, прокричав в трубку о том, что Соичиро урод, каких ещё поискать надо, но Кен перехватывает руку блондина, не давая тому сорваться на грубость.

– Это моя вина лишь отчасти…, – начал оправдываться Судзуки, нервно прикусывая губу.

– Прекрати! – резко перебивает его отец. – Ты виновен во всём, что сейчас происходит с Асами! Ты бросил нас. Намеренно повернулся спиной. Это твоя вина! Только твоя. Слышишь?!

– Прости, – шепчет Кен, не желая больше ничего доказывать. От крика отца внутри появилась какая-то апатия и сильнейший стыд, словно Соичиро удалось заставить парня поверить в свою вину. Кен лишь прикусил губу и тихим с заметной хрипотцой голосом сказал, – Что я могу для неё сделать?

Через динамики шатен слышит, как Соичиро саркастично фыркает и начинает язвительно посмеиваться.

– От тебя никакого толку, – цинично проговаривает отец, даже голосом стараясь передать всю свою важность, фальшивость которой лезет через край.

– И неужели я не могу ничего сделать для неё? – не собираясь сдаваться в попытках помочь матери, спрашивает Кен. И в этот момент он слышит, как на другом конце линии воцарилась полнейшая тишина.

Господин Соичиро резко примолк, словно задумываясь над прозвучавшим вопросом. Кен терпеливо ожидал ответа от отца, в мыслях уже понимая, что тот может сказать. Кареглазый должен разорвать отношения – вот чего господин Судзуки хочет добиться и по сей день. Непременно. Сейчас минутное молчание прекратится, и Кен в очередной раз услышит: «Брось этого отморозка», «Возвращайся домой», «Порви с Аято немедленно» и всё в таком духе.

Но, внезапно, на другом конце линии слышится тихое покашливание, а после стальной и без эмоциональный голос отца:

– Нам нужны деньги на лечение.

Кен ошибся. Он уже совершенно не интересовал, а уж тем более не волновал своего родителя. А ведь лечение матери и впрямь должно стоить неимоверно дорого. И в этот момент голову шатена словно прошибло током.

– Сколько нужно? – сглотнув, спросил Кен, когда Аято поднял на него непонимающе-удивлённый взгляд.

– Говоришь так, словно тебе по силам найти эти деньги, – хохотнул Соичиро, по всей видимости, насмехаясь над кареглазым.

– Я постараюсь. Она – моя мать, и я заплачу столько, сколько смогу, – уверенно заявляет Кен, тем самым заставляя Соичиро примолкнуть.

Спустя несколько секунд из динамиков слышен суровый голос:

– Я пришлю тебе адрес участка, в котором сейчас работаю. Принесешь деньги туда и отдашь их мне лично, – на последнем слове фраза прерывается, и господин Судзуки сбрасывает вызов, оставляя за собой лишь долгие и противные гудки.

Скидывая с себя маску уверенности, Кен поднимает на Аято растерянный взгляд. В мыслях Такимура уже прекрасно осознаёт, что деньги для госпожи Асами придётся найти ему.

***

На часах 21:22. Кен сидит на краю кровати, перебирая в голове бесчисленное множество вариантов того, где ему найти необходимую сумму на лечение матери.

– Мы бы могли продать какую-нибудь вещь из этой квартиры. Уверен, что это всё стоит баснословных денег. Но мы здесь не хозяева, поэтому нам нельзя даже лишний раз прикасаться к предметам вокруг. Вдруг ненароком поцарапаем, – горько усмехается Судзуки, без сил падая на постель. – В ближайшее время я не смогу найти никакую работу, чтобы накопить приличную сумму за такой короткий срок. Я, конечно, поищу каких-нибудь учеников из богатых семей, которым нужны готовые доклады или проекты. На крайний случай вернусь работать в ресторан. Хотя что можно накопить из зарплаты официанта…

– Это да…, – тяжело вздыхает Такимура, всё это время стоявший у изголовья кровати. – Но я могу постараться продать свои песни одному знакомому. Он начинающий продюсер, и мне кажется, что он предложит приличную сумму за мою музыку. Так что не беспокойся сильно на этот счёт. Я найду выход, – как можно увереннее говорит Аято, видя, как сильно изводит себя младший.

– Это было бы здорово, – грустно хмыкает Кен, поворачивая свою голову на блондина. – Но я не хочу, чтобы ты перетруждался. Я ведь знаю, как много сил отнимает написание песен, – с не скрытой заботой и волнением в голосе проговаривает он.

– У меня уже есть готовые, – не моргнув и глазом, заявляет старший.

– И всё-таки ты должен передохнуть, – уже сквозь лёгкую улыбку отвечает Кен. А у самого глаза красные, под ними мешки, да и тело ватное. Но Судзуки, конечно же, не особо беспокоится по поводу своего состояния. Здоровье Аято важнее. – Иди ко мне, – шепчет шатен одними лишь губами, игриво подзывая к себе парня.

Такимура ухмыляется и становится рядом с ногами Кена. Внезапно, младший цепляется за футболку блондина и тянет его на себя, впиваясь мокрым поцелуем в тонкие губы…

Спустя десять минут жарких прикосновений, Кен уже прижимает тело Аято к постели. Вся их одежда небрежно валяется на полу, пока пыл в комнате всё сильнее накаляется после каждого полу вздоха.

***

Время 22:46. Судзуки уже провалился в негу сна, а Аято просто лежал рядом, устремив свой задумчивый взгляд в потолок. Блондин ждал, пока Кен крепко уснёт, чтобы ненароком не разбудить его. Пролежав так ещё минут пять, Такимура посмотрел на спокойное, тихо сопящее лицо младшего. Аято решил, что тот уже видит десятый сон, и аккуратно, стараясь не делать резких движений, поднялся с кровати. Ему не помешало бы принять душ, но времени было мало. Аято нашёл своё бельё на полу и, взяв свежие джинсы и футболку из шкафа, быстро оделся, периодически поглядывая на Кена.

Решив перестраховаться, Такимура оставил записку, в которой написал, что ему не спалось, и он решил сходить в магазин за хлопьями на завтрак. Причина была безумно натянутой, но Аято показалось, что Кен поверит в это. Хотя Судзуки ни за что бы не поверил в подобный бред, но Аято младший верил беспрекословно. И блондин воспользовался этим доверием, хоть и думать ему об этом совершенно не хотелось. Такимура ненавидел себя за свою ложь, пусть и все его действия были лишь ради Кена. Совесть сгрызала Аято, но ему оставалось лишь утешать себя тем, что этот кошмар с Danaus скоро закончится. Как только они встанут на ноги, Киоши-сан навсегда исчезнет в их жизни. Именно с такими мыслями парень поставил точку в записке.

Выходил из квартиры он на цыпочках. А когда уже оказался на улице, то сразу же поднял голову на последние этажи здания, надеясь, что Судзуки не заметил его исчезновения. К счастью, свет в окнах их квартиры не горел. Добежав до ближайшей остановки и запрыгнув в первый попавшийся автобус, Аято очень удивился, что они ещё ходят. Это сыграло ему на руку, сэкономив как минимум час времени. Попросив водителя остановиться неподалёку от гаражей, Такимура выскочил из автобуса на слабоосвещённую улицу.

Ночной ветерок холодил лицо и руки, из-за чего Аято предпочёл запихнуть ладони в карманы. Быстрым шагом парень направился прямиком к тому самому дому, в котором сейчас должен находиться Киоши-сан. Блондин искренне надеялся на то, что босс остаётся в штабе Danaus даже в ночное время. Ходить по раздробленной дороге в кромешной тьме, где ближайшие тусклые фонари появляются в радиусе ста метров, опасно. Ноги то и дело спотыкались, из-за чего парню пришлось освещать себе путь телефоном. Спустя несколько минут он уже проходил рядом с парком. Аято отчего-то слышался шорох и шелест в кустах. Наверняка это были белки или еноты, но непрекращающиеся звуки сильно напрягали. Всё-таки возле здания Danaus всякое происходит. А потому блондин сорвался на бег.

Спустя минуту он уже стоял напротив входа в штаб. Дверь напротив него была распахнута. Это вызывало подозрения и некий страх. Сколько раз Такимура не находился в этом месте, все двери в здании, а особенно входная, были закрыты. Свет внутри не горел. Абсолютный мрак, даже темнее, чем на улице. Но Аято не собирался давать заднюю, так как специально пришёл сюда. Парень ещё раз вгляделся в темноту, после чего перешагнул порог дома. Тишина. Ни единого звука. Пройдя чуть дальше в сторону правого крыла здания, Аято решил вновь воспользоваться фонариком в телефоне, как вдруг неподалёку послышались громкие и тяжелые шаги. Прислонившись к стене, Такимура напрягся всем телом и даже задержал дыхание, чтобы случайно не привлечь к себе внимание этих незнакомцев. Несмотря на то, что блондин работал на Киоши-сана уже несколько месяцев, своим он себя в Danaus не чувствовал. Да и в любом случае, сам факт того, что ты можешь наткнуться на незнакомцев в здании, принадлежащем преступной группировке, не вызывало особого восторга. Шаги становились всё громче и отчётливее. Внезапно, кто-то заговорил. Такимура слышал голоса троих мужчин. Один из них произнёс название сильного наркотического препарата, после чего добавил, что ближайшие пару дней он им не понадобится.

– Мы вкололи приличную дозу.

– Главное, чтобы не подох.

– Ну не вынесет, так не вынесет. Лично мне всё равно.

– Может так и передашь Киоши-сану? Да он тебя пристрелит.

– Пошёл ты к чёрту, Нисияма!

В этот момент Аято немного высунулся из-за стены, пытаясь разглядеть этих мужчин. Их действительно было трое. И у всех черная одежда, вплоть до масок на лицах, и рации в руках. Вдруг на весь коридор раздался грубый и слегка железный голос в рации. Безо всяких сомнений, Аято узнал Киоши-сана.

– Я, кажется, чётко поставил вам цель, так почему вы до сих пор стоите на месте?

– Мы уже идем! – испуганно спотхватился один мужчина, сразу же выходя на улицу. Двое других ответили боссу, что скоро поедут на задание, после чего мгновенно запихнули рации в карманы.

– И как нам поступить? – внезапно вопросил один громила. – Скрутим ей голову сразу же или оставим самое интересное на подвал?

В эту секунду рот Аято раскрылся в немок шоке. Страх ударил в вены, а сердце заколотилось так сильно, что оно, буквально, было готово прорваться сквозь рёбра.

Блондин медленно и с предельной осторожностью развернулся спиной к пугающим незнакомца и тут же шарахнулся затылком об стену. Перед его лицом оказалось дуло пистолета . Замерев на месте в полнейшем оцепенении, Такимура в одно мгновенье пережил неимоверную панику. Перед ним стояла молодая девушка. Она прожигала Аято леденящим взглядом, даже не думая убирать пистолет от его лица. Такимура уже сталкивался с ней в коридорах этого здания, но сейчас эта, милая на первый взгляд, блондинка не могла вселить ничего, кроме ужаса. Аято было хотел уже что-то сказать, как вдруг девушка опустила оружие вниз, прижимая свою ладонь ко рту парня. Вцепившись в одежду Такимуры, она потащила его вглубь коридора, заталкивая за угол и прижимая к стене. Прежде чем сказать что-либо, девушка приставила указательный парень ко рту и шикнула.

– Если не хочешь проблем, то заткнись, – сообщила она ещё не сказавшему ни слова Аято. – Зачем припёрся сюда на ночь глядя?

– Я к Киоши-сану, – словно на автомате ответил Такимура. – Да и сама ты, как я вижу, сейчас не дома, – дерзко добавил он, даже несмотря на то, что ладонь девушки, держащая пистолет, всё ещё была напряжена и в любой момент готова к нажатию на курок.

– А я итак дома, – оскалилась голубоглазая незнакомка, продолжая неотрывно прожигать Аято взглядом. – И вместо того, чтобы нарываться, могхотя бы поблагодарить за то, что я спасла твою задницу от больших неприятностей, – фыркнула она, скрестив свои руки на груди.

– Самой большой проблемой для меня в данный момент являешься ты, держащая пушку в руках.

– Не устраивай драму, – закатила глаза вверх девушка, показательно повертев пистолет в руке. – Будешь паинькой – не выстрелю.

– А ты дерзкая, – усмехнулся Аято, чувствуя себя уже гораздо увереннее. – А не ты ли, случайно, та самая приёмная дочурка босса? Как твоё имя? – выжидающе изогнул одну бровь парень.

– Джесс, – ухмыльнувшись, ответила девушка и протянула Такимуре свою свободную руку. – Тебя зовут Аято. Это я знаю, так что можешь не напоминать, – с наглым прищуром подмигнула она.

Блондин удивлённо вытаращил глаза.

– И ты знаешь?! Какого чёрта?

В ответ Джесс негромко рассмеялась.

– Отец любит нахваливать новеньких. А ты ему пригляделся, вот и приходится каждый день выслушивать бесконечные фразы о том, какой же ты особенный.

Слова девушки сильно озадачили Аято. Парень весело и даже с некой гордостью усмехнулся, после чего спросил:

– Кстати говоря, Киоши-сан сейчас здесь?

– Да, – кивнула Джесс, пряча пистолет во внутренний карман своей кожаной куртки. – Пойдём.

Аято не нуждался в проводнике, но отказать этой девушке не рискнул. Несмотря на то, что Джесс перешла на довольно-таки дружелюбный тон, много доверия она не внушала. Пока они шли к кабинету босса, Джесс задала парню несколько незамысловатых вопросов, вроде его возраста и опыта торговли наркотиками. Такимура отвечал кратко, но предельно чётко и ясно, а потом решил и сам спросить кое-что у Джесс.

– Постой. А почему ты там мне сказала, что якобы выручила меня. Что-то случилось бы, если бы я был замечен теми парнями?

– Ну а сам как думаешь? Они же киллеры. А киллеры не любят, когда кто-то подслушивает их планы на день, уж поверь мне, – загадочно ухмыльнулась Джесс, заставляя парня замереть на месте.

Только стоило блондину успокоиться, как дыхание вновь спёрло, а его сердце испуганно застыло над диафрагмой.

– Это не шутка? Они киллеры? – на полном серьёзе надеясь, что не так расслышал, переспросил Аято. – Я, конечно, знал, что в вашей группировке есть многое. Но они не были похожи на людей, которые могут убить.

– Правда что ли? – с неким сарказмом вопросила Джесс. – Я и не знала, что у киллеров есть определённые отличные от остальных людей черты. Мы просто очень изобретательные и решительные.

– Ты тоже одна из них?

– Это тебя удручает? – усмехнулась блондинка.

– Нет, мне плевать по большому счёту. Занимайся, чем хочешь, – суетливо проговорил Аято, запихнув свои руки в карманы. – Я и сам не ангел, хоть людей и не убиваю.

– Начнём с того, что не всех людьми назовёшь, – вздёрнув нос вверх, перебила парня Джесс. – А во-вторых, это моя работа. Не многим отличная от тех, где усыпляют собак.

– Люди не животные, – пробормотал Аято, опуская взгляд в пол.

– Ты прав, мы гораздо хуже, чем эти пушистые существа, – как ни в чём не бывало, пожала плечами девушка.

Следующие полминуты они шли молча и даже не решались посмотреть друг на друга. Девушка вновь достала пистолет, начиная вертеть его в руках от наступившей скуки. И вот Джесс наконец-таки остановилась возле двери в кабинет Киоши-сана. Она запихнула пистолет в свои чёрные джинсы, после чего, важно сложив руки на груди, сказала:

– Дальше, я думаю, ты знаешь, что делать, – Джесс подошла ближе к Аято и, похлопав того по плечу, добавила. – Бывай, ещё свидимся.

– А ты разве не собиралась со мной зайти? – удивлённо спросил Такимура, заметя неловкость в глазах напротив.

– Я в принципе не должна была тебя провожать до босса. Отец свернёт мне голову, если узнает, что я познакомилась с тобой.

– Что-то не так? – изогнул брови Аято.

– Общение с тобой под запретом, – неожиданно заявила Джессика.

– С каких пор? – потерявшись в собственных мыслях, спросил Такимура. – Только тебе запрещено говорить со мной или всей группировке?

– Мне. И я понятия не имею, почему. Наверное, это из-за того, что ты новенький. Киоши-сан ещё не сильно доверяет тебе.

– Ты же грёбанный киллер, – удивлённо хохотнул блондин. – Что я могу с тобой сделать?

В ответ Джесс лишь пожала плечами.

– Он заботится обо мне, так что сейчас мне лучше идти.

Не успел Такимура попрощаться, как девушка стремительно удалилась за угол коридора. Почесав затылок, Аято достал свой телефон, чтобы глянуть на время. Парня не было дома уже целый час, и блондин очень надеялся на то, что Кен ещё не проснулся. Спрятав телефон в карман брюк, Такимура постучал в дверь. Тишина. Парень вновь ударил кулаком по дереву. Но ответом опять послужило молчание. Вдохнув, Аято нажал на ручку, нерешительно раскрывая дверь. Он зашёл в пустой кабинет, однако, как ни странно, свет в комнате был включён. Решив, что Киоши-сан вскоре должен подойти, Аято в ожидании присел на кожаный диван.

Но прошло пять минут, затем десять, а босс всё ещё не вернулся. Устав сидеть, Такимура поднялся и начал расхаживать по кабинету, попутно рассматривая вещи вокруг. Книжные полки были изучены парнем уже досконально, а вот рабочий стол представлял собой довольно-таки интересный объект для рассмотрения. Аято подошёл к двум выключенным мониторам и провёл по ним пальцем. На подушечке осталась пыль.

“У Киоши-сана столько денег, но при этом ни одной уборщицы в здании. Забавно”

Видимо, боссу было совершенно не до чистоты в кабинете, ибо стол также оказался завален различными бумагами. Аято не собирался рыться в чужих документах, но выдвижные полки в столе он всё-таки открыл. В первой лежало два пистолета: Colt Python и Smith & Wesson Model 19. Второй ящичек был закрыт на ключ. А вот в третьем находилась целая стопка документов и маленький пульт. Такимура взял его в руки и повертел. Пульт был самым обычным, словно от кондиционера. Пожав плечами, Аято уже собрался положить его на место, но тут по спине прошёл неожиданный холодок, и рука парня дрогнула, нажав одну из кнопок.

На несколько секунд блондин впал в панику. Он замер на месте, боясь пошевелиться. Однако в кабинете никаких изменений не произошло. Аято спокойно выдохнул, как вдруг за его спиной что-то громко запищало. Мгновенно развернувшись, парень увидел, как один из книжных шкафов отодвигается в сторону, открывая потайной проход в другую комнату. Это было так неожиданно, пугающе и при всём этом захватывающе, что Такимура не смог выдавить из себя ничего, кроме немого восхищения. Но все его чувства сменились страхом, как только шкаф окончательно передвинулся в сторону, и парень увидел содержимое потайной комнаты. В ней было светло, как в раю. Прямо посередине стоял диван, на котором сидел не кто иной, как Киоши-сан. Мужчина был повёрнут спиной к Аято, но при этом он смотрел точно на парня, ведь на стене перед диваном висела огромная плазма, которая, очевидно, выводила записи со скрытых камер. И сейчас на весь экран растянулось испуганное лицо блондина. Сердце парня готово было остановиться, а сам Такимура не знал, что ему делать: продолжить стоять на месте или что-то сказать. Но Аято не успел ничего решить, так как из-за дивана раздался громкий и тяжёлый голос босса:

– Подойди сюда.

На ватных ногах Такимура приблизился к Киоши-сану. Мужчина совершенно спокойным лицом кивнул на диван, указывая присесть рядом с собой. Не став перечить, Аято сел к боссу и отвёл растерянный взгляд в пол.

– Вы давно смотрите? – покраснев, вопросил Такимура.

– Минут пять, – кротко ответил Киоши-сан.

– Прошу прощения, – сглотнув, сказал парень, сходя с ума от подозрительно спокойного поведения босса.

– За что? – с наигранным удивлением вопросил мужчина.

Аято непонятливо уставился на него. Киоши-сан, действительно, не выглядел разъярённым или хотя бы огорчённым. Босс расслабленно откинулся на диван и, выключив экран, начал говорить:

– Ты воспользовался подходящим моментом и хорошенько изучил мой кабинет. Это смелое качество. Оно мне нравится. Правда, твою неосторожность нужно исправлять. Нажми ты случайно кнопку в каком-нибудь офисе посереди ночи, и завтра утром тебя бы уже ждал суд, – растянулся в ехидной улыбке Киоши-сан.

– И это всё? – шокировано вопросил блондин, не веря в такую снисходительность босса.

– Ты ждёшь от меня что-то ещё? – изогнул одну бровь мужчина. – Ах, да. Спасибо за то, что протёр мониторы на моём столе, – игриво отшутился он.

Но смеяться Аято совершенно не хотелось.

– Вы специально устроили мне проверку?

– Нет, тебе она ни к чему, – протянул Киоши-сан. – Так вышло, что я вовремя зашёл в эту комнату.

– Ясно, – невнятно буркнул блондин.

– Ты пришёл сюда за полночь. Для чего? – перевёл тему босс, важно закидывая ногу на ногу.

– Да, я по важному делу, – аккуратно начал Аято. – Так получилось, что мне сейчас нужны деньги. Крупная сумма. Мама Кена, госпожа Судзуки, попала в больницу из-за проблем с сердцем. Я бы не стал просить вас об этом, но у меня практически нет иного дохода, кроме Danaus. Я всё верну в первый же месяц, но лечение нужно оплатить как можно раньше…

– Назови номер больницы и сумму, которую нужно перечислить, – резко перебив парня, заявил Киоши-сан. – И можешь спокойно идти домой.

– Это всё? Вы не шутите? – удивился Такимура, не ожидая такого быстрого согласия от босса.

Мужчина иронично усмехнулся и с серьёзным лицом развернулся к Аято.

– Запомни ещё одну очень важную вещь, – гордо, словно самую истинную мудрость, произнёс Киоши-сан. – Если тебе нужны только деньги, то помощи от меня не жди. Но если тебе необходимо что-то, требующее средств, будь уверен, я их тебе предоставлю.

Такимура слегка улыбнулся, опуская взгляд в пол и еле заметно кивая.

– Значит, мы договорились? – аккуратно поинтересовался он, всё ещё пытаясь отыскать подвох в словах босса.

– Определённо, – уверенно отозвался Киоши-сан. – Возвращайся домой. А деньги тебе всё-таки лучше передаст мой человек. Завтра подойди в бар «Аврора» к семи часам вечера, там он и будет тебя ждать.

– А как я пойму, что этот человек из нашей группировки? – спросил Аято, тут же содрогаясь от осознания, что действительно произнёс слово «нашей».

– Не волнуйся, ты поймёшь, – растянувшись в довольной улыбке, ответил Киоши-сан. – Наши люди отличаются от общей массы. Не слишком явно, но для своих более чем заметно.

– О чём вы? – нахмурился блондин.

Глаза босса предвкушающе сверкнули. Мужчина неспешно поднялся с дивана и, встав напротив Аято, начал медленно расстёгивать свою чёрную рубашку. Такимура испуганно вылупил глаза, абсолютно не понимая, что задумал Киоши-сан. Босс, видя страх парня, весело усмехнулся:

– Расслабься, малыш. Меня интересуют исключительно девушки.

Расправившись со всеми пуговицами рубашки, мужчина открыл вид на своё тело, полностью усыпанное татуировками. Это ужаснуло Аято. Рисунки находились по всему торсу, не оставляя чистым и пару сантиметров.

– Нравится? – хохотнул Киоши-сан, вызывая всплеск удивления у Такимуры.

– Выглядит отвратительно, – честно ответил Аято, внутренне съёживаясь от внешнего вида босса. – Это скорее пугает, чем вызывает восхищение.

– Так и должно быть, – довольно хмыкает Киоши-сан, разворачиваясь полу боком к парню и горделиво задирая голову вверх. – Видишь ли, яркий узорный окрас у животных всегда свидетельствует о том, что данная особь ядовита. Таким образом, они отпугивают своих врагов. Это совершенно нормально на уровне фауны. К примеру, у бабочек, – мужчина подходит ближе к Аято и прикладывает ладонь на свою грудь, чуть ниже левого предплечья. На этом месте у него находится чёрная, как смоль, татуировка бабочки, из крыльев которой торчат шипы. – Такой татуировкой обязан обладать каждый полноценный член Danaus. Её наличие свидетельствует о вступлении в нашу семью и клятве о подчинении всем законам группировки.

– Так вот что за отличительная черта, – неразборчиво шепчет Аято, внимательно изучая детали рисунка. – Но как эти татуировки появляются на телах людей? Вы насильно заставляете делать их?

– Брось. За кого ты меня принимаешь? – возмущённо и с долей иронии вопросил босс. – Поверь, однажды наступает момент, когда человек, стоя на колеях, умоляет меня, набить ему метку Danaus. Я лишь исполняю желания.

– Звучит фальшиво, но, кажется, у меня нет иного выбора, кроме как поверить вашим словам.

– О, милый мой, не волнуйся. Когда-нибудь я докажу тебе это, – уверенно ответил Киоши-сан, застёгивая свою рубашку. – Думаю, ты понял, кого искать завтра в баре, – быстро вернулся он к теме разговора.

– Да, да, всё ясно, – поднялся с дивана блондин, запихивая свои руки в карманы.

– Ты можешь идти, – сказал босс, кивая головой в сторону выхода из помещения.

– Спасибо вам за помощь, – поклонился Аято, искренне благодаря мужчину за такую щедрую услугу.

– Пока ты находишься под моим крылом, то всегда можешь рассчитывать на неё, – тепло улыбнулся Киоши-сан, выпроваживая парня из кабинета.

***

Домой Такимура вернулся уже в половине третьего ночи. На удивление парня, Кен спал, словно убитый. Записка осталась нетронутой, а, значит, младший даже не просыпался. Быстро уничтожив листочек и выкинув его в урну, Аято замёл все следы своего позднего ухода из дома. Ноги уже совсем не держали блондина, а потому он незамедлительно снял с себя верхнюю одежду и присоединился к Судзуки, мирно сопящему в объятьях пухового одеяла.

***

– Аято, ты действительно не должен один так сильно трудиться, чтобы оплатить лечение мамы.

– Кто говорил о тяжёлой работе? Заказчик уже найден, причём довольно обеспеченный. Сегодня вечером у нас на руках будет необходимая сумма. Парень сказал, что готов купить все мои новые песни. Ты представляешь?! Мы сорвали куш!

– Ты сорвал, – весело улыбнулся Кен, наблюдая за огромным восторгом старшего.

Судзуки подошёл ближе к блондину и, похлопав того по плечу, невесомо поцеловал парня в уголок тонких губ. Он знал, что Такимура нуждался не столько в поддержке, сколько в уверенности, что вся его работа не напрасна. Но Аято понимал это и без слов. К чему они, когда есть большие карие глаза, неотрывно смотрящие на тебя и отдающие усталым блеском? А больше ничего и не требовалось.

Сегодня слишком быстро вечерело. Аято в спешке шёл среди оживлённых улиц Осаки. Толпы людей шагали в нескончаемом потоке. На многих были надеты яркие оригинальные вещи, отличающиеся своим странным пошивом. Изредка мелькали и офисные работники в серых костюмах. Они заметно выделялись среди множества «неординарных» прохожих. Однако всех объединяло одно. Такимура не заметил никого, кто бы шёл без телефона в руке. Вот молодой паренёк проехал на самокате, слушая музыку и, кажется, совершенно не оглядываясь по сторонам. Если бы Аято мгновенно не увернулся, то этот парнишка тотчас врезался бы в него. В другой стороне улицы стояла небольшая компания подростков, одетых в дорогую и мешковатую одежду. Каждый из них уткнулся в свой телефон, изредка показывая друг другу смешные посты. А вон мужчина в деловом чёрном костюме стремительными шагами проходит вдоль тротуара. Морщины на его лице отдают некой злостью и раздражённостью, в то время как он с кем-то бурно разговаривает по телефону. Аято даже на секунду задумался, что отними у него сейчас телефон, и из офисного работника этот мужчина вмиг превратился бы в беспощадного убийцу. Такимура усмехнулся со своих мыслей, подмечая такую удачную шутку. Однако проверять реакцию незнакомца на отнятый телефон определённо не хотелось. Шутка шуткой. Но Аято уже не удивится, если кто-то убьёт человека ради обычного гаджета. Тем временем раздражённый мужчина уже давно скрылся в узком переулке. Такимура вновь оглянулся по сторонам. Он оказался в самом эпицентре толпы. Люди. Усталые. Злые. Шумные. Грубые. Фальшиво-улыбчивые. Брезгливые. И совершенно бездушные. Зато, на кого ни посмотри, все деловые, в вычурных костюмах и с дорогими часами. Кто-то задел плечо Аято, но не успел парень обернуться, как в него вновь врезался незнакомец, уткнувшийся в свой телефон. Ближе к клубному кварталу толпа становилась лишь громче. Все смеялись, выпивали, толкались и пытались расслабиться.

Внезапно, голова Аято сильно закружилась. Уши заложило от громкой музыки, раздающейся из клубов и заведений, а перед глазами помутнело. Когда рядом с парнем вновь раздались пьяные возгласы, то живот блондина скрутило тошнотой. Стараясь быстрее вырваться из этого потока человеческих тел, Аято мгновенно пересёк улицу, подбегая к одному престижному бару, на вывеске которого светилось название «Аврора». Именно про это место и говорил Киоши-сан.

Такимура взглянул на время. Без пяти минут семь. Тяжело вздохнув, парень поправил свою одежду и, нерешительно нажав на ручку двери, вошёл в заведение. Как только он оказался внутри бара, то в удивление раскрыл рот. Первое, что бросилось в глаза – это немыслимое количество людей. Все столики были заняты, а некоторые посетители просто стояли около стен, потягивая коктейли из чёрных трубочек. Заведение было огромным и даже имело несколько этажей, о чём свидетельствовали лестницы, ведущие вниз и вверх. Бар был отделан в бардовых тонах, и практически вся мебель имела неоновую подсветку. Внутри играла приглушённая спокойная музыка, развлекающая не очень энергичных людей. В сравнение с возбуждённой толпой на улице посетители этого бара казались даже слишком спокойными. Видимо, все ходили сюда исключительно за выпивкой. Или не только. Заметив странное скопление людей в конце помещения, Аято решил пройти вглубь. Оказалось, что толпа состояла практически из мужчин. Все они заинтересованно смотрели на сцену, подсвеченную небольшими прожекторами. Прорвавшись в первые ряды, Такимура понял, что за шоу привлекло нетрезвых посетителей мужского пола. На сцене стояло несколько шестов, на которых крутились три молодых девушки. На них были надеты кожаные костюмы. Верх, едва прикрывавший грудь, но не закрывающий плоского живота с проколотым пупком. И коротенькая юбка, позволяющая увидеть тонкие трусики, когда девушки крутились на железных шестах. Аято брезгливо скривился от такой пошлости. Вульгарность отталкивала парня, и он искренне не понимал, почему другие люди находят продажность сексуальной. Но, по всей видимости, многие мужчины, действительно, готовы были заплатить просто за то, чтобы девушка села на шпагат. Нетрезвые посетители заведения вальяжно развалились на диванчиках в первых рядах, довольно покуривая сигареты, пока официанты подливали им виски.

Вся эта наигранная уверенность казалась Аято ничтожно жалкой и не имеющей смысла. Одна из стриптизёрш спустилась со сцены, подходя к пожилому мужчине, сидящему в самой середине первого ряда. Перекинув ногу через него, девушка устроилась на коленях посетителя, начиная искусно извиваться. Выдохнув сигаретный дым в её живот, мужчина запихнул несколько купюр в бельё танцовщицы. Не выдержав такой картины, Аято постарался как можно быстрее выйти из душной толпы. Последнее время парня уж слишком тошнило от людей.

Подходя к барной стойке, Такимура начал внимательно приглядываться к людям, находящимся в этой части «Авроры». Блондин присел на свободное место, раздумывая над тем, как ему отыскать нужного человека из Danaus. Оказалось, что татуировка с бабочкой не так уж и заметна, особенно, учитывая количество посетителей, расположившихся вдоль барной стойки. В то время, пока Аято пытался вычислить человека из группировки, бармен налил ему бокал вина, игриво говоря о том, что это подарок от одной симпатичной девушки.

– Ты её заинтересовал, парень, – подмигнул молодой работник, умело вертя в руках бутылки со спиртным.

– И где же она сидит? – усмехнулся Аято, изогнув бровь.

– На другом конце стойки. Тебе лучше поспешить. Майю редко кто цепляет, а вот она у мужчин нарасхват.

Весело фыркнув, Аято поднялся с барного стула и, взяв бокал вина, направился прямиком к той самой незнакомке. Почти в конце стойки сидела молодая девушка в коротком платье и с дорогими украшениями. Её чёрные, как смоль, волосы были распущены и доставали до поясницы. Длинные ресницы, алая помада на пухлых губах и игривый, кокетливый взгляд. Что-то внутри подсказывало Аято, что именно эта девушка и угостила парня вином. Такимура нагнулся к ней сзади и тихо спросил:

– Ты та самая Майя?

Незнакомка гордо усмехнулась.

– Я уж думала, не подойдёшь.

– Это, кажется, твоё, – сказал Аято, ставя перед девушкой нетронутый бокал вина.

– Угощайся, красавчик. Для меня честь заплатить за выпивку самого Такимуры, – развернулась к парню Майя и загадочно улыбнулась.

Заметив недоумение на лице Аято, девушка хохотнула и немного расстегнула молнию на своём платье. На её груди была чёрная и изящная татуировка бабочки.

– Так ты из Danaus, – сказал Такимура, облегчённо выдыхая. – Я думал, что мы уже не встретимся. Деньги у тебя?

– Не беспокойся, красавчик. Всё в целости и сохранности, – усмехнулась Майя, показательно достав три толстые стопки купюр. – И куда тебе столько? Любишь роскошь? – кокетливо подмигнула она.

– Нет, это не мне. На лечение одного человека, – ответил Аято, присаживаясь рядом на свободный стул.

– Так вот оно что…, – с долей разочарования протянула девушка. – Понятно. Ты, значит, хорошенький?

– Не лучше многих, – кротко отозвался блондин, забирая у девушки деньги. – Ладно, спасибо, что передала. Мне пора, – Аято было хотел уже подняться, как Майя мгновенно остановила его, хватая за запястье.

– Куда же ты так торопишься, красавчик? Я шла сюда через весь город, так неужели ты не уделишь мне хотя бы десять минут своего драгоценного времени?

Такимура тяжело выдохнул и посмотрел на наручные часы, после чего перевёл свой взгляд на жалобное лицо девушки. Мысленно усмехнувшись со своей сентиментальности, Аято состроил что-то на подобии фальшивой улыбки и всё-таки присел обратно за барную стойку. Победно улыбнувшись, Майя сделала глоток вина.

– Так это правду говорят, что ты любимчик у Киоши-сана? – повис в воздухе тихий вопрос девушки.

– Обо мне говорят, оказывается, – удивился блондин, подперев свою голову руками. – Понятия не имею, спрашивай у самого босса, но я не думаю, что являюсь настолько важной персоной в вашей группировке, – слегка улыбнулся Такимура, делая акцент на предпоследнем слове.

– Весь Danaus без умолку говорит о тебе, – наигранно закатила глаза Майя. – А Киоши-сан так подавно. Аято то, Аято сё. Что ты ему сделал, чтобы заслужить такую честь? – вопросила девушка, но даже не дала Такимуре ответить, продолжив высказывать своё возмущение. – Мне пришлось переспать с ним, чтобы заполучить работу, а тебя же он сам уговаривал присоединиться к нам. Это всё вызывает массу вопросов.

– Я и сам ответы на них не знаю, – перебил её Такимура, нервно опустив свой взгляд вниз.

В ответ Майя хмыкнула и щёлкнула пальцами, подзывая к себе бармена.

– Поэтому не удивительно, что вокруг тебя сейчас ходит слишком много слухов. Ты прям-таки главная тема разговоров внутри группировки.

– И что же про меня говорят? – с неким безразличием в голосе и скорее забавы ради спросил Аято.

– Разное, – загадочно протянула Майя, оборачиваясь к Такимуре и кокетливо улыбаясь. – Но мои ответы не бесплатны, красавчик.

Аято весело хохотнул.

– В таком случае, переживу и без знания сплетен о себе.

– А зря, – уверенно ответила девушка. – Порой из сплетен можно узнать много нового.

– Майя права, – внезапно встрял в разговор молодой бармен.

Аято хмуро посмотрел на него, не понимая, какое дело работнику до их пустой болтовни. Поймав на себе недоверчивый взгляд, бармен хитро улыбнулся и, выставив правую руку вперёд, приспустил белый рукав. На его запястье красовалась небольшая татуировка с бабочкой.

– Вот же чёрт, – усмехнулся Аято, удивлённо пялясь на бармена. – Тут все что ли из Danaus?

– Совру, если скажу, что только мы с Майей, – спокойно ответил молодой парень, отходя в сторону и начиная смешивать коктейли. – Это заведение полностью принадлежит Киоши-сану. А значит, подавляющее большинство работников так или иначе связаны с группировкой.

– Что вы делаете с посетителями? – настороженно спросил блондин, вызывая легкий смешок у Майи и игривый оскал у бармена.

– Думаешь, мы убиваем обычных людей? – изогнул одну бровь работник бара.

– Мы их обслуживаем. И не более, – перебивает его Майя.

– В Danaus не только заказные убийцы и воры, – не отрываясь от приготовления напитков, говорит парень. – Или ты думаешь, что у проституции или наркоторговли нет своих секретных точек?

– То есть, весь этот бар и вся это шелуха – лишь прикрытие для эскорт-клуба? – делает предположение Аято, сразу же получая в ответ кивок.

– В основном да. Тут много людей, отказавшихся работать непосредственно в Danaus, которые взамен выбрали другую работёнку на Киоши-сана, более безобидную. Скажем, официант.

– Бывшие члены группировки? – аккуратно интересуется Аято, краем глаза поглядывая на время.

– Бывших членов Danaus не бывает. Киоши-сан всё равно находит способ удержать человека возле себя. Во избежание возможных проблем.

Аято слушал бармена, хоть и в голове уже давно потерялся в своих мыслях. Блондин развернулся на стуле спиной к стойке и приподнял свою голову вверх, на второй этаж. С этого места открывался хороший вид на верхнее помещение, и его можно было рассмотреть практически в мельчайших деталях. Такимура без особого интереса обвёл взглядом людей со второго этажа, как вдруг он встрепенулся, уставившись на знакомый силуэт.

“Джесс?” – задался риторическим вопросом Аято, узнав в развязной блондинке ту самую новоиспечённую знакомую.

Девушка стояла возле стены второго этажа и страстно целовала какого-то мужчину в строгом костюме. Джесс проводила дорожку поцелуев по шее любовника, параллельно с этим расстёгивая его рубашку. В этот момент мужчина полез в задний карман своих брюк, доставая оттуда пачку купюр и протягивая их Джесс. Жадно выхватив деньги, девушка запихнула их в свой бюстгальтер, после чего вцепилась в рубашку мужчины и потащила его куда-то вглубь коридора, вскоре скрываясь за широкой стеной.

Из затуманенных мыслей Такимуру вывел щелчок пальцев перед носом.

– Куда ты так самозабвенно уставился, красавчик? – недовольно пробурчала Майя, заставляя Аято повернуться к ней лицом.

– Да так… Ничего особенного, – встряхнул головой парень. – Мне уже пора идти. Время поджимает, – рвано произнёс он, даже не взглянув на часы.

К удивлению блондина, Майя лишь тихо хмыкнула и начала потягивать из трубочки очередной коктейль.

– Как заскучаешь – забегай сюда, красавчик, – хитро улыбнулась девушка и проводила Аято искрящимся взглядом.

Из бара Такимура выскочил мимолётно. Он понятия не имел, что завладело его чувствами и мыслями в последние пять минут, но, когда блондин увидел Джесс, обжимавшуюся с каким-то мужиком, внутри него стало слишком тошно и противно. Почему-то в момент их знакомства Джесс произвела впечатление хладнокровной и недоступной охотницы. И Аято куда быстрее поверил бы в то, что она – опытный киллер, нежели в то, что эта девушка продаёт своё тело за деньги.

“А может это часть её хитрого плана? Затащить клиента в койку, а потом в самый неожиданный момент пустить ему пулю в лоб? И какого чёрта Киоши-сан запретил Джесс общаться со мной, якобы исключительно из родительских побуждений, но при этом позволил спать с незнакомцами? Кем вообще является Джесс боссу? Откуда и как давно она появилась в этой группировке? И самое главное, почему она и Киоши-сан одинаково так любезны со мной?”

Все эти внезапно всплывшие вопросы смутили Аято. Он понятия не имел, почему Джесс так привлекла его. Что-то загадочное было в этой девушке. Нечто близкое Такимуре. По характеру и размышлениям она определённо была похожа с парнем. Видимо, эта удивительная схожесть и заставила Аято заинтересоваться в Джесс. Несмотря на запрет Киоши-сана, Такимура собирался встретиться с этой девушкой ещё раз. Когда-нибудь, но не сейчас.

Словно вспомнив, зачем он пришёл в бар «Аврора», Аято встрепенулся и, украдкой посмотрев по сторонам, стремительно направился в конец улицы, успевая дойди до остановки прямо к прибытию своего автобуса.

***

Полдень следующего дня был наполнен чувством растерянности. Кен сидел за стеклянным столом кухни и прожигал взглядом три стопки зеленоватых купюр. Напротив него Аято облокотился на спинку стула и беспокойно поглядывал за эмоциями младшего. Судзуки невесомо провёл ладонью по деньгам, еле касаясь их и тут же одёргивая руку, словно ошпарившись. Шатен закусил губу и устало прикрыл глаза.

– Хочешь, я пойду с тобой? – разрезая давящую тишину, спросил Аято. –Или давай я сам передам эти деньги, тебе не обязательно идти в участок…

– Нет, – резко перебил его Кен. – Это не твоя забота. Отец лишил меня детства, оставил след на моём характере и усложнил жизнь, когда казалось, что хуже и быть не может. Он обманывал мою мать и выкинул нас из дома, как самую бесполезную вещь. Дело вовсе не в том, кто передаст ему деньги. Просто я должен заглянуть в его глаза, – почти шёпотом прохрипел парень.

Аято положил свою ладонь поверх ладони Судзуки и нежно скрепил их, поглаживая кисть Кена кончиком большого пальца.

– Твои проблемы – мои проблемы, помнишь? – нагнулся он к шатену и заглянул в неспокойные глаза.

– Но это совершенно другое…, – начал было объяснять всю суть проблемы Кен, как старший тут же перебил его.

– Нет же! Очевидно, что тебе трудно от предстоящей встречи с ним. Я ни за что не останусь дома, зная, что ты нуждаешься в поддержке…

– Отец даже и слушать тебя не станет! – вырвалось из уст Кена раньше, чем парень осознал произнесённые им слова. – Прости, я имел в виду другое…, – мгновенно стушевался парень, стыдливо опуская взгляд в пол.

– Всё в порядке, я понимаю, – совершенно спокойно отреагировал Аято. – Ты прав. Если кто и желает мне смерти в первую очередь, так это Соичиро. Он никогда не проявлял ко мне особой заботы, относился как к чужому бремени. А после того, как я отнял у него тебя, некогда послушную марионетку, твой отец мне и рта не позволит открыть в своём присутствии.

– Аято…, – единственное, что смог выдавить из себя Кен, замерев с виновато раскрытым ртом.

– Всё нормально, – ласково прошептал блондин, проведя своей ладонью по щеке младшего. – Я в порядке, пока в порядке ты, – искренне улыбнулся он, вызывая ответную улыбку у Судзуки.

– Мне пора, – поднялся из-за стола Кен, мельком взглянув на настенные часы.

Получив от Такимуры одобрительный кивок, Судзуки почувствовал, как ему стало немного легче.

***

Спустя сорок минут парень уже стоял возле полицейского участка. Несмотря на прохладный ветер, капелька пота скатилась по его виску. Ноги предательски содрогались при каждом неуверенном шаге. Сердце стучало в бешеном ритме и вот-вот было готово вырваться из груди. В таком лихорадочном состоянии Судзуки зашёл вовнутрь здания. У самого входа он столкнулся с молодой девушкой в форме. Она оглядела его строгим взглядом и резко спросила:

– Вам что-то нужно?

Если бы на месте Кена был Аято, тот бы обязательно отшутился, состроив кислую мину, но шатен лишь уважительно поклонился.

– Прошу прощения, мне нужно пройти к лейтенанту Судзуки.

– Какой-то личный вопрос?

– Я его сын.

В этот момент лицо девушки вытянулось в удивлённой гримасе, тут же сменяясь насмешливой и возмущённой ухмылкой.

– Только вот не надо мне лапшу на уши вешать.

– О чём вы? – озадачено спросил Кен.

–У лейтенанта Судзуки нет детей. И никогда не было.

Время для шатена словно остановилось в этот момент. Парень замер на месте с глупо раскрытым ртом. Он понятия не имел, что говорить в такой ситуации. Кен даже и не думал, что однажды услышит нечто подобное от абсолютно чужого человека. И самое страшное было то, что слова девушки прозвучали как самая безоговорочная правда. Словно всё так, как должно быть, и это Кен ошибся, назвав Соичиро своим отцом.

“Так вот значит как” – мысленно усмехнулся он. – “Теперь я официально безотцовщина. А может, это даже и к лучшему, что нас, кроме фамилии, больше ничего и не связывает”

Горькие мысли Кена прервал знакомый строгий голос.

– Этот парень ко мне. Пропустите его.

Шатен поднимает взгляд, и вот перед ним в пяти шагах стоит господин Судзуки. Весь из себя важный, гордый, внушающий страх и смотрящий на Кена презрительным взглядом. Ничуть не изменился с последней встречи. Всё такой же отталкивающий и до скрежета зубов фальшивый.

Кен твёрдо и уверено подходит к нему, смотрит в лицо, не опуская глаз. Они стоят на равных, но видит Бог, Соичиро давно опустился, как человек. А Кен выпрямил спину, расправил широкие плечи и достал из кармана все деньги, необходимые на лечение матери. Парень протянул их Соичиро, вкладывая в этот жест всю свою ненависть, злобу и обиду на отца. А у господина Судзуки глаза на лоб полезли от увиденной суммы.

– Откуда ты…? – шокировано вопросил мужчина, ловя на себе не менее удивлённые взгляды коллег.

– Не беспокойтесь, лейтенант, – холодно, словно обращаясь к абсолютно постороннему человеку, произнёс Кен. – Эти деньги заработаны исключительно честным путём. И я рад, что могу вернуть вам свой долг, – шатен врал редко, но сейчас на его лице не дрогнула ни единая мышца.

– Кто этот парень, лейтенант Судзуки? – спросил вошедший в коридор молодой офицер.

Соичиро беспокойно забегал глазами, пряча деньги под своим кителем. Видя замешательство отца, Кен усмехнулся и, развернувшись к заинтересованным работникам участка, заговорил:

– Лейтенант выручил меня по старому знакомству. И я просто вернул долг этому щедрому человеку, – фальшиво натянул улыбку Кен, делая акцент на предпоследнем слове. – Так что можете не беспокоится.

Бурно шепчась между собой, коллеги начали уходить по своим делам. Один офицер похлопал Соичиро по плечу, хваля за такой благородный поступок:

– Вы ещё и скромный, лейтенант, я не перестаю восхищаться вами.

Когда же люди немного рассеялись, и Кен остался наедине с отцом, парень слегка нагнулся к уху мужчины и железным голосом процедил:

– Я помог тебе вновь присвоить все лавры, но знай, рано или поздно правда выйдет наружу, – отойдя от отца на метр, Кен добавил. – И уже тогда будьте уверены, лейтенант, справедливость восторжествует. Я лично поспособствую этому.

Мгновенно развернувшись, Кен стремительно вышел из участка, показательно захлопнув за собой дверь. Больше парень не чувствовал страха перед отцом. Он вообще больше ничего не ощущал по отношению к этому человеку. Человеку, которого навсегда стёр из своей жизни.

***

Уже этим вечером Кен лежал в кровати, забвенно уставившись в потолок, пока Аято мерно расположился на голой груди своего парня. Блондин слушал рваное биение сердца Судзуки и содрогался при каждом тяжёлом ударе.

– Ты уверен, что ситуация с отцом не беспокоит тебя? – аккуратно спросил Аято, нежно разворачивая к себе лицо младшего.

– Я не соврал, говоря, что он для меня больше не существует, – слегка улыбнулся Кен, целуя Такимуру в лоб.

– Это к лучшему, – всё равно успокоил шатена Аято, зная, как необходимы сейчас эти слова младшему.

Прижавшись ещё ближе друг к другу, парни вновь замолчали, погрузившись в собственные мысли. Но тишина продлилась не дольше минуты. Внезапно Кен глубоко вдохнул и задал волнующий его вопрос.

– Аято, как думаешь, мама поправится?

Такимура нахмурил брови и немного приподнялся на локтях. Помолчав полминуты, он опустил взгляд на свои ладони и тихо сказал:

– Думаю, врачи сделают всё возможное.

Кен тяжело вздохнул.

– Я такой идиот, – он обречённо закрыл лицо в ладонях.

– Хэй, не смей говорить так, – положил свою ладонь на плечо Кена блондин. – Что такое, родной?

– Зря я сегодня высказал всё отцу. Нет. Не подумай, я не отказываюсь от своих слов, и, более того, я считаю, что мой поступок был бы единственно верным при любом другом раскладе событий, – Судзуки неосознанно начал теребить край одеяла. – Но мама в больнице. Я должен был поддерживать общение с отцом хотя бы для того, чтобы быть в курсе насчёт её состояния. Но после всего, сказанного мной, он даже в сторону нашу не глянет.

– Кен-а, – ласково и по-особому нежно протянул Аято, беря лицо младшего в свои ладони. – Послушай, нам и не нужно, чтобы он глядел в нашу сторону.

Судзуки в недоумении уставился на блондина.

– Соичиро теперь ведь никому не распространяется о том, что у него есть дети? – задал вопрос Аято, тут же получая в ответ кивок. – Прекрасно. Значит, очередная шумиха или скандал по этому поводу ему не нужны. Этот сукин сын всегда яро беспокоился о своей репутации. Но по документам мы всё ещё его законные сыновья, так же, как и сыновья Асами. Получается, что мы имеем полное право посетить больницу, как близкие родственники пациентки. И Соичиро ни слова не выронит, понимая, что после могут разойтись различные слухи о его «величественной» персоне, – хохотнул Такимура, заметно поднимая настроение младшего.

– Боже, ты прав. Я настолько увяз в своих опасениях, что совершенно перестал рационально мыслить, – облегчённо произнёс Кен.

– Ну, хоть на что-то сгодятся мои последние клетки мозга, – отшутился Аято, приобнимая Судзуки за плечи.

– И то верно, – самодовольно фыркнул шатен, тут же получая гневный возглас от старшего.

– Эй! Ты должен был сделать мне комплимент!

– И соврать, предав все свои принципы? – как ни в чём не бывало, пожал плечами Кен. – Кто, как не парень, скажет даже горькую правду, – драматично вздёрнул нос младший.

– Я расстаюсь с тобой, Судзуки, – наигранно взвыл Аято, утыкаясь лицом в подушку.

– Уже пятый раз за неделю, родной, – усмехнулся шатен, нежно похлопав Такимуру по оголённой спине.

Спустя несколько секунд по всей комнате раздаётся безудержный смех.

***

Холодные стены больничных коридоров навевали странные чувства отчаяния и некой тоски. Яркий свет ламп заставлял жмурить глаза и немного опускать голову в пол. Аято искренне ненавидел подобные места.

Всё началось ещё с детства, в тот самый день, когда маленького шестилетнего мальчишку насильно приволокли в больничную палату, дабы врач осмотрел ребёнка на наличие побоев, оставленных убийцами, внезапно ворвавшимися в дом. Рядом с Аято не было никого, кто бы мог взять его за руку. И не для очередного анализа. А чтобы успокоить, поддержать мальчика. Были только офицеры полиции, детектив, какая-то женщина из органов опеки и врач. Доктор был единственным, кто хоть немного пытался поднять настроение парнишке. Но последнее, что мог выжить из себя Аято, было улыбкой. Перед глазами ребёнка всё ещё стояли трупы родителей, в ушах звенели выстрелы вперемешку с озабоченной болтовнёй незнакомцев вокруг. А в голове всплывали ужасные мысли. В момент, когда медсестра брала кровь из вены Аято, мальчик уже даже перестал дёргаться и в страхе оглядываться по сторонам. Кажется, именно тогда парнишка впервые захотел умереть. И серые больничные коридоры лишь нагнетали сложившуюся обстановку.

Такимура вздрогнул всем телом от нахлынувших воспоминаний. Только ему стоило перейти порог здания, как перед глазами появилась та самая картина, произошедшая двенадцать лет назад. Аято, действительно, боялся больниц. Ведь именно здесь некогда маленькому мальчику пришлось осознать, что его жизнь навсегда разделилась на «до» и «после». Глубоко вдохнув, Аято почувствовал, как ладонь Кена крепко обхватила его собственную. Судзуки знал все кошмары Такимуры. Каждый до мелочей. Поэтому парень без лишних слов и даже на автомате взял Аято за руку и повёл прямиком к приёмной стойке, за которой стояла молодая девушка в больничном халате.

– Добрый день, я могу вам чем-то помочь? – мило улыбнулась она подошедшим парням.

– Здравствуйте, да, это было бы очень кстати, – вежливо поклонился Кен, начиная нервно бегать глазами. – Скажите, пожалуйста, в какой палате находится Судзуки Асами?

– А кем вы являетесь этой женщине? – спросила работница, заинтересованно оглядев Аято.

– Мы её сыновья, – спокойно объяснил Кен, протягивая свой паспорт.

Аято последовал примеру младшего и также предъявил документ, подтверждающий его личность. Однако девушка всё ещё недоверчиво разглядывала Такимуру, чем вызвала негодование у Судзуки.

– Вас что-то смущает? – не выдержав, прямо спросил шатен, тем самым ставя в неловкое положение регистратора.

– Нет, нет, прошу прощения, – неловко засуетилась работница, вбивая какие-то данные на компьютере. – Хорошо, проходите в палату №167 на третьем этаже в правом крыле здания.

Поблагодарив девушку, парни уже развернулись в сторону лифта, но вдруг Аято остановился, вновь оборачиваясь к регистратору.

– А вы, случайно, не знаете, есть ли в данный момент посетители у Судзуки Асами?

Услышав вопрос, девушка странно замешкалась, отведя взгляд на монитор.

– У нас много пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями, но, если я не ошибаюсь, то в эту палату иногда заходит мужчина, ваш отец, полагаю. Однако сегодня я его не видела.

– И как часто он навещает маму? – внезапно встрял в разговор Кен.

Девушка удивлённо вскинула бровями, но, немного помолчав, честно ответила:

– За всю свою смену я его видела лишь пару раз.

“Урод” – мысленно прошипел Такимура, возмущённо прикрывая свои глаза.

– Это… так странно, – на выдохе произнёс Кен. – Когда я общался с отцом, то он говорил о маме так, словно навещал её каждый день.

– Ну, он мог интересоваться её состоянием у лечащего врача. Для этого необязательно посещать больницу.

На слова девушки Кен ничего не ответил. Он лишь продолжил молча стоять на месте, уставившись в одну точку на стене.

– Хэй, родной, – коснулся его плеча Аято, тем самым выводя из транса. – Время посещения ограничено. Пойдём.

Судзуки легонько кивнул и, машинально приподняв уголки своих губ, пошёл в сторону лифта. Девушка, стоящая за приёмным столом, неловко покраснела, увидев скреплённые руки парней, стремительно отдаляющихся в правое крыло больницы.

– Не могу поверить. Мой отец даже не удосужился навещать маму, когда та нуждается в поддержке больше всего, – уже в лифте виновато вздохнул Кен.

– Странно было бы ожидать большего от Соичиро, – огорчённо произнёс Аято.

– Мне нужно было прийти сюда уже давно. Она наверняка ждала меня. А я…

– Ты пришёл, – перебил парня Такимура. – И сейчас ты сможешь быть рядом с ней.

Двери лифта раскрылись, и парни тут же направились в широкий и светлый коридор. Палаты растянулись на весь этаж, но 167 дверь должна находиться вначале правого крыла.

Несмотря на слова регистратора об огромном количестве пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями, пустые коридоры навевали чувство одиночества. Какой-то молодой парень сидел на лавочке, читая подростковый журнал. Он был одет в синюю пижаму с пушистыми тапочками. Его лицо выглядело болезненно-бледным, а синяки под глазами выдавали проблемы со сном. Когда парни проходили мимо 152 палаты, соседняя дверь начала медленно открываться. Вначале показалась тонкая трость, а после из комнаты вышла пожилая женщина. Её руки подрагивали, а ноги неестественно шарпали по полу. Когда она попыталась прикрыть за собой дверь, то трость выскользнула из её ладони, и старушка чуть было не упала на пол. Но благо Кен быстро среагировал и подхватил женщину под руки, помогая той подняться и вновь опереться на трость.

– Вы в порядке? – вежливо спросил шатен. – Вам нужна помощь?

– Спасибо, сынок, – виновато опустила взгляд в пол старушка. – Я хотела позвать свою медсестру, но мои ноги уже совсем не держат меня. Она сидит в начале коридора. Тут недалеко. Дойду сама, – ласково улыбнулась женщина, отрывая руки от Кена.

Судзуки посмотрел на Аято, кивая головой в сторону начала правого крыла. Блондин понял намёк и, развернувшись на каблуках, быстро пошёл за медсестрой для пожилой пациентки.

Когда же Такимура вернулся, он невольно улыбнулся увиденной картине. Кен со старушкой сидели на лавочке возле больничной палаты и весело болтали о чём-то, словно давние знакомые или друзья.

– Ты очень похож на моего внука, – сказала пожилая женщина, беря шатена за руку.

– В таком случае, ему очень повезло с бабушкой, – хохотнул Кен, вызывая широкую улыбку у пациентки.

– Кхм, кхм, – неловко кашлянул в кулак Аято, прерывая сложившуюся идиллию. – Медсестра сказала, что подойдёт сюда с минуты на минуту.

– Большое спасибо, мальчики, – старушка благодарно улыбнулась, трепетным взглядом провожая ребят.

Попрощавшись с женщиной, парни ускоренным шагом пошли к палате №167. С каждым шагом сердце Кена стучало всё сильнее. Морально встреча с матерью оказалась для него многим труднее, нежели встреча с отцом. Он, действительно, любил её всем сердцем. И никогда не переставал любить. Кен не боялся ни осуждения, ни презрения, ни ненависти в её глазах. Но грудная клетка парня готова была разорваться на части лишь от осознания того, что он мог увидеть во взгляде матери стыд.

– Гораздо проще смириться с мыслью, что меня ненавидят. Но невозможно принять тот факт, что человек, которого ты любишь всем сердцем, стыдится тебя и считает огромным позором, – еле слышно прошептал Кен, когда они остановились у нужной палаты.

Номер 167. Белая холодная дверь. Давящая тишина по ту сторону стены. И тяжёлое, необъяснимое чувство растерянности.

– Ты знаешь правила. Заходить можно лишь по одному. У тебя будет полчаса. Ты справишься, – не вопросом, а утверждением произнёс Аято, видя, как младший понурил свои плечи.

В ответ Кен лишь слабо кивнул, усердно обдумывая в голове ход своих действий. Прежде чем Судзуки коснулся дверной ручки, Аято заключил парня в крепкие объятья, невесомо целуя в висок. И вот, Кен уже готов открыть дверь. Он глубоко вдыхает, нажимая на ручку, как вдруг позади парней раздаётся командный возглас:

– Вы двое! Вам запрещено входить в эту палату!

Аято с Кеном мгновенно оборачиваются, видя перед собой главврача больницы. Это статный, высокий мужчина, лет сорока пяти. У него черные, аккуратно уложенные волосы и очки с тонкой оправой, которые немного спадают с носа. В его руках планшет с бумагами и ручка, которой он что-то перечеркнул в листе прежде, чем обратиться к парням.

– Судзуки Кен и Такимура Аято? – приподняв одну бровь, задал вопрос главврач.

Озадаченно переглянувшись, парни одновременно кивнули.

– Просим прощения, Огава-сан, – поклонился Кен, прочитав имя на бейджике мужчины. – Но в чём проблема?

В ответ главврач немного замялся и, почесав затылок, ответил:

– Судзуки Асами не желает видеть вас в своей палате.

Такимура мгновенно нахмурил брови.

– Что вы имеете в виду? Она сама сказала вам об этом?

– Да, то есть, как только она поступила к нам, то сразу же выказала своё нежелание встречи с вами, её сыном и его… другом, верно? – неуверенно оглядел блондина Огава-сан, то и дело потирая свои ладони о врачебный халат.

Кен прошёлся глазами по нервному доктору, после чего сделал шаг вперёд и, скрестив свои руки на груди, сказал:

– Бегающий взгляд, вспотевшие ладони, неуверенный голос. Вы лжёте, Огава-сан. Но я бы счёл всё это за свою излишнюю придирчивость, если бы вы не ошиблись в словах, – невозмутимо произнёс шатен. – Аято – приёмный ребёнок моей матери. И даже если бы она решила назвать его моим другом, в чём я глубоко сомневаюсь, то, раз уж у вас есть наши имена, вы также должны знать, кем мы являемся для пациентки. Поправьте меня, если я ошибаюсь, доктор, но ваша убедительная игра дала трещину.

Закончив свою блистательную речь, Кен усмехнулся, видя искреннее удивление на лице главврача. Аято же молча стоял рядом с шатеном, поражённо раскрыв рот. Он, конечно, и сам не поверил в россказни Огавы-сана, но умение Кена выводить на чистую воду, определённо, было достойно награды.

Простояв так в гробовой тишине где-то секунд десять, главврач поправил очки на переносице и, прикусив губу, сдался:

– Хорошо, я не думал, что вы окажетесь настолько проницательным. Вы правы, сама пациента не говорила ничего по поводу вас и вашего посещения. Однако это ничего не меняет. Входить в эту палату вам строго запрещено.

– Вам приказал мой отец, верно? – вздохнул Кен, облокачиваясь спиной о стену.

– И сколько он вам заплатил? – тут же добавил Аято, всеми силами сдерживаясь, чтобы не нагрубить этому названному доктору.

Но Огава-сан не успел ответить. Внезапно, из начала коридора раздались твёрдые и быстрые шаги. Аято мгновенно обернулся, как тут же был грубо прижат к стене. В нескольких дюймах от него стоял разъярённый господин Соичиро. Мужчина с оскалом оглядел парней и, отпустив Такимуру, злостно прошипел:

– Благодарю за бдительность, Огава-сан. А теперь оставьте нас.

Услужливо поклонившись, главврач отошёл в сторону, остановившись в метрах двадцати от 167 палаты.

– Какого чёрта вы здесь делаете?! – воскликнул Соичиро, даже не заботясь о том, что находится среди палат кардиологического отделения, где наверняка сейчас отдыхают пациенты.

– Тот же самый вопрос хочу задать и тебе, – не мешкая ни минуты, сразу же возразил Кен.

Аято решил, что пока что ему не стоит встревать в разговор, а потому он лишь насторожился возле стены, наблюдая за быстро сменяющейся мимикой Соичиро.

– Я не давал тебе разрешения видеться с матерью. Асами нужен покой, а не встреча с человеком, предавшим её.

– Неужели? – возмущённо усмехнулся шатен. – Наверное, именно поэтому ты решил избавить её от своей компании. Ты долго водил меня за нос, но теперь я в курсе, что ты посещаешь маму от силы раз в неделю, а то и реже.

– У меня нет времени, Кен…, – было хотел оправдаться Соичиро, но шатен тут же перебил отца, в один шаг сокращая расстояние между ними.

– Что за бред ты несёшь?! Она лежит там совершенно одна. Ей необходима поддержка, а не муж, который предпочёл молодую любовницу, вместо больной жены!

– Моя личная жизнь тебя не касается, – огрызнулся отец, пока его лицо становилось бардовым от нарастающей злости.

– Касается до тех пор, пока напрямую связана с моей матерью, – не дрогнув голосом, отчеканил Кен. – Что с тобой не так? От тебя ведь не требуют ничего невозможного. Мы с Аято оплатили лечение, я подыграл тебе перед коллегами, и сейчас мне просто нужно увидеться с мамой. Не больше и не меньше. Твоя репутация не пострадает от того, что я навещу её, – заметно сбавив тон, произнёс парень.

– А ты всё такой же беспечный, – нравоучительно упрекнул сына Соичиро, натягивая на своё лицо саркастичную улыбку.

– Не нужно разговаривать со мной, как с ребёнком, – недовольно процедил Кен.

– Ну так веди себя подобающе! – внезапно прикрикнул отец, хватая шатена за ворот рубашки.

Аято моментально приблизился к ним, разрывая крепкую хватку Соичиро.

– О, не беспокойся, я не собираюсь начищать лицо твоему ненаглядному, – ехидно посмеялся отец. – Жизнь итак достаточно наказала его, связав с таким грязным извращенцем, как ты.

– Очень мило с вашей стороны заикаться о нашей личной жизни, при этом имея огромные проблемы в своей, – не скрывая неприязни в голосе, огрызнулся блондин.

Проигнорировав слова Аято, Соичиро вновь развернулся к Кену и сказал:

– Неужели ты правда не понимаешь? Последнее, что сейчас нужно Асами – это встреча с тобой. Ты для неё как открытая рана, Кен. Я помог заклеить её пластырем, но если ты вновь напомнишь о себе, то рана раскроется и начнёт кровоточить, кровоточить и кровоточить, причиняя Асами неимоверную боль! Ты был её любимым и ненаглядным сыном, который предал родную мать, променяв её на такого паршивца, – указал пальцем на Аято отец. – С момента твоего ухода она не переставала винить себя в произошедшем. Слёзы на её глазах не высыхали, а с её колен не сходили синяки, потому что она молилась день и ночь. Не за себя, а за тебя и твои грехи. Это моральное и физическое истощение довело её до больничной койки. После всего этого как ты вообще смеешь появляться у неё на глазах?!

Слова Соичиро ударили под дых. Кен, действительно, теперь не был уверен в том, что его приход в больницу являлся правильным решением. Он невольно представил все мучения, которым подверг свою мать и стыдливо опустил голову вниз. Это было так неправильно, так ужасно несправедливо. Ведь последнее, о чём думал шатен, влюбляясь в Аято, так это болезнь матери. Кен на самом деле чувствовал себя эгоистом в этот момент, но разве люди в силах контролировать свои чувства? И чтобы изменилось, удержи он в себе эту любовь? Кен не мог переделать себя, изменить то, кем он является, кем он родился. Господи, да он ведь всю жизнь потратил на то, чтобы угождать и помогать другим. Но когда парень впервые сделал выбор в пользу себя, на него обрушился шквал ненависти и проклятий в виде отца, сравнившего его с Дьяволом.

– А что сделал ты для неё в тот момент? – внезапно вопросил Кен, поднимая на отца блестящие от слёз глаза.

– Я пытался её спасти, – не колеблясь ни секунды, ответил Соичиро.

– От самого себя? – горько усмехнулся шатен. – Я знаю, что заставил маму краснеть и страдать. И я верю, что на мне лежит вся вина за её нынешнее состояние. Но я ни за что не поверю в то, что ты проявил хоть малейшую поддержку по отношению к маме. Я не смогу изменить своего прошлого, точно так же, как и не смогу изменить своё нутро. Но я всё ещё в состоянии попросить у мамы прощения и держать её за руку, пока она борется с болезнью. Потому что кроме меня, очевидно, этого не сделает никто. А ожидать чего-либо от тебя – лишь трата времени и надежд впустую.

С этими словами Кен развернулся лицом к палате и нажал на ручку двери, распахивая её. Соичиро мгновенно схватил сына за локоть, пытаясь оттолкнуть и помешать зайти вовнутрь, но Аято не дал ему сделать этого, вновь разрывая хватку отца. Увидев происходящее возле палаты, главврач встрепенулся и в одно мгновение сорвался с места, подбегая к эпицентру стычки.

Кен уже перешагнул порог палаты и зажмурился, боясь посмотреть вокруг. Но как только шатен глубоко вдохнул, раскрывая свои глаза, он с ужасом окаменел. Дыхание спёрло от увиденного. Кен впал в такой шок, что не смог выдавить из себя и звука.

Палата оказалась небольшой. Белые холодные стены никогда не выглядели настолько мрачно и пугающе. С правой стороны палаты, в метрах трёх от закрытого окна, стояла больничная койка, на белоснежном белье которой лежала едва ли живая женщина. Она спала, но, если бы не прикроватный монитор, считывающий пульс, невозможно было бы сказать, что она ещё дышит. Бледная, сливающаяся с постельным бельём, кожа, не по годам глубокие морщины, пересохшие губы и потерявшие былой блеск волосы. Кен едва смог узнать свою мать. С двух сторон койки к Асами были подключены капельницы. На маленькой тумбочке возле монитора лежали различные таблетки и лекарства, едкий запах которых ударял в нос.

Почувствовав, как на его плечо легла ладонь Аято, Кен вышел из транса и в ужасе прикрыл свой рот рукой.

– Состояние Судзуки Асами довольно тяжёлое. Учитывая пережитый несколько недель назад инфаркт, пациентке необходим полный покой и врачебный контроль.

– Как так вышло, что у неё произошёл инфаркт? – не открывая взгляда от полуживой матери, шёпотом задал вопрос Кен.

– Это уже не имеет значения, врачи вытащили её и…, – было хотел перебить сына Соичиро, но шатен резко развернулся к отцу, выставляя вперёд свою праву ладонь.

– Хватит. Я хочу знать обо всём, что происходит с моей матерью. Если вас не затруднит, Огава-сан, то расскажите мне о её болезни от начала и до конца.

Неуверенно посмотрев на взволнованного чем-то Соичиро, главврач поправил очки на носу и, кашлянув в кулак, перевёл свой взгляд на спящую госпожу Асами.

– ИБС или Ишемическая болезнь сердца обычно возникает под влиянием атеросклероза сердечных сосудов, то есть образованием бляшек на стенках артерий. Эти бляшки либо сужают просвет артерии, либо закупоривают сосуды полностью. Развитие болезни начинается с незначительного сужения просвета коронарных сосудов. Но её последствия довольно таки плачевны и без должного хирургического вмешательства могут закончиться летальным исходом, – на одном дыхании произнёс врач, подходя ближе к Асами и начиная внимательно считывать данные с прикроватного монитора. – Инфаркт, который пережила пациентка, является очень тяжёлой стадией болезни, и я бы даже сказал – наиопаснейшей. Поскольку следующим этапом развития ИБС может стать сердечная смерть.

Для Кена слова доктора звучали отдалённо, он не мог поверить в реальность происходящего. Страх и боль настолько затуманили сознание парня, что его руки невольно подрагивали, а слегка приоткрытые губы еле слышно смогли прошептать:

– Мама…

Аято как можно крепче сжал ладонь шатена в своей и тут же обратился к Огава-сану:

– Что нам нужно сделать? Всё, что необходимо для восстановления Асами. Какие-то таблетки, препараты…

– Операция, – мгновенно перебил его врач.

– Огава-сан, мы же с вами…, – вновь встрял в разговор Соичиро, но тут же был прерван разъярённым взглядом Такимуры. Неспокойно сглотнув, мужчина быстро замолк.

– Что за операция? – подал голос Кен.

– Коронарное шунтирование. Сложная операция на сердечных сосудах с целью обхода места сужения с помощью сосудистых протезов…

– Мы согласны, – не раздумывая ни секунды, ответил шатен, лишь мельком взглянув на Аято, который тут же кивнул ему в ответ. – Всё, что угодно, доктор, всё, что в ваших силах, – с некой мольбой в голосе добавил Кен.

Главврач как-то странно хмыкнул и вновь посмотрел на Соичиро, в чьих глазах сейчас читалось волнение и полное негодование.

– Вы очень вовремя передумали, – улыбнулся Огава-сан. – Операция, действительно, необходима, и я считаю, что никакие деньги не смогут встать на чашу весов с человеческой жизнью, – мужчина подошёл ближе к Кену и тепло похлопал парня по плечу.

– В каком смысле «передумали»? – непонимающе посмотрел на врача шатен.

– Кен, ты всё не так понял, – начал ни с того ни с сего оправдываться Соичиро. – Дело в том, что мы с Огава-саном на днях уже обсуждали возможность этой операции…

– И ты отказался от неё. Да? – грубо встрял в разговор Аято.

Вместо ответа на вопрос Соичиро лишь молча опустил свою голову вниз. И этого оказалось более чем достаточно.

– Как ты мог?! – в одночасье взорвался негодованием Кен, мгновенно сокращая расстояние между ним и отцом.

– Прошу, дай мне всё объяснить, – выставил руки вперёд Соичиро, мельком взглянув на насторожившегося доктора. – Поверь, изначально я так же, как и ты, хотел, чтобы Асами поскорее сделали операцию. Но Огава-сан рассказал мне о рисках и я задумался. Кен, далеко не факт, что операция может пройти успешно. Меньше всего я хочу рисковать жизнью твоей матери.

– И именно поэтому ты решил, что ей лучше умереть от остановки сердца?! – повысил свой голос Кен, но быстро опомнился, взглянув на всё ещё спящую Асами.

Главврач легонько схватил шатена за предплечье и махнул головой в сторону коридора.

– Давайте выйдем.

Спорить с Огава-саном никто не стал, и все быстро вышли за пределы палаты. Прикрыв за собой дверь, Кен перевёл осуждающий взгляд на отца.

– Я не могу поверить в то, что ты готов подвергнуть маму смерти из-за каких-то надуманных опасений. Риски будут всегда! Их нельзя избежать. Но если есть хоть какой-то шанс помочь маме, то мы должны хвататься за него обеими руками! Неужели ты не считаешь так? Или… в этом замешано ещё что-то?

В этот момент Кена словно осенило. Он поражённо вылупил глаза, глядя на покрасневшее то ли от злости, то ли от стыда, лицо Соичиро. Парень рвано усмехнулся и, облизнув пересохшие губы, обратился к Огава-сану.

– Сколько стоит операция?

– Кен…, – тут же подал голос отец.

– Вот сейчас лучше молчи, – резко отчеканил шатен. – Доктор, назовите цену операции.

Нахмурившись, главврач взглянул в свой планшет и, поразмыслив несколько секунд, ответил:

– На данный момент шунтирование обойдётся вам в 5 000$.

– Прекрасно. У нас есть практически вся эта сумма, не так ли? – выжидающе посмотрел на Соичиро Кен. – Но теперь, если вас не затруднит, Огава-сан, скажите, пожалуйста, сколько денег придётся потратить на лекарства, если мы откажемся от хирургического вмешательства?

Кашлянув в кулак, врач неуверенно посмотрел на господина Судзуки и, поразмыслив полминуты, ответил:

– За первые шесть месяцев лечения вам придётся потратить около 2000$.

– Вот же сукин сын, – несдержанно прошипел Аято, мгновенно переводя взгляд на Соичиро.

– Ты ничего не знаешь, чтобы обвинять меня в таком подлом поступке, – словно прочтя мысли блондина, непоколебимо ответил господин Судзуки.

– Мы знаем достаточно, – твёрдо заявил Кен, сжимая свои ладони в кулаки. – Где наши деньги?

– Думаешь, я их растратил? – наигранно усмехнулся Соичиро. – Они у меня. Все до единой купюры. Может прийти ко мне домой и проверить.

– И порога не переступлю, – твёрдо отрезал Кен. – Огава-сан, – быстро развернулся в сторону врача парень. – Мы согласны на операцию. Деньги будут уже этим вечером. Только, пожалуйста, сделайте всё, что в ваших силах, – уже мягким голосом добавил он.

– Безусловно, – кивнул главврач и деловито поправил свои очки. – А теперь прошу вас спуститься на первый этаж. Вам здесь нельзя долго находиться.

– Конечно, – вежливо улыбнулся Кен. – Мы сейчас спустимся, только оставьте нас наедине, – вдруг добавил шатен, переводя свой взгляд на Соичиро.

Главврач понимающе посмотрел на Кена, после чего незамедлительно развернулся и пошёл в сторону лифта. Аято же обменялся с младшим кивками и ладонью показал, что будет ждать того у главного входа в здание.

Наконец-таки оставшись наедине с отцом, Кен тяжело вздохнул.

– Я просто хочу понять, почему мама потеряла для тебя всякую значимость, – начал говорить он. – Я бы понял, если бы ты отказался платить за моё лечение или же за лечение Аято. Но мама… Ты ведь так любил её. Что произошло?

Соичиро, явно не ожидавший такого спокойного тона, удивлённо вскинул бровями и почти шёпотом ответил:

– Ты так сильно ошибаешься, Кен. Твоя мама значила и значит для меня всё, – говорит он, а глаза в это время из стороны в сторону бегают, выдавая фальшь.

Кен это видит и чувствует, а потому в ответ усмехается и натягивает на своё лицо улыбку разочарованно-обречённую.

– Значит, разговора у нас не выйдет. Тогда, я хочу быть уверенным в том, что на этот раз деньги точно окажутся у врача, а не в твоем кошельке, – говорит шатен, скрещивая руки у себя на груди и смотря на отца прожигающим взглядом.

– Этот подкидыш так изменил тебя. Что с тобой стало, сын? – состроив несчастный голос, вопросил господин Судзуки.

– Ничего особенного, просто повзрослел, – тихо произнёс шатен. – Ты не ответил. Как мне быть уверенным в том, что ты снова не решишь договориться с Огава-саном за моей спиной?

– Я всё перечислю. Мне не плевать на жизнь Асами, чтобы ты не говорил. Только вот пяти тысяч у нас всё равно нет.

– Я дал тебе три тысячи, и я более чем уверен, что ты найдёшь оставшиеся 2 000$

– У меня сейчас нет таких денег…

– Значит, возьми кредит, – твердо возразил Кен. – Или ты хочешь сказать, что мама этого недостойна? – в один шаг парень сократил расстояние между ними.

В ответ Соичиро прикусил губу и смиренно опустил голову в пол.

– Вот и решили, – поставил точку в этом вопросе Кен.

Резко развернувшись спиной к отцу, парень направился в сторону лифта.

Его мгновенный уход, как пощёчина, пробудили господина Судзуки.

– Когда-нибудь ты поймёшь меня! – внезапно крикнул он в спину Кену, заставляя парня остановиться.

– Этого не случится, – уверенно усмехнулся шатен.

– Несмотря ни на что, ты не можешь изменить того факта, что ты ещё юн, – начал говорить Соичиро, медленными шагами подходя к Кену. – Но люди взрослеют и во многом меняют свой взгляд на жизнь. Проходят увлечения, интересы. И чувства тоже проходят. Сейчас тебе кажется, что Аято – центр твоей вселенной, единственный и неповторимый. Любовь на всю жизнь. Но правда в том, что это не так. И ты уже достаточно зрелый, чтобы понимать это. У вас двоих впереди много лет. Пройдёт год, два, и эти отношения начнут приедаться. Вы оба парни. И вскоре вам захочется новых ощущений разгула и страсти. Глупо полагать, что в такой ситуации вы навеки останетесь верны друг другу. Но не беспокойся, это нормально. И когда-нибудь ты меня поймёшь…

– Хватит, – резко перебил его Кен – Знаешь, что, действительно, глупо? Пытаться оправдать собственную измену. Я ведь не говорил тебе, что хочу, чтобы вы с мамой всегда были вместе. Это ваши жизни, и я не имею права вмешиваться в них. И я бы не был так зол на тебя, если бы ты нашёл в себе силы сказать маме правду. Но твоё враньё переходит все рамки дозволенного.

– Кен, ситуация сложнее, чем ты думаешь…

– Нет. Это не так. Если бы ты любил маму, то ты бы ей не изменял. А если бы ты полюбил ту женщину, то уже давно бы подал на развод. Ситуация не сложная. Просто всё дело в том, что ты вообще никого не любишь. И думать ни о ком не собираешься. Но за свои поступки надо отвечать. А ты только и делаешь, что избегаешь ответственности.

– Ты говоришь, как наивный ребёнок. Вот посмотрю я на тебя с Аято лет через пять.

– И увидишь меня счастливым. Счастливым и любящим, – облизав свои пересохшие губы, Кен тихо вздохнул и продолжил. – Я не знаю, что будет через пять лет. Я даже не знаю, что может случиться завтра. Но в одном я уверен точно. Ближе Аято у меня человека нет. И я люблю его всем своим сердцем, настолько, насколько может позволить человеческая душа. А верность… это не что-то достигаемое. Это просто имеющееся. Может, я открою тебе секрет, но, когда, действительно, любишь человека, готов вечно нежиться в его объятьях или же держать его за руку ежесекундно, то тебя от чужих прикосновений бьёт током. Не нужно внутреннего стержня, когда тебе подсознательно неприятны поцелуи того, кто не твой. Верность – это вовсе не дополнение к любви, а её неотъемлемое составляющее. Невозможно назвать отношения полными, когда сегодня ты засыпаешь с одним, а завтра целуешь другого. Нельзя изменить, когда любишь. Во время влюблённости возможно. Но не тогда, когда в твоём сердце живёт настоящая, твёрдая и непоколебимая любовь. Поэтому, ты можешь убеждать меня в чём угодно: в сложности ситуации, в наскучивание чувств, в единичных порывах и в осознанном выборе. Но в одном я буду уверен всегда. Я никогда не променяю того, кто мне дорог. Ни за что и ни при каких обстоятельствах. Ну не изменяют любимым. И точка, – закончил говорить Кен, направив на отца твёрдый взгляд.

Соичиро приподнял уголки своих губ и слегка усмехнулся, раздумывая надо всем услышанным.

– Ты с детства умел красиво говорить, – произнёс господин Судзуки с нотками гордости. – Это важный навык. Красивое слово способно из любой лжи сотворить чистую правду. Но не забывай о том, что ты был и остаёшься моим сыном. В твоих венах течёт моя кровь. А я тоже был очень наивен в юности. В точности как ты. Но спустя много лет поменялся. Возраст не обойдёт стороной и тебя.

На слова отца Кен оскалился и, собрав все остатки выдержки и спокойствия, проговорил:

– Ты ошибаешься, нас ведь ничего, кроме крови и не объединяет. Я не ты. И я скорее умру, чем стану тобой. Кажется, мне придётся повторить в сотый раз. Я никогда не изменю любимому человеку, – отчеканил шатен, разворачиваясь спиной к Соичиро и стремительно уходя вперёд. На этот раз безо всяких остановок.

– Значит, изменят тебе! Попомни мои слова! – прокричал отец ему в спину, уже не заботясь о том, что стоит посереди больничных палат.

***

– Операция назначена на субботу? Да, конечно. Благодарю вас, доктор. Держите меня в курсе всего. Завтра я приду в больницу, чтобы оплатить необходимые лекарства. Да. Я успею. Доброй ночи.

Вот уже полчаса Кен ходил по гостиной, безустанно разговаривая по телефону с лечащим врачом госпожи Асами. Аято сидел на диване, внимательно вслушиваясь в их диалог, и, судя по постоянно меняющемуся выражению лица Кена, обсудить они успели многое. Начиная от самой болезни, её причин и последствий и заканчивая методами лечения и графиком посещения пациентов. Наконец, закончив разговор, шатен отбросил телефон на мягкое кресло. Аято нахмурился и, похлопав по месту рядом с собой, попросил Кена присесть. Как только младший без сил плюхнулся на диван, блондин начал нежно разминать его плечи, сразу же подмечая, что мышцы Судзуки до невозможности напряжены.

– Получается, операция будет через три дня? – уточнил Аято, продолжая делать парню массаж.

– Да, доктор сказал, что с ней лучше не затягивать, – полушёпотом ответил шатен. – Родной, я сделаю всё, что в моих силах ради неё, – добавил он, перехватывая ладонь Такимуры со своих плеч и скрепляя их руки в замок.

– Ты сможешь, – тепло улыбнулся Аято, целуя Кена в висок.

– И да, раз уж нам придётся оплачивать её лечение, то я вновь вернулся работать в ресторан. А ещё по дороге домой я мельком взглянул на объявления и нашёл пару подработок. В забегаловке возле остановки нужен уборщик. И я пролистал сайты в интернете. Один парень предложил мне работу в доме престарелых. Я ещё, конечно, должен убедиться в правоте его слов. Просто так не пойду в незнакомое место. Но, если он не лжёт, то я без раздумий возьмусь за эту работу, – проговорил парень, нервно перебирая пальцы Аято в своей ладони.

– И ты решил это всё за время, пока я готовил тебе кофе? – поражённо усмехнулся Такимура, кивая головой в сторону пустой чашки на столике. – А если серьёзно, то тебе не нужно так сильно загружать себя, Кен, – заботливо прошептал блондин, крепче сжимая руку парня. – Я не хочу видеть, как ты изнуряешь себя.

– А я не хочу видеть маму больной, – перебил его младший, поднимая свой глубокий взгляд на Аято. – Да и, помимо лекарств для мамы, мне же ещё нужно будет потратиться на учёбу. Конечно, стипендия отличника покроет часть расходов, но на нас слишком много свалилось, чтобы мы могли спокойно вздохнуть. – Такимура хотел было возразить, но Кен жестом попросил его помолчать. – Пожалуйста, дослушай. Я учитывал и твою работу. Я знаю, что дела идут в гору, и ты получаешь баснословные деньги за свои труды, но я не знаю, что будет завтра. И ты тоже этого не знаешь. Просто, давай продолжим упорно трудиться, пока у нас есть возможность.

Внутри Аято всё ещё сопротивлялся такому решению парня. Но, взглянув в карие глаза напротив, Такимура лишь тяжело вздохнул и улыбнулся, слегка кивая в знак своего согласия.

В глазах Кена Аято увидел надежду. Ту самую, непобедимую, вечно живущую внутри Судзуки. Надежду, которая всегда спасала блондина, заставляя держаться изо всех сил. А потому, отказать таким глазам было выше возможностей старшего. Такимура просто доверился и заботливо прохрипел:

– Судзуки, знай, я не позволю тебе довести себя до истощения.

В ответ Кен лишь весело хмыкнул и заключил парня в крепкие объятья.

– Всё будет в порядке. Мы справимся. В мире нет ничего, с чем бы я не смог совладать до тех, пока ты рядом со мной.

В этот момент на телефон Такимуры пришло короткое сообщение, которое блондин прочтёт уже утром.

***

«У меня есть для тебя задание. Бар «Аврора». Завтра в 7 вечера»

Киоши-сан всегда умудрялся напоминать о себе и Danaus в самое неподходящее время. Увидев его сообщение, Аято недовольно промычал что-то в подушку. Находясь всё ещё в сонном состоянии, Такимура взглянул на младшего, мирно сопящего на второй половине кровати. Блондин аккуратно провёл кончиками пальцев по волосам Кена, после чело спустился к скулам и обвёл контур слегка приоткрытых губ. Подняться с постели и оторваться от такого великолепия казалось немыслимым кощунством. А потому Аято быстро удалил сообщение от Киоши-сана и, откинув телефон в сторону, вновь провалился в сладостную негу сна.

Несмотря на довольно ленивое утро, вечером Такимура был бодр и уверенно шёл по дороге к уже знакомому бару. К середине недели проспекты не блещут весельем, от прохожих не разит алкоголем, а на их лицах вместо радостной и развязной улыбки натянута маска уставших, но трудолюбивых граждан.

Бар «Аврора» тоже сегодня не выглядит слишком вычурно, а пошлость заведения не выставляется напоказ при небольшом количестве посетителей. Парочка стриптизёрш развлекают несколько взрослых мужчин, а те, в свою очередь, расслабляются и благодарят молодых девушек зелёными купюрами. Музыка в баре играет спокойная, слегка приглушённая. И это делает обстановку довольно интимной и даже романтичной.

Аято уже по привычке подходит к знакомой барной стойке и присаживается на стул, оглядывая всех людей изучающим взглядом. Прямо перед ним бармен смешивает напитки. Но это не тот, с которым блондин успел познакомиться, а другой, с крашеными в зелёный волосами и линзами, имитирующими кошачьи глаза. Почему-то этот парень напомнил Аято Тетсую. Только лицо у него было серьёзное, полностью сосредоточенное на работе. Такимура не стал бы так досконально изучать этого бармена, если бы не татуировка бабочки на шее парня. Своих нужно знать в лицо. И Аято уверенно следует этому правилу.

– Эй, красавчик, ты кого-то потерял?

Плеча Аято коснулась женская ладонь. Вздрогнув от неожиданности, Такимура развернулся и увидел Майю, задорно смотрящую на него.

– Теоретически, да, – вздёрнув бровями, ответил блондин. – Я должен найти кого-то, но пока неизвестно кого именно.

Весело усмехнувшись, Майя присела на стул рядом с Аято и, закинув ногу на ногу, заказала себе бокал красного вина.

– Что тебе написал Киоши-сан? – задала вопрос девушка, кивая головой в сторону телефона в руках блондина.

– Я удалил уже. Но он просто сказал подойти сюда.

– Удалил? – удивилась Майя. – Тебе есть от кого скрывать свою жизнь в Danaus? – хитро прищурилась девушка, сделав глоток вина.

– Не жизнь, а работу. И да, есть. Но это просто меры безопасности. Я не хочу ввязывать близкого человека в это всё, – начал объяснять ситуацию Аято, хоть и его тон был больше похож на оправдание.

– Но она ведь уже ввязана, – хмыкнула Майя, опустив взгляд на свой яркий маникюр. – Так или иначе, Киоши-сан держит под прицелом всех в этом городе. Просто некоторых он не трогает за ненадобностью. Поэтому не думай, что если ты умело скрываешься, то твоей девушке ничего не грозит.

– Парню, – резко исправил Майю Аято.

– Чего? – поражённо усмехнулась девушка.

– У меня парень. И про то, что ты сказала, я понимаю. Но у него сейчас достаточно забот. Я не могу взвалить на его плечи ещё и беспокойство за мою незаконную работу, – спокойно проговорил Аято, смотря в одну точку в стене напротив.

– Как знаешь, красавчик, – пожала плечами Майя. – А ты меня огорчил, – внезапно изменилась в лице девушка.

– И чем же?

– Я думала, что мне удастся тебя соблазнить, а ты, оказывается, не любитель женских тел, – наигранно вздохнула она.

– Я не гей, – усмехнувшись, поправил её Аято, тут же ловя на себе озадаченный взгляд. – Мне нравятся и девушки. Просто полюбил парня. И теперь, кажется, моё сердце навсегда закрыто как для мужчин, так и для женщин.

– Так ты ещё и верный. Ску-у-ука, – надула губы Майя, заказывая себе ещё один бокал вина.

– Меня всё устраивает, – пожимает плечами блондин. – Так что там с сообщением Киоши-сана? Ты знаешь, где он может быть? – резко сменил тему разговора парень.

– Он внизу, играет в бильярд. Я его видела минут двадцать назад, – как ни в чём не бывало, ответила Майя.

Аято в удивлении раскрыл рот.

– Так ты знала? Почему промолчала?! – возмутился Такимура, вставая со стула.

– Я не обязана ничего тебе говорить, красавчик, – хмыкнула девушка. – Но, вообще-то, я просто хотела поболтать с тобой. Что плохого в желание провести время с другом? – приподняла она уголки своих губ.

– Мы не друзья, – указал на неё пальцем Аято. – Это во-первых. А во-вторых, у меня нет времени на болтовню с легкомысленной особой из преступной группировки.

– Легкомысленная особа? – обиженно посмотрела на Такимуру Майя. – Я тебе не какая-то дешёвая подстилка. Ты и сам-то не многим лучше.

– А я и не отрицал, – невозмутимо ответил Аято. – Я знаю, что я тот ещё ублюдок. И ты имеешь полное право считать меня им. Но и тебя я невинной монахиней не считаю.

– Странные у тебя установки, – весело ухмыльнулась девушка.

– Я бы сказал, справедливые, – фальшиво улыбнулся блондин. – Не скучай, – развернувшись на каблуках, парень быстро пошёл в сторону лестницы.

Спустившись на нижний этаж, Аято сразу же закашлялся от ударившего в ноздри сигаретного дыма. Практически все бильярдные столы находились в «тумане», исходившем от крупных сигар, чьи владельцы вальяжно расхаживали с алкоголем в руках. Они были одеты в строгие костюмы. А на их запястьях сверкали дорогие часы. Всем мужчинам внешне было от сорока пяти до шестидесяти лет. Они выглядели как очень состоятельные и влиятельные люди. Стоя возле лестницы и наблюдая за их игрой, Аято невольно съёжился. Он быстро отыскал взглядом Киоши-сана, но всё не мог решиться подойти. Парню показалось, что отрывать босса от отдыха – не лучшая идея. И Такимура уже забыл, что Киоши-сан сам назначил ему эту встречу. Находясь в такой обстановке, блондин чувствовал себя лишним.

Босс тем временем размеренно обходил бильярдный стол с кием в руках. Один из мужчин начал внимательно прицеливаться, чтобы попасть точно в лузу. Другие сохраняли полнейшее молчание, из-за чего напряжение витало в воздухе. Аято сам не заметил, как увлёкся просмотром игры. Парень прикусил губу, задумавшись то ли о бильярде, то ли о чём-то своём, но если бы кто-то щёлкнул пальцами перед его носом, то Такимура даже не обратил бы на это внимания.

Внезапно, в ушах зазвенел громкий возглас:

– Фол!

– Это был флюк!

– Судья, я не согласен!

– В лузу упал цветной. Так что лучше помолчи и не выставляй себя дураком, Норайо, – спокойно и в своей самодовольной манере проговорил Киоши-сан.

Босс похлопал проигравшего мужчину по плечу и, умело повертев кий в своей руке, занял место по центру бильярдного стола. Он не спеша затянулся сигарой и, выдохнув густой дым, нагнулся, собираясь прицелиться в лузу. Вдруг Аято поймал себя на мысли, что Киоши-сан не смотрел в сторону шаров. Его взгляд был направлен точно на Такимуру. Босс тихо ухмыльнулся и сразу же выпрямился.

– Какой чёрт заставил тебя остановиться? – мгновенно начали ворчать остальные игроки, но на все их возмущения Киоши-сан лишь резко выставил руку вперёд.

– Хватит, – твёрдо произнёс он. – Оставьте меня с моим другом и сходите в бар. Это касается всех.

В этот момент абсолютно каждый игрок и даже официантки обернулись на Аято. Это казалось странным, но Такимура ощутил некий страх в их взглядах. И это заставило парня сжаться. Но спустя несколько секунд все в комнате словно отпряли и начали быстро расходиться по сторонам. Пару мужчин, игравших в бильярд, решили подняться наверх. Проходя мимо Аято, один из них с не скрытым интересом вгляделся в лицо блондина, словно знал его, но Такимура быстро опустил свою голову в пол, отходя от лестницы на пару шагов. Когда же все люди полностью рассосались, Аято неуверенно посмотрел по сторонам и подошёл ближе к бильярдному столу, за которым его ждал Киоши-сан.

– Вы назначили мне встречу, – начал говорить парень. – Что-то серьёзное?

– И да и нет. Смотря для кого, – безразлично пожал плечами босс, нагибаясь куда-то под игровой стол. – Лови, – сказал он, бросая Аято второй кий.

Чуть было не потеряв равновесие, парень таки поймал кий, непонимающе уставившись на Киоши-сана.

– Вы просто позвали меня поиграть? – с явным недовольством фыркнул Такимура.

– А у тебя много чести, не так ли? – хохотнул босс, прицеливаясь и забивая три шара в лузы. – Встречу я назначил по делу. А бильярд можешь считать приятным бонусом.

Аято неловко посмотрел на стол и, кое-как повторив движения Киоши-сана, ударил по битку, слегка задев прицельный шар.

– Ни разу в жизни не играл? – удивлённо спросил босс.

– Играл, просто давно, – отмахнулся блондин.

– Ты очень упёртый. И не любишь признавать, что плох в чём-то. Я такой же, – с толикой трепета произнёс Киоши-сан. – Так что давить не буду. Если не хочешь играть, то давай перейдём сразу к делу, – мужчина отложил свой кий на бильярдный стол и развернулся в сторону небольшого стеклянного столика, на котором стояло несколько бокалов и бутылка хорошего виски. – Будешь? – задал он риторический вопрос, уже протягивая Аято напиток.

Отложив свой кий как можно дальше, Такимура взял бокал из рук босса и, не раздумывая, кивнул.

– В Японии алкоголь можно пить только с 20 лет, вы в курсе? – весело усмехнулся Аято.

– У Danaus свои правила на этот счёт, – с ухмылкой ответил Киоши-сан. – Пить можно всем, кому я налью. Не подумай, я детей не спаиваю, но и ты уже далеко не ребёнок, верно?

– Я не жалуюсь, просто, для меня это всё непривычно, – пожал плечами Аято, отпивая свой виски.

– Но тебе же это нравится?

– Да, то есть, нет, – быстро поправил себя Такимура. – Я по-прежнему не собираюсь становиться частью всего этого. Вы, действительно, очень сильно помогаете мне и моему парню, но я не такой, как вы все… Как полноценные члены Danaus, понимаете? – кое-как сформулировал свои мысли парень и, допив виски, поставил бокал на стеклянный столик.

– Понимаю, хоть с тобой и не согласен, – спокойно ответил Киоши-сан, внимательно следя за быстро сменяющейся мимикой на лице блондина. – Ты можешь этого не признавать, но в тебе есть все задатки хорошего лидера. Твой характер и твои действия. Прошлое достаточно закалило тебя, – увидев несогласие на лице Такимуры, Киоши-сан ухмыльнулся. – Я знаю, что ты хочешь возразить. Я даже знаю, что ты скажешь. Но твой Кен не является лидером и ему никогда им не стать. Я говорю это не в обиду, напротив, чтобы подчеркнуть, что твой парень – боец. С ним и в огонь и в воду идти можно. Но повести за собой людей дано лишь тебе. Твой отец гордился бы тобой, – словно зная, на что давить, добавил босс.

И это сработало. Аято встрепенулся и невольно вспомнил те фотографии, которые ему показал Киоши-сан. Перед глазами предстал образ отца, смотрящего на него с глянцевой бумаги… Немного потупившись на месте, Такимура заговорил:

– Возможно, вы и правы. Я не особо задумывался о своих лидерских качествах, но, в любом случае, пока меня это не касается. Я всё ещё не собираюсь связывать всю свою жизнь с такими, как вы.

– Твой выбор, – совершенно нормально и даже как-то подозрительно спокойно воспринял слова парня Киоши-сан. – Я не буду тебя заставлять. А до тех пор, пока ты нуждаешься в деньгах, я предоставлю тебе работу. Кстати, об этом…, – плавно перешёл он к причине их сегодняшней встречи. – У меня есть для тебя небольшое, но очень важное дело.

– Я слушаю.

– Владелец сети ночных клубов и баров, Мацуо Тору, взял у меня в долг кругленькую сумму, по договору обещая отдать треть своих заведений под моё руководство. Я ждал неделю, две, три, и за это время Тору умело затих. Прошёл месяц и моё терпение закончилось. Благодаря своим людям я раздобыл информацию о том, что необходимая мне папка с документами находится в его офисе в здании бизнес центра «Glass House». Это практически в сердцевине города, думаю, ты должен примерно представлять. Дело очень тонкое, так как у Мацуо есть свои лазейки в полиции, и кого угодно на задание не пошлёшь. Что ж, я хочу, чтобы это был ты.

– Хотите, чтобы я украл документы? – мгновенно возмутился Аято. – Может, я и торгую наркотиками, но я не вор!

– Вор здесь только один. И это Мацуо Тору. Я же всего лишь собираюсь забрать то, что по праву принадлежит мне. Не больше. И не меньше, – уверенно заявил Киоши-сан, невозмутимым взглядом смотря на блондина. – Я бы мог попросить кого-то другого, но за последнее время у меня с тобой сложились довольно тесные отношения. Я этого не говорил раньше, но, на самом деле, ты первый человек, которому я безвозмездно дал такую крупную сумму денег. Я, действительно, доверяю тебе.

Вдруг вспомнив о том, что босс оплатил лечение Асами, Такимура неловко прикусил губу. Это был очень щедрый поступок, и выделываться перед Киоши-саном после такого казалось Аято ужасным неуважением. Даже если босс и сказал, что не ждёт возврата этих денег, парень всё равно ощущал за собой долг. И это, правда, давило на плечи блондина, заставляя сделать хоть что-то взамен.

Глубоко вдохнув, Аято ответил:

– Я знаю, что не могу отказать вам, я бы даже и согласился на это дело. Но… я не думаю, что смогу выполнить всё без проблем. У меня нет опыта в проникновение и воровстве, так что…, – пытался сформулировать свои мысли парень, но Киоши-сан перебил его.

– О, на счёт этого не беспокойся. Ты не пойдёшь туда один. С тобой будет очень опытный вор. Умелый парень. Ловкости у него не занимать.

– Тогда почему бы вам не отправить его одного? –непонимающе вопросил Такимура.

– Ему не хватает дисциплинированности и ответственности. Но эти качества присутствуют в любом хорошем лидере…

– Во мне? – догадываясь, к чему клонит босс, спросил Аято.

– Именно, – уверенно заявил Киоши-сан. – Ну что, ты в деле?

Промолчав в раздумьях около минуты, Такимура закрыл свои глаза и, тяжело выдохнув, решился с ответом.

– Да, я согласен. Я в деле.

– Прекрасно.

***

Неспешно шагая по каменной дорожке в парке, блондин всё раздумывал над вчерашними словами Киоши-сана. Несмотря на то, что Аято практически мгновенно согласился на предложение босса, сейчас эта затея не казалось настолько хорошей. И от этих сомнений становилось ещё больше не по себе. Но отступать было, определённо, поздно. Прямо в этот момент Такимура шёл на дело. Совершенно новое и незнакомое ему. На улице уже вечерело, небо из пурпурно-оранжевого окрашивалось в тёмно-фиолетовые краски. Скоро в парке должны зажечься фонари, невысокие столбы которых отличались своим изысканным дизайном. Где-то в кустах зашуршал бродячий кот или другой зверёк, решивший провести ночь в уютной листве. К счастью Аято, людей в этом месте было не так много, как предполагается для пятницы. Несколько молодых парочек сидели на скамейках в неловких объятьях друг друга, то и дело шепчась и хихикая. Блондин подметил, что они с Кеном тоже должны обязательно прогуляться тут когда-нибудь. Но точно не сегодня. И явно не завтра. А в воскресенье у младшего смена в ресторане, и он жутко вымотается. С понедельника начнётся новая трудовая неделя, ну а до следующих выходных надо ещё дожить. В общем, парни обязательно посетят этот парк. Если, конечно, Аято не забудет про эти планы лет через пятьдесят, когда они наконец-таки выйдут на пенсию.

А этим вечером единственная, но довольно щепетильная забота Такимуры – это успешное выполнение дела, порученного ему боссом. Судя по адресу, который скинул ему Киоши-сан, здание, в котором находится офис Мацуо Тору, располагается неподалёку. Этот район состоял из сплошных каменных джунглей, небоскрёбы которых доставали до облаков. Если Япония и считается передовой страной, то эти стеклянные гиганты, как ничто иное, подтверждают данный факт. Однако у Аято не было никакого желания любоваться красотой высоток. Наоборот, вся эта структура зданий пропитывала воздух серьёзностью и неким пафосом. Нет, парень, конечно, не ощущал неловкости или непривычности. Всё-таки, живя в такой королевской квартире, Такимура привык к определённому образу жизни. Но именно поэтому он и знал, насколько опасно заниматься преступной деятельностью в этих районах. Повсюду влиятельные люди, у которых под боком не только деньги, но и полиция, которую, впрочем, зачастую и «покупают» за эти деньги.

Нервно сглотнув, Аято вышел за пределы парка. Судя по времени, до назначенной встречи у него оставалось двадцать минут, поэтому парню пришлось поторопиться. Он наскоро перебежал дорогу, как только загорелся зелёный свет. Пересёк два переулка и ускоренным шагом добрался до какого-то итальянского ресторанчика. Отсюда ему оставалось пройти по пешеходному переходу на другую сторону улицы и идти по прямой до высотных зданий, среди которых и располагался тот самый бизнес-центр. Видя, что люди в деловых костюмах потоком шагают с правой стороны от светофора, Такимура убедился, что он идёт в верном направлении.

Спустя минут пять Аято уже был на месте. Он остановился возле одного небоскрёба с панорамными окнами, придающими зданию хрустальный и изящный облик. Вместе с тем форма строгого прямоугольника обеспечивала бизнес-центру презентабельный вид. В начале входа на территорию были припаркованы несколько машин. Видимо, остальные располагались на нескольких ярусах подземной парковки, въезд на которую находился со стороны, где стоял Аято. Мельком оглянувшись вокруг, блондин стремительно подошёл к главному входу в здание, сразу же замечая двух охранников, стоявших по другую сторону от стеклянной автоматической двери. Решив не торопиться и постоять снаружи, Такимура уже более внимательно осмотрелся вокруг. Аккуратно стриженый газон окружал хрустальный небоскрёб. Прямоугольные кустарники добавляли деловитости, а небольшой фонтан, посереди территории украшал это место, добавляя в него частичку броскости. Однако внутри бизнес-центра было не менее интересно. Различные работники в деловых костюмах нервно носились из стороны в сторону, держа в руках листы бумаги и кофе из автомата. Люди бесконечным потоком входили и выходили из здания. На их лицах была сосредоточенна вселенская усталость и нежелание возвращаться сюда ещё лет двести. Под окончание рабочего дня эти клерки выглядели настолько измотанными, что смотря на них, Аято иронично усмехнулся.

Тем временем, прошло уже десять с лишним минут с того момента, как Такимура пришёл в назначенное место. Парень начал раздражаться и даже выругался про себя пару раз на счёт такой непунктуальности его временного напарника. На свежем воздухе заметно похолодало, и Аято уже собрался зайти вовнутрь здания.

Но как только автоматические двери раскрылись, и он сделал шаг вперёд, кто-то выскочил из центра, мгновенно врезаясь в Такимуру. Схватившись за ушибленную руку, Аято посмотрел на человека, умудрившегося не заметить его. И какого же было удивление блондина, когда он увидел перед собой знакомого двенадцатилетнего мальчишку.

– Хидэки?! – непонимающе вылупил глаза Такимура. – Что ты здесь делаешь?

В ответ мальчик еле заметно подмигнул и, мельком обернувшись по сторонам, напрыгнул на Такимуру с объятьями.

– Братик! Где ты был? Я уже устал ждать тебя, – совершенно неожиданно заговорил парнишка.

– Ты… что? – абсолютно не понимая, что происходит, вопросил Аято.

Хидэки, всё ещё обнимавший его за шею, приблизил свою лицо к уху Аято и прошептал:

– Подыграй, если не хочешь провалить задание босса.

Такимура чуть было не поперхнулся воздухом, но, послушав Хидэки, сделал совершенно невозмутимое лицо, пока внутри него бушевала настоящая буря эмоций.

“Что за чёрт?! Так Хидэки и есть тот самый опытный вор? И как только Киоши-сан додумался отправить ребёнка на такое дело? Это настоящая катастрофа. И как только я умудрился согласиться прийти сюда?”

Если происходящее в голове Аято в тот момент нельзя было назвать паникой, то слово «хаос» идеально описывало это состояние. Нерешительно взяв Хидэки за руку, блондин прошёл в бизнес центр, останавливаясь возле двух хмурых охранников. Работники недоверчиво посмотрели на парней, в ответ на что Хидэки состроил милую улыбку и заговорил:

– А вот и мой братишка, – кивнул он головой в сторону ошарашенного всем происходящим Аято.

– Вход посторонним запрещён, если ты ещё не понял, – грубо отрезал высокий и крепкий мужчина, выжидающе складывая руки на груди.

– Мне всё предельно ясно, только вот мы с братом не посторонние. Мой дядя – Кэйташи Акияма, насколько я знаю, твой босс. Конечно, я не собираюсь жаловаться на тебя, просто дядя попросил нас срочно зайти к нему. И я не думаю, что он очень обрадуется, если узнает, что двое упрямых охранников помешали его планам, – совершенно невозмутимо, словно произнося подготовленную речь, фыркнул Хидэки.

На шее охранника дёрнулась жилка. Сжав губы в тонкую полоску, мужчина пытался сдержать себя, чтобы не нагрубить. Но, быстро поборов приступ ярости, охранник вобрал в лёгкие побольше воздуха и как можно спокойнее ответил:

– Так значит, ты племянник Акиямы, – скрипя зубами произнёс мужчина. – Извини за грубость. Сказал бы сразу, и я бы тебя без вопросов пропустил.

Всё-таки работа была для него важнее.

Самодовольно усмехнувшись, Хидэки выставил перед своим лицом правую ладонь, показывая охраннику значок «V». После мальчишка мгновенно развернулся и, кивнув Аято в сторону лифта, стремительными шагами пошёл вперёд.

Уже зайдя в просторный лифт, Хидэки тут же нажал на кнопку второго этажа, надеясь, что никто из посторонних не успеет запрыгнуть в кабинку за эти несколько секунд.

– Второй этаж? Я думал, его офис расположен повыше, – усмехнулся Такимура, удивлённо изгибая одну из бровей.

– Дальше пойдём по лестнице, – пожимает плечами мальчишка, но видя замешательство Аято, поясняет. – Мы должны знать, что находится на каждом этаже, чтобы в случае чего подготовить план побега.

В этот момент железные двери лифта раскрылись, и парни вышли из кабинки, тут же начиная шарить глазами по второму этажу.

– План побега? Разве его у тебя ещё нет? – нахмурился блондин.

– Это крайний случай. Я рассчитываю на спокойный уход, – закатил глаза темноволосый мальчуган. – Но этажи знать надо. Так что пойдём.

– Почему мы сразу не пошли по лестнице?

– Тот двухметровый идиот итак начал что-то заподазривать. Кабинет Акиямы, нашего псевдо-дяди, находится на 15 этаже. Если мы решим пойти туда по лестнице, то охрана примет нас либо за психов, либо за мазохистов.

– Сколько ты готовился к этой вылазке? – поражённо вскинул бровями Аято.

– Полчаса пока ждал тебя, хотя нет. Я особо не думал об этом, – спокойно фыркнул парнишка.

– Придумываешь план действий на ходу?

– С импровизацией веселее, – пожимает плечами Хидэки.

– Теперь понятно, почему Киоши-сан сказал, что тебе недостаёт ответственности, – хохотнул блондин.

– Ты и сам на гарантию надёжности не смахиваешь, – усмехается Хидэки, поворачивая голову в сторону лестничного проёма. – На втором этаже обычные офисы, ничего интересного, закроются через пару часов. Пошли, – сорвался он с места, идя в сторону широкой лестницы.

Дойдя до третьего этажа, Такимура увидел план эвакуации на стене. Он подошел ближе к рисунку и начал внимательно изучать все запасные выходы.

– Если что, то врубим сигнализацию. Уж точно не до нас будет, – сказал Хидэки, беспечно покачиваясь взад-вперёд.

– Тут повсюду камеры, маленький гений, – полушёпотом ответил Аято, всё ещё не отрывая глаз от плана.

– Маленький у тебя в штанах, а камеру можно вывести из строя, – нахально огрызнулся мальчишка, заставляя Такимуру возмущённо нахмурить лицо.

– А тебе, я смотрю, вообще плевать, кому хамить, – негодующе фыркнул блондин, опуская на Хидэки суровый взгляд.

В ответ мальчик лишь наигранно закатил глаза.

Спустя минут пятнадцать парни уже пересекли пролёт десятого этажа. Они мельком осматривали каждый, но где-то на седьмом это дело уже изрядно поднадоело. Хидэки, решив сэкономить время и заодно поиграть на нервах Аято, начал, как бешенный, носиться из одного крыла здания в другое, каким-то образом успевая изучать этажи. И энергия у Хидэки, по всей видимости, лишь множилась. Иначе у Такимуры больше не было идей, как мальчишке удаётся так быстро пробегать уже по четвертому этажу подряд.

Сам Аято сейчас стоял на очередной лестничной площадке и, устало облокотившись о стену, ждал Хидэки, весело рассекающего по одиннадцатому этажу бизнес-центра. Некоторые работники, оставшиеся в здании в довольно-таки позднее время, удивлённо косились на мальчишку. И только они хотели остановить Хидэки или спросить у него что-то, как паренёк в доли секунды пробегал мимо озадаченных работников, оставляя тех с поражённо раскрытыми ртами. Они бы могли догнать его, прижать к стене, не оставляя шанса улизнуть от расспросов, но эти клерки и предприниматели были слишком уставшими даже для того, чтобы лишний раз повернуть головой. И это играло Хидэки на руку. Мальчик нашёл забаву в своих выходках и получал удовольствие, ловя на себе озадаченные взгляды незнакомцев. Однако в этот раз, уже заканчивая исследовать одиннадцатый этаж, парнишка нашёл нечто лучшее, чем просто чьё-то внимание.

Ничего не подозревавший Аято напряжённо запихнул свои руки в карманы, пытаясь успокоиться и привести себя в норму. Но чем ближе он подходили к кабинету Мацуо, тем больше внутри блондина развивалось чувство сильнейшей паники. В эти минуты казалось, что их непременно должны поймать. Вдруг Такимура почувствовал, как чья-то ладонь легонько пихнула его в предплечье.

Мгновенно развернувшись, Аято увидел перед собой Хидэки с приторно-удовлетворённой улыбкой, растянувшейся до ушей мальчика. Опустив свой взгляд вниз, Такимура заметил золотой браслет, чуть спадавший с тонкого запястья Хидэки. Парнишка хитро ухмыльнулся и выставил руку вперёд, красуясь своей находкой.

– Где ты его взял?! – испуганно вопросил Аято.

– Валялся на полу. Чистое золото, – с не скрытой гордостью заявил мальчик.

– Издеваешься? А если тебя поймают? Это не развлечение. Мы на задании, если ты забыл! – негодовал блондин, видя, как Хидэки собственноручно роит им обоим могилу.

– Расслабься, паникёр, дыши глубже и дай мне повеселиться. Эта безделушка стоит не меньше 15 штук. Разве могу я позволить забрать её какой-то уборщице?

– Делай, что хочешь, но не со мной.

– Не указывай мне, – усмехнулся Хидэки.

– А ты следи за языком и веди себя разумно, – грубо прошипел Аято в ответ.

– Да пошёл ты, – фыркнул мальчишка, тут же срываясь с места и направляясь к лестнице, ведущей на двенадцатый этаж. Быстро развернувшись на первой ступени, Хидэки показал Аято средний палец и мгновенно рванул наверх.

Раздражённо сжав челюсть, Такимура со всей силой ударил кулаком по стене и побежал за маленьким нахальцем.

Пересеклись парни уже на пятнадцатом этаже, когда запыхавшийся Аято согнулся в пояснице, упираясь рукой об угол в начале коридора. Внезапно, сзади на него кто-то запрыгнул, и, быстро сориентировавшись, блондин развернулся, прижимая смеющегося Хидэки к стене. Мальчик быстро поменялся в лице, а Такимура схватил его за шиворот футболки и грубо толкнул вперёд, всё ещё не выпуская из хватки.

– Игры закончились. Ещё одна твоя подобная выходка, и я лично поспособствую твоему возвращению в детский дом.

– С чего ты взял, что я там был? – мгновенно насупился мальчик.

– Хочешь сказать, твоя якобы существующая семья в курсе того, чем ты занимаешься, и им нормально?

– Самодостаточным семьи не нужны, – уверенно фыркнул Хидэки.

– Как и трусам, – иронично добавил Аято, крепче сжимая футболку мальчишки в своей ладони. – Пошли. Мне некогда возиться с тобой.

Протолкнув упрямого подростка вперёд, блондину удалось немного растормошить его.

Через несколько минут парни остановились около цели, а именно, двери с жирной надписью на табличке «Мацуо Тору». Нервно сглотнув, Такимура отпустил ворот Хидэки из крепкой хватки и запихнул свои ладони в карманы.

– Что дальше? – спросил Аято, видя, как в глазах мальчика появляется некий огонёк, после чего Хидэки приближается к двери и, присев на корточки начинает с интересом разглядывать электронный замок, требующий карты для открытия двери. – Мы облажались, – бьёт себя по лбу Такимура. – И как мы не обратили внимания на эти дверные замки.

– Ты не обратил, – усмехнулся Хидэки. – И ты облажался. Но у меня всё под контролем, – тихо проговаривает мальчишка, доставая из своего заднего кармана белую, как снег, карту.

Вдруг, его рука содрогается, и карточка падает на пол. Хидэки слегка кивает, прося Аято поднять её. И как только Такимура наклоняется, чтобы взять карточку, мальчишка внезапно прислоняет слою ладонь к правому уху блондина, вставляя в него маленький наушник бежевого цвета. Вздрогнув от неожиданности, Аято машинально передаёт Хидэки карточку и поднимает на подростка ошарашенный взгляд. В ответ мальчишка не подаёт никакого вида, словно ничего и не произошло. Он полубоком разворачивается к Такимуре, и старший замечает в левом ухе Хидэки такой же крошечный наушник. Мальчишка тем временем прислоняет карточку к замку и, разблокировав дверь, раскрывает её, мгновенно просачиваясь вовнутрь офиса. Быстро следуя младшему, Аято также переступает порог, слегка прикрывая за собой дверь.

В помещении оказывается так темно, что Такимура едва ли смог разглядеть что-либо, помимо панорамных окон, растянувшихся по всей стене напротив него. Аято уже начал на ощупь искать выключатель, как вдруг Хидэки два раза хлопнул в ладоши. Во всём кабинете тут же загорелся свет. Видя самодовольное лицо мальчишки Такимура лишь фыркнул, шёпотом спрашивая у него:

– И что же дальше?

Внезапно, наушник в ухе блондина противно пискнул. А спустя мгновение в нём раздался знакомый грубый голос.

– Документы находятся в сейфе в нижнем ящике рабочего стола, – приказным тоном произнёс Киоши-сан.

Обернувшись на Хидэки, блондин по сосредоточенному лицу мальчишки убедился, что тот тоже слышит босса.

– В офисе четыре скрытых камеры. Две – по углам стены за вашей спиной. Одна – на шестой полке стеклянного стеллажа. Установлена между фарфоровой фигуркой слона и журналами по дизайну. Четвёртая камера встроена в абстрактную картину. Присмотритесь к автографу. Хидэки, ты знаешь, что делать. Аято, жди указаний. У вас минут пять, пока за камерами никто не следит, – на последнем слове голос босса прервался писком.

– Прекрасно, – широко улыбнулся Хидэки, доставая из заднего кармана брюк лазерную указку. Из другого кармана мальчик достал две пары резиновых перчаток. Бросив Аято одну из них, Хидэки поспешил спрятать свои ладони во избежание отпечатков на мебели.

Задорно подмигнув Такимуре, парнишка пошёл к стеллажу, сразу же отодвигая фигурку слона от стопки глянцевых журналов. Стоя позади него, Аято заметил маленькую белую камеру, мигающий огонёк которой предупреждал о ведении записи. Весело усмехнувшись Хидэки включил указку, направляя лазерный луч в объектив камеры. Инфракрасные диоды тут же поразили оптический сенсор, сжигая матрицу камеры и выводя её из строя. Далее парнишка поспешил к огромной картине, висящей на противоположной стороне офиса.

– Присмотритесь к автографу…, – проговорил про себя Хидэки, тут же опуская взгляд на правый нижний угол холста, где и располагалась искусная роспись художника.

Озадачено нахмурив брови, мальчишка начал проводить большим пальцем по этой части картины, пытаясь отыскать скрытую камеру, однако никаких неровностей обнаружено не было. Как вдруг Аято положил свою ладонь на место автографа и со всей силой надавил на холст. В это мгновение в верхней части картины что-то пропищало, после чего небольшой квадратный кусочек холста в середине рисунка, словно деталь пазла, отъехал в сторону. В открывшемся проёме и находилась вторая камера видеонаблюдения. Быстро среагировав, Хидэки привстал на носочки и направил лазерную указку на сенсор, выводя аппарат из строя.

– Вот это я понимаю, скрытая камера, – с неким восторгом в голосе произнёс мальчишка. – А этот Мацуо Тору не так уж и прост. Я думал, мне будет гораздо скучнее.

– У нас осталось полторы минуты, – резко перебил его Аято. – Нет времени на болтовню. За работу.

Состроив недовольную гримасу, Хидэки поплёлся в сторону двух оставшихся камер. Подойдя к ближайшей из них, парнишка задрал голову вверх, огорчённо бурча:

– Они слишком высоко. Это просто издевательство над всеми, чей рост ниже 155 сантиметров.

Такимура весело усмехнулся с его слов, тем самым заставив паренька обернуться на него, деловито сложив руки на груди.

– Тебе смешно, длинноногий? Подсаживай давай.

Посадив Хидэки себе на плечи, Аято поднёс мальчишку к первой камере. Быстро разделавшись с матрицей, подросток пихнул Такимуру ногой, говоря идти к последней оставшейся скрытой камере в этом офисе. Хидэки потребовалось около десяти секунд на то, чтобы вывести из строя и её. Теперь все прослеживающие девайсы в кабинете были уничтожены.

Ловко соскочив с плеч блондина, мальчишка пафосно повертел лазерную указку в руке и запихнул её обратно в задний карман. Внезапно, в наушнике Аято вновь раздался пренеприятный писк.

– Время вышло. Думаю, вы справились. Впрочем, охранники ещё не на месте и навряд ли ближайшие десять минут посмотрят в мониторы с записями с камер видеонаблюдения.

– Что вы им вкололи? – восхищённо спросил Хидэки, но тут же опомнился, что у него нет микрофона, и Киоши-сан не может услышать это вопрос.

Зато Аято прекрасно слышал слова парнишки и мысленно содрогнулся. Он положил свою ладонь на шею, словно вспоминая те самые ощущения, когда тебя вкалывают шприц. И улыбаться, в отличие от Хидэки, Такимуре совершенно не хотелось.

– Документы находятся в небольшом сейфе в ящике рабочего стола, – в наушниках вновь раздался голос Киоши-сана. – Ключ Мацуо держит при себе, но это не проблема. Он довольно-таки примитивен и не особо утрудился в установке надёжной защиты сейфа. И я уверен, что ты откроешь его, воспользовавшись способом «А». Возьмёшь все бумаги, находящиеся там. Мне плевать, что за документы вы украдёте, разберёмся потом. Главное, чтобы у меня на руках оказался тот договор. За работу, – приказал босс, вновь куда-то пропадая.

Не став терять времени, Такимура подбежал к чёрному рабочему столу и раскрыл все нижние ящики. За дверцей одного из них, действительно, стоял небольшой электронный сейф. Весело хмыкнув, Хидэки подошёл к Аято и, присев на корточки, начал внимательно изучать сейф. Проведя пальцами по замку, мальчишка громко усмехнулся:

– Неужели, этот Мацуо такой идиот, что его сейф можно открыть способом «А»? – в этот момент Хидэки начал вбивать код, состоящий из шести нулей. – О да, видимо, он тот ещё дубина, – чуть ли не прыснул от смеха мальчишка, когда после ввода пароля, дверца электронного сейфа открылась.

Внутри, на удивление, лежала довольно скромная стопка каких-то документов. Аято тут же вытащил всё содержимое из сейфа и, не став рассматривать листы, запихнул их под свою кожаную куртку.

– Пойдём. Мы итак уже задержались, – наморщив лоб, произнёс он.

– Ты куда-то спешишь? – беззаботно спросил Хидэки. – Но я ещё не навеселился, – с некой досадой добавил парнишка.

– А я сполна, так что давай закругляться с этим, – резко рыкнул блондин, подходя к той самой большой картине.

Такимура кончиком пальца надавил на место автографа художника, скрывая камеру, встроенную прямо за холстом. А Хидэки тем временем аккуратно прикрыл сейф, считая блокировку замка бесполезной тратой времени, ведь Мацуо Тору всё равно заметит пропажу. И со всеми вытекающими проблемами разберётся Киоши-сан, так что беспокоиться лишний раз было незачем.

Ещё раз мельком оглядев кабинет, парни открыли дверь, не спеша выходя в коридор. Всю дорогу до лифта они шли молча. Но только ребята приблизились к кабинкам, как, внезапно, из-за угла в метрах пятнадцати от них, выскочил охранник. Мужчина не заметил Хидэки с Аято. Он даже и головы не поднял, лишь преспокойно куда-то шагал. Не спеша, вразвалочку, словно он не охранник, а какой-то прохожий.

Мгновенно среагировав на появление этого незнакомца, Такимура схватил Хидэки за плечо, пихая в сторону небольшого пристроенного коридорчика. Парни, спрятавшись за несущей стеной и лишь краем глаза выглядывая в сторону лифта, затаив дыхание, ждали, пока охранник скроется из виду, а лучше – уйдёт на другой этаж. К счастью, работник офис-центра не стал бродить по длинным коридорам этого корпуса, выбрав самый удобный вариант передвижения – лифт. Когда за мужчиной закрылись стальные двери, Аято с облегчением выдохнул, отходя от стены и машинально проверяя документы у себя под курткой. Хидэки же, всё это время стоявший с весёлой ухмылкой, поднял свой озорной взгляд на Такимуру и оживлённо проговорил:

– Кажется, спуститься на лифте сейчас небезопасно. Охранники начали дежурить по всем этажам, – на пару секунд мальчишка замолк, а на его лице появилась хитрая улыбка. – Повеселимся?

– Что ты задумал? – тут же нахмурил брови Аято, всем своим нутром ощущая неладное.

– Ничего, что может пойти против нас, – подмигнул Хидэки, начиная большими шагами отходить к концу белой стены. Через пару метров голова мальчика упёрлась в кнопку пожарной сигнализации. Не успел Аято опомниться, так рука парнишки открыла стекло, мгновенно нажимая на красный круг. – А теперь – бежим!

В эту секунду прямо над головами парней раздалась сирена. Железный голос оповестил весь бизнес-центр о возможном возгорании в правом крыле этого этажа. Датчики на потолках мгновенно замигали, а Хидэки, явно довольный своими действиями, схватил Аято за руку и со всей мощи рванул к лифтам.

Беспорядочно нажав на все кнопки, парни запрыгнули в первые раскрывшиеся дверцы. Уже стоя в кабинке, Хидэки нажал на кнопку нижнего этажа и, преспокойно облокотившись о стенку, весело захихикал. Напуганный от прилившего адреналина к крови Аято направил на мальчишку испепеляющий взгляд и, резко вытянув руку, схватил Хидэки за плечо.

– Какого чёрта ты творишь?! – грозно зашипел он. – Ты понимаешь, что нас теперь запросто могут поймать?! Ты из ума выжил? Или вообще никогда головой не думаешь?!

Заметно сжавшись, Хидэки нервно сглотнул. Но при этом он не побоялся посмотреть в полные ярости глаза Аято и ответить со всей присущей мальчишке борзостью.

– Ты достал уже разводить панику на пустом месте. Я лишь облегчил нам задачу. Теперь весь персонал озабочен внезапной пожарной тревогой. В этой суматохе мы по-быстрому выскочим из здания вместе с другими людьми. Так что убери с меня руки! – небрежно попытался он оттолкнуть Такимуру, чем ещё больше разозлил парня.

– Ты думаешь, всё может быть так просто? Там камеры!

– В том месте, где мы стояли, их не было, – уверенно ответил мальчишка. – А самая ближняя камера не снимает ту зону, где я нажал на кнопку сигнализации. Я всё это проверил и учёл, так что прекрати наезжать на меня!

– Каким образом и когда ты успел всё рассчитать?! – всё ещё негодуя, воскликнул Аято. – Даже если и не засняли, то, когда начнут выяснять причину ложной сигнализации, могут завести серьёзное разбирательство. Это тебе не деревенский клуб. Мы в бизнес-центре! Твои отпечатки пальцев прекрасно сохраняться на той красной кнопке.

– Отпечатки? – усмехнулся Хидэки, поднимая вверх свои ладони, полностью скрытые под резиновыми перчатками. – Ты либо слепой, либо тупой. Причём я склоняюсь к обоим вариантам.

Оскалившись, Аято было хотел приструнить мальчишку, но в эту секунду двери лифта раскрылись, а короткий писк оповещал о том, что парни уже находились на первом этаже. Такимура раздражённо прикрыл глаза и, схватив Хидэки за запястье, шикнул:

– Договорим на улице.

В центральном холле в этот момент творилась настоящая суматоха. Работники один за другим выбегали из здания, держа в руках стопки каких-то документов и прижимая к себе эти бумаги так, словно они – самое ценное, что есть у людей в жизни. Протиснувшись через толпу, Аято с Хидэки подбежали к выходу. На доли секунды блондин встретился взглядом с тем самым охранником, который упорно не хотел пропускать их в здание бизнес-центра. Но этого мгновения хватило, чтобы увидеть, как самоуверенность мужчины скрылась за беспорядочной паникой. Всё ещё крепко держа Хидэки за запястье, Аято наконец-таки выбрался на свежий воздух. А здесь людей оказалось не меньше. За несколько минут возле входа собралась немаленькая толпа зрителей. Все они озабоченно и с не скрытым интересом наблюдали за развитием событий. Издалека послышались звуки сирены. Наверняка пожарный автомобиль направлялся к этому зданию. Растерянно оглядевшись по сторонам, Такимура пошёл в сторону выхода с этой территории. Автомобилей на парковке стало заметно меньше. Теперь машины не преграждали парням проход. Спустя минуту, когда Хидэки с Аято отошли от здания метров на пятьдесят, мальчишка вытащил свою руку из ладони блондина, недовольно бурча:

– Всё веселье испортил, – нахмурил лицо подросток.

– Веселиться будешь один. А нас чуть не поймали, – уже слегка успокоившись и сбавив тон, ответил Аято.

– Но не поймали же, – невозмутимо заявил парнишка.

– Тебе вообще плевать на то, что ты делаешь?

Внезапно Хидэки поднял на Такимуру обиженный взгляд.

– Ты не знаешь обо мне ничего, чтоб так говорить.

– Я узнал о тебе достаточно, – огрызнулся старший, доставая из внутреннего кармана своей куртки украденную стопку с документами. – Бери их и уходи. Отнеси Киоши-сану или кому там они понадобились, – грубо впихнул он бумаги в руки мальчика, тут же разворачиваясь в сторону ближайшей остановки.

– А ты? – возмущённо фыркнул подросток.

– А мне нужно идти домой, – твёрдо ответил Аято, усталым взглядом посмотрев на Хидэки. – В отличие от самодостаточных у меня есть семья.

Повернувшись к мальчишке спиной, Такимура ускоренным шагом направился к пешеходному переходу. Вдруг он почувствовал неуверенную хватку на своей руке. Подросток, стараясь сохранить невозмутимое лицо, но при этом неосознанно переминаясь с ноги на ногу, вытащил из уха Аято бежевый наушник, про который блондин уже совершенно забыл.

– Это не мои, – сказал Хидэки так, словно оправдывался за свои действия.

Не став больше поднимать голову на Такимуру, парнишка сжал наушник в руке и, развернувшись, побежал прочь с этого места.

Спустя десять минут, когда Аято уже сидел в автобусе, ему на телефон пришло сообщение от Киоши-сана:

“Благодарю за помощь. Надеюсь, это дело не доставило тебе неудобств. Вы с Хидэки отлично справились”

В ответ на что Такимура быстро написал:

“Это первый и последний раз, когда я согласился на что-то подобное”

Больше сообщений от босса ему не поступало.

***

По приходе домой Аято встретила абсолютная тишина и непривычная пустота. В квартире никого не было. Видимо, Кен ещё не вернулся со своей смены в кафе. Устало потерев веки блондин прошёл на кухню, раскрывая холодильник в поисках чего-то съестного. Со вчерашнего завтрака у парней остались яйца, и, недолго думая, Такимура решил пожарить омлет.

Когда аппетитные запахи заполонили половину квартиры, пробуждая урчание в голодном желудке, Аято услышал щелчок входной двери. Мгновенно отрываясь от плиты, парень вышел в коридор, встречая усталого, но широко улыбающегося Кена. Шатен обнял Такимуру, целуя его в висок и мысленно подмечая, что он был бы не против каждый день наблюдать такую картину, а именно, Аято, нежно прижимающегося к нему в голубом фартуке и деревянной лопаточкой в руке. Кажется, оба парня ждали этих объятий весь день. Они, как лекарство, помогали расслабиться после тяжелого и нервного рабочего дня.

Направив Кена в ванную, что бы помыть руки перед едой, Такимура вернулся на кухню, начиная раскладывать омлет по тарелкам. Он уже сел за стол, но младший всё ещё не объявился. Прождав его пять минут, Аято начал беспокоиться. Блондин вышел из кухни, направляясь в сторону ванной комнаты. Но как только он завернул за угол коридора, то неожиданно врезался в Кена. Младший тут же поднял на парня напуганный взгляд и, взявшись за его руку своими трясущимися ладонями, прохрипел:

– Звонили из больницы. Маме стало хуже. Операцию перенесли на сегодня.

Аято шокировано округлил глаза.

– Во сколько?

– Прямо сейчас.

Не медля ни минуты Такимура ответил:

– Выходим.

***

Протяжный писк от больничных приборов стоял в ушах и, казалось, был слышен сквозь стены. Белые коридоры никогда не казались такими мрачными, тусклыми, внушающими опасность и полную безнадёжность. Кен сидел, понурив плечи и опустив голову в пол. Он напряжённо прикрывал ладонью свой лоб и неспокойно постукивал правой ногой. Аято сидел рядом с парнем и на протяжении двух часов старался приободрить его, убедить в том, что всё будет хорошо. Только вот у самого блондина это «хорошо» застревало в горле. Он не был уверен ни в чём. Он понимал, что ситуация с госпожой Судзуки слишком паршивая. Аято знал наверняка, что гладко уже не будет никогда. Но ради Кена парень мог шептать это утопическое «хорошо» вечно. И он шептал, вспоминал о различным приятных моментах, пытался шутить и даже пообещал, что, когда мама пойдёт на поправку, то она будет жить с ними. Он всеми силами пытался облегчить состояние Кена, и на протяжении всего того времени, что они просидели напротив операционной, рука Такимуры лежала на плечах младшего, успокаивая, обнимая и словно говоря: «Я здесь, рядом, мы справимся». Они просидели так в полнейшей тишине ещё полчаса, но, неожиданно, Судзуки устало потёр глаза и, тяжело вздохнув, заговорил:

– Интересно, где он сейчас? – хриплым голосом задал вопрос шатен. – Операция длится уже три часа. Мы с тобой сидим тут уже два часа и тридцать две минуты. Что делает он? Неужели, он даже не приедет? Ему совершенно плевать на маму? Нет, я знаю, что ему плевать, но разве настолько? – на последнем слове одна слезинка тихо скатывается по щеке парня и он, тяжело стиснув зубы, глубоко втягивает воздух, стараясь успокоиться, предотвратить срыв.

– Хэй…, – слышится нежный, протяжный голос прямо над ухом Кена. – Главное, что мы с тобой здесь. Так даже лучше. Мы сможем с тобой позаботиться о маме, а он – нет.

– Она так его любит…

– А ты так любишь её.

– Безумно. Она ведь моя мама, несмотря ни на что, – без толики сомнения отвечает шатен, но тут же замолкает, словно вспоминая о чём-то. – Но любит ли она меня? – всё-таки озвучивает свои мысли парень.

– Конечно, – мгновенно шепчет Аято, целуя Кена в висок.

В ответ младший горько усмехается и поднимает свои красные глаза на блондина.

– Не думаю, что её чувство ко мне больше, нежели к отцу, – пожимая плечами, говорит Судзуки.

– Никогда не недооценивай материнской любви.

Тихо вздохнув, Кен сжал ладонь Аято в своей.

Тишина вновь воцарилась в блеклом коридоре. С каждой минутой ожидание становилось невыносимее. Судзуки уже лишился отца. Но потерять мать было гораздо сложнее. И речь даже не шла о смерти. Кен вообще за эти часы пересмотрел многое. Он понял, как сильно дорожит матерью и как много она сделала для него. Да, Асами никогда особо не старалась перечить Соичиро. Она не защищала Кена, когда отец поднимал на мальчика руку или доводил до слёз. Но при этом мама была единственным человеком после Аято, который видел в шатене обычного мальчика, парня, а не всемогущего робота, который готов стерпеть любые нагрузки и боль. Мама частенько пекла Кену с Аято сладости, покупала книги и комиксы, не ругала за недочёты в школе и никогда не требовала от мальчишек больше того, что требовалось от остальных детей. Кен любил свою мать. Всегда. Даже в момент, когда он заглянул в её опустошённые глаза перед тем, как переступить порог дома, парень знал, что она его тоже любит. Пусть и стыдится, считает дефектным, неправильным, обиженным Богом. Но Асами ни за что бы не наказала сына, а наоборот. Она наказала себя. Если верить словам Соичиро, то маме пришлось тяжело эти месяцы разлуки с детьми. Возможно, даже многим тяжелее, чем Кену с Аято. И в эту минуту шатен винил себя за свою глупость, за легкомысленность, за то, что позволил остаться маме наедине с настоящим тираном, его отцом. И парень больше не мог себе позволить ошибиться, просчитать хоть один незначительный шаг. У Кена больше не было права на ошибку. Прямо сейчас врачи борются за жизнь его матери. Третьего шанса не будет. И всё, о чём мечтает в эти секунды шатен – это возможность встретиться с мамой, попросить у неё прощения, взять её за руку и больше никогда не бросать.

Из потока мыслей Кена вырвала внезапно раскрывшаяся дверь операционной палаты. Судзуки мгновенно поднялся на ноги и с учащённым сердцебиением ждал, пока выйдет врач. Аято встал сразу же следом за парнем и, взяв того за руку, с не меньшим волнением ждал результата операции. И тут из палаты вышел хирург, молодой парень, которого при других обстоятельствах можно было запросто спутать с обычным студентом. Он снял белую маску со своего лица и, рвано кашлянув в кулак, заговорил:

– Операция прошла успешно. Сейчас пациентку доставят в отделение реанимации для дальнейшего восстановления. Анестезия будет действовать ещё в течение некоторого времени, но вы сможете навестить женщину завтра, когда мы переведём её в обычную палату.

Впервые за несколько часов Кен облегчённо улыбнулся и был готов кричать от счастья, что всё прошло наилучшим образом. Они с Аято низко поклонились хирургу, благодаря его за проделанную работу.

– Огромное вам спасибо, доктор. Вы спасли её, – не скрывая блеснувших капелек слёз в глазах сказал Кен. – Большое спасибо.

– Не стоит, – смутился врач. – Я делал то, что должен.

– Это не уменьшит моей благодарности к вам, – искренне улыбнулся Судзуки, заставляя хирурга улыбнуться ему в ответ.

Как только парни вышли из здания больницы, Кен притянул Аято в крепкие объятья и трепетно поцеловал его в губы, абсолютно не заботясь о том, что они в людном месте, хоть и сейчас была ночь. Парни были счастливы, что в череде бесконечных проблем и забот у них появился ещё один повод для веры в лучшее и стремления стойко идти вперёд.

Домой они вернулись уже в полпятого утра. Ноги совершенно их не держали, а тела устали настолько, что обмякли сразу же, как только парни упали в тёплую постель. Перед тем, как уснуть, Кен успел подумать о том, что ему следовало бы завтра связаться с Соичиро и высказать мужчине все те чувства и всю ту боль, которую пришлось испытать шатену в эту ночь.

В отличие от младшего, Аято провалился в сон сразу же, однако спустя час парень начал странно копошиться и ворочаться из стороны в сторону. Ему вновь снился кошмар.

“Спокойная мелодия играла в этот раз с самого начала видения. Парень очнулся в огромной клетке и испуганно поднял свою голову вверх. Всё казалось таким огромным, стальные прутья находились на расстоянии метра. Казалось, словно выйти из этой клетки не составит никакого труда. Внезапно, со всех сторон начали выходить люди. Великаны. Они были раз в десять больше парня. И постепенно в голову пришло осознание – не люди были огромными, а собственное тело было уменьшено до размера комнатной зверюшки.

Мелодия продолжала играть на своей неспешной волне. Но с каждой минутой она заедала в голове всё больше и больше. Сознание начинало плыть в припадках, и ноги сами поднялись, чтобы с разбега выскользнуть из этой тюрьмы. Однако чем дольше парень приближался к прутьям, тем больше отдалялись они от него. Клетка увеличивалась в кубических размерах, а мелодия продолжала душить своим спокойствием. Мгновение. И голова ударяется о сталь. Тело приняло обычный размер. Люди вокруг больше не казались огромными, но выбраться из клетки теперь было невозможно. Слишком узкие щели. И, кажется, они начинают медленно сужаться.

Теперь прутья не отдаляются, а, напротив, приближаются к парню. Клетка становиться меньше, и спустя пару минут уже начинает сдавливать кости. Музыка всё ещё играет в спокойном ритме, а перед глазами предстаёт темнота”

***

Время на часах едва перевалило за 9:00. Свежий ветерок ласкал лица людей, идущих на работу или учёбу. Весна начала раскрываться во всей красе. Природа переливалась различными красками. Изумрудно-зелёные листочки обогатили деревья в парке. Ещё немного, и скоро распустится сакура. Солнце этим утром светило ярче обычного. Золотые лучики просачивались сквозь ветви растений, не оставляя без внимания и травинки с редко встречающимися крокусами. Несмотря на раннее время, Кен с Аято шли по центральной улице их района, оживлённо переговариваясь друг с другом.

– Как думаешь, что нам лучше купить ей? – с не скрытым волнением в голосе спросил шатен.

– Из еды? – озадаченно вскинул бровями Такимура. – Определённо ничего. Мы понятия не имеем, что ей можно после операции и не прописали ли ей какие-нибудь диеты.

– После шунтирования из рациона исключаются частично гидрогенизированные жиры. Вместо них нужны продукты с липотропным действием, а также ей необходимы витамины, так что она спокойно может есть фрукты, ягоды и соки. А вот со сладким надо повременить…, – мгновенно ответил Судзуки, постукивая указательным пальцем по шву своих брюк, словно вспоминая, что он ещё не упомянул.

– Ты точно сегодня спал? – опешил Аято, останавливаясь на месте и разворачиваясь к парню.

– Больше трёх часов, – с некой гордостью ответил Кен. – Я не просто поспал, я заспался.

В ответ блондин лишь многозначно закатил глаза, мысленно завидуя этому счастливому обладателю мутации гена DEC2. Аято положил руку на плечо Судзуки и, тепло улыбнувшись, сказал:

– Думаю, нашего внимания ей будет более чем достаточно. В больнице хорошее питание, так что беспокоиться не о чем.

Тихо вздохнув, Кен снял с себя руку парня и нежно сжал его ладонь в своей.

– Просто, всё так быстро произошло. Я не могу перестать волноваться перед встречей. Да и отец…

– Судя по всему, его не особо интересует то, что происходит с Асами.

– Я написал ему сообщение, как проснулся, – неожиданно сообщил шатен, заставляя Аято удивлённо вскинуть бровями. – Он не ответил, но я уверен на 95%, что он прочёл его.

– Странно. На Соичиро это не похоже. Пару недель назад он всячески угрожал тебе, чтобы ты не приближался к матери. А тут – абсолютное безразличие. Хотя, в любом случае это подонок ничего бы уже не смог изменить.

В подтверждение словам Такимуры Кен уверенно закивал.

– Да, – слегка улыбнувшись прошептал Судзуки. – Отец больше не встанет у нас на пути.

Когда парни практически подошли к больнице, Аято заметил вдалеке знакомый силуэт. Невысокий мальчишка в капюшоне стремительным шагом пересекал широкий тротуар.

“Хидэки?” – заинтересованно изогнул бровь Такимура.

Подросток довольно-таки быстро приближался к парням, и в момент, когда паренёк проскользнул мимо Аято, слегка задев того локтем, блондин увидел кровоподтёки на его лице. Такимура не заметил, как застыл на месте, глупо уставившись в след уже прошедшему мальчишке. Но тут Кен слегка коснулся его плеча, заставляя опомниться. Встряхнув своей головой, Аято повернулся к младшему и, отведя взгляд в сторону, неловко заговорил:

– Прости, отвлёкся что-то, – хохотнул Такимура и уже было собрался продолжить свой путь к больнице, как вдруг, сам не понимая почему, внезапно сказал. – Кен…ты иди пока. Я догоню тебя у входа. Там мой знакомый, мне нужно перекинуться с ним парой слов, – на одном дыхании произнёс блондин, видя искреннее недоумение на лице Судзуки.

Блондин и сам не мог объяснить, что двигало им в тот момент, но слова словно сами вырвались наружу.

– Знакомый? – непонимающе начал оглядываться       шатен по сторонам. – Ладно, – спокойно пожал он плечами и, улыбнувшись, добавил. – Только не долго. Не думаю, что у меня сейчас достаточно терпения, – по-доброму хохотнул он.

Развернувшись, Кен не спеша направился к главному входу на территорию больницы. А Аято тем временеммгновенно побежал в сторону уже успевшего скрыться за переулком Хидэки. Такимура догнал мальчишку как раз-таки возле пешеходного перехода. К счастью, горел красный свет, и ничего не подозревавший подросток спокойно стоял на месте. Подбежавший сюда Аято аккуратно прикоснулся к руке Хидэки. Испуганно вздрогнув, мальчишка в доли секунды развернулся к блондину но, как только увидел Такимуру, опустил голову вниз, раздражённо сжав кулаки.

– Чего тебе? – злостно прошипел подросток.

Но Аято пропустил его тон мимо ушей. Блондин внезапно опешил и, бесцеремонно схватив Хидэки за подбородок, поднял лицо мальчишки, чтобы лучше разглядеть его. Увиденное ещё больше ошеломило Такимуру. Синяк под глазом, многочисленные кровоподтёки, разбитая губа и ранка возле брови. Разъярённо оскалившись, Хидэки скинул с себя ладонь Аято и толкнул парня в грудь.

– Убери свои руки! – рявкнул парнишка. – Что тебе нужно от меня?!

– Кто это сделал с тобой? – вновь проигнорировав вопрос подростка, спросил Такимура.

– Какая разница кто. Это не твоё дело, – отмахнулся Хидэки, вновь опуская свою голову вниз.

– Тебе нужна помощь? – искренне поинтересовался Аято, обеспокоенно осматривая одежду мальчишки. Но она была совершенно чистой. Да и раны не очень свежие. А значит, избили паренька вчера.

“После того, как мы…но кто?”

– Помощь? – с не скрытым сарказмом вопросил Хидэки. – От тебя? Ну уж нет, спасибо. Лучше держись от меня подальше, – сказал парнишка и резко развернулся, мгновенно переходя на другую сторону улицы. Отдалившись от Аято метров на десять, он, не оборачиваясь, сорвался на бег.

Даже не приглядываясь, Такимура заметил, что подросток сильно прихрамывал на левую ногу.

Спустя десять минут блондин вместе со своим парнем стоял в приёмной больницы и ждал, пока Кен договорит с лечащим врачом Асами. Аято нервно смотрел по сторонам и, заведя руки за спину, начал слегка покачиваться взад и вперёд. Не смотря на то, что он не показывал своего волнения, парень тоже переживал перед встречей со своей приёмной матерью. Не то чтобы он вообще хотел приходить сюда, но Кену это было явно нужнее, чем ему. Да и Хидэки совершенно выбил из колеи. Так что всё, что сейчас было необходимо Аято, это постель, горячий кофе и объятья младшего. И Такимура уже начал задумываться о том, что этот уют стал для него личным маленьким раем, зависимость от которого блондин не в силах побороть.

Парень так бы и продолжил витать в облаках, если бы Кен не договорил с доктором. Но сейчас Судзуки вместе с лечащим врачом подошли к Аято, и Такимура сразу же заметил что-то неладное в глазах младшего.

– Тут такое дело…, – начал неловко говорить Кен. – Сегодня к маме разрешили пропустить только одного человека. Поэтому я, наверное, завтра её навещу, – с не скрытым разочарованием произнёс он, на что Аято лишь фыркнул.

– Ну уж нет. Завтра с ней увижусь я. А сейчас ты иди, – совершенно спокойно ответил Такимура. Внутри у него в этот момент даже как-то отлегло, парень определённо не был сегодня готов к разговору с Асами.

– Ты тоже скучал по ней, – заупрямился Кен. – С чего я должен быть первым?

– Не задавай вопросов, на которые сам знаешь ответы, – закатил глаза блондин, подходя ближе к Судзуки и кладя ладони на его плечи. – Ты ей нужнее, – улыбнулся Аято и слегка кивнул младшему. – Я буду рядом просто за дверью.

Улыбнувшись в ответ Такимуре, шатен сдался в попытках оспорить парня.

Заходя в палату, Кен уже мысленно был готов встретиться с матерью. К этому моменту он рассмотрел всевозможные варианты развития событий и знал, что ему делать в случае, если Асами не захочет с ним разговаривать или начнёт расспрашивать об Аято. Но жалкий, больной и совершенно измотанный вид матери напрочь стёр всё то, что так долго Кен пытался выстроить в своей голове. Парень глупо застыл в дверном проёме и, не моргая, уставился на Асами.

“Господи, она так исхудала” – первое, о чём подумал он.

Женщина развернулась к сыну и слегка махнула своей рукой, подзывая шатена присесть рядом с кроватью.

– Проходи, – голос её был хриплым, но ласковым, а в глазах читались тоска после долгой разлуки и почти что забытая парнем любовь.

Кен сломался практически сразу. В одно мгновение он сократил расстояние между ним и Асами, буквально, падая на колени рядом с кроватью и беря в свою ладонь руку матери.

– Прости, я не хотел, чтобы всё так произошло, – сказал он с такой болью и раскаяньем, что сердце женщины сжалось и было готово вот-вот вырваться из груди.

– Сынок, пожалуйста, сядь, – не сдержав своих слёз, прохрипела мать.

Тяжело вздохнув и зажмурив глаза, Кен на ватных ногах привстал и сел на белую табуретку, стоявшую прямо за ним. Набрав в свои лёгкие побольше воздуха, парень вновь посмотрел на маму, которая точно также боролась с подступившими к горлу слезами. Чувства застали шатена врасплох. Он совершенно потерялся и не знал, что ему говорить. Слова словно застряли в глотке. Он лишь раскрыл рот, но не смог издать даже звука. В палате воцарилось полнейшее молчание. Тяжёлое. Давящее. До невозможности неловкое и тошное.

– Как твои дела, сынок? – внезапно заговорила Асами, стараясь состроить на лице что-то на подобии счастливой улыбки. – Где ты живёшь? Что произошло с тобой за всё это время? Ты же в порядке?

Кен грустно усмехнулся. Он ожидал таких вопросов, а потому ответил уже придуманными заготовками.

– Да, да, со мной всё хорошо, не переживай. У меня есть квартира и работа. Денег хватает, так что я справляюсь. А ещё я поступил на факультет права, как и хотел. Поэтому сейчас усердно готовлюсь к учебе, – Кен искренне улыбался, говоря это, ведь парень не врал. Абсолютно. Он просто умалчивал некоторые моменты.

– Я так горжусь тобой, – тепло прошептала мама, кладя свою ладонь на щёку сына.

Кен хотел остановить это мгновение и просидеть так вечно. Боже, как давно он не чувствовал материнкой ласки и заботы. От такого незначительного жеста все мысли, кажется, вернулись к парню. И говорить уже было не так трудно. Кен ощутил спокойствие и безопасность. Внезапно, он встрепенулся и выпрямил спину, словно вспомнил то, о чём хотел поговорить.

– Лучше расскажи, как ты. Тебе уже легче? Что говорят врачи? Может что-нибудь нужно? Я помогу, ты только скажи, – затараторил парень.

– Сынок…, – трепетно перебила его женщина, вновь прикоснувшись кончиками пальцев к его лицу. – Беспокоиться не о чем. Со мной всё будет в порядке. Твой отец оплатил лечение, и врачи позаботятся о моём самочувствие.

Как только Асами упомянула господина Судзуки, Кен мигом изменился в лице.

“Оплатил лечение. Вот же как получается. Интересно, что он ещё ей наплёл?”

Парень хотел волком взвыть о такой несправедливости, раскрыть матери все карты, рассказать о том, что Соичиро солгал ей, что это не он помог, не он достал эти деньги, не он волновался о здоровье Асами, не он просидел всю ночь в больнице, молясь за то, чтобы операция прошла успешно. Кен, действительно, всем сердцем желал рассказать маме правду. Но вместо этого парень лишь поджал свои губы и, глубоко вдохнув, ответил:

– Папа…да. Мы с ним так боялись за тебя. Всех врачей на уши поставили, – решил отшутиться шатен и, увидев искреннюю улыбку на лице матери, не пожалел о том, что солгал.

В палате вновь воцарилась тишина. Кен уже было хотел спросить Асами насчёт её планов после выписки из больницы, но женщина опередила его, подняв на сына обеспокоенный взгляд и затронув вопрос, который парень так боялся услышать.

– А где сейчас Аято? С ним всё хорошо? Вы до сих пор… общаетесь? – последняя фраза повисла в воздухе, заставляя шатена неловко опустить глаза в пол. Кен не знал, что ответить. Но Асами всё поняла и без слов. – Значит, да… Сынок, не подумай, что я желаю тебе зла или не люблю тебя. Ты – моя кровь. И я буду рядом, когда у тебя проблемы. Ты не должен бороться с этим в одиночку.

– Но я не борюсь, – внезапно перебил её Кен, поднимая на Асами искренний взгляд. – Мам, тут не с чем бороться. Это невозможно. Я всегда был…

– Через всё можно пройти, – уверенно сказала женщина, беря руку сына в свою. – Главное – не сдаваться. Вот увидишь, мы справимся…

– А что если я не хочу?! – вдруг воскликнул шатен, выдёргивая свою ладонь из хватки матери. Но стоило ему увидеть испуганный взгляд напротив, как Кен тут же опомнился. Усмирив свой пыл, парень продолжил говорить уже более спокойным тоном. – Мам, пойми, я люблю его. А он любит меня. И это не плохо, это делает меня счастливым, действительно счастливым. Я понимаю, что тебе трудно это принять, но, пожалуйста, поверь мне. Я всегда был таким. Всю свою жизнь. Просто сейчас не скрываюсь. И я не ожидаю ничего от отца, но ты… Ты должна меня принять. Прошу, насколько ты любишь меня. Если я лишусь его, то потеряю самое важное. Я не смогу быть счастливым без Аято. Пожалуйста, пойми. Я не могу потерять его, – уже полушёпотом сказал парень, опуская голову в пол и зажмуривая свои мокрые от слёз глаза.

– Я принимаю тебя, – внезапно ответила женщина, заставляя Кена удивлённо посмотреть на неё. – Но я должна тебе кое в чём признаться, – кашлянув, неуверенно добавила она.

– Что-то не так? – мгновенно насторожился парень.

– Нет. Всё в порядке. Пока что, – начала размеренно говорить Асами, прикрывая свои потухшие глаза. – Я понимаю, что вы с отцом сделаете всё, чтобы я пошла на поправку. Да и лечение тут сильное. Но, даже учитывая это, я не знаю, что будет завтра или через неделю. Дело в том, что моё состояние не такое хорошее и стабильное, как кажется. Я чувствую это, Кен. И боюсь, уже поздно что-либо исправлять…

– Нет, – испуганно перебил её парень. – Нет, нет, нет. Всё будет в порядке, пожалуйста, не думай, что ты не справишься, – он взял ладони матери в свои. – Ты сильная. Очень. Я знаю это. Ты же моя мама. Моя сильная мама. И я буду рядом. Всегда. Прости, что не был с тобой все эти месяцы. Но больше я не допущу этого. Даже если отец будет против. Он не сможет помешать. Я навсегда останусь твоим любящим сыном. И мы будем бороться за твоё здоровье. Вместе. Мы всё пройдём, клянусь, – слёзы уже ручьями сказывались по его щекам, а парень ещё ближе прижался к матери, целуя её сухие ладони.

– Я верю тебе. Я верю, – дрожащим голосом прошептала Асами. Он взяла в свои ладони лицо Кена и, стерев пальцами дорожки от слёз, продолжила. – Только пообещай мне кое-что.

– Всё, что угодно, – не раздумывая ни минуты, ответил шатен.

– У меня всегда была мечта. Иметь большую и любящую семью. Я хочу, чтобы у меня были внуки. Твои дети. Мне бы хотелось видеть частичку тебя в них. И даже если я не успею застать этот момент, то ты…Ты должен стать отцом.

Мир словно рухнул для Кена в этот момент. Дети. Парень уже думал над своим будущим с Аято. И, к сожалению, завести им детей, даже через процесс усыновления, было не так просто. Но Кен не был глупцом, чтобы не понять очевидного. Говоря о внуках, мать предполагала и наличие невестки. Наверняка красивой, умной, доброй и просто замечательной. Такой, о которой мечтают все матери сыновей. И самым паршивым было то, что сейчас парень не был в состоянии отказать Асами. Смотря в эти любящие, уставшие и поникшие глаза родного человека, он не хотел разрушать последнюю надежду на счастье матери. Даже если это стоило его собственного благополучия. Кен просто не мог. Не посмел.

– Я…обещаю. У тебя будут внуки, – тепло улыбнулся шатен, не выпуская ладони Асами из своей хватки.

В этот момент дверь в палату раскрылась, а вошедший в неё лечащий врач вежливо кашлянул в кулак и сказал:

– Время посещения окончено. Пациентке назначены процедуры, поэтому я попрошу вас покинуть палату. Вы сможете прийти завтра после обеда.

Отпускать руку матери не хотелось настолько, что это действие показалось парню невозможным в данный момент. Он бы так и не шелохнулся, если бы Асами сама не вытащила свою трясущуюся ладонь из крепко сжатых пальцев сына.

***

Этой ночью Кену не спалось. Он лежал на спине и, не желая нарушать повисшую в комнате тишину, молча уставился в потолок. Сегодняшний разговор с матерью всё никак не выходил из его головы. Шатен поделился своими переживаниями с Аято, а потому блондин тоже не сомкнул глаз. Не смог. Такимура наблюдал за младшим, следил за эмоциями парня, и, когда за последние полчаса ни одна мышца на лице Кена не содрогнулась, Аято не выдержал.

– Ты всё ещё думаешь над её словами? – тихо, словно боясь спугнуть, прошептал блондин.

– Я пообещал ей, Аято, – мгновенно ответил шатен, как будто бы ждал этого вопроса.

– А ты сам…, – старался подобрать нужные слова Такимура. – Ты хотел бы этого? – парень пытался говорить как можно спокойнее, но нотки опасения не смогли проскочить мимо Кена.

– Этого? – непонимающе переспросил Судзуки. – Чего именно?

– Ну…, – неуверенно начал Аято – Семьи. Детей, – тяжело вздохнув, всё-таки выдавил из себя блондин.

Кен вновь уставился в потолок и слегка приподнял уголки губ.

– Я…да. Я хочу этого, – честно ответил он, заставляя сердце Аято сжаться.

Такимура грустно усмехнулся, и Кен почувствовал его напряжение. Поняв, в чём дело, младший тут же развернулся к парню и, скрепив их ладони, прошептал:

– Я хочу этого…с тобой, – искренне улыбнулся Судзуки, показывая свои ямочки на щеках. – С тобой. И ни с кем другим.

Аято облегчённо улыбнулся и, поглаживая ладонь Кена, поцеловал парня в висок.

– А ты? – внезапно спросил шатен. – Ты хочешь этого со мной? По-настоящему. Со всеми формальностями и документами. Ты же будешь моим? – смотря глаза в глаза, добавил Судзуки.

– Ты мне сейчас предложение делаешь? – отшутился Аято, тихо хихикая и вызывая ответный смешок у Кена.

– Нет – сквозь смех сказал младший. – Нет, я просто…уточнил, – закусил он нижнюю губу, как бы показывая, что всё ещё ждёт ответа.

– В таком случае, могу тебе гарантировать, что я готов быть с тобой и твоим не только на словах, но и на бумаге, – кокетливо проговорил блондин, одаряя Кена широкой улыбкой. И в глазах обоих в этот момент ни капли сомнения. Ни толики беспокойства. Лишь сплошное доверие. Полная, безграничная уверенность в своём выборе.

Вскоре парни провалились в дремоту. На душе стало спокойнее, и умиротворение воцарилось в их спальне. Они могли бы беспечно проспать до самого утра, если бы не один единственный звонок, ворвавшийся в атмосферу ночной тишины и уничтоживший любые остатки сна.

Беря телефон в руку, Кен уже внутренне ощущал нечто неладное. Его тело словно готовилось к чему-то ужасному. Сердце замедлило удары, а дыхание стало прерывисто-рваным. Неуверенно посмотрев на точно также насторожившегося Аято, парень ответил на звонок.

– Здравствуйте, это Судзуки Кен? – вызов поступил из больницы, в которой лежит мама.

– Да, здравствуйте, это я, – хрипло ответил шатен, мгновенно подскакивая с постели и начиная беспокойно бегать глазами по комнате. – Что-то произошло? – нервно сглотнул он.

– Сегодня ночью в 2:37 пациентка Судзуки Асами скончалась от остановки сердца. Врачи сделали всё возможное, но, к сожалению, её не удалось спасти. Примите мои соболезнования…

Телефон выскользнул из ладони и с громким звуком упал на пол. Шатен застыл на месте и, не моргая, уставился в одну точку на стене. Взволнованный Аято в доли секунды подошёл к младшему и, тряся того за плечи, попытался привести парня в чувство. Но Кен не слышал его. И весь мир в эту минуту исчез, оставляя в голове лишь белый шум.

***

– Как ты? – ласково задал вопрос Аято, присаживаясь на край кровати рядом с шатеном, который наспех застёгивал свою чёрную рубашку.

– Я в порядке, – отмахнулся Судзуки, поднимая на парня свои красные и уставшие глаза.

– Ты не спишь уже второй день, – обеспокоенно сказал Такимура, беря в свои ладони руки Кена.

– Я поспал сегодня немного. Часа три точно, – уверенно перебил блондина младший, но его огромные синяки под глазами и болезненно-белая кожа выдавали всю ложь.

– Ты не можешь перестать волноваться о сегодняшней церемонии? – проигнорировав ответ Кена, спросил Аято.

Глубоко вдохнув, Судзуки примолк, словно задумавшись на чем-то. Но спустя несколько секунд парень слегка кивнул и неуверенно признался:

– Похороны через час. А я…Я всё ещё не могу принять тот факт, что мама умерла, – признался он, закатывая рукава своей рубашки и обессиленно опуская голову в пол.

В ответ Аято лишь прикусил нижнюю губу и, решив промолчать, приобнял младшего, позволяя ему уткнуться в свои ключицы. Сдержав просящиеся наружу слёзы, Кен тяжело вздохнул и продолжил тихо говорить:

– Вчера прошло отпевание. Наверняка, там были многие наши родственники. Но не мы, – сделал он небольшую паузу, словно подвёл итог своей мысли. – Отец так хотел отделаться от нас, что даже не позволил поучаствовать в семейном обряде. Но если меня и тебя там не было, то кто был? Кто проводил мацуго-но мидзу? Кто облачал маму в кекатабиру? Кто поднёс ей ладан и рис? А заупокойная служба? Думаешь, из всех наших родственников есть те, кто мог бы сказать хорошую речь о маме? Кто вообще мог знать её так, как я? Кто любил её также сильно, как любил я? И сегодня… нам наконец-то позволили попрощаться с ней должным образом. Но я не уверен, что отец пригласил меня и тебя, как её сыновей. Просто… знакомые? Хоть и смысла скрывать нас перед родственниками, с которыми мы не виделись много лет, мало, но, возможно, отец уже во всех красках рассказал им о нас с тобой, о нашей любви и…о боже. Я понятия не имею, как мне смотреть им в глаза. Это… это пугает меня. Нет, мне, конечно, плевать на то, что они скажут или подумают, но сегодня я бы просто хотел попрощаться с мамой. Без чужих косых взглядов и сплетен. Без осуждения или издёвок. Если бы в мире существовала шапка-невидимка, то я бы непременно воспользовался ей сегодня. Господи, они, должно быть, ненавидят меня. Что там, они и друг друга терпеть не могут. А мама… она не заслужила такого ухода… Смерти не заслужила, – на последних словах его голос начал заметно подрагивать. – Если бы я мог повернуть всё вспять. Если бы это было в моих силах, Аято. Мы ведь только вернули её, я только помирился с ней. Я держал её за руку, обещал, что мы справимся, всё пройдём. Но не смог. Я…

– Тише, тише, – перебил его Такимура, успокаивая и начиная поглаживать по спине. – Ты ни в чём не виноват. Просто болезнь победила. Так бывает, что мы не всегда в силах справиться. Но я уверен, что Асами умерла счастливой. Я знаю это. Разговор с тобой был очень важен для неё. Ты подарил маме улыбку и надежду. Ты помог ей. Своей любовью, заботой, вниманием. Ты – лучшее, что было у Асами.

Чувствуя, что всхлипы постепенно прекращаются, Аято невесомо поцеловал Кена в макушку.

– Я люблю тебя, – прозвучал тихий голос в районе ключиц Такимуры.

– Я тоже тебя люблю, – ответил блондин, понимая, что сейчас эти слова важны Кену как никогда.

***

Спустя сорок минут парни подошли к входу на территорию храма, в котором должна состояться последняя часть церемонии. Осталось совсем немного до её начала, и с каждой минутой на душе становилось всё тяжелее. Вдруг Кен почувствовал, как чья-то ладонь легла на его плечо. Испуганно обернувшись, шатен увидел перед собой тётушку Тиба. Это была полноватая женщина лет пятидесяти. Она приходилось двоюродной сестрой Соичиро. Кен с Аято в детстве не часто виделись с ней, но на их памяти она осталась довольно лицемерным и двуличным человеком. Госпожа Тиба была единственной, кто знал о насилии, которое отец применял по отношению к Кену и, возможно, Асами (теперь парень не мог исключать и такого расклада событий). Эта женщина была в курсе всего, происходящего в их семье, но никогда даже не думала о том, чтобы что-то предпринять. Её вообще ничего не заботило, если дело не касалось её самой. Она бы могла спокойно стоять и наблюдать за тем, как Соичиро издевается над кем-то, и не проронить ни слова. А зачем утруждаться?

– Примите мои соболезнования, мальчики, – опечалено прошептала госпожа Тиба. – Ваша мать была прекрасной женщиной. Мне так жаль, что болезнь сломила её.

И опять сплошная фальшь. Кен чувствовал это насквозь, и его уже выворачивало от такого наглого притворства, двуличия, создания впечатления, словно тебе есть дело до чужих проблем. Но меньше всего парню сейчас хотелось закатывать скандал. Не сейчас. Мама должна была уйти спокойно, поэтому шатен лишь натянуто улыбнулся и, слегка поклонившись, вежливо ответил:

– Благодарю. Да, она была замечательной, – в чём-чём, но в актёрстве парню не было равных. Даже Аято на секунду поверил, что младшему, действительно, приятно видеть их тётушку.

Прошло ещё пару минут, прежде чем парни дошли до самого храма, где произойдёт похоронная церемония. И с каждым новым шагом мурашки окутывали тело Судзуки, а его мышцы сковывало в страхе. Кажется, слух парня обострился до невозможности, и теперь он был способен услышать даже хруст ветки на дереве в радиусе двадцати метров. Но чем ближе он подходил к скоплению людей возле алтаря, тем больше прислушивался к негромким разговорам, доносившимся, как ему казалось, со всех сторон.

– Слышал, ты открыл фонд помощи больным сердечно-сосудистыми заболеваниями? – какой-то старик в чёрном костюме задал вопрос господину Ямагути, близкому другу Соичиро.

– Да, – гордо поправил свой пиджак мужчина. – Дела идут в гору. Я уже хорошо подзаработал на этом. Людей, страдающих проблемами с сердцем, всё больше и больше с каждым годом. Не скажу, что это хорошо. Мне жаль, что Асами затронула эта учесть. Но факт остаётся фактом. И этот фонд – моя золотая жила.

“Господин Ямагути открыл свой фонд и не сказал об этом ни слова? Или сказал, но отец посчитал его помощь лишней?” – Кен был крайне возмущён этой информацией, и Аято, по всей видимости, тоже услышал слова мужчины, поскольку мгновенно переглянулся с младшим, хмуро сдвинув свои брови к переносице.

– Вы всё-таки пришли, – послышался знакомый голос из-за спины парней.

Шатен тут же развернулся и, увидев перед собой отца, напряжённо стиснул зубы.

– Она наша мать, – спокойно ответил Аято, положив свою ладонь на плечо Кена. – С чего бы нам не прийти? – вскинул он подбородок в своей наглой манере.

– Вот как ты заговорил, – усмехнулся Соичиро, скрещивая руки на груди. – Раньше ты с пеной у рта утверждал, что мы не являемся твоими родителями, и нам никогда ими не стать.

– Тебе – нет. А Асами сюда не приплетай, – грубо отрезал Аято. – Мы сюда не ради тебя пришли, так что позволь удалиться и встать с остальными.

Резко развернувшись Такимура кивнул Кену в сторону толпы. Шатен уже было сорвался с места, но внезапно остановился, доставая из внутреннего кармана пиджака конверт с деньгами. Он молча протянул его отцу и тут же повернулся к нему спиной, последовав за Аято. Парни как можно быстрее отошли подальше от Соичиро, проходя через множество знакомых лиц и становясь в первом ряду, месте, предназначенном для самых близких родственников. И по всем канонам иронии, кроме Кена с Аято впереди стояли лишь коллеги отца. Кто-то в форме, что, несомненно, выглядело грубо, даже не смотря на её тёмный цвет. Кто-то в чёрном костюме, одетый, как с иголочки, и стоящий смиренно, как подобает работникам правопорядка. Они подносили Соичиро большие конверты, обвязанные тонкими чёрными ленточками, держали в руках цветы, которые возложат к голове Асами в конце церемонии, говорили избитые слова соболезнования. Но Кен готов был поклясться, что на лице у каждого он видел полную незаинтересованность в происходящем.

– Слышал, у лейтенанта сейчас большие проблемы в семье. Он сильно поссорился с сыном, а тут ещё и жена умерла, – послышался чей-то шёпот под ухом Кена.

– У лейтенанта есть сын? Он вроде бы говорил, что у него нет детей, – незамедлительно ответил какой-то молодой офицер. – В любом случае, главное, чтобы это не сказалось на моей зарплате. Начальник он и без того не особо снисходительный, а если начнёт срываться на своих подчинённых, то плакала моя премия, – прыснул от смеха парень. Шутка была явно неудачной, но смешок подхватили как минимум пятеро человек.

А Кен тем временем со всей силой сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями под кожу. Ему с трудом удалось сдержаться, чтобы не высказать своего возмущения в сторону такой вольности. Но спустя пару минут пыл поутих, а к людям вышел буддистский священник.

Небо словно нарочито затянулось серыми, не просветными тучами. Оно так и подгоняло траурную толпу под крышу, в ритуальный зал, в котором уже стоял белый гроб. Атмосфера сгустилась до невозможной тяжести. До этого Кену никогда не приходилось испытывать нечто подобное. И он бы всё отдал, чтобы больше никогда не чувствовать эту боль, обволакивающую лёгкие и сжимающую грудную клетку. Благовонный запах фимиама начал постепенно заполняться в стенах зала. Священник вышел вперёд и, подойдя ближе к покойной, начал читать сутру. Его монотонный голос лишь сильнее угнетал обстановку. Кен стоял неподвижно, направив свой отрешённый взгляд точно в ноги священника. Белый, ещё не заколоченный гроб, стоял совсем рядом, но на него парень так и не решился взглянуть, не смог. Слёзы сами по себе стеками по его щекам, обжигая смуглую кожу. Руки слегка подрагивали, а ноги стали каменными и, казалось, вросли в пол.

Чтобы хоть немного абстрагироваться от давления, создаваемого читкой сутры, Кен решил оглядеть людей, находящихся в чёрной толпе. Скучающие коллеги отца, смиренно стоящие родственники, явно уставшие незнакомцы. Некоторые женщины смахивали со своих глаз капельки слёз. Тётушка Тиба и вовсе плакала навзрыд, словно и правда сожалела о смерти Асами. Кен задержал на ней взгляд и разочарованно вздохнул, когда женщина прекратила плакать и, достав небольшое зеркальце, начала поправлять свой макияж, словно не она полминуты назад разрывалась от боли. Видимо, и правда не разрывалась. Не желая больше смотреть на неё, шатен перевёл свой взгляд на отца и озадаченно нахмурил брови. Соичиро стоял и спокойно беседовал с какой-то молодой девушкой, одетой в тёмное платье и чёрную полушубку. И, судя по всему, отец явно был больше увлечён разговором с ней, нежели самой церемонией. Лёгкая ухмылка и игривый взгляд Соичиро, смотрящий на эту незнакомку, разозлил Кена. Парень слегка одёрнул Аято, кивая головой в сторону отца и молчаливо спрашивая о том, не знает ли блондин эту девушку. Такимура озабоченно свёл брови, но вдруг мгновенно поменялся в лице. Аято шокировано раскрыл рот и, переведя свой ошеломлённый взгляд на Кена, прошептал:

– Это она.

Судзуки вначале опешил, но погодя несколько секунд, сложил два и два. Шатена мгновенно осенило. Это была та самая женщина, с которой отец изменял матери. Именно она тогда заходила домой с Соичиро, когда Аято прятался за диваном с Тетсуей. В тот момент краем глаза блондин успел увидеть её длинные чёрные волосы, пухлые губы и острый нос. Такимура хорошо запомнил это лицо и сейчас стоял, проглотив язык.

Как только у Соичиро хватило наглости привести свою любовницу на похороны родной жены? Как он мог так беззаботно ворковать с этой девчонкой, пока Асами провожали в последний путь? Кен готов был прямо сейчас сорваться с места и подбежать к отцу, выплеснув ему всё, что накопилось за эти похороны. Парень, буквально, держался из последних сил. И он бы решился прорваться через всю толпу к Соичиро, но господин Судзуки опередил его, выходя к священнику и доставая из кармана помятый листок. Пришло время для речи мужа покойницы. Напряжённо прикрыв глаза, Кен немного усмирил свой пыл и, наощупь найдя руку Аято, скрепил их ладони в замок.

– Асами была не просто чудесной женщиной, но и любящей, преданной женой. Она была добрым и понимающим человеком. В тёмные часы Асами всегда поддерживала меня и помогала встать на ноги. Мы были неразлучной парой, и я думал, что ничто не способно сломить нашу крепкую связь…

Пока Соичиро с листа зачитывал подготовленную речь, Кен мысленно усмехался с того, как умело отец мог производить впечатление хорошего человека. Но именно этот идеальный образ сейчас выдавал его с головой. Говоря о своей умершей жене, Соичиро ни разу не вздрогнул, его лицо было спокойным, а осанка прямой и строгой. Весь из себя безупречный, комар носа не подточит. Вот только нельзя выглядеть идеально, когда внутри чувствуешь сильнейшую боль. Что-то должно было выдать. Бегающий взгляд, подрагивающие руки, хрипотца в голосе, частое дыхание или капельки слёз в уставших глазах. Но, глядя на Соичиро, нельзя было найти ничего, что хоть немного могло бы показать его глубокое чувство к Асами, о котором мужчина так красноречиво сейчас говорил.

Вдруг за Кеном вновь послышался чей-то шёпот, принадлежащий, по всей видимости, друзьям отца.

– Говорят, что жена оставила Соичиро всё своё наследство.

– Да ладно, шутишь что ли?

– Если бы так. Слышал, что она всё под чистую своему мужу завещала. А про сына ни слова не сказала.

– Да нет у них никакого сына, бросай верить слухам. Иначе, почему этот самый сын не читает сейчас свою речь, провожая мать в последний путь?

Кен неловко прикусил губу, а его щёки и уши заметно налились краской. Несмотря на то, что Соичиро всё равно бы не позволил шатену вставить и пару слов, парень чувствовал вину за то, что не смог попрощаться с мамой должным образом. Мысли Кена прервал чей-то безудержный смех в середине толпы. Опять кто-то решил пошутить. И опять не вовремя. Но удивительнее было то, что Соичиро в этот момент продолжил монотонно читать свою речь, даже не обратив внимания на наглость, которую кто-то себе позволил. Словно ему было абсолютно всё равно на происходящее вокруг.

– Я любил Асами всем сердцем. Она навсегда останется для меня самым главным человеком в моей жизни. Как жаль, что болезнь сломила её…

Вдруг стоявший рядом с Кеном офицер недовольно фыркнул и, обратившись к своему коллеге, возмущённо спросил:

– Скоро это закончится? Мы стоим здесь уже чёрт знает сколько.

– Эй! – внезапно даже для себя шикнул Кен, резко разворачиваясь к этому парню. – Побольше уважения, – строго добавил шатен, когда Аято аккуратно положил свою ладонь на его плечо.

– А ты вообще кто такой? – удивлённо прыснул ему в лицо офицер. – Я не с тобой разговаривал, так что закройся.

– Ты пришёл на похороны моей матери, так что, извини, но закрыться придётся тебе! – неожиданно прикрикнул Кен, заставляя всех вокруг замолчать и шокировано уставиться на него.

– Что ты себе позволяешь?! – вдруг возмущённо вспылил Соичиро, сминая листок с речью в руке и мгновенно сокращая расстояние между ним и Кеном. – Я понятия не имею, зачем ты всё это устроил…

– Не только ты один. Я вообще без понятия, для чего ты устроил эти похороны, если они насквозь пропитаны фальшью, – бросил шатен ему в лицо эти слова с такой злостью, что у Соичиро даже прошёлся холодок по спине.

Аято было хотел успокоить младшего, вновь взяв его за руку и собираясь прошептать что-то, но Кен перебил его, говоря:

– Всё в порядке, я просто хочу произнести свою речь, надлежащую для каждого любящего сына, – шатен мельком кинул взгляд на человека в толпе, упрекнувшего его в этом ранее. Отойдя от разъярённого отца метра на два, он продолжил. – И, если кому-то в тягость находиться здесь, то я никого не держу, можете уходить, так будет лучше, – среди людей пошли оживлённые перешёптывания. – Но я не собираюсь мучать вас типичными фразами о сильнейшей любви к моей матери и глубокими сожалениями о её смерти. Нет, я, правда, любил её и люблю всей душою, и вы даже представить себе не можете, с какой болью разрывается моё сердце вот уже несколько дней. Но речь сейчас не об этом, – Кен взглянул на стоящего неподалёку священника, в глазах которого читался испуг. – Хотя бы перед лицом священнослужителя, находясь в этом храме, давайте откроем глаза на правду. Последние полчаса многие подходили к моему отцу или даже ко мне, высказывая свои сильнейшие сожаления по отношению к нашей семье и моей матери. Болезнь погубила её. Но действительно ли всё дело в ИБС или же в сердечном приступе? Хотелось бы верить, что всё так банально и просто, но я не думаю, что это так, – повертел он головой, переводя свой презрительный взгляд на отца. – Вам всем так жаль, так больно и плохо. Вы говорите, что Асами не заслужила такой смерти, но сами не сделали ничего для её предотвращения. Когда была возможность всё исправить, никто и пальцем не пошевелил, думая, что проблема рассосётся сама собой. Что ж, чуда не произошло. И моей матери не стало. Помог бы ей благотворительный фонд или же малейшая доля внимания. А, может быть, когда-то не стоило закрывать глаза на несправедливость, применяемую по отношению к ней? – услышав эти слова, тётушка Тиба неловко опустила свой взгляд в пол. – Может, не стоило скрывать свои отношения на стороне, – кивнул шатен в сторону любовницы Соичиро. – И заставлять её страдать каждый божий день. Я не отрицаю, что на мне лежит значимая доля ответственности за её смерть. Я мог всё исправить, если бы начал помогать ей раньше. Но я и понятия не имел, что ей нужна помощь. Моя помощь. Что больше никому, кроме меня, до неё попросту нет дела. Вы все такие честные, правильные, жалко, что только с виду. А в реальности вам абсолютно плевать на проблемы других до тех пор, пока они не коснуться вас самих. Вы можете читать красивые речи, говорить о сочувствии, о любви и о преданности. Но своей сути вам не изменить, и, когда кому-то понадобится ваша помощь, вы отмахнётесь, прикрываясь натянутыми оправданиями. Меня ото всей этой лжи тошнит. И, в отличие от вас, я больше не собираюсь молчать. Если вы раньше не хотели слышать и признавать правду, то теперь вам придётся…

– Немедленно прекрати! – рявкнул Соичиро, в доли секунды подскакивая к Кену.

Положив свою ладонь на плечо шатена, отец грубо сжал его, начиная давить. Прямо как в детстве. Избитый приём. С силой стиснув челюсть, Кен опустил свою голову и зажмурил глаза. Внезапно, он встрепенулся и резко скинул с себя руку Соичиро, направив на отца огненный взгляд.

– Ни за что. Ты достаточно насолил маме, так что лучшее, что ты сейчас можешь сделать, это сказать своим невежественным коллегам покинуть церемонию, – шатен выжидающе оглядел толпу. – Немедленно. Все, кто сейчас стоит и не понимает, зачем тут находится. Уходите. Ну же!

Повторять слова дважды не потребовалось. Буквально, за пару минут люди начали быстро уходить из храма. Под оживлённый гул и удивлённые возгласы они покидали ритуальный зал. Вскоре в просторном помещении осталось человек десять: родственники Асами и Соичиро, пару друзей семьи и какая-то незнакомая девушка со светлыми прядями, затянутыми в хвост. Её голубые глаза смотрели на Кена с не скрытым интересом. Аято, который всё это время растерянно переводил взгляд то на Соичиро, то на своего парня, сейчас тоже взглянул в сторону незнакомки и обомлел. Он испуганно вылупил свои глаза и раскрыл рот в немом вопросе.

“Джесс? Что она здесь забыла?”

Но его растерянные рассуждения прервал Соичиро, подошедший к парням. Он деловито сложил руки за спиной и, вздёрнув свой подбородок, обратился к Кену:

– Теперь ты доволен? – саркастично произнёс мужчина, получая в ответ от сына смешок.

– Доволен чем? Если ты о сорванных похоронах моей мамы, то нет, но всё лучше, чем стоять в невежественной толпе абсолютно чужих людей. А если ты о том, что все твои друзья и коллеги – настоящие лицемеры, общающиеся с тобой из-за выгоды, то да. Я доволен. Ты этого более чем заслужил, – парень смерил отца пренебрежительным взглядом и, развернувшись к оставшимся людям, сказал. – Прошу прощения за то, что тут произошло. Но теперь мы можем продолжать в спокойной обстановке. И спасибо вам за то, что остались, – благодарно поклонился он, чувствуя, как с его души свалился тяжёлый груз.

Дальше церемония проходила без неприятных инцидентов. Оставшиеся люди возложили цветы к голове Асами, и оставалось лишь заколотить гроб. По традиции это могли сделать самые близкие мужчины покойной. Соичиро уже коснулся белой крышки гроба, собираясь поднять и водрузить её на место, как тут же без лишних слов к нему подошёл Кен, помогая отцу закончить церемонию. Они вбивали гвозди в полнейшей тишине, и, когда дело было закончено, шатен невольно заметил, как сильно дрожат его руки.

В зал вошли шестеро нанятых носильщиков, но, прежде чем домовину отнесут в катафалк, близким дали последних пару минут на прощание с покойной. Такимура знал, что Кен сейчас не видит и не слышит ничего, кроме своих горьких мыслей о матери, а потому блондин понимающе оставил парня наедине с гробом.

Пока младший прощался с Асами, Аято отошёл чуть дальше и мельком осмотрелся по сторонам. Такимура удивлённо вскинул бровями, когда его взгляд зацепился на Джесс, стоявшей к нему спиной и увлечённо переписывающейся с кем-то по телефону.

“Значит, всё ещё не ушла”

Парень в доли секунды подошёл к девушке и, нерешительно помявшись на месте, всё-таки коснулся её плеча. Джесс, не дрогнув, резко развернулась к Аято и мгновенно спрятала свой телефон в кармане чёрных брюк.

– Что ты здесь делаешь? – без лишних прелюдий сразу же задал вопрос Такимура.

– Киоши-сан попросил проследить за тобой, – как ни в чём не бывало, ответила Джесс. – Ты уже долго не появлялся в Danaus. Он боится…

– Что я решил покончить с работой в вашей группировке, – закончил за неё блондин.

– Именно, – усмехнулась девушка, скрещивая руки на груди.

– В таком случае, можешь его успокоить. Просто, дни выдались безумными. Всё так навалилось, – тяжело вздохнул парень, устало понурив свою голову.

– Я понимаю. Потерять мать – это ужасная трагедия, – искренне произнесла Джесс, опустив при этом свой взгляд в пол.

– Она не была мне родной матерью, но всё же зла никогда не желала. Да и Асами была очень важна одному моему близкому человеку, – сам не понимая зачем, открылся блондин.

– А твой парень устроил настоящий разнос. Я его даже зауважала, – вдруг усмехнулась Джесс, заставляя Аято удивлённо посмотреть на неё. – Да ладно, все итак знают, что ты встречаешься с Кеном, – Такимура уже было собрался что-то спросить, но девушка опередила его. – И что он твой приёмный брат. Это тоже давно известно.

– Да я не то что бы беспокоился по этому поводу. Знают и знают. Уже плевать, – отмахнулся Аято, хоть и нервно забегал глазами из стороны в сторону. – А касаемо разноса…да. Он умеет удивлять, – с некой гордостью произнёс парень. – Так почему именно ты пришла следить за мной? Я имею в виду, ты же не собираешься никого убивать или…

Девушка тихо рассмеялась.

– Убивать? Ну, если потребуется, – наигранно протянула она, раскрывая свою чёрную кожанку и показывая парню запрятанный пистолет. – Расслабься, – тут же успокоила она Аято, видя замешательство на его лице. – Я сегодня без настроения, да и не то чтобы у Киоши-сана был большой выбор, кого отправить выслеживать тебя. Вначале это должен был сделать Хидэки, но после вашего совместного ограбления он наотрез отказался связываться с тобой.

– Почему? – непонимающе спросил Такимура.

– А ты не знаешь? – вдруг опешила Джесс. Она неловко прикусила губу, словно не желая отвечать на вопрос, но, погодя несколько секунд, всё-таки решила рассказать. – Киоши-сан подумал, что выходка Хидэки в том бизнес центре запугала тебя, и босс наказал мальчишку, чтобы тот вёл себя адекватнее.

– Наказал? – переспросил девушку блондин, как вдруг вспомнил, что видел его на днях всего в синяках и ссадинах. – Чёрт, – сложить два и два не составило сложности. – Почему Киоши-сан не поговорил со мной лично? Он же ещё ребёнок.

– В Danaus детей нет, – резко перебила его возмущение девушка. – Да ладно тебе, брось. Оклемается. Бывали ситуации и похлеще. А это просто небольшой урок босса.

– Тебя он тоже таким способом воспитывал? – негодующе спросил Такимура.

Джесс мгновенно оторопела. Она изменилась в лице и, отведя взгляд от парня, с горькой усмешкой произнесла:

– Ну не всем же везёт найти хорошую приёмную семью, – укор был явно в сторону блондина.

– Если ты думаешь, что мне повезло с приёмными родителями, то ты сильно ошибаешься. Напомню тебе, та женщина в гробу – моя мать, а тот бездушный ублюдок – названный отец, которому настолько плевать на близких, что он умудрился привести сюда свою любовницу.

– Даже так – без особых эмоций хохотнула Джесс. – В любом случае, не сравнивай меня и себя. Твой отец играет в любовь, будучи психом. Мой же, являясь психопатом, любит по-настоящему. И ты ума себе приложить не можешь, на что он способен, ради тех, кто ему дорог.

– Разве это плохо? – изогнул бровь парень.

– Прикоснёшься ко мне хоть кончиком пальца и завтра очнёшься без головы, – резко ответила она, игриво наклонив свою голову вбок. – Вот тебе и ответ на вопрос.

В этот момент носильщики подняли гроб и понесли его в катафалк. Кен быстро подошёл к Аято и, коснувшись того со спины, привлёк внимание блондина на себя.

– Всё закончилось, – тяжело вздохнул младший, и тут его взгляд зацепился на Джесс. – Извините, мы знакомы? – нахмурив свои брови, спросил шатен.

– Не думаю, – кротко бросила девушка, загадочно улыбаясь. – Ладно, до встречи, и ещё раз прими мои соболезнования, – кивнула она Аято и, резко развернувшись, поспешила удалиться из церемониального зала.

– Кто это был? – ошарашено задал вопрос Кен.

– Моя знакомая по работе. Она помогла мне продать пару песен, – невозмутимо ответил блондин.

– Но что она тут делала? – совсем запутавшись, посмотрел ей вслед Судзуки.

– Без понятия. Сказала, что увидела меня и решила зайти, – неуверенно проговорил Аято, и по его виску скатилась капелька пота.

В ответ на это Кен лишь пожал плечами, доверчиво заглянув в глаза парня. Они простояли в церемониальном зале ещё пару минут, собираясь с мыслями после всего произошедшего здесь, и вскоре покинули стены храма.

По возвращении домой первое, что сделал Кен, это пошёл в ванную комнату и умылся холодной водой, смывая всё то, что накопилось за сегодняшний день. Только сейчас осознание произошедшего постепенно начало возвращаться к нему и, в очередной раз окатив себя ледяной водой, шатен поднял голову к зеркалу. Испуганно всмотревшись в своё отражение, он отрешённо прошептал:

– Что я натворил…

– То, что должен был сделать ещё очень давно, – вдруг перебил его Аято, который всё это время стоял, облокотившись о дверной косяк и наблюдая за младшим.

– Я сорвал её похороны.

– Нет, ты её уважил.

– Это было безрассудно.

– И эффектно.

Устало посмотрев на Аято, Кен благодарно улыбнулся. Сил больше ни на что не оставалось, и шатеноблегчённо упал на кровать. Такимура последовал его примеру, но, прежде чем он провалился в глубокий сон, ему на телефон пришло сообщение от Киоши-сана. Босс ждал Аято завтра утром.

***

Глава Danaus сидел в своём обделанном чёрной кожей кресле и мерно постукивал ручкой по столу. Вдруг он прекратил своё занятие и выжидающе посмотрел на дверь в кабинет. Спустя пару секунд она раскрылась, и в неё вошел Такимура. Парень немного опешил, тут же направляя на босса растерянный взгляд. Он аккуратно прикрыл за собой дверь, но остался стоять на месте, запихнув руки в карманы.

– Я знал, что ты придёшь ровно к одиннадцати, – тихо проговорил Киоши-сан, вновь начиная постукивать кончиком ручки по деревянному столу.

– Утром все автобусы забиты, пришлось ехать на метро. А от станции до этого места идти прилично, – начал оправдываться Аято.

– Так и должно быть, – наклонил голову вбок босс. – В метро толпы людей. А мне лишние наблюдатели не нужны. Всё-таки я должен обеспечивать безопасность своим людям.

В ответ на слова Киоши-сана парень слегка кивнул, прикусив нижнюю губу.

– Но пришёл ты так поздно не из-за метро, верно? – вдруг поднял свой прожигающий взгляд на Аято босс. – Ты не особо спешил, – в лоб заявил он.

– Что вы имеете в виду? Сейчас только утро, – нахмурился Такимура.

– Но не видел тебя я уже чёрт знает сколько, – грубо отрезал Киоши-сан, облокачиваясь о спинку кресла и складывая руки на груди. В его голосе был различим укор.

– Дни выдались не из лёгких. Впрочем, наверняка, вы уже всё знаете, – вздохнул Аято, проходя немного вперёд и присаживаясь в ближайшее к двери кресло.

– Джесс рассказала мне о вашей небольшой беседе на похоронах. Тебя и впрямь так беспокоит смерть Асами? – вдумчиво задал вопрос босс, на что парень нерешительно отвёл взгляд в сторону. – Не стесняйся, тут только мы вдвоём, тебе нет нужды врать мне, – он попытался расслабить Такимуру, вновь повторяя свой вопрос. – Тебя, действительно, так заботит смерть твоей приёмной матери?

– Нет, – резко ответил Аято. – Возможно, это прозвучит слишком грубо, но мне абсолютно плевать на моих опекунов. На всех плевать.

– Кроме Кена, – с усмешкой бросил мужчина.

– Кроме него, – на полувыдохе ответил блондин.

– Меня радует то, что ты ощущаешь привязанность лишь к своему парню. Но даже он один забирает у тебя неоправданно много нервов и времени. Ты совершенно забыл про работу в Danaus, – огорчённо произносит Киоши-сан. – Знаешь, сколько заказов ты пропустил? – с нажимом задаёт вопрос он.

– У меня были заботы гораздо важнее, чем продажа наркотиков, – начиная раздражаться от слов босса, заявил Такимура. – Да и, думаю, что мне пора начать уделять внимание музыке. Ведь именно это и должно приносить мне заработок, а не временная подработка на преступную группировку.

– Не нравится подработка? – усмехнувшись, вскинул бровями мужчина. – Ну, это можно исправить, – размеренно протянул он.

Аято не стал уточнять слова босса, но его растерянный и полный недопонимания вид говорил сам за себя.

– Я предлагаю тебе устроиться здесь на постоянной основе, – резко и уверенно заявляет Киоши-сан. – Стать полноценным членом Danaus, – горделиво добавляет он.

– Вы сейчас шутите? – вмиг вспыхивает Такимура, тут же подскакивая с кресла. – Ни за что. Я с самого начала заявил о своей позиции и менять её не собираюсь.

– Ты так уверен в своём будущем и считаешь, что дальше сможешь справиться и без моей помощи? – холодным тоном бросил босс. – Ах, да, – растянулся он в фальшивой улыбке, словно вспомнил о чём-то. – Твой любовник. Он же поступил в Осакский Университет, верно? Ты из-за этого считаешь, что у вас жизнь как по маслу плыть будет? – пренебрежительно усмехнулся мужчина.

– Да, – твёрдо заявил Аято, с трудом удерживая себя в руках. – Я не говорю, что нам будет просто, но Кен, действительно, многого добьется. Он поднимется по карьерной лестнице быстрее, чем вы успеете моргнуть, в этом даже не сомневайтесь. И, как только он станет офицером, я спокойно смогу покончить с работой в вашей группировке. Иных действий от меня не ожидайте, – поставил жирную точку в этом вопросе парень, после чего он резко развернулся спиной к боссу и в доли секунды подскочил к двери.

Прежде чем Такимура вышел из кабинета, он вполоборота посмотрел на Киоши-сана. Стиснув челюсть, парень прошипел:

– Думаю, нам больше не о чем сегодня говорить.

– Солидарен, – ответил босс в своей спокойной и непрошибаемой манере. – Главное, чтобы ты не пожалел о своём решении, – проговорил он в спину Аято, когда тот уже покинул его кабинет.

Развернувшись на кресле лицом к книжному шкафу, босс достал маленький пульт и открыл дверь в другую комнату, где хранились записи с видеокамер. Расслабленно облокотившись о кожаную спинку, он едким голосом прошептал:

– А уж я об этом позабочусь, будь уверен.

9.Отголоски прошлого

Новый учебный год стал для Кена первым большим шагом во взрослую жизнь. Конечно, с того дня, как им с Аято пришлось жить одним, на него свалилось множество проблем и задач, не свойственных парням его возраста. Но сейчас, сидя в актовом зале Университета Осаки, одного из лучших по всей Японии, Судзуки полностью осознал, что вся его подростковая юность осталась далеко позади. И основной план на ближайшие четыре года – это упорная учёба и долгие тренировки. Кен не испытывал страха перед дальнейшей университетской жизнью, наоборот, он чувствовал уверенность в своих силах и неимоверный долг. Долг перед собой и Аято. Судзуки чётко знал, что его карьерный путь предопределён, и отступать нельзя не при каких обстоятельствах.

Заключительная речь ректора университета, Накаямо Фудо, подходила к концу. Все первокурсники были поздравлены и торжественно приняты в стены учебного заведения. Кен стал одним из немногих, кто подавал большие надежды на высокую стипендию, покрывающую всю стоимость обучения. Некоторые преподаватели уже были наслышаны о нём после многочисленных побед на олимпиадах и конкурсах. Так что парень являлся желанным студентом. Даже некоторые ребята с первого курса с опаской косились на Кена, видя в нём то ли конкурента, то ли кумира.

Сидя на втором ряду, шатен краем уха расслышал шептание за своей спиной.

– Это тот самый гений из твоей старшей школы?

– Мы не учились вместе, но он отбил моё первое место на олимпиаде по естествознанию.

– Так он и в химии неплох? А поступил на право.

– Этот парень разбирается во всех областях. Я слышала, что за него боролись несколько университетов.

– Надо бы завязать с ним дружбу.

– Размечталась. Такие гении все поголовно высокого мнения о себе. Он и не посмотрит в твою сторону.

Услышав это предположение, Кен еле сдержался, чтобы не усмехнуться. Он приложил кулак ко рту, сделав вид, что поперхнулся, и продолжил слушать наиинтереснейший диалог.

– А выглядит он простым. На нём нет ни одной брендовой вещи.

– Кто знает этих богатеньких детишек. По внешнему виду и не определить, но выскочки все до единого.

Судзуки наигранно закатил глаза, чувствуя на себе эффект ореола. Прошлые достижения сложили о нём впечатление высокомерного парня из богатой семьи. Не самый плохой вариант, но всё же довольно комичный. Когда ректор торжественно объявил об окончании мероприятия, Кен вместе со всеми студентами поднялся со своих мест и начал бурно аплодировать. Простояв ещё полминуты, все начали не спеша выходить из актового зала. Судзуки наконец-то смог развернуться лицом к тем самым студентам, увлечённо обсуждавших его личность. Это оказались две миловидные девушки. Дружелюбно улыбнувшись им, парень поклонился и искренне произнёс:

– Надеюсь, мы с вами удачно проведём свой первый учебный год.

Встретившись глазами с Судзуки, девушки вначале опешили, глупо раскрыв свои рты. Они заинтересованно пробежались взглядами по Кену, после чего одна студентка всё-таки вышла из транса и ответила благодарностью на пожелания. По их лицам нельзя было понять, как они расценили слова парня. Приняли ли они это за вежливый жест, высокомерную усмешку или же обычный сарказм.

Когда шатен уже собрался выйти из зала и отошёл от девушек на пару метров, сзади послышался восхищённый возглас:

– Этот гений ещё и настоящий красавец!

Уши Кена вмиг покраснели, а сам он поспешил покинуть стены университета, решив, что на сегодня он получил более чем достаточно оценок.

***

– А потом преподаватель по психологии подошёл ко мне и сказал, что наслышан о моих успехах и с нетерпением ждёт нашего первого занятия. Ты можешь себе представить!

Судзуки сидел за столом на кухне и увлечённо рассказывал о сегодняшнем дне, эмоционально размахивая руками в разные стороны и не забывая играть интонациями голоса. Аято слушал его, не успевая укладывать в голове бесконечный поток информации. Где-то на третьей минуте восхищённого повествования Кена Такимура окончательно потерялся в событиях и решил просто наблюдать за мимикой на лице младшего. И блондин не мог удержать улыбки, видя, как искренне Судзуки радуется своему поступлению в университет.

Прежде чем парень вернулся домой, Аято купил торт и пожарил сочные стейки. Он был счастлив не меньше Кена и считал, что такое событие должно быть отпраздновано.

– И сколько продлится твоё обучение?

– Четыре года, но я думаю пойти на ускоренный процесс. Я уже составил себе примерный список предметов, которые буду посещать. И, надеюсь, что я наберу 144 кредит-часа за более короткий срок.

Согласно кивнув парню, Аято мысленно вынес из этого решения свою собственную выгоду, ведь работу в Danaus хотелось прекратить как можно быстрее. Блондин разливал чай по кружкам, когда в его голове возник новый вопрос.

– Сколько, говоришь, ты добирался до университета?

– Полтора часа, – пожав плечами, ответил Кен. Увидев вдумчивое выражение лица Такимуры, шатен понял, к чему клонит парень, и поспешил успокоить его. – Нет, Аято, я не собираюсь жить в студенческом общежитии.

– Но в день ты будешь тратить по три часа на дорогу, – тут же выпалил Такимура.

– Да хоть пять, – резко перебил его Судзуки. – Но засыпать я буду с тобой.

Такой твёрдый тон слегка удивил Аято. Раньше Кен редко мог повысить голос или же властно сказать что-то, но теперь шатен всё чаще и чаще начинал проявлять уверенность в своих действиях и словах. И Аято ненароком подметил, что все эти изменения начали активно проявляться после похорон Асами. В Кене явно что-то щёлкнуло. Но блондин ещё точно не мог понять, что.

***

– Сознание есть белый лист, на котором чувства выводят свои узоры – эти отражения своего общения с действительностью. Как вы понимаете это высказывание Этьена Кондильяка?

Преподаватель психологии, Такаси Ёсикава, размеренно ходил из стороны в сторону, бросая на студентов вдумчивый взгляд. Первый учебный день в университете являлся настоящим соревнованием между преподавателями: каждый устраивает пробный урок по своему предмету, пытаясь заманить на него как можно больше людей. Причём от количества привлечённых студентов напрямую зависит зарплата, так что никто не остался равнодушным в этой азартной игре. Но, в отличие от других преподавателей, Ёсикава-сан, как уже успел подметить Кен, был более расслаблен и прост. Он дружелюбно улыбался студентам, стараясь вести с каждым из них оживлённый диалог.

– Мне кажется, Кондильяк ставит на первое место чувства, считая, что именно они и управляют нашей жизнью, – высоко подняв руку, ответил один из студентов.

– Это не совсем так, – вдруг встрял в разговор Судзуки. – Как говорил Дюркгейм, сознание захватывает лишь те области, которые покинул инстинкт. Наши чувства не являются главными путеводителями в жизни, но они составляют тот самый фундамент, на основе которого мы воспринимает действительность.

Ёсикава-сан с не скрытым очарованием посмотрел на Кена. Поскольку парень сидел на первом ряду, преподаватель в доли секунды подошёл к нему и, облокотившись о парту, спросил:

– А можно ли изменить свой фундамент?

Погодя пару секунд, Судзуки ответил:

– Только разрушив старый. А это очень трудный процесс для нашей психики. Не каждый человек сможет пережить внутреннюю перестройку.

Преподаватель было хотел задать ещё один вопрос, но именно в этот момент прозвенел звонок. Занятие по психологии подошло к концу. Все студенты наскоро собрали свои вещи и поспешили покинуть лекционный зал. Кен тоже практически вышел за дверь, но вдруг Ёсикава-сан остановил его, резко положив свою ладонь на плечо парня.

– Судзуки Кен, подождите, – такое официальное обращение немного смутило парня, и он развернулся, с удивлением глядя на преподавателя. – Я просто хотел сказать, что буду искренне рад видеть вас на своих лекциях.

– Благодарю, – парень немного растерялся под таким пристальным взглядом, но всё же добавил. – А я буду рад их посещать, – Кен ещё хотел попросить обращаться к нему на ты, но счёл это слишком неловким.

– С чем вы планируете связать своё будущее? – заинтересованно изогнул бровь мужчина.

– Силовые структуры, Ёсикава-сан, – не колеблясь, ответил шатен.

– Полиция, значит. Довольно неожиданное решение, – высказал своё мнение преподаватель. – Но вы слишком хороши в психологии, чтобы отдавать столько часов праву.

– Ну почему же, – пожал плечами Судзуки. – Напротив, я считаю, что в работе с людьми психология занимает такое же важное место, как и правовая наука. Более того, если на раскрытие дела с правовой точки зрения у меня будет время, чтобы посидеть и покопаться в источниках, то при разговоре с подозреваемым необходимо мгновенно и точно считывать его мимику, жесты, на основе которых и придётся составлять психологический аспект преступления.

Понимающе кивнув головой, Ёсикава-сан широко улыбнулся и заявил:

– Вы мне нравитесь, Судзуки Кен. Если у вас возникнут какие-то вопросы или проблемы по учёбе, то обращайтесь ко мне. Рад быть полезным вам.

Благодарно поклонившись преподавателю, парень покинул лекционный зал. Сейчас должна быть большая перемена между парами. В коридорах университета студентов стало заметно меньше. Все пошли в столовую, чтобы перекусить, познакомиться с новичками и обменяться впечатлениями о первом учебном дне. Кену потребовалось несколько минут, чтобы спуститься на нужный этаж. Входя в столовую, парень начал бегать глазами в поиске свободных столиков. Но абсолютно все были заняты, что не могло не огорчить шатена. Судзуки уже собрался подсесть к парню, который спокойно читал книгу на месте возле окна, как вдруг кто-то коснулся его руки. Испуганно обернувшись, он увидел перед собой низкорослую миловидную девушку. С виду ей было лет пятнадцать или шестнадцать. Парень сильно удивился, не понимая, что могла забыть школьница в стенах университета. Она подняла на Кена растерянный взгляд и тихо спросила:

– Извините, а где находится кабинет ректора? Кажется, Накаямо Фудо.

Чтобы не преграждать людям путь, Судзуки отошёл на несколько метров от входа и подозвал к себе незнакомку. Дружелюбно улыбнувшись девушке, он ответил:

– Нужно пройти в правое крыло здания. Тебя провести?

От такой любезности незнакомка вначале опешила, после чего неловко прикусила губу.

– Вы не должны, – уверенно заявила она. – Просто я первый раз в этом университете, а он такой огромный, что я заблудилась, – девушка наиграно вздохнула.

– Значит, пойдём, – тут же кивнул головой в сторону выхода Кен.

– Но я отвлекаю вас, – нахмурилась школьница.

– Всё в порядке, – успокоил её парень. – И давай на ты. Судзуки Кен, – вежливо кивнув, представился он.

– Сецуко. Окамото Сецуко, – запинаясь, ответила девушка.

Мило улыбнувшись новой знакомой, шатен повёл её к Накаямо-сану. По дороге к нему они немного поболтали друг с другом. Кен узнал, что Сецуко недавно исполнилось шестнадцать лет и она сейчас учится в двенадцатом классе. Зачем ей нужно к ректору, парень не уточнил. Но, по всей видимости, она планировала поступить именно в этот университет. Проводив девушку до самого кабинета Накаямо Фудо, Кен пожелал ей удачи и решил вновь вернуться в столовую, ведь оставалось ещё минут сорок на то, чтобы отдохнуть.

Как только парень подошёл к единственному освободившемуся столику и положил свой портфель на лавочку, рядом с ним в доли секунды образовалась целая кучка заинтересованных первокурсников. Четыре человека сразу присели за столик Кена, когда другие пять остались стоять возле него.

– Так ты и правда стипендиат правительства? – в лоб спросил один высокий парень, сидящий прямо напротив Судзуки.

Ошарашено вылупив глаза, шатен медленно кивнул.

– Ничего себе, да ты счастливчик! – тут же воскликнула одна девушка, стоящая за ним.

– Ты и впрямь крут, парень.

– Можно я сяду рядом с тобой на частном праве?

– Как тебе удалось вырвать такую стипендию?

– Почему ты молчишь?

Кен посчитал этот вопрос наиболее интересным, а потому счёл необходимым что-либо сказать, пока эти ребята окончательно не завалили его восхищёнными возгласами.

– Стойте, – резко прервал он их, выставив вперёд свою правую ладонь. – Вы все так неожиданно накинулись, что я, честно сказать, растерялся. Да и нет во мне ничего особенного. Я просто учился много, вот так и вышло, – по лицам первокурсников было видно, что те ожидали гораздо более красочного ответа. – Конечно, садись со мной в любое время, – добавил Кен, поворачиваясь к девушке, которая попросила его об этом.

Та, радостно взвизгнув, сумбурно поблагодарила парня и убежала обратно за столик к своим подругам. Ещё несколько студентов последовали её примеру, расходясь по своим делам, а трое ребят остались сидеть рядом с Судзуки. До конца большой перемены они успели хорошо познакомиться и обсудить свои планы на ближайшие четыре года учёбы. Кен впервые почувствовал себя комфортно в коллективе, ему было в новинку такое уважительное обращение к нему. Но спустя некоторое время вся неловкость испарилась, и парень даже решил, что сможет завести тут пару тройку друзей.

Последним предметом на сегодня стояла физическая культура. Занятие проводилось на свежем воздухе. И университетский стадион был переполнен студентами со всех курсов. Лично для Кена физическая подготовка играла немаловажную роль для будущей профессии. А потому парень решил уделять как можно больше времени именно этому занятию. Сейчас Судзуки разминался возле трибун, он уже успел сделать несколько подходов на отжимание и подтянуться. Один из парней предложил пойти вместе с ним на забег. Пятьсот метров на скорость. Кен никогда не считал себя хорошим атлетом. Аято бегал во много раз быстрее него. Но с чего-то нужно начинать. И шатен быстро согласился на небольшое соревнование.

Встав на беговую дорожку, Судзуки слегка склонил корпус, готовясь старту. Тренер подал знак, тут же включая секундомер, и парни мгновенно сорвались на бег. В первые десять секунд Кен сумел оторваться на несколько метров вперёд, но думать об этом не было времени. В голове пусто, а взгляд нацелен исключительно на линию финиша. В левом боку нещадно закололо, а дыхание шатена полностью сбилось с размеренного ритма. Но он упорно продолжает бежать вперёд. Вдруг правая стопа натыкается на камень, и Кен, не удержав равновесия, падает лицом на дорожку. Кожа на колене и ладонях содрана, а соперник в одно мгновение обгоняет Судзуки, вырываясь вперёд. Но, не медля ни секундой больше, Кен подскакивает на ноги. Стоять может. Значит, и бежать получится. И шатен бежит, вновь собирает все свои оставшиеся силы и рвётся к финишу, пытаясь догнать того парня. Сконцентрированный лишь на том, чтобы не останавливаться. Дорожка подходит к концу. На последних метрах он сравнивается с соперником и пересекает полосу финиша. Пробежав по инерции ещё пару метров, Кен останавливается и начинает тяжело дышать. Телу стало жарко, он слегка приподнимает футболку, протирая пот со лба. Замечая на себе заинтересованный взгляд трёх незнакомых девушек, парень вмиг заливается краской и тут же разворачивается, быстро подходя к тренеру.

Секунда. Кен отстал от своего соперника всего на секунду.

– А ты выносливый малый, – подмечает тренер, похвально хлопая Судзуки по плечу. – Занимался где-то?

– Нет, Хасимото-сан, – всё ещё пытаясь восстановить дыхание, отвечает парень.

– Господи, Кен! Ты в порядке? – внезапно, к шатену подскакивают две девушки, с которыми он познакомился на частном праве.

Они с волнением в глазах начинают осматривать места ушибов. Судзуки же впервые обращает внимание на кровоточащее колено.

– А, вы об этом, – неловко чешет затылок он. – Всё в порядке. У меня низкий болевой порок, так что я даже не почувствовал, что что-что не так.

В этот момент к ним подошёл тот самый парень, которому удалось обогнать Кена. Он дружелюбно закинул свою руку на плечи шатена и сквозь смех проговорил:

– Если бы не камень, то ты бы уделал меня в два счёта. Не хило для такого заучки, как ты, – раньше Судзуки считал это прозвище оскорбительным, но теперь во всех этих подколах чувствовалась лёгкость, присущая дружескому общению.

– В следующий раз этот заучка утрёт тебе нос, – широко улыбаясь, ответил Кен.

– Если вновь не напорешься на камень, дружище, – встрял в разговор ещё один парень.

И вдруг Кен заметил, как рядом с ним собралось человек десять. Тренер Хасимото отошёл к другим студентам, а между ребятами завязался оживлённый разговор.

– Судзуки, так ты оставишь мне свой номерок? – внезапно обратилась к шатену одна из девушек с его курса.

– Размечталась, – тут же перебила её подруга. – Кен мой, – шутливо воскликнула она, тут же начиная ластиться к шатену.

– Дружище, да ты отобьёшь всех наших дам, – стукнул его по плечу темноволосый парень.

– Не думаю, – прыснув от смеха, ответил Кен.

– С чего бы это? – тут же заинтересованно нагнулся к нему однокурсник.

– Ну, во-первых, я гей. А во-вторых, не думаю, что мой парень спокойно воспримет свободные отношения, – слова сами слетели с языка, а Судзуки даже осознать не успел, что так легко открылся целой компании малознакомых людей.

Но их реакция стоила того. Добрая половина девушек огорчённо вздохнула, а остальная часть наоборот радостно завизжала, но Кен решил не вдаваться в причины их восхищения. Все парни вначале опешили, решив, что это была лишь шутка. Но, видя непоколебимое лицо Судзуки, они весело хмыкнули. А два однокурсника даже разразились в безудержном хохоте.

– Я так и знал, дружище!

– Поэтому ты так и не дал мне свой номерок?

– Это круто, Судзуки.

– А я бисексуал, кстати. Тут неподалёку есть классный клуб, можешь звать своего парня. Сходим как-нибудь вместе.

Облегчённо вздохнув, Кен широко улыбнулся. Внутри него, буквально, переворачивался весь мир. Никогда за всю свою жизнь парень не испытывал столько радости от нахождения в новой компании. Впервые Судзуки почувствовал, что он может быть собой. Закрываться от таких людей не хотелось от слова совсем, и парень никак не мог нарадоваться своему счастью.

По окончании занятия Кен пошёл в мужскую раздевалку. У входа в университет его уже ждал Аято, так что Судзуки старался сделать всё как можно быстрее. Распрощавшись с ребятами, он побежал к блондину, мысленно уже готовясь поделиться своими впечатлениями за сегодняшний день. Как только Кен выскочил из дверей университета, он сразу же увидел Такимуру. Широко улыбнувшись, парень кинулся на шею Аято, совершенно не заботясь о том, что на них начали глазеть пару десятков студентов. А вот Такимуру очень даже озаботил этот факт, так что он опешил, глупо уставившись на Кена.

– На нас сейчас смотрит весь университет, – вытянув губы в трубочку, заявил Аято.

Тихо усмехнувшись, Судзуки развернулся и увидел своих однокурсников, с которыми он болтал полчаса назад. Те шутливо посмеивались с шатена, попутно пытаясь рассмотреть Аято. Кен жестом подозвал их к себе и, взяв Такимуру за руку, гордо сказал:

– Знакомьтесь, это – мой парень.

Все однокурсники широко заулыбались, начиная представляться Аято. А сам блондин как-то растерялся под этим напором, но знакомство поддержал.

– Ты иностранец? – спросила одна девушка. – Судзуки, где ты нашёл такого красавчика? – надула губы она.

– Предложение про клуб всё ещё в силе, – подмигнул высокий темноволосый парень.

Аято хмыкнул, непонимающе изогнув бровь. Он отвёл свой взгляд в сторону, как вдруг его глаза зацепились на одном парне с розовой чёлкой. Он стоял в метрах пятнадцати от них и тоже посмотрел на Такимуру. Испуганно развернувшись к Кену, блондин сумбурно проговорил:

– Нам уже нужно идти.

Судзуки подозрительно нахмурился, видя волнение на лице своего парня, но спрашивать ни о чём не стал. Они быстро попрощались с ребятами, и Аято поспешил выйти с территории университета. Уже размеренно идя по тротуару возле оживлённой магистрали, Кен поинтересовался, всё ли в порядке.

– Всё хорошо, просто устал, – успокоил его Такимура, пока внутри него сердцебиение только-только пришло в нормальный ритм.

Там, на входе в университет, Аято увидел парня, которому он продал наркотики сегодня утром. Блондин никогда не думал, что будет запоминать лица своих клиентов. Но в этот момент он ощутил, как близко к нему они находятся. Возможно, кто-то из них даже живёт по соседству, гуляет в том же парке, где и Аято с Кеном, работает в их любимом кафе. И всем им известна грязная сторона Такимуры. Но парню стало паршиво не от того, что чуть ли не вся Япония наслышана о его личности не в лучшем свете, а от того, что среди всех этих людей нет Кена. Сейчас младший идёт, восхищённо рассказывая о своих однокурсниках. Аято отвечает по инерции, но голова забита другим. Кен ему доверяет. Жизнь свою на кон поставить может ради блондина. Такимура уверен, что Судзуки и в мыслях никогда не считал, что его парень может лгать. Но Аято врёт. Так нагло, так грязно, так долго. И это чувство сворачивает его пополам.

Когда Кен в очередной раз широко улыбается, направляя на блондина свой искренний, искрящийся взгляд, Такимура вдруг понимает, что больше не способен держать эту тайну в себе.

***

На часах половина десятого вечера. Аято трепетно кладёт свои руки на инструмент и нажимает на клавиши. Бледные пальцы, как по щелчку, начинают перебирать октаву за октавой. И гостиная постепенно заполняется музыкой. Мелодия нежно расплывается в воздухе, а звуки плывут под умелыми ладонями творца. Кен, всё это время сидящий на диване, медленно убирает свою книгу в сторону, заворожённо глядя на эту картину. Блондин сливается в единое целое с фортепиано. Он играет мелодией, её переливами, тактами, интервалами. Всё под властью его изящных рук. И Кен их боготворит.

– Никогда не устану наблюдать за тем, как ты занимаешь музыкой, – вдруг бросает шатен.

Аято ухмыляется и, не оборачиваясь на парня, отвечает:

– Я выгляжу слишком прекрасно?

– Ты даже и представить себе не можешь, насколько, – кокетливым голосом протягивает Кен. – Я же знаю, что когда ты играешь, ты настоящий.

Одна фраза. И Такимура убирает свои руки с инструмента. Он опускает голову вниз и, зажмурив глаза, тяжело вздыхает. Резко развернувшись лицом к шатену, Аято подскакивает на ноги. Видя испуганный и напряжённый взгляд младшего, он выдаёт:

– Мне нужно кое о чём тебе рассказать.

Неуверенно присев на диван, Такимура собирается с мыслями, стараясь не смотреть в лицо Кену. От волнения он скрепляет свои ладони в замок, как вдруг на них опускается рука Судзуки. Шатен нежно сжимает пальцы Аято, заставляя того взглянуть на него. Чувствуя растерянность парня, Кен шепчет:

– Что бы там ни было, всё в порядке. Это же я, – последнее слово эхом отдаётся в голове Такимуры, и стойкость блондина разрывается по швам.

– Я должен признаться, что врал тебе. Уже полгода, даже чуть больше. Помнишь того парня, который дал нам квартиру? Когда я впервые встретил его, то он…

Внезапно, по всей квартире раздалась оглушающая пожарная сигнализация. Парни мгновенно подскочили с дивана, начиная осматриваться по сторонам. Железный голос оповестил о возгорании и сказал немедленно покинуть здание. Кен тут же рванул в свой кабинет, хватая все деньги и документы. Аято побежал осматривать квартиру, но дыма нигде не было. Распахнув входную дверь, парень понял, что сигнализация раздаётся по всему дому. В длинном коридоре замигали красные лампочки, несколько соседей в панике выбежали из квартир.

В этот момент Кен уже успел накидать в рюкзак самые необходимые вещи. Быстро найдя Аято, он кинул ему лёгкую куртку и, буквально, вытолкал в коридор. Такимура не поспевал за реакцией младшего, а потому просто бежал за ним. При пожаре лифтом пользоваться нельзя. Пришлось спускаться по лестнице. Где-то на десятом этаже ноги уже отказывали, но парни упорно проскакивали между пролётами. Спустя несколько минут они выскочили в подъезд, где уже скопилась толпа перепуганных жильцов. Кен с Аято выбегают на улицу, тут же от усталости падая на колени. Пытаясь восстановить дыхание, они продолжают сидеть на земле. Парни не чувствуют ног.

Через пару минут Кен всё-таки поднимается, подходя к одному из соседей в попытках выяснить, что происходит. И именно в этот момент в кармане брюк Аято звонит телефон. Беря трубку с незнакомого номера, блондин слышит стальной голос Киоши-сана.

– Попытаешься рассказать о нас вновь, и я устрою настоящий пожар, из которого, будь уверен, твой любовник живым не выйдет.

Мгновение. И в телефоне звучат гудки. А сердце Аято падает в пятки. Кожа покрылась мурашками и побледнела, словно у мертвеца. Рука, всё ещё держащая телефон, лихорадочно трясётся, медленно оседая на землю. Перед глазами пелена. Парень пытается уложить услышанное в голове, но не может. Страх полностью сковал его тело. Дыхание перехватило, будто кто-то сжал его горло. И Аято не дышит, продолжает надеяться, что это сон.

Из состояния прострации его выводит Кен. Шатен взволнованно присаживается на корточки рядом с парнем, обхватывая его лицо своими ладонями.

– Всё хорошо, Аято. Это была ложная тревога, мы можем вернуться в квартиру.

Пока Такимура медленно поднимается на ноги, Кен крепко придерживает его, не давая упасть.

– Господи, ты весь бледный, – ужасается младший. – Пойдём, я наведу тебе кофе.

***

После подстроенной тревоги прошёл целый час. Парни уже лежали в своей постели, молча смотря друг на друга. Они начинали проваливаться в сон, как вдруг Кен спросил:

– А о чём ты мне хотел рассказать сегодня в гостиной? Что произошло в тот день, когда ты познакомился с парнем, который дал нам квартиру?

Опустив свой взгляд вниз, Аято перевернулся на спину и ответил:

– Ничего страшного. Просто, с тех пор мне периодически снятся кошмары, вот я и решил, что ты должен знать.

Ничего не говоря, Судзуки придвинулся ближе к парню, обнимая того за талию и оставляя нежный поцелуй в районе ключиц. Трепетно улыбнувшись, Такимура почувствовал, как внутри него что-то сломалось. Теперь у блондина было чёткое ощущение того, что за ними следят. И мысль о том, что Аято сам завёл себя в клетку, не давала ему покоя. Но страшнее всего становилось от осознания, что в этой клетке он не один. А Кен превратился во взрывное устройство, на котором сегодня Киоши-сан поставил обратный отсчёт.

***

– Где он?! – разъярённый рык Такимуры раздался на весь первый этаж штаба Danaus.

Он летел по коридорам, не видя ничего и никого перед собой. Аято не спал всю ночь. Глаза красные, а на шее лихорадочно содрогается жилка. Ладони сжаты в кулаки. За считанные минуты он добегает до кабинета босса, как вдруг из-за угла выныривает Джесс. Девушка резко преграждает ему путь, заламывая руки и прижимая лицом к стене. Не успев сориентироваться, Такимура пытается выбраться, но в это же мгновение ощущает жгучий холод на своей шее. К его горлу приставлен пистолет. Сглотнув, он сжимает челюсть и злостно шипит:

– Боишься за своего драгоценного папочку?

Хватка на его запястьях усиливается, а рука, держащая пистолет, медленно опускается вниз.

– Я спасаю тебе жизнь, идиот, – голос Джесс серьёзен и холоден, а сама девушка вплотную прижимается к Аято, касаясь своими губами его уха.

– Ты хоть знаешь, что он устроил? – вновь начинает сопротивляться Такимура, и на этот раз ему удаётся оттолкнуть от себя девушку и развернуться лицом к ней.

– А ты чем думал, когда собирался рассказать о нас своему парню?

– Он мой любимый человек, чёрт тебя дери! – орёт на весь коридор блондин, но быстро замолкает и уже более спокойным тоном добавляет. – Никогда за всю свою жизнь я ничего от него не скрывал.

– Теперь у тебя другая жизнь! – грубо перебивает его Джесс и тяжело вздыхает. – Молчание является главным правилом Danaus. И раз уж ты позволил втянуть себя в эту группировку, то подчиняйся. В ином случае Киоши-сан сотрёт тебя в порошок. Тебя и твоего бесценного парня.

– Ну, как видишь, я всё ещё жив, – фыркает Аято, раздражённо сжимая свои руки в кулаки.

– По счастливой случайности, тупица. Я без понятия, чем ты всё это заслужил и кто ты вообще такой, но босс в тебе души не чает, – едким голосом проговаривает девушка. – Любого другого на твоём месте он бы уже убил. И ты должен беречь эти отношения, а не испытывать нервы Киоши-сана. Они не безграничны, поверь.

– И что ты мне предлагаешь делать? – опустив голову вниз, спрашивает Такимура.

– Спокойно продолжать толкать свои наркотики и высоко голову не задирать. Папа человек импульсивный, но честный. Если играть по его правилам, то можно вынести из этого и для себя выгоду. Ты только проще будь. Запомни, здесь тебе никто ничего не должен, – мелком взглянув на дверь в кабинет Киоши-сана, Джесс строго добавила. – А сейчас ты быстро разворачиваешься и уходишь отсюда вон.

– С чего бы это, – огрызается Аято, мгновенно отрываясь о стены.

Он в доли секунды подскакивает к кабинету босса, уже собираясь открыть дверь, как вдруг девушка вновь вытягивает свой пистолет, приставляя дуло к спине блондина.

– Ещё один шаг, и я выстрелю.

Твёрдый, непрошибаемый тон заставляет тело невольно вздрогнуть. Всё ещё находясь к Джесс спиной, Такимура медленно отходит в сторону, поднимая свои ладони вверх. Он поворачивается лицом к выходу и раздражённо кусает губу. В этот момент парень слышит, как девушка зажимает курок.

– Я сказала вон, – чеканно повторяет она, и Аято срывается с места, быстрым шагом покидая этот коридор.

Блондин заворачивает за угол и со скоростью света выходит из здания. Когда он оказывается на улице, то решает остановиться. Глубоко вздохнув, Такимура пытается успокоиться, но им лишь сильнее завладевает злость. Сжав свой кулак он со всей дури ударяет по бетонной стене. Кожа содрана до крови, а обида всё не утихает. Мысленно кидаясь проклятьями на Киоши-сана, Аято спешит покинуть это место.

***

После этого случая новые потрясения не затрагивали парней. Дни летели друг за другом на бешеной скорости. Университетская жизнь закрутила Кена в урагане событий. Новые знания, полезные знакомства, куча друзей и ощущение полнейшего спокойствия. Первый курс оказался незабываем. И Судзуки с уверенностью мог назвать этот год самым удачным за все девятнадцать лет. Чего нельзя было сказать об Аято. Блондин послушался совета Джесс и продолжил работать в Danaus. Тихо, спокойно, без лишних вопросов и проблем. Но каждый раз, когда парень возвращался домой, его охватывала сильнейшая жалость. К самому себе, своему бессилию. Блондин совершил ошибку и не имел ни малейшего понятия о том, как её исправить. Это изводило его изнутри. Кен сразу же заметил перемены в поведении Такимуры, его синяки под глазами, рваное дыхание и слегка подрагивающие руки. И шатен несколько дней пытал Аято расспросами. Поначалу тот пытался отмахиваться, переводить тему, но Кен был неприступен. Судзуки разговаривал твёрдо и жёстко, и Такимуре пришлось сдаться. Блондин решил вновь списать всё на кошмары, мучающие его по ночам, но теперь это даже отчасти нельзя было назвать правдой. Ведь кошмары не снились ему уже несколько месяцев. А единственный страшный сон происходил наяву. Но Кен не был бы собой, если бы не взял дело полностью в свои руки. Он посоветовался со знакомым врачом и купил Аято пару пачек успокоительных таблеток. Такимура их принимать не стал, но такая забота младшего помогла немного подняться духом. И, казалось, всё встало на свои места. Блондин вернулся на студию, успевая записывать песни в перерывах между заказами в Danaus. А Кен продолжил упорно трудиться, дабы оправдать свою стипендию, и успешно окончил первый курс обучения.

Но жизнь Аято, на самом деле, не стала красочней. Она скорее начала напоминать чёрно-белый фильм. Дома всё хорошо, а стоит вспомнить про группировку, и сразу же появляется нестерпимое желание расколоть свою бесполезную голову о ближайшую стену. Такимура теперь полностью осознал, во что он ввязался. Парень раз за разом пересчитывает свои шансы выбраться из грязных рук Киоши-сана и всё время приходит к выводу, что их практически нет.

В полдень начинается большой перерыв между занятиями. За час студенты успевают отдохнуть, перекусить и подготовиться к очередным парам. В университетской столовой в это время, как правило, очень шумно. Все столики заняты. Как и сейчас. Кен сидит в окружении своих однокурсников и с улыбкой на лице поддерживает оживлённую беседу.

– Кто бы мог подумать, что тренер Хасимото предложит мне присоединиться в команду по футболу, – ухмыльнувшись, заявил Судзуки.

– Я бы на твоём месте не упускал такой возможности, – воодушевлённо ответил один из парней. В его глазах Кен заметил лёгкую зависть.

– Это не для меня, – пожал плечами шатен, после чего задумался и быстро добавил. – Но я поговорю с тренером о том, чтобы он принял тебя в команду. Ты, действительно, хорош в спорте. Несправедливо, что он не замечает этого.

Взгляд парня вмиг загорелся от радости, но не успел он поблагодарить Кена, как в разговор влезла их однокурсница.

– Судзуки, я уверена, что все ценят твою отзывчивость, но не забудь договориться с Кимура-саном о том, чтобы он не так строго оценивал мой доклад по литературе. Я всё свободное время потратила на частное право, а другие предметы просто вылетели из головы.

– Какие же вы все жалкие, – усмехнулась другая девушка, хлопая Кена по плечу. – Чтобы вы делали без помощи нашего стипендиата.

– Преподаватели его обожают, они сделают всё, что он попросит, – развёл руками один высокий студент.

– Это верно, – засмеялся Судзуки, кладя руки на стол. – Я любимчик, ребята.

– Эй, – тут же подскочил его однокурсник, шутливо ударяя Кена в плечо. – Ты не должен был признавать наши слова, это нагло.

– Наглость – вторая сторона упорства, – сквозь смешок отвечает ему шатен и мгновенно подскакивает с места, пихая парня в плечо.

Между ними завязывается шуточная потасовка. Кен размахивает кулаками, попадая то по рукам, то по груди однокурсника. Второй же пытается нанести удары на пресс Судзуки, но тот легко уворачивается, хватая друга за локти, и толкая вперёд. Резко прижав парня к столу, Кен самодовольно хихикает.

– Второй курс только начался, а вы уже сходите с ума. Это не университет, а психбольница какая-то, – парирует одна девушка, пока все остальные безудержно смеются.

Отпустив друга, Судзуки подбадривающе похлопал его по плечу, после чего взглянул на время в своём телефоне. Прошло только пятнадцать минут перерыва. Быстро схватив свой портфель, Кен накинул его на плечо. Поспешив уйти из столовой, он напоследок бросил своим однокурсникам:

– Не скучайте, шизики!

Пройдя лабиринт коридоров университета, парень выходит к лестнице, чтобы подняться на третий этаж. Он проскакивает пролёты, по пути успевая здороваться со всеми своими знакомыми. Через пару минут Кен уже стоит возле читательского зала библиотеки. Там его ожидает преподаватель психологии.

***

– Давай в этот раз поиграет в одну игру, – Ёсикава-сан сидит напротив шатена, расслабленно облокотившись о спинку стула. – Я возьму роль подозреваемого, а ты побудешь дознавателем. И тебе необходимо распознать, вру ли я или нет.

– Вы сочинили свою альтернативную историю, которую я должен внимательно выслушать? – предвкушающе ухмыльнулся Кен.

– Что ты, даже не утруждался, – хитро улыбнулся преподаватель. – Я могу нести полную чушь, а то и вовсе молчать. Слова не скажут тебе ни о чём. Следи за моими действиями, – сказал Ёсикава-сан, после чего выпрямил спину и скрестил руки на груди. – О чём тебе говорит моя поза?

Не спеша оглядев мужчину, Судзуки нахмурился, уверенно заявляя:

– Вы ощущаете дискомфорт. Вам не очень удобно и вы пытаетесь закрыться от меня. Такая реакция может быть вызвана страхом, а если вы боитесь, то вам, определённо, известно то, о чём не знаю я. Скорее всего вы не преступник, но можете дать показания, необходимые следствию.

Практически не меняя своей позы, преподаватель слегка наклонил корпус вперёд, ухмыляясь и задавая наводящий вопрос:

– Ты сделал такие выводы из-за скрещенных рук?

– Не думаю, что опираясь лишь на этот фактор можно сказать о чём-то, – тут же ответил парень. – Надо смотреть на общую картину. Ваши стопы также скрещены и максимально отдалены от моих, – опустив взгляд под стол, начал аргументировать своё мнение Кен. – Если человек расслаблен, то его шея слегка наклонена, ваша же прямая. По вздымающейся груди и ноздрям можно сказать о тяжёлом дыхании. И ваши глаза. Насколько я помню, в среднем человек моргает по восемь раз в минуту. Вы же моргнули всего два раза, что опять говорит о напряжении. И лоб. Он тоже выдаёт вас.

– Вот оно что, – хмыкает Ёсикава-сан. – Как мне казалось, мой лоб максимально расслаблен.

– Я не правильно выразился, – тут же исправляется Судзуки. – Всё дело глабелле. По этому маленькому пространству между глазами можно выяснить настрой человека, даже когда на лбу нет ни единой морщинки.

Удовлетворённо кивнув, преподаватель вышел из роли, кладя свои руки на стол и с толикой гордости обращаясь к Кену.

– Значит, ты учёл наше прошлое занятие. Молодец. И всегда начинай оценивать человека с его тела, а не лица. Преступники, в большинстве своём, прекрасно управляют мимикой. Но они концентрируются на этом, совершенно забывая про руки, ноги, шею. Запомни, может быть каменное лицо, но не каменное тело. Что-то обязательно выдаёт.

– Я понял, – задумавшись о чём-то, ответил шатен. Когда преподаватель поднялся из-за стола, завершая их встречу, Судзуки спотхватился,неожиданно задавая вопрос. – Ёсикава-сан, а кому-то ещё известно о наших занятиях?

– Нет, – непонимающе нахмурился мужчина. – А должно быть?

В ответ Кен пожал плечами, сумбурно проговаривая:

– Просто я не понимаю, почему вы занимаетесь лишь со мной. Многие ребята со второго курса планируют связать свои жизни с работой в полиции. Они, действительно, подают большие надежды и преуспевают по вашему предмету.

Ёсикава-сан странно прищурился и, улыбнувшись, опёрся ладонями о стол. Немного наклонившись к Судзуки, он ответил:

– Помнишь, в прошлом году я собрал всех первокурсников, собирающихся пойти в правоохранительные органы, и дал вам задание: написать три причины вашего выбора профессии, – Кен неуверенно кивнул. – Ты можешь сейчас назвать свои ответы?

– Не думаю, но вряд ли моё мнение сильно поменялось за этот год. Поэтому я могу заново сказать свои причины, – задумавшись, решил парень. – Ну, во-первых, это помощь другим людям, – сразу же заявил он. – Во-вторых, я хочу разобраться в том, какие несовершенства и проблемы нашей системы толкают людей на эти поступки. Отсюда вытекает и третья причина: я должен попытаться исправить их.

Довольно ухмыльнувшись, Ёсикава-сан продолжил говорить:

– В тот день, подсчитав все полученные ответы, я разделил их на три группы. В первой студенты поставили на первое место хороший заработок и престиж. Во второй группе, самой многочисленной, денежный аспект был включён, но не являлся ведущим фактором. В третьей же группе упоминание зарплаты и высокого статуса отсутствовало вовсе.

– А сколько человек было в последней группе? – недолго думая, спросил Кен.

– Один. Ты. Думаю, я ответил на все вопросы, – усмехнулся преподаватель.

– Это так странно, – вдруг нахмурился парень. – Для меня ведь тоже важны деньги, и вы не представляете насколько. Но, размышляя над причинами своего выбора, я даже на секунду не задумался об этом.

– Это нормально, – пояснил мужчина. – Ты признаёшь важность денег, но для тебя они скорее являются средством, а не целью. У меня такой же подход к жизни. Ведь имея крупную сумму на руках, нужно знать, куда её потратить и во что вложить. Иначе смысла в купюрах не будет совершенно, – договорив, Ёсикава-сан взглянул на свои наручные часы, после чего кивнул головой в сторону выхода из читательского зала, – Мне уже пора идти. Встретимся здесь через неделю. Но я надеюсь увидеть тебя завтра на своей лекции.

– Непременно.

***

Вода в чайнике вскипятилась, и на всю кухню раздался пренеприятный свист. Быстро подойдя к плите, Аято выключил конфорку, второй рукой дотягиваясь до белых кружек. Кен в это время сидел за столом, подозрительно косясь на блондина.

– Ты принял сегодня таблетки?

Услышав этот вопрос, Такимура устало закатил глаза.

– Да, не нужно повторять это несколько раз на дню, – в шутливом тоне протянул он.

– Я же не виноват, что ты постоянно об этом забываешь, – раздражённо фыркнул Кен. – Врач сказал строго следить за курсом, а правила и ты – понятия не совместимые.

В любой другой ситуации Аято посчитал бы, что младший говорит это с сарказмом. Но в речи Судзуки отчётливо прослеживалась грубость. Сведя брови к переносице, блондин озадачено перевёл взгляд на парня.

– С тобой всё в порядке? – с нажимом спросил он.

– Да, – тут же ответил Кен, на пару секунд замолкая. – А почему спрашиваешь?

– Не важно, – отмахнулся Аято, уже собираясь умять это недоразумение, как вдруг Судзуки резко поднимается из-за стола, в доли секунды сокращая расстояние между ними.

– Прекрати вести себя так!

От его приказного тона Такимура испуганно вздрагивает.

– О чём ты? – непонимающе вытаращивает глаза он.

– Не делай вид, что не понимаешь, – усмехнулся шатен, видя, как Аято складывает руки на груди. – Я уже устал ощущать на себе этот испепеляющий взгляд. Изучаешь меня, как больного. А стоит мне напрямую спросить, в чём проблема, ты сразу меняешь тему.

– Я не избегаю разговоров, Кен, – ошарашено отвечает парень. – Может быть, я просто не хочу обсуждать это с тобой, потому что самостоятельно оправдываю твоё поведение.

– Моё поведение? – резко перебивает его Судзуки. – Так веди себя нормально, и у меня не будет причин раздражаться.

– Я беспокоюсь о тебе! – уже практически взвывает Аято, когда Кен вновь не даёт ему договорить.

– Не нужно обо мне беспокоиться! – одним движением руки шатен раскрывает дверцу над головой и достаёт пачку успокоительных, небрежно швыряя их Такимуре. – Заметь, из нас двоих не я принимаю таблетки, – говорит он прежде, чем успевает подумать, и мгновенно замолкает, испуганно закрывая свой рот.

А Аято стоит, ошарашено глядя на парня. Упаковка успокоительных валяется под ногами, и блондин совершенно не знает, что ему говорить.

– Прости, – первым приходит в себя Кен, тут же присаживаясь на корточки и поднимая злосчастные таблетки с пола. – Прости, я… Я без понятия, что на меня нашло. Пожалуйста, извини, я не думал, о чём говорил. Это полнейший бред. Я не хотел оскорбить тебя, – виновато тараторит он, а сердце в этот момент колотится так, словно его вот-вот схватит удар.

– Именно об этом я и говорю, Кен, – хриплым голосом отвечает Такимура. – Пойми, ты имеешь право на злость и усталость, но это совершенно другое. Я уже не в первый раз замечаю за тобой такие изменения. И, честно говоря, их перспектива меня пугает.

– Прости, – на автомате произносит Судзуки, прежде чем уточнить. – Что ты пытаешься мне сказать? – сглотнул он, совершенно не желая услышать ответ.

Аято смотрит ему в глаза и, глубоко вдохнув, почти что шёпотом говорит:

– Ты напоминаешь мне Соичиро.

Услышав имя отца, Кен в ужасе содрогнулся.

После произошедшего желание пить чай полностью отпало. Такимура пошёл в ванную комнату, посчитав, что им с Судзуки просто необходимо поразмыслить в одиночестве. Но как только Аято вышел из кухни, шатен обречённо упал на стул, виновато пряча лицо в ладонях. Теперь из его головы никак не могла уйти одна навязчивая мысль. Очень быстро она затуманила всё его сознание, не оставляя места другим и наполняя душу парня животным страхом и несоизмеримым чувством безысходности.

“Неужели, Аято прав? Я, действительно, веду себя странно? Эти слова… Кажется, я не контролировал то, что говорил. Не управлял собой. Я и впрямь ощущал сильное раздражение в последнее время. И мне было не просто держать всё в себе, но я не должен был срываться на него таким непростительным образом. Меньше всего на свете я хотел причинить ему боль. Но самым отвратительным фактом, который мне придётся признать, является то, что мне стало легче в тот момент, когда я повысил голос на Аято. Кажется, что вместе с криком из меня вылетел весь негатив, накопившийся внутри за последние пару недель. Я думал лишь об этом, когда нагрубил ему. Но, господи, лучше бы я взорвался от напряжения, расшибив всё, что можно, и не причинил боль Аято. Однако я подумал иначе. Мой мозг приказал поступить так, как поступал отец. Это непростительно. И страшно. Страшно от одной мысли о том, что я превращаюсь в него”

***

Последующие несколько дней Кен вёл себя немного иначе. Более отстранённо и загнанно. С Аято парень старался веселиться и улыбаться так широко, чтобы блондин больше ни на секунду не задумывался о том, что Судзуки может причинить ему боль. Но если бы только Такимура знал, сколько сил стоит младшему хотя бы ненадолго забыть о своей схожести с отцом. Эти мысли глубоко засели в его голове и покидать её не собирались. Теперь Кен следил за каждым своим действием, каждым словом, произнесённым другому человеку. Однокурсники удивлённо вскидывали бровями, не понимая, почему Судзуки начал отдаляться от них. А сам шатен не давал себе и шанса спокойно вздохнуть. Постепенно ему удалось убедить себя в том, что даже раскрепощённость в общении приближает его к отцу.

Этим утром парень сидел на подоконнике в коридоре университета. Через десять минут должна была начаться лекция по публичному праву, а Кен совершенно не готов на неё идти. Смотря в окно, он не замечал красивый вид с высоты пятого этажа, но Судзуки отчётливо видел своё отражение в стекле. И вдруг он захотел рассмотреть себя в мельчайших деталях. Ёсикава-сан как-то говорил, что гены слабо влияют на характер человека. Но ведь от них зависит наша внешность. И Кен со скрежетом сердца признавал то, что в этом плане очень сильно похож на Соичиро. Засмотревшись в окно, парень не сразу заметил, что к нему подошли.

Внезапно, кто-то громко кашлянул в кулак. Вздрогнув, шатен обернулся и увидел перед собой низкорослую девушку с безумно знакомыми чертами лица. Студентка дружелюбно улыбнулась и резво присела на подоконник рядом с Кеном. Усмехнувшись с его озадаченной реакции, она заговорила:

– Я так и думала, что рано или поздно встречу тебя.

– Мы знакомы? – аккуратно поинтересовался парень, хоть и внутренне был убеждён, что он эту девушку знает.

– Ты Кен. А я Сецуко. Окамото Сецуку, – звонко представилась она, и Судзуки мгновенно изменился в лице.

– Я тебя вспомнил, – широко улыбнулся шатен, уже с восхищением оглядывая девушку с ног до головы. – Неужели, это и правда ты?

За один год из тихой, непримечательной девочки она превратилась яркую юную женщину. Сецуко изменила причёску, и теперь её тёмные волосы едва ли доставали до плеч. Белая футболка и персиковая юбка придавали невинности и какой-то щемящей нежности. Первокурсница кокетливо улыбнулась Кену, когда её щёки приобрели розоватый оттенок.

– Не ожидал увидеть меня в этом университете? – подавив смешок, спросила она.

– Я предполагал, что ты поступишь сюда, – закусил нижнюю губу парень. – И кем же ты планируешь стать в будущем?

– Юристом, – Сецуко безразлично пожала плечами. – Это не моя идея. Родители заставили. А вообще, у меня планах было найти себе хорошего парня и выйти за него замуж.

– Перспективная цель, – усмехнулся Кен, спрыгивая с подоконника и смотря в телефон. – У меня лекция сейчас. Давай как-нибудь позже поговорим. Хорошего тебе дня, – дружелюбно подмигнул он девушке перед тем, как забежать в аудиторию.

Сецуко проводила шатена восхищённым взглядом и тяжело вздохнула. Сейчас по ней можно было точно сказать, что первокурсница, действительно, жаждала этой встречи.

После окончания всех занятий Судзуки решил зайти в университетскую библиотеку. Погружать себя в ещё более тяжёлые размышление не хотелось, но Кену нужны были ответы. Парень был твёрдо уверен в том, что не уснёт этой ночью, если не узнает, что с ним происходит. Он мог бы заняться этим и дома, однако там был Аято. Судзуки не собирался втягивать блондина в свои беспокойства. А библиотека была снащена компьютерами, на которых можно было перерыть весь интернет. И, в отличие от компьютерного зала, здесь находилось сравнительно мало людей. Кен посчитал это идеальным местом, ведь ясные мысли приходят лишь тогда, когда человек один.

Парню потребовалось просидеть пятнадцать минут за монитором, прежде чем он нашёл что-то, действительно, необходимое ему. Глаза зацепились за начало статьи: дихотомия «жертва-агрессор». Эдакий социальный треугольник, попав в который, ты примеряешь на себя одну из ролей: преследователь (он же агрессор), сама жертва и её спаситель. Нахмурившись, Кен стал внимательно изучать информацию. И спустя пять минут он испуганно закрыл вкладку сайта, уже совершенно не желая продолжать чтение. Опустив голову вниз, Судзуки разочарованно запустил ладони в свои волосы и слегка оттянул тёмные пряди. Болезненно шикнув, он всё ещё продолжал думать надо всем, что узнал. Но, неужели, отец так сильно повлиял на него, что парень стал неосознанно переносить этот образ тирана на себя? Кен, правда, был способен на нечто подобное? Разве он мог?

Домыслить ему помешал радостный возглас, раздавшийся прямо над ухом.

– Так ты тут сидишь! – мгновенно обернувшись, парень увидел Сецуко, стоящую в метре от него и держащую целую стопку книг в руках. – Я уже решила, что ты домой ушёл. А, оказывается, нет. Свезло нам снова случайно пересечься, не правда ли?

Случайно, а как же. Девушка обошла весь корпус в поисках Кена, прежде чем заглянуть в библиотеку. Мысленно она уже сделала себе пометку о том, что парень любит читать, а, значит, часто находится в подобных местах.

– А почему ты ещё в университете? – удивлённо изогнул одну бровь шатен.

– Как это «почему»? Книги взять, – убедительно протянула Сецуко, подходя к парню и облегчённо скидывая всю стопку на стол.

Кен в этот момент быстро закрыл все вкладки на мониторе и выключил компьютер. Вновь переведя взгляд на девушку, он заинтересованно спросил:

– Значит, ты любишь читать? – мельком увидев обложки книг, он добавил. – И как же ты относишься к творчеству Масахико Симады?

Сецуко мгновенно растерялась, начиная бегать глазами из стороны в сторону.

– Ну, он интересный, – запинаясь, проговорила она. – Очень даже неплохой поэт.

– Масахико прозаик, – широко улыбнулся Кен, не сумев сдержать смешка от такой причудливой девушки.

– Именно это я и хотела сказать, – тут же подловила смех парня Сецуко. – Что ты делаешь на выходных? – внезапно спросила она.

Теперь опешил Судзуки.

– Не знаю ещё. Скорее всего, буду дома…

– Сходишь со мной в кафе? – резко перебила его первокурсница.

– Ты меня на свидания приглашаешь? – ошарашено произнёс Кен, надеясь, что ответ будет отрицательный, ведь ломать все надежды этой девушки было бы очень жестоко.

– Что?! Нет! – Сецуко вмиг залилась краской и испуганно затараторила. – Это не свидание. Если ты не хочешь, конечно. То есть, ты не обязан хотеть этого. Но прийти обязан.

– Вот оно как, – неловко сжал челюсть парень. – Ну, я не против. Встретиться с тобой. Не в качестве пары, а просто как… друзья?

Ничего не ответив, Сецуко мгновенно накинулась на Кена с крепкими объятьями. Она ликовала и скрывать этого не собиралась. Судзуки немного растерялся, но быстро обнял её в ответ.

– В таком случае, дай мне свой номер телефона, – слегка успокоившись, попросила первокурсница.

Шатен охотно продиктовал новоиспечённой подруге свой номер, уже собираясь что-то сказать, но девушка опередила его, радостно заявив:

– Ловлю тебя на слове. А теперь мне пора. До встречи, Кен! – Сецуко счастливо кивнула парню, уже практически побежав в сторону выхода из библиотеки, как вдруг Судзуки окликнул её.

– А как же твой номер? Это нечестно.

– Узнаешь, когда я позвоню, – игриво подмигнула она, шутливо добавляя. – Не волнуйся, я не буду мучать тебя бесконечными звонками и разговорами ни о чём.

Весело посмеиваясь, Сецуко скрылась в стеллажах книг. А уже этим вечером она позвонила Кену и целый час рассказывала парню о том, почему её кот любит пить клубничное молоко.

***

В конце этой недели Судзуки так вымотался, что проспал чуть больше пяти часов. Всё ещё жмурясь ото сна, он потянулся и вдруг удивлённо замер. Шатен был в постели один. Аято уже и раньше уходил на студию утром, но сегодня был выходной. Воскресенье. Такимура всегда старался проводить этот день с младшим.

“Может, у него какое-то неотложное дело?” – сразу же подумал Кен.

И именно в этот момент ему на телефон пришло сообщение от Аято:

“Я на студии. Захотел поработать сегодня. Не скучай”.

Судзуки раздражённо сжал одну ладонь в кулак, а второй быстро напечатал и отправил ответ:

“Ты должен был лежать рядом, но просто взял и ушёл. Это выводит меня из себя”

Недовольно оскалившись, Кен швырнул телефон на постель. Парень лежал, пытаясь привести свои мысли в порядок, но с каждой минутой гнев ощущался всё сильнее. Кончики пальцев, буквально, подрагивали от бешеной агрессии, которую он старательно пытался подавить. Его поглощала злость, и шатен до крови прокусил губу, устало зажмурив глаза. На то, чтобы немного успокоиться, Кену потребовалось чуть больше десяти минут. Сквозь тяжёлое дыхание по его венам прошёл дикий страх. А вместе с ним сильнейшая жалость. Он только что осознал, что снова безбожно сорвался.

Судзуки впопыхах находит свой телефон, видит, что Аято написал ему «извини», и чувствует себя настоящим мудаком.

***

– Итак, значит, ты хочешь пробираться в головы к преступникам и пытать их? – весело усмехнулась Сецуко, сидя сейчас с Кеном за столиком в кафе.

Было уже два часа дня, и с самого утра шатен больше не разговаривал с Аято. Он отложил это на вечер, когда Такимура вернётся со студии. А в данную минуту Кен решил хорошо провести время вместе со своей новоиспечённой подругой. Они сидели напротив друг друга и не спеша поедали клубничное мороженое.

– Пытать? – удивлённо вскинул бровями Судзуки. – Скорее наоборот. Думаю, необходимо расположить их к признанию без применения силы.

– Звучит странно, но интересно, – девушка закатила глаза, переключаясь на свой десерт.

– А что насчёт тебя? – вдруг поинтересовался Кен, делая глоток карамельного Латте. – Ты мне так и не объяснила, почему твои родители принудили тебя учиться на юриста.

Ложечка с мороженым остановилась на полпути, так и не прикоснувшись к её губам.

– У них свой бизнес во Франции. Поэтому я росла, ни в чём не нуждаясь. А взамен от меня должно было исходить послушание и хорошие манеры, – увидев, что парень подозрительно нахмурился, она уточнила. – Да, да, я золотой ребёнок. И в буквальном и в переносном значении этого слова. Но я вовсе не избалована, если тебе показалось так…

– Что ты! Нет, – тут же спохватился Кен. – Я не считаю тебя такой. На самом деле, это не так уж и просто жить в семье, где от тебя постоянно требуют играть роль полнейшего повиновения. Но ты не должна делать то, что тебе говорят. Живи своей жизнью, так, как желаешь всем сердцем.

В ответ Сецуко удивлённо округлила глаза и вдруг начала тихо смеяться, прикрывая ладонью рот.

– Ты так мило беспокоишься обо мне, – без доли смущения произнесла она, когда немного успокоилась. – Но меня всё устраивает. Родители обеспечивают мои нужды, а работать я планирую в какой-нибудь творческой сфере. Так что, спешить совершенно некуда, – беспечно проговорила девушка, мельком замечая, как Судзуки вновь погружается в свои мысли. – Хэй, – щёлкнула она пальцами перед его лицом. – Ты меня слышишь вообще?

Опомнившись, Кен растерянно посмотрел на Сецуко и виновато повертел головой.

– Что с тобой такое? – спокойно спросила девушка, переплетая свои пальцы с ладонью шатена. – Я же вижу, что твоё поведение сегодня крайне странное. На шизофреника ты, конечно, не тянешь, а вот на невротика вполне, – отшутилась она, чем вызвала улыбку на лице Судзуки.

Парень ещё немного помолчал, усердно размышляя над её словами, и спустя полминуты заговорил.

– Послушай, Сецуко, а ты когда-нибудь ловила себя на том, что не можешь контролировать свои мысли и эмоции? – Кен понятия не имел, зачем начал откровенничать с девушкой, но он чувствовал, что должен поговорить с ней об этом.

– Конечно, – Сецуко ничуть не удивилась такому вопросу. – Бывает, что мы вначале делаем, а потом думаем. Это нормально, особенно, если ты пережил какой-то стресс, – подозрительно прищурившись, она добавила. – Но тебе слишком плохо от этого, да? Почему?

– Из-за таких перепадов настроения я сильно грублю близкому человеку. И мне безумно страшно от мысли, что я снова сорвусь…

Делясь переживаниями с подругой, Кен направил свой взгляд в окно. Внезапно, парень запнулся, прекращая говорить и, буквально, испепеляя стекло. На улице, в нескольких метрах от кафе, шёл Аято. Блондин накинул на голову капюшон чёрной толстовки и, будучи явно обеспокоенным чем-то, постоянно оглядывался по сторонам.

– Всё в порядке? – услышав голос Сецуко, Кен очнулся, тут же обернувшись на неё.

– Там только что прошёл мой парень.

– Парень? – мгновенно подхватила она. – У тебя есть парень? – всю гамму эмоций, отразившуюся на лице девушке, нельзя было описать словами, но Судзуки отчётливо разглядел шок и какое-то фанатичное восхищение.

– Да, именно, но дело не в этом, – отмахнулся шатен, взволнованно прикусив губу.

– Ладно, отложим этот разговор на потом, – всё ещё широко улыбаясь, подмигнула Сецуко. – Так в чём проблема? – уже гораздо спокойнее спросила она.

– Это прозвучит глупо, – Кен тяжело вздохнул и понурил свою голову. – Но у меня плохое предчувствие. Он сейчас должен быть на работе. Конечно, Аято мог освободиться и раньше, но его студия находится в другом конце района. Наверное, у меня уже крыша едет, но это всё слишком странно.

– Ну, так проверь его, – игриво подмигнув, предложила Сецуко.

– Проверить? Нет, я доверяю ему, – тут же выставил ладони вперёд парень.

– Раз доверяешь, то тебе не о чем беспокоиться, – ухмыльнулась подруга. – Так что, пиши.

Кен неуверенно посмотрел на свой телефон, который выглядывал из кармана брюк. Шатен глубоко вдохнул и резко достал его, тут же набирая Аято сообщение о том, скоро ли он придёт домой. Ответ пришёл за пару секунд:

“Я ещё на студии, вернусь только через час”.

Судзуки остолбенел. В один миг им завладела и обида, и злость, и полнейшее непонимание. Он не мог оторвать взгляд от экрана, мысленно пытаясь совладать со своими эмоциями. Заглянув в телефон Кена, Сецуко многозначно присвистнула.

– Всё ещё думаешь, что ему можно доверять? – с нажимом спросила она.

Разумом Кен беспрекословно верил Аято. Но сердце, пробивающее своими ударами грудную клетку, означало лишь то, что сегодня у парней будет очень тяжёлый разговор.

***

На циферблате в гостиной стрелка приближалась к пяти. Кен сидел на диване и всё никак не мог найти себе места. Нервы сдавали один за другим, а отвлечься на что-то иное для него в этот момент казалось совершено нереальным. Вдруг из коридора послышались шаги. Твёрдые, уверенные. Зайдя в гостиную, Аято быстро подошёл к младшему и, поцеловав того в висок, прошептал:

– Вот я и дома.

Ответа не последовало.

– Ты в порядке? Что-то произошло? – испуганно начал задавать вопросы Такимура.

– Почему ты мне лжешь? – в лоб спросил Кен, окатив блондина холодной водой.

– О чём ты говоришь? – сглотнув, аккуратно уточнил Аято.

– Ты знаешь, о чём я, – мгновенно подскочив с дивана, заявил Судзуки. – Я видел тебя сегодня на улице, когда ты написал мне, что работаешь на студии. И, насколько я помню, она находится совершенно в другом месте.

Такимура так растерялся, что не смог подобрать ни единого слова. Парень попытался протараторить что-то бессвязное, но Кен его быстро пресёк.

– Хватит! Я читаю тебя, как открытую книгу. Почему ты так боишься меня? Для чего молчишь?

– Но я не сделал что-то ужасное, – вновь начал оправдываться Аято. – Или я должен отчитываться перед тобой за каждый свой шаг? Ты не доверяешь мне? – прямо спросил блондин.

– В том-то и дело, что доверяю. Но ты мне ничего не рассказываешь! Я не знаю, что у тебя происходит, пытаюсь это выяснить, но ты врёшь.

– Я ни в чём тебе не солгал, – отчеканил Такимура, поймав на себе серьёзный взгляд младшего.

– Ты сейчас уверен в своих словах? – твёрдо спрашивает Кен, и что-то в груди Аято с хрустом надламывается.

Промолчав секунд десять, блондин зажмурил глаза и хриплым голосом ответил:

– Да.

– Пошли, – не своим, чужим тоном скомандовал Судзуки.

Шатен резко схватил Аято за запястье, сжимая его и выводя из гостиной. В одно мгновение они дошли до ванной комнаты. Грубо затолкав Такимуру в дверной проём, Кен заговорил.

– Когда я вернулся после встречи с Сецуко, то пошёл мыть руки. И случайно заметил то, чего не увидел утром, – Судзуки медленно подошёл к унитазу, заведя свои руки за спину и скрепив их в замок. – Подойди сюда.

Аято уже догадался, что заметил парень, а потому сдвинуться с места хоть на миллиметр казалось чем-то безумно страшным. Но блондин до скрипа зубов сжал свою челюсть и сделал шаг вперёд.

– Что это? – выжидающе спросил Кен, тут же опуская свой взгляд.

В унитазе плавала белая продолговатая таблетка. Увидев её, Такимура виновато вздохнул.

– Я задал вопрос, – выделяя каждое слово, произнёс шатен. – Это твои успокоительные?

В ответ Аято лишь поднял на него свой потерянный взгляд.

– Ты смывал их. И никогда не пил. Верно? Это ты делал? Почему ты молчишь?! – сорвался на крик Кен.

Блондин испуганно вздрогнул, а внутри него разгорелась жуткая паника. Он настолько не ожидал такой резкости от младшего, что сейчас просто стоял и не мог ничего сказать. Но эта реакция лишь сильнее разозлила Судзуки. Парень раздражённо шикнул, грубо вцепляясь в руку Аято и выталкивая его из ванной комнаты.

– Мне ужасно осточертела твоя ложь.

С этими словами Кен затащил Такимуру в их спальню. Блондин совершенно не понимал, что сейчас происходит. Ему хотелось вырваться, возразить, но он не позволил себе произнести и звука. Аято перестал совладать с самим собой. И в тот момент, когда Судзуки швырнул парня на кровать, Такимура ощутил страх. Впервые он по-настоящему испугался Кена. Но тот, кажется, полностью потерял рассудок. Он предвкушающе оскалился и резко стянул с себя футболку, отбрасывая её в сторону шкафа. В его голове ни единой мысли. Лишь чувства, воспоминания, травмы и дикий инстинкт. Кен видит Аято, испуганно смотрящего на него, и не испытывает никакой жалости. Такимура уже опомнился, пытается подскочить с кровати, но шатен грубо толкает его назад, наваливаясь сверху и крепко прижимая к постели.

– Кен, отпусти! Мне больно! – начал биться в истерике старший.

На его мольбы Судзуки только сильнее сжал запястья парня, когда второй рукой начал расстёгивать пряжку своего ремня. Перед глазами Аято всё плыло от нарастающей паники. Он пытался сопротивляться, но Кен был сильнее. Раздевшись, он принялся срывать одежду с блондина. Вначале толстовка, затем джинсы. Нижнее бельё он просто разорвал по швам. Секунда. И Судзуки переворачивает Аято, со всей силой вдавливаясь в его плечи.

– Кен, пожалуйста, не делай этого. Прошу, остановись. Это не ты. Ты не можешь так поступить, – глотая свои слёзы, шепчет Такимура, но младший прижимает его лицо к постели и резко приподнимает за бёдра.

Аято не успевает опомниться, как его тело прожигает сильнейшая боль. По всей квартире разносится отчаянный крик. И именно в этот момент Кен замирает. Он опускает свой взгляд и видит кровь, тоненькой струйкой стекающую по бледной ноге Аято. Парень мгновенно отскакивает, словно ошпаренный, и от испуга сваливается на пол. Такимура слышит глухой удар, но обернуться не в состоянии. Всё тело трясёт от шока. Ноги онемели, словно их переехал поезд, а внизу невыносимо жжёт. Но больнее всего в груди.

Спустя пару минут Аято немного успокаивается и находит в себе силы обернуться на младшего. Как только блондин видит парня, его прошибает удар. Кен сидит на полу максимально далеко от кровати и голой спиной вжимается в стену. Его ноги согнуты, а голова спрятана в коленях. Шатена трясёт. Он зарывается ладонями в волосы и начинает тянуть их, причиняя себе этим боль. И Такимура ломается. Он глубоко вдыхает, хрипло произнося:

– Кен…

В одно мгновение младший подрывается на ноги, ударяясь затылком о стену, поднимает на Аято свои красные от слёз глаза и сломленным от ужаса голосом отвечает:

– Не приближайся ко мне! Я опасен, – не переставая плакать, надрывается он. – Господи, ты…я…я монстр, – вздрагивает через каждое слово и на подкошенных ногах выбегает прочь из спальни.

Такимура слышит, как щёлкает замок в ванную комнату, и, распластавшись по всей постели, проклинает свою беспомощность в эти секунды.

Прошло уже полчаса, а Кен сидит на холодном кафеле и трясётся, до крови впиваясь ногтями в колени. Он пустой взгляд вперёд направляет и всё вокруг сгущается, темнеет. А стоит зажмуриться – в голове всплывают все самые худшие кошмары, которые парень так долго пытался забыть.

“Тусклая лампа на рабочем столе изредка мигает, словно отсчитывает минуты до окончания пытки. Знакомые стены отцовского кабинета не вызывают ничего, кроме скорби и дикого страха в груди. Небольшой диван всегда стоял в стороне. На нём сидели почётные и уважаемые люди, приходящие в дом. Кен на нём никогда не сидел. Но текстуру обивки помнит до мельчайших деталей. Потные пальцы постоянно соскальзывали, когда мальчишка пытался стерпеть удары ремнём по спине и ногам. Однажды он с такой болью впился в диван, что осталось несколько белых полос. С того момента Кену было позволено опираться лишь на твёрдый рабочий стол.

Мрак. Эта комната вызывает лишь мрак. Уже заходя сюда, Кен мысленно начинал молиться. Мальчик в бога никогда не верил. Но даже он в такие мгновенья вызывал куда больше доверия, чем родной отец. Мужчина всегда выбирал самый толстый ремень, говорил, что с ним будет не так больно. Но врал. Боль была адская. Кен бился в агонии, сдирал кожу с губ, прикусывал язык и до смерти боялся заплакать.

– Я не хочу делать этого, но наказываю тебя из-за того, что ты причиняешь мне куда большую боль, – за строгим голосом следует жгучий удар. – Я люблю тебя, сын, и поэтому бью, – и снова удар, гораздо сильнее. Мальчик не выдерживает и срывается на крик. – Терпи, иначе никогда не исправишься. Когда-нибудь ты меня поблагодаришь.

И Кен верил. Не отцу и не его словам, но в то, что рано или поздно всё станет лучше. Это было не так уж и трудно, учитывая, что для хорошей жизни требовалось лишь отсутствие телесных повреждений. И даже не из-за ноющих синяков, мальчику повезло иметь высокий болевой порог. Но все эти полосы на спине, красноватые следы на коже напоминали о той покорности, беспомощности, ненужности, внушаемой Соичиро.

Как-то раз после очередного наказания отца Кен долго не мог уснуть. Переворачивался то на один бок, то на другой. А в голове единственная мысль, которую мальчик невольно озвучил вслух:

– Интересно, заживёт ли синяк на руке до утра? Если нет, то придётся вновь надевать рубашку с длинными рукавами, чтобы одноклассники не насмехались надо мной.

В ту ночь Кену так и не удалось уснуть. Следы от ремня ныли ещё несколько дней. И чем глубже в прошлое уходила жестокость отца, тем больше мальчик убеждал себя в том, что всю эту боль он получил заслуженно.”

Продолжая сидеть на полу ванной комнаты, Судзуки услышал аккуратный стук в дверь, но промолчал. С другой стороны опять постучали, и парень сжал губы в тонкую полоску. Последующие минут пять шатен провёл в абсолютной тишине, пока за стеной не послышалось странное копошение, а затем еле различимый голос.

– Пожалуйста, выйди ко мне, – Аято тяжело вздохнул. – Кен, я не прошу тебя больше ни о чём, но, господи, открой эту дверь.

Ответа вновь не последовало, и блондин сам не заметил, как по его щекам скатилось пару слезинок. Парень упёрся лбом в стену, пытаясь окончательно не разреветься. Внезапно, он услышал щелчок. Медленно подняв голову вверх, Такимура увидел Кена, неловко переминающегося с ноги на ногу в дверном проёме.

– Ты не контролировал себя…, – начал оправдывать младшего Аято, но был прерван резким протестом.

– Нет! – Судзуки лихорадочно завертел головой. – В том то и дело, что контролировал. Я знал, что я делаю, но не мог заставить себя остановиться, – уже осевшим голосом добавил он.

Такимура на секунду зажмурил глаза, после чего сделал уверенный шаг к Кену, но тот испуганно отшатнулся, заведя свои руки за спину.

– Не трогай меня! – воскликнул он, почти что умоляя. – Прошу. Не прикасайся ко мне.

Аято ничего не сказал, быстро выполняя его просьбу, после чего шатен неуверенно вышел в коридор, отходя от Такимуры метра на три. Пройдясь разбитым взглядом по блондину, Кен сухим голосом произнёс:

– Тебе нужен лёд. Я всё подготовлю, а ты ложись на постель.

Судзуки, как и сказал, принёс Аято пакет льда и марлю, но больше делать ничего не стал. Решил оставить парня одного. В этот день Кен спал на диване. Такимура надеялся, что вскоре младший отойдёт от произошедшего, но он даже и не подозревал, как же сильно Судзуки теперь ненавидит себя.

***

На следующее утро Кен убежал в университет ещё до того, как Аято проснулся. Пришёл уже ближе к вечеру, кротко здороваясь и сразу же скрываясь в дверях ванной. За ужином парни сидели за одним столом, кидая друг на друга напряжённые взгляды. Такимура старался разрядить обстановку, рассказать о чём-то отстранённом, но шатен отвечал неохотно, постоянно отводя свой взгляд в пол. Когда с едой было покончено, а Аято практически домыл посуду, Кен сухо поблагодарил его за ужин, поднимаясь со стула и уже собираясь покинуть кухню. Но Такимура больше не выдержал этой пытки. Он мгновенно развернулся к Судзуки и устало заявил:

– Я не в обиде на тебя. Это произошло не специально, я знаю.

– Но это не было случайностью, Аято! – тут же сорвался Кен. – Я становлюсь моим отцом и ничего не в силах с этим поделать! Я так надеялся, что после похорон он навсегда исчезнет из нашей жизни. Но он вернулся! Во мне! И единственное, что я могу сделать, так это не подпускать тебя ко мне слишком близко. Возможно, я просто схожу с ума, а возможно, эта жестокость заложена в генах. Поэтому, пожалуйста, не оправдывай меня. Никогда. И позволь разобраться в себе.

В тот вечер Аято лишь понимающе кивнул, проглотив своё несогласие с младшим. Но проходили день за днём, а каких-либо изменений в их отношениях не наблюдалось. Кен продолжал спать на диване, сторонился любых прикосновений Такимуры и постоянно скрывался в своём рабочем кабинете, якобы занимаясь учёбой. На самом деле, не было и минуты, чтобы Судзуки не корил себя за тот срыв. Парень продолжал ходить в университет и даже умудрялся притворяться, что всё хорошо. Однако от любого общения, в том числе и с Сецуко, уклонялся. Он всё глубже погружался в самобичевание и практически убедил себя в том, что внутри него живёт тиран. Но Аято всё время был рядом, как бы сильно этого не избегал Кен. Блондин постоянно говорил успокаивающие фразы, старался приободрить парня, помочь ему забыть всю ту чушь, в которую свято поверил Судзуки. Такимуре было прекрасно известно, через что шатену пришлось пройти. Аято знал Соичиро. И жестокость по отношению к Кену он помнил, как никто другой. Но блондин скорее бы признал себя сумасшедшим, чем сказал бы нечто подобное по отношению к младшему. Парень просто запутался, пережитый стресс оставил свой отпечаток, и Кен так зациклился на этой проблеме, что полностью потерялся в себе. Он слишком сильно боялся стать опасным, и его сознание дало сбой. Но каждый имел право на слабость. Аято уже много раз убеждал шатена в том, что простил его и совершенно не держит зла. Кен, действительно, верил ему. Но проблему это абсолютно не решало. Ведь Судзуки ни за что не простит себя.

***

– Он внушил себе, что является таким же, как и его папаша. Но это не так. Я знаю Кена. И он не имеет ничего общего с этим лицемерным ублюдком. Он другой. Светлый, любящий, отзывчивый, готовый на самопожертвование ради других. Чёрт, он самый наидобрейший человек из всех, кого мне приходилось встречать.

– А ещё он изнасиловал тебя.

Аято сидел в «Авроре», выпивая очередной бокал вина вместе с Майей. Парень никогда не думал, что однажды будет изливать душу проститутке. Но Кен сторонился его уже две недели. А ноги сами повели в бар. Блондин и не заметил, как поделился с девушкой всем наболевшим. Майя, что удивительно, молча выслушала его, но после ошарашенно усмехнулась, явно не разделяя такой сильной симпатии по отношению к Судзуки.

– Он чокнулся. Хочешь мой совет? Беги от него куда подальше, пока твой ненаглядный не расчленил тебя на кусочки и не закопал в каком-нибудь мрачном лесу.

– Что ты несёшь? – возмущённо сморщился Аято. – Мы любим друг друга. И он не сумасшедший. Просто ты не видела того, что видел я. Он слишком много перенёс в детстве. Кен до смерти боялся отца и теперь точно также боится себя. Вчера я попытался взять его за руку, но он отскочил, как ошпаренный, и попросил меня больше не делать этого. Две недели, Майя. Это не может продолжаться дольше.

– Ему кажется, что он уничтожит вас двоих, если позволит прикоснуться к себе. В этом есть логика, – вдумчиво хмыкнула девушка, делая небольшой глоток полусухого.

– Чушь. Единственное, что должно быть уничтожено, так это его уверенность в том, что он не достоин прощения.

– И что ты думаешь делать?

– Даже не знаю. Я перепробовал всё, – обречённо вздохнул парень, направив свой отстранённый взгляд в барную стойку.

– Говоришь, у твоего Кена было трудное детство? – вдруг уточнила Майя, загадочно ухмыльнувшись. – Может, чтобы устранить шрамы прошлого, необходимо вернуться в это прошлое?

Вначале Аято опешил, посчитав слова девушки бессвязной нелепицей. Но ему хватило несколько секунд, чтобы понять весь смысл сказанного. Внутри Такимуры что-то радостно щёлкнуло. Он, буквально, спрыгнул со стула и, поблагодарив знакомую, поспешил выйти из бара.

Как только Аято оказался на улице, Майя самодовольно улыбнулась ему вслед. Внезапно, за её спиной появилась Джесс. Блондинка сложила руки на груди и удивлённо произнесла:

– И этот слабохарактерный Ромео является любимчиком Киоши-сана. Что, чёрт возьми, в нём такого особенного?

***

Вечерний воздух был пропитан свежестью и запахом сладкой сирени. Время близилось к десяти. Уличные фонари освещают переполненные тротуары и магистрали, но в месте, где сейчас не спеша прогуливаются Кен с Аято, их заметно меньше. Парни завернули в частный сектор и очень быстро дошли до развилки, граничащей с лесом. Всё это время они шли на расстоянии метра. Такимура практически насильно уговорил младшего пойти с ним. У блондина, определённо, был какой-то план. Но Кен не стал заваливать его вопросами, и большую часть пути между ними висела напряжённая тишина. Однако стоило Судзуки вспомнить улицу, на которой они оказались, и он мгновенно обернулся на Аято, ошарашено спрашивая:

– Куда ты меня ведёшь? Мы же…

– В месте, где провели своё детство, – перебил его Такимура, успокаивающе выставляя ладони вперёд. – Не волнуйся, я не собираюсь заходить в гости к Соичиро. Хоть мы и не так далеко от его дома.

– Так что ты задумал? – нахмурился Кен.

– Увидишь, – загадочно улыбнулся Аято.

Но шатен не ответил ему тем же. Он лишь опустил взгляд под ноги и продолжил идти вперёд. Сжав губы в тонкую полоску, Такимура проглотил всё негодование и заметно ускорил свой шаг. Каждые полминуты Аято поворачивал голову на Кена, осматривал его, как в первый раз, и с горечью осознавал, что не может коснуться парня рукой. Пока они шли, Такимура всё пытался избавиться от навязчивых мыслей, не дающих полностью сосредоточиться на дороге и раз за разом ставящих его в тупик.

“Отвратительное чувство, когда внутри всё изнывает от боли. Не могу представить, что теперь чувствует он, если даже я удушаюсь виной. Его сердце, наверное, разрывается на куски. Не могу посмотреть в эти измученные глаза. Задача выше моих сил. Надо бы отвести взгляд в сторону, чтобы не сверлить Кена, как музейный экспонат. Мне страшно подходить к нему ближе. Но, кажется, костяшки его пальцев содраны до крови. Однажды в детстве я случайно увидел царапины от ногтей на его руках. Но так и не смог заставить себя спросить об этом, когда он так широко улыбался, демонстрируя свою новую подаренную книгу. Что ж, сейчас он даже не улыбается. А я всё ещё не набрался решимости поговорить с ним о том грузе внутри него. Впрочем, мы практически дошли. Надеюсь, это место поможет что-то исправить.”

Пройдя ещё метров пятьдесят, парни вышли на небольшую поляну. До боли знакомую и родную. Прошло уже два года с тех пор, как они были здесь. Но, оглядевшись вокруг, Кен с удивлением осознал, что помнит абсолютно всё. Каждую травинку, каждый цветок, каждый камешек в этом месте. И в его груди трепетно защемило сердце. На этой поляне весь мир ощущался иначе. Особенно. Даже воздух здесь был другим, не испорченным, пропитанным прошлым. Тут пахло детством. Пока Кен восхищённо осматривался вокруг, Аято уже присел на землю, кивком подзывая младшего к себе. Как только Судзуки лёг в траву, он положил одну руку на грудь, направляя свой взор вверх. А небо здесь такое же чистое, как и воздух. Чёрное полотно пронизано звёздами. Большими, маленьким, тусклыми, яркими, восхитительными.

– Как тебе? – аккуратно спросил Аято.

– Спасибо, – полушёпотом ответил Кен, слегка поворачивая голову на Такимуру. – Но зачем? – с опаской добавил он.

– Помнишь, в детстве, когда нам было плохо, мы всегда прибегали сюда, смотрели на небо и разговаривали друг с другом обо всём, что не давало спать? – получив от шатена кивок, парень продолжил. – Ну так вот, мы выросли, и проблем стало гораздо больше. Только теперь у нас почему-то не получается открыто поговорить. Особенно, последние две недели.

– Прости, – виновато зажмурился Судзуки.

– Нет, нет, вот именно это я и имею в виду! – резко спохватился Аято, слегка приподнимаясь с земли и заставляя Кена посмотреть на него. – Я не хочу слышать твои извинения, ведь я не в обиде за то, что произошло. Но мне необходимо знать, что творится у тебя на душе. Я не вынесу недомолвок. Да и тебе, думаю, тоже нужно выговориться.

Шатен напряжённо сглотнул, присаживаясь на траву и обхватив своими руками колени.

– Я понятия не имею, что тебе говорить, – шёпотом начал он.

– Зачем ты причинил себе боль? – всё-таки не выдержал Аято, кивая на разбитые костяшки пальцев младшего. – Неужели, было так плохо? Ты зол из-за того, что сорвался?

Кен резко завертел головой.

– Я был зол, но сейчас уже нет. Не думаю, что я вообще что-то чувствую. Просто без эмоций. Я, наверное, слишком устал. И не могу ничего с этим сделать. Мне кажется, я так жалок. Так беспомощен. Ненавижу самого себя. Хочу всё громить, крушить, разбить свои руки к чёртовой матери. А лучше ампутировать мозг, просто чтобы не вспоминать отца и то, как же сильно я на него похож. Меня выворачивает наизнанку от этих мыслей. Я боюсь навредить тебе, потому что ты самое дорогое, что есть у меня в принципе. Но без тебя я не справлюсь. Ты сейчас нужен мне, как никогда раньше. И это невыносимо, ведь я должен бы отпустить тебя, потому что люблю. Но не могу сделать это по той же самой причине.

Пока Кен изливал душу Аято, блондин с ужасом понимал, как тяжело было младшему всё это время. Судзуки всерьёз возомнил себя чудовищем. И он до смерти боялся встретиться с самим собой. Когда Кен примолк, поднимая испуганный взгляд на Такимуру, тот лишь рвано вздохнул, пытаясь сложить услышанное в голове.

– Ты не плохой человек, – аккуратно заговорил он. – И с Соичиро у тебя нет ничего общего. Хотя бы потому что отец не стал бы коритьсебя за всё то, что сделал. Каждый имеет право на ошибку. Я тоже не ангел, согласись. Но ты всегда терпел мои вспышки гнева, агрессии, злости…

– Это совершенно другое, Аято, – было хотел встрять Кен, но блондин тут же его перебил.

– Но почему? Потому что я имею право на ошибки, а ты нет? Потому что ты не человек? Или не считаешь себя достойным любви? Безвозмездной, искренней, всепрощающей. Такой, которую ты всегда даришь людям, мне. Почему? – с надрывом спросил Такимура.

– Я боюсь, что стану совершено другим человеком. Не тем, кого ты полюбил, – одними губами произнёс Кен, мысленно уже ожидая пинков.

Аято удивлённо уставился на него, но в ответ набрасываться не стал. Он глубоко вдохнул и тихим, спокойным голосом заговорил.

– В мире нет ничего, что могло бы заставить меня разлюбить тебя. Да, мы меняемся, становимся старше, мудрее, жёстче. Но не хуже. Я понимаю, что ты с детства приучался к игре. Фальшивые улыбки, фальшивая радость, фальшивое ощущение того, что всё хорошо. Но, если бы мы всю жизнь ощущали лишь положительные эмоции, то со временем совершенно забыли бы, что такое настоящее счастье. Ты – прекрасный человек. Умный, начитанный, добрый, отзывчивый и понимающий. Но ты также можешь быть строгим, огорчённым, злым, разъярённым и совершенно разбитым. Это тоже часть тебя. И ты должен принять её и полюбить. А пока ты этого не сделал, я буду любить её за двоих. Хорошо? – тепло произносит он, и Кен в очередной раз замечает, как же много в блондине мудрости.

– Ты, действительно, всё ещё считаешь меня прекрасным? – с неким недоверием интересуется младший.

И именно в эту секунду Аято набрасывается на него, упираясь ладонями в траву и припечатывая парня к земле. Продолжая нависать над Судзуки, блондин сокращает расстояние между их лицами и с искренним восхищением шепчет:

– В твоих глазах луна отражается, Кен, – счастливо улыбается он и смотрит с таким трепетом, словно перед ним драгоценный фарфор.

От этой знакомой фразы у Судзуки спёрло дыхание. Парень в ответ широко улыбается, но, внезапно, в уголках его глаз появляются капельки слёз. Секунда. И Кен больше не может сдерживать их. Начиная безудержно плакать, шатен выпускает всё то, что накопилось за последние дни. Судзуки содрогается всем телом и прижимается к Аято, утыкаясь лицом в родную грудь. Такимура нежно гладит его по спине, стараясь успокоить эту внезапную истерику и мысленно ликует.

Этим вечером Кен впервые за две недели позволил прикоснуться к себе.

10.Помечен кладбищем надежд

Из дверей правового университета быстрым потоком выходили студенты. Они держали в своих руках различные папки, учебники и толстые тетради, которые уже оказались исписанными за первые пару недель учёбы. Занятия на сегодняшний день для третьего курса подошли к концу. И Кен, будучи взбудораженным после успешной сдачи доклада по криминалистике, спешил на свой автобус, который должен подъехать через двадцать минут.

Шатен уже подходил к арке, которая являлась входом на территорию университета, но, внезапно, кто-то коснулся его плеча. Мгновенно обернувшись, Кен увидел перед собой Сецуко. Девушка не удержалась и громко засмеялась от такого перепуганного выражения лица Судзуки, что не могло не смутить парня.

– Ты когда-нибудь перестанешь так подкрадываться ко мне? – наигранно нахмурился Кен.

– Не-а, – беспечно протянула она. – Ты слишком весело дёргаешься. И я буду пугать тебя до скончания наших лет, – парировала Сецуко, шутливо ткнув пальцем в грудь друга.

– Почему ты не на занятиях?

– Второй курс оказался ещё хуже первого, – закатила глаза девушка, но тут же захихикала, поймав на себе строгий взгляд Кена. – Да ладно тебе, я уже освободилась. И за мной приехал мой дядя.

Судзуки было хотел спросить, смогут ли они довести и его до дома, но именно в этот момент кто-то окликнул Сецуко. Парень тут же обернулся и увидел, как к ним быстрым и твёрдым шагом приближается старший комиссар Маэда. Его лицо периодически мелькало в новостях, так как этот мужчина был довольно-таки респектабельным человеком в полиции округа. Кен вначале опешил, но, когда радостная Сецуко с разбега бросилась на шею господина Маэда, у парня отвисла челюсть.

– Наконец-то ты пришёл! – воскликнула девушка, хватая мужчину под руку и тут же ведя его к Судзуки. – Кен, знакомься, это мой дядя…

– Комиссар Маэда, – резко перебил её парень, отдавая честь полицейскому. – Я безумно рад лично познакомиться с таким уважаемым человеком, как вы.

– Взаимно, – мужчина тоже отдал честь Кену и широко улыбнулся. – Это тот самый парнишка, про которого ты мне рассказывала? – обратился он к Сецуко.

– Именно, – гордо вздёрнула нос девушка, а Судзуки от неловкости залился краской. – Он собирается стать офицером после четвёртого курса.

– Это правда? – заинтересованно переспросил старший комиссар у парня, и Кен быстро кивнул. – Что ж, похвально. Надеюсь, из тебя выйдет стоящий сотрудник полиции.

– Приложу к этому максимум усилий, – отточено ответил Судзуки, получая от мужчины довольную ухмылку.

– Дорогая, я сейчас быстро встречусь с ректором, а ты подожди меня здесь, – вдруг обратился к девушке господин Маэда.

– Конечно, дядя.

Как только мужчина отошёл от них, Кен мгновенно набросился на Сецуко, восклицая чуть ли не на всю территорию университета.

– Твой дядя старший комиссар полиции, а ты не сказала об этом?! – театрально развёл он руками в разные стороны.

– А что в этом такого? – непонимающе уставилась на него девушка.

– Он же будет моим начальником в будущем! О боже, наверное, я выглядел глупо сейчас. Он, определённо, счёл меня каким-нибудь щеглом. Я, конечно, и есть щегол. Но не какой-то там. Чёрт, у меня был шанс произвести впечатление. И я его феерично запорол, – смачно стукнув ладонью по лбу, Кен тяжело вздохнул.

А Сецуко вначале немного испугалась реакции друга, но после такой ораторской речи не выдержала и безудержно захохотала, сгибаясь всем телом и хватаясь за свой живот.

– Ты такой чудак, Судзуки, – заявила она, когда немного успокоилась.

– Наверное, – неловко усмехнулся Кен. – Просто, моя карьера значит для меня всё. Это моё будущее и я, буквально, стараюсь ухватиться за каждую соломинку. А твой дядя – это целый канат.

– Мозги – вот твой канат, – пресекла его девушка, смиряя уверенным взглядом. – А остальное – мелочи.

– Да, ты права, – облегчённо улыбнулся Кен, когда Сецуко похлопала ладонью по его плечу. – Справлюсь и без твоего крутого дяди.

– Не сомневаюсь, – наигранно закатила глаза подруга.

***

В то время, пока Судзуки раздумывал над тем, как бы ему наладить связи в полиции, Аято находился в здании Danaus, чтобы получить очередной заказ от Киоши-сана. Такимура вальяжно расположился на диване в кабинете босса. Он закинул ногу на ногу и начал разминать костяшки пальцев, направив выжидающий взгляд на мужчину.

– Что происходит? – не выдержав, спросил парень. – Почему бы просто не отдать мне заказ? Мы чего-то ждём?

– И да, и нет, – загадочно протянул Киоши-сан. – Я позвал тебя не для этого.

– И зачем же? – заметно напрягшись, вопросил Аято.

– Ты работаешь на меня два с половиной года. Твой парень уже перешёл на третий курс. А для меня это очень приличный срок.

– Если вы опять собираетесь предложить мне вступить в вашу группировку, то, думаю, мой ответ очевиден.

– Я не планирую насильно заставлять тебя оставаться с нами, – тут же перебил его босс. – Но о своих людях я забочусь и не могу отпустить кого-то, не будучи полностью уверенным в его верности. Даже если это ты. У меня нет гарантий того, что твой парень, став офицером, первым делом не начнёт охоту на Danaus. Ты понимаешь, о чём я? – с нажимом уточнил Киоши-сан.

– Да, – кивнул Аято, раздражённо закусив губу. – Но этого не произойдёт.

– И я должен поверить тебе на слово?

– Вам придётся.

– Ты будешь ставить мне условия?! – мгновенно возмутился босс, поднимаясь со стула и упираясь ладонями в стол.

– А какое решение предлагаете вы? – ничуть не пошатнувшись от реакции мужчины, продолжил напирать Такимура.

– Посмотрим на дальнейшее развитие событий. И, если твой любовник будет представлять собой хоть малейшую опасность для членов Danaus, то я решу это проблему таким способом, который тебя точно не устроит.

Его тон был серьёзен как никогда, и Аято это понимал. В ответ парень лишь аккуратно кивнул, складывая руки на груди и устало опуская взгляд на свои новые кеды, которые он купил за счёт торговли наркотой.

***

– Мы сегодня куда-то идём? – ещё не до конца разлепив после сна глаза, спросил Такимура.

Кен в этот момент стоял напротив раскрытого шкафа и взбудоражено пытался подобрать себе рубашку.

– Сецуко пригласила на семейный обед. Там будет её дядя, так что ты тоже должен надеть что-то презентабельное, – впопыхах перебирая вещи, ответил шатен.

– Так, напомни, а почему мы любим дядю твоей подруги? – промычал Аято, уткнувшись лицом в подушку.

– Потому что он старший комиссар полиции. И мне необходимо показаться в хорошем свете перед ним.

– Тогда зачем ты берёшь меня? – зевнул Такимура. – Я в этом тебе точно не помогу, – заявил блондин, и ему в лицо тут же прилетела тёмно-синяя рубашка.

– Даже не пытайся, всё равно пойдёшь со мной, – сложил руки на груди Кен. – И ты, к слову, можешь быть очень милым. Особенно, когда молчишь.

– Я тоже тебя люблю, – с оскалом улыбнулся Аято, вновь прикрывая глаза в надежде заснуть.

Но избежать обеда с семьёй Сецуко не получилось. Через полтора часа парни стояли напротив двухэтажного коттеджа, выполненного в стилях регентства и георгианства. Красный кирпич прекрасно сочетался с каменным цоколем, а небольшая терраса добавляла уют зданию. Ворота в виде арки плавно переходили в высокий забор из камня. Небольшой фонтан стоял посереди цветочного сада. Несколько камер слежения были прикреплены на фонарных столбах. Рядом с входной дверью сигнализация. Всё говорило о том, что здесь живут люди с хорошим достатком и вкусом. Даже Кену, прекрасно знающему, насколько богата семья подруги, этот дом показался чересчур аристократичным. Аято же, только войдя на территорию коттеджа, выразил свою мысль куда более метко:

– Очуметь. А нам точно сюда?

Судзуки в ответ усмехнулся и, деловито сложив руки на груди, спросил:

– Думаешь, у них ещё есть парочку таких домов?

– Понятия не имею, – безразлично пожал плечами блондин. – Хотя, знаешь, наша квартира ничуть не уступает этому местечку по вычурности.

– То не наша квартира, Аято, – мгновенно исправил парня Кен. – И никогда ей не станет.

Такимура лишь понимающе покачал головой. Выкупать жильё у Киоши-сана ему тоже не особо хотелось. Парни уже подошли к порожкам, когда входная дверь раскрылась и из неё в доли секунды вылетела светящаяся от счастья Сецуко.

– Вы пришли! – взвизгнула девушка, кидаясь на шею Кена с крепкими объятьями. – А с тобой мы вообще не часто видимся, – обратилась она к Аято, на что тот многозначно закатил глаза.

– У тебя красивый дом. Напоминает английскую архитектуру, – сделал комплимент коттеджу Судзуки.

– О чём ты? – в удивлении уставилась подруга. – Это участок моего дяди.

– Комиссара Маэда?

– Да, мы решили пообедать у него, – подмигнула Сецуко, после чего схватила парней за руки и радостно потащила их в дом.

Все родственники девушки собрались в столовой, находящейся на первом этаже. За длинным столом из красного дерева сидели госпожа и господин Окамото, а рядом с ними какой-то хмурый старичок, по всей видимости, являющийся дедушкой Сецуко. Отец девушки мгновенно поднялся со стула и подошёл к Кену с Аято, здороваясь с ними и обмениваясь любезностями. Господин Окамото показался очень приветливым и дружелюбно настроенным человеком. Мама Сецуко также поздоровалась с гостями, и Судзуки невольно подметил, как же сильно она похожа на свою дочь.

– Присаживайтесь за стол, – звонко предложила госпожа Окамото, и Аято уже хотел взять себе стул, когда Кен одёрнул его, шёпотом говоря, что нужно дождаться хозяина дома.

И именно в этот момент в столовую вошёл комиссар Маэда вместе со своей супругой. Парни уважительно поклонились им, после чего Судзуки с восхищением произнёс:

– Благодарим за приглашение на обед, комиссар.

– Ну что ты, – махнул рукой мужчина. – Я не мог не познакомиться поближе с лучшим другом моей племянницы.

После того, как они сели за стол, госпожа Окамото разлила по бокалам вино всем, кроме Сецуко, аргументируя это тем, что девушке стоит быть более сдержанной. Первые десять минут в воздухе витала неловкость и напряженная обстановка. Но постепенно между парнями и господином Окамото завязалась бурная беседа. Отец Сецуко расспрашивал их об увлечениях, интересах, да и просто жизни современных студентов. Слушая про успехи Судзуки, мужчина несколько раз делал укор в сторону своей дочери, открыто заявляя о том, что Сецуко не уважает родительского вклада и ей стоит учиться усерднее. После очередного подобного замечания Кен резко изменил своё отношение к господину Окамото. Теперь отец подруги казался копией Соичиро. Его беспокоили лишь образование Сецуко и репутация их семьи. Однако Судзуки не показал своего разочарования, решив просто перевести тему для разговора. Аято в этот момент тоже не скучал. Оказалось, что жена комиссара Маэда увлекается музыкой, в частности классикой, а потому блондин быстро нашёл с ней общий язык. Правда, никто из-за стола не поддержал их оживлённую беседу о вкладе Бетховена в мировой симфонизм. Но Аято был так увлечён разговором, что даже и не заметил этого.

Перед тем, как подать десерт, госпожа Окамото предложила Сецуко провести экскурсию по коттеджу для её друзей. Такимура, в отличие от Кена, не горел особым желанием подниматься из-за стола, а уж тем более куда-то идти, но отказывать было неприлично. А потому спустя пару минут парни уже расхаживали по первому этажу дома, стараясь вникнуть в историю Сецуко о том, как часто в детстве она ночевала у дяди. К слову, изнутри коттедж ничуть не уступал тому, как он выглядит снаружи. Вычурные обои, золотые перила лестницы и сделанные на заказ двери. Парни успели зайти практически в каждую комнату этого дома. Они восхищённо оглядели гостиную, на стенах которой висели дорогие картины. Девушка провела их и в игровую, где находился бильярд и караоке установка. Затем Сецуко показала им террасу, откуда открывался прекрасный вид на палисадник. Они уже собирались вернуться в столовую, но в последний момент Кен заметил приоткрытую дверь, в которую он ещё не заглядывал. Интерес взял вверх, и шатен спросил у подруги, что там за комната. На что девушка озадаченно нахмурилась, мгновенно подскакивая к двери и раскрывая её.

– Точно, – вспомнила она. – Это рабочий кабинет дяди.

Кен с Аято вошли в комнату и начали осматриваться вокруг. Большой деревянный стол, на котором лежат несколько стопок бумаг. Велюровый диванчик в углу. И огромный книжный шкаф, рядом с которым висят различные ордена и награды.

– Мы не должны находиться в кабинете комиссара, – серьёзно произнёс Судзуки. – Здесь много документов и вещей, не предназначенных для лишних глаз.

Но именно в этот момент шатен увидел магнитную доску в левом углу комнаты. На ней были расклеены чьи-то фотографии, соединённые стрелками и различными подписями. Видимо, комиссар Маэда вёл сейчас это следствие. Не удержавшись, Кен подошёл ближе и начал внимательно осматривать все детали на магнитной доске. Ему понадобилось пару минут, чтобы разобраться с фактами. Тридцатилетняя Йин Ли была сброшена с обрыва, но на всех камерах убийца был в капюшоне и маске, из-за чего сложно определить даже пол. Главным подозреваемым является младшая сестра, которая накануне убийства сильно поссорилась с жертвой из-за наследства пожилых родителей. Лучший друг Йин предоставил доказательства о том, что отношения между сёстрами были натянутыми, а главная подозреваемая по делу на одной видеозаписи из семейного архива, угрожает Йин Ли, произнося фразу: «Ты за всё поплатишься».

– Такие поспешные выводы, при отсутствии прямых доказательств, – Кен сам не заметил, как начал рассуждать вслух. – Неужели он не заметил такой очевидной детали? Труп найден не был, на месте осталась лишь кровь. Значит, Йин Ли нельзя признавать мёртвой, и я на 99% уверен, что она жива. Преступник действовал не один, наверняка, это был сговор, причём выгодный никому иному, как жертве.

Внезапно, за спиной парня послышался кашель. Испуганно обернувшись, Судзуки увидел перед собой комиссара Маэда. Парень мгновенно отошёл от доски, когда его лицо вспыхнуло красным.

– Прошу прощения, не хотел лезть в ваши дела, просто мне стало интересно, и я решил взглянуть, – виновато затараторил Кен, как вдруг он заметил отсутствие остальных в кабинете. – А где Аято с Сецуко? – напрягшись, просил шатен.

– Я отправил их в столовую, – совершенно спокойным тоном ответил комиссар, подходя ближе к Судзуки.

– И давно вы тут стоите? – неловко прикусил губу парень.

– Достаточно, – усмехнулся мужчина с такого растерянного вида Кена. – Почему ты взволнован? Я слышал твои рассуждения, и, знаешь, это меня заинтересовало, – безо всякой иронии заявил он. – Так каковы твои предположения по поводу следствия?

Судзуки шокировано раскрыл рот, но быстро собрался с мыслями и, чтобы не выглядеть глупо перед комиссаром Маэда, начал объяснять свою точку зрения.

– Я думаю, что это убийство было подстроено.

– И кем же? – изогнул одну бровь мужчина.

– Йин Ли, – уверенно заявил Кен.

– Самой жертвой? – усмехнулся господин Маэда, хоть и в его глазах читался неподдельный интерес.

– Именно, – ответил парень, указывая ладонью на доску и проводя несколько невидимых линий в воздухе. – Мотив тот же. Наследство. За него боролись обе сестры. Причём у старшей был роман с патологоанатомом, благодаря чему она бы могла с лёгкостью подменить труп. Младшая сестра не раз проявляла свою импульсивность, что лишь помогло свалить всю вину на неё. Она бы села на пожизненное заключение, либо её ожидала бы смертная казнь. Очень выгодно для Йин Ли, верно? Она подстроила свою смерть, чтобы всё наследство перешло её внебрачной дочери, а, соответственно, и ей самой. Но действовала девушка не одна. И я практически полностью уверен, что в этом замешен её лучший друг. Он единственный, кто представил все доказательства виновности младшей сестры. И он единственный, кому это было бы выгодно так же, как и Йин, ведь она наверняка поделилась бы наследством и с ним.

Пока Кен говорил, господин Маэда неотрывно смотрел на него, подозрительно хмуря брови. Это сильно насторожило Судзуки, и парень аккуратно спросил:

– Что-то не так, комиссар? Глупое предположение?

Шатен уже ожидал услышать шквал критики в адрес своих слов, но ответ мужчины оказался совершенно неожиданным и приводящим в шок.

– Ты сильно загружен учёбой? Я могу поговорить с преподавателями. Поможешь мне расследовать это дело?

Кен ошарашенно вылупил глаза и, кажется, забыл, как дышать. Он полминуты сверлил взглядом комиссара, после чего неуверенно заговорил.

– Я? С делом? Конечно, если вы не против, – запинаясь через каждое слово, ответил парень. – Буду рад помочь вам.

Судзуки проглотил последнее слово, что очень позабавило мужчину. Комиссар Маэда утробно засмеялся, после чего положил свою ладонь на бицепс Кена и заявил:

– Если продолжишь упорно трудиться, то довольно-таки скоро ты встанешь на моё место.

– Что вы, комиссар. Мне ещё много нужно учиться до вас, – искренне проговорил Судзуки.

– Уважаешь старших, так и должно быть, это похвально, – деловито подметил мужчина. – Но и своих способностей не принижай. Надеюсь, я не пожалею о том, что сделал тебя своим напарником в этом деле.

– Не пожалеете, – твёрдо ответил Кен. – Обещаю.

Удовлетворившись ответом, комиссар Маэда подошёл к своему рабочему столу и, взяв тёмно-синюю папку, вручил дело по Йин Ли Кену, чтобы парень хорошо ознакомился со следствием. Обменявшись парой-тройкой слов и номерами телефонов, они вернулись в столовую, где их уже все заждались. После окончания обеда Сецуко поблагодарила парней за то, что те согласились прийти. Наклонившись к уху Судзуки, девушка игриво прошептала о том, что шатен очень сильно понравился её маме. Смущённо улыбнувшись, Кен решил заинтриговать подругу, говоря, что у него есть хорошая новость, которую он расскажет ей завтра в университете. Не став больше стеснять хозяев, Судзуки с Аято поспешили покинуть коттедж. Уже по дороге домой Кен в мельчайших подробностях поделился с блондином разговором с комиссаром. И на следующий день шатен приступил к работе над своим первым делом.

***

Изначально всё показалось слишком прозрачным. Судзуки всерьёз полагал, что они поймают преступника в кратчайшие сроки. Но чем глубже парень погружался в расследование, тем больше вопросов он находил. Комиссар Маэда, действительно, договорился с преподавателями Кена, и теперь шатен мог посещать вдвое меньше занятий. Однако и на них его голова была забита далеко не учёбой. И дома, и в университете Кен продолжал думать над делом Йин Ли. Он даже успел встретиться с комиссаром, чтобы обсудить новые зацепки в расследовании. А уже через пару дней ему позвонил господин Маэда, внезапно сообщая о том, что жертву нашли и завтра состоится слушанье.

Первый суд они проиграли. Адвокат защиты Йин Ли смог убедить присяжных в том, что молодая мать не способна на такое коварство. Но эта неудача лишь сильнее взбодрила Судзуки. Он на несколько дней исчез из поля зрения всех знакомых, включая комиссара. Только Аято каждое утро и вечер наблюдал за тем, как его парень закрывается в кабинете и усердно пытается что-то взломать на компьютере. Лишних вопросов блондин не задавал, посчитав, что таким образом он собьёт все размышления Судзуки. Единственное, Такимура не поленился прочесть Кену множество нравоучений по поводу опасности переработки. А работал парень нещадно.

Но прошло определённое время, и Кен неожиданно назначает комиссару встречу, на которой просит дать ему возможность представлять линию обвинения на следующем суду. Господин Маэда вначале противится, но, внимательно прослушав задумку парня, всё-таки соглашается на эту авантюру. С прокурором он уже договорился сам.

Новое слушанье состоялось через три дня. Именно на нём решалась окончательная судьба двух сестёр. Ровно до этого момента Кен был полностью уверен в своём решении представлять сторону обвинения по этому делу. Но стоило судье войти в зал, тело парня мгновенно покрылось испариной, а в горле застрял комок. Судзуки поднялся, собираясь начать свою речь, но все слова перемешались в его голове, и он просто-напросто замер с совершенно потерянным выражением лица.

– Прокурор Ханаки, – вдруг обратился судья. – Разве не вы представляете линию обвинения?

– Это студент третьего курса факультета права, Ваша Честь, – резко встрял в разговор комиссар Маэда.

– Моя судьба будет зависеть от какого-то недоучки? – мгновенно вспыхнула младшая сестра Йин Ли.

– Благодаря мне ты не попадёшь в тюрьму, – тихо пробурчал Кен, на что девушка лишь недоверчиво хмыкнула.

Уверенность вернулась к Судзуки, словно по щелчку пальцев. Парень глубоко вдохнул и вышел из-за стола, обращаясь к судье. Все дальнейшие действия были расписаны по чёткому плану. Непременно выигрышному, как посчитал Кен. На прошлом слушанье адвокат Йин Ли вызвал свидетеля, работника заправки, рядом с которой и произошла попытка убийства. Мужчина утверждал, что слышал громкий крик, напоминающий голос Йин, а затем видел удаляющийся женский силуэт, очень схожий с внешностью младшей сестры девушки. Кен решил углубиться в этот момент, и ему удалось отыскать ещё одного свидетеля, которого он и вызвал в первую минуту своей речи. Это оказалась работница продуктового магазина, находящегося в ста километрах от упомянутой ранее заправки. В тот вечер она видела младшую сестру Йин в своём магазине, и, как только она сказала это, Кен включил записи с камер.

На них было отчётливо видно, что девушка спокойно закупается продуктами именно во время совершения преступления. Но, внезапно, ей кто-то звонит. Приложив телефон к уху, она быстро меняется в лице, после чего бросает корзинку с покупками на пол и испуганно выбегает из магазина. По расчётам Кена ей потребовалось пару минут, чтобы добежать до заправки. Это подтверждает слова прошлого свидетеля, но, если учесть время, то Йин Ли на тот момент уже была сброшена с обрыва.

– И самое интересное мы увидим сейчас, – вдруг заявляет Судзуки, проматывая запись с камеры видеонаблюдения.

Спустя пять минут после того, как девушка выскочила из магазина, в него заходит парень в кепке и очках. Кен говорит всем обратить внимание на его штаны и кроссовки. Именно в это был одет человек, сбросивший Йин Ли с обрыва. Поменялся лишь вверх. На камере заметно, как этот парень походит к оставленной на полу корзинке с продуктами и при помощи скотча незаметно снимает отпечатки пальцев с неё.

– А теперь внимание на эти фото, – Судзуки выключает видео и выводит на экран несколько фотографий Йин Ли со своим лучшим другом.

Везде на парне надеты те же самые кроссовки, что были на человеке с записи камеры.

– Протестую! – воскликнул адвокат защиты.

– Но это ещё не всё, Ваша Честь, – проигнорировав возгласы, продолжил Кен. – Прежде в телефоне этого парня не было найдено никаких улик. Но мне всё-таки удалось отследить его звонки в тот день. Оказалось, что именно с этого телефона и был совершен вызов, после которого Мия Ли, младшая сестра Йин, испуганно выбежала из магазина.

Далее Судзуки дал прослушать запись вышеупомянутого разговора. На ней парень говорит, что кто-то пытался ворваться в её дом. Это объясняет перепуганное состояние девушки. Но последней уликой становится звонок, совершённый в полночь, через три часа после того, как жертва была сброшена с обрыва. Разговор длится чуть дольше минуты, и в нём слышен лишь голос Йин Ли. Она диктует свои координаты хозяину телефона, то есть лучшему другу. Хотя ранее парень утверждал, что связывался с девушкой лишь за 4 часа до её пропажи.

– Как по мне, всё очевидно, Ваша Честь, – вновь обращается Кен к судье, после чего резко разворачивается к присяжным. – И стоит ли обвинять совершенно невиновного человека, когда за всем этим стоит очевидный сговор. Да, между сёстрами было напряжённое общение. Да, Мия не раз заявляла о своей ненависти к Йин. Но все мы люди. И все мы испытываем чувства. Как гнев, так и радость. Как любовь, так и злость. Но судить человека нужно лишь по его поступкам. И полиция чётко следует этому. Но преступники надеются на то, что им удастся манипулировать вами, обычными людьми. И я считаю это их главным просчётом. Так что прислушайтесь к себе. Действительно ли вы хотите обвинить невиновную девушку в таком страшном грехе, как убийство?

Из зала суда Кен выходил победителем. Мия Ли осталась на свободе, и первым же делом она извинилась перед парнем за свою грубость. Комиссар Маэда подошёл к Судзуки чуть позже, благодаря за такую огромную помощь в следствии. Он пророчил Кену успешную карьеру и сделал толстый намёк на то, что когда-нибудь позже им стоит вновь поработать вместе. Сам шатен в этот момент испытывал смешанные эмоции. Ему было и приятно, и неловко одновременно. Выступая перед судьёй, он не испытывал беспокойства или неуверенности, напротив, в тот момент Кен ощущал некую гордость за себя и свою решимость. Но стоило парню отойти от блистательной речи, и сознание начало копаться в нюансах, ошибках, неточностях. А вдруг всё было не так хорошо, как ему показалось? Действительно ли комиссар так доволен его линией защиты или же это просто вежливый тон? Может, Кен упустил какую-то важную деталь, и виновник остался на свободе? Сомнений было неоправданно много. И Судзуки потребовалось два часа времени, крепкий кофе и объятья Аято, чтобы наконец-то успокоиться и признать свой успех.

Такимура в очередной раз гордился парнем. Он сожалел о том, что не смог попасть на слушанье и воочию увидеть такой важный момент для Кена. Но даже без этого Аято не сомневался в том, что шатен справился со всем, как и всегда, на отлично. Однако вся эйфория блондина улетучилась, когда его телефон пренеприятно завибрировал. Судзуки находился в ванной, а потому парень сразу же ответил на звонок. Только поднеся телефон к уху, Аято услышал озлобленный, строгий голос Киоши-сана.

– Чтобы завтра в восемь утра ты был в моём кабинете. Опоздаешь хоть на минуту, и, клянусь Сатаной, тебе не жить.

***

На следующий день Такимура уже стоял перед боссом в 7:45. Тот звонок совершенно выбил парня из колеи. Аято даже не смог уснуть. И сейчас, зайдя в кабинет, он ожидал, что Киоши-сан набросится на него с порога. Но босс не произнёс ни единого слова. Лишь прожигал блондина огненным взглядом, всем видом показывая, что хочет услышать первым его.

– Что-то случилось? – аккуратно поинтересовался Такимура, осмелившись сделать пару шагов вперёд.

– А ты сам как думаешь? – съязвил Киоши-сан, провернув в руке одну из пачек дорогих сигарет, хаотично разбросанных по столу. – Я предугадывал такой расклад событий, но искренне надеялся на твоё благоразумие. Видимо напрасно, – наигранно вздохнул босс, доставая толстую сигарету и быстро закуривая её. – Помнишь, ты как-то обещал мне, что твой любовник никогда не навредит Danaus? – Аято настороженно кивнул. – Тогда какого чёрта я узнаю, что Йин Ли сейчас за решёткой?! – прикрикнул мужчина, ударяя кулаком по столу.

– Йин Ли? – ошарашенно раскрывает рот парень. – Та самая?

– Да, твой драгоценный хорошо постарался над делом. Но эта девушка – член моей группировки. Человек, которого я обязался защищать от закона любой ценой. Она была гениальна, придумала неплохой план с инсценировкой собственной смерти. Такие умы не часто встретишь. Но Судзуки нагло лишил её успешного будущего. А ты даже поленился помешать своему ненаглядному, не смог заставить его отказаться от этого дела.

– Но я понятия не имел, кто она! – мгновенно вспыхнул Аято. – Просто заплатите нужным людям деньги, убейте кого-то, да что угодно, вам же не сложно.

– Вот ты как заговорил, – с долей усмешки ответил Киоши-сан. – Пару лет назад считал нас грязными и бесчеловечными монстрами, а сейчас предлагаешь кого-то убить? Предложение неплохое. Только вот если бы я резал головы направо и налево, то давно бы уже был приговорён к смертной казни. Йин Ли – отличная мошенница, но ради неё жертвовать собой и другими я не хочу. Проблема в том, что она не единственная, кто может пострадать от цепких ручищ полиции, в том числе и твоего паренька, – босс медленно выдохнул клубок дыма. – А я не собираюсь выжидать следующую жертву.

– Но Кен просто выполнял свою работу! – воскликнул Такимура, подходя ещё ближе к Киоши-сану и упираясь ладонями в стол.

– Именно. Заметь, ты сам это произнёс, – подчеркнул мужчина, приводя блондина в некое недоумение. – Дело не в тебе. А в его работе, – хрипло ответил босс, докуривая сигарету и сразу же принимаясь за новую.

– И что вы предлагаете? – усмехнулся Аято. – Заставить Кена избавиться от профессии его мечты?

– Нет, – нахмурившись, протянул босс. – Вовсе нет. Просто заставь его избавиться от тебя.

– Что? О чём вы? – мгновенно выдал Такимура, абсолютно не понимая, что сейчас происходит.

– Расстанься с ним, – невозмутимо ответил Киоши-сан, стряхивая пепел от сигареты на пол. – Разорви все связи, выкинь его из своей головы и уйди. Сделай наконец-таки то, что рано или поздно всё равно бы произошло.

– Что за чушь вы несёте?! – всплеснул руками Аято, направляя на босса полный ненависти и злобы взгляд.

– Чушь? По-моему, очевидно, что у вас совершенно разные пути.

– Мы вместе с самого детства, – отстаивает своё Такимура, в мыслях уже собираясь покинуть этот осточертевший кабинет.

– Но ты не выбирал себе ту семью. И начал общение с Кеном ты тоже не по своей воле.

– Верно. Но я выбрал остаться с ним в тот момент, когда мог просто спокойно уйти. Я люблю его. Он вся моя жизнь, – на вдохе произносит Аято и чувствует, как из-под ног уходит земля.

– Ты слишком юн и неопытен, чтобы знать все тонкости человеческих отношений, – поучительно отвечает Киоши-сан, закидывая ногу на ногу и облокачиваясь о кожаную спинку стула. – Но позволь преподать тебе один урок. Любви как таковой не существует. Есть привязанность, страх одиночества, симпатия, сексуальное влечение. Что угодно, но не любовь, – босс вытащил очередную сигарету и разломал её на две неаккуратные части. Он демонстративно начал вертеть их меж пальцев перед Аято. – Вы такие непохожие, полные противоположности друг другу. Добро и зло, свет и тьма, спокойствие и вспыльчивость. Вам не быть вместе. Когда-нибудь один убьёт другого. И для всеобщей безопасности тебе необходимо разорвать эту связь.

– А что, если я не сделаю этого? – нагло усмехнулся блондин.

– Ну, в таком случае, его уничтожением займусь я, – грубо отрезал Киоши-сан, сжимая часть разломанной сигареты в ладони.

– Уничтожите?! Его? – не на шутку испугавшись, воскликнул Аято.

– Мне это не составит никакого труда, – рука босса растёрла оставшийся пепел по лакированному столу, и мужчина одним резким порывом сдул его на пол.

– Вы… Вы, – Такимуру распирало на куски от нарастающей злости, но он так растерялся, что не мог сформулировать ни один достойный аргумент.

– Тебя что-то не устраивает, малыш? – игриво вскинул бровями босс.

– Да! Да, чёрт возьми! А что из перечисленного вами вообще может устраивать? Для вас люди – это просто пешки, которыми вы распоряжаетесь, как хотите. Захотел – вышвырнул. Захотел – убил. Захотел – вернул. Так ведь? – с пеной у рта возмутился Аято.

Киоши-сан громко и утробно захохотал. Вдруг он резко поднялся из-за стола и, открыв нижний ящик, достал оттуда револьвер.

– Святая простота, – начал крутить он оружием в руке. – А, знаешь, ты прав. Я и впрямь позволяю себе слишком много. Вот только ты не учёл одного, малыш, – приторно протянув прозвище, босс мерными шагами подошёл вплотную к парню. – А как ещё обращаться с идиотами, которые даже себя защитить не в состоянии? Лишь лепечут что-то про любовь, оправдывая своё нытьё высокими чувствами. Сопливые куски мусора! Трусы, которые только и умеют выставлять себя до-невозможности какими важными. А когда приставишь к их лбам пистолет (Киоши-сан револьвером приподнял подбородок Аято), привяжешь к батарее, стоя рядом с бейсбольной битой, куда денется вся эта важность? А?! – мужчина начал наступать на блондина, заставляя того упасть на диван. – Да они сразу в кусты полезут и заскулят, словно новорождённые щенки. Вот я и обращаюсь с ними, как с животными. И, заметь, мои методы довольно гуманны. Я всегда предупреждаю заранее, если собираюсь кого-то убить, – с безумным оскалом улыбнулся он.

– Не трогайте его, – неуверенно поднявшись с дивана, ответил Такимура. – Делайте со мной всё, что хотите, но не приближайтесь к нему.

Киоши-сан вновь хрипло засмеялся. Он небрежно потрепал Аято по голове, но тот грубо одёрнул его руку.

– Неужели ты до сих пор думаешь, что я могу с тобой что-то сделать? Если бы мне было выгодно убить тебя, то ты бы уже давно гнил в гробу. Но я не собираюсь покушаться на твою жизнь. Ты мне нравишься. Danaus нужны такие, как ты. А вот Судзуки для меня абсолютно никто. И если мне понадобится убить его, то я это сделаю без промедлений. Но у тебя есть шанс спасти своего возлюбленного. А вот воспользоваться им или нет – решать лишь тебе.

Такимура раздражённо сжал ладони в кулаки и зажмурился, после чего резко приблизил своё лицо к боссу и ядовито процедил:

– Читайте по губам. Я ни за что не брошу его.

Это оказалось лимитом смелости парня, и он, не желая больше находиться в кабинете, моментально выскочил в коридор. Громко хлопнув дверью, Аято впился ладонями в корни своих волос. Удушающая атмосфера той комнаты всё ещё стягивала его колотящееся сердце. А мозг уже минут десять назад перестал понимать происходящее. Затуманенные отголоски их разговора прокрутились в голове, как пробелы из дурного сна. К горлу парня подступила тошнота, а череп словно сдавило тяжёлым прессом. Всё его нынешнее состояние походило на действие вируса, который постепенно поглощал его изнутри. Такимуру знобило. К выходу он шёл, не чувствуя ног, скорее по инерции, будто бы ему прострелили коленные чашечки. В голове лишь одна навязчивая мысль – Киоши-сан самый сволочной урод на земле. А в планах только один пункт – прийти в себя прежде, чем его состояние заметит Кен.

***

Как только Аято отошёл от случившегося в штабе Danaus, он сразу же решил, что с этой работой нужно завязывать. Чем быстрее, тем лучше. Наверное, со стороны он выглядел чересчур обеспокоенным и нервным, потому что Судзуки укоризненно попросил его отдохнуть пару дней дома. Впрочем, именно это и собирался сделать Такимура. Любых контактов с членами группировки блондин теперь избегал, а потому выходить на улицу было рискованно. Только вот, находясь в квартире, Аято не мог расслабиться. Он начал подыскивать новое жильё. Подальше от этого места, возможно даже и в другой префектуре. Парень пытался рассматривать любые варианты. И, конечно, всё упиралось в финансы. Последние пару лет основным заработком Такимуры были наркотики. Благо он не забросил музыку. Со студии можно было бы поиметь хоть какие-то средства на проживание. В общем, за неделю раздумий Аято для себя решил, что с деньгами он разберётся. Но открытыми оставались ещё пару вопросов. А что сказать Кену? И найдёт ли его Киоши-сан в другом городе? Не будут же они прятаться всю свою жизнь. Такимуру одолевал дикий ужас каждый раз, когда он представлял, что их ждёт. С этими навязчивыми мыслями парень попросту не мог спокойно уснуть.

Как и сейчас. Время два часа ночи, а Аято погрузился в дремоту лишь минут десять назад. Одной рукой он обнимал Кена, пока другая свисала с кровати. Гладкая грудь медленно вздымалась, и казалось, что в этот раз блондину удастся проспать больше пяти часов. Но, внезапно, его брови нахмурились, а лицо исказилось в неприятной гримасе. Ему снился сон.

“Холод. Голые ноги испачканы в мокрой грязи. Худощавый мальчишка стоит посередине тёмного леса. Он окружён густыми, непробиваемыми деревьями. Подняв голову вверх, парень понял, что небо тоже сокрыто кронами. От этой тесноты ему стало душно. В горле запершило, и мальчик сделал шаг вперёд. Стопа хлюпнула в грязной луже. Внезапно, сердце начало бешено стучать. Издалека послышалась тихая, но до боли знакомая мелодия. Собственное дыхание перекрывало весь слышимый звук, но мальчишка сорвался на бег. Невзирая на плотные заросли, он просто рванул вперёд. Голова кружилась, а перед глазами всё размывалось и чернело. Он потерялся во времени и пространстве. Возможно, он ходил кругами. Промозглый холод сковывал внутренности, а ноги вот-вот готовы были не выдержать и подвести. Но мелодия не исчезала. С каждой минутой она становилась лишь громче, и помятое тело тянулось к ней, словно по инерции.

Вдруг начался сильный ливень. Резкими порывами ветра деревья склонялись из одной стороны в другую. Лицо и руки онемели, ноги уже потеряли всякую чувствительность. Может, они и вовсе остались где-то позади? В сознании помутнело. Но паренёк твёрдо бежал вперёд, шаг за шагом, всё ближе к мелодии. Каждый сустав и каждая мышца, казалось, так и вопили. Он поскальзывался на сырой траве, а колючий терновник задевал острые плечи. Но мальчишка собрал все свои силы и разогнался, чтобы успеть добраться до источника звука. Проскочив через ветви кустарника, он выскочил на асфальт. Дорога была разбита, а улица казалась заброшенной и одинокой. Вдалеке находилась огромная свалка. Но среди металлических прутьев было то, за что мгновенно зацепился прояснившийся взгляд. Старое фортепиано. Стёртые клавиши отдавали тусклым блеском, а одна из ножек была сломана и валялась где-то посереди никому не нужного хлама. Источник мелодии найден. Она продолжала витать в воздухе, оставляя после себя шлейф из эха. Стёртые в кровь стопы мучительно шагнули вперёд. Всё ближе и ближе к свалке, к богом забытому фортепиано.

Внезапно, раздался оглушительный взрыв. Барабанные перепонки лопнули и, кажется, из ушей хлынула кровь. Горы мусора вспыхнули ярким огнём. Пламя с треском возносилось к чёрному небу. Всё превращалось в пепел и припадало к земле. Лицо горело от жара. На теле остались ожоги. В этот момент раздался последний вопль фортепиано, словно кто-то ударил по клавишам. Инстинктивно обернувшись, мальчишка испуганно сжал кулаки. Кровь продолжала стекать по тонкой шее. Казалось, что тело больше не принадлежало ему. Был ли он уже мёртв? Не контролируя свои действия, паренёк бросился прямиком в огонь. Но ни боли, ни жара он не почувствовал, словно проходил через этот пожар уже множество раз. В голове помутнело, но последняя чёткая мысль царапала по сердцу о том, что мальчишка потерял нечто важное.”

В три часа ночи на улице не было ни души. Аято сидел на одной из лавок около дома и, устало зажмурив глаза, пытался выкинуть из головы разбудивший его кошмар. Мелкий дождь неприятно моросил по холодной коже, оставляя за собой табун из мурашек. Мокрые локоны волос неприятно свисали, прикрывая лицо. Такимура просидел так уже полчаса, но ему стало лишь паршивее.

– Не спится? – вдруг за его спиной раздался знакомый голос.

Мгновенно обернувшись, Аято увидел Джесс. Девушка самодовольно хмыкнула и подошла ближе к блондину, присаживаясь на край лавки.

– Киоши-сан вновь приказал проследить за мной? – хрипло спросил парень, даже не поднимая свой взгляд.

– Практически, – уклончиво ответила Джесс. – Вообще-то он попросил кое-что тебе передать, – сказала она, протянув Такимуре тёмно-синюю флэшку.

– Что это? – нахмурился Аято, резко отодвигая руку девушки от себя. – Убери, мне больше ничего от вас не нужно. Скоро мы с Кеном освободим квартиру и уедем куда подальше. Я твёрдо решил, что оставляю Danaus позади.

– И ты всерьёз полагаешь, что Киоши-сан не доберётся до вас? – с не скрытой усмешкой задала вопрос Джесс.

– Я приложу все усилия ради этого.

– Не думала, что ты можешь быть таким наивным и беспечным, – разочарованно хмыкнула девушка. – Знаешь, мне, конечно, глубоко плевать на твою жизнь, но босс никогда не бросает слова на ветер. А ты так жалок, что он размажет тебя по стенке в доли секунды. Я бы на твоём месте взвесила все за и против, прежде чембросаться в бега от самого влиятельного человека в преступном мире Японии, – Джесс спрыгнула с лавки и, отряхнувшись, упрямо положила флэшку на колени парня. – Всё-таки возьми. Кажется, это важно.

Не успел Аято вставить и пару слов, как девушка ушла с площадки, мимолётно бросив ему сожалеющий взгляд. Повертев странную флэшку меж пальцев, Такимура решил вернуться в квартиру и попробовать снова уснуть.

***

На следующее утро, пока Кен был на учёбе, блондин зашёл в его кабинет и включил компьютер, чтобы просмотреть содержимое незнакомой флэшки. Прежде чем вставить её Аято прокрутил в голове всевозможные варианты того, что он сейчас найдёт. Возможно, Киоши-сан записал ему личное обращение, приказывая вернуться назад. А может, там находится что-то, связанное с семьёй Такимуры. Сколько бы Аято не спрашивал, босс отказывался рассказывать что-либо о его отце, утверждая, что придёт время и парень узнает всё сам. Что ж, по всей видимости, то самое время настало.

Но все предположения блондина рассыпались в прах, когда он включил одну единственную видеозапись, находящуюся на этой флэшке.

Камера, очевидно, стояла на рабочем столе в кабинете Киоши-сана. Но диваны и кресла были отставлены в стороны, а дорогой и огромный ковер оказался свёрнут возле стены. Какой-то темноволосый парень стоял на коленях прямо посереди комнаты. Его рот перевязан изолентой, а на глазах чёрная ткань. Руки скреплены за спиной. Рядом с ним стоит высокий мужчина в чёрной майке без рукавов. На его предплечье татуировка бабочки. Лицо незнакомца скрыто под маской. Внезапно, он вытягивает правую руку, сжимая в ней пистолет. Дуло направлено точно на голову жертвы.

– Покажи его, – рядом с камерой раздаётся холодный голос Киоши-сана.

Следуя приказу босса, мужчина срывает маску с лица перепуганного парня. И тут Аято прошибает шок.

– Узнаёшь? – вдруг задаёт вопрос Киоши-сан, словно предугадав реакцию Такимуры.

И тут сам босс выходит в кадр. Он одет полностью в чёрный костюм, лишь золотые перстни переливаются на свету. В отличие от остальных, его лицо не скрыто под маской. Киоши-сан становится рядом с темноволосым парнем и кладёт руку на его плечо, направляя свой взгляд точно в камеру. Аято бросает в дрожь. Ему кажется, словно это не запись и босс видит его прямо сейчас.

– Фугусима Ютака. Кажется, вы неплохо знакомы, – ядовито процедил Киоши-сан, и внутри Такимуры вспыхнула кровь.

В голове мгновенно проносятся все воспоминания, связанные с этим парнем. То, как в начальной школе Ютака издевался над ним и Кеном. То, как он избивал их у гаражей. То, как настроил весь класс против блондина. Аято определённо ненавидел Фугусиму. Но в данный момент его волновал лишь один вопрос. Зачем Ютака понадобился Киоши-сану?

– Помнишь, как этот гадёныш подпортил тебе жизнь? – усмехнувшись, вопросил босс. – Ты его терпеть не можешь, не так ли? Что ж, я это предугадал. Знаешь, я бы мог выбрать кого угодно. Ту девчонку Харуку или же того нарцисса Сатоши. Но мне показалось, что их смерти причинят тебе куда больше чувства вины, нежели смерть этого засранца, – Киоши-сан грубо схватил Ютаку за волосы, и парень жалобно заскулил. – Я мог бы и не делать этого, но, к сожалению, лишь замарав свои руки кровью, я достучусь до тебя.

И, словно в подтверждение этих слов, мужчина, всё это время покорно держащий пистолет в руке, направил оружие в ногу Ютаки.

– Приятного просмотра, малыш. И помни, всё это представление исключительно ради тебя.

Как только Киоши-сан закончил говорить, мужчина спустил курок, и по всему кабинету раздался истошный вопль Фугусимы. Пуля продырявила стопу, и на лакированном полу быстро образовалась лужа из крови. Ютака хотел кричать, но изолента не позволяла сделать этого. Парень упал от невыносимой боли, но босс резко схватил его за футболку, разрезая её ножом пополам. После этого Киоши-сан не остановился и продолжил проводить лезвием по оголённой коже груди. Добравшись до предплечья, он неожиданно вогнал нож до кости. Ютака не выдержал этой пытки и потерял сознание. Он с глухим ударом упал в лужу собственной крови. Показав безумный оскал, босс присел на корточки рядом с обездвиженным телом и начал проводить ножом по животу. Он резко взмахивал лезвием, усердно прочерчивая что-то на коже. Спустя полминуты Киоши-сан, самодовольно кивнув, приподнял Ютаку, показывая на камеру своё творение. Чуть выше пупка Фугусимы кровоточила огромная бабочка.

– Danaus никогда не проходит бесследно, – гордо произнес босс, – Но мне кажется, чего-то не хватает, – посмотрев в объектив, он обратился к Аято. – Как думаешь, голова может быть оставлена в качестве трофея? У меня давно не было голов.

Киоши-сан на несколько секунд вышел из кадра. Аято расслышал какое-то копошение. Но не успел Такимура отойти от увиденного, как босс снова вернулся, теперь сжимая в руке блестящий топор. Он показательно перекидывает его из одной ладони в другую, замахивается над телом Ютаки и резко разрубает топором шею парня.

Блондин мгновенно вырывает флэшку из разъёма, отбрасывая её куда-то в угол комнаты. Испуганно отскочив назад, Аято схватился руками за голову. Сердце колотится, как при лихорадке, поднимаясь к горлу и опускаясь до стоп. Перед глазами всё ещё стоит картина разрубленной головы. Такимура беззвучно кричит, медленно оседая на пол. Всё тело трясётся в истерике. Его губы искусаны до крови, но внутри такой ураган дикого ужаса, что хочется сломать себе руку. Лишь бы не почувствовать боль, убедиться, что это просто продолжение кошмарного сна. Такимура в очередной раз прокусывает губу, по подбородку стекает кровь, а нежная кожа щиплет так, будто её разъедает кислота. Парень просидел, согнувшись корпусом, около двадцати минут. Постепенно шок сменился сильнейшим страхом. Ему было жутко пошевелить даже мизинцем на ноге. В сознании тут же всплывал тот топор. Умом Аято понимал, что в данный момент он находится в относительной безопасности. Но затворки интуиции взвывали о том, что он стоит на кульминации игры в смерть. Прошло еще минут десять, и Такимура прокрутил в памяти всё, что увидел. Фугусима Ютака мёртв. Киоши-сан убил его. И если Аято сбежит, то следующей жертвой будет…

– …Кен.

Кое-как приволочив себя в ванную, парень умылся ледяной водой. Сильные струи обжигали лицо, но вместе с тем оживляли сознание. Такимура ещё не сошёл с ума, однако чувствовал, что очень скоро свихнётся. Сердце продолжало стучать и колоть, словно напоминая о том, что Аято в порядке и должен спокойно обдумать произошедшее. Немного придя в себя, блондин вернулся в кабинет Кена и поднял треклятую флэшку с пола. То видео было просмотрено не до конца, и он решил это исправить. Вдруг босс оставил ему какое-то послание на самых последних секундах записи. Учитывая всю тяжесть ситуации, Аято не мог упустить ни слова. Когда он снова вставлял флэшку в разъём, ладони предательски содрогались. Но сложнее всего оказалось запустить это видео. У Такимуры не оставалось сил пересматривать всё сначала, а потому он промотал до того момента, когда Киоши-сан поднял над головой топор. Аято тут же зажмурил глаза и не открыл их, пока не услышал холодный и твёрдый голос босса.

– У тебя есть выбор, – на этих словах запись прерывается.

Такимура с ужасом осознаёт, что все его предположения подтвердились. Киоши-сан никогда не проигрывает. Выключив компьютер, парень на ватных ногах заходит в гостиную, мгновенно сваливаясь на ковёр рядом с диваном.

“Этот ублюдок говорит о выборе. Но есть ли у меня выбор вообще? Если я соглашусь на его условия, то мне придётся связать с криминалом всю свою жизнь. Я буду обречён на рабство без возможности когда-либо получить свободу. Но даже это не имеет большого значения, потому что я также потеряю и Кена. А если отказаться… Боюсь, что тогда Киоши-сан уничтожит его. И будь я проклят, если допущу это.”

Аято почувствовал, как его тело прошибло потом, а сознание вновь охватил ужас. Он был растерян и зол на самого себя. За то, что связался с этой группировкой, поверил на слово, подверг опасности близкого, не уберёг. Такимура прекрасно понимал, что у него нет никакого выбора. Кена он потеряет уже в любом случае. Но сможет ли младший спокойно жить дальше после их расставания? И как объяснить человеку, которого любишь, что тебе нужно уйти? Может, всё ещё есть возможность договориться с Киоши-саном? Аято старался надеяться на менее тяжёлый исход. Но тешить себя надеждами слишком глупо. Даже для такого глупого человека, как он.

И тут Такимура задумался. А что бы сделал Кен? Но ответ оказался прозрачнее, чем хотелось блондину. Младший пошёл бы на всё, чтобы защитить его.

***

– Я согласен на ваши условия, – сразу же выпаливает Аято, только пересекая порог в кабинет босса.

Киоши-сан удивлённо вскидывает бровями и, довольно ухмыляясь, откидывается на спинку стула.

– Это было предсказуемо, что твой ответ по итогу окажется таким.

– Но я не собираюсь бросать Кена сейчас, – на выдохе заявляет парень, делая уверенный шаг вперёд. – Мне нужно убедиться, что он не будет оставлен на произвол судьбы. Я уйду, когда у него появится работа.

– Он только на третьем курсе.

– Осталось полтора года, – мгновенно отвечает блондин, а во взгляде ни капли страха. Аято принял решение, и Киоши-сану придётся пойти на уступки. – Ему необходим постоянный заработок, жильё…

– Кен может оставаться в моей квартире, – разведя ладони, предложил босс.

– Я знаю его лучше, – тут же вертит головой Такимура. – И он съедет сразу же, когда я… исчезну.

– Исчезнешь? – заинтересованно переспросил Киоши-сан.

– Просто, я без понятия, как уйти от него, – сглотнув, полушёпотом признался Аято. Он подошёл к небольшому диванчику, измотанно присаживаясь на него. – Не знаю, что стоит сделать, чтобы причинить как можно меньше боли.

– Вы поставили себя в сильнейшую зависимость друг от друга, а потому боли не избежать, – сложив руки шпилем, пояснил босс. – Но ты не беспокойся. Думаю, вы достаточно сильные и переживёте это.

– Зачем? – срывается с уст тихий вопрос, и Такимура опускает голову в пол, чтобы мужчина не заметил подступившую слезу.

– О чём ты? – спрашивает Киоши-сан, хоть и прекрасно знает ответ.

– Зачем вы так поступаете? И почему именно со мной, с нами? Чем мы насолили вашей группировке? Что сделал я? И в чём провинился Кен?

Босс обводит парня нечитаемым взглядом и поднимается с места, в доли секунды приближаясь к Аято. Как только он присаживается на диван, блондин машинально отодвигается, кривясь от резкого запаха одеколона.

– Глупый мальчишка, – с толикой заботы произносит мужчина, кладя свою ладонь на плечо Такимуры. – Я делаю это лишь во благо. Тебя с Кеном ошибочно связали вместе, но у вас разные судьбы. Жизни разные. И твоё место здесь, в Danaus. Можешь не верить в это сейчас, но рано или поздно ты поймешь, что обрёл гораздо больше, чем потерял.

– Я всю жизнь лишь теряю, – уже не скрывая покрасневших глаз, сказал Аято. – Вначале родители, затем опекуны… Я не могу лишиться его.

– Любовь – иллюзорное понятие. И со временем она испаряется. Вы с Кеном всё равно бы не сделали друг друга счастливыми. Ему нужен кто-то другой, более правильный и хороший. А тебе тот, кто сможет ужиться с твоей нелёгкой судьбой.

– Кен принял меня настоящим.

– Но он никогда не поймёт, каково это. Быть тобой. Сломленным жизнью одиночкой с искалеченной психикой и постоянными перепадами настроения. Ему ни за что не понять, что ты чувствуешь, вспоминая, как убили твою семью. И он, безусловно, осудит тебя, узнав, что ты занялся продажей наркотиков. Но преступность часть тебя, потому что ты привык выживать, бороться. И, поверь, в Danaus все точно такие же. Брошенные сражаться с судьбой, оставленные всеми позади, как ненужный балласт. Мы связаны друг с другом, как семья. И ты тоже станешь её частью. Клянусь.

От этой клятвы по телу Аято прошлись мурашки. Оказалось, что босс обладал прекрасной способностью внушения. И Такимура, сам того не понимая, кивнул.

– Я брошу его. Но только через полтора года. Когда он окончит университет и ни днём раньше.

– Хорошо, – на удивление быстро согласился мужчина. – Но как мне убедиться в твоей верности?

– А как я могу убедить вас? – подняв голову на Киоши-сана, спросил блондин.

Босс самодовольно улыбнулся, кивая головой на запястье Аято.

– Поставь метку Danaus.

Несколько недель назад Такимура бы в ответ на такую просьбу грубо и резко отказал. Но сейчас, вспоминая отрубленную голову Ютаки, парень лишь закусил губу и, опустив взгляд на колени, прошептал:

– Конечно.

– Тетсуя отведёт тебя в нужную комнату. Он как раз сейчас здесь.

***

Пока Аято набивали тату, он думал о чём-то отстранённом. Кажется, словно вся жизнь пронеслась перед глазами. Знакомство с Судзуки, их первый звездопад, школа, драка у гаражей, клятва на крови, нежный поцелуй и признания в любви, уход из дома и первая пошарпанная квартира. Кен и был его жизнью. Он занимал большую часть воспоминаний. И душу Такимуры успокаивало лишь одно – ему удалось отбить ещё полтора года. Полтора года возможности видеть младшего, прикасаться к нему, вдыхать этот неизменный запах кофе и книг.

Когда работа над татуировкой была окончена, Аято посмотрел на своё запястье. Теперь на белоснежной коже набита чёрная бабочка. Почему-то в этот момент он почувствовал, словно именно этого ему и не хватало. Татуировка вписалась слишком идеально. Будто была создана для него.

– Уже любуешься нашей меткой? – Раздался голос Киоши-сана из-за спины.

Такимура мгновенно обернулся, растерянно направляя глаза на босса.

– Это просто рисунок. Ничего особенного, – пожал плечами парень, хоть и внутри понимал, что теперь его жизнь кардинально изменится.

Аято вновь вспомнил о Ютаке и стыдливо прикрыл свежую татуировку рукой, тут же одергивая её и заводя за спину. Киоши-сан заметил дискомфорт блондина и подошёл чуть ближе к нему.

– Хочешь поговорить о том видео? – словно прочитав его мысли, задал вопрос босс.

– Вы так просто относитесь к убийствам. Будто жизнь людей совершенно ничего не стоит. Наверное, мне никогда понять этого, – признался Аято, заставляя Киоши-сана усмехнуться.

– Запомни одну вещь, милый мой, – с долей иронии произнёс мужчина. – Жизнь – это всего лишь дуэль, в конце которой каждого ожидает смерть. В порядке очереди, конечно. Но это всё не имело бы смысла, если бы не было того, кто жмёт на курок последним.

– И кто же это? – на автомате спрашивает Аято, хоть и заранее знает ответ.

– Я.

Киоши-сан не скрывает своего превосходства, что лишь помогает поддерживать его высокий статус. Он сам короновал себя. И с завидным успехом держит удар. Но Такимура за всей этой напыщенностью видит тирана. Жестокого карателя, не знающего границ.

– Для вас это всё игра? – брезгливо бросает парень, подсознательно желая задеть человека, стоящего перед ним.

– Игра? – удивлённой интонацией передразнивает его Киоши-сан. – Убивать людей – большая работа.

Аято смотрит на него презрительным взглядом, но оставшееся негодование в себе подавляет, проглатывает вместе с отвращением к этому месту и людям, работающим здесь. Теперь Такимура их часть.

– Мне пора, – холодно проговаривает он. – Осталось полтора года на счастье. Не могу растрачивать это время впустую.

– Не стоит копать себе ещё более глубокую яму, – нравоучительно отвечает босс. – Хочешь испытать меньше боли? Охладейте друг к другу. Заставь его ненавидеть тебя.

Блондин быстро кивает, словно эта тактика имеет какой-то смысл, и выходит из комнаты, даже не прикрывая за собой дверь. Киоши-сан провожает парня вдумчивым взглядом, но из размышлений его вырывает Тетсуя.

– И вы всерьёз доверяете этой выскочке?

– Аято умный мальчик, – уверено протягивает босс. – Он знает, что если откроет свой рот, его любимый моментально отправится в реанимацию. Безо всякой надежды на восстановление.

***

В чём-то предводитель Danaus был прав. Боль после расставания окажется неимоверной. И чтобы избежать этого, необходимо как можно сильнее остыть. Возвращаясь домой, Такимура серьёзно задумался над сказанными боссом словами. Но спустя несколько минут тяжёлой думы он пришёл лишь к одному выводу. Сейчас парень определённо не готов пустить равнодушие в их с Кеном жизнь.

– Ничего себе! Ты сделал татуировку? – удивлённо воскликнул Судзуки, с неподдельным интересом рассматривая бабочку на запястье Аято.

– Да, решил, что это будет сюрпризом, – попытался улыбнуться блондин.

– Это смелое решение. Да ещё на таком видном месте.

– Переживу и без купания в онсэнах, – беззаботно пожал плечами старший. – Так что, терять мне нечего.

– Мне нравится, – сверкает своей широкой улыбкой Кен, и Такимура на секунду задумывается о том, что не сможет без этой улыбки жить.

11.За гранью всевозможных шкал

Почему-то мы никогда не замечаем, как быстро течёт время, если не ставим себе определённых сроков. Но стоит отметить в календаре какую-то дату – моргнуть не успеешь, как осталось всего ничего до этого дня. Аято календарь не заводил. У него итак из головы не выходит число, когда разрушится весь его мир. Он обратный отчёт ведёт, отнимая минуту за минутой, мгновение за мгновением, и отдышаться не может. Постоянно спешит. Судзуки не сразу заметил перемены в поведении парня. Такимура всегда был внимательным, чутким и до невозможности падким на романтику. В этом и заключался обычный Аято. Но теперь «обычно» стало недостаточным. У них оставалось слишком мало времени на «обычно». Нужно, чтобы было превосходно, волшебно, незабываемо. И блондин всеми силами старался сделать их жизнь именно такой.

Каждый вечер после трудоёмкой учёбы Кена ждал вкусный ужин. И обязательно с десертом, поданным под красивую музыку. На выходных Аято вытаскивал младшего в город. Они сидели в кафе, ресторанах, гуляли по парку, а, когда надоедала людность, приезжали в частный сектор и ходили в лесу. На одной из таких прогулок Такимура нашёл самодельные качели из досок, сооружённые в центре опушки. Уже через несколько дней парни устроили там пикник.

Аято никогда не был особым любителем поговорить. Он с детства рос больше слушателем. Но сейчас даже способность слушать увеличилась вдвое. Блондин ежесекундно впитывал речь младшего, вслушивался в его голос, старался запомнить каждое слово, ведь вскоре ему останется лишь это. Вспоминать. Прокручивать в памяти те моменты, когда он ещё мог слышать этот бархатный тембр, звонкий и переливающийся смех, посвящённый ему и только ему. Кен был навязчивой мыслью, с которой Аято не мог совладать. Такимуре бы приостановиться, вздохнуть, провести день в ленивых объятьях с любимым, а не безумными поисками того, чего им ещё не удавалось попробовать. Ведь если мы обожаем шоколад, то никогда не переедаем его, желая прочувствовать каждый кусочек. Но стоило бы нам узнать, что завтра мы заболеем диабетом – руки сами бы потянулись к огромным запасам лакомства. Человеку необходимо насытиться вдоволь шоколадом, прежде чем навсегда расстаться с ним. Также и в отношениях. Аято пытался насытиться Судзуки, но с каждым днём ощущал лишь большую тягу к нему. Свою любовь парень показывал искрящимся взглядом, крепкими объятьями, пылкими ночами, когда громкие стоны только сильнее разжигали необузданную страсть. День за днём Такимура показывал, как он боготворит их любовь. Но если бы Кен знал, какой же болью отдастся это потом.

Блондин и опомниться не успел, как прошёл уже год. Судзуки успешно сдал первую сессию на четвёртом курсе. Оставалось всего полгода до окончания учёбы. А дальше работа в полиции – одна из главных целей в жизни Кена. И один из самых кошмарных снов для Аято. Шатен станет офицером сразу же после выпуска, в этом сомнений нет. За четыре года обучения в университете парень обзавёлся приличными связями и успел сделать себе хорошую репутацию. О его успехах были наслышаны многие. Такимура гордился Кеном и искренне поздравлял с каждым проделанным шагом в учёбе. Аято честно пытался прожить эти месяцы без забот, веселясь и радуясь так, словно всё у них будет прекрасно. Но постепенно приближаясь к той самой злосчастной дате, парень начинал осознавать, что он не способен расстаться с Кеном. А смотря в такие горящие глаза младшего, Такимура ещё больше убеждался, что тот тоже абсолютно не готов его потерять. И тут в голову начали закрадываться опасения. А сможет ли Судзуки пережить его уход? И вовсе не самолюбие Аято играло тут. Просто он знал, как сильно и самоотверженно шатен любит его. Но меньше всего на свете Такимура хотел причинить ему боль.

И внезапно парень решил, что пусть лучше Кен будет его ненавидеть, нежели тосковать по нему. В голове тут же всплыли слова Киоши-сана: «Охладейте друг к другу. Заставь его ненавидеть тебя». Это было жестоко. Но не более жестко, чем резко и совершенно неожиданно разбивать ему сердце. Аято легко не любить. И если бы на месте Кена был кто-то другой, то блондин справился бы с этой задачей за пару минут. Но Судзуки ненавидеть не мог, не умел. А для того, чтобы он перестал что-либо чувствовать к Такимуре, потребуется, наверно, перевернуть Вселенную, не меньше. Однако выбора у Аято не оставалось. Это было единственным способом сделать их расставание не слишком болезненным и опасным.

Началось всё совершенно невинно. После такого бурного года, блондину было достаточно перестать делать Кену сюрпризы, гулять с ним по паркам, водить в кафе или же просто радовать аппетитными десертами. Но Судзуки, как и ожидалось, даже не подал вида, что что-то не так. Более того, младший сам не скупился на различную родом романтику, успевая совмещать шикарные свидания вместе с учёбой. И Аято быстро изменил тактику. Теперь он пытался избегать времяпровождения с Кеном, подыскивая всё новые и новые поводы. Судзуки такое поведение расстраивало – это было видно. Однако младший не злился. Он принимал всё, как должное, считая, что это просто трудное время, через которое нужно пройти. Постепенно Такимура начал сторониться и любого проявления ласки шатена. Никаких объятий, поцелуев, а уж тем более секса. И если первое время это было терпимо, то очень скоро «проголодались» оба. Аято держался до последнего. Но когда Кен попросту устал ждать и припечатал его к кровати, горячо целуя каждый миллиметр кожи старшего, тот позорно сдался, с первой же секунды плавясь от его касаний. И как только Такимура пришёл в себя после нескольких часов страсти, он с горечью осознал, что потратил два месяца насмарку. Кен всё так же сильно любит и ценит его. Из всех вариантов стать хуже в глазах Судзуки оставался лишь один – грубость. И это оказалось самым сложным для Аято. Он в принципе не мог нахамить младшему. Однако каждый раз, когда парень сомневался в своих действиях, он пытался вбить себе в голову то, что это всё только на благо Кену. Пережив часть боли сейчас, он справится с остальным и в дальнейшем. Почему-то на тот момент Такимура был в этом уверен.

Теперь Аято больше не улыбался парню так широко, не поздравлял с достижениями по учёбе и не поддерживал перед предстоящей сессией. Его поведение было особенно равнодушно. А ещё блондин начал прицепляться к каждой мелочи, совершённой Судзуки. Он без сарказма подшучивал над Кеном, срывался на бытовые ссоры, грубил и просто сбивал парня с толку. Такой холод очень скоро измотал младшего. Он стал заметно тоскливее, просыпался и уходил на учёбу хмурым, а возвращался домой с невеликим желанием. Но Аято был дураком, полагая, что это заставит Кена остыть по отношению к нему. Просто в один день Судзуки вернулся из университета и, найдя Такимуру в спальне, попросил парня сесть на кровать и внимательно выслушать его.

– Аято, я понимаю, что сейчас сложное время. Много дел навалилось, стресс и давление со всех сторон. Но я не могу видеть, как ты мучаешь себя, стараешься лишний раз не напрягать мою и без того уставшую голову. Но, пожалуйста, не закрывайся от меня. Единственный человек, на которого я всегда найду время и силы – это ты. Я люблю тебя и всегда смогу выслушать и помочь. Я, действительно, хочу быть рядом с тобой в трудное время. Потому что ты самое важное, что есть в этой жизни. Важнее учёбы, выпуска, всех людей вместе взятых. Ты не должен держать злость и усталость в себе…

– Я и не держу, – резко обрывает его Такимура, понимая, что ещё несколько слов, и он просто сорвётся. – Если тебя что-то не устраивает, то это не мои проблемы. Я сам разберусь, что мне и как делать.

Глубоко вдохнув, Кен на пару секунд зажмурился. Он медленно поднялся с постели, и Аято краем глаза заметил, как подрагивали его колени. Судзуки выглядел растерянным и в какой-то степени опустошённым.

– Да, хорошо. Не буду напирать на тебя, – произнёс он совсем ласково, с такой теплотой, которую точно не заслуживал блондин. – Просто знай, что я рядом. Ты отдохни пока, а я пойду в кабинет. Люблю, – кротко бросил он, сразу же прикрывая за собой дверь.

А у Аято от его слов душа разрывается. Он устало падает на кровать, распластавшись по ней звездой. Тихое «люблю» всё ещё эхом отдаётся в голове парня, и он не выдерживает, резко подскакивая и начиная злостно бить кулаками подушку.

– Чёрт бы меня побрал! Ненавижу! Ненавижу, ненавижуненавижу, – бессвязно рычит он в помятую постель и сам не замечает, как ярость превращается в беспомощную мольбу. – Ненавидь меня! Ненавидь меня, ну пожалуйста. Ну чего тебе стоит. Прошу.

***

Пурпурно-алый закат был скрыт за пеленой серых туч. Но, несмотря на приближающуюся грозу, погода оставалась приятно-мягкой, а воздух преддождевым и свежим. Дверь на балкон была широко распахнута и пропускала легкие порывы ветра в спальню. Аято пытался освежиться, но с каждым тиком настенных часов лишь сильнее ощущал духоту вокруг. В груди как-то пусто и холодно. Всё, что можно, было выплакано уже давно. А сейчас остаётся лишь мрак, поглощающий каждый орган, включая сердце. Впрочем, оно больше Аято и не понадобится.

Внезапно, парень слышит лязг ключей. Он поднимается с постели и начинает обратный отсчёт. Пять. Кен быстро стягивает свои туфли. Четыре. Аккуратно снимает пальто. Три. Заглядывает на кухню в поисках парня. Два. По коридору уже слышны его лёгкие шаги. Один. Такимура смотрит в дверной проём и удивлённо раскрывает рот. Судзуки стоит перед ним в униформе: тёмно-синий китель, надетый поверх белой рубашки, брюки и строгая фуражка. Кен деловито поправляет её, но не выдерживает и пропускает смешок.

– Как тебе? Я выгляжу достаточно угрожающе? – сквозь смех спрашивает шатен, заходя в спальню и складывая руки на груди.

– Вполне, – улыбаясь, отвечает Аято, но тут же меняется в лице и растерянно хмурится.

– Я так долго ждал этого дня, – начинает восхищённо хвалиться младший, аккуратно кладя фуражку на кровать и подходя к Такимуре. – Аж до сих пор сердце трепещет. На работу заступлю через неделю. Я в таком предвкушении, что буду надоедать тебе своим счастливым визгом всё это время, – широко улыбается парень и игриво подмигивает, кладя свои ладони на талию Аято.

Но тот резко отстраняется, испуганно бегая глазами по сторонам и закусывая губу. Глубоко вдохнув, блондин решается прыгнуть с обрыва прямо сейчас.

– Я должен с тобой кое-что обсудить, – стиснув челюсть, он опускает голову в пол.

– Всё хорошо? – мгновенно насторожился Кен, пытаясь выяснить причину такого поведения старшего. – А, кажется, я понял, – ухмыльнувшись, сказал он. – Тебе не по себе из-за того, что я офицером стал. Боишься, что скоро работа отнимет у меня большую часть времени, – Судзуки тепло улыбается, а Аято делает шаг к нему и неуверенно берёт за руку. – Признайся, ты ревнуешь меня к полиции. Но тут не о чем волноваться, правда. Моя любовь навечно принадлежит лишь тебе.

Такимура прикрывает глаза и шумно втягивает носом воздух. Настраивается.

– Мне нужно сказать тебе о том, – его голос дрожит так же, как и заледеневшие от страха ладони, – что я ухожу.

– Куда? – абсолютно непонимающе спрашивает Судзуки.

– Это не важно, – с надрывом отвечает Аято. – Я ухожу от тебя.

И тут в доли секунды мир для Кена переворачивается вверх-дном. Нет, он не верит. Ни капли не верит в то, что блондин собирается разорвать отношения с ним.

– Это шутка такая? – пустив истеричный смешок, задаёт вопрос парень.

– Мы не можем больше быть вместе. Я…

– Нет, – резко обрывает его Судзуки, лишь крепче сжимая ладонь Аято в своей. – Нет, это же глупость. Самая огромная глупость, которую ты мог бы сказать. Произошло что-то очень плохое? Расскажи, ведь мы доверяем друг другу всё. Я не буду злиться, клянусь. Но сейчас ты пугаешь меня. Своими словами. Мне страшно, Аято, – обеспокоенно тараторит младший, но в глазах стоят капли слёз, и он вот-вот готов разреветься. – Не заставляй меня так волноваться, прошу.

Такимура через силу слушает его мольбы и мысленно уже бьётся в истерике. Хочется локти кусать и на стену лезть. А лучше спрыгнуть прямо с балкона. Только бы не слышать этот испуганный голос, не видеть такой беззащитный и растерянный взгляд. Но назад пути нет. Кен в опасности. На кону его жизнь. Аято про себя эту фразу, как мантру, повторяет, чтобы держаться, не потерять сознание и не упасть без сил. Но парень не знал, насколько трудным окажется этот вечер. Он готовил их разговор ещё за несколько месяцев. А по итогу стоит и не может из себя ни слова выудить. Шатен всё ещё крепко сжимает их руки, бормочет бессвязные предложения и смотрит прямо в глаза.

– Я не смогу без тебя, ну пойми же. Ты нужен мне, – подрагивающим голосом шепчет Судзуки.

И Аято срывается, громко и твёрдо воскликнув:

– Я больше тебя не люблю!

Словно по щелчку, Кен резко отпустил его руку. Такимура запнулся, а его сердце пронзил удар. В этот момент какая-то невидимая нить, связывающая их, разорвалась посередине. Всё, что держалось долгие годы, служило опорой, упало и раскололось вдребезги. Аято был готов ко всему. К тому, что младший мёртвой хваткой вцепится в его ладонь, закричит на него, чтобы он заткнулся, или в ярости начнёт стучать по нему кулаками. Но блондин и подумать не мог, что всё произойдёт именно так. Кен замолчал. Он не издал и звука, лишь сделал уверенный шаг назад.

– Это правда? – старательно пытаясь не выдать своего опустошения, спросил парень.

Аято опускает голову, не решаясь ответить. Он любит. Любит до смерти. Но также боится навредить своей любовью, а потому осторожно кивает.

– Я не люблю тебя, – повторил он чуть тише, чем в прошлый раз, и почему-то решил, что одной этой фразы будет не достаточно. – Я не хочу видеть тебя, говорить с тобой, вспоминать о тебе. Поэтому дай мне уйти. Так будет лучше для нас. Ты мне больше не нужен. Как и я тебе. Справишься сам, – стараясь выставить себя большим мудаком, которого не трудно забыть, Такимура продолжает. – Я хотел сделать это давно. Просто мне было жалко тебя. Не бери на свой счёт, так сложились карты. Но ты для меня ничего не значишь. И нам нужно покончить со всем этим сейчас…

– Мне собрать вещи сегодня? – неожиданно задаёт вопрос Кен, и Аято теряется. Голос звучал слишком сухо и спокойно в отличие от безумств, происходящих в его голове.

– Что? Нет, конечно. Ты оставайся. Я уйду, – хрипло проговаривает старший, всё ещё коробясь от такой неоднозначной реакции на их разрыв.

– В таком случае, я тебя не держу, – совсем скорбно отвечает Судзуки и крепко сжимает кулаки, впиваясь ногтями под кожу.

Это конец. Для Кена он наступил ещё в ту секунду, когда Аято признался, что больше не любит его. Парень сумел сдержать стойкий вид. Но если бы он только мог, то упал замертво здесь и сейчас. Он хотел плакать, плакать навзрыд, пинать и разрушать всё вокруг, выбить стёкла балкона и содрать обои со стен. Кен так бы и сделал, будь ситуация иной. Но Аято его не любит. А давить на жалость слишком жестоко. Судзуки меньше всего желал держать кого-то насильно возле себя. И поэтому парень попросту отпустил. Без лишних вопросов или скандалов.

И это заставило Такимуру пропустить через себя невыносимый удар. Слишком больно находиться здесь. Выше его скудных сил. Он медленно отступает назад и, достигая дверного проёма, поворачивается к Кену спиной. Ладонь невесомо скользит по стене, а ноги больше не решаются идти. Всё происходит, словно в тумане. Он пьян? Голова кружится, и тошнит. Если Аято задержится в комнате хоть на секунду, его вырвет прямо на лакированный пол. И Такимура срывается с места. Он мгновенно проскакивает коридор, стягивает с вешалки лёгкую куртку и в доли секунды выбегает из квартиры, с громким ударом захлопывая входную дверь.

Находясь в душном лифте, парень набирает короткое сообщение Кену о том, что он сменит свой номер. Ответ приходит уже тогда, когда Аято спустился на первый этаж:

“Всё в порядке. Я с тобой больше никогда не свяжусь. Ты живёшь собственной жизнью. И я не буду пытаться вернуть тебя в свою”.

На ватных ногах выходя из подъезда, Такимура внезапно чувствует, что больше не хочет жить. А если быть точнее, то жить ему больше не за чем. Грозовые тучи сгустились, и начал моросить дождь. Проходя под окнами, парень не рискнул обернуться и посмотреть вверх. Аято знал свой лимит и понимал, что если увидит там Кена, то сорвётся окончательно и бросится под первый же автомобиль.

Но Судзуки в окнах не было. Как только блондин покинул квартиру, младший забился в истерике и медленно сполз по стене. Мир закружился вокруг, когда он закрыл глаза. Мозг заледенел, а слёзы бурным потоком хлынули наружу. Тело затряслось так, что температура поднялась, как под действием вируса. У Кена началась настоящая паническая атака. В груди ноет нещадно, и кажется, что сердце вот-вот остановится. Он не может поверить в произошедшее, не хочет. В голове каша из мыслей. Ему просто страшно и запредельно больно. И только два вопроса вертятся на уме, словно насмехаясь над беспомощностью парня:

“Что же мне теперь делать? Как мне жить?”.

Постепенно он начал жадно глотать воздух. Страх сдавливал его горло мёртвой хваткой и медленно удушал. Кен просидел в этой позе слишком долго. За окном уже почернело, а ему так и не удалось заставить себя подняться с холодного пола.

***

Тяжёлый вздох. Под скрежет сердца ноги медленно плетутся по разбитому асфальту. Проливной дождь неумолимо стучит по земле, только подначивая и без того опустошённое состояние парня. Вся одежда блондина промокла насквозь, а длинная чёлка прилипла к лицу, полностью закрывая правый глаз. Тело обмякло и, казалось, лишилось костей. А душа… Что вообще такое «душа»? Где же она теперь? Аято идёт, губы до крови искусывает, терзает и ладони в кулаки сжимает так, что вены набухли и вылезли синими линиями. По щекам текут то ли капли дождя, то ли слёзы. Разобрать уже невозможно. Слишком больно. Просто невыносимо. Настолько, что в голове лишь одна единственная мысль. Забраться на крышу ближайшей многоэтажки и немедленно сброситься вниз. Но ноги почему-то упрямо продолжают шагать вперёд. Только зачем непонятно. Грудь изнывает, кричит, истекает невидимой кровью. А может, и видимой. По ощущениям Аято кажется, словно у него все рёбра попереломаны. Никогда прежде ему не было так плохо. В тот день, когда Такимуре едва ли исполнилось шесть, мальчик испытал неописуемый шок, пережил невозможное. Смерть всей своей семьи. Чёрт возьми, он на дрожащих ногах проходил через трупы родителей. Он видел мать, замертво обмякшую на постели. Он смотрел на тело отца, брошенного умирать в луже собственной крови. Будучи совсем несмышлёным мальчишкой, он пытался сбежать как можно дальше. Прятался под лавкой в неприемлемо лёгкой для холодной ночи одежде. До смерти боялся пошевелить хоть пальцем, в каждом услышанном шорохе поджидая выстрел…

Тогда он считал, что эту боль безоговорочно можно оценить на все сто процентов. Спроси Аято об этом сейчас, и он бы с уверенностью ответил, что в тот раз всё-таки было девяносто девять. А то, с чем парень борется в данный момент, за гранью всевозможных шкал.

Железная дверь в кабинет Киоши-сана раскрывается с такой силой, что мощным ударом врезается в стену. Такимура мгновенно влетает на середину комнаты и, сжав челюсть, разъярённо рычит:

– Ублюдок!

От неожиданности босс в доли секунды подрывается с места, но больше ничего не делает, лишь обводит парня напряжённым взглядом.

– Чудовище, монстр! – продолжает разбрасываться проклятьями блондин, пока жилка на его шее содрогается в бешеном ритме.

– Так ненавидишь меня? – усмехается Киоши-сан, всем видом показывая свою непоколебимость.

– Хочу придушить вас собственными руками, – скалится Аято и смотрит на босса огненным взглядом. Парень абсолютно не контролирует себя, им властвует злость.

– Ну так сделай это, – вдруг отвечает мужчина, подходя к Такимуре вплотную и повышая свой голос. – Убей меня! Здесь и сейчас!

И блондину окончательно сносит крышу. Он тут же замахивается на Киоши-сана, костяшками разбивая мужчине нос. Но не успевает Аято опомниться, как кто-то грубо хватает его за руки. Два человека не дают ему вырваться, а третий выходит вперёд и начинает безжалостно избивать. Первый удар. Второй. Пятый. Такимура закашлялся и начал плеваться кровью. Очередной удар пришёлся на колено. Ноги подкосились, и, болезненно закричав, Аято свалился прямо на пол. Его не переставали бить даже в лежачем состоянии. Перед глазами всё размывалось, но он смог разглядеть ещё несколько силуэтов, стоявших в кабинете и смиренно наблюдавших за происходящим. Среди них находилась Джесс. Кажется, уголки её губ были подняты вверх. Внезапно, Аято пронзила резкая боль в районе лопаток. Кто-то пнул его тяжёлым ботинком. Такимуре стало невыносимо дышать. Он скрючился в позу эмбриона, но это лишь сильнее сдавило грудную клетку.

Парень уже практически потерял сознание, когда его правую руку подняли вверх, крепко прижав запястье к полу. Всё, что он смог почувствовать – это тонкая игла, вошедшая под кожу. Постепенно тепло разошлось по венам, и его веки потяжелели в разы. Казалось, что тело начало парить в воздухе. Его больше не били. Или же просто он потерял всякую восприимчивость к боли. Глотать и дышать тоже не удавалось. Всё это пугало Такимуру. Он попытался пошевелить губами, но не смог произнести ни слова. Глаза закрылись, и парень ощутил приятную негу в районе висков. По мере того, как сознание накрывала туманная пелена, ему удалось расслышать голос Киоши-сана.

– Добро пожаловать домой, мой самый бесценный приз.

***

Сырость подвала ударила в ноздри. Очнувшись, Аято не сразу раскрыл глаза. Всё тело саднило от гематом. Он попытался перевернуться на другой бок, но тут же зашипел, до крови прикусив губу. Сделать лишнее движение казалось невыносимой задачей, словно все его кости сломаны. Голова кружилась и сдавливала виски. Как только взгляд сфокусировался, яркий свет ослепил Такимуру. Он зажмурился и резко привстал. К горлу мгновенно подступила тошнота. Аято не смог сдержаться, и его вырвало прямо на собственную руку.

– Мерзость. Слишком жалкая картина для такого, как ты.

Содрогнувшись от испуга, блондин поднял голову и увидел перед собой Хидэки. Некогда двенадцатилетний мальчишка заметно прибавил в росте. Его лицо вытянулось и приобрело грубые мужские черты. Но что-то в нём оставалось ребяческого: большие глаза поблёскивали детским озорством, а угловатое худощавое тело выдавало незрелость. Подросток сидел в метрах трёх от него и восхищённо осматривал синяки и кровоподтёки на Такимуре.

– Что ты з-здесь дел-лаешь? – с хрипотцой в голосе спросил Аято. Язык заплетался, и он даже не был уверен, что произнёс слова членораздельно.

– Слежу за тем, очнёшься ли ты, – беспечно усмехнувшись, ответил мальчишка.

– Шп-приц, – вдруг вспомнил блондин. – Чем меня накачали?

– Барбитураты. Один укол, и ты уже спишь, – деловито пояснил Танака.

В ответ Аято ничего не сказал, только скривил лицо и обессиленно упал на бетонный пол. В помещении воцарилась гробовая тишина. Она продлилась несколько долгих минут. Парня вновь начало клонить в сон, но ему помешал звонкий голос подростка.

– А правда, что ты разбил нос Киоши-сану?

Открыв один глаз, Такимура заметил неподдельную заинтересованность и даже какое-то беспокойство во взгляде мальчишки.

– Не знаю, – отмахнулся Аято. – Смутно всё помню. Я ударил его, а что было дальше, сложно сказать.

– Ух ты, – восхищённо вздохнул Хидэки. – Ничего себе. А ты совсем бесстрашный.

– Этот урод заслуживает худшего, – без колебаний отвечает Такимура и снова прикрывает глаза.

– А ты не боишься босса? – почти что шёпотом задаёт вопрос подросток, словно страшится получить ответ на него.

– Меня пугает то, что он может навредить дорогому мне человеку, – неожиданно для себя отвечает Аято. – Именно поэтому я и набил эту чёртову татуировку. Но, будь у меня возможность, я бы уничтожил Киоши-сана, даже пожертвовав своей жизнью.

– И ты бы смог? – с надеждой в голосе спрашивает мальчишка, подползая к блондину немного ближе.

– Возможно, – Такимура поворачивает голову на Хидэки. – Он держит вас всех в страхе, да?

– Нет! – грубо и отрывисто бросил Танака. – Нет, я добровольно вступил в эту группировку. Босс обеспечил меня домом, едой, одеждой, а ещё научил, как выживать в одиночку. Он не такой уж и плохой человек. Мы ведь находимся под его защитой.

Говоря это, Хидэки нервно бегал глазами из стороны в сторону, то и дело стуча указательным пальцем по полу. Аято, выслушав мальчишку, мрачно усмехнулся и, погодя пару минут, решил повторить свой вопрос.

– А если быть честным? – с нажимом спросил он, вынуждая подростка стушеваться.

– Я…, – заметно зажался Хидэки, будто раздумывая над тем, стоит ли вообще ему отвечать. – Порой мне кажется, что он вздохи своих подчинённых считает и за лишний казнит, – на одном дыхании выдавил мальчишка и тут же вздрогнул от сказанных слов.

Такимура ожидал подобный ответ, поскольку сам испытывал нечто похожее. Он уже было хотел сказать что-то Хидэки, но вдруг услышал чьи-то шаги. Дверь за его спиной открылась, и парню пришлось принять сидячее положение, чтобы увидеть вошедшего.

Это оказалась Джесс. Девушка вначале застыла на месте, оглядев Аято взглядом, которым обычно провожают людей на пиронах. Но, быстро отпрянув, она стремительно подошла к Такимуре и присела на корточки, заключая его лицо в свои ладони. Парень опешил. Такой порыв искреннего беспокойства не на шутку насторожил его. Заметив напряжённость Аято, Джесс убрала руки и прикусила губу. В уголках её глаз были заметны капельки слёз.

– Что за нежности, головорезка? – наигранно скривившись,бросил Хидэки.

– Заткнись, детдом, – раздражённо процедила девушка. – Ты свободен, так что иди отсюда.

Театрально закатив глаза, мальчишка засунул руки в карманы и поспешил выйти из этой подвальной комнаты, напоследок что-то недовольно буркнув себе под нос.

– Он идиот, не обращай внимания, – тепло обратилась Джесс к Такимуре. – Ходить можешь?

Аято пожал плечами.

– Постараюсь уж, – сквозь смешок произнёс он.

Придерживая блондина за талию, девушка помогла ему подняться на ноги. Аято чуть было не потерял равновесие, но быстро схватился за предплечья Джесс. Колени всё ещё немного дрожали.

– Облокачивайся на меня, – заботливо сказала она, перекидывая руку Такимуры через свои плечи. – Я проведу тебя до комнаты. Переоденешься хоть, а то ты весь в блевотине.

Аято весело усмехнулся, но при этом как-то напрягся внутри. Последнее, чего он ожидал от дочери Киоши-сана, так это проявления заботы. Однако говорить парень ничего не стал. Во всяком случае, один бы он сейчас не смог никуда пройти.

Доведя его до комнаты, Джесс помогла Такимуре лечь на кровать. Она явно хотела о чём-то поговорить, но барбитураты дали своё, и очень скоро Аято провалился в сон.

Проснулся он спустя пару часов. В ноздри тут же ударила едкая вонь. Вся одежда испачкана, и блондину бы не помешал холодный душ. Поднявшись с кровати, первым делом парень пробежался взглядом по комнате. Она была маленькой, но из-за небольшого количества мебели казалась довольно-таки просторной. Односпальная койка с неприемлемо жёстким матрасом, прикроватная тумбочка и длинный комод, пустые ящики которого оказались выдвинуты. В дальнем углу стоял деревянный стул. На его спинке висела чистая одежда. Видимо, её подготовили для блондина. Помимо входной двери, в комнате была ещё одна, ведущая в ванную. Аято очень туго соображал, а потому он почувствовал резкую необходимость освежиться. Быстро схватив новые вещи со стула, Такимура направился в душ.

Приведя себя в порядок и практически насухо протерев волосы полотенцем, парень вышел из ванной комнаты. Небрежно швырнув грязную одежду к стене, Аято поднял голову и тут же испуганно вздрогнул.

– Вот же чёрт! – несдержанно выругался он.

На его кровати, закинув ногу на ногу, деловито сидела Джесс. Девушка оценивающим взглядом прошлась по Такимуре, после чего раздражённо фыркнула.

– Ну ты и неженка. Даже гейши прихорашиваются быстрее, – весело подтрунила она парня. – Ты в порядке?

– Жить буду, – огрызнулся Аято, складывая руки на груди. – Тебе что-то нужно?

От такой резкости в голосе Джесс мгновенно изменилась в лице. Она поджала губы и неловко сложила руки на коленях. Со стороны казалось, что ей стало обидно и даже немного грустно.

– Босс хочет поговорить с тобой.

– Мне начинать готовиться к казни? – саркастично спросил Такимура, совершенно не желая попадаться на глаза Киоши-сана.

– Он не тронет тебя, – вдохнула девушка и поднялась с кровати. – Мы сейчас на третьем этаже. Пошли, я проведу до кабинета…

– Справлюсь один, – грубо перебил её Аято и, не медля ни секунды, подошёл к раскрытой двери.

Даже не оборачиваясь на Джесс, парень выскочил в коридор. Ноги всё ещё ныли от свежих ссадин и синяков, но блондин постарался не выдать своей слабости. За несколько лет он уже хорошо освоил неписаные правила Danaus, а потому искренне верил в то, что слабых здесь давят быстрее.

***

Входя в кабинет, Такимура не сразу заметил босса. Киоши-сан расслабленно сидел на кожаном диванчике слева от двери. Нижняя часть его лица была скрыта под чёрной маской, что наталкивало парня на мысль о том, что нос мужчине он всё-таки повредил.

– Вы меня ждали, – аккуратно произнёс Аято, прикрывая за собой дверь.

– Не думал, что ты придёшь в себя так быстро, – отстранённо протянул босс. – Это приятно меня удивляет.

– Что вы хотели? – не выдержав, спросил парень.

– Опять хамишь? – безо всякой злости, скорее насмехаясь, бросил Киоши-сан.

– Я никогда не стану уважать вас, – твердо ответил Аято. – И вам это прекрасно известно. Если вы ждёте от меня извинений, то напрасно. Да, в тот момент мною управляли эмоции, но делал я это от всей души.

Босс слушал Такимуру со странным и даже каким-то маниакальным взглядом. Он не стал набрасываться на парня с обвинениями или же оскорблениями. Наоборот, казалось, что он доволен полученным ответом.

– Мне всегда в тебе это нравилось, – гордо произнёс Киоши-сан. – Не порывистость, нет. Любой глупец может наброситься с кулаками. Но далеко не каждый способен держать удар, продолжать стоять на своём, несмотря ни на что. Ничтожество, моральный урод, самовлюблённый психопат, чёрствый убийца. Как только меня не называли. Они говорят, что я ужасен, но стоит мне припугнуть их разок, и все тут же начинают мне улыбаться. Эти люди, конечно, продолжат проклинать меня за спиной, но на деле их значимость не будет больше, чем у помойных крыс. Ты же скорее выскажешь мне всё в лицо. И тебя абсолютно не пугает мой высокий статус. А это, как минимум, заставляет видеть в тебе нечто получше половой тряпки.

– Считаете себя выше всех? – усмехнулся Аято, отведя глаза в сторону.

– И не скрываю этого, – надменным тоном ответил босс. – Только позволь дать тебе один совет. Не старайся прыгнуть выше своей головы. Ты очень упёртый, но сила в любом случае окажется на моей стороне. Кто из нас выиграет – покажет время. А до тех пор не зазнавайся. Я в Бога не верю, но Дьявол точно существует, не сомневайся в этом, – глаза мужчины хищно блеснули. – И этот Дьявол я. Но ты не волнуйся, мне удастся обеспечить тебе счастливую жизнь, будь уверен.

Такимура ошарашено фыркнул.

– О какой же счастливой жизни можно говорить, если живешь с самим Дьяволом?

– Ну, знаешь ли, в аду тоже есть свои радости, – заявил Киоши-сан, игриво подмигнув парню.

– Кен был единственным, кто делал меня счастливым, – тяжело вздохнул блондин. – Но вы отняли у меня его! – резко перешёл он на крик. – Мне больше ничего не осталось! Только с ним я был счастлив!

– Но ты ничего другого не знал! Кроме жизни с ним, – повысил голос мужчина.

– Да я и не хотел знать. Мне было хорошо рядом с Кеном.

– Иногда приходится жертвовать хорошими вещами, чтобы обрести лучшие, – спокойно произнёс Киоши-сан, словно был убеждён в этом по собственному опыту.

– Он и был лучшим, – вполголоса ответил Аято. – А если сейчас с ним что-то случится, то это будет вашей виной. И, поверьте, просто так я вам этого с рук не спущу, наизнанку себя выверну, но заставлю ответить за всё содеянное.

– О, за Кена можешь не беспокоиться, – беспечно усмехнулся мужчина. – Он в полном порядке.

– И где же доказательства? – не на шутку завелся блондин. – Как мне в это поверить?

– В той квартире на каждом углу расставлены скрытые камеры и жучки, впрочем, ты уже давно догадался об этом.

– Ну так покажите мне их, – начал напирать Такимура.

– Только я имею право просматривать записи, – твёрдо отрезал босс. – Да и в ближайшее время мы очистим квартиру ото всех прослеживающих устройств. Если хочешь быть уверенным в том, что твой ненаглядный цел и невредим, я попрошу Джесс разузнать о его состоянии.

– У меня чёткое ощущение того, что Кену сейчас очень плохо. А вы просто-напросто лжёте мне.

– Ну что ты, малыш, – наигранно протянул Киоши-сан. – У меня больше нет причин врать тебе. С Судзуки всё нормально. Хандрит немного, но он отойдёт.

Босс выглядел убедительно, хоть и Аято продолжал сомневаться в его словах. Но выбора у парня не оставалось, так что пришлось поверить в то, что дела у Кена обстояли гораздо лучше, чем у блондина. Эта мысль слегка успокоила его.

***

Тем временем в престижной многоэтажке было довольно тихо. Практически все соседи находились на работе или учёбе. Что ж, Судзуки не выходил никуда. С того момента, как Аято исчез из его жизни, прошёл день. Может, чуть меньше или больше. Но по ощущениям эти часы длились вечность. Кен бесцельно скитался по квартире, только чтобы хоть чем-то занять себя. Ведь как только он садился, в голове снова и снова всплывали слова Такимуры.

“Я больше тебя не люблю”

Ножом по сердцу проведи, и то не так больно будет. Внутри Судзуки ещё надеялся, что Аято вернётся. Обязательно вернётся домой. Кен раз за разом нашёптывая это себе под нос, в каждом шорохе пытаясь услышать лязг ключей от входной двери. К пяти утра парень начал бредить. Проговорил полчаса сам с собой, пока его убитое сознание визуализировало блондина, сидящего на кровати. Опомнившись, Кен увидел, что это была лишь его полицейская фуражка. Наверное, он сходит с ума. Но Судзуки не может адекватно оценивать реальность. В груди невыносимо колет, желудок урчит, а голова ходуном. Кен никогда раньше столько не плакал. И уж точно не думал, что слёзы имеют способность заканчиваться. Но он вывернул из себя всё, что возможно. И сильнейшая печаль сменилась полнейшей апатией. Эмоции истощили его. Одежда пропиталась потом. Судзуки вставал под ледяные струи воды уже несколько раз, но даже не раздевался. Ему было плевать. Всё равно это никак не успокоило его состояние.

И вдруг в один момент Кен прикрыл глаза. В сознании пронеслись сотни воспоминаний, оставивших за собой глубокие шрамы. Вот Соичиро избивает его, осыпая различными унижениями и насмешками. По щеке стекает слеза. Вот мама стоит в другой стороне комнаты и молча наблюдает за насилием над собственным сыном. Когда Кен вскрикивает, она не выдерживает и просто уходит. Судзуки истерично смеётся. Вот компания двуличных одноклассников, пинающих шатена ногами и закидывающих комками мокрой грязи. Кену хочется скоблить своё тело, словно вся эта гадость въелась под кожу. А вот и Аято. Безо всяких колебаний говорит о том, что парень для него больше ничего не значит. Кен чувствует себя жалким, ненужным, противным, несчастным. Жизнь изуродовала его и без того невесёлую судьбу. Судзуки хочет ненавидеть всех этих людей. Его разрывает от злобы и сильнейшей обиды. В эти минуты он не управляет собой.

Но пока Кен думает о ненависти к ним, то внезапно замечает, что расколол стеклянную бутылку в своих руках. Ладони разбиты в кровь. И парень чувствует, что выплеснул недостаточно гнева. Но Судзуки не умел справляться иначе. Чем больше боли причиняли ему, тем сильнее он калечил себя.

12.Внутренняя перестройка

Вся эта неделя пролетела для Аято в хаотичной смене дней и ночей. Здание Danaus оказалось гораздо больше, чем он представлял себе раньше. Помимо семи видимых этажей тут ещё располагались два подземных яруса. Однако солнечные лучи парень мог увидеть, лишь поднявшись на крышу. Окон здесь было катастрофически мало, и те заставлены мебелью или зашторены мрачным тюлем. А свет, исходящий от многочисленных готических люстр, отдавал ещё большим угнетением, чем полнейшая темнота. Хотя душно в комнатах тоже не было – повсюду встроены кондиционеры. Наоборот, в коридорах и комнатах чувствовалась неприятная прохлада, сквозняк, пробирающий до костей.

Такимура все эти дни утопал в бездействии. Он только и делал, что сидел и ожидал, когда же сойдёт с ума. Но, к его сожалению, психика оставалась стабильной и с каждым днём лишь прояснялась. Из-за этого Аято постоянно одолевали беспокойства и страхи. Киоши-сан приглашал его на обеды, включающие в себя различные деликатесы и блюда, о существовании которых парень никогда и не слышал вовсе. Любой другой бы с огромным удовольствием уплетал такую изысканную еду. Но Аято постоянно отказывался, перебиваясь сухими бутербродами и рисом. Он не мог заставить себя наслаждаться дорогими блюдами, когда понятия не имел, чем пообедал сегодня Кен. И обедал ли он вообще. Мысли о шатене не уходили из его головы ни на минуту. Такимура рвал на голове волосы от незнания, но больше от страха узнать. Узнать, что всё слишком плохо, что младший не справляется без него. Киоши-сан тешил парня надеждами о том, что Судзуки в порядке. Аято и сам старался убедить себя в этом. Но каждый раз страх пересиливал предположения о лучшем. А постоянная скука стала почвой для глубоких и волнующих размышлений. За семь таких дней блондин сильно устал и попытался найти себе отвлечение. Однако утруждаться ему не пришлось. Очередное потрясение настигло его само.

Проснувшись, Аято не сразу понял, что сейчас самый разгар дня. В комнате, как и всегда, было по-вечернему тускло. Нехотя разлепив глаза, он протянул руку к прикроватной тумбочке, на которой лежал его телефон. Однако ладонь нащупала нечто совершенно иное. Испуганно подскочив с постели, парень увидел, что держит в своей руке пистолет Астра. Вместе с тем на краю тумбочки лежала короткая записка. Аккуратный и властный почерк говорил: «Думаю, тебе стоит поднатаскаться в стрельбе. Не всю же жизнь развлекаться продажей наркотиков». Аято мгновенно швырнул пистолет на кровать. Он боялся представить, какое очередное испытание подготовил для него босс. И с каждым предположением его кожа приобретала оттенок болезненной бледности.

– Чокнутый псих. Киоши-сан, должно быть, совершенно потерял голову, раз решил, что я соглашусь на нечто подобное, – высказывая всё своё негодование вслух, Такимура шёл по коридору первого этажа, намереваясь вернуть боссу оружие. Принимать такие подачки Аято категорически отказывался. – Если его жалких последователей совершенно не коробит убийство, то я скорее себя пристрелю, чем лишу жизни невиновного. За кого он меня принимает? Такого же аморального тирана, как и он? Чёрт бы его побрал и всё это здание в том числе. О каких тренировках может идти речь, когда я в жизни не держал пистолет в руках, а уж тем более не нажимал на курок? Ненавижу этого зверя. Швырну ему пушку прямо в лицо, и пусть он захлебнётся в крови тех, кто пострадал от него…

Но вдруг Аято резко останавливается. Забывшись в мыслях, он чуть было не наткнулся ногами на кого-то. Отскочив назад, Такимура увидел сидящего на полу парня. Его спина упиралась в стену, а сам он прижал колени к груди и слегка покачивался.

– Эй, ты в норме? – не на шутку перепугавшись, спросил блондин.

– Мне нужен мозгоправ.

Произнеся эту фразу шутливым и совершенно беззаботным голосом, странный незнакомец поднял голову, открывая Аято своё лицо. Короткие, чёрные, как смоль, волосы были взъерошены и небрежно торчали в разные стороны. Его серые зрачки практически сливались с оттенком кожи, которая казалась бледнее, чем у мертвеца. Большие мешки под глазами говори о сильнейшем недосыпе. А эта широкая, перекошенная улыбка способна была вскрыть вены… К слову, на обеих руках парня выступали розоватые шрамы от глубоких и не очень порезов. Изучив этого человека с ног до головы, Такимура растерянно сжался, а по его спине прошёлся табун из мурашек.

– Ты меня боишься, я понял, – сквозь смех, протянул незнакомец и тут же резко содрогнулся всем телом. – Ничего страшного, я многим неприятен. Нисияма Наоки, будем знакомы, – дружелюбно представился парень, похлопав ладонью по месту рядом с собой.

Недолго думая, блондин присел на пол, вежливо кивая в знак приветствия.

– Такимура Аято, – небрежно бросил он в ответ, тут же устремляя свой взгляд на запястья Наоки. Вблизи шрамы оказались ещё отвратнее. Некоторые из них напоминали геометрические фигуры, а кое-какие представляли собой настоящие символы. Уставившись на изрезанную кожу нового знакомого, парень мысленно ужаснулся оттого, сколько боли может причинять каждая такая нарывающая рана.

– Тебе не нравятся мои рисунки? – очевидно прочитав брезгливый взгляд Такимуры, Наоки задал ему вопрос. – Жаль. Я считаю их очень красивыми. Каждая полосочка напоминает мне о страданиях, которые я пережил. Чем раны глубже, тем сильнее мне хотелось умереть, – правая часть его лица резко вздрогнула. – Но я всё ещё жив, потому что на моём теле осталось место для новых картин. И, как писатель не желает оставлять незаконченным свой роман, так и мне не хочется бросать дело на полпути. У меня кожа исполосована биографией собственной жизни. Здорово, не правда ли? Почему ты не улыбаешься? Наверно, жалеешь меня…

– Нет, – грубо оборвал его Аято. – Не жалею. Просто, когда соберёшься убить себя, то режь вдоль, а не поперёк, чтобы уже окончательно и бесповоротно.

Наоки восторженно улыбнулся и неестественно вздрогнул.

– Спасибо за совет, но техника живописи на венах мне известна уже давно.

– И сколько лет ты работаешь на Киоши-сана? – проигнорировав иронию парня, спросил Такимура.

– Год. Я лежал в детской психиатрической клинике, и меня должны были вскоре перевести во взрослый корпус, но вместо лечебницы я очутился тут.

– Зачем боссу понадобился сумасшедший? – бесцеремонно удивился Аято.

– Всё просто. Я могу убивать и не чувствовать за это вины, – Наоки широко оскалился, и его голова упала в колени.

Этот парень казался блондину опасным, но вместе с тем он являлся очевидной жертвой чьего-то негативного воздействия. И Такимура почувствовал интерес к его личности. Что-то зацепило его в безумии Наоки.

– Расскажи свою историю, – вполголоса произнёс Аято, кивая в сторону порезов на теле парня.

Нисияма заметно оживился. Он тут же вытянул свои руки вперёд, начиная внимательно осматривать каждый шрам.

– Если таракану отрубить голову, то он проживёт без неё девять дней. Я тоже как таракан, только живу уже девятнадцать лет. С самого детства врачи говорили, что я ненормальный. ОКР, Синдром Туретта, Пограничное расстройство. Как по мне, все люди чокнутые. Мы лишь немного сильнее тараканов. Но моя мама постоянно плакала и называла меня несчастным. А я не хотел становиться нормальным. Это же так глупо мечтать быть таким же, как все. Да, я псих, но зато счастливый и хорошо рисую, – Наоки вздрогнул. – Однако потом врачи сказали, что моя психика нестабильна и при сильном напряжении я могу не контролировать себя. Это похоже на колодец из спичек. Одно сильное впечатление или шок влекут за собой следующие, и так одно за другим они накладываются друг на друга и крушат мою нервную систему. Спички рассыпаются. А потом бум! И огонь. Мама боялась этого синдрома, а ещё не любила оливки в салате и отчима. Однажды он начал её избивать. Я разозлился, и мой колодец из спичек вспыхнул. Я напал на него с ножом. Полиция сказала, что на теле было 26 ранений. А ещё у него оказалось проколото лёгкое. Это меня расстроило, ведь я целился в сердце. Но ничего. Он всё равно мёртв. В память об этой истории я начертил нож на своём плече, пока был в психушке. Но мне больше нравится таракан на запястье, – парень приблизил руку к Аято. – Правда, хорошо получился? Хочешь, я и тебе нарисую?

Такимура мгновенно поднялся с пола, делая пару шагов назад.

– Думаю, мне уже пора идти, – заметно стушевался он.

– Собираешься вернуть Киоши-сану пистолет, который он тебе подарил? – склонив голову вбок, задал риторический вопрос парень. – Я слышал, как ты разговаривал сам с собой, когда шёл по коридору и наступил на меня. Это глупо. Лучше оставь его. Или тебе больше по вкусу холодное оружие? – Наоки игриво облизнулся.

– Никакое, – отрывисто возразил блондин. – Я не собираюсь убивать людей.

– А как же самозащита? – неожиданно нахмурился Наоки. – В этом месте тебе всегда будет грозить опасность.

– В Danaus?

– В обществе. Кто знает, может, завтра я захочу перерезать твоё красивое горло. Возможно, это сделает какой-нибудь другой сумасшедший. А ты не очень-то и похож на таракана, чтобы жить без головы. Знаешь, если бы у моего отчима был пистолет, то я бы не смог проколоть ему лёгкое. Так что, научись защищаться прежде, чем в твою грудь вонзится нож. Это было бы очень обидно, если бы ты вдруг захотел жить, но не успел сохранить себе жизнь. Там внизу есть комната для стрельбы. Можешь потренироваться на мишенях. Хочешь, я пойду с тобой? – воодушевлённо спросил парень, когда его лицо в очередной раз вздрогнуло.

– Нет! – резко выставил ладонь вперёд Такимура. – Спасибо, но я сам разберусь.

– Тогда удачи, – улыбнулся Наоки, провожая блондина искрящимся взглядом.

***

Комната для стрельбы находилась на первом уровне под землёй. И она скорее напоминала огромный гараж с белыми стенами и каменным полом. Аято даже не успел поймать тот момент, когда ноги сами притащили его сюда. Возможно, Нисияма был в чём-то прав. Danaus – не место для отдыха. И даже с мнимой защитой Киоши-сана расслабляться тут очень опасно. Поэтому Такимуре придётся учиться жить заново, хоть и жизнью в обычном понимании этого слово такое существование назвать сложно. Никаких простых радостей, душевного спокойствия, постоянное напряжение и, по всей видимости, упорные тренировки. Ещё в детстве парень научился держать удар, правильно выламывать кости, с лёгкостью избегать атак противника. Но если с рукопашным боем у него что-то получалось, то со стрельбой были огромные проблемы. Аято всегда презирал огнестрельное оружие, а если быть точнее, то до смерти боялся его. Парень никогда раньше не признавал своего ужаса. Однако те кровавые картины из далёкого детства всё никак не исчезали из его памяти. Уже тогда сознание Такимуры сформировало для себя определённые ассоциации. И пистолет означал лишь одно – смерть.

Блондин стоял в десяти метрах от красной мишени, стараясь принять правильную и комфортную стойку. Ладони так сильно вспотели, что он крепче сжал Астру в руках, а затем не спеша прицелился. Но пистолет, казалось, специально выскальзывал, только сильнее терзая нравственные соображения парня. Пальцы дрожали, а в горле застрял комок. Аято задержал дыхание и, не посмев вздохнуть, нажал на курок. Звук выстрела отдался эхом. Уши Такимуры заложило то ли от напряжения, то ли от страха. Присмотревшись к мишени, он увидел, что промахнулся. Пуля даже близко не пролетела, навсегда вогнавшись в покоцанную стену.

Последующие несколько попыток Аято чувствовал себя более уверенным. Ему стало проще держать пистолет в ладонях, а запах стали не вызывал отвращения или же какого-то беспокойства. Но даже так из десяти выстрелов у парня было девять осечек. Он мысленно усмехнулся со своей жалости. Хотелось истерично смеяться, ведь Такимура сейчас даже не сумел бы себя защитить.

Когда прошёл целый час тренировки на этих мишенях, и Аято в очередной раз промахнулся, он безумно разозлился. Оскалившись, парень громко выругался вслух и собрался разбить Астру к чёртовой матери. Но, внезапно, откуда-то со спины подкралась Джесс. Несколько минут она смотрела на то, как сосредоточенно парень совершает осечку за осечкой, злобно матерясь и напрягаясь при каждом выстреле. Но она молчала, лишь скептически качая головой, а после медленно и уверенно подошла к самому неоднозначному члену их группировки.

– Ты всё делаешь неправильно, – девушка положила свою ладонь на лопатку Аято, заставив того испуганно обернуться. – Не удивительно, что ты никак не можешь попасть в мишень.

Такимура мгновенно насупился, сжав кулаки. Больше неудач он ненавидел лишь моменты, когда его поучают.

– Раз ты такой хороший стрелок, то покажи, как правильно, – огрызнулся парень, совершенно не ожидая, что Джесс и впрямь начнет обучать его стрельбе.

Она опустила руки на плечи Аято, расправляя их и спокойно говоря:

– Расслабься, не напрягай мышцы, – её палец скользнул по ладони, держащей пистолет, – расставь ноги так, чтобы на обеих была опора, – бархатистый и трепетный голос сильно смутил блондина. – Оружие должно стать продолжением твоей руки, держи пистолет мягче, – длинные фаланги мягко обхватили запястья парня, поднимая их на уровень груди. – Сделай дыханье ровным, думай только о мишени, почувствуй её, – губы Джесс прикоснулись к уху Такимуры. – А затем стреляй.

Аято нажал на курок, звук выстрела оглушающе отрикошетил от бетонных стен, вынуждая вздрогнуть. Парень даже не понял, что произошло, когда блондинка за спиной самодовольно хмыкнула, подбадривающе похлопав его по плечу.

– Попал, – девушка резко отстранилась, подходя к большому столу, на котором лежали несколько пистолетов, обоймы к ним и пули в картонных коробках. – Очень важно подобрать правильное оружие, которое хорошо лежит в ладони. Я вот предпочитаю, – Джесс взяла в руку один из пистолетов, быстро заряжая его и снимая с предохранителя, – Беретту. – Она приподняла локоть и, не глядя, выстрелила в сторону болванки с мишенью, попадая точно в цель. Девушка положила с всё ещё дымящимся дулом оружие на место и схватила другое, чуть поменьше. – Тебе я рекомендую Вальтер девяносто девятой модели, – вставив обойму, она подошла к Аято и протянула пистолет. – Попробуй.

Под чётким руководством Джесс Такимура попал в мишень со второго раза. Стрельба заметно изнурила его. Парень выглядел помятым и сонным.

– Думаю, на сегодня хватит, любимчик, – с издёвкой усмехнулась блондинка, оценивающим взглядом пробежавшись по Аято.

– На сегодня? – изогнул бровь Такимура. – Я не назначал тебя своим учителем.

– Однако он бы тебе не помешал, так что заткнись и молча прими мою благодетель, – в привычной для неё манере Джесс решила всё за двоих.

– Зачем тебе это? – небрежно фыркнул Аято. В бескорыстную помощь он теперь верить отказывался.

– Не хочу, чтобы тебя пристрелили на первом же задании босса, – ответила девушка с такой невозмутимостью, словно не произнесла ничего странного.

– Задании?! – мгновенно вспыхнул Такимура. – Я не собираюсь убивать людей. И мне абсолютно плевать, что на это скажет твой драгоценный папочка.

– А ты всерьёз полагал, что будешь жить тут, не пролив ничьей крови? Очнись, любимчик, тебе тут никто выбора не предоставит. Это сейчас кажется сложным. Но, поверь, со временем ты привыкнешь…

– Я ни за что не выстрелю в человека, понятно? – твёрдо отчеканил Аято, набрасывая всю свою ненависть на Джесс. – Прекрати говорить так, словно жизни людей ничего не стоят. Я не такой, как ты. Я не убийца!

Девушка мгновенно остолбенела, меняясь в лице. Было совершенно очевидно, что эти слова причинили ей боль. Ту самую боль, получаемую в моменты, когда слышишь правду, которую долго не хотел признавать.

– Это всё из-за твоего парня? – словно прочитав мысли Аято, спросила она.

Такимура покачал головой.

– Он больше не мой, – последнее слово застряло в горле. Блондин тоже не готов был этого признавать.

– Тебя не пугают убийства и пистолеты, – начала рассуждать вслух блондинка, постепенно приходя к сути. – Ты просто боишься, что больше никогда не встретишь его. Прости, конечно, но это ужасно глупо терзать себя такими беспокойствами, когда твоей жизни грозит опасность и тебе вот-вот пропишут путёвку в ад.

– Зачем пытки и угрозы адом, когда ад на земле высшие силы устроили тем, что люди могут полюбить кого-то. Безгранично, всем сердцем, до гроба, – ломаным голосом прошептал парень. – Тебе не понять. Я за себя никогда так не волновался, как за него. Мне больше ничего в жизни не надо, только уверенность в том, что он не наделает глупостей и найдёт кого-то хорошего, лучше меня, того, кто не предаст, не уйдёт, не разобьёт его сердце, – будто вспомнив что-то, Аято резко поднял голову на Джесс, спрашивая. – Киоши-сан говорил, что ты проведаешь Кена. Как он? Ты ходила к нему?

Девушка неловко прикусила губу, опуская взгляд вниз.

– Я заходила в квартиру вчера, но он больше там не живёт.

Такимура досадно выругался и развернулся к блондинке спиной, дабы остыть.

– Так и знал. Где мне теперь его искать? Что с ним стало? Это было единственное, о чём я попросил босса. Почему ты пришла к нему так поздно? – чуть ли не плача, взвыл Аято.

Джесс примолкла, словно задумавшись над чем-то. Если бы парень видел её взгляд, то он понял бы, как сильно она сожалеет. Ни один человек не стал бы смотреть такими глазами на того, к кому не испытывал особой привязанности. Но девушка создавала полное впечатление того, что проблемы Аято её заботят. И блондину даже на долю процента не удалось бы представить как.

– А ты бы смог спокойно жить дальше, зная, что он счастлив? – задала она вопрос голосом, полным какой-то надежды.

– В таком случае я бы мог спокойно умереть.

От слов Такимуры по её спине прошёл холодок.

– Ты так невозмутимо говоришь о своей смерти, но сам же до этого упрекал меня в том, что я принижаю ценность человеческой жизни.

– Это мой выбор. Но другое дело решать за Бога то, кто достоин, а кто не достоин умереть, – Аято развернулся к девушке и резко протянул ей пистолет. – Забери. И передай своему отцу, что учиться стрелять мне не нужно. Я не судья и карать никого не собираюсь. Хоть о бетонную стену голову расшибите, но я не нажму на курок.

С этими словами парень всучил Джесс Вальтер и, смерив её презрительным взглядом, развернулся в сторону выхода. Так и не обернувшись, он стремительным шагом покинул тренировочный зал.

***

Если бы Джесс пришла в ту многоэтажку на два дня ранее, то она бы смогла увидеть Кена. Но на месте блондинки оказался другой человек. Окамото Сецуко вот уже пятый день пыталась дозвониться до парня. И когда число вызовов превысило шестьдесят три, то терпению девушки пришёл крах. Она мгновенно собралась и выбежала на улицу, намереваясь посетить квартиру Судзуки лично. Уже через час Сецуко стояла в лифте, грозно зажимая кнопку «25». И стоило дверцам кабины раскрыться, как она в доли секунды вылетела в коридор, в спешке сбивая какую-то женщину. Дойдя до квартиры своего друга, Окамото на секунду опешила. Некая часть внутри неё беспокоилась о том, что с Кеном случилось что-то страшное. Это предчувствие заставляло её оттягивать момент встречи с парнем. Людям всегда свойственно накручивать себя глубокими переживаниями в моменты безызвестности. Но ждать дольше нельзя. Сецуко по инерции нажала на ручку, и какого было её удивление, когда дверь оказалась не заперта. Это ещё сильнее насторожило девушку. Она аккуратно переступила порог и огляделась по сторонам. Стараясь делать тихие и неспешные шаги, Сецуко прошла по коридору до кухни, однако не увидела там ничего, кроме двух пустых пачек рамёна, забытых на столе. Следующей комнатой была спальня. Но как только девушка пересекла дверной проём, она тут же остолбенела, ошарашено прикрыв ладонями рот.

На большой с измятым покрывалом кровати лежал Кен. Хотя трудно было узнать былого Судзуки в этом истощённом горем мужчине. Грязные и жирные волосы, колючая щетина, синяки под глазами и ни на что не пригодная одежда – растянутая футболка с замызганными чем-то шортами. В его руках был огромный альбом с потрёпанной коричневой обложкой. Не заметив присутствия подруги, шатен продолжил трепетно проводить пальцами по каждому фото. Это было схоже с каким-то священным прощанием. И Сецуко на секунду задумалась, что если сейчас скажет хоть слово, то прервёт нечто очень важное.

Но и наблюдать за терзаниями друга без знания их причины девушка не могла. Пересилив свою неловкость, она тихонько кашлянула в кулак. Но этого хватило, чтобы Кен испуганно обернулся, резко кладя альбом на прикроватную тумбочку.

– Что ты здесь делаешь? – некогда живые глаза Судзуки теперь отдавали пустотой и отчаяньем, они покраснели и выглядели так, словно парень не спал несколько дней.

– Я потеряла тебя, – растерявшись, пробормотала Сецуко. – Пыталась дозвониться, но ты не брал трубку. Что произошло?

В ответ Кен промолчал. Он печально понурил голову и закусил губу, словно сдерживал неистовый крик. Только сейчас девушка заметила, что его ладони безжалостно исцарапаны ногтями. Шокировано ойкнув, она в одно мгновение подсела к другу, кладя свои руки на его широкие плечи.

– Не говори ничего. Не стоит, – понимающе прошептала Сецуко. – Тебе нужно сходить в душ и освежиться, – аккуратно добавила она.

– Прости, – стыдливо прохрипел Судзуки. – Я не должен был показываться в таком запущенном виде.

– Что ты, всё нормально…

– Спасибо, но мне и впрямь нужно привести себя в порядок.

Натужно поднявшись с кровати, Кен поплёлся в ванную комнату. В голове Окамото проскочило беспокойство о том, что парень может наделать глупостей, но она быстро выкинула эту бредовую мысль. Шатен выглядел убито, но точно не так, словно собирался покончить с жизнью. И девушка оказалась в этом права. Только она не учла одного. Судзуки действительно не будет пытаться наложить на себя руки сейчас. Но лишь потому, что он не хочет обременять этой смертью подругу. И кто знает, на что бы решился парень, не приди Сецуко к нему домой.

Ванная комната превратилась в парилку. В таком густом тумане едва ли можно было различить фигуру Кена, стоящего под горячими струями душа и устало запрокинувшего голову назад. Он уже побрился и впервые за несколько дней почистил зубы. Теперь же ему необходимо было перебрать мысли в своей голове. Последнее, чего желал Судзуки, так это предстать перед Сецуко таким жалким и беспомощным. Но при случившихся обстоятельствах это казалось немыслимой трудностью.

“Ну же”, – сжав челюсть, кричал внутри он, – “соберись. Она не должна беспокоиться за меня. Это слишком жестоко, возлагать на неё такой груз. Я не могу превратиться в обузу”.

Возвращаясь в спальню, Кен натянул на своё лицо улыбку. Или же что-то наподобие этого – его губы, скорее, были перекошены и выглядели так, будто он вот-вот заплачет. Но, повернувшись в сторону кровати, Судзуки вздрогнул. Сецуко сидела в позе лотоса и внимательно листала тот самый альбом, который до этого разглядывал парень. Услышав шатена, девушка неловко подняла на него голову. По её грустному взгляду читалось, что она всё поняла.

– Он ушёл?

Фальшивая улыбка сошла с его лица сразу же, как только Кен услышал этот вопрос.

– Мне жаль, – еле слышно пробормотала Сецуко, совершенно не зная, что в таких ситуациях следует говорить. – Почему ты не позвонил?

– Я надеялся, что это временно и скоро всё вернётся на свои места, – опустошённо пожал плечами Судзуки. – Он вернётся, – проглотил последний слог шатен.

– А что он сказал? – пыталась разузнать подробности подруга, хоть и старалась не задеть парня.

– Что не любит меня, – опустившись на кровать, Кен спрятал своё лицо в ладонях.

– И ты веришь ему?

– Ни единому слову, – приговором ответил шатен.

Сецуко изнывала от желания задать ещё больше вопросов, но она видела, как с каждой минутой их разговора Судзуки медленно погружается в себя. Его лицо вновь приобрело болезненно белый вид, а глаза заблестели отнюдь не от восторга, как раньше, а от боли, раздирающей грудь.

– Переезжай ко мне, – девушка сама не поняла, как предложила другу пожить у неё. Но оставлять Кена одного в таком положении было опасно. И её душа неустанно взвывала при мысли о том, что парень не справится с этим грузом. Ей, как никому, было известно, какую роль играл Такимура в жизни шатена.

Кен по натуре своей альтруист. Его сердце по кускам роздано: часть у умершей матери, часть у Сецуко, часть у комиссара Маэда и ещё по крупинке у всех хороших знакомых. У Аято – половина. Стоило бы оставить хотя бы маленький кусочек себе, но тогда у него был Такимура. И парень не видел ничего страшного в том, чтобы растрачивать себя на помощь людям. Он привык жить для других. Как идиот, не иначе. А теперь, лишившись единственной поддержки, Кен готов локти грызть и на стену лезть. В таком состоянии ему нельзя оставаться с самим собой ни на минуту. Сломается, даже не попытавшись встать.

– К тебе? – нахмурился парень. – Ты не должна…

– Прекрати, – беззлобно перебила его Сецуко, трепетно скрепляя ладони шатена в своих. – Родители подарили ту квартиру на совершеннолетие, и сейчас я живу одна, что уже изрядно мне надоело. Давай же, соглашайся, я буду только рада твоему присутствию. Да и тебе нужно завтра с кем-то отметить свой первый рабочий день.

– Как завтра?! – мгновенно встрепенулся Судзуки. – Завтра я выхожу на работу? Неужели прошло уже пять дней…

Видя растерянность Кена, Сецуко лишь сочувствующе прикусила губу.

– Ну так что? Мы собираем вещи? – тепло улыбнулась девушка. – Думаю, тебе будет трудно жить тут.

Оглядев вдумчивым взглядом комнату, Судзуки неуверенно кивнул.

***

Тяжёлые ноты раздаются на весь пустующий зал, о котором до этого дня Аято не было известно. Светлая чёлка спадает на лицо, но его очертания плохо различимы при таком скудном освещении. Пальцы порхают, незаметно проходя по клавишам, а прикрытые глаза говорят о полном слиянии играющего с мелодией. Он аккуратен и нежен с инструментом. И в благодарность фортепиано награждает его восхитительной музыкой.

Резкая темнота, что поглощает парня, одновременно и душит, и даёт глубоко вздохнуть. В голове стоит чёткий образ того, чьё имя навечно набито под сердцем. Он готов играть только для этой блестящей улыбки. И каждая нота, каждый аккорд, каждый звук посвящён лишь ему. По памяти восстанавливая свою любовь, Аято рвано дышит и вдруг резко замирает. Медленно поворачиваясь в сторону выхода, он видит человека, который не даёт ему покоя с самого начала пребывания здесь.

– Ты прекрасно играешь, – хриплый голос Джесс эхом отдаётся по залу, впитывается в стены и ударяется о хрустальные люстры.

Момент идиллии оказался безбожно разрушен. Девушка ухмыляется, но в ответ не слышит ничего, кроме противного скрипа от стула и властных шагов в свою сторону.

– Играл бы и дальше, но сюда вошла ты, – ехидно оскалился Такимура, с серьёзным и потревоженным видом складывая руки на груди.

– Киоши-сан ждёт тебя в подвальном помещении №3, – проигнорировав нападки парня, доложила блондинка. – Отказы не принимаются. Он настоял на том, чтобы ты подошёл.

Раздражённо выругавшись под нос, Аято решил, что сегодня ему уже не удастся спокойно заняться музыкой, и он, не медля, направился в указанное место. Всё его и без того не лучшее настроение окончательно стёрлось от этой пренеприятной встречи.

Подвальные помещения располагались на самом нижнем ярусе здания. И о количестве таких сырых комнатушек знал только босс. Но, по подсчётам блондина, их число составляло не один десяток. Благо, помещение №3 находилось недалеко от крутой лестницы, а потому спустя десять минут Такимура уже стоял напротив нужной двери. Когда парень спускался сюда, внутри него бушевало предчувствие чего-то ужасного. Но то, что он увидел, открыв дверь, не шло ни в какое сравнение с теми мутными домыслами.

В нескольких шагах от противоположной стены стояли Киоши-сан и Нисияма Наоки. В руках второго был охотничий нож. Услышав блондина, босс приветливо улыбнулся и медленно отошёл в сторону. Теперь перед глазами Аято предстал какой-то связанный парень. Он стоит на коленях, а его руки находятся за спиной. Рот бедняги закрыт изолентой, но даже сквозь неё слышим надорванный скулёж.

– Кто это? – сглатывая, спрашивает Такимура.

– Тот, кого мы должны убить, – не коробясь ни секунды, отрезает босс и, видя мгновенное негодование блондина, продолжает говорить. – Прежде чем ты обрушишь на меня гору оскорблений и упрёков в том, что я калечу жизни невиновных, я, пожалуй, познакомлю тебя с этим интересным и непременно несчастным человеком. Пак Джин-Хо, – издевательски посмеиваясь, произносит его имя Киоши-сан. – нелегальный иммигрант, прибывший несколько месяцев назад из Сеула. Возможно, этому беглецу посчастливилось бы остаться целым и невредимым, если бы он вёл себя тихо, как и положено канализационным крысам. Но он, полагая, что ему всё дозволено, решил развлечься с одной из моих эскортниц. Милая Рин! Эта гниль посмела насильно держать её у себя и не заплатить при этом ни йена. Такое обращение с женщинами неприемлемо и заслуживает судебного разбирательства. Но поскольку Рин является членом Danaus, то и отвечать этот подонок будет перед моим судом.

– Почему бы просто не передать это дело полиции? – нахмурившись, перебил босса Аято.

– Доверить защиту своего человека названным офицерам, врагам любого закона? Всё, что они сделают, так это посадят его за решётку на какой-нибудь скудный срок. И вполне вероятно, что эти «творцы правосудия» обвинят саму Рин в произошедшем! Ну уж нет, такого я ни за что не допущу. Гораздо приятнее наблюдать за тем, как такая гниль умирает, получая по своим заслугам.

Спорить с боссом было бесполезно, в чём Такимура уже убедился. И единственное, что его волновало сейчас, так это причина, по которой он стоит в этом подвале.

– Тогда зачем вы позвали меня? – озвучил свои мысли Аято, на что Киоши-сан широко улыбнулся, доставая из заднего кармана брюк револьвер.

– Ты сделаешь это, – чеканно произносит мужчина, и блондин ошарашенно раскрывает рот, совершенно отказываясь воспринимать услышанное.

– Я должен убить его?! – надломанным голосом воскликнул парень. – Ни за что. Я не соглашался на это! Даже не пытайтесь заставить меня. У вас ни черта не выйдет. Никогда, слышите?! Никогда мои руки не окажутся в чьей-то крови!

– А вот здесь ты ошибаешься, – на удивление спокойно ответил Киоши-сан. – Во всяком случае, ты являешься соучастником. Давай поступим так, я дам тебе два часа на раздумье, в течение которых ты должен выстрелить этому человеку в голову. Быстрая и наиболее безболезненная смерть. Если же ты не сделаешь этого, то тогда Наоки придётся долго и мучительно издеваться над его телом при помощи лезвий.

– Он же умрёт в любом случае, – злостно зажмурился Аято.

– Да, но насколько сильны будут его страдания – зависит от тебя, – улыбнувшись, ответил босс. – А пуля приносит гораздо меньше боли, чем холодное оружие, не правда ли, мой милый друг? – обратился мужчина к Нисияме.

Наоки показал свой безумный оскал и, вытянув левую руку вперёд, провёл по ней острым лезвием. На бледной коже выступили капельки крови. Посмеявшись с собственного пореза, парень заговорил:

– Убийство при помощи ножа интимно. Жертва содрогается при каждом прикосновении к телу. И по мере того, как остриё проникает в плоть, можно на себе ощутить медленное угасание жизни.

– Он будет умирать в непомерных муках, – резко встревает Киоши-сан. – Вся его кожа в итоге окажется исполосованной нарывающими порезами. И только тогда Наоки начнёт беспорядочно прокалывать его тело ножом. Такая пытка продлится очень долго, пока он не начнёт угасать от потери крови или сам не станет молить о том, чтобы ему прострелили голову.

Визуализировав описанную картину, Такимура скорчил перекошенную гримасу. К его горлу подступила тошнота, а перед глазами всё поплыло. Вместе с ним бледный от страха Пак Джин-Хо в ужасе воспринимал происходящее. Его взгляд отдавал тем безумием, которое приходит к людям в моменты невыносимой паники.

– Ты можешь избавить его от таких страданий, – подошёл ближе к Аято босс и, пока пареньнаходился в состоянии шока, всучил ему в руки револьвер. – У тебя есть два часа, – с этими словами Киоши-сан и Наоки покинули помещение, закрывая за собой дверь на кодовый замок.

Услышав противный писк, Такимура пришёл в себя и осознал, что остался один на один с жертвой. Пак Джин-Хо испуганно таращился на револьвер в его ладони. Заметив это, Аято запихнул оружие в карман и на дрожащих ногах подошёл к стене, оседая на холодный пол. Запрокинув голову вверх, он начал отсчитывать минуты своих терзаний.

Спустя полчаса парень поднялся на ноги. Подвальная сырость разъедала слизистую носа, а жалобное мычание Джин-Хо не давало уснуть. Взглянув на связанную жертву, Такимура мысленно посочувствовал ему. Стоять на коленях несколько часов, должно быть, ужасная пытка. Но другая поза была невозможна. Разве что, свалиться на пол обездвиженной куклой. Однако это слишком беспомощное положение даже для такой безвыходной ситуации. Джин-Хо выглядел измученно, а его глаза, устремлённые на Аято, отдавали такой непомерной тоской, что блондин не смог смотреть на них дольше пары секунд. Быстро отведя взгляд от парня, Такимура начал медленно расхаживать по подвалу. Вдруг, он услышал знакомый писк. Настороженно подняв голову, он увидел, как железная дверь приоткрылась, и спустя мгновение в помещение вошёл тяжело дышащий Хидэки.

– Угадал, – запыхавшись, произнёс подросток.

– А ты что здесь делаешь? – хмуро оглядел его Аято.

– Я узнал, что тут творится что-то интересное, и одолжил копию магнитного ключа у Фудо (услышав незнакомое имя, Такимура озадачился, но не стал уточнять, кто это), чтобы пробраться и воочию понаблюдать за твоим спецзаданием, – объяснив своё появление, Хидэки обратил внимание на Пак Джин-Хо, чьё бледное лицо переливалось всеми оттенками ужаса. – Вот это да! И ты должен его убить? – восхищённо спросил парнишка.

– Я не буду стрелять, – твёрдо произнёс блондин. – Понятия не имею, на что рассчитывал Киоши-сан, вызывая меня сюда. Я не судья, чтобы назначать человеку смертную казнь, каким бы подонком он ни был.

– В таком случае, разреши сделать это мне! – резко вызвался Хидэки, поднимая правую руку вверх. Только сейчас Аято заметил, что подросток незаметно вытащил у него из кармана револьвер.

– Как ты успел стащить пушку?!

– Годы тренировок и наращивания мастерства, – самодовольно подмигнул парнишка, провертев оружие в ладони. – Я буду лишь рад помочь тебе в этом деле, – он на несколько шагов приблизился к жертве, прицеливаясь дулом мужчине в лоб. Тот машинально попытался отползти назад, но тугие верёвки больно впились в запястья.

– Стой! – мгновенно среагировал Такимура, выхватывая револьвер из цепких рук. – Какого чёрта ты творишь?! – не на шутку разозлился он. – Этим должна заниматься полиция, а не Киоши-сан и уж тем более не мы!

Танака раздосадовано закатил глаза и фыркнул.

– Правоохранительные органы никогда ничего не решают. Они только и умеют разрушать судьбы. Проблемы обычных людей их не волнуют, – в его голосе можно было расслышать печаль от какого-то гнусного опыта.

– Ещё не успел пожить, а уже разочаровался в системе? – по-отечески усмехнулся Аято, на что Хидэки ответил непрошибаемым взглядом. – Тебе ведь только шестнадцать. Столько возможностей, огромный потенциал, куча времени. И все двери мира откроются перед тобой, если приложить немного усилий. А ты выбираешь преступный путь? Неужели станет легче, если ты всадишь пулю в лоб этому человеку? Убийство удовлетворит тебя?

– Да, – с осаждающей уверенностью ответил подросток. – Я осознанно выбрал этот пусть, но других вариантов и не было. Я пытался жить по правилам, следовать закону, подчиняться системе. Однако с каждым годом она всё глубже и интенсивнее втаптывала меня в грязь, насмехаясь и издеваясь, как только это возможно, – сделав пару шагов в сторону, Танака прислонился спиной к стене и опустил потускневший взгляд под ноги. – Мою мать ложно обвинили в убийстве. Других родственников у нас не было, а потому, как только она села за решётку, меня тут же определили в детдом №37. А там слухи расходятся быстро, и я моргнуть не успел, как стал всеобщим посмешищем. Кто-то побаивался общения со мной, считая, что я сын психопатки. Кто-то отпускал нелестные шуточки в адрес моей семьи. А кому-то даже хватило подлости подставлять меня перед учителями в вещах, которые совершали они сами. Но я смиренно терпел, надеясь на то, что скоро полиция отыщет настоящего убийцу и мою маму отпустят. Однако правосудие, как оказалось, работает совершенно не так. У нас не было много денег, а потому ей предоставили государственного адвоката. Он не особо старался помочь в деле, а вся его защита не стоила и секунды внимания. Мама проиграла суд. А спустя месяц сокамерницы жестоко избили её. Она так и не очнулась. После потери матери моя жизнь в детском доме стала ещё невыносимей. Уже тогда я поклялся себе в том, что отомщу каждому по очереди за её смерть. Она стала заложником этой системы. Системы, которая только и может душить таких, как мы. Небогатых, уязвимых, одиноких…. Когда мама умерла, то всё, что у меня осталось от неё, так это золотой кулон в виде месяца. Я всегда сжимал его в ладони перед сном и читал молитву. Не знаю кому. Наверное, просто кому-то всесильному. Но однажды я проснулся и понял, что мой кулон исчез. Дети украли его, и никто не собирался признаваться в этом. В отчаянье я подобрал нужный момент и сбежал с территории детдома. Тогда в моих планах было только добраться до ближайшего кобана и заявить о пропаже кулона. Но в полиции меня даже слушать не стали. Просто усмехнулись, сказав, что я не должен тревожиться по пустякам, и вернули в приют. Это окончательно уничтожило во мне всё то, что ещё хоть как-то продолжало верить в силу закона. Но полиция не является гарантом справедливости. А я лишился самого ценного – кулона, подаренного моей умершей матерью. Мне его никто не возвратил. И в один момент я решил, что буду отбирать вещи у людей так же, как это сделали со мной. Через месяц я стащил немного денег из курток воспитателей и снова сбежал из детдома. Но на этот раз не собираясь вернуться. Около недели пришлось скитаться по улицам, воровать еду и скрываться от офицеров. А потом я наткнулся на Киоши-сана. Босс спас меня. И долгое время я боготворил его, считая своим учителем и героем…

– А что изменилось сейчас? – не выдержав своего интереса, перебил подростка Аято.

– В нашей группировке появился ты.

Такимура озадаченно нахмурился. Ему было непонятно, как его присутствие могло повлиять на отношение других людей к Киоши-сану. И, словно прочитав растерянность парня, Хидэки поспешил всё разъяснить.

– Раньше я тебя недолюбливал, – откровенно признался он. – Что там, я терпеть тебя не мог. Считал, что ты незаслуженно присвоил себе звание любимчика у босса. Твоё поведение казалось мне странным, наглым и до ужаса раздражающим. Но дело в том, что тогда я уважал Киоши-сана и злился на тебя за то, что ты получаешь в несколько раз больше похвалы, чем другие. А потом, после нашего задания в бизнес центре, босс избил меня. Впрочем, ты видел результат, когда мы случайно столкнулись на улице, – лицо парнишки исказилось от режущих воспоминаний. – Это стало шоком. В те дни я осознал, что меня не спасли, а забрали в рабство, нескончаемый долг. Danaus оказался кладбищем. И не только жизней. Кладбищем прошлого, надежд, мечтаний. В голову уже начали закрадываться мысли о том, что мне никогда не удастся выбраться отсюда. Никому из группировки не хватило бы смелости даже перечить боссу. А затем я увидел, как ты разбиваешь Киоши-сану нос, – прокручивая в голове те события, Хидэки весело улыбнулся. – И появилась надежда, что ты станешь тем человеком, которому удастся свергнуть его с пьедестала. Я ещё никогда раньше не видел такого бесстрашия. Ты и впрямь особенный.

Такимура удивлённо хмыкнул, будто насмехаясь над сказанными словами.

– Нет тут ничего особенного, – пожал он плечами. – И моё бесстрашие появилось в силу того, что я больше ничего не смогу потерять. Это даже не бесстрашие, а безысходность.

– То есть, ты не хочешь направить свой гнев на Киоши-сана?

– Конечно хочу. И я заставлю его поплатиться за всё содеянное.

– Но у тебя ничего не выйдет, если ты так и продолжишь показывать свою слабость. Что ты и делаешь, отказываясь сейчас прострелить голову этому смертнику, – Хидэки кивнул головой в сторону жертвы.

Аято задумался. А действительно ли его избегание и отказы выглядят как признак бесхребетности?

– Ну ведь не обязательно проливать чью-то кровь, чтобы в итоге уничтожить Киоши-сана? – задал он вопрос с интонацией, заведомо ожидающей одобрения.

– Он в любом случае умрёт. Но если ты докажешь свою силу, поспособствовав в этом, то, возможно, в будущем Danaus прекратит существование. И миллионы потенциальных жертв будут спасены. Тобой! Так почему бы не сделать это прямо сейчас? Киоши-сан отнял у тебя парня, которого ты любил и любишь до сих пор. Но вы не можете быть вместе. Из-за него. Он думает, что ты слабак, ничтожество, не способное ни на что радикальное. И тебе нужно доказать обратное. Что мешает этому? – выждав пару секунд, но не получив ответа, Танака решает надавить ещё сильнее. – Всё ясно, ты просто трусишь. Не можешь сделать этого даже ради своего любимого человека.

– Могу, – внезапно заявляет Аято. – Кен для меня самое важное. И если для встречи с ним мне нужно кого-то убить, то чёрт с моральными ценностями. Я не трус, а уж тем более не собираюсь прогибаться под такого урода, как Киоши-сан.

В подтверждение своих слов, Такимура мгновенно подорвался с места, становясь напротив мычащего от страха Джин-Хо и выставляя вперёд револьвер. Жертва начинает испуганно мычать и пытается отодвинуться назад, но всё тщетно. Хидэки замолкает, наблюдая за каждым движением блондина. Вспоминая недавний урок Джесс, Аято расслабляет плечи и поднимает руки на уровень груди. Его рваное дыхание всё никак не может прийти в норму. А эмоции скачут то вверх, то вниз, и кажется, словно он совершенно не управляет собой. Такимура зажимает курок и всеми силами пытается выставить Джин-Хо ужаснейшим человеком. Он изнасиловал девушку, держал у себя против её воли. И он должен поплатиться за такой отвратительный поступок. На секунду Аято даже чувствует ненависть к этому незнакомцу. Но проходит мгновение, и вдруг блондин совершает роковую ошибку. Он смотрит жертве в глаза, и ломается.

Взгляд Джин-Хо полон отчаянья и щемящей боли. Слёзы стекают по его смуглым щекам, а лоб покрылся испариной. И, внезапно, он уже не кажется столь опасным и отвратительным человеком. Такимура видит перед собой напуганного до смерти мужчину, стоящего на коленях в абсолютно беспомощной позе. Он плачет и через свой скулёж молит о пощаде. До какой же точки нужно довести взрослого человека, чтобы, будучи таким униженным, он бился в невероятной истерике? И тут перед глазами Аято предстаёт самая пугающая картина из его детства.

“Тяжёлая рука незнакомца вцепилась в хрупкое тело мальчишки. Кончик острого кинжала упёрся в тонкую шею, оставляя после себя кровяной след. Шестилетний мальчик отчаянно плачет и содрогается всем телом, мысленно уже готовясь встретить свою смерть. Он безоружен и обречён, но люди, стоящие перед ним, не придерживаются никакой морали. Они убийцы” – и Такимура понимает, что сейчас он ничем не лучше них.

Зажмурившись, блондин стиснул челюсть и резко направил револьвер вниз. В одно мгновение он спускает курок, и по всему ярусу раздаётся оглушающий выстрел.

Пуля вонзилась в каменный пол. Джин-Хо с облегчением опустил голову, в то время как Аято тяжело вздохнул. Со стороны его лицо выглядело так, словно парень только что исповедался. Он так и не осмелился убить человека. Внезапно, Такимура оскалился, с непередаваемой злостью взглянув на револьвер. Он грубо сжал его в ладони и отшвырнул к пошарпанной стене.

– Ты не смог, – с нескрываемым разочарованием прошептал Хидэки.

И именно в этот момент железная дверь отворилась. Подросток тут же отскочил назад, испуганно пробежавшись глазами по помещению в надежде найти укрытие. Аято же не шелохнулся. Парень был глубоко погружён в свои мысли.

– Любопытство – страшный порок, – обратился только что вошедший Киоши-сан к подростку. – А ты вечно лезешь туда, куда не просят. Ну раз уж тебе так интересно, то оставайся. Совсем скоро здесь будут разделывать человеческую плоть, – увидев напряжение Хидэки, босс удовлетворённо хохотнул.

– Я пытался ему помочь…, – начал оправдываться парнишка, но мужчина резко прервал его.

– Твоего слова я не просил, – Киоши-сан обернулся на Такимуру. – А от тебя я ожидал чего-то подобного. Ты ещё не готов к таким серьёзным вещам. Но это нормально. И скоро ты перестанешь бояться убийств.

Аято вначале промолчал, бросая неуверенный взгляд на Хидэки. Получив от подростка еле заметный кивок, блондин обернулся на босса и с неожиданно жёстким тоном заговорил.

– Мне, действительно, хотелось застрелить его. Но я решил, что такой урод должен помучиться сильнее, а потому и оставил его для Наоки.

Лицо Киоши-сана исказилось в большом удивлении. И, судя по холодной улыбки Аято, именно такой реакции парень хотел достичь.

– То есть, ты говоришь, что теперь готов на более серьёзные задания? – сделал акцент на предпоследнем слове босс.

– Я ни перед чем не приступлюсь, – уверенно отчеканил Такимура, направив на мужчину огненный взгляд.

– В таком случае, я хочу, чтобы ты отправился с нашими лучшими стрелками на выезд. Послезавтра. Согласен?

– Буду с нетерпением ждать этого, – без колебаний ответил Аято и, подойдя вплотную к Киоши-сану, шёпотом процедил. – Я не тот, кого можно испугать чьим-то убийством.

Не увидев больше смысла находиться в этом подвале, парень в последний раз окинул всех присутствующих дерзким взглядом и, не оборачиваясь, твёрдым шагом вышел за дверь. Кажется, его убедительная игра имела успех.

***

Этот понедельник изначально должен был стать самым значимым и долгожданным в текущем году. Кен планировал свой первый выход на работу поминутно, красочно представляя в голове, как будет улыбаться всем в полицейском участке и гордо представляться младшим офицером Судзуки. Он бы обязательно показал себя с лучшей стороны, проявил дружелюбие, трудолюбие и упорство. Он хотел ощущать, как внутри него разрастается радость и счастье при виде новых коллег. Но этот понедельник даже на долю секунды не смог вселить в его душу тепло.

Утром Кен поднялся из-за противного звона будильника. Парень чувствовал подавленность. Ему абсолютно не хотелось вылезать из постели. И если бы не Сецуко, то он бы так и провалялся в кровати весь день. Но разочаровывать подругу парень не собирался. Он знал, что Окамото, застав его в таком состоянии, непременно загрустит. А потому Судзуки улыбнулся и, составив девушке компанию за завтраком, постарался вести себя очень непринуждённо. Будто ему, действительно, нравился этот день. Но всё изменилось, стоило Кену выйти на улицу. Уголки губ машинально опустились вниз, взгляд потускнел, а на лбу проявились морщинки. Запихнув руки в карманы, он постарался как можно быстрее добраться до метро. Уже находясь в вагоне, парень мысленно проклинал всех людей, составляющих такую непроходимую толпу. Его раздражало всё: каждый звук, каждый голос, каждая долгая остановка. А в один момент он чуть было не нахамил женщине, пытающейся пройти вперёд.

На работе его настроение ничуть не улучшилось. Кен, конечно же, вернул своему лицу дежурную улыбку, но с каждым часом внутри становилось всё тяжелее. Комиссар Маэда постоянно возился рядом с парнем, словно тот маленький ребёнок, требующий беспрерывного внимания. Возможно, так оно и было. Ничем серьёзным в итоге Судзуки не занялся. Сержант Кикути познакомила его с главным участком района Кита, провела гид по трём этажам, рассказала об отделах расследования и криминалистики, а затем спустилась в комнату отдыха. В перерывах между работой офицеры посещали небольшую столовую, где покупали еду в автоматах, похожих на те, которые стоят в торговых центрах. Чай и кофе они готовили сами, из-за чего на кухне постоянно стоял запах жасмина вперемешку с горьким экспрессо.

После подробной экскурсии по участку его определили в кобан, который с виду напоминал самый обычный офис. Не хватало только двери с табличкой «босс». Помимо Судзуки тут находились ещё два о-мавари-сана. Довольно приветливые и вежливые парни, однако их расспросы были слишком настырными. По крайне мере, отвечать на них Кен не имел никакого желания.

– О твоём приходе в участок Кита уже давно ходили перешёптывания, – хлопнул его по спине самый взбудораженный офицер.

– Чего вообще решил работать в этой сфере? – поинтересовался более спокойный коллега.

В ответ Судзуки лишь неуверенно пожал плечами и отмахнулся. Ему нечего было говорить. Он и сам уже точно не мог понять, для чего пришёл сюда и нужно ли это вообще.

– Твоя фамилия мне знакома…, – продолжил свои размышления второй офицер. – Ты, случайно, не сын Соичиро?

Шатен мгновенно встрепенулся и обеспокоенно забегал глазами из стороны в сторону. Его рука, сжимающая стопку документов, содрогнулась, и несколько листов упало на пол. Присев на корточки, парень начал складывать их, но упорно молчал, то ли оттягивая время, то ли надеясь на то, что тема переведётся сама собой. Однако в кобане повисло неловкое молчание. Коллеги озадаченно смотрели на него, и эти взгляды так сильно давили, что не оставалось другого выхода, кроме как заговорить.

– А что такое? – аккуратно задал встречный вопрос он, на что офицеры весело усмехнулись.

– Да ничего, – безразлично бросил ему в ответ один из них. – Просто совпадение интересное. Я вспомнил, что сержант Судзуки работал в участке Ниши. В том районе патрулирует мой брат. Он сказал, что Соичиро вроде как ушёл в отставку на днях.

– Правда?! – не на шутку удивился второй о-мавари-сан. – Неужто тот жадный удав покинул свой престол, – театрально раскинул руки он.

– Сам не поверил. Что же такое случилось, что заставило его сложить китель?

“Я на работу вышел” – тут же подумал Кен, но вслух не озвучил. Сделал вид, что его совершенно не интересует этот разговор.

Через полчаса офицеры выехали на патруль, оставив Судзуки в кобане на случай, если кому-то понадобится помощь. Но, видимо, сегодня у всех всё было гладко, и он просидел оставшиеся часы рабочего дня в ожидании его окончания. Вечером господин Маэда навестил его, с интересом расспрашивая о новых впечатлениях.

– Всё было чудесно, комиссар. Я всегда знал, что моё место здесь.

На самом деле, Кен больше вообще ничего не мог знать наверняка. Возвращаясь в квартиру Окамото, он подумал над тем, а не стоит ли ему и вовсе уволиться. Судзуки двадцать два года стремился к карьере офицера полиции. Но за один день эти люди так надоели ему, что он даже не хотел их видеть. Усталость мгновенно дала о себе знать, как только он вошёл домой. На пороге его встретила Сецуко. Девушка светилась от счастья, поздравляя друга с удачным первым рабочим днём. Кен засмеялся, хоть это и напоминало скорее иронию над собой, нежели неподдельную радость. Войдя на кухню, шатен увидел на столе праздничный торт. Он еле сдержался, чтобы не заплакать. Ведь даже такое внимание со стороны подруги не смогло осчастливить его ни на минуту. Кен почувствовал себя неблагодарным и уж точно недостойным такой доброты человеком. Болтая за столом с Сецуко, парень пытался бодро отвечать на её вопросы. Ему пришлось сочинить захватывающую историю о своём первом опыте в роли офицера. И, по всей видимости, теперь Судзуки придётся многое придумывать. Причём, даже не из-за того, что правда оказалась бы слишком пресной и скучной. Кен попросту не считал, что может жаловаться на какие-либо проблемы. Ведь они все родились лишь в его искажённом сознании.

После десерта Сецуко направилась делать проект по частному праву, а шатен наконец-таки отпустил себя, решив принять горячую ванную. Судзуки чуть опускается, погружаясь в воду по самый нос, и прикрывает глаза. Вот бы ничего больше не видеть, не слышать, не принадлежать этому бренному и дешёвому миру…

“…и просто бесследно уйти”. – Проговаривает про себя Кен так спокойно, словно это не составит для него никакого труда.

Парень погружается в ванную с головой и задерживает дыхание. Ни звука не слышно, лишь тихий гул от воды. Глаза крепко зажмурены. Судзуки нравится эта тишина. И под конец невыносимого дня он мечтает остаться в ней навсегда. Удивительно, но как быстро он разрушил в себе того яркого парня, который считал улыбку самым лучшим, что есть у человека.

***

В здании Danaus тот же самый вечер окутан не менее гнусной пеленой. Аято отречённо развалился на односпальной кровати, направляя пустые глаза в потолок. Завтра ему придётся доказать свою силу. Но он уже достаточно убедился в том, что не способен нажать на курок, прицеливаясь в человека. И Такимура понятия не имел, как ему удастся сымпровизировать свои действия так, чтобы никого не убить, но при этом сложить о себе впечатление, как о бесстрашном и опасном противнике. Эта безумно сложная задача не давала блондину уснуть. А жёсткий матрас лишь ухудшал его общее состояние: шея затекла, а спина невыносимо заныла.

Решив сменить позу, парень поднялся и присел на кровать. Он уже хотел было сходить в душ, как вдруг услышал отдалённые шаги, постепенно приближающиеся к его комнате. Спустя пару секунд звуки притихли, а затем кто-то неуверенно раскрыл дверь. Это была Джесс. Девушка смерила Такимуру обеспокоенным взглядом, после чего деловито сложила руки на груди и с некой усмешкой произнесла:

– Слышала, что ты завтра едешь с нами, – она старалась казаться беспристрастной, хоть и её голос неестественно вздрогнул. – Не рановато ли?

– Я готов, – холодно бросил Аято, опуская голову в пол.

– Что-то ты не выглядишь особо довольным, – прищурившись, подметила Джесс, на что парень лишь сильнее зажался. – О чём думаешь? – уже без иронии спросила она, прикрывая за собой дверь и аккуратно присаживаясь на постель.

Такимура тяжело вздохнул и нехотя обернулся на неё. Блондин не желал обсуждать свои заботы с этой девушкой, но и держать всё в себе становилось трудно. А слова сами норовились выйти наружу и быть услышанными хоть кем-то. Прикусив нижнюю губу, Аято неуверенно начал говорить.

– Когда я только знакомился с этим местом, представляя, какого жить в данной обстановке, то мне всё казалось таким крутым, дорогим и пафосным. А сейчас, находясь тут, состояние совсем иное, я словно…

– В тюрьме за преступление, которого не совершал? – перебила его Джесс, как будто уже не раз слышала эту фразу.

Блондин замолчал. Он, не моргая, уставился в одну точку на стене, а затем оторвал взгляд и лихорадочно закивал. Девушка усмехнулась и, облокотившись одной рукой о кровать, достала из своей кожаной куртки пистолет Вальтер. Она ловко повертела его в ладони и тут же протянула Аято.

– Возьми, тебе завтра пригодится, – Джесс игриво подмигнула.

Такимура безразлично фыркнул, но оружие взял, мысленно поражаясь с того, что вообще согласился на нечто подобное.

– Надеюсь, в аду найдётся местечко для меня, – отшутился он.

– Не бойся, там на всех места хватит, – подхватила его смешок девушка.

И тут Аято неожиданно потускнел. Ему становилось дурно только от одних мыслей о предстоящих событиях. Он заметно напрягся, осознав, что сейчас преспокойно смеётся с той, которую осуждал несколько лет назад. Это беспокойство не смогло пройти мимо глаз Джесс. Она понимающе вздохнула, кладя свою ладонь на колено парня. От такого жеста Такимура вздрогнул, пряча Вальтер под куртку и подозрительным взглядом прожигая блондинку.

– Чего ты добиваешься? – начал спокойным голосом он. – Это некая махинация, да? Набиваешься в приятели, чтобы потом прикрыться моей спиной? Или ты видишь во мне очередного клиента, которого можно затащить в койку, и поиметь с этого деньги? – тон его голоса постепенно накалялся. – Пытаешься поддержать, успокоить, хотя две недели назад стояла и смотрела на то, как меня избивают и накачивают наркотой. Почему не смеёшься надо мной сейчас? Почему сидишь рядом и делаешь вид, что волнуешься за мою судьбу? Что тебе, чёрт возьми, нужно? Выполняешь очередное поручение своего папочки? Для чего помогаешь мне? А?! – злостно крикнул он, ударяя кулаком по кровати. Жилка на его шее неестественно задёргалась, когда губы исказились в безумном оскале.

Джесс вздрогнула от неожиданных нападок, а её лицо тут же стало мрачным. Секунда. И щёку Аято обожгла сильная пощёчина. Он не успел прийти в себя, как уже был прижат к постели. Джесс зафиксировала руки Аято над головой, после чего нагнулась к нему так, что её губы соприкасались с ушной раковиной блондина. Не собираясь ослаблять хватку, она желчно процедила:

– Да пошёл ты к чёрту, Такимура. Если бы ты мне не понравился, – девушка медленно достала из внутреннего кармана куртки парня пистолет, – то я бы прикончила тебя сразу, не сомневайся. – Холодное дуло прижалось к виску Аято, сильнее вдавливаясь в кожу и причиняя боль. – Но раз ты считаешь, что я бесчувственная подстилка, – продолжила Джесс, пока в её взгляде промелькнула неподдельная печаль, – то просто иди к чёрту.

Девушка слезла с блондина, отшвыривая Вальтер к его ногам. Мгновенно поднявшись с кровати, Аято на удивление не продолжил кричать или же как-то возмущаться. Он лишь смерил её презрительным взглядом, а затем строгим и холодным голосом произнёс:

– Выходи вон из моей комнаты и больше не приближайся ко мне ни на шаг.

Джесс на мгновение прикрыла веки и поджала дрожащие губы. В доли секунды она выскочила из спальни, громко захлопнув за собой дверь. Как только Аято остался один, он невольно задался вопросом, почему глаза этой, казалось бы, бездушной девушки блестели от слёз.

***

Перестрелка должна была начаться в полдень, но по какой-то неизвестной Такимуре причине его подняли уже в семь утра. Ещё толком не разлепив глаза, он наскоро нацепил новую одежду (Киоши-сан снабдил парня целым шкафом вещей) и, схватив с прикроватной тумбочки Вальтер, побежал на улицу. Глаза Аято так давно не видели солнечный свет, что он тут же зажмурился, но вместе с тем жадно начал глотать свежий воздух. В нескольких метрах от него стояли три чёрных машины. В одной из них он сразу же увидел Наоки, а во второй Джесс. Девушка мгновенно отвернулась, сделав вид, что не заметила блондина. Недолго думая, Такимура решил сесть вместе с Нисиямой. Запрыгнув на заднее сиденье, парень попытался расслабиться. Но общая обстановка казалась безумно гнетущей и не предвещающей ничего хорошего.

Как только они выехали на дорогу, Аято вдруг начал осознавать, что внутри него зарождается настоящий страх. Он уже полностью пробудился ото сна, а его мысли приобрели ясность. Отступать было поздно, но, чем дальше они отдалялись от здания Danaus, тем сильнее хотелось зажаться в какой-нибудь тихий уголок, переждав перестрелку там. Такимура пытался не выдать своего волнения, хоть и выходило это довольно коряво. А потому он молча уставился в окно, стараясь отвлечься быстро сменяющимися пейзажами. Поезда оказалась долгой, и спустя полтора часа они выехали за город. Сейчас три автомобиля проезжали мимо огромного леса. Высокие ели за стеклом наскучили очень скоро, и к парню вновь возвратились те мысли, из-за которых ему едва ли удавалось уснуть.

Краем глаза Аято заметил, как остальные мужчины в машине странно косятся на него. Они то ли насмехались, то ли не понимали, зачем блондин сидит здесь. Не выдержав такого напряжения, он впервые за утро подал голос.

– А из-за чего все эти разборки? – сглотнув, спросил Такимура.

Наоки удивлённо вскинул бровями и неестественно улыбнулся.

– Разве ты не в курсе? Парень, которого я на днях зарезал, Пак Джин-Хо, брат одного влиятельного человека, снабжающего Киоши-сана опиумами. Тот, узнав, что мы сделали с его родным братишкой, назначил нам встречу возле заброшенного сарая на окраине рисовых полей.

– Встречу? А там точно будет перестрелка? – с надеждой в голове произнёс Такимура, чем вызвал всеобщий хохот.

– Думаешь, проблемы могут решаться как-то иначе? – ответил крупный мужчина, сидящий за рулём.

Аято почувствовал, что над ним попросту насмехаются. Он тут же притих и до конца пути не произнёс больше ни слова.

Через сорок минут они проехали рисовые поля и добрались до пустыря, вдалеке которого виднелся прогнивший сарай. Вначале всё шло спокойно: они вышли из машины, и, пока несколько человек с обеих сторон решали вопрос касаемо смерти Джин-Хо, Такимура стоял чуть поодаль, наблюдая за накалом их спора. В очередной раз блондин убедился, что эта обстановка чужда ему. Он упорно пытался представить себя частью этого мира, но всё время признавал, что никак не мог влиться в него. Пока Аято забылся в собственных мыслях, что-то пошло не так.

Внезапно, послышались крики, а за ними мгновенно последовали выстрелы. Оставшиеся члены Danaus бросились вперёд, начиная беспорядочно отстреливаться по людям, словно это были картонные мишени. Аято же с испуга спрятался за машину, доставая Вальтер и крепко зажимая курок.

– Бедный мальчик, – вдруг слышит он в спину и оборачивается.

В нескольких метрах от автомобиля какой-то мужчина с жалостью посмотрел на него и практически сразу скрылся в кучке освирепевших людей. Такимура оскалился. Это сочувствие осело в сознании и заставило его подняться на ноги. Он не должен выглядеть жалким, испуганным и беспомощным. Аято не хочет, чтобы его считали слабаком и трусом. Он не такой. Его больше ничего не может сломать. Парень глубоко втягивает воздух и выходит к остальным. Он прицеливается куда-то в землю, спуская курок и нарочито промахиваясь. Блондин в суматохе совершает выстрел за выстрелом, стараясь никого не задеть, но при этом делая вид, что он разъярён до придела и не намерен сидеть в стороне. Перед глазами всё плывёт, Аято уже не различает, где свои, а где чужие. Он только и успевает уворачиваться от пуль, пока его пальцы машинально давят на курок.

Внезапно, прямо перед лицом возникает противник, и Такимура, не раздумывая, стреляет в него. Пуля разрывает грудную клетку мужчины, и блондин с ужасом осознаёт, что сейчас произошло. Человек напротив испуганно замер, распахнутыми глазами глядя точно на Аято. Этот взгляд сродни с кошмаром: он вынуждает Такимуру вздрогнуть. Но больше парень не может и шелохнуться с места. Он видит, как изо рта мужчины пошла тёмно-багровая кровь, после чего тот схватился за свою грудь и рухнул на землю. Аято застыл в оцепенении, лихорадочно шепча, что он только что убил человека. Блондин перестал видеть и слышать происходящее вокруг. Кто-то кричал, пока с другой стороны доносились выстрелы, но его взгляд был прикован к трупу, обездвижено валяющемуся под ногами. Вальтер выпал из рук, и вдруг парень почувствовал резкий рывок назад.

– Очнись! – грубо кричит Джесс, со всей силой ударяя Аято по щекам.

Всё ещё не отойдя от шока, Такимура пытается разглядеть её лицо, но оно расплывается и постепенно темнеет. Свежий запах крови ударяет в ноздри и парень сгибается пополам, вырывая прямо на джинсы девушки.

Последнее, что он помнит – это то, как его затолкали в машину, после чего она с диким рёвом понеслась прочь с пустыря.

***

Когда Аято открыл глаза, он не сразу пришёл в себя. Несколько минут парень просто пытался прокрутить в голове последние события. Кто-то отнёс его в комнату из-за того, что Такимура потерял сознание на перестрелке. Точно. Была перестрелка. И блондин убил человека. Вспомнив всё до мельчайших деталей, Аято с ужасом схватился за волосы, до боли сжимая уже заметно отросшие локоны. Но прошло мгновение, и он резко спрыгнул с кровати, подбирая кожанку с пола и выскакивая за дверь.

В здании парня охватила сильнейшая паника, ему казалось, что стены постепенно сдавливают его. Такимуре был необходим глоток свежего воздуха. И, выбежав на улицу, он сильно удивился: сейчас стояла глубокая ночь.

Спать Аято определённо не собирался, а потому через час он уже сидел на одной из лавочек в центральном парке города, пытаясь хоть немного успокоить себя. В его ладони лежала фотография, второпях вытянутая из альбома. На ней был запечатлён широко улыбающийся Кен, растянувшийся среди травы на их старой поляне. Такимура нежно проводил по ней кончиком большого пальца и долго нашёптывал неразличимые на слух фразы, будто делился чем-то поистине священным и личным.

– Зато теперь я точно слишком испорчен для того, чтобы ты любил меня, – произнёс он чуть громче остального и медленно поднял голову вверх.

Из-за ярких городских огней ночное небо не сияло так, как в детстве. А может, свет звёзд заглушали вовсе не фонари, а несоизмеримая тоска, с каждой минутой всё глубже оседающая в груди. Аято просидел неподвижно чуть более получаса, как вдруг из-за спины послышался неестественный шорох листвы, а затем твёрдые и уверенные шаги. Мгновенно обернувшись, Такимура встретился взглядами с Джесс. Лицо девушки освещал невысокий фонарный столб, и было заметно, что она до предела чем-то изнурена.

– Опять следила за мной? – уже безо всяких эмоций спросил парень, начиная медленно привыкать к тому, что в Danaus личной жизни у него нет.

– Тебя стошнило прямо на меня во время перестрелки, после чего ты потерял сознание и пролежал в своей комнате до конца дня. А затем ты куда-то убегаешь посереди ночи. Да, я решила не отпускать того, чья психика явно претерпевает не лучшие времена, – укоризненно протараторила Джесс, быстро присаживаясь на свободную сторону скамьи.

– Я в порядке, – холодно бросил Такимура. – И поводырь мне не нужен.

– Разве? – с некой настырностью переспросила Джесс, но теперь в её голосе можно было услышать участие и даже толику какого-то сострадания.

Она уже достаточно убедилась в том, что Аято, несмотря на его брутальность, совершенно не подходит для роли члена бандитской группировки. И никакие радикальные высказывания парня в защиту своей непоколебимости не скроют тот факт, что ему безумно тяжело находиться в эпицентре преступного мира.

Такимура тихо прокашлялся, прочищая горло, и посмотрел на Джесс глазами, полными какой-то отрешённости. Будто промотав в памяти события вчерашнего дня, он сдавленно и горько прохрипел:

– Я убил человека, – уже на первом слове его начало мелко потряхивать, и он на секунду замолчал, прерывисто вздыхая. – Я пристрелил его, Джесс. Я пристрелил его, ты слышишь? Я убил человека! – внезапно перешёл на крик парень. Всё его лицо покрылось пятнами, вены на шее вздулись, а ладони машинально сжались в кулаки.

– Сейчас же успокойся! – вцепилась в плечи Аято девушка и сильно сдавила их.

– Как я могу успокоиться?! Я лишил человека жизни! – блондин вновь закричал, но, встретившись с железным взглядом Джесс, быстро притих.

Девушка, убедившись, что Такимура больше не вспыхнет, ослабила хватку, а затем и вовсе убрала руки с его плеч. Она усмехнулась то ли с печалью, то ли с некой иронией, после чего понурила голову и тихо, но с достаточно различимой мрачностью прошептала:

– Я понимаю, что тебе сейчас нелегко. Невозможно спокойно принять такие пугающие события. Но со всем этим свыкаешься в течение какого-то времени, адаптируешься спустя пару месяцев, может чуть меньше или больше. И ты тоже привыкнешь к новому себе. Да и другого выхода у тебя нет. Жизнь в Danaus учит ценить каждый момент с дорогими людьми, а ещё она заставляет привыкать к смерти. Тот, кого мы видим в эту минуту, уже через час может окрасить пол в красный. И это перестанет причинять тебе боль, вот увидишь. Совсем скоро ты будешь спокойно реагировать на убийства…

– Никто не имеет права отбирать жизнь у другого, – перебивает её Аято, резко подрываясь со скамьи. – Ни ты, ни я, ни твой папаша-тиран. И если тебя воспитали с идеями о том, что убийство – это нормальная и необходимая вещь, то сходи к психиатру. Я потерял своих родителей из-за таких, как ты. А затем лишился парня. И теперь мне приходится молиться лишь об одном: чтобы Кен остался в живых, и грязные руки твоих единомышленников не убили его.

Джесс всеми силами пыталась сдержать нахлынувшие вмиг эмоции, но она с надрывом всхлипнула, после чего тонкие дорожки слёз обожгли её бледные щёки.

– Мне, правда, жаль тебя…

– Я не просил, чтобы меня жалели, – немного опешив с реакции девушки, ответил Аято. – И, кажется, я тебе уже говорил катиться на все четыре стороны. Тогда я не понимаю, почему ты всё время ошиваешься возле меня. Возвращайся обратно и иди спать, – строгим голосом приказал парень, после чего немного мягче добавил, – я не сделаю ничего с собой. Не в моих приоритетах убивать себя раньше, чем это сделает кто-то другой.

Оставив Джесс одну, Такимура как можно быстрее покинул парк. Эмоциональный разговор с девушкой сильно взбудоражил его. Но теперь парень желал выплеснуть весь накопившийся груз в каком-нибудь баре. И, что неудивительно, самым ближайшим оказался «Аврора».

Скрытый под дневной маской клуб ночью превращается в пульсирующий красным притон. Стеклянные столики, заставленные различным дорогим алкоголем, распространяющийся по помещению дым от кальяна, который дурманит головы посетителей. Сплетающиеся языки: в Японии целоваться на людях не положено, но это место, словно пятый круг Люцифера, содержит в себе всех невоздержанных, пошлых, развязанных до предела грешников. И хватит одного беглого взгляда для того, чтобы с уверенностью заявить – Бог сюда не заглядывает. Одноразовые кукольной внешности пустышки трутся о шесты, пока голодные мужчины сжимают в руках грязные бумажки и смотрят со звериным аппетитом на движения танцовщиц. Громкая музыка раздаётся из колонок на стенах, она учащает сердцебиение и нещадно стучит по барабанным перепонкам в ушах блондина.

Аято только вошёл сюда, но уже ощущает сильное желание вернуться домой. А затем невзначай вспоминает, что дома у него больше нет, и, иронично улыбаясь, направляется прямиком к барной стойке.

– Нигори-сакэ, – услышав заказ, бармен приглядывается к запястью парня и, удостоверившись в подлинности татуировки, наливает две чашечки по 20 мл напитка.

Свои пьют бесплатно. Это был один из немногих плюсов принадлежности к Danaus. Такимура залпом глотает все 40 мл и с непривычки кривится. Но неприятные ощущения быстро сменяются теплом, обволакивающим стенки горла и туманящим рассудок. Следом за Сакэ идёт Сётю. Бармен, усмехаясь с покрасневших щёк Аято, предлагает разбавить алкоголь соком или водой, но в ответ получает отказ. Такимура нацелен напиться до беспамятства. Ему кажется, что с каждым повышенным градусом в стакане исчезают все его проблемы и страхи, нагоняющие панику при трезвом состоянии. Сётю надоедает уже после третьей чашечки, и Аято, усиленно пытаясь сфокусировать взгляд в одной точке, сумбурно произносит несколько слов бармену. В его бурчание можно было чётко расслышать «виски».

– Кэзуо, так грубо с твоей стороны помогать посетителям спиваться, – Такимура медленно оборачивается на голос и видит Маю, кокетливо играющую глазами. Её чёрные волосы слегка завиты, а на губах вишнёвая помада, идеально сочетающаяся с бокалом игристого вина в руке.

– Я не наливаю больше того, что попросит клиент, – слегка напевая, отвечает бармен, на что девушка недовольно закатывает глаза.

– Всем известно, что Такимура совершенно не разбирается в хорошем алкоголе. Подай нам пару бутылочек того виски, которое ты держишь под стойкой, – Аято молча следит за тем, как Кэзуо под чётким руководством Майи выставляет перед ним пузырь за пузырём. – Yamazaki, Suntory, Shirasu и не забудь Hibiki. Мне безумно нравится его вкус.

– И ты всё это выпьешь? – уставившись на девушку, ошарашено спрашивает блондин.

– Мы это выпьем, – исправляет его темноволосая красавица, наполняя два стеклянных бокала янтарной жидкостью. – Давно не видела тебя здесь. Появился какой-то повод?

– Я человека убил, – отвечает Аято, по всей видимости, немного громче, чем следовало, и несколько людей рядом с интересом оборачиваются на него.

– Ничего себе, – удивлённо усмехнулась Майя и, поманив пальцем бармена, что-то с улыбкой нашептала тому на ухо. – В таком случае, – обращается она уже к Такимуре, – тебе необходимо немного расслабиться.

Блондин не успевает сориентироваться, как Кэзуо подсыпает ему в напиток щепотку белого порошка.

– Это героин? – сразу же догадывается Аято, на что бармен лишь ухмыляется.

– От одной маленькой дозы с тобой ничего не произойдёт, – успокаивает парня Майя и показательно смакует свой виски.

У Такимуры нет ни сил, ни желания отказываться, а потому он быстро осушает стакан и спустя десять секунд тянется за новым. Проходит несколько минут, и героин вперемешку с алкоголем полностью очищает рассудок. Губы Аято мокрые, он поднимает руку, но его неожиданно опережает Майя, большим пальцем собирая с губ парня терпкий виски. Блондин машинально тянется вперёд за ладонью девушки, на что та кокетливо ухмыляется и ещё сильнее сближает их лица. Проходит мгновение, и Такимура чувствует, как Майя прильнула к его губам. Он не разрывает поцелуй, а, напротив, углубляет его, прижимая девушку к себе. Её язык проколот, и пирсинг приятно будоражит, но слишком пряный запах духов въедается в ноздри, из-за чего Аято резко одёргивает своё лицо и спрыгивает с барного стула, неровным шагом убегая в уборную.

Не успевает он заскочить в первую попавшуюся кабинку, как тут же склоняется над унитазом и рвётся, даже не до конца понимая, что сейчас происходит. Через пять минут он истощённый подходит к раковине и наклоняется, жадно глотая воду. Напоследок решив умыться, Аято проводит мокрыми ладонями по лицу и закрывает кран, выходя из уборной. Но стоит ему сделать пару шагов, как кто-то аккуратно хватает его под руки.

Этим человеком оказывается Тетсуя. Под слабое сопротивление блондина, он вытаскивает его из «Авроры» через чёрный вход, где их уже ждёт затонированный автомобиль. На улице светает, когда они подъезжают к зданию Danaus. Ёсида, закинув уснувшего Такимуру на спину, тянет его до спальни, осторожно укладывает на постель и прикрывает за собой дверь. Выполнив поручение босса, Тетсуя спускается на первый этаж, чтобы лично отчитаться перед ожидавшим его Киоши-саном.

Однако, только войдя в кабинет, парень видит заплаканную Джесс, которая отрешённо сидит на диване и, кажется, даже не реагирует на него.

– Прекрасная работа, Ёсида. Благодарю за содействие, – хвалит Тетсую босс, на что тот услужливокланяется.

– Никогда не видел нашего бунтующего птенчика в таком состоянии, – как бы невзначай хмыкает парень, краем глаза замечая, что Джесс странно вздрагивает при его словах.

– Такимура со многим столкнулся впервые за эти дни, – по-отечески протянул Киоши-сан. – Ну ничего, сегодня днём я обрадую его очередным потрясением, на этот раз довольно приятным и неожиданным. А пока пусть высыпается – перед такими новостями следует привести себя в полный порядок.

***

И, действительно, как только Аято открывает глаза, он видит на прикроватной тумбочке две таблетки, стакан с водой и записку от босса:

“В два часа дня я жду тебя у входа в развлекательный центр «GINGA»”.

Голова блондина нещадно раскалывается и начинает кружиться, стоит ему подняться с постели. Но время уже полпервого, и если Такимура не примет освежающий душ сейчас, то навряд ли сможет дойти до указанного места. Старательно прокручивая в памяти события этой ночи, парень не может вспомнить ничего, кроме того, что напился в «Авроре» и вернулся сюда на чьей-то спине. Однако, намыливая волосы под тёплыми струями воды, он отрывками начинает воспроизводить всё, что произошло в том баре. Аято заказывал неразбавленный Сётю, а затем перешёл на виски. Кажется, уже на второй бутылке он кого-то поцеловал. Майя! Вспомнив тот поцелуй с девушкой, Такимура чуть было не поскользнулся на мокрой плитке, но в последний момент удержался за раковину. Во рту словно вновь появился металлический привкус её пирсинга, и к горлу Аято в очередной раз подступила тошнота. Нет, парню стало противно не от самого поцелуя, хоть он и не испытывал сильного желания чьей-то ласки. Но Майя, будучи прекрасным собеседником, всё равно являлась для Такимуры обычной эскортницей, торгующей своим телом за деньги. И Аято оставалось только гадать, сколько языков побывало в её рту до него.

Когда блондин выходил из штаба Danaus, то у него ещё было в запасе полчаса до назначенной встречи. Благо, «GINGA» находился всего в двух остановках. И через пятнадцать минут парень уже стоял у входа в развлекательный центр.

– Вовремя – значит поздно? – раздался грубый смех за спиной.

Обернувшись, Аято увидел Киоши-сана, одетого в чёрный костюм из дорогого бархата. На его пальцах по-прежнему сверкали драгоценные перстни, а сквозь рубашку проглядывалась толстая цепочка из чистого золота.

– Вы хотели поговорить со мной на счёт вчерашнего? – предположил Такимура, с долей смущения опуская взгляд под ноги.

– Не совсем. Отнюдь, я собираюсь сделать тебе прекрасный подарок.

– Подарок? – недоверчиво нахмурился Аято.

– Самый незабываемый в твоей жизни, – продолжал говорить загадками босс. – Видишь тот чёрный гелендваген, припаркованный возле столба? Сейчас мы сядем в эту машину, и я завяжу тебе глаза. Обычные меры предосторожности, беспокоиться не о чем. А затем мы кое-куда поедем. Думаю, ты всё поймешь, как только стянешь повязку. Но не делай этого прежде, чем я тебе позволю.

И, как говорил Киоши-сан, они быстро сели в гелендваген, после чего на глаза Аято легка плотная ткань. Всю дорогу парень изнывал от неизвестности и страха, ведь хуже мести врага может быть лишь подарок от него. Спустя полчаса Такимура почувствовал, как автомобиль куда-то заворачивает, а затем резко останавливается. Дверца рядом с ним раскрылась, и босс помог блондину вылезти. Аято сделал несколько шагов вперёд, когда услышал рык двигателя и колёс за спиной. По всей видимости, гелендваген уехал.

– Можешь снять повязку, – сказал Киоши-сан, и Такимура в доли секунды стянул эту чёрную ткань, оставляя её болтаться на шее.

Перед его глазами предстал какой-то полуразваленный и сгоревший трёхэтажный дом. Невысокий забор из железных прутьев заржавел лет пять как назад, а широкая тропинка практически полностью заросла травой, сквозь которую едва ли можно было разглядеть разбитую каменную плитку. Справа находился заброшенный сад, а если быть точнее, то, что от него осталось: несколько щуплых деревьев и три дряхлых кустика. Сам дом снаружи внушал какую-то странную неприязнь. Погоревшая крыша, разбитые стёкла, сгнившие порожки – всё в этой старой развалине отталкивало и нагоняло тоску.

– Вспомнил хоть что-нибудь? – неожиданно задал вопрос Киоши-сан, и Аято растерянно замотал головой. – Зайдём внутрь.

Ступеньки оказались настолько хлипкими, что нога парня чуть не провалилась в прогнившее дерево. Чёрная от сажи дверь была раскрыта, и Такимура неуверенно шагнул через порог. Босс зашёл сразу же за ним. Аято хватило несколько секунд, чтобы осмотреться вокруг и застыть с немым ужасом на лице.

Посередине бывшей гостиной комнаты громоздился скелет того, что раньше являлось фортепиано. Именно под ним прятался Такимура в тот вечер, когда всю его семью безжалостно расстреляли какие-то люди в чёрных масках. Очутившись в самом страшном кошмаре, Аято с глухим ударом свалился на колени. Лучи послеполуденного солнца на миг проникли сквозь остатки стекла на окнах и тут же исчезли. Перед глазами начало рябить, затем потемнело, а после взгляд сфокусировался на дальнем углу комнаты. Такимура увидел несколько валяющихся на полу клавиш, испачканных сажей и пылью. Парень, не поднимаясь с колен, подполз к ним и трясущейся рукой нежно коснулся одной. За все семнадцать лет с той трагедии ему так и не удалось вернуться в родной дом и забрать хотя бы пару вещей, напоминающих о своём детстве. Кое-как очистив клавишу от грязи, Аято аккуратно положил её в свой карман. Он резко поднялся на ноги и развернулся к Коши-сану лицом, полным скорби и желания мести.

– Давно вам известно об этом доме? Зачем вы привели меня сюда? Просто посчитали необходиым показать мне это? Или же я наконец-то услышу правду о том, что произошло в тот вечер? Вам ведь всё известно. И вы говорили, что я узнаю об этом, когда вам покажется нужным. Так нужный момент наступил? – с напором спросил Аято, прожигая босса несдержанным взглядом.

– Не всё сразу, мой дорогой, – протянул мужчина в своей непрошибаемой манере. Он будто специально тянул время. Киоши-сан не спеша подошёл к разваленному фортепиано и, положив на него свою руку, продолжил говорить. – Видишь ли, я был знаком с твоим отцом долгие годы. Если ты помнишь, то мы являлись партнёрами и очень хорошими друзьями. Я знал его адрес, как во Флориде, так и здесь. Мой ему тоже был всегда известен. После той трагедии кто только не жил в этом доме. За первые пять лет он сменил шесть владельцев, но больше в него заселяться никто не стал. Стены постепенно покрывались плесенью, пол сгнивал, а двор зарастал травой. Два года назад дом сгорел от рук каких-то мародёров. А жаль, эта рухлядь могла бы ещё подать несколько шансов на пригодность, – уловив нетерпение Аято, босс ухмыльнулся и вдруг изменил свой тон на более жёсткий. – Но предчувствие тебя не подвело. Мы тут не только ради того, чтобы насладиться заброшенной архитектурой. Скажи мне лучше вот что, насколько хорошо ты помнишь события того вечера?

Такимура задумался, после чего бегло прошёлся взглядом по дому. Он непонимающе нахмурился и, посмотрев на Киоши-сана, заявил:

– Помню всё, каждую деталь вплоть до того, как в меня кинули дымовую шашку.

– Что ж, видимо память тебя подвела, – самодовольно улыбнулся босс, – да и время тоже не щадит наше сознание, какие-то моменты обязательно искажаются, а на другие оседает туманная пелена…

– К чему вы клоните? – бесцеремонно перебивает его Аято. – Моих родителей и сестру убили у меня на глазах. Я не просто запомнил этот вечер. Он ещё несколько лет возвращался ко мне во снах.

– Раз ты так уверен, то какова будет твоя реакция, если я скажу, что убили не всех? – как гром среди ясного неба, разразился твёрдый голос Киоши-сана. – И твоя сестра не только жива, а находится в прекрасном здравии и не имеет никаких проблем.

– Что? Нет, – на выдохе произнёс парень и чуть не поперхнулся слюной. Абсолютно не желая верить в услышанное, он лихорадочно замотал головой, а потом, опровергая свои же действия, задал вопрос. – Где она?

– Я солгал, говоря тебе ранее о том, что убийство семьи Арэто стало для меня потрясением. Мне уже было известно о намечающемся нападении, однако совсем незадолго до совершения этого преступления. И я не успел спасти своего друга и его жену, но мне удалось уберечь их сына и дочь. Из-за подъехавшей полиции моим людям нужно было скрыться, а потому они оставили тебя, будучи уверенными, что твоей жизни больше ничего не грозит. Восьмилетняя Эцуко убежала вместе с нами. Я помню, как эту перепуганную малышку впервые привели ко мне, – в голосе мужчины можно было расслышать непривычный для него трепет. – Изначально мне хотелось забрать и тебя, но Судзуки практически сразу взял над тобой опеку. Что ж, я просто решил не вмешиваться. Что касается девочки, то с первого же взгляда моё сердце наполнилось такой отеческой любовью, которую я не испытывал никогда. Уже казалось невозможным отдать её кому-то другому, а потому я твёрдо решил принять Эцуко в свою семью и воспитать, как самого драгоценного члена Danaus. От пережитого шока малышка многое забыла, и, чтобы не тревожить лишний раз её ужасающими воспоминаниями, я сменил девочке имя. Из Такимура Эцуко она превратилась в Киоши Джессику.

Аято остолбенел, шокировано раскрыв рот. Как только босс замолчал, сзади послышались чьи-то шаги. Из-за сгоревших развалин дома вышла Джесс. Такимура обернулся на девушку, когда дневной свет упал на её лицо. Их обеспокоенные взгляды пересеклись, и всё, что смог выжать из себя парень в это мгновенье – рваный вздох и выжидающий, полный недоверия вопрос.

– Это правда?

Джесс легонько кивнула и с виноватым видом потупила взгляд в пол. Киоши-сан, искренне наслаждаясь этой картиной, не смог сдержать маниакальной улыбки. Когда всеобщее молчание затянулось, и в воздухе повисло явное напряжение, мужчина вынужденно кашлянул в кулак, обращая всё внимание на себя.

– Я оставлю вас на время. Думаю, вам многое нужно обсудить.

Весело подмигнув, Киоши-сан прошёл мимо новоиспечённых брата с сестрой. Хоть сложившаяся ситуация и забавляла его, но он решил проявить вежливость, а потому быстро скрылся за входной дверью. Как только мужчина ушёл, Аято, уже собравшись с кое-какими мыслями, чуть было не накинулся на Джесс, но та моментально перебила его.

– Дай мне всё объяснить, – выставив ладони вперёд, девушка попыталась оправдаться.

– Как давно ты знала об этом? Вы следили за моей жизнью? Почему ты молчала? Что, чёрт возьми, с тобой не так? Каким образом я должен верить тебе? – Такимура так сильно вскипел, что Джесс машинально отшатнулась от него.

– Мне известно не больше, чем тебе, ясно?! – чуть ли не плача, воскликнула она. – Отец рассказал мне всё неделю назад. Именно в тот вечер, когда…

– Я расстался с Кеном, – закончил за неё парень, устало облокачиваясь о сгоревший инструмент.

Джесс восприняла его действия за знак того, что она может продолжать говорить. И свой рассказ девушка решила начать с момента их первой встречи.

– Когда ты только стал работать в Danaus, отец уже успел похвалить тебя перед всеми остальными членами группировки, в том числе и передо мной. Я решила, что ты обыкновенная выскочка, желающая добиться расположения босса. А потом мы случайно столкнулись в коридоре, и я не увидела татуировки с бабочкой на тебе. Это сильно удивило меня, отец никому раньше не позволял работать на него, не будучи заклеймованным. Никому, кроме меня и тебя. В тот момент я заинтересовалась в таком загадочном, скрытном парне, как ты. Все поголовно шептались о твоей личности, распускали различные слухи, и я не была исключением. Со временем всё, конечно же, улеглось. И казалось, жизнь потекла своим чередом. Но как бы я ни старалась забыть о твоём существовании, что-то подсознательное тянуло меня к тебе. Это звучит бредово, но, клянусь, я ощущала какую-то связь между нами. Иногда в моей голове мелькали размытые отрывки из детства, но мне никогда не удавалось вспомнить то время чётко и без пробелов. Я чувствовала, что знаю тебя, причём знаю давно. И все свои беспокойства я доверяла отцу. Он многое умалчивал, говорил, что так надо и позже я всё узнаю. Мне ничего не оставалось, как ждать. А потом, в ту ночь, когда ты набросился на босса с кулаками, я всё это видела. И ты был прав, я стояла и спокойно смотрела на то, как тебя избивают, накачивая снотворным. Скажу больше, тогда я была так зла за то, что ты разбил отцу нос, что мысленно надеялась на твою смерть. Я готова была сама застрелить тебя и скинуть в какой-нибудь водоканал. Но, когда тебя уже отнесли в подвал, я осталась в кабинете Киоши-сана. Именно в этот момент у меня напрочь снесло крышу.

“– Надеюсь, теперь этот урод получит по заслугам? – сидя на диване рядом с боссом, злобно прошипела Джесс.

– Он проявил свой твёрдый характер, – на удивление спокойно и без капли гнева ответил мужчина. – У него была причина ударить меня, и довольна весомая. Не вижу ничего такого, за что бы этот мальчишка заслужил наказание.

Слова Киоши-сана привели девушку в ярость. Она в доли секунды подскочила с дивана и сердито воскликнула:

– Почему ты всё спускаешь ему с рук, отец?! Ты никогда не позволял никому даже обращаться к тебе в грубом тоне! Но что происходит сейчас? Ты безо всякого весомого аргумента оправдываешь какого-то парня…

– Это не просто парень, Джесс, – резко перебил её мужчина, подрываясь с дивана и подходя к дочери вплотную. – Он твой брат.

На лице девушки отразились все оттенки ужаса. Она оцепенела, а её светлая кожа стала ещё бледнее. Признание Киоши-сана привело её в непередаваемый шок.”

– Я не могла поверить в услышанное, – заново окунувшись в то мгновение, прошептала Джесс. – Мне было и страшно, и непонятно, и злостно одновременно. Немного придя в себя, я сразу же начала расспрашивать отца обо всём: кто ты такой, как он тебя нашёл и почему не рассказал мне об этом раньше. Оказалось, что Киоши-сан просто боялся раскрыть нашу родственную связь до того, как ты станешь полноценным членом Danaus. Он посчитал, что, зная всё изначально, я бы обязательно не сдержалась и проговорилась. А ты бы не поверил, и это известие оттолкнуло бы тебя от нас. Отчасти отец оказался прав: держать эту тайну в себе было просто невыносимо. Даже за эту неделю, которую мне пришлось молчать, я уже чуть не сошла с ума. Знать, что ты мой брат, но не приближаться к тебе ближе дозволенного – слишком для моих сил. А ещё Киоши-сан через многое заставил тебя пройти в эти дни. Я чувствовала, как тебе тяжело, но ничем не могла помочь. Чтобы хоть немного успокоить себя, мне пришлось начать следить за тобой. Ты мог наделать глупостей, а я не хотела потерять то, что только что приобрела, потому и наблюдала за каждым твоим шагом со стороны. Я пыталась представить, что творится в твоей голове. А сегодня ночью шла за тобой несколько часов. Ты брёл куда придётся, словно знал наизусть весь город и мог ориентироваться даже в кромешной темноте. Мне уже показалось, что тебе совершенно нечего терять. Но потом ты сел на скамейку в парке и достал фотографию Кена из своего кармана. Этот взгляд, который ты поднял к нему, полный отчаянья и какой-то мнимой надежды…. Увидев его, я поняла, какой чёрствой, дешёвой и непримечательной была моя собственная жизнь. Я впервые осознала, насколько же я слаба. Те страдания, что ты несешь в себе, то, как кидаешься из крайности в крайность, будучи готовым на всё ради любви. Это всегда находилось за пределами моего понимания. И я просто не смогла продолжать наблюдать за тем, как ты разрушаешься. В тот момент, когда ты в очередной раз попросил отстать от тебя, во мне сломалось всё, что хоть немного помогало держать эмоции при себе. Я тут же прибежала к отцу и честно призналась в том, что больше не могу притворяться. Поставив ему условие, я сказала, что сегодня же мы должны со всем разобраться…

– И теперь наконец-таки семья воссоединилась, – внезапно, в дом вернулся Киоши-сан. Мужчина подошёл к Аято, приобняв его за плечо и подзывая к ним Джесс.

Но парень мгновенно скинул руку босса с себя, отходя от него на пару шагов.

– Мне нужно время, чтобы обдумать это всё.

Будто ожидав такой реакции, Киоши-сан спокойно и понимающе кивнул.

– Машина уже стоит на улице. Можешь езжать без нас. Тебе нужно многое переварить, сынок.

– Не называйте меня так, – выставил указательный палец на мужчину Аято.

В его голове сейчас царил такой хаос, что он больше не желал находиться здесь. Машинально проверив наличие той потёртой клавиши в своём кармане, парень в последний раз окинул взглядом сгоревшие стены и быстрым шагом вышел за дверь. Через минуту гелендваген уже отъехал от этого злосчастного дома.

***

Очередное утро в центре города было пасмурным и неприятно холодным. Мелкий дождь неумолимо стучал по асфальту, оставляя после себя широкие лужи. А капли стекали по окнам кобана, из-за чего на стекле появились разводы. Кен сидел на рабочем месте, апатично разглядывая карту района. Два других офицера в этот момент патрулировали округу, пока Судзуки, ввиду своей неопытности, пытался лучше ознакомиться с расположением улиц на местности. Тонкие стены участка пропускали через себя лёгкий холодок, создавая ещё более неуютную атмосферу. И, если вначале это было не так заметно, то к полудню ноги Кена стали подрагивать, а через полчаса парень сдался и натянул тёплый жилет.

Шатен заметно расслабился, позволяя себе облокотиться о спинку стула и прикрыть глаза, Он уже отчасти свыкнулся с постоянными беспокойствами, но в последние дни одно сомнение перекрывало все остальные, так и норовя дать о себе знать. А нужна ли Кену эта работа? Прошла уже целая неделя его пребывания здесь, но парень не испытал и секунды удовлетворения от того, чем он занимается. Что вообще интересного он нашёл в карьере офицера? Как это нудное, однообразное дело могло показаться ему чем-то важным. И для кого? Повезёт, если за день к ним в кобан обратятся пару человек, да и то, только узнать дорогу. Что повлияло на Кена в его подростковые годы, когда он решался на этот путь? И, если уж совсем честно, было ли это его выбором? Судзуки чуть ли не с младенчества равнялся на своего отца, который на тот момент ещё представлял собой героя в глазах пятилетнего сына. И маленький Кен с горящими глазами парировал: «Я хочу быть полицейским, как папа». Прокрутив в голове эти воспоминания, шатен лишь сильнее возненавидел свою работу. И все его убеждения окончательно укрепились, складывая цельную картину. Офицер – не мечта Кена, и уж точно не его предназначение. Соичиро умело навязал эти идеи – отец-таки слепил из него глиняную игрушку. И Судзуки с грустью осознавал, что слишком засох для того, чтобы вылепить из себя нечто новое. Ему только и остаётся изо дня в день ходить на нелюбимую работу, создавая вид огромной заинтересованности в своём деле. Но спроси кто угодно Кена сейчас, почему он решился строить карьеру в полиции, и тот лишь растерянно пожмёт плечами, не имея ни одного варианта ответа на этот вопрос.

Пока Судзуки устало размышлял надо всем навалившемся, дождь слегка поутих. Теперь в больших окнах можно было увидеть озабоченных пешеходов, не замечающих перед собой ничего, кроме собственных забот и важных дел. Эти люди даже внешне смотрелись одинаково: тусклые тона одежды, слишком серьёзные лица, неизменные смартфоны в руках и, конечно же, дежурная приветливость, за которой в большинстве случаев скрывается пустота. Смотря на них, Кен подавленно усмехнулся. Как вдруг, совершенно внезапно, его глаза зацепились на маленьком мальчике, растерянно пытающемся перейти дорогу. С виду ребёнку можно было дать от силы года три. Судзуки выжидающе наблюдал за ним пару минут, но никто из взрослых так и не подошёл к малышу. Искренне забеспокоившись за этого мальчика, шатен подорвался с места и выскочил на улицу, в последний момент не давая ему наступить на проезжую часть. Кен аккуратно, но крепко взял ребёнка за запястье и отошёл вместе с ним от скопления людей.

– Привет, – ласково произнёс Судзуки, видя неподдельный испуг малыша. – А где твои родители?

Мальчишка насупился и плотно сжал губы, не собираясь отвечать на вопрос.

– Я о-мавари-сан, можешь довериться мне. Если ты потерялся, то я помогу, – Кен провёл ладонью по волосам ребёнка и с ужасом ахнул, поняв, что тот насквозь промок. – Тебе нужно согреться, дружок, давай зайдём вот сюда, – кивнул он в сторону кобана.

Малыш по-прежнему ничего не сказал, но и сопротивления в его взгляде видно не было, а потому Судзуки поднял ребёнка на руки и зашёл с ним в участок, усаживая малыша на маленький диванчик в углу. Никаких тёплых вещей здесь не находилось, и Кен, не долго думая, стянул с себя жилет, накидывая его на мокрого мальчонка. На скорую руку парень навёл тёплый чай и предложил его ребёнку. Тот вначале обвёл шатена недоверчивым взглядом, но, видимо, ввиду сильной жажды согласился и охотно выпил напиток, пока Кен заботливо придерживал кружку за дно. Через пару минут щёки мальчика стали румяными, а его ледяные руки согрелись благодаря Судзуки, который заключил их в свои ладони. Окончательно убедившись в том, что ребёнок больше не мёрзнет, парень присел рядом с ним на диван и дружелюбно заговорил.

– Меня зовут Кен, я здесь работаю. А как твоё имя?

Смущённо опустив голову вниз, малыш пробормотал:

– Мотоко…

– Ты потерялся? – спросил молодой офицер, положив ладонь на плечо мальчика.

Тот странно нахмурился и быстро завертел головой.

– Нет. Мама потерялась, – совсем поникши, ответил он.

– Не волнуйся, – приобнял его Судзуки. – С ней всё будет в порядке. Мы её найдем.

– Правда? – шмыгнул носом Мотоко, поднимая на парня глаза, полные наивности и детской неподдельности.

– Конечно, – приподнял уголки губ Кен. – Ты только расскажи, где вы виделись в последний раз. Как так получилось, что она потерялась?

– Мы с мамой гуляли на площадке. Только не нашей, а какой-то другой. Она находилась очень далеко от дома. Я катался на качелях, а потом мама захотела поиграть в прятки. Она сказала закрыть глаза и ждать, пока она спрячется. Я долго стоял и ждал, но маму больше не было слышно. Когда я открыл глаза, то она куда-то пропала. Я искал её везде, а потом заблудился и испугался, – рассказывая об этом, маленький Мотоко беззаботно болтал своими ножками, когда в голове Судзуки выстраивалась отнюдь не весёлая картина.

Кен был практически полностью уверен в том, что такая игра в прятки задумывалась совершенно не для развлечения. И, даже если они отыщут горе-мать, то она непременно затеет эту игру вновь.

– Давай поступим так, – стараясь держать беззаботный голос, заговорил шатен. – Мы сейчас поедем к другим полицейским, и ты там расскажешь всё-всё о своей маме. Вместе мы сможем найти её, по рукам? – дружелюбно подмигнул он, и Мотоко ответил ему решительным кивком.

Дождавшись двух других офицеров, Кен рассказал им об этом мальчике, и они, взяв патрульную машину, повезли ребёнка в главный участок. Всю дорогу Судзуки обнимал Мотоко, чьи карие глаза поблёскивали от страха.

Примерно через час следователь собрал у мальчика всю информацию о его семье. Оказалось, что он живёт с одной матерью, и других родственников не знает, либо не может о них ничего сказать. Из адреса Мотоко вспомнил только название улицы, но для поисков этого было более чем достаточно. Во время того, как следователь задавал ребёнку вопросы, Кен стоял рядом, потому что мальчик наотрез отказался разговаривать с кем-либо без него. Собрав все необходимые данные, группа офицеров незамедлительно направились по названному адресу, когда остальные начали пробивать имя матери Мотоко в базе данных полиции. И прошло около часа, когда выяснилось, что все её аккаунты в социальных сетях удалены, а на названной улице камеры наблюдения засняли подходящую под описание женщину, запрыгивающую в такси с огромной сумкой вещей. Пробив автомобиль по номеру, следователи выясняли, что тот направлялся в аэропорт. Сомнений больше ни у кого не оставалось – Мотоко бросили. Тем временем рабочий день подходил к концу. Кену сообщили, что он уже может оставить ребёнка в участке, а сам вернуться в кобан.

– И что будет с Мотоко? – проигнорировав предложение старших офицеров, с искренним беспокойством спросил Судзуки.

– Сегодня-завтра определят в детдом, – пожав плечами, ответил один мужчина.

– Может, у него всё-таки есть другие родственники? – мгновенно взбудоражился Кен.

– Возможно и есть, но кто в этом будет разбираться? – небрежно бросил другой офицер. – Мальчишка больше ничего сказать нам не может.

– Я могу провести следствие и найти его дальнюю родню, – невозмутимо произнёс шатен, на что все остальные потешно усмехнулись.

– Звание маловато, герой. Иди домой, отдохни, а с ребёнком всё в порядке будет.

– Нет, – в доли секунды ответил Кен. – Комиссар Маэда, – обратился он к стоящему на другом конце комнаты мужчине, – я хочу остаться с Мотоко, пока всё не решится. Вы мне позволите лично убедиться в безопасности этого мальчика?

Удивлённо изогнув бровь, комиссар лишь весело ухмыльнулся и, не имея никаких возражений, ответил:

– Ну, ребёнок явно больше всего сейчас доверяет вам, офицер Судзуки. Думаю, будет полезным оставить вас вместе с ним.

Мотоко, всё это время сидевший возле стола одного из следователей, резво спрыгнул с высокого стула и радостно рванул к Кену, обнимая парня за ногу. Тут же подхватив мальчишку на руки, Судзуки пошёл к диванчикам, решив, что Мотоко не помешало бы вздремнуть. Такая суматоха и впрямь замаяла малыша, и тот уснул сразу же, как только его голова опустилась на колени молодого офицера.

Сам же Кен сидел неподвижно, боясь нарушить безмятежное сопение этого ангела, которому уже пришлось столкнуться с несправедливостью нашего мира. Мальчик всё ещё ждал возвращения матери, и парень понятия не имел, как сообщить ему такие омрачающие известия. В сравнении с другими странами в Японии не так уж и много приютов. Но, доверяя статистике, абсолютное большинство детей в них – брошенки, от которых избавились родители из-за трудностей содержания и воспитания. Мотоко, к сожалению, исключением не стал. Но сколько же сил требуется маленькому, хрустальному существу, чтобы пережить предательство самого родного человека? Каким он будет себя ощущать после столкновения с всеобщим безразличием и жестокостью? И сможет ли детский дом дать ему ту любовь, благодаря которой ребёнок научится любить других?

– А чем занимаются полицейские?

Из глубоких размышлений Кена вывел неожиданный вопрос от только что проснувшегося Мотоко. Мальчишка всё ещё лежал на его коленях, только теперь карие глаза-пуговки были обращены на офицера.

– Ну, мы помогаем людям, ищем преступников и боремся с ними, – ответил как можно яснее для детского понимания Судзуки.

– Ого, – удивлённо протянул малыш. – Да ты супергерой! Я хочу быть таким же взрослым, как ты, когда вырасту!

Кен досадно усмехнулся, будучи не в силах что-либо сказать на такое искреннее рвение. Он прекрасно понимал, что является далеко не взрослым и уж точно не тем, с кого следует брать пример. Но парень не мог так жестоко разрушить надежды этого крошечного, обделённого заботой и поддержкой человека, признавшись, что ты не делаешься взрослым, просто становясь старше. И в эти минуты Судзуки от всей души желал, чтобы будущее Мотоко было к нему добрее, чем его собственная судьба, но у парня даже не было возможности уверить ребёнка в том, что он сможет помочь ему на этом сложном пути. Кен лишь трепетно погладил его по волосам, мысленно отмечая, как же важен для этого мальчишки любой тёплый жест.

И вдруг, совершенно внезапно, парень подумал о том, что, возможно, это именно то, из-за чего он и выбрал работу в полиции. Даровать людям веру в лучшее, оказывать бескорыстную помощь и являться щитом для таких беззащитных и одиноких, как Мотоко – вот, ради чего стоит жить. И не просто существовать, а стремиться идти вперёд, ставя свои проблемы на второй, если не третий, четвёртый, десятый план. Кен уже определённо знал, что больше не сможет обрести счастье, но он всё ещё в силах осчастливить других. Вопрос заключался лишь в том, а удастся ли ему сделать это, если он сам обречён на страдания? Но продолжая смотреть на этот открытый, доверчивый взгляд ребёнка, лежащего у него на коленях, Судзуки твёрдо решил, что нужно хотя бы попытаться, приложить всё своё упорство и волю, чтобы как можно меньше людей испытали такую же боль, как и он.

Служба опеки приехала за Мотоко уже ближе к ночи. Две молодые девушки переговорили с сержантом Ямадо, после чего подошли к ничего непонимающему мальчику. Ребёнок инстинктивно прижался к Кену и вопросительно посмотрел на него.

– Это не моя мама, – испуганно прошептал он. – Но почему они хотят забрать меня?

Тяжело вздохнув, Судзуки присел на корточки и, постаравшись сохранить улыбчивое лицо, положил свои ладони на детские плечи и спокойно заговорил.

– Твоя мама сейчас не может приехать, она очень занята, и некоторое время тебе придётся пожить в специальном доме. Там много других детей, и ты обязательно с ними подружишься.

– Но я не хочу там жить, – поджатыми губами ответил Мотоко, – мне нужна моя мама. Где она? – сквозь слёзы вопросил он.

Мальчишка так горько заплакал, что Кен не смог удержаться, чтобы не обнять это хрупкое тельце, содрогающееся при каждом всхлипе. Ребёнок не переставал прижиматься к молодому офицеру, хныча ему в грудь и цепляясь маленькими ручками за тёмно-синий жилет. Но девушки из службы опеки теряли своё терпение. И хоть на их лицах было написано неподдельное сострадание, Мотоко не мог больше оставаться в участке. Его насильно оторвали от Кена, и он, продолжая неустанно плакать, опустил голову вниз и шёпотом пробормотал:

– Пока…

Сказать, что Судзуки вернулся домой разбитым – ничего не сказать. Сецуко уже давно спала в соседней комнате, когда парень зашёл в свою спальню и, кинув верхнюю одежду на стул, без ног повалился на постель. Он даже не утрудился стянуть грязные брюки. Так и уснул, прикусив зубами подушку.

***

Наутро Кен проснулся от звонкого смеха. Умывшись, он зашёл на кухню и увидел свою подругу, весело болтающую с каким-то двадцатилетним парнем за завтраком. Обернувшись на шаги, Сецуко широко улыбнулась Судзуки, жестом подзывая его к столу. В отличие от девушки, её новый знакомый встретил Кена далеко не дружелюбным взглядом, он хмуро посмотрел на шатена, после чего бесцеремонно задал вопрос:

– А ты кто такой? Сецуко, что этот парень делает в твоей квартире?

Ни на секунду не растерявшись, девушка тут же его успокоила.

– Не ревнуй, любимый. Он просто лучший друг и живёт у меня некоторое время. Кен познакомься, это Ичиро, мой парень, – когда Окамото представила их, её лицо светилось от счастья.

Судзуки приветливо поклонился, присаживаясь за стол. Однако на протяжении всего завтрака его не отпускало чувство неловкости, парень ощущал себя лишним. Сецуко то и дело обменивалась с Ичиро кокетливыми взглядами, и Кену казалось, что он нарушает чужую идиллию. На самом деле, парень и до этого понимал, что ворвался в личное пространство подруги, мешая ей полноценно распоряжаться своей квартирой. Из-за этого ему сделалось стыдно, и, пока Судзуки мыл за собой посуду, он мысленно принял решение, что нужно искать другое место жительства. Но в данный момент парень не располагал большими деньгами, позволяющими снять квартиру. Ему, как минимум, необходимо было проработать месяц до зарплаты. А этот срок казался немыслимо долгим. И выход из ситуации он нашёл сразу же, как только вспомнил о том, что для более серьёзной работы ему требуется повысить звание.

Этим же вечером Кен, как ни в чём не бывало, вернулся домой и, составив компанию Сецуко за ужином, попросил её зайти к нему в спальню через полчаса. Но девушка, как и предполагал Судзуки, сгорала от нетерпения и загадочности, которую придал парень обычной просьбе. А потому уже спустя десять минут она аккуратно заглянула в комнату друга и непонимающе нахмурилась, застав того сидящим на кровати в напряжённой и задумчивой позе. Сецуко тихо приоткрыла дверь и вошла в спальню, но Кен даже не услышал её шагов. Девушке пришлось подойти к другому концу кровати и коснуться своей рукой плеча Судзуки. Парень испуганно вздрогнул и тут же посмотрел на подругу. Он улыбнулся, хоть и его улыбка совершенно не увязывалась с этим взглядом: таким поникшим и полным глубокого сожаления.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Сецуко, юрко присаживаясь на постель в позе лотоса.

– Нет, что ты, – вполне бодрым голосом ответил Кен. – Я в полном порядке, – что в переводе с языка парня означало: мне невыносимо тяжело.

Окамото его между строк читать не умела, но зато очень неплохо ориентировалась по мимике и жестам. А Судзуки отвёл взгляд сразу же после того, как в комнате повисло молчание.

– Что происходит? – подруга упрямо стояла на своём вопросе.

– Ничего, правда, – продолжил отпираться Кен. – Я просто вещи собираю.

Только сейчас Сецуко обратила внимание на спортивную сумку под ногами парня. Она была практически полностью набита одеждой, но поверх всего лежал тот самый альбом.

– До сих пор не можешь его забыть? – слетело с языка раньше, чем девушка обдумала сказанное, и Судзуки мгновенно нахмурился, показательно проводя ладонью по изношенной обложке.

– Я скорее умру от того, что скучаю по нему слишком сильно, чем спокойно продолжу жить, забывая о том, как ценна для меня была наша любовь.

– Прости, – в словах Кена Сецуко не разглядела укора, но то, с каким надрывом и твёрдой уверенностью он их произнёс, заставило девушку поверить, что она покусилась на нечто священное. – А куда ты собираешься? – наконец перейдя к сути разговора, спросила Окамото.

– Я буду полгода обучаться в полицейской Академии. Мне нужно повысить звание до старшего офицера. Я не собираюсь всё время патрулировать в кобанах. Мне необходимо лично работать с преступниками, выводить их на признание, добиваться справедливости собственными силами, а не оставлять это дело на кого-то другого.

– Звучит эгоистично, – отшутилась Сецуко, пытаясь хоть немного разрядить создавшуюся атмосферу.

– Это не эгоизм. Я просто знаю, что могу сделать нечто большее. Вот и стремлюсь к нему.

– Ты будешь жить в общежитии? – Судзуки кивнул. – А это обязательно? Если что, ты можешь остаться у меня, – девушка была чудесной подругой, такой, которая никогда и ни за что не оставит в беде.

Но в ответ на её доброту Кен приподнял уголки губ, словно радуясь тому, что до него ещё есть кому-то дело, и решительно замотал головой.

– Спасибо за твою бескорыстность, правда. Я никогда не думал, что обрету такую хорошую подругу. Но последнее, что мне нужно, так это обременять тебя. Да, у меня были трудные деньки, но сейчас я уже встал на ноги. Поэтому не думай, что должна постоянно ухаживать за мной. Этот путь я обязан пройти сам. И я справлюсь, клянусь.

– Но почему ты всегда стремишься сделать из себя идеал? – воля парня не переставала поражать Окамото.

От её вопроса Судзуки хрипло усмехнулся и отвёл взгляд в сторону, будто вспоминая что-то из прошлого.

– Меня лишили права выбора уже в тот момент, когда я появился на свет. Отец был довольно-таки уважаемым человеком, приглашал почётных гостей к нам в дом, пытаясь произвести на них наилучшее впечатление. И я стал одним из его подручных средств. Он обязал меня создавать впечатление идеального сына. А идеальные не плачут, даже тихо, не смеются слишком громко, не обижаются на пренебрежительное отношение к ним, молчат, когда следовало бы высказать своё мнение и ничего не требуют, хотя при этом беспрекословно выполняют любую прихоть остальных. Я рос странным ребёнком: никогда не ослушивался родных, не играл в шумные игры, пересказывал прозы Дюмы и поэзию Шекспира, был одет с иголочки и засыпал в горе прочитанных учебников. За любую ошибку, за малейший промах меня наказывали. Иногда отец даже прикладывал руку. И я терпел, будучи полностью уверенным в том, что должен держать высокую планку. Аято очень удивлялся этому и совершенно не понимал, почему я позволяю так управлять мной. А я и другой жизни не знал, так было с самого моего рождения…

Под конец кусочка из автобиографии Кена Сецуко сидела с широко раскрытым ртом. Немного придя в себя и разложив мысли по полочкам, девушка не слишком уверенно проговорила:

– Ну, это хоть и было жестоко, но по какой-то дикой случайности твой отец сделал из тебя бриллиант.

Наверное, в голове Окамото это сравнение выглядело как комплимент. Однако Судзуки, ввиду его постоянного осмысливания, ощутил слово «бриллиант», как приговор. Он был огранён чужими руками, из него сделали украшение, несомненно, дорогое и ценное, но побрякушку, существующую только на благо другим. Раньше бы эти мысли навели на парня тоску, но теперь он уже смирился со своим призванием и судьбой, в которую раньше отказывался даже верить. А потому слова девушки лишь напомнили Кену о том, что всю свою дальнейшую жизнь он должен посвятить помощи людям. А погрузившись в чужие проблемы, он напрочь позабудет о своих.

По договорённости с комиссаром Маэда Судзуки направился в полицейскую Академию уже через несколько дней. Его ожидали шесть месяцев упорной физической и умственной работы, бесконечные тренировки, нескончаемые проверки и долгие бессонные ночи ради достижения высокого результата. И почему-то парню казалось, что оттуда он вернётся совершенно другим человеком.

13.Родственные узы

После того, как Аято вернулся из сгоревшего дома, он молча побрёл в свою комнату и заперся на замок, тут же сваливаясь на кровать. Часа два парень отрешённо пялился в потолок, он даже моргал изредка, и то уже тогда, когда глаза начинали слезиться. Такимура не мог поверить, нет, он не хотел верить в то, что всё это время его сестра была жива. И более того, последние четыре года она всегда была рядом, буквально, в нескольких шагах от него. Блондин истерично засмеялся. Ему ещё не исполнилось и семи, когда Эцуко исчезла из его жизни. Парень не испытывал какой-то родственной привязанности или же платонической любви к девушке. Они расстались очень давно, и Аято практически ничего не помнил о своей старшей сестре. А потому в эти часы его не одолевали слёзы счастья, чувство облегчения или великой радости. Такимуре было страшно – и это вернее всего подходило под его нынешнее состояние.

“Моя сестра не мертва. Это так… неожиданно. Теперь я даже не могу с уверенностью утверждать то, что наших родителей нет в живых. Может, Киоши-сан спас и их? Хотя невозможно спасти людей с пулями в голове и груди. Моя сестра Джесс… Чёрт, лучше бы ей оказался Наоки. Я абсолютно не хочу иметь ничего общего с семьей босса, а она его единственная и самая любимая дочь. Но и забыть об Эцуко теперь за гранью возможного. Она моя сестра! И единственный человек, который может рассказать мне хоть что-нибудь о нашей семье. Она единственная, кто может помочь мне понять себя, кто я такой. И узнай я о нашем родстве четыре года назад, то, наверное, мне бы удалось полюбить её, как родного человека. Но впечатление о Джесс уже сложилось в моей голове, причём очень прочное. Она хладнокровная убийца, ученица Киоши-сана, девушка, воспитанная психопатом. И я бы всё отдал, чтобы вернуть время вспять и никогда этого не узнать, но такое волшебство – слишком для обычного среднестатистического парня, а уж тем более в данной ситуации. Ведь именно тот человек, которого я старался избегать больше всех остальных, оказался моей родной сестрой”.

Дверь в его комнату открылась так же неожиданно, как и те потрясения, свалившиеся на него сегодня. Давно несмазанные петли противно заскрипели, и Аято нехотя обернулся, уже догадываясь о том, кто этот внезапный посетитель. Он угадал. В спальню вошла Джесс. Девушка неловко прикусила губу и завела светлый локон за ухо, притупляя свой взгляд в пол.

– Я не помешала? – непривычно вежливо поинтересовалась она, на что Такимура многозначно фыркнул.

– Ты уже в любом случае здесь, – скрипя зубами, процедил блондин. – Говори, что хотела.

– Мне просто нужно было убедиться в том, что с тобой всё хорошо, – подошла чуть ближе к кровати Джесс.

– О, на этот счёт не беспокойся, – наигранно протянул парень. – Хуже, чем сегодня днём, мне точно уже не будет.

– Брат, я…

– Не называй меня так! – грубо оборвал её Аято. – У нас общие гены и не более. Я о тебе ничего не знаю.

– А как же наше детство? – вдруг насупилась девушка. – Родители?!

– И много ли ты помнишь из этого детства? – ядовито усмехнулся Такимура. – Родители, говоришь? Как раз они у нас разные. Меня воспитала семья Судзуки, а тебя предводитель преступной группировки. О каком родстве может идти речь?

Только глухой не расслышал бы этого пренебрежения и неприязни в голосе парня. Джесс пустила горький смешок и присела на краешек не застеленной постели. Её хмурый и в то же время разбитый взгляд уставился в одну точку на бетонной стене, когда она набрала в лёгкие воздуха и полушёпотом сказала:

– Всё понятно. Я тебе противна. Да что там, я и сама себе противна порой. Только не думай, что во мне нет ничего человечного. Я не хотела. Никогда не хотела убивать. Жизни такой не просила. Но меня не спрашивали…

– Расскажи о себе, – неожиданно для обоих, произнёс Такимура. – Каково это, расти в Danaus, жить под крылом Киоши-сана?

Джессика на секунду задумалась, как бы прокручивая в голове все самые важные воспоминания из её детства. Она, заметно расслабившись, согнула одну ногу в колене, прижимая её к груди. Неосознанно проведя кончиком языка по губам, девушка начала говорить.

– Когда я очнулась в больничной палате, то практически ничего не помнила о том, что произошло. Я даже толком своего имени назвать не могла. Киоши-сан забрал меня оттуда через несколько дней. Мне было восемь, но отец никогда не умалчивал правду, а потому сразу же рассказал о том, что моя семья погибла и теперь я буду жить с ним. Мне, правда, мало что было известно о наших биологических родителях, всё узнавала от босса. Он делился со мной интересными историями об Арэто, показывал фотографии и даже привёз несколько вещей из того дома. Мне, конечно, было грустно некоторое время, но Киоши-сан оказался прекрасным отцом: он исполнял каждую прихоть, многое разрешал, обучал различным вещам и сделал из меня сильного человека. Обычную школу я не посещала, но зато ко мне лично приходили репетиторы по самым основным предметам. Остальное я усваивала в группировке: обучалась стрельбе, рукопашному бою,мошенничеству и умению вести себя в споре. Иногда бывали дни, когда я по двенадцать часов находилась в тренировочном зале, отрабатывая броски и закрепляя приёмы. Прямой удар. Боковой. Крюк локтем. Лоу-кик. Бэкфист. Подсечка. И контратака под джеб. Если у меня что-то не получалось, то я тренировалось до потери пульса, работала без перерывов и поблажек. И только когда Киоши-сан гордо кивал мне, я позволяла себе перерыв. К тринадцати годам я также освоила технику ножевого боя. Отец всегда поддерживал меня, называя «своей яркой бабочкой», ведь по его словам я единственная так грациозно порхала с кинжалом в руке.

– Тебе вообще когда-нибудь удавалось развлечься? – не удержавшись, встрял в её рассказ парень.

– Смотря, что ты имеешь в виду под этим вопросом, – немного растерянно усмехнулась Джесс. – Киоши-сан никогда не ограничивал меня в деньгах, я была вольна в своих действиях, могла гулять целую ночь, посещать клубы, будучи несовершеннолетней, и бронировать лучшие места в кино. Но я никогда не отдыхала слишком долго – мне постоянно необходимо работать над собой. Тебе никогда не понять, каково это, расти в преступной группировке. Я встречалась с убийствами и несправедливостью каждый долбанный день. Отец всегда говорил, что мы на стороне правды, и я была искренне убеждена в этом. Мне не хотелось идти против закона. Но такова человеческая натура: когда ты окружён обществом с твёрдо устоявшимся мнением и сильным лидером, то неважно, насколько различны наши ценности, рано или поздно ты станешь частью массового сознания. Когда мне исполнилось шестнадцать, я впервые убила человека. В то же время мне сделали татуировку Danaus, прямо на щиколотки. Не слишком заметно, но искусно и аккуратно. Разглядывая этот рисунок около зеркала, я почувствовала, что отдала долг отцу.

– Так ты начала работать наёмным убийцей с шестнадцати лет? – не скрывая дичайшего удивления, спросил Такимура и получил утвердительный кивок в ответ. – А что насчёт эскорта? Как так вышло, что босс позволил своей любимой дочери спать с незнакомцами?

Джесс весело ухмыльнулась, и лишь кончики её ушей налились краской.

– Я никогда не продавала своё тело за деньги. Секс – лишь прикрытие, в ходе которого я либо добываю какую-то важную информацию, либо же избавляюсь от самого источника, другими словами…

– Убиваешь человека, – закончил за неё блондин и тут же издал смешок, представив эту до безумия странную картину. – Как ты это делаешь? – уже с неким азартом поинтересовался он.

– Экспериментирую, но иногда придерживаюсь чего-то из своей тактики, – подхватив резко повеселевшее настроение Такимуры, улыбнулась девушка. – Иногда незаметно вытаскиваю пистолет, простреливая человеку голову, а иногда вонзаю нож в грудную клетку. Но самое интересное происходит, когда я развожу жертву на БДСМ-практику. Вот тогда я могу вдоволь наиграться, придушив человека верёвкой или же ударив хлыстом так, что у него вылетает челюсть, – сопровождая ответ активной жестикуляцией, под конец Джесс не удержалась и громко расхохоталась.

Услышанные парнем вещи были ужасны и уж точно не приемлемы среди нормальным людей. Но Аято почему-то не испытал отвращения, а, напротив, подхватил безудержный смех блондинки, чуть ли не падая спиной на кровать.

– Это самое омерзительное, на что только способен отбитый психопат, – всё ещё посмеиваясь, парировал Такимура.

– Зато я совмещаю приятное с полезным, – игриво подмигнула Джесс.

– Кто бы знал, что моя сестра душит людей во время секса, – театрально взмахнул руками Аято и тут же замер, осознавая, что только что произнёс.

Девушка тоже вздрогнула, но на её лице растянулась самодовольная ухмылка. И она, не теряя времени, подловила блондина.

– Минут двадцать назад ты запретил мне называть тебя братом, а теперь и сам не прочь считать меня своей сестрой? – Джесс выжидающе изогнула бровь.

Это замечание застало Такимуру врасплох. Он и сам не успел поймать тот момент, когда перестал испытывать неприязнь к Джессике. Наверное, на его отношение повлиял рассказ девушки. И даже не само содержание этой жуткой, преступной истории, но та открытость и искренность, с которой Джесс поделилась ей. Аято и сам не был ангелом. А потому и от других он не требовал ровным счётом ничего. Но честность в последние несколько лет стала для него хорошим знаком, показателем того, что человек не видит в тебе врага. Хоть и с Джесс роль сыграло и нечто иное. Неужели родственные узы так глубоко заложены в нас, что оказывают своё влияние даже на подсознательном уровне?

– Я не могу сейчас с уверенностью заявить, что чувствую к тебе нечто схожее с братской любовью, – пожал плечами Такимура, – но мне бы хотелось познакомиться с тобой ещё ближе.

– Конечно, братец, – понимающе улыбнулась Джесс, после чего дружески похлопала парня по ноге и поднялась с кровати. – Теперь мы живём под одной крышей. И знай, ты всегда можешь положиться на меня.

Девушка уже собиралась уйти, но когда она нажала на ручку двери, Аято окликнул её, вынуждая задержаться на пару секунд.

– И ещё, – прикусил нижнюю губу парень, – имя моей сестры – Такимура Эцуко. И я хочу называть тебя именно так.

Его слова звучали не как просьба, а как чёткое требование. И обладательнице светлых волос ничего не оставалось, кроме того, чтобы подчиниться ему. Это было непривычно и ново, но даже такие изменения вызывали у девушки необъяснимый азарт, смешанный с родственным трепетом. Она приподняла уголки губ и легонько кивнула в знак своего согласия. Пожелав парню хорошего вечера, Эцуко покинула комнату.

***

Прошло ещё несколько дней, прежде чем Аято взглянул на себя в зеркало и понял, что у него огромные проблемы со сном. Мешки, синяки под глазами, забитые поры и, как результат, жирная кожа, отдающая блеском даже издалека. Горький экспрессо уже изрядно осточертел. Такимура, конечно, всегда был не прочь выпить чашечку кофе, но никогда не мог влить в себя больше одной за день. В отличие от Кена, который постоянно пах сладким Латте. Тогда блондин любил запах кофейных зёрен, но сейчас от него воротило. И в очередной раз Аято поднялся с постели посереди ночи, машинально глотая холодные остатки экспрессо. Мгновенно скривившись, парень вошёл в ванную комнату и, включив ледяную воду, нагнулся к раковине, жадно запивая пренеприятный привкус остывшего напитка. Как только он перебил горечь во рту, то быстро умыл своё лицо и устало вздохнул. Спать опять не хотелось. Вернувшись в спальню, Такимура надел первую попавшуюся одежду из смятой кучи вещей на полу и, схватив пачку Winston, выскочил в коридор.

Сидеть на крыше оказалось гораздо приятнее. Лёгкие порывы летнего ветра ласкали кожу лица и разносили сигаретный дым по воздуху. Аято расслабленно развалился на холодном бетоне и изучал звёздное небо, с каждой затяжкой всё больше погружаясь в некий транс.

“Поразительно, но как давно я не смотрел на это тёмное полотно, усыпанное множеством блёсток. Наверное, не был готов. Ведь каждый раз, поднимая взгляд на ночное небо, я вспоминаю тебя. Интересно, а ты тоже чувствуешь это, устремляя свой взгляд вверх? Ты скучаешь по мне? Я вот безумно. Но не стоит брать такой дурной пример с меня. Да, я, как всегда, всё сам: любые проблемы и катастрофы. А они притягиваются ко мне, словно я намагничен каким-то проклятым порошком. Вот, сестру нашёл. Так странно, ведь я никогда её не искал. Знаешь, думаю, она не плохой человек. В ней есть что-то похожее на меня, а я не монстр, разве что мир пытается сделать его из моей искалеченной души. На самом деле, я стараюсь остерегаться людей, как бы предупреждая, что со мной всё сложно. С кем-то срабатывает, и они стараются не приближаться ко мне. А кто-то смеётся, будто я пошутил. Ты же единственный, кто всегда знал это. Тебе известен каждый мой страх. Ты вообще много чего замечаешь, и не сомневаюсь, что произнеси я любую фразу, прерываясь на середине, то тебе бы с лёгкостью удалось договорить её до конца. Помню, как ты сказал, что два противоположных характера парадоксально просто уживаются друг с другом. Никогда не слышал настолько бредовой истины. Нас объединила любовь. С этой фразой я не очень согласен. Потому что первое, что скрепило два мальчишеских сердца – это звёздное небо, не правда ли? Оно вело нас из года в год, и каждый раз, смотря на него, мы ощущали себя всесильными. Иронично, но теперь я сижу на крыше один, наблюдаю за небом и отсчитываю дни до момента, когда окончательно сдамся. Самооценка слишком низкая, надежды слишком отчаянные, а Winston слишком удушающий. Знаю, знаю, я не курил уже очень давно. И вот опять пускаю клубы ядовитого дыма. Нет, я курю не потому, что хочу. Просто так притупляется боль, причинённая мной же. И едва ли становится легче…”

Внезапно, сзади послышался скрип. Аято резко обернулся и увидел открывающуюся ржавую дверцу. Она распахнулась, и на крышу поднялся озадаченный Хидэки.

– Полтретьего ночи, – недовольно пробурчал мальчишка. – Почему не спишь?

– Аналогичный вопрос, – уклончиво протянул Такимура.

– Привык спать днём,– пожал плечами подросток, присаживаясь рядом с Аято. – В детдоме ночью приходилось быть начеку.

– Понятно, – блондин потушил бычок о бетон и скинул его вниз.

– Дашь закурить? – кивает Танака в сторону полупустой пачки Winston.

– Мелкий пока что, – отказывает парень, пряча сигареты в задний карман.

– Ещё скажи, что я жизни не знаю, – недовольно фыркнул Хидэки.

– Ну почему же, знаешь. Но все те проблемы, с которыми ты столкнулся, были вынужденными. А курение как раз та беда, на которую мы решаемся по собственной воле. А зачем ты пришёл сюда? – вдруг опомнился старший. – Следил за мной? – с недавнего времени Аято постоянно думал о том, что за ним наблюдают.

– А, точно! – неожиданно резко воскликнул Танака. – Ты кое-что оборонил. Ну, то есть я думаю, что это твоё, – неразборчиво пробурчав, мальчишка достал из кармана джинсов слегка помятое фото.

Быстро выхватив его из рук Хидэки, Такимура распрямил глянец и трепетно приложил к груди.

– Это твой бывший парень? – то ли с интересом, то ли с разочарованием спросил подросток.

– Да, успел вытащить из альбома, чтобы оставить хоть какую-то память. Ведь старый телефон пришлось выкинуть.

Танака бросил любопытный взгляд на фотографию, словно выискивая то, чего не заметил ранее.

– А он у тебя другой, – полушёпотом произнёс мальчишка. – Чистый. Радостный. Таких здесь сломают в два счёта.

– Ошибаешься, – с твёрдой уверенностью усмехнулся Аято. – Ненависть скорее сломит грязных, озлобленных. Сгрызёт окончательно, не оставив следа. Но добрые люди самые сильные. Ты можешь топтаться по ним и даже сравнять с землёй, но они всё равно поднимутся, чтобы стоять за всех. И выстоят. Не сомневайся в этом.

– Возможно, ты прав, – безразлично бросил Хидэки. – По крайне мере, в одном он явно сильнее тебя.

– О чём ты? – непонимающе нахмурился блондин.

– Пока твоя голова забита пустыми терзаниями и нытьём по тому, что уже исправить нельзя, твой бывший, наверняка, строит своё будущее.

– С чего ты взял это? – не на шутку взбудоражившись, спросил Такимура.

– Предположил.

– Но почему так уверенно?

– Просто не хочу, чтобы ты так быстро угас и сдался, – не выдержав напора старшего, Танака подорвался с места и укоризненно прошептал. – Ты же обещал, что справишься с Киоши-саном.

– И своих слов обратно не заберу, – также поднялся на ноги Аято.

– Но пока ты сидишь и скучаешь по какому-то парню, на что ты способен в таком подавленном состоянии? Тебе нужно думать об этой группировке, о том, как нам бороться с боссом. Я больше не могу терпеть это, а потому понадеялся на тебя. Но ты ни черта не делаешь!

– А ты думаешь, что мне нравится это всё?! – с раздутыми ноздрями, повысил голос Такимура. – Да я бы тоже хотел прикончить этого урода. Я сделаю это. Но и не переживать за Кена мне не удастся! Я не в силах перестать гадать о том, что с ним стало. Понятия не имею, плохо ли ему или нормально, спокоен ли он и жив ли вообще! – в его покрасневших глазах застыли слёзы. – Я просто хочу убедиться, что он в порядке, – стараясь вернуть тихий тон, продолжил Аято. – Если бы кто-нибудь убедил меня в этом, то я бы перестал терзать себя каждый день. Но до тех пор я не смогу думать о чём-либо другом, кроме него.

Хидэки уже хотел что-то ответить, но быстро прикрыл рот. Он нахмурил лоб и отвёл задумчивый взгляд в сторону ржавой дверцы, ведущей на крышу. Погодя полминуты, парнишка посмотрел на свои наручные часы и, сверившись со временем, обратился к блондину.

– Есть у меня одна мысль. Хочешь узнать, как поживает твой бывший? – Аято неуверенно кивнул, сразу же подозревая что-то неладное. – А ты не против познакомиться кое с кем?

– Прямо сейчас? – недоверчиво изогнул бровь Такимура.

– Планируешь вернуться в постель?

Уловив саркастичный подтекст в вопросе, парень тут же ответил:

– Идём. Кажется, это гораздо важнее сна.

Хидэки тут же сорвался с места, уводя Аято с крыши. Они спустились по узкой железной лестнице, и Такимура уже собрался перейти на шестой этаж, когда подросток остановил его, схватив за ткань брюк.

– Кабинет Фудо находится здесь, на седьмом этаже.

Услышанное блондином имя показалось ему знакомым. Хидэки уже как-то упоминал об этом парне. Но кто он и чем занимается, оставалось для Аято загадкой.

Последовав за мальчишкой по коридору, Такимура с интересом осматривал стены, которые до этого ему не приходилось видеть. Они были покрыты ярко-красной штукатуркой, из-за чего в глазах начинало рябить. Количество комнат оказалось ничтожным в сравнении с другими этажами: на всём пути им встретилось лишь четыре закрытых двери. Но главная цель находилась в самом конце коридора и, таким образом, завершала его. Это была высокая чёрная дверь, посередине которой висел лист с восемью основными правилами Danaus:

1) Никто и никогда не смеет выносить информацию, тем или иным образом касающуюся группировки, за её стены;

2) Любая ложь карается самым жестоким способом;

3) Никто не вправе называть себя полноценным членом группировки без должного знака на теле;

4) Закон един для всех;

5) Не при каких обстоятельствах закон изменениям не подлежит;

6) Только глава группировки может менять правила и утверждать новые законы;

7) Исходя из пункта №6, никакой документ не может использоваться против слова главы Danaus;

8) Верховенство закона никто не смеет отрицать.

Читая этот свод правил, Такимура не удержался от подавленного смешка. Ведь не нужно быть гением, чтобы вычислить такой явный подтекст, скрывающийся за всеми этими принципами. Верховенство закона никто не смеет отрицать. Однако босс – единственный, кто создаёт и меняет этот закон. Следовательно, верховенство Киоши-сана никто не в состоянии ни оспорить, ни свергнуть. И весь этот список легко свёлся до одного пункта.

– Какой умник решил повесить законы группировки у себя на двери? – небрежно бросил Аято, понимая, что своим молчанием лишь тянет время.

– Фудо очень щепетильно относится к боссу, он его чуть ли не превозносит, – не менее презрительно произнёс Хидэки, а затем резко открыл дверь. – Яно, ты здесь? У нас есть к тебе дело.

Войдя в комнату сразу же за подростком, Такимура аккуратно прикрыл дверь, тем самым лишаясь хоть какого-то нормального освещения. Весь кабинет был окутан мраком. Лишь несколько фиолетовых подсветок помогали ориентироваться здесь. Однако самый дальний угол отдавал чуть большей яркостью. Там стоял стол с кучей непонятной аппаратуры, компьютером, двумя ноутбуками и горой телефонов раскладушек. За ним сидел какой-то парень в наушниках. Он не услышал вошедших в комнату, и Хидэки, как ни в чём не бывало, направился прямо к нему. Следуя сзади, Аято случайно наткнулся на какой-то толстый провод и чудом не упал. Даже под ногами была непрошибаемая темнота. Танака усмехнулся с его неуклюжести, но, подойдя к хозяину комнаты, грубо хлопнул того по спине. Парень мгновенно скинул наушники и обернулся на нежданных гостей. У него были короткие фиолетовые волосы и чёрные, как смоль, глаза. Широкий приплюснутый нос и маленькие пухлые губы придавали ему какой-то неотёсанной простоты.

– Опять ты? – нахмурившись, обратился он к подростку. – Да ещё и не один, – его недовольный взгляд перескочил на блондина.

– Такимура Аято, – растерявшись, представился парень.

– Я знаю, кто ты, – невозмутимо парировал обладатель фиолетовых волос. – Мне доводилось пробивать твои данные, а потому я имею такую информацию, о которой через раз вспоминаешь ты сам, – прокрутившись на чёрном кресле к компьютеру, он открыл какую-то папку на рабочем столе и с нечеловеческой скоростью что-то вбил. – Рост 181, вес 68. Раньше находился под опекунством господина и госпожи Судзуки. Не окончил 12 класс. Подрабатывал без диплома в нескольких кафетериях и ресторанах города. Вначале снимал квартиру у Саито-сан, а потом переехал в многоэтажку Danaus на 25 этаж. И, как я вижу, теперь ты живёшь здесь.

– Ничего себе, – вытаращив глаза на экран, прохрипел Такимура. – Так это от тебя босс столько всего знает о моей жизни?

– В том числе. У Киоши-сана повсюду свои лазейки. Но я горд быть одним из его главных информаторов. Работа во благо Danaus – большая честь для меня.

– Ты чёрный хакер? – уточнил Аято, уже внимательнее осматривая содержимое фиолетовой комнаты.

– Именно, – не отрывая взгляд от одного из ноутбуков, ответил Фудо. – С какой целью вы пришли сюда?

Хидэки легонько подтолкнул Такимуру к хакеру, говоря:

– Ему нужно узнать кое-что о своём бывшем парне.

Яно тут же оторвался от работы, непонимающе вскинув бровь.

– Я не делаю ничего без указания босса, – вкрадчиво сказал он и снова уткнулся в экран, с серьёзным видом наморщив лоб.

– Да ладно тебе, – начал было подросток, но Фудо возмущённо прервал его.

– Мне хватило твоей прошлой выходки, – хакер бросил убийственный взгляд на мальчишку. – Одолжив тебе копию тех ключей, я чуть не лишился доверия Киоши-сана. Ты хоть представляешь, как мне было стыдно за то, что я действовал за его спиной?! Я доверил боссу свою жизнь, а он взамен должен доверять мне хотя бы эту работу.

– Значит, ты готов помочь только Киоши-сану? – вмешался в разговор Аято.

– И ещё Джесс, – кивнул Яно, складывая руки на груди, – но лишь в качестве исключения. Она член семьи босса, поэтому её прихоти практически приравниваются к желаниям главы группировки.

Такимура довольно ухмыльнулся, чем вызвал непонимание со стороны остальных.

– В таком случае, прекрасно, – вдруг произнёс он. – Ведь мои просьбы абсолютно равноценны её.

– Что ты имеешь в виду? – Хидэки схватил Аято за рукав чёрной водолазки.

– Я родной брат Киоши Джессики. И странно, что такой умелый хакер, как ты, совершенно не знал об этом.

В фиолетовой комнате повисла гробовая тишина. Танака резко одёрнул руку от парня и застыл на одном месте с широко раскрытым ртом. А Фудо, быстро придя в себя, начал лихорадочно пробивать все имеющиеся данные о семье Такимуры.

– Но твою старшую сестру звали Эцуко…

– А ты думаешь, что Киоши-сан не поменял бы ей имя? – искренне забавляясь с происходящего, задал риторический вопрос Аято. – Давай, ищи всё, что есть. Можешь лично спросить у босса. Я и сам недавно узнал это, чем был сильно удивлён. Но факт остаётся фактом. Я брат Джесс. Ну так, ты поможешь мне с одной маленькой просьбой?

Лицо Яно на мгновение побледнело, а после его щёки и уши налились краской. Отложив ноутбук со своих колен в сторону, хакер повернулся к компьютеру и, глубоко вдохнув, заговорил.

– Прости, что потянул твоё время, – совершенно иным, надломленным голосом извинился он. – Конечно, говори о чём угодно. Я сделаю всё, что в моих силах.

– Найди самую свежую информацию об одном парне, – сразу же перешёл к делу Такимура. – Судзуки Кен. Я не очень-то разбираюсь во всех этих хакерских штучках, но, прошу, пробей всё, что есть. Я должен знать, как он сейчас живёт.

Аято ещё не договорил, а Фудо уже начал искать необходимые данные. Как оказалось, Кен и до этого находился в базе, а потому хватило пары кликов по клавиатуре, чтобы все сведения о парне отобразились на экране. Перейдя к самым последним справкам, Яно суматошно развернул к Такимуре монитор, чтобы тот лично убедился в подлинности материалов.

– Младший офицер Судзуки, прописки нет, но последние несколько недель проживал в квартире господина Окамото вместе с его дочерью.

“Сецуко…” – с облегчением подумал блондин и мысленно поблагодарил девушку.

– С недавнего времени зачислен в Полицейскую Академию с целью повышения звания до старшего офицера, – дочитав информацию по работе, Фудо обернулся на Аято и с озабоченным видом предложил. – Могу ещё пробить его местоположение, какие-то покупки, что угодно. Нужно?

– Нет, – в последний раз пробежавшись глазами по экрану, Такимура замено успокоился и даже приподнял уголки губ, – спасибо за помощь. Итак понятно, что у него всё хорошо.

В свою комнату Аято возвращался в каком-то неоднозначном состоянии. На улице уже светало, однако впервые за несколько дней его начало клонить в сон. Устало свалившись на кровать, он сгрёб руками твёрдую перьевую подушку и, даже не снимая одежды, накрылся тонким пододеяльником. В голове парня царил хаос из мыслей и чувств. С одной стороны, у Кена всё было нормально. Конечно, успех в карьере – не показатель счастливой жизни. Но, по крайней мере, Судзуки старался двигаться дальше. Он не сдался и не опустил руки, не застрял в преступной группировке и, раз уж на то пошло, не убил человека. С груди Аято словно свалился тяжёлый груз, теперь он наконец-таки мог быть спокоен за младшего. Такимура окончательно освободился от оков, связывающих его с обязанностями перед Кеном. Ведь, по сути, Аято причинил ему сильнейшую боль. И случись с парнем что-то неладное, блондин, несомненно, винил бы себя в этом. Но Судзуки встал на ноги, и теперь Такимура не ощущал необходимости вернуться к нему. Не секрет, что до этого он всё ещё тешил себя надеждами на их встречу. Но сейчас единственный и самый верный путь – это не появляться вновь в жизни младшего, которую тот только начал налаживать.

“Кен больше не нуждается во мне” – с этой мыслью Аято погрузился в сон.

Проснулся он уже под вечер. Голова раскалывалась и трещала от сбитого режима, а в горле безумно пересохло. Следуя старой схеме, Такимура побрёл в ванную комнату, чтобы наглотаться воды из крана. От неё на языке остался металлический привкус, будто парень до крови прокусил губу. Вернувшись в спальню, Аято нашёл свой новый чёрный телефон. С момента начала проживания в Danaus Киоши-сан заставляет менять его чуть ли не раз в три дня. Благо, Такимура даже не утруждается в этом – мобильники «самопроизвольно» исчезают и появляются, когда он спит. Блондин сверился со временем. Без десяти пять, что, впрочем, неважно. Бар «Аврора» работает круглосуточно. С момента пробуждения Аято чертовски хотелось выпить. Вместе с тем, он снова начал думать о Кене и о том, что пора бы его вытеснять из своей головы. Нет, Такимура ни в коем случае не собирался забыть о Судзуки. Но чем меньше бы он вспоминал о парне, тем лучше бы было обоим. Всё нынешнее состояние Аято колебалось от полнейшей растерянности до глубочайшей подавленности. То облегчение, с которым он уснул, теперь прожгло пустоту в груди. Кен больше никогда не будет с ним. Такимура прекрасно понимал, что ему не удастся полюбить кого-то так же сильно, как и Судзуки. Блондин был уверен в этом, как ни в чём другом. Но те чувства, терзающие его изнутри, заставили парня подняться и вытащить смятые купюры из куртки, валяющейся на полу. Наскоро приведя свой внешний вид в порядок, Аято направился в «Аврору». Совершенно внезапно на него нахлынуло дикое желание оторваться и хотя бы на день забыть обо всех проблемах.

***

В семь часов вечера бар ещё выглядит слишком пристойно: яркое освещение, приглушённая музыка, скучные посетители, на чьих столиках всего пару бокалов вина. И в помещение входит он: светлые волосы уложены лаком, кожаные штаны облегают ноги, подол чёрной полупрозрачной рубашки заправлен, выделяя тонкую талию, а первые пуговицы вызывающе расстёгнуты. Аято не собирается задерживаться на первом этаже. Он окидывает всех пафосным взглядом и твёрдым шагом спускается по лестнице вниз. Перед ним железная дверь с охранником бугаем, перекрывающим путь. Такимура спокойно показывает бабочку на запястье, и его пропускают вперёд.

Подвальный притон сегодня пульсирует красным. Оглушающая музыка, запах дорогого алкоголя – Аято ловит себя на мысли, что такой образ жизни начинает постепенно ему нравиться. В отличие от первого этажа «Авроры», здесь все свои. Подойдя к барной стойке, Такимура облокачивается на неё и жестом заказывает бутылку Shirasu. Виски приятно обжигает горло, и блондин присаживается, невольно замечая, что все взгляды вокруг заинтересованно уставились на него.

– Это сын Киоши-сана, – по толпе проходит оживлённое перешёптывание, и Аято наконец-таки понимает причину всеобщей восторженности.

– Говорят, что он родной брал Джесс.

– Их разлучили в детстве.

– Босс несколько лет искал этого парня.

– Теперь королевская семья пополнилась одним членом.

Аято недовольно оскалился. Хидэки абсолютно не умеет держать язык за зубами. Только на днях Такимура обретает сестру, которую всё время считал умершей, а уже сейчас его коронуют под звуки разгорячённого галдежа.

Блондин не успел проследить тот момент, когда бутылка виски опустела наполовину. Мысли сразу же стали тише, музыка громче, а красное освещение приятней на глаз. В толпе веселящихся членов группировки Аято не сразу разглядел свою темноволосую подругу. Но хватило пару секунд, чтобы его взгляд сфокусировался на Майе. В голове моментально всплыл тот поцелуй. И странно, но Такимура больше не испытывал отвращения к нему. Губы девушки были мягкие, а сладкая помада отдавала привкусом вишни. Поддавшись воспоминанием, Аято позволил возбуждению захватить его. Но вместе с тем, парень всеми силами старался заглушить любую мысль о Судзуки. Он понимал, что младшего необходимо забывать. А потому неизвестно, что двигало Такимурой в эти минуты: необузданное влечение к Майе или же желание доказать себе то, что он может обойтись и без Кена, точно так же, как младший справился без него.

– Соскучился по мне, красавчик? – нежные руки игриво обвились вокруг шеи парня.

Майе всегда удавалось неожиданно появляться рядом, словно она обладала магическими способностями и грацией дикой кошки. Резко подорвавшись с барного стула, Аято ничего не ответил. Но его горящие глаза сказали всё за себя. Такимура предвкушающе облизнулся, вызывая довольную ухмылку на лице девушки. Крепко схватив его за запястье, Майя повела парня через толпу и, прошептав что-то охраннику, сняла для них комнату Vip. Диван из красного бархата идеально сочетался с чёрным пушистым ковром. Стеклянный кофейный столик был заставлен престижным алкоголем. Неоновые подсветки создавали интимную обстановку, а потолок оказался зеркальным. В этой комнате отовсюду веяло похотью. Грубо схватив Майю за плечи, Аято повалил её на диван, и они слились в страстном поцелуе.

Мокрые языки сплетаются друг с другом в необузданном ритме. Тут нет любви, лишь дикое желание. Такимура расстёгивает её блузку, когда девушка закидывает свои ноги на его бёдра. Аято рычит и вдыхает едкий запах парфюма. Кен пах совершенно иначе. И, внезапно, блондин теряется в реальности. Он целует Майю, но перед глазами всплывает разгорячённый образ Судзуки. Девушка стягивает с него брюки, а Такимура ощущает крепкие руки Кена. Он проводит влажную дорожку до пупка темноволосой красавицы и представляет напряжённые кубики пресса, каждый миллиметр которого он изучил наизусть. Майя вызывающе стонет, но это выглядит слишком неправильно. Судзуки бы схватил его за волосы, резко притянул к себе и прикоснулся губами так аккуратно, словно Аято сделан из хрусталя. Он бы целовал ключицы блондина, сжимал бёдра и нашёптывал на ухо слова о любви. От Кена всегда пахло кофе и чем-то родным. Такимура уже растворился в этом запахе, но тут же отпрянул, когда почувствовал ладонь на ширинке своих брюк. Судзуки ласкал его медленно, нежно, порой срывался на страстную резкость, но всегда первым делом доставлял удовольствие ему. Бедра Кены были упругими, и Аято любил гладить их, доводя парня до дрожи в коленях. Он и сейчас провел ладонями вверх и тут же нахмурился – ноги оказались такими тонкими, гладкими. Совсем другие, словно не принадлежали Судзуки. Парень раскрыл глаза и испуганно вздрогнул. Всё это время перед ним лежал не Кен.

Такимура вначале остолбенел, а затем мгновенно вскочил с дивана. Возбуждение мигом спало, и Аято, ничего не объясняя, начал лихорадочно одеваться, подбирая смятые вещи с пола.

– Прости, но я не могу, – только и выдавил из себя парень, чувствуя одновременно и ужас и стыд.

Но, кажется, Майя догадалась, в чём дело. Она пробежалась по Такимуре разочарованным взглядом и, не утруждаясь в том, чтобы натянуть блузку обратно, приподнялась на диване. Когда Аято уже собрался выйти за дверь, последнее, чего он ожидал, так это то, что девушка задаст вопрос, заставший блондина врасплох.

– Какого это, видеть во мне Судзуки? – вдруг раздалось за его спиной. – Больно? Обидно? Приятно? Тошнотворно?

– Невыносимо, – сжав челюсть, процедил парень.

Не дожидаясь ответа от Майи, Такимура выскочил из комнаты, с громким ударом захлопнув дверь.

***

Подземный тренировочный зал пустовал в эту ночь. Побелка на стенах казалась серой и выцветшей. И лишь в тех местах, куда падал ослепительно-яркий свет люминесцентных ламп, краска оставалась белоснежной, как паста для чистки зубов. Высокие столбы с мишенями распределились по всему пространству. Каменный пол вокруг них был покоцан из-за чьих-то осечек. Некоторые пули до сих пор находились там и поблёскивали металлом. На чёрном вытянутом столе валялась гора оружия и картонных коробок с патронами. В воздухе стоял запах серы. А от звука нескончаемых выстрелов можно было оглохнуть. Но Аято держался непоколебимо и ни единый мускул не вздрогнул на его теле.

Парень в бешеном темпе стреляет по мишеням, попадая то по одной, то по другой. Пуля за пулей. Выстрел за выстрелом. И ни единого промаха. Его челюсть сжата в зверином оскале, а взгляд пылает огнём при каждом нажатии на курок. Такимура скачет с места на место, перезаряжает Вальтер и целится вновь. Ладони запотели, но цепкой хваткой сжимают ствол. Парень ложится на каменный пол и стреляет, делает кувырок и опять попадает в центр мишени. Его волосы растеплены и прилипли ко лбу, а рукав полупрозрачной рубашки порвался ещё чёрт знает где. В правой стороне зала стоят белые манекены. Аято смотрит в красный круг на голове и представляет Майю. Издаёт озлобленный рык и стреляет. Поворачивается на другого манекена, представляет Кена и сжимает левый кулак до побеления костяшек. Видит перед собой мишень, думает о себе и простреливает манекену висок. Если бы это был человек, то у него, определённо, вылетели бы мозги, пачкая пол кровяными сгустками. Такимура глубоко вдохнул и тут же выругался под себя. Он уже больше часа безостановочно палит по воображаемым людям, но так и не смог успокоиться. Вальтер со всей силой отлетает в покоцанный столб и отскакивает к ближайшей стене.

– Тяжёлый вечер выдался? – вдруг доносится за спиной.

Аято, не оборачиваясь, узнаёт Эцуко. Он устало прячет лицо в ладонях и еле заметно кивает.

– Хидэки сказал, что ты хочешь меня видеть. Что-то стряслось?

Девушка подходит к брату и кладёт ладонь на его плечо. На ней, как всегда, чёрный костюм: кожаные лосины, облегающая майка и гриндерсы. Волосы завязаны в тугой хвост. Она обеспокоенно смотрит на Аято и повторяет свой вопрос.

– Нет, – опомнившись, отвечает Такимура, – всё в порядке. Наверное. Просто, я без понятия, что делать с навалившимися эмоциями. Я, правда, растерян. Мне бы не помешало выговориться, выплеснуть эти мысли наружу.

– А зачем ты позвал конкретно меня? – не совсем понимая брата, нахмурилась Эцуко.

– Не думаю, что могу доверять здесь кому-либо ещё.

Джесс усмехается. Но не так, как обычно – с сарказмом и самодовольством. А немного иначе – с благодарностью и каким-то непонятным для неё облегчением. Она просит парня рассказать обо всём, что его беспокоит, и Аято не находит причин отказать в этом. Такимура облокачивается о столб и начинает посвящать сестру в свои терзания. Он не умалчивает ни о чём: говорит о Кене, о том, что их связывало, об их расставании и о том, что сейчас он в порядке, гораздо лучше, чем блондин, живёт своей жизнью, строит карьеру и учится в Академии. А потом Аято рассказывает о себе: о своих неоднозначных чувствах, о том, что никак не может сосредоточиться, постоянно вспоминает о Судзуки и всеми силами пытается оставить его позади. В завершение невесёлой истории, Такимура пересказывает свою неудачную попытку заняться сексом с Майей. Аято уже окончательно протрезвел, чтобы с ужасом осознать этот факт: он раздевал девушку, на полном серьёзе представляя вместо неё своего бывшего парня. Это было за гранью нормального. И несдержанный смешок Эцуко лишь подтвердил его удручающие домыслы.

– Прости, – виновато, но сквозь улыбку, протянула девушка. – Но зачем ты накинулся на Майю, если знал, что всё ещё скучаешь по Кену?

– Я не знаю, – пожал плечами блондин. – Просто надеялся, что смогу переключиться на кого-то другого. Ну хотя бы на полчаса, час, на совсем немного.

– Знаешь, я не спец в любовных делах и не очень-то хорошо раздаю советы. Мне вообще трудно представить настолько сильные чувства, когда ты не можешь отпустить человека. Но если хочешь понять мою точку зрения, то слушай. Кен для тебя не просто любимый человек. Он твой брат, лучший друг и первый парень. У вас столько совместных воспоминаний, что невозможно пережить нечто подобное с кем-либо другим. Тебе просто физически не удастся найти кого-то, кто будет похож на Кена. Поэтому искать отдушину в другом человеке – это заведомо глупый ход. Каждый раз ты будешь подсознательно сравнивать их с Судзуки. И каждый раз убеждаться…

– …что он был лучшим, – неосознанно закончил фразу Аято за сестру. – Но что тогда делать? – уже совсем отчаявшись, спросил он.

Эцуко, в отличие от него, выглядела более стойко и решительнее. В этом таилась одна из особенных черт девушки – она всегда держалась твёрдо, вне зависимости от того, сколько проблем на неё навалилось. Джесс показательно сложила руки на груди и, вздёрнув нос, широко улыбнулась.

– Хочешь выбраться из этой тоски? Шли к чёрту любые отношения. Сделай так, как Кен. Погрузись в работу. У Киоши-сана на каждый день найдётся для тебя дело.

– Ты всерьёз полагаешь, что это поможет? – истерично усмехнулся Такимура.

– Вся моя жизнь крутится вокруг Danaus. И за всё это время я ни разу не страдала от любви, – слова Эцуко звучали достаточно убедительно, и Аято не знал, что на них ответь, а потому просто кивнул. – Давай поступим так, по возможности будем работать в паре. Уверена, скоро ты приловчишься и сам будешь искать себе дело. Стрелять тебе уже удаётся без осечек, – кинула беглый взгляд на валяющийся Вальтер девушка. – Думаю, это буде важно в первую очередь для тебя. Ты станешь более выносливым, опытным, крепким. Но самое главное, не ищи отношений. Таким, как мы, нельзя привязываться. Как говорит мой отец, самый выносливый воин – это тот, кому нечего терять.

Такимура молча соглашается на предложение девушки, а в его голове проносится воспоминание о том, что когда-то Киоши-сан называл блондина прирожденным лидером. И как оказалось, соврал. Оно и понятно. Лидер в группировке должен быть только один. Остальным же достаётся роль верных и преданных воинов. Аято не собирался становиться очередной пешкой босса. Но совет Эцуко тоже не казался плохим. Такимура должен забыться в работе, даже такой грязной и безнравственной. По крайней мере, до тех пор, пока он не освободится от оков зависимости к Судзуки.

***

Прошло всего два дня, и вот уже Аято отправляется с Джесс в другой город по важному поручению босса. Киносита Нобуо – известный бизнесмен и политический деятель. Но, по словам Киоши-сана, незаконный предприниматель, располагающий несколькими офисными центрами в округе, два из которых по праву должны принадлежать Danaus. А потому как Такимура со своей сестрой являются самыми надёжными членами группировки, то и украсть документы на недвижимость придётся именно им.

Сразу же по приезде в город, они остановились в мотеле. Свободная комната осталась одна и, причём, довольно паршивая. Зелёные стены отдавали оттенком не сочного лайма, а огуречной отрыжки. Тусклый тюль на окнах казался не стиранным года четыре, а единственная кровать была настолько жёсткой, что даже пол привлекал гораздо сильнее. Впрочем, Аято так и расположился – на шершавом ковре с узорами экзотических цветов. Эцуко оказалась менее привередливой и уснула в постели, буквально, через пару минут после того, как вернулась из душа.

Наутро они отправились в офис Киносита Нобуо за полчаса до того, как у него должна была начаться встреча с депутатом Такахаси. Джесс притворилась назойливым журналистом, в то время как Такимура принял роль молчаливого фотографа. Вопросы Эцуко были довольно провокационными и нескончаемыми, а потому уже через пятнадцать минут нервы господина Киносита сдали, и он окончил интервью, говоря, что ему необходимо уехать на деловую встречу. Свой кабинет мужчина закрыл на ключ. Джесс с Аято ещё вечером прошлого дня обговорили весь план, и потому спокойно спустились на первый этаж, оставаясь ждать в коридоре. Спустя ровно пятнадцать минут девушка разыгрывает сцену о том, что забыла свой телефон в офисе Киносита Нобуо. Поставив на уши всю охрану и подняв сильную панику, она добивается того, что лично связывается с бизнесменом. Господин Киносита, как и ожидалось, не хочет снова встречаться с таким бестактным журналистом, из-за чего просит своего секретаря открыть для неё кабинет. Аято выходит на улицу. Как только Эцуко заходит в офис под пристальным взглядом помощницы Киносита, она уже знает, что нужные документы лежат в верхних полках стола. За то время, пока девушка брала интервью, Такимуре удалось изучить этот офис в мельчайших деталях, которые он позже пересказал сестре. Джесс начала искать телефон, и вдруг в приёмную поступил звонок. Молодая секретарша пулей вылетела из офиса. Эцуко знала, что это звонил Аято, стараясь выиграть как можно больше минут. Кабинет находился на третьем этаже, и блондин мог наблюдать происходящее там. Он видел, как Джесс рыщет в поисках ключа, а затем пропадает в глубине офиса. Вместе с тем Такимура продолжает заговаривать зубы секретарю. Эцуко вновь подходит к окну, уже с какими-то бумагами в руках. Внезапно, Аято замечает, как девушка открывает бутылку сока, стоящую на подоконнике, и высыпает туда какой-то порошок. Много порошка. Стряхнув бутылку, она, как ни в чём не бывало, ставит её на место. Секретарша господина Киносита прерывает разговор. Через пару минут Джесс спокойно выходит из здания и, встречаясь глазами с Аято, довольно подмигивает ему.

– А разве там не должны стоять камеры? – вдруг вспоминает парень.

– Фудо взломал их ночью, так что сейчас у них неполадки с видеонаблюдением.

Больше Такимура не задаёт вопросов, и про тот порошок, который Эцуко подсыпала в сок, он тоже не спрашивает.

А на следующий день перед отъездом они заходят в кофейню. Небольшой телевизор, висящий в углу рядом с баристой, транслирует новости:

«Вчера вечером в 5:05 в городской больнице скончался бизнесмен и политик Киносита Нобуо. По предварительным показаниям врачей причиной смерти стала передозировка анальгином. Ближнее окружение Киносита утверждает, что в последнее время мужчина страдал от невралгии, так что смерть вероятнее всего наступила в результате нерационального использования препарата. А теперь о погоде…»

Аято моментально обернулся на сестру. Но та даже внимания не обратила на телевизор, молча попивая свой кофе. Такимура догадался, что девушка подсыпала смертельную дозу анальгина в тот сок, но порывы такого поступка выяснять не стал. Что-то в этот момент его сдержало, и он решил примять свой интерес.

***

Прошла неделя, в течение которой блондин не занимался ничем серьёзным. Обычная продажа наркотиков. Возвращение к старым делам. Доза одному заказчику, доза другому. А в один момент Киоши-сан выкладывает перед парнем два прозрачных мешка с героином и говорит, что к трём часам ночи они должны оказаться в доме некого парнишки по фамилии Хара. На задание вместе с ним опять отправляется Джесс.

02:33. Эцуко с Аято стоял возле названного боссом частного дома и внимательно оглядываются вокруг. Ни души. На них невзрачная чёрная одежда, полностью скрывающая все открытые участки кожи и не позволяющая оставлять отпечатки пальцев, капельки пота и волосы. Ловко перескочив через забор, Джесс перехватывает два мешка героина, после чего на территорию участка запрыгивает Такимура. 02:35. Свет не горит ни на первом, ни на втором этаже – хозяин, очевидно, спит. Взломав защёлку окна, Аято тихо пробрался в гостиную. За ним пролезла Эцуко. Маленькими аккуратными шажками они добрались до шифоньера, кое-как ориентируясь в темноте, когда лишь луна освещала половину комнаты. 2:50. Героин уже стоит на полу, но вдруг сверху послышался глухой удар. Джесс с братом замерли, навострив слух, однако больше ничего не услышали. 2:55. Такимура собирается перелезть через открытое окно, но Эцуко останавливает его, говоря, что оно должно остаться закрытым. 2:57. Они выходят через дверь, и издалека уже слышны полицейские сирены. Аято с сестрой в спешке убегают с участка и прячутся в кустах через дорогу.

– Входная дверь осталась открытой, – испуганно бормочет Такимура, пытаясь отдышаться.

– Это неважно, – улыбается Джесс, когда две полицейские машины останавливаются возле дома, врываются на территорию и проламывают упомянутую Аято дверь.

Последнее, что чётко врезается в память парня, это то, как человека по фамилии Хара выводят из дома в наручниках и насильно заталкивают в автомобиль. За приём и хранение сильных наркотических средств в Японии грозит лишение свободы до 10, а то и больше лет.

– За что мы так подставили его? – по пути в Danaus интересуется Такимура.

– Он одолжил у Киоши-сана наркотики, и не вернул деньги. За жадность и ложь нужно расплачиваться.

И Аято понимающе кивнул. Это было странно и непривычно, но блондин,действительно, поймал себя на мысли, что полностью согласен с Джесс. Хара обманул босса и получил заслуженную расправу. Причём, довольно лояльную. С недавнего времени Такимура воспринимал незначительным любое наказание, кроме убийства, даже если это жестокие пытки.

***

Два месяца пролетели, как пару недель. И вот, Аято стоит напротив очередного частного дома. Рядом с ним Эцуко, а в её руке вместо мешка с героином пистолет. Вальтер парня запрятан во внутреннем кармане куртки. Заказное убийство. Джесс, замечая растерянность брата, предлагает ему остаться на улице и сторожить её, но блондин уверенно отказывается. В этот раз он хочет пойти до конца. Вынесет ли его нервная система это – неизвестно. И причина, по которой они находятся здесь – тоже. Но трёхэтажный дом выглядит дорого и массивно. Зелёный ухоженный сад, небольшой, но искусный фонтанчик, бассейн с подсветкой – сразу понятно, тут живёт человек при деньгах.

Пробравшись вовнутрь через открытое окно, Аято с Джесс прислушиваются к звукам, но в доме царит тишина. Лишь тиканье старинных часов в коридоре нарушает идеальный покой. По имеющимся данным спальня жертвы находится на втором этаже. Слово «жертва» употребляет Такимура. Джесс же его не особо приветствует. Она предпочитает слово «цель». Лестница крутая и с золотыми перилами, которые даже в темноте вычурно блестят. Пол из дорогого красного дерева. Бардовые обои украшены картинами известных художников. Подходя к нужной комнате, Аято надеется, что хозяина дома нет. Но Эцуко медленно и вместе с этим твёрдо раскрывает дверь, и блондин замечает мужчину, мирно спящего на широкой двуспальной кровати. С виду ему можно дать лет 45. Седые, или скорее платиновые волосы, нос как вороний клюв и смуглая, наверняка загорелая, кожа. Его гладкая грудь вздымается от ровного дыхания.

– Начинай отсчитывать вздохи до их прекращения. Хватит пятидесяти, – практически одними губами шепчет Джесс и на цыпочках подбирается к цели.

Такимура считает: сорок девять, сорок восемь, сорок семь… Девушка достает толстый шприц, наполненный смертельной дозой хлорида калия, и начинает искать вену на свисающей с кровати руке. Аято считает: двадцать пять, двадцать четыре… Эцуко аккуратно берётся за запястье мужчины и приближает иглу. Такимура считает: девятнадцать, восемнадцать, семнадцать… Резко и точно Джесс вонзает шприц в вену, и человек содрогается, пробуждаясь ото сна. Жертва подскакивает на постели, но всё лекарство уже введено.

– Кто вы такие?! – в ужасе орёт он.

Аято считает: пять, четыре, три, два, один… Мужчина пытается подняться, но тут же без сил сваливается на кровать. Его рот остаётся открытым в диком испуге. Гладкая грудь больше не вздымается.

Такимура закидывает свежий труп себе на спину, пока Эцуко заправляет постель и собирает документы мертвеца. Тело ещё совсем тёплое, и Аято старается думать, что этот мужчина живой. Блондин тащит труп на первый этаж, а Джесс прикрывает все окна и хватает ключи с высокого комода в прихожей. Она закрывает входную дверь с улицы на три оборота и в последний раз осматривает дом. Аято уже стоит в стороне, учащённо дыша и заметно вспотев – нести на себе килограмм восемьдесят оказалось сложнее, чем он ожидал. На горизонте уже светает. Через пару часов соседи начнут подниматься на нелюбимую работу. Такимура уже собрался спросить у сестры, куда им нести это тело, но Эцуко опередила его, молча кивая в сторону заднего двора. Там, пробравшись через яблоневый сад, они подошли к высокому забору. Вначале через него перепрыгнула Джесс, а затем Аято аккуратно перекинул девушке труп. Но, как оказалось, можно было и не стараться – Эцуко даже не попыталась его поймать. Как только парень перелез к сестре, он вначале увидел тело, небрежно валяющееся на газоне, а затем и тёмно-синий гелендваген, ожидающий их у обочины. Затолкнув труп на заднее сиденье, Джесс села вместе с ним, когда Аято расположился возле водителя. Не обронив ни слова, они тронулись с места по неизвестному для блондина маршруту.

Через полчаса автомобиль свернул в лес и остановился возле реки. Такимура бодро выскользнул из машины, встречаясь взглядом с сестрой, когда та грубо швырнула тело мужчины на землю.

– Мы утопим его? – сглотнув, спросил парень.

– Чтобы наутро он всплыл по течению около ближайшего пляжа? – саркастично усмехнулась Джесс.

И именно в этот момент из густой темноты леса к ним подъехал автомобиль BMW. Цвет чёрный с тёмно-бардовым отливом.

– Для перевозки трупа Danaus захватывает сразу несколько машин. Причем, каждая после достижения своей точки отправляется в один из наших автосалонов, чтобы поменять номера, покраску и внутреннюю обивку. За этой BMW труп перехватит какой-нибудь микроавтобус. А там уже Киоши-сан решит, что произойдёт с телом. Скорее всего, его разделают, чтобы продать органы на чёрном рынке. В последнее время очень возрос спрос на селезёнку и глазные яблоки. Оставшиеся части либо обольют кислотой, либо закинут в негашеную известь, либо сожгут в печи. Можно, конечно, скормить труп на свиноферме, но в таком случае слишком много возни: нужно будет выдрать все зубы и волосы.

Кожа Аято покрылась мурашками, и он брезгливо вздрогнул.

– А он точно мёртвый? – задал этот абсурдный вопрос парень.

Эцуко широко улыбнулась и, ловко вытащив Астру из кобуры, выстрелила прямо в лежащее тело мужчины. Пуля вонзилась в грудь.

– Теперь точно, – искренне забавляясь с ситуации, подмигнула она.

Закончив погрузку трупа в BMW, девушка выкинула свой пистолет в реку и предложила Аято прогуляться до здания Danaus пешком. По её словам, весь путь займёт не больше сорока минут. Такимура не стал противиться, ведь после такой трудной ночки ему не помешает синрин-йоку вместе с сестрой. На этот раз блондин не стал расспрашивать о том, что натворила эта жертва и чем заслужила смерть. Но не из-за неловкости или страха услышать ответ, а потому что Аято уже убедил себя в том, что тот сорокапятилетний мужчина умер заслуженно. В его сознании жертва заведомо была плохим и испорченным человеком.

14.Золотой полумесяц

В таком бешеном ритме проходили месяц за месяцем. Такимура занимался торговлей наркотиками, раз в две недели отлучаясь на заказные убийства (или, как это называется в Danaus, «устранение проблемы»). Сам он пока никого не лишил жизни, но технику избавления от трупа изучил предельно досконально. Вместе с тем, Аято очень сблизился с Эцуко – теперь он, действительно, считал её сестрой. Они зачастую тренировались вместе, отдыхали по утрам и выходили на задания вечером.

Помимо Джесс рядом с блондином постоянно крутился Хидэки. Подросток то и дело норовил провести время со своим старшим наставником (он сам называл парня именно так). И Аято даже привык к его компании. А в один момент поймал себя на мысли, что Танака чем-то напоминает Кена. Такой же весёлый, разговорчивый младший братишка, готовый болтать без умолку хоть несколько часов подряд. Возможно, именно поэтому парень и не послал Хидэки, терпя его подростковые вспышки гнева и стремление к рискам. В некоторой степени Аято стал опекать мальчишку: раздавать ему различные советы, остерегать от проблем и просто выслушивать долгие речи о нелёгкой жизни в детдоме.

Но не всё было так гладко в их отношениях. Такимура честно старался выдерживать его эмоциональные всплески, но Танака изо всех сил старался показаться старше своего возраста. Он делал, что ему вздумается: воровал в магазинах без причины, разбивал стёкла прилавков, угонял байки и рисовал пошлые граффити на стенах учебных заведений. А ещё Хидэки начал брать пример с Тетсуи, а тот никогда не задумывался об опасности. К примеру, вчера подросток прыгал по крышам жилых домов. Как итог: подвернул правую ногу и чуть не разбился. А сегодня он перекрасил волосы в ярко-красный и заявился в комнату Аято, громко парируя:

– Хочу украсть ящик виски из того алкогольного магазина!

Опять громкие и необдуманные заявления.

– Тебе не надоело? – изучая его новый образ, спрашивает блондин.

Порой Такимура раздражает мальчишку. Старший всегда честен и интересуется жизнью Хидэки, но иногда так и хочется задать вопрос, кто его, чёрт возьми, спрашивал.

– Ты про что? – Танака делает нарочито удивлённое выражение лица, а потом растягивает губы в улыбке. – А, ты про волосы? О, нет! Мне ужасно нравится красный. Я словно пламя! Бум! И всё полыхает, – он начинает воодушевлённо жестикулировать руками.

Аято думает, что Хидэки выглядит жалко в попытках наделить себя странностями, как у Нисиямы или Тетсуи. Можно притворяться другим человеком сколько хочешь, но от реальности не убежать. Однако подростки обожают смотреть на мир через призму розовых очков, полагая, что способны совершить переворот своей покраской волос.

– А украсть ящик виски, по-твоему, настолько необходимая вещь?

– Не тебе меня судить, – Хидэки криво улыбается и щурит глаза. – Это говорит человек, который каждый день пытается забыться в работе и алкоголе, лишь бы не вспоминать о своих шрамах. Если хочешь преподать мне урок, то сам стань хорошим примером. Я, по крайней мере, нахожу время на отдых.

– Зато ты строишь из себя крутого, а на деле просто подросток-нигилист, который считает, что всё познал в свои годы.

– А ты якобы что-то большее? – ухмыляется Танака так, что Аято даже передёргивает от этого тона.

– Не думаю. Я вообще последние полгода живу двумя жизнями: одной – с людьми, другой – наедине с собой. И я даже понятия не имею, какая реальна. Порой мне кажется, что обе принадлежат не мне.

Хидэки вначале нахмурился, а затем устало закатил глаза и театрально взвыл.

– Мне уже надоело слушать твои философские высказывания, – он нарочито вздыхает и подходит ближе к блондину. – Пойдём в «Аврору»?

– Откуда у тебя деньги? – зная непосредственность младшего, уточняет Такимура.

– Украл.

Аято не отвечает. Лишь прикрывает глаза и думает, как бы ему не застрелиться с этим ребёнком. Да, в сравнение с тем, что делает он в Danaus, кража не является чем-то вопиющим или особенным. Но убийства и наркотики – работа Такимуры. Он не получает удовольствия от того, чем занимается. А потому парень боится, что Танака уж сильно полюбит такую жизнь. И затем просто не сможет от неё избавиться.

В «Авроре» Аято чувствует себя рок-звездой. Как только, они с Хидэки входят в бар, все взгляды обращаются на него. По столикам тут же проходит волна восхищённых перешёптываний, а затем радостные возгласы и приветствия. Изначально все барные стулья были заняты, но вот Такимура проходит вперёд, и большинство посетителей поднимаются с мест, чтобы уступить их ему. Блондин выбирает самое крайнее. Бармен тут же выставляет перед ним две бутылки Shirasu. Он уже чётко знает, что Аято предпочитает виски со льдом. На другом конце стойки сидит Майя. С того самого дня она старается не общаться с Такимурой, точно так же, как и парень с ней. Периодически темноволосая девушка кидает на него свои колкие взгляды, словно между ними есть что-то, находящееся в секрете от других. Иногда Аято чувствует вину перед Майей, а потом видит, как она крутится вокруг каково-то богатого мужичка, и тут же отходит.

– Смотри, все эти люди готовы прямо сейчас раздвинуть ноги перед тобой, – шутливо бросает Хидэки, кивая в сторону посетителей за столиками.

Такимура хрипло посмеивается, хоть и осознаёт, что это отчасти правда. Все посетители бара взглядом раздевают блондина, попутно сплетничая о том, какой он в постели. Наверное, такая популярность должна радовать, но Аято она смущает.

– Почему бы тебе не подцепить какого-нибудь парня или девчонку? – пожимает плечами Танака, допивая очередной коктейль.

– Ну уж нет, этого мне не надо, – разводит руками недотрога-Аято и понимает, что к отношениям он всё ещё не готов.

Совет Эцуко сработал, но немного не так или чуть-чуть иначе. Девушка полагала, что спустя несколько месяцев Такимура забудет Кена. А на деле Аято просто периодически о нём не вспоминал.

***

В комнате для допроса слишком светло. Люминесцентные лампы придают бежевым стенам ещё большей яркости. Белоснежные полы выглядят так, словно на них никто никогда не ступал, а если и ступал, то исключительно в свежих носках. Справа стоит блестящая раковина, а на ней пустой стеклянный стакан. Чуть подальше – светлая тумба с прозрачной коробкой из пластмассы. Внутри лежат золотые часы с потёртым покрытием и телефон, фирменный, но устаревшая модель. Посереди комнаты находится белый стол и совершенно не сочетающиеся с ним два чёрных стула. Они настолько не вписываются в обстановку, что Кен планирует выбросить их со дня на день.

– Где вы были вчера с 5 до 7 часов утра?

Напротив следователя Судзуки сидит крупный, но сутулый мужчина лет тридцати пяти. Его ноги беспокойно дрожат, периодически задевая коленями стол. По виску стекает капелька пота. Пепельные волосы прилизаны и блестят от жира.

– У друга.

– В том месте был проведён обыск и найден запас психотропных веществ. Вам что-нибудь известно об этом?

– Нет.

– То есть, вы хотите сказать, что эти наркотики принадлежали господину Ямадо?

– Возможно, я не могу утверждать, – старался увильнуть от точного ответа подозреваемый.

– Прошу, подумайте лучше. Преступление, в котором вы обвиняетесь, слишком серьёзное для поспешных ответов.

– О чём вы, господин следователь? – сглотнув, тут же напрягся мужчина.

– Вы являетесь главным подозреваемым в убийстве Ямадо Хиро. Полиция считает, что вы умышленно продали своему другу наркотики, от которых и произошла передозировка…

– Чушь! – мгновенно подорвался с места мужчина, со всей силой ударяя кулаком по столу.

Но следователь Судзуки тут же схватил его за предплечье, вынуждая успокоиться и сесть.

– Я не убивал его, ясно?! – нахально вздёрнул подбородок подозреваемый. – Он сам купил у меня эти наркотики! Я не планировал его передозировку! Чёрт возьми, я даже не видел, как он употреблял их!

Мужчина на эмоциях выпаливал одно признание за другим, брызжа слюнями на стол, когда Кен победно ухмыльнулся и посмотрел на включённый диктофон. Проверенная тактика: ты обвиняешь человека в более серьёзном преступление (в данном случае, в предумышленном убийстве), а он теряется и испуганно выдаёт правду. Подозреваемые потом будут осыпать тебя самыми различными проклятиями, но для Кена это лишь очередное доказательство того, что он смог их обыграть.

В участке времени на отдых катастрофически мало. Офицеры только и успевают брать из автоматов шоколадные батончики, запивая их на ходу крепким кофе или же охлаждённым чаем. Точно так же и Судзуки. После возвращения из Полицейской Академии он целый день утопал в работе. Но и в те редкие минуты, когда он мог передохнуть с остальными сотрудниками, Кен предпочитал скрываться в кипах бумаг. Общество навязчивых и бестолковых коллег неимоверно его раздражало.

– Двадцать три года, а уже следователь? – не переставал удивляться с него старший офицер Симидзу. – Обычно так быстро продвигаются по карьерной лестнице лишь те, кого подтолкнул влиятельный папочка.

– Видимо, я исключение, – безразлично пожал плечами Кен, допивая горячий кофе и уже собираясь вернуться на своё рабочее место.

Как вдруг в помещение врывается разъярённый парень, глазами ища выход из участка. За ним вбегает младший офицер, хватая бунтовщика за руку, но тот отталкивает его и пробегает к противоположной стене. Судзуки, не растерявшись, вцепляется в рукав и ворот парня и, наклонившись, бросает его через спину, прижимая коленом к полу.

– Сопротивление сотрудникам полиции при исполнении, – чеканно произносит молодой следователь. – Не знаю, что вы совершили, но такое поведение явно не пойдёт вам на пользу.

Резко поднимая человека на ноги, Кен продолжает крепко держать его руки за спиной, дожидаясь двух младших офицеров и передавая беглеца им.

За шесть (в некоторых случаях десять) месяцев в Академии полицейские должны овладеть навыками дзюдо, кендо и стрельбы. В девяноста процентах случаев эти умения им не пригождаются. На практике преступников или правонарушителей берут числом, а не силой. Но Судзуки удаётся справиться и одному. Его натренированное, рельефное тело притягивает завистливые взгляды коллег. Мышцы перекатываются под тёмно-синей рубашкой, а властный голос завершает весь внушительный и грозный образ. Однако, несмотря на внешнее впечатление, Кен всегда уважительно относится к подозреваемым. Но и тут он блистает своей смекалкой и чётко проработанной тактикой ведения допроса.

Судзуки специализируется на поведенческом анализе: в его обязанности входит втираться в доверие к преступнику и располагать к признанию без применения силы. Желательно без применения силы. Но, работая в полиции, расслабляться нельзя. Все это знают, все это говорят, но мало кто понимает, что это относится и к ним самим. Именно поэтому большинство коллег в глазах Кена выглядят уж слишком беспечно и даже жалко. Они косо смотрят на него, якобы считая, что парень получил своё звание нечестным путём. Но как только им понадобиться помощь, то все обращаются к следователю Судзуки. Хоть и пользоваться его безотказностью больше не получается – Кен сразу же твёрдо говорит «нет», если видит, что его альтруизмом нагло злоупотребляют.

Рабочий график у Судзуки крайне нестабильный. Вчера он освободился в семь, сегодня в восемь, а завтра ему подкинут сложное дело, и он просидит допоздна. Выходные, правда, тоже имеются. Но в любой момент может произойти что-то неотложное, и тебя вызовут на работу, а в ответ на то, что ты занят, скажут, что у тебя в запасе тридцать минут.

Сегодня Кен освободился в половину восьмого. Он мог уйти и в семь, но внутренний голос приказал задержаться, чтобы не быть первым. Менталитет японцев таков: уходя домой раньше всех, сотрудник чувствует дискомфорт и осуждение со стороны остальных. Зато задержаться совсем не в тягость – трудоголизм у этого народа в крови. Вернувшись в свою новую квартиру, Судзуки первым делом направился в ванную. Он приобрёл это жильё месяц назад, сразу же, как стал дознавателем. Места здесь было немного. В маленькой спальне стояла двуспальная кровать, занимающая две трети комнаты, а на стене, параллельной окну, множество полок, забитых книгами. Среди них лежал потрёпанный старый альбом. Парень сохранил его, точно так же, как и фотоаппарат, который когда-то ему подарил Аято. Только он лежал на прикроватной тумбочке, будто всегда готовый к использованию. Хоть и новые снимки Судзуки не делал уже очень давно. Всё равно на них больше не чувствовалось той живости и какой-то простоты, ощущающейся при пересмотре старых.

Гостиная была совмещена с кухней: небольшой по диаметру телевизор, мягкий коричневый диванчик с деревянным кофейным столиком, а стоит сделать три шага вправо – и ты уже стоишь напротив холодильника. Здешняя плита отвыкла от любых кулинарных изысков. Кроме приготовления кофе и жарки омлета, Кен больше ничего не успевал. Этим вечером Судзуки вообще не захотел ужинать. Просто сделал себе чашечку Латте, открыл «Графа Монте-Кристо» и прилёг на диван. Но не прошло и пяти минут, как сверху громко заиграл рок. Ещё полчаса, и снизу проснулась хаски. От неустанного лая у других соседей заплакал младенец. Иногда Кену казалось, что все вокруг так и норовят пошуметь, сделать что угодно, лишь бы не остаться наедине с собой. И, как ни странно, но парень их понимал, а, возможно, даже был благодарен, ведь его мысли, заглушаемые роком и плачем, пугали ничуть не меньше.

***

Утро воскресенья. Кен проспал четыре с половиной часа, но, вместо того, чтобы отдохнуть в свой законный выходной, он наскоро умылся, почистил зубы и начал собираться. Накинув чёрное пальто и серый шарф, парень пошёл в магазин, где понабрал целый пакет самых различных сладостей. Отходя от кассы, он вызвал такси. Через полчаса шатен подъехал к детскому дому №37. На пороге его встретила молодая воспитательница.

– Следователь Судзуки, – радостно поклонилась она, – рады снова видеть вас в этих стенах.

Обменявшись любезностями, они зашли в главный корпус и, пройдя метров двадцать по узкому коридору, свернули в игровую для дошколят. Оранжевые стены этой комнаты вкупе с ярко-жёлтым потолком пестрили, создавая непринуждённую атмосферу. Повсюду стояли маленькие столики с кубиками и деталями конструкторов, на полу валялись мягкие игрушки и катались пластмассовые машинки. Больше двадцати потерянных, брошенных и забытых детей сейчас развлекались здесь. Но, как только Кен вошёл в игровую, все мальчики и девочки мигом ринулись к нему. Поставив пакет со сладостями на низенький табурет, Судзуки начал раздавать конфеты и леденцы малышам. Те, весело визжа и протягивая свои ладошки, уплетали одну шоколадку за другой. Кто-то съедал всё сразу, вымазываясь и под замечания воспитателей убегая к раковине. А кто-то припрятывал в кармашки, оставляя сладости на потом. Когда весь пакет опустел, детишки начали потихоньку расходиться, вежливо говоря Кену спасибо. Парень же озадаченно забегал глазами по комнате, будто пытаясь найти кого-то. Вдруг он почувствовал лёгкое прикосновение к своей коленке. Обернувшись, Судзуки увидел перед собой Мотоко.

– Ах, вот ты где, дружище, – широко улыбнувшись, он присел на корточки рядом с мальчиком. – Как твои дела? Ты угостился конфетами? – Мальчик завертел головой. – Но почему?

В ответ малыш опустил взгляд в пол и резко набросился на Кена с объятьями. Крепко прильнув к его шее, Мотоко шмыгнул носом и тихо-тихо ответил:

– Я ждал тебя.

Судзуки трепетно прижал к себе мальчика, а затем потрепал его по волосам и спросил:

– Всё хорошо? Тебя здесь никто не обижает?

– Нет, – уверенно воскликнул Мотоко, отрываясь от Кена с довольной улыбкой. – Тут все очень добрые и всегда делятся. Тот альбом, который ты мне подарил на прошлой неделе…. Я его Мие отдал, она рисовать очень любит, вот и попросила. Ты же не обижаешься? – с искренним беспокойством вылупил чёрные глаза-пуговки мальчик.

Парень от такой щемящей картины не смог удержать смешка. Он положил свои ладони на хрупкие плечи ребёнка и, чуть сжав их, растянул губы в доброй улыбке.

– Ну что ты, конечно не обижаюсь. Ты правильно поступил. Очень важно делиться с другими людьми. Если мы будем помогать, то и взамен обязательно получим что-то хорошее, – со стороны Судзуки выглядел, как отец, гордящийся своим сыном.

– Да, точно! – бодро подхватил парня Мотоко. – Мия отдала мне свою книжку про насекомых. Она большая и тяжёлая. Такие книги называются энциклопедиями! – деловито поднял указательный палец вверх мальчик.

– Тебе нравятся насекомые? – удивлённо вскинул бровями Кен.

– Я всех животных люблю. Но насекомые самые интересные. Особенно бабочки, – восхищённо пролепетал ребёнок. – Они красивые и имеют разный окрас. Некоторые бабочки живут в полях, а некоторые – в джунглях. Есть ядовитые, а есть совсем безобидные. А ты знал, что у них нет сердца? И глаза различают всего лишь три цвета: красный, зелёный и жёлтый.

Мотоко с таким упоением рассказывал всё, что знает про бабочек, что Судзуки восторженно раскрыл рот. Этот парнишка был очень смышлёным для своих лет. Уже умел читать, пусть медленно и с запинками, но главное, что старался и не терял тягу к учёбе.

– Хочешь, в следующий раз я принесу тебе ещё одну энциклопедию про насекомых?

Глаза мальчика вмиг вспыхнули от радости.

– Правда-правда принесёшь? – нетерпеливо запрыгал он на месте и похлопал в ладоши.

– Правда-правда, – блеснул яркой улыбкой шатен.

Внезапно, Мотоко застыл на месте, словно вспомнил о чём-то важном. Он суетливо попросил Кена подождать его здесь, а сам рванул в другую сторону игровой комнаты, к высоким книжным шкафам. Торопливо выискивая какую-то книгу, ребёнок скакал от одной полки к другой. Наконец вытянув нужную, он раскрыл её и достал непонятный амулет. Издалека Судзуки не смог разглядеть это блестящее украшение. Но как только Мотоко, пыхтя от спешки, вернулся к нему, парень понял, что в руках мальчика золотой кулон в виде полумесяца.

– Я нашёл его среди игрушек. А теперь хочу подарить тебе.

Ребенок протянул Кену украшение, и парень, взяв его, почувствовал тяжесть, присущую только настоящему металлу. Кулон был отлит из чистого золота. Откуда такая драгоценность оказалась среди детских игрушек? Может, забыл кто-то из воспитателей? Но это была не та безделушка, которую так просто оставляют на работе.

– Тебе нравится? – взволнованно прикусил губу Мотоко.

– Шутишь? – весело усмехнулся Судзуки. – Это самая чудесная вещь, которую я видел. Спасибо, – он поблагодарил за подарок и в подтверждение своих слов надел цепочку с кулоном на шею.

Вдруг в помещение вошли три нянечки, и, обратив внимание детей на себя, они позвали их к полднику. Мотоко ещё раз крепко обнял Кена, после чего побежал к остальным, крикнув напоследок, что с нетерпением будет ждать энциклопедию про бабочек.

Когда все дети ушли, шатен остался наедине с воспитательницей, которая всегда встречает его в детском доме. Та, провожая парня до выхода, задала ему вопрос, который, по всей видимости, долго не давал ей покоя.

– Следователь Судзуки, а кем вам приходится Мотоко?

– Я нашёл мальчика на улице, когда его бросила мать. Потом на шесть месяцев уехал в Полицейскую Академию, сами понимаете, в это время был слишком загружен, чтобы навещать. Но как только вернулся, то сразу же проведал его. Не знаю, что меня зацепило в этом ребёнке, но я, честно говоря, уже привязался к нему, – рассказывая, Кен отвёл взгляд в сторону и приподнял уголки губ.

– И не только вы, – вкрадчиво добавила девушка, а затем пояснила. – Он тоже к вам привык. Но вы же понимаете, что теперь нельзя это так оставлять?

– Извините? – Судзуки немного растерялся.

– Мотоко предала мать. Теперь в его жизни появился другой значимый человек. Вы. И, если ваше общение прекратится, то не знаю, сможет ли мальчик поверить кому-то ещё.

– Я надеюсь, что он обретёт любящую семью, но пока буду приглядывать за ним…

– Всё не так просто, – перебила его воспитательница. – В нашей стране хоть и не так много детей-сирот, но большинство из них так и не обретают приёмных родителей. Они вырастают в стенах государственного учреждения, а потом всю жизнь перебиваются на плохой работе, стараясь накопить хотя бы на приличное жильё. Очень мало кто получает высшее образование, а некоторые и вовсе не оканчивают старшую школу.

Кен тяжело вздохнул, но не так, как обычно вздыхают при сожалении за другого человека, а так, как вздыхают при жалости к самому себе, своей ничтожности.

– Я бы всё сделал для Мотоко, будь у меня возможность. Но я хочу подождать до тех пор, пока, действительно, не смогу обеспечить ему хорошую жизнь. У меня нет партнёра, большого жилья. Когда-нибудь я накоплю на приличную квартиру, но всё это требует времени. Да и вдруг мальчику посчастливиться обрести настоящую семью. Более достойных кандидатов, чем я.

Понимающе кивнув, девушка открыла входную дверь и тепло улыбнулась.

– В таком случае, будем ждать вас на следующей неделе, следователь Судзуки.

***

Время на электронных часах в магазине близилось к восьми вечера. Но за окном уже стояла непробиваемая тьма. Шёл снег. Белый кот мирно спал возле кассы, пока покупатели закидывали в пластмассовые корзины еду. Помещение было небольшое, а из работников всего две девушки: одна пробивала продукты, а другая возилась на складе. Из динамиков звучала лёгкая и запоминающаяся мелодия, под которую хотелось порхать. Но Кен плёлся без сил. Одетый по форме, он возвращался домой после тяжёлого трудового дня, но вдруг вспомнил, что у него закончился запас кофе. А потому стоял сейчас напротив прилавка, вдумчиво выбирая между молотым и зерновым. Краем глаза Судзуки невольно замечал и других покупателей. Один мужчина раздражённо постукивал ногой напротив стеллажей с яйцами, попутно набирая сообщение в телефоне. Видимо, его направила в магазин жена. А с другой стороны, где находились автоматы с газировкой и сладостями, девушка внимательно изучала баночки с колой. Перед тем, как достать новую, она по три раза щёлкала пальцами. Скорее всего, у неё ОКР. В такие моменты в Кене пробуждался следователь. Будучи натренированным до рефлексов, он успевал подмечать каждую деталь. И если это пригождалось ему в работе, то в повседневной жизни очень сильно мешало.

И вот опять он отвлёкся от выбора кофе. Внезапно, кто-то случайно задел его локоть. Обернувшись, Судзуки увидел худощавого подроста лет шестнадцати. Парнишка был одет во всё чёрное, не считая синих кроссовок и бежевого капюшона, который он накинул на голову. Из-под него виднелись пряди красных волос. Подходя к прилавкам с алкоголем, он непринуждённо закатил рукава спортивной кофты, и Кен смог разглядеть татуировку чёрной бабочки на левом запястье. Кажется, у неё ещё были шипы. Шатен невольно вздрогнул – он уже видел этот рисунок у Аято.

“Наверное, совпадение” – подумал Судзуки, но продолжил наблюдать за совершенно незнакомым подростком.

Мальчишка с невозмутимым лицом крутился возле ящиков с виски. Проследив за его движениями, Кен решил, что тот далеко не в первый раз покупает алкоголь. Шестнадцатилетний парень повертел в руках бутылку Suntory и ловко засунул её под одежду. Это произошло так быстро и незаметно, словно малолетний вор уже давно набил руку. Никто бы и не увидел такое мимолётное действие, если бы, конечно, не следил, как Кен. Судзуки тут же встрепенулся и, позабыв о кофе, мигом рванул к подростку, резко и крепко вцепляясь в его запястье.

– Эй, что происходит?! – вздрогнул парнишка, но как только обернулся, то застыл с немым удивлением на лице. Кену на секунду показалось, что этот малолетний вор знает его.

И предчувствие не подвело. Хидэки мгновенно вспомнил парня с фотографии Аято и без сомнения был уверен, что это он.

– Положи на место бутылку виски, – твёрдо произнёс Судзуки.

– О чём вы, господин полицейский? – быстро собрался парень, вылупляя настолько озадаченные глаза, что не каждый смог бы вычислить эту профессиональную актёрскую игру.

– Ты собирался украсть её, – непреклонно утверждал Кен, попутно рассматривая татуировку бабочки и поражаясь с того, настолько она идентична той, которую сделал Аято.

– Мне ещё нет двадцати, – поражённо ответил Хидэки. – О каком алкоголе может идти речь? Вы бы лучше задержали того мужчину, пытающегося запихнуть пачку рамёна в карман.

Судзуки обернулся, буквально, на долю секунды, но этого хватило, чтобы подросток свободной рукой поставил бутылку Suntory на место и силой вырвался их хватки полицейского. Кен сразу же попытался остановить мальчишку, но тот со скоростью звука удрал из магазина. И шатен, не раздумывая, погнался за ним. Уже на улице он, чуть не споткнувшись, вцепился в капюшон беглеца, останавливая его и прижимая к бетонной стене.

Золотой кулон-полумесяц, всё это время лежащий в кармане брюк, зацепился цепочкой за железный прут, торчащий из бетона, и упал на асфальт. Хидэки ошарашенно подскочил с места и, потянувшись руками к драгоценности, в неверии вскрикнул:

– Это он! – Судзуки шелохнулся от такой эмоциональной реакции мальчишки, но не растерялся и вновь оттащил его за шиворот к себе. – Это он! Мамин кулон! Точь в точь! Отпусти, – отбиваясь в истерике, завопил подросток. – Он мой!

– Успокойся, – резким и твёрдым тоном приказал Кен, одной рукой держа парня, а другой дотягиваясь до украшения и пряча его обратно в карман. – Думаешь, я опять поведусь на твои уловки? Увидел драгоценность и тут же захотел забрать её себе?

– Но он принадлежал моей матери! – не унимался Хидэки.

– Довольно! – басом прикрикнул Судзуки, глубоко вдыхая и понижая свой тон. – Расстегни кофту. Я чётко видел, что ты запихнул бутылку Suntory под неё.

Злостно сжав челюсть, парнишка одним рывком дёрнул за молнию, раскрывая верхнюю одежду. Под ней, конечно же, ничего не оказалось. Нагло фыркнув, подросток вновь начал высказывать возмущение.

– Убедились?! Я чист. А теперь верните мне мой кулон! – Хидэки ловко потянулся к карману брюк Кена.

Но сотрудник полиции грубо перехватил руки мальчишки, скрепляя их за его спиной.

– Ещё одна попытка воровства, и мы прямо отсюда поедем в участок.

Парень перестал сопротивляться, но не потому что успокоился, а потому что понял, что таким способом кулон ему не заполучить.

– Воруя вещи, ты не сможешь улучшить свою жизнь, – начал читать нравоучительную лекцию Судзуки. – Да, в твоём кармане окажется драгоценность или бутылка пива, но легче от этого не станет…

– Скачал человек, имеющий стабильную работу, – саркастично фыркнул Танака.

– И ты можешь устроиться на такую. Но пока ты незаконно присваиваешь чужие вещи, то уходит время, которое можно было бы потратить на учёбу, саморазвитие, на то, что тебе, действительно, нравится.

– Что ж, мне нравится то, чем я занимаюсь, – развязно улыбнулся парнишка.

– Значит, ты живешь во лжи не только к другим, но и к самому себе.

Хидэки замолчал, опуская взгляд на асфальт.

– Сколько всего вещей тебе удалось своровать? – тихо спросил Судзуки.

– Не счесть, – пожал плечами подросток и приподнял уголки губ. – Огромное множество.

– И ты стал более счастливым человеком, чем был раньше?

Мальчишка замотал огненной головой.

– И что теперь? – перевёл тему Танака. – Заведёте на меня дело? Посадите в тюрьму?

– Нет, – успокоил его Кен. – По-хорошему, я, конечно же, должен поступить именно так, но боюсь, что тюрьма не исправляет. Она просто держит на цепи тех, кого больше никак не спасти. А ты ещё слишком молод и, кажется, хочешь нормальную жизнь. Таких решётка лишь сломит. Не хочу обрекать тебя на нечто подобное, а потому даю шанс всё исправить.

– Вы отпускаете меня? – недоверчиво нахмурился Хидэки.

– Поймаю ещё раз, и поблажек не жди, – пригрозил пальцем Судзуки.

– То есть, я могу идти? – делая шаг от полицейского, переспросил парень.

– Не совсем, – всё-таки он решил задержать мальчишку ещё ненадолго. – Хочу задать тебе вопрос. – Танака промолчал, кивком показывая, что согласен. – Разве в школе не запрещено делать татуировки? – Кен жестом указал на чёрную бабочку. – Такие вещи в принципе в нашей стране воспринимаются плохо, а что уж там говорить об учебных учреждениях.

Хидэки быстро натянул рукава, скрывая метку Danaus и попутно отвечая:

– Я не учусь в школе.

– Ушёл после девятого? – предположил Судзуки, на что парнишка усмехнулся.

– Мне это не нужно.

Кен на секунду замялся, словно раздумывая над тем, стоит ли ему озвучивать очередной вопрос, ответ на который опасался он больше всего. Но, замечая хмурый взгляд подростка, глубоко вдохнул и, собравшись с мыслями, произнёс:

– Эта татуировка как-либо связана с преступной деятельностью?

Танака испуганно отшатнулся назад и нервно забегал глазами из стороны в сторону.

– Вам лучше в это не впутываться, – тихо и неуверенно пробурчал мальчишка, тут же кивая Судзуки на прощание и срываясь с места.

Кен только и успел проводить стремительно удаляющегося подростка разочарованным взглядом. Он ещё даже не разобрался ни в чём, но уже оказался потерян и совершенно сбит с толку.

***

– Ты видел кого?!

Закрыв дверь в свою комнату, Аято резко развернулся к Хидэки, который минуту назад бесцеремонно ворвался сюда, а сейчас преспокойно сидел на кровати, пафосно закинув ногу на ногу.

– Твоего бывшего парня, – повторил мальчишка, раздражённо вздёргивая подбородок. – Почему ты не сказал, что он полицейский? – с укором спросил Танака.

– Это не имеет никакого значения, – отмахнулся блондин. – Но как ты узнал? Вы разговаривали?

– О, у нас состоялась прелестная беседа, – нарочито медленно отвечал подросток. – Я хотел стащить бутылочку виски из магазина, но он поймал меня, а когда я сбежал на улицу, то припечатал мои руки к бетонной стене.

– Что он тебе говорил?

– Ничего, за что стоит так волноваться. Но твой бывший оказался гораздо приятнее и умнее, чем ты, – не смог удержаться от издёвки Хидэки. – Он прочитал нотации о том, что воровство до добра не доведёт, но задерживать не стал. Ах да, ещё он спросил про татуировку.

– Что?! – мгновенно вспыхнул Такимура. – Он её увидел?! Вот чёрт, – несдержанно выругался парень, пиная ногой табурет возле кровати. – Теперь он начнёт что-то заподазривать.

– Ну, я сказал ему не ввязываться в это. Решил для начала посоветоваться с тобой.

– Но о чём?

– Он должен помочь нам выбраться из Danaus.

Глаза Аято тут же вспыхнули огнём.

– Даже не думай! – в доли секунды подскочил он к Хидэки, грубо схватив мальчишку за плечо.

Но подросток резко скинул его ладонь, подрываясь с постели и толкая Такимуру в грудь.

– Это ещё с какой кстати? – дерзко возразил он. – Твой бывший парень работает в полиции. Это же огромные связи. Он сможет направить на Киоши-сана специальный отряд! Мы наконец-то окажемся на свободе! Нельзя упускать такую возможность. И ради чего? Твоих жалких чувств?

– Кен ни за что не будет втянут в это, – чеканно произнёс Аято, злостно сжимая челюсть. – Ты не посмеешь затащить его в нашу адскую жизнь.

– Предлагаешь умереть здесь нам самим? – уже не просто с упрёком, но и с какой-то глубокой обидой ответил Танака.

– Пожалуйста, поклянись не искать его, – чуть ли не проскулил блондин.

Хидэки на мгновение замялся. Видеть такого Такимуру – умоляющего, испуганного и настолько растерянного – было чем-то новым, непривычным для него. Только на днях Аято строил из себя недосягаемого героя в «Авроре», а сейчас лишь от одной мысли, что его бывшей любви угрожает опасность, он готов унижаться и даже на коленях стоять. Подросток опешил и, не зная, что ответить в такой ситуации, просто кивнул.

– Если это для тебя так принципиально, то хорошо, – неуверенно произнёс он. – Я не стану разговаривать с ним о группировке. Но мне всё равно необходимо забрать у него кое-что, – на лице Аято читалось недопонимание. – Свой кулон. Я без понятия, где он нашёл его, но на все сто уверен, что это именно тот самый полумесяц, который принадлежал моей матери.

– Хидэки… – было начал отговаривать его Такимура, но мальчишка тут же пресёк его.

– Нет. Даже не думай. Я верну себе этот кулон. Он слишком дорог мне, ясно?

Блондин попытался мысленно успокоиться и глубоко вдохнул, после чего сделал еле-заметный кивок.

– Но откуда у Кена твоя драгоценность?

Танака пожал плечами.

– Ладно, – нервно прикусил губу Аято. – Только будь аккуратнее. Не сболтни ничего лишнего…

– Успокойся ты, – наигранно закатил глаза парнишка, заметно взбодрившись. – Я буду предельно осторожен, – сделав несколько резвых шагов к двери, Хидэки вдруг остановился и, косо посмотрев на старшего, спросил. – А ты бы не мог одолжить мне свой плеер с музыкой? Мой просто пропал.

Такимура несдержанно усмехнулся.

– Вечно ты что-то теряешь, – недовольно буркнул он, подходя к прикроватной тумбочке. – Обрети уже мозги. – Выдвинув полочку, Аято быстро достал маленький чёрный плеер и кинул его подростку. – Там, правда, есть и моя музыка. Но, может, что-то послушаешь. И не забудь вернуть!

Танака довольно оскалился и, пожелав парню спокойной ночи, пулей выскочил за дверь. Такимура ещё пару минут отрешённо пялился на серую стену коридора, но потом отпрял и одним резким движением сел на кровать, зарываясь ладонями в светлые волосы.

“Ну вот опять я не могу думать ни о чём, кроме него. Сколько времени мне пришлось потратить на то, чтобы обезопасить Кена от Danaus? А теперь всё, за что я боролся, напрямую зависит от решений шестнадцатилетнего мальчишки” – подавленно рассуждал он.

***

На третьем этаже многоквартирного дома горел тусклый свет. Судзуки сидел на полу, среди разбросанных документов и фотографий. Справа от него, на диване, стоял новый ноутбук. На экране список официальных сайтов всех тату салонов этого города. Шатен перелистывает старый альбом и вдруг резко выдёргивает последнее фото с Аято. На кадре отчётливо видна чёрная татуировка бабочки. Пулей рванув в спальню, Кен выбегает оттуда с книгой в руках – та самая энциклопедия про насекомых, которую он купил для Мотоко. Судзуки внимательно сравнивает картинки с фотографией и быстро приходит к выводу, что на запястье Такимуры Данаида Монарх. Королева всех бабочек. Большая, сильная, яркая. Если его догадки верны, и этот рисунок как-то связан с преступной деятельностью, то идеальнее символа не найти. Кен берёт ноутбук, обращаясь к информации в интернете.

Поиск точно такой же татуировки не дал никаких результатов. Парень потратил два с половиной часа на то, чтобы обзвонить все существующие салоны города, разбудил, как минимум, мастеров пятнадцать, просмотрел несколько тысяч эскизов, и ни один не совпал с тем, который был на фотографии. Вытянув из-под кофейного столика листок бумаги, шатен карандашом перечертил загадочную татуировку. Вполне возможно, что Аято сам придумал такой рисунок. Но тогда почему у красноволосого подростка на запястье была бабочка, абсолютно идентичная этой? Огромное количество вопросов, ответы на которые не удавалось найти, окончательно изнурили Судзуки. Уже ближе к утру он уснул прямо на полу, головой упираясь в диван.

Но на работе его расследование лишь углубилось. Оккупировав кофе-машину, Кен приготовил себе чашек пять бодрящего напитка и на несколько часов засел за своим рабочим столом. Офицеры непонимающе косились на него, но так ничего и не сказали – решили, что молодой следователь занят делом, и не стали мешать ему. Судзуки же положил перед собой эскиз татуировки и продолжил поиск подобных, но уже на более глобальном уровне, по стране.

В один момент на его плечо легла тяжёлая рука. Вздрогнув, Кен мгновенно отключил экран компьютера и перевернул рисунок. Обернувшись, он увидел хмурое лицо комиссара Маэда. Тот, скрестив руки на груди, высказал своё негодование по поводу сегодняшнего безделья на работе.

– Следователь Судзуки, обратите внимание на ваши рабочие обязанности. А то, как я вижу, вы находите более интересные занятия. И учтите, татуировки – последнее, что должен делать сотрудник полиции.

Пригрозив Кену пальцем, комиссар вышел за дверь. А пристыжённый парень быстро сложил листок с рисунком пополам, пряча его в самую нижнюю полку стола. Замечание заставило его встрепенуться и осознать, что он и впрямь с самого вечера ни разу не отвлёкся от этого расследования, смысл в котором и то был не совсем ясен.

“А может, это всё надуманно мною? И я ищупроблему там, где её нет, просто потому что подсознательно желаю, чтобы в нашем расставании оказался виноват кто-то другой?”

***

Тем временем, буквально, в десяти метрах от участка стоял Хидэки. Парнишка взвинчено метался из стороны в сторону, стараясь отыскать следователя Судзуки в окнах. Но на первом этаже тот промелькнул лишь один раз. Видимо, его рабочее место находилось выше. Мысленно проговорив ход своих действий, Танака прикусил губу и, будто мужаясь, нерешительно шагнул в двери полицейского участка. Как только он вошёл, его сразу же встретила темноволосая девушка.

– Доброе утро, я сержант Кикути, у вас что-то произошло?

Хидэки не ожидал такой резкости, а потому слегка растерялся. Он забегал глазами по другим офицерам, также обратившим внимание на него, и, запинаясь, ответил:

– Я, то есть… у меня…. украли… кошелёк, – подросток попытался изобразить удручённое лицо.

– Вы можете сказать, где именно это произошло? – сержант тут же повела Хидэки к стулу, предлагая присесть, но мальчишка вежливо отказался. – Как сразу вы заметили пропажу? Это случилось сегодня?

– В парке, да, сегодня, – на ходу придумывал ответы Танака. – Там были все мои сбережения, я без понятия, что мне делать теперь.

– Для начала, успокойтесь, гражданин…

– Тору, – солгал парень, назвав имя бизнесмена, которого они когда-то ограбили с Аято. Это было первым, что пришло ему на ум.

– Не беспокойтесь, гражданин Тору, мы отыщем вора. Я проведу вас к следователю, и он займётся вашим делом.

Хидэки уважительно поклонился, еле заметно приподнимая уголки губ. Следуя за сержантом, он поднялся на второй этаж участка и свернул в главный отдел расследований. Судзуки заметил его сразу же, как только он вошёл в дверной проём. Его глаза расширились в удивление и непонимание. Проводив подростка до стола следователя, сержант кратко объяснила всю ситуацию Кену. Пока сотрудники полиции обменивались несколькими словами, Танака, не теряя времени, начал бегать взглядом по рабочему месту Судзуки. Нигде в поле его зрения кулона видно не было. Хидэки успел даже немного приоткрыть верхний ящичек, когда его предплечье крепко сжала чья-то рука.

– Садись, – не предложил, а приказал следователь.

Мальчишка присел на белый стул и обернулся к Кену, который уже сидел возле него. Судзуки изучающе осмотрел подростка и, отведя взгляд на приоткрытый ящик, спросил:

– Ты ведь не терял никакой кошелёк, верно? – Танака кивнул. – Зачем ты здесь? Собирался что-то украсть у меня?

– Мой кулон, – произнёс Хидэки громче, чем полагалось, и несколько сотрудников обернулись на него.

– Его тут нет. Я оставил украшение дома, – невозмутимо ответил следователь.

– Это не украшение, а реликвия. Он передавался из поколения в поколение. Вы хоть представляете, какую ценность он имеет? – то, с какой горячностью говорил за кулон парнишка, сильно огорошило Кена, хоть он этого не показал.

– Предполагаю, что очень высокую, – нарочито выдержал паузу он. – Говоришь, эта драгоценность принадлежит тебе? Но где доказательства? Если всё, что ты говоришь, правда, то как он потерялся? Почему раньше не искал его?

– Искал, – твёрдо отрезал Хидэки. – Вы ошибаетесь, я потратил несколько лет на его поиски. Думал, что уже не найду. Я был глупым ребёнком, когда попал в детский дом. Золотой полумесяц – всё, что осталось от моей матери. Я не следил за ним, как следовало бы, и дети украли его.

– Ты обращался к воспитателям, директору?

– Вы всерьёз полагаете, что кто-то стал бы слушать обиженного судьбой ребёнка? – Судзуки нахмурился. – Я без понятия, где вы нашли этот кулон, господин следователь, и какие вам нужны доказательства. Но последнее место, где я видел его – это детдом №37.

Кен мгновенно встрепенулся. Он уже и до этого практически убедился в том, что кулон-полумесяц принадлежит этому парнишке. Но, услышав номер детского дома, шатен сложил в своей голове окончательный пазл.

– Хорошо, чувствую, что эта реликвия по праву должна быть у тебя, – спокойно произнёс Судзуки, вызывая на лице подростка довольную улыбку. – Но у меня тоже есть парочку нерешённых вопросов, ответы на которые знаешь ты. И мы бы могли посодействовать друг другу, – Хидэки тут же насторожился, когда Кен потянулся к нижнему ящику стола. – Расскажи мне всё, что знаешь об этой татуировке, – перед мальчишкой раскрылся рисунок с меткой Danaus. – Ничего серьёзного, простая взаимопомощь. Завтра я принесу сюда твой кулон, а ты взамен поделишься информацией, по рукам?

Танака обеспокоенно забегал глазами из стороны в сторону. Мамина драгоценность была так близка, но какой ценой она вернётся к владельцу? Это нарушало все правила группировки и уж точно не понравилось бы Такимуре. Однако Хидэки всю свою жизнь связал с криминалом из-за этого полумесяца, ради справедливости, которая наконец-то могла восторжествовать. И остальное, честно говоря, мало его волновало в этот момент.

– По рукам, – ответил он слишком опрометчиво, но не менее убеждённо в правоте своих действий.

– Прекрасно, – самодовольно и как-то легко улыбнулся Судзуки. – Только как мне быть уверенным в том, что ты не соврёшь? То, что ты мне расскажешь, может быть самой обыкновенной сказкой, придуманной на ходу. Мне даже фамилия твоя неизвестна. Ты ведь не Тору? – подросток замотал головой. – И не уверен, что ты вообще добровольно мне скажешь своё настоящее имя. Так как мне убедиться в том, что наш завтрашний разговор имеет смысл? Тот ли ты человек, который мне, действительно, нужен?

Говоря это, Кен ожидал увидеть на лице парнишки растерянность или озадаченность. Но Хидэки улыбнулся. Той самой улыбкой, которая появляется, когда мы заранее предугадываем то, что произошло. Такая реакция привела Судзуки в замешательство.

Танака же, не прекращая загадочно улыбаться, расстегнул свою куртку и достал из внутреннего кармана плеер. Показательно провертев чёрный прямоугольничек в руке, мальчишка протянул его Кену, несокрушимым голосом заявляя:

– Прослушайте это, господин следователь, а затем решайте, стоит ли разговаривать со мной или нет.

***

Когда шатен вернулся домой, он не сразу решился включить чёрный плеер. Возможно, он специально оттягивал время, потому что боялся того, что там записано, или же наоборот, не хотел включить пустую аудиозапись. Вдруг тот подросток соврал ему. Но и заниматься другими делами было невозможно. Плеер заманчиво лежал на кровати, и Судзуки стоял рядом, взволнованно смотря на него. По итогу, он не выдержал и начал метаться по комнате со щенячьей скоростью, отыскивая пару проводных наушников, которые он не использовал уже очень давно. Через несколько минут он вытянул белую связку из шкафа, распутал их и плюхнулся на постель. Вибрация, с которой включился плеер, заставила Кена вздрогнуть. Он сглотнул. На маленьком экранчике высветилось несколько аудиозаписей. Некоторые были подписаны названиями известных рок-групп, а некоторые – безымянные. На месте слов стояло лишь порядковое число. Судзуки воткнул наушники в уши и включил запись под цифрой №1.

Он прикрыл глаза и распластался по всей постели. Заиграла инструментальная музыка. Фортепиано. Мелодия была прекрасна и уникальна, но вместе с тем казалась какой-то родной. Восторг и облегчение пересеклись среди моря отчаяния и печали. Яркий огонёк надежды зажегся над пропастью тьмы. Молодые деревца увядали, но распрямлялись вновь и превращались в могучие дубы. Ноты взымались и через мгновенье стремительно падали. Музыка переливалась из крайности в крайность, она не плыла, а рвалась, словно из последних сил. Доползала до кульминации, стараясь высказать всё, что не описать никакими словами. И сомнений не оставалось. Это был он. Сердце Такимуры забилось в груди Кена, следуя такту мелодии, ритму нот и звучанию клавиш.

***

Хидэки сидел за белым столом напротив следователя Судзуки, который нервно постукивал пальцами правой руки. Мальчишка, внимательно следя за эмоциями Кена, наоборот выглядел слишком расслабленно. Он, закинув ногу на ногу, облокотился на спинку белоснежного стула и несдержанно усмехнулся. Кулон, ради которого подросток пришёл сюда, лежал в прозрачной коробке. Если сегодняшний разговор удовлетворит Судзуки, то отсюда Танака уйдёт вместе с золотым полумесяцем на груди. Напряжённое молчание затянулось на несколько минут. Подрагивающей рукой Кен потянулся в карман своих брюк, доставая маленький плеер и неуверенно кладя его на стол. Следователь прикрыл глаза и, глубоко втянув воздух, задал первый вопрос:

– Эти безымянные аудиозаписи… Тебе было известно, кому они принадлежат?

– Конечно, – ехидно ухмыльнулся Хидэки.

Судзуки облегчённо, но вместе с тем боязливо, вздохнул.

– Ты можешь назвать имя? – Кен должен был окончательно убедиться во всём.

– Могу, – развязно и самоуверенно бросил парнишка. – Но вам ведь известно об этом человеке гораздо больше, чем мне, верно?

– Что ты имеешь в виду? – не совсем понимая, к чему клонит Танака, нахмурился шатен.

– Такимура Аято ваш бывший возлюбленный, господин следователь. Или не такой уж и бывший? Вы всё ещё думаете о нём?

Судзуки окатило холодной водой. Он тут же подорвался с места, нагибаясь над подростком, и, не контролируя голос, воскликнул:

– Где он?! – но, быстро опомнившись, Кен постарался взять себя в руки, и присел обратно на стул. – Кем ты ему приходишься?

– Я его друг, – мгновенно ответил Хидэки и вдруг замялся. Мальчишка не знал, стоит ли ему выкладывать всю информацию, а потому немного завуалировал её. – Аято в относительной безопасности. До поры до времени. Скажем так, если он будет вести себя спокойно и тихо, то ему ничего не грозит.

Такимура всегда был импульсивным. Даже слишком. Танака это знал. А Судзуки тем более.

– То есть, ему угрожает опасность? Это как-то связанно с вашей татуировкой?

Подросток кивнул.

– Я могу рассказать вам многое, господин следователь, хоть это и очень рискованно. Но какой толк от того, что вы будете знать? Аято и я находимся не в той ситуации, когда можно говорить на каждом шагу о том, кто мы. И мне бы хотелось рассчитывать на вашу помощь. Я не хочу оказаться за решёткой и сожалеть о том, что понадеялся на кого-то зря.

– Я всё понимаю, – не раздумывая ни секунды, ответил Кен. – И ты можешь быть уверенным в том, что я пойду на всё ради справедливости. Полиция поможет вам, я лично возьмусь за это дело. Мы на вашей стороне.

– Полиция всегда на стороне закона, – раздражённо протянул Хидэки. – Но что есть закон, если у каждого он свой? Вы живёте в системе. Мы же выходим за её рамки. Я преступник. Занимаюсь мошенничеством и воровством. И вы даже представить не можете, кем сейчас является Аято, какие жуткие, противозаконные вещи делает он. Любой другой из ваших коллег уже бы посадил нас в тюрьму. А вы говорите что-то о защите. Так в чём же разница?

– Разница в том, что вы не выбирали такую жизнь, – заявил Судзуки слишком уверенно, но надломленным голосом, так, словно всем сердцем надеялся на истинность своих слов. – Это ведь так? Аято не по своей воле пришёл к вам? И ты тоже. Я не поверю, что тебе хотелось заниматься такими вещами. За всем этим стоят другие люди.

– Человек, – исправил его Танака.

– Кто бы это ни был, он получит по заслугам.

– Вы обещаете? – скептически, но по-детски наивным голосом спросил Хидэки.

– Клянусь.

Подросток сам не ожидал, что доверится сотруднику полиции. Но Кен стал для него единственной возможностью спастись. Шатен был слишком категоричен, давая клятву. Киоши-сан никогда не прогнётся под молодым парнем с ордером. Но этот непоколебимый вид и лицо, полное абсолютной решительности, убеждало в том, что бороться Кен будет не один. Такие, как Судзуки, способны вести за собой людей.

– Я готов рассказать вам об этой татуировке, господин следователь, – твёрдо заявил мальчишка, закатав левый рукав и протягивая запястье с рисунком вперёд. – Чёрная бабочка с шипами является ничем иным, как клеймом преступной группировки. Самой влиятельной в округе. Название я сказать не могу. Боюсь, что тогда меня убьют раньше, чем вы приступите к расследованию. Но это Данаида Монарх в переводе на один из мёртвых языков…

– Danaus, – мгновенно слетело с языка Кена, и Танака вздрогнул, ошарашено вылупляя глаза. – Значит, угадал.

Немного растерявшись, но собрав мысли вновь, подросток продолжил:

– …Количество членов группировки я точно не знаю. Но нас много, и везде свои люди. Даже в полиции, – Судзуки нахмурил брови, – именно поэтому я так цепляюсь за вас. Вы единственный, кто не отправит меня за решётку и не сдаст боссу.

– Боссу? – переспросил следователь, параллельно успевая заносить всё в блокнот. – Это тот самый человек, под чьим крылом вы находитесь?

– Да. И, предупреждаю сразу, не недооценивайте его. То, на что он способен, за гранью всех ваших представлений. Он принуждает людей заниматься проституцией, торговать наркотиками, подделывать документы и ещё учит нас убивать, – на теле Кена выступили мурашки. – Никто не знает, сколько крови на его руках, но точно не по локти. Наверное, если сосчитать всех убитых, то босс уже давно должен был захлебнуться в море из красных телец.

– Тебе что-нибудь известно об этих убийствах? Можешь дать какую-то зацепку?

– Не тратьте время на поиск трупов, господин следователь. Ищите пропавших без вести. В 95% случаев они мертвы.

– Ваша группировка собирается по каким-то событиям? Где находится точка местонахождения босса?

– Как я уже говорил, наши люди повсюду. Но есть один комплекс недалеко от выезда из города. Он основной. А ещё босс купил несколько баров. Тот, который находится в центре, специально предназначен для членов нашей группировки. Работники, охранники, посетители – все носят эту татуировку.

– Я не могу понять, – отведя взгляд в сторону, удивлённо прошептал Судзуки. – Ты утверждаешь, что вас так много. И неужели никто не пытался выбраться из этой клетки? Или их всех устраивает собственное рабство?

– Вам никогда не понять тех, кто ступает на преступную тропу. Мы для вас грязные люди, отбросы общества, от которых нужно избавляться. В вашем понимании мы желаем смертей и анархии. На деле же, мы просто хотим есть. Большинство из нас остались без крыши над головой. Их предала семья, система сломала судьбы. А босс предоставил жильё, огромные деньги и хоть какую-то иллюзию единства. Так что, конечно, многие мечтают о нормальной жизни. Но не верят в то, что получат её. Они боятся идти наперекор боссу. И, что немаловажно, все до единого слишком разочаровались в полиции, чтобы обращаться к вам. А кто-то даже обожествил своего спасителя и искренне верит в то, что занимается правильным делом. Поэтому, не сравнивайте нас с собой. Мы всего-навсего плоды безысходности, которые выбрали смерть в роскоши, пусть и с оковами на ногах.

С каждым услышанным словом, сердце Кена сжималось и разжималось, будто готовясь разорваться на куски. Ему было стыдно за то, что современное общество допустило такую халатность к людям, что те готовы цепляться за любую возможность выжить. Судзуки разочарован и обижен до глубины души. А ещё он в растерянности от того, что его любимый человек страдал точно так же, как и перепуганный мальчик, сидящий перед ним.

– Как давно Аято пришёл к вам? В начале лета? – сухим голосом спросил Кен и тут же вздрогнул, услышав надменный смешок.

– Года четыре назад, – поразившись с наивности следователя, ответил Хидэки. – Он уже очень давно работает на босса.

Шатен чуть было не выругался вслух. Он окончательно потерял самообладание и спрятал лицо в трясущихся ладонях. Такимура ему врал. Так долго и без колебаний. Но неужели ему было плевать на Кена? Разве он не любил его?

– Тогда ответь мне ещё на один вопрос, – тяжело сглотнув, попросил Судзуки. Танака кивнул. – Аято не хотел, чтобы я знал об этой группировке?

– Он пытался тебя оградить, – перешёл на неформальное обращение подросток.

– Ему угрожали? – в лоб спросил Кен и уже не нуждался в ответе. Тот взгляд, которым посмотрел на него мальчишка, сказал всё за себя. – Хорошо, ладно. Спасибо, что рассказал мне об этом. Это, действительно, очень важно не только для меня или него, но и для тех, кто также оказался заложником вашей группировки. И, раз уж так вышло, давай оставим эту встречу втайне от Аято.

– Даже от него? – то ли с издёвкой, то ли с удивлением переспросил Танака.

– Особенно от него, – видя, как подросток, не имея никаких возражений, пожал плечами, Кен прокашлялся в кулак и, вырвав чистый листок из блокнота, что-то быстро написал там, после чего протянул мальчишке. – Держи, вот мой номер телефона. Лучше выучи его наизусть и в случае чего сразу звони.

– Зачем это? – сразу же насупился Танака, но бумажку всё-таки взял.

– Боюсь, в данной ситуации доверять мы можем только друг другу, – парнишка весело хмыкнул. – Что ж, полагаю, ты свободен.

Хидэки выложил следователю всю информацию, которую не побоялся раскрыть. Он выполнил условия договора, и Судзуки тоже сдержал своё обещание. Через десять минут мальчишка выходил из участка с золотым кулоном на груди. Полумесяц поблёскивал на солнце, когда тонкие пальцы парнишки трепетно поглаживали его. Танака был воодушевлён и полон энергии, казалось, что у него открылось второе дыханье. Теперь он искренне верил в то, что вскоре ему удастся зажить по-другому, свободно и без обязанностей перед Киоши-саном. Впервые в своей жизни Хидэки доверился полицейскому и не пожалел об этом.

Покинув комнату для допроса, следователь отмахнулся от настырных коллег, согнувшись пополам и сделав вид, что он неважно себя чувствует. Скрывшись в уборной и умывшись перед начищенным зеркалом, Кен горько усмехнулся с мысли, что можно было и не разыгрывать сцену перед офицерами. Его мертвенная бледность итак достаточно убеждала в плохом состоянии здоровья. В данном случае, ментальном. Он был ошарашен, сбит с толку и измотан, словно из него выжали все соки. Дрожащие ладони упирались в холодную стену, а колени подкашивались, как бы сильно он не пытался выпрямиться. В последний раз Судзуки довелось испытать такую режущую боль, когда Аято ушёл из его жизни. Шатен не мог смириться с тем, что Такимура разорвал их отношения, оставил его на произвол судьбы. А теперь Кен чуть ли не плача осознаёт, что во всём произошедшем виноват он сам.

“Я то и дело твердил, что ты мне нужен. Но я оказался тебе нужнее. И эта моя ошибка стала для нас роковой. Прости, прости, что позволил себе сомневаться в тебе, в твоей верности, в нашей любви. Я был слеп и глуп. Господи, как же я был глуп. Ты пожертвовал всем ради меня, а я не расслышал твоего крика о помощи”

Хуже терзаний о потере близкого человека могут быть лишь угрызения совести о том, что ты потерял его по своей вине.

– Следователь Судзуки, с вами всё хорошо? – в уборную вошёл обеспокоенный комиссар Маэда, заставая Кена сидящем на полу в сгорбленной позе. – Может, вызвать врача?

– Нет, не стоит, – мгновенно встрепенулся шатен, подрываясь с места и облокачиваясь о раковину. – Всё нормально, я приведу себя в порядок и вернусь к работе.

В доказательство своих слов он начал поправлять взъерошенную чёлку. Комиссар молча кивнул и вышел в коридор, прикрывая за собой дверь. Но когда Судзуки вновь остался один, невозмутимость отнюдь не исчезла с его лица. Внутри Кен всё ещё изнывал от обиды и самобичевания, но головой понимал, что слезами он не поможет даже себе. А теперь, когда ему известно об опасности, угрожающей Аято, парень попросту не может позволить себе и минуты бездействия. Он итак наломал дров, упустил мимо глаз, как любовь всей его жизни затягивает в этот бермудский треугольник ужаса. Красноволосый мальчишка сказал, что силы их группировки немыслимо велики. Даже с учётом подросткового максимализма эти слова звучали серьёзно и угрожающе. Кену было страшно, безумно страшно. Но не за свою жизнь. Он потратил около десяти месяцев впустую и боится, что уже опоздал. Навязчивые мысли путаются в голове. Стереть! Больше никаких опасений и пустых рассуждений. Необходимы действия. Чёткие, продуманные, возможно рискованные, но решительные.

Ополоснув своё лицо ледяной водой, следователь Судзуки выключил кран и вышел из уборной. С этого момента он работает без выходных.

***

Если бы Хидэки умел держать язык за зубами то, возможно, он бы не был сейчас прижат к двери спиной, а его лицо не было бы разукрашено свежими гематомами. Если бы он умел…

Такимура терпеть не может, когда люди дают пустые обещания и поступают с точностью наоборот. Но больше всего его выводит эта легкомысленность и наглость человека, который самостоятельно присваивает себе право поступать, как вздумается, а потом с невинным видом стоит и делает вид, словно ловит кайф с издевательств над чувствами других.

Танака пытается увернуться, шипя от саднящих побоев, но попутно дико смеётся, как псих, которому жить надоело. Аято от этого злится ещё сильнее.

– Ты мелкий гадёныш, – рычит Такимура и с большим нежеланием отрывается от парня. Итак, судя по кровоподтёкам, отмываться подросток сегодня будет долго.

– Ты мелкий гадёёёныш, – скалясь, передразнивает Хидэки, словно забавляясь с взвинченности блондина.

Аято резко хватает его за горло и некрепко сжимает, заставляя замолчать. Танака пытается ударить старшего коленом в пах, но не может увернуться и давится разочарованным вздохом.

– Я же просил не впутывать в это Кена, но ты рассказал ему всё о Danaus. И ради чего? – Такимура пальцем указал на золотой кулон на груди. – Этой побрякушки?

– Вся твоя жизнь ничтожнее этой, как ты выразился, побрякушки, – чуть ли не плюнул в лицо мальчишка.

– Ты мог забрать его и другим способом! И не строй из себя идиота. В твоей голове были десятки вариантов того, как раздобыть этот чёртов полумесяц! И ты доложил всё Кену не по причине отсутствия иных выходов, а просто потому что изначально планировал втянуть надёжного следователя в наши проблемы. Так поступают лишь двуличные ублюдки.

– Даже если так, то что с того? Знаешь, а ведь он даже понятия не имел, что ты работаешь на Киоши-сана четыре года. Думал, что его драгоценный парень связался с преступностью несколько месяцев назад, – нагло усмехнулся Танака. – Вот незадача. Видимо, ты был ещё большим двуличным ублюдком, чем я. Сердце Кена, очевидно, разбито вдребезги…

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – Аято хочет вырвать ему язык и запихнуть его обратно в глотку. – Ты лжёшь! Скажи, что ты лжёшь и ничего ему не говорил, – ярость сменяется почти страхом, но Хидэки был слишком увлечён издёвками, чтобы заметить это.

– Да хватит истерить, словно ты пострадаешь от моей выходки! Между прочим, из-за этого убить могут меня! Но такой риск был оправдан. Если твой бывший, действительно, великолепный следователь, то он вытащит нас из этой дыры! Мы окажемся на свободе, ты понимаешь?

– Это до тебя никак ничего не может дойти! Киоши-сан слишком опасен. Он давит сотрудников полиции, как мух. Что, если Кен где-то выдаст себя? Его же уничтожат!

– Значит, не такой уж он и профессионал, – раздражённо фыркает Танака. – Или же не очень-то и любил тебя. С чего ты вообще взял, что он возьмётся за это дело? А уж тем более ради твоего благополучия. Думаешь, после того, что ты натворил, ему ещё важно убили тебя или нет?

– Зато его жизнь важна для меня.

– Он может спасти всех наших ребят. Даже если его тело и отправится на свиноферму, то, знаешь, я не сильно буду жалеть. Ради счастья сотен, можно и пожертвовать одним. О, а представляешь, как будет круто, если именно тебе прикажут избавиться от трупа этого следователя! – с театральной наигранностью воскликнул мальчишка. – Ты вспомнишь все ваши ссоры, с дикой злостью проколешь ему лёгкие и утопишь в каком-нибудь водоёме.

Хидэки безумно хохочет, и Аято окончательно сносит крышу. Уже плевать, что перед ним несовершеннолетний. А удары по животу и груди наносятся слишком быстро. Костяшки правой ладони задевают кулон, и кожа раздирается до мяса. Кровь блондина точечными следами остаётся на лице и руках парнишки.

Такимура останавливается, отходя от Танаки, и тяжело дышит. Его ноздри раздуты, а глаза растеряны и одновременно пылают огнём. Хидэки сгибается пополам, отхаркивает сгусток крови, но вскоре приходит в норму и поднимает на Аято невозмутимый взгляд. Подросток оказывается гораздо более выносливым, чем можно было ожидать.

– Теперь ты доволен, а?! – с усмешкой спрашивает мальчишка, подтирая разбитую губу тыльной стороной ладони. – Успокоился? Выместил всю свою обиду на мне и теперь думаешь, что проблема рассосётся сама по себе? Но ведь дело не в том, что я втянул твоего бывшего парня в этот ад, и не в том, что ему грозит опасность. Ты просто до сих пор смириться не можешь, что он больше не твой. Прошёл почти год, а ты даже ни с кем не спал. Неужели тебе настолько принципиально, чтобы партнёр был похож на Кена? Или ты хочешь сказать, что всё ещё любишь его? – хмыкнул Хидэки, уж точно не ожидая, что Аято поднимет на него красные от накопившихся слёз глаза. – Серьёзно? – шокировано улыбаясь, восклицает мальчишка. – Ты поэтому ведёшь себя, как последний мудак? Потому что любишь его? И поэтому связался с продажей наркотиков, разбил нос Киоши-сану, а сейчас чуть ли не выбил из меня селезёнку? Да ты в упор настоящей причины своих проблем не видишь. Никто, кроме тебя, в паршивости твоей жизни не виноват, – непривычно серьёзно говорит Танака, и блондину становится жутко, ведь тот, чёрт возьми, прав. – Но если дело в тебе, то и расхлёбывать это должен ты сам. В конце концов, что мешает взять в руки Вальтер и выстрелить в босса прямо с порога? Да, ты заведомо труп. Но тогда твой любимый следователь может остаться в живых. В худшем случае, вы воссоединитесь в мире ином. Ах да, вам же по разным адресам, – указав одной ладонью вверх, а другой вниз, съязвил парнишка.

– Уходи, – только и выдавил из себя Такимура. – Пошёл вон отсюда, – угрожающе процедил он, и младший, будто специально поджидая до этого момента, вышел за дверь.

А блондин на шатающихся ногах подошёл к кровати, присаживаясь на край и пряча лицо в ладонях. Хидэки, сам того не понимая, заставил Аято переосмыслить несколько последних лет своей жизни. Да, парень ощутил себя трусом и идиотом, каких ещё поискать надо. Но боялся ли он убить Киоши-сана? Нет. Страшно ли было ему умереть самому? Тоже нет. Представляя то, как его веки закрываются навсегда, Такимура не чувствовал ни дрожи в коленках, ни холода по спине, ни покалывания в районе диафрагмы. Он совершенно не был напуган смертью. Даже в некоторой степени её ожидал. Но только две вещи хлипко держали его на плаву. Первая – это возможность хотя бы издалека оберегать Кена. А вторая являлась именно той, по причине которой предводитель Danaus всё ещё жив. Только ему была известна вся история семьи Аято. Эцуко знала меньше, чем брат. А вот Киоши-сан владел той информацией, которая непременно бы успокоила парня. Всю свою жизнь он рос, не зная, кем являлись его отец и мать. Они сохранились в памяти размытыми силуэтами. И эта неизвестность кирпичной стеной стояла перед ответом на вопрос, кто он такой.

В череде беспокойных мыслей Такимура не заметил, как погрузился в сон. Очнулся он в совершенно неудобной, скрюченной позе. Колени были поджаты к груди, а на костяшках пальцев засохла кровь. На полу валялся разбитый плеер, который Аято швырнул в порыве ссоры с Хидэки. Те выводы, к которым он пришёл после слов мальчишки, сильно пугали его и в некоторой степени настораживали. Киоши-сан намерено скрывает всё, что ему известно о семье Такимуры. И абсолютно очевидно, что неспроста. Нужно было срочно решать, что с этим делать и как поступить. А единственным человеком, с которым можно поделиться своими переживаниями, была Джесс. Аято на ходу сменил очередную чёрную футболку, накинул кожаную куртку и выскочил в коридор.

***

По дороге Такимура вспомнил, как грубо обошёлся с Хидэки, и ощутил нехилый стыд и вину. Да, мальчишка поступил необдуманно и эгоистично, но он ещё оставался ребёнком. А блондин разукрасил его лицо и неслабо помял. Проходя мимо комнаты Танаки, Аято заметил, что дверь была приоткрыта. Недолго думая, он аккуратно постучался и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь. В спальне подростка царил настоящий бардак. Вещи раскиданы по полу. Кровать не заправлена. Все полочки шифоньера и тумбочки выдвинуты. А на деревянной табуретке валяется тот самый кулон.

“Видимо, придётся извиниться в другой раз” – сморщившись от неприятного запаха потной одежды, Такимура вышел за дверь.

Эцуко он нашёл в актовом зале. Она сидела напротив блестящего фортепиано и усиленно протирала чёрно-белые клавиши сухой бардовой тряпкой. Услышав быстрые шаги за спиной, девушка обернулась и, улыбнувшись брату, кивков подозвала его к себе. Как только Аято положил ладонь на рояль, ему по пальцам сразу же прилетела зелёная оборванная ткань.

– Вместо того чтобы пачкать, лучше помоги, – угрожающе пробубнила Джесс.

– Я уж было подумал, что ты начала играть, – Такимура присел на корточки и, усмехнувшись, начал протирать ножки инструмента.

– В следующей жизни, – весело фыркнула Эцуко. – Не помню, кто из наших родителей увлекался музыкой, но этот талант достался только тебе.

– Мама, – тут же ответил Аято, поднимая взгляд на сестру. – Мама постоянно играла на фортепиано.

Джесс молча кивнула, вновь возвращаясь к протирке клавиш. А Такимура на секунду задумался и, раз уж разговор сам зашёл в это русло, решил долго не томить, полушёпотом задавая вопрос.

– Тебе вообще ничего о них неизвестно?

– Я в детстве спрашивала у отца, кто мои биологические родители, – не отвлекаясь от уборки, ответила девушка. – Он рассказал мне, что мама родилась в США, а папа работал вместе с ним, но задолжал кому-то огромные деньги. Из-за этого на нашу семью произошло покушение. Киоши-сан успел спасти меня, а затем принял к себе, как родную дочь, – только глухой не расслышал бы трепета в её голосе, но Аято от такого слащавого тона чуть не стошнило. – Он ещё поделился со мной своими воспоминаниями, связанными с Арэто. Рассказывал, как они выходили на задания, напивались в барах, играли в бильярд…

– И это всё, что он знает о наших родителях? – удручённо и вместе с тем недоверчиво вопросил парень. – Я уверен, что босс многое умалчивает от нас.

– С чего ты решил? – мгновенно насупившись, перебила его Джесс.

Такимура пожал плечами, вставая в полный рост и откладывая зелёную тряпку в сторону.

– Просто чувствую. Киоши-сан как-то говорил мне, что Арэто был его близким другом. Да и сама посуди, он бы никогда не спас ребёнка совершенно чужого человека. А тут босс даже взял тебя под свою опеку. Уверен, он знаком с нашей семьёй гораздо лучше, чем кажется.

– Но зачем умалчивать эту информацию от нас?

– Очевидно, он скрывает свои скелеты в шкафу. А на деле не такой уж Киоши-сан и друг Арэто. Возможно, он даже был причастен к тому, что произошло в тот вечер, когда наших родителей не стало…

– Что за чушь! – вспылив, откинула тряпку в сторону девушка. – Тогда бы он не пытался спасти нас.

– Я думал об этом, – нарочито спокойно и невозмутимо продолжил Такимура, – и пришёл к выводу, что вся его показушная забота является частью какого-то плана. Понимаю, ты росла рядом с ним и отказываешься видеть в Киоши-сане монстра.

– Нет, не понимаешь. В том то и дело, что он воспитал меня, – резко подорвалась с места Эцуко. – Каждый раз, когда у меня были проблемы, он помогал мне, в буквальном смысле рвал и метал ради того, чтобы я чувствовала себя в безопасности. А один раз он чуть не погиб, – прочитав заинтересованность брата, она решила пояснить. – Мне только исполнилось семнадцать, и я случайно подслушала, что какой-то мужчина по имени Шота обманул Киоши-сана на деньги. Нужно было срочно пригрозить ему. Конечно, я сразу же вызвалась, но отец запретил мне приступать к этому делу, считая, что оно слишком опасное. Но мне тогда, честно говоря, было всё равно на его предостережения. И ночью я тайком раздобыла адрес Шоты и пробралась к нему в дом. Вначале всё было нормально: приставив пушку к его виску, я начала требовать возврата тех денег. Но в какой-то момент отвлеклась, а он, воспользовавшись моей заминкой, достал баллончик с ядом и распылил его по всей комнате. Я с испугу выстрелила в него и тут же задержала дыханье. Дверь в комнату захлопнулась, а окно находилось на втором этаже. Я оказалась в ловушке. Всё ещё не дыша, набрала сообщение Киоши-сану. А потом перевязала себе лицо первой попавшейся тканью и потеряла сознание. Босс за считанные минуты добрался до этого дома, самостоятельно выбил дверь, без маски или противогаза. Он мог умереть от нескольких вдохов, но рискнул своей жизнью, чтобы вытащить меня. И это не единственный случай. Так что можешь убеждать меня в чём угодно, но отец любит меня.

– А что насчёт остальных? – насмешливо бросил Такимура, словно услышанная история совершенно его не поразила. – Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что творит этот человек? Он убивает людей, ломает судьбы. И всё ради укрепления своей власти. Я лишился любви всей своей жизни из-за него!

– И теперь, как ребёнок, держишь обиду, всеми силами стараясь сделать из моего отца чудовище.

– Он не твой отец! – окончательно сорвался Аято. – Наш отец Такимура Арэто, а не Киоши-сан. Да, он воспитал тебя, во многом помог. Но вдруг это всё лишь хорошая игра? И когда-нибудь мы пострадаем в несколько раз сильнее, чем наши родители.

– Я ничего не утверждаю, – уже в более спокойном тоне ответила девушка. – Всё может быть. Но до тех пор твои слова – обычные домыслы, не стоящие и доли моего внимания. Как бы сильно не обидел тебя Киоши-сан, я ему доверяю.

Блондин усмехнулся. Впрочем, он и не ожидал, что его сестра отреагирует как-то иначе. Но эта запальчивость уж слишком удивляла парня. Эцуко была так категорична в своём выборе. Кто бы мог подумать, что такая холодная девушка настолько наивно и искренне верит абсолютно чужому мужчине.

– Доверие очень шаткая штука, – вспоминая свой горький опыт, прошептал Аято. – Вначале безоговорочное и полное, а потом, благодаря лжи, оно начинает трескаться. В один момент я заставлю тебя поменять мнение на его счёт. А пока будь осторожнее, сестрёнка. Это всё о чём я тебя попрошу.

После разговора с Эцуко на душе у Такимуры остался неприятный осадок. Он безумно желал вывести Киоши-сана на чистую воду, но вместе с тем понимал, что делать это ему придётся одному. Снова проходя мимо комнаты Хидэки, Аято решил заглянуть туда. Ничего не изменилось. Одежда мальчишки до сих пор валялась на полу, а золотой кулон одиноко поблёскивал на табурете. Только сейчас, присмотревшись, парень заметил, что металл украшения был немного покоцан. В надежде, что это не он повредил полумесяц, блондин покинул комнату, на этот раз плотно закрыв за собой дверь.

15.Карты раскрыты

Вечер воскресенья. Не самое подходящее время для отдыха в ночных клубах и барах. Но «Аврора» привык принимать посетителей круглосуточно. Подавляющее большинство из них – члены преступной группировки. А некоторые – совершенно обычные люди, попросту пристрастившиеся к местному алкоголю (секретный ингредиент которого щепотка психотропных веществ). Однако все они заядлые любители этого бара, уже давно имеющие свой столик, своего официанта и личную венерическую болячку от горячих эскортниц. Новые лица встречаются тут не часто.

Но сегодня в двери «Авроры» входит совершенно незнакомая фигура. Лакированные туфли, зауженные брюки, выделяющие упругие бёдра, накаченные руки, мускулистая грудь, скрывающаяся за пепельной водолазкой. На плечи накинут элегантный пиджак. Серебряные часы, привлекательно поблёскивающие на запястье, идеально сочетаются с тонкой цепочкой на шее. В этот раз Кен полностью доволен своим вкусом. Как только он приближается к барной стойке, на него обращается, по меньшей мере, десятка два заинтересованных взглядов. Но Судзуки не подаёт вида и невозмутимо заказывает себе бутылку полусухого вина. Просит принести к столику, а сам глазами подыскивает свободное место. В итоге, шатен решает расположиться в самом центре, недалеко от лестницы. Отсюда заметна каждая точка первого этажа. Присаживаясь за выбранный столик, Кен берёт в руки телефон и с актёрским мастерством делает вид, что переписывается с кем-то важным. На деле же, он листает свои заметки.

Вся эта неделя была потрачена на усиленные поиски того самого заведения, про которое говорил красноволосый мальчишка. Судзуки посетил уже несколько десятков баров и примерно столько же ночных клубов. Но не один из них не привлёк никакого внимания. Обычная музыка, приглушённое освещение, ничем не примечательные посетители. И так везде. «Аврора» заинтересовала с первой минуты нахождения здесь. Причём Кен не может даже точно сказать, что именно настораживает его в этом баре. Тут скорее дело в интуиции. Уж слишком взволнованно встретили его здесь, слишком внимательно обглодали взглядами, слишком обходительно повели себя с ним. Как только шатен занял свой столик, он ненароком заметил, что какая-то пара, сидящая рядом, довольно-таки резко поднялась и ушла к барной стойке. Складывалось ощущение, что его тут побаиваются. А значит, эти люди узнали в нём следователя. Но кто в здравом уме будет остерегаться сотрудника полиции? Лишь те, для кого он потенциально опасен.

Прошло примерно двадцать минут, прежде чем Судзуки заметил первую татуировку бабочки. Чёрные крылья проглядывались сквозь полупрозрачную ткань блузки девушки, которая одиноко попивала коктейли за столиком возле окна. Но единственный человек, а уж тем более посетитель, не давал повода делать хоть какие-то выводы. Для того чтобы убедиться к причастности этого бара к Danaus, необходимо было найти заклеймованного работника. Кто угодно может шататься по клубам. Но какой толк работать в нём, если ты получаешь деньги с преступной деятельности? Это выгодно лишь в том случае, если само заведение напрямую связано с ней.

“Тогда, если человек захочет отказаться от работы в группировке, его заставят выполнять менее опасные дела. Скажем, из наёмного убийцы в обычного бармена. Так, он практически ничем не рискует, но продолжает служить своему боссу. Умно” – Кен просчитывал ходы Киоши-сана, словно являлся его двойником. Но даже так он представить себе не мог, как близко находится к истине.

Вдруг внимание Судзуки привлёк один официант. Мужчина, лет тридцати пяти. Обычно в таком возрасте люди выбирают более престижные профессии. Это подтверждало теорию шатена о том, что работники «Авроры» являются заложниками своей жизни. Проходя мимо Кена, официант засветил своим бейджиком. Куроки Макото. Он тяжёлой походкой нёс два коктейля для парней за соседним столиком. Если бы Судзуки умышленно не наблюдал за каждым его движением, то не заметил бы, как мужчина быстро достал белый пакетик из заднего кармана брюк и добавил по щепотке в бокалы. Один из парней весело подмигнул официанту. Куроки Макото уже собрался вернуться к барной стойке, когда Кен моментально сориентировался, буквально, подскакивая с места и держа в руке полный бокал вина. Не ожидавший такого порыва официант врезался в Судзуки, а шатен, якобы случайно, пролил на него красный напиток.

– Ох, прошу прощения, – тут же начал извиняться Кен, испуганно беря салфетку со стола и начиная вытирать пятно, но, как и ожидалось, лишь сильнее растёр его. – Извините, пожалуйста, я должен был быть внимательнее.

За свою игру Судзуки мог получить Оскар.

– Ничего страшного, – отмахнулся сбитый с толку Куроки. – Всё нормально, это моя вина, – ответ настоящего работника сферы услуг.

Ещё раз извинившись перед официантом, Кен присел обратно за столик. Дождавшись, пока мужчина отойдёт к барной стойке, чтобы вернуть поднос, шатен сделал вид, будто запачкал вином свои брюки, после чего незамедлительно направился в туалет. Уже там Судзуки скрылся в одной из кабинок, наблюдая за происходящим возле раковин сквозь маленькую щель. Куроки Макото, как и предугадывал молодой следователь, зашёл в туалет через пару минут. Стянув с себя рубашку, он начал усердно отмывать розовые пятна на груди и рукавах. Прищурившись, Кен заметил, что пакетик с белым порошком всё ещё находился в заднем кармане брюк мужчины. Дождавшись, когда в уборной останутся лишь они вдвоём, Судзуки спустил воду и вышел из кабинки.

Как только парень начал мыть руки, официант сразу же стушевался, через зеркало посмотрел на него, а затем натянул всё ещё испачканную рубашку. Он уже чуть было не выскочил в коридор, когда в его запястье вцепилась крепкая ладонь.

– Следователь Судзуки, – свободной рукой Кен вытащил удостоверение. – Позвольте обыскать вас на наличие наркотических средств.

– Что?! – ошарашенно воскликнул мужчина. – У меня ничего нет! С чего вы это взяли? Вы преследовали меня?

– Не пришлось, – лаконично ответил шатен, вновь возвращаясь к причине задержания. – Мне необходимо проверить ваши карманы.

– Зачем? Вы не имеете права безосновательно обыскивать меня.

– Ну почему же безосновательно, – та хладнокровность, с которой говорил Судзуки, могла заставить вздрогнуть любого. – Я лично видел, как вы подсыпали белый порошок в коктейли посетителей.

– Это был усилитель вкуса! – побледневший официант начал медленно пятиться назад, пока не упёрся в стену.

– Раз так, то вам нечего боятся, верно? – руки Кена уже потянулись в одежде мужчины, но тот резко одёрнулся.

– Я против этого! – слишком громко воскликнул он.

– В таком случае обыск будет происходить на территории полицейского участка…

– Что здесь происходит?! – внезапно, в уборную ворвался Тетсуя.

Встретившись с удостоверением Кена, он мгновенно изменился в лице, прикрывая за собой дверь и делая несколько шагов в сторону.

– Следователь Судзуки, с какой целью вы задержали нашего официанта?

– Он подсыпал наркотики посетителям, – сказав это, Кен мельком уловил укоризненный взгляд, который бросил Ёсида на Куроки.

– Давайте пройдём в более подходящую обстановку и обсудим всё там, – Тетсуя усиленно пытался сгладить ситуацию, но шатен пропустил его слова мимо ушей.

Как только Ёсида вскочил в туалет, первое, на что обратил внимание молодой следователь, это едко-жёлтые волосы, в корнях которых проглядывался то ли зелёный, то ли синеватый оттенок. Но сейчас Судзуки заметил, что Тетсуя немного прихрамывает на левую ногу. Кен мгновенно нахмурился, словно сделал в голове несколько пометок, а затем ещё раз обвёл взглядомпарней перед ним и, тихо прокашлявшись, заявил:

– В этом нет необходимости. Вы оба должны немедленно пройти вместе со мной в участок.

***

Несмотря на поздний час обстановка в комнате для допроса постепенно накаливалась. Напротив следователя Судзуки вальяжно расположился Ёсида. Парень устало поправил жёлтую чёлку и, театрально вздохнув, упал головой на стол.

– Тебе что-то известно об этом убийстве? – прозвучал холодный голос, а перед лицом Тетсуи появилось несколько фотографий изуродованной женщины.

Две недели. Ровно столько прошло с момента, когда в рыхлой земле леса откопали человеческие останки. Волосы и зубы выдраны, а 70% тела покрыты ожогами. После опознания выяснилось, что жертва – двадцатитрёхлетняя Катаяма Юри, дочь местного магната, Катаяма Мацудо. Мужчина подал в розыск месяц назад, а когда нашли труп, то сразу же потребовал немедленной поимки убийцы. Преступление создало хаос и волнения в обществе, а центральный полицейский участок, впервые за несколько лет столкнувшийся с таким серьёзным делом, день и ночь расследовал убийство и даже на 1% не приблизился к истине. Материалы, с которыми они работали, были ничтожно малы. Подозреваемых нет, а всё, на что можно опираться – это воспоминания Катаяма Мацудо.

По словам мужчины, в вечер исчезновения его дочь собиралась на костюмированную вечеринку. За ней пришли двое парней. Один был полностью облачён в ростовой костюм кота, а другой перевоплотился во всемирно известного Чарли Чаплина. Круглая шляпка, смокинг начала двадцатого века, разукрашенное лицо, наполовину скрытое чёрным шарфом и элегантная трость. Для пущей правдоподобности образа, незнакомец передвигался, то ли нелепо пританцовывая, то ли хромая. Но главным отличительным признаком этого парня были синие волосы, которые в первую же очередь бросались в глаза.

Судзуки выжидающе постукивал указательным пальцем по фотографии с места вскрытия, то и дело бросая взгляд на проглядывающиеся сине-зелёные корни волос Тетсуи.

– Повторяю вопрос, – уже грубо отрезал Кен. – Ты знаешь что-то об этом убийстве?

– Ммм, – наигранно протянул парень. – А я должен? Почему вы допрашиваете именно меня?

– В данный момент ты являешься главным подозреваемым по делу смерти Катаяма Юри.

Сначала Ёсида весело ухмыльнулся, несдержанно прыснув от смеха, после чего последовало странное и неуравновешенное хихиканье. Тетсуя давился от хохота, как нервно больной человек, пока следователь, нахмурившись, наблюдал за этим, совершенно не понимая, что сейчас происходит.

– Зверски убили ни в чём неповинного человека, а тебе смешно?! – слегка поднявшись над столом, прошипел Судзуки.

– Меня восторгает не произошедшее, а то, с каким рвением вы хотите переложить вину на меня, – всё ещё широко улыбаясь, отвечает Ёсида.

– Никто ещё не называет тебя убийцей, – спокойно и чеканно произносит Кен. – У меня есть основания для того, чтобы допросить тебя. Но вот в чём загвоздка…. В этой комнате два человека, и оба знают правду. Только один может сказать её вслух, а другой не осмеливается и всеми силами пытается запудрить собеседнику мозги.

– Я не трус, господин следователь, – с абсолютной невозмутимостью парирует Тетсуя. – Просто люблю играть. Но ещё больше – побеждать.

– Думаешь, ты выиграешь? – быстро уловив смысл, с нажимом задал вопрос Судзуки.

– А разве у вас есть доказательства, что это я? Или же камеры улиц всё засняли? А может, вы проверили видеорегистраторы каждого автомобиля, проезжающего по той улице в день убийства? Или вы лично видели меня, когда я разделывал беспомощное тело бедной женщины? А?! Что вы скажете на это, господин следователь? – Ёсида в доли секунды подорвался с места, резким движением руки смахивая все фотографии на пол.

Кен тут же вскочил на ноги, выставляя перед подозреваемым электрошокер и жестом приказывая сесть.

– Этими выходками ты себе не помогаешь, поэтому советую успокоиться раньше, чем мне придётся применить грубую силу, – угрожающе заявляет Судзуки, а Тетсуя усмехается и приближает своё довольное лицо к электрошокеру. – Если ты не хочешь, чтобы тебя задержали, зачем тогда провоцируешь меня? Чего добиваешься? Это всё из-за твоей жажды азарта?

– Я себя по-настоящему живым чувствую, только когда почти умираю, – коснувшись щекой ладони следователя, хрипло ответил Ёсида.

Кен сверлит его растерянным взглядом, то ли боясь, то ли не зная, что говорить.

– Вы, наверное, считаете меня чокнутым, – продолжает Тетсуя, уже присаживаясь обратно за стол. – Это нормально. Хоть я и не сумасшедший. Просто частенько попадал в неприятности и всегда по счастливой случайности выбирался из них. А после вошёл во вкус. Не подумайте, я не подвергаю себя опасности ради адреналина. Всего-навсего проверяю свои лимиты.

– А ты не боишься, что однажды потерпишь поражение? – тоже успокоившись, спрятал электрошокер Судзуки.

– Нет, – спокойно фыркает Ёсида. – Все мы когда-нибудь умрём. Так какой смысл бояться неизбежного? Я могу подавиться мармеладкой, захлебнуться в бассейне или же сгнить в тюремной камере. В любом случае, планета не пошатнётся от чьей-то смерти. Миру плевать! – артистично взмахнул руками он.

– Тогда для чего вся эта показушность? Хочешь покончить с собой как-то по-особенному?

– Ну конечно. Если и умирать, то где-нибудь на вершине Эвереста. Со всей красотой и пафосом. Смерть должна быть запоминающейся. В отличие от ничем не примечательной жизни, – заметив напряжённость следователя, парень расслабленно вытянул руки на столе и тихо, почти что шёпотом спросил. – А вы? Как бы вам хотелось умереть?

Судзуки глубоко вдыхает и крепко сжимает кулаки. Поднимая свой непробиваемый ледяной взгляд на Тетсую, он чеканно произносит:

– Не знаю, но до тех пор хочу быть полностью уверенным в том, что неповинные люди перестанут страдать от таких, как ты.

Ёсида фыркает и на пару секунд прикрывает глаза. А молодой следователь показательно кашляет в кулак и продолжает допрос.

– Задам тебе ещё один вопрос. На этот раз последний, но не менее важный. Я бы даже сказал основной, – Тетсуя слегка наклоняется вперёд, давая понять, что заинтересован в том, что сейчас скажет Судзуки. – У тебя есть или были какие-то рисунки на теле?

– Вы имеете в виду татуировки? – хмурит брови парень. – Возможно, -уклончиво отвечает он.

– Да или нет? – требует конкретной информации Кен.

– Да.

– Сколько?

– Одна.

– Ты можешь её показать?

Ёсида мгновенно напрягается, прижимаясь к спинке стула и убирая руки со стола.

– Зачем вам это?

– Для следствия, – лаконично произносит следователь. – У тебя ведь татуировка красного дракона? – на ходу сочиняет Судзуки, и Тетсуя сразу же выдыхает.

– Вы ошибаетесь, никаких драконов на мне нет, – радостно встаёт с места парень и приподнимает край своей белой футболки.

На правом боку чуть ниже пупка находится чёрный рисунок бабочки. Мысленно улыбаясь, Кен делает пометку в блокноте и, специально подстроив разочарованный тон, говорит:

– Понятно. Интересная татуировка. Никогда такую не видел.

– Да вроде обычная бабочка, – пожимает плечами Ёсида и уже собирается сесть обратно, когда его останавливает Судзуки.

– Не нужно. Вы свободны, – следователь поднимается из-за стола и, стараясь не становиться к подозреваемому спиной, подходит к двери.

– Я могу идти? – широко и самодовольно лыбится Тетсуя.

– Подождите офицера Такахаси в коридоре, – Кен раскрывает дверь и в комнату для допроса заглядывает озадаченный комиссар Маэда.

Ёсида поправляет жёлтую чёлку и, нагло подмигнув полицейским, выходит в коридор. Комиссар вскидывает бровями, вопросительно кивая в сторону разбросанных по полу фотографий. Следователь Судзуки игнорирует его вопрос и слегка выглядывает в дверной проём, после чего наклоняется к уху мужчины, полушёпотом говоря:

– Задержите этого парня. Он причастен к убийству Катаяма Юри. Не знаю, какую именно роль он сыграл в её смерти, но отпускать Ёсиду Тетсую нельзя ни в коем случае.

***

Из участка Кен вышел за полночь. Холодный зимний ветер обжигал щёки, а вокруг стояла такая тишина, что можно было отчётливо услышать каждый свой шаг. На улице ни души, один чёрный кот размытым пятном промелькнул у скамьи и запрыгнул в кусты. Сверившись со временем на телефоне, шатен уже рванул к остановке, когда на его плечо легла тяжёлая ладонь. Резко обернувшись, он увидел перед собой комиссара Маэда.

– Следователь Судзуки, вы не против пройтись вместе? – Кен удивлённо кивнул.

Они шли на одном уровне друг с другом, нога в ногу, только одного настораживало молчание, а второй усердно пытался сформулировать начало их разговора. В конце концов, прокашлявшись, комиссар неожиданно остановился и задал вопрос:

– Что за расследование вы ведёте? И почему не поставили никого в известность?

Шатена застали врасплох. Он ошарашено обернулся на мужчину и, не зная, что ответить, кратко сказал:

– Я хотел убедиться в степени серьёзности этого дела, чтобы не беспокоить вас впустую, – отрицать что-либо смысла уже не было, а потому Кен решил остаться честным.

– И насколько оно серьёзно? – тут же заинтересовался комиссар Маэда.

– Ещё не уверен, но, кажется, слишком, чтобы расследовать его в одиночку.

Тем временем они возобновили свой шаг, через пару минут достигая остановки. Будучи сильно озабоченным тем, что услышал, комиссар допытывал у Судзуки абсолютно каждую деталь. Но молодой следователь увиливал от ответов, полагая, что владеет недостаточными данными для того, чтобы впутывать в это остальных. Однако мужчина напирал всё сильнее, и, когда вдалеке появился длинный автобус, Кен сдался, решая раскрыть загадочный Danaus раз и навсегда.

– Господин Маэда, я покажу вам это лично, но в таком случае нужно поехать ко мне домой, – объяснился шатен, а комиссар и не был против.

Перешагивая порог квартиры, мужчина не ожидал встретиться с таким бардаком. Повсюду лежали стопки бумаг, маленькая урна свалилась от количества смятых листков, подключённый к сети ноутбук стоял на полу возле дивана, а на кофейном столике находились две развёрнутые карты префектуры. В углу комнаты была небольшая маркерная доска. На неё магнитами прилеплены фотографии некоторых преступников, чьи имена стояли на слуху последние пару лет. Комиссару потребовалось около десяти секунд, чтобы понять, что все они были либо задержаны, либо подозреваемы в убийстве. Подойдя ближе к доске, Кен начал говорить.

– Всё началось с того парнишки, который забыл кошелёк. Кажется, он представился под фамилией Тору, но его зовут иначе. Настоящее имя подросток так и не раскрыл. Так вот, он и рассказал мне о некой преступной группировке, орудующей в нашем городе…

– Что за чушь, – не удержался комиссар Маэда, – Судзуки, я доверяю вам и уверен, что вы прекрасный следователь, но группировка? Вы это серьёзно? Дети часто придумывают всё, что только взбредёт в голову. Да и наши сотрудники довольно хороши, чтобы упустить сотни преступников из одной банды…

– Прошу, вначале дослушайте. Я понимаю, что это звучит, как фантастика, но поверьте, у меня есть весомые основания верить словам того мальчишки, – мужчина молча кивнул, позволяя Кену продолжить. – Вся эта организация имеет название – Danaus. В переводе Данаида Монарх. Собственно, бабочка и является их отличительной чертой. Каждый участник имеет данную татуировку, – шатен показывает комиссару рисунок. – Я без понятия, что он означает, но посудите сами. На этой доске десять фотографий преступников. Четверо из них осуждены за убийство, шесть остальных являлись подозреваемыми, но в итоге были оправданы. А теперь самое интересное, именно у этих шести есть татуировка бабочки, все абсолютно идентичные друг другу. И лишь один осуждённый также обладает этим клеймом. Канеки Хиро. Напомните его историю, комиссар?

– Канеки Хиро был осуждён полгода назад. На протяжении всего заключения угрожал сотрудникам полиции и охранникам расправой, постоянно бредил о том, что его спасёт некое божество. Говорил про какую-то веру и преданность. Два месяца назад покончил с собой прямо в камере, – на одном дыханье произнёс мужчина.

– Именно, – невозмутимо парировал Кен. – А какова будет ваша реакция, если я скажу, что все его слова не являлись бредом сумасшедшего? Канеки искренне верил в то, что группировка спасёт его. Точно так же, как она вытащила других своих участников, подкупила прокуроров, наняла первоклассных адвокатов и способствовала оправданию в суде. Но дело Хиро оказалось слишком очевидным, все улики указывали на него, и понятно, что тратить на его освобождение деньги и силы было бы бесполезно. Божество, на которое так рьяно надеялся несчастный Канеки – это не кто иной, как предводитель Danaus. Личность мне пока вычислить не удалось, но, судя по собранным данным, человек он очень опасный и непредсказуемый. Во всяком случае, создать и управлять такой масштабной преступной организацией может не каждый.

– Вполне вероятно, что этот Danaus очередной проект Якудзы…

– Исключено, комиссар, – с полнейшей серьёзностью отрезал Судзуки. – Данаида Монарх является самостоятельной группировкой, ни от кого не зависящей. Это подтверждает тот факт, что её предводитель безумно жадный человек, готовый на всё, ради власти. И находиться под крылом Якудзы для него совершенно не выгодно. Место распространения его влияния ограничивается этой префектурой. А в одном городе двум правителям с одинаковыми полномочиями не ужиться.

С каждым новым предложением, сказанным шатеном, комиссар Маэда всё больше и больше принимал задумчивый вид. Морщины на его лбу стали гораздо выразительнее, глаза то тускнели от ужаса, то загорались от шока, а ладонь, всё это время находившаяся в кармане, сейчас упиралась в подлокотник дивана. Мужчина настолько не хотел верить в действительность происходящего, что собственные ноги подкашивались и не ощущали под собой пола. Сдавленно проглотив скопившийся от продолжительного молчания комок в горле, комиссар задал вопрос.

– Кстати об этом, известно что-нибудь о координатах их местонахождения? Должны же они где-то собираться, получать деньги за свою работу…. В конце концов, там может жить и глава группировки.

Кен посмотрел на него с такой улыбкой, словно только и ждал, когда разговор зайдёт в это русло. Мерными шагами парень подошёл к кофейному столику, обращая внимания господина Маэда на карты.

– Чёрным маркером обозначены все развлекательные заведения, которые могут находиться под его руководством.

– Даже так? – поражённо усмехнулся комиссар. – Думаешь, этот неизвестный предводитель преступности покупает ночные клубы и торговые центры?

– Я в этом не сомневаюсь. И сегодня окончательно убедился в своих догадках, – шатен указал пальцем в середину одной из карт. – Бар «Аврора» является самой что ни на есть горячей точкой Данаиды Монарх. Проституция, торговля наркотиками – всё осуществляется там. Но главное отличие этого заведения от остальных, официально принадлежащих Danaus, это то, что работают там исключительно члены группировки…

– Те, кто не согласен на более опасные дела? – вслух высказал свою мысль господин Маэда.

– Абсолютно верно, комиссар. Куроки Макото, которого я задержал вечером, работает официантом в «Авроре» и вместе с коктейлями приносит посетителям психотропные вещества. А Ёсида Тетсуя официально к этому бару никак не причастен, однако вначале попытался выдать себя за управляющего. И у него также имеется татуировка бабочки…

– Именно поэтому вы подозреваете его в убийстве? – несдержанно перебил его мужчина, и Судзуки с твёрдой уверенностью кивнул. – В таком случае, дело приобретает опаснейший оборот. Необходимо немедленно вычислить их штаб.

– Доверьте это мне, комиссар, – тут же заявил Кен, беря в руки другую карту с множеством красных пометок. – Я отыскал все здания, в которых, по моему мнению, может находиться предводитель Данаиды Монарх. Одно из них заинтересовало меня больше всего. На окраине города уже около восьми лет ведётся постройка жилого комплекса. Неприемлемо огромный срок для нашей страны. Я уже решил, что хозяин забросил это дело, но нет, он планирует продолжить строительство, когда наладятся проблемы с финансированием. Согласитесь, все эти доводы даже звучат натянуто. Но это не главное. В пятистах метрах от этого комплекса находится небольшой парк, а прямо за ним стоит семиэтажное здание. С виду обычный многоквартирный дом, но это слишком неподходящий для него район. Ни школ, ни садиков, ни парковки, а самая ближайшая остановка находится аж по другую сторону парка. Хотя дорога совсем рядом. В интернете нельзя найти никакой информации, касаемо этого здания, ни имя владельца, ни возможности съёма квартиры. Знаю, в нашей профессии доверять только интуиции нельзя, но именно поэтому я и отправлюсь туда на днях. Они возомнили себя призраками из-за того, что ещё никто их не вычислял. Но что касается меня, то я приму этот вызов.

Комиссар Маэда уже в самом начале их знакомства увидел в Судзуки огромный потенциал. Но этот взгляд, которым он сейчас смотрел на молодого следователя, описывал всю его гордость и удовлетворение от выбора, совершённого несколько лет назад, когда Кен взялся за своё первое дело и выиграл его. А в настоящий момент на кону не только репутация, но и жизни многих людей. Нельзя утверждать, что комиссар полностью убедился в существовании некой преступной группировки, по своей силе не уступающей Якудза. Но господин Маэда доверял Судзуки. И поэтому не стал задавать больше никаких вопросов. Сфотографировал рисунок татуировки бабочки, переписал имена с маркерной доски и, попросив следователя держать его в курсе происходящего, к двум часам ночи ушёл домой.

***

Прошло уже две недели, как Хидэки упорно избегал Такимуру. Или же, если быть точнее, то не попадался на глаза вообще. Первое время Аято думал, что мальчишка на психах уехал из города, но все его вещи так и остались нетронуты. А золотой кулон, которым так сильно дорожит Танака, был брошен на табурет и свисал с него, как ненужная безделушка. Блондин каждый вечер заглядывал в комнату подростка и каждый раз обращал внимание на украшение. Оно неизменно свисало на цепочке вниз. В один момент Такимура не выдержал и запихнул полумесяц себе в карман. Всё-таки чистое золото, и странно, что на него ещё никто не позарился.

На пятнадцатый день отсутствия Хидэки, парень уже на полном серьёзе забил тревогу. Он сидел на лестничной клетке, вертя в руке драгоценный кулон и проводя пальцем по месту, где металл был покоцан. Неровность казалась достаточно заметной, чтобы не увидеть её в тот день, когда мальчишка впервые показал полумесяц Аято. Это означало лишь то, что поцарапали его либо в порыве ссоры, либо когда Танака ушёл к себе. Но не мог же подросток испортить вещь, которую так долго искал? И почему он сбежал, не забрав кулон вместе с собой? Куда вообще он пропал и по своей ли воле?

– Почему такой хмурый? – Такимура не сразу заметил, как к нему со спины подошла Эцуко.

Ничего не ответив сестре, парень продолжил разглядывать это злосчастное украшение.

– Понятно, – выразительно фыркнув, Джесс присела на ступеньку рядом с ним. – Что произошло? – она прекрасно знала, насколько впечатлительным и чувствительным был её брат, но также у Аято присутствовала ещё одна гадкая черта. Он первоклассно умел накручивать себя.

Устало прикрыв глаза, блондин тяжело вздохнул и развернулся лицом к Эцуко. Его ладонь то напряжённо сжимала, то разжимала кулон-полумесяц. Со стороны медлительность парня выглядела так, словно он боится начинать этот разговор.

– А ты в курсе, что Хидэки исчез? – вопрос был задан немного укоризненным тоном, словно в произошедшем виновата Джесс.

– Детдом что ли? – назвав подростка более привычной для неё кличкой, переспросила девушка. Аято кивнул. – Ну, я не видела его в последние дни…

– Танаки нет уже больше двух недель, – мрачно перебил её Аято. – Без понятия, вернётся он или нет. Жив ли он в принципе? Но я абсолютно точно не сомневаюсь в том, что к этому приложил руку твой отец.

– Так вот в чём дело! – мгновенно вспыхнула Эцуко. – Ты позвал меня сюда, чтобы обвинить Киоши-сана во всех смертных грехах! – от негодования и раздражения она вскочила на ноги. – Я ещё поняла бы тебя, если бы речь шла о каком-нибудь старике-магнате или же человеке из другой группировки. Но Хидэки?! Что можно взять с этого бедного мальчишки? Ни родственников, ни денег, ни стремления к власти. И в то же время он первоклассный мошенник и вор – не последние по важности качества. Да, согласна, отец способен на жестокое убийство. Но в случае с Детдомом у него просто нет причин избавляться от подростка.

– Танака рассказал Кену о Danaus.

Как только Аято произнёс это, он сразу же спрятал лицо в ладонях. А Джесс, ошарашенная услышанным, застыла на месте, как вкопанная, и широко раскрыла рот. Выждав секунд десять, словно проверяя достоверность слов брата, она присела обратно на ступеньку и аккуратно переспросила:

– Он рассказал что?

Подняв разбитый взгляд на Эцуко, Такимура горько усмехнулся и шёпотом заговорил.

– Ты ведь знаешь, что Кен работает следователем. Хидэки случайно попался ему за воровством в магазине. Они обменялись парой слов, а затем мальчишка увидел в его кармане вот это, – Аято протянул сестре украшение.

– Тот самый кулон, – в удивление оторопела Джесс. – Он искал его несколько лет.

– Верно, – тут же подхватил её брат. – И нашёл. Чёрт знает, как этот полумесяц оказался у моего бывшего парня. Но заметив его тогда, Хидэки больше не мог думать ни о чём другом. В общем, они встретились в участке, и взамен на кулон он рассказал всё Кену о нашей группировке. В частности о том, что здесь нахожусь я. И, по всей видимости, обо всём узнал Киоши-сан.

– Невероятно…, – девушка была настолько озадачена, что не могла подобрать ни одного нормального ответа, а потому она и решила накинуться на блондина с обидой. – И всё это время ты молчал?

– А был ли смысл говорить тебе об этом раньше? Что бы ты сделала? Начала заступаться за своего папочку? – слова Аято громом раздались над ухом сестры, которая уже хотела возразить, но быстро передумала, ведь укор брата совершенно оправдан. – Да и я надеялся на то, что исчезновение Хидэки – обычные подростковые замашки. Перебесится и вернётся. Но сейчас я уже просто потерял всякую надежду на то, что увижу его вновь.

Такимура никогда особо не проявлял привязанности к тому развязному парнишке. Но это совершенно не означало то, что блондин не будет по нему скучать. Он скучал. Даже сильнее, чем можно было ожидать. Но ещё хуже становилось от других наваждений.

– Тогда не понимаю, – словно прочитав мысли Аято, подала голос Эцуко, – Судзуки же твой бывший парень. Почему Киоши-сан тронул Хидэки, но не сказал и слова тебе?

Блондин усмехнулся так, будто ожидал, что его сестра задаст именно этот вопрос. И ответ на него был более чем очевиден.

– Я никак не причастен к этому. Кен сам потребовал у Танаки информацию о Danaus, а мальчишка слишком сильно хотел вернуть единственную памятную вещь о матери. Виноваты во всё лишь двое. И боюсь, что отвечать придётся тоже двоим.

Такимура на секунду запнулся, словно в горле застрял комок. А Джесс не могла позволить себе поторопить брата, когда его ладонь так крепко вжималась в деревянную ступень. Но только Аято собрался с мыслями и уже сделал глубокий вдох, чтобы продолжить говорить, как вдруг по всему зданию раздался оглушительный писк. Встроенные в стены лампочки замигали жёлтым. Босс вызывал к себе.

***

В конце каждой недели Киоши-сан проводил небольшие собрания, предназначенные для всех членов Danaus, живущих на территории этого здания. Цель и важность таких групповых встреч можно было определить изначально. Для этого лампочки загорались с разными цветами и частотой мигания. Зелёные означали, что к боссу должны подойти все те, кому необходимо получить заказы наркотических средств. Дилеры узнавали о новых клиентах, безопасных точках сбыта и обсуждали прочие рабочие вопросы. Красный свет показывал наивысшую степень неотложности и серьёзности собрания. Он горел редко, но стоило его проигнорировать – Киоши-сан лично придумывал наказание для такой халатности. Поэтому алого цвета боялись, как огня. По нему становилось ясно: либо среди нас кто-то чужой, либо всем угрожает опасность, либо группировку вычислили и необходимо срочно уезжать. Хорошие вести красные лампочки никогда не приносили. Но помимо двух основных был ещё один цвет, добавленный позже уже самим боссом. Жёлтый, предназначенный для специальных лекционных собраний. На них члены Danaus слушали какие-то важные новости, проговаривали хором правила группировки и в очередной раз подвергались пропаганде, так умело внушаемой Киоши-саном. С одной стороны такие встречи должны проходить регулярно, но босс и без того подчинял и держал в узде огромные массы. А жёлтый свет мигал лишь тогда, когда внутри Danaus происходил какой-то раскол. Никто не говорил об этом вслух, но каждый про себя прекрасно всё понимал. Как и сейчас, спускаясь по широкой лестнице на первый этаж, Аято с Эцуко взволнованно переглядывались. Неужели, на исчезновение Хидэки прольётся хоть немного ясности?

– Закон един для всех! Именно законы и их соблюдение привели Danaus к процветанию. Верховенство закона никто не смеет отрицать! Так было, есть и будет.

Киоши-сан властно расхаживал по сцене актового зала. Перед ним человек сто смиренно выстроились в несколько рядов и, прижав руки по швам, внимательно слушают предводителя. Тот говорит без микрофона, но, благодаря тишине и его резкому тембру, слышимость идеальная.

– Запомните, вы имеете лишь то, что можете отдать. Остальное имеет вас! И вы обязаны служить во имя всеобщей стабильности. Иначе в наш мир придёт хаос. И не надейтесь, что он не затронет вашу жизнь.

Аудитория, как по щелчку, энергично закивала. Только двое не поддались цепной реакции. Аято не мог перестать думать о том, что же всё-таки произошло с Хидэки. А Джесс, будучи слишком озабоченной словами брата, не могла поверить в то, что Судзуки теперь в курсе всех их дел. Но ещё больше она терзала себя тем, что не узнала об этом раньше. Такимура не хотел делиться с сестрой такой важной информацией лишь потому, что был уверен, что она не поддержит его. Какая же чушь! И как сильно бьет под дых. Но неужели парень и впрямь не считает Эцуко близким человеком? А вдруг всё сказанное им – правда, и девушка, действительно, в упор не видит дьявольского лика отца? Джесс стоит в гуще толпы и еле заметно пошатывается. Беспокойства и споры вытрепали её так, что она чувствует апатию и отвращение ко всему вокруг. Метаться меж двух огней – самое изнурительное, что может случиться с человеком. Но хуже, когда ты одинаково сильно любишь этих двоих и до ужаса боишься их потерять.

– Никто и никогда не смеет выносить информацию, тем или иным образом касающуюся группировки, за её стены! – громко парирует правила Киоши-сан, и толпа мгновенно скандирует их за ним.

– Никто и никогда не смеет выносить информацию, тем или иным образом касающуюся группировки, за её стены!

Аято опускает голову в пол и насмешливо ухмыляется. Кто бы сомневался, что после произошедшего с Танакой босс не сочтёт обязательным вбить своей армии безвольных роботов эту программу.

Эцуко просто молчит, огорчённо прикусив губу.

– Любая ложь карается самым жестоким способом!

Очередной возглас, за которым следуют послушные голоса десятков.

– Любая ложь карается самым жестоким способом!

Правила Danaus проговариваются ещё несколько раз, прежде чем Киоши-сан удовлетворённо оглядывает толпу и, выставив ладонь вперёд, приказывает всем разойтись. Многочисленные ряды рассасываются так же быстро, как и выстраивались в самом начале собрания. Спустя полторы минуты галдежа и активных продвижений в сторону выхода зал пустеет. Босс сверяется со временем на наручных часах и самодовольно улыбается. Он уложился ровно в тридцать минут.

Но стоит мужчине поднять свой взгляд, как вдруг он замечает среди кресел человека, оставшегося здесь наедине с ним. Джесс, не моргая, сверлит отца грозным взглядом и, видя замешательство на его лице, решает подняться на сцену.

– Что-то случилось, дорогая моя? Почему ты такая невесёлая? – Киоши-сан умеет великолепно перескакивать с роли диктатора в амплуа заботливого отца.

Но девушка кажется не просто расстроенной, она явно зла и обижена. Твердым шагом поднимаясь по маленьким порожкам, она напряжённо дышит и, запихнув руки в карманы, сжимает кулаки, но молчит. Однако стоит ей подойти, как она сразу же выпаливает эту обиду отцу.

– Что ты сделал с Хидэки?!

Киоши-сан в удивление раскрывает рот, но быстро меняется в лице и широко улыбается, противно скаля зубы.

– Ты говоришь о Танаке? Не думал, что вы были дружны, – невинно протягивает мужчина.

– Мы просто общались, – хмурится Джесс, не замечая, как следит за её эмоциями отец. – Но я не видела его две недели.

– Ему уже шестнадцать. Если бы парнишка остался в детдоме, то его бы вскоре заставили начать самостоятельную жизнь. Так что не стоит беспокоиться о нём, как о младенце, – с неким раздражением бросил босс.

– Он мёртв? – не выдержав, в лоб задала вопрос девушка.

– Ммм? – якобы не понимая, что имеет в виду дочь, переспросил Киоши-сан.

Но Джесс была слишком решительна, всегда требовала конкретных ответов и не давала возможности увильнуть от них.

– Да ладно, не строй из себя дурака. Что произошло с Хидэки? И почему ты не хочешь об этом говорить? Мне плевать на этого мальчишку, но я не могу поверить, что у тебя есть тайны от собственной дочери!

Манипуляция девушки сработала на ура, и предводитель Danaus сдался. Он сделал шаг вперёд, сократив между ними расстояние, и по-отечески положил ладонь на плечо Джесс.

– Танака предал верность группировки и обманул моё доверие. За что получил заслуженное наказание, – мужчина говорил медленно, чтобы каждое слово чётко прозвучало в голове дочки. – Если тебе это важно, то он не мёртв, но боюсь, увидеть его в скором времени не получится. Знаешь, иногда смерть является избеганием раскаянья. В данном случае, ему придётся долго работать, чтобы заслужить моё прощение.

Девушка то ли облегчённо, то ли стыдливо опустила взгляд в пол. Видя замешательство Джесс, Киоши-сан громко спросил:

– Думаешь, я поступил несправедливо?

В ответ она быстро замотала головой.

– Нет, нет, всё верно, пап. Так было необходимо, – услышав ответ, босс внутренне заликовал.

А Джесс, покидая актовый зал, наконец-таки свободно вздохнула. Она окончательно убедила себя в том, что её отец – человек правильный и честный. И Аято во многом ошибается на его счёт.

***

Но если бы всё было так просто, то Киоши-сан не стал бы выезжать в центр города в сопровождении трёх телохранителей, маскирующихся под обычных друзей качков. И если бы ему нечего было скрывать, то Аято не выслеживал бы его, прячась в суетной толпе прохожих.

Когда предводитель Danaus остановился возле перекрёстка, явно планируя перейти на противоположную сторону улицы, Такимуре пришлось встать за высокую женщину с розовой, уже давно вышедшей из моды, шляпкой. Дождавшись, когда Киоши-сан окажется на середине пешеходного перехода, блондин быстрым шагом направился точно за ним. Парень уже не сильно волновался потерять босса из виду – пункт его назначения всё равно был предельно ясен. В этом квартале находился бар «Аврора». Единственное место, куда без особой причины может заявиться предводитель преступной группировки.

Аято сам не мог с уверенностью объяснить, какой порыв двигал им, когда он решил проследить за Киоши-саном. После того собрания в актовом зале из головы парня никак не выходило ужасное предчувствие, словно со дня на день случится что-то непоправимое. Такимура всегда остерегался суеверий, но иногда предпочитал перестраховаться, ведь из ниоткуда страх появиться не может. Всё-таки слишком угрожающе босс вёл себя на собрании, а его высказывания казались настолько радикальными и пропагандистскими, что уши сжимались в трубочку. Ещё и этот внезапный поход в Аврору, а время только четыре часа дня.

“Может, у него запланирована рабочая встреча?” – предположил парень и оказался прав. Но даже так Аято и представить себе не мог, с кем должен увидеться босс и как именно окончится эта слежка.

А пока Киоши-сан не спеша подошёл к дверям бара. Такимура заметил, как мужчина задал вопрос охраннику и тот, кивнув, указал на кого-то внутри. Отсчитав тридцать секунд после того, как босс со своими телохранителями зашёл в «Аврору», Аято сорвался с места и, мимолётно поздоровавшись с охраной, ворвался в двери заведения. Как только он немного прошёл вперёд, спускаясь по маленьким порожкам и останавливаясь возле окна, блондин тут же начал осматривать помещение. Большинство барных стульев были свободны, лишь несколько девушек попивали коктейли из тонких и разноцветных трубочек. А вот столики оказались заняты все до единого. Поэтому разглядеть предводителя Danaus среди множества посетителей казалось практически невозможным. Такимура уже подумал, что мужчину следует искать на других этажах, когда, внезапно, его взгляд остановился на чёрной кожаной куртке.

“Это, определённо, Киоши-сан. Да, точно. За соседним столиком сидит один из его телохранителей”

Широкая и накаченная спина полностью прикрывала собеседника, из-за чего Аято пришлось отойти на несколько метров влево. Но стоило парню увидеть человека, сидящего рядом с боссом, как его лицо исказилось в ошарашенной гримасе. Он чудом удержался, чтобы не издать испуганный возглас.

Прямо сейчас Киоши-сан разговаривал с Судзуки Соичиро. Такимура в ужасе прикрыл рот и мгновенно отвернулся к окну, пытаясь переварить увиденное в голове. Это чья-то неудачная шутка? Дурной сон? Иначе, каким образом отец Кена связан с главарём преступной группировки? Теперь Аято ещё больше боялся попасться кому-то из них на глаза. Но вместе с тем его заинтересованность в происходящем лишь увеличилась. Он понятия не имел, что нужно делать, но на все сто был уверен, что упускать этих двоих из виду ни в коем случае нельзя.

Резко накинув на себя капюшон, Такимура подобрался к барной стойке и присел на самый первый стул. Подперев рукой подбородок, он мог краем глаза наблюдать за Соичиро и боссом. Первый был явно чем-то недоволен. Он то и дело стучал указательным пальцем по столу, будто требуя что-то у Киоши-сана.

– Какой напиток пьёшь сегодня? – бармен появился совершенно не вовремя.

– Бокал белого сухого, – даже не оборачиваясь на него, с ходу бросил блондин и продолжил наблюдать за тем столиком.

Внезапно, мужчины одновременно встали со своих мест. Аято на долю секунды подумал, что их встреча окончена, но те, вместо выхода, направились к лестнице на нижний этаж. Помещение, предназначенное только для членов группировки. Если босс собирается провести отца Кена туда, то между ними произошло, действительно, нечто очень серьёзное. Они начали спускаться вниз, и Такимура мгновенно подскочил с места. Кажется, его окликнул бармен, но парень лишь махнул на того рукой. Быстро пробежав по лестнице вниз, блондин резко остановился. Прямо по коридору стоял охранник, пропускающий членов Danaus в клуб. Но даже отсюда был слышен шум и музыка, ревущая за той дверью круглосуточно. Не самое подходящее место для деловых переговоров.

Справа от лестницы шёл другой более узкий коридорчик. Туда Аято никогда ещё не проходил. Майя как-то говорила, что в этой стороне находятся туалеты и склад алкоголя. Вроде бы верно. Там всего три двери, одна из которых, как показалось Такимуре, немного приоткрыта. Аккуратно подойдя к ней, парень прислонился лицом к щели и тут же разглядел силуэт Киоши-сана. Мужчина что-то раздражённо доказывал Соичиро. Но на это раз их диалог был слышен предельно чётко.

– Я уже отдал тебе всю обещанную сумму, – голос босса отдавал какой-то злобой. – Так в чём проблема?

– Я слишком многим поплатился из-за этой чёртовой сделки, – не менее грозно отвечал отец Кена.

– Ты меня в чём-то обвиняешь? Думаешь, я виноват в том, что твоя семья раскололась? Хочешь сказать, я каким-то образом причастен к смерти Асами? Или это ты по моему совету таскал домой молоденьких любовниц? Поднимал руку на домочадцев лишь потому, что я велел вести себя так. Ах да, наверное, это из-за меня твой сын прыгнул в койку к Такимуре. А потом ты по моему настоянию выкинул их из дома. Какой чёрт тебя заставил поступить так с парнями? Кого в современном мире волнует чья-то ориентация?!

– Да плевать я хотел на то, что Кен гей! – слишком громко выпалил Соичиро, и Аято испуганно вздрогнул. – Но связать свою жизнь с этим оборванцем Арэто? Ни за что! Да и по договору я должен был выставить его за порог в восемнадцать. Так что, считай, просто нашёл подходящий случай.

– Ты очень критично относишься к нему, – несогласно фыркнул Киоши-сан. – Такимура неплохой парень.

– Что с него взять? Он не создан для нормальной жизни. А после пережитого им в детстве, я вообще сомневаюсь в стабильности его психики. Да и тебе легко говорить, сам взял к себе девочку, воспитал её, как тебе надо и радуешься.

– Ты прекрасно знаешь, что я не мог забрать сразу двоих! Аято был необходим мне именно взрослым, – судя по его тону, босс вот-вот готов был выйти из себя. – В общем, я устал слушать твоё нытьё. Говори, что тебе нужно и разойдёмся.

Соичиро на несколько секунд замялся, и Такимуре показалось, словно он чем-то шелестит.

– Тех денег, – наконец-таки заговорил он, – которые ты мне дал, хватит максимум на год. А сынка Арэто я растил больше десяти лет!

– Так вот оно что, – с заметной иронией усмехнулся Киоши-сан. – Всё дело в деньгах. Кто бы сомневался, что у Судзуки Соичиро могут быть иные желания. А ты оказался ещё более жадным ублюдком, чем я предполагал. Но если настаиваешь, то хорошо. Я перечислю тебе ещё миллион, – босс на мгновение примолк. – Только пожелаю тебе одну вещь. Не подавись.

– Уж не тебе об этом зарекаться.

Последнюю фразу Соичиро Аято уже не услышал. От всего, что он узнал, голова пошла кругом, и парень на шатающихся ногах забежал в туалет. Его вырвало почти сразу же, как только он закрылся в кабинке. Дымка перед глазами мешала встать, и блондину пришлось просидеть на вонючем и грязном кафеле ещё пару минут. Из коридора раздались чьи-то шаги. Алкогольный склад, очевидно, опустел.

“Так значит, моя чудом спасённая жизнь являлась частицей какого-то плана? Интересно, сколько же золотых гор пообещал Киоши-сан этому ненасытному уроду? Есть только один способ узнать правду. Надеюсь, возле дома Соичиро всё ещё растёт та огромная сакура”

***

Стрелка настенных часов перевалила за девять. На улице уже порядочно стемнело, и пора бы включить свет в гостиной, но Аято решил не рисковать. Если отец Кена сразу же поймёт, что к нему кто-то пробрался, он вызовет полицию, даже не заходя внутрь. А потому парню следует немного притаиться.

Но и стоять на одном месте, как истукан, невыносимо. Такимура итак, рассчитывая на раннее возвращение       Соичиро, залез на его участок где-то после семи. А теперь, изнывая от волнения и нетерпения, находится в этом доме уже целых два часа. После того, как он был здесь пять лет назад, многое изменилось. Запрыгивать на сакуру в этот раз не пришлось – на первом этаже было открыто окно. Но Аято не смог удержаться, чтобы не подняться наверх и не зайти в их бывшую с Кеном спальню. Сейчас на её месте бильярдная. Парень мысленно похвалил себя за то, что успел забрать некоторые ценные и памятные вещи прежде, чем они оказались на городской свалке. Кто бы знал, что через каких-то пять лет из них в доме не останется ни одной. Все семейные фотографии, стоявшие на полках и тумбах, исчезли. Мебель в спальне новая, а в гостиной и коридорах ко всему прочему переклеены обои. На кухне теперь находится небольшая барная стойка. Наверное, алкоголь – единственное, с чем остался этот циник. Ну, если не считать денег. Но даже они не так сильно греют одинокую душу, как бутылка хорошего Бренди. Аято наливает полстопки и залпом заливает себе вовнутрь. Но только напиток, обжигая, проходит по горлу, как вдруг со стороны прихожей звучит лязг ключей.

Судзуки Соичиро, вполне удовлетворённый сегодняшней встречей с предводителем Danaus, наконец-то вернулся домой. Он не спеша разувается, снимает свой чёрный плащ и, поправив перед зеркалом отдающие сединой волосы, заходит на кухню. Тщательно вымыв руки, мужчина замечает, что шкафчик с алкоголем открыт. Подозрительно нахмурившись, он достаёт оттуда бутылку Hennessy и делает глоток прямо с горла. На барном столе Соичиро замечает грязную рюмку, которую, как ему показалось, он оставил с утра. Быстро вымыв её и поставив рядом со стеклянным сервизом, он размял плечи и вышел в коридор с каким-то необъяснимым напряжением. Прежде чем зайти в гостиную, мужчина прихватил с комода очки с горчичной оправой. За последние пару лет его зрение сильно ухудшилось, и посмотреть обычную программу по телевизору без дополнительных линз уже не получалось.

Войдя в открытые двери гостиной, Соичиро практически сразу щёлкнул по выключателю. Как только свет в комнате загорелся, в нескольких метрах от него предстал Такимура. Парень молча стоял, вытянув вперёд правую руку. Его ладонь сжимала Беретту.

– Одно лишнее движение, и, клянусь Богом, я нажму на курок.

Мужчина в ужасе содрогается. Квадратные очки выскальзывают из пальцев и бесшумно падают на ворсистый ковёр.

Спустя полчаса гостиная меняется до неузнаваемости. Все шторы завешаны. Свет приглушён до двух торшеров. А большой и довольно тяжёлый ковёр свёрнут возле телевизора. Тёмно-зелёный диван и кожаные кресла отодвинуты в разные стороны. А посереди голого линолеума стоит один единственный табурет. Соичиро Судзуки привязан к нему даже слишком надёжно – запястья и щиколотки туго стягивает верёвка. Каждый раз, когда он пытается шевельнуться, кожа протирается до крови. Его рот ничем не заклеен, но, несмотря на это, мужчина предпочитает помалкивать, ведь в руках Аято всё ещё пистолет. Блондин медленно расхаживает из угла в угол, то ли для большего запугивания Соичиро, то ли ради собственного успокоения. Конечно, внешне парень – эталон непоколебимости и самоуверенности, но в груди сердце бьётся в конвульсиях, умоляя покончить со всем как можно скорее.

– Ты собираешься убить меня? – спустя минуты три не выдерживает Судзуки старший. Его, казалось бы,грозный тон насквозь пропитан испугом.

Такимура нерешительно оборачивается и выдавливает из себя горькую усмешку.

– За всё, что ты сделал, просто убить тебя недостаточно.

– Будешь пытать? – с некой иронией бросил мужчина, всё ещё пытаясь вытянуть ладони из крепких верёвок.

– Если потребуется, – в подтверждение своих слов Аято подходит к Соичиро и тяжёлым ботинком наступает на его босую ногу, слегка надавливая. Отец Кена шипит, а блондин не может понять, когда подобного рода издевательства стали для него нормой.

– Что тебе нужно? – сквозь скулёж задаёт вопрос Судзуки старший. – Поздновато для мести за Кена, так не считаешь?

– Никогда не поздно ставить таких, как ты, на место, – Такимура ведёт себя жёстко, но по-другому уже нельзя. – Однако здесь я не из-за этого, – он выдерживает напряжённую паузу. – Как ты связан с Киоши-саном?

– Кто это? – удивлённо хмурит брови Соичиро, и ему по лицу мгновенно прилетает кулак.

– Не ври. Я прекрасно знаю, что ты сегодня встречался с ним в «Авроре». Как давно вы знакомы? И почему Danaus заплатил тебе за опеку надо мной?

Болезненно сморщившись от удара, мужчина попытался потереться зудящий щекой о плечо, но едва ли до него дотянулся, как Аято грубо схватил его за подбородок и развернул к себе.

– Отвечай.

– А что ты хочешь услышать? – злобно оскалился Судзуки старший. – Думал, я взял тебя на воспитание из моральных побуждений? Да, Арэто был мне хорошим знакомым, но это не значит, что я должен возиться с его неуправляемым отпрыском, коим являешься ты. В ту ночь, когда твоих родителей застрелили, я был на дежурстве и первым нашёл тебя в парке. Произошедший случай оказался таким вопиющим и внезапным, что все расследовали это дело без выходных. Мы даже подключали соседние префектуры, но поиски убийцы не продвинулись даже на треть. Я на тот момент, как и все старшие офицеры, жаждал повышения, и раскрытие этих смертей являлось настоящим ключом к золотой жиле. Конечно, можно было бы и заняться поисками твоей пропавшей сестры. Как её… Эцуко, кажется. Но девчонки словно и след простыл. Дело об её исчезновении постепенно становилось настолько безнадёжным, что не я один опустил руки в попытках предпринять что-либо. В конце концов, Эцуко испарилась, и про неё быстро забывали, когда трупы твоих родителей гнили в морге, а неугомонные СМИ то и дело обсуждали, как опаснейший убийца шляется на свободе, но бесполезная полиция не может ничего с этим сделать. Удручённый последними новостями, я ломал голову над поимкой преступника. Но всё разрешилось в один прекрасный вечер. Наверное, прошло чуть больше недели с момента убийства, когда я возвращался с работы домой, и меня вдруг остановил незнакомый мужчина. Он представился, как Тодороки Райто, и попросил внимательно выслушать всё, что он скажет. Уже многим позже я стал обращаться к нему, как к Киоши-сану. Предложение, которое он сделал мне тогда, со стороны казалось безумием и разводом чистой воды, – Соичиро поднял на парня голодный, отдающий безумием, взгляд. – Но он пообещал миллионы лишь за то, что я буду содержать тебя до восемнадцати лет. Не самая сложная задача, да и такой великодушный поступок непременно вызовет уважение со стороны коллег и начальства. Но я бы отказался, если бы Киоши-сан не предоставил мне все улики, которые указывали на то, что твоя мать сама застрелила отца, после чего покончила с собой…

Перед глазами Аято пронеслось то мгновенье, когда он увидел своих родителей мёртвыми. Только сейчас парень вспомнил, что на кровати рядом с мамой лежало что-то чёрное. Это был пистолет?

– Не может быть, – на его лице отразился шок и полнейшее несогласие. – Она никого не убивала. Это неправда! Какого чёрта вы свалили всю вину на неё!

– Правда это или нет, но Киоши-сан дал мне все необходимые справки. В том числе и из больницы. У твоей матери было психическое расстройство. Шизофрения. Судя по всему, она долгое время принимала лекарства, но у неё случился рецидив…

– Чушь! Она была здоровой! И в тот вечер только пыталась спасти меня с сестрой. Ты несёшь полнейший бред. Я лично видел мужчин в чёрных костюмах, они завалились к нам в дом, убили родителей, а затем приставили к моему горлу нож!

Эта информация была новой для Соичиро, но он, услышав её, даже не повёл бровью.

– Было бы полезнее узнать об этом, когда мы допрашивали тебя о произошедшем.

– Мне было шесть, – до крови прикусив губу, прошипел парень. – Но ведь дело не в этом, правда? Тебе же наплевать на то, кто виноват. И даже, расскажи я это тогда, истина всё равно бы не раскрылась. Моя мать не убийца и не психопатка. Но какая тебе разница, когда на кону миллионы йен. Доказательства есть, пусть и подставные. А борьба за справедливость не для таких циничных ублюдков, как ты.

С каждым сказанным словом кулаки парня сжимались и разжимались, так и норовя разукрасить это ехидное лицо Соичиро. Но он старался держаться. По крайней мере, до тех пор, пока не получит ответы на все свои вопросы. Но Судзуки старший будто специально нарывался на очередную порцию агрессии. Он нагло вскинул бровями, а затем немного поёжился и громко захохотал.

– Какой же ты идиот. И как только Кен связался с таким тупицей. Да, мне абсолютно плевать на тебя. Но что бы изменилось, не возьми я опеку? Тебе бы не мешало поблагодарить меня за то, что ты не остался в детдоме или даже в том парке. Раз уж тебе и в нормальных условиях не удалось построить свою жизнь, то, будучи брошенкой, ты бы просил милостыню и по сей день. Но нет, тебе обязательно нужно обвинить меня. Обиженный судьбой ребёнок, какая драма, – мужчина театрально вздохнул. – Защищаешь своих биологических родителей, хотя даже их лица вспоминаешь с трудом. Да и откуда мне знать, что правда, а что ложь? Я верю фактам. А в документах чёрным по белому написано, как твоя психически неуравновешенная мать пристрелила беднягу отца…

Договорить Соичиро не успел. Аято с размаху ударил его прямо в челюсть, а затем резко схватил за воротник и притянул к себе.

– Ещё раз ты назовёшь её убийцей, и я тебя удушу, – страшны были не столько угрозы парня, а то, как он их говорил. Уверенно и серьёзно. – Можешь не усмехаться, мы оба знаем, на чью сторону встанет Киоши-сан. Я в безопасности.

Улыбка стёрлась с лица мужчины мгновенно, хоть он и продолжал старательно делать вид, словно не верит ни единому его слову.

– Ты бесишься, потому что больше из меня ничего не выудишь, – произнёс он и попал точно в цель, – но я, действительно, ничего не знаю, кроме того, что сказал. После того, как я оформил все документы для того, чтобы забрать тебя из детдома, на мой счёт были перечислены первые сто тысяч йен. Киоши-сан продолжал платить мне понемногу из года в год до тех пор, пока моё терпение касательно твоих выходок окончательно не иссякло.

Аято многозначно фыркнул, отводя взгляд на зашторенное окно.

– Где хранятся те документы?

– Мм? – якобы непонимающе протянул Судзуки старший.

– Касаемо моей семьи. Смерти родителей, шизофрении мамы. Как мне убедиться в том, что всё, сказанное тобой, если не истина, то точно не ложь?

– Ну, мне не известно, где конкретно Киоши-сан хранит эту папку…

– …Но она у него?

Соичиро молча кивает.

– Понятно, – Аято медленно оборачивается на него и смотрит то ли с презрением, то ли с отвращением во взгляде. – Не могу поверить. Я, конечно, всегда считал тебя тем ещё редкостным ублюдком, но чтобы купить ребёнка за деньги и закрыть глаза на то, что преступник расхаживает по свободе…. И каким чудом у такого, как ты, родился Кен?

– О, только давай ты не будешь делать вид, словно волнуешься за него. Я прекрасно знаю, что вы расстались. А если точнее, то это ты бросил его, – судя по тону, мужчина искренне забавлялся в попытках задеть Такимуру за живое. – А сколько громких фраз о любви было сказано. Как же рьяно мой сын пытался доказать вашу преданность и вечность. Но я ведь предупреждал его, что рано или поздно ты встанешь к нему спиной. Предашь, обманешь и оставишь совсем одного разбираться со своими проблемами. Ты принёс в нашу семью лишь несчастье. И я даже рад, что Кен избавился от такой тяжкой ноши. Он попал под твоё плохое влияние. Поверил в сказки, а ты наигрался и бросил. У него было будущее, которое теперь беспощадно опорочено из-за тебя.

– Да?! А где был ты, заботливый папа? – Аято больше не мог сдерживаться и окончательно сорвался. – Где был ты?! Когда Кен нуждался в поддержки, любви, понимании, да, чёрт возьми, обычном человеческом уважении! Где тебя носило, когда мы убивались на подработках, он ночами не спал, выпивал литры растворимого кофе и готовился к поступлению в один из самых престижных университетов. Нас вышвырнули из первой квартиры, раз за разом отказывали в принятии на должность какого-то грёбанного посудомойщика. А, когда работодатели хватали нас за шкирку, спрашивая, что нам надо, мы с пеной у рта доказывали, как же сильно иногда хочется есть! И тех копеек, которые мы получали, хватало лишь на дешёвый рамён и учёбу, ведь твой родной сын всё ещё обучался в школе, когда ты выставил нас за дверь. Я хватался, буквально, за любую возможность. И когда на моих руках оказались крупные купюры за первый проданный кокс, я не думал о морали и нравственности. Мне просто хотелось, чтобы Кен ни в чём не нуждался. И я согласился на эту работу. Мне надоело видеть на его лице вину, когда мы распределяли наш нищенский бюджет. А потом… я не знаю, что произошло. Но мне стали поступать угрозы в сторону Кена. Ты считаешь, что я испоганил всю его жизнь. Может оно так и есть, не отрицаю. Но всё, что я делал, на что соглашался и как поступал – это было только ради него. Да я бы скорее умер, чем бросил единственную любовь по своему желанию. Но я бы куда быстрее перерезал себе горло, чем подверг бы Кена смертельной опасности. Так что со мной всё предельно ясно. Я не умею обдумывать планы наперёд, но хотя бы могу любить. Что касается тебя, то попробуй оправдать своё безразличие, когда Кен бился в истерике после сердечного приступа матери. Твой сын задыхался в слезах, прячась в моих объятьях, а ты даже не посчитал нужным позвать нас на похороны Асами. И я уже молчу о том, что пережил Кен в детстве. Тебе удавалось умело скрывать домашнее насилие от посторонних, но я слышал каждый его прерывистый возглас. И год за годом я наблюдал красные полосы на его спине. Но знаешь, что больше всего заставляет меня сейчас схватить твою голову и свернуть её к чертям собачим? Ты заставил Кена считать себя ничтожным. Ты совершенно осознанно уничтожал всё то живое, что было в нём. И кто знает, когда бы он решился на суицид, не будь рядом меня. Человека, который, по твоим словам, испортил всю его жизнь.

Такимура метался из стороны в сторону, тяжело дыша и раздувая ноздри. Жилка на его шее лихорадочно содрогалась и набухла так, словно вот-вот взорвётся. Лицо парня стало багровым настолько, что этот цвет был различим даже под тусклым торшером. Обычно так выглядят люди, которые с минуты на минуту убьют либо себя, либо кого-то ещё.

– Я старался сделать из Кена достойного человека, – невозмутимость Соичиро лишь сильнее разозлила Аято. – Он не пострадал от того, что я пару раз его шлёпнул.

Всё. Это была последняя фраза, после которой глаза Такимуры налились кровью. Блондин моментально стянул с себя ремень и, подойдя к мужчине со спины, нагнулся к его уху, чтобы ледяным голосом прошептать:

– В таком случае, побудь в его шкуре хоть раз.

Не успел Соичиро возразить, как по его лопаткам пришёлся жгучий удар. По всему дому раздался оглушительный рёв. Секунда, и Аято снова замахивается и задевает плечо. Мгновение. Кожаный ремень уже во всю хлестает руки. Мужчина кричит, уворачивается, поливает Такимуру благим матом и, в конце концов, раскачивает стул так, что с грохотом падает на пол. Но парень не останавливается. Он беспощадно избивает Соичиро ремнём, попадает и по спине, и по затылку. Блондин прекрасно слышит все эти мольбы остановиться, он контролирует свои действия и абсолютно осознанно продолжает причинять боль. Рука взмахивает раз за разом, удар за ударом. Какой уже по счёту? Двадцать первый? Или тридцать второй? Но, внезапно, крики перестают резать слух. А Соичиро больше не пытается ёрзать по полу, в попытках увернуться от ремня. Аято останавливается. Он аккуратно приседает рядом с мужчиной, прикладывает два пальца к его шее и нащупывает слабый пульс. Живой, значит, скоро очнётся. Такимура заправляет обратно свой ремешок и развязывает верёвки на запястьях и щиколотках Судзуки старшего. Кожа в этих местах стёрта и кровоточит.

– Надеюсь, шрамы на твоём теле будут отвратнее тех, что у Кена в душе.

Из дома Аято выбирается всё через то же окно. Его не беспокоит содеянное, ведь парень полностью уверен в том, что в полицию на него не заявят. Куда сильнее он волнуется за те документы, о которых рассказал Соичиро. Интересно, где прячет их Киоши-сан? И кто виноват в том, что его мать нарекли убийцей и психопаткой? Такимура только скрывается с улицы, но уже догадывается, какое место следует проверить в первую очередь.

***

– Ты совсем рехнулся, братишка?! – по всей лестничной клетке разносится возмущённый возглас Джесс.

Она быстрым шагом поспевала за Аято, который с молниеносной скоростью спускался на первый этаж. Проигнорировав слова сестры, парень уже перескочил последнюю ступеньку, но Эцуко, будучи крайне встревоженной, обогнала его и пресекла путь, выставив правую руку вперёд.

– Остановись же ты! – её грозный тон мог заставить подчиниться кого угодно. Даже Тетсуя никогда не перечил Джесс, чего уж говорить о Такимуре, который сейчас стоял, раздражённо закатив глаза. – Повтори ещё раз, ты хочешь пробраться в кабинет отца, чтобы порыться в его ящиках и отыскать всю подноготную о наших биологических родителях?

Аято смерил её хмурым взглядом и несдержанно цокнул.

– До какого времени Киоши-сана не будет в здании?

– Так ты серьёзно?! – столько негодования на лице Эцуко не было очень давно. – Даже и думать забудь! Это чертовски опасная выходка.

– А у меня есть выбор? – сжав челюсть, шикнул Такимура. – Очнись, сестрёнка, – он положил свои руки на её плечи и некрепко сжал их, – кто-то по-крупному подставил нашу мать. Она умерла, спасая нас, а из неё сделали сумасшедшую! В отца стреляли другие люди, я это знаю. Я видел их. И эти воспоминания не дают мне покоя! Думаешь, мне адреналина в жизни не хватает, что я решил обыскать предводителя преступной группировки? Да это единственный шанс узнать правду о том, кем были наши родители и кем являемся мы. Поверь, босс не стал бы скрывать эту информацию, будь там что-то неважное. А, значит, та папка содержит все материалы по делу нашей семьи. Возможно, тебе абсолютно без разницы, ты и забыла о том, что когда-то имела другое детство. Я понимаю, что пробелы в памяти избавляют от излишних переживаний и ностальгии. Но неужели тебе никогда не хотелось восстановить тот потерянный промежуток времени в голове?

Давление Аято, кажется, сработало, и Джесс на пару секунд впала в ступор, не моргая, но всматриваясь в его глаза.

– А если отец вернётся раньше шести, то что тогда? – былое возмущение в её голосе сменилось нешуточным напряжением и испугом.

– Говоришь, его не должно быть здесь ещё два часа? – не взяв во внимание опасения девушки, проговорил блондин. – Отлично, я всё успею. А ты на всякий случай стой на стороже. Как только Киоши-сан будет подходить к зданию, сразу набери мне. У тебя есть мой последний номер? – Эцуко быстро кивает. – Хорошо, тогда я пошёл.

Не произнеся больше ни слова, Аято резко подрывается с места и уходит по коридору влево. Джесс провожает брата встревоженным взглядом. Но только она собирается пойти на улицу, чтобы поджидать возвращение босса снаружи, её будто озаряет. Злобно выругавшись себе под нос, девушка забегает в левый коридор, но Такимуру уже не видно. Досадно хлопнув себя по лбу, Эцуко начинает нервно расхаживать из стороны в сторону. В кабинете Киоши-сана есть камеры. Вообще-то они установлены везде, и странно, что ни Джесс, ни Аято не обдумали этот момент. Если блондин уже зашёл к боссу, то необходимо немедленно отключить их. А ещё лучше – удалить все записи за последние пару часов. Сделать это могут лишь два человека. Один из них, конечно же, Киоши-сан. А вторым непременно должен быть кто-то проверенный и надёжный. Тот, в чьей верности будут сомневаться в последнюю очередь.

– Фудо…

***

Пока Эцуко на всей скорости неслась к самому одарённому хакеру группировки, Такимура уже вошёл в кабинет босса и, не теряя времени, подскочил к рабочему столу. В тот день, когда парень впервые очутился в этом здании, Киоши-сан сказал, что был знаком с его отцом, а затем достал несколько фотографий. Кажется, они лежали в какой-то из выдвижных полочек. Открывая все поочерёдно, Аято старался как можно быстрее осмотреть их содержимое. Один ящик был захламлён сигарами, а в другом хранилось пару заряженных револьверов. Две полочки оказались закрыты на замок.

И тут парня осенило. Дверь в кабинет была не заперта. Босс в принципе никогда её не закрывал, и сюда мог спокойно пробраться любой член группировки. А, следовательно, ничего важного Киоши-сан в этой комнате не держал. Было бы глупо так халатно относиться к ценным вещам. Но очень умно, когда подобный манёвр выступает в роли отвлечения. Предводитель словно показывает, что у него нет секретов перед своими людьми. Каждый может зайти в его кабинет, осмотреть мебель, драгоценности, оружие и сигары, а после считать, что босс доверяет ему даже самое дорогое. На деле же, укради кто хоть сто пачек сигар и всю коллекцию наручных часов, никакого сильного урона эта потеря не принесёт. Все эти сейфы, шкафчики, запертые на ключ, лишь декорации, внутри которых, скорее всего, пусто. А, действительно, ценные вещи хранятся в совершенно другом месте. Не там, куда трудно пробраться, а там, где никто не догадается искать.

Такимура резко обернулся на книжный шкаф. Тот самый, за которым находилась потайная комната. Блондин был там лишь один раз и то абсолютно случайно, но он прекрасно помнил, как туда попасть. Кажется, в одном из ящиков стола лежал пульт. Аято мгновенно встрепенулся и начал обыскивать выдвижные полочки вновь. Перебрав в одной из них стопку документов, связанных с хранением оружия, парень нащупал что-то твёрдое. Вытащив руку, Такимура понял, что этот непонятный предмет и есть тот самый маленький пультик. После того, как Аято нажал необходимую кнопку, огромный книжный шкаф издал противный писк и сдвинулся с места, постепенно открывая проход в потайное убежище Киоши-сана.

Войдя туда, блондин вновь нажал на пульт, чтобы закрыть шкаф, о чём сразу же пожалел. В комнате стояла кромешная тьма. Достав из заднего кармана джинсов телефон, Аято начал бродить вдоль стен, при помощи подсветки выискивая выключатель. Когда через пару минут его не обнаружилось, парень подключил обе руки, проводя ими от пола до самого потолка. Спустя ещё минут пять безуспешных поисков ему в голову пришла одна мысль. Положив телефон обратно в карман, Такимура два раза хлопнул в ладоши. В комнате тут же загорелся яркий свет. Аято хватило секунды, чтобы пройтись взглядом по бежевым голым стенам, на одной из которых висела огромная плазма, и вспомнить, как когда-то был стыдливо пойман здесь. Киоши-сан сидел точно по центру этого дивана, цвет которого казался то ли жемчужным, то ли белым. На этот раз в комнате Такимура находился один. И, по всей видимости, искать тут совершенно нечего. Гораздо больше интереса вызывала высокая железная дверь слева от плазмы. Аято не мог вспомнить, видел ли он её тут в прошлый раз. Скорее всего, блондин был слишком растерян тогда, чтобы внимательно осмотреть помещение, вот и не придал значения какой-то двери. Сейчас же весь его взгляд оказался прикован к ней.

Но как только Такимура нажал на ручку, он разочарованно стиснул зубы. Заперта. И на этот раз не для декора. Пробежавшись глазами по комнате, Аято пришёл к выводу, что если ключ где-то и спрятан, то обыскивать нужно диван. Парень, не медля, начал просовывать ладони между подушками, приподнимать подлокотники, опускать спинку и уже почти отчаялся, когда в голове проскочил весьма неожиданный, но имеющий логику вопрос.

“А где бы его искал Кен?”

Шатен как-то говорил Такимуре, что все ключи удобнее держать в одной связке, точно так же, как и все банковские карты хранятся в одном кошельке. И тогда, если одна карта имеет наивысшую ценность, для незнакомца она теряется среди остальных. Аято не мог объяснить, какому предчувствию следовал, но он машинально достал пульт, всё это время лежащий в кармане кожаной куртки. Весь задний корпус представлял собой некую крышечку, за которой обычно находятся батарейки. Такимура резко отодвинул её, и, внезапно, что-то отскочило на пол. Рядом с ногами блондина валялся маленький серебряный ключик.

***

Поднявшись на седьмой этаж, Джесс рванула в самый конец коридора, ровно до той двери, на которой напоминанием были вывешены все основные правила Danaus. Даже не постучавшись, девушка ворвалась вовнутрь затемнённой комнаты. После яркого люминесцентного освещения неоновая подсветка вызывала в глазах неприятную рябь. Чёрный хакер сидел за своим рабочим местом, даже не оборачиваясь на внезапного гостя, хоть и прекрасно слышал, что кто-то вошёл. Как настоящий профессионал, он предпочитал не отвлекаться от работы, пока к нему не обратятся лично и не назовут причину своего появления.

– Фудо, – сразу же перейдя к сути, с ноткой приказа произнесла Джесс, – мне нужно, чтобы ты стёр записи с камер и отключил их.

Услышав голос дочери Киоши-сана, хакер мгновенно обернулся, стягивая с себя наушники и поднимаясь с компьютерного кресла.

– Что-то случилось? – если бы на месте девушки был кто-то другой, парень ни за что бы так не встрепенулся. Однако семья босса являлась для него не только представителями власти, но и самой властью, чьи слова имеют наивысшую степень значимости.

– Меньше вопросов, Яно, – слишком резко отмахнулась Джесс. – Сотри все записи с камер за этот день.

– Это приказ босса? – подозрительно уточнил парень, отходя в другую сторону комнаты, куда выводилась чёрно-белая картинка с видеонаблюдения.

– Это мой приказ.

Фудо замешкался и неуверенно обернулся.

– Киоши-сан в курсе этого?

– Кончай медлить, Яно, – раздражённо цокнула Джесс. – Ты же прекрасно знаешь, что я не пойду наперекор своему отцу. Но если ты сейчас же не займёшься записями, то, уверяю, Киоши-сан сочтёт тебя самым бесполезным звеном Danaus.

Слова Эцуко сработали мгновенно, и чёрный хакер уже развернулся к множеству небольших экранчиков, поднимая с пола включённый ноутбук. Пока он щёлкал по клавишам, девушка прокручивала в голове всё, о чём она могла ещё забыть.

– А ты можешь сделать так, чтобы эти записи стёрлись и у отца?

Молча кивнув, парень продолжил делать свою работу, когда его глаза устремились на монитор, выводящий картинки с камер, установленных в кабинете Киоши-сана. Прокручивая запись назад, Фудо вдруг остановился, резко нажав пальцем на паузу.

– Что это значит? – ошарашено и совершенно сбито с толку, спросил он.

Джесс взглянула на экран ноутбука. На видеозаписи был чётко виден Аято, обыскивающий кабинет босса. Хакер включил воспроизведение. Такимура рылся в ящиках стола, после чего достал маленький пульт. И Эцуко, и Фудо знали его предназначение, а потому на этом моменте молча переглянулись. Девушка – с опаской в глазах, а парень – с недоумением. Когда Аято открыл потайную комнату, он немедля вошёл туда, закрывая шкаф изнутри. В том помещении видеонаблюдение не велось, из-за чего проследить за следующими действиями блондина было невозможно.

– Что это всё значит?! – тут же воскликнул хакер. – Он пытается обокрасть Киоши-сана?

– Не неси чушь, Яно, – стараясь держать невозмутимую маску, закатила глаза Джесс. – Моему брату просто нужно забрать кое-какие вещи. Он имеет точно такие же права, как и я.

– Но ведь это не так! Ты лжешь! – поставив ноутбук на пол, Фудо накинулся на девушку с обвинениями. – Он что-то выискивал, рылся в личных вещах босса. Ты поэтому попросила меня удалить все записи? Чтобы прикрыть его?

– Не попросила, а приказала, тупица, – волнение Эцуко зашкаливало, и она окончательно вышла из себя. – Так что выполняй и не задавай лишних вопросов.

– Ну уж нет. Я не пойду против Киоши-сана. Этот человек – герой для меня. И я буду стоять на его стороне до конца. Нравится тебе или нет, но ты тоже обязана слушать своего отца.

– Кто ты такой, чтобы указывать мне? – пихнув Яно в грудь, Эцуко резко подскочила к ноутбуку, чтобы самостоятельно стереть записи.

Но Фудо мгновенно отшвырнул её, захлопывая экран ногой и отодвигая ноутбук в сторону. Джесс сразу же накинулась на парня, и между ними завязалась потасовка, в процессе которой они то и дело сыпали оскорблениями.

– Ты предаёшь Danaus!

– Не все такие безвольные марионетки, как ты, идиот! Мне тоже небезразличен отец, но у тебя к нему одна рабская преданность!

– Я буду лизать его ноги, если это то, что нужно, – с напыщенной гордостью парировал хакер, на что Эцуко скривилась в пренебрежительной гримасе.

– Аято не собирается ничего красть! Нам просто нужно посмотреть одни документы, – заломив правую руку парня, озлобленно процедила она.

– Я всегда знал, что этот Такимура принесёт сплошные проблемы. Братья из ниоткуда не появляются, – после этой фразы Джесс со всей силой ударила его коленом под дых.

Когда Фудо скрючился на полу, девушка вновь дотянулась до ноутбука. Уже раскрывая его, она решила оглядеть все мониторы над головой, как вдруг испуганно вскрикнула.

– Отец!

На одном из экранов, которые выводили записи с улицы, был виден Киоши-сан. Мужчина в сопровождении двух телохранителей стремительным шагом подходил к зданию. Не успевая обдумать происходящее, Джесс в доли секунды подорвалась с места, уже собираясь выскочить в коридор, когда в её ногу вцепилась ладонь Яно. Парень попытался остановить Эцуко, но та одним движением скинула его руку с себя, вдобавок наступая на неё тяжелым ботинком. Фудо истошно завопил. Кажется, она сломала ему несколько пальцев. Убедиться в этом Джесс не успела – через тридцать секунд она уже пересекала лестничный пролёт шестого этажа.

***

Когда Такимура открыл неизвестную дверь, он вначале опешил, но вскоре его лицо остолбенело от ужаса. Парень зашёл в спальню Киоши-сана. Она была отделана в тёмно-синих тонах. Посередине стояла огромная, королевских размеров кровать. Сапфирового цвета бархатное одеяло, кобальтовые подушки. На стенах ультрамариновый мех. Пушистый ковёр то ли чёрный, то ли полуночно-синий. Многообразные оттенки трудно разглядеть под тусклым освещением настольных торшеров. Но всё это было неважно. Ведь взгляд Аято оказался прикован к рукописной картине, прикрепленной над изголовьем кровати. На ней изображён ещё молодой Киоши-сан, приобнимающий за талию мать Такимуры. В углу холста была оставлена подпись «прекрасная Каори».

Челюсть парня отвисла от шока и непонимания увиденного. Он мгновенно запрыгнул на постель, начиная осматривать каждый дюйм этого портрета. Если бы не злосчастная подпись, то Аято ещё бы позволил себе усомниться в том, что перед ним его мама. Но имя Каори выведено алыми красками. Точно такими же яркими, как и её кровь, размазанная по белоснежному покрывалу в вечер убийства. Внезапное наваждение заставило тело Такимуры покрыться мурашками, когда по его спине прошёлся мертвенный холодок. Он слез с постели, сразу же обращая внимание на прикроватную тумбочку. Выдвинув ящичек, парень начал рыться в распечатанных конвертах с письмами. Записки в них были небольшими, но отдавали каким-то страхом и даже угрозами:

«Не ищи меня, я не хочу тебя видеть»,

«Арэто мой любимый мужчина. Запомни, я буду предана лишь ему»,

«Эиджи, прости меня! Я слишком люблю его, чтобы рассказать нашу тайну».

С каждым прочитанным письмом Такимура всё сильнее прикусывал губу. В конце концов, по его подбородку стекла капелька крови. Протерев её рукавом, блондин продолжил обыскивать содержимое ящика. Наконец-таки он наткнулся на фотографии, те самые, которые когда-то показал ему Киоши-сан. Их оказалось немного: пять семейных, три с ним и Эцуко, а на оставшихся двух была запечатлена Каори, сидящая за роялем. Аято мог бы смотреть на эти снимки вечность, но время уже поджимало, а самое главное парень ещё не нашёл. Сложив все письма и фотографии обратно в тумбочку, Такимура начал быстро проходиться взглядом по спальне. Огромный деревянный гардероб занимал правую стену комнаты. Подскочив к нему, Аято в безумной спешке начал раскрывать все дверцы. За одной висели рубашки, в другой стороне – брюки. Но когда блондин наткнулся на вешалки с верхней одеждой, то интуиция вдруг подсказала ему раздвинуть куртки руками и проверить пространство за ними. У гардероба было двойное дно. Фальшивая стенка немного отскочила, и Такимура окончательно вытащил её из шкафа, с глухим ударов швыряя на пол. Теперь посередине отделения с верхней одеждой он увидел металлический сейф.

Чтобы раскрыть его, необходимо было вбить кодовый замок. Аято, в очередной раз поддавшись предчувствию, набрал число 2708. День и месяц рождения его матери. Он попытался открыть сейф, но тот не поддался. Код был подобран неверно.

“Но что ещё он мог поставить в качестве пароля? Все эти фотографии, письма и картина ведут к тому, что моя мать была для него очень важна. Но если код иной, то я уже не знаю, что и думать. Киоши-сан мог выбрать совершенно любой порядок чисел. Возможно, даже и наугад. Или в его жизни есть человек, который гораздо важнее мамы…. Ох, чёрт. Наверное, это должно подойти”

Аято в доли секунды вводит новое число, и дверца сейфа раскрывается. 1109. Дата рождения Эцуко. В Danaus не принято отмечать такие праздники, но брат с сестрой слишком долго находились в разлуке, а потому провели этот день вместе. Когда парень посмотрел на содержимое металлического ящика, в нём бушевали смешанные чувства. Ему было одновременно и страшно, и интересно узнать, что за бумаги находятся в этих папках. Трясущейся рукой Аято достал самую толстую из них.

На первой странице находилась фотография его матери и все паспортные данные. Дальше напечатаны названия и адреса четырёх домов, которые она сменила за свою жизнь. Два в штате Флорида, США. Два в Осаке. После прописки были прикреплены различные документы об обучении. Окончила старшую школу с отличием, получила красный диплом в Университете искусств. Имела профессиональное музыкальное образование. Следом парень перелистывал места её работы. Самой продолжительной оказалась должность учителя сольфеджио в колледже Флориды. Пять лет. Из-за постоянных перелётов ей приходилось увольняться, а после, судя по записям, и вовсе бросить музыку. Последним местом работы Каори был ресторан «Sunny days», где её взяли официанткой. Напряжённо сжав челюсть, Аято продолжил читать содержимое папки, но резко остановился, когда дошёл до больничных справок. Всю свою жизнь его мать страдала астмой, в пятнадцать лет заболела диабетом и была вынуждена ежегодно проходить лечение в различных больницах. На этом самые важные записи с больничной карты были закончены. После Такимура увидел большой и чёрный конверт. Раскрыв его, он высыпал себе на колени несколько справок из психологических лечебниц. Диагноз – шизофрения. Подтверждение ремиссии и чеки с курса терапии. Помимо прочего в конверте лежат расписки о неразглашении врачебной тайны и фотографии с места убийства Каори. Только на одной руки женщины раскинуты в стороны по постели, а на другой в её ладони лежит пистолет. Аято озадачился, но резко захлопнул папку. Изучать это всё оказалось гораздо невыносимее, чем он предполагал.

Прежде чем вытянуть остальные документы, Такимура прочёл подписи на обложках. Остальные три папки принадлежали ему, Джесс и отцу. Арэто парень решил оставить напоследок. А его рука уже потянулась к делу сестры. Такимура Эцуко. Толщина папки была намного меньше прошлой, но блондину даже не пришлось дочитывать её до конца. Всё, о чём он думал, вылетело из головы по щелчку пальцев, когда глаза встретились с названием справки «ДНК тест на отцовство». Имя предполагаемого родителя Киоши Эиджи. А процент в правом нижнем углу равен 99, 97%. Дело Эцуко выпало из рук парня, а по его виску стекла капелька холодного пота.

“Не может быть, моя сестра – родная дочь Киоши-сана”

Не прошло и пяти секунд, как мокрые ладони Аято лихорадочно перелистывали папку, принадлежащую ему. Блондина не интересовала ни его прописка, ни история болезней, ни детские увлечения – ничего, кроме генетической наследственности. И на самой последней странице был прикреплен тест ДНК. Что примечательно, сделан он совершенно недавно. Буквально, четыре месяца назад. Видимо, боссу удалось как-то незаметно получить его волосы или слюну. Опускать взгляд чуть ниже было немного пугающе, и Аято пришлось сперва понабраться духу. Но, задержав дыханье и пробежавшись глазами по этой бумажке, Такимура с облегчением вздохнул. Вероятность отцовства Киоши Эиджи равна 0, 06%.

– Всё дочитал? – внезапно, сзади раздался твёрдый голос, и парень мгновенно застыл. – Вижу, что нет, но узнал более чем достаточно. – Сглотнув, блондин обернулся, пустым взглядом уставившись на босса. – Ты не бойся и не смущайся. Выходи. Думаю, нам есть, что обсудить.

– Эцуко ваша родная дочь? – не успел Такимура вылезти из гардероба, как с языка сорвался вопрос. – Она знает об этом?

Дождавшись, когда блондин подойдёт к нему ближе, Киоши-сан преспокойно сложил руки на груди и, нарочито создавая напряжённую обстановку, громко усмехнулся.

– Да, это правда. И нет, она не в курсе нашей родственной связи. Знать ей об этом совершенно незачем.

– Но разве не в ваших интересах рассказать Эцуко о том, что вы её отец? По-моему, вы останетесь в выигрышном положении.

– Есть вещи, малыш, – протянув последнее слово, мужчина присел на кровать, – которые лучше не придавать огласке. Сильно значительных изменений они не принесут, но могут поспособствовать началу чего-то более рискованного. И за одним ответом следуют ещё более коварные вопросы. А власть не может всё время говорить правду. Любая мощь держится на стабильности, красивой лжи и умолчании. Джесс любит и чтит меня, как отца. Но при этом не имеет никаких сомнений на мой счёт. Признайся я ей во всём, и что будет? Начнутся подозрения, недоверие, обиды и новые нескончаемые вопросы. Как у тебя в данный момент.

Теперь настала очередь Аято усмехаться. Он смерил Киоши-сана грозным, пропитанным ненавистью и желчью взглядом, после чего повернулся к картине над изголовьем кровами и тихо, практически шёпотом произнёс:

– Что-то вы не особо противитесь тому, чтобы я узнал правду. Наверное, это из-за того, что я вам не сын. Но не рассчитывайте на снисхождение. Я не избавлю вас от вопросов. И если вы не ответите мне сейчас, то не сомневайтесь, из этой комнаты выйдет только один живой.

Лицо босса театрально исказилось в недовольной гримасе.

– Ну почему же ты бегаешь из края в край? Все споры можно решить и более гуманным способом. Честно говоря, я бы предпочёл, чтобы ты не получил эту информацию, но твоя заслуга, что ты поставил меня в тупик. Я всегда знал, какой ты эксцентричный и порывистый. Однако пробраться в дом к Соичиро, после чего угрозами и грубой силой добиться его признания… Ты меня удивил.

– Так значит, это он сообщил вам о том, что я собираюсь найти дело моей матери?

– Именно. Мне пришлось возвращаться сюда через весь город в надежде на то, что тебе не удастся так быстро пробраться к сейфу. Что ж, ты успел. И, кажется, теперь у меня нет выбора.

– А что насчёт гарантии? Как мне убедиться в правдивости сказанных вами слов? Вы лгали все пять лет моей работы в Danaus, а теперь хотите, чтобы я вот так вот просто поверил вам?

– Принеси мне те документы из сейфа, – с неожиданной твёрдостью приказал Киоши-сан, пока сам дотянулся до прикроватной тумбочки и вытащил несколько писем и фотографий, которые сразу же разложил на постели.

Когда Аято вновь вылез из гардероба с четырьмя папками в руках, босс молча постучал по месту рядом с собой, как бы предлагая присесть на кровать. Такимура вначале отмахнулся, на что мужчина ответил:

– Разговор выйдет долгим.

Перестав противиться, блондин решил-таки сесть на постель, но с другого края.

– Это было почти двадцать восемь лет назад. Хоть и помню я всё, будто пересказываю вчерашний день, – Киоши-сан раскрыл единственную папку, с которой не ознакомился Аято. – Мы с Арэто тогда ещё состояли в Ямагути-гуми. Вначале я работал в префектуре Токио, а затем меня перенаправили в штаб Флориды. Там я и познакомился с твоим отцом. О, мы были прекрасной командой. Я отличный вымогатель, а он манипулятор. Вдвоём нам удавалось пробираться на участки тогдашних известных магнатов, грабить имущество зажравшихся политиков, подделывать их документы или же заставлять подписывать наши. Я всегда шутил над бесстрашием Арэто, хоть и при этом сильно завидовал ему. Твой отец был решительным, жадным и ненасытным. Он видел смысл лишь тогда, когда заполучал всё. И, знаешь, я его в этом поддерживал. В Арэто все видели огромный потенциал. Многие приходили в преступный мир на несколько лет, если не месяцев, а то и дней. Он же жил этим, пытался достичь справедливости, борясь до конца и никогда не сдаваясь под угрозами полиции. Но в один момент в нём что-то переменилось. Я это заметил сразу же: он стал более тихим, менее азартным, а позже и вовсе начал подсчитывать риски того, чем мы занимаемся. «В чём смысл всех этих вымогательств, Эиджи?» – говорил мне он. «А ты не думал когда-либо о том, чем будешь заниматься в старости?» – каждый его вопрос выглядел всё более подозрительным. И наконец: «Я хочу с этим покончить». Это был словно раскат грома. Казалось бы, что могло так сильно повлиять на амбиции Арэто? И вот появилась она, – босс с трепетом поднял голову на картину. – Каори, моя прекрасная Каори. Она обворожила твоего отца своим очарованием, и тот потерял голову от любви. Арэто больше не видел смысла в преступной деятельности, но отказаться от неё не смог, так как толком ничего кроме этого не умел. Конечно, он бы мог стать обычным клерком, чью зарплату легко истратить за один поход в магазин. Но Арэто решил остаться в Ямагути-гуми, только связался с наркотиками. Даже не дилерство, а просто доставка. Когда я впервые встретил Каори, между нами что-то сверкнуло. Твой отец хотел познакомить своего лучшего друга и любимую женщину, но в итоге способствовал зарождению чего-то нового. Каори никогда не питала сильных чувств к Арэто, я это знал всегда. Она уважала и ценила его, как хорошего мужчину, но дикую страсть испытывала лишь со мной. Я был для неё, как яблоко для Евы. Она понимала, что я не брошу преступность ради отношений, но всегда буду рядом, если ей понадобится помощь. К тому моменту наши пути с Арэто совсем разошлись. Он остался на уровне тихой и спокойной жизни наркоторговца, когда я устремился к власти. После того, как наш тандем разорвался, мне выпал шанс встать на место твоего отца. Я был упорен и твёрд. Желал только большего и лучшего. А в один момент взял и решил покинуть Ямагути-гуми навсегда. Меня уже не удовлетворяла работа в чьей-то группировке, пусть даже и такой влиятельной. Я возжелал свою. Дорогая Каори не поддержала мою идею, но мы не ругались, у неё оставался Арэто, а потому она не так сильно боялась меня потерять. Но всё изменилось после того, как я улетел обратно в Японию. Накануне мы с Каори провели ночь. Но о её беременности я узнал лишь через несколько месяцев, – Киоши-сан протянул Аято письмо, в котором его мать говорит о том, что ждёт ребёнка. – Когда я услышал, что стану отцом, любовь к ней вновь зародилась в моей душе. Я целыми днями проводил в грёзах о том, как буду держать свою малышку на руках. Каори стала для меня не просто возлюбленной, она была матерью моей дочери. Я сразу же написал ей о том, что она может уйти от Арэто ко мне, и искренне надеялся, что увижу её вновь, когда она ответит взаимностью. Но, видимо, Каори боялась, что я опять брошу всё ради Danaus, ради укрепления своей власти. Как же она ошибалась. Я не был готов пожертвовать своей группировкой, но и про семью забывать не собирался. Однако Каори не верила ни единому моему слову. Она осталась с Арэто, но про нашу ночь умолчала. Я целых два года пытался добиться её взаимности: писал, звонил и несколько раз даже оставлял Danaus, чтобы слетать во Флориду. Но она меня избегала. И всё это время жила во лжи: к себе, к мужу, к нашей дочери. Я в судьбу никогда особо не верил, но, видимо, такие встречи не бывают случайны. На тот момент я поклялся себе, что это станет моим последним полётом во Флориду. И в последний день нахождения в этом солнечном штате, когда на руках уже был билет домой, я увидел её, гуляющую с коляской в парке. Двухлетняя Эцуко улыбнулась мне точно так же, как и её мама когда-то. Девочка была полным воплощением Каори: такой же яркой, солнечной и прекрасной. Смешанные корни матери передались ей с невообразимым великолепием. И стоило мне взглянуть на эту малышку, как слова сами вырвались из моего трепещущего сердца. Я вновь стал предлагать Каори уйти от Арэто, уже не просил, а умолял. Этой женщине удалось взять надо мной вверх. Я был готов ей поклоняться. Но в очередной раз в мою сторону прилетел жгучий отказ, причем довольно-таки обоснованный. Каори ждала второго ребёнка. В Японию я улетел совершенно разбитым, но ничуть не сломленным. Прошло ещё пару лет, прежде чем мне закралась чудесная мысль. Воспользовавшись своими связями во Флориде, я узнал, что Арэто претерпевает финансовые трудности. Каори не могла работать, так как следила за двумя детьми. И я написал ей письмо, – Киоши-сан протянул Аято раскрытый конверт, который тот прочёл вслух.

– Дорогая Каори, я никогда не перестану любить тебя с Эцуко, хоть и осознаю, что ты уже давно перестала быть преданной мне. Но в связи с последними трудностями в деньгах, я бы мог предложить Арэто хорошую работу в Японии. Мне не нужна твоя взаимность или же сильные чувства, но слишком уж долго я не виделся с Эцуко. Прошу, дай мне возможность общаться с дочерью, и я не буду просить ни о чём. А взамен твой муж начнёт приносить стабильную и большую зарплату, которой хватит на содержание и его, и моего ребёнка. Кажется, мальчика вы назвали Аято, правильно? Видел его фотографии. И опять же он безумно похож на тебя.

Киоши-сан забрал у Такимуры письмо, не давая вставить какой-либо комментарий, и продолжил рассказывать о том, что произошло дальше.

– Каори молчалачуть больше года. Мелочи, на самом-то деле. Когда есть, чего ждать, и десятилетия покажутся парой суток. Но, наверное, проблемы с деньгами ужасно усугубились, раз спустя такой промежуток твоя мать ответила мне согласием. Каори пообещала, что уговорит Арэто переехать в Японию и разрешит мне встречаться с Эцуко несколько раз в месяц. Я был на седьмом небе от счастья и уже готовил несколько свободных мест в Danaus. На тот момент моя группировка лишь набирала обороты, и новый член никогда не был лишним, а уж тем более такой опытный и проверенный, как Арэто. Но всё упёрлось в штыки, когда они переехали в Осаку. Твой отец оказался слишком гордым, чтобы работать на своего бывшего лучшего друга. Конечно, ему пришлось выполнять небольшие заказы, но я точно так же терпел этот презрительный взгляд, колкие фразы и даже откровенную грубость в свою сторону. А всё из-за того, что мы оба обещали Каори. Эцуко я так и не увидел, так как твоя мать попросила дождаться её седьмого дня рождения. И я ждал, но с каждым месяцем моё железное терпение трескалось по швам. Обычные стычки с Арэто перерастали в ругань и споры. То его не устраивало количество заказов, то я якобы подвергал его жизнь высоким рискам, то он чуть было не нарывался на полицейских. На деле же, ему просто зависть сжимала горло, ну не мог он смириться с тем, что теперь я гораздо выше. Не мог посмотреть мне в глаза без желчи и едких замечаний. Он кичился тем, что знал меня ещё сосунком, хотя сам так и не дорос до чего-то более стоящего. В конце концов, Арэто нашёл себе другую работу. В компании Sony, ты представляешь? Бывший наркоторговец теперь занимается продажей электроники. Я изначально даже ему не поверил, но он исчез слишком резко, даже не попрощавшись. А ещё Арэто унёс с собой кругленькую сумму денег с последних заказов, которые он выполнил, но мой процент не вернул. Я искал твоих родителей по всей Осаке, но они сменили дом и умело прятались от людей Danaus. Эцуко уже скоро должно было исполниться восемь, а я всё ещё надеялся на ответ Каори. Так наивно полагал, что она сдержит своё обещание и верил, пока мне не пришло последнее письмо.

Аято вновь взял протянутую ему бумажку и, развернув её, сразу же начал читать вслух.

«Эиджи, мне жаль, что приходится говорить это на расстоянии, но я устала скрываться от тебя изо дня в день. Уже изначально я не давала тебе никакой надежды на то, что между нами опять может что-то вспыхнуть. Видимо, ты посчитал иначе. Я не испытываю к тебе ничего, кроме жалости от ушедших дней и страха за свою семью, которую ты не оставляешь в покое. Эцуко дочь Арэто, неважно, биологически или нет, но он её настоящий отец. Я не хочу, чтобы она встречалась с тобой, у неё уже есть любящие и заботливые родители. Восемь лет назад я совершила ошибку, но теперь ни за что не предам своих родных. Арэто мой единственный мужчина, а Эцуко и Аято наши дети. Иначе быть не может, поэтому больше не приближайся к нам ни на шаг. Прости за всё, что заставила тебя пережить. И прощай.

Та, с которой теперь у тебя нет ничего общего».

– И это было её окончательным решением, – произнёс Киоши-сан осевшим и окутанным мрачностью голосом. – Ты можешь не верить, но я любил её всей душой. Сильнее мои чувства были разве что к твоей сестре…

– Хотите сказать, что даже жестокие диктаторы способны на любовь? – перебил его блондин с явной усмешкой.

– Не совсем. Скорее жестокими диктаторами люди становятся от разочарований в любви. После того предательства, когда я лишился дочери и любимой женщины, у меня отнялось всё то, что отвечало за положительные эмоции. Мои надежды разрушились, а на их место пришли дикая ярость, злость и обида. Я человек не мстительный, но иногда люди приносят столько вреда, что от них следует избавляться, – на этих словах Аято резко встрепенулся, пока в его голове всплывали события восемнадцатилетней давности. – Те тесты на отцовство, которые ты нашёл, я сделал лишь для своего собственного успокоения. Понимаешь ли, в этом мире доверять нельзя никому. Да и мне нужно было быть уверенным в том, что я не ошибся, воплотив свой план в реальность.

Такимура слушал урывками, периодически поглядывал на раскрытые папки, конверты с письмами, но молча обдумывал что-то своё. Когда же Киоши-сан заметил беспокойство и зарождающееся негодование в глазах парня, то окликнул его, на что Аято никак не отреагировал. Но только босс собирался произнести его имя вновь, как вдруг блондин резко подорвался с кровати, набрасываясь на мужчину с вопросом, ответ на который так долго был окутан дымкой лжи.

– Что произошло в тот вечер?

Киоши-сан на секунду замялся, а затем облизал пересохшие губы и, как бы невзначай, произнёс:

– Я поклялся себе, что воспитаю из Эцуко будущего предводителя Danaus. Она станет лучшей версией меня, сохранив в себе все достоинства Каори. Джесс выросла самой яркой бабочкой группировки…

– Что случилось в тот вечер?! – Аято уже сорвался на крик, но босс, словно специально, игнорировал его вопрос.

– …Тебя же, сына Арэто, я всем сердцем желал заставить пройти через всё то, что пришлось пережить мне. А именно, потеря любимого человека, предательство близких…

– Я спрашиваю, что вы сделали с моими родителями?! – накал между ними всё возрастал. Такимура уже не мог контролировать свою агрессию.

– …Но со временем твоего нахождения в Danaus я изменил некоторые планы на твой счёт. Ты мне пригляделся. И, знаешь, оставить тебя здесь в качестве уважаемого члена группировки стоило мне не одной бессонной ночи. Всё-таки удивительно, что у такого грязного ублюдка, как Арэто, может быть такой воинственный и бесстрашный сын, как ты…

– Да вы издеваетесь! – последние нервы парня сдали, и он грубо вцепился в воротник пиджака Киоши-сана. – Что вы сделали с моей семьёй? Что с ними произошло?!

– Отвечай!

Аято с боссом мгновенно обернулись на возглас и увидели стоящую в дверном проёме Эцуко.

– Джесс, милая, – сразу же стушевался Киоши-сан, когда Такимура от растерянности отпустил его.

– Ты всё это время мне врал?! – голосом девушки можно было порезать стекло, настолько отчаянно и злобно кричала она.

– С какого момента ты здесь стоишь? Что ты слышала? – попытавшись успокоить её, выставил руки вперёд мужчина и медленно поднялся с кровати.

– Я услышала достаточно, папочка, – никогда ещё девушке не было так противно называть Киоши-сана своим отцом. – Ты воспользовался моей потерей памяти, – Джесс на секунду примолкла, – или же поспособствовал ей…

– Что за чушь, – играючи усмехнулся босс.

– Нет! Это ты несёшь полный бред. Я помню! Помню, как лежала в больнице, а медсёстры говорили о том, что у меня травмирована височная доля. Как я могла сама заработать стационарную амнезию? Это определённо было получено после удара. Но кто сделал это со мной?!

Аято стоял в стороне, не решаясь встрять в разгорячённый спор, пока Киоши-сан бегал глазами из стороны в сторону. Впервые он выглядел настолько потерянным.

– Джесс…, – было обратился мужчина к дочери.

– Эцуко! Меня зовут Такимура Эцуко, – парировала девушка, краем глаза смотря на брата. – А теперь ответь на вопрос. Кто убил наших с Аято родителей?

Босс стоял неподвижно, словно ноги вросли в ворсистый ковёр. А его язык окаменел и не был способен даже отлепиться от нёба. Эцуко сделала несколько твёрдых шагов вперёд, приближаясь к отцу вплотную и, смотря ему прямо в глаза, процедила:

– Это был ты. Ты убил нашу семью, подставил маму, забрал меня к себе и заставил брата страдать. Это всё твоих рук дело. Ты убил маму и папу. Их кровь пролилась из-за тебя.

– Они сами были виноваты в том, что произошло! – резко прокричал Киоши-сан, и это можно было считать за признание.

Мгновение, и на него со спины набросился разъярённый Аято. Его ладонь сжимает пистолет, но босс реагирует слишком быстро, и Беретта отлетает на пол. Парень тут же кидается вперёд, начиная безжалостно дубасить мужчину по голове, когда тот со всей силой бьёт его под дых. Удар за ударом. Такимура ещё стоит на ногах, как вдруг замечает, что Эцуко в комнате уже нет. Воспользовавшись заминкой блондина, Киоши-сан заламывает ему руку, и кости хрустят.

Внезапно, по всему зданию разносится оглушительный рёв сирен. Встроенные лампы с бешеной скоростью мигают красным, а рация в заднем кармане брюк мужчины хрипит. Через несколько секунд из неё раздаётся перепуганный голос Фудо:

– Босс, к нам направляется штурмовая команда SAT. Они вооружены и собираются окружить всю территорию штаба.

16.Кровавая джига

Четырьмя часами ранее Кен сидел в отделе расследований. Допивая охлаждённый кофе, молодой следователь изучал на компьютере крайние районы Осаки и близлежащие города. Когда Судзуки поставил пустой пластиковый стаканчик на стол, а на мониторе уже появилась карта префектуры Киото, внезапно, в кармане завибрировал телефон.

Номер неизвестен. И внутри Кена щёлкнуло какое-то плохое предчувствие. Замявшись на пару секунд, шатен всё-таки решил ответить на звонок. Но как только он поднёс телефон к уху, из динамика раздался запыхавшийся и испуганный голос:

– Я в подвале, прошу, найди меня.

Связь оборвалась прежде, чем Судзуки успел что-либо спросить. Он застыл с раскрытым ртом и удивлённо выпученными глазами. Растерянный взгляд устремился в клавишу caps lock. Вдруг прямо за спиной прозвучал хриплый смех следователя Акияма.

– Всё в порядке? Выглядишь сбитым с толку, – под наигранным беспокойством просматривалась явная насмешка.

Кен положил телефон на стол и вполоборота посмотрел на своего коллегу. Следователь Акияма всегда казался чересчур легкомысленным и беспечным. А ещё у него была навязчивая привычка – лезть не в своё дело. Но сейчас Судзуки даже обрадовался такому внезапному вторжению. Душный мужчина вывел его из прострации и пугающих мыслей.

– А? Нет, всё хорошо. Спасибо, – облизав пересохшие губы, Кен добавил. – Комиссар Маэда на месте?

Следователь Акияма подозрительно прищурился, но так и не найдя объяснения столь странному поведению шатена, пожал плечами и безразлично фыркнул:

– Не знаю. Пять минут назад видел его возле автоматов со снеками. А что такое? Нужна его помощь в расследовании? Разве ты не закрыл дело о кражи в доме госпожи Абэ на прошлой неделе?

Но ответа мужчина уже не услышал. А Судзуки с молниеносной скоростью мчался на первый этаж. Комиссар Маэда сидел за столиком в комнате отдыха и, листая какие-то документы, попивал чай. Кен ворвался в дверной проём, как торпеда, чем сильно напугал двух офицеров, выходящих в коридор. Комиссар же, привыкший к такой взбудораженности шатена, даже не повёл глазом, продолжая пить свой пуэр. Резко подсев к мужчине, Судзуки слегка нагнулся к нему и тихо, чтобы никто не расслышал, сказал:

– Мне поступил звонок с неизвестного номера, – господин Маэда заинтригованно поднял бровь и отставил чашку чая в сторону. – Какой-то человек просил о помощи. Он отключился, буквально, через пару секунд…

– Вы перезванивали? – сразу же перешёл к делу комиссар, на что Кен кивнул.

– Пока бежал к вам. Попытался дозвониться. Но безуспешно. Звонок не проходит. Видимо, телефон отключен…

– Есть догадки, кто это мог быть?

Судзуки непонимающе нахмурился.

– Думаете, я знаком с этим человеком?

– Тогда откуда у него ваш номер? Если бы это был обычный потерпевший, то он бы обратился в кобан или полицейский отдел. С чего бы ему звонить именно вам? – видя замешательство на лице следователя, комиссар задал наводящий вопрос. – За последние месяца три вы говорили кому-либо свой номер телефона?

Вначале Кен немного опешил, но спустя мгновенье его лицо вытянулось так, словно к нему пришло озарение.

– Тору…, – еле слышно пробормотал он.

– Кто? – переспросил господин Маэда.

– Помните того парнишку из Данаиды Монарх? Он как-то заявился к нам в участок, говоря, что у него украли кошелёк…

– Подождите, следователь Судзуки, – комиссар вдруг стушевался и как-то неодобрительно нахмурился. – Вы хотите сказать, что дали свой номер человеку из преступной группировки? Но зачем?

– Мне показалось, что между нами выстроились доверительные отношения. Да и, честно говоря, я более чем уверен в том, что этот подросток и сам не прочь сбежать из Данаиды. Он на нашей стороне. Не сомневайтесь. Тогда я попросил его позвонить мне в случае чего экстренного. И, по всей видимости, произошло что-то серьёзное, учитывая, с каким рвением тогда Тору пытался доказать безнадобность моего номера.

За столиком повисло молчание. Оба сотрудника полиции погрузились в свои мысли, параллельно задаваясь вопросом, почему вокруг стало так тихо. Господин Маэда вспомнил про свой пуэр и сделал небольшой глоток, но разочарованно скривился. Чай остыл, из-за чего появился неприятный привкус на языке. В конце концов, Кен кашлянул в кулак и прямо спросил:

– Вы считаете, что я должен проигнорировать этот звонок?

Мужчина сжал губы и вскинул бровями, после чего направил на шатена уверенный и твёрдый взгляд.

– Я доверяю вам, следователь Судзуки. Что, впрочем, всем прекрасно известно. И я знаю, что какое бы вы решение не приняли, оно будет являться самым правильным в сравнении с предложенными альтернативами. В нашей профессии основываться на одной интуиции нельзя. Но и без неё делать тут совершенно нечего. Так что, доверьтесь своему чутью и поступите, как считаете нужным. Я поддержу вас лишь в том случае, если вы останетесь верны себе, а не чьим-то советам.

Кен удовлетворённо кивнул и, пошуршав в кармане брюк, достал свой телефон. Открыв список входящих вызовов, он, будучи полным решимости, сказал:

– Попробую отследить его местонахождение по номеру.

– Моя помощь не требуется?

– Свяжусь с вами, когда уже отыщу Тору.

– В таком случае, не буду вас задерживать, следователь Судзуки, – комиссар всем своим видом показывал, что изначально рассчитывал именно на такой ответ.

Когда шатен выскочил в коридор, господин Маэда вылил холодный напиток в раковину и пошёл за новой чашечкой пуэра.

***

К вечеру на станциях всегда скопляется огромное количество людей. Кто-то возвращается с работы, а кто-то наоборот заступает на смену. В обществе это принято называть «час пик». Но протискиваясь через уставшие, прилипшие друг к другу тела, одновременно стараясь не наступить кому-либо на ботинок, Кен точно не применит это выражение. Он скорее скажет, что попал в банку с сардинами. Озлобленными на весь мир, уставшими и потными сардинами. Буквально, полчаса назад Судзуки ещё пыхтел над своим рабочим компьютером, считывая геолокацию места, откуда был произведён звонок. По полученным данным оказалось, что Тору должен находиться в семи кварталах от полицейского участка. Это около десяти остановов на автобусе, но дорожное движение настолько замедлено, что такими темпами Кен доберётся не раньше, чем за сорок минут. Именно поэтому шатен сейчас стоял возле поручня в подземной электричке.

Когда дверцы раскрылись, Судзуки уже рванул вперёд, чтобы выскочить на платформу, но собственных усилий не потребовалось. Его, в прямом смысле, вытолкала кучка таких же озабоченных своими делами, пассажиров. На свежем воздухе общее состояние молодого следователя гораздо улучшилось. Только переступив последнюю ступеньку лестницы, ведущей наверх, Кен широко расправил грудь и раздул ноздри, вдыхая пропитанный свежестью, а не потом воздух. Но не прошло и пяти секунд, как беспечный парень вновь превратился в серьёзного сотрудника полиции и, достав телефон, направился по направлению, которое начертил себе ещё будучи в участке.

Судзуки прошёл вдоль проспекта, завернул в узкий переулок, откуда вышел на необходимую улицу. Карта на экране мобильного показывала, что место, откуда Тору совершил звонок, находится прямо здесь. Озадаченно осмотревшись по сторонам, Кен ещё раз перепроверил координаты. Но геолокация была правильной.

“Итак, справа от меня находится супермаркет, а слева – жилые здания. Если бы Тору скрывался от кого-то, то он бы точно избегал камер видеонаблюдения. Значит, парень направился к домам. Он сказал, что сидит в подвале. Но подъезды повёрнуты к дороге. И в квартиры мальчишка тоже не мог попасть. Это говорит о том, что подвал находится во внутреннем дворе. Осталось выяснить, как туда пробраться… ”

Только Судзуки задумался над этим, как ему на глаза попалась узкая щель, между бетонными домами. Сантиметров 30-35, не больше. Но шатен подобрался к ней ближе и понял, что в принципе может пролезть. Как только следователь протиснулся между двух стен, он вышел на какую-то площадку. Впереди стояли качели, горки и прочие развлечения для детей. Чуть левее – скамейки и небольшая цветочная грядка. Обернувшись направо, Кен увидел навесную крышу на уровне чуть ниже окон первого этажа. Обойдя её, Судзуки наткнулся на лестницу, ведущую в подвальное помещение. Оглянувшись по сторонам, следователь не стал выжидать больше ни секунды и ускоренным шагом спустился к железной двери. Она оказалась приоткрыта.

Аккуратно нажав на ручку, Кен не спеша раскрыл её до конца, после чего неуверенно вошёл вовнутрь. В нос сразу же ударил запах влаги и плесени. Скривившись, шатен закрыл за собой дверь и, включив фонарик на телефоне, решил осмотреть подвал.

– Здесь кто-нибудь есть? – за ответом последовала напряжённая тишина. – Это следователь Судзуки, вы позвонили на мой номер.

Внезапно, из темноты раздался оглушительный грохот. Свободной рукой Кен мгновенно достал пистолет и обернулся в сторону звука. Свет фонарика упал на какую-то ржавую железную трубу. В метре от неё стоял перепуганный до смерти Хидэки.

– Гражданин Тору? – пряча пистолет обратно в кобуру, Судзуки обратился к подростку. – Что случи…

Вдруг мальчишка шикнул, приложив палец к губам и не давая Кену закончить вопрос. Танака молча кивнул в сторону каких-то картонных коробок, валяющихся в затемнённом углу, после чего отошёл туда. Судзуки последовал за ним. Остановившись возле пошарпанной серой стены, подросток обернулся на растерянного сотрудника полиции и, встав на цыпочки, дотянулся до его уха.

– Меня разыскивают.

Кен предполагал нечто подобное, а потому не сильно удивился и сразу же перешёл к делу.

– О ком идёт речь? Данаида Монарх? Та самая группировка?

Хидэки непонимающе нахмурился, но быстро кивнул.

– Никто так её не называет. Правильно «Danaus». За мной гонятся люди из Danaus. Они пытаются убить меня и если захотят, то из-под земли достанут.

– Но что ты им сделал? – страх мальчишки был настолько ощутим, что лёгкая дрожь передалась и Судзуки.

– Встретился с вами, – Танака поднял на следователя серьёзные и потускневшие глаза. – Рассказав полицейскому о группировке, я, фактически, предал их, нарушил самое главное правило. Киоши-сан наказал меня, насильно отправив в подпольные лаборатории.

– Кто? – переспросил следователь.

– Наш предводитель, – тут же пояснил Хидэки, на что Кен задумчиво прикусил губу. Услышанное имя показалось ему безумно знакомым, словно он где-то уже его слышал, но было это очень давно.

– А что за лаборатории? – резко спотхватился Судзуки. – Над тобой ставили какие-то опыты?! – сам не до конца осознавая то, что говорит, предположил он.

– Нет, нет, – слегка усмехнулся подросток. – Ничего подобного, хоть и моё тело пережило не лучшие дни. Меня припахали к созданию синтетических наркотических средств. Опиаты, опиоиды…. А попутно пытали, жгли кожу и били электрическим разрядом. Они хотели выяснить, кому я растрепал о Danaus.

– И ты сказал им? – совершенно спокойно, даже не сжавшись, спросил Кен.

Танака замотал головой. Но не так, как обычно машут в знак отрицания, а так, словно специально чего-то недоговаривал. И следователь прочёл это в бегающем взгляде и подрагивающем кадыке.

– Ты соврал этим людям, – утверждением произнёс он. – Но чью фамилию они услышали?

– Та девушка сержант…, – неуверенно буркнул мальчишка, – которая проводила меня до вас. Когда я соврал про потерянный кошелёк…

– Сержант Кикути?! – слишком резко воскликнул Судзуки, но мгновенно сбавил тон. – Я не видел её в участке уже больше недели…

– Мне было слишком невыносимо, и я не мог больше молчать. Но и сдать вас, единственного человека, которому, возможно, удастся спасти нас, тоже являлось бы огромной ошибкой. А её фамилия так и крутилась на языке. Если бы я соврал, то они… они бы накачали меня наркотой. А я боялся проболтаться про вас…. Я не мог…

– Так, успокойся, – когда парнишка начал запинаться в оправданиях, Кен поспешил успокоить его, обхватив ладонями тощие предплечья. – Ты ни в чём не виноват. Тебя вынудили. И что бы ни произошло с сержантом, это будет на их совести, ясно? Ты не совершил ничего дурного. Да и вообще, я должен благодарить тебя за спасение своей жизни, – приподнял уголки губ Судзуки, обнажая свои аккуратные клыки.

– Это вам спасибо, – улыбнувшись в ответ, произнёс Хидэки. – За то, что пришли.

– Кстати об этом, с какого телефона ты мне звонил?

– Понятия не имею, – пожал плечами подросток. – Какая-то модель Samsung. Я украл его из сумки незнакомой женщины на площадке. Фиолетовый чехол разил лавандовым парфюмом. Отвратительно, – скривился Танака, будто снова почувствовал этот запах. – Как только я позвонил вам, то сразу же выбросил мобильник в урну. Мамочка с дочкой уже ушли домой, а искать их времени у меня не было, – он старался говорить с пубертатной напыщенностью, хоть и встретился с осуждающим взглядом следователя, из-за чего внутри сгорал от стыда.

– Надеюсь, это был последний раз, когда тебе пришлось своровать, – удержавшись от укора, вздохнул Кен.

– Да-а, – с долей неверия протянул Хидэки. – Я тоже надеюсь на это. У меня не было выбора, они, буквально, гнались за мной. Я сбежал из лаборатории часов пять назад. И всё это время чувствовал на хвосте людей из Danaus.

– Теперь ты со мной, и тебе не о чем беспокоиться, – дружелюбно похлопав подростка по спине, Судзуки посмотрел в экран телефона. Время перевалило за шесть. – Ты можешь назвать приблизительный адрес, где группировка производит наркотики? Давай доедем до участка и обсудим всё там, – предложил он и уже развернулся в сторону выхода из подвала, но был резко остановлен протестом мальчишки.

– Нет. Я не для того рисковал своей жизнью, выбираясь из лаборатории, чтобы сейчас трепать языком в комнате для допроса.

– И что же ты предлагаешь? – спросил Кен, явно удивлённый таким жёстким тоном Хидэки.

– Я называю вам адрес, и мы немедленно едем туда вместе со штурмовой командой.

– SAT?! – ошарашенно воскликнул следователь. – Ты хоть понимаешь, насколько серьёзным должен быть повод, чтобы вызвать это подкрепление?

– Там, куда мы направимся, находится штаб Danaus и, соответственно, Киоши-сан. Человек, который забрал сотни жизней, подверг пыткам тысячи людей и подсадил на наркотики всё население Осаки. Он и сейчас может стоять, приставив пушку к чьему-то виску.

Пока подросток возбуждённо парировал о необходимости скорейшего захвата группировки, Кен всё-таки решил выбраться на свежий воздух. Но только они поднялись по лестнице и вышли во внутренний двор, как шатен ошарашенно раскрыл рот. Теперь, когда парнишку не окружала кромешная тьма, его внешний вид можно было рассмотреть в мельчайших деталях. Ободранная серая толстовка, потёртые джинсы, засохшая грязь на обуви. Алая краска на волосах выцвела и стала отдавать бледно-рыжим оттенком. Под глазами синяки, словно он и вовсе никогда не слышал про сон. Губы искусаны, и небольшие зализанные ранки до сих пор кровоточат. А на шее, чуть выше ключицы, блестит свежий ожог. Хидэки, сделав вид, что не заметил столь пристального внимания к себе, откашлялся в кулак и с хрипотцой произнёс:

– Там таких, как я, тысячи. И это я говорю о тех, кто ещё каким-то чудом жив…

Подросток ещё не успел закончить мысль, но пальцы Судзуки уже листали список контактов на телефоне, останавливаясь возле номера господина Маэда. Не сказав мальчишке ни слова, Кен нажал на звонок и приложил динамик к губам. Спустя три гудка, мужчина ответил:

– Слушаю.

– Комиссар, я сейчас вышлю вам адрес, на который необходимо направить штурмовую команду, – шатен ещё раз бросил взгляд на подростка, после чего добавил. – Ситуация крайне чрезвычайная. SAT должен прибыть как можно раньше. Мы с Тору будем ждать их на месте.

Следователь с господином Маэда разговаривали ещё около минуты, прежде чем первый сбросил трубку. И только он положил телефон в карман, как вдруг встретился с виноватым взглядом мальчишки.

– Хидэки…, – немного невнятно пробурчал он.

– Что? – свёл брови к переносице Судзуки.

– Моё настоящее имя Танака Хидэки. Я должен был представиться изначально…

– Всё в порядке, – понимающе улыбнулся шатен. – У тебя были причины скрывать себя. – Парнишка весело хмыкнул в ответ, но в его взгляде вновь появилось какое-то беспокойство. И следователь, будто прочитав мысли подростка, сказал. – За нами скоро приедет патрульная машина. Думаю, добраться на ней сейчас будет безопаснее всего.

– Спасибо вам, – всё, что смог выдавить из себя смущённый таким непривычно-уважительным отношением Хидэки, это искренняя благодарность.

– Пока что рано говорить спасибо, – внезапно, тон Судзуки стал твёрдым и полным решимости. – Но, клянусь, Киоши-сан ответит за всё, за каждую каплю крови, пролитую ни в чём неповинными людьми. Меня никто и ничто не остановит, когда на кону стоит справедливость и чья-то жизнь.

Закончив говорить, молодой следователь вдруг вспомнил, где уже видел это имя, принадлежащее предводителю преступной группировки. Ему было семь или восемь лет, когда Соичиро случайно забыл закрыть дверь в свой кабинет. Мальчику всего-навсего хотелось взять почитать какую-то интересную книжку из огромного отцовского шкафа, но, чтобы достать её, необходимо было придвинуть стул. Толкая его, Кен заметил на столе раскрытый белый конверт. Это оказался чек на сумму 150 000 йен. Получатель его отец, а отправитель некий Киоши Эиджи. Судзуки не мог полностью утверждать, что это один и тот же человек, но у Соичиро никогда не было хороших знакомств. Это шатен знал наверняка.

***

– Босс, к нам направляется штурмовая команда SAT. Они вооружены и собираются окружить всю территорию штаба.

В это мгновение замер даже Аято. Киоши-сан тут же встрепенулся, отходя от блондина, и свободной рукой начал резко собирать все документы, разбросанные по кровати.

– Сколько у нас времени? – быстро и чётко произнес мужчина.

Из динамиков раздалось слабое кряхтение и тихий голос Фудо:

– Минут пять, босс, не больше.

– Отлично. Собирайте всех наших на этажах. Вооружитесь. Кто успевает, выезжайте из города. Остальные будут держать удар.

Отключившись, Киоши-сан протянул Такимуре стопку папок по делу его семьи.

– Я иду искать Джесс. Хочешь уехать с нами – держи документы и следуй за мной.

– А что насчёт остальных членов Danaus? – забирая бумаги, спросил Аято. – Бросите их? Они же рассчитывают на вас, – с нескрываемой злобой бросил он.

– Каждый момент жизни, малыш, – проверяя комнату на наличие ещё каких-либо памятных вещей, отвечал Киоши-сан, – это возможность усвоить новый урок. И рано или поздно люди, кем бы они ни были, должны осознать, что в трудной ситуации им никто не поможет. Ни начальник, ни напарник, ни Бог.

Такимура, скрипя зубами, оскалился, уже собираясь вывалить на мужчину очередную порцию желчи, но босс пулей вылетел в дверной проём. И парню ничего не оставалось, кроме как побежать за ним.

Оглушительная сирена. Красные коридоры. Все вокруг толкаются и наставляют друг на друга оружие. Звуки перезарядки. Топот чьих-то берц. На лестничной клетке не протиснуться. В служебном лифте шум слегка приглушается. Киоши-сан отдаёт команды по рации: забрать, уйти, спрятать. В ответ железный, словно искусственный, голос: принято, принято, исполнено. Перед глазами троится. Или же телохранители босса внезапно телепортировались в кабинку. Стальные двери раскрываются на седьмом этаже. Киоши-сан, не переставая отдавать приказы, быстрым и чётким шагом рванул вперёд. Дальше только крыша. Шаткая лестница из железных прутьев держится на удивление неплохо. Аято не улавливает момент, когда уже стоит на свежем воздухе. Ледяной ветер обжигает лицо. Рука машинально проверяет документы, запрятанные под куртку. Издалека слышен вой полицейских машин. И Такимура мысленно надеется, что они приедут раньше, чем Киоши-сан скроется из штаба Danaus.

– Отец?! – Эцуко стоит возле самого края крыши и с ужасом смотрит на происходящее вокруг.

Босс в доли секунды подходит к дочери и протягивает свои руки к ней.

– Всё будет хорошо, дорогая моя, – ласково, будто не своим голосом, произносит он. – Нам необходимо уехать.

– Что происходит? – чуть ли не плача от испуга и растерянности, восклицает девушка.

– Кто-то доложил о нас. Скорее всего, это тот оборванец Хидэки. Как знал, нельзя было оставлять его в живых. Предавшие один раз предадут вновь. Но тебе не о чем беспокоиться, моя яркая бабочка. Мы уезжаем. Сейчас же спускайся в подземные этажи.

Пока мужчина кратко объяснял Джесс ситуацию, Аято бегал глазами из стороны в сторону. Возле спуска на седьмой этаж стояли два тучных телохранителя. Третий находился рядом с Эцуко. Но все как под копирку. Пепельные короткие волосы, чёрная одежда и обувь. Издалека они напоминали размазанные чернильные пятна. Огромные мускулы и бесхребетные характер. Выполнят любой приказ босса, который, не скрывая, отправляет их на неминуемую смерть, либо пожизненное заключение. Один из таких безмозглых рабов уже подталкивал Джесс к выходу, но девушка заметно сопротивлялась. Вдруг её взгляд встретился с взглядом Аято. Парень увидел в нём крик о помощи, и, по всей видимости, сестра заметила то же и в его расширенных зрачках.

– Ну же, быстрее! – торопит дочку Киоши-сан, и Такимура понимает, что их нельзя отпускать.

Повсюду люди босса. Его убьют за любой резкий шаг. Но выбора больше нет. И другого шанса прекратить весь этот бардак тоже не выпадет. Прямо сейчас перед ним стоит человек, по чьей вине погибли оба его родителя. Именно из-за него маму Аято прозвали психически нездоровой, убийцей. В последний момент жизни она спасала детей, а в её ладонь подкинули пистолет. Отец стал жертвой сильнейшей ревности своего бывшего друга. И Эцуко. Смотря в эти потерянные, разбитые глаза и искусанные губы, блондин не мог поверить, во что превратилась его вечно самоуверенная сестра. В кого её превратил этот диктатор. Биологический отец, клявшийся в безграничной любви к дочери, которую называл своей яркой бабочкой, сам того не осознавая оборвал её крылья. Вся семья Аято погибла от рук этого человека. И Кен… Он поверил, что Такимура больше не любит его, что никогда не любил. Во всём виноват лишь босс. Если бы не он, то, возможно, всё кончилось бы не так печально. Но в эту секунду Аято стоит, вросши в бетон, а ледяная рука сама тянется к заднему карману брюк, зажимая рукоятку Беретты.

Но не успевает парень вытащить пистолет, как на него наваливается тяжёлое тело. Крепкая тушка прижимает его к земле, заламывая обе руки. Такимура шипит от боли и прокусывает до крови язык.

– Отпусти его, – приказывает властный голос Киоши-сана.

Аято на мгновенье выдыхает, опираясь на свои трясущиеся колени. Но стоит ему подняться на ноги и обернуться к боссу, как вдруг его взгляд встречается с дулом Вальтера. Мужчина зажимает курок, направляя пистолет в грудь блондина.

– А я ведь до последнего хотел дать тебе шанс, – хрипло проговаривает Киоши-сан. – Думал, что из тебя выйдет достойный член Danaus. Но, видимо, поганая кровь Арэто даёт о себе знать. Твой папаша был удивительным неудачником. Но он хотя бы не раздумывал перед тем, чтобы убить, – подняв Вальтер чуть выше, он показал безумный оскал.

– Стой! – попыталась удержать его Эцуко, но было уже поздно. Босс не слышал ничего и никого. Его ноздри раздулись, а кровь прилила к глазам.

– Но это же так просто. Зажимаешь оружие, вспоминаешь, как сильно ненавидишь этого человека. А затем бум! И всё.

Мужчина спускает курок раньше, чем договаривает последнее слово. По всему периметру раздаётся оглушительный выстрел. Аято только успевает зажать уши и зажмурить глаза. Но проходит секунда, и ничего не происходит. Его грудь остаётся нетронутой. Внезапно, всё тело непроизвольно сжимается, когда он слышит истошный крик Киоши-сана.

– Джесс!

Вальтер выпадает из рук босса. Такимура слышит глухой удар и поднимает взгляд. Его сестра лежит на середине площадки. Багровая кровь начала растекаться под её светлыми волосами. Где-то вдалеке послышался выстрел. Кто-то разбил окно.

– Нет, – надломлено прошептал Киоши-сан, и Аято резко сорвался с места.

Он в доли секунды подскакивает к Эцуко, сдирая колени о грубый бетон. Ладони испачканы в красный, когда блондин трясёт девушку в надежде, что она ещё дышит. Но пуля прошла в её голову. Стараясь не вглядываться в эту кровоточащую дыру, Такимура прижимает тело к себе. Тонкие алые струйки стекают по бледному лицу. Аято сворачивается сильнее, его руки прикрывают лоб сестры нежно и вместе с тем крепко, словно там можно что-нибудь сохранить. На деле, он обнимает всё ещё тёплого мертвеца.

Внезапно, его размякшую тушку грубо откидывают в сторону. Утирая поток жгучих слёз, парень в прострации наблюдает за тем, как Киоши-сан судорожно пытается перевязать голову дочери, но лишь сильнее замызгивается в луже крови. Глаза девушки давно закрыты, и больно наблюдать за тем, как босс поочерёдно целует каждое веко, нашёптывая бессвязный бред. С каждой секундой её кожа приобретает всё более холодный оттенок. Киоши-сан растирает поледеневшие ладони, придерживает багровую тряпку на лбу и даже хочет поднять Эцуко на ноги. Но тело с лёгкостью сваливается обратно на бетон. И без того проломленный череп хрустит. Что-то густое просачивается сквозь спутанные волосы. Аято старается не думать о том, что это мозг. Не выдержав, он отворачивается, пряча лицо в руках. Желудок скручивает от подступившей тошноты. Ощущения такие, словно он сейчас выхаркает свои кишки.

– Джесс, нет, – отходя от трупа девушки, сдавленно проговаривает Киоши-сан. Кажется, он забыл все слова. Собственные скулы отдают такой же мертвенной бледностью, а в глазах только неконтролируемый ужас. – Нет, нет, нет, – обезумевши, бормочет мужчина, с каждым шагом приближаясь к краю крыши. – Она не мертва! – восклицает он в пустоту и истерично прокусывает кулак. – Вызовите врача! Моя дочь жива! – Остолбеневшие телохранители смотрят на босса, как на сумасшедшего. Аято же обращает на него молчаливый, тяжёлый взгляд. – Нет, моя яркая бабочка… Джесс!

Вдруг Киоши-сан раздаётся в громком хохоте. Он грызёт свою ладонь и безумно скалится, когда спина упирается в парапет. Секунда, и мужчина становится на него. Искажённый смех продолжает изрыгаться через сжатую челюсть. Резко спохватившись, телохранители рванули прямо к боссу, но тот, ещё раз взглянув на тело Эцуко, делает последний шаг назад. Прикрыв глаза, Киоши-сан с широко раскинутыми руками падает с крыши.

Кто-то из его охраны испуганно закричал. Один человек успел схватить предводителя за штанину, но не смог удержать. Трое тучных мужчин с диким страхом на лицах, согнулись над парапетом, всматриваясь куда-то вниз. Аято остался неподвижно сидеть на земле. Перед входом в штаб уже слышны мощные выстрелы. Ещё немного, и SAT ворвутся вовнутрь здания, после чего начнут проходиться по всем этажам. Такимура прожигает взглядом труп сестры и вспоминает слова босса о том, что во всём происходящем виноват предатель Хидэки. Внезапно, парень подскакивает с места. Телохранители всё ещё испуганно переговариваются друг с другом. Если бы не его отвратное самочувствие, Аято бы усмехнулся с этой картины. Люди, настолько привыкшие исполнять чужие команды, не знают, как обойтись без них. Но в нескольких метрах от него лежит холодное и окровавленное тело Эцуко. Такимура будто прощается с ней, а затем разворачивается спиной и стремительным шагом направляется к лестнице на седьмой этаж.

***

Десять минут назад, когда всё было ещё не так безнадёжно, дорога, ведущая к выезду из Осаки, была переполнена сигнальными автомобилями. В бронированных фургонах находилось два штурмовых отряда. Держа оружие наготове, они уже подъезжали к штабу Danaus. За ними следовали пожарные, скорая помощь и несколько патрульных машин. В одной из них был Судзуки. Он сидел на переднем сиденье рядом с комиссаром Маэда, а сзади них расположился Хидэки. Подросток нервно метался от одного окна к другому и периодически сжимался при оглушительном вое сирен.

– Тебе лучше не высовываться, – строго приказал ему Кен, на что мальчишка недовольно нахмурился. – SAT ты там ничем помочь не сможешь, а вот когда мы вернёмся в участок, то, будучи живым, тебе удастся хорошо продвинуть следствие.

– Надеюсь, что мы обойдёмся без жертв, – проезжая небольшой парк, комиссар завернул на обочину.

– Сколько примерно людей находится в штабе? – обратился к Танаке следователь, на что парнишка лишь озадаченно пожал плечами.

– Может, там уже никого и нет? – сквозь смешок, но с прослеживающимся беспокойством предположил господин Маэда. – И департамент впустую направил сюда аж две штурмовых команды?

Но именно в это мгновение издалека раздался выстрел. Мужчина резко замолчал, проезжая немного вперёд и останавливая машину. Судзуки выскочил первый. Хидэки притаился на заднем сиденье, а комиссар достал рацию, чтобы связаться с командиром первого отряда SAT, уже высадившегося возле здания Danaus. Дождавшись мужчину, Кен кивнул ему в сторону штаба, который находился в метрах ста от них. Выглядел он ничем не примечательно – обычный семиэтажный дом. Хоть и в Осаке редко увидишь подобные бетонные сооружения, но, судя по документам и информации в интернете, он был зарегистрирован, как придорожный отель.

– SAT сейчас будет врываться вовнутрь штаба, – сообщил комиссар, на что Судзуки кивнул. – Давайте подберёмся ближе. Откуда произошёл выстрел?

– Мне кажется, либо за постройкой, либо на крыше. В любом случае, нужно быть осторожнее. Члены группировки тоже вооружены.

Не теряя больше ни минуты, они рванули к самому входу в здание. Штурмовой отряд уже выбивал железную дверь, а в некоторых незанавешенных окнах мелькали чьи-то силуэты. Внезапно, откуда-то справа послышался глухой удар, после чего наверху закричали. Кен тут же поднял голову и заметил пару человек, выглядывающих с парапета. Однако следователь не заострил своё внимание на них, а решил пройти немного в сторону. Вдруг он резко остановился. В нескольких шагах от бетонной стены валялось тело мужчины. Все кости переломаны, а череп расколот вдребезги. Вокруг растекается кровь. Громко подозвав комиссара Маэда и командира первого отряда SAT, Судзуки подошёл ближе и, присев на корточки, начал осматривать труп. На вид, лет пятьдесят. Короткие волосы, грубые черты лица, крупное тело и дорогая одежда. Золотая цепочка, перстни и кольца. Всё говорило о состоятельности этого человека. А следователь, хоть и не подал вида, но, кажется, догадался, кто это мог быть.

Ошарашенные сотрудники полиции окружили труп, и голова Кена начала трещать от создавшейся суматохи и галдежа.

– Вторая штурмовая команда прибыла!

– Что произошло?

– Это самоубийство?

Вдруг сзади что-то громыхнуло. SAT удалось проломить дверь, и вооружённые отряды один за другим вскочили вовнутрь.

– Следователь Судзуки, необходимо выяснить личность трупа, – обратился к шатену комиссар Маэда, но не получил никакого ответа и озадачено поднял голову. – Следователь?

Однако рядом Кена не оказалось. Он уже подбегал к входу в штаб, выставив перед собой пистолет. Заметив его, комиссар на секунду замешкался, будучи сильно удивлённым столь неожиданному исчезновению парня. Рвануть сейчас в самый эпицентр стрельбы без дополнительной защиты и экипировки – было не самым разумным решением. Но остановить Судзуки мужчина не успел – тот уже заскочил в здание.

***

Первый этаж отдалённо напоминал какой-то бункер. Разгромленные стены, выбитые двери, в воздухе стоят клубы пыли, а лампочки под потолком непрерывно мигают красным. Под ногами разбитые стёкла и содранные куски обоев. Уши закладывает от постоянных выстрелов и пронзительной сирены. Один вооружённый отряд направился вперёд по коридору, остальные двинулись к лестнице наверх. Судзуки растерянно метался в самом начале корпуса. Из-за подозрительных шумов ему пришлось несколько раз выстрелить в пустоту. Вдруг следователь услышал быстрые шаги в левом крыле. Держа оружие наготове, Кен сорвался на источник звука. Но только он забежал в дверной проём, как, внезапно, остановился. Застыв на месте, Судзуки увидел блондинистую макушку, промелькнувшую на лестнице, ведущей в подвальные помещения. Он не увидел ни лица, ни тела, ни каких-либо очертаний одежды, но внутри кольнуло так, что сомнений не возникло. Это был Аято. Не мешкая ни секунды, Кен бросается за ним. Вниз по ступенькам, проскакивая крутые пролёты, не обращая внимания на осколки, прорезающие подошву.

Спустя минуту он выскакивает в затемнённый коридор. Пройдя метров десять вперёд, шатен наконец-таки оказывается в более-менее освещённом месте, позволяющем осмотреть подземный ярус. Он представляет собой широкую площадку, с трёх сторон которой находятся железные платформы. Судзуки идёт по одной из них, с высоты изучая полупустое помещение. Огромные столбы, уходящие в потолок, несколько автомобилей, припаркованных возле электронных ворот, и один единственный человек в самой середине площадки. Светлые волосы растрёпаны, а руки спрятаны в карманах. Такимура стоит к нему спиной, но Кену кажется, словно он видит каждый его шаг, малейшее перемещение в сторону. И это оказывается чистейшей правдой.

Аято заметил Судзуки ещё тогда, когда парень погнался за ним по лестнице. Не зная, куда деваться, блондин остановился на парковке. Он чувствует, что Кен увидел его, и абсолютно уверен в том, что младший не пройдёт мимо. Но развернуться Такимура не может, оттягивает время до последнего, боится заглянуть в его карие глаза. Сзади уже отчётливо слышны твёрдые шаги. Судзуки подходит к нему со спины, останавливается, когда их разделяют ничтожные сантиметры, и дышит в затылок, не проронив ни слова. Вокруг всё стихает. Нет больше ни звуков выстрелов, ни громких сирен, ни разъярённых возгласов. Остаётся лишь бешеный стук сердца блондина и спокойное, размеренное дыхание Кена. Простояв так ещё около минуты, Судзуки всё же решается положить ладоньна плечо Аято. Но стоит ему прикоснуться к парню, как вдруг тот мгновенно вздрагивает и оборачивается, отходя на несколько метров назад. На доли секунды шатен чувствует укор, и Такимура улавливает потускневший взгляд, который вмиг возвращается в норму.

Теперь они лицом к лицу, но в воздухе висит всё та же тишина. Со стороны их можно было легко принять за незнакомцев. Изучая друг друга настолько тщательно и испуганно, они выглядели так, будто встретились в первый раз, а всё, что было раньше, не происходило вовсе. Прошёл всего лишь год, но казалось, что между ними «тогда» и «сейчас» пронеслась вечность. Кен всегда, сколько его помнил Аято, эмоционально переживал каждую мелочь, выходящую из планов. Однако в данный момент перед ним стоял непоколебимый и твёрдо уверенный в своих силах мужчина, готовый подмять под собственные правила любую несостыковку. Такимура же, как всю жизнь считал шатен, держал свои чувства и эмоции под надёжным замком бесстрашия. Теперь Судзуки смотрел на совершенно разбитого человека, уставшего и вымотанного настолько, что от одних мыслей о его страданиях накатывает ужас.

Молчать больше нет выдержки у обоих, и они практически одновременно произносят:

– Прости…

– Мне жаль.

Судзуки прикрывает веки и, глубоко вдыхая, делает шаг к Такимуре.

– Тебе не за что извиняться, – абсолютно искренне говорит он. – Я всё знаю. И о Киоши-сане, и о наркотиках, и об угрозах в мой адрес. Хидэки рассказал о том, как ты попал в группировку. И я понимаю, что заставило тебя уйти…. Теперь понимаю.

Кен проговаривает это слишком быстро, словно боясь что-то упустить, а Аято выглядит так, будто сказанное шатеном его совершенно не удивляет. Такимура упорно молчит, опустив взгляд в пол, и Судзуки решает окончательно сократить расстояние между ними. Он мгновенно подскакивает к парню, протягивая руки вперёд, но блондин резко отходит назад, так и не давая прикоснуться к себе. Внезапно, в глазах Аято собираются капельки слёз, а сам он вытягивает из заднего кармана Беретту. Кен делает очередную попытку схватиться за руку Такимуры, но тот грубо отшвыривает ладонь младшего и перезаряжает пистолет.

– Не подходи! Не нужно! – воскликнул он так отчаянно и безнадёжно, что у Судзуки всё внутри свернулось и поджалось в самые гланды. – Уходи! Это не стоит того… Я не стою тебя!

– О чём ты, Аято…, – было хотел перебить его Кен, но не смог вставить и пару слов.

– Нет, не говори ничего. Прошу, – всхлипывает парень, а его лицо беспорядочно меняет оттенки с багрового на мертвенно-бледный и наоборот. – Я просто устал…. Устал, понимаешь?! Мне надоело начинать всё с чистого листа, а затем разочаровываться лишь сильнее. Это, чёрт возьми, выматывает. Когда у тебя отбирают всё, чем жил. И вот, кажется, нашёл что-то, чем дорожишь, кого-то, действительно, важного. Уже строишь будущее, улыбаешься по-настоящему, счастливо, как и не надеялся улыбаться. А затем упускаешь это вновь. По своей вине. Из-за собственной глупости. Тебе хочется вскрыться, разбиться вдребезги, пробить себе череп, но ты продолжаешь держаться. Раз за разом талдычишь, что станет легче. И не становится. С каждым днём тебе всё труднее и труднее дышать. Но, знаешь, где самая гадость? Жизнь опять подкидывает тебе удачу. Ты встречаешь человека, которого когда-то давно потерял. И думаешь, вот она, справедливость. Но нет, – Аято истерично хохочет. – Её убивают. Случайно, но быстро. И всё на твоих глазах. Дьявол снова танцует джигу на крови. А у тебя в голове не укладывается, за что. Наверное, судьба играет в покер, где я неудачный расклад. Моя жизнь – это сплошная проверка на прочность. Все вокруг словно только и ожидают, когда моя психика не выдержит и полетит к чертям собачьим! – Кен было хотел встрять и спросить что-то, но Аято продолжил говорить уже более тихим и сорванным голосом. – Я потерял всех, кто был мне дорог. Только ты остался…. Но я не смогу пережить и твою смерть. Если проблема во мне, то я не прочь покончить с этим раз и навсегда, – Такимура подставляет Беретту к виску раньше, чем шатен успевает переварить услышанные слова.

– Стой! – опомнившись, срывается на крик Судзуки и мгновенно кидается к парню. – Нет, Аято, даже не думай! – надрывно восклицает он, вспоминая всевозможные варианты того, как можно выбить оружие из рук.

Кен был готов к тому, что блондин оттолкнёт его, не захочет и видеть, да даже попросту не окажется здесь. Но Судзуки и подумать не мог, что Такимура сломается окончательно. Он и не подразумевал, что Аято захочет покончить с собой. Однако в эту минуту парень стоял перед ним ни живой ни мёртвый. Кен смотрит на него исступлённо, а у самого ноги подкашиваются, и мозг бьёт тревогу такую, что он начинает напоминать пороховую бочку, болтающуюся над костром.

– Назови хоть одну причину, по которой я не смогу нажать на курок? – слёзы ручьями стекают по огненным щекам Такимуры, а рука, держащая пистолет, трясётся всё сильнее.

– Я навсегда останусь Кеном, любящим тебя, – не колеблясь, отвечает шатен и попадает в цель.

Беретта выскальзывает из пальцев и ударяется о бетонный пол. Следом за оружием Аято падает на колени, зажимая ладонями рот. Судзуки в доли секунды опускается к парню, сжимает его в крепких объятьях и позволяет уткнуться в свои ключицы. Только сейчас Такимура осознаёт, как же сильно он скучал. По этим сильным рукам, по сладкому кофейному запаху, по дыханию в своей светлой макушке. Ровному и спокойному. Как и весь Кен. Младший же, всё ещё не отпуская блондина, ногой отшвырнул пистолет подальше. Они просидели в такой позе, максимально прижавшись друг к другу, намного дольше, чем им показалось. И вот Аято уже не трясся, пытаясь остановить поток слёз. Впервые за вечер его сердце застучало в унисон сердцебиению шатена.

– Ты гораздо сильнее, чем думаешь, – заговорил Судзуки совсем тихо, так, что его можно было услышать, лишь абстрагировавшись от шума с верхних этажей. – Всегда, когда тебе приходилось переживать страшные вещи, сталкиваться с кошмарами наяву, проходить через несправедливость, неся на себе фальшивые ярлыки, ты жил. Каждый раз, когда тебе хотелось сдаться, всё равно находилось что-то, ради чего ты поднимался и стоял до конца. Но, знаешь, какая вещь заставляет меня восхищаться тобой? Все способны двигаться вперёд, когда под ногами твёрдая опора. Но ты никогда не шёл. И уж тем более не бежал. Ты доползал. Плёлся из последних сил, а затем падал, чтобы вздохнуть, но уже понимал, что нужно продолжать ползти.

Такимура поднял свои голубые глаза на Кена. И младшему на секунду показалось, что в его зрачках отразились звёзды. Смотря на такого хрупкого Аято, который прижимается ближе, что кончики носов соприкасаются, Судзуки наконец-таки улыбается. И блондин, как по щелчку, начинает смеяться.

– Вот этого…, – непонятно бормочет он, продолжая тихо хихикать.

– Что? – весело хмурит брови Кен.

– Твоя улыбка, – кивает Такимура в сторону его губ. – Это именно то, ради чего я продолжаю ползти. Ведь сколько бы лет ни прошло, одно остаётся неизменным. Ты улыбаешься всё так же, как и в детстве. Словно Сириус в тёмной ночи.

Они ещё несколько секунд хохочут, но, внезапно, где-то вблизи разносится серия выстрелов. Парни мгновенно подскакивают, начиная осматриваться по сторонам.

– Нужно выйти на улицу…

– Пошли в тот коридор, он выводит к запасному выходу из штаба, – стараясь собраться с мыслями, Аято указывает на проход рядом с воротами, и Кен уже хватает его за руку, стремительно подбегая к двери.

Как вдруг сверху доносятся многочисленные шаги, которые, судя по звукам, приближаются сюда. Парни поднимают головы именно в тот момент, когда на одну из платформ выскакивает вооружённый Glock 19 человек. Судзуки не сразу узнаёт в нём своего отца. Хромая походка, изувеченное гематомами лицо и взгляд, отдающий уже не яростью, а сумасшествием. Такимура напряжённо сглатывает, пытаясь оттащить Кена в дверной проём, и вроде как младший выходит из прострации, но только они разворачиваются к Соичиро спиной, как слышат громкий и озверевший голос.

– Ты! – воскликнул мужчина, и Аято уже абсолютно точно знал, что обращаются к нему. – Чёртов гадёныш. Думал, выбраться отсюда живым? – он выставил перед собой пистолет. – Не получится!

Мгновение, и он спускает курок. По всему помещению раздаётся выстрел. Кен реагирует молниеносно и всем телом набрасывается на Такимуру, припечатывая того к земле. Пока он прикрывает блондина собой, несколько секунд в помещении стоит тишина. Внезапно, Аято начинает мычать. И не так тихо, как при ушибах и ссадинах. Он корёжится, будто изнывает от боли, шипит и широко раздувает ноздри, стараясь глотать воздух глубокими вздохами. Кен боится пошевелиться, на мгновение ему кажется, словно он слишком резко навалился на старшего и сломал ему кость. Но Судзуки опускает ладонь чуть ниже и чувствует что-то мокрое. Парень аккуратно отрывается от Аято и видит, как из-под его брюк сочится кровь. Пуля вошла в бедро.

Со стороны платформ снова доносятся басистые крики и чья-то брань. Кен оборачивается на отца и видит, как тот пытается убежать от трёх экипированных штурмовиков. Такимура болезненно шипит, но старается сдержаться, прикусывая нижнюю губу. Хоть и притвориться не получилось –зубы впились так сильно, что по подбородку потекла кровь. Судзуки трясущимися руками стягивает кожаную куртку Аято, отбрасывая её в сторону, после чего задирает футболку и приспускает штаны. Сквозное ранение. Кровотечение венозное. Кен вспоминает все знания, полученные на курсах первой помощи. С каждой секундой Такимура становится бледнее, по его лицу стекает холодный пот.

– Не двигайся! – приказным тоном говорит Судзуки и снимает с себя китель.

Аято хочет ответить, но на слова не остаётся сил. Поэтому он взвывает что-то похожее на «хорошо», и начинает часто дышать. Шатен же, не медля ни секунды, берётся за рукав своей рубашки и резко разрывает ткань по швам. Наложив самодельную повязку на рану, он туго затягивает её и застёгивает испачканные кровью брюки. За спиной опять кто-то кричит. Судзуки на мгновение оборачивается, но последнее, за что цепляется его взгляд, это то, как бойцы из первого отряда, держа бунтующего Соичиро под руки, выводят его из помещения.

– Аято? Ты слышишь меня, – Кен кладёт ладонь на бледную щёку парня.

Но в ответ Такимура молчит. Судзуки трясёт его за плечи, и безуспешно. Блондин, как тряпичная кукла, повис на его руках. Кен трогает пульс. Он учащён до предела, но шатен облегчённо вздыхает. Это лишь потеря сознания. Поднимаясь на ноги, парень перекручивает в голове наилучшие варианты того, как безопасно вынести Аято на улицу. Подхватив одной рукой Такимуру под лопатки, другой Кен держал его бёдра. Входя в затемнённый дверной проём, он старался двигаться аккуратно, но быстро. Через метров пятнадцать ступни упёрлись в лестницу. Судзуки поднялся наверх за считаные секунды. Единственная дверь впереди была приоткрыта, и он выбил её с ноги.

Когда в ноздри ударил свежий воздух, парень позволил себе на мгновенье притормозить. Небо уже потемнело. А над тротуарами зажглись фонари. Осмотревшись вокруг, Кен понял, что вышел на заднюю территорию штаба. С другой стороны доносились шумы от сирен и громких команд. Кажется, больше никто не стрелял.

Перебежав здание, Судзуки проверил Аято, но тот всё ещё находился без сознания. Вокруг метались вооружённые штурмовики и офицеры. Рядом с патрульными автомобилями стояла пожарная машина и реанимация. Кен заметил двух человек во врачебных халатах и сразу же рванул к ним. Но как только парень приблизился к скорой помощи, он по-настоящему ощутил масштаб полицейского захвата. Пять или шесть медсестёр укладывали на носилки всех раненых. Считать Судзуки не стал, но их было точно больше пятнадцати. Помимо прочего, во второй грузовик загружали два трупа, накрытых чёрным целлофаном.

– У человека сквозное пулевое ранение! – обратился к одному медбрату Кен. – Его необходимо доставить в больницу.

Но в ответ он услышал лишь торопливое бормотание и просьбы уложить пострадавшего на свободные носилки. Шатен огляделся вокруг: все носилки были заняты, а медбрат уже куда-то убежал. Такимура немного зашевелился на его руках, но глаз не открыл. И Кену показалось, что лицо Аято стало ещё бледнее. На голову упало несколько холодных капель. Начался дождь.

– Стойте! Пожалуйста, помогите, – парень встал на пути у другого врача. – В человека стреляли. Нужно срочно доставить его в больницу!

– Две машины скорой помощи уже в пути, – вежливо проговорил доктор. – Раненых слишком много. У нас не хватает персонала.

Судзуки уже собирался прокричать, что это не его, чёрт возьми, проблемы, но названный врач уже сидел напротив очередного пострадавшего. Внезапно, в нескольких метрах от него выбежал следователь Акияма. Впервые Кен видел его таким раздражённым. Он нервно размахивал руками и озлобленно выкрикивал команды.

– В первую очередь помогите сотрудникам полиции! Среди наших тоже полно раненых! Хватит метаться вокруг всякого сброда. Вы спасаете преступников, а не честных офицеров, сражающихся за ваши жизни!

При других обстоятельствах Кен бы уже набил Акияме лицо, но на его руках лежал полуживой Аято, а счёт шёл на ничтожные часы. Приняв решение, Судзуки подскочил к открытому салону реанимации. Две медсестры пытались откачать какого-то парня, а потому даже не обратили на него внимания. Аккуратно положив Такимуру на землю, Кен начал рыскать по раскрытой аптечке в поисках асептической повязки. Найдя целую пачку, Судзуки вернулся к Аято. Он снова приспустил его штаны и развязал рукав, намотанный поверх раны. Ткань полностью пропиталась кровью, и отдирать её пришлось с небольшим усилием. Расправившись с куском своей рубашки, Кен наложил две широкие повязки и натянул брюки блондина обратно. Только сейчас парень заметил, что его ладони стали красными. Он несколько раз протирал пот со лба, а, значит, его лицо должно выглядеть также.

– Следователь Судзуки?

Развернувшись на знакомый голос, шатен увидел комиссара Маэда. Оглядев Кена с ног до головы, мужчина ошарашено раскрыл рот и вопросительно кивнул в сторону Такимуры.

– Ему нужно в больницу, – кратко пояснил парень, на что господин Маэда хмуро свёл брови.

– Передайте пострадавшего медикам. Они разберутся. А вам необходимо срочно вернуться в участок…

– Я не могу! – чуть ли не огрызнулся Судзуки. – Это мой молодой человек! И он без сознания! Поэтому если я куда-то и поеду, то это будет отделение реанимации. Извините, комиссар, но мне не до работы!

Мужчина только сейчас пригляделся к лицу блондина. Он прерывисто вздохнул и перевёл на Кена уже сожалеющий и немного испуганный взгляд.

– Это Аято?! – тут же присев на корточки рядом с парнем, риторически вопросил он. – Но как…

– Нет времени объяснять, – держа пальцы на пульсе Такимуры, Судзуки постоянно осматривался по сторонам. – Где находится ближайшая больница? – наконец-то развернувшись к комиссару, шатен посмотрел ему прямо в глаза.

– Километров пять или шесть, – не раздумывая, ответил господин Маэда. – Кажется, к ней можно было бы проехать через ту стройку. Но асфальт там ещё не положили, так что придётся объезжать.

– Вы дадите мне свою патрульную машину? – держа Аято на руках, Кен быстро поднялся на ноги.

– У вас есть права, следователь Судзуки? – мгновенно напрягся мужчина. – Да и я через двадцать минут должен довести сержанта Ягами в департамент Осаки…, – комиссару было неудобно отказывать парню, но и расщедриться в данной ситуации ему явно не удавалось.

Кен же по одному взгляду уже понял, что услышит отказ. Медики разрываются между другими ранеными. Полиция озабочена собственными людьми. А автомобили скорой помощи находятся в пути уже чёрт знает сколько, и неизвестно, прибудут ли они вообще. По капотам машин стучит сильный ливень. Если они простоят под такой погодой чуть дольше, то воспаления лёгких не избежать. Магического спасения ждать было неоткуда. И Кен, развернувшись к комиссару Маэда спиной, резко сорвался на бег. Мужчина на секунду подумал над тем, чтобы остановить молодого следователя, но быстро понял, что любые слова бесполезны. Тот даже его не услышит. Когда Судзуки принимает решение, он добьётся своей цели любой ценой. Особенно, если на его руках нуждающийся в нём человек.

***

Время уже давно перевалило за девять. Повсюду кромешная тьма. Несколько тусклых фонарей бросают жёлтый свет на расколотые бетонные плиты и щебень. Мрачное небо заполонили чёрно-синие тучи. Ледяной дождь обжигает лицо и смывает засохшую на коже кровь. Редкие листья кустарников содрогаются от невыносимых, порывистых потоков ветра. Он гудит так, словно вот-вот начнётся ураган. Сталкиваясь с мелкими камешками, тяжёлые капли будто отскакивают вверх. Но просочившись в песок, они образуют вязкую смесь, чем-то похожую на цемент. Раскаты зловещего грома раздаются то совсем близко, то далеко. Молнии сверкают одна за другой, и кажется, словно они хотят ослепить. Заброшенная стройка. Одиноко стоящие здания с отверстиями вместо окон внушают необъяснимый страх. На этом месте когда-то планировали возвести жилой комплекс. С переполненными кофейнями, магазинами бытовых товаров и огромной детской площадкой. Сейчас же всё вокруг отдаёт несбыточными мечтами. Сломанный подъёмный кран застрял между двумя железобетонными стенами. Он выглядит так же запущенно, как и любая деталь на этой территории. Издалека слышны сигналы с проезжей части. Мерцающие фары мелькают в пустых окнах зданий. Несколько бездомных бродяг развели костры прямо внутри построек. Громкая брань. Искры огня. Попрошайки возле порожек. И Кен, бегущий со всех ног в сторону виднеющейся больницы.

Судзуки никогда не был хорошим атлетом. Его дыхание прерывалось уже спустя пять минут непрерывной пробежки. Но в данный момент парень мчал изо всех сил. Он не чувствовал ног, а в мыслях не было ничего, кроме красной сигнальной лампочки «SOS». Биение сердца участилось настолько, что вены натянулись, как струны, а кровь закипела, и из ушей вот-вот пойдёт пар. Мокрая чёлка прилипла ко лбу, а по телу стекают то ли дождевые капли, то ли пот. Кену одновременно и жарко и холодно до предела. Он бежит, раскрыв рот, и жадно глотает воздух. Губы пересохли, а голова начала трескаться и кружиться, словно парень попал на чёртову карусель. Где-то в подкорках сознания зарождается вопрос о том, почему ему кажется, что всё, находящееся ниже пояса застыло и не подчиняется командам костного мозга. Но Судзуки запрещает себе думать об этом, вдруг остановится, упадёт и больше не сможет встать. А до больницы ещё километра два. И всё это расстояние ему нужно бежать, бежать и бежать. Аято на руках – самое ценное. Шатен уже нёс его так когда-то далеко в детстве. Это была жестокая драка у гаражей. Но даже тот момент не идёт ни в какое сравнение с настоящим. Тогда Такимура очнулся сам, сейчас же он потерял много крови, и его жизнь напрямую зависит от того, доберётся ли вовремя до врачей Кен.

К больнице Судзуки подбежал, словно в бреду. Парковка была переполнена, а во всех окнах горел свет. Парень, не останавливаясь, сразу же рванул в сторону корпуса реанимации. Он не вбежал, а, буквально, влетел в раскрытые двери отделения. Два хирурга выскочили на шум из-за угла и тут же бросились к Кену.

– Каталку! Человек без сознания, – кричит один из докторов, аккуратно перекладывая Аято на носилки. – Что с ним? – спрашивает он у Судзуки, который одной рукой облокотился на стену.

– Пулевое ранение. Сквозное в бедро. Задеты мягкие ткани и, возможно, какой-то нерв. Я не знаю, – дрожащим голосом на одном дыханье выдаёт Кен, на что врачи одновременно напрягаются.

– Ещё один.

– Везите его в травматологию!

– Молодой человек, а с вами всё нормально? – как можно тактичнее спрашивает пожилой хирург, на что шатен молча кивает.

Беспокойство врача не беспочвенно – выглядит Кен, как полуживое дерьмо. Порванная окровавленная рубашка. Грязные и мокрые волосы. Потрескавшиеся губы и обезумевший взгляд. Но повода для излишнего внимания Судзуки не даёт. Сейчас важен только Аято. Хирург ещё несколько секунд странно покосился на парня, но переспрашивать не стал, счёл его ответ более чем убедительным.

– В таком случае, можете ожидать результаты экспертиз здесь, – вежливо улыбнувшись, пожилой врач скрылся в коридоре правого крыла, куда повезли Аято.

Выдержав три секунды после того, как последний медицинский сотрудник исчез в его поле зрения, Кен оторвал руку от стены и попытался шагнуть к диванчику. Но колени подкосились мгновенно, и парень без сил свалился на пол. Кажется, он и впрямь не чувствовал ног. Мышцы бёдер непроизвольно сжимались, но пошевелить хотя бы стопой ему не удавалось. При помощи рук Судзуки придвинулся к холодной стене и, облокотившись назад, поднял голову. Ближайший час он проведёт в таком положении.

Белые стены больничного коридора при тусклом освещении кажутся серыми. Писк электронных аппаратов, поддерживающих жизнедеятельность организма, въедается в мозг. Шум от беспорядочно перевозимых каталок. Топот с верхних этажей. Гул автомобилей за окном. Каждый звук искажается и перемешивается с треском в ушах. Повсюду носятся люди в белых халатах. Вправо и влево. Влево и вправо. Кто-то останавливается и проводит перед лицом Кена рукой. Если это не ночной кошмар, то, наверное, таким образом врачи пытаются достучаться до него. Внезапно, Судзуки осознаёт, что уже сидит на скамейке в отделении травматологии. Видимо, какой-то человек из персонала привел его сюда. Странно. Парень совершенно упустил этот момент.

– Молодой человек, – доносится голос, словно из бочки. – Молодой человек!

Кена резко хватают за плечи и начинают трясти. Опомнившись, он поднимает голову вверх и видит перед собой обеспокоенную медсестру.

– Да? – настороженно переспрашивает парень. – Что с Аято? Он очнулся?!

– Доктор Хагивара занимается им сейчас. Он всё скажет, когда выйдет из операционной, – после этих слов шатен огорчённо понурил голову. – Мне необходимо собрать анамнез. Ответьте на несколько вопросов, пожалуйста.

Не поднимая взгляда, Кен быстро кивнул.

– При каких обстоятельствах была получена травма? – на одном дыханье, словно робот, произнесла медсестра.

“В него стрелял мой отец” – горько усмехнулся про себя Судзуки, но вслух это вроде бы не произнёс.

– В пяти километрах отсюда, на выезде из города SAT производил захват. Была перестрелка. И в него попали…

– Гражданин Такимура тоже один из пострадавших офицеров? К нам в отделение поступило уже десять человек.

– Нет, – зажмурившись, затряс головой Кен. – Нет, он находился в заложниках. Его насильно держали там, – придумав прекрасное объяснение, шатен решил сохранить его и для расспросов журналистов.

– Поня-ятно, – задумчиво протянула медсестра, читая в своём блокноте другой вопрос. – Как много времени прошло с момента получения травмы?

Судзуки сощурил лоб, пытаясь вспомнить хотя бы сегодняшнее число. За окном стояла темнота, и вполне возможно, что уже наступила ночь.

– А который сейчас час? – облизнув пересохшие губы, спросил он.

– Без четверти одиннадцать, – девушка указала на настенные часы в коридоре, которые висели прямо перед глазами Кена.

– Я не помню, – сокрушённо ответил Судзуки. – Всё перемешалось в голове. Это было… два часа назад. Или три. По-моему, к тому моменту уже стемнело. Мы подъехали к их штабу где-то к семи. Затем я убежал в здание. Потом в Аято выстрелили и…. Больше я ничего не могу сказать. Проверьте по камерам, когда я пришёл в больницу. Он получил травму за час до того, как мы оказались здесь.

Медсестра устало вздохнула и, перелистнув страницу блокнота, уже собралась что-то сказать, как вдруг дверь с номером 103 раскрылась, и в коридор вышел хирург Хагивара.

Кен подорвался с места мгновенно, совершенно забыв про свои ноги, которые подкосились и еле держали его. Подойдя к доктору вплотную и преградив ему путь, шатен попытался заглянуть в операционную, попутно расспрашивая хирурга о состоянии Аято.

– Как он? С ним всё будет в порядке? Пожалуйста, скажите, что он очнулся, – буквально, взмолился Судзуки, на что врач поправил свои очки и стянул перчатки с рук.

– Здоровью пациента ничего не грозит. Мы провели хирургическую обработку ранения. Он получил повреждения мягких тканей средней тяжести, но нервы задеты не были. Однако произошла большая потеря крови, мы сделали переливание. В данный момент пациент отходит от наркоза. Поэтому полностью диагностировать его состояние мы сможем лишь после того, как он придёт в себя.

– Дайте мне взглянуть на него, – Кен через плечо доктора посмотрел в открытую дверь операционной, после чего попытался туда зайти, но хирург строго преградил ему путь рукой.

– Подождите, – остановил он шатена. – Пациент уже перевезён в палату №124. Она находится в соседнем коридоре.

– Вы проведёте меня туда? Или мне зайти к нему самому? – не спрашивая разрешения, Судзуки чётко дал всем понять, что он посетит Аято при любом раскладе событий.

Однако хирург Хагивара резко насупился но, вежливо улыбнувшись, как можно тактичнее ответил Кену отказом.

– К сожалению, сейчас уже ночь. Вы сможете поселить господина Такимуру утром. Приём открыт с 8 до 12. А сейчас можете возвращаться домой. Приведите себя в порядок, – делая акцент на втором слове, врач намекнул на то, что парню не мешало бы освежиться и переодеться во что-то не рваное. Но Судзуки на его предложение лишь показательно фыркнул. – Поймите, вам не о чем беспокоиться. Пациент в полном порядке. Он должен восстановиться за кратчайшие сроки.

– Должен? – изогнув бровь, переспросил Кен. – Я никуда не уйду, пока не буду убеждён в этом лично, доктор, – заметив, как кротко переглянулись хирург с медсестрой, парень немного сбавил свой тон. – Прошу, мне необходимо посмотреть на него. Хотя бы пару минут.

На несколько секунд в воздухе повисло молчание. Судзуки выжидающе смотрел в беспокойные глаза врача, и, в конце концов, тот сдался под напором шатена.

– Хорошо, давайте мы проведём вас к нему. Но только недолго, учитывайте, – поправив квадратные очки, хирург направился в начало коридора. Согласно кивнув, Кен быстро последовал за доктором. Молодая медсестра закрыла блокнот и тоже присоединилась к ним, цокая своими каблуками за спиной Судзуки.

Когда они подошли к 124 палате, прежде чем открыть дверь, врач Хагивара ещё раз сказал несколько пояснений, касаемо состояния Такимуры.

– Вы должны помнить, что условия заживления ран нижних конечностей заметно хуже, чем верхних. Поэтому могут произойти некоторые осложнения. Во избежание лишних движений и раздражения тканей, мы провели иммобилизацию конечности.

Заходя в палату, Судзуки ещё прокручивал в голове множество посторонних мыслей. Но стоило ему увидеть Аято, как всё вокруг для него потеряло значение. Блондин лежал на белоснежной постели. Правая нога была прикована в койке, а к телу подключены множество электронных аппаратов и капельница, стоящая возле изголовья больничной кровати. Такимура уже выглядел не таким бледным, хоть и его веки по-прежнему оставались прикрыты.

На доли секунды Кен даже пугается, что Аято не дышит. Он не может понять, вздымается ли его грудь. Судзуки подходит совсем близко к постели и, положив ладонь на открытые ключицы парня, чувствует лёгкое, очень слабое дыхание.

– Когда он должен прийти в себя? – сглатывая, хрипло спрашивает шатен.

– Часа через два, может чуть больше или меньше, – отвечает хирург.

– Время отхождения от наркоза у разных пациентов может различаться. Зависит от их общего состояния и восприимчивости, – тут же подхватывает его медсестра.

Кен ещё пару секунд всматривается в измученное лицо Аято и, не говоря ни слова, начинает озираться по сторонам. Возле большого окна стоит белый стул. Судзуки быстрым шагом подходит туда и резким движением забирает его. Поставив стул напротив койки Такимуры, парень присаживается, вслух заявляя:

– Я буду рядом с ним.

– Прошу прощения?! – мгновенно вспыхивает хирург. – Это невозможно. Вам было позволено зайти на несколько минут. Я ясно дал понять, что сейчас уже ночь. Время посещения начнётся в восемь утра.

Возмущение доктора Хагивара нарастало, как по щелчку пальца. Он, продолжая настаивать на том, чтобы Кен немедленно покинул палату, подошёл к шатену, грубо надавив на его спину. Но Судзуки оставался невозмутим и даже не шелохнулся с места. В голову парня даже закралась мысль о том, чтобы сломать себе руку и уж точно задержаться в этом отделении. Удивлённая развернувшейся сценой медсестра стояла, как вкопанная, и с открытым ртом наблюдала за происходящим.

– Ваше поведение недопустимо. Вы вынуждаете меня вызвать охрану, – от вежливости хирурга не осталось и следа, такое упрямство парня разозлило его.

– Что здесь происходит? – внезапно, в палату ворвался заведующий реанимационным отделением, доктор Хигути.

– Этот человек отказывается выходить отсюда, – сразу же начал объяснять сложившуюся ситуацию врач Хагивара. – Я объяснил ему, что часы посещения начнутся утром, но он упёрся рогами и продолжает сидеть здесь.

На удивление всех присутствующих, заведующий отделением совершенно не изменился в лице. Более того, он внимательно и с неким беспокойством оглядел Кена с Аято, после чего выставил правую ладонь вперёд, твёрдо возразив хирургу.

– Всё в порядке. Господин Судзуки может остаться в палате на ночь.

Услышав свою фамилию, Кен немного опешил. Он был очень благодарен заведующему Хигути, но вместе с тем такая доброта его насторожила. Парень определённо не был раньше знаком с этим крепким, седовласым мужчиной. Но, видимо, тот откуда-то его знал.

Тем временем доктор Хагивара всё никак не унимался в попытках, выставить Судзуки за дверь. Неожиданное одобрение заведующего удивило и его.

– Но как же, – попытался высказать свою точку зрения хирург, на что был резко прерван начальством.

– Вы свободны, господин Хагивара. Как и вы, Минами, – обратился он уже к медсестре.

Пресечённые заведующим врач Хагивара вместе с медсестрой покинули палату. Когда дверь за ними закрылась, доктор Хигути молча подошёл к койке Аято и ободряюще похлопал Кена по плечу.

– Благодарю вас, – искренне произнёс Судзуки, на что мужчина широко улыбнулся.

– Не за что благодарить, – тихо ответил он. – Я должен вам гораздо больше, чем просто возможность находиться рядом с близким человеком.

Шатен мгновенно нахмурился и, смерив заведующего непонимающим взглядом, резко поднялся со стула.

– Что вы имеете в виду?

– Я следил за лечением вашей матери, – как гром среди ясного неба, ответил он. – И вина в её смерти отчасти лежит на мне.

Услышав это откровенное признание, Кен не то чтобы впал в прострацию, он был слишком измотан для каких-либо ярких эмоций. Парень просто опешил. Он не знал, что говорить и как реагировать, но его челюсть и мышцы напряглись непроизвольно. Заметив это, заведующий Хигути поспешил пояснить свои слова.

– Когда Асами привезли в больницу, уже изначально было понятно, что её состояние запущено. Ситуация не была безысходной, нет. Но без операции надежд бы никаких не осталось. Твой отец, Соичиро…. Это была его просьба. Он то ли хотел сэкономить денег, то ли специально затеял это всё. Я не знаю. Но он вошёл ко мне в кабинет и настоял на том, чтобы за проведение коронарного шунтирования отвечал наш новый хирург. Мы с Огава-саном сразу предупредили его о том, что эта операция будет первой в его практике. Однако твоего отца это даже не насторожило. Мне уже показалось, что они с этим хирургом знакомы, причём довольно тесно, если не как друзья, то как приятели точно. Соичиро старательно пытался подкупить меня, чтобы я назначил оперировать его жену человека с небольшим опытом. Конечно, я до последнего отпирался. Пытался объяснить ему, что специалист просто необходим для жизни Асами. И тогда твой отец начал угрожать, – врач Хигути на мгновенье замялся, проводя ладонью по морщинистому лбу. – Я не то чтобы назначил на проведение шунтирования плохого хирурга. Плохих у нас нет в принципе. Но на его месте мог бы оказаться более опытный человек. И, зная это и то, чем всё закончилось для твоей матери, я до сих пор не могу простить себе такой безрассудности. Я не должен был слушать Соичиро. Собственно, поэтому сейчас и стою перед тобой, прося прощения за то, что натворил.

Заведующий Хигути поднял виноватый взгляд на Кена, но тот выглядел несколько отрешённым, а в карих глазах парня не отражалось ни капли обиды и уж тем более зла. Судзуки молчал ещё секунд десять, а затем тряхнул головой и сухим голосом ответил:

– Не за что извиняться. Мой отец многих заставил считать себя монстрами. Меня в том числе.

Понимающе кивнув, доктор Хигути, кажется, наконец-то расслабился. Он простоял рядом с Кеном ещё около пяти минут, обсудив некоторые детали касаемо лечения Такимуры, а затем вышел в коридор. Заведующий также напомнил Судзуки номер своего кабинета на случай, если тому понадобится помощь. Парень в очередной раз поблагодарил его.

Когда Кен остался в палате наедине с Аято, то вокруг не было слышно больше ничего, кроме тиканья настенных часов и биения сердца блондина. Судзуки, действительно, чувствовал каждый стук, каждый полу вздох и наблюдал за малейшим изменением на лице Такимуры. Еле заметные морщинки проступали на его лбу каждые две минуты. Ноздри раздувались с промежутком в три секунды. А тонкие губы дрогнули всего лишь раз за полчаса. Всё это время ладонь Аято аккуратно лежала в ладони Кена. Шатен большим пальцем проводил по костяшкам, рисовал невидимые узоры на пальцах, чуть крепче сжимал и разжимал кисть. Часы на стене продолжали размеренно тикать, а у него перед глазами проносилась вся их жизнь.

“Мальчишкам стукнуло лет семь или восемь, когда у Судзуки сильно разболелся молочный зуб. Асами повела его к стоматологу, и Аято решительно присоединился к ним. Всю дорогу Кен упорно делал вид, что не боится каких-то там докторов, а перед входом в кабинет весь затрясся и чуть ли не под стул лез. Когда из двери наконец-таки вышел мужчина в длинном и белом халате, он дружелюбно поздоровался с мальчиком, но в ответ вместо приветствия услышал вопрос.

– А можно, мой брат зайдёт вместе со мной? – прозвучал тонкий, испуганный голосок из-за ноги мамы.

– Конечно, – посмеиваясь, ответил врач, и Кен немного расслабился.

На специально оборудованном кресле сидеть было очень неудобно и страшно. Мальчишка то и дело озирался по сторонам, стараясь думать о чём-то отстранённом среди плакатов с зубами.

– Я ничего не боюсь, честно-пречестно, – говорил он с Такимурой, в то время как стоматолог доставал небольшие щипцы. – Ты только держи меня за руку, Аято. Только держи”

Настенные часы в палате продолжали свой ход. В кармане брюк Кена уже десятый раз гудел телефон. Наверняка, комиссар Маэда его обыскался и сейчас вне себя от ярости. По подсчётам Судзуки количество пропущенных звонков из участка перевалило за тридцать. И это он ещё не смотрел пришедшие сообщения. Казалось, что следователя все потеряли. Может, коллеги и впрямь беспокоились за парня, но в эти минуты Кен искренне надеялся, что о нём забудут хотя бы на ночь. В боковом кармане опять завибрировал телефон. Судзуки не выдержал и резко вынул сим-карту, после чего грубо отшвырнул мобильный куда-то в сторону стены. Судя по звукам удара, он разбился, и несколько осколков стекла разлетелись по полу. Проверять Кен не стал.

Спустя минут десять дверь за его спиной раскрылась, и в палату вошла медсестра Минами.

– Господин Такимура ещё не очнулся? – вежливо поинтересовалась она, на что шатен покачал головой. – Вы уже почти два часа сидите здесь. Вот, держите, – девушка протянула ему бутылку воды.

– Спасибо, – поблагодарил её Кен, после чего открутил крышечку и сделал несколько жадных глотков.

– Я могу ещё включить вам телевизор, – предложила медсестра, доставая пульт из полочки в тумбе рядом с койкой Аято.

Небольшой чёрный экран, установленный на противоположной стене, тут же загорелся, и на нём появилось лицо журналиста, который вещал срочные новости из точки захвата SAT. Медсестра Минами поинтересовалась, не нужно ли что-то ещё парню, но тот уже всецело был погружён в эфир. Услужливо поклонившись, девушка вышла в коридор. А Кен продолжил заинтересованно наблюдать за быстро сменяющимися кадрами на экране. Ведущая новостей начала оглашать свежие данные по произошедшему рядом с границей Осаки.

– По итогам захвата было ранено семнадцать сотрудников полиции, восемь из которых являются членами штурмовой команды. Среди участников группировки Danaus серьёзные ранения получили девятнадцать человек. Всего двое погибших. Все пострадавшие были немедленно доставлены в медицинские учреждения, – на этой фразе Кен тихо усмехнулся. – По данным, полученным полицейским департаментом Осаки, число задержанных SAT превысило тридцать три. На данный момент продолжаются вестись следствия, некоторым преступникам удалось скрыться с места преступления, и полиция сейчас занимается их поимкой. Все границы с близлежащими префектурами уже предупреждены о Danaus. В аэропорту Итами и на всех станциях метро уже дежурят патрули. Департамент Осаки приказал также проверить вечерние и ночные маршруты автобусов за вчерашний день, – парень больше не смотрел на экран, но старался воспринимать на слух все свежие данные, как вдруг в эфире прозвучало имя, заставившее его встрепенуться и вновь обернуться на телевизор. – Несколько часов назад в полицейский участок района Конохана-ку поступил бывший сержант Судзуки Соичиро. Он ушёл в отставку больше года назад. По словам очевидцев, мужчина находился в точке захвата, стрелял в несколько человек и сопротивлялся задержанию сотрудниками SAT. Дом, в котором зарегистрирован отставной сержант, подлежал немедленному обыску. В подвале было найдено несколько видов огнестрельного оружия и крупная сумма наличных денег. По общим подсчетам в своих сейфах Соичиро держал два миллиона долларов. Раньше он уже был подозреваемым в шантаже и взяточничестве, и следствие по его делу будет ещё продолжаться. А теперь вернёмся к теориям по возникновению этой загадочной группировки…

Экран телевизора резко потух. Кен выключил его, даже не дослушав срочный выпуск новостей до конца. От напоминаний об отце в его голове опять всплыл тот выстрел. Судзуки вспомнил, как почувствовал кровь Аято, и по его телу пробежался табун мурашек.

– Надеюсь, теперь этому кошмару пришёл конец, – заговорил он с Такимурой так, словно тот слышал каждое его слово. – Его посадят, я лично прослежу за ходом следствия. А если понадобится, то я буду его вести. Сдам отца с потрохами, раскрою все его ящики Пандоры. Клянусь. Расскажу про домашнее насилие, про сделку с Киоши-саном, про угрозы в наш адрес. Ему больше не скрыть ничего…. Но это не важно. Ты, главное, поправляйся. И не волнуйся ни о чём. Я решу все проблемы. А потом мы куда-нибудь выберемся. Может, просто отдохнём. Или даже переедем. Другая префектура…. Как насчёт Киото? Вообще, мы могли бы с тобой улететь из страны. Хочешь вернуться в штаты? Поменяем гражданство, устроимся там на работу. Если не нравится, то можем, конечно, и в Осаке остаться. Знаешь, Сецуко тоже скучала по тебе. Хоть и делала вид, что видеть тебя не хочет, – Кен усмехнулся, – но так же, как и я, ждала твоего возвращения. И комиссар Маэда за тебя интересовался ни раз. Он прекрасный человек и отличный наставник. А ещё я на работе познакомился с мальчишкой маленьким. Мотоко. Его мать бросила, и я иногда навещаю его в детдоме. Он такой смышлёный для своего возраста и очень любит насекомых. Знает больше, чем учёный биолог, – с умилением улыбнулся шатен. – Ты ему понравишься, правда…. Ты ему обязательно понравишься…

Кен не успел поймать тот момент, когда его начало клонить в сон. В конце концов, он вырубился, словно по щелчку пальцев, уткнувшись своим лицом в грудь блондина.

Проснулся парень оттого, что кто-то легонько сжал его ладонь. Судзуки мгновенно поднял голову и увидел Аято, который, по всей видимости, давно открыл глаза и уже вполне ясно смотрел на него. Наверное, Такимура наблюдал за дремлющим Кеном около получаса, не меньше. Издав прерывистый полу вздох, шатен мгновенно прильнул к парню. Тесно так и одновременно нежно, стараясь не задеть тонкие провода. Судзуки сонное лицо к щеке Аято подносит и трётся настолько трепетно, что блондин не сдерживается и тянет свою ладонь к нижнему веку, утирая выскользнувшую слезу.

– Ты вытащил меня, – звучит над ухом Кена слабый, болезненный голос, и взгляды парней встречаются.

Как только Судзуки всматривается в лазурные, будто море, глаза Такимуры, в мыслях опять невольно всплывает момент, когда в тело блондина попала пуля. Тогда Кен сделал вид, что не расслышал короткой, прерывистой фразы Аято, которую тот прохрипел сквозь плотно сжатую челюсть. Эти слова словно проскочили мимо ушей, но шатен запомнил каждое из них, вплоть до протяжённости звуков. Просьба, даже скорее мольба Такимуры засела в голове Судзуки. Парень думал о ней, когда со всех ног бежал через заброшенную стройку. Думал каждую вторую секунду. А каждую первую старался её забыть. В момент, когда Аято истекал кровью, с его уст сорвалось мычание: «Уходи, Кен. Беги, он может выстрелить и в тебя. Ты должен уйти».

– Всё же будет нормально? – шёпотом спрашивает Такимура, на что младший мгновенно прикладывает указательный палец к своим губам.

– Тсс-с, теперь станет лучше. Ты здесь, я здесь. А остальное неважно.

Успокоив Аято, Кен вновь прижимается к его груди. Блондин старается приобнять его правой рукой. Настолько, насколько это позволяет капиллярная трубка капельницы. На этот раз оба молчат, не произносят больше ни слова, ни звука. Лишь дышат спокойно, размеренно и думают, каждый о своём.

Как же всё-таки важна и прекрасна та тишина, которая рождается в умиротворении и счастье. Она гораздо интимнее всех безудержных разговоров и громкого смеха. Разделяя такой волшебный момент между собой, парни дождались наступления утра. В окно больничной палаты просочились оранжевые солнечные лучи. Кен с Аято впервые за долгое время ощутили эйфорию от наступления нового дня, следующей страницы их жизни.

17.Эпилог

На набережной Флориды гулял мягкий морской ветерок. Вечер ложился на штат персиково-лиловым закатом. На песке отпечатались следы мокрых детских стоп. Семилетний мальчишка со всей своей скоростьюгнался за бабочкой, вылетевшей из-за высокой пальмы. Взмахивая яркими красными крылышками, она только подбивала любопытство ребёнка. Когда же настало время протереть усики, прекрасное насекомое присело на спинку скамьи, расположенной вдоль зелёной аллеи. Мальчик аккуратными шажками подкрался к ней и тихо захихикал.

– Папа, смотри, она хочет составить тебе компанию!

Почесав свою светлую щетину, Аято весело захохотал в унисон сыну и подхватил парнишку на руки, усаживая рядом с собой.

– Всё ещё хочешь сделать из нашей квартиры дендрариум? – ребёнок быстро и восторженно закивал. – Что ж, думаю, папа явно этого не одобрит.

– Не одобрю что?

Внезапно, сзади раздался знакомый баритон, и ключицы Аято обвили крепкие, но вместе с тем нежные руки.

– Папуля, ты пришёл! – радостно завизжал мальчишка и резвым прыжком повис на шее Кена.

Аято тоже встал со скамьи и, подойдя к мужу, украдкой поцеловал его в уголок губ.

– Не мог пропустить вечернюю прогулку со своими родными. Так что, как только освободился с патруля, сразу же рванул к вам, – поправив свой чёрный полицейский жилет, ответил Кен. – А вы, молодой человек, опять прожужжали все уши отцу о том, что разводить бабочек у нас под носом – хорошая идея? – с улыбкой спросил он у сына.

– Ничего я не прожужжал, – шутливо показал язык мальчик. – Очень даже красиво будет.

Аято тут же прыснул от смеха и, забрав парнишку к себе на руки, поддержал его мысль.

– Видимо, в нашей семье только мы с тобой разбираемся в прекрасном, Мотоко.

– Хэй! – слишком эмоционально воскликнул Кен. – То, что ты востребованный продюсер, ещё не значит, что тебе можно посягать на мои соображения в искусстве!

Не прошло и секунды, как все трое весело захохотали. Мотоко слез с рук отца и, завидев очередную бабочку вдалеке, прокричал:

– Это Монарх! Кто догонит её, тому целых пять килограммов мороженого, – и со всех ног рванул вдоль побережья.

Быстро схватив детские сланцы, Аято побежал за сыном, а Кен ещё полминуты любовался развернувшейся перед ним картиной, после чего присоединился к семье.

– Пять килограммов клубничного пломбира?! – с задором воскликнул он. – Да я обгоню вас всех за считанные секунды!

Бегая и резвясь на прохладном песке, отцы поочерёдно кружили Мотоко в воздухе, слушая веселые смешки и хихиканье ребёнка. А тот, в свою очередь, строил им рожицы, делая вид, что его невозможно уловить, хотя сам останавливался возле каждой красивой ракушки. Где-то вдалеке уличные музыканты трубили джаз. В воздухе стоял запах моря, цветов и мороженного. А побережье Флориды сияло семейной идиллией и счастьем.

Спустя пару часов небо покроют миллиарды сверкающих звёзд. Там в глубине места, отдалённые множеством световых лет. Бесчисленные галактики и квазары, на фоне которых мы – лишь муравьи, рыскающие в поисках смысла жизни. Вселенная не беспокоится о своём будущем, не строит грандиозные планы, не переживает депрессию и прочие ментальные расстройства. Космос не смеётся от шуток, не готовится к экзаменам и не пишет стихи. И кто знает, действительно ли люди должны принимать за пороки свою восприимчивость и необходимость в эмоциях. Может быть, это удача, что мы можем чувствовать дуновение ветра и вдыхать сладостный морской бриз? Может быть, это дар, что нам удаётся улыбаться и плакать? Что мы можем любить.


Оглавление

  • 1.Пролог
  • 2.По швам
  • 3.Клятва
  • 4.Двести ударов в секунду
  • 5.Перелом
  • 6.Птичка в клетке
  • 8.Асами
  • 9.Отголоски прошлого
  • 10.Помечен кладбищем надежд
  • 11.За гранью всевозможных шкал
  • 12.Внутренняя перестройка
  • 13.Родственные узы
  • 14.Золотой полумесяц
  • 15.Карты раскрыты
  • 16.Кровавая джига
  • 17.Эпилог