Я был динозавром [Игорь Юрьевич Куберский] (fb2) читать онлайн

Игорь Куберский Я был динозавром

Рис. К. Почтенной

Мы играли во дворе в футбол. Я стоял на воротах. Точнее, за мной была стена дома, а ворота обозначались двумя кирпичами. Так что, если я пропускал мяч, то его отбивала стена, и каждый раз мы спорили — попал мяч в створ ворот или не попал. Что такое створ, я не очень хорошо понимал. И тут мяч угодил не в створ, а в застекленное подвальное окошко.

Стекло разлетелось вдребезги, и мяч исчез внутри. Выскочила наша вечно сердитая дворничиха — и все убежали. Я тоже убежал, но потом вернулся, потому что это был мой мяч. Ничего не оставалось, как лезть в подвал. Там было темно, тепло и страшно — что-то капало и шипело, и пахло, как в бане, только похуже.

Мяча я так и не нашел — вместо него наткнулся на что-то круглое, на ощупь похожее на дыню. «Откуда здесь дыня?» — подумал я и, взяв ее, двинулся к оконцу, чтобы получше рассмотреть. Она была тяжелая, и мне показалось, что внутри что-то шевелится.

В этот момент что-то с громким писком порскнуло у меня из-под ног — крыса… От неожиданности я выронил дыню и услышал, как она раскололась. Тотчас же раздался другой крик — ни на что не похожий — и какое-то маленькое, но очень сильное и злое существо вцепилось мне в ногу.

Я тоже закричал — от ужаса, и затряс укушенной ногой. Но непонятное существо, похожее в сумраке на мокрую клювастую курицу, вцепилось мертвой хваткой. Хромая, я бросился к оконцу. Добежать до него я не успел. Путь мне преградила труба, которую я не заметил раньше.

Видимо, я ударился об нее головой…

Это был самый неудачный день в моей жизни.

Я очнулся и увидел склонившуюся надо мной дворничиху тетю Машу. В подвале горел яркий свет.

— Ты что здесь делаешь? — гаркнула дворничиха, норовя за ухо поднять меня с земли. — Ишь, пострел, стекло разбил! Пойдем к отцу — уж он тебе задаст трепку. И пусть за стекло платит! Стекол на вас, окаянных, не напасешься!

Я ей попытался объяснить, что искал футбольный мяч, а потом ударился обо что-то, но тетя Маша меня не слушала. Со взрослыми всегда так — они верят только тому, что сами думают. Объясняться было бесполезно, тем более, что никакого футбольного мяча в подвале не оказалось — только какие-то черепки.

Тетя Маша повела меня ко мне домой. Она делала вид, что знает, где я живу. Чтобы я не вздумал убежать. А я знал, что она не знает, но все равно шел к себе. К кому же еще мне с ней было идти? Но дома никого не оказалось, и упрямая тетя Маша, пригрозив, что она все равно доведет дело до конца, повела меня в детскую комнату милиции, или как они там называются… Прежде в милиции я никогда не был.

Пока я сидел на стуле, а тетя Маша убеждала дежурного милиционера, что таких, как я, надо сажать в тюрьму, позвонили из городского зоологического музея. У них пропало яйцо динозавра. Зоологический музей был всего в квартале от нас — и я знал все его экспонаты наизусть.

— Он и украл, — кивнула на меня тетя Маша, — сама видела скорлупу… Украл и в подвале спрятал.

Тут милиционер впервые взглянул на меня с интересом. Потом он перевел взгляд на тетю Машу, и на лице его изобразилось недоверие:

— Как это, скорлупу? От живого, что ли?

— Живого не живого, а скорлупу сама видела, — заверила его тетя Маша.

Милиционер снова посмотрел на меня и, встав из-за стола, грозно спросил:

— Фамилия?

И я сделал самую большую глупость, потому что сказал:

— У них в музее неправильно написано. Это было яйцо птеродактиля.

— Сейчас разберемся, — сказал милиционер и, вызвав помощника, взял меня под стражу.

Затем он позвонил в музей и с важным видом сообщил, что вор задержан — приезжайте.

— Скачала пусть евоныя родителя за стекло мне заплатят, — снова зашумела тетя Маша, но по милиционеру было видно, что яйцо ему дороже.

— Разберемся, — все время повторял он.

А тетя Маша требовала, чтобы они составили акт. Она почти убедила его, но оказалось, что у него не пишет авторучка.

Пока искали, чем писать, прибежала запыхавшаяся администрация музея. Администрация тут же потребовала провести следственный эксперимент, и меня потащили обратно к нашему дому.

Во дворе на почтительном от подвала расстоянии стояла вся наша футбольная команда и с наслаждением ждала экзекуции надо мной: шпицрутенов или, еще лучше, — чтобы меня расстреляли. Прямо тут же, у стены, заменявшей нам ворота.

Перед входом в подвал я оглянулся, как последний из могикан.

Мы спустились в подвал и сразу же приступили к следственному эксперименту. Но тут же экспертная комиссия зашла в тупик, потому что черепков — они же скорлупа — на месте не оказалось.

— Да я сама… собственными глазами… — божилась тетя Маша, а милиционер, вдруг сменив приоритеты, потянул в ее сторону носом.

— Вот, ей-богу, не пила, с утра ни капли, — перекрестилась тетя Маша.

— С вечера, значит, — подвел итог следственного эксперимента милиционер.

Комиссию распустили. Оставался только акт. Милиционер заверил, что за этим дело не станет.

Меня освободили из-под стражи и отправили домой, к великому разочарованию футбольной команды, в которую я решил больше не возвращаться.

Спать я лег рано.

Я открыл глаза на берегу реки. Был вечер, и влажный теплый туман клубился над водой. Выходит, я проспал не только ночь, но и почти весь день. Издалека раздавались какие-то непонятные голоса, будто из джунглей.

Берег был скалистый, и по нему нельзя было пройти ни влево, ни вправо. Ничего не оставалось, как лезть наверх. Воскресенье уже кончалось. Дома меня будут ругать, что с утра болтаюсь неизвестно где.

Камни были влажные и скользкие, и подниматься было очень трудно. К тому же побаливала вздувшаяся на лбу шишка, и саднила глубокая царапина на ноге. За это мне тоже попадет. Я так пока и не понял, где нахожусь. Понятно, что где-то за городом. Но где именно? И как я сюда попал? Придется возвращаться на электричке, а у меня денег нет. Поеду зайцем — школьников не штрафуют.

Долго ли еще до верха? Впереди рос кустик с большими листьями и экзотическими цветами, какие я видел только на картинках. Я ухватился за него, чтобы подтянуться, но тут же весь куст вынулся из земли, будто просто был в нее воткнут, и я полетел вниз. Хорошо, что упал в воду, а не на камни, иначе бы…

Вода была теплая, а течение — сильное, и мне не удавалось приблизиться к берегу. Я не запаниковал, потому что хорошо плавал — я просто держался на воде, и меня сносило неизвестно куда. Туман еще больше сгустился и стал розово-красным. «Солнце садится», — сообразил я.

Непонятные крики раздавались совсем близко, и я понял, что течение несет меня к противоположному берегу. «Ничего, — подумал я, — через реку все равно должен быть какой-нибудь мост…»

Вдруг кто-то спокойно и крепко ухватил меня за правую укушенную ногу и потянул вниз. Так мы играли с мальчишками, «топя» в море друг друга. Но теперь мне было не до игры. Я быстро погрузился в воду, чтобы разобраться с шутником, и, хотя в воде было довольно темно, увидел, что это крупная змея.

Я так испугался, что даже не успел подумать, что же делать. Свободная нога сама уперлась в змеиную петлю, и я выдернул правую ногу. Правда, уже без кроссовки. Я вынырнул, но тут же почувствовал в плену свою левую ногу. Мои со змеей силы были равны, и я точно так же освободился, при этом точно так же лишившись и второй кроссовки. Теперь уж наверняка мне дома устроят головомойку.

Когда меня в третий раз ухватила змея, я подумал, что это, пожалуй, слишком. Я больше ее не боялся — раз она не кусает, значит, не ядовитая. Плохо было другое — она пыталась оплести сразу две мои ноги.

Не знаю, что было бы дальше, если бы впереди не зачернел берег, точнее, большой и овальный прибрежный камень. Он был мокрый, но шероховатый — я без особого труда взобрался на него и перевел дух. Змея недовольно ушла в глубину.

Уф… не много ли приключений для одного дня? Вокруг по-прежнему клубился туман, но теперь зловеще-вишневого оттенка. Сейчас солнце сядет — как я тогда найду дорогу домой? Попробуй определить в тумане, где север, где юг. За все это время я ни разу не услышал ни электрички, ни самолета, ни хотя бы какого-нибудь катера… Только крики, словно из зоопарка.

Камень мой лежал в тихо поплескивающей воде, и меня удивляло, что рядом нет других. Может, это верхушка подводной скалы, мель посреди реки? Ну и ну, час от часу не легче.

Едва я так подумал, как камень подо мной закачался, словно лодка, что-то под ним фыркнуло, и из воды показалась страшная, вся в костяных наростах, голова дракона. Я свалился в воду раньше, чем закричал от ужаса, и бешено замолотил руками и ногами, понимая, что погибаю, — погибаю окончательно и бесповоротно. Но дракон меня не преследовал, и через минуту я с облегчением нащупал ногой дно. Шатаясь, я выбрался на берег, добрел до сухого песка и свалился, как труп.

Видимо, прошло несколько часов, потому что, когда я пришел в себя, была, примерно, полночь.

Мои электронные как остановились в воде, так и стояли на шести вечера. Туман развеялся, и в небе висела огромная желтая луна. С реки тянуло легким ветерком, и в мокрой одежде стало холодно.

Берег был освещен. Я увидел, что весь он из нагромождений камней, словно скатившихся сюда с какой-то горы. Камни были теплые — они хранили дневную жару, и между ними можно было схорониться. Я разложил одежку по камням, забрался в укрытие, свернулся калачиком. Прежде чем уснуть, я постарался обдумать произошедшее. Дракон на самом деле был вовсе не драконом, а гигантской морской черепахой. Это понятно. Оставалось только непонятным, как она забралась в нашу реку из теплых южных морей.

Всю ночь сквозь сон мне казалось, что кто-то тяжело топает неподалеку, шумно дышит и чавкает, но у меня не было сил открыть глаза. И еще я слышал отдаленные раскаты грома — видно, где-то была гроза.

Утром на песчаном берегу я обнаружил много следов — все они принадлежали животным. Одни меня просто поразили — они были гигантских размеров, как у слона, или даже больше. Впрочем, я никогда прежде не видел слоновьи следы на песке. Но и так было ясно, что со мной что-то произошло — или я случайно попал в какой-то заповедник, или же…

Или же я не где-нибудь, а в тропической Африке или в Индии, например, потому что больше нигде на земле слоны не водятся.

Надо что-то придумать. Меня, конечно, уже хватились и ищут. Надо идти навстречу. Разжечь костер, забраться на высокое дерево и осмотреть окрестности. Если это заповедник, то где-то вдалеке обязательно торчат заводские трубы или мачты высоковольтной линии.

Во время кораблекрушений люди, в основном, погибают от страха, вспомнил я. Чтобы не бояться, надо действовать.

Меня смущало отсутствие человеческих следов. Если это слоны, то у них должен быть погонщик. А погонщик сидит верхом — я это видел в кино, надо идти по этим следам и придешь в деревню к людям. Ага, значит, я не верю, что это заповедник, мне хочется, чтобы это была Индия, потому что так будет интересней.

Интересно и другое — не сошел ли я с ума? Или мне все это снится? Но я ведь только что проснулся. Проснулся, надел высохшую одежку, а кроссовок нет как нет — значит, их действительно сняла с меня та змея… А еще была черепаха…

Слоновьи следы вели в лес. Заходить в лес мне не хотелось, но делать было нечего.

В лесу было темно и сыро, и как-то совсем не по-нашему. Огромные папоротники, гигантские, похожие на бамбук хвощи, какие-то невероятные лишайники, свисающие с деревьев, как борода Черномора или Карабаса-Барабаса. В лесу странно ухало, трещало и свиристело, но никого не было видно, хотя мне казалось, что все следят за мной из своих укрытий и вот-вот нападут.

Вскоре вытоптанная тропа кончилась, и началась высокая трава, в которой то и дело попадались колючки. Мне пришлось обвязать ноги гигантскими листьями, чтобы не пораниться, а голову прикрыть огромным лопухом, потому что сверху все время что-то капало. В таком виде я выглядел почти как Робинзон Крузо. Между прочим, я уже думал о нем. Он ведь выжил…

Наконец я наткнулся на дерево, которое мне показалось просто гигантским. Залезть же на него не стоило никакого труда — оно было увито тонкими стволами деревьев-паразитов. О них я читал в учебнике по ботанике. Есть такое растение — фикус, на подоконнике он совсем комнатный, а в лесу — хищник. Он убивает деревья, которые оплел, и стоит вместо них.

Я забирался все выше и выше, а до вершины, казалось, все также далеко. Наконец я сел на ветке передохнуть и глянул вниз — неподалеку блестело озеро, над которым летали стрекозы. Даже с приличного расстояния они показались мне очень большими. Мне чудился треск их крыльев.

Я уже собрался лезть дальше, как справа от себя увидел огромную голову какого-то невероятного животного — не обращая на меня ни малейшего внимания, голова жевала листья, обрывая их с дерева прямо с ветками, при этом громко чавкая. Сомнений быть не могло — это был динозавр, или точнее — брахиозавр, прямо из моей энциклопедии про древний мир.

Я не помню, как оказался на самом верху. Оттуда я и смог хорошенько рассмотреть брахиозавра. В нем было метров двадцать пять. Огромный кран шеи медленно переносил голову-люльку, в которой работали не пара маляров, а две челюсти. Но этих челюстей я мог не бояться — ведь брахиозавр травоядный. Я знал, что у него два мозга — один находился возле хвоста, чтобы хвостом и управлять.

Страх сменился полным восторгом, но потом меня охватило отчаяние. Я понял, что со мной произошло что-то фантастическое, что-то невозможное.

Но почему именно со мной? Каким-то образом я попал в далекое прошлое нашей Земли, в юрский период, в эпоху стегозавров и бронтозавров, птеранодонов и птеродактилей? Как я из нее выберусь? И выберусь ли вообще?

Пришлось довольно долго ждать, пока мой брахиозавр позавтракает — мне тоже не мешало бы подкрепиться. Пока спускался, я, в общем и целом, объяснил себе, что же со мной произошло.

Наш теплый подвал с его испарениями оказался инкубатором для яйца птеродактиля, оставленного в нашей земле сто миллионов лет назад. Кто же знал, что именно в этом месте строители расковыряют землю под фундамент и поставят нашу девятиэтажку, и что через двенадцать лет — столько мне и было — прогнившие трубы начнут давать парниковый эффект…

Выходит, я оказался здесь потому, что меня укусил этот мерзкий цыпленок. Да, я читал про гены, от которых зависит наследственность. Даже слышал о том, что курица — дальний потомок птеродактиля.

Но я нигде не читал о том, что если в генах содержится наше далекое доисторическое прошлое, то, значит, при определенных условиях, мы можем снова туда вернуться. Получается, что для этого не надо изобретать машину времени. Вирусом прошлого может заразить выходец из этого прошлого — через кровь или слюну…

Нет, Робинзону Крузо было гораздо легче. Он не выпадал из своего времени. А со мной все ясно — я непременно погибну. Только неизвестно когда — через час или через несколько дней. Я бы заплакал, но плачешь, когда знаешь, что тебя пожалеют, — а здесь у меня не могло быть сочувствующих.

Я пошел обратно к реке в смутной надежде, что, может быть, другое — мое — время начинается на другом берегу. Вдруг за моей спиной раздался треск и скрежет, и я машинально пригнул голову. И правильно сделал — мимо меня пронеслась огромная стрекоза, из тех, что я видел над озером. Сказать огромная — это ничего не сказать: она была чуть ли не со спортивный самолет. Задень она меня своими крючковатыми лапами, и сняла бы с меня скальп. Я было подумал, что ей нет до меня дела, но, к сожалению, ошибся.

Стрекоза неуклюже развернулась, щелкнув пленочными крыльями по нижним веткам деревьев, и ринулась на меня. Видимо, приняла меня за какое-то мелкое съедобное насекомое, в чем, к сожалению, была почти права. Я и повел себя, как насекомое, успев заметить, что она плохо маневрирует. И когда она была совсем рядом, я просто отпрыгнул в сторону. Хотя это было совсем непросто.

Мимо меня опять пронеслись ее жуткие крючковатые лапы, — а челюсти щелкали, как огромные щипцы, которыми она легко бы перекусила пополам мою руку. Но больше всего меня поразили тогда ее глаза — два огромных ячеистых шара, очень похожих на шары из зеркальной мозаики, которые крутятся на дискотеках. Если бы я мог заглянуть в них, то наверняка увидел бы свою перекошенную от страха физиономию — вернее, две сотни таких физиономий.

Не дожидаясь, пока она сделает новый заход, я бросился в густой кустарник, прополз под колючими ветками в самую глубь и затих. Стрекоза злобно потрещала сверху, осыпая меня сбитыми листьями, и улетела, а я выполз из своего убежища, только теперь заметив, что одежда моя разодрана в клочья.

Мир, окружавший меня, был гигантским и жестоким. Не знаю, как сегодня насчет жестокости, но что касается размеров, то в мире, из которого я явился, все сильно измельчало — насекомые, растения, животные… Чуть было не добавил — люди. Но люди появились гораздо позднее. Здесь их, к сожалению, еще не было. А, может быть, к счастью. Не хватало еще попасть к каким-нибудь людоедам.

На берегу было пусто. Противоположная сторона была едва видна сквозь влажное марево, стоявшее над рекой. Солнце припекало все сильней, и было жарко, как в бане. Вместо потерянного лопуха я нацепил на голову порванную рубашку, сделав из нее что-то вроде тюрбана, а куртку надел на голое тело. Я знал, что если перегреюсь, то может случиться солнечный удар.

Очень хотелось есть, но я совершенно не представлял себе, что тут съедобно. Ни бананов, ни апельсинов, ни хотя бы каких-нибудь лесных орехов я не приметил. Были какие-то огромные грибы, похожие на детсадовские беседки — скорей всего, ядовитые. Надо было выбраться из леса. Тут не успеешь оглянуться, как кто-нибудь тебя слопает. На берегу хотя бы все видно на сто шагов вокруг.

Вооружившись палкой, я двинулся вдоль реки. Берег был песчаный, но так завален камнями, что часто я терял из виду опушку тропического леса, откуда можно было ждать всяких неприятностей. Вскоре они действительно начались.

Сначала это был муравей — верней, его далекий предок — пра-пра-пра-пра — (и так далее) дедушка. Этот «прадедушка» был размером с собаку и, завидев меня, сразу свернул со своей тропы и побежал навстречу. Я едва успел забраться на огромный, похожий на мяч, камень. Муравей встал на задние лапы и заскреб по камню передними, чтобы достать меня, но, на мое счастье, камень был гладкий, как яйцо. Муравей угрожающе повел в мою сторону своими усами размером с настольную телевизионную антенну, и я услышал писк, как у нас дома в телефоне, когда мы переключаем его на факс.

Видимо, это был муравей-разведчик, потому что буквально через несколько секунд мой камень был со всех сторон облеплен гигантскими муравьями, яростно скребущими по нему передними лапами. Я знал, что даже наши обычные крошечные муравьи могут заживо съесть человека, упавшего в муравейник, а об этих и говорить было нечего. Эти гиганты набегали со всех сторон, и новоприбывшие лезли вверх по спинам товарищей. Я колотил их палкой, и они сваливались вниз, задрав ноги, но на смену им лезли другие. Прямо как при осаде крепости. Жить мне оставалось считанные минуты…

Вдруг вместе с сильным порывом ветра что-то ударило мне в спину, и я полетел — только не вниз, а вверх. Даже не полетел, а взмыл. Подо мной остался круглый валун, облепленный моими растерянными врагами, а поодаль я увидел и сам муравейник, размером с трехэтажный дом. Брр…

Но радоваться было нечему. Я просто на несколько минут отдалил свою гибель, попав, что называется, из огня да в полымя — меня нес в когтях птеродактиль.

Крылья у него были, как два дельтаплана, а головы я даже не видел — только кожистые ноги, похожие на два ствола, выдернутые из земли вместе с корнями. Эти корни-когти и вцепились в мою куртку, к счастью, не причинив мне ни малейшего вреда. Куртка была хоть рваная, но крепкая, джинсовая. Я уже не думал о том, влетит мне за нее или нет. Не до того было.

Птеродактиль летел над рекой прямо к своему гнезду — там он разорвет меня на кусочки и раздаст своим мерзким птеродактилятам, пра-пра-пра-пра- (и так далее) внук которых, видимо, и ущипнул меня в сыром подвале нашего дома.

Времени для размышлений не было — пока под нами вода, я еще могу спастись. Я, хоть и не без труда, расстегнул пуговицы и выскользнул из куртки, как змея из старой кожи, только гораздо быстрее.

До воды было метров пять, но я вошел в нее без лишнего плеска — солдатиком. Так мы с мальчишками ныряли с моста. Вода сомкнулась над моей головой, а когда я вынырнул — над рекой, громко крича, кружил птеродактиль. Голос у него был, как у трубы.

Заметив меня, он щелкнул длинным клювом, а скорее пастью размером с байдарку-одиночку, и стал опускаться. В когтях у него болталась моя куртка, как будто он хотел мне ее вернуть. Лучше бы летел восвояси.

Я уже стал прощаться с жизнью и забормотал молитву, впрочем, без всякой надежды, что Бог поможет, потому что до рождения Христа оставалось еще примерно сто миллионов лет. А если человек создан по образу и подобию Бога, то, стало быть, до человека и Бог был вроде животного, ну, как в Древнем Египте какой-нибудь Анубис, и как ему молиться, я не знал.

И все-таки Бог явился — в лице другого птеродактиля, который, тоже заприметив меня, изо всех сил спешил к лакомой добыче. Как будто не могли найти что-нибудь более подходящее, из своей эры. Он был дальше, чем первый птеродактиль, но, видимо, крупнее и сильнее, потому что еще издали трубил о своих правах на меня.

Однако первый птеродактиль оказался неробкого десятка, и они схватились прямо над моей головой. Я нырнул, а когда вынырнул — метрах в пятидесяти от меня на воде шел страшный бой: коричневые крылья метались, как оборванные паруса двух пиратских кораблей, а клювы били друг друга, как два огромных меча. В небо, под вой, стон и клекот, взлетали фонтаны брызг…

Трудно было поверить, что весь этот сыр-бор из-за меня. Я так и не узнал, кто победил. Наверно, никто, потому что за мной ни один из них так и не прилетел. Или оба пошли ко дну, или просто забыли, из-за чего подрались. Ведь у них совсем мало мозгового вещества.

Если бы на этом мои злоключения закончились, то можно было бы сказать, что я отделался легким испугом. Увы, самое страшное было еще впереди. Если бы я знал, что меня ждет, то заранее умер бы от страха. Но я ничего не знал, и быстрое течение, которому я помогал руками и ногами, несло меня неведомо куда.

Течение все набирало скорость, и вдруг я почувствовал, что это не к добру. Далеко вперед я стал различать какой-то ровный грохот, с каждой секундой он становился все грознее, и я понял, что там водопад.

О том, чтобы пробиться к берегу, не могло быть и речи. Что-то садануло меня в бок — толстая ветка, и сам не зная почему, я ухватился за нее. Так утопающий хватается за соломинку. Ветка оказалась целым деревом — его притопленный ствол ходил ходуном под моими ногами и дрожал, словно от напряжения. Теперь и сам я задрожал как осиновый лист. Эта торчащая из воды ветка помогала мне удерживаться на поверхности, но дела мои были плохи.

Все вокруг бурлило и клокотало. Мимо проплыло какое-то животное, я успел разглядеть только серую облезлую спину, и не мог определить, к какому виду оно относится. Но будь это, скажем, лось или корова, и я бы решил, что течение снесло меня в мое время.

Рев водопада перекрыл все остальные звуки, и впереди, в пелене вставших в полнеба брызг, я увидел радугу. Это было мое последнее впечатление о мире, который остался там, наверху, куда я больше не вернулся. В следующий момент мы уже обрушились с огромной скалы — я и дерево. Видимо, мне свело мышцы рук, потому что я до удара о камни так и не выпустил ветку. Вернее, удар приняло на себя дерево — меня же, как я потом попытался объяснить себе чудо своего спасения, спружинившая ветка выбросила, как из пращи, дальше, и, пролетев в воздухе, я бултыхнулся в глубокую ванну, выбитую в каменном ложе водопадом нижнего каскада.

Я не помню, как из нее выбрался, потому что и ванну эту, и водопад из трех каскадов я впервые увидел лишь несколько дней спустя. Почему я уверен, что миновало несколько дней, а не часов? Потому что я помню светлое время и темное время, смену тьмы и света, которая происходила не раз и не два. Но где я был все это время, знаю точно — в пещере саблезубого тигра.

Вернее, это была тигрица, принявшая меня за своего детеныша. Видимо, накануне она потеряла своего новорожденного тигренка — в сосцах у нее было молоко. Оно и спасло мне жизнь. По ночам она ложилась со мной рядом и согревала меня. И еще вылизывала, как кошка котенка. Не скажу, что мне это нравилось — язык у нее был, как щетка, а на мне, кроме штанов, ничего не было. Но я притворялся ее младенцем и терпел этот массаж. Однако я очень боялся, что она разоблачит меня как самозванца и съест. Еще я боялся, что, того гляди, явится саблезубый папочка, и тогда мне точно крышка. Надо было бежать, а я едва передвигал ноги.

Пока тигрица пропадала на охоте, я изучал пещеру. В дальнем ее конце я обнаружил груду костей. Мне совсем не хотелось пополнить ее своими.

На третий или четвертый день к нам явился страшный гость. Я был один, когда чья-то большая тень перекрыла свет, падающий в пещеру. Я думал, что это тигрица, и притворился спящим, но от дикого вопля подскочил, как каучуковый мячик. На меня, выставив короткие передние лапы, не спеша двигался хищный динозавр. Судя по его огромным челюстям, оснащенными кинжалами зубов, это был тираннозавр собственной персоной. Похоже, этот зверюга был здесь не впервой и уже глотал слюну в предвкушении очередного лакомства.

За минувшие дни я не раз думал о своем положении и пришел к окончательному выводу, что бояться не имею права. Страх — это для меня смерть. Еще я пришел к выводу, что поскольку нахожусь на конце эволюционной цепочки, а мои нынешние прародичи лишь в ее начале или где-то посередке, то должен намного превосходить их — не силой, конечно, но интеллектом.

Не скрою, мысль, что я умней их, здорово укрепляла дух.

Я отбежал к груде костей и бросил самую большую кость тираннозавру. Он, как собака, на лету поймал ее своей огромной зубастой пастью и проглотил, даже не распробовав. Вторая кость хрустнула у него на зубах, и динозавр нехотя отправил ее в глотку, но на третью кость он не позарился, только сердито рыкнул и, отшвырнув ее короткой лапой, как вратарь шайбу, пошел на меня, тяжело стуча о землю огромным хвостом с шипами.

Увы, он оказался гораздо умней, чем можно было ожидать. Если бы я умел, как таракан, бегать по потолку, я был бы уже там. Но я оставался внизу, на земляном полу пещеры, и на меня грозно надвигалась смерть. Она была совершенно отвратительной, и я пожалел, что не погиб раньше — от кого-нибудь хотя бы немного посимпатичней. Даже птеродактиль показался бы красавцем рядом с этим уродом.

Но тут в пещере раздался рев моей приемной матери — саблезубой тигрицы, и я увидел, как она бросилась динозавру на спину. Они схватились. Теперь тираннозавру было не до меня.

Не знаю, как мне удалось выбраться из пещеры, не попав под удары огромного шипастого хвоста, гвоздившего землю тут и там. Я побежал прочь, но еще долго мне вслед раздавался грозный рык тигрицы и сопение тираннозавра. Потом ноги у меня подкосились — я упал и впервые за все это время заплакал.

Что же теперь? Прежде у меня была хотя бы река, за которой угадывались очертания другого берега и, может быть, другого времени, а здесь, внизу, были лишь непроходимые джунгли и болота, поглотившие реку и время вместе с ней. Однако пути назад не было, и я пошел куда глаза глядят.

К счастью, лес вскоре перерезала цепь маленьких холмов, и я пошел верхом, где было светлей и суше. Голову я снова прикрыл большим листом какого-то неизвестного мне растения, посчитав, что это хороший камуфляж от тех, кто высматривает добычу сверху. Ноги обмотал какими-то кожистыми листьями, которые, однако, часто рвались, и мне приходилось менять их на новые.

Лес кончился неожиданно, будто за ним захлопнули дверь, и я очутился на краю обрыва. Внизу расстилалась долина странного серо-голубого цвета. Ни деревца, ни клочка зелени — голый лунный ландшафт. Вся она была в каких-то воронках и лужах, над которыми поднимался пар. Скользя в тепловатой глине, я спустился вниз. Повсюду вспухали и лопались грязевые пузыри.

Я вспомнил, что грязевые ванны имеют лечебное действие — даже снимают усталость. Я выбрал небольшое корытце — не горячее и не холодное, — снял листья, брюки и лег в него. Уф, здорово! Даже закрыл глаза от блаженства. Открыв, я увидел в метре от меня торчащий из грязи большой рыбий хвост. Ой, укусит! Я как пуля выскочил из корытца, шлепнулся на живот и пополз, перебирая маленькими ножками, похожими на плавники. За мной, оставляя в мягкой глине канавку, тащился рыбий хвост.

Я, конечно, узнал себя — недаром получал только пятерки по биологии — я превратился в кистеперую рыбу, дальнюю родственницу всех четвероногих животных. Звали меня латимерия. Сначала я очень расстроился, а потом, пораскинув умом, решил, что в этих ваннах-корытцах возможны и обратные превращения, надо только подобрать себе правильную эволюционную цепочку.

Знал бы я, что латимерия дожила до двадцать первого века нашей эры, не занимался бы этими глупостями. Нырнул бы в мировой океан и вынырнул где-нибудь в Балтийском море, поближе к дому… Главное, что я пока сохранил свои умственные способности, так что — вперед!

Ванные с теплой водой или грязью тянулись одна за другой и, не мудрствуя лукаво, я плюхнулся в первую же. И не ошибся. Из нее я выполз ихтиозавром, вроде современного дельфина, только покрупнее и позубастей, и поплюхал дальше, опираясь на ласты и отталкиваясь хвостом. Как пели мои бабушки и дедушки: «Нам нет преград на море и на суше!»

На пробу я сунул ласту в очередную ванну, и она на моих глазах стала вытягиваться в огромную ногу, покрываясь шерстью мамонта. Ого! Дело шло быстрее, чем можно было бы предположить. Я победно затрубил, задрав хобот, и покачивая тяжелыми загнутыми вверх бивнями, потрусил дальше, рассчитывая тут же превратиться в нормального слона.

Но получилось что-то ужасное. После очередного купания я стал маленьким головастиком из отряда хордовых, где-то в самом начале зарождения жизни на Земле. С великим трудом, путаясь в мыслях и теряя остатки сознания — ему просто негде было поместиться — я переполз через борт какого-то бочажка, упал в воду и — о горе мне! — снова превратился в кистеперую рыбу…

Это было что-то вроде игры в рулетку, как будто я попал не в Долину Жизни, а в казино. Кем я только не перебывал в тот день: ихтиостегом и трилобитом, эдафозавром и плакодонтом, трицератопсом и пятиугольной морской звездой — хоть награждай себя ею за проявленный героизм.

Под вечер я почувствовав, что мозг отказывается мне служить — он заявлял о своем присутствии, только когда очень хотелось есть. Я уже бросил попытки снова превратиться в человека и сидел, пригорюнившись, на теплой кучке глины, обыкновенным орангутаном. Я знал, что теперь смогу стать человеком только в процессе труда, но на это не было ни времени, ни сил…

Парадокс заключался в том, что я и так мыслил, как человек, и прекрасно помнил обо всем, что со мной произошло, включая тот же футбольный мяч и дворничиху.

Я вернулся к водопаду, чтобы попробовать где-нибудь подняться обратно, коль скоро руки у меня теперь были вдвое длиннее. Увы, скалы оказались неприступны — деревья и кустарники, тянущиеся друг к другу сверху и снизу, разделяло метров тридцать голой каменной стены. Я обратил внимание на то, что весь этот нижний мир находился как бы в тени верхнего — воздух был настолько насыщен испарениями, что солнце здесь угадывалось лишь блеклым пятном.

Да, чтобы перекочевать в верхний мир, нужно было быть птицей. Напрасно я остановился на обезьяне. Вот бы подманить какую-нибудь большую птицу и уцепится за нее, как Нильс за гуся из норвежской сказки. Ведь приняли же меня за саблезубого тигренка, почему бы еще раз не попытать счастья… Но, похоже, птиц тут еще не было, а птеродактилями я был сыт по горло. Пора было поискать какое-нибудь убежище, с расчетом, что в него не пролезет крупный хищник. Мелким хищникам — то бишь насекомым — я еще мог дать отпор.

Но прежде я решил хорошенько помыться — после этих грязевых ванн я выглядел, как чушка. И хотя грязь придавала моему облику некоторую воинственность, мой интеллект убеждал меня, что я не должен уподобляться окружающей дикости и что залог моего спасения — в противостоянии ей.

Я смело зашел в озерцо, спасшее меня недавно. Видимо, оно было довольно глубоким, если я упал с высоты пятнадцать метров и не достиг дна. Водопад гремел рядом, а здесь было относительно тихо и спокойно. Задрав голову, я посмотрел на стену падающей воды в облаке тумана и белой бахроме брызг. В трех каскадах сияли сразу три радуги. Если бы я был в своем времени, я бы стоял и любовался на это чудо природы — теперь же мне было совсем не до него.

Мое озерцо было диаметром метров десять — я окунулся в него и поплыл, но тут же вода вокруг меня забурлила, и из нее поднялся миллиард пузырей, словно кто-то огромный выдохнул изнутри. Я не успел выскочить, и меня вдруг стало крутить, как в воронке. Чтобы вырваться из нее, нужно поглубже нырнуть, вспомнил я, но меня и без того затягивало все глубже и глубже — перед глазами поплыли круги, а уши больно сдавило. Казалось — еще мгновенье, и голова моя лопнет, как воздушный шар.

Вдруг тяга прекратилась — я из последних сил рванулся наружу и, выскочив на поверхность, судорожно глотнул воздух. Но странно — вокруг было совершенно темно и тихо, только мой всплеск повторился несколько раз, словно от глухих каменных сводов.

Так оно и было — меня вынесло в какую-то подводную пещеру.

Я робко подал голос, и пещера тут же ответила мне. Судя по эху, она была совсем небольшой, вроде кухни в нашей квартире. Когда глаза привыкли к темноте, я заметил, что стены ее слегка мерцают зеленоватыми крапинками. Микроорганизмы, решил я, и сразу их полюбил — какое счастье, что не все в этом мире безобразно гигантских размеров!

Делать мне здесь было абсолютно нечего — я отдышался и снова нырнул, рассчитывая найти выход из этой западни. Но увы — куда бы я ни тыкался, везде упирался в каменную стену. А нырнуть глубже не получалось. К счастью, в моей камере отыскался каменный выступ, размером со школьную парту, и, выбравшись из воды, я скорчился на нем. Ничего, ничего, надо отдохнуть, выспаться, а завтра с новыми силами… Только интересно, откуда я возьму эти силы?

И все-таки я спал, а проснувшись, долго не мог понять, где я и что со мной. Вокруг было по-прежнему темно и тихо. Пора действовать — я или ослепну в этой проклятой тьме и сойду с ума, или найду выход. Ведь где-то же он есть, раз меня сюда занесло. Держась за выступ, я осторожно опустил ногу в воду — воды не было. Я опустил пониже — тот же эффект.

Удивившись, я прыгнул вперед обеими ногами и поехал вниз по мокрым водорослям склона. В камере воды не было и, судя по тому, сколько я скользил на мягком месте, моя темница стала размером с наш школьный спортивный зал, только поставленный на торец.

Спотыкаясь и чертыхаясь в темноте, я облазил его весь, прежде чем нашел под ногами небольшое отверстие, заполненное водой. Видимо, эти чудеса были связаны с приливами или отливами. Вот почему я вчера не нашел выхода. Это все равно, что искать в стоге сена иголку.

Поглубже вдохнув, я сел на край отверстия, опустив в воду ноги, и уже собирался уйти в глубину, как вдруг где-то подо мной заурчало, загудело, и в лицо мне ударил фонтан воды. Я ничего не успел сделать. Вода быстро заполнила все пространство и прибила меня чуть не к потолку, а точнее — к моему уступу. Надо было ждать, пока она снова уйдет. А если больше не уйдет?

Мое счастье, что в этой подземной или подводной тюрьме было тепло. Пригорюнившись, я сидел в полной тьме на своем уступе и думал невеселые думы. На ощупь я оставался обезьяной. Кому рассказать — ведь никто не поверит. Да и доведется ли рассказывать? По-прежнему светились точечки микроорганизмов, и еще откуда-то шел тусклый свет, пробиваясь сквозь прежде не замеченную мной щель в потолке. Свет и едва уловимый сквознячок — я его чувствовал на своем плече.

Не знаю почему, но этот слабый отдаленный свет вдруг вселил в меня надежду, что все кончится хорошо. А потом возник этот тоненький, ноющий звон, то приближающийся, то удаляющийся. Поверить ему было невозможно, но и отрицать его было нельзя. Где-то в темноте, пробуя стены, летал обычный комар. Не какой-нибудь гигант, а, судя по голосу, маленький и беззащитный. Хлопнешь — и нет его.

Он летал где-то рядом и словно пел мне в темноте, что мы с ним братья по разуму и эпохе. Господи, как я встрепенулся! Я еще не понял, как и почему, но почувствовал, что он несет мне спасение. Прямо как в стихах Корнея Чуковского: «Вдруг откуда-то летит маленький комарик, и в руке его горит маленький фонарик». Фонаря, правда, не было, но зато был тусклый свет сквозь узкую щелку, которая для комара была настоящим парадным коридором.

Вот оно! Я понял — он принес в своем хоботке ген моего времени. Стоит ему укусить меня — и я вернусь! Господи, где же он, почему не летит ко мне? Я его не собираюсь убивать. Я даже дышать перестану, когда он опустится. Но комара больше не было слышно. Он или упал в воду, или улетел обратно. Нет, это уж слишком. Я кричал и звал, боясь пошевельнуться, чтобы ненароком не убить его, — никого. Я ждал комара и час, и два, и три, а потом заснул.

Тогда он и прилетел. Не смея открыть глаза, чтобы не спугнуть, я слышал, как он кружит надо мной, ноет и звенит… А когда открыл, на тумбочке перед моей кроватью звенел будильник.

— Вставай, соня! — раздался за дверью голос мамы. — Проспишь все на свете!

Я вскочил с кровати. Куда-то подевались брюки, кроссовки и джинсовая куртка. Пришлось надевать ненавистные ботинки и пиджак.