Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ) [Foxy Fry] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

====== Пролог ======

В комнате равномерно тикали часы. Настолько равномерно и уныло, что хотелось стукнуть их хорошенько, лишь бы избавиться от этой нудятины.

Попугай молчал, что удивительно. Он внимательно следил за моими движениями — как достаю платок, шмыгаю носом, чихаю, пряча нос в ткань, и раздражённо закатываю глаза. Не менее внимательно следила и врачиха. У меня даже язык не поворачивался её по-другому называть. Психолог! По мне, её цель не лечить, а сводить с ума одной только терпеливой понимающей улыбкой.

Психолог поправила очки, съехавшие на нос, и улыбнулась уже в который раз.

— Так на чём мы остановились?

— Вы сказали мне «Будьте здоровы»... четвёртый раз. — Она вновь улыбнулась. — Спасибо.

— Диана, давайте вернёмся к разговору.

— Ах да! — Я улыбнулась уголком губ. — Уверяю вас, со мной всё в порядке. Действительно в порядке. Я очень ценю заботу и тёти, и брата, но их волнение не обосновано.

— Да, я понимаю. А вы можете сказать, что изменилось после того несчастного случая?

— Несчас… А, — я слегка развела руками, — вы про мою пикировку в канализацию? Изменилось кое-что, хотя коррективы я планировала вносить незадолго до случившегося. После появилось больше мотивации, я бы сказала. А так, просто стечение обстоятельств.

— То есть ваше падение на это никак не повлияло?

— Конечно, нет.

Она что-то отметила в блокноте и вновь посмотрела на меня.

— Может, вы хотите ещё что-то мне рассказать?

«Хм, рассказать ещё что-то? Тогда останется два варианта — либо меня в психушку, либо вас. Меня не устраивает первый вариант, а вас, скорее всего, второй. Так что, пожалуй, промолчу. К тому же простым смертным не понять человека, которого заклеймили пиратским клеймом ещё тогда, когда в проекте не было их пра-пра-пра-пра-пра-предков». Я отрицательно покачала головой на предложение и, сделав вид, что меня срочно вызывают на работу, сбежала с приема.

Свобода! К психологу меня затащили всеми мыслимыми и немыслимыми способами, а я-то и сдалась только для того, чтобы больше ко мне не приставали. Хотя надежда на это могла не оправдаться с большой вероятностью.

Самое обидное, что я не давала поводов усомниться в собственной дееспособности. По возвращении в реальный мир я не кинулась мастерить яхты или искать сокровища, не болтала без умолку о пиратах, кораблях, Тортуге и прочих радостях XVIII века, не изрисовывала стены чёрными метками и не пыталась на спор выпить бочонок рома. Я вела себя точно так же, как и до «падения в кроличью нору». Хотя всё же одно изменение произошло, и, как ни грустно это признавать, скорее всего, именно оно стало причиной волнения со стороны родственников. Характер. Я уже не та беззащитная, наивная, милая студентка, готовая бескорыстно помочь всем и вся. Перестала действовать по науськиванию родителей и просто взяла бразды правления собственной жизнью в свои руки.

Но неужели это так страшно, когда кто-то хочет жить действительно своей жизнью? Не знаю. Я в этом проблемы не видела. У меня в жизни, как оказалось, вообще не осталось непреодолимых трудностей — значились, скорее, шероховатости, на которые я смотрела под неправильным углом. Но вот — глянула со стороны, и километровый список сократился до одного пункта. Осталась только одна проблема. Проблема, которой я никак не могла найти решения. Та проблема, с которой мало кто сможет помочь: я ничего не забыла.

====== Глава I. Ведьма ======

Проливной дождь шел уже третий день, и порой казалось, он никогда не закончится. Серые дни омрачали мое и без того безрадостное мировосприятие. Прячась от промозглого ветра и косого дождя за разноцветным зонтом, я спешила вдоль по улице. Изредка поглядывая по сторонам, видела редких прохожих с хмурыми лицами, недовольно шагающих по мокрому тротуару.

Зазвонил телефон, и я юркнула в арку. Звонил братец. Я раздраженно выдохнула и сбросила звонок: уж очень долго откладывала сегодняшнюю встречу, так что теперь лишние причины, — которые всегда найдутся у Ильи, — совершенно ни к чему. Вынырнула из-под крыши и поспешила дальше. Вскоре я взбежала по ступенькам девятиэтажки и остановилась перед массивной железной дверью. На ней ничего не значилось. Я уже собиралась развернуться и уйти, как дверь открылась, и высокая женщина в темно-сером брючном костюме жестом пригласила войти. Я вздрогнула от неожиданности, но всё же приняла приглашение.

Я знала, к кому шла, но обстановка квартиры вовсе не оправдала ожиданий. Скажем, у меня не имелось чётких представлений о том, каким должно быть жилище колдуньи. И всё же полумрак, темные тяжелые шторы, дымка от ароматических свечей, стены, завешанные амулетами и оберегами, ворон, на худой конец, сидящий в серебристой клетке и изредка издающий противный гортанный «кар», оказались бы более кстати, чем обстановка обычной городской квартиры. В ней не было ничего, что хотя бы отдаленно веяло мистикой, потусторонними силами. Большие светлые комнаты с легкими занавесями на окнах, заставленных разными цветами, недавно купленная мебель, светлый паркет «шашечкой»… В общем, того благоговейного ужаса, который, по моим представлениям, должна внушать келья ведьмы, здесь даже не предвиделось.

Хозяйка провела меня в комнату, служившую залом, и усадила за большой круглый стол, застеленный бледно-золотистой скатертью в сердечко. После взгляда на эту скатерть я окончательно пришла к выводу, что явно ошиблась адресом. На несколько минут оставив меня одну и вскоре вернувшись с двумя чашками чая, женщина села напротив и положила руки на стол, сцепив в замок. За всё время не было произнесено ни слова, а «потомственная колдунья», как значилось в объявлении, словно и не собиралась ничего говорить. Я уже подумала встать и уйти, как она вдруг спросила:

— Вы мне не доверяете?

Я хмыкнула и ответила:

— Да. Вы действительно, эм, ведьма?

Женщина улыбнулась.

— Не похожа. Знаю. Все, как и ты, надеются увидеть страшные чучела, черепа и прочую атрибутику, а никак не домашний уют. По мне же, это всё фальшь и мишура. Как на Новый год. Сколько игрушек ни покупай, а без ёлки они бесполезны. — Я кивнула, сделала глоток чая и почувствовала, как все сомненья вмиг исчезают из головы, вылетают, словно пыль в открытое окно. — Зачем ты пришла? — вдруг резко спросила она, будто бы я ввалилась в её дом с вескими требованиями. Едва я открыла рот, чтобы ответить, как она жестом остановила меня на полузвуке. Взяв за руку, она закрыла глаза и, замолчав, просидела неподвижно около минуты. Я чувствовала себя неуютно, хотелось уйти, но меня словно к стулу приклеили. — М-да, — многозначительно изрекла колдунья, открывая глаза, — уж тебе ли мне не доверять. Увидев столь много из того, что люди зовут волшебством, могла бы и не сомневаться.

— Что? Вы о чём?

Женщина повела глазами и, расправив плечи, изрекла:

— Уж не прикидывайся. Там, где ты побывала, куда стремишься вновь…

— Стоп! Куда я стремлюсь?.. — С чего-то вдруг сердце испуганно сжалось.

— Другой мир, полный настоящих живых чувств, мир, которому ты себя отдала, который до сих пор терзает твою душу. Что ж, понять тебя можно. Ты пережила столь сильные чувства…

«Любовь…» — с горечью пронеслось в голове.

— Боль, — резко сказала ведьма, словно услышала. Я вздрогнула. Банальных вопросов — «Как? Откуда? Невозможно?» — не последовало. Может, потому, что она оказалась права: мистика меня вряд ли удивит. Сделав глубокий выдох, я сказала:

— Да, и боль тоже. Я…

Но меня вновь перебили.

— Ты хочешь вернуться туда. — Это прозвучало странно: и как вопрос, и как утверждение одновременно.

— Да, — ответила я, опустив голову, и добавила: — Или забыть об этом… Навсегда.

— Забыть? — возмутилась ведьма. — Ну нет, не в твоей власти.

— Но я бы хотела… У меня уже просто нет сил. Прошло лишь два года, но мне кажется — вечность. Каждый день я просыпаюсь с чувством, будто от сердца отрывают ещё один кусочек — медленно и мучительно. Всё это время я потратила на то, чтобы найти способ вернуться, и я была готова на всё… Но теперь… Я согласна всё забыть. Я стараюсь… и не могу. — Сердце билось так сильно, словно я бежала марафон, ладони заледенели, приобретая синеватый оттенок.

Повисла тишина. Мне казалось, она была столь напряженной, что вот-вот засверкают разряды. Я не решалась поднять голову, словно ожидая приговора, однако тишина рухнула от простого:

— Выпей чаю. И послушай. — Я покорно взяла в руки чашку, осмелившись поднять глаза, и стала слушать. — Ты и впрямь не держишься за тот мир, стараешься оттолкнуть. Но не сможешь. Ибо там остался тот, кто не захотел тебя отпускать. — Чашка со звоном полетела на пол; меня пробила крупная дрожь и чувство какого-то… облегчения? Эта женщина будто обратила в слова то, что я чувствовала и никак не могла понять. То, чего я страстно желала и на что надеялась.

— Кто? — издалека донесся мой собственный голос.

— Мужчина. — Ведьма коварно улыбнулась. — Красивый? — сама себе задала она вопрос. — Вот уж не знаю, — завела она разговор, казалось, сама с собой. — Мужчина удачливый, смелый. Лидер, пожалуй. И ещё. Он любит тебя, помнит, ждёт. — Странно, я вдруг представила себе Джека с грустной миной на лице, с тоской глядящего на горизонт. Пришлось тряхнуть головой, чтобы выкинуть этот неподходящий образ. Колдунья удивилась и недовольно изогнула брови. — Не веришь?

— Я? Верю! Верю. Но мне не это нужно. Вы поможете мне, поможете вернуться?

Ведьма оценивающе взглянула на меня, изучая каждое движение глаз, каждый сантиметр тела. Затем встала и отошла к окну, где замерла, сложив руки на груди. В этой позе она простояла минут десять, пока я не кашлянула, привлекая внимание. Женщина обернулась, слегка растянула губы в улыбке и медленно подошла ко мне, отвечая:

— Пожалуй, да. Иди, тебе стоит выспаться, уже поздно.

«Поздно? — мысленно возмутилась я. — Да сейчас часов шесть вечера, не позже!» Но быстро глянув на часы и увидев стрелки на цифре десять, я послушно встала и отправилась домой.

Пришла в себя я только тогда, когда ключи зазвенели о лестничную площадку. Передо мной была дверь квартиры, подъезд, погруженный в полусонный желтый свет от лампы на стене. В душе повисло какое-то странное чувство пустоты, пустоты абсолютной: не было ни удивления от встречи и исчезнувших нескольких часах, ни непонимания, ни даже воспоминаний о том, как выглядела та самая ведьма за столом под скатертью в сердечко. Скатерть — единственное, что всплывало в памяти. Тряхнув головой и с недовольством ощутив пульсирующую боль, я подняла ключи и вошла в дом.

Бросив в прихожей сумку и плащ, я забралась на диван, задрала рукав кофты и провела пальцем по пострадавшей коже. Бледная буква «P» как единственное напоминание о том, что всё реально, что это не плод больного воображения, что есть люди, которых я помню, есть чувства, от которых бегу и есть… Мысли оборвались, я свернулась клубочком, натаскивая на себя плед цвета морской волны и забываясь сном.

Знаете это блаженное ощущение, когда просыпаешься, но глаза не открываешь и с наслаждением предаёшься мыслям о том, что никуда не надо сегодня идти? Так вот, у меня его не было. Едва вырвавшись из царства Морфея и ещё не разлепив глаз, я осознала, что опаздываю, поэтому тут же вскочила с кровати. Точнее, попыталась вскочить. Резко дернувшись, я со всей дури стукнулась головой обо что-то и с криком рухнула обратно на спину. Сведя зубы от боли и сжав кулаки, я с трудом разлепила глаза, чтобы увидеть причину неудавшейся попытки встать. Взгляд уперся в широкую доску, покрытую черной краской. Я зажмурилась и стала прислушиваться. До меня донесся приглушенный гул голосов, лай собак, отдаленные звуки музыки и равномерный стук. Я потрясла головой и вновь открыла глаза. Ничто не изменилось. Черная доска всё так же нависала надо мной. Я огляделась, даже не пытаясь чему-то удивляться. В полуметре подо мной темнел обычный земляной пол, на котором в свете тусклой лампы поблескивали мелкие осколки. Прямо напротив того места, где я лежала, находилась массивная ободранная дверь с засовом, и около неё в кучу мостились разного размера плетеные корзины. Я аккуратно встала, потирая ушибленный лоб, и оглядела помещение. Это была, несомненно, кладовка. От двери весь периметр занимали широкие многоярусные стеллажи, на одном из которых я так сладко посапывала. Все они были завалены всевозможной снедью: от соленой рыбы до сухофруктов. Я бесцеремонно, ни о чем не задумываясь, взяла горсть сушеных яблок и, неспешно жуя фрукты, с любопытством оглядывала помещение. Яблоки оказались мягкими, кисло-сладкими с неприятным послевкусием. Я скривилась и выбросила из руки их прямо на пол. Цепкий взгляд приметил банку с ягодами, похожими на дерн, и рука непроизвольно потянулась к ней. Я резко отдернула руку, потом вытянула обе вперед и скептически оглядела их, а затем и всю себя. На мне оказалась бледно-зеленая рубашка свободного покроя, кое-где отмеченная пятнами, и черные штаны, внизу обшарпанные, с толстым налетом пыли. И меня это не удивило. Мне часто снятся такие сны. Судя по сценарию, скоро откроется дверь, и войдет Джек с недовольной миной на лице, мол, уж очень долго ему пришлось меня искать. А пока мой суженый-ряженый задерживался, я решила продолжить экскурс по кладовой и всё-таки достать банку с ягодами. Я потянулась к ней, привстав на цыпочки, но лишь кончиками пальцев смогла коснуться стекла. После нескольких неудачных попыток, я ею таки завладела, но, не рассчитав, задела соседнюю банку, и та мигом слетела на пол, разлетевшись на несколько кусков и залив мне ступни густым желе. Я сразу же отскочила, и в этот момент открылась дверь. Я повернулась с довольной ухмылкой на лице, но вместо Джека увидела быстро надвигающуюся большую ладонь. Меня схватили за шиворот и бесцеремонно поволокли куда-то, вырвав банку с дерном. Двери передо мной открывались одна за одной, и, когда три из них остались позади, в лицо ударил свежий ночной воздух. Рывком меня остановили. Грубая мужская физиономия, возникшая передо мной, закричала, толкуя что-то о неподходящем месте для ночлега и о последствиях, которые меня ждут, если такое ещё раз повторится. Но, это так, в общих чертах, опуская подробности и подвергая всё сказанное цензуре. Не успела я и глазом моргнуть, как полетела на дорогу, практически сделав сальто. Дверь с грохотом захлопнулась.

Я села, притянув ушибленную ногу к груди, потирая коленку под разодранной штаниной. Кругом темно, а из окон здания за спиной лился тусклый желтый свет. Небо плотно затянули тучи — ни звезд, ни луны. Теплый ветер кружил по окрестностям, принося с собой запах моря. Да-да, именно моря! Запах, который не спутаю ни с одним другим! Я потерла глаза и вновь посмотрела по сторонам. «Это ведь сон. Верно?» Ноющая боль в коленке отказывалась со мной соглашаться, говоря: «От боли человек просыпается. Это не игра твоего подсознания». Спорить я не стала, ведь так не хотелось просыпаться. Пусть я подожду, пока будильник назойливо не закричит «Вставай», чем заставлю себя проснуться.

Отчего-то вдруг стало невероятно радостно, я подскочила на ноги и захлопала в ладоши, благо меня никто не видел. А видеть-то, действительно, было некому. Здание, из которого меня вышвырнули, стояло на большом пустыре, окруженном зарослями высокого кустарника, и больше не было рядом ничего, что могло бы похвастаться мало-мальски достойным уютом или просто теплым очагом. Потоптавшись на месте и испробовав все тщетные попытки что-то разглядеть в темноте, я обошла здание и направилась к другой двери, которую освещал прикрепленный к стене факел. Я постучала раз, другой, и узкое окошко в двери распахнулось, являя две густые черные с проседью брови и сидящие под ними маленькие черные глаза.

— Ты? — прорычал мужчина.

— Да, я. Я не прошу впустить меня, просто скажите, что это за место.

— То есть, как, что за место? — недовольно пророкотал голос. — Трактир «Последний приют».

— В каком смысле последний? — переспросила я, тут же почувствовав повышение концентрации глупости.

— В прямом, — гаркнул мужчина. — Дорога дальше, что ведет на другую сторону острова, пустынная — ни трактиров, ни таверн — лишь джунгли и… джунгли.

— Эээ, ясно. — Я на секунду задумалась. — А остров-то как называется?

Хозяин расхохотался аж до кашля.

— Тортуга это! Тор-ту-га.

Сердце радужной ракетой пронеслось от головы до пят и вернулось на место, взволнованно стуча. Я отбросила все сомнения — просыпаться не стоит, раз сон возымел такое продолжение. А может, это не сон…

Кое-как удалось разузнать, что город находится в трёх милях к западу, и к нему ведёт дорога через джунгли. Немного поразмыслив, я сняла со стены факел и отправилась в путь. Едва первый поворот остался позади, а за ним скрылся и «Последний приют», как я увидела далеко впереди и внизу букеты огней, разными россыпями расположенные друг возле друга. Да, город, который никогда не спит. По мере того, как я спускалась, ветер усиливался, дуя с моря, осложняя и без того нелегкий путь. А шла-то я босиком. Дорога пролегала то по пустынным склонам, то забегала в густые заросли, в которых дико и страшно вскрикивали ночные птицы. Я искренне надеялась, что диким зверям или другим животным, охочим до запоздалых или не совсем умных путников, не будет до меня дела. Спасаться бегством я не умела, да и босиком в кромешной тьме, не зная дороги, далеко-то не убежишь. Пробравшись сквозь очередной зеленый коридор и поймав волосами стайку каких-то мотыльков, я решила присесть на траву и отдохнуть. Но, сходя с дороги, поскользнулась и, едва не упав, правой ногой наступила на какую-то злобную колючку, жадно впившуюся в ногу. Вытащив из ступни шип длиной сантиметра в три, я закричала от злости и обиды непонятно на кого. Дальше путь давался труднее: на перевязанную ногу было больно ступать, и, когда на горизонте заалел рассвет, предстояло преодолеть ещё добрую половину пути. Когда сумерки рассеялись, и солнце стало освещать мне путь, я пошла быстрее, да и дорога стала чище, змейкой спускаясь по пологим склонам.

Солнце уже обдавало тропическим жаром, когда я, наконец-то, вошла в город. Жизнь кипела вовсю. Большей частью народ тянулся в порт: кто-то тащил на веревке домашний скот, кто-то, взвалив большие корзины на спину, шёл продавать выращенные продукты. Одни женщины праздно болтались по улицам, похотливо подмигивая всем лицам мужского пола, что были старше десяти лет. Другие, напротив, с деловым видом направлялись в лавки и магазины, громогласно обсуждая с хозяевами произошедшие за ночь события. Бесчисленное множество детей и оборванцев, постарше подростков, шустро сновало между людьми, «одалживая» кошельки, часы, ножи, да и вообще, всё, что плохо лежало. Чем ближе становился порт, тем сложнее становилось протискиваться между людьми. На меня никто не обращал внимания, потому как таких же голодранцев, побирушек, попрошаек здесь пруд пруди. Меня же мой внешний вид сильно огорчал: вовсе не хотелось предстать перед капитаном Джеком Воробьем в виде оборванки с окраины. Но денег, чтобы купить платье, не было, а украсть… не наблюдала за собой таких способностей.

Вскоре я вышла в порт и почувствовала огромный прилив радости при виде покачивающихся на волнах судов: одни стояли у пристани, другие дальше в бухте. Это было сродни возвращению домой. Пусть кругом чужие и не совсем дружелюбные лица, но вся эта обстановка, жужжание голосов, перебранки, крики матросов, сидящих на реях и перекрепляющих паруса, шум воды, бьющейся о пристань, запах смолы вперемешку с ароматом табака и свежевыловленной рыбы — всё это я считала родным. Родным до визга наивного ребенка, всё ещё сидящего во мне.

В порту царила суматоха, но в ней была и какая-то особенная упорядоченность. Десятки людей с поклажами, орудиями, животными в руках сновали туда-сюда, но не сталкивались друг с другом и не мешали. Сильный, устоявшийся запах рыб сразу ударил в нос — я не помнила, чтобы видела в прошлый раз здесь хоть одного торговца рыбой. Остановившись у очередного лотка, я стала разглядывать суда. Кто-то удивленно ахнул внутри меня, когда взгляд зацепился за «гордый и чуть ли не огромный», «быстроходный и даже неуловимый», в общем, прекрасный во всех отношениях корабль «Чёрная Жемчужина». Я стояла на месте и с блаженной улыбкой на лице просто глядела, как судно покачивается на волнах — с ленивой гордостью. Но почему-то столь идеальное начало в первую очередь побудило проснуться только одну мысль: «Всё не может так идти. Что-то обязательно должно случиться».

Поболтавшись ещё некоторое время среди торговцев, чтобы узнать, не встрял ли Воробей в очередное приключение, я смело похромала на пристань, полная решимости в ближайший час обрадовать капитана «Черной Жемчужины» своим появлением.

И если порт просто кишмя кишел людьми, то здесь, на причале, будто все вымерли. Или разом покинули корабли, беспечно оставив спущенные трапы. Ощущение было не из приятных, и в груди образовался комок внезапной тревоги. Покрутив головой, я направилась к «Черной Жемчужине», чувствуя, будто блудный сын, точнее, дочь возвращается домой. Ступив одной ногой на трап, я несколько раз негромко прокричала: «Эй, там! На судне!», но мне никто не ответил. Пригладив взбившиеся волосы и засветившись улыбкой, я поднялась на судно. Но едва нога коснулась палубы, как сверху свалилась тяжеленная сеть, воняющая рыбой, которая повалила меня с ног и пригвоздила к полу. Стукнувшись о палубу, я увидела только несколько пар сапог, окружающих меня. Я теперь инстинктивно не любила такие встречи!

— Ага, попался! — гаркнул чей-то голос, и меня перевернули на спину, тут же подставив под дула десятка пистолетов. Несколько секунд совершенно незнакомые лица глядели на меня, размышляя и оценивая, потом, видимо, самый старший из них вынес вердикт:

— Не-а.

Не успела я и опомниться, как меня вытряхнули из сети и спустили с палубы, сопроводив парочкой прощальных слов. Поднявшись на ноги, я обратилась к мужичкам, расправившимся со мной, махнув им рукой:

— Извинений не будет?

Я как будто из пушки лазером выстрелила. Все мигом обернулись и уставились на меня. Тот, что за старшего, — большой смуглый человек с серьгами в ухе и мачете за поясом, — хлопнул в ладоши и басовито захохотал. Я огляделась: вдруг там клоуны мимо проходят. Он наставил на меня указательный палец и сказал:

— Дуй отсюда, а то так погоню извинениями, что пятки только сверкать будут.

Я усмехнулась и скрестила руки на груди.

— Ничего, уверена, что вскоре получу их. В двойном экземпляре, а вы, — я обвела взглядом всю компашку, — ещё пожалеете, — с достоинством закончила я. Моряки начали о чем-то переговариваться, и помимо совсем не радужных слов я смогла расслышать «оборванка», «к черту» и «вернемся». Да, диалог сразу не задался. Тем не менее я решила продолжить: — Мне нужен ваш капитан, Джек Воробей.

— Да ну? И как тебя представить? Королева нищеты? Или, может, грязная, вонючая, мерзкая…

— Хватит! — резко прервала я, топнув ногой. — Говорите, где ваш капитан!

— На дне морском, — получила я в ответ. — Могу помочь туда добраться. — Моряк сплюнул на пирс и скрылся на палубе.

Вот тебе и встреча! Если Джек понабрал в команду таких грубиянов, то мое дальнейшее путешествие может оказаться не из приятных. Но по крайней мере я выяснила одно — капитан в данный момент отсутствует, а раз меня не пустят на корабль, то придется ждать на причале.

Я уселась неподалеку на теплые доски пристани, так, чтобы было видно, когда появится Джек, и стала напевать под нос какие-то песни, чудом появляющиеся в голове. Как показалось, прошел час, а то и два, и даже за это время я не придумала ни рационального объяснения своего внезапного появления аки черт из табакерки, ни приветственной речи. Но когда я услышала знакомый топот по доскам и разглядела любимую походку, у меня вообще пропал дар речи, а в горле пересохло так, словно я добиралась сюда по пустыне. Джек бодро двигался мне навстречу, всё такой же обворожительный: потертые сапоги из темно-коричневой кожи, черные бриджи, по-моему, всё та же «белая» рубаха, жилет и куча его любимых украшений. Кроме всего прочего, его прическа приобрела большое, видимо, гусиное серое перо, торчавшее из-под банданы, как у заправского индейца. Чуть позади Джека шел Гиббс, таща на спине какой-то мешок, а за ним на веревке плелась коза. Я не нашла ничего лучше, чем стать чуть ли не на пути Джека — так, чтобы не остаться незамеченной. Но каково же было мое удивление, когда и кэп, и Гиббс прошли мимо так, словно бы я пустое место, и лишь коза одарила меня коротким «Ме». Оторопев, я только и смогла выдавить:

— Капитан Джек!

Джек, занесший ногу над трапом, остановился, и Гиббс чуть не налетел на него. Я улыбнулась и быстрым шагом приблизилась к ним.

— Джек! — вновь радостно повторила я: наверное, если бы можно было измерять радость каким-то прибором, в данный момент он бы просто сгорел. — Это я, Джек! — Голос задрожал. Я почувствовала, как трясутся поджилки, а от зубов слышен тихий стук.

— Я должен тебе денег? — не оборачиваясь, спросил кэп, а Гиббс оглядел меня с ног до головы.

— Эм… Нет.

— Тогда чао, амиго! — И кэп чуть ли не бегом взобрался на палубу, Гиббс последовал за ним.

Я так и осталась стоять с открытым ртом, разведенными в сторону руками и широко распахнутыми глазами. Что всё это было? Не думаю, что я настолько изменилась, чтобы меня можно было не узнать. Да какой не узнать! Они прошли мимо меня так, словно бы я не человек, а кусок бревна. Сбросив оцепенение, я попыталась подняться на судно, но всё та же грубая физиономия с серьгами в ухе схватила меня за шиворот и оттащила от пристани. Я сопротивлялась, как могла, но это была неравная битва муравья со слоном. Оставалось только обиженно закричать ему вслед что-то обидное и, насупившись, усесться на ступенях и ждать… неизвестно чего.

====== Глава II. Тортуга ======

Солнце тянулось лучами к горизонту, а я всё также сидела на ступенях у пристани, неотрывно глядя на «Жемчужину». На судне словно бы ничего и не происходило, словно все разошлись по каютам или дружно собрались в кубрике, не желая показываться на палубе. Это было странно. Хотя с этим судном никогда ничего не случалось просто. И всё же с чего и кого пиратам можно бояться здесь, на Тортуге? Дейви Джонса, мир его… эм… щупальцам? Нет. Уилла? Сомневаюсь. За всё время мимо прошло человек пять, не больше. Словно народ боялся появляться на пристани. Уж не русалки ли в бухте завелись?..

Но на фоне выходящего за все рамки поведения капитана странность его команды безвозвратно терялась. Как можно было пройти мимо меня, как мимо пустого места? Конечно, во мне говорила чисто женская обида. Но не на пустом же месте? Каковы причины не признавать во мне… хотя бы знакомую? И Гиббс… Всё это наталкивало на мысль, что явно тут что-то не в порядке, хоть в порту об этом и слыхом не слыхивали. Джек, как и полагается, встрял в очередную неприятность. Или, может, приятность? То-то он скрытничает.

У входа в бухту показалось судно. Шикарный корабль. Ещё так издалека можно было понять, эти морские черти явно не бедствуют: белоснежные паруса без единой дырочки, флаг, хлопающий на ветру… Будь я художником и будь у меня подзорная труба, я бы запечатлела этот момент, хоть и получила бы потом пинок от Джека «за предательство». Но корабль не пошел к пристани, а остановился вдалеке, не дав возможности рассмотреть себя в деталях.

Палуба «Черной Жемчужины» ожила. Судя по активной жестикуляции Джека, невозмутимому виду Гиббса и понурым физиономиям двух матросов, кто-то получал здоровый выговор от капитана. Отчитав подчиненных, Джек Воробей схватил какой-то мешок и спустился на пристань. Я вскочила и первым делом подумала повторить попытку поздороваться, но затем решила проследить за кэпом и, быть может, как-то «по-тихому» разъяснить ситуацию. Мы покинули порт и отправились в город. Джек и Гиббс быстро продвигались сквозь праздную публику, то и дело норовя скрыться. Мы пересекли какую-то площадь, на которой «музыкально» визжали свиньи, и отправились куда-то на окраину. Запахло тайной. Я была в предвкушении чего-то явно интересного, а потому, когда Джек и его старпом зашли в обыкновенную оружейную мастерскую, несколько расстроилась. Прокравшись к окнам единственной освещенной комнаты и не без труда найдя выгодную позицию для шпионажа, я увидела, как Джек в обмен на коробку с двумя пистолетами протянул хозяину мешок. А в мешке… голова! Настоящая голова самого настоящего аборигена. Ужасная мертвая голова, с кучей сережек во всех возможных местах, разрисованная и пугающая до жути. Едва увидев её, я отшатнулась от окна, потеряла равновесие и упала с бочки, на которой так успешно стояла. Испугавшись, что шум услышат и меня раскроют, я юркнула в ближайший кустарник. Около пяти минут прошло, и Джек с Гиббсом отправились в обратный путь. Я следом. Но обратно пираты шли узкими пустынными улочками, грязными и воняющими до невозможности. В прошлый раз Тортуга мне такой не показалась. Становилось ясно, что прогулка закончится одним из двух вариантов: либо они завернут в какую-нибудь питейную хижинку и проведут там веселую ночь, после которой сказать Джеку «Привет 2» будет бесполезно; либо так же быстро они вернутся на корабль, и я опять-таки останусь не у дел. «Ну уж нет! Не для того я два года ждала!» Я решила пойти в обход, немного срезать и тем самым обогнать пиратов. С горем пополам это получилось. И на очередном повороте я выскочила из-за угла прямо на пути у Джека и преградила ему путь. Ну и реакция! Кэп отшатнулся от меня и тут же наставил пистолет.

— Эй, капитан, спокойно! — Я миролюбиво приподняла руки и сказала совсем не то и не так, как планировала.

— Ещё раз так напугаешь — пристрелю, — сурово предупредил Джек Воробей без тени иронии.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила я, будто не было двух лет разлуки, будто прошло два часа, а день выдался тяжелым.

— Эй, Джек, — вмешался Гиббс, — это же она была там, на пристани! — Я посмотрела на Гиббса и одобрительно кивнула. Уже лучше, то есть у них нет глобальных проблем с памятью.

— Точно, — произнес Джек, всё ещё не убирая пистолет. Я опустила руки.

— Нам надо поговорить.

— С чего бы это? Не припоминаю твое лицо. — Джек сощурился, приглядываясь ко мне.

— Почему? Ты же меня убил. — Я скрестила руки на груди и резко выдохнула. Ох, не так этот разговор начался, совсем не так. — Помнишь? Ты выстрелил мне прямо сюда. — Я ткнула пальцем в область сердца. — Помнишь? Я спасла твой зад! А ты. Меня! Пристрелил!!! — Внезапно во мне проснулась настоящая разгневанная женщина-итальянка, готовая наброситься на своего обидчика. Выражение лица мистера Гиббса можно было кратко описать фразой «Ну дела!». Джек же собрал брови на переносице и слегка отвел подбородок в сторону, упрямо держа пистолет направленным мне прямо в лоб.

— Если я тебя убил, как ты утверждаешь, — рассудительно начал кэп, — что не так, то почему ты стоишь прямо передо мной? Живая.

Я открыла рот, чтобы тут же ответить, но вдруг поняла, что не знаю, что сказать. Совершенно. В голове опустело, словно кто-то каким-то странным пылесосом высосал все мысли, оставив только мысли сердца. А сердце изнывало от желания накинуться на Джекки и стиснуть его в объятиях. Я же так скучала! Так ждала этой встречи! Мне не хотелось ругаться, спорить.

— Это сложно, — тихо проговорила я. — Я просто… Ты что, совсем не помнишь меня?

— Ммм, цыпа, я не убиваю женщин, а потому тебя бы запомнил. — Джек наконец опустил пистолет. Наверное, рука затекла.

— Совсем не помнишь? — пропищала я, теряя остатки самообладания.

— Ты обозналась. Либо я был пьян настолько, что… — Воробей обернулся. — Гиббс, ты помнишь её? — Старпом отрицательно покачал головой. — Ты обозналась, дорогуша. Но, не будь я так занят… — Глаза пирата скользнули по моей фигуре. — Мы можем встретиться. При нашем следующем заходе в порт, — улыбнулся Джекки, глянув прямо в глаза. — А сейчас, извини, позволь откланяться. — Кэп отсалютовал мне и бодро пошел прочь.

Я так и осталась стоять. Совершенно разбитая. Совершенно потерянная. Как такое могло произойти? Может, надо было больше сказать? Больше вспомнить? Что же теперь делать? Джек наверняка считает меня такой же портовой швалью, как и сотни других оборванок. Если это сон и игра моего воображения, то я не согласна принимать в ней участие. Это отвратительный сон!

Простояв ещё четверть часа в грязном проулке, пытаясь понять, как всё это могло произойти, я вновь отправилась в порт. Но к моему приходу «Жемчужины» даже не было видно на горизонте, лишь новое незнакомое судно гордо и невозмутимо покачивалось на волнах. Я уселась на пристань и уснула, прислонившись к свае, пахнущей водорослями и солью.

Утром меня разбудило солнце, ослепляющее глаза, и портовая и абсолютно непечатная брань двух заблудших сюда торговцев. Оба тащили здоровенные корзины, доверху наполненные свежей рыбой, и ругались так, что слышно было, наверное, и на материке. Проводив их сонным и недовольным взглядом и вспомнив вчерашние встречи, я решила занять мозг поисками способов выживания. Я не ела больше суток, и это было ужасно. Живот митинговал в открытую, сосредотачивая все мысли только на чувстве голода. Пришлось отправляться в город на поиски пропитания. Новую Тортугу было не узнать. Создавалось впечатление, будто кто-то за ночь полностью обновил и оживил город. Порт гудел, торговля кипела, на пристани десятки молотков отбивали веселый ритм, под который громко перекрикивались моряки. Пару раз около больших торговых лавок я замечала, на первый взгляд, похожих моряков: опрятно одетых, в белых рубахах, с одинаковыми саблями и пистолетами за поясом. Они были, пожалуй, меньше всех похожи на законных посетителей пиратской гавани.

Я прогуливалась среди торговцев припасами, без зазрений совести «реквизировав» пару яблок и булку. Одним воришкой больше, одним меньше… Проходя мимо многолюдной таверны, кажется, мимо той, в которую мы как-то заглядывали с Джеком, я увидела интересную картину. Обычный звук веселой драки, доносившейся оттуда, стих, и два молодца вышвырнули из заведения здоровенного бугая, в стельку пьяного, однако сжимающего бутылку с каким-то напитком. Он плюхнулся на живот, распластавшись прямо перед очередным «чистым пиратом». Это был третий моряк, видимо, всё из той же команды. Мужчина лет сорока. Он опустил голову и глянул на пьянчугу, затем сплюнул в сторону и, невозмутимо переступив через него, спокойно вошел в таверну. Народ, в такие моменты обычно громко кричащий и смеющийся, всё это время молча наблюдал, и, только когда моряк скрылся в здании, громыхнул гул голосов.

— Что это было? — спросила я у какого-то старого пирата.

— Феникс здесь, — прокряхтел он.

— Кто?

— Феникс, — уточнил старик, многозначительно поведя глазами.

Я так ничего и не поняла. Кто такой этот Феникс?

Голодный живот объявил перемирие, и у мозга появилась возможность немного поразмыслить. Вчерашнее отчаяние как рукой сняло, и предложение остаться и выживать на Тортуге уже не вызывало панику. А что? Джек же сказал, что вернётся. Пусть не скоро, но вернётся. Подожду. В следующую встречу я не упущу шанс сказать всё, что думаю, рассказать всё, что мы пережили. Вместе. А пока придется искать способ, чтобы не умереть от голода и не… В общем, чтобы выжить и жить здоровой.

Всё равно в голове не укладывалось, что такого могло произойти, что и Джек, и Гиббс совершенно не помнят меня. Не стерлось же обо мне воспоминание с моим уходом?! Решив проверить эту теорию, я отправилась в сапожную лавку. Там работал старый, я бы сказала, древний грек по имени Тео. Я бы не удивилась, если бы он оказался современником Геродота. Но несмотря на свои лета Тео был юркий, как хорёк, и помнил по имени всех клиентов. Меня уж точно должен был помнить, ведь я бинтовала ему руку, и, по его словами, спасла его от утраты конечности. Вот я и заявилась к нему, полагаясь на его отменную память.

— Здравствуй, Тео!

Старик оторвался от работы и глянул на меня сквозь пышные брови.

— Это я, Диана, — улыбнулась я, начиная чувствовать разочарование.

— Мы разве знакомы?

— Как? И ты? — Я опустила руки и, махнув рукой, выбежала из сапожной мастерской. Меня не помнили! Никто, кто мог бы меня знать. Совсем. Внезапно нахлынуло такое отчаяние, что в пору утопиться. Я шла куда глаза глядят, не разбирая дороги, и незаметно оказалась в северной оконечности порта, у какой-то хижины; рядом валялись корзины и куча кусков парусины. И кругом никого. Я обернулась и увидела, что людская толпа совсем рядом, однако придется возвращаться, ибо идти дальше некуда. Я вернулась, спустилась на пристань и, набрав гальки, стала прогуливаться туда-сюда, бросая камешки в воду.

Как же так вышло, что сон вдруг оказался не сном? Реальным кошмаром. Во всяком случае, пока что. Неужто колдунья сумела каким-то магическим пинком на расстоянии закинуть меня сюда. «Интересно, а дома я сейчас просто сплю на диване или меня вообще нет в квартире? — пронеслось в голове. — Как же так получилось? И эта скатерть в сердечко. Почему никто меня не помнит? Это ведь всё было, было точно!» Я со злости швырнула всю горсть камней, что была в руке, в воду и задрала рукав. Латинская «P» всё также бледнела на руке.


Второй день на Тортуге. Никогда бы в жизни не подумала, что жить бомжом среди бомжей окажется так сложно. Почти всю ночь я не спала, не могла найти место, где меня бы никто не трогал. Наконец мне удалось уснуть на куче вялой травы в каком-то маленьком сарайчике. И то это случилось под утро, потому что ещё несколько часов надо было пролежать, думая о Джеке: где он, как он, когда я его снова увижу.

Первое, что я увидела, выбравшись из своего «коттеджа», это то величественное судно. Паруса были подняты, корабль собирался отплывать. И почему вчера я не могла налюбоваться на него, а вместо этого бродила черт знает где?

Карман оттягивало что-то тяжелое. Галька. Чудно, я ещё с камнями таскалась! Протерев глаза, я отправилась в город, за провизией. И пока дела шли неважно. Все торговцы как носом чуяли, что я не собираюсь ничего покупать, а всего лишь хочу что-нибудь бесплатно умять. В конце концов я потеряла надежду и поплелась к таверне, там с этим делом могло обстоять легче. Нет! Я ещё не опустилась до того уровня, когда можно садиться у дверей с протянутой рукой. До таверны оставалось рукой подать, как вдруг путь мне преградил здоровенный во всех направлениях детина. Его похабный взор ясно говорил обо всех намерениях, и мне это жутко не понравилось.

— Вы что, сударь, ограбить меня желаете? — спросила я дрогнувшим голосом, с трудом натянув на себя улыбку.

— Гы-гы, сударь… И ограбить тоже, — ответил он.

Времени на раздумья не было, и я последовала одной из благороднейших пиратских традиций: завязать бой, а потом сбежать. Едва он сделал ещё два шага ко мне, как я резко вытащила гальку из кармана и швырнула ему в лицо. Не дожидаясь реакции, бросилась бежать. Но куда? В порт! Именно там, я почему-то думала, смогу найти защиту. Бежать босиком (да-да, я всё ещё не разжилась обувью) было сложно, больно и опасно. Это вам не городские улочки, это Тортуга — здесь на дороге всё: от коровьих, простите, лепёшек до разбитых бутылок. Поэтому мой бег представлял собой прыгание кузнечика по минному полю. Преследователь же не отставал, громко стуча сапожищами. Наконец мне удалось оторваться, и я вылетела в порт, где смешалась с толпой. Я стала озираться, как вдруг услышала своё имя. Оно донеслось как эхо, тихо-тихо. Сначала мне показалось, что это мираж. Но зов повторился вновь. Я стала вертеть головой, пытаясь понять, кто меня звал, но в толпе это был бесполезно. Я вновь услышала громкое и четкое: «Диана-а-а-а!». Я обернулась: в самом конце пристани человек активно махал мне рукой. Кто это — было не разобрать. Я сделала шаг, как вдруг услышала куда более громкое и близкое: «Вот ты где, шваль!». Брошенный через плечо взгляд приметил красную рожу детины. Бежать! Вперёд. На пристань. К человеку, который чудом разглядел меня в толпе и почему-то звал. Эта гонка… Было так страшно, словно за мной гонится не человек, а велоцираптор. «Помогите! Помогите!» — задыхаясь, кричала я из последних сил. Перед глазами уже всё плыло, однако ещё удавалось разобрать, что человек побежал мне навстречу. Ловким движением он остановил меня за руку и спрятал за собой. Я услышала звон шпаги о ножны. Детина подбежал и что-то грозно гаркнул.

— Уверен, ты не хочешь этого делать, — спокойно и властно произнёс человек знакомым голосом, приставив шпагу к груди преследователя. Тот перевел взгляд с меня на него и обратно, выругался и пошел прочь.

— О Господи! — Я рухнула на колени, задыхаясь.

Вы в порядке? — спросил незнакомец, убирая шпагу. Я подняла голову. Симпатичное лицо. Удлиненное, с выделяющимися скулами и живыми темно-голубыми глазами. Беспорядочные темно-каштановые волосы едва выходили за линию прямого подбородка. Тонкие губы растянулись в несмелой улыбке.

— О, Господи! — вновь воскликнула я и заплакала. — Джеймс?! Джеймс, это вы! — Самообладанию пришел абсолютно точный конец. Забыв обо всех приличиях своего и этого времени, я повисла у мужчины на шее, причитая, как мать, годы не видевшая сына. Сэр Уитлокк успокаивал меня, что-то повторял, гладил; я чувствовала улыбку в его словах и представляла смущение в его глазах. Он поднял меня на ноги и обнял. Я знаю, это была воля эмоций, тот сэр Уитлокк, которого я знала, никогда бы не скомпрометировал девушку подобным образом… Но ведь это был не совсем тот Джеймс, которого я знала. Спустя некоторое время я нашла в себе силы успокоиться и посмотреть в глаза спасителю. Он улыбался; в глазах отражались набегающие волны. — Боже, Джеймс… — только и пролепетала я.

— Я не могу поверить, что это ты, — сказал он; в его глазах блеснули слезы, вгоняя меня в краску. — Два года прошло, ты как в воду канула. — Это прозвучало так заботливо, словно Джеймс всё это время искал меня. Я отрицательно закачала головой, просто не зная, что сказать. — Что произошло? — В голосе было столько обеспокоенности. Тут я поняла, что стою перед ним как есть — босая оборванка, нищенка, от меня воняет рыбой и водорослями, волосы, как пожухлая трава, лицо в порезах и к тому же перебинтована нога. Но что я могла? Лишь поднять виноватый взгляд и попытаться не казаться загнанным зверьком в клетке. Я вновь замотала головой и, закрыв лицо руками, уткнулась ему в плечо. Такое проявление эмоций, неожиданное спасение… Это всё словно лопнуло тот воздушный шар, что я два года сооружала, в котором держала все слёзы. — Пойдем, — тихо и уверенно сказал Уитлокк, подталкивая меня вперед.

Мы сели в шлюпку. Пара гребцов приятной наружности повела её к тому самому красавцу кораблю, что пленил на днях мой взор. Четырёхмачтовый, с поднятыми белоснежными парусами он был похож на причудливый воздушный замок, спустившийся к воде. Когда мы подплыли ближе, я сумела разглядеть название золотыми буквами, холодно поблескивающими на корме: «Странник» .

====== Глава III. Тет-а-тет ======

Поднявшись на борт, Джеймс отвёл меня в каюту. Он ничего не спросил, не сказал, хотя даже мой внешний вид вызывал уйму вопросов. Он просто улыбнулся, добавив, что скоро вернётся. Я уселась на койку, отдающую лёгким запахом прелой соломы, и стала разглядывать каюту. Если сравнивать её с теми апартаментами, в которых обитал Уитлокк на «Трепетной лани», то определённо можно заявить: они разнились примерно так, как разнятся лодчонка и линейный корабль. Несколько скудная обстановка не могла похвастаться набивными креслами или, что уж там, пианино, однако всё равно была уютной. Быть может, такой взгляд сформировало пусть недолгое, но всё же обитание на улице. Первой внимание привлекла картина, висевшая точно напротив кровати: русалка, поднявшаяся на гребне волны с трезубцем в руке, её волосы неистово трепал ветер; и судно с неестественно вздутыми парусами, объятое пламенем. Изображение пугало. Я не верила в русалок, точнее, верила, но надеялась, что обитают они где-то «на странных берегах», затерянных, а не в водах Карибов. Теперь-то они для меня не были милыми подводными барышнями, спасающими прекрасных принцев. Эта картина выглядела хрупко и бледно рядом со старым, я бы даже сказала, древним шкафом из тёмно-бордового дерева. Огромным, но, к моему удивлению, абсолютно пустым. У иллюминатора, напротив двери, стоял дубовый стол и резной стул, а в правом углу у двери ютился комод, покрытый каким-то дешёвым тканым ковриком. После уличных хором эта комнатка показалась мне номером во дворце Эдема. Из окна открывался вид на северную оконечность бухты, поросшую густым кустарником, но всё ещё скалившую каменные зубы. «Странник» покидал гавань. Куда он направлялся, мне было неведомо, как и то, как скоро я вновь вернусь на Тортугу. Поэтому я мысленно попрощалась с пиратским островом, пообещав, что непременно вернусь. Ведь в шутку или всерьёз, но мне была назначена встреча.

В дверь постучали и терпеливо дождались позволения войти. В проёме показалась сначала взъерошенная голова матроса, а потом протиснулся и он сам, почему-то не пожелав открыть дверь шире.

— Моё имя Бойль, — растянул он губы в вынужденной улыбке. — Капитан велел, — он слегка нахмурился, подбирая слова, и недовольно закончил, — помогать вам. Мисс, — нехотя добавил он.

— Очень приятно, — произнесла я, чувствуя ещё большую неловкость, чем он. — Скажите, Бойль, как скоро вернётся сэр Уитлокк?

— Капитан? Должно быть, скоро, — как можно учтивее ответил матрос.

И тут я поймала себя на мысли, что Уитлокк — капитан линейного корабля, по меньшей мере, четвёртого ранга — это для меня что-то совсем новое, до сих пор не принятое во внимание. За то время, что я уже пробыла на борту, следовало бы подумать, какое отношение Джеймс Уитлокк имеет к этому судну, раз так запросто решил захватить на борт… не пойми кого. А тут вдруг капитан! Действительно, внешний вид сэра Джеймса никак не говорил о его принадлежности к низшей касте моряцкого сословия: белоснежная, насколько это возможно, рубаха, поверх — жилет с серебряной вышивкой, кожаные сапоги, начищенные до блеска, сабля, заткнутые за пояс два испанских пистолета. И, если Джеймс Уитлокк и вправду променял «Трепетную Лань» на «Странника», разбышак-пиратов на сговорчивых и опрятных матросов, вдруг он завязал с пиратством, подался в каперы, а я теперь — на правительственном судне? Я невольно вздрогнула от этой догадки и понадеялась, что всё же она неверна.

Между тем Бойль терпеливо ждал в дверях. Я улыбнулась ему и попросила принести что-нибудь, чем можно было бы, прямо говоря, привести в опрятный вид хотя бы свою мордаху. Не прошло и десяти минут, как передо мной оказался старенький кувшин литров на десять и объёмистый таз. Подперев дверь стулом (на всякий случай), я освежилась, чтобы хотя бы не вонять рыбой и водорослями. Но оказалось это довольно-таки непростым занятием, мне понадобилось ещё два кувшина воды. Бойль повиновался безропотно, хоть и не скрывал недовольства. Я его понимала: когда на корабль заявляется бродяжка с улицы, тебя дают ей в услужение, а ты не горничная — а моряк до мозга костей, — недовольство это, пожалуй, самое малое, чего следует ожидать. Бойль не задерживался в моей каюте дольше, чем на десять-двадцать секунд, и забрал последний кувшин, как мне показалось, с радостью, всё же не забыв спросить, не нужно ли мне чего.

Уже не чувствуя себя портовой хрюшей, я забралась на стул, поджав под себя ноги, и стала смотреть на море. С суши дул резвый ветер, легко перекатывающий волны, однако на борту качки не чувствовалось вовсе. Прошло совсем немного времени, когда в дверь каюты вновь раздался стук.

— Войдите, — ответила я, вставая и оборачиваясь к двери.

На пороге показался Джеймс. Взглянув на него — вот так, без слез, испуга и стеснения, — я невольно оторопела. Он, этот Джеймс Уитлокк, был совсем не похож на того юного аристократа, с которым я познакомилась два года назад. У этого Джеймса был совсем иной взгляд — уверенный, без тени нерешительности. У этого Джеймса было что-то новое, словно бы он вдруг почерпнул изрядный глоток мудрости и теперь уже не был праздным богатеньким сынком нелюбимого отца-губернатора.

— Простите, что так долго, — извинился Джеймс, вновь перейдя на «вы». — Это было нелегко найти. — Он протянул мне мягкий свёрток, а другой положил на кровать. — Надеюсь, придётся впору, — добавил он, улыбнувшись.

Я развернула бумагу и увидела белую рубаху с оторочкой.

— О, спасибо! А то я в таком виде… — Я неловко улыбнулась в ответ.

— Вы примерьте и приходите в мою каюту, — пригласил он и поспешил уйти, получив от меня невнятное «Хорошо».

Я выдохнула, проводив его взглядом, и развернула одежду. Под рубашкой в свёртке оказался корсет болотного цвета. Я все же надевать его не стала, ибо не была уверена, что, когда подобно Элизабет свалюсь за борт, меня успеют спасти. К рубахе отлично подошёл синевато-серый жилет: до пояса он шёл точно по фигуре, а от бёдер расходился шлейфом длиной дюймов в пятнадцать. Иссиня-чёрные бриджи послушно заправились в ботфорты из светлой кожи. Надо признать, Уитлокк знает толк в одежде. Перевоплощение из нищенки с портовых окраин в дерзкую разбойницу завершила прекрасная широкая перевязь с серебряной бляшкой и чёрная с зелёными разводами бандана, утихомирившая непослушные пряди на голове.

Не зная, как выгляжу со стороны, я несмело вышла из каюты и направилась наверх, чтобы пройти в капитанские апартаменты. Воспользовавшись тем, что судно выходило из гавани и морякам некогда было разглядывать по сторонам, я мышью юркнула под мостик, очутившись в каюте капитана.

— Можно, кэп? — Я несколько раз постучала.

— Конечно, — последовал ответ. Я вошла, каблуки застучали по доскам. Джеймс обернулся и ошарашено замер. Я тут же стала осматривать себя — может, я что-то надела не так или не надела вовсе? Но всё было в порядке. — Диана… — наконец выдавил из себя Уитлокк.

— Всё пришлось точно впору. Спасибо большое, — проговорила я, топчась на месте почти у самой двери. Джеймс тряхнул головой, заулыбался и подошёл ко мне.

— Добро пожаловать на борт «Призрачного Странника», мисс Диана. Проходите. — Он указал на сервированный по высшему разряду стол. Перед ним повержено отступили все мои вопросы и недопонимания. — Вы, верно, голодны?

— О, Джеймс… Быть может, отставим церемонии? — несмело предложила я.

— Да, конечно. Я всё не решался предложить, — признался Уитлокк.

Мы сели за стол. Желудок довольно забурчал, едва глаза поверхностно пробежались по расставленным яствам. Хотелось накинуться на всю эту еду, подобно волку в голодную зиму, однако бескультурным свинтусом тоже выглядеть не хотелось, а потому пришлось жёстко контролировать каждое своё действие, чтобы ненароком не запихнуть индюшиную ногу в рот целиком. Именно из-за этого около часа нашего обеда прошло в полной тишине: я сосредоточенно ела, уткнувшись взглядом в бокал с вином, а Джеймс, видимо, решил мне не мешать. Однако, когда я утолила голод и настала пора заводить разговор, наступил момент жуткой неловкости, ибо я поняла, что всё это время выглядела не как гостья, а как молодая саранча. Вытерев губы, я глянула в окно на исчезающий вдалеке силуэт Иль-де-ла-Торту.

— Не верится, что снова в море, — невольно сорвалось с губ.

— Снова? — удивился Джеймс. — Ты не покидала сушу?

Я посмотрела на него немного испуганно, взвешивая, какое объяснение дать. Он спас мне жизнь, и врать совсем не хотелось, но с другой стороны — вся та правда, настоящая правда, что случилась со мной, не выглядит так уж правдоподобно. Вместо ответа я отвела взгляд и вздохнула.

— Что с тобой произошло? — спросил Уитлокк.

— О, это очень долгая и странная история, — отмахнулась я.

— Я, признаться, был удивлён встретить тебя на Тортуге, да ещё… эм… в таком виде, ведь «Жемчужина» только покинула порт. — Джеймс выжидающе посмотрел на меня.

Я молчала, он тоже ничего не говорил и, по всей видимости, не сказал бы, потому что не хотел вытягивать правду из меня клещами. Наконец, собравшись с мыслями, я начала:

— Я хорошо помню, как однажды ты сказал, что я не отсюда. Ты явно другое имел в виду, однако это самая наиправдивая правда. Есть вещи совершенно необъяснимые, и я совершенно не знаю, как их объяснить… — Последовал дрожащий выдох. — Следующее прозвучит слегка… нет, очень странно, но… я из двадцать первого века. — С каждым словом я говорила всё быстрее и последнее буквально выплюнула со скоростью пулемёта.

Джеймс свёл брови к переносице и с улыбкой посмотрел на меня.

— Правда? — единственное, что он спросил, притом совершенно спокойно.

— Да, — растерявшись, протянула я. — Ты как будто бы не удивлён…

— Удивлён, — заверил меня он, хотя я засомневалась, — но это, пожалуй, не так важно, когда ты сидишь передо мной.

Я рассеяно кивнула и решила продолжить. Так как Джеймса не интересовали подробности мира далёкого на данный момент будущего, я довольно быстро рассказала ему, как случайно оказалась на острове, как попала в команду к капитану Воробью, как после расставания пережила ещё парочку приключений и как Джек потом отправил меня «на тот свет». Уитлокк слушал внимательно, ловил каждое слово, но между тем я не чувствовала напряжения или недоверия. Я словно бы рассказывала не о путешествиях во времени и пространстве, а об обычном походе на рыбалку.

— …И Джек посмотрел на меня так, словно видел впервые, — с трудом выговорила я, уставившись взглядом в сахарницу. — Ей-богу, при взгляде на бутылку рома в его глазах больше интереса! Я совершенно разбита. Всё, на что надеялась, обернулось прахом. Словно бы ничего не было, и в голове лишь обрывки фантазий, не более. Мне было так страшно. Как объяснить — когда ты сомневаешься в собственном разуме? Ещё немного, и я бы поверила, что это лишь полночный бред. Что теперь делать? Ведь… Никто меня не помнит. — Я тихо шмыгнула носом.

— Я помню, — поспорил Джеймс.

Я подняла голову и посмотрела на него. Глаза мне застили слезы, но плакать — означало принять поражение. А я ещё не собиралась сдаваться. Я знала, надо что-то сказать, но трудно подобрать слова. Мы просто смотрели друг на друга, пока я наконец не спросила:

— А что с тобой стряслось?

Джеймс тут же засмеялся и провёл рукой по затылку.

— Это действительно долгая история, — с улыбкой пообещал он.

— А мы куда-то спешим? — Я добавила вина в бокал.

Уитлокк качнул головой, усмехаясь.

— После нашего прощания я, как и обещал, отправился в Индию. Правда, далеко уйти не пришлось. Капитан из меня был, скажем прямо, никакой. После первого же шторма, недалеко от побережья Гвианы, команда взбунтовалась и отплыла из порта без меня. Не знаю точно, что с ними сталось; слышал, будто они сгинули в водах Атлантики. В общем, оставшись в порту, я, не к своей гордости, увлёкся кабаками и ромом. Наступил момент, когда можно было считать себя полным ничтожеством и пускать пулю в лоб. Но тут, на моё счастье, в порту объявился один флибустьер. Ему нужен был человек, разбирающийся в грамоте, для ведения счетов. Денег у меня уже не было, поэтому я нанялся к нему. Около года мы возили товар из Африки. Не сказать, что это было простым делом. Я кое-чему подучился. В один прекрасный день капитан заявил, что после его смерти я сменю его на посту капитана и буду управляться сам с двумя его судами. На следующий день нас атаковали пираты. Сбежать не получилось. Нас обобрали до нитки. Капитана застрелили в бою. Мне же повезло: когда судно взлетело на воздух, я выбрался на упавшую мачту, а потом меня подобрал торговец. Добравшись до Кубы, я долго раздумывал над словами капитана и решил всё же отправиться в Алжир и попытать удачи на другом судне. Правда, выбраться с острова оказалось не так просто. Несколько месяцев я ходил в недолгие рейсы, всё размышлял над своим предприятием. И вот разжился кораблём и командой. — Джеймс развёл руками и улыбнулся, но потом его взгляд посуровел, и он серьёзно продолжил: — Но всё это время я не прекращал искать тебя. Хотелось хоть что-то услышать хотя бы о «Чёрной Жемчужине». Но судно словно в воду кануло. Нигде и никто не слышал о нём. И вот совсем недавно до меня дошли слухи, что «Жемчужина» идёт на Тортугу. По иронии судьбы я оказался рядом. И, как видно, не зря. Мои поиски увенчались успехом. — Джеймс замолчал и посмотрел на меня. — Иногда мне начинает казаться, что эту встречу я ждал не два года, а всю жизнь, — тихо произнёс он, вставая и отходя к окну.

Меня пробрала дрожь. По спине холодными струями катился пот. В горле застрял комок, а дышать стало так трудно, будто бы на меня давил океан. В голове засела одна мысль, слова, сказанные, кажется, всего несколько дней назад. И сказала мне их ведьма, та самая, даже лицо которой я не в силах вспомнить. Она сказала: меня здесь ждёт человек; он любит меня, помнит; он смелый, удачливый; лидер. Я всё это время думала, да нет, знала, что это Джек. Но теперь — когда Джек и Гиббс просто не узнали меня… Теперь же я стала понимать, что «тот, кто не пожелал тебя отпускать», не Джек Воробей. Этот человек сейчас стоял ко мне спиной, глядя в окно. Он ведь не знал, что я вернулась «к себе», искал и ждал встречи со мной. А Джек, чем бы он ни руководствовался, когда спускал курок, внутренне, видимо, отпустил меня.

Стало так больно, что я не сдержалась и заплакала.

— Диана, что с тобой? — Уитлокк тут же кинулся ко мне.

Я вскочила и бросилась на палубу. Свежий морской ветер ворвался в лёгкие и мгновенно осушил глаза. Я остановилась в нескольких футах от распахнутых настежь дверей в каюту капитана, обратив на себя взоры многих моряков. Они смотрели на меня как на привидение, правда, не со страхом, а с огромным удивлением. Ближе всех, у трапа на мостик, стоял Бойль с мотком каната в руке. Увидев меня, он так неестественно изогнул бровь, что можно было подумать, будто она собирается сбежать с его лица. Конечно, от былой оборванки, воняющей рыбой, которую он видел последний раз, не осталось и следа. Кто-то только подоспевший звонко присвистнул.

— Ну, чего встали? За работу! — раздался надо мной громкий, насквозь прокуренный голос. Пираты тут же вернулись к своим занятиям.

Я задрала голову вверх и увидела пожилого мужчину, чем-то смахивающего на Гиббса. Он стоял, опершись о перила, и с ухмылкой глядел на меня. Причём глядел только одним глазом, а другой, левый, скрывался под чёрной повязкой. Я кивнула в знак приветствия; он ответил и решил ко мне спуститься.

— Эка ты кукла! — хохотнув, изрёк он, подойдя ближе и оглядев меня с ног до головы. Сощурившись, он поглядел мне прямо в глаза своим одним, подёрнутым желтизной. — Барто. — Старик протянул руку.

— Диана, — сухо отозвалась я, несмело пожимая руку.

— Хех, — крякнул Барто, — кэп тебя что, не накормил?

— Почему вы спрашиваете?

— Младенец и тот жмёт руку сильнее, — ответил пират, закуривая трубку.

Я недовольно и резко выдохнула и вновь протянула руку. Старик улыбнулся уголком рта, протягивая свою руку тоже.

— Другое дело, — одобрил он второе рукопожатие. — Добро пожаловать к нам на борт!

В следующую секунду он, как знойный кавалер, ухватил меня за талию и повёл вдоль по палубе, на ходу раздавая приказы и оплеуху. Из его болтовни (а говорил он постоянно, и вставить что-то от себя было трудно) я узнала, что его настоящее имя Диего Серхио Карденас Ортега, но вот уже как сорок лет все зовут его Барто. На этом судне он служил старпомом и своей должностью был до невозможности доволен. Выяснилось и его несколько трепетное отношение к Джеймсу.

— Кэп вытащил меня из тюрьмы в Алжире. Меня чуть не вздёрнули. — Барто причмокнул пару раз. — Так что он мне теперь как сын. Мой-то, олух, в королевскую службу подался. — Старпом почесал затылок. — А вас каким ветром занесло?

Я вздохнула.

— Меня ваш капитан тоже спас.

— А что такая барышня делала на Тортуге? Вы ж из благородных? — Старпом сощурился.

Я засмеялась.

— Нет, я не из благородных.

— Откуда ж вы такая? — не унимался моряк.

— Это допрос, мистер Барто? — спросила я недовольно.

Старый пират крякнул, буркнул себе что-то под нос и ответил: «Просто светская беседа». Не без труда отделавшись от него, я уселась на бухту каната около фальшборта и подняла глаза к небу, запрокидывая голову. За несколько дней произошло столько всего, о чём стоило бы подумать. Мысли разбегались, но между тем я отчётливо понимала, что мне снедает душу желание как можно быстрее вновь встретиться с Джеком. Но вряд ли «Призрачный Странник» и «Жемчужина» шли одним курсом. Подумав об этом, я поняла, что совершенно не знаю, куда мы идём. Кругом было безграничное море, сплетающееся где-то вдалеке с пасмурным небом. Я закрыла глаза и постаралась отключиться от всего. Но куда уж там!

— Я обидел тебя? — прозвучал негромкий вопрос. Я открыла глаза. Джеймс стоял, опершись на планшир, и виновато смотрел на меня.

— С чего ты взял? — пробормотала я, разминая затёкшую шею.

— Ты выбежала в слезах, — заметил он.

Я вздохнула и, помолчав, сказала:

— Спасибо, что не пошёл за мной. В том нет твоей вины, — тихо добавила я и замолчала. Тишина висела несколько минут, пока наконец я не решилась вновь спросить с задорной улыбкой: — Куда держим путь, кэп?

— В Алжир, — ответил Уитлокк.

— Правда? — Я поднялась и подошла к нему, отводя взгляд на море. Такое путешествие меня не устраивало чуть более чем полностью. Я терпеливо ждала пояснений, но Уитлокк молчал. — Зачем? — спросила я, не выдержав.

— Там судно стоит, — отрешённо отозвался Джеймс, о чём-то глубоко задумавшись. Больше я приставать не стала. В этом человеке что-то изменилось, настолько, что я не знала, как себя вести.

Проведя ещё полчаса в полном молчании, я сделала вывод, что это приключение не будет подобным моей первой истории. Ни Джек, ни Джеймс, никто из тех, кого я знала, уже не был прежним. Но, если всмотреться в суть, я ведь тоже изменилась. Быть может, это непреложный закон времени. И всё же, как бы там ни было, что бы ни произошло, я не собиралась опускать руки, по крайней мере сейчас, в самом начале.

Вернувшись в каюту, что успела приобрести новые предметы мебели и капельку уюта вместе с ними, я легла на кровать, уставившись в потолок. В голову полезли воспоминания прошлого. Я пережила достаточно, чтобы сейчас с грустью вспоминать те времена. В прошлый раз во мне содержалось куда больше безрассудства, непокорной уверенности в завтрашнем дне, в окружающих и в самой себе. Казалось, так просто — пуститься в путь, ввязавшись в авантюру, побывать за решёткой и, плюнув на всё, броситься на спасение пирата. С чего-то вдруг я засомневалась в правильности решения отправиться в плавание вместе с «Призрачным Странником». В Джеймсе я не сомневалась, не такой он человек, чтобы устроить неприятный сюрприз. Во всяком случае, не был таким. Но между тем Алжир — слишком далёкое во всех отношениях место для того, кто хочет вернуться на борт «Жемчужины».

Я задумалась: обмен, что я видела, между Джеком и оружейником на Тортуге, был чересчур… необычен, даже для капитана Воробья. Менять пистолеты на человеческую голову? Да, возможно. Только в том случае, когда это какое-то особое оружие. И если это так, то во что опять ввязался Джекки? Не в новые ли поиски источника вечной жизни? Если допустить тот факт, что я не ошиблась в состоянии Джека и он был неуместно трезв для Тортуги, это могло значить, что пират куда-то отчаянно спешил. Спешил настолько, что даже пропустил несколько кутёжных вечеров в пиратской бухте. «Ну вот, — с досадой подумала я, — у Джека на носу новая авантюра, а я иду в Алжир на умопомрачительном судне со слишком непохожими на пиратов пиратами!» В довершение всего я решила расстроиться и из-за того, что в капитанской каюте вместо рома подавали изысканные вина. «М-да, путешествие обещает быть скучным».

====== Глава IV. Песо ======

К своему удивлению и к удивлению как минимум половины команды — я ошиблась. Сначала выяснилось, что по пути в Алжир судно сделает большой крюк и навестит крохотный островок на северной оконечности Кубы, неподалеку от Гаваны. Я была очень заинтригована подобным изменением, и Джеймс объяснил это так:

— На острове Песо живет один старый… эм… джентльмен. В общем-то, только он один там и живет. На затворника не походит. Он из местных аборигенов, но как раб объехал чуть ли не весь свет. Набрался всяких знаний и сидит себе на острове, всякие штуки мастерит. Но, Диана, поверь, он гений! Подобных умельцев я ещё не видывал. Перед каким-то большим предприятием я захожу к нему, иногда покупаю что-то полезное.

— Полезное насколько? — улыбнулась я.

— К примеру, этот пистолет . — Джеймс задернул рукав. На правой руке, на запястье, крепился просто до ужаса маленький пистолет. Не знаю, можно ли было из него стрелять, но по части незаметности вещица была великолепна.

— А он случайно не делает компасы, указывающие на то, что тебе нужно? — с иронией спросила я.

— Нет, к моему сожалению, — ответил Уитлокк. — Хоть я просил его об этом. Похоже, компас Джека и вправду уникален, — развел руками капитан.

После этого высказывания я вновь заперлась в голове наедине с мыслями. Путь до острова Песо занял чуть больше полутора дней. Но надо отдать должное судну — путешествие было чудесно. Ветер нам благоприятствовал, корабль гордо разрезал лазурные воды Карибского бассейна, перешагивая через волны. Я как раз вышла на палубу, когда судно набрало скорость, шло около десяти узлов. В те мгновения мне казалось, что я сойду с ума от счастья. Я и подумать не могла, что первый выход в море окажется таким трогательным. Именно тогда я поняла на все сто процентов слова Джека о том, что море дает почувствовать себя свободным, и, почувствовав однажды эту свободу, ты будешь потом вечно грезить о ней, пока вновь не окажешься посреди океана. Да, теперь я понимала. Понимала, каково это стоять на носу корабля, забравшись на бушприт, чувствуя, будто обгоняешь сам ветер. А внизу разбиваются вдребезги и исходят белоснежной пеной волны, сокрушенные форштевнем. Я едва сдержалась, чтобы не закричать во всё горло. Этот обезумевший от непреодолимой радости крик застрял в горле. Будь я на «Жемчужине» — непременно бы так сделала, но на «Призрачном Страннике» сама обстановка обязывала вести себя иначе. Некрасиво будет сказано, но на этом судне даже гальюна на носу не было; чистый балкончик, видимо, никогда не бывший в употреблении в качестве уборной, сразу же завоевал мое расположение, став личным оазисом для разговоров с собой.

К острову Песо мы подошли около полудня. Разглядев его издалека, я поначалу подумала, что это крошечный атолл, выросший на мелководье. На самом деле Песо был маленьким вулканическим островом, поросшим густой растительностью. Издалека он походил на горку сахара, аккуратно оставленную на морском столе. На самой вершине этой горки тропическая зелень немного расступилась, и на солнце желтела тростниковая крыша хижины. Из-за того, что островок со всех сторон окружали рифовые зубья, наше судно не могло подойти близко и бросило якорь примерно в пятистах ярдах от суши. На воду спустили шлюпку. На берег отправились Уитлокк, я, двое матросов-гребцов и Бойль. Всю дорогу он не сводил с меня глаз, искусно косился на меня, надеясь, не вызвать подозрений. Вскоре мне это надоело, и я резко глянула ему в глаза. Бойль потупил взгляд и больше в мою сторону не оборачивался.

— Зачем надо было забираться так высоко? — пробурчала я, глядя на хижину с берега. Всю южную оконечность острова обеляла полоса песка в полтора десятка футов. Как пляж она бы вряд ли подошла, а вот для того чтобы просто побегать по мелкой воде — сгодилась бы.

— Я тебя не узнаю, — с улыбкой заметил Джеймс, доставая из лодки какие-то корзины. — Где та Диана, что была готова разобрать целое судно ради книги?

— Здесь. Просто мне не нравится блуждать по джунглям, — пояснила я, вспоминая свой спуск на Тортуге.

Против всяческих ожиданий, подъем не оказался трудным. От самого пляжа и вплоть до порога хижины вела прочищенная тропа, в особо опасных местах уложенная прочными ветками. День выдался жаркий, душный, даже тень от пышных крон тропических деревьев не спасала. Чем выше мы поднимались, тем реже становились деревья, и тем жарче палило солнце. Джеймс шел впереди, я следом, а недовольный Бойль плелся сзади, бурча себе что-то под нос. Вскоре мы вышли к хижине.

— Не удивляйся тому, что увидишь, — предупредил Джеймс, приостановившись.

Я кивнула и несколько обрадовалась тому, что будет чему удивляться. Стукнув в дверь пару раз, Уитлокк смело вошел. Я следом. Не удивляться не получилось. Прямо перед нами, за столом из пальмового дерева сидел темнокожий абориген, может, из племени карибов. Но! На его голове красовался седовласый парик губернаторского сана, глаза были обмазаны кругами белой краски, а в носу торчало кольцо, как у быка на корриде. С оголенным торсом и в длинных, ниже пят, некогда серых штанах, босиком — он был настолько несуразен и смешон, что мне пришлось отвернуться на несколько секунд, прикрывая рот рукой. Джеймс спокойно подошел к хозяину хижины и что-то сказал ему то ли по-испански, то ли по-португальски. Абориген несколько раз кивнул и ответил, указав на мешок в углу. По знаку Уитлокка Бойль взял мешок и покинул жилище. После его ухода хозяин тут же обратил взгляд своих маленьких черных глазенок на меня. Улыбнувшись наполовину беззубым ртом, он обратился к Джеймсу уже на другом языке, наверное, его родном. Джеймс задумался на секунду, нахмуриваясь, и отрицательно покачал головой. Абориген ещё что-то добавил и вновь уткнулся взглядом в сеть, которую плел.

— Что он сказал? — прошипела я на ухо капитану Уитлокку.

— Спрашивал, не бывала ли ты у него раньше, — ответил Джеймс, отводя глаза.

— А если по правде? — не поверила я.

Джеймс посмотрел на меня отчасти виновато и нехотя объяснил:

— Предложил тебе стать его женой в обмен на… неважно.

Я возмущенно фыркнула и обернулась к обитателю острова Песо. Он улыбался и щурился, как кот на солнце. Вот дает! Самому, наверное, под семьдесят, а всё пытается кадрить девушек, да ещё таким бессовестным образом!

— Может, мы пойдем? — сухо спросила я, грозно поглядывая на старика. Джеймс кивнул и достал мешочек с монетами. Абориген считать не стал, взвесил на руке и швырнул за спину, угодив в висящую на стене корзину. Я резко обернулась и шагнула к двери.

— Сеньора, — вдруг обратился хозяин. Я обернулась. Гордо распрямившись, он подошел ко мне и надел на шею ожерелье. Оно было сделано очень красиво, не могу не сказать: на толстой черной нити чередовались белые и черные камни, похожие на граненые бусины, и маленькие округлые перья. Глянув со стороны на подарок, старик пожал мне руку, вернулся за стол и равнодушно продолжил заниматься своим делом.

— Спасибо, — тихо пробормотала я, покидая хижину. Когда дверь закрылась, я вновь посмотрела на украшение и обратилась к Джеймсу: — Я не смогла не удивиться. Надеюсь, это не обручальное ожерелье? — Джеймс хохотнул. Коротко усмехнувшись, я спросила: — А, если конечно, не секрет, что было в мешке?

— Жуткий секрет, — зловещё улыбнулся Уитлокк. — Кожаные фляги под воду. — Я хмыкнула. — Он делает их так, что служат долго и, главное, не воняют.

— Забавно, — рассудительно начала я, — мы сделали крюк в несколько дней ради кожаных фляг под воду. Вы расточительны, сэр, весьма расточительны, — улыбнулась я. Честно признаться — ожидала объяснений, но их не последовало. Вместо этого из джунглей донесся сначала нечленораздельный зов Бойля, а затем он вылетел оттуда — запыхавшийся, раскрасневшийся, тщетно пытающийся что-то сказать. Он тыкал пальцем куда-то за наши спины, в сторону моря.

Джеймс развернулся и вышел на уступ. Быстрым движением извлекши подзорную трубу, он вгляделся вдаль. Я последовала его примеру, правда, не с подзорной трубой, а с биноклем, сооруженным из собственных рук. С высоты мне удалось разглядеть лишь то, что у острова вместо одного, теперь стояло три судна.

— Мы возвращаемся, — скомандовал Джеймс, направляясь к тропе.

— В прошлый раз это очень плохо кончилось, — возразила я.

— Так ли уж плохо? — Уитлокк обернулся и глянул на меня. Я вздохнула и покорно пошла следом.

Спустились мы, конечно, куда быстрее. Бойль торопливо и важно вышагивал впереди, топая сапожищами. Джеймс шел быстро и молча, а я недовольно поспевала следом. В прошлый раз, после подобной высадки на остров, я оказалась заперта в карцере, пережила сражение, потеряла друзей… Теперь я ужасно боялась, что история повторится.

Когда до воды оставалось около тридцати футов, я, наконец-то, смогла увидеть всю неповторимость этой ситуации. «Призрачный Странник» стоял со спущенными парусами, а по оба борта от него примкнули два брига с белоснежными парусами и безо всяких опознавательных знаков. Джеймс медлить не стал и тут же направился на свое судно. Бриги стояли, ощетинившись пушками по левому и правому борту соответственно, кроме того, все, кто был на пиратском судне, оказались в окружении нескольких десятков ружей и оскалившихся штыков. Никто и не думал сражаться — это бесполезно, когда тебе в борт смотрят десятки пушечных дул.

Мы поднялись на борт «Призрачного Странника». У входа в капитанскую каюту стояли четверо солдат в черных мундирах, преграждая путь любому, кто попытается войти. Однако, увидев законного капитана, они как по команде расступились, впуская нас внутрь.

За столом, лениво вращая пальцами листок, сидел мужчина лет тридцати. Одетый порядочно, как зажиточный торговец, он был даже слишком опрятен для жизни на борту. Едва мы вошли, гость сразу же поднял голову и холодно улыбнулся.

— Здравствуйте, капитан, — сухо поприветствовал он, нехотя кивнув. Я отметила про себя его ароматное произношение буквы «р».

— Зачем пожаловали? — резко спросил Джеймс, гордо вздернув подбородок.

— Вы проходите. Садитесь. Нам следует побеседовать, — добавил незнакомец, бросив на меня косой взгляд.

— Она останется, — отрезал Уитлокк, запирая дверь на ключ и усаживаясь в кресло. Я предпочла отойти к окну.

— Ну что же. — Мужчина перевел равнодушный взгляд с меня на Джеймса и положил на стол лоскут пергамента.

— Что это? — спросил Джеймс, мельком бросив взгляд.

— Карта. На ней указано некое место. Мне необходимо, чтобы вы раздобыли некий камень. В общем-то, сущий пустяк. Вы найдете его и доставите мне.

─ И что же это за камень? Изумруд или алмаз? ─ с нескрываемым ехидством поинтересовался Джеймс.

Незнакомец лениво поднял взгляд, последовал безучастный ответ:

─ Древние скандинавы звали его «эфиром власти». Но сейчас это весьма привлекательная драгоценность. Большего вам не надо знать. ─ Гость пристукнул пальцами. ─ Привезите. Его. Мне, ─ повторил он требование.

Уитлокк усмехнулся, обернулся ко мне, видимо, чтобы убедиться, что я это тоже слышала, затем посмотрел на гостя и с усмешкой сказал:

— С какой стати я стану это делать?

Незнакомец издал тихий смешок, больше похожий на чихание кота.

— В противном случае мне придется убеждать вас, — он сделал паузу, словно подбирая слова; взгляд его темных глаз скользнул по мне, — эм, более жестокими способами. Скажем, я камня на камне не оставлю от небезызвестной пиратской гавани. Не думаю, что в мире больно расстроятся: пиратским портом больше, пиратским портом меньше. — Он развалился в кресле, закидывая ногу на ногу.

— И почему вы считаете, что меня это волнует?

Гость вновь сделал попытку посмеяться.

— Я же говорю это не какому-нибудь вшивому пирату, промотавшему последний грош и свою душу в грязной таверне. Я говорю это Фениксу.

Настал мой черед действительно удивляться. Помимо всех прочих заслуг, Джеймс Уитлокк вдруг оказывается этим таинственным Фениксом, по прибытии которого Тортуга буквально вверх дном переворачивается?! Сколько ещё тайн он в себе таит?

Джеймс глубоко задумался, отходя к окну. Около минуты он хмуро и молча глядел на набегающие волны. В то время как я размышляла, откуда вдруг свалился этот наглый человек с чарующим французским акцентом, как в его подчинении оказались два военных брига и какой его личный интерес в каких бы то ни было поисках. Очевидно, этот самый «эфир власти» нужен был не ему лично, а кому-то, у кого сей господин находится в подчинении. Но как бы там ни было, какой смысл шантажировать пирата, да ещё, как выяснилось, не абы какого пирата, лишь для того, чтобы использовать его как кладоискателя? Сдается мне, не такой уж это пустяк. Уитлокк, видимо, думал примерно о том же, потому как после затянувшегося молчания, сказал:

— Вы не к тому обратились, сэр. Я не нанимаюсь на службу к короне.

Гость противно оскалился.

— Я рад этому сообщению, капитан. Но что дальше

— Прошу покинуть мое судно, сэр. Я отвечаю отказом.

Внезапно незнакомец вскочил и, презрительно сощурившись, выпалил:

— Не будьте так скоры в словах, сэр Феникс! Готовы вы взять на себя гибель сотен душ?!

— С чего я должен вам верить? — спокойно спросил Уитлокк.

— Угрозы вас не пугают? Вы действительно думаете, что, если у меня нашлись суда, чтобы нанести вам визит, я не смогу снарядить поход на Тортугу? — спросил гость, задирая подбородок. Мне в глаза бросился кривой шрам, пересекавший его шею, будто кто-то пытался перерезать ему горло, но ничего не вышло.

— Хватит! — неожиданно рявкнул Джеймс, стукнув кулаком по комоду. Я аж подпрыгнула на месте. — Бросьте свои игры. Вас прислал французский король, это и так ясно. А уж он-то вряд ли будет настолько опрометчив, чтобы нападать на Тортугу. Так что будьте мужчиной, прекратите выворачиваться, как червь на крючке! — В данный момент Джеймс аккурат подходил под описание лихого и грозного пирата Семи морей. Про таких ещё легенды складывают, как от одного их взгляда жертвы теряли самообладание и без боя сдавали корабли. Его глаза буквально сверкали негодованием. В такую минуту, боюсь, даже я не решилась бы с ним спорить.

Парламентер взял паузу на минуту. Перевел дух и сухо продолжил, вновь напуская на себя вид а-ля «у меня здесь всё под контролем»:

— Не столь важно, дорогой капитан, кем я послан. Важнее всего, — он криво улыбнулся, — ваш ответ. Последний раз напомню вам, что вы с недавнего времени ответственны не только за себя, а потому, при принятии окончательного решения, взвесьте все «за» и «против».

Джеймс шумно вдохнул и посмотрел на меня, словно ища поддержки. Однако из меня был не лучший советчик, ведь я тут без году неделя и вовсе не знаю распределение сил.

— Что за место? — наконец процедил Уитлокк. Парламентер широко и довольно заулыбался.

— Это карта острова Креста. — Я вскинула голову, услышав знакомое название. Француз протянул кусок пергамента. Уитлокк взял его в руки и стал внимательно рассматривать.

— И это всё? — спросил он. — Здесь же ничего нет!

— Капитан, это не так.

— Неужели? Быть может, вы тогда скажете, что здесь, где это, как сюда добраться? Нет? Вот и я о том же.

Гость поджал губы и покачнулся на стуле.

— Именно по этой причине я и обратился к вам, капитан. — Он поднял голову и посмотрел Джеймсу прямо в глаза. — Найдите путь к острову Креста, раздобудьте камень и привезите его мне. Карта поможет сориентироваться на месте. — Парламентер поднялся и протянул руку. — Что ж, капитан, надеюсь, вы сдержите слово?

— Я вам его не дал, — сурово ответил Джеймс.

Француз изогнул бровь и раздраженно вздохнул, закатывая глаза.

— Капитан! Мы ходим по кругу. Довольно. Я обещаю оставить Тортугу в покое, а вы в свою очередь обещаете доставить мне в целости и сохранности сей камешек. По рукам? — Джеймс покосился на поданную руку и нехотя пожал её. — Прекрасно, сэр. — Тут же нацепив треуголку, он слегка поклонился и покинул каюту. Спустя некоторое время в окне можно было разглядеть отдаляющиеся силуэты двух кораблей.

Джеймс сел за стол, сложив ладони вместе, опер на них подбородок и уставился на карту. Я всё это время терпеливо ждала. Хоть чего-то. Но новый Джеймс Уитлокк не обременил себя объяснениями.

— Мне всё же надо это спросить? — наконец потеряла я терпение.

— Что? — не понял Уитлокк.

— Ну, у меня есть несколько вопросов. Начиная от того, что ты ещё от меня утаил и, заканчивая тем, что всё это значит. — Он посмотрел на меня с улыбкой в глазах. — Джеймс, я не хочу думать, что ты мне не доверяешь.

— Не доверяю? — переспросил он шокировано. — Нет! Я… Послушай. Я не рассказал, потому что не знал, как ты к этому отнесешься.

— Серьезно? К чему? К тому, что ты стал кем-то вроде пиратского короля?

Джеймс встал и подошел ко мне.

— Всё не так. Из меня король… ─ Уитлокк тяжко вздохнул. На лице мелькнула тень сожаления. ─ Знаешь, ─ по-доброму улыбнулся капитан, ─ сейчас не время долгих историй. Единственное, что я должен сказать… Как ни стыдно признать, но вся моя история, начиная с того дня, как мы попрощались, это лишь чистое везение и не капли, ─ он усмехнулся, ─ пиратского духа. Досужие слухи.

— Брось, Джеймс. Слухи и остались бы слухами, если бы их регулярно не подпитывали новые. Ты не так уж и безнадежен! — засмеялась я. — Признаться, пару десятков минут назад я тебя испугалась до мурашек. Ты оправдал славу грозного разбойника. — Говорила я от чистого сердца, правда, не до конца ещё приняв и осознав всё вышесказанное. В каюте повисла тишина. Мы просто стояли, почти плечо к плечу, и смотрели, как от ветра колышется листок бумаги на столе. Пауза бы затянулась на долгое время, но тут в каюту постучался Барто. Уитлокк ненадолго ушел, оставив меня наедине с щедро брошенным нам куском тряпицы.

Карта — это сильно сказано. Чтобы найтиспрятанное сокровище, опуская поиски самого острова, необходимо было найти то самое место, что зарисовал «чудо-художник». У меня появилась мысль, что карта куда больше, а это — лишь её некая часть. Уж слишком сложно было подыскать такую местность, чтобы она идеально вписывалась под очертания на листке. Или же спрятано было действительно нечто невероятной ценности, и тот, кто прятал или делал зарисовки, решил усложнить задачу настолько, насколько это возможно.

Уитлокк вернулся и сообщил, что путешествие в Алжир, естественно, откладывается. Около часа мы потратили на скрупулезное рассмотрение карты и высказывание догадок по поводу того, что на ней начертано. Эта карта отличалась от всех, что я когда-либо видела и могла представить. Быть может, древние скандинавы и вправду рисовали не так, как их собратья-южане, но оставлять драгоценный клад у нас под носом и зарисовывать к нему путь чуть ли не клинописью — свинство.

— Боюсь, — заключил Уитлокк, — никто не знает путь к острову Креста.

— Один знает, — коварно улыбнулась я и удовлетворила любопытство Феникса лаконичным: — Капитан Джек Воробей. — Джеймс удивленно вскинул брови, и — быть может, мне, действительно, почудилось, — в его глазах мелькнуло разочарование. «Он поможет?» — прозвучал вопрос. — Он поможет, — уверенная на сто процентов и довольная в несколько раз больше, ответила я. Судьба сама толкала меня на ту дорожку, где я смогу встретиться со своим пернатым другом. Судьба сама давала новый шанс. Было бы откровенным невежеством им не воспользоваться. — Правда, — несколько спокойней ответила я, — найти его теперь непросто. Он ведь покинул Тортугу.

— Об этом не беспокойся, — задумчиво произнес Джеймс. — Я найду его. — Я многозначительно кивнула и предпочла не задавать больше вопросов — неожиданных обличений мне хватило.

Однако абстрагироваться не удалось. Я вышла на палубу именно в тот момент, когда с руки Барто спорхнула чайка с синей лентой на лапке.

— У вас почтовый… чайка? — удивилась я.

— Да, — расплылся в довольной улыбке старпом. — Моя идея. К тому времени, как доберемся до Тортуги, всё, что ты хочешь знать, будет подано на блюдечке с каемочкой.

— Точно? — усомнилась я.

— Да чтоб меня Кракен сожрал! — вспыхнул пират.

— Ой-ой, не шутите так. Это очень неприятная вещь, — скривившись, высказалась я.

— Ты знаешь? — гаркнул моряк.

— Да… Э-э-э… Нет… Не то чтобы… Не на личном опыте, — наконец подобрала я объяснение.

— Плевать, — Барто сплюнул за борт, — Кракен — это лишь ужастик, коим потчуют в тавернах.

— Нет.

— Что — нет?

— Кракен реален. — Барто захохотал и выпустил струю дыма, бросив на меня недоверчивый взгляд. — Есть остров, где лежит его туша. — Старпом вновь захохотал. — Верьте — не верьте, ваше право.

— Эх, стало быть, и «Летучий Голландец», и его капитан Дейви Джонс — тоже не сказки? — Я промолчала. — Эх, мисс, я привык верить только в то, что видел собственными глазами. Уж поверьте, суеверия правят миром, но за всю жизнь я не встречал ничего такого, что вылезло бы из морских легенд. — Я хотела было запротестовать, но осеклась и решила не продолжать спор: Кракен и его хозяин — канули в Лету, а уж если на горизонте замаячит «Голландец» или русалка, я подоспею с ехидным «А я же говорила». А пока пусть думает, что всё это сказки.

Я молча наблюдала за тающей вдали сушей, представляя, как заявлюсь на «Жемчужину» с деловым предложением, а Джекки, покачиваясь, нахмурившись, произнесет: «Опять ты?!».

====== Глава V. Переговоры ======

На Тортугу мы прибыли ещё до рассвета. Я спала беззаветным сном младенца, и всё скудное веселье прошло мимо. «Призрачный Странник» ещё в сумерках подошел к пристани, на борт поднялся посыльный, передал сведения о капитане Воробье, и корабль тут же покинул гавань. Из донесения стало известно, что «Черная Жемчужина», покинув Черепаший остров больше недели назад, отправилась к берегам Ямайки и больше не объявлялась. Джеймс решил отправиться следом и застать Воробья если не на острове, то на обратном пути. Но никто и предположить не мог, что встреча произойдет куда раньше.

Солнце едва достигло зенита, от Тортуги нас отделяло чуть более ста миль, когда на горизонте замаячило судно. Собственно, оно привлекло особое внимание лишь с моей стороны — я чуть ли не заверещала, разглядев «корабль о черных парусах». Произошло так, что первым на него взглянул Барто, ибо капитан как раз спустился в трюм. Старпом хмуро изрек: «Пиратское отродье». Я не спросила, кем же он тогда считает себя, а засмеялась и решила глянуть тоже.

Фрегат шел на всех парусах точно нам навстречу. Джеку, видимо, что-то помешало провести на Ямайке парочку дней, раз он так быстро обернулся. Или же капитан Воробей и вовсе не достиг острова? Да и нужен ли он ему был… Я никак не могла отделаться от мыслей о голове аборигена, так щедро поданной Джеком. «Нет, всё же он опять ввязался в авантюру», — решила я.

Едва ли не кубарем слетев в трюм, я потребовала капитана на мостик.

— Видишь, Джеймс! Удача на нашей стороне!

— Чему это она так радуется? — буркнул Барто, косясь на меня и обращаясь к капитану. Мне пришлось охладить свой пыл. Уитлокк одарил меня долгим взглядом и обернулся к носу корабля. Барто всё так же неотрывно глядел в трубу, улыбаясь и причмокивая. Вдруг он захохотал и протянул капитану подзорную трубу со словами: — Ха-ха-ха, они подняли флаг!

Я не поняла причины его веселья.

— И что?

Старпом захохотал ещё пуще: «Они хотят нас атаковать!». Понятия не имею, с чего он это взял и по какой причине так веселился. Очевидно, старый разбойник считал «Странника» чуть ли не крепостью.

— Идиоты! — посмеявшись, добавил он.

Я вспыхнула и ехидно заметила:

— Это «Черная Жемчужина».

Хохот мгновенно прекратился, и последняя улыбка медленно сползла с его обветренного лица.

— Та самая? — прохрипел старик, бледнея.

— Та самая, — медленно кивнула я, подозрительно сощуриваясь.

В следующую секунду старпом буквально взорвался и стал исходить криками негодования. С трудом выудив среди ругани и проклятий что-то членораздельное, я поняла, что это уже не первая встреча Барто с этим кораблем, а первая, очевидно, закончилась отвратительно.

— Чтоб вас! Я из-за неё потерял глаз! — Джеймс лишь слегка покосился на старпома, не отдавая должного его внезапной истерике.

— Не пугайтесь, Барто, — самодовольно, похлопав его по плечу, улыбнулась я. — Там теперь другой капитан. — Старый пират воззрился на меня, хмуро двигая бровями.

— Они действительно собираются атаковать, — то ли спросил, то ли утвердил Уитлокк. Я, всё ещё с улыбкой глядя на старика Барто, не сразу уловила смысл его слов.

Взяв в руки заботливо поданную капитаном трубу, я навела линзы на фрегат о черных парусах. Даже так издалека, на расстоянии в несколько миль, было видно, как на верхней огневой палубе постепенно открываются пушечные порты.

— Что происходит? — в недоумении пробормотала я. Нужно было что-то срочно придумать, пока они тут друг друга не поубивали к чертям! — Джеймс! Поднимите белый флаг! — На меня уставились две пары удивленных глаз. — Ну же! Надо дать им понять, что мы не собираемся воевать! — Я даже не знала, чего в тот момент боялась больше: «Черной Жемчужины», ощетинившейся тремя десятками пушек, или «Призрачного Странника», который мог разнести в щепки любимую капитана Воробья одни залпом. Теряя терпение и напуская на себя вид уверенности в том, что говорю, я спокойно и с хитрой улыбкой обратилась к Джеймсу: — «Что биться, лучше договориться». Нам ведь следует поговорить, не так ли? — Джеймс кивнул, и через минуту в небо взмыло белоснежное полотно.

Потянулись минуты адского ожидания. Я бросилась на нос и забралась на бушприт, вцепившись пальцами в просоленный трос. Корабли, не сбавляя скорости, неслись друг на друга. «Жемчужина» приближалась очень быстро. Я глянула на флагшток: белый флаг хлопал на ветру. Почему тогда пушки «Черной Жемчужины» всё ещё были на изготовке?

Позади, на палубе, началась беготня, топот. Я вернулась узнать, в чем дело, и услышала: «Выкатить орудия!».

— Что?! — Я подскочила к Джеймсу с выпученными глазами. — Что вы делаете?!

— Как видишь, они не сбавляют скорость и пушки не прячут. Кто бы это ни был, я не поставлю под его огонь свой беззащитный корабль и команду! — Джеймс крутанул штурвал.

— Как могут идти переговоры, когда собеседники целятся друг в друга! — воскликнула я. — Отмени приказ! — Уитлокк не соглашался. — Доверься мне! — Я вцепилась ему в руку и заглянула в глаза. Надежда была на то, что капитан Уитлокк сможет разглядеть в моих глазах уверенность в мирном разрешении конфликта. Он замешкался, бросая взгляды то на приближающийся фрегат, то на своих матросов, застывших в ожидании дальнейшего приказа.

— Отставить! — наконец скомандовал он. «Спасибо», — одними губами прошептала я и вновь кинулась на нос.

Теперь вся надежда на то, что белый флаг сыграет свою роль. Мне было совершенно непонятно, почему вдруг «Жемчужина» пошла в атаку на корабль, который несколько крупнее её. Сердце внутри колотилось как сумасшедшее, казалось, вот-вот пробьет грудную клетку и выскочит наружу. «Ну же, — беззвучно молила я, не спуская глаз с приближающихся парусов, — Джек, вели откатить орудия. Прошу. Ну же, Джек!» Между кораблями оставалось не более шестисот ярдов. Я чувствовала то напряжение, с каким Уитлокк смотрел вперед. Он смог бы отдать приказ открыть огонь. С палубы корабля раздался предупредительный залп. Я вздрогнула и увидела, как прячутся пушки на борту «Жемчужины». Можно было выдохнуть. Морской бой откладывался. Я подняла глаза к небу и вытерла выступившие от ветра слезы.

— Что дальше по плану? — спросил Джеймс, когда я подошла к нему.

— Переговоры, — отозвалась я.

Суда сошлись практически борт в борт. Команда «Черной Жемчужины» высыпала на палубу и внимательно наблюдала за нами. Не удивлюсь, если у них наготове были ружья. Капитаны практически одновременно покинули мостики и двинулись вдоль фальшбортов. Я следовала шаг в шаг за Джеймсом, не сводя глаз с Джека. Капитан Воробей гордо шествовал навстречу своему собрату, а его глаза то и дело сновали по палубе, оглядывая с ног до головы одинаково одетых матросов в опрятных формах, матросов, которые чуть ли не с издёвкой глядели на возможного противника, все как один положив руки на эфесы сабель и мечей. Видимо, Джек не до конца был уверен — он видит пиратов или нет.

— Вы вздумали атаковать нас? — тут же высказал претензию Уитлокк, остановившись аккурат напротив Воробья и заложив руки за спину.

— Мы пираты, друг мой, — не задумываясь, ответил Джек.

Капитаны уставились друг на друга так, словно одним взглядом решили уничтожить противника. Когда мужчины воюют, в дело вступает женщина. Ясно, что подобные переговоры ничем хорошим бы не закончились, разве что бесполезной пальбой. Поэтому я вышла вперед и уверенно заявила:

— Капитан Воробей, есть разговор. — Джек обернулся в мою сторону, пригляделся и дернул усом. Узнал, чертяка. Тем временем я продолжила: — Уверена, данный инцидент — всего лишь случайность. — Утверждение подкрепила приветливая улыбка.

— Мы знакомы, миледи? — проворковал Воробей.

— Можно и так сказать. Но это не столь важно. В данный момент. Нам стоит кое-что обсудить.

Для проведения переговоров решено было отправиться в капитанскую каюту на «Черной Жемчужине». Джек не настаивал, но в данный момент, если судить здраво, мы зависели от него, поэтому шли играть на его поле. А если судить с моей точки зрения, то есть не здраво, здесь было только откровенное желание вновь ступить на «Жемчужину», вновь оказаться в каюте капитана, где был проведен не один час за беседой и уничтожением рома. Я старалась изо всех сил не показывать никаких эмоций, за мной и так следило чересчур много глаз. Едва за нами закрылись двери капитанской каюты, Джек уселся в кресло, закидывая ноги на стол, и предложил нам присесть. Тайком улыбнувшись тому, что в каюте ничего не изменилось, я села по правую руку от Джеймса, как раз напротив Воробья, и деловито закинула ногу на ногу. Джек глянул на меня и вновь заулыбался.

— И о чем же ваш разговор? — полюбопытствовал кэп.

Джеймс повернулся в мою сторону, а я расценила это как намек, чтобы взять тяготы переговоров на себя. Пожалуй, иного мне и не надо было.

— Капитан Уитлокк затеял одно предприятие. И так уж вышло, что без твоей помощи нам не обойтись, — тщательно проговорила я. — Должна признать, ты единственный, кого я знаю, кто может указать путь к некоему месту. — Я достала из кармана карту и положила её на стол рисунком вниз. Джек бросил цепкий взгляд на лоскут и слегка прищурил глаза. Я уверенно держала ладонь поверх карты и не сводила глаз с Джека, одновременно чувствуя собственное сердцебиение, похожее на топот кавалерии, слыша сосредоточенное дыхание Джеймса. Над нами поскрипывали доски, и ветер что-то едва слышно насвистывал сквозь трещину в стекле.

Минута ожидания слишком затянулась. По крайней мере — для меня. Я видела, как сверкнули глаза Джека, едва на стол легла карта, а потому была уверена в его согласии. Однако…

— Меня не интересуют клады, — ответил капитан Воробей, напуская на себя вид полнейшего равнодушия. Я звонко рассмеялась.

— Брось, Джек! — со смехом воскликнула я. — Ты сам-то в это веришь? Капитана Джека Воробья не интересуют сокровища! Это даже звучит смешно! Да и притом, — пришлось выдержать паузу для излишнего драматизма, — кто говорит о кладах? — Я изогнула бровь и пару раз постучала пальцами по карте.

— Тогда с чего мне помогать вам? — Джек растянул губы в улыбке. — Пожалуй, вы перепутали меня с лондонским меценатом. Чисто из искренних душевных побуждений или же невероятной симпатии к вам я всё равно не смогу помочь, господа. Я — пират, для меня важна нажива.

Я кивнула и мысленно протянула что-то вроде: «А-а-га, то есть вопрос в цене…». Пришлось сделать вид, что ничего нового капитан мне не сообщил, что я свободно могу достать из рукава пару-тройку козырей.

— Вопрос в цене, я так понимаю? — с деловитым видом осведомилась я.

— Нет, — вновь не оправдал ожидания кэп. — Какова бы ни была цена, я не смогу помочь, ибо погряз в беспросветной тьме суетных дел. — Тут Джек и вовсе отвернулся к окну, якобы давая понять, что нам пора.

— Очень жаль, — тихо произнесла я, вставая вслед за Уитлокком. Он не проронил ни слова, неестественным движением убирая карту в карман, и, кажется, был рад, что придется обходиться без помощи капитана Воробья. Однако я была иного мнения. У самой двери я спросила тихо — настолько, что притворно-равнодушный чуткий слух Джека смог уловить мои слова: — И где искать теперь этот чертов остров Креста? — Мне показалось, что я даже услышала свист воздуха — настолько резко Джек обернулся в нашу сторону. — Вы что-то сказали, кэп? — обернувшись, улыбнулась я.

— Да, — протянул Джек, улыбаясь в ответ и одновременно почесывая затылок. — Ради любопытства… Что за место вы ищете?

— Не имеет значения, — отрезал Уитлокк, не успела я и рта раскрыть. Пришлось одарить его взглядом со всей полнотой передающим фразу: «Сдурел, что ли?». Но Джек Воробей ждал ответа. И ждал его именно от меня. Ну да, конечно, мы, женщины, ведь не умеем держать язык за зубами…

— Остров… — Джек напрягся. — Впрочем… не важно.

— Просто я тут подумал, что, оказывается, совершенно свободен и мог бы оказать вам услугу.

Я по-детски заулыбалась — искренне обрадовалась и тут же провалила роль «опытной пиратки». Осознав ошибку, я кивнула Джеймсу и вышла из каюты, стараясь до последнего мгновения выглядеть совершенно спокойно. Едва выйдя, я тут же наткнулась на старпомов: Гиббс стоял на лестнице, ведущей на мостик справа, а Барто дымил трубкой на лестнице слева. Гордо вскинув подбородок, я прошествовала к правому борту. Со стороны, я очень надеялась, не было видно, как я вцепилась в планшир до побеления пальцев, как задрожали колени и как щеки стали мгновенно покрываться пунцовой краской.

Капитаны вели переговоры ещё около часа — хотя я совершенно не понимала, что можно так долго обсуждать. По словам Джека, путь до острова Креста должен был занять около трех дней. «Жемчужина» развернулась и повела нас вперед практически прежним курсом. Как же мне хотелось быть там, рядом с Джеком, пусть даже в качестве стороннего наблюдателя. Но вместо этого я сидела на гладком стволе бушприта, выстукивая пальцами какую-то странную мелодию. Паруса «Жемчужины» мерно покачивались из стороны в сторону; волны, казалось, расступались перед ней, а затем натыкались на форштевень «Призрачного Странника» и, всхлипывая с тихим шепотом, разбегались вдоль бортов.

Как бы ни был удачен исход наших переговоров, что-то в поведении Джека меня настораживало. С чего вдруг он мотался туда-сюда по морю, как болванчик? С чего вдруг так активно отказывался от нашего предложения, а узнав место назначения, так легко согласился? Задавать такие вопросы себе было делом занятным, но бесполезным. Как бы я ни кичилась перед Джеймсом или его старпомом тем, что знаю Воробья «чуточку лучше», говоря честно, для меня в Джеке было ещё неисчислимое количество загадок. Не умела я читать его аки книгу раскрытую, да и вряд ли когда-либо научусь этому. Для такого умения надо мыслить, как кэп… Ещё один пункт из разряда невозможного?..

— Ты нам не доверяешь, — спокойно сообщила я, обходя кэпа со спины и становясь слева. Прошло два дня. Да, я вновь оказалась на «Жемчужине». Устроить это — дело нелегкое, потому что найти весомое объяснение на простой вопрос Уитлокка «Зачем?» я смогла не сразу. Понадобилось часа два. В итоге пришлось сказать чистейшую правду. Я этого сильно не хотела. И дело было явно не в доверии. Что-то в Джеймсе изменилось, и это что-то заставляло меня каждый раз задумываться, прежде чем я собиралась излить душу. Не смогла я сказать сразу, не смогла и потом… Не смогла сказать, что уже просто не в силах быть одновременно и рядом с Джеком, и далеко от него. Не смогла я сказать, что всё это время молилась о том, чтобы хотя бы увидеть его. Я лишь сказала, что хочу наверстать те два года, что провела вдали от капитана Воробья. Это прозвучало сухо и совсем не значимо. Джеку же я ответила куда более просто — даже не удосужившись спросить его разрешения, я ступила на палубу «Жемчужины» со словами: «Ради безопасности нашего договора». Гордо прошествовала мимо него, задрав нос, а через пару шагов запнулась о канат и едва не влетела лбом в мачту.

— С чего ты взяла? — удивленно спросил Джек.

Я пожала плечами и посмотрела на него.

— Компас…

— Компас? — Джек резко обернулся ко мне. — Что — компас? — Я мысленно улыбнулась, видя, как внезапно посерьезнел Джек. С каких это пор мне нравится его дразнить?.. Глянув кэпу в глаза с хитрой усмешкой, я, не отводя взгляда, ответила:

— Раньше компас постоянно болтался у тебя на поясе. А с первой нашей встречи ты стал его прятать. Следовательно, ты нам не доверяешь. — Я развела ладони в стороны и слегка приподняла уголок губ.

— Ах, это… Ну да. Как же можно доверять тебе? — Я нахмурилась. — Ведь ты женщина.

Я фыркнула, закатив глаза.

— Слабое обоснование. Скорее уж, мы не должны тебе доверять. Откуда нам знать, что ты ведешь нас в нужное место?

— Я оказываю вам услугу. Зачем же мне подставлять вас? — улыбнулся Джек. Я пожала плечами и решила не отвечать. После короткой паузы он негромко сказал: — А я ведь помню тебя.

Я резко обернулась к нему, чувствуя, как глаза начинают светиться радостью, как у нашедшегося щенка.

— Правда? — Это прозвучало как в бульварных романах, но ничего поделать с собой я не могла. В тот момент, пожалуй, не страшно было бы и в обморок упасть, если бы не…

— На Тортуге. Ты настойчиво пыталась пробраться на борт моего корабля. — Я закрыла глаза, опуская голову, и с трудом проглотила комок, подступивший к горлу. Оставалось только кивнуть несколько раз и попытаться улыбнуться, чтобы убрать с лица эту траурную мину. — И тогда, — продолжал Джек, словно не замечая моей реакции, — ты была… выглядела куда хуже, зато теперь — на борту отличного судна, под крылом бравого капитана…

— У всех бывают трудные времена, — перебила я. Джек внимательно посмотрел мне в глаза. Я с легкостью выдержала это, стараясь сделать взгляд достаточно ироничным.

— И что же толкнуло тебя на поиски сокровищ? — не унимался Джек. Я удивленно приподняла брови. Кэп, скользнув по мне взглядом, добавил: — Не обижайся, но на морскую волчицу ты вовсе не похожа.

Я снова фыркнула и отвернулась, проводя ногтями по дереву. Внезапно мне стало обидно. Да, я не претендовала на звание второй Мэри или Энн, но, черт возьми, я спасла его шкуру, рисковала ради него и своей!..

— Между прочим, — резко обернувшись, процедила я, — я одному безумцу жизнь спасла. Дважды. — Я приблизилась достаточно, чтобы чувствовать дыхание капитана. — Имеет ли значение, кем человек кажется, если поступками он доказывает обратное? — тихо спросила я, глядя прямо в глаза. Ох и зря… Вся моя дерзкая натура от этого взгляда превратилась в безвольное нечто, томно попискивающее в углу. Чертыхнувшись про себя пару раз, я резко выдохнула и отвернулась к морю. Как растерявшийся ребенок я вдруг страстно захотела сбежать отсюда, подальше, может, вернуться на «Призрачного Странника»… А потом вновь забраться на нос и выть, глядя на уходящую вперед «Жемчужину»?.. — Джек, одолжи мне компас, — попросила я. Это было сказано слишком быстро, я даже не успела хорошенько подумать.

— Зачем тебе? — тут же насторожился Джек.

— Не столь важно, — качнула я головой. — Одолжи. На пару мгновений. — Я протянула руку.

— Нет. — Джек отступил на шаг назад. — Это не игрушка! — Он прижал руки к груди.

— Я знаю. — Шаг вперед.

— Вдруг… ты сломаешь его? — Джек вновь отступил.

Я усмехнулась:

— Сломаю? Его невозможно сломать!

— Откуда ты знаешь?

— Я пользовалась им однажды. Эм. Давно. — Я выше подняла ладонь. Джек посмотрел на мою руку, перевел взгляд на меня и, слегка наклонившись вперед, ответил:

— Нет.

Я медленно опустила руку, поежившись от пришедшей в голову мысли.

— Джек, где компас? Он у тебя? У тебя же?!

— Конечно, — протянул кэп, задирая подбородок.

— Тогда покажи, — потребовала я. Джек оскалился так, словно бы обжегся. — У тебя его нет?! — вскрикнула я. Джек изобразил виноватый и на порядок более несчастный, чем у брошенного и побитого пса, взгляд. — Так. И где он? — на выдохе спросила я.

— Был украден.

— Что? — вспыхнула я. — У тебя УКРАЛИ компас?! — Усы капитана обрисовали горькую дугу, даже золотой зуб блеснул разочарованно. Пират тяжело вздохнул, почесывая затылок, всем видом доказывая, что шуток не предвидится. — Пфф! Чудно! — всплеснула я руками.

— Я был пьян! — оправдался кэп. Вообще с какой стати он передо мной оправдывается?

— То есть мы идем не к острову Креста. Мы идем… туда, не знаю куда!

— Не совсем так. Путь к острову я знаю. Практически. За исключением пары моментов… — Джек изящно перебрал пальцами.

— Без компаса мы его не найдем, так? — устало спросила я.

Выяснилось следующее. В один из тех прекрасных вечеров на Тортуге, когда славный пиратский барон не утруждал себя выпытыванием, подслушиванием и иной работой на благо себя любимого, Джек выпил слишком достаточно, чтобы разгласить некие моменты. Его внимательно слушал некий морячок: всё поддакивал и заботливо подливал ещё рому. Наутро кэп выяснил, что его компаса, как и того парня, и след простыл. Будучи несколько раз продан и выкуплен, компас в итоге оказался у одного богатого коллекционера на Ямайке. Джек решил вернуть вещицу и вскоре прибыл в Кингстон. Однако новый владелец компаса оказался достаточно проворным, чтобы поймать Воробья. То, что он знал о компасе, было уже большей частью враньем — каждый из временных владельцев приписывал самые разные способности этому инструменту. Тем не менее этот сэр смекнул, что вещица важная, и потребовал в обмен на неё жутко редкие и ужасно дорогие пистолеты. Джеку Воробью пришлось вернуться на Тортугу, к оружейнику, который мог их достать. Оружейник же потребовал за них голову аборигена с соседнего острова, который убил его брата. На том острове Джеку пришлось провести около месяца, прежде чем он смог добыть искомое. Тут я в подробности вдаваться совершенно не хотела. По возвращении на Тортугу и после встречи со мной, Джек получил пистолеты и отправился на Ямайку.

Капитан поведал рассказ убедительно. Единственное, что так и осталось мне неведомо, с чего вдруг «Жемчужина» встретила нас не кормой, а форштевнем? Но в тот момент это было совершенно неважным нюансом.

— И ты думаешь, он просто так, из благородных помыслов, не стал говорить нам о пропаже и повел к острову по памяти? — Уитлокк недовольно скрестил руки на груди. Весь рассказ он выслушал совершенно спокойно, как историю с порядочной бородой. Ныне его вид как бы говорил: «Я так и знал».

— Он не такой подлец, как ты о нём думаешь, — вздохнула я. — Ты вправе ему не доверять, но, Джеймс, признай, без него нам не обойтись.

Уитлокк поднял голову.

— Без его компаса.

Я повела глазами и сказала:

— Без него или без компаса… Он нужен нам.

— Ты так слепо ему веришь, — проговорил Джеймс, качая головой. — Как мы можем знать, что, получив компас, Джек не предаст нас?

— Никак, — тут же ответила я. — Мы тоже можем добыть компас и не возвращать его владельцу. Тут, знаешь ли, вопрос чистого доверия. Да и есть ли у нас альтернатива?

====== Глава VI. Авантюра ======

Мы были в нескольких десятках миль к востоку от Кингстона, когда Джек удосужился поделиться правдой — и это было явно не совпадение. Солнце клонилось к горизонту, когда вдалеке замаячили огни порта. Мне было одновременно и приятно, и странно вновь чувствовать запах приключений. Вглядываясь в очертания берегов, я невольно вспоминала всё произошедшее в прошлый раз. И теперь мне думалось: то была лишь сказка или сон. Это, наверное, потому, что вся та история была, некогда, в прошлом. А ныне меня окружало новое, более реальное настоящее, уже приобретшее кокон проблем. Хотя чего я ожидала, отправляясь в путешествие с известными пиратами? Уж явно у них дела посерьезней, чем в клубе домохозяек.

К вечеру ветер почти стих, и к острову суда ползли, как ленивые черепахи. В конце концов было решено бросить якорь в небольшой бухте, к северу от гавани. Ах, эта суета! Как же я жаждала этого — громогласных указаний старпомов, матросской беготни, извивающегося в мозолистых руках такелажа… Я стояла и смотрела, улыбалась и думала только о том, что — да, это всё сейчас, реально! Любопытнее всего было наблюдать за старпомами. Гиббс и Барто относились друг к другу со взаимным профессиональным недоверием. Поэтому каждый желал управиться со своей командой как можно быстрее и с наименьшим запасом слов. Матросам оставалось только подчиняться.

В капитанской каюте на «Призрачном Страннике» было светло, как днем. За дубовым столом состоялся малый тайный совет. Нагло взятую ранее роль парламентера я отложила и теперь молча наблюдала за тем, как Уитлокк внимательно изучал Джека, который в свою очередь внимательно изучал книги на полке.

— Так что, — наконец подал голос Воробей, — она убедила вас, кэп? — Джек обернулся через плечо и показал зубы.

— Нет, но будем так считать. — О да, Джеймс сама тактичность. — Рассказывай.

— Как вы уже знаете, мой компас у одного коллекционера, видный аристократ и торговец, насколько я знаю. Живет он в особняке на вершине холма к юго-востоку от порта. Даже несмотря на то что мне удалось проникнуть в дом, он хорошо охраняется. Сейчас, наверное, в два раза лучше. Вломиться туда будет нелегко.

— Вломиться? А как же обмен? Переговоры? — изумилась я, а заодно озвучила невысказанный вопрос Джеймса.

Джек обернулся, останавливаясь на мне взглядом, нахмурился, о чем-то глубоко задумываясь. Спустя пару секунду он словно пришел в себя, его лицо просветлело.

— Я думал об этом, — сказал пират, — да, так будет лучше поступить. — Мы с Джеймсом переглянулись. — Однако, — Джек поднял вверх указательный палец, — нужно иметь запасной план, вдруг какая напасть.

— Компас в обмен на пистолеты. Так? — Джек слегка кивнул. — Значит, ты пойдешь и обменяешь. А запасной план придумаем, если у тебя ничего не выйдет, — заключил Джеймс. Я в который раз поймала себя на мысли, что не узнаю его. Моментов, когда он казался совершенно другим человеком, становилось всё больше.

— Идет. Только сначала пошлем кого-нибудь разведать, что да как, — уточнил Джекки, перебирая пальцами.

Этой же ночью в город отправили пару юрких матросов — одного из команды капитана Воробья, другого — из команды капитана Уитлокка. Вернулись они к рассвету и сообщили довольно безрадостные новости: в порт прибыл гарнизон из двухсот солдат Империи, а кроме того в городе были замечены агенты Ост-Индской компании, довольно успешно маскирующиеся под праздную публику. И тем не менее вопрос об обмене оставался открытым.

— То есть ты так просто собираешься пройтись по городу, в котором полно солдат и твой портрет чуть ли не на каждом углу висит, где тебя каждая собака ищет? — с издевкой осведомился Уитлокк.

— Хорошо. Иди ты, — с легкостью уступил Джек.

Джеймс моментально потупил взгляд и тихо отозвался:

— Не могу. Меня они тоже ищут.

Я не удержалась и позволила себе короткую усмешку. Как вдруг две капитанские головы одновременно обернулись ко мне.

— Вы чего? Чего так смотрите? — Я сглотнула. — Я? Вы серьезно? Даже не думайте! Я не… не могу… Это… Ведь… — Достойных оправданий не находилось. Я оказалась тем человеком, кто идеально подходил на роль курьера-парламентера. Знали бы только они в тот момент, что я чертовски хорошо не умею вести переговоры…

Конечно же, вернувшись в пиратскую жизнь, я не собиралась отсиживаться за бочонком рома, пока вся команда шла на абордаж, но вот так сразу брать на себя значительные обязанности не вполне была готова. Пробыв несколько минут в своей каюте наедине со страхом и неуверенностью, я успела насмотреться на себя в зеркало и понять, что достаточно неплохо выгляжу для пиратки. Оставалось придать немного грозности. За этим я решила обратиться к кэпу.

— Джек, у тебя есть… отрубленная засушенная голова? — спокойно спросила я. Он и Джеймс сосредоточенно сверлили друг друга взглядом, пока я пыталась «войти в роль». Едва слова выпорхнули из моих уст, как внимание капитанов целиком и полностью сосредоточилось на мне.

— Не припомню таких вещиц в трюме, — проговорил Джек, с опаской глядя на меня. — А тебе зачем?

Придав лицу самое наиспокойнейшее выражение, я лениво ответила:

— Чтоб страху нагнать.

Джек многозначительно кивнул. Затем встал, распахнул крышку столетнего рундука и начал там активно рыться. Буквально через минуту он вынырнул из облака пыли, держа что-то в руках, и заявил:

— Ты наденешь это!

— Корсет?! — Я удивленно изогнула бровь. — Это уже слишком! Я не…

— Не корсет, дорогуша, а платье. — В ту секунду мне пришлось на несколько мгновений выпасть из реальности. «Дорогуша»… Как давно я не слышала этих слов, как давно ко мне так никто не обращался. И Джек… Он сказал это так, как умел: щепотка обаяния, капля хитрецы, горстка шарма и частичка… рома.

— Ладно, — еле слышно проблеяла я.

Кингстон. Сходя в порт, я представляла себе галдящий город с каменными мостовыми, грузовые причалы, заполненные торговцами и носильщиками, рынки, лавки, кареты, запряженные тонконогими лошадьми, которых погоняют надменные кучера… Одним словом, Лондон карибского масштаба. На самом же деле всё оказалось куда интереснее.

Для переправки на сушу с «Призрачного Странника» снарядили лодочку с белоснежным парусом и экипажем из двух матросов. Многим членам команд обоих судов путь в порт был заказан. В гавань мы вошли в девять утра — как раз пробили часы на башне. Перед отходом меня снарядили таким объемом указаний, что чувствовала я себя ни больше ни меньше шпионом. Как оказалось, не зря. Едва наше минисудно пришвартовалось, и не успела я и пару шагов по пристани сделать, как ко мне подлетел мужчина в штатском, но с военной выправкой. В руках он держал толстенный журнал.

— Прошу прощения, мисс, — остановил он меня, оскаливаясь, как змея перед броском. Голос его был холоден, и говорил этот человек с напускной надменностью. Я остановилась, перекладывая веер из одной руки в другую. — С каким кораблем вы прибыли в порт?

— С чего такой вопрос? — возмутилась я.

— Это на благо Компании. Назовите судно, — требовательно повторил он.

Я приподняла брови и глянула на него со всевозможным равнодушием.

— «Георгиан», — произнесла я. Мужчина глянул в список, кивнул и пошел прочь. Иногда всё-таки полезно глядеть по сторонам.

Едва причал остался позади, как я оказалась в настоящем людском муравейнике. Масса людей кружила по узким улочкам, просачиваясь сквозь толпы друг друга и умудряясь не теряться в этом хаосе. Я тут же прижала покрепче к себе врученный мне ларец и, вдохнув поглубже, нырнула в толпу. Продвигаться было ужасно сложно. Наверное, я просто не знала каких-то негласных правил этого места, ведь местным, похоже, это не доставляло ни малейшего неудобства. Через пару минут был утерян счет тому, сколько раз по моим сапогам прошлись ногами и копытами. Дважды какие-то козлы зацепили меня рогами, трижды я была близка к тому, чтобы на меня не вылили пахнущую спиртным гадость, единожды кто-то, прикрикнув «Йу-ху», шлепнул меня… А прошла я всего-то десять ярдов. Любознатничать и осматриваться не получалось: надо было постоянно следить за дорогой, так что осмотр достопримечательностей несколько откладывался. Продираясь через толпу, я поняла, почему Джек дал пузырек с эфиром чайной розы с собой, не разрешив воспользоваться на судне. По выходу из этого столпотворения — если я его, конечно, найду, — меня будет окружать стойкое амбре. Мало-помалу я отдалилась от порта, миновала торговые ряды и наконец вышла на небольшую площадь. Она была пустынна, за исключением нескольких попрошаек, ютившихся на пороге белой церквушки, и одного пропойцы, мирно отдыхающего на бордюре у импровизированного прудика. Я обернулась, оглядывая кишащие людьми улочки, посмотрела на одинокую церковь с облезлыми перекосившимися дверьми и поймала себя на мысли, что, похоже, зашла не туда. Меня снабдили лишь одним указанием дороги: «Иди к холму». Да, с моря это казалось плевым делом, но, блуждая по незнакомым улицам с толпами людей, трудно разглядеть за двух- или трехэтажными домами холм. И спросить дорогу не у кого.

Часа через полтора я наконец выбралась из джунглей, достаточно быстро взобравшись на холм по песчаной тропе. Белоснежный особняк с широким балконом, который украшали резные перила и поддерживали шесть колон, гордо возвышался над округой. Территорию огораживала высокая зубчатая ограда из кованых прутьев, а за ней скрывался английский сад с идеально подстриженными кустами и серебрящимися галькой дорожками. При взгляде на поместье я ещё несколько раз опрокинула на себя пузырек с чайной розой. Ворота мне распахнул черный мальчишка и попытался галантно указать на дверь. У него почти получилось. Мелкие камушки шуршали под подошвой, пока я направлялась к парадному входу. И с каждым шагом все толковые мысли и фразы, что я твердила всю дорогу, улетучивались из головы. Стук в дверь и стихнуть не успел, а она уже распахнулась. Слуга, напоминающий старого индюка, кашлянул и спросил, что мне угодно. Я даже не удивилась, что он заставил ждать меня на пороге, закрыв дверь перед носом — видимо, мое платье было слишком дешево для этого дома. Спустя пару минут дверь снова распахнулась, и передо мной возник мужчина в бордовом камзоле.

— Что вам угодно, мисс? — спросил он, задирая подбородок чуть ли не выше моего лица и прикрывая глаза.

— Передайте сэру Эглтону, что я пришла по поручению капитана Воробья.

— Прошу прощения, сэр Эглтон не принимает таких посетителей. Я попрошу вас уй…

— Стой, — донесся откуда-то сверху голос с легким присвистом. — Впусти её.

Смерив меня презрительным взглядом, слуга отошел в сторону, впуская внутрь. Дверь захлопнулась, я оказалась в затененном помещении, полная уверенности, что, скорее, попала в музей, нежели в дом.

— Поднимайтесь наверх, мисс, — потребовал всё тот же свистящий голос.

Я поднялась по овальной лестнице на второй этаж и вошла в единственную дверь, из которой проникал солнечный свет. Комнатка была небольшая, отделанная деревянными панелями цвета слоновой кости. Справа над камином висело круглое зеркало в тяжелой резной раме, в котором отражался портрет сурового худощавого мужчины. Хозяин кабинета стоял у окна, так что за светом его было трудно разглядеть.

— Я от капитана Воробья, — как можно увереннее заявила я, стараясь вести себя непринужденно.

— Превосходно! — радостно воскликнул мужчина, отошел от окна и направился к столу. Он был невысок, полноват, с жирными волосами до плеч и неумело постриженными бакенбардами. — Могу я узнать ваше имя?

— Это неважно, — отрезала я, ставя на стол шкатулку, и внезапно почувствовала прилив уверенности.

— Что ж… Вы принесли то, что мне необходимо?

Я молча повернула ключик и подняла крышку.

— Превосходно! О, они прекрасны, не правда ли? — заулыбался Эглтон, разглядывая покоящиеся на синей подушке пистолеты. Единственную ценность в них для меня состояло лишь то обстоятельство, что они менялись на компас. Он в нетерпении потер ладони и протянул руку вперед, как я тут же захлопнула крышку и повернула ключ.

— Условия обмена, сэр, — напомнила я.

— Ах, да! — спохватился Эглтон. Он поставил палец на шкатулку, надавил, бросил на меня взгляд и придвинул её к себе. Затем отпер ящик стола и достал оттуда ларчик, поставив его сверху. — Компас, — проговорил он, побарабанив по крышке. Я требовательно протянула руку вперед. — Видите ли, мисс, я не могу вам его отдать. Дело в том, что до меня дошли некие слухи о некоторых его полезных свойствах. Поэтому я не верну его.

Внутри у меня всё вскипело от гнева. Да как он мог! Столько усилий было потрачено, чтобы я сейчас стояла и выслушивала, как нужно ему то, чем он не умеет пользоваться!

— Но ваш договор, сэр…

— Бросьте. Обмануть бесчестного человека не худшее из преступлений. Не расстраивайтесь, мисс.

— У меня нет причин для расстройства. Я лишь парламентер.

— Превосходно. Тогда передайте Воробью, что компас останется у меня. И, если он попытается выкрасть, захватить или каким-либо ещё способом получить его обратно, пусть знает, что в форте несколько сотен британских солдат, а я старинный друг их командира.

— Все ясно, сэр. Я всё передам. — Эглтон улыбнулся, обнажая зубы, и убрал ларец с компасом обратно в стол.

— Не смею вас больше задерживать. Мисс.

Я нервно вымеряла шагами каюту капитана на «Черной Жемчужине». Моя длинная пляшущая тень металась по стенам. Внутри всё ещё горел огонь негодования: я злилась на себя — за то, что так неумело провела переговоры, на Эглтона — за то, что он оказался бесчестным человеком, даже несмотря на голубую кровь, и даже на неизвестную мне корову, наложившую фирменную лепешку именно там, где я умудрилась в неё вляпаться.

Уитлокк же был, напротив, спокоен, как удав в засаде. Он сидел, положив ноги на скамью, и задумчиво глядел на фонарь у двери. Весь его вид выражал некое довольство ситуацией. Наверно, подскочи я к нему с готовым идеальным планом, он посмотрит на меня из-под бровей и удостоит одним-единственным: «Неужели?». Уитлокк словно бы знал, что так получится. Когда я ступила на палубу, разражаясь гневными тирадами, Джек сразу же попытался меня утихомирить — он подступал ко мне медленно, шаг за шагом, выставив руки вперед, и всё повторял: «Тише, тише», так успокаивают перепуганных лошадей. Ну и пусть. Джеймс выслушал внимательно, у него на лице не дрогнул ни один мускул. И в ответ я услышала только: «Попытка не пытка».

Я остановилась, снаружи донеслись шаги. В следующий момент дверь открылась, и вошел Джек. Его взгляд скользнул по мне и задержался чуть дольше на капитане Уитлокке. По искоркам в шоколадно-карей радужке я смекнула — у кэпа есть план. Другой вопрос, собирался ли он им делиться. Ни капитан Феникс, ни я не пользовались доверием капитана Воробья. И он этого не скрывал.

— Есть план? — без обиняков высказалась я.

Джек помедлил долю секунды и покачал головой. Его рука взмыла вверх, призывая к вниманию.

— Есть кое-что другое. — Ладонь с перстнями скрылась под рубашкой, и затем Джек извлек скомканный клочок бумаги и гордо продемонстрировал его, положив на ладонь.

— И? Что это? — Уитлокка всязатея интересовала с каждой минутой все меньше, поэтому вопросы пришлось задавать мне.

Когда не без трудов мне удалось-таки разгладить бумагу на столе, прояснился и будущий план.

— Да вы с ума посходили! — возмущенно вскрикнула я. В порыве гнева пришлось даже вскочить с кресла, для пущей наглядности. Опять же — меня не услышали. Я никогда не сомневалась в искренней вере Джека во все его «импровизированные планы». Но Джеймс, как он — судя по всему заядлый скептик — мог повестись на такую авантюру! — Вас схватят! Или того хуже — пристрелят!

— Мы потому и идем сейчас, чтобы этого не случилось, — улыбнулся Джек, запихивая кинжал в сапог.

Я фыркнула и опять посмотрела на чертеж. Удалой капитан Воробей смог в Кингстоне, точнее, даже за его пределами, найти человека, который смог найти другого человека, который уже в свою очередь раздобыл подробнейший план дома сэра Эглтона.

— Мне нужен пистолет, — потребовала я, обращаясь к Джеймсу. Он одарил меня снисходительным взглядом и, отведя глаза, ответил:

— Ты не пойдешь. — Не успели с моих губ сорваться праведные возмущения, а объяснение уже последовало: — Предоставь это дело нам. Не такое уж оно и сложное. — Уитлокк мягко улыбнулся. — Да и мне будет спокойней.

— Да я!..

— На моём судне. Я капитан, а потому — будь добра слушать мои указания.

Меня распирало от злости. Я больше походила на молодого рысака, рысью пронесшегося по бескрайним холмам. Рысака, пышущего энергией. Рысака, которого запирают в стойле, не дав насладиться волей. Перечить не стала, ведь Джеймс высказал отнюдь не просьбу. Это был прямой приказ. Резко выдохнув и кивнув пару раз, я пожелала удачи самыми сухими словами и поспешила уйти.

На палубе «Жемчужины» расползалась непроглядная тьма. Гиббс, как путеводный маяк, с фонарем бродил по капитанскому мостику, вглядываясь в очертания берега.

Суша была совсем близко. Раз уж путь в порт пиратам был заказан, «Черная Жемчужина» и «Призрачный Странник» укрылись в малой бухте, откуда можно было за ночь добраться к дому на холме. Взгляд скользнул по разбросанным на диком пляже обломкам деревьев: шрамы на белеющем в лунном свете песке. Движимые легким бризом волны несмело набегали на берег и тут же резво уносились в море. Кое-где на мелководье поблескивала чешуей рыба. Так странно — два грациозных судна вторглись в эти одичавшие места и все же сумели не потревожить обитателей. Быть может, Джеку и Уитлокку удастся так же незаметно проникнуть и во владения Эглтона. Если, конечно, по дороге друг друга не придушат…

Из-за дверей капитанской каюты послышались голоса, я отошла к штормтрапу. На губах появилась улыбка. Да, как же я была довольна! Вокруг меня как раз кружит все то, о чем я просила — приключения! Признаться, все мои восклицания про опасность, боязнь за собственную жизнь и жизнь друзей — все это большей частью привычка. Девушке положено переживать. И, конечно же, я переживала, но в десять раз меньше, чем говорила. С Джеком я прошла достаточно, чтобы быть уверенной — уж он-то сможет добыть компас. Совсем другое дело, что я хотела быть причастной к этому.

На воду стали спускать шлюпку. Бросив взгляд на мостик, а затем на берег, я забралась на фальшборт. Глянув вниз и толком не подумав, я прыгнула в воду. Море оказалось не таким ласковым, как хотелось бы. Грести пришлось быстро, иначе бы меня выловили крюком, как русалку. Я немного переоценила свои возможности, силы стали кончаться ещё до того, как можно было достать дна. Сцепив зубы и периодически скрываясь под водой с головой, я все же сумела добраться до мелководья. Выбравшись на берег, я распласталась на песке, дыша так, будто только пробежала марафон.

Шлюпка быстро приближалась. Когда капитаны ступили на берег, моя физиономия скрывалась в зарослях кучерявого кустарника, воняющего протухшим мясом. Времени на отдых мне не дали. Снабдив гребцов указаниями, капитаны Воробей и Уитлокк быстрым шагом направились в джунгли. Дорога уверенно шла на подъем, становясь все круче. Невысокие кустарники сменялись колючками и липкими лианами, то и дело спутывающими ноги. Идти было сложно. В кромешной тьме — ведь факелы маячили впереди — ноги то и дело цеплялись за коряги, проваливались в ямки; за руки хватались острыми стеблями тонкие ветви растений. И постоянно приходилось быть начеку, чтобы не чертыхнуться, запнувшись в сотый раз, или не грохнуться на землю, разрушив всю конспирацию. Мужчины же себя этим не утруждали, наоборот, похоже, с каждой минутой шли все быстрее и быстрее. Я не поспевала. Яркий огонек факела петлял меж деревьев, исчезал на время, вновь объявлялся вдалеке, а затем путеводный свет исчез. Я остановилась, отчаянно вглядываясь в темноту. С трудом угадывался силуэт деревьев, по которым скользил лунный диск. Только сейчас я заметила, что в джунглях повисла абсолютная тишина. Не слышно ни ночных птиц, ни шороха листвы. А весь тот, как я полагала, ночной шум, потрескивание веток — от меня. Делать было нечего. Да и ничего страшного не произошло, подумаешь, потеряла проводников. Направление задано верное, да и мимо дома на холме не пройдешь. Обернувшись и подтянув перевязь, я двинулась дальше, старательно отвлекаясь от мысли об ужасах ночных джунглей.

Не прошла я и пару сотен шагов, как со стороны затрещали ветки. Я замерла. На мгновение все смолкло, затем треск возобновился вновь. Он все нарастал, так, словно кто-то или что-то приближалось ко мне. Быстро. Я бросилась бежать. Этот бег походил на соревнование в олимпийской дисциплине. Я перепрыгивала упавшие стволы, пригибалась под провисшими лианами, чуть не падала, пытаясь свернуть и не врезаться в пальмы. Страх подгонял. Джунгли становились все гуще. Я обернулась, ища глазами преследователя. Держать глаза на затылке, когда несешься сквозь джунгли, самое наиглупейшее занятие. От резкого толчка в грудь я полетела на землю, почувствовав затылком прогнивший ствол пальмы. Кто-то приблизился, зажегся фонарь, и в его свете обрисовались две склонившиеся надо мной фигуры.

Богатое воображение, сдобренное жутким уханьем ночной птицы, заключило, что меня съест местный тропический йети. Воображение ошиблось. Хотя трудно сказать, была ли реальность лучше.

— В какой момент ты пропустила приказ «остаться» мимо ушей? — рассерженно спросил Уитлокк, подавая руку.

— Приказ? — фыркнула я, сверкнув глазами. — Я не часть твоей команды! Я не обязана тебя слушаться! Да и вообще! Я имею право гулять где вздумается! — Скрестив руки, я задрала подбородок, всем видом желая показать свою независимость.

— Не лучшее место и время для прогулок, — холодно ответил Джеймс. Я опять фыркнула. — Теперь возвращайся на судно.

— И не подумаю! — воскликнула я. Случайно глаза встретились с улыбающимся взглядом Джека, и все желание строить из себя капризную девочку отпало. — Во-первых, — рассудительно начала я, загибая пальцы, — идти вперед ближе, чем возвращаться назад. Во-вторых, в этой вылазке нет ничего опасного. Следовательно, я не помешаю. В-третьих, даже не собираюсь покушаться на всю вашу капитанскую удаль и право первыми ворваться в горящие здание, а значит…

— Довольно, — прервал Уитлокк. — Времени мало. Пошли.

Он решительно двинулся дальше, забирая кружок света. Я вздохнула, примиряясь с внутренними демонами. Джек одарил меня странным взглядом и жестом предложил идти вперед.

Оставшийся путь на вершину холма не занял много времени. Как раз хватило на размышления, как глупо я выглядела. Каждую секунду рядом с Джеком я желала «быть пираткой»: острой на язык, чуток язвительной, но в целом доброй, не безрассудной, но храброй. А на деле… Удирала со всех ног, услышав шорох в джунглях, а потом умоляла «старшего брата» взять с собой на прогулку. В итоге выглядела скорее жалко, чем грозно.

Луна поднялась высоко. В такое время ночи я обычно сладко посапывала в обнимку с подушкой. Бледный силуэт двухэтажного особняка внезапно выплыл из-за крон кучерявых деревьев. Ночью все видится иначе, более странно, причудливо. Но «дом на холме» — даже звучало жутковато. Он мрачно нависал над невысокими кустарниками и резной кованой оградой. Темные окна жадно вбирали в себя лунный свет. У парадного входа слегка поскрипывал фонарь на растянутом тенью крюке. Теплая желтая трапеция света выскользнула из полуподвального помещения и замерла на ступенях. В дверном проеме виднелась приземистая фигура служанки, выметающей мусор.

Легко перебравшись через забор, — со стороны дворового фасада изящную изгородь покрыла тропическая растительность — мы скрылись за хозяйственными постройками. Раз уж я пообещала не вмешиваться, пришлось помалкивать. Мне было сказано «сидеть здесь тихо и наблюдать за выходом для прислуги, не высовываться и, если что, возвращаться на судно». Капитаны же, внимательно проследив за служанкой, спустившейся в подвал, скрылись за углом. Я бы могла долго возмущаться их безрассудству — отправиться через парадный ход! Не проще ли спуститься в город и постучаться в кабинет губернатора с веревкой и мылом в руках?! Но поразмыслив, я поняла, что план не так уж и безнадежен. Если поджидают воров, — а их здесь ждут — вряд ли предположат, что тем самым ворам хватит ума идти в главную дверь.

Я уселась на тюк травы, и взгляд лениво уперся в единственные освещенные окна кухни. Даже недолгое пребывание в доме Эглтона позволило мне сделать определенные выводы. Этот сэр — исключительно брезгливый человек. В господском доме он позволит находиться самому малому и самому необходимому количеству прислуги. А чернокожих рабов — даже близко не подпустит. Нам это на руку.

Сидеть и ждать — наискучнейшая забава. Заскучав и досконально изучив все в пределах обзора, я прокралась к черному выходу и заглянула за угол. Крохотная надежда, что я увижу несущихся навстречу капитанов, не оправдалась. Воздух холодел с каждой минутой, близился рассвет. Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока не обратила внимания на незакрытую дверь кухни. Около минуты ушло на внутреннюю борьбу. Оглядевшись по сторонам, я потянула ручку на себя и просунула голову в проем. Никого. Со стороны парадного двора донеслись крики и разъяренный лай собак. Я проскользнула внутрь и прикрыла дверь. В большой, наполненной запахом пряностей кухне куда теплее, и все же задерживаться я не собиралась. Наугад открыв одну из трех дверей, я юркнула в проем и оказалась в кромешной темноте. Сначала подумала, что это кладовка, но потом глаза привыкли, удалось различить силуэты окон и поблескивающие ребра ступеней. Преодолевая марш, с каждым скрипом я все больше вжимала голову в плечи. Будто бы это могло помочь. Неведомыми путями я оказалась на той самой площадке, откуда Эглтон дал великодушное разрешение войти. Не так уж дом на холме и огромен. Прижавшись к стене и шаря по ней руками, я продвигалась вперед, больше полагаясь на удачу, чем на собственную осторожность. В особняке стояла пугающая тишина, и каждый шаг походил на прыжок мамонта. Наконец, потеряв не один десяток калорий и нервов, я достигла нужной двери. Створ отошел без единого звука. Шагнув в кабинет, я тут же кинулась к столу. За это пришлось заплатить синяком на колене. Внутри бурлил адреналин вкупе с чувством непреодолимого восторга, вот только нужный ларец никак не хотел находиться. Наконец пальцы нащупали ящик, и восторг сменился стократ большим разочарованием. Как можно было забыть, что ящик заперт! Неестественно тараща глаза — словно бы это могло помочь, я судорожно искала ключи. Наивность — главное свойство идиотов. Вот так запросто Эглтон, великий сэр коллекционер, оставит ключ от ящика с главным сокровищем! Конечно, нет. На книжной полке вместо изящного пера обнаружился тонкий кинжал. В голове мелькнула идея, но клинок не подчинился и даже на миллиметр не вошел в скважину. Потерпев поражение и потеряв терпение, я пошла грубым путем. Вставив клинок в щель между ящиком и стенкой стола, я решила его нагло выломать. Поначалу ничего не получалось, клинок намертво застрял. Но затем подался вперед, ящик ответил скрипом, затрещал замок. Почувствовав запах победы, я надавила сильнее — как оказалось, слишком. Ящик дрогнул, неестественно подпрыгнул, замок перекосился, и пальцы скользнули внутрь. Приложив ещё чуток усилий, я наконец смогла выдвинуть его. Не мешкая, рывком распахнула ларец, сунула компас в карман и бросилась прочь. И в дверях нос к носу столкнулась с Эглтоном.

Да, видимо, вела я себя не так тихо, как думала. Да и ящик не щелкнул вопреки ожиданиям, а громыхнул, как полагается. Да и все мои взломщические попытки произвели гораздо больше шума, чем думалось.

Эглтон — в ночной сорочке, кружевном чепчике — явно не ждал столь наглых гостей. В руке у него подрагивал подсвечник. Он стал медленно поднимать его к моему лицу. Действуя быстро, я саданула его коленкой и без оглядки бросилась наутек. Беру свои слова назад: дом на холме огромен! И запутан, как лабиринт Минотавра! Как мотылек, я носилась от одной двери к другой, пытаясь найти выход. Наконец, сбив с ног слугу-индюка, чуть ли не кубарем вывалилась из парадных дверей. Не заметив, как преодолела центральную аллею, я влетела в заросли кустарника и распласталась на земле. Позади слышались крики. Думать было некогда. Хлопнув по карману и убедившись, что компас со мной, я выскочила на тропинку и припустила по ней без оглядки. Бежать с горы, бесспорно, было легче, ровно до тех пор, пока легкие не начали гореть: воздух поступал с трудом, я походила на бьющуюся о палубу рыбешку. Силы окончательно растворились, едва перед взором расплывчато заплясали очертания домов, уже не похожие на макеты архитектора. Ноги отказывались подчиняться, неся меня прямиком к деревянной стенке домика. Упала я прежде, чем впечаталась бы в бревна. Горло хрипело, сердце стучало бешено, везде — и в груди, и в висках, и даже в коленной чашечке. Даже показалось, что сознание ненадолго покинуло меня. А может, и не показалось.

Мышление вернулось быстро. Уже рассвело, но солнце ещё не перебралось через невысокие крыши. Та тропинка, по которой я якобы бежала, исчезла, словно её и не было. Неудивительно. Зато испробовала на собственной шкуре отличный фразеологизм: «куда глаза глядят». Быть может, это сыграет против преследователей. Но не успела я достаточно собраться с силами, как услышала в джунглях собачий лай. На долю секунды каждую клеточку сковал страх. Затем я вскочила и, мечась от стены к стене, продолжила бег. В голове смутно всплывали обрывки пути, повороты, знакомые лавчонки. Наконец я оказалась в людской толчее, посреди огромной площади, совершенно дезориентированная и без единой толики сил. Я не имела понятия, где порт, где гавань, где та бухта… Захотелось упасть на колени и разрыдаться. Или просто упасть…

Словно волчок, я вертелась из стороны в сторону, пытаясь угадать направление. Не сразу до слуха донесся громкий и хлесткий крик: «И-и-и-и-х-х-а-а-а-а!». Так погоняют экипажи. Народ резво разбегался в стороны, и только я стояла как истукан. Зацокали копыта, послышалось возбужденное ржание, особый перезвон упряжи. Из переулка вылетела карета с парой гнедых и понеслась на меня. Я отпрыгнула в сторону, пошатнулась и почувствовала, как меня обхватывают за талию и тащат назад. Все смешалось. Включилось обостренное желание обороняться. Я завизжала. Чья-то рука властно закрыла мне рот. Взгляд уперся в обитый бархатом потолок, а затем надо мной нависла физиономия Джека Воробья.

— Мммм! — закричала я, яростно вращая глазами.

— Оу, прости. — Джек тут же убрал руку.

Я поняла, что полулежу на нём. Попыталась встать. Получилось похоже на тщетные попытки букашки перевернуться со спины. Развалившись на сидении и облегченно выдохнув, я, наконец, решилась посмотреть на Джека. Вид у него был жутко недовольный, а в правом рукаве рубахи не хватало большого лоскута.

— Спасибо, — просвистела я, желая хоть как-то прервать молчание. Джек одарил меня рассеянным «угум». Глянув в окошко за спиной, я увидела на козлах Джеймса. Само собой назрел вопрос. — Где вы были?

Джек нервно хохотнул и зыркнул на меня безумным взглядом.

— Испытывали гончих.

— Ааа, так это они за вами… — Слова застыли на языке под грозным взглядом кэпа. Спустя несколько минут, три раза подпрыгнув на кочках, я вновь заговорила. — Тебе не стоит расстраиваться. Не так уж все плохо кончилось. — Джек вновь посмотрел на меня. Его левая бровь недовольно изогнулась. О, как же я знала этот взгляд! И как я по нему скучала! Я позволила себе говорить несерьезно. — Знаешь, даже в наших марафонских забегах есть один исключительно полезный итог. — Рука в кармане сжала компас. — Я бы даже сказала, что все было не напрасно. — В глазах Джека сверкнула искра заинтересованности. — Не требую оваций, — проговорила я, доставая из кармана компас и демонстрируя его капитану Воробью.

Несколько секунд Джек сверлил взглядом вещицу, затем заулыбался и откинулся на спинку сидения. Его довольная физиономия заставила меня радоваться вдвойне.

— Ах, — сверкнули карие глаза, — добыла компас. Впечатляет. Любопытно, как?

Положив компас рядом на сидение, я только хохотнула и отвернулась к окну. В голове кружили веселые и не во всем адекватные мысли. Было радостно просто от того, что у меня все получилось. И получилось без проблем. Почти. По сути, я лишь воспользовалась ситуацией, но даже этого хватило, чтобы задрать нос чуть ли не до потолка. И пусть ещё совсем недавно я со всех ног удирала от проходимца на Тортуге, теперь же внутри меня расправляла плечи будущая гроза морей.

Чувствовать заинтересованный взгляд Джека безумно приятно. Внезапно на меня напало игривое настроение. Захотелось потянуть интригу, заставить кэпа придумывать самому, догадываться, каким таким немыслимым способом женщина сумела раздобыть столь нужный компас. Поэтому, напустив на себя несколько скучающий вид, я решила дать исчерпывающее объяснение: «Это было легко». Вряд ли Джек в это действительно поверил. Уж наверняка он видел мою раскрасневшуюся перепуганную физиономию с раздувающимися ноздрями и ручьями пота. По ней ясно видно, насколько все было легко.

Кэп удовольствовался моим объяснением и не без радости прицепил компас обратно на пояс. Я проводила его движения долгим взглядом. Что, если капитан Воробей решит испариться, получив компас? Мне очень хотелось безоговорочно доверять Джеку, да я и доверяла. Но постоянные подозрения со стороны Джеймса заставляли настораживаться и меня. Что поделать, его логические выводы трудно оспорить.

Джек вальяжно развалился на сидении, щурясь, как сытый кот. За окном серо-коричневый пейзаж городских улочек сменился сочной зеленью джунглей. Дорога то и дело давала карете смачный пинок, отчего приходилось подпрыгивать и судорожно хвататься за ручку на дверце. Лошади пошли быстрее, карета раскачивалась из стороны в сторону и противно дребезжала. Тропическая зелень подступала всё ближе, порой длинные ветки со смачными шлепками проваливались в окошко. Мы ехали не меньше получаса, но ещё столько же времени в тряской карете, боюсь, я бы не выдержала.

— Можно спросить? — заулыбалась я, обращая на себя внимание Джека. — Слыхала, тебя повесили. Правда?

— Да, — не задумываясь, кивнул Воробей. Затем добавил, слегка наклонившись: — Формально.

— О-о-о, — многозначительно протянула я. — И как же тебе удалось сбежать де факто?

Лицо пирата осветилось золотозубой улыбкой.

— Я же капитан Джек Воробей! Само собой, это было легко. Я убедил палача отказаться от этой гнусной затеи.

— Мягко? — Я придвинулась ближе к краю, изображая наивного ребенка.

— Хм, — Джекки задумался, прикладывая палец к бороде, — вполне. Пинком попросил его нажать на рычаг и открыть люк прежде, чем надеть петлю на шею. Мне трудно отказать, — ехидно улыбнулся кэп. — А дальше пробиться сквозь толпу балбесов в форме и праздных гуляк — плевое дело! — Джек заулыбался ещё больше, видя мою реакцию. Я буквально открыла рот от изумления. В голове издохла последняя адекватная мысль. — Как видишь, — кэп развел ладони в стороны, — всё просто.

Я захотела ответить, что это, мол, чистой воды вранье, но тут карета высоко подпрыгнула, заржали лошади, и экипаж остановился. Немыслимыми тропами мы добрались до утеса, с которого как на ладони были видны наши суда. Набрав в легкие как можно больше свежего воздуха, я позволила себе замереть на краю и блаженно прикрыть глаза. Долго медитировать не пришлось. Уитлокк быстро освободил коней и звонким шлепком отправил их обратно в город. Мой непонимающий и расстроенный взгляд так и не удостоили ответом.

В бухту спускались молча. Как говорится, каждый молчал о своем. Мои мысли погрузились полностью в контроль над телом, чтобы коленки вдруг не выгнулись в обратную сторону и не заставили меня катиться по каменистым склонам. Джеймс был так увлечен командованием нашим маленьким отрядом, что даже не удосужился выслушать сказание о моих подвигах. Торжественное сообщение об обретении компаса обошло его стороной. Похоже, поэтому он так угрюмо маршировал далеко впереди. Джек Воробей, напротив, буквально искрился от радости, ловко маневрировал между деревьями и что-то мурлыкал себе под нос. Я старалась держаться как можно ближе, но давалось это с трудом. Причем, требовалось ещё сохранять беззаботный вид, мол, мне всё равно, сижу ли я в садовых качелях под опахалом или прыгаю через коряги в жарких лесах.

Выбравшись на пляж, я осознала, что сил осталось только на самый короткий путь — до кровати. Пока мы ждали шлюпку, я решила поговорить с Джеймсом. Уж больно не нравился мне его настрой. Капитан держался поодаль, хмурый взгляд буравил линию горизонта.

— Эй, — тихо окликнула я, — кэп, улыбнитесь. — Он обернулся, и его глаза слегка посветлели. — Ты не дал нам сказать, что компас снова у нас.

— Я заметил.

— А… Как… Поч… — Все заготовленные фразы пали прахом. Пришлось взять тайм-аут и отбиться ото всех догадок, чтобы спросить напрямую: — Тогда что произошло?

Уитлокк долго смотрел на меня, словно взвешивал — говорить или нет. Я не настаивала, но неприятное чувство позволило себе расправить плечи. Снова он секретничает. Ответ я так и не получила. Пришла шлюпка, и не хотелось ждать ни секунды, чтобы без сил грохнуться на мягкую постель. Мне было всё равно, когда я перебросила свое изнуренное тело через перила фальшборта и поплелась в каюту на «Страннике». Сбросив сапоги с истертых в кровь ног, я рухнула лицом в подушку и отключилась. Но за миг до того, как разум провалился в сонное небытие, в голове успела промелькнуть тщедушная мыслишка: что, если Джек, получив компас, просто исчезнет?

====== Глава VII. Начало ======

Нет ничего приятнее натурального сна без задних ног после столь изнурительного дня. Когда я проснулась, в каюте поселились густые сумерки, а сквозь трещину в стекле насвистывал песню резвый ветер. Тело болело так, словно бы по мне проехался экипаж. Сделав по комнате всего несколько шагов, я застонала, как столетняя старуха, и даже на миг поддалась искушению рухнуть обратно в постель. Но любопытство было сильнее. Едва выйдя на палубу и не успев толком осмотреться, я столкнулась с Джеймсом. Капитан беззаботной походкой направлялся в трюм, что-то тихо напевая под нос. При моём появлении он тут же напустил на себя серьезный вид занятого человека, но блестящее в глазах довольство скрыть не получилось.

— Всё хорошо? — Я неловко отступила на шаг назад и рассеяно улыбнулась.

— Вполне, — коротко ответил Уитлокк, бросив беглый взгляд за спину. Впереди мерно покачивались мачты «Жемчужины», постепенно растворяющейся в темноте. Только огни помогали не потерять её из виду.

— Конечно, он остался, — пожала я плечами. — Он не такой мерзавец, как ты думаешь, — в который раз заметила я.

Джеймс непонятно хмыкнул и с улыбкой спустился в трюм.

К вечеру следующего дня, когда солнце уже сбрасывало с себя обжигающий зной, все встрепенулись от крика смотрящего: «Земля!». Собственно, само радостное сообщение я пропустила за занятием, по моему мнению, важным делом. Скоро сходить с судна и отправляться на неведомые поиски. Зная, какой картой мы располагаем, можно справедливо предположить, что тропические заросли заставят меня их ненавидеть. Я решила подготовиться, благо капитан Уитлокк оказался щедр на подарки и снабдил меня ещё парой комплектов одежды. Вторую половину дня я провела, вертясь перед зеркалом и выбирая, в чём я буду смотреться «по-пиратски» и в то же время смогу без стеснения лазать по кустам. О приближении земли я догадалась по поднявшемуся наверху топоту. Он был так отрепетирован, что и не ошибёшься: не нападают, не в порт заходят, а именно остров на горизонте!

Я прилипла к иллюминатору, стараясь хоть краем глаза заметить тонкую желто-зелёную полоску, плывущую в закатном мареве. Мне не терпелось поскорее ступить на землю, на знаменитый остров Креста! Увидеть развалины церкви, покрытые моховой шерстью. Глядишь, у берега всё ещё плещутся волны о прогнившие доски мельничного колеса. Внутри будто слышался звон пружины нетерпения. Радостно пристукнув зубами, я вышмыгнула из каюты. И тут же вернулась, забыв доверенную мне ─ скорее как аксессуар, ─ тупую саблю. Вместе с ней пришлось провозиться, нацепляя перевязь: руки дрожали от спешки, ремень не застегивался, то волосы мешали, то рубашка…

Когда я наконец выбралась на палубу, то оказалось, что пропустила самое интересное. Первым попался на глаза Уитлокк. Его вообще было трудно не заметить, когда капитан буквально пронёсся мимо, прожигая взглядом всё на пути. Остров оказался гораздо ближе, чем я думала. «Призрачный Странник» бросил якорь. По правому борту от него и чуть поодаль приспускались чёрные паруса «Жемчужины». Ожидаемый восторг с моей стороны ограничился чем-то похожим на вздох и чихание одновременно. Мы подошли к острову с другой стороны, так что с судна открывался живописнейший вид на узкую кривую песка и поросший сочной зеленью искривленный холм. Я весь день провела в ожидании импровизированной экскурсии по местам «боевой славы», а придётся начинать путешествие с… бугра! Но вряд ли Джеймс расстроился из-за этого. Убрав с лица выражение неудовлетворённых эстетических потребностей, я с полуулыбкой на губах поднялась на мостик. Мне прекрасно известно правило: никто не поднимается на капитанский мостик без разрешения капитана. Джеймс упразднил для меня это разрешение сразу, но сейчас его взгляд заставил приостановиться в нерешительности. За его спиной Бойль хмуро и сосредоточенно сматывал канат, то и дело бросая взгляды на «Жемчужину».

─ В чём дело? ─ самым нейтральным тоном спросила я, когда Джеймс с яростью воткнул в карту ножку циркуля.

─ Полный порядок, ─ глухо отозвался он и отвернулся к острову, что-то высматривая в трубу.

─ Хорошо. При чём здесь «Жемчужина»?

Уитлокк тут же обернулся.

─ Ему следует уйти. Тебе не кажется? ─ В меня впился упрямый взгляд голубых глаз. Я удивлённо изогнула бровь и позволила себе смешок.

─ Джеймс, что страшного в том, что они бросили якорь? Может, им нужна пресная вода?

Капитан сощурился и бросил косой взгляд на фрегат. Около минуты он молчал, затем его лицо просветлело.

─ Я отправляюсь на «Жемчужину».

─ Чудно! ─ мгновенно ляпнула я. Потом, поняв смысл слов, уточнила: ─ А зачем?

Вместо пространных объяснений Уитлокк предложил последовать за ним. Капитан Воробей буквально светился от счастья при нашем появлении, даже подал мне руку, как истинный джентльмен. Я в неё вцепилась так, будто меня за лодыжку Кракен тащил. Глянув в спокойные карие глаза, я забылась, растягивая глуповатую улыбку. В бренный мир я вернулась не сразу, благополучно пропустив первую часть разговора.

─ Что ж, даже несмотря на авантюру, в которую ты нас втянул, должен сказать спасибо. Своё обещание ты выполнил, ─ произнёс Джеймс с таким посылом, будто Джек покорил Эверест.

─ Мне было приятно, ─ улыбнулся кэп.

─ Надеюсь, впредь ты будешь заранее сообщать обо всех… нюансах, ─ Уитлокк тут же охладил его пыл. ─ Хотя, думаю, это наша последняя встреча.

─ Постараюсь не забыть, ─ пропуская всё мимо ушей, ответил Воробей.

─ Желаю удачи. ─ Джеймс кивнул на прощание. Не успел Джекки ответить, как Уитлокк, проводив взглядом спускающуюся на воду лодочку, буквально накинулся с вопросами: ─ Спускаешь шлюпку? Сойдёте на берег? Разве ты не уходишь?

Джек отклонился назад, словно уворачиваясь от вопросов.

─ Надо пополнить запасы воды, ─ невозмутимо ответил он. С моих губ слетело писклявое хихикание, и я поспешила прикусить язык.

Джеймс хмуро изучал «ангельский» взгляд Джека Воробья, ища в нём хоть толику подозрительности. Джек меня не удивил. Я бы, скорее, удивилась, если бы он ушёл. Я давно пришла к выводу, что не из доброты душевной капитан Воробей нанялся нам в проводники. А подозрительность Джеймса пугала не на шутку: уж не остров ли он собрался делить?

И всё же Джеймс вспомнил о манерах и о пиратском приличии и, не сказав ни слова, поспешно вернулся на «Странника». Я несколько замешкалась, провожая внимательным взглядом бочонки, что матросы Джека с притворной лёгкостью спускали в шлюпку. В то же время мне хотелось найти хоть какое-то предположение, зачем Джеку остров Креста. Но кэп не давал поводов усомниться в своей честности: словно и забыв о моем присутствии, Джек снабжал матросов, идущих на берег, ценными указаниями. Окинув меня быстрым взглядом, как бы только заметив, Воробей, не глядя, остановил Гиббса и отправил его вместе с людьми из команды на берег: «чтоб поживее управились и до заката убрались отсюда». Мне же внимания не уделили вовсе. Не солоно хлебавши я ступила на палубу «Странника» и разочаровалась ещё больше. Капитан Уитлокк не разделял спешки капитана Воробья. На берег он решил сойти с рассветом и немедленно приступить к поискам. Я справедливо заметила, что с проводником, человеком, хотя бы частично знающим остров, пришлось бы куда легче. Но мои намёки Джеймс намеренно пропустил мимо ушей.

Пока команда «Странника» выполняла рутинную работу, а капитан составлял план «вылазки на остров», я коротала время, повиснув на планшире правого борта. Шлюпка с «Жемчужины» резво добралась до берега. Три долговязые фигуры, подгоняемые четвёртой, более упитанной, несколько минут провозились у кромки воды, бочки забрались на их загорелые спины, и отряд стремительно пересёк неширокую полоску песка, а затем джунгли спрятали его от моих глаз. Забавно, думала я, в прошлый раз всё началось с острова, бочек с водой и трёх разговорчивых матросов. И сейчас меня не покидало чувство чересчур реального дежавю. Я, усевшись на пушку, подпёрла подбородок руками и утонула взглядом в сочной зелени. Краем глаза я видела трепещущие заплатанные паруса «Жемчужины». Мысли бродили в затягивающей трясине ностальгии, и невольно всплывали обрывки прошлой истории. Теперь, гораздо сильнее, чем раньше, она казалась сказкой. Наверное, так бывает, когда сталкиваешься с иным началом. Уж куда лучше всё складывалось в прошлый раз, точно кто-то нарисовал волшебную дорожку, что привела меня прямо к Джеку. А сейчас моя тропинка петляла, петляла, ходила вокруг да около и терялась в непонятном грядущем облаке. И что самое обидное ─ я в этой ситуации оставалась беспомощной куклой, от которой ничего не зависело. Да, и, честно признаться, мне не хотелось быть причастной ни к чему, что уводило меня дальше от капитана Воробья и «Жемчужины». Тут эгоистичность брала верх.

Вскоре на палубе стало скучно. Матросы «Странника», управившись с делами, разошлись, на берегу лишь лениво помахивали листьями пальмы. В кои-то веки мне захотелось поговорить, но Барто ─ мой обычный собеседник ─ чем-то занялся на нижней палубе, и в моём распоряжении остался Уитлокк, спрятавшийся в своих апартаментах.

─ Что-то произошло? ─ тихо и даже как-то равнодушно поинтересовалась я. Джеймс и глаз не поднял. ─ Чем ближе остров, тем мрачнее ты становился. Теперь и вовсе заперся в каюте с этой… заплатой. В чём дело?

─ Мне не нравится эта затея. Не нравится, что мы в ней участвуем. ─ Джеймс покачал головой.

Я неровно выдохнула и примостилась на скамье у иллюминатора. На море опустилась кромешная тьма, но на западе, исчезая, ещё светилась желтовато-оранжевым тонкая полоска, опоясывающая горизонт. В каюте тишину нарушал лишь равномерный полушёпот-полускрип досок на потолке. Последние отсветы солнца сползли за горизонт, и увереннее замерцали бриллианты звезд. Я вспомнила свою бабулю: каждый раз, когда я сомневалась в необходимости или желании что-то делать, она говорила: «Ну и правильно. Ну и не делай». Но говорила она это так, что какие бы то ни было сомнения исчезали, и оставалось только всей моей душой ненавистное «надо».

─ Так не участвуй. Ты не обязан это делать. Думаю, без этого камня мир не рухнет. ─ Я дыхнула на стекло и стала выводить непонятный узор. Джеймс ничего не ответил. Его отражение в стекле, не бог весть какое, хмуро потерло виски. Капитан тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, буквально впился пальцами в карту. По-моему, он воспринимал ситуацию чересчур серьёзно. Джек уходил или уже ушёл, и не было нужды скрывать, что теперь меня нисколько не волновали поиски. Единственным интересом, ради которого я создавала бурную деятельность, была возможность вновь встретиться с Джеком и попытаться всё исправить. Я припомнила тот день у острова Песо, полный недомолвок и взаимной неприязни разговор и пришла к выводу, что наш нагловатый гость блефовал. Кто настолько силён и безрассуден, чтобы идти… войной на Тортугу?! Даже Беккет, мир его праху, и не думал о таком. Обернувшись и одарив Джеймса сочувствующим взглядом, я направилась к выходу, но у двери задержалась: ─ Ты не обязан искать камень. Возвращайся к обычной пиратской жизни.

─ Я дал слово, ─ возразил Уитлокк, поднимая на меня взгляд.

Я хотела было рассмеяться и заметить, что пирату можно переступить через узы благородства, но вовремя вспомнила, где… точнее, когда я. Да и Уитлокк, кем бы он себя ни считал, кем бы ни считали его другие, всё ещё оставался тем английским аристократом с идеальными манерами, что я встретила пару лет назад. Разве что он возмужал, слегка зарос и загорел. Так что вопрос чести и данного слова мог стать веской причиной.

─ Раз всё решил, не стоить пересматривать решение. Как бы ни относились к этому договору, надо его выполнить. ─ Этими словами я в очередной раз подтвердила своё участие в поисках клада, хотя вовсе не хотела этого делать. Джеймс улыбнулся и покачал головой. ─ Что?

─ Спасибо. Ты готова отправляться на поиски, несмотря на то, что совершенно этого не хочешь.

Мне стало неловко, и, чтобы не выдать своего смущения, проглотив комок, я протянула задорное «Та-а-ак-с». Водрузив на стол два канделябра, я углубилась в наиподробнейшее рассмотрение карты. В принципе с последнего раза нашей с ней «встречи» она не изменилась. Не исчезло и моё стойкое убеждение, что у нас лишь часть карты. Художник или, пардон, картограф был максимально небрежен. Хотя это, наверное, совсем не то слово. Создавалось впечатление, будто карту рисовал ребенок трёх лет. Она была нетипична настолько, насколько могла. Когда я впервые взглянула на план, с трудом угадывался лишь набор букв в углу. Барто каким-то немыслимым способом удалось прояснить рисунок. Правда, набор букв так и остался непонятым набором букв, похожим на проклятье: «Зуклаар Риделис». В центре карты неизвестный показал весь свой художественный талант и изобразил сосну на холме. Этот «пейзаж» занимал центральное место; размером чуть ли не в половину «холста», он являл собой странное сочетание. Сосна была изображена натурально, с прорисованными ветвями и искривлённой макушкой. Но высилась она на том, что ныне называют «топографический знак «Холм». Холм косило вправо, как и вершину дерева. Чуть выше и по обе стороны в явной спешке отметили какие-то мишени, иначе не назовёшь. Располагались они на одинаковом расстоянии друг от друга, и, если их соединить, получался идеальный равносторонний треугольник. Я пробовала так делать, но это не прояснило ровным счётом ничего. Левую и верхнюю мишени разделяла штриховка шириной в дюйм, верхнюю и правую ─ дюйм «галочек», словно бы ребёнок хотел нарисовать горы. Внизу карта путалась ещё больше, оказываясь схемой в схеме ─ тут наши мнения с Уитлокком сошлись. Квадраты, не больше четверти дюйма, ─ девять с одной стороны и два с другой, разделённые дугой, похожей на мост. Справа их огибали ровные штрихи, а слева ─ лишь жирная линия уголком. Но, кроме всего прочего, бессовестные создатели карты лишили нас последнего ориентира: вместо традиционной стрелки север-юг в правом верхнем углу тощая, как столетний узник Бастилии, стрелка указывала на… бокал, у которого отломалась ножка у самой вершины. Потрёпанная, пожелтевшая, с парой дырок, карта выглядела так, словно какой-то чёрт в аду, занимаясь художеством, в порыве гнева вышвырнул её в открытое окно.

─ Ей достаточно дырок. ─ Я вздрогнула и подняла на Джеймса глаза. В каюте как-то незаметно потемнело, и тьма грудилась за границей круга света. Воск со свечей свисал ступенчатыми сталактитами, и на столе расплывалось желтоватое пятно. Похоже, я слишком увлеклась.

─ А толку-то? Ведь на ней ничего не понятно. Как мы сориентируемся?

─ Сосна. Здесь они не растут, начнем поиски с неё.

─ Будем искать то, чего нет?

─ То, что она символизирует.

И ведь правда, как бы я ни поносила картографа, не стал бы он рисовать диковинное дерево, не желая этим что-то сказать.

─ Так что же, будем просто гулять по острову, пока не наткнёмся на символ сосны? ─ Джеймс как-то виновато пожал плечами. ─ Без того, кто хоть отчасти знает остров, придётся туго, ─ заключила я с тонким намёком. Но Уитлокк его проигнорировал. Я рассказала всё, что знала об этом острове, ещё в начале путешествия и позже не преминула сообщить пару-тройку раз, что капитан Воробей знает куда больше. И опять осталась с носом. Джеймса Уитлокка абсолютно не интересовала выгода, если эта выгода обрекала его на времяпровождение бок о бок с Джеком Воробьём.

Вскоре я ушла к себе, но долго ещё не могла уснуть. Не давали покоя мысли о людях, что далеко и близко. Я прилежно, но тщетно пыталась отделаться от них, считала овец и прислушивалась к столь многогранному скрипу досок. Потеряв терпение, я отправилась на палубу. Пираты (хотя язык не поворачивался команду «Странника» так называть) проводили время в кубрике под храп своих товарищей. Двое вахтенных смиренно вышагивали вдоль мачт и даже не обратили никакого внимания, когда я уютно примостилась на ступеньках. С какой-то отчаянной надеждой я глянула право по борту. Но «Жемчужины» не было, похоже, вдалеке растаял и её мерцавший кормовой огонёк. Я представила, будто она все ещё здесь ─ тихо плещутся волны о её корму, и судно лениво переступает по гребням. Гиббс, заперев трюм и передав ключи Джеку, поднявшись на палубу, отхлёбывает из фляжки пополняемый НЗ. Коттон, встретив вернувшегося с суши Попугая, неуклюже кивает старпому и спускается в кубрик. А там на него наваливается гоготание и скудные, но оглушительные овации. Он непонимающе озирается и встречается взглядом с Попугаем, отчего гогот вспыхивает пуще прежнего. Гиббс, обогнув грот-мачту и услышав смех, кивает своим мыслям и усаживается на лестнице, поглубже вдыхая ночной воздух. Желанная прохлада забирается под видавшую виды рубаху и разгоняет стайки мурашек по коже. А в каюте капитана горит один-единственный подсвечник. Джек, закинув ноги на стол, с интересом рассматривает какую-то вещицу, что он реквизировал в порту. Нет-нет да и скользнёт его рука на пояс, и пальцы быстрым движением коснутся компаса. Взгляд кэпа падает на ром, стоящий у края, и тут же сосредоточенное выражение лица разбавляет тень самодовольной улыбки. Пират берёт бутылку, в карих глазах вздрагивает отражение свечи. Джек, отсалютовав в темноту, отхлёбывает ром и улыбается пуще прежнего…

К вечеру на море снисходит желанная после жаркого дня прохлада. Но ночью в море холодно, если ты не набросишь китель или в желудок периодически не будет попадать ром. Я замечталась, волны убаюкивали, а перила гостеприимно заменили пуховую подушку. Разлепив глаза, я упёрлась взглядом в белоснежный ворот рубахи. Джеймс нёс меня на руках, стараясь ступать как можно тише. Моя рука беззаботно обхватывала его за шею, а теплота капитанского тела была, признаться, приятней покрывшихся росой досок. Я страшно смутилась и, поддавшись глупой панике, попыталась вырваться из объятий капитана. Но он лишь сильнее прижал к себе и глянул с укором настоящего старшего брата. Я смутилась ещё больше и, заливаясь краской, пропищала: «Я сама». Джеймс усмехнулся, ногой распахнул дверь в каюту и усадил меня на кровать. Затем, галантно кивнув, поспешил уйти и уже в дверях тихо пожелал доброй ночи.

Около получаса у меня ушло на то, чтобы посидеть в обнимку с коленями и представить, как смешно я буду завтра выглядеть, когда встречусь с ним. К счастью, спугнутый сон довольно быстро вернулся, облачил в кокон и унёс в пропасть диковинных сновидений.

====== Глава VIII. Остров Креста ======

Ох, напрасно я переживала, как буду выглядеть в глазах капитана Уитлокка. Ранним утром — настолько ранним, что даже птицы сладко спали, — Бойль разбудил меня таким грохотом в дверь, будто собирался её снести. Я подскочила на кровати и прокричала что-то нечленораздельное. Стук моментально сменился возней.

─ Мисс? Вы не спите? ─ Я аж воздухом поперхнулась от наглости. Бойль не дождался, покасозреет остроумный ответ: ─ Все равно вставайте. Пора на сушу.

Размашистые шаги удалились. Долго не решаясь сползти с кровати, я все же встала. Из иллюминатора виднелось ничего. Плотный туман, хоть в корзинку собирай, поглотил всю округу. И куда они собрались идти, ёжики несчастные?!

Кое-как пригладив волосы, и не прекращая ворчать, как древняя старушка, я показала нос на палубу. Никогда не привыкну к команде «Странника»! Бодрые, юркие, выспавшиеся пираты, напевая забавную песню, готовили шлюпки к спуску:

─ Пусть в кармане ни гроша и рубаха в дырках, в море просится душа, ну а тело — в битву!

Сколько радости в лицах! Они что, задумали избавиться от капитана?

─ Не спать! ─ Барто хлопнул меня по спине, что я аж согнулась в три погибели. ─ Чего бледная такая? Гляди, какое утро! ─ Я оглядела туман и пристукнула зубами. ─ Морские черти! Правду говорят, бабы и море ─ пропащее дело.

Я возмущенно вскинула брови.

─ Пусть вас завтра Бойль разбудит, то-то я позлорадствую.

Барто развел руками.

─ Он и так всех каждое утро будит.

Я ещё больше поразилась и, проворчав под нос: «Мне так не нравится», побрела прочь. Куда ─ без понятия. Туман собирался все гуще, так что на ярд впереди ничего не разглядишь. Удивительно, что за борт не свалилась. Шаря руками впереди себя, я наткнулась на чью-то твердую спину.

─ Доброе утро! ─ улыбнулся Джеймс. Я ответила раздраженным вздохом. Капитан легко это уловил. ─ Раньше начнем ─ раньше закончим.

Я с трудом подняла на него глаза, полные мольбы вернуться в каюту. А ведь вчера строго-настрого приказала капитану Уитлокку меня не забывать.

─ Туман, ─ выдохнула я.

─ Ничего, как доберемся до берега, встанет солнце.

─ До берега? ─ усомнилась я и попыталась схватить рукой туман, дабы подкрепить свои сомнения.

─ С нами Барто. ─ Железный аргумент: одноглазый будет искать путь в тумане! ─ Не ворчи, мне уже совестно, что поднял тебя так рано, ─ заулыбался Джеймс. Я смягчилась и улыбнулась в ответ. Умеет же он, когда надо, ключик к настроению подобрать.

К тому времени, как спустили шлюпки, солнце показалось над гладью моря, и туман и вправду начал рассеиваться. В первую шлюпку сели капитан, старпом и я; во вторую загрузили фляги с острова Песо и корзины для фруктов, с гиганьем туда спрыгнули братья-близнецы. Понятия не имею, откуда они взялись на «Призрачном Страннике». Я невольно сравнила капитана Воробья и капитана Уитлокка, когда Джеймс, не дожидаясь, пока Барто поудобнее устроится на банке, быстро сел на весла и начал грести. При первой встрече, на покоящейся на дне «Трепетной лани», я и помыслить не могла, что из пропитанного насквозь манерами, французским и непримиримостью со всяким злом губернаторского сынка получится такой отличный капитан и… друг. Всю дорогу, вцепившись в бортики шлюпки, я сосредоточенно вглядывалась в очертания острова за спиной Уитлокка. Медленно и уверенно он приближался к нам, стряхивая туманную пыль и превращаясь из зеленого горного месива в пересеченный хребтами уголок дикой природы.

Барто травил какие-то байки, но я его не слушала, с грустью раздумывая над тем, сколько сил мы потратим впустую, днями напролет блуждая по джунглям. Отчего вчера, а ещё лучше пару-тройку дней назад, мне эта идея не показалась такой безумной? Нужно было настаивать на своем и добиться согласия Джеймса. Тогда при помощи Джека Воробья и его компаса мы бы довольно скоро нашли уже ненавистный артефакт, убрались с острова и отделались от самоуверенного француза с его «армадой». Знаю, остров ни в чем не виноват, но сам факт, что Морской Дьявол предпочел прятать здесь свое сердце, выставлял его не в лучшем свете.

И все же на землю я ступила не без радости. Песок приятно расплывался под босыми ногами. Пока мужчины вытаскивали шлюпки на берег и решали, что делать дальше, я прошла вперед, насколько это возможно. В нескольких ярдах море ещё не слизало следы вчерашних гостей. Грустная улыбка вновь коснулась губ. В последние дни я слишком увлеклась гореванием «о не том корабле». Вообще-то, наконец сказала я себе, будь благодарна, что все сложилось так хорошо, и ты сыта, одета, в приятной компании, а не бродишь, как побитая собака, с голодным видом по рынку Тортуги и тебя пинают все, кому не лень.

На поиски сосны ─ или её образа ─ отправились только вдвоем. Джеймс так и не объяснил, почему никого не взял из команды.

─ По-моему, вдвоем невозможное все больше переходит в раздел невероятного, ─ заметила я, когда мы преодолели первый подъем. От пляжа местность ровно убегала в джунгли, встречая гостей пышным кустарником и сочной травой. Через несколько сотен ярдов землю проел неширокий овраг, через который гостеприимным мостом распласталось некогда высокое дерево. Не сосна. Преодолев овраг, мы оказались у подножья холма, на вершине которого в кроне деревьев возмущенно покрикивали обезьяны.

Джеймс оглянулся назад, зачем-то бросил взгляд на карту и посмотрел на меня. Я не встретила взгляд, полный энтузиазма, скорее, он был наполнен безвыходной необходимостью.

─ Неизвестно, что нас ожидает, ─ ответил Уитлокк.

─ Ха, ─ я приподняла брови, ─ нами не жалко пожертвовать. ─ Вдохнув, я пошла вперед.

─ Я не это имел в виду, ─ возразил Джеймс. Едва я открыла рот, как опроверг ещё одно предположение: ─ Я доверяю своей команде. Как и они мне. Но я не хочу, чтобы… ─ Он умолк. Напряженный взгляд ясно объяснил, что капитан что-то услышал и теперь хочет это что-то увидеть. Я ничего не слышала, но предпочла закусить губу и положиться на своего спутника.

Уитлокк медленно двинулся вперед, идя тише гепарда, не наступая ни на одну ветку. Мне не сравниться с его мастерством. Пройдя шагов десять, и я услышала то, что заставило пирата насторожиться. Скрипучий голос негромко, но нервно вскрикнул: «А! Полундра!». Совсем близко от нас. Джеймс, выхватив шпагу, взял меня за запястье. И вот я снова младшая сестра. Мы двинулись к толстому дереву, убитому молнией. Одна его половина откололась и безжизненно повисла на иссушенной коре. На руку мне села черная бабочка. Я чуть было не ляпнула: «Смотри!». Не успела. Ноги без присмотра глаз занесло в плети липкой травы, она тут же схватила меня, и я, едва не упав, повисла на плече Уитлокка, тщетно отбрыкиваясь от захватчицы. Наконец «кандалы» пали, посторонних звуков не доносилось, и мы продолжили путь. Но не успели пройти и десяток шагов, как прямо над нашими головами, громко хлопая крыльями, пронесся большой ара. Я проводила его долгим подозрительным взглядом.

Мы двинулись на северо-запад, держась параллельно берегу. Пару раз попадались хрупкие ручейки, то тут то там мелькавшие в пышной растительности. Солнце поднималось резво, и уже начинала чувствоваться грядущая духота тропических лесов. А пока воздух был довольно свеж, позволяя идти быстрым шагом, перепрыгивать рытвины и упавшие деревья, проникать сквозь обвисшие сети лиан. Мы добрались до обрыва, засыпанного буреломом, и свернули вглубь острова. Иногда под ногами расползались малиновые переспелые плоды, и вверх взмывала стайка возмущенных мошек. Мы порядочно удалились от побережья, но «то, не знаю, что» так и не объявилось. Раз уж целью было не дерево, а символ дерева, то приходилось поднимать и скрупулезно осматривать подозрительные камни или обломки деревьев. Но вот более или менее ровный рельеф резко уперся в обрывистые скалы. Мы задрали головы, не без восхищения рассматривая эти каменные высотки и примостившиеся на них сочно-зеленые деревья. Ясное дело, карабкаться туда никто не собирался. Пока. Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. На том и порешили. Осмотревшись, выловили в обилии мелких веток некое подобие тропинки и доверились ей. Оставляя скалы по левую руку, мы прошли ещё несколько миль, взобрались на очередную вершину и решили сделать привал. Я с удовольствием уселась у густого и прочного кустарника, послужившего мне чем-то вроде лежака, а Джеймс решил осмотреться. Глотнув воды, я прикрыла глаза и прислушалась к пению птиц. Буквально чувствовалось, как по спине волнами сходит жар, а вместе с ним и напряжение. Жутко хотелось поддаться желанию и сбросить душные сапоги.

Прошло минут десять, как вдруг Джеймс подскочил ко мне и зажал рот ладонью. Я попыталась вскочить. Уитлокк приложил палец к губам и поманил за собой. Мы сделали пару шагов в сторону, на корточках просочились под согнувшейся пальмой. Высокие и пышные ветви папоротника надежно укрыли нас от той «диковинки», что Джеймс решил мне показать.

Чуть поодаль черная скала выступала словно язык дерзкого мальчишки. С нее лениво спускался водопад, растворяясь в мелком озерце, наверняка большей частью уходившем в глубь пещеры. У кромки воды, потирая шею, примостился чернокожий парень в обгоревшей соломенной шляпе. Он запустил руки в карманы и выудил кожаную фляжку. Всмотревшись куда-то за деревья, он присвистнул и опустил фляжку в воду. Пока к поверхности поднимались пузырьки, парень глазел по сторонам, поблескивая массивной серьгой. И этого было достаточно, чтобы я его узнала: помнится, недавно он разочарованно причмокивал, глядя на меня сквозь сеть на борту «Черной Жемчужины». Мгновенно упавшее настроение взлетело до небес, раздувая во мне пламя авантюризма. Да, Джек никогда ничего не делает без причины.

Джеймс тоже без труда связал два и два. Раз уж наши пути пересеклись, ─ и это не спроста ─ мы решили держаться за ними. Пират наконец наполнил фляжку и двинулся к товарищам. Мы следом. Но тут нас ждало разочарование: чернокожий разбойник присоединился к трем матросам, взвалил на плечи корзину с фруктами, и отряд двинулся прочь. Мы обменялись разочарованными взглядами, правда, причины у каждого были свои.

Подождав, пока они скроются за пригорком, мы спустились к озерцу. Кристально чистая вода оказалась сладкой с вязким послевкусием. Сменив запасы во фляжках, мы двинулись дальше. В прошлой жизни будущего я даже на пикник никогда не выезжала, и самым большим экстримом был поход в парк на майские праздники. Теперь же приходилось пробираться сквозь чащу, которую не тревожили, быть может, столетиями. Местность уверенно шла на подъем, и каждый шаг давался все труднее. Ноги порой скользили по влажной, сочной траве, и тогда приходилось судорожно хвататься руками за ветки или лианы, чтобы уберечься от захватывающего полета вниз. За нами по пятам увязались любопытные обезьянки. Казалось, они посмеивались над нашей наивной уверенностью отыскать в джунглях сосну. Кажется, нашлась альтернатива иголке в стоге сена…

Чтобы как-то отвлечься от становящейся невыносимой жары, от трудного пути и подступающего отчаяния, я стала вести себя так, будто вышла на экскурсию по ботаническому саду. Вот справа лианы в толщину мужской руки стискивают в смертельных объятиях тропический «дуб», а слева черная змея с глянцевой кожей прячется от жары под толстым слоем мясистых листьев фикуса. «Проводник» говорит, её не стоит бояться. Чуть поодаль маленькая малиновая птичка кружит вокруг нежного перламутрового цветка, выклевывая из его сердцевины зеленых букашек. Под ногами тут и там разбегаются в стороны жуки разных цветов и размеров, а рядом на листе папоротника, как на смотровой площадке, примостился паук, жутко напоминающий тарантула. Он провожает нас непонимающими взглядами всех своих глаз, а потом, наверное, крутанет тощей лапкой у виска. По обе стороны, как колоны Пантеона, нас встречают ребристые стволы финиковых пальм, а у их подножья что-то напевает одинокая лягушка. Стоит поднять глаза, и голова начинает кружиться от наслоения растительных сводов. С трудом сквозь изумрудные шапки протискивается солнечный свет, и обтрепанные кусочки неба больше похожи на потёртости лесного покрова. На высоченной пальме, где примостилась дикая тропическая птица, лоснятся матовым блеском диковинные плоды, похожие на мяч для игры в регби. И, словно бы опершись на её верхушку, монотонно бросает вниз листья бугристое дерево каменного цвета. Стоит обернуться и…

─ А-а-а-а! ─ истеричный вопль вырвался из горла, когда земля неожиданно нырнула вниз. Я слишком увлеклась пейзажем и перестала смотреть вперед. Ноги не нащупали опору, и я поехала, а затем кубарем покатилась вниз, отчаянно мельтеша руками. Перевязь зацепилась за корягу, траектория тут же сменилась, я влетела в кусты и приземлилась на что-то достаточно мягкое, закричавшее голосом дикого кота, которому оторвали усы. Тряхнув головой, я застыла. И, кажется, забыла, как дышать.

На меня уставились немного ошалевшие шоколадно-карие глаза в щедром обрамлении сурьмы. Не знаю, наверное, было бы лучше, приземлись я на дикого тропического кота, а не на капитана Джека Воробья! Он распластался на земле, и я заботливо придавила его сверху. Трудно сказать, кто из нас больше удивился в тот момент, но мы молча уставились друг на друга, даже не пытаясь пошевелиться. Секунд через пятнадцать кто-то словно скомандовал: «Отомри!», и мы тут же вскочили и принялись тщательно отряхиваться. Наконец я первой подняла голову.

─ Что ты тут делаешь?

─ Гуляю, ─ тут же ответил Джек.

─ А-а-а-а. А я…

У меня задергался глаз. Я вновь уставилась на кэпа таким взглядом, словно встретила в джунглях не пирата, а мамонта.

─ Диана! Ты… Какого черта?! ─ Уитлокк материализовался за моей спиной со скоростью молнии. Джек повернулся в его сторону и шикнул, как нашкодивший кот. Джеймс замер, и его взгляд начал заполнять гнев. Кэп вовремя смекнул, что надо удирать, и, отдав честь, как ни в чем не бывало двинулся прочь. ─ Стоять! ─ рявкнул Феникс. Я вздрогнула и даже отступила на полшага назад. Джек остановился и нехотя обернулся, одаривая нас наивным взглядом. ─ Что ты тут делаешь? ─ Взгляд Уитлокка изучал Джека, как под микроскопом, и Джеймс с легкостью приметил помятый листок, что кэп Воробей пытался незаметно запихнуть за пояс.

Поняв, что жест не оказался незаметным, Джек устало закатил глаза и слегка повел бровью.

─ Зарисовываю план острова, ─ спокойно ответил он, как бы протягивая нам пергамент. ─ Думаю, пригодится, раз им все так интересуются. ─ Уитлокк смерил Воробья недоверчивым взглядом и ответил суровым молчанием. ─ Позвольте откланяться.

Но Джеймс Уитлокк ещё не закончил. Он дал пройти Джеку шагов десять, не больше, а тем временем с напускной неохотой поднял с земли компас.

─ Возвращаться всегда легче, правда? ─ Воробей остановился вполоборота. ─ Ведь для этого компас не нужен. ─ Я уставилась на Уитлокка с видом полного непонимания. Но если я ничего не поняла, то Джек почувствовал в вопросе угрозу. Он даже замешкался, что странно, а потом решил, что лучшая защита ─ это нападение.

─ Разве есть в моих действиях что-то предосудительное? Это ведь не я бегаю по острову в поисках клада. ─ Капитан Воробей уверенной походкой двинулся навстречу. ─ Заметьте, я не пристаю с расспросами и не требую доверить мне ваш секрет. Ведь я, как порядочный пират, не сую нос в чужие дела. ─ Мы с капитаном Уитлокком одновременно фыркнули. ─ Без ведома, ─ тут же добавил Джекки. ─ И как бы там ни было, среди нас всех я менее безрассуден и не пускаюсь на поиски, не имея на то доказательств, точной карты и уверенности, что клад не стащили до меня. ─ Джек вздохнул, будто собирался сбросить с плеч тяжкий груз. ─ Так уж и быть, скажу вам: того, что вы ищете, здесь давно нет.

─ Ты же не про сундук Дейви Джонса? По-моему, все знают, что вы нашли сердце. ─ Само собой разумеющийся факт вызвал недоумение на лице капитана «Призрачного Странника». Джек Воробей впервые посмотрел на меня с любопытством, и мгновенно щеки запылали, выдавая меня с потрохами. В ту же секунду мною овладела та наивность, что провела по прошлому пути, и я тут же проговорила: ─ Помоги нам. ─ Я понимала, что перехожу грань дозволенного, что Джеймс будет рад заткнуть мне рот, но ничего поделать с собой не могла. ─ То, что мы ищем ─ эфир власти, ─ быстро заговорила я, игнорируя тяжкий вздох Уитлокка. ─ Эта штука не нужна нам лично, лучше бы о ней и не знали! Но от нее зависят сотни жизней.

─ Хм, такие камни не ищут «не для себя», ─ заметил Джек.

─ Это правда. Мы вынуждены. И мы ни черта не знаем об этом острове, так что без помощи того, кто здесь бывал, нам не обойтись. ─ Я вложила во взгляд максимум мольбы о помощи.

─ Ненавижу отказывать дамам, ─ помолчав, признался Джек, ─ но мое пребывание здесь было мимолетным. К глубочайшему сожалению, ─ он подошел вплотную, отчего я почувствовала, что у меня засосало под ложечкой, ─ вы выбрали не того капитана в проводники. ─ В карих глазах, обыкновенно с искорками хитрецы, теперь отражалось истинное сожаление, заставлявшее с горечью верить в слова.

Джек скрылся за листьями папоротника, а я все смотрела вслед, надеясь, что он, как шут, выскочит из-за кустов с радостной миной на лице и захохочет: «Что, поверили, да?!». Джеймс терпеливо молчал, и от этого молчания на плечи мне забиралось чувство вины, как будто родитель осуждает тебя за необдуманный поступок. Но горечь от падения последней надежды затмевала даже вину и смятение. В голове второе «Я» с сарказмом отозвалось: «Тяжела судьба эгоиста. А нерешительного эгоиста и подавно».

─ Прости. ─ Я обернулась, опустив глаза. ─ Это было опрометчиво.

Джеймс по-доброму хмыкнул.

─ Да-да, я помню, одна из сторон женской натуры. ─ Взгляд нерешительно оторвался от коряги под ногами. ─ Ошибаться всегда тяжело, ─ согласился Джеймс и тут же весело добавил: ─ Зато теперь ты не будешь утруждать себя придумыванием более тонких намеков. ─ Я засмеялась. ─ Продолжим наш путь? ─ предложил Джеймс, указывая на запад.

Я кивнула и потянулась к поясу за картой. В спину ударило жаром, сердце испуганно приостановилось. Джеймс тут же выпалил: «Что?», увидев мой обезумевший взгляд и мигом бледнеющие губы.

─ Карта… ─ пролепетала я. ─ Её нет… ─ Пять-десять секунд мы смотрели друг другу в глаза, видя отражение собственного недоумения.

─ Он. ─ Брови Уитлокка грозно сошлись на переносице.

─ Воробей! ─ вскрикнула я, и мы тут же бросились в погоню. Я неслась, как пантера, позабыв об удушающей жаре, о цеплючей непролазной зелени, о дороге, прыгавшей то вверх, то вниз. Я не разбирала пути, ведомая интуитивным чутьем. В голове мысли болтались, перескакивали, смешивались, крича: «Я так и знала! Это неспроста!». Мимо проскочили упавшие стволы гигантских деревьев, я круто повернула, пышный куст пригнулся под ногами. Перепрыгнув ручей и со всей дури грохнувшись о землю, я тут же вскочила и вскарабкалась на уступ. Не сразу удалось разглядеть мелькающую зигзагом рубашку среди ажурного папоротника. Проследив траекторию, взгляд уперся в чернеющую вдалеке каменную кладку полуразрушенного святилища. Два шага, и сильная рука схватила меня за плечо.

─ Не торопись, ─ запыхавшись, прохрипел Джеймс. Я вновь обернулась к Джеку, почти скрывшемуся из виду.

─ Он идет к церкви? ─ и спросила, и утвердила я. У Уитлокка на лице отразилось красноречивое: «Вот именно».

Догнав Джека и выбрав безопасную дистанцию, мы двинулись следом за кэпом, надеясь, что он отплатит нам «добром за добро». Но Воробей отнюдь не собирался спешить. Добравшись до бывшей стены, заплетенной лианами, он наконец остановился и опасливо обернулся, справедливо ожидая погони. Удостоверившись в безопасности, пират уселся на развалины и преспокойно отхлебнул из фляжки, окидывая церковь взглядом любопытного интуриста. Внутри меня бурлило нетерпение, жутко хотелось накинуться на капитана Воробья с обвинительными объятьями, мол, знали мы, точнее, я, что все неспроста, ах ты, такой нехороший, теперь не отвертишься. Но в то же время я отлично понимала, что в нашей засаде будет куда больше пользы. Джеймс заботливо протянул мне подзорную трубу размером не больше ладони. Джек ещё раз осмотрелся и развернул стыренную карту на колене. Сосредоточенно нахмурившись, он изучал рисунки, время от времени отрывая взгляд и всматриваясь в джунгли. На моих губах вспыхнула самодовольная улыбка, когда Джек не обнаружил компаса на поясе. Это надо же! Капитан Джек Воробей так старался улизнуть, что забыл про компас! Или это опять его удочки, закинутые в неведомые дали? Но все же, приглядевшись к расстроенной мордахе капитана «Жемчужины», я поняла, что Джек не рассчитывал дарить нам компас. В этот момент у нас с Джеймсом мысли сошлись на корыстной, но верной идее: самим воспользоваться чудо-прибором. Уитлокк открыл крышку и выжидательно уставился на стрелку: она крутанулась раз, другой и замерла, указывая на берег. Мое тайное желание для меня не оказалось тайным, и компас аккурат указал на Джека, самозабвенно изучающего карту.

Мы терпеливо ждали, укрывшись за упавшим деревом и могучей ветвью папоротника, пока капитана Воробья осенит гениальная идея. А тем временем местная живность проголодалась, завидев недалеких путников, преспокойно сидящих в кустах. Упершись локтями в ветку, я наблюдала в трубу, как Джек напряженно потирает переносицу. Как вдруг голени коснулось что-то мерзко-противно холодное. Взгляд медленно опустился вниз и встретился с мерцающими бусинками глаз зеленовато-сизой змеи. Она уверенно поднималась все выше, пока я замерла в немом исступлении. Шок резко прошел, и я, возопив не своим голосом, вылетела из кустов, отчаянно дрыгая ногой. Змею же это приключение нисколько не смутило, и её хватка лишь упрочилась. «Сними! Сними её!» ─ кричала я, не соображая, мечась по поляне как оглашенная и не даваясь в руки Уитлокку. Он пытался меня схватить, но промахнулся и плашмя приземлился на землю. Змею, видимо, стало укачивать, и снизу донеслось шипение, не предвещавшее ничего хорошего. Нога подвернулась, и я, скованная страхом, рухнула, как бревно, уже представляя, как острые зубы впиваются в кожу.

─ А ну, живность, кыш! ─ Свист воздуха, и зеленовато-сизая голова скатилась по песку. Джек преспокойно снял с меня обезглавленное тело и отбросил в сторону.

Трудно сказать, что было в следующие десять минут. Начала я соображать, когда в лицо плеснули прохладной водой, пахнущей древней тиной. Джек, стоя на колене и опираясь на саблю, сопереживающе поглядывал из-под полуприкрытых век. Правда, не знаю, на меня, бледную, с синими трясущимися губами, или на Джеймса, тщетно пытающегося привести меня в чувство. Я ожидала с его стороны колкой шутки, но он лишь многозначительно приподнял бровь.

─ Все из-за тебя! ─ выпалила я и тут же ужаснулась собственных слов. Но решила продолжить. ─ Чертов эгоист! Мог сразу сказать, что тоже ищешь этот чертов камень! И нас бы не носило черт знает где!

─ С чего ты взяла, что я ищу его?! ─ натурально возмутился Джек.

─ С чего?! «Такие камни не ищут «не для себя». Ведь я ни разу не сказала, что мы ищем камень!

Я резко встала и, презрительно фыркнув, направилась к развалинам, где ранее восседал Джек, с твердым намерением вернуть нашу собственность. Карта лежала так, что дохлая стрелка и «бокал без ножки» смотрели на остатки церкви. Отчего-то взгляд зацепился за ориентир, и догадка почти оказалась на языке. Мне это о чем-то говорило, но поглощенная эмоциями я не желала слушать.

─ Колокол, ─ наконец проговорила я, и моему голосу вторили голоса капитанов. Они уже несколько минут стояли за спиной. «Гений», ─ едва не сорвалось с языка, но я решила, что рановато для похвалы.

Приняв за ориентир развалины церкви, мы двинулись на юго-запад. К сожалению, кроме разгаданного колокола, ни меня, ни Уитлокка, ни Джека не осенило, хотя этот плут мог умело скрывать свою эврику. Фут за футом, ярд за ярдом, несколько миль остались позади, но ничего, что казалось бы подозрительным или наводило на умную мысль, не было и в помине. Сделали привал, в который раз обменявшись полными безнадежности взглядами. Я вновь занялась рассмотрением карты, но мысли были о другом. До жути хотелось узнать, зачем Джеку треклятый камень, как он узнал про него, как его вообще угораздило подвернуться нам под руку. Или это мы ему подвернулись? Но ничего спрашивать я не собиралась. Гордость, знаете ли. Обидевшись на коварное воровство Джека Воробья и совершенно проигнорировав свое спасение, я старательно представляла, что капитана «Жемчужины» здесь нет.

─ Может, это карта и не этого острова? ─ раздраженно фыркнула я.

─ Нет. Этого. ─ Джек свесился через плечо, и меня окутал аромат рома, диковинных цитрусовых и пропавшего сыра с плесенью.

─ С чего ты взял? ─ Голос, как ни старайся, не вышел надменным.

─ Тут написано. ─ Пират тыкнул пальцем в правый угол.

─ «Зуклаар риделис»? ─ с трудом выговорила я.

─ «Исла-де-ла-Круза», ─ пропел мне Джек на ухо. Затем принял гордый вид и добавил: ─ Остров Креста.

Я закатила глаза, но в душе осталась довольна. Передохнув, мы продолжили путь, ровно до тех пор, пока меж капитанов не разгорелась ссора. Все началось с требования Джека вернуть его компас, на что Уитлокк ответил непреклонным отказом: раз ты норовишь стащить карту или обмануть нас, в наших руках должен остаться козырь. Воробей поддел его колким замечанием, неужто Джеймс думает, что они идут по верному пути. А Фениксу, казалось, только и нужен был предлог. Забыв о выдержке, он пустился бродить по дебрям угроз, на что Джекки отвечал усмешками и фырканьем по поводу «кто кого». Не в оправдание, но у Джеймса выдалась нелегкая неделя, и его терпение лопнуло. Он выхватил шпагу и унизительно ткнул ей в плечо оппоненту. Этот укол ─ без силы, но с унижением, ─ заставил капитана Воробья пронзить Феникса полным презрения взглядом и заявить: «Не нарывался бы ты ещё раз, парень. Я капитан Джек Воробей. И я уже обставил тебя однажды». Уточнить я ничего не успела, тут же заскрежетал металл. В первые секунды мной овладела паника, затем необходимость их разнять. Тут, к слову, горький опыт Элизабет подошел как нельзя кстати. Потому, отделавшись, кратким: «Я пошла», я оставила поле боя, полная уверенности, что самым страшным ранением этой битвы будет порез пальца. Взгляд полз по бело-зеленой тропе, изредка цепляясь за брошенные по сторонам булыжники. Далеко уйти не пришлось, под сапогом со скрипом затрещала прогнившая доска. Стоило поднять голову, и порыв радости заставил пуститься в пляс. Я оказалась на равнине, меж трех толстенных деревьев, расположившихся ровным треугольником: справа мостился кустарник в крутом овраге, а слева по холму полз плющ. Впереди, едва держась под гнетом ветви фикуса, покосилась вывеска: «El Pueblo de Pine». Я стояла и никак не могла поверить, что совершенно невозможное вдруг оказалось возможным! Смеясь, как ненормальная, я закричала во весь голос: «Сосна!». Тут же отдаленный звон сабель стих, и через минуту два запыхавшихся капитана с оружием наголо замерли рядом, не веря своим глазам.

─ Беру слова обратно, место существует, ─ наконец прервала я молчание.

С чувством особой торжественности мы прошли под вывеской и вторглись во владения забвения. Некогда «Сосновое поселение», как видно, неплохо жило, точнее, собиралось жить. Деревянные домишки и каменные остовы встречали нас испуганно тихо, пока мы двигались по выложенной булыжниками улице. Ныне все постройки попали во власть неукротимых джунглей, и с трудом удавалось различить входные двери или примитивные ограды. Трудно сказать, что стало с поселенцами, надеюсь, они просто решили уйти. Через десяток шагов мы наткнулись на иссушенные солнцем белоснежные кости лошади. Беднягу бросили в телеге… Похоже, надежды мои ложны. А ведь люди пришли сюда в поисках новой, может, лучшей жизни. Здесь они строили свое настоящее, гуляли, кормили скот, вместе трудились на общее благо. А теперь… Чем дальше шли, тем больше нарастало чувство, что мы лишние в этой призрачной деревне. Кое-где из пустых глазниц окон уставились яркие красные цветы, заставляя пугливо отводить взгляд. Давний ураган наломал немало дров, и лианы, обвив их в свои сети, создали барьер, которому позавидует и Минотавр. Наконец, не без усилий просочившись меж бревен, мы вышли к дряхлой часовне, держащейся на честном слове. А чуть позади высились обломки сторожевой башни. Я в который раз поежилась, когда две доски, оставшиеся от часовенной двери, с адским скрипом провернулись на петлях. Явно у строителей не было много времени, но им удалось создать здание, в котором люди чувствовали себя под опекой Небес. Даже теперь, утратив цвет, форму и стать, часовня была единственным, что сохранилось в этом богом забытом месте. Капитаны направились к ней, ступая тихо, словно не желая потревожить призраков бывших обитателей. Меня пригвоздило к каменной дорожке. Я лишь тревожно наблюдала, как пираты осматривают строение и о чем-то в полголоса переговариваются. Случайно я отвела взгляд в сторону и заметила белоснежные камни, напоминавшие невысокую кладку. Они внушали больше доверия, и я прошагала к ним, пугливо озираясь по сторонам. Оказавшись в паре шагов, я приметила проеденную ржавчиной и заросшую мхом табличку. Мусор и медная труха обсыпались, являя надпись, из которой мне удалось разобрать лишь одно испанское слово — «сосна».

Подошедший Уитлокк с трудом смог прочитать надпись полностью: «Первая сосна поселения острова Кастилия». Первые поселенцы привезли сосну на Карибы. Забавно. От этой сосны не осталось ничего, кроме грустного упоминания. Но интересное нас ждало за оградой, интересное настолько, что я едва не заплакала от разочарования. Точно посредине обсыпавшейся ямы торчала лопата и открытый сундук с развороченным замком.

─ Его… нет… ─ выдохнула я, проглатывая ком.

Джек напрягся и стал отчаянно шарить за оградой, надеясь найти хоть какие-то следы. Но, судя по расцветшим внутри сундука белоснежным цветочкам, клада здесь нет уже не один десяток лет. Мы рядком уселись на каменную кладку, отрешенно уставившись на переломанные опоры башни. Каждый молчал о своем. Неизвестным искателям удалось обставить нас на несколько десятков лет, и теперь не осталось шансов, что мы благополучно выпутаемся из передряги. Я понуро скользила взглядом по пыльным сапогам, а в голове из мыслей сплетался кокон, полный грусти и отчаяния. Похоже, именно поэтому среди кладоискателей редко встретишь женщин. Никто из пиратов сдаваться не собирался. Уитлокк самозабвенно оттирал табличку от мусора забвенья, надеясь найти там хоть какие-то подсказки. Джек сосредоточенно ковырял землю носком сапога, и по движению его бровей можно было судить о серьезности размышлений. Внезапно из-под капитанской ноги вылетел серебряный кругляшок и приземлился в паре футов. Обменявшись вопросительными взглядами, мы склонились над монеткой. Тут же Уитлокк, немного поддев землю, поднял ещё одну. Чуть впереди заблестела следующая. Нас уводила серебряная нить, словно кто-то тащил деньги в мешке с прорехой. Двигаясь по следу и подбирая монетки, мы вышли за бывшие пределы «Соснового поселения». Средь листвы замаячила крыша дома. В явной спешке некогда рядом с ним побросали плетенные кувшины, две загруженные ящиками телеги, а у самого порога в землю был втоптан мушкет. Часть крыши рухнула, и теперь оттуда грело на солнце ветви молодое деревце. Джек толкнул дверь, она отошла, подрагивая, а затем вовсе слетела с верхней петли.

Нашему взору предстала безрадостная, но живописная картина. У стен, друг против друга, сидели два полуистлевших тела. Не бог весть какая одежда теперь вовсе напоминала лохмотья. Тот, что сидел ближе к выходу, сжимал в костлявой руке мушкет, а меж его ребер торчала сабля. Его несчастный друг с дыркой во лбу привалился к стене, неестественно подогнув колени. Стало до жути противно и страшно, и я выскочила из хижины, ловя ртом свежий воздух. Солнце заботливо обдавало лавовым жаром, так что пришлось отойти в тень деревьев. Я стала прохаживаться туда-сюда, не отдаляясь от домика. Обойдя с торца, в зиявшую в стене дыру я увидела капитанов, склонившихся над скелетами. Жуть какая! Хотя не спорю, вопросов они давали больше, чем ответов. Что такого между ними произошло, что они поубивали друг друга? А ведь наверняка приплыли сюда если не друзьями, то компаньонами, почти как мы. Быть может, они сошли на пляже и увидели брошенную церковь, ещё гордо высившуюся над берегом. Потом двинулись вглубь острова и забрели в этот брошенный городок. Подивились чудному названию и с любопытством пошли по заросшим мелкой порослью улочкам, инстинктивно ища хоть где-то ту самую сосну. Католическое воспитание заставило почтенно перекреститься при виде часовни с облупленной краской, но затем разбойничья натура взяла вверх, и над площадью пронесся победный смех. Внутри белокаменной ограды покосился иссушенный остов хвойного деревца. Первые живые гости за многие годы, люди с издевкой содрали табличку и бросили её рядом. Им не важно, что было раньше, главное, что будет, когда они привезут камень. Мешки золота? Драгоценные камни? Прощение преступлений? Их ждала достойная награда, стоившая затраченных усилий.

Но что случилось потом? Они не поделили добычу? Что бы ни произошло, это привело удачливых искателей к печальным последствиям. И вот теперь новые пришельцы этих преданных забвению мест хмуро взирали на их истлевшие тела.

Размышляя, я почти обошла дом кругом, как вдруг наткнулась на ящик. Обычный деревянный ящик, в который торговцы прячут товар. Но он даже не прогнил, лишь кое-где стесненно примостился хрупкий мох. Похоже, короб здесь лет пятнадцать-двадцать. Я стукнула его ногой раз, другой, третий, но гвозди оказались крепкими. Подошедшим по зову капитанам пришлось провозиться не больше минуты, и крышка с неохотным скрипом поддалась. Мы склонились над вылетающим облачком пыли. Нервная улыбка задрожала на губах. Внутри, обложенный опилками и соломой, покоился небольшой сундук, аккурат подходивший для хранения камня. Мы обменялись радостными взглядами и нетерпеливо переступили с ноги на ногу. Уитлокк с легкостью достал ларец и поставил его на край ящика. Джеймс нерешительно приостановил руку в паре дюймов от крышки. «Давай», ─ одними губами произнесла я. Крышка поднялась и…

─ Тысяча чертей! ─ Наши проклятья сошлись в одном звуке. Сундук пуст. Погребенный с такими почестями, он был пуст!

Я со злостью зашвырнула палку и одарила пинком злосчастный ящик. Уитлокк устало провел ладонью по лицу и поднял глаза к небу, часто и глубоко дыша. И только Джек, подрагивая усами, скрупулезно вертел сундук в руках.

─ Ага! ─ наконец торжественно произнес он, призывая наше внимание. Под его пальцами с тыльной стороны крышки спал налет, являя вырезанную надпись: «Лейт. У. Смолл. 2/15/1693».

====== Глава IX. Таверна ======

Я нервно вышагивала на балконе «Призрачного Странника». Время от времени с губ срывалось что-то отдаленно похожее на старушечье ворчание. От нетерпения и напряжения все внутренности, казалось, сцепились в один клубок, переплелись и сжались где-то между грудной клеткой и десятым позвонком. Джеймса в каюте не было, а значит, я не утруждала себя излишним эмоциональным контролем. Волновалась на полную катушку… и тут же одергивала себя, хуля за «недостойные» мысли. Собственно, грядущее событие вызвало переполох только у меня.

Когда Джек Воробей обнаружил на сундуке надпись, я воодушевилась и радостно прихлопнула в ладоши. Пираты же энтузиазмом не искрились. Не больно-то обрадуешься сообщению, что столь пылко разыскиваемый клад стащил до тебя человек с маленькой фамилией. (Прим. Смолл от англ. Small – маленький). Этот маленький лейтенант опередил нас на немалый срок. И пока я лихорадочно соображала, что не дает капитанам покоя, ведь — вот она, зацепка! — Джек успел сделать определенные выводы. Хлопнув крышкой и сунув сундук подмышку, он обратился к Уитлокку совершенно неожиданными словами: «Так уж и быть, я готов заключить союз». Столь усталого и обреченного вздоха я от капитана «Странника» ещё не слышала. Меня, конечно же, такой поворот событий обрадовал, и я тут же принялась лихорадочно сочинять аргументы в пользу Джека, но… Джеймс Уитлокк, одарив Воробья долгим взглядом, согласно пожал руку.

И теперь я поглядывала в море в ожидании вот-вот увидеть парус «Жемчужины» из-за каменной гряды. Хлопнула дверь, я остановилась, приосаниваясь и стараясь призвать к своему лицу все запасы спокойствия. В этот раз я боялась не того, что Джек уйдет и ищи-свищи, а наоборот, что теперь мы — партнеры.

— Расслабься. — Голос Джеймса как-то внезапно возник над моим ухом.

— …спокойна, — поперхнулась я. Джеймс вышел на балкон и провел рукой по перилам. — Так и не успела спросить: почему ты согласился? Ещё несколько часов назад ты готов был Джека к стенке пригвоздить. Так что изменилось?

— Ничего, — пожал плечами Уитлокк. — Я по-прежнему готов. — Веселая ухмылка дала понять, что все не так серьезно.

— А-а-а-а, знаю-знаю, ты просто убедился, что Джек довольно неплох в поиске сокровищ, да?

Он не ответил, только по мне скользнул снисходительный взгляд. Что-то странное происходило в наших отношениях. С незавидным постоянством я то видела в нём старого доброго джентльмена Джеймса Уитлокка, только слегка возмужавшего, то совершенно незнакомого мне капитана Феникса — человека, которого я встретила впервые. Быть может, мелькнула мысль, в том виновата я, что Джеймс перестал быть тем, кому легко излить душу, кто поговорит с тобой на чистом глазу. Ведь именно я показала ему, что значит обман и предательство. И ведь мне не было стыдно, честно говоря, ни капли! Сейчас, возможно, я бы извинилась, погрызла себя за плохое поведение… Но всё равно бы не пожалела, ибо выбора Джек или кто-то другой — я не представляла.

Блуждая в думах, я пропустила эффектное появление «Черной Жемчужины», а потом, воспользовавшись моментом, унеслась в каюту. Я решила так: раз Джекки понятия не имеет, что я за персонаж, нужно не ударить в грязь лицом при очередной встрече. А то каждый раз выходит что-то неловкое — то он меня пристрелить собирается, то я его шантажирую, то падаю с холма, то кэп спасает меня от змей… Хуже первого впечатления и не придумаешь. Кроме того, кто знает, вдруг кэпа осенит, вдруг какая-то мелочь во мне заставит хотя бы вспомнить, что мы знакомы. Одним словом, ещё четверть часа я провертелась у зеркала, пытаясь соорудить из себя, из поцарапанного лица и растрепанных сальных волос — что-то дельное. Ведь по-прежнему я грозная пиратка, обиженная на капитана за… что-то.

Кают-компания на «Призрачном Страннике», имеющая ход в капитанскую каюту, стала пристанищем для нашего небольшого совета. Собственно, продлился он недолго. Каждый, в том числе и верные старпомы обоих капитанов, высказали неведение о «маленьком лейтенанте». Это прозвище, кстати, прочно за ним закрепилось. После недолгого обсуждения решили с приливом держать курс на Тортугу и начинать поиски оттуда. Именно в этот порт стекалась публика самых разных цветов, классов, рода занятий и вообще всего самого разного. Уж где, как не там искать ответ на вопрос, как сказал Гиббс: «Кто стырил этот ваш сундук?». Из этого замечания стало ясно, что Джек оказался не больно-то разговорчив, и даже мистер Гиббс не до конца знал цель нашей авантюры.

На совете в моем мозгу поздновато родилась идея, и я едва выждала итоговой фразы «По рукам», чтобы подскочить к Джеймсу и начать лихорадочно шептать ему на ухо. Капитан Воробей в это время изучал миниатюрную скульптуру купидона и, воспользовавшись безразлично повернутой к нему спиной Уитлокка, стащил у пухленького ангелочка граненый камень. И я об этом умолчала. Джеймс с пониманием отнесся к моей не совсем обычной у пиратов просьбе.

Через час я ступила на песчаный берег. Бойль, похоже, навсегда приставленный ко мне, закинул на плечо небольшую котомку с моими вещами. Именно этого матроса капитан Уитлокк заботливо дал мне в услужение, чтобы найти… ванну. Проблемы гигиены удручали меня даже сильнее украденного сокровища, поэтому я решила принять природный душ. Бойль быстро сориентировался и отыскал крохотное, больше похожее на огромную чистую лужу, озеро.

— Ну-с. Вот ваша бадья, мисс.

— Эм, ванна, если быть точным. — Я отобрала у Бойля вещи и выжидательно скрестила руки. — Спасибо, Бойль. — Он по-свойски пожал плечами. — Огромное.

— Да, пустяки. Вы оказались не такой противной, как думал.

Я вскинула брови и непроизвольно открыла рот, ища, что бы ответить. Резкий выдох, и я вперила в матроса многозначительный взгляд. Но намеки до пирата не доходили.

— Бойль, что приказал капитан?

— Найти вам озеро.

— И? — Я жестом попыталась указать, что ему пора.

— И привести вас к нему.

— И?

— Эээ… Подождать, пока вы управитесь.

— Ну, и?

— Да что вы икаете-то! — возмутился матрос.

— Черт возьми, Бойль! Вернись на берег, мне нужно одиночество! — сорвалась я.

Матрос тут же спохватился, хлопнул себя по лбу и вприпрыжку предпочел убраться. Выждав достаточно времени, чтобы можно было добраться до берега, я приступила к водным процедурам.

Никогда бы не подумала, что мне так придется по душе острое каменистое дно. Правда, выбирать особо не приходилось. Пожалуй, спроси, что я бы хотела прихватить с собой из реального мира, ванна оказалась бы в первой пятерке. Соленый морской бриз здорово сушил кожу, а о регулярном принятии ванны не могло быть и речи. Даже если кругом тебя вода, вовсе не факт, что её будет вдоволь. В соленой воде купаться ─ это словно готовить себя к запеканию в духовке, под жарким солнцем тропиков. Последний раз кожи коснулась пресная вода пару-тройку дней назад, когда я опрокинула на себя ведро протухшей воды. И сейчас, скрывшись с головой под водой и рассматривая размокшую кожу на пальцах, я почувствовала если не внеземной удовольствие, то вполне земноенаслаждение. Не меньше часа я барахталась в чистой воде, напевая песни и представляя, пойдет ли мне русалочий хвост.

Выбравшись на камень и выжидая, пока на мне высохнет выстиранная одежда, я почувствовала на себе чей-то взгляд. От мысли, что все это время Бойль мог наблюдать за мной, стало неловко до дрожи. Но за что бы ни цеплялся взгляд, на деле это оказывалось не выгоревшей шевелюрой матроса, а пучком травы. Бойль не посмел нарушить приказ капитана: когда я вышла к берегу, он храпел в тени деревьев.

Буквально через несколько минут, после того как я ступила на палубу, «Призрачный Странник» отправился в путь. «Жемчужина» смиренно следовала рядом. Да, самому быстроходному паруснику, наверное, не пристало ходить с кем-то на равных. На закате ветер сменился, суда шли правым галсом, и, когда в море погас последний луч солнца, от острова Креста осталась едва заметная черная точка.

На небе мерцали звезды ─ хрупкие, исчезающие за дымкой облаков. Я уселась на связку канатов у грот-мачты и пыталась разглядеть силуэты на полуюте «Черной Жемчужины», где покачивался кормовой фонарь. В тот раз, если я и думала, что будет, когда история кончится, то лишь из любопытства, что ждет меня. И, уж куда проще, располагала я двумя вариантами ─ уйти или остаться. Самой выбрать мне не дали. Почему? По-прежнему оставалось загадкой. Не уверена, что сейчас хотела бы знать. Теперь я стала частью клубка из десятка разных нитей и понятия не имела, куда приведет очередная из них. Как известно, что случилось единожды ─ можно считать случайностью. Так что, смею надеяться, в этот раз я не просто декорация. Раз уж посчастливилось стать частью истории, у меня должна быть цель. Искренне спросив себя, чего хочу на самом деле, отбрасывая все обязанности благодарностей и высоких дел, я получила ясный ответ. Мне нужен Джек. Тот самый Джек Воробей. Хитрый, умный, смекалистый, обаятельный и находчивый. Мой пират. Мне нужен тот Джек, что помнит, как к нему на борт попала чудная девица в странной одежде, явно «из Парижу», как потом она не раз вляпывалась в истории, из которых ему приходилось её вытаскивать. Мне нужен Джек Воробей, который помнит, что я готова на всё ради него. Ну, и конечно же, этот Джек помнит кучу неловких моментов…

─ За борт сброшу! ─ резко крикнул хриплый голос. Я шарахнулась в сторону, потеряла равновесие и едва не расползлась по палубе.

─ Очень смешно! ─ оскалилась я, взбираясь на «трон» под заливистый хохот Барто. ─ В вас ни капли уважения!

Старпом прикусил трубку, театральным жестом заложил руки за спину и принял вид мыслителя. Буквально на три секунды. Затем расхохотался ещё пуще. Все то время, пока он смеялся, кашлял, опять смеялся и стучал трубкой по ладони, я хмуро взирала на него снизу вверх.

─ Прости, дорогуша, ─ наконец изрек он с улыбкой. Меня покоробило от его «дорогуша». ─ Не смог удержаться, уж больно у тебя был умный видок.

─ Мне есть, о чем думать, в отличие от вас! ─ огрызнулась я.

Седая бровь изогнулась.

─ О, подумаешь! Ледям не пристало так много думать. А то волосы выпадут.

Я впилась в него яростным взглядом. А в единственном глазу старпома отражалась скука и неуместная жажда подурачиться. Чтобы смотреть мне в оба глаза, моряк поворачивал голову в сторону и при этом звонко причмокивал.

─ Ладно! Ты выиграла! ─ Он с досады шлепнул себя по ляшке. Я позволила надменную усмешку. ─ Но! У тебя ресурсов вдвое больше! ─ тут же заметил старик, тыкая в повязку. Тут же мы не удержались и рассмеялись. Кряхтя, он уселся рядом и протянул мне маленький пузырек длиною в средний палец, не больше.

─ Ром? ─ удивилась я. Это был первый случай, когда на «Призрачном Страннике» мне предложили выпить, притом не изысканного вина.

─ Ну, ─ развел руками старпом, ─ капитан это дело не одобряет. Говорит, ром и дисциплина ─ вещи разные. А…

─ Каждый член команды носит при себе такой вот пузырек с неприкосновенным запасом?

─ В точку. ─ Барто щелкнул мне по носу, как маленькой девочке, и сделал глоток. От такого щелчка покраснел не только нос, но и щеки, и захотелось вжать голову в плечи. Вид полного смущения обрадовал старпома, и он решил сделать мне комплимент: ─ Да, не все так уж плохо с тобой.

─ О! Второй комплимент за день. То есть бабу на корабле можно стерпеть?

Барто вновь захихикал и выпустил мне в лицо клубы дыма.

─ Ни в коем разе. Примета плохая.

─ А я ─ исключение? ─ улыбнулась я.

Против ожидания старик не засмеялся, не улыбнулся.

─ Пока капитан считает это необходимым, пока команда беспрекословно слушает его ─ можешь считать себя исключением.

Да, умеет он поддержать. В сказанном трудно сомневаться. Я передернула плечами и подошла к борту. Внизу волны плескались о судно, и, сливаясь с мерным скрипом досок, это превращалось в неповторимую морскую симфонию. Пока я глядела во тьму, прислушиваясь к морю, Барто незаметно возник рядом. Он с любопытством бросал на меня косые взгляды. Только сейчас я заметила, что обыкновенно собранные в хвост седые волосы старпома теперь болтались на ветру, придавая старому моряку пугающий вид. Точнее, он идеально подходил под описание старого жестокого пирата, уставшего, но ни за что не желающего сойти на берег.

─ Барто, а почему Джеймса прозвали Фениксом?

Старпом аж поперхнулся.

─ Этот щегол, что, не рассказал? ─ возмутился он.

─ Нет… ─ протянула я.

Барто довольно прихлопнул в ладоши.

─ О, дивная история! Дивная! ─ Он развернул меня и, приобняв за талию, заставил подойти ближе. Дальнейший рассказ он сопровождал пространными жестами, которые, по замыслу, должны были помочь мне узреть всю картину. ─ Возвращались мы, значит, из Африки. Капитан аккурат в тот раз меня-то из казематов и вытащил. Дело к вечеру. До заката должны были до Тортуги дойти. Ветер попутный, ход хороший набрали. Тут, глядь, в порт два брига идут. Ладные такие, холеные. Да ровно слишком, с двух сторон в гавань заходят. Ну, капитан глядит, а они пушки заряжать. Франт один английский с Лондона прибыл, возомнил себя богом на земле. На Тортуге в тот час толком-то никто не смог бы дать бой, пара суденышек жалась к пристани, да и все. Так наш капитан приказал заряжать пушки. Хорошо, ещё паруса рифить не успели. Англичане пальбу начали, пристреливались. И вот мы на полном ходу меж этих двух бригов… Да как открыли огонь! Одному мачты сразу перебило, другому корму подрихтовали… Да они, мерзавцы, тоже не пальцем деланные оказались. Пальнули в нас. Да неслабо. Бизань-мачта вся в огне была, но отпор мы им дали. Они хвост поджали и прочь из гавани. И вот в сумерках наш «Странник», охваченный пламенем на баке, шел к причалу. Близко мы подойти не могли, осадка большая, сама понимаешь. Пришлось так тушить. Паруса, конечно, мы потеряли, но судно-то спасли. А народ думал, всё, хана нам. Так вот кто-то и сказал, что возродились, как фениксы, из пепла, значит. Вот за капитаном прозвище и закрепилось. Уважают нашего щегла там, значит.

— И по морю слухи пошли? — заворожено проговорила я.

— Ну как же без этого! Кое-что добавили, кое-что убавили — и вот наш капитан — несокрушимый и самый грозный пират во всем мире! — не без гордости ответил старпом.

— То-то при его появлении Тортуга вверх дном переворачивается.

— Ха! Моя идея. Напустить немного сумраку на личность никогда не помешает. Да и кэп, надо сказать, не так прост, как кажется, — заметил Барто.

— Вы о чем?

— Не поняла ещё? Ну, да ничего, придет ещё время, — хитро улыбнулся старик.

Я усмехнулась. Что ж, Джеймс оказался всё-таки загадкой. Правда, разгадать его тайну не страшно. Он, что таить, герой, хоть и скромный. Я вдруг увидела его с другой стороны. Все это время я никак не могла по-настоящему принять его за стопроцентного пирата. Думала, этому не соответствует его облик, поведение, корабль, команда, в общем, он совсем не похож на идеального пирата — Джека Воробья. Но ведь пиратство — не скорлупа, не мишура и украшения, хоть без того не обойтись. Это, прежде всего, дух, то внутреннее состояние человека, когда он ничуть не боится дерзить тем, кто априори считается правым, не боится идти ва-банк или шагать в неизвестность. Пират — тот, кто поступками определяет границы своей свободы.

Путь к Тортуге занял больше времени, чем я надеялась. Ветер поднимался лишь к вечеру, а пока солнце гуляло по небосводу, мы с трудом преодолевали пару миль в час. И все это время «Черная Жемчужина», которая даже при почти абсолютном безветрии шла куда быстрее «Странника», уверенно покачивала кормой впереди, как настоящая женщина, качая бедрами и ведя, как на поводке, за собой мужчину. Моя наивность не знала границ. Ведь я надеялась каким-то нехитрым способом перебраться на фрегат, но меня там никто и видеть не желал. И никакие аргументы, мол, я гарант доверия и подобная чепуха, даже капитанского уха не задевали. Джек сказал, пока у нас одна цель, вопрос доверия — обоюдный камень преткновения, но бабу на свой корабль он добровольно не пустит. Натерпелся уже. Мне пришлось ретироваться и остальную часть пути провести в каюте за изучением рисунка, снятого с крышки сундука. Помимо прочтенной надписи, там виднелось что-то вроде герба — лев, задирающий огромного мускулистого быка . В геральдике я примерно так же сильна, как в стрельбе из мушкета. Поэтому единственное, что могла делать — примечать и запоминать мельчайшие детали. Дело это, надо сказать, довольно скучное.

Тортуга выплыла из-за горизонта, едва я позволила себе наслаждено зевнуть. Одним из приятнейших занятий было иногда сидеть на бушприте и мучительно наблюдать за тем, как судно то падает с гребня волны, то вновь взбирается на него. Так я воспитывала в себе абсолютную стойкость к качке. Услышанная недавно история капитана Феникса заставила меня подумать о том, так уж ли будет на Тортуге фривольно в его присутствии. Как оказалось, подобная мысль заботила не меня одну.

Капитан Джек Воробей заявился на «Призрачного Странника», когда еще остров умещался на ладони. Я не успела юркнуть в капитанскую каюту до разговора, а прерывать его позже не сочла правильным. Тем не менее спор прекрасно было слышно и из кают-компании. Джек настаивал, что капитан Уитлокк вкупе со своей бравой командой и ореолом сплетен распугает всех длинноязыких бродяг на острове. Джеймс долго не соглашался, всё пытаясь усмотреть в этом тайный коварный план Джека, но потом сдался, причем достаточно легко.

Джек Воробей довольный вышел из каюты и тут же наткнулся на меня. Это произошло случайно, и первое, что я растерянно выпалила: «Аккуратнее!». Причем это было сказано со всевозможной обидой. «Подслушивать нехорошо», — в ответ шепнул мне Джекки на ухо. Когда тепло его дыхания коснулось уха, я на секунду потеряла самообладание и буквально увидела свою мордашку потерявшегося котенка. Джек улыбнулся, смерив меня взглядом, и направился к трапу.

— Подожди, — окликнула я.

Кэп обернулся.

— Возьми меня к себе на борт. — Воробей уже готов был открыть рот для очередного отказа, но я его опередила: — Вы идете в порт, а наше судно нет. Только для этого.

Поразмыслив с минуту, кэп ответил:

— Только для этого.

Я едва не запрыгала от радости, но всё же ограничилась многозначительным кивком. Джеймс, все это время стоявший поодаль, бессильно вздохнул и поднялся на мостик. Мной завладел эгоист, и ничьи больше нежные чувства меня ни в коей мере не волновали. С другой стороны, я с легкостью могла подыскать оправдание ─ кто-то же должен пойти из команды «Призрачного Странника».

За мною убрали переходные доски, и я оказалась в полнейшем одиночестве. Джек ни в какую не хотел вести себя как джентльмен, особенно со мной, а потому я сразу же потеряла его треуголку из виду, едва нога коснулась палубы. Мелькнула мысль, что кэп прячется от меня, и я решила это проверить. Однако, когда бравой походкой направилась в каюту, наткнулась на запертую дверь; путь на капитанский мостик мне преградил мистер Гиббс, напутствовав, что чужакам, а особенно женщинам туда ходу нет.

─ Ну и пожалуйста! ─ обиженно фыркнула я и уселась на пушку, где и провела остаток пути.

В гавань Тортуги всегда приятно заходить. Издалека и не отличишь этот пиратский порт от десятков и сотен других. Та же вечная суета на причале, громкие возгласы торговцев и перебранка торговок, беготня мальчишек, ленивое мычание коров и блеяние овец. Но это только на первый взгляд. Стоит покинуть причал и забраться поглубже, окунуться в невозможное переплетение улиц, переулков, каких-то немыслимых проходов, ─ и ты попадаешь в другой мир. Это ─ пиратский город, самый пиратский из всех, пожалуй. Здесь легко можно ввязаться в драку, просто потому, что мимо проходил, или же оказаться в дружной и веселой компании, получить халявную выпивку и всё равно, на доброе прощание, ─ фингал под глазом. В то же время в каждой таверне главенствует свой неписанный закон, и новый посетитель либо понимает его на интуитивном уровне, либо испробует на собственной шкуре. Не всякая драка, что учинена, имеет причину. Может, просто скучно стало. Не всякая женщина, что согласится выпить, подарит незабываемую ночь, а не шишку на темени и пустой кошелек. Не всякий человек, что в офицерском сюртуке и погонах, на службе у Его Величества. Тортуга ─ это место, где одновременно чтятся и нарушаются законы. В какой-то особой сбалансированной манере. А ещё Тортуга ─ это город, где потеря внимания на долю секунды может очень дорого стоить.

Напроситься-то на борт «Жемчужины» я напросилась, а что дальше делать не придумала. К пристани фрегат не пошел: кэп решил не давать лишней возможности улизнуть в город. К суше нас ─ Джека, его квартирмейстера (кажется), двух подручных матросов и меня ─ доставила шлюпка, пугающе поскрипывающая при каждом движении весла. На причал я выбралась первой, пытаясь сообразить, куда держать путь дальше, и, честно говоря, начиная жалеть о своем предприятии. Не прошло и минуты, как Джек Воробей размашистой походкой проследовал мимо. Словно я пустое место. Да, именно это и именно здесь мы уже проходили.

─ Джек! ─ Я зашагала следом.

─ Ммм? ─ Он резко остановился, я едва не врезалась в капитанское плечо.

─ А ты куда?

─ В таверну, ─ помедлив, ответствовал кэп и тут же пошел дальше.

─ Зачем?

Джек вновь стал, и я вновь едва не впечаталась в него. Карие глаза смерили меня красноречивым взглядом ментора.

─ Если хочешь что-то узнать, ─ заговорил кэп, слегка отстранившись, ─ первым делом ступай в таверну. Одно из основных правил пиратства, ─ объяснил он, поведя бровью.

Сделать шаг я ему не дала:

─ А-а-а-а… Можно с тобой?

Кэп резко обернулся, буквально со свистом ветра.

─ Зачем? ─ Его глаза подозрительно сузились, отчего полоска сурьмы на нижнем веке забавно изогнулась, как беззубая, но искренняя улыбка.

─ Ну-у, ─ протянула я, лихорадочно подыскивая аргументы, ─ я давно не была на суше. И в таверне. И вообще…

Джек помолчал, покрутив головой по сторонам, затем, напустив на себя вид строгости, ответил, тщательно проговаривая слова:

─ Но я за тобой следить не собираюсь. ─ И он пригрозил мне указательным пальцем.

─ Зачем?! Я не маленький ребенок! ─ тут же возмутилась я, на что в ответ получила взгляд из разряда: «Свежо предание…».

Капитан Джек Воробей уверенной походкой хозяина направлялся к двухэтажному зданию, из трубы которого несло дымом и запахом свинины на вертеле. За довольной капитанской спиной угрюмо поспевала я. Джек не утруждал себя не то что излишним, но даже минимальным вниманием к моей персоне. И к тому моменту как мы поднялись по скрипучим ступеням, внутри меня на большом огне кипела ярость.

─ Ну, как тебе местечко? ─ улыбнулся пират, когда мы уселись за стол.

─ Чудненько. Тихо. Спокойно. Поближе к выходу и подальше от той компании и летающих бутылок. ─ Я брезгливо смахнула со стола дохлого таракана. Внутри все съежилось, компенсируя отсутствие кислой мины на лице.

─ Пойду принесу нам чего-нибудь. ─ И кэп успел исчезнуть в толпе ещё до того, как я сказала: «Мне ничего не… надо». Я вздохнула и, подперев подбородок локтями, принялась разглядывать публику.

В принципе, ничего нового. Эта таверна в точности походила на ту, самую первую, что я посетила на Тортуге. Разве что публика либо была тише, либо ещё не успела дойти до кондиции. Минут пять я искала за грязными спинами и кучерявыми головами стойку и трактирщика или какое-то место, где разливают ром. Слева и вдалеке от нашего столика высился шкаф с двумя оловянными тарелками и огромной кружкой. Где-то там плутал и Воробей.

Время шло, а мой спутник не собирался возвращаться. Ну, он же честно сказал, что смотреть за мной не собирается. Видимо, тут я должна была разглядеть подтекст: «оставлю тебя в гордом и, надеюсь, плодотворном одиночестве». Потухшая ярость сменилась вселенской обидой. Мне жутко захотелось разреветься. Как вдруг я увидела кэпа: с двумя кружками рома (такого объема, что меня взял испуг) он просачивался сквозь толпу. Я радостно заерзала на стуле, как обзор закрыла чья-то кривая, как якорь, фигура. Они о чем-то заговорили, и через минуту капитан Воробей, по-дружески подтолкнув незнакомца, направился совершенно в другую сторону. Мне показалось, что со стороны медуза выглядит радостнее, чем я в тот момент. Конечно, что толку просиживать драгоценнейшую пиратскую пятую точку со мной, когда можно найти собеседника посговорчивее! Именно в этот момент я осознала, что для драки совершенно необязательна причина. Ненавязчивая и необременительная музыка так и подмывала хлебнуть крепкого, да ка-а-а-к зарядить кому-нибудь! От злости я решила напиться, учинить разборки или шумную перепалку (да хоть с тем же скрипачом, нещадно фальшивившим каждый шестой такт), а потом бы за все мои неудавшиеся приключения Джеймс ─ настоящий джентльмен ─ устроил бы взбучку Воробью. То-то бы пошла потеха!

─ Не всё так плохо, ─ остановил меня женский голос, едва я поднялась со стула.

За столом напротив уселась женщина. Именно про таких говорят, что у них кость широкая. За её крупными плечами спрятались бы полторы меня. Большая грудь в оформлении кружевного ворота рубахи не умещалась в слишком сильно затянутом корсете. Смуглая кожа выдавала в незнакомке представительницу мулаток. На ушах поблескивали крупные камни, а длинные, но толстые пальцы украшали массивные перстни. Женщина привычными движениями подбила, так сказать, прическу на своей голове и сложила руки на столе.

Что-то в ней заставило меня насторожиться, брови хмуро сошлись на переносице.

─ Кто вы? Что вам надо?

─ Иногда мне интересно помогать людям, ─ с хохмой отозвалась она. Все это время черные глаза изучали меня до мельчайшей подробности.

─ Мне не нужна помощь, ─ бросила я отрывочно.

─ Ой ли! ─ махнула она широкой ладонью. Затем наклонилась ближе, отчего её бюст занял добрую часть стола, уже не казавшегося таким просторным. ─ Как много вопросов мучает эту наивную головку, ─ пропела она.

Я неуверенно заерзала на стуле. Женщина молчала, взгляд с нескрываемой усмешкой буравил меня, мой наряд и прическу.

─ В услугах гадалки не нуждаюсь, ─ сквозь зубы прошипела я.

─ Неужели? А то твой кавалер во веки вечные тебя не вспомнит. ─ Её розовые губы расплылись в самодовольной улыбке.

Мне стало не по себе настолько, насколько бывает, когда человек видит тебя насквозь.

─ Говорите. Что вы знаете?

─ Знаю я многое. Но главное, знаю, что мучает тебя и как в этом помочь. Ты решила доверить свое сердце этому человеку. ─ Она медленно указала взглядом туда, где скрылся Джек. ─ Да вот только он на это не согласен. Пожалуй, было бы все не так ужасно, если бы он ответил тебе прямо. Да только бедняга ничего не ведает и искренне не понимает, отчего ты волочишься за ним, как блоха за собакой. ─ Я возмущенно фыркнула. ─ Но есть и другой. И тут все наоборот. Он готов хранить твое сердце, готов отдать тебе…. эм… всё, что имеет, но ты предпочла бы его забыть. Но и это ещё не самое страшное, верно? ─ Она впилась в меня взглядом, заставляя испуганно прятать глаза. ─ Самое ужасное ждет впереди, когда придется делать выбор. Ты ещё и не поняла? ─ искренне удивилась она.

Я, и вправду, не понимала, о каком выборе идет речь. Её речь казалась и правдой, и надуманным многословием. И все же что-то серьезное крылось за этими словами.

─ Ты не думала, что ждет тебя и двух твоих друзей, когда окончится ваше путешествие? ─ спросила она, словно подталкивая к сенсационному открытию.

Конец нашего путешествия… А разве он был? Точнее, разве виднелся настолько четко, чтобы уже волноваться на его счет? По-моему, впереди зияло беспросветное множество неизвестности. Гадалка явно пыталась вложить в свои слова более сложный и тяжелый смысл.

— Я не понимаю, — прошептала я.

— Кому, — она наклонилась почти к моему лицу и договорила одними губами, — достанется ваша находка?

Я резко отстранилась, словно ожидая удара. Как она могла так много знать! Она не имела права! Не обращая на мое замешательство ровно никакого внимания, мулатка продолжила:

— Рано или поздно перед тобой станет выбор: кому спасти жизнь. И выбор этот, знаю, не из легких. Высшая несправедливость класть этот груз на твои плечи, но… Увы… И я представляю, как тяжело тебе будет спасти одного, убив другого. Ведь, признаешься ты себе или нет, ты, скорее, умрешь сама, чем примешь решение. Но, скажу тебе, это не выход. Это ничего не решит.

Я и сама не поняла, как задрожало дыхание и на глазах навернулись слезы. Все виделось так ясно. Ни одно слово не могло покинуть губ.

— Но что, если я смогу тебе помочь и избавлю от этого выбора? Я спасу их обоих.

— Здорово. За это я продам душу? — не удержалось внутреннее я от сарказма.

— Я беру плату, но душа твоя мне ни к чему.

— Так что тогда? — Я шмыгнула носом.

Незнакомка поиграла перстнем на правой руке, размышляя.

— Хм, — наконец изрекла она, подведя глаза к верху, — твоя глубокая печаль в тот момент будет лучшим казначеем. Тогда и сочтемся.

Я тяжело вздохнула. Все это так сложно, явно за этими словами крылись подводные камни. Могла ли я ей верить и уж тем более вверять наши жизни? Но ведь отказаться никогда не поздно. В ответ на её вопросительный взгляд я лишь молча прикрыла глаза.

— Диана! — донеслось со стороны. Я глянула туда, где Джек активно махал мне рукой, а когда обернулась обратно, гадалки и след простыл. Не успела я прийти в себя, как капитан материализовался под боком и, подхватив за талию, повел в другой угол таверны. — Прошу любить и жаловать, мисс Диана. — Джек бесцеремонно подал мою ладошку своему новому знакомому, чтобы тот оставил на ней пьяный и жутко противный поцелуй.

— Так вы та самая? — прогундосил он.

Я метнула в Джека гневный взгляд и собралась уйти.

— Ну же, цыпа, не артачься. Мистер Гаас хотел поближе тебя лицезреть. — Кэп насильно усадил меня за стол, пока мистер Гаас неистово сжимал мое запястье в мозолистой руке. — Кажется, кончился ром, — улыбнулся Воробей, — пойду принесу.

Когда он скрылся, мистер Гаас, тщательно проговорил:

— Вы любите море, мисс Диана? — Причем мое имя он буквально выплюнул, и капли слюны приземлились на тертый стол.

— Очень, — скривилась я. «Кавалер» деловито подпер рукой подбородок — чтобы голова перестала вращаться во всех немыслимых плоскостях.

— Соврал, старина Джек, — с икотой сообщил он.

— Правда? — Я тщетно попыталась забрать свою руку.

— При свете этих, — он попытался дунуть на расплывшуюся по столу свечку, — огней, вы изумительно прекрасны. И я ни о чем не жалею.

— О чем вы не жалеете? — переспросила я.

Мистер уже открыл рот, но тут на стол с плеском приземлились две кружки, тут же переманившие к себе часть его драгоценного внимания.

— Видишь, в твоем присутствии человек забывает обо всем, что гнетет его, — промурлыкал капитан Воробей.

Гаас залпом осушил кружку, явно потерял ориентацию, но умудрился оставить на моем запястье, помимо синяков, ещё один липкий поцелуй. Я не вытерпела и резко выдернула руку из его цепких пальцев. Он попытался возмутиться, но замер на несколько секунд, потом рыгнув, как африканский носорог, успокоился головой об стол. Мне хотелось потерять сознание от ощущения противности. Левая бровь Джека приподнялась, описывая, что кэп несколько удивлен столь ранним окончанием банкета.

— За чей счет гуляем? — вклинился голос прислужницы. Подбоченясь, она взирала на нас так, что не оставляло сомнений — ударить, даже пирата, для неё, как вдохнуть.

— Платит он, — расплылся в кошачьей улыбке Джек, указывая на мистера Гааса. Пока девица обшаривала его карманы, капитан «Жемчужины» схватил меня под руку и чуть ли не бегом повел к выходу.

Не успели мы выйти из-под крыши заведения, как вслед прилетело: «А ну, держи их! Никто не пьет в моей таверне даром!».

— Ты априори ни за что не платишь? — возмутилась я.

— Я экономный, — ухмыльнулся Джек. И мы бросились бежать.

Несмотря на то, что кэпа окружал стойкий аромат рома, походка и бег ничуть не отличались от его обыденных, трезвых манер. Погоня за нами оказалась ленивая и отстала, едва мы преодолели пару-тройку переулков.

— Мерзавец! — Тут же предъявила я претензию, толкнув Джека в грудь, едва мы остановились. — Ты хотел мной расплатиться!

— Но он рассказал, что нам нужно.

— Ты! Хотел! Мной! Расплатиться! — вновь заорала я. Две куры покосились на нас и, возмущенно кудахча, скрылись в амбаре.

Воробей отступил назад, его лицо приняло ангельское выражение.

— Дорогуша, я просто искал срочный выход из критической ситуации, — объяснил он, перебирая пальцами. — Я бы не дал тебя в обиду, — добавил Джек бархатным тоном. Я уж хотела было умилиться этому и все простить, но услышала: — Твой капитан бы придушил меня.

Я закачала головой.

— Ты неисправимый эгоист и мерзавец, Джек Воробей, — устало проговорила я и направилась к пристани.

В данный момент, пожалуй, выбор, о котором недавно шла речь, заботил меня менее всего. Рассерженная, уставшая, с раскалывающейся головой я вернулась на «Черную Жемчужину» раньше Джека и, не дожидаясь никакого внимания, свернулась калачиком на канатах у борта и быстро заснула. То ли канат попался жесткий, то ли внутреннее шестое чувство никак не могло успокоиться, но не прошло и пары часов, как сон исчез, словно не бывало. Палуба тонула в матросском храпе. Вздохнув, я подошла к борту и взглянула на светящуюся пирамиду города впереди. Ночь — самое время для мелодии перестрелок. Но, помимо грохота выстрелов, доносившегося с суши, слух тронул ещё один посторонний стук. Внизу покачивалась на волнах и билась о борт шлюпка. И стояла она ровно там, где её оставили в моё возвращение. Похоже, капитану Воробью даже крайне важное дело не мешало развлекаться. Не знаю, с чего мне вдруг приспичило добраться до суши, но я ловко перебралась в шлюпку. Много калорий ушло, чтобы утлая лодчонка заскребла, наконец-то, по песку. Вытащив лодку на сушу, я направилась бродить по городу. Это была не самая лучшая идея. Затиший на Тортуге, видно, отродясь не бывало, и всего за каких-то десять минут меня: едва не задавил экипаж, рассекавший немыслимыми зигзагами, едва не пригвоздили к стене, промахнувшись в драке, и едва не сбросили в канаву. Пытаясь найти место поспокойней, я забрела к вершине холма, на котором поселился город. Хм, Тортуга — пиратский муравейник, ухмыльнулась я. Большинство таверн жались ближе к порту, где народу побольше. А здесь, почти в тишине, обитали те немногие, кто жил не разбоем и грабежами, а торговлей (зачастую, того, что награбили другие) и изготовлением того, что не всегда получалось украсть. На улицах изредка подрагивал догорающий фонарь, да кое-где из полуприкрытых ставень сочился желтый свет. Ноги лениво несли меня вперед, пока голова бесцельно перебирала клубок мыслей. Справа на облупленной стене резко замерла чья-то кривая тень, словно прислушиваясь. Я остановилась. Тень приосанилась и исчезла. Ведомая женским любопытством, я свернула в соседний переулок; он вывел меня к пересечению двух улиц. Фигура в широком черном плаще стояла спиной ко мне, против света. Зато фонарь за головой человека ясно осветил второго ночного скитальца. Джека Воробья. Не знаю, возмутилась или удивилась я первым делом, но вместо того, чтобы не совать нос в чужие дела, я попрала законы совести и соображения безопасности и притаилась за телегой с соломой. Поначалу эти двое говорили тихо, до меня долетали лишь окончания фраз, но потом фигура в черном резко стукнула капитана пальцем в грудь и прикрикнула:

— Помяни моё слово. Капитан ждать не будет. Быстрее принести его в твоих интересах.

— Да-да, я уже понял, — с издевательским благодушием ответил Джек.

— И ещё, — незнакомец приподнял полу плаща, а затем отдал что-то кэпу, — это тебе. От капитана.

Джек звонко захлопнул небольшой футляр, содержимого я не увидела. Кэп что-то сказал по-испански. Незнакомец поглубже накинул капюшон, и ночь скрыла его от моих глаз. Капитан Воробей с минуту постоял, что-то прикидывая в голове, и направился в порт. Я решила обойти дальней дорогой и поразмыслить над тем, что только что увидела. Но пока я выбиралась из своей засады, из-за поворота донесся глухой удар, словно упало что-то тяжелое. Я высунула нос из-за угла: вдоль по улице вразвалочку удалялись две огромные спины, какие бывают у штангистов в супертяжелом весе.

— Эй! — на автомате окликнула я, не подумав. Две лысые головы обернулись, явив два одинаковых лица с редкими бородками.

— Чеши отсюда! — одновременно выдали близнецы, когда я вышла в свет. Но стоило мне опустить взгляд, на то, что волокли братья, у меня вырвалось испуганное:

— Джек?!

Двое переглянулись. Один из них — в черной рубахе — шагнул вперед, наклонив голову набок. Второй лишь покрепче ухватил капитана под руку. Я переминалась с ноги на ногу. Язык прилип к нёбу. По позвоночнику прошлась мелкая дрожь.

— Знаешь его? — Молодец указал на меня дубиной.

Я облизала губы, с языка сорвалось что-то похожее на шокированное «ме» от новорожденного козленка.

— Знаешь? — повторил он свой вопрос.

В это время капитан Воробей пришел в себя. Несколько секунд его голова болталась с боку на бок, пока он взглядом пытался поймать меня в фокус.

— Она тебя знает? — Первый встряхнул Джека, поднимая на ноги.

— Нет! — вскрикнула я.

— Да! — радостно выдал Джекки.

Тот, что в черной рубахе, направился ко мне со словами:

— Вот и хорошо. Будем отрубать ей по пальцу, пока не отдашь долг.

Я взвизгнула и попыталась удрать, но рука размером с экскаваторный ковш схватила меня за горло. Здоровяк поднял меня над землей, развернул кругом и, как кусок ткани, сунул подмышку. Земли коснулись лишь носы сапог. Он направился к брату, таща меня следом. Его не сильно заботило, что такие объятья для меня, всё равно что обычные человеческие для мыши. Через пару метров я поняла, что задыхаюсь, и попыталась высвободиться из мертвой хватки. Но куда там! Кандалы лишь крепче сжались.

— Э, легче, а то шею сломишь, — вмешался второй братец, и хватка ослабла. Не успела я грохнуться наземь, как меня вновь подхватили, только в этот раз под руку, как и Джека.

Нас насильно толкали вперед, а если не успевали, то просто волочили следом, причем тормошили так, что буквально чувствовалось, как мозг бьется о стенки черепа. Мучения приостановились, когда крутой спуск уперся в бревенчатую кладку.

— Опять ты лево и право перепутал, — сказал один. Второй лишь задумчиво почесал затылок. Нас швырнули на землю: Джек влетел в забор, а я впечаталась в погрызенный ягодный куст.

— Вечно из-за тебя одни неприятности! — Я со злости пнула Джека в сапог. Точнее, из показной злости, ибо на самом деле мне было чертовски страшно.

— Так уж всегда? — прилетела в ответ претензия.

Я возмущенно ахнула и отвернулась. Братья между тем сообразили, куда держать путь дальше, и мы вновь оказались в железной хватке. Но не успели мы выйти из тупика, как в рассветной тьме прозвучал знакомый и весьма возмущенный голос:

— Что здесь происходит? — Я вскинула голову. Чуть выше, как раз, где наш путь пересекала узкая улочка, уложив руки на эфес шпаги, на нас взирал капитан Джеймс Уитлокк. В предрассветных сумерках его гордый и уверенный силуэт являлся идеальным воплощением спасительной соломинки. Не получив ответа, Джеймс сделал несколько шагов вперед и повторил вопрос.

— Ты кто ещё такой? — спросили в один голос близнецы.

За спиной Джеймса появились шестеро членов команды «Призрачного Странника» — точно такие, какими я их встретила впервые: в синевато-белых при этом свете рубахах, с поблескивающими лезвиями сабель за поясом.

Впившиеся в плечо пальцы слегка разжались.

— Отвечать вопросом на вопрос неприлично. К тому же — я спросил первым, — совершенно спокойно заметил Уитлокк. — За что вы схватили этих людей?

— Он должен денег нашему капитану, — пробасил моряк, державший Джека.

— А она его знает, — добавил другой, слегка толкнув меня.

— Ты брал деньги у их капитана? — рассудительно спросил Джеймс, обращаясь к кэпу.

— Нет! — возмутился тот, но, получив подзатыльник, уточнил: — Если только как плату, за одну услугу…

Мне показалось, Джеймс закатил глаза.

— Как много он должен вашему капитану? — спросил он у братьев.

Те, не задумываясь, ответили:

— Тысячу золотых.

Уитлокк легким кивком попросил подать ему мешочек.

— Что ж, у меня предложение: вот тысяча золотых — отдайте их своему капитану, а Джек Воробей отныне будет должен мне. Что скажете?

Братья переглянулись. Около минуты они смотрели друг на друга и, видимо, совещались на какой-то своей волне.

— Идёт, — наконец согласились матросы.

Уитлокк встряхнул мешок, послышался звон монет, и Джеймс легко бросил его тому, что держал меня. Золото, конечно, дороже моей тушки: меня отпустили, и я упала на четвереньки. Взвесив мешок на ладони, здоровяк кивнул сначала брату, потом Джеймсу, и близнецы всё также вразвалочку пошли прочь. Проходя мимо капитана Уитлокка, один из них бросил с усмешкой: «Стоит ли он тысячи?».

Я села на колени, поднимая глаза к небу. Казалось, тряслась каждая клеточка моего организма.

— За что нынче такая плата? — поинтересовался Уитлокк у Джека, помогая мне встать.

— За наивность и героизм, — хитро улыбнулся Джек. — Я должен был сотню шиллингов. Может, чуть больше.

Возмущение готово было вырваться из моих уст, но капитан «Странника» уверенно парировал:

— О, пустяки. Ведь ты мне должен не только тысячу золотых, но и свою жизнь. — Именно в эту минуту перед нами стоял капитан Феникс — остроумный и уверенный в себе. Мне даже стало толику обидно за Джекки.

— Как вы тут оказались? — спросила я у Джеймса.

— Не в моих правилах сидеть в стороне. Решил вот тоже прогуляться, поспрашивать, не поднимая шума. Правда, — добавил он, слегка склонив голову, — пока не преуспел.

— Зато у меня есть кое-что, — с невинным видом, улыбнулся кэп. — Что вы слышали об Уильяме Смолле?

— Судя по совпадению инициалов, это тот, кто нам нужен, — сказала я.

— Ты узнал имя. Да, это, действительно, кое-что, — саркастично отозвался Уитлокк.

Джек одарил его красноречивым взглядом, во всей полноте передающим длинную фразу: «Если бы ты был так же удачлив, как я, если бы бороздил моря столько лет, сколько я, если бы ты был гораздо изобретательнее и ловчее, то давно бы понял, что узнать имя, канувшее в Лету несколько десятилетий назад, это не просто кое-что. Это лучшее кое-что из всего возможного. А, кроме того, ты слишком наивен, раз полагаешь, что это все, что мне удалось узнать».

— Это ведь не всё? — хитро улыбнулась я. Кажется, Джеку это пришлось по душе.

— Помимо всяких Биллов-пьянчуг, Биллов-рыболовов, есть Билли-служилый. Говорят, раньше был капитаном одного из флагманов Империи. — Джек поставил руки на пояс и довольно выпятил грудь. — Этот Уильям Смолл проживает в роскоши и богатстве в Нассау.

Нассау. У меня внутри все как-то сжалось, едва Джек назвал место. Стоит ли говорить, что столица Багамских островов это не Порт-Ройал и уже тем более не Тортуга или другой крохотный порт. Жить там, под защитой форта (да и не одного, явно), всё равно что в моем будущем обустроить номер в хранилище банка. А раз уж, к нашему несчастью, Уилл Смолл не оружейник и даже не просто солдат, а экс-капитан флагмана Британской Империи, подобраться к нему двум пиратам и одной не особо удачливой… мне будет очень и очень… Невозможно!

Внутренняя паника вышла за границы сознания. Лицо стремительно побледнело, ладони заледенели.

— А… это точно тот, что нам нужен? — кисло спросила я.

— Не узнаем, пока не поговорим, — рассудил Джеймс. — Что ж, туда путь не близкий.

— Это ведь опасно.

— Как и вся наша жизнь, — заметил Джек Воробей, удаляясь. — Я вас ждать не буду, — прикрикнул он уже из-за поворота.

Я поглядела ему вслед и как-то непроизвольно повторила то, что кэп недавно сказал незнакомцу в переулке:

— A cada uno lo suyo.

— Sí. La verdad eterna,— отозвался Джеймс.

— Что? — переспросила я.

— Извечная истина, — повторил Уитлокк. — Почему ты это сказала?

— Да так, к слову пришлось. И… Я не знаю, что сказала, — пожала я плечами.

— «Каждому своё».

Я внимательно посмотрела на Джеймса и тяжело вздохнула. Вряд ли столь философское замечание могло пролить свет на незнакомца, исчезнувшего в тени. Я колебалась, стоило ли говорить Джеймсу о тайных встречах капитана Воробья. Джек и так скрывал от нас достаточно, пора бы потребовать ответы. Как-то сразу в мозгу родился дивный план, сразу пришедшийся моей коварной эгоистичной душонке по вкусу. Пока мы торопливо спускались к порту, я успела убедить Джеймса в том, что побыть чуточку дольше на «Черной Жемчужине» мне будет не только приятно, но и полезно.

— Ведь, посуди сам, Джек не торопится поделиться с нами, зачем ищет камень. А это явно неспроста, что мы вдруг встретились в открытом море. Думаю, пора начинать ему играть в открытую. А раз капитан Воробей не хочет делиться секретами добровольно, я найду, как заставить его сделать это.

====== Глава X. Разведка ======

Путь на север. Между бушпритом «Черной Жемчужины» и лазурными водами гавани Нассау лежало не меньше четырех сотен миль. Нам предстояло провести в море порядка недели с учетом всех капризов погоды. Пока я устало спускалась в порт, внутри поселилось ощущение счастья. Конечно, неделя на борту парусника, пожалуй, не самое идеальное развлечение. Покопавшись, можно выудить гору минусов и брезгливо сплюнуть на пирс, не пожелав подниматься на борт. Но для меня все неудобства просто не существовали. Идти на «Черной Жемчужине» — это как пускаться в сказочное путешествие под мелодию ритмичного скрипа обшивки. За все время, что провела здесь, я привыкла к пению кораблей, как к любимой композиции. И как всегда я готова была слушать эту песню до тех пор, пока сама мысль о её звучании не заставит измученно закатить глаза. Когда ты посреди моря, над тобой верхушки мачт раздирают облака, внизу вспененные воды вгрызаются в черное дерево, отзывающееся решительным скрипом, и прямоугольные тени парусов скользят по волновым гребням — именно в такой момент ты понимаешь, что всё, что может произойти, или то, чему вовек не бывать, сейчас в твоих руках. И лишь от движения руки, сжимающей штурвал, зависит будущее. Пусть к штурвалу мне и близко не давали подойти, это не умаляло волшебной силы романтики.

Воодушевленная предвкушением от морского путешествия на «Жемчужине», я почувствовала прилив уверенности и в кои-то веки разглядела в зеркале коварный взгляд. Играть с капитаном Джеком Воробьем в тайных спецагентов довольно рискованное занятие, ибо этот малый — самый непредсказуемый человек в мире. Путь к его сердцу лишь один. И, к счастью, я его знаю.

Для начала следовало попасть на борт «Черной Жемчужины». Тут я действовала не очень-то благородно: в общей суете юркнула на палубу и скрылась в самом темном углу, где и просидела, пока Тортуга не осталась далеко позади. Но стоило только показать нос, как я столкнулась с Джеком.

— Кто позволил тебе подняться на борт? — гневно сверкнул глазами капитан.

— Ты, — легко ответила я, — когда не запретил этого.

То ли кэпу нечего было ответить, то ли он этого не захотел, но в ответ я получила лишь смиренный вздох. В приказном порядке меня отправили в старую добрую каюту, в которой я провела в прошлый раз много бессонных ночей. Я обрадовалась, но, едва войдя, чуть было не взвыла: от прежней обстановки не осталось и следа. В углу сиротливо приютился стул, а под иллюминатором укрывалась под толстенным слоем пыли старая добрая койка,впитавшая явно не один литр слез. Делать нечего: либо на твердой койке на борту «Жемчужины», либо в роскошных апартаментах на «Страннике». Как оказалось, такая максимально скудная обстановка отлично стимулирует мозг. Через три дня у меня был готов идеальный план.

Капитанская каюта — священное место на любом судне. Каюта капитана Джека Воробья — это что-то вроде храма Пиратства, с кучей самых разнообразных «сакральных» вещиц, разложенных в неизвестном порядке. Я вошла уверенно и плотно прикрыла за собой дверь. Времени было в обрез, и я с головой нырнула в обстановку каюты, чтобы найти парочку жизненно важных предметов. Две кружки едва успели стать на стол, как дрогнула дверь. Я замерла на долю секунды, затем резким и не аккуратным движением плюхнула в одну из них рома. Ароматные капли разбежались по столу. Джек вошел, глядя вниз, и ногой захлопнул дверь.

— Что ты делаешь? — испуганно возмутился он, наступив на мою тень.

Я протянула ему наполненную кружку.

— Предлагаю тебе ром, — ответила я, небрежно опершись о стол.

Кэп пригляделся к кружке, его нос активно задвигался, шумно втягивая воздух.

— Нет, — Джек слегка отстранился назад, — что ты делаешь здесь, — указательные пальцы очертили некое подобие окружности, — в смысле, на моём корабле?

Не ответив, я лишь выше приподняла руку, держащую ром. Бросив на меня многозначительный взгляд, Джек взял предложенный напиток и по-хозяйски расположился в кресле. Я улыбнулась, плеснула себе рома и уселась напротив.

— Я здесь, чтобы напоить тебя и выведать, зачем ты ищешь камень. — Сказать полуправду — это ведь не обман?

Джек глотнул рому, уголок его губ приподнялся, и свет тусклого фонаря сверкнул на золотом зубе.

— Оу, — выдохнул он, — тогда из тебя плохой разведчик.

— Отчего же, — поспорила я, — ром ты принял, разговор у нас с тобой завязался. По-моему, план работает. — Многозначительная ухмылка довершила этот самонадеянный вывод. Джек молча обжигал меня своим по-кошачьи обольстительным взглядом. Пальцы правой руки лениво отбивали дробь по кружке. — Ну же, Джек, — я повела плечами и чуть наклонилась вперед, — расскажи, зачем тебе камень. Или ты тоже, как и мы, попал во власть одного обольстительно-невыносимого испанца? — Я буквально впилась взглядом в загорелое пиратское лицо, ведь реакцию на мою явную ложь могло выдать неосознанное и едва заметное движение глаз или капитанского уса.

— Как видно, мы собратья по несчастью, — изрек Воробей, как бы подтвердив мое предположение.

Я закивала и уставилась на дно кружки, разбалтывая ром. Методом исключения получалось, что Джек Воробей никому не служил, ну или, по крайней мере, не служил нашему шантажисту. Кроме того, его осведомленность о наших целях тоже оставляла желать лучшего. А раз так, я решила продолжить блефовать.

— Что стало с этим миром? Порядочные пираты вынуждены служить подлым и ленивым проходимцам, в чьих руках власть держится лишь из внушаемого страха. Конечно, поиски кладов — занятие интересное, достойное не одной книги, но, по-моему, порядочный морской разбой ничуть не лучше. Пока королевские галеоны уносят свои переполненные золотом туши куда подальше из этих мест, те, кто мог бы прикарманить золотишко, петляют меж островами в поисках неизвестно кого, чтобы добыть неизвестно что. Вот почему ты согласился? — спросила я, подводя итог философским рассуждениям.

— Не всё измеряется золотом, — уклончиво ответил капитан. — Но тебя как угораздило? — Джек легко сменил тему, его лицо приобрело самое располагающее выражение. Я повела глазами и вздохнула с кривой улыбкой на губах. Нужный ответ не сложился в голове, поэтому я дала право Джеку придумать его за меня. — Ах, ну да, — многозначительно улыбнулся кэп, — «Странник», лихой капитан. С этого все началось?

— Нет, — сглотнула я, позабыв о своем расследовании. — Джеймс тут не при чём.

— Я бы так не сказал, — возразил Джекки.

— Не при чём, — подтвердила я. — Тут, скорее, наоборот. — Воробей удивленно изогнул бровь. — В какой-то мере Джеймса угораздило стать пиратом из-за на… меня.

— Так-так, — довольно заулыбался капитан, — никак вызволял тебя из беды?

— Вызволял, — упрямо улыбнулась я, — но не меня. Другого пирата, а я так, под руку попалась. Я это умею, под руку попадаться. Это, кстати, ответ на твой вопрос.

— Какой?

— Почему я во все это ввязалась. Просто случайно оказалась рядом.

Несколько минут Джек молча попивал ром, с удовольствием гоняя его меж щек, а кареглазый взгляд цепко следил за мной. Эта пауза напомнила мне о «спецзадании», и пришлось искать мостик, по которому перевести разговор к нужному берегу.

— Уитлокк во всё это не верит, — грустно пожаловалась я, не сводя глаз с дверной ручки. — Он считает, что камень — выдумка, а карта — подделка, что мы попусту тратим время.

— Однако с завидным упорством ищет его, — ехидно заметил кэп.

— У него нет выхода, ну, ты понимаешь ведь.

Вновь повисло молчание. Я украдкой бросала взгляды на Джека, подпитывая приятный огонек в глубине души. Чувствовать себя счастливой лишь потому, что сидишь рядом с Джеком, но в то же время юлишь, выкручиваешься, несешь какой-то бред, чтобы узнать его тайные замыслы. Делала ли я в жизни что-то глупее?

Оказалось, сделаю. Разговор не клеился: Джек никак не хотел говорить по душам, я увиливала от его прямых и коварных вопросов. В итоге мы просто сидели и молча пили ром, изредка обмениваясь бурчанием по поводу недавней стычки на Тортуге. «Черная Жемчужина» оставила Тортугу далеко позади, в окна в каюте виднелся лишь неизменно гордый силуэт «Странника». Солнце поднялось высоко, «зайчики», отраженные большим серебряным кувшином, бегали туда-сюда по столу, как маятник гипнотизера. Я подперла голову рукой и мрачно созерцала эту солнечную беготню, пока напиток не подобрался к векам и не налил их тяжестью. После довольно беспокойной ночи я провалилась в дремучее небытие с радостью и наслаждением. Мне снились какие-то обрывки воспоминаний вперемешку с чем-то чудным и невероятным. Как же хорошо, что я редко запоминала сны. Сквозь дремоту слышался чей-то голос, словно сонный привратник устроил мне допрос. Проснулась я резко, с явным ощущением, что делаю что-то неправильно. Во рту было сладко от рома, в голове несерьезно пусто — от него же. Каюта пустовала. Я наклонилась к столу, в глаза бросилась кружка Джека, лишь слегка початая, а полбутылки рома оказалось внутри лишь одной меня. Я мысленно выругалась. Это был мой план! Хуже другое: упрямая дверь не захотела поддаваться и выпускать меня на волю. Жажда свежего воздуха заставила залезть на стол и высунуть голову в распахнутое окно. Поначалу качка и неспокойные вспененные воды едва не лишили рассудка, но свежий ветер вскоре помог прийти в себя. Вволю надышавшись, я вернулась в каюту. Для верности ещё пару раз дернула дверь, но всё оказалось бесполезно. Мысли в голове настолько не хотели собираться во что-то путное, что даже обидеться толком не получалось. Я бесцельно бродила по каюте, как по маленькому музею, таким же бесцельным взглядом изучала разные капитанские штуковины, пытаясь вспомнить или придумать, как это называется. Между тем качка усиливалась: бутылка рома каталась по столу, как по ледовой арене, а кружка, стоявшая с краю, уже давно приземлилась на пол. Я наклонилась её поднять, как на меня свалилась шкатулка. Скользнув по голове, она стукнула о палубу и отскочила под скамью. Закряхтев, я нехотя опустилась на четвереньки и выудила шкатулку из темноты. На деле это оказалась вовсе не шкатулка, а тот самый футляр, что незнакомец вручил Джеку на Тортуге. Усевшись на полу, я задумалась, испустив тяжкий вздох. С одной стороны было до безумия любопытно, с другой — получалось, что я копаюсь в чужих вещах. Поразмыслив пару минут, я решила, что, раз футляр сам свалился мне в руки, то это не считается за обыск. Зажмурившись, я сняла защелку. Пугаться было нечего. Вместо чего-то неизвестно жуткого, что нарисовал сдобренный ромом разум, в шкатулке обнаружились песочные часы, меньше ладони. Разглядывая хронометр, я погрузилась в раздумья, какой намек он мог в себе нести. Занятый серьезными размышлениями мозг не удосужился оповестить, что тихо щелкнул замок на двери и за моей спиной, взирая самым гневным взором, стоит капитан Воробей собственной персоной. Когда я наконец сообразила, что, кажется, в моем затылке скоро дырку прожгут, то обернулась слишком резко, потеряла равновесие и грохнулась на палубу в неестественной позе. Мало того, часы с легкостью бабочки выпорхнули из ладони и разбились о ножку стола, оставшись лишь напоминанием из десятка осколков. Я глянула на Джека снизу вверх, краснея до невозможных оттенков, и возмущенно выдала:

— Ты напоил меня!

Лицо кэпа тут же просветлело. Он едва удержался от хохота.

— Ты не сильно протестовала.

Я изловчилась и поднялась на ноги как можно элегантнее.

— Обыскивала мою каюту? — строго спросил капитан.

— Нет, — кашлянула я. — Оно само. — Джек внимательно посмотрел на меня, на кружку, все так же перекатывающуюся с боку на бок, и на горстку песка у моих ног.

— Даме больше не наливать, — мягко улыбнулся пират.

Я вздохнула и уселась на скамью.

— Ты это заранее продумал или сымпровизировал?

— Да, — сверкнул глазами кэп.

— Знаешь что, — я встала и направилась к Джеку; он же предпочел плавно пятиться назад, — вся эта беседа, то, как ты увиливал от ответов и как виртуозно задавал вопросы, как сумел напоить меня, всё это приводит к довольно безрадостному выводу. — Джек влип в стену. Я сделала театральную паузу, набирая в грудь побольше воздуха. — Доверия между нами нет и не будет. Ты, как всегда, скрытен, как всегда, ради собственной выгоды таишь что-то важное, а значит, можешь предать в самый неподходящий момент. Так стоит ли нам сотрудничать? — со всей возможной холодностью, на какую вообще была способна, спросила я.

Джек уже собирался что-то ответить, но внезапно «Жемчужина» резко накренилась на левый борт, и я буквально влетела в капитанские объятья. Горячие руки Джека легли мне на спину, я уперлась ладонями ему в грудь и замерла. Шоколадно-карие глаза с улыбкой и довольством растворяли так тщательно призванный дерзкий взгляд. Я ощущала, что превращаюсь в безвольную куклу, что готова отдать все, лишь бы эти объятья никогда не размыкались. Руки пирата поползли ниже и остановились на талии. Правый ус смешно приподнялся. Сердце зашлось от бешеного удовольствия. Я походила на бездомную кошку, которую долгие годы шпыняли все, кому не лень, но какой-то добрый человек вдруг решился её приласкать. «Так что там с доверием?» — проворковал кэп.

— Ну, я готова пересмотреть этот вопрос, — пролепетала я, сглатывая ком.

— Чудно! — обрадовался капитан, тут же отстранил меня и моментально испарился из каюты.

К закату разум окончательно протрезвел, а сдобренная долгожданными объятьями натура решила не сдаваться без боя. Иными словами, я продолжила расследование. Задерживаться в капитанской каюте не стоило. Овер-дек заливал обжигающий солнечный свет, и уютное местечко нашлось не сразу. Когда зной спал, я уселась на лестнице, усталым взглядом блуждая по палубе. Уже не раз до моего уха долетали слова: «К вечеру шторм будет», но они не вызывали ни малейшего переживания. Ветер усиливался, «Жемчужина» шла всё быстрее, оставив «Странника» далеко позади. Я этому даже обрадовалась, словно с меня спала уздечка родительской опеки.

— Ты знаешь, что в шторм женщин первыми бросают за борт? — возник над ухом сладкий голос. Надо мной нависли две капитанские косички. Джек спустился на одну ступеньку и взглянул на меня сверху вниз.

Я сощурилась от последних лучей солнца.

— Это угроза, капитан Воробей?

— Это традиция, — ответил Джек.

— Ты этого не сделаешь, — пожала я плечами.

— Хм? Ты так уверена? — Я молча кивнула. — Кроме меня, здесь ещё сотня человек, — заметил кэп.

— О, уверена, ты не дашь меня в обиду, — улыбнулась я.

Кэп скользнул медленным взглядом вверх по мачте.

— Так ты меня знаешь? — несколько минут спустя спросил он. Мой самый непонимающий взгляд был ответом. — На Тортуге, — как бы напомнил Джек, — ты утверждала, что мы взаимно знакомы. А ещё, что я убил тебя, — хохотнув, добавил кэп.

— И? — недовольно выдавила я.

— У меня отличная память на лица.

— Как видно, не на все, — едва слышно прошептала я, но громче пояснила: — Это была уловка. Сыграть на чувстве вины. Чтобы попасть на борт.

Воробей повел бровями.

— И почему именно ко мне?

От негодования ногти процарапали бороздку на стойке лестницы. Черт возьми, Джек Воробей! Здесь я должна задавать вопросы!

Я поднялась, поравнявшись с пиратом взглядом. Джек принял самый располагающий вид, а глаза словно бы отражали всю суть понятия «непринужденный разговор». Мне же было жутко обидно и… больно. Потому, что правда — как оказалось, только моя правда, — в ушах всех остальных звучала безосновательной выдумкой.

— Корабль «Черная Жемчужина», — многозначительно повела я глазами и направилась прочь. Затем, остановившись, обернулась: — Говорят, он быстроходен, даже неуловим.

Сохранив в памяти образ ошарашенного капитана Джека Воробья, я ушла в каюту под руку с чувством собственного превосходства. Наверное, кэп догнал бы меня, но его отвлек возглас матроса: ветер, менявший направление, развернул парус и вырвал трос из мозолистых рук. Последние лучи солнца угасли в настигающей нас грозовой тьме.

На моем веку нечасто случались штормы, но этот — обещал стать самым страшным. Я долго ворочалась на жесткой постели. Все лучше приживалась мысль, что капитан Воробей ненастойчиво хочет выжить меня с судна. Едва приоткрылась дверь в мир снов, меня швырнуло на палубу с остервенелостью разгневанного тролля. Приподнявшись на локтях, я попыталась сообразить, что происходит. Палуба ходила волнами, словно бы вместо судна подо мной паровозик на американских горках. Ливень вгрызался в стекло и обшивку, будто сверху обрушилась не вода, а тысячи кинжалов. От воя ветра волосы вставали дыбом. И всем этим дирижировал дуэт грома и молнии. Зря я поднялась на ноги. Никогда бы не подумала, что ходить — настолько трудно. Пару минут попытавшись балансировать меж переборок, я почувствовала приступ морской болезни и в панике понеслась на палубу. Намертво прилипнув к борту, я отчаянно хватала ртом воздух, чтобы унять рвотный позыв, и даже не обратила внимания на творящийся кругом ад. Бедные матросы бросались в отчаянную схватку с ураганом, пытаясь убрать паруса, тянущие корабль в кипящее морское варево. Пиратов швыряло меж бортов. Волны захлестывали палубу, сбивая с ног. Дерево намокло и скользило под ногами. Я подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть несущуюся на меня стену воды. Ноги прилипли к палубе. Вместо того чтобы бежать или хотя бы пригнуться, я лишь испустила полный ужаса крик. Волна врезалась в правый борт, сметая меня с легкостью пушинки. «Жемчужина» накренилась, и я по инерции покатилась дальше, со скоростью света понимая, что фальшборт меня не спасет. Морская пучина была в нескольких дюймах от моего тела, когда меня кто-то, не очень благородно, схватил за шкирку. Я перевалилась за планшир, повиснув, как щенок, и пытаясь хоть за что-то ухватиться. Корабль снова накренился, но уже на правый борт: тело подбросило вверх, и все та же добрая рука приземлила меня на палубу. От удара в глазах потемнело. Запнувшись о мою ногу, рядом рухнул матрос, тут же облив потоком отборной пиратской брани. Я практически ни слова не поняла. Инстинкт самосохранения посоветовал срочно убираться из-под ног и с глаз долой. Кое-как поднявшись на четвереньки, я поняла, что на двух ногах мне не устоять. И снова сильный крен: как шайба, я поскользила к борту, но пальцы вовремя вцепились в решетку трюмного люка. Мне было так плохо, что даже страх отступил на второй план. Перед глазами все плыло. Конечности не слушались. Лишь пальцы упрямо сжимали толстые прутья. Надо мной витало множество голосов. Точнее, это был ор, тщетные попытки перекричать бурю. Меня захлестнула волна отчаяния: на спину обрушивались брызги, дождь хлестал по лицу… Я заревела — как маленький ребенок, что никак не может встать на коньки. Как вдруг боцман — я разглядела лишь его серьгу — подхватил меня подмышку, как мешок, и потащил прочь с палубы. Я не помню, как оказалась в каюте, запомнился лишь вздох облегчения, перед тем как рассудок смылся куда подальше.

Утро настало в полдень. Все тело затекло, будто меня замуровали лет сто назад, как мумию. Лежа на спине, я медленно разлепила глаза, взгляд уперся в потолок. Прислушиваться к ощущениям было не лучшей идеей. У меня никогда в жизни не было похмелья, но сейчас мне казалось, что выглядит оно именно так. Стоило двинуться, и тело оповестило о том, что болит каждая клеточка организма, а вместо желудка какой-то скукоженный комок. «Я что, соль грызла?» — возмутилась я, проведя языком по губам. Соль чувствовалась и во рту, и даже на стенках горла. Довершала весь набор жажда, как у еврея, вышедшего из пустыни. Набравшись мужества, я выползла на палубу. Погода стояла чудесная. На небе легкой дымкой проплывали тончайшие облака. Свежий ветер приятно забирался под рубаху и тревожил прилипшие ко лбу волосы. Наверху спокойно дремали матросы в тени парусов. У штурвала, наставленчески беседуя с юнгой, бдел мистер Гиббс. «Черная Жемчужина» рассекала морскую гладь как ни в чем не бывало. Однако смотреть на всю эту идиллию глазам оказалось больно. Шмыгнув носом, я направилась к капитану.

— Ужасно выглядишь, — поприветствовал меня Джек, едва завидев.

— Спасибо, — автоматически ответила я, а потом сообразила: — Что ты сказал?

Вместо ответа капитан указал на зеркало в дальнем углу каюты. Из него на меня взглянул живой мертвец, попавший под экипаж на ипподроме. Бледное лицо с таким измученным выражением, что ярко синевшие под глазами полукруги против обыкновения придавали ему живости. Слева на лбу краснела царапина длиной в палец. Из-под того, что раньше звалось прической, поблескивала одна изумрудная сережка. Мне показалось бесполезным считать синяки на руках и ногах. Поэтому, чтобы лишний раз не наблюдать «паркинсон» на своих синеватых ладонях, я уселась в кресло напротив Джека, сжимаясь как можно компактнее.

— Поешь? — наконец заботливо поинтересовался кэп. На его раскрытой ладони заманчиво поблескивало яблоко. Я молча взяла фрукт. Сочный треск порадовал желудок, и на губах, помимо сладкой дорожки, заблестела неуверенная, но благодарная улыбка. Я грызла яблоко, словно в гостях — когда тебя, ребенка, родители взяли с собой, и ты сидишь в конце стола, тихо ковыряешь вилкой салат, стараясь не издавать ни звука, иначе внимание переключится на тебя и на поиски будущего жениха. Понемногу, когда первые кусочки яблока отозвались в желудке радостным урчанием, заработал мозг. В памяти все ярче всплывали картины прошлой ночи под недоуменное мысленное восклицание: «Господи! Как же я выжила?!». Джек вернулся к изучению карты, делая вид, что меня здесь нет. Азимут блуждающего взгляда постепенно увеличивался, но пока не приобретал четкость и умение фокусироваться. Ровно до того момента, как глаз не зацепился за зеленый камешек, поблескивающий на левом рукаве пирата, с внешней стороны. Я перестала жевать и вперилась взглядом в сережку. Либо кэп, пока я спала, снял аксессуар с моего уха и нацепил к себе на рукав, либо она застряла там прошлой ночью, когда Джек затаскивал меня обратно на палубу. Подумав, я вымолвила:

— Я же говорила, ты не дашь меня сбросить за борт. — Джек замер, приподняв ладонь над столом, а затем поочередно опустил пальцы на карту. — Спасибо, — искренне заулыбалась я. Приятный румянец окрасил щеки.

Карие глаза с хитрецой глянули на меня.

— За что?

— Ты вытащил меня ночью. Я бы утонула. — Я неуклюже улыбнулась. Это новый способ скрыть паузы, когда не знаю, что или как сказать.

— Пустяки, — отмахнулся капитан Воробей и, верно, захотел добавить что-то вроде: «Иначе не сносить мне головы». Но я его перебила:

— Могу сережку забрать? — В ответ на непонимающий взгляд я взяла двумя пальцами застрявшее украшение и попыталась аккуратно вытащить. Но куда уж там! С легким и даже каким-то радостным треском вместе с сережкой оторвался лоскут, похожий на яичницу. Я замерла, борясь с побуждением бросить сережку и бежать. — Извини, — пропищала я.

Джек собрался ответить, но в каюту ворвался мистер Гиббс, пряча на поясе фляжку. Старпом слегка оторопел, увидев всю картину, но быстро и обеспокоенно отчитался:

— Капитан! Судно на горизонте!

Джек задорно сверкнул глазами.

— Наконец-то!

Кэп улетел на мостик со скоростью пули, оставив меня с сережкой и лоскутом его рубахи. Когда я, переборов неловкость, поднялась к штурвалу, пират успел закатать рукава. По правому борту, далеко-далеко покачивался на волнах игрушечный кораблик. Он двигался нам навстречу, приобретая все более ясные очертания. Судно было ещё слишком далеко, чтобы разглядеть флаг, и Джек приказал следовать прежним курсом, однако поднять паруса на фок-мачте. Матросы довольно быстро управились с заданием, как раз в тот момент, когда их капитан с каким-то недоумением произнес: «Голландцы?».

— Какого черта они здесь забыли? — отозвался Гиббс.

— Наверное, много лишнего товара, — улыбнулся Джек, многозначительно обернувшись к старпому. Оглушительно зазвенела рында. Из трюма тут же начала появляться остальная часть команды. — Четыре румба влево, мистер Скотти, — скомандовал капитан. — Джентльмены! Сегодня мы совершим благое дело и поможем этим господам избавиться от лишнего груза! — довольный оповестил капитан Джек Воробей, указывая рукой на приближающийся парусник. — Поднять флаг!

У меня поджилки затряслись от радости, ей-богу! Не то чтобы я такая разбойница, дерзкая пиратка, которую хлебом не корми, а дай ограбить судно. Когда на твоих глазах в небо взмывает Веселый Роджер, подхватываемый ветром, одни пираты, пританцовывая, засовывают за пояс пистолеты, а другие, довольно потирая руки, заряжают пушки, ты не можешь остаться в стороне от общей идеи. К тому же капитан стал к штурвалу! Как бы быстро на шхуне ни сообразили, кто кинулся к ним с распростертыми объятьями, убегать от «Черной Жемчужины» просто нет смысла. Ну, может быть, они не узнали фрегат? Во всяком случае, поняв, что убежать не получится, и своих намерений мы не поменяем, шхуна ощетинилась своими двенадцатью пушками и самозабвенно легла на прежний курс. Погибать, так с честью, видимо. Джекки, насколько я знала, не сторонник кровопролитий, но «Жемчужина», не имея носовых орудий, не могла дать предупредительный залп. Фрегат быстро приближался к торговцу. Его экипаж все ещё нервно суетился на палубе, не совсем осознавая, что делать. Быть может, вчерашний шторм настиг и этих бедолаг, заставив уйти с торговых путей. Пираты сгрудились у левого борта, являя собой весь страх и ужас Карибского моря. Едва суда поравнялись, со шхуны открыли огонь. И этого никто не ожидал. Ядра пробили обшивку на второй палубе, а здесь, на верхней, разнесло часть фальшборта, осыпав команду градом из щепок. Разъяренный взгляд Джека вполне сошел бы за самое совершенное оружие.

— Огонь! — Бахнуло четыре залпа, и всю смелость и прыть голландцев как рукой сняло. Первое же ядро разворотило палубу, другое почти переломило мачту. На лицах торговцев отразились все оттенки испуга. — На абордаж! — Полетели кошки. Пираты ловко перебирались на судно, одним только грозным рычанием заставляя вымученных европейцев белеть от ужаса. Сопротивление — недолгое и неуверенное — сломили без особых усилий. Захватив судно всего минут за двадцать, пираты заставили экипаж наблюдать за тем, как добычу переправляют на «Жемчужину». Три десятка человек во главе с капитаном стояли в окружении «доброжелательных» лиц и оголенных клинков, по острию которых гуляли солнечные блики. Джек, подбоченясь, провожал довольным взглядом награбленное. Ступив на палубу судна, он окинул его каким-то снисходительным, даже сочувственным взглядом: оно смотрелось поистине жалко в сравнении с «Черной Жемчужиной». Голландцы помалкивали, предпочитая не отвечать на дразнящие реплики пиратов, и лишь угнетенно и смиренно наблюдали за тем, как их грабят. Но среди экипажа мне в глаза бросился высокий мужчина средних лет: хоть кафтан на нём и был гражданский, выправка выдавала военного, может, уже и бывшего. Поначалу я наблюдала за всем с мостика, потом спустилась на дек. И все же не утерпела — как можно не ступить на палубу захваченного судна и не почувствовать себя пиратом? Поразмыслив, капитан Воробей решил оставить шхуну и отпустить экипаж, посоветовав им заглядывать почаще и привозить побольше. Всю добычу скрыли в трюмах, уносили последнее. Джек развернулся, чтобы вернуться на «Жемчужину», как вдруг тот самый военный, изловчившись, в мгновение ока подлетел к кэпу. Увидев в его руках кинжал, прежде чем вскрикнуть, я выхватила свою саблю и наотмашь рубанула его по спине. Как уже говорилось, сабля была тупая, как мой одногруппник, и вместо рубящего оружия сыграла роль дубинки. Голландец отклонился назад, вскрикивая и роняя кинжал. Я ударила ещё раз, в живот, вкладывая в удар все негодование и мимолетный страх. Тут же подоспели пираты, скручивая смелого, но недальновидного моряка чуть ли не в морской узел.

— Я знаю тебя! — выплюнул он со смешным акцентом. — Джек Воробей!

Кэп устало закатил глаза и подошел ближе.

— Капитан. Капитан Джек Воробей. В трюм его. — Джек проводил нового пленника внимательным взглядом и чему-то хмыкнул.

Когда торговец остался за кормой, я поднялась на мостик, прошествовав мимо с самодовольной улыбкой. Джек только усмехнулся и крутанул штурвал. Я отошла к фальшборту и беззаботно откинулась на планшир.

— Что ж, должен сказать спасибо, — через некоторое время донеслось до меня. Какое преувеличение!

— Теперь мы квиты, — глядя в небо, отмахнулась я.

Ещё четверть часа или больше квартирмейстер докладывал о наживе, попутно объясняя, что и в каком порту выгодней продать. Ловя взглядом морскую пену, я совершенно забылась, потому внезапное обращение заставило меня вздрогнуть.

— Оружие-то не бог весть какое, — заметил Гиббс.

— Другого не нашлось, — пожала я плечами.

— Странно. На таком-то корабле, — удивился старпом.

Я обернулась к нему.

— «Странник», он, конечно…

И только в этот момент до меня дошло, что корабль исчез и его островерхих мачт не видно на горизонте.

По жизни во мне царила непропорциональная смесь пессимиста и оптимиста. Я запросто придумывала наихудший сценарий, а потом пыталась это все оправдать с точки зрения «нет худа без добра». Поэтому первая мысль оказалась чертовски печальной: что, если «Странник» не пережил шторм? Внешний вид корабля внушал такую уверенность, что встреться ему на пути айсберг, глыба льда позорно отошла бы в сторонку, не решившись тягаться с ним. Но штормы в Карибском море коварны и безжалостны; ветру всё равно, чьи мачты крушить. Я слабо помнила окружающую обстановку прошлой ночи — мне было слишком плохо и слишком страшно для этого, но понимала, что пиратам пришлось нелегко. К тому же у «Жемчужины» осадка меньше, чем у «Призрачного Странника», и корабль мог напороться на рифы.

Весь этот печальный итог сложился в голове за считанные секунды. Я растерялась, по спине прошелся мороз тревоги, а взгляд прилип к горизонту. В следующую секунду так некстати из-за спины донесся голос кэпа:

— Чего-то не хватает, не так ли?

Я поджала губы и обернулась. Джек опустил подзорную трубу и медленно перевел на меня многозначительный взгляд.

— Вдруг с ними что-то случилось, — забеспокоилась я.

— Скорее уж, твой капитан передумал держать курс в Порт-Нассау.

— С чего бы это? — огрызнулась я в ответ на издевку в пиратском голосе.

Капитан Воробей остановился в одном шаге. Карие глаза буквально впились в меня требовательным вопросительным взглядом.

— Мне тут пташка напела, что у капитана Уитлокка родственные связи с губернатором Нассау. Не так ли? — холодно спросил Джек. Эта напускная холодность была призвана заставить меня дать ответы на самые прямые и каверзные вопросы.

Ещё с минуту я отрешенно глядела на Джека, покусывая губы и пытаясь найти ответ.

— Так, — наконец ошарашено протянула я, отводя взгляд в сторону. Какая маленькая деталь! Ведь именно потому, что Джеймс был сыном губернатора Нассау, родился план, волею которого мы и познакомились.

— Выглядит так, будто ты не знала, — заметил Джек в ответ на мои округлившиеся глаза.

— Знала, — отозвалась я, — просто забыла. — Тут же лихорадочно завертелись шестеренки в мозгу, пытаясь дать мне понять, почему Джеймс ничего не сказал на Тортуге, а покорно отправился следом. Или всё же Джек Воробей прав?.. — Нет! — воскликнула я в ответ и на свои мысли, и на предположение кэпа. — Джеймс не такой. Он не станет сбегать. — Капитан одарил меня недоверчивым взглядом. И, наверное, в некоторой степени был прав: похоже, я теперь ни в ком не могла быть уверена.

— Ну-ну, — протянул Джек, оставляя меня в одиночестве.

До Порт-Нассау оставалось полтора дня пути.

====== Глава XI. План ======

— Ну как, всё ещё идет по плану? — прошипела я в сторону Джека. Вряд ли кого-то бы смутило громкое высказывание, просто нужно было как-то скрыть свой страх. Скорее, даже ужас. Толпа внизу разгорячено шумела, как стая диких обезьян. Каждый тыкал пальцем и считал своим гражданским долгом подобрать комплимент пообиднее. Судья лениво спускался по каменной лестнице, ведя светскую беседу с командиром. Тот был доволен, как сытая гиена. Во всяком случае, смеялся довольно похоже.

В Джека с хрустом прилетел початок кукурузы.

— Большое спасибо, — крикнул он, за что получил в живот тухлой рыбой.

Я закатила глаза и судорожно вздохнула. Чуть впереди надо мной болталась петля на светлом бревне. Нам оказали честь, предоставив право быть первыми, кто взойдет на новый эшафот. Туго связанные руки замлевали всё больше, кончики пальцев приобрели синеватый оттенок. Если дело пойдет так и дальше, эта синева больше не будет беспокоить разум.

Справа Уитлокк спокойно обводил взглядом радующуюся толпу. Дорожка крови на его губе превратилась в багровый рубец. Либо Джеймс относился слишком философски к вопросам жизни и смерти, либо сумел абстрагироваться и спокойно принять свою участь.

Это не для меня. Судья, наконец-то, спустился вниз и теперь пробирался сквозь толпу, вслед за офицером, грубо расталкивающим людей. Тело тут же охватила крупная дрожь, словно бы сквозь меня пропустили постоянный ток вольт эдак под тысячу. Я обернулась к Джеку и срывающимся голосом вскрикнула:

— Ну, гений, что дальше ты намерен делать? — Но в ответ мне прилетел быстрый взволнованный взгляд.

А всё ведь так хорошо начиналось…

Оставшийся отрезок пути я провела на баке, подальше от пиратских глаз, взгляд которых не всегда был одобрителен. Можно подумать, уйди в каюту, и «Призрачный Странник» канет в небытие, раз никто с тоской верного пса не глядит на горизонт. Я глядела. И надеялась, что вот-вот нас нагонит корабль, появится, словно принесенное ветром забавное облако. Но нет, чаяния были напрасны. Говоря начистоту, я даже была рада в некоторой степени: Джеймс постоянно сомневался в Джеке Воробье, постепенно поселяя эту неуверенность и в моем разуме. Джек в свою очередь тоже не питал особой любви к Уитлокку, и пока того не было рядом, не утруждал себя выпытыванием наших планов и утаиванием своих. Хотя насчет последнего точно и не скажешь. Теперь, без опеки капитана Феникса, я могла в полной мере почувствовать ту свободу, о которой грезила многие месяцы.

Джек и слушать не хотел, что «Страннику» нелегко пришлось в шторм, что надо бы приспустить паруса и подождать их. Кэп довольно убедительно объяснил, что им ничего не стоит нагнать нас. Если, конечно, у Уитлокка есть это в планах. Я лишь поджала губы и молча удалилась, чтобы не слышать чуждых упреков. Джек часто появлялся на палубе самым немыслимым способом, я только успевала ловить на себе капитанские взгляды. Если я глядела в ответ — пират круто разворачивался и буквально бежал прочь.

Резвый ветер, высвободившийся из-под мощного крыла ушедшего на запад шторма, легко подгонял «Жемчужину», обещая опередить расчетное время. Чем ближе мы подходили к далекому ещё острову, тем сильнее чувствовался мандраж. Я и понятия не имела, чего ожидать, но отлично понимала: Нассау не абы какой порт, и случиться там может всякое.

Когда остров Нью-Провиденс показался на горизонте, я, свернувшись клубочком, сопела в каюте. Ночь выдалась беспокойной: то сон никак не приходил, то бредовые кошмары заставляли просыпаться в поту и пугливо озираться в кромешной тьме. Уснуть удалось лишь глубоко за полночь. Но не прошло и часа, как чуткий слух уловил уже не первый возглас: «Земля!». Поначалу я вскочила и резво рванулась на палубу, но затем сонно осела на койку. Кругом ночь, темное море и крупинки огней где-то далеко на горизонте: что толку высовываться и без дела шмыгать по палубе под косыми взглядами матросов? К тому же глаза так некстати закрывались, а приятное послевкусие дремы манило, обещая новую порцию наслаждения. Подложив руки под голову, я испустила наслажденный выдох, и Морфей тут же унес меня в неведомые дали.

Следующее пробуждение вышло резким: точно надо мной на палубу грохнулось что-то с грациозностью пьяного слона. Я подскочила на кровати и ошарашено вытаращила глаза. Пару минут ушло на то, чтоб мозг сориентировался во времени и пространстве.

Рассвело. Каюту заполнял приятный охрово-золотистый перелив солнечных лучей; в дорожках света вальсировали пылинки, слетавшие сверху между досок. Едва заметное покачивание горизонта в иллюминаторе, ленивый и тихий скрип обшивки привели к выводу, что мы наконец-то достигли маленькой цели нашего большого путешествия.

Сладко потянувшись, я уговорила себя встать и отправиться навстречу утру, Джеку Воробью, полному энтузиазма, и пиратам, бурчавшим спросонья. Пригладив кое-как волосы и понадеявшись на авось, я выбралась из каюты. «Черная Жемчужина» повисла в непривычной тишине. На верхней палубе, обмениваясь короткими, но хлесткими замечаниями, двое матросов спускали шлюпку. Мистер Гиббс что-то вполголоса обсуждал с квартирмейстером на лестнице у бака. Я как-то сразу влилась в эту тишину и ступила на палубу на носочках, молча потирая глаза. Но стоило отдалиться на пару шагов, в спину прилетело громкое и, что таить, чарующее: «Доброго утра, дорогуша!».

Я обернулась, щурясь одним глазом. В ответ получилось нечто: «Гхм… Эхм… и тебе». Джек вразвалочку направлялся навстречу. Шоколадный взгляд то внимательно скользил по мне, то перепрыгивал на покачивающуюся на тросах шлюпку и становился придирчиво-серьезным. Остановившись в паре шагов от меня, кэп выдал что-то похожее на усмешку и милую улыбку одновременно. Я тут же смутилась, взгляд уперся в ванты. Джек, напротив, смело шагнул ближе и убрал у меня с лица тонкую прядь волос, предательски прилипшую к уголку губ. От этого щеки вспыхнули так, словно бы меня сунули в доменную печь. Пока внутреннее я стыдливо водило ножкой и хлопало глазками, более или менее вменяемый взгляд приковался к густой лесной зелени, взбиравшейся по крутому холму, и к изломанной линии берега без единого намека на присутствие цивилизации.

— Нью-Провиденс? — ошарашено пробормотала я, тыкая пальцем в зеленый холм.

Джек круто обернулся:

— Ну да. — Пират удивленно глянул на меня.

— А куда… — начала было я, но тут же осеклась. Хватит выглядеть глупо. Ты ж вроде пиратка. — И каков план? — бодро спросила я. И, не дав кэпу и рта раскрыть, тут же предупредила: — В таверну больше не пойду!

— А ты её тут видишь? — по-доброму усмехнулся Джек. Я фыркнула и закатила глаза.

Каковыми бы ни были мои ожидания — они не оправдались. Прямо-таки намечалась тенденция «обломов». С тех пор как силуэт Тортуги скрылся в утреннем тумане, я не переставала с тревогой думать о прибытии в Нассау. Даже пыталась строить планы, ведь импровизация не мой конек. После того как Джек напомнил о корнях Уитлокка, я стала бояться ещё больше, учитывая, что Уитлокк-старший пытался избавиться от сына. Быть может, Джеймс правильно решил не появляться на острове. Одним словом, все представления о Нассау, его облике и нраве в голове складывались с поправкой на неуверенность, тревогу и одновременное желание увидеть знаменитый город и никогда там не появляться.

Теперь же взору открылась не гавань, укутанная в шумный людской поток, не суда, с завидным проворством снующие по фарватеру, и не город, красневший волнами черепичных крыш. На «Жемчужину» холодно взирал заросший берег, с обеих сторон оканчивающийся обрывистыми утесами. Сочная, буйная зелень взбиралась всё выше и круче, не оставляя надежды найти здесь приют и человеческое жилище. Дикая, непокорная сторона Нью-Провиденса все ещё жила прошлым. Теми далекими годами, когда единственными, кто вытаптывал длинные стебли осоки, были пятнистые кабаны, а утреннюю дремоту разрушали не крики торговцев и рыбаков, а насмешливые вопли обезьян и попугаев. В этой неприступности всё же существовало что-то притягательное. Несмотря на крутой нрав природы, думалось, что под зеленым кровом из плотной листвы можно найти защиту и от врагов, и от стихии. Так, разглядывая покачивающиеся кроны деревьев, я постепенно забылась, погрузившись в фантазии. А потому разговор коснулся уха не сразу.

— А кого возьмешь? — пыхтя, спросил мистер Гиббс. Я развернулась вполоборота. Джек перебирал пальцами, любуясь, как играют камни на его перстнях в лучах утреннего солнца. На его плечах появился китель, голову прикрывала старая добрая треуголка, а из-за пояса торчала пара пистолетов. Кэп обернулся (не знаю: то ли ко мне, то ли к острову) и поскреб подбородок.

— Никого, — медленно, словно в раздумьях, ответствовал он.

— Это опасно, — заметил Гиббс.

— А идти всем скопом ещё опаснее, — отмахнулся кэп. Его глаза, периодически сощуриваясь, не спеша скользили по рельефу острова.

Гиббс чему-то недовольно кивнул.

— И долго тебя ждать? — осведомился старпом.

Джек тут же одарил его возмущенным взглядом.

— Сколько придется, — последовал обиженный ответ.

— А случится что?.. — намекнул Гиббс.

— Не случится, — быстро бросил Воробей, начиная терять терпение.

Всё это время я покорно стояла у борта, тщательно убрав с лица все признаки любопытства. «Акулы приплывают не только на запах крови, но и когда просто голодны», — всплыло в голове. Несмотря на внешнее равнодушие, в мозгу так и билась мысль: «Возьми меня с собой!». Очень надеюсь, что Джек не умеет читать мысли, но посыл мой он всё-таки уловил.

— Как насчет прогулки? — Я пожала плечами. — Надо встретиться кое с кем, — заинтересовал меня кэп.

Бросив на остров якобы сомневающийся взгляд, я, скрестив руки на груди, решительно кивнула. Надеюсь, вышло по-пиратски.

Не доверяйте пиратам! Особенно, если они приглашают вас на прогулку. Когда шлюпка заскребла по дну, Джек проявил себя настоящим «джентльменом», позволив первой плюхнуться в воду, а потом ещё и пытаться затащить лодку на берег. На капитана лег тяжкий груз обязанностей — придержать лодчонку, ходящую ходуном, забрать фляжки с водой, чтобы позже благополучно забыть их в зарослях пальмовидного кустарника. Мы двинулись по узкой полосе пляжа, словно намереваясь обогнуть остров. Но лес и море с каждым ярдом все ближе подступали друг к другу, и через четверть часа острый песчаный клин воткнулся в дельту ручья. Я бы даже сказала, скромной речушки. Джек остановился, зачерпнув воды и протерев шею. Меня уже начинала брать за горло безжалостная и неминуемая жажда. Прохладная вода приятно охладила кожу, обещая райское наслаждение, если я вдруг удачно свалюсь в неё. Напиться вволю кэп не дал. Я едва услышала командное «Вперед!», а Воробей уже исчез за листом пальмы, который открыл аттракцион «Хождение по мукам». Мы держались вдоль ручья, спускавшегося по склону горы. Чем круче становился подъем, тем уже и агрессивнее становился речной поток. Но лес стеной стоял вокруг водной дороги: словно его кто-то специально, из своих садистко-параноидальных наклонностей сажал так, чтобы пройти мог либо муравей, либо бульдозер. Но так как ни муравьиные, ни бульдозерные технологии нам были не доступны, в арсенале остались лишь старые добрые конечности и пара сабель, одна из которых просто название, не более. Лианы зверски хватались за руки, подбородок, уши, спутывали ноги тропической паутиной; свисающие и практически незаметные ветки с колючками царапали лицо, горюя, что не могут оставить нас без глаз. Джек, поначалу двигавшийся бодро и уверенно, теперь каждый шаг сдабривал кряхтением и ругательством под нос, нещадно рубя жесткую и злобную растительность. Я скромно двигалась следом. Наконец, выбившись из сил, после попытки высвободиться из плюща, я столбом рухнула наземь с глухим стуком. Кажется, это был знак привала.

— Ты меня на встречу ведешь или убивать? — хрипло спросила я, отдышавшись.

class="book">— А для этого есть причины? — парировал Джек.

Я фыркнула, закатив глаза.

— Кому вообще понадобилось забираться в эту адову чащобу?

— Удачливому разбойнику, дерзкому пирату, скрывающемуся от закона, — пожал плечами капитан «Жемчужины». Добавил бы уже и «славному малому»!

— О, — протянула я, — это многое объясняет. И как его зовут?

— Инь Янь, — бросил кэп через плечо, всматриваясь в дальнейший отрезок беспутицы.

— Я думала, пираты мастера придумывать прозвища.

— Поверь, дорогуша, ты увидишь его и всё поймешь, — коварно улыбнулся пират, доставая из ножен саблю.

Звучит многообещающе. Слегка отдышавшись, мы предприняли финальный рывок. Через четверть часа ходьбы ручей, что так уверенно вел нас, резко нырнул вправо, скрываясь в траве, а затем заблестел на дальних скалистых порогах. Перед нами волшебным мановением предстала бревенчатая стена, ярдов пять в высоту. Я задрала голову, щурясь от солнца и ухмыляясь трусости человека, решившего строить крепости посреди джунглей. Кэп тем временем ловко юркнул в кусты, откуда спустя минуту стало доноситься равномерное постукивание.

— Сюда, — позвал Джек, взмахнув ногой (!), будто отдал пинок невидимому Барбоссе.

Стоило мне присоединиться и проползти под упавшим стволом, как нос уткнулся в крохотное зарешеченное окошко. Лишь приглядевшись и призвав на помощь воображение, можно было угадать прорисовывающиеся контуры ворот и массивные черные петли. Стучать не пришлось. В окошке попыталась поместиться широкая, откормленная физиономия.

— Чего надо? — Вместе с глухим тяжелым голосом прилетел отвратный запах протухшего мяса.

— Я капитан Джек Воробей.

— А она?.. — страж кивнул в меня бровью.

— Моя прислуга, — повел плечами кэп, словно только заметил моё присутствие, но потом добавил: — Шагу без неё ступить не могу.

Стражник ответил что-то похожее на «хм» и «ого», если слепить их вместе и произнести растянуто и где-то на самых нижних ступенях своего горла. Загрохотал метал, зазвенели цепи, и ворота с недовольным скрипом отошли, впуская нас внутрь.

Глядя на стену пару минут назад и размышляя над словом «крепость», я и подумать не могла, что за бревнами укроется целое… поселение. Мы оказались в огромном овальном дворе. По четырем сторонам света высились деревянные вышки, где важно вышагивали долговязые охранники. А внизу расположился большой каменный особняк в два этажа, с балконом и террасой, кузница, пара лавчонок и ещё несколько подсобных строений. Но и это не самое удивительное. За исключением того охранника, что встретил нас, и четырех на вышках, кругом не было ни души. В молчании мы достигли порога особняка. С террасы к нам подошел плотный негр, настолько высокий, что даже Джек Воробей рядом с ним походил на чихуахуа, который подбежал к доберману. А про себя уж промолчу… Его звали Богго (имя белело шрамами на оголенной груди).

— Оружие. — Грубый голос отнюдь не спрашивал, а приказывал. Джек шустро освободился от всех предметов, что могли колоть, стрелять или взрывать.

— Хм, где-то это уже было, — заулыбалась я, протягивая саблю.

— Нет. Только оружие, — отрезал Богго.

С жалостью и чувством крайнего унижения я стыдливо спрятала клинок в ножны и пристроилась за спиной Джека. Богго провел на второй этаж, где две темнокожие служанки распахнули перед нами двери балкона.

Тут же навстречу поднялся человек, раскрывая объятья в приветственном жесте:

— Ха! Джек Воробей! — Он усмехнулся и вдруг резко остановился, грозно указав на кэпа пальцем: — Каждая встреча с тобой заканчивается плохо.

Джек, секунду назад вразвалочку направляющийся к пирату, теперь замер и хитро заметил:

— Ох, да брось, Инь. В прошлый раз тебе поплохело на пару мешков золота.

Едва взглянув на пирата, я сразу же поняла, о чем говорил Джек. Инь Янь — невысокий, полноватый мужчина, переваливший за пятый десяток с загорелой кожей и блестящими темными глазами. Его идеально круглое лицо пересекал широкий шрам, изогнутой линией, как на древнем китайском символе, разделяя его на две половины, одну из которых покрывали черные следы ожога.

Инь Янь сузил глаза, долго и пристально буравя взглядом Воробья, и наконец выплюнул (в солнечном свете блеснули слетевшие с его губ капли слюны, приземлившиеся в паре сантиметров от моих сапог):

— Прав, чертов мерзавец! — Мы уселись за кофейным столиком. — Что ты хочешь? — без обиняков начал хозяин.

— Я думал, ты обладаешь неким знанием.

— Хм, и что же я получу за него?

— А что бы ты хотел получить? — вежливо осведомился Воробей.

Инь Янь довольно улыбнулся, до меня донеслось что-то вроде бархатного урчания. Взгляд бывшего пирата медленно переместился на меня. Я старательно удерживала эмоции, чтобы волнение не скользнуло по лицу. Однако от этого взгляда — оценивающего меня, как лошадь на продаже (разве что на зубы не смотрели) — просто мурашки бежали по коже. Я передернула плечами, слегка прикрыв глаза. Инь Янь тут же крутанул головой и впился улыбающимся взглядом в Джека.

— Компас, — коротко сообщил он.

— Компас? — улыбаясь, переспросил Джекки.

— Да. Твой компас, — сухо пояснил Янь.

У капитана Воробья не дрогнул ни один мускул на лице. Я закусила губу, с интересом ожидая ответа.

— Ой, да зачем он тебе! — отмахнулся кэп. — Ты же уже отошел от дел. Давай сойдемся на пяти процентах и по рукам! — Капитан Джек встал, протягивая руку и все так же дружелюбно улыбаясь.

Инь Янь медленно и долго качал головой.

— Нет, — наконец протянул он. У Джека тут же кисло сползла улыбка, и пират как-то неестественно осел обратно на стул. — Я хочу твой компас. Только на этом мы сойдемся, — заявил обитатель особняка.

Я закатила глаза.

— Джек не отдаст вам компас, сэр, — легко сказала я. Темные глаза тут же обратились ко мне. Хозяин требовал объяснений. — Потому что он ему больше не принадлежит. — Воробей резко обернулся ко мне. Я смотрела прямо в глаза Инь Яню, а потому выражение лица Джека от меня ускользнуло.

— А кому же тогда? — поинтересовался Янь.

— Моему капитану, — слегка пожала я плечами.

— А кто ваш капитан? — Бывший пират заинтересованно наклонился вперед.

— Феникс.

— О! — воскликнул он, радостно откидываясь на спинку плетеного кресла. — Наслышан, наслышан. — Янь чему-то несколько раз кивнул. — Отчего же капитан не пришел сам?

— Раз вы наслышаны, то знаете, почему, — с ледяным спокойствием отозвалась я.

— Ну да, ну да, — криво заулыбался мужчина. — Тайны и слухи намного опережают его самого. Видимо, капитан достаточно смел и в то же время безрассуден, раз взял вас в команду.

— Вы против женщины на корабле?

— Я знаю много достойных разбойниц. Но всё-таки вы, женщины, весьма ненадежные существа. — Сложив руки на животе, пират развел ладонями. — И зачем же Фениксу понадобился компас и мои скромные услуги? Что он ищет?

Я хмыкнула.

— Даже если бы знала, я бы не сказала вам, сэр.

— Всё же он вам не доверят? — довольно спросил Инь Янь.

— Всё же он не настолько безрассуден, — отозвалась я, поведя бровью.

На несколько секунд воцарилась тишина. Несмотря на расслабленный вид, уверенный взгляд и внешнее спокойствие, внутри я дрожала, как осиновый лист. Приступы (иначе и не назовешь) импровизации очень часто заканчивались отнюдь не в мою пользу: в покер я чаще проигрывала. Чтобы хоть как-то снять напряжение, я кинула быстрый взгляд на кэпа. Джек слегка дернул глазом — значило ли это что-нибудь?

— И все же мы отошли от темы, — резко прервал молчание экс-пират. — Я хочу компас за свои услуги, и мне совершенно плевать, из чьих рук я его получу.

— Знаете, мы можем обратиться к кому-нибудь другому, — намекнула я, вздернув подбородок.

— Нет, — фыркнул Янь, кинув взгляд на Джека, — раз пришли ко мне.

Я засмеялась — это от нервов, но пираты, похоже, решили, что меня смешит сама ситуация. Я буквально почувствовала изумленный взгляд Джека, буравивший меня пламенным намеком, мол, ты переходишь границы.

— Вы слишком высокого о себе мнения, сэр Инь Янь, — сквозь смех заявила я. Через мгновение пришло осознание, что за такое мне вырвут язык, но, как известно, слово — не воробей. А капитан Воробей, кажется, уже продумал пути отхода, потому что с его стороны донеслось поспешное ёрзание.

Инь Янь молчал. Брови, сошедшиеся на переносице, и поблескивающие в пролегших тенях холодные глаза сделали его лицо поистине страшным. Та его часть, что не была обезображена шрамом, отдавала противной, загробной синевой. У меня внутри всё испуганно сжалось, словно взгляд этого человека смял нутро, как снежок по весне. Наконец хозяин дома слегка запрокинул голову назад и заявил:

— Вы пришли ко мне в дом и решили оскорбить. — Боги! Я словно в «Крестном отце» оказалась. — Смело, смело, — причмокнул он. — Кажется, я понимаю вашего капитана. — Я протянула что-то вроде: «Ухм». Янь неспешно поскреб шею в раздумье. — Что ж, — выдохнул он, — я передумал. За встречу с капитаном Фениксом я отвечу на ваш вопрос.

Сначала кто-то в моей голове испустил обрадованный и громкий выдох, а затем прошипел: «Вот чёрт!». Ведя переговоры, я даже и предположить не могла такую цену. Как достать то, чего нет?! Ища поддержки, но не теряя вида абсолютного контроля, я обернулась к Джеку. Выражение его лица так и говорило: «Ну-с, и как ты выкрутишься теперь?». Я ответила раздраженным взглядом и разве что только не сказала: «Бе-бе-бе».

— Сэр, — я обернулась к Инь Яню, — мне нужно время, чтобы обсудить это со своим капитаном.

Он развел руками.

— Пожалуйста, ведь это нужно вам.

На этом переговоры закончились. Мы поспешили как можно скорее убраться из-под крыши Инь Яня. Двор преобразился — собралось с пару десятков вооруженных, недобро настроенных лиц. Едва мы появились, десятки глаз обернулись в нашу сторону, обдавая напряжением. Богго поднял ладонь, и молодчики вновь вернулись к своим занятиям. Негр повел нас вокруг дома, где нашелся ещё один проход в стене. За воротами лежала залитая солнцем и покрытая сочной зеленью равнина, плавно спускающаяся к морю. Можно было пройти так?!

Едва за спинами закрылись бревенчатые ворота, с моих губ сорвалось дрожащее «А-а-а». Меня тут же затрясло, зуб на зуб не попадал, руки похолодели, казалось, до нуля градусов. Джек размашисто зашагал вперед, затем резко обернулся и буквально напал на меня:

— Что, черт возьми, это было?!

— Я… импровизировала, — проблеяла я, пряча дрожащие ладони.

Кэп замахнулся указательным пальцем. Рука остановилась в паре дюймов от моего носа.

— Не делай то, чего не умеешь, — процедил Джек. Его глаза поражали своей холодностью и… злобой?!

Мне стало страшно. Просто потому, что я никогда его таким не видела. Никогда. В горле застрял комок из слез и обиды. Последний раз я себя чувствовала так много лет назад, в детстве, когда старалась помочь родителям, но вместо этого получила огромный нагоняй. Больше инициативу не проявляла. Джек шумно выпустил воздух через нос и быстро направился прочь, что-то возмущенно восклицая под нос и широко размахивая руками. Нет ничего хуже, когда твоя помощь оказывается ненужной, медвежьей услугой. Ты остаешься наедине с горечью и желанием всё повернуть назад, чтобы сидеть куклой и помалкивать. Шмыгнув носом, я побрела вслед за капитаном.

Спустились мы, конечно, мгновенно — если сравнивать с дорогой сюда. Поэтому, когда впереди отчетливо обрисовались очертания шлюпки, внутренняя обида сменилась уверенной злостью. Пока Джек, изображая на лице все муки ада, лениво греб в сторону «Жемчужины», я буравила его взглядом с энтузиазмом нефтяника, почуявшего близкие залежи денег. Наконец пират не вытерпел:

— Дыру прожжешь!

— Греби быстрее, тогда не успею, — огрызнулась я. Брови Джека отразили искреннее удивление.

— Дорогуша, — заметил он, но даже это не охладило меня, — на правду разумным людям обижаться запрещено.

— Верно! Тогда, Джек Воробей, вы болван. — Где-то на этом моменте я сообразила, что мозг повернул не в ту сторону. Мы посреди моря, в хлипкой лодчонке, у Джека сабля и пара пистолетов. А у меня… ноги, которые не особо быстро бегают, и руки, которые не особо долго держатся на воде. И тем не менее, как бы сильно ни орало чувство самосохранения: «Идиотка! Он тебя веслом пришибет за такие слова! Забыла, что он тебя забыл?!», эго, приведя в чувство рассудок, продолжило, выплескивая все запасы сарказма: — Хотя, прости, я не права. Это стоит великих трудов и большого уважения — с таким самозабвением и самоуверенностью пробираться сквозь непролазные джунгли и вместе с тем не терять вид Моисея ни на секунду! Браво, капитан! Когда в следующий раз отправитесь к своим друзьям, берите GPS!

— А она у меня есть! — мгновенно отозвался Джек.

Я молча уставилась на него. Карие глаза устремились на меня в легком прищуре. А брошенные весла занудно ударялись о борта. Весь вид кэпа кричал об уязвленном самолюбии, возможно, в глазах поблескивали искорки гнева. Не будь я женщиной, скорее всего, схлопотала бы по зубам. Но именно в этот напряженный момент, когда встретившиеся взгляды походили на блеск молний, я безудержно и громко расхохоталась. Это было сродни тому неоправданному смеху, когда любое слово подобно шутке. Перегнувшись через борт, я нервно и громко хихикала, заливалась смехом до онемения щек, вглядывалась в свое пляшущее отражение и заходилась смехом пуще прежнего. Слезы прыснули из глаз, а я все не могла остановиться, рвано хватая воздух. Всё это время Джек сидел не шелохнувшись. Именно с таким взором доктора глядят на умалишенных. Наконец, прикусив губу, я подняла глаза на кэпа, стараясь сделать свою физиономию максимально серьезной и давясь подступающим «ха-ха».

— Закончила? — На лице капитана не дрогнул ни один мускул.

— Вполне, — дрожащим от смеха голосом отозвалась я.

Закатив глаза, Джек налег на весла, и через четверть часа мистер Гиббс присоединился к нашему совещанию в капитанской каюте.

— Ну что, ты узнал, что требовалось?

Воробей метнул в старшего помощника хмурый взгляд. Гиббс глянул на меня, я пожала плечами. Тем временем Джек самозабвенно буравил меня взглядом, а внутри вновь забурлил гневный котел.

— Ну, хорошо, — вздохнув и закатив глаза, начала я. — Ответственно заявляю, что к провалу переговоров и тому, что Инь Янь показал нам смазанный маслом кукиш, капитан Джек Воробей не имеет ни малейшего отношения, и всякая оплошность, связанная с сим важным делом и приведшая к краху пиратских надежд, исходила исключительно от меня, бабы, если быть точной, а посему любое неодобрение прошу направлять в мой адрес, а не в адрес вашего достопочтенного, умелого и непогрешимого капитана.

Гиббс кашлем подавил смешок. На загорелом капитанском лице читалось самодовольство кота, загнавшего мышь в хозяйскую мышеловку. Выслушав мою тираду, кэп медленно перевел взгляд на старпома и слегка улыбнулся. Его карие глаза, уже давно лишенные злости и огорчения, какими пылали на острове, теперь сверкали коварством, хитрые искорки блуждали по радужке. Я притихла, пытаясь разгадать, что за этим всем кроется, но ничего не получалось, и от этого гнев вскипал ещё больше. Наконец Джек резко встал, отчего его дреды и косички зашевелились, словно щупальца Джонса. Гиббс тоже обернулся ко мне. Я переводила взгляд с одного пирата на другого, чувствуя крайнюю неловкость. Джек Воробей, изящно обойдя стол, стал медленно вырисовывать круги вокруг меня. Его взгляд бесстыже шастал по моей фигуре, изучал, измерял до последнего дюйма волос. Тело и мозг разошлись, оставив меня в сознании безвольно стоять манекеном и краснеть до самых кончиков ушей.

— Мистер Гиббс, выбрать якорь, идем в бухту Птиц, — наконец вынес вердикт кэп, глядя мне прямо в глаза. Старпом тут же исчез. Палуба оживилась.

— Всё не так уж и плохо, да? — мягко заулыбалась я. Всё, что было во мне дерзкого, гневного или обиженного, растаяло под ореховым взглядом.

— Ещё посмотрим, — по-доброму отозвался кэп, поведя бровями.

Далее события стали набирать обороты. Бухта Птиц находилась в нескольких милях к северо-западу, и «Жемчужина» достигла её невероятно быстро. Тем временем я пыталась выведать, что задумал Джек. Однако сам капитан скрылся во тьме трюма и не показал оттуда носу, пока смотрящий не закричал: «Бухта Птиц!». Я поднялась на замлевших ногах (караулила Джека у трапа, сидя в позе лотоса), рассматривая скалистый берег. Можно было подумать, что, судя по названию, нас встретят переливчатые трели птичьих базаров, пестрые перья и кружащие стаи тропических птиц, но берег оказался унылым, пустынным, даже мрачным. Вход в бухту очертили две каменные скалы, наклонившиеся друг к другу, точно клювы. Джунгли вплотную подступали к морю. И что мы здесь забыли?

— А! Вот и ты! — Джек возник за плечом, как полтергейст. — У меня для тебя подарок, идем.

Заинтриговав, кэп повел меня в каюту, где с крайне серьезным выражением лица вручил сверток темной ткани.

— Что это? — Я скривилась, чуя запах сырости.

— Наш план. Надень.

Брови поползли вверх, и я рывком встряхнула одежду.

— Это. Что. Такое? — выдавила я, разглядывая черное монашеское одеяние.

— Наш план, — вновь повторил кэп, протягивая чепчик. Я застонала. — Надень, нам уже пора, подробности по пути, — напутствовал он, исчезая из каюты.

Делать нечего. Зная Джека и его способности в придумывании планов, я все же решила довериться и надеть рясу, как бы противно она не пахла. Платье собралось большой складкой внизу, и пока я выбралась на палубу, его подол пару раз попал под ноги, из-за чего и так измученный запахом плесени нос едва не поцеловался с палубой. В остальном же, если верить Гиббсу, монашка из меня вышла дельная. Джек со знанием дела поправил на мне головной убор и довершил мрачный наряд массивным крестом, притянувшем к земле бременем сотни грешников.

Выбравшись на берег, Джек Воробей огляделся по сторонам и указал на едва заметную тропу, уходящую в джунгли.

— Опять? — захныкала я. Солнечные лучи с остервенением и особым старанием испепеляли несчастную тушку, запертую в черной, как ночь, душной, тяжелой рясе.

— Терпение, сестра, здесь недалеко, — подбодрил кэп.

Путь, и правда, не отнял много времени, но лично у меня отнял много сил. От жары всё плясало перед глазами, и я просто сбилась со счету, сколько раз пожалела о том, что согласилась во всём этом участвовать. Кроме того, узкая тропка и исключительная спешка Джека оставили меня в неведении дальнейшего плана. Едва я собралась с силами, чтобы об этом спросить, капитан Воробей радостно тыкнул пальцем в огромный лист пальмы:

— Пришли!

За зеленью крылась ленивая, дремотная окраина поселения. В стойле дремала лошадь, укрывшись под тенью навеса, куры самозабвенно рылись в пыли, у покосившегося дома коза дожевывала пучок травы. Узкая улочка, начинавшаяся здесь, у джунглей, вливалась в площадку меж домами, на которой горел костер, принося ароматы стряпни. Чуть дальше взор цеплялся за белеющий в ярком солнце крест часовни, а за ним далеко впереди расстилалось бесчисленное множество крыш, упиравшихся в мрачные стены форта. Мы прибыли в Нассау.

Джек не стал долго засиживаться в кустах и шустро повел меня сквозь лабиринт улочек, ловко уворачиваясь от излишне любопытных взглядов и шикая каждый раз, как я пыталась что-то спросить. И имела, между прочим, на это полное право! Мой измученный вид монашки, которая словно бы не ела с месяц и пришла сюда пешком с материка, вызывал куда больше интереса, чем пират, меня сопровождавший. Женщины редко бросали косые взгляды, а вот мужчины, напротив, оглядывали с головы до ног, а иные некоторое время шли следом, хмыкая и посвистывая. Сомневаюсь, что это акт одобрения. Наконец, добравшись почти до центра города, я улучила момент и затолкнула Джека в глухой проулок.

— Значит так! — тыкнула я ему пальцем в грудь. — Либо ты сейчас же рассказываешь мне всё, либо я тут же снимаю это треклятое платье и возвращаюсь на корабль! — Джек с трудом не прыснул со смеху: под платьем-то у меня ничего. Я проигнорировала сей факт и грозно подступила к пирату.

— Ещё минуту, — пропел Воробей, — и всё сама увидишь.

Юркнув под развешенным бельем и перейдя через широкую улицу, кэп завел меня в переулок, из которого открывался вид на рыночную площадь. В её центре у колодца толпились попрошайки, меж горожан, томно вздыхая, прогуливались куртизанки, а над всей толпой витал гомон торговцев, один громче другого зазывавших покупателей.

— Что мы здесь забыли? — пробормотала я.

— Билли Смолл, как я слышал, любит заезжать сюда, когда устраивает прием, и лично присматривать за тем, чтобы управляющий не обобрал его при закупке провизии, — сообщил капитан.

— Ты узнал не только имя? — возмутилась я.

Джек упрятал взгляд куда-то в центр толпы, явно не желая отвечать.

— И что дальше? Будем сидеть здесь и ждать его? А потом?

— А потом… — Джекки осекся. Его глаза устремились на карету, выкатившую на площадь. Из экипажа вслед за мальчишкой-лакеем, открывшим дверь, выбрался высокий широкоплечий мужчина. Пока его слуги покупали провизию, он прогуливался меж лавок, тщательно обходя стороной бродяг и девиц.

— Это он?

— Давай, теперь всё зависит от тебя! — взяв за плечи, с чувством сказал кэп.

— Что — всё? Ты же ничего мне не сказал!

— Его карета сейчас двинется по той улице, — указав в сторону, пояснил кэп. — Просто иди навстречу!

— Что? — хмурясь, возмутилась я. — Да объясни ты, в конце концов, что происходит!

Но куда уж там, подхватив меня за локоть и бросив взгляд на карету, собирающуюся отъезжать, Джек поволок меня направо, к проулку, выходящему к широкой оживленной дороге. Окончательно растерявшись, я как марионетка зашагала вперед и остановилась на углу. Джек, оставшийся чуть поодаль, сложил ладони вместе и несколько раз поднял к подбородку. Это пожелание удачи? Ах, нет, до меня дошло, что, очевидно, мне следует принять монашеский вид и брести, не разбирая дороги, будучи погруженной в молитву. Хорошенько чертыхнувшись, я сложила ладони, вдохнула поглубже и свернула налево. Два людских потока, движущихся навстречу, то смешивались, то расходились, любезно принимая меня в это хаотичное движение молекул. Я обернулась. Пират высунул нос из-за угла и взглядом подбодрил меня идти дальше. Что-то внутри боязливо тряслось, но всё же осознание собственной полезности было куда больше. Я зашагала вперед, лавируя меж носильщиками и животными. Джек двинулся следом, мастерски изображая в стельку пьяного пропойцу. Послышалось цоканье копыт, и через пару секунд с рынка выкатила карета. Люди привычно расступались в стороны, слыша покрикивание извозчика. Я же смиренно и уверенно брела вперед, лишь слегка взяв влево. В следующую минуту всё смешалось. Между мной и пегими жеребцами оставалось каких-то пару ярдов, как вдруг я почувствовала на спине чью-то сильную ладонь, толкающую вперед. Ноги ускорили шаг. Подол платья попал под сапог. Я поняла, что падаю прямо под колеса. Над ухом пролетел нервный крик возницы. Воображение уже подарило жуткую картину моего раздавленного каретой бренного тела. Но тут кто-то с силой схватил меня за шиворот, как котенка, так, что ворот платья удушающее впился в горло, и резко вытянул назад. Карета проследовала мимо. Я завалилась на спину, а те же сильные руки вновь поймали меня у самой земли.

— Джеймс?! — удивленно захрипела я, запрокинув голову и вглядываясь в лицо спасителя. — Что ты тут делаешь?

Уитлокк легко поставил меня на ноги. Его ясные голубые глаза отражали мое собственное удивление, только гораздо большее. Он смятённо оглядывал меня, явно желая что-то сказать. Мне стало жутко неловко, появилась острая необходимость испариться и каплями исчезнуть в земле, лишь бы не объяснять свой внешний вид. Наконец Джеймс совладал с собой.

— Я искал вас, — быстро проговорил он. — А что делаешь ты?

— А я… Мы… У нас… план… был, — с трудом выдавила я, моментально краснея.

Капитан «Странника» слегка закатил глаза, а затем перевел взгляд мне за спину.

— План у вас, значит? — с каким-то наставленческим укором спросил он у подоспевшего Джека.

— О, капитан! — Воробей отдал честь. — Не прошло и ста лет. Да, как видишь, мы тут делом заняты.

— Она бы погибла! — вдруг рявкнул Джеймс, ткнув в меня пальцем. Стало страшно. Только сейчас я заметила, что Джек взбудоражен и часто дышит. Похоже, в его планах не было моего обезглавливания.

— Тише! — Я примирительно выставила ладони. — Давайте уйдем отсюда? — Становилось слишком много любопытных глаз.

Через четверть часа мы засели в укромном уголке таверны. Мне удалось избавиться от ненавистного наряда, реквизировав скромное платье. Едва мы свернули в сторону порта, меня догнал опоздавший ужас и накрыл такой дрожью, будто бы я сидела верхом на пневмомолоте. Пираты шли впереди, обмениваясь мрачными взглядами, поэтому мне удалось незаметно справиться с паникой до того, как мы вошли под крышу «Блудного сына». Над столом висела предгрозовая тишина.

— Вы отстали, что произошло? — заботливо поинтересовалась я. Не то чтобы я не волновалась за Уитлокка и его команду, просто за сегодняшний очень долгий день было не до того.

— Да, после шторма пришлось задержаться, подлатать кое-что, — объяснил Джеймс. — Что, Диана? — спросил он, видя мой виноватый взгляд.

— Прости, просто мы думали, что ты не хочешь сюда идти.

— Из-за чего?

— Ну, — протянул Джекки, — может, из-за отца, который хотел тебя убить?

— Вздор, — сухо отрезал Феникс. — К твоему сведению, он вернулся в Лондон полтора года назад.

Кажется, кто-то пропел над ухом: «Какой неловкий момент». Вновь напряжение возросло. Я знала, что должна что-то сказать, но, как назло, в голове звучали отголоски конского топота и крика возницы.

— Так вы что-то узнали? — доброжелательно осведомился Уитлокк, обращаясь к Джеку.

— Нет, — медленно проговорил кэп, — потому что, — он приостановился, бросая на меня внимательный взгляд, — информатор поставил невыполнимые условия.

Я открыла рот, чтобы рассказать подробности, но Джеймс опередил:

— Ничего страшного. Полагаю, его услуги нам не понадобятся. У меня есть план.

====== Глава XII. Смолл ======

На чистом глазу заявляю, план Джеймса Уитлокка мне понравился гораздо больше той неопределенности, что предложил Джек. Он был прост и ясен и казался вполне надёжным. Кстати, подробности плана Воробья так и не дошли до моего уха. Кэп выслушал рассказ Уитлокка спокойно и внимательно.

— Хм, что-то в этом есть. — Пират задумчиво поскрёб подбородок. — А если тебя узнают?

— Не думаю, — Джеймс перевёл взгляд с трактирщицы и слегка нахмурился, — последний раз меня здесь видели достаточно давно. Сомневаюсь, что кто-нибудь вспомнит.

Наши кружки дружно встретились, ознаменовав начало новой авантюры. Покинув таверну, Джеймс направился на свой корабль, мы с Джеком следом. «Призрачный Странник» с трудом укрывался за обилием мачт менее крупных кораблей, но всё-таки не привлекал столько внимания, как на Тортуге.

Бойль, встретивший нас на пристани, вновь не сводил с меня глаз, пока шлюпка добиралась до корабля.

— Якорь мне в глотку, какие люди пожаловали к нам! — прилетело со стороны хрипловатое восклицание, едва Джеймс помог мне выбраться на палубу. Я опасливо обернулась, тут же встретившись взглядом с одноглазой физиономией старшего помощника. Одновременно улыбаясь мне, он сумел пройтись уничижительным взглядом по капитану Воробью. Впрочем, Джека это не тронуло ни коим образом.

— Барто, вижу, вы нам рады, — сухо поприветствовала я его.

— А то ж! Да чтоб мне черт второй глаз вырвал! — Меня окутало облако табачного дыма. Перекинув языком трубку в другой уголок рта, Барто ухватил меня за талию и притянул к себе. — Ты никак в благодетели записалась, — хмыкнул он. Я изогнула бровь. — Ты бы поаккуратнее, а то благодарные матросы увлечься могут, — зашептал он мне на ухо.

— О чём вы го… — Вместо ответа старик медленно опустил весёлый взгляд к моей груди. Я наклонила голову и в который раз пожелала провалиться на месте, подтягивая выше платье, опасно сползшее вниз. Старпом заулыбался и одобрительно кивнул. — Спасибо, — одними губами ответила я. Что ж, теперь ясно, чего Бойль так пялился. Благо, хоть ни Джеймс, ни Джек не видели моего роскошного декольте.

Потянулись минуты ожидания — капитан Воробей, получив дозволение Феникса, поднялся на мостик, где с напускным интересом увлекся рассмотрением искусной резьбы гакаборта. Я же уселась на ступенях, усталым взором оглядывая гавань. С моря город не казался таким большим, а вот стены форта, напротив, сразу же заявляли о мощи, которую противнику будет трудно сломить. В порту кишмя кишело торговцами и их подручными. Толпы носильщиков кочевали меж судов. Здесь же шла и погрузка, и разгрузка, и торговля. Подальше от рыбацких шхун важно вышагивал взвод солдат, с явной жадностью поглядывая на прогуливающихся портовых девиц. У пристани на волнах, поблёскивая новой краской, покачивался военный бриг, на флагштоке которого развевался тёмно-синий флаг Британской Империи. Но даже несмотря на это и в городе, и тем более здесь, в порту, хватало разбойников, воров, да, и что уж говорить, и пиратов. Всё же город получал неплохой доход от их, может, не совсем благородных занятий. Именно поэтому здесь часто можно было встретить старых знакомых, с кем ты пил на Тортуге или кому остался должен. Один из бывших губернаторов, которого сменил Уитлокк-старший, нажил неплохое состояние, получая «презенты» от незаконных гостей за то, что смотрел на их деяния, мягко говоря, сквозь пальцы. Нынешний же, прибывший на Нью-Провиденс сравнительно недавно, был кардинально иного мнения. Поговаривали, что он даже выпросил у короля дополнительный гарнизон, «дабы очистить Нассау от изменников и подлецов, что заполонили остров». Пока же солдат было маловато, чтобы поддерживать желаемый порядок, поэтому-то пираты и прибыли сюда без излишних переживаний.

— Диана. — Негромкий зов Уитлокка оторвал меня от размышлений. Я повернула голову и на какое-то мгновение потеряла дар речи. Надо сказать, капитан Феникс всегда выглядел опрятно (насколько позволяла морская разбойничья жизнь). Теперь же передо мной стоял сэр Джеймс Уитлокк, прекрасный английский джентльмен и завидный жених. От идеально начищенных сапог ослепительными бликами отражались лучи солнца, под тёмно-синим, почти чёрным камзолом и вышитым серебряной нитью жилетом проглядывала белоснежная рубаха с неизменно ажурными рукавами. Голову капитана украшала чёрная треуголка с пером, а на поясе поблескивала серебром длинная шпага.

— Д-да? — выдавила я, с трудом отрывая взгляд от тёмных волос, касавшихся плеч.

— Я хотел спросить… — Пират прервался, подбирая слова. — Мне кажется, так было бы правильнее. Не хотели бы вы пойти со мной?

Я едва удержала челюсть от фееричного падения. Глаза растеряно забегали по палубе, натыкаясь то на любопытную физиономию Барто, то на хитрый взгляд Джека, склонившегося через перила с мостика. Казалось, кэп с трудом сдерживается, чтобы не хохотнуть.

— Я… Но как я… — Я встала, нервно теребя платье. Глаза тщательно отлынивали от пронырливого взгляда Воробья. — Совершенно не знаю, как себя вести, и выгляжу странно… И у меня даже нет платья! — Смущенный взгляд несмело поднялся к лицу Феникса. Тот по-доброму заулыбался, нежно беря меня за руку.

— Если позволишь, я обо всём побеспокоился. А тебе — не следует.

Вновь глянув на Барто, который очень яростно кивал головой, я приняла предложение капитана «Странника». Прежде чем покинуть корабль, Джекки подошел ко мне, одаривая многозначительным взглядом.

— Что? — неловко спросила я. Кэп лукаво заулыбался. — Всё по плану, так и вправду надежнее.

— Конечно, — пропел пират, — даже и не собирался спорить. — Я закатила глаза и направилась к трапу, где уже ждал Уитлокк. — Дивного вам вечера! — пожелал Джек Воробей напоследок, не тая в голосе улыбки. Я фыркнула и спустилась в шлюпку.

До заката оставалось ещё часа три, примерно столько же и до приёма в доме Уильяма Смолла, куда мы, собственно, и намеревались попасть. Сойдя в порт, Джеймс приказал Бойлю возвращаться на корабль, быть там до полуночи и лишь потом подплыть к пристани. Войдя в город, мы сели в повозку и покатили по пыльным жарким улочкам куда-то на запад. Миновав квартал ремесленников, возница остановился в просторном проулке, резко обрывавшемся у моря. Тут же из двухэтажного дома, отделанного бордово-малиновой штукатуркой, вышла женщина-мулатка лет сорока и с улыбкой пригласила в открытую дверь.

— У тебя два часа, Лейла, — обратился Уитлокк к хозяйке, затем обернулся к моему непонимающему взгляду: — Лейла позаботится о тебе, не беспокойся. Я вернусь к вечеру.

Вздохнув, я покорно выбралась из экипажа и поднялась по ступенькам. Кинув прощальный взгляд, Джеймс пристукнул извозчика по плечу, и вскоре повозка скрылась в желтоватом облаке пыли. Лейла, терпеливо ожидавшая моего внимания, провела в дом и плотно закрыла дверь, опуская засов. Я оказалась в жарком влажном помещении, окутанном полумраком. Пахло маслами — роза, жасмин, лаванда, — в воздухе витал аромат духов и свежих трав.

— Девочки! — неожиданно громко вскрикнула Лейла. Тут же по лестнице буквально слетели три девушки едва ли старше меня, одетые в лёгкие короткие платья. Длинный палец хозяйки указал на меня. — Клаудиа, на всё — два часа. Она должна быть идеальна. — Клаудиа кивнула, и, переглянувшись, девушки коварно захихикали.

Задать вопрос я не успела: с меня буквально сорвали платье и потащили в комнату под лестницей. Дверь открылась, и оттуда вырвались плотные клубы пара. Меня, как игрушку, окунули в огромную бадью, наполненную горячей водой. О, моё бедное бренное тело! Жёсткие щётки с таким остервенением вгрызались в кожу, словно хотели её содрать. Пятки натирали каким-то чёрным жёстким раствором, тёрли щёткой, смазывали маслом. Волосы промывали во множестве настоек: одни пахли лавандой, другие — птичьим помётом. Отпарив и отмыв как следует, меня укутали в шерстяной колючий плед и под руки потащили в следующую комнату. Там, пока Клаудиа придирчиво оглядывала «короткие, никуда негодные лохмы» (А между прочим волосы у меня ниже лопаток!), две другие подружки суетливо носились меж шкафов, упиравшихся в потолок, комплектуя будущий наряд. Многозначительно хмыкнув, Клаудиа позвонила в колокольчик, и вскоре в комнату залетела юркая полноватая Мария. «Видишь?» — брезгливо искривила губы Клаудиа, указав на мои руки. Мария понятливо кивнула и принялась за маникюр. Ни зеркала, ни какой-либо другой отражающей поверхности в поле моего зрения не было, на мои расспросы мне либо резко затыкали рот, либо просто не отвечали. Достаточно быстро я смирилась и отдалась на волю этих мастериц. Окончив с причёской, Клаудиа одобрила подобранный наряд и разрешила одеть меня. Тут уж, наученная горьким, но, к счастью, чужим опытом, я решила схитрить. Когда на талию опустился корсет, и мне приказали выдохнуть, я, наоборот, сделала незаметный, но с достаточным запасом вдох. Пока одна из девушек затягивала ленты за спиной, другая подошла и пытливо заглянула в глаза. «Не мухлевать!» — хихикнула она, ударяя меня по животу, так что все запасы воздуха исчезли с резким выдохом. Корсет впился в ребра мёртвой хваткой.

— Ещё сильнее, — прокомментировала Клаудиа, оглядев талию.

— Не-а, — решительно подала я голос, — затянете ещё, и я выпрыгну вот в это окно, ломая закрытые ставни.

Девушка фыркнула, но настаивать не стала. Довольно быстро на меня надели перламутровое платье и жемчужные украшения. Туфли оказались невероятно неудобными, но ради того, чтобы быстрее сбежать отсюда, я выдавила одобрительную улыбку. Именно в тот момент, когда каблучки застучали по лестнице, с улицы донёсся цокот копыт. На первом этаже раскрыли все окна — теперь дышалось свободно, а комнату заливал тёплый свет катящегося к горизонту светила. За мгновение до того, как открылась входная дверь, Лейла мастерским движением надела мне на руки атласные перчатки и после широко заулыбалась. Заскрипели петли, я обернулась и встретилась с застывшим на месте Уитлокком. Его рука всё ещё покоилась на дверном кольце, а глаза, удивлённо сверкая, смотрели на меня. Нервная улыбка дрожала на моих губах. Я не знала, куда деть руки или веер, что Клаудиа заботливо всунула в ладонь напоследок. Единственным адекватным человеком осталась Лейла. Смекнув, что к чему, она привычным движением сорвала со стены бордовый бархат и, словно куклу, повернула меня к зеркалу. На меня глядело шокированное отражение прекрасной молодой прелестницы с яркими золотисто-ореховыми глазами и легким румянцем на щеках. До меня не сразу дошло, кто она, но потом в глазах заблестели слёзы восторга. За спиной появился Уитлокк.

— Ты невероятная, — едва слышно, только для меня, проговорил он.

Я смущённо улыбнулась. Джеймс подал руку, благодарно кивнул Лейле, и мы покинули дом. Теперь вместо открытой повозки нас ожидала карета. Конечно, не по-королевски помпезная, но вполне подходящая сыну экс-губернатора и его спутнице. Экипаж быстро следовал по широкой городской улице, направляясь загород, где в окружении лесов, на холме, обрывавшемся крутым утёсом к морю, возвышался особняк капитана Смолла. Всю дорогу я взволновано теребила веер, боясь представить, что нас ожидает. Вдруг, стоит лишь войти под тёмную черепичную крышу, музыка смолкнет на полутакте, танец остановится, и все тут же признают в нас самозванцев? А что, если нам даже не позволят войти, а сразу позовут стражу? Или…

— Диана? — Я вскинула голову. — Мы подъезжаем. — Пугливый взгляд скользнул меж штор, вглядываясь в россыпь огней чуть в стороне. Как никогда прежде почувствовались китовые усы, впивающиеся в бока. — Не переживай. — Уитлокк взял меня за руку. Его глаза, во мраке кажущиеся тёмно-синими, как глубины моря, спокойно и уверенно глядели на меня, явно желая успокоить.

«Ну, хорошо, — сказала я себе, — рядом с тобой один из лучших пиратов, сам Феникс, что может случиться? Долой страхи и сомнения. Смело в бой! Во имя Коро… Во имя пиратов и сокровищ!»

— Я готова, — сделав решительный вдох, улыбнулась я.

Карета выкатила на брусчатку и вскоре остановилась, а сквозь шторы проник пляшущий свет факелов. Слуга открыл дверь, кланяясь, и помог выйти. Взяв под руку и получив от меня решительный кивок, Джеймс повёл к распахнутым настежь дверям. Из дома прилетали отголоски разговоров. С первых шагов слуха коснулись высокие ноты свирели и спокойная партия альта. Нарисованный воображением образ пышного бала с влекущим вальсом тут же померк. Веком ошиблась. Девы — ещё молодые и уже старые — расселись по скамьям и диванчикам, обмахиваясь веерами и о чём-то секретничая; серьёзные мужчины, иные в мундирах, придерживая высокие бокалы за тонкие ножки, обсуждали торговлю и политику, и лишь немногие пары в большой зале занимались тем, что в эти времена считалось танцем. Менуэт, я полагаю. Наше появление не произвело того впечатления, о котором я переживала. Напротив, десятки глаз юных прелестниц приковались к моему спутнику, моя персона заинтересовала всех мужчин — будь то молодой офицер, нехотя кокетничающий с престарелой леди, или пожилой джентльмен с пушистыми седыми бакенбардами. Как же! Новые рыбы в застоявшейся воде! Осмотревшись и отдав должное почтение гостям, благодаря Джеймсу мы ускользнули из-под крыши дома в сад, под полог переплетённых виноградных лоз. С балкона открывался панорамный вид на гавань и расстилающееся ровной гладью море. На чистом небе искрились звёзды, тёплый ветер играл с лёгким ажуром на платье.

— Ты так и не рассказал, откуда знаешь про Смолла и этот приём. — Я присела на скамью, пытаясь незаметно ослабить шнуровку.

— Я не знаю его. Наверное… даже, скорее всего, он знаком с отцом. А про приём я узнал в таверне в порту, где искал вас. У его лакея развязался язык, а Барто умеет слушать.

— Кстати, — я обернулась к пирату и повела плечом, — спасибо большое. Ты спас мне жизнь. Опять. Твоё появление было несказанно вовремя!

— Я спасал монашку, летящую под колеса кареты, — легко усмехнулся Джеймс.

— Не напоминай, — отмахнулась я. — Что же мы теперь будем делать?

— Подождём. Вечер только начинается. Рано или поздно мы встретимся с хозяином.

Ждать пришлось часа два, может, больше. Основную часть времени мы провели в саду, мирно беседуя о многих вещах. Это был один из немногих разговоров, который не обязывал разгадывать загадочные рисунки или искать что-то в неведомом где-то. Я скучала по этой, отчасти странной, лёгкости, пронизывающей беседу. И тем не менее в какой-то момент не совсем тактичное женское любопытство взяло верх.

— Тебе, наверное, непросто было сюда вернуться? —осторожно спросила я.

Джеймс помолчал, долгим взглядом осматривая горизонт.

— Признаться, даже не знаю. Последние воспоминания, что я сохранил об этом городе, вполне приятны. — По его губам скользнула тень ностальгической улыбки. Прошло пару минут, прежде чем рассказ продолжился. — Её звали Анна. Отец привез её сюда, чтобы познакомить с женихом. Вместо этого она встретилась со мной… Точнее, сбила меня на лошади. — Я удивленно хихикнула. — Да. Я едва увернулся от копыт её гнедого жеребца. Потом мы часто и совершенно случайно сталкивались в городе, пока, наконец, она не предложила прогуляться верхом на юг острова. Не отпускать же её одну. До рассвета мы выехали из города. Но когда добрались к бухте, там стояло судно. Анна сказала, что собирается бежать и не желает слушать отца, а я должен выступить в роли её брата и отдать капитану деньги за её сохранность.

— И что ты сделал?

— Согласился. Она говорила всё то, что я не мог тогда сказать, говорила о свободе. А потом вдруг предложила бежать с ней. Сказала, что денег хватит на двоих, а добравшись до Лондона, она решит все проблемы, и возлюбленный, что встретит её там, поможет мне в любом случае как доброму другу. — Джеймс поправил треуголку, задумчивым взглядом наблюдая за трепещущимся в моей ладони веером. — Но я остался. Много раз я жалел об этом, однако было поздно. Наверное, это судьба, — глянув в глаза, улыбнулся он.

— А что было дальше?

— Большой скандал. Отец хотел пристрелить меня.

— Ты же украл его дочь! — засмеялась я.

— Да нет, мой отец, — уточнил Джеймс.

Смех перешел в нервный кашель, улыбка неуклюже сползла с лица.

— Боже! Не хмурься! — приободрил пират. — Это была весёлая история!

Я многозначительно повела бровью и беззвучно ахнула. На террасу ветер принёс беглые отзвуки музыки и женский смех. Вечер добавлял градус веселья. А с джунглей поползли холодные плети тумана.

— Подаришь мне танец? — вдруг задорно спросил Уитлокк, подавая руку.

— Что ты! Я не танцую! Не умею! — попыталась отнекиваться я, слегка отклоняясь.

Джеймс лукаво улыбнулся.

— Я поведу.

Не дожидаясь новых протестов, он легко поставил меня на ноги и потянул в танцевальную залу. Стоило нам игриво проскочить в двери, едва не сбив мальчишку, разносившего угощения, на моё счастье, наконец-то, объявился хозяин. Джеймс как раз поймал такт и уже хотел влиться в круг танцующих, но вдруг остановился и учтиво поклонился. Я обернулась и присела в карикатурном, весьма неумелом реверансе. Благо под платьем незаметно. Перед нами возник Уильям Смолл в сюртуке из бархата цвета старого вина. Он был выше, чем показалось днём. Военная выправка с годами не утратила безупречности. Умные тёмные глаза с оттенком усталости приветливо глядели на нашу пару. Хозяин заложил руки за спину и слегка склонил голову. В то же время по его лицу скользнула странная улыбка.

— Прощу прощения, кажется, я даже не поприветствовал вас, — заговорил Смолл негромким, но сильным голосом.

— Нет, что вы, это моя вина, — ответил мой спутник. — Джеймс Уитлокк. Рад встречи с вами, сэр. — Он вновь поклонился. Хозяин одобрительно улыбнулся. Глаза сверкнули довольным блеском.

— Ха! Джеймс! Сын губернатора, сэра Уитлокка, не так ли?

— Всё верно, — сдержанно улыбнулся капитан.

— Эх, жаль, ваш отец оставил службу, — вздохнул Уильям Смолл. — Но кто же эта дивная особа? — Тёмные глаза с удовольствием сместились в мою сторону.

Джеймс коснулся талии, как бы подталкивая вперёд.

— Диана, моя не…

— Кузина, — вставила я, подавая руку.

Смолл усмехнулся.

— Не кузина? — Он взял мою ладонь.

Я кокетливо улыбнулась.

— Простите, просто брат любит говорить комплименты.

— И имеет на это полное право, — оставив на руке поцелуй, заметил хозяин. Его гладко выбритое лицо с чётко очерченной линией скул осветилось довольством. Похоже, он был вполне рад нас видеть. — Что ж, прошу извинить меня, я вас покину. Но ненадолго! Наслаждайтесь вечером!

— Благодарю, сэр, — отозвался Уитлокк. Когда Смолл растворился среди гостей, он спросил: — Кузина?

— Почему бы и нет? — блуждая взглядом по гостям, отозвалась я. — Только не невеста. Ведь мужчинам нравятся одинокие барышни, верно?

— Пиратка, — дерзко улыбнулся капитан. Из его уст это звучало как-то странно, совершенно незнакомо, по-новому. — Тем не менее, — Джеймс взял меня за руки, — танец нас всё ещё ждет.

Я не успела ни возмутиться, ни запротестовать, а мы уже оказались посреди залы, ловя ритм музыки. Руки Джеймса уверенно, но в то же время и нежно сжимали мои ладони, и после трёх шагов я совершенно забыла о страхе и неумении танцевать, полностью доверяясь партнеру. Пусть движения были в новинку, и тело не сразу приспособилось к ним, лёгкая музыка прибавляла лёгкости танцу. Я слышала скрипку, шорох платья и стук каблуков по паркету. Взор то и дело встречался со светлым взглядом Джеймса. На его губах, не переставая, играла улыбка. Признаюсь, я искренне наслаждалась танцем, пока вдруг совершенно случайно глаз не зацепился за знакомую физиономию в треуголке, юркнувшую в кусты жасмина.

— Что? — забеспокоился Джеймс, когда я резко остановилась. Он обернулся к окну, но ничего не разглядел там. Подобрав платье, я кинулась в сад, вглядываясь в темноту, кроющуюся за пределами света фонарей. Но, казалось, это лишь мираж. Звонко стрекотали сверчки, перекрикивались ночные птицы и сонно шелестели кроны деревьев. — Что случилось?

— Да нет, ничего, — проговорила я рассеяно, — показалось.

Уитлокк хотел что-то спросить, но его прервал голос слуги.

— Сэр Уитлокк. Сэр Смолл приглашает вас и вашу спутницу к себе в кабинет.

Мы переглянулись и последовали за долговязым слугой. Он провёл нас на третий этаж, где на мансарде был обустроен кабинет хозяина. Тот встретил нас широкой улыбкой, предложил присесть и приказал служанке принести угощения и напитки. Когда мулатка расставила всё на столе и скрылась за дверью, мистер Смолл налил три бокала вина и протянул нам с Джеймсом. Не зная, следует ли пить, я неуклюже поставила бокал на край столика и отломила крохотную гроздь винограда.

— За Короля! — поднял бокал хозяин.

— За Его Величество! — поддержал Джеймс.

Мужчины выпили. Сэр Смолл поднялся и пошевелил в камине догорающие угли.

— А ведь я знаю, зачем вы здесь, — вдруг произнёс он. Джеймс бросил на меня беглый взгляд. — Вас манит жажда приключений! — Я едва слышно выдохнула. — Ох, да я и сам был таким же, когда впервые отправился сюда. Новый Свет! Кого не манил этот край богатств, край сокровищ? Дивных сокровищ! Я был молод. И глуп, полагая, что любое из них окажется у меня в руках, стоит только пожелать. Мда, — вздохнул бывший моряк, — всё же мы склонны к ошибкам, к неоправданным поступкам. Вы согласны? — вдруг обратился он к Джеймсу.

— Вполне, — уклончиво отозвался тот.

— Ха! Сокровища! Вы когда-нибудь находили их? — Мы синхронно покачали головами. — А я находил… — задумчиво проговорил Смолл и замолчал. Он всё так же стоял у камина, положив руку на каминную полку и изредка касаясь пальцами массивной шкатулки. Выше на стене висел портрет мужчины лет тридцати. У него было много общего с хозяином, может, он был его родственником, сыном, например, но вряд ли портретом молодости.

— Это ваш сын? — не удержалась я.

— Нет. — Смолл медленно поднял на картину взгляд. — Я знаю, зачем вы здесь, — опять повторил он.

— Простите? — Джеймс напрягся, как и я.

— И вы не первые. — Хозяин обернулся к нам. — Скажу даже больше, вы и не последние. Всю жизнь я живу с этим, но никому не уступал. Вы наивны, если полагаете, что сможете отыскать его. Рано или поздно вас остановят. Смерть остановит вас.

— Я вас не понимаю, — проговорил Джеймс, поднимаясь. Я последовала его примеру. — Думаю, нам следует уйти.

— Вы останетесь, — требовательно заявил Уильям Смолл. На Уитлокка указало дуло мушкета, не предполагающее каких-либо «или». — Сядьте. — Мы повиновались. Не убирая оружия, экс-капитан прошёл к двери и три раза повернул ключ. Я глянула на капитана «Странника», нервный ком с трудом пролез в горло. Корсет сдавливал грудь, от волнения воздуха становилось мало. Хозяин вернулся и присел за стол, поставив правый локоть на шкатулку. Его глаза внимательно изучали нас. — Да, я помню твоего отца. Ты ведь, правда, Уитлокк, не так ли? — Джеймс сжал губы. Его взгляд похолодел. — Таким именем не стал бы называться абы кто. Он был довольно хорошим другом, мне, правда, жаль, что он ушёл на покой. Видит Бог, в его руках этот город был иным. Джордж отличный человек.

Джеймс криво усмехнулся и процедил:

— Что ж, значит, вы плохо его знали.

— Ха! Речь сына, опозорившего отца! Ну, да ладно, это его личное дело. Итак, вы ищете камень, именно поэтому пришли ко мне. — Джеймс хотел было что-то сказать, но дрогнувший пистолет в руке бывшего капитана Империи заставил его лишь напряжённо двинуть скулами. — Что ж, позже вы поблагодарите меня за ваши жизни. И каков же был ваш план? Неужто юная леди, — впервые его глаза впились в меня, — думала соблазнить старого моряка? — Я презрительно фыркнула. Он усмехнулся. — Как видите, я не так глуп. Вы действительно думали, что это будет так просто, выведать секрет всей моей жизни? Когда отсчитываешь шестой десяток, всё, чего боялся раньше, становится вполне ясным. Быть может, когда-нибудь вы поймёте, если повезёт. Лучше остановитесь сами, сейчас, либо вас остановит жизнь. Её методы куда более жестоки.

— Так вы злитесь, потому что не смогли найти его! — дерзко высказался Джеймс.

Смолл метнул в него яростный взгляд.

— Никогда! К счастью, я сумел вовремя остановиться, — проговорил он с горечью в голосе, бросив украдкой взгляд в сторону камина.

— В отличие от него, — вставила я. — Вашего сына…

— Нет, — перебил Джеймс, вглядываясь в портрет, — не сына. Брата. Он не сдался, да?

— Он не понимал, что это лишь легенда! — взволнованно прикрикнул хозяин. — Он воспринял это слишком серьёзно! И всю жизнь потратил на бессмысленные поиски, оставшись ни с чем! — Пистолет опасно задрожал в его руке. — Уиллис до последнего верил, что его труды вознаградятся. Глупец!

Уиллис… Я задумалась. Что, если инициалы на сундуке были не Уильяма Смолла?

— Он нашёл, — сообщила я.

— Нет, — закачал головой Смолл. — Иначе бы не сгинул в треклятой голландской общине!

— Я не сказала, что он нашёл камень. Он нашёл остров Креста.

Поражённый, Смолл тяжело задышал, дуло пистолета слегка сместилось в сторону. На его загорелом лице задрожал свет свечи, дрогнувшей от ветра. Хозяин поднял на нас глаза. Они сверкали недобрым, кипящим гневом.

— Молодцы, — холодно отозвался он. — Сумели разговорить меня. Встать! — вдруг вскрикнул он яростно. Мы медленно поднялись.

— Вы убьете нас? — спросил Уитлокк, отступив на шаг. Я знала, в его сапоге хранился кинжал, а за поясом скрывался пистолет, но мушкет Смолла был слишком близко.

— Нет, — протянул тот, утирая пот со лба кружевным платком, — просто остановлю. — Смолл взвел курок. Джеймс напрягся, сжимая кулаки. Я рванулась к нему. — Э, нет! — Хозяин выхватил рапиру. — Стойте, мисс! — Его глаза обратились к Уитлокку. — Даже перед смертью ты не готов отступиться, остановиться.

— Я не могу, — четко выговорил Джеймс.

— Жаль… — вздохнул Смолл.

Его палец скользнул на спусковой крючок. В следующую секунду что-то глухо стукнуло. Приглушённый оборванный крик. Грохнул выстрел. И Уильям Смолл плашмя приземлился на пол с дымящимся пистолетом в руке. У его ног слегка покатывался кокос, а позади, у окна, луна обрисовала силуэт капитана Джека Воробья.

— Это… было вовремя, — выдохнул Джеймс благодарно. Я скоро обернулась к нему. За его правым плечом в стене темнела дыра от выстрела.

— Джек! — Я не смогла удержаться и кинулась к нему с объятьями, но по дороге споткнулась, и кэп буквально поймал меня у самого пола. — Спасибо большое! — пролепетала я, вставая на трясущиеся ноги.

Пират довольно и гордо заулыбался, поднимая кокос и подбрасывая его на руке.

— Теперь будешь повторять это ему каждый раз, когда он захочет оставить меня вне игры, — расплылся в коварной улыбке Воробей, кивая на Уитлокка. Тот в это время подошёл к окну и глянул вниз:

— Как ты сюда забрался?!

Но этот вопрос остался без ответа. Капитан «Черной Жемчужины», пыхтя паровозом, взвалил Смолла на стул и привязал руки его же собственным галстуком и декоративной перевязью. Напудренный парик слетел с хозяйской головы, оголяя тёмные с проседью волосы, собранные лентой на затылке.

— Так-то лучше. — Взяв бокал и сделав глоток, Джек брызнул вино в лицо хозяину дома.

Тот резко очнулся, отплевываясь, и ошалело уставился на кэпа.

— Ну-с, — Джек поочередно поглядел на нас, — кажется, они хотели что-то уточнить.

— Напрасные старания, — выплюнул Смолл. — Пытки меня не пугают. — Он с презрением глянул на Воробья.

— Не спорю, — серьёзно ответил тот, — но как насчёт сплетен? Бросьте, неужели тайна сокровища сравнима с вашей честью, а? — Смолл напряжённо вглядывался в лицо Джека. А тот смотрел с хитрой всезнающей улыбкой и, как пушинку, подбрасывал на ладони кокос.

— Мерзавец! — наконец сдался Смолл. — Ты не посмеешь раскрыть эту тайну!

— Я пират, — развел руками капитан Воробей. — Смекаешь?

В это время снизу донеслись крики и многочисленные шаги. Слуги обеспокоенно забарабанили в дверь.

— Ну вот, — сокрушённо выдохнул кэп, — у нас совсем мало времени. Выкладывайте скорее!

Смолл переводил затравленный взгляд с одного на другого, тщетно пытаясь освободить руки. Снаружи служанки не переставали стучать в дверь.

— Хорошо. Впервые о камне узнал мой прадед. Во время битвы с Великой Армадой он взял в плен испанца. Тот был капитаном судна то ли искавшего, то ли скрывавшего камень. Испанец рассказал, что тот, кто найдёт камень, получит всё, что может желать смертный и что может сниться бессмертному. Он дал прадеду часть карты, сказав, что когда придёт время, карта сама объединит своих обладателей. Прадед отпустил испанца, но вскоре умер от болезни, так и не начав поиски. Два поколения карта хранилась в сундуке, пока однажды мы с братом не нашли её. Поначалу я, как и он, был полон уверенности, что настал наш час, что мы сможем отыскать камень. Но всё, что мы нашли, — тряпица с бессмысленной зарисовкой плана острова Креста. Острова, который никому не найти, ибо о нём никто не знает. Испанцы спрятали на славу.

— Испанцы? — перебила я. — Но разве карту рисовали не древние скандинавы?

Смолл глянул на меня как на полную дуру.

— Скандинавы первыми нашли его, после чего камень канул в неизвестность на сотни лет.

— Почему вы прекратили поиски? — спросил Джеймс, игнорируя всё больше нарастающий переполох в доме.

— Потому что не хотел потратить жизнь впустую! В отличие от вас. Уиллис же решил идти до конца. Вы сказали, он нашёл остров? Что ж, тогда он точно не сможет остановиться.

Джеймс бросил опасливый взгляд на дверь.

— Вы сказали, что он сгинул в голландской общине? Что это значит?

Смолл скривил губы.

— Последняя весть от него была около десяти лет назад с острова Саба.

— Отлично! И последнее, где ваша часть карты? — осведомился Воробей.

— Что? — выдавил Смолл.

— Я внимательно слушал, — весело отозвался кэп. — Очень. А теперь, будьте любезны, карту! — Смолл поджал губы. Словно бы для пущей убедительности Джек подбросил кокос на руке.

— Там. — Хозяин кивнул в сторону камина. — С обратной стороны.

Джеймс быстро снял портрет и, слегка повозившись, вытащил из-за рамы клочок бумаги. Бегло глянув, он одобрительно кивнул.

— Что ж, нам пора! Огромное спасибо за помощь! — Джек исполнил реверанс.

Дверь шла ходуном и могла в любой момент поддаться. Слышались мужские голоса и топот солдатских ног. Джеймс кинулся к окну, что выходило во двор, несколько помедлил, а затем спрыгнул вниз. Я испуганно вскрикнула и подлетела к раскрытым створкам. Однако Уитлокк приземлился на объемные корзины с кукурузой. Я взвизгнула, потому что кэп, не дожидаясь, приподнял меня за талию и поставил на подоконник. Пальцы намертво впились в раму.

— Скорее, Диана! Не бойся, я поймаю! — крикнул Уитлокк, поглядывая по сторонам. Нас пока спасал забор, отделявший хозяйственную часть двора от парадной.

— Он поймает, — уверенно повторил Джекки над ухом.

Я спустила ноги вниз, меряя взглядом высоту. Пальцы побелели, дерево створок врезалось в ладони.

— Давай! — Джеймс раскрыл объятья. — Раз! Два!

— Аааа! — душераздирающе заорала я, летя вниз, ибо заботливые руки Джека ловко спихнули меня с подоконника.

Уитлокк поймал. Я вцепилась в него, едва не придушив, и коснулась земли, лишь когда кэп Воробей с шумом приземлился в корзину, вызвав кукурузный фейерверк. Выбравшись, пират бросил прощальный взгляд на окно и выдал что-то вроде «Ой-ой».

— Он так легко сдался! — радостно воскликнула я. — О какой тайне шла речь?

— Не знаю, я блефовал, — пожал плечами кэп, хватая за руку и увлекая за собой.

Не тратя зря время, мы пустились со всех ног, но довольно скоро путь нам преградила высокая кованая изгородь. А со стороны особняка уже следовала погоня. Джек быстро сориентировался. Словно обезьяна взлетел на финик, а с него перемахнул через забор. Меня же, словно мешок, Джеймс перекинул через изгородь в объятья капитана Воробья, а сам последовал его примеру. Не разбирая дороги и сшибая на своём пути деревья, наша компания неслась в сторону города самой короткой дорогой — напролом. И она не подвела. Дома оказались ближе, чем мы думали. Тем не менее ту милю или, может, чуть больше, я думала лишь о том, чтобы снять туфли. Пряжки впились в ноги, задники натирали. Боль расходилась такая, словно бы я бежала по адским пикам. Поэтому, преодолев несколько улиц и не услышав погони, я резко остановилась, разгребая ворох юбок. Мои же спутники лишь ускорили темп.

— Сюда!

— За мной! — только и услышала я, разглядев, как где-то далеко впереди пиратские треуголки разошлись в разные стороны. Яростно подёргав за пряжку, я плюнула, подхватывая юбки, и бросилась следом. Но пиратов как ветром сдуло. Я носилась меж домов, как шарик по лабиринту, что никак не хочет попадать в нужную лунку. Окончательно заблудившись, я вдруг вылетела на широкую освещённую улицу, ведущую в порт, и, глянув по сторонам, припустила по ней. Ярдов триста осталось позади, как из-за поворота появился отряд. Я резко затормозила. Командир глянул на меня, и они двинулись навстречу. Отряд ускорил шаг, как вдруг с двух сторон вылетели мои взъерошенные компаньоны. Солдаты мигом наставили ружья, оказавшись всего в пяти-семи ярдах. Джеймс моментально оказался позади, схватывая мои руки за спиной. Сабля Джека коснулась горла. И без того адреналин зашкаливал, но когда капитан Воробей выкрикнул: «Ни шагу или дамочке конец!», я позволила всему страху выразиться в одном кратком, но громком истошном вопле. Солдаты приостановились. Их командир вышел вперёд, не опуская руку с пистолетом.

— Офицер! Прошу! Спасите! Не стреляйте! — захныкала я.

Он помедлил.

— Да, господа, не стреляйте! — чётко выговорил он. — Мисс больше подойдёт верёвка на шею.

— Что? — Челюсть дрожа, упала вниз.

Вместо ответа командир быстрым движением достал из кармана свиток и развернул перед нами плакат с моей физиономией и надписью «Разыскивается». Не дожидаясь, пока с лица у меня сойдёт шок, блюститель порядка скомандовал:

— Арестовать их! Вам вменяется пиратство, грабеж, разбойные нападения, драки, убийства. — Мужчины безропотно сдали оружие. — А вам, мисс, проникновение в чужой дом, взлом, кража и телесные повреждения. — На руках с радостным звоном защелкнулись кандалы.

Довольно скоро на улицы выкатила повозка для преступников, уныло взглянувшая на нас глазницами решеток. Солдаты особо не церемонились, заталкивая нас внутрь, словно шары на боулинге.

— Хорош был план, — саркастично отозвался Джек, приваливаясь к стенке клетки, когда повозка тронулась.

— Упрёк?

— Сожаление. Всё почти получилось.

— Что ты хочешь этим сказать? — Уитлокк глянул на него из-под бровей.

Джек посмотрел сначала на него, затем на меня и раздраженно выдохнул.

— Зная, что мой друг Инь Янь не смог бы прожить в том благоденствии в одиночку, я и взял тебя с собой. Ты взболтнула лишнего, как я и планировал. Он, как я и планировал, поспешил доложить своим богатым приятелям в городе о капитане Джеке Воробье и незнакомке, что-то разнюхивающих здесь. Затем, следуя моему плану, ты бы отправилась к господину Смоллу — в образе святой девы, монашки, — но он, смышленый малый, знающий, что ты не та, за кого себя выдаешь, позволил бы себе поймать тебя. Далее, дабы восполнить чувство уязвлённого самолюбия и жажду превосходства, он бы решил побеседовать с тобой. Не боясь ничего, он бы раскрыл всё то, что мы хотим узнать, даже спрашивать бы не пришлось. Видишь ли, человеку, хранящему великую тайну, иногда нужно выговориться. Женщины привлекают мужчин. Тем более женщины в беде. Собственно, появление другого спасителя не испортило план, а даже дало время побродить по тому славному домику, — рассудил Воробей, хвастаясь золотым кубком, что всё время прятал за пазухой.

— Ты бы отправил меня к нему на растерзание?! — возмутилась я.

Джек закатил глаза.

— Не волнуйся, я был бы рядом. — Скользнув по мне взглядом, кэп развёл руками. — Итак, в чём же я ошибся? — самодовольно улыбнулся пират.

— Ты не спланировал одно, — заметил Уитлокк, — что Смолл решит ловить тебя не в одиночку, а позовёт на помощь командира стражи. — Я стыдливо отвела взгляд, полагая, что ловить пришли, возможно, именно Феникса. — И теперь вся королевская рать против нас.

Воробей расцвёл спокойнейшей улыбкой.

— Кто сказал — вся? — Он явно наслаждался чувством превосходства. — Нам же надо как-то выбраться из города, смекаете?

Я устало выдохнула и привалилась к решетке. Капитанское спокойствие утихомирило скоростное биение сердца. И всё равно что-то противно-назойливое не давало покоя. Джек деловито протирал кубок, Уитлокк разминал ушибленную ногу. Повозка одиноко катила по брусчатке. Кроме возницы, хмуро погоняющего лошадь, охраны не было, что ещё раз подтвердило уверенность Джека Воробья: всё идёт по плану. Наконец, миновав мост, наш роскошный экипаж затрясся по проселочной дороге. Затем под копытами лошадей вновь застучал камень, и повозка резко стала, заставляя всех троих впечататься в стенку. Джекки улыбнулся одной стороной рта и упрятал кубок обратно. Лязгнули цепи снаружи, щёлкнул замок, заскрипели петли. Дверцы открылись, подставляя нас под шесть штыков.

— С приездом, — гаркнул огромный солдат, держащий ключи. Позади него, ехидно улыбаясь, извозчик развёл руками.

— Дважды на те же грабли, — тихо проговорила я на ухо кэпу, пока мы выбирались наружу. — Стареете, капитан.

Я словно бы знала, что так и будет, поэтому без лишних эмоций проследовала в тюрьму, где за нами троими захлопнулась решётка камеры. До рассвета оставалось совсем немного времени. Остаток ночи провели молча. Сна не было ни в одном глазу, а на жаркие споры не было ни сил, ни желания. Каждый хмуро сгорбился в своём уголке, роясь в хаосе мыслей.

Едва первые лучи солнца сверкнули сквозь решетку, с грохотом отошли засовы. Спустились караульные, каждому туго связали руки спереди и в молчании удалились.

— Плохо дело, да? — как-то безнадёжно прошептала я, увидев, как переглянулись пираты.

— Похоже, им достаточно наших подвигов, чтобы повесить, — оптимистично отозвался кэп.

— О! Это они ещё моего клейма не видели! — нервно усмехнулась я.

Ко мне обратился любопытный взгляд карих глаз.

— Всякое бывало. — Вздохнув, я зубами приспустила перчатку. Ещё совсем недавно богатое платье теперь выглядело так, будто его истоптал табун лошадей, а от причёски остались лишь распавшиеся пышные локоны.

Джеймс вдруг резко вскочил и злобно зашвырнул деревяшку носком сапога. Он глянул в крохотное окно, пальцы впились в решётки. «Эх, сразу видно, новичок, — ухмыльнулся кто-то во мне. — Впервые к смерти готовится. Мне-то не впервой. Каждый раз одно и то же…» Я тряхнула головой, отгоняя мысли. Любые.

Вскоре вновь вернулись солдаты, только в этот раз во главе с командиром. Он остановился у входа, на ступенях: «Выводите их». Максимально «бережно», словно пытались вытрясти из нас душу раньше палача, солдаты поволокли нас к выходу, а затем тёмным унылым коридором, пахнущим смертью, на площадь. Там, подгоняемые громкими криками, плотники заканчивали сколачивать виселицу. Светлое дерево чётко выделялось на фоне серых стен форта. Неспешно подтягивался народ, поглядывая на действо с таким видом, будто цирк приехал к ним уже в десятый раз. Тот служилый, что держал меня, похоже, изрядно волновался — пальцы больно впивались в руку, по лицу его катились крупные капли пота. От запаха мне стало дурно, и с какой-то отрешённостью я проговорила:

— Не волнуйтесь. Это довольно быстро и скучно, поверьте мне. — В этот миг я ненавидела себя за это: за то, что не рыдаю, не бьюсь в истерике, не умоляю пощадить, а спокойно взираю на строительство эшафота. Чёртов адреналин!

Солдат ещё больше испугался моих слов, но, к счастью, плотники окончили работу, и процессия двинулась к виселице. Я шла меж мужчин, совершенно отрешённая от мира. Меня ничто не беспокоило — ни чья жизнь, — пока туфли не коснулись свежевыструганных ступеней. Глаза цепким взором прошлись по площадке — огромный рычаг, общий люк, палач немалых габаритов и бушующая толпа внизу. Люди словно озверели, едва увидев горстку несчастных, чья участь просто хуже их. Судья задерживался, а какой-то щуплый малый только начал завязывать вторую петлю, поэтому нам любезно предложили подождать. Острые штыки упёрлись в спину, напоминая, насколько всё плохо.

Карие глаза Джекки шустро носились по двору форта, примечая малейшие детали. Однако пока капитан лишь нервно переминался с ноги на ногу.

— Ну как, всё ещё идёт по плану? — прошипела я в его сторону. Вряд ли кого-то бы смутило громкое высказывание, просто мне нужно было как-то скрыть свой страх. Скорее, даже ужас. Мозг отпустил «вожжи», и теперь адекватное, может, не совсем, но совершенно безразличное «я» сменила истеричка на грани фола.

Толпа внизу разгорячено шумела, как стая диких обезьян. Каждый тыкал пальцем и считал гражданским долгом подобрать комплимент пообиднее. Судья лениво спускался по каменной лестнице, ведя светскую беседу с командиром. Тот был доволен, как сытая гиена. Во всяком случае, смеялся довольно похоже. В Джека с хрустом прилетел початок кукурузы.

— Большое спасибо, — крикнул он, за что получил в живот тухлой рыбой.

Я закатила глаза и судорожно вздохнула. Чуть впереди надо мной болталась петля на светлом бревне. Туго связанные руки замлевали всё больше, кончики пальцев приобрели синеватый оттенок. Если дело пойдёт так и дальше, эта синева больше не будет беспокоить разум.

Справа Уитлокк спокойно обводил взглядом радующуюся толпу. Дорожка крови на его губе превратилась в багровый рубец. Либо Джеймс относился слишком философски к вопросам жизни и смерти, либо сумел абстрагироваться и спокойно принять свою участь.

Это было не для меня. Судья, наконец-то, спустился вниз и теперь пробирался сквозь толпу, вслед за командиром, грубо расталкивающим людей. Тело тут же охватила крупная дрожь, словно бы сквозь меня пропустили постоянный ток вольт эдак под тысячу. Я обернулась к Джеку и срывающимся голосом вскрикнула:

— Ну, гений, что дальше ты намерен делать? — Но в ответ мне прилетел быстрый взволнованный взгляд. Интересно, какая это по счёту казнь Джека Воробья?

Как вдруг в разуме словно взорвалось хранилище боеприпасов. Быстрым взглядом смерив расстояние между эшафотом, судьёй и воротами, набитую битком площадь и солдат, прижатых публикой к стенам, я яростно зашептала:

— Джек! Исла-де-Лагримас!

«Что?» — взглядом переспросил кэп.

— Ты рассказывал мне!

Брови пирата в замешательстве сползли к переносице, но в следующую секунду его лицо озарил свет идеи. Я тут же обернулась к Уитлокку. Он глянул как-то виновато и попытался что-то сказать.

— Раз, два, три. «Не бойся, я поймаю», — чуть слышно проговорила я.

Капитан отвёл взгляд на Воробья, затем едва заметно кивнул.

Судья остановился в толпе, пожимая кому-то руку. Только сейчас я заметила Уильяма Смолла. Его мощная фигура выделялась у края толпы. Кэп окинул нас вопросительным взглядом. Сейчас или никогда! Палач двинулся к нам, чтобы надеть петли. Тут же, вывернувшись, словно кот, Джек заправским пинком направил его точно в сторону рычага. Попытавшись удержаться, палач надавил. Люк со стуком распахнулся. Не медля, мы сиганули вниз. Послышалось болезненное «Ах» со стороны Джеймса, приземлившегося на ноги. Я же упала как мешок — поэтому у меня заболело всё и сразу. Времени на страдания не было! Толпа пришла в волнение — кто-то кинулся прочь, кто-то навстречу. Солдаты пытались протиснуться сквозь народ. Те, что охраняли нас на эшафоте, пытались поймать беглецов на мушку, но стрелять в толпе не решались. Я держалась следом за пиратами — вдвоём словно человеческий бульдозер они распихивали людей, продвигаясь к выходу. «Закрыть ворота!» — заорали со спины. Кто-то кинулся к лебёдке. Мы были совсем близко! Краем глаза я заметила Смолла, кинувшегося наперерез. Тяжёлая решётка поехала вниз. Джек и Уитлокк юркнули под ней. Я пригнулась, уже собираясь преодолеть ворота. В следующую секунду длинную пышную юбку потянуло в сторону, подол попал под туфли. Падая, я выпустила из горла дикий крик. Сверху кто-то навалился. Пираты остановились, оборачиваясь. Решётка с лязгом закрылась. Солдаты открыли пальбу, и Воробей буквально силой уволок Уитлокка к домам. Больше я их не увидела. Всё ещё не утратив надежды вырваться, я перевернулась на спину, желая сбросить с себя преследователя. В запястья железной хваткой впились сильные пальцы. Решительные тёмные глаза Смолла пытались подавить мой пылающий взгляд.

— Пусти! — взвизгнула я.

— Ещё спасибо скажешь! — прикрикнул он.

Изловчившись, я ткнула его коленом. Смолл покачнулся. В его руке осталась атласная перчатка, предательски обнажая пиратское клеймо.

====== Глава XIII. Бегство ======

Когда изумленный взгляд Смолла застыл на моем запястье, я безвольно откинулась на землю со стоном на губах. Через минуту подоспели солдаты. Рывком меня поставили на ноги, едва не вырвав руки из суставов. Сердце до боли колотилось где-то в районе горла. Злобное лицо командира появилось из взволнованной толпы, теперь заинтересованно притихшей. Позади него, прихрамывая, двигался судья. Уильям Смолл слегка отстранился, все ещё держа мою перчатку в руках. Судья приблизился. Его маленькие черные глазки, трусовато поглядывающие из-под опухших век, мгновенно приметили пиратское клеймо.

— Лейтенант Фрэм, — скрипучим голосом проговорил судья, — повесить преступницу. Немедля.

Командир схватил меня за плечо, но тут вмешался Смолл.

— Погоди, Генри, — обратился он к судье. — Ты можешь её помиловать.

Редкие брови судьи приподнялись в недопонимании.

— Ну-у, — протянул он, задумчиво заводя руки за спину, — если она поможет, и мы поймаем остальных мерзавцев…

Мысленно я плюнула в лицо этому самонадеянному плешивому (а зачем ему парик?!) старикашке.

— А если нет?

Дернув плечом, судья отрезал:

— Ты знаешь законы.

Мистер Смолл готов был привести новые доводы, но лейтенант Фрэм предупредил:

— Господа, полагаю, не стоит обсуждать это на людях?

Любопытная толпа хоть и боязливо, но всё же подступала к нам, навострив уши. Посмотрев по сторонам раздраженным взглядом, судья негромко процедил: «В карцер. Сэр Смолл, прошу в мой кабинет». Лейтенант Фрэм лично взялся проводить меня в камеру, обхватив за плечо сильными пальцами. В голове царил хаос, а в ответ на раздраженное покрикивание со стороны офицера я лишь самодовольно ухмылялась. Я чувствовала себя зрителем, частью той толпы, что со страстью наблюдала за казнью, точнее, её несостоявшейся главой. Признаться, страх не оставлял меня ни на секунду, просто уступал место иным чувствам. Сначала — жгучему желанию действовать, когда под ногами поскрипывали новые доски эшафота, затем — целеустремленности, когда завертелась лебедка у ворот, и, наконец, злости — когда меня остановили всего в нескольких ярдах от свободы. Теперь эти чувства объединились в одно целое, став чем-то вроде всезнающего равнодушия. С рук сняли путы. Лейтенант Фрэм, особо не церемонясь, втолкнул меня в камеру и, смерив искусственным презрительным взглядом, поднялся вверх по ступеням и скрылся за тяжелой дверью.

«С возвращением», — ухмыльнулась я, оглядывая сумрачный коридор. Только сейчас я заметила, что в подземелье всего три довольно небольшие камеры. Быть может, карцер для военных?

Оставшись в одиночестве, я наконец решила заняться тем, о чем мечтала всю ночь — ослабить корсет. Дело отнюдь непростое. Эта удавка на талии словно высасывала из меня все соки. Джек бы со смеху покатился, видя, как я прыгаю кругом по камере, пытаясь ухватить шнурок, искусно спрятанный за пояс. С горем пополам мне это удалось. Но, когда с легким поскрипыванием пластины корсета едва разошлись, на пол слетел бледный лоскут. Тело сковало напряжением. Глаза сузились, впиваясь взглядом в светлое пятно. Опасливо глянув по сторонам, я подняла пожелтевший листок бумаги.

— Чтоб мне утонуть в бочонке рома… — ошарашено сорвалось с губ, когда взгляд бегло обежал выцветшую от времени карту. Боясь быть замеченной, я вновь спрятала её, но на этот раз в лиф нижнего платья, и плюхнулась на остатки соломы.

Кажется, боль во всем теле становится незавидной привычкой. Не успевали одни синяки заживать, как тут же появлялись другие. Усевшись на изодранные местами юбки, я решила избавиться от ещё одной ненавистной вещи, ставшей причиной моих страданий. Именно за остервенелой попыткой расстегнуть пряжки туфель меня застал Уильям Смолл. Стараясь избавиться от дамских кандалов, попутно я погрузилась в размышления о карте, что в прямом смысле хранилась под сердцем. Множество идей и предположений, одно интереснее другого, беспорядочным роем носились в голове, абстрагируя от мира.

— Ты напугана, — вдруг эхом пронеслось по казематам.

Взгляд ползком поднялся на посетителя.

— Я думаю. — Глаза слегка прищурились, рассматривая напряженное лицо Смолла. То, что он сказал на площади, не могло не настораживать. Быть может, стоит плюнуть на желание быть пираткой и отстаивание — до последнего хрипа, что вырвется из мертвеющих легких, — пиратской чести? Быть может, стоит ухватиться за этот шанс? — Не думайте, мне дорога жизнь, но зачем вы хотите меня спасти?

— Скажем, у меня остался грех на душе, невыплаченный долг, — неопределенно объяснился экс-капитан. При этом даже в пыльном полумраке было заметно, как напряглись его скулы при разговоре о не лучшем воспоминании.

— Ага. — Я развела руками. — И что же будет дальше? Меня помилуют? — Сердце взяло быстрый темп, громким стуком отзываясь в голове.

Смолл прошелся вдоль решетки, тяжелым взглядом скользя по прутьям.

— Полагаю, всё зависит от нашего разговора.

Я усмехнулась.

— Тогда, кажется, я знаю ответ на свой вопрос. Заодно отвечу и на ваш: я не стану помогать искать сбежавших… эм… преступников. Надеюсь, я верно передала просьбу судьи.

— Судья Филлипс не просил об этом. — Смолл заложил руки за спину, оборачиваясь. Его внимательный взгляд пытливо изучал меня. Помолчав, он добавил: — Но если бы ты согласилась, мне было бы проще помочь тебе.

Я рассмеялась. Только сейчас я в полной мере подумала о том, что было дальше, после того, как решетка форта оказалась за спиной Джека и Джеймса. Пока что им удалось скрыться, но что потом? Успел ли «Призрачный Странник» уйти до того, как солдат послали в порт? Где прячутся пираты? Что будут делать дальше? Учитывая, что карта, ради получения которой было потрачено столько усилий, здесь, заперта в самом охраняемом месте Нассау. Буду честна сама с собой — своими усилиями мне не выбраться. Так, может, шагнуть на этот хлипкий канат, что натянут над пропастью смерти? Стать карибским Сусаниным, заведя поисковый отряд в дремучую глушь, поклявшись на крови, что пираты должны скрываться там? Вот только поверят ли мне?..

— Зачем тебе камень? — Внезапный вопрос резко выдернул из трясины размышлений.

— Он не нужен мне. В смысле, не лично мне.

Лицо гостя тронула горькая усмешка.

— Что ж, это пока что.

— Вы говорите так, будто всё о нём знаете, но в то же время ходите кругами, пугаете детскими страшилками. — Я пожала плечами, недоверчиво улыбнувшись.

— Я знаю достаточно, поверь.

— Вы не нашли камень, даже не приблизились к нему, тогда с какой стати говорите с такой уверенностью? — возмутилась я.

— Я потратил на его поиски больше десяти лет! Если я и могу в чем-то сомневаться — то лишь в том, можно ли его найти. — Смолл бросил взгляд на дверь, откуда донеслись приглушенные голоса. Похоже, отведенное на вербовку время подходило к концу. Он шумно вздохнул. — Я дам тебе время подумать. Не только над моим предложением, но и над необходимостью искать путь к тому, что неминуемо приблизит тебя к встречи со смертью.

— Может, если бы вы рассказали больше, я бы испугалась сильнее, — с вызовом откликнулась я.

Смолл попытался ответить, но не вовремя открылась дверь, и голос лейтенанта возвестил об окончании свидания. Уильям Смолл скрылся, провожаемый моим долгим задумчивым взглядом. Напротив камеры на стене плясало пламя единственного факела. Мрачные углы окружали со всех сторон. Во тьме крылись страдания тех, кто был на моем месте. Кругом лишь стены — ни оконца, ни трещины, сквозь которую бы проникал свежий ветер, принося запах свободы, надежды на вызволение. Или наоборот? Морской бриз напоминал бы о напрасных чаяниях, о том, что ты навсегда потеряешь, когда в последний раз покинешь мрак этих стен?

Я уселась поближе к свету, облокотившись на решетку. Глаза обратились к желтому пламени, смотря сквозь него, ища в плясках теней ответы на множество вопросов. Странное существо — человек. О многом ли мы задумываемся, пока всё идет своим чередом, до тех пор, пока сильная простуда, высасывающая силы, или случайно летящий с крыши кирпич не встретятся на нашем пути? Все наши планы строятся без поправок на грустное «если». Именно поэтому запасной план вынужден рождаться в мозгу, охваченном паникой, агонией, сумбуром неуместных мыслей, навалившихся, словно лавина. И можно ли тогда говорить о его логичности? Человеком руководят чувства. Именно поэтому он человек. Но иногда так необходимо покинуть себя, точнее, свое перепуганное или, наоборот, развеселое «я», которое вылавливает в мутной воде сознания самые отчаянные идеи. Ведь как было бы просто: отключить чувства, спокойно решить проблему и потом наслаждаться идеальным решением. Почему мы не задумываемся о грустных «если»? Ответ чертовски прост. Все мы в душе оптимисты, надеющиеся на лучшее. Иные повторяют — «выход есть всегда». Склонна согласиться, но в тот момент, сидя в полумраке и ощущая боль в каждом суставе, в каждой мышце, я его не находила.

Вернее, он был один и вел на эшафот. Через несколько часов после ухода Смолла, ко мне спустился судья Филлпис. Взбудораженный, он то и дело протирал пот со лба, отчего напудренный парик ездил из стороны в сторону. Поднявшись, я скрестила руки на груди и в ожидании обратила к судье серьезный взгляд.

— Итак, ты отказываешься выдать своих подельников? — переполненным официозом тоном осведомился он.

— Чем мне это поможет? — искривила я губы.

— Избавит от пыток, — бросил судья.

«Ох, а вот это нехорошо, совсем нехорошо», — пронеслось в голове. Испуганная дрожь прошла по всему телу.

— Простите, — грустно и тихо проговорила я, — пытки не помогут мне сказать то, чего я не знаю.

— Это решать палачу! — громко возразил Филлипс. — Твои друзья посмели оскорбить честь не только уважаемых людей, закона, но и всего города! В твоих же интересах помочь поймать их, тем самым облегчить грех на своей душе!

— Вы серьезно? Это слишком весомое деяние, судья. На мне нет стольких грехов, — с недоброй улыбкой рассудила я, упрямо глядя ему в глаза.

Он хмыкнул, испепеляя меня взглядом. Похоже, Генри Филлипс принимал работу слишком близко к сердцу. Я не первый человек, «вершащий беззаконие», что встретился унего на пути. Готова поклясться, были мерзавцы и пострашнее. Единственное, наверное, никто из них не сбегал на глазах у всего города.

— Да будет так, — наконец сухо вынес вердикт судья. — Тогда на заре вас ждет встреча с виселицей.

Хохотнув, я ехидно бросила вслед: «Опять?».

Но едва за спиной судьи закрылась дверь, и загрохотали засовы, я буквально рухнула на колени, пытаясь совладать с дрожью. Казалось бы очищенный от ненужных раздумий разум вновь захлестнула волна отчаяния, страха. Нет. Не так страшна казнь, как её ожидание. Потеряв счет времени, я бродила по камере из угла в угол, пытаясь утихомирить зарождающуюся бурю внутри себя. Мне было чертовски страшно, а рядом не оказалось никого, кто смог хотя бы посмотреть сочувствующим взглядом, дать понять, что я не одна. Былую усталость и тяжесть бессонной ночи как рукой сняло. Истерика без слез заставила впиться пальцами в решетку, словно бы сила могла заставить замок открыться. В голове бился о стенки разума лишь один вопрос: «Что делать?». В какой-то момент среди истеричного сумбура отчаяния, мелькнула мысль: «А что, если…». Вдруг фортуна благосклонна, и я не смогу умереть? Точно, как прошлый раз! А что, если нет? Что, если я покорно взойду на эшафот и приму петлю, как ожерелье, а она все же сломает мне шею, и вместо спасения, меня встретит предсмертная агония? Если, если… Вся наша жизнь сплошное «если»! Вот теперь и смерть.

Время замерло. Или, наоборот, неслось с жуткой скоростью? Сначала меня лишили свободы. Затем времени. Теперь и надежды. Но, быть может, рано отчаиваться? Надеяться на Джека и Джеймса я не могла, точнее, хотела, но боялась. Они бы не бросили меня. По крайней мере, уж Уитлокк точно. Просто мне дали слишком мало времени. Не станут пираты соваться в форт, чтобы спасать девицу, не умеющую улепетывать от собственной смерти. «Признайся себе, это правильно, — рассудительно заговорил кто-то во мне. — Может, хватит надеяться на прекрасных принцев и спасать себя самостоятельно? Время до рассвета дано не для рыданий, а чтобы подумать и понять, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Я опустилась на колени и по-детски захныкала, так, словно вредные родители не позволили съесть десятую конфету за день. Выплакав собравшиеся слезы и утерев глаза, я громко закричала:

— Эй! Стража! Или как вас там! Мне надо поговорить с судьей!

Сырые стены равнодушно отразили мой клич. Лишь минут через пять загрохотали засовы, впуская в тюремный коридор лейтенанта Фрэма. Стремительным шагом он достиг камеры и остановился как раз напротив меня. Весь его вид требовательно заявлял: «Говори быстрее, у меня нет желания тратить на тебя свое время».

— Который сейчас час? — Нахмурившись, я задумчиво заправила прядь за ухо.

— Три четверти одиннадцатого.

Внутреннее «Я» ошарашено присвистнуло и язвительно прокомментировало: «Истеричка».

— Я хочу поговорить с судьей Филлипсом. Я передумала.

Фрэм, не моргая, уставился на меня.

— А он нет, — последовал лаконичный ответ. — Вы увидите его утром, перед казнью. — Лицо командира было столь безмятежно, что я с трудом справилась с искушением схватить его за грудки и шарахнуть об решетку симпатичной мордахой. «О да! У тебя ещё есть время кавалеров разглядывать!» Сочтя затянувшееся молчание за испуг, после которого я впала в ступор, офицер смерил меня взглядом и поспешил удалиться.

— Лейтенант! — окликнула я его. — Просто передайте мои слова судье! Пожалуйста.

Ничего не ответив, он скрылся за дверью. Дальнейшее время я провела, сидя в кружке света и как болванчик повторяя: «Это ещё не конец. Ещё есть надежда. Всё будет хорошо». Вскоре фразы стали путаться, язык заплетался. Отяжелевшую голову начало клонить в сторону, и сквозь дрему мне слышались собственные исковерканные слова: «Всё, это конец. Надежда… не хорошо». На какое-то время удалось провалиться в сон, где я оказалась в пустоте, без сновидений. Но пробуждение мне уже не забыть никогда!

Сквозь сон я почувствовала, как замлевает нога, и даже попыталась сменить позу, а в следующий миг громыхнул взрыв, припечатав меня к решетке и засыпав камнями. Мир исчез во тьме. Очнувшись и с трудом вздохнув, я со стоном скинула с себя обломки камней. Меня окружал плотный слой дыма. Темнели рваные очертания зияющей в стене дыры. Сквозь неё заинтересованно заглядывала луна. В голове гудело, в ушах эхом отражался звон; пространство танцевало, как на качелях. Хватаясь за прутья, я попыталась подняться. Тело походило на сломанную марионетку, безвольно размахивающую конечностями. Послышались жуткие голоса. Дым стал рассеиваться, туманным контуром обрисовывая громадные фигуры. Перед глазами всё плыло. В груди скукожился комок страха, заставивший обороняться. Под руку попался булыжник. Сжав его покрепче, я наконец стала на нетвердые ноги, все ещё придерживаясь за прутья. Незнакомец, перебравшись через обломки, спрыгнул в камеру, разгоняя дым. Рука напряглась. Пальцы впились в решетку. В глазах защипало, когда гость свободно шагнул ко мне. Я замахнулась.

— Джек?! — Собственный дрожащий, но какой-то ненастоящий голос гулко отразился от стен. Кэп откашлялся, поднимая глаза. — Что ты тут делаешь? — Да уж, вопрос — разумнее некуда.

— Как что? Тебя спасаю! — возмутился Воробей.

— Выстрелив из пушки?! — Булыжник наконец приземлился на пол.

Джекки на секунду задумался, замерев.

— Хм, а неплохая идея! — Глянув через плечо, он добавил: — Но вообще, это просто порох.

Гуповато моргнув, я уткнулась ему в плечо, прижимаясь так, чтобы ощутить его тепло, и залилась слезами, истерично посмеиваясь. В какой-то миг капитан обнял меня в ответ и совершенно знакомо — отчасти неловко — провел ладонью по спине. Но стоило застучать камням под сапогами второго спасителя — Джеймса, — Джекки тут же отстранил меня, сквозь развороченную решетку просачиваясь в соседнюю камеру.

— Почему ты не здесь? — не глядя, возмутился он и пальцем толкнул незапертую дверь.

Джеймс ловко перебрался через стену, съезжая по обломкам, и крепко сжал меня в объятиях. Все происходило так быстро, что я совершенно растерялась. Словно манекен, я стояла посреди обломков, недоуменно таращась на Воробья. Уитлокк подтолкнул меня к соседней камере, придерживая вывернутые прутья, чтобы шевелюра не осталась на них.

— Ты спасаешь меня? — обратилась я к Джеку, который зачем-то притаился у двери, ведущей прочь из казематов. Вместо ответа кэп приложил палец к губам. В следующий миг загрохотали засовы. Ворвавшиеся стражники тут же кубарем полетели с порога, естественно, не без помощи пирата. Ловким движением приложив одного прикладом его же оружия, а второго припечатав к стене, Джек наконец дал ответ:

— Конечно, я тебя спасаю! — Второй солдат тряхнул головой и попытался напасть, но кэп резким ударом в пах заставил его с писком бессильно рухнуть на пол. — Ведь этот дурень отдал тебе карту!

Тут же я грохнулась на пол, запнувшись за собственную ногу. Джеймс, помогавший мне перебраться через пролом и не успевший вовремя поймать, метнул в капитана «Жемчужины» яростный взгляд. Не обратив на это ровным счетом никакого внимания, Джек просунул нос в проем, а затем и сам просочился в слабо освещенный коридор. Ничего не соображая, я поднялась следом. Кэп двигался подобно гепарду, прислушиваясь к каждому шороху. Не успели мы пройти и пары-тройки ярдов, как Джек развернулся подобно забавному йо-йо и буквально втолкнул нас в кромешную тьму какого-то закутка. Джеймс прижал меня к себе, чтобы я случайно не вывалилась в проход, а его рука аккуратно зажала мне рот. Сквозь пульсирующую глухоту проник спешный топот отряда. Взвод солдат, обнажив штыки, стремительно пронесся мимо, к камерам. Воробей тут же пристроился следом. Едва последний солдат остановился у распахнутой настежь двери, пират без остановки врезался в него, отчего служивый кубарем скатился вниз. Хлопнула дверь, завизжал засов, и переполненный взбудораженными криками и толкотней каземат остался по другую сторону. Наконец я вышла в свет, ошарашено глядя на дрожащую от ударов дверь за спиной довольно семенящего Джека Воробья. Удивленно падающий подбородок ещё не успел достигнуть нижней точки, а кэп уже покинул комнату охраны, радостно цепляя к поясу вновь обретенный компас. Мы стремительно пересекли неосвещенный коридор и поднялись по лестнице. Продвигаясь то бегом, то крадучись, капитан Воробей оставлял позади себя двери, повороты и лестницы. Приостановившись у очередной решетки, Джек задумчиво почесал затылок. Уитлокк опасливо обернулся, прислушиваясь. Может, что-то доносилось, но адский шум в голове мешал ориентации. Массивное железное кольцо тяжело скрипнуло, когда кэп потянул дверь на себя. Нехотя она все же отошла, выпуская нас к каменным тускло освещенным ступенькам. Рысью мы кинулись наверх. Четыре пролета — и мы вылетели на площадку. Джек резко затормозил, едва не врезавшись в караульного. Растерявшись, солдат потянулся к шпаге. Джеймс оказался быстрее: ловким ударом пистолета он заставил охранника беззвучно рухнуть на камень, словно мешок.

Я испуганно пристукнула зубами. Луна исчезла за плотными облаками. Внизу перед нами как на ладони лежал пустующий двор. В стенах редкими пятнами выделялись пламя факелов. Неясным силуэтом прорисовывался эшафот. Вечерний туман ещё крылся по углам. Мы стояли на вершине стены, неподалеку от ворот, что темной аркой высились справа от нас. На другой стороне двора у повозки дремала впряженная пара лошадей, а от ящиков тянулись пляшущие тени. У сторожевой башни, там же, где была дверь, ведущая в казематы, колебался в одиноком свете факела силуэт солдата, глядящего на море. Лишь ночь и невероятное везение помогли нам оставаться незамеченными.

— Ты сказал, что знаешь дорогу! — яростно зашипел Уитлокк на Джека, не прошло и секунды.

— Я сказал, — кэп привстал на цыпочки и глянул вниз, — в этом ничего сложного. — Феникс закатил глаза. Из открытого люка, с лестницы, слышались отголоски возбужденного топота, крики и лязг решеток. Уитлокк захлопнул крышку и вставил между кольцами ружье караульного.

— А где гарнизон? — удивилась я.

— Там и там. — Джеймс указал на две яркие точки. Первая где-то в городе, в темном переплетении улиц, а вторая — в порту.

— Вы подожгли корабль? — шокировано вскрикнула я, глядя на переливающийся огнем силуэт. Джек шикнул на меня, прикладывая палец к губам.

— Только чуть-чуть, — недовольно отозвался он. И тут же вынес вердикт: — Нам вниз.

Джеймс опустил взгляд на люк, я стала озираться в поисках лестницы. Недолго думая, Воробей с легкостью подхватил меня на руки.

— Что ты… — По губам пирата скользнула хитрая улыбка. — Нет, — проблеяла я. Не успели пальцы судорожной хваткой впиться в видавшую виды рубашку, как Джек отпустил руки, и мое тело камнем рухнуло вниз. Реакция притормаживала, поэтому до того как испугалась, я нырнула в ароматный стог сена. Барахтаясь, как ленивец на льду, я с трудом перевалилась через край телеги, со стоном приземлившись на ушибленный бок. Пираты синхронно сиганули со стены. Меня осыпало фонтаном сухой травы. Глянув по сторонам, Джек Воробей бодрой походкой двинулся к воротам, а Джеймс помог мне подняться.

Внезапно раздавшиеся одинокие аплодисменты заставили нас замереть на месте. Я и не заметила, что вдруг стало тихо. Совсем тихо. Исчезли взволнованные крики солдат и взбудораженная беготня. Едва в воротах прояснились силуэты людей с ружьями, Джек рванул назад. Джеймс следом, увлекая впавшую в ступор меня за собой. Мы укрылись за невзрачной каретой. Лошади взволнованно перебрали копытами. Наконец в свете факелов появился лейтенант Фрэм, уверенно сжимающий в руке шпагу. Позади него, указывая в нашу сторону оголенными штыками, перегородили ворота солдаты. Выглядывая через окно кареты, Джек обнажил зубы в рассерженном оскале. Из-за его спины мне было видно лишь тень лейтенанта.

— Бросьте, все кончено! — громко и уверенно заявил он. — Дерзость вашего плана заслуживает оваций, надо признать. И все же, может, решим наш вопрос без излишних волнений и ненужной стрельбы? У меня больше людей, а с минуты на минуту их станет ещё больше. Может, не стоит все усложнять? Сдавайтесь и выходите на свет без оружия!

Джек развернулся, приваливаясь спиной к экипажу. На лице отпечаталось раздосадованное непонимание: почему безмозглые служители закона вдруг стали умнеть? Его глаза сновали из стороны в сторону, лихорадочно разглядывая тьму. Уитлокк, часто дыша, достал пистолеты, проверяя количество пуль. А я лишь проглотила ком в горле и с сожалением подумала, что в эти времена ещё не изобрели «Но-шпу». Вдруг капитан Воробей кинулся во тьму, как змея из засады. «Что?» — взглядом спросила я. Ответом последовала довольная и лукавая улыбка. Держа что-то в закрытых ладонях, кэп ещё раз бросил оценивающий взгляд на двор. Солдаты рассредоточились уже и вдоль ворот, а лейтенант Фрэм терпеливо пронзал взглядом мрак, в котором мы крылись. Интересно, какие благородные или тайные мотивы руководили этим человеком?

— Прокатимся? — обратился Воробей к Фениксу. На секунду на лице Джеймса мелькнула тень непонимания, но затем он коротко кивнул. Джек, пригнувшись, просеменил к разбуженным скакунам, настороженно шевелящим ушами. Тем временем Уитлокк с легкостью куклы запихнул меня во тьму кареты, а сам умостился на подножке. Наши действия не оказались незамеченными.

— Штыки к бою! — скомандовал лейтенант. Я инстинктивно попыталась вылезти из повозки, дабы не быть изрешеченной, но встретила сопротивление сильных рук Джеймса. В итоге, наполовину свесившись из окна, я услышала полный готовности голос:

— Думаю, пора.

Тут же Джек, укрывавшийся за холкой коня, бросил что-то вниз. Раздался тонкий писк, а затем обезумевшее ржание. Испуганные мышью лошади понесли, причем рванули с места так, что повозка едва не перевернулась. Немыслимым образом Джек ухватился за упряжь и теперь повис в паре дюймов от земли и яростно мчащихся копыт. Вдребезги разбив задней осью какие-то ящики, карета на двух колесах, выписывая виражи, словно на чемпионате по фигурному катанию, свернула в сторону ворот. Джеймс таки втолкнул меня внутрь, а сам кинулся на помощь болтающейся обезьянке-Джеку. В момент, когда послышались испуганные крики, и солдаты бросились врассыпную, мне наконец удалось подняться. Вслед прозвучало несколько слепых выстрелов. Перед окном стремительно пронеслись каменные своды ворот. Меня болтало внутри кареты, как одинокий носок в стиральной машине, а, надо заметить, и без этого мозг воспринимал мир как в потрескавшемся калейдоскопе. Я попыталась стать на ноги, хватаясь за ручку у двери, и выглянуть в окошко. Стоило двинуться, и чья-то сильная рука яростно вцепилась в волосы. Я завопила — от боли и потери равновесия. Карета подскочила, меня отбросило к задней стенке, и рука, выдрав клок волос, наконец отцепилась. Обернувшись, я увидела разгневанное лицо лейтенанта. Он ловко балансировал на узкой подножке. От взгляда его темных глаз, в которых плясали отблески лунного света с его обнаженной шпаги, горло сжала испуганная судорога. Я не могла крикнуть. Вообще мне казалось, что мои спутники давно втоптаны в пыльную дорогу — так молниеносно и неровно неслась пара скакунов. Задняя ось опасно дрожала и, кажется, могла вылететь в любой миг. Фрэм буквально выдрал хлипкую дверцу, проникая внутрь кареты. И тут словно кто-то снял меня с предохранителя. Зарычав — и даже на миг опешив от собственного голоса, — я накинулась на него, пытаясь не дать проткнуть себя шпагой. Мне казалось, справиться с мускулистым, крупным военным в этой малой клетушке будет плевым делом, пусть даже я знала уроки самообороны лишь в теории. Однако лейтенант проворно скинул меня на сиденье. Острие шпаги больно коснулась плеча. «Сидеть», — процедил он. Я привалилась к спинке, оставив попытку сопротивляться. И вновь на помощь пришли. Сквозь взволнованный крик Джека «Куда тебя несет, кляча одичалая!» прорвалось мощное лошадиное ржание. Копыта застучали по дереву, которое отозвалось неприятным треском. Резкий поворот, карета вновь выписала вираж и, подлетев на булыжнике, едва не перевернулась. Меня швырнуло в сторону лейтенанта. Едва не насадившись на клинок, я буквально вытолкала его в двери. Но Фрэм успел схватиться за стенку. Не дожидаясь, пока поймает под ногами опору, и тем самым прервав мою попытку от него избавиться, офицер схватил меня за горло. Его хватка была подобна тискам. Длинные мощные пальцы впивались в кожу. Он словно бы держался за меня, как за спасительный прут. У моих ног подпрыгивала его шпага. Воздуха не хватало. Сжав губы, я пыталась избавиться от удушающей ладони — била, царапала. Неестественно вывернувшись, Фрэм завалился в карету. Я грохнулась об пол. Под руку попал эфес шпаги, и я не стала медлить. Клинок вырвался из-под слоя подранных юбок, но блестящий страхом и гневом взгляд уткнулся в дуло мушкета, не предполагающее альтернатив. Быстрым и резким движением большой палец в перчатке взвел курок. Истеричная мысль не успела достичь сознания.

— Лейтенант!

Фрэм вскинул голову. Одновременно с тем, как карета подпрыгнула на ухабе и я запрокинула голову, оглушительно грохнул выстрел. Лейтенант тут же выронил пистолет, судорожно хватаясь за горло. По его мундиру заструился быстрый алый поток. Мгновенно злость и ярость на лице солдата сменились испугом. Взгляд блестящих глаз рассеяно скользнул по мне. Фрэм сделал полшага назад. Как-то инстинктивно я протянула к нему руки, но лейтенант, хватаясь за рану и второй рукой, вновь отступил, теряя равновесие и падая куда-то в темноту. Сердце пропустило несколько ударов. Поднявшись на колени, я обернулась. Передо мной бледнело опешившее напряженное лицо Джеймса. Он стоял на подножке, левой рукой придерживаясь за дверцу. Правая была вытянута, а на запястье исходил легким дымом и холодно поблескивал секретный пистолет. Я сжала его руку в своих ладонях и насильно опустила вниз. Джеймс медленно перевел на меня отяжелевший взгляд. «Я знаю, ты не хотел», — хрипло проговорила я за него. Просто все решил случай. Внутри меня было непристойно спокойно. Так, словно бы ничего, что могло бы чувствовать и испытывать волнение, во мне больше не осталось. Тем не менее сердце колотилось с невиданной силой. В легкие с трудом проникал воздух с рваными дрожащими вдохами. Во рту чувствовался вкус крови.

— Эй, голубки! — донесся громкий зов Джека. — Хватит миловаться, у нас одна проблема!

Уитлокк резко тряхнул головой — к его лицу вернулась решимость и сосредоточенность — и обернулся влево. Я выглянула в окно. В занимавшемся рассвете четко различались несущиеся по нашему следу силуэты всадников. Нас отделяло слишком много ярдов, чтобы они начали стрелять.

— А, нет! Ещё одна! — оповестил кэп.

Дорога кончилась. Не знаю, была ли она вообще, но до того вылетавшая из-под колес пыль и мелкая галька резко исчезли, обломанной стрелой уткнувшись в джунгли. Уитлокк скакнул на козлы, уверенно направляя экипаж в лес. Неширокая просека, прорубленная для будущей тропы, заросла мелким кустарником, под колесами трещали ветви и бревна. Темный полог тропической растительности скрыл нас от погони хотя бы ненадолго. Углубившись насколько возможно, Джеймс наконец остановил возбужденных лошадей. Едва пираты приземлились на влажную траву, со звонким хрустом сложилась ось кареты, отчего я буквально выпала из неё. Уитлокк помог мне подняться, настороженно вглядываясь в собирающийся туман.

— Это нам на руку, — командным тоном отозвался он. Затем Феникс подошел к лошадям, выпускающим пар из ноздрей, и одобрительно похлопал их по холкам. Я огляделась. Лес кружил, извивался, вращался вокруг меня, как вывернутая наизнанку карусель. Пальмы сгибались все ниже, словно собирались задавить нас. Влажный воздух приятно проникал в легкие, но желудок отзывался рвотными позывами. — Это собьет их со следа, — приглушенно донесся голос Джеймса. Освобожденные лошади устремились в джунгли.

— Неплохо бы нам его найти, — недовольно отозвался Джек.

Я плохо понимала, что происходит, неадекватный взгляд блуждал меж пиратских лиц.

— Ладно, идем, времени мало, — сказал кто-то из них.

— Да-да, конечно, идем, — пробормотала я, делая странные шаги на ватных ногах. Внезапно боль в голове вновь воспрянула с неожиданной силой. Земля нырнула на встречу, а в следующий миг всё заволокла тьма.

Комментарий к Глава

XIII

. Бегство Аллилуйя! Я наконец практически выпуталась из липких ручонок сессии, а потому могу предаться плаваниям по водам Карибов и проводить как можно больше времени с нашими славными пиратами!

====== Глава XIV. Вопросы ======

Привычный шум крови в голове вдруг сменился тишиной. Именно по ней я поняла, что окончательно пришла в себя. Веки были столь тяжелы, что не удалось поднять их с первого раза. Слух напрягся. Скрипело дерево, что-то наверху негромко постукивало. Пахло ромом и пылью. Я прислушалась к себе — болела каждая клеточка, за исключением, пожалуй, ушей. Что ж, значит, хоть концы не отдала. Да и, похоже, опция «Бессмертие» в этот раз не подключена. Надеюсь, возможности проверить это у меня не будет. Организм не переставал удивлять пределами выносливости, и каждый раз, когда казалось, все ресурсы на исходе, утром во мне вновь оживал человек.

Пролежав ещё несколько минут, я наконец разлепила глаза. Щуриться не пришлось — сквозь маленькое мутное окошко рассеивался свет с серого неба. Оглядевшись, я обрадовано присвистнула, опознав каюту на борту «Черной Жемчужины». Стиснув зубы, я села, и лицо мгновенно исказилось гримасой боли. Рука, потянувшаяся к невообразимо тяжёлой голове, коснулась повязки, что охватывала лоб. Немного привыкнув к новой, хотя, вернее сказать, потрёпанной себе, я сделала глубокий вдох, становясь на истерзанные в кровь ноги. Тело ответило звонким похрустыванием косточек на непривычную легкость — без пыточных туфель и слоёного пирога-платья. Стараясь не думать, кто снимал его с меня, я бегло оглядела скромное нижнее платье и поплелась на дек. Ступать было больно, к тому же каждый шаг отзывался в голове слоновьим прыжком. Уже у трапа с верхней палубы слышались возбуждённые мужские голоса, увлечённые жарким спором.

— Твои выходки могли всем стоить жизней! — наступал капитан Уитлокк.

Джек Воробей снисходительно фыркнул.

— То-то все твои зазубренные планы всегда срабатывают.

Феникс пронзил оппонента гневным разгорячённым взглядом.

— Напомни-ка, чьими стараниями на нас ополчились солдаты? — язвительно спросил он.

— Ха! — парировал Воробей. — А устроить в городе беспорядки, чтобы вытащить барышню из тюрьмы? Отличный план! — Джеймс не успел ответить. — Ох, погоди, это бы не понадобилось, если бы кто-то не решил прятать жизненно необходимую карту у бабы под юбкой.

Эта реплика заставила Уитлокка замереть на несколько секунд, чтобы примириться с яростью и явным желанием придушить Воробья одной левой. Капитаны бушевали на полуюте, а на шкафуте, привалившись к борту, за этим хладнокровно наблюдал мистер Гиббс. Немногочисленные члены команды были увлечены не меньше спорщиков, поэтому моего появления никто не заметил.

— И долго они так? — спросила я у Гиббса. В горле пересохло, и голос походил трение наждачной бумаги о грубую деревяшку.

— Уже успело надоесть, — отозвался старпом. А потом, словно опомнившись, шокировано глянул на меня.

Покачав головой, мол, не спрашивайте, я медленно двинулась к разъярённым пиратам, попутно оглядываясь по сторонам. «Черная Жемчужина», убрав паруса, легла в дрейф. Небо затянули хмурые облака сплошной серой стеной. Где-то далеко на горизонте маленькой точкой маячил оставленный нами кусочек земли.

Тем временем спор всё продолжался, с каждым словом набирая обороты. Внутри же меня не было ни одной струны, которую бы трогала эта картина. Голова превратилась в африканский барабан во время языческого обряда, и лишние крики отзывались в душе эхом раздражения и сарказма.

— Не надоело? — сухо поинтересовалась я, поднявшись на палубу полуюта. Спор оборвался на полуслове. Две пиратские головы обернулись ко мне с недовольством, с каким смотрит король на слугу, помешавшего трапезе. Ус капитана Воробья дрогнул, когда шоколадно-янтарные глаза бегло оглядели меня. А на лице Джеймса былая раздражённость сменилась излишней серьёзностью. — Когда последует драка? — Я саркастично приподняла брови, разбавляя вопросом молчание.

— Уже неинтересно, — бросил Джек, закатив глаза.

— О, а я бы с радостью. — Я недовольно воззрилась на спорщиков, скрещивая руки на груди.

— Есть повод? — Кэп прищурил глаза. Его лицо едва заметно посветлело от улыбки.

— О, — протянула я, — множество. — Воробей приподнял брови, а Уитлокк поднял внимательный взгляд. — Значит так, с этой минуты вы оба запоминаете раз и навсегда: я — человек, не марионетка! Хватит обращаться со мной, как с куклой!

— Даже во благо? — уточнил Джек.

— Во благо? — Я всплеснула руками. — Да ты просто использовал меня! Привёл к Инь Яню и заставил проговориться!

— Случайные слова всегда убедительнее, — парировал кэп, пожав плечами.

— Протащил по непроходимым джунглям!

— Чтоб добавить решительности и капельку яда.

— Нацепил вонючую рясу!

— Монашкой тебе идёт.

— Толкнул под лошадь!

— Это был не я.

— Отдал в руки этих истязательниц, что едва кожу с меня не содрали в своей бане!

— Так вот, где вы пропадали?

— Вытолкнул из окна!

— Так быстрее.

— Скинул со стены!

— Ты же не ушиблась.

— Да ты… Да ты!.. Ты выстрелил в меня из пушки!

— Дорогуша, не драматизируй, это же был просто порох.

Я хотела ещё возмутиться, но обвинения внезапно кончились. Грудь часто и гневно вздымалась, воздух шумно покидал лёгкие, глаза сверкали недобрым огнём. Но выразить в словах — не получалось. Джек Воробей в тот момент был само спокойствие: хоть шаолиньских монахов приглашай смотреть на образец. Он небрежно барабанил пальцами по широкому ремню, безмятежно и со снисходительной улыбкой глядя на меня из-под прищуренных глаз. Я проглотила ком обиды, подходя к кэпу совсем близко:

— Так значит, карта — важнее всего? — Я глядела прямо в пиратские глаза, стараясь за каждым блеском радужки, за каждым дрожанием зрачка разглядеть истинные мысли капитана.

— Какая разница, — не отводя глаз, заговорил Джекки, — нет важности в том, чего у нас нет.

И только тут до меня дошло, из-за чего возник этот театр боевых действий. Истина открылась из-за замеченного краем глаза понурого вида Джеймса Уитлокка: ей-богу, копия картины «Опять двойка». С каменным лицом, все так же пронзая кэпа взглядом, я запустила ладонь в лиф платья, ловя пальцами тёплый кусок пергамента. Карие глаза тут же загорелись, и, думаю, Джеку стоило немалых усилий не отвести взгляд и не проследить за моей рукой. Изящно достав карту, я прилепила её к пиратской груди чувствительным ударом, ощущая под пальцами учащённое биение сердца. Некоторое время мы просто глядели друг другу в глаза, пока наконец Джекки, наклонившись ко мне, не пропел бархатным голосом:

— Сколько же в тебе секретов? — Тёплое дыхание коснулась уха, и я едва успела поймать счастливую улыбку, чтобы она не сдала меня с потрохами. Кэп положил руку поверх моей ладони. Карта медленно выскользнула сквозь пальцы. Отстранившись, я уже громче спросила:

— Не так уж все плохо, да? К счастью, общим мнением решено не питать к… бабам особого доверия, так что, Джеймс, — я искренне улыбнулась, — ты спас наш маленький отряд. — Феникс, мрачнее тучи, на мои слова лишь слегка качнул головой.

Карие обольстительные очи сверкали довольством, а сквозь шикарные капитанские усы проглядывала лукавая улыбка. Торжественно затаив дыхание, Джек медленно развернул хрупкий и невероятно драгоценный клочок бумаги. Дружно мы склонились над пергаментом в молчаливом удивлении.

— И это всё? — наконец возмутился кэп, вертя карту во всех возможных плоскостях. — Ты ничего не перепутала?

— Пфф! — кратко ответствовала я, закатив глаза.

— Чтоб мне дьяволу в карты проиграться, здесь явно чего-то не хватает! — Джек приблизил карту к глазам, затем отставил на вытянутую руку. — Например, координат, ориентиров, параллелей или хотя бы какого-никакого названия, на худой конец!

Джеймс устало вздохнул.

— Что же, нас провели? Мы отхватили кусок карты, но явно не тот.

Уровень сарказма и раздражения вновь достигли апогея. Я положила руки на плечи пиратам, так чтобы хватка ясно чувствовалась.

— Закройте глаза и представьте, сколько усилий каждый из нас положил, чтобы достать этот полуистлевший кусок пергамента. Представили? А теперь призовите всю изобретательность и смекалку, коими вас одарил бог, и разгадайте, что, черт возьми, это значит. Иначе, клянусь бакенбардами мистера Гиббса, я утоплюсь в собственных слезах отчаяния. — Меня уже тянуло на нервный хохот, а вот две пиратские головы, синхронно обернувшиеся ко мне, отражали искреннюю обеспокоенность.

— Дорогуша, тебе стоит немного отдохнуть, — заботливо подметил Джекки. Я резко опустила руки.

— Да, — подхватил Джеймс, — ты очень бледна, тебе лучше прилечь.

Проведя рукой по пульсирующей болью голове, я смиренно спустилась вниз, в каюту, попутно вздыхая от массы неприятных ощущений. Тут же принесли скудный паёк из фруктов, сухарей и воды. Желудок отозвался на пищу радостными воплями. Усевшись на койку, я уставилась невидящим взглядом в синяки на ногах. С одной стороны, недавно пережитый стресс, лёгкая контузия и смутная радость от неудавшегося свидания с виселицей клонили усталую и тяжёлую голову к подушке. Напряженный мозг, лихорадочно работавший пару бессонных ночей, начинал давать сбои, играя с настроением и эмоциями, как жонглёр с факелами. В противовес всему этому все больше возрастало неуёмное женское любопытство, которое пребывало в неведении относительно попадания на «Жемчужину» и одновременно сгорало от нетерпения, чтобы разгадать тайну странных рисунков. Они никак не шли из головы. На том обрывке, похожем на неровный треугольник, что оказался у нас в руках, было лишь три объекта: кит, чуть ближе к вершине, выбрасывающий фонтан брызг, и две малые тёмные фигуры. Быть может, просто пятна. Так неужели Уильям Смолл обманул нас? Ведь, как выяснилось, он заранее знал о нашей авантюре, а значит, мог подготовиться и дать нам эту «карту» как насмешку. Но, может, рано отчаиваться? Ведь великие клады требуют немалых усилий — не только физических. Это, своего рода, проверка, достоин ли кладоискатель награды. Что ж, будем надеяться, объединённые пиратские силы раскроют секрет.

Так, за раздумьями, мозг, совершенно запутавшись, взял тайм-аут, позволив наконец окунуться в желанный безмятежный сон. Я проспала до самого вечера, даже ни разу не шелохнувшись. Когда сквозь сон стали проникать крики с палубы, я позволила себе перевернуться на спину и медленно раскрыть глаза. Стемнело. В каюте было совсем темно, а в иллюминаторе переливался белёсыми гребнями волн синий вечер. Судя по покрикиваниям боцмана, «Черная Жемчужина» поднимала все паруса, а значит, капитан Джек Воробей пришёл к какому-то решению. Вставать было лень. За бортом шумело море, лаская киль фрегата, наверху поскрипывал такелаж под вечерним бризом. На душе было спокойно. Впервые за многие часы. Стоило подумать о Нью-Провиденсе, который давно скрылся за горизонтом, и нутро боязливо поёжилось от неприятных воспоминаний. Несмотря на очень даже благоприятный исход на душе остался осадок горечи. Поджав ноги, я сидела в тишине, наблюдая в иллюминатор, как на воды Карибского моря степенно опускается ночь.

Раздался неторопливый тихий стук в дверь. Я отозвалась. Скрипнули петли, и в проём проник свет фонаря, очерчивая силуэт капитана Уитлокка.

— Прости, надеюсь, не разбудил? — спросил он, прикрывая дверь и располагая фонарь на столе.

— Нет, матросы тебя опередили, — улыбнулась я. Настроение совершенно сменилось, возвращая в управление прежнюю меня.

— Как ты?

Я пожала плечами.

— Терпимо. Главное — жива, — усмехнулась я.

Джеймс понимающе кивнул и, помедлив, сообщил:

— «Странник» нагнал нас. Так что я возвращаюсь на свой корабль.

— О, — только и выдавила я, растерявшись. И как мне следует поступить?

Воцарилось неловкое молчание. Я чувствовала, Феникса что-то тяготит, более того, я практически знала, что, но не решилась заговорить. Джеймс присел на край койки. Взгляд неуверенно поднялся к моему лицу, цепляясь за белеющую ткань повязки.

— Диана, — я внимательно распахнула глаза, поскольку тон гостя был весьма серьёзен, — я должен извиниться. — Брови удивлённо сошлись «домиком» над переносицей. — Прости, я не должен был бросать тебя в Нассау. В том, что произошло…

— Джеймс! — искренне воскликнула я. — Боже, не смей такое говорить! Ты ни в чем не виноват! Клянусь тебе! Поступи ты иначе, всё обернулось бы гораздо хуже! — Уитлокк несогласно покачал головой. — Послушай, — я коснулась его руки, — несмотря на все… эм… сложности, что скопились тогда вокруг нас, я всё же знала, что делаю. Ну, по крайней мере, думала, что знаю, — с улыбкой поправила я. — Так что ни о чем не жалею. Ведь, капитан Уитлокк, мы тут все пираты, личности вне закона, а никак не дворцовые растения, неприятности, что сыплются на наши головы, — часть ремесла. И, надо сказать, есть в этом что-то притягательное. — Я широко улыбалась, и постепенно лицо Джеймса просветлело. — Кажется, я знаю, в чем причина твоего замешательства. Наверное, обычной девушке не пристало так реагировать на весь этот, — я изобразила самый шокированный взгляд и испуганно прикрыла рот ладонью, — ужас?

— Да, — с мягким взглядом согласился пират, — но ты ведь не обычная.

Щеки зарделись. Губы растянулись в смеющейся улыбке. По моей просьбе Уитлокк быстро и кратко пересказал всё интересное, что я пропустила: когда солнце взошло, пираты с моей бесчувственной тушкой добрались до укромной бухты, где скрывалась «Черная Жемчужина», и без излишних промедлений фрегат покинул Нью-Провиденс. «Призрачный Странник», устроивший большую часть переполоха в порту, вот-вот должен был нагнать нас, особенно учитывая стоянку, отведённую на пиратские разборки. Джеймс галантно опустил подробности оказания мне помощи, лишь вскользь упомянул, что не сразу заметил пропажу карты. А когда это вскрылось, поздно было исходить слюной и строить дальнейшие планы, ведь теперь карта должна была стать ещё более недосягаемой, чем луна.

— Вам удалось прочитать карту? Что на ней? — полюбопытствовала я.

Джеймс развёл руками.

— К сожалению, нет. Там есть надпись, но её невозможно прочесть. Слова выцвели и к тому же обрываются.

Я задумчиво закусила губу, погрузившись в воспоминания.

— Смолл навещал меня. В темнице, — заговорила я. — Но он не спрашивал про карту. Словно бы она его и не волновала. — Я подняла глаза на Феникса. — Думаешь, он подсунул нам ничего незначащую подделку?

Пират покачал головой.

— Я не знаю, что думать. Честно говоря, — он запнулся, — я даже не представляю, чего ожидать дальше.

— Ну, знаешь, мне кажется, пока все интересно, но не мучительно странно. У нас будет два варианта — либо отыскать путь к этому камню, — чтоб он трижды растворился в песках времени! — либо просто сдаться. Если уж будет совсем невыносимо.

— Да нет, я не об этом. Помнишь слова Смолла?

— Он болтливый дяденька, о чем именно?

— О камне, о том… к чему приведут поиски.

— А! — Я хохотнула. — Эту же проповедь — про смерть, про то, что я пожалею, — он повторял ещё и не раз. По-моему, ему просто поперёк горла, что кто-то сумел продвинуться дальше него, — беззаботно отмахнулась я, — что мы не сдались при первых же трудностях.

Джеймс кивнул несколько раз, словно бы согласившись, но взгляд по-прежнему оставался задумчивым. Прислушавшись к звукам с палубы, Уитлокк поднялся. Я следом.

— Ты хочешь остаться, да? — спокойно спросил он.

Я кивнула.

— Меня беспокоит кое-что в Джеке, это его непреодолимое желание отыскать сокровище во что бы то ни стало.

— А разве должно быть иначе? — удивился капитан.

— Нет… Точнее, да. Наверное… О боже, Джеймс! Я не знаю. Не знаю, что меня настораживает и почему. И от этого невероятно злюсь!

— Так, может, все дело в том… в его забывчивости? Конечно, Джек относится к тебе иначе, и это вполне справедливо тебя настораживает.

— Не знаю, — сокрушённо вздохнула я. — Мне кажется, тут что-то ещё, что-то на уровне… предчувствия.

— Брось, — негромко проговорил Уитлокк, положив руку на плечо, — ведь мысль, как известно, материальна. А твоя безграничная вера в Воробья — нечто куда большее. — Эта всезнающая улыбка и спокойствие, с которым Джеймс рассуждал о не самых приятных вещах, удивили меня. Капитан Феникс обладал завидной проницательностью наравне с тактом. Быть может, я себя переоценивала, и не только эти два пиратских капитана зачастую читали меня, аки книгу раскрытую, высказывая то, что я сама не могла понять. Оставалось лишь смиренно слушать и невинно улыбаться, оттеняя серьёзность подобных слов.

Забрав фонарь, мы поднялись на верхнюю палубу. В глаза бросилась ярко освещённая палуба «Странника» по правому борту. Едва макушка показалась над деком, сильный ветер по-разбойничьи накинулся на многострадальную причёску. Благо, повязка помешала ему устроить катастрофу на голове. Фок-мачта «Черной Жемчужины» все ещё была оголена, что позволяло «Страннику» идти с фрегатом наравне.

— Возвращение из мира мёртвых тебе к лицу, дорогая! — донеслось с капитанского мостика ехидное восклицание. Когда кэп спустился к нам, я ответила:

— Скажу даже больше, это к лицу и тебе. — Карие глаза заинтересованно прищурились. — Потому что отпало желание украсить его фингалом, — с милой улыбкой закончила я.

— Ты бы не посмела! — наигранно возмутился Джекки. Всем видом он натурально походил на кота — наглого, самоуверенного и безгранично обаятельного. Взгляд поднялся к нижней рее, спасаясь бегством от обезоруживающих шоколадных глаз, а губы растянулись в многозначительной улыбке.

— Так что там с картой? — Я уставилась на Воробья, едва сдерживая беспричинно радостную улыбку.

Кэп помрачнел. В ответе открыто звучали ноты раздражения.

— Похоже, братья разделили её между собой, и нам досталась не лучшая часть. Так что надо найти остальное.

— То есть идём в голландскую общину? На остров…

— Саба, — подсказал Джеймс. — Уйдёт много времени, — недовольно констатировал он. — Путь не близкий, да и голландцы, думаю, будут не особо сговорчивы.

— О, я сумею их разговорить, — отозвался капитан Воробей со странной улыбкой.

— Будешь пытать? — Я брезгливо искривила губы.

Шокированный кареглазый взгляд несколько секунд буравил меня, пока его обладатель часто качал головой.

— Подкупать! — наконец выдал кэп с таким видом, будто я забыла главнейшие истины. Ну да, их же ещё в первом классе пиратской школы дают!

Из-за наших спин прозвучал голос Джошами Гиббса.

— Может, Кунрад сгодится?

— Кто? — синхронно спросили мы, оборачиваясь.

— Кунрад Эйландер, — уточнил старпом. На наших лицах не отразилось ни единого лучика просветления. — Голландец, которого вы взяли по пути к Нассау, — напомнил Гиббс.

Джек подвёл глаза и, припомнив, возмущённо фыркнул.

— Почему он ещё до сих пор у меня на борту?

— Это же хорошо, — перебила я. — Он голландец, значит, со своими сородичами сможет договориться. — Капитаны переглянулись. — Правда, человека, просидевшего в трюме много дней, надо умудриться склонить на свою сторону.

— Он неплохой малый, — вступился старпом, — правда, по-нашему не очень хорошо говорит.

Кэп лукаво сверкнул глазами, глянув на меня. В светлую пиратскую головушку пришла идея.

— Что ж, тогда отправим к нему парламентёра, — согласился Джек.

«Черная Жемчужина» и «Призрачный Странник», подняв все паруса и разбивая вдребезги волны, взяли курс на юг, где среди вулканической гряды Наветренных островов притаился остров Саба. Карибское море не зря считалось пиратским раем — лазурные воды были всегда теплы и приветливы. Но так лишь на первый взгляд. С июня по ноябрь здесь господствуют свирепые ураганы, крушащие на своём пути не только военные эскадры и торговые флотилии, но и целые города. Не одно поселение смелых колонизаторов было стёрто стихией с лица земли. И всё же несмотря ни на что отважные моряки бороздили водные просторы и упорно сражались с природой. Иные смельчаки, решившие не слушать старожил, самонадеянно покидали гавани на закате, а ночью оказывались в самом центре адского шторма, в кипящей смеси волн, обжигающего кожу дождя и крушащего мачты ветра. Если им везло, то впредь при виде приближающих грозовых туч, поглощающих своей грозной тьмой ясное тропическое небо, моряки покорно оставались на берегу, а их суда пережидали бурю в безопасных гаванях.

class="book">Нам не повезло отправиться на другую сторону Карибского моря как раз в сезон штормов. Погода, по своему обыкновению, менялась, как настроение у капризной девушки. Мы успели обогнуть Кубу, миновали Тортугу, но вскоре стихия так обозлилась, что нам пришлось спешно укрыться в гавани Сан-Хуана и покорно ожидать прояснения на мрачном небе. Всё время в пути нас сопровождал то противный моросящий дождь, то ливень с пронизывающим до костей ветром, так словно бы мы угодили в циклон, которому было с нами явно по пути. Мне повезло официально не быть частью команды «Призрачного Странника», а потому и не показывать нос на палубу без излишней необходимости. Матросы, вынужденно нёсшие вахту в такую погоду, не переставали бурчать и согревать внутренности быстрыми глотками рома. Капитан Уитлокк это, конечно же, знал, но, будучи хорошим капитаном, понимающе закрывал глаза. Днями напролёт он корпел над обрывком карты, пытаясь выудить хоть толику информации, хоть намёк из странных рисунков и надписей. Время от времени у одного из славных капитанов появлялась очередная гениальная идея, и карта перебиралась с одного корабля на другой. К сожалению, безуспешно. Собственно, как и моё намерение остаться на «Черной Жемчужине» и вновь поиграть в шпионов. Джек Воробей, не особо вдаваясь в подробности, чуть ли не выставил меня вслед за Уитлокком, аргументируя тем, что не хочет подрывать дисциплину на борту своего корабля. Вместо вступления в диспут, я нашла выход получше — обиделась и, гордо вздёрнув нос, перебралась на «Странника». Серые промозглые дни тянулись один за другим, растягивая часы скукоты до бесконечности. Запал к изучению карты быстро погас, книги на борту не вызвали ни малейшего интереса, и на третий день пути я была близка к тому, чтобы выть от тоски. В конце концов, в очередном споре с Барто родилась истина, когда в ответ на бурчание, мол, «тут все писатели неинтересно пишут», старпом с ехидством отозвался:

— Написала бы сама что-нибудь, а потом бы уже нос совала, куда не следует.

«А почему бы и нет?» — подумала я и принялась за «пиратский дневник», вновь не без удовольствия привыкая к скрипу пера. Так и сидели мы с Фениксом целыми днями в капитанской каюте, — одна строчила воспоминания, другой разбирал на молекулы тайны карты, — изредка прерываясь на недолгие разговоры. Правда, порой Джеймс покидал каюту, а через некоторое время возвращался с дождливой прохладой, запахом отсыревшего табака в трубке Барто и нелестными отзывами о погоде.

Несчастный организм окончательно сдался непрекращающейся качке и решил прекратить голодовку. Всё равно еда лезла в рот лениво, словно намекая, что при случае вернётся с куда большей охотой. К концу первой недели на закате дождь прекратился, и я решилась выползти на верхнюю палубу. Оранжевое солнце висело над горизонтом. Суда шли почти полным бакштагом, и ветер срывал с парусов и такелажа крупные капли. Сапоги скользили по мокрым доскам, а за бортом шумело неспокойное море. Прохладный свежий воздух приятно забирался в лёгкие. И лишь тёмное грозовое месиво, нагонявшее нас с северо-востока, лишало этот вечер идиллии. Под ним мрачное море вскипало, взбудораженное до непроглядных глубин. Косые плети густого ливня рушились с небес, направляясь к нам плотной стеной. Именно этот приближающийся шторм загнал нас на Пуэрто-Рико.

Гавань испанского Сан-Хуана укрыла множество судов в те дни, поэтому ни «Черная Жемчужина», ни «Странник» не привлекли к себе нежелательного внимания. Нас встретил внушительный форт — эль Морро, как я позже узнала. Город наполнили торговцы, военные, моряки — все, кто не решился вступить в борьбу со стихией. В него словно вдохнули вторую жизнь: бойкую, горластую, полную залихватских песен и, конечно, беспорядков, ведь народ потянулся прочь из порта, под крыши таверн, в которых витал аромат уюта.

В гавань мы вошли за полночь. Сквозь сон донёсся грохот лебёдки и плеск якоря. И всё же любопытство сдалось желанию поспать, поэтому, сладко потянувшись, я засопела, справедливо решив, что остров и город никуда не денутся. Поутру, проснувшись под звонкое пение рынды, я выглянула в иллюминатор. Из каюты открывался вид на стайку покачивающих на волнах судов и серую стену, опоясывающую город. Нацепив перевязь и в который раз с жалостью глянув на так называемое холодное оружие, я вышла на палубу. Пассат тут же взбил волосы и поднял ворот рубахи. От воды как никогда несло солью. С неба сыпалась дождливая манна, а сквозь плотные облака тщетно пыталось пробиться солнце. «Странник» стоял достаточно далеко от пристани, к которой жались хрупкие рыбацкие лодки. Открытая палуба непривычно пустовала — лишь на баке два матроса перекрепляли канат. Поглазев на город и порт, я прошла в капитанскую каюту. На стук никто не отозвался, а дверь оказалась не заперта. Решив, что Джеймс спустился в кубрик, я уселась в кресло, разглядывая бархатный переплёт томика Шекспира. Минута за минутой прошло около получаса, а капитан так и не вернулся. Покидая каюту, я нос к носу столкнулась с Бойлем. Забавно почесав затылок, матрос глянул мне через плечо, в щёлку между дверью.

— А чего это вы там делали? — подозрительно щурясь, спросил он.

Я закрыла дверь.

— Капитана искала, конечно же.

В молчании бегло оглядев меня придирчивым взглядом, Бойль наконец доложил:

— Так его нет.

— Как так? — изумилась я.

— Едва якорь бросили, капитан и Воробей ушли в порт.

— Ночью? — Глаза удивлённо округлились.

— Да. — Бойль резко кивнул и объяснил: — Воробей сказал, что в городе есть что-то очень важное, что должно помочь, и, чем скорее они сойдут в порт, тем быстрее узнают о чем-то.

Задумавшись, я закусила губу.

— А они не обмолвились, куда пойдут?

Матрос отрицательно покачал головой. Как-то это всё было подозрительно — среди ночи сломя голову нестись в порт и даже не предупредить!

Я благодарно кивнула и двинулась прочь, но затем обернулась:

— Можно и мне как-то добраться в город?

Моряк пожал плечами.

— Говорите с Барто.

Делать нечего, пришлось покорно ожидать появления старпома. Но даже всеведущий старец не пролил свет на таинственное исчезновение пиратов, а лишь повторил слова Бойля, только в более красноречивых тонах.

— Мне тоже надо в город, — заявила я.

— Серьёзно? — криво усмехнулся старый моряк. Я возмущённо хмыкнула. — Ты ж не искать их собралась, верно? — притворно улыбаясь, спросил Барто. Я замолчала, так и не ответив. А старпом тем временем продолжил, попыхивая трубкой и неспешно прихрамывая вдоль борта. — Нет, конечно, если ты хочешь погулять по городу, на рынок заглянуть или куда там вы, барышни, ходите, — то это пожалуйста. Да только погода, клянусь моим ноющим хребтом, чуток не подходящая.

И все же в город мне попасть удалось: команда и душой, и телом рвалась в таверну, а Барто, раздав парочку зуботычин, дал разрешение сойти на берег. Кругом звучала испанская речь, а я, знающая пару-тройку слов, рассеяно кивала, каждый раз, как кто-то останавливал меня. Невиданное переплетение улиц оказалось так виртуозно запутано, что как бы я ни желала покинуть порт, раз за разом возвращалась. Наконец, плюнув на всякие ориентиры, я отдалась на волю ветра, и ноги занесли меня на городской рынок, не утихавший даже в такую погоду. Прикупив фруктов, я побродила меж лавок, втайне надеясь зацепиться взглядом за капитанские макушки. В тщетных поисках, расстроенная, обиженная, промокшая до последней нитки я вновь спустилась к гавани.

Команда «Странника» оккупировала таверну у порта, заняв большую часть столов и обещая хозяину месячную выручку за день. Бодрый дымок из трубы обещал тепло и камин, у которого можно согреть отсыревшие косточки и поразмыслить над скопившимися вопросами. Надо сказать, моя персона не ходила у команды Феникса в фаворитах. В худшем случае меня не замечали, в лучшем — отрывисто и сухо отвечали на вопросы. Исключением был Барто, и, пожалуй, Бойль. И тот, скорее, из необходимости.

Стоило только тенью юркнуть под крышу и с наслаждением втянуть аромат очага, меня с невероятной силой и проворством подхватили за талию. Не успел визг сорваться с губ, а Барто уверенной рукой приземлил меня на скамью. Помимо него за столом сидели несколько офицеров, неспешно перебирая пальцами по кружкам.

— Ну, — старпом повернулся и любезно одарил меня запахом спиртного, — где носило тебя, мамзель?

— Вам действительно нужен ответ для новой порции издёвки? — Седые брови старика скакнули вверх. — Знаю, вы это любя.

— Выпей, — Барто подвинул массивную кружку, — и перестань быть ведьмой.

Я фыркнула и молча перебралась к камину, протягивая руки в тепло очага. Не прошло и пары минут, как вслед за громогласным моряцким гоготом из-за спины возник Барто. Молча и совершенно невозмутимо он уселся рядом, протянув ноги к огню, и закурил трубку.

— Что?

— Ничего, — пожал плечами старпом. — Старику, что, уже и у огня посидеть нельзя? День нынче промозглый, все кости ломит…

— Конечно. А красноречивое молчание просто привычка?

Барто перевёл на меня наигранно-невинный взгляд.

— Посмотри вокруг. — Я покрутила головой и, не найдя предметов интереса, непонятливо уставилась на моряка. — Видишь, тут все отдыхают, прячутся от мрачной погоды. А затем заявляешься ты — на вид хмурее моего бывшего капитана, когда мы ссадили его в шлюпку и отправили бороздить просторы…

— Мне уйти? — искривила я губы.

— Это оно, конечно, можно, да только куда идти-то тебе, скиталица? Может, лучше поделишься, чего лицо у тебя, как у кита на отмели?

Я попыталась представить, как же выглядит моя несчастная мордаха, но ничего не вышло. Взгляд застыл на тлеющем у края огня кривом полене. Судьба удивительно умело каждый раз запихивала меня в самую гущу событий, да так, что я уже привыкла к этому. А теперь приходилось коротать время под хмельное завывание пиратов, одной, зная, что два мастера по части приключений сейчас где-то там рыскают в поисках чего-то. Без меня!

— Зараза! — Кулак злобно стукнул по широкой скамье, Барто едва не выронил трубку.

— Шево шы шакая? — вопросил он, стряхивая с колена просыпавшийся табак.

— Где Джеймс? — в ответ спросила я. Старпом пожал плечами, закатывая глаза. — Вы же всегда всё знаете, Барто!

Моряк неспешно выпустил несколько колец дыма, с такой же вальяжностью подскрёбывая бок, и, наконец, ответил, одаривая многозначительным взглядом.

— Даже если б и знал — не сказал. А почему? Приказ капитана. Расслабься, ну же! Ничего дурного не случится!

Противиться было бесполезно. Старпом обладал сверхъестественной способностью ненастойчиво и в то же время нагло склонять на свою сторону. Ром активно струился по пиратским венам, подменяя холодность по отношению ко мне душевностью. Трактирщики едва успевали разносить яства и питье по столам, а моряки требовали ещё. Чем свирепее завывал ветер в трубах и чем яростнее дождь хлестал по стёклам, тем больше народу набивалось в теперь уже и не такой большой зал харчевни. Пока в одном углу, подпевая ветру, моряки тянули печальную песнь, в другом назло стихии взрывались новые порции смеха. И неважно, из чьей ты команды, если готов выпить за компанию. Долгое время я чувствовала себя не в своей тарелке, особенно, когда взгляды часто обращались ко мне как к одной из многих куртизанок, скрашивающих мужское общество.

Но ром, и вправду, творит чудеса! Когда Барто внезапно исчез, пока я с удовольствием грызла кусок жареного поросёнка, чьи-то пухлые пальцы властно легли на плечи. Вжав голову, я медленно обернулась.

— А ты ничего, — вынес вердикт гость, приподнимая мне голову за подбородок.

— Ты ошибся. — Я резко встала, давая понять, что в случае чего выцарапаю глаза.

Моряк допил ром и громко приземлил кружку на скамью.

— Дерзкая, значит? — С этими словами он рванул меня за руку и прижал к себе за талию.

— Пусти! — прорычала я, ударяя его в грудь. Вместо этого кавалер грубо погладил меня по щеке. Хватка была сильна, мне бы не удалось вытащить саблю или хотя бы пнуть его. Вдоволь насладившись моей перепуганной раскрасневшейся физиономией, мужчина резким махом взвалил меня на плечо, как кошку. Я завизжала, заколотила по спине, но он лишь подбросил меня и направился к лестнице, что вела на второй этаж. Охваченный агонией страха и отчаянным брыканием мозг не сразу уловил внезапно повисшую тишину. Я вскинула голову. Посреди комнаты, пыша гневом и едва не извергая пар из ноздрей, высились четыре богатырские фигуры офицеров с «Призрачного Странника», тех самых, что ещё недавно тщательно меня не замечали. Похититель остановился, разворачиваясь. А я саданулась лбом о стену.

— Эй! Кажется, она тебе отказала! — Голос боцмана громом прокатился по кабаку.

— Тебе что, потаскуху жалко? Тут на всех хватит! — дерзко отозвался моряк. Донёсся одобрительный ропот, и вслед за ним тело шмякнулось на пол, добавляя синяков в коллекцию. Вывернувшись, как змея, я забилась в угол. Посетители образовали в центре импровизированный ринг. Команда «Странника», точнее, меньшая часть, что ещё держалась на ногах, гордо выступила вперёд. Но бесчестный малый тоже не оказался без поддержки. Его собратья, угрожающе разминающие кулаки, стали позади. В итоге дюжина крепких парней — пятеро против семи — сошлись в рукопашную под одобрительные овации праздной публики и истеричные крики хозяина. Несмотря на превосходство противники оказались никудышными воинами, падая от одного удара в челюсть. Смекнув, что дело плохо, мой обидчик выполз из круга и ринулся прочь, к лестнице. Кинувшись к ближайшему столику, я прыгнула наперерез и приземлила на его неблаговоспитанную голову бутылку с чувством наивысшей справедливости. Моряк даже не вскрикнул, а плашмя грохнулся к ногам. Драка прервалась. Несколько секунд в абсолютной тишине меня буравили десятки глаз, а по руке медленно стекали капли рома.

— Ну всё, довольно! — провозгласил трактирщик.

Боцман «Странника» отпустил соперника, и, подчиняясь, толпа вновь загудела, возвращаясь к отдыху. Я выдохнула, отбрасывая в сторону горлышко и обходя поверженного противника. Из-за столба выплыла довольная физиономия Барто. Он легко подхватил меня за талию и потащил к столу. Пираты вновь уставились на меня, как на статую Венеры в музее.

— Спасибо, — прохрипела я, сглатывая ком, — мне с ним не справиться.

Боцман склонил голову на бок.

— Да ты и сама не промах! Расслабься! Мы не дадим тебя в обиду!

Совершенно незаметно я влилась в их компанию, благодаря неизвестно чему. Отделаться от выпивки не получилось, чтобы не обидеть спасителей, и вскоре таверна утонула в задорных танцах, а меня затянуло в их эпицентр. Время летело легко, но стоило улизнуть с веселья и дать гудящим ногам отдохнуть, на плечи вновь забрался мешок грусти, заунывно нашёптывая об одиночестве. Я огляделась. В таверне не было ни одного человека, понуро сидящего в углу. Команды смешались — одни выкидывали номера под незамысловатую музыку, другие мерялись силой, раз за разом опорожняя кубки, третьи взрывались шуточками и хохотом за игрой в кости… Казалось, таверну заполонила одна большая семья, но я не находила в ней место. Я не переставала думать о тайной вылазке пиратских предводителей. Вся эта жуткая секретность и полуночный побег — уж явно они пошли не подснежники собирать.

— Знаешь, — как всегда внезапно возник голос старика Барто, — есть местечко поспокойнее. — Он подмигнул, словно бы прочитав мысли. — «Старый мост» у рынка.

Я, не мигая, уставилась на старпома. Его лицо освещало некое подобие всезнающей и одновременно лукавой ухмылки.

— Хорошо, — медленно отозвалась я, не зная — обижаться или благодарить.

Накинув плащ, я оставила таверну, громко хлопнувшую скрипучей дверью. С улиц исчезли редкие прохожие. Дождь окружал сплошной стеной. Сырость и ветер прошлись по телу крупной дрожью. Размякшее от тепла и угощений тело судорожно напряглось и отозвалось немелодичным стуком зубов. Я бросила сиротливый взгляд на ярко освещённые окна. Уж не вернуться ли?

Поглубже зарывшись в капюшон, я направилась на рыночную площадь под звук громко чавкающих по грязи сапог. Пряча нос от ветра и крупных капель дождя, я с трудом отыскала верный путь. Пришлось попетлять меж невысоких домов с потёками на стенах. Площадь опустела. А впереди спасительным маяком виднелась вывеска таверны.

Под крышей пахло едой и выпивкой, лениво бренчал одинокий музыкант у камина, а за столиками текли неспешные разговоры, изредка прерываемые пылкими возгласами и громогласным хохотом. Кое-как заказав похлёбку у раздобревшего трактирщика с куцей бородкой, я уселась в тёмном уголке, подальше от любопытных глаз. В тепле тело вновь разомлело, в желудке было приятно от вкусной еды, и покидать заведение, отправляясь в путешествие под усилившимся дождём, совсем не хотелось. К тому же всё ещё теплилась надежда, что Барто спровадил меня сюда не просто так. Пока настороженный взгляд блуждал по лицам посетителей, мозг интуитивно пытался понять, о чём же идёт речь. Двое пожилых испанцев за соседним столиком пылко спорили, несомненно, о даме, так как один из них рисовал в воздухе женский силуэт. Ну, или рыбу. Посетитель у двери то и дело подливал в кружку крепкого, с каждым разом осыпая служанку новыми комплиментами. Девушка смеялась, а её отец, что хмуро потирал тарелки за стойкой, с каждым разом всё больше сдвигал брови к переносице. Кто-то вполголоса обсуждал какую-то авантюру, опасливо поглядывая по сторонам, а старый-престарый моряк, глядящий на всех из-под опухших век, курил трубку, и вокруг него медленно расползался табачный туман. Здесь, и правда, было гораздо спокойнее, собственно, как и обещал одноглазый пират. Я бы даже сказала, слишком спокойно. Этакое по-домашнему размеренное времяпровождение поздней сиесты.

Я заскучала. Отяжелевшая от недавней выпивки голова удобно примостилась на бревенчатой стене, веки лениво подрагивали, из-под опущенных ресниц глаза сонно наблюдали гипнотическую пляску одинокой свечи. В какой-то момент я даже оказалась на той странной, но по-своему приятной грани — между сном и бодрствованием. Когда в невидимой дали уже мерцают первые сновидения, но уха все ещё касаются отдалённые голоса.

— Prego! — Я вздрогнула, распахивая глаза, и интуитивно обернулась на обрадованный голос трактирщика. За стойкой было пусто, лишь хозяин довольно вертел меж пальцев серебряную монету.

Рука удобно подпёрла щеку, и я уже вновь готова была нырнуть в дремотное облако, как вдруг из-за двери, что вела к лестнице, словно порождение грёз появился знакомый силуэт. Ярко горевшие на лестничном пролёте фонари чётко обрисовали высокую, слегка запрокинутую назад и покачивающуюся фигуру. Я насторожилась. Гость что-то тщательно упрятал за пазухой и, заправским движением выровняв треуголку, рванул к двери. Заинтригованная, я незаметно выскользнула следом. Стоило высунуть нос из таверны, и предположения стали фактом — вдоль по улице скоро удалялась фигура капитана Джека Воробья в кителе и треуголке. «Так-с», — протянула я, ёжась от ветра и, конечно же, направляясь следом.

Знала ли я, что слежка до добра не доводит? Определенно. Более того проверила это на собственной шкуре. И все же, решила я, раз «судьба» занесла меня сюда каким-то образом, то явно неспроста. К тому же со стороны капитанов было откровенным свинством таинственно умчаться посреди ночи и никоим образом не оповестить меня. Если они, правда, что-то или кого-то нашли, то и я должна сунуть в это дело свой непрофессиональный женский носик как полноценная пиратка. А пока что мой нос следовал за капитанской спиной, скрываясь за каждым удобным укрытием.

Джек явно знал, куда идти. Ловко лавируя в хитросплетении узких переулков, пират быстро достиг здания конюшен, занимавшего целый квартал к западу от рыночной площади. Лошади в стойлах сонно качали головами, изредка фыркая и потряхивая гривами. По острой черепичной крыше бурными потоками стекала вода, и капли со звоном слетали на брусчатку. Под навесом, спиной ко мне, стоял человек в блестящем от дождя чернильном плаще. Он словно бы невзначай забежал сюда, спасаясь от непогоды, и теперь просто пережидал ливень, разглядывая конный строй. Я укрылась за ящиками в десятке ярдов.

Джек сбавил шаг и приблизился к незнакомцу фривольной походкой. Человек в плаще даже не обернулся. Шум дождя и пересвист ветра в проулке мешали услышать хоть что-нибудь. Выждав удобный момент, под далёкий раскат грома, задержав дыхание, я совершила марш-бросок на несколько ярдов и с разгону закопалась в телегу с сеном. Надо сказать, под толщей травы куда теплее. Слух напрягся, а ладони зажимали нос, уберегая от звонкого чиха.

Кэп развернулся, так что лицо и коварно поблёскивающие глаза были видны превосходно.

— Мы, кажется, договорились. Разве нет? — развёл руками капитан. — Ты мне не доверяешь? После всего, что между нами было? — обиженно спросил Джек. Я заинтересовано закусила губу.

Инкогнито не ответил, а лишь требовательно выставил руку вперёд. Капитан «Жемчужины» вздохнул и, покопавшись за пазухой, положил на раскрытую ладонь в перчатке пожелтевший кусок пергамента.

— Не забывай, это надо вернуть. — Усы пирата нервно дёрнулись. Человек в плаще слегка приподнял голову и аккуратно развернул бумагу. Несколько секунд он неподвижно глядел на лист. Карие по-кошачьи лукавые глаза неотрывно следили за реакцией собеседника. В мою голову тем временем закрадывались не самые лучшие догадки, но подтвердить или опровергнуть их я, сидя в телеге, не могла.

Незнакомец резким, отрывистым движением пригвоздил листок к груди Воробья, одновременно вскричав:

— Обмануть меня вздумал?! — Голос гулко отразился меж деревянных балок.

— Что ты! — праведно возмутился Воробей. — И в мыслях не было! — Кэп выдернул обрывок пергамента и вновь упрятал за пазухой. — Неужто ты думаешь, что Я проведу ТЕБЯ? — с чувством прозвучал пиратский голос.

— Ну, конечно, нет. — У меня ёкнуло сердце. Ответ последовал спокойный, без тени гнева в голосе. И голос этот с каждым звуком становился все более знакомым. Так, словно бы я слышала его когда-то давно и совершенно случайно, и сохранился он лишь в подсознании, которое теперь играло со мной злую шутку. Внезапно человек в плаще схватил Джека за грудки и придавил к стене. Руки властно расправились на широкой пиратской груди. Кэп не смог сдержать односторонней улыбки. Глаза игриво блеснули. Ветер загудел меж стен, прошёлся по черепичной крыше и напоследок, словно нехотя, сорвал черный капюшон. Я едва не вскрикнула — помешало попавшее на язык сено. В один разрушительный миг вдруг стали реальными те самые догадки, что поблёскивали где-то на задворках сознания. Те самые, в которых одновременно убеждаешь и надеешься, что ошибёшься. Не нужно лишних подтверждений. Смольная густая шевелюра и смутно знакомый голос — даже плащу теперь не скрыть, что прямо сейчас, в паре футов, игриво поглаживая по груди Джека Воробья, стояла Анжелика Тич. Пока внутри меня вскипал и извергался вулкан эмоций, испанка подняла голову, заглядывая кэпу в глаза. — Нет, Джек, — пропела она, — ты даже не посмеешь подумать о предательстве, ибо на кону самое дорогое. Верно?

Джек медленно растянул губы в улыбке, поблёскивая золотом и прожигая Анжелику непокорным взглядом.

— Конечно, — выдохнул кэп, приподняв одну сторону губ, и добавил с едва уловимой, как мне показалось, усмешкой: — Любовь моя.

Со стороны послышался громкий цокот копыт. Анжелика наконец отпустила Воробья и, набросив капюшон, устремилась прочь. Джек, помедлив и глянув по сторонам, поспешил следом.

Я вырвалась из телеги аки фурия из ада и припустила следом, хлюпая по лужам. Было не до размышлений. Самое главное — догнать, узнать, чем все закончится. Но едва стоило завернуть за угол кузницы…

— Ай! — Громкое восклицание слилось с раскатом грома. Я ошалело уставилась на самодовольно улыбающуюся физиономию гадалки, что повстречалась на Тортуге. — О, ты здесь! — ляпнула я, стремясь просочиться дальше меж домов. Но куда уж там! Для уверенности женщина упёрла руки в бока. Я раздражённо выдохнула: пиратской парочки и след простыл. — Это не совпадение, верно?

— Наконец-то, ты заметила! — растянуто похвалила она. — А я уж думала гонца высылать… Хотя, — розовые губы расплылись в хитрой улыбке, — с такими кавалерами я бы тоже по сторонам не смотрела.

— Здорово! Но я очень спешу! — Я попыталась вновь её сдвинуть с пути. Она легко отошла в сторону, но едва я рванула со скоростью света, вслед прилетело:

— Не стоит.

По инерции пробежав пару футов, я постепенно остановилась. Буквально чувствовался её взгляд, буравящий мой несчастный затылок. Жизненный опыт подсказывал: подобные люди не появляются в напряженный момент чисто случайно, и хотя бы из интереса их стоит послушать.

— Знаешь, что, — я круто развернулась, направляясь к ней с возмущённой тирадой, — сейчас не самое подходящее время для пугающих и туманных речей по поводу будущего, которое всё с большей вероятностью может не наступить. Я даже обрадовалась, думала, ты мне приснилась.

— Ха, — подбоченясь, ухмыльнулась она, — а ты всё ищешь выход попроще.

— Куда уж проще-то! — вплеснула я руками. — Как ты там говорила? Сейчас моя печаль достаточно глубока, чтобы назначить плату?

Женщина заулыбалась пугающей улыбкой. Наверное, так улыбается демон, прежде чем отобрать твоё светлое начало.

— Считай, сейчас моя помощь — подарок.

— Помощь? В чем это? — возмутилась я. — Ты дала им сбежать!

— Тем лучше, — не задумываясь, ответила таинственная самаритянка и добавила: — Для тебя.

— Пфф! В какой момент ты вдруг стала моим благодетелем?

Не обращая внимания на вопрос, незнакомка заговорила о другом.

— Признавай это или нет, но всё, что ты сейчас можешь — возмущаться и плакать. Ах да! Ещё бегать за помощью к капитану. Каждому из них по очереди. Есть ли что-то, что сделала ты самостоятельно? Не потому, что случайно попалась под руку или увязалась вовремя за кем-то, а потому, что это было истинно и единственно твоё желание?

— Да я!.. — в запале начала я, но осеклась на полуслове. Быть может, она права?

— Видишь? — Моя реакция ей явно пришлась по вкусу. — Знаю, ты хочешь быть похожей на двух своих кавалеров — такой же дерзкой, удачливой… Настоящей пираткой, верно? Но поверь, дорогая, никто из них не стал бы таким, если бы по поводу каждого чиха совещался с кем-то.

— В этом и есть смысл партнёрства.

— Нет, — с улыбкой протянула она, — смысл партнёрства, вашего партнёрства, в умении скрывать правду.

— Кто бы говорил! — вспылила я. — И вообще, я знать не знаю, кто ты такая — с какой стати мне доверять тебе?

Карие глаза равнодушно одарили меня долгим взглядом. При этом отражение всезнающей ухмылки на розовых губах не померкло ни на миг.

— Достаточно того, что я знаю тебя, — медленно проговорила она. — Сейчас не я твоя главная проблема. Я, скорее, её решение.

— Правда? — с издёвкой восхитилась я. — А какой именно проблемы? Неужто ты знаешь, какая из многих является главной? Просвети меня, будь добра, потому что в моей голове лишь хаос.

— Ты решишь сама. Я могу открыть тебе истинные намерения Джека. — В её глазах отразился мой вспыхнувший взгляд, отчего коварная улыбка расплылась ещё шире. — Либо, — она сделала паузу, вдоволь наслаждаясь моей взбудораженностью, — я могу помочь расшифровать карту.

Я растеряно притихла. Снова чёртов выбор! Волей одного слова я либо узнаю тайну Джека, либо разрешу загадку, над которой мы бьёмся не один день. Отчего-то именно сейчас все для меня прояснилось. Анжелика и Джек… Не удивительно, что кэп забыл меня, куда уж мне тягаться со знойной испанской пираткой, дочерью самого Черной Бороды. Похоже, от любви до ненависти, и правда, один шаг. И эта парочка любит танцевать ча-ча-ча. В итоге капитан Воробей нас просто использует, и как только заветное сокровище окажется перед глазами…

— Карта! — выпалила я. Густые черные брови незнакомки скакнули вверх. Она думала, я выберу Джека. И, наверное, следовало бы. Но внезапно во мне вскипел гнев, жажда пусть не отомстить, но помешать ему, а в первую очередь, Анжелике заполучить камень. Ведь едва сокровище окажется в их руках, я перестану быть частью истории Джека Воробья. И, похоже, я всё равно выбрала кэпа. — Ну, чего ты молчишь! — возмутилась я.

— Признаю, меня удивил твой выбор, хотя и тут всё ясно.

— Да-да, я не сомневаюсь, — раздражённо бросила я. Женщина подняла глаза к небу. Дождь прекратился. Плотное серое месиво облаков кипело от сильного ветра на головокружительной высоте. Шумно вдохнув через ноздри прохладный и сырой воздух, гадалка медленно повернулась и направилась прочь. Несколько секунд я пребывала в ступоре, а в голове пылала мысль: «Какого черта сейчас происходит?». — Эй! — возмущённо окликнула я. Она лениво обернулась. — Ты сказала, что поможешь!

— Я сказала, что могу, но не говорила, что стану, — совершенно спокойно проговорила она и, помолчав, продолжила, за миг до того, как гневные слова сорвались бы с моих губ: — Надеюсь, ты скоро поймёшь, что рано или поздно придётся стать частью чего-то большего. — И наслаждаясь моим ступором, наполненным борьбой с желанием её придушить и просто выплеснуть всю обиду, что скопилась в душе за последние несколько часов, эта ведьма (исключительно по характеру), преспокойно виляя бёдрами, растворилась меж домов.

Ещё долго я стояла посреди переулка в безлюдной окраине. С неба сыпалась дождевая пыль. Пронизывающий ветер завывал меж черепичных крыш. Казалось, в тон ему воет истерзанное нутро. Всего несколько часов отделяло вполне себе трезво мыслящую меня от меня нынешней — растерянной, сметённой, испуганной. В голове вертелось столько всего разного — ободряющего, пугающего и вполне реалистичного, но мысли путались. Я совершенно не знала, как быть. Одной лишь фразой чёртова гадалка сумела вызвать хаос в моей душе. «Есть ли что-то, что ты сделала самостоятельно?», «Всё, что ты можешь сейчас — бегать за помощью к капитану» — эти слова назойливо крутились в голове, словно бы гадалка все ещё нашёптывала их, стоя за спиной. Так, может, пора начать действовать самостоятельно? Я ведь, и правда, лишь мечусь меж двух пиратов, надеясь, что вот-вот кого-то из них осенит гений. Но как можно что-то решать? У меня лишь множество вопросов и ни одного ответа. Кто эта гадалка? Значат ли что-то её слова? Почему Джек вновь с Анжеликой? Что за тайная вылазка у него и капитана Феникса? И как разобрать рисунки на таинственной карте?

Мозг кипел. Напряжение чувствовалось каждой клеточкой тела. Самообладание наконец дало трещину. В конце концов, я просто разрыдалась. Катящиеся ручьями слезы сливались с усилившимся дождём. В последние дни произошло слишком много всего, что потребовало от организма небывалых усилий. Как бы мы ни думали, что в XXI веке жизнь бурлит, время ускоряется с каждым днём, человек обыкновенный никак не мог похвастаться похожим набором событий: авантюры сменялись одна за одной, разведки, столкновения, побеги…

Быть пиратом — нелёгкая задача, особенно, когда ты не вполне понимаешь, что это значит. Я наивно полагала, что сказочная история повторится вновь. Хоть на пути уже повстречались и прекрасный принц, и фея-крестная, реальность не торопилась на сказочную волну.

Вдоволь наплакавшись, успокоившись и утерев слезы промокшим насквозь плащом, я трусцой поспешила в портовую таверну. Под крышей по-прежнему было шумно и тепло, витал аромат поленьев в камине, свежей стряпни и крепкой выпивки. Примостившись неподалёку от команды «Странника», я с чрезмерным вниманием слушала моряцкие байки и наблюдала за весёлой игрой в кости — лишь бы не занимать взбудораженный мозг тяжкими размышлениями. К вечеру прояснилось. Ураганное месиво туч уползло на северо-запад, где на горизонте небо ещё изредка полосовали молнии. Сан-Хуан приходил в себя после шторма, грея промокшие улочки и дома в последних лучах закатного солнца. На востоке поблёскивали первые звезды. Со всех сторон остров окружала тьма, а город переливался радугой дождевых капель, словно бы кто-то включил огромный прожектор и направил на гавань. Затихшие в шторм улочки в мгновение ока ожили. Повсюду открывались окна и двери, впуская свежий морской воздух.

Хозяин таверны любезно предоставил мне комнатку, довольно упрятав в карман фартука пару шиллингов. Кровать с соломенным матрасом, изъеденный жуками стол, стул и масляный светильник — вот и все удобства. Ах да! Ещё прилагалось затянутое грязью окошко с видом на порт! Болезненно скривившись при мысли о грядущей «чудесной» ночи, я решила повременить с отдыхом.

С торца здания на втором этаже выдавался из стены широкий балкон с увесистым и довольно грубым деревянным парапетом. Отсюда открывался вид на город и его лабиринт улочек, уходящий вверх по холму. Не прошло и четверти часа, как ко мне присоединились Барто и боцман, мистер Бэтч. Один, щуря глаз от бликов солнца в лужах, расслаблено пускал кольца дыма; другой с напускной серьёзностью вытачивал что-то из деревяшки огромным ножом с костяной рукояткой. Мы просто стояли в молчании, каждый копаясь в своём ворохе мыслей. Как вдруг среди праздно шатающегося народа я разглядела подозрительную парочку, неровно ползшую к таверне.

— Барто, — позвала я, — смотрите.

Старик изо всех сил вытаращил глаз.

— Чего там?

— Это же… — Я не договорила, напряженно вглядываясь в приближающиеся фигуры. — Это Джек. И Джеймс, — недоуменно проговорила я, пытаясь понять, что не так. Пираты шли невероятно медленно, словно к ногам им привязали пудовые гири, пошатываясь и сгорбившись в три погибели. Более того, Джеймс явно шёл не без помощи кэпа. — О боже, — я нервно вцепилась в перила, — о боже… Их ранили! — испуганно выкрикнула я и уже было бросилась бежать, но краткие усмешки моряков меня остановили.

— О да, — с притворной горечью протянул Барто. — Три?..

— Две, — поправил боцман.

— Две бутылки рома, — заключил старпом и добавил в один голос с товарищем: — На каждого.

«Что?!» — у меня на лице отразилось красноречивое немое возмущение. Но вглядевшись повнимательнее, и я разгадала тайну необычной пиратской походки. «Да чтоб вас!» — не успело сорваться с губ, а я уже, извергаясь накопленным возмущением, да и гневом, слетела с лестницы и понеслась капитанам на встречу.

— Воробей! — громогласно начала я ещё за десять ярдов, грозно отмеряя шаги. Кэп приостановился. — Надо поговорить! Значит, так!.. — Джек неожиданно резко шагнул вперёд, и меня остановил горячий поцелуй, вдруг оказавшийся на губах. Я оцепенела. Глаза неестественно сильно распахнулись в удивлении.

Кэп отстранился и с односторонней улыбкой сказал:

— Дорогуша, я скучал по тебе. — А затем, подхватив под руку почти упавшего Джеймса Уитлокка, как ни в чем не бывало продолжил путь.

Ещё минуту я пребывала в шоке, не в силах пошевелиться. Сердце давало ударов двести. Дыхание срывалось частое, словно я едва пробежала марафон. Дрожащая рука коснулась губ, будто проверяя реальность случившегося, и лишь потом засверкала улыбка. Простояв ещё немного и восстановив дыхание, я пошла обратно в таверну, тщательно пряча свою безудержно улыбающуюся физиономию.

Не знаю, где были старпом и боцман всё это время. Когда же я взошла на порог, Барто довольно заботливо пытался усадить на скамью практически уснувшего Уитлокка. Подоспел боцман. «Ко мне», — на автомате слетело с губ. Пока моряки транспортировали Феникса на второй этаж, считая капитанской макушкой все возможные углы, я словно во сне брела следом. Затем стянула с Джеймса китель и сапоги, помогла устроить его на скрипучей кровати и скромно присела в уголке. В голове же вновь и вновь проносилось: «Он поцеловал меня! Это правда?!». Где-то в районе солнечного сплетения образовался жгучий комок. Он то расширялся, то уменьшался, и вместе с ним танцевала и улыбка. Я не знала, куда себя деть. Пальцы то и дело касались губ. Сердце задавало беспорядочный темп. Не знаю, сколько времени прошло. Мозг протрезвел, лишь когда комнатушку поглотила ночная тьма. Я встрепенулась, как потревоженная птица. Джеймс сладко сопел, подложив ладонь под голову. Снизу доносились звуки обыденного портового вечера.

Что это было? «Я скучал». Неужто вот так просто всё вернулось на круги своя? Или же это игры сдобренного алкоголем капитанского разума? Что, если какой-то тайный запрет, не дававший Джеку меня вспомнить, проела трещина, и тот короткий миг я видела прежнего кэпа?

Мне срочно требовались доказательства. Но капитан Воробей как в воду канул. Никто не видел его с тех пор, как он примостил лепечущего Уитлокка на пороге таверны. Вернувшись ни с чем в комнату, я погрузилась в размышления. Меня буквально охватило неистовое желание поговорить с Джеком. К нему накопилось уж слишком много вопросов. Ответы многое упростят. Очень на это надеюсь. И всё же искать кэпа ночью в незнакомом испанском городе отнюдь не лучшая затея. Остаётся изнывать от беспокойства в ожидании утра.

Вот же хитрый пират! Едва разум более или менее пришёл в равновесие, обещая трезвую оценку и возможность найти хоть какой-то выход, как кэп менее чем за секунду умудрился устроить хаос и в душе, и в мозгу. «Всё, что ты сейчас можешь… — бегать за помощью к капитану». Ну уж нет, с этим и сами справимся! Таинственная незнакомка права: пора брать бразды правления в свои руки. Я выясню — так или иначе, — что теперь связывает Джека Воробья и Анжелику Тич. Возможно, мне будет больно. Очень больно. Я должна с этим справиться. Сама. Встреча, что я видела сегодня, не случайность, не совпадение. Испанке явно что-то нужно от Джека. А Джеку, похоже, это нужно от нас, иначе бы его и след простыл. Или… вдруг дело во мне? Нет! Чушь! Не стоит таить заоблачные надежды, потому что они могут рухнуть с большой вероятностью. Но поцелуй! «Я скучал». Это правда? Неужели это правда? Или очередная уловка?.. Да нет, внутри кэпа слишком достаточно алкоголя для разыгрывания тайных схем. И всё же что-то он утаивает. Я должна узнать, что. Ради общего блага.

Джеймс что-то негромко и возмущённо выкрикнул и, забурчав, перевернулся на спину. Пожалуй, ему не стоит знать о случившемся. Ни об Анжелике, ни о поцелуе. Он ищет разгадку карты, так пусть его ничто не отвлекает. Едва кончится шторм, мы вновь возьмём курс на остров Саба, и ушедшие сегодня на задний план проблемы нечитаемой карты станут главной задачей. К тому же Уитлокк и так не в восторге от партнёрства Джека, не стоит давать ему лишний камень в огород капитана «Черной Жемчужины».

Я беззвучно застонала. Быть может, всё было проще, если бы я потребовала у гадалки раскрыть карты Джека? Выбор сделан якобы ради общего блага, но в итоге у меня лишь очередная неопределённость. «Стать частью чего-то большего». Ха! Да разве я уже ею не стала?! Я, заурядный человечишка из заурядного мирка, становлюсь частью великой истории! Пусть и не самой важной частью. Разве я уже не вмешалась в привычный ход событий, не стала его частью?

Как много вопросов! И ни одного ответа. Ничего. Завтра всё изменится. Я намерена всё изменить.

====== Глава XV. Ответы ======

Размышления, поиски ответов — я и не заметила, как уснула. Сон пришёл на удивление спокойный, привычно странный, но лёгкий и не запоминающийся. И лишь среди ночи меня разбудил пугающий грохот. Я подскочила, словно ожидая летящего навстречу пушечного ядра. За окном сплошной бесконечной стеной сверкали молнии, так что в комнатушке было светло как днём. От раскалывающих небеса раскатов грома дрожали даже стены, словно бы великан стрелял из гигантской пушки. По спине прошлись холодные мурашки. Стекла гудели. От грохота закладывало уши, даже в короткий миг затишья округа тонула в непрекращающемся шуме. Я опасливо приблизилась к окну: кроме ослепляющих вспышек за плотной стеной дождя не было видно абсолютно ничего — ни дома напротив, что стоял в паре десятков ярдов, ни тем более порта. Дождь с остервенелостью вгрызался в стекло и стены, словно водный хлыст. Бахнуло так, что я невольно присела, укрываясь за столом. Задрожал огонёк фонаря, и я уселась в дальнем уголке комнаты, подальше от ходящего ходуном окошка. Пламя неуверенно колыхалось, сквозь щели утробно завывал ветер. А ураган, казалось, с каждой минутой лишь набирал обороты. Шум дождя и раскаты грома слились в один непрекращающийся ни на миг грохот. Снизу донеслись беспорядочные крики. Прихватив светильник, я спустилась в нижний зал. Несколько моряков столпились у окна, выходящего на гавань. «Вот дьявол разгулялся!» Я приблизилась, пытаясь хоть что-то разглядеть. Совсем близко, почти у самого пирса, молния угодила в престарелую шхуну, и та мигом вспыхнула, как пучок соломы. Огонь гас на носу и по левому борту, то и дело ныряющему в волны, но всё выше забирался на неистово раскачивающиеся мачты. Собственно, больше было не разглядеть. Моряки зычными голосами обсуждали, пойдёт ли огонь дальше или погаснет сам, не переставая при этом проклинать погоду. Как же хорошо, что наши корабли стояли дальше в гавани.

Внизу разбушевавшийся не на шутку шторм пугал не так сильно. Я примостилась в любимом местечке у камина, наблюдая за нервно танцующим огнём на догорающем полене.Пожар в порту, к счастью, кончился так же внезапно, как и начался: шхуна просто завалилась на бок, потушив пылающие мачты в кипящем море. Постепенно я привыкла к гулу за стенами, лишь изредка вздрагивая при раскате грома. Ещё около двух часов буря неистовствовала, обрушивая весь гнев морских богов на несчастную гавань Сан-Хуана и испуганно притихший городок. Затем гроза двинулась в другие земли и воды, гулко погромыхивая напоследок. Остервенелый ливень перешёл в обычный летний дождь. Ветер устало смолк. Даже на востоке вновь заблестели звезды, робко выглядывая сквозь опустевшие тучи.

Адреналин, внезапно подаренный грозой, выветрился, глаза слипались, так что я решила не возвращаться в комнату. Широкая скамья и тепло камина были приятнее искривлённой спинки стула. Так, запрокинув ноги на табурет и облокотившись о стену, я провела остаток ночи.

Утро настало довольно рано, едва первые лучи солнца забрались в залу. Трактир готовился к новому дню, бренча посудой, пустыми бутылками, скрипя лавками и бурча недовольными голосами разбуженных посетителей. Я сонливо застонала, пытаясь разлепить глаза. Тело затекло, и при попытке повернуться я шмякнулась на пол, как мешок картошки. Вскочив и потирая замлевшие конечности, я поплелась на воздух, не прекращая зевать. Дверь звонко заскрипела, выпуская на залитый солнцем порог. Стоило спуститься со ступенек, и сапоги угодили в лужу. Я подняла голову и невольно ахнула. Сон как рукой сняло. Сан-Хуан было не узнать. По крайней мере, ту его часть, что лежала ближе к порту. Карибский городок теперь больше походил на миниатюрную Венецию. По узким улочкам журчащими потоками стекали ручьи, неся с холма потоки грязи. Повсюду валялись зелёные ветки, побитые дождём листы пальм. Дерево, что явно не одно десятилетие мостилось у колодца, раскололось надвое, безвольно привалившись к хрупкому деревянному домишке. Его ствол был столь массивен, что стены не выдержали и опасно наклонились. В некоторых домах зияли черные дыры выбитых окон. Улицы засыпали осколки черепицы. Я бросилась к другой стороне таверны, испуганно разглядывая гавань. В порту было спокойно. Не считая сгоревшей ночью шхуны, нескольких раздробленных лодок и пары судов, сцепившихся мачтами, никаких последствий здесь ураган не оставил. «Призрачный Странник» и «Чёрная Жемчужина» безмятежно отогревали на солнце отсыревший рангоут. Я с удовольствием вдохнула свежий воздух — запах недавнего дождя и аромат моря запомнятся надолго. Солнечные лучи приятно согревали кожу, разгоняя стайки сонливых мурашек. Город оживал. С удивительным спокойствием, будто ночной кошмар — обыденное дело, люди очищали улицы и дворы от бурелома, собирали разбросанные вещи и вставляли выбитые окна. Кто-то даже обогатился, присвоив принесённое ураганом добро. Женщины громогласно обсуждали чужие проблемы, пока их мужья собирали черепицу в расползшиеся корзины. Выгоняли скот, куры невозмутимо шагали по чавкающей земле, подбирая разбросанные припасы, а гуси обрадовано гоготали, плескаясь в лужах.

— Поразительно, — не удержалась я, удивлённо качая головой.

— Поживёшь тут — привыкнешь. — Я аж подпрыгнула от неожиданности. Барто умостился чуть позади на хлипкой скамейке. — И страшней видали.

Я выдохнула, прикрыв глаза.

— Когда вы перестанете появляться как черт из табакерки? — Голос возмущённо взлетел вверх.

— Когда надоест смотреть на твою испуганную мордаху, — со смешком крякнул старик.

Я закатила глаза, качая головой. Значит, не скоро.

— Не спится?

Старпом повёл плечом.

— Да, чёртова сырость, все кости ноют, хоть в церкви псалмы запевай! — пожаловался он. — Эх, пора искать местечко посуше.

— Сахара? — издевательски предложила я.

— Ха, поджариться я и в аду успею, — тут же парировал моряк, — а вот тебе б подрумяниться не помешало. Откуда ж ты бледная такая? Кэп тебя ж не с монастыря украл?

Я возмущённо фыркнула. И на всякий случай глянула на отражение в луже. Немного заспанная, но вполне себе загоревшая мордаха, отнюдь не похожая на лицо заточенца кельи. Хорошо, он ещё не видел меня в образе монашки, иначе б вовек не отделалась.

— Не волнуйтесь, я в отличном цвете, — буркнула я. Барто закряхтел, меняя позу, на что, словно эхо, отозвались хрустом все его кости. — А вам не пора на сушу? — Казалось бы, безобидный вопрос, даже повеяло заботой. Однако старпом пронзил меня таким взглядом, что внутреннее «Я», издав писк, в срочном порядке нацепило на лицо глуповатую улыбку. С минуту старый моряк буравил меня испепеляющим взглядом, затем смягчился и заговорил, набивая трубку:

— Я помру в море, как пить дать. Но, не бойся, не скоро. А если и скоро, то станут мои косточки поперёк горла самому Морскому Дьяволу. Если б не чёртов француз, грел бы я свои славные кости на мягком песке Алжира. Вот бы этого лягушатника за лапки да и к рее на пару деньков! — И далее Барто разразился столь гневной тирадой, хоть уши затыкай.

Я впервые задумалась над тем, что ранее даже в голову не приходило.

— Барто, — остановила я льющиеся потоком проклятья, — отчего француз так ополчился на Джеймса? Кто он?

Старпом притих. Лицо приняло задумчивое выражение. Глаза сощурились. Он неспешно выпустил несколько колец дыма, пронаблюдал, как они растворяются в лучах солнца, и лишь потом заговорил:

— Он…

— Эй! Барто! — донёсся обрадованный крик со стороны. — Ах ты старый морской ёж! Всё ещё дымишь над этими просторами! — Из порта к нам направлялся невысокий полноватый мужчина с проплешиной, ярко блестящей на солнце, и костылём подмышкой. Барто пробурчал что-то неразборчиво и, притворно кряхтя, поднялся навстречу. «Ну да, конечно! — взорвалось мысленное возмущение. — Давайте устроим встречи со старыми друзьями на пороге важного разговора!» Эти двое горячо поприветствовали друг друга, и не успела я и глазом моргнуть, как старикашек и след простыл.

— Чудно!

Ближе к полудню, плотно и довольно вкусно позавтракав, я наведалась в свои апартаменты. Под потолком в углу темнели потеки, а на полу блестела крохотная лужица. Чудно! Дверь пришлось открыть, чтобы развеять запах сырости. Я уселась за столом, мрачно сочиняя новые шуточки для старшего помощника.

Джеймс засопел. Его глаза с трудом приоткрылись.

— Что случилось? Где я? — сорвались шелестящие вопросы с пересохших губ. Я встала, беря со стола бутылку рома.

— Вот не пропил бы корабль, тогда б и не спрашивал! — прозвучал в комнате скрипучий укор. Да он издевается! Барто фривольно облокотился о дверь. Не успели его слова стихнуть, как Уитлокк подорвался с выпученными глазами:

— Что?! Что я сделал?! Что с кораблём?! — Теперь из его горла вырывался хриплый истеричный крик. Он переводил изумлённый взгляд с Барто на меня и обратно. Я покосилась на одноглазого. — Ну!

— Успокойся, — мягко заговорила я, кладя руку на плечо, — со «Странником» всё в порядке. Барто так шутит. Плохо шутит, — добавила я с укором.

— А, по-моему, отлично! — по-детски хохотнул старик. — Твой кавалер впервые напился! Ха-ха-ха! Сынок, ты обязан это запомнить!

На жалобном лице Джеймса отразилась гримаса подступившего похмелья. Он застонал, руки обхватили раскалывающуюся голову. Барто посчитал, что всё интересное кончилось, и исчез так же внезапно, как и появился.

— Аспирин ещё не придумали, — я протянула бутылку, — так что выпей. — Уитлокк скривился, пряча лицо в локоть. — Джеймс, — настояла я, — не верится, что говорю это, но ром поможет.

Поколебавшись с минуту, капитан всё же принял выпивку. При этом на лице его царило такое выражение, как у ребёнка, которого заставляют пить рыбий жир. Но с каждым глотком капитанский взгляд приобретал всё больше осмысленности, напряжённые складки на лбу разглаживались и, очевидно, разум тоже прояснялся.

— Что произошло? — Голубые глаза вопросительно глядели на лужицу.

— Шторм. Гроза. Ливень. Ночью сорвался ураган, просто жуть! — Пират едва заметно поморщился, когда я слегка повысила голос. — Дождь лил всю ночь, но таверна оказалась к такому не готова.

— Таверна?

— Ты что, ничего не помнишь? — осторожно спросила я.

Уитлокк задумчиво потёр переносицу.

— Извини, я ненадолго, — проговорил он, нетвёрдой походкой покидая комнату. Затем вернулся, потупив взгляд, подхватил сапоги и поспешно скрылся.

Я невольно улыбнулась. Впервые за всё время Джеймс предстал смущённым, полным неловкости и милого стыда. Однако, когда вернулся, передо мной вновь стоял почти прежний капитан Феникс, может, слегка помятый.

— Прости, пожалуйста, — сразу же начал он, — мне не стоило… — Виноватый взгляд самозабвенно изучал потёртые носки сапог. — Мне жаль, что ты застала меня… таким, — неловко добавил капитан.

Я заулыбалась.

— Джеймс, — он поднял голову, — ты теперь пират по всем придуманным канонам.

Я присела на стул, Феникс подошёл к окну, наслаждено вдыхая морской воздух.

— Чудесный вид, — донеслось после нескольких минут молчания. На меня накатили воспоминания прошлого вечера. Надо было узнать, запечатлелся ли в пиратской памяти маленький эпизод, где кэп Воробей поцеловал меня. С самим дон Жуаном разберусь чуть позже, едва объявится. Про остальное же, думаю, Уитлокку рано да и ни к чему знать.

— Прости, конечно, моё женское любопытство, но куда вы пропали? — издалека начала я.

Уитлокк обернулся.

— Эм, старина Джек при…

— Старина Джек?! — Я шокировано уставилась на пирата. Это с каких пор всё так кардинально изменилось?! Ещё сутки назад Феникс готов был выпотрошить Воробья, а теперь — «старина Джек»?! С каких пор мир вращается в другую сторону?

Джеймс усмехнулся.

— Да. Не успели бросить якорь, как Джек пришёл, сказал, что у него есть какая-то идея, которая прольёт свет на карту. Но для этого придётся срочно сойти в порт. Мы добрались до таверны у рынка, выпили. Потом ещё выпили. И ещё… Затем поговорили по душам, без укоров и взаимных обвинений. И, знаешь, прости, ты была права. Он славный пират. Я относился к нему слишком предвзято, словно бы он покусился на… что-то моё. Глупость. Не знаю, почему раньше его ненавидел, ведь, если быть честным, Джек не сделал мне ничего, что стоило бы ненависти. Прости, что постоянно спорил с тобой и, возможно, говорил не самые лестные вещи. Что ж, оказывается, ром помогает прозреть, — закончил Уитлокк.

Всё это я выслушала с каменным лицом. Внутри же с грохотом рушились все известные принципы. Я не ожидала такой кардинальной смены полюсов. Подозрения Уитлокка в адрес Джека стали нормой, да и меня держали в тонусе. А теперь? Соперники, скажем так, превратились в друзей. А я, которая так рьяно отстаивала непогрешимость капитана Воробья, займу позицию скептически настроенного экс-Феникса? Которого сама же и недолюбливала. За это. Хотя у него были лишь внутренние инстинкты, взращённые слухами, а у меня — какие-никакие доказательства.

— Так Джек что, просто решил наладить дружеские отношения? — с подозрением прозвучал вопрос.

— Неожиданно, но факт.

— А карта?

Уитлокк запустил руку в карман, и на миг по его лицу скользнула тень изумления, но, опомнившись, кэп подхватил китель, а затем протянул бумагу.

— К сожалению, ничего.

Я ужаснулась собственным мыслям. Кристально ясно: Джеку лишь нужен был предлог, чтобы карта попала в город. Прежний Уитлокк не позволил бы Воробью блуждать с ней по тавернам. И вот, пока дружественно настроенный Феникс дремал под колыбельную рома, Джек стянул карту, чтобы продемонстрировать её Анжелике. Хитрый черт!

— Диана, ты в порядке? — В просветлевших голубых глазах отражалась моя угрюмая физиономия с потерянным взглядом.

— О, да. — Засветилась добрая улыбка. — И на этом ваши приключения кончились?

Уитлокк смутился.

— Не уверен… — в раздумье проговорил он. — Я больше ничего не помню. — Повисло неловкое молчание. — А как прошёл твой день?

Я распахнула глаза, с невинной улыбкой глядя на Джеймса и медленно пожимая плечами.

— Обычно. Погода была противная.

Разговор окончился. Капитан отправился на корабль, ведь небо прояснилось, дул попутный ветер, а значит — пора в путь. Несмотря на подступающую духоту спускаться в порт по омытым ливнем камням и шагать по блестящим доскам пристани было приятно. От наведённого ураганом хаоса не осталось практически и следа, кроме торчащей из-под воды кормы подожжённой шхуны. Вокруг неё скопились лодчонки, и моряки решали, как поднять судно.

— Давно не виделись, дорогая! — прилетело в спину бархатное приветствие. Я мигом остановилась и как-то неестественно обернулась, против воли вспыхивая улыбкой. Джеймс ушёл вперёд, так что дальнейшему разговору никто не помешал.

— Давно? — переспросила я.

— А разве нет? — усомнился Джек, приближаясь.

— Вот только вчера.

— Да нет, — запротестовал Воробей, — не может быть.

— Да. Вчера, — настаивала я.

— Нет, я бы запомнил, мисси.

«Вот я уж точно запомнила!» — пронеслось в голове.

— Уверен? — усмехнулась я.

Капитанские брови задумчиво сошлись на переносице. Пират провёл рукой по усам.

— В целом… почти да. Наверное. Кажется.

— Вот и я о том же. — Я довольно скрестила руки на груди. На губах заиграла самодовольная улыбка. «Боже! Он не помнит… Он точно не помнит! И… Это хорошо или плохо?» Сердце билось неровно, волнами набегал жар, даже задёргалась мышца где-то у пятки.

Мы продолжили путь к концу причала, где были готовы к отправке все шлюпки. Большая часть команд уже перебралась на корабли, очередь осталась лишь за капитанами.

— Знаешь, я тут подумал, — заговорил Джекки, когда мы почти пришли, — ты так рвалась ко мне на «Чёрную Жемчужину»… С моей стороны было бы величайшим невежеством лишить прекрасную леди такого удовольствия. Так что, дорогая, прошу на борт.

— Ммм, я польщена. — Кэп жестом пригласил меня в шлюпку. — Что тебе нужно? — без обиняков спросила я, не двинувшись с места.

Джек обречённо выдохнул.

— Голландец. У меня с ним… небольшие затруднения.

— Кунрад его чуть не придушил, — любезно подметил проходящий мимо мистер Гиббс.

Кэп метнул в старпома гневный взгляд.

— Не суть важно.

— И чем я помогу? Ты, кажется, забыл: если бы не я, он бы вполне успешно воткнул в тебя нож. Так что, думаю, ко мне у него не менее безрадостные чувства.

— Дорогуша, — карие глаза загорелись обольстительно-убеждающим взглядом удачливого авантюриста, — ты забываешь одно важное обстоятельство. — Джекки сделал паузу, призывая всё моё внимание. — Ты женщина.

— О, ну конечно! — Я закатила глаза. — Попроси Гиббса, они вроде сдружились. — Не то чтобы все нутро протестовало против. Просто слушать, как Джек Воробей уговаривает меня, и понимать, что в кои-то веки я ему по-настоящему понадобилась, — неземное наслаждение.

Пират взмахнул рукой в порыве праведного возмущения.

— Дорогая, не сравнивай себя с этим старым ходячим бочонком рома! — Джек легко обхватил меня за талию. — Может, я не совсем галантно повёл себя в прошлый раз…

— Когда выставил меня с «Жемчужины»?

— Да. — Процент виноватой интонации в голосе кэпа достиг максимума. Капитанская мордаха приняла поистине ангельское выражение. — Полагаю, нам стоит забыть об этом казусе во имя общего дела. Смекаешь?

В этот момент самообладание рухнуло. Меня не понять тому, кого не уговаривал сам капитан Джек Воробей. Я благополучно позабыла в то мгновение даже о его рандеву с Анжеликой. Однако показывать тот фейерверк, что сверкал в душе, отнюдь не входило в планы. Я задумчиво закусила губу, якобы наблюдая за разговором Уитлокка и его офицеров.

— Не волнуйся, твой капитан не будет против, — поймав взгляд, пообещал Джек.

— Мой капитан? — вспыхнула я. Кэп опасливо отстранился на шаг. Джеймс обернулся. — Неужели ты допускаешь хоть малейшую мысль, что мне нужно чьё-то дозволение? Я что, не могу ничего сделать самостоятельно?

— Диана, всё в порядке? — подоспел Джеймс.

— В полном, — процедила я. — Я отправляюсь на «Жемчужину», выбивать посредника для посещения острова Саба, — оповестила я, прожигая Воробья уничижительным взглядом.

Круто развернувшись, так что волосы со свистом рассекли воздух, с гордым видом я зашагала прочь, к шлюпкам. Мистер Гиббс, лукаво улыбнувшись, помог устроиться на банке. Капитаны меж тем что-то обсуждали и, похоже, сошлись на том, что я остаюсь у Воробья, а карта — у Уитлокка.

Лазурное небо с лёгкой дымкой облаков, той же голубизны море с пенными гребнями волн и два корабля, шикарных корабля, покидающие заполненную гавань Пуэрто-Рико — так началась очередная глава нашего приключения. Благодаря большей осадке «Странник» и «Жемчужина» стояли ближе к выходу из гавани, поэтому покинуть её не составило труда. Другим же судам приходилось либо смиренно ждать, либо выписывать невероятные манёвры, чтобы выбраться из лабиринта судёнышек. На корме я провожала взглядом постепенно удаляющийся город. В какой-то момент глаз зацепился за знакомое судно, не похожее на большинство обитателей бухты.

— Что-то интересное? — полюбопытствовал капитан Воробей, видя, как я встрепенулась.

— Нет, показалось, — отмахнулась я. На самом же деле практически не было сомнений, что следом за нами Сан-Хуан покинул и французский бриг. Поразмыслить над этим явным не совпадением не получилось, ибо Джеку не терпелось пустить в ход его новое «оружие». «Не буду думать об этом сейчас. Подумаю позже», — решила я.

План Воробья основывался на довольно известной тактике — методе кнута и пряника. Джек пытался использовать уже оба варианта, и оба имели плачевный исход. Теперь же кэп намеревался преподнести пряник из моих «дамских ручек».

Пока команда «Чёрной Жемчужины» ловила ветер, а капитан направлял корабль по верному курсу, я безотрывно глядела на зелёный холмистый силуэт Пуэрто-Рико. «Призрачный Странник», ослепляя невозможной белизной парусов, шёл в паре сотен ярдов позади. Бриг, покинувший гавань следом за нами, ушёл другим курсом, и я облегчённо выдохнула. Похоже, у разума повышенная подозрительность ко всяким совпадениям. Может, я придаю всему этому слишком большое значение?.. Нет, надо быть реалистом: пусть лучше люди тебя приятно удивят, и ты похулишь себя за недоверие, чем в них разочаруешься.

— Так, значит, — я обернулась, направляясь к штурвалу, — вы теперь друзья?

— Ты как будто не рада, — с хитрецой подметил Джек. Он с довольством придерживал штурвал, изредка поворачивая его на пару румбов. От пирата веяло таким спокойствием и умиротворённостью, будто впереди «Жемчужину» ждало рядовое плавание, полное удачных и богатых захватов.

Я пожала плечами.

— Почему же? Наконец отпала надобность постоянно спасать твою шкуру, — невинно заулыбалась я. — Очень надеюсь, что для вас обоих дружба равнозначна доверию. — Воробей и усом не повёл. Его взгляд был по-капитански устремлён вдаль. — Знаешь, — задумчиво проговорила я, — мы все прекрасно понимаем, когда дружбе, сотрудничеству — назови это, как хочешь, — придёт конец. — Джек обернулся. Внимательный, даже несколько настороженный взор говорил, что кэп понял, о чем речь. Я выжидательно буравила его взглядом, надеясь сломать стену превосходного пиратского самоконтроля, которому частенько завидовала. Но увы…

— Знаешь, какая из сторон пиратской жизни самая привлекательная? — вкрадчиво спросил он.

— Свобода.

— И это тоже, — подметил кэп, подняв палец вверх, а затем добавил, подавшись вперёд: — Непредсказуемость. — Я непонятливо приподняла брови. — Ведь ты никогда не знаешь, что принесёт ночь или новый день.

— То есть, всё может измениться? — уточнила я. — Похоже, ты прав. Ещё вчера я с трудом представляла тебя и Уитлокка друзьями.

Джек выдавил что-то вроде краткого «ха». На мостик поднялся Гиббс, прервав разговор. Пока старпом выяснял у капитана подробности, я успела поразмыслить, стоит ли сейчас пытать Воробья вопросами об Анжелике и его намерениях. Не лучше ли придержать этого горестного туза в рукаве и действовать осторожно?

Задумавшись, я отбивала по планширу какой-то незатейливый ритм, и уход мистера Гиббса остался незамеченным.

— Так что же вас связывает? — Джек наконец привлёк моё внимание.

Я развернулась вполоборота.

— Неужто Джеймс вчера не рассказал? — притворно удивилась я.

Кэп задумчиво почесал затылок. На загорелом пиратском лице отразилось искреннее старание откопать в похмельном забытьи частичку прошлого вечера.

— Да, — протянула я, отворачиваясь к морю, — видимо, вчера было явно не до этого. Или помешало дело с картой? — На затылке буквально почувствовался пылающий взгляд карих глаз. Во мне вдруг проснулся этакий рыболов, решивший поймать рыбку, так сказать, на живца.

— О чём это ты? — Голос кэпа был наполнен невинностью и смятением настолько, насколько это вообще возможно.

— Мне всё известно, — безучастно заявила я, подливая масло в огонь. Драматичная и напряжённая пауза. Её было достаточно, чтобы изменить решение. — Ты же выманил Уитлокка, — я обернулась, — чтобы совместно разгадать карту.

Казалось, на кэпа рухнула целая лавина облегчения, но выдало его лишь едва заметное движение уголков губ — пойманная улыбка.

— Ох, брось, — лукаво сверкнули глаза, — были дела и поважнее. — Я угрюмо хмыкнула под нос. — А вот ты — уходишь от ответа, — продолжал Джекки. — Что у вас с Фениксом?

Я хитро улыбнулась.

— Мы на брудершафт не пили, так что ничего я вам не расскажу, капитан Воробей.

Джек моментально уловил искорки смеха в моих глазах.

— Брудершафт? Это легко исправить! — обрадовался он. — У меня в каюте полно рома!

— Ох, — я закатила глаза, — ты неисправим! Есть предложение получше: заняться делом. — На это Джек только обижено покачал головой.

В трюме пахло морским дном и опилками. На каждый шаг доски отзывались новым скрипом. Я приостановилась возле фонаря у трапа. Догорающий огонёк колыхался за мутным стеклом, а стену напротив поглотили дикие пляски громадных теней. Было в этом что-то пугающее. По телу прошлась дрожь, вернувшая в реальность.

— Эй, капитан! — Голос гулко прошёлся в крывшейся под бимсами тьме. — Эй, Джек! — продолжала звать я, неуверенно двигаясь на свет фонаря из карцера. Оттуда донеслось шуршание и краткий кашель. — Джек, где ты, черт тебя подери? — Я ускорила шаг и резко вырвалась в пространство между камерами. Все они были пусты. За исключением одной. В глубине, привалившись к борту, меня внимательно буравил взглядом одинокий пленник. Я приблизилась, вглядываясь в полумрак. — Что?.. — недоуменно протянула я. — Что вы тут делаете?

Голландец, чьё имя я выговорила раза с седьмого, Кунрад Эйландер задрал небритый подбородок, пытаясь пронзить холодным взглядом. Его некогда светлая шевелюра теперь мало чем отличалась от корабельной швабры. Отросшая щетина накинула своему обладателю дополнительный десяток, а амбре, встретившее меня всего-то в тройке ярдов, сгодилось бы для травли комаров. Я невольно поморщилась, борясь со жгучим желанием освободить желудок от завтрака. Да, бесспорно, пираты в эти времена ещё не знали Dior’a и его ароматов, однако это терпимо.

— Не скрывать презрение, — как-то обиженно и с полным отчаянного равнодушия взглядом заявил пленник. Акцент его, и правда, был сильно заметен. Даже пришлось напрячь слух и все извилины, чтобы не переспрашивать.

— Я думала, Джек ссадил вас в первом же порту. — Кунрад отозвался хрюкающим смешком. — По крайней мере, так он сказал.

— Очевидно, он не считать вас важным для правды, — с умным видом прокомментировал голландец. В ответ последовал раздражённый взгляд. Я задумчиво оглядела помещение, окутанное полумраком и навязчивым запахом сырости. В носу щербило, а от убийственного амбре мутнело в голове.

— Не пойму, зачем вы здесь? — пожала я плечами.

— Тот же вопрос я хотел задать тебе, — недружелюбно донеслось из-за спины. Я обернулась под скрип каблуков. — Шпионишь, дорогая?

— Тебя искала, — холодно отозвалась я.

— Здесь? С чего бы мне тут быть? — с подозрительным прищуром возмутился Джек Воробей.

— Хм… А ему? — кивнула я на пленника. — Ты сказал, что ссадил его.

— Я передумал. Мистер Эйландер здесь для дела.

— Вот как? А мне ты, очевидно, сообщить забыл? — Претензия прозвучала на повышенных тонах.

— Как капитан я не обязан докладывать команде о каждом своём действии, — бесстрастно ответил Воробей. — А ты не имеешь права здесь находиться.

Я медленно подняла ледяной взгляд на капитана. Подойдя почти вплотную, я процедила:

— Я не часть твоей команды, а ты не мой капитан. Не смей допустить даже на миг мысль, что хоть как-то можешь мной командовать. — Между нами вспыхнула дуэль двух взглядов: моего, наполненного гневом и возмущённым холодом, и пиратского, полного праведного пыла. Сверкнув глазами и многозначительно приподняв брови, я бросила последний взгляд на камеру и быстро покинула трюм.

Солнце поднялось высоко. На палубе пахло горячей солью и смольными парами. Вырвавшись из трюма, я запрокинула голову, ощущая приятные лучи на лице. Взгляд застыл на белоснежных парусах «Призрачного Странника». Воистину, он был великолепен: словно приосанившись под набравшим силу ветром, парусник шёл бакштагом чуть позади «Жемчужины». Поднимались паруса фок-мачты. «Чёрная Жемчужина» была ему хорошим спутником, корабли стоили друг друга — пусть за любимой дамой Джека Воробья и не угнаться, но по мощи «Призрачный Странник» ей отнюдь не ровня. Пожалуй, эта парочка одна из лучших, что когда-либо бороздила просторы Вест-Индии. Вряд ли найдутся желающие оспорить это звание. И что греха таить я была до невозможности горда тем, что являлась пусть и не официальной, но частью команд обоих кораблей.

Капитан Воробей не заставил себя долго ждать. Поднявшись на шкафут, кэп сощурился и направился ко мне. Его физиономию освещала хитрая улыбка.

— Ну что? Он поверил? — Я нетерпеливо закусила губу.

— Ты была весьма убедительна. Не обговори мы это заранее, я бы стал тебя опасаться.

— Думаешь, теперь не стоит? — с напускной серьёзностью усомнилась я. Кажется, мне все больше начинает нравиться дразнить капитана Джека Воробья.

Джек выдавил из себя улыбку и поспешил убраться. Я спустилась в каюту, не без удовольствия оставив жар тропического дня и рабочую перебранку матросов за дверью. Кислая улыбка через силу забралась на губы. Что же стало с той родной комнатушкой, видавшей все мои слезы и сверкающие улыбкой радости? Уют не просто покинул её вместе с большей частью мебели, его словно бы вымели грязной метлой, и всю историческую пыль переделок просто размазали плесневелой тряпкой по переборкам. Капитан Воробей оказался столь великодушен, что сумел раздобыть едва ли не рассыпающийся от прикосновения рундук и исцарапанное крохотное зеркало. Взяв его в руки, я аккуратно присела на койку. Ко мне обратилось безрадостное отражение. Сосредоточенная складка на лбу красноречиво твердила, что мозг занят серьёзными размышлениями, как бы я ни пыталась от них отделаться. В глазах читалась грустная усталость столетнего пилигрима. Да что же не так?! Я осторожно убрала со лба прядь волос, разглядывая похожий на ятаган шрам. Хоть с бессмертием, похоже, неувязочка вышла, регенерация, к счастью, меня не оставила. Джек, конечно, мастер по спасению, но, окажись я на пару дюймов ближе к стене в камере, и тюрьма Нассау пополнилась бы ещё одним безутешным привидением. Ныне об этом горьком опыте напоминала лишь небольшая шишка, изысканный шрам и редкие головные боли во время качки. Спасибо, что жива!

Удивительно, с какой лёгкостью мир умудряется менять людей. Ещё недавно я готова была называться чуть ли не первым в лагере оптимистов, теперь же мозг посещали не самые позитивные мысли. Воспоминания о виселице и ночи в ожидании казни не торопились исчезнуть. Мрачные образы частенько всплывали в ночи. Раз за разом я пыталась убедить себя, что все кончено, что все так, как должно быть. И на «Призрачном Страннике» это зачастую удавалось, но здесь, на «Жемчужине», я словно бродила по инею — крошечные ледяные иголочки впивались в кожу, не причиняя боль, а заставляя внутренне вздрагивать и чувствовать себя лишней.

«Кто-то собирался требовать ответы», — впервые вовремя опомнилось второе «я». Ответы! Вот именно! Я тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Джек Воробей находился в добром расположении духа, но это отнюдь не значило, что он готов разоткровенничаться. Его внезапная дружба с Джеймсом взорвала привычный мир. Наверное, не знай я о тайном рандеву кэпа с Анжеликой, уже бы давно освещала непроглядные карибские ночи радостной улыбкой, аки маяк, и восклицала: «Аллилуйя!». Теперь следовало избрать другой подход. Для кэпа я по-прежнему чудной чужак, мелющий чепуху при каждом удобном случае. Общее прошлое не позволяло мне выбрать определённую тактику и уверенно следовать ей. Приходилось быть осторожной в словах и делах, контролировать чувства и эмоции — такова плата за дружбу с соперником. Да, именно соперником теперь стал Джек для меня. Быть с ним честной — значит уступить место в борьбе, позволить прийти первым и, как следствие, сократить время, отпущенное на решение проблемы с воспоминаниями. И, конечно же, пресловутое чувство ревности и желание из принципа не позволить Анжелике победить. Ну уж нет, пока наш маленький и местами двуличный триумвират существует, у меня есть шанс обхитрить самого хитрого пирата Испанского Мэна. И раз о задушевном разговоре с кэпом мечтать не приходилось, я решила действовать по-пиратски иначе.

Над Карибами простёрла непроглядно-черные крылья тропическая ночь. Освежающие порывы ветра поскрипывали в такелаже. Шум волн за бортом смешался с нестройным храпом матросов на палубе ниже. Верхняя палуба по полночному пустовала: у штурвала бдел рулевой, изредка поглядывая на паруса, а на шканцах вполголоса переговаривались двое вахтенных. Лёгкой поступью я миновала кубрик и в кромешной тьме спустилась в трюм. В глубине покачивался один-единственный фонарь. Я было решительно шагнула к карцеру, но тут же поспешно скрылась за подпоркой. У самой двери, сжимая в руке ключи, сопел караульный, привалившись к переборке. Как и положено, Джек Воробей выставил охрану, чтобы я не совала нос в чужие дела. Моряцкий сон мог быть достаточно крепок, чтобы выкрасть ключи, и, возможно, мне даже удастся незаметно проникнуть внутрь. Но стоит ли?

Расправив плечи, я быстрым шагом направилась к охраннику и, не церемонясь, саданула его в плечо.

— Спим на посту? — гневно вопросила я.

Матрос спросонья уставился на меня ошалелым взглядом. Его глаза рассеяно бегали по мраку отсека.

— Ничего я не спал, — угрюмо отозвался он, потирая глаза. — Вам нельзя здесь быть.

Я упёрла руки в бока.

— Можно, вообще-то. Я пришла по делу на благо общего предприятия. По приказу капитана.

— Да? — неуверенно прищурился сонный страж.

— Мне за ним сходить? — Я недовольно воззрилась на него и повернулась к трапу. — Заодно попрошу улучшить охрану.

Моряк выдохнул, подбирая ключ. Щёлкнул замок, и дверь с лёгким подрагиванием отошла. Караульный молча пустил меня в карцер.

— Наслышана, у вас с Воробьём не заладились отношения, — заговорила я, проходя к камере. Голландец, который явно слышал шум за дверью, отнюдь не удивился моему появлению.

— Решили ему помочь? Как пряник, — остроумно заметил он.

Я про себя улыбнулась.

— Не ему — себе. И, возможно, и вам.

— Отказал ваш капитан, отказать вам. Я не покупаю.

— Вы, верно, хотели сказать «не продаюсь» или «не куплюсь на ваше предложение»? — Я приблизилась, оглядывая карцер. — Но я здесь не за этим. К тому же Джек Воробей не мой капитан. И вы это явно заметили. — Эйландер нахмурил брови, отчего приобрёл сходство со сморщенным картофелем. Тем не менее он готов был меня слушать.

— Я не боюсь пыток, — для чего-то напомнил пленник.

Я кратко усмехнулась.

— Видите ли, мой капитан — не Воробей — не столь опрометчив. Он более прагматичен в подобных вопросах и предпочитает заводить друзей, а не наживать врагов.

— Кто он? — Ну вот, мысленно вздохнула я, каждый раз один и тот же вопрос.

— Не столь важно. Главное он способен помочь вам обрести свободу, если, конечно, вы окажете нам содействие.

— Это пряник, — брезгливо выдавил голландец.

Лицо приобрело нейтральное выражение.

— Это деловой подход, — спокойно прозвучал мой голос. А в голове меж тем раздался зловещий смех. Кунрад Эйландер упрямо смотрел из темноты. В его глазах отражался тусклый фонарь, покачивающийся за моей спиной. — Послушайте, — мягко заговорила я, — я прекрасно понимаю, что у вас нет ни единой причины доверять мне. К тому же я являюсь главным виновником вашего положения. — При этих словах голландец стыдливо опустил глаза. — В тот момент я не могла действовать иначе: Воробей при всех его недостатках необходим мне и моему капитану. Однако сейчас, кажется, эта надобность угасает. Мне не нужно его согласие, чтобы освободить вас. Нужно лишь что-то весомое, что поможет сделать это. — Я вздохнула. — Признаюсь, я чувствую свою вину перед вами…

— Я не помогаю пиратам, — перебил голландец. Но теперь его голос уже не звучал так уверенно, а в глазах догорали последние искорки геройства.

— Вы обманываете себя. — Я расправила плечи и заговорила деловым тоном. — Как долго вы намерены храбриться во имя неизвестно чего? Послушайте, у вас наверняка осталась семья, а своим нежеланием помочь вы делаете хуже не нам. Вы храните, отнюдь, не тайну Атлантиды. В конце концов, мы справимся сами, а вы… — Я пожала плечами. — Не пугаю, но сейчас я ваш последний шанс выбраться отсюда. — Я глубоко вдохнула, буравя холодным взглядом пленника. Затхлый запах вызвал судорогу в животе, но виду я не подала. Лишь звуки корабля нарушали воцарившуюся тишину. Очевидно, голландец колебался, раздумывая над тем, чтобы предать известные идеалы. Немного людей способны противопоставить собственной жизни моральные принципы или кодекс. Для этого, во-первых, нужно обладать завидным мужеством. Во-вторых, необходимо верить в святость и правильность этих убеждений. Метающийся взгляд пленённого моряка говорил о крахе тех взглядов и правил, что сдерживали его раньше.

— Что вам надо знать? — наконец спросил Кунрад Эйландер. При этом голос его звучал вполне решительно, хоть, наверняка, душу покусывали угрызения совести.

Я победно заулыбалась и приблизилась к решётке.

— Воробей часто наведывался сюда, так? Чего он хотел? — негромко прозвучал вопрос.

— Спрашивал про Саба. Какие там гавани, ветры. Сколько солдат. Где мели и рифы.

— И что вы ему сказали?

Эйландер прокашлялся, наполняя воздух зловонием.

— Я там никогда не бывал. — Со скоростью лифта, летящего с шестнадцатого этажа с оборванными тросами, рухнули все мои не больно-то коварные надежды. Ещё секунду назад расположенное выражение лица поменяло тона и окрасилось в самый хмурый оттенок безнадёжности. — Так я ему сказать, — налюбовавшись вдоволь на моё огорчение, наконец добавил голландец. Я тут же вскинула голову и едва удержала гневные слова. — Вам я скажу правду.

Моряцкие премудрости не оказались тайной за семью печатями. Голландец говорил короткими фразами и строго по существу, и нужный курс легко закрепился в уме. Я уж было заскучала, как пленник обронил:

— …и, если на рассвете корабль бросит якорь, то он ещё успеет в Сан-Роке. Похоже, там встреча.

— Встреча? — встрепенулась я. — Он не сказал с кем?

Моряк молча покачал головой.

— Но старпом понимал.

«Старпом, — мысленно протянула я, — похоже, Гиббс как всегда знает всё лучше всех. Ну, что же, его, по крайней мере, разговорить проще».

— Это всё? — Эйландер молча кивнул. — Хорошо, вы выполнили свою часть сделки, я выполню свою. Когда мы достигнем острова, обещаю, вы обретёте свободу, — заверила я, направляясь прочь.

— Конечно, — сверкнув глазами, отозвался голландец.

Караульный встретил меня недобрым взглядом, но ничего не сказал, лишь угрюмо повернул ключ в двери. Я поспешила подняться на верхнюю палубу за крайне необходимым глотком свежего морского воздуха. Ночные просторы пенящихся волн освещал серебряный свет луны: он то походил на небесный прожектор, то бесследно рассеивался за призрачными силуэтами облаков. Стоило облегчённо выдохнуть, как за спиной прозвучало:

— Не спится? — Я резко обернулась. Джек стоял у трапа, что вёл в трюм. Любопытный взгляд псевдо-рассеяно блуждал по мне. — Ты чем-то взволнована, — заметил кэп.

— Это тебе подсказывает знание женской натуры? — ухмыльнулась я.

— Нет, — протянул пират, — не только. Ещё твоё лицо. — Я фыркнула, закатив глаза. — И матрос, доложивший, что ты тайком посещаешь пленников ночью, — с хитрой улыбкой закончил кэп.

— Ябеда, — пробурчала я. — Я подумала, с переговорами стоит поспешить…

Взгляд медленно поднялся к лицу пирата, сокрытому в ночных тенях. Лишь лукаво поблёскивали глаза, словно пара коварных светлячков. Джек вальяжно прошествовал мимо и, опершись на планшир, обернулся к призрачному силуэту корабля Уитлокка. Это его напускное спокойствие не могло не настораживать.

— Он согласился. — Негромкая фраза аккуратно рассеяла тишину. Воробей развернулся со скоростью света, тёмные глаза с изумлением уставились на меня. Пиратские усы медленно приподнялись в недоверчивой улыбке. «Неужто?» — так и читалось на кэповской физиономии. — Голландец рассказал всё, что нужно, — в довершение твёрдому взгляду произнесла я.

Прошло меньше минуты, а в капитанской каюте подрагивали огоньки свечей золочёного канделябра, освещавшего развёрнутую на столе карту.

— Саба — как природная крепость. Берега обрывистые, неприступные. Вдоль побережья множество скал. Колумб даже не стал высаживаться на нём. По сути, к острову не подойти. Но есть одно местечко, здесь, — я указала на карту, — у юго-восточного мыса. Подходить следует с востока. Когда обогнём остров, на пути к мысу держаться на расстоянии не дальше ста ярдов, иначе наткнёмся на подводные скалы. Идти вдоль берега до выступа скалы, похожей на парус. Там будет узкий проход. Кораблям всё равно близко не подойти, но баркас пройти сможет. А дальше — придётся карабкаться по скалам, подъем будет не из лёгких.

Пират внимательно оглядел карту, задумчиво проведя рукой по усам.

— Что ж, надо сообщить курс нашим друзьям, — с удовлетворённой улыбкой подытожил он.

Пока Джек выполнял капитанские обязанности, я развалилась в кресле, не скрывая довольной улыбки. Мне удалось убить сразу двух зайцев — преуспеть в переговорах и заметить очередные скрытые намерения кэпа. И чтобы приоткрыть саван тайны чуть больше осталось совсем немного времени. Даже несмотря на то что я приятно удивила Джекки, зона капитанского доверия на меня вряд ли распространилась. Теперь следовало искать подход к верному старшему помощнику.

— Ну как, — закидывая ногу на ногу, я обратилась к Джеку по возвращении, — я оправдала твои ожидания?

— Более чем. — Золотозубая улыбка блеснула из-под усов. — Как тебе удалось? — поразился пират.

Я пожала плечами.

— Это было легко. — Самодовольная улыбка сверкнула на губах. — Ведь я женщина.

Капитан Воробей простёр руки в стороны, как бы отдавая дань моему успеху.

— Я в тебе не сомневался, — заулыбался он.

Хоть на лице и поблёскивала едва заметная улыбка, внутри буквально взрывался склад с фейерверками. «Есть ли что-то, что ты сделала самостоятельно?» — вновь всплыло в голове. Ну, ничего, я ещё покажу, всезнайка-гадалка меня явно недооценила.

— К рассвету мы прибудем на остров, — вполне довольный оповестил Джек.

У меня от этого сообщения внутри всё как-то скукожилось, словно впереди ждала неизбежная экзекуция. Сумбур в голове непривычно быстро прояснился. Время, отведённое на игры в шпионов, неумолимо заканчивалось. Я буквально чувствовала, как эта эфемерная субстанция проносится мимо, как просачиваются сквозь пальцы секунды, отмеряя неотвратимость серьёзного разговора. Да, за последние часы я не один раз продумывала, как стану выводить Джекки на чистую воду, раз за разом прокручивала в голове весь тайный груз, что тяготил душу и заставлял скрывать правду. Но нужных слов всё равно не находилось. И только сейчас я полностью осознала, почему. Даже когда меньше часа назад преисполненная уверенности я спускалась в трюм в жажде найти какие-то козыри, то втайне надеялась, что они отнюдь не обличат Джека, а, скорее, запустят новый виток приключений. Теперь же я поняла, что чувство,тяготившее душу, с момента тайного рандеву кэпа и Анжелики, не ревность, не злость и даже не обида. Это страх. Боязнь правды, что она окажется далека от моих представлений. Наша авантюра набирала обороты. Завтрашний день может все кардинально изменить. Вряд ли внезапная дружба капитанов была по-настоящему таковой для каждого из них. Наивность не отнести к числу их пороков. Наверняка, они понимали, что едва мы высадимся на берег, дружба останется ничего не значащей формальностью, в то время как на аванс-сцену выйдет соперничество. Я это прекрасно осознавала. А кроме того видела, что честолюбие Джека Воробья далеко от совершенства, и предать нас ему не составит ни труда, ни душевных мук. И если капитану «Жемчужины» удастся провести нас — а, скорее всего, так и будет — то я стану главной причиной этого. Пусть мысль о друзьях Воробье и Уитлокке всё ещё казалась нелепой, размышления же о возможно скорых врагах Воробье и Уитлокке вызывали горькие чувства. Не знаю, насколько Джеймс проникся дружбой к Джеку, но церемониться с ним при случае не станет, учитывая, что всего пару дней как он перестал коситься недобрым взглядом на владельца «Чёрной Жемчужины».

Что ж, я обязана всё узнать. Хотя бы попробовать. Даже если заранее известен исход беседы. Джек не скажет правду сейчас, раз скрывал её до сих пор. Он либо мастерски увильнёт от разговора, либо ещё более виртуозно заставит поверить любым своим словам, но в любом случае планов не изменит. Да есть ли они у него? Пожалуй, помимо посещения Сан-Роке, нет…

— Джек, — внезапно даже для себя заговорила я. Нужные слова так неожиданно пришли на ум, словно кто-то взял за руку и вывел на освещённую тропу из непролазных дебрей пустых размышлений. Пока я бродила в думах, пират принялся внимательно изучать карту местности, куда мы скоро прибудем. Масштаб оставлял огромное место для фантазии, тем не менее, знатоку навигации, очевидно, было что разглядеть на потёртой бумаге. Кэп поднял расслабленный взгляд. Лицо пирата освещала тень уже растаявшей улыбки, а её искорки поблёскивали в темных глазах. — Что, по-твоему, ожидает нас завтра? — Голос прозвучал спокойно, словно вопрос задан из чистого любопытства.

— Надеюсь, удача, — подтянул губу в косой улыбке кэп. — Для неё самое время.

Я кивнула с кислой улыбкой.

— Знаешь, — после недолгого молчания вновь произнесла я, — раньше меня считали чересчур наивной. Я же называла это верой в людей. Сейчас мне трудно сказать, осталось во мне первое или второе, а может, оба понятия слились воедино и смешались с каким-то странным цинизмом… — Я вздохнула. — Не знаю. Со стороны виднее. — Джек откинулся на спинку, соединил ладони и весь обратился во внимание. — В некоторых людей действительно хочется верить. Несмотря ни на что. До крайней точки. Но иногда эта вера может стоить слишком многого. Для обеих сторон. — Капитан нахмурился, не совсем понимая, к чему я веду. Витиеватые слова сами лезли в голову. Они словно бы вели по минному полю так, чтобы не задеть ни один спусковой механизм. — Утром, когда я заговорила о грядущем соперничестве, ты сказал, что всё может измениться. Но, боюсь, я не хочу узнать об этом в последний момент. — Лицо пирата осветила улыбка понимания. Это сбило меня с толку, и я рассеяно умолкла.

— Ну, дорогуша, во-первых, это сказала ты, — не преминул заметить кэп. — Я говорил несколько о другом. А, во-вторых, тебе не стоит бояться высказать предположение о том, что едва мы добудем карту, я предам вас и исчезну в лазурных далях. — У меня от неожиданности отвисла челюсть. Я так долго и тщательно подбирала слова, чтобы не коснуться темы предательства, а он заговорил об этом так просто. С другой стороны, следом за прошедшим замешательством с плеч свалился тяжкий груз витиеватых бесед — всё же они не мой конёк. Это просветление, очевидно, красочно отобразилось на лице, поскольку Джекки довольно проговорил: — Переговоры утомляют, не так ли?

— Так ты предашь нас? — С места в карьер. К черту церемонии! Это капитан Джек Воробей — с ним ничто и никогда не идёт по плану.

Кэп на долю секунды застыл, а затем позволил себе короткий смешок.

— Другой разговор! — воскликнул он. — Так вот что весь день не давало тебе покоя?

«День? Пфф! Берите больше, кэп!» — съязвила я мысленно.

— Представь себе, — фыркнула я. — Так что?

Джекки на секунду задумался, по-философски приложив палец к подбородку.

— Конечно, — кэп развёл руками, — вне всяких сомнений. При первой же возможности, — на полном серьёзе заявил он. Затем добавил, подняв палец вверх: — Как и вы. Не замедлите избавиться от меня. — Я напряжённо приподнялась, пальцы впились в подлокотники, а глаза, казалось, вот-вот лопнут от возмущения.

— Нет! — единственное, что звонко слетело с губ.

— В погоне за сокровищем это рядовое действо, — наставнически пояснил пират.

— Нет! — вновь воскликнула я. — Джеймс честный человек!

Джек снисходительно улыбнулся.

— Пиратство и честность… Похоже, в тебе, и правда, чересчур много наивности, — по-доброму усмехнулся он.

Я спрятала лицо в ладонях, желая укрыться от правды, а затем медленно убрала волосы назад, хватаясь за голову.

— Таков наш мир: кто успел — тот и съел. Если не предашь ты, в следующий миг предадут тебя. Рано или поздно тебе придётся это принять. — Меня словно вытряхнули из темной пыльной бочки на белоснежную залитую искусственно-ярким светом площадку. И с каждым мгновением, как глаза привыкали к яркости, за белёсыми пятнами прояснялись очертания нового грандиозного мира. «Ты не в сказке. Ты больше не в сказке!» — твердили со всех сторон. Прошлый раз на «Чёрной Жемчужине» не велось подобных бесед. Я искренне веровала, что Джек руководствовался исключительно врождённым чутьём и поддержкой удачи, а отнюдь не пресловутыми человеческими законами коварства и продуманности, что торчали на каждом шагу в «настоящем» мире. Что ж, пора привыкать к новой реальности.

Успокоив взбудораженные нервы и истерический голосок где-то глубоко внутри, я подняла на капитана «Чёрной Жемчужины» серьёзный взгляд. Сердце всё ещё билось неровно.

— Вот, значит, как. В любом случае не советую записывать капитана Уитлокка во враги, — значимо проговорила я.

Джек беззлобно усмехнулся.

— Я это учту, — чуть ли не со смехом ответил он. — Брось, неужели ты ни разу не задавалась вопросом, кому достанется сокровище? — полюбопытствовал кэп. И словно эхо в голове прозвучал голос гадалки: «Кому достанется ваша находка?». Не дожидаясь ответа, пират заговорил сам: — Как водится, даже самые заклятые друзья, видя, как в нескольких дюймах сверкают горы сокровищ, без зазрения совести готовы придушить друг друга и лишь выжидают подходящий момент. Люди меняются до неузнаваемости, когда доходит до дележа. Никто не захочет уступать. И как же выбрать победителя? — Джек изобразил наигранную задумчивость, приставив палец ко лбу.

— Всё можно решить и без драк, — наивно прозвучало в ответ.

— Да, — кивнул пират, — хитростью. Ловкость, скорость, умение заметить благоприятный момент — вот главные судьи.

Не знаю, с чего вдруг Джекки решил читать лекции по пиратскому мастерству. Его слова лишь возмущали и раззадоривали меня. Внутри кипело явное и неуместное желание переубедить капитана, заставить отказаться от задуманного. Но что это таинственное «задуманное»? Почему о грядущем заговоре или сражении конкурентов он говорил так открыто, словно специально хотел вдолбить это в голову? Или же я опять по своей наивности стала частью нового акта очередного спектакля?

— Значит, не отступишься? — безнадёжно прозвучал севший голос.

— Как и вы, — со всезнающей улыбкой ответил Джек Воробей.

— У нас есть на то причины. — Я вздёрнула подбородок.

— Как и у меня. — Джек развёл ладони в стороны.

— И ты их тщательно скрываешь, — съязвила я. И по многозначительному взгляду поняла, что ничем не лучше. Может, стоило поделиться и надеяться на искренность в ответ? Да уж, конечно! Угроза уничтожения Тортуги даже в моих ушах звучала неправдоподобно, а весомость влияния данного шантажисту слова в пиратских глазах будет выглядеть просто смехотворно.

Я поняла, что проиграла очередной бой. И наказанием за поражение стали отнюдь не сокрытые во тьме планы капитана Воробья, а осознание того, что ни он, ни этот мир не остались прежними. Только я, втайне живя прошлым, теперь гналась за ними, словно нерадивый пассажир за отъезжающим поездом.

====== Глава XVI. Высадка ======

Я вышла на верхнюю палубу, разминая замлевшие конечности. Тело тут же сковал предрассветный холод. На шкафуте матросы, потирая заспанные щеки и сонно разлепляя глаза, понуро, но беспрекословно выполняли приказания мистера Гиббса. В эту ночь сон выдался недолгим и беспокойным, так что моряцкий топот без усердий долетел до настороженного слуха.

— Рифи паруса грот-мачты! — прозвучала команда с мостика.

— Рифи паруса! — повторил Гиббс приказ капитана.

Взгляд непроизвольно поднялся к реям «Жемчужины». Паруса грот-мачты постепенно подползали вверх, повинуясь отлаженным движениям команды. Фок-мачта подобно засохшему дереву рассекала голыми реями пушистый туман. А впереди, словно яблоко, нанизанное на бушприт фрегата, вырисовывалась пирамида приближающегося острова. «Чёрная Жемчужина» быстро сбавила ход, подкрадываясь к опасным водам. «Призрачный Странник», следуя примеру «спутницы», тоже убрал почти все паруса. Над вершиной горы, венчавшей остров Саба, висели курчавые облака. Поднимавшееся из-за горизонта солнце окрашивало их в огненно-персиковые цвета. Туман медленно таял, с морских просторов спадала сонная пелена.

Капитан Джек Воробей стоял впереди штурвала, разложив на тумбе карту. Достав подзорную трубу, кэп пристально оглядел приближающийся кусочек земли, а затем вновь сверился со схемой. «Жемчужина» двигалась вдоль побережья, постепенно приближаясь к острову. С бака зрелище выглядело воистину грандиозным. На нас надвигалась пылающая солнцем стена. Стена, оскалившаяся серокаменными клыками, ощетинившаяся свисающими корнями деревьев. Зелёные хребты словно пальцы мистического чудовища впились в обрывистые берега, у подножья которых в бессильном гневе кипели морские волны. Чем дальше корабль двигался на юг, тем неприступнее казалась суша. Команда с настороженностью рассматривала природный бастион, с опаской поглядывая на поблескивающие у самого берега зубья скал. Джек, в очередной раз взявший в руки подзорную трубу, расцвел довольной улыбкой. В нескольких милях впереди из чёрных скал выдавался треугольный силуэт каменного латинского паруса, вздутого ветром. Тут же я заметила пленённого голландца. Чрезвычайно напряжённый он, словно статуя, замер у правого фальшборта. Цепкий взгляд отвыкших от солнечного света глаз в болезненном прищуре блуждал то меж пиратов, то среди береговых пещер. Мне была понятна его обеспокоенность, но я искренне надеялась, что Джекки сдержит слово… которого не давал. По крайней мере, путы на руках Эйландера уже отсутствовали.

Я слегка улыбнулась, вполне довольная тем, что справилась с возложенной миссией. Конечно, корабли могли достичь острова и без помощи голландца, навыков навигации обоих капитанов вполне бы хватило. Задушевные разговоры в карцере были лишь началом, переходным мостом над пропастью ненависти и желанием мистера Кунрада выбить из каждого на этом борту пиратский дух. Главные надежды были на то, что именно он согласится быть провожатым в суровый мир обособленной общины. Никто не знал, что встретит нас на суше, а неразговорчивость пленника позволяла лишь строить догадки. Хоть я и словом не обмолвилась о его роли, во время ночного разговора Эйландер тщательно умолчал о самом острове, словно догадавшись о своей крайней полезности. Я настаивать не стала. Теперь же, когда до земли обетованной было рукой подать, мне стоило продолжить играть роль парламентёра.

— Приятно видеть вас здесь, — негромко и отчасти бесстрастно поприветствовала я, приближаясь со спины. Голландец лишь слегка повернул голову. Простояв в молчании около минуты, я заговорила: — Ваши слова вчера позволили сделать определённые выводы касательно этого места. Однако надо признать, реальность краше фантазий. — Эйландер шумно сопел и упорно не хотел заводить разговор. — Хм, вы недружелюбно настроены, — заметила я, безмятежным взглядом блуждая по лесистым хребтам, — хотя я сдержала слово.

— Ещё нет, — кратко отозвался пленник.

— Как посмотреть, — пожала я плечами. — Вы сменили затхлый сырой карцер на свежесть верхней палубы, а ваши руки не стягивают путы. По мне, вполне однозначный шаг.

Вместо ответа моряк обернулся к кэпу, а после бросил взгляд на оголённые реи грот-мачты. В светлых глазах читалась непонятная мне взбудораженность. Настороженность, беспокойство, страх — да, но не подобная взволнованность. Он словно бы ждал чего-то.

— В чем дело? — В душу закрадывалось волнение. Что-то не так. Безусловно, впереди ждёт не самый простой день, но в гнетущем чувстве, поселившемся в груди, было что-то иное, затрагивающее тревожные струны на уровне интуиции.

— Я просто жду, — с безумным блеском в глазах прозвучал отрешённо-спокойный ответ.

Я так и не успела спросить: «Чего?». Слова застряли в горле под обезумевший крик марсового: «Скалы! Право по борту!». В голосе звучал неподдельный ужас — отзвук неминуемого. Все, кто был на квартердеке, в едином порыве бросились к правому фальшборту. В мозгу лихорадочно забилась единственная мысль: «Невозможно!». В следующий миг Джек рванул штурвал, отчего руль заскрипел, по кораблю прошлось эхо, и парусник дал резкий крен на левый борт. Матросы с трудом устояли на ногах, меня же буквально пришпилило к фальшборту: я в панике вцепилась в планшир, чтобы не плюхнуться за борт. Пираты застыли у борта, выпученными глазами впиваясь в нос корабля.

— Лево! Лево руля! — завопил боцман, едва ли не свесившийся с полубака.

Корабль вновь качнуло. Я вновь прилипла к тёплому дереву. Матросы замерли, перевалившись через планшир. Напряжённые взгляды вонзились в лазурную воду под килем. В абсолютной тишине — слышно было, как поскрипывает натянутая парусина — фрегат скользил всего в нескольких дюймах от зубьев скал.

Облегчённо выдохнув и прикрыв глаза, я обернулась к мостику. Капитанские руки уверенно сжимали штурвал. Джек испепелял меня разъярённым взглядом, отчего нутро боязливо скукожилось. Похоже, будь я в непосредственной близости, пальцы в перстнях уже бы стискивали моё несчастное горло в смертельной хватке. Ища какой-никакой поддержки и объяснений, я оглянулась в поисках голландца. Палубу захлестнула волна беготни. Пираты устремились к корме, на ходу доставая пистолеты и начиная пальбу. Я кинулась следом. За дымкой от выстрелов, периодически исчезая за гребнями волн, от парусника удалялась белобрысая фигура бывшего пленника. Джек решительно направился к фальшборту, с ледяным спокойствием наводя мушку пистолета.

— Не надо! — вскрикнула я, перескакивая через три ступеньки трапа. И едва не сбила кэпа с ног, пытаясь схватить его за руку. Он попытался меня оттолкнуть. — Не надо! — взмолилась я. Рука с пистолетом застыла. Карие глаза сузились, пылая неподдельным гневом. Время было упущено. Беглец скрылся. Команда столпилась у лестниц мостика. Загорелые пиратские лица светились крайней недоброжелательностью. Даже Гиббс, до этого относившийся ко мне вполне нейтрально, теперь нетерпеливо топтался у штурвала. Если бы не рулевое колесо, занимавшее его руки… Остальные, казалось, лишь ждали приказа капитана или того, как он самолично сбросит меня за борт. — Всё же обошлось… — дрожащим голосом пискнула я.

В ответ донёсся протяжный скрип. Он походил на намеренное скрежетание давно не смазанных петель, заунывный, не предвещающий ничего доброго. Я сжалась, втягивая голову в плечи и зажмуривая глаза. Чем крупнее судно, тем больше осадка и тем более неповоротливым оно является. «Призрачный Странник» был не намного крупнее «Жемчужины», но этого оказалось достаточно. Парусник не успел завершить маневр. Скалы, как морские когти, впились в днище. По палубе фрегата пронеслось дружное моряцкое удивление. Корабль Уитлокка задрожал. Его повело в сторону неведомой силой. Я уже представила, как с предсмертным треском парусник разваливается на части, и кипящее море тут же подхватывает обломки и утягивает в тёмные глубины… Но «Странник» устоял. Корпус выдержал. По крайней мере, повреждения не оказались критическими. Отсутствие суетливой беготни на его палубе и истеричных криков говорило в пользу этого.

Меня охватила дрожь. В мыслях проносились молитвы благодарности всем сверхъестественным силам, что уберегли корабли, а значит, и меня. «Я просто жду». Триумф застил глаза. Та легкость, с которой Эйландер пошёл навстречу, должна была насторожить. Но эго, потешенное маленькой победой, было неспособно на трезвую оценку. Куда уж! Мне удалось то, что самому капитану Джеку Воробью оказалось не по зубам! Чёртова гордыня! Прояви я хоть чуточку расчетливости, хоть долю того завидного спокойствия, с которым пленный голландец претворял в жизнь свой план!.. Чувства взяли вверх над разумом. И не впервой. А что, если бы марсовый заметил скалы чуть позже? Или же корабли шли бы на большей скорости? Или если бы Джек не успел вовремя увести парусник? Или…

— Диана! — Имя прозвучало резко, словно над ухом разорвалась бумажная хлопушка. Капитан Воробей нависал надо мной, как лев над обессиленной газелью. Он развёл руками. На губах сверкнула искусственная улыбка, очертившая тени безумства на загорелом лице. — Не потрудишься объяснить, что это, чёрт возьми, было? — процедил пират.

— Моя… вина, — выдавила я, поднимая на кэпа виноватый взгляд. — Голландец… Он… Я думала, он сказал правду! Но он солгал… — Даже в моих ушах оправдание прозвучало смешно. Я ожидала от Джека слов о том, что он разочарован, что я чересчур наивна и неспособна ни на что на свете. Но кэп молчал. Что было стократ хуже.

— По крайней мере, не обо всём, — вклинился голос старпома. Гиббс протянул капитану трубу. — Там, возле скалы. — Джек навёл линзы. Он долго всматривался в указанную точку.

— Бросить якорь. Пошлите шлюпку, не хочу напороться на рифы. Снова, — добавил он, бросив на меня укоризненный взгляд. «Есть, капитан», — кивнул Гиббс, направившись к матросам. Едва я раскрыла рот, чтобы задать вопрос, капитан Воробей обернулся ко мне. — В кают-компанию, живо. Надо поговорить. — И это была отнюдь не просьба. Пусть не прямой приказ, однако пиратский голос звучал безапелляционно.

Я спустилась в кают-компанию, забившись в самый дальний угол в неосознанной попытке укрыться от неминуемо серьёзного разговора. Как назло, из окна рядом открывался прекрасный вид на «Призрачного Странника», устремившегося бушпритом в бескрайнее море. На линкоре спешно убирались оставшиеся паруса, а больше было не разглядеть.

Заворожённым взглядом я уставилась на нос корабля, ни на секунду не прекращая самобичевание. Внутри кипело так много чувств: гнев и злость — то ли на себя, то ли на вёрткого голландца, страх — перед капитанами и их командами, и огромная доля разочарования и сожаления. Кажется, подобные чувства становились незавидно привычными… Конечно, после вечерней беседы вполне резонно было ожидать, что прибытие на Саба или, скорее, уже само пребывание на нём выйдет за рамки романтичного променада. Но не так же сразу! Да, безусловно, затейливой Судьбе в радость вставлять палки в колёса в тот момент, когда ты весело мчишься с горки, убрав руки с руля, в надежде, что всё идет своим чередом. «Ты чересчур наивна для этого мира», — бесстрашно констатировал внутренний реалист. Быть может, это так… Вера в людей, ха! Она сыграла со мной каверзную шутку, от которой я до сих пор не могла оправиться. Да, Кунрад Эйландер тщательно обдумал свой план, благо времени было предостаточно. Нескрываемое презрение по отношению к Джеку делало кэпа излишне недоверчивым к любым словам голландца. Другое дело я. Оказавшись новой фигурой на потёртой шахматной доске после незатейливой и, очевидно, бесполезной рокировки, неужто я и вправду вошла в трюм с горящей надписью во лбу: «Доверчивый человек! Подходите, не толпитесь! Поверит любым вашим словам и будет смаковать лапшу, что вы развесите на его уши!»? Вот уж вряд ли! Но почему тогда смертоносные скалы оказались в месте противоположном от того, где им положено быть?!

Я спрятала лицо в ладонях и застонала. Мысли унеслись в прошлое. Мрачный трюм, пронизанный вонью воздух карцера. На меня смотрели усталые глаза пленника. Он коротко и неторопливо объяснял верный курс, уделяя внимание важным подробностям. Плохое знание английского языка сделало голландца безэмоциональным собеседником, чем-то похожим на робота. Но, правда, в морской науке нет места эмоциям. Светлые глаза в неверном полыхании хрупкого огонька фонаря казались выцветшими, вконец утратившими выразительность. И всё же смотрели прямо. Лишь изредка моряк щурился, потирая их толстыми пальцами. Ложь звучала правдиво, ибо была неторопливо взращена на почве злости, верности закону и желанию если не сбежать, то хотя бы наказать преступников. «Доверчивость — главное свойство глупцов», — пронёсся под бимсами шелестящий голос, вырвавшийся из случайных воспоминаний.

Я тряхнула головой, расправленные плечи отозвались приятным хрустом. Довольно! Мне всего-то не повезло, а женская натура тут же поспешила разыграть трагедию в три акта. Банальная ошибка, к тому же путь — какой-никакой — привёл к нужному месту. Джеку же и настолько не удалось продвинуться, так что без моей помощи всё могло кончиться либо гораздо раньше, либо гораздо хуже. Люди по своей натуре склонны к поиску виноватых, только дай повод. На Тортуге, бредя в одиночестве босая и голодная, я пообещала себе, что не позволю кому-либо упрекнуть меня в слабости или нерешительности. Шестерни событий завертелись, заталкивая обещание в глухие уголки меня. Что ж, пора напомнить об этом и сдержать данное слово. В первую очередь — перед собой.

Теперь я знала, для чего в трюме оказался голландец. За последние дни навалилось слишком много событий, тайн и неожиданных развязок. Я металась меж ними, как потерявшийся ребёнок в гигантском магазине, не зная, кого искать и за что хвататься. Суетливая, рассеянная, сбитая с толку. Эта растерянность, смакуя, поглощала меня, пока я хваталась за новые проблемы, оставляя за спиной кучу нерешённых. Стоило успокоиться, взглянуть на цепочку событий со стороны, чтобы понять, что в сутолоке заветную иголочку не сыскать. И вряд ли ко всем запертым дверям найдется один ключик, поданный на блюдечке. О нет… Терпение, его нужно лишь чуть больше. Как ни странно, но к подобному выводу меня привела утренняя картина. Палуба «Чёрной Жемчужины». Мечущиеся в суетливой беспомощности матросы. Нервные крики боцмана. И непоколебимая фигура капитана Джека Воробья, словно колосс высившаяся над ютом. Его руки твердо держали штурвал. В глазах читалась крайняя сосредоточенность и… уверенность, что коварные скалы не смогут вцепиться в чёрную обшивку корабля.

С приливом решительности воспрянуло с новой силой желание действовать. Однако разговор, которого ещё недавно страшилась, и не собирался начинаться. Я терпеливо вышагивала по кают-компании, подбирая слова, которыми встречу капитана. Время шло. Минуты тянулись долго. Порой раздавался торопливый звук шагов, но он всякий раз стихал в стороне. «Неужто Джек забыл?» — усомнилась я, когда прошла добрая половина часа. Или, может, одиночное «заключение» теперь стало смягчённым видом наказания? Нет, в словах кэпа не звучала двусмысленность. Скорее, томление в ожидании как раз и было альтернативой страшнейшему наказанию детства: «Марш в угол и подумай над своим поведением!». Я хихикнула весёлым мыслям. Настроение улучшилось, и к приходу капитана я была вовсеоружии.

Снаружи донеслись лёгкие шаги, но в этот раз их звук не угас в стороне. Дверь с едва слышным скрипом отошла, впуская капитана в каюту. Я встала. Джек, толкнув дверь, остановился у входа, запустив большие пальцы за ремень.

— Мне везёт как утопленнику, — хмуро рассудила я в ответ на вопросительный взгляд. — Таково объяснение, если оно тебе нужно. Я виновата, верно. И в следующий раз буду гораздо бдительней.

Джекки выслушал, слегка склонив голову на бок. Передернув губами, он ответил:

— В этом нет необходимости.

Более на борту «Жемчужины» ни мной, ни Джеком не было произнесено ни слова, если не считать беззлобного: «Болван!», которым пират одарил запутавшегося в канатах матроса. Я беспрекословно следовала за капитаном: на палубу, затем по штормтрапу вниз, в баркас. Тот, повинуясь силе четырёх гребцов, доставил нас к крохотному каменному уступу шириной в пару-тройку ярдов. Он возвышался над водой фута на два и гордо именовался «Берег». От не бог весть какого причала вверх уводила крутая тропинка, обрамленная пышными зелёными шевелюрами кустов. На ней выше по склону солнце освещало статную фигуру капитана Феникса, неторопливо осматривающего открывшийся вид. Уитлокк был спокоен, что-то через плечо объясняя Барто. Увидев причалившую шлюпку, старый моряк толкнул капитана в бок и кивнул в нашу сторону. По тому, как Джеймс неспешно собирает подзорную трубу и спускается к морю, я решила, что пиратские главари уже успели обсудить печальный утренний инцидент, а значит, выяснения отношений или взбучки не последует. Но глаза бывают так обманчивы. По мере того, как Феникс спускался вниз, черты его лица становились резче. Взгляд голубых глаз бегло скользнул по парусникам за моей спиной. Ступив на вылизанный морем камень, капитан «Призрачного Странника» отрывисто задал вопрос:

— И как это понимать? — В голосе звучали нотки крайнего недовольства.

— Боюсь, это моя вина, Джеймс, — тут же вклинилась я. Джек сверкнул глазами и обеими руками указал на меня, как бы предоставляя разрешение продолжить. — Голландец нарочно сказал, что скалы будут лево по борту, чтобы мы неминуемо на них напоролись. И я легкомысленно поверила. А выстрелы… Воспользовавшись суматохой, голландец спрыгнул за борт и скрылся. — Я проглотила нервный комок и, поборов тщедушную трусость, подняла взгляд на Уитлокка. — Что со «Странником»? Он в порядке?

— В полном, — бесстрастно бросил капитан. Его взгляд буравил Джекову треуголку, а кэп, в свою очередь, щурился от солнца, вглядываясь в отвесные вершины берегов с притворным любопытством.

Барто, кряхтя, съехал по краю сочной травы. Заинтересованный взгляд человека, не осведомлённого о положении дел и не особо этим довольного, внимательно прошёлся по лицам. Недоумённо покачав головой, старпом ткнул пальцем в тропинку и, ухмыльнувшись, пожелал лёгкого подъёма.

Джек сорвался с места первым. Плотнее усадив треуголку на голове, капитан Воробей решительно ступил на скользкую тропинку. Скользкую, в прямом смысле. По узкой — всего в пару футов шириной — ленте дорожки давно не топтались ни чьи ноги. Если на ней когда-то и были ступени, то сейчас о них напоминали редкие невысокие кочки. Недавний дождь размыл неутоптанную почву. Сапоги скользили, заставляя судорожно хвататься за низкие кустарники или острые стебли травы. Тропа тянулась вдоль побережья, поднимаясь вверх крутыми пролётами. Лишь изредка попадались пологие или даже ровные участки, где можно было дать ногам отдохнуть. Обрыв, что зиял под нами по левую руку, то выпячивался словно грудь гордеца, то становился идеально ровным, похожим на рукотворную отвесную стену. Несмотря на это продвигались мы быстро. Джек, что возглавлял маленький отряд, шагал с завидным проворством, словно был облачён в лучшее альпинистское снаряжение. За ним следовал боцман с «Жемчужины», кок и трое матросов, затем двое членов команды «Призрачного Странника» и я. Завершал процессию Джеймс Уитлокк. Поначалу подъём казался плёвым делом, но вскоре с каждой минутой шаги давались всё труднее. Ноги будто стянули верёвками, налили свинцом и заставили идти по вязкой смоле. Солнце поднималось всё выше — пот скатывался всё больше, а дыхание срывалось всё громче. Даже несчастная фляжка с водой, что болталась на правом бедре, ощущалась доисторическим монолитом.

Я старалась не думать, на какой высоте и как долго нам придется балансировать на краю пропасти, но завораживающий вид, что открывался с тропы, так и взывал: «Обернись! Взгляни на горизонт…». И я обернулась. Сердце зашлось, даже взгляд слегка затуманился. Усталость, гнетущее пекло ушли на второй план. Воистину от зрелища, что предстало перед глазами, дух захватывало. Казалось, я гляжу на волшебную карту, превосходящую все возможности голограмм. До горизонта — в тот миг особо непостижимо далёкого — расстилалось морское полотно, выкрашенное в градиентные оттенки синего. Непроглядно-тёмное у самого «края земли», но лазурное, словно светящееся изнутри, здесь, повсюду вокруг нас. Внизу, в разинутой пасти бездны, оскалившейся каменными зубьями, словно слюна оголодавшего зверя вскипала морская пена. Она коварно взывала к тем, кто осмелится не отвести взор и подойти чуть ближе к краю. Меж скалистых копий, точно хитрые зверьки, умостившиеся меж зубьев капкана, покачивались на волнах два игрушечных кораблика.

Задержав на них взгляд, я с удивлением нашла два ответа на вопросы, волновавшие с самого утра. Во-первых, стало ясно, отчего понадобилось подходить так близко к острову — ведь куда проще было бы бросить якорь в открытом, безопасном море. Но когда не знаешь, какой приём устроят аборигены, в случае неблагоприятного исхода удобнее укрываться от выстрелов за фальшбортом корабля, нежели за мелким бортиком шлюпки. К тому же, следуя теории неминуемого предательства, преуспевшему в этом нехитром деле будет проще удрать от погони, если до корабля будут считанные ярды, а не мили. А далее — путь в Сан-Роке, который самое быстроходное судно преодолеет без усилий.

Во-вторых… О да, я не сомневалась, что именно Джек Воробей завладеет картой. Он намеренно разглагольствовал о предательстве, говорил, мол, это очевидно. И уж наверняка полагал, что я не замедлю предупредить Джеймса. Каков от этого прок? Как известно, у семи нянек дитя без глазу. Чем пристальнее смотришь, тем меньше видишь. Я, и правда, подумывала пересказать Джеймсу нашу беседу. Но, взглянув с высоты, поняла: Джеку достался достойный противник. «Чёрная Жемчужина» по праву ведущего первой вошла в узкий коридор между скал и стала на якорь в ста-ста пятидесяти ярдах от «пристани». «Странник», шедший следом, предпринял иной манёвр. Я поразилась простоте и вместе с тем гениальности решения Феникса. Он прекрасно осознавал расстановку сил и не тешил себя излишними иллюзиями, тем не менее объявлять войну тоже не было необходимости. Поэтому «Призрачный Странник» бросил якорь дальше от берега, став поперёк прохода. Тем самым «Чёрная Жемчужина» — быстрая и неуловимая — оказалась зажата в капкан между обрывистым берегом, отточенными зубьями скал и правым бортом линейного корабля, который, уверена, отбил бы у конкурента желание атаковать одним лишь видом пятидесяти орудий, готовых сделать залп. Я едва заметно улыбнулась — одним грузом на плечах стало меньше. От цепкого взгляда Джека Воробья ход конкурента не мог скрыться, однако кэп и усом не повёл. Интересно всё-таки, как и где Уитлокку удалось раздобыть сокровище под названием «Странник»?..

— Всё в порядке? — Рука Джеймса заботливо коснулась плеча. Только сейчас дошло, что я застряла на ровном уступе посреди тропы, стеклянным взглядом уткнувшись в море, а отряд тем временем преодолел многие ярды.

— Да, — выдохнула я. Тут же навалилась усталость, ноги окаменели, в горле пересохло. В голове гулко булькала кровь. — Рано помирать, — прошептала я, открывая флягу и делая крохотный глоток. Глубоко и отчасти обречённо вдохнув, я продолжила карабкаться по тропе.

На счастье, адский подъём вскоре кончился. Он занял чуть более получаса, мне же показался мучительно бесконечным. Но, когда уставшее тело наконец приземлилось на равнину, поросшую высокой травой и редкими деревьями, с губ против воли сорвался отчаянный стон. Желто-зелёный простор, испепеляемый солнцем, в точности копировал море, его окружавшее, и то и дело нырял в долины и ущелья, пока не упирался в заострённый хребет. Горные цепочки — изломанные, изрезанные, лишь кое-где свободные от власти джунглей — властно вбирал в себя конусовидный пик вулкана, высившийся над окрестностями на несколько сотен ярдов. «Надеюсь, мы не будем на него карабкаться», — мрачно подумала я, вопросительно поглядывая на пиратов. Отдохнув и разжившись подзорной трубой, я принялась пристально оглядывать открывшиеся просторы. В общем-то, ничего необычного: типичный пейзаж вулканического острова. Гористый рельеф с живописными межгорными долинами, изумрудные акры тропического леса. Восточный ветер гнал к острову стайку серебристых облаков. По крайней мере, стало ясно, отчего голландец был так нужен. Даже если он бывал здесь давно, всё равно знал, где находится поселение. Мы же теперь могли лишь гадать. Островок был слишком мал и неинтересен из-за отсутствия на нём ресурсов, а потому картографы излишнего внимания уделять не стали. А на расспросы в портах времени не было. Про поселение, обособленно уместившееся в этом райском оазисе, казалось, все позабыли. А раз тропинка, ведущая к морю, успела зарасти, аборигены от этого не страдали. С чего вдруг офицера Британского флота, одержимого идеей найти сокровище, понесло в это богом забытое место? Ответ мог быть только один: этот островок не так прост, как кажется. Быть может, мы найдем здесь нечто большее, чем обрывок карты.

К несчастью, чтобы приступить к волнительным поискам стоило определиться хотя бы с тем, в какую сторону держать курс. Раз какая-никакая тропинка существовала и вела к морю, то должно было быть и её продолжение, или начало, кому как угодно, которое указывало путь в деревню. Собравшись с силами, наш отряд разбрелся по обширной равнине, по пояс утопая в зарослях травы. Солнце припекало, несмотря на то что утренний воздух был свеж и легок. Редкие деревья отбрасывали хрупкие тени, и их прохладу покидать не хотелось. Изогнутой цепочкой похожей на тело змеи, на расстоянии тридцати ярдов друг от друга мы прочесывали местность, продвигаясь к восточному хребту. Здесь он поднимался на высоту не более трёхсот ярдов, но мысль, что, скорее всего, нам придется через него перевалить, не вызывала восторга. Экстремальный туризм подобного рода был мне в новинку, и неподготовленный организм встречал тяготы скалолазания без особого энтузиазма.

Я шла посередине, как бы разделяя команды «Странника» и «Жемчужины». На подъёме и привале ощутимо чувствовалась напряжённая атмосфера, чему был виной, очевидно, мой промах. Я пообещала себе не уделять этому излишнее внимание, но мрачные взгляды подопечных Джека, безмолвие, в котором началось наше путешествие, и холодные глаза обоих капитанов действовали угнетающе. Поэтому я брела, отстранившись ото всех. Взгляд уткнулся в зелень под ногами, отрешённо скользя по резным листьям. Интересно, думала я, добрался ли Кунрад Эйландер до берега? Если скала-парус — единственное место, где можно высадиться на остров, зачем он спрыгнул так рано? Неужто «Жемчужина» вошла в зону скал слишком рано, и ему пришлось действовать не по плану? Несмотря на устойчивое чувство злости, поступок голландца вызывал у меня восхищение. Всё-таки надо быть достаточно храбрым, чтобы хладнокровно вести пиратов к неминуемому, почти неминуемому крушению. Или, может, это и не отвага вовсе, а отчаяние, и Эйландер не поверил словам о грядущем освобождении? Что ж, как бы там ни было, я буду рада, если он спасся, только, конечно, при условии что он не станет путать нам карты. К счастью, он и не знал того, что мог бы разгласить. Хотя явившийся в поселение пленник, похожий на призрака и орущий, что к острову прибыли пираты, — не самый благоприятный исход.

Тем временем местность под ногами начала медленно подниматься. Всё чаще попадались камни и булыжники. Луговая трава переходила в тропический лес. Мне жутко не хотелось забираться в заросли, но, когда слева послышался крик боцмана «Чёрной Жемчужины» интуиция подсказала, что «не мой день» только начинается.

— Можно канаты перекинуть, — пожал плечами матрос со «Странника».

— Ага, а заодно с ними и того, кто там привязывать их будет, — язвительно подметил его коллега с «Жемчужины». Мы стояли на краю ущелья, у гнилых опор, к которым раньше крепился подвесной мост. Уцелевшие доски пошатывались на истлевшей верёвке пятью ярдами ниже. Раньше по каньону протекала река, несущаяся с гор. Теперь же о ней напоминали лишь вылизанные водой камни в туманной глубине расщелины.

Я приблизилась к краю. «Знаете это чувство, когда стоишь вот так, на краю обрыва?..»

— Может, обойти? — впервые подала я голос. Пираты обернулись, словно только заметили моё присутствие.

— Обойти? — с издёвкой повторил матрос по имени Роуз. Так его прозвали за то, что он как-то пьяным уснул в розовых кустах, а потом ещё неделю сесть не мог — причинное место ему повредили колючки и взбешённые таким наглым вторжением пчёлы. — Это река, — воскликнул он с таким нажимом, будто объясняет цвета дальтонику, — она текла с самой горы! — И грязный палец тыкнул куда-то в сторону леса.

— Знаю, — ощетинилась я. — У любой реки есть брод!

— У нас нет на это времени, — прервал Джеймс. До этого он молча осматривал противоположную сторону расселины. — Как и на споры. Сбежавший голландец может поднять шум. — Что-то прикинув в голове, капитан Уитлокк приблизился к боцману. — Мистер МакКой, дайте трос.

Бегло глянув на своего капитана, боцман скинул с плеча бухту каната и передал Джеймсу. Тот, бросив мельком взгляд на деревья, ловко смастерил самозатягивающийся узел. Подойдя к самому краю, так что вниз полетели мелкие камушки, пират взял в руки петлю и стал раскачивать. Проследив за его сосредоточенным взглядом, я увидела на той стороне ствол дерева, похожий на обломок стеньги. Петля, набрав скорость, вырвалась из пиратской руки и устремилась вперёд, но, не достигнув и противоположного края, со свистом ушла вниз. Джеймс терпеливо наматывал трос. В ширине ущелье не было велико — не более семи-восьми ярдов. За второй попыткой, расслабив кольца бухты и дав концу больше свободы, Феникс вновь запустил петлю в воздух. Канат взвился подобно анаконде, кидающейся на свою добычу. Широкая петля сбивала точность полёта, но тяжёлый узел вовремя потянул её вниз, и верёвка сумела зацепиться за острый конец бревна. Послышался вздох облегчения. Несколько раз трос пустили волной, и петля полностью охватила ствол. После проверки дерева на прочность, канат привязали к толстым ветвям красного дерева, и все вновь дружно столпились у обрыва.

Я глядела вниз и понимала: эта переправа будет последним, что я сделаю в жизни. Надо сказать, моряки тоже оптимизмом не лучились. Джеку, уже исследовавшему все прелести полётов с подобных высот, эта идея не нравилась больше всех.

— Ну-с, и кто пойдет первым? — доброжелательно улыбнулся Джекки, поглядывая на остальных. Прошло пять минут, проведённых в молчании и заворожённом созерцании дна пропасти. Мы глядели в лицо смерти и будто пытались отсрочить ужасный момент.

— Нет смысла идти всем. Сначала надо узнать, куда ведёт эта дорога, да и есть ли она вообще, — рассудил Уитлокк.

— Чудесная идея! — «Жемчужная» составляющая отряда дружно отступила от края. Матросы со «Странника» одарили их презрительными взглядами.

— Я вообще — кок! — возмутился похожий на клотик моряк. — Я тут только из-за воды! — И, взяв самоотвод, корабельный повар примостился на корнях дерева, подальше от обрыва.

Уитлокк раздражённо закатил глаза и рывком скинул китель. Я непонимающе вытаращила глаза. Он же не?..

— Капитан… — недоумённо выдавил моряк — высокий мужчина с пепельными волосами и чёрными глазами. На его лице отражалось то же выражение, что и у меня.

— Всё в порядке, Арнольд, — кивнул Уитлокк, обвязывая себя оставшимся концом каната. Да, вышло что-то вроде страховки, но, если он сорвётся, удар о скалистую стену не обойдётся простыми синяками. Я впала в ступор, меж тем отчётливо сознавая, что должна остановить это безумие.

— Капитан! — уже решительнее прозвучал голос пирата. — Давайте лучше я. — Мужчина крепко ухватился за трос.

— Отставить! — Голос капитана не оставлял возможности для неподчинения. Матрос нехотя отпустил канат и отступил на полшага. Тут его взгляд обратился ко мне, словно ища поддержки.

— Джеймс! — Я подскочила к нему, мёртвой хваткой впиваясь в руку. — Не надо! Это самоубийство! — Во фразе звучали истеричные нотки, но мне было плевать.

— Диана. — Перед моим лицом возникли уверенные и совершенно спокойные ясные голубые глаза. Они смотрели мягко. Эта безмятежность крохотным огоньком зажглась где-то внутри, как по волшебству. Уитлокк взял меня за плечи и не спеша отвёл от края. В ушах всё ещё звучало моё собственное имя, произнесённое как гипнотическое заклинание. — Послушай, всё будет хорошо. Раз уж начал, надо довести до конца. Ничего не случится. Да? — Феникс ободряюще улыбнулся. Я отчаянно закивала, борясь с застрявшим в горле комом. Подмигнув, Уитлокк решительно шагнул к краю.

Вниз вновь полетела мелкая галька, и десятки маленьких эхо разлетелись по ущелью. Повиснув на канате сначала на руках, Уитлокк продвинулся на несколько футов вперёд, а затем закинул ноги. Помедливнесколько секунд, словно прислушиваясь к телу, мышцам, пират двинулся дальше, попеременно меняя положение рук и ног. Прижав ладони к губам, я не сводила глаз с зависшей над пропастью фигуры. Казалось, это я шагаю по канату над бездной — сердце застряло где-то в горле, а вместо дыхания слышались рваные вздохи астматика. И всё же Джеймс достаточно уверенно продвигался к противоположному краю и преодолел больше половины пути. Канат начал раскачиваться. МакКой и ещё двое матросов ухватились за трос, чтобы уменьшить амплитуду. Пока всё внимание сосредоточилось на движущейся фигуре, никто не заметил, как постепенно натянулся страховочный конец. В последний момент Уитлокк сам почувствовал, что трос больше не даст ему двинуться. Все замерли. Я видела, Джеймс уставал. Руки его побледнели, зубы стиснулись. До земли оставалось около пяти футов, но страховочная верёвка не позволяла лезть дальше. Зависнув на одном месте, Феникс попытался посмотреть, что ему мешает. Тяжело дыша, он крикнул:

— Руби!

Боцман, недовольно качая головой, резко вытащил палаш и замахнулся. Тут его рука зависла в воздухе. Тросы натянулись, более слабый вначале страховочный конец обвился вокруг основного. Небольшой промежуток был лишь у самого дерева. МакКой направился туда.

— Погоди. — Джек вклинился между ним и стволом, ощупывая узел. — Конец слишком короткий. Если обрубить, то от натяжения он может выскочить из узла.

— Живее! — прикрикнул Уитлокк. Я буквально чувствовала, как силы покидают его.

— Вот, надо держать этот, — командовал Воробей.

Джеймс на секунду прикрыл глаза. Я неотрывно глядела на него, возня за спиной отошла на второй план. Собравшись с силами и часто дыша, Уитлокк левой рукой суетливо потянулся к ботфорту и быстро извлёк кортик. Острый металл поймал лучи поднявшегося солнца. «Зайчики» ослепили глаза. Резким движением Феникс занёс лезвие под натянутую на груди верёвку. Растительные волокна легко поддались стали, и страховочный трос ухнул вниз. Зажав клинок в зубах, пират ухватился за канат обеими руками. Ветви деревьев, как назло, расступились, и солнечные лучи ослепляли — Джеймс двигался почти вслепую. В какой-то момент пальцы правой руки скользнули вниз, мимо троса. За спиной дружно ахнули. Крик застрял в горле. А глаза сумасшедшим взглядом провожали летящий в пропасть кортик. Злобно прикрикнув, Уитлокк с невероятной скоростью преодолел оставшийся отрезок и, наконец, спрыгнул на землю. Ноги его не удержали, и пират привалился к обломанному стволу, отирая пот со лба.

Вздох невероятного облегчения сорвался с губ. Я качала головой, оглядывая, казалось бы, бесконечный канатный путь. Наши взгляды встретились. Джеймс светло улыбнулся и ободряюще кивнул. Я провела рукой по лицу. Против воли загорелась счастливая улыбка. Ох уж эти парни! Им бы вечно геройствовать!

Восстановив силы, Феникс махнул рукой, и густая зелень джунглей быстро скрыла его из виду. Мы остались ждать, рассевшись на толстых корнях. Джек прикрыл глаза треуголкой и, откинувшись на дерево, похоже, дремал. Матросы «Жемчужины» затеяли игру в ножички, а команда «Странника» с восхищением и некоторым скептицизмом обсуждала капитанскую выходку. Недовольство у матросов вызывало не столько то, что капитан Феникс решился на столь небезопасную авантюру — ведь неизвестно, что хуже: переход над бездной или блуждание по тропическому лесу, — сколько то, что проделывал он это в одиночку, без верной команды. У меня в голове вертелось множество разных мыслей, большинство из них кочевало из крайности в крайность: безбашенный герой — таков итог эмоциональных переживаний. И всё же в некоторой степени я была горда, что столь славный пират пополнил разбойничьи ряды не без моей помощи. Но постепенно эмоции улеглись, становилось скучно. Трусоватость команды «Чёрной Жемчужины» неприятно поразила и разозлила меня, поэтому, демонстративно задрав нос, я присоединилась к морякам со «Странника».

Вот так попросту общаться с членами этой команды не приходилось. Если, конечно, не считать драки в таверне. К тому же там мне довелось внедриться в офицерские круги, в то время как с матросами дела обстояли иначе. Арнольд поделился, что поступок капитана Уитлокка его не удивил, скорее, озадачил — ведь Феникс отличался не только определённым бесстрашием, но и завидной рассудительностью. Сейчас же он ввязался в это рисковое дело, по его мнению, без видимых причин, «словно сам чёрт несётся за ним с раскалёнными вилами». Странно, но доля истины в словах моряка звучала. Голландец вполне мог добраться до деревни и поднять суету, но при двух условиях: если, во-первых, сумел выбраться на сушу в другом месте, а во-вторых, действительно знал путь в селение. И даже при этом вряд ли бы ему удалось прийти туда раньше нас. В остальном обитатели «Призрачного Странника» оказались неразговорчивыми собеседниками.

Ожидание тянулось мучительно долго. От скуки начало урчать в животе, а кусок сухаря, поглощенный после подъёма, ощущался лишь как раздражающая приманка. От голода, конечно, страдать не приходилось, но и пышными яствами камбузы кораблей похвастаться не могли. Последний человеческий ужин в таверне Сан-Хуана вспоминался с теплотой и сожалением. Безвкусные похлёбки и ежедневные сухари мог разбавить лишь ром на «Жемчужине» и вино на «Призрачном Страннике». Ужинать в компании капитана Воробья мне ещё не приходилось, а Уитлокк питался наравне с командой, объясняя тем, что капитан — такой же человек, как и все. С каждым днём мне становилась всё понятнее та готовность, с которой пираты «Призрачного Странника» шли за своим капитаном.

Полуденная сиеста вынуждена была компенсировать ночной недосып, поэтому, погрузившись в размышления, я постепенно задремала. Прошло часа три, не меньше. Я вздрогнула, услышав звонкий хруст ветки под чьими-то ногами. Все насторожились. Взгляды обратились к кустам папоротника вверху по склону. Шорох доносился всё явственнее. Кто-то приближался. Пираты предупредительно положили руки на оружие. Вот за листом пальмы мелькнуло что-то белое. Джек медленным движением сдвинул треуголку на положенное место, не сводя глаз с тропических зарослей. Я увидела, как его правая рука отпустила эфес сабли.

— Ну и видок у вас. — Совсем не впереди, а с запада, почти откуда мы пришли, появился Джеймс Уитлокк. Я обрадовано вскочила, отгоняя остатки дрёмы.

— Быстро дошёл, — подметил Воробей.

Уитлокк кивнул и указал вверх по склону.

— Там брод был. — Взгляд многозначительно обратился к мистеру Роузу, ещё недавно осмеявшему подобную мысль. Я самодовольно усмехнулась.

Помимо подтверждения догадок новости оказались, скорее, хорошими. Тропа действительно существовала. Сейчас её с трудом, но всё-таки можно отыскать. Ровной и несложной дорогой она ведёт через хребет. Переходить Уитлокк не стал, лишь поднялся на вершину. Примерно в двадцати милях от подножия хребта виднелись крыши деревни. Но эти двадцать миль пролегали сплошь по открытой местности, любезно согреваемой тропическим солнцем.

— Следует собрать отряд. Человек пятнадцать, не больше, — рассуждал Уитлокк, — чтоб местных не напугать. Сегодня перейдём через хребет и заночуем в долине. В деревню пойдём не всеми, пусть кто-то останется в лесу: ни к чему лишнее волнение. Найдём Смолла, заберём карту — но сделаем это без пальбы и кровопролитий. По возможности.

— Найдём, заберём… Ты так уверен, что местные нам обрадуются? — усомнился Джек.

Джеймс на секунду задумался.

— Поступим по-старому, — пожал он плечами. — Нанесём ему светский визит.

Джек не удержался и хохотнул. Уитлокк нахмурился. Вопросительный взгляд требовал объяснений.

— Ну, конечно, — усмехнулся кэп, разводя руками, — вас, благородных, ведь никто не заподозрит! — В голосе звучал нескрываемый сарказм. — А старина Джек пусть сидит в кустах, чтоб не мешался, верно? Только ты упустил ещё один момент. — Воробей наклонился вперёд и вкрадчиво произнёс: — Последняя весточка с острова пришла десять лет назад. А ещё в деревню устремится сбежавший голландец, чересчур упёртый, надо заметить. Смекаешь?

— Вообще-то это два момента, — не удержалась я, за что получила в ответ раздраженный взгляд.

— У тебя есть план получше? — прямо спросил Феникс.

Джек едва заметно скис.

— Ладно, будь по-твоему, — в размышлении произнес кэп. — Ну, почти. Я, дорогие мои, пойду с вами.

— Это в качестве кого же? — вопросила я, скрестив руки на груди. Джек перевёл на меня серьёзный взгляд. Затем его лицо медленно просветлело от улыбки, и пират развёл руками:

— Вашего проводника.

Спорить дальше было бесполезно. Отряд разделился. Матросы «Жемчужины» и кок отправились на поиски пресной воды, запасы которой никогда не были лишними. Боцман на пару с мистером Арнольдом были посланы обратно на корабли с ценными указаниями от капитанов. Тем временем оставшиеся — пиратские капитаны, я и молчаливый матрос со «Странника» — поднялись выше по склону. Местность выровнялась, глубина ущелья сошла на нет. Вдоль высохшего русла тянулись заросли пальм, обвитых лианами толщиной с руку. Повсюду яркими пятнами сверкали кусты олеандра и гибискуса. Со скалистых уступов сползали плющи с малиновыми и жёлтыми цветами. Среди древовидных папоротников и огромных листов фикусов примостились пышноголовые банановые деревья. Над головой пронзительно верещали обезьяны и покрикивали голосистые попугаи. Как и обещал Уитлокк, тропа приятно удивила своей простотой. Петляя массивными изгибами, она плавно поднималась на вершину хребта. Дождавшись пополнения, увеличившийся в размерах отряд двинулся через перевал и дальше — вниз. Поначалу, пока кроны деревьев снисходительно укрывали нас от солнца, дорога и впрямь не казалась тяжкой. Но с каждой минутой становилось всё жарче, а на пути, как назло, не попалось ни единого озера или захудалого родника. Вершины мы достигли, на удивление, быстро, наверное, помогло обещание скорого привала. Спуск же дался гораздо труднее. Дорога, едва различимая среди бескрайних зарослей папоротника и высокой травы, была сплошь усеяна мелким гравием, который предательски ёрзал под сапогами, создавая ощущение, будто идёшь по отполированному льду. За всё время с моряцких уст слетало крепкое словцо не один десяток раз. Мне посчастливилось идти налегке и в отличие от большинства мужчин не тащить на себе ничего. Хотя и без этого выдержать шустрый темп закалённых штормами пиратов оказалось делом не из простых. Обливаясь потом и облизывая пересохшие губы, чтобы сэкономить драгоценную воду, я по инерции тащилась в голове отряда, едва переставляя ноги. Каждая коряга, кочка или камень, встретившийся на пути заплетающихся ног, повышал уровень раздражения, и с каждым препятствием я проклинала этот остров по новой. Про себя, конечно же. У меня не было привилегии на капризы, поскуливания и стенания в какой бы то ни было форме. Как говорится, меня никто не заставлял, а кроме того надо держать марку, раз набиваешься в ряды пиратов.

Ранним вечером мы наконец перевалили через хребет и, углубившись немного в чащу по направлению к деревне, стали лагерем. Некстати подоспел кок и матросы, что ушли на поиски воды, с безрадостным сообщением: кроме рома пить на острове нечего. Увидев отражение паники в моих глазах, Джеймс с доброй улыбкой протянул свою фляжку: «Ничего, я обойдусь». Смутившись до покраснения кончиков ушей, я благодарно кивнула, цепляя флягу к поясу.

Когда по острову расползлись синеватые сумерки, в лесу затрещали ночные насекомые и завели перекличку неугомонные птицы, на крохотной поляне между подкрученных пальм плясал приветливый огонёк костра. Над ним, впитывая аромат дыма и покрываясь корочкой, вертелась тушка кабана. Пираты расселись вокруг костра, перекидываясь шутками и свежесобранными фруктами. Усталость сошла, чувствовалась лишь приятная ломота в костях, а пляшущее пламя в дуэте с шумом ветра в кронах успокаивало нервы. Командные различия практически стёрлись в ожидании вкусного ужина. Аромат копчёной свинины будоражил желудки, в которых одиноко булькал ром. Пока кок нервозно прокручивал вертел, подбадриваемый несмолкаемым «Ну скоро там?», захмелевшие пираты затянули песню про моряка Джимми, что поймал русалку и решил сделать своей женой. Джек с улыбкой наблюдал за подчинёнными, пальцы, поблескивая изумрудами перстней, довольно постукивали по бутылке.

Я спокойно грызла фрукт, похожий на гибрид папайи и грейпфрута, сидя чуть поодаль, когда взгляд приметил одинокую фигуру Феникса. Капитан стоял в тени костра, освещаемый холодным светом луны. Поднявшись, я протиснулась меж моряков, стараясь не привлекать внимания.

— Не помешаю? — Ноги едва не зацепились за чёрный камень, предательски укрывшийся под ковриком из мха. С достоинством преодолев препятствие, я поднялась на выдающийся из земли монолит. Он словно нависал над поляной, а в просвете между деревьями открывалось крохотное окошко с видом на узкую полоску моря. На горизонте ещё пламенела лента заката, а прямо над нами повисли хрусталики звезд.

Джеймс слегка повернул голову и жестом пригласил присоединиться. Я тихо встала рядом. Взгляд Уитлокка задумчиво устремился вдаль.

— Извини, — негромко заговорила я, — но мне всё не дает покоя… — Пират обернулся. — «Странник» не пострадал сегодня утром? — виновато спросила я.

Он отрицательно покачал головой.

— Ничего серьёзного. Стрингера выдержали удар. Барто сказал, есть пара крупных царапин на обшивке, но они не сквозные. — Улыбнувшись, капитан добавил: — Корабль спасло моё плохое командование — толстый слой ракушек на днище. Боцман давно сказал, что пора бы почистить, но килевание — дело непростое да и не особо любимое, а с этими картами… — Джеймс со вздохом умолк. Заложив руки за спину, он остановился взглядом на тёмном переплетении ветвей.

Я беззвучно вздохнула следом: груз с души почему-то не спал. И уже вроде бы с самобичеванием покончено, а что-то мерзко-гадкое всё ещё грызло душу. От завтрашнего дня будет многое зависеть. Даже среди пиратов рациональный подход чаще преобладал над методом тыка. «Куда лучше бросаться в погоню, зная, что за тобой не пустятся следом и не будут стрелять в спину», — как-то раскрыл простую истину старик Барто.

— Что с тобой? На тебе лица нет, — обеспокоенно произнёс Джеймс. Я попыталась отделаться улыбкой, но требовательный взгляд заставил ответить.

— Я размышляла насчёт завтра… Пожалуй, мне лучше остаться. — Уитлокк открыл рот, чтобы запротестовать, но я не дала сказать. — Сегодня я всё испортила. Снова. И не в первый раз. Я словно создана для того, чтобы рушить все планы. Так, где гарантии, что завтра всё пройдет иначе?

Уитлокк развернулся всем телом. Его губы растянулись в доброй улыбке, в улыбке наставника.

— Ты не права, — мягко возразил он. — Этот мир чужд тебе, и потому ты словно ребёнок, который учится ходить. Тебе необходимо стать на твердые ноги, а для этого, да, придётся несколько раз упасть.

Губы невольно тронула улыбка. Однако я часто закачала головой.

— Ты, наверное, прав, но… Прости, Джеймс, твоё спокойствие, с которым ты принимаешь меня и мои… россказни о будущем…

— Я понимаю тебя, — просто ответил он.

Я вздохнула.

— Вряд ли…

— Нет, бесспорно, за моими плечами не лежит удивительный мир грядущего, в котором, я уверен, есть то, что мне сейчас даже трудно вообразить. Но точно так же, как ты, недавно и я шагнул в новую для себя реальность. Я жил иллюзиями о жизни. Далёкими от истины. То, что недавно было чёрным, вдруг обернулось белым и наоборот. Меня словно выбросило на берег иного мира, в котором привычные идеалы рушились каждый день. Я понимаю твоё смятение, ту жажду, с которой ты готова бросаться в очередное приключение, и то досадное чувство, словно не хватает чего-то важного, которое возникает в моменты одиночества. И, конечно, мне знакомо ощущение собственной никчёмности, что изматывает после каждой ошибки. Поверь, я знавал и худшие времена. Тебе лишь нужно немного времени, чтобы привыкнуть, и понять, что не следует играть чью-то роль, чтобы чувствовать свою значимость. Нужно просто примириться с другой реальностью и быть собой. Ты и не заметишь, с какой легкостью мир изменит тебя сам.

Я неотрывно глядела в его светлые глаза, в которых плясало отражение пламени, и буквально чувствовала, как произнесённые слова оседают внутри. Разум воспринимал каждое слово подобно придирчивому оценщику, рассматривающему редкий камень. Я ненавидела речи успокоения. Они зачастую призваны сказать то, что ты хочешь услышать. Долгие, пространные, витиевато они всегда пытаются убедить тебя в одном и том же — всё будет хорошо. А так ли нужно это слышать? В попытке помочь люди часто твердят, мол, жизнь подобна зебре, и чёрные полосы рано или поздно закончатся. Нужно лишь потерпеть. Но Уитлокк говорил о другом. Он так ясно понял то, чего я не сказала, в чём не признавалась и самой себе. И убеждал лишь в одном — что не стоит сопротивляться и пытаться быть кем-то, кто чужд тебе.

— Вот почему я люблю эту реальность и ни за что не уйду, — спустя пару минут произнесла я. — В моём мире людей интересуют совсем иные вещи… — Брови Джеймса недоверчиво приподнялись. — Ну ладно, — сдалась я, — ценности — богатство и счастье — со временем меняют лишь форму, но не содержание, да. Но, поверь, человеческие души с каждым витком времени всё дальше друг от друга, — печально закончила я.

— Настолько, что некоторые из них сбегают в тёмное прошлое, — остроумно заметил Уитлокк. Я улыбнулась, но слова вызвали какой-то странный отголосок в душе.

— Иногда светлое будущее бывает гораздо темнее.

— О чём ты? — недопонял Уитлокк.

Я на секунду задумалась, подбирая объяснение.

 — Ну, знаешь, в том времени, откуда я, есть множество вещей, дивных вещей, о которых я даже сейчас вспоминаю с ностальгией…

— Как аспирин?

— Ага, — одобрительно улыбнулась я. — Но, кажется, стократ больше того, чему бы лучше не существовать. Ещё одна причина, по которой мне так дорог этот мир, — люди. Здесь есть место чести, отваге, верности принципам, закону, Кодексу. А там… у человечества будто не осталось ничего, кроме жажды власти и денег.

— Прости, но, по-моему, ты идеализируешь, — возразил Феникс. — Взгляни на нас: мы рискуем собственными жизнями в погоне за сокровищем, а сам пиратский промысел — что же он, если не жажда наживы?

— Многие становятся пиратами не ради богатств, а ради свободы, — заметила я.

— Многим просто не остаётся другого выбора, — покачал головой пират.

Я сдалась и всплеснула руками.

— Хорошо. Дай мне время, я найду слова, чтобы объяснить, что имела в виду. — Передёрнув плечами, я добавила: — Всё равно люди здесь, и вправду, более живые и настоящие. — Джеймс слегка улыбнулся. — И мудрые, — победно закончила я.

Обрадованный гомон со стороны костра возвестил, что ужин, наконец-то, готов. Обернувшись, я приметила кэпа, с интересом наблюдающего за нами. Едва наши взгляды пересеклись, Джек напустил безразличный вид и увлёкся поеданием свинины.

====== Глава XVII. Поиски ======

Тропический лес погрузился в синеватую темноту предрассветных сумерек. С листьев звонко падала роса. Позевывая, мы продвигались в утреннем тумане. Лишь шорох веток под подошвами нарушал сонную тишину леса. Несмотря на затянувшийся вечер пираты выглядели вполне бодро, особенно учитывая употребленное количество рома. У меня же прошедшая ночь вызвала противоречивые чувства. И речь не о дружном моряцком храпе — к этому постепенно привыкаешь, выбора не остается. Я долго ворочалась, пытаясь пристроить уставшее тело так, чтобы в него впивалось как можно меньше сучков, камней и кочек. Стоило облегченно вздохнуть, с трудом скрутившись буквой «зю», как на охоту вышла кавалерия насекомых, привлеченная подрагивающим светом затухающего костра. Кто-то летал над головой, нервозно жужжа крыльями, чьи-то крохотные мохнатые лапки шустро сновали по шее и оголенным рукам. Злобно почесываясь, я уже представляла, как утром дежурный разбудит лишь мой обглоданный скелет. Усталость всё же взяла верх, и, к радости микроскопических пираний, я наконец провалилась в сон, перестав суматошно размахивать руками. И сон этот оказался, воистину, чудесен! В качестве компенсации Морфей позволил вновь прожить недавнее воспоминание — долгожданный поцелуй. В сюрреалистической реальности время текло иначе, и тот короткий момент показался достаточно долгим, чтобы подарить приятное послевкусие на весь день. Да и во сне всё было не так сомнительно и забавно. Одним словом, когда зазвенели склянки, а вместе с тем предрассветный холод как раз сомкнул свои ледяные объятья, я проснулась в отличном настроении, готовая к любым испытаниям. Хотя отлежанный бок и постанывающие кости ещё не раз не преминули напомнить о себе.

Долина, что мы пересекали, равнодушно встретила заморских путников. Утренний воздух будоражил свежестью. Солнечные лучи выползали из-за моря, призывая обитателей зарослей к пробуждению. Пестрые птицы с привычной радостью встречали новый день. Трава шуршала под сапогами, неохотно пригибаясь к земле. Все были явно обрадованы, что гористый путь сменился обширной равниной. Правда, до тех пор пока небесное светило не поднялось достаточно, чтобы мы могли с грустью подумывать о тенистой прохладе леса. Местность монотонно тянулась на восток, где возвышался небольшой холм, скрывший от глаз поселение. С высоты хребта деревенька больше походила на хутор или даже туристический лагерь — тесно жавшиеся друг к другу крохотные домики с острыми крышами. По ходу продвижения на восток из-за горизонта выплыли гористые силуэты двух ближайших островов — Сент-Эстиатиус и Сен-Мартен. Голландские и французские владения, наверняка, связывала с этим огрызком суши вынужденная торговля. Во всяком случае, иных путей для выживания здесь пока не наблюдалось.

По расчетам пиратских предводителей, мы должны были достигнуть леса, широким языком сползающего к деревне, за час-два до полудня. На деле же справились и того быстрее: набирающие силу обжигающие лучи солнца ускоряли шаг стократ лучше любого погонщика. Отказавшись от привала, отряд с шустростью ящерицы взобрался на холм и тут же юрко укрылся в долгожданной прохладе зарослей. До поселения было рукой подать, не многим больше мили. Некогда дикий лес стыдливо носил следы человеческой деятельности: срубы на могучих стволах, выглядывающие из-под массивных листов и покрытые влагой пеньки, заготовленные охапки хвороста.

Взвалив тяготы организации лагеря на натруженные спины помощников, пиратские капитаны дружно направились прочь из-под тенистых зарослей. Я увязалась за ними. Выбравшись на залитый солнцем лысоватый холм с выгоревшей травой, пираты укрылись за одиноким кустом и подзорные трубы синхронно заблестели линзами, ловя в круглые оконца темные дома. С этого расстояния деревня отнюдь не походила на сиротливо ютящиеся окраины. Дома, крытые тростником, а местами и черепицей, выстроились вдоль широкого тракта, уходящего на север. От него по обе стороны расходились тропинки, переулки, упиравшиеся в частоколы усадеб. На небольших участках слегка шевелились от бриза высокие стебли кукурузы. Ничего необычного, размышляла я, вполне карибское селение, а максимум отпора, что оно сможет дать, случись какая напасть, так это погнаться за нами с вилами и гневными криками. Видали и пострашнее! Я мысленно поежилась, вспомнив о не лучшем приключении в Порт-Нассау.

— Никого не видно, — медленно сообщил Уитлокк, опуская трубу.

Джек задумчиво провел по усам. Карий взгляд в прищуре блуждал по тёмным крышам.

— А что, если это не тот остров? Смолл мог и обмануть. Да и тот другой, его брат, за десять лет мог забраться черт знает куда, — вслух размышляла я. Пиратские головы медленно обернулись. В меня вперился выразительный взгляд Джека Воробья.

— Ценное замечание, мисси, — сверкнув глазами, с сарказмом подметил кэп. — А главное — вовремя!

В ответ я лишь пожала плечами и закатила глаза.

— Что ж, пойдем и проверим, — решительно заявил Уитлокк.

Спустившись, мы быстро достигли деревни. С виду она казалась вымершей. У меня в голове вспыхнула яркая картинка: вот в поселение влетает запыхавшийся голландец, вопиющий не своим голосом «Пира-а-а-аты!», а спустя минуту шокированного ступора аборигены, подобрав юбки и ухватив пожитки, сломя голову устремляются прочь. Это вызвало усмешку. Наверное, сработало, если бы, к примеру, вместо «Странника» к острову подошел «Летучий Голландец» во главе с Джонсом, а за ним, окутанная туманом, подоспела «Черная Жемчужина» «с лихими бандитами, чей капитан — мертвец, которого изрыгнула сама преисподняя». То-то бы пошла потеха!

У крайнего дома за невысоким деревянным забором увлеченно копалась на грядках чернокожая женщина. Подол её простого платья покрыл толстый слой пыли. Мотыга, которой она рыхлила землю, поднимала крупные комья отсыревшей почвы. На спине труженицы расплылось темное пятно пота. Изредка женщина отирала ладони о подол, чтобы пот не разъедал свежие мозоли. Переглянувшись, мы направились к ней.

— Извините! — окликнула я из-за забора. Женщина резко вскинула голову и замерла. Темно-карие глаза, чуть ли не в пол её лица, удивленно уставились на нас. — Вы не могли бы нам помочь, — продолжала я, — мы ищем одного человека…

Что-то услышав, она испуганно глянула за угол дома, что скрывался за стеблями тростника, и спешно вернулась к работе. В следующую секунду на дорожку подпрыгивающей походкой выскочил белый человек. Точнее, белый лишь по расовому признаку. На деле, обгоревшая кожа рук, лица и шеи выглядела так, будто он отодрал эти клочки у вареного рака. Опираясь на трость и выбрасывая её далеко вперед, незнакомец резво приближался к нам. Проходя мимо рабыни (вряд ли женщине платили за её нелегкий труд), хозяин едва заметно поджал губы. Приблизившись к отделявшему нас забору, он радушно вскинул руки:

— Незнакомцы на острове Саба! — засмеялся мужчина. Вблизи обнаруживалось ещё больше сходств с подводным падальщиком. Богатая, но уже местами потертая одежда выдавала в нём мелкого плантатора или неудачливого торговца. Из-под плотно сидевшей треуголки часто скатывались крупные капли пота. Часть из них застревала в выгоревших бровях, что хоть как-то компенсировали несуразно большие светлые глаза. На вид ему было не больше пятидесяти, но множество складок на лбу и прилипшие сальные волосы накидывали дополнительный десяток. — Как же вас занесло на эту богом забытую землю? — удивился он, окидывая нас улыбающимся взглядом. В вопросе звучали оттенки северного акцента.

— Мы здесь ищем кое-кого, — приветливо улыбнулась я.

— Откуда ж вы пришли? — Голландец покрутил головой и даже вытянулся, чтобы глянуть за наши спины, вдруг там возник новый тракт.

В разговор вступил Джеймс Уитлокк.

— Мы стали на якорь на юго-востоке.

— У Паруса? — выплюнул хозяин, едва не поперхнувшись воздухом. Мы рассеяно кивнули. — Ох, вижу, слава дон Кихота дорога каждому, — остроумно заметил он, а потом пояснил: — Да, конечно, на остров так просто не высадишься, но если и есть самое неудобное для этого место — то это Парус. Мы про себя называем те места Пастью Кракена. — Со стороны Джека донеслось безрадостное сопение.

— Любезный, — вклинился кэп, — не подскажете, где нам отыскать некого мистера Смолла? — Пират озарился терпеливой улыбкой.

В голландце же произошли разительные перемены, его словно пришибли чем-то: плечи опустились, уголки губ поползли вниз, скулы напряглись, а глаза заполнил тяжелый мрачный взгляд. Этим взглядом он буравил каждого из нас по очереди и лишь после нескольких минут молчания вскинул руку с тростью в сторону:

— Дом из серого камня, — бросил голландец и, круто развернувшись, быстро засеменил прочь, увлекая за собой служанку. Мы и не успели ничего спросить.

— Дом из серого камня? — Джек приложил ладонь ребром ко лбу и оглядел постройки. — Надеюсь, он здесь один.

Обменявшись недоуменными взглядами, мы двинулись по дороге в указанном направлении. Какие-либо предположения строить было опрометчиво. За заборами некоторых домов точно так же трудились чернокожие невольники. Смуглые служанки и мальчишки с большими корзинами для фруктов провожали нас удивленными взглядами. С продвижением в глубь деревни стало ясно, что, похоже, темнокожее население здесь весьма значительно преобладает над европейцами, но тем не менее и тем, и другим всё же удается найти равновесие в островной жизни. Основательно выстроенные каменные дома соседствовали с деревянными постройками привезенных рабов, обретших свободу, или прижившегося местного населения. На пороге одного из домов «бледнолицых» мальчишка-мулат передавал хозяину корзину с овощами, а тот взамен дал ему серебряную монету.

К счастью, искать таинственный дом не пришлось. Он сам выплыл к нам навстречу. Одноэтажный, сложенный из массивных каменных блоков темно-серого цвета и острой черепичной крышей дом выглядел аляповато среди скромных жилищ, высился подобно цитадели. Не хватало только бойниц вместо окон со ставнями. Здание утопало в зелени — буквально со всех сторон его окружали деревья, причем неясно, где они посажены человеческой рукой, а где подступают владения джунглей. За домом виднелся садик с пышными кустами олеандра и гибискуса и ряды грядок. Территорию усадьбы окружал забор в две трети человеческого роста, сложенный из обломков горных пород и почти полностью покрытый мхом или заплетенный плющом. От проржавелой насквозь калитки к дому вела обычная дорожка. Вытоптанная на ней трава говорила, что дом всё ещё обитаем. Хотя его вид вызывал двоякие чувства.

Я невольно поежилась, выжидательно поглядывая на спутников. Мы замерли перед калиткой в нерешительности, подозрительным взглядом изучая темные окна дома. Уитлокк осторожно коснулся калитки. Та легко поддалась и отошла без единого скрипа. Предложив мне руку, Джеймс направился к дому, и я рядом с ним. Джек терпеливо вышагивал позади. Не имея представления, кто и как нас встретит, мы решили воспользоваться, как сказал капитан Воробей, единственным беспроигрышным вариантом — импровизацией.

Громкий стук в дверь, казалось, даже не проник внутрь. К тому же оттуда не доносилось ни звука. Терпеливое ожидание было не для кэпа, и его кулак едва успел коснуться нагретого дерева на двери, как она распахнулась. Пират отпрянул назад. На пороге появилась пожилая женщина, мулатка, одетая в простое льняное платье. Темные волосы, собранные в пучок, удерживала плетеная повязка.

— Здравствуйте! — негромко поприветствовала я, улыбнувшись.

— Кто вы? — Местный акцент едва угадывался в её голосе — спокойном, но полном силы. Она обвела нас взглядом и слегка приподняла подбородок.

— Джеймс Уитлокк, — пират поклонился, — это мои… друзья. — Женщина вновь посмотрела на нас изучающим взглядом. В карих глазах виднелись тени тоски. — Мы ищем Уиллиса Смолла.

Тяжело вздохнув, обитательница дома уронила голову и беззвучно отошла в сторону, жестом предлагая войти. Изнутри каменная цитадель угнетала ещё больше, чем снаружи. Огромная площадь делилась на четыре равные части — кухню, каминный зал, спальню и кабинет, запертый на замок. Скудно обставленная грубой мебелью комната с камином подавляла любого, кто в ней оказывался. И лишь поблескивающие искры в очаге давали хоть какое-то обещание уюта… или того, что ты выйдешь отсюда. Когда-нибудь. Проникавший из небольших окон свет неуверенно рассеивал царивший мрак, и в его полосках плясали мириады пылинок. С массивных балок над головой свисали языческие тотемы и вырезанные из дерева головы неизвестных божеств. Одно было хорошо — прохлада, поселившаяся в доме, приятно покрывала раскаленное тело.

В молчании женщина указала на грубо отесанные стулья, а сама села в плетеное кресло. Джеймс и я неохотно присели, а Джек предпочел выситься позади меня, раздражающе барабаня пальцами по спинке стула.

— Вы пришли за картой. — И это была, несомненно, констатация факта. Мы растерянно переглянулись. Между тем мулатка продолжила: — Мастер Уиллис всегда говорил, что рано или поздно вы явитесь.

— Мы? — не удержался Джек.

— Вы или другие — в чем разница? — Женщина пронзила кэпа внимательным взглядом. — Мастер Уиллис предупреждал, что он захочет получить эту карту.

— Он? — переспросил Феникс. Темные глаза собеседницы плавно сместились в его сторону.

— Вас послал его брат. — И это вновь прозвучало утвердительно. Мы с Джеймсом обменялись беглыми взглядами.

Джек Воробей тем временем принялся неспешно расхаживать по комнате, с интересом разглядывая диковинный интерьер. Обитательницу дома из серого камня это никоим образом не беспокоило, равно как и сам факт явления к ней незнакомцев. Казалось, она всю жизнь ожидала, что мы или кто-то вроде нас постучится в дверь. Её ладони умиротворенно покоились на коленях, а уставший, но внимательный взгляд по очереди блуждал меж наших лиц. Подобная осведомленность застигла врасплох. Что-то было не так. С чего вдруг затворнику, одержимому поиском камня, твердить о желании своего брата забрать карту? Брата, который, по его словам, отказался от подобной затеи.

Джеймс Уитлокк, на секунду задумавшись, но не утратив самообладания, вежливо спросил:

— Прошу прощения, но кто вы? И можем ли мы увидеть мистера Уиллиса Смолла?

— Меня зовут Мариса, — бесстрастно отозвалась женщина. — А мастер Уиллис мертв. Так и передайте его брату.

От неожиданности капитан Воробей выронил тотем ворона, что уже с минуту увлеченно вертел в руках. Деревянная статуэтка подскочила на каменном полу. Я метнула в пирата выразительный взгляд и обратилась к Марисе:

— Почему вы считаете, что нас кто-то послал? — Сообщение о кончине Уиллиса Смолла меня отнюдь не удивило, скорее, разочаровало. Интуиция или предчувствие — вот уж не знаю, — подсказывали подобный исход. Вполне закономерный.

— Потому что мастер Уиллис говорил, что его брат Уильям никогда не сможет отказаться от этого.

Я отрицательно покачала головой.

— Нет-нет, как раз таки всё наоборот. Он живет спокойной жизнью в Порт-Нассау и давно отказался от всяких авантюр, а вот мистер Уиллис…

Мариса резко перебила меня.

— …рассказал мне правду. Вы ведь ничего не знаете. Слепо верите всему, что слышите. — Мулатка улыбнулась сочувственной улыбкой. Что-то подсказывало, что ещё рано рушить её искреннюю убежденность в том, что мы посланы Уильямом Смоллом.

— Так, может, просветите нас? — доброжелательно предложил Джек Воробей, вновь возникая позади меня. Я невольно подалась вперед, почувствовав, как дреды пирата защекотали по шее. Мариса глубоко вдохнула, опустив глаза. По едва морщинистым губам скользнула тень ностальгии. Вновь подняв взор на пирата, женщина сплела пальцы рук. Джек в свою очередь вперился в единственную обитательницу дома заинтересованным взглядом и не менее увлеченно засопел.

— Ты не как они, — наконец проговорила хозяйка, указав на нас. Воробей, похоже, принял это за комплимент. — В твоих глазах горит огонь, — она грустно вздохнула, — как и у мастера Уиллиса. — Мариса умолкла. Под темными балками сгрудились тени давних воспоминаний. — Братья были молоды, когда им в руки впервые попала таинственная карта. Реальная часть семейной легенды. Пылкие, полные сил они загорелись идеей отыскать сокровище. Зачем? Лишь затем, чтобы найти, чтобы ощутить триумф, быть первыми. Но чем больше они погружались в поиски, чем больше узнавали о камне, тем больше сил и времени отдавали на это. Семейное состояние начало стремительно таять из-за частых и бессмысленных экспедиций. Но братьям это было неважно. Единственное, что имело смысл — найти сокровище. Мастер Уиллис говорил, что никогда прежде и после не испытывал столь сильного и постоянного влечения. Однако камень по-прежнему оставался тайной во тьме веков. Собранная по крупицам информация о нём больше походила на сказку, придуманную на скорую руку. Поняв, что след уводит их в Новый Свет, братья, не колеблясь, решили снаряжать экспедицию. Но старший, Уильям, был помолвлен. Прекрасная девушка по имени Арлин терпеливо и покорно мирилась с нешуточной одержимостью своего жениха. Она любила его всем сердцем: так, как молодая женщина может впервые полюбить. Но свадьбе не суждено было состояться. Накануне отплытия Уильям тайно встретился с ней и сообщил, что уезжает. Девушка умоляла его остаться во имя их любви и всего, что их связывало. К тому же грохот позора отмененной свадьбы лег бы черным пятном на неё и её семью. Но Уильям был непреклонен. Сказав, что не сможет успокоиться, пока не отыщет камень, Уильям освободил юную Арлин от обещания стать его женой. Он обязался, что назовет сокровище в её честь, и лишь тогда, если её сердце всё ещё будет свободно, станет ей мужем. Той же ночью, не в силах терпеть боль в разбитом сердце, девушка шагнула с утеса в охваченное штормом море. А на рассвете Уильям спешно покинул город, и никто не узнал о его причастности. Однако экспедиция не оправдала надежд братьев. Они решили не возвращаться ни с чем в Англию и продолжить поиски здесь, в Вест-Индии. Это оказалось долгим утомительным делом, ведь, кроме лоскутов, карт у них не было ничего. Уильям разочаровался в сокровище и его поисках. Он желал всего и сразу. Ему всё ещё хотелось найти камень, но равно так же он жаждал достичь чего-то в службе, получить звание, титул и перестать скитаться по тавернам. За этим он пришел на флот. Верой и правдой служа короне, он ни на день не переставал думать о камне. Мастер Уиллис пошел матросом на королевский корабль, потому что считал, что ему не хватает знаний для расшифровки карты. Все свободные деньги и время он тратил на поиски: кочевал по портам, собирая слухи. Много лет прошло, прежде чем он узнал о местонахождении острова. Мастер Уиллис, будучи лейтенантом, пришел за помощью к брату, но в неудачный момент: тот принимал нового губернатора и, естественно, не признался ни в чем, назвав брата сумасшедшим. Не найдя поддержки у брата, мастер Уиллис решился сам добраться на тот остров. Под предлогом, что там скрываются контрабандисты, он снарядил королевский бриг. Но глава адмиралтейства каким-то образом узнал об истинных целях экспедиции. По возвращении мастера Уиллиса ждал конвой. Он бежал и попал сюда, на Саба. Все время, что я служила ему, он проводил за разгадыванием карты. «Мариса, — часто повторял он, — за что Господь наказал меня этим проклятьем? Ведь я отдал всё, что имел, и что могло бы у меня быть, лишь во имя одной легенды!». Я отвечала, что ещё не поздно отказаться, бросить, пожить настоящей жизнью. «Нет, — говорил мастер Уиллис, — теперь слишком поздно. Назад пути нет. Мой брат это поймет, поймет, что отказаться невозможно». При этом взгляд его застилала тоска и бессильное сожаление. В глубине души он хотел бы никогда не видеть карту.

Женщина замолчала. С её губ сорвался едва слышный вздох.

— А та, что с острова Креста? Он её прочел? — Джек нетерпеливо подался вперед.

Мариса впилась в него раздраженным взглядом.

— Мастер Уиллис потратил на это все последние годы, до самой лихорадки. Каждый день он отправлялся через вершину к Адским Вратам, чтобы физические тяготы очищали мозг, помогали вновь и вновь искать толкование линиям и символам. Да, он прочел карту. — Женщина сделала паузу. Раздражение во взгляде сменилось оттенком злорадства. — И поклялся, что унесет её тайну с собой в могилу.

Со стороны капитана Воробья донеслось безрадостное сопение — на одну загадку больше. Я мельком бросила взгляд на Уитлокка. Пират сидел в полнейшем спокойствии, даже с несколько отрешенным видом, словно погрузился в глубочайшие думы.

— Вы упомянули, что мастер Уиллис ожидал ещё кого-то, кроме людей своего брата. Кого он имел в виду? — негромко спросил Уитлокк.

— Не знаю, — пожала плечами мулатка. — Иногда он днями просиживал в кабинете, исписывая неимоверное множество пергаментов, затем спускался сюда, к камину, и что-то записывал в дневник. Однажды я случайно услышала, как мастер Уиллис обсуждает что-то вслух. Его голос звучал опечаленно. И говорил о том, что сокровище никто не сможет найти, пока не соберет всю карту целиком, а того, что имели они с братом, было недостаточно. Есть и другие «охотники», другие обладатели куска карты, которые точно так же бессильны в поисках. Но мастер Уиллис считал, что рано или поздно кому-то удастся отыскать все части. В этом, как он полагал, преуспеет его брат. Как видите, он оказался прав.

На какое-то время воцарилась безрадостная тишина. Каждый рылся в собственном клубке мыслей, с интересом предавшись распутыванию загадок и поиску двусмысленности слов. Хозяйка дома с явным безразличием, чересчур напускным, как мне показалось, наблюдала за чертами наших лиц, словно бы пыталась прочесть, о чем мы молчим. Женщина встала, и даже будучи ниже нас ростом, глядела свысока. Джеймс и я поднялись следом.

— Можете обыскать кабинет мастера Уиллиса. — Её рука плавно указала в сторону. Сапоги Джека нетерпеливо заскрипели. — Только всё равно ничего не найдете, — не без удовольствия осадила Мариса. — По завету мастера Уиллиса, я сожгла все его бумаги.

Спинка старенького стула несчастно заскрипела под ладонями кэпа.

— Прошу прощения, — прячагнев за воспитанностью, засопел Джек Воробей, — милейшая, вы сожгли все записи единственного человека, разгадавшего карту?

Растерянность и негодование прельстили женщине. Мариса, видимо, расценивала это как заслуженную кару. Она с издевательски-легкой улыбкой буравила взглядом капитана Воробья, при этом внешне не проявляла никакого беспокойства.

Молчание затянулось. Я вопросително глянула на Уитлокка, но его взгляд в задумчивости застыл на решетке камина. Джек же готов был перевернуть этот дом до последней песчинки.

— С радостью приму ваше предложение, — сверкнул глазами кэп, обойдя меня со спины. Джеймс выжидательно обернулся к нему.

— Э-э-э, нет! — Я ухватила кареглазого пирата буквально за шкирку и притянула к себе. Впервые Мариса глянула на меня с любопытством. Схватив Феникса другой рукой, я вполоборота обратилась к мулатке: — Ничей дом мы обыскивать не будем. — Я натужно подталкивала Джека к выходу и на ходу пыталась выдать что-то достойное напоследок: — Извините, Мариса, мы не хотели причинить неудобства. Мы очень сожалеем о кончине мистера Уиллиса, примите наши соболезнования. Простите, что потревожили вас. Прощайте! — выдохнула я, выталкивая пиратов под солнечный свет и захлопывая дверь ногой.

Едва перестав жмуриться, я обернулась, и глаза встретились с негодующим взглядом капитана Джека Воробья.

— Что это, дьявол тебя забери, только что было?

— Не вполне удачное спасение от вполне очевидного бесполезного действа, — направляясь прочь от дома, бросила я.

— Что? — фыркнул кэп.

Я закатила глаза.

— Всё яснее ясного. Сотри ты хоть весь дом в мелкую щепку, найдешь лишь кукиш с маслом. Слова Марисы звучали кристально ясно.

— С чего мы должны ей верить? — возмутился пират.

— А с чего не должны? — парировала я.

— Она могла блефовать. В ином случае, мисси, ей незачем было рассказывать нам все эти душещипательные истории. Ты слишком доверчива, милочка.

Я лишь злобно фыркнула.

— Ты ни черта не разбираешься в женщинах, пиратский дон Жуан. Она была не просто преданна своему хозяину, но к тому же относилась к нему с большой теплотой и любовью. И весь этот разговор состоялся лишь потому, что таковой была его воля. А вот почему именно такой — ещё один интересный вопрос.

Джек молча буравил меня взглядом, а затем выпалил:

— Из-за таких вот «чувственных оценок» вашей братии в пиратстве не преуспеть.

— Ну и слава богам! Не придется наблюдать опечаленные физиономии вашего уязвленного самолюбия, господа пираты. — Кэп Воробей лишь саркастично приподнял бровь и едва дернул усом. — Ну а ты что молчишь, Джеймс?

Он мило улыбнулся.

— Не хотел прерывать ваш диспут. Ты права, Диана, наличие иных соискателей и владельцев других частей карты лишь всё усложняет. Игнорировать сей факт — значит, заведомо признать поражение. Теперь наши действия должны строиться с учетом этого.

Я сложила на груди руки, а самодовольная физиономия обратилась к Воробью. Тот, казалось, и не уделил никакого внимания этому. Мы порядочно удалились от дома.

— В любом случае надо забрать то, зачем мы сюда пришли, — хитро улыбнулся Джекки.

Джеймс серьезно кивнул несколько раз. Я была слишком увлечена демонстрацией победы, поэтому осознание пришло не сразу. Но когда мысль наконец достигла сознания, меня будто молнией прошибло.

— Вы же не собираетесь?.. — Обогнав пиратов, я обернулась к ним с опасливым взглядом.

Но, увы, они собирались, более того настрой их оказался весьма непоколебим. Не прошло и четверти часа, как мы ступили на землю мертвых. Небольшое кладбище, тонущее в пучках травы, отделял от деревни покатый холм и стена из кустарника.

Пираты не спеша двинулись меж могильных камней, взглядом экскурсантов считывая выцарапанные имена.

— Здесь, — негромко подозвал Уитлокк.

Я скривилась, но всё же подошла ближе. Могила находилась поодаль от основной части захоронений. Вместо камня — едва стоящий крест, сделанный без особого усердия, на нём — псевдокаллиграфическая надпись: «Уиллис Смолл. 17хх». Ни тебе почетных званий, ни даже даты смерти.

— Ужас! Поверить не могу! — вновь я попыталась начать протест. — Могилы стоит разорять только в одном случае, и это — не он!

— Любопытно тогда, в каком? — тут же вклинился Джек. Внутри же меня вспыхнуло яростное желание дать ему смачный подзатыльник. Пришлось ограничиться пламенным взглядом. — Да брось, — отмахнулся кэп, — он мёртв, ему плевать.

Всплеснув руками в бессильном гневе, я заявила, что участвовать в расхищении захоронений не собираюсь, и размашистым шагом направилась прочь с кладбища. Вскоре подоспели матросы с лопатами. Я лишь недоуменно качала головой, умостившись под деревом. Спустя пару минут моряцкие голоса стали громче, давая надежду, что эта бесчестная авантюра закончится, так и не начавшись. Зачинщиками спора оказались матросы Воробья, собственно, команда Уитлокка, как и сам капитан, оставались лишь молчаливыми наблюдателями.

— Мы на такое не подписывались! — басом орал канонир под дружный гул одобрения собратьев по команде.

— Ты что это, в ад угодить боишься? А? — парировал Воробей. — Так ты, как и все вы, давно там желанные гости.

— Мы пираты! — не унимался моряк. — Мы грабим живых, а не мертвых!

Воробей хохотнул.

— Полно, Джимми, припомни Картахену. Или Сан-Доминго. О, может, шхуну у берегов Гвианы? — Возмутитель спокойствия надул губу, явно уязвленный, но пока капитан сверкал победной улыбкой и гневом в глазах, Джимми нашел, что сказать:

— Дьявол тебя побери, Джек Воробей! Мы нанимались в команду не для того, чтобы следовать за тобой в поисках очередного неведомого дерьма, как слепые котята! Долгие месяцы ты водишь нас за нос и твердишь о неведомой наживе, да только ни черта ей не пахнет! У нас здесь у всех есть рот, помимо своего, который надо кормить! От обещаний голод не утихнет!

— Следи за языком, матрос! — проревел Джек. — Я здесь капитан!..

— И по морским обычаям мы можем тебя сместить и избрать нового! — пригрозил Джимми. Моряки дружно его поддержали. Положение капитана «Жемчужины» было едва ли стабильнее, чем у канатоходца над пропастью.

— О, так вот в чем дело, — с ядом в голосе протянул Воробей. — Много желающих занять моё место! Как же это называют… — наигранно задумался он. — Ах да, бунт. А что бывает с бунтовщиками?..

Джимми грозно подступил к пиратскому капитану.

— Ты такой же пират, как и мы, Джек, и твое отстранение не будет считаться бунтом, если ты этого заслуживаешь. А сомнений в этом всё меньше.

— Вот как? — возмутился кэп с нотками оскорбления в голосе. — И кто же тот достойный, что займет моё место? Неужто ты, Джимми, а? Ведь, помнится, именно за подобное рвение тебя прогнали из прошлой команды. — Джек Воробей решил придерживаться тактики «Лучшая защита — это нападение», но, увы, в этот раз прогадал. Подобные слова отнюдь не охладили пыл недовольных, а раззадорили их ещё больше.

— Довольно, чертов змей! Либо мы сообщаем квартирмейстеру, что нам нужен новый капитан, либо ты рассказываешь, во имя чего каждый добрый моряк в твоей команде должен поступиться собственными принципами! — высокопарно закончил Джимми ультиматум.

Взбудораженная накалом событий незаметно я добралась до границы кладбища, оказавшись совсем рядом. Джек, казалось, растерялся, ни одна из предложенных альтернатив ему не нравилась. Команда Уитлокка же с недоумением наблюдала за моряцкой сворой, дивясь самой возможности подобного.

— Ради драгоценного камня в пару тысяч карат, что некогда укрыл один из кораблей Непобедимой Армады, — провозгласил Джеймс. Джек закатил глаза, его физиономия приобрела красноречивое выражения из разряда «Всё пропало» и «Ой, дур-а-а-а-к». Возмутители спокойствия же шокировано притихли, уставившись на Феникса. Уитлокк сурово взирал на пиратов, но без излишней эмоциональности. Выдержав паузу, капитан добавил: — Его называют Эфир Власти. — Громкое название, сказанное должным образом, подействовало на Джимми и его братьев отрезвляюще. Переглянувшись, они задали капитану последний вопрос и то, как мне показалось, для пущей формальности:

— Это правда?

— Да. — Воробей обиженно вскинул подбородок. — И берёг я её от вас лишь для того, чтобы не распалять попусту, а дождаться благоприятного момента.

Уязвленные пираты поникли головами и всё ещё без особой охоты, но более покорно принялись за дело. И пока моряки решали, с какой стороны подступиться к могиле, Джек обернулся к Уитлокку:

— Я об этом не просил, — и шагнул в сторону копателей.

— Сочту за спасибо, — с улыбкой бросил вдогонку Джеймс, а потом, внезапно глянув на меня, ободряюще подмигнул.

У меня же в голове словно на мегаскорости промотали все серии «Анжелики». Что, черт возьми, я только что видела? Начало краха? Или просто рядовой случай в бытности капитана Джека Воробья? Простояв в немой оторопи ещё с минуту, я решительно выдохнула, освобождая голову от каламбура, и поспешила вернуться под дерево, пока не назрел очередной путч.

Пока пираты занимались осквернением, я раздумывала, что же будет, если местные застанут нас за этим бесчестным занятием? Вроде набожностью XVIII век не страдает. О да, не хватало только «святой инквизиции» с вилами и граблями к нашей коллекции проблем!

— Похоже, не я один считаю это беспределом, — раздался голос надо мной. Рядом, привалившись к дереву, с нескрываемой брезгливостью на лице (какая, наверное, отражалась и на моем) за всем наблюдал Бойль.

— Они думают, это необходимо, — не особо правдиво прозвучало в ответ.

— А ты?

— Может быть. Не знаю. Но это чересчур!

— Обычно капитан к тебе прислушивается, — заметил моряк.

Я удрученно вздохнула.

— Что ж, не в этот раз.

Бойль кивнул с едва слышной усмешкой и примостился рядом.

— Всё равно тебе повезло.

— О чём это ты? — не вполне поняла я.

Матрос прикусил травинку и попеременно моргнул каждым глазом.

— А, ты про бабу на корабле? — устало вздохнула я, ибо эта тема, казалось, в принципе не могла исчерпать себя.

— Капитан учитывает твое мнение, — пояснил пират.

Я слегка растерялась, во фразе будто слышались нотки ревности.

— А разве Джеймс похож на диктатора? На «Призрачном Страннике», как мне кажется, вполне себе устоявшаяся демократия. Разве нет?

Бойль качнул головой.

— Я не про то. — Я заинтересованно склонилась ближе. — Про то, что ты заслужила того, чтоб твое мнение учитывалось. И случилось это в вашем общем прошлом, да?

Я мысленно хохотнула.

— Так вот к чему это? Ради истории про «общее прошлое»? — Бойль пожал плечами с лукавой улыбкой на губах. — Да, есть такое, — сдалась я. — Я вошла к вашему капитану в доверие, затем предала, а он меня спас. — От неожиданности Бойль даже выронил соломинку. В его глазах заблестел странный огонек, поэтому из-за боязни быть похороненной заживо под этим самым деревом, я поспешно добавила: — Хотя Джеймс склонен называть это «наставлением на путь истинный». — В довершение на губах засветилась доброжелательная улыбка.

Пытливого моряка, очевидно, не впечатлила тайна прошлого, и более от него не донеслось ни слова, чтобы случайно не получить ещё одно неожиданное откровение. Мы молча рассматривали скудный пейзаж, а настороженный слух стоял на страже новостей от остальных пиратов. Я раздумывала над тем, как быстро и так малый градус доверия ко мне вновь перевалит на шкалу отрицательных значений. Хотя, уж наверное, Барто слышал все рассказы о похождениях своего предводителя.

— Готово, — Бойль не вполне дружелюбно саданул меня в бок, указывая на кладбище.

Пираты столпились вокруг ямы, и разглядеть что-то за спинами с расплывшимися пятнами пота было весьма затруднительно. Несмотря на скептическое отношение к подобной затее, Бойль в мгновение ока устремился к честной компании, я же приблизилась только к ограде. Уверена, мне хватит впечатлений и без разглядывания останков или, что хуже, их обыскивания.

Пираты взбудоражено топтались около могилы, затем раздался характерный треск — последняя преграда преодолена. Послышалось дружное «О-о-о», моряки отвернулись, жадно хватая свежий воздух. Я закусила губу, сердце отбивало взволнованный бит. Несколько минут гробовой тишины и…

— Чёрт! — видавшая виды лопата взмыла в воздух под разъяренный крик Уитлокка. Не знаю уж, чему удивилась больше. Феникс пнул комок земли и принялся расхаживать взад вперед, измеряя расстояние между захоронениями размашистыми гневными шагами.

Мне же одновременно хотелось раздосадовано шмыгать носом и ехидничать на тему напрасного вандализма. Но за последние дни я и так натворила достаточно, подобный шаг вряд ли оценят по достоинству уставшие пираты, стоявшие у раскопанной могилы и оставшиеся не у дел.

Заканчивался день весьма безрадостно. Раздразненные обещанным кушем пираты по возвращении в лагерь столкнулись с отсутствием должного количества воды. Дежурные в лагере умудрились отыскать иссыхающий ручей и наполнили фляжки, что хотя бы спасало от обезвоживания под жарким карибским солнцем. О полном утолении жажды и речи быть не могло, поэтому дальновидный кок отправил посланцев на корабли, и к закату пиратов ожидало существенное пополнение запасов рома. До этого радостного события моряки понуро обсуждали неудавшееся предприятие, пока пиратские капитаны ломали головы над решением загадок. Похожий на бочонок кок суетливо носился меж двух котлов: не ради помешивания варева, а чтобы бить по рукам тех, кто был не в силах ждать начала трапезы. Ему, пожалуй, в этот день повезло больше всех — в лесу сыскались какие-то птицы, из которых получился знатный бульон, а в поселении удалось разжиться то ли кукурузой, то ли подгнившими овощами. В любом случае проголодавшемуся желудку запах похлебки пришелся по нраву. Я пыталась было помочь «шеф-повару», но он буквально прогнал меня прочь со словами, мол, если женщина притронется к его шедевру, он застрелится. Ох уже эти творцы! В итоге я уселась в стороне ото всех, подражая примеру Уитлокка и Воробья в поиске решений.

Утомленный долгими и бессмысленными поисками лагерь быстро уснул. Мне же это никак не удавалось. Глаза слипались, сон обволакивал в пушистые объятья дремоты, но раз за разом я просыпалась то от стрекота насекомых, то от внезапного крика птицы, то от сучка, попавшего под ребра. Окончательно терпение лопнуло, — когда даже во сне я продолжала раздумывать над событиями, которыми был наполнен день, — после нескольких часов верчения волчком и пересчета огромных отар овец всех пород. Небо очистилось от облаков, позволяя лежать в тишине и любоваться созвездиями. Потянуло холодом от ночного бриза, и я перебралась к ребристому камню. Костер внушал доверие, словно бы его свет отгораживал от всего плохого, что крылось во тьме. Из-за тучи наконец выбралась луна, разрисовывая окрестности таинственными тенями.

— Не помешаю? — Я аж подпрыгнула: голос Джека Воробья не громко, но неожиданно возник за спиной. Пират уселся рядом, согнув одну ногу в колене, а другую протянув к огню.

— Не спится? — борясь с приступом икоты, прошептала я.

— Ром кончился, — отозвался кэп. Я недоверчиво улыбнулась, посылая ему многозначительный взгляд. Усмехнувшись, Джекки выудил из-за пазухи небольшую фляжку. — Будешь? Стащил у Гиббса.

— Нет, ром притупляет чувства.

— Вот именно. — Я посмотрела на него заинтересованным взглядом. В карих глазах танцевали огоньки — то ли от костра, то ли отблески пламени, что в душе. Мне всегда казалось, что с обветренного и закаленного тысячами брызг пиратского лица никогда не сходит тень улыбки — той самой, что повествует о победе над стихией. Джек зубами вырвал пробку и неспешно, последовательно сделал несколько глотков, смакуя каждый из них. И лишь потом, после нескольких минут молчания, спросил: — А с тобой что?

— Ну, не знаю, может, вандализм не дает мне покоя? Ну, знаешь, расхищение захоронения, например. Напрасное, прошу заметить.

— Тебе не полегчает, если будешь постоянно напоминать всем об этом, — укоризненно заметил капитан Воробей. — Расслабься, почившему сэру — где бы его душа ни маялась, — это никоим образом не помешало. К тому же — мы закопали всё обратно. — Кислая улыбка дрогнула на моих губах. — Мне вот, например, — хоть я и буду жить вечно, — будет абсолютно наплевать, кто играет с моими гниющими костями.

— Вечно? — переспросила я. — Из Источника Молодости-то ты не испил, — с легкой издевкой подметила я, прекрасно зная последующий ответ.

— Но я его открыл. — Джек поднял указательный палец. — Буду жить в умах. Память — единственное, что точно продлит тебе жизнь. Сильнейшее оружие и приятная похвала. За что же каждая букашка в этом мире борется, как не за то, чтобы его запомнили… или нет? Сделал что-то славное — вот, мол, гордитесь мной, помните меня, а согрешил — не приведи мать-природа, чтобы кто-то об этом вспомнил. — Ко мне обратился лукавый взгляд. — Хотя титул грешника всех грешников вроде звучит неплохо, — улыбнулся пират.

— Память… — искусственно усмехнулась я. — Забавно…

— Что именно? — поинтересовался Джекки.

— Ты забыл про ещё одно её свойство. Наказание. Как насчёт того момента, когда воспоминания — всё, что у тебя есть, но оказывается, что они только твои? Для остальных — всего этого будто не было.

— Вроде душевной болезни? — Джек скривился, словно подавляя позыв к неблагородной отрыжке.

— Вроде сна.

Пират замешкался на долю секунды.

— Тогда стоит проснуться.

— И всё потерять?

— Всё? Это воспоминания, которые, кроме тебя, никто не помнит? — Кэп на секунду умолк в размышлении. — Разве это не выход?

— Мне кажется, бегство. Вариант, что попроще.

— А тебе не хватает загадок?

Я передернула плечами.

— Нет уж спасибо! Сыта по горло.

— То-то оставила самое интересное нашим… менее чувствительным… умам, — подметил Джекки.

Брови скукожились у переносицы, пока мозг пытался понять, по поводу чего был сей реверанс.

— А, — протянула я, — ясно. Хотите вновь наведаться к Марисе? Ты же тоже считаешь, что это бесполезная трата времени. Я уже начинаю сомневаться, что этот треклятый кусок вообще существует! — эмоциональным шепотом посетовала я.

Капитан Воробей обернулся, осматривая поросшие склоны горы.

— Кто знает, куда мог занести черт одержимого старика, — проговорил он.

Ах, да! Ежедневные прогулки во имя очистки разума. Или для чего-то более практичного? В этом есть смысл.

— Ну, старику не уйти далеко, — рассудила я. — Может, где-то там есть тайник, судя по всему, немалых размеров, раз Смолл упорно таскался туда каждый день самолично, а не решил разместить где-то под боком. Адские Врата? Может, страшное большое дерево или проклятая пещера, — предположила я и, усмехнувшись, добавила: — По всем законам жанра.

— Хм, а не проверить ли нам эту теорию? — вдруг предложил кэп, развернувшись вполоборота. Я хохотнула. В пламенно-карих глазах танцевали бесенята, украшая пылкий авантюрный задор.

— Сейчас? Ночью? — Я решила, что пират шутит, и была готова к колкому замечанию по поводу своей наивности. Но карие глаза продолжали упорно смотреть, словно их обладатель знал, что я не смогу удержаться. Приняв происходящее за розыгрыш, я с легкостью откликнулась на предложение и приготовилась к кульминации. Капитанский настрой поражал своей подлинностью и целеустремленностью. Порывшись в зарослях, Джек выудил три факела, два всучил мне, а третий поднес к костру. — Ты серьезно, что ли? — не удержалась я. Рука с факелом замерла, а голова в треуголке медленно обернулась ко мне.

— Ты же только что сама согласилась, — недоумевал Джек.

— Я думала, ты шутишь! — зашипела я. — Ночью? В горы? Через джунгли?

— Там наверняка есть тропа из деревни, к рассвету будем на вершине. Да и, думаю, тебе больше понравится подниматься в ночной прохладе, нежели ползти под полуденным солнцем.

Слова звучали так уверенно, что я подавила в себе сомнительные нотки возмущения и согласно кивнула головой. В следующую секунду запылал факел. Около двух часов ночи мы покинули стоянку, обогнули деревню и вышли к горной тропе. Чем дальше оставался лагерь, тем ближе я держалась к Джеку и тем крепче свободная рука сжимала эфес сабли. Проложенная с большим усердием тропа медленно и уверенно приходила в запустение. Буйная тропическая растительность пробивалась сквозь настил. Сапоги порой скользили по влажным доскам. Иногда в ночи жутко вскрикивали разбуженные птицы, и мы испуганно замирали, тараща глаза в лесную чащу. «Боже! Зачем я на это согласилась!» — мысленно восклицала я, с сожалением вспоминая о бессонной ночи у костра. Тем временем страшных деревьев на пути не встречалось. В одном месте тропа без видимых причин круто уходила в сторону и пролегала вдоль огромного упавшего дерева. Потоптавшись около него и немного передохнув, мы продолжили путь. Чтобы как-то отвлечься, я заговорила:

— Ты как-то обмолвился про вашу прошлую встречу с Джеймсом, ещё на острове Креста. Можно поподробнее?

— А что же у доблестного рыцаря не спросишь? — полюбопытствовал Джек.

Я картинно задумалась.

— Допустим, хочу услышать обе версии.

Кэп пожал плечами.

— Нет в этом никакой тайны. Я напал на корабль, на котором направлялся в Лондон в то время ещё губернаторский сынок, и захватил твоего кавалера в плен.

— Он не мой кавалер, — смутившись, фыркнула я.

— Ну, тебе виднее.

Я удивленно хмыкнула.

— И как тебе это удалось в одиночку?

— Ну, — протянул пират, отмахиваясь от мошек, слетевшихся к факелу, — я был не совсем один. — Внутри меня блеснул отчаявшийся огонек надежды. А вдруг?.. — Эта развалина Барбосса должен был содействовать в той авантюре, но подлец сбежал, так и не дождавшись начала. — Ох, ну да, конечно! Барбосса! — Хм, кстати, надо будет при встрече ему это припомнить, — сказал, скорее, себе Джекки, приостановившись.

— И кто же тебе помог? — не унималась я.

— Женщина, — весомо заявил капитан Воробей, гордо приподняв подбородок. Его глаза хитро поблескивали, как два алмаза во тьме пещеры. У меня ком застрял в горле, в мыслях вертелось «Не надейся!», а на губах натянулась глуповатая улыбка. — Благодаря моей «Жемчужине» нам удалось несколько дней следовать за ними. Оставалось лишь дождаться благоприятного момента. — Довольная улыбка осветила лицо капитана.

С губ сорвался долгий вздох. К подобным внезапным поворотам, крушащим хрупкие надежды, выработался иммунитет, а потому разочарование оказалось вполне сносным и быстро проходящим.

Мы двинулись дальше.

— И что же, всё ради выкупа? Ради наживы?

— Вроде того, — неясно отозвался пират. — Был и ещё один интерес.

— Книга? — ляпнула я.

Джек круто развернулся, в мой адрес прилетел горящий взгляд с оттенком улыбки.

— Значит, спросила? — Кэп сощурил глаза. Я прикусила язык, но было поздно. — И чья версия интересней?

Уголок губ приподнялся в лукавой ухмылке.

— Джеймса. В ней больше подробностей.

Карие глаза удивленно округлились. Отчасти обиженно хмыкнув, Джекки резко мотнул факелом, опаляя крылья мотыльков, и со спартанской силой припустил вперед.

Отойдя от секундного ступора, я поскакала следом, подобно кошке стараясь догнать кружок света.

— Джек! Эй! Подожди! Да стой ты! Дже-е-е-е-к!

Лагерь остался далеко внизу, с виду давно исчез его путеводный костер. Дорога продолжала уводить всё дальше и выше. Пожалуй, наше предприятие вошло бы в сборник самых неудачных историй, если бы не случайность. Спустя ещё час ходьбы мы выбрались на небольшой уступ, покрытый низкой сочной травой. С одной стороны к нему подступал крутой склон, с другой, сгорбившись, возвышалась скала, заплетенная тропическим плющом. Мы забрались достаточно высоко, чтобы разглядеть в подзорную трубу редкие огни деревни. Джек уселся на пучок травы, разглядывая поселение. Я примостилась неподалеку. Здесь не было ничего странного, как и в десятке местечек, повстречавших на пути. Я вертела в руке небольшой камень, изредка поглядывая по сторонам. Ну отчего мне, как всем в лагере, не спалось? О чем я думала, когда соглашалась на «романтическую прогулку по джунглям»? С Джеком, имея уже не самый приятный опыт. Просто надеялась, что вдруг произойдет чудо, именно сейчас, в ночи? Хотя не так уж всё плохо: свежий воздух, приятная компания, тренировка сил на будущее. Наверняка лучше, чем в ночи остаться наедине с собственными мыслями.

— Надо идти дальше. Дойдем до вершины и до жары вернемся, — проговорил Джек, пряча трубу в карман.

Мысленно я взмолилась, чтобы он говорил о вершине тропы, а не горы. Пират встал, подавая руку. Поднявшись, я вытащила факел из земли и отшвырнула камень в сторону, чтобы освободить руки. Тут же Джек замер, настороженно вглядываясь за мое плечо.

— В чем дело? — опасливо спросила я.

Пират лишь шикнул в ответ. Пошарив ногой, он поднял с земли то ли кусок коры, то ли осколок скальной породы и запустил в том же направлении. Вместо гулкого удара донеслись негромкие отголоски звонкого эхо, словно камень не уткнулся в плющ или скалу, а провалился куда-то сквозь. Отобрав у меня факел, кэп принялся тщательно изучать каменную стену. Я заинтересованно замерла, выглядывая из-за пиратской спины.

— Ага! — сорвалось торжествующее восклицание. Рука раздвинула массивные плети ползучего растения, и свет факела рванул в бесконечную тьму пещеры.

— Это оно? — прошептала я, вглядываясь в непроницаемый мрак. — Проклятая пещера? — Голос дрогнул от возбуждения.

Джек Воробей пожал плечами.

— Пошли и узнаем, — обернувшись, предложил он.

Я закусила губу, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Хоть клаустрофобия не числилась в списке моих недостатков, неизведанные места, погруженные в абсолютную темень, также не являлись любимыми уголками. Видя на моем лице выразительную картину испуганной нерешительности, капитан выдал альтернативный вариант:

— Можешь остаться здесь.

Я посмотрела по сторонам. По джунглям расползался плотный туман. От деревьев пролегли жуткие тени, обрисованные ночным светилом. Где-то высоко в ветвях пугающе шуршали лесные обитатели. Закрыв глаза и выдохнув, я глянула на Джека и решительно кивнула.

На удивление пещерный коридор оказался недлинным. Сотня шагов, может, чуть больше, и пляшущий на влажных пещерных сводах свет пламени поймала мутная гладь воды. Чем ближе мы подходили к гроту, тем явственнее ощущался тошнотворный запах. Вонь становилась всё невыносимее, заставляя жалеть о плотном ужине. Прикрывая нос и рот ладонями, мы наконец достигли озера. Воды в нём было едва по колено: сквозь её слой проглядывали размытые очертания камней. В самом центре, в пяти-семи ярдах от берега, из воды торчал обломанный зуб сталагмита. Несколько секунд мы заворожено глядели, как оранжевый свет факела обволакивает собой небольшой сундук на его вершине. Меня привел в чувство рвотный позыв. Запах был такой, словно сюда сотнями приходили умирать.

— Надо отсюда скорее выбираться, — заявила я и шагнула вперед. Но ещё до того как носок сапога коснулся водной поверхности, Джек с силой отпихнул меня назад.

— Что такое? — возмутилась я, кривясь.

— Слишком просто.

Некоторое время, освещая факелом дюйм за дюймом, пират внимательно вглядывался в воду. Тем временем рассудок мутнел от запаха; я готова была бежать прочь сломя голову. Недовольно поморщившись, Воробей извлек из-за пазухи банан и швырнул на середину водоема. Мгновенно вода вокруг плода буквально вскипела. Фрукт почернел, скукожился и затем с шипением растворился. Менее чем за минуту.

— Яд, — оповестил капитан. К моей шокированной физиономии обратился самый самодовольный взгляд из пиратского арсенала. Что отнюдь не уменьшало его красоту.

Я с трудом выдавила вопрос:

— И как его оттуда достать?

— Лодка нужна. — Я застонала, красочно представляя спуск и новый подъем.

Мы поспешили убраться из по-настоящему «проклятой пещеры». Жадно глотая свежий воздух, я повалилась на колени. Ладони приятно коснулись прохладной травы. К тому моменту, как я окончательно оправилась от пещерной вони и поднялась, готовая продолжать путь, неполная луна обрисовала недвижную фигуру капитана Джека Воробья. Тот что-то увлеченно рассматривал в подзорную трубу. Линзы смотрели на море, на противоположную от лагеря сторону острова. Подойдя ближе, я последовала примеру кэпа. Круглое окошко показало картинку, поначалу смутившую меня. Я даже подумала, что вижу «Странника» и «Жемчужину», державшихся подальше от неприступных берегов и оказавшихся в том месте чуть ли не чудом. Но стоило приглядеться, и открылась истина, заставившая колени нервно дрогнуть.

— У меня глюки или это «Летучий Голландец» и «Месть королевы Анны»? Вместе, — сглатывая ком, проблеяла я.

Напряженное сопение Джека послужило наиболее красноречивым ответом. Любой простой смертный, узнав, что такие корабли дуэтом причалили в нескольких милях, не удержался бы от холодного пота и дрожи. Для меня дела обстояли ещё хуже — ведь я знакома с их капитанами. И надо быть самым последним идиотом, чтобы решить, что это просто совпадение.

— Это же хорошо? — наивно спросила я. — Они ведь твои друзья…

— Друзей не существует, — мрачно отозвался Джек Воробей. Затем опустил трубу и, посмотрев на меня, добавил: — Есть лишь те, кто ещё не стали твоими врагами.

Я многозначительно кивнула, решив, что не самое подходящее время для философских дискуссий.

— Боюсь, нам не успеть, — покачала я головой.

— Нет, — согласился капитан, — но есть идея получше. — На пиратском лице засверкала одна из самых коварных улыбок.

Похоже, наши соперники точно знали, куда идти. Они подошли с севера, а потому не встретили на пути серьезных препятствий. У подножия горы мелькали огни факелов. Дождавшись, когда покров леса отступит, я разглядела троих крупного вида моряков, тащивших небольшую лодчонку. Они продвигались довольно быстро, явно зная какой-то путь. Держась края джунглей, отряд изредка скрывался за деревьям, но в основном пираты шли вдоль хребта, по заросшему травой склону вулкана.

Конечно, ожидание — не самая приятная вещь, но без него никуда, когда нужен «благоприятный момент». Мы укрылись в кустарнике, у края площадки. На удивление, мне даже удалось задремать. Луна бледнела, предвещая рассвет, когда наконец из джунглей донеслись голоса. Наши «невольные помощники» выбрались на уступ и со вздохами облегчения сбросили деревянную ношу. На их лицах читалась такая усталость, словно они сорок лет бродили по пустыне.

— Отвлеки их, — шикнул Джек на ухо.

— Хорошо, — тут же шепнула я, а потом опомнилась: — Что? — Но пирата и след простыл.

Недолго думая, я выхватила пистолет и выскочила из кустов с неестественным криком: «Улыбочку!». Их секундной оторопи было достаточно, чтобы капитан Воробей оглушил всех троих взмахом одной волшебной дубинки.

— Живее! — скомандовал кэп, бросая бревно.

Не церемонясь, плюя на синяки, ссадины и пещерную вонь, мы потащили шлюпку к гроту.

— «Улыбочку»? — на ходу удивился капитан Воробей. — Так нынче угрожают?

— Ты… сказал… отвлечь… — пыхтя, ответила я.

По плану следовало забрать содержимое сундука (или же сам ларец) и инкогнито вернуть лодку. Благо сделана она была из легкого дерева. Гладь озера пошла кругами, но, к счастью, вопреки ожиданиям, дерево яд не тронул. Джек быстро достиг сундука и торжественно выудил оттуда кусок пергамента, а я тем временем тщательно прислушивалась к звукам снаружи. Запихнув бумагу за пазуху, кэп вытащил лодку на берег, и мы двинулись в обратный путь. Заметно посветлело, над островом висли предрассветные сумерки. И всё же удача нам благоприятствовала — наши «друзья» всё так же безмятежно лежали у входа. Шлюпка почти достигла прежнего места, оставалось лишь развернуть её в нужном направлении. Мы упёрлись в борт, как вдруг Джек медленно поднял голову. Его взгляд словно через силу оторвался от банки.

Перед нами, тяжело опираясь на трость с черепом-набалдашником, высилась одноногая фигура капитана Гектора Барбоссы. Он глядел на нас, как на призрак бывшей жены (если она у него имелась бы). Не успел отпечаток оторопи исчезнуть с наших лиц, как на вершину взобрался ещё один пират. Точнее, пиратка. «Да ладно!» — беззвучно слетело с моих уст при взгляде на Элизабет Тёрнер.

— Какая приятная неожиданность! — Джек Воробей выровнялся и распростер руки в гостеприимных объятиях.

Барбосса холодно хмыкнул.

— Решил опередить меня, Джек? — оскалился он. Тот же в ответ искренне удивился.

Элизабет тем временем шагнула вперед, приглядываясь ко дну шлюпки.

— Она мокрая, — заметила девушка.

— Элизабет! — с придыханием воскликнул Воробей. — А ты опять сменила кавалера, — последовало ехидное замечание.

Миссис Тёрнер закатила глаза.

— Не увиливай, Джекки, ты что-то нашёл?

— А должен был?

— Довольно, — резко и хрипло выдал Барбосса. Сабля звякнула о ножны.

Мы с Джеком синхронно отскочили в сторону, цепляя корму шлюпки: та стояла у края и слегка накренилась вперед. Элизабет, словно нехотя, оголила клинок. Друзья-враги капитана «Чёрной Жемчужины» переместились в сторону пещеры, отрезая нам путь к тропе.

— Должен заметить, — мой спутник поднял вверх палец, — мы прибыли первыми. Мы — первооткрыватели. — Я оказалась оттеснена к шлюпке капитанской спиной. — И как первооткрыватели имеем право, — кэп пихнул меня локтем, и я, взмахнув руками, грохнулась в лодку, — забрать всё!

С последними словами Джек скакнул в шлюпку, мощным толчком сдвигая её с места. Она накренилась ещё больше. Моё тело, как балласт, не подчиняясь, съехало к носу, и под разъярённый крик Барбоссы, шлюпка нырнула вниз. Крик застрял где-то в трахее. Я вцепилась в борта, чувствуя, как доска выбивает из меня душу. Мы неслись с бешеной скоростью, снося кустарники, сминая траву. Джеку немыслимым образом удавалось сворачивать руль, так что ещё ни одна пальма не отпечатала на стволе наши барельефы. Растительность кругом превратилась в одно сплошное месиво. Шлюпку подбрасывало с кочки на кочку, но с каждым ярдом она продолжала набирать скорость. Я не чувствовала пальцев — мертвой хваткой они впивались в борта. Казалось, ещё немного и позвоночник переломится пополам. Из-под руля вылетел фонтан зелени, шлюпка вильнула, и вдруг земля исчезла. Не успев насладиться коротким полетом, я впечаталась в землю, нырнув носом в папоротник. В нескольких дюймах надо мной просвистели деревянные тропические сани, с хрустом насадившиеся на острый обломок ствола.

Отчего-то мне подумалось, что именно так чувствуют себя герои мультиков, по которым проехал каток. С трудом собрав конечности, я перевернулась на спину и чуть погодя села. Из кустов выбрался капитан Джек Воробей, как ни в чем не бывало поднимая на ноги.

— Что это, чёрт возьми, было?! — яростно прохрипела я. Кэп прекратил отряхиваться и обернулся к горе.

— Удачный побег. Надо спешить! — И тут же он припустил вперёд, туда, где в просветлевшее небо поднимался искривленный столб дыма.

====== Глава XVIII. Феникс ======

Не переставая то поносить, то хвалить Воробья — про себя, конечно, — я вприпрыжку догоняла его. Становилось всё светлее. Впрочем, нас это не особо заботило, ибо мы галопом неслись вперед, руководствуясь лишь приближающимся дымовым ориентиром. Джек устроил настоящий слалом, виртуозно лавируя меж деревьями, а я же, чтоб не сбиться, просто неотрывно следовала за пиратской спиной. Чуть ли не кубарем мы оказались у подножия горы, а впереди ясно виднелся мирно спящий лагерь.

— Эй! Подъем! Вставайте! Живо! — завопил Воробей, приближаясь к стоянке. Пираты, взбудораженные и сонные, повскакивали, хватаясь за оружие.

— Что происходит? — недоуменно вопросил Уитлокк, поглядывая на нас. Джек буквально за шкирку поднимал смятенных моряков.

— Мы нашли её! — Я едва удержалась от радостного вопля. — Карту! Там! В джунглях! Там пещера и озеро с ядом! Но мы достали её, достали! — возбужденно тараторила я, едва ли не пританцовывая от радости.

— Да, и нам лучше быстрее делать ноги, пока с нас шкуру не содрали, — вставил Воробей, с опаской поглядывая на высившийся вулкан, — живьем!

— Кто? — непонимающе спросил Уитлокк, надевая перевязь.

Но вопрос его так и остался без ответа.

— К черту пожитки! Быстрее, улитки вы сонные! Уходим! — командовал капитан Воробей.

Не теряя времени, мы чуть ли ни бегом направились туда, откуда пришли — к скале Парус. Джек несся в голове отряда, я, периодически переходя на бег, — рядом с ним.

— Дорога займет много времени! — на высоких нотах посетовала я.

— Нет, — бросил он, — пойдем напрямик.

— Это как?

— Прямо и быстро! — нервно отозвался кэп, но, смягчившись, добавил: — Как вчерашние поставщики рома.

Вопреки ожиданиям это была отнюдь не метафора. Коротким путем, что разведали вчера матросы, мы бросились к Парусу, где стояли на якоре корабли. Дорога вышла не из приятных. Миновав равнину, свернули к морю, вдоль подножья хребта. Преодолевая его, приходилось проявлять чудеса эквилибристики на крутых каменных склонах, цепляться за всё, что под руки попадется. Мало верилось, что это короткий путь. Пираты порой оглядывались, так до сих пор и не зная, какой дьявол гонится за нами. Вскоре местность резко пошла на убыль, чему все несказанно обрадовались. Вызвав лавину мелкой гальки, пиратский отряд плавно выкатился на равнину. Ту самую, что первой приветствовала нас на этом острове. Стоило испустить вздох облегчения, как капитан Воробей, прервав долгожданный привал, вновь погнал всех вперед. Возмущенные пираты в этот раз молча вскинули на спины скудный скарб и устремились к кораблям, обрадованные, что этот марафонский (и с их стороны ничем не обоснованный) забег, наконец-то, заканчивается. Преодолевая финишную прямую, я искренне удивлялась, как смогла выдержать это. Всё-таки страх (себе-то в этом можно признаться) отлично стимулирует и воодушевляет. И лишь перед спуском к морю пришлось сбросить темп: на узкой тропе даже вдвоем идти было опасно.

Пока корабли готовились к отплытию, «Жемчужина» в который раз послужила площадкой для тайного совета. Джеймс Уитлокк терпеливо дождался, пока Воробей, раздав приказания, наконец заявится в каюту.

— Итак, кто за нами гонится? — требовательно вопросил Феникс, обращаясь к Джеку.

— Надеюсь, никто, — неразборчиво бросил тот, проходя за стол.

— Никто? — переспросил Джеймс. — Тогда к чему вся эта суета и спешка? Может, стоит повременить с отплытием? — Реакцию капитана Воробья выдало лишь незначительное движение уголка губ. — Что вы нашли в пещере? — на тон ниже прозвучал вопрос.

Джек Воробей двумя пальцами извлек из-за пазухи ценный кусок бумаги. Одарив каждого из нас долгим взглядом, кэп торжественно уложил карту на стол. Невероятно бережно, аккуратно так, будто касаются бомбы, пальцы пирата отвернули сначала один уголок, затем другой. Палубный шум отошел на второй план. В абсолютном молчании мы синхронно склонились над пергаментом, едва не столкнувшись лбами.

Поначалу мне показалось, что лист совершенно чист, если не считать пятна и разводы на пожелтевшей от времени бумаги. Но лишь приглядевшись, с большим трудом я разобрала едва заметный крест.

— Это оно! — сорвался взбудораженный писк.

Джек подвел глаза к верху. Его физиономия красноречиво отражала весь скепсис.

— Ну, крестик же… — пролепетала я, — значит, камень здесь. — Неуверенная улыбка задрожала на губах.

— Знать бы ещё, где находится это «здесь», — саркастично заметил Уитлокк. Его глаза внимательно изучали каждый дюйм карты. Беда была в том, что — то ли от сырости, то ли от времени или чего-то ещё — все рисунки и чертежи безнадежно выцвели. Повернув карту в плоскости, Уитлокк достал из кармана кителя другую её часть, что мы реквизировали у Уильяма Смолла. Со второй попытки ему удалось совместить края. Но от этого ничего не прояснилось. — Бесполезно, — покачал головой Феникс, поднося карту к свече. В её свете с трудом угадывались нечеткие линии. Джеймс раздосадовано опустил руку.

— Барто! — чуть ли не вскрикнула я, обрадованная осенившей идеей. Капитаны непонимающе глянули на меня. — Карта острова Креста! Помнишь, ему удалось её… эм… сделать чуть более читаемой?

Уитлокк согласно закивал.

— Тогда не стоит терять время, — весомо заявил Джекс явным намеком. Проворным движением запихнув карту в карман, кэп галантно указал на выход.

«Призрачный Странник» как раз освободил дорогу для своей темной спутницы, когда мы спустились в шлюпку. Наблюдая за тем, как капитан Джек Воробей в очередной раз покидает собственный корабль, мистер Гиббс молча принял командование и, наверняка, не без удовольствия.

— Барто! — Уитлокк взлетел на палубу «Странника».

— Капитан? — Старпом живо проковылял навстречу, не переставая единственным глазом следить за установкой грот-марселя.

Джекки шагнул вперед.

— Надо вот это сделать читаемым.

Старый моряк бросил беглый взгляд на бумагу, зажатую меж перстней. Энтузиазмом от него не веяло. Обращаясь к своему капитану, Барто неохотно спросил:

— Дело-то срочное?

Уитлокк молча кивнул. Нехотя, с таким вздохом, словно делает гигантское одолжение, одноглазый пират взял карту у Джека и вперился в неё долгим знающим взглядом.

Проходящий мимо матрос, слегка зацепил меня ящиком, что тащил в трюм. Я машинально обернулась.

— Чёрт…

Пираты повернули головы.

— Похоже, это те самые «никто»? — сурово проговорил Уитлокк, делая шаг ко мне. Джек, взволнованно цыкнув, отобрал у старика Барто карту. На вопрос же предпочел не отвечать. Я шумно выпустила воздух, качая головой. С востока приближались два корабля. И я знала, какие именно.

— Ставь все паруса! — скомандовал Уитлокк. Барто, возникший по правую руку, вопросительно глянул на капитана. Матросы зашевелились быстрее. — Попробуем оторваться.

— В этом нет смысла, — поведя плечом, оспорила я.

— «Странника» не сумел догнать ещё не один корабль, — запротестовал старший помощник.

— Кроме «Жемчужины». — Я многозначительно приподняла брови. — К тому же один из них — «Летучий Голландец». Тот самый, что идет быстрее ветра и способен догнать любое судно. — Барто недоверчиво фыркнул и полез за подзорной трубой. — Кроме «Жемчужины», — закончила я, глядя в глаза Джеймсу. Вполне решительный взгляд голубых глаз теперь покрывала тень сомнения.

— Им нужна карта, — то ли спросил, то ли утвердил он. — И они не отстанут.

Тем временем острые зубья подводных камней и скалистый берег острова Саба удалялись всё стремительнее.

Между нами вклинился Джек Воробей:

— Да, — безрадостно согласился он, — но! — На его лице блеснула улыбка. — Только если карта останется здесь.

На несколько секунд воцарилось тревожное молчание. Глаза Джека коварно сверкали отблесками янтаря. Мой взгляд прояснился.

— Ты… украдешь её, — я выудила сложенный пергамент из капитанских рук, — у нас. И сбежишь на «Жемчужине».

Воробей проводил мое действие смятенным взглядом, брови сгрудились у переносицы, очерчивая капитанское недопонимание.

— И зачем ты её забрала?

— Чтобы у тебя уж точно был стимул вернуться, — добродушно улыбнулась я. Джеймс послал мне одобрительный взгляд и выжидательно обратился к Джеку.

— Допустим… — медленно протянул тот. — Вы скажете, что я украл карту и сбежал, тем самым они погонятся за «Жемчужиной»?.. Тут всё ясно. Но где гарантии, что вы, имея обе карты на руках, не оставите меня врагам на съедение, а сами не отправитесь за кладом, а?

— Честное слово тебя не устроит? — Уитлокк приподнял бровь. Кэп ответил краткой улыбкой. — Хорошо. — Феникс запустил руку в карман. — Это подойдет в качестве гарантии? — и с этими словами протянул первую добытую часть карты. — У каждого по половине. Одна без другой не имеет смысла.

Воробей довольно выпятил губу.

— Это по-честному, — улыбнулся пират, пряча бумагу. Уитлокк обернулся к приближающимся кораблям. — Давай, теперь дело за тобой. Встречаемся здесь, они явно не станут возвращаться.

— По рукам! — Капитаны обменялись рукопожатиями.

«Черная Жемчужина» тем временем поравнялась со «Странником», и Джек, подобно Тарзану, ловко перелетел на свой корабль. Я проводила его взглядом и тоскливой улыбкой. Впереди нас ожидала не самая приятная встреча, на которой я предпочла бы иметь такого союзника как Джек. И всё же в его «бегстве» было больше смысла и пользы.

— Чего нам ожидать? — глядя на силуэты кораблей, спросил Джеймс, когда я поднялась на ют.

Я покачала головой.

— Это заклятые друзья Джека Воробья… Кто знает? Барбосса, капитан «Мести королевы Анны», придерживается мнения, что «проще обыскивать мертвых людей».

— А «Голландец»? Я о нём сказки в детстве читал, — усмехнулся Уитлокк.

— Не знаю, Джеймс. Одно скажу, вступать с ними в бой просто бессмысленно. Когда приблизятся, лучше сдаться.

Феникс нахмурился.

— Чтобы нас всех перебили?

— Не думаю, что они станут тратить на это время.

— Что ж, — выдохнул пират, — скоро увидим. — Я взглянула на него. Голубые глаза потемнели. Весь капитанский вид внушал абсолютную уверенность, что, если Барбосса захочет пустить этот корабль ко дну, ему придется сильно постараться. «Призрачный Странник» не бежал. Все паруса так и не подняли. Поэтому погоня быстро приближалась. — Спрячь карту, — обратился Джеймс, — чтобы никто не знал, где. И… не показывайся сюда лучше. — Его лицо осветилось заботливой улыбкой.

Я кинулась в каюту. Взгляд суетливо бегал по скудной обстановке. Нет, тут тайник не устроить. Рванув дверь, я понеслась в кают-компанию. Носясь из одного угла в другой, я то и дело пыталась найти место получше, где в случае чего карту стали бы искать в последнюю очередь. Даже попыталась расшатать половицу, но всё без толку. Отчаявшись, я сползла на пол у иллюминатора и раздраженно пристукнула каблуком. «Может, съесть? — с усмешкой прозвучало в голове. — Или сжечь, как Гиббс? Только запоминать-то тут нечего…». В раздумьях я развернула сложенный лист. И обомлела. Первое, что бросилось в глаза — именно глаза. Мои глаза! Глядели они то ли с издевкой, то ли с укором. Мне снисходительно улыбался мой собственный портрет с надписью «Разыскивается»! Тот момент, когда в Нассау лейтенант Фрэм картинно развернул его передо мной, никогда не исчезнет из памяти. Но почему я держу его сейчас?!

С бешеной скоростью я рванула на шканцы, с трудом входя в повороты. Вылетая из дверей, я сразу же обернулась к штурвалу.

— Он украл её! — сорвался визгливый истеричный крик. Взгляд поймал фигуру Феникса, застывшую на трапе, ведущем с мостика. — Джек украл карту! — Я наконец затормозила, не сводя с капитана глаз.

Джеймс опустился на одну ступень. Его взгляд медленно сместился мне за спину. Словно на шарнирах, я нехотя обернулась.

— Так значит, Воробей стащил у вас карту? — с издевательской улыбкой проскрипел Барбосса.

Только сейчас я заметила, что людей на палубе стало гораздо больше. По левому борту примкнул жуткий корабль Черной Бороды с кровавыми парусами. Скелет под бушпритом парусника, покачивающегося на волнах, походил на клоуна, что выскакивает из коробочки. От одного его вида кровь стынет в жилах. «Летучий Голландец», никоим образом не изменившийся с последней встречи, грозно виднелся на фоне сочного голубого неба с курчавыми подушками облаков.

Свита с «Мести» грудилась за спиной своего капитана. Команда «Странника» замерла в напряженном ожидании. Барбосса сделал несколько шагов мне навстречу. Деревянная нога отбивала пугающий ритм. Его глаза впились в меня изучающим, видящим насквозь взглядом. Я закусила губу, но не отвернулась.

— Что ж, чудесные новости! — воскликнул одноногий, любуясь отпечатком оторопи и плохо скрытого страха на моем лице. — Правда, не для вас. — Потрескавшиеся от моря и рома губы старого пирата разъехались в холодной улыбке, демонстрируя почерневшие зубы. — Конкурентов мне хватает. — На меня снизошел не самый приятный аромат от пиратских слов. Я невольно отклонилась назад. Барбосса обвел палубу беглым взглядом и открыл рот, чтобы отдать приказ к рукопашному бою. Я вцепилась в эфес сабли, прекрасно понимая, что это мне ничем не поможет.

— Барбосса! — Женский глас донесся из-за спин захватчиков. Элизабет в сопровождении нескольких членов команды «Летучего Голландца» направилась к нам. Старый разбойник раздраженно закатил глаза. — Ты никого не будешь убивать, — заявила она таким тоном, будто имела право приказывать.

— О, правда? — гаркнул тот, развернувшись вполоборота. — Это почему же?

— Потому что для начала надо узнать, куда направился Джек.

Барбосса обернулся ко мне и подошедшему Уитлокку. Не ясно, что разглядел он на наших лицах, но его обветренная, отделанная шрамами физиономия озарилась самодовольной улыбкой превосходства.

— А я это знаю. У вас ещё что-нибудь? — обратился он к миссис Тёрнер. — Я не потерплю, чтобы меня кто-нибудь опередил.

Элизабет бросила взгляд на «Голландец». «Ой всё, — горько пронеслось в голове, — пиши пропало!» Мозг с лихорадочной скоростью демонстрировал все возможные варианты того, как нас вместе с «Призрачным Странником» разносят в щепки.

— Для этого есть другой способ.

Не прошло и двадцати минут, как были убраны последние переходные мостики. Парусники легли на курс бакштаг, стремительно отдаляясь от нас. «Призрачный Странник» тяжело переваливался на волнах. Поднятые паруса тянули вперед, но брошенные с носа якоря заставляли корабль лишь пугающе скрипеть. То и дело парусник кренился, чуть ли не ныряя бушпритом в волны и зачерпывая носом воду. Ветер крепчал, обещая в скором времени оставить нас без якорей. Исправить это безрадостное положение было затруднительно. Уитлокк приказал своим людям не сопротивляться: в итоге всех до последнего пирата привязали к мачтам, как беспомощных щенят. С одной стороны, стволы мачт, «обмотанные» или «обложенные» моряками выглядели забавно, с другой — унизительно. Пираты, что занимались устранением нас в качестве конкурентов в дальнейшем забеге, к делу подошли основательно и на обвязку канатов не пожалели. Особых церемоний к команде тоже никто не проявил. В итоге я оказалась зажата у грот-мачты между Уитлокком и Бойлем. Привязанные моряки громко галдели, пытаясь освободить конечности или выпихнуть из-под веревок собрата. Отобранное оружие грудилось в одной куче в дразнящей близости от нас.

— Всё не так уж плохо кончилось, — заметил Уитлокк, наклоняя голову, чтобы глянуть на уменьшающиеся силуэты парусников. «Странник» в который раз дрогнул под силой якоря. — По крайней мере, мы живы, — добавил пират. Я безрадостно хмыкнула. — Ты отлично сыграла, он поверил сразу же.

Кажется, эти слова были призваны приободрить.

— Ага. — Борясь с нервным хохотом, я повернула лицо к Джеймсу, встречаясь с ним взглядом. — Только это была правда. Джек, правда, украл у нас карту.

Благодушие на лице Феникса сменилось сначала крайним удивлением, а затем его покрыла мрачная тень сдерживаемого гнева.

— И теперь у него обе части карты? — тщательно выговорил он.

Я кисло улыбнулась.

— Чертов Воробей! — вспыхнул капитан. — Обвел вокруг пальца и глазом не моргнул!

— Такое уж у него хобби, — еле слышно прошептала я.

Джеймс покрутил головой.

— Эй там, сзади! Прижмитесь к мачте как можно плотнее. Бойль, попытайся развернуться боком и оттяни плечом канат. Диана, я сделаю то же самое, а ты попробуй скользнуть под тросом.

Не с первого раза, но предложение Уитлокка сработало. Мне удалось выскользнуть, правда, при этом канат грубо прошелся по оголенному плечу, шее и лицу, оставляя горящую кожу и красные полосы. Выбравшись, я отыскала саблю и не без усилий перерезала канат. Дальнейшее освобождение команды не заняло много времени. Затем принялись выбирать якоря. Сорвавшийся с поводка «Странник» резво рванул вперед.

— Нам их не догнать.

Уитлокк разочарованно опустил подзорную трубу.

— Нет, но… Не знаю, о чём говорил Барбосса, но знаю, куда направится Джек.

Джеймс обернулся.

— Откуда? — поинтересовался он.

— Голландец поведал. — Я повела глазами. — Помимо прочего. Он сказал, что у Джека встреча в Сан-Роке.

— Сан-Роке? Это недалеко, к западу отсюда. И долго он там пробудет?

— Ни малейшего понятия. Равно как и о том, с кем он встречается. И если Джек не станет там надолго задерживаться… «Жемчужина» далеко ушла…

— Сможем догнать, — отрешенно проговорил Уитлокк. — Барто, курс север-северо-запад. — Командный голос прозвучал вполне бодро. — На Арочный проход.

— Кэп? — Барто нервно переступил с ноги на ногу, скаля зубы. — Я понимаю, дело срочное… Но, может, не настолько? — Феникс послал ему требовательный взгляд. — Есть, капитан, — вынужденно согласился старпом и принялся за работу.

Старого пирата проводил мой долгий подозрительный взгляд.

— Что? В чем дело? — забеспокоилась я.

Джеймс дал короткое объяснение, не сводя глаз с карты.

— Всё в порядке. Ночью мы будем в Сан-Роке.

— Но?..

Капитан поднял голову. Губы растянулись в странной улыбке.

— Придется немного срезать.

Я не совсем поняла, что имелось в виду, но предпочла больше не задавать вопросов. В голове до сих пор не укладывалось, как можно было самолично и по доброй воле отдать Воробью обе части карты! Да уж, его мастерству остается только завидовать. Куда больше не давало покоя другое немаловажное обстоятельство. И, как оказалось, беспокоило оно не только меня.

Решив не мешать на верхней палубе, я отправилась в каюту, чтобы немного привести себя в порядок и выдохнуть в одиночестве. Отражение, кисло глядящее из зеркала, отнюдь не походило на бравую пиратку. Скорее, на измученную тряской в карете дворцовую леди, что теряет сознание при каждом удобном случае. Бессонная и насыщенная событиями ночь отпечаталась синевато-черными мешками под глазами. Омыв лицо, я бухнулась на койку, тут же припомнив во всех подробностях «шлюпочный заезд». Очередное пополнение коллекции ушибов! Ура… Палуба, нависавшая надо мной, оказалась скучным развлечением. Глаза устало закрывались. Постепенно дремота одолела меня.

Негромкий стук в дверь прервал грезы. Подавляя зевок, я позволила войти. Дверь приоткрылась, и на пороге возник Джеймс, держа руки за спиной. Я села, цепляя на губы сонную улыбку.

— Знаешь, Диана, давно хочу признаться, что недооценивал тебя. — Я мгновенно проснулась от таких слов и чуть было не ляпнула грубоватое: «В смысле?». — Ты меня каждый день удивляешь, так что мне отчасти стыдно, что не сделал этого раньше. Теперь, поскольку события набирают обороты, я считаю, это просто необходимо. И надеюсь, ты не будешь держать на меня зла.

С чего-то вдруг в голове возникла картинка, как меня запихивают в сейф под истеричные крики и оставляют где-то в надежном месте. К счастью, она не оправдалась. Джеймс шагнул в каюту, доставая из-за спины длинный футляр, обтянутый бархатом. Он протянул его мне на раскрытых ладонях. Опустив изумленный взгляд, я нерешительно коснулась защелки и подняла крышку. С губ невольно сорвался восхищенный возглас. На темно-зеленой подушке покоилась сверкающая сталью шпага. Глаза застыли на невероятной красоты эфесе, выполненном в виде роскошного павлиньего хвоста. Я взялась за рукоятку, и кисть полностью скрылась под дугообразной гардой. Шпага уверенно и холодно поблескивала в свете фонаря. Всё же клинок оказался несколько тяжелее, чем я предполагала, когда дрожащая рука подняла его вверх. Взгляд распахнутых глаз неторопливо скользнул от острия до перекрестия. Как завороженная, я наблюдала за игрой света на блестящем клинке и не сразу заметила довольную улыбку на лице Уитлокка.

— Я… я не знаю, что сказать…

— Не стоит. Всё и так видно.

Наши взгляды встретились, и было в этом что-то новое. В голубых глазах Джеймса плясали отражения огней и тени улыбки. В них не читалась ни обеспокоенность, ни огорчение, ни намерения будущих авантюр. Вместо коварства, добрая уверенность. Не знаю, что виделось в моих, но Джеймс продолжал упорно глядеть на меня. Мы застыли, молча вглядываясь в лица друг друга. В голове опустело, и только тяжесть в руке не дала забыться. Вздрогнув, я наконец опустила шпагу. Уитлокк оставил футляр на столе и собрался уходить, но на пороге обернулся:

— Меня кое-что беспокоит.

— Для этого поводов хоть отбавляй.

Феникс кивнул.

— Ты назвала этих людей «заклятыми друзьями» Воробья… — заговорил он.

— Да. Как говорит сам Джек, трое из них пытались его убить, а одной даже удалось. Хотя после этих слов позднее он чуть было не совершил героическое самопожертвование… — в раздумьях добавила я.

— Как они так быстро нашли нас?

Чтобы потянуть время, я избавилась от затупленной сабли, прикрепляя к перевязи новое оружие.

— Я тоже об этом думала. Похоже, они знали, где ещё можно стать на якорь. Или, может, спросили в деревне. Или просто следили за нами.

Уитлокк кивал, хотя его губы недоверчиво поджались.

— Или они знали об этом месте заранее.

— Надеюсь, ты не прав, — вздохнула я, вспоминая ночные похождения, невероятные похождения. — Ты разочарован? — Джеймс глянул на меня. — В Джеке?

Феникс рассмеялся.

— Честно говоря, восхищен. В некоторой степени. Не знаю, как он это делает, но надо отдать ему должное, в этом он — непревзойденный мастер. Серьезно, — со смешком добавил капитан, — до сих пор в голове не укладывается, как мы так умудрились.

Меня тоже пробрал смех.

— В трезвом уме и твердой памяти.

— Хотя в этом уже есть сомнения.

Подобный весёлый взгляд на проблему оказал положительное воздействие на боевой дух. Джеймс оставил меня, позволяя вдоволь налюбоваться новеньким оружием и покривляться перед зеркалом, строя из себя аса по части фехтования. Блестящий новизной клинок идеально дополнил ожидаемый образ пиратки. Мне даже показалось, будто вместе с тем, как я прицепила шпагу к перевязи, внутренний стержень обрел нечто дерзкое, по-пиратски дерзкое. Теперь уже, любуясь отражением и сверкающими эйфорией глазами, я думала лишь о том, какую взбучку устрою Воробью по прибытии в Сан-Роке. Главное, чтобы эту привилегию не отобрал Барбосса и иные друзья-враги Джека. Если, конечно, они и вправду не в сговоре. Очень надеюсь, предположение Уитлокка, которое я тщетно гнала из собственной головы, так и останется всего лишь догадкой. Да и вообще, Гектор Барбосса вполне может оказаться не таким всезнающим, как желает всем продемонстрировать. То-то будет забавно поглядеть на его лицо, когда «Голландец» и «Месть» придут в ошибочное место! Хотя, будучи искренней, встречи с Барбоссой не самое приятное развлечение.

— Засунь себе это в глотку, ободранный морской кот! — пронесся по палубе разъяренный крик Барто.

Я с перепугу подскочила на кровати. Слух напрягся. Даже сквозь вполне себе приличную дверь в каюту проникали отзвуки взбудораженных моряцких голосов. С удовольствием положив руку на эфес шпаги, я покинула каюту во имя поисков истины. Спор становилось слышно всё отчетливее. На первой огневой палубе, уложив на бочку обшарпанную доску и усевшись на пушки, пираты сошлись в жестокой борьбе… за игрой в кости. И Барто, судя по всему, остался в проигрыше — на радость соперникам и зрителям, поскольку выражал огорчение красноречиво и нетривиально.

— Что, красавица, пришла поизмываться над бедным стариком? — Барто злобно махнул на моряков, направляясь к трапу. Но на пути повстречал меня.

Я кокетливо улыбнулась.

— Ну какой же вы старик? — Глаз пирата недоверчиво сузился. — Ещё многим здесь фору дадите.

— А, — Барто вновь заковылял к ступеням, — льстишь, милочка. — А помолчав, добавил: — Но мне нравится.

Мы поднялись на верхнюю палубу. Старый пират тут же огляделся с видом знатока и пробубнил под нос:

— Отлично, черт возьми, хоть до заката успеем.

— Успеем что?

Барто затормозил, круто оборачиваясь, будто уже и забыл о моем присутствии.

— Пройти сквозь Арочный проход.

Я посмотрела на полуют, где Уитлокк что-то обсуждал с рулевым, указывая на карту.

— Это сложно, что ли? — развела я руками.

Барто причмокнул в раздумье.

— Ну-у, — протянул он, оттягивая меня к фальшборту, — как посмотреть… Гляди вперед. Что видишь?

Я тщательно пригляделась к качающемуся горизонту.

— Ничего.

— Значит, тебе уж точно сложно.

Я закатила глаза.

— Не лучшая позиция для наблюдения, — недовольно заметила я. — Может, всё же объясните?

В течение следующих трех минут Барто скрупулезно и увлеченно набивал трубку табаком и неспешно её раскуривал. За всё это время выражение моего лица ни на секунду не утратило ноток терпеливого ожидания. Старому моряку, очевидно, льстило, что за разъяснениями я обращаюсь к нему, посему он решил проверить мою выдержку и преданность.

— А чего тут объяснять? — Барто выпустил облако дыма и умиротворенно любовался им, пока оно совсем не исчезло. — Вместо того чтобы делать крюк и обходить архипелаг, что на севере, мы пройдем чуть западнее, сквозь его южную часть.

— Как это — сквозь? — удивилась я.

— Скоро увидишь, — заверил старик, покусывая трубку. Его морщинистые губы растянулись в наставнической улыбке, а в уголках засели оттенки хитрецы. — Но ужинать сегодня не советую.

Получив такое неоднозначное объяснение, я более не могла успокоиться. Но совету последовала. Несколько часов прошло в томительном ожидании на ступенях трапа у бака. Как раз пробили четыре склянки, когда над палубой разнесся командный голос капитана Уитлокка и вторивший ему скрипучий крик Барто:

— Свистать всех наверх! Все по местам!

Меня охватил трепет. Желая быть в курсе всех событий, взирать на действо из партера, я бегом взлетела на полубак. Тут же меня ждало разочарование. Парус, натянутый под бушпритом, закрывал весь обзор.

— Взять три рифа грота и фока! — донеслось из-за спины. — Живо! — Я обернулась. — Убрать блинд!

Матросы подобно шестеренкам огромного механизма двигались по палубе… и над ней. Кто-то забирался по вантам на реи, кто-то брал в натруженные руки натянутые шкоты, разматывались узлы… Два гигантских паруса, похожих на прикованные к мачтам облака, подбирали массивные низы: нижние шкаторины (как долго я не могла запомнить название нижнего края паруса!), повинуясь недюжинным усилиям матросов, подползали к середине. Площадь парусов уменьшилась.

Я вновь обернулась к носу: как по волшебству, парус, закрывавший обзор, исчез. Тот самый «блинд»?.. Впереди, четко выделяясь на фоне желтеющего перед закатом неба, высились каменные врата. Я хлопнула рукой по карману, но, увы, оставила подзорную трубу в каюте. «Призрачный Странник», сбавив ход, направлялся точно к каменной арке. По обе стороны от неё в туманной дали очерчивались неясные силуэты островов.

— Это будет незабываемо! — восхищенно прошептала я, представляя, как наш корабль гордо и неспешно проплывает под арочными сводами, сооруженными природой.

Всё же не давало покоя, для чего вся эта беготня. Очевидно, она вполне оправдана, не мне, новичку в морской науке, судить об этом. Распластавшись локтями по планширу, я с романтической улыбкой на губах наблюдала за приближением Арочного прохода. Если верить обещаниям, то, эффектно пройдя сквозь него, мы не только опередим Барбоссу и чету Тёрнеров, но и изрядно срежем.

Волны дерзко шипели под форштевнем, но «Странник» равнодушно переступал по ним. Прошло около десяти минут. В глазах, наверное, от напряжения начало двоиться. Арочный обелиск, торчавший из воды, приобретал некую аморфность. Края утратили четкость. Я зажмурилась, давая глазам отдых, но, когда взглянула вновь, картина отнюдь не улучшилась. Я вытянула шею, приглядываясь к меняющимся очертаниям «ворот». Они словно бы распадались на части, как оптическая иллюзия. Острова, что темнели ранее по обе стороны, обернулись огромными скалами, целыми горами, торчащими из морской пучины. Из них образовывался целый лабиринт, сулящий неминуемую погибель. К счастью, это безрадостное зрелище лежало по флангам на безопасном расстоянии от парусника. Бушприт «Призрачного Странника» был устремлен четко вперед. Там, изваянные силой ветра и подчиненные мастерству сотен тысяч волн, друг за другом, словно гигантское домино, поднимались из воды скальные столбы. Издалека они сливались в единый свод каменных врат, но теперь… Изломанные, заострённые, с нависающими выступами и пробитыми шлямбурами каменные монолиты не сулили ничего доброго. Перед глазами возникло обеспокоенное лицо Барто: «Но, может, не настолько?». Что ж, теперь яснее ясного, что так раздосадовало старого моряка.

Арочный проход резво увеличивался в размерах. Первый каменный столб лежал всего лишь в каких-то пятидесяти ярдах. Стало не по себе. «Может, лучше уйти?» — пронеслось в голове. Но шпага, бьющая по бедру, отвадила от этой затеи. С трепетом пальцы обхватили нагретое солнцем дерево планшира. С чувством, будто лично веду корабль меж зловещих скал, я устремила решительный взгляд. Ушей коснулись отголоски громогласного приказа, а в следующий миг неведомая сила смела меня к левому борту: как будто кто-то переставлял за меня неподчиняющиеся ноги. Сапоги заскользили. Я приземлилась на пятую точку, спиной врезавшись в доски фальшборта. На несколько секунд перед глазами были лишь натянутые снасти такелажа и свесившийся влево фонарь на бизань-мачте. Я упала на четвереньки, намереваясь вновь принять вертикальное положение, и подняла голову. Да так и осела. Прямо передо мной проплыла пылающая солнцем каменная стена. Всего в нескольких футах от борта! Безумный взгляд так и не успел проводить это холодящее душу зрелище. Вновь команда. Резкий крен. И я, подобно шару в боулинге, безвольно качусь к противоположному борту по скользким доскам палубы. Руки едва успели смягчить встречу между бочками у борта и моей физиономией. «Черт!» — захныкала я едва слышно. Команды с мостика неслись бесконечным потоком, скрипучий голос старпома вторил им незамедлительно где-то на шкафуте. Мне было совершенно не до того, чтобы прислушиваться к ним и уж тем более пытаться понять. Какая-то часть сознания, отвечающая за самосохранение, всё ещё работала. Одна рука оттолкнулась от палубы, другая нырнула под натянутые канаты в промежутках между бочками. «Пристегните ремни безопасности!» Корабль миновал уже три столба. Боясь, что опять ноги подведут в самый неподходящий момент, я решила не подниматься с палубы. Безумные повороты, заставлявшие парусник опасно крениться, повторялись всё чаще. Волны с яростью кидались под киль. Крен на левый борт, и за спиной раздался недовольный скрип натянутых под весом бочек канатов. «Ну вот, не хватало только быть погребенной заживо!» Но обвязка выдержала. Наступила тишина. Корабль выровнялся. Палуба перестала дрожать. Или, может быть, я? Испустив вздох облегчения, я поднялась на ноги с улыбкой победителя. Глаза неестественно распахнулись. Оторопь сковала горло. Идеальный треугольник с обращенной к северу вершиной приближался неимоверно быстро. Между ним и пенящейся над подводными камнями водой пролегал узкий коридор. Проблема была лишь в том, что красиво войти в поворот, подобно гоночному болиду на трассе в Монако, парусный корабль в XVIII веке, увы, не мог. По инерции я прилипла к планширу, что шел поперек полубака. Позади громко хлопнул парус, поймавший ветер. «Странник» устремился к подводным скалам. Сердце загрохотало взволнованными ударами. «Что ж ты делаешь, Джеймс! — кричало внутреннее «Я». — Если я чуть не потопила твой корабль у Саба, это не значит, что дело стоит завершить!» Двадцать ярдов. Восемнадцать. Пятнадцать. Откуда-то сверху над моей головой раздался горланый вопль: «Сейчас!». Я почувствовала, как нос корабля уходит вправо. Взгляд же неотрывно следил за нависающей чуть впереди и слева гранью «треугольника». Вновь крики, и вот парусник покорно выравнивается. Только слишком поздно. «Призрачному Страннику» не хватило не больше пяти ярдов. Полные ужаса глаза вперились взглядом в каменный навес. Подобно шлагбауму он скользил высоко над палубой. И когда, казалось, опасность миновала, заостренный край скалы поймал натянутый как струну вант, что шел от русленя к марсовой площадке грот-мачты. Под суетливые крики матросов, кинувшихся к борту, канат натянулся, насколько это было возможно. Скала зацепила ещё один. Послышался стон дерева мачты, не предвещающий ничего доброго. Со звонким треском первый вант лопнул, падая за борт. Корабль повело в сторону каменного столба. Я не увидела, а больше услышала — как расправились поставленные паруса. В следующий мгновение — словно за миг до того, как нас покинула бы мачта, — в воду с плеском нырнул носовой якорь. Невероятной толщины канат, гудя, отматывался, пока чугунные «рога» искали, за что уцепиться на морском дне. Треск лопающегося ванта. В следующий миг нос «Призрачного Странника» резко ушел влево. Корабль дал крен: казалось, вот-вот зачерпнет левым бортом лазурные волны. Опора под руками куда-то исчезла. Я поняла, что ноги несут меня к правому фальшборту. Заплетаясь. Хватаясь руками за воздух, я влетела в борт, пересчитывая планширем ребра. По инерции парусник продолжал разворачиваться. Опасная скала отвернулась от нас. Корма прошла всего в нескольких дюймах от рифов. Невероятным чудом «Странник» завершил маневр, совершив оборот чуть ли не в сто восемьдесят градусов. И замер.

Сползая по фальшборту, я чуть не плакала: то ли от пережитого калейдоскопа эмоций, то ли от боли в ребрах, что мешала дышать. Мне показалось, прошла целая вечность. Быть может, я поседела? Наконец-то, палуба полубака стала твердой опорой. Перед взором открывался вид на верхнюю палубу корабля: десятки моряков, радостно хлопающих друг друга по спинам, улюлюкающих и бросающих в воздух шляпы. Одержали победу над целой армадой. Природной армадой. Взгляд медленно прошелся по шканцам, толпе моряков на шкафуте и поднялся на полуют. Глаза застыли на фигуре капитана Джеймса Уитлокка. У штурвала. Сжимая рукояти. Вокруг него радостно бесновалась команда, а Феникс стоял недвижно, глядя четко вперед. У меня в голове будто бы бомба взорвалась. Я не могла поверить не только в саму возможность подобных проходов, но и в то, что это невероятное — дело рук Джеймса. Того самого Джеймса, что растрепанным бесцеремонно ввалился в каюту капитана на «Трепетной Лани». Того, что жил на корабле в настоящих апартаментах с фортепиано. Того Джеймса, что утверждал, будто он никуда не годный капитан. «Воистину, сбилась гармония мира». А я ведь чуть было не ляпнула как-то (в период капитанской вражды), что, мол, более опытный Джек Воробей подойдет на роль учителя морской науки…

— Ей-богу, мир вращается в другую сторону, — простонала я, наконец поднимаясь на ноги. Нетвердо шагая, я направилась к Фениксу, а пираты тем временем, закончив радоваться, принялись возвращать корабль на прежний курс.

— Ну, как тебе? — Барто хлопнул меня по спине под дружный хохот моряков. Колени опасно дрогнули.

— В-впечатляет. — На губах засверкала по-дьявольски довольная улыбка.

— Через несколько часов будем в Сан-Роке, — сообщил старик мне вслед.

«Чудесно!» — мысленно отозвалась я.

За время, пока я плелась с полубака, Уитлокк успел скрыться в каюте. Я застыла у двери, не зная, с чего начать. Казалось, все окружающие соревновались в мастерстве меня удивлять. Со стороны Джека Воробья это больше походило на неприятные сюрпризы, в которых приходилось искать позитивные моменты. Но Феникс… Воистину, Феникс! Может, я чересчур впечатлительная и, на суровый моряцкий взгляд, всё прошло весьма обыденно, но, черт подери! Прежде чем ТАК шокировать, стоит сделать предупредительное объявление!

Из-за двери донеслось негромкое «Да» в ответ на краткий стук. Шмыгнув носом, я вошла, отчего-то стесняясь глядеть на Уитлокка.

— Диана?

— Капитан…

Джеймс сидел за столом, устало откинувшись на спинку кресла. Я нерешительно мялась у входа.

— Я… вроде как стоит… стоит что-то сказать… Но… я просто… у меня в голове черт знает что…

— Ты ушиблась? — прозвучало в ответ.

Я резко вскинула голову с непониманием в глазах. Взгляд Уитлокка опустился чуть вниз. Оказалось, всё это время я держала руку у травмированных ребер. С губ сорвался легкий смех.

— Да нет! — отмахнулась я, стараясь не морщиться. — Пустяк! — Пират склонил голову, придирчиво приглядываясь ко мне. — Капитан Уитлокк, — я зашагала к столу, — совершенно искренне и на полном серьезе заявляю, что прошедший манёвр — самая рискованная, безбашенная, пугающая, смелая и невероятная авантюра из всех, что я слышала и пережила! В такие моменты мне кажется, что я уже видела всё. — Ноги подкосились, удачно приземляя тело в кресло. — Интересно, Джекки в курсе, на что некоторые готовы ради его шкуры? — усмехнулась я.

Джеймс ответил лукавой улыбкой.

— Верно. По прибытии в Сан-Роке спрошу с него за утраченные ванты, поцарапанную обшивку и укрепление стеньги.

Меня пробрал смех, едва не вызвавший слезы от боли.

— Где ты этому научился? — поразилась я.

— Пришлось как-то раз быть на подхвате у капитана в захватывающей погоне. Чтобы перехватить корабль, кэп решил пройти этим путем. И почти справился. Потом пришлось срочно заделывать течь в трюме. Зато мы преуспели в преследовании.

— Всё-таки вы не так просты, как хотите казаться, капитан Джеймс Уитлокк, — с восхищенной улыбкой констатировала я.

Он смущенно опустил голову, усмехаясь.

— Ну вот, теперь мне неловко из-за того, что юная леди делает мне комплименты.

Я деловито закинула ногу на ногу.

— Расслабьтесь, кэп. Я не леди — а пиратка.

Чтобы отвлечься от ноющей боли в ребрах и куда-то направить клокочущие эмоции, я решила поведать во всех красках историю о памятном сражении Братства пиратов с армадой Ост-Индской компании. Заслуживающие восхищения навыки Джеймса как рулевого напомнили мне о том, как «Чёрная Жемчужина» и «Летучий Голландец» один на один сошлись в бою на зыбких краях гигантского водоворота. Затуманенным взглядом уткнувшись в потолок и прогоняя в голове кадры из фильма, я с охотой описывала расстановку сил и плескавшиеся на ветру пиратские знамена.

Рассказ как раз подкрадывался к началу абордажа. Я обернулась к Джеймсу, чтобы на пальцах показать всю красоту подручных Дэйви Джонса. Язык моментально прилип к небу, прерывая словесный поток. Славный пират, подперев рукой голову, мирно спал, убаюканный моим интереснейшим повествованием. Несколько минут я бесстыже наблюдала умиротворенную картину с блаженной улыбкой на губах. Затем пришлось через весь стол, подавляя срывающиеся с губ стоны, тянуться к жестяной кружке. Она балансировала у самого края, норовя прервать заслуженный капитаном отдых. Наконец, убедившись, что ничто не загрохочет в самый неподходящий момент, я переместилась в сторону двери, к шкафу с книгами.

Прошло порядочное количество времени. Повесть о пилигримах даже начала увлекать, когда за дверью послышались шаги. Барто привычно распахнул дверь.

— Ка!..

— Тшшш! — зашипела я, размахивая руками.

Старпом пригляделся к молодому спящему капитану и понимающе кивнул.

— Мы прибываем! — одними губами сообщил старик.

Я обрадовано вскочила, ловя на лету книгу, и вытолкала Барто прочь. Когда дверь в каюту капитана отдалилась на приличное расстояние, я заговорила:

— Отлично! — Глаза бегло оглядели погруженный в тьму первых ночных часов корабль. Впереди ясно виднелись скудные россыпи огней. — Сан-Роке? Выглядит не очень.

— Да, крохотный порт. Делать там нечего.

— Тем более. Не трогайте его, Барто, — заботливо проговорила я. — Вытрясти душу из Воробья я и одна сумею!

Единственный пиратский глаза впился в меня красноречиво-недоверчивым взглядом.

— Ежели тебя одну отпущу, кэп потом с меня шкуру спустит.

— Я не маленький ребенок, — с нажимом заявила я.

— Ну, это как поглядеть, — поспорил старпом. — Без провожатого ты точно не уйдешь. Даже не пытайся спорить, дитя.

Лицо обратилось в кислую мину.

— Ладно, — всё же сдалась я.

Через полчаса сапоги коснулись пропахшей рыбьей чешуей пристани. Провожатым ко мне приставили Бойля, чему мы оба не особо обрадовались. Свесившись через планшир, Барто ткнул пальцем в центр поселения, сказав, что таверна именно там. Путь туда каждому, кто кого-то ищет. С трудом выслушав длинный свод указаний по правильному поведению, я что есть мочи припустила прочь из порта по единственной широкой улице. Словно стрела она вонзалась в трехэтажное каменное здание под темной черепицей. Лишь в одном окне верхних этажей дрожал свет. А вот из-за полуприкрытых ставень первого этажа лучился отсвет множества огней. «Морской конек» — так значилось на аляповатой вывеске. Перед дверьми я затормозила. Изнутри слышались усталые трели волынки и веселый дуэт скрипки и гармошки.

— Как войдем, будь тише воды. — Бойль с возмущением выслушал мой приказ. — Не вмешивайся. Пожалуйста.

— Как скажешь, мисс. — Моряк пожал плечами.

Успокоив хоть немного взбудораженные нервы, я легко толкнула дверь. Изнутри таверна мало чем отличалась от сотен подобных ей. Небогатое множество посетителей, гул голосов, распутные девки и аромат еды и выпивки. Направляясь к стойке, я машинально обводила взглядом гостей. «Попался!» — вторил злодейскому смеху обрадованный глас. Правда, мысленно.

В дальнем углу зала, спиной ко входу, за круглым маленьким столом сидел Джек Воробей собственной бессовестной персоной. Его пальцы отбивали дробь по столешнице. Указав Бойлю на стол у входа, я направилась к наглой пиратской морде по прозвищу Воробей. В голове так и не сложился четкий план действий. На столе рядом с оплавленными свечами темнела сладким напитком початая бутылка рома. На её стекле отражалась крайне довольная пиратская физиономия с райской улыбкой на губах. Варево из всевозможных мыслей и чувств достигло градуса кипения. Изящным движением рука извлекла из ботфорта небольшой кортик. Сапоги ступали тихо. Движения подражали кошачьим. Боль в ребрах давно ушла на дальний план. Блаженно прикрытые глаза, обведенные сурьмой, не могли приметить мою фигуру. Оказавшись в непосредственной близости от капитанской спины, я стремительно рванула вперед:

— Ба! — Джек подскочил на стуле чуть ли не на десять дюймов. — Какая встреча!

По пиратскому лицу за долю секунды пронеслись все оттенки возможных эмоций — от испуга и удивления до крайнего смятения.

— И правда, чудо… — с нервной улыбкой выдал кэп. — Рад тебя видеть, — прозвучало абсолютно неправдоподобное приветствие.

— Ты украл карту! — Кортик вонзился в стол в паре дюймов от капитанских пальцев. Кэп издал краткий приглушенный вопль. Несмотря на нешуточный гнев, кричать я не стала, а напротив, процедила слова сквозь зубы. Музыка в зале заиграла громче.

— Так мы же договорились! — праведно возмутился Воробей.

— Я думала, это обман!

— Да, это и был обман. — Усы пирата приподнялись в неуверенной ухмылке.

Я склонилась к самому лицу, пыша на хитроумного лиса гневом.

— Карту! Живо! — Рука с трудом вытащила кортик из столешницы.

Воробей яростно зашипел, приставляя палец к губам. Глянув по сторонам, я нехотя присела рядом, чтобы не привлекать внимание. Глаза ни на миг не переставали буравить кэпа негодующим взглядом.

— Как вы здесь очутились? — искренне недоумевал кэп, подливая ром.

— Не заговаривай мне зубы, — огрызнулась я.

— А где же Гектор и Элизабет? — не унимался пират.

— Воробей! — злобно процедила я. — Я. Сказала. Отдай. Карту.

Гнев и ярость активно сдавали позиции, хотя внутреннее «Я» боролось, тщась привести их в чувство. Очевидно, котлы адской злости в глазах тоже гасли, поскольку Джекки глотнул ром и свободно откинулся на стул.

— А где же верный спутник? Надеюсь, ты не скормила его «Голландцу»? — язвительно улыбнулся он.

— Ясно. — Я разочарованно опустила голову. — Нужен кто-то другой, поскольку меня ты не принимаешь всерьёз.

— Просто даю тебе время успокоиться, — не согласился Джек.

— Полагаю, тебе это вскоре тоже ой как потребуется, — многозначительно ухмыльнулась я.

Под банданой на лбу пролегли хмурые складки.

— Что ты имеешь в виду?

— Кого, — самодовольно уточнила я.

Некоторое время карие глаза буравили меня пытливым взглядом.

— Нет, — протянул наконец Воробей.

— Да. Твой старый друг уже на пути сюда и вот-вот прибудет. Даже не спрашивай, почему, — опередила я готовящийся вопрос.

Джек на некоторое время умолк. Ненавязчивая музыка приятно оттеняла напряженную беседу. Приятный запах дразнил ноздри. Я решила, что ничего не случится, если пройти к стойке и заказать стряпни. Бросив: «Даже не думай бежать», я кивнула Бойлю, а сама направилась ктрактирщику. Добрый дядька, располневший на харчах жены, с радостью принялся расписывать и расхваливать сегодняшний ужин. В итоге сошлись на рагу из вредного гуся, что служил здесь вместо сторожевого пса. Едва ладони приятно обхватили деревянную миску со снедью, раздался грохот падающего стула. Я резко обернулась.

— Не может быть…

Из дальнего угла зала, распугивая посетителей, Барбосса, громыхая ногой, тащил упирающегося Джека Воробья. Дуло мушкета указывало хитрому пирату прямо в сердце. Процессия проследовала мимо, и злобный одноногий пират молча вытолкал своего собрата на улицу. Я кинулась следом.

— А ну стой! — Кортик героически устремился на нарушителя спокойствия.

Барбосса лениво обернулся.

— Ты? Как ты тут оказалась? — искренне поразился капитан.

— На крыльях. Пусти его.

— А иначе что? — с издевкой поинтересовался он.

Из дверей вывалился Бойль с пистолетом в каждой руке.

— Пусти, — запальчиво повторил мой провожатый.

Гектор холодным взглядом обвел наставленное на него оружие и убрал дуло от груди Воробья. Тот радостно шарахнулся в сторону, но сильная рука старого доброго врага схватила его за ворот. Я медленно повернула голову влево, предчувствуя появление очередного участника спора за Джекову шкурку. Элизабет Тёрнер в сопровождении двух крепких матросов твердой походкой направлялась к нам. Барбосса указал дулом мушкета в лоб Бойлю с требованием:

— Опусти, пока я не посчитал это оскорблением.

Похоже, мой угрожающий кортик априори никто не брал во внимание.

Бойль медлил, нерешительно поглядывая на вражеское подкрепление. Видя, как матросы за спиной миссис Тёрнер тянутся к пистолетам, он нехотя опустил руки.

— Вот что мы сейчас сделаем, — зловеще начал Барбосса. Огласить предложение он так и не успел.

— Господа! — раздался властный голос. — Предлагаю закончить этот диспут. Немедленно!

Джек первым вывернулся из-под когтистой руки, чтобы узреть происходящее. Я выглянула из-за его спины. На фоне мрачных домов лунный свет выбелил дюжину фигур. Правильным полукругом они перекрыли улицу, уверенно удерживая в руках длинноствольные ружья с поблескивающими штыками. На краткий миг у меня зашлось сердце, пока я не разглядела их предводителя. Джеймс Уитлокк, заложив руки за спину, направлялся к нам. Бойль, почуяв попутный ветер, вновь устремил дула пистолетов на врагов — одно на Барбоссу, другое на Элизабет. Девушка шагнула навстречу, как раз в тот момент, как Уитлокк остановился.

— Полагаю, никому не нужно напрасное кровопролитие? — спокойно спросил капитан.

Барбосса развернулся всем телом, заносчиво вскидывая подбородок. Джека же он до сих пор не отпустил.

— Да кто ты вообще такой? — с презрением прозвучал вопрос.

Повинуясь внезапному порыву, я оказалась за спиной Барбоссы. Кортик ощутимо коснулся его горла.

— Знакомьтесь — капитан Феникс.

====== Глава XIX. Откровения ======

Лёгкий ночной бриз доносил ленивое перешёптывание моря. Бриллианты звёзд заманчиво поблёскивали сквозь плетущиеся по небу облака. Где-то на окраине звонко лаяла собака. Холодный свет луны переливался на тёмных стёклах.

— Феникс? — наконец выплюнул Барбосса, прервав затянувшееся молчание. При этом кортик, по-прежнему бдящий у его горла, безжалостно царапнул дряблую кожу. — Слыхал о таком. Да вот ты что-то больно молод, щенок.

Мне жутко хотелось действовать, но непоколебимый взгляд Уитлокка, абсолютное спокойствие на его лице мешали что-либо предпринять. Тем временем я заметила, с каким крайним интересом Элизабет Тёрнер рассматривала нового участника затянувшегося спектакля. Её подручные в напряжении держали на мушке меня с Бойлем и Уитлокка.

— Мы все здесь собрались по одной причине, — рассудительно прозвучал голос Феникса. Капитанский взгляд сместился в сторону Воробья.

— О, я бесконечно тронут, — с улыбкой выдал тот, не теряя надежды отойти подальше от Барбоссы.

— Увы, — оскалился Гектор, — я нашёл этого мерзавца первым и не позволю кому-нибудь отобрать у меня право, наконец-то, спустить с него шкуру.

Джек Воробей звонко цыкнул. Правая рука, хвастливо блеснув перстнем, с поднятым указательным пальцем призвала к вниманию.

— Вообще-то, — обратился кэп к заклятому другу, посылая мне пламенный взгляд, — она тебя опередила.

Я искусственно улыбнулась. Оказалось, для бесконечных угроз не хватало опыта — рука, сжимающая кортик, понемногу уставала.

— Мне кажется, — с прежним спокойствием продолжал Джеймс, буравя Барбоссу уверенным взглядом, — вы не в том положении…

Элизабет с завидным проворством в мгновение ока очутилась за спиной Уитлокка. Судя по тому, как капитан «Странника» напряжённо замер, в спину ему уткнулся заряженный пистолет.

— Ну, это как посмотреть. — Глаза Тёрнер были полны завидного пиратского огня.

— Убьете меня, а в следующую секунду погибнете сами, — проговорил Уитлокк.

— Так что же, выходит ничья? — парировала Элизабет.

В следующий миг, вывернувшись, подобно ягуару, Уитлокк резким и отточенным движением вырвал из рук девушки оружие. Я едва не хохотнула, уж больно красноречивой была её оторопь.

— Ну, это как посмотреть, — улыбнулся Уитлокк.

До меня дошло, что подобные танцы могут продолжаться бесконечно. Если всё закончится кровопролитной пальбой, проиграют все. Если же, договорившись, все мирно разойдутся, мы так и не узнаем, какого дьявола друзьям или врагам Джека понадобился камень и в сговоре ли с ними кэп. Прикинув все возможные исходы, я медленно убрала кортик от горла престарелого пирата, не без удовольствия чувствуя облегчение.

— Послушайте, — я вышла вперед, так чтобы видеть всех, — предлагаю вступить в переговоры. — Со стороны известной троицы, пережившей не одно приключение, донесся единогласный вздох. — Чтобы решить мирным путем, кому из нас достанется карта. И чтобы больше не пугать этих милых людишек, — довершила я, разглядывая окна таверны. Весь люд, что там был, заинтересованно прилип к мутным стеклам. Видя, что лица наших невольных соперников отнюдь не блещут энтузиазмом, я добавила: — К тому же, исходя из количества наставленных ружей, выбора у вас нет.

На третьем этаже «Морского конька» пахло затхлостью и паутиной. Это оказалось единственное «тихое местечко», первым пришедшее на ум для проведения переговоров. Трактирщик, дрожа всем телом, настойчиво выторговывал дополнительные монеты за предоставление «особенного зала». При этом его лицо меняло цвет от могильного до оттенка переспелого томата. Раз пошли на мировую, угрожать толстому дядьке никто не стал. Оставив всю вооруженную охрану внизу дожидаться итогов переговоров, мы дружно поднялись в допотопный «конференц-зал». В покрытой мраком комнате под эхо шагов вспыхивала подпаленная свечами паутина. Наконец, с трудом перестав чихать от обилия пыли, пираты и я уселись кругом за большой стол в центре.

— Полагаю, все здесь присутствующие понимают, зачем мы собрались, — миролюбиво начал Джеймс Уитлокк. — Волею судьбы слишком много претендентов завладеть некой картой.

— И подвесить меня к рее… — шепнул Воробей, сидящий по левую руку от меня.

Барбосса с грохотом примостил протез на свободный стул.

— И я до сих пор не понимаю, почему сижу и слушаю это, вместо того, чтобы перестрелять вас всех и забрать карту себе. — В пиратском голосе слышалась неприкрытая угроза.

Уитлокк наклонил голову, опуская руки на стол. Подняв взгляд, он обратился к Барбоссе:

— Мы не знакомы. Вы слышали что-то обо мне, я немного наслышан о вас. Но предупреждаю, — капитанский тон вмиг похолодел, даже стало немного не по себе, — оставьте мысли о подобной затее, ибо, стоит вам только показать нос за эту дверь, дюжина моих людей сочтет за честь спустить курок лишь потому, что не услышат нужного слова.

— Это угроза? — запальчиво возмутился капитан Барбосса.

— Только предупреждение.

Капитаны продолжали испепелять друг друга грозными взглядами. Джек помалкивал, стараясь не привлекать излишнего внимания. Я бросила украдкой взгляд на миссис Тёрнер, и, к счастью, её реакция оправдала мои ожидания.

— Довольно! Мы так и будем обмениваться бесконечными угрозами или всё же перейдем к делу? — решительно заявила Элизабет.

— Мне нужно то, что эти двое, — Барбосса кивнул в мою сторону, — забрали из пещеры и что потом мой дорогой приятель, старина Джек, бессовестно стащил. Карта.

— Пфф! — не удержалась я. — Вы серьезно думаете, что, раздобыв с таким трудом, мы вот так запросто подарим вам её?!

Глаза Барбоссы подозрительно сузились, презрительный взгляд прошелся по мне. Его будто бы возмущала сама возможность того, что я имею право говорить да ещё и пользуюсь им! Пока мои глаза источали весь скопившийся яд, сражаясь с пиратским взглядом, со стороны Джека послышалась возня.

— Что ж, вот она, — просто сообщил Уитлокк. Воробей, едва ли не закинув ногу на стол, выудил из сапога пергамент и хлопком прилепил к столешнице.

«Сдурели, что ли?» — взорвалось во мне праведное негодование. Я медленно обернулась к Уитлокку с красноречивым взглядом. Его глаза с крайним вниманием устремились к противоположной стороне.

Элизабет и Барбосса несколько секунд пристально разглядывали карту, хотя даже практически незаметный рисунок был на оборотной стороне. Девушка кинула мельком взгляд на шкипера. На его лице не дрогнул ни один мускул, лишь слегка приподнялся уголок губ.

Тем временем мне всё ещё была крайне непонятна подобная опрометчивость моих спутников. Зачем? Ведь можно было бы сколь угодно долго тянуть резину, прикидываться, что у нас ничего нет, что речь шла о какой-нибудь другой карте… Хоть бы даже игральной! В конце концов, можно бы и отослать конкурентов куда подальше, якобы в тайник, куда дальновидный кэп успел запрятать карту.

— Раз уж у нас мирные переговоры, — с искусственно-располагающей улыбкой промурчал Барбосса, — предлагаю следующее: вы отдаете карту, я не убиваю Воробья, и все мы дружно расходимся на этой одухотворяющей ноте с воспоминаниями крайне приятного знакомства.

Джеймс серьезно задумался. Его взгляд остановился на Джеке, словно Феникс в уме взвешивал соразмерность платы. Воробей с напускным спокойствием почесывал бороду, слегка запрокинув голову назад. В карих глазах, по моему мнению, совершенно неуместно царствовала безмятежность победителя. Бледный лист карты одиноко лежал на столе на всеобщем обозрении — бери не хочу. Но наши собеседники дипломатично ждали ответа.

— Что ж, — Джеймс откинулся на спинку стула, — мне всё понятно. — Я буквально чувствовала, как напряглись Элизабет и Гектор, готовые в любой миг хватать карту. — Остался лишь один вопрос. — Барбосса благожелательно улыбнулся. Я придвинулась ближе, чтобы в случае чего помешать воровству пергамента. — Как вы поймете, что это то, что вам нужно?

По лицу Элизабет скользнула тень смятения.

— О, я поверю вам на слово, капитан, — с уважением в голосе пояснил Барбосса.

Феникс благодарно кивнул в ответ.

— Приятно это слышать, капитан. Но, может, всё проще? У вас есть другая часть карты.

Я едва не свернула шею от резкого поворота вправо. Шокированный взгляд уперся в торжествующее выражение на лице Уитлокка. Правда, достаточно сдержанное. Подобно цепной реакции лопающихся мыльных пузырей в голове прояснились ответы на недавнее недоумение. Общение с капитаном Джеком Воробьем пошло Джеймсу, однозначно, на пользу.

— Решительно не понимаю, о чём вы, капитан, — пытаясь играть по прежним правилам, проговорил Барбосса. Меж тем господская улыбка постепенно приобретала оттенки звериного оскала.

— Да, брось, Гектор! — Джекки, наконец-то, вступил в игру. — Догадаться, что это не просто бумажка, а именно карта, нужная тебе карта, можно лишь глядя на её контур. — Пальцы пирата изящно подняли пергамент в воздух. — Вы, верно, долго разглядывали свою часть, изучали все рисунки и надписи на ней и, наконец, поняли, что чего-то не хватает. А теперь, когда недостающая часть перед глазами, мозаика сложилась? — Самодовольная ухмылка засверкала на пиратском лице подобно драгоценнейшему самоцвету. Хитрющие карие очи в легком прищуре с довольством разглядывали недоумение и злость на лицах обыгранных соперников. — И что же такое интересное скрыто на этой карте, что наша прекрасная Элизабет, пожертвовав спокойствием домашнего уюта, объединилась с тобой, Барбосса? Точнее, ещё и с тобой. Неужто поиски кладов дорогому Уильяму уже не под силу? Бремя «Голландца» мешает?

— Хочешь сказать, ты не знаешь, к чему ведет карта? — Элизабет недоверчиво скрестила руки на груди.

— Очевидно, к сокровищам, — с коварной улыбкой развел руками Джек.

— Как ты узнал про карту? Про остров и пещеру? — продолжала миссис Тёрнер.

— От нашего друга, мистера… капитана Феникса. А он от своего друга…

— А тот, очевидно, от своего? — грубо перебил Барбосса. — Никто из нас не оказался там случайно.

— Ох, уж эта коварная Судьба… — с философским вздохом протянул Воробей.

Элизабет молчала, внимательно вслушиваясь в слова пиратов. Невинный взгляд её глаз как бы ненавязчиво блуждал по изъеденной жуками столешнице, всё чаще задерживаясь на подрагивающей карте в ладони Джека. Невидимые нити напряжения натянулись, казалось, слышится их тонкий предостерегающий перезвон. Та самоуверенность и спокойствие, с которым вели переговоры пираты, были сродни маскам. Подобно тому, как на карнавале они приравнивают бедняков и богачей, красавцев и уродов, здесь, в окутанной лживым полумраком комнате, за масками крылись враждебная настороженность, множество хитрых ходов и уловок, сдерживаемый гнев, а главное — желание каждого любым путем получить свое.

Учащенное биение сердца словно шептало мне изнутри: «Не смей расслабляться. Будь наготове. Будь всегда наготове». Рука незаметно скользнула к рукояти шпаги, словно бы ища поддержки.

— Как бы там ни было, — громко зазвучал голос капитана «Мести королевы Анны», — моё условие прежнее: карта взамен жизни Воробья. — Это было даже не условие, а ультиматум. По крайней мере, звучало вполне конкретно. И в большей степени Барбосса обращался не к Джеймсу или тем более ко мне, а к Джеку — буквально, держателю драгоценной карты.

Поколебавшись секунду, капитан Воробей опустил пергамент на стол и придвинул к Элизабет. Лукавый янтарный взгляд обратился к Барбоссе.

— Что ж, ты умеешь уговаривать, — улыбнулся кэп. Его пальцы по очереди отпустили бумагу. Элизабет без промедления забрала листок.

Я пребывала в оцепенении. Какая-то часть мозга, как мантру, повторяла: «Он знает, что делать», другая же исходила ядом и пламенным гневом. Ещё до того как я метнулась к краю стола, партнеры по переговорам дружно поднялись и направились к двери: спешили, пока Джеймс не вышел из ступора и не помешал им. Но Уитлокк, слегка повернув голову, спокойно глядел им вслед. Отчего-то мне хотелось верить, что это лишь напускная умиротворенность, что внутри у капитана также всё клокочет от недоумения и возмущения. Резво ковыляя ко входу, Барбосса проговорил напоследок:

— С вами приятно вести переговоры… Капитан.

В этой фразе под толстенным налетом самодовольства и бахвальства слышалась натуральная обеспокоенность, что всё проходит так легко. В голове всплыли пугающие слова Уитлокка: «Стоит вам только показать нос за эту дверь, дюжина моих людей сочтет за честь спустить курок лишь потому, что не услышат нужного слова». Неужели в состоянии аффекта бывалый морской волк забудет об этом? Неужели все ставки на это и сейчас прогремят выстрелы? Но секундную тишину, повисшую под потолком, прервали не хлопки взрывающегося пороха, а всего лишь два слова. Но эффект от них был почище, чем от ракетного комплекса.

— Ну… удачи. — В словах Джека Воробья не было ни капли искренности, зато их насквозь пропитали нотки иронии, двусмысленности и намека на то, что соперники остались с носом.

Элизабет уже вышла в темный коридор, Барбосса держался за ручку двери. Замерев, пират под скрип своего протеза обернулся, раздраженно закатывая глаза. Миссис Тёрнер остановилась, её глаза засветились готовностью действовать. Уитлокк, что всё это время сидел по центру стола, неспешно поднялся и отошел к окну. Заложив руки за спину, он устремил рассеянный взгляд на темный лес на склоне. Джек Воробей с абсолютно наигранным интересом рассматривал грязь под ногтями, словно надеясь обнаружить там зачатки новой жизни. На его лице, щедро освещенном светом канделябра, царило то самое ехидное выражение, что любого может довести до исступления. Прочитав на физиономии некогда своего капитана красноречивое признание собственной опрометчивости, Барбосса злобно вырвал карту из рук Элизабет.

— Эй! — только и вскрикнула та.

Меньше минуты старый пират вертел листок в руках, подносил вплотную к глазам и даже, как мне показалось, принюхивался. Затем костлявая ладонь с черными когтями с грохотом приземлила его на стол.

— Она пустая.

— Вот незадача-то, — тут же отозвался Джек. — Хотя даже будь на ней что-нибудь, путь к сокровищу вам всё равно не сыскать.

Барбосса обреченно приземлился на стул.

— Я внимательно слушаю. — Мрачный взгляд его глаз подтвердил, что капитан не из тех, кто любит проигрывать.

Джек, предоставленный сам себе, довольно потер руки. Повернув перстень на большом пальце, он опустил локти на стол.

— Скажу прямо, чтобы отыскать то, что все мы ищем, придется ненадолго забыть о желании поубивать друг друга и стать союзниками. — Я едва не грохнулась с табурета на спину, потеряв равновесие. Взмахнув руками, я опустила взгляд и виновато засопела. Тем временем в голове с истеричными криками носилась обезьянка, что увлеченно бьет в тарелочки, когда тебе предстоит над чем-то подумать. Мне казалось, все вокруг знают правила игры и неуклонно им следуют, а я лишь предмет мебели, не особо-то здесь и нужный. Поэтому я просто слушала, как и положено мягкому пуфику… — А как найдем, — продолжал Воробей, — можно будет взяться за старое.

— Нет, так не пойдет, — неожиданно вступил Феникс.

— Согласен, — почти одновременно прохрипел Барбосса.

— Что? — Брови Элизабет взлетели вверх. — Нет! Он опять всех обманет!

— Другого выхода нет, красотка! — съязвил старый пират.

— Я не стану заключать с ними союз! — Джеймс гневно наступал на Джека.

— А в чем это проблема? — тут же с вызовом отозвался Барбосса.

Все находящиеся в комнате стали одновременно спорить друг с другом, успевая отвечать на каждую реплику. От гомона голосов легонько позвякивали хрупкие стекла в крошечном окошке. Я окончательно потеряла не только нить разговора, но и смысл всего фарса, что поглотил комнату. Язык прилип к небу, но хотелось громко закричать и грубо заткнуть всех пиратов. Передо мной словно разворачивалась плохая, неотрепетированная пьеса с «особым авторским видением». Либо это сумасшедший дом, либо я просто слишком глупа, чтобы понять это.

К счастью, окончилось всё действо так же внезапно, как и началось. За дверью раздался быстрый топот, и, едва не снеся дверь с петель, в комнату ворвался незнакомый матрос.

— Капитан! — Трое мужчин тут же обернулись. Растерянно расширив глаза, матрос на всякий случай уточнил: — Капитан Барбосса! Солдаты!

— Черт их подери! Уже успели донести! — недовольно проворчал тот, поминая посетителей таверны ещё десятком недобрых слов.

Джек, коротко зыркнув на Уитлокка, сверкнул глазами. Барбосса повернулся к нему.

— Восемьдесят нам, двадцать ваши, — подвел Воробей итог их спора.

Гектор обиженно надулся.

— С чего это? За кого ты меня принимаешь?

— А с того…

Кэп придвинул на центр стола карту, недавно ставшую объектом торгов. Требовательное движение его пальцев заставило Барбоссу медленно и крайне нехотя извлечь из внутреннего кармана его собственную часть карты. Однако класть на стол и демонстрировать её на всеобщем обозрении он не торопился. Джек, поведя глазами, вытащил из сапога следующий кусок и помахал им в воздухе. Лица соперников удивленно вытянулись.

— Двадцать — это даже много, — ехидно подметил капитан «Жемчужины».

Не сводя глаз с Воробья, Барбосса опустил бумажный лоскут на стол и совместил края частей. То же проделал и Джек. Все сгрудились вокруг маленького кружка света, уставившись на белеющие пергаменты. Новая часть карты была длинной и узкой. Вместо того чтобы разглядывать рисунки и открывшиеся пути, я отчего-то обернулась к Джеку. Огонь в пиратских глазах угас, а некогда блестящее самодовольством лицо обратилось в крайне разочарованную мину. Больше из любопытства к перемене настроения, чем из-за тяги к знаниям я склонила голову. Ромбовидный и абсолютно бесполезный кусок карты с острова Саба лежал в центре, по-прежнему неспособный на что-либо указать. Обтрепанный треугольник, что мы добыли в Нассау, примыкал к нему с левого верхнего угла, а нижним краем совмещался с новой частью, любезно предоставленной Барбоссой. В итоге получилось приличных размеров нечто, которое язык не поворачивался назвать «картой сокровищ». К слову, Барбосса праведно возмутился по поводу раздела добычи, ибо его часть плана оказалась самой понятной и красочной, в прямом смысле. Ровные поля (за исключением верхнего) ясно давали понять, что эта часть паззла венчает собой края. В правом нижнем углу небрежной рукой был изображен щедрый пучок водорослей, наверное, составитель карты любил морскую капусту, а чуть ближе к центру — с завидной детализацией шел по невидимым волнам трехмачтовый галеон. Бушпритом он почти касался едва заметной линии, что пересекала карту в нескольких местах. В её пределах, у самой границы с центральной частью, находились два ряда «горбатых бугров», а темные пятна (пятна ли?), что начинались где-то в центре, переходили с длинного отрезка на верхнюю часть, образуя явно неслучайную фигуру. Но все эти открывшиеся подробности не имели ровно никакого значения, ибо, во-первых, основная информация скрывалась в нечитаемом центре, а во-вторых, явно не доставало ещё одной, заключительной части. Займи она свое место в правом верхнем углу, и карта наконец-таки приобрела бы свой пусть слегка обтрепанный и не совсем ровный, но практически первоначальный вид.

Пальцы Джека прошлись по изрезанным краям карты. Кэп выпрямился, слегка отклонившись назад.

— Кто-нибудь хочет что-то добавить? — наконец прозвучало, после нескольких минут молчаливого созерцания.

Пираты лишь угрюмо сопели в ответ да пожимали плечами. А я не могла отвести глаз от непонятных рисунков, пятен, потрепанных следов от многочисленных складываний, от линий, то пропадающих, то ясно очерчивающих пока неизвестные контуры. Всю жизнь собирание паззлов числилось в списке любимых занятий, порой обретая легкие оттенки одержимости, вроде тех моментов, когда ты не можешь лечь спать, пока не поставишь вот эту, одну-единственную, ту самую деталь, хотя их ещё десятки, не обретших свое место. И сейчас внутри говорило разочарование, граничащее с нешуточной обидой. Разве что не было для неё адресата. Столько усилий, столько времени! И всё — напрасно? Одна деталь, без которой не собрать всю картину. В голове кипел котел мыслей, лезли обрывки воспоминаний и чьи-то слова. Мариса, Уиллис Смолл… Кто-то ещё, кто-то третий, кого ожидал отшельник на острове. Так недостающая часть у него? Или её пепел давно выскреб ветер из трубы дома из серого камня? А может, просто Барбосса и Элизабет не хотят раскрывать всех козырей? Без нас им не справиться, равно как и нам без них. Знать бы только, чьей доброй волей случилось это внезапное «воссоединение». Быть может, за этой «парочкой» стоит кто-то третий?.. Как за нами. И Джеком. Анжелика? Раз уж она заодно с ним, может, недостающий паззл у неё? Хотя зачем всё так усложнять? Да и огорчение капитана Воробья было пугающе натуральным. Нет, что-то здесь явно не так. Ниточка, что мы медленно и уверенно распутывали, оказалась длинной, но единственной… и вела к семейству Смолл. Кто-то третий… Безымянный француз? Ну, нет, его заботил результат, скорый результат, а потому у него-то уж точно меньше всего поводов скрытничать.

— Он тебе что-нибудь подсказал? — сквозь толщу размышлений долетел голос Барбоссы.

В ответ прозвучало нечленораздельное мычание со стороны кэпа, а следом:

— Он был не особо разговорчив.

Речь вновь шла о том, что оставалось вне моего ведения и понимания, с точки зрения кэпа, наверное, чересчур важное для моих ушей. Тупой взгляд уперся в неровные границы недостающего куска. Едва ли не до слёз стало обидно, что Гектор Барбосса, всей Джековой душой ненавидимый, знал наверняка о его встрече с таинственным «им» в Сан-Роке, а я — могла лишь гадать. С каждым днем мне начинало казаться, что Джек делает шаг навстречу только за тем, чтобы с большей силой вытолкнуть меня за рамки своего мира. Сейчас я горько жалела, что в нужный момент отвергла предложение гадалки раскрыть тайну Джека. «Надеюсь, ты поймешь, что рано или поздно придется стать частью чего-то большего», — ясно прозвучали насмешливые слова. Так вот оно — большее? Союз с людьми, которых я бы в последнюю очередь желала видеть друзьями? И союз этот неизбежен? Я вдруг погрузилась в столь темные недра себя, клокочущие недовольством, что стало жутко. Неожиданно мне стала понятна та безрадостная покорность, с которой Джеймс нехотя вначале шел на сотрудничество с Джеком.

— Стать частью чего-то большего, — внезапно проговорила я. Голос звучал незнакомо, чересчур решительно. В нём звучал ответ на висящий в комнате вопрос. Ответ, что уже достиг сознания, но был слишком невероятен для понимания и принятия. — Я знаю, где последняя часть. — Все дружно обернулись ко мне, буквально пожирая глазами. Во взглядах читалось всё — от крайней степени недоверия до безграничного удивления. А мне же решение казалось до смешного простым. Желая отомстить за «разговоры для непосвященных» между старыми друзьями, я с многозначительным взглядом обратилась к Фениксу. За всё время переговоров он также неоднократно оставался вне поля общения пиратов, но продолжал наблюдать за всем с властным хладнокровием, не чета мне. Поэтому именно в Джеймсе я видела «того самого», кто первым заслуживает быть озаренным моим «гением». Именно в Джеймсе я видела того, с кем бы хотела стоять рядом в эту минуту. — Она была у нас с самого начала, — глядя точно в глаза, негромко и с безумной улыбкой проговорила я.

Миг — и голубые глаза вспыхнули воистину как и полагается огненному фениксу! Уитлокк медленно кивнул несколько раз. Его взгляд по-прежнему был обращен ко мне, а улыбка, которую мы адресовали друг другу, с моей стороны казалась маленькой местью.

— Гхм, гхм, — назойливо прозвучало над ухом. Джек нетерпеливо сопел за спиной.

Едва я открыла рот для надменного ехидства, матрос, что всего несколько минут назад потревожил совет, обеспокоенно воскликнул:

— Капитан, они уже здесь!

Я и обернуться не успела, как глаза тут же встретились с начищенным дулом мушкета, что указывало мне прямо в лоб: Барбосса решил ускорить вскрытие истины.

— Где карта? Просветите нас, мисс, да поживее!

Отчего-то угроза подействовала на меня совершенно противоположным образом.

— Я молчу, вы стреляете, солдаты вас вешают. Неубедительно, — нагло улыбнулась я.

Пара мгновений и твердая рука Уитлокка уберегли меня от потери нескольких зубов. Барбосса не входил в число любителей такого рода шуток. А между тем время стремительно подбиралось к точке невозврата. С первого этажа прилетели отголоски возбужденного гомона и топота солдатских сапог.

— Карта у нас, — заверил Уитлокк, испепеляя Барбоссу взглядом. Элизабет метнулась к выходу, выглядывая в неосвещенный коридор.

— Пожалуй, я смогу ещё кое-что прояснить, но понадобится время, — вставил кэп.

— Пора уходить! — Тёрнер предупредительно освободила шпагу от ножен.

Барбосса, метнув взгляд в сторону двери, указал пальцем на Джека, а другой рукой забрал свою часть карты.

— На Тортуге. Через три дня. — Глянув на меня с Джеймсом, шкипер добавил напоследок: — Не будет карты, каждого найду и кишки на якорь намотаю! — И с завидным проворством растворился за пределами комнаты.

Джек Воробей проводил его мрачным взглядом.

— Какой-то старина-Гектор чересчур нервный, — подвел он итог.

Сметя со стола бумаги, мы бросились наутек под дружный топот солдатских ног по шатким ступеням лестницы. Дверь в конце коридора открыла путь на балкон, с него — на крышу соседней сапожной мастерской, а далее по узким и грязным улочкам Сан-Роке прямиком в порт.

— Твой отец? — на бегу шепнула я Джеку, не удержавшись. — Ты с ним встречался? — Похоже, в моих глазах Воробью удалось прочитать нескрываемое благоговение, поскольку гнев сменился милостью.

— Всё-то ты знаешь, — лукаво улыбнулся кэп.

Уж не знаю, по нашу ли душу заявились стойкие оловянные солдатики Его Величества, но в порту было тихо, как на кладбище. Ночной бриз выветрил остатки адреналина, заполняя вены скепсисом. Я прокручивала в голове эту странную встречу, переговоры и всё, к чему они привели, и никак не могла отделаться от налета недосказанности и двусмысленности, что буквально чувствовался на языке. В ответ на это возникло страстное желание побеседовать с Джеймсом Уитлокком, обменяться впечатлениями и получить дозу спокойных и беспристрастных логических выводов. Но пока что под подошвами постукивали плесневелые доски пристани, а Феникс был занят обсуждением с Воробьем дальнейших планов. Глядя сквозь призму легкой ревности вслед пиратам, я позволила себе мысленно усмехнуться: кругом одни птицы, как на птичьем базаре.

Капитаны довольно быстро пришли к консенсусу.

— У тебя есть план? — Джеймс приостановился, поглядывая на Воробья с легким недоверием. Вопрос этот был чистой формальностью, оттеняющей передачу кэпу части карты.

— Ну, — протянул Джек, в тысячный раз разглядывая бумажный угол, тот, что с «китом» и «пятнами», — я ненадолго покину вас, чтобы разузнать побольше об этих неслучайных символах, а вы делаете всё, чтобы наконец прочесть этот проклятый кусок пергамента. Затем через три дня мы воссоединимся с нашими союзниками. — Воробей упрятал карту за пазуху. Хотя кэп и не сообщил, куда собирается отправиться за дополнительными знаниями, я небезосновательно считала, что в том месте будет Эдвард Тиг.

Уитлокк несколько раз кивнул, исключительно заинтересованным взглядом наблюдая за мотыльками у фонаря.

— Хорошо, — наконец сухо произнес он. Джек изобразил карикатурный поклон. — Но это вовсе не значит, что я забыл о твоём предательстве и бессовестной краже, — тут же добавил Джеймс холодным тоном.

Воробей только фыркнул и пробурчал под нос:

— И вот делай людям добро после этого…

«Призрачный Странник», щедро освещенный огнями, в полной готовности дожидался возвращения капитана и части команды, изредка почесывая борт о пристань. «Черная Жемчужина» же подобно призраку растворилась в ночной тьме, и лишь два огонька — на носу и корме — напоминали, что у соседней пристани стоит корабль, и Джек Воробей не шагает в никуда самоуверенной походкой. Проводив его долгими взглядами, мы направились к трапу «Странника», где уже в ожидании нас и порции новостей привычно дымил трубкой старший помощник. Мне жутко хотелось выговориться, обсудить, поделиться мыслями, но, как назло, я не знала, с чего начать, какими словами прервать ту тишину, в которой спокойно вышагивал капитан Феникс, идеальный образец самообладания. Пытаясь глянуть на нас со стороны, я виделась лишь крохотной черно-белой зарисовкой рядом с написанным сочными цветами портретом Джеймса.

— С удачными переговорами вас, капитан Феникс, — наконец-таки, дружелюбно прозвучало с моей стороны. Мы как раз достигли края пристани.

— Удачными? — Джеймс обернулся ко мне. В его голосе слышались нотки не гнева, а ироничного недоумения. — Я чувствовал себя полнейшим идиотом, — признался он.

Я не удержалась и прыснула со смеху. Прикрывая рот рукой, я отчаянно пыталась заставить себя посерьезнеть, но осознание, что обставленной себя чувствовала не я одна, в купе с полным искренней растерянности — хоть и мимолетной — видом Уитлокка лишь больше раззадоривали нервный смех.

— Ты держался превосходно, — наконец выдавила я, с трудом удерживая разъезжающиеся в улыбке щеки.

Джеймс, казалось, опешил ещё больше и никак не мог подобрать слов для достойного ответа. Несколько раз он открывал рот в тщетной попытке, может, успокоить меня, может, приструнить, а затем сдался и, качая головой, поднялся на корабль. Барто тут же подлетел к капитану, и шустрый хриплый шепот в купе с дымом, слетавший с обветренных моряцких губ, оповестил о высокой заинтересованности старпома — человека, привыкшего в девяноста процентах случаев быть в центре событий. За проведенное на борту «Странника» время я успела уяснить, что в такие моменты вставать между капитаном и стариком Барто — дело не только неблагодарное, но и не вполне безопасное. Я внутренне приготовилась отложить откровенный разговор в долгий ящик, но беседа моряков не затянулась надолго. Джеймс отдал Барто карту и серьезным тоном высказал просьбу сделать, что угодно, лишь бы можно было потом разглядеть начертанное там. Не успел стихнуть звук шагов одноглазого смотрителя, я уже возникла за плечом Уитлокка.

— Стоит только подумать, что мы приблизились к разгадке, как она оборачивается новой порцией загадок, — мрачно проговорил капитан. — От этого со временем начинаешь уставать, — со вздохом добавил он.

Я передернула плечами.

— Ну, мы же всегда можем кардинально сменить курс и надрать зад этому французу. — Джеймс резко повернул голову. Я прикусила язык и уперлась взглядом в палубу. За время неловкой паузы кто-то будто поджег ладони. Я всё больше проникалась духом пиратства, всё больше старалась быть похожей на моряков, что порой совсем забывала о по-прежнему идеальных манерах Уитлокка. В матросской компании эта фраза, из-за которой теперь пылали щёки, не была бы никоим образом отмечена. Но сейчас я чувствовала себя невоспитанной босячкой, которую усадили за стол высшего общества. — Кстати о безымянных французах, — выкрутилась я. — Барто как-то пытался просветить меня, но его отвлекли. Разве не стоит хотя бы узнать имя того, кто, по сути, взял нас в рабство?

— Хм, думаешь, с нашими новыми… союзниками это и есть главная проблема? — Феникс всплеснул руками. — Я их абсолютно не знаю, и этот факт настораживает куда больше.

— Могу вкратце рассказать о каждом, если тебе полегчает, — не совсем галантно предложила я.

Джеймс отрицательно покачал головой.

— Лучше ответь на вопрос: насколько искренен был Джек в удивлении от этой встречи и есть ли хоть доля его хваленой импровизации в сегодняшних переговорах?

— О чем… Думаешь, Джек всё подстроил? Да нет же, это чушь! — Голос против воли взлетел вверх. — Поверь, в таверне, когда я его нашла и сообщила новости, его удивление было весьма красноречиво и неподдельно!

— А как Барбосса узнал о Сан-Роке? Это не Тортуга, о которой с уверенность можно сказать, что там происходит всё.

— Не знаю… — протянула я. — Думаю, Джек должен был встретиться с отцом, персоной весьма известной. И если это правда, то слух о появлении Воробья-старшего вполне мог дойти и до Барбоссы.

— Или это было оговорено заранее, — не унимался Уитлокк. — Встреча как раз и должна была быть с Барбоссой, а ваши приключения, погоня — лишь вариант, как, пуская пыль в глаза, безболезненно избавиться от конкурентов.

— Но это бред! — воскликнула я. — Почему ты опять пытаешься смотреть на Джека только в черном свете?! Вы же вроде подружились!

— Да… А потом он стащил карты, обманул и подставил нас. Или для него это нормальные каноны дружеских отношений? — возмутился Джеймс.

«Друзей не существует. Есть лишь те, кто ещё не стали твоими врагами», — вспомнились слова Джека. Я подавленно умолкла, прекрасно понимая, что в рассуждениях Уитлокка есть доля правды. Даже больше, чем я хотела бы. С каждым днем мне давалось всё труднее отстаивание чести капитана Джека Воробья. Я слишком много знала, чтобы смотреть на всё сквозь розовые очки, но в то же время отчаянно не хотела признавать правоту и состоятельность выводов других людей. Быть может, стоило? Но что, если все они ошибаются? А откровения, выводы — лишь досужие домыслы. Что, если ошибаюсь и я, и на самом деле полная картина выглядит полярно иначе? На ней Джек, несправедливо лишенный доверия, вынужденный из-за этого искать обходные пути, чтобы помочь нам или просто уберечь от краха, а с другой стороны мы, твердо убежденные в его ненадежности, а посему безгранично недоверчивые, скрытные и злобно настроенные? Ну уж нет! Я прекрасно помнила, как ценил Джекки то, что ему доверяют и верят. Мне нельзя отступаться от этого. Амнезия у него или нет, главное — его помню я. И если хочу вернуть то, что было раньше, как это было, то должна относиться к нему с прежними чувствами. И я буду верить ему, буду на его стороне настолько долго, насколько смогу.

— Извини. — Джеймс нежно взял меня за локоть. — Я пытаюсь оставаться беспристрастным реалистом, но, очевидно, у меня это скверно выходит. Ещё недавно я просил прощения за постоянные споры с тобой и вот — вновь занимаюсь тем же.

Я промычала что-то нечленораздельное и повела глазами. Виноватый вид Уитлокка делал из него человека, на которого в принципе, даже при огромном желании, просто невозможно злиться!

— «Весь мир — театр, а люди в нём актёры», — подвела я философский итог. — Или фигуры на шахматной доске. И ты, и я… И Джек.

— С трудом представляю его марионеткой в чьих-то руках, — усомнился Джеймс.

Он продолжил говорить, но слова звучали вне моего внимания. Марионетка… Всё вдруг стало так очевидно, так кристально ясно! Я, похоже, изменилась в лице, потому что Уитлокк обеспокоенно обернулся ко мне:

— Диана? Всё в порядке?

— Ну, конечно! — в запале я подпрыгнула, прихлопнув в ладоши. — Как же я раньше не догадалась!

— Я не сов…

— Анжелика! — выпалила я. Джеймс нахмурился, пытаясь понять то ли мои слова, то ли степень неадекватности. Я выдохнула, охлаждая пыл, чтобы спешно пояснить: — У Джека с ней было славное прошлое, — саркастично сорвалось с губ, — но едва Источник канул в лету вместе с Черной Бородой, испанка не помедлила избавиться от него. Ничего не вышло. Кэп оставил её на необитаемом острове с щедрым запасом долголетия. Но он не знал, что вскоре к острову прибило куклу-вуду, с которой таскался Эдвард Тич! Теперь же всё ясно! Используя куклу, Анжелика подчинила Джека и вынудила искать камень! И именно она благодаря чертовой магии заставила Джекки забыть меня! — дрожащим от волнения голосом закончила я.

Я буквально чувствовала, как взгляд пылает от восторга. Его искры отражались в чистых глазах капитана Феникса. Но Уитлокк мой восторг не разделял.

— Я не совсем всё понял, — аккуратно подбирая слова, начал он. — Допустим, насчет куклы ты права, и Джек Воробей действительно утратил волю. Так? Однако… как и зачем Анжелика сделала так, чтобы тебя забыли все, а не только он?

Рациональные мысли сыграли роль ушата ледяной воды, что рухнул сверху, пригвождая к земным реалиям.

— Черт! — Я злостно топнула ногой. — Не знаю, Джеймс, не знаю! Но я чувствую, что права! — решительно провозгласила я. С этими словами ноги понесли меня прочь с «Призрачного Странника».

«Черная Жемчужина» ещё не успела отдать швартовые концы. Мои пыльные сапоги коснулись трапа в самый последний момент. Не удостоив опешивший взгляд Джошами Гиббса никаким ответом, я целенаправленно прошествовала к дверям каюты.

Прежде чем постучать, я решительно выдохнула. От волнения в горле пересохло, да и ладони заледенели. Джек отозвался не сразу. Войдя и не дожидаясь какого-либо действия, я весомо заявила:

— Воробей!.. капитан. В свете недавних событий, полагаю, настал момент вскрыть карты и ответить, откуда ты знаешь про камень и зачем он тебе. А то мало ли, — замок дважды щелкнул под пальцами, — вдруг наш союз напрасен.

Кэп медленно перевел улыбающийся взгляд с двери и вразвалочку вышел из-за стола.

— Дорогая, чтобы побыть со мной наедине, не обязательно искать столь серьезную причину, — добродушно заметил он. В мгновение ока шпага покинула ножны и легко коснулась пиратского горла. На губах сверкнула злодейская ухмылка. — И чтобы похвастаться новым оружием тоже, — и глазом не моргнув добавил Джекки.

Я шумно выдохнула, пожав плечами.

— И вот так каждый раз, Джек. Стоит приблизиться к тебе с одним-единственным вопросом, как ты тут же меняешь тему. Знаю, по части увиливаний и тайн ты — мастер. Но вот в чем проблема: я за тебя своего родапоручилась, и сейчас мне кажется, ты знаешь что-то важное, но делиться этим не собираешься. И в данный момент я как парламентер единственная, кто защищает твою шкуру от вполне заслуженной взбучки Джей… капитана Уитлокка.

Кэп задумался на секунду, приложив палец к губам. Его брови приподнялись, последовал понимающий кивок.

— Справедливо… — Пират поднял палец вверх. — Но кто защитит твою?

Ещё до того, как с губ сорвалось непонимающее «Что?», новенькую шпагу со звоном выбило из рук. Мгновение, и я приземлилась на пол неподалеку от своего же оружия. Джек возвышался надо мной, сжимая в руке саблю. В карих пиратских глазах — ярче отблесков света — плясали бесенята.

— Парламентёра… нельзя бить! — возмутилась я, тщась утихомирить сбивчивое дыхание.

Кэп слегка подался вперёд, внося поправку:

— Только если об этом кто-то узнает.

С этими словами сабля резко нырнула вниз. Я ловко вывернулась, перекатившись к окну. Острие вонзилось в палубу между досок. Этого промедления хватило, чтобы подобрать шпагу и отпрыгнуть к столу.

— Стой! — Я предупредительно выставила клинок. — Раз уж решил меня убить, может, поделишься секретом, а?

Зазвенела сталь. Я была слишком увлечена блокированием ударов, чтобы раздумывать над серьезностью пиратских намерений. Три выпада, и Джек загнал меня в угол. Под руку попался подсвечник. Пират успел пригнуться, дав мне шанс улизнуть. Между нами вновь примиряюще возник стол, давая время на передышку.

— Ну как, ещё не тянет на чистосердечное признание? — ухмыльнулась я.

— Нет, а тебя?

Вместо ответа — неожиданно даже для себя — я в прыжке преодолела стол и бросилась в атаку. «Кругленькая сумма, сессия без единого «автомата» — и вуаля! — я великий фехтовальщик!» — это вертелось в голове, пока руки отчаянно обрушивали на капитана мощь так тщательно заученных приемов. Кэп отступал, пока вдруг за спиной не оказалась переборка. Прорыв! Шаг вперед. Шпага обвилась вокруг сабли пирата, готовая вот-вот вырвать её из рук хозяина. Победная улыбка уже подобралась к губам и… Джек левой рукой схватил меня за правое запястье и, круто развернув, словно в танго, притянул к себе. Правая рука оказалась заломана за спиной, между нами. Шпагу же я удержала.

— Скучно, — тепло шепнул Джекки на ухо, — потому что предсказуемо. — Вырваться не получилось: пиратская хватка не из слабых. — Ну как, охладила пыл, дорогая? — сквозь зубы пропел капитан.

— Не дождешься! — Я лягнула его ногой, угодив по колену, и вырвалась. Клинок со свистом рассек воздух. — Второй раунд? — Джек усмехнулся. — Проиграешь — ответишь на мои вопросы.

— Идет! — И с этими словами капитан Воробей яростно обрушился на меня. Мы носились по каюте, попутно начиная крушить попадавшиеся под руку предметы. Грохот и звон стекла наверняка привлекли внимание. Мне было не до того. С каждым удачным выпадом самооценка взлетала до небес, а силы возвращались в двукратном размере. И всё же провести Джека не удавалось. Удар, свист шпаги над пиратской макушкой, и грубый толчок в плечо впечатал меня в переборку. Пока я трясла головой, разгоняя чертиков в глазах, острие сабли теперь коснулось моего горла. Я медленно повернула голову. Глаза лихорадочно блестели.

— Кто с мечом придет…

— Погибнет от рома! — Бутылка полетела в кэпа. Я и сама не ожидала, что попаду. К счастью, капитанское плечо оказалось слишком мягким, чтоб разбить её, но вот приземление на палубу… — Это я зря… — сглотнув, протянула я, глядя на растекающийся под сапогами напиток.

Джек изменился в лице, став аккурат похожим на морского разбойника, что проткнет тебя саблей секунд эдак через семь. Кэп замахнулся. Я нырнула под клинок. Шпага просвистела над капитанской головой. Удар, ещё удар. Я отступала. Клинки извергали искры. Как и карие глаза. Сапоги затрещали по осколкам. На долю секунды я потеряла равновесие: шпага загудела в руке и со звонким «вжик» вылетела, вонзившись в доски вне моей досягаемости. В мгновение ока внутри вспыхнуло столько противоречивых эмоций, будто там взорвался эмоциональный фейерверк. Испуг, огорчение, восторг, негодование… и ещё целое множество того, что нельзя описать. Этот своего рода аффект без промедлений вывел из грядущего ступора. Прыжок в сторону — наутёк! На пути возникла единственная вещь, что мы ещё не перевернули. «Смекаешь?» — коварно хохотнул во мне воображаемый капитан Воробей. Настоящий же готов был в прыжке пригвоздить меня к полу. С криком я столкнула с подставки огромный глобус. С грохотом он покатился прямо к кэпу. Забавно вскрикнув, тот распластался на палубе, сбитый с ног «миром». Я подхватила его саблю.

— Сдаешься? — Джек перевернулся на спину, опираясь на локти. Несмотря на частое дыхание и напускную серьезность, я рассмотрела в шоколадно-ромовых глазах тень лукавой улыбки, словно всё идет по плану.

Скрип вырываемого железа, грохот — и на пороге возникли две взбудораженные фигуры. Смятение на лицах Гиббса и квартирмейстера было даже забавно наблюдать.

— Просто переговоры, — пожала я плечами. Джекки тем временем поднялся и забрал свою саблю.

— Ну, — сдерживая смех, протянул Гиббс, — если вы закончили, то поспешите наверх. — Переглянувшись с квартирмейстером и коротко хохотнув, старпом вернулся на верхнюю палубу.

Капитан Воробей водрузил на голову треуголку и тоже собрался уходить.

— Эй! — возмущенно окликнула я. — Ты обещал ответить!

Он обернулся.

— Но я не сказал, когда.

Быстрым шагом я преградила ему путь.

— Ты сказал, друзей не существует. Не стану спорить на эту тему. Но тебе понадобятся союзники и довольно скоро, ведь, похоже, враг себя ждать не заставит.

— Мне хватает тех, что есть, — сдвигая меня в сторону, бросил кэп.

— Ты же не об Анжелике? — Джек круто развернулся. Его глаза сузились, внимательно присматриваясь к каждой мелочи, что выражало мое лицо. — Она явно не в их числе, раз сейчас не здесь. — Твердый взгляд настойчиво буравил кэпа.

— Хочешь знать, — Джекки подошел вплотную, прожигая взглядом, — зачем мне камень? — Пауза. Я сжала кулаки, чтобы не моргнуть и выдержать этот взгляд во что бы то ни стало. — Чтобы больше не нуждаться ни в чем, смекаешь? — сквозь зубы с холодной улыбкой выговорил кэп. — Видишь ли, я далек от альтруистических мотивов твоего принца, и жажду наживы питает лишь моя сугубо эгоистичная натура. А если тебя не устраивает идти со мной бок о бок без высокоморальных причин, буду несказанно рад, когда ты прекратишь оккупировать мой корабль и громить мое имущество! — Я невольно обернулась: да, каюта выглядела немногим лучше, чем после визита Кракена.

«Держись, — твердила я себе, — это лишь очередная уловка». Совладав хоть немного с собой, я продолжила гнуть свою линию, отказываясь повестись на мастерскую смену темы.

— Я всё знаю. Знаю про куклу, — упрямо заговорила я, глядя на кэпа широко открытыми глазами. — Ты не обязан ей, не обязан быть её марионеткой! Если ты позволишь… если расскажешь больше… Я… Мы сможем всё исправить. Доверься мне! Может, ты не помнишь, но в глубине души знаешь, что я… я сделаю всё! Теперь ты можешь сказать правду! — В карих глазах вспыхнул поистине адский огонь. Ноздри Джека раздулись, шумно выпуская воздух. Но отступать было поздно. — Говоришь, друзей не существует? Это не правда! Это не ты, Джек! Я знаю тебя. Ты ведь вовсе не такой, каким хочешь казаться в глазах других! И тебе не плевать на тех, кто тебя окружает, Джек. Зовешь ты их друзьями или нет. Этому есть множество доказательств. Ты — хороший человек. И сейчас ты совсем один, потому что или не можешь, или не хочешь рассказать правду. Попросить помощи. Ведь это так нетипично для того капитана Джека Воробья, что всегда сам выпутывается из любых неприятностей! Да чёрт бы с этим! Джек! Я пришла сама и сама предлагаю помощь.

Внутри меня всё кипело от накала эмоций, в памяти с трудом всплывали слова из только что произнесенной тирады. Ибо это был голос сердца, не разума. Мы глядели друг на друга, не шевелясь, не моргая, словно бы кто-то нажал на кнопку паузы. Не знаю, на что же я надеялась. Может, на то, что слова вдруг возымеют волшебное действие? Или просто будут услышаны. Джек слушал внимательно и молча. Его серьезный взгляд застыл на моем лице, словно считывая искренность моих слов. Я глядела в оттенки теней в самой глубине карих глаз и, готова поклясться, что видела там прежнего Джека, настоящего, помнящего. Капитан наконец дернул веком, а в следующий миг разразился смехом. Громким. Заливистым. Словно услышал самую смешную историю в своей жизни. Он хохотал, попеременно бросая на меня весёлые взгляды. Мне же стало жутко. Настолько, что хотелось орать, выть, подобно бешеной собаке. Нет. Спрятаться. Забиться в угол! И никогда, никогда не проживать этот момент снова! Но я стояла как вкопанная, ошалелым взглядом воткнувшись в дрожащего от смеха Воробья. Тело впало в ступор и не отвечало на позывные эмоций. А так хотелось убежать!

— Ты это серьезно, что ли? — наконец выплюнул кэп, утирая рукавом выступившие слезы. — Дьявола мне в свёкры, большего бреда я в жизни не слышал! Дорогуша, ты вообще в своем уме? Тебе бы завязывать с ромом. — Пират подавил подступающий приступ смеха. — Значит, ты меня знаешь? — пугающе воскликнул он. — И тебе нужна правда? А если она тебе не понравится?

— Пусть так, — как под гипнозом выдавила я не своим голосом.

— Тогда слушай. Не знаю уж, во что ты там веришь, но с твоим благородным капитаном и, как следствие, с тобой, я имею дело лишь по одной причине, — кэп сделал язвительно-драматичную паузу, — у вас есть карта. Смекаешь? И мне абсолютно наплевать, оправдаю я чьи-либо ожидания или нет. — Я скукожилась под этими словами, но кэп не унимался. — Твой кавалер думает, я предал вас и украл карту во имя себя любимого. Так он прав. Ну как, ты всё ещё меня знаешь? Анжелика, значит, не подходит в качестве друга, да? И кого же ты рассматриваешь на эту роль?.. Ах, да, — себя. Да черта с два нужна такая дружба! Высокие моральные принципы твоего ослепительно-непобедимого Феникса, которым ты так любишь прикрываться, скоро сведут его в могилу. Теперь ты. Постоянно твердишь о каком-то общем прошлом! Видишь ли, дорогуша, я достаточно умён и при случае обхожу особ, подобных тебе, самой дальней дорогой! Нет худшего греха, чем заблуждение насчет собственной важности, запомни! Поведись я с тобой, воображающей себя едва ли не царицей морей, уже бы давно концы отдал! Да не раз. Почему я так хочу найти камень? Да потому, что буду крайне рад, если наш… как ты там говоришь?.. союз завершится как можно скорее! — Яд в пиратских словах, казалось, можно ощутить на вкус. Вспыхнув последний раз гневным взглядом, капитан Воробей размашистой походкой направился прочь.

В абсолютной тишине — ничего не слыша, ни о чем не думая, — я тупо смотрела в покрытый сумраком коридор, где только что стихли шаги Джека Воробья. Меня словно вытряхнули из собственного тела. Казалось, я не могу шевельнуться. «Часть команды, часть корабля», — некстати хохотнул во мне оптимист. Что-то поднималось из мрачных глубин души или сознания. Глаза защипало. Так хотелось реветь. Биться в истерике. «Нельзя!» — холодно скомандовал разум. — «Держи марку!». В следующий миг я с бешеной скоростью сорвалась с места и бросилась бежать. Очнулась, лишь когда носок сапога зацепился за ступеньку на трапе и я едва не расквасила мокрое от слез лицо о просоленный борт «Призрачного Странника». Не останавливаясь, я влетела в каюту и хлопнула дверью, аж переборки задрожали. В голове по-прежнему было предательски пусто, но слезы лились ручьями, без остановки. Словно рыба, я хрипло хватала воздух и заходилась новым приступом плача. Вот что значит — «душили эмоции». Мне было жутковато и отчасти противно смотреть на себя — как кукла сидящую на койке и рыдающую навзрыд. Взгляд встретился с отражением в зеркале. Раскрасневшаяся, распухшая физиономия. Дрожащие губы. Слюни, сопли.

— Фу! — завопила я, запустив в зеркало подушкой. С гулким стуком она придавила стекло к столу. — Прекрати! — полным ненависти голосом скомандовала я. С рваным вздохом душивший горло плач отступил.

Я наполняла легкие большими порциями пропитавшегося морем воздуха и со свистом выпускала его через нос. Истерика отступала или, может, лишь создавала видимость капитуляции. Вскоре усилившаяся качка дала понять, что «Странник» покинул бухту. Запылал огонек в масляном фонаре. Я улеглась на койку, неотрывно следя за пляской крохотного пламени, прислушиваясь к скрипу обшивки, к шипению волны — лишь бы только оставить голову всё такой же пустой. И всё бы ничего, но в сердце угодила заноза и при каждом биении она причиняла боль, заползала всё глубже, царапая, вгрызаясь. Сна не было ни в одном глазу. Как назло. В последнее время приходилось повторять эту фразу всё чаще. Как будто бы я потеряла кроличью лапку, и удача обернулась ко мне другой стороной.

Не знаю, как много времени прошло в бессмысленном созерцании раскачивающегося фонаря, прежде чем к каюте направились осторожные шаги. Вот они замерли у двери, настороженно, прислушиваясь к тому, что происходит внутри.

— Не сплю, — отозвалась я и тут же испугалась собственного голоса, как у курильщика с полувековым стажем, да ещё и заболевшего бронхитом.

Пока Джеймс входил в каюту, я уселась, пытаясь откашляться. Взгляд Уитлокка тут же упал на подушку, всё так же венчавшую столик. Молча, и глазом не моргнув, я стянула её на койку. Капитан присел рядом.

— Мой отец всегда придерживался мнения, что у женских слез не бывает причины, — мягко заговорил Уитлокк. — Я с этим не согласен. Можно узнать причину твоих? — Я подняла на пирата виноватый взгляд. — Хотя, полагаю, я знаю имя этой причины, — добавил Джеймс, подарив ободряющую улыбку. — Не обещаю, но надеюсь, что тебе полегчает, если ты поделишься…

Он так и не успел договорить, меня будто прорвало. Я схватила слегка опешившего англичанина за руки и начала взахлёб, давясь эмоциями и вновь нахлынувшими слезами, пересказывать — может, и минуя хронологический порядок, — всё, что произошло в капитанской каюте «Черной Жемчужины». Взгляд суетливо носился то по пляшущим на переборках теням, то встречался с терпеливым вниманием в голубых глазах собеседника. Мне не хватало воздуха, слов, чтобы всё описать и попутно дать оценку происходившему. Наверное, со стороны я выглядела как помешанная, что год прожила с кляпом во рту, а теперь в принципе не может замолчать. Слова лились сплошным громким эмоциональным потоком, а затем всё это завершил типичный женский плач. Как вдруг теплые ладони Джеймса охватили моё лицо. Я тут же замолчала. Рыдания прекратились. Глядя раскрасневшимися глазами на пирата, я закончила:

— И мне просто необходимо обучиться настоящему фехтованию!

Джеймс заулыбался.

— Прекрасно, — тепло отозвался он, — по крайней мере, одну проблему мы точно решим.

— Спасибо, — пропищала я и, поддаваясь порыву, уткнулась Уитлокку в плечо. Руки непроизвольно сомкнули кольцо объятий. Затем, немного несмело, мужские ладони легли мне на спину. Мы просидели так несколько минут — я успокаивала истерику, прислушиваясь к ровному биению капитанского сердца, а Джеймс просто слегка поглаживал меня, словно бы отгораживая от внешнего мира. И я поймала себя на мысли, что готова просидеть так ещё не один час. — Знаешь, — я наконец отстранилась, — я ведь прекрасно понимаю, что это были не его слова, не Джека, но мне всё равно больно. — На лице Уитлокка пролегли тени недопонимания, ведь мои губы растянулись в улыбке. — Это значит, что мне не всё равно. И это очень важно.

— Тебе никогда не было всё равно, — заметил Джеймс.

— Да? Мне порой начинало так казаться… Потому что я… ничего не делала. А теперь кукла и Анжелика — это стало для меня поистине откровением.

— Ты никогда не думала о причинах? — Вопрос прозвучал нейтрально, но отчего-то я почувствовала себя подсудимым перед грозным взором судьи.

— Причины? — псевдобезразлично усмехнулась я. — Зачем мне это?! Передо мной результат, и именно его мне надо исправить! Что с того, если я узнаю, почему никому даром не сдалась кроме тебя? — разразилась я пылкой тирадой. — Легче не станет. — Голос умолк, и Джеймс ничего не говорил, словно предоставляя шанс послушать, как фальшиво звучат мои слова.

— Так ты нарочно не хочешь знать? — Чёрт возьми, он будто мысли читает!

Я вжала голову в плечи.

— Да…

— Но если именно в этом ключ к возвращению воспоминаний? — по-прежнему не понимал Джеймс.

— Почему ты так настойчиво пытаешься вытащить из меня то, что я тщательно прячу?! — вспылила я.

Джеймс ответил на мой взбудораженный взгляд — своим, терпеливым и понимающим.

— Потому что ты сама себя изводишь. Без толку.

Я беззвучно захныкала, потому что в ту самую минуту Джеймс Уитлокк стал голосом совести, который долгое время никто не слушал. То ли английский джентльмен своим спокойным пониманием задел какие-то особенные струны души, то ли попросту пристыдил меня, может, даже и не желая этого, но нехотя, негромко я всё-таки заговорила:

— Хорошо! Я скажу. — Глубокий вдох. Мрачная пауза в раздумьях. — Да. Джек вернул меня обратно. Ты это знаешь. Но не знаешь, как. Всё было замечательно. — Ностальгическая улыбка тут же засветилась на губах, глаза застила пелена воспоминаний, а перед мысленным взором проносились картинки счастливого прошлого. — Я всей душой стремилась остаться, остаться в этом мире, без капли сожаления думая о далеком доме. Впереди лишь новые горизонты, безграничное море и столько шансов… жить, почувствовать вкус свободы! Да, я, конечно, знала, что никогда не останусь для Джека единственной и неповторимой, хоть и то, что я чувствовала тогда, было больше, чем просто любовь. И я была готова верно следовать рядом, быть другом, напарником… Мне кажется, и он это прекрасно понимал. Всё шло своим чередом, казалось, будто всё вокруг и есть то самое «предназначение», смысл моего бытия. Меня затягивала новая, по-настоящему пиратская жизнь! Впереди ждало новое приключение. Я даже перестала думать, что все вокруг — лишь сказка. А потом… Потом пришёл Джек. За всё время, что я пробыла рядом, никогда прежде он не был так… серьёзен и… Эта тоска в глазах. Сразу я даже и не заметила, но потом, вновь и вновь проигрывая этот момент в памяти, я вижу это. Джек… убил меня. Хладнокровно выстрелил прямо в сердце, непоколебимо уверенный в том, что не убьёт. — Сорвался искусственный нервный смешок. — Всё случилось очень быстро. Я ничего не почувствовала. Но, когда на меня смотрело дуло пистолета, я лишь усмехалась внутри себя, ведь прежде пули не причиняли вреда. Мне хотелось хохмить, шутить, иронизировать по поводу глупого розыгрыша, хотелось думать, что лишь мне под силу решить, когда уйти. И охваченная этой самонадеянностью я упустила всё, что было вне меня, словно бы все, и Джек в том числе, стали незначительны. Он говорил что-то про благо, что так лучше, но, прояви лишь чуточку внимания, я бы увидела этот взгляд… Я помню, Джек был так серьезен лишь единожды, когда говорил о Тайнике. Я закрыла глаза на истину, что была прямо передо мной, уверенная в своей нереальности. Поэтому единственный, от кого я хочу узнать правду, — это Джек.

Проговорив вслух то, о чём молчала месяцами, я вновь разворошила костёр, в котором тлели заглушенные чувства и притрушенные пеплом времени воспоминания. Но сколько бы ни прошло времени, всё вновь виделось, как наяву. Я не решалась поднять взгляд на Джеймса и, возможно, в будущем придется об этом пожалеть. Теперь это откровение казалось совершенно неуместным. Душу настойчиво грыз червяк сожаления от опрометчивого действия. Джеймс, бесспорно, заслуживал правды, как никто другой, да вот только нужна ли она ему была, эта моя правда?

— Ты боишься? Боишься узнать истинную причину? — вдруг прозвучал капитанский голос. Я вскинула голову, ошарашено глядя в его глаза. Лицо было удивительно непроницаемым, чего раньше за Уитлокком не замечалось. Но его слова попали в самую точку, и я не могла смолчать.

— Да, — проглотив ком, выдавила я. — Вдруг нет никакой магии, а причина во мне, в том, что я ничего не значу.

Джеймс понимающе улыбнулся.

— Ты этого не узнаешь, — он поднялся, — пока не перестанешь бояться.

Очевидно, эти слова несли в себе сильный смысл, но в тот момент я пропустила их мимо ушей. Разум всё ещё занимал вопрос, почему мои чувства, не вполне понятные даже мне самой, для Уитлокка оказались раскрытой книгой.

— Как ты узнал? — не удержалась я.

Джеймс остановился в дверях и, обернувшись напоследок, дал лаконичный ответ:

— Когда-то я чувствовал то же самое.

Комментарий к Глава

XIX

. Откровения Дорогие мои читатели! Безграничная благодарность за ваше терпение, за то, что не утратили (я очень надеюсь) интерес к этой работе! К моему огромному сожалению, написание новых глав продвигается совсем не с той скоростью, на которую я рассчитывала. Треклятая Муза/Вдохновение/Творческое “Я” с трудом отзывается на предложение писать, наверное, суровые реалии мешают. Тем не менее курс парусника “Сюжет” четко определен, и я и дальше намерена ему следовать при малейшем дуновении попутного ветерка! Спасибо, что вы всё ещё со мной на борту! Налить всем по чарке!

С признательностью, Д.Д.

====== Глава XX. Ром. ======

«Если что-то и останется неизменным в этом мире — то это Тортуга», — с этими словами вахтенный затрезвонил в рынду и довольный оповестил на добрую милю вокруг, что мы прибываем к острову. Хотя команда в этом абсолютно не нуждалась: моряки облепили нагретые утренним солнцем борта «Странника» и затянули очередную песню шанти. Всё же как бы ни старались выделяться пираты капитана Феникса из общего «разбойничьего отребья», зерно необъяснимой любви к этому шумному, пропитому, грязному, но адски веселому месту уже было заронено и в них. В конце концов моряк — он и на королевской службе моряк.

Мы прибыли незадолго до полудня, больше чем за сутки до назначенного срока. Барто без малейшего зазрения совести выгнал меня из моей же каюты, где заперся с картой и множеством баночек-скляночек. Старец-алхимик, не иначе. Но чего ни сделаешь во имя общего блага? Уитлокк распорядился обустроить лагерь к востоку от города, где линия скал спускалась в море, заключая в объятья широкую полосу дикого и безлюдного пляжа. Пока моряки орудовали с припасами, палатками и наигранно-грубо отбивались от слетевшихся стаек куртизанок, я псевдопрофессиональным взглядом глазела на корабли на рейде. «Раздетые», без флагов, выкрашенные в большинстве своем темной краской шхуны, шлюпы, баркасы да парочка канонерок — все в моих глазах выглядели практически одинаково.

— Видите «Сбитую чайку»? — поинтересовался проходящий мимо боцман.

Я тут же завертела головой, скача взглядом с одной кричащей стаи на другую.

— Да не птицу, корабль! — взмахнул рукой пират и для пущей убедительности ткнул в причаленные суда. Так и не поняв, какой парусник он имеет в виду, я тем не менее заинтересованно кивнула. Одно ясно, хороший корабль так не назовут. — Он тоже капитанский. В смысле наш, общий. Сэр Феникс его у капитана порта выиграл, но оставил в пользование, пока не понадобится.

— Выиграл? — искренне поразилась я. — У капитана порта? Здесь есть капитан? — Я недоверчиво оглядела пьяниц, балансирующих на самом краю пристани, распутных девок, шляющихся от одного судна к другому, и толпы босоногих грязных оборванцев. Не очень-то верилось, что здесь кто-то может следить за порядком.

— А то! — живо отозвался мистер Бэтч. — Правда, старику уж пятый десяток пошел, — заметил он. Я слегка улыбнулась: сам боцман хоть и выглядел старше своих лет, недавно справил сорокалетний юбилей, о чем любил напоминать всем, кто младше его на борту. — Ох и пыжился он, когда «Чайку» проиграл, думали, всё, ласты склеит. Но когда капитан наш сказал, что выигрыш отбирать не намерен, тот прям расцвел. Даже откопал, мерзавец, ром ямайский, а до того спаивал нас треклятым грогом. Зато теперь почет нам и уважение.

— Так всё из-за этого? Из-за выигрыша у капитана порта? — немного разочарованно спросила я.

— Вы про дисциплину, мисс? Отчасти. Просто гоняем мы этих бездельников пьяных почем зря, вот они уже и приучились.

— Не то слово, — закивала я.

— Отличный вид, — донеслось из-за спины.

— Кэп. — Боцман почтительно кивнул.

— Мистер Бэтч, проследите, чтобы мы не лишились к завтрашнему вечеру половины команды.

Боцман многозначительно повел подбородком, поймав капитанский взгляд, и вприпрыжку понесся вслед спешно удаляющимся молодым матросам, что как коты за лазерной указкой мчались за хихикающими девицами.

— Капитан, — повторяя почтение боцмана улыбнулась я, оборачиваясь, и только потом взгляд приметил перемены во внешнем виде Феникса. — Не капитан. — Я удивленно осмотрела Джеймса: привычный наряд он променял на куда более простой матросский, из прежнего снаряжения осталась шпага, пара пистолетов, а голову покрывала потрепанная местами треуголка.

Уитлокк слегка пожал плечами.

— Вынужденная конспирация.

Я с улыбкой повела глазами.

— А-а-га, знаменитой персоне не дают прохода почитатели?

Мы направились к трапу и далее по пристани. На мой легкий подкол Джеймс ответил снисходительной усмешкой.

— К счастью, нет. Пока что.

— Капитана Феникса никто не знает в лицо? — искренне удивилась я. — Понимаю… как это?.. Мы боимся того, чего не понимаем, или того, кого не знаем. Отличная стратегия по продвижению бренда, — не удержалась я и тут же поймала непонимающий взгляд спутника. — Я это опять, да?

Уитлокк коротко и по-доброму рассмеялся.

— Ты же знаешь, я всегда готов к рассказам о дивном новом мире.

— Вот это ты прям в точку, — саркастично отозвалась я. Джеймс вопросительно глянул в мою сторону. — По секрету: будущее прекрасно, только пока оно будущее.

— Вы пытаетесь запугать меня, милая леди? — наигранно нахмурился капитан.

Я шумно хмыкнула.

— Куда уж мне! Ты с таким спокойствием выслушиваешь всё то невероятное, что я рассказываю. Да ещё и веришь.

Уитлокк приостановился, пропуская меня вперед на ступенях с пристани.

— Конечно, — проговорил он, затем едва заметная улыбка осветила его глаза, — ведь одно невероятное со мной уже случилось. — Я смущенно склонила голову в ожидании очередного комплимента, но… — Моя жизнь кардинально изменилась.

Мысленно пожурив себя за чрезмерную важность собственной персоны, я спросила:

— Ты не жалеешь? Тебя ведь ждала куда более спокойная и комфортная жизнь.

Джеймс тут же покачал головой.

— Но был бы в ней смысл? — Пират пожал плечами. — Помимо постоянной необходимости соответствовать ожиданиям отца. — Он легко вздохнул. — Нет, Диана, о лучшей жизни я и не мог мечтать.

— Жизнь на острие кинжала, — заметила я.

— Оттого в стократ ценнее. Каждый день, каждое мгновение. Возможно, это прозвучит чересчур сентиментально или слишком романтично, но… Свобода в полной мере ощущается только в море, где нет иных границ, кроме горизонта, нет иных властей, помимо волн и ветра, и всё, что ожидает впереди, в прямом смысле в твоих руках и от того, куда повернешь штурвал, зависит завтрашний день. Возможность решать, где встретить рассвет следующего дня, — вот что я называю свободой. К тому же в море, ограниченный бортами собственного корабля, ты находишь поистине настоящую семью, пусть и не оправданную кровными узами. Так что, пожалуй, каждый шаг по острию я приму как дар.

Мы прогулочным шагом удалялись от пристани, минуя шумные закоулки порта, игнорируя крики торговцев-зазывал и долгие любопытные взгляды. Уитлокк спокойно отвечал на каверзные ремарки, а я с отвалившейся челюстью слушала его выводы, слепо бредя следом. В жизни мне часто удавалось оставаться на плаву в нелицеприятных ситуациях за счет подколов, шуток и общего оптимистичного взгляда на происходящее. Я настолько к этому привыкла, что считала обязательным ритуалом поделиться этим с другими. Даже против их воли. Но у Джеймса «Феникса» Уитлокка обнаружилась интересная способность отвечать на мои подколы, ироничные вопросы, которые и не надеялись на ответ, крайне серьезно, вдумчиво, переворачивая застоявшиеся мысли в голове.

— Слова не мальчика, но истинного пирата, — стеснительно тихо выдала я, а в довершение запнулась о камень и едва не полетела носом на землю.

Феникс и тут ловко поймал меня под руку, заставляя покрываться пунцой до кончиков ушей.

— Значит, хождение в море прибавляет не только загар, но и мудрость, — улыбнулся он.

Я закатила глаза и по-свойски толкнула его в плечо.

— Мистер… — Язык запнулся. Нас окружал людской поток свободной пиратской публики, потому было бы неправильно раскрывать таинственную личность легенды. — Сэр, прекратите ставить меня в неловкое положение, — хохотнула я.

— Но что я… — начал было Джеймс, но я уже унеслась вперед, маневрируя меж вываливающейся из таверны публики.

Тортуга и вправду преображалась, как по мановению волшебной длани, едва команда «Призрачного Странника» сходила в порту. Завидев белоснежную форму пиратов капитана Феникса, отпетые мерзавцы и негодяи превращались в бледных, незаметных личностей, опускавших глаза и злобно, но молчаливо сплевывающих в сторону. Похоже, шериф снова в городе. Привычные обитатели порогов многолюдных таверн, задиры, что подобно репьям цеплялись ко всем новоприбывшим, предпочитали не проявлять себя, наученные горьким опытом. Дамы из домов терпимости, что, по сути, правили на Тортуге, лишь провожали моряков жадными взглядами, соревнуясь меж собой в силе зазывания. Джеймс на весь происходящий вокруг него театр не обращал ровно никакого внимания, я же чувствовала себя неловко. Обитатели и гости Тортуги глядели на меня как на вшивую дворняжку, семенящую бок о бок с породистой гончей. Пару раз даже долетела однозначная и весьма нелицеприятная характеристика от одной темнокожей бабенки. Понимая, что меня это не должно волновать, тем не менее я решила продемонстрировать людям свою значимость и якобы пресечь досужие теории. Держась рядом с Уитлокком максимально свободно, я заговорила на какие-то отвлеченные темы, шутя, иронизируя, посмеиваясь и периодические победно наблюдая его улыбку. Мне казалось, что именно так я позиционировала себя как равного, а не как предмет мебели. Мы прогуливались меж рыночных лавок, переговаривались с торговцами о ценах на товары нам совершенно ненужные. Одним словом, это однозначно можно было назвать бесполезной тратой времени, но в хорошей компании. Взаимоисключающий вывод, верно?

Вскоре скудные достопримечательности кончились. Солнце припекало не на шутку. От жары навалилась усталость, даже, скорее, апатичная лень. Не желая показывать этого Джеймсу, я кивнула головой в сторону.

— Перекусим? — бодро заулыбалась я. Он обернулся, неспешно поднимая взгляд на здание, а я уже вприпрыжку взбиралась по ступеням таверны. Пират нагнал меня быстро. Крохотное питейное заведение насквозь пропахло потом и спиртом, что меня едва не вывернуло у порога. Тем не менее, нацепив самое бодрое выражение на лицо, я направилась к стойке, Джеймс — на пару шагов позади. В этом грязном местечке магия белоснежной матросской формы «Призрачного Странника» работала как никогда лучше. Уитлокк будто нес на плечах вакуумный плащ, ибо с каждым шагом пространство за нашими спинами синхронно погружалось в заинтересованную, а потому чересчур громкую тишину. И пусть меня это благоговение никоим образом не касалось, самолюбие вполне себе довольно подняло голову. Мы приблизились к стойке как раз в тот момент, когда трактирщик отдавал очередной заказ. Тело сковала тошнотворная судорога.

— Пойдем, найдем что-нибудь получше, — ответил Джеймс на мой испуганный взгляд. Непонятная субстанция в измызганной миске напоминала протухший бараний мозг недельной давности, но никак не что-то съедобное, после чего не отбросишь коньки.

Я крайне активно закивала, стараясь унять подступающий позыв. Едва мы сделали пару шагов от стойки, в спину прилетело:

— А здесь тебе чем не нравится? — Голос звучал недружелюбно, нараспев, не скрывая эффекта не самого лучшего пойла.

— Прошу прощения? — Джеймс обернулся.

На трехногом табурете вполоборота мостился мужчинка в покрытой толстой коркой грязи одежде, босой, заросший, всем своим видом обличавший завсегдатая поспать в загоне у свиней. Тем не менее желтоватые слезящиеся глаза, упрятанные под нависшими рыжими бровями, презрительно буравили Уитлокка взглядом.

— Слышите, народ! — завопил недовольный. — Этот чистюля считает, что слишком хорош для такого места, где отдыхаем мы, обычные честные люди! — Посетители этой таверны воистину были «своими» для горластого моряка, а потому с интересом оживились, стягиваясь поближе. Даже распутные бабенки, нарочито заботливо спаивавшие развеселых европейских гуляк, притихли, вытягивая шеи. Удовлетворенный тем, что призвал пусть и пассивных, но сторонников, моряк неуклюже приземлился на пол. — Ну, скажи-ка, морячок, нам всем, чего это тебе так тошно тут? Или компания не устраивает?

«Твоя-то уж точно», — злобно, но мысленно пробурчала я. Джеймс плавным ненавязчивым движением отодвинул меня за спину, так что приходилось подобно ручной мартышке выглядывать из-за плеча.

— Хм, — качнул головой пират, — мне видится всё полярно иначе.

Пока возмутитель спокойствия пережевывал данный ему ответ, Уитлокк направился было к выходу, но путь уже оказался прегражден почуявшей запах драки толпой. Что-то нервно засаднило под ребрами, видимо, в том месте, где обитает интуиция.

— Итак, полагаю, у вас есть какие-то конкретные претензии, господа? — оборачиваясь и с достоинством оглядывая собравшихся, спросил Джеймс.

— О да! — скалясь почерневшими зубами, охотно закивал моряк. — Я прекрасно знаю, кто ты такой! Точнее, кем ты и остальные себя считаете. Глядите, команда капитана Феникса! Знаете такого, да, народ? Считают себя лучше других! Заявляетесь в наш порт, словно хозяева, переворачиваете тут всё к черту, пьете лучший ром, едите лучшую еду, пользуете лучших баб! А мы что? Чем это мы хуже, а? Тем что кружева на наряды свои не шьем и подушки на задницы не лепим, как барышни знатные, а?! Да тут каждый пират пятерых, как вы, стоит! Да, народ? — Одобрительный и стройный гул оповестил, что народ согласен с оратором. — Чего вы, чистюли, вечно опрятные и недовольные райской жизнью на Тортуге, заявляетесь сюда каждый месяц, а? Как по часам! Каждый из нас, пусть чертовски грязный и вонючий как свинья, льет свой пот и кровь на пользу Тортуги! А вы грабите короля да ему же и продаете! — Вновь нахлынувший поток одобрения перекрыл фразеологический взрыв, овладевший оратором. — Да и не торгуете, а на кружева меняете! Говорят, капитан у вас едва ли не второй Генри Морган, да не видел его никто. Так, может, потому, что капитан у вас — баба? — Последнюю реплику моряк выплюнул практически в лицо Уитлокку, несмотря на то, что был кривоног да ещё почти на голову ниже капитана. Толпа взорвалась одобрительным гоготом и сомкнула ряды, оттесняя меня на задний план. Попытки протиснуться к Фениксу не увенчались успехом, оставляя возможность лишь беспомощно выглядывать меж немытых голов.

— Хочешь знать, чем ты хуже? — дождавшись, пока стихнут возгласы, с ледяным спокойствием спросил Уитлокк. — Тем, что выходишь в море раз в пару месяцев, грабишь первое попавшееся судно, а затем проводишь время в этой самой таверне, упиваясь вусмерть, тратя жалкие гроши, пока твои босоногие дети шастают по улицам в поисках еды, а жена сутками гнет спину на плантации какого-нибудь англичанина, чтобы хотя бы не умереть с голоду. Но это ведь не здесь, не на Тортуге. Твоя семья в аду ждет возвращениях их отца из рая, не зная, что здесь, на «небесах», ему плевать на нужды проклятых.

Я, как и многие собравшиеся, пребывала под впечатлением от контратаки капитана «Призрачного Странника». Вскрыл ли он тайную истину или же просто напомнил то, что знают все, словесная дуэль окончилась в его пользу. Кто-то согласно качал головой и угрюмо хмыкал. Однако главный герой, которому и предназначался этот посыл, его вовсе не оценил. Гримасничая, будто пережевывает невидимую жвачку, он сделал еще шаг к Джеймсу.

— Ошибся ты, морячок, — прогундосил он и резко оборвал фразу. В следующий миг Джеймс согнулся от пронырливого и мощного удара в живот. Я вскрикнула. Толпа охнула и сжалась плотнее. — Ну-ка, скажи нам еще что-нибудь эдакое, — картинно кривляясь на последнем слове на радость публике, пират склонился над Уитлокком.

Ответ последовал незамедлительно. Едва обидчик наигранно-заботливо опустил руку капитану на плечо, тот резко вскинул голову и лбом встретил нахальную обветренную рожу оппонента. Моряк попятился, хватаясь за нос. Удар этот оказался спусковым крючком. Как по команде праздная публика отступила на пару шагов, а в центр импровизированной арены вывались трое желающих уравнять счет. Я попыталась выбраться из людского месива, но куда там! Едва ли удавалось шевельнуться. Уитлокк проворно обернулся, блокируя рукой встречный удар. С его левой брови стекала тонкая струйка крови. Зачинщик быстро оклемался и, пользуясь подмогой собратьев, напрыгнул на капитана сзади. Драка вспыхнула подобно пороху. До того не решавшиеся вступать в бой «волонтеры», пошли в атаку, погребая под собой одинокого противника. Я истерично кричала: «Прекратите! На помощь!», но в общем радостном гуле голос походил на писк, не более. Толпа волновалась, оттесняя меня все дальше назад, так что и арену удавалось видеть лишь краем глаза, а о происходящем судить по крикам, брани и комментариям зевак. Уткнувшись в стол, я не нашла ничего лучше, чем забраться повыше. Один из троих драчунов полусидел на полу, поглаживая ребра, другой в нерешительности кружил вокруг зачинщика драки и его помощника. Издав писклявый рык один из «волонтеров» — коренастый, плотный, с куцей козлиной бородкой — наскочил на Уитлокка слева. Капитан молниеносно блокировал удар левой рукой, а правой нанес удар под дых, от чего коренастый столбом рухнул на спину. Но тут сзади подоспел другой — лысый, широкоплечий и чудовищно злой. Джеймс пропустил, за что расплатился окровавленной губой и разбитым носом. Удар был сильным, практически дезориентировал капитана. Едва он вскинул голову, готовясь ответить на атаку, лысый вновь пустил в ход кулаки, в этот раз целясь в ребра. Видя, как Феникс застонал и согнулся, теряя противника из виду, я завизжала, что есть мочи; толпа отозвалась одобрительным — даже восхищенным — рокотом. Для них это всего лишь очередной номер в скудной программе развлечений. Капитан «Странника» неуверенно держался на ногах, плешивый моряк решил завершить свое соло и замахнулся первым. Внутренности скукожились: я увидела кастет в его руке. Джеймс вскинул голову и ловко нырнул под руку нападавшего. Тот этого не ожидал. В развороте, Феникс выхватил у кого-то из толпы бутылку. В следующий миг под легкий перезвон разбитого стекла лысый боксер плашмя рухнул под ноги англичанину. Остались двое, и они умели учиться на опыте «павших» собратьев, но были чересчур пьяны, чтобы этот опыт применить. Долю секунды мне удалось поглядеть в лицо своего спутника — в глазах только собранность и решительность. Кривоногий, что затеял это представление, кинулся слева, его помощник — справа. И второй подоспел быстрее. Удар ногой в колено, вскрик, удар коленом в грудь — и доброволец улетел в толпу, подминая под себя дряхлого старика и чумазую девицу. Скаля редкие зубы, зачинщик вцепился в плечо Уитлокку узловатыми пальцами, пытаясь заломить ему руку за спину. Для этого он даже разбежался, а в следующий миг встретился с капитанской рукой, согнутой в локте. Качнувшись назад, моряк попытался швырнуть оппонента за шиворот. Поднялся лысый, подобно барану несясь на Уитлокка своей блестящей от рома макушкой. Капитан не успел стряхнуть кривоногого матроса, как мощный толчок в грудь сбил его с ног. Взорвался гул голосов. Толпа сомкнула ряды. Я машинально скатилась со стола, бросаясь на выручку. К моменту, когда удалось пролезть меж чьих-то сапог и подняться с колен, меня окружила звенящая тишина. Оттолкнув первый ряд, я протиснулась в центр ринга. Лысый пират застыл на полусогнутых ногах, сжимая и разжимая кулаки. Зачинщик драки полулежал почти у самой стойки, держа в руке вырванный с мясом рукав белой рубахи. На его груди ярко виднелся отпечаток сапога. Уитлокк уже стоял на одном колене. Медленно отерев кровь над губой тыльной стороной ладони, он поднялся. Над публикой зазвенел шокированный шепот. Кривоногий борец за справедливость неуклюже протянул отодранный рукав хозяину:

— Так это же… что же… вы? — В этом лепете не осталось и оттенка былой развязности и задиристости. — В смысле тот самый?

Я всё ещё пребывала в оцепенении. Недоумевающий и перепуганный взгляд наконец нервно сместился в сторону Феникса. Только теперь открылась причина, разом прекратившая драку. То, на что восхищенно, отчасти недоверчиво, но крайне придирчиво пялились все, кто только мог.

На левом плече капитана Джеймса Уитлокка красовалась татуировка: феникс, воздевший крылья над головой, словно бы воспаривший над бушующим под ним пламенем. Теперь и яприсоединилась к числу тех, кто буквально с открытым ртом глазел на наколку. Правда, причины у нас были разные.

Грубо расталкивая людей, в центр вывалился трактирщик с подносом и двумя массивными кружками на нем.

— За наш счет, капитан! — расплылся он в сладкой улыбке.

Уитлокк подкинул на поднос еще несколько серебряных монет.

— Им налей, — указал он на скучившихся драчливых пиратов.

Подобрав и отряхнув от пыли треуголку, Джеймс заботливо подтолкнул меня к выходу. Людской коридор открывался перед нами как по мановению руки, а смыкался за спинами, провожая восхищенным многоголосием и удобрительным причмокиванием.

— Ваше здоровье, капитан Феникс! — прилетело напоследок от поверженного борца за справедливость.

Джеймс привычной походкой направился прочь от «гостеприимного» заведения. Я пребывала в каком-то странном состоянии — уже подступила радость от победы, но недавно охвативший страх не спешил сдавать позиции. Мы свернули в длинный узкий проулок, выходящий на восточную окраину порта.

— Да что же это я… — неслышно пролепетали губы. — Постой! — окликнула я пирата.

Джеймс остановился как вкопанный, неровно дыша и периодически перебирая разбитыми пальцами. Я уверенно свернула в проход между домами, к колодцу, увлекая покорного капитана Феникса следом. Хвала богам, что, во-первых, я старалась следить за чистотой вещей по мере возможностей — теперь бандана сойдет за компресс, чтобы промыть раны. Во-вторых, хвала скверному и одновременно веселому характеру Барто: старик отдал мне свою флягу с ромом, велев вернуть, когда покончит с картой. Ром вообще универсальная вещь: и драку завяжет, и спор примирит, и раны залечит — что телесные, что душевные, пиратская панацея!

Я лишь качала головой, пока Джеймс стоически терпел обеззараживание ран спиртом. К пострадавшим костяшкам пальцев прилагался окровавленный нос, разбитые губы, бровь и шишка над левым глазом. Это из видимого. На правой щеке героя рукопашной красовался четкий отпечаток чьего-то кулака. В сдержанном молчании я промывала раны дрожащими руками, искусно стараясь не заглядывать в голубые пиратские глаза. На моем веку не случалось подобных драк (мальчишеские спарринги в школе в принципе в расчёт не идут), потому было ужасно трудно успокоиться и осознать, что всё позади. Ей-богу, на абордаж — и то идти легче!

— Ты очень громко молчишь, — наконец подал голос Джеймс, с трудом шевеля опухшими губами.

Лишь завершив тщательное удаление следов крови с пиратского лица, я отозвалась. Но сказанное — отнюдь не было задуманным.

— Я испугалась.

Джеймс обхватил мои запястья. Наши взгляды встретились.

— Всё кончено, — успокаивающе проговорил он.

— За тебя, — не моргая, против воли выдавила я. Руки всё ещё предательски дрожали, и Джеймс точно чувствовал это.

— Пустяки. — Капитан даже сделал попытку улыбнуться. Достаточно долго я вглядывалась в его загорелое лицо, но всё внимание отбирал повеселевший, задорный, воистину пиратский взгляд.

— Мне кажется, Джеймс Уитлокк, я тебя совсем не знаю… — стыдливо прошептала я.

— Ты знаешь меня.

— Но не капитана Феникса. — Губы растянулись в искусственной улыбке.

— Мы не такие уж и разные, — вновь забавно улыбнулся Джеймс.

Я медленно закивала.

— Ты расскажешь, когда и как успел стать мастером боевых искусств, — в тон ему заявила я, но едва тот открыл рот, чтобы ответить, добавила властным тоном: — Позже.

Всякое желание бродить по увеселительным заведениям и прикрываться псевдохорошим настроением бесследно растаяло. Шоковая терапия дракой вернула меня к тому состоянию, в котором на рассвете я разлепила глаза. Разбитая. Растерянная. С отрешенным восприятием мира. Глядя на бесцветное лицо в зеркале, я решила, что не стоит докучать своей «разбитостью» кому-либо ещё. До недавнего момента даже неплохо удавалось делать вид, что ничего не произошло. Куда проще зарыться с искусственным интересом в книги, отрешенно пялясь на расплывающиеся перед глазами строчки. Главное — не забывать твердить себе каждую минуту, мол, ты сильная, ты справишься. Да только не действовал этот аутотренинг, ну нисколечко! Быть может, со стороны всё и выглядело вполне себе сносно: стержень внутри искривился, а на выравнивание сил не хватало. Может, из-за того, что Джек Воробей угодил «в десяточку» своей тирадой, а может, из-за того, что я запнулась о тот треклятый вечер, да так и не нашла веской причины подняться. На второй день я с испугом обнаружила, что та гремучая смесь боли, обиды и злости, что заполняла нутро, начала мне нравиться, превращаясь в искаженную ипостась понятия «дерзкая». Пришлось нацепить маску хохмящей пиратки и заражать окружающих оптимизмом, которого в самой не осталось и на йоту. Теперь маска спадает. Значит, пора в пещеру, прятаться ото всех.

— Если спрошу, в порядке ли ты, — ты солжешь? — внезапно подал голос Уитлокк. Большой ошибкой было поднять голову и встретиться со светлым — во всех смыслах — капитанским взглядом. «С такой прозорливостью тебе не пиратом, а экстрасенсом быть надо», — мрачно прозвучало в мыслях. — Не стоит, — не дожидаясь ответа, пират взял инициативу в свои руки.

— Я вообще не собиралась отвечать, — пробубнила я, как маленький обиженный ребенок.

Убрав с губы последний след крови небрежным движением, Уитлокк взглянул на меня своим издевательски располагающим и поддерживающим взглядом. Может, Феникс, и правда, поднатаскался в экстрасенсорных способностях, но, не произнося ни слова, он ненавязчиво убеждал меня в необходимости развязать язык.

— Прекрати, — грубовато бросила я, отворачиваясь, а спустя миг добавила: — Пожалуйста. Я не в настроении.

Джеймс отошел от колодца, привычно поправляя надорванный ворот рубахи, и пожал плечами:

— Прости. — Пират неспешно двинулся вперед. — Думал обсудить вопрос тренировок…

Он даже не успел договорить, как я преградила ему путь.

— Ты не шутишь? — Весь мой настрой сдал предательский заинтересованный блеск в глазах.

— Но ты же просила, — в наигранном недоумении прозвучало в ответ. — К тому же, — продолжил рассуждения капитан Уитлокк, — уверен, оружие в руках человека в плохом настроении не приведет к добру. — Ему легко удавалось сдерживать проступающую улыбку: благодаря всё тем же синякам.

Позабыв обо всём на свете, я едва ли не запрыгала от радости. И дала честное пиратское слово, что тут же изменю настроение, что буду искренне жизнерадостной да и вообще никоим образом не позволю скомпрометировать наши занятия. Уитлокк, крайне удовлетворенный произведенным эффектом, предложил отправиться на пляж, где пираты уже обустроили стоянку, и не испытывать более судьбу на запутанных улочках Тортуги.

Лагерь, и правда, уже успели разбить. Несколько палаток, натянутых тентов из старой парусины, гамаки и пляшущий в центре костер. Ветер приносил отголоски трелей свирели и неумелого бренчания на гитаре.

Конечно, едва капитан Феникс показался во всей красе в поле зрения верных подчиненных, те повскакивали с мест, готовые бросаться в бой. Джеймс успокоил людей, усаживаясь на бочку у костра. Его рассказ звучал коротко, но обстоятельно, причем, совершенно непредвзято, будто капитан просто наблюдал со стороны. Концовка драки весьма порадовала пиратов: они залились одобрительным гоготом, поминая оппонентов с кулаками беззлобными и отчасти веселыми проклятьями. Мне оставалось только вздыхать и недоуменно качать головой. Мальчишки!..

Несмотря на то, что на пляже было немноголюдно, ведь основная часть команды проводила «увольнительную» в городе, я порядком стушевалась. Позориться и позорить капитана своей неуклюжестью и смехотворностью приемов, особенно перед командой «Странника»? Не лучшая идея. Пока глаза суетливо и трусовато разглядывали греющихся, подобно тюленям на солнышке, праздных моряков, мозг отчаянно искал вескую отговорку. И ведь нашел. Да такую, что невероятно стыдно стало за свой откровенный эгоизм.

— Джеймс, я… — Моя персона умело заявилась в капитанскую палатку в самый подходящий момент. Слова подготовленной речи тут же рассыпались, смешались в нечленораздельное мычание. А пальцы правой руки всё никак не могли отпустить отвернутый полог палатки. Уитлокк стоял в дальнем углу, без рубашки, с мокрой тряпкой, которой ещё секунду назад оттирал грязь после исследования пола таверны. Открывшийся на вдохе рот я всё никак не могла закрыть, откровенно глазея на оголенный загорелый торс англичанина. Затем взгляд скользнул чуть ниже, и из легких вырвалось нечто похожее на восклицание во время приступа икоты: на ребрах Джеймса темнело чернильно-синее пятно гематомы в красной бахроме кровоподтеков.

— Господи! — Я кинулась к Уитлокку, напрочь позабыв обо всем. — Как… Что теперь… Почему ты не сказал ничего? — сорвался истеричный крик. Потом я и вовсе отпустила бразды самоконтроля, потонув в совсем уж девчачьих причитаниях. А Джеймс непонимающе глядел на меня, так и не успевая что-либо вставить. Деликатно выждав, пока испуганная словесная тирада окончится, Уитлокк сказал:

— Всё в порядке. Успокойся, прошу тебя.

Взглянув наконец ему в лицо, я мигом пришла в себя, тут же осознавая, как отвратительно выглядела всего четверть минуты назад. «Чаю с мятой мне. Срочно!» — подумала я, критическим взглядом разглядев задатки профессиональной истерички. Непредвзятое «Я» картинно испустило долгий вздох и шлепнуло рукой по лбу. От стыда голова опустилась максимально низко, едва ли не упираясь подбородком в грудь. Взгляд приклеился к пыльным носкам сапог. Повисло молчание, нарушаемое лишь громким сопением опростоволосившейся кандидатки в дерзкие пираты.

— Диана? — осторожно прозвучал капитанский голос. Джеймс не сказал ни слова, пока я не решилась поднять взгляд. — Выдохни. — Разбитые губы расплылись в доброй широкой улыбке, отчего и без того опухший левый глаз закрылся вовсе. На такую улыбку невозможно было не ответить.

Уитлокк сменил рубашку, надел перевязь и с полной готовностью в глазах обернулся ко мне.

— Это было омерзительно. — Я виновато вздохнула.

— Трогательно, — тут же высказал несогласие Феникс. Мои брови сложились максимально удивленными домиками, а губы искривились в недоуменной ухмылке. — Не припомню, когда обо мне последний раз так заботились или переживали, — пояснил Уитлокк.

Щеки привычно запылали. Мне хотелось бы добавить, что я всё время как на иголках, когда что-то происходит без моего участия, но я вовремя сдержалась.

— Где ты научился так стоически… гхм… сносить удары судьбы?

Джеймс секунду помедлил, качнув головой.

— Скажем, я знавал и худшие времена. — Его брови многозначительно двинулись вверх.

— Тебя били?! — не сдержалась я.

Уитлокк ответил краткой усмешкой.

— Хм… Ха-ха. Я, конечно, собирался сказать несколько иначе, мол, не раз сражался в рукопашную… Но твоя версия более лаконична и правдива.

Я отчаянно закачала головой.

— Прости, но я не могу в это поверить.

— Да, — согласился пират, — не под стать это облику могучего капитана Феникса. — В самоиронии ему не откажешь. Хотя я имела в виду другое.

— Я просто… эм… черт возьми… не знаю, как бы это правильнее сказать… Я не могу представить тебя другим.

Уитлокк развел руками.

— Я тоже раньше не мог, но жизнь умеет преподавать доходчивые красноречивые уроки. Лишившись «Трепетной Лани», покинув Гвиану, я с трудом отдавал отчет в том, что делать дальше. В такие моменты как нельзя кстати объявляется помощник, что под веселую музыку тянет тебя на дно.

— Ром, — кивнула я.

— Да, но это покуда есть деньги. Чем денег меньше, тем более жуткую гадость пьешь. Хотя и проблемы будущего тебя в такие моменты заботят всё меньше. Поэтому о поступках я тоже со временем перестал задумываться. Впервые кулаками меня проучил владелец одного питейного заведения. Потом были бессмысленные пари, бои во имя серебряной монеты и встречи с кредиторами, которые не заботились о благоденствии своих заемщиков. Когда меня занесло на Барбадос, я уяснил наконец-таки правило: с волками жить — по-волчьи выть. Необходимость защищаться наиболее ярко обозначилась, когда не было никаких сил получать новые удары при незаживших ранах прежних. И несмотря на то, что в ребра мне угодили еще не один раз, я сначала научился защищать зубы от костяшек пальцев подвыпивших спорщиков, а потом постепенно приноровился даже давать сдачи. — Уитлокк поморщился от боли и добавил: — Правда, не всегда успешно.

«Ты был супергеройски крут», — про себя подметила я, а в слух сказала:

— Кстати, об этом. Полагаю, всё же стоит отложить наши занятия по фехтованию на несколько дней. Ведь иначе мои победы окажутся нечестными, — позитивно окончила я.

— Хорошо. Но я всегда к вашим услугам, мисс. — Уитлокк отвесил галантный поклон, а я лишь иронично закатила глаза и обмахнулась невидимым веером.

В тени пальм адски жаркий тропический день куда больше походил на райский отдых. Довольствуясь фруктовой корзиной, предоставленной в качестве аперитива, я позволила себе уделить время новым записям. Пусть я еще не до конца решила, зачем мне нужна рукописная кипа мемуаров, произошедшее за последние несколько дней безоговорочно требовало быть записанным. Непредвзятого рассказчика из меня как пить дать не выйдет, так что нужно надеяться, тайна этой писанины сгинет вместе с её автором.

— Книгу пишете, мисс?

Бойль подсел неподалеку, отирая шею галстуком. Я взглянула на помятые, местами в пятнах драгоценные листы.

— Нет уж, вряд ли. Это что-то вроде дневника, пожалуй.

Моряк смерил непонимающим взглядом уже прилично выросшую кипу бумаг, а я тем временем поспешила завершить мысль.

— Никогда не понимал, зачем это нужно.

Я поставила точку. Бойль, щурясь, грыз яблоко, поглядывая на меня заинтересованным взглядом.

— И я, — пожала я плечами. — Но, возможно, в далеком будущем, если доживем, память уже не будет столь хороша, и они пригодятся. — Я обвязала листы лентой и откинулась на ствол пальмы. — К тому же мысли в голове проще разложить по полочкам, когда их ещё и на бумаге записываешь. Да и, надо сказать, отличное времяпрепровождение для того, кто не жалует бордели и таверны. — Пират шутку оценил и завел то ли спор, то ли задушевный разговор о необходимости и прелестях данных заведений.

Вечер пришел быстрый, ненавязчивый, легкий, как звуки ирландской свирели, что в тот день составила дуэт партии моря и чуть слышному шелесту изогнутых ветрами пальм. Невдалеке сверкали огни города, на фоне раскрашенного закатом горизонта с ювелирной точностью проступали силуэты кораблей и острые вершины мысов по краям бухты. Теплый ветер игриво перебирал распущенные волосы, забирался под рубаху, приятно поглаживая изжаренную за день кожу. Пылал костер. Пахло дымом и какой-то секретной ароматной стряпней первого помощника кока: сам корабельный шеф-повар проводил эту ночь в куда более кутежной компании. На берегу собралась едва ли треть команды: в основном те, кого боцман успел нагнать утром. Сам мистер Бэтч с профессиональной быстротой и точностью разделывал свежевыловленную рыбу: над костром протянулись коптящиеся рыбные гирлянды. Его земляк, хорошо сбитый плотник морковного цвета, по кличке Рэд, развлекал собравшихся этническими песнями, что умело выводил на самодельной свирели. Под музыку по лагерю, словно в танце, кружили бутылки рома и безыскусные, но вполне искренние тосты. Подобно мотылькам, к свету стекались другие члены команды и члены других команд. Вскоре к свирели присоединилась гитара, а к ней — рой голосов, затянувший веселую и запетую «до дыр» шанти.

— Heave a pawl, oh, heave away, way, ay, roll an’ go! — Во все возможности диафрагмы распевала я, периодически слизывая с губ остатки рома. Я не пила, нет, лишь не посмела не «выпить за старого черта, морского волка, чтоб ему в аду жарко было, — Уильяма Кидда!». От таких тостов не отказываются. И голова пьянела не от крепкого напитка, а от бурлящей атмосферы, беззаботного гогота и громких споров. Удобно устроившись на теплом песке, я с азартом болельщика со стажем наблюдала за тем, как пираты мерялись силой в том, что еще не назвали армрестлингом. Гудели разговоры и бесконечные, зачастую хвастливые споры, перекрываемые лишь заливистым хохотом гетер местного пошива. Джеймс, не отказываясь от рома, успевал обсуждать с квартирмейстером вопросы продажи груза и ремонта корабля. Боцман, заменявший вездесущего Барто, раззадоривал моряков порционными рассказами легенд и не обросших бородой слухов.

Потом музыка вновь захватила всех, против воли поднимая на ноги и увлекая в танец вслед за присоединившейся скрипкой. Помимо меня, мужскую компанию разбавляли две худенькие девицы из ближайшего борделя, однако в танцевальный круг угодила первой именно моя персона. Обычно серьезный и равнодушный к кому бы то ни было парусных дел мастер — крупный, с пышными усами и обкусанной трубкой в зубах — вытянул меня ближе к костру. Музыка лилась волшебная. Против желания ноги сами пускались в пляс, выписывая босыми ступнями чудные рисунки на песке. Голова очистилась от тяжести прошлых дней, и стало так легко, что, казалось, еще немного и на спине прорежутся крылья. Танцевальный партнер лихо выделывал ногами фортели, не переставая вместе со мной кружить вокруг костра. Я позабыла обо всем и просто сдалась музыке. Казалось, мир танцевал вместе со мной. Может, просто кружилась голова… Публика хлопала в такт, и то и дело на песчаный танцпол вываливались или выпрыгивали новые участники. А музыка все лилась, закручивалась, подбадривала и уносилась к небу новыми тактами. Дыхание сбилось — ведь хотелось и петь, и смеяться. К счастью, музыканты всё же сжалились над раскрасневшимися задыхающимися танцорами и дали время перевести дух.

Я буквально рухнула рядом с Уитлокком, всё ещё хохоча от той ерунды, что пытался мне ласково прошептать на ухо мистер Йорат, а не получилось лишь из-за злосчастных усов. Кто-то из гостей с другого корабля предложил отправиться к старику Долли, где можно схлестнуться за игрой в кости и потискать симпатичных баб. К удивлению, публика заметно поредела, видимо, остались лишь истинные ценители. Я завалилась на спину, прыгая взглядом по огонькам звезд в такт бренчанию гитары. Закат давно догорел, но последний отсвет на перьях облаков растаял у меня на глазах. Синеватые сумерки расползлись над окрестностями в ожидании луны.

— Эй, мисс Диана! — Я вздрогнула от бравого крика. Шум моря убаюкал прежде, чем я успела заметить. Ко мне обращался тот самый помощник кока, то ли Сэм, то ли Рэм, галантно предлагая руку. — Подарите танец, а?

Я с улыбкой глянула на Уитлокка и, нехотя, но всё же поднялась. Капитан лишь отсалютовал нам кружкой. «Ты следующий», — хитро ухмыльнулась я еле слышно. Свирель, гитара и скрипка зазвучали с новой силой, будто их диковинные механизмы кто-то успел завести, и кавалер тут же пустился в пляс. Уже через полминуты все собравшиеся у костра заливались хохотом, а я недоуменно стояла в стороне, не совсем понимая, что делать. Хоть повар из Рэма был недурной, танцор вышел никудышный: то ли координация подвела, то ли злосчастный медведь, а может, опорожненная бутылка рома. Танец в итоге походил на мои недавние попытки устоять на палубе во время качки. Всё же обижать доброго малого не хотелось, и, поймав задорную партию скрипки, я почти с закрытыми глазами отдалась на волю музыкальных волн. Танец вновь дарил легкость, которую не хотелось отпускать. Затем я обнаружила, что отплясываю в гордом одиночестве под одобрительные взгляды моряков, а мой нетрезвый рыцарь с умилением почесывает бороду, усевшись на бочку. «Ну и пусть, — подумала я. — Стыдиться мне нечего».

— Эй, кэп, чего вы сидите! — раздалось в толпе. Взгляд тут же наткнулся на фигуру Феникса, как-то сиротливо ютящегося подальше от огня. Грациозным прыжком через костер я оказалась в паре шагов от него.

— Действительно, капитан, прятаться в темноте от такого вечера — преступление. — Я уперла одну руку в бок, а другую требовательно вытянула вперед. Бросив быстрые взгляды по сторонам, Джеймс нехотя, словно был придавлен к земле ношей в несколько пудов, поднялся и принял мою ладонь. Музыка стихла в ожидании.

— Думаешь, это хорошая идея? — Отсвет костра обозначил резкие контуры ссадин на пиратском лице.

Я коварно улыбнулась, медленно отступая назад.

— Уверена.

Джеймс покорно шел следом с настроением барашка, коего ведут на заклание.

— Чего играть, мисс? — поинтересовался моряк со свирелью.

Вдохнув поглубже свежесть моря, я уверенно положила руку Джеймса к себе на талию, обхватила за плечо.

— Ничего. — Музыкант что-то недоуменно протянул. Наши с Джеймсом руки соединились, взгляды встретились. — Всё просто. Раз — шаг назад. — Партнер покорно отступил. — Два, приставили. Три, переступили. Раз, два, три.

За следующим шагом я наступила Уитлокку на ногу, и глаза машинально нырнули к земле. Медленно, даже больше спокойно, отставая пока от ритма вальса, мы совершили первый круг, обогнув костер. Я вспоминала проведенные в школьном спортзале часы, занятые подготовкой к выпускному, глупый смех и движения невпопад. В голове вертелась первая строчка песни, под которую мы тогда танцевали, но ни мотив, ни продолжение текста вспомнить не получалось. Зато из забытья выплыла незнакомая мелодия, возможно, мельком услышанная в каком-нибудь фильме. Я негромко начала напевать её, и Уитлокк, словно отучился по классу бальных танцев, тут же подхватил ритм и повел в танце, ввергая меня в легкий эстетический шок. Человека можно вывезти из Англии, но Англию из человека вывести нельзя.

Песок шуршал под босыми ногами, а поленья в костре потрескивали точно в такт мелодии. Я и не заметила, как под голос подстроилась скрипка, романтично-печально ведя свою партию. Мы глядели друг на друга, не скрывая улыбок. Моряки затеяли спор, что это за танец такой. «Вальс кружил и нёс меня, словно в сказку свою маня…» — точнее и не скажешь. Такой странный, непривычный, совсем не по канону, совершенно внезапный пиратский бал, и я чувствовала себя на нем не много не мало принцессой. Меня охватило лишь одно желание: чтобы эта музыка никогда не кончалась. Первый танец с Уитлокком, в поместье Уильяма Смолла, был для меня в диковинку, да и к тому же мешали натянутые, словно ванты, нервы. Но не теперь.

В очередном круге я заметила бредущие по пляжу фигуры, потом поняла, что они точно направляются к нам. Трое незнакомцев захватили всё моё внимание, пока я не распознала в них мужчину и двух барышень, примкнувших по бокам от него. Еще поворот, и незнакомец обрел не только особенности фигуры, но имя, фамилию и звание. Капитан Джек Воробей фривольной походкой, загребая и разбрасывая песок, плыл к нам, обхватив за талии полураздетых девиц. Это зрелище полностью поглотило меня, мозг утратил контроль над телом, и в следующий миг мы рухнули на песок, запутавшись в шагах. Джеймс стиснул зубы, но промолчал.

— Прости, прости! — Я вскочила, как ужаленная, стараясь не дать распознать причину собственной оплошности. — Я чересчур увлеклась.

Уитлокк поднялся, улыбаясь.

— А я уж думал, это обязательная часть танца.

— Ну тебя! — рассмеялась я. — Маэстро, музыку!

Скрипка вновь заиграла, вальс вновь продолжился, и я старалась выглядеть в нем максимально беззаботно и комфортно, но, похоже, переборщила. По крайней мере, Джеймс заметил это довольно быстро. Сначала он вопросительно вглядывался в мое лицо, озаренное нарочитой улыбкой, а затем сместил взгляд за спину. И всё стало на свои места. А я всё продолжала игру, пока Джек Воробей не подал голос в приветственном восклицании. Танец прекратился. Ладони разомкнулись. Появление двух куртизанок тут же встретили одобрением, позабыв о недавних культурологических спорах.

— Надеюсь, скорое возвращение не значит, что ты с пустыми руками? — Уитлокк коротко покосился на меня, запуская большие пальцы за ремень.

Вместо ответа Джек поднял руки вверх, демонстрируя вместительные бутылки рома в каждой. Девицы же словно приклеились к пирату. Я фыркнула и демонстративно уселась на прежнее место.

— Я, похоже, пропустил самое интересное? — с лукавым прищуром поддел Воробей Уитлокка. Никого не спрашивая, он завалился на песок у костра, притягивая к себе барышень, от чего те раздражающе захихикали.

— Уходишь от темы. — Джеймс опустился неподалеку, наполняя кружку напитком.

— Брось, — Джек едва сдержал довольное мурчание, когда одна из девиц то ли шепнула что-то на ухо, то ли поцеловала, — мы еще успеем обсудить дела. Для этого не место. — Высокая шатенка выскользнула из-под руки кэпа и, виляя бедрами, направилась к морякам. Другая же пристроилась за спиной пирата, и её пальцы мастерски забегали по его плечам, цепляя на капитанскую мордаху блаженную ухмылочку. — Да и не время, — протянул Джек, салютуя ромом.

Вечер скис. Время потекло лениво, приближаясь к полуночи и незаметно минуя её. Под гитарные переборы доносился чересчур заигрывающий смех темноволосой девицы, что уселась к Бойлю на колени. Кто-то, убаюканный ромом, звонко одаривал храпом карибскую ночь. Наступило время для философских дум и размышлений о жизни. Джеймс больше не заговаривал. Его взгляд устремился в костер в спокойной задумчивости.

Я грызла кусок вяленого мяса, рисуя ногой разводы на песке. Мне хотелось продемонстрировать абсолютное, максимально возможное безразличие. Поначалу в этом не было никакого смысла, ибо Воробей будто бы назло заигрывал со своей компаньонкой, расслабленно посмеивался или вовсе ворковал, изучая пальцами её оголенные плечи. Бросая взгляды исподлобья, сквозь языки пламени, я воображала себя инквизитором, ожидающим начала казни. Когда же терпению пришел конец и бездонная, казалось бы, емкость для злости наполнилась до краев, я завалилась на спину, подложив руки под голову и уткнувшись взглядом в ночное небо. Пение моря, шелест ветра в кронах, потрескивание дров в костре и негромкие, покрытые дремотой разговоры — отяжелевшие веки опустились, и суета мира растворилась в неге ночных грез.

Разбудил меня истошный вопль попугая и ощущение отсутствия правой руки. Я вытянула замлевшие конечности и, сонно постанывая, обернулась к костру. Взгляд тут же встретился с тёмно-янтарными пиратскими очами в улыбающемся прищуре. Опоенная ублажительница мужских сердец сладко сопела под боком Воробья. Людей у костра почти не осталось — кто разбрелся по палаткам, кто по тавернам и борделям. Уитлокка поблизости тоже не оказалось. Я вздохнула, возвращая голову в прежнее положение. Сна не осталось ни в одном глазу. Теперь сверлящий взгляд обладателя «Жемчужины», что, по-моему, ни на минуту не ускользал с моей фигуры, стал невыносимо назойливым. С моей стороны следовала серия раздраженных вздохов и недовольное молчание.

— Не знал, что ты танцуешь, — наконец нарушило тишину благожелательное замечание со стороны кэпа.

Я фыркнула и закатила глаза. Руки сплелись на груди в красноречивый знак «Не хочу говорить».

— Да, брось. — Кажется, Джек улыбнулся. — Этот твой танец с капитаном Англичанином. Это было так… — он помедлил, подбирая слово, — мило.

— О да, мне очень важно твое мнение, — ядовито отозвалась я. Воцарилась тишина на несколько минут. Раздражение достигло максимума и побудило действовать. Усевшись в позу йога-дилетанта, я злобным шепотом обратилась к Воробью: — Ты потому весь вечер разглядываешь меня как алмаз за пуленепробиваемым стеклом? — Голос против воли прозвучал громче. Спящая девица недовольно застонала и подтянула капитанскую шляпу под голову.

— Отчего бы не полюбоваться на дамскую персону? — в добродушно-хмельной манере отозвался кэп.

Я картинно воздела руки к небесам.

— У тебя, может, с памятью плохо? Напомню: ты пришел к выводу, что со мной связываться — грех.

Джек пожал плечами и чинно подкрутил усы.

— Однако, стоит заметить, одно другому не мешает. На тебя любоваться в любом случае приятнее, чем на любого из них, — кивнул он на улегшихся штабелями матросов.

Я недовольно хмыкнула, качая головой. Не с первой попытки, но пират всё же встал и проковылял ко мне, по дороге избавившись от оставшегося сапога.

— Дорогуша, ты себя явно недооцениваешь. — С этими словами Джек плюхнулся рядом, едва не расплескав на меня ром. — К тому же мы тут, — он крутанул головой, — почти одни. — Я тут же вскочила. Его слова звучали издевательски двусмысленно. Пропитав интонацию всей злостью, что вновь смогла скопить, я процедила:

— Воробей, пошел ты к черту!

Недоуменный взгляд карих глаз ещё долго провожал меня, пока я не скрылась в палатке.

Комментарий к Глава XX. Ром. У меня была неделя, чтобы написать курсовую. Я написала и переписала главу. И на душе спокойно :D

Всех с юбилеем! Всем рому!

====== Глава XXI. Огонь ======

Комментарий к Глава

XXI

. Огонь С пылу с жару! Спасибо за ожидания!

Надежды провести остаток ночи в относительном спокойствии не оправдались. И хотя я тайно желала, чтобы Джек Воробей бессовестно заявился в палатку, дабы обрадовать меня извинениями, ночной гость на него совсем не походил. Мозг подал сигнал к пробуждению, когда уха коснулся осторожный шорох. Испугавшись, что это какой-нибудь хищник, я резко приподнялась на локтях и вылупила глаза в темноту. Незнакомец, рывшийся в ящике, замер как статуя; его силуэт чётко обрисовал проникавший сквозь вход лунный свет.

— Какого?.. — хриплым спросонья голосом протянула я, опознав нарушителя спокойствия.

— Чёрт возьми, что ты тут делаешь? — возмутился Бойль знатно охмелевшим голосом. — Это моя палатка! — Для достоверности матрос даже топнул ногой.

— Что?! — недоумённо воскликнула я. — Нет, Бойль! Это МОЯ палатка! — Пират начал крутить головой, дабы удостовериться. Уж не знаю, что там разглядели его блестящие от алкоголя глаза, но итоговый выдох вышел разочарованным. Осознав ошибку, моряк поплёлся к выходу. — Стой! Ты кое-что забыл. — Бойль, покачнувшись, взглянул на предмет в руке, осторожно вернул его в ящик и зигзагами выкатился наружу.

Следующее утро было наполнено деловитой суетой. Кудесник Барто, гордо попыхивая трубкой, объявился в лагере одновременно с подошедшим к острову галеон Барбоссы. От «Мести королевы Анны» отделился баркас, а сам корабль с алыми парусами скрылся за мысом, хотя «Чёрная Жемчужина» встречала утро в тортугской бухте.

Борясь с желанием пробудить похрапывающего капитана Воробья утренним пинком, я всё же выбрала официально-деловое покашливание. Проигнорировав полторы минуты моих тщетных попыток, кэп отмахнулся треуголкой и перевернулся на живот.

— Твоё счастье, я сегодня добрая… — голосом вселенского злодея пробурчала я. Поглядев по сторонам, я присела на песок. — Капита-а-а-ан. — Теперь это звучало мягко и нараспев. — Доброе утро, кэп. — Мило и любя, мило и любя. — Джек, Джекки. Джекки, — я легко коснулась пиратского плеча. Вся эта чехарда с пробуждением затевалась как издёвка, но от меня внезапно ускользнул тот момент, когда в представление кто-то добавил ушат искренности. — Проснись и пой, славный пират. Джекки! — Кэп замычал, потянулся, хрустя суставами и — аллилуйя! — перевернулся на спину. Его глаза разлепились по очереди, ловя в фокус моё лицо.

— Мне привиделось или ты… — Он не договорил, расплываясь в привычной лукавой улыбке, пока рука шарила по песку.

— Привиделось, — холодно проговорила я, поднявшись. — Если тебя ещё что-то волнует, кроме этого, — рука приподняла бутылку с остатками рома, — советую быть в палатке капитана Уитлокка как можно скорее.

Джек, щурясь, потянулся к рому. Пальцы разжались, и бутылка нарочно пролетела мимо пиратских рук, расплёскивая остатки содержимого.

— Ты жестокая женщина! — обиженно донеслось вслед, когда я удалялась прочь.

Собравшаяся в палатке Уитлокка утренняя планёрка пыталась решить три главные задачи: разобраться с картой, оценить важность раздобытой Воробьём информации и решить, как быть с нашими потенциальными союзниками. Драгоценный, засмотренный до дыр и ненавистный многими пергамент торжественно водрузили в центр стола. Барто на все вопросы о том, как ему удалось сотворить невозможное, отнекивался и напускал на себя вид мастера, чью гениальность не дано познать никому. Он уселся в углу, раскурил трубку и принялся наблюдать за происходящим с крайне отрешённым видом, на деле же вряд ли в нём была хоть толика безразличия. У Джека в крови явно не содержалось немецких корней и хоть капля знаменитой пунктуальности: не меньше четверти часа прошло, пока его величество не завалилось в палатку с ромом под мышкой. Я начала думать, что капитан подвергся перманентному алкоголизму, ибо в последнее время бутыль в его руках находилась чуть ли не постоянно, а что хуже — Джек пьянел, чего раньше за ним не наблюдалось.

— Гм? Вы меня ждёте? Как мило… — слова заглушились в бутылочном горлышке.

Джеймс сложил руки на груди и обернулся к кэпу:

— Тебе вообще плевать на происходящее?

— Напротив. — Воробей взмахнул бутылкой. — Помогает думать.

К слову, мне бы тоже пригодилось средство для стимулирования дум, ибо в голове непривычно свистел ветер, навевая мысли о каком-нибудь бесполезном и ленивом времяпрепровождении. Похоже, отголоски прошлого вечера не давали покоя. Капитаны склонились над картой и принялись обсуждать, спорить и язвить. Я уселась на ящик, уложив руки на стол и уперев в них подбородок. Мысли переваливались в голове, как сизо-бурая жижа в известной детской игрушке. Что-то цеплялось за сознание, потом сразу же отступало, накатывала волна новых дум, над которыми невозможно было сосредоточиться. Меня словно бы затянуло в какую-то клоаку, где намешано всё и сразу и нет возможности выцепить что-то конкретное. В таком аморфном состоянии я провела всё время маленького совета, а завершился он внезапной фразой капитана Воробья:

— Что ж, пойдём и выясним! — С завидной целеустремлённостью, успев опустошить бутылку, пират покинул палатку.

Осознав, что пропустила мимо ушей всё самое важное, я решительно заявила:

— Не стоит медлить.

Делегация «Призрачного Странника» не изменила состава: капитан, верный старпом, вездесущий Бойль и пиратка-дилетант. День выдался невыносимо жарким, словно бы солнце питало энергию из адских котлов. После полудня ветер вовсе стих, обрекая обитателей городка задыхаться от духоты, зловоний и пыли. Я продолжала обитать в инфантильности, прогулочным шагом следуя за пиратами. На тортугском рынке, порождении хаоса, моряки как по команде разошлись в разные стороны, я едва успела сориентироваться и поскакать следом за капитаном. Пришло время тратить награбленное, «Страннику» не мешало бы «припудрить носик». А ещё подлатать такелаж, заделать и закрасить царапины на днище и, наконец, положить латку на фор-брамсель.

Через несколько минут я не могла отделаться от ощущения, будто кто-то настойчиво буравил взглядом мой накалившийся на солнце затылок. Я обернулась, праздным взором блуждая по копошащимся на площади людям. Торговцы, носильщики, воры, хозяйки, пьяницы. И вдруг среди этого месива — она. Та же издевательская всезнающая ухмылка и надменный взгляд.

— Нет, не может быть, — прошептала я. Стоило моргнуть, и видение исчезло. — Перегрелась, точно.

Но уже у следующей палатки всё внимание сосредоточилось на тёмно-серой подушке из бархата: на ней поблёскивали медной отделкой совершенно новые, аккуратные и, наверняка, удобные пистолеты китайской работы. Едва глаза заблестели при виде оружия, продавец принялся расхваливать и расписывать, насколько они хороши, и чуть ли не поимённо перечислять тех, кто отдал жизни, чтобы сейчас они предстали передо мной. Я переминалась с ноги на ногу, с горечью вспоминая, что собственных денег у меня не хватит даже на кусок сгоревшей кукурузной лепёшки.

— Сэр, сделайте даме подарок! — воскликнул торговец. Со спины подошёл Уитлокк, со знанием дела рассматривая товар. — Поверьте, других таких вы во всём свете не найдёте!

Внутри меня шла ожесточённая борьба между эгоисткой и воспитанной девушкой, которая осознавала всю неуместность такого транжирства. Джеймс взял один из пистолетов в руку, осмотрел ствол, прицел и дуло, что-то спросил про дальность стрельбы. Я уставилась на торговца: на его лице сияла алчная улыбка. Уитлокк потянулся к кошелю, как вдруг чуть ли не бросил пистолет на прилавок и с невероятной скоростью двинулся на противоположный край площади. У меня едва челюсть не отвалилась. Не церемонясь, без малейшего предупреждения Феникс налетел на какого-то моряка, впечатывая того в стену сапожной мастерской. Но незнакомец лишь ухмылялся, скалил зубы, явно уверенный, что они все останутся целы. Он заговорил быстро и эмоционально; на лице сменялись одна за другой недоброжелательные гримасы. Я двинулась к ним медленной походкой. Уитлокк слушал моряка, слегка отвернув голову, когда тот закончил, капитан схватил его за ворот и хорошенько встряхнул. Судя по бахвальству на красноватом лице незнакомца сменившемуся хмурой оторопью, последовала угроза или ультиматум. Вывернувшись, он что-то выплюнул напоследок и растворился в толпе.

— Я, конечно, ничего не слышала, но со стороны это не выглядело, как встреча давних друзей, — последовало с моей стороны замечание.

Джеймс обернулся.

— Да, иногда старые счёты могут испортить день. Но не в этот раз, — часто закивал он.

— Как скажешь, — пожала я плечами.

Несколько секунд прошло в неловком молчании, к счастью, объявился Барто, нарочито бесцеремонно впихнув мне букетик ярко-жёлтых цветов. Пока старпом докладывал капитану, я любовалась цветами, стараясь не обращать внимания на их ядовитый запах.

— Если понадоблюсь, кэп, буду там, у мамзели одной, — старик махнул в сторону, и я машинально обернулась. Среди всего множества публики в глаза бросилась одна-единственная знакомая фигура. Джеймс направился прочь, я механически передвигала ноги, глаза же буквально пожирали взглядом безымянную гадалку, кокетничающую с торговцем. Не знаю, уж чем я руководствовалась в тот момент, но с губ сорвалось:

— Я не пойду.

— Что, прости? — Джеймс обернулся.

— Я… Я тут подумала, мне не стоит идти. Совет — дело серьёзное, а я не могу сейчас ручаться за собственную адекватность и непредвзятость. Тебе будет спокойнее, если я ничего лишнего не ляпну, переговоры, как выяснилось, не моё… Так что, капитан, вам все карты в руки, а я пока здесь погуляю, посмотрю… Потом вернусь на корабль.

— Диана, что-то не так? — Уитлокк тут же сличил мой нервно бегающий взгляд.

— Я просто не могу. Мне надо собраться с мыслями. Очень надо. Ты иди, а то они сговориться успеют. Не беспокойся, ничего не случится. — На губах засветилась самоуверенная улыбка. Джеймс в нерешительности обвёл беглым взглядом площадь и всё же продолжил путь. Я как вкопанная простояла, пока фигура капитана Феникса окончательно не скрылась из виду, а потом ноги с бешеной скоростью понесли меня к старой знакомой незнакомке. Что было в моей голове, где был разум, когда я променяла важнейшее собрание за всё время на очередной двусмысленный разговор?!

Женщина придирчиво рассматривала ткани, по поводу каждой справляясь у продавца, но я и рта раскрыть не успела, как она проговорила:

— Диана, дорогая, давно не виделись.

Я затормозила в паре дюймов от её спины и гневно выпустила воздух.

— Что на этот раз?

— Прошу прощения? — Гадалка обернулась, одаривая меня непонимающим взглядом.

— Не прикидывайся, — фыркнула я, — ты здесь неспроста, неспроста меня взглядом испепеляла.

Она лишь пожала плечами и продолжила рассматривать каждую ниточку в отрезе ткани.

Я стиснула кулаки.

— Ты издеваешься?!

— Нисколько, — нараспев ответил она. — Я здесь, чтобы купить кое-что, ибо на Тортуге весьма выгодные цены, — последовал отстранённый ответ.

— Выгодные цены на души? — съязвила я. Женщина за прилавком бросила на нас опасливый взгляд. Гадалка обернулась.

— Тебе наскучило испытывать терпение своих ручных пиратов, и ты решила переключиться на меня?

— Хватит придуриваться! — вспыхнула я. — Ты… Стой! — Барышня, совершенно игнорируя возмущения, преспокойно зашагала прочь. — Ты, стой! — Я преградила ей путь. — Ты… чёрт возьми, назови уже своё имя, в конце концов! Я даже злиться нормально не могу!

В лицо прилетел заливистый смех.

— Как это забавно! Вчера ты не слишком много выпила? — Предупреждающе заскрипели зубы. — Хорошо, можешь… звать меня Дестини́, — на французский манер выговорила она.

— Судьба, значит? Вот кем ты себя считаешь? По-моему, это слишком.

— Что ж, поглядим, — коварно улыбнулась она, отчего у меня внутри всё скукожилось. Качнув головой, женщина двинулась дальше. — Но, вижу, в данный момент ты принимаешь меня за справочник лёгких ответов насложные вопросы.

— Ты ни на один не ответила, — отозвалась я.

— Может, ты не то спрашиваешь? О! — Дестини́ резко обернулась, я едва успела остановиться. — Раз уж зашёл разговор о вопросах, позволь задать тебе один. — И не дожидаясь согласия, она с улыбкой буквально выплюнула мне в лицо: — Почему Джек? — Чёрные глаза впились в меня испытующим взглядом. Даже постоянно негаснущая ухмылка поблекла, явив лицо, полное искреннего желания получить честный ответ на такой, казалось бы, простой вопрос. Мы застряли посреди рыночной площади, нас огибал неутихающий поток людей, галдели зазывалы — и всё это было сторонним.

Облизав пересохшие губы, я начала короткую исповедь:

— Ты когда-нибудь любила первый… единственный раз? По-настоящему? — С её губ слетела краткая усмешка. — Я не знаю, как… Представь, что всю жизнь ты дышала гарью, смольным дымом, но, честно говоря, ничего странного в том не видела. А затем оказалась на берегу и впустила в лёгкие свежий бриз. Понимаешь? Вернувшись, ты будешь задыхаться, этого ничто не заменит…

— Выходит, Джек Воробей твой бриз?

Губы против воли растянулись в счастливой улыбке.

— Он мой воздух.

Дестини́ лишь многозначительно повела глазами. Зачем я всё это рассказала? Почему ей? Сейчас? Но как-то странно высказанные слова отзывались эхом. И с каждым разом я слышала в них всё большую истину, видела утерянный недавно смысл, ответ всем тщедушным сомнениям. Да, верно, глоток свежего воздуха! Гадалка ничего не ответила. Бесцеремонно выдрала цветы из рук и, покачивая бёдрами, двинулась по своим делам. Я не пошла за ней, не стала просить пролить свет на будущее или сделать хоть какой-то намёк. Внутри меня вновь запылал огонёк, появились силы и желание действовать. Я запрокинула голову в небо. Из груди вырвался недолгий, отчасти безумный хохот.

До самых сумерек я слонялась по Тортуге, украдкой тырила фрукты у невнимательных торгашей да нарезала круги вокруг оружейной лавки, пожирая взглядом запавшие в душу пистолеты. Утреннее легкомыслие аукнулось бесцельно проведённым днём. Пропустив мимо ушей всё происходящие на пиратской планёрке, я осталась в абсолютном неведении даже касательно места проведения совета, чего уж говорить о его ключевых положениях. Тортуга, обыкновенно походящая на пиратскую коммуналку, вдруг обратилась в сносный город, в котором знакомого встретить — что золотую монету найти. К концу дня ноги налились свинцовой усталостью, потянуло «домой», на «Призрачного Странника», где можно завалиться на отдавливающую ребра койку и предаться дремоте под напев волн. На корабле было непривычно пусто. Сиротливо поблёскивал огонёк на грот-мачте, да двое матросов коротали вахту за игрой в карты. Кивнув в знак приветствия, я побрела на корму, забралась на планшир, и голые пятки заскребли по пропечённой обшивке. В море гасли последние отсветы солнца. Я обещала себе навести порядок в голове, но уборка никогда не была любимым занятием. Вдалеке маячил костерок пиратского лагеря. Я решила держаться сегодня подальше, ибо праздная атмосфера, эта нега безделья и веселья на редкость быстро завладевает человеком и очень неохотно выпускает потом из своих приятных объятий. Теперь понятно, отчего многие славные моряки да и вояки сгинули на Тортуге. Закат догорел, желудок требовал еды, а тело койки. Лениво позёвывая, я спустилась в каюту.

— Уже… уже вста-а-а-аю, — прозевала я в подушку. На краткое мгновение, пока мозг не пробудился, возникло ощущение, будто я нежусь дома — одна на двуспальном диване, а под ухом жужжит вибрацией мобильник.

Поочерёдно раскрылись глаза, захрустели косточки. К счастью, сон прервало не дитё высоких технологий, а вполне отчётливые и старомодные шаги палубой выше. «Вернулся!» — ступни шлёпнулись о палубу в результате торопливого подъёма. Кое-как натянув бриджи, позабыв про сапоги, я понеслась в капитанскую каюту, на ходу расправляя край рубахи. Кажется, даже во сне обделённое любопытство никак не могло успокоиться и держало ухо востро. Я на носочках засеменила в каюту, как ребёнок к маме, вернувшейся с чем-то вкусненьким из магазина. Бесцеремонно и совершенно без стука рука привычно толкнула дверь; к предвкушающей улыбке едва не добавилась ироничная фраза: «Капитан! И десяти лет не прошло!». За дверью мостилась ночная синеватая тьма. И огонь — языки пламени лениво расползались по столешнице из чёрного дуба. Воздух застрял в горле, на полувдохе. Ошалелый взгляд медленно сместился в сторону. Маленькие глубоко посаженные глазки, в них отражались языки свечей канделябра, что незнакомец держал в руках. Лицо его скрывал платок, повязанный на ковбойский манер. Казалось, прошла вечность, на деле — лишь четыре удара сердца.

Повинуясь жёстким командам мозга, я рванула с места. Нога подвернулась, я влетела в переборку щекой, но понеслась дальше. Позади гремели сапоги. Рында! Бить тревогу! Я что есть мочи завопила: «Пожар!», вылетая на палубу. До колокола оставалось меньше ярда. Рука схватила за шиворот. Затрещал воротник, отрываясь. Со всей дури я впечаталась лбом в корабельную рынду. Голову накрыло оглушающим звоном. Тьма заволокла глаза. Тело мешком опало на покрытую росой палубу. На рёбрах застонала ставшая привычной боль. Я едва успела перевернуться, как в дюйме от горла в доски воткнулся нож. Перед глазами всё отплясывало пьяный вальс. С визгом я отпрянула назад. Ногой пихнула нападающего в бок. Тот ударился об арку над колоколом. «Полундра! Аваст! Пожар! На помощь! Люди-и-и!» — я вопила что есть мочи, не по уставу, не по правилам, что так тщательно учила, а просто от страха. Ползла, потом на четвереньках, и лишь у ступеней поднялась на ноги. Противник оклемался куда быстрее, а в моих глазах наконец-то их перестало быть двое. Лицо ожесточилось максимально решительным оскалом, рука метнулась к поясу…

Пусто! Шпаги нет. И перевязи. Я безоружна!

— Пэрра, — просипел незнакомец, метая нож. Ноги подогнулись, я рухнула на колени. Клинок прошёлся вскользь, оставляя порез на левом плече. Взгляд наткнулся на гарпун, закреплённый у борта. Хуже, чем шпага, лучше, чем ничего. Под лязг кривой чёрной сабли я скакнула в сторону, к пушкам, дёрнула пику — руки обожгло, а железяка не двинулась с места. Засвистела сабля. Назад! Едва не рухнула на спину, запнувшись о пушку. Так некстати промелькнули два пистолета на поясе убийцы. Почему не стреляет? Пуль жалко или шум не охота поднимать? Вновь пришлось прыгать и пригибаться. Под руку попалось ведро с остатками воды. С рёвом я подхватила его, как силач гирю. Начала отмахиваться от незнакомца этим чёртовым ведром, как лучинкой от комаров. Он опешил слегка, отступил назад на полшага. Снизу, с огневой палубы донёсся грохот и грязные матросские ругательства. Неужто подмога идёт? Убийца сделал выпад, уклонился, и сабля едва не пронзила мою тушку, аки шашлык. Я мотнулась в сторону. Ведро, ускоренное инерцией, столкнулось с оружием, и клинок выпал из руки неизвестного, отлетая под пушку. В надежде, что осталось протянуть пару секунд до обретения помощи, я швырнула деревянный «щит и меч» в мужчину. Ноги понесли меня изученным путём на полубак. Фонарь на грот-мачте пронёсся мимо. Грохнул выстрел. Из горла вырвался панический вопль, ноги заплелись. Вновь тело встретилось с палубой. Рукав рубашки окрасился кровью. Во рту чувствовался вкус железа. Я резко обернулась, буксуя, на бегу пытаясь встать. Пуля погасила единственный ориентир на палубе. «Меня пристрелят! Пристрелят!» Я нырнула за ящики и бочки, как показалось, в самый тёмный угол. На нижней палубе кто-то испустил предсмертный вопль. Я вздрогнула. Скрипнули доски. Совсем близко. Заскрежетали зубы. Со всеми силами, что во мне нашлись, я прыгнула вперёд, закрывая лицо локтями. Что-то острое царапнуло по раненой руке. Вдвоём мы рухнули на палубу. Кривой кинжал вылетел из руки убийцы. Пихнув его ногой, куда придётся, я попыталась дотянуться до ножа. Противник схватил за волосы и с адской злостью приложил головой о палубу. Я почувствовала, как из брови брызнула кровь. Сознание не покинуло меня, но рассудок помутился. Впереди маячили холодным лунным светом, пропущенным сквозь облачные фильтры, ступени полубака. Спасительные ступени. Кровь заливала глаз. Я поползла вперёд. Убийца не спеша поднял кинжал. Тяжело дыша, склонился надо мной. Клинок холодно разрезал воздух. Но я не собиралась умирать! Резко перевернувшись на спину, рукой отбила атаку и с диким криком засадила пяткой в нос. Кажется, даже послышался хруст. Он отпрянул, попятился. Я совершила последний рывок — жалкий, тщедушный, как пьянчуга, что никак на четвереньках не может подняться в дом. Одна ступень. Вторая.

В ухо прилетела до ужаса оскорблённая и непонятная тирада. Убийца рванул меня назад, развернул. Я почувствовала его мокрые, жёсткие, горячие пальцы на шее. Брезгливость опомнилась скорее, чем страх. Я скривилась, хватая его за запястья. Но ладони сжались плотнее. В позвоночник впивалось ребро ступени. Чудовищная боль. Будто из горла пытались выдавить внутренности. Я хрипела, мельтешила руками, а он что-то злобно выплёвывал сквозь зубы, постоянно повторяя: «Бруха». Мозг поглотила агония паники, тело не слушалось, билось в истерике, как попкорн на сковородке. В глазах темнело. «Не время умирать!» — истошно завопил угасающий рассудок. Рука нащупала холодную рукоять. Выпучив глаза, как раздавленная рыба, я пихнула убийцу в грудь коленом — бессильно, как новорождённый. Тот слегка отклонился. Достаточно. Я выхватила пистолет и спустила курок.

Адский стук. В голове. Биение собственного сердца. В ушах гул. Пелена перед глазами медленно расползалась. Незнакомец лежал навзничь. Хрипя, харкая кровью. Сумасшедший взгляд застрял на чёрной дыре в его груди. Воздух жёг лёгкие.

По трапу взлетела тень, перемахнула через планшир на пристань; за ней — матрос, похожий на гладиатора, жаждущего крови. Он мотнул головой, увидел меня, я лишь безвольно качнула рукой, и пират пустился в погоню. Не чувствуя собственного тела, я поплелась вдоль фальшборта на корму, с каждым шагом переставляя ноги резвее. Чувствовался запах горящих бумаг. Из дверей капитанской каюты валил дым. Я нырнула внутрь, укрываясь рукой. Пламя охватило стол, сползло на палубу и тянуло огненные пальцы к шкафу с картами. Просмолённые доски с лёгкостью отдавались огню. Одно хорошо — хотя бы рома не было. Я сдёрнула со стены капитанский китель в попытке «забить» пламя и сорвать злость, тратя последние силы. Но огонь лишь перебрался на новую жертву, пожирая ткань. От дыма ещё не оклемавшиеся лёгкие впали в ступор. Я метнулась к стеклянным дверям балкона, распахнула настежь. Пламя радостно вспыхнуло, лизнув верхние балки. Но ошибка в знаниях ОБЖ того стоила. Я перегнулась через перила, сбрасывая болтающееся на верёвке ведро в воду. Трос скользил в ладонях, рана на плече не давала о себе забыть. Как робот, я бросала, тащила, выплёскивала, вновь бросала… Стоило огню угаснуть на шторах, как новый очаг вспыхивал за столом. По щекам бежали слезы. Воздух, пропитанный гарью, резал гортань.

— Чтоб тебя, сучий ты потрох! — В дверь вместе с потоком брани и ведром воды ввалился второй матрос из вахты. В его бедре торчал нож, но пират этого вовсе не замечал. Зашипели облизанные огнём стулья. До этого мгновения у меня подкашивались ноги, хотелось просто свалиться за борт в прохладное море, потушить пылающее то ли от пожара, то ли от боли тело. Но вместо этого я вылила новую порцию воды. — Вашу медь! — загрохотал матрос, перепрыгивая через горящий китель. Если бы не эта подмога, этот раненный, озлобленный, а потому невероятно сильный моряк, — всё бы безвозвратно пропало. Но теперь нас стало двое. Как конвейер, Джерри доставал одну порцию воды за другой, я лишь успевала опорожнять ведра. И пожар словно бы почувствовал, что сдаваться мы не намерены, что скорее сдохнем, чем дадим огню поглотить ещё хотя бы один дюйм корабля. Огонь отступал, шипя, пытаясь обжечь. Последний рыжий язычок матрос затушил носком сапога.

Мы вывалились из дверей на шканцы, давясь приступами астмы, глотая горький привкус дыма. Джерри добрался до ступней на мостик, со стоном приземлился там. Я же, пошатываясь, поплелась в сторону и сползла по фальшборту. В носу свербело от навязчивого запаха печёных яблок. В голове гудело, перед глазами всё плясало дикие танцы. Веки тяжело опустились, слезы продолжали литься; я запрокинула голову, максимально наполняя лёгкие воздухом.

Примерно в тот момент, когда я героически ворвалась в пылающую каюту, в пиратском лагере почуяли неладное: то ли звук выстрела принесло игривым бризом, то ли яркий свет на корме вызвал подозрения. Когда в холодных лунных дорожках затанцевали тёмными змеями столбы дыма, пираты бросились на корабль. Чуть позднее, когда огонь понемногу стал отступать, затревожились и в таверне на холме, где держали совет главари. С балкона открывался панорамный вид на гавань и подсвеченный, как китайский фонарик, «Призрачный Странник». Их совместный тревожный топот по пристани вывел меня из полуобморочного состояния. Голова вернулась в вертикальное положение, опухшие веки с трудом приоткрылись. Голоса шумели, гудели, измывались над ушными перепонками, и мне жутко хотелось заорать, грубо заткнуть всех и прекратить эту раздражающую какофонию. Мгновение назад верхняя палуба казалась заброшенной, и вдруг стало не протолкнуться. Тупой взгляд скользил по морякам, и со стороны я, наверное, выглядела как контуженная. Первым прорвался гневный, испещрённый грязными словечками рассказ Джерри. Затем передо мной внезапно возник взъерошенный Джеймс Уитлокк. Я молча подняла на него взгляд и поочерёдно моргнула. Зря я заглянула ему в глаза…

— Жаркая выдалась ночка, — прозвучал надломленный охрипший голос, к удивлению, принадлежащий мне. Джеймс, казалось, даже дыхнуть в мою сторону боялся. И тут я расхохоталась — пугающе, безудержно, громко, заливисто и отчаянно. Мне было страшно от собственного хохота, но я не могла остановиться. То ли смех, то ли стресс сотрясал изувеченное тело. Уитлокк обхватил меня за плечи. Правой рукой я рефлекторно вцепилась в его запястье и в голубых глазах увидела жуткое сумасшедшее создание с кровоподтёками на лице и красными неестественно выпученными глазами. Вместе с хохотом из горла вырывался рваный кашель, и постепенно истеричный смех стал переходить в рыдания — бесконечно отчаянные. О трезвом рассудке и речи быть не могло, меня пробила мелкая дрожь, и тут случилось то единственное, что послужило спасением из эмоционального капкана, из которого я не видела выхода. Уитлокк опустился на колени и бережно, но вместе с тем крепко обнял меня и прижал к себе. Я стиснула руки за его спиной, плюя на раненое плечо, обхватила так — будто под ногами зияла адская пропасть, и эти объятья — последнее, что спасало меня. Не знаю, сколько мы так просидели, но постепенно всё стало проясняться. Истерика сдала позиции. Сознание возвращалось в прежние рамки. Мир вновь обретал чёткие контуры.

На палубе по-прежнему царил шум. Тела нападавших перенесли на шканцы. Моряки пытались провести расследование, так сказать, по горячим следам.

— Это всё она, — чересчур громко прозвучал голос Билла, второго вахтенного. Тут же толпа обернулась ко мне. Я дёрнула губой в попытке улыбнуться и с помощью Джеймса поднялась на ноги.

— Что тут произошло? — проговорил капитан, когда мы приблизились к трупам напавших неизвестных.

— Их было трое. — Я рвано выдохнула: не хотелось вновь переживать едва отступивший ужас, но, чтобы осознать, что всё кончено, я должна была всё рассказать. Говорила краткими фразами, без подробностей, не вдаваясь в детали. Затем нить повествования отошла к дежурным матросам — и уж они-то в выражениях не стеснялись.

— …скрылся ублюдок. — Билл злобно повёл челюстью.

Джеймс сурово посмотрел на Барто.

— Выясните, кто это был.

— Есть, капитан. — Старпом выглядел виноватым, и я отчего-то решила подбодрить его улыбкой разбитых губ. Старик скукожился и отвернулся, чеканя приказы.

— Так, всё, идём. — Джеймс легко направил меня прочь от толпы. — Надо обработать раны.

— Погоди, — я остановилась, — есть дела поважнее.

В его глазах ясно виднелось несогласие, но меня абсолютно не устраивала такая расстановка приоритетов. Поняв, что меня не переубедить, Уитлокк выцепил из толпы корабельного лекаря. Пока я сидела на пушке, недоумевая, молясь и терпя обильное поливание ран ромом, те немногие пираты, что остались на «Страннике», словно специально маячили перед носом и, не скупясь, хвалили и подбадривали. Кажется, в их глазах женщина начала обретать образ человека. Джерри и Билл, охваченные куражом драки, послали заботливого доктора так далеко, что ему не суждено было бы вернуться, и с «розыскной командой» ринулись в порт. Хоть все эти затеянные поиски и выглядели масштабно и внушительно, я понимала, что даже если перевернуть Тортугу вверх дном (а это невозможно), сбежавшего мерзавца найти будет не легче, чем сухой камень на морском дне. Пусть я этого и не сказала, свои выводы у меня уже появились.

Стараясь меньше попадаться на глаза, я побрела на бак, поднялась по другой лестнице и тяжело опустилась на доски на носовом балконе. Удивительно, но пиратское безразличие, точнее, отсутствие сюсюканий, сочувственных шмыганий носом и качаний головами придавало сил. Вся эта жалость лишь подтверждает твою слабость и даёт повод ею воспользоваться. Иногда это полезно: нельзя всё время быть человеком из вибраниума в мифриловой кольчуге. Сейчас же я была благодарна, что не имею права (или не хочу им пользоваться) на девчачьи стенания, страдания и пожизненное освобождение от любой нагрузки, что тяжелее пережёвывания безе. Назвался груздем, полезай в кузов.

Одно только не давало покоя. Я буквально чувствовала, как в душе разверзается чёрная дыра. Мысленные битвы с самой собой в попытке всё исправить походили на сизифов труд. И затем так некстати появился мастер расковыривать раны.

Я сидела у бушприта, оперев локти на колени и уронив голову. Позади прозвучали шаги. Я мысленно застонала.

— Дорогуша, не пристало это героям прятаться! — Воробей заявился в своей обыкновенной манере благодушного раздражения. Я медленно подняла голову. Даже в ночной тьме зрелище Джека не особо порадовало. Он дёрнул подбородком и отвернулся, с интересом изучая огни Тортуги.

— Я убила человека.

— Бывает, — пожал плечами пират, даже не обернувшись.

— Я убила человека! — голос прозвучал хрипло, надломлено. Кэпу было абсолютно всё равно, будто он услышал, что я съела его порцию брокколи. Внутреннее состояние не поддавалось описанию, обличению в слова. Перед глазами у меня стояла покрывающая душу ужасом картина: выпученные глаза неизвестного мужчины, искажённое гримасой лицо со слетевшей давно маской, искривлённый сиплым криком рот. Он бесконечно долго заваливался набок, пытаясь дотянуться рукой до дыры в груди. Меня испепелял и одновременно замораживал кровь в жилах взгляд мертвеца, отчаянно цепляющегося за жизнь. Меня мучило чувство вины, смешанное с оправдывающим гласом рассудка, разрывало на части, не давало забыться.

Наконец Воробей соизволил обернуться. В глазах сверкнули блики моря.

— Ну, мир весьма жесток, — качнул он головой. — Иногда это просто необходимо.

Я отчаянно затрясла головой.

— Необходимо?.. Как… Я не понимаю… не могу принять… Как можно судить, чья жизнь важнее?

Джек Воробей опёрся о борт и раздвинул локти на планшире.

— Ну, твоя-то поважнее будет, ибо она твоя. К тому же, — заметил пират, — мерзавец, что нападает на безоружную и… милую девушку, того заслуживает.

Вырвалась усмешка.

— Конечно. Ты так легко судишь о ценности человеческой жизни, Джек, но сам-то предпочитаешь избегать насилия. — Кэп ответил шумным философским вдохом. — «Что биться? Лучше договориться».

На пару секунд воцарилась задумчивая тишина: то ли Джек вновь удивлялся цитированию, то ли готовил ответ на вопрос.

— Поверь, дорогуша, рано или поздно наступит момент, когда перед тобой прояснятся все границы и меры этой ценности. Ты поймёшь, что жизнь, когда она чужая, — не стоит ничего, и нет ничего дороже, когда эта жизнь — твоя. Вот и вся философия. Главное — не сойти с ума от этого осознания и не превратиться в… — он запнулся, словно не решился ляпнуть лишнего, — чудовище.

Этот короткий монолог был слишком серьёзен для балагура капитана Воробья, и я в очередной раз поняла, как много о нём не знаю, как много хотела бы узнать.

— Вот, значит, как? А сам-то ты, Джек? Ты готов был погубить сотню человек во имя собственной шкуры!

— Но ничего не вышло! — мгновенно заметил Воробей.

— Но ты хотел! — не унималась я. — Это ли не шаг к обращению в чудовище?

— Это другое! — Кэп резко отмахнулся. — Знаешь, в чём разница? Тогда у меня была цель, смысл, ради чего жить. Именно жить. А каждый из них просто влачил жалкое и никчёмное существование, и служба на «Летучем Голландце» была бы лучшим, что когда-либо случалось в беспросветном тлене их жизни! Ясно? — В порыве пылкого возмущения Джек вытянулся и отчасти грозно нависал надо мной. Было видно, его задели за живое. Я чувствовала это — тот же надлом, что внутри меня. Вряд ли Джеку Воробью предоставлялся шанс, а если и случалось, вряд ли он им когда-либо пользовался, шанс признать свои ошибки. — Думаешь, я жалею? — Я учуяла наигранную надменность в голосе. — Нет. — Он ничего не пояснил, лишь коротко добавил: — И ты не будешь.

Напряжённое молчание подковало ночную темноту. Я задумчиво уставилась в едва различимые коленки; «жемчужный» капитан вновь отвернулся к порту. Против ожидания этот разговор не расковырял червоточину в душе. Пусть и не залечил, но помог заключить в рамки, не дать разрастись ещё больше и поглотить полностью. От того, что случилось этой ночью, мне никуда не деться, этого не забыть, как ни старайся. В голове сформулировался один простой вопрос: «Променяла бы ты свою жизнь на жизнь этого незнакомца?», и я дала на него вполне трезвый и взвешенный — отрицательный ответ. Не знаю, чего добивался Джек, да и вообще, пришёл ли он во имя моральной поддержки или просто из любопытства, но я смогла закрыть глаза и примириться с тем, что вижу пред мысленным взором. Интересно, знал ли он, как помог мне? Я долго и бесплодно ворочала языком, подбирая нужные слова, и, едва они пришли на ум, Джек молча и совершенно внезапно ушёл. Просто ушёл. Просто оставил меня. «Чёрт… Спасибо вообще-то!»

Ночь выдалась слишком долгой. Эмоции улеглись, разум прекратил биться в истерике, и навалилась невыносимая усталость. Тело обратилось в один целый очаг боли. Я с трудом добралась до кормы и завалилась на койку, тупо уставившись в потолок. Пахло гарью, морем и печёными яблоками. Я лежала как кукла, таращась во тьму и изредка моргая. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем меня сморило. Проснулась я через несколько часов: серел рассвет, по верхней палубе гулко разносились шаги вернувшихся участников облавы. На короткий миг, пока тяжело открывались веки, мне показалось, что всё случившееся — лишь чересчур реальный ночной кошмар, но облегчённому выдоху помешала окровавленная повязка на плече и искажённый голос.

На лицах собравшихся на палубе ясно виднелся отпечаток неудачи, а в их глазах — непогашенный огонь мстительного гнева. Джеймс что-то крайне резко высказывал Барто на мостике, а тот лишь качал головой, поджав губы. Завидев меня, капитан бросил отрывистое указание старпому и направился на шканцы. Холодность его лица сменилась беспокойством и сочувствием. Я шмыгнула носом, и ноги отчего-то понесли меня на место пожарища. Катастрофы избежать удалось. Никакого функционального вреда пожар «Призрачному Страннику» не нанёс.

— Я сожгла твой китель, — первое, что прозвучало, когда Уитлокк нагнал меня.

— Ты спасла мой корабль, — как-то неловко ответил он.

Я вошла в каюту, раскидывая ногой полусгоревшие стулья, истлевшие лохмотья и пепел множества сожжённых бумаг.

— Я вот всё думаю, как хорошо, что ты не любитель рома, — усмехнулась я, протирая стекло от копоти. Джеймс натянуто улыбнулся. — Могло быть и хуже, да? Должно было быть?

Уитлокк напряжённо повёл скулами.

— Они явно знали, что делали. И когда, — натужно выговорил он, словно бы сознавался в собственном преступлении. Верно, напавшие своё дело знали: сначала поджечь капитанскую каюту, затем, когда огонь распространится, подпалить крюйт-камеру, убить вахтенных и, когда корабль взлетит на воздух, всё спишут на несчастный случай.

— Изверги, — вздохнула я, — здесь было так уютно. — Я обернулась. — Его не поймали? — прозвучало даже не как вопрос, а как утверждение. Уитлокк отрицательно покачал головой. Пронизывающий взгляд застыл на его лице, но капитан прятал глаза, якобы оглядывая сгоревшие апартаменты. Я поджала губы и лишь многозначительно кивнула. Так и не дождавшись каких-либо пояснений, я направилась прочь.

— Прости, что заставил пережить всё это, — виновато прозвучал пиратский голос.

Я обернулась.

— Это не твоя вина. И… всё в порядке.

Спустя несколько часов, когда солнце набирало силу в утреннем жаре, Уитлокк нашёл меня у грот-мачты.

— Если ты не против, я хотел бы тебя кое с кем познакомить, в городе.

Звучало многообещающе, и заинтересованная я, естественно, не была против, разве что теперь отправилась на прогулку при полном параде: со шпагой, кинжалом и кортиком в сапоге. Уитлокк проводил меня долгим взглядом и сказал, что надо завершить не удавшуюся вчера покупку. Едва сдерживая восторг и мысленно примеряя, куда нацеплю новенькую кобуру, я обратила лицо в максимально деловую мину. Мы двинулись привычной дорогой к рынку, но у площади свернули на соседнюю улицу и вскоре оказались у лавки с пряностями. Улицы уже заполонил ранний, но не посвежевший народ. Тут взгляд наткнулся на опрятного вида даму в сопровождении лопоухого негритёнка с огромной фруктовой корзиной в руках. Ей было около сорока, и она явно чувствовала себя на тортугских улочках не в своей тарелке: веер метался без остановки, а взгляд обеспокоенно провожал прохожих. Джеймс легко взял меня под руку и повёл к ней. Леди заметила нас и тут же расцвела широкой улыбкой облегчения.

— Диана, познакомься, это миссис Луиза Маккинли. Она живёт с мужем в поместье на другой стороне острова.

— Очень приятно, — улыбнулась я, не совсем понимая, что происходит.

— И мне, и мне, — запорхала дама. — Капитан Уитлокк поскромничал, говоря о вас в записке. Милая, мы чудесно проведём с вами время, я чувствую это! — Она благодушно обхватила меня за запястья горячими ладонями. — Капитан, вы можете не волноваться, милая Диана в хороших руках.

Тут я окончательно запуталась. Миссис Маккинли буквально опаляла своей доброжелательностью и открытостью, но говорила вещи, наводящие на безрадостные мысли.

— Прощу прощения, миссис Маккинли, — в её же манере заулыбалась я, — можно я обмолвлюсь с капитаном Уитлокком парой слов? — Женщина вновь заулыбалась, одаривая нас многозначительным взглядом, и, как фея, унеслась к торговке с лотком, заваленным украшениями.

— Джеймс? — обернулась я с требовательным взглядом. — Мне нужно объяснение, ибо то, что я придумала сама, весьма удручающе.

— Диана, послушай… Всё меняется. События набирают обороты, и мы не знаем, что будет дальше, что нас ожидает в… — Уитлокк выровнялся, заложив руки за спину. — Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности.

Я недоверчиво усмехнулась.

— Это же не значит, что ты решил оставить меня на острове под присмотром нянечки, правда?

— Не утрируй, пожалуйста… Учитывая недавние события… — начал капитан.

— Я не чёртово сокровище, Джеймс! Меня нельзя запихнуть в шкатулку! — взорвалась я. — И это всё из-за того, что случилось ночью?!

Феникс выдохнул и проникновенно взглянул в глаза. Ему было тяжело держаться в капитанских рамках.

— Из-за того, что ты дорога мне. Я потерял тебя однажды и не допущу этого вновь. Здесь ты будешь в безопасности.

— Правда? Здесь? — съязвила я. — Где меня едва не придушили, не пристрелили и не прирезали и всё это за пару минут? Ты веришь в это? — Я сделала паузу и добавила похолодевшим тоном: — Или пытаешься заглушить чувство вины?

— Что ты имеешь в виду?

— В отличие от некоторых, я умею складывать два и два, Уитлокк. Вчера. Ссора на рынке была не просто ссорой.

— Я не…

— Учитывая, что случилось это по твоей вине, ты не имеешь никакого права списывать меня со счетов, — заявила я. — Не после всего, что произошло. Я не чёртова кисейная барышня! Я знаю, на что шла, и могу постоять за себя!

— Ты едва не погибла! — Уитлокк всплеснул руками.

— Может, мне и не хватает сноровки и силы, но… — машинально заговорила я. — Нет… — Я замотала головой, будто бы стараясь вытряхнуть посетившую меня догадку. Но идея — весьма цеплючая вещь. — Ты думаешь, я буду помехой?! — восклицание прозвучало слишком громко. — Всё из-за этого! Чтобы я не мешалась!

Джеймс попытался оправдаться.

— Ты не так поня…

— Хватит! Мне не нужна ничья защита! — рассержено выплюнула я. — Достаточно будет той безопасности, что я куплю за эти деньги, — рявкнула я, срывая с капитанского пояса кошель.

— Диана, постой! Диана! — Я не собиралась оборачиваться. А Джеймс решил меня не догонять. Хотя мы оба этого хотели.

Грязные дома проносились мимо. Ноги несли меня куда-то прочь, где накопленной обиде и гневу можно будет дать выход. Я грубо толкала встречавшихся на пути прохожих, но лицо моё не выражало возможности стребовать с меня извинений. Мысленно я всё ещё продолжала спор с капитаном «Призрачного Странника», убеждала его в собственной полезности. Его? Или себя? Удивительно, но мне не виделось в словах Уитлокка, в его аргументах ни толики правды. Я чувствовала, знала, что, если вновь придётся бороться за жизнь, я не спасую, ибо в ней есть цель, смысл, а значит — есть цена. Просто так мою жизнь никому не отобрать. Увы, Джеймс Уитлокк этого не понимал. Он видел меня всё той же растерянной и перепуганной, какой встретил на пристани, казалось, целую вечность назад. И, что хуже, Уитлокк принял на себя роль моего вечного защитника — бремя, ему совсем ненужное. Мне не хотелось ему что-либо доказывать, но я понимала, что должна, хотя бы для того, чтобы Фениксу стало легче, чтобы он смог действовать, не оглядываясь, не опасаясь, что я заработаю новые ссадины.

Примирив всех возмущённых демонов, я наконец направилась на рынок.

— Я сразу понял, это любовь с первого взгляда! — криво заулыбался продавец оружия. — Знал, что вы вернётесь и специально сберёг! — Хитро подмигнув, он назвал цену.

— Да вы что! — тут же вырвалось возмущённо. — Вчера было вдвое дешевле!

— Но вы пришли сегодня, — вновь алчно улыбнулся торговец. — Могу уступить… эм… пятьдесят монет.

Я едва не лопнула от возмущения. В котле ещё не остыло варево негодования, и я без обиняков вступила то ли в торги, то ли в препирательства. Торгаш уступать не хотел, а я не могла — при всём желании суммы мне не хватало.

— Как насчёт обмена? В придачу — кинжал и кортик?

— Пфф! В зубах ковыряться, что ль? — Тут его глаза округлились, а я почувствовала лёгкий толчок.

— Эй, аккуратней, растяпа! — прикрикнула я вслед скользящей сквозь толпу фигуре в лохмотьях. Мне даже полегчало. Но отнюдь не морально. Пояс уже не так тянул вниз. — Ах ты! Стоять! — завопила я, припуская следом за вором и «реквизированным» кошельком.

Это была, воистину, самая быстрая гонка в моей жизни: подгоняло чувство грядущего стыда, если мерзавец сбежит. Вор мастерски петлял по улочкам, потом вовсе взлетел на крышу. Я следом, но перепрыгивать на соседний дом не решилась и продолжила погоню по земле. Приходилось преодолевать не только поток людей, но и болтающуюся под ногами живность, нырять под открытыми ставнями, перепрыгивать заборы, протискиваться в щели и при всём при этом стараться не запутаться в собственных конечностях. Воришку это, казалось, только забавляло. Мы вылетели на пустырь перед холмом, поросшим надгробиями. Вор, как мартышка, пополз вверх, а я подхватила на ходу с земли булыжник и запустила в него. Камень приземлился в паре дюймов. Но карманник отвлёкся, ноги поехали по траве. Я с разбегу навалилась на него, и мы, как два счастливых идиота, скатились вниз. Сопернику в забеге повезло меньше — он приложился спиной о могильный камень, а я тут же вскочила на ноги. К тому моменту, как он поднялся, у меня в руках был весьма убедительный аргумент. Вор, тяжело дыша, смерил взглядом расстояние между собой и остриём шпаги. Тем временем его испепелял мой крайне решительный взгляд. Брезгливо сплюнув, негодяй трусцой припустил прочь.

Я подняла с земли многострадальный кошель. Чувство триумфа затмевало даже острую боль в боку.

— Не могу, значит, постоять за себя? — победно вопросила я, глядя вслед исчезающей вдали худощавой фигуре. Шпага нырнула в ножны. Я направилась обратно, и тут же подбородком встретилась с чьим-то плечом в камзоле. — О, простите, сэр… — на автомате выплюнула я, а следующие слова комом застряли в горле. «Вот засада…»

====== Глава XXII. Вода. ======

Комментарий к Глава

XXII

. Вода. ♪ А спонсор этой части – шизофрения Джека Воробья aka 'Multiple Jacks'! ♫

Я медленно моргнула в надежде, что видение исчезнет; за это мгновение в голове пронеслось бесчисленное множество мыслей — от стыдливого сожаления до решительного плана, как выпутаться.

— К-к-капитан, — зубы оскалились в кривой улыбке, — Смолл? — Пожилой отставной офицер приветливо кивнул головой, заложив руки за спину. Гладко выбритый, выспавшийся, без единой пылинки на одежде он будто бы едва сошел с порога собственного особняка. — Вот так встреча! — Я постепенно засеменила назад. — Вы? На Тортуге?

За спиной зашуршали шаги: двое в штатском с солдатской выправкой. Я сверкнула нервной улыбкой. Меня заманили в ловушку, в очень неудобную ловушку. Пустырь, где из свидетелей лишь имена на могильных камнях, глухие стены домов и два проулка, путь в один из которых уже отрезан. Второй просвет между домами был чуть позади Смолла. Наши взгляды на мгновение пересеклись, и я тут же рванула с места. До конца проулка оставалось каких-то пару ярдов! Но «свет в конце тоннеля» угас, едва из-за угла появились ещё трое «слуг короля». На пустыре никто и с места не двинулся. Я попятилась назад, отступая перед решительной солдатской троицей. Они гнали меня обратно, красноречиво держась за ружья.

— Не думайте, что я так легко сдамся! — Я метнула в Смолла горящий злостью взгляд под звон покидающей ножны шпаги.

Солдаты окружили плотным кольцом и ждали приказаний. Ветер принес сильный аромат протухшего мяса, значит, поблизости таверна или какая-то забегаловка — шанс привлечь внимание.

— Вы не в том положении… — как всегда миролюбиво начал Уильям Смолл. Я метнулась к нему, рассекая клинком воздух. Шпага звякнула о солдатское ружье, штык резанул ладонь, и оружие вылетело из руки. Солдат отшвырнул шпагу в траву. Я схватилась за кортик; в следующий миг затылок сотрясло ударом, и я в который раз за сутки безвольно рухнула в ноги нападающим. В глазах медленно темнело, голоса сливались в единый гул, а от тела не поступало никаких позывных. «Помогите…» — прошептала я одними губами. Сознание подняло белый флаг, разум канул во тьму.

Из горла вырвался сдавленный хриплый кашель. В закрытые веки бил яркий свет, открывать глаза не хотелось. Мне казалось, что я умерла и переродилась — в награду за неизвестные грехи — в кузнечный верстак, а голова превратилась в наковальню.

— Что вы за изверги такие? — слипшимися губами заговорила я в неизведанную пустоту. — Зачем бить по голове, идиоты чертовы… Почему не хлороформ? А потом давление, гематомы, застой крови… Вас бы так…

В ответ на это кто-то шумно вдохнул с легким присвистом, гулко отозвалась доска под подошвой. Я приоткрыла веки и тут же об этом пожалела — посттравматическая мигрень отказывалась принимать дневной свет. Я перевернулась на бок, спиной к источнику люменов; в голове запустилась центрифуга. Замутило. Рука соскользнула с края койки, подталкивая к искушению облегчить полупустой желудок. Я закрыла ладонями лицо и поочередно открыла глаза, а затем раздвинула пальцы. Хоть уши заполнял давящий гул, обоняние улавливало лишь запах запекшейся в носу крови, окружение не вызвало большого удивления. Каюта неизвестного капитана неизвестного судна, обставленная по-военному сдержанно — мутить теперь будет не только от удара, но и от качки. Медленно ползущий взгляд наткнулся на фигуру Смолла. Офицер молчал. Я заторможено моргала, молясь, чтобы от ударов сердца не лопнула голова. Остальное было неинтересно.

— Приношу свои извинения за… — он поднялся, — предоставленные неудобства. В прошлый раз наше общение не заладилось…

— И вы решили радикально сменить его манеру? — прогундосила я.

— Возможно, это было излишне, и мистер Молрой поспешил, однако, надо признать, вы весьма однозначно отказались идти добровольно.

— Вы весьма однозначно дали понять, что это не прогулка за мороженым. — По лицу капитана скользнула тень непонимания, губы слегка поджались. — Что дальше? Повезете в Нассау на суд и казнь, хм?

Смолл заложил руки за спину и сделал пару шагов ко мне. Его глаза окрасились оттенками проникновенной, но искусственной искренности.

— Я надеялся, мисс Диана, наладить диалог между нами, прийти к пониманию, что будет нам всем на пользу.

Придерживаясь за голову рукой, я приняла сидячее положение. Тьма рассеивалась постепенно, словно с экрана перед глазами расползались тысячи микроскопических букашек.

— П-простите, может, я чего-то не понимаю? Заманивание в ловушку и грубое похищение средь бела дня всё ещё в рамках налаживания диалогов? — Смолл собрался ответить, но я перебила: — Вам не диалог нужен, а сведения. Значит, это только начало. А потом… Пытки, да?

Сэр Уильям усмехнулся и взял паузу, наполняя высокий бокал водой.

— Нет, мисс… — Он протянул его мне. — Простите, вы всё ещё не назвали своей фамилии.

— Уитлокк, — ехидно выдохнула я в бокал. Пожалуй, за ещё одну порцию прохладительной жидкости можно было потерпеть занудные речи. Мужчина сдержал усмешку и лишь многозначительно кивнул.

— Мисс Диана, я понимаю, у вас есть основания для скептического настроя, есть основания воспринимать мои слова в штыки, но, поверьте, в ваших интересах прислушаться ко мне. — Я картинно закатила глаза. — Буду с вами откровенен, я здесь не для того, чтобы охотиться за вами или вашими… спутниками. По крайней мере, сейчас. Многие годы я жил спокойной жизнью, похоронив все мысли об искушении, но явились вы и разворошили то, что я смиренно отверг. Вы напомнили мне кое о чем… Конечно, в первую очередь, меня самого, некогда так же бесконечно алчущего сокровища. Но кроме этого, о некоторых… обязательствах, которые — в силу, не знаю уж, малодушия или вероломности, — но я не смог исполнить.

— Так-так, — я театрально подняла руки, — погодите секундочку, сэр Смолл. — Он уставился на меня весьма ошарашенным взглядом человека, не привыкшего, чтобы его перебивали. Особенно женщины. Особенно пиратки. — Я тоже буду с вами откровенна: меня утомляет ваше двуличие. — Лицо собеседника осталось непроницаемым. — Знаете, я полагаю, человеческим поступкам есть одна из двух причин: мы делаем что-то либо ради кого-то, либо из-за кого-то. Я уже говорила, этот ваш «эфир власти» мне не нужен, но ради друзей я готова рыскать в его поисках, словно бы на кону моя жизнь. А вот вы… Помню, в темнице в Нассау вы обмолвились про неоплаченный долг. Всё из-за этого, верно? Из-за Арлин? — Надо мной по-прежнему нависала статуя Уильяма Смолла, но за недвижными зрачками в приступе ярости метался уязвлённый человек. — Вам не даёт уснуть и, как вы говорите, смириться отнюдь не жажда соревнования, обладания камнем, а банальная совесть. Невыплаченный долг. Ваш брат, к его чести, не врал себе, что одержим, что тратит жизнь, что потерял всё во имя ничего, он принял это. А вы лишь погрузились в видимость принятия поражения, продолжили подчиняться правилам и попытались забыть о предательстве. Со временем голос совести затих, но тут, так некстати, явились мы, напомнив о вашем преступлении, в первую очередь, перед самим собой. Именно эта агония не даёт вам покоя. Именно поэтому вы вернулись к поискам того, в существование чего так упорно не верили. Или пытались не верить, ибо так легче. И вот вы снова в игре, вам надоели правила, и вы хотите сжульничать, подглядев у других игроков, обогнать их… Поэтому я здесь. Скажите, если я не права.

Экс-капитан всё это время смотрел куда-то сквозь меня, а после отвечать не торопился. Я опорожнила остатки воды и принялась вертеть бокал перед носом, разглядывая, как в нем расплывается мебель. Смолл отвернулся, нарочито аккуратно поставил графин на столик и затем тяжело опустился на массивный стул.

— Откуда вы узнали? — бесстрастно прозвучал его голос.

— От вашего мёртвого брата, — в тон ему отозвалась я, не сводя глаз со стекла.

Сэр Уильям подавился грустной усмешкой.

— И даже после смерти… — неопределённо пробурчал он под нос. — Что ж, — внутренние демоны пожилого офицера вновь нацепили узду, — в проницательности вам не откажешь,мисс. Тем не менее, каковыми бы ни были мои мотивы, цель нашей встречи осталась неизменной.

Я выглянула из-за бокала.

— Вы не поняли, что я ничего, абсолютно, совершенно, ни капельки не скажу? Что бы вы ни делали.

— Мисс Диана, — с улыбкой вздохнул Смолл, — вы в силу своей молодости и горячности склонны полагать, что все кругом так же нетерпеливы и готовы пытать и шантажировать любого, кто обладает хоть крупицей ценного знания. — В реплике слышался неприкрытый и укоризненный намёк на события в особняке в Нассау; игнорировать его без малейшего зазрения совести было даже приятно. — Терпение — одна из величайших человеческих черт. Я хочу переубедить вас, склонить на свою сторону, но — добровольно. Я докажу, и, уверен, вы поймете и примете иную точку зрения.

— Иную? Вашу. Наладить диалог, склонить, переубедить, доказать… Простите, сэр, но с какой стати вы полагаете, что я в принципе буду вас слушать и слышать?

В глазах собеседника метнулось нечто — настораживающее, даже больше пугающее, словно блеснувший огонек маяка, неверный, заманивающий на подводные скалы.

— Смерть, мисс Диана. С ней встретиться не так много желающих. Вы не представляете, что ищете и к чему приведут вас поиски.

Я уж было собиралась закатывать глаза, раз старый моряк завел опять свою шарманку, но глас любопытства и некий трезвый участок мозга красноречиво намекнули, что не всякую информацию стоит списывать со счетов.

— А вы, значит, знаете? — Смолл промолчал. — Хорошо… Как насчет бартера? Сведения в обмен на сведения: вы делитесь знаниями о камне, я — о том, как к нему добраться.

Уильям Смолл поднялся, расслабляя каменное лицо улыбкой.

— Видите, договориться не так сложно. Есть ве… — Собеседника прервал несдержанный стук в дверь. Смолл едва успел обернуться, а в каюту уже шагнул высокий сложенный офицер со вздернутым носом и режущим взглядом. — Я приказал не беспокоить. — Холодный гнев окрасил слова сэра Уильяма.

— Простите, сэр, дело… весьма срочное. К вам посетитель. — Офицер протянул маленький листочек.

Смолл стоял спиной, увидеть его реакцию было невозможно, обернулось ко мне по-прежнему обманчиво бесстрастное лицо и окрасившиеся заинтересованностью глаза.

— Я прикажу подать обед и, надеюсь, вы разделите со мной трапезу. — Я ответила сдержанной улыбкой. — Только, — он слегка замешкался, — прошу вас, смените наряд. — Его взгляд указал на объемный сверток на рундуке у стены. Не мешкая, мужчины вышли. Дверь закрылась.

Тишина. Шелестит море. Судно поскрипывает, переваливаясь на волнах. Качка едва чувствуется. Над головой не стучат привычно гулкие шаги пиратских ног.

Не теряя времени, я подлетела к одному из больших окон. Корабль стоял на якоре всего в полумиле от укутанного тропиками острова. Вряд ли я провалялась в отключке много времени, скорее, это просто оборотная сторона Тортуги. Оружия при мне, конечно же, не было, если исключать смекалку. Стоило признать, Смолл умело закинул удочки, во всяком случае не пришедший окончательно в себя разум заглотил червячка. Тем не менее, оставаться в плену планов не было. Всего-то полмили! Дверь на кормовой балкон оказалась не заперта, но вот находился он довольно-таки высоко, а прыгун с трамплина был из меня не лучший. Я невольно ахнула, разглядев ниже перила ещё одного балкончика, а над головой две чугунные пушечные тушки. Уж это явно не прогулочный ботик. Мешкать было некогда. Я подперла дверь в каюту стулом и выбежала на балкон. От сапог пришлось избавиться. Полагаться на тело было неразумно, конечности отзывались с опозданием, но я всё же перелезла через перила. Корму украшал барельеф со львами и морскими богинями, по нему так удобно было спускаться на балкон нижней палубы. Двери там были приоткрыты, принуждая вжаться в дерево, прикусить язык и почти вслепую искать опору под ногой. Раненная рука сдалась довольно быстро, порез закровил, пришлось разжать пальцы. Решив скопить сил перед заплывом века, я пристроилась к перилам и легко перелезла на балкон. Из каюты доносился негромкий заносчивый голос, кажется, принадлежащий тому высокому офицеру, затем его перебил приказующий тон Смолла, и отозвалась стуком дверь. Разговор, даже, скорее, тихий монолог неизвестного посетителя продолжался недолго.

— Неудивительно, — совсем рядом прозвучал голос Уильяма Смолла, полный сдержанного раздражения. — Но вряд ли у вас имеются доказательства.

Офицер отошел вглубь каюты, слова доносились неразборчиво. Разговор не двигался к завершению, и времени на побег предоставлялось достаточно. Я глянула на плескавшееся под форштевнем море. Сейчас или никогда. Я оперлась руками о перила и уже готова была забросить ногу, но тут голос Смолла прозвучал чуть ли не над самым ухом.

— Допустим, и что дальше? — Я отпрянула назад и вжалась в стенку. — Аванса не будет, учтите.

— Понимаю, деловой подход.

У меня внутри произошел глобальный переворот, как на аттракционе свободного падения. Язык в последнюю секунду прилип к небу и удержал от ошарашенного: «Что?!». Молясь всем известным богам, чтобы слух меня подвел, и втайне надеясь, что угадала верно, я опустилась на корточки и подползла к проему. Смолл стоял спиной, привычно сцепив руки. Его гость сидел за массивным столом, вертя в пальцах чайную ложечку и поигрывая коварной ухмылочкой.

— Капитан Уитлокк двинется на север, к острову Большой Инагуа, чтобы зафрахтовать судно… — со знанием дела и без малейшего зазрения совести продекларировал Джек Воробей.

— Зачем вам ещё один корабль? — перебил его Смолл.

— Нам придется заходить в мелкие воды, у наших кораблей слишком большая осадка.

— Далее.

— Сэр, мы же… — начал Джек. Я слишком наклонилась вперед, под коленкой предательски скрипнула доска. Отставной офицер обернулся, но моя физиономия исчезла, а тело слилось с ребристой и теплой резьбой. Двери балкона захлопнулись.

Душа металась на грани паники, мозг не успевал за эмоциями, сердце подгоняло действовать. В переговорной что-то происходило — Джек недоуменно нахмурился, двери распахнулись, ввалились двое солдат. Продолжения я дожидаться не стала. Побег отменялся. Пальцы дрожали, с трудом цепляясь за барельеф, ладони вспотели от волнения — я была похожа на полудохлую муху, ползущую по окну. Правда, в отличие от несчастного насекомого, я ужасно торопилась, а потому отчаянно пыхтела и кряхтела, карабкаясь обратно в капитанскую каюту. Я плюхнулась на верхний балкон и тут же стартанула к платью.

Предатель? Джек Воробей — предатель? Как всегда, решил усидеть на двух стульях, но что-то пошло не по плану? Инагуа? Ничего такого не слышала. Хотя я вообще ничего не слышала! Итак, Смолл вступил в игру, обзавелся теперь уже двумя козырями и вряд ли намерен сбавлять обороты. Таким, как он, это совершенно не свойственно. Офицер, чья жизнь клонится к закату, хочет обрести покой в ореоле славы и потому идет ва-банк. Но что же он требовал от Джека? И какого черта Воробей сюда приперся? Откуда узнал? Сначала тайные рандеву с сеньоритой Тич, теперь переговоры с этим престарелым англичанином. Может, это лишь обманка? Может, Джек решил выудить что-то еще из Смолла, но не нашел предлога получше? А теперь, когда кэп попался, что сэр Уильям потребует с меня? Будет шантажировать Джеком? Если так, всё пропало. С другой стороны, я не смогу ничего разгласить, раз не знаю, что именно подлежит разглашению. Британские солдаты? Смолл заручился поддержкой короны? Не удивительно, при его-то связях! И наскреб где-то плавучую крепость? Если мои представления о корабле окажутся хоть отдаленно верными, пиратам несдобровать. Да и какого дьявола им понадобилось менять свои шикарные корабли? Вот это уже, определенно, откровенная чушь! Джек за все богатства мира не откажется от «Жемчужины» — что на суше, что на море. Большой Инагуа? Звучит как замысловатое название ловушки. Логично, если…

— Мисс! Немедленно отоприте дверь! — Вновь донесся грохот, который все это время я без труда игнорировала.

— Хотите помочь с затяжкой платья? — прикрикнула я. За дверью затихли. Потеряв терпение, я спрятала оставшиеся завязки под кофту и призвала к лицу недовольный вид.

— Кто позволил запираться? — недовольно выплюнул в меня носатый офицер, едва я открыла дверь.

— По-вашему, следовало на квартер-дек выйти? — Пока служилый поджимал губы, я исследовала взглядом доступный кусочек палубы. Разглядеть удалось лишь спускающиеся полукругом ступени по обеим сторонам от каюты, массивный ствол мачты и несколько матросских фигур в утвержденных британским уставом формах. Меня нагло загнали обратно с безыскусной напускной вежливостью. Засвистела боцманская трубка. Выбрали якорь. Паруса потянули корабль в открытое море. Накрыли стол, и лишь потом вернулся Уильям Смолл. За это время в голове сформировалась, как показалось, идеальная тактика поведения.

Офицер улыбнулся, словно бы в знак победы, раз я сменила пиратский наряд.

— Рад, что вы прислушались ко мне, — закивал Смолл, помогая сесть. Голос моряка избавился от напряженных тонов.

Пока кок управлялся с мясом и гарниром, я взяла в руку бокал вина и многозначительно улыбнулась.

— Разве у меня был выбор, сэр? К тому же, я очень надеюсь, предложенный вариант переговоров будет обоюдно полезен. Кстати, вы так и не высказались по поводу нашего бартера. Благодарю, — кивнула я коку. Вид истекающей соком и благоухающей ароматом индейки поднял в желудке голодный мятеж. Пришлось проявлять недюжинное терпение, чтобы не накинуться на мясо, как оголодавший дикарь.

— То есть я могу вам доверять? — прямо спросил Смолл.

Я улыбнулась.

— А у вас есть возможность проверить мои слова? Полагаю, нет. — Собеседник никак себя не выдал. — Равно как и у меня. Так что до определенного момента придется выдать друг другу кредит доверия.

Не дожидаясь приглашения к трапезе, я со всей возможной сдержанностью накинулась на еду. От вина, на удивление, в голове перестали работать отбойные молотки. Жестковатая индейка вполне сошла за шедевр высокой кухни, ибо, стоит признать, разнообразием пиратский рацион не отличался, а мясо (в большинстве своем жирный и уставший от жизни кабан) перепадало лишь при удачных заходах в порт. Смолл терпеливо пережевывал батат, его глаза водили по мне испытующим взглядом, как лупой над каким-нибудь насекомым. Наконец я не вытерпела и медленно подняла вопросительный взгляд. Проблема «первобытного голода» утратила актуальность, и еда не отвлекала внимания больше, чем необходимо.

— Меня настораживает, мисс Диана, как быстро вы сменили позицию, — открыто пояснил Смолл.

— Вы заинтриговали меня, как минимум. — Столовые приборы звякнули о край тарелки. — Ещё тогда, в темнице Нассау, вы отнеслись ко мне, откровенно говоря, странно, учитывая все обстоятельства. Признаюсь, ваши проповеди меня мало волновали, но ваша настойчивость заставляет обратить на стращания хоть толику внимания. Может, это искреннее и наивное чисто женское любопытство… Кроме того, взгляните на ситуацию моими глазами: берег далеко и с каждой минутой становится всё дальше, противников на корабле внушительное количество, чего не сказать о союзниках, а вы в который раз намекаете, что в поисках сокровища мы лишь слепые котята. Не знаю, стратегия ли это или тактика безысходности, но я иду на уступки в надежде обрести выгоду. Ваши же намерения относительно меня весьма туманны. — Я переключилась на вино, чувствуя, как постепенно расслабляются мышцы и натянутые струны самообладания.

Смолл слегка раздвинул уголки губ то ли в намеке на улыбку, то ли в попытке скрыть гримасу недовольства.

— Могу вас заверить, в данную минуту вам ничего не угрожает, мисс.

Я изогнула бровь.

— В данную?

Капитан откинулся на высокую спинку стула.

— Полагаю, вы уже продумали план побега, — понимающе улыбнулся он.

Я усмехнулась.

— Вы снялись с якоря и взяли курс…

— Верный? — мгновенно оживился сэр Уильям. Я ответила уклончивой улыбкой. Ещё минута ушла на тщательное пережевывание последнего кусочка птицы. Смолл в спокойствии поедал овощной гарнир. — Скажите, мисс Диана, — англичанин глянул на меня проницательным взором, — как вы стали… одной из них?

— Пираткой? — нарочно уточнила я, зная, что его это непременно покоробит. — Вы удивитесь, но, скорее, добровольно, чем вынуждено. Судьба сыграла со мной забавную шутку и познакомила с одним славным пиратом. До этой встречи я, равно как и весь «цивилизованный» мир, считала их… гхм… дикарями, но, преодолев не одну сотню миль бок о бок, поняла, что «цивилизация» — вещь спорная, а в пиратстве имеется ряд весомых преимуществ.

— Этим пиратом был Уитлокк? — полюбопытствовал Смолл.

— Нет, что вы, — усмехнулась я, — Джеймс как раз таки подался в пираты благодаря мне. Или из-за меня, вот уж не знаю.

— Значит, Воробей?

— Этот меня едва знает, — отмахнулась я.

Уильям Смолл подался вперед, наполняя бокал.

— Признаюсь, вы не похожи ни на одну молодую особу, что мне когда-либо доводилось встречать, но, мне кажется, вам не место среди них.

— Человек не предмет, чтобы иметь место, — раздраженно бросила я.

Повисла равнодушная тишина. Кок отправился на камбуз. Я ковыряла вилкой нарезанные фрукты. Смолл растворился взглядом в окне. Тот огромный налет непринужденности, что сопровождал трапезу, не мог скрыть игры в покер с высокими ставками. Стареющий капитан слово держал, не давил, наводил мосты постепенно, как бы за между прочим, но я отчетливо сознавала, что каждое мое слово может стать доской в этой подвесной конструкции. Чем больше Смолл узнает добровольно, тем легче сможет выудить оставшееся. Я играла в ту же игру. С одной стороны, надеялась на пресловутый бартер, пусть мне и нечем было торговать наверняка; с другой, так же нарочито беспечно пыталась вытащить из собеседника хоть полслова, хоть намек на переговоры с Воробьем и их итог. Раз побег не удался и меня на «Страннике» уже, как пить дать, хватились, будет неплохо предстать перед Фениксом с какой-нибудь ценной или, на худой конец, интересной историей, чем доказать состоятельность собственной самостоятельности. Знать бы, что сейчас творится на Тортуге, когда никто не может найти уже двух участников погони за сокровищем…

— Надеетесь, они придут за вами? — вдруг негромко поинтересовался Смолл, считав улыбку на моем лице.

— Безнадежен тот пленник, что не мечтает сбежать, — пожала я плечами. — Но пока я здесь, ваша очередь делиться историями. Почему вы так уверены, что это сокровище — синоним смерти?

Сэр Уильям вздохнул.

— Так и есть. Каждый, кто искал камень, кто продвинулся хотя бы на шаг дальше предшественника, неминуемо отправился в мир иной раньше положенного срока.

— Спорное заявление. Назначенный срок не дано знать никому. Но даже если и так, вас это не пугает?

— Я прожил достаточно и вполне готов завершить дело всей жизни. Любой ценой. — Последние слова заставили меня вздрогнуть. Сэр Уильям прекрасно владел собой, и за все время разговора истинные помыслы и эмоции громоздились за непроницаемым защитным экраном. И только сейчас его голос прозвучал так, что усомниться в намерениях, в усилиях и решимости старого офицера не представлялось даже гипотетически возможным. Хотел Смолл того или нет, но предупреждение — на его пути лучше не стоять — донеслось до меня кристально ясно.

— Камень ведь гораздо большее, чем драгоценная стекляшка, верно? — проговорила я, не сводя глаз с лица собеседника.

 — Драгоценная стекляшка? — изумился экс-капитан. — Надеюсь, это ирония, в противном случае я поражаюсь пиратской алчности и глупости, раз ваша братия готова гнаться сломя голову за неизвестной ценностью, лишь бы продать подороже! — В голосе звучало искреннее недоумение.

Я впервые задумалась, что есть искомый камень на самом деле и как много о его природе знают все участники карибского соревнования. Если «эфир власти» не так прост, на что намекает Смолл, то мне уж точно предстоит каяться в собственной наивности и недальновидности. Что касается остальных… Трудно сказать, кто из пиратов руководствуется алчностью, кто благоразумием, а кто безвыходностью положения. До этого разговора сущность камня меня мало заботила, хоть он и являлся нашей целью, — были проблемы более близкого характера. Да, где-то стояла пометка, мол, «побрякушка не так проста», но заниматься более глубоким анализом было как-то не с руки.

Многозначительно поведя бровью, я приняла наиболее расслабленную позу: откинулась на спинку стула, поставила локоть на подлокотник и принялась скрупулезно разглядывать ногти.

— Вы лукавите, говоря, что продолжаете поиски лишь для того, чтобы найти. И муки совести здесь играют не главную роль. — Взгляд с искорками напускного ехидства сместился в сторону офицера. — Полагаю, когда некий артефакт называют «эфиром власти», его ищут во имя обладания этой самой властью. И что за сила заключена в нём?

Смолл повел подбородком, три секунды растворились в тишине, и сэр Уильям мягко рассмеялся. Я опустила руки на стол, сплетая пальцы, и внимательно обратилась к нему в холодном терпении.

— Отличная партия, мисс Диана! — одобрительно закивал он. — Я вас немного недооценил, — признался Смолл, вставая из-за стола. — Благодарю, что составили старику компанию, — впервые по-простому обратился он. Я слегка растерялась, наблюдая, как офицер неспешно направляется к выходу.

— На север. Ваш курс верный, — в спину выговорила я.

Смолл медленно обернулся, его темные глаза просветлели от незаметной улыбки. Ответа не последовало. Мужчина оставил меня в одиночестве и смятении. До глубокой ночи я просидела наедине с ворохом гипотез.

Тортуга исчезла за горизонтом, а вместе с ней и надежда на скорый побег. От кукования в заложниках страдало, пожалуй, лишь неудовлетворенное любопытство, в остальном же быть пленницей Смолла оказалось не так уж и плохо: цепи не надевали, в сырых подвалах не запирали, рацион не сокращали до корки плесневелого хлеба — и на том спасибо. За кормой расстилалось пастельно-лазурное море, изредка в легком саване дымки мимо проплывали огрызки суши. Мир по ту сторону двери оставался загадкой: пришлось укрощать исследовательские порывы и покорно сидеть в заточении в надежде усыпить бдительность тюремщиков. Наконец, когда вечерняя вахта отбила четыре склянки (что на сухопутном наречии значило десять часов вечера), я решила исследовать остальные чертоги «плавучего замка». Дверь в каюту доверительно не запиралась, но стоило едва просунуть в щелку нос, на пути возник солдатик в красном мундире: чуть моложе меня, с глазами новичка, переполненными через край любопытством и удивлением ко всему, особенно к девушкам-пиратам.

— Вам нельзя выходить, — максимально сурово оповестил он и чуть менее формально добавил, подумав: — Мисс.

— Понимаю, — пропела я, стеснительно укрываясь веером ресниц, — но я лишь хотела размять ноги на свежем воздухе, от качки мне становится дурно. — Для пущей убедительности я качнулась, хватаясь за плечо служилого.

Молодой солдат обернулся, оценивающе оглядывая пустующую палубу, и всё же отступил на полшага. Я благодарно улыбнулась и медленно двинулась к левому борту. Колени неуверенно подрагивали и отнюдь не от вхождения в роль. Кто бы знал, что ирония по поводу «плавучей крепости» окажется предвидением. С перепугу мне подумалось, что на один этот корабль приходятся два «Странника», или, если бы кто-то решил открыть на Карибах круизную компанию, сей парусник стал бы идеальным кандидатом на роль туристического лайнера. Только на верхней палубе я насчитала четырнадцать пушек, помимо двух кормовых. О носовых орудиях даже загадывать не решилась. Огонек на баке маячил словно бы в милях от меня; над марселями стволы мачт растворялись в ночном мраке. С вершины башни полуюта на меня глянул хмурым взором королевский дракон в форме рулевого. Где-то на полубаке просматривались в свете фонаря фигуры вахтенных офицеров. В остальном же в парусном замке было, на первый взгляд, немноголюдно, но спуститься на шканцы или пройти дальше, на звук голосов из кубрика, никто не позволил. Солдатик следовал за спиной как неверная тень, и едва я направилась к трапу, живо преградил путь. Настаивать я не стала.

Следующие два дня я виделась с Уильямом Смоллом гораздо чаще, чем хотела бы. Он буквально навязывал свое общество, не давал времени собраться с мыслями, пораскинуть мозгами, однако совершенно не настаивал на новой порции драгоценных сведений. Беспокойство проявилось, лишь когда я вновь переоделась в пиратский наряд. Что поделать, в практичной моряцкой одежде тело не запекалось, как в слоеном тесте из платья, да и чувствовала я себя в ней увереннее, словно в доспехах.

Ветер дул в корму, отчего массивный корабль полз с черепашьей скоростью. Но полз неизменно на север. И этот факт наводил на печальную мысль: возможно, Смолл так уверен в выбранном курсе, поскольку, пока я ломаю голову, прежде чем выдавить из себя хоть ползвука, вероломный капитан Воробей поет соловьем на пользу противнику. Совесть нервно ерзала, но я не могла списывать со счетов и такой вариант. С другой стороны, Смолл не относился к числу излишне самоуверенных людей. С трудом верилось, что он не допускает мысли о заговоре и заведомо ложных сведениях. Быть может, всё это — мое удачное похищение, добровольное явление Джека Воробья — лишь предвосхищающий шаг пиратов?.. Ах, если бы… Экс-капитан был слишком спокоен для человека, играющего на высокие ставки с, мягко говоря, ненадежными соперниками. А с каждым часом, приближающим прибытие к Инагуа, эти ставки возрастали. Смолл неуклонно демонстрировал абсолютный контроль над ситуацией. За всё время удалось лишь сформировать гипотезу, что небогатый запас офицерских знаний о камне либо исчерпан, либо крайне туманен. И больше ничего — ни намека на предателя-пирата под боком! С предателем, конечно, я преувеличивала, ибо поверить, что Джекки отдает такие козыри в руки противнику, да еще и противнику с поддержкой королевского флота, было сродни признанию Марса прародиной человечества. Во всем этом должен был быть хоть какой-то смысл… или умысел. Как бы там ни было, пропустив мимо ушей на Тортуге всю мало-мальски значимую информацию, раскрыть его я не могла. Приходилось каждую секунду быть настороже, но ситуация начала меняться лишь на третий день.

Утро подкрадывалось к полудню. Я несла вахту на кормовом балкончике; тоскливый взгляд забытого пса елозил по линии горизонта. Порой в чистом лазоревом небе мелькали снежинками белоснежные чайки. На душе было скверно. Я будто бы оказалась вдали от дома, в чужой недружелюбной земле без намека на родственную душу. Окончательно раскиснуть не давало любопытство и напоминание о пирате-попутчике где-то в карцере. Я как раз подыскивала, чем бы отвлечься от безрадостных дум, когда из каюты палубой ниже донеслись отголоски горячего спора. Натужно заскрипели позвонки и едва не засверкали пятки над головой, когда я свесилась через перила в надежде ухватить кусочек разговора. Но ветер, гнавший корабль фордевиндом, скоро припечатывал слова к корме, оставляя лишь утихающие тона эмоций.

Не прошло и четверти часа, как дискуссия завершилась, в дверях каюты объявился Уильям Смолл, натянутый, как струна у неумелого лютниста, с непроницаемым лицом и средоточием во взгляде.

— Не хотите размять ноги, мисс Диана? — без приветствия и уже привычной словесной игры предложил он. Соглашаясь, я бесстыже рассчитывала на экскурсионный променад по военному кораблю с непременным спуском в трюм. На деле же маршрут вышел скудным и уже известным, и от прогулки остался лишь элемент неспешного шага, коим Смолл ненавязчиво сопроводил меня на полуют, к мостику. Днем устрашающий вид корабля убивал весь захватнический дух со скоростью некогда улепетывающего от пелегостов пса-тюремщика. Будь такой парусник в пиратском арсенале, достаточно было бы «Веселому Роджеру» захлопать костями на ветру, и любое судно сдавалось бы без боя. — Внушительно, верно? — спросил Смолл, поймав взгляд моих округлившихся глаз.

— Не то слово. Охотник за пиратами?

— Ещё узнаем. — Слова сопроводил красноречивый взгляд.

Угроза или предостережение? Англичанин говорил как никогда двусмысленно. Выбирая из двух зол меньшее, я тактично промолчала.

— Я обещал не давить на вас, мисс, но не все присутствующие здесь наделены сходным терпением. Поэтому вынужден спросить вас прямо и рекомендую дать исчерпывающий ответ наиболее скоро. Если наш курс верный, что нас ждет там, куда мы идем?

— Вас поджимает время, — с улыбкой заметила я. — Вы правы, терпение у вас завидное, но, похоже, вы дотянули до последнего момента. И вы теперь в безвыходном положении, а я — в выигрышном?

— Спорное утверждение. — Офицер недоверчиво повел бровями.

— Тем не менее вы вынуждены давить на меня. Любопытно, чем вы руководствовались всё это время? Воистину, не угадали же вы верный курс!

— В ваших рядах предатель.

— Способный разгласить такое?! — с усмешкой фыркнула я.

— Самоуверенность — опасный порок, — наставнически заметил Смолл. — Равно как и чрезмерная и напрасная вера в других.

— Поясните.

— Ваша слепая преданность этим… пиратам. Мисс Диана, вам крайне необходимо взглянуть на происходящее другими глазами.

Я презрительно хмыкнула.

— Вашими?

— Вы готовы ради этих людей на всё, — продолжил Смолл, — они в ответ с такой же готовностью предают вас — сотрудничая ли со мной или же просто бросив вас на произвол судьбы. Признаюсь, я остерегался погони, хоть какой-нибудь, ибо, как меня уверяли, так нагло заявиться в пиратскую клоаку не храбрость, а безрассудство. На деле, я вижу лишь их наплевательское отношение, а потому мне искренне жаль вас.

— Это лишь досужие рассуждения, — дрогнувшим голосом отмахнулась я. — Бездоказательные!

Офицер вдохнул, закладывая руки назад.

— Увы.

Взгляд Смолла сместился за спину, призывая обернуться. Несмотря на то, что я предполагала дальнейшее развитие событий и уязвленность словами англичанина отыгрывала по заветам Станиславского, что-то предательски ёкнуло на задворках разума. Сохраняя состояние волнующего недопонимания, я опасливо обернулась к носу корабля. Взгляд, словно локатор, моментально вперился в фигуру капитана Джека Воробья, что, как крот, щурился от солнца у выхода из каюты. Ладони впились в перила мостика, ногти заскрежетали по дереву. В полушаге от пирата буравил меня взглядом уже знакомый офицер, а на трапе, ведущем с надстройки на квартер-дек, в готовности замерли двое караульных. По мне, надобность в них была излишней — на ногах и руках пленника позвякивали кандалы. Я высилась над Джеком, как любопытный зритель с галерки над сценой театра. Пьеса уверенно мчалась к кульминации.

— Он пришел сам, — с долей сочувствия отрезвляюще проговорил Смолл над плечом. — Предложил передавать все нужные сведения в обмен на помилование.

Я едва сдержалась от усмешки. Джек Воробей и амнистия? Слыхали о таком.

— Какого черта ты здесь забыл, Воробей?! — вскрикнула я.

Пират вскинул голову и инстинктивно шарахнулся назад.

— А ты? — тут же возмутился он.

— Ты всё им рассказал, гадский предатель! — продолжала я бушевать, аки разгневанная богиня морей.

— Что-то на тебе не вижу ни кандалов, ни следов от пыток, которым ты стоически не поддаешься! — съязвил Джек.

— Ах ты!.. — Я рванула к трапу, но Смолл поймал под руку железной хваткой.

Тут в разыгравшееся действо вмешался неожиданный участник.

— Довольно! — приказующим тоном рявкнул офицер рядом с кэпом. В подкрепление щелкнул взведенный курок его пистолета. — Облегчаю задачу: либо один из вас говорит правду, либо другой отправляется за борт на корм акулам.

— Лейтенант Дэвидсон! — вспыхнул Уильям Смолл. — Что вы себе позволяете! — прикрикнул он властным тоном человека, имеющего право командовать.

Офицер повел подбородком в сторону.

— При всем уважении, сэр Смолл, я не хочу рисковать и позволить этим мерзавцам заманить нас в ловушку. Данный вам срок подошел к концу, настало время решительных действий. — Смолл шумно сопел за моим плечом, но почему-то не намеревался спорить дальше. — Итак, исходя из того, что мы знаем, — офицерский пистолет уткнулся дулом в висок Джека Воробья, — мисс, советую говорить быстро и по существу.

Взгляд суетливо забегал по палубе. Дыхание сбилось, будто бы ребра стянул корсет. Смолл напряженно молчал. Я так хотела верить, что Дэвидсон блефует, но ставить жизнь Джека лишь на собственную веру просто не могла. И офицер откуда-то это знал наверняка.

— Живее! — Палец лейтенанта слегка надавил на спусковую скобу.

— Нет! — немного преувеличив высоту испуганных нот, вскрикнула я. Удивительно, насколько быстро мозг ориентировался в экстренной ситуации и смог вытянуть карты, на первый взгляд, с беспроигрышной комбинацией. — Инагуа! Большой Инагуа. Место встречи там, — выдохнула я и отступила назад, стыдливо опуская голову. Лейтенант потребовал пояснений. — Земля, где спрятан камень… Я не знаю координаты, но там мелкие воды… Мы решили найти судно с меньшей осадкой. У Уитлокка на Инагуа знакомый капитан порта, у которого есть шхуна. «Сбитая Чайка».

— Это не западня? Почему не было погони? — из-за спины донесся голос Смолла.

— Нет, это не ловушка. Уитлокк решил ненавязчиво избавиться от меня, мы рассорились и… Я отказалась быть в его команде.

Лейтенант Дэвидсон спрятал пистолет. Вряд ли ему надоест подобное ведение переговоров, когда рычаг давления исправно срабатывает.

Возникла пауза — мимолетная, призванная снять напряжение. У меня были планы иного характера. Сделав ещё полшага назад в мнимом приступе самобичевания, я резким выверенным броском выхватила боевую саблю Смолла из ножен и приставила к горлу англичанина. Доподлинно неизвестно, кого сей выпад поразил больше — Смолла, Дэвидсона, Воробья, солдат или всё же меня. Вояки шарахнулись было, но адреналин прочно выхватил вожжи моего самоуправления.

— А-а! — предостерегающе помотала я головой. Солдаты замерли. Лейтенант так и не успел до конца вытащить оружие: пистолет зацепился курком за перевязь. Смолл застыл, как в криокамере, слегка отклонился назад — то ли в целях безопасности, то ли от чувства презрения, кто знает. — Я нервничаю и нечаянно могу проткнуть ему артерию, — пугающе выплюнул кто-то угрозу моими устами. Я переместилась заложнику за спину, и теперь лезвие касалось гораздо большей поверхности его шеи. — Прочь. — Глаза недобро сверкнули красноречивым намеком рулевому. Моряк медлить не стал и быстро скрылся.

Недостатком столь «внушительных» размеров корабля был низкий уровень мобильности его экипажа: на носу и нижних палубах пока и не подозревали о происходящем. Но времени выиграно не так уж много. Что по плану? Пункт первый, союзник.

— Лейтенант, отдайте ваше оружие Джеку. — Офицер медлил, всё ещё держа пистолет. — Живее! — спародировала я его недавнее требование. Пылающий взгляд серых глаз обратился к Смоллу. Тот едва заметно кивнул. Дэвидсон медленно и крайне нехотя освобождался от колющего, режущего и изрыгающего пули инвентаря. Джек принимал оружие с видом крайне довольного удивления.

Тем временем Уильям Смолл решился заговорить — хриплым и напряженным голосом с нотками сопереживания, что ли?

— «Безнадежен тот пленник, что не мечтает сбежать», — понимающе улыбнулся он.

— Уж не обессудьте, но вы обещали мирный путь переговоров, — парировала я. Дэвидсон, избавившись от снаряжения, замер подле Воробья. Пират с интересом ученого-наблюдателя следил за моими действиями, чем заставлял нервничать стократ больше. — Отошлите их, — приказала я лейтенанту, кивнув головой: с нижних палуб, словно муравьи, посыпали красные мундиры. — Всех!

Покорность, с которой офицер выполнил указание, ввела меня в состояние крепкой оторопи. Палуба быстро опустела, хотя, бесспорно, бравые солдатики уже заняли позиции и готовы были действовать при первой возможности. Мне отчего-то подумалось, что других действующих лиц накрыла волна того же неуместного исследовательского интереса, что и капитана Воробья, и они просто наблюдали за следующим актом спектакля. Быть примой оказалось делом не из легких, желание быстрее скинуть корону и отступить на задворки пиратского театра напирало всё сильнее.

— Снимите цепи!

— Не могу, — спокойно ответил лейтенант, — ключ позади вас, я оставил его на столе с картами.

Уловка. Непременно уловка. Стоит только обернуться, ослабить контроль, потянуться за ключом — и мы с Джеком вновь окажемся пленниками.

— Тогда ведите его сюда, — приказала я.

Джек, ухватив солдатское снаряжение одной рукой, выставил локоть другой, как кокетливая барышня, и что-то с усмешкой шепнул офицеру. Тот брезгливо скривился и абы как хватанул пирата за край рукава. Кэп ступал неуклюже, кандалы не давали сделать полный шаг, отчего без того уникальная походка Воробья приобрела оттенки манер каких-нибудь гейш. Перед лестницей, что поднималась на надстройку полуюта вдоль борта, Дэвидсон остановился.

— Намерены захватить корабль? — Он уперся в меня взглядом, полным искреннего недоумения.

— Попытка не пытка, — откликнулась я и, глядя на Джека, улыбнулась: — Главное — улучить благоприятный момент.

— Посмотрим.

Я даже не успела уловить посыл этой фразы. Еще секунду после предо мной маячили коварные янтарные огоньки Джековых глаз, но перед… Дэвидсон молниеносным и мощным толчком пихнул Воробья в плечо. Тот только и успел, что издать краткий вопль, переваливаясь через невысокий фальшборт.

Цепи.

Кандалы.

Джек.

— Нет! — Последний звук не успел сорваться с губ, а я уже взлетела на планшир и без раздумий сиганула в воду.

Море встретило жесткими объятиями. От удара из груди выбило половину воздуха. В носу защербило от соли. В чистой лазурной воде я прекрасно видела, как отчаянно барахтается Джек почти рядом, в нескольких ярдах. На каждый преодоленный кэпом фут приходилось два, на которые утягивали оковы. Сердце бешено колотилось, тщась пробить черепную коробку. Я гребла так быстро, как умела. Волны оттаскивали назад, сапоги, словно гири, тянули вниз, а страх гнал вперед. Страх — что мне не хватит доли секунды, нескольких дюймов. Легкие жгло ледяным огнем. Разум балансировал на грани паники. Инстинкт самосохранения сражался с пресловутым «должна», с тем, что осталось от хаоса эмоций и чувств. Что-то тщедушное жалось к закоркам души, хныкало бессильно: «Не успеешь, не сможешь». Руки немели. Триггер на спасение собственной жизни готов был сработать в любую секунду, против моей воли. Рана на плече закровоточила, оставляя позади шлейф цвета бордо и такие ценные крупицы силы. Из последних сил я сделала рывок, глотнув воды, и схватила Джекки за запястье. От мысли, что не всё потеряно, открылось второе дыхание. Но поверхность была слишком далеко. Недостижимо. Я видела мерцающий свет, собирала остатки сил, чтобы добраться до него, но, казалось, с каждым движением не поднималась, а наоборот — тонула. Глаза стремительно заполняла тьма. Последний трезвый участок мозга равнодушно оповестил, что я уже и не барахтаюсь, а пытаюсь ухватиться пальцами за воду.

Ещё немного, и, наверное, со мной было бы кончено, но вдруг резкий рывок вытянул меня на поверхность. И ведь правда, пары дюймов не хватило. Я жадно хватанула воздух, кашляя, фыркая, скрываясь в волнах с головой и выныривая вновь. Глаза суетливо забегали. Джек плескался рядом — с огромным трудом, но главное — живой.

Не успела с глаз сойти муть, как кэп хватанул меня за руку, утягивая под воду. Раздались гулкие хлопки, что-то плюхнулось неподалеку. Я вынырнула за новой порцией воздуха. Сил практически не осталось. Джекки мельтешил руками, но периодически приходилось вытаскивать его на поверхность, уязвляя пиратское самолюбие. Едва наши головы вновь показались над водой, хлопки — теперь уже излишне громкие — повторились. Корабль ушел не так уж и далеко, даже удалось разглядеть длинное название на корме — «Бонавентура»; с палубы по нам открыли пальбу, как в тире.

«Трусливые твари!» — мысленно заорала я; вырваться крику из горла мешали бьющие в лицо волны. Пули зарывались в море в паре ярдов от нас. Но тут к борту подлетела разгневанная фигура Уильяма Смолла, и ружья поочередно убрались с огневых позиций.

— Туда, — булькнул Джек, отплевываясь; взгляд указал на отмель.

Я бросила прощальный взор на корму «Бонавентуры»; корабль удалялся, не сбавляя ход. Нам повезло, что мелководье оказалось в такой спасительной близости, и море там едва ли доставало до колена. Горло болело от соли, но я нервно посмеивалась вперемешку с фырканьем и кашлем. Страх умудриться помереть уже в который раз за последнюю неделю отступил, когда носки сапог коснулись песчаного дна, и, что главное, дышалось при этом свободно.

Джеку пришлось несладко. Мокрый и злой он упал на колени на дно отмели и протяжённое время отхаркивался от разъедающей лёгкие морской воды. Белая песчаная коса длиной в милю упиралась в густо поросший пальмами берег острова. Немного приведя дыхание в норму, кэп поплелся на сушу.

Выбравшись на пляж, мы синхронно рухнули на прогретый песок, как никогда радуясь твёрдой земле под ногами — да и под руками, и набившемуся в нос, уши и прилипшему к волосам песку. Во рту был такой запас соли, что хватит на долгую жизнь. Я перевалилась на спину — солнце слепило глаза, но приятно поглаживало лучами гусиную кожу, над головой возмущенно покрикивали чайки, ветер нашептывал прибоем поздравления с удачным спасением, кроны пальм приветливо шелестели листвой. Наконец из горла выбрался — сначала какой-то тщедушный, тестовый, но потом радостный и заливистый — смех. Я от души хохотала, пронзая счастливым взглядом бесконечно голубое небо.

— Ты всерьез думала захватить военный корабль? — Спустя много минут, наполненных жадными поглощениями свежего воздуха, кэп первым завязал разговор.

Я повернула голову, жмурясь от солнца. Джек приподнялся на локтях, мне адресовался скептически настроенный взгляд.

— Импровизировать нелегко, ты же и сам знаешь, — хрипло прозвучало в ответ. — Всё не так уж плохо. Побег удался, и врагов спровадили.

— Угу, — отозвался пират, — спровадили. Верным курсом.

Я резко села, оборачиваясь. Из-под сапога вылетел песчаный веер.

— Как это? — воскликнула я.

Воробей уселся, поочередно стянул сапоги и принялся освобождать их от воды и набившегося песка.

— А так, мисси. Какого черта ты выложила всю правду этим мундирам? — в сдержанном гневе спросил он.

— Я… я не знала… — как нашкодивший ребенок, залепетала я. — Просто услышала твои слова… А вот ты что там забыл, а? — Лучшая защита — нападение. — Ты действительно решил предать нас ради помилования?!

— Это правда, что душка-капитан хотел от тебя избавиться? — мгновенно парировал капитан Воробей с легким налетом издевки.

В глазах вспыхнул возмущенный огонь.

— Частично, — процедила я. — Ты уходишь от ответа.

Загорелое пиратское лицо приняло выражение чрезвычайной занятости. Позвякивая цепями, Джек с намеренной неспешностью, призванной довести меня до белого каления, принялся отжимать полы сюртука.

— У меня был план, — наконец обернулся кэп.

Для пущего эффекта следом прилетел красноречивый взгляд, намекающий, что «был» — исключительно до того, как в этот самый план сунула нос дилетантка. Но внутреннее «Я» уже прочно укрепилось в стенах форта «Пиратской дерзости», запаслось ядрами расчетливого сарказма и язвительности и взвело курки на ружьях мгновенного парирования любых аргументов. Оборона была готова к упрекающим в непрофессионализме капитанским атакам.

— Наверняка, гениальный. — Я театрально повела глазами.

— Прошу прощения, дорогуша, — вспыхнул Воробей, — но это вот, — укоряюще звякнули кандалы, — всё из-за тебя!

Я опешила, как по канону — беззвучно отвисла челюсть и округлились глаза до размера детских блюдец.

— В смысле?!

Капитан Воробей устало вздохнул.

— Матрос сообщил, что некую известную мне мадемуазель люди, похожие на служилых, тайно доставили на другую сторону острова. Не трудно предположить, что тебя планировали склонить к сотрудничеству и могли в этом преуспеть. Поэтому я оказался на палубе этого корабля лишь за тем, чтобы внести сумятицу в сведения, которые ты начнешь разглашать, рассказывая им правду в надежде, что твой блестящий женский ум сообразит говорить обратное, а заодно сыграть на их беспросветной убежденности в пиратской продажности и получить возможность держать в будущем врагов в поле зрения.

Я тупо моргала, покорно выслушивая всю тираду. Первый вопроспоследовал спустя несколько секунд переваривающей информацию тишины.

— Ты говорил им правду, думая, что я скажу неправду, чтобы Смолл, если вдруг узнает от меня правильный курс, решил, что это заговор, так как в начале то же самое сказал ему ты, а тебе нельзя верить? — На лбу пролегла глубокая складка от тяжких попыток сформулировать вопрос и не запутаться. Джек медленно повел глазами слева направо, будто произнесенные слова зависли у него перед носом невидимым начертанием. — И это твой гениальный план?!

— Ну, в общем-то — да, — просиял Воробей, прихлопнув в ладоши.

Я скорчила недоверчивую гримасу.

— И почему он не сработал? Почему Смолл поверил? Почему они даже паруса не приспустили, а так самоуверенно ломанулись вперед?

Джек Воробей слегка прищурился; правая бровь неоднозначно дрогнула.

— Поверил — потому что ты поклялась жизнью.

— Мог бы и спасибо сказать! — обиженно парировала я.

Пират возмущенно фыркнул.

— Ты не заметила, но шансов быть застреленным лейтенантом у меня было гораздо меньше, чем повторить судьбу Прихлопа Билла Тёрнера!

— Вновь не слышу благодарности! — Обида подорвала все пиратские укрепления стойкости и дерзости, голос взлетел вверх. Так умело пробивать оборону умудрялся только Джек, только перед его словами я оказывалась безоружна, как бы ни готовилась заранее, и этот факт стал приводить меня в бешенство.

Я отвернулась к морю и принялась избавляться от сапог. Воздух шумно свистел под носом, зубы отзывались уязвленным поскрипыванием. Охочая до пиратских заварушек особа внутри меня понимающе отошла в сторонку, дав возможность по-детски ранимой натуре наплакаться вволю. Меньше всего хотелось выглядеть слабой перед таким Джеком Воробьем, поэтому возмущаться приходилось самой себе.

«Это всё он виноват! Не заявился бы к Смоллу и не выложил ему то, что я не знала, так и разглашать бы мне нечего было! Да я бы сбежать могла сразу! Из-за него и прыгать пришлось! И вообще! Я ему жизнь спасла, неблагодарному! Дважды! Умник, тоже мне!» Когда оскорбленная истерика сбавила обороты, я как ни в чем не бывало подвела итог:

— Могло быть и хуже.

В ответ за спиной раздались неспешные и звонкие аплодисменты. Их не сопровождало позвякивание цепей, так что пришлось обернуться за пояснением. Со стороны джунглей к нам двигались по-хозяйски спокойными походками человек пять. И хоть мундиров на них не было, заткнутое за поясом у каждого оружие заставило нервно напрячься.

— Ну и ну! — начал один из незнакомцев — черноволосый, плечистый, загорелый, лет сорока. — Пожалуй, самый невероятный побег Джека Воробья, который я когда-либо видел! — расплываясь в восхищенной улыбке, воскликнул он. Джекки с непонятной ухмылочкой, окоченевшей под усами, ответно кивнул. — Ты не перестаешь удивлять, старина! — приветливо покачал головой незнакомец. Его спутники тянули улыбки в сходном направлении. Кэп поднялся, злобно поджимая губы на позвякивание наручников. Я так и осталась сидеть вполоборота, в прищуре поглядывая то на пирата, то на гостей. В мозгу суетливо носилась невероятная мысль — этот чертяка всё продумал и нас сейчас подберут соратники! Моряк, чесанув смольный затылок, остановился в паре шагов и звонко цыкнул. — Ты не узнаешь меня, Воробей, верно? — И спросил он это так, что сердце с привычным отчаянием поспешило рвануть со своего места. Рассредоточившиеся веером напарники незнакомца намекали на безрадостный исход. Интересно, можно ли тыкнуть пальцем в карту так, чтобы не попасть в какого-нибудь врага капитана «Черной Жемчужины»? — Мы с ребятами почти поймали тебя после побега с виселицы в Порт-Ройале, — напомнил чернявый небрежно, будто говорил, как они с Джеком вместе в школе учились. Те самые ребята загудели и расцвели злобными ностальгическими улыбками. — А потом, — добавил моряк, — Картахена, помнишь? Ты натравил на нас тех солдат из форта, а?

Джек посмурнел, словно бы действительно пытался вытянуть ту самую историю из омута памяти.

— Что-то не припомню, — ответил он с якобы извиняющейся улыбкой.

— Ну ничего, — протянул главарь, любуясь видом закованного и потому безобидного пирата, — у тебя будет время вспомнить. Забирайте, — приказал загорелый, и двое с проворством подхватили капитана Джека Воробья под белы рученьки — выражаясь фигурально. Я за происходящим наблюдала, храня обет молчания, и даже понадеялась, что меня не заметят. — Отлично, народ! В нашем кармане потяжелело на пять сотен фунтов! — Моряки отозвались радостным гулом. — Так, а ты? — Блестящие темные глаза незнакомца облизали меня оценивающим взглядом.

В отрешенном спокойствии я пожала плечами.

— Да я его едва знаю…

— Ага, как же! — выплюнул он, поднимая меня рывком. — Видал, как ты следом за ним ломанулась! Пошли, красавица, может, и за тебя что выручим.

Спасительный остров оказался не крупнее городского пустыря. Большая его часть подпала под власть тропической растительности. У западного берега, покачивая на ветру подобранными краями парусов, стоял на якоре бриг охотников за пиратами. Профессия эта возымела актуальность, и эти ребята, что уже принялись делить награду за Джекову шкуру, могли быть хоть солдатами, хоть каперами, хоть беспринципными пиратами, получившими помилование. Моральные устои, кодекс и наши чаяния их не волновали, ибо единственной важной вещью для них стал стабильный заработок за головы разбойников.

Прежде, чем нас рассадили по разным баркасам, я успела иронично бросить Джеку:

— Это обязательное условие — побывать с тобой на необитаемом острове, — чтобы потом хотеть убить? — Кэп на это ответил вопросительным взглядом.

Я зверски устала, соль щипала в ране на плече, ужасно хотелось пить, поэтому на кардинальную перемену ситуации отзывались лишь ленивые колокольчики отстраненного беспокойства. С корабля на бал, из огня да в полымя… Удивительно, как много приключений можно наскрести на то самое место, стоит только заявить, что ты сам себе хозяин, и выглянуть из-под крыла опекуна! Может, это жизненная программа по борьбе с самоуверенностью? Собственная судьба меня не интересовала так, как последствия от прибытия Смолла на Большой Инагуа. К тому же временные рамки фрахтования шхуны и пребывания союзников на острове мне никто не сообщал, оставалось только гадать и строить гипотезы в угоду разбушевавшейся фантазии. Что предпримут пираты, недосчитавшись Джека? Что будет делать Уитлокк? Кажется, мы запустили опасную цепь событий…

Бриг снялся с якоря. Нас держали на палубе под пристальным взором десятка моряков: решался вопрос о «размещении». Из разговоров удалось уловить, что карцеры переполнены, и Джек оказался подходящей вишенкой на торте перед отправкой беглецов заказчикам. Парусник взял курс на северо-запад. Островок удалился всего на четверть мили, когда марсовой на фоке оповестил:

— Правый борт! Фрегат! Идет на север! Курс норд-вест-норд!

Капитан уперся в горизонт подзорной трубой и через пару секунд дал отмашку:

— Оставим их, трюм уже битком.

Моряки расслабились, а навязчивое сопение рядом с моим плечом вытянуло огорченную ноту. Я бегло глянула на Джека, потом взгляд прилип к темному силуэту, скоро преодолевающему морские сажени.

— Это что, «Жемчужина»? — ошарашенным сипом зашипела я на кэпа. Тот только губы поджал. — И она идет мимо?

Если у капитана Воробья и был план, пусть самый невероятный, то в эту минуту ему пришел решительный конец.

На палубу поднялся боцман и что-то доложил капитану. Тот бросил взгляд на Джека, потом на меня и кивнул.

— Мистер Пенси, отведите пирата в карцер.

— А я? — испуганно слетело с языка.

— А вы, мисс, — улыбнулся охотник за головами, — будете радовать нас здесь.

Воображение тут же обеспечило меня самыми грязными и жуткими картинами грядущей печальной участи. Я принялась брыкаться и вырываться, пока на запястьях защелкивали наручники. Макушка Джека скрылась во мраке корабля, и тело впало в паническое оцепенение. Тактика была простой: притвориться мертвой, быть тише воды, ниже травы и молиться. Но, известная истина, у страха глаза велики. Капитан Бриггс оказал мне, по его заверению, услугу. Меня усадили у грот-мачты, цепь от наручников приковали замком к кольцу в палубе и тем самым спасли от удовольствия провести несколько дней в пропитанном вонью и потом карцере в компании двух десятков мужиков.

К вечеру мне хотелось вернуться во времена славного заточения на «Бонавентуре» — где была еда и вода, небольшая, но свобода, кресла, чтобы сидеть, кровать, чтобы лежать, а при желании и пара томиков для чтения. Здесь же испепеляло солнце, изматывала жажда, моряцкие взгляды заставляли чувствовать себя индейкой на раздаче перед голодными беспризорниками. Чем больше было таких взглядов, тем быстрее я хотела скопирфильдиться подальше от них. К восьмичасовым склянкам паранойя достигла перманентного состояния — улыбки, усмешки, взгляды, перемолвки — всё, непременно, касалось моей персоны. Рым, пристегнутые к нему наручники и ствол мачты за спиной не давали шевельнутся, да что там, просто поднять руки хотя бы на фут. Тело затекло, спина окаменела. Именно совокупность телесных и душевных мучений сподвигла найти полезное занятие для мнительного разума, чтобы абстрагироваться от происходящего. Несмело, исподтишка, пугаясь каждого звука, я начала незаметно раскачивать кольцо, к которому крепилась цепь. Действовать приходилось скрытно, разогнаться для хорошего пинка не получалось, а потому толку от моих «поглаживаний пяткой» было примерно столько же, сколько от биения мухи об стекло.

С наступлением темноты воздух посвежел, моряки разбрелись по койкам, я принялась подвывать на звезды. Вахтенные пару раз странно покосились на меня и разошлись: «Перегрелась, видать». Как назло, сон приходить не хотел, продляя удовольствие наслаждаться отвратительным днем. Но к полуночи организм сдался, и даже какофония матросского храпа растворилась на задворках сонного марева. Бродить в чудесном спокойствии царства Морфея удалось недолго: пробежавшая по опущенной ладони крыса заставила испуганно подпрыгнуть. Я сжалась в комок, насколько позволяли оковы, и зашмыгала носом. Спустя полчаса я шепотом напевала какую-то старинную шотландскую песню — грустную, но успокаивающую; голова покоилась на стволе мачты. Наверное, поэтому мелкие осторожные шаги быстро достигли слуха. Я завертела головой, но в поле зрения попала лишь пустующая палуба и ночное море. «Показалось», — подумалось мне, а в ответ по-мышиному скрипнула доска.

— Джек? — Я едва успела прикрыть рот ладонями. Кэп — слишком реальный для наваждения — подпрыгнул от неожиданности и отчаянно зашипел на меня. — Ты выбрался? — беззвучно выдохнула я. — Как?

Пират переключился на истинные повадки суриката, ей-богу. То привставал на цыпочки, вытягивая шею, то припадал к самой палубе, подтянутый, юркий — каждой своей клеточкой готовый к побегу. На его счастье, бриг освещался скупо: по одному фонарю на баке и у штурвала. Кэп просеменил к правому борту, где крепилась шлюпка; лунный свет подсветил дернувшийся в сомнении ус.

— Эй, Джек! — шепотом позвала я. — Джек! — Пират суетливо орудовал с удерживающими баркас тросами. — Вдвоем легче! — Кэп замер, прислушался, затем, словно ласка, метнулся ко мне.

Пока Джек воевал с замком, я, как самый ответственный дозорный, вылупилась в темноту максимально широко открытыми глазами. Спустя минуту ко мне обратился безрадостный взгляд бархатных глаз.

— Без ключа не открыть, — скорбно прошептал капитан. — Прости, дорогуша. — Он медленно отступал к фальшборту.

— Не бросай меня… — пролепетала я, чувствуя, как что-то постепенно обрывается внутри. — Джек, прошу…

Кэп принялся за шлюпочные тросы с утроенным усердием. Время поджимало. Но как бы шустро капитанские пальцы, поблескивая перстнями, ни разматывали узлы, преуспеть было не суждено.

— Мистер Пенси, вы должны мне три фунта. — С этими словами из темноты проступили фигуры капитана Бриггса, боцмана и еще нескольких членов команды. Капитан Воробей оказался в кольце врагов. — Я же говорил. Джек Воробей, что не пытается сбежать, как пить дать не настоящий, — прокомментировал Бриггс. Низкорослый матрос требовательно выставил руку, и кэп с видом крайнего унижения выложил на ладонь ключ от камеры. — И далеко ты собирался уйти на баркасе без провизии? — поинтересовался охотник.

— Подальше от вас, — карикатурно улыбнулся Джекки.

Капитан усмехнулся.

— Заканчивайте здесь.

Матросы подхватили неудачливого беглеца под локти. Мистер Пенси на пару с капитаном Бриггсом решили сделать мне приятный сюрприз и скрасить одиночество. Боцман вернул кандалы на запястья Джека, пирата усадили рядом со мной и приковали к тому же рыму, тем же самым замком. Удостоверившись, что теперь побег невозможен, моряки разошлись.

— Хорош был план, — попыталась я подбодрить капитана Воробья. Тот только дернул носом и продолжил хмурым взглядом буравить палубу. — Думаешь, — после пары минут тишины проговорила я, — Смолл помешает Джеймсу? И остальным? — Вновь обиженное молчание. Подумаешь, какая тонкая натура! — Они будут нас искать? — не унималась я. — Ведь будут же?

Мне так хотелось иметь надежду хоть на что-то, пусть самую хрупкую. Вдруг на «Черной Жемчужине», что так эпично проследовала мимо, кто-то краем глаза заметил, как их капитана прибирают к рукам охотники за пиратами?

— Такими темпами нас найдут разве что потомки Барбоссы, — наконец саркастично отозвался Джек.

— У него есть дети? — удивилась я. Воробей закатил глаза под шумный выдох.

Ночь безмолвствовала. Тишина угнетала, позволяла мыслям звучать громче, чем хотелось. Если на военном корабле я чувствовала себя принцессой, заточенной в замке, неуютно, но в целом терпимо, то здесь привести душу в равновесие и найти ей укромный уголок не получалось априори.

— Всё-таки он здорово сказал, Бриггс, — вновь нарушила я молчание, уткнувшись улыбающимся взглядом в крупинки звезд меж парусов. — Что ты не ты, если не попытаешь сбежать.

Джек звякнул цепью о доски и склонил голову на бок.

— С тобой ни один мой план не работает, — как бы напомнил он вдогонку укоряющему взгляду.

Я с улыбкой глянула ему в глаза.

— Может, тогда стоит объединиться?.. — заговорщически проговорила я. Физиономия сверкнула остатками коварства.

====== Глава XXIII. Песня. ======

Ночь серебрилась далеким лунным светом. Сонливо постанывал такелаж. В душе теплилось нечто оптимистично-светлое. Охотники за пиратами оказались достаточно великодушны и терпимы, позволив забрать с пляжа незатейливый скарб. Потому теперь каблук влажного сапога, натирая мозоль, отбивал негромко по палубе ритм выкатившейся из воспоминаний песни. И хоть из всей лирики помнились только две строчки, я с какой-то причудливой гордостью раз за разом беззвучно перекатывала их на языке. Песня эта была для меня о давно ушедшей империи, а для «аборигенов» этого века, скорее, сумбурным предсказанием о чрезвычайно далеком, а потому не особо и важном будущем. Главное — эти две строчки лаконично описывали наше с Джеком вынужденное ночное рандеву. Ничего лучше в голову не приходило, поэтому я довольствовалась шестью словами, в принудительном порядке задерживая момент, когда можно будет блеснуть перед кэпом натренированной смекалкой.

«Скованные одной цепью, связанные одной целью», — я сонно хлопала глазами, выслушивая неинтересную байку. Вахтенным стало скучно пялиться в ночь, моряки решили скрасить своим присутствием наше и без того не сказочное заточение. Первым делом они привязались к Воробью — персоне известной, а посему бесконечно интересной. Эти двое — мистер Боунс и Картер — оказались неплохими ребятами, если исключить их недюжинную навязчивость. Моряки не распространялись, но мне подумалось, что они пошли на «службу закону», чтобы прокормить себя и, может, семьи, а как такового зла на пиратскую братию не держали. Джек Воробей был для них, как Кракен, русалка или какой-нибудь там «Летучий Голландец» — легенда, словом. Только вот легенда эта вдруг ожила да прихватила пять сотен фунтов для более запоминающегося впечатления. Вопросы на кэпа сыпались друг за другом самые разные, а тот только и рад был потешить самолюбие да наговорить с три короба, благо уши слушателей от любопытства разве что торчком не стояли.

Я крайне терпеливо выслушивала пиратские рассказы о славных годах и известных похождениях; внутри же бушевал огонь неуемного желания поскорее поделиться с Джеком теперь уже своим «гениальным планом». Ждать пришлось неимоверно долго, как назло, навалился сон, опуская веки и уговаривая отложить все перипетии на завтра. Правда, от вахтенных была какая-никакая польза: гнев пиратского капитана угас под напором наивного восхищения, и лицо озарили блики «натертого» самолюбия.

— Фух, аллилуйя! — обрадовано зашипела я, едва Боунс и Картер покинули нас. — Думала, они никогда не уйдут. — Джек укоризненно сощурился и слегка цыкнул. — Что? Они отняли у нас драгоценное время!

— О, — саркастично протянул кэп, — так ты куда-то спешишь?

Я надула щеки, как хомяк, и медленно выпустила воздух, чтобы удержаться от желания дать пирату воспитательную затрещину.

— Я, конечно, не великий капитан Джек Воробей и даже не пытаюсь сравниться с твоей гениальностью в вопросе импровизации и побегов, — на одном дыхании прошептала я саркастическим шепотом, как раз в тон кэпу, — но, если ты на секундочку отвлечешься от почивания на лаврах, мы сможем расшатать эту штуковину, и, возможно, — да соблаговолят Посейдон, Калипсо и созвездия! — удастся сделать отсюда ноги. Нам обоим есть куда спешить, смекаешь?

Брови пирата двинулись к переносице; ко всей моей затее Джек Воробей относился откровенно скептически. И вот уж не знаю — из доброго ли расположения духа или во избежание бездействия, — но кэп, призадумавшись, кивнул. Правда, пришлось выслушать пятнадцатиминутную лекцию про то, как прочно заделывают рым в палубу. Периодически оглядываясь по сторонам, в состоянии перманентного беспокойства, похожие на чрезвычайно упертых, но трусливых кроликов, мы принялись расшатывать злосчастное кольцо. Шум поднимать воспрещалось, дело двигалось крайне медленно.

Я принялась допрашивать капитана Воробья на предмет всей упущенной информации, чем вызвала поучительное ехидство. Выяснить удалось немного. Первое, «Черная Жемчужина» так чинно проследовала мимо, ибо охотников за головами в планах не было, а согласно ему, пираты должны были страховать капитана на случай какой-нибудь напасти, но при этом не вызывая подозрений. Если бы фортуна обернулась к нам нужной стороной, на острове после побега осталось бы только подать сигнал и ждать эвакуации. Но, увы, теперь «Жемчужина» напрасно выслеживала корабль Смолла.

Второе и самое, как мне показалось, невероятное, — фрахтование шхуны не выдумка! Долго я не могла поверить, что придется променять роскошные парусники на… более аскетичный вариант. Джек Воробей не зря брал на Тортуге тайм-аут в три дня для встречи с таинственным «информатором». Кэп, конечно, не обмолвился, кто же эта все ведающая персона, лишь отмахнулся, мол, его словам можно верить. Этот некто опознал в пятне на карте Китовый остров, что являлся частью архипелага Семи Вулканов. В эту ночь Джек умолчал, я не спросила, но потом узнала, что об архипелаге этом никто из живущих и здравствующих слыхом не слыхивал. Некто посоветовал кэпу облегчить корабль, а лучше взять другой — меньших габаритов и осадки. Именно спор о переселении на более мелкое судно занял основную часть пиратского совета. Никто не хотел уступать. Задавались вопросом, стоит ли верить источнику, возмущались, перебирали характеристики кораблей: так Барбосса кичился «дистанционным управлением» «Мести королевы Анны», кое обеспечивал меч Тритона, Воробей распинался об известных преимуществах «Черной Жемчужины», Уитлокк настаивал на «Страннике», что преодолел не одну морскую бурю и не страшится мощи стихии. После жутких препирательств и двух с четвертью опустошенных бутылок рома пиратские предводители всё же пришли к консенсусу. Решено было зафрахтовать, купить, украсть, реквизировать — словом, раздобыть судно поменьше и взять из каждой команды равное число человек, и для того ближайшим пригодным портом обозначили Большой Инагуа.

— Получается, Смолл встретится не только с Джеймсом, но и с Тёрнерами, и Барбоссой? — подвела я итог.

— Хотел бы я на это посмотреть, — ухмыльнулся Джекки.

— Тебя вообще совесть не мучает? — возмутилась я. Кэп скорчил растерянную рожицу. — Как бы там ни было, но мы сдали им место встречи!

Джек пожал плечами.

— И что с того? Сама же сказала, душка-капитан там будет не один, чего бояться?

— Прекрати его так называть, — осадила я. — Да Смолл с его решимостью что угодно сделать может!

Недоверчиво задвигались брови под банданой.

— Например? — уточнил Джек не ради самого уточнения, а, скорее, так, для поддержания разговора.

Я растерялась, не находя, что сказать.

— Видишь, — протянул пират, — ни к чему делать из мухи слона.

— Пфф! Я девушка! И драматизировать — в данной ситуации моё призвание! — Кэп шибанул меня обезоруживающим коварно-ироничным взглядом. — И вообще, если ничего серьезного, что за претензии ко мне на пляже были?

— Для поддержания тонуса.

Второй раз пришлось ловить гнев в узду, чтобы не заехать кулаком в светящуюся ироничным издевательством физиономию пирата. Черт знает, какие ещё откровения приберег капитан на эту долгую ночь, я решила лишний раз не тревожить лихо и вымещать зло на проклятущем кольце. Рым изредка, наверное, из жалости отзывался легким позвякиванием на яростное поколачивание, но и не намеревался сдвинуться хоть на нанометр. Врос намертво. Мурлыкая под нос мотив песни, в темпе марша я долбила ногой то по кольцу, то, промахиваясь, по палубе. Джек, для самого себя незаметно, тоже влился в эту мелодию и лишь спустя полчаса, когда настала моя очередь издеваться над корабельным приспособлением, спросил:

— Что за странная песня?

— Всё равно не знаешь, — отозвалась я, обращаясь к собственной коленке.

За сим наши междоусобные препирательства завершились. Нудная «работенка», переживания ушедшего дня, подступающий голод: через какое-то время марш перешел в менуэт, яростные удары — в невнятные толчки. Подбородок уткнулся в коленку, веки скользили, как разболтанные ставни, а песенные мурлыкания превратились в убаюкивающее мычание. Где-то вдалеке занимался рассвет.

Четыре склянки. «Можно ещё пять минуточек, а?» Я разлепила опухшие глаза. Джекки напротив сопел, застыв в позе пьяного йога. Тело окаменело. Даже шея отказывалась поворачиваться. Пока я хрустела суставами, стонала и пыталась потянуть каждую доступную часть организма, парусник, забитый пленным «товаром», неспешно просыпался, готовясь к новому дню. Вид бодрых, выспавшихся, лениво позевывающих матросов доводил до исступления; плевать уже — койка на «Страннике» или «Жемчужине», я была согласна и на гамак в любом кубрике. Мышцы на ногах гудели, будто я неделю провела в фитнес-зале, а рым — натертый до блеска нашими сапогами — издевательски поблескивал. Звякнули цепи под обреченный выдох. Кэп цыкнул языком и предпринял попытку сменить положение затекшего тела. Кандалы не разделяли его намерения, хватанули за запястья, отчего пират чуть не завалился матрешкой на бок.

— Куда мы плывем? — вместо пожелания доброго утра спросила я. Матросы налегли на брасы, чтобы сменить галс.

— Спру-а-у-аоси, — зевнул Джекки, — тебе точно ответят. — Пират почесал бородку. Скорбный взгляд спустился к замку и креплению для цепей. — Может, у тебя есть шпилька? Или что там вы, барышни, носите в волосах.

— Блох, — нервно хихикнула я. Кэп резанул недовольным взглядом. — Как вариант, — ухмыльнулась я. — Думаешь, в ином случае я бы не предпочла провести ночь за менее утомительным занятием?

Капитан Воробей испустил многозначительный выдох, отвечать не стал, благоразумно рассудив, что спорить с женщиной не в духе — занятие неблагодарное, да и опасное местами. А мне, как назло, хотелось поговорить, поговорить с Джеком: ведь не зря мы наедине, вдали от заинтересованных глаз, не зря «скованные одной цепью»! Может, это судьба? Её неоднозначная попытка примирить нас? Вернуть всё на круги своя? Мне практически удалось убедить себя, что тогда, на «Черной Жемчужине», слова, вонзившиеся в меня кинжалами, не принадлежали Джеку. Настоящему Джеку. Это всё происки Анжелики Тич, действие злополучной куклы, ведь мой Джек Воробей, как бы ко мне ни относился, никогда бы не позволил себе такое.

Казалось бы, обида задушена, но каждый раз взглядывая на пиратского капитана, я чувствовала легкий укол, будто в глазу соринка. «А что, если…» Отношение Джека Воробья ко мне было определенно странным. Причин для того откопать можно было множество и ещё чуть-чуть. Ведь я знала, с Воробьем не может быть просто. Но это его отталкивающее притяжение… Кэп, в отличие от Джеймса, не пытался проявлять хоть какую-то заботу, наоборот, не упускал шанса продемонстрировать если не безразличие, то минимальный вынужденный интерес, но по иронии именно Джек оказывался в нужную минуту рядом и равнодушием, отсутствием сюсюканий, буквально рывком ставил на ноги. Парадокс. «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Правило классика тут не работало. Больше просто некуда. А меньше?.. В разнообразии чувств к Джеку затруднений не возникало. Любовь? Ну куда же без нее! Пожалуйста. Боль? Идет бесплатным комплектом! Обида? Разочарование? Почему бы нет, отличный дуэт! Злость? Ха, сегодня по скидке, в двойном объеме! Тоска? Ежедневная доза, притом, бесплатно! А что там с верой и надеждой? Извините, сегодня их присыпало безнадегой, но можете заменить каким-то приятным щемящим чувством, будто вы нашедшийся щенок. И несмотря на этот коктейль чувств, заноза продолжала колоть, не давала покоя, заставляла раз за разом раскусывать, изжевывать и, давясь, проглатывать горькую мысль. А что, если… Если те слова действительно сказал Джек. По собственной воле. Не потому, что так надо, а потому — что это правда. Его правда. То, какой он видит меня. Я живу воспоминаниями, выживаю, кормясь прошлым, — потому что ничего другого, кажется, и не осталось, — но если прежние времена не вернуть, если наша с Джеком история начнется не с безымянного крохотного атолла, а с негостеприимной Тортуги, то все надежды быть подле него, пусть не равной, но значимой не просто тщетны, а откровенно глупы. А что было в прошлом… Что ж, быть может, это лишь случайность, ничего не значащий сбой в мироустройстве, который я приняла за чистую монету да ещё, руководствуясь влюбленным максимализмом, возвела в абсолют. Может, ничего и не было и это ничего должно остаться в прошлом? И вот теперь, не зная, куда деться от осознания собственной ненужности, я вынуждена вымещать зло на вделанной в палубу железяке. Благо, она все выдержит. Заговорить я так и не решилась.

Капитан Бриггс не утруждал себя объяснениями с пленниками, да ещё и пиратами, потому пункт назначения мне никто не сообщил — моряки на все вопросы лишь криво усмехались, предвещая многообещающее зрелище. Гавана? Нассау? Чарльстон? Картахена? Дьявол их знает! Собственно, какая разница, где тебя казнят? В любом случае, полюбоваться красотами города будет весьма затруднительно, а если и представится возможность — уже будет не до того. Какая это уже казнь по счету? Рекорд капитана Джека Воробья вряд ли удастся побить…

— Ты опять? — донеслось тихое возмущение. Пришлось выкарабкиваться из омута мыслей.

— Чего «опять»? — Я нахмурилась. Непоколебимо звякнули цепи. Джек вздохнул, набираясь терпения, и в ответ прозвучал знакомый маршевый ритм выдрессированным ромом голосом кэпа. Я подавилась умилительной улыбкой. — Развлекаюсь. Выбора-то не особо.

Я попыталась поднять руки повыше, насколько позволяли кандалы; рым обнадеживающе скрипнул. Но как бы отчаянно ни обхаживали его наши пятки следующие четверть часа, надежда оказалась обманкой. Накалилась палуба, солнце насильно выдавливало из организма остатки жидкости. Вряд ли из человеколюбия, вернее, из прагматических целей, чтоб не подохли от голода и жажды, капитан выделил паек: несколько глотков горячей воды и недоеденный крысами ломоть сухаря. Обменявшись скептическими взглядами, мы всё же затолкали в себя эту безыскусную снедь и поспешили избавиться от излишних размышлений о ней. Тень от массивного ствола фок-мачты уползла в сторону. Солнце облизывало адски жаркими лучами. Желудок скукожился и окаменел от презрительного рациона. Тело погружалось в изматывающее состояние предчувствия беды и страдания от внезапно подступившей морской болезни.

Что чувствовал Джек, приучивший за долгие годы организм к подобным пыткам, было неведомо, но рым его больше не интересовал. Задумчивый взгляд что-то изучал за моей спиной или, быть может, сквозь меня. Пользуясь пиратским безразличием к собственной персоне, я внаглую, подражая энергетическим вампирам, присосалась к ищущему взгляду карих глаз с отблесками золота.

— Джек, — я потрогала макушку, проверяя, достаточно ли она пропеклась для подобных вопросов; кэп продолжал блуждать в трюмах гениальных идей, — Воробей! — Левая ноздря слегка дернулась, что значило, меня слышат. — А ты когда-нибудь думал о другой жизни? О жизни Джека не-пирата?

Глаза кэпа с такой скоростью сместились в мою сторону, что по пути, вполне вероятно, взглядом срезали какую-нибудь часть рангоута. Пират долго и придирчиво всматривался в моё лицо, искал признаки безумия, а у меня перед глазами тем временем мир начал расплываться, словно кто-то пролил воду на незастывшую гуашь.

— Мне пиратская жизнь по душе, — наконец, не углядев ничего серьезного, дал Джек лаконичный ответ.

— Знаю, — разочарованная ожидаемым ответом протянула я. — Но неужели никогда?

Что-то скользнуло по его лицу. Может, тень прошлого с отсветом ностальгической улыбки?.. Воспоминание об упущенном шансе. Или сожаление? Потемневшие до цвета горького шоколада глаза медленно опустились к палубе. На несколько мгновений мне удалось пробиться за барьер «пирата и разбышаки до мозга костей», и от этого стало неловко. Неловко настолько, что я упустила этот миг, не придала ему должной важности — по глупости, из-за отчаяния или неожиданности, а когда опомнилась, осталось место лишь для сожаления, ибо было слишком поздно.

— Джек… — осторожно позвала я, увидев, как пират изменился в лице: брови сдвинулись к переносице, а их внешние края поднялись кверху, под левым усом блеснул золотым зубом вопросительный оскал, в глазах заплясали недавно угасшие огни. — Что? Что ты видишь?

Я отклонилась в сторону, оборачиваясь за мачту. На первый взгляд, ничего особенного. Капитан и офицеры что-то обсуждали, периодически поглядывая на горизонт за кормой. Штурман яростно протестовал, тыча пальцем в стол, где, наверное, развернули карту. Наблюдательный пост у меня оказался неудобный, свернутая шея через полминуты затекла, а непонимание по-прежнему не отступало. Джек Воробей обратился в один огромный, нетерпеливо елозящий по палубе знак вопроса. Глаза ловили каждое движение, каждый мимолетный жест и кивок охотников за головами. Слух подхватывал каждый приказ, каждый топот с нижней палубы, каждое ругательство. Напротив моей абсолютно безрадостной мине лица физиономия кэпа излучала неуместную сосредоточенность, как у спринтера на старте. Пока я проводила мысленный отбор острот, чтобы вновь привязаться к капитану Воробью, палуба вокруг нас преобразилась. Не осталось больше праздных лиц, бездельных рук — моряки засуетились, как букашки в потревоженном муравейнике. Не успело с губ сорваться «Что происходит?», как над бригом пронесся хриплый окрик:

— …и-и-и-ись!

Два почти единовременных глухих хлопка. Звенящая тишина. А следом — грохот, хруст ломающегося дерева и шорох осыпающихся фонтаном щепок.

Взгляд ошалелых глаз метнулся к капитану Джеку.

— Знакомые пушки! — с беспокойной отрадой воскликнул тот. С кормы потянуло дымом.

— Это «Черная Жемчужина»? — сдерживая преждевременную радость, ахнула я.

Джек Воробей повел подбородком в сторону; едва заметно, как бы за между прочим выделяя нюанс, дернулась капитанская бровь.

— Это сорок восемь фунтов, — на тон ниже прозвучало в ответ.

Я так и не успела отреагировать, поджать губы и выдавить непонятливое: «В смысле?». Грохнуло совсем рядом, у полуюта. Палуба подпрыгнула, бриг застонал от криков боли и ярости. Деки потонули в суматохе, переполненной воплями канониров и злющего, как адская гончая, капитана.

— Пробоина! Срочно в кормовой трюм! Плотники, дьявол вас забери! Разворот! Отбить атаку! Заряжай! Заряжай, кому говорят!

Внезапное нападение оглушило всех самым опасным оружием — паникой. Для меня, пленника, прикованного к палубе, как пиньята, не имеющего шанса даже сдвинуться хотя бы на фут, паника граничила с обреченностью.

— Вот теперь точно пора! — поднявшись от палубы после очередного залпа, протараторил кэп. Он с остервенелостью накинулся на рым, я отбивала по кольцу испуганный ритм сердца. — Давай же! Давай, железяка тупая! Эй, эй! — заорал Джек на проносящегося мимо Картера. — Освободите нас! Нас тут в клочья разорвет! — Матрос пулей пролетел прочь. — Дьявол! Ну! Ломайся! Ты! Чертова! Зараза! — сопровождая каждое слово ударом, кэп обрушился на кольцо. — Давай! Давай!

— Морти-и-ира-а-а-а!

Я рефлекторно вжалась спиной в фок-мачту. Джек прилип к палубе в замысловатой позе. Разрушитель прилетел со свистом, погребая под собой матросов с частью левого фальшборта.

Сорок восемь фунтов! Пушки «Черной Жемчужины» в три раза меньше! Разглядеть что-то дальше пары-тройки ярдов было невозможно. Палубу затянуло дымом. Судя по крикам, пламя плясало на гафельном парусе грота. И это лишь четвертый залп. Боюсь, после пятого от меня останется только мокрое багровое пятно.

Возбужденные голоса моряков слились в один беспокойный гул. Я принялась дергать цепи, помогая Джеку, но рым, подавшись на четверть дюйма, отказался вылезать дальше. Глаза лихорадочно поблескивали. Ищущий взгляд метался по сторонам и вдруг зацепился за длинное приспособление с зубчатым наконечником. Вдаваться в подробности действия пушки случая не было: я ещё с кремниевым пистолетом обращалась на стеснительное «ты», что уж говорить о таком калибре. Но я точно знала, эту штуковину использовали для разрядки пушки. Последний залп частично повредил батарею опер-дека, матросов отбросило взрывной волной, потому железяка выпала из чьей-то руки. Но как дотянуться? Пока Джек Воробей кряхтел, дергая кандалы и кольцо, пытаясь выскользнуть из наручников, я распласталась на животе. Вытянутая, как у балерины, нога отчаянно шарила по палубе в попытке подцепить пушкарный инструмент. Кэп быстро сориентировался, помог направить конечность, и — о чудо! —палка сдвинулась.

— Чуть-чуть, ещё чуть-чуть! Ну, давай же! — подбадривал Воробей. Наконец, я носком ноги подбросила приспособление прямо пирату в руки. — Посторонись! — Отчаянно скрежеща зубами, пыхтя и чертыхаясь, Джекки принялся вбивать клин между досок. Орудия противника молчали, будто на том корабле заинтересовались и решили понаблюдать за нашими забавными попытками спастись от превращения в фарш. Охотники на пленников вообще не обращали внимания, что было чертовски хорошо. — Да!!! — со звуком вылетающей из горлышка пробки железка подцепила рым, кольцо приподнялось над палубой.

— Огонь! Огонь!

Бриг накрыло залпом ответного огня. Я инстинктивно шарахнулась в сторону, к правому борту. Заскрипели цепи. Джек прыгнул кузнечиком следом.

— Чпок! — Кольцо вылетело, и мы по инерции шмякнулись на палубу в ярде от фальшборта. Прямо перед носом за бортом болталась на одном тросе уцелевшая шлюпка. Пират метнулся к планширу; от рывка наручники обожгли запястья. Мы всё ещё были скованны. Только между собой. В миг оценив обстановку, Воробей за шкирку поставил меня на ноги.

— Полезай! — строго приказал он. Карие глаза метались в поисках чего-то. Я с пугающим сомнением бросила взгляд на баркас и замусоренное обломками море. — Давай же! — прикрикнул кэп, видя мой ступор. В его руке, как по волшебству, объявился топорик.

— Бежать? Туда? Сейчас???

— Ты же сама предложила! — Джек будто топтался по углям, в которых тлели драгоценные секунды.

Я растеряно промямлила:

— Да… но… я не… — Ему бы следовало понять мое страстное нежелание попасть под обстрел пушек, укрываясь за бортиком шлюпки.

— Не думала, что получится? — Сверкнул недобрый огонь в глазах. — Сюрприз! — Топорик со свистом рассек воздух и перерубил трос. Шлюпка ухнула в море. «Выбора нет!» — прикрикнуло внутреннее «Я», спуская триггер. Сапоги заскользили, взгляд нырнул вниз. Тело прошибло током. Кровь! Я, не мешкая, перемахнула через фальшборт. Под ногой никак не находилась опора, чтобы спуститься чуть ниже. Джек перелез следом. Шлюпка билась о борт, постепенно отдаляясь от парусника. К кэпу обратился вопросительный взгляд, а на его лице уже отобразился преждевременный ответ. — Готова? — Ответила кратким резким кивком. — Давай!

Я разжала ладони, и мы синхронно плюхнулись в воду. Цепи тут же потянули на дно, вспомнились тщедушные барахтанья капитана Воробья после падения с палубы «Бонавентуры». В этот раз дело обстояло несколько лучше. Плыть (или хотя бы пытаться не утонуть), когда даже полный размах сделать невозможно, было адски сложно, а со стороны, наверняка, уморительно. Заплыв походил на попытку человека, никогда не видевшего пса в воде, эмитировать знаменитый стиль «по-собачьи». Карикатурно и жалко. К счастью, после пары русалочьих рывков, ладонь скребанула по дереву. Кэп первым забрался в шлюпку, затем подал руку.

Агрессор скрылся в дымовой завесе. Бриг держал передышку после ответного огня. Шлюпка по неизвестной мне причине уверенно удалялась от корабля, на дне по доскам оптимистично постукивало весло. Я едва успела перевести дух. К правому фальшборту подлетела крепкая фигура. Затем ещё одна. И ещё.

— Черт! — вскрикнула я, падая на Джека. Он сидел спиной к бригу, я — напротив. Захлопали выстрелы. Пули булькали в море совсем рядом, впивались в доски баркаса. Я пригвоздила пирата к днищу, прижалась и затаила дыхание. Канонада стихла. Несмело поднялась голова от капитанской груди. Воробей — без единой искорки беспокойства — поигрывал лукавой ухмылкой; он был так близко, дыхание касалось кожи. Прижатые к груди руки застыли в изящном миротворческом жесте. А глаза — кэп бесстыже прожигал меня насквозь довольным взглядом приласканного котяры. Я застыла, забывая дышать. Опомниться пришлось вскорости. Сработал инстинкт самосохранения. Бахнул одинокий выстрел, пуля просвистела в опасной близости. Я вновь прижалась к пирату, закрывая голову руками. Над головой грохотали выстрелы, а я слушала биение чужого, но родного сердца.

Стрельба прекратилась. Звуки смерти неудовлетворенно утихли. На смену им — звонким, режущим ухо, пришли более гулкие и одинокие залпы: бриг вновь отстреливался.

— Лучше не рисковать пока что. — Рука Джека помешала подняться. — Пусть думают, что попали.

Я покраснела. Мне было неловко. Ужасно неловко. И стыдно. Стыдно, что тайно краду этот момент, стыдно, что не боюсь, а наслаждаюсь. Краду, краду, потому что не могу иначе, потому что эта — украденная при случае доза — поможет пережить холодную неизвестность. Краду, потому что мечтаю об этом. До слез, до боли. Не важно, что этот момент — подделка, что в голове не мысли — а помыслы. Бессовестно краду, потому что ему всё равно.

Шлюпка покачивалась на волнах. Море уносило нас прочь — от плена, от скорой смерти. Запах гари перестал тревожить нос. Весь видимый мир сейчас ограничивался днищем баркаса, невысокими бортами и голубым небом с белоснежными мазками облаков. Не мир даже, а так — мирок. Но после всего пережитого в этой своеобразной шкатулке было уютно и умиротворенно. Правда, до того момента, как закрутились шестерни здравого рассудка, загудел завод трезвых мыслей, задымил, как всегда не вовремя, порциями рацио. Пришлось скоро возвращаться в бренный мир.

Я осторожно перевалилась на спину. Тишина. Мирная, на первый взгляд. Опасливо приподнялась макушка над бортом. Ничего. Я привстала на локтях и обернулась.

— Кто это? — спросила я, когда капитан Воробей принял сидячее положение. Бриг охотников на пиратов, развевая шлейф дыма, на полную надув ветром паруса, спешно отклонялся от изначального курса. За ним — уже на значительном расстоянии — шел следом огромный, но тяжелый и неповоротливый корабль. Кэп соорудил из ладоней козырек и долго всматривался в силуэты парусников.

— Понятия не имею, — наконец вынес он вердикт. — Галеон… Наверное, испанцы.

В предположении пирата имелся смысл: Англия с Испанией никак не могли примириться, а бриг охотников за головами, не стесняясь, хлопал на ветру британским флагом.Собственно, кто напал и почему, было уже совершенно неважно. На первый план гордо выкатились более насущные проблемы. Шлюпка, что стала нам убежищем, не была приспособлена для морских переходов — ни еды, ни воды, ни-че-го. Лишь треснутое весло и обрубок троса на носу. Я всплеснула руками и осела на банку, придавленная безысходностью. Потухший взгляд смерил расстояние максимально натянутых цепей — меньше ярда.

Джек Воробей откровенно не понимал этого женского пессимизма.

— В чем дело, дорогуша?

Я ахнула.

— В чем дело? Да в этом! — Я взмахнула руками, едва не угодив капитану по носу. — Открытое море. Без еды. В шлюпке. С одним веслом! И это вот! — Зазвенели кандалы.

Кэп закатил глаза. Чесанув скулу, пират послал мне поучительный взгляд.

— Здесь течение. Скоро нас вынесет к суше. — Беззвучно отвалилась челюсть. — Завтра, — уточнил Воробей, считав немой вопрос.

Я испустила тяжкий обреченный вздох. Парусники скрылись за горизонтом. Кругом лишь бескрайнее и пока спокойное море без единого намека на земную твердь и глоток пресной воды. Я сползла на дно шлюпки и откинулась на нос, запрокидывая голову.

— Чудно! Скитаться по морям в лодке с алкоголиком! — Прозвучало достаточно тихо, чтобы достичь адресата.

— С чего это я алкоголик? — ожидаемо оскорбился капитан Воробей.

Глаза заслезились от яркого солнца. Я подняла голову.

— А ты когда последний раз без бутылки был?

— Да прямо сейчас! — мгновенно парировал Джекки, разведя руками.

Я улыбнулась. Мысленно, конечно же. Следовало отомстить кэпу за его лукавую ухмыляющуюся физиономию при вынужденных объятьях. Уж слишком она была многозначительна, эта его улыбочка! Фыркнув, я вернулась в прежнее положение. В мозгу зрел коварный план, как в воспитательных целях обратить этот небольшой, если верить пирату, переход в локальный кошмар, но не слишком жуткий, ибо сбежать от мужского гнева, даже при всем желании, не получится.

Однако мести не суждено было свершиться. Видимо, из меня никудышный злодей, негодование улеглось слишком быстро. Виной тому мысли, в которых в последнее время мне понравилось рыться. Во имя каких поисков? Ради каких ископаемых истин? Вот уж не знаю, но оказалось нелегко злиться на того, с кем у тебя, буквально, одна жизнь на двоих. «Скованные одной цепью» — по-прежнему скованные. Вроде как на свободе, но её и на ярд не наберется. Общие беды объединяют. Через пару часов мы улеглись «валетиком» поперек шлюпки. Босые ноги щекотало море. Шлюпка скользила по волнам в далекую безвестность. Зной иссушал кожу. Я чувствовала себя вяленым мясом. Мысли о смерти уже не казались такими пугающими. Ведь что этот баркас? Будет природе не угодно, чтобы мы добрались хоть до какой-нибудь земли, и наши обессиленные солнцем тушки камнем пойдут на дно при первом же волнении. Или суша просто окажется чуть дальше, чем надеется Джек. Тогда что же, мумификация? Не дурно, черт подери, с точки зрения историко-археологического подхода. Смерть… Слишком часто за последние дни она протягивала ко мне когтистые лапы и теперь обратилась в нечто… житейское, хоть и неминуемое. Что человек может против нее? На моем месте? Только принять её возможность. Сдаться? Никто не говорил поднимать лапки кверху.

Плавящийся на солнце мозг путался в показаниях, иногда выдавал белиберду, порой даже забавную. Капитан Джек Воробей слушал мои рассуждения со скепсисом философа-гуру, но не перебивал, и с его подачи разная ерунда получала право на существование. Но с каждым потраченным на дрейф часом беседа становилась всё скуднее, язык ворочался с трудом, как после заморозки у стоматолога, слова склеивались и цеплялись за обветренные потрескавшиеся губы. Я посмеивалась и жалела, что под рукой нет крема от загара. Время до наступления темноты измерялось спетыми песнями. Вся прелесть шанти, я поняла, в подражании морю, в приверженности его мотивам, и потому казалось, что ты не один хрипло тянешь морскую балладу, а хором, с волнами. И уже не чувствуешь себя таким обреченно-одиноким, будто «напарник по дуэту» просто не сможет причинить тебе вред.

— Tomorrow… evil get your pay… and it’s time…

Губы просвистели полумертвым шепотом. Я с трудом разлепила глаза. Кожа на лице превратилась в один цельный ожог, даже вдыхать приходилось через боль. Отрешенный взгляд скатился к днищу шлюпки, затем тяжело вскарабкался на транец и потянулся к точке на горизонте. К закату шел второй день скитания по морю. Острый край борта давил на скулу, рука замлела, но я не желала шевелиться, боясь, что осыплюсь пеплом. Глаза, измученные ярким постоянным светом, лениво пялились в никуда. В этом никуда навязчиво маячило темное пятно. Чем дольше расфокусированный, полуослепший взгляд цеплялся за него, тем явственнее оно преображалось.

— Дже-е-ек, — прохрипела я. Кэп тяжко дышал, отвернувшись спиной к корме, к тому, что мне чудилось. — Джек, смотри. — Рука бессильно толкнула пирата в колено. Тот вздрогнул и мучительно застонал, ибо так же, как у меня, затекло запекшееся тело. — К-корабль, — выдохнула я, не веря своим глазам.

Воробей отозвался лишь секунд через пять.

— Земля.

Сердце взяло учащенный ритм, выводя организм из состояния анабиоза.

— Корабль, Джек!

— Земля!

Мы синхронно вскочили. Адреналин вскипятил кровь, тело мобилизовало запасы жизнеспособности. Шлюпка качнулась, едва не черпнув воды. Как сговорившись, мы обернулись. И правда, земля! Причудливая горка над водой, да ещё так близко! Ладони сплелись, пальцы прошлись по обожженной коже — всё, чтобы не накинуться на Джекки с благодарными объятьями.

— Я ведь… ведь думала всё… смерть и косточки на дно… — пролепетала я едва слышно. Слезы защипали глаза — каких-то пару миль до спасительной суши!

— Дорогуша, — позвал Воробей.

— Да? — отозвалась я нараспев; взгляд как приклеился к очертаниям земли. В голове уже расцветали картинки: кубки, полные свежей прохладной воды, столы, ломящиеся от фруктов, и огромное-преогромное озеро с водопадом, чтобы аж спина стонала от мощи потока, что смоет всю запекшуюся грязь.

— Бери весло! — прилетело в приказном порядке.

Я обернулась к капитану.

— А?

— Дорогуша, я сказал, бери весло. Живее! — Джек был собран, натянут, словно струна. Напряженный взгляд прищуренных глаз неотрывно следил за растущим в размерах силуэтом парусника. Я беспрекословно повиновалась, но действовала рассеянно, сомневаясь в адекватности пиратских приказов. Кэп обернулся, его брови удивленно подпрыгнули, укрывшись под банданой: прошло секунд пятнадцать, не меньше, а я замерла, как гипсовая статуя, в обнимку с веслом. До меня никак не доходила причина беспокойства. Корабль? Ну и что с того. Может, к лучшему, подберут нас. Словно бы разглядев в моих глазах столь оторванные от реальности мысли, Джек отрывисто пояснил: — За нами погоня. Бриггс.

Больше слов не нужно было. Я рухнула на банку, так что аж в глазах свет моргнул. Весло нырнуло в волны. Казалось бы, откуда взяться силам для гребли? Но у страха был заготовлен ответ. Кэп бегло оглядел борта шлюпки, плюхнулся на дно и в несколько ударов выбил верхнюю доску. С двумя гребцами дело сдвинулось с мертвой точки.

Воздух посвежел. Начался вечерний прилив. В сосредоточенном молчании мы молотили по воде, позабыв обо всех насущных проблемах. За спиной замаячили огни. Какой-то порт. Будут ли нам рады? Или помогут охотникам вновь изловить нас? Черт его знает, но попытка не пытка. Бриг неминуемо надвигался. Загонял, как борзая кроликов. «Врешь, не возьмешь! Врешь, не возьмешь!» — скрипела я сквозь зубы. Не столько был страшен грозящий арест и его дальнейшие последствия, как осознание, что все эти два бесконечно адски долгих дня мучений — напрасны. Я не была согласна на такое! Мышцы ныли, каменели, тело пробирала дрожь бессилия, ладони пекло от пота на свежих мозолях.

И-и раз. И-и раз. И раз. И раз. Ираз. Ираз. Ирз. Ирз. Раз. Раз. Рз…

Внезапно сквозь навалившуюся глухоту в уши проникли звуки. Целая какофония! Я инстинктивно обернулась. Гавань!

— Боже мой! Джекки! Мы сделали это! — Я обернулась к пирату со слезами счастья. Тот лишь ободряюще улыбнулся.

Радоваться было рано. Бриг отставал всего на пару сотен ярдов. На полубаке собрались любопытные, и среди них выделялась плечистая фигура капитана. Поразительное терпение. Могли бы продырявить нас, как мишени в детском тире. Но нет, ждут. Чего? Неужто «ни пуль про запас, ни пороху»? Может, не хотят портить товар? Да Джека примут и живым, и мертвым; а я никому и даром не сдалась. Скорее, ждут из принципа, хотят увидеть, на что же мы способны, а потом расправиться с нами — не спеша, целомудренно, по всем канонам, поквитаться за причиненные обиды.

И у охотников имелись все шансы для этого. Поселение, где мы надеялись отыскать убежище, как и сам порт, больше походило на макет, чем на самостоятельный оплот цивилизации. Огни поблескивали скупыми клочками, лишь где-то на подъеме светились окна относительно крупного здания, наверное, местной таверны. Со всех сторон городишко зажимали джунгли, где уже царила ночь, подступали вплотную, словно бы выдавливали человека с этого кусочка земли. Парусник вынужденно замедлил ход, охотники здесь раньше не бывали. Тут же стали готовить к спуску лодочку, и у трапа загудела толпа морских борзых. Нам оставалось ярдов пятьдесят до ближайшей пристани, когда баркас плюхнулся на воду. Четверо гребцов тут же налегли на весла. Считать количество преследователей я не стала, лишь попыталась сдержать нервный стук зубов.

И вот, наконец, шлюпка чиркнула форштевнем о доски пристани. Я едва не завалилась в воду, пока Джек карабкался наверх, ведь приходилось становиться на цыпочки, чтоб хватило длины цепей перекинуть руку. В спину прилетали яростные окрики. Рука впилась в запястье пирата, шлюпка качнулась, пошла в сторону. В последний миг нога поймала какую-то опору. Кэп помог забраться. Задыхаясь, мы рухнули на пристань, но шанса лишний раз глубоко вдохнуть просто не было. Скользя по влажным доскам, зигзагами, мы понеслись прочь. Джек Воробей припустил по единственной широкой и прямой улице, ибо скитания по темным, как мысли преследователей, проулкам могли дорого стоить. Я лишь покорно неслась следом, как кобылка с поводьями, сосредоточив всё внимание на том, куда ставлю ноги, — не хватало только загреметь носом об землю! По моим расчетам, коньки отбросить я должна была ещё где-то на сотом взмахе веслом, однако организм производил настоящий фурор своей выносливостью, откладывая многообещающее преставление на потом.

Я как раз хотела задать вопрос о цели нашего спринта, как вечерняя тьма выплюнула нас на слабо освещенную площадь. Впереди маячили двери таверны с полуобвалившейся вывеской. Я приостановилась, Джек же, наоборот, сильнее метнулся вперед, и от рывка я едва кубарем не полетела. Собирая заплетающиеся ноги, я швырнула грязную дверь в сторону. Мы бесцеремонно ввалились внутрь, шум голосов и издыхающий писк какого-то музыкального инструмента стихли, как по щелчку. На удивление, в заведении было многолюдно, будто собрались все жители этого местечка. На нас уставились многие пары заинтересованных глаз. Из-за стойки выплыл щуплый трактирщик, держащийся за глиняный кувшин.

Взгляд Джека с профессиональной скоростью пронесся по помещению.

— Ага! — Пират ломанулся к двери чуть левее стойки, под лестницей. Я поскакала следом. Капитан с такой уверенностью дернул за ручку, будто всю жизнь пользовался исключительно этим запасным ходом и знал, что сквозь него попадет аккурат на мостик «Черной Жемчужины». Замок на двери был иного мнения и несогласно скрипнул. Я уже готова была ломиться сквозь стену. Воробей круто обернулся, и под его взглядом трактирщик лишь крепче обнял кувшин. — Ключи!

— Довольно! — Весомо бахнул холостой выстрел.

Джек сжался, скукожился весь; нервно дрогнули усы. Медленно, нехотя, отсрочивая неприятный и уже неминуемый момент, мы обернулись ко входу.

Капитан Бриггс, как собственный ростовой портрет, вырисовывался в проеме двери. В руке дымился короткоствольный пистолет. По обе стороны терпеливо замерли человек десять подмоги.

— Ну что, добегались? — оскалился главарь. Чуть выше левого виска на его лице алела свежая рана. Я жалобно глянула на гостей таверны: люди наблюдали за происходящим с равнодушием пресыщенных зрителей. — Признаюсь, эта погоня запомнится мне надолго, — закивал Бриггс и добавил с ядовитой усмешкой, — а вот вам нет. Ну ладно, — охотник требовательно выставил руку, и мистер Боунс вложил в ладонь другой пистолет, — побегали, и будет. Мы все устали, так что не усложняйте. — За распахнутой дверью виднелись ещё фигуры моряков из его команды.

Джек не двигался с места, но его молчание казалось мне капитуляцией в безвыходном положении. В голове капризно ныла единственная мысль: «Не хочу. Не хочу! Не-хо-чу!». Может, я и в правду сбрендила от жары, может, мозг пускал идеи в ход — безумные идеи — до их осознания, но ноги сами сделали шаг вперед. Взгляд приклеился к трещине в полу у сапог Бриггса. И вот уже мой собственный голос — необычно хрупкий, израненный, зазвучал в искрящей от напряжения тишине:

«Веселый мертвец,

Пастырь черных овец,

Собрал он вольный сброд.

И вдаль погнал их по волнам,

Ветер вольных вод».

Голова сама собой гордо поднялась. Народ в таверне словно бы подался вперед, ближе к театру действий. Ошарашенный вид охотников за головами придал уверенности. Никто не пытался вмешиваться, решив, что я тронулась умом.

«Йо-хо, черт нас

Ждал у адских врат.

Йо-хо, прочь от песни,

Что поет пират!».

Я буквально чувствовала, как внутри разгорается огонь, как его блики отражаются в задорно поблескивающих глазах. Сначала с задних рядов, затем всё ближе к нам — праздные зрители поднимались с мест в гробовом молчании.

«Йо-хо, громче черти!

Что ж нам дьявол не рад?

Йо-хо, прочь от песни!

С ней хоть в рай, хоть в ад!».

— Бей их! — задиристо завопил капитан Джек Воробей. В тот же миг небольшой зал таверны потонул в хаосе. Тихие, невзрачные аборигены городка, словно демоны, сорвались с мест, накидываясь на охотников за головами. Их лица преобразились, будто наше появление пробудило их ото сна, прекратило дальнейшее загнивание.

— Эй, лови! — дерзко прикрикнул трактирщик. Ключ приземлился точно в пиратскую ладонь. — Наверх! — указал щуплый под глиняный треск кувшина на чьей-то голове.

С трудом мы продрались сквозь машущую кулаками толпу к лестнице, а капитан Воробей ещё и умудрился стащить у кого-то пистолет. Я лишь хмыкнула с привычным удивлением.

— Неплохо придумано! — бросил Джекки, прыгая через ступеньки. Хотелось отпустить в ответ какую-нибудь ироничную остроту, но я всё ещё не осознала, каким немыслимым образом сработала эта откровенная, на первый взгляд, глупость.

На втором этаже мостилась тьма и затхлость. Единственное окно, что маячило бледным лунным светом в конце узкого пыльного коридора, выходило на крышу соседнего дома. Территория городка была столь маленькой, что здания грудились одно к другому вплотную, соединялись крышами и в итоге образовывали длинные неровные строения, полукольцами упиравшиеся в портовую зону. По крышам, как по причудливому бульвару для беглецов, мы припустили осторожной рысью — черепица похрустывала, скользила под ногами, в темноте сапоги то и дело норовили уцепиться за что-нибудь и завершить наш забег отнюдь не элегантным кувырком.

— Итак, — тяжело выдохнула я, когда мы спустились на чей-то задний двор, — мордобой учинили, по крышам побегали. Что дальше, кэп?

Джек Воробей обернулся к гавани. В темных глазах заплясали так мной любимые пиратские бесенята. Потянув время исключительно во имя интриги, капитан приправил ответ коварной улыбкой.

— Реквизируем бриг.

Реакция сработала не сразу. Какие-то доли секунды я всё ещё млела от обворожительного хитрого взгляда.

— Что, прости? — Я поперхнулась усмешкой — законной реакцией на шутку. Джек глянул на меня с недоуменным неодобрением.

Времени на расспросы не было, ибо как знать, насколько задержит охотников кулачный бой. Они, будучи профессионалами, имеют все шансы лихо раскидать размягчавших моряков и ремесленников, а потом и нагнать нас. Поэтому пришлось заткнуть глас любопытства и с чисто пиратским (хоть и весьма напускным) задором следовать за капитаном Джеком Воробьем, ведь всё равно за скоростью его импровизации попросту не угнаться. Петляя меж темных домов, периодически поглядывая на вывески, «матерый беглец» уверенно топал сапогами в сторону порта. В душе мне чертовски хотелось бухнуться на землю, по-детски захныкать, постучать кулаками — и всё от бессилия, в прямом смысле. Доза адреналина частично выветрилась, и эмоциональное напряжение пыталось пробиться сквозь затвор самоконтроля. Но я держалась, ибо чувствовала, что выросла в глазах капитана Воробья, что поглядывает он на меня хоть и с недоумением, но уже не с раздражением. Честно признаться, после стольких проведенных бок о бок, в ярде друг от друга, нелегких минут ожидался более радикальный результат, но даже эта подвижка, может быть, и тщедушная, вызывала довольную улыбку.

У самого выхода в порт наш путь пролег через квартал мастерских, и Джекки наконец нашел то, что так долго высматривал. Пират с такой легкостью выломал хлипкую дверь, что я едва успела разглядеть вывеску: скрещенные сабля и пистолет.

— Оружейная? Думаешь найти здесь арсе… — челюсть уехала вниз, — …нал.

Небольшая по размерам мастерская под самую крышу была завалена, заставлена, завешана всевозможными оружейными заготовками. Аж глаза разбежались под восхищенный «ах». А ещё недавно в подобный восторг меня приводили развалы куда более женских вещичек. Как ворона на блеск металла, я поплелась к стеллажу с клинками.

— Ай! — Кандалы рванули за руки, как удила ретивой кобылки. Джек намерился в противоположную сторону, и цепи не преминули напомнить о действующем ограничении свободы. Глаза облизали оружие жадным неудовлетворенным взглядом. — Здесь хоть что-то стреляет? — безрадостно спросила я, разглядывая формы для литья и запчасти. Пират увлеченно изучал содержимое ящиков, бросил что-то неразборчивое через плечо.

Я думала, мы затаримся максимальным количеством инвентаря — вплоть до зубочисток! — обвешаемся пистолетами в стиле Эдварда «Черной Бороды» Тича, да хоть гранатомет потащим, но уж точно не будем захватывать бриг с голыми руками. Когда же Джек Воробей вытащил два восьмифунтовых ядра, одно всучил мне (абсолютно без спросу) и со спокойной душой направился к выходу, где-то в дальнем уголке разума застрелился мой внутренний Прагматик и Рационалист.

Шлюпка бесшумно скользила по ночной воде, расталкивая носом темноту. Пробиралась к бригу уже по инерции, весла зависли над волнами во избежание лишнего шума. Фонарь был заблаговременно потушен, нас не ждали. Лишь единожды у правого борта замаячила одинокая фигура матроса в ожидании собратьев. Мандраж сотрясал поджилки. В ладони вспотела рукоятка выданного капитаном пистолета. Раз за разом я прокручивала в голове «инструкцию по захвату», представляла всё самым красочным образом, но противное ощущение — что это абсолютно бредовая затея, и она не сработает — никак не хотело проходить. Даже при всей моей вере в капитана Джека Воробья. Шлюпка подошла к борту, и пират мастерски ухватился за трап. Из-за кандалов ступать приходилось шаг в шаг, а подниматься на палубу — едва ли не уткнувшись носом в спину. От волнения зашлось сердце. Я закусила губу. Сапоги мягко приземлились на дек. Никого. На цыпочках мы просеменили к фонарю на мачте, тихо скрипнула петля окошка, вытянутые тени нырнули в темноту открытого люка. С нижней палубы доносились гулкие голоса.

— Эгей! Есть кто? — выкрикнул Джек. Мои пальцы впились в рукоять пистолета. Кэп поднес ядра к дрожащему огоньку.

Тут же загудели шаги. Из мрака трюма вылетели двое взъерошенных матросов, следом — боцман мистер Пенси. Их опешившие, откровенно недоумевающие взгляды застыли на шипящих фитилях. Я взвела курок, указывая на моряков дулом.

— Кажется, у вас там пороховой погреб? — уточнил Джек Воробей. Его ладони плавно нырнули вниз, пальцы поочередно разжались, и ядра, искря фитилями, ухнули в люк. За ними следом — ошалевшие взгляды команды. Ещё, кажется, до того, как ядра загрохотали по палубе, моряки сорвались с места, к борту, а затем — в море. Я шокировано тряхнула головой, услышав дружный плеск. Как это могло сработать?! — И это, заметь, без рома, — с победной улыбкой обернулся кэп.

Мы бросились в карцер. Из люка валил дым.

— Ты же… говорил холостые, — закашлялась я. Пират лишь неопределенно дернул плечом.

Счет шел на секунды. По-хорошему, стоило бы одному остаться и отпугивать в скором времени опомнящихся моряков, но, увы, такая привилегия не для нас. В трюме, у битком забитых клеток, коптел одинокий слепой фонарь. В нос ударила тошнотворная смесь плесени и пота. Большинство пленников были беглыми рабами, потому виднелись лишь устало поблескивающие глаза.

— Я вернулся, други мои! — по-хозяйски оповестил капитан Воробей. Пленники зашевелились. — Диана, будь любезна. — Я вернула пистолет. — Посторонись!

Оглушительно бахнул выстрел, разворотив замок клетки. Измученные лица окрасились предвестием свободы. Джек Воробей только успевал отдавать команды. Подчиненные капитана Бриггса опомнились достаточно быстро, особенно не услышав взрыва, и вознамерились вернуть корабль. Но высыпавшее на волю «подкрепление», дикими воплями радости огласившее округу, послужило веской причиной отказаться от подобной затеи. Я посмеивалась вслед спешно уплывающим капитулянтам. На краю пристани хаотично маячили фигуры охотников — они остались с носом, да ещё и без шлюпки, без шанса подобраться к нам. Свистели, не достигая цели, слепые выстрелы. Тем временем выбирали якорь, ставили паруса, ибо как бы там ни было, судьбу не стоило искушать лишний раз.

— Корабль наш, капитан! — не удержалась я. Меня разрывало от радости — от мысли, что дерзкий план Джека Воробья сработал, что скитания под палящим солнцем на шлюпке были не напрасны, что все погони, пленения и страхи остались позади, что теперь уже не надо считать вдохи, не зная, какой станет последним. Дух чувствовал себя отлично не в пример измотанному телу. — Всё кончено!

Джек устало улыбнулся.

— Последний пункт плана…

Кандалы! Треклятые цепи! Воистину, никогда бы не подумала, что избавление от них доставит столько удовольствия! Один из освобожденных, которого собратья звали Ганý, упорно воевал с наручниками внушительное время. Истертые до крови запястья щипало от пота. «Если не умру сейчас от обезвоживания, то после, непременно, от сепсиса», — размышляла я. Как же мне хотелось сброситься в какое-нибудь, пусть даже крошечное и холодное, главное — пресное озерцо! Вопросы гигиены пришлось отложить, точнее, утопить в огромном ведре с водой. Наверное, я могла бы осушить его залпом в одиночку, если бы не приходилось делиться с Джеком. Несвежая вода с привкусом тлена никогда не была столь вкусной! Утолив жажду и заткнув первый голод куском соленого мяса, я наконец смогла выделить ресурсы для обсуждения насущных проблем. Как минимум одна объявилась сразу же, едва гавань отодвинулась на почтительное расстояние. Джека Воробья никто из освобожденных им же пленников не желал видеть в капитанах. Компания собралась уж слишком разношерстная, буйная, и у каждого зудело от желания убраться подальше и не соваться в ближайшие порты. Кэп учуял опасность в пререканиях и спорах, и с его подачи все пришли к компромиссу: в качестве благодарности новоиспеченная команда брига под названием «Северный ветер» обязалась доставить капитана Воробья и, конечно же, меня в нужное место в обмен на этот самый бриг. Мы с Джеком были в меньшинстве, потому приняли такое условие хоть и с натужной, но благодарностью.

— Думаешь, они всё ещё там? — спросила я. — Джеймс, Барбосса, Тёрнер. У Инагуа? И «Жемчужина»?

Мы уселись на уцелевшие пушки опер-дека у левого борта. Я полной грудью вдыхала морскую ночь, буквально ощущая, как расправляются оживающие клетки в организме. Джеково счастье составлял ром — целых две бутылки! Одну он откупорил сразу же, другую протянул мне, в качестве похвалы. Поэтому отвечать на насущный вопрос не торопился, смакуя с видом прирожденного сомелье каждый глоток янтарного сокровища. Я терпеливо ждала, украдкой любуясь всеми оттенками довольства на пиратском лице. Ночь выдалась длинная, но невероятно чудесная. Такелаж подпевал морю. Поскрипывали от натуги паруса. Лунный свет развлекался с перистыми облаками — то прятался, то проглядывал сквозь плети; слоился, игриво поблескивал, как бы подмигивая, мрачно подсвечивал, вырисовывал тенями причудливые картины. Над головой искрились звезды — почему-то совершенно другие, чем в ту ночь, на палубе в кандалах. Теперь мне открылась ещё одна простая истина, суть пресловутого пиратского счастья. Она в таких моментах. В осознании не напрасности гигантских усилий и лишений. В чувстве обретения свободы. В понимании важности той жертвы, что неминуемо требует необъятно красивое и манящее море. Требует за возможность вот так, под звездами, вдохнуть бриз, услышать песнь корабля, сливающуюся с биением сердца.

— «Пиратская жизнь по мне! Так выпьем чарку, йо-хо!» — негромко пропела я, поднося бутылку к губам. Затем замешкалась и, перегнувшись через планшир, облила ромом раны на запястьях. Стоило обернуться, и глаза встретились с весьма сердитым взглядом капитана. Я понимала всю опасность своего положения — вне зависимости от дальнейшего выбора, и на губах засветилась добрая искренняя улыбка. — За свободу! — отсалютовала я. Ром обжег горло. Что ж, можно засекать время по остатку трезвости.

«Да не умерла я ещё, не умерла!» — мысленно возопила я в ответ на навязчивые и немелодичные крики чаек. Глаза открылись по очереди, косточки сладким хрустом отзывались на пробуждающие потягивания. В каюте царствовал жаркий дневной свет. Протяжно зевнув, я перевалилась с широкой скамьи у окна и почти сразу встала на ноги. В дальнем углу поблескивало зеркало. Несколько секунд взгляд задумчиво изучал его рамку, пока в голове взвешивались за и против. Вздохнув, я побрела на поиски Джека Воробья. На палубе ор чаек болезненно резал слух. Глаза уменьшились до размера минимально допустимых прищуров. Явно посвежевший кэп покачивался с ноги на ногу у правого фальшборта. Приблизившись, я расслышала знакомый мотив, тщательно выводимый пиратским мурлыканием. «Скованные одной цепью, связанные одной целью…», — мысленно пропела я. — К счастью, это уже в прошлом… К счастью? Да уж, теперь ему ничего не стоит от меня отделаться…»

— Ты напоил меня. — Руки сплелись на груди. — Опять!

Джекки обернулся, слегка повел плечом.

— Тебе хватило четырех глотков, — спокойно заметил он.

Я закатила глаза. Вместо воспоминаний о прошедшей ночи в мозгу мостилась черная дыра. И как знать, может, к лучшему. В любом случае сокрыть этот нюанс от Воробья с его лукавыми многозначительными ухмылочками не было лишним.

— Инагуа? — кивком указала я на маячивший у вершины бушприта клочок земли.

— Порт-Хауэл.

В чертогах разума закипела канцелярия в поисках нового названия на воображаемой карте.

— Сколько я проспала? — недоуменно проговорила я.

— Часов тринадцать, — бросил кэп через плечо, — я не считал.

«Ну вот, опять этот официально-деловой стиль общения! А где ужимки, ухмылочки, улыбки? Где распевание песен по сто раз кряду? Где, черт тебя побери, Джек Воробей?!» На лице не дрогнул ни один мускул. Хоть я и чудесным образом выспалась, как никогда за прошедшую неделю, подобная неосведомленность напоминала о себе раздражающим сосанием под ложечкой. Так быстро вернуться к Инагуа, да против ветра бриг просто не мог, значит, вопрос оставался открытым.

— И где мы? — Пират обернулся. Я предупредила очередной поучение: — В смысле, почему мы здесь?

Кэп отмахнулся неопределенным движением бровей, но потом, смилостивившись, ответил:

— Ты же вчера не дождалась ответа…

— Ты не особо спешил, — парировала я.

Воробей шумно втянул воздух, якобы набирая гигантские запасы терпения.

— Твой душка-капитан, Барбосса, Тёрнер — все будут здесь. Это резервное место встречи в случае напасти.

Чудно! Очевидно, за все те дни, что мы болтались по морю, скованные, плененные, Джек Воробей не счел нужным обмолвиться о столь незначительной мелочи! А я ведь просила, просила мне всё рассказать! В душе вновь противно заклокотало чудо-юдо по прозвищу Обида. Я ведь думала, судьба не зря сплела наши с Джеком пути вместе, видела во всем этом какой-то план и даже его микроскопические результаты. И вот, на заре нового витка основного приключения, капитана снова подменили равнодушным бесцеремонным ханжой, что в грош меня не будет ставить, а замечать — только с ромом подмышкой. Я часто зашмыгала носом и предпочла провести короткий остаток плавания в диаметрально противоположной части корабля. Пират, конечно же, это просто проигнорировал.

Порт-Хауэл оказался самым типичным морским карибским городком, с той лишь разницей, что его гордостью являлся не бордель, не таверна или торговый квартал, а внушительная по размерам, постоянно галдящая и суетливая верфь. Ещё издалека я разглядела в бухте гордый и такой знакомый силуэт «Призрачного Странника», и внутри что-то зажглось, будто закоптили разворошенные угли. Сначала я решила, это предчувствие чего-то плохого, ибо все шансы на лицо, но затем всё прояснилось. Тоска. Тоска — тающая, плавящаяся под напором заполняющей сердце теплоты в ожидании встречи. Сапоги нетерпеливо елозили по палубе, пока «Северный ветер» шел к пристани, глаза изучали людей ищущим взором и даже прощальные переговоры капитана Воробья с командой остались где-то за пределами внимания. Местные рыбаки, облепившие пирс, провожали меня любопытными (не более) взглядами, а я чуть ли ни вприпрыжку неслась по мокрым доскам. «Странник» стоял на приколе у южной пристани, а у соседней скреб кранцами о причал хрупкий рядом с военным кораблем парусник. Я бы и не обратила на это недоразумение никакого внимания, если бы взгляд не зацепился за первую знакомую фигуру в этом порту. Элизабет Тёрнер. Считать ли это плохим предзнаменованием? Девушка стояла вполоборота на полуюте и озаряла собеседника сверкающей улыбкой. Мужчину от меня скрывали столпившиеся матросы, пришлось спешно шагать ближе и затыкать пробуждающиеся подозрения. Но вместо того к коктейлю из плохого предчувствия и подозрений добавилась щедрая порция ревности. «Да вы издеваетесь!» — процедила я сквозь зубы. Сапоги гневно застучали по трапу.

— Джеймс! — не в силах скрыть радость воскликнула я, врываясь в их с Элизабет диалог. Едва успела прикусить язык перед: «Я так скучала!».

— Диана? — обернулся Уитлокк с безграничным удивлением в глазах. Тёрнер отозвалась приветственным кивком. Нервно запиликали скрипочки плохого предчувствия. Интуиция не обманула. Что-то не так, очень не так. И вообще, эта встреча представлялась мне совершенно иначе! — Что ты здесь делаешь? — Аквамариновые глаза словно бы искали кого-то за моей спиной.

— А где мне следует быть?

Уитлокк несколько замешкался, затем запустил руку во внутренний карман кителя. Я с настороженностью приняла записку.

— «Я буду с Джеком. Не волнуйся», — прочитала я вслух. — Красивый почерк. — Взгляд поднялся к лицу Феникса. — Но не мой.

Тот кивнул.

— Знаю. Её принес мистер Гиббс…

— И этого было достаточно? — вспыхнула я, едва не давясь приступом обиды.

— Ещё он отдал твою шпагу, — добавил Джеймс. Элизабет тактично отстранилась на пару шагов. — Учитывая… наш последний разговор, я допустил мысль… — словно бы оправдывался пират. Внутри меня все чувства и эмоции перемешались, мозг наводнили вопросы, но разум никак не хотел приниматься за работу. — Значит, это неправда? — наконец забеспокоился Феникс.

— Нет… — отрешенно проговорила я в тщетной попытке заставить мозг выполнять прямые обязанности. Как назло, в извилинах болтались лишь перепутанные строчки шанти. — В смысле с запиской — это перебор, конечно, но мы… — Я вдохнула. — Мы с Джеком выясняли кое-что. Кое-что важное. — Элизабет приблизилась. — У нас ещё один соперник. Смолл. — В качестве довеска к обременительной новости что-то грохнуло в трюме, заставив всех невольно дрогнуть.

— Это который? — проскрипел позади голос Барбоссы.

Я обернулась под беззвучный стон.

— Уильям. К счастью. И так многовато оживших мертвецов на один камень.

Капитан «Мести королевы Анны» хохотнул, и его глаза впервые глянули на меня, не как на докучливую вошь.

====== Глава XXIV. Путь. ======

— А-а-ах! — вырвался наслажденный выдох. Отчасти нарочно, отчасти по потребностям организма я тянула время, одну за другой опустошая чарки со свежей и ещё прохладной водой. Пираты нетерпеливо переминались с ноги на ногу и недовольно причмокивали, что лишь тешило самолюбие. В кои-то веки не мой черед бегать собачонкой и выклянчивать скупые пересказы важных событий, потому пусть помучаются! Барбосса противно скреб когтями по сабле, не более красноречиво, чем необходимо, ибо отлично понимал, как иногда приятно спихнуть человека на свое место, дать понять, каково приходилось тебе и наблюдать за его пусть небольшими, но мучениями. Наконец желудок потяжелел от воды, базовые потребности отошли на второй план, но так быстро сдавать выгодные позиции и раскладывать карты, удовлетворяя пиратское любопытство, никто не собирался. — Где вы откопали это… чудо? — с усмешкой спросила я, проведя взглядом от носа к корме шхуны.

— На Тортуге, — нехотя отозвался Уитлокк со скорбью на лице. Меня же повело в противоположную сторону.

— Никак знаменитая «Сбитая чайка»? — улыбнулась я.

— Нет! — тут же синхронно рявкнули пиратские предводители, аж под лопаткой что-то пугливо дернулось. Пошутишь тут с ними! Поочередно каждого оглядел мой скрупулезный недоверчивый взгляд, губы искривились подозрительной дугой.

— Что я пропустила? — осторожно прозвучал вопрос. — Если не ошибаюсь, корабль ждал на Инагуа? Вы были там?

За несколько секунд тяжелого многозначительного молчания у меня в голове родилось и разрушилось бесчисленное множество теорий. «Неужто они пересеклись с «Бонавентурой» и не смогли отбиться? Чудом ушли? А где же «Месть королевы Анны»? Если из-за нас… Мне конец!» Нервно заерзали пятки, так, на всякий случай, и взгляд поймал оптимальный путь отхода с пристани, но Уитлокк всё же удосужился утихомирить подступающую панику:

— Нет, не были. Разведчики сообщили, что в порту стало много военных, и наш человек решил расторгнуть сделку в одностороннем порядке. Пришлось довольствоваться малым…

Я удивленно моргнула.

— У вас есть разведчики?

— Не все любят бросаться в пекло с закрытыми глазами и искать выход на ощупь, — иносказательно вставил Барбосса. — Кстати, где «Жемчужина»? И Воробей?

Не прошло и доли секунды, как на лица собеседников опустилась тень недоверия: очевидно, выработанный рефлекс, когда имеешь дело с капитаном Джеком. Во мне ещё говорила обида, потому обелять честь кэпа не было ни малейшего желания, и я просто отмахнулась.

— Без понятия. — Глаза Барбоссы сомкнулись в подозрительные щелочки, Уитлокк устало вздохнул, а Элизабет неоднозначно качнула головой. Пришлось тут же добавить: — В смысле, где-то здесь, в порту болтается. — Пираты слегка расслабились. — А «Жемчужина» выслеживает Смолла.

— Надо же, в кои-то веки в нём проснулся стратег… — бросил капитан «Мести». Прозвучало это беззлобно, с некой долей дружеской издевки. Элизабет и Уитлокк воздержались от комментариев, и потрескивавшее в воздухе напряжение сбавило градус.

Во всей этой троице было нечто подозрительное. Я никак не могла уловить, что за беспокойные звоночки заставляют трепыхаться внутри плохое предчувствие. Противное ощущение, будто утренняя изморозь накинулась с объятьями, накатывало волнами: то отступало, позволяя выдохнуть, то вдруг набрасывалось, подгоняемое странными пиратскими переглядками. Как назло, никто не торопился с подробностями, каждый ждал их от меня, а тянуть время становилось всё сложнее.

— Выслеживает Смолла? — подала голос миссис Тёрнер. — Как вы вообще на него наткнулись? Что у вас произошло?

Я с улыбкой повела глазами.

— Это, конечно, интересная история, но так как у нас тут конкуренция почище, чем на Уолл-стрит, думаю, чем быстрее мы сделаем ноги, тем лучше. А история… Будет чем скоротать время в пути.

Ответив Барбоссе упрямым равным взглядом, я церемонно отправилась на борт «Призрачного Странника», а осанка сама собой гордо выровнялась под напряженными провожающими взорами. Встретившиеся члены команды Уитлокка приветливо покачивали головами, а я отвечала свободной улыбкой. По всему виду — опытная дерзкая пиратка! На деле же, не терпелось расслаблено развалиться на кровати, привести в порядок тело и душу, ибо за время короткого ночного перехода удалось лишь заткнуть внутреннего человека ромовой пробкой. Ставшая уже родной небольшая каюта на «Страннике» никогда прежде не казалась такой уютной. Примостив у зеркала ведро с водой, что реквизировала на палубе, я впервые за последние несколько дней подняла глаза на отражение. В первый миг почудилось, что кто-то решил разыграть меня, а затем с новой силой накатила обида. Я, конечно, не рассчитывала, что буду выглядеть, как перед приемом у Смолла, но отсутствие шока в глазах Уитлокка намекнуло, что всё не так уж плохо. Теперь, когда из зеркала таращилось пучеглазое краснокожее существо — с клоком выгоревших, спутанных волос; с потрескавшимися, как хрупкий лед в луже, губами; с отпечатком трехсотлетних адских мучений на лице и натуральным безумием в глазах, — я утвердилась во мнении, что плохое предчувствие меня не скоро отпустит. Недели не прошло, как Джеймс с меня едва ли пылинки не сдувал, а теперь, когда действительно не помешала бы толика внимания, только и спросил, чего я здесь забыла. Получил, значит, записку не пойми от кого, и на душе спокойно? Он, значит, тут с миссис Тёрнер беседы светские ведет, а я пытаюсь не помереть каждые пять минут? Что-то тут не так…

Я обессилено опустилась на стул. Приятно защипали ссадины на опущенных в воду ладонях. Сапоги с ненавистью отлетели в дальний угол. Тело сгорбилось, расслабленно скукожилось. Глаза монотонно хлопали ресницами. В ту секунду где-то внутри опять по-девчачьи захныкало желание послать всё длинной дорогой к черту и взять выходной, но поверх него властным громом прокатились отзвуки хохота Барбоссы и, словно прожектор, забил лучами в душу проницательный, но уже без надменной издевки взгляд шкипера. И от этого приятного воспоминания чуток расправились плечи, хоть и через боль в легкие нырнул глубокий уверенный вдох. «А помирать нам рановато, есть у нас ещё в море дела!» — фальшивя, просипела я. И уже не так саднили растертые руки, появились силы думать — как вернуть себе презентабельный вид и разгрести новый ворох вопросов.

— Диана, могу войти? — негромко последовало за острожным стуком.

— Конечно, — ответила я, и вновь заполыхал огонек неведомой радости.

Джеймс вошел в каюту и первым делом примостил на койку шпагу. С моих губ слетел довольный присвист, словно ребенку вернули любимую игрушку.

— Спасибо!

Пальцы хлюпнули по воде, я инстинктивно потянулась к дорогому оружию. Уитлокк тут же перехватил мои ладони. Его взволнованный взгляд застыл на синевато-красных разводах на запястьях.

— Что случилось?

Я аккуратно отняла руки.

— Охотники за головами. — Лицо капитана осталось непроницаемым, лишь в глазах метнулось виноватое разочарование. — Но, — слабо улыбнулась я, — мы увели их корабль. Один-один.

— Корабль? — с какой-то странной надеждой в интонации переспросил Джеймс.

— Бриг, если быть точной. Правда, — добавила я, — его пришлось отдать рабам… Говорю же, долгая история. — Уитлокк раздосадовано повел подбородком. — Всё так плохо? Вам пришлось взять «Сбитую чайку», да? — аккуратно спросила я.

— Теперь это «Буревестник», — отозвался капитан.

Я вновь улыбнулась.

— А-а-а, понимаю, как корабль назовешь…

Внутри меня пробуждалось и постепенно расправляло крылья чувство покоя и расслабленности. Как бы ни показалось на первый взгляд, всё же Джеймс зашел ко мне, причем практически сразу — ни через час, ни через день. Конечно, ему не всё равно. Но то, как бравый Феникс замучено мялся у двери, покрывало теплоту внутри налетом инея. Приглядевшись, я стыдливо покорила себя за невежество, в котором бессовестно обвиняла Уитлокка, ибо так же при первой встрече не заметила в его глазах тяжелой усталости. Лазурный взгляд — обыкновенно ясный и сверкающий — будто заволокла туманная пелена. Капитан был словно не здесь или несейчас. Хотел и пытался проявлять участие, но душу его между тем сотрясало что-то мрачное и темное. Быть может, его тоже, как меня мгновение назад, измывало желание всё бросить?

Я сделала, что должна была. Даже не поняла, не осознала, а почувствовала, что именно так — правильнее. Нужнее. Не дожидаясь, пока ищущий взгляд Уитлокка столкнется с одурманенным моим, просто сделала два шага вперед и заключила Джеймса в объятья. И вышли они теплыми, душевными, искренними. Именно этого я жаждала, едва увидела пики мачт «Призрачного Странника». Джеймс обнял в ответ. Прижал сильно, крепко, нежно. Мы потонули в вакууме, за рамками которого грудились нормы, принципы, неловкость и излишние раздумья. В душе и в разуме на какие-то считанные мгновения воцарилась тишина. Секунды таяли, а я боялась открыть глаза, боялась впустить в мирный вакуум краски реальности. Язык неуверенно ворочался во рту, хотелось, надо было что-то сказать. Но из эгоизма или трусости я выбрала молчание.

— Прости.

Джеймс был храбрее меня и уж точно не числился в списке эгоистов. В ответ — рваный вдох. Веки, дрогнув ресницами, поднялись; секунды вновь стали мимолетными. Объятья рухнули.

Я заботливо заглянула Уитлокку в глаза.

— Что-то произошло.

Его лицо просветлело.

— С чего ты взяла?

— Просто вижу.

— Пустяки, — подмигнул капитан. У меня лишь недоверчиво дернулись брови. — Слишком много волков на одну добычу.

Я присела на койку и привычно подняла шпагу.

— Неужели это правда? У нас в руках минимум четыре известнейших и мощнейших корабля в истории, а в итоге все волки, как ты и сказал, должны будут уживаться на борту хлипкой посудины. Звучит бредово. А ещё бредовее то, что всё это — по совету Джека Воробья, которому, кажется, никто из вас не доверяет.

Уитлокк повел плечами.

— Джек тоже будет на борту «Буревестника». Если даже он решит нас всех дружно потопить, это будет проблематично, не находишь?

Я подозрительно сощурилась.

— Так ты вновь доверяешь ему?

— У нас нет выбора, — мрачно ответил Уитлокк, будто подписал приговор. Его явно что-то изводило. И это точно не предчувствие грызни. Но Феникс упорно уходил от разговора, будто даже наедине с собой не хотел заводить эту тему. Всё же гроза в его глазах отступила, пусть и ненадолго.

— Хорошо, — улыбнулась я, — только пошли кого-нибудь в порт, пока наш славный Воробей случайно не упорхнул куда-нибудь.

Я заперла следом за Уитлокком дверь и отчего-то печально шмыгнула носом. Оставалось не так уж много времени, чтобы привести себя в порядок, во всех смыслах. Пока часть мозга руководила выскабливанием соли из волос, другая с привычным терпением принялась распутывать клубок новостей. Пробудившийся было разум ворочал мыслишки лениво, спустя рукава, а потому ни дедуктивный, ни индуктивный, ни метод тыка к истине и полезным выводам не приближал. Все важные идеи маячили где-то на окраине сознания, дразнились, но на крючок и не думали попадаться, приходилось лишь напряженно водить бровями. «Кусочек шоколада не помешал бы», — посоветовала я мутному отражению. Оно приобретало всё больше человеческих черт, некоторые даже были моими… Хоть и влажная, но свежая одежда, перевязь, что легла тяжким грузом на истерзанные плечи, изумрудная бандана на выгоревших, но частично вымытых волосах — возвращалась прежняя я. Шпага задиристо звякнула о ножны.

«Любопытно… — пронеслось в голове. — Утерянный клинок, записка и Гиббс… Ради чего такие старания? Зачем, Джекки?» Если бы кэп просто хотел лишить Смолла источника сведений, почему нельзя было сообщить Джеймсу? К чему была вся эта секретность, дезинформация, которая на деле оказалась правдой и лишь по чистой случайности никому не повредила? Воробей, конечно, не надеялся, что Смолл возьмет его под белы ручки, но тогда, выходит, он повел бы офицера до самого Инагуа? Или дальше? Быть может, не уговор — сведения в обмен на помилование — ради побега, а побег — лишь предлог для союза «на всякий случай»? Ведь даже Барбосса не побрезговал в свое время затесаться в каперы. Но записка? «Я буду с Джеком…» В уверенности в себе Джеку Воробью не откажешь, однако такое — излишняя самонадеянность. Хотя приятно думать, что благодаря столь незначительной детали я предстала перед пиратами не бедовой дамой, а авантюристкой-напарницей капитана Воробья.

«Не загордись, подруга!» — предупредительно прозвучал внутренний голос. Да уж, с такими партнерами мне подобное не светит. Сейчас я для них никто, максимум никто по имени Диана. Расскажи я несколько приукрашенную версию наших с кэпом приключений, авось накинут мне пару очков да и забудут через пару дней. Увы, с Кракеном не сражалась, войну Ост-Индской Компании и Британской Короне не объявляла, в Тайник Джонса не погружалась, где ж пиратскую славу раздобыть?.. А может, априори не видят ни Элизабет, ни Джек, ни Барбосса во мне собрата по крови, интуиция не позволяет… Ведь капитан Джеймс «Феникс» Уитлокк органично вписался в это трио, так что мне осталось лишь вытравливать из взгляда зависть и гордиться своими небольшими в Карибских масштабах подвигами.

Я улыбнулась своему отражению; на лопнувшей губе проступили капельки крови. «Лучше уже не будет», — рассудила я, покидая каюту. Команда «Странника» пребывала в подготовительных хлопотах. Куда корабль двинется, спросить не успела, но уж точно парусник не собирался куковать в Порт-Хауэле в ожидании своего капитана. Не успело карибское солнце лизнуть носки сапог, мимо пронесся разгневанный человек. У меня аж плечо хрустнуло от удара, а вместо извинений тот лишь злобно выплюнул: «Глаза разуй, сосунок!». Пылающий возмущением взгляд приклеился к ковыляющей фигуре.

— Барто! — укоризненно прикрикнула я вслед.

Старпом приостановился, обернулся; нервно дрогнула щека.

— Так себе выглядишь, — бросил он и вновь устремился в сторону бака.

Решительно вдохнув, я заковыляла следом, на ходу пытаясь выяснить, что так разгневало старого моряка. Барто говорить не хотел, бурчал и отнекивался, воистину, как обиженный ребенок; правду едва ли ни клещами вытянуть удалось. Кто бы знал, что именно с этим пожилым одноглазым испанцем мы окажемся собратьями по несчастью, пострадавшими от чрезмерной заботы Джеймса Уитлокка. Вся десятиминутная отповедь, что Барто доверил мне, если очистить от восклицаний и возмущений, сводилась к единственной фразе: Феникс не берет старпома с собой. Ободряюще похлопав старика по плечу, я с улыбкой заверила, что исправлю эту чудовищную несправедливость. И хоть единственный глаз недоверчиво сузился, морщины на обветренном лице разгладились, и трубка в желтых зубах задымила ровнее.

Уитлокка я застала в каюте за сборами: он бережно упаковывал карты в тубус. После обмена общими фразами, я начала издалека:

— А что же «Странник»? Здесь останется?

Джеймс покачал головой.

— Надеюсь использовать это время во благо. Днище покрыто ракушками, тянуть больше нельзя, так что команда займется килеванием на отмели неподалеку.

Я многозначительно хмыкнула.

— Под руководством Барто?

Уитлокк поднял взгляд. Мгновение, и лицо капитана осветила понимающая улыбка.

— Он тебя подослал? — мягко спросил Феникс.

— Нет, — тут же выдала я. — Сама пришла. Видел бы ты его, Джеймс! Я понимаю, поверь, как никто понимаю твои мотивы, но ты совершаешь ошибку. К тому же он тебе ещё долго этого не простит. Пожалуйста, капитан, измените решение.

Хлопнула крышка тубуса. Просветлевшие голубые глаза обратились ко мне с внимательным взглядом.

— Почему ты настаиваешь? — Джеймс пожал плечами.

Я оказалась не готова к такому вопросу, и язык вытолкнул первые слова, что пришли на ум. Аргумент был, прямо сказать, не убедительный:

— Потому что мы пропадем без него.

— Барто больше нужен мне здесь, на «Страннике», — не унимался капитан, убирая в футляр какие-то измерительные приборы.

Я закатила глаза.

— Ты же можешь положиться на своих людей, — развела я руками, — а на неизведанном пути человек, которому доверяешь, как себе, просто необходим. — Я направилась к двери и напоследок проговорила: — Просто подумай над этим.

Барто ждал на шкафуте. Ждал, несмотря на весь свой абсолютно равнодушный вид. Я улыбнулась старику и решительно кивнула, хоть однозначного ответа так и не получила. Отчего-то в душе царила уверенность, что Джеймс Уитлокк последует моему совету.

«Буревестник» загорал под солнцем полностью готовый к отплытию. Может, байки о душах кораблей чистой воды выдумки, но теперь шхуна не выглядела, как гниющие развалины. На Тортуге у пристани скреблось множество суденышек: однотипных, полузаброшенных, пропитых, похожих на завсегдатаев дешевых местных кабаков. И «Сбитая чайка» ничем не была лучше. Сейчас, когда шли последние приготовления, «Буревестник» походил на поджарую гончую — староватую для охоты, но не утратившую чувства погони; гончую, которую хозяин решил вывести на последнюю прогулку, и она едва ли не рвалась с поводка, поскрипывала, постанывала в томительном ожидании, от жажды — насладиться кратким мигом былой молодости. «Только не развались по пути, — попросила я, скребанув ногтями по борту, — остальное прощу». Судно отмалчивалось, а на его борту перекрикивались с собратьями со «Странника» отобранные капитаном члены команды. Даже стоя поодаль, корабль нависал над шхуной, как крепость над фермерским поселением, поблескивал стеклами в панорамных окнах на корме и снисходительно перемигивался пушечными портами — их зачем-то проверяли перед отплытием. На «Буревестнике» они были наглухо задраены, и я сильно сомневалась, что несчастные восемь-десять пушек на борту нам, случись какая напасть, смогут хоть чем-то помочь.

— Только не развались, — повторила я, поднимаясь по трапу.

Где-то под лопаткой зарождалось незваное волнение. Дело заключалось не столько в судне, сколько в тех, кто с минуты на минуту должен был ступить на его борт. Гектор Барбосса и Элизабет Тёрнер — никто из них и не думал обмолвиться о мотивах желания завладеть сокровищем. Интуиция беспокойно ворочалась, подсказывая, что наши друзья знают куда больше, чем говорят, хотя некоторые соображения на их счет имелись. Надо было только с кем-то обсудить… Джек Воробей — воплощение бесконечности вопросов. Пытаться понять его мотивы и мотивы его поступков всё равно, что играть в шахматы с гроссмейстером, когда не знаешь правил. Конец партии неумолимо приближается, а уверенности в собственных ходах больше не становится. Нет даже шанса понять, кто ему «заклятые друзья» — партнеры или соперники? По крайней мере, на данном этапе. Ясно, что, когда перед глазами заблестят десятки, может, сотни карат, каждый будет сам за себя, но до заветного камня — сотни неизведанных миль…

Бойль пинком отправил пустую бочку из-под солонины по трапу с борта «Странника». Она, по инерции перепрыгнув через ящики, слетела с пристани, плюхнулась в лодочку, отчего та, оттолкнувшись от свай, отправилась в свободное плавание, и теперь матрос несся следом, ругаясь и отмахиваясь от язвительных подколов боцмана. Против воли вырвался громкий смех.

Забавно, подумала я, мы ведь, как эта бочка — Уитлокк, Воробей… и я за компанию. Объявился могущественный некто, дал пинок — мотивацию, то бишь, — мы ускорились, того и след простыл, а мы всё катимся, катимся — то ли по собственному желанию, то ли по инерции. Но, вот странность, никто не подталкивает вроде, а катимся всё скорее, несёмся сломя голову… Иногда человек — противоестественное создание.

На борту «Буревестника» царила привычная суета: новая команда, собранная из матросов с разных кораблей, пока не отличалась слаженностью действий, но исходя из отсутствия суровых криков квартирмейстера (что из команды Барбоссы) справлялись пираты в целом неплохо. Видно было, что подопечные капитана Феникса относятся к собратьям и к необходимости подчиняться чужому «начальству» без особого энтузиазма. Но пока всё шло мирно.

Не успело изнуренное тело уютно пристроиться на юте, в поле зрения попала раздраженно вышагивающая фигура капитана Воробья. Он торопился откуда-то с портовых окраин, и что-то мне подсказывало, настроение у пирата, как наше новое судно — лишь кажется бравым. Я и дернуться не успела, как за спиной проскрипело:

— Ну? И кто ты?

Первой реакцией было желание в панике спрыгнуть за борт, ибо в голове всплыли безрадостные картинки первого знакомства, когда я на коленях умоляла Барбоссу (и Воробья заодно) сохранить мою жалкую жизнь. Теперь же довелось остаться с грозным шкипером наедине.

— А кого вы видите? — с напускным любопытством обернулась я.

Корабельный «преемник» Эдварда Тича уселся на бочку, поскребывая протезом палубу. Глаза его выражали красноречивое безразличие. Пока Барбосса то ли кашлял, то ли посмеивался, прежде чем ответить, я бросила беглый взгляд за спину: Джек ступил на пристань и замер в растерянности.

— Ты и Джек, что вас связывает? — требовательно вопросил шкипер.

Я глянула на него с непониманием; красноречивым намеком изогнулась левая бровь.

— Это же не допрос, правда? — Я поднялась с искусственной улыбкой. — Мне всего лишь почудилось, да?

Барбосса не ответил. Или ответил многозначительным молчанием. Более задерживаться в напряженном диалоге с ним я не стала, ибо мозг уже давно занимался проблемой поинтереснее, а на искусные препирательства и словесные баталии хитрости не хватало.

Смурной взгляд Джека ненадолго скакнул на меня, потом вернулся к шхуне и прилип в кормой части по правому борту. Капитанские брови скукожились у переносицы, усы приподнялись, красочно описывая пиратское недоумение.

— Это что такое? — Голос его звучал, как у недовольного клиента, мол, заказывали «Жука», а прислали «Запорожец».

— «Сбитая чайка», — провозгласила я с улыбкой, — то есть, «Буревестник». Теперь это «Буревестник».

Кэп мрачно вздохнул. Одной моей фразы оказалось достаточно, чтобы смекнуть о несостоявшемся посещении Большого Инагуа. Поняв, что перед носом — лучшее из того, что было, — Джек терпеливо повел плечами и лишних вопросов решил не задавать. И всё же отпечаток неведомой раздражающей думы с его лица не исчез, в точности, как и у Феникса. На фоне постоянно обремененных чем-то секретно-важным пиратов собственное состояние казалось мне до неприличия беспечным, хотя мозговые котлы кипели на пределе.

— Погоди! — Кэп деловито направился к трапу. Оклик побудил обернуться. — Ты ничего не забыл мне рассказать? — Лицо Воробья приняло исключительно сосредоточенное выражение. — Записка? Шпага? — подсказала я, устав от молчания. Ромовые глаза понимающе округлились. — Почему ты не сказал? — менее требовательно спросила я.

— Да знаешь, — наигранно протянул пират, — всё как-то времени не было.

— Издеваешься? — хмуро надулась я. — Опять?

Джек выдавил краткую усмешку.

— С чего бы это? Не бери слишком много в голову, мисси, — на ходу бросил он через плечо.

— Ну-ну, — сквозь зубы выдавила я, а вслед — так сильно, чтоб слова впечатались в самовлюбленную капитанскую спину, — крикнула: — Спасибо!

Прошло чуть больше четверти часа, и все участники поисковой экспедиции собрались на борту «Буревестника». Вот она, «могучая кучка»! Капитаны — Барбосса, Воробей и Уитлокк — совместно со штурманом обсуждали оптимальный курс. Элизабет Тёрнер не вмешивалась, но чутко слушала каждое слово, стоя чуть позади и не привлекая внимания. Барто (светящийся от радости, как неоновая вывеска) знакомился и обсуждал круг обязанностей с квартирмейстером, мистером Уезелом. Прочие члены объединенной команды действовали слаженно и дружно. Гудели скользящие по юферсам тросы, скрипели, разворачиваясь, гафельные бейфуты, постукивали о пристань кранцы — «Буревестник», подбирая швартовые, рвался с привязи. Я в одиночестве сидела на юте, у гакаборта, уложив руки на шершавые доски планшира и пристроив на них голову. Суетливый Порт-Хауэл походил на вокзал: полный незнакомцев, равнодушных пассажиров, которым городок служил обычным перевалочным пунктом, не больше. У меня в душе он тоже не оставил никакого следа. Я глядела на него так же, как разглядывают в окно поезда пролетающие мимо промежуточные станции. Но вот начали набирать отсчет ярды между пристанью и ахтерштевнем, а вместе с тем пробудилось осознание Начала. Никто не знал наверняка, и всё же, как ни крути, мы вышли на финишную прямую. Теперь сокровище и охотников за ним отделяли десятки миль безумно красивого моря. Ни посредников. Ни подсказок. Я до сих пор точно не знала, куда шхуна возьмет курс — лишь общее «на север», случайно выхваченное из чьего-то разговора. Вопреки неведению верилось, что неизведанный путь пощадит нас (в отличие от многих искателей приключений, что сгинули раньше, чем достигли цели). Верилось, что «эфир власти» не окажется искусным мифом, и, в конце концов, мы сможем снять натирающий шею поводок.

Воздух застрял поперек горла. Не успела мелькнуть и исчезнуть в голове мысль о незримом погонщике за спиной, как глаз зацепился за статную женскую фигуру у края причала. «Дестини…» — беззвучно прошептала я. Ведьма словно почувствовала, что её узнали, и небрежно махнула рукой на прощание. Предвкушение романтичного приключения покорежилось, сморщилось, как побитая морозом ягода. А беспечность, в которой я обвиняла себя ещё полчаса назад, сменилась тяжким грузом обоюдных тайн.

— Попутного ветра! — доброжелательно прокричали с встречного рыбацкого ялика.

— Мда, попутнее некуда… — угрюмо пробурчала я в ответ.

Порт-Хауэл равнодушно прощался с гостями, скучающе глядел вслед удаляющейся шхуне, не рискуя предполагать, какая судьба ждет тех, кто на её борту.

«Буревестник» самоотверженно бросился навстречу неизвестности. С первого взгляда у нас со шхуной не заладилось, и причиной тому не капризная натура, что не хотела обменивать дворец на крестьянскую лачугу. Было ещё что-то на уровне чисто женской интуиции, аргументированное железобетонным: «Потому что». Но как бы я ни относилась к судну, деться с него было некуда. Да и на его борту места, чтоб затеряться, оказалось не так уж много. О персональных каютах уж подавно не могло быть и речи. Капитаны и я с Элизабет за компанию обитали в капитанской каюте, она же кают-компания. Обстановка там балансировала на грани между минимализмом и аскетизмом. Мутные блеклые окошки, узоры из плесени чуть ли ни в каждом углу. Каждый дюйм судна пропитал запах гниения, сырости и беспросветного тлена. В какой-то момент бывшую «Сбитую чайку» стало жалко, стоило только представить, как она медленно разлагалась в тортугских водах, брошенная владельцем и никому ненужная. Время, проведенное в Порт-Хауэле, пошло ей, однозначно, на пользу. Парусник принадлежал Уитлокку, а потому никто из союзников не захотел брать на себя хлопоты по превращению разваливающейся посудины в неплохую шхуну. Так что «Буревестник» появился на свет исключительно благодаря широкой душе и полному карману капитана Феникса. На верфи вычерпали воду, залатали дыры в днище, укрепили стеньги, поставили новые гафельные паруса, добавили две восьмифунтовые пушки по правому борту, со штур-тросом повозились, якорные канаты заменили — и вуаля, судно готово к отплытию. Всего-то! Расходы по снаряжению шхуны в плавание шли отдельной графой. Барто бушевал долго и громко, обвиняя остальных пиратов в бессовестности, но Джеймса финансовые трудности интересовали в последнюю очередь. Он будто не слышал всей старпомовской тирады, уткнувшись взглядом в испещренные линиями карты, и Барто пришлось отступить, разочарованно махнув рукой. Но такова уж была его стариковская испанская натура — не мог моряк прожить день спокойно, не вытрясши из кого-нибудь душу. И тут, как нельзя кстати, объявилась я: за неделю отдохнувшая, посвежевшая и отвыкшая от его подколов.

— Чудные вы, барышни, создания, — недовольно заметил Барто ни с того ни с сего.

Порт-Хауэл и видимая земля растворились за горизонтом чуть больше двух с половиной часов назад. Я мирно посиживала на юте, в тени от парусов, перебирая пальцами по колену. Задумчивый взгляд плавал по палубе, а старший помощник, как водится, объявился внезапно из-за плеча.

— Это вы о чем? — невинно спросила я.

Цепкий взгляд старого моряка четко отследил траекторию до единственной цели, что полностью занимала мое внимание, несмотря на всю видимую беспечность.

— Глядишь на него так, будто сожрать готова, — подметил Барто, усаживаясь рядом. Джек Воробей в своей обычной манере ненавязчивого флирта болтал с урожденной мисс Суонн. Та отвечала сдержанно, частенько усмехалась, но от пирата избавиться не торопилась. — И чего у тебя с ним может быть? — не унимался старик. — С ним, а? Ты погляди, погляди на…

— Барто! — сурово прервала я. — Я ценю ваше мнение, но относительно личной жизни в нём абсолютно не нуждаюсь.

Моряк надулся. Кольца из трубки задымили часто и обиженно.

— Нас с Джеком многое, слишком многое связывает, — нехотя пояснила я.

— Тебя? С ним? — возмущенно пыхнул табаком старпом. — Вот не понять мне, как этому обалдую всё достается — и корабль этот его быстроходный, и бабы волочатся, как блохи за псиной… Ну ведь не заслуживает!

Старый пират знал толк в том, как разговорить любого, хоть мертвеца, знал, за что дергать, на какие мозоли наступать, а я наивно полагала, что все его речи взаправду, а не ради того, чтоб вытянуть из меня чистосердечное. Оттого бросилась самоотверженно защищать честь капитана Воробья в словесной схватке, хотя самого пирата уже и след простыл.

— …Кракена?! Да ни в жизть не поверю! Черт меня дернул с бабой связаться! — беззлобно распалился Барто, когда кульминации достигла очередная невероятная история про Джека Воробья. — Я таких сказок знаешь сколько, знаешь сколько слышал! А? Одна чуднее другой! Походи по тавернам и не такое прознаешь. Но ты, но ты-то! — потрясал старик узловатым кулаком. — Умная же! Хоть с виду! А всё чушь пересказываешь!

Пиратская тирада всё набирала обороты. Мое лицо обратилось в маску терпеливого примирительного внимания.

— А как же Барбосса? И «Летучий Голландец»? — наконец не вытерпела я. — Вы же сами видели!

Барто фыркнул и шлепнул ладонью по бедру.

— Тоже мне, «Голландец»! Корабль, как корабль, только дряхлый, на вид, как покойник, и всего-то!

Я поджала губы, раздраженно закатив глаза. Следующая реплика трусливо засела за зубами. Над морем взметнулся столб брызг, как от подводного взрыва. Ветер тут же заботливо адресовал капли в лицо. От внезапной волны «Буревестник» нырнул на левый борт, едва не зачерпнув воды. В уши, сквозь застрявший грохот трескающейся водной толщи, ворвался по-настоящему перепуганный голос старика Барто:

— Господи Иисусе, помилуй!

И хоть у меня самой внутри всё испуганно сжалось, будто бы готовое в любой момент дать деру, я назло всему лишь выше задрала подбородок. Взгляд с напускным равнодушием провожал нависший над шхуной «Летучий Голландец». Барто впал в ступор, не зная, то ли за оружие хвататься, то ли молитву читать.

— Расслабьтесь, — максимально спокойно улыбнулась я. Ладонь легла на плечо старшему помощнику. Я представляла, какой хаос творился в его поседевшей голове. Проклятый корабль, как нарочно, объявлялся в точно угаданный момент, когда неверующие или чересчур праздные моряки наиболее уязвимы.

Тут же изо всех люков высыпал перепуганный, всклокоченный народ, и по повадкам легко угадывались те единицы, что подобную картину видели не в первый раз. Элизабет пыталась стереть с губ неуместно счастливую улыбку, Барбосса за её плечом лишь придирчиво щурил глаза. Джеймс поднимал с палубы запнувшегося на ровном месте и побелевшего, как полотно, Бойля, и при этом старался выглядеть буднично, словно это не огромный корабль из-под воды вынырнул, а всего лишь любопытная касатка. Джека видно не было.

«Летучий Голландец» журчал потоками воды, словно шептал какое-то заклинание на позабытом всеми древнем языке. Корабль, и правда, «дряхлый, как покойник», подбирал паруса, чтобы успевать с «Буревестником» в ногу. Подумалось, отчего новый капитан не подлатал его? Или это такой дресс-код: не положено проклятому, наводящему жуть кораблю, что пересекает границы миров, выглядеть иначе? К тому же мертвым-то всё равно. К счастью, команда «Голландца» выглядела человечнее. Матросы приблизились к борту — бледные, усталые, но даже более живые, чем некоторые обитатели Тортуги или завсегдатаи других карибских кабаков. Колыхнулась глупая тщедушная надежда, что выпадет шанс сменить транспорт.

Пока я с любопытством разглядывала моряков на корме и приглядывалась к закрытым пушечным портам, капитан ступил на борт шхуны в районе бака. Это я поняла по шарахнувшейся публике: матросы отступили к корме, а их главари — наоборот, навстречу гостю. Барто, скрипя зубами по трубке, пошел за мной следом, и весьма кстати: успел вовремя подхватить под руку, чтобы кувырком с полуюта не спустилась. «Глаз что ли, нет?» — бросил он. Есть, да только прикованы были заинтересованным взглядом к уверенной фигуре Уильяма Тёрнера. Элизабет мгновенно объявилась под боком у мужа, но вела себя сдержанно, будто бы стеснялась многих незнакомых глаз. Обхватила под руку и умиротворенно затихла, покрывая пытливый взгляд вуалью безмятежности. Когда я (под руку с Барто) достигла честной компании, было закончено первое знакомство между Уиллом и Фениксом.

— …Джек? — недоверчиво переспросил Барбосса.

— Да, где он?

Только сейчас я заметила в руках у Тёрнера солидный рулон обветшалой бумаги. Пришлось заинтересованно выглянуть из-за плеча шкипера, привстав на цыпочки. Взгляд Уилла сместился ко мне. Тут же засветилась улыбка, против воли затеплились щеки румянцем, а бессердечный капитан лишь приветливо качнул головой. Подводная жизнь, если, конечно, можно было участь Уилла называть жизнью, бывшего оружейника не то чтобы закалила, а скорее, выдала авансом потустороннюю холодность и суровость. И будто бы Элизабет чувствовала, видела это, оттого и жалась ближе, пыталась согреть любимого своим теплом. Глянув на их сдержанные недообъятья, я тут же позабыла о детской неприязни, о ревности и глупой злости.

— Помочь с транспортом или просто пожелать удачи? — протиснувшись между Барбоссой и Уитлокком, заговорила я.

Уилл только непонимающе моргнул.

— Мы знакомы?

— Диана, — протянула я руку, — я…

— Она с Фениксом, — резко, как штамп, прилетело из-за спины. Внутри всё вскипело, я обернулась с абсолютной готовностью испепелить Воробья взглядом. — Видишь, как я и говорил, — самодовольно сверкнул зубами кэп, бессовестно игнорируя меня, — все в сборе.

— Говорил? — переспросила Элизабет и добавила, как мне почудилось, с легкой обидой: — Когда это вы успели побеседовать?

— О, Лиззи, не время для ревности, — издевательски отмахнулся Джек. В ответ Уилл швырнул ему свиток с явным намерением угодить по наглой физиономии. Но кареглазый пират ловко ухватил подачу, усы сложились удовлетворенной дугой.

— Что это? Какая-то карта? — Уитлокк обвел сверток внимательным взглядом.

— Какая-то — это та, по который мы утром курс прокладывали, а эта — та самая, — с важным видом морского Нострадамуса пояснил кэп.

В неведении о сотрудничестве Воробья и Уилла Тёрнера оказались все, кроме них самих, но результат этого «сговора» принес положительные плоды, потому никто из капитанов придираться не стал. Ясно было, что «Летучий Голландец» плелся бок о бок с нашей шхуной не ради того, чтобы выполнить курьерскую доставку. «Команда мечты» — огнеупорный, в воде не тонущий сплав моряков с легендарных кораблей — на тот момент не был укомплектован полностью. Я и не придавала значения, почему отобрали по пять человек, когда прибыли матросы Воробья и для чего на шхуне, помимо капитанов, нужны три штурмана. Команду «Буревестника» пополнили пятеро подопечных Уилла Тёрнера: крепкие, с каменными лицами и водянистыми глазами — как подводные скалы. Уитлокк и Барбосса с Воробьем, получив новую моряцкую игрушку, с которой сыпалась труха при неаккуратном касании, умчались (и уковыляли) в кают-компанию; Элизабет что-то отчаянно шептала Уиллу, сжав его руку в своих ладонях, а капитан «Голландца» лишь периодически покачивал головой. Я, как неприкаянная, потащилась прочь с бака, ища взглядом, куда бы пристать.

«Летучий Голландец» надолго задерживаться не стал. Пусть у Уилла и было бремя, обязанность переправлять души на тот свет, но неужели его не заботила судьба любимой женщины, раз он благословил хождение по неизведанным водам на хлипкой лодчонке? Мог хотя бы следом идти, как конвой… Я не могла успокоиться, расслабить пружину настороженности, как ни пыталась. Все переговоры, неоднозначные сговоры врагов против друзей, недомолвки, косые взгляды вместо вопросов, улыбки вместо ответов — приходилось в каждое слово вслушиваться с тройным усердием, и постепенно это вошло в привычку. Но ощущение уязвимости, незащищенности перед неизвестным врагом, что охватило меня, едва Порт-Хауэл скрылся на горизонте, беспокоило навязчиво и неопределенно. Стоило забыться, выдохнуть, как иголочки начинали предостерегающий перезвон, и чувство умиротворения звонко лопалось, как хрупкий воздушный шарик.

Нужно было как-то отвлечься, занять разрывающийся на части мозг чем-то одним, конкретным. Потому вечером второго дня я вытащила Джеймса Уитлокка на палубу из полумрака кают-компании. Вдохнув посвежевшего воздуха, размяв затекшую шею, разглядывая пылающий солнцем горизонт и граничащее с ним море, Феникс даже слегка улыбнулся. С момента нашей встречи в порту, после рандеву со Смоллом, я всегда видела его каким-то напряженным, сжатым, словно бы он готовился к прыжку в воду или ожидал, что сверху вот-вот рухнет небо. На все вопросы отнекивался, умело уводил разговор, спрашивал о какой-то ерунде и пытался растворять мрак в глазах искусственной улыбкой. Я перестала спрашивать, но не прекратила думать. Солнце коснулось кромки моря под перестук костей на бочке, а следом — галдящий спор вперемешку с хохотом.

Я пригладила ладонью планшир.

— Они что-нибудь сказали? Зачем ищут камень? — Джеймс окончил рассказ о произошедшем за то время, что мы с Джеком играли в шпионов и неудачливых беглецов. Повесть вышла скудной и малоинтересной.

— Да, — протянул Джеймс, — что-то вроде: «Не твое собачье дело». — Я понимающе хмыкнула: другого и не ожидала. — А что, думаешь вызвать на откровенный разговор? Даже Барбоссу? — по-доброму улыбнулся Уитлокк.

Я поджала губы.

— Вряд ли получится… Просто… Понимаешь, допустим — Элизабет и Барбосса. Они не враги, но и дружбой их отношения уж точно не назовешь. И теперь они вдвоем, объединившись… Я поняла бы это, объявись второй Катлер Беккет или другой аватар карающей длани Ост-Индской Компании. Всё-таки Братство. Но ради сокровища? Которое достанется одному? И Джек… Все они. При надобности и не задумаются, предать или нет, однако сейчас объединились и вместе ищут путь к кладу. Быть может, их план гораздо глобальнее, нацелен на что-то по-настоящему великое?.. Или всё гораздо проще. Кто лучше объединяет, чем не общий враг?

Уитлокк обернулся ко мне с внимательным, вдумчивым взглядом.

— Общий враг? — на тон ниже уточнил Джеймс. — Ты же считаешь, что Джек связан с Анжеликой…

Я скривилась от слов «связан с Анжеликой».

— Допустим, она заставила Джека. Кто тогда мотивирует Тёрнеров и Барбоссу? Уж вряд ли они отправились на поиски того же самого, до сего дня никому даром не нужного камня одновременно с нами просто по чистой случайности. Неприкасаемых нет. Что если они не конкуренты, а такие же наемники, как и мы?

— Разумеется, это не случайность, — начал рассуждать Уитлокк. — Никто из них, и Джек в том числе, так и не обмолвились, откуда узнали про камень, как, собственно, и о том, зачем он им сдался. Но я не думаю, что Деруа рискнул бы связываться с такими пиратами.

— Такими, не такими, — пожала я плечами. И только потом в голове зазвенело одно единственно важное слово. Игривый вечерний ветер пытался незаметно унести его прочь, укрыть за окрашенным в закат парусом и затем растворить далеко над морем. Но не успел. — Погоди… — Я медленно обернулась, давая мысли осесть. Порыв свистнул меж длинных прядей. Искренний виноватый взгляд Уитлокка говорил громче всяких слов: я услышала то, что не должна была, он это понял и мог лишь напрасно сожалеть. — Деруа? Тот француз? Ты… Ты его знаешь? Его имя?

— Астор Деруа. Французский капитан, доверенное лицо короля.

Меня будто бы связали по рукам и ногам и притянули к земле: плечи опали, ладони сползли с планшира, рот ошарашено приоткрылся.

— А не сказал ты мне это, очевидно, потому… — язвительно заговорила я.

Уитлокк тут же почуял недобрый настрой.

— Это ничего не меняет.

— О, правда? — карикатурно ахнула я.

— К тому же, прости, но ты слишком увлечена… другими проблемами.

Я отпрянула слегка, не сразу понимая, о чем речь. В горле комом стояла обида, мешающая трезво рассуждать.

— Вот как ты это видишь? — насупившись, спросила я. — Думаешь, всё только из-за Джека? Что остальное меня нисколько не волнует? Что мне плевать на Тортугу? На этого Деруа? На тебя плевать?! — Голос дрожал, нарочно брал высокие тона.

— Нет, Диана, я не это имел в виду. — Уитлокк примиряюще подступил ко мне, попытался коснуться руки.

— Это! — шарахнулась я в сторону. — А там, у охотников! Я места себе не находила! Думала, испортила всё! Думала, Смолл!.. Вас!

Дышалось ужасно трудно, как в противогазе. Обида душила, сводила с ума, кипела ещё недавно заставшая лава ревности.

— У вас все в порядке? — опасливо вмешался Барто с трапа.

— В полном! — холодно бросила я. Последний режущий взгляд был адресован точно печально-голубым глазам Феникса. Доски палубы гулко стучали от гневной поступи, оставленной как заключительное слово в споре.

Деваться было некуда и примиряться с собой, с обидой, с гневом, разочарованием и мрачной смесью неоправданных надежд пришлось на верхней палубе, при всех. Может, в том и состоял смысл быть «командой», что все чувства и тревоги даже против воли приходилось делить с остальными, разными порциями. А в ответ — возвращались твои переживания, но уже пережеванные, отделенные от плевел, обсужденные и в итоге — ничтожные. Я по-партизански молчала, лишь губы покусывала, но любопытные взгляды знакомых и незнакомых глаз незаметно растаскали волнения по лоскутам, не оставили, казалось бы, ничего. Кроме желания наверстать упущенное. До поздней ночи я слонялась под открытым небом; задумчиво скреб носок сапога потемневшие доски палубы, звезды серебрились высоко и привычно, поскрипывал рангоут. И пришло осознание — словно нашептал кто, сквозь шум волн, — что слова Уитлокка (хоть сама и вложила их в его уста) не так уж надуманны. Каяться приходилось острому месяцу, ибо не было рядом никого более приближенного к небесам: что на поиски подписалась ради шанса с Джеком поговорить; что уйди кэп к горизонту ещё там, у острова Креста, не осталось бы от меня больше, чем пятьдесят килограмм тоски; что прикрывалась алчностью и жаждой сокровищ, чтобы быть в гуще событий, чтобы подавать себя как пиратку, а потом и сама не заметила, как чаши весов уравновесились. Потому теперь было важно очутиться на шаг, на полшага впереди. Или хотя бы просто не отставать.

Начать я решила с выяснения ответа на набивший оскомину вопрос: зачем каждому из наших союзников «эфир власти»? С Джеком всё было просто и ясно до боли — не скажет, хоть пытай, ибо не его это желание, а встречу с Анжеликой пока никто не назначал. Кэп привычно сторонился меня, общался не больше, чем необходимо. Редко его фигура маячила далеко от кают-компании, где можно было бесконечно долго пререкаться со старым добрым Барбоссой. Капитан «Мести королевы Анны», что, к слову, так и не обозначила своего местоположения, деловито развалился в единственном кресле и не объявлялся на верхней палубе без важного повода.

Подружиться с Элизабет Суонн-Тёрнер не составило особого труда, ибо написание отношений с чистого листа пригодилось, как нельзя кстати. Задевая тему очередной откровенной беседы, я лишь искала подтверждения своей единственной и, как думалось, верной теории: всё из-за сердца. Сердца Уилла. Вряд ли шантажист, если таковой и прятался в тени за спинами пиратов, нашел бы более весомый довод. Я никогда не спрашивала напрямую, но так или иначе в разговорах проскальзывали тому различные подтверждения: Элизабет думала, что знаю я о ней не больше, чем она обо мне, оттого говорила без особой опаски.

Откровенничать с Гектором Барбоссой я так и не решилась. Было в стареющем пирате нечто недосягаемое. Иное, нежели в Джеке Воробье. Эти двое служили прекрасными антиподами друг другу, и, может, именно потому, что с Джеком с горем пополам удавалось говорить по душам, в диалогах с Барбоссой язык присыхал к нёбу, и всё, что я могла выдавить, — неоднозначные междометия. Хотя, пожалуй, послеобеденная сиеста, что посвятили сказанию о наших с Джеком похождениях, служила исключением. С легкой подачи кэпа и в моем пересказе история вышла напряженной, недолгой, но с важным посылом: промедление может стоить приза в этой игре. Пираты так единогласно пришли к выводу, что Смолл во что бы то ни стало не должен заполучить камень, будто дележ внутри нашего «союза» — что-то стороннее, само собой разрешимое. На деле, скорее, каждый спал спокойно потому, что под подушкой спрятал нож.

«Буревестник» бежал по волнам бодро и уверенно. На третий день редкие обрывки суши перестали попадаться на глаза и воодушевленно маячить на горизонте, как будто земли больше не было, и единственная оставшаяся твердь — потрескавшаяся палуба шхуны. Команда вроде бы сплотилась и в унисон подумывала, как тратить ожидающие пиратов сокровища. Мечты были простые и понятные — кому дом и жену, кому ром и шлюху, кому еды вкуснее, кому кафтан поновее. Даже нелюдимые матросы с «Летучего Голландца» живо откликались на предложение затянуть очередную тоскливую шанти и припомнить земные радости Тортуги или Ямайки. На всю эту идиллию я любовалась издалека, с угла на полуюте: Джек с Барбоссой развлекались бесконечными спорами, Джеймс с Элизабет частенько болтали на верхней палубе (оказалось, они познакомились ещё лет пятнадцать назад на приеме у какого-то лорда), мне же в напарники изредка доставался Барто. Старик знал множество морских баек — рассказанных и пересказанных по сотне раз, — чем и старался развлекать, а я ненастойчиво пыталась выудить неизвестные мне сведения. Но за исключением пары скупых слов о французе, старпом не выдал ничего сколь-нибудь полезного.

Пару дней новое имя — Астор Деруа — никак не шло из головы. Спрашивать о нём у компаньонов я не торопилась. Вдруг станется, что он из погонщика обратится в козыря? Вспоминая первую встречу с ним у острова Песо, теперь я, и правда, видела в нём приближенного короля, того, кто не боится запачкать руки и опуститься на самое дно, чтобы угодить Величеству. Такой слуга, казалось бы, не притязательной в отношении карибских территорий Франции, вполне мог всерьез угрожать разрушением Тортуге и шантажировать этим Феникса. А что помимо этого? На что он ещё способен? Снарядить два брига, чтобы отправить экспедицию, и целый флот — чтобы пожать её плоды? Неужто, пока Британия и Испания ожесточенно грызлись за господство на море, французский король с уступающим обеим империям флотом решил исправить бедственное положение, не привлекая излишнего внимания? «Эфир власти»? Власть принадлежит тем, у кого больше денег. Тогда в невзначай брошенном Деруа «привлекательная драгоценность» — куда больше истины, чем кажется. Как много карат требуется, чтобы возродить флот?..

Сумерки сгущались. Целый день прошатавшись по палубе без дела, я спустилась в каюту. Джек изучал хмельным взглядом карту, в углу в кресле похрапывал Барбосса, закинув деревянную ногу на бочонок рома. Капитан Воробей бегло глянул на меня и вновь уткнулся в параллели. Поглядев по сторонам в поисках чего-то, на что можно сесть, я вытянула из темного угла старый потрескавшийся сундук и умостилась у стола, в маленьком кружке света, что отбрасывала одинокая свеча. Карта была ветхая, будто Уилл Тёрнер её воистину с того света притащил, поэтому никто вблизи неё и дышать не решался, и пергамент украшал стол, как диковинная фундаментальная скатерть. Циркуль шагал по карте из стороны в сторону, отмеряя расстояние от нас до пересечения линий координат, голова удобно умостилась на столе, опершись на руку, и дремота уже начала подступать. Как вдруг взгляд зацепился за тонкий черный пунктир, протянувшийся на дюйм выше нашей цели.

— Что это? — шепотом спросила я, указав пальцем.

Джек странно глянул на меня.

— Тридцатая параллель.

— А это, — я указала ниже, — северный тропик?

Кэп медленно кивнул.

— А нам — сюда? — Палец коснулся перекрестия. Голос опасливо дрогнул. А перед глазами на сверхскорости, словно странички познавательного журнала, мелькали кадры хроник и псведонаучных фильмов.

— Ты догадлива, дорог…

— Нам нельзя туда идти! —вскрикнула я.

Барбосса резко и неуклюже вскочил, выхватывая саблю.

— Ну, подходи! Кого продырявить первым? — Джек наклонился, чтобы лучше рассмотреть шкипера. — Какого черта ты орешь? — возмутился тот.

— Нам нельзя туда идти! — по словам повторила я взволнованно.

— У меня хороший слух, — подметил кэп. — Может, все же объяснишь?

В каюту ворвался Уитлокк.

— Что-то случилось?

— У твоей дамы припадок, — пробурчал Барбосса.

— Да нет же! Вы не понимаете! Это же Бермудский треугольник! — с посылом проговорила я.

Повисла тишина. Слышно было, как стучит нож кока. Капитаны глядели молча, недоверчиво. В их глазах отражалось явное непонимание.

— Бермудский треугольник, — повторила я. Ноль реакции. — Да бросьте! Самое таинственное место на планете! Мало кто оттуда возвращается. Одни корабли пропадают бесследно, с других исчезают команды, и суда вечно дрейфуют в океане. Там опасно!

— Не слыхал о таком, — скривившись, ответил Барбосса. Воробей и Уитлокк кивнули в подтверждение.

Мне словно пощечину влепили. В голове не укладывалось, как самая известная морская байка наравне с Кракеном может вызывать у пиратов лишь сомнительное фыркание! Но пугать их дальше «бездоказательными страшилками» было себе дороже: ещё б нарекли умалишенной.

— Значит, ещё услышите, — констатировала я. — Просто поверьте, это путешествие не будет легким.

Вряд ли до кого-то из них дошел смысл моих слов, но сама же я порядочно испугалась. В голове достаточно просто сложилось, что могущественный камень — да будь он даже просто дорогой блестяшкой! — очень удобно спрятать в месте, куда никто не желает соваться. Нехорошее предчувствие затянуло удавку на шее. Я выбралась на ют, опасливо вглядываясь в темнеющие воды. Теперь плавание казалось обманчиво безмятежным, будто море затаилось и ждало благоприятного момента, чтобы нанести коварный решающий удар. Смести людей волнами, опустошить корабль и оставить его на волю ветра в наставление будущим авантюристам… Фантазия разгулялась не на шутку, я вздрагивала от любого резкого звука.

Вопреки ожиданиям солнце мирно ушло за горизонт, окрашивая небо и море золотистыми красками. Желто-малиновые облака искусными узорами украшали темный горизонт. Свежий юго-западный ветер приятно гладил кожу. Наступала дивная морская ночь. Изредка каким-то особым полушепотом отзывался на качку такелаж, да поскрипывал рангоут. Матросы затянули моряцкую песню о Ленивом Джо. С камбуза запахло вечерней стряпней. Верхняя палуба почти опустела. Рулевой что-то насвистывал под нос. Зажглись огни, укутав палубу «Буревестника» теплым светом. И всё же что-то не давало покоя. Я нервно барабанила пальцами по планширу, разглядывая пенящиеся у бортов волны.

— Успокойся. — Теплые руки Уитлокка обхватили меня за плечи. — Тебя так пугают легенды?

Я обернулась.

— Пойми, это больше, чем просто легенда, — настояла я, но, как назло, ни одного факта в голову не лезло. — К тому же опыт показывает, что всякое возможно и проклятья не сказки.

Джеймс мягко улыбнулся.

— Почему бы тебе тогда не послушать другую легенду. — Феникс насильно усадил меня на ящик, как ребенка, не желающего идти в кровать в поздний час. — Однажды в Англию направлялся обычный пассажирский корабль, — таинственным голосом заговорил Уитлокк, и его мечтательный взгляд растворился над морем. — И вот как-то ночью вдали от суши моряки подобрали девушку: бедняжку оставили одну в шлюпке без еды и воды на волю океана. Незнакомка была крайне напугана после встречи с пиратами и боялась кому-либо довериться. Капитан того корабля дал ей кров, обогрел и накормил. А один из пассажиров, богатый и недальновидный англичанин, предложил доставить её к родным. Девушка оказалась весьма милой, учтивой и интересной собеседницей, так что за несколько дней покорила сердца всех, кто был на борту. А затем на корабль напали пираты, захватили всех в плен и требовали выкупа. Спасенная же оказалась сообщницей разбойников и втерлась в доверие, чтобы облегчить захват судна. Авантюра пиратов вышла неудачной, выкуп получить не удалось и пленника пришлось отпустить. И волею судьбы именно та незнакомка спасла англичанина, дала стократ больше чем кров и тепло. Одним своим появлением перевернула его мир и дала новую жизнь. И вот через несколько лет они встретились вновь. Девушка оказалась в беде, боялась просить помощи, искренне веря, что может быть только помехой. Но затем, ступив на борт пиратского корабля, стала незаменимой спутницей, приносящей победу в любом сражении. Говорят, стоит довериться ей, отнестись по-доброму и взять в путь, и никакие злоключения и проклятья не станут на пути. — Уитлокк закончил и с улыбкой обернулся ко мне.

Щеки теплились румянцем. Я тоже заулыбалась против воли. Это было странно слушать такой пересказ пусть давних, но всё равно тяжелых и напряженных событий, будто та история и в правду лишь мало кому интересное предание.

— Хорошая легенда, сэр. Вы верите в неё?

— До последнего слова, — заверил Уитлокк, глядя прямо в глаза.

Я со вздохом обернулась к морю. С каждой минутой темнота сгущалась, будто бы кто-то закрашивал окрестности черной краской. По небу расползлись плотные облака, скрыв бледную луну, и только на западе редкими бусинами блестели крохотные огоньки звезд.

Уитлокк некоторое время неотрывно глядел в небо. Блики небесных огней в его глазах завораживали, так что я едва успела отвести взгляд.

─ Я не помню, когда последний раз смотрел на звезды, просто так, ─ заявил Джеймс с таким серьезным видом, будто сознавался в измене короне.

Я слегка приподняла брови.

─ Ты ─ пират. Наверное, это нормально.

Феникс неопределенно качнул головой. Засвистела дудка на камбузе, оповещая о готовности ужина.

Покидая палубу, я бросила прощальный взгляд — последние звезды растворялись за облачной завесой — и прошептала:

— Что ж, будем надеяться, Бермудский треугольник — лишь неправдоподобная легенда.

====== Глава XXV. Треугольник ======

Сначала был туман. Не спалось; я выползла на палубу, постукивая зубами от предрассветного холода. Матовая мгла окружала со всех сторон. Казалось, нет океана, нет неба и горизонта — ничего нет. Только шхуна и горстка людишек на её борту, что ищут путь на ощупь в этом ничто. Качки не чувствовалось, будто парусник скользил по кисельным водам, и волны покорно расступались перед ним, умолкали, исчезали в туманной дымке. Я несколько раз прошла вдоль бортов в тщетной попытке разглядеть хоть что-то в паре дюймов от фальшборта. Воздух отяжелел, намок, в лёгкие забирался с трудом да так и оседал в них, как подтаявший снег по весне. Застонал канат, и только тогда я заметила брошенный с кормы якорь. Вахтенные жались у огонька на мачте, пытаясь раскурить отсыревший табак в трубках.

С рассветом туман не сошёл, а лишь засеребрился, будто бесконечный лабиринт из паутины. И даже ветер, заигрывавший с тросами, пробирался сквозь дымку, как трусливый лазутчик. На «Буревестнике» забеспокоились. Предводители по новой уткнулись в карту, словно ждали какого-то откровения. Матросы угрюмо обсуждали погоду, укрывшись в кубрике. Я помалкивала, абсолютно не желая, чтобы к случаю пришлось любимое: «А я же говорила».

— Так и не решили? — поинтересовалась я у вышедшей на палубу Элизабет.

Она покачала головой.

— Идти дальше вот так, вслепую, опасно. Но оставаться, может быть, ещё опаснее.

— А карта, что передал Уилл, — с надеждой спросила я, — она какая-то особенная, потусторонняя?

Как бы наивно ни звучали мои слова, пиратка ответила на них вполне серьёзно:

— Самая обычная, только редкая очень.

— Чего они тогда ждут от неё? — пробурчала я, передёргивая плечами.

Всё явственнее подступало желание выбраться из этого белого плена. И, как видно, не у меня одной. Что-то невидимое витало во влажном воздухе, но чувствовали это все. Опытные моряки недовольно покачивали головами, припоминая рассказы о каких-то внезапных тайфунах-убийцах, что возникали ни с того ни с сего посреди моря. Пираты помоложе боялись засады, мол, вот-вот кто-то разглядит покачивающийся фонарь на бизани, и вырвется из ниоткуда ощетинившийся сорока пушками фрегат. Через несколько часов после рассвета по шхуне поползли разговоры, в которых всё чаще слышались слова «русалки», «чудища» и «проклятые воды». Никто из главарей не решался встречаться со мной взглядом.

Туман всё так же висел непроницаемой стеной. После долгого совещания между капитанами, старпомами и штурманами решено было сниматься с якоря. Два паруса — грота-трисель и бизань-трисель — потянули шхуну вперёд. Над парусником повисла тишина. Моряки заняли свои места, готовые в любой момент уводить судно от столкновения. Волны едва слышно шептались под килем, да неустанно звучали голоса, сверяющие курс по компасам. Секунды, минуты растворялись над мглистой округой, но шхуна будто и с места не двинулась.

Я тянулась вперёд, едва не переваливаясь через фальшборт на баке. Вдыхала туман, выдыхала — его же. Конец бушприта исчезал во мгле, словно она ещё больше сжимала свои тиски. Подводные газы, Атлантида, станции инопланетян и бесчисленное множество иных теорий — одна безумнее другой. Я боялась помыслить, какая из них может оказаться хоть отчасти верной. Как вдруг…

Шхуна вырвалась в лазурную бесконечность; внезапно — словно бы вывалилась из заполненной ватой шкатулки. Кристально чистое море множества оттенков далеко на горизонте растворялось в сочном голубом небе без единого облака. Запахло свежестью. Ветер взбил волосы, хлопнул в парусах. Туманная стена осталась за кормой, снимая со всех липкую паутину беспокойного предчувствия. Утреннее солнце щипало глаза, поблёскивало на металле. Не мешкая, поставили топсели, кливера, чтобы быстрее убраться подальше от странного тумана. Мгла словно бы зависла над морем в точно определённом месте, причём очень давно, и равно как сама оставалась недвижимой, так и чудилось, будто внутри неё тоже все замирает, застывает, хладеет.

«Буревестник» как с цепи сорвался, пожирал морские мили с охотой и проворством, порой закапываясь бушпритом в волны. Ветер крепчал, раздувая паруса и обещая скорое прибытие к земле. Загудели голоса, зажужжали разговоры. Пираты повеселели, я тоже было свободно выдохнула, но, как оказалось, зря. Косые взгляды, перешёптывания за спиной, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы заподозрить что-то, а затем, прислушавшись, узнать: «Баба беду накликала!». Я лишь закатила глаза и испустила терпеливый выдох: что поделать, признавать собственную неправоту мужчины не спешили. Мудрость женщины как раз и состояла в умении «не замечать» тех моментов, что вредили их самолюбию. И, пожалуй, это был тот редкий случай, когда быть правой совсем не хотелось. Окончательно разногласия примирил запоздалый завтрак и тщательно вымеренная порция рома — в качестве профилактики цинги.

Шхуна мчалась вперёд на всех парусах, и можно было вновь посиживать на планшире, свесив ноги меж вант, и воображать чувство полёта. Миссис Тёрнер присоединилась ко мне после обсуждения «туманного инцидента» с капитанами.

— Не верю, что говорю это, но я чувствовала бы себя спокойнее, будь мы на борту «Летучего Голландца», — улыбнулась я. Дрогнувшие книзу уголки губ говорили, что Элизабет моего мнения не разделяет. Нужно было как-то разрядить ситуацию. — Тебе такое привычнее, наверное, после путешествия на Край Света? До сих пор поражаюсь, как вы решились…

Лучшего в голову не пришло, да к тому же я прекрасно знала ответ. И сама точно так же сорвалась бы без раздумий, чтобы вытащить Джека. Забавно, конечно, но тогда никто не спасал кэпа ради самого кэпа.

— Это было необходимо, — нехотя отозвалась Элизабет. Я согласно кивнула, удерживаясь от замечания. — Хотя, признаюсь, наверное, это было опрометчиво, — снисходительно добавила она.

Я улыбнулась.

— По-пиратски отчаянно и дерзко, как по мне.

Тёрнер неоднозначно качнула головой. Разговор не клеился, какую бы тему мы ни пытались затронуть. Метающийся взгляд, частое передёргивание плеч, едва уловимое глазу напряжение в фигуре — даже без этого я буквально нутром чуяла то неосязаемое, что мне самой не давало покоя, как бы безмятежно я ни выглядела со стороны.

— Ты тоже это чувствуешь? — Элизабет резко обернулась. — Как будто камень, — призналась я, кладя ладонь на грудь, — не даёт вдохнуть.

— Ты выглядишь спокойной, — заметила пиратка.

— Выгляжу, — поправила я.

— Бермудский треугольник… Ты много об этом знаешь? — поинтересовалась она.

Я виновато вздохнула.

— Увы. А то, что знаю, при всех допущениях, кажется уж слишком надуманным. Что-то в нём есть, я уверена. Туман… Всё не просто так.

В ответ из кубрика вырвался нестройный гогот: от утренних страхов пираты не замедлили избавиться. «Толстокожие», закалённые бурями и сражениями моряки всякие предчувствия, намёки интуиции просто не брали в расчёт. Они привыкли ковать судьбу собственными руками, а признавать влияние неких ментальных помех, очевидно, было сродни проявлению слабости и трусости. К счастью, ни я, ни Элизабет не собирались затыкать внутренний голос, ибо на судне, когда все слепы, хоть кто-то должен оставаться зрячим. Делиться с мужчинами неоднозначными предчувствиями было необязательно, но прислушиваться к ним — необходимо.

На следующий день мы угодили в полосу штиля. К вечеру ветер вовсе стих, разогнав облачную дымку и оставив на ночь кристально чистый небосвод. «Буревестник» увяз в темно-сапфировых водах и беспомощно поскрипывал старыми досками. Паруса безжизненно повисли, как дряблая кожа на старушечьем лице. От былого задора и рвения, с каким шхуна неслась по волнам ещё вчера, сегодня осталось лишь блеклое воспоминание. Судно ссыхалось под жарким солнцем. Наспех положенная краска на палубе трескалась, откалывалась, оголяя корабельные шрамы. Шхуна вновь превращалась в «Сбитую чайку», доживающую последние деньки, и находиться на её борту становилось невыносимо. Но как бы я ни относилась к судну, деться с него было некуда. Путешествие затягивалось, расчёты не оправдались, до неизвестного острова осталось преодолеть неизвестное множество миль. И вроде бы я запаслась терпением, даже нашла способ не кривить губы, заходя в кают-компанию, но ветер исчез, обрекая нас всех на безвременное ожидание чуда. Запасы еды и воды не были безграничны: в первый день штиля паек урезали на четверть, к концу третьего дня — на треть. Бочки с водой превратились в священные сосуды: глядя на то, как они медленно пустеют, каждый мысленно молился о спасении. Но кругом не было ничего: лишь два полотна разных оттенков синего и судно — словно булавка на одном из них.

Воспользовавшись чистотой неба, я выбралась из-под мрачных сводов кают-компании, чтобы полюбоваться звёздами. Надо уметь в бочке дёгтя искать ту самую ложку мёда. Или хоть что-то, что поможет ещё пару часов не преступать грань отчаяния. Тьма покрыла ровный морской простор. Испепеляющие лучи карибского солнца уже давно скрылись за горизонтом, но сухая духота, как в гончарной печи, прочно сковала шхуну в тяжёлые тиски. На нижних палубах, в кубрике и каюте было невозможно дышать, будто бы в лёгкие проникал не невесомый воздух, а жидкий свинец. На верхней палубе чувствовалось хоть немного свободы.

Небосвод был завораживающе прекрасен. Астроном из меня никудышный: лиши компаса и карты, и я не сдвинулась бы и с места, но яркие звезды, как никогда крупные, неумолимо манили к себе. Небо вдруг оказалось совсем рядом, нависая своей непроглядной тьмой. Можно было протянуть руку и собрать горсти звёздных бриллиантов или уколоться об острый край растущего месяца. Чувство единения с колоссальной силой и бесконечным пространством было сродни волшебству. Словно бы смотришь в никуда и в то же время видишь всё ─ прошлое, настоящее, будущее. Видишь себя, свои тайны и муки, радости и смущения. Ты видишь себя не как кусок мяса, умеющий мыслить, а как некий сосуд, полный эмоций и чувств. Наблюдаешь, как они пылают, разгораются ярче, взрываются и покорно затихают.

Затем пришло умиротворение. Я глядела в небо, высоко задрав голову, ловила взглядом сотни мерцающих огоньков и понимала, что мне абсолютно спокойно, даже… слишком спокойно. Будто бы я перешла грань равнодушия. Быть может, именно так подступало безвременье? Словно я была не здесь и сейчас, а — нигде и никогда.

Небо цвета моря, море цвета неба. Мерцающие на глубине огоньки — зазывают, манят, усыпляют тревожащие мысли. Нутро заполняет тягучее желание коснуться величия. Вдохнуть его, почувствовать на вкус. Стать его частью.

Я перегнулась через фальшборт. Рука, словно стрела, потянулась к воде. Пальцы перебирали воздух, пытаясь коснуться, подобрать манящие огоньки.

— Удивительно. — Потусторонний голос прогнал иллюзию, насильно притянул в мир осязаемый. Морская гладь оставалась непроницаемо темной.

Я обернулась, словно в полусне.

— Что именно?

— Ты на палубе и не ворчишь, — улыбнулся Джеймс.

Я отмахнулась, поведя глазами. На палубе прибавилось народу: трубка Барто дымила кривыми кольцами чуть впереди грот-мачты, на шканцах умостились на ящиках повеселевшие Барбосса и Воробей, рядом, как заговорщики, спорили несколько матросов с плотником, на баке виднелась обрисованная луной фигура миссис Тёрнер, от неё в нашу сторону неторопливо ковылял Бойль. Здесь, на корме, мы были вдвоём.

— От этого всё равно ничего не изменится, — наконец рассудила я. — Гляди какая красота! — восхищённо выдохнула я, запрокидывая голову. — Как в планетарии. Только бесплатно, — вырвался неуместный смешок.

Джеймс покорно поднял взгляд к небу. Глядел долго, внимательно, будто искал что-то. А потом ни с того ни с сего признался:

— Не помню, когда последний раз с…

— Смотрел на звёзды? Просто так? — предугадала я. Мы глядели друг на друга. Я хлопала глазами, отчего-то чувствуя себя, как в кино — не хватало только негромкой романтичной музыки на фоне. — Ты пират, — пролепетала я, — наверное, это нормально.

Уитлокк отозвался, словно эхо:

— Наверное.

— А если не пират, то кто? — Я заулыбалась, по-детски наматывая локон на палец. Глаза были устремлены на Феникса, но взгляд ловил почему-то Джека Воробья за его спиной. Вместо романтичной музыки зазвучал атональный смех. Уитлокк медлил с ответом. Вопрос завис в воздухе.

Я вздрогнула всем телом. Ощутимо похолодало. На дереве собрались капельки росы. Я попыталась согреть ладони: изо рта вырвались бледные облака пара. Джеймс привычным движением снял с себя китель и набросил мне на плечи. Я благодарно улыбнулась и, словно извиняясь, ответила:

— Просто ветер холодный.

Глаза Феникса помрачнели, черты лица заострились. Капитан бросил быстрый взгляд на паруса. Готова поклясться, что чувствовала холодные порывы, словно огромный воздушный зверь яростно дышал на меня. Висевшие за бортом сети покачивались, поблёскивая застрявшими рыбьими чешуйками, но паруса… даже не шевелились, ни малейшего движения не виднелось и среди такелажа.

─ Странно… ─ Уитлокк выставил руку за борт, ловя поток воздуха. Его обеспокоенный взгляд вновь обратился к мачтам. — Это невозможно… — Пират направился прочь, ускоряя шаг.

Я проводила его взглядом и тут же наткнулась на бледно освещённое луной лицо Элизабет Тёрнер. Иллюзия схлопнулась. Обострённые чувства разом хлынули в мозг, заставляя растеряно метаться взгляд. Сердце зашлось, будто в попытке пробить невидимый купол в груди. Палуба вскипела действием: матросы, офицеры, каждый, кто был наверху, бросились к брасам, к парусам, но ветер огибал шхуну, как море отступает перед волнорезами. От суматохи не было толку.

Что-то мелькнуло далеко в темноте. Как фонарь. По воде побежали барашки. Пристальный взгляд скользил по ночи, словно радар, пронзая тьму. Ничего. Я хотела было отвернуться, как вновь проблеск — но уже не чётко позади, а чуть левее.

— Ставь бом-кливер! Живее! Лови, пока не сгинул!

Лунный блик на воде? Или маяк? Я перешла к правому борту. Гасли звезды одна за одной, словно свечки, словно тушил кто. Потянулись тяжёлые облака. Огонёк исчез, точно привиделось.

— Что с тобой? — Элизабет поднялась на полуют.

Глаза резало от напряжения, но я продолжала искать.

— Не знаю, может, почудилось, а может, и правда, там что-то есть.

Волны бились о корпус «Буревестника» — похлюпывали, шептались насмешливо над беспомощностью судёнышка. Я бросила беглый взгляд в сторону: на палубу высыпала чуть ли ни вся команда; капитаны наперебой пытались загнать в паруса ветер.

И вновь мелькнуло — по правому борту, неуловимо далеко. Рука хлопнула по карману: увы, подзорная труба была забыта в неизвестном месте.

— Видела? — толкнула я Элизабет локтем.

— Блеснуло что-то? — с опаской переспросила та.

— Да! Точно! — Я обрадовалась, что схожу с ума не в одиночку.

Огонёк вновь растворился во тьме, но я уже просто не могла сдаться. Элизабет двинулась вдоль борта. Ноги приклеились к одному месту. Таинственный блеск полностью завладел вниманием, происходящее на палубе отошло на дальний план. Помочь морякам я ничем не могла, но чувствовала, что это мимолётное сияние стократ важнее. Вдруг это путеводная звезда?

— Ах ты, ластоногая каракатица! Куда! Верти, верти её!

И вновь чуть правее и позади. Я привстала на цыпочки, будто пара дюймов могла что-то решить. От подсвеченных месяцем бегущих гребней волн рябило в глазах. Дыхание утихло. Сердце пропустило удары. Казалось, от столь пристального взгляда увиденное отпечатается на сетчатке.

— Корабль! По правому борту! Корабль! — закричала я, опознав в зеленоватом огоньке знакомый силуэт.

Головы синхронно обернулись. Многие пираты шарахнулись к борту. Стоило на миг отвлечься — всё исчезло. Заблестели стёклами подзорные трубы. Загудели голоса. Но никто ничего не увидел. Моряки зароптали. Я взволнованно топталась на месте, ища взглядом парусник. Слишком реальный для миража.

— Там! Смотрите! — зазвенел мой голос. Но среди волн, куда указывал палец, уже ничего не было.

Равнодушно разбилась волна о борт.

Уитлокк подбежал, обеспокоенно заглядывая в глаза. Пираты разочарованно покачивали головами.

— Диана…

— Я видела, Джеймс, видела! — возбуждённо залепетала я. Дрожащий взгляд рассеянно скользил по палубе, натыкался на беспокойные глаза Феникса, исчезал в море, но искомого не находил.

Капитан искренне старался мне поверить, так же отчаянно вглядывался в ночь, но видел лишь издевательски волнующееся море.

Сердце билось как на марафоне. Воздуха не хватало. Я походила на сумасшедшую, понимала это, но от своего безумия отказываться не торопилась. Джеймс что-то говорил, пытался чего-то от меня добиться. Ноги с трудом подчинялись, переставлять их было тяжело, будто ядра привязали, но я побрела вдоль борта, перехватывая планшир, как поручень. «Я видела, видела…» — беззвучно шептали губы. Не осталось ничего важного, кроме меня и таинственного парусника в зеленоватом ореоле. «Наверное, это «Летучий Голландец», тайком следит», — пытался вмешаться здравый рассудок. Сюртук сполз с плеч. Бросило в жар, а ладони заледенели. Волны поднимались на несколько футов. Пальцы впились в планшир. Я замерла на месте в паре ярдов от юта.

— Ложи! Круче ложи её!

Что-то грохнулось позади, посыпались проклятья. И тут — увидела. Взгляд заворожённо застыл, словно приковал кто, и я уже была не в силах отвести его. Глаза защипало. Ресницы задрожали. Я чувствовала, как от страха цепенеет каждая клеточка тела, сводит спазмом грудную клетку. Рот открылся в беззвучном крике, как у вытащенной из воды рыбы с крючком в горле.

Драконья голова. Разинутая пасть, исходящая чернотой. Вместо пламени — пена. Вместо глаз — редкий отблеск луны на металле. Гигантский, словно отколовшаяся скала, галеон. Таран, разбивающий вдребезги разгневанные волны. Смертоносная мощь, облачённая в шлейф цвета мяты. Вершины мачт растворялись в ночном небе, словно были его частью. Ощетинившийся огромными клыками таран брезгливо сплёвывал волны. Галеон, разворачивая ветер исполинскими парусами, шёл наперерез «Буревестнику». Восемь ярдов. За мгновение наступила резкая тишина, точно выключателем щёлкнули.

Над палубой пронёсся мой вопль — полный отчаянного ужаса. Я отступила на полшага — в тщетной попытке спастись. Таран вонзился драконьими зубами в корпус шхуны. «Буревестник» изогнулся, как насаженная на вертел тушка. Звенящий хруст дерева. Пиллерсы, стрингера, бимсы, переборки, колонны мачты — ломались, как тростинки; гигантский корабль давил палубы, будто волны. Считанные секунды: со шхуной было покончено. Словно клинок, галеон точным ударом рассёк судно надвое и растворился во тьме.

От удара меня отшвырнуло на спину, как щепку. В глазах заискрило. «Буревестник» — то, что от него осталось, — шёл на дно. Между двумя частями шхуны кипело море, до жути похожее на разинутую пасть Кракена. Корма поднималась вверх. Тело безвольно заскользило по палубе. Я попыталась за что-нибудь ухватиться: рука зацепилась за край люка. В ушах стоял гул, намешанный из грохота и человеческих криков. Я уцепилась двумя руками, чтоб сделать рывок. Взгляд едва успел оторваться от палубы; с юта кубарем полетел матрос, сбивая меня, как кеглю в боулинге. Собственный вопль ударил по ушам.

— Держись! — Уитлокк подхватил меня под локоть. Пальцы впились в его запястье мёртвой хваткой. Джеймс с трудом держался за обрывок каната у грот-мачты.

Огни погасли, месяц отгородился от зрелища плотным облаком, словно веером. Увидеть что-то дальше нескольких ярдов было невозможно — только слышать отчаянные крики. Обломок кормы повело на бок. Феникс забрался на мачту — словно гвоздь, воткнутый в стену, — подтянул меня. Я с трудом соображала. В голове билась отчаянная мысль: что все это ночной кошмар, что это происходит не со мной, что такой жути не бывает!

— Диана! Надо прыгать! Надо перебраться к фальшборту и прыгать! — закричал Уитлокк, пытаясь заглушить стон погибающего судна.

— Ч-что?! Нет! Нет! — отчаянно замотала я головой.

— Ты должна! Нас утянет на дно!

Не дожидаясь моей реакции, Феникс схватил меня за руку, столкнул с мачты и разжал ладонь. Не успел мой крик стихнуть, доски фальшборта хрустнули по рёбрам. До воды несколько ярдов — что снизу, что до борта, на который кренилась корма. Уитлокк прыгнул почти следом. Треснувшая балка под ним с хрустом рухнула, я едва успела поймать его руку, при этом сама чуть не сорвалась. Феникс тут же ухватился за борт. «Быстрее!» Я поднялась по фальшборту вверх, как по неправильной лестнице, поравнялась с трескающейся грот-мачтой. Из трюма выбрался штурман, Филдс, и массивным прыжком сиганул на фальшборт, чуть не размозжив мне лицо носком сапога. Что-то гулко хрустнуло над головой. Я едва успела прижаться к борту. Вниз летел бизань-трисель, сгребая стеньгами всё на пути. Гафель бахнул совсем рядом по борту. Филдс кратко вскрикнул. Парус ухнул в пучину, увлекая моряка за собой.

— Дже!.. — закричала я, оборачиваясь. Сердце зашлось. Ни на мачте, ни у фальшборта его не было. — Джеймс!

Крик перешёл в кашель. Из трюмного люка валил дым. Корма зависла, как поплавок, и в её недрах пробивался огонь. Что-то заставило действовать, может, воспоминания с просмотра «Титаника». Как насекомое, я поползла всё выше и выше, перебирая руками по планширу, отталкиваясь ногами от шпигатов. «Надо прыгать!» — неустанно звучал в голове голос Уитлокка. Страх хлыстами гнал вперёд. Забурлили пузыри. Корма пошла вниз с новой силой. Я перемахнула через перила, зажмурилась и оттолкнулась от палубы, чтобы упасть как можно дальше. Волны сошлись над головой, оглушая на несколько секунд. Вода мгновенно попала в нос, от соли запершило в горле. Жадно глотнув воздух, я гребла прочь от судна: обломок лёг на правый борт, и бизань-мачта со стоном рухнула в море, точно секира, в нескольких ярдах от меня. Волны били в лицо. В растерянности я обернулась. Ничего не было видно. Никого. Лишь пробивающееся сквозь трещины пламя. В надежде найти хоть кого-нибудь, я повернула обратно к шхуне. В ту же секунду оглушительный взрыв разорвал окрестности.

В себя я пришла ярдах в десяти от поверхности. Глубокий вдох — и вместо воздуха жгущий солёный эфир. Тут же распахнулись глаза. Руки рассекали морскую толщу, в попытке вовремя вытолкнуть тело из-под воды. На поверхности, подсвеченной горящими обломками, колыхались волны; на глубине было спокойно и потусторонне тихо. Не помню, как вынырнула, как кислород заполнил измождённые лёгкие, как с помощью кашля организм пытался избавиться от солёного налёта, ибо мной руководили инстинкты, заложенная природой программа по сохранению собственной жизни во что бы то ни стало. Не успела я бросить первый осмысленный взгляд, чьи-то пальцы впились в плечи, насильно загоняя под воду. Вырвался нестройный рой пузырей — умчался, растворился, как очередной шанс спастись. Я отчаянно барахталась, мельтешила руками по воде, но, казалось, напрасно. Скинуть с себя человека удалось, лишь нырнув из последних сил. Со страхом я вынырнула на поверхность, хватаясь за кусок палубного настила. От кормы «Буревестника» не осталось ничего, а его бушприт нехотя заглатывало море.

— Хватайся! — гулко прилетело из темноты.

Я обернулась. На волнах покачивался обломок мачты, а вокруг него, как прибившиеся буйки, держались немногие выжившие. Руку мне протянул старик Барто. Обхватив уцелевший на мачте трос стальной хваткой, я обессилено уткнулась в дерево. Стук сердца разносился по всему телу беспокойным набатом. В голове царил опустошающий хаос — сотни голосов, тысячи мыслей, в душе — холод исступления, жгучий страх и бессильное сожаление, остатки тщедушного желания: проснуться. Но кошмар и не думал так скоро заканчиваться.

— Что… Что это, черт нас забери, было? — первое, что я расслышала.

— Корабль, — на автомате, хрипло выдохнула я и решилась поднять голову. — Призрачный… галеон. Он… следил за нами. — Я не видела, но знала, в пиратских взглядах отражался тот же страх, что сковывал меня. Страх, что убийца может вернуться. Но куда ужаснее было то, что никто из моряков корабль-призрак не видел.

Собственным глазам не хотелось верить. От погрязшего в застое путешествия осталось лишь воспоминание, всё меньше кажущееся реальным. Четверых выживших человек, цеплявшихся за отмершую часть их судна, окружала тёмная равнодушная ночь, и шипящий на обломках огонь рисовал адскую подсветку места побоища. Чуть надорвалось облако, выпуская рассеянный неясный лунный свет.

— Где остальные? — Рассудок брал верх над истерикой, мысли перестали мельтешить в хаотичном порядке. Я завертела головой. — Джек! Эй! Мы здесь! Джеймс! — с мольбой взывала я. Барто и двое моряков — один с «Жемчужины», другой с «Мести» — решили дополнить моё отчаянное соло. Сначала каждый из нас звал близких друзей, затем — хоть кого-нибудь. Взгляд скользил по морю, волны ненавязчиво относили нас прочь от места крушения. Скопилось немного сил, я отпустила спасительную мачту и поплыла к эпицентру, периодически останавливаясь, чтобы вновь повторить короткий список: — Джеймс! Элизабет! Джекки! Барбосса! — За спиной раздалось радостное бульканье: на мачту выполз всклокоченный Бойль. — Люди! Отзовитесь! — продолжила я.

Со стороны послышалось что-то, заплескалась вода. Я бросилась туда, попутно разгребая обломки. На волнах покачивалась угловатая часть корпуса с остатками сетей и под ней, точно улов, кто-то барахтался.

— Сейчас! Сейчас! — заторопилась я. Распутывать снасти и держаться над водой оказалось сложно. Я даже не думала о том, что утопающий может потянуть меня на дно следом, как случилось недавно. Наконец сеть удалось отцепить. — Барбосса?! — удивлённо и разочарованно воскликнула я. Старый пират хрипло отхаркивал воду, зацепившись когтями за деревяшки. Выглядел он как избитая бродяга, попавшая под дождь, несуразно и отчасти жалко, ибо деревянный протез, норовивший всплыть, превращал грозного шкипера в неумелую балерину. Пока капитан приходил в себя, выжившие пираты по очереди отделялись от мачты, злобно молотили по воде в попытке отыскать соратников. — Джек! Ты видел Джека? — с надеждой спросила я, едва слегка обезумевший взгляд пирата сфокусировался на мне. — Джеймса? Элизабет? — В ответ Барбосса молча и хмуро покачал головой.

Море засеребрилось луной. Последние горящие обломки с шипением пошли ко дну. Я продолжала кричать, взывать, молить, плавая от одних деревянных частей к другим. Барто удалось отыскать двоих пиратов под огромным полотнищем паруса. Я уже почти не чувствовала рук, вступила горячка, дышалось всё труднее. И вдруг на мой умирающий безнадёжный зов отозвался знакомый голос.

— Сюда! Мы здесь! — Я обхватила кусок стеньги и замахала свободной рукой.

— Диана! — Совсем рядом, близко, реально. Ищущий взгляд заметался по холодно светящемуся морю. — Диана! — вновь прозвучало, но уже за спиной.

— Боже, Джеймс! — вскрикнула я; нас накрыло волной. — Я… Я думала, ты погиб… — Задрожали губы. Джеймс начал что-то говорить, поддерживая меня под локоть, но я ничего не слышала. Взгляд застыл в его глазах. Разум пытался отгородиться от приносящей боль мысли, возводил хрупкую стеклянную стену, но душа леденела, тяжелела, тянула на дно.

Обломок грот-мачты неуверенно балансировал на волнах. Нас относило всё дальше. Последние окрики стихли две четверти часа назад, и над уцелевшими повис купол скорбящего молчания. Двенадцать человек. Из Порт-Хауэла отправилось двадцать пять. «И это всё?» — наверное, возмущённый вопрос Барбоссы эхом звучал у каждого в голове. Капитану «Мести Королевы Анны» повезло больше остальных: из его пяти человек спаслись четверо. Уитлокк потерял двоих. Судьба Элизабет и моряков с «Летучего Голландца» оставалась неизвестной. Как и Джека Воробья. Словно айсберг, нарочно погружая чувства и мысли в лёд, я безвольно плескалась вдоль мачты, запустив руку под канат. Казалось, что стоит только дать мысли зазвучать в голове, как она станет реальностью. И сделать ничего нельзя было, лишь тихо плакать от бессилия, благо, что слезы мешались с брызгами волн.

Вряд ли можно было трезво рассудить, чья участь оказалась печальнее — тех, что пошли на дно, или нас, обречённых на медленную мучительную смерть. Ни к чему тешить себя иллюзиями. Мы потеряли всё. Корабль. Пищу. Оружие. Карты. Друзей… Рандеву с неизвестностью не могло обещать чего-то хорошего. Многие были ранены. Море уносило прочь, оставляя багровый след, зазывая изголодавшихся акул. Как дать отпор, когда едва держишься на плаву? Когда немеют конечности? Когда нутро заполняет бессовестное эгоистичное желание: отпустить трос и спокойно встретиться с бездной? Без ожидания, без боли.

Во тьме лиц не разглядеть, не считать сожаление, страх, отчаяние и злость. Остаётся только слушать: вдохи, кашель, стоны. Вслушиваться, посвящать этому безыскусному ритуалу всю себя, лишь бы не слышать собственный внутренний голос. Голос практически объективной истины. Всплеск трезвого рассудка. Ненавистный и отрешённо спокойный. Констатирующий. Зона Треугольника не выдумки. Факт. Ты пыталась предупредить. Факт. Никто тебя не послушал. Факт. Ты из трусости смирилась. Факт. Всем планам конец. Факт. Теперь ничего не поделать. Факт. Не вернуть время. Факт. И ты поверишь в то, что сейчас не хочешь осознать. Ты потеряла его, потеряла Джека. Навсегда. Ибо в мире нет места чудесам, а только проклятью. Ф-А-К-Т.

Как и положено, позднее сожаление подкреплялось всплывающими в памяти словами, к которым в своё время стоило прислушаться. И теперь они звучали голосом Уильяма Смолла. Бывший капитан не мог знать наверняка, что ждёт на пути к «Эфиру власти», как не знал, где находится условное место, но каждая его проповедь, что он неустанно вливал в мои уши каждый божий день на борту «Бонавентуры», казалось, сводилась к чему-то вроде: «Камень не отыскать никому, ибо место, где он спрятан, находится «на грани жизни, где-то ближе к смерти». Доказательств тому не было, лишь эхо полузабытых легенд. До этого дня. Позлорадствовал бы, наверное, пожилой служака, поязвил на тему неверия. А теперь-то, что уж…

Забытьё подступило внезапно, прервав бессмысленные рассуждения. В грёзах всё было полярно иначе: вместо моря — песчаный берег острова, вместо бьющих пощёчины волн — тёплые ладошки солнца, вместо болезненных вздохов — шум игривого ветра, вместо отчаяния — умиротворение. Это был мой остров. Тот самый, что Джек Воробей на правах Барона Карибского моря и просто удачливого пирата презентовал мне, кажется, целую вечность назад. Это был тот самый день. Бездельный, развесёлый, не обременённый необходимостью постоянно оборачиваться в опаске. Довольно странно, но я понимала, что это лишь иллюзия, оттого с жадностью впитывала в себя ту лёгкость, жизнерадостность и счастье, что витали тогда в атмосфере. Что-то светлое заполняло клетки тела, призывало истерзанную душу к миру, давало вроде как неуместную надежду. И я поняла, что хочу повторить тот самый день, но наяву, в реальности. Я поняла, что не могу сдаться.

Что-то захрипело над ухом. Я резко распахнула глаза. Билли Ки, штурман Джека, едва не ушёл под воду: серьёзная рана в ноге сильно кровоточила, отбирая у моряка силы. Барто вовремя успел вытянуть того на поверхность. Серел рассвет, разгоняя туман. Вдалеке, аккурат на топе спасительной мачты, маячила фигура в баркасе.

— Г-г-лядите, — пристукнула я зубами, уверенная, что это лишь мираж.

По очереди головы медленно обернулись. Лодка и не думала растворяться.

— Шлюпка? Это шлюпка? — взволнованно засипел Бойль.

Я оживилась. Галлюцинация не галлюцинация, если ты видишь её не в одиночку.

— Там человек, человек в баркасе! — подключился Уитлокк.

Это видение пробудило в каждом из нас угасшую жажду жизни. Пресловутая надежда на чудесное избавление от участи акульего корма трансформировалась в небольшую лодку и одинокую фигуру на её борту. Зазвучали первые крики — хрупкие, оттого неуместные в холодном утре. Вера, что ещё не всё потеряно, разжигала огонь в душе, он грел тело, кипятил кровь, и голоса звучали всё громче и яснее. Человек заметил нас, привстал, чтоб лучше разглядеть. Бойль умудрился забраться на мачту и теперь, балансируя, как заправский циркач, вовсю мельтешил руками. Шлюпка вильнула носом на гребне и направилась к нам — крайне медленно. Стоило баркасу чуть приблизиться, стало понятно, почему — вёсел у гребца не оказалось. Солнце показалось из-за горизонта, сбрасывая туманную рябь. Я впилась взглядом в человека. Эмоции, чувства, слова смешались с воздухом и застряли в горле.

Барбосса сощурился, укрываясь рукой от солнца.

— Невозможно… — ошарашено выдавил капитан.

Я так боялась обмануться, молилась, и скрипучий голос пирата подтвердил, что мольбы услышаны.

— Дже-е-е-ек! — во всё горло завопила я. От радости выпустила канат и тут же с головой скрылась под водой. Уитлокк вытащил едва ли не за шкирку. Я отфыркивалась, смеялась и вновь звала кэпа. И уже не думалось ни о чём, суетливыми молекулами мельтешила лишь одна мысль: «Живой!». Дожидаться приглашения я не собиралась и, собрав крупицы сил, погребла навстречу пиратскому Ною. Волны подгоняли шлюпку, а меня, напротив, оттаскивали, сбивали с пути, точно, как секьюрити у какой-нибудь важной персоны. Капитан Джек Воробей был собой бесконечно доволен: статная фигура победителя сияла ярче, чем солнце, её освещавшее. Даже когда баркас в очередной раз нырнул с гребня, едва не сбросив единственного пассажира, Джек в своей обыденной манере сделал вид, мол, всё так и надо. Сердце колотилось бешено, отдаваясь дрожью во всем теле, но даже отхаркиваясь от солёной воды и окончательно раздирая измученное горло, я никак не могла стереть с лица неуместную, чертовски неуместную улыбку.

— А ты нетерпеливая, цыпа, — с усталой иронией заметил кэп, помогая забраться в шлюпку. Кости грохнули по днищу, и вместо ответа донёсся какой-то снисходительный хрип. С минуту я молча лежала на спине с закрытыми глазами и делала вид, что никак не могу отдышаться. На деле же власть над разумом захватил неуправляемый эмоциональный фейерверк, и появилась опасность брякнуть что-нибудь глупое и неуместное. — И это всё? — вдруг прозвучал голос Джека. Прозвучал так, что моментально испарилась вся радость, счастье ссохлось до размера незначительной погрешности. Стало горько, больно и стыдно. Кэп Воробей, — за милю озарявший всех своим безразличием, зачастую намеренным и искусственным, — то ли не смог справиться, то ли не счёл нужным делать этого с неподдельным, абсолютно искренним непониманием.

Я села, поджав ноги. Колыхающиеся над морем одиннадцать голов, облепившие гигантский обломок, смотрелись жалко и несуразно, как грибные шляпки на стволе исполина.

— Мы пытались, искали выживших… — Голова опустилась вниз. Перед глазами заискрила в лунном свете оскаленная драконья пасть. Джек глянул в мою сторону, но промолчал.

Утлая лодчонка, окутанная гробовой тишиной, напоминала больше ладью Харона, чем ковчег Ноя. Мокрые, как крысы, озябшие,уставшие, напуганные и злые от беспомощности мы поминали погибших разрозненным скрипом зубов и мрачными косыми переглядками. Имели ли мы право или шанс радоваться дарованной жизни? Имея — ничего.

Первым тиски молчаливой безысходности решился разжать Барбосса: и вроде бы ни следа не осталось от его спеси, горделивой самоподачи и взгляда сверху вниз, но выглядел старый разбойник в разы лучше даже его бравых подчинённых. Ибо тело закалить проще, нежели душу.

— Чёртов морской таракан! Как тебе удалось? — Шкипер толкнул Джекову ногу своей деревяшкой.

— Я капитан Джек Воробей! — в традиционной манере скромности отозвался кэп. Но я учуяла те же безрадостные нотки в его голосе. Барбосса фыркнул и метнул в давнего друга жгучий взгляд. — Когда шхуна… — начал Джек. — Кстати, что это было, понял кто-нибудь?

Внутри всё покрылось морозной корочкой, что-то сжалось под левой лопаткой, но головы пиратов обернулись ко мне с внимательными взглядами, не оставляя иного выбора. Джек склонил голову на бок. В усталых карих глазах плескалось подожжённое солнцем море, похожее на сокровищницу самоцветов.

— Это был галеон. Огромный, такой, что и вершины мачт не разглядеть. И таран — в виде драконьей головы с острыми клыками. Он выслеживал нас. Когда появился ветер, шёл по борту, то отставал, исчезал за волнами. А потом…

— Просто протаранил нас, — прохрипел Барто.

Джек чуть подался вперёд. В небольшом баркасе, где тринадцать человек жались друг к другу, что пресловутая селёдка, рискуя черпнуть воды и погубить спасательный плот, такое действие говорило о крайнем интересе.

— Драконья голова, говоришь? — В ответ поджались губы. — И видела его только ты?

Я потупила взгляд.

— Нет, — прозвучало тихо и виновато, — ещё Элизабет. — Капитан Воробей повёл глазами будто бы в надежде найти боевую подругу.

— Ты что-то знаешь об этом? — вклинился Барбосса, выводя на первый план более насущные вопросы.

Воробей пожал плечами.

— Это вроде стражи… — прозвучал напряжённый голос. Уитлокк придерживался за рёбра, стараясь скрыть на лице гримасу боли. Но заметила это разве что я, остальные отреагировали на произнесённую вслух гипотезу, что давно вертелась в умах. Забурлили голоса — верующие и неверующие, желающие распробовать правдоподобность предположения и одновременно надеющиеся найти иное объяснение. Не сулящее неминуемую погибель. Я абстрагировалась от галдежа, и обеспокоенный взгляд застыл на Уитлокке. Тот почувствовал, обернулся, адресуя ободряющую улыбку. На миг на душе потеплело, перестало изнутри жечь холодом.

— …И дальше-то что! — громыхнул над ухом Барбосса. Я невольно резко обернулась. — Ну, мисс, не желаете просветить нас? — тут же переключился на меня грозный капитан.

— Эй, оставь её-то в покое! — вступился Барто.

Одноногий пират только пристальнее сузил глаза.

— Это совсем не то, чего я ожидала, — недальновидно ляпнула я. Градус напряжения подскочил чуть ли не мгновенно. Возмущённые взгляды — словно сигаретой прижгли. Я невольно попыталась сжаться, скрутиться, как ёж, и выпустить иголки. — Неподтверждённые слухи — всё, что я знаю. Слухи о бесследно пропавших… Полная ерунда! Но это… Этот чёртов морской танк! Реальный! Всё! Вот наши исходные данные! Я предупреждала, а теперь в тех же условиях, что и вы! Прекратите глядеть на меня, как на проклятье во плоти! Сначала надо найти выход, а потом виноватых!

Никто не ожидал, что в такой ситуации «слабое сухопутное создание» способно оскалить клыки. Оттого вспылившему «Я» удалось приструнить и даже в какой-то мере пристыдить пиратов. Разбойники отвели глаза, примирительно вздыхая. Барто довольно ухмылялся, как будто радовался успехам ученика. Барбосса молча повёл подбородком. Дейв, матрос из его команды, почёсывал затылок в раздумьях; глаза его уже не пылали гневным пламенем, но, подай капитан команду, шею бы мне свернул без излишних сантиментов. И только кареглазый взгляд Джека смотрел заинтересованно: так учёные наблюдают за протеканием эксперимента. Такие кэповские повадки набили оскомину, и я решила вернуть разговор в более любопытное русло.

— Ты ушёл от ответа. — Наши с Джеком взгляды встретились, и я позволила огню отразиться в своих глазах. — Как ты спасся с «Буревестника» и разжился шлюпкой? — До меня дошло, что любопытство Гектора Барбоссы не было лишь чистым любопытством. Каждое невероятное спасение Джека Воробья имело под собой вполне реальную основу. Внимание переключилось как по щелчку, но кэп оказался немногословен: ему просто посчастливилось после удара свалиться за борт, а лодка рухнула чуть ли не следом. Все поверили. Или сделали вид, что поверили.

Волны гнали переполненный баркас в неизвестность. Отяжелевшие от мыслей головы устало клонились на бок, убаюканные притворно милостивым морем. В шлюпке не было и дюйма свободного места, и спать приходилось на плече соседа или на чьей-то коленке. В таком неверном забытьи прошло несколько часов. Ветер крепчал, вздыбливая волны. Баркас опасно раскачивался. Пальцы намертво впивались в борта, вода порой захлёстывала через них. Так и не похороненные окончательно страхи быть съеденными акулами отступили перед ожиданием шторма. Забитая до отказа лодка балансировала, как канатоходец над пропастью, и последнее, на что нам оставалось надеяться, наша страховка — мы сами, сила рук и стойкость духа. Без весел мы не могли управлять шлюпкой, а гребля руками выглядела жалко и бесполезно.

На днище набралось с полдюйма воды, когда зоркий глаз Барто неверящим взором вперился в горизонт.

— Морские потроха… Это ж… дым!

Все тут же обернулись вперёд, к точке, куда указывал подрагивающий палец старшего помощника. Над зыбким морем поднимался кверху изогнутый столб дыма. Улыбка против воли забралась на губы из-за картинки в голове: необитаемый остров и Элизабет, хладнокровно уничтожающая запасы горючего напитка. И хоть это было невозможно, как ни крути, огню посреди моря взяться неоткуда, а значит — там земля!

— Ну или корабль горит, — осадил всеобщую радость Бойль.

— Ты всегда такой оптимист или это исключение специально для нас? — иронично улыбнулась я. Моряк дёрнул плечами, мол: «А я что? А я ничего».

Море само гнало нас туда, помогать ему смысла не было. Каждый неотрывно следил за приближающимся столбом дыма, словно опасался, что, если отвести взгляд, тот исчезнет, оказавшись миражом. К счастью, это не рассудок играл с нами в игры. Спустя пару часов над шлюпкой зазвучали поначалу радостные, а потом неоднозначные крики. Восстающий над морем дымовой шпиль, точно кто-то зажёг фальшфейер, ознаменовал скорое прибытие к земле. Загвоздка была в том, что поднимался он точно с вершины горы.

— Вулкан? — шокировано отвалилась челюсть.

Бойль не замедлил поддеть меня.

— И кто у нас тут о худом думает?

Остров надвигался на нас с той же равномерной неумолимостью, с какой в шлюпку начала проникать вода. Из-за качки и значительного перевеса чудом уцелевшая после ночного кошмара лодка дала течь: доски разъезжались, а дырки приходилось закрывать пятками. Ободрённый скорым обещанием суши дух не поддавался на такую «пустяковую провокацию», как бросил кто-то из пиратов. Грядущее спасение вновь взбодрило всех: одни пытались подгонять шлюпку ручной греблей, другие затыкали щели, третьи горстями вычерпывали воду. Обращённая к нам сторона острова казалась многообещающе приветливой: поросший густой зеленью пологий склон вулкана, как будто по-стариковски дымящего трубкой, снующие в небе точки беспокойных птиц. Повисло заворожённое молчание. Я с трудом могла усидеть на месте, не терпелось быстрее оказаться на твёрдой земле, достичь хоть каких-то чётких границ — да хоть бы и вплавь! Главное — быстрее избавиться от «чувства блохи», ощущения собственной ничтожности, ничтожности жизни, что прихлопнут и глазом не успеешь моргнуть.

Меж тем шлюпка всё сильнее падала с гребня на гребень. До берега оставалось сотни три ярдов, как вдруг море остервенело швырнуло нас прямо на скалы. Шлюпка грохнула, хрустнула, насаживаясь на заострённый пик, сбрасывая нас в воду, как мустанг заносчивого наездника. Острые каменные зубья были повсюду, будто мы и вправду угодили в пасть чудовища.

— Гребите отсюда живее! — закричал Барто, едва вынырнув и ещё придерживаясь за корму баркаса. — А то как поросята на вертеле будем!

В другой ситуации никто из капитанов не потерпел бы подобного обращения, но тогда пираты, стиснув зубы, молча последовали очевидному совету. Из-за накатывающих волн я не могла никого держать в поле зрения. Течение относило в сторону, а подводные скалы резали, царапали, избивали, будто это был тест желания выжить. Стон срывался с губ, слезы текли из глаз — то ли от боли, то ли от соли, и с каждым ярдом сил оставалось всё меньше. Внутри вовремя очнулся циник, заявляя, что тонуть не интересно, в который раз уже. Умереть от разрыва сердца, едва выбравшись на песок, вариант получше. Но кому это интересно, когда на острове дышит вулкан? В свежих ранах щипала соль, тело горело огнём, а разум захватила злость: на стихию, выжидающую удобный момент, на сгинувшую шхуну, на себя — за желание сдаться и превратиться в беспомощную дамочку, отказаться здесь и сейчас от той, кем так стремилась стать. От себя деться было некуда, я стиснула зубы и продолжила колотить волны, вымещать на них весь гной, что за эти дни скопился в душе. И, на удивление, это сработало. Я не помнила, как преодолела бесконечные сотни ярдов. В какой-то момент нога коснулась поверхности, и это не был очередной подводный клык или коралловый кинжал, нет — сапог, что гирей тянул на дно, немного увяз в песке. Несколько шагов, и я рухнула на колени, запрокидывая голову. По мелководью не шла — ползла, истерически посмеиваясь, оставляя позади тающие красноватые разводы. Море приняло поражение и больше не пыталось утащить на глубину: пришла волна и снисходительным пинком вытолкнула на берег. Я рухнула плашмя, под щекой заскрежетали песчинки. В ушах гудела кровь, глаза пекло, и мутный взгляд ничего не видел, сквозь пелену. Я отползла от воды. Пальцы впились в песок, зарываясь поглубже. Неясно маячили выбирающиеся из моря фигуры.

— На грани жизни, — выдохнула я, — где-то ближе…

Мир растворился в забытьи.

Комментарий к Глава

XXV

. Треугольник Обсуждение содержания, ляпов, матчасть (да, наконец-то!) и многое другое буду закапывать здесь https://vk.com/fictionfoxy. Реквизировала корабль для общения с читателями :) Берем на борт всех желающих, но никого не заставляем!

====== Глава XXVI. После ======

Солнце резало глаза. На смену кипящему аду пришёл умиротворённый рай. Я перевернулась на живот, с каким-то поистине садистским упорством растягивая тело. То ли я привыкла, то ли организм решил махнуть на меня рукой — боль тупо ныла повсюду, но настаивать не спешила.

Костер пах кокосами. Из пламени, словно дьявольские рога, торчали два огромных полена, окутанные игривым дымом. Джек был сосредоточен. Так, будто ничего, кроме его мокрого сапога, застывшего над костром на палке, нет и быть не может. Я перебрала пальцами по песку, пересыпая частички, как россыпи драгоценностей.

— Осторожно, — предупредил кэп, едва я поднялась, — там ёж.

Взгляд скользнул вниз к босым ступням: в паре ярдов впереди из песка торчали чёрные иголки выброшенного волнами морского ежа. Капитан восседал на стволе пальмы у самого костра, я примостилась рядом на песок. Тишину заполняла природа: шуршание моря, треск поленьев, шумное дыхание ветра среди крон деревьев. Лес вырастал сплошной изумрудной стеной.

— Джек.

— Хм?

— Я не могу так больше.

— Совсем?

— Совсем.

Кэп глянул на меня с ободряющей улыбкой.

— Всегда можно остановиться. Здесь, например. По-моему, — пират посмотрел по сторонам, — чудное местечко.

Я грустно вздохнула.

— А где это «здесь»? И… я не об этом. — Джек Воробей вроде понимающе повёл глазами. — Я не могу больше притворяться, не могу говорить, что мне всё равно, когда мне, чёрт возьми, не всё равно! Не могу больше разгребать, где чёрное, где белое и за кого сегодня я. Мне кажется, что чем дольше я ношу эту маску, тем больше начинаю верить во всю эту чушь. И… мне страшно, Джек!

Он внимательно посмотрел на меня сквозь пламя костра: и уже было не разобрать, то ли это отблески, то ли в карих глазах и впрямь пылает огонь.

— Потому что не думала, что этот момент наступит и непонятно, что делать дальше?

— Потому что привыкла к этой боли. К тому, что постоянно жду внезапного признания, мол, чушь это всё, Диана, просто так нужно было, и в то же время убеждаю себя, что это глупо и нужно прекратить. Просто… Я хочу, чтоб ты знал. Мне не всё равно и никогда не будет, даже если та история так и останется только моей. Мне будет больно, как сейчас, когда ты уходишь, так и впредь. Потому что ты не помнишь…

— Или ты не можешь забыть. — Я вскинула голову. Кэп пожал плечами и перевернул сапог, шипящий на огонь. — А может, и не надо. Есть много вещей, которые хочется забыть. Например, отцовские порки, о да. Но путешествие в поисках лекарства от неудачи того не заслуживает.

Глаза, что испанские дублоны, не моргая уставились на пирата.

— Ты… что же… вспомнил всё? — произнесла я отчасти раздосадовано, явно не ожидая, что всё окажется так просто. Джекки вновь прожёг меня взглядом сквозь пламя и улыбнулся — тепло и немного коварно. Совсем как раньше. — Правда?

— Правда.

И мне уже не надо было никакого подтверждения, доказательства или даже объяснения. Всё это читалось в озарённых пламенем глазах. Не нужно было ничего грандиозного или трагического, чтобы сотворить этот момент. Не нужно было лишних ритуалов: только долгий и одним нам понятный взгляд глаза в глаза. Мы глядели друг на друга, пока наружу не стал пробиваться беззаботный дурашливый смех. Всё, что начинало казаться мгновением, вновь обращалось в целую жизнь, прожитую историю, которую снова можно было разделить на двоих. Внутри меня разрасталось чувство невиданной лёгкости, заполняло каждую клеточку, выталкивало всю черноту из души, пробивалось лучами счастья сквозь треснувшую корку очерствения. Джек всё сверкал довольной улыбкой, слегка приподняв подбородок. В какой-то момент я почти сравнила себя с воздушным шариком, что вот-вот заполнится гелием и взлетит.

— Нет. — Я встала в позу оловянного солдатика. — Это — не реальность.

Кэп с красноречивым недовольством воззрился на меня снизу вверх.

— А что не так, дорогуша?

— Именно! — прихлопнула я в ладоши с мазохистской радостью. — Да! Всё слишком просто. Слишком так. Так, как я хотела, как сочиняла в голове. До последнего слова!

Пират закатил глаза.

— И зачем было такой момент портить, — пробурчал он. — Чем он плох?

Я бухнулась на песок и перевернулась на спину.

— Тем, что ненастоящий. И вообще, — я закрыла глаза, — в этом мире редко что-то получается так, как я задумала.


— Ещё чуть-чуть… — неслышно прошептали губы. Что-то навязчиво покалывало в бок, отрывая от приятных грёз. Сонные помахивания не произвели никакого эффекта на назойливое существо. Я принялась шарить рукой в надежде найти одеяло. Но нашла чью-то голую ступню. Ладонь застыла, распознав под пальцами лодыжку с выступающими костями. Полная искреннего желания отчитать нарушителя законного отдыха я поочерёдно подняла веки. Взгляд тут же упёрся в смуглые ноги почти у самого моего носа. Ноги кривоватые со множеством шрамов и самодельными браслетами из костяшек над коленями. Пока внутреннее «Я» испускало нервозное «О-о-о-й», взгляд пополз вверх. Надо мной высился крепкий плечистый воин с угрожающе касающимся плеча копьём. По сильно загорелой коже местами расходились разводы жёлтой краски, глаза аборигена обрамляли чёрные круги, из-за чего глазные впадины выглядели до жути устрашающими. Я приподнялась на локтях и обернулась за спину.

— Слишком крепко спите, мисси, — карикатурно хмыкнул Джек Воробей.

Доброжелательные местные жители окружали плотным кольцом и для верности наставили на нас копья с металлическими наконечниками. Пираты сидели кружком со связанными спереди руками, помимо этого сквозь путы проходил общий толстый канат, на который пленников нанизали, словно бусины на леску. Всё имевшееся оружие грудилось в одной куче ближе к лесу. Пока беглый взгляд скользил меж обветренных лиц, руки все плотнее стягивала верёвка. Я села на колени.

— А Барбосса? — Без ворчливого старого пирата ситуация выглядела недостаточно драматично.

— Чёрт его знает, никто не видел, — отозвался кто-то.

Взгляд скользил меж лиц все быстрее и испуганнее.

— А Джеймс? Где Джеймс? — Я требовательно глядела на Джека.

Кэп отклонился в сторону. За его спиной чуть поодаль стояли двое туземцев, обсуждали что-то, поглядывая под ноги. Уитлокк лежал на спине с закрытыми глазами, правая рука покоилась чуть ниже рёбер — на расплывшемся ярко-алом пятне.

— Джеймс! — завопила я, срываясь с места. Верёвки обожгли руки, меня рвануло назад с неистовой силой. — Что вы сделали, сволочи?! — заорала я на аборигенов, кувыркаясь в песке в борьбе с путами. Никто и головы не повернул. А пираты молча изучали хмурыми взглядами собственные колени. Только Барто нервно елозил на месте. — Пусти! — Я остервенело дёрнула верёвку, но узел лишь до боли затянулся на запястьях. Угрожая копьями, аборигены принудили всех подняться и выстроиться покорной вереницей. Меня рывком поставили на ноги, как марионетку. — Джеймс! Ты слышишь меня? Дже!.. Ауч! — Туземец, что вязал руки, в молчаливом спокойствии легко кольнул меня в бок, не тратя слова на приказы. Повязанный пиратский отряд покорно двинулся вперёд. Я упиралась — меня тащили. Те двое, что обсуждали судьбу Уитлокка, примкнули замыкающими. Их тёмные глаза не выражали ничего человеческого. — Заберите его! Ему нужна помощь! Понимаете? Или дайте мне помочь! Дайте… — Феникс приоткрыл глаза, даже шевельнул рукой, будто в попытке меня удержать. — Джеймс! Не сдавайся! Слышишь! Борись! — Я рухнула на колени, отказываясь добровольно шагать. Несколько ярдов, причиняя жуткую боль, верёвка утаскивала меня прочь. — Пустите, пустите меня! — Замыкающие с равнодушной лёгкостью подхватили меня под руки, волоча по земле. Мои истеричные, умоляющие, злобные крики беспокоили разве что укрывшихся в зарослях птиц.

Пляж растворился среди густой зелени. Колени были ободраны в кровь. Бороться с силой крепких воинов я не могла, поэтому покорно плелась на привязи, уткнувшись взглядом в спину Бойля. Меж пиратов шуршали опасливые слова, какие-то догадки и опасения. Мой мозг занимала единственно важная задача — запомнить дорогу. Извилистый путь на берег, — непрерывно идущий под уклон, местами выложенный грубым камнем, в двух ложбинах рассекающий ручей, узкий, избирательный, проложенный будто бы по минному полю. Буйная растительность не отличалась разнообразием, словно нарочно выросла сплошной стеной заурядной зелени. Глаз мог цепляться как за ориентиры только за булыжники или провисшие лианы.

Через четверть часа отряд остановился, и я по инерции ткнулась лбом в Бойля. Впереди маячил обрыв, у края которого мостился основательный шалаш. На одного местного стало больше: худой и высокий, он церемонно вышел из «караульной», любопытно сощурился, принюхался и лишь затем затрубил в рог. Тут же ему отозвались с другой стороны небольшого ущелья, что-то зашелестело, и над пропастью, словно из ниоткуда, всплыл подвесной мост. Я с сомнением глядела на хлипкую конструкцию шириной фута полтора, а меж тем к губам подступала безумная улыбка решимости. Мост явно не предназначался для переправки такого числа людей одним заходом: плетёные из какого-то вонючего растения канаты недовольно стонали, доски поскрипывали от каждого шага. Аборигены двигались уверенно, но пираты каждый шаг оценивали, как ставку ва-банк за игрой в покер со Смертью. Я смотрела под ноги, на кроны деревьев, плывущие, как в калейдоскопе, от лёгкого головокружения, и что-то нервное жалось под левой лопаткой, отличное от природного рационального страха. Позади мерно и сурово шагал долговязый абориген, отбрасывая тщедушную тень на нескольких человек впереди. «Всего лишь один», — мысленно улыбнулась я.

Дальнейший отрезок пути уместился в двести шестьдесят три повтора шёпотом «Умоляю» — и мольбу услышали. Отряд вновь остановился на краю ущелья. Как в замедленной съёмке, взгляд устремился к охранникам впереди — занятым подъёмом моста, вернулся, скользнул в сторону — к исходящим утренним паром изумрудным акрам джунглей. На берегу, благодаря тому, что я билась в истерике, жёсткие узлы на запястьях затянулись недостаточно туго: стоило расслабить мышцы, закусить губу, приложить толику сноровки, и путы ослабли. Поочерёдно, без суеты, но быстро я высвободила руки. И бросилась бежать — куда глаза глядят! Переполох громыхнул взрывом голосов. «Нет! Стой!» — почему-то кричали знакомые голоса. Бежать! Не оборачиваться! Жёсткие листья, колючие ветви хлестали по лицу, цеплялись за кожу и одежду. Что-то чувствительно кольнуло в шею, но я машинально махнула рукой, как на комара. Голоса смолки, как по команде. Ноги мчали меня вперёд с безумной скоростью, но вдруг стало казаться, что я, как во сне, бегу по бескрайнему болоту из желе. Изо всех сил я мельтешила руками в попытке оттолкнуться от воздуха — и он тоже начал засасывать, тормозить, налипать, как паутина. Чувствуя, что вот-вот обращусь в безвольного никчёмного пленника, героя неудачливого и бесполезного побега, я взвыла — как неисправная валторна. В ответ — окружающая карусель джунглей озлобленно сомкнулась надо мной.

— Отчего вы, дамы, так любите падать в обморок?

Джекки нависал надо мной с сочувственным умилением на физиономии. Мир постепенно обретал чёткие границы, но пират по-прежнему оставался в его центре. Кэп подал руку.

— Оттого, что не так толстокожи, как вы, мужчины, — натужно парировала я, поднимаясь. Джек ответил снисходительной улыбкой.

Солнце слепило глаза. Тропинка — вернее, редкая трава пучками по краям, — закручиваясь, уводила вверх. Джек Воробей оказался достаточно мудр, чтобы не скитаться по жаре в ста одёжах, и теперь шагал впереди, как персональный маяк-пират в белой рубахе, сбросив лишний скарб ещё на корабле. Украшения на волосах периодически позвякивали и украдкой дразнились солнечными зайчиками. Я, как ребёнок, заворожено следила за подвесками, механически переставляя ноги. В голове булькали неуместно ребяческие мысли. Дорога меж тем становилась всё хуже. Сапоги то и дело цеплялись за торчащие из-под земли камни. Через пару сотен ярдов невесть какая тропа с концами исчезла в зарослях колючего кустарника. Пришлось отклониться в сторону: небольшой пятачок с выгоревшей пожухлой травой сиротливо мостился у края обрыва, будто дикие джунгли норовили вытолкнуть его. Дно бездны терялось в тумане, ветер выхватывал редкие отзвуки журчащего потока. На другой стороне ущелья тропический лес подступал к самому краю, и корни деревьев свисали тонкими сетями. Кое-где на уступах каменных стен виднелись брошенные гнезда.

— Да, не хотел бы я туда упасть, — протянул Билли Ки, поравнявшись со мной.

— А разве есть другие желающие? — Я носком сапога толкнула маленький камень: тот беззвучно растворился в пропасти.

Меня жгло изнутри от желания, необходимости действовать, и сообщение о коротком привале лишь вскипятило и без того горячую кровь. Я уже собиралась высказать возмущение штурману, как в джунглях, чуть севернее, звонко хрустнули ветви, донёсся отзвук голосов. Предвкушённо звякнули оголённые клинки. Пираты выстроились в шеренгу, занимая оборонительную позицию, а я наоборот — заинтересованно шагнула вперёд. Джек остановился в паре шагов позади. Ладони вспотели, но я не торопилась призывать на помощь оружие, лишь взгляд скользил по сочной зелени, ловя каждое колебание листвы. Свистнул рассечённый воздух. Два гигантских пальмовых листа беззвучно приземлились у ног крепкого широкоплечего турка. Чёрные глаза глядели с профессиональной холодностью палача. Огромное мачете в смуглой руке жадно блеснуло солнечным отблеском. Турок медленно и молча шагнул на пустырь и направился влево с намерением обойти с флангов. За ним из-за зелени появились ещё трое: таких же крепких и суровых, с насмешкой во взглядах. Мелькнуло перо на широкополой серой шляпе. Сердце взбудоражено забилось. Раньше думалось, что всё окажется до банального просто, а теперь от эмоций меня буквально трясло.

— Вот. Те, кто прибыл на остров, — сухо сообщил турок капитану.

Анжелика замерла на безопасном расстоянии и театрально отёрла пот кружевным платком.

— О, я знала, что мы встретимся, но не думала, что так скоро, — сверкнула она глазами. — Даже поначалу не поверила, когда Юсуф сообщил… — Испанка сделала полшага вперёд, одаривая Джека Воробья хищной улыбкой. Число вышедших на пустырь противников явно превалировало над нами. — Как же приятно, что удовольствие убить тебя всё-таки будет предоставлено мне.

Не успел кэп и рта раскрыть, я ступила вперёд: глаза горели праведным огнём, рука красноречиво легла на эфес шпаги. Анжелика глянула на меня с насмешливым презрением.

— И ты променял меня на это? Чем же она лучше?

— Не пыталась меня убить, — мгновенно ответил капитан Воробей. Я с трудом сдержала разъезжающиеся в улыбке губы.

Капитан Тич плавно перевела взгляд с кэпа на меня и нарочито медленно запустила руку за полу модного камзола. «Наконец-то!» — радостно затарахтело в голове под фоновую барабанную дробь. Крошечная вуду-копия капитана Джека Воробья в растерянности растопырила негнущиеся руки, словно недоумевая, ради чего весь сыр-бор.

— Отдай, — процедила я сквозь зубы требовательным шёпотом.

Анжелика качнула головой, прогоняя с плеч чёрные локоны. Во всём её поведении чувствовались повадки хищника, пантеры, что забавляется с ретивой добычей. Тич поднесла куклу к губам, едва касаясь, и игриво перебрала пальцами.

— Как же я понимаю эту жажду привязать милаху-Воробья к себе, приручить эту пташку и тем самым отомстить за каждый день, каждый шаг, каждый вдох, что он позволял себе мучить тебя. За каждый двусмысленный ответ, за каждое предательство. — Потом она и вовсе зашептала, изрисовывая взглядом кэпа, точно вкладывала слова прямо ему в голову через обрядовую куклу. — Лишить свободы, поместить в клетку приторных ласк, так пугающей своей слабостью любви. Приковать ею и наблюдать за сладкими мучениями.

Меня коробило от каждого её слова, будто не говорила она, а выцарапывала гвоздём на стекле. И обернуться, чтобы поддержать или пристыдить Джека, я не решалась, уговорив себя довериться его стойкости и тому непонятному нечто, что всё ещё накрепко связывало нас.

— Но, Джекки, — пропела Анжелика, — признайся, тебе и самому уже надоело сопротивляться. Делаешь ты это так, по привычке. Мы можем решить это здесь и сейчас. Просто подойди, подойди ко мне. Признайся, скажи правду.

За спиной злобно заскрипели зубы, но кэп сделал шаг. Затем ещё один.

— Довольно! — рявкнула я. Словно щелчок это вывело всех из гипноза. — Отдай, сейчас же. — Я требовательно протянула левую руку; шрам всё ещё темнел на ладони. «Не отступай», — твёрдо прозвучал внутренний голос. Терпение было на исходе, и дочка Чёрной Бороды это отлично видела, оттого и продолжала забавляться. — Ты права, — угрожающе произнесла я, — мы решим это здесь и сейчас.

— О, эта самоуверенность! — Она картинно закатила глаза. — Кажется, мы это уже проходили: ты проиграешь.

— Да? А я сменила приоритеты! — зарычала я, яростно бросаясь на неё.

Блестящая реакция хищника: сабля Анжелики с лёгкостью отбила мою атаку. Юсуф и несколько членов её команды шарахнулись мне навстречу.

— Сама!

Мы сошлись в поединке в кольце двух моряцких команд, что замерли в удивлённом ожидании, как зрители уникального мирового шоу. Гнев кипел. Тело билось, словно в лихорадке, от переизбытка адреналина. И всё же теперь я знала, что делать. Неуверенная защита исподтишка, стеснительные удары и мгновенные отступления: всё это пробуждало в Анжелике Тич лишь новую ярость и плохо скрытое чувство превосходства. «Переоценить противника — самая мудрая вещь, на которую ты способна в бою». Я заставила испанку действовать от противного. Дала ей возможность укрепиться в мысли, что опасения на мой счёт едва ли не смехотворны. Матросы «Возмездия» разгорячённо гудели, а их оппоненты во главе с капитаном Воробьём подбадривали меня с глубокой опаской. Но очень быстро все крики слились в один сплошной гул на периферии осознания. Мы кружили, истаптывая траву, как в ритуальном танце. Анжелика обрушила на меня всю мощь отточенных ударов, что я отражала с напускным усердием и обманчивым страхом в глазах, раз за разом повторяя тактику, словно мантру. Достаточно вымотав противника, лишив его безумной ярости, что даёт силу, я получу достойный бой. Бой, который смогу выиграть.

Нога запнулась о камень. На спину пришёлся больной удар о землю. Свистнул воздух, испанский клинок устремился точно в сердце. Я едва успела подставить ребро шпаги. Клинки заискрили. Анжелика давила, стараясь воткнуть в меня острие. «Что ж, мой черед!» Я резко убрала блок, перекатываясь в сторону. Шпага взвизгнула, а сабля Тич по инерции вошла в землю — несколько мгновений, чтобы успеть вскочить на ноги. И ответить! Удар — посыпались искры. Пятачок на вершине мира накрыло дружное моряцкое: «Оу!». Пальцы намертво впились в эфес. Удар, ещё удар — мышцы звенели от напряжения. Вдох. Клинки скрестились, плюясь искрами. Каждый раз я атаковала вполсилы, сдерживая всполохи ярости. Анжелика молниеносно наносила контрудары, не позволяла освободиться для атаки. Сабля просвистела над головой. Я нырнула под руку и ногой ударила испанку под колено. Тич приземлилась на четвереньки. Стоило приблизиться, один шаг — и испанский клинок оставил глубокий порез на бедре. Я отвлеклась, хватаясь за рану. Невнимание — левое предплечье обагрила кровь. Я отступила назад. Самообладание пошатнулось. Боль отвлекала. Так некстати на глаза попало вытянутое от беспокойства лицо Джека Воробья.

— Довольно! — завопила я, обрушивая молниеносный удар.

Рубить! Колоть! Не позволить противнику предугадать свой следующий шаг. Не дать вдохнуть! Атакуя бессистемно, с разных сторон, я заставляла Тич вертеться волчком, распаляться на недоумение от моей беспорядочной техники боя. Мне приходилось туго, но теперь в партии вела я. Прыжок в сторону, выпад, блок. Шпага придавила клинок испанки к земле. Не давая слабины, я раненой рукой вцепилась Анжелике в запястье. Та едва не вонзила кинжал мне в спину, я увернулась. И тут же ударила коленом в районе диафрагмы. Тич выплюнула воздух, сгибаясь пополам. Хватка сабли ослабла. Выхватив клинок из её ладони, я обрушила удар эфесом в спину. Испанка припала к земле, перекатилась в сторону и вскочила на ноги. Мы очутились у самого края обрыва.

— Кто… учил тебя драться? — тяжело спросила Анжелика, сплёвывая кровь.

— О, сам Дьявол. — Я бросила саблю в пропасть. — А теперь куклу, пожалуйста.

Поджав губы, она потянулась ко внутреннему карману. Я уже готова была взять куклу в руки. В последний миг на губах Тич сверкнула пугающая улыбка, — ещё до того, как Анжелика что-то сделала, по этому оскалу я поняла, что последует шаг ва-банк, — и кукла полетела в пропасть.

— Нет!!! — Я метнулась следом, к самому краю, всем телом подаваясь вперёд.

Клинок, как продолжение руки, подцепил деревянную миниатюру. Я застыла, нависая над обрывом. Из-под сапог вниз сыпалась мелкая галька. Два растаявших мгновения облегчения, и тело сковала судорога исступления. Глаза защипало от пристального панического взгляда: острый край шпаги легко проткнул туловище деревянной куклы. Время нарочно замерло, подстраиваясь под заходящийся ритм сердца. Я через силу повернула голову. Карие пиратские глаза были полны искреннего непонимания. Джекки смотрел прямо на меня и даже не пытался зажать рану, удержать расплывающееся на груди кровавое пятно. От слез мутнело в глазах, а я не могла моргнуть, не могла двинуться или хотя бы вдохнуть. Бесчувственным истуканом наблюдала, как Джек заваливается набок. И даже после, когда на пожжённую траву упали алые капли, когда никто не успел подхватить капитана, потому что не ожидал, когда звякнула о камень и рухнула в пропасть выпущенная из руки шпага, я просто стояла и смотрела. Потому что и Джек смотрел на меня.

Загалдели, тут же кинулись к нему. И взгляд исчез. Время вернуло прежнее течение.

— Джек… — задрожало ослаблено и подло. Я рухнула на колени рядом, наивно пытаясь закрыть руками дыру от невидимого клинка. Мешая тёплую кровь с горячими слезами. Но всё было кончено. Глас рассудка звучал убийственно равнодушно. В памяти мелькали сотни картинок о том, как в моем настоящем подарить жизнь умирающему. И всё это было настолько бесполезно. Равно как и мои усилия. Карие глаза угасали, невидящим взглядом устремляясь в небо цвета моря. Я осознавала свою беспомощность, и от трезвости разума делалось только больнее. — Всё не так! Не так! — захлебнулась я рыданиями. — Всё не может ТАК быть!!! Только не сейчас! Только… не ты…

— Ну хватит… — кто-то попытался тронуть за плечо. Чтобы успокоить? Или?..

Я шарахнулась в сторону, натолкнулась на кого-то, упала на колени, поднялась, попятилась. Они были кругом. Повсюду. Одинаковые лица, одинаковые взгляды — обращённые к убийце. Ко мне! Я опустила голову. Кровь Джека на руках смешалась с моей. Шрам на ладони проглядывался слабо — покрытый следом более страшного преступления. Я рухнула на колени, зажмуриваясь.

— Н-е-е-е-т! — вырвался дикий, безумный вой. Предсмертный вопль… умирающей души. Крик заложил уши, до боли рвал связки, опустошая внутренний мир.

Кровь. На моих руках кровь. Его кровь, кровь Джека.

Невидящий взгляд застыл на ладонях. В душе было больно и пусто. Все чувства, эмоции перегорели, сгорели в адских мучениях.

Мой воздух… Потому что без него задыхаюсь… Но… почему? Почему я дышу? Разве… Разве я имею право? Разве я могу?

На меня глядели огромные глаза, полные до краёв праведного ужаса. Осунувшееся лицо с царапинами и кровоподтёками. Моё отражение. И кругом была не тьма, а темнота, сгустившаяся в отсутствие яркого лунного света. Я повела подбородком в сторону, отражение повторило всё в точности, а затем пошло мелкой рябью: ветер зацепил поверхность тихого ручья, что прятался в траве, как змея в поисках добычи. Отражение вновь посмотрело на меня. Ужас в глазах растворялся, словно туман, являя наружу выгоревшую пустоту. Взгляд осторожно сместился к ладоням. Крови не было. Я опустила кисти рук в воду и замерла до тех пор, пока от сводящего мышцы холода кожу не стало жечь. В темноте что-то копошилось, шипело и посвистывало. Небо исполосовали готические узоры сходящихся крон. В трансе я побрела в ночь, руководствуясь ручьём как единственным верным ориентиром, хотя на самом деле было неважно, куда идти, к кому и зачем. Важного не осталось от слова вообще. Ноги ступали машинально, тело следовало кем-то назначенной программе.

Инстинкты пробуждались постепенно с наступающим рассветом. Когда утро стало достаточно серым, чтобы оглядеться, я достигла вершины подъёма, с которого сбегал водный поток. Джунгли наперебой бурлили радостными вестями о наступлении нового дня. Я уселась на выступающий из склона камень и замерла, а пустующий взгляд зацепился за высившуюся над лесом кучерявую крону исполина да так там и остался. Первым чувством реальности оказался едва уловимый запах дыма. Рецепторы заработали, следом нехотя, подобно древнему механизму, что сотни лет простоял в забытьи, пробудился мозг. Ветер нарочно дразнился знакомым запахом: то приносил его лёгкий, едва уловимый, то поднимал столб дыма над невысокими пальмами, как знамя. Тело противилось врастать в камень, и я нацепила ароматический поводок и поплелась вперёд в поисках источника.

Круглую проплешину среди джунглей, обложенную камнем в половину человеческого роста, занимало пять или шесть добротных деревянных хижин. Посредине тлел разворошённый ветром костёр, спасаясь от утренней сырости между двух опалённых брёвен. От очага под открытым небом веяло теплом и уютом, в котором я внезапно почувствовала острую нужду. Только приблизившись к костру, я заметила в стороне между хижинами надрубленную ветвь пахучего дерева. На срубе собирался сок и вязкими тяжёлыми каплями стекал вниз. Там, на песке, лежала голова, затылком ко мне. Подскочивший уровень адреналина влепил жёсткую пощёчину увязшему в прострации разуму. Страх дыхнул на кровь инеем, я тут же инстинктивно пригнулась к земле. Пятачок казался необитаемым.

— Эй, — по-змеиному зашипела я.

Никто не отозвался. Рациональный страх и врождённая брезгливость остановили от шага вперёд. Я подобрала с земли камень в два пальца шириной и кинула в сторону головы. Тот подскочил и угодил ей прямо в ухо.

— А! Что?! Сдохни в мучениях проклятый дикарь! — совсем живо и по-человечески завопила голова.

Из жилищ не донеслось ни звука, и я стрелой метнулась к дереву.

— Бойль?!

— А? Твою ж… мисс Диана! — Закопанный в землю почти по подбородок пират вытаращился на меня, как на привидение.

— Что это с тобой? — не менее удивлённо выговорила я.

— Ну, наказание вроде как. — Бойль попытался пожать плечами. — Эта липкая гадость, что капает сверху: взойдёт солнце, и налетят всякие крылатые твари, что сожрут меня целиком и очень быстро. Хотя Воробей и сказал, что всё уладит…

— Джек? — выпалила я. Сердце взволнованно грохнуло о грудную клетку.

— Ну да, — с недоумением протянул моряк, — только, похоже, не вышло, хотя почём мне знать. Меня ж тут закопали, а их дальше повели.

— За что?

— Не знаю, наверное, за то, что ты сбежала… Хотя все думали, что ты, мисс, того, богу душу… Как только шею не свернула?..

Воздух тяжелел с каждым вдохом. Накрыло лавиной воспоминаний, перемешанных, испачканных в ночном кошмаре. В груди закололо. Я запрокинула голову, взгляд суетливо метался по небу. Словно мозаика, полная картина по отдельным деталям всплывала в памяти: я бросилась бежать сломя голову, наверняка, запнулась обо что-то, а потом очнулась у подножья крутого оврага, у ручья. Верно, и как только шею не свернула! А эти жуткие воспоминания, разрушившие даже самосознание, и не воспоминания вовсе, а обыкновенное наваждение! Бред, подкреплённый воспалённым воображением и недавними переживаниями. И хоть после этого ночного кошмара всё ещё лихорадило, от осознания его нереальности хотелось смеяться и плакать. «От радости в зобу дыханье спёрло»: мне правда не хватало воздуха, ибо чудо, о котором я так молила, всё же свершилось, пусть и таким неожиданным образом. Разум просветлел, сбросил корку самоуничижения, вернул мне саму себя, ту, что всё ещё принадлежала реальности, что могла трезво мыслить. Хотя бы изредка.

— Так, слушай, надо срочно делать ноги, — подытожила я длинную пиратскую тираду, что благополучно пропустила мимо ушей. Земля летела комьями в разные стороны, и в откапывании ценностей в тот момент я влёгкую сравнилась бы с любым чёрным копателем. Бойль дёргался в своей норе, как застрявший Винни Пух, но, помимо поднятия и без того улучшившегося настроения, толку в прилежных стараниях не было.

Когда я достигла нижних рёбер, Бойль вдруг спросил в промежутке между похихикиваниями от щекотки:

— А с тобой-то что? — и, когда я ответила недоумевающим взглядом, указал на шею. Вывернувшись, насколько сумела, я разглядела красный след от укола и расходящиеся от него, словно узоры на морозном стекле, сине-чёрные следы. Тут же вспомнился лёгкий укол в шею во время побега и наступившее затем состояние «ватного желе».

— Ничего. Просто начала сходить с ума, — ответила я скорее не ему, а себе.

Как только удалось откопать руки, дело пошло быстрее, и через несколько минут Бойль радостно понёсся к траве, чтобы отереть с головы, лица и шеи липкий субстрат, делавший из него наживку.

— Ну и, чего дальше? — Зелёные разводы от травы на физиономии превратили моряка в туземца.

Для меня выбора не существовало: я чётко знала, что обязана вернуться на берег, к Джеймсу, чего бы мне это ни стоило. Однако Бойль моей убеждённости не разделял.

— Так, мисс… — неуверенно заговорил он. — Уже… поздно слишком.

— Со вчера прошло сколько? Часов…

— Нет, — качнул пират головой, — это было не вчера. Скоро уже двое суток, как эти нас поймали. — Мне словно подзатыльник дали, одумайся, мол. — Не думай, мисс, что я из малодушия это, но мы уже ничем не поможем, правда. Самое разумное сейчас — топать в противоположном направлении и запрятаться где-нибудь, пока шум не утихнет, а уже потом думать, что делать.

В словах Бойля был смысл, отрицать разумность его предложения было бы глупо. Возможно, сбежав, мы действительно могли бы обеспечить в будущем освобождение или хотя бы поддержку друзьям. Меня искать не станут, раз считают мёртвой, но будут искать Бойля и второго человека, что помог ему выбраться. А значит, надо бежать, бежать как можно дальше.

— Иди, тебе удастсяскрыться, — решительно выговорила я. — Я иду на берег. Что бы ни произошло… я не могу его бросить.

Бойль в упор глядел на меня, двигал челюстью, будто пережёвывал слова, почёсывал затылок и наконец махнул рукой.

— Ладно, идём. — Я в ответ лишь качнула головой, потому что ни его согласие, ни отказ не изменили бы моего решения. — Так, — Бойль огляделся, — они ушли туда, — указал он в сторону широкой тропы, — но нам нужно на запад.

— Отлично, — саркастично фыркнула я, — осталось только узнать, в какой он стороне.

Мы находились на горном хребте, достаточно высоко над морем, и за время короткой спасательной операции на окрестности опустился туман. К счастью, не такой искусственно сплошной, как на подступах Треугольника, но даже сквозь эту природную завесу не было видно ничего дальше тридцати ярдов. Мы двинулись тем путём, что я добралась сюда, придя к выводу, что ручей, спускающийся с гор, так или иначе приведёт нас к морю. Спешить по ковру из влажных листьев было опасно, но опасения переломать себе что-нибудь или сразу всё заботили меня в последнюю очередь. Важность собственной жизни резко обесценивается, когда есть тот, ради кого можно и умереть. И хотя отдавать богу душу я не планировала ещё очень долгое время, по крутому спуску неслась во весь опор, так что Бойль едва поспевал следом. Надивившись моей безответственности, пират уже не один раз успел пожалеть, что подписался в спутники. Однако мои руки были чисты — его никто не заставлял.

Лёгкость, с которой я избавилась от очевидно мучительного выбора — какой из капитанов, – поначалу удивила и меня. Но между мной и Джеком, увы, однозначно стоял барьер из крепких безжалостных туземцев, поэтому мне оставалось только уповать на природную изворотливость Воробья и молиться, чтобы аборигены не были сходны с пелегостами в кулинарных предпочтениях.

Мы преодолели больше половины пути, когда среди зелени почудилось движение. Я тут же прилипла к стволу пальмы и дала условный знак Бойлю. Пират юркнул в кусты. Чуть впереди, всего в десяти ярдах от нас, виднелись две разрисованные спины, и ручей уходил как раз в их сторону. Глаза скользили взглядом по местности, ища возможность для обхода или для отвлечения внимания. Из-за кустов показалась макушка Бойля, потом он обрадовано продемонстрировал овальный камень с мужскую ладонь размером. Я непонятливо тряхнула головой. Пират указал на булыжник, затем на затылок, и ещё до того, как я успела среагировать, засеменил навстречу. Я обернулась к туземцам, а через секунду за спиной булькнул крик, будто на кота наступили: Бойль болтался в воздухе в трёх ярдах над землёй, а от его левой ноги вверх уходил сплетённый из нескольких лиан канат. Сердце испуганно сжалось. Аборигены словно растворились. Я кинулась к Бойлю, забывая про осторожность, и едва не угодила в такую же ловушку. Пират, что пиньята на мексиканском празднике, болтался в неуклюжей позе и всё норовил выделать какой-нибудь кульбит.

— Снимай, снимай меня скорее! — истерично завопил он и задёргался, словно в припадке. Я и сама услышала босоногое шлёпанье за спиной.

Мудрить с ловушкой было поздно. Их было трое.

— Только подойдите! — грозно и дерзко крикнула я.

В моей руке был камень, в их руках — луки. Глубоко посаженные тёмные глаза в чёрных кругах пристально изучали меня, как редкую блоху под микроскопом. В абсолютном молчании. «Может, побежишь?» — спросила я себя. Отступать я не имела права, сражаться — увы, не могла, но побег в этих обстоятельствах выглядел поистине смехотворным, в особенности учитывая предыдущий опыт. Поэтому я последовала иной тактике.

— Послушайте, — булыжник гулко приземлился у ног, — там мой друг. Ему больно. Он ранен. — Я изобразила удар ножом в грудь. — Я хочу помочь. Проведите меня, дайте помочь, и, клянусь, я не стану сопротивляться.

Охотники по очереди моргнули, будто репетировали. Затем самый высокий, сразу показавшийся знакомым, закинув лук на плечо, неспешно двинулся ко мне. С каждым его шагом уровень паники достигал новых значений, хотелось рвануть с места, чтобы только пятки сверкали, но я стояла как вкопанная, до побеления сцепив руки за спиной и изо всех сил заполняя взгляд доброжелательностью. Он был на голову, а то и две выше, оттого я ещё больше ощущала себя мышью в мышеловке. Абориген остановился, склонил голову вправо, и я почувствовала, как его взгляд придирчиво скользит по шее. Несколько секунд спустя туземец резко выровнялся и дал знак остальным. Так кончился наш побег.

Нас вели по тропе, не связывая, но подгоняя копьями с грубыми железными наконечниками. Больше испытывать местных обитателей на меткость я не пыталась. Что-то во мне их заинтересовало, и, быть может, ещё имелся шанс разрешить конфликт мирным путём. Конечно, если их интерес не исключительно гастрономический. Очень трудно угадать каннибалов в разрисованных яркими красками суровых молчаливых людях, особенно когда ты их, любителей человечины, ни разу не встречал. Местные жители, равно как и их жилища, попадавшиеся на пути, выглядели вполне цивилизованно, словно кто-то случайно капнул в это место каплю европейского уклада жизни, но её не оказалось достаточно, чтобы началась дальнейшая реакция. Пусть и деревянные, хижины местных имели прямоугольную форму, и только у одной над входом белели выхолощенными солнцем лбами черепа каких-то рогатых животных. Сами аборигены не поражали своей дикостью, даже несмотря на камуфляж. Мне не встретилось ни одной женщины, но набедренные повязки мужчин, определённо, были сотканы, а не набраны из листьев ближайшей пальмы. Их язык был чуден и сложен на слух, и услышать его удалось лишь единожды при переходе через очередной мост. Причём, когда я, оступившись, вскрикнула, заваливаясь на боковой трос, туземец, что шёл следом, ловко поймал меня под руку и помог восстановить равновесие. После этого в голову залезла дикая, безосновательная, но назойливая мысль: что, если Джеку и правда удалось «всё уладить»? Ведь как-то же он затесался в вожди у тех дикарей-людоедов на острове, так почему не сможет найти контакт с этими людьми, что, на первый взгляд, не так кровожадны? Тогда легко объясняется и повышенный интерес к моей персоне, и отсутствие пут на руках. Прошло достаточно времени, чтобы капитан Джек Воробей втёрся в доверие к местному правителю.

От подобного смелого предположения настроение улучшилось, правда, ровно до того момента, как мы достигли деревни. Она располагалась веером, гораздо выше того поселения, где оставили Бойля. Широкая центральная «улица» вела к большому дому с открытой верандой на сваях, густо оплетённых плющом. По обе стороны нестройным порядком стояли дома поменьше, с двумя входами, и на пустыре между каждой пятёркой построек дымил очаг под открытым небом. В поселении практически никого не было, кроме стариков, занятых плетением или починкой растительных сетей, хныкающего где-то на задворках ребёнка и множества разгуливающих пятнистых свиней. На углу Большого дома деловито пережёвывала початок кукурузы упитанная белоснежная коза.

Едва мы приблизились, в дверях на мгновение показалась смуглая женщина, и я невольно поразилась длине её волос, что касались щиколоток. Затем на порог вышел ещё более смуглый крупный мужчина средних лет. Умный взгляд изучал пришедших без излишней спешки. Одет хозяин был в свободные тканевые штаны грубой работы, на шее висел массивный золотой амулет: я не сразу поняла, что это перевёрнутый католический крест, заключённый в ромб.

Бойля сразу толкнули на колени, меня лишь легко подтолкнули копьём вперёд. Вождь внимательно и неспешно оглядел меня от макушки до пят, пытливо глянул в глаза и, неоднозначно поведя головой, с вопросом обратился к тому воину, что почти так же разглядывал меня внизу. Туземец отвечал коротко и безэмоционально, словно рапортовал. Выслушав его, вождь провёл по краям амулета большим и указательным пальцем от одной вершины к другой и полушёпотом проговорил: «Вэ-ервиста». Мы едва успели обменяться с Бойлем непонимающими взглядами. Предводитель направился обратно в дом. Охотник сказал ему вслед что-то быстро и негромко, нехотя. Вождь обернулся, и его взгляд устремился по левую руку от меня, где стоял туземец, что поддержал на мосту. Главарь вдруг заговорил громко и гневно, на что абориген лишь виновато качал головой, с каждым словом вжимая голову в плечи, и отвечал рвано, будто оправдывался. Я так и не успела предположить суть их разговора, как вдруг вождь выхватил из-за пояса мачете и с каменным лицом отсек тому руку выше запястья. Из горла вырвался испуганный вопль. Я шарахнулась в сторону, наткнулась на Бойля и плашмя рухнула на землю. Эта сцена выглядела дико и ещё более жутко оттого, что больше никто не произнёс ни слова, ни звука — что вождь с окровавленным мачете, что охотник с отрубленной рукой.

Мозг отказывался трезво воспринимать происходящее. Меня мутило. Окончательно в себя я пришла в деревянной клетке по соседству с Бойлем. Моряк недовольно поглядывал в мою сторону и, видно, уже не раз пытался заговорить. На все вопросы и предположения я лишь качала головой: ни к чему пирату знать, что «добрый самаритянин» поддержал меня на мосту именно той рукой, что ему отрубили. Я ожидала панику, истерику, тревожное хихиканье, но никак не мрачное безразличие. Мне было чертовски не всё равно. Я чувствовала страх перед неизвестностью, растерянность и острое желание, чтобы происходящее обратилось плохим сном, вместе с тем всё казалось таким ничтожным, будто внутренний мир буквально сжали в кулак, стиснули все переживания в один комок, не лишая права на существование, но и не давая возможности стать чем-то существенным.

Я сидела посреди куба из деревянных решёток, одну из которых заменяла холодная стена нависающей скалы. Бойль метался по клетке, как пойманный волк, постоянно выглядывал кого-то, пинал случайные прутья, но в конце концов сдался. Кругом не было ни души. Привычный пейзаж не предвещал ничего зловещего. Даже затеплилась надежда на скорое избавление, ибо местные не проявляли явной ненависти и, что важнее, не пытались нас съесть. Пока что.

После полудня пришла женщина в сопровождении двух воинов и с опаской, как у клетки с хищниками, просунула нам пиалы с какой-то оранжевой субстанцией. Никто наблюдать не стал, из чего мы сделали вывод, что это не алхимический опыт или попытка нас отравить. Похлёбка по вкусу походила на добротно сваренную на медленном огне тыквенную кашу, а желудок, что последний раз лишь насильно поглощал морскую воду, удовлетворился такой снедью, избавив меня от навязчивого ощущения того, как перевариваются внутренности.

И всё же бодрость духа была недолгой. Близился закат. Я сидела у каменной стены с закрытыми глазами. Мозг погряз в тщательных попытках абстрагироваться от мира и непредвзято оценить сложившуюся обстановку. Было слишком сложно выбрать нужную отправную точку и при этом двинуться дальше, отринув бьющие ключом эмоции.

— Эй, мисс, идёт кто-то, — прорвался сквозь пелену раздумий обеспокоенный голос.

Бойль настороже вытянулся во весь рост у самой решётки, разве что уши торчком не стояли. Сквозь шум джунглей долетали отзвуки мужских голосов. Первым у пустыря перед «камерами» объявился плечистый, разрисованный жёлтыми узорами туземец с копьём в руке и длинной узкой дудкой за спиной. За ним следом покорно шагали пираты. У меня внутри всё перевернулось в радостном сальто при виде хмурой физиономии боцмана Бэтча. Мельком в памяти пронеслись его вечные споры по утрам с Барто. Затем радость померкла. Моряков было всего четверо, и в их угрюмых усталых лицах читалась сдерживаемая злость, а не обещание скорого освобождения. Бойль принялся задорно покрикивать, подпрыгивая, как мартышка. Туземец во главе отряда не обратил на это никакого внимания, зато моряки, вереницей шагающие след в след и явно разглядевшие нас, молча тянули шеи, словно гуси. Безрадостную молчаливую процессию замыкали двое охранников.

Первым голос подал изрядно помятый и хромоногий Билли Ки — уже после того, как захлопнулись решётки соседней клетки, и аборигены скрылись в зарослях.

— Мы уж вас похоронили, — хмыкнул пират.

Глаза запекло от непрошенных слез. Глубокий вдох, и я осторожно, скрывая испуг в голосе, спросила:

— Где остальные? — Билли нервно дёрнул плечами и уселся на землю: рана на его ноге всё ещё кровила. Никто не торопился отвечать, и каждая секунда молчания казалась мне подобной очередному ножу, что воткнули в спину. «Никакая правда не может быть хуже неизвестности». — Да говорите уже! — взмолилась я.

— А чего говорить, мисс? — подал голос боцман. — Мы сами не больше вашего…

— Эй, Кин, — вклинился Бойль, — а капитан-то ваш где? Не видал я его на берегу.

Ошин Кин, матрос такелажной команды, большую часть времени походил на недозрелую морковь: кожа у него была рыжеватая, а на голове пучком торчали волосы сумбурного оттенка, точно кто-то пролил белую краску на непросохшую зелёную. Сидя в дальнем углу клетки со сморщенным лицом, моряк не сразу откликнулся на своё имя. Во взгляде его мгновенно почувствовалось нескрываемое презрение.

— Ушёл, наверное, — нехотя отозвался он. — И с ним, похоже, ещё двое.

— А что, станут они нас искать? — с надеждой поинтересовался Бойль.

Кин ответил сиплой усмешкой.

— Сдались мы им, как же, — подытожил мистер Бэтч.

У меня в душе всё покрывалось мрачным холодом от дыхания самых тёмных предположений, окрепших от осознания, что Барбосса и двое матросов могут стать единственной надеждой на спасение.

— Где остальные? — вкрадчиво повторила я. Бэтч поднял на меня взгляд. — Барто? Джек?

— Не знаю, мисс. Когда мы пришли в деревню, Барто они увели первым. Потом, час спустя, пришли за Воробьём. Не знаю, что эти дикари хотели от них и что сделали, да только не вернулся никто. Потом нас сюда привели. К вечеру поесть дали, а вчера с рассветом повели на поле, работать заставили. Мы ничего не знаем, кроме этих клеток, тропинки и чёртовых стеблей, от которых кожа огнём горит, будто в адский котёл по локоть сунул.

— Ясно, — бесстрастно прозвучал голос. — А… Джеймс?

Боцман опустил голову, пряча глаза. Несколько минут я просидела в задумчивом молчании, пока мозг, оценивая наши шансы на выживание и возможности на побег, взвешивал все за и против.

— Надо бежать, — кивнула я головой, — как можно быстрее.

— Бежать? — эхом отозвался Билли Ки. — Флойд вон попытался, чуть без головы не остался.

Брови сложились дугой недоверия. Я отклонилась в сторону, требовательным взглядом впиваясь во Флойда, собрата Билли по команде.

— Ловушки у них тут везде, — пояснил он наконец, почёсывая шею. — Кругом деревни. Так что, мисс, сбежать только на тот свет получится, — добавил Флойд с издёвкой.

Куда больше его тона меня лихорадило от злобного смирения пиратов. Эти люди не привыкли так просто сдаваться, не в их это натуре, и тогда в их душах, как и у меня, кипел огонь. Разница были лишь в том, что я не могла и даже не пыталась обуздать это пламя, ибо искренне верила, что в противном случае потону в омуте бездействия в ожидании чуда и спасителей на белых конях. Да и откуда скакунам здесь взяться? О побеге никто не раздумывал всерьёз, а надежды на капитана Воробья как на профессионального парламентёра едва не подняли на смех. Споры прекратились, и тогда я впервые за пребывание на этом острове почувствовала себя по-настоящему одинокой. И беспомощной. Два самых нежелательных чувства, когда ты силишься выступить один против всего мира или против того, что окрестили «объективной реальностью». Часть меня церемонно облачалась в траурный наряд, желая показать «всё как есть» той другой мне, что никак не хотела мириться с возможными потерями. И я сопротивлялась всем мрачным догадкам и мыслям — отчаянно и пока что успешно. Я просто не имела права признать, что уже поздно спасать кого-нибудь, кроме себя.

На рассвете следующего дня за нами пришли четверо охранников. «Бывалые пленники» посоветовали следовать их примеру и ничего не предпринимать, ибо дороже выйдет, потому мы с Бойлем покорно покинули камеры. Нас провели по узкой тропе, к которой вплотную подступал буйный дикий лес, и затем взгляду предстало огромное поле с идеально ровными рядами какой-то растительности, отдалённо напоминающей гибрид сахарного тростника и камыша. Один из аборигенов указал на грубо плетёные корзины. «Забавно, — подумала я, направляясь следом за Билли Ки по узкому междурядью, — аборигены затерянных островов держат в рабстве европейцев». Но уже через полчаса всякие нотки иронии наглухо смолкли. Задание было одно: снимать с растений верхние листья и складывать в корзину. Никакого инвентаря не выдали. Собиравшийся на листьях и стеблях сок пёк кожу, от запаха слезились глаза, но стоило оторваться от работы, в спину прилетало: «Хой!», и тут же приходилось возвращаться к занятию, чтобы следом не прилетело копьё. Трижды приходили две женщины с нескладными фигурами и приносили еду — ужасную на вкус, похожую на крем-суп из насекомых, но сытную. Вместо воды давали жевать листья, после которых язык болтался безвольным помелом. И, пожалуй, разговаривать в таком состоянии было единственным доступным развлечением: смех отвлекал от постоянного жжения ладоней. Зато местные отличались стоическим молчанием, и, даже когда я сделала попытку их развеселить, на каменных лицах не дрогнул ни один мускул. К концу дня я устала настолько, что не заметила, как нас пригнали обратно в клетки и предложили ужин — из одинокого цитруса.

Ночью того же дня мы все подскочили от дрожания земли.

— Будь мы в Древнем Риме, я бы сказал, что это конница, — блеснул неожиданным знанием Ошин Кин.

— Мы спим на склоне вулкана. Это не конница, а землетрясение, — позанудствовала я.

— Плохой знак, — однозначно рассудили пираты.

Больше за всё время толчки не повторялись. Собственно, вскоре я потеряла счёт этому времени. Один день в точности копировал другой, повторялся снова и снова. Единственное отличие было в том, что в ладонях перестала чувствоваться боль. Как и всё остальное, словно токсичный сок выжег рецепторы. Под влиянием чужеродной еды и едкого запаха что-то произошло с голосовыми связками, и теперь я звучала с той хрипотцой, что свойственна некоторым дамам с …цатилетним стажем курения. А вот закалённые солёными ветрами голоса пиратов звучали по-прежнему. Молоко за вредность, конечно, никто не давал. По крайней мере, стало ясно, для чего туземцы «берегли» нас — рабов не жалко.

Перед глазами мелькали одни и те же лица, что встречали утром и провожали на закате. Лица равнодушные, молчаливые и абсолютно закрытые для контакта, как бы мы ни пытались. В те редкие минуты, ещё в начале «рабской карьеры», когда мозг пыхтел во весь опор, я долго размышляла об острове и его жителях. Они никак не ассоциировались у меня с дикарями, хотя их уклад, конечно, был далёк от цивилизованного в нашем понимании. Их жилища, одежда, именно одежда, а не куски пальмовых листьев в случайных местах, поведение и — пусть не равнодушие, но какое-то чрезмерное спокойствие по отношению к нам, пришельцам. Даже закралась мысль, что для них мы не такие странные, потому что не первые гости острова, а значит, возможно, где-то поблизости есть другие люди, чуть более гуманные и цивилизованные.

С каждым днём разговоров становилось всё меньше. Молчание удручало, но от бесед, что всё чаще сводились к поминанию славных вечеров на борту корабля, становилось только больнее. Каждый закрывался в своей собственной клетке, будто одной древесной камеры было уже недостаточно, потому что в её стенах слишком громко молчалось о своём. И вроде бы нас никто не пытался съесть, жить можно было, оттого для большинства необходимость поскорее сделать ноги трансформировалась в желание, что постоянно жило в душе, но не навязывалось. Для меня же побег стал идеей фикс. Срывая очередной ядовитый росток, я раз за разом представляла жуткую картину: как тело растворяется в токсичном соке, словно в серной кислоте. Попахивало безумием, но никто не мог гарантировать, что такого не случится. Меня пугала апатия, что наваливалась каждый раз после изнуряющего рабочего дня, и я накручивала себя, заставляла вспоминать всех, кто дорог, кто остался по ту сторону решётки, чьё существование не даёт окаменеть сердцу. Вечерами, лёжа на земле в кромешной темноте, я раз за разом через силу, через боль прокручивала в голове свой собственный ужастик: утро на пляже, где я не смогла помочь Джеймсу, и привидевшуюся битву на пустыре у обрыва, где Джек погиб от моей руки. И если от страха перед неизвестностью, перед возможностью сгинуть на безымянном островке порой холодела кровь, то от этих картин — закипала. И тогда искушение погрузиться в прострацию и просто существовать отступало.

Но всё же, как бы я ни хотела сбежать, это и правда больше попахивало путешествием на тот свет. От пятачка, где стояли клетки, в две стороны уходили узкие тропы: одна вела в деревню, по другой нас водили на поле — оно оказалось совсем близко, но на путь по извилистой дорожке уходило несколько минут, а значит, джунгли действительно были заполнены ловушками. Собственно, поэтому нас никто особо и не охранял.

Солнце село. В лесу верещали птицы. Позади была прохладная каменная стена, за столько дней превратившаяся в спинку дивана. Я пыталась ощупать руки: кожа почти до локтя теперь походила на чешую, испещрённую множеством ссадин и царапин — следами от опытов по проверке чувствительности. В голове крутились фантазии на тему карт-бланша в салоне красоты, и тут в мозгу словно замкнуло.

— Нам надо бежать. — Пираты в соседней клетке зашевелились, так и слышалось их невысказанное: «Ну вот опять». — Или мы умрём здесь. Непременно, — сказала я в темноту. — Умрём рабами.

— И на что ты надеешься, мисс? — прозвучал голос Билли Ки. — На кого-то из наших, на капитанов?

— Да мертвы они давно, — раздражённо вставил Флойд, но, услышав протестующий скрип моих зубов, всё-таки добавил: — Скорее всего. А Барбосса… тот уже давно ноги сделал… — Кто-то хохотнул, оценив безыскусную шутку.

— Нельзя всё время надеяться на других. Пора действовать самостоятельно.

Послышался тяжёлый вздох.

— Да мы не против, мисс, — заговорил мистер Бэтч, — только вот, решив бежать, мы умрём куда быстрее. Ты же сама…

— Нет, — резко оборвала я, — если положимся не на удачу, а на работу мозга.

Недовольно похмыкав, пираты всё же уселись в заговорщический кружок. Негромкие голоса удивительно гармонично звучали в темноте. Я пересказала свой не такой уж и изощрённый план с завидным спокойствием. Затем после тщательных обсуждений, споров, добавления нюансов, мы наконец-то создали то, во что можно было уверовать. Мы создали шанс, хоть и не знали наверняка, сработает ли наш план. Боевой дух расправлял крылья. Хотелось действовать, и все понимали, что время до заката, когда можно будет претворить план в жизнь, потянется издевательски медленно, проверяя на прочность желание, моральную стойкость и тактическую выдержанность. И всё же впервые за много дней мы засыпали с лёгкостью в душе, чувствуя, как опали оковы беспомощности.

====== Глава XXVII. Жертва ======

Следующим утром никто не пришёл. Первым проснулся Бойль и тут же принялся всех обеспокоенно расталкивать. Солнце поднялось достаточно высоко, рабочий день раба был в самом разгаре.

— Никого? Они что, решили выходной нам дать? — нервно усмехнулся Билли.

— Или обо всём узнали?

— Не к добру это, — подытожил боцман. Я только тяжело вздохнула.

К счастью, долго гадать о причинах сбоя в графике, нервно меряя шагами клетку, не пришлось. Хотя даже за это время в голове родилось и умерло множество теорий, от «Может, Джек обо всём договорился?» до шокирующего осознания, что аборигены понимают нас и заговор раскрыт. Объявились четверо наших старых знакомых. Мы было успокоено выдохнули, но конвоиры, выстроив нас в колонну, указали на другую тропу — что вела в деревню. Каждый шаг отдавался в голове паникующим «Узнали!». Внутри всё сжалось в комок, постепенно дыхание стало подрагивать сильнее, взгляд рассеянно скакал по зарослям, голову поглотил хаос безумствующих мыслей. В душе зарождалось гнетущее и необъяснимое чувство — точно как при пересечении Треугольника. Я шагала первая, и за спиной громоздилось беспокойное молчание в предчувствии чего-то недоброго.

Добравшись до поселения, мы направились не к дому вождя, а куда-то в сторону, выше по склону. Деревня вовсе казалась вымершей, даже не дымили костры. За деревьями в гору уходила выложенная камнем дорога, по которой с лёгкостью проехала бы повозка. Вдалеке, в джунглях, где терялся её конец, в небо поднимался плотный белый столб дыма. Я запрокинула голову, чтобы убедиться: нет, вершина вулкана дымила гораздо выше. «Вот мы и дошли до кондиции», — мысленно усмехнулась я, поминая часы «маринования» в едком соке и особый режим питания, как у свиней на откормке. За спиной нервно загудели, точно пираты уловили мои безрадостные догадки. У меня же в голове наливался красками образ богатого пиршества с огромным костром в центре, пиршества, главным угощением на котором станем мы. «Если умирать, то нетривиально». Так ты говорила, подруга? Ну вот, смерть в качестве обеда — куда уж необычнее! Сравнимся с великими путешественниками! Видимо, издержки профессии».

Мы достигли ворот. Больших деревянных ворот, что перекрывали дорогу, но никакой ограды по их сторонам не было. Створки разошлись, впуская на овальную поляну внушительных размеров. В центре пылал гигантский костёр — в точности как я представляла. Границы площади очерчивали дома на сваях с острыми крышами; на стенах каждого значились непонятные символы. Но главное — здесь была тьма народу! Мужчины, женщины, дети, старики и старухи. Толпа пребывала в каком-то радостном волнении, гудела и покрикивала в предвкушении чего-то долгожданного. Пока нас вели сквозь эту массу народу, я беззастенчиво разглядывала смуглые лица и крепкие фигуры. Большинство глаз глядело с холодной заинтересованностью. Нас встречали молчанием, а провожали криками нараспев, точно заклинаниями. Никто не боялся, никто не проявлял агрессии. Они просто ждали. Только щуплые детишки — единственные обитатели в набедренных повязках — от восторженного любопытства закусывали палец, а затем настойчиво дёргали молчаливых матерей за руку. Ещё интересная деталь — рисунки на теле. Они были у всех взрослых и покрывали не только лица, но и свободные от одежды участки тела. У женщин — красные и зелёные, у мужчин — жёлтые, как у тех туземцев, что сопровождали нас, и коричневые. Одинаковыми были только выкрашенные черным глазницы.

Я так увлеклась этнографией, что повелительный толчок тупой стороной копья в грудь заставил забавно подпрыгнуть от неожиданности. Мы остановились чуть поодаль от костра, напротив выложенного грубым камнем подобия пьедестала. Над ним был подвешен массивный знак, отлитый или покрытый тёмным золотом: перевёрнутый крест в ромбе. Пока я рассматривала его и строила догадки, толпа справа покорно расступалась: шествовал кто-то важный. Среди людей мелькнула голова вождя. Я мысленно скривилась от воспоминаний, хотелось отвести взгляд, но местные вполне могли это принять за неуважение. Передние ряды наконец разошлись, вождь неспешно двинулся к постаменту. За ним следом вынужденно торопился старик.

— Барто! — Я стартанула с места, высекая фонтаны пыли. Старший помощник в секунду врос в землю, беззвучно хлопая ртом. Двое туземцев позади него остановились, как и вождь. Ветер не успел растворить ликующий вопль, а я уже врезалась в одноглазого пирата с радостными объятиями. Несколько мгновений Барто боялся ко мне прикоснуться, а затем по-отечески обнял в ответ.

— Надо же! Мисс! Живая! — загудел он прямо на ухо. — А я уж думал — всё!

Отстранившись, я выдохнула:

— И я…

Барто вдруг изменился в лице.

— Так это что же, они о тебе говорили?

— Чего?

— «Та, что Видела». Вождь сказал, они вернули девушку, но я и не думал… Что ты видела?

Непонимающе округлились глаза.

— Что? Что я видела? Погодите… Вождь? Сказал? Вы… их понимаете, что ли?

Барто чесанул затылок.

— Вроде. Только вождя. Язык похож на смесь старого испанского и наречия одного из племён на островах: я там в молодости… — Старик поймал на себе взгляд главного и тут же умолк. — Возвращайся, — бросил он мне, — не испытывай их.

За моей спиной тут же вырос суровый воин. Старпом поспешил за вождём, а я смогла лишь провожать его вопросительным взглядом, возвращаясь к остальным пиратам. Предводитель туземцев, облачённый в бордовую церемониальную рясу, поднялся на каменное возвышение и приветственно очертил рукой в воздухе подобие полукруга. Народ что-то прожужжал в ответ. Я пыталась взглядом заговорить с Барто, быть может, разглядеть хоть какой-то намёк на происходящее, но тот словно нарочно избегал меня.

Откуда-то сзади грянули барабаны: «Та-да-там. Там. Там. Та-да-там. Там. Там. Там» — при каждом ударе внутри всё подпрыгивало от зловещего ритма. Толпа умолкла, нас заставили встать на колени, причём меня «попросили» лёгким уколом копья. Чувство плохого предзнаменования внутри разрасталось, как чёрная дыра. Со стороны аборигены слаженно образовали коридор, по которому гордо шествовали местные жрицы — уж в этом я была уверена. Взгляд с любопытством задержался на женщине в голове колонны: длинный плащ из каких-то полупрозрачных растительных волокон заметал следы её босых ног; под ним наготу прикрывал узкий кусок ткани на бёдрах и богато украшенная то ли камнем, то ли ракушками нагрудная повязка. Возраст жрицы было трудно угадать, ибо каждый миллиметр тела, лица покрывали узоры чёрной краски. На длинных сильных руках позвякивали костяные браслеты. Жители острова застыли в благоговейной тишине, оттого моё «Вот чёрт!», наверное, прозвучало излишне громко. Я отвернулась, уткнувшись взглядом в утоптанную землю, ибо разглядела уже самое важное: на поясе жрицы поблёскивал кинжал с узким вытянутым лезвием весьма искусной для туземцев работы.

Процессия вышла в центр и приостановилась около нас, точно для оценки. Я фыркнула и глянула на Барто в тщетной надежде получить хоть какой-то намёк, но бывалый пират с молчаливым любопытством пожирал взглядом разрисованных барышень. Я неоднозначно хмыкнула, задев краем глаза ещё двоих пленников, и обернулась к удаляющимся жрицам. И тут же взгляд со скоростью молнии метнулся обратно. Я даже забыла, как дышать. Всё происходящее, жизненно важное или просто объективно существующее, приобрело аморфность, размытость и утратило своё значение, уступило фокус двум устало сгорбившимся фигурам, неуклюже ковыляющим к костру в сопровождении четырёх охранников. Глаза щипало, а я боялась моргнуть.

— Эй, эй, гляди, — зашипели по сторонам, — это ж капитан…

Душа требовала кричать во всё горло, а на деле только медленно отъехала челюсть в беззвучном восклицании. «Это реальность!» — ликующе забилась мысль. Взгляд, как мне казалось, пылающий, точно лазер, намертво застыл на Джеймсе. Этот взгляд и кричал, и рыдал, и смеялся, и молил — чтобы Уитлокк поднял голову, чтобы увидел меня. Но Феникс упорно глядел под ноги и, казалось, в принципе не обращал внимания на весь перформанс. Кто-то из пиратов не удержался от приветственного крика. Джеймс тряхнул головой, повёл глазами куда-то влево, в гущу толпы, и только потом его взгляд обратился к нам. Уитлокк замер. Я почувствовала, будто что-то взорвалось внутри, что-то наподобие склада с фейерверком, из распахнутых глаз неподвластным потоком струились слезы — тихие, спокойные, вызванные не плачем, а нахлынувшим умиротворением. Со стороны зрелище выглядело сомнительно: беззвучно рыдающая на коленях девица потрёпанной наружности, с огромными глазами и раскрытым ртом, но при всём желании я просто не могла двинуться. Я будто провалилась в дыру, где нет ни времени, ни пространства, ни меня самой, а только бурлящий хаос чувств. Прошло секунд пятнадцать, и сработал триггер. Джеймс бросился ко мне, с неистовой силой раскидывая охранников. Я попыталась подняться, но тело всё ещё млело под счастливым наркозом, и вышло что-то забавное и неуклюжее. Впрочем, в моих стараниях не было надобности. Уитлокк подлетел, с лёгкостью подхватывая меня с земли, и заключил в объятья — крепкие и нежные. Как фарфоровую куклу. Наружу пробился смех, и я закрыла рот ладонями, давясь радостью. Вряд ли в те мгновения кого-то из нас заботили не то что вопросы приличия, но даже попытка туземцев устроить важное ритуальное событие. Всё это было вне. Я запрокинула голову, и небо с лёгкой дымкой показалось столь близким, что можно дотянуться рукой. И всё-таки радость была недолгой. Не прошло и минуты, подошвы сапог коснулись земли. Я впервые взглянула Джеймсу в лицо. На губах сверкала улыбка, аж щеки немели.

— Борода, вот, значит, как? — усмехнулась я.

Уитлокк же глядел на меня с волнением владельца той самой фарфоровой куклы, на которой он нашёл глубокую трещину. «Но ведь это неважно, всё неважно, — затараторила я мысленно, — живы, мы живы, это главное, важное, единственное». Случайно на глаза попалась умилённая физиономия старика Барто, а чуть впереди него практически непроницаемое лицо вождя с лёгким оттенком всезнающей улыбки. Джеймс так и не успел мне ничего ответить: явились блюстители порядка и грубо увели его на положенное место.

— А меня, значит, дорогуша, обнять не хочешь? — прозвучало, как шокером ударило. Я резко обернулась направо. Джек испепелял меня ревнивым взглядом, и я не могла ручаться ни за его искренность, ни за наигранность. — Похоже, ты живая. — Кэп склонил голову набок, карие глаза изучали меня сквозь задумчивый прищур.

Я отвела взгляд и пробурчала, пытаясь заткнуть дрожь в голосе:

— Это звучит так часто и удивлённо, будто все ожидали иного.

— У тебя были все шансы, — кивнул Воробей, подчиняясь приказу стать на колени, — после отравленного дротика.

Рука непроизвольно коснулась места укола на шее: «чёрные вены» всё ещё не сошли. Мозаика начинала собираться: оказалось забавным найти свою уникальность в неспособности отдать концы от убивающего дротика. И, конечно, не свернуть шею тоже умудриться надо было, но это ведь уже и не так впечатляет. Что могло меня спасти? Удача? Выветрившийся яд? Значимость в хитросплетениях нитей судьбы? Или прививка от оспы? Неудавшаяся смерть превратила меня в уникальный для туземцев экземпляр, к которому прикасаться или опасно, или греховно, оттого тот несчастный лишился руки — притом с абсолютной покорностью! Неприкасаемая? Знать бы, в каком смысле: драгоценная или прокажённая?

Не успел клубок мыслей окончательно распутаться, как на меня упала тень. Я неспешно подняла голову. Жрица с кинжалом на поясе и неестественно белыми глазными яблоками стояла на расстоянии вытянутой руки. Она изучала меня, а я беззастенчиво пялилась на её замысловатую причёску из сотен косичек, переплетённых всевозможными узлами. Как вдруг жрица подскочила ко мне, я инстинктивно шарахнулась назад. Сильная рука впилась мне в волосы, запрокидывая голову в сторону, чтобы было яснее видно следы от яда. Внутренний голос посоветовал не сопротивляться, лишь несогласно заскрипели зубы. Плавной походкой подоспела ещё одна из религиозной касты и подала небольшую чашу. Обмакнув палец в какую-то грязно-бордовую жижу, главная жрица прочертила на моём лице ось — от середины лба к подбородку. Через несколько секунд, вдоволь налюбовавшись, она плавно разжала пальцы и напоследок, прежде чем развернуться, поднимая плащом облако пыли, пронзила ледяным взглядом: «Вэ-ервиста». Я неприязненно передёрнула плечами. Больше ни к кому из пиратов не было проявлено излишнее внимание.

Жрица, её свита из пяти сложенных девушек и вождь заняли место на верхней ступени, мы — перед ними на коленях. Замолчали барабаны. Народ умолк с тем шорохом, с которым растворяется волна на берегу. Даже неугомонные птицы затихли. Барто, нервно переминающийся с ноги на ногу чуть позади и слева от вождя, поглядывал на нас исподтишка, как провинившийся юнец, но среди нас всех в глазах местного населения и, что важнее, их главаря старший помощник оставался наиболее значимой ввиду своей полезности фигурой.

Вождь говорил мастерски поставленным голосом и звучал уверенно, как и подобает хозяину, даже не напрягая связки, затем поведя рукой, передавал слово толмачу:

— Вождь Игара заявляет, что пришельцы из Мёртвых вод, то есть, мы, разгневали их бога. К счастью, он не держит зла на демонов, то есть, на нас, признавая их полную подчинённость Тьме. Великие Воины предрекали их появление, и, к счастью, эта мадам, — Барто глазом указал на жрицу, — чьё имя я боюсь покоробить, знает, как избавить всех от страданий. Эту землю необходимо очистить от скверны и ублажить разгневанное божество, дабы избежать кровавой расправы. — Барто замялся, услышав следующие слова Игары. — Вы… вы будете биться друг с другом до тех пор, пока в живых не останется один, кто будет достойным… стать жертвой их богу и усмирить его гнев. Порождённое зло искупит само себя. — Старый моряк умолк, отводя взгляд.

— Устроить кровавую расправу, чтобы избежать кровавой расправы! — гневно выплюнул Флойд.

Остальные молчали, периодически обмениваясь взглядами и переваривая вышесказанное. Тем временем вождь Игара ответил пирату и потребовал перевода слово в слово:

— Мы никогда не примем кровь во имя крови. Это черта тех, кто приходит из-за моря, потому что Мёртвые воды отделяют эту землю от владений Тьмы, где демоны изничтожают друг друга оружием, крушащим кости и изрыгающим пламя. Вы принесли это оружие с собой, на эту землю, Мёртвые воды вас не сокрушили. Предзнаменованием вашего явления служила дрожь земли и гнев пробудившегося в огне бога. Родившиеся во тьме, вы не видите света, оттого кровь ваших сородичей вам привычна, и вы не видите в ней той ценности, что видим мы в каждом жителе этого острова. Великие Воины предрекли, что явятся алчущие погибели, и, если их не остановить, всех постигнет кара. Это не кровь во имя крови.

Я перевела взгляд с Барто далеко за его спину, к вершине «курящего» вулкана.

— Бога, говорите, разгневали? — звонко переспросила я, поднимаясь с колен. — Да вы что здесь, совсем сбрендили?! Принцип работы огнестрельного оружия вам известен, а это, значит, нет? — вскрикнула я, указывая пальцем на гору. — Вы, булинь вам вместо галстука, живете на чёртовом вулкане! И это не божество. Ваш остров, как и тысячи в этом океане, лишь продукт вулканической деятельности многие тысячи лет назад и находится в сейсмически опасной зоне. Прямо здесь, под земной корой, кипит магма, бурлит и плавится смесь металлов и камней, и иногда ей становится тесно, как воде в кастрюле. И тогда она поднимается наверх, крушит породу, и появляются тектонические разломы! Дрожь земли — это предвестник извержения вулкана! Да, этого вашего дымящего бога! Кора треснула, магма идёт к поверхности, и значит, очень скоро вот эта вот гора взорвётся и изрыгнёт потоки лавы под тысячу градусов! И знаете, хоть порубите нас, хоть сотрите на тёрке, это вам нисколько не поможет! Единственный шанс — убираться подальше отсюда как можно скорее, иначе лет эдак через три сотни будут по этому испепелённому местечку водить экскурсии и рассказывать о гибельной недальновидности здешних аборигенов! Ясно?!

В пылу экспрессивной лекции, размахивая руками в попытке наглядно продемонстрировать грядущее событие, я достигла ступеней возвышения, но охрана лишь предупредительно выставила копья. Последние отзвуки моего голоса растаяли, и тут же повисла гробовая неестественная тишина. Барто с растерянно приоткрытым ртом глядел на меня испуганно и недоумевающе, и я поняла, что из всей пламенной речи он едва ли перевёл больше нескольких реплик. Взгляд медленно сместился к Игаре. Вождь глядел сурово, но не озлобленно. Похоже, я слегка перегнула палку, но шанса на искупление мне не дали: с ног сбил резкий и сильный удар по лицу наотмашь. Я рухнула в пыль, губы мигом окрасились кровью. Рывком меня перевернули на спину, и тут же на меня прыгнула рассвирепевшая жрица с оголённым кинжалом. Глаза её были полны фанатичного безумства. Я ткнула её кулаком в лоб, вызвав испуганные крики в толпе. Кинжал царапнул плечо. Подоспели помощницы, ухватив меня за руки. Я уже представила, как клинок входит в сердце, прекращая все треволнения, но жрица вцепилась одной рукой мне в горло. Я инстинктивно открыла рот, вываливая язык наружу. В момент, когда кинжал косо полоснул по щеке, я осознала истинный замысел. Выпучив глаза, впиваясь пальцами в горло так, что хрустела шея, жрица заставляла меня разжать зубы. Я билась в беспомощной истерике в попытке сбросить её с себя, но с каждой секундой меня всё ближе толкало к выбору: задохнуться или лишиться языка. Взгляд в исступлении метался меж разрисованных лиц. Никто не торопился ни мешать, ни помогать. Вождь, быть может, и хотел вступиться, но не имел права. В момент, когда из горла послышался совсем уж нехороший хрип, я услышала:

— Барто! Скажи ему, я добровольно стану жертвой, если он освободит команду!

— Сдурел, что ли?!

— Скажи! — грозно крикнул Феникс.

Хватка на моей шее ослабла.

— Игара говорит, это выбор, достойный чести. Он согласен.

Жрица презрительно пнула меня в бок, оставив валяться в пыли и слезах.

— Я тоже! — вклинился Джек Воробей. — Я тоже готов пожертвовать собой. Ради своей команды, разумеется.

Не успел Барто перевести вождюслова кэпа, а я сесть на колени, Уитлокк возмущённо вскричал:

— Воробей, что ты, чёрт возьми, делаешь?

Пираты, похоже, пытались помочь мне в борьбе с навязываемым молчанием, но охрана их остановила. Кэп и Уитлокк оказались на расстоянии в пару ярдов друг от друга, остальных зажали в плотное кольцо холодного оружия кустарного производства.

— Ищу выход, как и ты! — с неуместным гневом парировал Джек. — Или выбираться с голыми руками надумал, а? — Воробей изобразил гримасу презрения и тыкнул в Уитлокка пальцем.

Далее происходящее и вовсе стало копировать спектакль захудалого театра абсурда. Капитаны принялись грозно, оскорблённо, возмущённо, гневно и яростно орать друг на друга, активно жестикулировать, тыкать пальцами и каждой мышцей рваться в бой, дабы набить оппоненту морду, да вот только их реплики совершенно не сходились с жестами.

— Знаешь, как достать оружие? Что делать дальше? Нам нужно время, а его у нас нет!

— Нам нужен благоприятный момент. Читал Кодекс, а? Не помешало бы! Последуем моей излюбленной пиратской традиции…

— Завяжем бой?

— И сбежим!

Барто растерянно молчал. Я ошалело переводила взгляд с одного капитана на другого, искренне переживая о здравости их рассудка, а постановочная ссора только набирала обороты, как лавина, и предупреждающе выставленные копья охранников производили с каждым словом всё меньше эффекта. Адреналин в крови мешал работе мозга, только интуиция успокаивала, что во всём этом спектакле есть жизненно важный смысл. Увы, главные его зрители оказались иного мнения.

— Ишильт’асун! — Властный голос вождя Игары пронёсся между пиратами, как метательный нож. Капитаны обернулись. Под взглядом предводителя туземцев меня словно к земле придавило, я тяжело осела, не сводя с него глаз. Когда после выдержанной паузы Игара заговорил, я поняла, не зная языка, но слыша голос и видя свет насмешливого триумфа в чёрных глазах, что партия проиграна.

— Он говорит, — тяжело выдохнул Барто, — что, раз вы оба готовы стать жертвой, пусть их бог сам выберет одного. Испытывать поединком вас нет нужды.

Я с испугом обернулась к капитанам. Они этого не ожидали. Никто не ожидал. Игара подал знак, и по бокам от распалённых пиратов возникли по двое конвойных — особо крепких, плечистых, с чёрными росписями на теле. Сопротивляться им было бесполезно и попросту физически невозможно, ведь упустить обещанную богу жертву — тяжкое преступление. Капитанов, закалённых морем и боями, тащили, точно молочных телят на заклание.

— Да сколько можно! — закричала я им вслед. — Почему вам постоянно хочется умереть?!

В голове творился полнейший хаос. Мысли мельтешили, будто их в блендере взбивали. Всё перемешалось: радость, страх, обида, ярость, облегчение и уже ненавистное чувство беспомощности. Нас вновь загнали в клетки, только теперь к нам присоединился Барто. Возбуждённое обсуждение было скомканным, перепутанным. В первую очередь я стребовала со старпома рассказ о знакомстве с вождём.

— Они привели меня первым, как самого старого, ясное дело. Ну, это ж, подумали, что я главный. Посмотрел на меня Игара и сразу заговорил на другом языке, не том, что с местными общается. Путанный говор, конечно, но много в нём знакомого, так что в основном-то я всё понимаю. Я рассказал — без особых подробностей, конечно, — что мы крушение потерпели, корабль потеряли, что ничего дурного и в мыслях не было. Тогда он спросил про наших вождей. Я назвал Воробья и настоял, чтоб нашего капитана… ну, чтобы забрали его. Интересный народец, кстати, бережливый: всё наше оружие с берега притащили… Так, о чём это я?.. А! У Воробья он спрашивал почти то же самое, и тот про тебя сказал, мол, нехорошо в лесу одной бросать. Тогда Игара и ответил, что… ну что бегать от охотников было смертельно плохой идеей. А капитана тем временем местные знахарки обхаживали, уж не знаю чем, но дня через два его и Воробья увели куда-то. Я только смог узнать, что там они камни ворочают. Больше ни от кого не было ни слуху ни духу. Меня держали поблизости на всякий случай, но дали работу — корзины плести. Я там как раз его и умыкнул, — заговорщически улыбнулся Барто, из-под полы демонстрируя небольшой костяной нож. — А с вами-то что сталось? — поинтересовался старпом, с грустной миной поглядывая на наши измождённые лица.

Настал наш черед делиться историями. «Четвёрка первопроходцев» не утруждались изысканными эпитетами и называли вещи своими именами — грубо, но красноречиво. Бойль многократно проклинал жителей острова за то, что они обрекли его на ужасную мучительную смерть и искренне радовался, что я так вовремя подоспела, а потом тут же начал сетовать, что, с другой стороны, нынешнее положение не многим лучше.

— Так и что же ты видела? — выслушав мою часть повествования, заинтересовался одноглазый. Остальные тоже глядели с подозрительным любопытством, ведь до сего дня никто не знал подробностей.

— Да ничего я не видела! — всплеснула я руками. — Это дротик не с ядом, а с микстурой ночных кошмаров! — Барто только безмолвно качнул бровями. — Как бы там ни было, наш план остаётся прежним с той лишь поправкой, что мы не имеем права его провалить.

— План? — тут же оживился старпом. — Знаешь, как выбраться?

— Вроде того, — слегка кивнула я. — Надо только заката дождаться.

— Заката? Тогда плохо дело… — Я пырнула Барто раздражённым взглядом: не хватало только такой «поддержки». Старый пират чесанул затылок и мрачно пояснил: — Эта их церемония. На закате.

К земле полетели тяжёлые вздохи моряков, подкреплённые обескураженным: «Чёрт, чёрт, чёрт… Нам не успеть». Вряд ли кто-либо из них был до глубины души раздосадован провалившейся возможностью помешать достославным капитанам выступить в роли жертвенных даров, ибо, как верно подметил Джекки, своя жизнь — всегда дороже.

Разум заплутал в чувстве дежавю, насильно подкармливая плохим предчувствием. Минуло уже несколько лет, а мне всё казалось, что будто ещё неделю назад я так же подстёгивала пиратов активнее участвовать в спасательной операции на Исла-де-Лагримас, убеждала, что сдаваться нельзя — то ли их, то ли себя, и искренне верила, что время и удача будут на нашей стороне. Правда, тогда Судьба пережевала и выплюнула все мои ожидания.

— Ну и пусть, — злобно и решительно выдохнула я, — мы успеем. Обязаны успеть. Капитанам, кроме нас, надеяться не на кого, но, уверена, без боя они не сдадутся. И мы права на это не имеем.

«Я не допущу, мы не опоздаем, — мысленно поклялась я. — Только не снова».

Потянулись часы привычно изматывающего ожидания. Мандраж холодил кожу и горячил кровь. Роли были чётко распределены, сценарий отрепетирован и заучен до уровня рефлексов. Я нервно кочевала из угла в угол: мне в этом смысле повезло больше, чем шестерым ютящимся в клетке пиратам. Чем дольше мозг разбирал затею по молекулам, тем сильнее становилось убеждение, что план опасно сырой и непродуманный. Но это всё, что у нас было, всё, на что могли рассчитывать почти десять душ.

Примерно за час до назначенного срока вновь загремели барабаны — громче и куда более устрашающе. «Барабаны смолкнут, и простимся мы с Джеком Воробьём», — ужасно некстати всплыли в голове слова Джошами Гиббса. Я откинулась на каменную стену, закрываясь в собственной голове, разыгрывая образно представление, как внутреннее «Я», вложив в руку всю накопленную пиратскую дерзость, отчаянно ковыряется в костре Злости: распаляет, чтобы дать бой страху. Грохот доносился издалека — стройный, отрепетированный, сложный. Но теперь клетки моего тела не резонировали с ним, а словно бы покрывались щитами, отторгая и возвращая со стойким равнодушием.

— Готова?

Глаза медленно приоткрылись, я слегка повернула голову вправо. Барто приник к смежной решётке, постукивая костяным ножом. Остальные сидели полукругом в таинственном молчании. Вместо ответа на губах сверкнула односторонняя коварная улыбка. К счастью, ждать оставалось недолго.

Я так и сидела у стены напротив двери, тщательно прислушиваясь к барабанному ритму, что постепенно становился все тише и плавнее. Наконец громыхнул пиратский чих: так Бойль подал условный знак. Мышцы покорно расслабились, превращая тело в подтаявший пломбир. Остекленелый взгляд полуприкрытых глаз застыл на ямке у самого выхода. Зашуршали торопливые шаги, чиркнули меж собой деревянные миски, с лёгким стуком в них высыпали фрукты — так нам подавали ужин. Изо дня в день в последние минуты перед закатом приходила женщина в компании одного воина. Перед клетками становились две грубые деревянные миски, и затем в них щедро вываливали из корзины по несколько фруктов. То же происходило и сейчас, мне не нужны были глаза, чтобы чётко представлять каждое движение аборигенов и их следующее действие. Упал последний фрукт. Воин подошёл к вкопанному в землю столбу, к которому шла подвесная система подъёма решёток. Слегка стукнули камни в сетке-противовесе, и им в ответ скрипнули бревна. «Кормилица» молниеносным движением задвинула миску в клетку и отпрыгнула назад. Решётка тут же стала на место. Пираты, словно оголодавшие дикие звери, налетели на скудный паёк, и звук барабанов перекрыло звонкое чавканье. Такой же ритуал был проделан и с моей камерой. Однако я не двинулась с места. Всё зависело от следующих нескольких секунд: ведь они могли просто уйти, равнодушно исполнив обязанности… Но нет. Женские шаги замешкались. «Хой!» — я едва не вздрогнула, когда туземец грохнул копьём о решётку. Некоторое время стояла тишина, лишь слегка посвистывал воздух, точно кто-то пытался изъясняться жестами и крайне торопился.

— Да не знаю! — раздосадовано выплюнул Барто. — Весь день так сидит. Может, померла, я-то откуда знаю! Не отвечает же, так мы даже дотянуться не можем. — Судя по шороху, старик просунул руку меж прутьев, демонстрируя внушительное расстояние от решётки до «полумёртвой барышни».

Сердце колотилось бешено. И вдруг я почувствовала, как меня начинает пробирать нервный смех. Пришлось задержать дыхание.

Женщина переминалась с ноги на ногу у самой двери, затем что-то затараторила своему сопровождающему. Воин явно колебался. «Давай же. Давай! — покрикивала я мысленно. — Такими темпами и правда окочурюсь!» Сомнения туземца можно было понять. В их системе безопасности существовал изъян: решётка клетки оставалась открытой, пока кто-то держал рычаг у столба, и именно на этом просчёте строилась основа побега. Поколебавшись, абориген всё же открыл дверцу. Женщина ступила осторожно, будто бы пробуя почву на прочность. В это время пираты предусмотрительно держались подальше, якобы не представляя ни малейшей угрозы. Продвинувшись на пару шагов, туземка легко толкнула меня ногой в сапог. Никакой реакции. Женщина продвигалась ближе воистину муравьиными шагами, а тем временем кислород в организме исчезал с обратной скоростью, хотя, стоит признать, синюшность шла на пользу моему образу. Меня бы вряд ли посмели коснуться, а потому, когда участливая самаритянка, обдавая пряным резким запахом, склонилась надо мной, в дальнейшем промедлении уже не было нужды. Словно фурия, вырвавшаяся на свободу, я накинулась, хватаясь за смуглые запястья, и пригвоздила туземку к смежной решётке. В тот же миг Барто метнулся навстречу, и горла женщины коснулся нож. Она издала краткий иступленный вопль, от которого нутро скукожилось и попыталось зарыться куда-то поглубже. Взгляд, полный праведного ужаса, словно при встрече лицом к лицу с их разгневанным божеством, застыл на моих руках: угроза смерти пугала не так, как касание чужачки по прозвищу «вэ-ервиста». Однако не успела я полноценно вдохнуть, дверца камеры с грохотом стала на место. Туземец-охранник воинственно выставил копье.

Я тыкнула пальцем на дверь соседней камеры.

— Открывай!

Абориген рыкнул и покрепче стиснул оружие. В ответ я схватила пленницу за волосы, отчего та начала выть — гундосо и отчаянно. Нож Барто угрожающе скользил по артерии. Остальные пираты топтались у выхода в полной готовности, точно рысаки перед заездом. Разрисованный воин колебался, затравленно указывая на нас пикой, но звать на помощь — уже было некого.

— Открывай! — собственный искажённый голос снова напугал.

Туземец сник и надавил на рычаг. Пираты вырвались, как осиный рой, окружили аборигена, отобрали оружие и загнали в клетку. Барто выскочил в щель с проворством хорька. Я толкнула пленницу в глубь камеры и последней оказалась на воле. Несколько триумфальных секунд мы молча пялились на одураченных тюремщиков, тяжело дыша и до конца не веря в совершенность задуманного. Туземец кружил в клетке, как затравленный волк, а его спутница, забившись в угол, монотонно продолжала выть.

Ночью сломя голову — до поселения было рукой подать. Деревня опустела. Кругом не было ни души, ибо ритуальный вечер сыграл нам на руку. Жилье вождя никто не охранял, и Барто без промедлений бросился наощупь искать отобранный пиратский скарб, а мы дежурили у входа. Закат догорел быстро. Ночной небесный страж не пожелал показываться, и единственным огнём в наступившей тьме оказались крошечные факелы выше по склону. Я поглядывала на дрожащие огоньки, нервно сжимая-разжимая кулаки, и сердце тяжелело от ледяного спокойствия — бессовестного от абсолютной уверенности, что, будь нужда, я оберну время вспять, но не позволю этому вечеру идти по драматическому сценарию.

— Разбирай.

Барто вытянул из темноты корзину и пинком опрокинул её. Выхватив любимую шпагу, я почувствовала уже знакомый прилив сил, будто прикоснулась не к клинку, а к магическому артефакту. Пистолетов оказалось немного, да и те без пуль и пороху сошли только за декор. Старпом подобрал длинную шпагу Феникса, а я позаботилась о Джековой сабле и машинально сунула за пояс чей-то пистолет. С огнём в глазах и клинками наголо наша шайка понеслась известным путём вверх по каменистой тропе. Врата в «квартал священнослужителей» гостеприимно встречали нас разинутой пастью створок. Всё же пришлось притормозить, чтобы не напороться на местный патруль, но единственной живой душой оказалась истеричная макака, вскрикнувшая где-то в зарослях. Огни ритуальной процессии затерялись среди крон: мы не знали наверняка, какую дорогу выбрать дальше, а в наступившей темноте неправильный выбор мог вполне стоить жизни.

— Может, разделимся? — предложил Бойль.

Боцман злобно сплюнул.

— Передавят нас, как щенят слепых.

— Туда, — я уверенно направилась вперёд, — я отлично помню, что привели их не этим путём.

Пираты последовали за мной, не без сомнений, конечно, но меня боевая поддержка в тот момент мало заботила, ибо нутро, горящее желанием расквитаться, уверяло, что я и одна со всем управлюсь. Словом, боевой дух лихорадило от осознания, что дерзкий план побега лишь начало, что после многих дней неудачи, деградации в состоянии беспомощности настало время доказать звание морских разбойников.

Рысцой мы преодолевали тропические ярды, но без факелов или хотя бы лунного света это было слишком медленно. Слышался тонкоголосый писк паники где-то на задворках разума: бестия только и ждала своего выхода. Под ноги начали попадать камни и ветки, будто мы сбились с пути. Пришлось остановиться, как вдруг бахнули — один за другим — два отчётливых выстрела. Удивлённые взгляды заметались меж лихорадочно блестящих глаз. Подобно летучим мышам, наощупь, сохраняя в памяти этот неожиданный и вместе с тем родной звук, мы бросились дальше, и уже через сотню ярдов джунгли, заполненные непроглядной тьмой, выплюнули нас из своего чрева. Тропа наискось пересекала поросшую травой залысину на склоне вулкана и спешно ныряла в лес. Дальше и выше, словно растревоженный осиный рой, хаотично кружили огни. Как вдруг один молниеносно мелькнул и скрылся — но совсем рядом. Клинки дружно обернулись к выходу из джунглей в приветственном жесте. Зашуршала почва под подошвами сапог. Заскрипели стиснутые зубы. Я сжала обе рукояти, ощущая единение со своим оружием, и абсолютно готовая биться, пусть даже вслепую. Только сердце забилось сильнее под дозой адреналина.

Противник вылетел из-за деревьев, вскрикнул и тут же запустил в нашу сторону факел. Тот взмыл в воздух красивой дугой и приземлился ярдах в пяти от нас. С губ Барто слетело саркастичное: «Хе». Подобно ратникам, выстроившись клином, мы, не сговариваясь, двинулись навстречу двум теням. Но вместо копья одна из теней вытянула руку, раздался щелчок, а за ним: «Вот дьявол!». «Пиратская когорта» тут же замерла.

— Наши, что ли? — пробасил Бэтч.

Вместо ответа тени шустро переместились ближе и подхватили с земли факел. Свет пламени обрисовал знакомые физиономии пиратов из команды Барбоссы, тех самых, кого не досчитались на берегу. Тут же радостно загудели.

— Ага, ну здорово! — Нисбет торопливо похлопал по плечу Бойля. — Вы уже на свободе! — Они с напарником дружно бросили беглый взгляд за спину и суетливо попятились дальше по своему маршруту, постепенно набирая скорость. — Не тормозите! — крикнул Нисбет, галопом устремляясь в лес.

Обмен сметёнными непонимающими взглядами так и не успел завершиться. Мы даже не достигли края поляны. Из леса, едва не напоровшись на саблю Бойля, сбивая меня с ног, со скоростью пули вылетел Джеймс Уитлокк. Мой затылок едва коснулся земли, как мимо, перепрыгивая через мою руку с его собственной шпагой, словно через бревно, пронёсся и Джек Воробей. Пираты впали в ступор. Я просто подавилась воздухом, а взгляд по инерции проводил притормаживающего — наверное, из интереса — капитана «Жемчужины». Уитлокк меж тем скоро подскочил.

— Нужно убираться! — мгновенно заткнул Джек все — в том числе и моё — восклицания. — И как можно скорее!

— Да, знаю! — нервно бросил Джеймс, ставя меня на ноги, как марионетку. Я молча хлопнула ресницами. — Похоже, они злы…

— Взбешены, — уточнил Джек.

Я обернулась к нему и протянула саблю.

— Что произошло?

Воробей принял клинок как само собой разумеющееся.

— Эм… — протянул Джеймс, утягивая меня в обратную сторону, — я, возможно, убил их шамана.

Кэп хохотнул.

— Возможно? Он сбросил её в вулкан!

— Это был не вулкан, а!..

Над джунглями поднялся холодящий душу вой — аборигены трубили в рог, и нам это явно не сулило ничего доброго. Этот пугающий звук сработал необходимым пинком, и все сорвались с места. По склону бежалось легко, ноги мельтешили всё чаще, страх хлопал невидимым хлыстом, и мы очень скоро нагнали пиратов из-под крыла Гектора. Те успели слегка расслабиться, но, едва наши лица с выпученными в темноту глазами выхватил свет факела, моряки ускорили бег. Никто не хотел быть последним, ибо за спиной так и висело чувство, будто кто-то невидимый вот-вот выхватит тебя за шкирку и последней картиной в твоей жизни станут два полных ярости глаза с провалами вместо глазниц. Всё время погони Джеймс не отпускал мою руку, хотя я неслась во весь опор чуть ли не впереди всех. Кометой мы пересекли площадь, где днём нам буквально зачитывали приговор, и меньше чем через минуту — запыхавшиеся и не чувствующие ног — ввалились в главное поселение.

— Ну? — просипел Барто. — Дальше куда?

— Убежище в скалах, на запад вдоль берега, — пояснил Нисбет. — Давайте за нами, только не отставайте. — Едва все сделали шаг, он добавил: — И не сворачивайте.

Швырнув факел в направлении дорожки к клеткам, пират затрусил прочь из деревни по той дороге, что меня с Бойлем привели к вождю. Шустрой гусеницей мы катили вниз по склону, тщательно стараясь не выпустить из поля зрения спину собрата впереди. Мне было неуместно весело, будто мы играли в догонялки, как в детстве, — а не со смертью, хотя организм моего оптимизма не разделял, исчерпывая самые тайные закрома ресурсов: всё-таки изнуряющая работа и скудный рацион не лучшая подготовка для спринтерских забегов.

Мы пересекли поднятый мост и сделали привал — как никогда буквальный, ибо многие обессиленно повалились на землю, — в том самом месте, где я нашла закопанного Бойля. Позади нас темнели ночные дремлющие джунгли. Карающая длань оскорблённых аборигенов словно бы не торопилась настичь нас: ни топота, ни огней, ни криков. Я завалилась на спину, расслабленно раскидывая каменеющие ноги. Сквозь жмущиеся друг к другу облака кое-где подмигивали сверкающие огоньки, завораживая и отвлекая от застрявшего в горле сердца и прилипших к грудной клетке лёгких. И хотя под левой лопаткой выпирал из земли острый камень, я отчаянно хотела взять тайм-аут на волшебные «пять минуточек», позабыв о желании перестать строить из себя «умирающего лебедя». Пираты тем временем принялись что-то обсуждать заговорщическим шёпотом, сквозь который, пусть и не сразу, пробился далёкий утробный гул, как будто бы рычание гигантского зверя. Я приподнялась на локтях, тщательно вслушиваясь в голоса леса. В груди отяжелело. Что-то недоброе надвигалось на нас, сопровождаемое невозможным гулом прибывающего поезда. Луна играючи посеребрила пейзаж.

— Тшш! — Я уселась на колени и пальцем указала на другую сторону обрыва, откуда шёл звук.

Разговор смолк как по щелчку. «Как будто… барабаны?» — испуганно прозвучало в мыслях. Кто-то кинулся к мосту обрубить лианы. Тихо засвистело, а следом — крик и поток ругательств. Один из пиратов завалился навзничь со стрелой в плече.

С губ не успело сорваться испуганное восклицание, а чья-то сильная рука уже потащила за шиворот прочь. Мост разрушить не удалось — с противоположного края стреляли, пусть и вслепую. Мы неслись сломя голову: уже и не разбирая дороги, спотыкаясь, падая, чудом не впечатываясь в деревья, порой заезжая друг другу то в плечо, то в нос, скользя по траве и отчаянно не желая отстать. Вполне возможно, мы скоро сбились с пути. Да и был ли он? Стороны света, горизонт, положение звёзд… Существенным оставался один ориентир — как можно дальше от хозяев острова. После очередного суматошного забега по джунглям никто не решался исследовать что-то дальше видимого пространства, и вместе с тем каждый с завидным упорством нёсся вперёд. Может, летящий на всех парах впереди Нисбет видел дорогу на воображаемой карте, а может просто, опытные пиратские носы учуяли запах надежды — свежий солено-горький ни с чем не сравнимый аромат. Море. Откуда-то внезапно взялись силы в утроенном объёме, а позывные измотанного организма стали слышаться всё тише. Мы устремились на берег. Глупость! Открытая местность не оставляла ни единого шанса на укрытие или оборону. Но, казалось, это никого не волновало. Каждый пират рвался поближе к родной стихии, надеясь обрести защиту там, под покровом пенящихся волн, только бы не оставаться в парном зелёном лабиринте, обещающем лишь несколько дней форы перед расправой.

Спуск с очередного крутого склона выплюнул нас в заросли травы, что мне доставала по плечи. Жёсткие стебли полосовали руки тонкими царапинами. Впереди меж деревьев заманчиво блеснула полоска моря. Ликующе громыхнуло мысленное: «Спасены!», а ему в ответ — вполне реальный краткий и забавный вскрик, точно коту хвост отдавили. Я едва успела опомниться и перепрыгнуть через рухнувшего плашмя прямо передо мной Джека. Нога подогнулась, и несколько футов тело прокатилось по инерции, приминая влажные стебли. В колене запылал очаг боли, и организм решительно поднял белый флаг: сил не осталось. Я поднялась на дрожащие ноги и, увидев безрадостное зрелище, лишь пристукнула зубами: отряд не заметил потерь и растворился в ночи. Капитан Воробей, пошатываясь, принял вертикальное положение, скривился, сделал шаг и рухнул вновь, как подкошенный. Я тут же бросилась к нему.

— Вот чёрт! — В районе левой лопатки из пирата торчал длинный тонкий шип. — Джек! Эй, слышишь меня? — зашипела я, выдёргивая дротик. Удары сердца отсчитывали драгоценные секунды.

Кэп заворчал и гордо оттолкнул мою руку.

— Порядок! — оповестил он, продвигаясь на четвереньках. Затем поднялся и решительно поплёлся вперёд той походкой, которой обыкновенно двигаются моряки по палубе в девятибалльный шторм… ну или после вечера в тортугской таверне. — За мной!..

— Нет, сто!.. — Но неверные ноги уже понесли капитана прямиком в ближайшее дерево. Даже рухнув носом в землю в третий раз, пират не избавился от решительного упрямства и попытался вскарабкаться по стволу.

Послышались голоса. Я едва успела пригнуться, пригвождая Воробья к земле. Тихо зашелестела трава. Быстрые и гибкие, подобно гепардам, дикие атлеты проносились мимо, точно как вагоны скоростного поезда, чей гул недавно мне послышался. Я забыла, как дышать. Прижалась к Джеку, зажмурилась. Сердце билось боязливо и где-то глубоко. От этого — кажущегося бесконечным — шелеста по телу расходились волны холодных мурашек. Разум заполнили спутанные мольбы не быть обнаруженными. Я словно бы пыталась сжаться — вместе с Джеком — до размера молекулы, абстрагироваться от этого мира или вовсе исчезнуть из здесь и сейчас. Хватка страха оказалась столь неожиданно сильной, что, даже когда кругом вновь воцарилась привычная и вроде безопасная тишина, ещё какое-то время тело продолжало пребывать в коматозном оцепенении. Наконец я решилась поднять голову. Оценивающий взгляд молнией метнулся по видимому пространству. Никого.

— Дже… — я осеклась на полуслове: кэп обмяк и мирно сопел, устроившись щекой на корне дерева.

«Значит, не яд…» — облегчённо выдохнула я. Ситуация от этого вряд ли становилась менее удручающей. Внутри перемешались обида и страх, а разум пытался затушить этот кипящий отвар порциями адекватного мышления. «И не сворачивайте», — всплыло недавнее предостережение. Неизвестно, опаснее ли это, чем вариант остаться практически на виду да ещё на пару с недееспособным капитаном.

— Так-с, Джекки, — похлопала я его по плечу, — нужно укрытие.

Несколько минут я чуть ли не ползком обследовала местность, пока не нашла наилучший выход. Тащить капитана Воробья — пусть и по влажной и скользкой траве — оказалось тем ещё испытанием, к тому же приходилось при каждом шорохе припадать к земле, словно дикому кролику.

— Прости, Джекки, — наконец выдохнула я, — но так надо, — и как можно нежнее толкнула безвольное пиратское тело вниз, а сама бросилась следом.

На дно небольшого оврага мы приземлились почти одновременно: Джекки перевалился на спину, а я саданулась о бревно уцелевшим коленом. Вновь ухватив кэпа за руки, я поволокла его в убежище, что заботливо подсветила луна. С высоты мне казалось, там пещера, но вблизи она превратилась в нависающую над землёй, точно выпяченная губа, каменную плиту. И всё же какая-никакая — а крыша над головой. Шесть с половиной ярдов: я не знала, откуда в моём теле, которое я уже и не чувствовала, брались силы. Душу холодило противное чувство, вроде того, когда ночью, выскользнув из тёплой постели, чтобы попить воды, возвращаешься в кровать и с каждым шагом идёшь всё быстрее и быстрее из страха, что из-за спины выскочит Бугимен и утащит в темноту, раз ты из легкомыслия осмелился покинуть убежище из одеяла.

Джек сопел в глубине, у стены. Я таращилась безумным взглядом в ночь, угрожающе выставив шпагу. Время шло. Определённо. Но его количество было трудно вычислить. Дышалось ровно. Сердце колотилось бешено, наверное, уже по привычке. Ноги болели. И спина. И руки. В горле пересохло и хотелось плакать. То ли от усталости, то ли от ощущения обречённости. Тело потряхивало, словно от лихорадки, да я и не могла ручаться, что в пути не подхватила какую-нибудь заразу. Джек что-то бубнил под нос про сумасшествие и лёгкие деньги. Джунгли молчали. Затаились или попросту устали наблюдать за нашей беготней. Луна ушла. Стало темно и одиноко. Хотелось защиты, а приходилось защищать. К счастью, не думалось. В противном случае пришлось бы ещё хуже. Лишь подобно заевшей пластинке вертелась мысль: «Утро вечера мудренее». Глаза закрывались. Опустошённый во всех смыслах организм не устраивало банальное «Нельзя засыпать!». Одеяла, чтобы спрятаться с головой и тут же забыться сном в объятьях «мягкой безопасности», не было. Зато был усыплённый пират под боком и рыщущие по наши души где-то там бескомпромиссные дикари. Острие шпаги периодически клевало носом. Я периодически напрягала запястье, и клинок вновь колол тьму. Собиравшаяся в ложбине ночная сырость свербела нос, собиралась редкими каплями на каменном навесе — вместо звёзд на небе. Бриз смело закопошился в кронах…

Сон одолел, я и не заметила как. Грёзы не избавили от страха за собственную шкуру, и, когда правое плечо сжали чьи-то пальцы, я молниеносно развернулась и наотмашь саданула рукой с зажатой в ладони шпагой.

— Ай! За что?! — Джек Воробей с обиженной миной потирал ушибленную бровь.

Рассвело. Щебетали птицы. Перекрикивались обезьяны. Фоном стрекотали неумолкаемые цикады. Где-то далеко квакала на французский манер одинокая лягушка. Утренняя свежесть пропитала влажный воздух, наполняла лёгкие до краёв, исподволь заставляя блаженно закрываться глаза. Мозг всё ещё пребывал в сонном состоянии, и я не сразу определилась с местом и временем.

— Нечего пугать.

Шпага вернулась в ножны. Я поджала ноги и принялась скрупулёзно осматривать сочную зелень, опасаясь не столько засады, сколько встретиться с Джеком взглядами. Лёгкий бриз погладил заросли папоротника.

— Что случилось? — поинтересовался кэп из-за спины. Я не глядя продемонстрировала шип и выбралась из укрытия. Ноги гудели, колени норовили выгнуться в обратную сторону, но всё же держали. — Забавно, — подытожил пират после десятков задумчивых секунд. Поравнявшись со мной и вдоволь похрустев костями, он спросил с хитрой улыбкой в голосе: — А сюда я как попал?

Я ткнула пальцем на вершину оврага.

— Упал.

— Ау, — оперативно отозвался Воробей, обиженно шмыгнув носом. — Дьявол, в глотке сухо, как после того раза, когда… — Капитан осёкся. — Впрочем, это не для твоих ушек… — Закатив глаза, я сделала пару шагов в сторону и сорвала несколько листьев с куста. — Что это? — Джекки подозрительно сощурился.

— Не знаешь, что ли? — Кареглазая физиономия с парой царапин так и не озарилась пониманием. — Нам туземцы их давали вместо воды. — Воробей с сомнением принял листья. — А вам что?

— Э-э-э… воду. — Мне оставалось только раздражённо фыркнуть и укрепиться в необходимости перестать искать в этом мире справедливость. — Похоже, — не преминул заметить кэп, пожёвывая лист, — у тебя прескверное настроение. — Я тут же отвернулась и медленно побрела вперёд. — Да и выглядишь ты не очень. И пахнешь странно.

Я резко встала, будто врезалась в невидимую стену.

Джек никак не мог знать, отчего я веду себя с ним, как озлобленный ёж, колюсь репликами, фыркаю и соплю, пытаясь скрутиться клубком. Я не могла, попросту не знала, как объяснить! Как объяснить, что при каждом взгляде, обжигаясь любимыми искорками в тёмно-карих глазах, вижу тот самый, посмертный взгляд, задыхаюсь от чувства обречённости и никак, никак не могу задавить те проклятые видения грузом реально окружающих проблем. Как объяснить, что чувствую себя заочно виноватой, быть может, даже в том, чему никогда не бывать, и оттого боюсь каждого шага, каждого решения и в то же время злюсь на себя за это. У меня как будто всё на лице написано, я вновь открытая книга, что пытается защититься от опасного прочтения. Как объяснить, что просто хочу, чтобы он обнял меня, пусть и на мгновение — но по-настоящему.

Верно, я не знала, как это всё обличить в правильные слова, поэтому зарядила капитану Воробью воспитательный — и, по мне, вполне заслуженный — подзатыльник.

— Эй! — Джекки шарахнулся в сторону. — А это-то за что?

— Ну, — с довольной улыбкой протянула я, обращаясь к красной бандане, — для профилактики.

Не успела я вдоволь позлорадствовать, этот мерзавец нанёс контрудар:

— Ещё один вопрос, мисси. Ты почему здесь? Неужто меня охраняла? — Под усами засветилась лукавая самодовольная ухмылочка, что знаменовала новые уровни пиратского самолюбия.

Я как-то сдулась от таких слов. Внутри кипело жидким азотом негодование.

— Пришлось, — пожала я плечами. — Я отстала из-за тебя и почему-то решила, что ты знаешь дорогу к укрытию в скалах. Пусть и приблизительно.

Джек тут же язвительно и как бы между прочим заметил:

— И как это тебя наш рыцарь не хватился?..

Я направилась было к подъёму на поляну. Пришлось обернуться.

— Можешь язвить, сколько влезет, Джек. Я рада, что Уитлокк не вернулся. Он и так был готов пожертвовать собой — причём совершенно искренне, заметь! Довольно одного раза.

Кэп несогласно цыкнул.

— Умереть за кого-либо отнюдь не геройство.

Я дёрнула бровью.

— Не вписывается в твоё эгоистичное мировосприятие? — картинно усмехнулась я.

— Напротив. Разве подобное самопожертвование не ради того, чтобы не страдать и не переживать потерю кого-либо? В таком случае человек из чистого эгоизма перекладывает все страдания на того, кого он своей жертвой спасёт, а муки спасённого уже не его проблемы. Люди не любят испытывать боль и при случае так или иначе предпочитают спихнуть на кого-нибудь это безрадостное бремя. — Рассуждение капитан Воробей довершил многозначительной ухмылкой и движением бровей, мол, задумайся.

Я слегка склонила голову набок.

— Этим ты руководствовался, когда намеревался идти в одиночку на «Чёрной Жемчужине» против армады?

Ответ не успел прозвучать. Пиратские глаза испуганно расширились, и в следующий миг кэп сбил меня с ног: над нашими головами со свистом пронеслось копьё. Среди всего стрёкота, цокота, щебета и пения уши одной ищейки выхватили человеческие голоса. Абориген съехал по склону, словно на невидимых лыжах, и, подкрепив удар инерцией, ногой толкнул Джека в грудь. Пират отлетел на добрых четыре-пять ярдов. Не успел он опомниться, как туземец, подобрав копьё, наотмашь шибанул Воробья, отправляя в нокаут.

— Забыл про меня? — тут же выкрикнула я, едва дикарь, перехватив оружие, шагнул к кэпу. Абориген обернулся. Я наконец сумела подняться и оголила шпагу. Ладонь, утратившая чувствительность на плантациях, сжимала эфес неуверенно. Противник был на две головы выше, с копьём, что едва ли не с меня ростом. Один бросок — и всё будет кончено. Тем не менее я угрожающе прорычала: — Даже не приближайся к нему.

Взгляд чёрных глаз скользнул к шпаге. Туземец взялся за пику двумя руками и поднял глаза на меня: «Твой ход». Ситуация сулила неминуемый проигрыш — кровавый и болезненный. Вступать в бой не было ни желания, ни физической возможности. Я медленно опустила клинок и левой рукой достала из-за пояса пистолет — незаряженный и бесполезный. Руки дикаря лишь сильнее впились в пику. Шпага приземлилась у сапог. Дуло пистолета смотрело точно в лоб противника. Я взвела курок.

— Уходи. Один шанс. Уходи. — Голос звучал холодно и страшно, совсем не по-человечески. — Я быстрее. Уходи. — Я кивнула в сторону. Воин задышал тяжелее. Глаза заблестели. Он меня явно понимал. Пропитав голос накопившейся внутри тьмой, заполнив ей взгляд, я в последний раз процедила: — У-хо-ди.

Копьё спикировало на землю. Туземец растопырил руки и боком двинулся к склону. Пистолет провожал каждое его движение. Проворно вскарабкавшись наверх, абориген тут же исчез. Подхватив шпагу, я кинулась к Джеку. Ему повезло с приземлением на ковёр из плюща. Влепить пощёчину пирату так и не удалось: кэп умудрился очухаться буквально за секунду до этого.

— Где… этот? — болезненно кривясь и потирая голову, спросил Воробей.

— Сбежал. — Я потянула его за руку, помогая подняться. — Но, уверена, скоро вернётся. И не один. Поэтому надо делать ноги. Надеюсь, они объяснили тебе дорогу к скалам, потому что…

Я застыла на месте. Джекки по инерции ткнулся мне в плечо.

— Вот это уже совсем не к добру, — провозгласил капитан Воробей, как и я, уставившись на множество тянущихся к небу столбов чёрного дыма.

====== Глава XXVIII. Убежище. ======

Где-то в кронах немелодично вскрикнул попугай. Я вздрогнула и чисто машинально едва не схватила Джека за руку. Драгоценные секунды исчезали в небытии, а мы тупо пялились на все новые поднимающиеся над джунглями дымовые стелы.

— Надо предупредить остальных, — наконец произнесла я, стряхивая морок. — Ты ведь знаешь, как добраться? — обернулась я к Джекки с мольбой в голосе.

Пират подхватил с земли брошенное аборигеном копье.

— Я знаю, где это. А путь, — карие глаза очертили неоднозначную дугу, — у нас только один.

По голосу было кристально ясно, что ничего хорошего впереди ждать не стоит. Пробираться к берегу известным путём — крайне небезопасная затея, но плутать по неизведанным джунглям едва ли лучшая альтернатива. Держа в поле видимости тропу, мы трусцой, ползком, вприсядку и вприпрыжку понеслись на берег, где было обещано убежище в скалах. Джек Воробей уверенно нёсся вперёд, даже самоуверенно, на мой взгляд, будто бы прошагал по этим тропам не один десяток миль. Но сомневаться в капитанских навыках я не осмелилась, а сосредоточенное сопение стало единственным выражением нашего диалога. Лес плыл сплошной стеной: одинаково сочно-зелёный и набивший оскомину. Природа прекрасна во всех проявлениях, правда, за исключением тех случаев, когда её просторы становятся клеткой и пыточной камерой. Впереди, пусть ещё и нечётко, маячило избавление. Или его обещание?.. Но я готова была выкладываться в полную силу, да даже втрое больше, лишь бы скорее убраться из-под покрова леса, где казалось, будто каждая коряга норовит спровадить тебя в мир иной. Чувствовать себя добычей, зайцем, которого загоняет стая гончих, видеть глаза там, где их нет, за каждым шорохом и треском ожидать нападения, бежать от опасности прочь и опасаться, что несёшься в пасть врага — не нужно богатое воображение, чтобы страх активно погонял огненными плетьми. Десятка столбов чёрного дыма вполне достаточно.

Джекки замер, пригнулся и боком нырнул в заросли папоротника. Я следом. Впереди слегка покачивался от ветра подвесной мост: один из двух, что отделяли нас от моря. Охраны поблизости не виднелось, и вкупе с поднятым мостом получалась отличная приманка в мышеловке. Судя по лихорадочно поблёскивающим пиратским глазам и снующему туда-сюда взгляду, кэп обдумывал наши шансы прошмыгнуть незамеченными. Несколько минут мы провели в напряжённой тишине, прислушиваясь к малейшему постороннему звуку, а глаза тем временем придирчиво изучали каждый дюйм буйной растительности.

— Похоже, ждут на той стороне, — прошипела я. Джек молча кивнул, поджав губы. Его взор был прикован к объёмному дереву в плотных объятиях лиан ярдах в семи от нас, по другую сторону тропы. Лишь призвав ко взгляду микроскопическую скрупулёзность, мне удалось рассмотреть часть смуглого плеча, проглядывающую из-за ствола. Пока в моей голове зрела карта обходного маршрута, со стороны донеслась лёгкая возня: Джек, подобрав копье, пятился, точно каракатица. Поняв, что пират готов действовать, я возмутилась яростным шипением:

— Что, дротик вновь захотел получить?!

— У них их нет.

Саркастично дёрнулись брови.

— О, какая завидная уверенность!

Джек покрепче сжал копье и ответил с безумной улыбкой:

— Уверенность слишком скучно. Интрига куда интереснее.

Не успела я возмущённо цыкнуть, капитан Воробей с проворством заядлого олимпийца, метнул копье в ту сторону, откуда мы пришли. Мгновение-другое, и разрисованные партизаны припустили туда, клюнув на приманку. Из-под сапог вылетели комья земли, чавкнула трава, и мы рванули на другую сторону ущелья. От бега мост тут же пришёл в волнение. Привыкший к «пьяной палубе» в шторм Джек улепётывал без усилий. Меня мотало из стороны в сторону, как незакреплённый груз в трюме, ноги цеплялись одна за другую, и имелись все шансы влёгкую перевалиться через ограждающий канат.

— Зараза! — прозвучало внезапно, и следом моя многострадальная физиономия встретилась со вспотевшей капитанской спиной.

Джек активно начал «сдавать назад», но тут мешалась я, пытаясь собрать вместе разъезжающиеся ноги. Над плечом пирата мелькнули две расписанные жёлтым головы. Я чуть ли не в прыжке развернулась и бросилась было обратно, но тут же затормозила: нас загнали в ловушку. Конечно, было слишком наивно полагаться на эффект внезапности…

— Попробовать стоило, — словно бы услышав мои мысли, посетовал Джекки.

Мы развернулись спина к спине, синхронно обнажая клинки. Хлипкий мост, пару десятков ярдов пропасти, кипящая река под ним и противники с копьями — по два на каждого: хороша интрига, ничего не скажешь!

Мост заскрипел, пошёл волнами. Я отступила на полшага и спиной наткнулась на Джека. В этот момент внутри гордо подняла голову пиратка — какая-никакая. Есть только я и Джек, не на кого надеяться. Спина к спине: сплоховать самому — значит подвести того, кого прикрываешь. Ни шагу назад. Всё или ничего.

— Бери, что хочешь! — с безумным запалом выкрикнула я, готовясь к атаке.

Джек ответил, чуть помедлив:

— И не отдавай обратно!

Доски скрипели, канаты стонали, непривычные к столь активным действиям. К счастью, мост был слишком узок для двоих, потому дикари принялись атаковать по очереди. Джек умело отбивался от ударов копья, а в меня в принципе было сложно попасть: подчиняясь темпураскачиваний и изгибов моста, я каждый раз оказывалась в противоположном месте тому, куда целился нападавший. Но и контратаковать в таком положении оказалось весьма затруднительно. Тем временем полотно начало входить в резонанс, превращаясь в смертельно опасный аттракцион. За очередным ударом копье туземца проехалось по выставленному в блоке клинку. Я тут же вцепилась в пику левой рукой, рванула на себя, а затем резанула шпагой. Острие проехалось по смуглому плечу, оставляя глубокую рану. Воин отпрянул. Новый выпад, абориген пригнулся, выпуская из рук оружие. Копье полетело в пропасть, а я едва не последовала за ним.

— Надо! Раскачать! Мост! — в перерывах между ударами скомандовал Джек.

— Сдурел что ли! — вскрикнула я, размахивая клинком, будто мух гоняла.

Воробей больше распространяться не стал, но, похоже, в коварной головушке созрел план, к тому же особых усилий для его претворения в жизнь прилагать не пришлось бы: подвесная конструкция могла бы соревноваться в податливости с матросскими гамаками в кубрике. Я блокировала удары один за другим, то и дело натыкаясь на спину Джека и при этом стараясь синхронизировать шаги с раскачиванием моста. Вскоре противник уже не мог свободно балансировать, то и дело он переваливался с боку на бок, давая мне лишний шанс глотнуть воздуха.

— Как только скажу, хватайся за леер слева! — Джек ударил аборигена ногой в грудь, отдача швырнула кэпа на меня. — Сейчас!

Уворачиваясь от копья, я схватилась за канат. Сабля рассекла воздух, перерубая трос с сочным треском. Мостик перевернулся почти ребром. Вспыхнули обезумевшие глаза летящего в пропасть туземца. Сапоги чиркнули по последнему дюйму опоры. Сердце застряло в горле. Отчаянная мысль так и не успела взорваться в мозгу: каким-то чудом левая рука вцепилась в канат в промежутке между досками. Мышцы рвануло с острой болью.

— А-ы-а! Господи! — завопила я. Ладонь мгновенно деревенела. В плече заныла с настойчивостью бормашины набирающая обороты боль.

За те доли секунды Джек Воробей умудрился сунуть саблю в ножны, пихнув меня носком сапога, и протянуть руку:

— Хватайся же!

— А-а-а! Чем?! Не могу-у-у!

Пальцы начали разжиматься. В голове проносились правила вхождения в воду с большой высоты. От боли защипало глаза. Я готова была отпустить верёвку, но без уверенности, что не разобьюсь в лепёшку при приводнении. От тяжёлого выбора меня избавил капитан Воробей, конечно же, с присущей ему тактичностью и заботой: изловчившись, он схватил меня буквально за шкирку и потащил вверх. Жилет врезался в подмышки, ворот несогласно затрещал. Ощущать себя молочным котёнком оказалось весьма унизительно. Дерево царапнуло бровь. Едва нос поднялся чуть выше, я наконец смогла закинуть правую руку и уцепиться за доску. Джек тут же отпустил меня. Я вскарабкалась на мост, едва ли не обнимая полотно, и не двинулась с места, пока конструкция не замерла, приняв горизонтальное положение.

— Сказал же, держись! — сердито бросил Воробей, поднимаясь на ноги.

Я медленно собрала дрожащие конечности, встав на четвереньки.

— За леер слева?! — со слезами в голосе и нервным смехом вспыхнула я.

Джек возмущённо взмахнул руками.

— От меня слева! — фыркнул кэп. Я шумно втянула воздух с запасом для большой и гневной тирады, но пират прервал меня сразу же: — Подъем, мисси, живее, надо убираться, ибо все джунгли слышали твой дивный голосок.

Внутри вспыхнуло дикое желание шибануть мерзавца шпагой, что ещё не нырнула в ножны, но протянутая рука — то ли в качестве примиряющего акта, то ли для ускорения — отчасти утихомирила гнев. Ладонь Джека я не отпускала, пока под ногами не оказалась твёрдая земля. За те несколько секунд даже успело подуматься, мол, это весьма милое проявление былой заботы, как раньше, будто бы Джеку Воробью на меня не плевать. И всё же в отличие от Джеймса, что ночью во время сумасбродного бегства постоянно старался не выпускать моей руки, кэп подобной ерундой не намеревался обременять себя.

И вновь бег — трусливый, опасливый, но оттого не менее быстрый. Как бы там ни было, капитан Воробей не лукавил, опасаясь, что мои крики услышали наши преследователи. И пусть пока они отставали — я очень на это надеялась, — никто не мог предугадать, за каким поворотом мы наткнёмся на оскалившиеся копья или поймаем очередной дротик в шею. Я отставала от Джека на несколько шагов, то и дело опасливо оборачиваясь. Кэп первым услышал голоса и замер, но мои глаза были на затылке, а ноги самоуверенно шагали вперёд. Раздалось поистине змеиное шипение. Джек рванул меня за руку, за больную руку, в сторону, и прижал к дереву, закрывая ладонью рот, не давая вырваться наружу протяжному стону боли. В горле растворился измученный писк. Не знаю, что слышал Джек, что он видел. В плече пульсировала боль, но я эгоистично воспользовалась моментом, утопая в темно-карих глазах, бессовестно отрекаясь от реальности. Пусть это всего лишь иллюзия. Его полностью занимала окружающая обстановка, то или тот, кого он видел, а мне в это мгновение было в равной степени плевать на происходящее, как во время побега от охотников за головами. Я ощущала частое дыхание Джека, не могла ручаться, отголоски чьего сердца слышу: и всё это было таким непохожим на набившее оскомину чувство страха. В какой-то момент кэп оторвался от объекта слежки, и наши взгляды встретились. Я не могла высказать Джеку всё то важное, что свято хранилось в душе… Но так ли необходимы слова? Мы смотрели друг другу в глаза: наверное, впервые так прямо, открыто и честно. По крайней мере, с моей стороны. Кэп ослабил хватку, убирая пальцы по очереди, точно видел на моей щеке волшебные клавиши. Ладонь пошла вниз, и большой палец как бы невзначай скользнул по моим губам. Я не произнесла ни звука. Джек достаточно проницателен, чтобы многое понять. В его глазах сверкнули знакомые огоньки, словно отсветы мимолётной многозначительной улыбки.

— Тэхойа! — Мы синхронно вздрогнули, оборачиваясь.

Преследователи диктовали свои условия. Кэп разочарованно шикнул и юркнул в заросли, бросив беглое: «Сюда!». Тропа и висячая переправа остались в другой стороне. Джек Воробей что есть мочи припустил напролом, сквозь гущу зарослей, минуя препятствия, как опытный слаломист. Я лишь покорно скакала следом, подгоняемая ещё не отпавшими крыльями мимолётного счастья. Через несколько минут, после того, как мы скатились с травянистого холма, послышался отчётливый шум воды. Куст хлестнул по руке, и резные пальмовые листья открыли врата к берегу реки. Кэп притормозил, чтобы показательно сверкнуть мне в лицо самодовольной улыбкой. Я приблизилась к краю: от воды, до которой была пара-тройка ярдов, веяло манящей свежестью. Во рту тут же образовалась пустынная сушь.

— Прыгать? — изумилась я, поняв пиратские намерения. — Ты серьёзно? — К Воробью обратился крайне скептический взгляд.

Капитан «Жемчужины» отмахнулся движением левой брови.

— Прошлый раз же сработало, — всё же добавил он прежде, чем сигануть в воду.

Бурный поток тут же подхватил его и играючи понёс вперёд, к тонущей в густой растительности полной неизвестности.

«Прошлый раз? Что?..» На раздумья карт-бланш не выдавали, и я прыгнула следом. В первые секунды из горла вырывалось лишь нечленораздельное возмущённое фырканье, намешанное из визга от холода и шипения от боли — казалось, на теле не осталось и клочка без ссадин. Река оказалась достаточно глубокой, чтобы не биться ногами об дно и не тонуть под тяжестью намокших сапог. Поток нёс уверенно, но, приложив усилия, можно было выбраться на берег. Вода приятно холодила кожу, успокаивала саднящие места и смывала недельную грязь, пот и вонь, что причиняли куда больше страданий. Стоило только подумать, что такая манера сплавляться по реке весьма неплоха, как течение ускорилось, забурлило, садануло меня коленом о камень и сбросило с высоты водопада. Вынырнув из-под потока, я сперва даже потеряла дар речи: на этом месте река резко меняла темперамент и флегматично устремлялась широкой лентой к морю, которое больше не было случайным клочком, мелькнувшим среди бесконечной листвы. Никак не верилось, что после стольких пробежек, прыжков, падений, ударов и постоянного пребывания в роли затравленного зверька, мы наконец-то достигли нашей цели. Не сводя глаз с лазурных далей, я погребла к берегу. Обрадованный взгляд не сразу приметил мокрого и злого Джека, что-то лихорадочно выискивающего у водопада. Поняв, что пират никак не может найти собственный сапог, я не удержалась от хихиканья — самую малость злорадного, и с губ слетело едва слышное: «Карма, друг мой».

— Чего это ты такая довольная? — устало поинтересовался Воробей, наконец выбираясь на берег с сапогом подмышкой.

Я сдержала смех и обернулась к морю.

— Мы добрались.

— Ещё нет, — оборвал кэп.

К счастью, его безрадостный настрой не оправдался. Единственной живой душой, повстречавшейся на берегу, стала морская чайка, проводившая нас долгим подозрительным взглядом. От моря пахло свободой. Его ли волей мы оказались на острове или в этом виноваты иные силы, чувство родной стихии всколыхнулось и во мне. Мы бодро шагали на восток — река освежила и прибавила сил, — и волны тут же скрывали наши следы. Когда на горизонте показались черные зубья скал, шаг сам собой ускорился, а в голове закипел котёл мыслей. Добрались ли ночью остальные? Все ли спаслись? Не выследили ли их аборигены? Сможем ли мы тогда отыскать убежище? Быть может, пираты решили не засиживаться на месте?..

Гигантские булыжники громоздились друг на друге, подобно остову стены, что некогда возвели древние великаны. Я прыгала с камня на камень, вслушиваясь в рычащее бульканье волн между ними. Начался отлив, море отступало, вскрывая обёрнутые водорослями мегалиты. Кривая полоса вулканического песчаного пляжа врезалась в горбатую, выщербленную и вылизанную волнами, оконечность горного хребта, словно бы тянущего к воде каменную руку. Дальше пути не было. Мы остановились в растерянности, прошлись взад-вперёд, пытаясь скорее угадать, чем увидеть какой-либо знак долгожданного убежища. Не успело разочарование полноправно расправить плечи, откуда-то донёсся тихий свист. Джек завертелся волчком, я вцепилась в шпагу, взгляд вперился в побитый штормами щит джунглей.

— Эй, сюда!

За нашими спинами, среди камней, перекрывающих берег, мелькнула рука раз-другой, исчезла, а затем уже со стороны моря объявился ухмыляющийся Нисбет и по-хозяйски распахнул объятья.

— Спасибо, что добрались, — вместо приветствия выдал пират, оглядывая нас оценивающим взглядом.

— Отпала необходимость нас искать? — иронично улыбнулась я, взбираясь на пористый булыжник.

В ответ донеслась усмешка, искусно задевшая самолюбие.

— Нет, — протянул Нисбет, — вы принесли мне десять золотых выигрыша. Всё-таки прав был капитан Барбосса.

Кэп Воробей отделался презрительным фырканьем. Я же решила не тратить больше силы на уточнение нюансов и словесные дуэли, сгорая от желания поскорее оказаться в безопасности, среди друзей, спокойно выдохнуть и позволить сердцу убраться из горла. Нисбет молча вёл нас к убежищу, но и без его ехидных пояснений стало ясно, что нам с Джеком сегодня крупно повезло: отливная волна радушно открыла проход к укрытию, который сами бы мы вряд ли отыскали. Каменные ступени ещё не успели просохнуть, сапоги то и дело скользили, пару раз пришлось карабкаться чуть ли не на четвереньках. Наконец, мы оказались у входа в пещеру, что вдавался в море на полтора десятка ярдов.

Я тут же ослепла, перед глазами плясали яркие пятна. Уши заложило от гула голосов и вторящего им утробного эха. Ноги по инерции несли меня вперёд, за Джеком следом. Нисбет что-то выкрикнул в глубину про удачную ставку: отозвались кашляющим гоготом.

— Приятно видеть, что удовольствие убить тебя всё ещё предоставляется мне, — гостеприимно оскалился Барбосса, ковыляя навстречу Воробью.

— Брось, Гектор, — мгновенно парировал тот, — убив меня, ты и сам вскоре помрёшь от скуки. — Одноногий пират подавился хриплым хохотом, покачивая головой. Похоже, эти двое, и правда, рады были друг друга видеть.

Едва взгляд прояснился, ловя в фокус пламя костра, глаза заблестели, лихорадочно мечась в поисках знакомых и значимых. Под сапоги попадались острые края камней, ноги устало заплетались, но упорно тащили в глубь пещеры. Там затеялась возня, и я с облегчением распознала седоватую макушку Барто. Затем со звоном лопнула одна из цепей беспокойства: старик растолкал спящего капитана, и Феникс резко подскочил и, спотыкаясь, поспешил навстречу. Тут уж и я не стерпела, бросаясь к нему с долгожданными объятиями. Овладевшее мною чувство не было похоже на обычную радость и умиротворение.

— Слава небесам!

— Боже, Джеймс! — Я вцепилась в него, как в последнюю спасительную и настоящую частицу Вселенной. Слишком сильно, слишком жарко, слишком искренне.

— Прости, прости меня! Я хотел вернуться… должен был!

— Нет-нет! Всё в порядке. Это к лучшему. Довольно. Это было слишком опасно. Всё хорошо. Теперь всё хорошо.

— Ты в безопасности. Всё кончено.

Джеймс повторял это снова и снова, поглаживая меня по спине. Я вслушивалась в учащённое биение его сердца и верила, с радостью верила, с наслаждением ловила каждый звук, успокоено закрывая глаза. Наконец в заверение в безопасности поверило тело и разум. Одна за другой вновь лопались невидимые цепи: страх, настороженность, самоконтроль, равнодушие к боли… Как марионетка, у которой рвались нити, я — незаметно даже для себя — постепенно падала в объятия Уитлокка, упиваясь возможностью вновь побыть слабой. И Джеймс держал меня, даже когда подогнулись дрожащие ноги, и я беззвучно захныкала от калейдоскопа боли. Он помог идти — не спрашивая, не говоря ни слова, а я знала, что он ни за что не даст мне упасть.

— Туземцы. Они ищут нас. Там облава. — Последнее, на что я действительно была обязана.

Через несколько минут я уже сидела у костра, вгрызаясь в копчёную рыбу, закусывая её какими-то вязкими фруктами и запивая прохладной водой. Безыскусная снедь для оголодавшего дикого зверя, что проснулся во мне, превратилась поистине в пиршество. Я накинулась на еду, чавкая, глотая кусками, давясь, икая, словом, ведя себя как можно дальше от понятия «воспитанная девушка». В тот момент было не до стеснений и забот о манерах, к тому же пираты собрались в стороне в совещательный овал и на меня, к счастью, не обращали внимания, равно как и мне не было дело до происходящего вокруг.

Я почти расправилась со второй тушкой рыбины, когда заметила капитана Барбоссу, с интересом наблюдающего за мной сквозь пламя костра. Кусок застрял в горле. Зубы поскрипывали, жевалось с трудом. Взгляд нехотя поднялся к побитому оспой лицу старого шкипера, словно бы спрашивая дозволения продолжить трапезу.

— Приятного аппетита, — вполне дружелюбно оскалился Гектор. Наконец получилось проглотить комок. В ответ я лишь вежливо моргнула.

Кое-как удалось заткнуть дикие крики голодающего желудка и пришло время ощутить усталость: хотелось то ли спать, то ли умереть. В голове бурлило всё ещё слишком много мыслей, хоть разум и не утруждал себя их осознанием, однако с каждой секундой укреплялось ощущение нахождения не в своей тарелке. Проницательный взгляд опытного пирата видел меня насквозь и словно бы оценивал, достойна ли я сидеть здесь, у очага, что, похоже, горел все эти ночи, пока большая часть пиратов, подобно дворнягам, жались в комок, пытаясь согреться в предрассветной сырости.

— Как же хорошо всё сложилось, — устало улыбнулась я. Барбосса вопросительно сузил глаза, ковыряясь искривлённым когтём в зубах. — Этот их обряд, наш побег и появление ваших людей — крайне удачное совпадение.

Капитан усмехнулся, закатив глаза.

— Доверять свою жизнь совпадениям, мисс, — откровенное безрассудство, — назидательно произнёс он. — Мы следили за деревней, за аборигенами и ждали удобного момента. Мои люди оказались ночью в джунглях только потому, что я их туда послал, убедившись, что данная ситуация — лучшее из возможного. — Я стыдливо опустила глаза, выдыхая частички погибшего духа романтичного авантюризма. — За интригующими тычками пальцем в небо сама знаешь к кому обращаться, — колкой вишенкой на торте прозвучала однозначная ремарка.

Глаза моргнули поочерёдно: хмуро и устало.

— А помочь вы нам решили, чтобы повысить собственные шансы на выживание?

Барбосса так и не ответил. Вернулся Уитлокк и, подсаживаясь к костру, обратился к одноногому: «Караульные ушли. Надеюсь, местные не нарушат собственных заповедей», на что тот сказал, что не сомневается. Между пиратами завязался разговор. Я отчаянно пыталась вслушиваться, но слова или вовсе не добирались до ушей, или же звучали как-то странно и чересчур сложно. Мозговой механизм плавно застывал, будто его заливало снотворящим желе. Фрагменты происходящего выпадали из памяти, как из решета. Отяжелевшие веки удавалось приподнимать лишь по одному. В какой-то миг я обнаружила, что удобно пристроилась на левом плече Джеймса, хотела исправиться, но провалилась во внезапное никуда, а когда вынырнула в реальность, уже обнимала его руку, как нечто родное и драгоценное. Искры от костра выписывали затейливые узоры. То ли во сне, то ли наяву прошептали два голоса:

— Спасибо, что ты рядом.

— Нет, спасибо тебе.

Проснулась я с чувством абсолютного непонимания в такой же абсолютной темноте. Несколько минут я боялась пошевелиться, пока слух не распознал моряцкое сопение с присвистом и звон одинокой капли о холодный камень, а в носу не защекотал расползающийся дым от тлеющего костра. Вместо сырого вулканического пола подо мной оказалась подстилка из травы. Конечно, ложе от этого мягче не стало, но для моего тела — в тот момент казавшегося слишком не моим — появление пары новых синяков не было хоть мало-мальски значительным, зато в окрепшем духе чувствовалась издевательская бодрость.

Было далеко за полночь. У выхода из грота взгляд наткнулся на одиноко сидящую фигуру, чей силуэт размыто очерчивал рассеянный лунный свет. С осторожностью пробуя каждый дюйм следующего шага, чтобы никого не задеть, я призраком заскользила туда, затем приостановилась, шаркнув сапогом и дав себя услышать, и только потом села рядом.

— Не спится? — поинтересовалась я у Джеймса.

Море поднялось к верхним ступеням, и волны лениво, по-братски похлопывали их, как по плечу. За слоем тягучих облаков просвечивались рога молодого месяца.

— Ночная вахта, — не сразу отозвался Феникс.

— Значит, не спится, — выдохнула я, уловив опечаленный оттенок его голоса.

Ночная тишина укутывала, точно в плед. В ней было спокойно и неспешно. Ночь в джунглях никогда не давала забыться, выдохнуть, дать возможность мозгу перестать контролировать каждый нерв и быть начеку. Бурлящая жизнь леса с покровом темноты лишь меняла голоса и обрастала туманно-синеватым саваном, пугающие крики охотников и их жертв заставляли радоваться пребыванию в клетках. И, признаться честно, я никак не могла решиться на побег, боясь встретиться пусть не с жутким лесным духом, но с реальным и голодным ягуаром. Прибрежная ночь внушала умиротворение, и в ней не было ничего лишнего.

— Возьми, — негромко произнёс Джеймс. — Да, наверное, бесполезная штука, но все эти дни… нужно было занять чем-то голову, и я убедил себя, что отдать тебе его очень важно. Будто бы это гарант, что мы сможем увидеться снова.

На раскрытой ладони лежал то ли клык, то ли рог, то ли коготь длиной с мизинец, выточенный из какого-то пятнистого камня. Из-за не сглаженных граней он забавно перекатывался в руке, и белые разводы на нем в лунном свете извивались, точно тонкие шёлковые ленты.

— Спасибо, но, похоже, это не то важное, что тяготит тебя. — Уитлокк тяжело вздохнул. Его взгляд плавно сместился к дремлющему морю. По воде шла лёгкая рябь, кое-где ветер задирал барашки. — Думаешь, стоит ли оно того? — Джеймс тут же поднял на меня глаза. Я пожала плечами, опуская голову. — Я сама об этом думала. И не раз. Слишком часто. Но тогда и ставки, и проигранная доля не были столь высоки. Я не знаю, чем должен оказаться этот Эфир Власти, чтобы себя оправдать.

— Этого ничто не оправдает. Ни одно сокровище не может искупить человеческие жизни.

Я еле слышно хмыкнула: за нашими спинами нашёлся бы не один человек, что оспорил бы это утверждение с горячей готовностью.

— Ты не виноват. Никто не знал, не мог знать…

— Нет, Диана, я виноват. Виноват, как минимум, в том, что заверил своих людей, что знаю, как и что делать. Как капитан, я обещал им достойную жизнь, время, право выбирать и деньги, чтобы кормить семьи. Как капитан, я поклялся не предавать интересы команды. Как их друг, как тот, кому они доверили свои жизни! Но я не имел на это права! Тщеславие затмило глаза, я возомнил, что смогу быть кем-то, кем всегда мечтал, но в реальности слишком слаб, чтобы быть достойным этого. Сейчас я потерял троих. Но где гарантии, что смогу вернуть остальных домой?.. Что я скажу…

— Джеймс! — Я поддалась порыву, крепко обнимая его. — Не говори так! Ты… — Я отстранилась и, глядя в глаза, продолжила: — Ты же знаешь, что пираты могут избрать нового капитана, если усомнятся в прежнем? Ты достоин, ты абсолютно заслуживаешь право быть капитаном хотя бы по одной причине — ты сейчас здесь. Ты разделяешь участь со своими людьми. Ты заботишься о своей команде, эти люди для тебя не инструменты достижения собственных целей. Вряд ли я могу назвать ещё одного капитана, который на это способен. Поверь, каждый член твоей команды идёт за тобой не из-за капитанских приказов и уж тем более не ради мифической наживы. — Грустная улыбка скользнула по губам. — Знаешь, может, эта ночь последняя в нашей жизни, может, нас накроет вулканическим пеплом или мы перегрызём друг друга в этом проклятом месте, но, клянусь, ни Барто, ни Бойль, ни мистер Бэтч, никто из них не обвинит тебя, и те люди, что сейчас на борту «Странника», будут с гордостью рассказывать, что служили под твоим началом. Вас сплотило нечто куда большее, чем пиратский кодекс. — Заметив просветление на лице Феникса, я добавила с улыбкой в голосе: — Ну, и, конечно, надеюсь, они и про меня пару слов упомянут…

Уитлокк отвёл взгляд, покачивая головой, и всё же тень тяжкого бремени сошла с его лица. Мы молчали, прислушиваясь к бульканью волн среди скал. Вдруг Джеймс спросил, обернувшись:

— А что насчёт тебя? Ты жалеешь, что сейчас здесь, а не в своём мире?

Я ненадолго задумалась, сплетая пальцы во всевозможные узоры. Странно, но я как будто ждала этого вопроса. Быть может, потому что натурально представляла свой внешний вид, измученный взгляд и абсолютно нежелание участвовать в чем-либо — ещё несколько часов назад. Спроси Феникс тогда, наверное, ему было бы не спастись от эмоционального взрыва, рыданий от бессилия и проклятий сквозь слезы на тему, как меня угораздило во всё это влипнуть. Теперь же разум прояснился, вернул адекватный настрой, и, хотя раны не давали о себе забыть ни на миг, трезвым рассуждениям это не мешало.

— Мой мир? — задумчиво переспросила я. — Не знаю, какой из них по-настоящему мой… Мне знаком вкус страха и злость от бессилия, боязнь невосполнимой потери. Это выматывает. Но за последние две ночи я поняла кое-что, может, это и прозвучит неправдоподобно… Что бы ни случилось — мы не умрём. Мы не можем, ибо это значит остановиться. Мы не можем умереть, потому что у нас есть цель, предназначение, то, ради чего мы выживаем, ради чего движемся вперёд. И пока есть это осознание — смерть будет лишь дразниться. Наша цель — это и есть наш щит. Как в книге, главный герой не может умереть, пока живёт сюжет. Наша жизнь — это книга; цель, смысл, предназначение — наш сюжет. Я поняла, что как бы близко ни ощущалось дыхание костлявой, ещё не время… И нет, я не жалею, потому что… видя смерть, чувствуя её за спиной, учусь жить. По-настоящему. — Я передёрнула плечами, с губ сорвался легко дрогнувший выдох. — Но, пожалуй, я жалею о некоторых вещах, что пришлись бы сейчас весьма кстати: мобильный телефон, аптечка, походный душ…

Феникс напряжённо вслушивался в слова, и его усталый взгляд осветился искренне детским любопытством. В ответ сверкнула извиняющаяся улыбка. Я принялась пояснять, что имела в виду и как это работает, и незаметно рассказ растянулся на несколько часов до самого рассвета. Джеймс слушал с неподдельным интересом, после всего сказанного смотрел на меня, как на волшебницу, искренне восхищался моим миром — как в равной степени я восхищалась миром его. Этот спокойный ночной разговор, словно купол, отгородил нас от вороха проблем и вопросов, что грудились в темноте, и тот груз, что лежал у каждого на душе, — пусть и ненадолго, но полегчал. Мы словно бы сделали глубокий вдох перед очередным погружением в пучину. А оно было неминуемым.

Утром с отливом, едва открылся проход, отправили двоих дозорных, и те принесли лаконичную весть: «Костры всё ещё горят».

— Что бы это значило?.. — Подручный Барбоссы задумчиво почесал затылок.

— Ничего хорошего, — тут же обнадёжил посвежевший Джек Воробей.

Барто недовольно цыкнул, пожёвывая невидимую трубку.

— И что, так и будем здесь сидеть?

— По крайней мере, тут безопасно, — развёл руками Нисбет. — В море эти дикари не ногой.

— Это Мёртвые воды, — вставил Барто и, намеренно игнорируя недовольный взгляд Нисбета, пояснил со знанием дела, — что-то священное и проклятое одновременно. Запретное, одним словом.

— Да, но прилив вскрывает камни, — поправила я. — Рано или поздно туземцы отыщут нас. Это место не Форт-Нокс, а они вряд ли поверят, что «демоны вернулись в преисподнюю».

Барбосса, до этого молча обдумывающий что-то и то и дело подскрёбывающий когтями по поясу, обратил ко мне заинтересованный взгляд.

— Ну а вы, мисс, что предлагаете? Слыхал, вас нарекли особенной, — издевательски оскалился пират.

За меня ответил Бойль — чересчур бравурно:

— «Та, что Видела»! — Даже поднял указательный палец для придания значимости. — Эти дикари её страшатся, как чумы, и к ней запрещено прикасаться!

Я спрятала лицо в ладони в попытке укрыться от неприятных воспоминаний.

— Правда? — с сомнением переспросил Гектор.

Пришлось поднять на него взгляд.

— Да. Один из местных помог мне, поддержал, когда я споткнулась. Потом ему отрубили руку. — Брови старого пирата удивлённо дёрнулись. Опережая закономерный вопрос, я добавила: — И я не знаю, с чего они это взяли и, — как назло, в горле помешал комок, я ненароком бросила беглый взгляд на Джека, — что такое особенное я видела.

Воцарилось карикатурно-благоговейное молчание, и вдруг его прервал задумчивый бубнёж Барто:

— Так вот, о чем он говорил… — Когда все взгляды сосредоточились на нем, старший помощник якобы вынужденно пояснил: — Ты вроде как видела тьму, коснулась её. Ну или она тебя. — Рука машинально тронула шею. — Ага, — кивнул Барто, — и, значит, тому, кого ты коснёшься, передастся эта тьма. Наверное, — помолчав, добавил старик. На мне застыли взгляды, наполненные лёгким суеверным опасением, и я решила вернуть пиратов в реальность:

— Ха, и правда, всё же ясно. В свете того, что все мы демоны из Мёртвых вод, эта теория звучит складно и безобидно. — Барто развёл руками, как бы соглашаясь. — И всё-таки, каким образом это соотносится с нашим нынешним положением? Думаю, вариант, где я бегаю за аборигенами и распугиваю их, пытаясь коснуться, мы не станем рассматривать.

Атмосфера разрядилась, кто-то даже хохотнул сквозь зубы.

— А что насчёт соседнего острова? — впервые подал голос капитан Уитлокк.

— Чего?! — разом спросили несколько человек.

— С горы виден другой остров, меньше этого, полагаю, и там, похоже, никто не живёт: ни жилищ, ни троп, ни дыма. В отлив на пару часов вскрывается дно, отмель меньше мили, можно просто перейти. — У всех воодушевлённо загорелись глаза. — Правда, есть одна сложность…

За него закончил кэп Воробей:

— Это на другой стороне острова.

Пиратский дух никак не хотел сдаваться, но сама мысль вновь отправиться на вражескую территорию, в джунгли наносила ему серьёзный урон. До прилива, что закрывал выход из пещеры, а значит, отсрочивал «переселение народов» до следующего дня, оставалось чуть больше трёх часов. Плана, как за несколько часов добраться до противоположной стороны и успеть перебраться на соседний остров, при этом остаться живыми и по возможности невредимыми, не было ни у кого. Если двигаться по берегу, ближе к «священной воде», уповая на чудо, окно в несколько часов уйдёт лишь на то, чтобы добраться к перемычке, и тогда придётся либо ночевать там, на неизвестной местности, либо переплывать к острову, что тоже весьма непростая задача. Самый короткий путь уже был проложен — местными жителями. Тропы, мосты — вряд ли мы смогли бы найти другую дорогу.

— Нужен отвлекающий манёвр, — подвёл итог капитан Воробей. — Выждем благоприятный момент, выманим их из леса и прошмыгнём там, смекаете?

— Я туда больше не вернусь! — тут же огрызнулся Ошин Кин: именно его подстрелили из лука. И, честно признаться, я была с ним солидарна. Однако иного выхода у нас не оказалось.

Оставшееся время до прилива заняла подготовка к реализации плана. Следующим утром, едва начался отлив, мы покинули укрытие и юркой вереницей устремились к дельте реки. Мистер Бэтч и Билли Ки остались в пещере, чтобы запустить отвлекающий механизм. Все временные отрезки и расстояния оценивались примерно, поэтому, когда со стороны скал повалил густой дым, нам оставалось пройти сотни три ярдов. Собранная в прибрежной местности жёсткая пожухлая трава горела отлично, как мы и надеялись, так что с гор не заметить облака гари мог разве что слепой. Пираты нервничали, беспокойно топтались на месте в ожидании собратьев, а я с каким-то отрешённым спокойствием наматывала на палец травинку и прислушивалась к птичьим голосам. План практически полностью был детищем капитана Джека Воробья, поэтому сомневаться в его успехе я даже и не думала. Бэтч и Билли добрались вполовину быстрее нашего, и мы тут же двинулись вверх вдоль реки, к тому месту, где Джек на днях решил, что вплавь гораздо удобнее. У первого моста отряд залёг на брюхо, делая ставки, окажется ли кэп прав или всё же у каждого появится право дать ему оплеуху. Чуть меньше чем через четверть часа, нас накрыло барабанным гулом и дикими криками — в точности, как рассчитал капитан Джек Воробей. На кареглазой физиономии светилось торжествующее довольство, а мимо нас проносились подгоняемые праведной яростью аборигены. Приманка сработала, на нашу поимку были брошены все силы местного войска. Крепкие воины, суровые лица, решительные глаза и множество разного оружия. Если этот отряд заметит нас, если слишком рано раскроет обман и нагонит: битва окажется кровавой и быстрой, а смерть — неминуемой.

Топот и барабаны стихли в джунглях, на другой стороне ущелья. Обрушив мост, мы бросились вперёд спешной трусцой без оглядки, без остановок. Барбосса при помощи своих людей не отставал ни на шаг, а калекой чувствовала себя я: организм не оправился полностью, и с каждой минутой тело обретало всё новые источники боли. Но я терпела, стиснув зубы, ведь впереди маячило избавление, и желание убраться с ненавистного острова оказалось стократ сильнее изнеможения. Ждало ли нас на соседнем кусочке суши что-то лучшее? Могли ли мы рассчитывать найти там спасение? Почему аборигены этого острова не позарились на ту территорию? У нас не было ответов, лишь счастливое неведение.

За листвой показались крыши деревни. Мы сбавили шаг. Тропа, что уходила к каменоломням, где работали капитаны, начиналась у самого поселения, и проскользнуть по ней целому отряду было задачей не из лёгких. Каждый прекрасно помнил о ловушках, подстерегавших повсюду, оттого со стороны наша компания походила на выводок суррикат, пересекающий вражескую территорию. Под сапогами шелестела пыль. Согнувшись в три погибели, мы семенили друг за другом. Наконец дорога ушла в сторону. Напряжённые выражения лиц расслабили улыбки-оскалы: вкус победы уже чувствовался на языке, но все боялись её спугнуть преждевременной радостью. Поселение скрылось за горным уступом. Оставалось преодолеть очередную петлю извилистой тропы, а дальше — спуск и освоение новых земель. Колонна распалась, дорога позволяла. Пираты торопились, каждый хотел прийти первым, однако Феникс уверенно возглавлял отряд на правах одного из двух людей, что бывали в этой части острова. За что и поплатился.

Всё случилось так быстро, что многие не сообразили и продолжили путь. Уитлокк первым миновал крутой поворот. Раздался возглас: «Бере!..». Продолжая бежать, я ошарашенным взглядом проводила Джеймса, летящего в заросли волей неведомой силы. Пока ноги тормозили, и тело пыталось побороть инерцию, цепной реакцией, перебивая визг сабель, посыпалась гневная ругань. В паре дюймов от носа просвистела стрела, и только тогда в глаза бросились воинственные разрисованные лица туземцев. Считать я не стала, мозг отделался кратким: «Так много!», рука привычно выхватила шпагу. Реакция сработала очень вовремя: на меня напрыгнул щуплый изворотливый воин с коротким копьём. Наконечник, наткнувшись на клинок, разорвал плечо измызганной рубахи. Я не успевала думать. Быстрые, юркие, точные выпады, уверенные и уместные блоки, минимум лишних движений: как будто в моем теле сражался кто-то другой. Шпага лизнула смуглую ладонь, затем острие проехалось по рёбрам: туземец взвыл и рухнул на землю. Он принялся загребать на рану пыль и в то же время встать. Выхватив его же копье, я шибанула противника — не сильнее, чем требовалось.

Среди рыжих облаков пыли царил полнейших хаос. Глаза лихорадочно старались выцепить важные моменты. Взгляд наткнулся на Уитлокка: капитан, похоже, едва успел вытащить шпагу, выбравшись из джунглей. На лбу алела рана, кровь стекала на глаз. Я бросилась на выручку. Шпага звенела испуганно, но настойчиво отказывалась поддаваться кривому оружию врага, наподобие топора. Мощным толчком абориген повалил Феникса на землю. Топор хлестнул воздух и обрушился для последнего удара. Оглушающе звякнул металл. Шпага в моей руке завибрировала, в локоть отдало током. Блок сработал. Секунда — меня бросило в холод от звериного взгляда; другая — противник рухнул замертво, пронзённый клинком Джеймса. Спустя ещё семь всё было кончено. Стычка заняла едва ли больше пары минут, но ускоренный адреналином мозг растянул её на множество отдельных эпизодов. Победа нам обошлась без потерь. Противников было одиннадцать…

— Двенадцать, — Уитлокк пытался остановить кровь из раны лоскутом рубахи, — один сбежал в лес, едва мы появились.

— Гонец, — сплюнул всклокоченный Флойд.

— Надо делать скорее ноги, — подытожил Бойль. Возражающих не нашлось.

Дорога окончилась красноречивой вывеской — тремя черепами, человеческими черепами. Я неслась во весь опор, упиваясь безумной радостью, что в эти времена ещё не существовало термина «минное поле». Море не подвело. Вода сошла, обнажив широкую перемычку к соседнему острову. На влажном белоснежном песке поблёскивали ракушки, местами проглядывал вылизанный волнами базальт. Мы и не заметили, как пересекли отмель, каменистый берег, и ещё некоторое время карабкались вверх по крутому склону через густую поросль кустарника, желая убраться как можно дальше.

— В следующий раз буду спорить на нечто более ценное, нежели бутылка рома, — сверкнул золотозубой улыбкой кэп Воробей, обращаясь к Барбоссе. Накануне вечером старые друзья поспорили, удастся ли эта безумная затея, и любимый напиток — первое, что пришло Джеку в голову в качестве награды победителю.

— Первая же бутылка на этом острове станет твоей, — ехидно отозвался Гектор, снимая протез и устало откидываясь на ствол дерева.

Прошло достаточно времени, чтобы все смогли отдышаться. Мы устроились на небольшой поляне, окружённой банановыми зарослями. Бойль на пару с молчаливым собратом Нисбета по команде тут же принялись трясти кустарники в попытке набрать плодов. Барто и мистер Бэтч — выглядящие так, словно весь день занимались килеванием, — отправились на уступ поблизости, в дозор.

— Шшш, ау! — Уитлокк дёрнулся из-под моей руки, и я едва не угодила пальцем ему в глаз.

— Терпите, капитан, иначе останетесь без головы, — пригрозила я, заматывая повязку. Каким-то чудом на глаза попался куст алоэ, и я, следуя заветам народной медицины, заставила Джеймса молча сносить жжение от сока в ране на голове, а затем и вовсе запихнула лечебный лист под импровизированный бинт. Лечением, конечно, назвать такое можно было с большой натяжкой, но всё же лучше, чем ничего.

— Ты уверена, что это поможет? — Уитлокк болезненно скривился.

— Уверена, — кивнула я, — проверенное средство. Веками.

Тут же из-за плеча объявился Билли Ки, заинтересованный моими лекарскими навыками. Стоило только обмолвиться о лечебных свойствах травы, как выстроилась очередь из желающих обработать полученные травмы — от серьёзных ран до недельных синяков. Моряки обменивались хвастливыми улыбками и старались задержаться в моих руках подольше, разглагольствуя о том, какое облегчение они чувствуют от лечебной травы. Внутри клокотала злость от осознания, что расслабившиеся пираты меня наглым образом используют, хотелось всех «страждущих» послать к черту. Всё же я смогла удержать язык за зубами, за что потом отхватила гору немного грубоватых, немного похабных, но в целом искренних комплиментов. На этом острове витала совсем иная атмосфера, это почувствовали все. Несмотря на усталость, опасения и абсолютное непонимание дальнейших действий, ожили шутки, весёлые перепалки и фальшивое напевание под нос.

Мой воспрянувший дух никак не мог расправить крылья: точно гирями его пригвождал к земле мрачный ромовый взгляд, которым Джек неустанно буравил мою спину.

— Ты ранен? — поинтересовалась я, отделавшись наконец от разбойников. Барбосса отказался от помощи, едва я рот открыла, мотивируя тем, что нет такой раны, которая бы на нем не зажила. Было не до споров.

— А похоже? — резко бросил кэп в ответ и, не дав и слова вымолвить, скрылся в лесу. Я так и осталась стоять с разведёнными руками и гримасой непонимания на лице.

Остров Тáрхала или остров Спасения, как окрестили его меж собой пираты с подачи Ошина Кина, с первых минут расположился к нам доброжелательно. После небольшого отдыха и перекуса горой недозрелых бананов, мы вновь снялись с места. Начался прилив, по нашим следам никто не пришёл, зато дозорные разглядели реку поблизости. Углубившись в лес и чуть спустившись по склону, мы стали лагерем на берегу, облюбовав поляну возле утёса, заботливо укрытую от палящего солнца пушистыми кронами деревьев. Река шириной ярда три-четыре приятно журчала чистой водой. Выше по течению в изогнутой заводи наловили рыбы, взвесив все за и против, развели костёр и общим молчанием решили, что на сегодня довольно экспедиций, а Барто мудро добавил, мол, не буди лихо, пока оно тихо. Дымок с ароматом тропических фруктов играючи устремился к ажурному небосводу. Пока я сражалась с огнём и плоским камнем, имитирующем сковороду, в попытке запечь рыбу в банановых листьях, моряки принялись делиться охотничьим опытом, мечтая о диких кабанах и мясных птицах, которых можно заловить в силки. Барбосса вроде бы дремал, но всё время чудилось, будто старый пират наблюдает за мной из-под прикрытых век, словно боится полагаться на мои кулинарные способности. Джеймс Уитлокк наконец напомнил всем о своём аристократичном прошлом, и, пока пираты громкоголосо спорили, кто лучший охотник, Феникс занялся крайне необходимой вещью — бритьём. Я похихикивала, бросая на него быстрые взгляды, отдав Барто священное право подтрунивать над капитаном. Джек Воробей, за всё время так и не прекративший игру в молчанку, занялся скрупулёзной чисткой пистолетов. Похоже, его это успокаивало.

Ещё долго после заката у костра жужжали голоса: каждый делился своей историей с Дикого острова, и, хотя все мы провели там время почти одинаково, у каждого рассказ оказался не только интересным, но и уникальным. Нисбет, периодически подталкивая молчаливого друга (по имени Паскаль), с гордостью поглядывал на капитана Барбоссу и повествовал, как тот поднял их ни свет ни заря, чтобы осмотреть местность, а по возвращении троица увидела, как нас «тщедушной беспомощной вереницей» уводят в джунгли.

— Стареешь, Гектор, — поддел Воробей, — уже бессонница одолевает.

— Может, я и сплю плохо, зато не гну спину на полях дикарей, — парировал тот.

Обняв колени, я с улыбкой наблюдала за острой перепалкой капитанов, за забавными спорами моряков, за тем, как Барто с хитрой физиономией что-то настойчиво пытается выпытать у Феникса, и впервые за многие дни мысли не мельтешили в лихорадочной агонии.

На следующий день, на заре, пока лагерь нестройно храпел и сопел, я улизнула к реке и дальше вниз по течению, дабы, словами Бойля, «освежеваться». Вдоволь наплескавшись в прохладной бодрящей и тело, и душу воде, я почувствовала себя практически полноценным человеком. Раны, обмазанные соком алоэ, затягивались быстрее, избавив от ещё одного страха — скончаться в муках от сепсиса. Возвращаться не хотелось, к тому же сапоги и часть одежды — беспощадноизодранной, будто на меня и впрямь напал ягуар — сохли на камне. Шлёпая босыми ногами по каменистому мелководью, я брела вниз по течению, щурясь от солнца и слушая утренние трели птиц, пока не наткнулась на то, от чего на лице заиграла долгая коварная улыбка.

Лагерь ещё полностью не проснулся. Барто возился с самодельной трубкой, тщетно пытаясь её раскурить.

Первой меня поприветствовала лукавая физиономия Джека.

— Выглядишь… — Кэп задумался, подыскивая нужное слово, пока жадный взгляд рассматривал меня, точно самоцвет под лупой. Я в ответ уставилась на него, вопросительно приподняв брови. Мозг капитана Воробья никак не хотел удовлетворять моё любопытство, интрига затянулась.

Вдруг меня рвануло в сторону волею сильной руки Барто. Старпом обхватил меня за талию и прижал к себе.

— Эх, если б не моя больная спина и лишних лет эдак двадцать, — игриво улыбнулся он, обдав запахом вчерашнего ужина, — я бы посоперничал с капитаном.

— И были бы вне конкуренции, — в тон ему ответила я. Старик аж зарделся. — А где Джеймс?

— За водой пошёл, сейчас объявится. — Хохотнув напоследок, Барто вернулся к своему занятию.

Я обратилась к Джеку:

— Вообще-то, я хотела кое-что показать. — Воробей заинтересованно приостановился. Вернулся Уитлокк, я махнула ему рукой. — Я нашла кое-что.

— Подробнее, мисси.

— Долго объяснять, лучше покажу.

Я уверенно вела двух капитанов, пребывающих в заинтригованном молчании, вдоль реки, и на губах плясала предательская улыбка предвкушения. Я даже успела пожалеть, что рядом не будет Барто или кого-то ещё, кто превратит всё в весёлую байку.

— Пришли. — Связки напряглись, чтобы заглушить грохот реки по порогам.

Мы подошли к краю обрыва, с которого в озеро нырял шумный водопад, ярдов пять в высоту, не больше. Капитаны синхронно вытянули шеи, замерев по обе стороны от меня.

— И? — Кэп кольнул меня скептическим взглядом.

— Я ничего не вижу, — согласился Уитлокк.

— Ну как же? Смотрите, — я подошла к самому краю, из-под подошв сорвались куски земли, — там, внизу. Это прекрасно! Настоящее сокровище!

Несколько секунд пираты отчаянно вглядывались в каменистое дно сквозь чистую воду в попытке найти это самое сокровище. Я отступила на полшага.

— Там ничего нет, — почти одновременно отозвались капитаны.

— О нет, — с придыханием протянула я, — ещё как есть. — Пираты обернулись. — Моя маленькая месть. — Не успел последний звук сорваться с губ вместе с пробивающимся злодейским смехом, как я столкнула пиратов вниз.

Джек вскрикнул, Уитлокк и того не успел. Они плюхнулись в озеро у самого водопада, вызвав целый фейерверк брызг. Меня пробрал немного истеричный хохот, чуть ли не до слез. Заливисто смеясь, я с удовольствием наблюдала, как пираты отчаянно борются с потоком, фыркают, плюются, пытаясь отплыть подальше.

— Дьявол тебя забери, мисси! — первым гневно вскричал Джек. — Что это было?

— Диана, за что? — добавил Уитлокк.

Я уселась на уступ, свесив ноги. Ладонь закрыла рот, в попытке унять непрекращающийся смех.

— Сколько раз я говорила, перестать меня швырять откуда-нибудь и куда-нибудь? — наконец ответила я. — Ну, каково это быть на моем месте?

Настроение взлетело до небес. Коварный план сработал, и месть — вполне безобидная — свершилась, на радость моей злодейской натуре. С кем поведёшься, как говорится. Пираты, выбравшиеся на берег, выглядели, как мокрые коты — такие же забавные в своей злости. Напевая шанти, я терпеливо дожидалась, пока они поднимутся по крутому склону.

— Ни слова об этом, — пригрозил Джек.

Смех вновь попросился наружу.

— Никому, — крайне серьёзно пообещала я, а в карих глазах отражался мой развесёлый взгляд.

Воробей недоуменно покачал головой и припустил обратно в лагерь обиженной походкой, размахивая руками и под нос жалуясь кому-то на жизнь. Проводив кэпа добрым взглядом, я обернулась к Уитлокку.

— Знаешь, я начинаю тебя опасаться, — качнул он головой.

Блеснула по-кошачьи хитрая улыбка, в глазах сверкнули дерзкие огоньки.

— Давно пора, капитан, давно пора.

Солнце припекало, и по возвращении в лагерь на пиратах не осталось и следа от поучительного урока. На небольшом совете было решено отправиться на разведку, осмотреть новые владения, а уже потом думать, что делать дальше. Разбились по два-три человека: мне в напарники достался Барто, так потом с нами навязался и Бойль. Я грустно вздохнула от осознания, какой трудный день меня ждёт. Не успела поляна скрыться из виду, как пираты начали всеми правдами и неправдами выпытывать, какие у нас с капитаном Фениксом отношения, с чего все началось и что я об этом думаю. Я отнекивалась, как могла, переводила темы и пыталась намекнуть, мол, их это не касается, но пиратский такт — вещь особенная и эфемерная. Мы как раз обогнули мыс, когда Барто закончил рассказ о том, какой, по его совершенно нескромному мнению, будет наша с Уитлокком свадьба. Я брела по берегу, уткнувшись взглядом в сапоги и практически не слушая одноглазого старпома. К счастью, Бойль задержался в лесу, пытаясь достать какие-то плоды с дерева, чем избавил меня от более частых раздражённых выдохов.

—…Да, так всегда бывает, — тараторил Барто, — но вы же два сапога пара! Вот когда… — Пират осёкся.

Я прошла пару шагов, затем обернулась к нему. Старик замер, точно статуя. Самодельная трубка висела каким-то чудом на краешке губы. Единственный глаз шокировано таращился мне за спину, а густые брови на морщинистом лице поднялись так высоко, что могли вот-вот соскочить со лба. Я медленно настороженно обернулась, даже и не зная, что представлять. Дыхание споткнулось. Челюсть резко отпала.

— Это… что же?.. — наконец хрипло выдавил Барто.

От напряжения глаза защипало. Одними губами, с трудом удерживая дыхание, я ответила:

— Корабль.

Комментарий к Глава

XXVIII

. Убежище. Всех и каждого с Новым Годом! Пусть он одарит радостью, приятными знакомствами, теплыми впечатлениями и жалостливыми к тонкой душевной организации фандомами! Налить всем по чарке! В 2018 на всех парусах!

====== Глава XXIX. Слова. ======

Ни у кого с собой не оказалось подзорной трубы. Учитывая последние события, эту вещь уже вполне можно было относить к категории роскоши. Сапоги увязли в мокром песке по щиколотки, а никто так и не двинулся с места.

— Может, подойдём ближе? — неуверенно предложила я.

— Может, лучше позвать остальных? — подал голос Бойль. — А я пока тут… покараулю.

Барто наугад попытался дать матросу воспитательную затрещину; единственный и притом подслеповатый глаз неотрывно следил за силуэтом на горизонте.

— Кого ты звать собрался, дурень? Народ к закату подтянется.

— Да, — протянул тот, — и ещё кто-то до нас рассказать успеет.

Я покачала головой.

— Вряд ли. На север по побережью пошли только мы, а кто отправился на юг сюда не успеют добраться. — Я шмыгнула носом. — И вообще, какая разница? Мы тут не за звание первооткрывателей боремся…

Барто хлопнул нас по спинам.

— Так, молодёжь, пошли, посмотрим поближе. А там решим…

Трудно описать те чувства, что вспыхнули во мне — да, наверное, и в каждом из моих спутников, — когда на фоне лазурного неба и лысого хребта горы проступил отчётливый профиль носа корабля: он будто бы играючи выглядывал из-за утёса. Всё же несмотря на негласное решение не обсуждать тему возвращения домой, каждый хоть единожды задумывался о том, как покинуть остров, не имея мало-мальски пригодного судна. Потому, когда шокированный взгляд опознал мощный бушприт, в голову хлынул поток неконтролируемых и невероятно непохожих мыслей. Мы ведь не были до конца уверены, насколько велик остров Тархала… Да и остров ли это? Причаливший корабль мог оказаться не только долгожданным веянием цивилизации, надеждой на спасение, но и в равной степени непредсказуемой проблемой. Вряд ли по соседству с действующим вулканом, с воинственными дикарями хоть одна морская держава могла основать порт. Тогда как корабль, по всей видимости, не маленькое торговое суденышко, мог оказаться в этих водах, учитывая, через какой ад пришлось пройти нам, чтобы попасть сюда? С ответами было затруднительно, поэтому каждый из нас втайне надеялся, что внезапная находка сулит нечто хорошее… Или, по крайней мере, не смертельно опасное.

Барто активно ковылял впереди нас, нещадно кряхтя и чертыхаясь, но не давая обогнать себя. Чем ближе мы подходили к паруснику, тем с большим грохотом рушились внутри светлые надежды. На отметке в тысячу ярдов заподозрили неладное, с расстояния сотен в семь тяжело вздохнули и обменялись скисшими взглядами. Сотня ярдов до корабля, и мы остановились, запыхавшиеся и окончательно разуверившиеся в благоприятном исходе. На вершине бушприта, венчавшего вздёрнутый нос галеона, торчало гнездо, из которого на нас недовольно поглядывала жирная морская птица. Безвольно, подобно кислым улыбкам на наших лицах, на рангоуте повисли уцелевшие детали такелажа. Корабль был мёртв — основательно и бесповоротно. Киль глубоко засел в песок, корпус оброс лишайниками, местами вздулся, обшивка треснула. Мачты обломились, и стеньги полусгнившие, изъеденные временем торчали из песка. Даже издалека галеон выглядел пугающе — вросший в землю, слегка заваленный на правый борт. Мы будто взирали на иссохшую мумию. Ближе подходить никто не решался, точно впереди проходил незримый барьер между вечным прошлым, в котором погряз парусник, и настоящим, из которого пытались выбраться мы.

— Вот тебе и корабль, — упадшим тоном протянул Барто.

— Испанский ведь, правда? — спросила я, скользя заинтересованным взглядом по фальшборту у полубака. Старпом медленно повернул голову, его глаз вперился в меня красноречивым недопониманием. «Ну», — наконец кивнул пират. Только тогда я обернулась к нему. — По крайней мере, теперь ясно, откуда у местных дикарей познания в языке.

Галеон оказался одновременно загадкой и ключом к прояснению некоторых ответов. Пока мы спешно возвращались к стоянке, так и не решившись подойти ближе, в мозгу вовсю кипели котлы, разум выдавал фееричные догадки одна за другой. Теперь полумифический бред, что вывалил на нас вождь Игара, приобретал реальную подоплёку. «Пришельцы из Мёртвых вод», «Великие Воины», «демоны», что «изничтожают друг друга оружием, крушащим кости и изрыгающим пламя», явившиеся из тьмы и не видящие ценности в человеческой жизни — можно ли было красноречивее описать испанскую конкисту? Мы оказались не первыми белыми людьми на этой земле! Испанцы! Вот, почему аборигены не испугались нас, нашего оружия! Вот, почему в деревне маячили кресты, католические кресты! Вот, почему вождь знал, на каком языке говорить с незваными гостями! И если колонизаторы достигли этих островов, пусть по какой-то причине потеряли корабль, значит, Бермудский треугольник и то, куда море выплюнуло нас, не такое уж и мифическое место, и, быть может, у нас всё ещё есть шанс вернуться в «Большой мир», как это сделали испанцы. Надеюсь, что сделали.

Возвращаться оказалось тяжелее. В ногах гудела усталость, и в лагерь мы прибыли последними. Кто-то пошутил, мол, неужто мы Индию искали, на что Барто лишь многозначительно улыбнулся. Ни один разведотряд не мог похвастаться чем-то интересным: остров большой, но вполне обычный. Кин и Флойд наткнулись на диких кабанов и полчаса пытались поймать хоть одного, но лишь устали и проголодались. Барбосса и Нисбет дошли до южного берега: местность там пологая, но на мелководье полно рифов и подводных скал, так что море пенится.

— А мы нашли корабль, — тихо проговорила я, улучив момент, когда завершился первый обмен впечатлениями.

На меня тут же уставилось столько удивлённых глаз, что аж в жар бросило. Барто молчал с хитрым видом, а Бойль, похоже, просто не знал, в какие доходчивые слова уложить нашу историю. Пираты буквально пожирали меня взглядами, сошлись плотным кругом и требовательно сопели, мешая самозабвенно догрызать папайю.

— Диана? — наконец не вытерпел Джеймс.

— А? — Я подняла глаза, словно бы опомнившись, хотя на самом деле взбрело с чего-то в голову потешить самолюбие и поиздеваться над моряками самую малость. Видимо, сказывалось влияние капитана Воробья.

— Вы. Нашли. Корабль? — гаркнул Барбосса.

Бойль наконец решился подать голос и подлить масла в огонь:

— Ага. Галеон. Испанский.

Несколько секунд растворились в гробовом молчании, а потом хлынуло:

— Что?

— Испанцы?

— Тут? Рядом? Всё это время?

— За нами?

— Это же отличная новость!

— А много их?

— У них наверняка найдётся ром!

— А что они здесь забыли?

— От этих католиков добра не жди!

— Но у них есть корабль!

— И еда!

— Так что, много их там?

Я растеряно хлопала глазами, не успевая и рта раскрывать: пираты спрашивали и сами же отвечали, делали выводы и ещё чуть-чуть и решили бы захватить вражеское судно.

— Тихо! — рявкнул Барбосса. — Что скажете, мисс?

— Скажу, что все вопросы напрасны. Там никого нет. А корабль… он на берегу и, похоже, очень давно. Мы не стали подниматься на борт, не знаю, возможно ли это, он может развалиться…

Интерес в пиратских взглядах сменился разочарованием и даже злостью. Знамо, что делали с гонцами, принёсшими плохую весть… Барбосса повёл челюстью и раздражённо сплюнул на землю. На меня глянул Уитлокк, а я лишь пожала плечами. Среди раздосадованных лиц и глаз резко выделялась физиономия Джека Воробья. Взгляд кэпа растворился где-то за моим плечом, брови сползли к переносице, края усов обвисли, и только в янтарных глазах танцевали искорки. Пока остальные расходились, игнорируя Барто, отчаянно желающего рассказать свою версию событий, капитан «Жемчужины» стоял на месте, пребывая в другом измерении.

— Джек? — Я легко коснулась его плеча. Воробей вздрогнул и медленно перевёл на меня задумчивый взгляд. — Ты знаешь больше нашего?

Кэп с чего-то одарил меня одобрительной улыбкой.

— В проницательности тебе не откажешь. El archipiélago de los siete volcanes.

Я не успела даже непонимающе моргнуть, над ухом грохнул озарённый догадкой — скорее, её осознанием — хриплый голос Барто:

— Архипелаг Семи Вулканов!

В моих глазах сверкнуло красноречивое: «Чего?».

— Архипелаг Семи Вулканов, — смакуя название, повторил кэп.

— Думаешь, это он? — усомнился Гектор.

Воробей снисходительно улыбнулся и принялся расхаживать с видом ментора.

— Подумай сам, до нападения призрачного корабля, если верить Диане, мы держали курс на этот архипелаг, ориентируясь по карте, что раздобыл Уильям. Древней испанской карте. Корабль мы потеряли не так уж и далеко от места назначения. И вот, какое дивное совпадение, здесь мы находим старый испанский галеон, а позади остров — с дымящейся вершиной вулкана. — Кэп круто развернулся на каблуках, под усами мелькнула хитрая улыбка. — Я вновь готов поспорить, — заявил он Барбоссе и тут же добавил, — на что-то более весомое, чем бутылка рому.

Я мало что понимала, но сознаваться в этом мешал стыд, ведь капитан Воробей говорил о том, что было бессовестно пропущено мной мимо ушей в пору подготовки к экспедиции, ибо тогда разум занимали проблемы иного рода. Поэтому приходилось теперь ловить и соображать на лету, и при этом не забывать напускать на себя вид знающего человека.

— Возможно, ты прав, — качнул головой Феникс, — но что нам это даёт? У нас нет карты, и главное — у нас нет корабля.

Джек тут же нашёлся:

— Ну, по крайней мере, мы знаем, где находимся.

От подобного заявления мало кому полегчало, ибо пленнику не приносит радости осознание, в какой именно он темнице. Всем не терпелось рассмотреть галеон поближе, всё ещё теплилась надежда, что с его помощью можно будет убраться отсюда. Я подобными иллюзиями себе не тешила. На сегодня было достаточно сообщения, что на острове относительно безопасно, есть еда и вода, а по наши души не рыскают кровожадные враги. «Соседи» с отливом не объявились, по какой-то причине не решаясь ступать на эту землю или не зная, что мы перебрались сюда.

До заката оставалось не так много времени, поэтому разведывательную экспедицию отложили до завтра. Вечер был скуп на разговоры, а ночь изматывающе длинной. Следующим утром в напряжённом молчании мы двинулись к месту находки.

— М-да уж, на этой развалине только на тот свет можно, — прокомментировал мистер Бэтч, когда все замерли рядом с выброшенным на берег кораблём.

Тут же разбрелись кругом, разглядывая истлевшую краску на бортах и пиная валяющиеся под ногами обломки рангоута. Первым делом попытались разгадать название на корме, но от него остались лишь несколько букв, зато всех удивили сохранившиеся почти полностью стекла в кормовой каюте. Безымянному кораблю повезло обрести вечный покой меж двух скал, что защищали его от буйного нрава погоды и штормов, приходящих из-за моря, оттого трудно было с уверенностью определить, как долго парусник почивал в этой импровизированной могиле. С правого борта зрелище было ещё печальнее: в днище и в борт ближе к носу впивались каменные клыки, что не давали судну сползти в море, обрекая его на медленное разложение в дразнящей близости от воды. Пока я с обывательским видом пыталась сунуть нос в одну из дыр, экспертные умы заключили, что раньше на этом месте протекала река — после неё осталась нанесённая течением каменная дорога, уходящая в глубь острова, — и корабль по какой-то причине застрял в дельте. Со временем вода ушла или река засохла, так судно и оказалось обречено на иссыхание.

Подняться на борт пожелали не все. Любопытство било через край, но кого-то сдерживало опасение быть погребённым заживо среди истлевшего дерева, кого-то суеверный страх, а кого-то незажившее плечо. Затем стал резонный вопрос: кого отправить первым? «Самого лёгкого», — адресовал мне доброжелательный взгляд Воробей, а я ответила саркастичной ухмылкой.

— В таких случаях принято что-то говорить? — вдруг остановился Джеймс у самого трапа.

— Вполне сойдёт: «Да помилует Господь мою душу», — криво улыбнулся Барбосса.

Феникс закатил глаза и осторожно ухватился за нижнюю балясину, на высоте вытянутой руки. Раздался стон потревоженного забытья. Деревяшка выдержала. С опаской перебирая по рейкам, Джеймс ловко карабкался наверх. У шпигатов пират приостановился, осматривая палубу, затем сделал финальный рывок и забрался на шканцы. Все затаили дыхание; стучали сердца, да шумели волны. С борта галеона не доносилось ни звука. Наконец Уитлокк показался над фальшбортом.

— Забирайтесь. — Все тут же сделали шаг вперёд. — Только не все разом, здесь всё на ладан дышит.

Следом полез Барбосса, затем Джек, Барто, я, Бойль и Флойд. Мы застыли неровной окружностью, не зная, куда ступить дальше. Кругом не было ничего особенного: остатки канатов, такелажа, обломки реев, приросшие к палубе пушки; грот-мачту рассекала уходящая к топу трещина. По спине прошёлся неприятный жутковатый холодок. В голову полезли мысли о призраках, я даже несколько раз опасливо оглядывалась. «Ну что там?» — донеслось с земли, в ответ Флойд лишь махнул рукой. Меж тем капитаны обменялись взглядами и сошлись во мнении, куда идти дальше. Стараясь держаться ближе к борту, Уитлокк двинулся к корме, ступая будто не по палубе, а по первому зимнему льду. Я не утерпела и заскользила следом. Ближе к продольной оси корабля в настиле зияли дыры, под сапогами доски похрустывали, сыпалась труха в давно не смолёные щели. В нескольких ярдах от перекошенных двустворчатых дверей Уитлокк приостановился. Я замерла. Звонко скрипнуло, хрустнуло и затихло. Джеймс к чему-то прислушивался, ко мне скользнул его слегка отстранённый взгляд. Губы успела тронуть ободряющая улыбка, как вдруг Феникс с силой оттолкнул меня.

— Джеймс! — сорвался испуганный визгливый крик.

Капитан рухнул вниз, во тьму, вместе с проломившимся куском палубы. Вслед за треском и грохотом по кораблю прошлось гудение, дерево завибрировало, и с оглушающим хрустом, от которого сердце ушло в пятки, с грот-мачты спикировал обломок реи: остальные пираты и те, кто был на берегу, едва успели отскочить. Только всё стихло, я кинулась к пролому, совершенно не заботясь, что могу разделить участь Феникса.

— Джеймс! Джеймс! Отзовись! — взывала я в пыльную темноту. — Ты жив?

— Да, — донеслось приглушенное и искажённое стоном. — Порядок…

Я завертела головой по сторонам в поисках подручных средств.

— Я… сейчас что-нибудь придумаем! Мы вытащим тебя!

Снизу послышалась возня, потом в кружке света объявился Джеймс с удивлённым непониманием на лице.

— Э-эм. Диана… лучше спускайтесь сюда. Если получится.

Трюмный люк надёжно запечатало время. Пираты воевали с ним долго и упорно, проклиная и моля, и наконец галеон снизошёл к нам и дал право окунуться в его недра. В нос ударил запах затхлости, сырости и тлена. Дневные лучи забирались внутрь совсем неохотно, словно не решались тягаться с тем, что поселилось в глубине корабля. Ступени рушились от первых же шагов, так что пришлось практически съезжать на опердек. Оставив вторую палубу без внимания, мы по очереди спустились в трюм, где нас ждал Джеймс, замерший точно на сцене в свете софитов. Едва глаза привыкли к темноте, и мы перестали щуриться, с чьих-то губ сорвался ошарашенный присвист. Взгляд плыл по сваленному в трюме грузу, а подходящие слова никак не могли выбраться на язык. Не я одна на какое-то время потеряла дар речи.

Первым пришёл в себя Барбосса, протянув удивлённо и даже восхищённо:

— Последний раз больше золота я видел только…

— На Исла-де-Муэрте, — закончил за него капитан Воробей.

И это было весьма подходящее сравнение. Свет, льющийся сквозь пролом в палубе, рассеивал темноту необъятного трюма. Лучи поблёскивали на золотых и серебряных монетах у нас под ногами, поглаживали сваленные в кучу драгоценные слитки. Если бы не стойкий аромат затхлости и сверкающие жадностью глаза пиратов, я бы не смогла отделаться от ощущения, что попала в банковский сейф времён Золотой лихорадки. В верхнюю палубу упирались десятки ящиков: многие прогнили, сквозь дыры просыпались монеты, самоцветы, из одного торчала серебряная ножка канделябра. Огромная часть золотых и серебряных слитков была просто свалена в кучу в углу. Повсюду валялись монеты, выпавшие из прохудившихся мешков. То тут, то там маняще поблёскивали драгоценные камни.

Я боялась даже смотреть на все эти сокровища, а Воробей тут же бесцеремонно прикарманил рубин, попавший под сапог. Пока пираты разглядывали внезапный клад, наверняка, обдумывая, как его делить, Джеймс Уитлокк прошёлся к корме, скользя по монетам.

— Выходит, испанцы оставили золото, которое куда-то переправляли, — заговорил он, — и не вернулись за ним?

— Если только это место и не было их конечной целью, — отозвался Джек.

— И зачем бы им это? — усомнился Барто.

Я решилась подать голос.

— Здесь другое. — Пираты выжидательно уставились на меня. — Да ладно, все мы прекрасно понимаем, почему никто не вернулся. Некому возвращаться, никто не спасся. — Воробей закатил глаза и церемонно запустил монету в дальний угол трюма: очевидно, мой реализм он принял за пессимистичный настрой.

Пошатавшись по трюму ещё какое-то время, мы отправились в кормовую каюту в надежде найти что-то, что поможет приоткрыть саван тайны, окутывающий корабль, или даст намёк, где искать выход из сложившейся ситуации. Уитлокк не стал церемониться с запертыми дверьми и выбил замок ударом ноги, благо дряхлый механизм не требовал многих усилий. Со створок обсыпалась труха, и мы гуськом проникли в капитанскую каюту. Когда-то обстановка здесь была по-своему уютной и отнюдь не бедной: у самого выхода висела массивная золочёная рама, хотя от картины на отсыревшем холсте ничего не осталось. Почти все окна были заколочены досками или заблокированы шкафами, в которых всё ещё сохранились пергаменты. В дальнем левом углу сквозь щели и выбитые стекла проникал дневной свет. Бойль и Флойд содрали доски ещё с нескольких окон, и перед нами предстала печальная картина: справа от двери, под балдахином из паутины, на приставленном к дубовому столу кресле сидел мертвец, уронив к груди иссохший подбородок с отвалившейся челюстью.

— Четвёртый, — передёрнув плечами, выдохнула я. Воробей вопросительно хмыкнул. — Четвёртый скелет, что встречается нам на пути.

Барбосса раздражённо фыркнул. Некоторые предпочли перекреститься — на всякий случай.

Барто, не двигаясь с места, вытянул шею, а затем изрёк:

— Капитан, наверное.

— Похоже на то, — поддакнул Бойль из-за спины.

— У него там лежит на столе что-то.

— Судовой журнал? — в один голос предположили Барбосса и Воробей.

Все сделали полшага вперёд и замерли. Скелет был уж точно мёртв, но никто не мог решиться потревожить его покой. Гектор, впившись пальцами в плечо Флойда, снял несколько слоёв паутины своим импровизированным костылём. Я тут же отвернулась, но взгляд успел запечатлеть в памяти истлевшую голову с дырой у виска. Костлявая рука покоилась на обложке вспухшего журнала, справа на столе стояла чернильница и рядом валялась форма для сургучной печати. Как и положено, Феникс потерял терпением первым и с почтительной осторожностью приблизился к столу.

— Кто бы ты ни был, покойся с миром, — проговорил Уитлокк и бережно вытащил журнал из-под мёртвых пальцев.

Тетрадь, как и каюта в целом, хорошо сохранились, не в последнюю очередь благодаря импровизированной «консервации». Джеймс смахнул пыль и прочитал: «El diario de Salvador Espejo Vega, el capitán de «Santa Ana». Наши головы дружно обернулись к скелету. Кто-то вновь перекрестился. Бумага зашуршала с лёгким потрескиванием под пальцами Уитлокка. Просмотрев пару страниц, капитан передал журнал Барто: тот покачал головой и нехотя взял книжку.

— Значит, дневник Сальвадора Эспехо Вега, капитана «Святой Анны».

Бросив на мёртвого капитана Вега то ли извиняющийся, то ли ищущий дозволения взгляд, Барто начал переводить выведенные аккуратным почерком заметки из жизни испанского мореплавателя. Мы уселись на пол тесным кругом и принялись слушать похрипывающий голос старшего помощника. Порой Барто приостанавливался, всматриваясь в побледневшие слова или пытаясь угадать буквы за пятнами, местами кое-что ему вовсе не удавалось прочесть.

«Вчера <…> я покинул Мадрид с тяжёлым сердцем. Не знаю, что тому виной: конверт из <…>, что мне надлежит вскрыть через неделю нашего плавания, или то, что …вые …гие годы на флоте я совершенно не знаю свою команду. Слава Господу, погода нам благоприятствует. <…> полагаю, мы минуем Гибралтар раньше срока. «Санта-Анна» превосходно справляется с грузом, похоже, мои опасения <…> были напрасны. …де много новичков, тех, кого бы я не взял в столь длительную экспедицию. Их нрав слишком горяч, а умы не готовы к суровым испытаниям, что ждут впереди. Они грезят о женских ласках в портах, хотят задать трёпку пиратам и искренне страшатся русалок. К их чести, молодость делает матроса быстрым и исполнительным. <…> по крайней мере, офицеры ещё не дали повода усомниться в своих умениях. Любопытно, как обстоят дела на борту «Нуэстры Сеньоры де Авила»? Капитан Фарнас Рохас показался мне опытным моряком, но я наслышан о его импульсивности и неуместной суровости».

«Прошли мыс Ро… К счастью, мои опасения касательно команды не оправдались. Пока что каждый из этих людей показывает себя пусть не профессионалом, но достаточным умельцем. Я напрасно полагал, что заново собранный экипаж за… Молодёжь <…> тосковать по земле, по дому, но <…> стараются не подавать виду. Никто не <…>».

«С утра случился переполох: кто-то углядел на рассвете «гигантскую рыбину». Лейтенант Видаль три четверти часа пытался успокоить некоторых матросов и уверял, что встретить в этих водах китов большая редкость, а значит, это добрый знак. Не могу винить моряков за их легковерие, однако всё же предпочитаю полагаться на навигаци… Эти люди, быть может, не большого ума, но в коллективе чувствуется сплочение, что невероятно ценно при переходе через океан. Посмотрим, как они проявят себя при первом шторме».

«За обедом зашёл разговор о семьях. Из всех офицеров только у одного есть сын, да и тот внебрачный. Я тоскую по <…>, Вероника и не узнает меня по возвращении. Но ради них я должен был согласиться. Надеюсь, что тяжёлый выбор искупит себя».

«Ночью прошли сквозь шторм. «Нуэстра Сеньора де Авила» потеряла четверых. К счастью, на борту «Санта-Анны» уцелели все. Матросы гордятся первым боевым крещением. <…> провёл вечер в кубрике, впервые с тех пор, как получил офицерское звание. Мир не меняется. Люди, что знакомы чуть больше недели, ведут себя и чувствуют, как братья. Боцман говорит, я пользуюсь у них авторитетом, а на его памяти я первый капитан, что так просто общается с матросней».

«Миновала неделя. <…> слишком далеко. …зано, я вскрыл конверт. Вновь и вновь перечитываю письмо в надежде, что изменится его содержание. …ве не укладывается! <…> не могу повернуть. Они не потерпят отказа. Лусия! У меня нет выбора… Что мне делать?! Каждый на борту доверяет мне. Команда верит в секретность миссии, никто не задаёт лишних вопросов <…>. А когда спросят? Смогу ли я сказать правду?»

«Шкатулка самая обычная. <…> столько золота, чтобы спрятать. Ради чего? <…> первый помощник, он первым заподозрит неладное. Мои люди строят планы <…> по возвращении <…> смотреть им в глаза. Я поклялся, поклялся жизнями семьи, выполнить всё в точности, как приказано, но <…> только посмотреть. Ради чего такая плата? Измеряется ли это человеческими жизнями? Что такого важно в шкатулке? <…> и не мне одному».

«Лейтенант Сегура зашёл в каюту, когда я рассматривал шкатулку. Он промолчал. Я тоже. <…> обедал с капитаном Рохасом. Знает ли он? Вручили ли ему такой же конверт? Мы вроде бы сдружились, но, полагаю, несмотря на это, чем <…> от дома <…> сделать. Наверное, мне следует его спросить? Но не сейчас, а когда <…> не будет».

«Дорогие мои, каждый день твержу себе, что делаю это ради вас, но слова звучат всё менее убедительно. <…> потерял сон. <…> обязался, покрыть долги и обеспечить вашу жизнь <…>. Эти люди… Все эти люди! Они видят во мне не только капитана, но наставника, друга, доверяют мне свои жизни <…> вернуться? <…> всё в точности. Но как? Времени всё меньше <…> слишком поздно. …удем и тогда. Я хочу всего лишь понять <…> такая плата? Быть может, тогда мне станет легче <…> исполнить приказ».

«Сегура! Глупец! Словно сошёл с ума! Он вскрыл её! Там всего лишь камень, драгоценный …рит, самоцвет! Но <…> так, что нашёл письмо. <…> поднял всю команду, что-то кричал несуразное, едва не учинил бунт. Пуля <…> лекарство от слабоумия. <…> подавлены. Лейтенант Видаль списал всё на ослабевший в плавании разум, ему поверили. <…> виноватым в его смерти. Всего лишь камень! Я не <…> нему, как и было велено, хотя имеет ли это …ое-то значение? Чувствую себя дураком! Два галеона, трюм, забитый золотом <…> только?»

Барто прокашлялся и едва слышно проговорил: «Э-э-э, тут, видимо, страниц не хватает». Все машинально кивнули, и старпом продолжил читать.

«Санта Мария! Убереги нас! Помилуй души тех, что <…> дни! Лусия! Вероника! Молитесь, молитесь за нас! И <…> забудьте! Всё темнее и тише, темнее и тише…»

«Осмотрел трюм. Ничего. Лейтенант Видаль молчит и подозревает. <…> что-то сделает. Когда скончались <…>, и наш черед. Это не камень, это не может быть камень. Они хотели что-то спрятать. Не сплю. Кругом океан <…> не найдут? <…> снова горячка…»

«Вчера наблюдали дельфинов, добрый знак. По расчётам сеньора Рамоса прибудем через пару-тройку дней. Припасы на исходе, паёк урезан вдвое, матросы терпят, но никто не выказывает той страсти, что была у каждого, когда мы покидали Испанию. <…> переходов. После стольких <…> в дождь, а потом всё уляжется. Они ещё будут гордиться. <…> застрелиться? Нет, я решил, я сдержу клятву, но буду держать это в тайне, как <…>, задерживать их».

«Приказ был в другом?»

«Сегодня мы достигли архипелага Семи Вулканов. Чудесное место! Погода да… <…> благоприятной. Стали на якорь у юго-восточного побережья Исла-Баллена. Радость прибытия к земле равноценна тоске по морю на суше. Несколько дней дам на отдых, команда заслужила это, затем осмотримся <…> когда-то. Карты, по которым мы шли, слишком старые и неточные, нужно составить новые. Капитан Фарнас Рохас хочет быстрее завершить исследовательскую миссию, выполнить приказ (о котором он в любом случае не имеет понятия) и лечь на обратный курс. Пока что сердца почти трёх сотен человек будоражат новые земли и неизвестность, что здесь сокрыта. <…> продлится?».

«Санта-Анна» стоит у Исла-Баллена, мы отправились на соседний остров, на карте он помечен как «остров Огня»; немудрено <…> вулканы. Часть людей, что осталась в лагере, вполне довольна жизнью вдали от запретов (я дозволяю им больше положенного), все расслабились <…> легче. Те, что вышли в море, тоже пока не думают о возвращении <…> забрали, а всё остальное неважно. Если бы не <…> пробудить, затем <…> забыл. <…> так и не найдена».

«Подумать только, эти острова обитаемы! По крайней мере, один из них! Местные называют Исла-дель-Фуэго по-своему — «Хатэна», что означает «земля, согретая Богом». Туземцы до определённой степени наивные, но в целом добрые люди. Они приняли нас с настороженным радушием, а через пару <…> почётными гостями на их ритуальном празднике. Они восславляют Бога Огня, того, кто живёт в недрах горы. <…> приятно удивляет то любопытство, с которым эти люди тянутся к изучению новых вещей, в особенности нашего языка. Они объединяют слова, тем самым, объединяются культуры. <…> когда писал, что дикари далеки от человеческих понятий и самой сущности определения «человек». Я с ним в корне не согласен. <…> будто нет ничего дороже. Завтра мы берём делегацию народа тэйа на борт «Нуэстры Сеньоры…» и возвращаемся к Исла-Баллена. Вождь их племени рассказал много интересных вещей про этот архипелаг и о том, каков мир за его пределами, согласно их представлениям. В их легендах сохранилось упоминание о первой высадке конкистадоров на эти острова <…> особенно».

«Пока нас не было, кто-то обыскивал каюту <…> не на местах. Ничего не пропало, и шкатулка цела».

«Санта-Анна» стала на якорь месяц назад. <…> никто не считает. Команды перемешались, <…> кого искать здесь или на острове Хатэна. Матросы забавляются с местными барышнями <…> как дома. <…> стараюсь не вспоминать. Капитан Фарнас Рохас с каждым днём всё угрюмее <…> понимает, что его слушать не станут <…> слишком хорошо. <…> чувствую, …то происходит».

«Лейтенант Видаль рассказал, что в команде зреет заговор. Часть матросов <…> обычное времяпрепровождение долгими разговорами. <…> советует вскрыть запас спиртного. <…> контролировать?»

«Теперь и я это вижу. <…> глупы, а кто-то дёргает за ниточки. <…> зачем? Никто не зарекался о возвращении. Хорошо, …асть команды на Хатэне <…> уладить».

«Столько крови! …гу писать. Я не понял, что произошло. Все они… Первый помощник, Антонио Креспо, он <…> ходить тенью! Что им двигало? Хотел забрать корабль с золотом и <…> меньше, с кем делить. Как они слушали? Что он им говорил? <…> стоит канонада. Мятежники поплатились <…>. Объяснить, что их сородичи убиты пришлыми людьми <…> кого они приняли с радушием?! Женщины, мужчины, праздные матросы, что и не думали <…> участь?»

«Отправил <…> на остров Хатэна. <…> ничего не говорить. Местные боятся моря. <…> себе противен. <…> вопрос о возращении. <…> нет чести, но мне придётся использовать случившееся, иначе <…> только смертью. Нужна помощь».

«Я показал лейтенанту Видалю письмо, рассказал о шкатулке, о том, что мы не можем вернуться. …льно, он понял. <…> помочь, наверное, потому что нашёл здесь свою любовь <…> многие. Но захотят ли остаться?»

«Сегодня я выступил перед командами, беззастенчиво ввёл их в заблуждение, соврал, но не чувствовал за это вины. <…> что золото проклято, оттого все злоключения, что из-за этого сошёл с ума Сегура, устроил бунт Креспо, что, вернувшись, мы принесём зло в наш мир, принесём его домой. Лейтенант Видаль сделал вид, что впервые слышит об этом и как «истинный католик» предложил спасти <…> быть героем. <…> уповал на то, что каждый хочет быть героем. Они чувствуют себя здесь неплохо, пока что, оттого <…>».

«Лусия, Вероника, обращаюсь к вам во снах, в бреду, молю <…> сердца. <…> конец близок, но легко встретить смерть, зная, что до конца своих дней вам не надо будет беспокоиться о долгах моего отца и <…> благосостоянии. <…> плохо — исчезнуть без следа, ибо никто не узнает, каким ты пришёл к смертному часу. <…> мечтать. <…> не буду жалеть».

«Весь день рассматривал камень из шкатулки. Ничего особенного <…> много денег. <…> показалось, стал бледнее. <…> в одной из пещер тэйа».

«Спустя три месяца они хотели сбежать, …ня не было выбора. Капитан Рауль Фарнас Рохас и несогласные <…> сбросили груз. Мы отправились в погоню. <…> не мог допустить, иначе моя семья погибнет. Я сделал, что должен, и не жалею. «Нуэстра Сеньора де Авила» и все, кто был на борту, погибли от пушек «Санта-Анны». Корабль пошёл ко дну, и с ним последние, кто знал о <…> камня. Кроме меня. Мы отправились к вождю и донесли, что его люди погибли на том корабле, ибо их сердца «окаменели из-за проклятого золота». Вождь приказал принести часть золота и отлить <…> в память о Пришедшей Тьме: кто видит корабль, кто крест, я вижу кусок бесполезного металла, за который прямо в этот миг тысячи грызут друг другу глотки. Всё-таки Видаль отличный рассказчик. Выживших <…> немного, вполне счастливы. На Исла-Баллена нас ничего не держит. «Санта-Анна» <…> в дельте реки, <…> избавить от искушения».

Барто снова остановился, перевернул одну страницу, другую и ответил на невысказанный вопрос: «Тут молитва, просто молитва. Ага, вот оно».

«Вы видите? Раз вы читаете это, значит, ещё живы. Вас это не пугает? Вы ведь задумывались, насколько всё правдиво? Не мои слова, а ваши мысли и поступки. Вы пришли и хотите идти дальше. Можете не верить в <…>, поверьте в алчность каждого из вас, поверьте в тьму, что внутри вас. Сколько раз вы солгали? Сколько раз были обмануты сами? Час искупления близок. Мне ни к чему лукавить, я знаю и вижу всё, что сделал, но мне слишком поздно <…> Новая жизнь развеет прах. Вы боретесь <…> за жизнь? Право, на которую предпочтёте оплатить чужой кровью? <…> как бы там ни было, а из двух всегда выигрывает сила <…> найти внутри. Исчезнет <…> следом. Выживший станет победителем, ему простится всё: помните об этом, спасая кому-то жизнь <…> проигравший станет никем. Как и я. Кто-то должен. <…> не винить, <…> позабыть навсегда. <…> уже никогда. Это не исповедь, вы не святые. <…> повторить мою ошибку? Час искупления близок. Я помню о том, ради чего… Признаваться во грехах, на самом деле, не имеет смысла. Легче уйти. Как ни старайся <…> не исправить. Вы вспомните меня, достанете из небытия моё имя <…> не хочу. Час искупления близок. Простится, забудется, <…> когда для сожалений слишком поздно. Я попытаюсь исправить… Лусия, Вероника! Простите меня <…> Не делай этого!»

— Тут большое пятно. Крови, — через пару секунд проговорил Барто. — Видимо, капитан Вега сказал всё, что хотел.

Ветер что-то насвистывал сквозь щели. В каюте зависла странная тишина с пугающе шелестящим фоном. Никто и звука не произнёс. Голос старшего помощника умолк несколько минут назад, а все продолжали сидеть с хмурыми лицами, точно сектанты в круге, и беззвучно пережёвывать услышанное. Постепенно начался обмен неоднозначными помрачневшими взглядами. Бойль и Флойд ёрзали по доскам, нервно поглядывая в сторону выхода. Я несколько раз передёрнула плечами из-за ощущения, будто сама успела покрыться паутиной.

— Ну, что ж, — все вздрогнули от бодрого голоса капитана Воробья, — по крайней мере, одно мы узнали…

— Что капитан Вега лишился ума, прежде чем отдать концы? — покосился на кэпа Барбосса.

— Нет! — Джек поднялся из позы лотоса и наслаждённо потянулся. — У них остался ром!

Я закатила глаза и саданула пирата по колену.

— Поимей уважение!

— К кому? К нему, что ли? — кивнул кэп на тело испанца. — Дорогая, он слишком мёртв для этого. К тому же, насколько я понял, капитан Вега утратил даже самоуважение, поэтому можешь не обременять себя взыванием к моей совести.

Джек принялся по-хозяйски расхаживать по каюте, заглядывать на полки, перебирать документы, чихать, потрясать вляпавшимися в паутину пальцами, а мы продолжали следить за его действиями с недоумевающим интересом.

Барбосса, заручившись помощью Флойда, поднялся и,пристраивая костыль под руку, заявил:

— Ты его не найдёшь. — Джек тут же развернулся, перебрав пальцами. Дёрнувшиеся усы добавили оттенков к недоверию на загорелом лице. Физиономия капитана красноречивее слов выражала фразу: «С чего это ты взял?». — Здесь кто-то побывал, после того, как Вега застрелился, и уж явно не за тем, чтобы прочитать молитву или закрыть дневник.

Наконец и до меня дошло, о чём речь: дневник, конечно, многое поведал, пусть и не всегда прозрачно, но куда ценнее было бы взглянуть на бортовой журнал, на карты и иные документы, что хранили, быть может, несколько более объективную информацию. Ещё с минуту, поднявшись и разминая мышцы, мы глазели на обстановку каюты. Джек настойчиво продолжал копаться в бумагах, очевидно, руководствуясь принципом, мол, песок легче всего спрятать в пустыне. Я пробралась к дальнему окну, с наслаждением вдыхая свежий воздух.

— Барто, — обратился Уитлокк, — ты сказал, там молитва на нескольких страницах? — Феникс и Гектор Барбосса с серьёзными лицами осматривали скелет и стол, за которым он почил. Старпом неоднозначно промычал в ответ. Заскрипели старые листы. — Что там написано?

Желтоватый глаз старика заелозил беглым взглядом по строчкам.

— Dios, ayúdame a aceptar lo que no puedo comprender. Dios, ayúdame a comprender lo con qué no puedo vivir. Sálvame, Dios, confunde uno con el otro… — Барто перевернул страницу. — Это повторяется до конца. По-нашему выходит: «Боже, помоги мне смириться с тем, что я не в силах понять. Боже, помоги мне понять то, с чем я не в силах смириться. Боже, упаси меня спутать одно с другим». — Скрипнув зубами, старый моряк снисходительно бросил: — Католики…

Тем временем Уитлокк попытался бережно убрать со стола костлявую руку. Потревоженный мертвец качнул головой и уронил несколько пальцев. Я скривилась, Флойд вновь перекрестился. Феникс провёл ладонями по столешнице, разгоняя пыль. «Ayúdame, Dios», — негромко произнёс он, обращаясь по большей части к Барбоссе. Оголив клинки, они обошли стол с двух сторон. После нескольких попыток лезвия поддели длинную доску в столешнице. Дерево скрипнуло, отвалилась щепка, и крышка сошла с места. Тогда я увидела выцарапанные на ней слова, что прочитал Джеймс.

Барбосса довольно оскалился:

— Капитан не капитан, если у него нет тайника.

Уитлокк отложил дощечку в сторону и первым заглянул внутрь.

— Вега стал подозрительным и не мог позволить кому-то узнать о своих секретах.

Раньше всех к столу подскочил Джек Воробей, так что мне осталось лишь выглядывать из-за его плеча. В узкой полости лежало несколько писем, но от чернил ничего не осталось, только обрывки некоторых слов. Все затаили дыхание, кроме Бойля, что нетерпеливо сопел мне на ухо, когда Феникс достал из тайника небольшой свиток. «Спорим…» — начал было Воробей, и Гектор тут же саданул его локтем в живот.

— Ой, мамочки! — радостно взвизгнула я, не удержавшись. Следом прилетели слегка неодобрительные взгляды.

В узорчатых лучах солнца танцевали пылинки, оседая на развёрнутой карте — практически такой же, как та, что мы с таким трудом собрали, чтобы вскорости потерять. Только здесь все рисунки были нанесены менее небрежно, линии шли плавные и точные, пятна не путались с обозначениями и не нужно было призывать воображение, чтобы отделять общее от частного: на этой карте остался только Исла-Баллена. Небольшой чёрный крест и шедшие к нему две пунктирные линии — от дельты реки и от юго-восточного побережья — значили, что цель наших мытарств всё ближе и становится всё более реальной.

— Поверить не могу, — прошептала я, — мы всё-таки добрались! После всего… Это тот самый остров! И те карты, что были у нас, тоже настоящие! Всё не напрасно! — Пираты отмалчивались, пожирая глазами карту. — Теперь мы сможем найти этот проклятый камень!

Воробей выровнялся и обернулся ко мне:

— Для чего? — Непонятливо дёрнулись брови. Теперь не только я требовала ответа от Джека. — Зачем искать то, что нужно вывезти с острова, не имея того, на чём это можно вывезти?

Барто хохотнул.

— Ты не учёл одного, парень, — кэпа аж передёрнуло, на радость одноглазого моряка, — карту, с которой всё началось. Её нарисовали те, кто бывал здесь. Исла-Баллена — это Китовый остров…

— Да, там был кит! — выпалила я.

— Именно, красавица. Согласно дневнику, капитан Вега считал, что погибли все, кто знал о местонахождении камня. Однако карта доказывает обратное. А значит, не всё потеряно.

На этой оптимистичной, но весьма спорной ноте мы покинули капитанскую каюту. Карту забрал Барбосса, дневник — мистер Барто. Старпом был крайне доволен собой, светился, точно пенни, и я не преминула напомнить Уитлокку, что без Барто мы бы пропали. При всех открывших истинах пиратский дух стократ сильнее взбодрила новость о золоте и оставшемся в трюме спиртном, и вернувшихся с двумя ящиками крепкого Воробья и Бойля встретили аки мессий. Вскрывать их раньше времени было строго настрого запрещено, но моряков радовало одно только присутствие «человеческого напитка». Лагерь разбили поблизости, за скалами, отделяющими берег от переходящей в джунгли равнины. Пока одни колдовали вокруг костра, скармливая огню части «Санта-Анны», другие отправились в лес на поимку свиней или хоть какого-нибудь мяса. Барбосса продолжил изучать карту, периодически бросая оценивающие взгляды на видимую местность. Жестокая конкуренция не разгорелась только потому, что, как заметил Джек, бежать с Исла-Баллена было крайне затруднительно. Кэп, к слову, не забыл о выигранном на днях споре и стребовал с Барбоссы призовую бутылку.

Голову распирало от бесконечного «Так вот, почему!..». Общую весёлость разделить не получалось: пираты видели возможности, а я — трагичную историю со множеством жертв и поломанных судеб. Осознание, что Испанская империя не поскупилась на жестокую и затратную экспедицию, чтобы сокрыть один-единственный камень, заставило по-новому посмотреть на всё, что мы знали об Эфире Власти, что о нём слышали. А ещё — вновь задуматься об истинных мотивах, что преследовал каждый искатель сокровища.

От напряжённых раздумий отвлёк подвывающий потрескивающим дровам желудок, раздражённый запахом жареного мяса.

— Ну как, Джек, — обратился Уитлокк, — ты уже придумал, как выбраться с острова?

Около костра сгрудилась компашка из желающих помечтать о разделе найденного золота, и там правил бал Барто со скромным профессионализмом на лице. Мы сидели в тени от скалы, подсвеченной предзакатным солнцем. Воробей отвечать не торопился и самозабвенно грыз кусок кабана, запивая долгожданным ромом. Поймав на себе наигранно заинтересованный взгляд Барбоссы, Джекки возмутился с набитым ртом:

— Пахиму эхо я?

В глазах Джеймса мелькнула сдерживаемая улыбка.

— Думаю, каждый здесь наслышан, как ты спасся с необитаемого острова, заарканив трёх черепах.

— Морских черепах! — издевательски поддакнул Гектор.

Пальцы Воробья пригладили бутылку. Кэп повёл глазами и пояснил:

— В тот раз обстоятельства были несколько иными. — «И мотивация…» — едва слышно шепнула я. Барбосса, что сидел рядом, весело хмыкнул. — К тому же, при всём желании, на нашу компанию не напасёшься черепах, — закончил пират.

Феникс не планировал отступать.

— Но для тебя же это не проблема? Знаменитый капитан Джек Воробей прежде всего знаменит своими побегами. Разве нет?

— Ещё как! — вмешалась я. Кэп адресовал мне неоднозначный взгляд. — Например, в очередной раз Джек спасался из Порт-Ройала, переодевшись в женское платье…

— Правда? — в один голос ахнули Барбосса и Уитлокк.

— Откуда ты?.. — сквозь зубы зашипел на меня Воробей. Я только улыбнулась и пожала плечами.

Вскоре выпал черёд Уитлокка и Воробья отправляться за дровами к галеону. Альтернатива, предложенная кэпом, — бросить в костёр протез Барбоссы — так и не обрела поддержки. Я побежала следом за капитанами со значительной задержкой: меняла повязку на раненном плече Кина. Сердце подсказывало, что не только Барто одно место саднит от желания узнать побольше о моих отношениях с Джеймсом, а Джек был последним, кого я бы хотела в них посвящать, с головой хватало его многозначительных улыбок и взглядов. «Санта-Анна» парила над тёмным морем на фоне подсвеченных луной облаков подобно призраку. Сбросив покрывшие тело мурашки, я пошла ближе к кораблю. В районе форштевня послышались голоса, и я приостановилась, мысленно выругав себя, ибо «подслушивать нехорошо».

— Это она тебе рассказала? Запомни, — захмелевшим тоном поучал кэп, — пират однажды — пират навсегда. Хочешь или нет, слава тебя не забудет. Хотя я, конечно, не буду лишать даму приятных иллюзий. Как джентльмен.

Со стороны Уитлокка послышался снисходительный смешок. Я приблизилась. Джеймс держал подмышкой несколько реек, а капитан Воробей, покачивая початой бутылкой, с умным видом вёл философское рассуждение о жизни женщины среди пиратов, из которого стало ясно, что до этого разговор зашёл об Элизабет и её титуле Королевы Пиратов.

— Могу я узнать о твоих намерениях касательно нашей мисс Любопытный Нос? — внезапно пропел Джек. Уитлокк, что стоял ко мне спиной, видимо, посмотрел на кэпа с насторожённостью, и тот сразу же замахал руками. — Нет-нет, я не об этом. Просто… ты на неё хорошо влияешь, и Диана теряет надобность лезть впереди всех в пекло…

— Это беспокойство за неё или за титул первого авантюриста? — с лёгкой иронией поинтересовался Уитлокк. Кэп фыркнул. — Какими бы ни были мои намерения, к сожалению, кроме тебя, она никого в упор не замечает.

Джек сделал большой глоток и, сдержав икоту, отмахнулся:

— Брось, это дело привычное. В смысле со мной такое частенько случается. Что поделать, настолько я хорош. Пожалуй, трудно подыскать порт, где не водится очередная охотница по мою душу, сердце и… что там ещё?.. Не бойся, — махнул рукой пиратский гуру, — это проходящее. — Джеймс не особо верил словам Воробья, поэтому тот счёл нужным добавить вполне серьёзно и трезво: — И, если тебя это успокоит… Она меня пугает. О! Вот совет…

— Я его не просил, — отрезал Джеймс, но Джека это не остановило:

— Если тебе не дают шанс… — Кэп заткнул икоту жадными глотками. — Так возьми силой!

— Что?! — одновременно с голосом в моей голове воскликнул Уитлокк.

Джек Воробей расцвёл многозначительной улыбкой и объяснил, рисуя что-то в воздухе:

— Жаркие поцелуи, горячие прикосновения… Может, она попытается тебя пристрелить поначалу… А! У нас же нет пороха! Так что…

Кэпа заткнул резкий удар кулаком в челюсть.

— Диана не одна из твоих портовых шлюх! — вскричал Уитлокк.

Феникс направился прочь гневной походкой. Я прилипла к корпусу галеона и осталась незамеченной.

— О нет… — донеслось странное со стороны Воробья. Он отвернулся к морю, постукивая бутылкой по ноге.

— А ты бесчувственная скотина, — голос прозвучал негромко и на октаву ниже.

Джек обернулся, несколько раз повел челюстью из стороны в сторону; в ночной темноте трудно было разобрать выражение его лица, лишь поблёскивали глаза.

— А ты подслушиваешь, — в тон мне ответил пират.

— Но ведь это единственный способ узнать от тебя правду? — Голос едва не дрогнул. Меня душила обида и злость, но я старалась не перешагивать черту спокойствия. Оттого слова получались каким-то искусственными. — За что ты так со мной, Джек?

— Прости, дорогуша, не понимаю…

— Понимаешь. Ты боишься меня? Или тебе плевать? Или ты обеспокоен? Или я тебя раздражаю? Или ты ревнуешь? Или тебе просто скучно? А? — с остервенелым хладнокровием спрашивала я, но затем эмоции прорвали барьер. — Я не слепая! Но ты-то, знаток женской натуры, конечно же, знаешь это. В каждом порту у тебя, значит, по такой, да?.. Я… Два года я сходила с ума, пытаясь понять, было ли всё это реальностью… Был ли реальностью ты! Два года я не могла даже на день забыть, потому что… потому что полюбила, потому что привязалась к тебе! Два года без объяснения! Без намёка! И теперь, может, продав душу дьяволу, я вернулась… Ради чего? Чтобы стать лекарством от скуки? Ты на Барбоссу смотришь приветливее! И… Мне адски больно! И зло! От того, что я ничего, ничего не могу сделать и запутываюсь ещё больше! Я не знаю, ради чего… Но, знаешь, пусть хоть сам Дэйви Джонс станет у меня на пути, я не сдамся! Ты вспомнишь! Всё вспомнишь!

Голос давно сорвался на крик, но мне уже было плевать. Тело потряхивало, глаза щипали неуместные слёзы. Джек молча выслушал меня — каждое слово, каждый жадный вдох.

— А при чём тут Джонс? — наконец спросил он, и тон голоса открыто дал понять, что это единственный вопрос, который его искренне интересует.

Наружу вырвался нервный смех сквозь слёзы.

— Не при чём, Джекки, не при чём. Мне не полегчало, да и ладно. — Я смерила взглядом почти пустую бутылку в его руке. — Завтра ты всё равно ничего не вспомнишь.

Джеймса в лагере не оказалось, что к лучшему, ибо я не готова была к его проницательному понимающему взгляду. С неба посыпала лёгкая освежающая морось. У костра шёл увлекательный рассказ очередной морской легенды, и меня тут же приняли в круг опоённых — не историей, а ромом — слушателей. Повествование набирало обороты, наконец, Барто и вовсе заставил меня и мистера Бэтча отыгрывать его рассказ по ролям, за русалку и опытного капитана соответственно. Я страшно смущалась, но постепенно веселье поглотило и меня: вряд ли существовали способы избежать подобного в такой компании.

— …Прям Кодекс? — высказал Барто всеобщее удивление. Барбосса, что вёл рассказ про знаменитый Совет Братства, молча кивнул. — Прям настоящий? — Старпом почесал бровь над глазной повязкой.

— А я уж думал, тебя ничто не способно удивить, — вставил подошедший Уитлокк. Старик разразился тирадой, мол, вовсе он не удивлён, просто оказывает должное уважение. — Они тебя не замучили? — заботливо поинтересовался у меня Феникс.

— Кто? Эти славные джентльмены? — заулыбалась я. — А вы где пропадали, капитан?

— Я нашёл кое-что и, если ты не против, хотел бы тебе показать.

Улучив момент, когда пираты увлечённо спорили о лучшем порте на Багамах, мы улизнули из лагеря, хотя мне всё равно показалось, что за спиной ещё долго следовал любопытный взгляд Барто. Ночной дождь шумел по дремлющему морю с музыкальным перезвоном. Сапоги остались у костра, и я босиком шлёпала по тёплой воде, на радость внутреннему ребёнку. Джеймс шёл чуть позади, будто и не его это идея, показать что-то интересное. В душе царило смятение, а на язык просилась музыка.

— Я помню это! — вдруг воскликнул Феникс, и я поняла, что уже несколько минут беззастенчиво напеваю любимый мотив. — Ты играла эту композицию во времена нашего первого знакомства.

Я приостановилась, самозабвенно предавшись выковыриванию из песка попавшей под ногу ракушки. Справившись, я посмотрела на Уитлокка с придирчивым прищуром.

— Было настолько… плохо?

— Скорее, необычно.

Мы продолжили путь. Я пожала плечами.

— Возможно. Хотя, — протянула я, — фортепиано в корабельной каюте выглядело куда необычнее. — Уитлокк засмеялся, вспоминая те времена, когда друг к другу мы обращались на «вы», с непременным «сэр» и «мисс», и даже не думали помышлять о совместной авантюре. Ветер защекотал шею волосами, я тряхнула головой, и влажные пряди покорно убрались за спину. — Будто затишье перед бурей… — через несколько минут проговорила я. Джеймс бросил на меня краткий взгляд, но промолчал. — Что? Я сегодня излишне пессимистична?

— После всего случившегося у тебя, полагаю, есть на это законное право, — рассудил Уитлокк, — но да, на сегодня, пожалуй, перебор.

Я усмехнулась.

— Уговорил, но, если твой сюрприз, это водопад… Ух ты! — заворожённо выдохнула я.

За утёсом открывался вид на скалистый берег, вид, от которого перехватило дыхание. Над нашими головами висели плотные облака, шуршал дождь, но на юге у горизонта ночь рассыпала яркие звезды. Сквозь просветы к земле спускались полосы нежного лунного света, оттого черные скалы, нагромождённые булыжники и шипящие у их подножия волны превратились в сказочный город со сверкающими замками и серебряными извилистыми дорогами. Было в этом всём какое-то неуловимое величие и таинственность, будто там, и вправду, существовал волшебный город, что предстал перед глазами волею небесного светила, снизошедшего к нам, случайным путникам.

Я не чувствовала время, но, наверное, прошло несколько минут.

— Ты сохранила это? — удивился Джеймс.

Я проследила за его взглядом и смущённо улыбнулась.

— Да, нашлась подходящая нитка. — Пальцы подхватили висящий на шее пятнистый коготь. — Я решила, пусть он станет моим оберегом.

Подумалось, что вот так положено начало коллекционированию важных побрякушек, без которых не обойтись «взаправдашней пиратке».

— Диана…

— Да?

На губах пирата мелькнула сомневающаяся улыбка.

— Завтра может всё изменить. Поэтому, пока всё по-прежнему, я должен кое-что сказать.

Уитлокк глядел мне прямо в глаза. Стало трудно дышать, я попыталась сделать глубокий вдох, осознавая, что вряд ли смогу выдержать этот взгляд.

— Я знаю, — одними губами произнесла я.

Джеймс слегка улыбнулся.

— Нет, Диана, я должен сказать, иначе это будет неправильно, несправедливо по отношению к тебе. — Сердце стучало с каким-то особенным трепетом, но так часто и сильно, что мелькнула мысль о кончине от удара. Ладони покрыл холод. — Я до мелочей помню день нашей встречи, поскольку, как бы картинно это не звучало, она изменила мою жизнь. Ты изменила. Возможно, ты разозлишься на меня за то, что сваливаю на тебя эту ношу… — Он пытался тщательно подбирать слово, будто бы боясь сказать что-то не то, как-то меня задеть. Тёплые ладони Джеймса обхватили мою руку, и тогда в затемнённых ночью голубых глазах вовсю всполохнуло пламя обуревающих его чувств. — Я никак не мог найти себя в этом мире, Диана, лишь потому, что мой мир — это ты. Ты наполняешь его смыслом, наполняешь смыслом мою жизнь. Она ведь ни к чему, когда нет того, ради кого ты готов умереть. Я не знаю, как объяснить… Ты в моей душе, и я ничего не могу с этим поделать. Я пытался… Но не теперь. — С каждым его словом у меня внутри всё замирало. Сердце замедляло свой обескураженный бег. Я не чувствовала себя. Только взгляд между нами. Джеймс искренне улыбнулся, на секунду закрывая глаза. — Может быть, мы и ищем сейчас сокровище, но я нашёл своё. — Блеск в его глазах был похож на звёзды в июльском небе. — В голове всё звучало иначе, но, Диана, я…

Один шаг.

Между нами был всего лишь один шаг.

И я его сделала.

Мне не нужно было думать — я чувствовала. В миг, когда наши губы встретились, Джеймс выпустил мою руку, чтобы в следующее мгновение подхватить меня, отрывая от земли. От реальности.

Взорвалось, хлынуло наружу сводящими с ума прикосновениями — искренними, чистыми, нежными. Всё то, о чём молчалось: несказанные слова, непонятые взгляды. Эмоции и чувства, два года разлуки во имя осознания — казалось, душа просто не способна всё это вместить, удержать, что вот-вот пробьётся ослепляющий свет, превращающий мгновения в счастливую бесконечность. В те секунды я впервые познала истинное умиротворение, равновесие, без которого боялась смело делать шаги. Без «если». Без «почему». Без вопросов, без ответов. Я впервые почувствовала, что всё ровно так, как должно быть.

Мы оба задыхались от чувств. Поцелуй растворился, оставляя на губах сладкое послевкусие. Когда-то я услышала слова, что нет зрелища прекраснее, чем рождение Вселенной. Быть может, это так, ведь для кого-то вселенную составляет один-единственный человек. Я не могла оторваться от голубых глаз. Тот свет, что наполнял их, был чем-то большим, чем любовью или радостью. Боялся потерять что-то, но обрёл всё? Джеймс коснулся моей щеки, и я задержала его руку, блаженно закрывая глаза.

Что-то кольнуло. Где-то глубоко. Внутри. Застряло, словно заноза. Один вопрос. Разве разберёшь, кто его задал? Единственный вопрос. Посмеешь ли? И только я хотела заткнуть его с решительной готовностью, словно принесённое ветром эхо, следом: «Почему Джек?». Щёлкнул спущенный курок мыслей. Столько всего! В этот момент честности у меня на душе есть груз. Это несправедливо. Неискренне. Сделка с гадалкой, обещанный ею выбор и плата, данный Джеку зарок, пугающее видение и осознание, что завтра, действительно, всё изменит. Джеймс делился со мной своим светом, а я — чем-то уже померкнувшим.

Я открыла глаза. Его взгляд по-прежнему сверкал, но Джеймс что-то увидел в моём. Руки на моей спине медленно размыкали объятья. Признаваться всегда тяжело, но я обязана ему правдой. Шумный выдох.

— Джеймс, — огни в глазах сгорали в агонии, — я не могу, потому что…

Последнее прикосновение исчезло.

— Проще любить мерзавца!

Джеймс уходил — быстро и уверенно, осознавая, что здесь у него ничего не осталось. А я стояла на месте, не в силах шевельнуться. В сердце будто гвоздь воткнули, и ещё, и ещё — слова всё звучали и звучали в голове, причиняя дикую боль. Впрочем, равную той, что причинила я.

«Но я не хотела… Не хотела! Всё не так! Ты всё не так понял!» — кричала в мыслях, а горло сковало спазмом. Больно, так больно! Осознавать себя убийцей?..

Завертелась засвеченная плёнка воспоминаний… А ведь когда-то всё было иначе. С самой первой секунды нашего знакомства я лгала Джеймсу, а он — доверял мне правду. Наверное, то важное, что каждый пытается спрятать как можно глубже от ненужных глаз. Тогда мы провели вместе не так уж много времени, чтобы я посчитала Джеймса значимым для себя, но стала значимой для него. Два года я не знала покоя, терзаясь воспоминаниями, чтобы потом обрести его в сильных объятьях — на пристани в порту Тортуги. Два года Джеймс оставался тем единственным, что связывало этот мир со мной, что позволило мне вернуться, что давало силы бороться за это. Я настолько привыкла видеть и чувствовать его рядом, что расставание стало чем-то невозможным. Сколько всего произошло? Погони, тайны, сражения, прогулки по грани жизни, один неудачный танец, страх друг за друга, ночные разговоры, один прибрежный вальс, переход через Бермудский треугольник, разделённое на двоих чувство безысходности и объятья — нечто куда большее, чем казалось каждому из нас. За всё это время Джеймс подарил мне как минимум одну важную вещь — возможность быть искренней, быть собой.

В отличие от Джека. Но могла ли я его винить в этом? Имела ли на это право? Теперь? Джек считает, что между нами ничего не было, и вполне разумен, чтобы так это и оставить. «Она меня пугает». Наверное, закономерный исход, ведь я пыталась вернуть прошлое, жить настоящим и предугадать будущее. Я слишком часто переступала барьер, давая понять Джеку, что знаю его чуточку лучше, чем другие, и заставила его почувствовать себе уязвимым. Всё изменилось. Не понимая до конца, кем хочу быть, я запуталась и, видимо, требовала невозможного. Всё гораздо проще. Джек причинял мне боль — с лёгкостью, может, даже намеренно, не зная иного способа, как отодвинуть за неприступный барьер. Но я слишком была увлечена идеей фикс, чтобы хоть раз задуматься, по-настоящему задуматься о его чувствах. Зато обвиняла его в эгоизме. Но, похоже, время пришло. Похоже, пора освободить Джека от моего прошлого. И освободиться самой. Но вернуть память, столько воспоминаний, как обещала? Что ж, если на то будет воля Судьбы. Сейчас настало время начать всё сначала.

Я бросилась бежать: назад, в темноту, навстречу дождю, так быстро, как могла, не обращая внимания на камни под ногами. Боль в сердце отступила. Я должна была догнать Джеймса, должна была всё объяснить. Берег оказался вдвое длиннее, чем когда мы шли к скалам. И время стало другим. На мои раздумья ушло пару минут… или часов? Я неслась сломя голову, даже несколько раз позвала и внезапно наткнулась на косо подсвеченный форштевень галеона. Долетали голоса пиратов из лагеря. Кто-то тянул песню о любви, нещадно фальшивя. Я побрела к костру, лихорадочно соображая, что сказать Уитлокку, как увести подальше от посторонних глаз и попросить шанс всё объяснить. Но это оказалось излишним: в лагерь Феникс не вернулся.

— Ну, как свидание? — отрываясь от очередной бутылки рома, пьяно улыбнулся кэп, попытался ухватить меня за лодыжку, но не рассчитал и повалился на песок. Я только отвела взгляд. — Ну, никто не идеален, — хмыкнул Джек вслед.

Я забилась в тень, подальше от костра. Взгляд застрял в ночи, напряжённо высматривая силуэт Джеймса Уитлокка.

Комментарий к Глава

XXIX

. Слова. Можете запустить в меня чем-то (бутылкой рома!), только аккуратнее.

И таки скажите мне за курсив, если неудобно читать, что-нибудь придумаем.

====== Глава XXX. Тьма ======

Разворошённый костерок задымил и набросился на сухие щепки. Пиратов разбросало на песке известной силой. Пролившийся ночью дождь теперь блуждал по острову плотными облаками тумана. В предрассветной сырости было сонно и неуютно, то и дело казалось, что темнеющий за спиной силуэт «Санта-Анны» вот-вот двинется с места. В джунглях просыпались птицы, разгоняя утреннюю тоску звонкими трелями. Постепенно зашевелился и лагерь, засопел и зазвенел бутылками. Отсыревший хворост горел неохотно, больше дымил, точно как старый Барто.

Глубоко за полночь сон всё же взял своё, я провалилась в грёзы, как в полынью: потонула во внезапных и малоприятных сновидениях. Ночь тянулась мучительно долго. На чашечку кофе по утру надеяться не приходилось, а я упрямо таращилась в темноту, вздрагивала от каждого шороха. В душе копошилась смесь неуместного мандража и волнительной радости, самоуверенно поспешной. Чем больше шло времени, тем правильнее, на мой сонный взгляд, становились слова, что я намеревалась сказать Джеймсу. Но близился рассвет, от Феникса не было ни слуху ни духу. Линии, что я выводила на песке, стали отрывистее и резче. Когда взошло солнце, прячась за облачной дымкой, и пираты большей частью приняли вертикальное положение, беспокойство достигло уровня нервной дрожи. Только я хотела намекнуть Барто об отсутствии капитана, фигура Уитлокка появилась со стороны леса. Я взволнованно потирала ладони, терпеливо дожидаясь, пока Джеймс подойдёт на достаточное расстояние, чтобы броситься к нему навстречу, не вызвав излишнего внимания. К счастью, никому не было до нас дела: пираты разминали сонный разум за разглядыванием карты, и, похоже, вкус победы уже чувствовался на языке.

Я сдержанной трусцой стартанула от костра, позабыв про сапоги и стеснение. Уитлокк приветственно махнул рукой — Барто за моей спиной. Я взмолилась, чтобы старпом не вмешивался, и тот отделался лаконичным: «Капитан, давай скорее!». Тем временем взгляд скользнул по рукам Джеймса, шаг сбился: на костяшках пальцев краснели свежие ссадины. Феникс выглядел уставшим и каким-то холодным. Сердце затрепетало, взволнованный порыв мысленного ветра выдул из головы тщательно отрепетированные фразы. К губам просилась слегка неуместная и отчасти нервная улыбка.

Приблизившись, Уитлокк заложил руки за спину. Его взгляд напугал своей отстранённостью. Я сделала глубокий вдох; мелькнула улыбка, я закусила губу и выдохнула:

— Джеймс, я…

— Прости меня, Диана. — Голос прозвучал спокойно, отчасти отрешённо. Я непонимающе моргнула и сцепила ладони. — Вчера я позволил себе слишком много.

— Но… — решительно сорвалось с губ.

— Я поставил тебя в неловкое положение. Последние дни были слишком напряжёнными. Мне не следовало говорить об этом. И… то, что произошло… это была случайность. Я понимаю, это лишь порыв, не более. Впредь я никогда не заговорю о подобном, даю слово. Это было ошибкой.

Джеймс говорил ровно, уверенно, но каждое его слово вонзалось в меня, точно кинжал. Бессонная ночь была пропитана намерением всё исправить, объясниться, признаться, в конце концов, дать нам шанс. Но теперь, глядя сквозь подступившие слезы в непроницаемое лицо Уитлокка, помимо раздирающей когтями нутро боли, я чувствовала, что моё решение так и останется только моим. Рука до хруста сжала похолодевшие пальцы.

— Да… потому что я не то, что ты искал.

Джеймс впервые взглянул на меня. На мгновение в голубых подсвеченных далёким солнцем глазах мелькнуло удивление — или мне просто этого хотелось. Я сглотнула ком и заставила губы разойтись в дрожащей улыбке. Уитлокк благодарно кивнул и, замешкавшись на секунду, направился к остальным. Я тут же прижала ладони ко рту, не давая рыданиям пробиться наружу. Слёзы — тихие и предательски честные — катились по щекам вне контроля. Воздуха не хватало, я давилась плачем, как в спину прилетело требовательное: «Эй, мисси!». Я вздрогнула, принялась скоро размазывать слёзы и пытаться задавить истерику глубокими вдохами влажного воздуха. Поравнявшись со мной, Джек помедлил, дёрнул губой и лишь потом яростно зашипел:

— Надо поговорить насчёт вчерашнего, дорогая!

— Что?.. — недоуменно пролепетала я.

— А! Думала, я ничего не вспомню, да? — Карие глаза ликующе блеснули. — А вот и нет! Ну, и что значили твои слова? — Сердце пропустило несколько ударов. Бросило в жар, затем спина похолодела. Видя оторопь на моём лице, кэп закатил глаза. — Про Дейви Джонса! Думала, не вспомню? Что ты говорила?

— Ничего, — выдохнула я. — Просто к слову пришлось, как фразеологизм.

Пират фыркнул.

— Поверь, дорогуша, гораздо страшнее. — Я дёрнула бровью. Джек недоверчиво чесанул ус. — И только? — Я кивнула.

Удовлетворившись молчанием, капитан Воробей на всякий случай недоумённо качнул головой и поспешил вернуться к остальным авантюристам. Я поплелась следом — не из интереса, а просто по инерции, так же, как и прожила большую часть дня. Кивала, когда требовалось, шла, когда шагали другие, стояла, когда останавливался отряд, пила, когда предлагали воду, молчала, когда пираты обсуждали маршрут. Меня вытолкнуло за рамки происходящего. Разум заперся в клетке с поздними сожалениями и бесправными обидами, душа погрязла в стойкой отрешённости. Вместе с тем я не чувствовала ни жары, ни усталости — только возрастающий страх. Думать не хотелось, но приходилось, несмотря на желание быть раздавленной катком, чтобы сравнять боль телесную с душевной. Берег моря оказался слишком далеко, когда подобно выстрелу грохнуло осознание — это страх одиночества. Я закусила губу, и вместо слёз проступили капли крови, не опасные своей предательской искренностью.

— Эй, мисс, пожуёшь? — Бойль заботливо толкнул в плечо и протянул кусок набившей оскомину рыбы. Отряд сделал первый привал на перекус где-то глубоко в джунглях. Я отрицательно покачала головой. Матрос пожал плечами и бесцеремонно уселся рядом на камень. — Чего это с тобой?

Отстранённый взгляд сполз с корней дерева и переместился на переплётные пальцы.

— Ром.

— Вроде ж не пила столько, — хмыкнул Бойль.

— С непривычки.

Пират с удовольствием жевал паёк, аж за ушами потрескивало. Выплюнув кости, он поддел меня локтем, требуя взглянуть на него.

— Что, — загорелое лицо озарилось подобием сочувственного понимания, — с капитаном повздорили? — Я медленно опустила глаза, носком сапога поскрёбывая ветку. — Да ладно, наладится всё, не переживай. Сейчас отыщем камень, и этот, Воробей, под ногами мешаться перестанет, и всё у вас станет как прежде. Поверь мне, — весомо добавил моряк.

Я провела ладонями по глазам и с недоверием взглянула на Бойля.

— Ещё один знаток отношений, — скептично протянула я. — Обычно сокровища всё усложняют.

Матрос хлопнул по колену.

— Да что там сложного-то? Забрать и готово! Другое дело золото на галеоне… Его ж абы на чём не вывезешь…

— Золото проще поделить.

— А камень легче вывезти! — настаивал на своём Бойль. Я закатила глаза и мысли оставила при себе. Но пират никак не мог найти иное развлечение, поэтому продолжил меня пытать: — Интересно, дорогой он? — Лицо разбойника расплылось в мечтательной улыбке. — А что бы ты с ним сделала?

Даже тяжёлый вздох с моей стороны не умерил в собеседнике пыла, а тонкие намёки никогда не были его сильным качеством.

— Отдала бы капитану. — Бойль выдвинул нижнюю челюсть, требуя уточнить. — Уитлокку.

Пират многозначительно хохотнул и отвлёкся на застрявшую в зубах кость, а я в попытке избавиться от его назойливого сопереживания сбежала к провианту, якобы желая утолить голод. И всё же подобная беседа помогла понять важную вещь: моё безрадостное выражение лица привлекает излишнее внимание, которого так хотелось избежать. Пришлось нацепить маску участия и псевдозаинтересованным взглядом следить за действиями команды, при этом не замечая их.

Долго абстрагироваться, с наслаждением мазохиста предаваясь душевным терзаниям, не пришлось. Очередной привал оказался не привалом — мы достигли того самого места. Я бы этого, наверное, и не заметила, если бы из транса меня не вырвала перепалка и бьющие по ушам крики. Гектор Барбосса, что всё это время вёл отряд с такой уверенностью, будто лично составил карту, остановился у небольшого озера. А вскоре спор между ним и Джеком о топографических способностях перерос в яростную словесную схватку, которая затем подобно водовороту затянула Барто и Уитлокка. Остальные с каким-то философским терпением наблюдали за пиратскими предводителями и вмешиваться абсолютно не желали. Вербальная баталия, несмотря на накал эмоций, сводилась к одному: в указанном месте озера не должно быть или в озере не может быть искомого места.

— Нужен просто другой взгляд! Более сведущий! — рявкнул Воробей, выдирая карту из когтистых рук Барбоссы. Тот хоть и знал о недурных способностях Джека по части загадок, отнёсся скептически и, решив поддеть извечного соперника, тыкнул в меня пальцем, даже не обернувшись:

— Ну так у неё спроси!

Я пропустила язвительные нотки мимо ушей и плавно приблизилась к бушующим пиратам. Джек вертел карту во всех плоскостях, но, очевидно, и сам прекрасно понимал, что толку от этого не будет. Барто разочарованно почёсывал затылок.

— Может, — пожал он плечами, — эта карта нарочно неправильная?

Барбосса закатил глаза. Уитлокк покачал головой, оспаривая:

— Нет, на наших всё так же было.

— Здесь птица, — хмыкнул Воробей.

— И как прикажешь тогда это толковать? — игнорируя Джека, обратился Гектор к Фениксу. — В дневнике не было подсказок? Ты всё верно перевёл?

— Уж не сомневайся, — обиженно фыркнул Барто.

— Здесь птица! — прикрикнул Воробей. Пираты обернулись к нему с некоторой долей раздражения. Указательный палец с изумрудным перстнем очертил пятно, и всем стало ясно, что на карте, ниже и левее центра острова, проглядывал силуэт птицы с распростёртыми крыльями, и крючковатый клюв указывал на помеченное крестиком место. После того, как каждый поочерёдно покрутил головой в поисках знакового орла, кэп растерянно протянул: — Ну… и что это значит?

Барбосса направился к упавшему дереву и саркастично бросил через плечо:

— Ты же тут «более сведущий»…

— Я думаю! — весомо заявил Воробей и вновь уткнулся в карту.

Постепенно мой взгляд, скользящий вслед за пиратским пальцем, становился всё осмысленнее. Новая загадка увлекла, отодвинув страдания на задний план.

— Путь к нужному месту от дельты, — заметила я, — он шёл вдоль реки. — На меня глянули со скептическим любопытством. — Но река высохла, после неё осталось озеро и… — Я умолкла под сердитым взглядом Барбоссы.

Барто возмущённо хмыкнул и пробурчал:

— Дожили… копать под водой…

Уитлокк с сомнением направился ближе к озеру, Джек упорно молчал. Карие глаза, снующие по карте быстрым придирчивым взглядом, то и дело поблёскивали от пролетавших в голове кэпа озарений, но изредка подёргивающиеся усы и сосредоточенное сопение говорили, что их гения недостаточно. У меня же в мыслях застряли слова Барто, как навязчивая реклама: «Копать под водой». Едва слышно я повторяла и повторяла эту фразу, словно надеясь подобным заклинанием вызвать демона с решением загадки.

— Не копать… — задумчиво и неосознанно ответил Джек на мою мантру.

В мозгу, как по канонам, раздалось звонкое: «Дзынь!».

— Ну конечно! — вскрикнула я. Воробей шарахнулся, закрывая ладонью оглушённое ухо, а шоколадный взгляд требовательно буравил мой лоб. — Вега не закапывал камень! В дневнике он писал про пещеру!

Глаза кэпа вспыхнули, одобрительно блеснули золотые зубы. Барто суетливо зашелестел страницами и прочитал: «…в одной из пещер тэйа».

— Весьма туманно, — Джек почёсывал бороду большим и указательным пальцем, — да и пещер поблизости не найти. А озеро… — кэп вытянул шею, вглядываясь в воду, — мелковато.

Я тут же скисла, как и Воробей. Мозаика вот-вот начала собираться, но детали всё равно не клеились. От пристальных взоров, скрупулёзно изучающих каждый миллиметр чертежа, карта вполне могла загореться.

— Зачем понадобилось обозначать два пути? — спросила я у Джека, а так как продолжать не торопилась, ему пришлось поднять на меня глаза. — «Санта-Анна» стала в дельте после того, как капитан Вега спрятал камень. Изначально он шёл в пещеры с юго-востока, с берега, где причалил корабль, — я провела пальцем по начертанному маршруту, — а второй путь отметил уже после, возможно, как более удобный и быстрый.

Джек повёл глазами и слегка качнул головой, легко звякнули украшения в волосах.

— Но зачем ему вообще понадобилось зарисовывать путь? — Его брови сползли к переносице, в сомнениях дёрнулись усы. — Он ведь хотел оставить сокровище здесь, да и в любом случае, знал дорогу.

— Может, не он? — предположила я. — Кто-то, кто хотел получить камень, но боялся, пока безумный капитан был жив, и решил подождать.

Лицо Воробья озарилось коварной улыбкой.

— Этот кто-то проследил за Вега и отметил место, а также путь, которым легче добраться, решил дождаться благоприятного момента и… — Джек фыркнул. — Как тогда карта оказалась в тайнике капитана? — Я открыла рот, но так и не нашла, что ответить. Несколько минут мы снова разглядывали карту, периодически обмениваясь взглядами, пока наконец кэп не вытерпел: — Пройдёмся по первому пути. Эта птица — не просто так.

Я согласно закивала. Всё это время, пока мы играли в сыщиков, оставшиеся не у дел пираты с интересом и долей раздражения наблюдали за нами, чему ни я, ни Джек не придали значения. Правда, капитан Воробей, проходя мимо Барбоссы, победно сверкнул глазами и многозначительно протянул:

— Более сведущий. Смекаешь?

Я улыбнулась про себя и поспешила следом за ним. Клубок распутывался: это не только увлекало, но и избавляло от ненужных мыслей и чувств. Близилась развязка, и теперь каждая секунда длилась втрое больше. Мы двинулись на юго-восток, по возможности сверяя скупые ориентиры. Постепенно густой лес сменился невысоким кустарником, холмистая равнина с сочной травой под ногами перешла в каменистую межгорную впадину. Никто не знал наверняка, как далеко идти и на что обращать внимание, путь прокладывался с большими допущениями, но чутьё Джека и проснувшаяся во мне интуиция единогласно сходились во мнении, что результат не заставит себя ждать. Так и случилось, правда, не столь однозначно, как мы надеялись.

— Горы, — нахмурившись, выдохнул Джек, когда впадина сузилась до размеров ущелья. — Половина пути… значит, впереди выход к морю. Ничего не понимаю, — недовольно забурчал он.

— Похоже, мы что-то упустили, — ляпнула я вполне очевидную догадку, за что получила укоризненный взгляд. — Может, воспользуешься компасом? — Джек вновь адресовал мне красноречивый взор, мол, и не надейся.

Пока капитан погрузился в «чертоги разума», бормоча под нос «священный остров», «народ тэйа», «пещеры и птица», «озеро вместо реки» и ещё много чего, остальные пираты, не разделявшие наших верований и гипотез, наблюдали с нескрываемым скепсисом и словно бы ждали момента, когда мы сдадимся, чтобы позлорадствовать. Разве что Уитлокк с Барто в который раз перечитывали дневник капитана Вега.

— Я не вижу птицы, — Воробей то и дело вертел головой, — почему нет птицы?..

На это недовольство отозвались звонкой тирадой тропические попугаи. Я с сомнением взглянула на тёмный силуэт на карте.

— Может, и не должно быть? — пожала я плечами. — Может, это аллегория, как кит. Да и вообще, судя по клюву, — кто это? — орёл, ястреб… Они тут разве обитают?

— Кит повторяет название — Исла-Баллена. И на этой карте его нет, их рисовали разные люди, — равнодушно проговорил кэп.

Я раздражённо закатила глаза.

— Ну ладно, что может значить твоя птица? Орёл. Допустим, орёл. Символ Испании? Может, поэтому Вега его изобразил? Или что-то вроде «мне сверху видно всё, ты та…»

— Верх! — Джек радостно схлопнул карту. В его глазах вновь полыхал огонь. Не тратя времени на излишние объяснения, капитан Воробей сорвался с места практически в обратном направлении,только теперь держался ближе к подножию гор. Хребет огибал восточную сторону и уходил на север острова, именно оттуда некогда стекала река. Прийти к догадке Джека и уж тем более добиться у него объяснения так и не вышло, а единственная логическая цепочка свелась к: орлы — высота — горы — пещеры, но почему следовало идти именно вдоль подножия было неведомо.

Кэп приказал смотреть в оба и искать что-то необычное: никто не прислушался. Мы преодолели несколько сотен ярдов, когда искомое необычное само нашло нас. Среди деревьев показалась чёрная стена скал, Джек заспешил туда, и через пару секунд из-за гигантских листьев фикуса донеслось ликующее: «Ага!». Когда же и мы чуть ли не бегом преодолели последние ярды, перед глазами предстала картина «Торжествующий капитан»: на небольшой поляне, огороженной торчащими из-под земли мшистыми булыжниками, что вплотную примыкала к скалам, издевательски сверкая самодовольной улыбкой нас встречал Джек Воробей, фривольно опираясь локтем на поросшую вьюном каменную статую. Монумент высотой в пару ярдов венчала весьма похожая голова — орлиная голова. Все замерли, ошарашенно хлопая глазами, затем, поначалу несмело, рассредоточились по поляне.

Не скрывая восхищения в голосе, я обратилась к кэпу: «Как ты догадался?», но тот лишь ответил излюбленной коварной улыбкой и многозначительным движением брови. Пират неспешно подошёл к Барбоссе, что придирчиво рассматривал обелиск, и не преминул заметить: «Птица. Говорил же». Гектор был явно не в настроении вести дуэль с Джеком за уязвлённое самолюбие и потому в который раз закатил глаза. На этом моменте закончилось и всякое ликование: следующие три четверти часа мы осматривали, ощупывали, опробовали каждый фут, каждый дюйм местности, пытались двигать камни и копать под ними, скребли скальную породу, стучали по стволам деревьев — но так ничего и не нашли. Силы уменьшались пропорционально нарастающему гневу.

Я нервно вымеряла шагами поляну, сапоги скользили по влажной и жёсткой траве. Карта уверенно и неумолимо требовала идти дальше — только куда и как? Сокровище было так близко, это каждый чувствовал, потому не хотел сдаваться, но неподдающаяся загадка Исла-Баллена могла принудить к капитуляции. Чья-то шутка, мол, у нас-то времени много, чего переживать, вызвала нервный, раздражённый смех. Напрягая извилины, пираты погрузились в раздумья, но мысли кружили вокруг одних и тех же бесполезных догадок. Мне не давала разочарованно успокоиться и опустить руки пресловутая женская интуиция, навязчиво скреблась на задворках души, подбирая остатки хитрости, и словно бы нашёптывала: «Это ещё не конец». Я бормотала это снова и снова. Сапоги оставляли заметные следы на мягкой земле, после меня получилась уже целая тропа.

— Ты в порядке? — тихо прозвучало из-за спины. Я резко и машинально обернулась. Джеймс был совершенно спокойный, усталый; влажные от испарины волосы слегка вились. Проглотив комок, я выдавила:

— Это не конец. — В душу вновь с боем пытались прорваться тёмные чувства, изводившие меня полдня. Я отошла ближе к скале и повторила: — Не конец.

Джеймс заикнулся, пытаясь что-то сказать, но его перебило восклицание Джека Воробья:

— Голова! — Все обернулись к нему. — Эта голова не туда смотрит, — уверенно заявил пират, направляясь к статуе.

— Да, черт возьми, — проскрипел Барбосса, — на юго-восток, а на карте — на север. Надо повернуть.

Джеку не требовалось подобных команд, он уже пытался свернуть верхний камень. Уитлокк тут же вызвался помощником, а я заинтригованно замерла на месте. Простоявший десятилетия под властью дикой природы монумент не спешил поддаваться пиратам. Капитаны отчаянно пыхтели, вцепившись пальцами в гранённые углы, им на помощь шагнули Флойд и Кин, как вдруг орёл, словно по собственной воле, обернулся на север. Гулко щёлкнуло что-то массивное. Барто так и не успел закончить свой удивлённый присвист. Я так и не успела налюбоваться на победно сверкающую физиономию Воробья: почва под ногами прогнулась, и до того, как глаза Феникса испуганно расширились, тело камнем рухнуло вниз. Приземление вышло скорым и ужасно твёрдым. Но и это ещё не конец! Подобно жуку на спине, мельтеша лапками, я безвольно покатилась по мокрому камню куда-то под уклон в абсолютной темноте. Кричать и цепляться — всё, что я могла, считая спиной выступы. Крики оглушали, попытки остановиться лишь добавляли синяков. Наконец, получив мощный толчок в рёбра, я вылетела из тоннеля, как из пневмопушки, и с глухим стуком приземлилась в заросли травы. От удара дыхание спёрло, кислород выбило из лёгких, каждый вдох походил на хрипы не до конца повешенного бедолаги. Перед глазами мельтешила паутина тёмных кривых ветвей. От завывающего ветра стыла взбудораженная адреналином кровь. Боль, расходившаяся по всему телу, сковывала сознание, и лишь лазурно-синее небо с дымкой облаков — высоко и недостижимо — успокаивало: до ада ещё далеко.

Пролежав достаточно, чтобы привыкнуть к боли и перестать задыхаться, я наконец перевалилась вперёд и уселась на колени. Над головой в беспорядочном переплетении сходились сухие ветви старых высоких деревьев, которые забила буйная молодая поросль. Длинные тонкие стебли сочной травы шли волнами, когда поток ветра склонялся к земле. Окружая неприступным кольцом, к небу уносились крутые каменные стены, точно древний великан вырезал в горе колодец. Местами на крохотных уступах мостились жалкие кусты растительности. За спиной гудели искажённые эхом голоса — из тоннеля, а впереди ярдах в тридцати-сорока чернела сталагмитами хищная пасть пещеры. Я так и просидела, не сводя глаз с поблёскивающих каменных клыков, пока из тоннеля не вырвался радостный гул: «Я вижу свет!».

Вскоре из темноты показался факел, поочерёдно обрисовывая живописно окрашенные смятением, шоком, страхом и удивлением лица морских разбойников. Даже капитан Барбосса, за свою жизнь видавший многое, неуклюже вывалился из тоннеля и замер, а оторопь в нём выдавал лишь медленно и несколько растерянно ползущий взгляд.

— Диана, ты жива? — Джеймс не сдержался и, впихнув факел в руки Барто, в секунду оказался рядом.

— Вопрос на миллион долларов, — саркастично отозвалась я, поднялась, прикусывая губу, и только потом взглянула на Феникса: моего юмора он не уловил. Несмотря на серьёзность ситуации и трещину в наших отношениях его глаза так и говорили: «Хватит храбриться! Можешь уткнуться мне в плечо, рыдать и жаловаться, что у тебя всё болит». Всё же я наскребла сил на бодрую улыбку и тут же переключилась на Воробья. — Попытался убить меня. Снова! — Джек повёл глазами и плавными жестами пальцев несколько раз показал на Уитлокка и на себя, мол, не я один виноват. Я фыркнула и указала через плечо: — Там.

Вход в пещеру хоть и оказался поблизости и на видном месте, чтобы добраться к нему, пришлось изрядно потрудиться: его отделяла пропасть шириной не больше четырёх пяти ярдов. Прыгать никто не решился, даже с шестом. Пару часов ушло на поиски в скудных зарослях подходящего ствола и сооружение не бог весть какой надёжности моста. Затем кидали жребий на право испробовать его, и по иронии не повезло Барто, Воробью и мне. Джек, как заправский эквилибрист, ловко перебежал на ту сторону, одноглазый старпом преодолел путь в два прыжка. Мне надлежало идти следом, но сыпавшаяся с дерева труха и спасавшаяся бегством многоногая живность отнюдь не вдохновляли. Поняв, что Уитлокк снова поведёт себя по-джентльменски, пытаясь помочь, а я сорвусь вниз из-за чувства неловкости, я прилипла к стволу четырьмя конечностями и переползла на другую сторону — не грациозно, зато наверняка. Барбосса со своим протезом и то управился быстрее, так что мелькнул в голове вопрос, кто же из нас калека.

Выстроившись рядком, как на школьной линейке, мы уставились в темноту в благоговейном молчании. Веяло холодом — но отнюдь не тем, что бывает в поздние ноябрьские дни, когда лёгкий мороз схватывает тонкий покров снега, а утреннее солнце приятно согревает замерзающие щеки. Нет, от этого холода мурашки сбегали по спине суматошными толпами, в районе солнечного сплетения скукоживалось непонятное нечто, и казалось, будто кто-то невидимый слегка сдавливает шею ледяными пальцами. Тёплый рыжий свет факела робко отогнал тьму, обрисовывая уродливые рельефы выдолбленных у входа голов — то ли череп, то ли странное безносое божество — и остатки надписей.

— «Путь закрыт. Этот путь проложен мёртвыми, и мёртвые хранят его. Путь закрыт». — Мой голос прозвучал внезапно, одновременно пугающе и жалко. Некоторые тут же перекрестились, а Барбосса подозрительно хмыкнул.

— Ты знаешь, что здесь написано? — спросил он таким тоном, что я сотню раз пожалела о хорошей памяти на цитаты.

— Просто предположение. Это весьма красноречивое предупреждение: «Не ходи туда». — Я передёрнула плечами. — Только у меня плохое предчувствие? — спросила я, неотрывно глядя во тьму. Со стороны Гектора донёсся раздражённый вздох, и, наверняка, он закатил глаза и разве что не добавил пренебрежительное: «Женщины!». Зато Барто не сдержался и негромко проговорил: «Тьфу тебя, дьяволица, ещё чего накаркаешь!».

Загорелись два факела, и, обменявшись взглядами, вереница искателей сокровищ погрузилась во тьму пещеры. Я держалась в голове отряда ближе к кэпу или факелу в его руке. В нос полез запах земляной сырости, по коже прошлись мурашки. Шаг за шагом дневной свет таял за спинами. Удары сердца гулко и ощутимо отдавались в груди. Потолок грота тянулся к людям плетями тщедушных корней, постукивал по плечу кусочками обвалившейся земли, недовольно цыкал звонкими каплями. Эхо заставляло оглядываться по сторонам, создавая иллюзию преследующей нас армии, топающей невпопад и не желающей сохранять скрытность. Резная рамка выхода ещё не исчезла из виду — с потолка сорвалась шумная стая летучих мышей. Хлопанье сотен крыльев ударило по ушам, все инстинктивно пригнулись, а я ухватила Джека за руку. Когда грот вновь погрузился в холодную тишину, кэп адресовал мне долгий взгляд и лукаво улыбнулся; я тут же выпустила его руку и тряхнула головой. Ещё через дюжину ярдов грот резко перешёл в узкий сводчатый тоннель: влажный потолок висел низко, порой цеплял волосы каменными когтями. По стенам позли лишайники. В проходе с трудом можно было идти вдвоём, да и то временами прижимаясь плечом к плечу. Утробный гул заложил уши, затряслись поджилки, внутри всё напряглось. Тело сжалось, точно в плотно затянутом корсете. Нос и руки похолодели, изо рта вырывались бледные облака пара. Шаги стали осторожнее и тише. Низкие звуки, периодический шорох — то ли из-за осыпей, то ли от чьих-то ног, подвывание ветра или кроющегося во тьме хищника: кровь холодела, глаза напрасно таращились в черноту в попытке разглядеть то таинственное, что кроется за светом факелов. Похрустывал мелкий камень под сапогами. Перед очередным поворотом все приостанавливались, пропуская вперёд яркое пламя. Рука стискивала покрытый росой эфес шпаги. Узкий проход вился, точно змей, уходил в сторону, затем возвращался.

Вдруг сапоги перестали шуршать — мы ступили на твёрдый камень. Тоннель расширился, поднялся вверх и уткнулся в скалу. Огонь плясал на гладких стенах, под ногами поблёскивали лужицы невесть откуда взявшейся воды. Джек осветил потолок, чёрные каменные своды и провёл пальцами по стене, в которую упирался проход. Булыжники почти одного размера плотно прилегали друг к другу, так что и лезвие кортика не вставить. Было ли это случайным обвалом или кто-то нарочно замуровал дверь оставалось только гадать, поэтому вскоре разгорелся спор, нужно ли разбирать эту груду камней? Сколько на это уйдёт времени, да и стоит ли оно того? И всё же капитаны сошлись на том, что попытаться можно: на путешествие по пещере ушёл один факел, ещё один решили потратить на разбор завала и, если ничего не выйдет, возвращаться обратно с третьим. Мужчины принялись за дело, меня превратили в Статую Свободы: всучили факел и приказали замереть в удобном месте. Свет тут же запрыгал по стенам, и я поняла, что у меня трясутся руки. Камни лежали намертво, точно срослись между собой, и поддаваться не хотели. Тогда Барто, с деловитым видом растолкав «молодёжь», вытащил пистолет и принялся возиться с чем-то, сгорбившись в три погибели. «Назад», — приказал старпом, отобрав у меня светоч. Все отошли на несколько шагов, старик что-то поджёг и в три прыжка оказался рядом. Через секунду грохнуло, посыпались мелкие камни. Я так и не поняла, какую магию сотворил Барто, но после того как с огромным трудом очистили верхний слой, работа пошла быстрее и легче. Прошло несколько часов, мне хотелось завалиться в гамак, факел догорал. Нисбет отшвырнул массивный камень и тут же вскрикнул: его рука провалилась в пустоту. Все вздрогнули и, как по команде, склонились, напряжённо вглядываясь в дыру. Быть может, то была игра света, но мне показалось, как из провала поползли тонкие серовато-сизые плети тумана. Воодушевлённые ненапрасным трудом, пираты кинулись разгребать завал с новой силой, меня же оттеснили подальше, заставив наблюдать, как из-за их голов вылетают освобождённые камни. Взгляд цеплял лишь неровную прореху, точно обгоревшие края бумаги. За ней громоздилась непроницаемая и словно бы осязаемая — тьма. Наконец, проход достаточно расширился; пираты выровнялись и благоговейно уставились в дыру. Явно этот тайм-аут нужен был, чтобы решить, кому достанется право первооткрывателя. Несло сыростью и тошнотворной затхлостью. Тихий гул выбрался из пролома и рассыпался по тоннелю.

— Ну? — первым подал голос Барбосса. — Есть желающие?

Матросы тут же взяли самоотвод, плавно перемещаясь на задний план.

— Дамы вперёд, — с благородством пропел Воробей, подталкивая меня локтем. Я аж воздухом подавилась от возмущения.

— Точно, вот ты и иди, — вернул ему Уитлокк.

Я неуверенно сунула факел в пасть тьме. Словно бы ничего не произошло. Свет пламени скукожился вокруг тряпки, и ни одна искра не срывалась и не уносилась прочь.

— Жуткое место, — передёрнула я плечами и отступила на пару шагов.

Кэп хохотнул и, спохватившись, шикнул сам на себя.

— Будь это место обычным, никто не стал бы прятать здесь клад, — резонно заметил Воробей.

Уитлокк поджёг новый факел. Опробовав ногой почву по ту сторону, Феникс просунул туда руку с факелом, пригнулся, вглядываясь во тьму. В ответ на его «прощальный» взгляд Джек Воробей заботливо заверил:

— Я позабочусь о твоём корабле. Если что.

Джеймс закатил глаза и исчез в темноте. По отблескам пламени можно было догадываться, что капитан замер и решил осмотреться. Мы затихли, ловя каждый манёвр пляшущего огня. Пальцы впились в древко факела.

— Вперёд!

Барбосса и Джек шарахнулись назад, я подпрыгнула и неестественно вскрикнула, пираты за спиной выругались: в проломе появилась сосредоточенная мина Уитлокка.

Следующим направился Гектор. Джеймс тут же заулыбался не в свойственной ему манере: «Вашу руку, мадам», помогая тому не застрять и не прервать наши планы. За шкипером с тщательно скрываемой опаской юркнул Джек. Настал мой черёд. Пригнувшись под острым выступом, я умудрилась уронить факел в единственную лужицу. Барто с матросами, наверняка, послали мне в спину проклятья, так как вынуждены были теперь следовать за оставшимся огоньком.

Под ногами похрустывали дряхлые сучья. Пламя нервно плясало; с трудом угадывались сосредоточенные силуэты капитанов, сгрудившихся спина к спине. Я почти прижалась к Джеку, слышала его напряжённое сопение и видела опущенную руку. Так, на всякий случай, я знала, за что хвататься.

Бескрайняя могучая тьма окружала и давила. Возросло ощущение собственной ничтожности. Ни единого звука, кроме тех, что издавали мы. Ничего не было видно дальше вытянутой руки. Что там, за границей тёплого света? На ровной площадке ли мы или на краю пропасти? Кругом торчат острые каменные клыки или подобно колоннам сталагнаты поддерживают купольный свод? Быть может, на нас глядят из этой тьмы доисторические чудовища, чей покой мы рискнули нарушить, а с их предвкушённо раскрытых пастей медленно стекает вязкая слюна? Я вздрогнула с тихим присвистом и покрепче сжала рукоять шпаги.

Над моим плечом проступил профиль капитана Воробья с активно шмыгающим носом. Кэп поводил головой из стороны в сторону, втягивая воздух, приподнял подбородок, бросил крошечный камень, и его глаза ярко блеснули. Присев и проведя пальцем по земле, пират изрёк многозначительное и весомое: «Хм». К нему тут же обернулись, ожидая заслуженного пояснения. Дёрнув усами, Джек мгновенно выхватил у Уитлокка факел и швырнул его в сторону. Возмущённое восклицание так и не успело сотрясти воздух — по левую руку с гудением вспыхнул столб огня.

— Горючая смесь, — пояснил Джек, с довольной улыбкой любуясь нашими недоумевающими физиономиями. Пламя разгоралось ярче. В воздухе повис запах гари. Огненная дуга направилась к нам и… исчезла. Радостная мина тут же сползла с лица Воробья. — Не понял… — Кэп и я следом шагнули ближе, как вдруг полыхнуло за спинами. Я шарахнулась в сторону и едва не упала: мы буквально стояли на краю бездны. Испуганный крик поглотило молчание пещеры. Две огненные спирали, шипя и озаряясь вспышками, закручивались к центру, подсвечивая каменную тропу. Как заворожённые, мы следили за адскими плясками пламени. Огненные ленты очертили два кольца и сошлись в центре. Всё ещё сокрытый в полумраке свод пещерного зала подпирали природные колонны. Спиральный мост возвышался над огнём на пару-тройку ярдов.

Я медленно опустила глаза, чтобы убедиться, что больше не свалюсь. Из горла вырвался краткий вопль. Я подпрыгнула, отскочила в сторону, к Джеку. Под ногами захрустело. Я завертелась волчком. Взгляд в исступлении метался по залу. Кости, черепа, потерянные конечности, истлевшие скелеты — раскрошенные, разбитые, изувеченные. Повсюду. Под ногами. У стен. Среди огня. Жуткие, искажённые ужасом, глядящие на нас. Кто-то коснулся руки. Я заверещала, дёрнулась. Джек рванул на себя, и я ткнулась носом ему в плечо, тут же зажмуривая глаза. Сердце колотилось бешено. Хотелось бежать прочь сломя голову, но казалось, что теперь меня никто не отпустит.

— Ммм, мисси, руку сломаешь, — натужно проговорил кэп. Оказалось, мои пальцы с неистовой силой впились ему в запястье. Я разжала ладонь, потом несмело оторвалась от плеча и раскрыла глаза. — Они уже мёртвые, успокойся, — серьёзно произнёс Джек. В золотистых глазах отражался мой безумный перепуганный взгляд.

Я медленно кивнула и нерешительно посмотрела вперёд. Барбосса наблюдал за женской истерикой со скучающим интересом и даже долей понимания. Уитлокк, убедившись, что разум при мне, поспешил отвести взгляд. Мы двинулись по спирали к центру. Я тщательно сдерживала мысли о кругах Ада. Каменный мост внушал доверие, гигантские монолиты плотно прилегали друг к другу. Поблёскивала влага. Капитан «Мести», уверенно двигавшийся впереди, периодически брезгливо сбрасывал с тропы кости, и уж явно не из заботы обо мне. Барто с матросами так и остановился у выхода, не стесняясь возмущаться по поводу того, на кой чёрт понадобилось сюда лезть. От бодрого настроения не осталось и следа.

Глаза Джека Воробья жадно поблёскивали в предвкушении: он первым разглядел возвышение в центре и что-то похожее на сундук и тут же ускорил шаг. Барбосса, почуяв соперничество, заковылял резвее, так что мне с Уитлокком пришлось спешно догонять обоих капитанов. Квадратная площадка в полюсе спирали была меньше двух ярдов шириной, создавая опасность (а для кого-то возможность) неосторожного падения. Чем ближе становилось сокровище, тем настороженнее скользил взгляд и реже вспоминалось о дружбе.

Сундук был вытесан из прочного светлого камня. В локоть шириной и высотой, по длине в пару футов. Конструкцией и сдвижной крышкой он мне напомнил сундук с проклятым золотом ацтеков на Исла-де-Муэрте. В голову полезли непрошеные и опасные мысли. Мы остановились вокруг сокровищницы. Скрестились вопросительные взгляды, подсвеченные недоверчивым восторгом. «Неужели?! — взорвалось в голове. — Так близко! Всё реально!» Барбоссе надоели церемонии, он решительно упёрся в крышку. Джек заинтересованно вытянулся.

— Погодите! — воскликнула я.

Лицо шкипера скрасилось негодованием, верхняя губа сердито приподнялась. Пират прижёг меня взглядом сквозь прищуренные глаза.

— С чего вдруг? — В голосе слышалось открытое раздражение.

Я посмотрела на Уитлокка, затем на Воробья и ответила:

— Вот так просто? Мы так долго сюда добирались, через столько всего прошли и вот так запросто его откроем?

Подёрнутые желтизной глаза Гектора очертили гневную дугу.

— Простите, мисс, я не в настроении для торжественных речей! — саркастично прохрипел старый пират и налёг на плиту. Я отступила на шаг, чтобы камень не расплющил ноги. От напряжения на обветренных пятнистых руках Барбоссы проступили вены — крышка не поддалась. Одноногий запыхтел, всем весом налегая на плиту, затем потянул в обратную сторону — без толку. Помощь других капитанов не принесла никаких результатов.

— Наверняка, здесь тоже какой-то секрет, — вынес вердикт Воробей.

Я закрыла лицо руками, качая головой.

— Именно, — сорвался вздох, — по законам поисков сокровищ всё не может быть так просто. Где ловушки, испытания и прочие меры безопасности? — Пираты дружно проигнорировали меня.

Барбосса злобно стукнул по сундуку кулаком, затем медленно расправил ладонь и скребанул когтями налёт. Откололась небольшая пыльная пластина. Пока шкипер очищал поверхность, Джек Воробей возился с крышкой, пытаясь вставить лезвие сабли в щель. Уитлокк осматривал площадку на предмет рычага или секретного «ключа». Капитаны, орудовавшие с сундуком, ненавязчиво отстранили меня подальше.

Я нервно постукивала ногой, скрестив руки на груди.

— Боже, я сейчас сгорю от нетерпения!

Кэп разочарованно убрал саблю и за между прочим ответил:

— Что ж, тогда финалом насладятся твои тлеющие останки.

Внимательный кареглазый взгляд изучал каждую трещинку на камне, каждый выступ. Пальцы пирата аккуратно прошлись по боковым стенкам, затем Джек переключился на поверхность крышки: Барбосса как раз закончил её очищать. Я вытянула шею и заинтересованно закусила губу. Воробей наклонился к самому сундуку и едва ли не кончиком носа прошёлся по вырезанным в камне рисункам: на первый взгляд, две чаши, соединённые несколькими волнистыми линиями.

— Смотри, надпись, — указал Гектор на торец крышки. Глаза Джека моментально сместились туда.

— Испанский. Опять, — недовольно пробурчал пират. — Если я правильно понимаю…

— «Человек не откроет», — безэмоционально закончил Уитлокк из-за его плеча. Воробей дёрнул подбородком. — Теперь не так туманно.

Джек резко выровнялся. Весь его вид говорил о натянутом до предела самообладании, и, будь мы на борту «Чёрной Жемчужины», принадлежи её команде, капитан с радостью спустил бы на нас всех собак и собственное кипящее разочарование.

— Чудно! — Воробей упёр руки в бока. — У кого есть идеи?

Идей не было ни у кого. Ещё несколько часов кряду мы провели около сундука в бесплодных попытках разгадать очередную головоломку или взломать сокровищницу силой. Джек не прекращал ворчать, мол, «некоторым леди не мешает держать язык за зубами», а не жаловаться, что всё слишком просто. Я отвечала мудрым молчанием, нисколько не чувствуя за собой вины. Постепенно пещеру заполнила духота, и капитаны приняли волевое решение возвращаться. На обратный путь мы затратили втрое меньше времени, Барто нёсся впереди всех чуть ли не бегом, увлекая за собой остальных.

Небо золотилось закатом. Несмотря на уязвляющую самолюбие некоторых неудачу, на свежем воздухе настроение окрасилось оттенками позитива. Дышалось свободно. Ночевать решили в каменном колодце. Собрали дров, запылал костёр, желудки пополнились запасённой едой и ромом. Разговоры велись неохотно, через силу, чтобы разогнать тоску. Капитан Воробей, как и Барбосса, был погружен в свои мысли и на происходящее никак не реагировал. Уитлокк в который раз листал дневник испанца, и, мне думалось, что он галантно берёт самоотвод, прячется за дряхлыми страницами, чтобы не встречаться со мной взглядом.

Я сидела в обнимку с бутылкой рома, позабытой кэпом. Взгляд потонул в глубине костра. На душе снова стало скверно. Мыслить не хотелось, потому что думалось не о том. В очередной раз бросив украдкой взгляд на капитанов с их философской задумчивостью на лицах, я поймала себя на радости — совершенно неуместной, с их точки зрения. Очередная головоломка давала отсрочку, может, и не существенную даже. Но сейчас Эфир Власти — точно таймер на бомбе замедленного действия. Как только он окажется, так сказать, в наших руках, всё изменится — как по щелчку. Не будет больше мирных посиделок, дружеских подтруниваний и ромовых советов. Конкуренция разгорится по новой, только теперь правила игры станут куда жёстче. Каждый устремится поскорее избавиться от поводка на шее, а участь бывших союзников будет беспокоить не больше, чем судьба встречного прохожего пьяницы. Станет ли невозможность выбраться с острова сдерживающим фактором? Или первые проигравшие составят компанию скелетам в пещере? Близость камня вопреки ожиданиям не стала спасением. Продираться к нему сквозь тернистый путь, сражаться, искать, мечтать об обретении — в этом был пиратский дух, авантюризм, да даже пресловутая романтика. Мы думали о здесь и сейчас, но после находки этого дня вряд ли кто-то не продумал дальнейший ход партии. Клинки неизбежно оголятся, вопрос только в том, как скоро это произойдёт.

Лагерь наполовину спал. В бессоннице коротали время я, Барбосса и несколько матросов, доигрывающих партию в кости — на ещё не поделённое испанское золото. Шкипер задумчиво поскрёбывал когтями редкую бородку, подбрасывая протезом мелкие сучья в костёр. Старый капитан почувствовал мой оскорбительно долгий взгляд и, не повернув головы, язвительно поинтересовался:

— Что, тискать больше некого?

Я сперва непонятливо изогнула бровь, затем опустила глаза к бутылке рома в руках.

— Как по-вашему, — помолчав, в сомнениях заговорила я, — похожа я на пиратку?

Тёмный проницательный взгляд тут же обратился ко мне. Я прикрылась бутылкой, как щитом. Барбосса сделал несколько глотков, сплюнул и усмехнулся:

— А ты знаешь, с каким звуком клинок рассекает плоть? Как трещат кости под саблей? Видела, как моряков на части разрывает пушечным ядром? Знаешь, от какого удара раскалывается череп? Как жгут пули? Или, может, знаешь, какова на вкус перемешанная с порохом кровь? — Я с трудом проглотила слюну, сжавшись в комок. Барбосса криво усмехнулся и добавил: — Распитие рома и ношение побрякушек ещё не делает тебя пиратом.

После такой отповеди и речи не могло быть о спокойной ночи. Долго я лежала на спине, разглядывая звёзды, точно в планетарии, пока огоньки не стали расплываться. Веки постепенно закрылись. Меня всё-таки сморило. По крайней мере, это была первая мысль, когда я резко подорвалась на примятой траве от мелодичного перезвона. В тёплой ночи стрекотали цикады. Пираты умиротворённо сопели, но костёр горел слишком ярко. Ветер, взявшийся словно из ниоткуда, забавлялся с искрами. Я была вполне уверена, что сплю, но гостья, будто отделившаяся из ночной темноты, казалась в равной степени реальной. «Тебе привиделось», — шарманкой зазвучал внутренний голос, однако знакомое волнение ощущалось вполне натурально. Я заговорила первой, но вопрос прозвучал отчего-то нерешительно:

— Зачем ты здесь?

— Чтобы помочь, — благодетельно улыбнулась Дестини. Она проплыла к костру, провела рукой над пламенем и опустилась на колени почти у самого огня, точно напротив. — Вы так близки.

Я поджала губы. В голову хлынула лавина вопросов — неминуемая при каждом появлении ведьмы. Кто она на самом деле? Как оказалась здесь? Откуда так много, непозволительно много знает? На что способна? И что, в конце концов, ей нужно?.. Хотя, пожалуй, на последний вопрос ответ имелся: в этом мире будто всем и каждому нужно было одно и то же — камень. То, сколько усилий было положено на его сокрытие и поиски, как минимум, разбивало все доказательства его обычности.

— Помнишь наш первый разговор? — Большие тёмные глаза плавно сместились в мою сторону. Проницательный взгляд считывал каждую эмоцию, каждую тревогу.

Как я могла забыть! Чем ближе камень, тем ближе неминуемая развязка: «Кому достанется ваша находка?». Претендентов больше, чем достаточно, а, когда камень предстанет перед нашими глазами, вряд ли речь успеет зайти о справедливом дележе. И всё же… Дестини говорила не об этом, а о выборе, что, по её словам, сулила мне судьба. Поселив в душе постоянный эгоистичный страх, гадалка вместе с тем зародила надежду на избавление от этого выбора. «Я спасу их обоих. Твоя печаль в тот момент будет лучшим казначеем». С самого разговора в шумной таверне на Тортуге, каждый раз, как наши жизни болтались на волоске, я тайно молилась, чтобы этот момент не наступил, ибо не знала, смогу ли принять требуемую плату. Но с недавних пор я осознала, хоть отчаянно не хотела признавать, что удивительная везучесть, завидная живучесть, покровительство Судьбы — всё это скоро закончится. Доказательством тому служило видение, при воспоминании о котором по-прежнему нутро сковывал холод. Дестини явилась вовремя.

— Ты говорила, передо мной будет выбор: погубить одного, чтобы спасти другого. — Гостья медленно прикрыла глаза. — Джек и Джеймс… речь о них… — Голос дрогнул. — Кого-то из них ждёт неминуемая гибель? — Молчание. Я подалась вперёд. — Но… но ты ведь можешь его спасти? Раз знаешь об этом!

Дестини склонила голову и успокаивающе улыбнулась.

— Увы, дорогая, — сочувственно вздохнула она, — будущее изменчиво. Над ним властно лишь Время. Судьба решает, чему быть. Я же вижу лишь отголоски. Поэтому мне не ведомо, кого из твоих спутников Смерть заберёт непременно. — Я опечаленно опустила голову, поджав губы. — Но к чему гадать? — неожиданно напористо заговорила Дестини. — Я же обещала, — широкая улыбка засветилась, едва я подняла взгляд. — Заключим сделку: я спасу обоих дорогих твоему сердцу пиратов, а ты взамен отдашь мне…

— Камень, — резко закончила я.

Густые брови ночной гостьи удивлённо дёрнулись. В глазах полыхнул огонь. Усмехнувшись чему-то, Дестини качнула головой.

— Не совсем так. — У меня внутри всё натянулось, точно штаг. — Тот кристалл, что вы любовно зовёте Эфиром Власти и что вскоре окажется в ваших руках на самом деле лишь часть. Отколовшаяся половина. И заключённое в нем могущество лишь половина всей силы. Воссоединённый, этот камень способен сотворить грандиозные вещи. Эта сила не для людей, с ней не управиться. Да и к чему обычным морякам и воякам, алчущим сокровищ и званий, такая сила? Правда, никто из твоих друзей о настоящей ценности этого кристалла даже не подозревает. Вторую часть обычному человеку не отыскать. Не имея уже половины. — Дестини посмотрела мне в глаза, и я не смогла отвести взгляд. — Дороже двух капитанов в этом мире у тебя никого нет, поэтому вполне справедливо, если я потребую целостный, воссоединённый камень в обмен на их жизни — по половине за каждого.

Гадалка погрузилась в терпеливое молчание. С трудом сбрасывая гипнотическое оцепенение, я запротестовала:

— Но… я и так натворила слишком много! Мне придётся пойти на предательство, чтобы добыть половину! А что тогда потребуют поиски целого камня?! Как я это объясню?!.. И кем стану после? — Я часто закачала головой. — Нет, я не могу. Я отдам тебе этот камень — половина он или нет!

Улыбка на её лице похолодела.

— Тогда и я спасу лишь одного, — сурово заявила Дестини. И я искренне обрадовалась этим словам: отказ страшил куда больше. Едва увидев её, я поняла, что плата будет высокой, и, к счастью, жуткий кошмар с острова Хатэна, всё ещё терзавший по ночам, стал светом в конце тоннеля. — Тебе придётся выбрать. Сейчас. — Голос звучал издевательски. Пугающе. Дразняще. — И чью же жизнь ты предпочтёшь спасти? — выразительно спросила она.

— Джек… — пискнул сиплый голосок. Я подняла голову. — Половина камня за жизнь Джека Воробья.

По смуглому лицу скользнула тень недоброго удивления. Она глядела на меня испытующим взглядом сквозь пламя… или прямо из него? Такой исход она не предполагала, думала, что сдамся, но я чётко понимала, что ставлю на карту.

— Почему он? — наконец спросила Дестини скучающим тоном.

— Джек вечно лезет на рожон. Это его погубит, я знаю. — Ответ прозвучал вполне убедительно, хотя перед глазами всё ещё отражалась картина — истинная причина, видение, как Джекки гибнет от моей руки.

Гостья развела руками.

— Что ж, ты уверена? Учти, если ты ошиблась, сожаление будет напрасным.

— Его не будет, — отрезала я.

— Тогда дай руку.

Я покорно протянула левую руку прямо сквозь пламя: огонь сошёлся над запястьем, но не обжёг, не обдал жаром. Дестини игривым движением чиркнула длинным ногтем на большом пальце по зубу и молниеносно поставила отметину на запястье.

— И это всё? — спросила я, глядя на краснеющий кровью крестик. — Как мы откроем сундук?

— Не вы, — дёрнула плечом ведьма.

— А кто? Там сказано: «Человек не откроет». Ты?..

Дестини негромко рассмеялась.

— Нет, конечно, нет.

— Ну а что для этого нужно?

Гостья поднялась.

— У тебя есть всё необходимое. А теперь — просыпайся.

Тут же в лицо прилетели холодные капли. Я резко распахнула глаза. На меня таращились пираты, окружив плотным кольцом. Проведя пальцем по щеке, я понюхала жидкость.

— Ром?!

— Ты не просыпалась, — полусердито бросил Воробей. В его руке была бутылка.

Убедившись в моем здравии, пираты разошлись по своим делам. В колодец солнце не попадало, но раннее утро давно близилось к полудню. Капитаны вновь собирались в пещеру. Барто отказался, сославшись на ноющие кости. Матросы, кроме Бойля и Кина, тоже присоединиться не захотели. Уитлокк с Джеком что-то обсуждали на грани спора. Взгляд сполз к земле, покрался сквозь примятую траву и сначала бегло, затем медленно и осторожно поймал в фокус запястье левой руки. «Чёрт!» — я быстро раскатала рукава и для уверенности испачкала кожу травой.

— Диана, — я обернулась к Джеймсу, — ты с нами?

— Нет, пока что пас. Там… неуютно.

Проходивший мимо Барбосса подавился презрительной усмешкой. Пираты нырнули в пещеру, а я откинулась на траву. Пахло свежестью. По сочному голубому небу ползли облака — всё больше с сизыми разводами, сбитые, предваряющие грозу. «У тебя есть всё необходимое». Жестокая ирония. У меня не было ничего. Никого. Только воспоминания — никому, кроме меня, не нужные. Только иллюзии и надежды. И я оказалась настолько беспомощна, что даже в борьбе за иллюзорные возможности должна была уповать на чужую помощь. Как же это осточертело! Бояться, торговаться, выпрашивать, уговаривать и жить верой в светлое будущее, в счастливое когда-нибудь. Разве этого я хотела? Об этом мечтала? Возвращение, стоило ли оно того? Воспоминания словно кандалы — и не только на мне. Где тот универсальный ключ?..

Пальцы скользнули по отметине на запястье. В клочке неба над колодцем носились резвые птицы, весело покрикивая с высоты, хвастаясь свободой. «Судьба, говоришь? — мысленно ухмыльнулась я воображаемому лицу ведьмы. — Мы сами творим свою судьбу!»

— Барто! — Я резко села. Старик мотнул головой. — Можно мне дневник Вега?

Старпом заинтересовался.

— Зачем тебе?

— Язык подучу, — пожала я плечами.

Моряк аккуратно передал мне журнал.

— Старый же. — Единственный глаз подозрительно сощурился. Я ответила многозначительной улыбкой. — А, твоё дело, — махнул Барто рукой.

Весь день я потратила на скрупулёзное перечитывание иссохших страниц, надеясь найти объяснение или хотя бы намёк на символы, выбитые на крышке сундука. Почерк у капитана был красивый, рассматривать тщательно выведенные строчки было приятно, но, увы, бесполезно. И незнание языка тут не при чём. Я думала, на страницах отыщется какой-то намёк, заметка или рисунок: они, возможно, и были, но на тех листах, что не хватало. Даже когда Барто, не сумев удержаться, подключился к изысканиям, дело не сдвинулось с мёртвой точки. Мы придумали и перебрали множество гипотез, в шутку попытались дозваться испанского призрака, но только поймали неодобрительные взгляды других моряков: они настойчиво уговаривали бросить бесполезное занятие и присоединиться к их игре, а заодно не будить лихо.

Пиратские предводители объявились к закату: голодные, молчаливые, злые. Я скромно посиживала у костра, стараясь не привлекать внимания, а затем сбежала в царство Морфея при первой зевоте. Сны пришли сумбурные, напряжённые, лихорадочно сменяющие друг друга и, к счастью, не запоминающиеся. Мозг продолжал усиленно искать разгадку, вплетая отрывки реальности в грёзы. От беспокойного ёрзания многострадальная рубашка окрасилась травяными полосами. Я даже обрадовалась, когда меня резко выдернуло из очередной психоделической прогулки по витражному мосту: кэп зацепил мою ногу. Стояла глубокая ночь: беззвёздная, тихая. Только кто-то крохотный копошился в траве.

Я сонно потёрла глаза.

— Алкоголь не отупляет?

Пират наконец выбрал выгодное место, чтоб пристроить свою пятую точку. Булькнул ром в бутылке, Джек протёр усы и только потом ответил:

— Нет, зато помогает заснуть.

Я недоверчиво хмыкнула.

— Бессонница? У тебя?

— Я что же, не человек? — насупился Воробей.

На мгновение реальность исчезла. «Не ты… Ну, конечно! Конечно!» Взгляд молнией метнулся к зубастому входу в пещеру.

— Чего это с тобой? — Я подняла голову. — Знаю этот взгляд, — кэп указал на меня пальцем, — поделиться не хочешь?

Признание едва не сорвалось с губ. Карие глаза в лёгком прищуре смотрели упрямо и требовательно. Заинтересованность на его лице была вполне искренней и отнюдь не алчной. И всё же я опустила глаза в притворном стеснении и шепнула: «Это личное», Воробей только многозначительно повёл подбородком. Ещё около часа мы провели за диалогом — никому из нас ненужным и бессодержательным, пока наконец Джека не убаюкал ром на пару с крайне интересной историей, как я штудировала дневник испанца. Через несколько минут к потрескивающим в костре веткам присоединилось капитанское похрапывание. Лагерь крепко спал. Пригодились навыки бесшумного ночного хождения, приобретённые ещё в детстве. Загорелся факел, я сунула за пояс кортик и после долгого решительного выдоха направилась в пещеру. Тьма в гроте была тяжелее ночной темноты, и первые шаги оказались не такими уж смелыми. По тоннелю я бросилась почти бегом, изредка подсвечивая дорогу. Во второй раз путь не стал менее жутким, но я запретила себе сдаваться — даже думать об этом. «Мы сами, сами творим судьбу!» — прерывисто слетало с губ.

В большом зале всё ещё горела неизвестная смесь, вернее, выгорала: свет потускнел, видимое пространство уменьшилось, сгрудилось к центру, языки пламени поднимались на фут, не больше. Не глядя по сторонам, я направилась по спирали к сундуку. Сапоги гулко стучали по холодному камню. Каждый следующий шаг давался всё труднее, ибо в голове набатом бил вопрос — правильно ли я поступаю? Страх, намешанный с неуверенностью, заискивающе соблазнял отказаться, вернуться — назад, в привычные рамки. Его липкие объятия холодили душу, гасили огонь. Но перед глазами мерцали лица: близкие и не очень, доброжелательные и равнодушные, важные и жизненно необходимые — среди них Джек Воробей, тщательно сдерживающий хохот, глядящий снизу-вверх на меня, застрявшую на пальме. Сдаться и забыть — просто, но подобные моменты достойны того, чтобы за них боролись.

На каменной крышке виднелись сколы, похоже, капитаны днём утратили терпение. Факел аккуратно лёг неподалёку от постамента, звонко ударилось о камень древко. Пальцы неспешно скользили по резьбе. Сердце вдруг забилось спокойно, будто смирилась последняя часть меня. Кожа холодела, покрывалась испариной. В голове звучало слишком много голосов, чтобы расслышать хоть один. Я сняла кортик и дала пламени факела тщательно вылизать тонкое лезвие. Стало тихо — дух пещеры выжидательно умолк. Ладонь левой руки обхватила клинок, — выдох, — я резко рванула кортик. Руку обожгло. Алые капли нестройной гаммой падали на крышку, окрашивая рисунок. Стиснув зубы, я сжала ладонь. Кровь собиралась в одной чаше, затем по тонким каналам — как по капиллярам — перетекала в другую. Порез оказался глубоким, я сдёрнула бандану, заматывая рану. Ткань моментально пропиталась кровью. Подкрадывалось сожаление о содеянном, как вдруг в сокровищнице что-то щёлкнуло, крышка будто приподнялась. Не церемонясь, я ногой упёрлась в неё и неожиданно легко столкнула. Эхо прокатилось подобно раскату летнего грома.

Я приблизилась, взгляд с опаской нырнул в недра каменного саркофага. На дне, укрытая саваном паутины и присыпанная пыльной пудрой, стояла обычная деревянная шкатулка. Рука сама потянулась и легко откинула резную крышку. Я оцепенела. Глаза защипало, в горле запершило от спёртого воздуха пещеры. В ладони пульсировала боль; капли крови, щёлкая подобно секундным стрелкам, падали на сапог. Взгляд заворожённозастыл, всё глубже погружаясь в мозаичные переливы, так похожие на океанские глубины. Может ли заключённая в нём мощь принадлежать морю?..

Ладонь плавно скользнула с крышки шкатулки.

— Диана, не тро!..

«Прости».

Пальцы коснулись гладких граней. Ледяных, обжигающих кожу. Сердце замерло в начале удара. Медленно и спокойно я обернулась. В руке Воробья извивалось пламя факела — изящно и плавно, точно под водой. Джек застыл у входа с открытым ртом, всё ещё пытался что-то беззвучно кричать. Из пролома просочилась тьма, поползла — вперёд, вверх по пещерным сводам, накрыла Джека, загасила собой застывшее у подножия спирального моста пламя. Грот потонул в вакууме. Взгляд скользнул к растворяющемуся в темноте факелу.

Всё исчезло. Ничто невозможно описать. Не осталось хоть чего-то видимого, не осталось чувств, эмоций, ощущения собственного тела. Не осталось и камня между пальцев, но первое, что я снова почувствовала, — холод его поверхности. Что-то заставило идти, покорно переставлять ноги, увязающие как будто в мокром песке. Постепенно тьма перетекла в темноту. Поверхность под сапогами перестала прогибаться. Темнота растворилась в пасмурную сырость поздней осени. В нос ударила вонь: пот, запах навоза и гниющего сена. Под каблуками застучал камень. Туман уплотнился, сбился и в такт шагам начал выстраиваться стенами по обе стороны. Серые шершавые каменные блоки поднимались на несколько ярдов в высоту. Смрад развеяло свежим порывом. Я остановилась перед лестницей. Шумело — нестройно, раздражающе.

С ледяным спокойствием поднимаясь по ступеням, я уже знала, где я. Вернее, когда. С верхней площадки открылся вид на внутренний двор, забитый кричащим, бушующим народом. Разномастный люд впервые сошёлся в едином порыве. За моей спиной светилась вечерними огнями гавань, мне не нужно было оборачиваться, чтобы это знать. Взгляд со сдержанным спокойствием прошёлся по массивным грубым стенам форта, задержался на воротах и, прыгая по головам через двор, добрался к эшафоту. В этом месте, среди давящих стен, среди оглушающих криков, я впервые познала множество тёмных чувств. Исла-де-Лагримас.

«Но почему?» — мысленно возмутилась я.

Затрещали барабаны. Пастор что-то вещал в толпу, впившись толстыми пальцами в деревянный крест. Люди с понимающим видом кивали, хотя никто и не слушал его слова. Священник умолк, и появился судья с пергаментом в руках. «За тяжкие преступления против короны…» Публика заинтересованно вытянулась, подалась вперёд. Я повела глазами и поджала губы. Неуклюже, карабкаясь по ступеням будто с пьяну, гремел кандалами очередной приговорённый. Раскачивал головой, пытаясь что-то разглядеть сквозь надетый мешок. «Почти, — ухмыльнулся циник. — Перстенёчки дешёвые». Сейчас, находясь в прямом смысле над происходящим, зная конец постановки, я могла позволить себе быть циничной.

— Джек Воробей!

Толпа загудела. С края площади, из каких-то закутков сквозь этот рёв пробилось пропитанное граничащим с отчаянием страхом: «Нет!!! Джек!». Я повернула голову. Щуплая девушка, что некогда была мной, билась в руках солдат, как рыбёшка в сетях. Распахнутые глаза, до краёв заполненные ужасом. Цепи гремели по отмостке, жгли кожу, а она, спотыкаясь, пыталась прорваться к эшафоту.

«Да помилует Господь твою душу», — слова пастора прозвучали вполне искренне. Барабанная дробь оборвалась, хлопнул люк.

«Н-е-е-е-т!!!» — этот крик до сих пор стоял в ушах. Звенящий, оглушающий, раздирающий на части, словно когтями. Как же жалко и ничтожно выглядели со стороны попытки заключённых пробиться к пирату. Мои попытки. Вой и слёзы, безумная истерика. И ничего больше.

Здесь я впервые ощутила разверзающуюся в душе дыру. Впервые столкнулась с уничтожающей беспомощностью, с выжигающей болью — с равной им по силе яростью. И сейчас, наблюдая за происходящим подобно праздному зрителю, я снова чувствовала всё это, как в первый раз.

Сжались кулаки, ногти впились в ладони, злобно заскрипели зубы. Повешенный покачивался из стороны в сторону жутким маятником.

— Никогда… — процедила я. — Никогда больше!

Клокочущий рёв толпы утихал, опускался всё ниже, превращался в гул. Форт разламывался на части, тонул в темноте. Пробивались золотистые искры. Запахло затхлостью и гарью. Порез на руке защипал, вновь запульсировал. Сердце отозвалось взволнованным трепетом. Приземлилась капля крови на сапог. Из мрака проступили колонны сталагнатов, поблёскивающая влагой каменная спираль. Плавающий огонь факела разделялся на языки, начинал подрагивать всё сильнее.

Я подняла руки, щёлкнула крышка шкатулки.

— …гай!

Я обернулась с поднятыми в миролюбивом жесте руками и c убедительным удивлением воскликнула:

— Джекки?!

Комментарий к Глава

XXX

. Тьма Ахой! Тут вроде как юбилей (да-да, самое время вспомнить на третьем десятке)! В честь этого я впервые угодила с публикацией на технические работы :D

Спасибо, дорогие читатели, что вы со мной на протяжение тридцати глав и ста восьмидесяти шести тысяч пятисот слов! С признательностью салютую треуголкой!

====== Глава XXXI. Исход ======

Комментарий к Глава

XXXI

. Исход Великая признательность

Голос Ильича

за вдохновляющий арт и красочное видение Дианы http://fanfics.me/fanart14127

Ну, что ж, други, даже не знаю, что сказать. Ох, это так волнительно! (почти каждый раз) Запасайтесь крепким (хоть кофе, хоть чифиром, хоть ромом), может, кому-то огнетушитель понадобится. Я побила собственные рекорды, тут страниц двадцать, но, раздели я их, не избежать мне кары. Словом, приятного чтения, а я на свой затерянный островок.

Воробей рысью промчался по дорожке.

— Ты взяла его?! — возбуждённо выплюнул он.

— Да нет же! В чём дело-то?

Но пират уже переключился на сундук и сунул внутрь любопытный нос. Я неспешно подняла брошенный факел. Кэп прошёлся рукой по резьбе на крышке из красноватого дерева.

— А ну, стоять! — рявкнули за спиной. Барбосса едва появился в проёме, впереди него торопливо шёл Феникс. Шкипер резво застучал протезом. Из тоннеля слышался топот и взбудораженные голоса. Джек нехотя убрал руку, и по мне вновь скользнул пытливый взгляд.

— Прямо-таки ночь в музее, — иронично улыбнулась я подошедшим капитанам.

Гектор остановился в шаге от упавшей каменной крышки. Вопросительный взгляд метнулся к Джеку, а тот, в свою очередь, скосил глаза в мою сторону.

— Как тебе удалось? — Теперь в голосе старого разбойника не звучали ноты ни снисходительного терпения, ни тем более презрения.

С тенью довольной улыбки на лице я изогнула бровь.

— «Человек не откроет», так? Это не единственный верный перевод. «Человек»? Или же более близкое «мужчина»? — Лица пиратов озадаченно потускнели. — Не беспокойтесь, я нейтрально отношусь к тому факту, что ещё долго женщин не будут считать за людей. — Пираты и не думали переживать. — Итак, чем отличается мужчина от женщины?

Физиономия Джека Воробья растворилась в лукавой улыбке.

— Ну, — протянул кэп, — много чем, дорогая. — Бесстыжий взгляд прошёлся по моей фигуре.

Я фыркнула, закатив глаза.

— ДНК. — Барбосса собрал лоб глубокими складками, Уитлокк поднял непонимающий взгляд. — Кровью.

Я продемонстрировала замотанную повязкой руку. Повисло задумчивое, недоверчивое молчание. Через несколько секунд Джек-таки не стерпел.

— Это всё, конечно, очень интересно, но, может, откроем наконец эту чёртову шкатулку? — сквозь зубы протараторил он.

Мы обступили сундук: Воробей напротив меня, справа Уитлокк против Барбоссы. Петли на шкатулке оказались со стороны Феникса, и общим молчанием право открыть ларец досталось именно ему. В пролом из тоннеля вывалились матросы и несдержанное восклицание Барто: «Якорь мне в печёнки! Открыли!». Позабыв про суеверия, пираты затопали к нам. Джеймс осторожно коснулся пальцами правой руки резьбы, легко поддел край и медленно поднял крышку. Затаив дыхание, капитаны склонились над сундуком. Их взгляды одновременно оказались такими разными и похожими. В глазах Барбоссы, сокрытых подозрительным прищуром, угадывалось крайнее сосредоточение и отблески чистейшей пиратской решимости, как положено, эгоистичной. Уитлокк внешне был спокоен, что не удивляло — Феникс славился умением держать себя в руках; на яркой голубой радужке плясал огонь факела, так не кстати завораживая. Глаза Джека Воробья походили на волшебный калейдоскоп: в них отражалось столько всего, но при этом так мимолётно, что истинные эмоции пирата можно было только угадывать. Единственное, что всё ярче разгоралось в капитанских взглядах, — неоправданное ожидание. Пираты поочерёдно отрывались от шкатулки и бросали друг на друга сомневающиеся взоры, пока Джеймс первым не прервал тяжелеющее молчание:

— Он…

— Обычный. — Воробей разочарованно приподнял губу и, вытянув шею, заглянул в углы сундука.

Подоспели остальные, нерешительно притормозили на почтительном расстоянии. Капитаны словно ждали чего-то, буравя серьёзными взглядами содержимое шкатулки — крупный, прозрачный, чистый, но с виду, и правда, вполне обычный лазурный сапфир. Не было у него какой-то особенной формы или огранки, равно как не было того сияния и той глубины, что поглотила меня. То, что я видела первый раз, могло называться Эфиром Власти, этот же камень побуждал множество вопросов и подозрений о подмене.

Порез на руке заныл болью, но я всё равно потянулась к камню. Звякнуло, шеи коснулось остриё сабли, послышалась возня. Ладонь зависла над шкатулкой. Взгляд поднялся с медлительным недоумением, я осторожно обернулась к Барбоссе. Именное его клинок касался горла. Левой рукой шкипер держал под прицелом Воробья: тот только слегка отклонился назад и приподнял руки. Гектор вполне считал себя хозяином ситуации, несмотря на шпагу Уитлокка у собственного горла.

— Ты коснулась его? — покосился на меня капитан «Мести».

— Только собиралась, — выговорила я, убирая руку.

Барбосса промолчал. Веснушчатое морщинистое лицо покрылось непроницаемой маской.

— Опусти, — требовательно произнёс Уитлокк.

— А то что? — оскалился Гектор.

— Я быстрее.

— Но она всё равно будет уже мертва, — разбил он аргумент Феникса.

Джек Воробей наблюдал за происходящим с праздным любопытством. Забурлил искусственно сдержанный спор. Матросы застыли в нерешительной готовности следовать приказам. Я опустила глаза. Взгляд заскользил по холодно поблёскивающему клинку, задерживался на царапинах и редких крохотных сколах, достиг гарды, перебрался через неё и вернулся вдоль зазубренного лезвия к острию.

Мир содрогнулся. Гудящий порыв потушил огонь внизу. Сабля царапнула кожу.

Я метнула в Джека Воробья испепеляющий взгляд. Пока Феникс с Барбоссой развлекались словесной дуэлью, кэп решил не церемониться и взял шкатулку.

— Ты как ребёнок! Вечно всё хватаешь! — накинулась я на него.

Воробей воровато глянул по сторонам, под усами сверкнул опасливый оскал.

— Да, пожалуй, не стоило… — обронил пират, придавленный разгневанными взглядами. Под ногами чувствовалась мелкая дрожь. Качнув головой словно в сомнении, Джек быстрым и аккуратным движением водрузил шкатулку на законное место. Все затихли, боясь дыхнуть лишний раз. Барбосса зажмурился, прислушиваясь. Толчок повторился, охнули несколько голосов. Где-то далеко загрохотало что-то массивное. Из непроглядной темноты под потолком с треском обрушился гигантский сталактит. — Оу, нет, не работает, — засуетился Воробей. — Тогда, — хлопнула крышка, пират подхватил ларец, — бежи-и-и-им!

Замельтешили огни, затрещали истеричные крики. Пещера загудела, задрожала. Каменная спираль точно извивалась, выскальзывала из-под сапог. Пятьсот семьдесят три шага до выхода. Шатало из стороны в сторону, как при шторме, ноги цеплялись, спотыкались. На мгновение панику перебило хладнокровное рациональное, удирающий отряд сбавил темп: никто не хотел падать. Захрустело. Просвистел сталактит. Затем ещё один, и ещё. Каменные сосульки срывались с потолка, как при весенней оттепели. «Берегись!» — едва выкрикнул мистер Бэтч и тут же захрипел: в плечо воткнулся обломок. Крики, суматоха. Колебания становились всё сильнее, стоять было не только опасно, но уже и невозможно. Я ткнулась носом в чью-то спину, подогнулись колени. Пальцы впились в древко факела. Бойль впереди плюхнулся на живот, перевалился в темноту. Я машинально хватанула его за край рубахи больной рукой, тут же пожалела, но всё же подтянула на середину тропы. В дюйме от моей ступни вдребезги разбился каменный клык. Мы походили на деревянные мишени в тире, в которые невидимые охотники с остервенением метали копья. Ползли, прыгали, закрывались руками и скорее молились, чем пытались увернуться. Факел, сжатый в руке, подпаливал растрёпанные волосы; второй маячил где-то впереди. Вдруг толчки начали затихать, удаляться, будто великан, что отплясывал чечётку над нашими головами, вприпрыжку помчался куда-то дальше. Я подняла голову и нервно усмехнулась: пираты — кто лёжа, кто на четвереньках — рассредоточились на первых двадцати-тридцати ярдах от центра спирали. «Закончилось?» — настороженно прозвучал Барбосса. Застонали голоса, зашуршали подошвы. На головы сыпалась каменная крошка — уже не смертельная.

— Все живы? — спросил Уитлокк — эхо распылило голос, — так что я не знала, откуда.

Огонь впереди обернулся несколько раз и задрожал.

— Флойд… — мрачно отозвался кто-то, затем пламя подсветило распростёртую фигуру моряка, похожую на приколотого булавкой мотылька.

— А-а-а! К чёрту всё! — Испуганно затопотали сапоги.

И только все дёрнулись, раздался раскалывающийся, похожий на раскат грома грохот, оглушающе громкий и близкий. Машинально запрокинули головы, вглядываясь в нависающую темноту, и, скорее, слышали, чем видели, как по сводчатому потолку пещеры ползёт трещина. Зашипело — тонко и с присвистом. Зашелестела каменная пыль. Не опуская голов, мы засеменили прочь с адских кругов, всё быстрее и быстрее.

— Твою ж!..

Гигантский кусок пещерного свода рухнул точно в центр спирали. Все дружно ахнули, пригнулись. Каменная дорожка дрогнула, надкололась, низко загудела, утопая в пыли. В пролом с шумом обрушился поток воды. Я бросилась вперёд. Купол пещеры трескался, как мыльный пузырь на морозе, в щели с шипением пробивались мощные струи. Булыжник рухнул прямо передо мной. Я шарахнулась назад, отклонилась, перепрыгнула. Мелькнуло левее. Увернулась, нога съехала с края. На колени. Факел высек искры об камень, мокрая от крови ладонь скользнула по тропе, не дала опереться. Подошвы заскользили, я оттолкнулась — то ли от выступа, то ли от чьей-то ноги, и изо всех сил бросилась вперёд, выписывая зигзаги, точно дикий заяц. Галдели перепуганные голоса. Какое-то шестое чувство резануло изнутри, заставило молниеносно остановиться. Тело по инерции качнулось, и буквально в паре дюймов от глаз, над метнувшимся огнём факела, пугающе медленно — из-за разгоняющего мозг адреналина — проплыло короткое с длинным острым наконечником копьё. Взгляд зацепился за него и нырнул в темноту, а она тут же вернула — ещё одну пику, точно в сердце. Я вывернулась, копье прошло вскользь, чиркнуло по рёбрам. Я вновь побежала — пригибаясь, падая, останавливаясь, лихорадочно размахивая факелом. Кто, где, откуда — только крики. Вдруг навстречу метнулся Нисбет, прямо за его спиной бухнулся обломок породы. Пират моргнул, резво развернулся, отталкиваясь от меня рукой, и живо перепрыгнул препятствие. Я отшатнулась, отступила на полшага. Нисбет вдруг замер, будто натолкнулся на что-то. «Давай же!» — прикрикнула я. Он закачался, — руки неуклюже взмахнули, — и обернулся. У меня перехватило дыхание; глаза распахнулись до рези, челюсть опустилась в беззвучном крике. Из его горла тянулся захлёбывающийся хрип, глазные яблоки таращились так сильно, будто их что-то выдавливало изнутри. Окаменевшие ладони потянулись к копью — под острым углом оно воткнулось под нижними рёбрами. Нисбет чиркнул по деревяшке ногтем и завалился в темноту. Машинально рука метнулась следом — но ухватила только воздух.

В спину толкнули. Спотыкаясь, ноги понесли вперёд. Казалось, адскому кругу не будет конца, но глаз наконец зацепился за поблёскивающий влагой выход в тоннель. Финишная прямая! Последний рывок! Я ускорилась, остервенело отшвырнула факел и перепрыгнула образовавшийся пролом. «Получилось!» Что-то тупое рубануло лодыжку. Я подпрыгнула, носок правой ноги запнулся о пятку левой. Впереди мерцало пламя, Уитлокк отчаянно закричал: «Скорее!». Я инстинктивно выставила руки, приземляясь, но бровь чиркнула о камень. Через меня перемахнули две пары ног. Я резко вскинула голову, подалась вперёд, опираясь на воздух. Загрохотало по новой. Уитлокк с обезумевшими глазами рванулся ко мне, его что-то с силой оттащило назад. И следом всё исчезло за лавиной камнепада.

Изо рта, подрагивая, выползал пар. Под щекой и под ладонями холодела усыпанная каменной крошкой плита. Я приподнялась на руках, перевалилась на бок и села на колени. С губ сорвалось едва слышное болезненное: «Ай!», когда пальцы коснулись дорожки крови на лбу у кромки волос. За спиной из пролома падал тусклый свет раннего утра. Умиротворённо и звонко шумели водопады. В душе тяжелело скверное ощущение: вполне оправданно холодящее осознание нахождения в склепе. Ноги гудели — то ли от напряжения, то ли от новой порции синяков. Прихрамывая, я поплелась к завалу. При взгляде на громоздкие обломки породы, иные с меня ростом, внутренним голосом заговорил оживший циник: «Замуровали, демоны!» Зато преставишься уж точно не тривиально». На минуту разум открестился от реальности, прокручивая, как ускоренную плёнку, моменты неудавшегося побега — лишние движения, лишние слова, лишние эмоции.

Что-то коснулось плеча. Я молниеносно обернулась, ускоряя замах инерцией. Запястье жёсткой хваткой перехватила сильная рука.

— Ты… — сквозь зубы выдохнула я.

— Откуда столько ненависти? — Барбосса слегка запрокинул голову и поочерёдно разжал пальцы.

Я тряхнула освобождённой рукой.

— Вот, значит, обо что я споткнулась.

Внутри жидким азотом закипала ненависть, эфес шпаги успокаивающе согрел ладонь.

— Мне нужно было что-нибудь, за чем они вернутся наверняка, — без малейших зазрений совести пояснил Гектор. В ответ презрительно сжались губы. — Умерь свой гнев, дорогуша, — оскалился Барбосса недоброй улыбкой, — вдруг нам придётся коротать последние дни вместе.

Я подступила к нему вплотную, смело глянула в нахальные глаза, погасила в них свой яростный взгляд.

— Я лучше застрелюсь.

Пират усмехнулся, я направилась прочь, мысленно отгораживаясь от его долгого придирчиво изучающего взгляда.

Дно пещеры завалило и затянуло подрагивающей темнотой воды. По остаткам каменной тропы удалось пройти лишь на несколько ярдов. Водные потоки журчали всё тише, густо и мелодично звенела капель. Небо светлело, теплилось персиковыми оттенками.

— Метка на карте в правильном месте, правда? — громко спросила я в овальный пролом. Эхо больше не заигрывало с голосами. — Обычно люди падают в озеро, а не наоборот.

— Кто ж знал… — с хрипотцой отозвался Барбосса.

Раненая ладонь пылала пульсирующей болью. Я размотала повязку и окунула руку в воду. Порез защипало, но прохлада снимала напряжение. С минуту понаблюдав, как расходятся темно-алые разводы, я внимательно осмотрела торчащие над водой камни. Противоположная сторона пещеры крылась во мраке. Где-то далеко, вернее, высоко радостно загалдели птицы.

— Куда собралась? — требовательно спросил Барбосса, завидев, как я решительно заковыляла к плоскому булыжнику.

— Выбираться, — бросила я через плечо, потом приостановилась и театрально обернулась, — или хочешь дождаться прекрасных принцев? — Взгляд в очередной раз поднялся к образовавшемуся на месте озера пролому. — Слишком высоко. Но вода куда-то утекает. Обещаю, если выберусь, так и быть, уговорю их вернуться за тобой. Наверное.

Похоже, капитан Барбосса не брал за правило полагаться на третьих лиц или счёл язвительные нотки моего тона недостаточно убедительными, поэтому решил составить мне компанию, правда, уже после того, как я, стиснув зубы, с трудом перебралась к другой стене залы и крикнула:

— Тут проход.

Вода тонкими ручейками исчезала в густой тьме узкого пролома, и, если бы не доносившееся эхом тихое журчание, можно было подумать, что дальше пары ярдов ничего нет. Заставлять Барбоссу по-джентльменски первым испробовать неизвестный тоннель я не стала, опасаясь, что пират со своей деревяшкой-ногой вполне может застрять там и лишить нас, возможно, единственного шанса на спасение. Влажные и холодные каменные стены сходились близко, заставляя продвигаться походкой каракатицы. Постепенно привыкшие к темноте глаза не могли разглядеть даже вытянутой вперёд руки, и скальные выступы бессовестно исподтишка скреблись по плечам, цепляли волосы и порой царапали лицо. Чем дальше мы уходили от пещерного зала, тем больше возрастало опасение — либо проходу не будет конца, либо он упрётся в очередной тупик. Из-за отсутствия ориентации в пространстве ощущение времени тоже решило позабавиться: то успокаивало, что прошло всего несколько минут, то с беспокойством отсчитывало не первый час. Проход становился уже и ниже. Вода под сапогами захлюпала громче, поток усилился. Воодушевлённая, я пожертвовала целой спиной и протиснулась между очередным выступом. И вот в конце тоннеля забрезжил свет, а в подобной ситуации этому факту можно было радоваться. Свет — значит дыра, а дыра — значит выход. Ручей под ногами зажурчал легко и весело. Я оперлась руками о стены и ускорила шаг. Барбосса, застрявший позади, грязно выругался, закряхтел и всё же протиснулся дальше. Сколько бы времени ни прошло в подземелье, а от густых солнечных лучей, небрежно очертивших изломанный выход из тоннеля, на душе потеплело. «Не благодарите», — с улыбкой хмыкнула я. Выбираться пришлось ползком на животе, счищая покрытое жидким илом дно, но в сравнении со всем произошедшим за последние несколько часов подобное было сущим пустяком.

После краткого отдыха мы направились к озеру, вернее, к тому месту, где оно раньше было. Я целиком положилась на картоведческие способности капитана Барбоссы. За всё время пути по шумным джунглям тот подозрительно молчал, и, стоило обогнать его на несколько шагов, спину прижигал придирчивый взгляд. Я не подавала виду, что подобное поведение хоть сколько-то заботит, и с праздным спокойствием, точно кошка, щурилась от солнца, согревая измученное тело.

— А кто-то заикался о нехватке ловушек, — наконец подал голос Барбосса.

Я стояла на краю провала, образовавшегося на месте озера. С высоты масштабы пережитой нами катастрофы и ужаса выглядели не так впечатляюще. Интересно, мелькнула мысль, сколько раз созданный неизвестными инженерами механизм срабатывал безупречно? По крайней мере, становилось ясно, откуда в сокровищнице столько останков. Теперь ещё больше…

— Вы знаете?.. — взглянула я на Гектора, причём с каким-то неуместным любопытством наблюдателя за экспериментом. — Нисбет… его проткнуло копье. У меня на глазах.

Барбосса приблизился к краю. Его лицо, взгляд оставались безучастными, ведь чья-то гибель на пиратском поприще едва ли не рядовое событие.

— Что ж, славная смерть, — неоднозначно отозвался капитан.

Я закачала головой.

— Смерть не может быть славной.

Взгляд нырнул в полумрак пещеры, туда, где совсем недавно я билась в приступе паники при виде множества скелетов. Теперь вместо резного арочного прохода, широкого уступа, переходящего в спиральную тропу, и плясавшего на скальной породе пламени осталась лишь гора камня. Впервые мелькнула мысль, что мы можем никого не дождаться — тоннель мог обсыпаться с лёгкостью карточного домика, погребая под собой всех без разбора. Я поёжилась: «Вдруг придётся коротать последние дни вместе».

С каждой минутой ожидания время тянулось всё медленнее, проверяя нервы на прочность. Барбосса отстегнул протез и устало откинулся на пальму, примостив культю на мшистое бревно. Я самозабвенно ковыряла шпагой землю, сидя на траве. Никак не хотело исчезать странное ощущение, точно на шее висел массивный медальон, тяжёлый, так что чувствовался при каждом вдохе. За спиной что-то чиркнуло, зашуршало. Я и обернуться не успела, как услышала бесконечно удивлённое:

— Диана?!

Уитлокк застыл со шпагой в руке, и весь спектр эмоций на его лице кратко и ёмко описывался одной фразой: «Немыслимо!». Я плавно поднялась, с губ сорвался облегчённый выдох.

— О! — из-за плеча Феникса, точно чёрт, объявился Джек Воробей и радостно прихлопнул в ладоши. — А мы тут её спасать торопимся! — Пират вразвалочку направился ко мне и указал за спину: — В смысле, он, он торопится. — Я адресовала Джеку недоверчивый взгляд, на что кэп развёл руками: — Я не спаситель бедовых дам.

Я скрестила руки и с улыбкой качнула головой в сторону Барбоссы.

— Ну да, ты здесь ради него. — Джек резко обернулся, и мгновенно игривая весёлость едва ли не со скрипом сползла с его лица.

Пока Воробей иронизировал на тему потенциальной многофункциональности протезов, раздражая Барбоссу, орудовавшего с деревянной ногой, из джунглей объявились ещё двое матросов-спасателей. Я не стала допытываться, как Феникс планировал вызволять нас из глубокой пещеры, не имея чего-то отдалённо похожего на канат, хватило простого сообщения, что все живы. Пока что…

— Он совсем плох, — обеспокоенно проговорил Уитлокк. Пираты покинули каменный колодец, но далеко отходить не стали: во-первых, неясно было куда и зачем, во-вторых, многие оказались ранены, среди них наиболее серьёзно боцман «Странника», Арнольд Бэтч. — Рана слишком глубокая, мы не можем остановить кровь. — В его голосе слышались горечь и гнев из-за собственного бессилия. Я промолчала и долгим взглядом проводила фигуру Воробья, прямого виновника случившегося: тот спокойно выпытывал у Гектора подробности нашего самостоятельного спасения, не обременённый хоть малейшими муками совести.

В лагере горел костёр и царили упаднические настроения. Наше появление встретили гулким и недружным «Хей». Шкатулка стояла в центре, у самого костра, на всеобщем обозрении, что служило гарантом её неприкосновенности. Барто возился с тяжело раненным боцманом. Мистер Бэтч, бледный, взмокший от горячки, сквозь зубы ругался на старпома за «лишние бабские сюсюканья»; верхняя часть его одежды представляла сплошное кровавое пятно. Пираты предпочитали заливать остатки спиртного внутрь, а не обеззараживать им раны — пусть и не все такие серьёзные, поэтому несмотря на ощутимое чувство измотанности пришлось отправиться на поиски хоть каких-то лечебных растений: не хватало только поголовной лихорадки. Проблуждав по джунглям ещё пару часов, я всё-таки нашла алоэ и указанный Барто куст, чем обрекла себя на роль медсестры и духовника одновременно. Мрачные настроения угнетали не хуже физических ран, пираты хмуро бурчали исподлобья, а то и просто неопределённо хмыкали. Создавалось впечатление, будто над лагерем зависла гигантская плита, и каждый ждал, что она вот-вот обрушится. Такое поведение закалённых бурями и сражениями моряков ставило в тупик. На данном этапе нашей авантюры всё закончилось довольно-таки хорошо, проклятое сокровище, загнавшее нас едва ли не на первый круг ада, наконец-то оказалось в наших руках, а с потерями, причём куда более серьёзными, уже приходилось мириться и раньше. Быть может, причина в том, что шкатулка и камень, действительно, были у нас, но никто не знал, что делать дальше?

С наступлением ночи Уитлокк сменил старпома, чтобы присмотреть за Бэтчем. Чувствуя обеспокоенность Феникса, глядя на его сдержанно опечаленное лицо, я не смогла остаться в стороне. Боцман тихо постанывал, забывшись лихорадочным сном. Я периодически отирала испарину с его лица, с отрешённым смирением понимая, что несмотря на все старания Барто повязка на пронзённом насквозь плече пирата слишком быстро пропитывается кровью. Разговоры не клеились. Уитлокк исчезал взглядом в безрадостных омутах размышлений, и не нужно было слыть экстрасенсом, чтобы знать, что Феникс в который раз взваливал на свои плечи вину за страдания команды. Его глаза темнели, пугая мелькавшими недобрыми искрами. Я накрыла ладонь Джеймса своей и, когда Уитлокк поднял голову, ободряюще улыбнулась. Капитан рассеяно кивнул и предложил мне отдохнуть.

Глаза тупо уставились на беспросветную крону деревьев. Голову распирало от множества догадок и мыслей, на которые раньше не обращалось должного внимания. Они клубились, клокотали, точно змеи в огромном чане, жалили поздним осознанием и запускали механизмы сотен новых раздумий. Весь этот хаос засасывал, как в чёрную дыру, а попытки навести в разуме хоть какой-то порядок, сосредоточиться на главном приводили лишь к головной боли. К тому же думалось под хоровой пиратский храп просто отвратительно. Дойдя до крайней степени раздражения, я вскочила и направилась прочь из лагеря. Джунгли потонули в зыбкой туманной вате, но к огню меня больше не тянуло. Ноги несли в чащу, ночной бриз заигрывал с волосами и отрезвлял опьяневший от раздумий рассудок. Костер давно исчез из виду, дорогу освещал упитанный месяц. Под сапогами изредка потрескивали ветки. Я продолжала идти прогулочным шагом, несмотря на стойкое ощущение чьего-то присутствия. Невидимый преследователь неслышно передвигался среди кустарника, точно тень или призрак. Я резко остановилась.

— Я чую тебя.

Дестини неспешно выплыла из тумана и уставилась на меня с извечной благодушной улыбкой.

— Вижу, вы преуспели… — Она сцепила ладони и гордо выровнялась.

— Не без твоей помощи.

— Я только намекнула, — скромно отмахнулась ведьма. Я растянула губы в подобии улыбки. — Так где же он? — Вопрос звучал с терпеливым интересом, но большие глубокие глаза красноречиво давали понять, что это, куда скорее, требование.

— Эм, — я подняла плечи и качнулась на пятках, — в лагере, греет чью-нибудь грудную клетку.

Дестини сделала шаг навстречу, подол юбки зашуршал по траве.

— Прости, дорогая, я не ослышалась?.. — медленно и вкрадчиво выговорила она, глядя на меня сверху вниз.

— Ты его не получишь, — пожала я плечами. В черных глазах взвились языки пламени. Я буквально чувствовала пронизывающую каждую клеточку потустороннюю энергетику, но упрямо продолжала держать взгляд на покрытом непроницаемой вуалью лице гостьи. — Ведь это должно быть добровольно, не так ли? Только так ты можешь «получить» камень?

— Откуда?.. — одними губами спросила Дестини.

— Подумала, — нагло ухмыльнулась я. — Камень — штука непростая и могущественная. Прям как ты. Что же мешало тебе его самой заполучить? Зачем все сложности? Не потому ли, что камень, эта его половина, тебе неподвластен?

Ведьма молчала, чувствовался лишь пробирающий нутро взгляд.

— Кто тебе сказал? — Голос прозвучал гневно, раскатисто, точно гром.

Я гордо вздёрнула подбородок.

— Я тебя не боюсь.

Дестини вмиг оказалась рядом и словно бы выросла, так что теперь я выглядела хрупко и слабо, как мышь перед удавом.

— А стоило бы.

Секунды рассыпались в прах, отсчитывая напряжённое молчание.

— Нет, не думаю, — выдохнула я. На лице заиграла коварная, перенятая у Джека Воробья улыбка. — Ведь я нужна тебе.

— Не забывайся, — холодно проговорила ведьма, — и не забывай, от кого зависит жизнь красавца-Джека.

— Угрозы? — картинно удивилась я. — Как-то мелко для тебя, не находишь? — Дестини удивлённо приподняла брови. Пугливо закричали птицы вдалеке. Я заложила руки за спину и принялась неторопливо рассуждать вслух. — Я тут много о чём размышляла… Итак, ты знаешь то, чего не слышала, видишь будущее, куда бы мы ни отправились, тебе туда попасть не составляет труда, ты даже с лёгкостью заглядываешь в прошлое и, уверена, знаешь всё обо мне. Может, сейчас передо мной грёзы, насланная тобой иллюзия, но твоё желание найти камень вполне реально. Целостный камень. Камень, что неподвластен человеку. Сдался бы он простой гадалке или даже весьма талантливой ведьме? — Я задумчиво провела пальцем по подбородку. — Не думаю. Но ты ведь совсем не из этой касты. Правда, Калипсо?

Её глаза заволокла тьма — абсолютная, непроницаемая. Она точно насильно держала мой взгляд, заставляла тонуть, как в водовороте, в этой черноте, чувствовать, как покрывается холодом каждая клеточка организма. Плотно сжатые губы и широко раскрытые ноздри доказывали сильную борьбу с гневом, с той злостью, что обыкновенно испытывает человек по отношению к назойливому комару посреди ночи: хотел бы прихлопнуть, да что-то мешает.

Вдруг она засмеялась — слегка опустив голову, но не пряча глаза — негромким сухим смехом, звучавшим где-то глубоко в груди.

— Ох, эта отчаянная смелость! — восхищённо ахнула языческая богиня. — Тебе страшно, но что-то заставляет тебя показывать зубки… — Калипсо осеклась, с волнительным интересом вглядываясь в моё лицо. Я смотрела ровно, наполнив взгляд решительным спокойствием; сжатые до побеления пальцы за спиной ощутимо покалывали и холодели. — Что ж, — загадочно выдохнула гостья, слегка отклонившись назад, — надеюсь, ты об этом не пожалеешь.

Я непонятливо сдвинула брови и открыла рот, но Калипсо растворилась в тумане, подобно Чеширскому коту, оставляя после себя таинственную многозначительную улыбку. Зашелестел ветер в кронах, забрался под рубашку. По телу прошлась нервная дрожь. В душе мостились противоречивые чувства. С одной стороны, я была рада, что подобная, казалось бы, абсолютно безумная догадка подтвердилась — в могуществе Калипсо сомневаться не приходилось, а значит, она действительно могла спасти Джека. В то же время ощущалось разочарование и плохое предчувствие, будто этот разговор невидимым ключом открыл Ящик Пандоры, и каждый следующий шаг заранее стал гораздо опаснее.

В лагерь я вернулась, как и ушла, незамеченной. До рассвета оставалось не так уж много времени. Из меня словно бы высосали энергию, и, придя к костру, я погрязла в противном чувстве опустошённости.

Яркое солнце позднего утра просвечивало сквозь густую зелень. Ладони сонно потёрли глаза, затёкшая спина с трудом отлипла от ствола дерева, у которого я уснула. У тлеющего костра Барбосса с Воробьём о чём-то переговаривались вполголоса. Барто суетился около мистера Бэтча, Уитлокка и Бойля в лагере не было. Матросы лениво жевали фрукты. Обстановка была искусственной, совершенно неправильной — я не могла это объяснить, просто чувствовала. Добытая с таким трудом шкатулка стояла на прежнем месте, слегка притрушенная пеплом. Никому не было до неё дела, так, будто цель — не камень, а путь к нему. Чего они ждали? Знамения свыше? Гениальной идеи? Или уже не надеялись выбраться с острова? Искренне стараясь быть реалистом, я прекрасно понимала, что спасение с Исла-Баллена отнюдь не относится к разряду невыполнимого. Всегда есть выход. Пусть даже на поиск его из нашей ситуации уйдут не дни, а, вполне возможно, месяцы и годы, я не собиралась проводить остаток своих дней на этом острове. И не могла поверить, что в пиратских сердцах разливалось смирение и покорность судьбе.

— Удалось поспать? — тихо спросила я Уитлокка по возвращении.

Джеймс оставил бутылки с водой и сипло отозвался: «Немного». Я протянула гроздь бананов, пират поначалу отмахнулся, но под моим грозным взором сдался и нехотя принялся за еду. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Всё пошло наперекосяк, и создавалось впечатление, что я никак не поспеваю с Джеймсом в ногу. От него не исходило былой лёгкости и тепла, точно Феникс набросил на плечи невидимый плащ, сотканный из мрачности и уныния, причём до того просторный, что неосязаемая пола накрывала и меня, погружая душу в такую же туманную серость. Последние дни, и правда, были не из лёгких. Возможно, Джеймсу Уитлокку, как и любому человеку, требовался порыв свежего ветра, что раздует угасающий в душе огонь. Я кашлянула, Джеймс поднял голову, наши взгляды встретились, но, когда нужное слово уже готово было слететь с губ, донёсся похрипывающий голос Барто:

— Капитан… — Старший помощник поднялся с колен и провёл рукой по затылку. — Всё.

Я прижала ладони к губам, закрывая глаза. Зашуршали сапоги. Грустно засопели со всех сторон. Я глянула на Уитлокка — плотно сжатые губы и стиснутые кулаки — и попыталась коснуться плеча, но пальцы вскользь прошлись по рубашке. Пираты приблизились к мистеру Бэтчу в скорбном молчании. Поочерёдно опускались головы. Я вдруг почувствовала лихорадочное биение сердца и дикое — совсем нечеловеческое — желание сбежать как можно дальше. Но взгляд с холодным спокойствием держался на бледном лице боцмана, пока память с усердием тащила из счастливого забытья образы других павших товарищей. Живым свойственно чувствовать вину перед мёртвыми, правда, ровно до того момента, как Смерть не занесёт над головой косу.

— Ублюдок! — Голос, полный слепящей ярости, злобной готовности и праведного гнева. Голос уже не Уитлокка, а Феникса. Как в замедленной съёмке взгляд рассеяно проводил стремительно летящий кулак пирата, и только успело что-то глубоко ёкнуть, как от резкого внезапного удара в скулу Джек Воробей отлетел на несколько ярдов. Не успел кэп встать на нетвёрдые ноги, как тут же получил новый удар, под рёбра, от чего выплюнул весь воздух. Я схватила Джеймса за руку в попытке остановить, но тот отмахнулся от меня, как от назойливой мухи.

Джек поднял непонимающий взгляд с едва заметными тенями испуга, но не встретил ни одного сопереживающего лица. Пираты, подобно волчьей стае, расходились полукругом, с каменными физиономиями и недобрыми взглядами. Билли Ки, единственный уцелевший член команды «Жемчужины», остался в стороне, а Барбосса наблюдал за происходящим с почти весёлым любопытством.

Звякнула о ножны шпага, Уитлокк замахнулся, воздух холодно свистнул. Я рванулась вперёд, из-под сапога вылетел ком земли. Джек только и успел, что вжать голову в плечи, когда Феникс обрушил вложенную в удар клинка ярость. Зазвенел металл, шпаги выплюнули искры: я не ожидала встретить такую силу, и выставленная в блоке рука дрогнула.

— Джеймс! Возьми себя в руки!

Он даже не глянул на меня. Его глаза испепеляли Джека жгучим ледяным взглядом. Кэп собрал ноги вместе, выровнялся. Сабля чиркнула о ножны.

— Всеми на одного — не очень-то благородно! — ядовито выплюнул Воробей.

«Чёрт!» — мысленно взвыла я. В предплечья впились толстые пальцы Бойля. Матрос оттащил меня, несмотря на все сопротивления. Капитаны накинулись друг на друга с таким злобным напором, будто с самого момента рождения были заклятыми врагами и не было в их жизни и дня без полного ненависти желания прикончить друг друга. Джеком руководил гнев, злость за уязвлённое самолюбие; задетая гордость, не предвидевшая такого развития событий, плевалась ядом, и в карих глазах читалось не столько желание убить противника, сколько поставить на место самым унизительным способом. Уитлокк был собран и холоден, не слышал и не видел ничего, кроме виновника всех бед, и Фениксу едва ли нужна была шпага, чтобы спровадить кэпа в ад. Когда капитаны впервые скрестили клинки, на острове Креста, я прекрасно понимала, что в их конфликте не кроется реальная опасность. Сейчас, глядя, как звенящий металл высекает искры, я не могла ручаться, что хотя бы один из них выйдет невредимым. За следующей попыткой вмешаться Паскаль — молчаливый и каменный — с силой отшвырнул меня далеко назад, так что по инерции меня буквально припечатало к стволу дерева. Вызывающий раздражённое недоумение смертельно опасный цирк, кружа и покрикивая, уходил глубже в лес. Я сползла к корням и раздосадовано опустила руки.

Взгляд сначала мельком зацепил предмет у костра, затем вернулся к нему с большим вниманием. Пираты — что разгорячённые фехтовальщики, что праздные наблюдатели — были полностью поглощены битвой. Я подняла глаза на Барбоссу: он упирался одной рукой о пальму, другую запустил за пояс, и, хоть и стоял спиной ко мне, явственно представлялся хладнокровный заинтересованный взгляд. Билли нерешительно поглядывал из-за плечей пиратов из первого ряда. Я вновь повернула голову в сторону костра: шкатулка — до того драгоценная, что у некоторых поскрипывали зубы при её виде — теперь стояла позабытая почти у самого огня…

— Прикончи его уже! — рявкнул кто-то.

Я решительно направилась к пиратам, намереваясь закончить этот спектакль. Шмыгнул следом цепкий взор Барто. Я выхватила из-за пояса Гектора пистолет — капитан только успел дёрнуть бровями — и пальнула в воздух. Разбойники вздрогнули, инстинктивно пригнулись.

— Довольно. — Прозвучало строго и твёрдо. — Как дети малые.

Феникс, бросив на меня беглый взгляд, опустил шпагу.

— Убирайся.

Джек Воробей подавился громкой усмешкой.

— Забавно, — кэп схватился за раненое левое плечо, — с каких пор тебе кто-то дал право командовать? — Вего темных — то ли из-за неверно падающего света, то ли из-за эмоций — глазах всё ещё сверкали гневные молнии.

Феникс сплюнул кровь и пошёл прочь, не сказав больше ни слова. Кэп презрительно дёрнул губой: остальные отступать не собирались.

— Джек, — растянул Барбосса, шагнув вперёд, — вряд ли кто-нибудь здесь поручится за твою безопасность.

Воробей улыбнулся с грустным пониманием на лице.

— А, — многозначительно кивнул он, — ясно, вместо благодарности избавляешься от конкурентов? Грязно работаешь, Гектор.

Шкипер фыркнул и направился следом за Уитлокком.

— Ну и пожалуйста! — Воробей театрально поклонился. — Стану я задерживаться среди таких мелочных неженок! — Сабля пирата со стуком нырнула обратно в ножны. — Только почаще напоминайте себе, господа, где бы вы были без старины Джека!

Моряки проводили изгнанника равнодушными взглядами и, мрачно переговариваясь, вернулись к костру, заговорили о прощании с павшими собратьями и похоронах мистера Бэтча. Скривив губы, я несколько минут наблюдала за печальными физиономиями пиратов, одновременно понимала их поступки и поражалась неуместной эмоциональности. Уитлокк обсуждал что-то с Барто, Барбосса наставлял своих людей — и все старались вести себя так, словно ничего не произошло. Я подняла с земли кусок верёвки с вплетённым перстнем — одну из множества подвесок Джека — и нырнула в джунгли. Выследить кэпа не составило труда: после себя он оставлял яростно искромсанные листья неповинных растений и редкие капли крови.

— Если явилась с порцией нравоучений, то надо было принести ром, — бросил Воробей через плечо. Он задумчиво стоял меж трёх пальм и буравил взглядом компас.

— Его не осталось, — спокойно отозвалась я. Джек что-то усмотрел на шкале и заспешил дальше в лес. Я следовала по пятам в течение нескольких минут, пока кэпу не надоело игнорировать моё присутствие. Он довольно резко обернулся и развёл руками. — Ты ранен, — взглядом указала я на плечо. Пират только отмахнулся. — Им просто нужно было выпустить пар, ты же понимаешь. — Карие глаза сошлись в недовольные щёлочки. — Если ты не заметил, все на взводе.

Джек приблизился. Моё лицо до последней морщинки изучил придирчивый взгляд.

— Так и не пойму, кого ты защищаешь.

— Никого, — пожала я плечами. — Пытаюсь сделать так, чтобы вы не поубивали друг друга раньше времени.

Недоверчиво сверкнули скрытные глаза.

— И что ты забыла здесь? Добровольное изгнание? — издевательски блеснул улыбкой кэп.

Я протянула часть подвески и добавила:

— Знаешь, когда в пещере на нас обрушился тот ад, я тоже была готова вытрясти из тебя душу. В этом был бы смысл, если бы ты наблюдал за всем со стороны или спокойно дожидался окончания экзекуции в лагере за бутылкой рома. Но ты был там, и у всех имелись одинаковые шансы умереть. — Я повела глазами. — До них это тоже дойдёт. Рано или поздно. — Лицо капитана просветлело. Он изящно взял подвеску из моей руки. — Теперь можно осмотреть твою рану?

Острая шпага Феникса оставила на плече кэпа глубокий порез, длиной почти с мою ладонь. Я болезненно морщилась при каждом прикосновении, а Джек Воробей стоически сносил жжение и всем своим видом показывал, что это вовсе не его плечо. Когда же дошло дело до перевязки, пират ойкнул и шарахнулся в сторону. «Аккуратнее, дорогая», — предупредил он в ответ на мой скептический взгляд. Я закатила глаза и с двойным усердием погрузилась в обязанности медсестры, как вдруг почувствовала нежное прикосновение осторожных пальцев в районе талии. Не придав этому значения, я наклонилась ближе, чтобы прижать ткань со спины. Пронырливые пальцы сместились чуть выше, легко тронули пояс на жилете — почти незаметно — и нырнули под ткань.

Рука молниеносно выхватила кортик из сапога. Лезвие коснулось горла Воробья, но его пальцы так и остались на моей талии, и их прикосновение, точно издёвка, стало ощутимее. Джек с лукавым восторгом вглядывался в мои глаза и медленно растягивал губы то ли в истинно пиратской, то ли в дьявольской улыбке — опасно обворожительной. Кэп подался вперёд, заставляя отодвигать руку с кинжалом.

— Что я точно заметил, — с придыханием прошептал Джек почти у моих губ, — так это то, как ловко твои пальчики умыкнули камешек.

— А тебе, видно, ловкости не достаёт? — Красноречивый взгляд скользнул вниз. Пират медленно убрал руку, и в унисон так же плавно я опустила кортик, затем вытащила из сапога камень в самодельном мешочке. — Ты, правда, думал украсть его? — хмыкнула я.

— Украсть украденное не считается воровством, — парировал капитан.

— Я его не крала.

— Ну да, — усмехнулся Джек, — взяла. На время.

— Именно, — кивнула я, закрепляя конец повязки, — чтобы глупостей не натворили. Никто из вас, — улыбнулась я, легко похлопав кэпа по раненому плечу. Тот шикнул, заскрипели зубы. — К тому же, насколько я вижу, никто до сих пор не заявил права на находку.

Джек издал снисходительный смешок.

— Надеюсь, подобное объяснение сочтут достаточно убедительным, когда старина Гектор решит потыкать тебя саблей. — Я непонимающе изогнула бровь. — Ты нас подставила, — вкрадчиво пояснил пират.

— Пфф, не драматизируй, — махнула я рукой. — Это всё не имеет никакого значения, поскольку с острова не выбраться. — Воробей неопределённо промолчал, только слегка качнул головой.

Закончив с перевязкой и игрой на нервах, мы продолжили путь, не имея пункта назначения. Просто шли, молча копаясь в мыслях, разглядывая однотипный лес и изредка ища взглядом шумливых обитателей джунглей.

— Так почему его нельзя трогать? — наконец за между прочим спросила я.

— Не знаю. — Джек Воробей махнул саблей, расчищая путь. — Просто нельзя.

— Просто? — переспросила я у пиратской спины.

Кэп не обратил на меня никакого внимания, самозабвенно карабкаясь на густо поросший мягкой травой крутой холм. Устало вздохнув, я полезла следом, что оказалось не так-то просто, а Джек даже и не думал вспоминать о своих чрезвычайно редких джентльменских замашках. Он что-то увлечённо рассматривал в подзорную трубу, что бессовестно стащил из каюты «Санта-Анны». Сапоги скользили по гладким стеблям, при каждом движении порез на ладони навязчиво тянул долгой болью. Наконец у самой вершины, сделав решительный рывок, я запнулась о пучок травы и ткнулась носом в спину Воробью — и только после этого он вспомнил о моем присутствии.

— Не выбраться, говоришь? — обернулась ко мне довольная физиономия плутоватого кота. В ромовых глазах плясали бесенята, высекая искры из-под подошв; торжествующе поблёскивали золотые зубы. Вместо объяснения Джек драматично долгим движением передал мне трубу и указал пальцем на просвет между деревьями.

Я покорно навела линзы, тут же выплюнула едва слышное: «Что?!», резко убрала трубу, моргнула и посмотрела вновь. На значительном удалении от берега волны почтительно покачивали корабль.

— Н-надо сказать остальным. — Мне понадобилась минута, чтобы приструнить взрывающиеся потоки радости и не наброситься на Джека с объятиями, испустив счастливый вопль.

— Они и так уже знают, поверь мне.

Я поверила. Далёкое побережье оказалось в приятной близости: две мили густых душных зарослей мы преодолели, как променад тенистой аллеи. Я перестала хромать, а Воробей — вымещать оставшееся зло на листьях фикуса. У кромки леса пират затормозил у ровной, как стрела, пальмы; внимательный взгляд застыл на силуэте парусника. Я засела в куст справа.

— Похоже, только наличие дамы в беде заставит его объявиться, — хохотнул Джек.

Теперь, когда до судна было не больше полумили, все и без того неубедительные сомнения рассеивались со скоростью пены, сметаемой с морских гребней во время шторма. Распахнутая клыкастая пасть над форштевнем сплёвывала волны. Корабль казался безжизненным, будто его выбросила к затерянным островам сжалившаяся стихия. Я беззастенчиво отобрала у кэпа подзорную трубу.

— «Голландец», — выдохнула я, — поверить не могу… Как он здесь оказался?

Воробей опять не торопился отвечать, и, закончив беглый осмотр, я вынужденно обернулась к нему с готовой колкостью на языке. Щёлкнул курок. Пират словно примёрз к земле — в его левую щёку упиралось дуло пистолета. Я выглянула из-за Джека, взгляд вскарабкался от мушкета к жёсткому лицу Гектора Барбоссы. За ним толпились остальные моряки — Воробей оказался прав — и глядели на меня как на самого последнего предателя.

— В пистолете нет пороха. Уже, — заметила я.

— Ты так уверенна? — проскрипел шкипер.

— И камень взяла я. — Я медленным движением продемонстрировала сокровище. — Он в полной сохранности и неприкосновенности.

Барбосса требовательно выставил ладонь. Несмотря на все отчаянные попытки сверкающих глаз Джека послать мне красноречивый запрет, я вернула камень. Равно как капитан Воробей был убеждён, что после избавления от козыря, его оставят куковать на Исла-Баллена, я была уверена, что мелкие распри нашего коллектива уступят перед сплочением, ведь появление на горизонте «Летучего Голландца» сулило не только спасение.

Капитан «Мести королевы Анны» придерживался схожего мнения. После недолгого осмотра корабля и молчаливого совещания Барбосса ловко развернулся и грозным голосом, не терпящим не то что неповиновения, но даже вопросов, произнёс:

— Значит, так, если кто-нибудь из вас расскажет, что камень у нас, или заикнётся о нём, или просто подумает — тому я лично выпущу кишки и примотаю ими к мачте. Ясно?

Все обменялись хмурыми понимающими взглядами, и только Воробей фыркнул, очевидно, желая подметить, что капитан слегка перегибает палку. Мы высыпали на берег и принялись кричать, привлекая внимание, пока палуба корабля-призрака не ожила. Когда спущенный на воду баркас был уже в дюжине ярдов, Бойль неуверенно спросил:

— Слушайте, а… а нас вообще выпустят? Ну, тот галеон…

Барто хлопнул матроса по спине: похоже, старпома куда больше прельщала мысль о путешествии на корабле-призраке, чем ещё об одном дне на острове.

— Выпустят. Сдаётся мне, то была потопленная «Нуэстра Сеньора де Авила». — Тут же вспомнились слова Уитлокка после крушения: «Это вроде стражи». Может, они оба были правы, и неупокоенный корабль старался не подпустить к острову, уберечь — камень или же нас?..

Шлюпка мерно удалялась от суши. Я обернулась к лесу. Значит, всё закончилось? Сколько мы пробыли на архипелаге Семи Вулканов? Счёт дням давно потеряли, но казалось, что полжизни. Несмотря на страстное желание поскорее вернуться в привычные воды Карибского моря, я ощутила в душе странную горечь, будто на Исла-Баллена оставалось что-то важное или значимое. Над изумрудными вершинами поднимался пар, джунгли бурлили сотней голосов. Где-то за горным хребтом дымил вулкан острова Хатэна, окутывая земли народа тэйа плотными облаками. Каждый раз приближаясь к очередной «важной точке», я с сожалением думала о грядущем витке событий, полагая, что раньше всё было проще. Так ли это было на самом деле? Простое и сложное — весьма эфемерные категории, всё зависит от человеческого восприятия. Кому-то в бассейн нырнуть — истинная пытка, а для кого-то переход на плоту через океан — сущий пустяк. Я не могла ручаться, что чётко осознаю это самое «простое» и «сложное». Но понимала только одно: теперь наступило Важное. Полное неизвестности и вопросов, опасное, двуличное, скрытное — настолько, что каждого ударить захочется, изматывающее. Приближалась кульминация: я ощущала это каждой трепещущей клеточкой организма, обострённым «шестым чувством» и читала в обманчиво спокойных пиратских глазах.

Но было что-то ещё. Неосязаемое. Неосознаваемое. Неуловимо поверхностное и в то же время беспокоящее глубины души. Вызывающее смятение и парализующее разум холодным расчётом. Что-то новое и не в полной мере моё.

Баркас подошёл к штормтрапу «Летучего Голландца» в полнейшей тишине. Меня пропустили вперёд — то ли из джентльменских манер, то ли ради проверки.

— Диана! — донеслось радостное восклицание, когда нога даже не успела коснуться замшелого настила.

Я неловко перевалилась на палубу и вскинула голову.

— Элизабет! Ты спаслась! А я уж думала…

Миссис Тёрнер многозначительно подняла брови и бросила мимолётный взгляд за спину: Уильям неспешно спускался с полуюта, оглядывая поднимающихся на борт пиратов. Остальной команды «Голландца» видно не было, будто их вовсе не волновало происходящее.

Кэп мельком кивнул Уиллу и одарил Элизабет роскошной улыбкой.

— Приятно иметь преимущество в виде бессмертного мужа, пересекающего границы миров на непотопляемом корабле, не правда ли?

Она коротко усмехнулась.

— Мог бы просто сказать, что рад, Джек.

— О да, — Воробей вскинул руки, — вы появились как никогда вовремя! — заметил он.

Уилл тут же перевёл на него заинтересованный взгляд.

— Да? Почему же?

Капитан «Жемчужины» задумчиво повёл подбородком из стороны в сторону.

— Потеря взаимопонимания, — ответила я за него. Затылком почувствовался тяжёлый взгляд Барбоссы. — Уж слишком напряжёнными выдались последние недели.

— Как вы так удачно здесь оказались? — полюбопытствовал Гектор.

Никто из троих капитанов-островитян не проявлял ни малейшего беспокойства, хотя уровень подозрительности достиг очередного высокого порога. История четы Тёрнеров звучала убедительно и вполне правдиво. Во время нападения на «Буревестник» Элизабет спасли моряки с «Летучего Голландца», а вскоре их подобрал корабль. После тщетных поисков выживших, на «Голландце» заметили далёкий дым, который и привёл их к архипелагу. Несколько дней команда наблюдала за островом, затем над джунглями поднялись черные дымовые столбы. Пока готовили высадку, мы успели перебраться на Исла-Баллена, поэтому отряд не встретил никого, кроме обозлённых дикарей. «Голландец» собирался уходить, когда кто-то разглядел дым над соседним островом. Так наши спасители, наделённые богатым запасом терпения, вовремя прибыли к берегу Китового острова.

— А как ваши успехи? — в свою очередь, поинтересовалась Элизабет. — Это ведь тот самый остров, верно? Удалось что-нибудь найти?

— Мертвецов и смертельные ловушки, — с бесконечным отчаянием в голосе выдохнул капитан Воробей.

Муж и жена обменялись долгими взглядами, но оба промолчали.

— Буду очень благодарен, капитан Тёрнер, — с некоторой издёвкой оскалился Барбосса, — если мы как можно скорее поднимем паруса.

— А то ещё, не ровен час, вулкан взорвётся, — качнула я головой в сторону острова Хатэна.

Уильям Тёрнер, слегка нахмурившись, коротко кивнул и приготовился отдать команду появившемуся точно из-под земли офицеру, как его прервал Джек с алчным оскалом и искрами в глазах:

— Только заглянем ещё в одно местечко.

Плавучая крепость, именуемая «Летучий Голландец», неслышно, как и подобает призраку, покидала прибрежные воды Исла-Баллена. Остров медленно таял в туманной дымке, растворялся в ней, будто не было никогда этого клочка земли, а лишь иллюзия и наваждение. На огромном корабле, похожем на древний лабиринт, не только я чувствовала себя неуютно и старалась подольше задержаться на свежем воздухе, опасаясь спускаться на тонущие в таинственном полумраке нижние палубы. Галеон был тихий и холодный. «Если у корабля и есть душа, его давно мертва», — подумала я. И всё же у «Летучего Голландца» имелось одно завидное преимущество — его несокрушимость. Прав ли Барто насчёт призрачного галеона или нет, на борту «Голландца» с ним не страшно было встретиться. Я всё недоумевала, почему нельзя было сразу отправиться в Треугольник именно на этом корабле и избежать множества неприятностей, но на мои вопросы никто отвечать не собирался.

Солнце погасло в закатных облаках, зажглись фонари. Сославшись на усталость и эмоциональную неготовность вспоминать о произошедшем, я улизнула от беседы с Элизабет и, пару раз заблудившись, наконец нашла капитанов. Они засели то ли в кладовой, то ли в каюте на жилой палубе, и с исключительной терпеливостью и тактом, присущим самым занудным и щепетильным правозащитникам, принялись выяснять, кому достанется камень. Невзрачный мешочек, смастерённый мной из обрывка банданы и куска тесьмы, скромно лежал в центре небольшого стола. Весь этот спектакль разыгрывался, как мне казалось, от нечего делать, и каждый так и ждал момента, когда пьеса наскучит и можно будет заколоть «коллег по цеху». Я сидела в углу, с усталым вниманием слушая бесконечные аргументы, в другом Барто, периодически щурясь, с наслаждением дымил трубкой. Процесс «цивилизованного дележа» давно превратился в очередную словесную баталию между Гектором Барбоссой и Джеком Воробьём. Тот же, на кого я делала ставки, отгородился мудрым и терпеливым молчанием, поэтому пришлось взять всё в свои руки и слегка оживить обстановку.

— Боже! — Я со вздохом провела ладонью по лицу. — Вы просто сборище эгоистов! — В меня буквально воткнулись четыре пары ошарашенных глаз. — Не смотрите так. Каждый из вас радеет лишь за собственную шкуру, — я обвела выразительным взглядом бывшего и нынешнего капитанов «Чёрной Жемчужины», — а эгоисты плохо кончают. Кроме спасения собственной же жизни, вам нечего предложить, так? И вы смеете судить о том, кто более достоин? Уж явно не один из вас.

— Вот как? — натурально изумился Барбосса, откидываясь на спинку стула. — А кто же тогда? — развёл он руками. — Ты?

Я отрицательно покачала головой и взглядом указала на Уитлокка.

— Он?! — в один голос выпалили пираты, а Воробей тут же добавил с насмешкой: — И чем он лучше наших грешных душ?

На лице Барто отразилась красноречивая гримаса: «Плохо дело».

— Да он!.. — В запале начала я, но Уитлокк перебил:

— Диана, прошу, не надо…

— Нет! — рявкнула я, выступая вперёд. — Пусть знают! Джеймс единственный, кто не желает ни спастись, ни обогатиться и действует ради безопасности Тортуги, в интересах пиратов, а не в своих собственных! Вот, почему он достоин этого чёртового камня!

Барбосса подавился сухими смешками и заметил:

— Твоему тону не хватает немного иронии.

— О нет, — взмахнул руками Джек Воробей, — много, много иронии. — Я перевела недоумённый взгляд на Феникса и обратно. После нескольких секунд молчания кэп пожал плечами. — Что же это, если не чистой воды вендетта? — Я распахнула глаза, невольно челюсть уехала вниз. Вспыхнуло жуткое желание подойти и проверить, не горячка ли у капитана Воробья. Его слова, точнее, тот бред, что он предположил, как назойливая муха, вертелся вокруг моего разума, но вне рамок понимания. Вглядевшись в мои глаза, Джек обронил якобы сожалеющее: — Оу… так ты не знаешь… Брось, никто ведь не верит во всю эту ересь с угрозой разгромить Тортугу. Всё до банальности просто и эгоистично, как весь наш мир.

У меня на лице отражались все оттенки человеческого непонимания. На грани мысленной паники я медленно обернулась к Уитлокку, чтобы увидеть такой же отпечаток недоумения и гнев в глазах. Но тот лишь поджал губы, а помрачневший взгляд растворился в пламени свечи.

— Джеймс! Скажи же хоть что-нибудь! — Я шумно вдохнула. Все молчали.

Не выдержав напряжения, чувствуя себя полнейшей дурой, я схватилась за голову и вылетела из каюты. Внутри поднималось что-то тёмное.

— Диана! — Громко хлопнула дверь.

Я резко обернулась.

— Объясни! Сейчас же.

Кругом царил густой полумрак, в паре ярдов на пиллерсе лениво покачивался фонарь. Уитлокк обречённо вздохнул. Бросив беглый взгляд за спину, он прошёл дальше к свету, словно не хотел, чтобы нас кто-то услышал.

— Два года назад на Кубе меня нашёл человек и предложил наняться на французский корабль. Его капитану нужен был помощник, достаточно грамотный и исполнительный. Я согласился, выбора особого не было, а под каким флагом ходить меня не волновало. Так я познакомился с Астором Деруа. Всё, что он тогда сказал: король нуждается в его услугах и даёт все необходимые полномочия. Каждого члена команды Деруа отбирал лично — от первого помощника до матроса такелажной команды. Я в силу наивности счёл это за признак профессионализма, ведь экипаж был, действительно, лучшим из лучших, при этом на корабле всегда была жёсткая дисциплина, и капитан сам разбирался со всеми нарушениями. Поначалу всё шло наилучшим образом. В основном мы ходили вдоль Африки и в Индийском океане. Затем я начал замечать, что Деруа довольно часто перегибает палку. Во время стоянки в Алжире он приказал бросить боцмана — Барто — в тюрьму за неповиновение, когда тот отстаивал право измотанной команды на ещё один день отдыха. Постепенно всё становилось ещё хуже. Деруа оказался, с одной стороны, умным, проницательным человеком, а с другой, в равной степени вспыльчивым и безжалостным. Во время возвращения в Вест-Индию он стал подозрительным, придирчивым, через две недели карцер был забит битком. В ход неоднократно шла плеть, лишение воды и еды. Перечить ему или первому помощнику никто не имел ни права, ни возможности. Опасаясь, что большая часть команды может просто не дожить до конца плавания, я освободил заключённых и невольно стал зачинщиком бунта. Всё вспыхнуло стихийно. После недолгого сражения мы спустили Деруа, его первого помощника и ещё нескольких верных ему людей в шлюпку. Без еды и воды — не из злого умысла, а потому что кругом царил полнейший хаос. Достигнув ближайшего берега, мы поняли две вещи — что Деруа не выживет и что мы теперь вне закона. Так «Странник» стал пиратским кораблём, а команда на его борту — пиратами. Я не жалею о содеянном, поверь. Но… он выжил.

Пламя свечи ритмично извивалось меж стеклянных стенок.

— То есть, это не просто имя, как ты тогда сказал? — сухим шёпотом спросила я.

— Клянусь тебе, Диана, я не знал, не знал, что он захочет и сможет отомстить! — быстро заговорил Уитлокк. — Если бы только…

— Нет, Джеймс, — закачала я головой, — дело не в мести… — Я с трудом продавила комок в горле, намешанный из слёз и яда. — Ты был единственным, кому я верила. Безоговорочно верила! И я могла ожидать предательства от кого угодно. От Джека. Но не от тебя. Не от тебя…

Уитлокк стиснул зубы и отвёл взгляд, так словно ненавидел себя даже больше, чем я. Затрещала от напряжения тяжёлая тишина.

— И ради чего всё это, Джеймс? Столько вранья! Я мучалась из-за каких-то недомолвок, а ты!.. Ради чего ты ни слова не сказал о нём? За всё это время! Ты мог бы скрыться, мог уйти на другой край света, и Деруа не смог бы тебя отыскать. Но ты остался… — холодно и с наигранным безразличием процедила я. — Угроза разгромить Тортугу? — сорвалась ядовитая усмешка. — Французу плевать! Ты знал, знал с самого начала! — Уитлокк перевёл на меня умоляющий взгляд, но моя душа, охваченная пламенем ярости, была равнодушна к мольбам. — Но почему ты с радостью нацепил его поводок? Ради чего столько усилий, скажи мне! Уж больше я не смогу разочароваться! Всё из-за проклятого камня, верно? Зачем он тебе на самом деле? — Капитан не мог скрывать своё волнение: в свете фонаря опасливо поблёскивали глаза, широкая грудь часто вздымалась. Меня это лишь больше раззадоривало, как матадора на корриде. Я видела: противнику не всё равно, а значит, его надо добить. — Прикрываешься высокой моралью и бескорыстием, так будь наконец честен! Ответь же! Что такое ценное может забрать у тебя Деруа? У Джека жизнь, у Барбоссы корабль, у Тёрнера сердце. А что у тебя? Скажи мне! — Голос сорвался в крик: — Что за ценность, ради которой ты готов броситься в пекло?

— Ты!

— Ч-что?

— Деруа убьёт тебя!

Мне будто пощёчину влепили. В душе всё застыло. Словно на кипящую лаву пролили жидкий азот. Всё замерло — чувства, эмоции, натянутое, как тетива, сознание. Всё это оказалось вторичным, отступило перед его словами. Оцепенел застекленелый взгляд. Уитлокк схватился за голову.

— Деруа убьёт меня? Если ты не принесёшь камень? — чеканя каждое слово, спросила я. — Как ты… Почему ты не сказал?

Джеймс посмотрел на меня с извечным благородным упрямством в глазах.

— Я тебя больше не потеряю, Диана.

— Что? Что ты говоришь? — всплеснула я руками.

— Я хотел защитить тебя…

— Защитить?! — дико усмехнулась я. — И поэтому не сказал, что играешь ва-банк с чокнутым французом на мою жизнь?! На мою! — Пальцы впились в эфес шпаги.

— И что бы ты сделала? Сбежала?

— Нет! — выплюнула я.

— Ты не знаешь этого человека, его не провести! — с чувством воскликнул Уитлокк.

— Боже! Что за бред ты несёшь?! — Клинок тихо зазвенел, готовый в любой момент покинуть ножны.

Я с остервенением сдёрнула ленту с головы, выдрав волосы, и бросилась прочь, буквально ощущая, как, разрывая плоть и душу, наружу прорываются демоны.

— Диана… — Уитлокк ухватил меня за локоть.

— Не трогай меня! — Я почти готова была его ударить, но встретилась с отражением своего взгляда в лихорадочно блестящих голубых глазах — не чистых, не искренних, а испуганных.

— И что ты собираешься сделать? — как можно спокойнее спросил он.

— В отличие от некоторых, — заговорила я сквозь зубы, — мне достаточно самоуважения и мужества не становиться рабом, а обернуться лицом к тому, кто возомнил себя хозяином, и, если понадобится, вонзить клинок ему в сердце. Да, Джеймс! Я буду сражаться, я собираюсь вернуть свою жизнь, потому что для меня свобода не просто красивые бравады!

Я грубо вырвалась. Срочно нужен был глоток свежего воздуха. Я не знала, как пролетела кучу отсеков и в темноте выбрала верный проход, опомнилась только на трапе к батарейной палубе — от встречного толчка в плечо. Взгляд по инерции нырнул следом за моряком: Джек едва ли не бегом припустил вниз.

— Ты знал.

Воробей затормозил, качнулся вперёд и нехотя обернулся.

— Вовсе нет.

Я направилась к нему, тщательно очищая голос от настоящих эмоций.

— Почему ты не сказал мне?

Только когда между нами осталось около ярда, кэп так же бесстрастно спросил в ответ:

— А ты бы поверила? — Я шумно выдохнула. — К тому же пока у вас с душкой-капитаном была идиллия, ты не так часто лезла туда, куда не следует.

Я приблизилась, Джек отступил на полшага.

— Вот как? Значит, стратегия? — Пытливый взгляд изучал черные глаза. — Беспокоился за меня или за свои планы? — мягкой скороговоркой спросила я, незаметно сокращая дистанцию.

— А какой ответ тебя устроит, дорогая? — обольстительно улыбнулся Воробей, пятясь назад.

Мелькнул фонарь, и в ярко вспыхнувших янтарём глазах я увидела коварные искры натуры пирата и отражение взгляда беспощадного хищника.

— Честный, — криво оскалилась я. Джек отозвался резким «Кха», наткнувшись на колонну мачты. — Но я его всё равно не получу, да? — Между нами осталось не больше фута.

Кэп изрисовал меня взглядом и, дёрнув бровью, заметил:

— Честность — неоднозначное понятие.

Я повела указательным пальцем и, играючи, опустила ладонь на плечо пирату.

— Не смей заикаться про ложь во благо, — прозвучало так похоже на предупредительное змеиное шипение.

Взгляды встретились, заискрились.

— А как насчёт правды во зло? — Кэп слегка приподнял подбородок.

— Этой тактики ты придерживался, значит? Ждал благоприятный момент. Браво, на войне все средства… — медленно расплылись губы в обманчивой улыбке. Пальцы пробежались по плечу, точно по клавишам фортепиано. — И что же дальше, Джек Воробей? — Кокетливо изогнулась бровь. — Избавишься от Барбоссы и упорхнёшь, как ни в чём не бывало?

— Отчего тебя так заботит эта стекляшка? — игриво сверкнул глазами Джек.

— Она заботит всех. — Я повела плечом и опустила вторую ладонь, прижимая Воробья сильнее к мачте. — И какую же роль теперь ты отвёл мне? — пролепетала я, склонившись издевательски близко.

— Ты вполне способна действовать самостоятельно, — на одном дыхании выдал Воробей.

— О, покорно благодарю. Да вот только, видишь ли, пока что меня используют — как реквизит, как средство, как предмет торга. Так что я для тебя теперь? Или уже успел списать со счетов?

— Забыла? — засияла весёлая улыбка. — С тобой мои планы обычно не работают.

— Ммм? — Я слегка надавила пальцем на свежую рану, отчего Джек зашипел. — Забавно, именно поэтому ты вёл себя как бессердечный прагматик? — Полшага назад. Но глаза, наоборот, приковались к нахальной физиономии, отслеживая каждую мимолётную эмоцию. — Брось, Джекки, все эти взгляды, которыми будто нарочно раздеваешь, улыбки вместо важных ответов, прикосновения, когда никто не видит, и презрение на глазах окружающих… Что за этим? Ложь во благо или правда во зло?

Улыбка под усами с каждым словом становилась всё бесстыднее. Карие глаза смело сражались с моим пытливым взором. Вдоволь пропитавшись огнём в моих глазах, Воробей подался вперёд и на ухо шепнул:

— Эгоизм. — И отстранившись, добавил: — Что поделать, не такой уж я добряк, как считают некоторые.

— Изворотливый мерзавец, — прошептала я в ответ. Только гораздо холоднее.

— Аккуратнее с языком, дорогуша, — радостно хохотнул пират. — Умерь свой гнев, не то он сожрёт тебя.

— Забавно, нечто подобное я уже слышала на днях от твоего любимого Барбоссы. — От удивления брови капитана скрылись под банданой. — Да. Когда готова была его убить.

Кэп вдруг поймал мою правую руку, обхватил за талию и резко опрокинул на спину. Под рёбрами оказалась то ли доска, то ли ящик. Джек навис надо мной, опираясь руками по обе стороны. Наши лица оказались точно напротив. Свесившиеся дреды защекотали по щекам.

— А как сейчас? — С моих губ сорвался нервный выдох. Я запрокинула голову. Взгляд беззастенчиво копировал всё коварство, что считывалось в карих глазах, удачно подсвеченных фонарём. — Можешь не признаваться, но я вижу по твоим глазам: тебе есть, что скрывать. Я в чужие тайны не лезу, ты знаешь…

— Без ведома…

— Без ведома, — одобрительно кивнул Джек. — Так что, если нам объединиться, а? — сверкнул золотой зуб из-под бессовестной и очаровательной улыбки. — На условиях обоюдного не полного доверия. Сдаётся, доверять мне ты можешь не меньше, чем можешь не доверять остальным. Может, я и прятал какой козырь для благоприятного момента, но с союзником добиться цели куда проще, смекаешь?

Левая ладонь предупредительно упёрлась в плечо, не давая пирату склониться ещё ниже.

— Твоей цели, Джекки.

— У нас она одна. По крайней мере, сейчас. Избавиться от… нежелательных лиц. Думаю, мы с тобой, ты и я, сможем договориться. Никаких уловок. Только деловой подход.

Он нагло пытался соблазнить меня — свободой. Ото всех. Тем, чего я желала в тот миг больше воздуха, и тем, что, исчезнув, стало бы пустышкой и пыткой. Дать желанное, посулить большой куш, особенно когда всё так абстрактно, утолить ежеминутную жажду — это было легко. И действенно. Джек знал это. Будучи превосходным стратегом, он, конечно же, знал это. Как и я. Мешал правду с ложью, недоговаривал и приукрашивал, но за всем этим маскарадом, увлечённый дерзкой игрой, не замечал, что в глазах моих отнюдь не задорный пиратский огонёк, а отсвет пожарища, что больше взгляд не следит за каждым движением его губ, что руки легли поверх его, и что пальцы правой руки, вторя нежным касаниям левой, — вытаскивают кортик из сапога. Он не замечал, что подталкивает нас к пропасти.

— Знаешь, на что похоже предательство? — Кортик легко и неслышно рассёк темноту. — Это как нож в спину.

Левая ладонь случайно скользнула с плеча, задевая рубашку с жилетом. Запястье окаменело от яростной хватки, кинжал замер, едва покинув верх сапога.

Два чёрных пятна. Две пули. Взгляд застыл на старых пиратских шрамах. Я впервые почувствовала обескураженное биение сердца, так, словно его забирали на какое-то время. Я медленно подняла глаза и встретилась с совсем другим Джеком Воробьём — серьёзным, знающим, настоящим.

— Не всегда в спину, дорогая, — с присущим мудрецам спокойствием сказал он.

Кортик в моей руке незаметно и беззвучно вернулся в сапог. Серьёзный взгляд Джека постепенно растворяла извечная интригующая улыбка. Кэп возвращался в рамки привычного всем образа чудака-пирата.

— В одном ты несомненно прав, — негромко заговорила я, свободно глядя в глаза, — я вполне способна действовать самостоятельно.

Я пихнула его коленом. Воробей неуклюже попятился на несколько шагов. Брошенный мной напоследок задорный взгляд и хитрая улыбка заставили Джека непонимающе свести брови и остаться наедине с неудовлетворённым любопытством и тусклыми огнями.

====== Глава XXXII. Заговор ======

На верхней палубе «Летучего Голландца» было темно и безлюдно. Корабль словно бы шёл сам по себе, не полагаясь на умения команды и изменчивость ветра. Запряжённый в паруса пассат совершенно не ощущался у подножия мачт, к такелажу притрагивался неохотно, с опаской. Волны бились о поросший ракушками и поеденный мхом корпус, но качка на борту едва ли кого-то беспокоила.

С губ сорвался долгий шумный выдох. Я расправила ладони на шершавом планшире и медленно опустила веки. В мозгу тикал таймер бомбы в унисон биению сердца, и его нельзя было отключить. Я будто бы зависла над пропастью: из-под сапог срывались мелкие камешки, бездна манила своей бесконечностью, и фатальное решение мог принять случайный порыв ветра. Грань безумия — вполне осознаваемая и кажущаяся неминуемой из-за хаоса в голове.

Я вытащила кортик и провела лезвием по дереву, оставляя глубокую царапину. Ещё немного и на клинке могла оказаться не только моя кровь, но и Джека Воробья; более того — его смерть. В душе не было протеста. Он этого вполне заслужил, я понимала это, зная уж явно не полную истину, но не имела права выносить такой приговор. Пусть бы он даже решил множество проблем: как говорится, нет человека… С другой стороны, жалеть бы пришлось гораздо дольше, чем испытывать чувство облегчения. «От любви до ненависти, подруга…» Ненависть к Воробью при всех его деяниях неоправданно завышенное чувство, куда уместнее перманентная злость — ведь так или иначе любой адекватный человек, имеющий дело с этим прохвостом, предупреждён, а удар исподтишка — не такое уж и неожиданное явление. Раз уж капитан Воробей предал тебя — значит, ты дал ему шанс и возможность. И всё же жизнь с упорством настаивала, что нож в спину тебе воткнёт тот, от кого этого ждёшь меньше всего. Как верно сообщил Воробей Барбоссе на Исла-де-Муэрте: «Опасаться надо людей честных. Ты и опомниться не успеешь, как они совершат какую-нибудь глупость». Пришлось кашлянуть усмешкой с горьким привкусом: ещё недавно я с готовностью обнажала клинок во имя защиты тех, кого сейчас с равной решимостью готова была самолично отправить на тот свет.

Ещё одна царапина на планшире. Корабль стерпит. Шрамы — дело житейское, хоть и не все зарастают окончательно. Ярость тлела раскалёнными углями, но уже не мешала мыслить холодно, растворяясь взглядом в ночной темноте. Я оказалась в светлой и просторной каюте «Призрачного Странника», бросившего якорь у острова Песо. Как много деталей было тогда упущено? Не сосчитать. Астор Деруа, раскинувшийся в капитанском кресле, не походил на человека, способного накинуть уздечки на шею не самым последним пиратам. Холодные серые глаза — словно стекляшки, на круглом лице с зауженным подбородком, как у куклы, бездушные и непроницаемые — тогда лишь вскользь глянули на меня. Его слова говорили куда больше. И шрам на шее — достаточно свежий, чтобы связать его с бунтом на «Страннике». Невозмутимость, с которой Деруа встречал нас в некогда своей каюте, спокойствие, с которым он общался с некогда своим подчинённым, красочно иллюстрировали древний алгоритм — месть подаётся холодной. Он абсолютно точно знал, за какие ниточки благородной души Уитлокка дёргать, хоть их цена и была высока. Блефовал ли француз или нет, угрожая благоденствию Тортуги, поставить мою жизнь на кон оказалось выгоднее и проще. Но неужто он сумел догадаться обо всём за несколько минут переговоров?..

От запоздалых, но необходимых раздумий меня оторвал показавший далеко за левым бортом «Летучего Голландца» мерцающий огонёк. «Этого только не хватало», — обеспокоенно выдохнула я. Жёлтая точка пару раз блеснула и исчезла. Взбудораженный взгляд засуетился среди непроглядной ночной темноты. Пусть теперь я была на борту не хлипкой шхуны, а мощного галеона, встречаться ещё раз с призраком «Нуэстры Сеньоры д’Авила» или какого-нибудь иного корабля совершенно не хотелось.

Удушающая злость вновь подобралась к горлу. Заскрипели зубы, я с размаху воткнула кинжал в доски. Затем снова и снова, наслаждаясь тем, как лезвие кромсает старое дерево. Я чувствовала себя преданной, униженной, будто каждый, кто был в той каморке, кто наблюдал мою наивную оторопь, плюнул в спину, снисходительно усмехнулся и, снизойдя, вытер об меня ноги. Как назло, вспоминалось всё то, что должно было свидетельствовать в пользу доверия, оттого внутри жгло сильнее от осознания, каким искажённым это всё было на самом деле, что, по сути, оно было ничем. Стремление к их успехам, равнение на их идеалы… Они считали меня никчёмной, легкомысленной, безнадёжной и бесполезной, оттого долго бы тосковать не стали. Считали слабой, а потому — недостойной правды. И из-за чего? Из-за человечности? Отсутствия необходимого равнодушия? Быть может, в этом крылась доля истины, но кипящая злость помогала мыслить не хуже искомого хладнокровия. У меня в груди чернела дыра — едва ли не осязаемая — из-за того, что сделала я и что совершили другие. И теперь я не собиралась беспечно полагаться на кого-либо, чтобы помочь заживить эту рану.

— Вижу, не спится.

Я вздрогнула и резко обернулась. Элизабет Тёрнер, осторожно приблизившаяся со спины, сочувственно улыбнулась.

— Много вопросов, — качнула я головой. — Слишком много вопросов.

Она понимающе кивнула.

— Обычное состояние, когда имеешь дело с пиратами. Особенно такими.

— Пираты — такие же люди. Ведут грязные игры, как и законопослушные граждане, подданные. Что же, теперь каждого интригана именовать пиратом? — усомнилась я. — И не все пираты достаточно умны, чтобы умело плести интриги.

Элизабет негромко рассмеялась.

— И всё же твоя вера в благородное пиратство продержалась дольше, чем моя, — заметила она.

— Да уж, — хмыкнула я, — благородством тут и не пахнет, забивает стойкий аромат эгоизма.

Королева пиратов, одетая, как не бедствующий, но скромный моряк, слегка перегнулась через борт и глубоко вдохнула морскую ночь. За время путешествия к Треугольнику мы с ней успели сблизиться, пусть и не больше, чем подруги по «работе». На борту «Буревестника» сложно было держать дистанцию, а в женском обществе чувствовалось понимание и возможность довериться друг другу — в известных границах. Сейчас же родственность душ была позабыта, и никто не торопился откровенничать, а искать особый ключик к Тёрнер, которая не отличалась простотой и наивностью, не было ни времени, ни желания.

— Так ты винишь себя? — ровно спросила я. Элизабет резко обернулась ко мне с живописным непониманием на лице. — Из-за того, что сердце Уилла в руках француза?

Я внимательно следила за каждым проблеском эмоций на лице собеседницы. Она замешкалась, моргнула несколько раз, рассеяно кивнула и, на мгновение поджав губы, ответила, опуская глаза:

— Да… Я… Как ты догадалась? Джек сказал? — быстро спросила она.

— О чём именно? — пожала я плечами. — Если о вине — у тебя на лице написано, а если про сердце — французу же нужен не просто рычаг, а рычаг несомненно действенный. С его точки зрения. Вот он и пригрозил отобрать самое дорогое, верно? — Элизабет вновь отвернулась к морю и тихо проговорила: «Верно». — Тебе не следует заниматься самобичеванием. Если чему-то суждено случиться, это случится. Закон Мёрфи. К тому же ты активно стараешься исправить ситуацию, бросив дом и сына: достаточно высокая цена. Да ещё и терпишь общество таких, как Воробей и… Барбосса. Это чего-то да стоит. Кстати, всё хотела спросить, как вы пересеклись с ним? Не самая лучшая компания, полагаю. — Рассуждения звучали беззаботно, честно и нейтрально. Я отбивала по планширу какую-то мелодию, взгляд ловил блики на волнах и изредка подбирался к лицу пиратки.

— И правда, пересеклись, на поисках карты, — Элизабет обернулась ко мне с многозначительной улыбкой, — той, что вы с Джеком стащили у нас из-под носа. — Я вспомнила сумасшедший «сплав» по джунглям на острове Саба и передёрнула плечами. Глаза Тёрнер хитро блеснули. — Кстати, ты и Джек… Между вами…

— Взаимное недоверие, — тут же отчеканила я.

Лиз беззвучно ахнула и слегка дёрнула бровью. Затем разговор, который вряд ли заводился ради дружеского общения, переключился на трудности корабельной жизни и прочие несущественные вещи. Однако, чем больше мы говорили, тем более искусственной казалась её беззаботность иоткрытость, потому я нарочно отгораживалась молчанием и скупыми фразами, настойчиво толкая беседу в тупик.

Заснуть удалось лишь к рассвету: мешало то ли варево мыслей, то ли ожидание очередного нападения потусторонних сил. Мелькнувший огонёк не давал покоя и днём. Я несла вахту на палубе, периодически разглядывая морские мили в подзорную трубу. К счастью, нелюдимые моряки из команды «Голландца» в собеседники не набивались, да и вообще внимания на чужие занятия не обращали, а остатки делегированных на «Буревестник» пиратов сидели тесным кружком где-то на шкафуте, пока их капитаны бродили на нижних палубах, держа друг друга в поле зрения. Одиночество, которое раньше доставляло дискомфорт, шло на пользу — и не только мне. Перспектива быть всеми позабытой в тот момент вполне устраивала, но через какое-то время долгий взгляд капитана Тёрнера, которым он периодически провожал мои прогулки меж бортов, перестал быть просто любопытным. Стоило глянуть на мостик, Уилл напускал на себя скучающий вид или начинал о чём-то с улыбкой переговариваться с женой. Что бы он ни думал, у меня имелось убедительное оправдание: после пережитого на «Буревестнике» я имела право быть чересчур взволнованной. Но, как оказалось, дело отнюдь не в излишней подозрительности, а скорее в том, к чему она привела.

День перевалил за свою половину. Солнце перестало испепелять каждый миллиметр неприкрытой кожи. Слегка затянутые дымкой горизонты давно наскучили, веки сонливо закрывались, в мозгу зародилась мысль о послеобеденной сиесте. Я поднялась, лениво потягиваясь. Сапоги зашаркали по иссушенным доскам. На полуюте, точно подтаявшая восковая статуя, одиноко бдел у штурвала рулевой, так что я впервые решила подняться туда, не боясь встретиться с капитаном. Когда под ногами заскрипели доски трапа, моряк бросил сверху вниз презрительный взгляд, оттопырил губу, но ничего не сказал. Я повела плечом и улыбнулась одной стороной губ. С высоты весь корабль — потрёпанный, но не утративший мощи — выглядел впечатляюще и теперь не казался таким мертвецки холодным. Только бахрома изодранных парусов шевелилась, точно снасти перешёптывались между собой. Я уселась у гакаборта на приросшие к палубе ящики и пристроила локти на выступающей из корпуса балке. В угол падала тень от парусов бизань-мачты, бриз развеивал вездесущий привкус затхлости. Стоило только подумать, что нашлось прекрасное место для отдыха, как на горизонте показалась точка, затем ещё одна. Я зажмурилась на несколько секунд и поочерёдно распахнула глаза. Точки по-прежнему маячили за кормой, у самого края моря. Неспешно руки раздвинули подзорную трубу, беглый взгляд метнулся к рулевому, в линзах заблестело море, и я с искусственной медлительностью прильнула к глазку. Таймер мыслительной бомбы в голове отозвался ускоренным нервозным тиканьем. Секунды растворялись в тишине, отсчитали больше минуты, и лишь после я опустила трубу. «Интересно…»

Наблюдательный пост я покинула лишь к вечеру. Сапоги уверенно застучали по доскам. Бесцеремонно вваливаться в кормовую каюту не пришлось: у самых дверей меня встретил моряк, в котором позднее мозг опознал Прихлопа Билла с хмурым выражением лица. Обменявшись молчанием, мы разминулись, и я решительно вошла в покои капитана «Голландца». Стукнули между собой створки дверей, уголки губ тут же разочарованно обвисли.

— Избавился от оргáна? — не удержалась я.

Уилл Тёрнер, что стоял у стола спиной ко мне, вздрогнув, резко обернулся. Пока капитан глядел на меня, как на выбравшуюся из воды русалку, я походкой праздного экскурсанта направилась к нему, разглядывая скудную обстановку. Каюта оказалась настолько огромной, что невольно пришлось задуматься об искривлениях пространства. Погребённые под слоем слизи, плесени и мха стекла вертикального окна, что пряталось раньше за коралловым органом, теперь поблёскивали чистотой, хотя света из них всё равно было недостаточно, чтобы наполнить отсек жизнью. У стен мостились рундуки, какие-то ящики, мешки. На массивном столе точно напротив дверей, что теперь занимал место оргáна, горело множество оплавленных свечей, как будто бы больше нужных для тепла, чем для освещения. Под потолком вместо канделябра постукивал костями скелет гигантской акулы.

— С оргáном было… — я повела подбородком, — внушительнее. Хотя, согласна, — я приостановилась у стола, — не совсем твой стиль. Но можно было бы повесить всякие ружья, сабли на стены.

Уилл повторил траекторию моего взгляда и, обойдя стол, опустился в кресло.

— Тут и без этого ржавчины хватает. — Голос его прозвучал тихо, ровно, даже доброжелательно, хотя капитан «Голландца» и не понимал причину моего визита. Внимательный взгляд терпеливо застыл на моём лице, скорее побуждая, нежели заставляя говорить.

Я беспечно бухнулась в кресло напротив и перебрала пальцами по столу.

— Нас преследуют два корабля. — Брови Тёрнера слегка дёрнулись. — Пожалуй, — я закинула ногу на ногу, — это вполне можно было бы назвать несущественным совпадением, если бы не одно маленькое «но». — Пират заинтересованно подался вперёд. — Один из бригов принадлежит Астору Деруа: мне доводилось видеть его раньше. — Водянистые глаза собеседника помрачнели, на лбу пролегли складки. Я подавила усмешку. — Итак, как же они нашли нас?

Уилл откинулся на спинку, усугубляя озабоченность на своём лице, и расправил ладони на подлокотниках.

— Вероятно, выследили.

— О, выследили? — картинно ахнула я. — Выследили «Летучий Голландец»? Через Бермудский треугольник? Не самое убедительное объяснение, капитан. — Я сделала задумчивую паузу. — Сдаётся мне, что куда вероятнее, поджидали. В точно указанном месте. Ведь так? — спокойно спросила я, прямо глядя на Тёрнера. Но тот предпочёл откреститься непонимающим взглядом и непроницаемой маской. — Послушайте, капитан, мне тут пришлось в который раз задуматься о мотивах каждого из нашей честной… или бесчестной?.. компании. Взять, к примеру, того же Барбоссу. Он недавно приставил к моему горлу саблю. Обычную абордажную саблю. Собственно, он ковылял с ней всё это время, просто мне не было до него дела. Однако теперь любопытна причина, по которой капитан «Мести королевы Анны» променял Меч Тритона, что как раз-таки и даровал контроль над этой самой «Местью», на куда более скромный клинок. Имея под рукой Меч, Барбосса мог призвать свой корабль и не набиваться в пассажиры «Голландца». Гипотетически. Но, — я пристукнула каблуком, — он где-то там сейчас. И всё же Барбосса не настолько мелочен и не так одержим своим кораблём, как Джек Воробей, чтобы его можно было этим шантажировать. Значит, он ввязался в поиски по собственному желанию, потому что камень — нечто куда более ценное, хоть он и не знает пока что насколько. Теперь вы с Элизабет. Джонс же не зря так тщательно прятал своё сердце? Ведь, имея столь сильный рычаг давления, капитаном «Летучего Голландца» очень легко манипулировать. — Взгляд Уильяма отяжелел, перестал давить псевдоискренней прямотой и съехал за моё плечо. — Полагаю, скверная ситуация — стать вдвойне заложником. И вполне весомый довод выполнять поручения этого мсье. — Я сделала паузу и, качнув головой, заметила: — Во всяком случае, такого мнения придерживаются Джек со товарищами. Они не доверяют друг другу и взаимно не верят тебе, оттого и забились, как крысы, в чулан. — Пальцы отбили лёгкий ритм по подлокотнику. — Уж не знаю, какие интриги они там плетут, мне не даёт покоя один момент, — я развела руками, — почему ничего не происходит? Камень у нас, — глаза Тёрнера сверкнули, — но вы и так это поняли, несмотря на все старания по конспирации. Теперь эти бриги. «Летучий Голландец» не принадлежит к числу кораблей, которым необходим конвой, а вы, капитан, не похожи на нерешительного юнца, что никак не осмелится прибегнуть к жёстким мерам, чтобы отобрать заветное сокровище, к тому же имея абсолютное преимущество. Ведь всё просто: чем быстрее камень окажется в руках француза, тем скорее ты получишь обратно сердце. Так почему ничего не происходит? Ни ты, ни Элизабет даже не заикнулись о камне, якобы уверовав в провал поисков. «Голландец» упорно держит дистанцию, и, сомневаюсь, что, имей Деруа такой весомый козырь против тебя, он бы им не воспользовался. Следовательно, он не может приказывать напрямую — у него нет твоего сердца. А значит…

— С чего вдруг такие выводы? — с напускной сдержанностью перебил Уильям.

Я многозначительно повела глазами.

— Знаешь, перестав беспокоиться по пустякам, начинаешь внимательнее относиться к деталям. Внимательнее слушать. Элизабет себе места не находит из-за чувства вины. Наверное. Прям как в тот раз, когда она дала кракену сожрать Джека. И почему мне кажется, что Деруа забрал у вас нечто куда более ценное, более важное? То, ради чего и ты, и тем более Элизабет готовы броситься в адское пекло, пожертвовать жизнями и даже связаться с Воробьём. Вашего сына.

Вести диалог мало того, что с опытным, но ещё и с практически мёртвым пиратом оказалось делом не из лёгких. Бесстрастное лицо, холодные глаза, отвлечённый взгляд, отсутствие дыхания и прочих мелочей, что обыкновенно выдают в человеке волнение. Капитан Тёрнер не давал мне и шанса удостовериться в собственных гипотезах. В ответ на, казалось бы, сенсационное разоблачение он лишь развёл руками.

— Занятная теория. Но не больше.

Я парировала терпеливой благодушной улыбкой.

— Да ладно, Уилл, я здесь не во имя демонстрации дедуктивных методов и обсуждать условия вашей сделки не собираюсь. Нужно же было с чего-то начать, — по-доброму усмехнулась я.

— Тогда ради чего весь этот разговор? — серьёзно спросил капитан.

— Волею обстоятельств, к сожалению, связанных со мной, но никоим образом от меня независящих, ситуация сложилась так, что для безболезненного достижения некоторой цели мне никак не обойтись без твоей помощи.

Тёрнер хмыкнул и качнул головой.

— Говоришь, как Джек.

— Издержки нахождения в его обществе, — пожала я плечами, — ты и сам знаешь. — Выдержав короткую паузу, я весомо заметила: — Вы не интересуетесь Эфиром больше, чем необходимо. А зря.

Уильям плеснул в кружку тёмного напитка и на несколько минут отошёл к окну.

— Более ценное, говоришь?

Я широко заулыбалась.

— О, я расскажу, но сначала, — я подалась вперёд и чётко выговорила: — Я хочу встретиться с Деруа.

Уильям резко обернулся.

— Так это твоя цель? Зачем?

— Скажем так, — палец черкнул по столу абстрактный завиток, — он задолжал мне мою жизнь.

У меня в голове сложилось множество вариантов развития событий. Пусть Уилл и не подтвердил прямым текстом догадку об истинной цене сделки, отрицать этого он тоже не торопился. Сказанное накануне Уитлокку отнюдь не было порывом эмоций или брошенной сгоряча колкостью: я твёрдо намеревалась убрать свою жизнь из списка ставок, вопрос был лишь в методах и средствах. А что может послужить лучше в вопросах силы и влияния на море, чем не «Летучий Голландец»?.. Пусть за нами шло два брига, призрачному галеону они не противники. Получи я согласие Тёрнера, и Деруа в скором времени потеряет способность к любым приказам, превратившись из тюремщика в пленника. Вдалеке уже слышался предвкушённый залп пушек, как вдруг Уилл сказал:

— Его нет на том корабле. Думаешь, будь он в море…

— Нет? — встрепенулась я.

Пират покачал головой.

— Только первый помощник. Деруа укрылся где-то на суше и, уверен, достаточно подстраховался.

Я снисходительно фыркнула.

— Но в чём смысл? Допустим, кто-то принесёт ему камень, ты, например, а что с остальными?

Уилл неспешно направился к столу и объяснил:

— Я должен был удостовериться, что камень при вас, а затем — сдать им. Если что-то пойдёт не так, Генри умрёт.

Несколько минут в молчании я задумчиво почёсывала бровь, пытаясь понять, как и какие карты разыграть. Уилл так же молча наблюдал за мной, но помогать не торопился, ибо преимущество, он знал, на его стороне.

— Мы захватим «Голландец», — наконец заявила я. Тёрнер даже не попытался скрыть недоумения от такого абсурдного предложения. — Бриг под командой первого помощника должен доставить нас к Деруа, так? Подай им сигнал, сообщи, что камень у нас: приходи да забирай. — Довольно улыбнувшись, я откинулась на спинку кресла. — Когда они подойдут, мы устроим бунт. Не волнуйся, — к Тёрнеру обратился мой уверенный взгляд, — всё будет выглядеть предельно правдоподобно, поскольку, узнай мои друзья-капитаны о подобной сделке, сотрудничать уж точно не захотят, но, если этим «предательством» аргументировать захват… — Многозначительно сверкнули глаза. — В таком случае ты никоим образом себя не скомпрометируешь перед Деруа и Генри не пострадает, а мы, в свою очередь, узнаем, где скрывается француз, и при встрече с ним я обязательно добуду сведения о твоём сыне.

— Почему ты так уверена, что я не пойду по простому пути и не сдам вас, согласно уговору? — прямо спросил капитан «Голландца».

— Потому что до сих пор этого не сделал. К тому же, сдаётся мне, мои слова, что камень — нечто куда более ценное, для тебя не просто красивая приманка. Разница лишь в том, что, в отличие от многих, могущество этой стекляшки вы с Элизабет не ставите превыше семейных ценностей.

Уилл со стуком опустил на стол кружку.

— Учти, помогать я не стану, если что-то пойдёт не так. Я и так рискую слишком многим. И в любом случае…

— Ты останешься в выигрыше. Я понимаю.

В капитанскую «берлогу» я завалилась без малейшего стеснения и ощущения неловкости: праздные лица, сосредоточенные взгляды, заряженные пистолеты. Ещё день-два, и каждому можно было бы поставить однозначный диагноз «Параноидальный психоз». Время близилось к полуночи, канделябр дрожал огнём нескольких свечей. У его подножия скромно лежал завёрнутый в ткань камень. Пираты что-то обсуждали, и разговор оборвался слишком резко при моём появлении. Несмотря на стойкое желание язвить, я сохранила на лице отпечаток печальной обеспокоенности и, шумно дыша, опустилась на свободный стул. Приятно пахло ромом.

— Вы пришли к единому мнению? — негромко спросила я. Барбосса фыркнул, Воробей загадочно повёл усом, Уитлокк старательно прятал взгляд. — Лучше бы да, поскольку у нас проблема. — В скрытых тенями глазах проблесками объявился интерес, в некой мере скептичный. — За нами два брига, один из них принадлежит Деруа, и вскоре Тёрнер сдаст нас всех ему.

— Что?! — Джек поперхнулся невидимой соломинкой.

Барбосса подался вперёд с требовательным: «Откуда ты узнала?». Я пожала плечами:

— Спросила. Ему ни к чему скрывать правду. Уилл понимает то же, что и я, и вы — почему и стараетесь держать друг друга в поле зрения — мы здесь не гости, а пленники. Без шанса выбраться.

— Говори за себя, дорогая, — моментально отмахнулся Воробей.

— Вот как? У тебя есть план? — с правдоподобной надеждой в голосе прозвучал вопрос.

Кэп поджал губы и стрельнул мрачным взглядом.

— Ну, всегда можно вступить в переговоры.

— Да, только помни, что вести их ты будешь с Деруа. — Паузу скрасил мой тяжёлый вздох. — Все преимущества на их стороне, они это прекрасно знают. Похоже, даже на Исла-Баллена наше положение не было столь безвыходным. Договориться с Тёрнером — это лишь приблизить время встречи с французом.

Джек отметил движением брови некоторое согласие со мной, но всё равно недоверчиво дёрнул усом. Я только развела руками, хотя до конца не верилось, что у этого пройдохи не припасено за пазухой очередное сумасбродное спасение. Другое дело, что он не желал посвящать в свои планы кого бы то ни было.

— Хотел бы я с ним встретиться в честном бою, — отстранённо протянул Барбосса, злобно пристукнув деревяшкой. В его тёмных мутноватых глазах отражалось стойкое желание поквитаться с нахальным лягушатником, причём далеко не гуманным способом. Воробей же не упустил возможность язвительно порассуждать о честных поступках давнего друга.

Соединив ладони, я приложила их к губам, на несколько секунд погрузившись в красочные оттенки раздумий.

— Но ведь это можно устроить, — наконец негромко проговорила я.

Барбосса с Воробьём перестали пререкаться и глянули с недоверчивой заинтересованностью. Уитлокк отозвался долгим вздохом, впервые обозначив своё присутствие.

— И как же это, мисси? — с наигранной вежливостью осведомился Гектор. — Спрыгнуть за борт и добраться до его корабля вплавь? И ради чего?

Я недоумённо закачала головой.

— Поверить не могу, что нахожусь в обществе трёх известнейших пиратских предводителей! Сейчас вы куда больше походите на юнцов из курьерской службы! Считаете, у нас нет ничего? Ни единого козыря? — Я внимательно посмотрела на Воробья: тот задумчиво поглаживал усы двумя пальцами. — Как насчёт эффекта неожиданности? Совершим дерзкую глупость. — Весьма кстати для придания важности моменту пришлось взять паузу из-за послышавшихся за дверью шагов. Спустя несколько секунд я чётко проговорила: — Захватим «Летучий Голландец».

Брови капитана Воробья медленно, как метка на градуснике, ползли вверх, а в кареглазом взгляде читалась смесь восторга с опасением о психическом здравии. Барбосса, нахмурившись, запрокинул голову; коготь его среднего пальца почёсывал подбородок. Впервые я обернулась к Уитлокку.

Словно бы получив разрешение говорить, он осторожно спросил:

— Я понимаю, ты думаешь, что с «Голландцем» мы будем иметь абсолютное преимущество, но… как захватить корабль с бессмертным капитаном и бессмертной командой?

Губы степенно расплывались в заговорщической улыбке; взгляд поочерёдно задержался на каждом из пиратов. Я повела подбородком из стороны в сторону.

— На наше счастье, не все они бессмертны.

Обсуждение нехитрого плана не заняло много времени. В каморке шелестел настороженный шёпот, а большинство вопросов сводилось к выбору благоприятного момента. Пираты загорелись идеей дерзкого безбашенного захвата и, как следствие, маячащей на горизонте возможностью организовать встречу с Деруа по собственным правилам, а потому с головой погрузились в детальную проработку бунта. Я большей частью помалкивала, лишь изредка направляя капитанов «на путь истинный», что вязался не только с их, но и моими планами на захваченные корабли. Меня куда больше заботили дальнейшие действия пиратов после того, как они не обнаружат на бриге Деруа.

По окончании совета я почти успела завалиться в гамак, как меня нашёл Ошин Кин с лаконичным посланием: «Эй, мисс, тебя ждёт капитан Уитлокк в трюме. Для личного разговора». С губ готов был сорваться едкий ответ по поводу таких разговоров, но Кин, выпалив всё на одном дыхании, тут же исчез из поля зрения. Не было ни малейшего желания после долгого и насыщенного разговорами дня переживать очередное душеизлияние, но я всё же направилась вниз скорее затем, чтобы окончательно расставить всё по местам.

Трюм тонул в плотном полумраке; кто-то предусмотрительно зажёг пару слепых фонарей. От сырой затхлости защербило в носу. «Уитлокк?» — негромко позвала я. Где-то на корме заскрипели доски. Миновав вязанку бочек, я скользнула пальцами по переборке, заглядывая в пустующий отсек. За спиной прозвучали знакомые шаги. Я искривила губы.

— Барбосса. — Шкипер выступил из темноты, изучая меня скрупулёзным взглядом. — Ясно, не Уитлокк звал меня. — Напряжённо поджались губы; я отступила на полшага, спиной упираясь в переборку.

— Что тебя так пугает? — сузил глаза старый капитан.

— Одноногий пират, заманивший меня в трюм.

Гектор приблизился на пару шагов и слегка запрокинул голову.

— Назовём это разговором по душам. Идёт? — оскалился он.

— А она у тебя есть, душа-то? — тут же ехидно отозвалась я. Барбосса неоднозначно ухмыльнулся.

Эфес шпаги касался руки: чтобы достать клинок, ушло бы меньше секунды. Вместо этого, презрительно цыкнув, я решительно направилась прочь. Тут же в запястье впились длинные мозолистые пальцы с когтями. Барбосса резко рванул меня за руку, так что я едва устояла.

— Пусти! — требовательно вскрикнула я, пытаясь вырваться.

— Эй! Камень! Ты коснулась его?

— Нет! — моментально слетело с языка.

Зазвенела тишина. Холодные глаза прижигали меня подозревающим взглядом. От хватки на запястье горела кожа, предвещая красочный синяк.

— Врёшь, — наконец протянул пират с хищным оскалом.

— Отпусти меня! — сорвался громкий эмоциональный визг.

Резким движением Барбосса отшвырнул меня к борту, точно мешок с соломой. Рана на ладони тут же заныла, встретившись со стрингерами. За те несколько секунд, что Гектор ковылял ко мне, в голове сложился чёткий и действенный план по спасению, а заодно и избавлению мира от подобного мерзавца. Однако сейчас его смерть вызвала бы слишком много вопросов, поэтому я избрала другую тактику. Приблизившись, Барбосса рывком поднял меня за шиворот и пригвоздил к борту. Когтистая лапа с силой сжала моё горло.

— Отстань!

— О, не строй из себя невинную овечку! Я вижу… Думаешь обвести всех вокруг пальца, да? Где же твои благородные помыслы, а?

— Я… я не понимаю… — испуганно тараща глаза, пролепетала я.

— Сейчас я задам только один вопрос, так что хорошо подумай, ибо от ответа зависит твоя жизнь.

— Помог!.. — крик потонул в хрипе.

— Цыц, — холодно выплюнул пират. — Что, вздумала найти другую часть? — Я сглотнула нервный ком. Барбосса что-то углядел в моих глазах, потому что протянул неуместно довольно: — Ага, это уже другое дело. Тем лучше…

Я вновь завопила не своим голосом, хотя вряд ли отчаянный крик покинул недра корабля. Хватка начала сжиматься, опасно лишая воздуха. Понимая, что у этого диалога фатальный конец, я уже готова была воспользоваться кортиком в сапоге, но слух уловил торопливый топот и возбуждённые голоса. «Живее!» Ладони впились в руки Барбоссы. Глаза безумно таращились на его обветренное лицо.

— Барбосса! Пусти её! — Феникс влетел в трюм, держа палец на спусковом крючке пистолета. За ним ввалился Бойль, кто-то из матросов и Джек.

— Мерзавка… — процедил шкипер. Я ответила дерзким взглядом.

— Живо!

Пальцы разжались. Я рухнула на палубу, заходясь хриплым кашлем и часто и испуганно шмыгая носом.

— Ты принимаешь проклятье за благословение, — бросил Барбосса напоследок, прежде чем удалиться гневной поступью. За ним следом исчезли и матросы.

Уитлокк помог мне подняться и тут же отстранился.

— Что это между вами произошло, дорогуша? — полюбопытствовал Воробей.

— Между нами?! — сипло возмутилась я. — Он… заманил меня… твердил что-то про камень и решил придушить. Он спятил!

— Да уж, — весомо протянул Джек, — нервы у Гектора уже не те что прежде. — При этом его взгляд задержался на моем лице дольше обыденного, точно выискивал тени ускользающих подробностей.

После случившегося о сне не могло быть и речи. Глаза болели от усталости, но я упорно таращилась в темноту под палубой над головой и считала удары сердца. Спина затекла из-за плохо натянутого гамака, тело будто окаменело и отмерло по частям. Горло всё ещё болело. Однако меня куда больше заботили причины случившегося, чем последствия. Я всегда (пусть даже и подсознательно) знала и понимала, что Барбосса осведомлён куда лучше нашего о таинственном сокровище. Он не относился к категории легковерных и недальновидных трусов, готовых броситься на край света из-за какой бы то ни было угрозы, но зато обладал достаточной выдержкой и изворотливостью, чтобы, делясь малоценными крупицами информации, выдавать их за истинные откровения. И, если Джек Воробей являлся тем, кто за между прочим спутывает карты всем, Гектор Барбосса вскрывал все эти махинации с равной скоростью, но при этом благоразумно держался в тени. Оттого становился куда более опасным противником. И стать эпицентром его подозрений — последнее, чего бы я желала добиться. Правила игры в кошки-мышки с Воробьём худо-бедно были мне известны, чего не сказать о его закадычном враге. Барбосса знал слишком много и теперь не сомневался, что я коснулась камня, и, судя по опрометчивым действиям, беспокоился о последствиях, а значит, в ближайшее время каждый мой вдох, каждый выдох будет скрупулёзно изучен до последней молекулы. Теперь мне стоило беспокоиться не только о собственной жизни, но и о намеченных планах. С какой лёгкостью он обернёт всё против меня?

Нужно было действовать, причём как можно скорее. Вариантов обнаружилось немного: избавиться от капитана Барбоссы — шанс, который был опрометчиво упущен, — или заключить с ним союз. В конце концов, чем он хуже других? Оставался лишь вопрос в цене.

Утро следующего дня встретило мрачной промозглостью. Качка усилилась настолько, что лежание в полудрёме в гамаке начало смахивать на тренировки в центрифуге. Внутренности слиплись в тяжёлый ком, в голове гудел ветер. Близился шторм. Палубы «Летучего Голландца» заполнило с трудом переносимое зловоние: смесь сырости и запаха рыбьих потрохов. Я вывалилась из гамака и поплелась на квартердек за порцией мало-мальски посвежевшего воздуха. Уже на верхней орудийной палубе выяснилось, что «Голландец» не настолько самостоятелен, чтобы обходиться без присмотра команды: наверху царило оживление, матросы выполняли привычные обязанности и в тусклом свете дождливого дня корабль перестал казаться таким потусторонним. Из плотных туч сыпалась раздражающая морось. Море пенилось. От кристально-чистой сверкающей лазури не осталось и следа, вода на мили вокруг обратилась в мрачное кипучее месиво. Только хорошо отдышавшись, я обратила внимание, куда устремлён бушприт «Летучего Голландца», и тут же бросилась на мостик, к устало-спокойному капитану Тёрнеру. Один из его офицеров, что с силой удерживал двойной штурвал, глянул на меня с нескрываемым раздражением.

— Что это значит? — Я кивнула в сторону носа галеона. В нескольких милях впереди горизонт загораживала непроглядная стена дождя, там клокотала тьма, сверкали хлысты молний и намешанный из тёмных тонов небосвод, подобно прессу, давил на исходящее пеной море. — Надеюсь, это не попытка погубить нас? — спокойно спросила я, прямо глядя на Уилла.

Он слегка приподнял подбородок и скрестил руки на груди.

— «Голландцу» шторм не страшен. — Я едва открыла рот, как капитан добавил: — Я не собираюсь делать крюк в десятки миль только потому, что кого-то беспокоит качка. — При этом его карие глаза слегка сместились в сторону. Я машинально обернулась и тут же поняла причину такого весьма резкого ответа: на шканцах, якобы оглядывая грозовое небо, но чаще задерживаясь взглядом у штурвала, стоял Гектор Барбосса.

— Как скажете, капитан, — ретировалась я, — верю, что вы достаточно благоразумны.

Меж тем ураган неумолимо надвигался на нас. Каждый из гостей-капитанов счёл своим долгом осведомиться о планах капитана-хозяина и дать пару наставлений, которые тот беззастенчиво проигнорировал. Вера в благоразумие Уилла Тёрнера отнюдь не гарантировала отсутствие банального страха перед сокрушительной стихией. Шторм в море был страшен не столько природной яростью, сколько осознанием человеческой ничтожности перед ней. От раскатов грома сотрясалось нутро, вспышки молний ослепляли, шквал сбивал с ног, косые плети дождя жгли кожу, а корабль — массивный галеон, настоящий морской танк, — бросало с волны на волну с лёгкостью ялика. Команда «Летучего Голландца» действовала споро и умело, а свободные от гнёта корабля моряки, почуяв немилость погоды, подыскали укромный отсек у подветренного борта и лишний раз нос наружу не показывали.

В отличие от них я задыхалась в затхлых, мёртвых недрах корабля-призрака. Там грудился пугающий сумрак, отзвуки шторма создавали ощущение нахождения в желудке мистической твари, что вот-вот переварит тебя. Однако находиться на верхней палубе становилось всё опаснее: мощные волны захлёстывали палубу, а штормовые леера на борту никто и не думал натягивать. «Часть команды, часть корабля…» Направляясь к трапу на шкафуте, я взглядом зацепила Барбоссу: он поднялся на мостик и о чём-то заговорил с Тёрнером, явно неспроста выбрав такой, казалось бы, неподходящий момент. Но за рёвом ветра и шипением воды даже в ярде от пиратов ничего не было слышно — идеальное время для тайных сговоров, редкая возможность на борту, где каждый чих становится достоянием общественности. Несмотря на жгучий интерес, рисковать я не стала.

«Летучий Голландец» ворвался в эпицентр яростного шторма. Опустилась практически ночная темнота. Из-за дождя не было видно на расстоянии вытянутой руки. По ступеням трапа журчала вода, но я упорно сидела у самого края, вцепившись в леер и хватая холодный воздух жадными глотками. После стольких дней, проведённых на суше, причём не в благоденствии, подобное «боевое крещение» стало настоящей пыткой для организма. Успокаивала лишь мысль, что стихия не может бесноваться вечно.

Над головой загремело звонко и отчётливо, совсем непохоже на громовой гул. Шум повторился вновь, что-то прокатилось по настилу, и вдруг в сходной люк рухнула бочка — я едва успела увернуться. Боясь быть придавленной грузом, я перемахнула через ступени на палубу — и весьма вовремя: чиркнув по сапогу, по трапу загрохотали объёмные ящики, что ранее были привязаны к грот-мачте. Из-за борта доносились нервные крики. Мобилизовав запасы концентрации и используя кортик как альпинистский топорик, я направилась к фальшборту: туда, где не в такт такелажу болтался канат. «Голландец» дал обратный крен, оттого левый борт поднялся почти вертикально и пришлось карабкаться по палубе, точно по крутому склону. Наконец я вцепилась рукой в посвистывающую пустым дулом пушку и машинально обернулась: в поле зрения не было никого, а значит, одно неверное движение и на выручку никто не придёт. Кряхтения и ругань за бортом перекрыли канонаду дождя. Трос стукнул по доскам, я ухватила его рукой и только потом перегнулась через планшир. Тут же внутри кто-то зашёлся истерическим и безудержным хохотом. Округлившиеся глаза таращились на болтающегося вниз головой, точно тушка зверя, Барбоссу: злосчастный конец петлёй обвился вокруг его ноги, а протез никак не мог угодить по выбленкам сети, сброшенной вдоль борта вместо трапа. Пока тело пребывало в оцепенении, канат перестал болтаться, и старый пират каким-то чудом умудрился ухватиться за него одной рукой, хотя положение это не особо спасало. Судя по взгляду, что вонзился в меня, шкипер хотел бы видеть меня здесь в последнюю очередь.

— Вот так ирония, да? — с ехидством опомнилась я. Барбосса рыкнул что-то нечленораздельное.

Слева приближался гигантский вал. Стоило ускориться и проявить сноровку, чтобы успеть, пусть и в последний миг. Чтобы Гектор мог ухватиться за верёвочный трап, я потянула канат на себя, меж тем усмехаясь, что могу расстаться с жизнью из-за подобного мерзавца. Барбосса чиркнул когтями по тросам, но корабль вновь повело, отчего шкипера с силой впечатало в борт. Канат обжёг ладони, заскользил, и я медленно разжала пальцы правой руки. «Мерзавка», — обозначил Барбосса одним только взглядом. Я подняла уголок губ в подобии улыбки, красноречиво изогнула бровь и быстрым резким движением шпаги рубанула дряхлый канат.

Волны сожрали старого пирата с охотным проворством. Прощальный взгляд был недолог. Я бегло глянула по сторонам и успела нырнуть на орудийную палубу за несколько секунд до того, как вал врезался в борт корабля. Ещё какое-то время меня потряхивало, а к губам просилась победная улыбка. Сожаление было лишь из желания узреть реакцию Барбоссы на такой манёвр, как если бы он наблюдал за всем со стороны. Это было дерзко и неожиданно — для нас обоих, но, стоило признать, — неминуемо. Но затем, когда послевкусие победы перестало услаждать, спину сковал нервный холод от осознания, что я могла, а возможно, и совершила фатальную ошибку. Барбосса поднялся наверх, чтобы поговорить или договориться с Тёрнером, а значит, при нём мог быть камень. Тут же ноги, скользя по мокрым доскам, понесли меня в капитанское пристанище. Я ввалилась в каюту слишком резко, быстро и взволнованно. На меня уставились три пары удивлённых глаз: Джек выскребал что-то из-под ногтей, закинув ноги на свободный ящик, Уитлокк, похоже, о чём-то беседовал с Барто, а тот, в свою очередь, косо дымя трубкой, придерживал одной рукой тусклый фонарь на столе. В его рассеянном свете по-прежнему виднелся мешочек с камнем. С губ едва заметно сорвался облегчённый выдох.

Глаза Воробья скользнули медленным взглядом от всклокоченных ветром волос к расползающейся у моих сапог лужице. Вновь посмотрев на меня, кэп слегка прищурил глаз и с интересом переключился на собственные пальцы. Я уселась на ящик у стены, ответив рассеянным «Угу» на заботливый вопрос Уитлокка, мол, всё ли в порядке. Каюта заполнялась неловким молчанием. Воробей что-то замурчал под нос в излюбленной манере беззаботности, несмотря на царящий кругом ад. Барто, поёрзав на мешке, занялся тем, что умел делать превосходно — рассказывать истории, только в этот раз у меня сложилось стойкое ощущение, что их никто и не слушает. Это было молчание в квадрате: каждый таил что-то не только ото всех, но и от конкретного человека. Молчание чересчур громкое.

Шторм миновал через пару часов. Небо очистилось, и на палубах посвежело. Мы выбрались из полумрака отсеков на квартердек, оживлённый лучами чистого солнца и дыханием бриза. Воробей и Уитлокк принялись изучать горизонт через подзорные трубы в поисках бригов, о которых я упомянула вечером, но на присутствие парусников в зоне видимости не было и намёка. Стихия, что заставила команду «Летучего Голландца» активно потрудиться, с обычными кораблями могла расправиться влёкую, и так же просто, словно карточный домик, грозили рухнуть мои планы. Я нервно измеряла шагами палубу вдоль борта, пока не услышала желанное и заговорщически тихое: «Есть! Парус, там, на горизонте». На «Голландце» оставили лишь половину парусов, оттого бриг, вырвавшийся из чрева шторма, быстро увеличивался в размерах.

— Ты говорила, их двое, — не преминул заметить Воробей вскорости.

— Да, — смятенно протянула я, опуская трубу, — похоже, второй сгинул в урагане или попросту отстал. Ну, тем лучше, не так ли?

Когда выяснилось, что корабль-призрак действительно даёт бригу нагнать себя, настал час «творить разбой». Барто собрал ничего непонимающих матросов в самой укромной части судна для инструктажа.

— Так, ну и где Барбосса? — первым забеспокоился Уитлокк.

Джек покрутил головой, точно Гектор славился своей незаметностью и обыкновенно его приходилось искать глазами. Моряки с «Мести королевы Анны» активно зашептались, пожимая плечами. Я провела пальцами по шее и неохотно выговорила:

— Я его последний раз видела перед штормом, на мостике.

— Что он там забыл? — нахмурился Воробей.

Я пожала плечами.

— О чём-то говорил с Уиллом.

— И ты не сказала об этом? — всполошился кэп.

— Ох, прости, была занята тем, как бы не выплюнуть внутренности! — огрызнулась я. Джек плотно сжал губы и раздражённо засопел.

Следующая четверть часа прошла за всеобщими, но заведомо безрезультатными поисками капитана Барбоссы. Когда все вновь собрались в условленном отсеке, лица покрывала мрачная озабоченность. Вывода было два на выбор: либо к исчезновению одноногого причастен «этот мёртвый капитан», либо Гектора постигла менее завидная участь быть смытым волной за борт.

— Поверить не могу! — выдохнула я, обхватывая руками голову. — Так не должно было быть… — Джек Воробей послал мне снисходительно-недоверчивый взгляд, на который я с лёгким ехидством ответила: — Я хотела лично прикончить его собственной рукой! — Тут же зашуршали насмешки, из-за которых пришлось давить подступающую самодовольную улыбку. Кэп же привычно отгородился непроницаемой маской с задумчивым взглядом и, дав всем несколько минут для скорби, подытожил:

— При всей моей безграничной любви к старине Гектору, бриг на горизонте и пора действовать. Если, конечно, этот мерзавец всё не испортил, — беззлобно пробурчал он. По просьбе Уитлокка Барто с праздным выражением лица занял место на страже секретности, и затем капитан Воробей, собрав вокруг плотное кольцо слушателей, принялся вводить пиратов в курс дела. — Что ж, теперь, господа, успех нашего небольшого предприятия и, как следствие, жизни всех присутствующих зависят от секретности и строгого следования плану. Всем известно, что у стен есть уши: на этом корабле это выражение приобретает как никогда буквальное значение. Первая часть сего плана сущий пустяк, но далее вы должны запомнить и выполнить всё в точности. Ясно?

— С чего вдруг? — задиристо выплюнул Паскаль, внезапно напомнив, что всё-таки умеет говорить. — Что это за… предприятие такое?

Кэп посмотрел на Феникса, затем на меня и послал пирату назидательный взгляд.

— Мятеж, — беззвучно последовало в ответ. Когда улёгся взволнованный шёпот, Джек посвятил пиратов в курс дела — не больше, чем необходимо, приврав местами для пущего эффекта — и закончил интригующим: — Остальное после успеха на первом этапе. Главное — не дайте им усомниться в вашей безобидности.

— Зачем ждать до последнего? Давайте захватим корабль сейчас!

— Затем, что, если чёртовы французы хоть на мгновение усомнятся в происходящем, наш план падёт крахом.

— А где гарантии, что они нас не пристрелят? — без энтузиазма поинтересовался Билли Ки.

— Разве не ясно? — развела я руками. — Для них мы сейчас как товар для обмена. Ты где-нибудь видел торговца, что избавляется от собственного добра? — Пират повёл челюстью и не ответил. — Не давайте им повода. Пусть думают, что застали нас врасплох, а мы им отплатим той же монетой.

После выдержанной паузы уже ко мне обратился Джеков вопросительный взгляд, и я решительно кивнула. Теперь Воробей, без сомнений, выступал главным дирижёром грядущего концерта, хотя сам и старался держаться на вторых ролях, привычно выдавая личный интерес за нечто несущественное, однако, пока всё шло по намеченному плану, меня это не сильно заботило, скорее, не позволяло лишний раз расслабиться. Заговорщики с праздным видом начали разбредаться по верхней палубе, держа друг друга в поле зрения, а я, наоборот, спустилась в трюм и укрылась в темноте дальнего отсека. Довольно скоро донёсся частый топот, взбудораженные голоса оповестили, что капитан Тёрнер взял пиратов под стражу. Обострённый слух ловил каждый скрип, каждый шорох. Французский бриг должен был нагнать нас менее чем через час.

Выждав какое-то время, я осторожно направилась к бывшей офицерской каюте, что служила временным салоном, кают-компанией и всем, где могло собираться приличное общество. Искривлённые створки дверей не сошлись плотно, и изнутри слышался возмущённый голос Элизабет:

— …всё равно неправильно! Уилл, где гарантии, что он сдержит слово?

— Не волнуйся, — успокаивающе проговорил Тёрнер, — я всё предусмотрел. И неужели ты думаешь, что Джек или кто-то из них поступил бы иначе? — Лиз промолчала. После некоторой паузы капитан сказал: — Будь здесь. — И, видимо, чтобы прервать грядущее возмущение, поспешно добавил: — Так безопаснее. Мы справимся. — Воцарилась тишина. Затем застучали сапоги, я юркнула в тёмный угол.

Пиратская королева в одиночестве нервно меряла шагами каюту, до краёв полная несогласия с действиями мужа, и потому чужое присутствие не сразу заметила, а когда наконец поймала мою фигуру взглядом, на её лице отразилось яркое удивление.

— Элизабет, — тихо и скорбно выговорила я, неуверенно направляясь к ней; пальцы теребили край рубахи, взгляд нырнул к сапогам, — я… мне предстоит непростой разговор с Уильямом, и я хотела попросить тебя о помощи.

— Непростой разговор? О чём? — смятённо переспросила она.

Несколько секунд мой отрешённый взгляд растворялся в полумраке дальнего угла, затем я подняла голову.

— Ты сама узнаешь позже.

— И как я тогда могу помочь? — резонно усомнилась Элизабет.

В тот же миг я крутанулась, точно в танго, попутно вытаскивая пистолет, и оказалась за её спиной. Дуло уткнулось Суонн в висок.

— Будь паинькой. — Она попыталась вырваться, но я схватила её свободой рукой за предплечье и холодно выговорила: — Пистолет заряжен, а смелые глупости всё только усложняют. Кандалы у дверей. Уж прости, чем сумели разжиться.

Надо отдать должное Элизабет Тёрнер — держалась она достойно. В её душе не было страха, скорее, злость и непонимание чужих отчаянных поступков. Наручники остервенело позвякивали, обыкновенно добрые глаза метали молнии, но на помощь звать или поднимать шум пиратка не торопилась, словно бы заинтересованная дальнейшим развитием событий, ну и вдобавок, чувствующая превосходство сил.

— И что дальше? — с лёгким презрением полюбопытствовала заложница.

— Подождём, — отозвалась я, подталкивая её к выходу.

Верхняя палуба «Летучего Голландца» больше походила на некую псевдопсихологическую авторскую инсталляцию: молчаливые люди и красноречивые взгляды, внешнее спокойствие и нервно скукожившееся нутро, печальная покорность передсудьбой и оружие на любой вкус в абсолютной досягаемости. Согнанные тесным кружком пленники-заговорщики чувствовали себя вполне свободно даже под суровыми взглядами команды «Голландца». Потерявшие предводителя моряки с «Мести королевы Анны», ведомые лишь одним желанием — поскорее добраться до земли обетованной и покончить со всем происходящим, — следовали плану без особого энтузиазма, но вполне покорно, и бросаться в открытое сопротивление не думали. Уитлокк и Барто точно по стеклу ходили — сжатые, напружиненные, готовящиеся к неизведанной и неотвратимой каре. Наблюдать из укромного, тонущего в тенях уголка за их мрачными лицами, за крайне устойчивым, изматывающим волнением — волнением напрасным — было приятно; в этом виделась хоть какая-то справедливость. Другое дело, Джек Воробей, засевший в позе лотоса в узком прямоугольнике солнца: его спокойствие было столь же правдивым, как и на острове Креста во время поисков сундука мертвеца, словно бы не было «внезапного предательства», словно бы и речи не шло ни о каком мятеже. Надо отдать должное, способность скрывать истинные чувства и эмоции, которой кэп умело пользовался, в пиратском обществе была крайне полезна.

Наконец засвистела боцманская дудка: французский корабль миновал отметку в сотню ярдов. Элизабет напряглась, подалась вперёд, но я предупредительно повела пистолетом, и ей пришлось вновь укрыться во мраке. Наше главное опасение, что исчезнувший бриг предпримет какой-либо манёвр, не оправдалось: ветер приносил отзвуки французской речи, но открывать орудийные порты никто не собирался.

В районе шкафута хлопнули переходные доски. Джек бросил в мою сторону быстрый взгляд и одобрительно улыбнулся, хотя с залитой солнцем палубы ему не удалось бы кого-то разглядеть. Первыми на борт «Летучего Голландца» юркими хорьками перебрались двое солдат в чернильно-чёрных мундирах, вытянулись и замерли точно посередине, оглядывая корабль. Над головой отчётливо, чеканя каждый шаг, застучали сапоги: капитан Тёрнер спускался с полуюта навстречу гостю.

И вот мостки слегка прогнулись под высоким, но нескладным человеком в лоснящемся мундире и двууголке. Джек Воробей запрокинул голову и укрылся ладонью от солнца, чтобы получше рассмотреть его, а француз, в свою очередь, бросил на пленников быстрый суровый взгляд оценщика и только потом грузно спрыгнул на палубу «Голландца». Одновременно с тем, как он двинулся в сторону кормы, я вытолкала на шканцы Элизабет. Глаза матросов были прикованы к важному гостю. Тёрнер заметил нас сразу же: остановился на нижней ступени трапа, затем рванул вперёд, но, услышав звонкий щелчок взведённого курка, мгновенно замер. Смесь шока, злости, чистого негодования и безжалостности на его лице была столь красочной и искренней, что я нисколько не усомнилась в своём решении договориться о бунте и умолчать о некоторых его деталях.

Медленно оборачивались головы вслед за капитанским взглядом. Легкие заполнил воздух для грядущего ультиматума. Француз едва успел дойти до грот-мачты, как по ушам хлопнул пушечный залп. На секунду всё замерло, точно стоп-кадр: ни звука, ни шороха, — будто для того, чтобы у каждого в голове громыхнуло: «Какого чёрта?!».

Затем лопнула тонкая нить, что удерживала хрупкое равновесие. Гость подпрыгнул от неожиданности, метнулся назад, к себе на корабль; к нему на защиту бросились двое охранников и солдаты с брига. В ту же секунду раздался крик: «Держи его!». Палуба пришла в движение, пираты замельтешили, словно молекулы. Бахнули выстрелы, один из французских солдат рухнул в море, другой навзничь завалился на палубу. Я тут же отпихнула Элизабет к внешней переборке каюты и следом укрылась за перилами трапа. Путь для удирающего француза был отрезан, доски сброшены, суматошная пальба не позволяла и головы поднять, а бриг ничего не мог противопоставить нависающим над ним бортам «Летучего Голландца». «Пушки!» — заорал Билли Ки, что значило: противник выкатывает орудия и у нас меньше минуты форы на то, чтобы захватить козыря — или взять бриг на абордаж. В паре ярдов от согнутой в три погибели спины француза, что вот-вот норовил сигануть за борт, просвистел вслепую брошенный нож. Как вдруг, буквально в последнюю секунду, в момент, когда начищенные до блеска сапоги готовы были оттолкнуться от палубы, на беглеца спикировал, точно ястреб, — уверенно, молниеносно, безжалостно — Джеймс «Феникс» Уитлокк. Француз тут же приложился о палубу головой и на несколько минут выбыл из реальности, а я замерла как вкопанная, даже не пытаясь угадать, откуда спорхнула эта грозная птица. Капитан «Странника» с лёгкостью за шиворот подорвал бессознательное тело с палубы и подтолкнул к фальшборту. Ветер участливо рассеял оружейный дым.

Бриг неуверенно указывал на «Летучий Голландец» дулами пушек, равно тому, как солдаты, замершие у борта, тыкали ружьями. Увидев саблю у шеи предводителя, офицеры растерялись, с опасением вглядываясь в орудийные порты «Голландца». План пошёл наперекосяк, но всё случилось так быстро, что эффект неожиданности сработал безотказно и застигнутые врасплох противники, поколебавшись, сложили оружие.

Хаос отступил всего на пару секунд, Уитлокк даже не успел закончить обращённое к людям на бриге послание, а команда «Голландца» во главе с капитаном вспомнила обо мне и пистолете у виска миссис Тёрнер. Элизабет, воспользовавшись суматохой и тем, что я отвлеклась на Феникса, рванулась к мужу, заставив меня припоминать уроки самообороны: к оружию добавился довольно грубый локтевой захват шеи. Никто не мог ручаться, чем всё кончится, и сохранить в тайне суть двойного заговора не помешало бы.

— Что вам нужно? — холодно спросил Уильям. Со всех сторон нас обступали члены его команды. Капитан так истово вглядывался в моё лицо, словно никак не мог понять, насколько реально происходящее и угроза жизни его любимой.

— Скажем, смена правил игры.

— Считаете, это разумно? — дерзко усмехнулась Элизабет.

Джек Воробей объявился как ни в чём не бывало, играючи расталкивая столпившихся матросов, и с улыбкой качнул головой:

— А кто говорит о разумности? Это же её затея. — В ответ на посланный мне задиристый взгляд захотелось влепить кэпу пощёчину.

Уилл поджал губы. Капитан Воробей выкатился вперёд и, сунув большие пальцы за пояс, гордо вздёрнул подбородок.

— И чего же ты хочешь? — сухо спросил бессердечный пират то ли у кэпа, то ли у меня.

Джек плавно взмахнул руками.

— Что ж, Уильям, признаю, тебе это будет сделать крайне нелегко. — Воробей прошёлся по Элизабет долгим жгучим взглядом, обрисовал её фигуру от макушки до ног, заставляя Тёрнера сжимать кулаки в бессильной злобе. Я с нетерпением ждала, когда же кэп закончит позёрствовать и заявит о временной «отставке» Уилла с поста капитана «Голландца». Наконец Джек обернулся к Прихлопу-младшему: — Не наделай глупостей. Вот и всё.

— Что вы задумали? — быстро проговорил Тёрнер. И я готова была переадресовать этот вопрос лично Воробью.

Джек презрительно фыркнул.

— Уж явно не следовать твоему гнусному, грязному, предательскому плану.

— Вы всё испортите! — разгневанно воскликнула Элизабет, и отчасти я её понимала.

— Отчего же? — заметила я. — Имея преимущество, мы можем диктовать нашим нечестным соперникам свои условия. Если всё пройдёт гладко и ни капитан, ни команда «Голландца» не попытаются нам помешать, никто не пострадает. И, тебе стоит признать, что, во-первых, покорность из-под палки лишь побуждает к бунту, а во-вторых, нам всем это на руку.

Хотели ли они признавать нашу точку зрения или нет, тратить время и силы на доказательство своей правоты никто не собирался. Капитан Тёрнер удержал своих людей и отступил, но я и не думала строить благих иллюзий. Элизабет держалась ровно. Её дерзкий взгляд красноречивее слов говорил, что пиратка крайне заинтересована, но не удивлена и тем более не испытывает страха. Им всем было любопытно, к чему приведут наши «жалкие попытки» спастись из безвыходного положения, и потому с лёгкой руки наблюдателей нам была дана возможность разыграть собственные карты. Пока что.

Вскоре пленных — высший командный состав — собрали у грот-мачты «Летучего Голландца», остальных заперли во вместительном карцере их собственного корабля.

— И вот это — ваш злой гений? — презрительно скривился Джек, и, не успела я ответить, тут же громко спросил: — Ну, и кто здесь из вас капитан Деруа?

Раздался сиплый смех. Судя по нервно трясущемуся парику, пойманный Фениксом беглец вполне пришёл в себя. И если офицеры под дулом пиратских пистолетов чувствовали себя крайне неуверенно, то он, наоборот, словно этого и ждал, несмотря на отчаянное рвение сбежать, и теперь мурлыкал под нос что-то быстрое, разгорячённое и, наверняка, гневное. Джек подошёл к краю верхнего уровня палубы и заговорил:

— Послушай, приятель, я, конечно, люблю Францию, блюда у вас чудесные! Да и женщины тоже ничего… Но вот говорок ваш… язык сломаешь! Нам необходимо наладить диалог, так что, будь добр, изъясняйся по-человечески, смекаешь?

Тот и лица не поднял, только сплюнул кровь. Воробей устало вздохнул и провёл ладонью по лбу.

— Деруа здесь нет, — сухо произнёс Уитлокк с другой стороны трюмного люка. — Этот человек — Мерван Мот, его первый помощник и правая рука.

Не успел капитан «Странника» договорить, как мсье Мот взорвался брызжущей слюной тирадой, дьявольски сверкая глазами и, судя по интонации, проклиная Уитлокка и его потомков до тринадцатого колена. Барто, что переминался с ноги на ногу несколько левее капитана, агрессивно водил челюстью, а мозолистый палец ёрзал по спусковому крючку мушкета. Насупившийся Бойль глядел на пленных искоса, елозя взглядом по подошвам сапог. Трое из пяти скованных цепью офицеров неосознанно подались вперёд, и глаза их выражали полное согласие со словами первого помощника. Тот наконец закончил, переводя дыхание. Уитлокк за всё это время так и не шелохнулся, держа руки за спиной и никак не пытаясь защититься от угроз и оскорблений, льющихся беспрерывным потоком. Затем, выждав несколько секунд, Феникс ровным и вместе с тем сильным голосом, не дающим усомниться в истинности слов, произнёс:

— L’erreur est humaine. Mais le seul de je regret d’avoir pas lui égorgé. — Именно эта фраза впервые прозвучала настоящей угрозой.

— Пиратский выродок! — сплюнул Мот.

— Ага! — оживился Воробей, прихлопнув в ладоши. — Английский, так-то лучше! — Кэп пылал энтузиазмом, будто бы, как и мы, зависел от Астора Деруа, хотя я готова была поклясться, что это не так. Куда скорее, тактика Джека сводилась к тому, чтобы избавить всех желающих от необходимости забрать камень во имя спасения чего-либо и под радостный шумок самому скрыться с ним с глаз долой. — Полагаю, можно завершить обмен любезностями и перейти к следующему этапу переговоров?

— Мот, мне нужно знать, где сейчас Деруа, — так же ровно, и так же весомо потребовал Уитлокк. Француз глянул на него снизу вверх и брезгливо сплюнул. Феникс качнул головой. — Хотите идти по стопам капитана и следовать его безответственности? Сколько людей у вас в команде? Полсотни? Больше?

— Ммм! — мечтательно протянул Воробей. — Это же сколько пыток можно испробовать! Хождение по доске, слыхали, наверняка? Девятихвостка, килевание, повешение, бочки с порохом, кормление водой, раскалённые ядра… Да уж, затянется надолго, — сочувственно вздохнул кэп.

Офицеры, да и бравурно ухмыляющийся Мерван Мот, заёрзали по палубе. Уитлокк бросил беглый взгляд на Джека, словно бы пытаясь понять, всерьёз ли тот говорит.

— Va te faire foutre! — выплюнул первый помощник.

Феникс запрокинул голову, проведя рукой по затылку. Большинство взглядов было устремлено именно на него, и никто не хотел вмешиваться, давая возможность старым знакомым вдоволь пообщаться, хотя физиономия старика Барто так и горела желанием перейти от слов к действию. Уитлокк подошёл вплотную к пленникам, оказавшись спиной ко мне, и завёл разговор о последствиях, ответственности, невинных жизнях и иных точках соприкосновения с совестью мсье Мота. Тот не проявлял ни малейшего интереса, красноречиво выказывая собственное желание (и не спрашивая его у остальной команды) отдать жизнь за идеалы Астора Деруа. Но упрямство пленника стало не единственной проблемой. По тому, как Джеймс общался с Мерваном, как периодически переходил на французский — которого многие из нас не знали, как отчаянно пытался сторговаться мирным, едва ли не правомерным путём, я поняла, что Уитлокк не готов откреститься от того прошлого и глядеть на этих людей как на абсолютных врагов. На Деруа, возможно, — но не на них. Быть может, он считал их такими же жертвами пагубного влияния французского капитана или пытался оправдать, но при всей холодности его тона слова пытались убедить, а не заставить. Такая тактика возымела бы толк со временем, только его наличие никто не мог гарантировать: а мне не давал покоя исчезнувший бриг.

Я неторопливо спустилась на квартердек, плавно обогнула пиратов капитана Барбоссы, вытащила из-за пояса Бойля пистолет и, до того как матрос успел вымолвить что-то кроме нечленораздельного мычания, спустила курок. Выстрел привёл всех в чувство, а несговорчивый француз завопил во всё горло не своим голосом, хватаясь за ногу.

— Мсье Мот, — я опустилась перед ним на колено, — пуля пробила бедренную артерию, хоть я и целилась в колено. Если не наложить жгут и не обеспечить лечение, то пара-тройка минут, и вы истечёте кровью. С другой стороны, ничто не мешает мне перевязать эту рану и таки раздробить вам колено, затягивая, как вы и желаете, процесс переговоров. — Голос звучал спокойно; на лице царила сдержанность, а скулящий француз, пытающийся убить меня взглядом и в то же время унять боль в ноге, не вносил дисгармонии. Я терпеливо взирала на его искажённое лицо, опираясь локтем о колено и слегка покачивая пистолетом.

— Иль-Верд… тридцать три… мили… юго-запад… — выдавил Мерван Мот и зашёлся приступом проклятий сквозь зубы. — Mon dieu! Дайте помощь!

— Нужно ли нам знать что-то ещё?

— Надо… по… подать сигнал.

— Когда и какой? — Но Мот обхватил руками рану и продолжил скрипеть сквозь зубы. Кашлянув, я как бы невзначай упёрлась рукоятью пистолета в голень простреленной французской ноги, отчего Мерван чистейшим сопрано вытянул:

— Серый флаг на фоке за милю!

— Отлично, мсье, — кивнула я, затем склонилась ближе и спросила едва слышно: — Последний вопрос: где держат Генри Тёрнера?

Слезящиеся глаза француза задрожали, он часто затряс головой.

— Je ne… Только капитан… знает.

Я задумчиво хмыкнула и поднялась. Меня окружало множество глаз разной степени ошарашенности. Спорить нечего, манёвр с моей стороны крайне неожиданный, но знакомые мне лица отражали такое недоумение, будто я мягкой просьбой призвала Сатану прямиком из адского пекла. Даже Джек Воробей изменил обыденному притворству и глядел на меня со смесью учительской гордости, глубокого изумления и разумного опасения. Но куда сильнее выделялся взгляд капитана Уитлокка, окрашенный столькими эмоциями, словно, помимо вызова Сатаны, я умудрилась в ту же секунду совершить разом все семь смертных грехов. Я шагнула к Фениксу и чувствительно вложила пистолет в его ладонь, даже не пытаясь прятать глаза. Он словно бы хотел что-то сказать, но не находил то ли нужных слов, то ли достаточного самообладания.

Я обернулась, обращаясь в большей степени к Джеку:

— Теперь ведь можно проложить курс? Нам ни к чему тратить время.

Воробей сначала отстранённо, затем более активно закивал и принялся оживлять впавшую в оцепенение команду. Бриг решено было облегчить: рядовых пленных оставляли под присмотром капитана Тёрнера. К тому же превалирование чужих людей на корабле не пошло бы на пользу. Офицерский состав, лекаря и воющего мсье Мервана Мота заперли в карцере. Пираты воспрянули духом, имея наконец возможность сбежать с «Летучего Голландца», и не обращали внимания на важные поправки, что внёс в задуманное Джек Воробей. Однако я тоже молчала, наблюдала за происходящим, слегка поддерживая под руку всё ещё закованную Элизабет и игнорируя напряжённый взгляд Уитлокка. Спровадив подчинённых, капитан «Жемчужины» приблизился и, обращаясь к миссис Тёрнер одним только взглядом, плавным жестом указал на переходные мостки. Пленница вопросительно глянула на меня.

— Что вы задумали?

— Ты же не думаешь, что я стану рассказывать? Тем более тебе. — Кэп медленно подхватил пиратку под руку и повёл к борту. Не успела упирающаяся Лиз пересечь пространство меж кораблей, как в спину мне, опережая торопливый топот, прилетело разгневанное:

— Не было такого уговора!

Я манерно обернулась, скрещивая руки.

— Вот именно, капитан Тёрнер. Предупредительный залп? Не очень-то умно, — саркастично заметила я. — И ради чего?

Уильям провожал жену взглядом, и взгляд этот становился всё мрачнее, а значит, намерения капитана всё опаснее.

— Я здесь не при чём, — процедил он.

— Так и это не моя идея, — с ироничной улыбкой развела я руками, задом двигаясь к трапу. — Так даже к лучшему, Уилл, поверь мне. — Вложив в эти слова максимум честности и благодушия, я последней покинула палубу «Летучего Голландца».

Пока Джек Воробей самолично спроваживал пленницу прочь с верхней палубы, а бриг избавлялся от балласта и брошенных с «Голландца» тросов, я окончательно пришла к выводу, что этот поступок был продиктован отнюдь не желанием обезопасить себя как-то или не упускать действенный рычаг, а скорее, кэповской жаждой подразнить Уилла Тёрнера чуть дольше. Это можно было бы счесть забавным, если бы сын Прихлопа всё ещё оставался пылким оружейником, а не смертоносной машиной, что сожрёт любого в один присест.

Комментарий к Глава

XXXII

. Заговор

голос Меркьюри

Here we are!

====== Глава XXXIII. Кукловод ======

За спиной голос Барто хрипел от натуги, подгоняя матросов, что управлялись парусами. Я провожала взглядом зеленоватые борта «Летучего Голландца», исчезающих с палубы моряков и капитана Тёрнера, что с натужной сдержанностью спорил с отцом, не сводя глаз с брига. Тешились ли другие мыслью о свободе, я знала, что просто так уйти в никуда Уильям нам не позволит, несмотря на все туманные договорённости, и лучшее, на что можно надеяться, что корабль подводным призраком будет следовать за нами.

Я решила стребовать с Джека Воробья объяснения о внезапном изменении плана, но не успела отойти от фальшборта и на несколько ярдов.

— Диана! — Голос Уитлокка побудил ускорить шаг, но Феникс умудрился ухватить меня за руку. — Нам надо поговорить.

Я смерила взглядом сжатые вокруг запястья пальцы.

— Не-а, — покачала я головой и вырвала руку, затем всё же обернулась: — Если, конечно, ты не хочешь поделиться важными подробностями об Асторе Деруа. Было бы весьма кстати.

— Он беспокоит меня гораздо меньше, чем ты, — решительно заявил Уитлокк. Я набрала полную грудь воздуха и изогнула бровь. — Что с тобой? — Он заботливо вглядывался в лицо, был в шаге от сопереживающих прикосновений.

— А что со мной? — Я скрестила руки на груди и слегка отклонилась назад.

— Ты пытала человека! — с чувством воскликнул пират. Я только фыркнула. — Это не ты, я готов поклясться…

Я подняла ладони в останавливающем жесте.

— Даже не продолжай. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Я сделала то, чего требовали обстоятельства, и не виновата, что никто больше на это не решился. Разве это не одна из сторон пиратства? Никакого благородства, необходимая жестокость и личная выгода. Таков реальный мир.

— Это была не ты, — продолжил с упорством настаивать Уитлокк, будто и не слыша моих слов.

— Ну, значит, ты плохо меня знаешь, — холодно бросила я. — Хотя ничего удивительного… — Феникс не успел и рта раскрыть. — Так что насчёт Деруа? Какие у него слабости? Какие преимущества?

— Собираешься убить его? — с искусственным спокойствием спросил капитан.

— Если потребуется, — нейтрально отозвалась я. — Не уходи от ответа. Откуда у Деруа столько информации? Почему он так уверен, что ради меня ты согласишься на любые его условия?

Джеймс отвёл взгляд, сжимая губы.

— Не знаю.

— Как бы он выполнил свою угрозу, будь я за тысячу миль, в том же Треугольнике?

— Я не знаю.

Я раздражённо выдохнула.

— Ты всё принял на веру? Просто так?

Уитлокк покачал головой, а затем прямо посмотрел на меня угасшим взглядом.

— Он отчётливо дал понять, что сможет и выполнит угрозу. Я достаточно знаю этого человека, чтобы в этом не сомневаться. — Звучало искренне и в то же время крайне неопределённо.

— Постой, — я склонила голову на бок, и взгляд наполнился ещё большей недоверчивостью, — так, значит, вы встречались после Песо?

Феникс покачал головой.

— Нет. Его послания приходили через третьих лиц.

Осознание сверкнуло, точно вспышка молнии.

— Тортуга! Тот человек, с которым ты повздорил. Так он был от Деруа? — Уитлокк молчал. Я на несколько секунд открестилась от реальности, погружаясь в раздумья. Портрет таинственного француза обретал всё более чёткие очертания. — Значит, мсье Деруа любитель действовать чужими руками… — неосознанно проговорила я.

— Диана, одумайся! — с мольбой воскликнул Джеймс. Я непонимающе глянула на него. — Это не просто опасно. Это смертельно опасно.

— Не опаснее того, что мне уже пришлось пережить, — отмахнулась я.

— Я неспроста не хотел посвящать тебя в это, держал всё в тайне. Наши жизни для Деруа лишь очередная игра, цена которой ничтожна, а выигрыш — лишь приятное дополнение. Ему важен процесс, наблюдение. За тем, как рушатся судьбы, как мы грызём друг друга, как покорно идём у него на поводу. Ты надеешься застать его врасплох? Навязать свои правила? Да только это всё иллюзия. Как бы мы ни старались, он окажется на шаг впереди.

— Однако же тебе удалось обставить его и отобрать корабль.

— Это воля случая. Либо так. Либо погрузиться в ту же пучину тьмы, цинизма, бесчестия и абсолютного равнодушия, которого полна его душа. Но оно того не стоит.

— Да? И что же? Ты намерен просто с покорностью выполнять его команды? Преподнести чёртов камень и надеяться, что Деруа не изменит правила в последний момент? — Уитлокк отвёл взгляд, но я тут же подметила, как сжались до побеления его кулаки. Как сам он весь напрягся в порыве бессильной злобы. Он ненавидел всё происходящее. Ненавидел Эфир Власти. Ненавидел Деруа. Ненавидел себя за слабость, за допущение, из-за которого всё зашло так невозвратимо далеко. В том была их разница — Воробья и Феникса. Уитлокк наблюдал, делал выводы, изучал поступки других и лишь потом действовал сам. Воробей же строил планы небрежно, без поправок на всякие «если», точно набросок делал, а затем подгонял действия остальных людей под собственный сценарий. Подобная тактика была мне куда больше по душе. — Не знаю, чем ты оправдывал собственный эгоизм и принесённые жертвы. — Уитлокк резко вскинул голову и глянул так, словно бы я обожгла его хлёсткой пощёчиной. — Да и не хочу знать. Оставайся наедине с собственными демонами, Джеймс, только не дай им себя сожрать. Но когда надоест быть чужой марионеткой и решишься обрезать нити, дай знать. Только, — я усмехнулась, — не затягивай, а то упустишь всё самое интересное.

— Диана, — мягко окликнул Джеймс, едва я отошла на пару шагов. Я обернулась. На передний план вышел обнажённый человек — та искренняя, чистая, не заляпанная предательским враньём часть его души, что ещё таилась в глубине лазурной радужки глаз. Не осталось скорлупы несогласия, трещин на ней от внутренней борьбы и бесконечного смятения, непонимания истины и вечного поиска правильного пути. Уязвимый и честный. Я отразила этот лёгкий пересвет, хотя за чистым хрупким зеркалом крылась надёжная стена. — Диана, если ты собьёшься с пути в этой битве, пожалуйста, будь сильной и помни, кто ты. На самом деле.

Я медленно обрисовала взглядом дугу, с некоторым скепсисом пробуя эти слова на вкус. «Всенепременно», — хмыкнула я вслед Фениксу: он, словно бы выполнив миссию (или провалив её?), тяжёлым шагом направился на мостик. За кормой мрачным напоминанием маячил силуэт «Летучего Голландца». Напоминанием о грехах, что неминуемо вскроются, когда заполучишь билет в один конец на тот корабль.

Джек — бессовестно довольный — поднялся по трапу на палубу, поигрывая связкой ключей. Ему было достаточно одного обманчиво беглого взгляда в мою сторону, чтобы распознать приближение серьёзного разговора, и под усами тут же засветилась беззаботная ухмылка. Кэп всё же предпринял попытку слинять порхающей походкой, но я вовремя настигла его лаконичным:

— Что ты задумал?

Воробей остановился, качнувшись вперёд, замер на секунду, затем круто обернулся на пятках и дёрнул бровями.

— Тот же вопрос могу задать тебе, цыпа.

Я фыркнула, закатывая глаза.

— Это же не я вместо того, чтобы захватить «Летучий Голландец» по-настоящему, получив тем самым абсолютное преимущество на море, согласно плану, предпочла раздраконить его бессмертного капитана и, взяв в заложники жену последнего, отплыть на куда менее надёжном бриге.

Пират выждал несколько секунд, переваривая сказанное и неопределённо двигая глазами.

— Нет, — честно кивнул Воробей и ухмыльнулся, — но ты промолчала, когда могла выразить своё… эм… несогласие. Интересно, почему?

Я вплотную подступила к нему, прожигая взглядом.

— Что, Джекки, довольствуешься тем, что Барбосса исчез, и теперь можно смело плести интриги?

Кэп пожал плечами.

— Без старины Гектора дышится свободнее, отрицать не стану.

— Да, какая всё-таки удивительная вещь — совпадения. Только всё равно расслабляться не советую. Ещё раз провернуть такое я тебе не позволю.

— Брось, — с хитрой улыбкой выдохнул Воробей. — Какая польза от этой чёртовой рухляди Джонса? Лишь привлекает ненужное внимание. И воняет, между прочим. С этим кораблём у нас теперь куда больше преимуществ, не находишь? Зачем нам «Голландец», если ваш француз засел на суше? Разве лишь для того, чтобы потешить самолюбие. — Кэп на секунду призадумался, собирая лоб гармошкой, а затем с недоумением тряхнул головой. — Но, прости, дорогая, я выше этого.

— Да, ты прав. Только вот ты нарушил план ещё до того, как узнал, что Деруа тут нет. Как так?

— Чутье подсказало.

— Ну, конечно, — отстранённо закачала я головой.

Воробей воспользовался паузой и, отвесив карикатурный поклон, поторопился на мостик, где занялись громким обсуждением капитан «Призрачного Странника» и его старпом. Пираты вновь почувствовали себя хозяевами жизни, в отсутствие Барбоссы у многих воспрял дух и прибавилось смелости, оттого мнения выражались громко и без излишних стараний и церемоний.

Подобным развлечениям я предпочла обследование капитанской каюты. Замок сухо щёлкнул, едва створки сошлись за спиной. Пахло фруктами: в центре небольшого стола в довольно грубом блюде их была целая гора на любой вкус. Я остервенело отшвырнула сапоги в угол, дерево под голыми ступнями оказалось тёплое и слегка шершавое. По праву первенства, всё, что плохо лежало в каюте, доставалось нашедшему. С наслаждением я впустила в лёгкие аромат спелого манго и затем впилась в него зубами, как хищник в тело добычи, позволяя соку стекать по губам и шее. Большее блаженство можно было испытать только в ванне. Но подобная роскошь в пиратской жизни была сродни сокровищу, а лучшее, чем посчастливилось разжиться, — подобие умывальника и ведро чистой воды в углу у двери. Обстановка в каюте раздосадовала своей скромностью, военным минимализмом и наличием обычной жёсткой полулавки-полукойки. Слева от кормовых окон, на расстоянии вытянутой руки от стола с развёрнутыми на нём картами, стоял грубо тёсаный комод, хранящий необходимый для мореходства инвентарь. В рундуке у противоположной стены нашлось несколько комплектов одежды — от панталон до кружевного галстука, в кованой подставке у двери — турецкая сабля. Самым ценным предметом оказались массивные на вид, но вместе с тем размером не больше хорошей книги часы с золочёным циферблатом. Под их гармонирующее тиканье и лёгкий перезвон, отмеряющий целый час, мысли сами собой упорядочивались, точно подстраивались под ритм. Покончив с манго, я сунула нос в оставшуюся без внимания тумбочку и среди блюд и прочих обеденных принадлежностей с удивлением обнаружила завёрнутое в плотную ткань зеркало. И без взгляда на собственное отражение было ясно, что вид у меня, мягко говоря, ужасающе непрезентабельный; на деле же, встреть я подобную себе особу на улице, спешно перешла бы на другую сторону или, проходя мимо, заранее задержала дыхание.

Спустя часа два вновь щёлкнул замок. Створки тут же скрипнули под властью нырнувшего сквозь двери кормового балкона сквозняка. Я уселась на стул с мягким сиденьем, закинула ноги на стол и плеснула в бокал вина из тяжёлого графина. Косой луч солнца нырнул сквозь насыщенный напиток, и в отсвете вспыхнула багровым метка на запястье. Взгляд несколько раз повторил безыскусный крестик; с губ спустился раздражённый вздох. Забыть о Калипсо и сделке с ней не получалось: вряд ли тот, кто заключил соглашение с Дьяволом, спокойно спит по ночам. Отношения остались невыясненными. Я не сомневалась: Калипсо рано или поздно явится за камнем. Скорее, в тот самый означенный момент выбора, когда мне не останется ничего, кроме как играть по её правилам. И самым очевидным решением было не допустить этого момента. Можно бы, конечно, оттягивать до последнего, но водить за нос языческую морскую богиню — словно дразнить огнедышащего дракона, когда находишься на острове, окружённом маслом: смерть выйдет славной, но болезненной. Если, конечно, не иметь преимущества, что заставит дракона подчиниться. Я могла поверить словам Калипсо, поверить в её всевластие, принять её условия как небесный дар. Но кто сказал, что боги не лгут? Будучи постоянно окружённым ложью, вырабатываешь привычку всё проверять лично и ставить под сомнение любое слово.

Наслаждение вдумчивым одиночеством длилось недолго. Бокал не опустел и наполовину, когда в каюту буквально завалился Джек Воробей, тут же обрушившийся недовольным бурчанием на строителей судна. Завидев меня, кэп прищурился, точно миниатюру рассматривал, а затем вынес вердикт многозначительным и притворно тихим «Ха». Я расслабленным взором следила, как пират шатается по каюте, разглядывает обстановку и безрадостно сопит. Наконец его взгляд сфокусировался на графине.

— Что это ты делаешь? — с лёгким возмущением поинтересовался Джек. Пока я делала неспешный глоток, кэп уселся в кресло напротив.

— Отдыхаю.

— Без рома?

Я раздражённо выдохнула: его постоянное желание напиться и показушное непризнание абсолютно никаких напитков, кроме рома, всё больше выводило из себя.

— Я сказала: «Отдыхаю», а не «Пытаюсь спиться». — Воробей сверкнул глазами в ответ на ироничное замечание. — В цивилизованном обществе, знаешь ли, бокал вина в куда большем почёте, чем бездонная чарка крепкого пойла.

Пиратский взгляд мрачнел со скоростью зарождающегося над морем шторма. Гневное подёргивание капитанских усов предвещало неминуемую отповедь. Я внутренне приготовилась выслушать тираду о нерушимости пиратских традиций, которых Джек придерживался с пугающим прилежанием, но кэп вместо этого резко хватанул графин и наполовину осушил его одним залпом, после чего, удовлетворённо икнув, со стуком поставил обратно. Пришлось приложить усилия, чтобы не цыкнуть или не закатить глаза.

Воробей щёлкнул пальцами и указал на меня.

— Ты изменилась.

Я дёрнула бровью. Было бы удивительно, если бы Джек Воробей, именно он, не подметил перемен в особе женского пола — перемен к лучшему. Я потратила немало усилий, чтобы вернуть себе максимально возможный человеческий вид. Новый наряд оказался слегка мешковат и попахивал сыростью, но был стократ лучше тех обносков, что висели на мне последние дни. На островах Бермудского Треугольника всем приходилось несладко, и проблемы гардероба и чистых волос заботили в последнюю очередь: затмевала куда более животрепещущая задача — не отдать концы. Переодевшись в свежее бельё, я словно бы надела броню, что добавляла уверенности в себе. Времени было достаточно, чтобы заплести волосы в строгую причёску и выскрести всю грязь из-под ногтей. Шею перестал натирать затасканный воротник, и осанка непроизвольно выровнялась. Смотреть в глаза людям теперь можно было без стыда.

— Ты хотел сказать, привела себя в порядок? — доброжелательно уточнила я, ожидая заслуженные комплименты.

— Нет, не хотел. Именно изменилась. — В качестве подтверждения капитан Воробей очертил взглядом некую ауру.

— Собираешься читать мне мораль? — безрадостно спросила я. — Ты не лучший пример для этого.

— Что ты! — отмахнулся Джек. — В отличие от твоего душки-капитана я не обременён подобными излишествами, ибо в нашем деле это не самое лучшее подспорье. Но ты, вижу, и так это поняла. Причём давно. — Я отвлеклась, наблюдая как вино окрашивает стенки бокала. —Любопытно, что заставило столь милую особу так резко перейти к куда более решительным действиям?

Джек Воробей нацепил маску пытливого и прилежного ученика, жаждущего найти ответ.

— Ты. — Бокал тихо стукнул по столешнице. — Среди прочего, — добавила я, поведя рукой. — Помнишь, ты как-то сказал, что, едва добыча окажется в досягаемости, ты не преминёшь предать нас? — Кэп нахмурился, а мне его подтверждение не требовалось. — Считай, я готовлюсь к этому моменту.

— Звучит обидно, — заметил пират. — Мы вроде неплохо сотрудничаем, разве нет?

Я послала красноречивый взгляд вдогонку усмешке.

— И мы оба прекрасно знаем, почему. Помогая нам… разобраться с французом, ты думаешь убить двух зайцев. И, конечно же, забрать Эфир.

— Он и так у меня. — Джек похлопал себя по карману. — Тебе не кажется, что ты предполагаешь сговоры и козни там, где их нет?

Я сделала глоток, задержала вино во рту в попытке найти среди кислоты нотки приятного аромата и только после ответила:

— Паранойя мне не грозит, но — спасибо за беспокойство.

— Куда же делась твоя вера в людей, а?

— Хм… — я слизала с губ остатки вина, — погибла в мучениях. Больше не хочется подобным заниматься.

— Но кто-то же должен, — заметил Джек.

Я задержала взгляд. Кэп, не изменяя себе, переключился с серьёзного разговора на чтение пометок на карте. Он поступал так каждый раз, когда не хотел придавать словам их истинного значения, когда ему было что сказать, но он не до конца был уверен, что стоит. И теперь Воробей ждал, что я продолжу разговор, захочу просто даже из любопытства вытянуть из него побольше, и он снизойдёт, прикрывшись «Ну раз ты настаиваешь…». Получу ли я правду или только её обещание, Джек Воробей развернёт разговор ему удобным образом, заставит услышать то, что выгодно ему. Усмехнувшись про себя итогу несложных умозаключений, я подалась вперёд и пылко заговорила:

— Я согласна, Джек! Сотрудничество, союз, соглашение… Называй, как хочешь. Давай сбежим, так далеко, что сам дьявол не отыщет. С этим камнем мы где угодно станем королями! Станем свободными! Абсолютно свободными! Всё будет зависеть от нас и только.

Карие глаза внимательно изучали меня. Проверяли на прочность взгляд, исследовали тени коварной улыбки на губах.

— Ты говоришь серьёзно? — вкрадчиво спросил кэп. — Или это проверка? — Я молчала, ведь сама не могла понять, искренни ли эти слова. Считав ли мою растерянность или приняв тишину за согласие, Джек Воробей рассудительно заговорил: — Так ты, что же, выходит, жаждешь свободы над свободой? Или, вернее, власть над свободой? Где нет опасности ошибиться в людях. — Пират провёл пальцами по усам и слегка качнул головой. — Беда в том, дорогая Диана, что такое возможно, лишь будучи совершенно одиноким. — Джек прямо глянул в глаза. — Свобода прекрасна до тех пор, пока есть с кем её разделить.

Стало тихо. Многозначительно тихо. Момент затянулся. Стал излишне интимным, излишне весомым. Как никогда хотелось, чтобы нас прервали. Но пауза висела долгая, ощутимо напряжённая, словно бы это был последний разговор на пороге смерти и его святость не могла быть нарушена. Святость, которой, на деле, могло и не быть. Как отличить момент истины от игры ва-банк, где каждый делает ход, скрестив пальцы? Где каждый говорит правду, скрестив пальцы? Теперь я не желала гадать, а стала тем самым игроком, что прячет руку за спиной.

— Тогда я выберу собаку, — сухо обронила я.

Лицо Джека покрыли все оттенки непонимания, и, пока его разум отчаянно искал смысл в сказанном, я подвинула графин ближе и быстро покинула каюту. За дверью меня пробрал неуместный смех, наверное, от осознания, как глупо это прозвучало. Так или иначе, но абсурдная фраза выполнила роль щита и не позволила кольнуть откровенным разговором, хотя намерения Джека так и остались невыясненными.

Я направлялась в карцер, проверить, не лишились ли мы раненого информатора с лёгкой руки пиратских врачевателей, когда за спиной отчётливо звякнули цепи. Я выглянула из-за трапа, ведущего с верхней палубы. Орудийный порт был открыт, хотя пушка покоилась на месте. В тусклом свете прорисовывался силуэт Элизабет Тёрнер. Она орудовала с кандалами то ли в попытке их снять, то ли уложить так, чтобы наручники не натирали запястья, но в этом мешала короткая цепь от других оков, что крепилась к бимсу. Элизабет бросила на меня колкий взгляд.

— Если тебе станет легче, это, — кивнула я на кандалы, — в планы не входило. — Миссис Тёрнер гордо приподняла подбородок и промолчала. Только теперь я заметила ключ, что болтался на кривом гвозде под самой палубой на том же бимсе — слишком высоко, чтобы до него дотянуться. — Нет никакой нужды брать тебя в заложницы, а Джек просто хочет…

— Потешить самолюбие? — закончила Элизабет. Её взгляд задержался на ключе и плавной дугой сместился в мою сторону. — Поверь, уж я-то знаю. — Без раздумий взяв ключ, я принялась орудовать с замком. — Зачем ты это делаешь?

— Не хочу, чтобы ты неправильно меня поняла, испытывала вражду, и ситуация обострилась, — равнодушно проговорила я.

— По-моему, твои действия весьма понятны.

— Элизабет, послушай, — со вздохом заговорила я, подняв голову, — брать тебя в заложницы, тем более на захваченный корабль, и заставлять нервничать твоего мужа крайне безынтересное занятие. Это не входило в план, повторяю. По крайней мере, в тот, что мы оговорили с Уиллом.

Элизабет молчала, словно бы расставляя по местам собственные догадки и успокаиваясь их подтверждению.

— Так это был всего лишь спектакль? — сдержанно спросила она.

— Именно. Уилл согласился дать нам устроить мятеж взамен на информацию о вашем сыне.

Суонн снова с пониманием кивнула. Темневший от гнева взгляд просветлел до оттенков недоверия.

— Почему Уилл мне ничего не сказал?

— Думаю, он просто хотел, чтобы всё выглядело натурально. Ну или у него были какие-то ещё причины… — Я прямо глянула на пиратку. — Ты не знаешь, о чем он говорил с Барбоссой перед штормом?

— Нет, — покачала она головой. — Но знаю, что Барбосса обсуждал с Джеком какую-то женщину.

— Вот как? Они назвали её имя?

— Увы. Но Джек обмолвился, что его жизнь в её руках, а Барбосса ответил, что тот у неё на крючке и ничем хорошим это не кончится. — Я мысленно закатила глаза. При всех недостатках всё же Гектор Барбосса оставался зерном разума в этой пиратской клоаке. Нет сомнений, обсуждали пираты Анжелику и оба были правы в её отношении. — Ты её знаешь? — проницательно поинтересовалась Суонн.

Я покачала головой.

— Пока что не лично. И к чему они пришли?

— Ни к чему. По крайней мере, пока мне было слышно. Они спустились в трюм, так что…

Освобождённая Элизабет в темноте задерживаться не стала, поспешила на верхнюю палубу, может, даже скорее за тем, чтобы высказать всё Воробью, а я заглянула в карцер убедиться, что пленники живы. Итак, Барбосса имел подозрения на мой счёт, крепкие подозрения, так что готов был собственноручно избавиться от претендента на заветный камень. Я отчётливо видела картину, как он покорно передаёт Эфир французу, делает карикатурный поклон и в следующую секунду вонзает клинок Деруа в горло по самую рукоять. Волков (сухопутных ли, морских) не приручить, не сдержать на цепи; покорность — лишь отсрочка неминуемой расправы над тюремщиком. Но зачем Барбоссе понадобилось вразумлять Воробья касательно этой испанки? Какое ему дело до них обоих? Заполучи он камень — и парочка бы неминуемо проиграла… Если только, как водится, на фоне общего врага двое заклятых друзей вновь не объединились, а значит, заготовленный план не просто так претерпел изменения: Джек Воробей обзавёлся людьми, безопасным кораблём и причиной взять самоотвод при встрече с Астором Деруа. Я так чётко и ясно увидела его план, что гнев невольно намешался с восхищением.

До прибытия к Иль-Верд оставалось не так много времени. Воробей не показывался на палубе, точно от солнца прятался. У самых дверей кормовой каюты я резко остановилась, услышав голоса, а, опознав их обладателей, приникла к створкам и слегка приоткрыла одну носком сапога.

— Она не справится! — прогремел Уитлокк, аж стекла отозвались высоким перезвоном.

— Брось, — гулко прозвучал Джек Воробей, — ты её недооцениваешь. Ну, а если так переживаешь, устрой с ней разговор по душам. У вас это получается весьма… романтично.

— Диана не станет со мной разговаривать. Но выслушает тебя.

— Я тут вообще при чём? Может, я каким-то образом и повлиял на любовную историю Тёрнеров и становление их семейной жизни, но больше в это болото окунаться не хочу. Однако, если хочешь совета…

— Не при чём? Хочешь сказать, что пошёл у неё на поводу не ради того, чтобы дать то, что она хочет? И стоишь сейчас здесь не потому, что на самом деле беспокоишься за неё?

— Не-а. Для этого здесь ты. А я…

— Я скажу, почему Джек Воробей всё ещё с нами. — Капитаны обернулись ко мне, точно на звук выстрела. Ни один не был рад, что их разговор услышан. Уитлокк едва заметно опустил голову, словно в ожидании порицания, а кэп заинтересованно чесанул затылок. — Чтобы взять самоотвод, не участвовать во встрече с Деруа и бросить нас всех на том острове, попутно забрав корабль. И камень.

— Чистейшая клевета! — театрально взмахнул руками Джек.

— Я даже не удивлена, — спокойно проигнорировала я этот жест. Пират открыл рот, но сказать так ничего и не успел. — Можешь оставить камень у себя. Но теперь ты точно пойдёшь с нами. А если нет, Уитлокк тебя пристрелит. — Кэп фыркнул. — Или я.

— Ты этого не сделаешь!

— Уверен? — Джек с трудом выдержал мой взгляд. Его лицо приняло испуганно-обиженное выражение; в глазах заискрило несогласие. — Проверять не советую. — Я направилась к забытому на столе кортику; пираты дружно расступились. — Мы скоро достигнем отметки в две мили. — Я одарила каждого долгим красноречивым взглядом и в молчании покинула каюту.

— Всё ещё думаешь, она не справится? — прозвучало за спиной в момент закрытия двери: достаточно громко, чтобы услышать; достаточно тихо, чтобы это было якобы случайно.

Ровно за две мили и сорок семь ярдов до берега Иль-Верд Барто и Билли Ки выволокли на пустующую палубу Мервана Мота: бледного, взмокшего, с выпученными, как у рыбы, глазами. Я наблюдала со стороны. К счастью, в отличие от занятых разговорами капитанов Воробья и Уитлокка их подручные думали более приземлённо и рационально и время даром терять не стали. Барто выведал все необходимые подробности, чтоб наш сигнал приняли, но на всякий случай приставил к затылку своего бывшего командира пистолет, чтобы наказание за обман пришло скорое и неминуемое. За две мили на фок-мачте зазмеился по ветру серый флаг. Все выжидательно замерли. Воробей с Уитлокком даже перестали спорить о тактике при высадке. Через четверть минуты с острова дали ответ: сигнал принят, нас ждут.

Иль-Верд — густо поросший джунглями и полностью оправдывающий название — приближался мучительно медленно, будто на каждый преодолённый бригом ярд отступал на два. На борту разворачивался полноценный спектакль: морские разбойники, обычно ободранные и далёкие от идеалов чистоты, теперь важно вышагивали во французских офицерских и солдатских формах, позабыв о том, как презирают законников. Вряд ли кто-либо из них достоверно знал истинные цели грядущего предприятия, скорее, манила возможность наконец выместить на ком-то скопившееся зло, и в этом я их прекрасно понимала.

Предвкушающий лязг сабель, грохот орудий по доскам палубы, крики голодных чаек. Бухту было не разглядеть: обзор закрывали утёсы, обступающие вход в гавань с обеих сторон, а в нешироком просвете виднелась вышка на холме и два флага на ней. К штурвалу поставили пленного офицера, пиратские капитаны затерялись на палубе. До последнего я стояла на полубаке, отчаянно вглядываясь в горизонт в наивном стремлении разглядеть на берегу единственного человека — Астора Деруа. Сличить его с тем, что бесконечно выхаживал по каюте «Странника» и вздёргивал подбородок, обнажая шрам. Осознать реальность, достоверность его существования, а значит, возможность наконец расставить все точки над «i». Три деревянных удара за спиной: мы достигли расстояния, с которого в подзорную трубу можно рассмотреть человека. Так хотелось глянуть, убедиться, но я лишь сжала губы и поспешила убраться с первых рядов.

На полуюте остался прикованный к штурвалу француз и держащий его на мушке в прямом смысле из-под полы Барто. Я спрятала волосы под треуголку, наклонила голову и опустила руку на пистолет за поясом. Сердце забилось тяжело, гулко. Я поджала губы, взгляд прополз по палубе к бушприту. Бриг входил в гавань плавно, неспешно. На берегу проглядывал деревянный настил причала, бамбуковые крыши построек. Просилась победная улыбка, но я знала, ещё рано. Рано до тех пор, пока с Деруа так или иначе не будет покончено. И всё же пиратский кураж брал верх. Ноготь скребанул рукоять пистолета, небрежно погладил. Я на долю секунды прикрыла веки, затем очертила взглядом непонятный символ у ног и медленно повернула голову. На берегу по стойке смирно замерло пять силуэтов.

Оглушающе, словно изнутри разрывая барабанные перепонки, бахнуло — совсем рядом, за бортом. Я рухнула на колени, закрывая уши руками. Звенело тонко, изъедало мозг. Загрохотало снова, почти синхронно, но уже глухо. Кругом кричали беззвучно. Я не слышала, никто не слышал. Как стадные безголосые создания, пираты припадали к палубе, хлопали ртами, таращили глаза и запоздало хватались за головы. Я заорала — так сильно, как позволяли голосовые связки и лёгкие: в горле зацарапало, но сквозь заслон в ушах пробился слабый тон, точно подвывание далёкой бури. Мы словно очутились под толщей воды, а окружающий мир так и остался на поверхности. Первое, что поймал осмысленный взгляд — пленный француз с дорожкой крови из уха отчаянно мотал головой, не понимая происходящего. Я испуганно взглянула на ладони: ничего. Это же я увидела, поднявшись на ноги. Кругом не было ничего. Только густой тяжёлый туман. В горле запершило, лёгкие начало царапать изнутри. Я спрятала лицо в локоть и обнажила шпагу. Слух постепенно возвращался. Сквозь пожирающую палубу мглу затрещали крики: «Дым! Гарь! Пожар! Горим!», а в ответ никто не отзывался, будто дым, и правда, растворял всё, чего касался.

— Трусы подкильные! Засада, парни! — Барто выпустил две пули в пустоту за бортом и нырнул в туман на палубе.

Разделяя его ярость, я метнулась было следом, но затем замерла. Кругом гудело. Дым извивался, кружил, рисовал то, чего нет. Взгляд терял фокус, глаза щипало, проступали слезы. Рукоять шпаги нагрелась, вспотела в ладони. Я вглядывалась в клубы дыма, не желая предполагать, что будет первым — пушки, слепая канонада или тишина, медленно отравляющая всех, кто её вдыхает. Кто-то появился позади: сначала вибрация от тяжёлого прыжка, затем глухой стук. Рука инстинктивно вскинула шпагу в блоке. От удара меня слегка повело назад. Напавший был на голову выше, лицо закрыто платком. Он уверенно давил, так что локоть пронзила боль, словно сустав выворачивали наизнанку. Я молниеносно выхватила из-за спины кортик и вонзила ему в правое плечо, вытащила и ударом сбросила его за борт. Тут же краем глаза поймала блеск металла. Второй незваный гость сразу рубанул палашом, так что я едва удержала шпагу. Пригнувшись, вывернулась, слегка цепанула его по руке кортиком и тут же получила мощный толчок в спину, выбивший остатки чистого воздуха. Я покатилась по палубному настилу к противоположному борту под асинхронную оружейную пальбу. Оттолкнулась носком сапога, перевернулась навстречу клинку и резко спустила курок. Противник даже не вскрикнул. В мою сторону затарахтели слепые выстрелы. Один угодил в голову рулевому, и тот обмяк, точно растаявший снеговик. Загудели шаги, мелькнули треуголки. Скользнув сапогами по луже крови у ног, я перемахнула через борт, нырнула между вант и оказалась под русленем, упираясь ногами на крышки орудийных портов.

Из-за пелены и жжения в глазах ничего не было видно. Звуки доносились будто из-за стеклянного колпака. Я уткнулась лицом в локоть в попытке защититься от едкого дыма, чтобы перестать чувствовать себя тупицей с хроническим синдромом топографического кретинизма. Не прошло и минуты, ружья умолкли. Судя по гулу голосов, на палубе царила суматоха. Тряхнув головой, чтобы сбить слезы, я осторожно подняла веки. Дымовая ловушка осталась позади. Бриг плавно шёл к берегу. По левому борту, что на время приютил меня, виднелся крутой покрытый густым лесом утёс, что замыкал бухту с одной стороны. Сквозь отверстие над палубой ничего не было видно. Я выжидала, пока характерно не загудели тросы и у кофель-нагелей в фальшборте не замелькали тени, — судно причаливало, — и осторожно двинулась вдоль борта, цепляясь за уступы. Я выглянула в шпигат. Пиратов собрали плотным унизительным кружком на шканцах, поставили на колени и тыкали в спины двумя десятками ружей. Солдаты Деруа в иссиня-чёрной форме как на подбор всё ещё закрывали лица платками, но, явно чувствуя собственное превосходство, не выказывали и сотой доли той неуверенности, что встретила нас при захвате брига. Последними к пленникам присоединилась Элизабет с плохо сдерживаемой яростью во взгляде и заплетающийся в ногах Бойль. Корабль легко качнуло при касании причала: Кин не устоял и ткнулся плечом в Джека. Кэп бросил в его сторону беглый взгляд, затем вдруг вздрогнул, будто его током кольнуло, и вновь обернулся — медленно, не сводя глаз с охраны. Несколько мгновений, и взбудораженный взгляд пулей метнулся ко мне. Убедившись, что я ему не почудилась, Воробей красноречиво задвигал бровями. Солдаты зашевелились. Я беззвучно шикнула. Один из французов кивнул кому-то, сдёрнул платок и подал знак солдатам. Через несколько секунд всех заставили подняться. Пленники по очереди спускались на пристань. Джек Воробей нервно ёрзал подошвами по палубе, точно у него под ногами под бризом раскалялись угли. Как вдруг, делая очередной шаг в цепочке, кэп споткнулся о невидимое препятствие, ткнулся лбом в кого-то впереди, да так, что тот повалился на солдата, а сам капитан неуклюже завалился на палубу. Солдаты моментально подхватили его подмышки, но за мгновение до этого с поражающей ловкостью рук капитан Джек Воробей отправил мне ценное послание, отчего-то абсолютно уверенный, что я его не упущу.

Разбойники покинули французский бриг. Я опустилась чуть ниже, забыв про боль в теле, и взглянула на зажатый в ладони — камень. Он так и оставался непримечательным, даже невзрачным. Кто бы мог подумать, что эта стекляшка столького стоит?.. Деруа мог. Поэтому Воробей рискнул. Передача Эфира настырному французу вызывала у Джека столько несогласия, что он даже наплевал на своё нежелание отдавать его кому-либо из нас. Как бы мне хотелось знать, на что он надеялся, чего ждал от меня в тот момент: знать чисто из любопытства, поскольку едва я почувствовала холодное прикосновение хрустальных граней, запутанная головоломка наконец сошлась. Калипсо соорудила для меня кандалы из ценности двух жизней. Оковы, что я по наивности добровольно надела. Но ведь пленник может сбежать. Мне осточертело постоянно ощущать себя деревянной марионеткой, что один кукловод с лёгкостью передаёт другому, то и дело осознавать, что собственное действие лишь чья-то указка, а всё, что мне остаётся, — это следовать велению невидимых нитей. Теперь мой черед менять правила, чтобы больше не просить у времени взаймы, не надеяться на благосклонность судьбы и не зависеть от кого бы то ни было. Стать свободной.

На палубе вновь загалдели. Двое солдат едва ли не несли Мервана Мота. За ним семенил офицер, которому первый помощник Деруа что-то яростно высказывал. Из всего обилия сложных слов я выудила лишь одно знакомое: «ля фам», что значило «женщина». Стало ясно, что речь обо мне, но французский офицер этого не знал, проговорил что-то успокаивающее, пару раз кивнул, и сжатые, как у старой ведьмы, пальцы Мота расслабленно распрямились. Он даже похлопал подчинённого по плечу. Похоже, сумасбродное решение Джека Воробья прихватить с собой Элизабет Тёрнер сыграло на руку, по крайней мере, мне, отсрочив на некоторое время облаву, полную жажды мести.

На бриге осталось несколько караульных. Большая часть солдат ушла сопровождением в джунгли, исключив пиратские шансы на побег. Я долго рассматривала видимую часть берега, затем неслышно спустилась в воду и, стараясь не показываться на поверхности, вплавь добралась до зелёного острова из водорослей у дальнего края бухты. Корабль обыскали от носа до кормы, пленников снабдили надёжной охраной, потому моего манёвра никто не заметил. Остров не подчинялся людям, забивал зарослями любые следы цивилизации. В джунглях приходилось продираться сквозь липкие и колючие стены плюща, жёсткие стебли травы, обжигающие соком свежие ссадины. Меня вело чутье: точно хищник, я чувствовала близость добычи и уже не могла ошибиться, не могла отказаться от неё, чего бы это ни стоило. С каждой царапиной, с каждым порезом костёр злости разгорался всё ярче, горячее, и, когда птиц спугнул внезапный выстрел, я помчалась на его звук, как пантера, что, возможно, следила за моими блужданиями по лесу. Не большой, но просторный дом окружала травяная полоса в несколько ярдов, очерчивая границу владений природы и человека. Его не было видно с моря, зато со смотровой площадки на крыше вид открывался, наверняка, чудесный. Тропа из бухты подходила с противоположной от меня стороны. Распахнутое окно дразнилось занавесками, точно языком. В нём виднелась высокая спинка стула и часть настольного канделябра. Замурчали французским голоса: по дороге направилось пятеро солдат, один из них что-то крикнул оставшимся, и служилые свернули в лес. Там, выше по холму, виднелась деревянная стена какого-то строения. Я усмехнулась про себя: Деруа был чересчур самоуверен в вопросах безопасности своего острова и убежища.

Чуть ли не ползком я подобралась к приоткрытому окну на западной стене дома и затаила дыхание.

— …и не рассчитывал. — От первых же нот в этом голосе внутри всё напряглось. Теперь он казался совсем не таким, как тогда, у острова Песо. — Как радушный хозяин и дворянин, я должен сказать, что рад видеть вас. Но это не так.

— Если позволите, мсье, — с дипломатичной корректностью вклинился Джек Воробей, — я здесь человек явно лишний, скажем так, третья сторона, так что…

— О, не волнуйтесь, это ненадолго, капитан Джек Воробей.

— Хм, мне приятно, что вы меня знаете.

— О да, видите ли, я долго и мучительно искал тех… достойных, кто сможет отправиться на поиски камня… и кого не будет жалко в случае поражения. Поверьте, эта экспедиция далеко не первая. Ваши предшественники плохо кончили, однако шаг за шагом проторили дорожки, так что вам осталось всего ничего. Все они, лучшие люди лучших королей, не справились по одной причине: у них не было той живучести, что присуща ползучим тварям, что есть в каждом из вас. Поэтому, когда до меня дошли слухи, что кому-то достало сил и наглости идти на Край Света, в тайник морского дьявола, чтобы вызволить пиратского барона, я осознал, что эти люди именно те, кто мне нужны. Я не верю в таверные россказни, но ведь в каждой легенде есть частица правды. На такой риск никто не пошёл бы просто так, значит, тот пиратский барон, очевидно, ценный экземпляр. — Сделав паузу, хозяин острова снисходительно добавил: — Правда, меня опередили. И, стоит признаться, я не сильно разочарован.

— Почему-то то, что начиналось, как ода одобрения, теперь ощущается оскорблением, — кисло прокомментировал Джек.

— Мда, остроумие того точно не стоит, — словно бы себе высказал Деруа. — Тем не менее, — он оглядел по очереди Уитлокка, Элизабет и Джека, — пусть на одного конкурента у вас и стало меньше… Резонно было отправлять вас всех месте: один бы точно вернулся. Я крайне удивлён, что вы не перебили друг друга, и сейчас перед вами очередной шанс, для кого-то последний, позаботиться о собственной шкуре. У кого из вас камень? — Тишина стала максимально возможной. — Мадам Тёрнер? — с ударом на последний слог обратился Деруа. Элизабет, что была несколько ниже француза, посмотрела на него сверху вниз — и промолчала.

— Позвольте уточнить, — вновь вклинился Воробей, — если я, не будучи скреплён с вами, мсье, никакими обязанностями, по неким соображения сочту возможным удовлетворить ваше любопытство касательно требуемой вещицы, как данное обстоятельство скажется на моих взаимоотношениях с тем, кто, как вы выразились, опередил вас?

— Я не пристрелю тебя прямо сейчас, и у тебя будет время придумать оправдание.

— Оу, вполне ясно, — протянул Джек. — Пожалуй, я пока подумаю.

Насмешливый взгляд Деруа сполз с Воробья, поплыл в сторону Уитлокка, мгновенно пропитываясь холодным презрением. Феникс дёрнул подбородком и первым сказал:

— Ты всё равно меня пристрелишь, так что можешь не тратить время.

— Пристрелить тебя слишком просто. Слишком быстро. Ты стоишь большего. Но в любом случае я могу отстреливать твою команду. — Деруа обернулся в сторону и саркастично хмыкнул. — Вернее, её остатки. Надо же, ты звал их идти за тобой, обещая лучшую жизнь. И что в итоге? Бесславная и скорая смерть. Браво, — пронзая Уитлокка взглядом, выплюнул француз и ядовито добавил: — Капитан. — Джеймс повёл глазами и по его лицу скользнула тень улыбки. — Давай, прояви благородство, спасая одного из них. Скажем, того матроса, как его там… Старику всё равно недолго осталось.

— Мне нечего сказать.

Астор Деруа покачнулся на пятках и переключился на Элизабет.

— Мадам Тёрнер? Неужто вы действительно собираетесь держаться стороны мерзавцев и предателей?

— О, мсье, я бы с радостью покончила с вами, — Лиззи сделала едва заметную паузу, — отдав камень, поверьте. Но я не знаю, у кого он. Меня взяли в заложники, и до последнего я была в трюме.

Француз взял паузу, а затем его голос резко похолодел.

— Вот что я вижу. Сговор. Каждый из вас знает, где камень, но вы упорно решили придерживаться стратегии всеобщего молчания. Или же начнёте переводить стрелки. Я упрощу задачу. — Деруа перешёл на родной язык. Застучали шаги, хлопнула дверь. — Будет три пистолета — по одному на каждого. Один незаряженный. С выжившим мы и продолжим разговор.

Астор с наслаждением впитывал реакцию пиратов. Ожидание утяжеляло момент, а напряжение играло французу только на руку. Но, кроме этого, я готова была поклясться, что он не блефует, а значит, скоро вернётся солдат с заготовленным оружием и тишину прервут выстрелы. Как бы там ни было, никто, даже Воробей, не торопился разыграть выигрышную карту. Ситуация обострилась весьма нежелательным образом: терять полезных союзников будучи на острове, на вражеском острове, последнее дело. Пока я раздумывала над следующим ходом, скользящий по джунглям взгляд подцепил нырнувшие в лес солдатские фигуры. Я выглянула из-за угла особняка и пригляделась к постройке вдалеке. Солдаты уносили какой-то ящик в сторону берега. Раздумывать над возможностями времени не было, и я рысцой, петляя меж кустов, бросилась туда. От главной дороги с моря к новым деревянным воротам строения отходила неширокая тропа, как раз чтобы пройти узкой телеге. У входа лениво бдел караульный, отвыкший от ожидания внезапного нападения. Само же здание было в половину меньше особняка, крышу покрывала смесь досок и веток, а в невысокой стене с западной стороны под самым верхом мутнело стёклами окошко. Я прокралась к нему и заглянула внутрь: вдоль стен ровными рядами стояли закрытые ящики, к балкам были подвешены тушки животных, на стеллажах угадывались набитые чем-то мешки. Я, надеялась, что склад окажется с оружием, но единственное, что среди изобилия провианта могло за него сойти, — шесть ящиков с бутылками. Выбора не было. Достав пистолет, я тенью двинулась к солдату: джунгли сочились звуками, и караульный не придал значения лёгкому шороху за спиной. Один удар, и он ничком повалился на землю. Действовать приходилось всё быстрее. Сорвав с горла француза косынку, а с пояса связку ключей, я слегка приоткрыла створку дверей и протиснулась внутрь. Откупорила одну бутылку, сунула скрученный из ткани жгут, пропитала спиртом — чем-то похожим на коньяк, пристроила импровизированный запал в нижнем ящике. Рука машинально потянулась к пистолету, но тут же остановилась — сейчас он был способен разве что бить кого-то по голове. Пришлось вернуться за ружьём охранника. На обратном пути взгляд приметил в дальнем углу выглядывающие из-за большого ящика четыре узких ствола. Я приблизилась и уже не смогла сдержать дьявольски довольную и вместе с тем хищную улыбку: рядом с ружьями стоял небольшой бочонок — с порохом…

— …что такого? — праведно возмутился голос Воробья, едва я вернулась к окну особняка. — Предлагаете мне расстаться с жизнью из-за вас двоих? Нет, благодарю, один раз уже попробовал. Повторения не хочу.

— Да как ты можешь? — воскликнула Элизабет с надрывом.

— Хей, мсье, — Воробей старательно игнорировал поднявшийся шум и подошёл на несколько шагов ближе к Деруа, — может, сменим обстановку… Все эти крики… Так нервирует, знаете ли… Как у вас говорят, устроим тет-а-тет?..

Деруа только и успел, что открыть рот. Взрыв на складе прогремел с такой силой, точно на его месте взорвался линейный корабль, доверху забитый порохом. Ударной волной выбило стекла и в клочья разорвало контроль над ситуацией. Пираты времени даром не теряли. Уж явно Астор Деруа отбирал к себе людей толковых, но оказалось, в поднявшейся суматохе бравые солдаты, что за минуты захватили корабль, беспомощны: у ребёнка конфету отобрать сложнее, чем у них ружья. Я благоразумно заткнула уши. Пальба и звон клинков стихийно перемещались к выходу, затем что-то загрохотало, и голоса отдалились. Одолев часть охраны, пленники со всей прытью, какой их одарила природа, помчались обратно в бухту, видя в море единственное спасение. Астор Деруа высунулся из окна на другой стороне дома и разразился грозной тирадой вслед солдатам, что с лошадиным топотом бросились в чащу. У дверей комнаты толпилось несколько офицеров. Капитан обернулся к ним и активно замахал руками, отдавая приказ, и, судя по часто и громко выплевывающимся буквам «р», повиноваться следовало немедля. Тем временем я обошла дом с обращённой к бухте стороны. Буквально через секунду, придерживая треуголки, на порог вывалились раскрасневшиеся служилые и, позвякивая оружием, поспешили к складу.

Тенью я проникла в опустевший дом. Комнаты шли одна за другой. В кабинете оставался лишь один солдат, явно чувствовавший себя крайне неуверенно в обществе командира. Деруа отошёл к столу у окна, звякнул хрусталь, и тихо шаркнула половица под сапогом. Левой рукой я подхватила первое, что попалось — чей-то носатый кучерявый бюст. Охранник только слегка повёл головой перед тем, как, гулко охнув, мешком опасть к моим ногам. Выучка французского вояки сработала превосходно: Астор Деруа молниеносно обернулся, хватаясь за оружие и при этом не выпуская стакан с коньяком. Но я была к этому готова, и острие шпаги коснулось его горла ещё до того, как рапира наполовину покинула ножны. Француз замер, слегка отклонился назад. В меня впился холодный и оттого обжигающий взгляд. Взгляд презрительный и неверующий. Я плавно переступила бессознательное тело солдата.

— Знаете, из довольно близкого знакомства с капитаном Барбоссой, помимо стойкого раздражения, можно вынести полезные уроки, — спокойно заговорила я. — Например, если идёшь на встречу с заведомо сильным противником, имей при себе преимущество. В данном случае — это шпага у вашего горла, вернее, жабий яд на лезвии.

— Пришли убить? — с абсолютным равнодушием спросил капитан Деруа. Из-под черных затянутых на затылке волос выскользнула капля пота и застряла в обожжённой порохом брови. Француз настолько демонстративно исходил хладнокровным спокойствием, что я не усомнилась — он меня узнал, однако, не до конца зная, чем располагает противник, не торопился опережать события.

Я качнула головой.

— Поговорить. Для начала. — Серые глаза недоверчиво глянули на приставленный клинок. — Это лишь гарант того, что разговор состоится… и без свидетелей. Уж не обессудьте. У нас не так много времени, так что перейду сразу к делу. Я хочу, чтобы вы отступились. От всех. И их…

Деруа издал сиплый звук, что в его лице означал смешок.

— Прежде чем говорить о подобном, вы должны меня чем-то заинтересовать. Какая мне от этого выгода? Что я получу взамен?

Я кивнула с искусственной улыбкой.

— Свою жизнь. И камень.

— Камень? — сухо переспросил француз и развёл руками: — Но я и так его получу.

— Лишь половину, — поспорила я, поведя левой рукой. — А я говорю о целом, воссоединённом артефакте.

Деруа раздражённо подвёл глаза, но даже при этом его цепкий, точно колючий плющ, взгляд ни на мгновение не упускал меня из виду.

— А с виду и не скажешь, что вы верите в сказки о магических камнях…

— Вроде того, что мы нашли в центре Мёртвых вод, Дьявольского треугольника? — саркастично уточнила я. — Эта легенда оказалась весьма реальной.

Француз мгновенно оживился, всем телом подался вперёд, теряя контроль над самообладанием, так что я едва успела отвести шпагу в сторону, чтобы он раньше времени не насадился горлом на клинок.

— Вы видели его? Эфир? Какой он? — жарко спрашивал он, пожирая меня взглядом.

«Чёрт, да он одержимый!» — мысленно воскликнула я, глядя в его подсвеченные лихорадочным жаром глаза. Казалось, потяни я время ещё немного, и Астор Деруа до смерти изойдёт от нетерпения.

Ответ прозвучал неспешно, чётко, давая прочувствовать каждое слово:

— Синий, как океан. Чистый, как море. Мощный, как сама стихия.

Несколько секунд Деруа молча глядел куда-то сквозь меня, будто пробуя мои слова на вкус или примеряя к ним образ, что засел в его голове. Потом, словно бы очнувшись, он продолжил в прежней деловой и сдержанной манере:

— Всё равно найти его невозможно.

— А если я скажу, что знаю того, кто укажет путь?

— Человеку такое не под силу, — настаивал Астор.

Я неоднозначно повела глазами, губы скрасила лёгкая интригующая улыбка.

— Разве кто-то сказал о человеке?

Деруа кашлянул, поджимая губы.

— Вот, значит, как. Намереваетесь отыскать вторую часть, — констатировал он незаинтересованным тоном.

Я кивнула.

— И для этого сумасшедшего предприятия мне как раз-таки и нужен: непотопляемый корабль Тёрнера, смекалка Воробья и упорство Уитлокка.

Демонстративно игнорируя приставленный к горлу клинок, Астор Деруа неспешно поднёс бокал к губам, помедлил, сделал большой глоток и только потом качнул рукой, оживившись.

— Я вас узнал. Мышонок, что жался к окну в каюте англичанина. — Так и подмывало расхохотаться ему прямо в лицо. Его губы искривил противный оскал. — И, похоже, мышонок стал крысой. — Словно бы с удовольствием наблюдая мгновенно ожесточившийся взгляд моих глаз и вряд ли полагая, что в ту секунду я борюсь со жгучим желанием обагрить шпагу заморской кровью, француз миролюбиво проговорил: — Ну, полно, мадемуазель. Думаю, мы поняли друг друга. — Я подвела глаза к верху, раздражённо фыркнув. — И всё же, — серые глаза сузились, — что мешает вам убить меня прямо сейчас?

Вместо дерзкого «Уже ничего» и следующего за ним смертельного удара, я охотно пояснила:

— Думаю, вам известна истина: враг моего врага — мой друг. Убей я вас, и они продержатся в команде от силы несколько дней — до первых слухов, а потом разбегутся как тараканы, попутно сплетя пару заговоров. В данном случае вы, мсье Деруа, необходимое зло. Пока эти пираты ненавидят вас больше, чем друг друга, они будут действовать сообща.

Деруа несогласно выпятил нижнюю губу.

— Un moineau dans la main vaut mieux qu’une grue qui vole. Я знаю, что камень у одного из вас, здесь — половина он или нет. И вы предлагаете мне отказаться от реального в пользу многообещающих россказней? Зачем мне идти у вас на поводу?

— Вы собрали их, навязали свои условия, гордитесь тем, что нацепили узду на самых непокорных. Но это лишь иллюзия. Эти люди, поверьте, не те, кто позволит превратить себя в марионеток. Вы думаете, у вас всё под контролем. Но рано или поздно марионетки сорвутся с нитей и обернутся к кукловоду. Вы управляете ими лишь потому, что они вам это позволяют. И конец этому всё ближе. — Наконец я опустила шпагу. — Вы примете моё предложение — или пиратская песнь станет вашим реквиемом.

Деруа глубоко задумался, не сводя с меня изучающего взгляда. Стакан в его руке слегка покачивался, гоняя коньяк по хрустальным стенкам. Я начала опасаться, что француз лишь тянет время, и покрепче сжала шпагу, но Астор отчётливо кивнул:

— D’accord. Я готов испробовать ваше предложение. Даю ровно месяц. Если в назначенный день, вы не принесёте мне обе части камня, нынешняя ситуация покажется вам лишь детской игрой. И не думайте провести меня.

Я усмехнулась и со сдержанной улыбкой проговорила:

— С вами приятно вести дело, мсье Деруа. Архипелаг Искателей, там и встретимся. Ах, да, и, прошу вас, скажите, где вы держите сына Тёрнеров — дружить с ними гораздо выгоднее, чем враждовать. — Француз испытал меня проницательным взглядом, слегка дёрнул уголком губ и, проникшись моими мотивами, всё же назвал место. — Рада, что мы пришли к соглашению. — Я игриво отдала честь, а затем взмахнула рукой: — Ещё одно. Попридержите ту адскую облаву, что вы спустите на нас.

Я спешно направилась к выходу, как услышала за спиной приправленное тихим лязгом:

— Погодите. — Едва я обернулась, Деруа протянул свою рапиру — эфесом ко мне. — Возьмите, — доброжелательно кивнул он, — в знак доверия и подтверждения нашего соглашения. — Я медлила. Деруа, конечно, не носил на поясе абы какой клинок, но менять на него собственную шпагу совершенно не хотелось: я к ней привыкла, чувствовала её, да и к тому же работа была мастерская. Француз терпеливо держал руку. Недовольно поджав губы, я всё же аккуратно передала ему шпагу, тут же почувствовав уязвимость и поклявшись, что заберу её при первой же возможности. Деруа бегло оглядел эфес и внимательным взглядом прошёлся по лезвию. — Жабий яд… Превосходное оружие! — хохотнул он. — А у меня так много врагов…

— Мне всё равно, кого из них она убьёт, — холодно отозвалась я и, покинув дом через окно, растворилась в зелени джунглей.

Переговоры чересчур затянулись. С берега слышались выстрелы. Снова захватывать бриг и пытаться на нём покинуть остров было безумием, но, едва я вырвалась из-под покрова деревьев, стало ясно: чем безрассуднее идея, тем больше у неё сторонников. Каким-то совершенно невообразимым способом пиратам удалось выбраться на пристань без потерь, частично перебраться на корабль и даже обрубить один швартовый. На этом благосклонность судьбы изменила фаворитам. Подчинённые Деруа обрушились мощной лавиной, блокируя беглецов на корабле, но не давая и шанса управиться со снастями. Пули кончились, в ход пошло холодное оружие. Понимая, что живой мне к причалу не пробиться, я залетела в воду. Мысль, что вряд ли кто-то станет стрелять, придавала сил, и довольно скоро рука уверенно ухватилась за выбленку штормтрапа. Макушка едва поднялась над планширем, как прямо перед носом в фальшборт врезалась спина в чёрном мундире. Я тут же впилась пальцами в воротник и перетянула солдата через борт. Сапоги скребнули обшивку, канат под рукой обжёг ладонь, помогая взобраться на планшир. Разобраться в происходящем было крайне трудно: всё равно что наблюдать за муравейником. Взгляд поймал знакомые фигуры. Я спрыгнула на полуют, эфес нового оружия лёг в ладонь непривычно, словно бы неправильно, но я лишь крепче сжала пальцы и рванулась вперёд, к ступенькам. Французский офицер с силой приложил Уитлокка о борт, и тот безвольно осел на лестнице, медлительно поднимая глаза на несущийся к горлу клинок: сабля рубанула точно посередине, рапира в моей руке взвыла. Враг взглянул на меня с абсолютным недоумением от того, что с ним дерётся баба. На моих губах засветилась злодейская ухмылка. Офицер оскалился, чтобы в следующую секунду оскал омыло кровью: буквально сразу же я ударила его ногой в лицо. Под сапогом хрустнул зуб. Едва поймав опору, я тут же оттолкнулась, перемахнула через две ступени. Подгоняемый инерцией клинок воткнулся французу в грудь, ломая ребра. Мертвец загрохотал по палубе, и я тут же стала центром внимания всех, кто был поблизости и искал противника. Уитлокк поднялся на нетвёрдые ноги, водя головой из стороны в сторону. Адреналин горячил кровь. Враг сомкнул кольцо. Считать я не стала. Доля секунды, чтобы покрепче сжать пальцы вокруг рукояти. Пламя боя вспыхнуло внезапно. Они были повсюду: быстрые, сильные, злые. Удары сыпались со всех сторон. Но вместо изматывающего страха и усталости в мышцах была только ярость, что разгоралась всё жарче с каждым ударом рапиры, с каждым скрежетом кортика под вражеской саблей. Более того, эта ярость пугала их, заставляла опрометчиво бросаться со спины, не ожидая удара вслепую. Пыл сражения утащил меня к корме. Численное превосходство более не предвещало победу. С четырьмя было покончено.

Бриг тем временем сорвался с привязи и устремился прочь из гавани. С берега начали плеваться раскалёнными ядрами пушки. Впервые свободно вскинув голову, я встретилась взглядом с горящими таким же огнём, что пылал внутри меня, глазами. Вдруг их совершенно неожиданно подсветила дерзкая улыбка. Уитлокк одним движением сбросил противника через фальшборт полубака, а к нему тут же рванули двое со штыками. Пират метнулся к ним навстречу, сделал кувырок, подхватывая с палубы вторую саблю. Хлопнул пушечный залп. Французы и обернуться не успели, как Феникс оттолкнулся от ящика и в прыжке пригвоздил обоих к палубе. Я невольно поперхнулась шокированным смешком. Феникс обернулся. За моей спиной стукнули доски. Уитлокк ногой подбросил вверх ружье и без колебаний выстрелил. Позади вскрикнули и упали. Я только с улыбкой качнула головой.

Солдаты спасались бегством, боясь попасть под огонь собственных пушек. Последним штрихом, оповестившим первый этап нашей победы, стал горящий парус фок-мачты: тросы вовремя обрубили, и гигантское полотно медленно и плавно нырнуло в море. Я стояла на полуюте, не сводя глаз с берега. Ядра всё реже долетали до брига, но и без того на верхней палубе не осталось и квадратного акра, не вспоротого очередным залпом. Но взгляд ловил в фокус не столько суетящиеся на берегу человеческие фигурки, сколько стоящий на приколе бриг поменьше, что вот-вот должен был отправиться в погоню.

Сквозь фоновый шум прорезались два более отчётливых голоса, привлекая внимание.

— Мы должны идти по ветру, на всех парусах, что остались, и убраться как можно дальше, потому что погоня ждать себя не заставит! — с нажимом, чеканя слова, выговорил Уитлокк.

— Нет, — отмахнулся Воробей, — мы идём за моим кораблём и точка.

— За «Жемчужиной»? — тут же удивилась я, приблизившись.

Кэп глянул на меня с крайним недоумением и быстро пояснил:

— Француз сказал, она где-то рядом.

— Возможно, — хмуро вставил Уитлокк. — И как мы её отыщем?

Джек обернулся с улыбкой победителя и медленно продемонстрировал компас в ладони.

— Компас? — не удержалась я от скептичного восклицания. — А раньше воспользоваться им было не с руки?

— Ранее желаемое было недостижимым, — парировал Воробей с улыбкой во взгляде.

Выдержав некоторую паузу, я проговорила:

— Я согласна. — Оба капитана оживились. — «Жемчужина» — наш шанс. — Физиономия Джека засверкала подобно сверхновой. С победной многозначительностью стрельнув Феникса взглядом, пират понёсся на мостик, попутно приводя в чувство растерянных подчинённых.

Палубный настил покрывал налёт из загустевшей крови и прилипших к ней щепок и трухи: эстетика волновала меньше всего. Бухта осталась за кормой. Погоня не объявилась. Иль-Верд отплывал на северо-восток, дымя горящим складом, точно трубкой. Я шикнула, проведя рукой по порезам на предплечье, сжав пальцы, чтобы на сбитых костяшках проступила кровь. До ужаса хотелось смыть с ладоней грязь битвы и щиплющий в свежих мозолях пот. Вместо того, выждав достаточное время, я пересекла палубу, давно выцепив взглядом одинокую фигуру Элизабет Тёрнер. По пути попросила Бойля готовить к спуску шлюпку.

— Кому это? — тут же спросила пиратка, едва я подошла.

— Тебе, — последовал честный ответ. Элизабет непроизвольно приосанилась. — Здесь наши пути расходятся.

— Вот как? Вы отправляетесь за «Чёрной Жемчужиной», а мне куда? Скитаться по морям? В шлюпке?

— Тебе — в Порт-Вилладана, в усадьбу Реведар. — Её взгляд до краёв наполнился непониманием, смешанным с предчувствием, что обеспечивала женская интуиция. — Генри там, — кивнула я. Через несколько молчаливых минут, когда днище шлюпки звонко цыкнуло по воде и ему поочерёдно отозвались вёсла, я проговорила на прощание: — Было приятно познакомиться. Думаю, «Летучий Голландец» объявится скоро.

Элизабет отчего-то взглянула на меня так, словно бы пыталась разгадать нечто крайне важное, но не поддающееся рациональному осознанию, доступное на уровне шестого чувства, а потому приводящее в крайнее смятение. Её глаза заблестели, точно от слёз: «Спасибо, Диана. Я не забуду».

На палубе меня встретило несколько непонимающих, неодобрительных взглядов, в том числе — Воробья. Но равно как я не обратила на них должного внимания, так никто не решился что-либо сказать. Быть может, потому, что побег от Деруа в их глазах лишь обострил ситуацию.

====== Глава XXXIV. Уловка. ======

От Иль-Верд не осталось и следа на горизонте. Уже очень долгое время я сидела верхом на бушприте и бесконечно протирала ладони вымоченным в вине лоскутом. Мозоли жгло, желание вернуть свою шпагу с павлиньим хвостом на эфесе возрастало соразмерно дискомфорту. И всё же настроение упорно тянуло на губы улыбку.

— Парус! — заорали за спиной с радостным подвыванием. Я даже глаз не подняла. — Вижу! Чёрный парус!

Самое интересное обещало быть впереди: очередная игра в ненавязчивое склонение на свою сторону. У меня был камень, было время, оставалось дело за малым — заполучить корабль. Украденный нами бриг словно бы чувствовал, что смена ему грядёт скорая, оттого буквально разваливался по частям, грозя затонуть раньше времени.

— Подобно гениям предпочитаешь одиночество, — опережая стук собственных шагов, в спину послал замечание Джек Воробей, — или прячешься?

Он объявился точно, как я ожидала: когда «Чёрная Жемчужина» увеличилась до тех размеров, что можно было и без подзорной трубы разглядеть фигурки пиратов на её борту и угадать среди них важного мистера Гиббса.

— Ни то, ни другое, — через плечо бросила я, — просто отсюда вид лучше. — Затем поочерёдно перекинула ноги на палубу и развернулась вполоборота. — А ты, очевидно, пришёл делиться следующей порцией мудрых рассуждений. Или предложить новый уговор?

Кэп прищурил левый глаз.

— Ни то, ни другое. Вообще-то позлорадствовать.

— Но я же поддержала тебя… — отчасти недоуменно протянула я.

Джек привалился к фок-мачте.

— Но, по-моему, не до конца в это верила.

— По-твоему.

— Так что же, это план или ты импровизируешь?

Я поднялась, поравнявшись с пиратом, и с тенью улыбки взглянула ему в глаза, выдержала некоторую паузу, медленно моргнула, дёрнула бровью, будто в ответ собственным мыслям, и, прежде чем уйти, поставила точку лаконичным: «Да».

Переходные мостки ещё даже не были заготовлены, а необузданная и громкая радость захлестнула палубы обоих кораблей. Воробей едва ли не пританцовывал, отдавая приказ к сближению, то и дело сверкал улыбкой из арсенала «Я же говорил», но его затмевал волнительно суетящийся на «Жемчужине» Джошами Гиббс, что будто никак не мог дождаться момента, когда можно будет сбросить на чью-нибудь спину капитанские обязанности. Команда ликовала — причём ещё даже до того, как Джек первым перебрался на палубу и задолго до того, как узнать о добыче. Это не могло не настораживать. Обмен счастливыми приветственными похлопываниями по плечу не был завершён, а между пиратскими капитанами разгорелся новый спор.

— «Призрачный Странник» в двух милях от Порт-Хауэла…

— И что с того? — тут же перебил Уитлокка Джек Воробей, норовя пройти на полуют.

— Нам нужно добраться туда, если хотим дать Деруа отпор.

— Гхм… Кап… — попытался вставить Гиббс.

— Тебе, — шикнул кэп, столкнувшись с плечом Феникса. — Меня этот француз не впечатлил. — Голоса заглушил звонкий хруст дерева и протяжный стон, с которым в море обрушилась часть грот-мачты угнанного брига. Джек двумя руками указал на него. — А если нужен транспорт — бери скорее, пока не затонул.

— Капитан…

— О, думаешь, ты всё ещё третья сторона?

— Кэп…

— Джеймс, послушай, — шагнула к ним я, — мы в меньшинстве…

— Именно, мисси, а кроме того, на МОЕМ корабле, — «Кэп!», — и потому, если всё ещё хотите находиться на его борту, причём, не в карцере, советую…

— О, вот, значит, как? А жалеть не будешь, если я прямо сейчас предпочту этуфранцузскую развалюху твоей ненаглядной «Жемчужине»?

— Капитан!

— Шантаж? Грязно играешь…

— Кто бы говорил, — съязвил Уитлокк. — Ты готов был сдать Деруа камень!

И я тут же добавила:

— Не говоря уже о десятке более мелких предательств.

— Заткнитесь же вы хоть на секунду!

Негодующий голос Гиббса сработал словно бумажная хлопушка: мы мгновенно умолкли, медленно оборачиваясь к старпому. Тот с трудом протолкнул в горле ком, пытаясь выдержать одновременно три прожигающих его насквозь разгневанных взгляда. Вдруг Джек, что стоял точно напротив помощника, слегка отклонился вправо, заглядывая тому за спину, затем вовсе сдвинул его в сторону, освобождая путь.

— Гиббс, — нарочито сдержанно протянул Воробей, — в моём корабле дыра? — Его взгляд упирался в двух замерших в растерянности матросов — между трюмным люком и бортом — с вёдрами в руках, а с нижней палубы в их адрес уже летели обвинения в черепашьей скорости.

— Трещина, — выдохнул старпом, обрадованный вниманием к насущной проблеме. — Пока что.

Капитан обводил взглядом палубу, такелаж, рангоут, пушки, залатанные паруса: хоть это и не бросалось в глаза, «Чёрная Жемчужина» выглядела так, точно её игриво потрепал в зубах гигантский морской пёс.

— Что ты вообще сотворил с ней? — с болью в голосе воскликнул кэп.

Гиббс слегка развёл руками, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты велел следить за тем кораблём…

Воробей обернулся со скоростью молнии.

— Именно! Следить!

— Но, видать, запамятовал упомянуть, на что они способны, — с претензией вернул ему старший помощник. Джековы усы принялись отплясывать гневную морзянку, а Гиббс продолжил: — Мы спровадили их до самого Инагуа, на следующий день отправились за ними в открытое море, где нет ни островов, ни скал, ни единого клочка суши. Этот корабль просто день за днём ходил по параллели, пока однажды ночью не исчез, а утром — объявился точно за нами. Вот с того самого часа они гонят нас, вернее, загоняют, как дичь. Без отдыху! Половины парусов уже нет, обшивка еле держит…

— Как скоро объявятся? — прервал Джек Воробей сухим тоном.

Гиббс поднял мозолистый палец к горизонту за кормой.

— Боюсь, они уже здесь…

Мы синхронно обернулись, встречая взглядами выплывающий из-за острова, подобно айсбергу, гигантский парусник. Казалось, он приближался так медленно, что разделяющие нас полтора десятка миль преодолел бы к закату следующего дня — море щедро на иллюзии.

— Где, говоришь, твой корабль? — обернулся Джек к Фениксу.

Французский бриг отдали на волю ветра и волн: на нём не оказалось ни пороха, ни снарядов — равно как и на «Чёрной Жемчужине». По словам Гиббса, им и уйти-то удалось только потому, что расстреляли всё, что было в трюмах. Поднимая окуляр подзорной трубы на горизонт, я поймала себя на мысли, что сложившаяся ситуация вызывает лишь раздражение, не более. Подсвеченные солнцем белоснежные паруса «Бонавентуры» ослепляли, контрастировали с хлопающим на клотике грот-мачты тёмным полотнищем. Будь даже у «Жемчужины» все ресурсы для манёвренности и ведения боя, решиться вступить в него было бы не просто. Зато «Странник» принял бы вызов на равных. Я намеревалась на «Чёрной Жемчужине» добраться к более населённым берегам, среди которых Порт-Хауэл точно не значился, но решение идти туда не сильно изменило планы: в том порту затеряться и уйти с очередным экипажем в нужном направлении было легче лёгкого. Но чем дольше бушприт «Бонавентуры» маячил за кормой, тем больше сомнений зарождалось во мне.

— Гиббс, — на бегу остановила я старпома, — почему они не потопили вас?

Пират растерялся.

— Ну… мы дали им погрызть ядер и… маневрировали… видать…

— А они пытались?

Обветренное лицо моряка округлилось, морщины проступили сильнее. Его взгляд застыл на мне, медленно заполняясь осознанием. Едва Гиббс попытался что-то сказать, ветер донёс гулкий хлопок. Десятки голов синхронно обернулись к корме: в паре сотен ярдов от неё в воду со звонким плеском прилетело ядро. Капитан Воробей вскинул взгляд к парусам и крутанул штурвал, загоняя в них больше ветра. Мне было достаточно секундно встретиться с ним взглядом, чтобы убедиться, что кэп понимает то же, что и я — охотник и добыча поменялись местами: Смолл не гнался за «Жемчужиной», он её выслеживал. Благородно дав предупредительный залп, «Бонавентура» прибавила парусов, тут же разрывая в клочья иллюзию о быстроходности пиратского судна. Сейчас «Чёрная Жемчужина» была неспособна спастись бегством и тем более успеть к Порт-Хауэлу до того, как её настигнет британский корабль: от «Призрачного Странника» нас отделяло больше двадцати миль, от «Бонавентуры» — вполовину меньше.

— Они не станут нас топить, — с раздражением бросил Воробей, — ему же нужен камешек, смекаешь? Потому будем идти, сколько получится.

За этими словами крылся безыскусный ход: маячившая впереди кучка островов знаменовала отмель, куда линейному кораблю престарелого англичанина путь был заказан. Кэп ворчал под нос сожалениями об избавлении от вёсел. Вода под килем шипела и вскипала. Ежесекундно палубу осыпало лавиной брызг и пены. Джек не сводил глаз с парусов, предугадывая малейшее отклонение ветра и тут же накидывая на бейдевинд уздечку. Команда выла от изматывающего аврала, но стоило только обернуться, и силы разгорались под бризом, подобно тлеющим углям. И всё же несмотря на колоссальные усилия, «Жемчужина» едва заметно замедляла ход, сходила с дистанции, как выдохшийся марафонец.

— Давай же, любовь моя! Все обиды на потом! — ласково уговаривал свою ненаглядную Джек, как вдруг его воркования затмил почти звериный рёв Джошами Гиббса, выбравшийся из полумрака трюма:

— Капит-а-а-а-н! — Воробей скривился, точно раскусил самую противную конфету в своей жизни. — Джек! — Гиббс, запыхавшийся и мокрый по макушку, вывалился из сходного люка. — У нас пробоины!

— Что? — ошарашенно моргнул капитан.

— Мы тонем? — быстро спросила я.

Гиббс глянул на меня, а за него, почти огрызаясь, ответил объявившийся следом Барто.

— Ещё нет! Но уже и не плывём!

В два прыжка я забралась на кормовые ванты и приникла к глазку подзорной трубы. За спиной капитаны и их старпомы сошлись в бою за судьбоносные решения, а я, переведя их голоса в фоновый шум, рассматривала окрестности, то и дело возвращаясь к настигающему нас кораблю Смолла. «Бонавентура» шёл при полном параде, вздыбившись пушками во все стороны, разрывая мощным тараном толщи воды; на полубаке суетились матросы. «Там что-то происходит», — скорее себе тихо выговорила я, а следом прогремел двойной залп — прилетевшие ядра едва не чиркнули по корме. Все, кто был на полуюте, только и успели, что вжать голову в плечи.

— Бесчестные мерзавцы! — злобно заорал Джек, обернувшись. — Только трусы стреляют в безоружных!

— Хей, кэп, — я легко спрыгнула на палубу и едва не упала из-за предательски дрогнувшего колена, — дотянем?

Труба в ладони, как указка, отмечала ближайший остров: его северную оконечность венчала старинная башня забытого маяка, а к югу расстилалась не длинная, но широкая полоса белоснежного песка, обнажённая начавшимся отливом и утопающая в небольшой гавани. Джек практически вырвал подзорную трубу из моих рук и придирчиво осмотрел сушу. Удостоверившись в чём-то и кивнув самому себе, Воробей развернулся ко мне вполоборота и заговорщически подмигнул. На все дальнейшие вопросы следовал один ответ: «Терпение, цыпа». Тем временем гвалт в нижних отсеках становился громче соразмерно крену, что давала «Жемчужина» на правый борт. Трюмные насосы не справлялись, вода прибывала быстрее, чем её отправляли за борт, а плотники не могли подступиться к плюющимся морем пробоинам. Те, кто управлялся со снастями на верхней палубе, то и дело пригибались к доскам после очередного залпа мортиры, что посылал нам преследователь. Джек не выпускал штурвал ни на секунду, точно приковали его, а сосредоточенный взгляд сновал меж парусов и линией горизонта.

Мы поравнялись с утёсом, где высился маяк. «Жемчужина» упорно шла вперёд, словно её капитан не видел ничего, кроме одной единственной точки далеко за горизонтом, известной лишь ему. И точка эта была — только отнюдь не осязаемая. Джек Воробей ждал, ждал благоприятного момента, поражая всех якобы своей недальновидной упёртостью. И момент этот настал: залп громыхнул более звонкий, я едва успела отшатнуться в сторону, как за спиной раздался треск и звон бьющегося стекла — «Чёрная Жемчужина» утратила часть акростоля. Сквозь разлом взгляд наткнулся на дула носовых пушек «Бонавентуры». Я обернулась к Воробью с немым вопросом. Вместо ответа кэп резко крутанул штурвал вправо. Врезавшаяся в борт волна многих сбила с ног. Когда я поднялась, прямо по курсу сиял белизной островной берег. Вражеский корабль ложился в разворот медленно и тяжело. Вопреки ожиданиям капитан Воробей молчал. «Точно спятил», — мысленно возмутилась я, покрепче хватаясь за леер. «Чёрная Жемчужина» на полном ходу уцелевшей половины парусов зарылась носом в песчаную отмель, наполнилась возмущёнными криками, покачиваясь, склонилась на правый борт — и замерла.

— Похоже, они всё-таки загнали нас в капкан, — через минуту, когда все пришли в себя, подытожил Феникс. Топ бушприта «Бонаветуры» нависал над мелководьем, но корабль, подбирая паруса, остался в хорошей воде, а кроме того, став к «Жемчужине» правым бортом с четырьмя десятками орудий, отрезал нам путь из бухты.

— Я позволил им так подумать, — из-за спин объявился Джек Воробей со скомканной рубашкой в руках.

Уитлокк скрестил руки на груди.

— Может, топить нас они и не станут, но что им помешает взять нас на абордаж?

— Я! — просиял кэп, расставив руки. — Мистер Гиббс. — Старпом шустро очутился под боком. — Даю разрешение вам хоть самого дьявола вызвать, но чтобы все течи были устранены до моего возвращения, ясно?

— Возвращения? — недоуменно переспросил Джошами и, тут же получив грозный взгляд в ответ, предпочёл бросить «Есть, кэп» и поспешить выполнять приказ.

Уитлокк глянул на тряпьё в руке Джека, на самого Воробья, на корабль позади и снова на кэпа.

— Я пойду с тобой.

Воробей издевательски ухмыльнулся и с вопросом в глазах обернулся ко мне.

— О нет, — покачала я головой, — если я снова встречу этого индюка, ваши переговоры точно перестанут быть мирными.

Джек понимающе кивнул, затем раздражённо выдохнул, оборачиваясь за спину, где сошлись в словесной баталии два старпома, позабывших, что ещё минуту назад действовали удивительно слаженно.

— Хорошо, — протянул Воробей, закатывая глаза, — потому что кто-то должен остаться главным.

«Белый флаг» на носу шлюпки развесёло трепал рукавами. Я глядела вслед пиратским капитанам, примеряя этот ранг теперь и на себя, и при этом прекрасно понимала, что никакого значимого итога у переговоров не будет. Всё, что требовалось, — потянуть время: заделать пробоины, откачать воду, дождаться ночного прилива и улизнуть под покровом темноты. До заката оставалось не многим больше пары часов. Отправив старпомов в разные части трюма и тем самым прекратив все споры, я по-хозяйски вошла в капитанскую каюту. В пыльном полумраке крылось столько всего — тайны, намёки, неопределённости, планы и страхи — нужно было лишь поискать. Джек Воробей не разрешал этого, о да. Но и не запретил. Сперва ящики стола: один оказался заперт, в другом пылилась стопка карт. Я разложила их на столе, внимательно осматривая местности и куда больше интереса проявляя к мелким пометкам. Удивительно, но синхронные удары молотков в трюме начинали усыплять. Один за одним я изучала острова, гавани, порты, пытаясь понять, есть ли у них что-то общее. Как вдруг настороженный слух уловил среди стука дерева спешный взволнованный топот. Резким движением стопка карт вернулась в ящик, на столе осталась лишь та, что была развёрнута ранее. Я подпёрла подбородок руками и якобы с любопытством уставилась на план Карибского бассейна.

— Кап!.. Мисс Диана, — Гиббс неловко затормозил у входа, — корабль уходит.

Я тут же отложила в сторону карту и спешно вышла на палубу.

— Видать, сумели договориться, — сразу же заметил Барто.

«Бонавентура», подняв паруса грот-мачты, неторопливо покидал гавань, тем самым открывая нам путь.

— Что с пробоиной? — спросила я.

— Почти заделали, — ответил Гиббс, — но можно выходить. И прилив начинается. Быстрее бы капитаны вернулись.

Я рассеяно качнула головой, провожая корабль задумчивым взглядом: везение казалось чересчур удачным.

— Шлюпка! Левый борт!

Со стороны берега к «Чёрной Жемчужине» направлялась лодка с белым флагом и одиноким гребцом. Пираты отпускали шуточки по поводу парламентёра в красном мундире, а старпомы периодически бросали на меня вопросительные взгляды. Встречать переговорщика отправился мистер Гиббс на правах, так сказать, старшего.

— Я… мне велено говорить только с женщиной, — послышался неуверенно дрожащий голос.

Гиббс бегло глянул в мою сторону. Я направилась к фальшборту, заинтригованная таким поворотом событий. Солдат елозил взглядом по пиратам, словно ища подтверждения, что именно со мной ему следует говорить.

— Мистер, здесь вы не найдёте другой женщины, готовой вас выслушать, — спокойно проговорила я, локтями устроившись на планшире.

Парламентёр беззвучно пошлёпал губами и, выудив помятый листок, заговорил нервно скачущим по нотам фальцетом:

— Мне велено передать от лица сэра капитана Смолла, что двое известных вам пиратов арестованы солдатами Его Величества и будут в кратчайшие сроки переданы суду и, бесспорно, за все их преступления приговорены к казни. Однако сэр Смолл готов обменять их свободу на известный предмет, находящийся у вас в руках. При любой попытке освободить преступников иным способом пираты будут казнены на месте.

Старпомы по обе стороны от меня ошарашено затихли. По палубе зашелестел шёпот, передающий ультиматум. Солдат протолкнул в горле ком и несмело моргнул.

— С чего нам должно быть до них дело? — усомнилась я и с усмешкой добавила: — Мы знаем многих пиратов.

Солдат принялся лихорадочно шарить по форме и наконец выудил что-то из внутреннего кармана.

— Капитан Смолл предвидел этот вопрос. Это в качестве доказательства.

Я выставила ладонь, и он швырнул мне небольшой предмет. «Вот чёрт», — мысленно шикнула я, когда в руку приземлился изумрудный перстень Джека. Сцена, в которой Смолл насильно стаскивает кольцо с пальца пирата выглядела абсурдно, куда скорее Воробей сам его отдал, конечно же, не просто так. Я хмыкнула, зажимая перстень в ладони.

— То есть, я правильно поняла, мистер: капитан Смолл наглым образом арестовал людей, что явились на переговоры под белым флагом, а затем присылает ультиматум, осмеливается шантажировать нас, укрываясь тем самым белым флагом и надеясь, что после всего сказанного мы не нашпигуем вас свинцом и не скормим рыбам в этой самой бухте? — С каждым словом мой голос звучал всё холоднее и угрожающе. Солдат медленно бледнел, распахивая глаза. Лодка закачалась. Переговорщик переводил испуганный взгляд с одного пирата на другого и лихорадочно пытался отыскать пальцами крестик под рубашкой. Вдоволь налюбовавшись страхом в его глазах, я ударила ладонью по планширу. — Расслабься, мы верны Кодексу, в отличие от некоторых.

Солдатик плюхнулся в лодку и шустро заработал вёслами.

— Что делать будем? — подал голос Гиббс из-за спины.

Барто прокашлялся и добавил:

— Он даже ответ не спросил. Этот Смолл даёт время подумать?..

Пальцы отбивали по планширу задумчивый ритм. Я следила за удаляющейся шлюпкой и едва сдерживала улыбку.

— Уходим.

— Что? — оторопел Барто.

Гиббс шумно мялся с ноги на ногу. За нами следила вся команда.

— Мы что же, правда уйдём? Бросим их там? — послышался чей-то голос из толпы.

Старпомы пожирали меня взглядами. Им ничего не стоило сместить меня и броситься на выручку капитанам, но даже несмотря на муки совести смелости на это никому не хватало. Имея в своих руках хоть какую-то власть, я могла действовать, и истинные цели моих решений знать им было не обязательно. Чтобы успокоить пиратов, я обернулась, одарив Гиббса и Барто долгими взглядами.

— Мистер Гиббс, вы знаете историю этого перстня? — Изумруд подсвечивало солнце, оттого он выглядел дороже, чем был на самом деле. Моряк чесанул бакенбарды и отрицательно покачал головой. Я про себя улыбнулась, а вслух с ностальгической грустью проговорила: — Джек рассказывал когда-то… Ещё до капитанства, до «Жемчужины», он как-то ходил на бриге в патруле. Однажды два британских корабля столкнулись с португальцами. Капитан одного брига был убит, а того, где служил Джек, струсил вступить в бой и перед тем, как сдаться с другим кораблем, дал Джеку перстень как взятку, сказал, чтобы тот предпринял обманный манёвр и ушёл. А как враг потеряет преимущество, вернулся и воздал по заслугам. Но португальцы оказались хитрее, и по возвращении Джек обнаружил лишь догорающие обломки. — Я подбросила перстень на ладони. Старики-пираты по-прежнему буравили меня мрачными взглядами: сомневающимися и отчасти виноватыми. — Таковой была его последняя воля. — Я закрыла ладонь. — Вот почему мы уходим.

Гиббс неловко чесанул затылок и вздохнул.

— Командуйте, мисс.

Однако помимо выслушавших историю старпомов и ещё пары человек, остальная часть команды совершенно не готова была подчиняться, тем более следовать такому понятному и в то же время возмутительному приказу. Я поднялась на полуют под десятком следящих взоров и оперлась ладонями о перила мостика.

— Да, мы, правда, уйдём, — громко провозгласила я. — Правда, оставим их. Пусть англичане убедятся в пиратской алчности, в продажности, пусть укрепятся в мысли, что для каждого из нас своя шкура важней. Мы оправдаем их ожидания и уйдём. — Пираты не сводили с меня глаз. Пауза заставила их напрячься, неуверенно переступить с ноги на ногу и, наверняка, с облегчением признаться самим себе, что бегство — не такое уж бесчестное решение, что жизнь команды важнее. Я обвела взглядом каждого и продолжила: — Но когда мы вернёмся… Они познают всю ярость и мощь Берегового братства! Почувствуют жар наших клинков, согретый единством! Это не бегство. Это тактическое отступление. — В глазах моряков засверкал огонь. Бравурные речи горячили не сильнее рома, и в такой же степени усыпляли бдительность.

Вернувшись в капитанскую каюту, я сразу же заперла дверь и сделала долгий глубокий вдох. Всё складывалось просто превосходно, даже заставляя в некоторой степени сомневаться в реальности настоящего. «Чёрная Жемчужина» слепо пойдёт туда, куда я ей прикажу, а убедить пиратов в правильности происходящего не составит труда, особенно, имея в руках перстень Джека, истинного посыла которого никто не знал. Оставалось лишь благополучно добраться до Порт-Хауэла и затеряться среди множества судов, исчезнуть, не боясь вскорости быть найденной. Предпочтут ли пираты возвращаться и вызволять капитанов или трусливо сбегут уже не имело особого значения.

Я уверенно направилась к столу и без особых церемоний вскрыла ящик, давно поняв, что в нём скрывается: среди нескольких драгоценных самоцветов, на журнале, лежал компас. Потянувшись к нему рукой, я помедлила и сначала поочерёдно, аккуратно зажгла каждую из шести свечей в канделябре. Казалось, с момента, когда я держала его в руках последний раз, компас потяжелел. Крышка по-прежнему поднялась с лёгким щелчком. Я откинулась на спинку кресла и лишь потом взглянула на стрелку — строго на юг, к неизведанным горизонтам. Верно, Уитлокк и Воробей были полезны в поисках второй части камня, в сказанном Деруа не было лжи, и всё же возможность действовать самостоятельно прельщала куда больше. К тому же в подобном предприятии удобнее, когда под рукой тот, кем можно жертвовать без излишних колебаний. Смолл вряд ли бы решился избавиться от них, не заполучив камень, а значит, мы ещё могли встретиться.

Что-то подмывало напевать под нос неприличную портовую песню. Впервые совершенно пропало ощущение нависшего над головой кукловода. Откопав в тумбочке початую бутыль рома, я плеснула напиток в золочёный бокал и принялась расхаживать по каюте, изучая и оценивая. Огни «Бонаветнуры» в запылённых окнах «Жемчужины» тускнели и мельчали, пока не исчезли вовсе. Я вскрыла неприметный сундук в дальнем углу каюты в резонной надежде откопать среди хлама что-нибудь полезное или хотя бы стоящее. Но нет — пустая узкая бутылка, пара разряженных пистолетов, завёрнутый в тряпье подсвечник и грубая шкатулка. На ней взгляд задержался. Крышка легко поддалась лезвию кортика. Я быстро откинула её и тут же разочарованно выдохнула: внутри оказалась перевязанная тесьмой стопка бумаг. В мозгу за мгновение родился абсурдный образ Воробья, строчащего любовные письма сеньоре Тич, а потом заботливо укладывающего их в укромный ящик, за неимением достаточной смелости, чтобы отправить. Я провела пальцами, загибая листки, сгоняя пыль, и из любопытства вытащила самый нижний. Взгляд бегло, наискось побежал по написанному; внутри что-то дёрнуло — предвещая недоброе. Отчего-то я обернулась к запертой двери и затем обратилась к слегка скошенным строчкам. Внутренний голос покорно зачитывал слова, но их смысл никак не хотел доходить. Я смотрела на буквы, цеплялась за аккуратно выведенные символы. Стало трудно дышать, машинально рука попыталась расслабить воротник, которого не было. Чем дольше взгляд держался на пожелтевшей, потрескавшейся бумаге, тем меньше мира оставалось кругом, точно вся вселенная, реальность сжималась до размера тонкого потрёпанного листка меж дрожащих пальцев. Бокал со звоном приземлился у ног, расплёскивая остатки рома.

«…словно бы вынырнула из забытья, и без его помощи бы не справилась… без него… собрать слова воедино, чтобы всё высказать…

Мой милый Джек… теперь ещё сильней, чем раньше, сердце бьётся чаще, когда он рядом… …нет ничего прекрасней того чувства, когда я просто смотрю ему в глаза, когда хочется утонуть в них… …он подарил мне новую жизнь, что для меня он и его жизнь — это всё… Джек для меня по-прежнему велик, по-прежнему недостижим. …когда любишь до потери пульса. …когда стоишь у штурвала, одна его рука лежит у тебя на талии, а другая сжимает твою руку, придавая уверенности, эти чувства, когда сердце готово выпрыгнуть из груди и броситься в освежающие воды Карибского моря, чтобы охладиться от извержения эмоций, эти чувства известны только здесь и там, дома, их не будет. Никогда… у меня одно объяснение: я безумно люблю его, я люблю Джека!»

Лист с едва слышным шорохом опустился на доски палубы. Рассеянный взгляд сполз следом. Изображение расплывалось, на носки сапог упали капли. Я медленно подняла голову, слезы с готовностью скользнули по щекам. Взгляд плыл по каюте, спотыкаясь о предметы сотен воспитаний. Меня словно бы разрывало изнутри: хаос чувств, эмоций, мыслей и боли. Очередной нож, только в этот раз воткнутый моей собственной рукой. Всё вокруг вдруг показалось незначительным, словно бы ненастоящим. Реальной была ненависть и злость — к самой себе. Стало мерзко до явственного желания застрелиться. Пистолет очень быстро оказался в руках, но, едва взглянув, я его тут же выронила. Поначалу едва переставляя ноги, спотыкаясь, затем быстрее, лихорадочно ловя непослушными пальцами ключ в скважине, задевая створки дверей и всем существом сосредотачиваясь на обескураженном биении сердца, я вывалилась на шкафут и вдруг уже внезапно оказалась у штурвала.

— Разворот… — Голос был хриплый, измученный, настоящий.

— Что? — Гиббс прищурился, вглядываясь в моё лицо.

Я заставила себя выровняться и твёрдо повторить:

— Разворот, мистер Гиббс. Мы возвращаемся.

Каждое слово давалось с трудом, словно я только училась говорить. Взгляд дрожал, пытался избежать встречи с чужими знакомыми глазами.

— С чего вдруг? — Барто быстро приковылял от другого борта. — Мы вроде ж за подмогой идём, нет?

— Мы возвращаемся. Сейчас же. Потом будет поздно. Мы должны их спасти.

— Ну, а как же перстень и Джек? — спросил Гиббс.

— К чёрту всё! — вскрикнула я. — Возвращаемся! Немедленно! Нельзя их бросать… — почти всхлипнула я.

— Но для чего? У тебя есть план? — насупился Барто.

Меня начинало потряхивать. «Будет», — бросила я и сбежала обратно в каюту. Я рухнула на колени, закрывая лицо руками. Ладони были ледяные, а тело полыхало огнём. Как мантру, заплетающийся язык твердил: «Возьми себя в руки». Глаза раскрыть боялась, будто кругом чёрная дыра. Но нет. Боялась наткнуться на стопку измятых листов с собственным почерком, что хранили на скошенных строчках нечто светлое и честное, настолько чистое, что я теперь казалась лишь искажённым отражением этого. Не было времени быть слабой. Закусив губу до крови, я поднялась, резко смахнула слезы, искусственным спокойным шагом подошла к шкатулке и аккуратными, похожими на механические, движениями вернула бумаги на место. Крышка со стуком захлопнулась. Я чувствовала, будто выгораю изнутри, но упорно заставляла себя закрыть глаза на всё, что не было важным здесь и сейчас. Возвращаясь на мостик, я была уверена, что смогу держать себя в руках столько, сколько потребуется, пока Джек и Джеймс не избавятся от общества британских солдат и Уильяма Смолла.

— Нам нужен порох, ядра. Оружие. Так? — Барто и Гиббс синхронно кивнули. — Этого полно на «Бонавентуре». Мы высадим наших людей вне зоны их видимости. «Жемчужина» пойдёт в ту же бухту и постоянно будет на виду. Я вызову Смолла на переговоры, на обмен… к маяку. Он, справедливо ожидая засады, приведёт с собой солдат, на корабле останется не так уж много. Чутье подсказывает, что переговоры не будут такими уж мирными, но я буду тянуть время — с ним это нетрудно. Тем временем наши должны захватить «Бонавентуру», забрать столько боеприпасов, сколько получится. Ну и устроить диверсию. Числом их не победить, только хитростью. А дальше будем действовать по обстоятельствам. — Пираты сомневались, видели в плане много значимых допущений. — Я верю, у нас получится. И сделаю что угодно, лишь бы так и было. Но при всём желании, одной мне не справиться…

— Ну, — Барто хлопнул по коленям, — одна ты уж точно не пойдёшь. Засаду мы ему всё-таки устроим, не разочаровывать же старика в самом деле, — усмехнулся старпом. — Только надо подготовиться, как следует. — Теперь, когда в голосе старого пирата зазвучали заговорщические нотки, задумка становилась всё более осязаемой. У команды было много вопросов, и Гиббс с готовностью принялся отвечать на них. Поначалу план казался безумным, а затем — заманчиво дерзким. «Чёрная Жемчужина» на обратный курс легла с большей охотой, а охвативший всех разбойничий кураж будто бы разгорячил даже ветер.

Я вновь вернулась в каюту, чтобы написать записку Смоллу и долго не могла удержать перо в дрожащих пальцах.

«Сэр Уильям Смолл, вы можете найти меня у маяка, ровно через час, где мы обсудим предложенный вами обмен пленными, конечно, прежде я должна убедиться, что они невредимы».

Молнией в голове мелькнула, на первый взгляд, глупая мысль, но я всё же быстро добавила:

«Или же вы можете отпустить их сейчас. Моя позиция не изменилась, и искомый вами камень для меня не составляет ценности. Однако пока что он необходим для разрешения другого спора. Отпустите их, и, обещаю, вы получите Эфир Власти без всяких усилий, но несколько позже, через месяц, в первый день новой луны у архипелага Искателей».

До острова лежало не так много миль, но создавалось ощущение, что мы на другом конце Земли. Свечи на столе извивались пламенем, гипнотизировали непредсказуемой пляской, успокаивали и в тот же момент призывали из омута памяти самые нежелательные воспоминания. Стекла снисходительно посвистывали ветром сквозь трещины. В голове творился полнейший хаос. Откреститься от чувств было непросто. Точно кошки, они скреблись за воображаемой дверью, не давали забыться и на мгновение. Нужно было сказать столько всего важного, но даже перед воображаемыми капитанами на языке умещалось только растерянное: «Э… я… мне…». Молчать — значило струсить. Это было нечестно, недостойно. Устав мерять шагами Джекову каюту, я выудила из ящика в столе кусок пергамента, ляпнула чернильную кляксу и спешно написала: «Мои дорогие пираты…».

— Пфф, что?! — вслух возмутилась я и уже собралась черкать, рвать и метать, но вовремя опомнилась: бумага весьма ценный ресурс. Не знаю, сколько времени я просидела, схватившись за голову, прежде чем написать несколько строчек, и сколько потом провела, пустым взглядом уткнувшись в слова и понимая, что мне ни за что не перевести на человеческий язык всё то, что внутри.

— Мисс? — Гиббс протиснулся в двери. Я медленно подняла голову; взгляд постепенно приобретал осмысленность. — Время.

«Как? Уже?» — испуганно вспыхнуло в голове. В груди стало тесно, что-то скрутилось тяжёлое в районе живота. Я аккуратно взяла сложенную втрое записку для Смолла и с напускным спокойствием покинула каюту вслед за мистером Гиббсом. Кругом царила темнота. Тонкий месяц слегка подсвечивал полупрозрачное перистое облако, над восточным краем горизонта мерцали звезды. На фоне тёмного неба ещё более тёмным силуэтом проступали очертания острова. Фрегат бросил якорь за мысом перед бухтой, чтобы с «Бонавентуры» никто не углядел лишнего. Тридцать два человека в сосредоточенном молчании перебирались на берег. Каждого я провожала взглядом, мысленно желая удачи и лёгких ног. Пираты поглядывали на меня не без сомнений, но, распознавая в глазах уверенность, ободряюще покачивали головами. Мне нетрудно было изобразить твёрдость и хладнокровие — память об этом сохранилась красочная. Благо, притворяться легче…

Я вдохнула запах ночи: сырой, ободряющий. «Чёрная Жемчужина» неслышно двинулась вдоль берега к бухте; зажглись огни, оживляя пространство. Ночное море напевало колыбельные, с земли доносились шумы джунглей, на борту негромко звучали голоса. Звуки жизни успокаивали. Мне следовало сосредоточиться. Вспомнить до мельчайших подробностей того человека, что какое-то время хладнокровно принимал сложные решения, потому что врагу нельзя было показать и толику слабости.

Но не Смолла я боялась. Не его глаз, не его слов. Приближение освобождения приближало и судный час. Мой личный. И покаяться перед теми, кто и близко не был безразличен, попросить у них прощения — вот, что пробуждало панический ужас.

Туманно-белый образ «Бонавентуры» внезапно проявился в синеватой темноте. Горели огни на палубе, тепло светились окна кормовой каюты. «Готова?» — спросил Барто. Я решительно кивнула. Спускали шлюпки: первую — для Бойля, что отправлялся с посланием, вторую мне, третью — для «группы поддержки», на которой настоял Барто. Могучая кучка из трёх человек с одноглазым пиратом во главе должна была уберечь от «непредвиденных обстоятельств». Но, скорее, Барто просто не мог усидеть на месте, когда его капитану грозила опасность, а засесть в засаде в кустарнике не казалось таким уж бездельем.

Прилив подобрался к самой кромке растительности, не оставив от песчаной гряды и следа. Я подожгла фонарь и в одиночестве двинулась вверх, где на вершине холма мрачно возвышался забытый всеми маяк. Чтобы не слышать внутренний голос, я отчаянно вслушивалась в хруст травы под сапогами и звонкий стрёкот цикад. Ручка фонаря отзывалась скрипом на каждый шаг, но вместо раздражения вызывала неуместные смешки. Воображение рисовало эту картину со стороны: разные оттенки темноты, крошечные огоньки внизу и ползущее, покачивающееся пятно света — будто пламя, что некогда люди подносили маяку, теперь пыталось добраться само из последних сил. Наверху меня встретил тёплый ветер. Вытянутый уступ на вершине мыса густо зарос пучками шершавой травы. Башня маяка казалась слишком массивной для этого места, и, чем дольше я сидела на вершине, отвернувшись спиной, тем явственнее становилось ощущение, что она вот-вот меня раздавит, оказавшись ногой древнего великана.

И вот с другой стороны холма поднялась заря. Для рассвета было рано, а значит, приближались люди, много людей с факелами. Я встала, фонарь остался у ног; от ближайшего края пропасти отделяло всего несколько ярдов. Ровным строем солдаты поднимались на вершину и тут же рассредотачивались по поляне выверенным полукругом. Я впервые бросила беглый взгляд на заросли, где, по замыслу, засела наша поддержка. Солдаты всё прибывали, оттого радость внутри меня фонтанировала всё сильнее: чем больше мундиров здесь, тем больше шансов на удачу у отряда захватчиков. Фигуру Смолла я угадала сразу же: он единственный, кто был в треуголке. Переваливался с ноги на ногу, торопился. По сторонам даже не смотрел, а целеустремлённо, едва ли не бегом, направлялся ко мне. За ним неотрывным конвоем следовало ещё четверо. Я инстинктивно отступила к обрыву, рука с сжатым меж пальцев камнем взмыла в воздух.

— Ещё шаг и брошу! — зазвенел решительный голос.

Смолл приостановился, как будто споткнулся, махнул рукой, и солдаты разошлись. Уже менее торопливо он продолжил путь.

— Мисс Диана, — нарочито расслабленно выдохнул капитан. — А я едва успел подумать, что вы умеете удивлять, что, действительно, бросите своих приятелей во имя куда более важной цели. — Он остановился в паре ярдов от меня. — Жаль, очень жаль.

— Где они? — громко, но холодно потребовала я. — Хочу видеть, немедленно.

Смолл подтянул уголки губ и выписал факелом дугу. От окруживших нас солдат отделилась высокая фигура, двинулась в сторону маяка, затем из-за холма показались ещё факелы. В их свете чётко угадывались безрадостно бредущие, точно на заклание, Джек Воробей и Джеймс Уитлокк. Мне не хватало воздуха. Правая рука, зависшая над пропастью, крупно дрожала, левую я отвела за спину и с силой сжала кулак: только так удавалось внешне сохранять спокойствие. И хотя пираты, на первый взгляд, были невредимы, помимо тугих верёвок на руках, у каждого во рту был кляп. Узнала я и того высокого человека: им был офицер Смолла, которого я когда-то брала в заложники. Пленников остановили ярдах в десяти от меня, скрестив перед ними штыки.

Я опустила руку. С моей стороны было бы наивно полагать, что при численном перевесе Смолл выполнит условия сделки, тем не менее я продолжала играть по правилам, ведь от пиратов, затаившихся в зарослях, зависело не больше, чем от бумажного кораблика в ручейке.

— Пусть они свободно уйдут, — заявила я, — только так сделка состоится.

Уильям Смолл удивительно сильным движением воткнул факел в землю.

— Позвольте, мисс Диана, объяснить вам кое-что. Первое, вам нет необходимости сомневаться, что я выполню условия сделки. Второе, как раз-таки об условиях, вы меня неверно поняли: один камень — один пленник.

Мне словно пощёчину дали. Осознание подступило замедленно: я почувствовала, что теряю контроль, что глаза растерянно ищут подмоги, что грудь часто вздымается от волнения, и спину покрывает испарина. Откуда тот, кто всю жизнь пытался откреститься от сокровища, знал о его первозданном состоянии? Или же не знал и выбор этот ставил по иным причинам? Что бы ни происходило в душе, никто — ни солдаты, ни Смолл — не должен был этого увидеть. Холодная расчётливость — вот и всё, всё, чем я должна сейчас быть.

— Один? — сдержанно переспросила я.

Смолл словно бы сочувственно вздохнул.

— Знаю, мисс Диана, о чём вы думаете, но, поверьте, это самое большее, что я могу для вас сделать, — признался он. — Я испытываю к вам крайнюю симпатию, потому что… вы напоминаете мне одного человека… Не будь это так, и лейтенант Молрой действовал бы согласно строжайшим законам, так что, мисс, я оказываю вам большую услугу. Конечно, я хотел бы, чтобы вы приняли совсем иное решение, но, бог вам судья, я сделал всё, что мог. Как я и сказал, двое смогут уйти. Выбирайте, кто будет вторым. Я гарантирую, вас не тронут.

С губ сорвалась горькая усмешка.

— Вы пытаетесь заставить меня сделать невозможный выбор… — Я подняла голову; взгляд наполнился холодной уверенностью. — А что, если я брошу камень?

— Не бросите, — передёрнул плечами офицер. — Не бросите, — повторил он, — иначе бы давно это сделали.

Мысли путались. «Что мешает?.. Что мешает прямо сейчас запустить эту проклятую драгоценность куда подальше и только видеть, как она звонко булькает в морские волны?» Мешало. Словно камень невидимой нитью зацепился за крючок в сердце.

«Перед тобой станет выбор… спасти одного, погубив другого» — эти слова прозвучали так явственно, так чисто, словно бы Калипсо возникла за спиной и чётко проговорила их весомым тоном. Вложила их прямо в разум.

Я с трудом проглотила застрявший в горле ком, подрагивающий взгляд потемнел от ярости.

— Не смотрите на меня так, — часто закачал головой Смолл, — умоляю. Я не злодей, мисс Диана.

Я выдохнула сквозь низкий смех.

— Вы заставляете меня убить одного из тех, кто мне дорог.

Капитан развёл руками.

— Это лучшее, что я могу вам предложить. Кого бы вы ни выбрали, его сначала будет ждать справедливый суд.

Справедливый суд… Искренность этих слов была абсолютно противоположна их правдивости. Быть может, Смолл разрешил бы уйти одному, руководствуясь своими искажёнными моральными заветами, но «суд» свершился бы ещё до захода солнца, ведь корабельная рея была поблизости. Мне так хотелось обрести хоть толику поддержки, но я не могла найти сил, чтобы взглянуть на пиратских капитанов.

— Дайте мне минуту. Пожалуйста… — Смолл слегка кивнул и отступил на несколько шагов.

Я подошла к краю пропасти. Буквально и фигурально. Из-под сапога вниз осыпалась земляная крошка. Небо серело, предвещая прекрасный рассвет. Бриз дышал в лицо, успокаивающе поглаживал по плечу и волосам, как старый друг. А сердце колотилось всё чаще, едва сдерживая лавину паники. Я с силой сжимала кулак, от холодных граней камня на ладони проступала кровь. Боялась и надеялась, что именно сейчас, в тот самый предсказанный момент, придёт Калипсо. Готова была к её злорадству и новым условиям. Но другая часть меня, что совсем недавно перестала задумываться над такой мелочью, как человеческая жизнь, убедительно рассудила: богиня не явится. Не явится, чтобы проучить, чтобы покарать за дерзость. Или будет со стороны наблюдать, как я справлюсь сама.

Я сложила ладони и взглянула на затемнённый кровью камень. Он оказался у меня в руках лишь потому, что я решила действовать самостоятельно, а не полагаться на извечную Судьбу. Теперь следовало поступить так же. Солдат за спиной было слишком много, перед ними засевший в засаде пиратский отряд точно индейцы перед конкистадорами. Отвлекающий манёвр, и мы могли начать бой, могли сражаться до последнего и переманить удачу на свою сторону, но в случае проигрыша потеряли бы всё: Смолл получил бы камень, пираты, Джек, Джеймс и я были бы убиты на месте или отправлены на скорую казнь. Где же этот благоприятный момент?..

«Ты скорее умрёшь сама, чем примешь решение». Взгляд скользнул с камня вниз — к подножию утёса, где тёмная сапфировая вода шла тихой рябью. Когда-то… наверное, уже неправдоподобно давно я так же стояла на краю обрыва, охваченная восторгом от красоты водопада и желанием ощутить себя птицей, хоть ненадолго: нырнуть в пропасть, чтобы снова взлететь вверх… Решение пришло само собой. Быть может, глупое, на первый взгляд, бесшабашное и отчаянное. Но я не сомневалась — верное. И эта выходка обеспечит и суматоху, и свободу действий. Едва голос в голове твёрдо озвучил план, задышалось легче. «Сколько тут? Футов пятьдесят, даже меньше… Ничего, прыгать с высоты мне уже не раз приходилось. Важен самоконтроль. И дыхание. Удержать конечности вместе. Глубокий вдох. Подумаешь, это как в детстве! Будет больно, наверное… Но это ничего, ничего… Вдох и выдох. Вдох. И выдох. Главное — верить!..»

Я плавно обернулась, пряча камень в карман. Смолл тут же встрепенулся, заложил руки за спину и выжидательно посмотрел на меня. Сердце билось громко, отдавалось эхом по всему организму: голос бы неминуемо задрожал. Я впервые взглянула на капитанов. Уитлокк держался ровно, как и подобает Фениксу, не выказывал слабину, несмотря ни на что. Только глаза пристально, пронзительно следили за каждым моим движением. Джек же корчил из себя наблюдателя, зрителя, уставшего от происходящего цирка, и по привычке пытался что-то промычать охраннику. Они не могли слышать всего разговора, но Смолл, наверняка, обозначил им свою позицию, чтобы лишний раз помучить. Я ободряюще улыбнулась.

— Мисс Диана? — Уильям Смолл сделал полшага вперёд и с официозным равнодушием спросил: — Вы приняли решение?

— Да, — кивнула я, не сводя глаз с капитанов. Они словно бы что-то поняли, подались вперёд, насколько позволили штыки. Я шумно и резко выдохнула, а затем достаточно громко спросила: — Знаете, капитан Смолл, в чём главная суть пиратства? — Он заинтересованно приподнял брови. — Не упустить благоприятный момент! — Смолл весь напружинился, впился взглядом в моё лицо. — Хотите камень? — Я широко расставила руки. — Таквозьмите!

Крик едва достиг апогея. Я круто развернулась, сделала шаг, оттолкнулась. Тело напряглось: каждой мышцей, каждой клеткой. Ступни толкнули почву. Воздух нырнул в лёгкие. В голове уже мелькнул момент приводнения… За спиной хлопнул выстрел — звонко и быстро. Сильный толчок. Прожигающая насквозь боль. Сердце всхлипнуло в муках. Доли секунды. Тело камнем рухнуло вниз. По ушам ударил ветер.

«Мои дорогие пираты…

Не так, всё должно быть совершенно не так!

Я знаю, это причиняет боль, но, пожалуйста, не отказывайтесь от меня.

Мы будто на полыхающем корабле, но я не утяну вас на дно.

Извинения, очевидно, не моя сильная сторона, поэтому… простите меня.

Больше всего я не хочу, чтобы вы во мне разочаровались, пожалуйста, не…»

Смерть была цвета странного, но приятного. Лазурного с бордовым. Лазурь обволакивала, душила, растворяла боль и агонию. И меня саму. Бордовый уносился прочь, к небу. Вился по рукам, извивался меж безвольных пальцев. Холод становился всё приятнее. Темнота — всё роднее. Покой — всё желаннее.

====== Глава XXXV. Тайник. ======

Комментарий к Глава

XXXV

. Тайник. Хей-хо, други! Не ждали, верно? Налить всем по чарке в честь единственного и неповторимого капитана Джека Деппа!

Небо было рыжее в зелёных оттенках. Протянулось от горизонта до горизонта сплошным полотном.

Шипело сквозь тишину, как воздух из дырки в велосипедной камере. Воздух сухой и плотный.

Деревяшка над головой, светлая от свежего отёса, висела значительно выше, чем предполагалось в гробах. Даже в самых роскошных.

Постсмертный мир в деталях копировал ушедшую реальность.

Тёмные прожилки на досках сплетались в силуэт песочных часов и распускались, как ослабленная девичья коса. Взгляд скользил взад-вперёд, безыскусный узор вызывал равнодушную заворожённость — дань обыденной привычке. Как и вдох, как выдох. Теперь атавизм. В голове кто-то усмехнулся десятком усмешек, разделившихся на сотню перекрикивающих друг друга эхо.

Что-то было не так. Это что-то заставило её повернуть голову — с трудом, точно та держалась на шарнирах. Но не влево, а вправо. Почему-то она решила, что стоит именно вправо. Или не решала, а незаметно подбросила монетку, и выпало одно из двух — вправо. Хотя ладони плашмя лежали на суконной простыне, не было в них монетки. Даже клопов не было.

Над головой прорезалось окно, сквозь него — полоска света. Появилась будто только в тот момент, когда на неё взглянули. Смотреть, подведя глаза кверху, было больно. Взгляд пополз по лучу без единой пылинки и упёрся в комод. Четыре маленьких ящика и один большой. Комод обычный и отвратительный тем, что его почти чёрное дерево казалось обгоревшим на фоне светлой стены. Хотя роскошный канделябр в дюжину свечей, что должен бы стоять под стеклом в музее, выглядел ещё более несуразно.

Она решила встать — единственно за тем, чтобы проверить, что дверь в два локтя шириной ведёт в стену. Или в никуда. Однако дверь с ней не согласилась и участливо выпроводила в полумрак. В нём было пусто. Несмотря на угадывающиеся кругом силуэты, пространство выглядело бессмысленным, предметы — бесполезными. Таким же отсутствующим взглядом она скользила по теням, равнодушным внутренним голосом зачитывала, как по списку, их названия. Просто потому, что могла. Затем пошла медленно к свету, что врезался сквозь прямоугольный люк и чётко обрисовывал ступени. Доски скрипнули.

Точно над макушкой, как подвешенная к потолку лампочка, на абрикосовом небе горело белым солнце: круглое, ровное, как на детском рисунке. Когда она опустила голову и глянула вниз со ступеней, там осталась только бесконечная тьма, будто тот мир схлопнулся за её спиной.

Мир под солнцем ещё существовал, мостился меж двух плоскостей: оранжевой и синей. Одна походила на закрашенный акварелью идеально гладкий холст, другая — на идеальный срез голубого сапфира. А между ними застряла шхуна. Паруса вздулись, тянули судно вперёд, хоть кругом не было и дуновения. Ничто не двигалось, не издавало звуков.

И всё же она слышала чей-то голос — удивительно красивый, неузнаваемый, неподдающийся описанию, невероятно далёкий и настолько же мощный.

Она исследовала каждый уголок шхуны — от кормовой каюты до трюмных бочек. Судно было безжизненно. Покинуто и забыто. В открытом море без намёка на близкий берег команде взяться неоткуда. Брошенная шхуна с обречённой покорностью стремилась в неизвестность, увлекая за собой единственного пассажира на борту. Пассажира, которого этот факт не сильно заботил.

Пустоты становилось всё больше.

Она прошлась от кормы к носу вдоль правого борта и вернулась обратно вдоль левого. Немного задержавшись у рулевого рычага, что покачивался из стороны в сторону, как хвост, она улеглась на палубу поперёк юта и уставилась в яркий круг солнца.

— Выйду ночью в поле с конём,

Ночкой тёмной тихо пойдём.

Мы пойдём с конём по полю вдвоём,

Мы пойдём с конём по полю вдвоём.

Звук её голоса будто растворялся в воздухе, едва слетев с губ. А ей непременно надо было дозваться топа мачты — и перекричать далёкий зов. Поэтому запела она смелее, наглее, ведь в пустоте некого было беспокоить:

— Ночью в поле звёзд благодать,

В поле никого не видать.

Только мы с конём по полю идём,

Только мы с конём по полю идём.

Она скрестила руки на груди, раскинула ноги и закрыла глаза.

— Сяду я верхом на коня,

Ты неси по по…

— Что ты творишь? — вторгся в самозабвенное пение недовольный голос.

Поочерёдно раскрытые глаза столкнулись с глазами маленькими, прищуренными и потемневшими до пепельного оттенка. Глаза не моргали, обжигали холодом, и от колкого взгляда, как тающая под солнцем сосулька, пропадало навязчивое желание воспринимать происходящее от третьего лица.

Теперь это происходило точно со мной. Я подняла руку, заслонясь от солнца, и уставилась на нарушителя спокойствия, обронив предупредительное заинтересованное: «Хм». То, что я фактически валялась у его сапог, никого из нас не волновало. Мозг тут же окрестил недовольного как «Смутно знакомый». При высоком росте сложен он был крепко. Большая смольная треуголка и одежда не бедствующего торговца придавали ему солидности. В правой руке дымила трубка. На вид ему было чуть больше сорока, хотя светлые то ли от природы, то ли из-за солнца длинные волосы, что сплетались с бородой и обрамляли загорелое лицо, добавляли к возрасту пометку «возможно».

Я перевернулась на живот, одновременно принимая сидячее положение. Смутно Знакомый направился прочь, но на первой ступеньке остановился:

— Ну и кто ты такая? — спросил он с равнодушной заинтересованностью и акцентом.

— Диана, — протянула я руку.

Незнакомец фыркнул, оттопырив верхнюю губу.

— Кто ты такая, что удостоилась её гнева, и чем его на себя навлекла? — Говорил он вполне спокойно, но взгляд, заполненный презрительным любопытством, впивался в меня, изучал с крайней скрупулёзностью, от которой становилось противно находиться в собственном теле и появлялось навязчивое ожидание объявления ценника.

Я поднялась, но, даже стоя ниже на ступеньку, требовательный незнакомец оказался выше меня, а взгляд его приятнее не стал. Я пожала плечами и, скрестив руки на груди, спросила:

— Чьего гнева?

На какое-то мгновение показалось, что светлые глаза Смутно Знакомого повеселели. Обводя меня оценивающим взглядом с ног до головы, он сделал долгую затяжку, плотно сомкнув губы вокруг трубки, а затем послал кольцо дыма прямо мне в лицо. Я беззастенчиво отмахнулась, а незнакомец размеренно направился в сторону носа. Я глядела ему вслед, силилась разжать губы, чтобы задать один-единственный вопрос, но рот словно бы сшили невидимыми прочными нитями, причём так давно, что сама способность говорить утратилась. Наконец, шагнув следом, я вытолкнула слова наружу:

— Значит… я умерла?

Смутно Знакомый остановился вполоборота, дыхнул дымом и через плечо обронил:

— Хуже. Ты здесь.

— А «здесь» — это где?

Он глянул на меня с нескрываемой усмешкой, как заносчивый мудрец на глупца-простака:

— Узнаешь, — качнул он головой. — Довольно скоро.

Я закатила глаза.

— Ясно. Ну а… вы кто? — Отчего-то язык не повернулся обратиться иначе. — Типа Харон? Перевозчик в Загробный мир? — В ответ последовало многозначительное, издевательское и приправленное причмокиванием: «Угу».

Разговор исчерпал себя. Незнакомец исчез так же неслышно, как и появился: я только бросила беглый взгляд за борт. Поглядев по сторонам и не найдя ничего привлекающего внимание, я вернулась на ют в прежнюю позу. Солнце всё так же висело над головой раскалённым кругом, доски под спиной были всё такими же деревянным, таинственный голос, ушедший было на второй план, зазвучал вновь.

Признать себя мёртвой оказалось проще, чем раньше думалось, например, перед казнью. Всё вышло как данность: ты — человек, ты — женщина, ты — мертва. С такими фактами и не поспоришь. Конечно, хоть смерть и неизбежное явление, никто не предполагает именно её концом своей истории, хотя именно такой исход стопроцентно вероятен.

Смерть многое упростила: от ощущения времени и пространства до банальных переживаний о разных мелочах. Солнце висело в одной точке, как шариковая голова булавки на рыжеватом атласе. Шхуна на всех парусах самозабвенно создавала иллюзию движения. Горизонт — казался не больше, чем окружностью. Я продолжила песню ровно с того места, где меня прервали, и, чем дольше пела, тем скорее растворялось всё кругом. Это было так похоже на пограничное состояние между сном и реальностью, когда мозг позволяет тебе обнаружить себя сразу в двух мирах и в то же время утратить любое мироощущение.

Пустота кругом. Пустота внутри. Яркие узоры под закрытыми веками.

— Тебе не надоело? — раздражённо прогремело над ухом.

— Я что, так долго пою? — равнодушно проговорила я, не открывая глаз.

— Куда дольше, чем следовало.

Я развела руками.

— И что с того?

— Ты всё больше походишь на новый уровень кары. — Сказано быстро и с ненавистью, сглажено удаляющимися шагами.

Раскалённый до бела диск солнца не сдвинулся. Глаза жгло огнём, но я упорно таращилась вверх в попытке распознать среди сюрреалистичных узоров значимые видения — или понять, что даже они всего лишь пустышка. Пока среди хаоса линий и мерцающих точек не проступили неосознаваемые и в то же время понятные очертания, и глухой голос, походящий на выбравшееся из глубокой пещеры эхо, не произнёс: «Сожаление будет напрасным… фурия в аду в сравнении с ней — ничто». Я резко и неуклюже взмахнула руками, саданула ребром ладони по доскам и, высекая из-под подошв пыль и деревянные опилки, едва ли не кубарем бросилась вниз. Наугад и вместе с тем точно зная, что именно туда, я ввалилась в кормовую каюту и то ли выкрикнула, то ли рявкнула:

— Джонс! Твоё имя — Дэйви Джонс!

Трубка застыла у края губы. Он глядел на меня не как на человека, а как на нечто невозможное, вызывающее восторг и неуёмный ужас. Небольшие глаза заполнили столькие эмоции, что описать их все не вышло бы у лучшего в истории сказителя.

— Откуда… — едва слышно начал моряк, тяжело поднимаясь с кресла. — Откуда ты знаешь моё имя? — В этом вопросе прозвучала внезапная надежда. Бывший капитан «Летучего Голландца», похоже, утратил человеческий облик столь давно, что ни один человек, даже с учётом крайнего долголетия, не мог знать, как выглядел Морской Дьявол на самом деле.

— Значит, я права, — выдохнула я, наконец отпуская створку двери. — И она, чей гнев… это Калипсо. Интересно…

— Откуда ты знаешь меня? — требовательно повторил Джонс, взяв себя в руки и вновь перевоплотившись в того, с кем трудно чувствовать себя на равных.

— Долгая история, — отмахнулась я, задумчиво плюхнувшись на мешок у двери. — Выходит… Не Ад и не Рай, да? Это Тайник? — Джонс только слегка прищурил левый глаз. — Что ж, сочту за комплимент, конечно… А что с вами? — поинтересовалась я. — Помнится, вы покинули бренный мир достаточно давно.

Выяснилось, что языческая богиня не была обделена чувством злобной иронии, а потому Дэйви Джонс навечно был заперт в собственном Тайнике, и в качестве нескончаемого наказания, его личного ада, разверзлось меж горизонтов море — без берега, без единого клочка суши: правилом «Раз в десять лет» Калипсо не ограничилась. Поведал свою историю Джонс с удивительным спокойствием, как скучный рассказ о чьей-то несладкой судьбе, что услышал однажды в таверне. С другой стороны, меня так же не особо заботила собственная участь. Недоумение вызывало только то, чем можно было заслужить вечные муки да ещё на пару с бывшим Морским Дьяволом.

Собратьями по несчастью мы становиться не торопились. Объяснить Дэйви Джонсу, как я его узнала, я не могла, он же, в свою очередь, не скрывал подозрения: хотя чего бояться, когда ты уже в адском аду? Навязываться я не стала, и время — вернее, его отсутствие, — мы коротали по отдельности. Никому не нужна была правда — даже из любопытства, ибо в данных обстоятельствах теряла какую-либо ценность. Всё теряло ценность, становилось несущественным, как и живой мир по ту сторону двери. Всё, что думалось о нём, это то, что он был. Прошлое оказалось слишком сложным, чтобы безболезненно извлечь его или его обрывки из омута памяти. Объекты же окружающей реальности можно было пересчитать по пальцам и более не утруждать себя осознанием, поскольку ничто не менялось.

— Сколько вы здесь уже, Джонс? — спросила я, когда тот в очередной раз вышел поязвить на тему неуместных песен.

Капитан запрокинул голову, с наслаждением вдохнув нескончаемого курева из трубки, и вместе с дымом выдохнул ответ:

— Как и ты, — он насмешливо глянул мне в глаза, — всё ещё один день. — Я многозначительно промычала и продолжила отбивать пальцами бессмысленный ритм по доскам — лёжа на палубе поперёк юта. В этот раз Джонс прервал «Калинку-малинку». В этот раз уходить не торопился. — И как ты здесь оказалась, а? — В любом, даже самом безобидном вопросе слышалось требование безотлагательного ответа.

— Вам лучше знать, — пожала я плечами и, на секунду отвлёкшись на занозу под пальцем, добавила: — Но меня вроде как пристрелили.

Джонс стоял у борта, пуская овальные кольца дыма и разглядывая искусственный горизонт.

— Значит, ты смерти не боишься? — бесстрастно поинтересовался он.

— В чём смысл бояться того, что уже свершилось? — Я пристукнула ладонью и неспешно приняла позу лотоса. — Смерть неизбежна. Бояться её глупо, ибо жить не получится, но вот забывать о ней точно не стоит. Смерть мотивирует к жизни, вы знаете лучше меня. — Спина экс-капитана «Голландца» точно в камне затвердела. — А что это за корабль?

Дэйви Джонс обернулся, бросил на меня вопросительный взгляд, а затем осмотрел судно от носа до кормы, точно впервые заметил всё это.

— «Лисица», моя первая шхуна, где я некогда стал капитаном. В те времена она была лучшим торговым судном в порту.

У меня появилось желание послушать историю становления «Летучего Голландца», но отчего-то подумалось, что рассказчик на просьбу о подобном ответит извечным снисходительно-раздражённым взглядом.

— М-да уж, — протянула я, — в прямом смысле бескрайнее море — это весьма жестоко.

Джонс обернулся, как будто до этого бесконечной синевы не существовало.

— Я стремился к берегу… раньше на то была единственная причина…

Наши взгляды встретились, и голубые глаза моряка тут же похолодели и потемнели. Он поднялся, презрительно дёрнул губой и стремительной походкой исчез из поля зрения. Некоторое время я глядела ему вслед, а затем вновь растянулась на палубе.

Считать можно было лишь скупые разговоры и слова в них. Считать по привычке, так и не понимая, зачем. При каждой встрече я напоминала Джонсу, что созданный Тайником ад — весьма посредственное место, способное разве что наслать глубокую тоску. Экс-капитан запрокидывал голову с растянутым: «Это-пока-что». Он словно бы пытался от меня чего-то добиться, но в процессе оспаривал собственные догадки и приходил к выводу, что слишком низко пал, потому резко прекращал всякие откровения, точно я приставшая к акуле рыба-прилипала. Беседы — бессмысленные и бессвязные — забывались, едва прекратившись, и лишь некоторые моменты я перебирала в уме, уткнувшись взглядом в солнце, растянувшись на досках поперёк юта. Например, про голос, что не давал и секунды покоя — Зов Моря, как поведал Джонс. И слышен он, поскольку мы оказались наиболее близко к истокам океана. Не поверить в это было трудно.

Я перевернулась обратно на спину, проводив взглядом фигуру Морского Дьявола в очередной раз, когда он выбрался на верхнюю палубу проверить безыскусные владения. Что-то стукнуло о доски. Я сосредоточенно уселась, скрестив ноги, и огляделась кругом. В нескольких дюймах от колена лежал перстень, излишне ярко отражая преломлённый изумрудом солнечный луч. На ладонь он лёг тяжело, как и то невидимое, что сдавило грудь. Перстень перекатывался, покачивался — даже как-то снисходительно, — словно неваляшка, а взгляд всё тонул и тонул, растворялся в глубокой сочной зелени, в бесконечном переплетении граней. Изнутри давило, напирало; чувства и мысли бились о непроницаемую стену, не имея ни малейшего шанса проникнуть за неё. Но их напор пошатнул пустоту. Я легко подбросила перстень: он ударился о пальцы, соскочил на палубу и, пару раз стукнув, исчез меж ступеней. Я уставилась в линию горизонта.

— Хм, ты всё ещё здесь? — со странной интонацией спросил голос Дэйви Джонса.

— Вроде как, — не глядя, отозвалась я.

И если раньше причиной его появления было навязчивое пение, то теперь — долгая тишина.

— Знакомая вещь. — Голос сменил ноты презрения на подозрительность. — Твоё? — Я молча покачала головой. Джонс приблизился на два шага, едва слышно свистнул воздух, и в моментально выставленную ладонь упал небольшой предмет. — Никто не попадает в Тайник просто так, — напоследок заметил капитан «Лисицы».

Я сжала перстень двумя пальцами, подняла на вытянутую руку так, чтобы заслонить диск солнца, и застыла в этой позе, лёжа вдоль палубы.

Каюта исчезла! В тот единственный момент, когда проснулся странный интерес к ней, встретившая меня в этом мире обстановка жилого отсека обернулась пыльной кладовой с пустующими ящиками. Перстень болтался на шее, вместе с амулетом-рогом, и бил по рёбрам каждый раз, как я прыгала по ступеням. Это стало внезапным развлечением, игрой с устроителем этого мира, где ставка — вероятность свернуть шею. Джонс испарился, учуяв, что мне нужны ответы. Кладовая осталась кладовой даже при повторном возвращении. Я накидала мешков, набитых паклей, вдоль стены и завалилась на них с чувством выполненного долга (или же с воспоминанием о нём). Перстень оказался великоват, зато из-за этого можно было, уставившись в доски, бесконечно долго вертеть его на пальце, вырисовывая красную дорожку на коже. И вдруг стало скучно.

— Как насчёт дуэли на клинках? — Я с лёгкостью нашла Джонса в кормовой каюте, просто потому что знала, что он обязан там быть. Он задумчиво скосил бровь, прижигая придирчивым взглядом. — Да, бросьте! — развела я руками. — Больше-то и заняться нечем, к тому же, полагаю, в любом случае никто из нас ничего не потеряет. — Я приправила фразу хитрой улыбкой.

Джонс сразу распознал шанс рассчитаться с докучающим ему существом, и довольно скоро я на четвереньках отползала к фальшборту, мельтеша конечностями. А Дьявол издевательски посмеивался в спину.

— Удивлён, что тебя всё же пристрелили, — с насмешкой заметил он. — Ты в этом уверена?

Я послала ему мрачный взгляд.

— Не понимаю, — клинок злобно царапнул палубу, — я отлично сражалась! По крайней мере, в последнее время. Я умею фехтовать! — Прозвучало до смешного жалко.

Дэйви Джонс развёл руками.

— Все твои умения — ничто. — Я фыркнула, поднявшись. — Ничто, покуда в голове царит хаос. Переживания, эмоции, мысли невпопад — это погубит тебя скорее, чем чужой клинок. — Я передёрнула плечами: в его словах был смысл. — Я могу преподать тебе пару уроков…

— С чего вдруг такая доброта?

— По крайней мере, ты будешь молчать.

Усталость была надуманной, скорее, просто Дьявол утратил ту страсть, с которой хотел изрубить меня в щепки, оттого и объявил перерыв, дабы снова накопить гнева. Под спиной вновь оказались мешки, набитые паклей, а между большим и указательным пальцем — изумрудный перстень. Я закрыла глаза и увидела безграничную стену, что подпирал похожий на меня человечек. Упорно держал руками, равнодушно слушая клокотание того, что крылось по ту сторону. Он знал, что там, оттого прикладывал всё больше усилий. Он знал, что у встречи с тем, по ту сторону, будет один печальный бесполезный исход. Он боялся и понимал, что исход этот неминуем. Пальцы поглаживали самоцвет, прочувствовали каждый изъян металла, пока человечек водружал очередной кирпич…

Дверь крякнула со скрипом. Губы разъехались в довольной улыбке, предвкушающей очередную битву. Я резко села, распахивая глаза, и услышала каменный грохот. Укололо в самое сердце, в мёртвое сердце. Больно.

— Боже… — Перстень стукнул по кости. — Джек!!!

Говорят, страшны порывы ветра на мысе Горн, но ни один не сравнится по скорости с тем, как я метнулась навстречу пирату. Налетела на него, как шквал на заплутавшее судно, и стиснула в объятьях с той силой, с которой в шторм обрушиваются волны на палубу. Кэп растерялся, закряхтел, но всё же пригладил ладонью мои волосы по спине и пробормотал что-то вроде: «Я тоже скучал, дорогуша». Я уткнулась ему в плечо и совершенно не хотела вновь замечать окружающий мир, боясь, что он отберёт его.

— Ну, цыпа, довольно, а то нас неправильно поймут, — заметил Воробей в попытке меня отстранить.

Я отступила, пытаясь сдержать обезумевший хохот сквозь слезы.

— Диана… — Джеймс терпеливо застыл у порога. Его улыбка и тёплый взгляд лишили меня слов и самообладания. Я шагнула к нему, заплетаясь в ногах, и Уитлокк неизменно вовремя поймал меня сильной и бережной хваткой. В его объятиях стало легко и спокойно.

Джек тем временем просочился в отсек и принялся бить ногой по ящикам.

— Что вы здесь делаете? — восстановив дыхание спросила я, непроизвольно выйдя за пределы кладовой.

— Ты нам не рада? — обиженно обернулся кэп. Уитлокк укоризненно покосился на него.

— Рада! Но вы ведь не… — пираты непонимающе моргнули, — умерли? — тихо и опасливо закончила я.

Воробей громко фыркнул.

— Пфф! Ни в коем случае! Хотя шансы были…

— Я знала! — перебивая, воскликнула я в порыве радости. — Знала, что вы придёте! И мне… мне очень жаль, правда.

Уитлокк шагнул ко мне и взял за плечи.

— Диана, — ободряюще улыбнулся он, — давай для начала выберемся отсюда?

— Да… но… это важно… и…

— Что это за посудина? — с возмущением вопросил Джек Воробей и для достоверности недовольства громко чихнул.

Опомнившись, я бросила быстрый взгляд по сторонам и сразу же нырнула в кладовку, захлопнув дверь.

— Это «Лисица». — Я задумчиво закусила губу. — Джек, — кэп слегка отклонился назад, активно внимая моему серьёзному тону, — Джонс здесь.

— Какой такой Джонс?

— Тот самый. Дэйви Джонс, — сожалеющим тоном пояснила я. Кэп поджал губы и вскинул голову, будто вглядываясь сквозь палубы. — Но, — тут же быстро заговорила я, — он всё время сидит в кормовой каюте, по кораблю не ходит практически. И ещё он тут вроде как тоже пленник. И ещё он в своём человеческом обличии.

— Без, — Джек приставил ладонь к подбородку и пальцами изобразил движения конечностей осьминога, — щупалец?

— Без щупалец.

Уитлокк развёл руками.

— Отлично! Значит, он-то нам и поможет.

Я только и успела, что беззвучно открыть рот.

— Не поможет, — безапелляционно заявил Воробей. — Даже пытаться не стоит. Эта рыбья харя — бессердечная скотина. Нужно выбираться самим.

— И как ты себе это представляешь? — Джеймс скрестил руки на груди и с нескрываемым скепсисом уставился на оппонента.

— Я что-нибудь придумаю, — сверкнул глазами кэп. — Впрочем, как и всегда. — Феникс многозначительно усмехнулся. Несколько секунд косички на бороде пирата несогласно подёргивались в тишине. — И что это ещё значит?

— Не слушай его, Диана, — обернулся ко мне Уитлокк.

— Почему? — недоуменно прошептала я.

Капитан Воробей выплыл из-за плеча Феникса.

— Действительно, почему это?

Выдержав паузу, Джеймс обернулся и, сурово глядя ему в глаза, пояснил:

— Потому что, если доверишься ему, он тебя использует в очередной раз.

— Неправда! — в один голос с Джеком заявила я.

— Правда. И ты знаешь это, — не уступал Уитлокк. — Ответь, если он тебя не помнит и не знает, и не имеет никаких планов, зачем тогда притащился сюда, рискуя своей драгоценной шкурой? Исключительно ради тебя, да?

— Любопытно, о чём сожалел ты, когда ей всадили пулю? — с ядом в голосе парировал Джек.

Голова вскипала. Я не знала, кого и как успокаивать, более того, ураган, что до этого крылся за барьером, понемногу начинал крушить сознание.

— Ещё слово, — процедил Джеймс, — и ты пожалеешь.

Кэп вплотную подступил к нему, карикатурно ухмыляясь:

— Ой, да брось. Ты же, душка-капитан, ни за что не посмеешь огорчить свою зазнобу, смелости не хватит, если только с её разреше…

Оглушающе бахнул выстрел. Я врезала спиной в дверь. Джек Воробей, выразительно моргнув, завалился навзничь. Собственный визг ударил по ушам, когда я перевела взгляд с дымящегося пистолета в руке Феникса на окровавленную грудь Джека. Уитлокк обернулся ко мне с искренним сожалением в глазах, пряча пистолет, а я со всех ног бросилась бежать, отирая попавшие на руки капли крови.

В трюме слоилась темнота. Меня била крупная дрожь, сопровождаемая стуком зубов и тихим подвыванием. Осознание никак не умещалось в голове. Тщательно возведённая стена рушилась целыми секциями. Спасение обернулось карой. Циник во мне равнодушно нашёптывал, что исход этот был вполне ожидаемым, мне же хотелось верить, что всё это плохой спектакль.

Вскоре тишину нарушил звук осторожных шагов.

— Не подходи, пожалуйста, — с искренней мольбой, всхлипнула я. — Не надо…

Уитлокк приостановился, шаркнул ногой, а затем всё же подошёл и сел напротив: лица его мне было не разглядеть.

— Прошу, прости меня, Диана, — буквально прошептал он. — Я… я не знаю, что на меня нашло… это место…

— Должно было стать моим адом, Джеймс! — вскрикнула я. — Почему это сделал именно ты?!

— Я сожалею, Диана, и понимаю, что никакие слова не исправят этого… Но, прошу, позволь мне вытащить тебя отсюда, а затем я приму твой гнев.

Я спрятала лицо в ладонях.

— Но я не хочу теперь… Мне теперь незачем…

Уитлокк протянул было ко мне руку, но потом одёрнул.

— Это не так. Ты просто не хочешь об этом думать.

— Мне теперь незачем! — закричала я, избивая руками темноту.

— Тебе легче будет выпустить гнев в реальности, — отрешённо продолжил Уитлокк. — Я не отступлюсь. Ты должна вернуться. Ты обязана.

Я вскочила и вновь побежала, хоть и знала, что он найдёт меня довольно скоро. Теперь меня преследовал навязчивый запах крови. Под ярким солнечным светом, что падал в сходной люк в районе носа, пятна на руках были едва заметны. Я буквально упала на тёплые ступени и схватилась за голову. Жуткая картина никак не шла из головы, и я с садистским упорством вглядывалась в неё, желая понять, как исправить непоправимое. Если это в моих силах…

Когда вновь обнаружилось чьё-то присутствие, чернота почти съела меня изнутри, до костей обглодала то воспрявшее духом существо, что с надеждой глядело на вторгшихся в адский мирок людей. Чернота эта была приятнее боли от бессилия. Я медленно подняла голову и тут же оцепенела от шока, граничащего с ужасом.

— Д… Джеймс же выстрелил в тебя!

Капитан Воробей опустил взгляд на пятно крови и чернеющую дырку от пули под рубашкой. Вновь с возмущением глянув на меня, Джек воскликнул:

— Мерзавец! Пойду найду и убью его!

Звук разгневанных пиратских шагов всё гудел в голове бесконечным эхом. Ладони с такой силой впились в доски, что слышался лёгкий треск. Его покрывал лишь свистящий шёпот, которым я, не останавливаясь, твердила: «О боже!». Глаза размером с дно бутылки таращились в полумрак, а из него проступали неверные силуэты, невозможные для окружающего неизменного мира. Пугаясь этого ещё больше, я выскочила на палубу, подлетела к борту и вцепилась руками в планшир. Море тянулось ровным полотном вперёд, чтоб соединиться с таким же идеально гладким полотном над головой. Тени прятались от жгущих лучей.

— Надо выбираться отсюда! — решительно заявила я, ввалившись в каюту, где обитал Дэйви Джонс.

Ко мне обратился улыбающийся — противно, всезнающе, высокомерно — долгий взор.

— Уже начала сходить с ума? — с довольством спросил Джонс.

Я резко выдохнула и злобно хлопнула дверью.

— А вы, значит, нет?

— У меня нет таких наклонностей, — спокойно покачал головой экс-капитан «Голландца».

Я фыркнула, ёрзая взглядом в поисках рома.

— Забавно слышать от того, кто вырезал и спрятал в сундук собственное сердце, — сухо отозвалась я. Джонс промолчал, и это было пугающе любых слов. Я уселась на ящик у стены, напротив него, в ожидании хоть каких-нибудь фраз, но Дьявол, покуривая трубку, растворился взглядом в пространстве, мгновенно забыв о моём существовании. Терпение лопнуло довольно скоро. — Джонс! Как отсюда выбраться?

— Сидел бы я здесь, зная это? — раздражённо бросил он.

Я всплеснула руками.

— Это же, черт возьми, ваш Тайник, и вы не знаете, где здесь запасной выход? — Я закатила глаза. — Напомните, когда я буду строить нечто подобное, чтобы не забыла прихватить запасной ключ.

Мой язвительный тон Джонса, казалось, только забавлял. Вечно насмехающийся взгляд, которым он следил за мной, слегка запрокинув голову, теперь отчего-то стал более сносным. Только когда я устало принялась потирать переносицу и со страхом думать о возвращении к безумному окружению, снизошло дьявольское откровение.

— Тайник — это не место. — Я подняла на него глаза. — Вернее, не столько место, сколько состояние.

— Барбосса со товарищами вытащили Джека Воробья с помощью сверхточной карты, а не психолога, — саркастично заметила я.

Джонс дёрнул верхней губой.

— Что клетка, что замок — это ты сам. Клетка — твой самый жуткий кошмар, замок — твой страх перед самим собой. Можно указать, где выход, но вскрыть замок получится, лишь разобравшись, примирившись с собственными демонами, со страхами, с тем, с чем хотелось бы столкнуться в последнюю очередь. — Голос капитана звучал пугающе, стоит признать, и груз на плечах стал лишь тяжелее, и всё же я не преминула заметить:

— Однако я угодила в вашу личную клетку. Значит, замок — гармония вашей души?

Он усмехнулся.

— Тогда не надейся его отпереть.

Его эта ситуация словно бы забавляла, доставляла наслаждение вновь чувствовать власть над кем-то. Я могла лишь стискивать зубы в бессильной злобе и язвить до хрипоты. Поскольку время отсутствовало, я не могла ручаться, как скоро на смену недавней пустоте придёт абсолютный хаос. И неизвестность пугала сильнее всего. За идею выбраться из Тайника я ухватилась как за спасительную нить, что вела к выходу из невозможного лабиринта, но возможность распутать её упиралась в необходимость разобраться с собственными мыслями, что грудились беспорядочно, всё ещё сдерживаемые хрупким барьером.

— Чего тебе? — буркнула я объявившемуся в кладовой Джеку.

Тот развёл руками и беззаботно бухнулся на мешок рядом.

— Не стоит так расстраиваться. — Я схватилась за голову. — Брось! — Он по-дружески подбил меня локтем. — Скоротаем вечность вместе… Не так уж и плохо, а? — просиял пират.

— Не так плохо?! — вспыхнула я. — Я схожу с ума, Джек!

Капитан махнул рукой.

— Того, кто назовёт себя нормальным, можешь смело считать безумцем, поскольку было бы откровенным сумасшествием полагать, что столь сложное создание как человек может во всех аспектах собственного существования быть в равной степени нормальным и при этом соответствовать канонам нормальности каждого другого существа.

Я адресовала ему скептичный взгляд.

— Это сказал ты или тот ты, что как бы я, которая представляет, что бы сказал ты?

— Ну, — мгновенно выдал Воробей, — решать тебе. Но, по-моему, раз уж ты твёрдо вознамерилась вернуться в более насыщенный мир, сосредоточиться надо именно на этом.

С лёгкой подачи капитана Воробья, мы принялись активно размышлять над ловушками и замками Тайника и возможностями их обмануть. И все рассуждения неминуемо сводились к тому, что, как ни крути, как ни внимай впечатляющим рассказам Дэйви Джонса, без той самой карты выбраться крайне маловероятно.

— Слушай, Джекки, — толкнула я его в бок, — а ты карту не помнишь?

— Ну же, дорогая, — улыбнулся он, — я ведь в твоей голове, забыла? Сама не запомнила?

Я вздохнула.

— Не до того было…

Джек шмыгнул носом.

— Ну а компас, что ты прикарманила?

Я вскинула голову. От моего взгляда Воробей отклонился назад, взволнованно присматриваясь к моему лицу. Я хлопнула себя по карману. Джек сверкнул улыбкой. Достала я компас бережно, точно поделку из тончайшего хрусталя. Раньше мне не было до него дела, как и до всего остального, теперь же, пробуждающийся от небытия мозг, несясь к точке невозврата, всё-таки, пусть и в лице воображаемого пирата, но всё же вспомнил о важном. Да и присутствие Джека стало уже привычным. Он был не точной копией оригинала, но зато общался со мной совсем как в полузабытом прошлом, без постоянных увиливаний, двусмысленностей и недомолвок.

Большим пальцем я откинула крышку компаса, и мы с синхронной медлительностью склонили над ним головы.

— М-да, — прокомментировал Джек, пытаясь уследить за бешено вращающейся стрелкой.

— Вот чёрт! — Я едва не поддалась порыву зашвырнуть прибор в стену, но вместо этого бросила его на мешок. — Он прав, отсюда не выбраться.

— Спорное утверждение, — вставил кэп. — Но он будет прав, если ты на этом и остановишься.

Мне не хотелось на этом останавливаться, но идти тоже было некуда. Сознаться, что компас был единственной надеждой на спасение, оказалось страшно. Стена трещала всё сильнее. Я бродила по шхуне, как неприкаянное привидение, каждый миг ожидая наступления безумия. Воробей не преминул остроумно заметить, что сумасшествие прекрасно тем, что ты и не заметишь, как оно наступит.

С тенью даже поиграть не получалось.

— Любопытно, — тихо произнёс Джеймс, подсаживаясь рядом на ящик у кормы, — если определённое человеком время всего лишь иллюзия, безразличная Вселенной, отчего его отсутствие так сильно пугает?

Я покосилась на него.

— О таком тебе лучше рассуждать с Джеком.

— Это плохо кончится, — отозвался Уитлокк. — Так и не взглянешь? — он коснулся моей левой руки.

Я покачала головой.

— Это не просто шрамы. Каждый раз — как удар тараном в стену крепости. А она и так трещит по швам. — Джеймс понимающе промолчал. — Знаешь, это всё… я знаю, что там, в этом тёмном хаосе, знаю, где-то внутри себя… Но я не могу это впустить.

Уитлокк накрыл мою руку своей ладонью.

— Ты боишься. Но не того, в чём пытаешься себя убедить.

— Так нечестно. — Я извернулась, освобождаясь от его прикосновений, и отошла к борту. Помедлив, Джеймс направился следом, давая понять, что как бы ни старалась, сбежать мне не удастся. Он просто стоял, не говоря ни слова, даже не двигаясь. Я провела ладонями по планширу из стороны в сторону, затем, соединив указательные пальцы, дёрнула губой и перевернула левую руку тыльной стороной вниз. Шрам от кортика казался нарисованным на скорую руку, а метка Калипсо, наоборот, выглядела обесцвеченной, будто этой ране уже многие годы. — Я боюсь вернуться, Джеймс, — созналась я. — Боюсь встретиться с непоправимым. Боюсь чувства вины. Боюсь слов и взглядов. Боюсь того, что моё возвращение ничего не изменит. Или станет только хуже.

Уитлокк негромко хмыкнул. Мне послышались нотки веселья, и я резко обернулась к нему.

— Не узнаешь, пока не попробуешь. — Издевательство, жестокая насмешка или очевидная правда?

Шхуна всё же стояла на месте или двигалась из неоткуда в никуда? Спетые песни всё же повторялись по кругу, словно неспетые. Постоянно звучал только Зов в голове и окружающая тишина. О заданных вопросах никто спорить не торопился, пираты успешно избегали общества друг друга, и при моей попытке собрать их вместе уже слаженно плевались сарказмом через меня.

Когда доверять некому — доверишься и Морскому Дьяволу.

— Джонс, — я внимательно посмотрела на него, — почему тот магический компас Воробья не работал здесь? — Он пыхнул трубкой и откинулся на спинку кресла. Его глаза смотрели куда-то сквозь стену. Это раздражало. Не так уж часто ему задают жизненно важные вопросы. — Джонс?

Капитан одарил меня долгим вдумчивым взглядом.

— Компас указывает на то, что человеку более всего желанно. А мертвец, тем более мертвец в Тайнике, желает либо ничего, либо всё сразу. — И тут же, будто прочтя невысказанную мысль, добавил: — Можно желать чего-то или чтобы что-то не произошло, и совершенно необязательно в этом себе сознаваться.

Всё так или иначе сводилось к тому, что единственный вариант избежать безумства и пыток Тайника — добровольно разобраться с тем, что упорно задвигалось в самый дальний угол. Но разве кто-то мог дать гарантии, что, впусти я весь тот хаос в душу или то, что от неё осталось, я сумею сохранить твёрдый рассудок? «Не узнаешь, пока не попробуешь», — шепнул Джек Воробей. Он не доверял путанным монологам Джонса, но при этом руководствовался тем, что терять-то вроде как нечего. И только на предложения Уитлокка полностью поделиться всем с Морским Дьяволом, устранить все недомолвки и на волне единения совместно искать выход плевался колкими замечаниями. Равно тому, как стрелка магического компаса не прекращала неистового вращения, каждый обитатель этого не-совсем-места не принимал слова другого.

— Знаете, что это? — Камень совершенно внезапно оказался в руке. Да, всё это время он лежал в правом кармане, но, при этом, до того момента, как я решила открыть его Джонсу, словно бы не существовал. Вряд ли тусклая стекляшка между пальцев могла своим видом поведать об легендарном могуществе, но капитан впервые отложил трубку в сторону и подался вперёд; брови его всезнающе приподнялись.

— А ты, похоже, нет.

Кто-то другой внутри меня, видимо, более прозорливый, обеспокоенно напрягся от тона его голоса: в нём слышалось не только насмешливое поучение, но и некоторое… облегчение? или, быть может, понимание? Зачастую, похожим тоном можно услышать пресловутое: «Я же говорил».

Впервые, не дожидаясь сторонней просьбы, Джонс продолжил сам:

— Эфир Власти, — с издёвкой протянул он. — Да, люди падки на помпезные названия. Изначально это был подарок. Камень изумительной красоты и чистоты, неизведанного происхождения, долгое время он украшал шею могущественного создания, морской нимфы. И говоря «долгое время», я имею ввиду совсем не столетия. И за это время камень пропитался отголоском той силы, которая принадлежала его обладательнице, и сам стал её источником: для неё ничтожной, а для людей — непомерной. Однажды камень раскололся надвое, и его части затерялись, пока кто-то не наткнулся на этот «дар океана». По своей природе этот кристалл не способен даровать какую-либо мощь, лишь передать то, что в нём накоплено. Люди окрестили его Эфиром Власти, поскольку каждый, кто касался к нему, со временем брал верх над всем и всеми, казалось бы, совершал невозможное. Только конец у всех этих историй был один: ослеплённый жаждой найти другую половину обладатель Эфира погибал, и камень вновь вбирал в себя то, чем поделился с нашедшим. В итоге для человека эта безделушка не столько бесполезна, сколько губительна, ибо «осколок силы богов» не больше, чем искажённое зеркало. Вся мощь камня лишь в том, что он избавляет человека от того, что несвойственно богам — от слабостей. И после этого, как водится, человек перестаёт быть человеком. — Дэйви Джонс умолк, с наслаждением вдыхая табак и не сводя с меня глаз. — Хм, всегда считал, — добавил он, — что этополузабытая безыскусная байка об искушении и каре за него, но ты, вижу, наглядное доказательство истины, да?

Я уставилась на него потерянным взглядом.

— Просто… украшение?

Джонс слегка развёл руками. Мне так хотелось, чтобы он, выдержав драматическую паузу, расхохотался прямо в лицо, издеваясь над моей легковерностью. Но он молчал, прекрасно понимая, что правда в данном случае несёт больший урон.

Я склонила голову, закрывая лицо руками. Мысли и чувства, безумная, не подчиняющаяся, кипящая смесь, всё это копилось — будто в невидимом воздушном шарике, что всё рос и рос, увеличивался, потрескивая от напряжения, и теперь неминуемо и довольно скоро должен был лопнуть. И я решила сама взять иголку.

— Эта морская нимфа — Калипсо? — гулко спросила я. — А впрочем, какая разница… — Я подняла голову. Дэйви Джонс глядел на меня со спокойной заинтересованностью. — Я коснулась… взяла камень, потому что… устала. Поначалу я всего лишь хотела всё упросить, вернуть всё как было. Эгоистичное желание, чтобы всё было так же прекрасно, как запечатлённые в памяти мгновения. Я надеялась, что заключённое в камне… что бы то ни было… может разом решить все проблемы, распутать всё, ведь — признавалась я себе или нет — мне всё больше казалось, что я на это неспособна. Может, я пыталась побороть собственное смирение. Может, просто понимала, что мне не хватит сил… Или потеряла самое важное — веру. Человеку свойственно надеяться на волшебное разрешение всех проблем, и вдруг эта волшебная палочка оказалась в моих руках. Я впервые перестала сомневаться, впервые почувствовала, что совершу задуманное, чего бы это ни стоило. Поначалу мне хотелось всех спасти, затем мне стало всё равно, и в итоге — я всех погубила. Но теперь… кровь на моих руках до смерти пугает. Пугает то, что мне понравилось быть… другой. — Последовала горькая усмешка. — Видимо, всё же я, действительно, заслужила, — я очертила взглядом круг, — всё это.

Капитан чему-то глубокомысленно улыбнулся.

— Сознаться в пагубных желаниях и собственных слабостях, поверь, многого стоит.

Я качнула головой, пытаясь разглядеть на его лице оттенки истинных раздумий.

— Что держит вас здесь, Джонс? — Он прищурил глаза. — Давайте откровенность за откровенность?

— Моя история слишком долгая, — ответил Джонс, откидываясь в кресле и постукивая пальцем по трубке, а затем резко добавил: — И не для твоих ушей.

Когда настал черед остаться одной, я отправилась на верхнюю палубу, где долго пыталась игнорировать следующую за мной неспешную поступь. Уитлокк прекрасно знал, что я его слышу, что пытаюсь не замечать, но всё равно подыгрывал до тех пор, пока я не взмахнула руками в знак смирения.

— Что ж, теперь ты знаешь правду, — равнодушно проговорил он.

— Ага, — манерно кивнула я и пожала плечами, — только что теперь с этим знанием делать? Выходит, что всё напрасно. — Я широко расставила руки и запрокинув голову отчеканила: — Это была лишь иллюзия, которая обесценила всё настоящее.

— Так будет, если ты выберешь смирение.

— Как наивная мышь я попалась в ловушку.

— Думаешь, поэтому ты здесь?

Я прямо взглянула на Феникса.

— Джонс ясно сказал: смерть — единственный истинный дар камня.

— Вот именно.

Джеймс глядел на меня не моргая, лёгкая улыбка подсвечивала глаза. Он молча пытался подтолкнуть меня к верной мысли.

— Хочешь сказать, я тут оказалась не потому, что, как безвольный мяч для гольфа, покорно катилась в лунку?

— Почему ты здесь?

— Из-за камня!

— Почему ты коснулась его?

— Я… хотела перестать быть ведомой и действовать самостоятельно.

Уитлокк заулыбался и развёл руками. Я подозрительно прищурилась и закачала головой. Его это не смутило.

— Что держит тебя здесь?

— Ничего. Здесь нет ничего, а значит, нечего терять, нечего ценить… В этой пустоте есть свои плюсы, с ней легче.

— Почему ты боишься остаться? — с мягкостью доброго учителя спросил он.

— Потому что не хочу сходить с ума, разве не очевидно? — мгновенно и запальчиво ответила я.

— Но при этом боишься вернуться.

— Потому что!.. Я уже говорила. Ты знаешь. И эти попытки разговорить меня походят на издевательство.

— Это Тайник. Никто не говорил, что будет легко. И всё же. Зачем тебе возвращаться?

Я подняла голову. Уитлокк терпеливо не сводил с меня глаз. Его взгляд был слишком искренен и честен, чтобы упрекать в попытках насильственного разговора по душам. От этого взгляда стало бы стыдно, но я ощутила тоску, и сильнее, чем прежде, зазвучал чарующей грустью Зов Моря.

— Я не могу понять, — наконец созналась я, опуская глаза. — Я просто чувствую, что что-то не так. Это не даёт мне покоя.

Джеймс ушёл. Будто все интересные и важные мысли, на какие я была способна, уже прозвучали. А может, он просто решил отстраниться от того, чьё присутствие заметил куда раньше меня. Присутствие бесцеремонно беззаботное, потому я намеренно решила не обращать на Воробья внимания и спустилась в кладовую. Джек не торопился.

— Здорово ты от разговора струхнула, цыпа, — саркастично заметил капитан Воробей, фривольной походкой объявившись в каюте. Непонимающе вспорхнули ресницы. — Уж прости, я подслушал.

Я чересчур внимательно следила, как кэп выудил у меня из-под ног мешок, долго и упорно пристраивал его у противоположной стены, потом плюхнулся в него с чувством выполненного долга, и только после раздосадовано воскликнула:

— Тайник требует невозможного! Если я начну копаться в этом, оно сожрёт меня, Джек, но, чтобы выбраться, я должна в этом разобраться.

— Согласен, возмутительная несправедливость, — пират для красочности пристукнул каблуком. — Однако, признай, каждый имеет право на ошибку. — Воробей вытянул ноги и, потягиваясь, закряхтел. — Но не каждому выпадает шанс её исправить.

В потолке короед прогрыз дыру. Если так пойдёт дальше, настил придётся менять довольно скоро. Подумалось сначала, что по прибытии на Тортугу следует сообщить боцману, а потом дошло, что этот вечно пьянствующий порт самое неподходящее для забот о судне место. А вот каюту оборудовать всё-таки стоило, ибо прозябать на мешках с паклей, не будучи при этом в ранге пороховой обезьяны, как-то унизительно. С другой стороны, после фехтования с самим Дэйви Джонсом — пусть и ради развлечения — нет разницы, на чём отлёживаться. Но тогда никуда не деться от ироничных насмешек Барто и его завистливого ворчания. При случае, пожалуй, не будет лишним свести двоих курильщиков в споре о табаке и правильных ритуалах раскуривания трубки. Потеха на радость всей команде! Но если солнце не сядет, черед этого случая ведь может не наступить?..

— Джекки, помнишь мой остров? Отдых тогда вышел неоднозначный, согласись, — улыбнулась я. — Но отчего-то именно те дни я вспоминала чаще всего. Именно туда хочу вернуться. Можешь ворчать сколько угодно, но, если в шлюпке опять нет ничего, кроме рома, я сброшу его за борт. — Я назидательно глянула на Джека, тот насупился, и я добавила: — И тебя следом. — Кэп фыркнул. — И ещё ты научишь меня доставать кокосы с земли. Я, чёрт возьми, так их до сих пор не попробовала! Знаешь, а ведь этот остров подойдёт для пиратской базы, не находишь? — Воробей послал мне долгий взгляд. — Хорошо, для базы только «Чёрной Жемчужины». А вообще, это несправедливо: ты подарил мне этот остров, а значит, порядки там устанавливаю я.

— Но без меня ты туда не попадёшь, дорогуша, — заметил пират с дразнящей улыбкой.

— Это что, снова шантаж? — с улыбкой возмутилась я. Джек развёл руками. — Уверена, мы придём к компромиссу. — Взгляд сфокусировался на разводах в досках над головой. — Только представь: гористый клочок богом забытой земли — дикий, непокорный, прекрасный своей принадлежностью лишь создателю. Место, которое можно будет назвать домом. Ведь море всё же слишком опасно, и иногда так нужно возвратиться туда, где не страшны шторма. Где кругом близкие люди, а не грозная стихия. Клянусь богом, Джекки, я бы всё отдала, чтобы вновь повторить те несколько дней. Ну, пожалуй, без присутствия мерзавца Хавьера. — На правом плече почувствовалось навязчивое постукивание пальцем. — Мы бы зарыли там сундук, составили бы несколько карт и разослали их по миру, чтобы однажды удачливые искатели сокровищ откопали под старой пальмой потрескавшийся от времени ящик и обнаружили там бутылку рома и записку с бородатым анекдотом. — Я дёрнула плечом, но Джек не прекратил его терроризировать. — Мы прихватили с Тортуги строительных материалов? Ибо в сезон дождей я всё же предпочитаю крышу над головой. И ещё надо будет установить на вершине горы флагшток, чтобы чёрный флаг было видно издалека. Хотя… не обязательно чёрный… почему бы не использовать чей-нибудь ещё как приманку?.. — Я раздражённо выдохнула, утратив последние запасы терпения, и повернула голову. — Ну чего тебе?

— Думаю, — сверкнул глазами кэп, — тебе стоит на это взглянуть.

Ленивый взгляд медленно пополз в направлении, что указывал пиратский палец.

— Джек, — дрогнувшим голосом протянула я, — ты же это видишь, правда?

— Между прочим, я тебе об этом и сказал, — выдохнул Воробей на ухо.

Как два неудачника, сорвавших джекпот в казино, мы таращились на компас. Всё это время я вертела его в руках, так что в итоге развернула, и компас оказался перпендикулярно палубе — и стрелка замерла. Подрагивая, оттого что у меня тряслись руки, она всё же невероятно твёрдо указывала вниз. Я покосилась на Джека и резко села: стоило дёрнуться, и стрелка вновь принялась бешено вращаться. Воробей тут же повалил меня обратно. Вернувшись в прежнее положение, компас вновь указал лишь одно направление.

— Хорошо, — некоторую тишину спустя протянула я, — у меня нет идей.

— Очевидно, что-то внизу, — прокомментировал Джек.

— Там пустой трюм.

— Проверим?

Шумным галопом мы понеслись на нижнюю палубу, спотыкаясь и сшибая пиллерсы, ибо взгляды были прикованы к центрифуге компаса.

— Пустой трюм, — громко провозгласила я в темноту. Закатив глаза (я не увидела, а просто знала), Воробей шустро подставил мне подножку и повалил на палубу. Приняв вертикальное положение, стрелка замерла. Джек, соединив ладони, перебирал пальцами. При малейшей попытке придать компасу верное положение, указатель тут же терялся в направлениях. Понаблюдав достаточно, мы синхронно обернулись друг к другу:

— Наружу!

Вприпрыжку носясь меж бортов, падая на палубу в случайных местах, чтобы проверить компас, перевешиваясь через планшир в попытке разглядеть что-то в синих водах, мы в конце концов сдались и растянулись посреди дека, рядом с грот-мачтой.

— Я не понимаю! Как там было на карте?

— «Закат на восходе. Зелёный луч. Верх внизу», — отрапортовал Воробей. Я упёрлась взглядом в солнечный диск над головой — абсолютно всё, что в данных условиях невозможно.

Джек что-то мурлыкал под нос, постукивая пальцами по палубе. Его единственной обязанностью стало отвечать лаконичным «Не-а» на каждое моё предположение. Сам же заняться полезным раздумьем над ситуацией капитан Воробей совершенно не желал.

— Помочь не хочешь? — наконец не вытерпела я после очередного растянутого «Не-а». — Я только и делаю, что думаю о том, как выбраться отсюда!

Джек поднялся, сладко потянулся, бросил на меня снисходительный взгляд и, прежде чем бессовестно скрыться, произнёс:

— Не думай. Импровизируй!

Звонко хлопнула крышка компаса, и буквально в тот же момент свистнул воздух в беззвучном восхищении, которое, если бы кэп не скрылся, было бы адресовано его спине. Я подорвалась, скользя по доскам, и тут же ткнулась носом в жёсткую кожаную перевязь.

— Тайник требует невозможного! — радостно объявила я Дэйви Джонсу.

Он опустил на меня тяжёлый взгляд.

— В твоей жалобе слишком много счастья.

Я вздохнула.

— Закат на восходе, верх внизу — это невозможное! Так? — Джонс сдвинул брови и отступил на полшага. — Чтобы выбраться, надо совершить нечто, на первый взгляд, невозможное. Оглядитесь! Море, море, кругом только море! И мы знаем точно, что земли нам не достичь, верно? — с хитрой улыбкой спросила я.

— Если ты скажешь ещё хоть одну фразу в подобной манере…

— Нужно попасть к земле! — воскликнула я.

Весь мой энтузиазм, который распространялся по сторонам, как радиоактивные лучи, перед Дьяволом словно бы на барьер натыкался, и единственный отклик, что получали мои слова, — раздражение. Как вдруг, будто разглядев некий смысл, Джонс внимательно посмотрел на меня.

— Знаешь как это сделать?

Я сжала покрепче компас и выпустила наружу подкреплённый улыбкой безумный смешок.

— Что будет за самоубийство в аду?

Покончив с объяснениями и на все контраргументы ответив лаконичным: «Надо попробовать», я под руководством Джонса, знавшего все тайники «Лисицы» и потому не считавшего её бесполезной, принялась за реализацию плана. К счастью, он был прост, а из необходимого инвентаря в списке значилась лишь пара топоров. Впервые в трюме загорелись фонари, разгоняя пыльную темноту. Джонс, позабыв про любимую трубку, прошёлся вдоль бортов, постукивая по обшивке. В некоторых местах он приостанавливался, подавал знак, и тогда я выцарапывала там кинжалом небольшую метку: всего их набралось около десятка.

— Значит так, — провозгласил Джонс, вручая мне один из двух топоров, — эта самая идиотская затея, которую…

— Знаю, капитан, — перебила я, тут же получая разгневанный взгляд, — давайте от унижений сразу к сути?

— Ты уяснила?..

— Что движемся от оконечностей судна к его центру? Да. И что если я буду долго возиться, то, скорее всего, весь план выйдет боком. И да, я трижды проверила: решётка закрыта, — закончила я, пальцем указывая на крышку люка у трапа.

Презрительно хмыкнув, Джонс направился к корме, я тут же поспешила к носу. Застучали топоры: я старалась синхронно попадать в удары капитана и вкладывала в них всю злость и горячность, что не давала покоя. Вскоре тонко засипели два первых отверстия. Затем ещё два, и ещё… Вода с шипением врывалась в пространство шхуны, и отчего-то запахло прибитой дождём пылью. Я ковырялась с четвёртой меткой, когда с треском рвануло первое отверстие, а за ним, как по цепной реакции, ещё три. «Живее!» — скомандовал Джонс, перекрикивая шум воды.

«Это ж надо, добровольно топиться вместе с кораблём! — про себя восклицала я, охаживая рейки ударами. — Так ещё и под лозунгом «Надо проверить»! И если ничего не получится, Джонс порвёт меня на британский флаг! Или мы вообще пробьём дно ада и попадём на новый круг! А что из этого страшнее? И где эти двое, когда их помощь бы так пригодилась!»

Тираду возмущения прервал мощный поток воды, что резким джебом сбил меня с ног. Едва ли не сделав сальто, я бухнулась в собравшуюся на палубе воду и отползла на четвереньках в сторону. Море быстро заполняло небольшой трюм. Прорвало остальные трещины, и теперь шум потока заглушал любые звуки. И всё же мне удалось расслышать угрожающее:

— Запомни, в случае чего так легко, как Воробей, ты не отделаешься!

Я отошла к трапу. Сквозь решётку сверху проникал тусклый свет. Пробоины в бортах шипели, плевались и с треском разевали пасти всё шире, пока всё не слилось в единый гул. Холодная вода прибывала стремительно, проглатывая пространство и вытесняя воздух. Забравшись под самый верх и ухватившись за решётку, я занялась наиболее подходящим в данной ситуации делом — запела песню из «Титаника». Шхуна не соглашалась тонуть, причём, не по воле недругов, а из прихоти тех, кто был на её борту: дерево застонало, дрогнули и затрещали колонны мачт. Со змеиным шипением погасли фонари. Вода подобралась к ногам, и я легко съехала вниз, не разжимая пальцев. Хрустнуло и засвистело над палубой. Воздух покидал последние дюймы пространства трюма. Я сделала глубокий вдох (наверное, скорее по привычке, чем из опасения в его необходимости) и скрылась под водой.

Вдруг голос стал оглушающе громким. Я тут же зажала уши, и невероятная сила потащила меня вниз. Зов Моря. Завораживающе красивый и вместе с тем полный тоски. Он звучал всё громче, словно теперь уже изнутри, вытесняя слова, мысли — даже собственное осознание. Оставляя одно единственное желание — раствориться в нём. Зов этот обволакивал, отбирал последние крупицы разума.

Прозрачные пузыри устремились кверху. Нырнувший в недра корабля луч солнца отступал перед морем и навлекаемой им темнотой. Сверкающие отблески растворялись, а перед глазами пускались в изящные пляски пряди длинных волос.

Днище шхуны вздрогнуло, и от низкого утробного эха скрутило нутро.

Резко и раняще голос исчез. И следом исчезло всё.


Я подорвалась с диким криком и ощущением, что бешеный зверь разрывает когтями мои лёгкие. Но вместо крика наружу с хрипом вырвалась вода, солью раздирая глотку. Я зашлась кашлем, отхаркиваясь и отплёвываясь. От спазма в груди было больно пошевелиться. Глаза пекло, и из-за слез ничего нельзя было разглядеть.

Со стороны донёсся кашель — правда, не такой истеричный и отчаянный, как мой. Сплюнув очередную порцию горькой воды, я протёрла ладонью глаза и повернула голову: точно посередине верхней палубы, с выражением бесконечного удивления и непонимания на лице застыл Дэйви Джонс. Я подавилась смешком, следом прорвалась новая порция кашля. Весь вид Морского Дьявола — растерянный, как у землянина, ступившего на иную обитаемую планету, — был забавный и трогательный одновременно. Экс-капитан «Голландца» никак не мог поверить ни собственным глазам, ни ощущениям, ни окружению. Я тяжело осела на палубу, не сводя с него глаз и вслушиваясь во взволнованное биение сердца. Джонс поднял дрожащие руки к лицу, а затем перевёл на меня шокированный, всё ещё неверующий (или боящийся поверить?) взгляд.

По палубе звенела капель с такелажа. Я заулыбалась. За спиной капитана катилось к горизонту гигантское яркое солнце на фоне пастельно-голубого неба. Косые лучи подсвечивали сияющим пламенем тяжёлые тучи над головой, из которых сыпал освежающий тихий дождь. От прохладного дыхания вечернего бриза проступили мурашки. Волны заинтриговано перешёптывались за бортом. Я запрокинула голову, блаженно закрывая глаза и подставляя лицо тёплым каплям, и широко расставила руки. Хотелось крикнуть во всё горло — охрипшее и фальшивящее, но не хотелось нарушать эту идиллию.

Через какое-то время, оправившись и взяв себя в руки, капитан переродившейся «Лисицы» первым нарушил тишину:

— Ну, и где мы теперь? — Не было в голосе ни презрения, ни недоверия, ни былой раздражительности.

Я медленно раскрыла глаза, плавно поднялась и неспешно обернулась. Волна восторга вновь сбила дыхание. Я прижала ладони к губам, пытаясь сдержать слезы, пока взгляд суетливо скользил по сплошь заросшему двугорбому горному хребту, метался к белоснежной полоске берега с редкими пальмами и тут же возвращался обратно.

— Капитан Джонс, — я обернулась с широкой счастливой улыбкой, — через несколько часов мы прибудем на Тортугу!

====== Глава XXXVI. Расплата ======

Птицы пели звонко, переливчато. Ощущение сладкого сна мерно растворялось. Я медленно приподняла веки, моргнула и открыла глаза. Тонкая полоска солнца протискивалась в самый угол окна. Рассвет. Взгляд опустился ниже, к пальцам руки, что служила вместо подголовного валика и одновременно приобнимала меня за плечо. Сорвался беззвучный смешок. Я аккуратно перевернулась на спину. Джек засопел, дёрнул замлевшей рукой и, стоило мне только приподняться, тут же подтянул её к себе, как котёнок собственный хвост. Я села, оглядываясь по сторонам и в то же время ничего не замечая. Солнца становилось всё больше. Я услышала, как Джекки проснулся, и спросила:

— Это что, сон?

Кэп зашевелился, потянулся. Послышался шорох, возня, а затем тяжёлый вздох.

— Во сне был бы ром.

— А ты всегда только об этом, — с улыбкой заметила я, оборачиваясь.

Он тут же очутился над моим плечом и выдохнул на ухо горячим шёпотом:

— Не только и не всегда, дорогуша.

Я едва удержала хихикающую улыбку и отвела взгляд куда-то вверх и в сторону, водя пяткой по палубе. Играючи его пальцы скользнули по моему плечу, как по клавишам фортепиано, двумя линиями очертили шею и с дурашливой осторожностью убрали с лица прядь волос. Джек решил поставить точку — быстрым внезапным поцелуем, от которого захотелось застучать задней лапкой, как довольному кролику. Карие глаза осветились задором, усы иронично изогнулись — Джек распознал сладковатый привкус на моих губах.

— А вчера настаивала, что никакого рома.

Вспоминать вчерашнее было слишком сложно. Слишком волнительно. Слишком чувствительно. Вряд ли бы мне удалось сдержать эмоции и не поддаться истерично-счастливому смеху. Я посмотрела на солнце и зажмурилась — впервые тепло было не только на коже, но и в душе. Впервые хотелось прочувствовать каждую секунду, каждый миг вдвойне дольше, чем они проносились на самом деле.

— Джекки… мне следует что-то сказать?

— Думаешь, нужно? — с понятным намёком в голосе отозвался он. И вдруг толкнул в плечо, да так чувствительно, что моё «Хей!» вышло крайне перепуганным.

«Чёрт», — взвыла я. Кругом расстилалась ночь. Шлюпка второй раз коснулась пологого берега, что знаменовал начало территории пиратского рая. Перед глазами сверкала огнями и кипела жизнью свободная Тортуга, а мне так хотелось вернуться в эту странную иллюзию — к рассветным лучам в окнах каюты и желанным прикосновениям.

Сердце заколотилось с волнительной дрожью. Не обращая внимания на происходящее, я понеслась по лабиринтам улочек со скоростью того самого счастливого кролика. Бежала, не замечая липких словечек и капель пота. Бежала к таверне, которую ненавидела всем сердцем за бесконечный шум и тесноту, пресыщенную не самыми приятными ароматами. Но пустующие «Жемчужина» и «Странник» дремали в гавани, и я знала, где искать как минимум одного капитана. Все заготовленные слова выдул свистящий в ушах ветер. Да и какие речи достаточно хороши для подобных моментов?

Перемахнув через распластавшегося поперёк ступеней моряка, я ввалилась в двери и встала как вкопанная. Народ шумел, кипел драками, танцами и тисканьем девок. Под потолком, подобно центрифуге, ходила ходуном простреленная в нескольких местах люстра. Медленно продвигаясь к центру, я искала глазами знакомые лица, угадала двух матросов со «Странника» и тут…

Они спорили — занимались привычным делом. Джеймс — во всем чёрном, с брезгливым взглядом и полуобнажённой шпагой, Джек — с объёмной кружкой и скачущими по публике глазами. От всех реплик Уитлокка Воробей отмахивался в прямом и переносном смысле, и тот потерял терпение. Пристукнув кулаком, Джеймс резко встал и, прежде чем я успела отлепить язык от нёба, скрылся в толпе.

Нужно было сдвинуться с места. Определённо. Но мозг утратил контроль над телом, разве что позволив растерянно моргать. Одна часть меня страстно желала провалиться под землю, ибо момента более неловкого придумать сложно, другая — изнывала от необходимости объятий, прикосновений, осязанию реальности. На губах дрожала улыбка в ритм с дёргающимся под глазом нервом.

Я решительно выдохнула и шагнула вперёд. В тот же момент стукнула кружка по столу, и Джек поднял голову. Тело впало в ступор, точно кто-то на кнопку нажал. Я не знала, куда деть руки, сплела пальцы, закусывая губу. Кэп глядел на меня молча, одним только выражением лица пытаясь спросить крайне эмоционально: «Какого чёрта ты здесь делаешь?!». Я слегка развела руками и, вжав голову в плечи, растянула улыбку пошире. Просился неудержимо радостный смех, слишком искренний в своей неадекватности для публичного места, заливистый, захлёбывающийся, переходящий в рыдания. Удивление на лице пирата сменилось привычной лукавой доброжелательностью. Он встал, в танцевальном па убрал стул с пути, приветливо улыбнулся и с осторожным недоверием проговорил:

— Не думал снова тебя увидеть, дорогуша.

Воздух внезапно кончился в лёгких, и вместо ответа получился растерянный писк. Глаза защипало. Сердцу в груди стало тесно. Я глубоко вдохнула, чтобы ответить, как вдруг откуда-то — будто прямо изнутри меня — зазвенел смелый смех, отчего карие глаза пирата засветились ярче свечей. Я не успела ничего понять, только челюсть резко отъехала вниз, когда в раскрытые объятья кэпа нырнула Анжелика со страстным бесстыжим поцелуем. Пока я боролась с яростным желанием выколоть себе глаза собственным кортиком, они оторвались друг от друга, и испанка, нежно проведя пальцами по шее Джека, проворковала:

— Может, уже признаешь, что сторонишься меня ты совершенно неправильно, а? Более абсурдно было лишь тогда, когда ты «случайно» забрёл в наш монастырь.

Кэп сверкнул зубом, взглядом раздевая Анжелику, и ответил:

— Ну, видимо, тот раз был точно не случайностью.

— Хватит! — рявкнула я надломленным голосом. Никто не шелохнулся. Джек, проявляя чудеса галантности, усадил свою пассию за стол. — Джек! — Анжелика тряхнула волосами и заметила, что в этот раз его природное бессовестное обольщение не сработает. Кэп в ответ протянул порцию рома. — О нет… — От мелькнувшей догадки спазмом свело всё тело, скрючило, как весенние цветы при внезапном заморозке. — Нет-нет-нет… — Я подлетела к столу с молящим: — Джек! — Он скрылся за кружкой, постукивая пальцами свободной руки по бутылке. — Пожа!.. — Дрожащие пальцы, что с осторожностью коснулись его щеки, прошли сквозь. — Нет! — Я отшатнулась, затем вновь подалась вперёд в попытке ухватить Джека за запястье. — Нет!!! — Жар паники охватывал каждый миллиметр кожи. От бега сердца в груди стало больно. — Джек! Джек, пожалуйста… Ты… ты же слышишь меня… Джек! — Отчаянные попытки удержать себя в руках становились всё бесполезнее. Тут же вспомнились едкие слова Джонса: «Выбраться из Тайника — ещё не значит вернуться». И хотя в голову тут же потоком хлынули вопросы бытия духом, призраком, привидением или ещё какой-либо сущностью, я настойчиво молила Джека услышать меня, снова и снова пыталась коснуться его, подать хоть какой-то знак, но ни одна попытка не приносила результата, и холодящее дыхание страха стало ощущаться всё явственнее. — Джек, — я опустилась на колени, смахивая слезы, — пожалуйста, Джек. Я же здесь. Верни… верни меня. Прошу… я не хочу… я устала жить, как во сне, устала… я не хочу быть не там и не здесь… Джек, верни меня!

Кэп нахмурился. В его глазах пролегли тени. Долгий взгляд, и Анжелика тут же спросила: «В чём дело?».

— Я тут подумал, — медленно заговорил Джек, — мы с тобой всякого повидали, правда? Всякое нечто уже так не пугает. Так вот, я подумал, — карие глаза очертили неуверенную дугу, — не пойми превратно, но, может ведь быть такое, что это судьба свела нас?

Я схватилась за голову и бросилась бежать. Там или здесь — инстинкты работали превосходно, вели верной дорогой в нужное место. К соломинке. Поток событий, крушащий всё на своём пути, гремел всё яростнее, но эта самая соломинка по-прежнему обнадёживающе маячила впереди, даруя новую порцию сил на борьбу.

«Призрачный Странник» наполовину скрывался в ночной темноте. В кубрике горели фонари и плясали тени, на палубе было пустынно: компания любителей философских разговоров, вахтенный и на корме — капитан. Уитлокк стоял спиной, опёршись о планшир и выглядывая что-то в тьме над морем с редкими крапинками звёзд. Если бы не фонарь на бизань-мачте, его бы самого нельзя было отличить от ночи. Песнь моря успокаивала, бриз сушил слёзы.

— Джеймс… — голос дрогнул, прозвучал тише волн. — Джеймс! — Ветер спустился к палубе, скрипнул снастями. Уитлокк слегка повернул голову. — Джеймс! — почти вскрикнула я. Он обернулся — вряд ли ко мне, скорее на звук выстрела с пристани. Теперь он стоял точно напротив, смотрел прямо в глаза. Просто стоял и смотрел. Как и я. Слезы лились тихие, горячие. С каждым едва слышным всхлипом становилось всё больнее. Всё больнее от взгляда — насквозь. От прикосновений — которых не было. От жизни — что была кругом и в то же время за невидимым пределом. Между нами было меньше ярда, в который уместилась бесконечная неизвестность. — Джеймс, я не хочу… не хочу умирать в одиночестве, не хочу уходить. Пожалуйста! Прошу тебя, Джеймс, пробуди меня от этого кошмара. Я не хочу, слышишь! Разбуди меня! Верни! Разбуди ме!..

— …Да просыпайся ты уже! — Голос резкий, хлестнул по ушам, как пощёчина. Я дёрнулась, свет ударил по глазам, затем на рёбрах и спине вспыхнули очаги боли.

Над головой болтался фонарь, его держала вытянутая рука, принадлежала она Дейви Джонсу, и лицо капитана выражало бесчувственное понимание происходящего. Он стоял наверху, я же распласталась у нижней ступени трапа.

— Блаженная улыбка… Ха, кошмар, похоже, вышел стоящим.

Я потёрла ушибленный бок.

— Ваше сочувствие прям бальзам на душу. — Рубашка промокла насквозь, дышалось трудно, будто я всё ещё пряталась под одеялом от страха. — Этот сон был слишком реальным, как иллюзии Тайника.

Джонс слегка прищурился.

— Почему ты уверена, что это не Тайник?

Я запрокинула голову и с широкой улыбкой ответила:

— Мне страшно. — Постанывая, я поднялась и в упор посмотрела на скептично настроенного капитана: — В Тайнике страх был только в голове, в разуме или его остатках… А теперь я его чувствую, — я приложила ладонь к солнечному сплетению, под которым тяжелел ком, — вот здесь. И это хорошо.

Дейви Джонс качнул головой и, выставив левую ногу слегка вперёд, поинтересовался:

— И чего же ты боишься? — Взгляд застыл на его очеловеченном лице, наблюдая, как отражение огня в маленьких глазах блестит всё ярче. — А-а, ясно, — пренебрежительно протянул он, как показалось, с довольством наблюдая мою мрачнеющую физиономию, и словно бы собрался продолжить, но вместо этого многозначительно хмыкнул и направился прочь, уводя за собой пятно света.

Мне правда было страшно. Но страх этот был совсем иным, не тем изматывающим, удушающим, а, наоборот, заставлявшим вдыхать поглубже, чтобы утихомирить обескураженный бег сердца. В крови бурлил адреналин, постукивание каблуком больше походило на нервный тик, но всё это было проходящим. Я знала, что всё уляжется, едва минует момент X, едва реальность развеет все «А вдруг…», едва с уверенностью можно будет сказать: «Это лишь сон, ничего больше».

Не успела я, лениво потирая глаза, опуститься на ступени трапа, в спину прилетело командное:

— Чего это ты расселась? В гавань заходим!

Я тут же подскочила и вперилась взглядом вперёд. Ничего. На фоне подсвеченного луной неба и поблёскивающего волнами моря едва угадывался более тёмный гористый силуэт. На нём, как случайные капли, виднелись редкие крапинки жёлтых фонарей. Я бросила беглый взгляд за спину и вновь посмотрела на приближающуюся землю. Пока одна часть мозга послушно руководила телом в ответ на стремительные команды Джонса, другая скрупулёзно перебирала просачивающиеся подозрения. Капитан «Лисицы» не высказал и вопроса после того, как я провозгласила с окрылённой весёлостью следующую точку нашего маршрута. Он просто понимающе кивнул головой, когда я описала положение острова относительно Тортуги, и вроде что-то сказал про добрый ветер. В голове мельтешило столько мыслей, что я не знала, за какую хвататься, и насторожённость уступила место наивной доверчивости. Теперь, глядя на то, что никак не могло оказаться Тортугой, я корила себя за недальновидность, за то, что доверилась хоть и бывшему, но Морскому Дьяволу, которого величали так не из красивого словца. Хороша пиратка, ничего не скажешь!

— Ха, вижу, страх для тебя привычное состояние, — усмехнулся Джонс, заставив меня едва ли не подпрыгнуть на месте. За раздумьями и одновременной работой с гафелем я утратила контроль над мимикой, и смятение вышло весьма красноречивым.

— Это… разве Тортуга? — как можно спокойнее проговорила я.

Джонс повёл рукой, глянул на очертания земли и снова на меня.

— Ты указала курс, — ответил он с той интонацией, которая не озвучивала, но предполагала насмешливый укор.

Я затянула узел и закачала головой.

— Это не может быть Тортуга, не может, — настойчиво повторила я, стараясь убедить то ли его, то ли себя. Вместо ответной реакции капитан Джонс принялся активно двигать ноздрями, водить головой, ловя потоки воздуха. Я было недоверчиво приподняла брови, но затем нос защекотал царапающий горьковатый запах дыма. — Вот дьявол! — бросила я, отчаянно таращась в темноту в попытке разглядеть что-то помимо мрачных силуэтов.

Это была Тортуга — «Лисица» приблизилась настолько, что спутать очертания гавани и нависающего над ней горного хребта было невозможно. Но Тортуга совершенно иная. Исчезла переливающаяся вереница огней и жёлтые покачивающиеся гирлянды фонарей на кораблях. Затих разгульный гомон, жужжание голосов и музыкальных инструментов, что обыкновенно бросал в лицо прибывшим морякам ночной ветер. Пятна света желтели у причалов, кое-где в окошках дрожали свечи, светилась площадь в глубине города, да у выхода из порта из стороны в сторону маячил крохотный рыжий огонёк. Туча выпустила лунный диск, и под холодным серебристым светом проступили щетинящиеся досками и балками обломки стен и исходящие дымом пепелища; по левому борту из воды тянулись кверху, точно костлявые пальцы мертвеца, обломки мачт. Сердце забилось глухо, будто где-то внизу. Среди немногочисленных и маломерных судов высились колонны мачт военного корабля. Я с испугом глядела на едва различимый флаг на грот-мачте, попутно в груди скукоживалось тяжёлое нечто, предвещающее недобрый исход. С каждым ярдом, что пронырливо преодолевала «Лисица», держась от корабля на почтительном расстоянии, плечи всё ниже сгибались под грузом плохого — уже больше, чем просто предчувствия. Тут, как нельзя кстати, объявился Джонс с остроумным: «Всему приходит конец». Патруль в гавани шхуну проигнорировал.

Я с опаской ступила на доски причала, будто они вот-вот могли проломиться и отправить меня в пучину ада. Дейви Джонс не торопился, ждать его мне совершенно не хотелось. В голове мелькала мысль о молитве: только вот о чём?.. Я расправила рукава рубашки, чтобы скрыть клеймо, и опасливо двинулась прочь из порта.

Тортуга словно вымерла. Непривычная для этого места тишина пугала до дрожи, каждый шорох, скрип заставлял испуганно замирать, вглядываясь в ночь. Где-то далеко отчаянно лаяли собаки. От стойкого запаха дыма просился кашель. Чуть ли не бегом я покинула прилегающие к порту улочки — не глядя по сторонам, шлёпая сапогами по грязи. Эхо шагов отдавалось набатом, так что быстрая походка непроизвольно сменилась крадучей, боязливой. Я миновала небольшой пустырь, на котором обыкновенно торговали самыми ходовыми товарами, перебралась через перевёрнутые телеги и разбросанные на земле ящики с тарой. Ноги понесли к двухэтажному зданию, где тускло светилось окно: стоило приблизиться, огонёк тут же погас и стукнули ставни. Послышались смелые шаги и перезвон обмундирования. Я вжалась в стену, сливаясь с темнотой. Мимо, одинаково держась за сабли, прошествовали двое солдат в красных мундирах. Факелы в их руках щедро осветили ночь и в ней — ряд плакатов на стене здания напротив. Патруль скрылся, и я бросилась туда. Ведя ладонью по отсыревшей бумаге, точно пытаясь считать кожей, а не глазами, я двинулась вдоль стены. Их всех разыскивали. Лиц было не разглядеть, только с трудом попытаться угадать буквы в именах. Пальцы приостановились: Анна-Мария Бонне. Та самая ли? Плакаты висели в несколько рядов, верхние в тени навеса было вовсе не разглядеть. Ещё несколько шагов. С губ слетел выдох с радостным сипом — Джек Воробей. Одно только упоминание имени, и вдребезги разлетелся страх вернуться в нужное место, но при этом слишком поздно. Большего разглядеть не удалось. В проулке показался свет, и я скрылась на другой улице.

Погасли яркие огни Тортуги, и с ними исчезла моя способность ориентироваться в пространстве. Шарахаясь от малейших звуков, я плутала по улочкам, как слепой котёнок. Впереди зашумели голоса, подняли лай собаки. Я вжалась в стену дома и выглянула за угол: по улице, петляя, как заяц, нёсся человек, отчаянно мельтеша руками. За ним — гончие, стремительно удалялись от солдат, что перекрыли улицу. Человек вскрикнул, метнулся в сторону от чего-то. Бахнул выстрел, человек кубарем прокатился по земле, и с диким рычанием на него накинулись собаки.

Я бросилась бежать со всех ног. С неба посыпала морось. Меж домов мелькнуло яркое пятно. Наконец я остановилась, припадая к ограждению колодца. На растянутых верёвках болталась забытая одежда. Глянув по сторонам, я стянула большой плащ, чтобы перестать светить в ночи белой рубахой. Пальцы дрожали, завязки никак не хотели сходиться. Накинув глубокий капюшон, как мотылёк, я поспешила к огням, держась ближе к стенам.

По периметру площади горели факелы. Прогуливался караул. Двери двухэтажного белого здания были настежь распахнуты, из многих окон лился свет. Капитан Воробей не утруждал себя экскурсиями по Тортуге, зато в обязательном порядке снабжал меня сведениями обо всех тавернах, но этот дом выглядел слишком добротным пусть даже для самой лучшей из них. Выждав некоторое время, я протиснулась меж домов, чтобы осмотреть площадь с другой стороны, из параллельного проулка. Караул покинул поле зрения, и я высунулась из укрытия.

Дыхание перехватило, ноги словно отнялись. У правого края площади возвышался эшафот. На горизонтальной балке сидела крупная птица и самозабвенно долбила верёвку. Испуганный крик так и остался где-то в горле, сдавливая изнутри. Повешенных было трое. Одного я знала. Капитан порта — бессовестный бездельник, бесконечно обожавший свой титул. Обыкновенно он заваливался в таверну за полночь и сразу же пускал пулю в дверной косяк, по одному ему ведомой причине. Проигрывать не любил, но умел. Это некогда его шхуну, переродившегося из «Сбитой чайки» «Буревестника», растерзал в Треугольнике призрачный корабль. Теперь он болтался безвольным мешком на тонкой верёвке посреди площади — на потеху одним, в устрашение другим.

Я не заметила, как из-за особняка объявился патруль с собакой, как та, нервничая, зарычала, как настороженно замелькали факелы. Вдруг меня сгребла в охапку и утащила на несколько ярдов в глубину домов сильная тень.

— Только попробуй попасться и тем более упомянуть обо мне, — мощным толчком направляя меня в какой-то сарай, пригрозил Джонс и тут же растворился.

Кругом разверзался ад. Чувство потерянности и собственной ничтожности только укреплялось. Мне хотелось броситься следом за Джонсом, но ноги подвели, и я просто рухнула на колени, не понимая, что делать, тщетно пытаясь сосредоточиться хоть на чём-то. И всё же что-то во мне заставляло отказаться от мыслей о поиске убежища потише в местечке подальше.

Оставив попытки успокоиться, я, как трусливая крыса, припустила на запад по самым глухим, а следовательно, грязным, вонючим и заброшенным проулкам. Там, у западной границы городка стояла таверна «Сторожевой пёс» — не многим лучше, но уж точно не хуже остальных. Извечные пьяницы до неё добирались редко, ибо двухэтажное здание разместилось на пригорке, который никак не поддавался заплетающимся от крепкого пойла ногам. Чем ближе я подходила, тем сильнее становилось чувство, что направление верное. Нижний этаж заливал пляшущий жёлтый свет, как никогда манящий уютом, но сочился он через щели плотно закрытых ставень. Облезлая дверь покачивалась из стороны в сторону на ржавых петлях. Опасливо обернувшись, я глубоко вдохнула и решительно вошла внутрь. Ко мне тут же обратилось с десяток настороженных взглядов. Убедившись, что под капюшоном женщина, а не вояка, посетители вернулись к своим занятиям — неразборчивым разговорам вполголоса и выпивкой без тостов. Трактирщик не сводил с меня глаз. Помявшись у входа и так и не решившись справиться у него, я поддалась зову сердца и поднялась на второй этаж.

В небольших комнатках, отведённых под ночлег, то звонко храпели, то полушёпотом спорили или сипловато посмеивались, выиграв пари. Двери оставались позади одна за одной. Пресловутая женская интуиция уверенно, упорно вела меня в конец коридора, а затем налево. В тёмном тупике лишь сквозь одну щель проникал тусклый свет одной свечи. Сердце взволновано трепетало. Всё же не каждый день восстаёшь из мёртвых. Долго я стояла у двери, не решаясь войти. Несколько раз рука останавливалась в дюйме от ручки. Мне стоило успокоиться: взбудораженные эмоции кипели внутри, мешая сосредоточиться. Я направилась к лестнице, но резко развернулась и, не останавливаясь, буквально ввалилась в комнатушку. Единственная оплавленная свеча задрожала, и свет затанцевал на стенах. Скромно обставленную комнату окутывал стойкий аромат рома. У стены сиротливо приютилась не бог весть какая койка. Точно напротив двери стоял небольшой стол, на нём две бутылки — одна пустая, другая на четверть полная.

Джек Воробей безмятежно спал, откинувшись на спинку стула, вытянув ноги и любовно приобняв ещё одну бутылку. Я замерла, боясь даже вздохнуть, моргнуть и темсамым прогнать всё это, развеять, обратить в очередную иллюзию. Верная треуголка сиротливо валялась на полу. Я присела и, помедлив, подняла шляпу с пола. В момент, когда пальцы коснулись жёсткой кожи, в голове громыхнул голос: «Неужели это взаправду? Неужели реальность? Неужели я вернулась?». С особой нежностью я проводила по полям потрёпанной шляпы, вспоминая каждый миг, когда её появление среди голов праздных зевак или врагов сулило совершенно не то, что предполагалось. Просились слезы радости. Я закусила губу и прижалась спиной к двери. То спокойствие, в котором пребывал Джек, мирная тишина небольшой комнаты так контрастировали с тем ужасом, что творился за дверью. Не хотелось упустить ни мгновения, потому что любое из них могло стать последним. Я прислушивалась к умиротворённому сопению пирата, и собственное дыхание затихало, сердце перестало колотить по грудной клетке.

Впервые мысль коснулась насущного вопроса: что сказать? С чего принято начинать приветствия в подобной ситуации? Галантно кашлянуть? Или, может, нежно постучать кэпа по плечу и предъявить его непонимающему взгляду свою улыбающуюся мордаху? Или дождаться за дверью утра? Ярче всего горело желание накинуться с объятьями и не размыкать рук во что бы то ни стало, пусть даже исчезнет Вселенная.

Я бережно примостила треуголку на край стола и погладила Джека по щеке — увы, только взглядом. Заскрипели половицы. Я отступила на пару шагов. Гулко прокатилась в угол опрокинутая бутыль из-под солений. Этого шума оказалось достаточно, чтобы прервать хмельной сон пирата. Джекки замычал, облизывая пересохшие губы. Замлевшая рука потянулась к похрустывающей суставами шее, пока кэп разлеплял глаза.

— Джек… — Губы непроизвольно расплылись в улыбке.

Глаза засверкали подобно альфе Ориона. Я напряжённо застыла по стойке смирно, пытаясь хоть как-то сдержать неописуемый восторг, что взрывал буквально каждую клетку организма. Но длился он недолго. Едва пиратский взгляд сумел сфокусироваться на моём силуэте, его обладатель изменился в лице. Былой сон как рукой сняло, а на лице отразились самые тёмные оттенки гнева. Мгновение — и в меня полетела пузатая бутылка. Я лишь успела укрыться рукой, и тара со звоном приземлилась у промокших сапог.

— Джек! Ты че… — Я подняла глаза, и тут же тело сковали оковы холодящего душу ужаса. В упор на меня смотрело тёмное око — дуло пистолета. Я чувствовала, как глаза расширяются от ужаса, а челюсти отбивают мелкую дробь — но совладать с собой не могла. «То, что нас не убивает, делает сильнее». А как насчёт того, что убивает? Мной овладела паника. Безудержная. Хотелось сломя голову бежать прочь, укрыться в тёмном уголке, спрятаться и перестать чувствовать жжение страха в сердце. Из глаз скатились две дрожащие слезинки. Я стояла не в силах пошевелиться, не в силах что-либо сказать. Остальной мир превратился в расплывчатую гамму, и лишь круглое и непроглядное дуло пистолета непоколебимо и упрямо глядело прямо на меня. Пронёсшиеся стремглав несколько секунд показались вечностью, проведённой на задворках ада.

— Мёртвые оружия не боятся, — прозвучал вердикт. Пистолет медленно опустился вниз. Теперь я смотрела на Джека. Он и вправду словно привидение увидел, но не то, что гремит цепями в старинных замках, а сделанное из простыни, чтобы напугать соседа. — Ты жива… — с непонятной, совершенно неоднозначной интонацией проговорил Воробей.

— И ты решил это исправить, — нервно отозвалась я, потирая ушибленную руку. Не успел вернуться из мёртвых — получи синяк, убедись, что живой.

— Ты же погибла, — вновь усомнился капитан, с прищуром приглядываясь к моему лицу. Его взгляд скрупулёзно изучал каждую деталь во мне, не менее тщательно, чем когда оценщик приглядывается к алмазу.

— Очевидно, это не так, — улыбнулась я, стараясь прогнать остатки ужаса. Вновь всё пошло совершенно не так, как хотелось.

Джек, поколебавшись, уложил пистолет на стол и склонил голову набок. Бросив сомневающийся взгляд на початую бутылку, кэп задал самый ожидаемый вопрос:

— Что ты здесь делаешь?

— Ты, похоже, не рад, — даже не пытаясь скрыть разочарования, проговорила я.

Вместо ответа Джекки резво поднялся, замешкался, качнувшись и скользнув пальцем по рукояти пистолета, и подошёл ко мне, оставив между нами меньше ярда. На его вопросительный взгляд я слегка развела руками. Упорно глядя прямо в глаза и тем самым заставляя дышать шумно и взволнованно, Воробей двумя пальцами ухватил меня за предплечье и сжал, пока я забавно не ойкнула. И только после этого успокоено выдохнул: «Хм». Выдохнула и я.

— Ну и, — с заинтересованной беззаботностью Джек упал обратно на стул и жестом предложил мне присесть на кровать, — поделишься рецептом чудесного спасения?

Мне послышалась в его голосе заведомая недоверчивость. В целом же кэп пребывал в чудесном расположении духа, к рому не прикладывался, пистолет убрать не торопился, но глядел доброжелательно, даже, показалось, несколько более, чем раньше.

— Ничего чудесного, — пожала я плечами, начиная тщательно заученную легенду. — Я очнулась на борту шхуны, меня подобрал торговец. Рану, как могли залечивали, благо лекарь толковый попался. Как только окрепла, направилась на ваши поиски и с чего-то решила, что наверняка встречу вас на Тортуге. — Усы на пиратском лице сложились сомневающейся дугой. Слегка улыбнувшись, я добавила: — Я бы показала шрам, но это скомпрометирует меня как порядочную девушку.

Кэп закачал головой, не сводя с меня глаз.

— Шхуна, значит? — переспросил он. — А как называется, не скажешь, а то вдруг посчастливится встретить…

— «Лисица».

— Угу, — протянул Воробей и продолжил испытывать моё самообладание изучающим взглядом. — Выпьешь? — Очертив восьмёрку, палец указал на ром.

— Нет, я… А где Джеймс? — Я хотела спросить это куда раньше: помешало навязчивое ощущение нахождения не в своей тарелке, как незваный гость.

Джек дёрнул бровью.

— Если бы я знал это, то был бы уже мёртв.

Я аж воздухом поперхнулась.

— Это, прости, как?

— А так, — с лёгким раздражением и в то же время удовольствием, что есть, кого укорить, пояснил пират, — что твой душка-капитан с чего-то решил, что именно я повинен во всех смертных грехах, в том, что нас повязали, и в особенности в твоей, как уже выяснилось, не-гибели, и потому вознамерился воздать мне по заслугам самым мучительным образом, смекаешь?

— Но при чём здесь ты, если виноват Смолл? — недоуменно спросила я.

— А при чём здесь Смолл? — непонимающе поднял плечи Воробей. Я только смятённо сдвинула брови. — Его там удар хватил, когда тебя… не пристрелили. — На этих словах я перестала окончательно что-либо понимать. — Зато из-за суматохи… ну и стоит признать, не без небольшой помощи удалось сделать ноги. И знаешь, мисси, не так обидно словить пулю от мундира, как от сбрендившего союзника! — гневно выплюнул кэп и в качестве доказательства с грохотом закинул на стол левую ногу, демонстрируя дыру в бриджах выше колена и свежий шрам.

Несмотря на полную растерянность внутренний голос остроумно заметил, что если бы Феникс хотел убить Джека Воробья, то давно бы это сделал.

— И что, — спустя полминуты осторожно спросила я, — ты просто засел здесь и решил спиться?

— Нет! — воскликнул кэп, точно задели его честь. — Я… у меня отдых. Здесь твой безумный мститель станет искать меня в последнюю очередь, так как это ведь очевидная глупость, заявиться в самый ожидаемый порт. Так что, да, отдых. Тортуга — лучшее для этого место!

— Серьёзно? — Я послала ему скептичный взгляд. — Ты когда последний раз за дверь выходил?

Джек задумался, приложив палец к подбородку.

— А какое сейчас число? — Я растерянно развела руками. — И вообще — я трезв! Почти.

— Да-да, — вздохнула я, — помню: «Я трезв, даже когда я пьян». — Кэп фыркнул и в доказательство правоты дыхнул в мою сторону. Я машинально отклонилась. — Тортуга теперь не лучшее место…

— Точно! — взмахнул пират руками и резко подался вперёд, отчего звякнули украшения в волосах. — Что-то такое припоминаю…

— «Что-то такое»?! — вспыхнула я. — Там военный корабль в гавани, в порту точно ураган пронёсся, часть судов затоплена, кругом портреты всех, кто в розыске, на площади повесили уже троих, одного затравили собаками на моих глазах, а ты называешь всё это «что-то такое»?! И вообще, где твой корабль? Команда?

Джек открыл рот, собираясь ответить, замер, прищурился, слегка повернул голову в сторону, а затем, выковыряв что-то из зубов, с уверенностью указал в угол за моей спиной: «Там». Если мне не изменяла память, «там», на другой стороне острова, была «дикая гавань» — значит, Джек Воробей не достиг категории совершенного безрассудства. И всё же, даже будучи с ним в одной комнате, наблюдая за отсутствием малейшего беспокойства насчёт королевских солдат в пиратском городе, я не ощущала себя в безопасности, и «Чёрная Жемчужина» показалась спасительной крепостью. Кроме того, даже несмотря на благожелательное равнодушие Дейви Джонса, я не могла ручаться, что при случайной (или нет) встрече с Джеком Воробьём всё закончится мирно.

— Джек, надо уходить.

Видимо, мой голос прозвучал достаточно безрадостно, чтобы капитан Воробей — неуместно довольный — согласился отправиться на «Жемчужину». Это всё, о чём я могла думать и на что надеяться, будто, чтобы разбирать ворох мыслей, крайне необходимо было найти надёжное убежище.

При всём напускном бахвальстве и бессовестном безразличии к происходящему на Тортуге Джек вёл себя весьма осмотрительно: начиная с того, что покинули мы таверну через заднюю дверь, и заканчивая предупредительно выставляемой рукой при малейшем постороннем звуке. Я семенила за ним следом, то и дело норовя «случайно» ткнуться в спину или задеть плечом, а в душе булькала странная смесь побитого счастья и устойчивой потерянности.

До окраины осталось чуть более полумили, вдалеке виднелась кучерявая кромка джунглей. Джекки продолжал затянувшуюся шутку, мол, мне в этом наряде только косы на плече не хватает, как вдруг и без того напряжённую тишину рассёк грозный окрик:

— Воробей!

От жуткого, словно бы трескающегося голоса живот стянуло испуганным спазмом. Джек вжал голову в плечи, разворачиваясь всем телом, как кот во время падения. И словно бы следуя за ним по инерции, развернулась и я, зашелестел плащ по сапогам, взгляд метнулся с Джековой треуголки к тени в переулке, подловил блеск пистолета, и ноги сами — до того, как пришло осознание, — толкнули меня в сторону кэпа, загораживая. В последний миг перед хлопнувшим по ушам выстрелом мушка пистолета дёрнулась влево. Пуля чиркнула Воробья по плечу: послышался по-настоящему испуганный, но при этом негромкий вопль.

— Прочь! — Существо — да, это было куда скорее диковинное существо, нежели человек — отшвырнуло один пистолет и тут же наставило другой. Голос хриплый, надрывный, больше похожий на человекоподобное рычание зверя, чем на речь. Пока капитан «Жемчужины» судорожно перебирал в уме, какую потустороннюю нежить умудрился потревожить, эта самая нежить сделала несколько тяжёлых шагов по направлению к нам. Джек впился мне в плечи, полностью скрываясь за спиной. Я же явственно представила, как пули дырявят Воробья сквозь мою тушку, и вскинула руки. — Убирайся! — рявкнул вроде как человек. — Сейчас же! — И в этом прозвучало явное предложение последнего шанса на спасение.

Луна подсветила сцену откуда-то сбоку, небрежно обрисовав затасканную одежду на нём в шаге от категории «лохмотья» и длинные — уже не волосы, а лохмы, сплетающиеся с густой щетиной. То, что со стороны было секундами, тянулось вечностью. Целую вечность я пыталась вытолкнуть язык наружу хоть с каким-то звуком; целую вечность встречала летящую в лицо раскалённую пулю. Целую вечность в панике на задворках разума скреблось отчаянно вопиющее осознание. Но рассудок капитулировал, и тогда оно схлопнуло лёгкие и заставило выплюнуть споткнувшееся о зубы и неверующее:

— Д-джеймс?

Мир исчез. Осталась лишь я и существо напротив — в котором с каждым мигом угадывалось всё больше знакомых черт.

— Боже… Джеймс! — Я протянула руки и, не чувствуя ног, поплелась навстречу, игнорируя уставившееся на меня дуло.

Он замер. Точно окаменел в одно мгновение. Даже ветер отступил.

Я одним движением отбросила капюшон. Пистолет стукнул о камень у сапог.

Этот взгляд был именно таким. Этот взгляд был обращён к призраку. Наполненный ужасом и надеждой.

— Джеймс… — то ли проговорила, то ли прошептала. Ладонь застыла в миллиметре от его руки. — Это я, Джеймс. — Я закрыла ладонями его руку и прижала к груди. — Это я.

— Ты погибла…

— Нет.

Глаза блестели. Не лазурные, не чёрные, стеклянные. Блестели лихорадочно, пробуждаясь.

— Диана?.. — Неверующее. Не услышала, по губам прочитала. Джеймс с опаской поднял руку к моему лицу, коснулся сначала осторожно. Я закрыла глаза, растворяясь в прикосновении шершавой ладони на щеке. Прикосновении скорее вопрошающем, но для меня — дающем уверенность. «Не сон». — Диана!.. — Полушёпот. Я подняла веки. Джеймс так отчаянно вглядывался в мои глаза, будто где-то на глубине радужки крылся ответ. Так же отчаянно я хваталась за каждый момент реальности. — Ты… — Ладонь резко скользнула по щеке. Пальцы в моей руке напряглись. Его взгляд скользнул за моё плечо, вернулся, вновь метнулся за спину и вновь заглянул в глаза. — Ты!.. — Мне не нужно было услышать его, чтобы понять.

— Нет!

Джеймс отчаянно закачал головой. Отступая. Убивая меня каждым шагом. Последнее прикосновение исчезло слишком быстро.

— Нет, Джеймс, нет! — Я помедлила буквально секунду, но Уитлокк растворился в ночи. — Джеймс!!! — заорала я, не боясь ничего, кроме его догадки.

С исчезновением Уитлокка время вернуло привычный бег. Вернулось окружение, заполненное стрёкотом насекомых и осуждающим перешёптыванием ветра в кронах.

— Знаешь, — объявился Джек за плечом и не продолжил, пока я к нему не обернулась, — я, правда, рад тебя видеть. — Я непонимающе моргнула и провела пальцами по горлу в попытке снять невидимую удавку. — Так, мисси, — кэп настороженно вытянулся и подхватил меня под руку, — а теперь нам пора.

На звук выстрелов и крики объявилось сразу несколько патрулей, и немыслимыми дорогами мы забрели куда-то, где, по словам Джека, искать станут в последнюю очередь. С оглушающим грохотом рушилось то, что едва начало строиться.

— Сожалеешь, верно? — с каким-то безрадостным пониманием спросил кэп спустя несколько часов тяжёлого молчания.

— Думаю, как исправить. — Он вопросительно изогнул бровь. Я устало вздохнула. — Джеймс решил, что мы сговорились, что всё обман… Утром я разыщу его, — решительно кивнула я. — Вечные недомолвки… Довольно.

— Не побоишься? — поинтересовался Джек, а я даже не сразу поняла, о чём именно он говорит.

— Сказать правду? С чего бы?

— Правда — штука неоднозначная, — заметил кэп, устраиваясь на мешке соломы и посылая мне чересчур понимающий взгляд. — Видишь ли, ты можешь сколь угодно долго говорить правду, которую не хотят слышать, и тебя будут называть лжецом. Но, — он качнул рукой, поморщившись от боли в ране, — скажи один раз ложь, которая всем понравится, и тебе поверят сразу же.

Долгий смурной взгляд буравил кэпа, требуя пояснений, и столь же долго пират его не замечал, удобнее умащивая на мешке свою пятую точку. Джек словно бы хотел мне что-то сказать, что-то донести, но, едва произносил первый звук, передумывал и уводил мысль в одному ему известные дебри.

— Завтра я иду в порт, — подытожила я.

— Ну, удачи. — Джек скрылся под треуголкой.

Утро настало слишком быстро, уснуть едва удалось. Несмотря на снисходительное недоверие к моим намерениям, Воробей отобрал плащ и отправился следом, делая вид, что ему просто по пути. Тортуга ожила, но жизнь эта не стоила и десятой доли того, что царило здесь раньше. На окраине солдат почти не встречалось, но взгляды прохожих заставляли нервно передёргивать плечами. Я не надеялась застать в полуразрушенном порту «Странника», гордо нависающего над британским военным кораблём, и, честно говоря, не имела ни малейшего понятия, с чего начинать.

На «Лисице» Джонса уже кто-то трудился. Я заблаговременно отвлекла внимание Джека, чтобы случайно не устроить ещё одну непредвиденную встречу.

— Значит, в этом твой план? — зашелестел Воробей, потеряв терпение спустя какое-то время. — Сидеть в развалинах и ждать знамения свыше?

— Никто тебя идти не просил, — буркнула я.

— Нет, но ты бы заблудилась, едва вышла, — я метнула в пирата рассерженный взгляд, — потому что дальше носа собственного не видишь. — Джек расцвёл издевательской улыбкой и взглядом указал туда, куда я всё это время смотрела.

Феникс смело направлялся к причалу. Именно Феникс — статный, суровый, решительный, по виду принадлежащий высшим чинам королевского флота, а не рядовым капитанам Берегового братства. За несколько часов с нашей встречи он преобразился, воистину восстал из пепла. Я бросилась наперерез, Джек нехотя следом.

— Джеймс! Надо поговорить.

Меня встретил отстранённо-сдержанный взгляд.

— Не вижу в этом необходимости.

— Надо! — настояла я. — Я всё объясню…

— Разве что-то неясно? — холодно спросил Уитлокк. Чуть позади него появилась хмурая, но заинтересованная физиономия Бойля.

Я выдохнула.

— Всё не так. Я понимаю, как это выглядело и что ты подумал, но правда в том, что я была ранена, меня подобрали в море, и я только вчера попала на Тортугу. — Даже для меня это прозвучало не очень убедительно. — Я искала вас, его, — взгляд скользнул на кэпа, — встретила первым, и ночью мы направлялись к «Жемчужине», чтобы… — Я осеклась, не зная, как продолжить.

— Верно, всё не так, — сухо согласился Уитлокк и запустил руку в карман. — Но это, — он достал клочок бумаги, — вложенное в закупоренную бутылку и привязанное к пустому бочонку многое проясняет.

Я сглотнула и с опаской взяла сложенный пополам листок. Джеймс не проявлял эмоций, а Джек тут же в нетерпении замер за моим плечом. Дыхание перехватило, стоило развернуть бумажку и узнать собственный почерк:

«Астору Деруа. Искомый камень у меня. Вы получите его в день новой луны у архипелага Искателей, где мы обсудим предложенный вами обмен».

— Если всё не так, — заговорил Уитлокк, — тогда отдай его и покончим с этим.

Я держала голову опущенной, боясь поднять взгляд, тупо уставившись на выведенные строчки, словно на заклинания на древнем, полузабытом тайном языке, что понимался не разумом, но подсознанием.

— Так, — вклинился до того помалкивавший кэп, — чувство вины, приятель, конечно, великолепный рычаг, но поступать так с дамой сердца?.. Да и с чего ты взял, что стекляшка именно в распоряжении её теряющихся от волнения ручек?

— Ну, конечно, — разочарованно отозвался Феникс, — отдай камень. Живо.

— И не подумаю! — запротестовал кэп.

Не колеблясь и долю секунды, Уитлокк указал дулом пистолета в лоб Джеку и взвёл курок. Я вскинула голову, роняя листок к ногам.

— Ты забыл, — процедил Феникс, — твоя жизнь принадлежит мне, я купил её за тысячу золотых здесь, на Тортуге.

— О! Ты этого не сделаешь! — с наигранной беспечностью отмахнулся Воробей.

— Уверен?

— Вот. — Я протянула раскрытую ладонь, на которой лежал завёрнутый в ткань Эфир Власти.

— Что ты делаешь? — возмутился Джек, пытавшийся уберечь меня от этой самой «глупости».

Уитлокк, забирая камень, убедился, что это именно он, и бросил на меня косой взгляд.

— Но я пойду с тобой, — твёрдо заявила я.

Феникс сунул сокровище во внутренний карман кителя.

— Нет, — сухо ответил он, — тебе больше нет места на борту «Призрачного Странника».

Эта фраза хлестнула больнее пощёчины. Джек буравил меня настойчивым взглядом, мол, ну что, доигралась? Звякнула кобура, и Уитлокк направился прочь, к ялику. Ветер принёс обрывок его приказа: «Пойдём к острову Полумесяца». Кэп тем временем захотел продолжить язвить на тему моей бессовестной недальновидности и способности всё портить, но в порт спустились солдаты, и публика живо рассеялась. Пока мы искали новое пристанище, я раз за разом прокручивала в голове момент, когда «Лисица» преодолевала первые мили между моим островом и Тортугой…


Голова шла кругом — в прямом и переносном смысле — то ли от радости, то ли вестибулярный аппарат расслабился в Тайнике. Мыслей было слишком много. Присев на ящик у борта, спиной к Джонсу, я отвернула рукав рубахи и через манжету вытащила Эфир из кармана. Обычный. Как и в тот момент, когда я последний раз глядела на него. Сердце отозвалось странной смесью разочарования и облегчения.

— Что, — от неожиданности я вздрогнула, резко закрывая ладонь, — понесёшь его Воробью? — Я уставилась на Джонса непонимающим взглядом. — Не замечать чего-то и молчать об этом — разные вещи, — с наставлением заметил он.

Конечно, было откровенной глупостью надеяться, что капитан не сложит два и два. В попытке отвлечь его от раздумий о Джеке Воробье я спросила с почтительной заинтересованностью:

— Вы разбираетесь, так и должно быть? Он просто…

Джонс многозначительно приподнял брови, обозначая мою некомпетентность в этом вопросе.

— Сила возвращается в камень после того, как очередной владелец прекращает своё существование в этом мире, и…

— Замирает в ожидании следующего… счастливого обладателя, — понимающе кивнула я. — Значит, всё ещё просто стекляшка…


— Боже, мой мозг скоро взорвётся! — Я в отчаянии схватилась за голову. — Не могу понять… что-то… Чёрт, мысли, как калейдоскоп: только узор сходится, как снова распадается… Ты меня вообще слушаешь? — Вдогонку возмущению поспешил укоризненный взгляд.

Воробей не слушал. Куда важнее ему было скрупулёзно рассматривать через окно собственный портрет на стене здания напротив. Даже кружка рома неприкаянная осталась в центре стола, прямо как мы — единственные посетители одной из многочисленных таверн.

— Ты невыносим… — беззлобно пробубнила я.

Пират дёрнул пальцем, не отводя взгляда.

— То есть теперь ты снизошла до того, чтобы попросить совета? Но теперь, прости, у меня другие планы.

— Это говоришь ты или твоё уязвлённое самолюбие? — хмуро парировала я. Джек тут же обернулся. — Если бы не я, капитан, твои планы закончились бы, так и не начавшись, на дне очередной бутылки… — Я осеклась, пропуская мимо ушей остроумный ответ Джека, и полностью сосредотачиваясь на мысли, что случайно попалась на крючок. — Я этого не делала! — излишне громко прозвучало восклицание. — Не делала… Джек, — быстро заговорила я, — это не моя записка, моей рукой, но я её не писала. Мне было незачем! Деруа и так знал о месте и времени совершения сделки! Мне незачем было отправлять ему это чёртово послание!.. Но… откуда тогда… Неважно! Это явно не просто так! Мы… мы должны остановить его, понимаешь? Надо!..

Я подорвалась с места, но кэп ухватил меня за руку и заставил сесть обратно. Всю мою тираду он выслушал со скептичным спокойствием и не выказал и десятой доли того волнения, что охватило меня, словно торнадо.

— Не торопись…

— Джек! — разгорячённо воззвала я. — Ты не понимаешь! Там же…

— Цыпа, угомонись, — сурово приказал он капитанским тоном, так что пришлось повиноваться. Тыкнув в меня двумя указательными пальцами, будто к стулу приклеил, Джек ускакал куда-то и тут же вернулся с кружкой в руке. «Издеваешься?!» — возмутился пылающий взгляд. — Мне на борту истерики ни к чему, смекаешь? — назидательно проговорил пират. Намёк на корабль несколько обнадёжил. — Давай, охлади пыл.

Я обречённо вздохнула и пригубила напиток. Джек приподнял брови, качнул подбородком. Пришлось выпить всё и залпом. На удивление, питье оказалось приятным, с оттенками трав, но при этом с тошнотворным послевкусием.

— Доволен? — всё с тем же запалом спросила я, с громким стуком опустив кружку. На загорелой пиратской физиономии засветилась широкая улыбка. — Можем уже идти?

— Да, сейчас, только заплачу, — нараспев отозвался кэп и исчез за спиной. И за ним почему-то стало растворяться всё видимое и осязаемое, а насмешливое «Ты же не платишь!» прозвучало, затихая и больше в мыслях, чем на языке.

Из таверны я выползла, и солнце по полуденному яркое ударило по глазам. Ноги несли куда-то вперёд или, быть может, в сторону — трудно сказать, ибо способность ориентироваться во времени и пространстве работать не желала. За очередным поворотом задела плечом кого-то в красном мундире, и вслед прилетело презрительное: «Тьфу, дрянь!». Тем не менее пусть и крайне медленно, но самосознание возвращалось, подобно паззлу собирались из фрагментов картины, чтобы я наконец выкрикнула:

— Мерзавец! — И злости в этом было куда меньше, нежели страха. Джек Воробей, бессовестный негодяй, избавился от меня, споил чем-то, чтобы, по своему обыкновению, решать всё самостоятельно, избранным способом, ведь и сам всё понял, но при этом так и не услышал всей правды.

Я ускорила шаг, перешла на бег и, не замечая ничего кругом, но попутно проклиная Джека, едва ли не кубарем скатилась в порт. Несбыточных надежд встретить ожидающий меня баркас или, чего доброго, «Жемчужину» под всеми парусами у меня не было. Был взволнованный внутренний голос, твердящий, как скороговорку: «Что же делать? Что теперь делать?», и, когда взгляд зацепил сероватый гафельный парус «Лисицы», ответ нашёлся. Всеми правдами и неправдами я-таки выудила из новобранца-матроса, где найти его капитана, и со всех ног бросилась в харчевню.

— Джонс! Нужна ваша помощь!

Если бы взглядом можно было убить, я уже была бы мертва. Крепкий моряк, что сидел напротив капитана, грозно повёл челюстью.

— Неужели ты не уяснила, когда… — начал Джонс крайне недружелюбно, но я смело перебила:

— Уяснила, уяснила! Но выхода у меня нет, так что…

— Убирайся, — отрезал он.

Я вперилась в него пылающим и вместе с тем молящим взглядом, но, даже вернув человеческий облик, Джонс всё ещё оставался дьяволом, бесчувственным к чаяниям окружающих. И всё же меня он недооценил: я не могла, не имела права сдаваться, а раз уж в данный момент Джонс со своей шхуной стал моим спасительным плотом, так просто ему было не отделаться. «Ладно», — выплюнула я и гневной походкой направилась в противоположный угол зала, где долго и упорно пыталась прожечь в нём дыру. Джонс при этом совершенно спокойно меня игнорировал: людей было немного, не замечать моё назойливое присутствие мог либо слепой, либо бездушный. Не зная, как ещё заставить Джонса снизойти до меня, я запела на мотив органной сонаты, что играл ещё капитан «Летучего Голландца»:

Йо-хо-хо, народ морской,

Ну-ка, не криви душой!

На плечах твоих вина,

И смерть тебе страшна.

Но я сдвину её срок,

Дам тебе ещё денёк,

Коль не хочешь на тот свет,

Служи мне сотню лет.

Ветра вой и стон глубин,

С морем ныне я един.

Дьявол мне и друг, и враг.

Команда часть корабля!

Не избавиться от мук,

Всюду слышен сердца стук.

Клятва данная крепка —

Кома…

Реакция последовала незамедлительная и резкая: я и очнуться не успела, как Дейви Джонс, впиваясь сильной рукой в шею чуть ли не до хруста позвонков, вышвырнул меня за двери, лбом впечатав в деревянную стену сарая.

— Вы чего?!

Он схватил меня за горло.

— Больше я этого не потерплю! — почти прорычал он, и голубые глаза его потемнели настолько, что во мне пробудился страх за собственную жизнь. — Ты пела это в Тайнике…

— Вовсе нет! — отчаянно захрипела я.

— …снова и снова, без остановки, каждый раз спрашивая, что в этом такого…

— Да я даже не знаю, откуда она в моей голове!

— …и теперь ты считаешь это хорошей затеей, повторить эту проклятую песню здесь и надеяться, что я не выпотрошу тебя?!

Со стороны я, наверняка, походила на загнанного кролика, трепыхающегося из последних сил в волчьей пасти. Прошло несколько секунд, прежде чем я пискнула:

— П-простите. Я, правда, не помню этого. И не знаю… — Джонс разжал ладонь, и я едва не упала ему в ноги. Уничижительно фыркнув, капитан направился прочь. — Я продолжу её петь! — Джонс тут же обернулся. — Если не поможете. — Он приблизился, заставляя меня судорожно искать эфес сабли. — Или я могу подать знак кое-кому.

— Ты мне больше нравилась тем куском сухаря в Тайнике. Советую для твоего же блага чаще оставаться бесстрастной.

— Хотите сказать, бездушной? Я была. И больше не хочу. Не хочу вернуть ни единый жалкий момент того состояния, ясно вам? Я не буду лгать, дело в Джеке Воробье и ещё множестве хороших людей, которые, так или иначе, из-за меня вот-вот угодят в ловушку. Всё так и задумывалось, но жертвой должны были быть не они, а те, кто теперь может захлопнуть этот чёртов капкан. Мне плевать сейчас на все предрассудки, нормы и морали! Но, если такое случится, я должна там быть. Там моё место. У архипелага Искателей. — Я прерывисто вдохнула. Да, ещё недавно мы говорили о начале новой жизни, а теперь я насильно тянула его к границам старой, но у меня не было выбора. — Пожалуйста, Джонс, сейчас вы мой единственный шанс и ещё — вы мне должны за спасение.

Неожиданно суровое лицо капитана просветлело от одобрительной и потому настораживающей улыбки. Он запрокинул голову, точно задумался, а потом испытующе глянул на меня:

— Хорошо, но, учти, я не подойду и на пушечный залп.

====== Глава XXXVII. Выбор. ======

Архипелаг Искателей был местом, где совершались сомнительные — даже по меркам Тортуги — сделки. Туда добирались те, кто искал встречи на свой страх и риск. Несколько крошечных островов — самый крупный из которых, остров Полумесяца, уместил бы только треть Иль-де-ля-Торту, — были разбросаны в шести милях к северо-востоку от пиратского порта, и, назначая там встречу Деруа, я знала, что никто не помешает; сказав Смоллу, намеревалась стравить их между собой. План, в сущности, имел право на существование, если бы всё не пошло наперекосяк.

Как бы шустро ни готовилась «Лисица» к внезапному отплытию, каждая секунда заставляла всё больше заламывать пальцы и всё отчаяннее твердить: «Только бы не было поздно». Я не могла усидеть на месте и готова была чуть ли не в паруса дуть. Джонс посмеивался, подробностей знать не хотел, довольствовался лишь тем, что у несносного Джека Воробья были все шансы отправиться в мир иной. И всё же за Джека я переживала несколько меньше, чем за Джеймса. Псевдо-записка Деруа, выведенная истинно моей рукой, абсолютно точно значила, как минимум, одно: на борту «Странника» предатель. От этой мысли холодела спина и сжимались кулаки.

Я знала, нам не успеть, не догнать ни «Жемчужину», ни «Странника» час ли между нами или только его четверть, главное — чтобы не было слишком поздно. Но, увы, прежде чем над морем поднялись неровности архипелага, в небо на горизонте устремились клубы дыма. Сердце громко и часто отбивало ритм рушащихся надежд.

— Вот так зрелище! — довольно оскалился Дэйви Джонс, услужливо предлагая подзорную трубу.

Пальцы только сильнее впились в трос. Отчего-то думалось, что если не смотреть, не давать возможность поверить глазам, то и происходящее не станет таким уж достоверным и неумолимо опасным. Отсрочка момента была недолгой, и вскоре происходящее можно было разглядеть невооружённым глазом, вернее, то, что не застил густой дым.

«Чёрную Жемчужину» я опознала сразу же: периодически прорываясь сквозь пелену, она яростно выплёвывала в противника раскалённые ядра. Грохот пушек не утихал. Пылали мачты — корабля небольшого, скорее брига. Но стоило только обрадованно выдохнуть, дым слегка рассеялся, являя идущего на таран «Призрачного Странника» — и противостояли ему не патрульные, а вполне себе боевые корабли. Два на два, плюс недобитый, но юркий бриг.

Джонс решил приободрить:

— Мёртвой ты мне нравилась больше. Собственно, как и Воробей. Передашь ему привет на том свете.

Убавили паруса, приближались с опаской, не желая впутывать шхуну в битву титанов. В какое-то мгновение капитан отдал приказ к развороту.

— А, чёрт тебя подери, Джонс! — вскричала я, взлетая на планшир. Поколебавшись с секунду, я постаралась красиво и как можно дальше прыгнуть. Морская вода мигом попала в нос, защипало глаза. Вынырнув и жадно хватанув воздух, я со всей прытью, на какую вообще была способна, устремилась к кружащим в смертельном вальсе кораблям.

Морской экс-дьявол не соврал, что не приблизится к врагам и на две сотни ярдов, до которых мы сумели сторговаться. Позади осталась едва ли четверть пути, а маячок покидавших тело сил звенел всё явственнее. Дыхание сбилось. Волны, как назло, не помогали плыть, а лишь подальше оттаскивали от места битвы, словно намекали, мол, не твоё дело.

Ну, уж нет! Ещё как моё! Я перевернулась на спину, изображая морского котика, и глянула в последний раз на палубу «Лисицы». Казалось, Джонс с весёлой и недоверчивой ухмылкой наблюдал за моими потугами спасти всех и вся, и зрелище, похоже, было жалким.

Дальше. Надо плыть дальше! Стоило развернуться, и от испуга я полностью ушла под воду, изрядно глотнув солёного эфира. Вдребезги разнося волны и покачивающиеся на них обломки, на меня неслась «Чёрная Жемчужина» — прекрасная в своей мощи. «Весёлый Роджер» ехидно хлопал на ветру саблями. Я растерялась, не зная, в какую именно сторону не успевать уплыть. Но фрегат совершил манёвр. Загудел гик, со свистом проносясь к левому борту. Меня подбросило на волнах. Когда я очередной раз вынырнула из-под воды, отхаркивая воду, громыхнул залп. С «Жемчужины» взмыл фонтан обломков, крови и брани. С борта со стоном плюхнулась пушка. Звонкий треск, и в полуметре ухнул канат, толщиной в две руки. Я уж было обрадовалась, что меня заметили, и вцепилась в него, чем только могла. Но, увы, это был не спасательный конец — а перебитый бизань-штаг. С палубы «Жемчужины» громыхнул дружный залп, заставивший все органы внутри подпрыгнуть. Фрегат разворачивался для новой атаки. Бок о бок с ним встал «Призрачный Странник», прикрывая «боевую подругу» огнём с носовых орудий.

Меня тащило на канате, как глупого малька, заглотившего приманку: волны давали пощёчины, обломки скребли по рукам, будто бы пытались ухватиться и вместе со мной вернуться на корабль, на своё место. Зубы скрежетали, ладони горели огнём, но я ползла наверх — как муравей над ручьём, ухватившись за стебелёк. В дыму невозможно было ориентироваться. Я видела лишь одну цель — перебитый фальшборт «Чёрной Жемчужины» — недосягаемо вверху. Вдруг ноги поймали опору, уже и не важно, что. Сапоги скользили по смольному борту, отталкивались, подгоняли. И вот, наконец, рука ухватилась за палубу сквозь шпигаты. Я подтянулась, перевалилась через фальшборт и загремела на шканцы, как мешок с костями. Пепел, щепки и размытая взбешёнными волнами кровь. Кое-как собрав конечности, я поднялась, обессилено припадая спиной к фальшборту.

Глаза так и застыли, распахнутые до рези. Вместо крика — вдох сквозь кашель. На меня смотрел ослепляющий свежей краской правый борт корабля с тремя рядами разинувших пасти портов, из них, словно языки, торчали чёрные жерла пушек. Затрепетал на ветру французский серовато-белый флаг, точно на прощание.

— Боже…

Канонада распалась на десятки залпов. Я закрыла руками голову, заскользили сапоги, отталкиваясь от борта. Первое ядро пробило обшивку, корабль вздрогнул. Спотыкаясь, уклоняясь от раздирающих кожу обломков, я кинулась к грот-мачте. Осталась всего пара шагов. На палубу обрушился сотрясающий лёгкие грохот. Точно щепку, меня отбросило в сторону, следом в спину прилетела доска. Вырвался вопль — истязающий горло и совершенно неслышный. Ползком, захлёбываясь от слез, я карабкалась по накренившейся палубе. В поднявшейся суматохе мне едва не размозжили голову сапогом. Кто-то упал рядом. Я вжалась в неохватный ствол мачты, зажмурилась, закрывая уши. И закричала. Яростный грохот орудий раздирал нутро. Осыпало фонтаном мелких обломков. Я всё кричала, пока канонаду не накрыла внезапная темнота…

Я закашлялась. Из левой брови, через глаз, стекала тонкая дорожка крови. Мир предстал размытым. По крайней мере, я была живой, хоть и основательно оглохшей. Дышать было трудно, будто я загремела на спину с приличной высоты. Ноги держали, тело шло мелкой дрожью. Взгляд рассеяно плыл по затянутой дымом палубе. Я сделала шаг, другой. И вдруг пелена гари выплюнула человека: он рухнул мне в ноги, захлёбываясь в крови, а следом выпрыгнул разъярённый боцман «Жемчужины». Я едва успела пригнуться и тем самым сохранить голову на плечах. Боцман что-то рявкнул и исчез. Взгляд медленно поплыл следом. А ведь сказал он что-то знакомое, что-то понятное и, по всей видимости, важное…

Абордаж!

Солдаты Деруа хлынули на палубу, как обезумевшие крысы. Убивая без разбору, без замешательства, с сумасшедшим огнём в глазах, будто дело было в персональной вендетте. Доза адреналина и наставленное ружье мигом привели в чувство. Я метнулась за мачту, попутно выхватывая саблю, и, звякнув клинком о ствол, полоснула солдата по груди. Глядеть по сторонам было некогда.

Перепрыгнув через обломок планшира, я блокировала удар — француз едва не пригвоздил штыком одного из пиратов. В меня впился озлобленный взгляд, штык надавил сильнее. Я стиснула зубы, ухватилась второй рукой и откинула ружье. Француз отступил, умело, как жонглёр, развернул ружье так, что сшиб меня на палубу. Но порадоваться не успел — словил пулю. Я так и не успела подняться, только отпрыгнуть на четвереньках от выстрела. Надо мной навис тяжеловес с топором в руке. И отбилась я первым, что попалось — сковородой. И больше её не выпускала.

Отпор французам дали славный. В короткий миг, когда противник отступил, и я жадно глотала воздух, взгляд впервые поймал «Призрачный Странник», при этом ошарашенно отъехала книзу челюсть. К «Жемчужине» с фланга направлялся другой, незнакомый фрегат, а французский корабль переключился на «Странника». На его борту кипела жаркая битва, и её королём, бесспорно, был Феникс. В подобной суматохе мне вряд ли удалось бы его отыскать, если бы не огонь. Над полуютом болтался объятый пламенем крюйс-марсель, рядом в попытке то ли потушить, то ли обрубить тросы суетились матросы. Защитой от абордажных сабель им был капитан: Уитлокк не пропускал ни единого врага дальше пары ярдов от трапа — двое ли их было или больше. На длинных полах капитанского кителя расползалось пламя, и при каждом молниеносном выпаде огненный язык взметался кверху. На полуют взлетели двое. Нырнув под саблю, Феникс оттолкнул первого, блокировал штык второго, в развороте через спину сорвал с себя горящий китель, не глядя и при этом совершенно точно метнул его в лицо первому. Тот в панике отступил. Свободной рукой Уитлокк буквально вырвал ружье у француза и, не дав опомниться, отправил в нокаут. Со спины попытался прыгнуть другой — и тут же напоролся на предупредительно выставленную шпагу. Тем временем моряки управились с парусом.

На всю эту сцену, что длилась менее минуты, я таращилась бесконечно удивлёнными глазами, подобно ребёнку, впервые попавшему на программу «Цирка дю солей». Что-то восхищённое просилось на язык, тело неосознанно подалось вперёд — и тут нечто мелькнуло среди обломков. Лёгкое оцепенение тут же лопнуло, как пузырь. Капитан Джек Воробей вприпрыжку нёсся к носу «Жемчужины», не обращая внимания ни на членов команды, ни на уцелевших противников. Вражеский фрегат с потускневшей синей краской на бортах приближался наперерез, чтобы, повернув, зайти с правого борта и финальным залпом добить корабль о чёрных парусах. И, учитывая, что носовых орудий на «Чёрной Жемчужине» не было, манёвр её капитана выглядел более чем странно.

— Что за?.. — Джек пулей взлетел по бушприту на нижнюю рею, с ловкостью мартышки перебрался на его край и с удивительной точностью, будто до того провёл с полтора десятка сложных математических расчётов, прыгнул — и угодил на кормовой руслень корабля, проходящего в опасной близости. И затем, как паук, принялся карабкаться к кормовому балкону.

Взгляд метнулся к «Страннику». Бой на его борту кипел выстрелами и звоном клинков, но пираты задали врагу трёпку: я при своих умениях вряд ли оказалась бы ценным помощником, и Уитлокк уж явно справится без меня. А вот Воробей, определённо, что-то задумал.

«Дело-то плёвое!» — решила самоуверенная часть меня, пока я во весь опор мчалась к противоположному борту. Мозг работал на опережение, и вот я уже, вцепившись в невесть где пойманный трос, сиганула с фальшборта. «И правда!» — обрадовалась я — но только на одно мгновение, а в следующее сильный удар о перила балкона выбил весь воздух из лёгких. Канат выскользнул. Вырвался испуганный возглас. Рука чудом ухватилась за перекладину. Сапогиникак не могли отыскать опору, а в воду во время морского сражения никак не хотелось. Наконец нога нащупала крошечный выступ, через боль удалось подтянуться, перехватить рукой повыше и затем перевалиться на палубу. Сквозь стон прорвался сиплый нервный смешок. «Некогда разлёживаться!» На трясущихся ногах, оголяя саблю, я ввалилась в каюту. Только и успела, что вскрикнуть и вжать голову: Джек среагировал моментально, и выстрелом выбило перекрестие между дверных стёкол.

— Какого чёрта? — взвизгнула я.

Воробей возмущённо потряс пистолетом.

— Именно! Что ты тут забыла?

Я выдохнула.

— За выпивку поблагодарить хотела! Тебе тот же вопрос. — И следом взгляд наткнулся на вырезанный по дереву герб на шкатулке на столе. — Испанский… — Я подняла глаза на кэпа. — Анжелика? — Он неопределённо качнул головой и продолжил прерванное занятие — потрошить сундучок с кружевным бельём. На первый взгляд, идея выглядела безумно. А ещё эгоистично и вместе с тем вполне резонно: если, конечно, я правильно поняла намерения Джека, и он в разгар боя пробрался в каюту Анжелики Тич не за тем, чтобы раздобыть пару кружевных платочков. — Кукла? Ты её ищешь? — Вместо ответа над пиратской спиной взмыл ворох бумаг. Я попыталась взять себя в руки, бегло оглядела каюту и выдвинула ящик стола — он был ближе всего.

— Уже смотрел, — бросил кэп.

— А где?..

Воробей замер, насторожился, словно бы среди окружающего грохота, урагана криков и пальбы услышал какой-то особенный шум.

— Давай, сюда, живо! — Я тут же оказалась рядом. Джек вставил в ручки дверей какую-то железяку и с моей помощью перегородил выход массивным книжным шкафом. Удовлетворённо кивнув, пират поставил мои руки на одну из полок: — Смотри не отпускай!

Капитан Воробей продолжил устраивать хаос в каюте, я подпирала собой шкаф, прислушиваясь к звукам снаружи и сознавая, что они постепенно становятся всё агрессивнее. В стену со злостью полетел серебряный поднос.

— Джек, — двери будто кто-то толкнул, я слегка присела, — почему ты думаешь, что кукла не при ней?

— Анжелика самоуверенная, но не глупая, — отозвался он откуда-то из-за комода.

Послышались крики. Хлопнули быстрые выстрелы. Шкаф вздрогнул. Джекки обернулся ко мне с немым вопросом. Я кивнула и подумала, но так и не сказала: «Давай скорее!». Нас, определённо, раскрыли. Как капитан «Жемчужины» всё яростнее крушил обстановку каюты, так и попытки пробиться из-за заблокированных дверей становились всё активнее. Дело плохо, мы оба это понимали. Неизвестно, что происходило за бортом, и служило ли наступившее затишье добрым знаком. Несколько пуль пробило переборку. Петли и доски натужно скрипели. Внезапно двери сотряс мощный удар: меня оттолкнуло, шкаф покачнулся.

— Думаешь, это всё ещё хорошая затея? — с нервной усмешкой спросила я, вновь подпирая шкаф.

Джек шевельнул плечом, вытряхивая содержимое ящика стола: все его движения становились более резкими, дёрганными, грубыми.

— Нет, но… — Я подпрыгнула от удара и со злостью пнула шкаф в ответ, сильнее впиваясь в него руками. — Знаешь, похоже, самое время… — По полу зазвенели монеты. — Видимо, всё же стоит сказать…

— Чтоб вы там ромом траванулись, мерзавцы мундирные! — злобно заорала я в двери.

— Диана, я помню тебя.

Я обернулась на секунду.

— Вот так новость! — выскочил саркастический смешок. — Протрезвел, что ли?

Из-за спины прозвучало вкрадчиво, с лёгкой улыбкой и осторожностью:

— Помню девчонку с ошалелыми глазами, у неё сабля торчала меж рёбер, а волновала её горящая грот-мачта… — Взгляд застыл на пляшущей под напором из-за дверей толстенной книге в кожаной потрёпанной обложке. Ладони, впившиеся в полку, онемели, художественная резьба набила шишку на коленке. — Ну, впрочем, ты же и так это поняла, верно? Просто не хотела признавать…

— Ч-что… что ты сказал? — прохрипела я, медленно оборачиваясь. Лицо его было серьёзно, напряжено, глаза подсвечивала улыбка. Джек приподнял брови и, слегка разведя руками, перебрал пальцами, мол, что слышала. В горле с трудом протолкнулся ком. — Как… — воздуха не хватало, — как давно?

— Ну, видишь ли, всё не так просто… — начал Воробей, переключаясь на ворох бумаг на столе.

— Когда?!

Джек встрепенулся и замер. Карие глазищи — то ли виноватые, то ли извиняющиеся — прилипли ко мне долгим елозящим взглядом.

— Ты упала на меня. — Я шумно выдохнула. — На острове, — выдавил кэп и, отклонившись, точно испугался моих глаз, затараторил: — На острове Креста. Это было точно видения, скорее не воспоминания, а миражи, бред, я всерьёз думал, что сбрендил…

Меня словно шибанули той самой сковородой, что я ещё недавно отбивалась от французов. Я отступила, шкаф тут же запрыгал под ударами. Воробей подлетел, толчком впечатывая его обратно. Глаза остекленели, взгляд застрял где-то в дальнем углу каюты.

— И говоришь ты это только сейчас? — спокойно спросила я. Видимо, слишком спокойно, потому что Джек ответил с небывалой искренностью:

— Согласен, момент не самый подходящий, но упорство наших друзей заставляет подумать, что другого может не представиться. — Его перебил ряд выстрелов. — Лучше поздно, чем никогда, верно?

Я думала, что задохнусь. От мыслей и чувств. Они, точно внезапно сошедшая лавина, крушили меня изнутри. Бесчисленное множество — разных, противоположных, обуревающих с неистовой силой, подменяющих сознание кипящим варевом эмоций.

— Мерзавец!!! — Воздух свистнул под саблей. Джек отпрыгнул, но по сапогу звякнула отсечённая с прядью подвеска.

— Что ты?! — испуганно воскликнул Воробей, пятясь к окну.

— Я! Тебя! Лично! Акулам! На обед! Нашинкую! — Вдогонку каждому слову летел слепой удар саблей наотмашь. Кэп подпрыгивал и нырял под саблю, но клинок всё равно царапнул его по плечу.

— Тебе надо успокоиться, дорогуш… А-а-а! — вскрикнул он, ловя лбом толстенный фолиант.

— Всё это время! — Сабля прогудела над пиратской треуголкой.

Загрохотал шкаф. Кэп вывернулся, скользнул под рукой и навалился на него.

— Говорю же! — пылко воскликнул он. — Всё не так просто, дорогая!

— Бесчестный обманщик!

— Разве бывают честные? — Я взревела. Пират, сожалея, шикнул. — Я не был уверен, любовь моя-а-а! — Сабля рубанула вертикальную доску, где мгновение назад ещё была его рука. Воробей метнулся к столу. — Давай, давай поговорим, а? — Что-то затрещало. — Только после, — он тряхнул пальцами в сторону двери, — всего этого, идёт? — Засверкала золотом заигрывающая обольстительная улыбка.

— После всего этого я придушу тебя, Джек Воробей!

Я гоняла его по каюте, как юркую птицу по клетке, с одним намерением — загнать в угол. Кэп наворачивал круги вокруг стола, едва успевая уклоняться от клинка и пытаясь воззвать к моему состраданию, благоразумию и ещё многим прекрасным чертам характера, которых, как оказалось, у меня бесконечное множество. А кроме того, умудрялся периодически придерживать шкаф.

Я запрыгнула на сундук. Джек примирительно выставил руки.

— Диана, нет. Потом же жалеть будешь, я тебя знаю!

— Ах ты! — Я замахнулась, но руку опустить так и не смогла: лезвие застряло меж досок над головой.

Воробей обрадованно хихикнул и, отпрыгивая от моего пинка, припал к шкафу у дверей. Я остервенело дёргала эфес, проклинала, горячилась. Джек читал успокаивающие нотации. Гневный огонь утихал, но желание взбучки не угасло. Всем весом я налегла на рукоять. Дёрнула раз, другой. Клинок скрипнул, пошёл вниз, выламывая доску. И с лёгким стуком к ногам упала деревянная кукла с красной банданой и нарисованными углём усами и бородкой.

Левая рука боязливо коснулась, отступила и бережно подобрала куклу.

— Джек… — Я подняла на него глаза, но больше не успела вымолвить ни слова. Ни слова подумать. Всё, что осталось от меня, блаженство на грани беспомощного сумасшествия. Блаженство, от которого, подрагивая, закрылись глаза, и тело охватил пламень — страстной нежности, какого-то совершенно невероятного, невозможного восторга, заставляющего сердце колотиться с гулким отзвуком. И мир растворился от прикосновения любимых губ, от поцелуя, что казался несбыточной мечтой. Я сдалась ему. И даже если бы в следующую секунду нас изрешетили ружейные выстрелы, мне нужен был каждый миг промедления. Каждый миг Джека Воробья.

Постепенно сознание прояснялось. Опьяневший взгляд скользил туда-сюда, такой же отрешённый, как и недоулыбка, боящаяся спугнуть сладкое послевкусие. Рвано вдохнув, я приложила левую руку к губам, будто стараясь удержать исчезнувший поцелуй. Пальцы скользнули по влажной коже, задержались…

Я резко выставила ладонь перед собой. Глянула под ноги. И снова на руку. Ничего! Воробей стащил чёртову куклу! И тут же, протрезвев, взгляд вперился в зияющую дыру, что осталась от шкафа, дверей и части переборки. Я прорычала что-то неразборчивое и куда больше радостное, чем гневное, потому что реальность, в которой капитан Джек Воробей околдовывает девушку и использует этот момент в личных коварных целях, — как пить дать настоящая. С трудом управляя разомлевшим телом, я вывалилась из каюты, покрутила головой, и, взлетев по трапу на полуют, столкнулась с Джеком. Вернее, с пистолетом в его руке.

— Уходи, — с какой-то полуживой интонацией проговорил кэп.

Я смело заглянула в наставленное на меня дуло и усмехнулась.

— И не подумаю!

— Прошу, уйди, — с посылом повторил Джекки. За шоколадно-карей радужкой глаз проглядывали золотистые всполохи гневного пламени.

— Ну нет, — закачала я головой, — ты не выстрелишь.

— Уверена? — прозвучало со стороны. Мой взгляд мгновенно наполнился ненавистью. Анжелика неспешно направилась к нам от противоположного борта. Густую смольную шевелюру развевал ветер, поблёскивал хрусталь серёг. Тич издевательски улыбнулась и играючи, как безделушку, показала куклу в руке. — Вот, значит, ты какая? — По мне прошёлся придирчивый оценивающий взгляд тёмных глаз, после которого захотелось отряхнуться. Анжелика подошла к Воробью вплотную и, не отводя взгляда, словно в танце поведя рукой, сняла с него треуголку. — Всё ещё влюблённая, очарованная. Всё ещё веришь ему и ошибочно полагаешь, что единственная и неповторимая, кому может поверить Джек. — Она сочувственно улыбнулась и надела шляпу на себя. — А всё, что не сходится с твоей верой, за правду не считаешь. Я угадала?

Я с болью взглянула на Джека, лишившегося главной ценности — свободы, и с довольством всковырнула тлеющие огни гнева, представляя, с какой радостью сотру с лица испанки эту всезнающую снисходительную ухмылку и какую взбучку потому устрою Воробью, за то, что он умудрился допустить этот весьма неподходящий моему настроению момент.

— Кхм, ну нет. Прости, — обратилась я к Джеку, хоть и глядела на Тич, — к нему у меня очень много вопросов, поверь, но сначала — ты! — Я рывком отобрала у кэпа пистолет и шибанула им его по голове: ненавидя себя, но понимая, что это лучший выход.

И всё же надежды поставить Анжелику Тич на место и со спокойным сердцем идти почивать на лаврах не оправдались. Меня потряхивало, о сдержанной концентрации не было и речи. Как рассеянный полуслепой кузнечик, я скакала по палубе полуюта, то ли защищаясь, то ли нападая — никто так и не понял. Анжелика, остановив всех, кто порывался вступить в бой, с профессиональным хладнокровием гоняла меня вокруг штурвала, посмеивалась, и лишь в редкий момент моего удачного выпада в её глазах проблеском мелькало удивление. Краем глаза я подметила, как Джекки зашевелился и попытался подняться. Сабля Тич высекла искру о мой клинок и зацепила по руке чуть выше локтя. Не успела я опомниться, как оказалась у самого фальшборта, отбиваясь от её ударов, как от назойливой мухи. «Зараза!» — я с силой рубанула испанскую саблю, из-за этого качнулась вперёд. Анжелика перехватила мою руку, замахнулась. Я метнулась назад, что-то попало под ноги, и через секунду меня накрыло волной.

Море почти сразу же вытолкнуло меня на поверхность. Сабля пошла ко дну, сапоги тоже тянули вниз. Испанский корабль «La Presciencia de Dios» мерно удалялся. Сквозь мой частый кашель послышалось близкое фырканье. Джек поймал меня радостным взглядом, я подплыла и тут же влепила ему звонкую пощёчину.

— За что это? — возмутился кэп. Я метнула в него жгучий взгляд, и пират понимающе скис.

Видимо, победа в сражении была за пиратами: «Людовик», корабль Деруа, уходил следом за Анжеликой. От брига остались только шипящие обломки.

Злиться на Джека Воробья в тот момент не было ни сил, ни желания, хоть и поступил он как заправская свинья. И стребовать с него все ответы и законные извинения я планировала чуть позже, когда глаза перестанут сверкать от чрезмерного и вроде как не совсем уместного счастья.

От соли свежие раны пылали огнём. К счастью, спасительный трос, то ли брошенный, то ли упавший с «Призрачного Странника», оказался в приятной близости. Я неловко грохнулась на палубу неподалёку от грот-мачты, охнула сквозь смех, глядя на недовольного Джека, что хмурился, будто кот, упавший в ванную, а затем всё же решительно поднялась.

Оставалось одно крайне важное дело: оттягивать разговор с Джеймсом было бы бессовестно непростительно, недомолвки нас всех и так завели невозвратимо далеко. Уитлокк стоял около штурвала, спиной ко мне. На полуюте тлели остатки крюйс-марселя: мачту спасли.

— Джеймс! — окликнула я, взбегая по ступенькам, и у верхней, как назло, споткнулась.

Уитлокк медленно обернулся, правая рука касалась шеи с левой стороны. Я направилась к нему. В его глазах отразилось нечто странное: смесь радостного удивления, невысказанного вопроса и сожаления.

— Диана… — Он сделал шаг, протянул руки, точно для объятий, и я подалась навстречу. Вдруг лазурные глаза расширились. Он начал падать, беззвучно, на колени, и я едва успела подхватить его у самых досок.

— Джеймс! — Я перевернула его на спину. Взгляд засуетился, заметался. — Джеймс, что?! — Его глаза застыли на небе, будто пытались разглядеть что-то неимоверно далёкое. Рука метнулась к ране на шее: всего лишь царапина. — Джеймс! На помощь! Кто-нибудь! — во все горло заорала я, чувствуя, словно осталась одна во всей Вселенной. Я коснулась его щеки, заглянула в лицо. — Слышишь меня! Джеймс! — Рука соскользнула на грудь, и ужас пронзил в самое сердце. — Нет, Джеймс! — не веря тому, чего не чувствовала, закричала я. — Помогите!!!

Подлетел Барто, грубо отпихнул.

— Не дышит… — прохрипел старик.

— Ч-что? Нет, нет, нет, нет… Джеймс, не смей! Не смей, слышишь!

Я разорвала его жилет, рубаху. Руки судорожно пытались отыскать причину — пулю, след клинка. Хоть что-нибудь. Ран не было. Его словно бы сразила невидимая сила, и я поняла, но не захотела признавать, что не смогу её побороть. Охваченный лихорадочной паникой мозг с трудом сознавал происходящее. Но откликнулась какая-то его часть, что обучилась действовать хладнокровно в любой ситуации.

Сердце сжалось, я забыла, как дышать, открестилась от окружения. Полумеханический голос из далёкого прошлого равнодушно диктовал: запрокинуть голову, отыскать место соединения рёбер, два пальца вверх, одну руку поверх другой, считать. «Раз, два, три…»

Чьи-то руки обхватили меня за плечи, попытались оттащить.

— Ну всё, тише…

В ответ сквозь всхлип, надрывно:

— Я пытаюсь его спасти!

Снова считать. Надавливать. Считать. Слезы застилали глаза. Цифры сквозь шёпот переходили в рёв раненного зверя. Тридцать. Вдох. Снова вдох. «Раз. Два. Три. Четыре…» До бесконечности. Не останавливаться, не сдаваться! Счёт сбивался. Руки немели. В замерших расширенных зрачках в обрамлении яркой голубой радужки отражался свободно трепещущийся на ветру флаг: золотисто-огненный феникс в темно-алом поле.

Кто-то вновь попытался меня унять, и сил сопротивляться уже не осталось. Я обхватила Джеймса за руку — тёплую и шершавую от мозолей, упёрлась головой в грудь.

— Пожалуйста, Джеймс! Мы не должны сдаваться! Прошу тебя, вернись! — задыхаясь слезами. — Слышишь меня?! История ещё не кончена! Джеймс… Джеймс!!! — то ли вой, то ли хрип, то ли стон из-под воды, захлёбывающийся и жалкий в своём отчаянии.

Горячая тяжёлая рука легла на плечо.

— Умер он, — сухо, отстранённо констатировал голос. Я хотела посмотреть Барто в глаза, убедиться, что не дьявол, издеваясь, произносит эти слова со знакомой хрипотцой, но взгляд зацепился за блеск металла чуть дальше на досках. Идеально гладкое изящное лезвие, длинный тонкий клинок и гарда в виде роскошного павлиньего хвоста. Я резко отшатнулась, отползла, под звук голоса старпома: — Это яд.

«— …Превосходное оружие! — обрадованно хохотнул Астор Деруа; чёрные глаза глянули с несвойственной благодарностью. — А у меня так много врагов…

— Мне всё равно, кого из них она убьёт».

Зажмурилась, закрыла уши руками, сжалась, но собственный голос зазвучал только громче со страниц прошлого — стало только больнее. Сквозь пелену донеслось: «Могло помочь разве что чудо».

Я вскинула голову, слёзы скатились по щекам. Никаких чудес могло не существовать. Никакой магии, никаких волшебных поцелуев. Но это не отменяло надежды, отчаянного упования на последний, единственный шанс — был ли он чудом или неминуемой закономерностью.

Я поднялась, дрожа, едва не падая, бросилась вниз, на миг встретилась с карими глазами и не смогла выдержать этот взгляд, то ли прошептала, то ли подумала: «Не ходи». Хлопнули двери каюты, щёлкнул замок.

— Калипсо! — Я рухнула на колени. — Калипсо, прошу! Прошу приди!

— Ни к чему так кричать, дитя. — Голос глубокий, отстранённый. Взгляд больших глаз, в которых будто растворилась темнота, снисходительно опустился ко мне.

— Д-джеймс… — Голос дрогнул, кольнуло страхом, будто само имя могло разбиться, словно хрусталь. — Он…

Богиня двинула бровью.

— Я предупреждала.

В тишине бесконечным гулом сотен голосов зазвучало: «Погубить одного, чтобы спасти другого. Это будет твой выбор». Потерянный взгляд застыл на широком лице. Мне не хотелось слышать, не хотелось признавать, не хотелось понимать. Эти слова были об этом самом дне. Об этом самом моменте.

— Умоляю, — прошептала я, воздевая руки, — прошу, верни его. Верни Джеймса.

— О, — сочувственно выдохнула она, качая головой, — я не могу.

— Нет-нет, ты можешь, я знаю, — я подавила подступающий комок рыданий, — ведь тогда ты… ты вернула Барбоссу! — с мольбой и настойчивостью воскликнула я.

— Не могу, потому что не хочу, — вкрадчиво уточнила Калипсо.

— Наша сделка! — Я показала отметку на запястье. — Я сделаю всё, что ты захочешь! Камень! Я отдам тебе его! Я-а-а… я отыщу второй! Только умоляю, умоляю, спаси его!

По щекам вновь скользили слёзы. На мои мольбы богиня нетерпеливо качала головой.

— Встань, — приказала она, и, когда я повиновалась, острый взгляд вонзился в меня невидимым кинжалом. — Зачем портить то, что мне едва удалось исправить? — Она будто бы действительно ждала от меня ответа, даже не просто ответа, а объяснения. Я неровно вдохнула, пытаясь разобрать смысл её слов. Считав тени явного непонимания, Калипсо презрительно фыркнула: — Вы, люди, отвратительно самонадеянны! Неужто ты и впрямь решила, что, — она усмехнулась, — Вселенная или Судьба возлагает на тебя какие-то надежды, потому и отправила сюда?

— Мне помогли… — пролепетала я.

— Да, конечно, потомственная и бескорыстная ведьма? Это было даже забавно.

Всё это её, и вправду, веселило: моя боль, отчаяние, беспомощность.

— Так это была ты. — Признать оказалось нетрудно, будто я уже и так это знала, просто не обращала внимания.

Калипсо заговорила с презрительным раздражением:

— Всему в мире есть своё место. Даже тебе. То, что тебя в первый раз занесло сюда какой-то неведомой силой, вовсе не значит, что ты тут вообще нужна. Ты не должна была оказаться здесь. Никогда. Миры не должны пересекаться, только соприкасаться. Но ты явилась. И умудрилась нарушить ход событий, запустила цепочку того, чего не должно было произойти — точно слон в посудной лавке! И ущерб устранять обязана я. Неблагодарная работа…

— Ущерб?

— Из-за тебя люди изменили предначертанной судьбе. Мне пришлось возвращать всё на круги своя. И я подумала, почему бы не заставить тебя же всё исправить? Считай, наш бартер удался: в обмен на затянувшийся отдых в этом запутанном мирке ты наконец устранила все помехи.

— Помехи? О чём-ты?.. — Богиня красноречиво изогнула бровь. Стало тошно. — Джеймс?! Он…

— Не должен был стать тем, кем стал, — сурово оборвала Калипсо. — Собственно, и жить тоже.

Я попятилась.

— Нет, нет, я тебе не верю! — Закипал гнев. Меня бы не остановило даже осознание, что я против неё, что комар.

Калипсо равнодушно пожала плечами.

— Маленькая неисправность в большом механизме может привести к ужасным последствиям, не так ли?

— Ты говоришь о человеке! — вскричала я, срывая голос.

Она отмахнулась.

— Он мёртв, ему мои слова не вредят.

Я не могла больше держать себя в руках. Боль выжигала изнутри. Каждая мысль ранила больнее пули. Рыдания изматывали, тянули за собой наружу сгрудившуюся внутри тьму.

— Ты позволила мне обрести так много. Чтобы потом всё отобрать, — мёртвым голосом проговорила я.

— У всего есть своя цена.

Она развернулась спиной, собралась раствориться, как и всегда.

— Стой! — окликнула я. — Ты не можешь! Мы заключили сделку!

Калипсо вмиг оказалась передо мной. Пальцы впились в запястье сильной хваткой, едва ли не ломая кость. Я застонала.

— Нет никакой сделки. Ты расторгла её. Да и условия были иными. — Её глаза вспыхнули, и, будь огонь настоящим, от меня остался бы лишь прах. — Добро пожаловать в мир, где приходится отвечать за свои поступки… и их последствия.

Я осталась одна. Наедине с омутом мыслей, что затягивал всё глубже. Наедине с ненавистью, отвращением к самой себе и бессильной злостью.

— Похоже, даже богам не чуждо чувство злой иронии, — негромко, осторожно прозвучало за спиной.

Я встрепенулась: так, словно бы впервые вдохнула по-настоящему, и опасливо, боясь всё испортить, обернулась. Джеймс улыбался — успокаивающе, ободряюще. Голубые глаза, что всегда напоминали мне о море, его безграничной способности удивлять, светились — жизнью, хоть с лица не отступала тень смущения. Я спрятала лицо в ладонях, давясь плачем. Ноги подогнулись, и я рухнула в объятья Джеймса. И тут же все страхи, вся боль и удушающее отчаяние отступили, точно остались за пределами кольца сплетённых рук. Губы шептали слова благодарности и молили о прощении. Джеймс прижимал меня всё крепче, твердил, что всё кончено.

— Диана, — серьёзно заговорил он, — ты сказала ей, что готова на всё. — Я кивнула, не поднимая головы. — Не слишком ли высокая цена?

— Я гот… — начала было я и тут же осеклась. Взгляд упёрся в переборку и опрокинутый комод. Под коленями похрустывали щепки; из-за множества мелких осколков с ладоней капала кровь — крошечные стекла глубоко вошли под кожу от резкого падения. Метки на запястье не было. Не было объятий и моря в глазах. Только злая шутка нездорового рассудка. Всё, действительно, было кончено. Осталась лишь беспомощность — крик, который никто не слышал.

На палубе никто и с места не сдвинулся, будто время замерло. Может, так и было на самом деле: как и многое в этом мире, оно было подвластно Калипсо.

Я опустилась перед Джеймсом на колени, бережно обхватывая за руку, и всё, что смогла промолвить, закрывая ему глаза, тихое и ничтожное: «Прости меня».

«— Странно ты его назвал. «Призрачный Странник». Можно было бы и не так мрачно.

Я перегнулась через планшир, поддавшись порыву, и похлопала корабль по обшивке словно скакуна. Джеймс, провернув штурвал на пару румбов, с улыбкой обернулся ко мне.

— Это же пиратский корабль. Он же должен внушать страх?

Я задумалась.

— А ещё мощь и уверенность в собственной непотопляемости. Так почему «Призрачный»?

— Бывший капитан, чтобы избежать позора, сказал всем, что корабль сгинул вместе с командой, и лишь ему чудом удалось уйти. Но те, кто видел «Странника» после, не подумали, что капитан может солгать, скорее уж покалеченное судно стало неприкаянным призраком, правда?

— Хм… — Я обвела взглядом корабль, словно рассматривая с другой стороны. — Он тебе подходит.

— Вот как? — улыбнулся Уитлокк. В его глазах заблестели отражения огней.

— Вы похожи. — Я оперлась спиной о планшир. — Оба считаетесь погибшими, но на самом деле живее всех живых. Нашли жизнь, что по душе. Вы… эм… как закадычные друзья.

Джеймс провёл рукой по штурвалу и кивнул пару раз.

— Да, пожалуй, мы достаточно пережили вместе для этого.

— А ещё вы оба голубых кровей, — добавила я. Уитлокк удивился, продолжая с довольной улыбкой и светящимися глазами глядеть на меня. — Просто он… шикарен, — выдохнула я, тщась подобрать нужное слово.

— Приятно слушать комплименты из уст дамы, — отозвался Джеймс.

— Всегда пожалуйста. Мне не жалко. Обращайтесь в любое время.

Мы дружно рассмеялись, а тёплый вечерний ветер приятно коснулся кожи и взъерошил волосы.

— Что ж, теперь корабль — мой вечный дом, — внезапно серьёзно проговорил Уитлокк.

Остатки смеха скомкано исчезли с лица.

— Он так прекрасен или ты отчаялся?

Пират пожал плечами.

— Просто так мне кажется».

Мы все совершаем ошибки. Это делает нас людьми. Ошибаясь, человек меняется — к лучшему или худшему. Если же этого не происходит, то всё напрасно, ошибка ничему его не научит. Когда случается что-то плохое, начинаешь копаться в прошлом, искать, какая же ошибка — твоя ошибка — стала роковой. Многие находят. Многие живут с этим, постоянно боясь вновь повторить её. Люди причиняют боль другим, себе, но между тем учатся так не делать, запоминают эти уроки и пытаются защитить от подобных ошибок и близких. Но что делать, если ты перешёл точку невозврата? От осознания своей «роковой ошибки» мир для меня не стал понятней, мне ничего не открылось, кроме неохватного пространства вины и боли. Зная, что все имеет причинно-следственную связь, мы не задумываемся над самыми мельчайшими, кажется, вовсе незначительными поступками. Может, это и есть главная ошибка? Ты приходишь к чему-то и только после этого с грустью оборачиваешься, понимая, чего нельзя было делать. В любом случае — поздно. Слишком поздно.

Мною овладела какая-то сила. Я пыталась сопротивляться, но бесполезно. Чьи-то руки тащили меня прочь. Я рвалась обратно, к нему.

— Нет. Нет! Пусти! Я его не оставлю!

Передо мной появилось лицо Барто — суровое, резкое, без извечной повязки, глядело на меня двумя глазами, полными праведного гнева.

— Уходи, давай же.

— Ч-что? Нет, — я отчаянно закачала головой, — нет, что вы, нет, нет, я его не оставлю.

— Уходи! — рявкнул Барто. — Иди за ним!

Я поначалу непонимающе глядела на него, кругом поднималась суматоха. Смысл его слов пришёл сразу же.

— Я не могу, Барто, не могу…

Он грубо встряхнул меня за плечи.

— Можешь!

— Вы не понимаете, это из-за меня…

— Я знаю, — холодно прервал моряк. Я не могла выдержать его взгляда, но он, сдавив пальцами подборок, не позволил отвести глаз. — Бери. — Барто сунул мне в руки шпагу. — Иди за ним, слышишь, отомсти, пусть его муки будут такими, чтобы смерть казалась желанным избавлением. Ясно? Иди!

Меня вновь потащили куда-то.

— Я… я не попрощалась…

Барто, подхватывая с палубы ружье, дёрнул подбородком:

— Смерть мало кому даёт на это шанс.

Пальцы сжимали рукоять шпаги, вгоняя осколки глубже, чтобы боль пробудила сознание. Гудели взволнованные голоса, грохотали шаги. Что-то происходило, заставляло разбитую сражением и потерями команду хладнокровно возвращаться к обязанностям. Понимания достигали лишь обрывки фраз.

— Готовь брандер! Если я и пойду ко дну, то со своим кораблём и капитаном! Давайте, ребятки!

Палуба полуюта осталась выше уровня глаз. Я рванулась обратно, потому что сама мысль оставить Джеймса одного, уйти, не понятно зачем и для чего, казалась кощунственной.

— Пусти! Пусти меня! Прошу! Пусти! Нет! Отпусти, отпусти! — уже не кричала, хрипела севшим голосом.

Но руки упрямо держали меня. Перенесли на другой корабль и не отпускали до тех пор, пока борт «Странника» не отдалился на сотню ярдов. Я сидела на коленях, сжимая побелевшими пальцами рукоять шпаги. На клинке темнели пятна крови. Мысль о мгновенном избавлении показалась простой и понятной, но вдруг среди хаоса проступил фрагмент из случайно сложившихся деталей.

— Предатель… — пробормотала я больше себе. — На их борту. На борту «Странника» предатель!

— Теперь уже не важно, — прозвучало в ответ.

Джек стоял рядом. Всё это время. Неловко пытаясь скрыть руки, исцарапанные моими ногтями. Его взгляд сместился в сторону, отвечая на невысказанный вопрос. Я медленно приблизилась к бортовому лееру. «Странник» оставался на месте, постепенно скрываясь за утёсом, и всё ещё можно было различить фигурки людей на верхней палубе. К нему приближался другой корабль, гордо реял флаг: на изумрудном поле лев, задирающий быка. Эти символы — знакомые, уже виденные мною прежде и не единожды. Герб. Фамильный. Принадлежащий роду Уильяма Смолла.

— Брандер… — Я обернулась к кэпу, он тут же потупил взгляд. — Джек, что такое брандер?

Пират бегло глянул на меня, беззвучно повёл челюстью, точно не зная, что или как сказать, и вместо ответа взглядом указал на исчезающие корабли. Выступ горной гряды почти полностью закрыл обзор, и последнее, что удалось увидеть, мчащегося во весь опор «Бонавентуру» и поднимающего остаток парусов «Призрачного Странника». Не моргая, я не сводила глаз с горизонта, про себя считая секунды, чтобы не сойти с ума. Миновало больше минуты, ничего не произошло, я бросила на Джека Воробья непонимающий взгляд… В небо взметнулся огненный столб дыма, затем по ушам ударил раскат грома — вот только молнии взяться было неоткуда.

Ноги не держали. Я сползла по фальшборту под голос Барто из собственных воспоминаний: «Не брандЕр, а брАндер… Тоже мне, францужанка… Словом, что-нибудь плавучее, способное взорваться и проредить силы противника без потерь, так сказать. Ну это когда уж совсем прижмёт». Я была неспособна кричать, и потому из лёгких выбралось нечто жуткое, искажённое, похожее на вопль пробудившегося монстра. Этот крик — всё, что мне осталось.

====== Глава XXXVIII. Реквием ======

Кажется, в душе всё выгорело. Иначе бы я не смогла услышать взволнованное: «Они расходятся» и понять, что это важно. Плывущий взгляд остановился на бушприте «Чёрной Жемчужины». Впереди, уже в досягаемости залпа носовых орудий, вспенивали тёмные воды два корабля. И тот из них, где буквально только что и вместе с тем целую вечность назад я стала самым счастливым человеком, менял курс, уходил влево. Джошами Гиббс — всклокоченный, со следами копоти на лице — нервно поглядывал то на капитана, то на корабли. Джек медлил с решением, и винить его за это было нельзя.

— Кэп?

— Идём за «Людовиком». — Так и не обернувшись, капитан покинул мостик.

Я тяжело опустилась на палубу, спиной припадая к прогретым доскам гакаборта. Ладони пульсировали, тягучая боль стала привычной. Я принялась вытаскивать осколки, закусив губу, чтобы не произнести ни звука.

Скользнула тень. Джек уселся рядом, молча протянул бутылку рома. Я перевела на неё взгляд. Утопить вину в алкоголе, облегчить себе жизнь забытьём? Какая удобная «подушка безопасности». Если тебе надоело быть наедине с собой или ты себе противен, всегда можно заменить вездесущее внутреннее «Я» им — крепким и верным другом, которому плевать, кто ты.

Кэп поднял ром, качнул рукой.

— Он был хорошим парнем, — и после сделал большой глоток. Я выковыряла последний осколок и сжала кулаки, чтобы сильнее проступила кровь. — Выпей. — Бутылка коснулась плеча. Я втянула воздух через нос, взяла ром и облила ладони — будто в костёр сунула. Пират наблюдал за мной, чувствовался его внимательный взгляд. Я принялась дуть на руки, а Джек спросил: — Ты сказала, в той команде предатель. Кто именно? — Я с непониманием посмотрела на него: ведь сам говорил, что уже неважно. В ответ кэп бросил беглый взгляд на палубу. — Некоторые из них теперь с нами.

Я впервые подняла голову и оглядела «Жемчужину». В памяти чётко проступило вытянутое от неверия, разгневанное лицо капитана Воробья, когда он встретил свой корабль впервые после Треугольника: потрёпанный «Бонавентурой» Смолла, но не утративший своей красоты. Это было месяц назад, и те дыры успели залатать, но лишь для того, чтобы «Жемчужина» приняла очередной бой. После сражения, израненная, обагрённая кровью, теперь «Чёрная Жемчужина» выглядела не многим лучше, чем после встречи с Кракеном.

— Бойль, — сквозь зубы выдавила я. Взгляд суетливо метался меж мрачных лиц. — Это Бойль.

Тень капитана кивнула, что значило: одним опасением меньше. Погиб ли он, остался на «Страннике» до конца или сбежал — мне было всё равно, единственное, что хотелось узнать, не важно от кого: почему он так поступил.

— Теперь смерть видится иначе, правда? — внезапно, с философской грустью проговорил Джек Воробей. Внутри всё напряглось, точно в ожидании удара. — Вернувшись, видишь вещи такими, какие они есть. И мир тоже.

Он говорил о Тайнике. Только в таких разговорах его голос звучал уязвлённо, с оттенком горечи и сожаления, которое нечем искупить. Место, заставившее его, и вправду, стать «ненормальным», было намного ужаснее, чем он рассказывал, чем я видела. И как правило, Джек Воробей избегал упоминаний о собственных слабостях, о том, что задевало «неуязвимого пирата».

— Как ты понял? — после долгого молчания спросила я.

Кэп дёрнул плечом и вытянул правую ногу.

— Каждый видит жизнь после жизни по-своему. И только те, кому удалось заглянуть по ту сторону и вернуться, — видят всё так, как оно есть. — Я повернула к нему голову, наши взгляды встретились. — Это в глазах. — Капитан Джек Воробей исключительно редко бывал настолько серьёзным. Многие считали его бесцеремонным. И эти многие никогда не знали его настоящего. И не заслуживали этого, видимо.

Именно потому, что Джек понимал — хоть я и не задумывалась, почему, — что у меня в душе, он не пытался сочувствовать, жалеть, утешать. Со стороны это казалось равнодушным вынужденным присутствием, но, на деле, лично встретившись со смертью, понимаешь, что многое, принятое людьми, излишне. Именно поэтому я медленно отступала от края бездны, признавая, что нужды живых важнее памяти, что «здесь и сейчас» важнее того, что уже невозможно исправить, что даже для самых банальных и наивных вещей может стать слишком поздно.

С виноватыми глазами я запустила руку в карман и протянула Джеку его вещи — компас и перстень, что всё это время хранила, как незаслуженное сокровище.

— Надо было отдать раньше, — неловко повела я плечом.

Кэп прищурился, дёрнул усом, компас тут же прикрепил к ремню, а перстень задержал меж пальцев, приглядываясь.

— Лучше поздно, чем никогда, да? — слегка улыбнулся Джекки. — Признаюсь, уже думал, какому скупщику они достались. — То ли пошутил, то ли поделился откровением.

— Что он значил? — Воробей непонимающе приподнял брови. — Для чего ты послал перстень?

Пират активно закачал головой.

— Смоллу нужно было доказательство, я ему отказал в подобной роскоши, — раздражённо пояснил он, — и этот его мерзкий лейтенант насильно отобрал, едва палец не отрубил. — Джек повёл челюстью, не замечая моих ошарашенных глаз, и с довольством надел перстень на прежнее место. Уязвлённое самолюбие всегда забавно отпечатывалось на его загорелом лице и подсвечивало глаза искрами, которые сперва казались задорными.

Я осторожно приподняла побагровевший от крови край его банданы, убирая прилипшую прядь волос, отчего Джек тут же зашипел.

— Прости. — Я хотела было промыть рану ромом, но кэп мгновенно отобрал у меня бутылку. — Больно?

Воробей подвигал бровью, поморщился и ответил:

— Терпимо. Хоть и оскорбительно.

Задумчиво глядя сквозь него, я мягко констатировала:

— Ты бы не выстрелил.

Карие глаза неспешно оторвались от созерцания горизонта, прошлись цепким взглядом по палубе и только потом обратились ко мне. Их покрыла тень лёгкой улыбки, что скрывала попытку заговорить о чём-то серьёзном и важном, а значит, попасть в неуютные рамки откровенности. Джекки молчал.

Грустная усмешка вызвала старательно избегаемые воспоминания. Я видела за притворной улыбкой сожаление и не хотела наступать на больную мозоль. Но жажда правды, треклятая необходимость узнать ответ именно сейчас были иного мнения.

— А в прошлый раз?

Взгляды встретились. Каждый из нас помнил тот давний день по-разному, по-разному мы и относились к нему. И могла ли здесь быть объективная истина? Джек Воробей выдохнул — с каким-то обречённым облегчением.

— Ведьма, помнишь? — Джек искоса глянул на меня.

— Что снимала проклятье?

Кэп кивнул.

— Она… — по мне скользнул беглый сомневающийся взгляд. — Она сказала, что увидела крылья смерти за твоей спиной. — Я вскинула голову, Джек поспешно добавил: — Я передал дословно.

Брови пирата смятенно дрогнули, потому что я улыбнулась — понимающе, спокойно, мягко. «Это был лучший выход — исключить причину, чтобы не принимать следствия, чью бы гибель они ни сулили», — слова слышались кристально ясно, хоть Джек не проронил ни звука: то ли не желал объясняться, то ли знал, что я и так всё пойму.

— Как видишь, она оказалась права, — с жуткой усмешкой подытожила я. Пальцы скользнули по нитке и бережно взяли подаренный Уитлокком амулет.

Джек долго приглядывался ко мне, пока не послышался окрик мистера Гиббса:

— Четверть мили, кэп!

Я вздрогнула и крепче сжала ладонь. Остекленелый взгляд упорно таращился в никуда. Звякнул клинок, я шарахнулась в сторону: но это лишь началась подготовка к бою, который был больше долгом, чем желанием.

— Выпей. — Воробей вновь протянул мне бутылку, я закачала головой. — Ты в шоке, так что для трезвой головы — выпей.

— Это не шок, — вкрадчиво ответила я. — После Тайника всё вокруг… словно мозаика, рассыпается и случайно удаётся выцепить фрагменты. Восстановить рисунок. Но я помню. Я всё помню, Джек. Помню, как пуля впивается в кожу, как всё тело пронзает, точно раскалёнными кинжалами. Как булькает кровь, будто не внутри меня, а повсюду. Как ломаются кости, одна за одной, как выжигает глаза соль, выжигает схлопнувшиеся лёгкие. И тело, будто сунули в адский пламень, камнем идёт на дно, и конец близок, но каждый миг множится, и боль не утихает, а вспыхивает снова и снова, и деться от неё некуда… Но та боль ничего не стоит в сравнении с тем, что я чувствую сейчас. Это всё… — в горле мешался тугой комок, — всё из-за меня. — В глазах заблестели слёзы. Кэп попытался меня прервать. — Нет, Джек, — я подняла на него взгляд, — это не просто слова. Это правда. — Пират посерьёзнел, брови сдвинулись к переносице, в глазах тенями пролегло настороженное внимание. — Я встретилась с ним. С Деруа. На том острове, пока вы пытались сбежать, я не была в гавани, как рассказывала потом, я встретилась с Деруа. Поначалу я хотела выкупить свою жизнь…

— Как это? — перебил кэп.

— Деруа шантажировал Джеймса. Я думала, ты знал…

— Нет, — пират отвёл подбородок в сторону, — я только знал, что это личное.

Я пожала губы, прикрыв глаза.

— Потом я заключила сделку — камень в обмен на ваши жизни. Жизни всех. Твою. Джеймса. Элизабет, Уилла, жителей Тортуги… Всех. — Джек Воробей слегка прищурился. — Но я не собиралась никого спасать, мне нужно было только потянуть время. Я строила из себя наивную дурочку, и Деруа согласился. Я не собиралась отдавать ему камень, но назначила встречу. Через месяц у архипелага Искателей. Потом, когда объявился Смолл, я попыталась отложить передачу камня и сообщила ему то же время, то же место, чтобы они с Деруа встретились и поубивали друг друга, не знаю. Поэтому Смолл, — голос дрогнул, — нашёл нас здесь. Я думала, что смогу заманить сюда и Анжелику… — Со стороны пирата прозвучал едва слышный смешок. — Деруа предложил обменяться оружием в подтверждение сделки, и я отдала ему свою шпагу. — Взгляд съехал вниз, к эфесу. — Вот эту. Он сказал, что у него много врагов, а я ответила, что мне всё равно, кого из них она убьёт. Я угрожала ему, сказав, что на лезвии яд. Но его не было. Тогда не было. И…теперь это не случайность. Это послание. Мне. Деруа говорил, что я пожалею, если обману его. И Джеймс, он ведь предупреждал. — Я стиснула зубы и заставила себя поднять взгляд. — Так что, Джек, это не шок. Это злость. На саму себя, за всё, что совершила, за всё, что посчитала незначительным. Я должна найти его, должна отомстить, и до тех пор не могу что-либо чувствовать. Иначе мне не хватит сил.

Капитан повёл подбородком из стороны в сторону. Внимательный взгляд был устремлён на приближающийся корабль: даже потрёпанная сражением «Чёрная Жемчужина» всё ещё оставалась одним из самых быстроходных парусников. Деруа бежал, быть может, надеялся дотянуть до острова, что поднимался над морем в полумиле по ветру.

Джекки чему-то кивнул.

— Равнодушие, порой, полезная вещь, не спорю. — Он поднялся и с ободряющей улыбкой в глазах качнул рукой. — Но, поскольку, дорогуша, я тебя знаю, поверь: твои чувства и душевные терзания как раз-таки и делают тебя сильной, гораздо сильнее, чем ты думаешь. Только держи их в узде, смекаешь?

Джек уходил прочь, к команде с финальными наставлениями, а я молча глядела ему вслед. Кулон меж пальцев был удивительно холодный в противовес нагретой рукояти шпаги. В голове опустело. Я поглаживала крохотный каменный рог, вглядываясь в собственное отражение на гладкой поверхности клинка, отражение дрожащее, расплывчатое, словно растворяющееся в блестящей стали. Накинуть узду на демонов вместо того, чтобы сдаться им на растерзание?..

На доски со звонким щелчком упала тёмная густая капля. Следом ещё одна, и ещё. Взгляд медленно поднялся к зазубренному лезвию сабли, отливающему бордовым.

— C’est ca, — оскалился Астор Деруа, — думаешь, готова? — Мгновенно шпага со свистом рассекла воздух под резкий крик.

На меня глядел застрявший у трапа перепуганный матрос. На палубе остался кровавый отпечаток ладони — и только. Нервно сглотнув, пират сбежал вниз по лестнице и что-то активно зашептал Гиббсу, посматривая через плечо.

Шпага, зацепившись за ремень, опустилась в ножны. Я поднялась, пошла, тяжело переставляя ноги, будто к ним привязали гири. У самых дверей кормовой каюты настиг крик: «Открыть огонь!». Я тут же рухнула на колени, закрывая голову руками. Прогрохотала тишина чьими-то торопливыми шагами: ни залпа, ни пороховой гари. «Накинуть узду, накинуть узду на демонов, накинуть узду», — безостановочно шептали губы.

— Ты вовремя, — сверкнул глазами Воробей, едва я вошла в каюту, и тут же взгляд его потемнел: — Ты в порядке?

— Да, — кивнула я, рукавом убрав выступившую на губе кровь. — Нужны повязки и, — взгляд скользнул к шпаге, — огонь.

— И это, — кровожадно улыбнулся Джек, и на стол приземлились два пистолета в кобуре. Я одобрительно закивала. — Есть вопрос, — вставил кэп, пока я перевязывала ладони, — француз забрал камень, знаешь? — Я молча повела челюстью. — И… нам стоит опасаться?

Я затянула вторую повязку, взвесила пистолеты в руке и только потом ответила:

— Камень запечатан. — Пират беззвучно понимающе ахнул, хотя взгляд его так и требовал пояснений. Не вытерпев того, как я с раздражённым сопением пытаюсь усадить кобуру на бёдра и не тороплюсь с ответом, капитан выдохнул и принялся затягивать ремень самостоятельно. — Камень… Я коснулась его тогда. — Джек и ухом не повёл. — Со смертью владельца, сила Эфира возвращается обратно в камень, но теперь вышло так, что извечный цикл не завершён. Сила не вернулась в камень, но и я её больше не ощущаю. Камень бесполезен.

— Отлично! — просиял капитан Воробей, вскидывая голову, отчего косички на бороде щекотнули ему шею. — Значит, мы почти на равных!

«Людовик» сбрасывал балласт. По мощи военному кораблю «Жемчужина» противостоять не могла, но теперь в сражении один на один за счёт манёвренности и скорости уж точно не позволила бы себя расстрелять как мишень в тире. Деруа отлично понимал ту отчаянную одержимость, с которой велась погоня, с которой многие готовы были едва ли не вплавь прорываться вперёд.

К подошве сапог прилипала кровь. Я возвращалась с бака, крепко сжимая в руке фитильный пальник, что с трудом выпросила у канонира: мне необходимо было лично сделать это, увидеть, как от моей руки загорается, шипит фитиль, как орудие выплёвывает раскалённое ядро.

— Учти, у нас всего один бортовой залп. — Капитан Джек Воробей встретил меня у трапа полуюта. На мне задержался долгий тёплый взгляд карих глаз, в которых утопало яркое солнце. — Удача бы нам не помешала, — со странным намёком заметил пират.

Я отстранённо кивнула.

— Капитан! Парус на горизонте! Прямо по курсу!

Все, кто услышал громкий крик матроса, ринулись к фальшборту, вглядываясь в появляющийся из-за дальней оконечности острова тёмный силуэт крупного парусника.

— Гиббс, где труба? — Воробей суетливо хлопал себя по одежде. По палубе расползлась взволнованная тишина. Джек разочарованно цыкнул и соорудил из рук что-то вроде бинокля. И через несколько секунд все, кто был не дальше десяти футов, подпрыгнули от внезапного: — Морского ежа тебе в транец! — А затем более радостного: — Скормите мне ядовитую медузу на сухомятку, если я один это вижу!

Я двинулась к носу, перебирая руками по планширу и не сводя глаз с налитых густым кровавым оттенком гигантских парусов. Кругом, точно дождь, переходящий в ливень, поднимался воодушевлённый шёпот: «Неужели? Гляди, как красиво идёт! Это что, правда, он? Ну держитесь, сейчас вам «Месть королевы Анны» покажет, кто на море хозяин! Слыхал, слыхал, её капитан их дотла спалить может! То-то потеха будет!». Что-то нервно царапало, не давало хотя бы мысленно присоединиться к всеобщему ликованию. Взгляд искал подвох в мельчайшей детали, в неверно скользнувшей по волнам тени под степенно поднимающийся — как и боевой дух — обрадованный гомон.

«Месть королевы Анны» шла прямо навстречу «Людовику», и французский корабль на это никак не реагировал.

— Сигналь им живее! — послышалось где-то на шканцах. — Зажмём этих лягушатников!

На палубе «Мести» проявилось движение — быстрое, отлаженное, настораживающее. Я наклонилась через борт, отчаянно всматриваясь в фигурки людей на полубаке, и наконец разглядела то, от чего спину обдало жаром, а лёгкие сковал холод.

— Уходи! — закричала я, бросаясь прочь в сторону кормы. Слова потонули среди всеобщего галдежа. — Джек, разворот! — Беглый взгляд через плечо. — Уходи!!! — И уже почти у грот-мачты завопила: — Ложись, мортира!!!

Над ухом назойливо пищало. Не разлепляя глаз, я наугад махнула рукой, что-то хрустнуло и писк затих. Мышцы разомлели. Я поочерёдно перебрала пальцами и перевернулась с бока на живот. Что-то жужжало едва слышно. Дрогнули веки, пропуская сквозь ресницы крупицы света, затем плавно раскрылись глаза. Взгляд упёрся в цифры 05:28, подсвеченные бледно-синим неоном и пересечённые тонкой трещиной на пластиковом стекле.

Я подскочила, пальцы впились в мягкий ворс флисового пледа. За окном серело предрассветное небо.

— Не-е-ет, — протянула я, лихорадочным взглядом обводя комнату. — Не может быть. — Глаза наткнулись на едва различимое отражение в экране монитора. В носу и во рту чувствовался запах свежей крови. Я провела ладонью по лицу: на пальцах остался бледный след помады. Залаяла собака. Я подлетела к окну и тут же шарахнулась назад. — Так не может быть! — В панике я заметалась по комнате, спотыкаясь, падая, как угодивший в клетку дикий зверь. — Не может быть! — Оглушающе хлопали двери в попытке найти нужный выход. — Не может быть… — Я сползла на пол у стены, закрывая лицо руками. Тело будто цепями стянули, и дышать было почти невозможно.

От звонкого скрипа свело зубы. Я поморщилась и нехотя приоткрыла глаза. Прямо под носом валялся сапог. Я резко подорвалась, и окружение, которое мозг даже не успел определить, обратилось в бешено вращающуюся центрифугу. Повело куда-то в сторону, под щекой внезапно оказалось что-то сырое, сколькое. Пахнуло плесенью.

— …не видать тебе, как бабских грудей, понял! — болезненно пробилось сквозь пробки в ушах.

— Да всё, угомонись уже, Бобёр!

Хотелось смеяться, а тянуло на рвоту. Живот скрутило спазмом, что не разогнуться. От жадных вдохов становилось только хуже, но я продолжала корчить из себя выброшенную на берег рыбу. Наконец размытые тени обрели чёткий контур: полутёмный трюм с двумя слепыми фонарями, отсыревшие, покрытые плесенью доски, решётки камер — до двух можно было дотянуться. Странно было радоваться, обнаружив себя не в уютной квартире, а в пропахшем зловонием карцере. В клетке по соседству гневно толпились пираты. Джек Воробей отсалютовал мне из камеры напротив.

Всё происходило согласно закономерности: всему своё место. Собственное предназначение — вернее, его извращённую форму, — как сказала Калипсо, я исполнила. И теперь мир, которому я не имела права принадлежать, активно избавлялся от моего присутствия. Устранял помехи. Теперь уже не нужно было постороннее вмешательство, пугающие предсказания и ставки на опрометчивость. Всё рушилось, как карточный домик, и каждая следующая карта, что становилась сверху с большим трудом, лишь ускоряла неминуемый крах.

— У тебя на лице смирение, — подал голос Джек, когда в трюме собралась устойчивая угрюмая тишина.

— Верно.

Я сидела у стены, боком к нему, запрокинув голову. К нашему разговору решили прислушаться: стихло шумное взбудораженное сопение.

— Значит, сдалась?

— Выходит, что так. Это справедливо. Закономерный исход. — Пират громко и несогласно фыркнул. — Но это не про тебя. Ты поможешь попытаться.

— Именно! — запальчиво отозвался Джек.

С минуту слышалась попеременная возня и лёгкое позвякивание металла. И, казалось бы, всё моё существо смирилось с грядущей участью, — а конец у подобных историй был один, — но среди угасшего внутреннего мирка всё ещё теплилось любопытство. Я медленно повернула голову.

— Что ты делаешь?

Джек Воробей лежал на спине, макушкой головы почти касаясь дверной решётки и, периодически щурясь, вглядывался во что-то вверху.

— Смотрю на ситуацию под другим углом.

— Думаешь вскрыть замок? — равнодушно спросила я. — А дальше ты что будешь делать?

Кэп приподнялся на локте и послал мне разгорячённый всеобщим непониманием взгляд.

— Уж явно не прозябать в смирении, мисси! Верно, жизнь — сложная штука. Эта зараза не идёт тебе навстречу, если сам не делаешь шаг. Может, — он сел и стукнул сапогом решётку, — я вскрою замок и удачно сделаю ноги, попутно прирезав парочку лягушатников, а затем разнесу эту посудину в щепки, не пожалев ядер и пороху. А может, эта треклятая железяка скрипнет, сунутся солдаты и через минуту я буду примерять пеньковый галстук, в который раз наблюдая, как мою «Жемчужину» оскверняет какая-то недоваренная каракатица. Но знаешь, чего точно не произойдёт, а? — оскалился кэп. — Я не стану сидеть сложа руки! Пусть этот француз засунет себе крюйс-бом-брам-стеньгу в глотку по самые кишки, но так просто я им не дамся. — Он слегка отклонился назад. — Смерть — неотъемлемая часть жизни, от неё никуда не деться. Но если погибать — то сражаясь, смекаешь?

Его слушали все, не удивлюсь, даже если и караульные за дверью. Это был истинный капитан Джек Воробей, куда ярче того образа, что рисовали ему моряцкие байки. Вскипавшая в нём смесь жажды жизни, свободы, ненависти к любого рода оковам (на руках ли, в уме), будто бы врождённой неспособности принимать поражения, эта смесь горячила его кровь, сверкала искрами на радужке глаз и неминуемо заражала каждого, кто в них глядел. Он говорил вполголоса, но при этом звучал громко и уверенно, словно не пытался втолковать эти истины одному отчаявшемуся существу, а вдохновлял на бой войско тех, кто обыкновенно привык отступать. Огонь в его душе был настолько ярким, настолько сильным, что и внутри меня затрещали гаснущие угли, вспыхнул крохотный огонёк. Я глядела Джеку в глаза и часто кивала, хватаясь за тщедушный язычок пламени, как за последний луч надежды.

— Ну… и каков план? — неожиданно подал голос Гиббс.

Его капитан очертил взглядом невнятный узор и, чесанув скулу, проговорил:

— Надо увидеться с Гектором.

— Так он же это… того… — поспорил кто-то.

— А корабль его тогда здесь что делает, умник? — отчасти раздражённо бросил Воробей.

— Барбосса мёртв, Джек, — отозвалась я. Кэп послал мне укоризненный взгляд, и я с нажимом добавила: — Поверь мне.

— И что, почему «Месть королевы Анны» не нашей стороне? — засомневался Гиббс. — Всё дело в той его сабле?..

Джек в раздумьях повёл челюстью из стороны в сторону, растворяясь взглядом в полумраке над палубой, затем, прищурившись, покачал головой.

— Отчасти. Я был на «Мести королевы Анны», и то, что мы увидели сегодня, лишь жалкая тень её мощи. Очевидно, француз не может управиться с Мечом Тритона и кораблём Чёрной Бороды. И это нам на руку. Ещё мы знаем, что их больше и что, по неясным причинам, «Месть» не готова оказать нам поддержку… — Задумчиво плавающий взгляд Джек Воробья сфокусировался на мне. — Дорогуша, раз уж у вас с ним был разговор, может, он обмолвился полезными подробностями? Меч у него?

— Не знаю, надо выяснить.

— Созрел план? — загорелся пират.

Я пожала плечами.

— Придётся импровизировать. — Кэп засветился одобрительной улыбкой с хитрым блеском в глазах. Я провела пальцами по кулону Джеймса, вздохнула, пряча его под рубашку, и крикнула: — Эй, конвой! Есть кто? Надо поговорить с капитаном! — Через несколько секунд в полумраке проявилась худощавая фигура солдата, не понимающего моей просьбы. — Лё капитан, ясно? — Воробей подавился едва слышным смешком. Я указала на себя, на глаза и отчеканила: — Де-ру-а. — Караульный исчез.

Через несколько минут на запястьях защёлкнулись кандалы. «Узда, помнишь?» — кивнул Джекки, прежде чем меня вывели из карцера. Не дав сделать глубокий вдох свежего воздуха, конвоир подтолкнул в спину, да так, что я едва не впечаталась в переборку капитанской каюты. И всё же пойманные краем глаза побитые ядрами чёрные паруса послужили добрым знаком. В каюте стоял плотный, терпкий аромат миндаля и вина. Астор Деруа восседал в кресле, что своими габаритами превращало немаленького француза в хрупкого лепрекона. На столе перед ним отмеряли время белоснежными крупицами песочные часы. Едва слышно заскрипел металл, я тут же спохватилась, разжимая кулаки и стискивая зубы. «Держать в узде». Совершенно не хотелось. Он был прямо передо мной. Один, ибо солдатик не в счёт. Запрокинул голову, точно нарочно демонстрируя шрам на шее, тот самый, что во время бунта оставил ему Джеймс Уитлокк. Каждая клетка во мне желала обновить этот штрих, подкрасить ярко-алым, озвучить хрипом, подчеркнуть вылупленными от ужаса глазами. Но я отвечала не только за себя, и жизни тех людей, что остались ждать за решёткой, холодили кипящую кровь.

Я шагнула вперёд, приподнимая руки.

— Считаете, это необходимо? — Голос прозвучал отстранённо, спокойно, а потому ноты ярости и ненависти не вызвали в Деруа настороженности. Он кивнул караульному, и тот, особо не церемонясь, снял кандалы и удалился. Потирая запястья, я обвела каюту обманчиво любопытным взглядом и бухнулась в свободное кресло. — Наконец-то… — выдохнула я, разминая плечи, а затем подняла голову: — Вы отплатили мне дурной монетой, мсье.

Его взгляд даже не пытался быть менее сверлящим: досконально изучал малейшую тень эмоций на моём лице и ждал желанной реакции.

— Ah voilà! Это упрёк, хотя я вас предупреждал. C’est petit drôle!

Я слегка склонила голову на бок.

— У нас был уговор. И вы его нарушили. — Деруа собрался что-то сказать, но я не позволила, продолжая с холодным напором: — Я обещала вам камень — в день новой луны у архипелага. И вы его получили. То, что мне помешали присутствовать при обмене, не умаляет сути того, что он состоялся. А вы…

— Убил этого англичанина, и вы со своей бандой оборванцев намерились воздать мне за это, ведь так?

Я прямо глядела на него и, чтобы не дать эмоциям захватить контроль, представляла, как его лицо, точно у куклы, плавится под моим взглядом, как под лазером, стекает, превращается в отвратную кашу…

— Сопутствующий ущерб, так понимаю, — бесстрастно проговорила я. — Не скрою, неприятный момент, — я усмехнулась, — порой он мне нравился…

— А мне нет, — оборвал Деруа.

Я отразила его презрение терпеливой улыбкой.

— Так или иначе, говорить тут не о чем, сделанного не воротишь, а у нас имеются более животрепещущие темы, чем обсуждение временных привязанностей и разногласий, не находите?

Мне было противно находиться в собственном теле — вальяжно расположившемся напротив врага, слушать собственный голос — равнодушный до омерзения. Я ненавидела себя за каждое произнесённое слово, за каждый звук и в тот момент приняла бы возможность лишиться языка за дар. Будто это было очередное предательство с моей стороны.

Астор Деруа перевернул часы и опёрся локтями на стол.

— Наш уговор касался обеих частей Эфира, так что не смейте меня в этом упрекать, мадемуазель. Снова хотите торговать? — приподнял он брови. — Но теперь вам нечего мне предложить.

Я широко заулыбалась, разводя руки в сторону.

— Вам всё ещё нужна другая часть камня, а мне — свобода.

— А как же пираты? — оживился Деруа, при этом лицо его покрыла участливая заинтересованность, очевидно, это значило, что мерзавец пребывает в отличном расположении духа.

— О, — я повела глазами, — я сменила приоритеты! Видите ли, глупо променять бесценные истины, что дарует камень, на бравурные пляски, абордажи и разгульную жизнь, хоть в этом и была своя прелесть. Это всё мелочное. Вместе, используя «помощь» наших друзей, мы отыщем вторую часть. Часть камня, что некогда принадлежал морской богине! Это — вечное!

Деруа скривил губы.

— Мне это не интересно.

Я растерянно моргнула.

— Но вы же сами хотели…

— Зачем? — ровно спросил француз.

— Сила, что дарует Эфир, для неё не существует преград, и с её помощью человеку подвластно великое.

— Великая сила? — задумчиво переспросил Деруа. — Скорее, великая опасность. Мне ни к чему это могущество — сказки оно или нет. Тогда мне было любопытно проверить ваши слова, ваше упорство, и результат вышел ожидаемым. Всё, что мне нужно от камня, — сам камень. И я его получил.

— На черта?..

— Веками! — вскричал Деруа, заставив меня нервно схватиться за подлокотники. — Эта проклятая вещица обрекла на нищенское униженное существование поколения моих предков! Лишь за то, что им не удалось добыть обещанный королю артефакт. И те, кого король считал ближайшим окружением, кому даровал титул и земли, стали никем! Презираемой чернью, не отличимой от грязных простолюдин! Вот она, власть! Вот причуда тех, кто имеет всё! Но я поклялся, что найду камень, что король вынужден будет произнести при всех моё имя и имя моих предков и не с презрением, а с благодарностью! Я принесу ему этот проклятый камень, истинный яд, восстановлю честь семьи и буду наблюдать, как они все сгорают из-за своего желанного сокровища! И пиратское отродье, из-за которого камень был украден, будет разорено… Уже разорено! Сгорят не только их корабли, но и их города. В погоне за наживой вы так забавно перегрызаете друг другу глотки под песни о братстве!..

Сложившийся в голове образ жадного до власти, легендарной силы и мощи алчного и бескомпромиссного служителя своего короля трескался, точно древний саркофаг, являя нечто иное и, в данный момент, куда более страшное. Подступала паническая растерянность. Меч Барбоссы так и не попался на глаза.

— А что же Анжелика? — поинтересовалась я не только из любопытства. — Вы привели её к архипелагу, действовали сообща и что же теперь?

— Эта мадемуазель имеет надежду принести камень своему королю и получить прощение… — пренебрежительным тоном отозвался Деруа. — Ха! Именно испанские каперы напали на корабль моего предка, всего в дюжине миль от французских территорий. Испания не получит камень, а пиратку вздёрнут… Ирония! — Его лицо исказило подобие улыбки. — Как видите, я получил уже всё, что хотел. У вас всё ещё есть что мне предложить?

— Всё то же. Вы добыли то, что было смесью старых легенд и реальных свидетельств. Но вообразите, что вы получите, представив миру — заметьте, не одному королю, — то, что даже для мифов звучало сказочно? — Деруа фыркнул. — С вашей помощью или нет, я отыщу его. Наши мотивы не такие разные. Мне не нужен камень. Мне нужно убедиться, что он — целый, единый — существует, что легенда об утерянном украшении морской нимфы не просто красивый рассказ, и, учитывая то, что я видела, куда мне удалось заглянуть за прошедший месяц, я не сомневаюсь, что найду его. — Француз смотрел ровно, периодически слегка прищуриваясь, не моргая. — Вы знаете, камень что-то цепляет внутри человека, и потом от его зова, от Зова Моря, не уйти. Он не отпустит. И мы должны, обязаны откликнуться на этот зов. Подумайте, что, если не подобное свершение, оставит ваше имя в веках?

Астор Деруа поднялся, направляясь к окну, и тогда я увидела гигантскую чёрную саблю, что крепилась справа на поясе, а значит, предназначалась не для битвы правши. Я подалась вперёд, чтобы предпринять нечто глупое и неожиданное, но француз резко обернулся:

— Я не верю вам, — развёл он руками. — И считаю, что истинная мудрость, а значит, и сила в умении вовремя остановиться. И всё же, поскольку ваша жизнь для меня ничего не стоит, я готов испытать… — Он не закончил, внимательно присматриваясь ко мне. Я нацепила вежливую улыбку. — Однако, мне нужны доказательства. — Капитан позвонил в колокольчик, моментально явился офицер. Приказ по-французски прозвучал так же быстро. — Ответьте, мадемуазель, — странно выделив обращение, проговорил Деруа, — за что вы так рьяно и при этом неумело пытались убить эту испанку?

Последовала искренняя в своей презрительности усмешка.

— Это личное, мсье. Но, если честно и вместе с тем кратко, — я её ненавижу.

Деруа издал что-то похожее на смешок и закивал головой, точно услышал то, что предполагал. Он взял со стола хрустальный бокал, поднял к окну, наблюдая, как свет переливается в гранях, плеснул вина и выпил большим глотком. Послышались шаги, звон цепей, и в каюте появился Джек, закованный по рукам и ногам, в сопровождении двух солдат. Обращённый ко мне взгляд заставил внутри всё сжаться: такой и полагался «предателю».

— А я уж не думал, что удостоюсь подобной чести. — Кэп отвесил карикатурный поклон.

Я медленно перевела вопросительный взгляд на Астора Деруа. Он подошёл к комоду, а затем протянул мне мушкет:

— Убейте его.

Надо было ответить. Немедленно. Пусть сердце зашлось, пусть отчаянно хотелось взглянуть на Джека в поисках подсказки и поддержки, пусть самым явным было желание всадить пулю именно в лоб Деруа, а там будь что будет…

— Здесь? — холодно сорвалось с губ.

Деруа обвёл быстрым взглядом каюту, задержался на ковре у стола и двинулся ко мне, поправляя шейный платок.

— Non, вы правы. Вывести. — Солдаты вытолкали пирата вон. Француз галантно указал на дверь: — После вас, мадемуазель. — Он стоял близко. Так близко! Можно было дотянуться, выхватить саблю, бежать. С каждым мгновением промедления взгляд чёрных глаз становился всё напряжённее. Я молча вышла на пустующую палубу, и едва наши с Джеком взгляды встретились, мы оба поняли, что и как делать. — Прошу, — Деруа протянул пистолет.

Я напрягла руку до побеления пальцев, чтобы скрыть дрожь. Оружие тяжело легло в ладонь. Солдаты замерли по обе стороны от капитана Воробья. Я шагнула к нему. Астор замер за моей спиной.

— На колени. — Джек громко фыркнул. Его заставили. — Будет последнее слово? — вглядываясь в ромовую радужку, отстранённо спросила я.

Джек Воробей растянул коварную улыбку.

— Не промажь.

«Не сомневайся». Палец лёг на спусковой крючок. Опухшая ладонь буквально впилась в рукоять. Когда дуло указало точно в сердце, кэп едва заметно кивнул. Я мгновенно развернулась, дуло заглянуло в лицо французу, и спустила курок. Раздался щелчок, точно кто-то языком цыкнул. Со снисходительным одобрением. За спиной поднялась возня. Тут же, не давая опомниться, я метнулась к Деруа, пальцы зацепили холодный эфес меча. Мощный резкий удар наотмашь смёл меня на палубу. Во рту стало солёно от крови.

Деруа навис надо мной с победным оскалом.

— А как же наш уговор? — театрально удивился он.

— Ты убил Джеймса! — с яростным криком накинулась я на него. Деруа ловко увернулся, ударил по спине, выбивая воздух. Одной рукой я схватила его за плечо, другая поймала эфес меча, металл тихо зазвенел, покидая ножны. Француз тут же перехватил мою руку. Мощный удар коленом в живот будто перевернул все внутренности, мигом замутило. Сильные пальцы Деруа впились в шею, едва не ломая позвонки. Я только царапнула его ногтями по лицу, он впечатал меня в палубные доски, словно мешок.

— Ха, значит, не всё равно… — прилетело насмешливо, пока перед глазами расползалась темнота. Не успел взгляд сфокусироваться, я подорвалась в новой попытке разорвать его голыми руками, ведь говорил во мне не разум, не умения, не расчёт, а кристально чистая, неразбавленная, а потому слепая ярость. Наградой за это стал удар сапогом под рёбра. Пока я корчилась от боли, Деруа склонился, ухватил меня за подбородок и заставил глядеть в его смеющееся лицо, в полные садистского наслаждения чёрные глаза. Плевок кровью остался на манжете. Я безвольно рухнула на спину. Горло сдавило — француз наступил сапогом, постепенно надавливая всё сильнее.

— Чтоб… ты сгнил… в забвении! — прохрипела я. Погружаясь в тьму, взгляд поймал Джека Воробья, что был придавлен к палубе несколькими солдатами. Искры в глазах, если бы ими можно было ранить…

Карцер заполняла кромешная тьма. И это было к лучшему. Я слышала Джека, а он пытался услышать меня. Вонь плесени не ощущалась, её заменял устойчивый запах сырости, намешанный с гарью — трюм «Чёрной Жемчужины». От этой мысли вроде стало легче. Тишину, пробирающую до дрожи, разбавлял шум крови в голове — какой-то неправильный, совсем не похожий на шёпот моря, когда подносишь раковину к уху.

— Диана? — От меня остался бесчувственный мешок костей, так что Джеку не суждено было услышать отклик.

— Джек, ты? — вторгся осторожный вопрос.

Со стороны Воробья донёсся шорох.

— Гиббс! Ах ты старый чёрт! Выбрался всё-таки!

— Ну, — протянул старпом, — нет вообще-то. Я в камере. Как и все остальные. — Загудели низкие голоса. Послышалось разочарованное сопение. — А вы как здесь? Чего они нас сюда перевели? — заволновался моряк.

Джек Воробей, судя по ёрзанию и позвякиванию цепей, уселся у решётки. Все пленники молчали. Вопрос Гиббса так и остался без ответа, возвращая карцер в мрачную тишину. В кромешной тьме, где единственным свидетельством того, что ты не оказался на краю Вселенной, служило чужое дыхание, «Жемчужина» походила на сгинувший корабль, неприкаянный призрак, что с неупокоенной командой скитался по морям в поисках невозможного спасения. Быть может, это и был план Деруа? Обречь нас на одиночество? Пока от жажды, голода и тьмы не начнём терять рассудок? Пока в кровь не сотрём руки, пытаясь выбраться из-за решёток?

Слёзы, — которых, казалось, не осталось, — заскользили по щекам. Никогда в жизни так не плакала: тихо и спокойно, будто бы боясь нарушить тишину, боясь быть услышанной.

Что-то стукнуло над головой. Затем снова и снова. Застучали сапоги. Джек звякнул цепями. Топот сменился частым грохотом, будто протащили что-то тяжёлое. Поскрипывали доски, что-то падало, сквозь редкие щели просыпалась пыль и обрывки французских фраз.

— Ох, не к добру это, — через какое-то время с досадой проговорил Гиббс, явно что-то распознав.

— Порох… — как-то обречённо выдохнул кэп.

Голоса забормотали, загудели — взволнованно, нестройно, с надеждой обращаясь к капитану. Их прервал смех: хрипловатый, приглушенный и оттого более жуткий, будто потусторонний. Затем из темноты донеслось:

— Француз любит красивые зрелища. Взорвать такое судно — чем не красивое зрелище?

Я впервые двинула головой, разлепляя опухшие, склеенные кровью губы. Потому что голос сулил невозможное.

— Барбосса? — Вопрос прозвучал хрупко и так похоже на поскрипывание стекла под гвоздём.

— Барбосса?! — подхватил Джек, громыхая цепями о решётку. — Что ты тут делаешь? — возмутился он, будто Гектор заявился к нему в каюту с утра пораньше.

Капитан «Мести королевы Анны» снова рассмеялся.

— Расплачиваюсь за то, что прислушался к тебе, когда ты убеждал меня, что девчонка не опасна. Ну что ж, теперь мы все буквально и фигурально в одной лодке. Надеюсь, ты доволен.

Мне бы стоило удивиться, но сил на это не осталось. Я приняла как должное, что тот, кого я считала мёртвым от моей руки, теперь радовался пусть и странному, но восстановлению справедливости.

Капитан Воробей же был иного мнения.

— Если бы кто-то не профукал и Меч Тритона, и корабль, никто не сидел бы сейчас здесь! — парировал он.

— Джек, Джек… — с наставнической улыбкой в голосе протянул Гектор Барбосса. — Знаешь, я дожил до тех лет, когда на пороге смерти не ищешь виновных. Ты, давай, импровизируй. Я же готов пойти ко дну со своим кораблём.

— Это. Мой. Корабль, — безапелляционно заявил Джек. Барбосса счёл достаточным ответить философской усмешкой. Через минуту шумного молчания Воробей спросил: — И как ты попался?

— Подружка разве не рассказала? — отозвался Барбосса. Я рвано выдохнула. — Она сбросила меня за борт. — Почему-то в голосе шкипера прозвучали весёлые нотки, точно его забавляла ситуация. — А второй бриг француза выловил из шторма. И знаешь, Джек, если бы…

Приближался частый топот. В глаза ударил свет фонаря, ослепляя. Несогласно заскрипели петли в решётках. Меня подхватили под руки и потащили куда-то, считая коленями ступени трапа, следом Джека. Никто не упирался, и вот уже предвещающий наступление вечерней прохлады бриз прошёлся по свежим ранам.

— Бойль?! — Взгляд наткнулся на него сразу же, едва сапоги скользнули по доскам верхней палубы. В голову хаотичным потоком хлынули картинки, как в стереоскопе: все те «невинные» бессмысленные разговоры, «случайные» моменты, вопросы «невзначай», «недоразумения», за которые никто не был в ответе. И один-единственный выстрел, перевернувший всё вверх дном.

Матрос мотнул головой в сторону кормы. Я пыталась вывернуться, пока нас вели на полуют, но только пробудила новый очаг боли. Без излишних церемоний и каких-либо трудностей солдаты приковали нас к бизань-мачте по обе стороны, так что, когда я приземлилась на колени, руки оказались подняты над головой.

Бойль поднялся следом, придирчиво оглядел сначала мои кандалы, потом подступил к Джеку:

— Encore, — и следом Воробей недовольно зашипел: «Я тебе что, шкура для выделки?».

— Бойль! — с хрипом прикрикнула я требовательно. Он нехотя, но всё же подошёл, смерил суровым взглядом сверху вниз. — Как ты мог? — пронзая его взглядом, процедила я.

Он повёл челюстью из стороны в сторону.

— Я выполняю приказ своего капитана.

— Джеймс Уитлокк был твоим капитаном, паскуда!

— Нет! — огрызнулся Бойль. — Никогда.

— Ты предал его, предал своих братьев! После всего, что он для тебя сделал!

Моряк резко склонился надо мной, рукой упираясь в мачту.

— Я его об этом не просил, — выплюнул он. — Они все — кучка безмозглой матросни! Неблагодарный скот! Им не понять, что капитан должен быть суров, что его слово — закон, а когда иначе, то, считай, корабль пропал. И они заслужили свою участь, ясно тебе!

Заскрипели зубы; я прожигала его полным ненависти взглядом, не в силах что-либо сделать.

— Я бы с радостью посмотрела на твой бесславный конец!

Бойль ухмыльнулся.

— А выйдет наоборот, — и добавил, прежде чем уйти, презрительное, насмешливое: — Мисс.

И только тогда, глядя ему вслед, я заметила ещё более чёрную, чем доски палубы, дорожку пороха, что поднималась на полуют от шторм-трапа по планширу с одного борта, через доску к палубе, проходила в дразнящей, но недосягаемой близости и спускалась у другого, чтобы потом, наверняка, нырнуть вниз, к щедро переброшенным с «Людовика» бочонкам.

— Забавно, — грустно улыбнулась я, — там, в другом мире, я хотела, чтобы после смерти мой прах развеяли над морем, и вот последняя воля исполнится в точности.

Воробей дёрнул цепи, и трое оставшихся караульных тут же подняли штыки.

— Рад, дорогуша, что ты не теряешь оптимизма, но я всё-таки предпочёл бы отодвинуть исполнение подобного желания как можно дальше. — Через несколько секунд тишины, в которой каждый молчал о своём, Джекки спросил: — Как думаешь, уже время для сожалений?

Я обернулась, чтобы взглянуть на него, но боль в рёбрах не дала распрямиться.

— Я… — С трудом удалось протолкнуть ком в горле. Взгляд застыл на тёмных пятнах крови на коленях. — Я пытаюсь удержать дыхание, чтобы голос не звучал так жалко, и всё же… Знаешь, пусть всё будет так. Я не хочу, чтобы всё кончилось. Разве что этот бесконечно долгий день, но… Я не жалею, Джек, не об этом моменте, потому что мы разделим его на двоих. — Я поднялась на слабых ногах, прочертила взглядом линию горизонта. — Кругом меня мечта, которая стала реальностью! — Я шагнула к фальшборту; опадая, звякнули цепи. Волнующееся море устремилось к горизонту — лазурное, бирюзовое, сапфировое, слепящее бликами, сверкающее лучами солнца, ярче чистейших драгоценностей. Где-то там, неимоверно далеко, на краю этой бесконечности занималась гроза: небо растворялось в воде, поднималось молочным туманом, а здесь, над топами мачт, по сочной синеве ползла лёгкая дымка облаков. — Теперь я понимаю… «Свобода прекрасна, покуда есть, с кем её разделить». Всего этого — шума прибоя, непокорного ветра, ночных песен, звёзд, что будто бы можно сорвать рукой, тысяч и тысяч пройдённых миль, россыпей золота и драгоценностей, моментов триумфа… Чёрт, даже если бы я могла объять мир! Этого было бы мало. Потому что не с кем разделить. И этот самый момент, с тобой, куда дороже! — Я обернулась к Джеку. — Я так грезила о свободе, не до конца понимая, что это. Взгляни! — С воздушной лёгкостью ног я оказалась у края трапа, затормозила, хватаясь за край поручней. Порыв ветра следом, хлопнул в гигантских парусах. Взгляд по невидимой винтовой лестнице взлетел к топу грот-мачты: смольный флаг во всю улыбался беззубым ртом, дразняще полоскал на ветру саблями, предвкушая их сочный звон. Я задорно хихикнула и съехала по перилам, и тут же, предупреждая возможное падение, меня ловко поймал под руку юнга Томас. Засветился широкой улыбкой, собирая щёки складками, засмущался, когда я отвесила наигранный поклон. Загрохотал бас боцмана, и Томми пулей юркнул куда-то в трюм. И солнце слепило над морем, но здесь, на палубе «Жемчужины», взгляд расслабленно скользил вдоль бортов. Гиббс и Барто, отпуская шуточки, сошлись в бою за игрой в кости и собрали плотный круг болельщиков. Я сунула нос из-за спин, стукнули кубики, и следом взорвались голоса: Гиббс с досадой хлопнул себя по ляжке, а Барто, мигом отыскав мою физиономию, внезапно на радостях чмокнул в щёку. Я смущённо отпрянула, заулыбалась. Ветер, забавляясь, взбил волосы, щекотнул прядями шею и умчался ввысь. Широкая дорожка тени подвела к мачте. Я запрокинула голову и, расставив руки, медленно закружилась, и переплетение бесчисленного множества тросов, что тонкими нитями опоясывали рангоут, обратилось в калейдоскоп, заигрывающий с крупицами неба меж канатной паутины. И вот уже чьи-то руки подхватили меня, продолжая этот странный вальс. И лазурь небес оказалась в глазах напротив. Джеймс улыбнулся, выпуская мою ладонь, а я, извернувшись, взъерошила ему волосы. Загудели под сапогами решётки люков, я легко перепрыгнула на палубу, а Феникс провожал меня вопросительным взглядом, подсвеченным тёплой улыбкой. Под раскаты хохота из трюма вывалилась компания во главе с мистером Бэтчем. Кто-то швырнул в руки кружку, булькнул ром, затем стукнули жестяные борта — на радость победителю спора. «Чёрная Жемчужина» всковырнула волну, осыпая всех на палубе фонтаном прохладных брызг. Сапоги самовольно заскользили по мокрым доскам. Руки поймали канат, инерция развернула: я запрыгнула на пушку, затем на планшир, обернулась. Наружу попросился умильный смех при взгляде на засевшего у противоположного борта Барбоссу, что с серьёзным видом предлагал Джеку яблоко, на что капуцин строил рожицы и скакал по своему хозяину. Под ногами шипела пена, взмывала вверх под скрип такелажа. Сквозь толщу кристально-чистой воды проглядывали размытые очертания — то ли подводных рифов, то ли забытых сундуков. Я обернулась к корме: Джек Воробей стоял на мостике, расправив ладони на перилах. — Нет, Джекки, — я спрыгнула на палубу, — спасибо за эту жизнь, что ты вдохнул в меня, за жизнь, которую я прожила — по-настоящему. Так, как не могла и вообразить. За каждый вдох, что знаменовал победу над смертью! — Взгляд метнулся к носу корабля. — «Лучше сгореть, чем угаснуть». Да. — Я вприпрыжку рванула к бушприту, где, встречая ветры и волны, первой бросаясь сквозь шторм, парила на искусных крыльях нимфа с птицей в руке. И думалось, что у самого топа, опережая всех, смогу воспарить и я, забываясь и отдаваясь полностью на волю ветра.

Но с силой рвануло назад. Я раскрыла глаза, поднимая взгляд к пылающим запястьям в кандалах. Джек смотрел на меня из-за ствола мачты с восхищённым опасением. Солдаты замерли, точно оловянные.

— Лучше сгореть, — одними губами повторила я, не сводя глаз с пирата.

По ступеням взбежал Бойль, ускользнул от моего взгляда, затем резко выровнялся, изменился в лице с почтительным: «Капитан». Я тяжело осела обратно на палубу.

Астор Деруа неспешно поднимался на полуют, брезгливым взором осматривая изувеченную «Чёрную Жемчужину».

— Какой-никакой, — обратился он к Джеку Воробью, — но ты вроде как капитан этого… посудины. Так что я позволю тебе пойти ко дну на, — послышалась холодная усмешка, — законном месте.

— О, благодарю! — тут же отозвался пират. — Отсюда как раз отличный обзор на твой полыхающий рундук с парусами!

Деруа сипло рассмеялся. Затем шаги направились в мою сторону. Его присутствие разжигало костёр ярости — ярости бессильной, поэтому в ней сгорала я сама. Наручники резали запястья. Француз заложил руки за спину и слегка запрокинул подбородок.

— Comment drôle, — заговорил он, обращаясь куда-то в море за кормой, — я сказал твоему приятелю, что верну свой корабль или обращу в пепел вместе с ним. — Насмешливый взгляд на бесстрастном лице сполз ко мне. — Видишь, слово я держу. — Мои потемневшие от гнева и ненависти глаза его только позабавили. — Ah oui, как ты тогда сказала? «Примите предложение или пиратская песнь станет вашим реквиемом»? — Деруа бегло огляделся. — Что ж, теперь стоит спеть что-то для себя, а? Пока есть время.

Глаза застыли на его лице, но глядели сквозь. Я пыталась убедить себя, что, в сущности, такой конец не так уж плох, всё в мире рано или поздно заканчивается, но в душе поднимался трепет, неминуемо трансформирующийся в нервную дрожь. Французы покидали «Жемчужину», неторопливо, скрупулёзно проверяя пороховую ленту. Едва они спустились по ступеням, Джек принялся отчаянно дёргать цепи, кряхтеть, бить ногой мачту, выкручиваться. Деруа, одной ногой став на шторм-трап, бросил быстрый взгляд в нашу сторону и поджёг короткий фитиль, что упирался в порох.

— Зараза, — убитым голосом выдохнул кэп.

Я поднялась. Порох заискрил. «Месть королевы Анны» на пару с «Людовиком» степенно отдалялась от «Жемчужины», чтобы все, кто были на их бортах, могли любоваться зрелищем из безопасного издалека.

Сердце стучало всё чаще, всё громче. Дышалось всё труднее. Порох сгорал с невероятной скоростью, с шипением искры прошлись по доске — с планшира на палубу, устремились мимо, под какой-то всё ещё неверующий взгляд. Поворачивать голову не хотелось, знала, что эту печальную «эстафету» перехватит пиратский взгляд.

— Э-э-э… Гхм, Диана? — позвал Джек, когда искры помчались вниз. — Раз уж у нас тут такая неминуемая развязка, могу я полюбопытствовать — не то чтобы это так важно…

— Джек?

— Почему я? Почему после всего, что было, имея куда лучший выбор, несмотря ни на что ты упорствовала, почему не отступила?

Я на секунду прислушалась к шипению пороха и улыбнулась:

— Потому что это ты. Морской волк в шкуре трусливого кота. Благородный пират, с которым нельзя быть уверенной в следующем вдохе, в котором постоянно кипит варево из опасливой смелости, эгоистичной преданности, коварной честности и весёлой философии — и всё это под доспехами из бравурного чудачества и безрассудной решительности. Такой же непостижимый, как море, такой же свободный. Потому что это ты — Джек Воробей.

И только после всех слов я нашла в себе силы взглянуть на него. Нас разделяла мачта, так что и руки непротянуть, но карие глаза казались так близко, как никогда раньше.

— Вообще-то… — задиристо начал кэп и усмехнулся, подмигивая: — Звучит убедительно.

Оставались считанные секунды. Мы оба это понимали. И оба понимали, что в таких случаях принято говорить самое важное, да только между нами этого важного было слишком много. В моих глазах стояли слёзы, губы дрожали. Джек выглядел растерянным, будто впервые в жизни попал в ситуацию, когда не знал, как поступить. И хотелось ободрить его, разбить потерянный взгляд искрами задора, блеснувшей спасительным шансом идеей.

— Джек!

Я рванулась к нему, кандалы звякнули, наручники царапнули запястья. Кэп шагнул на встречу, до предела натягивая цепь.

— Мне жаль, дорогая.

И одна эта фраза прозвучала куда правдоподобнее, куда отчаяннее того «другого момента может не представиться», что было произнесено в каюте испанского корабля.

Я уткнулась лбом ему в плечо. Сердце его стучало громко, взволнованно, несогласно.

— Я счастлива в этот момент быть с тобой.

В ответ бархатным голосом, согревающим, укрощающим бурю в душе:

— Это честь для меня.

Я закрыла глаза. Только этот голос, только ощущение тепла не давали окончательно сойти с ума в последний момент. Я прижималась так сильно, растягивая суставы до невероятной боли, сдирая кожу с рук, словно бы это могло изменить неотвратимое… или, быть может, обратить этот миг, единственный миг, в вечность? Но растянувшееся время, мгновения, что казались минутами, лишь превращались в пытку, заставляя едва ли не молить о взрыве, о сметающей, крушащей в пепел всё кругом яростной силе. Поэтому всем своим существом я сосредоточилась на учащённом биении сердца, заставляя окружающую реальность отступить.

Послышался вежливый кашель. Я встрепенулась, глянула Джеку в глаза: в них ослепляющим блеском сверкало ошарашенное удивление, взгляд застыл на чём-то за моим плечом. Кэп прищурился, попытался податься вперёд.

— Прихлоп?!

Я мгновенно обернулась, колени едва не подогнулись. Прихлоп Билл Тёрнер застыл на ступенях трапа, что поднимался на полуют, и неловко поглаживал ладонью перила.

— Простите, не хотел прерывать, это, видимо, был весьма личный момент…

Я моргнула, посмотрела на Джека Воробья, он глянул на меня большими глазами и нервно дёрнул бровью.

— Вот уж не знаю, радоваться ли тебе… — смятённо проговорил капитан «Жемчужины». — Никак спасать нас явился?

Прихлоп беззлобно усмехнулся, поднимаясь на мостик.

— Ну, скорее, не вас, а её, — кивнул он на меня.

В его руке обнаружился топор. Легко отстранив меня в сторону, моряк одним мощным ударом, от которого мы с Джеком подпрыгнули, перерубил цепь.

— Ме-ня? — по слогам прошептала я.

Топор снова звякнул о цепь, и обрубок звеньев хлестнул Воробья по руке. Тот вскрикнул и метнул в бывшего подчинённого укоризненный взгляд.

Прихлоп обернулся ко мне.

— Уилл тебе вроде был должен.

Я понимающе кивнула, хотя в голове звенела растерянная пустота. Билл Тёрнер, перебросив топор из одной руки в другую, направился куда-то вниз с полуюта. Взгляд плыл за ним, прыгая по ступенькам. Руки, всё ещё украшенные тянущими к палубе браслетами, неловко покачивались, не зная, куда пристроиться.

За спиной звякнули цепями и подавились кашляющим смешком.

— Твои слова, — подал голос Джек, — ты серьёзно это тогда сказала или для драматич…

Я схватила его за грудки и заткнула поцелуем — спонтанным, безумным. Тот самый глоток свежего, настоящего воздуха, так необходимый после удушающего присутствия смерти.

— Оу… — обронил Воробей, пытаясь удержать улыбку, безуспешно пытаясь, оттого выглядя с забавной трогательностью, — кристально ясно. — Я легко похлопала его по плечу.

На палубу посыпали освобождённые пираты: покрикивали, постукивали руками по кораблю, точно в благодарность, и слали проклятья — вслед двум удаляющимся парусникам. Одним из последних трюм покинул Барбосса, ухватившись за плечо уцелевшего матроса со «Странника» и прыгая на одной ноге. Его цепкий взгляд тут же отыскал меня, я глаз не отвела, готовая — пусть не тогда, но позже — ответить за всё, а старый пират, прищурившись и хмыкнув, точно усмотрел во мне что-то, заковылял прочь.

Всех охватил единый, первобытный и потому понятный порыв, жажда мести — жгучая, придающая сил. Не сговариваясь, все положили усилия на то, чтобы нагнать «Людовика». На «Жемчужине» только принялись раскидывать с пути обломки, а французский корабль поднял все паруса и устремился прочь, к ближайшему острову.

— Гляди, испугались! — обрадовался Джошами Гиббс, а ему отозвался куда менее счастливый голос капитана:

— Да только не нас.

За кормой поднималась над водой акулья пасть «Летучего Голландца», пасть, некогда сулившая неминуемую погибель всем кораблям, «Жемчужине», а теперь вселившая надежду, что бой не проигран. Без помощи «Голландца» фрегат капитана Воробья вряд ли прошёл бы и пару миль: вода стремительно заполняла отсеки, рук не хватало, от большей части парусов остались драные лохмотья. Джек негодовал, с грустью пытался поставить на место навершие столбика у перил трапа, будто это была самая важная часть рангоута, а, завидев Прихлопа, тут же предложил команде «Голландца» кровавое развлечение — захватить «Людовика» и «Месть», раз уж для них морские мили только условности. Я хотела запротестовать, но Тёрнер-старший, опережая, закачал головой. Условности были: обитатели и капитан корабля-призрака могли перемещаться лишь на те суда, где бывали раньше. И всё же «Голландец» объявился не ради того, чтобы наблюдать за скорым зрелищем с почтительного расстояния: дьявольский галеон протянул руку помощи боевой спутнице пиратов, и «Чёрную Жемчужину» взяли на буксир.

Среди общей суматохи пробился негодующий скрип голоса Гектора Барбоссы: он накинулся на матроса, что участливо совал ему обломок доски вместо костыля.

— Убирайся к дьяволу! — вскипел шкипер, неуклюже повиснув на ванте. — Мне нужна моя сабля. И мой корабль!

— И твоя нога. — Джек объявился, как по волшебству, и швырнул Барбоссе деревянный протез. Тот ловко поймал, даже глаз не отведя с Воробья. — Нашёл среди хлама, — с дружеской издёвкой улыбнулся кэп, — подумал, ты оценишь.

Всё происходило с отлаженной быстротой, и всё же погоня отставала, а «Людовик» под прикрытием «Мести королевы Анны» стремительно подбирался к суше — к спасительной суше, ибо Деруа прекрасно понимал, где у них больше шансов. С «Чёрной Жемчужины» лавиной сыпался балласт: покорёженные орудия, обломки, всё, что хоть как-то могло облегчить корабль. В трюме без устали хлюпали вёдра. Гектор Барбосса активно хромал в районе шканцев, наставляя пиратов и указывая, куда и какие пушки из оставшихся ставить. Их спор с Джеком о лучшей тактике зашёл в тупик, и общим голосованием было решено следовать плану Уильяма Тёрнера, что передал его отец: сам он на борт «Жемчужины» не торопился. У противника имелось два мощных боевых корабля, а на стороне пиратов их было чуть меньше, чем полтора, потому вступить в открытое сражение значило заведомо проиграть. По иронии, судьба гигантских парусников зависела от предмета куда меньшего, лёгкого и мобильного, того, что крепился к поясу Астора Деруа — от Меча Тритона. Добыть его стало первоочередной задачей. «Голландец» должен был отвлечь на себя огонь и непредсказуемую «Месть королевы Анны», в то время как все, кто мог удержать в руках трос и саблю, отправлялись на абордаж, чтобы лишить французов очевидного преимущества.

Я была среди тех, кто скитался по «Чёрной Жемчужине» в поисках любого оружия — от кортиков до поварёшек, но в куче досок, щепок и клинков, что французы недальновидно оставили на захваченном фрегате, отыскала собственную шпагу. Рука смело потянулась к ней, но у самого эфеса отпрянула. Я знала, что не отступлю, что, неважно шагну ли на борт «Людовика» первой или последней, всё равно отыщу Деруа, знала, что не дам кому-либо ещё совершить возмездие, потому что это было возложено на меня. Это был мой долг, и отказываться от него я не имела права. Но один лишь беглый взгляд на гарду в виде павлиньего хвоста вытащил из-под лавины мыслей и чувств, что обрушилась с сумасшедшим потоком событий, воспоминания ранящие, от которых затрещала та самая уздечка. Перед глазами стояло растерянное лицо Джеймса, в голове зазвучала тишина вместо биения сердца. Я потянулась, снова попыталась его подхватить, и от прикосновения пальцев мираж растворился, точно облако под ветром. Из дыры в борту напротив сочился золотистый свет. Я подняла шпагу, сжала рукоять с такой силой, чтобы она вросла в кожу. В груди поднималось, клокотало, бурлило и вывалилось наружу разъярённым криком. Я пнула груду обломков, деревяшки тихо осыпались на палубу.

Засвистела боцманская трубка. Я развернулась и тут же столкнулась с Джеком. Он протянул мне пистолет, внимательно заглядывая в глаза, и слегка улыбнулся:

— Вижу, ты готова.

Раздался грохот орудий. Не успели мы подняться наверх, как «Летучий Голландец» открыл огонь из скорострельных пушек по «Людовику», одним залпом стирая в щепки резной балкон, витражные двери и добрую часть каюты. Мимо проплывали поросшие берега безымянной земли. «Месть» разворачивалась для бортового залпа, и «Голландец» помчался своей разинутой пастью прямо на неё, «Жемчужина» следом, как жеребёнок на привязи.

— Готовьсь! — прогремел над палубой командный голос капитана Воробья.

«Голландец» отклонялся влево, поравнявшись с французским кораблём. Я впилась в фитильный пальник и закрыла глаза. Грохнуло с оглушающим треском: союзники дали залп с кормы.

— Руби! — заорал Барбосса.

Секунда, другая, третья. Хлопнули канаты на носу. «Жемчужина» по инерции шла вперёд, неминуемо нагоняя. И вот, сквозь грохот залпов, которыми обменивались «Голландец» и «Месть королевы Анны», пробилось долгожданное:

— Огонь! Огонь из всех орудий!

Резко распахнулись глаза. Фитиль разгорелся ярче под ветром, зашипел. Я закрыла уши, сжалась, и следом единым залпом, распавшимся на десяток, обрушился пиратский гнев.

Дым выедал глаза, а я всё смотрела, смотрела, ужасалась собственным мыслям, но не могла отделаться от того наслаждения, что вызывала суматоха на борту «Людовика». Залпы «Голландца», удар из последних сил «Жемчужины» оказались втрое сильнее, чем того ждал противник. И теперь фигурки перепуганных моряков суетливо носились по объятой пламенем палубе под сочный треск грот-мачты, что кренилась в сторону кормы, разрывая, точно паутину, ванты и штаги. В корпусе, на орудийных палубах зияли дыры, пробивался чёрный дым. «Чёрная Жемчужина» пошла на сближение, не давая противнику опомниться. До берега было около сотни ярдов, до правого борта «Людовика» втрое меньше. Я запрыгнула на планшир, искренне сожалея, что не имею крыльев. Пираты, как и я, чувствовали себя теми самыми рысаками, нервно бьющими копытом в ожидании забега. Взгляд носился среди одинаковых мундиров в поисках одного-единственного, имеющего значение, и случайно скользнул по ахтерштевню за кормой.

— Трус!.. — сорвалось с губ.

Я бросилась к мостику.

— Джек! — взметнулась рука в сторону острова. — Джек, шлюпка!

Воробей обернулся, моментально распознал баркас с шестью гребцами и нервно оглядывающимся пассажиром. Я буквально увидела, как вспыхнул огонь в карих пиратских глазах.

— Шлюпку на воду, живо!

Ещё до того, как русленя «Жемчужины» прочертили глубокую трещину в свежей краске «Людовика», лодка плюхнулась в воду. Лишать абордажную команду свободных рук было опасно, и в погоню за трусливо удирающим Деруа бросились только мы с Джеком. Вёсла отчаянно молотили волны, взбивали пену, как в блендере. Плеск воды перебивали выстрелы и прилетавший с ветром звон клинков. От гари першило в горле. Я не чувствовала рук, не чувствовала тела и была этому рада.

Днище шлюпки скребануло по рифу на мелководье. Вырываясь на песок из плена моря, я нервно усмехалась мыслям в голове:

«…Окиян, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Расплеснётся в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря…»

Богатырей было двое, но лица пятерых гребцов оттого не стали менее перепуганными. Раненные, с ошалелыми глазами, они встречали нас на коленях, подняв руки и сбросив в кучу скудное обмундирование.

— Куда? — накинулся Джек Воробей. Те шарахнулись и взглядом указали направление.

Я мчалась сквозь джунгли, не замечая ни хлёстких ударов лиан, ни царапающих кожу колючек, ни отяжеляющего лёгкие влажного воздуха, ничего, кроме тропинки из примятой травы и надломленных веток. Мчалась так быстро, что порой забывала дышать. На ресницы падали капли пота, но взгляд был сосредоточен на пляшущей перед глазами зелени.

Тропинки разошлись. Резко затормозив, я глянула на одну, затем на другую, и, повинуясь не разуму, а внутреннему голосу, бросилась направо. Шанс нельзя было упускать, и Джекки ушёл налево. Мне казалось, что, если судьба вновь запрёт меня в Долине Возмездия, то пыткой Тайника станет именно эта дорога — которой нет конца и которую я обязана преодолеть. Среди зелени мелькнуло что-то, исчезло, затем объявилось снова. Вслепую хлопнул выстрел. Я нырнула под гигантский лист фикуса, взлетела вверх по упавшему стволу, как по бушприту, и прыгнула, со спины сбивая Деруа с ног. Руки на его шее тут же сцепились замком. Мы повалились на землю, и сила инерции потащила нас вниз по крутому холму. Ладони разжались, я вскрикнула от злости. Сначала за волосы, потом под руки безвольно кувыркающееся тело схватил высохший ствол, край ворота врезался в шею.

Веки поднялись, но перед глазами оказалась танцующая невнятными бликами тьма. Я попыталась двинуться и тут же передумала; левая рука была зажата под спиной, защищая от чего-то больно упирающегося в позвонки. Близко, будто в нескольких футах, шумело море, вызывая дикое желание нырнуть на самую глубину. Сквозь него пробился суровый голос:

— Ты должна встать. Ну, давай!

— Барто, — укоризненно прервал Феникс.

Фигура старшего помощника прояснилась, чесанула бороду и уселась на упавшую ветку.

— Чего? — пожал плечами старик, обращаясь к капитану за спиной. — Она хочет быть пиратом, а пират, моряк, не может быть слабым. — Барто вперил в меня долгий взгляд одного глаза. — И она знает, что не может. — Джеймс покачал головой. Я только устало шмыгнула носом. — Вставай или брось оружие! — приказал Барто.

Я закатила глаза, запрокидывая голову. Джеймс приблизился, присел, оказавшись со мной наравне.

— Проигрывать не страшно и не стыдно, Диана, но… — Он обернулся. Астор Деруа медленно выползал из кустарника, попутно отряхивая с рукавов листву и не видя во мне угрозы. Джеймс вновь посмотрел на меня. — Но уж точно не ему, верно?

Я слегка моргнула, соглашаясь. Правая рука ощупывала почву в поисках вылетевшей при падении шпаги. Деруа рассёк саблей воздух, разминаясь. Меча при нём не было. Он неспешно приближался ко мне, смакуя момент, ту растерянную суетливость, с которой моя рука шарила по земле, натыкаясь на камни и ветки, но не на клинок.

— Vous, pirates, êtes plus mauvaises que les cafards!

Деруа резко опустил саблю, намереваясь проткнуть меня, как тушку кабана. Высоко звякнул металл: в последний момент я выдернула кортик из-за спины, и его лезвие остановило клинок. Чёрные глаза француза округлились, лицо вытянулось. Я шибанула его камнем в скулу и ногой отпихнула куда-то в сторону. Активно затрещали сучья, заколыхались листья, и с холма скатился взъерошенный Джек.

— О! — только и выдал он. Я быстро поднялась, тут же едва не потеряла равновесие. — Ди, кажется, это твоё! — Я обернулась, и точно в руку прилетела шпага. Воробей довольно хохотнул, а в следующий миг покатился кубарем из-за кого-то, вывалившегося из джунглей.

Я только успела разглядеть, что это Бойль. Деруа метнул нож, и только чудом он пролетел в дюйме от моей головы. Я перемахнула через бревно и накинулась на француза. Шпага слепила солнцем, звенела и тонко взвывала, вздрагивала, прошибая руку током, и, тихо гудя, высекала искры из вражеской сабли. Тело само предугадывало движения, мозг действовал на опережение, заставляя Астора Деруа сомневаться в собственных силах. За спиной вырвался чей-то краткий вопль, и хлопнул выстрел. Я обернулась. Взгляд поймал Джека, пистолет в его руке. Что-то ударило по голени, сбивая с ног. Шпага, взвизгнув, вылетела из руки. Лицо столкнулось с влажной рыхлой почвой, на зубах заскрипела земля. Я перевернулась на спину. Острие сабли ткнулось в горло. Щёлкнул взведённый курок.

Я запрокинула голову, подводя глаза. Даже вверх ногами капитан Джек Воробей выглядел угрожающе с пистолетом в левой руке и с саблей в правой. Он слегка склонил голову на бок и цыкнул, качнув клинком:

— Приятель, пуля быстрее будет.

Деруа понимал это. Бросив на меня беглый взгляд, он подался вперёд, делая укол в шею ощутимее.

— Да, я знаю. Но послушай, ты умный человек, и явно заслуживаешь большего, чем просто быть на подхвате у неугомонной девицы. Этот камень, за который мы сражаемся, ты же, конечно, знаешь, чего он стоит, и знаешь, что это лишь половина всей ценности. — Я возмущённо фыркнула. Кэп весь обратился в терпеливое внимание. — Опусти пистолет, позволь обрубить этот якорь и тогда, je jure devant Notre-Dame, я приведу тебя к другой половине. Мы добудем Эфир. Мне достаточно будет лишь признания, а ты, ты знаменитый Джек Воробей, станешь обладателем не просто несметных богатств, а станешь, кем захочешь, кем заслуживаешь. Адмиралом, командующим флота, а не прозябающим на грязных кораблях среди пьяной матросни разбойником!

Джек задумчиво гонял меж зубов невидимую тростинку, глядя куда-то поверх француза. В сомнениях покачивались усы, подёргивались косички.

— Командующим флота, говоришь? — протянул кэп, точно пробуя на вкус обещанную должность. — Хм, заманчивое предложение, да? — Сквозь улыбку мелькнул золотом зуб. — Однако, во-первых, — сабля взмыла вверх, потому что её обладатель призвал к вниманию, подняв указательный палец с перстнем, — хоть и самому не верится, что говорю это, — быстро пробормотал пират, — но, знаешь, приятель, истинные сокровища не измеряются золотом и, на деле, бесценны. — Он сделал шаг вперёд. — Второе, я КАПИТАН Джек Воробей, — хитрый глаз подмигнул, — тебе бы следовало запомнить. И третье, горы золота и благородные титулы, это, конечно, замечательно, но, видишь ли, — Джекки расцвёл той самой неповторимой улыбкой, — мне пиратская жизнь по душе, смекаешь?

Да, капитан Джек Воробей умел привлекать к себе внимание, и это самое умение едва не стоило ему жизни. Взгляд, что будто приклеился к кэпу, чудом уловил плавное, почти незаметное движение свободной руки Деруа: она медленно сместилась за спину, напряглась, замерла. И только с губ пирата слетело знаменитое «Смекаешь?», плечо француза подалось вперёд, усиливая инерцию для броска ножа. Я рванула его руку с саблей в сторону, ударила ногой. Астор повалился рядом. Я перевернулась, пальцы подхватили эфес, и со всей силой и яростью воткнула шпагу ему в правое плечо: клинок царапнул кость, прошёл насквозь и с лёгким скрежетом застрял в корне под землёй. Деруа взвыл. Полные праведного ужаса глаза застыли на рукояти шпаги. Левая рука трепыхалась, как отрубленный хвост змеи. Колено упёрлось французу в грудь. Я надавила на клинок, отчего он беззвучно раскрыл рот, вытаращив глаза.

— Помнишь? Помнишь этот клинок, тварь? — процедила я.

Деруа помнил. Помнил и сгорал в агонии страха, предрекающего конец болезненный, мучительный. Он будто бы чувствовал, как растекается по его венам яд, как мешается с кровью, отравляя сердце, как это самое сердце булькает, разбивает грудную клетку, отсчитывая последние секунды.

Остался последний шаг. Последний удар. Кортик сам собой возник в руке, лезвие блеснуло лучом солнца, готовое обагриться кровью.

В голову легко вторгся мягкий заботливый голос, звучащий из воспоминаний и в то же время так отчётливо рядом: «Диана, если ты собьёшься с пути в этой битве, пожалуйста, будь сильной и помни, кто ты». Взгляд — с лихорадочным дрожащим блеском — поднялся в поисках образа и нырнул в просвет между деревьями к морю. Зазвучал смех — пугающий, наполненный ядовитой, безумной радостью, ледяной, низкий, переходящий в пропитанное слезами хрупкое хихиканье. Выбрался из моей груди, рассыпался среди зелени, затихая.

Я отступила на шаг, с широкой улыбкой, что сводила щеки, взглянула в лицо Деруа: бледное, мокрое от пота, искажённое ужасом.

— Ты получишь своё, — проговорила я спокойно. — И, как того желал самый неугомонный старший помощник из всех, мистер Барто, смерть станет для тебя желанным, но невозможным избавлением. — Я рывком выдернула шпагу. Деруа схватился за рану, заглянул мне в глаза, поднялся с трудом на колени, пытаясь проследить за моим взглядом. И увидел зеленоватые паруса «Летучего Голландца». Губы его принялись беззвучно шлёпать, глаза заслезились. Он с непониманием глядел на измазанный в собственной крови клинок шпаги. — Да, Барбосса учил, когда идёшь на встречу с заведомо сильным противником, имей ядовитое преимущество. Именно поэтому на шпаге нет яда, мсье. — Его лицо мигом осунулось от осознания той опрометчивой опасливости, что сдерживала его во время боя. Джек Воробей с красноречивым удивлением двинул бровями. Косички на бороде покачнулись, звякнув бусинами. Пират подхватил француза за шкирку, встряхнул, как копилку, вышвырнул в зелень нож и отобрал камень. Деруа выглядел жалко, при этом, не вызывая жалости как таковой. — Ах да, — спохватилась я, — как я тогда сказала? «Примите моё предложение или пиратская песнь станет вашим реквиемом»? — Я с улыбкой глянула на Джека. — Так выпьем чарку, йо-хо!

Закат догорал, убеждая что день, который обернулся невыносимой бесконечностью, всё же обретёт конец, как и всё во Вселенной. К берегу приближалась шлюпка с «Летучего Голландца», но Астор Деруа всё ещё не верил в заслуженную участь, будто имел козырь в рукаве.

— Велико искушение, верно? — понимающе кивнула я.

Джек разглядывал Эфир, пропуская сквозь него лучи заходящего солнца.

— Так в чём его сила? — обернулся ко мне кэп.

Я вздохнула, встречая взглядом очередную волну.

— В твоей слабости. Именно об этом предупреждение, что человеку с ним не совладать. Камень оборачивает их против тебя же, заставляет ненавидеть и избавляться от того, что вроде делает тебя уязвимым. Остаётся лишь непреодолимое желание воссоединить его, во что бы то ни стало. И, кажется, что ты становишься тем, кем желал, но, на самом деле, теряешь себя. Нет никакого дара. Только его иллюзия.

Двое сложенных матросов спрыгнули в мелкие воды и размашистой походкой направились к нам. Деруа промычал что-то, дёрнулся в сильной хватке Воробья. Уилл Тёрнер, придерживая шлюпку ногой, отрывисто кивнул.

Джек легко подбросил камень, как грошовую монетку, потом сжал в ладони и замахнулся.

— Погоди. — Кэп вопросительно глянул на меня. — Он опасен, но не бесполезен.

Забрав кристалл, я направилась следом за моряками и тщетно упирающимся французом. Под суровый взгляд капитана, матросы буквально зашвырнули того в лодку. Уильям двинулся мне навстречу, насколько позволял прилив.

— Так, значит, вы нашли Генри? — слабо улыбнулась я, поняв, о каком долге обмолвился Прихлоп.

— Да, — кивнул Тёрнер, — хоть я и не верил. Спасибо. — Я поджала губы. — Мне жаль.

Я подняла непонимающий взгляд, и в потускневших глазах тут же считала ответ.

— И мне. — Голос дрогнул. Я глубоко вдохнула. — Уилл, я хотела спросить, зелёный луч, что за ним?

Капитан «Голландца» удивлённо дёрнул бровью, покосился на горизонт, будто ища там ответ.

— Бескрайние моря. — Он сделал паузу, пожимая плечами. — Или, может, горные вершины до облаков? Или песчаные дюны до самого горизонта? Я не знаю. — Уилл обернулся к подсвеченным солнцем парусам «Летучего Голландца». — Там иные миры. Каждому, очевидно, свой, а луч — лишь дверь между ними. Нужно шагнуть в эту дверь, чтобы понять, где твоё место, по какую сторону. — Тёрнер глянул на меня с тенью тоски во взгляде. — А дверь закроется — когда поймёшь.

Я подняла руку, раскрывая пальцы: Эфир Власти тускло поблёскивал на ладони, как дешёвая подделка из пластика.

— Сейчас это просто бесполезная стекляшка. Но, я знаю, ты… вы сможете отыскать другую половину, и тогда камень поможет. Или тот, кому он принадлежал.

Уильям недоверчиво прищурился и бесстрастно заметил:

— Ты коснулась его. Для этого мне придётся убить тебя.

Я легко усмехнулась.

— Нет, сдаётся мне, когда ты найдёшь его, в этом уже не будет необходимости.

Его карие глаза — тёмные, более холодные, чем у Джека, более сосредоточенные — испытывали меня долгим взглядом. В нём прояснился немой вопрос. Бросив беглый взгляд за спину, на Воробья, что буравил мой затылок, я с тенью улыбки легко пожала плечами. Уилл понимающе кивнул, забирая камень. И вдруг я ощутила небывалую лёгкость, словно высвободилась из тянущих к земле цепей.

К моменту моего возвращения Джек Воробей напустил на себя вид скучающего работяги, которого после смены привели в галерею, любоваться полотнами маринистов.

— Не жалко расставаться? Думаешь, оно того стоит? — спросил кэп, не отрывая глаз от разворачивающейся лодки.

Я покосилась в его сторону.

— «Истинные сокровища бесценны», ведь так?

— Кстати о сокровищах! — встрепенулся Воробей. — Эй, на баркасе! Стой! — Он припустил к воде, размахивая руками. — Уильям, мы не закончили!

Я осталась одна. Нет, кругом кипела жизнь, одиночества не набралось бы и на десяток ярдов, но в тот момент в душе взорвалось едкими чернилами чувство опустошённости. Навалилось что-то невидимое, но с осязаемой тяжестью придавило к земле. Подогнувшиеся колени утонули в песке. Уши оглушило низким гулом. Горизонт дёрнулся и встал вертикально, под головой оказалась пропахшая порохом рубашка на предплечье, под пальцами покорно разошлись песчинки. Подсвеченные лучами из-за горизонта пышные облака, полыхающие огнём, синеватый образ парусника, покачивающаяся на волнах лодка и две поднявшиеся над морем спорящие фигуры растворялись, будто силуэты на картине с сырой краской, куда щедро пролили воды. Выцветали, размывались, перемешивались, чтобы собраться в один сплошной чёрный..

====== Глава XXXIX. Пепел ======

Ужасно хотелось пить. Тело отзывалось с трудом, удалось пошевелить пальцами ног и двинуть кистью левой руки. И с каждой секундой осознания жажды она становилась всё более невыносимой. Веки подрагивали, но никак не получалось их поднять, точно сшил кто-то. Слегка приоткрылись губы, ватные, словно искусанные пчёлами. Уха достигло тихое мерное поскрипывание. Как-то удалось заставить тело перевалиться на спину. Меж ресниц просочился тусклый свет. Глаза устало закрывались, не давая толком осмотреться и найти хоть глоток, хоть каплю воды. Взгляд обрисовал пологую дугу и вдруг наткнулся на морщинистое лицо с добродушной улыбкой. Лицо женское, смуглое, совершенно незнакомое. Лба коснулась горячая ладонь, бледные губы поджались, голова чему-то кивнула, и, не успела я вспомнить, как надо ворочать языком, незнакомка приблизилась с жестяной чашей. Вода была тёплая, немного затхлая, но в тот момент — невероятно вкусная. Губы перестало жечь невидимым пламенем, веки медленно сомкнулись.

Когда в следующий раз я открыла глаза, комнату — больше похожую на закуток с минимумом мебели — ярко освещало утреннее солнце сквозь квадратное окно шириной меньше локтя. Никого не было. Пахло пылью, соломой и рыбой. Желудок неприязненно сжался. Я молча глядела в потолок, свесив правую руку с койки и сосредотачиваясь на ощущении, с которым кровь собиралась в пальцах. Так прошло неизвестное количество времени, а потом, следом за едва слышной поступью, осторожно скрипнула дверь. Я повернула голову. Всё та же пожилая незнакомка кивнула мне вопросительно. Не получив никакой реакции, женщина вошла, цепляя длинной юбкой кресло-качалку у входа, и быстрым отточенным движением откинула край затасканной простыни. Её сухие губы тронула улыбка. Только тогда я поняла, что нахожусь в чём мать родила, проснулось жуткое желание натянуть на себя доспехи — моряцкий наряд, на котором и места живого не осталось. Но, едва я попыталась встать, женщина отчаянно закачала головой и удивительно сильным движением уложила меня обратно. Придавив мои плечи к соломенному матрасу, она отчётливо повернула голову из стороны в сторону, перед лицом сжала кулак и быстро вышла. За ней поплыл пустующий взгляд.

Вернулась она довольно скоро, оставила сорочку на краю койки и тут же ушла. Пока я присматривалась к плотной желтоватой ткани, неумело, точно все суставы в организме стали неродными, натягивала сорочку на себя, перекатывала пальцем страшный мозоль на ступне, шустрая незнакомка неслышно появилась в дверях. В руках у неё была деревянная миска с ложкой. Передав её мне в руки, женщина жестами показала «ешь» и вперила в меня принуждающий взгляд. Есть совершенно не хотелось: воздух в горло лез с трудом, не то что странная похлёбка. Но от сурового взгляда становилось не по себе, пришлось отёкшими пальцами сжать ложку и заставить себя глотать пресную снедь. Удовлетворившись, женщина опять куда-то ушла. Желудок взвыл и требовал ещё, хотя вкусовые рецепторы были против.

Когда ложка выскребала со дна остатки чего-то похожего на комочки кукурузной муки, донёсся приглушенный мужской голос, затем к двери направились тяжёлые шаги. Я опустила миску и обернулась со спокойным вниманием.

— А… о… гхм…

— Здравствуйте, Гиббс.

Старпом пристукнул себя по груди, выбивая застрявший воздух.

— Ну… эм… как вы тут? — Он сделал несколько шагов в комнату, потом приостановился, не зная, куда деть руки. Я двинула левым плечом. — Тереса позаботится о вас, это не переживайте, — заверил Гиббс и тут же добавил под нос: — Да тут-то больше и обратиться не к кому… Вообще, хорошо, что вам получше стало, а то… эти дни… — Моряк неловко чесанул затылок.

— Гиббс, — он с готовностью шагнул ближе, — есть какие-то новости о «Страннике»? Хоть что-нибудь?

— О… «Страннике», мисс? — переспросил пират с растерянностью. — Так он же… — Он беззвучно захлопнул рот, двинул бровями и быстро заговорил: — Да, знаете, не спрашивал, в этой дыре попробуй кого-то разговорить. Но я… надо будет… расспрошу… — Гиббс пятился к выходу, активно кивая. — Непременно узнаю.

— Да, спасибо, Гиббс. — Дверь закрылась с лёгким стуком.

Взгляд упёрся в потолок. Доски были старые, подгнивающие или поеденные жуками. Рассматривать их было бесполезно и неинтересно, но я продолжала. Смена дней знаменовалась новой похлёбкой, что приносила Тереса: приносила и заставляла съесть. Я проваливалась в темноту под скрип её кресла, просыпалась — под него же. И каждый раз старалась пересилить тяжелеющие веки, изо всех сил фокусируя взгляд на двери, потому что казалось, что вот-вот войдёт Гиббс с новостями. Никого не было. И оттого проявлялись сны: всё более тяжёлые, всё чаще запоминающиеся. Сны, после которых реальность казалась искусственной, старые доски — чересчур гнилыми, молчаливая Тереса — слишком доброй. Из-за этой невозможной помеси надежды и отчаяния заходилось сердце, мокрая от пота сорочка прилипала к телу, хотелось пить, хотя ничего в рот не лезло. Тереса поила чаями, пахнущими теплотой полей и летним ветром, поила настойчиво и непоколебимо, даже больше заставляла.

Гиббс пришёл спустя четыре дня, когда полуденное солнце только набирало силу. Я следила за пылинками в тонкой полоске света, что проскальзывала меж полузакрытых ставень. Хлопнула дверь, затем послышались осторожные шаги. Я привстала на кровати, обернулась ко входу; рука под простынёй сжала в кулаке край сорочки.

— Мистер Гиббс! — кивнула я, на губах даже прорезалось что-то вроде улыбки. Джошами оторопел на секунду, не успев сориентироваться. Поймав взглядом, он поприветствовал меня натянутой улыбкой и так и остался в шаге от дверного проёма. — Есть новости? — тут же спросила я.

Старпом неловко теребил край засаленной рубахи. Всё стало понятно: по его мечущимся из угла в угол глазам, по поджатым губам, по сгорбленной, точно под тяжёлой ношей, фигуре. Заговорил он медленно, спокойно, будто отрепетированную речь произносил, порой бросал на меня сомневающийся взгляд. Я смотрела сквозь него, периодически кивая, как болванчик, который никак не может остановиться. Вся правда умещалась в одном скупом предложении, но Гиббс обстоятельно объяснял, что и от кого узнал, как проверял и почему поверил. Я соглашалась, хотя уже и не слышала его, выдавила отрешённое: «Спасибо, Гиббс», чтобы дать понять, что разговор закончен.

Смолл обрёл покой на дне моря у архипелага Искателей — как и «Призрачный Странник». Надежда — вещь хрупкая и опасная, но именно она, какой бы тщедушной и напрасной ни была, помогала поддерживать стену, что уберегала от всяческих мыслей и чувств. За этой стеной было проще ждать. Будто если о чём-то не думать, оно не свершится. Но фокус не удался, и вся чернота полезла наружу. Рыдания драли глотку. Отвернувшись спиной к двери, закусив кулак, я дала им волю, да только легче не становилось. И не могло стать. Точно в водоворот, разум затягивало в кружащие бесконечной каруселью мысли: одинаковые, бесполезные. Каждая — как удар плетью. И я била себя снова и снова в тщетной попытке очиститься от грехов, получить то, что заслужила на самом деле, будто это могло что-то исправить. А больше ничего и не осталось. Хотелось кары, а не прощения. Не было ни того ни другого.

Гиббс вернулся через какое-то время. И будто бы не по своей воле. Слух отчего-то принялся вылавливать среди шумов за дверью сомневающееся топанье старпома: он то подходил к двери, то резко удалялся. Наконец раздался осторожный стук. Я не ответила. Несколько секунд тишины, затем скрипнули петли.

— Гхм, мисс Диана, простите, но… тут такое дело… — Попытка притвориться спящей не удалась: моё молчание, равнодушная спина его не остановили. — Я понимаю, момент не подходящий, но ситуация может выйти из-под контроля, — проговорил Гиббс с несвойственной ему решительностью. — Команда разбегается, как тараканы, хотя тут и бежать-то некуда! Иные ещё размышляют, но, если так пойдёт дальше, мы тут застрянем. Ну и… Джек. Он пьёт, мисс. Уже… сейчас… уже как неделю. Или больше?.. Не просыхая! — Он замолчал, точно ожидая ответа.

— Будто это в первый раз.

— Да нет, — протянул старпом, — но чтоб так! Никого и слушать не хочет! Чуть что…

Из дыры в углу высунула нос мышь, покрутила головой и не спеша двинулась вдоль стены, периодически приостанавливалась, приподнималась на задние лапки, словно стараясь рассмотреть что-то на старом табурете, что изображал прикроватный столик. У его ножки ей подвернулась крошка от кукурузной лепёшки — твёрдая, как камень, — но грызун решил, что это лучше, чем ничего, и, подхватив зубами, потащил в норку. Чувствовал он себя как дома, только слегка ускорял бег при мелькнувшей за окном тени. Расправившись с одной крошкой, мышь отправилась на поиски другой, теперь не держась стены, а свободно исследуя крохотную комнатушку.

Гиббс ушёл, поняв, что я не стану его слушать. Мне было всё равно, ровно до тех пор, пока мышь не скрылась где-то под кроватью — и все те демоны, что вроде бы отступили, накинулись снова, почуяв моё одиночество и уязвимость. Бежать было некуда, а так хотелось. Я перевернулась на спину, вперилась взглядом в доски, вслух принялась считать трещины, но голос всё больше дрожал, звучал, как свист спускаемого воздушного шарика. Взгляд размывался из-за слёз. Я резко откинула простыню. Ступни коснулись пыльного прохладного пола. Стоило подняться, и на рёбрах точно цепь затянули: я с грохотом рухнула на колени. Рука прижалась к туловищу, как будто смогла бы удержать внутренности, реши они вывалиться. В комнатку неслышно вбежала Тереса, тут же кинулась ко мне, помогая подняться, и попыталась уложить меня обратно.

— Нет! Я хочу уйти! Уйти! Дайте одежду! Да без разницы что! — задыхаясь от давящей боли, сквозь зубы выкрикивала я. Она часто закачала головой, что-то показала руками и поспешно вышла.

У окна стоял ещё один табурет с ведром воды. Держась за койку, я переставляла ноги всё с большим усердием и наконец рывком преодолела эти два шага. В воде плавал дохлый таракан и муха. Взгляд медленно проследил, пока они описали по ведру подобие круга, потом я выбросила их на пол. Вода была тёплая, подтухала. С трудом оторвав вторую руку от рёбер и отчего-то удивившись, что не рассыпалась, как скелет в школьном кабинете, я набрала воды и брызнула в лицо. Раз, другой. Опять удивление. Будто ожидала шипения кислоты. Я склонилась ниже, омыла лицо, задержав ладони, провела назад по волосам, снова по лицу, опустила… Вырвался беззвучный крик. Ведро загрохотало по полу, заливая ступни водой. Взгляд сгорал — а на ладонях поблёскивала багровым кровь. Я запрокинула голову, зажмурилась. Сердце будто сжал в руке великан с явным намерением стереть в труху. Пять секунд. Веки боязливо приподнялись, я медленно опустила взгляд: ничего. Только потом краем глаза поймала застывшую в дверном проёме Тересу с тёмной юбкой в руках. Она не проявляла никаких эмоций, но в глазах читалось явное облегчение от осознания, что я уйду. И, скорее всего, никогда не вернусь.

Я не стала дожидаться, пока Тереса найдёт лиф платья или рубашку, а она не торопилась. Боль разошлась по всему телу и стала привычной: можно было передвигаться. Длинный подол тихо шелестел по пыльной дороге. Под голыми ступнями будто чувствовалась каждая песчинка. Я брела вперёд, не разбирая пути, не пытаясь его запомнить. Брела, повинуясь внутреннему голосу, в попытке убежать от себя. Попытке заведомо безрезультатной. Среди крыш полыхал закат, наверняка, как и всегда, неповторимой красоты, но встречным прохожим было не до него. Каждый не замечал меня, проходя мимо, но вслед провожал долгим колющим взглядом. А я их всех встречала глазами, полными мольбы — увидеть знакомые черты, усталые лица, мрачные взгляды. Будто бы, потеряв память, бродила по городку, где провела всю жизнь, в надежде, что хоть кто-то вспомнит, узнает, кинется с неловким приветствием. И вдруг ищущий взор наткнулся на сгорбленного хромающего старика с куцей седой бородой и грубой повязкой на глазу. Шёл он быстро, спрятав лицо в тенях, не желая ни на кого смотреть. Я обернулась, провожая его взглядом, сделала несколько шагов следом и потом окликнула. Он встрепенулся, глянул через плечо, сплюнул и ускорил шаг. Не он.

В синих сумерках я выбралась на безлюдный берег. Где-то вдалеке остались столбы причалов и коптящие фонари рыбацких лодок. Здесь было только тихое вечернее море, простиравшееся до гаснущего горизонта непроглядной чёрной синевой. От стрёкота цикад звенело в ушах. Тихо шумели волны, подбираясь всё ближе. Медленно зажигались звезды. Я упала на колени. Песок под пальцами был неприятно холодный. Я долго смотрела, как темнота покрывает небо, как исчезают редкие блики на воде, как прибойная волна взбирается по пологому берегу, и постепенно неистовствующая буря внутри утихла, переродилась из крушащего рассудок хаоса в цепочку одиночных ударов.

Быть человеком — значит кого-то терять. Это неминуемо. Смерть неизбежна, да, но за десятки тысяч лет развития люди так и не научились принимать её как должное. Возможно, когда-то закат солнца был для древних катастрофой, что повторялась вновь и вновь, а затем стал обыденностью. Смерть же всё ещё остаётся чем-то непостижимым, хотя повсюду, кругом, каждый день. И это кажется каким-то неправильным.

Гиббсу было меня жаль, это сразу считалось во взгляде. Но разве я заслуживала именно этого? Жалости? Сочувствия? Это сильные чувства, и не каждый их достоин. Не я. То, что разрывало меня изнутри на части, вряд ли было болью или злостью. Мне казалось, не должно, просто не могло остаться никаких чувств, кроме одного. Опустошённости. Точно вывернули наизнанку и выпотрошили.

Я сроднилась с Джеймсом. Что бы между нами ни происходило, я знала, что он рядом, что мы будем следовать друг за другом, как тень и свет. И он очень часто, чаще, чем я признавала и замечала, был светочем, звездой, что помогала выбраться из дебрей. И теперь эта звезда угасла. Ещё один огонёк. И теперь я не могла выбраться. Совершенно потерялась, даже не зная, чего искать — покаяния или искупления. Хотелось кричать, звать, искать — хоть и под толщей океана, хвататься за голоса в собственном разуме, словно пытаясь удержать сон, что растворяется безвозвратно и слишком быстротечно.

В этой ли попытке или же просто поддаваясь неслышному зову, я вошла в воду. Тёплую, ласковую, приветливую. Мир кругом кипел жизнью, ведь для него трагедия одного всего лишь повседневная мелочь. Но море словно застыло. Казалось, будто в нём замерло само Время, и потому подарило возможность вспомнить всё — не только то, что прибавляло рубцов, но и то, от чего в каменеющем сердце становилось теплее. В одурманивающих объятьях волн растворялся шум жизни на берегу. Слёзы исчезали в солёной воде, словно их и не было. На языке горчили сожаления.Невысказанные слова. Слова, которые могли бы всё изменить. Бесполезные теперь — но я упрямо повторяла, одними губами, точно пыталась избавиться.

В темноте и тишине я продвигалась всё глубже, шла, плыла, а море сопротивлялось, отторгало, будто проверяло на прочность мои намерения. Отяжелевшая одежда тянула книзу, волны выталкивали на поверхность. Мои намерения?.. Несколько солёных капель угодило на губы. Я резко выдохнула весь воздух из лёгких и, расставив руки, упала на спину. Волны тут же сомкнулись над головой. От мира не осталось ничего, кроме шума крови в голове. Размытое синевато-чёрное небо поднималось всё выше, становилось всё недостижимее. Длинные пряди волос обвивали безвольные руки, как водоросли: невидимо, едва ощутимо касались кожи обманчивыми прикосновениями. Меж пальцев проскальзывали пузырьки воздуха. Это был лёгкий и верный способ всё упростить, от всего избавиться. Способ понятный и действенный. И было бы всё равно — очнуться в аду или в «моей реальности». Очередной побег. Видимо, это всё, на что я действительно была способна, это и было моё «действовать самостоятельно». Да, выход — проще некуда. Эгоистично. Трусливо. Подло. Но, чувствуя, как выжигает морская вода открытые глаза, я понимала, что не поступлю так. Не имею права. И не было в голове пресловутого: «Он бы этого не хотел», «А что бы он сказал?». Ты никогда, никогда не узнаешь, что думал, что сказал бы человек, которого больше нет, и его слова — это твои слова. Джеймс мог бы проклинать меня, мог одобрительно кивнуть, мог равнодушно уйти, мог понимающе промолчать или мог бы броситься следом в отчаянной — очередной — попытке спасти. Я не знала, что бы он сказал, что сделал, но в одном была уверена — я не позволю, чтобы его смерть была напрасной.

На глубине пустота внутри сменилась жжением в лёгких. И мозг активно бил в колокола, потому что стремительно уходило драгоценное для спасения время. Я ждала до последнего. Нарочно. Чтобы ощутить приближение костлявой с косой? Чтобы побороться в сотый раз за жизнь? Или чтобы решить наверняка? В глазах темнело. Я не заметила, как вынырнула на поверхность, как захрипело разодранное солью горло, как забулькала вода в лёгких и как из-за слёз проступил первый за долгое время вдох полной грудью.

Начался отлив. Теперь море не отпускало. Отбирало крохи сил, из-за чего берег казался недостижимо далёким. Юбка и сорочка обратились в непосильную ношу, и на сушу я буквально выползла, обессилено падая на сырой прохладный песок. Кругом стояла непривычная тишина: ни стрёкота, ни шума ветра, ни голосов, только едва слышный шорох отступающих волн. Не было ни звёзд, ни огней, и в этой кромешной темноте я всё равно поднесла ладони к глазам, чтобы увидеть — ничего.

Ночной холод сковывал кожу. Я неуклюже поднялась: тело, что остывшая глина, не желало подчиняться, превращая меня в неповоротливого сгорбленного голема, что едва перебирал заплетающимися ногами. И цепочка мелких неуверенных шагов уводила, как думалось, дальше от мира, к одиночеству и возможности в очередной раз угодить в трясину мрачных мыслей. Я брела вдоль берега сначала по мягкому песку, затем по мелкому щебню, не остановилась, даже когда под ступнями оказались скользкие неровные грани прибрежных скал. Стоящий стеной лес вновь сочился звуками, пальмы клонили пушистые кроны друг к другу, точно совещались, обсуждали незваную гостью. Я взобралась на гигантский камень и застыла, растворяясь взглядом в ночном море. Время не подчинялось измерению, но вдруг вода засеребрилась бледным светом, а лёгкие облака, подсвеченные яркой каймой, стали устрашающе грозными. Я слегка повернула голову. Взгляд застыл на знакомом силуэте, что с присущим природе мастерством обрисовала луна. Внутри закопошилось, зацарапало, но с губ сорвался только шумный выдох.

Я не знала, как «Чёрная Жемчужина» могла оказаться здесь, да меня это и не волновало. Без огней, без людей, едва отличимый от моря и неба только благодаря недолгой милости ночного светила, корабль отчего-то манил меня: то ли звал, то ли привлекал своей покинутостью, постепенно растворяясь в темноте, словно призрак. Тяжёлые тучи совсем закрыли луну, когда я наконец, по грудь войдя в воду, добралась до штормтрапа. На палубе под ногами затрещали щепки. Долго я стояла в нерешительности, скользя взглядом по невидимому. Где-то наверху в такелаже посвистывал ветер, хлюпала вода, да постукивало что-то о фок-мачту. Почти наощупь я взобралась по трапу полуюта и уселась на верхней ступени. Нос дразнил устойчивый запах гари, будто меня занесло на пепелище. Атмосфера царила жуткая, но не для меня: в душе что-то нервно подрагивало и только.

Вскоре снизу послышался посторонний шорох, шаги и стук дерева, затем на палубу шмыгнул яркий рыжий луч света.

— Я как знал, что отыщу вас здесь, как пить дать, — будто поприветствовал Джошами Гиббс, задрав фонарь над головой. Старпом поднялся на несколько ступенек. — А я тут это… — махнул рукой и уселся рядом. Пламя в фонаре заметалось меж поцарапанных стёкол. — Слушайте, мисс, — сомневающимся тоном начал мистер Гиббс, — я-то в общем не дурак, хоть многие так не считают, и, если надо, могу сделать вид, мол, не моё дело, ничего не слышал, ничего не видел, но… Тут же дело такое… Вы, видать, не хотите говорить о Джеке…

Не хотела. Ни говорить. Ни слышать. Ни думать. Потому что при малейшем упоминании его имени внутри просыпался яростный зверь, полный злобы и ненависти. Я не хотела этого чувствовать. Пыталась ускользнуть, избавиться, переболеть, но в то же время понимала, что это несбыточные чаяния. Обманывать себя мне было уже незачем. Это была его вина. Во всём, что произошло. Игра для него это была или очередная импровизация, Джек, как и всегда, выкрутился с минимальными потерями. Но это была его вина. Гибель Джеймса и «Странника», разорение Тортуги, пережитое мной в Тайнике, все те бесконечные дни глупой надежды, отчаянной борьбы за нечто обманчивое и эфемерное, проклятье камня — всё это стоило одной его фразы. Фразы, которую он мог сказать ещё на острове Креста или не многим позже. Всё, что я сделала, я делала во имя того, чтобы вернуть ту жизнь, хоть её часть, что мы разделили когда-то впервые. Я слепо боролась за воспоминания, решилась воспользоваться потусторонней помощью, и всё ради того, чтобы Джек сам выбрал удобный ему «благоприятный момент». И, не зайди всё так далеко, вполне возможно, что никогда бы этот момент не наступил — без излишней надобности. Ведь он и так держал меня на привязи, и так мог одной улыбкой или правильной фразой убить всё самообладание, и так мог «наставить меня на путь истинный». Кукловодов в этой истории оказалось много, как минимум один уже поплатился, и я искренне боялась, что взрывающаяся ненависть подтолкнёт меня к ещё одному поступку, который нечем будет искупить и нельзя исправить.

— Гиббс, — после долгой тишины обратилась я и тут же ужаснулась, как искусственно звучал собственный голос, — за что Джеймс хотел убить его?

Старпом развёл руками.

— Ну, я не знаю. И Джек вроде не знает. Или говорит, что не знает, — добавил моряк, покосившись на меня. — Он предпочёл целый месяц бегать, чем спросить…

«Целый месяц». Целый. Месяц. Два коротких слова зазвучали в голове бесконечным набатом. Гиббс продолжал говорить, но я его не слышала. Мысли в голове упорядочивались с невероятной скоростью, выстраивались, точно грани кубика Рубика, отделяли прошлое и настоящее, объединялись в важные фрагменты. Сердце болезненно сжалось. Целый месяц. По возвращении из Тайника, когда дело шло к обмену у архипелага, я приняла как должное прошедшее время, ведь для меня его как такового не существовало. Был миг — от выстрела до смерти. Была безвременная неизвестность — в Тайнике, и, судя по реакции Джонса, Долина Возмездия оказалась нечто иным, чем говорили те остатки, что сохранил разум. Был момент триумфа — возвращение. И, окажись вместо месяца день или год, для меня бы это мало что значило: причуды рассудка и забытьё были сродни благодати. Но в мире живых время имело свой вес. Я ни разу не задумалась прежде, чем обернулись эти тридцать дней для тех, кто остался по эту сторону двери. Что чувствовал Джеймс, глядя, как меня настигает пуля Бойля, что заставило его с одержимостью гоняться за Воробьём, отказавшись от человечности. Тогда в таверне Джек глядел на меня со скептичным спокойствием, будто в какой-то мере не исключал подобное возвращение с того света. Но что творилось в его душе, когда он считал мёртвой не просто надоедливую занозу, что липла к нему, подобно прочим девицам, а ту, что задержалась в его памяти и пробилась сквозь навязанное забытьё? Я так глубоко закопалась в собственные переживания, будто чувства окружающих были чем-то вторичным, и лишь то, что зарождалось в моей душе, могло быть истинно важным. Я винила Джека со всей ненавистью, на которую была способна по отношению к нему, винила за боль, за страдания, за собственные поступки и при этом ни разу не задумалась, как всё происходящее выглядело в его глазах, что он чувствовал на самом деле.

Я закрыла лицо ладонями, вырвался дрожащий выдох. Гиббс только тогда сообразил, что говорил в никуда, замолчал и терпеливо уставился на меня выжидающим взглядом.

— За всё это время, — заговорила я, не отнимая рук, — с той первой встречи на Тортуге, Джек что-то говорил обо мне? — Вместо ответа старпом шумно засопел. Послышалась неуверенная возня. Я прямо посмотрела на него. — Только между нами, Гиббс, обещаю.

Он бросил беглый взгляд по сторонам, точно покинутая всеми «Жемчужина» внезапно могла наводниться нежелательными свидетелями.

— Ну, скорее наоборот, — протянул пират, чесанув бакенбарды. — Запретил кому бы то ни было говорить о вас, даже просто имя произносить, конечно, ничего не объяснил. Но команда к странностям привычная… А! Другое дело, ром!

— Он впервые так целенаправленно решил спиться? — безучастно спросила я.

Гиббс замялся, неопределённо поведя глазами.

— Да не то чтобы… Сколько знаю Джека, такое впервые было, чтобы он при случае, да ещё и в порту, ни капли рома в рот не брал! А когда случалось, бывало, спрашивал о том, чего не было. Ну это-то не удивительно, наверное… И о вас пару раз упоминал, мол, помню ли я, как и где мы познакомились… Когда говорил, на Тортуге, он аж краснел от гнева! Да, — выдохнул Джошами, — Джек Воробей всегда найдёт, как удивить. — Я молча кивнула, взгляд застрял в темноте у подножия ступеней.

Вот что значило «Это были будто видения», которым Джек пытался оправдаться. Чем дальше, тем хуже — так всегда было. Мало кто добровольно согласился бы вспоминать то, чего вроде как не было, а против Джека сыграл тот, кто обыкновенно помогал забыться, — ром. И чем больше времени мы шли плечом к плечу, тем больше и чаще пил Воробей, тем больше и чаще проскальзывали важные моменты — и с каждым разом всё менее случайно. Но по иронии, чем старательнее Джек выскабливал наше общее прошлое из закутков памяти, тем с большим смирением я от него отказывалась. «Ну, впрочем, ты же и так это поняла, верно? Просто не хотела признавать…» — прозвучало так ясно, будто он повторил это снова, сейчас, прямо на ухо. День за днём я будто бы ждала знамения свыше, чудесного мановения невидимой руки, которая всё вернула бы на круги своя. Упорствовала, не отступала, волочилась следом и не замечала, что «то самое чудо» свершалось — без фейерверков и помпы. Но, быть может, я просто боялась поверить всем неслучайным мелочам и обмануться? Или того, что это окажется правдой? Потому и не замечала. Не хотела замечать. Так и бежали мы с Джеком вроде в разные стороны, а на деле в одну — подальше от правды. Отличная пара. Два эгоистичных идиота.

Я усмехнулась вслух, достаточно громко, заставив Гиббса сильно удивиться. Он открыл рот, помедлил, беззвучно захлопнул, двинул желваками, снова вопросительно глянул на меня и повёл подбородком.

— Простите, Гиббс, — мягко проговорила я, кивнув. — Вы, кажется, о чём-то важном поговорить хотели? — Старпом послал мне долгий красноречивый взгляд. — О ком-то. Ясно. Что не так?

Пират тут же оживился и пустился в насыщенное, спутанное повествование, из которого я вылавливала важные моменты, точно рыбу в дырявые сети. Джеку Воробью бесконечно повезло со старшим помощником: иной бы на месте Гиббса уже давно бы сделал ноги, прихватив «причитающуюся компенсацию», а этот остался. И пытался удержать команду. После того, как Деруа получил своё, этого же попытался добиться и кэп от Уилла, ведь именно на борту «Голландца» хранилось золото и драгоценности, которые алчная душонка Воробья не пожелала оставить на борту «Санта-Анны» на Исла-Баллена. Все, равно как и я, об этом и думать забыли, но Джек опомнился почти вовремя. И пока он спорил с Тёрнером о неправомерности его действий, «Месть королевы Анны» с забитым сокровищем трюмом, довольным капитаном и воспрявшей духом командой растворялась в темнеющем вечерними красками горизонте. «Летучий Голландец» помог добраться «Жемчужине» до ближайшей обитаемой и безопасной земли, которой оказалась небольшая испанская деревня в двадцать домов, живущая рыбным промыслом. Деревня, где крупнейшим заведением была деревянная церковь с колокольней, а богатейшим жителем — владелец двух телег, на которых раз в неделю улов увозили на другую сторону острова, к форту. Как и полагается потерпевшему поражение пирату, капитан Воробей нашёл наилучший выход из ситуации — заливать горе ромом.

— …Восемь дней?! — выпалила я.

— Ну, уже девятый, — уточнил Гиббс. — Я пытался с ним поговорить, но всё, чего удостоился, так это: «Иди к чёрту». — Я закатила глаза. — Беда в том, что если команда разбежится, то с кораблём мы отсюда точно не выберемся. Хорошо, если самим ноги унести удастся… Так-то народ тут благожелательный, но языком треплют похлеще старых дев на базаре.

То, что в деревне именовали таверной, на деле оказалось двухэтажным сараем, крытым подгнивающим тростником. Гиббс галантно пропустил меня вперёд и указал на хлипкую дверь рядом с лестницей наверх. Я мысленно выдохнула, пытаясь настроить мысли на нужный лад. Комната, где укрылся капитан «Жемчужины», оказалась вполовину меньше его каюты. Душный полумрак сжимал пространство, в котором не было ничего, кроме маленького стола, лавки и развалившегося на ней пирата.

— Эй, Джек, — без излишних церемоний громко позвал Джошами, остановившись в паре шагов от входа.

— Иди к чёрту! — донеслось из-за стола.

— Я вообще-то не один…

— Тогда все идите к чёрту! — в довесок кэп наугад запустил в нас бутылкой, но та и пары футов не пролетела.

Я закатила глаза и кивнула Гиббсу. Он вздохнул, сочувственно похлопал меня по спине и удалился. Только когда его шаги растворились среди жужжания голосов немногочисленных посетителей заведения, я присобрала юбки и вытерла песок со ступней. От стойкого аромата рома тяжелела голова, а от крошечного разбитого окошка напротив не было никакого толку.

— Ну и? — требовательно спросила я. — Почему ты здесь?

— А где мне ещё быть? — едва ворочая языком, протянул Джек.

Я скрестила руки на груди.

— На корабле. Со своей командой.

Кэп неуклюже перевалился в надежде удачно стать на ноги, но не рассчитал и загрохотал на пол. Я шагнула было к нему, чтобы помочь, затем остановилась. Спустя несколько секунд сосредоточенного сопения Воробью удалось взгромоздиться обратно на скамью и принять почти сидячее положение. Обследовав содержимое пустых бутылок и трёх кружек, Джек нашёл искомое и после долгого глотка и звонкой отрыжки злобно стукнул по столу.

— Он украл её! — Голова его описала дугу, взгляд поймал меня в фокус. — Барбосса украл у меня мою «Жемчужину», — с болезненной улыбкой проговорил кэп. — Снова.

Я покачала головой.

— Нет, она здесь. В порту.

— Пфф! — как можно отчётливее попытался выплюнуть пират, но в итоге зашёлся кашлем. — Это просто… — Его глаза съехали с меня куда-то в угол. — Пепел.

— Мы можем её починить.

— Могли бы… — растянуто поправил Воробей и посмотрел на меня. — С тем золотом, что этот мерзавец стащил из-под носа! Компенсация?! Абордажный крюк ему в глотку, а не копе… коме… — Джек махнул рукой.

Я направилась ближе к нему.

— Послушай, — голос зазвучал мягче, человечнее, — этим золотом ничего не кончается. Можно…

— Пойти на Тортугу? — состроил удивлённую гримасу кэп. — Да! Хотя погоди… — Он задумчиво перебрал пальцами по затылку, а затем выпятил губу. — Нельзя, ведь теперь там всюду королевский флот.

Я развела руками.

— Можно иначе заработать… Выйти в море…

— Да-а-а-а-а… — растянул Джек, и его взгляд постепенно приобрёл всё менее адекватный оттенок, растворяясь и проходя сквозь меня. — А для этого нужен корабль. А чтобы его починить, нужно выйти в море, а для этого нужно судно… — Кэп поднял плечи. — Очередной круг ада, — усмехнулся он, а затем оторвал от пола тяжёлый взгляд. — Как видишь, всё кончено.

— Ничего не кончено, пока твой прах не развеян по ветру! — вспылила я. Джек болезненно сощурился при высоких нотах голоса. Я оперлась ладонями о стол, склоняясь ближе. — Знаешь, я всё ещё не могу простить тебя. Я всё ещё чувствую ненависть. Хоть совершенно этого не хочу. Это ничего не изменит, да и моей вины во всём не меньше. Я устала, Джек, устала быть сильной! Я хочу так же поднять лапки кверху и ждать, когда всё само собой рассосётся… — Слетел шумный выдох. — Очень хочу. Но так не бывает, ты сам говорил, сам это знаешь. Мне было бы проще повиноваться тебе, уйти и… бросить всё это. — Он пугающе улыбнулся и указал на дверь. — Но, видишь ли, ты и есть та самая причина, по которой я всё это время продолжала двигаться дальше. То ли из любви, то ли из желания придушить тебя собственными руками.

— Ну и для чего? — качнул головой Джек.

Я заглянула в его блестящие от алкоголя глаза, будто там был начертан ответ. В царившем полумраке радужка пиратских глаз потемнела, и взгляд, обыкновенно подсвеченный особым коварством и задором, теперь вызвал желание отвернуться, уйти и обезопасить себя от тех демонов, что рассматривали меня сквозь эту черноту. Джек не умел обращаться с чувствами, с серьёзными чувствами, и поэтому предпочитал строить из себя идиота, прятаться под шутовской маской и не замечать, не цепляться за что-то важное, потому что давно измерил цену потерь. Потому со всеми старался держать дистанцию, не допускать крючков в сердце, чтобы не усложнять себе жизнь. И единственная, кому дозволено было нарушить это правило, — «Жемчужина». На протяжении долгого времени она была его другом, боевым товарищем, домом. Его свободой. И настроение Джека можно было понять.

Кэп был слишком пьян для серьёзных откровений или вдохновенных речей, да и вдохновения во мне набралось разве что для того, чтобы подтолкнуть висельника к краю табуретки. Я выровнялась, глядя на пирата сверху вниз.

— Всё равно нельзя отчаиваться, нельзя сдаваться.

— А я и не отчаююсь! — воскликнул Воробей. — Я пью! У меня… этот… как его… заслуженный отдых, смекаешь? — Голос его становился всё громче. Джек подскочил, ухватился за столешницу, чтобы не упасть. — Имею я, в конце концов, право отдохнуть от всех вас, а?! Так что вон! — В дверь полетела бутылка. Я невольно попятилась. — Прочь! Уходи! — почти прорычал капитан.

— Хорошо, — кивнула я, — я уйду. Но я вернусь.

Прежде чем за спиной захлопнулась дверь, Джек успел бросить вслед что-то гневное и неразборчивое.

— Ну что? — Гиббс бдел на лестнице и тут же подскочил ко мне.

Я резко выдохнула, проводя руками по голове.

— Мистер Гиббс, — взгляд полз по свисающим с потолка безыскусным светильникам, — мне нужно, чтобы вы собрали команду утром на «Жемчужине».

— Ну, это будет несложно… А что Джек?

Я ободряюще улыбнулась.

— Он присоединится к нам позже. — Гиббс понимающе кивнул. — Но пусть ему разбавляют ром.

— Ещё? — ахнул старпом. Я подавилась сухим смехом.

Возвращалась на «Чёрную Жемчужину» в одиночестве, не разбирая дороги, ориентируясь не на местность, а на шестое чувство. Спешить было некуда: время только близилось к полуночи. Корабль выделялся на фоне разбавленного огнями звёзд неба, будто его породила адская тьма, а не умелые руки плотников, да только оголённые мачты маячили, как кресты, ожидающие распятия. Море всё ещё было тёплым, я смело вошла в воду, хоть знала, что на берегу осталась лодка. Мокрые босые ступни звонко шлёпали по пыльному дереву. Приостановившись, я распахнула створки дверей капитанской каюты. Стёкла на корме тускло поблёскивали от невидимого света. Посвистывал ветер. Я вдруг поймала себя на мысли, что ещё никогда прежде, даже в тот печальный момент у Исла-де-Лагримас, когда Джек считался мёртвым, ни его корабль, ни каюта не выглядели столь покинутыми, брошенными, так что мне пришлось побороться с нерешительностью, прежде чем войти и по памяти нащупать фонарь на стене. Повозившись с огнивом, сидя на коленях, я наконец выпустила в темноту рыжевато-жёлтый тёплый круг света.

Взгляд проплыл по каюте, и тут же захотелось потушить свечу, ибо во мраке зрелище не было столь печальным. В боковых окнах зияли дыры, в которых сквозил бриз. От чудесного гигантского стола осталось три бесформенных деревяшки. Джек Воробей никогда не брезговал собирательством, вернее, «коллекционированием», и теперь все эти «коллекции» золотой и деревянной посуды, всевозможных моряцких приспособлений, подсвечников, шкатулок со всякими мелочами, карт и свитков беспорядочно валялись на полу, у левого борта, на который у «Жемчужины» был сильнейший крен. Палубный настил засыпал плотный слой битого стекла, и я с жалостью взглянула на свои голые ступни: рундук с одеждой застрял у койки в противоположном углу. Вдруг глаз зацепился за песочные часы, что каким-то чудом не разбились, лежали на боку у самого окна. Я улыбнулась.

Куском доски я сгребла осколки подальше, подожгла ещё два канделябра, пропитывая каюту живым светом, и наконец отыскала сапоги. В уцелевших стёклах проявилось моё отражение, и взгляд против воли уставился на него. Верхняя юбка — мокрая и тяжёлая — опала к ногам, я спустила верх сорочки и медленно поднесла руку к шее, где чернел синяк в форме каблука. Пальцы скользнули ниже, к каменному рогу у соединения ключиц, затем по рёбрам, как по ступенькам, к области сердца. Я точно не знала, что хотела увидеть, но отсутствие шрама от пули — что на груди, что на спине — вызвало неуместную грусть, будто потерялось дорогое украшение. На деле невидимые следы Тайника были куда заметнее, чем те, которых не осталось на коже. Мне не следовало долго разглядывать ссадины на теле, порезы и кровоподтёки на рёбрах, чтобы не вспоминать о ноющей боли и не гадать, заработала ли я перелом. Но измученное отражение, больше похожее на проявившегося призрака, упорно тянуло на себя внимание. В «век прогресса» я бы уже давно лежала на диване с компрессом на голове в ожидании «скорой», что никак не хочет ехать, и прописывала в мыслях основные пункты завещания, а тут только ухмыльнулась: «Ну, по крайней мере, жива».

До самого утра я просидела на верхней ступени трапа, что вёл с полуюта, периодически отвлекаясь на поскрипывание штурвала за спиной. Мозг работал неохотно, будто мыслительный механизм потонул в густом желе, и потому шестерёнки проворачивались с огромным трудом. Джек, при всём уровне рома в его организме, основную мысль вывел верную: чтобы починить «Жемчужину» нужны средства, чтобы заполучить средства — корабль, а для судна — нужны деньги. Поначалу это и правда казалось бесконечным кругом ада. Я вновь и вновь перебирала в голове различные варианты, но все они разбивались вдребезги, стоило только вспомнить, что мы в испанских водах, в окружении испанских портов. К тому же, если мистер Гиббс был прав, местные жители довольно скоро могли довести до ненужных ушей, что у них тут на приколе пиратский корабль — и уже неважно, что корабль этот топил и британские суда.

С рассветом и без того мрачное настроение поблекло до серых тонов. Поднимавшиеся над лесом лучи солнца обрисовывали печальное зрелище: куда проще было сказать, что на «Чёрной Жемчужине» уцелело, чем перебрать то, что нуждалось в ремонте. Задирать голову к мачтам я побоялась. Верхнюю палубу покрывал плотный слой пепла, большая часть парусов и такелажа превратилась в изодранные лохмотья, что сгодились бы для пакли. Орудий на опердеке не осталось. Было слышно, как скребёт киль по дну и ему отзывается вода из трюма.

— Да, подруга, — похлопала я ладонью по доскам палубы, — неслабо тебя потрепало…

Я закрыла лицо руками. Вновь подступило явственное желание сдаться, бросить всё на произвол судьбы или хотя бы дождаться того, кому это по силам. Но затем слух уловил голоса, что приносил ветер. Я только плотнее прижала ладони к лицу в надежде спрятаться, как в домик. Но трюк не вышел.

В сходном безрадостном молчании команда «Жемчужины» и я встретили друг друга сомневающимися взглядами. «И только?» — пронеслось в голове, когда моряки выжидательно уставились на меня. Глаза невольно скользнули к штормтрапу в поисках ещё кого-то. Стало сразу понятно, что именно имел в виду Гиббс под словами: «Это будет несложно». Помимо старпома, на палубе собралось ещё одиннадцать человек. Я медленно обводила всех взглядом, теребя подол юбки. Только тогда мелькнула мысль, что стоило всё-таки отыскать верх для платья, а не щеголять в сорочке. Пираты не скрывали скептичного настроя да и собрались, наверное, только благодаря хорошо подвешенному языку Джошами Гиббса.

— Что ж… — наконец заставила себя выдавить я, поднимаясь. Тут же аукнулась боль в рёбрах, так что я едва не скатилась кубарем по ступеням. Голос звучал едва слышно.

На меня глядели суровые лица с холодными взглядами. Сильные фигуры куда больше походили на мраморные статуи, чем на готовых к диалогу людей. Взгляд скользнул в сторону капитанского мостика. Интересно, как много раз Джек Воробей обращался к своим людям с него? Сколько раз смело (пусть даже только снаружи) встречал сомнение и неодобрение? Что помогало ему в такие минуты по-настоящему почувствовать себя капитаном, предводителем? Я вспоминала, как Джек говорил в карцере о том, что не намерен сдаваться, и в тот момент вряд ли вообще планировал кого-то воодушевлять. Просто делился тем, во что верил. Или, быть может, даже старался заставить себя поверить в собственные слова?..

Я подошла к перилам мостика и обвела всех собравшихся твёрдым взглядом. С нами остались двое моряков со «Странника» — это поразило меня и придало уверенности.

— Что ж, — куда громче повторила я, — я вижу, что вы не лучитесь радостью и вряд ли хотите слушать… меня. — Некоторые ухмыльнулись. — А ещё я знаю, почему вы здесь. И почему нет остальных. — Послышалось недоверчивое: «Ну-ка, ну-ка, расскажи!». — Вы здесь, как и я, потому что этот корабль — ваш дом. Эти люди — ваша семья. И больше у вас ничего нет. Вам, как и мне, некуда идти. — Кто-то качнул головой, остальные молча слушали. — Вы стали пиратами не от лучшей жизни. — Я повела подбородком. — Да, пиратская доля, бывает, горька на вкус, но слаще её нам уже не сыскать. Говорят, пиратство клонится к закату и близко к тому, чтобы стать легендой, но, уверяю вас, наше ремесло будет процветать ещё не одно столетие, потому что дух бунтарства и свободы не так просто сломить. Пусть болтают — слова не пули, их можно перестать слушать. И сейчас я не зову вас в бой за честь Берегового братства — я предлагаю бороться за наш дом. И это, — я подняла руку и приложила пальцы к клейму, — наш карт-бланш!

Секунды молчания выдавливали воздух из лёгких. Я не сводила глаз с моряков, и, казалось, с каждым мигом промедления взгляд мой становился всё более отчаянным. Они молчали — не роптали, не смеялись, не соглашались. Замерли в тишине, как изваяния, скрестив на груди руки и отведя взгляд. Только Гиббс — отчего-то неуместно довольный — почёсывал бакенбарды чуть в стороне от всех, но подначивать никого не собирался. Взволновавшее меня воодушевление во время речи теперь спало, и я чувствовала себя всё ничтожнее и слабее, с трудом удерживаясь от желания броситься прочь сломя голову.

Вдруг вперёд выступил канонир — тот самый Джимми, что на острове Саба едва не учинил бунт.

— А что капитан? — Он развёл руками. — Что-то не видать его здесь.

Я вздёрнула подбородок.

— Капитан доверил это мне. Пока сам занят делом покрупнее. Вернее, — добавила я, глядя Джимми в глаза, — доверил это всем нам.

— Вот как? — недоверчиво ухмыльнулся моряк. — Ну, и какой у тебя план? — Не то чтобы во мне видели великого стратега, нет, это явно была проверка на прочность. Каждый из собравшихся вполне мог действовать самостоятельно в рамках собственной авантюры, но раз уж я пыталась призвать их к чему-то под своим началом, должна была доказать, что оно того стоит.

На губах заиграла односторонняя улыбка. Я пристукнула ладонью по брусу.

— Совершенно безбашенный. Мы пираты, чёрт возьми! — бодро воскликнула я. — Будем продавать леденцы!

Гиббс подавился воздухом. Поднялся возмущённый гул. Как выяснилось позже, мало кто из собравшихся знал, что это вообще такое: половина думала, что это наркотик, другая — что «подарок» от портовой девки, от которого не избавишься. Только старший матрос со «Странника», Шимус О’Тул, что несколько лет отслужил на королевском флоте и бывал в Лондоне, припомнил, что это вроде как угощение для богачей. Я растерянно хлопала ртом, не успевая отвечать на вал вопросов, пока Гиббсу не удалось всех угомонить, чтобы получить объяснение. После того как все нюансы прояснились, я беспрекословно заявила: «Но сначала наведём тут порядок».

«Мисс, а вы уверены в своём плане?» — как бы за между прочим поинтересовался Джошами, когда мы вытаскивали из кубрика кусок переборки. Я совершенно не была уверена, потому что мой «великий план» родился именно в тот момент, когда меня о нём спросили, но сознаваться в этом не хотелось — да это было и небезопасно. Поэтому я просто кивнула. После генеральной уборки на берегу скопилась гора хлама, часть из которого постепенно пошла на топливо для костров, и настало время претворять план в жизнь. За тяжёлым трудом мысли упорядочивались лучше, даже удалось проработать некую стратегию.

Перво-наперво стоило раздобыть сахар: по моим подсчётам, хватило бы мешка, и как нельзя кстати выяснилось, что на другой стороне острова, в нескольких милях от города, расположились богатые плантации. Через несколько дней, после разведки и после того, как я раздобыла красивую рубаху и корсет, мы отправились сквозь джунгли на восток. Грабить плантацию с нашими ресурсами было верхом глупости, а вот реквизировать мешок-другой во время перевозки сахара в порт, притом не поднимая лишнего шума, оказалось заманчивой идеей. Мы с Гиббсом шли по пыльной дороге навстречу возчику, что, согласно наблюдениям, должен был объявиться с минуты на минуту, а третий разбойник, Ларри, крался в зарослях следом. Вскоре из-за поворота выкатила телега с пегим жеребцом и дремлющим кучером. Я мысленно приободрила себя, хотя в случае неудачи моя смерть вышла бы до ужаса нелепой. Когда телега почти поравнялась с нами, я загребла сапогом землю, покачнулась, взмахнула руками и упала в дюйме от колеса, а затем закричала во всё горло. Извозчик резко натянул вожжи, конь несогласно заржал. Гиббс кинулся ко мне на помощь и разразился гневной тирадой на чистейшем испанском. Кучер перепугался не на шутку, затем принялся кричать в ответ. Когда же увидел, что сеньорита вовсе потеряла сознание, а её разгневанный отец готов его чуть ли не придушить, крики сменились причитаниями. Сквозь щёлочку меж ресниц я следила, как Ларри проворно вытянул мешок, взвалил на спину и с удивительным проворством скрылся в джунглях, и затем застонала. Джошами отвесил недалёкому испанцу затрещину и отпустил: тот взлетел на козлы, хлестнул вожжами, и телега с невероятной скоростью скрылась в облаке пыли.

— Порядок? — улыбнулся Гиббс, подавая руку.

Я кивнула и принялась отряхивать юбку.

— Мне показалось или вы с него ещё и компенсацию стребовали? — лукаво подмигнула я. Старпом подбросил в руке две монеты и пожал плечами.

Наивная, на первый взгляд, но тем не менее удавшаяся авантюра подняла боевой дух. Тем же вечером пираты, заворожённые, точно дети, следили, как я топила сахар в огромном чане, как затем заливала карамель в формы (их выточили двое матросов), посыпала всё остатками высохшей кокосовой мякоти и укладывала бамбуковые палочки, а затем с невероятной торжественностью понесли два разноса с леденцами в прибрежную пещеру, где от холода волосы вставали дыбом. Тем же вечером я избавилась от пренебрежительного фырканья с их стороны.

Продавать лакомство в городе на другой стороне острова было крайне рискованно, но выбор наш был небогат. Взглянув на внушительный список того, что требуется починить или купить, только чтобы «Чёрная Жемчужина» как можно скорее вышла в море, я едва не взвыла: леденцами пришлось бы торговать несколько месяцев, а потому каждый грош ценился вдвойне. Едва забрезжил рассвет, я в сопровождении матросов с «Призрачного Странника» в напряжённом молчании отправилась в Пуэрто-Санто-Стефано. Напрасными чаяниями голову забивать не хотелось, но при виде испанских флагов, венчающих форт с тремя батареями, исчезли остатки позитивного настроя. И всё же в кипящем обыденной жизнью городке никому не было до нас дела — ровно до того момента, как я не направилась вдоль по центральной улице с импровизированным лотком. Не успела оглянуться, как пронырливая босоногая малышня утащила два леденца, и вместо монет я получила развесёлый мальчишеский хохот. Гиббс обучил меня минимуму необходимых слов, но даже они не пригодились: народ стекался изо всех проулков, окон и дверей — поглядеть на диковинный товар и на счастливчиков, что покупали его. Продавать втридорога смысла не было, краденый сахар позволил снизить цену и собрать галдящую толпу, так что я едва успевала обменивать сладкие цветы и кинжалы на серебряные монеты. Чуть больше чем через час лоток опустел. Ещё через три дня подобных походов мы собрали достаточно денег, чтобы зафрахтовать подгнивающую рыбацкую шхуну, что заприметил цепкий моряцкий глаз в порту. Одна монета ушла за молчание рыбакам, что возили улов в город: как и они, жители деревни почуяли выгоду от нашего присутствия и не торопились звонить в колокола.

— Я тут кое-что прознал, — заговорщически начал Гиббс, призывая придвинуться ближе к столу. Мы сидели в таверне, расщедрившись на местную кухню. Команда горланила песни, а мне кусок в горло не лез, так и подмывало подняться наверх, проведать Джека, несмотря на обещание самой себе дать ему время и шанс протрезветь самому во всех смыслах. Старпом ненавязчиво пристукнул по столу, призывая моё внимание. — Так вот, в двенадцати милях к юго-западу есть порт, Кастильоса. Там недавно банк открыли. Говорят, отстроили хранилище с сейфом, чтобы в случае чего там можно было груз из колоний придержать: порт-то как раз по пути расположен. — Гиббс вдруг умолк, ныряя носом в кружку. За моей спиной прошёл раздобревший хозяин трактира. Проводив его взглядом, пират продолжил: — И ключи от этого сейфа всегда носит при себе один человек, доверенный губернатора… — Я скептично скривила губы, понимая, к чему он клонит. — Нужны пушки, а они целое состояние стоят. И этот банк был бы как нельзя кстати.

— Согласна, — выдохнула я, — но, мистер Гиббс, мы пираты, к тому же пираты без корабля, а не грабители банков… — Старпом хотел что-то возразить, как вдруг его взгляд резво метнулся вверх, заблестел и спешно уткнулся в дно кружки. Я тут же обернулась, но успела поймать только исчезающую в дверном проёме тень.

====== Глава XL. Пираты ======

Серхио Коста, владелец и капитан нужной нам шхуны, неплохо говорил по-английски, особенно когда дело касалось денег. Ему было за сорок, жена ежедневно проедала плешь, дети вызывали приступы паники, а алчная душонка всё ещё не утратила надежду на лёгкую наживу. Сам капитан нам был совершенно безынтересен, но, оказалось, убрать его с судна — непосильная задача.

— Вам стоит иметь в виду, сеньор Коста, — доброжелательно предупредила я, — что предприятие наше может повлечь за собой определённый риск.

Он махнул волосатой рукой.

— Я знаю, кто вы. У меня племянник в рыбацкой деревне. Именно поэтому я не отдам своё судно, если не буду там капитаном!

Я устало провела рукой по лицу.

— Хорошо. Вот это, — на ящик приземлился мешочек с серебряными, — в качестве залога. И плюс восемь процентов добычи.

— Пятнадцать! — подпрыгнул Серхио.

— Тогда вовсе четыре.

Его смуглое лицо вытянулось, а большие глаза, казалось, вот-вот вывалятся из-под век.

— Двенадцать!

— Ладно, пять.

— Хочу десять! Не меньше!

— Предлагаю семь или мы уходим, — холодно проговорила я. Коста посмотрел на Гиббса, на паруса шхуны за спиной, поджал губы и, послав мне жалобный взгляд, выдохнул: «Идёт».

Отплывать собрались на закате. Большая часть команды, помимо двух плотников, что оставались с раненой «Жемчужиной», не без удовольствия готовилась к рейду. Я с удивлением поняла, что дождаться не могу выхода в море: вот уже несколько дней в минуты отдыха что-то странное отяжеляло душу, и, только когда мы с Гиббсом молча тряслись в хлипкой телеге на обратном пути из города, стало ясно — это тоска. От осознания, что уже через несколько часов в лёгкие снова будет пробираться свободный бриз, неразбавленный запахами суши, подобрался мандраж. «Дожили», — весело вздохнула я, запираясь в капитанской каюте. Против желания посвятить последние часы на суше доверительной беседе с Джеком я вернулась на «Чёрную Жемчужину» с охапкой «пиратских вещей» и постаралась всем существом сосредоточиться на грядущем путешествии. Заплетала тугие «колоски», раздумывая о невероятности происходящего. Затягивала поверх рубашки корсет, что служил поддержкой травмированным рёбрам, изучая внимательным взглядом снова блестящее лезвие шпаги. Моей шпаги. Прятала в разношенные сапоги кинжал, памятуя захватить ещё один кортик. Пальцами красила веки и подводила глаза сурьмой, гадая, будет ли толк от нашего предприятия.

Покушаться на капитанство я не хотела и не пыталась. Джошами Гиббс крайне удивился, когда узнал, что бремя старшего будет возложено именно на него, а Серхио Коста никто априори не брал в расчёт.

— Гиббс, — протянула я в тон скрипящему колесу повозки, — вы же знаете, я в морском деле профан.

— Но это ваша затея, — настаивал старпом.

— Да, — кивнула я, — но, если я в пылу сражения прикажу стрелять по бизани, имея в виду мачту, а не парус, как скоро мне придётся застрелиться от стыда?

Пират по-доброму понимающе усмехнулся.

— Хорошо, так и быть. Но я буду главным не больше, чем потребуется. — Я согласилась, не особо придавая значения подобному разграничению обязанностей, довольная одним только его наличием. Дело не ограничивалось исключительно моей профнепригодностью как морского капитана: слушать приказы от бабы, в море, на корабле уж явно бы никто не стал.

Никто точно не знал, как долго нам придётся скитаться по морским лигам и что мы вообще надеемся там отыскать. Но каждый уважающий себя пират чувствовал, что среди волн и ветра шансов поймать за хвост удачу куда больше, чем на пыльных улицах городов, сжавшихся под гнётом фортов и строгим глазом солдат. Шхуна под гордым названием «Сизый лунь» покидала прибрежные воды, когда в рыбацкой деревне зажигались первые огни. Провожая взглядом высившуюся на холме таверну, я мысленно давала клятву, что не вернусь с пустыми руками, а уже через несколько минут рванула к бушприту. Ветер легко гнал судно, насвистывая морские песни в унисон с шумными волнами. Пахло насыщенной свежестью, предвещающей тропический дождь. Я ухватилась за трос и почти свесилась за борт, полной грудью вдыхая аромат соли. Наружу рвался восторженный возглас и желание устроить дикие радостные танцы вокруг мачты. Яркий охровый закат растворялся в золотом море, будто солнце растопило небеса. Впервые за многие дни мысли перестали суетливо носиться и цепляться за случайные, порой бестолковые вещи, а на душе воцарилась безмятежность, почти позабытое чувство, благодаря которому я простояла на носу до глубокой ночи.

На третий день палуба перевернулась вверх дном от оглушительного в своей радости крика: «Яйца морского окуня! Судно-о-о-о!». На третий день, уйдя подальше от испанских фортов и патрулей, «Сизый лунь» наткнулся на торговую шхуну, что объявилась на горизонте, точно непутёвая мошка на лобовом стекле. Спустя минуту ликующих возгласов и оторопи, пиратская команда заработала подобно отлаженному механизму, согласно давно и всеми зазубренному плану. В трюме принялись жечь просмолённые деревяшки в казане, и вскоре из люка повалил густой чёрный дым. На клотике затрепыхался флаг с просьбой о помощи. Я выдохнула, забираясь на планшир и обменялась с Гиббсом коротким кивком. На палубе оставались четверо (среди них Джошами и Коста), остальные ждали сигнала, чтобы перебраться за борт, на узкие уступы. Пушек у нас не было, потому действовать приходилось с хитростью, не очень благородно. Имитация пожара приманивала жертву, а свесившиеся за борт и потому невидимые пираты затихли в засаде. Повиснув на беседке — доске с двумя стропами, что предназначалась для забортных работ, — я буквально чувствовала на зубах растущее среди моряков недовольство, которых, как и меня, ежесекундно обдавало волнами. Но когда прозвучало громкое и чёткое «Эгей!»,что значило: «Они в десяти ярдах», боевой дух окреп вновь. Гиббс на пару с Коста активно переманивали на «Луня» сердобольную подмогу: чем больше, тем лучше. И вот как бы невзначай звякнул корабельный колокол. Пираты, — рыча, крича, сверкая глазами и острием клинков, — подобно лавине посыпали через борт. Я спрыгнула на палубу прямо перед оторопевшим матросом: ведро из его рук с грохотом рухнуло на доски, едва не угодив мне по ноге. Моряк начал активно креститься, отступая. Суматоха захлестнула оба судна. Быстро обезоружив — буквально и фигурально — матросов, что уже ступили на нашу шхуну, пираты улюлюкающим потоком хлынули на соседнюю. Там пришлось повозиться: экипаж разжился гарпунами и с удивительным проворством старался насадить на них врагов. Замешкавшись, я перебралась на торговую шхуну последней. Бой обещал быть безынтересным. Разглядев на корме орущего басом моряка в смольном сюртуке и треуголке, я по планширу поспешила к нему, одновременно с Гиббсом.

— Rendirse! — От моего возгласа капитан шхуны подпрыгнул и шарахнулся в сторону. Тут же в лоб ему ткнулось дуло пистолета. — Rendirse! — дико сверкнув глазами, прикрикнула я. Подоспел Гиббс. Затравленный взгляд испанца засуетился меж наших лиц. К слову, его экипаж не горел желанием отстаивать груз до последней капли крови, и, едва капитан пискнул приказом о капитуляции, моряки отступили.

— Пистолет, — запыхавшись, кивнул Гиббс, когда испанца увели к остальным, — не заряженный же.

Я заулыбалась и пожала плечами.

— Он-то этого не знал.

Пока матросы с профессиональным проворством перетаскивали захваченный груз на «Сизого луня» — не больше, чем необходимо для починки и снаряжения «Чёрной Жемчужины», — мы с Гиббсом сопровождали капитана в его каюту в справедливой надежде отыскать там нечто более ценное. У самого входа, окидывая оценивающим взглядом помещение, я столкнулась с собственным отражением в крошечном зеркале и, наверное, не знай, кто это, непременно бы испугалась: брызги волн подправили макияж, и от глаз до середины щеки стекали чёрные слёзы размытой сурьмы — вид получился жутковатый, но вполне пиратский.

— Совсем бессовестные, — неожиданно проговорил на английском капитан, провожая взглядом судовой журнал, — помощи просили!

Я терпеливо улыбнулась.

— Ну, нам, правда, нужна помощь, и, поверьте, вы нам очень помогли. — Испанец злобно поджал губы. — Бросьте, уверена, ваш груз застрахован. — Капитан обиженно сопел, но ничего большего предпринимать не думал. Зацепив взглядом маленькую модель парусника, что слабо вписывалась в окружающую простецкую обстановку, я спросила: — Вам не встречался на пути корабль «La Presciencia de Dios»? — Надув щёки, испанец покачал головой, а Гиббс заинтересованно прищурил глаза. Я испустила мысленный облегчённый выдох: значит, ещё не время.

Жизнь удивлять умеет. «Сизый лунь» проворно лёг на обратный курс, оставив полегчавшее судно торговцев за кормой. Вряд ли кто-то из нас мог полностью поверить, что сумасшедшая и в чём-то смехотворная авантюра могла сработать и шхуна была захвачена без единого залпа, — однако в трюме стало тесно от груза. Сыпались поздравления: всё менее сдержанные, всё более искренние. Я недоумённо качала головой, глядя вслед исчезающим парусам: несколько дней назад всё никак не верилось, что продажа леденцов окупила фрахт шхуны, а теперь эта самая шхуна везла столь необходимый груз обратно, к испанским берегам, где на капитальный ремонт стал пиратский корабль. Что, если не подобная ситуация, могло стать идеальным воплощением аллегории «хождения по острию ножа»? Несмотря на то что обитатели рыбацкого посёлка весьма дружелюбно отнеслись к соседствованию с разбойниками — поскольку это самое соседство обещало им дополнительный навар, — до самого возвращения меня грызло опасение, что на «Чёрную Жемчужину» нагрянули бравые испанские солдаты и добытое нами дерево, ткани и железная крошка сгодятся разве что для искусных гробов.

К острову мы подошли на рассвете следующего дня: рыбаки буднично собирались на пристани, из-за деревьев проглядывала вершина грот-мачты пиратского фрегата, и от сердца отлегло. Серхио Коста, попискивая, как довольный пёс, не умолкал, выспрашивал, как скоро мы вновь поднимем паруса, при этом лицо его, похожее на оливку, краснело и светилось алчным восторгом. «Как только, так сразу», — раздражённо бросила я, мысленно переведя, что «Как можно скорее». Коста этот ответ мало устроил. Он суетливо носился от меня к Гиббсу и обратно, запутавшись в субординационных связях и заискивающе улыбаясь любому встречному матросу. Берег держал нас не дольше, чем разгружался бы трюм, но тут же выйти в море мешали крепкие сомнения — удастся ли провернуть подобный трюк с захватом ещё хотя бы единожды? Капитан «Луня» угадал настроения и, хитро подмигнув Джошами Гиббсу, что-то зашептал ему чуть ли не в самое ухо, за что потом поплатился воспитательной затрещиной от боцмана — не должно секретничать на глазах у команды.

В хлипкие двери местного питейного заведения мы ввалились через несколько часов, задолго оповестив о своём прибытии грохочущими хохотом разговорами. Трактирщик аж затанцевал, когда услышал: «Давай лучшее, что осталось!». Из напитков лучшим был странно пахнущий ром, от которого губы и язык ещё какое-то время щипало. Ликуя, стукнули кружки. «За удачу! Чтоб эта чертовка не думала к нам задом оборачиваться!» Салли — курчавый и обыкновенно суровый матрос — хлопнул меня по спине так, что я едва пополам не сложилась, расколов лбом столешницу. Это был болезненный, но мне уже вполне очевидный знак одобрения.

Я и не заметила, как наполовину опустела кружка, что заливистый смех, подбирающийся к высокой крыше, мой собственный, совершенно не пристыженный от того, над какими историями я им заходилась. Запрокинув голову, я громко хихикала, не в силах остановиться. Как вдруг взгляд зацепился за тёмный силуэт, неохотно подбирающийся к перилам второго этажа. Смех зазвучал всё более искусственно, затем скомкался и частями опал куда-то под стул. Мышцы напряглись, готовые в любой момент дать стартовый толчок с табурета. Джек Воробей выглядел так, будто не просто не спал три-четыре дня, а безостановочно и в одиночку вёл корабль сквозь яростный шторм. Он медленно поворачивал голову, рассматривая довольно гогочущую команду — его собственную команду. Никто из пиратов этого и не думал замечать, равно как и капитан Воробей решил не замечать меня. Я нарочно буравила его взглядом, не сводила напряжённых глаз в волнительном ожидании… чуда? Но как только глаза кэпа поймали меня в фокус, Джек резко отшатнулся назад, крутанул головой и поспешно скрылся в своём временном обиталище. Я обиженно шмыгнула, пряча нос в кружку.

— А что, Гиббс… Гиббс? Гиббс! Ги-и-иббс! — Я настойчиво выстукивала морзянку по плечу захмелевшего старпома. Он обернулся ко мне и будто бы удивился. — Чего вам сказал наш славный Коста?

Джошами хлопнул себя по лбу, округлив глаза.

— Пушки!

— Пушки?

— Пушки! — Старпом залпом осушил кружку. — Он знает, где их достать. Какой-то малый пару лет тому утянул три орудия с затонувшего неподалёку патрульного брига. А? — довольно оскалился пират.

Я скептично почёсывала скулу.

— А толку-то? Три?

— Лучше, чем ничего, согласись. — Я закивала. — И вот ещё, что… — активно начал Гиббс, а потом рассеяно умолк.

Я терпеливо ждала продолжения, но, судя по тому, как напряжённо сползались к переносице седоватые брови моряка, ром выветрил из его головы некий важный момент.

— Я тут подумала, — задумчиво протянула я, — помните, вы про банк говорили? — Старпом оживился и вопросительно качнул головой. — Может, стоит глянуть на него? Ну так, на всякий случай. — Гиббс довольно хохотнул: «Говорил же».

Кастильоса оказался ничем не примечательным испанским городком, даже интересующий нас банк отличался от десятка других зданий только помпезной вывеской и двумя солдатами у входа. Гиббс заговорщическим шёпотом рассказывал обо всём, что успел разузнать о хранилище и его хранителе, и не раз похвастался, что при нужде сможет раздобыть даже план здания. Я глядела на синеватую мозаику на фасаде, а в голове мысли рождались примерно такие же, как у первоклассника при взгляде на логарифмы: что всё это от лукавого. Побродив по городу, мы сошлись на том, что не стоит отказываться от ограбления, как и без крайней необходимости идти на него.

В тот же день команда утяжелила «Сизого луня» тремя орудиями, пятью восьмифунтовыми ядрами и половиной ведра пороху. Без прощальных церемоний мы вновь вышли в море, следуя по проторённому пути. В этот раз я уже целенаправленно выводила перед зеркалом чёрные потёки под глазами и, пока никто не видел, тренировала устрашающий оскал. То ли на небесах сочли, что мы принесли достаточную жертву, то ли тосты за удачу и правда её манили к нам, но переживать о поисках новой добычи долго не пришлось: мы нашли золотую жилу — путь, по которому меж крупных островов ходили небольшие торговые шхуны. Груза на них перевозилось немного, ценность его не шла ни в какое сравнение и с сотой долей того, чем были забиты трюмы галеонов. Памятуя, что «жадность — грех», мы брали только то, что могло пригодиться на корабле и что можно было продать без излишних вопросов, тем самым стараясь не привлекать к своей деятельности внимания. Тем не менее четыре рейда спустя все укрепились в мысли, что момент, когда «золотоносная жила» иссякнет да ещё и загонит, чего доброго, в темницу, становится всё ближе. Долго водить торгашей за нос и проворачивать из раза в раз один и тот же трюк не удалось бы, а слава о «чёртовой дюжине» быстро расходилась в моряцкой среде. Но для полной починки и снаряжения «Чёрной Жемчужины» добытого не хватало, поэтому пришлось отклониться на юго-восток в надежде отыскать более крупную и менее опасную жертву.

Шёл пятый день с того момента, как «Сизый лунь» в очередной раз покинул берег, и третий, как шхуна ошивалась в открытом море. Запаса еды и воды оставалось дня на три, не больше, а в списке захваченного значились: ящик гвоздей, пара свёртков сукна, моток нового якорного каната и семь мешков табака. Я раздумывала над тем, что по возвращении во что бы то ни стало выторгую у Джека его чудесный компас, и тогда, авось, дело пойдёт шустрее. В негу послеполуденной дремоты ворвался оглушающий звон колокола. Я подорвалась с мешков и, щурясь, как крот, выползший на поверхность, завертела головой. На небе не было ни облачка, синева простиралась светлая и сочная, только у самого горизонта на западе голубизну покрывала лёгкая дымка. И на фоне этой дымки проступил довольно чёткий и внушительный силуэт.

— Бриг?! — воскликнула я, подпрыгивая на месте.

Мистер Гиббс опустил подзорную трубу и в ответ на мой радостный возглас в сомнениях качнул головой.

— Да, испанский. — На моих губах сверкнул предвкушённый оскал. — Сторожевой.

Мгновенно настроение скисло. Я внимательно рассматривала в подзорную трубу сероватые паруса патрульного корабля и покусывала губу, абсолютно точно чувствуя фразу «И хочется, и колется, и мама не велит». Да только тут не велело соотношение сил. С брига не обращали на двухмачтовую рыболовную шхуну никакого внимания. Этот парусник, объявившийся после затишья, один на многие мили, показался последним подарком судьбы, прежде чем удача обернётся к нам совсем иной стороной. «Жемчужине» по-прежнему нужны были орудия, ибо из собственных осталось лишь четыре пушки, а на военном корабле ничего ценнее и не найдёшь.

— Что делать будем? — обернулся старпом. Я нервно покусывала ноготь. Расстояние меж судов проворно сокращалось. — Думаете, стоит рискнуть?

Взгляд оторвался от брига, прошёлся по взбудораженной команде и остановился на лице Гиббса.

— Думаете, справимся? Это не легковерные торговцы…

— Да и мы не из глины леплены! — встрял боцман, выражая общую решимость, а ещё вернее, жажду почесать кулаки, ведь прочие абордажи обходились без приличных драк. — Они же тут у себя дома, испанцы, кому в голову придёт на них нападать? Да и приём-то наш работает безотказно!

Я тяжело вздохнула. Нутро царапало нехорошее предчувствие. Эффект неожиданности, которым мы пользовались ранее, мог не сработать на более подозрительных и собранных солдатах, и при первых же сомнениях им ничего бы не стоило разнести нашу посудину в щепки.

— Если мы преуспеем, — рассудил Гиббс, — сорвём большой куш. Глядишь, и с кораблём закончим…

Я хмыкнула.

— А если нет, не отмоемся от позора до самой смерти, которая, к слову, не заставит себя ждать. — Было ясно видно: окрылённая лёгкими победами команда не разделяет моего скептицизма. — В любом случае, мистер Гиббс, вы здесь главный.

Старпом помрачнел, почуяв на плечах тяжесть принимаемого решения, но спорить с настроениями команды не стал. Мне осталось только готовиться к чётко отрепетированной пьесе. «Сизый лунь» пошёл на сближение, в трюме закоптил чёрный дым, поднялся флаг с просьбой о помощи. Я скребла ногтем рукоять шпаги, с неудовольствием ощущая, как по телу расползается страх. Такого раньше не бывало. Когда пираты готовы были перебираться в засаду за борт, а с брига подали сигнал, что идут на помощь, я вскрикнула:

— Отставить! — В меня упёрлись возмущённые взгляды. Я спрыгнула с планшира и направилась к мостику. — Тушить огонь! Коста, уводите судно! — Поднялся несогласный гул. Капитан шхуны рассеяно засуетился, не зная, куда себя деть. — Коста! — прикрикнула я. — Возьмите на левый борт и живо отсюда! — Кто-то со злостью зашвырнул саблю. — Мистер Гиббс, просигнальте, что у нас всё в порядке.

Бриг ушёл своим путём, ничего не заподозрив. На мне горело невидимое клеймо труса. Разочарованная команда не удовольствовалась объяснением, что захватывать бриг со шхуны слишком рискованно. Каждый пират считал своим долгом оскорбиться на то, что я засомневалась в их умениях, потому остаток дня пришлось коротать в одиночестве. Даже будучи «изгнанной из приличного общества», я чувствовала себя куда спокойнее, чем когда готовилась с этим самым обществом брать на абордаж заведомо сильного противника.

И всё же умиротворение моё длилось недолго: до утра следующего дня. Сидя на корме, мы с Гиббсом вернулись к обсуждению возможного ограбления банка, что обыкновенно занимало свободное время. Но что в таверне, что на корабле умозаключения сводились к одному и тому же: нужно нечто более изобретательное, чем дерзкий приём лобовой атаки.

— Вижу парус! Прямо по курсу!

На линии горизонта, как на канате, балансировал крошечный корабль, что шёл точно навстречу. Когда парусник увеличился достаточно, чтобы можно было разглядеть людей на его борту, я нехотя раздвинула линзы подзорной трубы: и без того невооружённый глаз определил, что судно крупное, а значит, нам не по зубам.

— Усы кракена!.. — выдохнула я, едва не выронив трубу. Затем вновь поднесла к глазам, скрупулёзным взглядом устремляясь к мужской фигуре на капитанском мостике. — Твою ж за ногу! — От моего восклицания проснулся даже дремлющий в тени парусов на баке матрос.

— Что случилось, мисс? Кто это? — забеспокоился мистер Гиббс, увидев, как сжались кулаки до побеления.

— Я не знаю, — скорее прорычала, чем ответила я, а потом обернулась к старпому, тыкая в приближающийся бриг: — Но он был с Анжеликой! На её корабле!

Мистер Гиббс отвернулся к кораблю, а я вновь приникла к глазку трубы.

— А что сейчас? Она там?

— Не знаю. Не вижу её. Но это же не тот корабль. Но его я узнала, узнала!

Почти месяц минул со встречи у архипелага Искателей. Мы вынуждено скитались в испанских водах, и я не упускала возможности спрашивать у встречных капитанов о «La Presciencia de Dios» — «Божьем Предвиденье», — и каждый встречный капитан отрицательно качал головой. Теперь, после стольких дней пусть и пассивных, но поисков наконец объявился достоверный знак, а потому все здравые взвешенные размышления отступили перед кипятящей кровь решимостью — той самой, что ещё вчера обуревала пиратов и мне была непонятна. Я вцепилась руками в волосы, понимая, что не имею права упустить такой шанс, но при этом совершенно не знаю, как поступить.

— Знаете, если позволите, — вклинился в наш с боцманом и старпомом спор капитан Коста, — я бы хотел предложить кое-что… — Он опасливо оглянулся на команду. — Правда, не знаю, не всем это придётся по душе.

— Выкладывай!..

Испанский бриг с коричневато-красными бортами шёл точно навстречу «Сизому луню», с которого непрерывно звучал сигнал: «Пираты в плену». Мистер Джошами Гиббс без устали взмахивал флажками, двое матросов убирали паруса грот-мачты, а капитан Серхио Коста вцепился в рулевой рычаг как в спасительную соломинку. Остальные девять человек (считая меня) были привязаны вокруг мачты, цепляли на лица безрадостные маски и готовились сыпать проклятьями. У обоих бортов стояли бочки, блестя жирными рыбьими тушками, под которыми скрывались абордажные сабли, топорики и «кошки». Я не могла ни на чём сосредоточиться, время тянулось мучительно медленно, оттягивая решающий момент и заставляя изнывать от ожидания. Хотелось действовать, а приходилось шумно сопеть.

И вот, наконец-то, послышались первые голоса. Коста вприпрыжку помчался на бак, размахивая руками и тараторя, на мой слух, какую-то сложную испанскую скороговорку. «Тридцать пять», — шёпотом отчитался Гиббс о числе противника, пробегая мимо. Я мысленно с неуместным ехидством добавила: «Всего-то!». Шхуну качнуло, когда бриг сошёлся с ней в борт. Начали прибывать солдаты под одобрительное эгегеканье «законопослушных моряков» и презрительное фырканье «повязанных пиратов». Гиббс даже грозился кулаком в нашу сторону. Тот-Самый-Испанец в белом с синими полами кителе выделялся на фоне жёлтой формы солдат, как прыщ на коже, спрыгнул на палубу шхуны одним из первых. К нему тут же подлетел Коста, активно жестикулируя и повествуя рассказ: языка я не знала, но понимала, о чём он. О том, как добропорядочный рыбак со своей скудной командой отправились за уловом, но погода лютовала и отнесла их дальше от берега. Тогда они увидели дым, потом обломки и выловили из воды немногих выживших с неизвестного корабля. Им хотели было предложить кров и чарку грога, как разглядели пиратское клеймо на руке девицы и, навалившись могучей кучкой, привязали мерзких разбойников к мачте, чтобы как можно скорее сдать в руки стражей порядка. Я уловила забавное имечко знакомого испанца — Флоренсе Пальма — и едва не хохотнула. К счастью, в тот же момент и он обратил на меня внимание, хлестнул жёстким взглядом маленьких чёрных глаз и хлопнул в ладоши. Я фыркнула: узнал, как пить дать. Пальма замер в шаге от фальшборта, внимательно изучая нашу повязанную компашку.

— Вот так встреча, да? — злобно ухмыльнулась я, пытаясь подманить его ближе. Судя по тому, как Джошами Гиббс активно чесал бакенбарды, более высоких чинов на бриге не осталось. Пальма оголил палаш и, подойдя, ткнул острием мне в плечо; за ним следом, чуть ли не ткнувшись в спину, прискакал Коста. Высокий, загорелый, с идеальной бородкой и огромной шляпой, Флоренсе оскалился жёлтыми зубами, тут же разрушая вполне сносный образ, что родился в моей голове. На его реплику я вскинула подбородок и заигрывающим тоном пропела: — Если хочешь что-то узнать, надо только спросить. — Взгляд Пальма, подтверждая доходчивость правильно сказанных слов, съехал к декольте моей рубашки, что совершенно случайно расстегнулась на одну завязку. Палаш лёг плашмя на плечо. Вместо церемоний испанец впился пальцами мне в подбородок и склонился ближе, абсолютно уверенный, что максимум моих действий — это плевок ядом.

Я дёрнула головой, Пальма качнулся, палаш скребнул по мачте над ухом, предваряя краткий вскрик — когда моё колено садануло испанца в самое уязвимое место. Пираты рванули со всех сторон, верёвки тут же лопнули. «Огонь!» Две пушки плюнули ядрами по бригу, повергая оба судна в хаос. Я метнулась к борту, поймала шпагу, а когда обернулась — вертлявого испанца и след простыл. Не замечая ничего кругом, я кинулась в сторону брига, ища глазами помпезную треуголку. Шхуну отгораживала стена дыма. Но Флоренсе Пальма удивил и, похоже, со страху ломанулся не в ту сторону. Обнаружив себя на корме шхуны среди беснующихся разбойников, он искажённой походкой затрусил к носу: суда пришли в движение и медленно расходились. Я бросилась ему навстречу, взлетела на фальшборт, оттолкнулась, хватаясь за канат, и через две секунды спрыгнула перед самым носом испанца. Мы оба оторопели. Он махнул клинком наотмашь. Я нырнула под лезвие и, снабдив руку силой инерции, кулаком заехала Пальма в челюсть. Руку по самый локоть прошибло болью, я тут же тряхнула ей, морщась. А испанец отшатнулся, запнулся о собственную ногу, получил случайный удар в скулу и мешком завалился на палубу.

— Rendirse! — во всё горло завопила я, мысленно предрекая, что эта фраза скоро будет являться в кошмарах. Пальма стоял на коленях спиной ко мне, не решаясь пошевелиться из-за кортика у горла. Бахнул выстрел. Я вновь заорала, и голос совпал с удивительно громким и дерзким криком Серхио Коста: — Rendirse! — Я невольно бросила на непутёвого капитана шхуны беглый взгляд: он светился, как алмаз в софитах, едва не пританцовывал от возбуждения, держа в каждой руке по мушкету. Тем не менее ситуация оставалась крайне напряжённой. Пираты, согласно плану, отступили ко мне, отрезая путь солдатам к Пальма. Испанские вояки превалировали числом, окружили ружьями и уже успели выкатить орудия. Кашлянув, я заговорила, а Коста принялся активно переводить мои слова: — Так, ребятки, ситуация патовая, верно? Мы же не станем рубить друг друга только ради того, чтобы я — даже не убила, а расспросила — вашего капитана, а? — Штыки даже не дрогнули. Офицеры сурово глядели на меня и сдаваться не торопились. — Ну, ладно… Вот что мы имеем: подо мной, — я пристукнула сапогом, — двенадцать бочек пороху, у него, — кивнула я на Гиббса за спиной, что стоял у люка, — фонарь с зажжённой свечой. Что будет, если мой собрат его уронит? — По лицам противников побежали тени сомнений. — Вы можете стрелять, рубить нас, но порох всё равно загорится и у вас будет меньше пяти секунд, чтобы убраться на безопасное расстояние. Или мы можем решить это куда более мирным путём, исключая обоюдные потери и не портя друг другу настроения, смекаете? — Флоренсе Пальма что-то завопил. Я шибанула его пистолетом по уху, и испанская смелость выдохлась. Несмотря на весь свой уверенный и даже в чём-то — не без гордости — грозный вид, внутри я дрожала, как загнанный в угол кролик.

На планшир брига взобрался худощавый офицер, заговорил бравурно, смело и явно несогласно, мне даже не требовался перевод. Я едва открыла рот, чтобы ответить, как грохнул выстрел, и офицер камнем рухнул в воду. Взгляд испуганно метнулся к стрелявшему: О’Тул не вытерпел. На удивление, испанцы стрелять не стали. Ещё до того, как я заметила поднятые руки Пальма, успела холодно произнести: «Этот не считается. Ещё раз повторяю…». И голос был будто бы совершенно не мой.

Угрозы ли (на самом деле пустые) или непоколебимость кучки разбойников, а испанцы нехотя сдались, несогласно, но беспрекословно подчиняясь командам капитана Пальма. Всех, кроме него, заперли в отсеке карцера. Мистер Гиббс занялся опустошением трюма, а Коста сопровождал меня в капитанскую каюту.

— У меня только один вопрос, — без обиняков обратилась я к Пальма, — где Анжелика Тич? — Тот выпятил нижнюю губу и пожал плечами. — Не знаешь? Где её корабль?

Коста чихнул и поспешно перевёл:

— Говорит, не её, а короля.

— Вот как? — Я скрестила руки на груди. — Мне плевать. Где он? — Пальма попытался развести руками, но кандалы помешали. — Когда ты видел Тич последний раз? — «Говорит, уже и не помнит». — Так, ясно, — выдохнула я. Затем, обведя каюту беглым взглядом, вплотную подступила к Флоренсе. Ему с трудом удавалось смотреть мне в глаза. — Послушай, сеньор, ты помнишь меня, да, но с тех пор, с того самого сражения у архипелага, многое изменилось. Сейчас ты и только ты стоишь между мной и последним незавершённым делом. Тогда погибло много хороших людей, и почему ты так уверен, что не способен разделить их судьбу? Только более жестоко. И кроваво. Не смотри на него! — прикрикнула я, когда взгляд Пальма попытался обратиться к Серхио. — Ты, — палец чувствительно ткнулся ему в плечо, — сейчас зависишь только от меня. Милосердие — хорошая добродетель, но, видишь ли, мир весьма жесток, чтобы даровать ею каждого.

Капитан Пальма с трудом протолкнул ком в горле и заговорил тихим, подчиняющимся голосом.

— Они с этой мадам разошлись в Пуэрто-Нуэва после сражения, и больше он о ней не слышал. — Коста перевёл на меня выжидательный взгляд. — Вроде правду говорит…

Я отрешённо кивала, размышляя, что в случае его молчания стоит хотя бы карты и бортовые журналы забрать. Ищущий взгляд плыл по каюте и, повиновавшись какому-то внутреннему толчку, застрял в дальнем углу на объёмной корзине. Я прищурилась, сжимая рукоять шпаги. В голове кто-то зашёлся ликующим смехом. Быстрой походкой я пересекла каюту и выудила из корзины треуголку. Пальма поменялся в лице, вытянулся и являл собой красноречивое воплощение удушающего ужаса. Я любовно провела ладонью по потёртому краю шляпы и подняла голову.

— Не видел, значит? — Флоренсе отчаянно закачал головой, сжимаясь. — А это? Твоё? — Он моргнул и отступил на полшага. — Врёшь, — скалясь, протянула я, а затем в точности повторила движение, которым, играючи, Анжелика когда-то водрузила себе на голову Джекову треуголку. — Я это помню. И разговор наш должен поменять русло, сеньор, ведь я предла…

В каюту ввалился Салли.

— Пора валить, там ещё один корабль! — От ярости я едва не воткнула ногти в ладонь, сжав кулак.

На горизонте, ещё достаточно далеко, появилось большое судно — испанское и, притом, военное. Пираты суетливо перебрасывали через борт скудную добычу, что состояла в основном из разного оружия, то и дело опасливо поглядывали на юг, а о том, чтобы реквизировать орудия с брига, уже и речи не шло — времени оставалось в обрез. Нам пришлось спешно уходить, бросая всё, что не было жизненно важно. Пальма я променяла на ворох карт и журналы, чтобы не давать испанцам лишний повод для погони. Злость бурлила через край. Раздражали тросы, попадающие под ноги, скользкие доски палубы, перекрикивания команды. Я зашвырнула кипу бумаг в сундук и со всей силы хлопнула крышкой. В итоге самой ценной добычей стал изрядно воспрявший боевой пиратский дух.

«Сизый лунь», подгоняемый ветром и страхом погони, преодолел мили до берега куда быстрее обычного. Моряки громко радовались возвращению и уже сочиняли тосты на вечер, Коста привычно выспрашивал о следующем рейсе, игнорируя грубые ответы команды, а я хмуро жевала сушёное яблоко и тащила мешок с бамбуковым волокном в одной руке и треуголку в другой. На причале нас встретили плотники, мистер Гиббс завёл с ними оживлённый диалог, а я самозабвенно выковыривала кожуру меж зубов, стараясь не замечать навязчивого присутствия Серхио за плечом. Он, подобно остальным пиратам, был невероятно воодушевлён и, похоже, за время всех авантюр так и не научился воспринимать разбойничье ремесло всерьёз, а не как опасное развлечение. Обменявшись дружеским похлопыванием по плечу, плотники направились по размытой дождём тропе. Мистер Гиббс махнул рукой, скомандовав отправляться следом.

— Не отчаивайтесь, мисс, — подбадривал старпом по дороге, — не прошло там с пушками, значит, надо так было. У нас же есть ещё вариант…

— Нету! — Я злобно пнула попавшую под ногу ветку. — Ни черта мы не придумаем, Гиббс! Я не грабитель банков. Я не пират. И стратег из меня, как из Коста Морской Дьявол!

Старпом по-доброму усмехнулся.

— Ну будет вам. Даже злой рок не вечен.

— Злой рок? Вы серьёзно? — фыркнула я. — Он же был в наших руках! Этот испанец! И ему было страшно. Ещё чуть-чуть и он бы заговорил! Я так хотела отыскать Анжелику, даже поверила, что это возможно! Нужно было лишь немного времени… В итоге — ни орудий, ни Тич. Просто блеск! Я так хотела исправить хоть что-нибудь! И вроде даже начало получаться, но кончилось закономерно — фееричным провалом! Что такого? — вспыхнула я, заметив, что Джошами тихо посмеивается в ответ на мою гневную разочарованную тираду.

— Вы с ним похожи, — я непонимающе сдвинула брови, — с Джеком.

Я вздохнула, подбрасывая мешок на плече.

— Не-а, я сопьюсь куда раньше.

Тропинка уводила к каменистому берегу, где плотники, заручившись поддержкой умелых местных, корпели над «Чёрной Жемчужиной». Последний раз я посещала фрегат перед первым отплытием, не желая больше наступать на больную мозоль, хотя мысли о его состоянии меня никогда не покидали. Теперь же, уткнувшись взглядом в сапоги боцмана, что шагал впереди, я поймала себя на забавном чувстве стыда — ибо возвращаюсь ни с чем, и «Жемчужина» этого не потерпит. Поначалу в нос забрался аромат печёных яблок, вызвав нежелательный приступ дежавю, затем кто-то выругался с неопределённой интонацией, но, не успела я и глаз поднять, как носом ткнулась в потную спину моряка. Джошами Гиббс засмеялся. Я резко обернулась к нему, готовая взглядом молнии метать, но старпом глядел совсем не на мою персону. Голова медленно склонилась в бок.

— Святой ёжик!.. — Я почти слышала звук, с которым челюсть отъехала вниз. Бриз щипал солью распахнутые глаза, но веки открывались всё шире, стараясь впустить как можно больше света.

Гиббс, посмеиваясь, иронично заметил:

— Сойдёт за то, что вы хотели исправить? — Я закрыла рот ладонями, выпустив поклажу и даже не пытаясь сдержать подступивших слёз счастья.

Она была прекрасна. Порой я представляла себе тот миг, когда Джек Воробей договорился с Джонсом и Дьявол поднял со дна возрождённую из пепла «Чёрную Жемчужину». Теперь я могла это видеть. Небо золотилось первыми лучами, что предвосхищали закат, с востока тянулась лёгкая позёмка полупрозрачных облаков. Море было тёмное, сапфировое. У берега вода пенилась среди скал, играючи подбрасывала баркас. «Чёрная Жемчужина» мерно покачивалась на волнах в дюжине ярдов от суши. Оголённые мачты без единого паруса казались невероятно хрупкими, несмотря на то что я знала их истинный размер. Чёрное матовое дерево лоснилось под солнцем. Переплетение бесчисленного множества тросов испещряло небо, превращая лазурно-золотистые тона в необычный витраж. Поблёскивали стёкла каюты. В так мною любимых фонарях на корме вновь танцевали белые огоньки. Арка над судовым колоколом, что раньше держалась на честном слове, теперь стояла основательно, отбрасывая длинную тень на полуют. Я почти слышала, как поскрипывают смольные ванты и штаги. При должном умении, потратив немало времени, «Жемчужину» можно было бы обрисовать одной непрерывной изящной линией, что начиналась бы у нока утлегаря, скользила по бушприту, далее по выглаженному сильными руками плотников и волнами планширу уходила к корме, извивалась, обрисовывая резьбу акростоля, затем, прочертив румбы штурвала, уносилась к мачтам… Уже на шкафуте я запрокинула голову, расставила руки и принялась неспешно кружиться, наблюдая, как вращается небо, точно в калейдоскопе, среди рангоута. Наружу торопился восторженный смех, а вырвался уже диким в своей свободе, громким и счастливым улюлюканьем.

— Не могу поверить, — ошарашенно выдохнула я, принюхиваясь к свежей краске на перилах трапа. От созерцания капитанской каюты, что выглядела едва ли не лучше прежнего, у меня вовсе сердце зашлось радостным приступом.

Мистер Гиббс усмехнулся.

— Это то ничего. Тут никто не мог поверить, что такое нам вообще под силу. — Я недоумённо качала головой: «Ущипните меня кто-нибудь!». — Говорю же, напрасно отчаивались.

Самый закономерный исход после такого зрелища — завалиться в таверну, чем несказанно обрадовать её хозяина. Помещение заполнил хохот, громкие голоса и развязные тосты. Трактирщик на радостях даже откопал где-то умельца с самодельной сипловатой флейтой. Кружки без устали встречались бортами: пираты твёрдо вознамерились обмыть каждую обновлённую часть корабля. Я тихонько радовалась, что стала очередь за парусами, а пушек и вовсе нет, иначе бы вечер грозил перерасти в месячный запой.

Что задумывалось как секретная операция, теперь стало всеобщей головной болью. Пираты громко обсуждали возможность нападения на испанский банк, но, так как разговор постоянно переключался на отвлечённые темы, перемежался шутками, тостами и дружеским подтруниванием, можно было не беспокоиться, что кто-то посторонний прознает про наши намерения.

— Да чего переживать-то? — икая, выплюнул боцман. — Вон, корабль почти заново отстроили! А тут — делов-то!

— На корабль у нас месяц ушёл, — сухо заметила я.

— И чего?

— А того, — я со стуком опустила кружку, — что мы не грабители банков. Тем более испанских банков!

— Не понял, — вклинился Джимми, — а кэп что, разве не этим делом занят?

Гиббс послал мне хмельной, но всё равно достаточно красноречивый взгляд. Я растянула искусственную улыбку. Маленький спор унёсся в дебри рассуждений о преимуществах банковских систем разных стран для лёгких ограблений. Глаза застыли на содержимом кружки: когда я попросила трактирщика разбавить мне ром, он от удивления едва не выпустил бутыль. Каждый раз, возвращаясь в таверну после очередного пиратского рейда, я ждала, что Джек Воробей встретит нас за столом, фривольно закинув на него ноги и всем видом демонстрируя, что устал от нашей неторопливости. Но всё, что мне доставалось от капитана, — быстрый исчезающий взгляд. Джек порой объявлялся у лестницы, наблюдал за собственной командой тусклым взглядом и, стоило мне только встрепенуться, обратить на него внимание, скрывался в комнатушке. С каждым разом мне всё труднее давалось натужное спокойствие и приходилось убеждать себя, что я должна поверить в Джека, в то, что он вполне способен перебороть хандру и отчаяние, а заодно высвободиться из ромовых сетей. Я чувствовала, что, если вмешаюсь, навяжусь с непрошенной помощью, то обесценю этот пусть странный, но важный момент борьбы.

Этим вечером я куда чаще поднимала глаза. Как и всегда капитан Воробей объявился наверху неслышно. В молчании созерцал всеобщее веселье и, когда я взглянула на него, он долго смотрел в ответ. На его лице читалась печаль важной потери, и от этого стало действительно страшно. Я поднялась, аккуратно выскользнула из-за стола и через секунду направилась к лестнице, но кэпа уже и след простыл. В пропахшей насквозь ромом комнате его тоже не оказалось. Поддаваясь зову сердца, я зашагала к двери в дальнем углу узкого коридора. «Ну и дела! Тут и балкон есть!» — мысленно воскликнула я, сначала вдохнув, а затем увидев карибскую ночь. Джек стоял спиной, положив ладони на хлипкие перила и изредка постукивая носком сапога. Меня захлестнул порыв страстного желания накинуться на него с объятьями до хруста костей: потому что соскучилась. Пришлось шумно вздохнуть. Я подошла и стала рядом.

Молчали несколько минут. Я снова вздохнула и просто сказала:

— Мы собираемся грабить банк.

Джекки слегка дёрнул головой. Я скосила глаза в его сторону. Косички на бороде подрагивали, кэп пережёвывал невидимую соломинку, похоже, чтобы удержаться от вопроса и пребывать в состоянии сурового пирата. И всё же не вытерпел.

— Как это? — Взгляд его был по-прежнему приклеен к звёздам на горизонте.

— Пока не знаем, — пожала я плечами, а, помолчав, добавила: — Думала, ты поможешь.

Воробей издал оскорблённое «Кха!».

— И на чью же роль я сгожусь? — язвительно поинтересовался он будто бы у ночного неба.

Я обрисовала взглядом созвездие: может даже, не существующее.

— Ты — наш капитан. — Кэп слегка отвернулся, вскидывая подбородок, отчего звякнули между собой бусины на косичках. — Всегда им был и будешь.

— Охотно верю, — буркнул Джек.

— Даже несмотря на то, что думаешь, будто я позарилась на твой корабль и команду.

— У тебя имеются все шансы, — как можно более бесстрастно проговорил кэп.

— Приятно слышать, — улыбнулась я, поглаживая пальцами треуголку за спиной. — Я всё понимаю, Джек. И объяснения мне не нужны. — Я проследила, как ветер шустро бежит по пышным кронам деревьев. — Недели назад я не могла спать. Если это сон, а не очередное полуобморочное забытьё, всё снова было перед глазами. Битва. Кровь. Смерти. Нескончаемые. Я думала, что проще утопиться, чем избавиться от них… — Я прикусила губу, на секунду закрывая глаза. — Жизнь — череда бесконечных сражений, и я вступила в очередное скорее вынуждено, чем по своей воле. И теперь поняла: не время лечит, а люди. Те самые, что ждут тебя там, внизу, хоть даже и под дулом пистолета не сознаются в этом. Достаточно времени прошло или нет, я не знаю, но знаешь… Джек, я видела, как тебе удаётся вдохновлять людей, это не каждому под силу. Так что позволь и людям вдохновлять тебя. — Кэп почти обернулся ко мне. — Одно я знаю точно: «Чёрная Жемчужина» и её команда ничто без их капитана. — Я протянула треуголку. Пират тут же взглянул — на меня. — Без тебя, Джек Воробей. Смекаешь?

Он смотрел на шляпу в моей руке, не отводя глаз, не моргая. Мне было достаточно того мимолётного взгляда: просветлевшего, слегка недоумённого, как в тот раз на палубе «Жемчужины» перед ожидаемой гибелью. Подобная откровенность, честность, а главное, вера пугала и в то же время восхищала Джека, я поняла это по его глазам, что стали мне самой желанной наградой. В сердце разливалась теплота — почти позабытое чувство. Капитан Воробей двумя руками взял треуголку, глянул на меня, точно спрашивая разрешения, и церемонным движением водрузил на голову. От широкой улыбки на губах свело скулы, но я не могла её сдержать. Однако Джек по-прежнему пребывал в мрачном состоянии духа.

— Думаешь, — засомневался он, поднимая на меня взгляд, — они захотят видеть меня капитаном, после всего…

— Почему нет? — усмехнувшись, перебила я. — Ты же доверил своей команде собственный корабль, пока сам решил немного отдохнуть и собраться с силами и… мыслями для новой, куда более сложной авантюры. — Я нахмурилась и часто заморгала. — Разве не так всё было? — И тогда под усами сверкнула коварная и вместе с тем одобрительная улыбка. — Ну, — как бы уклончиво протянула я, — уж что смогли, кэп. — Он прищурился. Я тяжело вздохнула. — Лучше сам посмотри.

Стало ясно: Джек Воробей как минимум неделю назад покончил с регулярными чарками рома, потому как я едва поспевала за ним, когда мы чуть ли не вприпрыжку неслись прочь из деревни к ненаглядной «Жемчужине». Мой безрадостный взгляд и извиняющийся тон прибавляли скорости лучше всякого нитро. Джек что-то высказывал недовольное под нос, а я с трудом удерживалась от злодейского смеха. В ночи с берега можно было разглядеть разве что огни на корме: но поскольку все ответственные засели в таверне, не было и их. Яркая луна лишь краем показывалась из-за облака, поддерживая интригу до последней секунды. Зажглись фонари, и следующие десять минут капитан Джек Воробей, барон Карибского моря, носился по кораблю с восторгом ребёнка, которому подарили магазин игрушек. Он подбегал к штурвалу, пальцами изучая заделанные трещины. Дёргал гигантские ванты, проверяя на прочность. Перевесился через борт, чтобы убедиться, что у нас снова два носовых якоря. Потом умчался в каюту, откуда несколько минут доносилось ликующее «Хе-хей!». Я наблюдала за происходящим с нескрываемой умильной улыбкой, засмеялась и поморщилась, когда в спешке Воробей загремел по трапу в трюм. Завершился восхищённый забег у перил трапа на полуют: двумя пальцами кэп проверял, не отвалится ли навершие столбика. Я вновь засмеялась и неспешно направилась в каюту.

Свечей было много — ярких и тёплых. Цепкий глаз Джека тут же поймал ссадины на костяшках правой руки. Кэп аккуратно взял меня за кисть и, многозначительно дёрнув бровью, спросил:

— За что он поплатился?

— Как всегда, подумывал убить меня. — Я взглядом указала на треуголку. — И не хотел её отдавать.

— Мерзавец! — наигранно прорычал Джекки. Я активно закивала. Пират обернулся к столу: — А это что?

Я выглянула из-за его плеча.

— Карты и бортовые журналы. Надеюсь там отыскать что-то про Анжелику.

Не выпуская моего запястья, Джек приблизился к столу, увлекая меня следом, задумчиво обвёл ворох бумаг внимательным взглядом, а затем одним резким движением смахнул всё на палубу. Я и опомниться не успела, как спиной оказалась на столе, а надо мной склонился Джек, упираясь руками по обе стороны от меня. Пряди длинных волос и позвякивающие украшения защекотали шею и грудь, так что я невольно поморщилась. Многострадальная треуголка куда-то исчезла, и я с чрезвычайным вниманием уставилась на подвеску, что болталась поверх красной банданы. Просто потому, что могла. И всё же от проникающего в душу, согревающего и растапливающего остатки самообладания взгляда мне было не скрыться. Да и не хотелось. Я желала раствориться в этих глазах — всегда разных, всегда важных. «Всё подождёт», — шепнул Джекки, прежде чем накрыть мои губы долгожданным поцелуем.

И ночь длилась бесконечно, потому что была только нашей.


— Джек, мне нужен ребёнок! — Воробей выронил циркуль, задел локтем канделябр, едва не опрокинул кружку с ромом и судорожно ухватился за стол, чтобы уж совсем позорно не свалиться со стула — а замену капитанскому креслу всё ещё не нашли. За всем я наблюдала с абсолютноневинным выражением лица, будто совершенно не заметила вполне определённой двусмысленности. Просто мне нравилось его дразнить. Честно признаться, всегда нравилось.

Пристукнув себя по грудине и одними глазами выразив, наверняка, уникальный возмущённый словесный поток, Джек изогнул бровь:

— Ну и зачем, мисси?

— Как я выгляжу? — Я расставила руки, позволяя знающему пиратскому взгляду изучить вполне обычный наряд: платье лёгкого мятного оттенка с небольшим кружевом у манжет и декольте. Волосы, долгие дни мариновавшиеся под солёными волнами и ветрами в тугих косах, радовали стойкими локонами, так что оставалось только присобрать их в «ракушку» на затылке.

— Прекрасно, — честно ответил кэп, видимо, помня, что обыкновенно другое дам не устраивает.

— Именно, — отчётливо кивнула я, — на мне даже есть корсет. — Под пиратскими усами засветилась хитрая улыбка. — Но всё равно от этого будет мало толку, он вряд ли купится. — Воробей задумчиво почёсывал подбородок. — Так что, надо достать ребёнка, ведь, согласись, дама в беде или дама с невинным дитём в беде имеют разную ценность.

«Чёрная Жемчужина» готовилась к отплытию, хоть и с серовато-зелёно-белыми парусами. В команде тоже людей прибавилось: увязался не только Серхио Коста, но и крепко стоящая на ногах часть рыбацкой деревни. У берега пиратский корабль держало только твёрдое намерение его капитана ограбить банк Кастильосы, чтобы потом закупить орудия. И намерение это было столь сильно, что Джеку Воробью потребовалась одна ночь, два схематичных плана зданий, четверть бутылки рома и моё обиженное за прерванный сон сопение под боком, чтобы родить пугающий своей гениальностью план.

— По мне, так это очевидная глупость! — не сдержалась я, когда впервые выслушивала цепочку необходимых действий.

Джек тут же вернул язвительно и слегка рассержено:

— Менее очевидная, чем тащить из банка целый сейф? — Я не стала возражать, мол, это было всего лишь одно из множества наших предположений, и мы прекрасно понимали, насколько оно абсурдно. И всё же капитан Воробей вполне мог убедить мертвеца восстать из могилы, что уж говорить о своей команде, которая, к слову, недавно в море творила не менее «очевидные глупости».

Изо дня в день я шаталась по нескольку часов по Кастильосе с зонтиком на плече и теперь встречала выплывающий из утренней дымки город без особой радости. Под боком пританцовывал Коста, поймав за ухо носящегося егозой по палубе сына. В три с половиной года мальчишка имел сноровку в морском деле чуть ли не лучше отца, но его суета была опасна для нового костюмчика, что Луи принял без особой радости. Я улыбнулась и протянула ему леденец, как и положено «доброй няне», — точно на стоп-кран нажала, ибо леденец был огромный и суровый, как кожа на сапогах, а потому занял всё внимание Луи до самой городской площади. Имея в виду ребёнка, я не рассчитывала, что он окажется столь мал и непоседлив, но Коста, у которого их было ещё девять, просто отмахнулся, будто, случись что, ему бы не было жаль мальчишку.

— Ну, давайте, удачи, — шепнул Серхио, растворяясь в переулке, когда из-за крыш показался третий этаж банковского здания. Я кивнула, взяла на руки Луи, чтобы он не исчез где-нибудь, и двинулась к кованым дверям.

Время близилось к полудню — именно тогда каждый день, как по часам, в банк являлся держатель ключей от нового сейфа и главный счетовод, сеньор Франсиско Эррера Веста. Щуплость и невысокий рост компенсировались раздутым эго: Веста пренебрежительно задирал нос, платье носил слишком дорогое для своего статуса и обращал внимание лишь на женщин с французскими румянами на щеках — я чихала без остановки минут пять под заливистый хохот Воробья, когда впервые наносила их. Он кичился своей должностью, что гарантировала ему проживание в доме губернатора, двух солдат сопровождения и, на первый взгляд, полную неприступность с нашей стороны. За четыре встречи на площади перед банком мы с гордым Франсиско не обмолвились и парой слов, но, если верить Джеку, что со спокойствием сенсея наставлял меня, а затем наблюдал за происходящим, моя сдержанная кокетливость и менее сдержанное, чем положено, декольте уверенно подсадили испанца на крючок.

Часы на городской башне начали полуденный звон, и я вошла в приоткрытые из-за духоты двери банка. Луи вырвался, и я едва успела ухватить его за рукав. Франсиско Эррера Веста сидел у дальней стены возле гигантского сейфа, отделённый решёткой и тремя служащими, что суетливо подавали бумаги. В банке было немноголюдно, близилась сиеста. Веста поднял голову, бросил беглый взгляд, затем резким толчком сдвинул писца в сторону и растянул под хиленькими усиками кривозубую улыбку. Я укрылась веером ресниц и тоже слегка улыбнулась.

«Шесть!» — мысленно вскрикнула я при ударе часов, и тут же в двери ввалилась рычащая и палящая в потолок банда. Испуганно закричали. Луи прижался ко мне, я рванулась прочь, но проворная рука — чересчур сильно — поймала за волосы. К виску прижался пистолет. Стукнул внутренний засов на дверях.

— Дамы и господа, всем сохранять спокойствие! Это ограбление! — Голос Джека оглушил правое ухо, так что мой собственный крик показался слишком тихим.

— Помогите! Умоляю! У меня ребёнок! Пощадите, прошу! — на тщательно отрепетированном испанском бесконечно взывала я.

Трое пиратов бросились к столам, где обслуживали клиентов. Франсиско влип в стену и боялся дыхнуть, а остальные служащие пытались спрятаться за мебелью. Серхио Коста с платком на лице лихо перепрыгнул через опрокинутый стул, хотя этого вовсе не требовалось, и просунул меж прутьев ружьё: «Llaves! ¡Vamos!». Веста затряс головой. Джек, захватив меня локтем за шею, поволок ближе к сейфу. Я заверещала, моля о помощи и часто поминая Бога. Луи хныкал, и стоило недюжинных усилий удерживать его вертлявую руку. Дуло пистолета переместилось под горло. Коста прокричал что-то угрожающее. Я воткнула пропитанный слезами взгляд во Франсиско и, задыхаясь, залепетала: «Por favor, señor, se lo ruego! ¡Te lo ruego! No dejes que nos maten! Mi hijo… ¡Por favor, señor, en nombre de Dios!». Воробей немного утратил контроль, и дышать стало труднее. Я едва заметно пихнула его ногой, как вдруг пират схватил меня за многострадальный пучок волос, так что у меня глаза на лоб полезли. Щёлкнул взведённый курок. Голос Джека Воробья, отсчитывающий секунды, был поистине пугающим — даже для меня, и внутри невольно проснулась радость, что я на его стороне. В последнее мгновение Веста вскинул руку с ключами.

Я не видела, но знала, что четверо пиратов стоят у входа на страже, наставив на заложников ружья, остальные занялись сейфом. Он был куда меньше, чем рассказывали слухи, но забит — битком. Хватали всё подряд, скидывали в мешки, прислушиваясь к звукам снаружи. По полу звенели просыпанные монеты, и двое служащих незаметно прятали случайные в туфли. Мои глаза горели правдоподобным ужасом, губы продолжали, точно молитву, повторять заученные слова. Франсиско Эррера Веста пытался о чём-то договориться с грабителями, но безуспешно.

Сейф был опустошён. Звонко заржали лошади. Банда бросилась к выходу, и Джек Воробей потащил меня следом. Я отчаянно упиралась, брыкалась и молила о пощаде, как и положено заложнице. Коста за шкирку подхватил сына и запихнул подмышку: тот смело орудовал кулаками и коленями. За несколько ярдов до дверей под ноги попало платье, я запнулась и тут же обмякла в руках Джека. Он поначалу опешил, затем бесцеремонно взвалил на плечо и потащил к выходу. В закрытые веки ударил яркий свет, а по ушам — суматошные крики. Я не успела сориентироваться, как кэп в прямом смысле зашвырнул меня в карету, крикнул: «Гони!» — и захлопнул дверцу.

Кони мчались во весь опор. Я вглядывалась в крошечное окошко в задней стенке кареты, пытаясь угадать в облаках пыли не только пиратов верхом, но и закономерную погоню. Колёса подпрыгнули на ухабе, так что макушка стукнула о потолок. Я радостно прихлопнула в ладоши и пискнула: «Получилось!». Джекки раскинулся на сиденье и лениво покачивал ногой; сверкала золотом довольная улыбка, а глаза светились чистейшим пиратским задором.

— Ты не переиграла? — иронично поинтересовался Воробей.

Я прикинула, как выглядел мой «обморок» со стороны.

— Может, слегка.

Уже через несколько часов «Чёрная Жемчужина» подняла паруса. Рыбаки провожали нас, как дорогих гостей, и грезили о скором возращении, ведь с лёгкой руки щедрого капитана им достался слиток серебра с испанским гербом в качестве компенсации за неудобство и молчание. Спокойное море и бодрый ветер сулили быстрый путь на Ямайку, где предприимчивость англичан обещала возможность обменять золотишко на чёрные паруса и восемнадцатифунтовые пушки.

Капитанская каюта куда больше напоминала хранилище банка. Пираты реквизировали в Кастильосе не только полдесятка золотых слитков, монеты, но и четыре фунта драгоценных камней, дюжину слитков серебра, пачку акций испанского арматора торговых судов, долговую книгу и ещё несколько журналов со счетами. Джекки, устроившись на стуле и закинув ноги на бочонок, лениво пересыпал из руки в руку мелкий янтарь, а я у окна перелистывала журнал в толстой обложке.

— Что там у тебя? — зевнув, полюбопытствовал кэп.

— Тут похоже на, — я на секунду задумалась, — на судовой журнал… маршрута или чего-то вроде.

— И что за судно?

— Э-э-э… — Я пристально вгляделась в надпись на первой странице. — Какая-то «Сеньора Эрмоза».

Воробей тут же встрепенулся, рывком уронил меня к себе на колени и буквально вырвал бумагу из рук. Лицо его просияло, точно алмаз после огранки.

— Дорогая Диана, это не просто какая-то «Сеньора Эрмоза»! — воскликнул кэп. Я недоверчиво изогнула бровь. Мой скептицизм пирата только раззадорил, и он принялся обстоятельно объяснять мне всю ценность находки: — Скажу тебе, мало кто по-настоящему верит в её существование. Слухов ходит множество и все разные, но этот вот журнал, — Джек пристукнул пальцами по обложке, — значит, что слухи эти более чем правдивы. — Я внимательно моргнула. — Говорят, на службе Испанской Короны есть корабль — то ли флейт, то ли галеон, то ли судно новой конструкции, не суть, — и перевозит он исключительно то, что окажется напрямую в руках королевской семьи. Лучшие бриллианты, чистейшее золото и, опять же, если верить слухам, нечто куда более ценное и уникальное, что испанцы нашли в лесах неподалёку от Портобело. Но корабль этот никто не видел. «Сеньора Эрмоза» уходит из пункта А и не заходит ни в один порт, не бросает якорь нигде, кроме порта Б. — Джек Воробей мечтательно вздохнул. — Это, если хочешь, «пиратский Эльдорадо», смекаешь?

Пиратского воодушевления я не разделяла, не прорезалась во мне ещё та жажда наживы, которая текла по венам морских разбойников, и там, где капитан Воробей видел плавучую сокровищницу, мне перво-наперво представлялось полсотни, а то и больше, двадцатичетырёхфунтовых пушек и четыре-пять сотен человек экипажа. Не дав Джеку как следует разомлеть от предвкушающих грёз, я напомнила:

— Гхм, кэп, вы ничего не забыли? — Пират глянул на меня сквозь блаженный прищур. — Мелочь, конечно, но у нас вроде пушек нет. — Подкрученные края Джековых усов слегка обвисли. — Ах, и ещё, чуть не забыла! Кажется, твоя кукла-вуду в руках одной неугомонной барышни, что может помыкать тобой, как…

— Я понял! — безрадостно прервал Воробей. Я довольно заулыбалась и сочувственно погладила его по голове.

Мы заявились в Кингстон безо всякого стеснения, хотя «Чёрная Жемчужина» и большая часть команды остались в райском Монтего-Бей. Единственной причиной, по которой я потащилась с Гиббсом и Джеком на встречу с «нужным человеком», а не фривольно развалилась под пальмой на чудесном пляже, был сам капитан Воробей и его сладкий взгляд, когда пират предлагал составить ему компанию. На подъезде к столице нахлынул поток воспоминаний, от которых хотелось смеяться и в то же время выть от тоски. Мы синхронно обменялись с Джеком взглядами, когда над джунглями замаячила крыша «дома на холме». Как и год назад, город кипел жизнью, и про пиратов, что некогда нарушили его покой, вроде никто и не вспоминал. Солдаты лениво почёсывались, укрывшись в тени навесов и редких деревьев, так что наша троица свободно шагала по улицам, наглея и не боясь быть узнанными. Я мысленно радовалась, что избавилась от жаркого тяжёлого платья в пользу привычного моряцкого наряда, и неспешно обмахивалась веером, что галантно вытащил Воробей из корзины напудренной леди.

На южной окраине в таверне «Морская дева», как рассказал Джошами Гиббс, можно было найти человека, что на Ямайке сумел бы и самого кракена из-под земли достать, вернее, этот человек должен был найти нас сам. Мне верилось слабо, но капитан надеялся закупиться пушками, когда чёрные паруса уже прибыли на борт. Мы с Джеком уселись рядом за столик у окна, мистер Гиббс направился к стойке. Я подумала, что, если не знать, в каком конкретном порту или городе ты оказался, ни одна таверна тебе этого не откроет, до того они все были схожи.

— Надо же! Пираты совсем обнаглели! — На стол со стуком стала бутыль, затем снабжённый мощным пинком прискакал стул спинкой вперёд и на него фривольно плюхнулся белый мужчина, а за его спиной, сурово скрестив руки, замер плечистый негр. Джек Воробей напрягся весь, а я только растерянно моргнула. Незнакомец поглядывал на меня из-под капюшона дерзкими голубыми глазами и едва заметно улыбался. Что чернокожий спутник, что внешний вид самого гостя не могли выдать его за плантатора или богатого европейца. Под бурым плащом скрывался синий китель с длинными полами, капюшон посерел от пыли. В нагрудной кобуре крепилась пара пистолетов, ещё один проглядывал сбоку из-под плаща, а на перевязи держались две большие абордажные сабли. Наша оторопь ему пришлась по вкусу. — Расслабьтесь, — усмехнулся он, забавляясь.

Кэп Воробей вздёрнул подбородок.

— С кем имею честь? Ты явно не местный, узнаю этот акцент «валлийских предместьев Лондона». — Говор у незнакомца и правда был несколько странный, будто бы певучий, и от начала к концу фразы менял высоту голоса.

Незнакомец свободно устроил локти на спинке стула, хотя замечание Джека его вроде бы задело.

— Вообще, я капитан, — точно похвастался он, — но сейчас тот, с кем вы планируете заключить сделку. Как можно было лишиться почти всех орудий? — с издёвкой возмутился он.

Я выдохнула, неуверенно ёрзая под его наглым взглядом.

— Ну а я — капи…

Гость мгновенно перебил Джека:

— Нет, мне ни к чему твоё имя. — Воробей раздражённо фыркнул. Взгляд мужчины вновь вернулся ко мне, бесстыже изучая фигуру. — А вот твоё, красотка, я бы узнал… — не скрывая заигрывающих нот, улыбнулся моряк.

Пришлось собрать волю в кулак, чтобы не засмеяться. Я подалась вперёд, выдерживая нахальный взгляд.

— Оно звучит как У-Меня-Уже-Есть-Капитан. — В отражении бутылки ясно виднелась просветлевшая физиономия Джека Воробья, что без особого успеха пытался сдержать победную улыбку. Отверженный незнакомец только хмыкнул — многозначительно и не очень доверчиво.

— Ну что ж, — смело вклинился кэп, — раз обмен любезностями завершён, может, перейдём к тому делу, ради которого мы здесь собрались такой славной компанией?

За три десятка пушек «Чёрной Жемчужине» выставили счёт почти в десять тысяч фунтов, и капитан Воробей радовался, что придержал делёжку награбленного, пока его ненаглядная не перестанет ни в чём нуждаться. Каким бы странным ни был наш новый знакомый, но слово своё сдержал, и через несколько дней команда дружным гулом приветствовала новые орудия, что, судя по печатям, принадлежали некогда Британии, Голландии и Франции. Никто в подробности вдаваться не стал, и, оставляя за кормой расслабляющее спокойствие Монтего-Бей, «Чёрная Жемчужина» на всех парусах устремилась к пробуждающемуся рассветом горизонту.

====== Глава XLI. Закат ======

Комментарий к Глава

XLI

. Закат Ребятушки, внимание! Большая глава! Запасайтесь напитками, вкусняшками и платочками на 24-25 стр. Автора сильно не ругайте. Приятного чтения!

Тень от крюйс-брам-рея падала точно на лицо, защищая глаза от жгучего солнца. Перекрикивались неугомонные чайки. Я сидела на пушке опер-дека, устроившись спиной на фальшборте и обхватив ладонями планшир. Только пробили четыре склянки, отсчитав десять часов утра. «Чёрная Жемчужина» почти неделю стояла на приколе в небольшой гавани Рам-Пойнт, на северной оконечности Большого Каймана. В крошечном поселении, выросшем благодаря беглым рабам, пиратам и прочим противникам цивилизации, не было ровным счётом ничего интересного — помимо рома. Но даже за него здесь требовали в разы больше, чем на той же Тортуге. Прогуляв значительную часть навара, полученного после делёжки награбленного, не за неделю, а лишь за пару дней, каждый из команды «Жемчужины» внезапно вспомнил о здоровом образе жизни. Пираты со смирением согласились на одну чарку рома в день, из трюмных запасов, когда капитан Воробей отказался и от неё. Часами напролёт Джек посиживал в каюте, попивая кофе, которым я с ним случайно поделилась, и, как одержимый, пытался понять, что же мы здесь забыли.

К Большому Кайману нас привёл компас. А если быть точной, то, чего желалось более всего, — мне. А я хотела как можно скорее уладить все «недомолвки» с сеньоритой Тич. Компас направления не менял, вёл упорно к малообитаемому острову, чтобы потом ещё несколько дней я рыскала по нему в напрасных поисках Анжелики. Но, стоило только изменить направление, уклониться в сторону, стрелка настойчиво требовала вернуться в гавань. Несчётное количество раз я спрашивала себя: истинно ли это самое желанное, может, компас чувствует нечто, засевшее значительно глубоко? Джек не упрекал, а я не давила на больную мозоль, ибо чувствовала, как тема с куклой бьёт по капитанскому самолюбию, как пирата коробит при разговорах о том, что делает его уязвимым и с чем ему никак не удаётся разобраться.

Причалил баркас с берега, и взмокшего мистера Гиббса опередил запах жареного кабана. Старпом ловко забрался на палубу, что-то прикрикнул в лодку, завидев меня, весело выдал «Нашли!» и заспешил к капитанской каюте. Я проводила его взбудораженную фигуру внимательным взглядом, в сомнениях прикрыла глаза, закусывая краешек губы, выдохнула и вприпрыжку бросилась следом.

— …на свинье ездил? — Я замерла в дверях от неожиданности. Гиббс бегло глянул на меня и вновь посмотрел на кэпа, физиономия которого отражала ярчайшие оттенки ленивого раздумья. Я неспешно направилась к креслу у окна, а Джошами продолжил: — Он ещё когда-то спьяну ялик спалил, совсем рядом с «Жемчужиной», помнишь?

Джекки резко кивнул.

— Не-а. — Старпом разочарованно вздохнул. — Какое мне до него должно быть дело, если только он не собирается вновь поджигать какую-нибудь посудину в нескольких футах от моего корабля? — отчасти раздражённо поинтересовался кэп.

— А такое, — Гиббс быстро хлебнул из фляжки, — что встретил я сейчас его брата, и тот поведал мне интересную историю. Раз в месяц они встречаются у Сент-Винсента с контрабандистами, что возят всякий — в основном краденый — товар из Новой Гранады. В этот раз контрабандисты опоздали почти на неделю. Оказалось, что их нагнал испанский военный бриг, шёл из самой Картахены. Уйти им всё же удалось на мелководье, неподалёку от французского порта. Говорят, что капитан того испанского брига прям-таки обозлился на всяких… нелегальных торговцев, и потому, что разжаловали его, сняли с командования военного корабля за самоуправство и порчу королевской собственности. Даже вроде как в тюрьме держали. — Воробей устало прикрыл глаза рукой и изредка поглядывал на помощника сквозь пальцы. Я поставила локти на колени и подпёрла подбородок руками, ожидая, что длинный пролог приведёт к ценной концовке. — Было это пятнадцать дней тому назад. После бриг этот вроде направился к южному побережью Кубы. — Старпом сделал паузу, глянул на меня, затем на Воробья. — А ещё говорят, что тот самый разжалованный капитан с военного корабля — женщина! — Я резко вскинула голову. Джек с хлопком опустил руку на стол. А Джошами придержал улыбку, явно довольный произведённым эффектом.

— Женщина? — по слогам проговорила я. Мистер Гиббс кивнул.

Джек Воробей тем временем принялся активно копаться в ворохе бумаг на столе, часть из которых была взята мной при захвате корабля Флоренсе Пальма. Наконец он выудил тощий узкий журнал, зашелестел страницами и, не глядя, спросил:

— Как бриг называется?

Страпом задумчиво нахмурился.

— «Возмездие»? Нет, не так… Как же её там? Вос…

— «Воздаяние»? — хмуро бросил Джек.

— Да! Точно! Именно «Воздаяние»!

Даже при опущенной голове я видела, как полыхнул огонь в карих пиратских глазах и как постепенно растягивались губы в отчасти хищной, коварной улыбке. Капитан Воробей поднял голову, медленно откинулся на спинку кресла, кивнул Гиббсу, посмотрел на меня, а затем с тихим смешком ткнул пальцем в карту: «Ола, сеньорита!».

Не прошло и четверти часа, как «Чёрная Жемчужина» устремилась на юго-восток. Компас не подвёл: привёл пусть не к Анжелике, но туда, где мы смогли про неё узнать. Джек давно распорядился «заслать уши» в моряцкую среду, что порой разносила вести куда быстрее технологий будущего, и вот это спорное решение принесло свои плоды. Стрелка компаса указывала точно вперёд, к месту, где теперь я желала оказаться в последнюю очередь.

Джек Воробей мурлыкал песни и периодически становился к штурвалу. Я молчала и не находила себе места. Пока встреча с Анжеликой оставалась лишь неопределённым направлением стрелки волшебного компаса, у меня не было необходимости вспоминать малоприятное видение. Никто не говорил, что оно — истина, мгновение неминуемого будущего, но, прокручивая в голове, казалось бы, незначительные моменты, я находила всё больше подтверждений в него поверить: шрам на левой ладони и отсутствие в том видении многих знакомых лиц были наиболее вескими. После погружения в этот омут, на островах Треугольника, поселившийся страх не только подталкивал к сомнительным поступкам, но и придавал сил, чтобы бороться и не допустить подобного. И теперь под беззвёздным небом и тёплым ветром на язык просилось горькое: «Чему быть, того не миновать».

— Я не говорил тебе, — негромко начал Джек Воробей, незаметно появляясь на палубе глубоко за полночь и нарушая моё мрачное одиночество, — что порой могу читать мысли некоторых дам?

Я покосилась в его сторону.

— Не говорил, а просто делал. Ага. — Воробей согласно выпятил губу, качнув головой. Предвосхитив очевидное замечание, я развернулась спиной к планширу. Серьёзный взгляд, что обратился к кэпу, привёл его в замешательство — дёрнулся левый край усов. — Джек, пообещай мне кое-что…

Пират слегка развёл руками.

— Если речь о моей душе, боюсь, вынужден буду отказать тебе, дорогая…

— Что бы ни случилось завтра, при встрече с ней, не вмешивайся. — Его брови скукожились у переносицы. — Пообещай, пожалуйста, Джек.

Кэп двинул нижней челюстью из стороны в сторону.

— Звучит не очень… — рассудил он. — В чём дело? Знание женской натуры намекает, что ты чего-то не договариваешь, мисси.

— В моей голове это звучит пугающе, а на деле весьма сомнительно. Скажем, причуды женской интуиции, — с тщедушной улыбкой отмахнулась я. — Ты можешь мне довериться и пообещать, что не вмешаешься несмотря ни на что?

— Ммм, это шантаж? — просиял Воробей.

— Возможно, — пожала я плечами. — Не очень благородно, зато…

— Действенно, да, — закончил Джек, затем задумчиво почесал скулу. — Что бы ни произошло, говоришь? Хорошо, идёт. — Я вперила в него требовательный взгляд. Капитан отчётливо кивнул. — Так и быть, мисс, даю слово пирата, что не вмешаюсь в то, о чём понятия не имею.

Я благодарно улыбнулась и вновь посмотрела в темноту впереди, где должны были сливаться море и небо. На душе вроде полегчало, но отчего-то думалось, что ненадолго. Джек Воробей пристально наблюдал за мной с проблесками хитрецы в глазах.

— Завидую тебе, — я закачала головой, — ты так спокоен, будто завтра мы прибудем на Тортугу, а не к испанскому острову на встречу с обозлённой на тебя и всё пиратское отродье женщиной, которая через магию вуду может сотворить с тобой, что угодно.

— Если бы хотела и могла, уже бы сделала. Значит, либо не может, либо не хочет, что более вероятно, — с физиономией опытного философа вывел кэп. Затем, перегнувшись через фальшборт, несколько секунд глядел, как волны ныряют под киль. — К тому же ну что самое страшное может произойти?

— Ты можешь умереть, — безрадостно отозвалась я.

— Да, это неприятно, конечно… — спохватился Джек, выровнявшись. — Да брось, — глаза его ярко сверкнули, — Анжелика так не поступит. Ей нравится забавляться, играть и растягивать удовольствие и пытку. К тому же она всё ещё что-то чувствует ко мне… — Кэп медленно обернулся ко мне и с натянутой улыбкой шепнул: — Гхм, это я зря сказал…

Я положила руки ему на плечи и несколько раз кивнула.

— Я в тебе не сомневаюсь. Ты сильнее её.

— Тогда что не так? — не унимался Воробей. — В твоих глазах нет ни грамма ожидаемой решимости и, надо полагать, злости.

— Я просто устала.

К острову, название которого я нарочно гнала прочь из памяти, прибыли ранним утром. Собирался отряд из доброй трети команды. Вооружались как перед взятием крепости, а настроения всё же царили бодрые. Я натужно тянула улыбку, особенно на глазах Джека, которого до последнего сторонилась, боясь, что он всё-таки раскусит меня, как очередной орешек. Кэп, конечно же, что-то подозревал и при этом виду старался не подавать, с будничной лёгкостью наставляя мистера Гиббса, что оставался за главного.

— Ну что, мисс, всё готово, — задорно улыбнулся Воробей у трапа, подавая руку. Я коснулась его ладони, затем одёрнула руку, хватаясь за собственное запястье.

— Ещё кое-что… — Я рысцой кинулась в каюту, а, когда вернулась, взгляд Джека так и не изменился: был скептично заинтригованным. Двумя руками я усадила треуголку ему на голову и одобрительно кивнула: — Так-то лучше. — Кэп подвёл глаза кверху, глянул на меня, изогнув бровь, и промолчал, только губа дёрнулась. А я, как ребёнок, радовалась глупой мелочи: в видении Воробей был без треуголки, и, быть может, такое незначительное изменение повлечёт за собой более важные. Хотя нутро грыз реалистично настроенный зверь, напоминал, что куда скорее придётся действовать самой, чем надеяться на разрешение конфликта третьей всемогущей силой.

На берег выбраться оказалось непросто: сапоги скользили по покрытым водорослями булыжникам, лодка сильно раскачивалась на волнах, а ветер с земли порой чувствительно подталкивал в плечо, нарушая и без того хрупкое равновесие. После того как я минуты три таращилась в компас невидящим взглядом, Джек отобрал его и уверенно двинулся в густые джунгли. Рубашка на спине не успела взмокнуть, когда под ноги попалась тропинка, едва заметная, круто уходящая вверх по склону. Лес был пропитан влажной духотой, дышалось тяжело. Я механически переставляла ноги, взгляд плыл по спутанной растительности вдоль дорожки. Порой подошвы скользили по влажной почве, и тогда в спину прилетал дружеский толчок от Билли Ки. Шпага вознамерилась набить синяк на зажившем колене. Мысли, что хаотичной каруселью кружили вокруг «воспоминаний о будущем», внезапно свелись к одной-единственной, будто весь поток хлынул в лейку: «Как же хочется пить!». Не успела я собрать в лёгких достаточно воздуха для просьбы, карусель мысленная превратилась во вполне реальную: лес замельтешил, затанцевал, пошёл волнами, вырывая из лёгких кислород и пихая в желудок отвратительной чувство тягучей тяжести.

— …Да вроде живая, — пробился чей-то голос сквозь гулкую стену.

— Отчего вы, дамы, так любите падать в обморок? — с сочувственным умилением поинтересовался Джек Воробей, когда разлепились мои веки. Медленно прорисовывалось окружение, но кэп всё ещё оставался в фокусе и, слегка прищурившись, подал руку.

— Оттого, что не так толстокожи, как вы, мужчины, — натужно парировала я, поднимаясь. «Вот чёрт!» Джек ответил снисходительной улыбкой.

В голове навязчиво гудело. На весь дальнейший путь я не обращала ровным счётом никакого внимания, вцепившись взглядом в белую рубаху Воробья. С каждым преодолённым ярдом сердце заходилось сильнее: то сжималось от страха из-за осознания реальности происходящего, то стучало громко и отчётливо, ускоренное не только адреналином, но и внезапно пробудившейся решительностью. Желание отсрочить неминуемый момент сменялось острой необходимостью быстрее со всем покончить, проглотить горькую пилюлю и забыть, а затем вновь накатывала волна обессиливающего страха. Но все спорные чувства разом выветрились, едва прозвучала команда: «Привал всем!». Тропа вывела нас к пятачку с пожухлой травой, что подступал к обрыву.

Я приблизилась к пропасти. Взгляд бегло пробежался по растительности на другой стороне и резко нырнул в туманную бездну. Вот мы и у края пропасти. Снова. Сделаешь шаг, рухнешь сам и утянешь другого. У меня был план — сомнительный, повязанный на вере в то, в чём нельзя быть уверенным.

Билли опасливо подступил к краю, быстро глянул вниз и протянул:

— Да, не хотел бы я туда упасть.

— А разве есть другие желающие?

Камень из-под сапога бесшумно растворился в пропасти. Желающих не было, и, глядя вниз, отсчитывая последние минуты ожидания, я твёрдо обещала себе, что их — вольных или не вольных — не появится, не по моей вине. Руки горели огнём. Я закрыла глаза. До мельчайших, последних уцелевших в памяти подробностей то ли вспомнила, то ли представила, что происходило, будет происходить дальше. Провела пальцами по сухому рубцу на ладони. Попыталась унять нарастающий в голове шум крови. Захрустели ветки, донеслись гулкие отзвуки голосов, зашуршала сухая трава под ногами встрепенувшихся пиратов. Я открыла глаза, зажмурилась, глянула в пропасть и обернулась к джунглям.

Пираты замерли готовой к обороне шеренгой. Джек чуть впереди внимательно приглядывался к густой зелени. Я медленно двинулась к нему, просочилась меж широких спин, прошла дальше, опережая капитана, и обратила взгляд к пальмовым кустам. Свистнул воздух, листья опали. Сверкнуло широкое лезвие мачете, его блеск отразился в чёрных глазах турка. Юсуф, я помнила, за ним ещё трое: все суровые, молчаливые, собранные. Наконец над зеленью проплыло воздушное перо на шляпе. Под лопаткой скрутилось что-то неприятное.

— Вот. Те, кто прибыли на остров, — доложил Юсуф.

Анжелика кивнула, останавливаясь в ярде от кромки леса и обводя пиратов изучающим взглядом. Я думала, что заговорю, сделаю хоть что-нибудь, едва её завидев, но тело будто оцепенело, как на кнопку нажали. Всё, что она говорила, сверкая глазами, посвящая Джеку хищную горячую улыбку, доносилось, словно из-под стеклянного купола, гулко и неразборчиво. Вдруг меня точно толкнул кто-то невидимый, переставил ноги на два с половиной шага вперёд, уложил руку на эфес и заставил ощутить жар собственной крови. Всё пространство сомкнулось до трёх человек, единственно важных во всем спектакле.

— И ты променял меня на это? — с презрением усмехнулась Анжелика. — Чем же она лучше?

Я поджала губы. Кэп мгновенно ответил:

— Не пыталась меня убить. — Теперь мы оба знали, что это если и не ложь, то яркая ирония.

Тич запустила левую руку за полу модного камзола. Словно бы могла увидеть через ткань, как её пальцы подхватывают ритуальную куклу из внутреннего кармана, я в самый последний миг заговорила — удивительно ровным голосом:

— Анжелика, стой. — Она вскинула голову. Взгляд тёмных глаз пропитало раздражённое недоумение. — Не делай этого. Отдай куклу, иначе тебе совсем не понравится то, как эта история кончится.

Её глаза вспыхнули, как раскалённые угли под порывом ветра.

— Думаешь, всё так просто?

Я протараторила сквозь зубы:

— Брить подмышки без зеркала обломком офицерского палаша — вот это непросто. — Она непонимающе вытаращила глаза. — Если мы не покончим с этим сейчас, ты так никогда и не освободишься — от жажды мести, хотя уже и не в ней дело, от злости, от сожалений…

Рука Анжелики всё ещё скрывалась в кителе. Я едва уловила движение её губ. Послышался сдавленный стон. Я резко обернулась: Джек схватился одной рукой за горло, и его лихорадочно блестящий взгляд будто бы пытался испепелить испанку.

— Прекрати! — сипло прикрикнула я.

Будто бы не слыша меня, Анжелика заговорила:

— Как же я понимаю эту жажду привязать милаху-Воробья к себе, приручить эту своевольную пташку и тем самым отомстить за каждый день, каждый шаг, кажд…

— Нет! — рявкнула я, порываясь вперёд. Шпага оказалась в руке.

Мгновенно моего горла коснулась сабля.

— О, какая самоуверенность! — Тич усмехнулась, закатывая глаза, и холодно напомнила: — Кажется мы это уже проходили: ты проиграешь.

— Да? — Я дёрнула губой. С тихим свистом шпага отлетела в сторону на несколько ярдов. — Я не буду с тобой сражаться.

Анжелика плавно отвела взгляд к брошенному оружию, посмотрела на Джека, затем на меня.

— Ты действительно готова за него умереть?

Я сделала ещё полшага ближе, насколько позволял испанский клинок.

— Ты скажи мне. Глядя прямо в глаза. — Тич приподняла подбородок. Взгляд её был ледяным и в то же время обжигающим. Испанка молчала. Я двинула бровью. — Знаешь, через пару столетий один хороший человек скажет, что слишком просто обвинять других в прошлом за собственную ненависть к себе. — Анжелика насмешливо фыркнула. Губы её поджались от раздражённого несогласия.

Спину закололи невидимые иголочки. Я медленно растянула улыбку, а затем резко рванула её руку с саблей на себя. Отклонилась вправо. Клинок прошёл вскользь по рубашке. Удар коленом вышиб из её лёгких воздух. Левой ногой я шибанула её по голени и мощным толчком сбила на землю. Смольные локоны взбили пыль, роскошная шляпа отлетела в сторону. Анжелика мгновенно подорвалась и тут же замерла: я придавила её коленом, и горло чуть выше серебряной цепочки с крестом царапнуло острое лезвие кортика. Надавив сильнее, я быстро вытащила куклу: крошечная копия Джека в растерянности растопырила негнущиеся руки. Глянув через плечо, я бросила её точно в руки кэпу — тот от неожиданности подпрыгнул, покачнулся, подбросил её вверх, как горячую картошку, поймал и двумя руками прижал к груди. Я чуть не засмеялась, а Анжелика процедила что-то сквозь зубы. Её грудь часто вздымалась, глаза метали молнии, рука отчаянно пыталась дотянуться до выбитой сабли. Постепенно слух пропустил в разум взбудораженные голоса и шарканье ног: команды встрепенулись и синхронно замешкались, не зная, каков будет итог «кошачьей драки».

— Кто… учил тебя драться? — выплюнула Тич.

Я оскалилась хищной улыбкой.

— О, сам Дьявол. — Я ослабила давление кортика. — Вот в чём суть, — сбитое дыхание заставляло голос часто подрагивать, — тебе явно не пришлась по душе пиратская жизнь, ты подалась в каперы, пытаешься выслужиться перед Короной и при этом отчаянно цепляешься за Джека как за виновника всех бед. Но без него ты бы провела всю свою жизнь в стенах монастыря, не зная никого, кроме сестёр-монахинь и Господа, не отыскала бы отца и много чего не распробовала… Ты правда жалеешь об этом? — Её глаза блестели то ли от гнева, то ли от цепляющих слов. Мышцы на лице напряглись, не желая пропускать признаки кипящих эмоций. Я покачала головой: — Нет. Если бы так, то кукла в твоих руках давно возымела бы действие. Ты просто не хочешь разделить вину на вас двоих. Это нелегко, да, я знаю. — Я приподняла плечи. — Но без этого никак. Так что признайся — не Господу, не священнику в исповедальне, — а самой себе, что всё это был так или иначе твой выбор, перетерпи муки совести и двигайся дальше. — Я приосанилась, бросив на испанку ироничный взгляд сверху вниз, плавно поднялась и протянула руку: — Отпусти и забудь.

Анжелика молчала, шумно дыша и прикрыв веки. Юсуф медленно подступал к нам, блики солнца с его мачете слепили глаза, заставляя прищуриваться. Я чувствовала возбуждённое биение сердца, подрагивающий нерв под коленом, но при этом с абсолютным спокойствием ждала её решения. Звякнул пистолет за спиной; Юсуф замер, когда прозвучало предупредительное «Не-а, приятель». Раскрыв глаза, Анжелика Тич скрипнула зубами, бегло глянула на Джека и ухватилась за протянутую ладонь. Поднявшись и смерив меня внимательным взглядом, она неспешно подошла к Воробью, нежно провела пальцами по его щеке, отчего кэп буквально оцепенел, и, наклонившись к самому уху, что-то проговорила. Джек одарил её долгим взглядом и сквозь лёгкую улыбку ответил: «Никогда и не было».

Обстановка разряжалась с тем, как Анжелика быстрыми движениями поднимала с земли саблю, отряхивала шляпу и сбивала пыль с волос и кителя. Прежде чем уйти со своей командой, она обернулась. Голос зазвучал решительно, громко и правдиво:

— Если в течение двух часов вы не уберётесь отсюда, бриг Королевского Испанского флота откроет огонь без предупреждения за вторжение в территориальные воды и на землю Империи.

Чтобы остров скрылся за горизонтом, «Чёрной Жемчужине» понадобилось чуть более двух часов. Приближался шторм, и я заблаговременно убралась к себе в каюту, ибо совсем не хотелось быть смытой за борт в момент триумфа. Триумфа, свершённость и реальность которого всё никак не умещалась в голове.

— И что теперь с ней делать? — взглядом указала я на куклу, когда шлюпка отчалила от берега.

Джек Воробей улыбнулся одной стороной губ, нарочно блеснув золотым зубом.

— К счастью, на Карибах найти жреца вуду теперь проще, чем свободный порт.

Прокручивая эти слова в мыслях снова и снова, я светилась широкой улыбкой, а взгляд прыгал по доскам над головой. Видно мне не было, но не отступало ощущение, что улыбка эта немного дурацкая, как у человека, что отходит от наркоза, а учитывая грохот волн за бортом, ещё и неуместная. Однако видеть меня было некому, а наедине с собой я уже падала куда более низко, так что вдобавок к улыбке присоединилось бессмысленное, но вроде весёлое постукивание пальцами левой руки по переборке: правой пришлось ухватиться за койку, чтобы при очередной волне не загреметь на палубу. В разуме царила счастливая пустота.

Вместе с тем как отступила буря, поблёкло и радостное настроение. Парадокс прекрасных моментов заключался в их сравнительной недолговечности, не в пример чему-то неприятному и печальному, что хотелось поскорее забыть и что, как назло, никак не шло из головы. Пролежав бревном с блаженной улыбкой в странной полудрёме до самого вечера, я с ленивой зевотой выбралась на верхнюю палубу. Доски ещё не просохли после дождя, сверху срывались звонкие капли, от пропитанного свежестью воздуха слегка кружилась голова. Большая часть команды разделяла в кубрике заслуженный отдых: у штурвала стоял Билли Ки, о чём-то расспрашивая приятеля, в тени парусов фок-мачты несколько человек разделывали кролика на ужин. Я обхватила руками планшир и принялась гоняться взглядом за водными барашками. Вскоре на шканцы вышел капитан, похрустывая замлевшими суставами. Завидев меня, Джек просиял лукавой улыбкой и фривольной походкой направился к фальшборту.

— К полуночи будем в Нассау, — сообщил Воробей, — есть у меня там один знакомый, что с этим, — он пристукнул по карману сюртука, — разберётся в два счёта. — Я тяжело вздохнула, вызвав закономерное удивление: — Что не так, дорогуша?

— Так что же, это конец? — слегка пожала я плечами.

— Отчего же так печально? — Джекки привалился к фальшборту, заглядывая мне в глаза.

Растворённый в море взгляд прояснился, подобрался ближе и несмело обратился к пирату.

— Получается, всё, что было, теперь — лишь история.

— Ммм, — Воробей чесанул бородку, — ну да. Даже хорошие истории должны заканчиваться. — Я грустно шмыгнула носом. — Но, знаешь, — Джек двинул кистью, точно подогнал порыв ветра, — конец одной истории прекрасен тем, что знаменует начало новой… Очередного приключения!

— Да, но… — Вздох подкрепила отбитая пальцами дробь. — Долгое время всё так или иначе было понятно: куда идти, что или кого искать… А теперь? Лишь…

— Неизвестность? — угадал кэп. Я покосилась на него. — О да! — воскликнул Воробей. — Но разве не этим прекрасна жизнь? Ты никогда не знаешь, что принесёт рассвет нового дня: оттого встречать его гораздо ценнее, а? — легко подбил он меня локтем. Я в сомнениях передёрнула плечами, а Джек продолжил, сопровождая слова плавными свободными жестами, точно рисуя их невидимыми красками. Его взгляд был устремлён к горизонту, а может, и дальше. Глаза светились огнём и бликами воды, завораживая, гипнотизируя, заставляя или помогая верить. — Каждый новый день полон массы неожиданностей, но бояться этого глупо. Искать, исследовать, открывать что-то новое, вдыхать этот самый рассвет полной грудью — только так! Время, отведённое нам, не просто череда событий. Жизнь — штука непредсказуемая, но из страха позволить себе застрять в одной клетке, приковать себя цепью — лишь трата времени. Просто… существование, — развёл капитан рукамии потом с улыбкой посмотрел на меня. — Глядеть в завтра со страхом не стыдно, но шагать вперёд можно только смело.

Я и не заметила, как сердце забилось чаще, как тело развернулось, подалось навстречу Джеку, будто пытаясь вобрать в себя каждое его слово.

— Так вот, значит, какое твоё кредо, — закивала я, повторяя его улыбку, и без тени иронии добавила: — Удивительная мудрость.

Джек Воробей хохотнул и широко расставил руки.

— Я же пират.

— Ах, — засмеялась я, — это универсальный ответ, да?

Он на секунду погрузился в живописное наигранное раздумье, затем нарочито неспешным движением подкрутил усы.

— Да.

Я вновь засмеялась, запрокидывая голову. По небу растекались персиковые оттенки, предвещая скорый закат. Ухватившись за вант, я ловко забралась на планшир и свесила ноги за борт. Сапоги тут же покрылись крапинками брызг.

— Мне вот всё было любопытно… — Я развернулась вполоборота, попадая во власть карих глаз в загадочном прищуре. — Почему ты стал пиратом? — Кэп собрался ответить, но я предупредила: — Вариант «Я им родился» не принимается. То есть я понимаю, семейное дело и окружение, конечно, многое значат, но мне кажется, что ты мог стать кем угодно, с твоими-то способностями… Одним из лучших капитанов империи какой-нибудь уж точно. Или адмиралом… Или первооткрывателем диковинных земель, с которым любой король счёл бы за честь познакомиться…

— Вообще-то, — деловито вставил Воробей, взмахнув рукой, — я уже первооткрыватель!

— А, ну да, Источник молодости. — Пират одобрительно кивнул. — Для красного словца можно и Бермудский треугольник приплести, — с улыбкой предложила я, глядя на блестящие солнцем украшения в его волосах. Джек выпятил нижнюю губу, соглашаясь. — И всё же — почему пиратство?

Кэп пристроился спиной на планшире.

— А чем оно хуже? Как ни удивительно, но подлецов, мерзавцев, предателей и воров в «цивилизованном свете» куда больше, поверь мне, — блеснул изумрудным перстнем поднятый палец, — но все они ещё и скрываются под масками праведников и героев, так что и не угадаешь, который всадит тебе нож в спину первым. А среди пиратов, как принято считать, все кругом сплошь воры, убийцы и прочее отребье, разница лишь в том, что тут мало кто пытается строить из себя безгрешную персону, смекаешь? — Я задумчиво кивнула. — Большая часть «цивилизованных» норм и правил — лишь иллюзия, спектакль, и, даже чтобы выразить врагу своё презрение или ненависть, придётся выбрать удачное время и правильный поклон, когда среди пиратов я смело могу плюнуть мерзавцу в рожу без всяких церемоний, и всем всё будет ясно. Может, общество разбойников не блещет чистотой, манерами, напудренными париками, но на деле всё это мишура — чтобы не жить, а притворяться, как того захочется другим…

— Значит, свобода? Всё сводится к этому?

— Как видишь, — приподняв бровь, проговорил кэп. — Да, верно, мы тут вроде как изо дня в день ходим по острию ножа, но…

— …только потому, что сами того хотите, — без капли сомнений закончила я. Джек расцвёл одобрительной улыбкой, подкрутил усы и медленно закивал.

Под киль «Жемчужины» нырнула высокая волна. Корабль поднялся на гребне. Я качнулась вперёд, судорожно ухватилась за канат и завалилась на спину. Но вместо досок оказалась в сильных руках, а ноги так и остались на балке планшира. Джекки вместо смешка красноречиво изогнул бровь.

— Ты, без сомнения, самый странный, удалой и мудрый пират из всех, что я видела.

Долго задерживаться в Нассау Джек Воробей не стал и на следующий день вернулся с берега через несколько часов после рассвета с довольной улыбкой и мешочком пепла. В отсутствие капитана моё испорченное незапланированным ранним подъёмом настроение пытался поднять мистер Гиббс, рассказывая об одном из своих вояжей на Кубу.

За завтраком, дождавшись, пока я сделаю несколько глотков красного вина и распробую вчерашнее жаркое из кролика, капитан Воробей совершенно ненавязчиво проговорил:

— Хотел обсудить кое-что…

— «Сеньору Эрмозу»? — не отрывая глаз от тарелки, спросила я. Джек поперхнулся соком папайи.

— Откуда ты?..

Я подняла голову, адресуя пирату строгий взгляд.

— У меня было видение.

Джек беззвучно ахнул, глаза его недобро сверкнули.

— Ага, и звучало оно голосом Джошами Гиббса? — Я пожала плечами, не отводя взгляда. — Вижу, ты не рада…

— Ну, — я поставила бокал и повела глазами, — ты здесь капитан, но, скрывать не стану, я была бы счастлива, если бы разговор о «Сеньоре Эрмозе» свёлся к просьбе о том, чтобы я периодически напоминала тебе, какое это безрассудство.

Пират разочарованно насупился, точно строгий родитель запретил ему желанное развлечение.

— А как же дух авантюризма? — напомнил кэп. — Вчера в тебе его было хоть отбавляй. Особенно ближе к полуночи.

— Ближе к полуночи во мне было хоть отбавляй рома. — Джек слегка развёл ладонями. — А это не одно и то же.

Воробей сдаваться был не намерен.

— Припомни, как мы ограбили банк в Кастильосе. Или как вы с командой захватили превосходящий по мощи испанский бриг. — Я поджала губы, тем самым заявляя, что он играет нечестно. — В любом случае безрассудство не безрассудство, если всё тщательно спланировать и улучить благоприятный момент, смекаешь? — Кэп глотнул рому и улыбнулся уголком губ. — К тому же у нас полно времени.


Нырнувший в щель утренний бриз защекотал пятки. Я недовольно поморщилась и, приподнявшись на локтях, приоткрыла глаза. Рассвет набирал силу. Джека рядом не было, и я с наслаждением развалилась на койке, довольствуясь каждым свободным дюймом. Снаружи слышался шум. Руки обняли подушку, и долгий, с присвистом выдох подчеркнул решимость выспать из этого утра всё до последней секунды. Не тут-то было. Над головой поднялся суетливый топот. Я застонала, прячась под подушку. Чьи-то ноги шустро носились по полуюту, затем что-то уронили и умчались поднимать шум дальше на палубе. Несмотря на все мои настойчивые попытки заснуть, мозг пробудился, обострил слух и запустил работу извилин. Матросская беготня разбавилась перекрикиванием, какое обычно возникало при такелажных работах, когда моряки дозывались друг друга с разных концов реи. Я перевернулась на спину, выползая из-под подушки, и со шлепком закрыла лицо ладонями. Колокол молчал, значит, не происходило ничего из рук вон выходящего. Помимо упорного старания пиратов разрушить мою личную утреннюю негу. Спустя несколько минут, когда буквально под дверью разразились грубым смехом громкие мужские голоса, я рывком поднялась и злобно пристукнула пятками по палубе. «Они что там, пробежку утреннюю устроили?» Почёсывая плечо, я поплелась к выходу, у самой двери затормозила, опустила глаза к голым ногам, вернулась за бриджами и только потом высунула нос из каюты.

Солнце слепило сонные глаза. Разглядывая солнечных зайчиков, я наощупь направилась к трапу — и меня едва не сбил один из матросов. Вслед за ним полетел мой хмурый взгляд. Справа по борту проплывала неприступная скалистая стена неизвестной земли. «Чёрная Жемчужина» походила на потревоженный муравейник: все куда-то бежали, что-то тащили, крепили, тянули, несли… Будь это немного другое столетие, можно было бы предположить, что впереди таможня, но с моей диспозиции было видно только надутое ветром полотно блинда. Тогда я обернулась к капитанскому мостику. Джек что-то повествовал Гиббсу с довольной ухмылочкой и перебирал пальцами, точно по невидимому фортепиано; судя по скептично-ироничному взгляду старпома, повествовал об очередном невероятном подвиге. Выслушав капитана, Джошами направился прочь с полуюта, а кэп послал ему вслед: «Говорю тебе, ни за какие деньги!». И тут его глаза поймали мой колкий взгляд. Воробей мелькнул улыбкой и слегка развёл руками.

— Что происходит? — всё-таки спросила я безрадостным тоном, хотя на лице и так было всё написано.

Карие пиратские глаза засверкали ярче бликов на море. Под усами медленно прорисовывалась загадочная улыбка. Наконец Джек плавным жестом руки указал в сторону бушприта и направился к штурвалу. Я обернулась, снова ткнулась взглядом в парус, раздражённо выдохнула и поднялась на несколько ступеней. Паруса рифили, «Жемчужина» замедляла ход, точно собиралась бросить якорь — прямо там, у обрыва. Я бегло глянула на Джека: он устремил сосредоточенный взгляд куда-то вперёд, не стирая с лица оттенков довольной улыбки. И только когда бушприт фрегата начал уходить вправо, я едва не загремела по трапу от неожиданности. Глаза ширились, челюсть медленно опускалась книзу. От удивления я забыла дышать. Фрегат плавно погружался во тьму, что мостилась под сводами гигантской пещеры. На палубе загорались огни, но дальше вытянутого за борт факела ничего не было видно. «Чёрная Жемчужина» будто растворялась. Я судорожно ухватилась за перила, боясь, что так же исчезнет и опора под ногами, обрушивая меня в глубины ада. Корабль крался по пещерному коридору, аккуратно обходя выпирающие бока скал. Взыграло непреодолимое желание закрыться в каюте в обнимку с фонарём: где будут границы пространства и мир кругом не будет казаться несуществующим.

— Добро пожаловать в Горло Дьявола, дорогая! — Я подпрыгнула от неожиданности. Джекки на мгновение оторвал напряжённый взгляд от носа корабля и подмигнул мне. Штурвал в его руках изредка проворачивался, выводя «Жемчужину» на верный путь. В глазах капитана была лишь сосредоточенность, он явно знал, куда мы идём. От этого стало легче, и мысль, куда можно попасть после горла Дьявола, перестала так пугать, хотя на язык и просилось: «Где сгинет сам Посейдон». Команда, судя по негромким и редким голосам, пребывала в восторженном волнении.

Несколько минут, проведённые в извилистом тоннеле, показались вечностью. Когда далеко впереди забрезжил утренний свет, я едва не бросилась туда, позабыв, что не убегу дальше форштевня. Когда же в арке, точно волшебная картина, появились склоны горной гряды и чёрные крыши города, я ахнула, прижимая ладони к губам. «Чёрная Жемчужина» входила в бухту, закольцованную высокими хребтами гор, а в её центре поднималась над водой — совершенно невозможная, на первый взгляд, — многоярусная пирамида. И поначалу это можно было принять за фавелы, перенесённые с материка чудаковатым архитектором. Но, как только взгляд цеплялся за знакомые силуэты и формы, от шока перехватывало дыхание. Я только и могла, что ошарашенно хлопать глазами, считая бесчисленное множество кораблей, что мостились друг на друга немыслимым образом.

— Поверить не могу… — Оцепенение наконец спало, когда за спиной зазвучали неторопливые шаги. — Джек! — с детским восторгом воскликнула я, оборачиваясь. Кэп тщательно строил из себя строгого наставника. — Это же… бухта Погибших кораблей! — Я едва не подпрыгнула от радости. Джек повёл плечами, мол, что с того, хотя в его глазах лучилось искреннее довольство произведённым эффектом. Я вновь обернулась к городу, недоумённо качая головой. Воробей спустился на несколько ступеней. — Поверить не могу, ты привёл меня… сюда! Это же… — Не зная, каким словами выразить обуревающее меня восхищение, я накинулась на пирата с объятиями.

— Просто очередной пиратский город, — бесстрастно проговорил кэп, когда я отстранилась.

— Ну тебя! — весело фыркнула я, игриво саданув его в плечо. — Это же бухта Погибших кораблей! И остров Погибших кораблей! И город Погибших кораблей! И тут хранится Кодекс, составленный Морганом и Бартоломью! И тут проходит Совет Братства! Да это же… как… как… столица целого мира! И!.. — я умолкла, пристальнее разглядывая деревянные строения. — Он выглядит каким-то безлюдным…

Джек Воробей пристукнул пальцами по планширу и кивнул.

— Теперь времена не те, что прежде. Сюда приходят либо с, либо за самым ценным, так что… — Он развёл руками. — Зато исключены случайные встречи со старыми друзьями, с которыми ещё бы век не видеться… — пробормотал Джекки.

— Всё равно, — заулыбалась я, — это честь для меня, капитан Воробей. — Пират глянул с удивлением. — Спасибо.

Джек усмехнулся.

— Ничего, к концу дня ты поймёшь, что это место прекраснее в тех байках, что о нём рассказывают, чем в реальности.

Меня мало заботило, зачем «Жемчужина» пришла в эту бухту, добив число пришвартованных судов до трёх. Шагая следом за капитаном Воробьём и пожирая всё вокруг жадным восторженным взглядом, точно ребёнок в Диснейленде, я никак не могла поверить, что нахожусь именно там, при этом не выпив ни капли рому. Когда же настал черёд подниматься на верхние ярусы, радость несколько поблекла. Дьявол знает сколько лет было городу, но, чем выше мы поднимались, тем сильнее сыпалась труха из-под ног, шаткие мостики и переходы поскрипывали и прогибались; вылизанные дождями и ветрами палубы, что заменяли улицы, заставляли сапоги опасно скользить. Джека всё это никоим образом не волновало, я тоже старалась не показывать беспокойства. Мы, казалось, ходили кругами: то поднимались почти на самый верх, то спускались по ломанным лестницам, то пробирались через длинные переходы соединённых трюмов. Путешествие было увлекательное, нечего говорить, но с каждой минутой мне начинало казаться, что блужданиям нашим не будет конца. По пути повстречались пара-тройка пиратов, с кем Джек Воробей обменялся быстрыми приветствиями. Я тоже попыталась кивнуть как можно более по-пиратски, но в ответ получила только: «Вот это да! Баба в городе!».

— Всё! — громко провозгласила я после очередного подъёма по крутым ступенькам. — С меня довольно! — Воробей обернулся с абсолютным непониманием на лице. — Я не сдвинусь с места, если ты сейчас же не приведёшь мне хотя бы одну причину, по которой нам необходимо наворачивать круги по этим лабиринтам, помимо твоего желания похвастаться городом детства!

Кэп поначалу собирался что-то сказать, затем вдруг его взгляд переместился за мою макушку, весёлость на лице сменилась почтительной серьёзностью: кто-то стоял за моей спиной. Одними глазами я требовала у Воробья ответа, но он прозвучал прямо над ухом, голосом более низким и хриплым:

— Ну, здравствуй, Джекки.

Я мгновенно выровнялась по стойке смирно. Кэп широко улыбнулся.

— Привет, па.

Затряслись поджилки. Как в замедленной съёмке, я оборачивалась к пирату за спиной, пока в голове набатом звучало бесконечное «О боже!», перекрывая свист ветра отсутствующих мыслей. Взгляд споткнулся о рукав кроваво-винного сюртука, взобрался по нему выше, шмыгнул по воротнику и только потом решился обратиться к побитому стихиями и битвами лицу старшего капитана.

— О-о-о… Здасте…вуйте, сэр… мистер… капитан Тиг. — Внутри я сгорала от стыда, хотела провалиться сквозь все ярусы, что были под нами, а снаружи — только растерянно моргала, не зная, куда деть собственные руки.

Эдвард Тиг бегло глянул на меня, слегка склонив голову набок, и хмыкнул, обращаясь к сыну: «Так это, значит, твоя находка?».

Всё время короткого пути до местной таверны, пока капитаны обсуждали какую-то только им понятную ерунду, я ощущала себя первоклашкой на выпускном балу: вроде и почётно, а вроде понимаешь, что ты тут как пятое колесо у телеги.

Будто задавая тон всей встрече, Эдвард Тиг весело поинтересовался:

— Правда, что Брабосса стянул сокровища у тебя из-под носа? Снова.

Джек Воробей презрительно фыркнул и легко отмахнулся:

— Это была взятка за то, чтобы я больше не встречал его наглую рожу с этой его хлипкой бородёнкой!

У двустворчатых дверей капитан Тиг приостановился, галантно указал рукой: «После вас». Я неуверенно взглянула на Джека; он в точности повторил жест и кивнул мне: «После тебя». Я с трудом заставила губы растянуться в улыбке, проползая внутрь, так и не улучив момент, чтобы воспитательно садануть Воробья в плечо. Помещение заполнял зеленовато-жёлтый свет. Было душно, пахло приятно, стул подо мной почти не скрипел.

— Слыхал, ты всё-таки вытащил тот камень из Мёртвых вод, — растягивая слова, как и ром, проговорил Эдвард Тиг, когда нам принесли напитки. Я уткнулась носом в кружку и притворилась мебелью. Джек сверкнул глазами, а хранитель Кодекса добавил чуть более сурово: — Несмотря на моё предупреждение. — Я поперхнулась парами алкоголя.

Воробей слегка развёл руками и упрямо улыбнулся:

— Ну, всё же обошлось.

Тиг прищурил левый глаз и повёл челюстью.

— Джекки, — при каждом упоминании своего имени из уст отца кэп едва заметно вздрагивал, точно от неожиданности, и Эдварду это явно нравилось, — зачем ты спрашиваешь моего совета, если всё равно намерен его игнорировать?

— Не игнорировать, а, скорее, взвесить и принять к сведению, — заверил Воробей и поспешно добавил: — Возможно. В зависимости от обстоятельств.

Капитан Тиг тяжело опёрся на спинку стула, не сводя с младшего глаз. Я искренне радовалась, что этот будто бы видящий насквозь, строгий и в то же время изучающий взгляд адресован не мне.

— И что теперь, парень? — спросил Эдвард, прекрасно понимая, что Джек явился не потому, что соскучился.

Воробей наклонился ближе к столу.

— Слыхал о «Сеньоре Эрмозе»?

— Непотопляемый испанский мановар-призрак? — ровным тоном уточнил Тиг. — А кто о нём не слышал? Ты вновь решил угнаться за портовой байкой, да? — Хрипотца в его голосе звучала всё менее одобрительно.

— Она реальна, — упрямо улыбнулся Джек. — Я потратил почти три месяца, — бодро заговорил кэп, — изучая, выясняя и предполагая, где может проходить этот корабль так, чтобы его никто не видел, и подумал, что ты мог бы… уточнить мои расчёты и подтвердить определённые догадки.

Эдвард Тиг закачал головой, в молчании осушил кружку и строго глянул на сына из-под бровей.

— Помнишь, байку, что я рассказывал тебе в детстве? Про собаку, что гонялась за собственным хвостом? — Джек поморщил нос, задумываясь. — Она так увлеклась, что упала с утёса в море. — Кружка вернулась на стол с глухим стуком. — Погоня за недостижимым ничем хорошим не кончается.

— Но ведь собаки отлично плавают, разве нет? — не унимался Воробей и, будь раза в два моложе, наверняка уже заработал бы воспитательную затрещину.

Тиг закатил глаза.

— Ну, а ты что думаешь?

И тут я почувствовала на себе этот взгляд. Меня будто вилами к стенке припёрли. В глазах сурового пирата не было ни враждебности, ни угрозы, но сам факт, что эти глаза ожидают от меня вразумительного ответа, приводил в бестолковое замешательство. Я медлила, Тиг ждал, Джек пожирал меня горящим взором.

— Я… — В горле застрял комок, точно я книппели проглотила. — Э… эм… я… — Взгляд суетливо носился по исцарапанной столешнице, прятался за бутылку и кружки, срывался с края, старался не цепляться за драгоценные персти на пальцах обоих пиратов. — Я думаю, — сипло заговорила я, приведя в чувство самообладание, — это недальновидное безрассудство… — Джек почти болезненно оскалился, и я закончила: — Упустить такую добычу.

Воробей хохотнул и прибил ладонями лёгкую пыль на столе. Тиг всё ещё не сводил с меня глаз, и мне стоило недюжинных усилий заставить себя поднять голову и выдержать этот взгляд. На удивление, через секунду тело моё не осыпалось прахом, и даже перестало сосать под ложечкой.

— Дай свои бумаги, — низким тоном проговорил, даже больше потребовал Эдвард и только потом, когда листы тихо зашуршали под его пальцами, убрал с меня долгий взгляд. Он принялся изучать записи Джека, бубня под нос то едва слышно, то весьма отчётливо, а мы с Воробьём замерли, точно дети, приклеившись к стулу и вытянув шеи. — Так-так… Нет, сюда точно не сунутся. Это тоже нет… А вот тут… Хотя вряд ли, с весенними ветрами… Угу, двадцать пять на север… А что, вполне возможно… Если только не… Да, точно. Вот здесь, скорее всего. — Тиг резко поднял голову, и мы с Джеком синхронно шарахнулись назад. Эдвард вернул листы сыну и, указав пальцем, добавил: — Пойдут здесь, наиболее вероятно. Если искать где-то на этом меридиане…

— Можно подгадать безветренную погоду, — в предвкушённом волнении закончил Джек, изрисовывая взглядом обрывок карты. Эдвард Тиг наблюдал за ним в смиренном молчании, а я таращилась в окно на крошечный кусочек острова. — Я даже знаю, где их лучше всего поджидать, — обрадовался капитан «Жемчужины». Хлебнув рому и откинувшись на спинку стула, Воробей качнул головой: — Присоединиться не хочешь? Как долго «Трубадур» не выходил в море?

Тиг улыбнулся — одной стороной губ чуть больше, чем другой, — так же, как часто делал Джек Воробей. Одна эта улыбка могла стоить сотни доводов об их кровном родстве.

— Погони за призраками, призрачными кораблями и призрачными кладами не по мне, Джекки. Моё место здесь.

Вместо променада задний «двор» таверны занимала вздёрнутая корма галеона, своего рода, обзорная площадка, с которой открывался завораживающий вид на удивительный город и бухту в кратере вулкана. Задумчиво постукивая по перилам, я ожидала Джека, что оканчивал разговор с отцом. С меня никак не сходил лёгкий трепет восторга. Взгляд жадно пожирал живописные окрестности, стараясь сохранить как можно больше деталей. Город Погибших Кораблей, с одной стороны, дыра дырой, а с другой, нечто, поражающее своей мощью и непоколебимостью, грандиозное, странное и в то же время вызывающее неподдельное восхищение — истинное воплощение пиратского духа.

— Это что, слёзы? — поперхнулся Воробей.

Я обернулась к нему, поспешно отирая глаза.

— Не обращай внимания! — со смешком отмахнулась я. — Это от ветра… и от восторга.

Кэп приблизился, держа руки за спиной. «Чёрная Жемчужина», как никогда похожая на собственный макет, была надвое разделена солнцем и тенью. На пристани суетились моряки.

— Я никогда и подумать не могла, что окажусь здесь, — поделилась я стеснённо. — Знаешь, когда я впервые попала сюда, в этот мир, мне всё же так и не удалось до конца поверить, что он абсолютно реален, что это не просто правдоподобная сказка, — до тех пор, пока не пришлось его покинуть. А теперь я стою на вершине пиратского города, построенного из обломков кораблей, где некогда проходил Совет Братства, на котором пленили морскую богиню с помощью совета от капитана «Летучего Голландца», и верю, без каких-либо сомнений, точно знаю, что всё это — реальность. И даже больше, я чувствую, что я теперь её часть, а не случайный зритель. — Я повернулась к Джеку. — Спасибо тебе за всё это. — Кэп наклонил голову, пряча глаза в тень от треуголки. Я добавила с улыбкой: — Ну и за то, что теперь могу считаться полноправной, признанной пираткой, да?

— Только теперь? — покосился Воробей на запястье правой руки.

Я заулыбалась, задирая рукав и с гордостью глядя на клеймо.

— Раньше я была признана законом. А теперь и пиратами, — я послала кэпу тёплый взгляд, — в лице барона Карибского моря.

Джек обвёл взглядом гавань.

— Ну, раз уж ты теперь признанная пиратка, — серьёзным тоном заговорил он, — тебе не обойтись без этого. — Я растерянно ахнула. Глаза капитана Воробья были устремлены к кораблю внизу. Правой рукой он облокотился о перила, а в левой держал шляпу — поблёскивающую смолью новой кожи, с тонкой серебристой тесьмой по контуру и небольшим пышным белоснежным пером. У меня дрожали пальцы, когда я аккуратно взяла её из мозолистой руки. Джекки провёл пальцами по своей треуголке. — Теперь мы квиты.

Я опустила подбородок, двумя руками перевернула шляпу быстрым движением, медленно усадила поверх взбитых ветром волос и вслед за взглядом подняла голову. «Будто императорская корона», — подумалось из-за тяжести шляпы. Я сдерживала рвущуюся наружу улыбку и медленно повернулась к Джеку с вопросительным взглядом, как вдруг он молниеносным движением сгрёб меня в охапку и поцеловал. Да так, что сердце зашлось. Руки замерли, так и не успев коснуться его плеч. Тело будто всполохнуло огнём, как перо, — такое же лёгкое, вот-вот и ветер унесёт. После, слегка отклонившись назад, капитан Воробей одобрительно кивнул: «Отличная шляпа!».

Счастливая и чуточку сумасшедшая улыбка всё же пробилась к губам. Я растерянно хлопала глазами, не зная, как реагировать: прежде Джек Воробей не проявлял подобных чувств — не на людях, и уж тем более не в вотчине отца. И меня это устраивало, потому как, во-первых, отношения — это личное и сокровенное, а во-вторых, дисциплину на корабле расшатывать ни к чему. Теперь не покидало чувство, что с минуты на минуту кто-то настойчиво примется толкать меня в бок, вырывая из чудесного сна. Но бриз уносил секунды к облакам, и ничего не происходило. Воробей щурился в лучах солнца, как отобедавший кот, периодически поглядывая на «Жемчужину».

— Ну что ж, нам пора, — скомандовал кэп. Я рассеяно кивнула, уже с минуту пытаясь отделаться от странного ощущения, будто наблюдает кто-то. Джек направился к лестнице, я следом, затем приостановилась и обернулась. — Диана? Идёшь? Тут не так прекрасно, чтобы остаться. — Бросив прощальный взгляд через плечо, я поспешила за капитаном, но готова была поклясться — правда, только самой себе, — что видела на балконе ярусом выше чей-то силуэт.

Спускаясь по крутым улицам города Погибших Кораблей я, воистину, представляла себя императрицей в короне и на любопытные взгляды отвечала своим — твёрдым и в меру дерзким.

— Грустно это как-то, — вздохнула я, когда пристань начала мерно отдаляться, — есть в этом месте что-то… неуловимое, но притягательное.

— Почти полное отсутствие людей, — из-за плеча вставил Джек. Я усмехнулась, поведя глазами, и поглубже усадила треуголку, чтоб не сдуло ветром в пещере.

Капитан Воробей взял в руки штурвал, направляя «Чёрную Жемчужину» в темноту Горла Дьявола, и принялся что-то мурлыкать под нос. До последнего, пока пиратский город не исчез за крутым поворотом, я провожала его взглядом, с удивлением ощущая, как сердце щемит от тоски. «Джеймсу бы понравилось зрелище». Город, а за ним и солнечный свет исчезал, будто закрывалась волшебная шкатулка. Когда «Жемчужина» выбралась в открытое море, я тщательным движением расправила складки на жилете и направилась вдоль борта ближе к штурвалу.

— А что это за место, о котором ты сказал… Тигу?

На лице Джека Воробья мелькнула заговорщическая улыбка. Бросив на меня быстрый взгляд, кэп ответил:

— Неподалёку от Тортуги. — И, не дав мне припомнить имеющиеся варианты, многозначительно добавил: — Тебе понравится.

Пиратская физиономия светилась лукавством. Карие глаза упорно глядели вперёд с излишней серьёзностью. Пальцы, ослепительно сверкая перстнями, отбивали по рукоятям ритм, под который, будучи знатоком, можно было почти услышать: «Та-дам, та-дам, та-да-да-да-там». Облако рассеянного восторга в моей голове медленно таяло, чтобы наконец я подорвалась с громким «Да ладно!». Кэп плавно повернул голову, дёрнул плечом, сбрасывая за спину прядь под звон украшений, и расплылся в бесстыжей, коварной, но обольстительной улыбке в ответ на мои огромные, точно донышки бутылок, глаза. Нам, определённо, нравилось дразнить друг друга.

Через день на горизонте объявилась крошечная точка. Несмотря на то что небо только начинало сереть в преддверии рассвета, я постукивала зубами, стоя чуть позади рулевого. Зубы стучали то ли от утреннего холода, то ли от нетерпения. Взгляд порой поднимался к парусам, проверяя, все ли подняты, не теряем ли мы четверть узла скорости. Капитан выбрался из каюты примерно через час: помятый спросонья, но в полной экипировке. Когда остров приблизился достаточно, я долго и пристально рассматривала его в подзорную трубу, а потом сказала Джеку:

— Когда-то я предлагала тебе обустроить там базу. — Кэп нахмурился в тщетной попытке припомнить тот момент. — Правда, это был не прям ты, а ты в моей голове. — Я состроила комичную рожицу. — Забавно, да?

Пират хмыкнул.

— Вообще-то, мисси, в этом есть смысл…

Я едва не прыснула от удивления, но вовремя сдержалась и деловито поправила треуголку. Остров Диана — Джек прям так и намеревался подписать на карте, желая поразить меня красивым жестом, но я попыталась помешать, и в итоге вместо доброй половины острова Гаити образовалось бесформенное чернильное пятно, — проступал в утренней дымке, постепенно зарождая в душе волнительный трепет. Остров был крошечный, но, на удивление, с ним оказалось связано много — хороших ли, плохих, но так или иначе — важных моментов. «Чёрная Жемчужина» направилась в ту самую гавань, где некогда впервые бросила якорь, и вскоре к берегу двинулись баркасы, полные припасов, всяких снастей, рома и довольных увольнительной на берег пиратов. Пока умелые мужские руки занялись сооружением лагеря, я двинулась дальше по пляжу, надеясь отыскать ту самую пальму, с которой у нас сложилось весьма тесное знакомство. Спустя четверть часа мне это удалось: шторм надломил дерево у самого корня, оно упало поперёк песочной полосы, но не погибло, а, изогнувшись, вновь потянулось к солнцу.

— Это то самое? — присоединился Воробей к моим долгим раздумьям. Я кивнула. Джек вручил мне горсть бананов, точно в напоминание, просеменил к пальме и ловко запрыгнул на ствол. Дерево заскрипело, но выдержало. Покачиваясь, как на качелях, кэп одобрительно кивнул.

Я окинула взглядом невысокие пики двуглавого хребта, вспоминая, что прошлый раз так и не успела, как планировала, обойти остров и поглядеть, что на другой стороне.

— С твоего разрешения я бы хотела переименовать его. — Джек скептично провёл двумя пальцами по подбородку. — Пусть это будет остров Странника.

Пират понимающе кивнул, затем улыбнулся, расставляя руки:

— В любом случае, дорогая, это же твой остров, я помню. — Я едва удержалась от желания дать ему лёгкую затрещину. Воробей бросил взгляд к горизонту, за которым скрывалась Тортуга, и добавил: — По крайней мере, пока что.

Я уселась рядом с ним, загребая босыми ногами песок.

— После Тайника, когда мы выбрались, я оказалась именно здесь… Не знаю, почему. Наверное… Через какое-то время — теперь-то я знаю, что приближался срок назначенной встречи, — меня начало что-то беспокоить. Хотя вряд ли за происходящее там можно ручаться… И в какой-то момент, когда я отчаялась найти выход, ведь компас не работал, я вспомнила это место и загадала вернуться сюда… И тогда стрелка остановилась. — Я пожала плечами. — Может, я загадала вовсе не место, а… состояние?

Джек молча растворился взглядом в набегающих волнах и спустя минуту спросил:

— «Мы выбрались»?

Я прикусила язык и зажмурилась. Поддев камешек и отправив в недолгий полёт, я качнула ногой и просто ответила:

— Мы — это я и мои демоны.

— А, — протянул Воробей, — знакомое чувство. — Тут его нос активно задвигался, шумно втягивая воздух. — Вот негодяи, — шикнул кэп, а затем прикрикнул во всё горло: — Рано ещё! — Он резко спрыгнул, дерево качнулось, и, не успел Воробей отойти на пару шагов, я шмякнулась следом носом в песок, издав звук, будто белке на хвост наступили. Да, с этой пальмой у нас явно не заладились отношения.

Ни Джек Воробей, ни тем более кто-либо из команды не знал, сколько нам придётся провести на острове в ожидании «пиратского Эльдорадо», но с ромом, как известно, ждалось легче. Дни напролёт я проводила в прохладной тени леса, строча мемуары и учась «правильно» играть в кости. Капитан отнёсся вполне серьёзно к идее обустроить на острове Странника базу для «Чёрной Жемчужины»: стратегически британцам он пока был не нужен, да им хватало дел и на Тортуге, а устраивать засады, выглядывая с его склонов проходящие мимо суда, было крайне удобно.

На третий день я уговорила Джека отправиться исследовать остров. Мы двинулись вдоль берега, насколько позволял рельеф, затем свернули глубже в лес, прошли несколько миль и вернулись к морю, как только отступили обрывистые утёсы. На западной оконечности, среди выброшенных на берег стволов, обнаружился обломок рея с куском парусины. Воробей пнул его сапогом, будто проверяя, живой ли, а затем послал мне сомневающийся взгляд. Я пожала плечами: корабль Хавьера был потоплен давно, а немилостивые шторма Карибского моря могли обломить рангоут и у любого другого. Береговая линия протянулась примерно на восемь-девять миль, но обойти остров кругом было нелегко из-за подступающего к морю склона горы. Вернулись мы лишь к догорающему последними лучами закату. Лагерь полнился весельем, лёгкой музыкой и ромовой беззаботностью.

К ночи Джек, опустошив наполовину бутылку, вновь завёл разговор о треклятой «Сеньоре Эрмозе», надеясь позлить меня и наблюдать, как я несогласно надуваю щёки.

— Не в этот раз, капитан Воробей. — Я плюхнулась с другой стороны небольшого костра. Пират поглядел на меня сквозь пламя и задумчиво почесал ус. — Больше я не собираюсь спорить.

— С чего это вдруг? — раздосадовано выдохнул кэп.

Я подбросила и поймала ртом кусочек не перестающего меня удивлять тамаринда.

— Просто решила тебе довериться.

— О, это ты зря! — взмахнул руками Джек. — Многие тебе это скажут.

Я склонила голову на бок и улыбнулась, наблюдая, как пламя танцует на карей радужке его глаз.

— Думаю, они просто тебя не знают.

— О, вот как? — наигранно удивился кэп, остановив бутылку у самых губ. — Звучит многообещающе… обманчиво.

Я пожала плечами.

— Может, и я не знаю. — Без стеснения слизав с ладони терпковатый сок, я продолжила: — Люди видят лишь оболочку, шрамы на ней, и очень редко человека, что скрывается за ней. Ты не желаешь особо привязываться к кому-либо, потому что знаешь, что мир суров, даже жесток порой. И всё же люди тянутся к тебе, несмотря на то что ты даже с виду натуральный пройдоха. Но ведь это только оболочка, а вот что внутри… Ты можешь говорить, делать всё, чтобы доказать обратное, но на деле выходит, что эгоистичный Джек Воробей, который готов на всё ради собственной выгоды, слишком часто для корыстного мерзавца думает о других. — Я повела глазами и сделала поправку: — Но это лишь теория. Можешь пометить как домыслы.

Довольно долго Джек неотрывно глядел в глубину костра, покачивая бутылкой. Даже хмель не мог скрыть задумчивой искренности в его глазах.

— Занятные мысли, мисси, — наконец рассудил кэп, — правда, изрядно сдобренные чрезмерной верой в людей. — Я издала чёткое несогласное «Пфф!». — Ты не думаешь, что я, как ты выразилась, слишком часто думаю о других единственно только ради собственной выгоды? Может, и в будущем. Порой помочь кому-то гораздо действеннее, чем угрожать пистолетом. — Кэп глотнул рому и кивнул: — А насчёт привязанностей — в точку! Сантименты и прочая ерунда опасные и бесполезные вещи. Я из-за такого умер однажды! — вспыхнул кэп, припомнив прощание с «Жемчужиной», после которого вынужденно распрощался с жизнью.

— Серьёзно? — недоверчиво заулыбалась я, выглядывая из-за пламени, и пристроила локти на коленях. — А как же тот сундук в твоей каюте?

Брови кэпа пошли возмущённой волной.

— Какой это ещё сундук?

Я всплеснула руками.

— Какой? Тот, в котором остались мои записи, вещи… Ещё тогда…

— Нет никакого сундука! — с праведным негодованием настаивал Джек.

Пришлось искать шлюпку. Через четверть часа или чуть больше, но уже глубоко за полночь мы чуть ли не наперегонки забрались на борт дремлющей в безлюдном спокойствии «Жемчужины».

— Шшш! — скомандовал кэп и затопал в каюту.

После долгого копания в темноте и попыток выпученными глазами угадать что-то в слабом свете месяца, я наконец выудила из-под мотка каната неприметный сундук и с победным стуком опустила прямо перед сапогами Джека Воробья. Упорно не желая зажигать огни, мы вытащили его на палубу и вскрыли. Перебирая вещи и помятые листки, Джек мрачнел, сопел и тщательно старался не встречаться со мной глазами.

— Ну, — кэп выровнялся, слегка отклоняясь назад, и пожал плечами, — в каюте много всякого…

— Не признаешься, значит? — прошипела я, уперев руки в бока.

— И не подумаю! — гордо вздёрнул нос пират. А физиономия его в точности отражала смятение нашкодившего кота.

Мы уселись, вернее, почти упали на ступени трапа. Я юркнула Джеку под бок, и он приобнял меня той же рукой, что держал бутылку рома. Здесь, в отличие от лагеря, куда вместе с ветром спускались звуки джунглей, ночную тишину нарушал лишь шёпот волн и скрип корабельных снастей. И моя неуместная икота. Сквозь лёгкую дымку облаков проглядывали крошечные огоньки созвездия Персея, лунный свет рассеивался меж переплетения такелажа.

— Джек? — позвала я, прогоняя наползающую дремоту. Казалось, будто прошло несколько часов, но икота убралась только пару минут назад.

— Ммм? — подавив зевок, отозвался кэп.

— Я всё спросить хотела… — Так как я умолкла в сомнениях, Джеку пришлось повернуться ко мне и щекотнуть косичками на бороде по лбу. — Почему ты тогда взял меня на борт?.. Вернее, почему разрешил остаться? Как ты меня нашёл? И как ты вообще там оказался? — С чего-то вдруг, когда на душе царило разомлевшее спокойствие, вспомнились слова — достаточно обидные слова — Калипсо, что занесло меня в этот мир чуть ли не попутным ветром, как раздражающий сор.

Брови пирата сползли к переносице, задумчиво скукожились там, а глаза растворились одурманенным взглядом в темноте над шкафутом.

— Я искал не тебя, — наконец протянул Джек, затем тряхнул головой, бусинки в косичках звякнули. — Я искал средство от проклятья Джонса, а к острову привёл компас. Там где-то, по слухам, ошивался Гектор со своей бандой, вот я подумал дождаться его, вдруг сгодится. — Воробей вдруг встрепенулся, двумя руками обхватил меня за плечи и поделился откровением: — Ты же нашла ту книгу! Выходит, компас указал на тебя?! — Я моргнула. Джек хмыкнул. — Забавно, правда? — Мы удобнее устроились на ступеньках. Я задрала голову и довольно ухмылялась ночному небу, зная, что моё самодовольство дойдёт до нужного адресата.

Утром я с удивлением обнаружила себя в лагере, в палатке, под тростниковой циновкой. Сладкий сон прервал попавший на губы волос. Я перевалилась на живот, подкладывая руки под голову. Сквозь пелену на глазах мелькнула тень. Я шмыгнула носом и приподняла на секунду веки: Джек Воробей пробирался меж спящей команды, как по минному полю. Я зевнула. Губы обиженно скривились, глаза по очереди открылись. Джек нырнул в высокую траву. Беззвучно открылся и закрылся рот. Я подорвалась и покралась следом. Нелёгкая несла пирата куда-то в беспросветную чащу, где покрикивали дикие птицы и от холода бессовестно раннего утра тело пробирала мелкая дрожь. Чуть приотстав, я добралась до лысоватой поляны парой минут позже Воробья.

Избавившись от треуголки, сюртука, жилета и сапог, кэп ловко орудовал лопатой.

— Джек! Какого чёрта?!

От внезапного восклицания Воробей вздрогнул, покачнулся и, взмахнув руками, отчего лопата отлетела на пару ярдов, рухнул в яму. Послышался болезненный обиженный стон. Я подбежала к краю: яма была неглубокая, едва ли в половину человеческого роста, а Джек развалился на спине с таким видом, точно рухнул на палубу с грот-бом-брам-стеньги. В меня воткнулся суровый взгляд. Я оглядела габариты ямы, посмотрела на кэпа и закатила глаза, недоумённо качая головой.

— Мне кажется или чья-та бессовестная шкура вознамерилась тут закопать клад? Клад, которого нет. — Воробей резко сел и всплеснул руками. — А как же твои слова, что, мол, жить, а значит, и тратить нужно здесь и сейчас?

— Я передумал, — насуплено бросил Джек. — Вернее, — взмахнул он рукой, — подкорректировал суждение: да, жить и тратить надо здесь и сейчас, но, если вдруг срочно понадобятся деньги, чтобы — говорю к примеру, совершенно не намерен повторять такое вновь! — починить мой корабль, я буду спокоен, зная, — он пристукнул ладонью по земле, — что уж точно найду их здесь. И что их никто у меня не стащит, — при этом глаза его ненавязчиво скользнули ко мне.

— Не советую додумывать то, что ты подумал! — пригрозила я, скрещивая руки.

Оставив Джека Воробья наедине с его увлекательным занятием, я быстро возвращалась в лагерь, слегка возмущённая, но вполне довольная тем, что кэп всё же заботился о «бытовых проблемах». Пусть и в своей манере.


— Признаю, люди умеют удивлять.

Закат вылизывал кипящее волнами море. Золотые лучи ныряли до самого дна. Вечерний бриз приносил частички солнца: они танцевали повсюду, окутывали, путались в волосах, проникали в лёгкие со свежими потоками воздуха. Я стояла у обрыва южного мыса. Трава щекотала босые ноги. Калипсо объявилась неслышно, внезапно, впрочем, как и всегда.

— Значит, решила всё-таки? — Богиня поравнялась со мной и сощурилась, как пантера, глядя на огненное солнце. — И не жалко?

Взгляд осторожно опустился: ветер шуршал листками бумаги, что я бережно держала в ладонях.

— История подошла к завершению. Должна начаться новая, с чистого листа, — тихо проговорила я. — Знаешь, один человек как-то сказал мне, что люди простые существа: одни борются за то, чтобы их запомнили, другие — чтобы не вспоминали. — Я подняла голову и, на мгновение прикрыв глаза, вдохнула бриз. — Я просто хотела оставить свой след на песке времени. Знать,что всё не просто так, что что-то останется позади. Когда придётся покидать этот мир, я уйду без сожаления — если буду знать, что есть что-то, что напомнит обо мне. И эти слова, эта история… Так будет справедливо.

— Я не об этом.

— Я знаю, — вздохнула я. — Нет, не жалею. Сожаления вообще странная вещь. Мы можем сожалеть о чём-то, потому что знаем, что получилось в итоге, но в тот момент, когда мы принимали решение, разве оно не казалось наилучшим? — Море было бесконечно красиво, вобрав сотни оттенков и полутонов. После всего, что пришлось вынести наедине с волнами, с жалящим ветром, такая красота завораживала. На душе тоже воцарился долгожданный мир. — Может, прозвучит слишком сентиментально, но… Проживать полностью каждую минуту до самой смерти гораздо легче, зная, что значишь что-то в чьей-нибудь жизни. Или значил. Прикоснувшись к чьему-нибудь сердцу, подарив глоток счастья… Только так можно доказать себе, доказать миру, что ты жил. — Пальцы крепче сжали бумаги, я кивнула с улыбкой. — И я — я была здесь: жила, любила, делала… сделала всё, чего желала, и это было гораздо больше, чем я могла представить! И… Эти записи… — Я впервые искоса глянула на Калипсо. — Просто хочу, чтобы они знали, что я отдала всю себя и сделала, всё что могла.

— Они?

— Кто-нибудь. Кого выберет море. — Губы богини тронула снисходительная улыбка.

Бриз подхватил густую пену у подножья мыса, затем взмыл вверх, унося с собой свежий запах моря, и умчался к сочной зелени гор. Я легко стянула ленту, что обвязывала кипу исписанных страничек. Тысячи слов, сотни событий, бесконечность чувств и эмоций — всё уместилось под выгоревшей изумрудной лентой из атласа. И теперь всё это я выпускала на свободу, а вместе с тем отпускала всё то, что скопилось в душе, всё, через что я глядела на мир, через что дышала. Листы сплочённо взмыли вверх, а затем отдались на волю ветра. Беспорядочно, сумбурно, путая имена и даты, понеслись прочь — искажая события, сменяя долгие рассуждения хаосом мыслей. Я следила, как ветер забавляется с ними, роняет, вновь подхватывает почти над самой водой, и как один за одним листы исчезают в тёплых волнах.

— Так ты считаешь, это правильно? — Калипсо даже стала ко мне вполоборота, словно её искренне интересовал ответ на этот вопрос.

Я поджала губы. Взгляд задержался, надеясь поймать уцелевшие листки.

— Я не знаю. — Я сцепила ладони и покачала головой. — Если я скажу «да» — это не будет полностью правдой; если скажу «нет» — это всё равно будет звучать эгоистично. Вопрос, наверное, в другом. Я влюбилась в сказку, в сказочный мир, а теперь — это реальность…

— О, и ты разочарована? — перебила Калипсо.

Я резко обернулась к ней.

— Ч-что?.. Нет, ни в коем случае! — голос прозвучал звонко, перебивая даже шумные крики чаек на гнёздах. — Этот мир, это место — самое прекрасное, что я когда-либо видела и могла бы вообразить. Он настоящий. Но… — взгляд потупился, — я боюсь.

— Новой жизни? Того, что теперь ты стала частью этого мира, теперь можешь умереть, не то что раньше, да? — послышалась ироничная издёвка.

Я закачала головой.

— Того, что недостаточно хороша.

Мне показалось, богиня усмехнулась.

— Хм, — задумчиво протянула Калипсо. — Для него? Или для этого мира?

— Для себя. — Я вскинула голову и обрисовала взглядом линию горизонта. — Мне не хватит сил, я не смогу стать и быть в полной мере той… такой, как хотела. Этот мир такой настоящий, живой, свободный!.. Я не уверена, что могу быть на него похожей.

Она подошла к самому краю, так что вниз посыпались комья земли, и искоса заглянула мне в глаза.

— Поэтому предпочитаешь сбежать?

— Сбежала я куда раньше. Это лишь возвращение к тому, что мне предначертано. — Я договорила и мысленно усмехнулась тому, как высокопарно прозвучала фраза, значащая вполне простое и понятное.

Калипсо покачала головой, оскаливаясь в широкой, чем-то даже пугающей улыбке.

— Решаешь за вас обоих — не за это ли ты так на него злилась?

— Да мне и тебя за это поблагодарить стоит, правда? — со смешком покосилась я на неё. Она только отмахнулась быстрым движением брови. — Может и так… Быть свободной вместе с Джеком — видит Бог, нет того, чего бы я желала сильнее! Но я не смогу быть его свободой, а становиться оковами не хочу. — Я сбросила вниз крошечный камень и прислушалась, будто бы и вправду моё ухо могло уловить едва слышный плеск. — У меня было достаточно времени, чтобы всё обдумать. Ты была права. Как бы хорошо мне здесь ни было, как бы сильно я ни цеплялась за этот мир, он отторгает меня. Законный порядок вещей, всё на круги своя… Так ты говорила? Пусть бы меня рано или поздно изгнали… — Даже спустя столько дней мне всё ещё понадобился дополнительный глоток воздуха, чтобы голос не задрожал. — Я не могу простить себе гибель Джеймса. И не смогу. Но я не переживу, если стану погибелью Джека.

Калипсо не ответила. Замерла, как изваяние, позволяя ветру играть с волосами, с бесчисленными кружевами на юбках, из-за которых казалось, будто одежда её соткана непосредственно из непокорных волн. Я выдохнула и подняла глаза к небу. Нежные облака, будто небрежные мазки невидимого художника, разбавляли густую синеву, плавно извивались, закручивая тончайшие края, и устремлялись на север, когда на закате полыхали огнём не облака, а гигантские воздушные замки. Солнечный диск коснулся горизонта.

— Только не любив, можно отпустить.

— Что? — обернулась я к Калипсо.

Богиня долго вглядывалась в бахрому облаков на западе.

— Эти слова сказал мне Джеймс Уитлокк.

У меня перехватило дыхание. В голову хлынул поток сумбурных мыслей: глупых, невероятных, отчаянных.

— Уж не знаю, как случилось, что твой капитан избежал забвения, но за очередным визитом в людской мир я прознала, что он в поисках могущественного… средства от своей печали, — неспешно заговорила Калипсо, не замечая моего лихорадочно блестящего взгляда. — Я нашла его, хоть он и думал иначе. — Она внезапно посмотрела на меня большими тёмными глазами. — Уитлокк искал тебя. — Богиня усмехнулась и с лёгкой улыбкой недоумения продолжила: — Я глядела на него, пытаясь понять, что же мне помешало, но, увы, так и не выяснила. Я сказала, что ты слишком далеко, что ему тебя не отыскать, даже пытаться не стоит, и лучшее, что он может, это отпустить тебя и позабыть навсегда. О! Эта злость, что адским пламенем вспыхнула тогда в его милых наивных глазах! — Она вскинула руку, словно хватая пальцами те эмоции, о которых говорила. — Он ударил бы меня, будь я мужчиной или знай он о моей истинной природе. И всё же, — Калипсо обернулась ко мне и заставила смотреть прямо на неё, — славный Джеймс Уитлокк выдержал мой взгляд и ответил: «Только не любив, можно отпустить». — Сорвался дрожащий выдох. Я опустила голову, прикрывая глаза. — Что поделать, он подал мне чудесную идею тогда… Ну, не будем об этом, верно?.. — забавляясь, спохватилась морская богиня.

У меня перед глазами двое людей вели разговор об идеалах человеческого общества — настоящего и будущего. Один был уверен, что они не меняются, а другая — на подсознательном уровне ощущала, что в этом мире волшебство человеческих душ не утрачено и есть в людях нечто особенное. Чувствовала, но не знала, как объяснить, как доказать. Обещала позже. Не случилось.

— Да. Джеймс был прав, — твёрдо проговорила я. — Именно поэтому я прошу тебя о помощи.

…Солнце тонуло в море, перетягивая на светлый небосвод усыпанную звёздами сапфировую черноту. Калипсо не говорила, а будто нараспев твердила заклинание. Голос её звучал спокойно, даже заинтересованно. Сможет ли человек вновь удивить её?.. Я молча слушала, не сводя глаз с гаснущего горизонта.

— Погоди! — окликнула я, когда богиня собралась уйти. — А что насчёт него? Насчёт Джонса? — Наверное, самое последнее, что должно было меня волновать, но до зуда хотелось знать ответ. Отчего-то я была уверена, что возвращение Дьявола из Тайника недолго было для неё секретом.

Черты лица Калипсо исказились ледяным равнодушием. Искусственным. Я понимала это, как никто другой, ибо сама точно так же ещё совсем недавно прятала чувства, думая, что они сделают меня уязвимой, прятала за стеной холода и безразличия.

— Всё не уймёшься? — с угрозой в голосе спросила богиня.

А я в ответ:

— Он всё ещё любит тебя.

— С чего ты взяла? — фальшиво усмехнулась Калипсо.

Я понимающе улыбнулась и слегка повела плечом.

— Он ни разу не назвал тебя по имени.


Джек Воробей надвинул треуголку ниже на лоб и бухнулся рядом. Я покосилась на него и саданула по колену за то, что манёвр его сапога засыпал мне ноги песком.

— Что это ты пишешь? — поинтересовался кэп, пытаясь заглянуть в лист бумаги.

Я накрыла его ладонью, повернулась и со всей серьёзностью ответила:

— Любовное послание одному капитану. Ты его не знаешь.

Джек фыркнул, пристально изучая искорки в моих глазах.

— Лови-и-и-и-! Лови его! — вслед за взбудораженными криками из-под покрова деревьев вылетел взбешённый кабан. Я заверещала, бросаясь к ближайшему дереву. Разомлевшие во время сиесты пираты повскакивали с мест. Кабан, ориентируясь только по одному ему понятным направлениям, носился по лагерю, разнося палатки, тенты, скарб, тлеющие костры и вообще всё и всех, что попадалось на пути. Захлопали выстрелы. Хряк оскорбился и принялся гоняться за моряками, а те — пытаться его заколоть. Наконец обида кабана достигла апогея, и каким-то, видимо, шестым поросячьим чувством он безошибочно определил главного во всём этом хаосе.

«Берегись!» — только и успел выкрикнуть Гиббс. Кабан снёс Джека Воробья с той лёгкостью, с которой шар в боулинге сбивает одинокую кеглю, и, довольно похрюкивая, устремился в джунгли. Пока капитан стонал и проклинал всех, кого можно, незадачливые охотники, а с ними ещё несколько сомневающихся человек поспешили вслед за кабаном, понимая, что если не он, то на вертеле подвесят их несчастные шкуры.

— Ты падал с гигантского обрыва на острове пелегостов, с потолка в кузнице Тёрнера, с той церкви на острове Креста… Но больно тебе сейчас? — с доброй улыбкой усомнилась я, осматривая ссадину на скуле кэпа. Джек обиженно засопел, потирая ушибленный бок, и, несмотря на собственный запрет, отхлебнул рома ещё до полудня.

Кабана всё же поймали. Над лагерем поднялся уверенный столб дыма. Затрещали ароматные ветки. Уже несколько дней над островом Странника висели плотные тучи и аккурат после четырёх склянок пополудни пускался моросящий дождь, но в тот день погода смилостивилась и вместо осадков разогнала смелым бризом мрачные облака. Я нарезала батат, затесавшись в помощники к коку. Мистер Гиббс с Билли Ки разделывали мясо, а Серхио Коста разглагольствовал на тему того, сколько всего можно сделать из шкуры кабана.

— Мы здесь уже сколько? — хмуро вздохнул Билли, затем начал загибать пальцы. — Пять, шесть, семь… Семь недель! — Мистер Гиббс кивнул, косо глянув на собрата. — А я всё ещё не отрезал ему язык, — недоумённо покачал головой Билли Ки.

Джошами горько усмехнулся.

— Скажи ещё спасибо, что испанский не знаешь… — Сам Коста и ухом не повёл.

Пусть кабан попался и своенравный, но невероятно вкусный. Для команды в восемь десятков человек, которые попали на корабль совершенно немыслимым мне образом, это было скорее не угощение, а раздражающая издёвка — пираты на аппетит не жаловались, но после затраченных на поимку добычи усилий каждый кусок ценили вдвойне.

Позже, когда спал полуденный жар и все разбились на «группы по интересам», у большого костра осталось человек десять — тех, что сдружились во время пережитых передряг. Пламя лениво плясало на широком бревне, будто бы подстраиваясь под спокойные звуки гитары. Я сидела в позе лотоса и гоняла по кружке остатки эля. Капитан Воробей развалился напротив, обсуждая с мистером Гиббсом наиболее выгодный пункт сбыта товара и периодически бросая на меня взгляды сквозь огонь. Вместе с лёгкой крепостью алкоголя по венам растекалась приятная теплота, будто бы я погружалась в бережные объятья — то ли Джека, то ли извивающегося пламени. Билли закончил перебирать по струнам и любовно пристукнул по грифу гитары.

Взглянув на небо, я сделала глубокий вдох.

— «Бывали деньги у меня,

С друзьями я растратил их…»*

Пираты одобрительно загудели и тут же выжидательно умолкли. Я медленно опустила голову и осторожно продолжила. Джек глядел прямо в глаза.

— «А если я кому вредил,

То лишь себе, щадя других.

Всех безрассудств, что я свершал,

Припомнить нынче не готов».

Я отсалютовала кэпу кружкой.

— «Налейте мне на посошок.

Прощайте все, приятных снов».

Я заулыбалась, прячась за жестяным бортиком. И тут же подстроилась лёгкая партия гитары и запели мужские голоса: пусть и мимо нот порой, но от души. Песню эту знали, любили, пели нечасто, потому что под мелодичные аккорды и простые слова щемило сердце и горчила на языке ностальгия, вспоминалось разное, затуманивался взгляд, а губы против воли растягивались в улыбке. Теперь удивительно стройный лад голосов уносился вверх вместе с клубами дыма. Пели почти все, кто остался у костра. Гиббс усиленно тёр нос, едва слышно шевеля губами, а Серхио Коста, часто моргая, отбивал по пустой бутылке несложный ритм. Я из стороны в сторону покачивала головой, Джекки — ногой и всё не сводил с меня блестящих глаз. Я улыбалась, зная, что пламя в них порой разгорается ярче, чем высеченный из кремня огонь, и горит так ярко и жарко, что любой лёд в сердце растопить способен, да только светит не каждому.

Джимми подбил меня локтем. Засмеявшись, я влилась в моряцкие голоса:

«Но, раз мой жребий мне велит

Покинуть этот милый кров,

Поднявшись тихо, я скажу:

Прощайте все, приятных снов».

Кто-то запрокинул голову, кто-то неотрывно глядел в костёр, кто-то вовсе умолк, пропадая в воспоминаниях. От трогательного трепета в душе некуда было деться, и, хоть на лицах светились улыбки, в глазах копилась грусть. Оттого взгляд скользил, как по невидимым волнам, ни на ком не задерживаясь, а, когда вдруг цеплялся за такой же, полный весёлой печали, понимающе кивали, даже не зная истинных причин. Я закрыла глаза, чувствуя, будто музыка вот-вот унесёт меня, точно на крыльях, и запела громче, пытаясь дозваться кого-то на поросших вершинах гор. На последнем куплете взгляд плавно спустился к языкам пламени, и я вновь поймала глаза Джека. Голоса утихали, сливаясь с шумом моря.

«Налейте мне последний раз,

Под вечер я уйти готов.

Поднявшись тихо, я скажу:

Прощайте все, приятных снов».

Смолкли последние аккорды, сменились дружескими ободряющими похлопываниями по плечу и отяжелевшими от рома и мыслей вздохами. Где-то среди палаток зазвучала высокая быстрая трель флейты.

Кто-то отловил в джунглях мартышку и притащил в лагерь. Суровые моряки, дерзкие разбойники и полный решимости капитан Воробей, вскрикнувший: «Я назову тебя Гектором!», окружили зверька — не только грозными фигурами, но и громогласным гоготом. Мартышку это не смутило. Она весело скакала по головам, творила забавные вещи и вообще чувствовала себя хозяином ситуации. Пираты же, точно дети малые, погрузились в новое развлечение с бескрайним восторгом.

Близился час заката. Я выскользнула из весёлой толпы и без особых сложностей незаметно покинула лагерь. Каждый новый шаг прочь давался труднее предыдущего. Смех и задорные восклицания становились всё тише. Сердце билось громко, болезненно. Дыхание сбивалось. Я приложила дрожащие ладони к губам и побежала. Не оглядываясь. Не задумываясь. Не позволяя внутреннему голосу вымолвить и звука. Бежала. Судорожно хватала вечерний воздух. Всё быстрее. Пытаясь обогнать учащённый стук сердца. В глаза ударил яркий свет, и только тогда я остановилась.

Солнце висело прямо передо мной — гигантское, слепящее. На западной оконечности острова Странника к морю подступала узкая и короткая полоса белоснежного песка, по обе стороны окружённая чёрными зубьями скал. Лес круто спускался с горы и переходил в высокую траву; её жёсткие стебли, покачиваясь, шипели под ветром. Начинался прилив — как и было обещано. Осторожно, опасливо ступая по песку босыми ногами, точно из страха, что меня утянет куда-то, я направилась к морю. Смятение в душе отступило перед сильным чувством отчаявшегося смирения.

Я ненавижу да и не умею прощаться. Каждый раз выходит что-то неуклюжее, банальное и почти бессмысленное. Парадокс: прощание — неловкий, болезненный, но часто самый важный момент. В этот раз точно. Я нарочно лишила его себя, потому что знала, как в одно мгновение сгорит вся решимость, что упорно взращивалась на протяжении многих дней. Даже не от слова, от взгляда. Кругом не было никого, даже птиц. Вечерний бриз, что шумно спускался сквозь туман по пышным кронам, легко подталкивал в спину, играючи вздыбливал волны на мелководье и, сливаясь с лазурно-золотистой водой, устремлялся к горизонту. И будто бы звал за собой. Был ли это Край Света?.. Или просто зыбкая грань очередного дня? Проступили слёзы — то ли от яркого солнца, то ли от того, что сжимало душу невидимыми тисками.

Прохладная волна лизнула ступни. Я встрепенулась, испуганно отшатнулась назад. Захотелось освободиться от удавки на шее, но пальцы лишь ухватились за кожаную тесьму с маленьким рогом на ней. Губы дрожали, а с ними каждый вдох и выдох. Я вытащила из кармана и плотно сжала потрёпанный лист бумаги. Мне и самой не было ясно: забыт ли он или нарочно остался, так и не попадя в руки адресата. Море подбиралось ближе. Я замерла, позволяя размытому песку окутывать ступни. Стоило подумать: в сотый, в тысячный раз задать себе один и тот же вопрос. Но в мыслях ничего не задерживалось. Разум захлестнула буря, ураган из чувств, эмоций, воспоминаний, взвешенных решений и ничего не значащих слов. Капли слёз упали на желтоватую бумагу, я дёрнула головой, но глубокий вдох сорвался в судорожный всхлип. Счёт пошёл на минуты. Полыхающий диск вот-вот готов был коснуться границы моря и неба.

Я зажмурилась, закусила губу. Заставила с невероятным усилием — точно она была не моя, не родная, — ногу сделать первый шаг. Затем ещё один. Затем ещё. Давалось трудно, будто заново училась ходить. И каждый шаг, каждый плеск волн у ног отдавался болью — разрывало на части, будто к берегу уходила невидимая цепь с гигантским крюком, что засел в самое сердце. И уйти прочь можно было лишь через кровь, через страдания и разодранное в клочья сердце. Эта боль выла и тут же приторно шептала: «Вернись. Отступи».

«Эта дверь откроется лишь единожды. У тебя будет только один шанс — уйти или остаться. Времени решать будет немного, несколько минут между первым и последним лучом в море…»

Волна ударила по коленям, я даже не покачнулась: может, каменело всё не только внутри?.. Лист прижимала к груди, как величайшее сокровище — измятое, пропитанное солью от слёз и морских брызг.

— Думала уйти, не попрощавшись? — прилетело с берега громкое возмущение. Прилетело почти осязаемо, так что подогнулись колени, и я едва устояла. Обернулась так быстро, что ветер свистнул в волосах.

Держа руку козырьком, Джек замер у самой кромки воды; море играючи, но несмело подбиралось к носкам сапог. Запрокинув голову, наверняка, щурился от солнца, и всем своим видом не давал так сразу сказать: следил ли или случайно забрёл. От меня же будто ничего не осталось: я перестала ощущать тело и даже не пыталась разобраться, что за вихрь охватил взбудораженный разум.

— Ты меня не переубедишь! — закричала куда менее уверенно, куда более испуганно.

Джек широко расставил руки, и его голос перекрыл шум прилива:

— Да я и не собирался. — Я стояла достаточно далеко, чтобы за маской закатного солнца не увидеть его истинных эмоций. А голос — не лгал.

Всё разом исчезло, утихло так мгновенно, точно весь хаос унесло в открытый космос: сгорел жуткий, дотошный, противный страх; иссохло жгущее кислотой сомнение; растворилась боль, что не давала дышать. Вместо того душу согревало умиротворение и с лёгким жаром расходилось по всем телу. «Спасибо», — одними губами сквозь улыбку прошептала я. Взгляд смело поднялся к горизонту: солнце коснулось воды, и по морю простёрлась сверкающая, куда ярче всех самоцветов мира, дорожка. Слёзы скользнули по щекам. Я смело ступила на неё.

Я не буду жалеть. Потому что теперь вижу всё. Начало и конец истории — и миллионы моментов, из-за которых сейчас улыбаюсь. Всё то, что переплелось поразительным образом. Всё то, из чего соткано невероятное приключение. Всё то, что никогда не будет воспоминанием — но что было настоящей, до последнего вдоха настоящей жизнью.

— Я буду скучать, — услужливо принёс ветер. Или мне просто хотелось это услышать.

Я улыбнулась сквозь частое дыхание и горячие слёзы.

— Нет, — рука с листком бумаги медленно опустилась, — не будешь.

Волна тут же вырвала письмо из пальцев. Я подалась за ним, но не смогла и сдвинуться: солнечный свет стал осязаемым, не обжигающим, но обволакивающим каждый миллиметр тела.

Что было, что есть и что будет — неважно. Этот миг обратит всё в сон. Сон забудется. Когда в море погаснут последние лучи, будет разгадана последняя тайна. Останется лишь сон: закат, пожаром прокатившийся по облакам; море, нашёптывающее о наваждении; ветер, приносящий чудное позвякивание бусин. Миг, когда над горизонтом вспыхнет зелёный луч, обратит всё в нереальность.

И этот миг наступил.


Волны с игривым шёпотом подобрались к берегу и лизнули носки пиратских сапог. Брови выползли из-под выгоревшего края банданы и присобрались у переносицы. Джек Воробей поочерёдно распахнул глаза, а затем перевёл задумчивый взгляд на собственную руку — поднятую и согнутую в локте, словно для того, чтобы укрыться от солнца. Вот только светило уже нырнуло за горизонт.

Джек нахмурился ещё больше, медленно опуская руку, будто в ожидании, что она отвалится, и попутно соображая, что он здесь вообще забыл. Окрестности, куда ни глянь, тонули в умиротворённом красноватом вечере. Откуда-то издалека бриз приносил отзвуки неугомонных криков галдящих чаек. Объяснение никак не хотело находиться. Как вдруг цепкий взгляд приметил белый лоскут, скользящий по волнам в направлении суши: бессовестно игнорируя и ветер, и движение вод. Секунду поколебавшись, пират прищурился для верности, а затем в угоду собственному любопытству зашёл глубже в море. В сапогах захлюпала вода. Воробей раздражённо закатил глаза, но пошёл дальше, пока волна не вынесла на мозолистую ладонь обычный лист бумаги — чудом не расклеившийся. Чернила, если они и были, слизало море, и лишь у нижнего края, издав многозначительное «Хм», Джек Воробей смог прочесть выведенное аккуратным почерком одно-единственное слово: «Навечно».

Капитан глядел на бледнеющие, тающие у него на глазах буквы и ловил себя на неуместном и совершенно ему не свойственном чувстве сентиментальной тоски. Будто потерял что-то важное. Прилив подобрался к коленям. Джек медленно поднял взгляд к стремительно темнеющему горизонту. Откуда прибило этот листок?

Каряя радужка вспыхнула ярким огнём. Пират и сам не знал, что и почему хотел разглядеть в синеватой бесконечности, но вдруг встрепенулся, сбрасывая оцепенение. Глаз зацепился за тёмный изящный силуэт, будто выведенный на небе, как на холсте. Море тут же выхватило листок из ладони и унесло прочь. Напряжение на загорелом лице сменилось сосредоточенностью, которую затем разбавила довольная улыбка, дерзко блеснувшая золотым зубом. Джек хлопнул себя по карману, недовольно цыкнул и вместо подзорной трубы приложил к глазу сооружённый из кулака окуляр. «Вот что!» — радостно провозгласил капитан. Три секунды спустя пират резко выровнялся и дёрнул усами. Взгляд метнулся влево, затем вправо. Звонко шмыгнул нос.

— Наконец-то мы встретились, прекрасная леди! — С этими словами Джек Воробей вприпрыжку припустил к берегу, а затем через джунгли, — лавируя меж колючих кустов, свисающих лиан, перелетая упавшие деревья и распугивая приготовившуюся ко сну живность, — чтобы вскоре обрушиться потоком команд на мистера Гиббса и лениво рассевшихся у костра матросов. — Живо! Подъём! Шлюпки на воду! Снимаемся! Подъём, подъём! Шевелись, плотва!

Ночь только вступила в свои владения, когда укрытая вуалью густых сумерек «Чёрная Жемчужина» устремилась к огоньку на горизонте, что светился на корме испанского корабля «La Señora Hermosa».


*Здесь и далее слегка исправленный перевод народной ирландской и шотландской песни The Parting Glass (https://en.lyrsense.com/ed_sheeran/the_parting_glass)

Для меня она звучала так: https://www.youtube.com/watch?v=zx0ivLC6wrQ

====== Эпилог, или Несколько столетий спустя ======

Знаете это блаженное ощущение, когда просыпаешься, но глаза не открываешь и с наслаждением предаёшься мысли о том, что никуда сегодня не надо идти? Так вот, у меня его не было. Едва вырвавшись из царства Морфея и ещё не разлепив глаз, я осознала, что опаздываю, поэтому тут же вскочила с кровати. Точнее, попыталась вскочить. Резко дёрнувшись, я со всей дури стукнулась головой обо что-то и с криком рухнула обратно на спину. Стиснув зубы от боли и сжав кулаки, я с трудом разлепила глаза, чтобы увидеть причину неудавшейся попытки встать. Ну да, конечно! Сколько раз можно было напоминать этому идиоту, что полка — прямо над диваном — вещь ужасная. Пока я пыталась размять выскочившую шишку и придумать, как отомстить брату, мозг лениво пробуждался, нехотя отпуская остатки сна, чтобы сфокусировать взгляд на стрелках часов, что бессовестно уползли дальше положенного времени. Как только это случилось, я перевалилась на пол и следующие полчаса носилась по квартире, как дезориентированная муха. Состояние было довольно странное, будто я проспала несколько лет. И, видимо, поэтому этим утром роняла из рук всё, что только можно было. Напоследок, уже в метре от входной двери, локоть зацепил кипу исписанных бумаг на комоде: листы разлетались под летним сквозняком, кровь кипела, брат, обычно тащивший в МОЮ квартиру всякий хлам, напрашивался на затрещину.

Город стал в одной гигантской пробке. Перемахнув через клумбу, качели на детской площадке и чёрного кота, я взвыла, увидев толпу на остановке. Пришлось спешно надевать ролики и устремляться на работу с низкого старта. Ветер приятно дышал в лицо, уносил следом непослушные пряди. Я разглядела подъезжающий автобус и решила срезать. Сильный толчок в грудь приземлил меня на асфальт пятой точкой и локтем правой руки. «Чёрт побери это гадское утро!» Я по очереди открыла глаза и застонала. В паре сантиметров от крутящегося колёсика зиял чернотой канализационный люк. Пару лет назад я едва не свалилась в такой: благо вовремя подоспела внимательная женщина с сильной хваткой за шиворот. Теперь же захотелось обидеться на весь мир.

На уровне глаз появилась протянутая ладонь.

— Простите, что так грубо, но вы могли…

Взгляд перескочил с ладони на чёрные джинсы, взобрался вверх к клетчатой рубашке, обрисовал мотоциклетный шлем подмышкой и только потом поднялся к лицу молодого человека. Несколько секунд мы откровенно пялились друг друга, чтобы потом в один голос спросить:

— Мы раньше не встречались?

Тут взгляд будто провалился за голубую радужку его глаз.

— Джеймс?! — Это сорвалось с губ так внезапно и глупо. Понятия не имею, кто же удивился больше — он или я.

— Женя. — Молодой человек протянул руку ближе, затем аккуратно взял меня за предплечье. Я только растерянно моргнула и шикнула: моему локтю явно не пришлась по вкусу встреча с асфальтом.

Голубые глаза задержались на шраме на моей руке, и я поспешно натянула рукав на запястье. Словно очнувшись, я ухватилась за его ладонь, рывком поднялась, с трудом удержавшись от желания растереть ушибленное место, на которое обычно ищут проблем.

— Пойдём, — почти скомандовал Женя, пока я с любопытством разглядывала тату феникса на его плече и только потом что-то вопросительно хмыкнула. — У меня есть аптечка. — Он улыбнулся, глянув на ролики, и добавил: — И транспорт.

Мне было неловко и в то же время радостно от мысли, что скоро ветер засвистит в ушах, даруя пусть недолгое, но ощущение свободы под мощный рёв мотоцикла. Хоть название на заднем крыле железного коня не пришлось по душе — «Призрачный Странник». Можно было бы и не так мрачно…

====== От автора. ======

Что ж, мои славные други, воистину, это был долгий путь. Путь, который не задумывался таковым, но вмешалась реальность. Плохо это или хорошо, вот уж не знаю. Пусть иногда ожидание очередной главы слишком затягивалось, пусть некоторые отчаялись, что фанфик обретёт статус «Завершён», зато мне удалось растянуть удовольствие и проработать каждую главу, вложить по максимуму и души, и авторских задумок. Ну и подольше помучить читателей, конечно же.

Этот фанфик, его герои, его сюжет стали для меня чем-то большим, совершенно новым уровнем «детского хобби». Я прожила каждый его момент с этими неугомонными пиратами и с вами, мои читатели. Диана рассказала свою историю и ушла, но это вовсе не значит, что и ваша покорная слуга покинет удивительный мир «Пиратов Карибского моря». И я очень надеюсь, что мы ещё не раз повстречаемся с вами на его просторах.

Долгий путь, и завершён он благодаря вам — лучшие читатели, о которых я только могла мечтать! Спасибо от всего сердца каждому, кто читал, каждому, кто прочёл, каждому, кто ждал, каждому, кто не дождался. Спасибо за музыку и арты, что бережно хранятся в сокровищнице. Спасибо за ваши отзывы — в одну строчку или в пятьдесят, — потому что именно ваши слова, ваша поддержка, ваши эмоции, ваши пинки, вопросы и предположения служили истинным источником вдохновения. И без вас эта история, быть может, никогда бы не обрела завершения, так и осталась бы красочным воображением. Спасибо, что были со мной все три года.

Хочется верить, что мне удалось передать созданную Вербински и Ко атмосферу и подарить вам абонемент в мир свободы, приключений и рома. Думаю, мы все чудесно провели время.

Всем держать нос по ветру, семь футов под килем!

Смахиваю слезу и салютую треуголкой,

искренне ваша,

FF.

Комментарий к От автора. Плейлист с треками, для любителей: https://vk.com/music?z=audio_playlist-134926015_1

====== (1) Море ======

Ветер пробирал до костей. Он стоял на кормовом балконе и неотрывно глядел на исчезающий в сумерках клочок суши. Отчаянно вглядывался в белёсую полосу берега в тщетной надежде разглядеть её силуэт. Сердце выло и разрывалось, в муках гнало кровь по венам, выжигало изнутри, так что хотелось выдрать его — за ненадобностью. И всё же дарованное бессмертие не отнимало способности давиться желчью от приступа удушающей тоски. Он глядел на берег — долго, пристально и верно, но былое чувство воодушевления и праведного восторга от соприкосновения с чем-то поистине прекрасным сменялось горьким и терпким, будто осязаемым на губах. Тяжелело в лёгких, как от пыли, царапало горло и холодило спину. Но он настойчиво гнал прочь все мысли, считая даже возможность предположить, усомниться в Ней — предательством. Мили прочь, и срок казался вечностью, но он упорно отсчитывал день за днём там, где само время не существовало, и под тихий мелодичный перезвон механизма грошовой музыкальной шкатулки — самого дорогого, что он когда-либо имел, — он представлял шум ветра в её волосах, закат солнца, что растворялся в её глазах, шепот моря, что звучал в её словах, и лёгкое прикосновение её пальцев, вторившее тёплым каплям дождя. Встречая тысячи рассветов, он ждал один-единственный, чтобы по истечении данного срока в десять долгих лет в одиночестве встретить закат…

— Капитан? Капитан Джонс, сэр, — боцман обратил на себя внимание и продолжил, — как долго мы здесь пробудем?

С неба сыпала морось. Ветер почти сгинул, паруса обвисли, словно нарочно обрекая шхуну и её капитана на долгую остановку у необитаемого клочка суши.

Джонс шумно вдохнул запах сырости.

— До заката. Наберите воды.

Тучи чернели, плотнели, грозились скорым штормом. Команда ловко и быстро управилась с парусами и так же слаженно направилась в глубину островка к небольшому пресному озеру. Джонс двинулся вдоль берега, провожая холодным взглядом волны. В голове навязчиво вертелась хрупкая ненавистная мелодия — уже пятый день кряду. Он плохо спал, не хотел примиряться с желанием, что вспыхнуло в нём, едва за спиной осталась невидимая дверь в Долину Возмездия, а теперь утопал сапогами в отсыревшем песке на берегу. На том самом берегу, где некогда назначил себе то ли лекарство, то ли приговор, собственноручно вырезав своё сердце. Оно билось на широкой мозолистой ладони — большое, блестящее от крови, а он никак не мог понять, как в нём может поместиться столь невыносимая боль. Теперь же в душе царила непривычная пустота, а в голове всё так же играла мелодия.

Джонс услышал… нет, почувствовал её шаги — совершенно неслышные — так, если бы она ступала по его сердцу.

— Понадобилась сумасшедшая девчонка, чтобы ты признала, что была неправа, — усмехнулся он, неотрывно глядя на сбивающиеся в кучу тучи.

— Я не признала. — Как всегда, упрямая, своенравная, гордая, так уверенная в своей неуязвимости. Многие годы назад она, казалось бы, делилась ею с ним, но на деле лишь обрекла на мучения и погибель от его собственной слабости.

— Нет, признала, — не уступал Джонс, плавно закладывая руки за спину, — потому что пришла сейчас. — Он знал, что Калипсо возразит, непременно, ибо это было в её натуре — оставлять последнее слово за собой. Его же последним словом стало её имя. Одним этим он признался и себе, и ей в ошибках, во лжи — и в настоящих чувствах. Она же в ответ подобрала ему очередную кару.

Калипсо прошла вперёд, и Джонс вновь залюбовался бризом, что не путался в её волосах, а, наоборот, вырывался из-под смольных локонов и устремлялся к небу.

— Я знала, ты придёшь сюда. Ты всё так же сентиментален, Джонс.

— Как и ты, — улыбнулся он. Калипсо покосилась на него. — Иначе бы не позволила той двери открыться.

Калипсо молчала, а капитан с грустной улыбкой думал о том, что история в чём-то повторяется: в этот раз он вновь ждал её, только теперь точно знал, чувствовал, что она непременно придёт. До тех пор, пока за спиной не зашуршали её сотканные из волны одежды, пока он не услышал её сильный голос, звучащий слегка нараспев, Джонс не мог понять, принесёт ли эта встреча ему не то что радость, но хотя бы покой. Теперь Калипсо стояла прямо перед ним — точно такая, какой часто являлась ему в слишком реальных снах во время бесконечных путешествий по бескрайним и чуждым мирам. Не мираж, не наваждение, не расплывчатая тень в полумраке каюты. Пустота в душе сменялась смятением.

Едва только Джонс признался себе в этом, она тут же плавно обернулась, словно услышала его мысли или почувствовала его беспокойство. Глаза её были морем — всегда были. Такие же непостоянные, непостижимой красоты и ошеломляющей выразительности. Такие же обманчиво покорные. Такие же коварные. Калипсо медленно опустила взгляд. На её ладони тускло поблёскивали два медальона в форме сердца: теперь обрамляющие их крабьи клешни виделись жестоким напоминанием. «Это мой дар тебе, Дэйви Джонс. Пусть будет он знаком моей любви, знаком вечности, нашей с тобой вечности, и напоминанием о твоём долге передо мной».

Против воли Джонс потянулся к одному, и, едва его пальцы осторожно коснулись цепочки, Калипсо накрыла его руку своей, зажав меж горячих ладоней.

— Ты просто моряк. Снова, — с улыбкой проговорила она, не сводя с него блестящих глаз.

Нежно убрав с её лица непослушную прядь волос, Джонс качнул головой.

— А ты морская богиня. Снова. — Он коснулся её щеки. Она подалась вперёд, закрывая глаза.

— Прошло столько времени, Дейви Джонс…

— Время — зачастую незначительная вещь. Особенно для нас с тобой.

Калипсо наклонила голову, выпустила его ладонь и легко поддела пальцем крышку шкатулки. Полился хрупкий звук подрагивающих тонких пластинок.

— Думаешь, — произнесла богиня, вторя нахлынувшей волне, — у всех есть право на второй шанс?

Джонс бережно взял шкатулку и опустил на раскрытую ладонь. Ему никогда не забыть эту мелодию. Хрупкую, нежную, от которой было всегда больнее, чем от любых ран. Вечно она будет напоминать о стольких бесценных вещах, что обратились в одно-единственное — в ошибку. Эта мелодия звучала десять бесконечно долгих лет, звучала надеждой, когда все эти дни он готов был обменять лишь на один, только бы с ней. Как мальчишка, он покорно служил ей, исправно выполнял возложенный на него долг, даже когда это было невыносимо. Десять лет скитаний во тьме и безвременье, в окружении призраков погибших и полупризраков собственной команды. Мелодия звучала, согревая его сердце, позволяя забыться бессонной ночью и вновь попасть в плен её глаз, услышать её чарующий шёпот. Пережить ещё один день. Чтобы затем в награду получить — ничего. Он отдал всё, что было, что могло быть, отдал ей в обмен на сердце, полное любви. Которое ей стало ненужно. В тот день, когда догорал последний луч заката, его жизнь исчезала, растворялась, как песок под сапогами в прибойной волне. Ему было проще стать дьяволом и выпустить свой гнев в мир, чем справиться с этой пыткой. Он превратился в чудовище, и его компасом стала ярость. Ярость заполнила пустоту вырванного сердца, стала его душой. Этот огонь жёг изнутри, больше не утихал покорно, не отступал перед волшебной мелодией, а лишь разгорался сильнее, чтобы подарить сладкое, но такое обманчивое чувство наслаждения от свершённой мести. Он ликовал. Ликовал, искренне надеясь, что Калипсо способна чувствовать боль. Чувствовать хоть что-нибудь. И тогда мелодия шкатулки перестала звучать надеждой или неверным успокоением. В хрупком перезвоне осталось лишь одиночество и сожаление, слишком искреннее, чтобы быть правдоподобным.

Она не сводила с него глаз, и, взгляни Джонс в них, быть может, пропал бы как сотни тех, кто поддались предательскому зову сирен, видя лишь красоту, совсем не чудовищ. Какой бы ужасной ни была в своём гневе и коварной в своей щедрости Калипсо, он больше не боялся ни того ни другого. Мелодия оборвалась, и в тот же самый миг секундной вспышкой небо озарил зелёный луч. Капитан хмыкнул про себя. Тихо пророкотал далёкий гром.

— Не знаю, — ответил Дэйви Джонс поднимая на морскую богиню взгляд едва улыбающихся глаз. Калипсо слегка склонила голову. — Одно могу сказать точно, — волны взволнованно зашептались и резко умолкли, — с недавних пор я искренне ненавижу вести подсчёты.

Шторм затих, так и не начавшись. Море игралось с отражениями ярких звёзд и уходило с берега, поспешно сокрыв следы двоих людей. И только отступающие на глубину волны густой пеной, точно воздушными пальцами, цеплялись за тонущие в промокшем песке крошечные шестерёнки и тончайшие пластинки двух разломанных музыкальных шкатулок.