СЕПАР [Игорь Прокопенко] (fb2) читать онлайн

ПРОЛОГ

Наша память – удивительная штука. Радостные и веселые воспоминания постепенно стираются из нее, уходя в небытие. Бывает, что и к утру не помнишь, как вчера было хорошо. Плохие же и постыдные – напротив, помнятся очень долго, как в своей памяти, так и в общественной. И периодически всплывают на поверхность, напоминая, что ты вовсе не такой уж классный тип, каким хочешь казаться себе и окружающим.

Но есть у памяти еще одна отличительная черта – при мало-мальски здравом рассудке она стирает воспоминая, которые этому самому рассудку могут каким-то образом повредить. Я не исключение, и события тех дней постепенно выветриваются из головы, освобождая место новым. Хорошим, плохим, нейтральным. Каким угодно, но только не тем, которые нужно помнить. Ведь забыть – значит простить, а прощать никак нельзя.

Тем более, что всем хорошо известны главные сценаристы этой драмы – войны, которой не должно было быть, для начала которой не было других причин, кроме человеческой глупости и жадности. Но этого, увы хватило. Войны, в которой изначально не могло быть победителей, в которой проиграли обе стороны, едва лишь взяв в руки оружие. Одни – поверив, что вооруженный захват власти может быть народной инициативой и приведет к чему-то хорошему. Вторые – поведясь на бредни про живодеров-бандеровцев. Многие из тех и других обоюдными стараниями уже мертвы. А те, кто жив – разочарованы и ищут способы, как с этим чувством жить дальше. Но есть и третьи – с обоих сторон. Те, кто, осознавая истинную суть происходящего или не особо задумываясь над этим, главным мотивом своего участия поставили наживу. Ублюдки, решившие заработать на крови. Справедливое возмездие за содеянное настигнет их и на этом свете, и на том. Судьба удивительно справедлива к подобного рода сволочам. Несправедлива она обычно к хорошим людям – тем, кто в этой справедливости больше всех нуждается. Впрочем, кто я такой, чтобы рассуждать о вселенском добре и зле…

Итог произошедшего один. Обе стороны конфликта, каждая в своих целях, принесли в жертву население Донбасса, толкая маховик военной махины, запущенный власть имущими мира сего, конечная цель которых не меняется веками. Власть и деньги. Контроль над территориями и обществом потребления, на них обитающем. И именно этих кукловодов, дергающих за ниточки своих марионеток, нельзя простить. А потому и забывать тоже никак нельзя. Десятки тысяч убитых, умерших от голода, из-за отсутствия медицинской помощи, раненных и инвалидов. Разрушенные семьи. Миллионы искалеченных судеб.

Что же побудило меня, не писавшего до этого ничего, отличного по тематике от протоколов допросов, взяться за перо?

Мой план прост. Реально оценивая свой писательский талант или его отсутствие, я не тешу себя надеждой, что мой труд будет когда-нибудь издан. И если мне посчастливится воплотить свои мысли на бумаге в завершенном виде, я закажу десяток экземпляров и раздам их друзьям. Они прочтут, откомментируют прочитанное и закинут мою книжку на полку. Ведь ничего нового для себя они, по сути, в ней не найдут. И пусть она пылится сколько-то десятков лет, пока в один прекрасный день наши дети или дети их детей, перебирая старый хлам, не наткнутся на неё и, заинтересовавшись, не прочтут правду о событиях 2014 года. О войне, от которой к тому времени останется лишь пара абзацев в учебниках истории, причем абсолютно разного содержания – в зависимости от страны-издателя.

О войне, которой не должно было быть.

«Если ты ненавидишь – значит тебя победили»

Конфуций. V век до н.э.

Разгоняя вяло бродящих голубей и моргая аварийкой, по проспекту мчался черный гелендваген. Автомобили в последнее время были нечастыми гостями на дорогах Луганска. Желающих наткнуться на комендантский патруль и навсегда потеряться где-то в чертогах ополченских подвалов было немного даже среди бела дня. А учитывая, что в каждом водителе патрульные видели шпиона или диверсанта, шансы потеряться были действительно велики.

Я не был ни тем, ни другим. Но по какой-то дурацкой прихоти судьбы на меня уже вели охоту две бандитских группировки, именующие себя ополченцами, а в придачу отдельные лица из третьей, выдающей себя за нынешнюю власть, тоже при случае не упустили бы шанс пустить мне кровь. И чтобы вытащить свою задницу из всего этого, приходилось рисковать. Как я умудрился так встрять? Если честно, я и сам не понял. События последних дней развивались настолько стремительно, что анализировать их толком не было возможности. Да и как можно проанализировать абсурд? Вот я и летел на бешенной скорости навстречу неизвестности. И, как позже выяснилось, зря. Но обо всём по порядку.

А начать нужно, пожалуй, с того зимнего февральского вечера, когда после очередного обзора событий Майдана в сознании укрепилась мысль, что придуманная когда-то давно верными слугами дядюшки Сэма и неоднократно отточенная на странах третьего мира схема государственных переворотов, похоже, начинает срабатывать и на моей родной земле. А когда появилась информация о первых жертвах Майдана, пришло понимание – просто так это уже не кончится. А после был Крым, Одесса, захваты администраций и силовых структур по всей стране. И вот теперь Донбасс… Словно шахматная партия, разыгрываемая двумя умелыми гроссмейстерами. Первый гроссмейстер в звездно-полосатом цилиндре, второй – в кимоно и с клюшкой. И у обоих на запястьях татухи «Демократия». Только вместо шахматных фигур – люди. Люди-пешки, которыми пожертвовали для достижения стратегического превосходства, заставив думать, что, убивая и калеча себе подобных, они совершают праведное дело. Пешки, обманутые обоими шахматистами. Пушечное мясо.

Тогда за новостями не следил только мертвый. Потому что каждый день мог стать последним, и лишь отошедшим в мир иной терять было нечего. Остальные же хотели еще как-то побарахтаться под солнышком. И это майское утро не стало исключением.

По приезде на работу я, как всегда, уткнулся в компьютерный экран, жадно впитывая информационный поток и фильтруя извращаемые журналистами новости. По ссылке «Луганск, разгул криминала, стрельба и похищение человека» в Ютубе замелькал знакомый ландшафт соседней многоэтажки. Оператор снимал из окна. На въезде во двор стояла черная «Мазда», возле которой лежал мужик в шортах и футболке со связанными сзади руками, а вокруг него водили хоровод несколько вооруженных «ополченцев». В итоге его засунули в машину, один из бандитов, что-то крича, несколько раз выстрелил в воздух, и машина стремительно вылетела на дорогу, чуть не сбив мамашу с детками.

И тут мозг кольнуло какое-то нехорошее предчувствие. Когда я заново пересмотрел видео, до меня дошло, что во время этой сцены возле машины вертелся любопытный маленький паренек. Мой сын!!! А мамаша на выезде из двора – не кто иная, как моя благоверная супруга, которая, судя по времени происходящего, ходила забирать детей из детского сада. Моих детей… Моя жена…

Одно дело, когда события в новостях происходят где-то и с кем-то. И совсем другое – когда это происходит с близкими тебе людьми. В придачу ещё и элемент неожиданности. Стрельба, захват человека.

Странно, если это всё было вчера, то почему жена ничего не сказала? Не каждый день становишься свидетелем подобного. Отвечая на мой обычный вопрос по приезде с работы «Как прошел день?», такое вряд ли забудешь упомянуть. Рука сама потянулась к телефону, в динамике засопел сонный голос жены:

– Да…

– Любимая, а вы вчера из садика нормально дошли?

– Да… А что?

– И ничего странного по пути не произошло?

– Нет… Зашли в магазин, потом на детской площадке возле дома погуляли.

– Ага, нормально, говоришь. А то, что при вас чувака похитили, стрельба была, машиной вас чуть не сбили, тебя как бы не смущает? Ну я тебе сейчас ссылочку кину, посмотри.

Кладу трубку, отправляю по электронке ссылку на видео. Жду. Размышляю. Хорошо, когда жена с головы до пят абсолютный оптимист, верящий в мир во всем мире и розовых слоников. Я как образцовый папаша семейства всеми силами старался ограждать их от тягот и бед, решая все возможные проблемы. Последние пять лет она взращивала двух наших отпрысков и хранила домашний очаг, имея круг общения из таких же мамашек, основной заботой которых был здоровый цвет какашек у любимых чад. Так что, как говорил мой львовский дядько Сергій: «Маємо шо маємо».

Зазвонил телефон. Жена. Голос взволнованный.

– Игорь, я вообще не поняла, как такое могло… Нам же не видно было за домом… Ну, бахнуло что-то – думала, петарды… Жесть, Тёмка прямо возле них всё время крутился…

Накручивать её ещё сильнее не хотелось, она и так у меня излишне впечатлительная. Поэтому, сославшись на занятость, я закончил разговор и решил пройтись по территории, обдумывая произошедшее.

Так уж получилось, что после завершения милицейской карьеры меня занесло в службу экономической безопасности одной транспортной компании. Собственно говоря, я и был этой самой службой безопасности.

Выйдя на улицу, я узрел десяток фур, стоящих на территории АТП, а возле крыльца, выходящего на внутреннюю территорию, курило несколько водителей. Я подошел, поздоровался.

Нужно отметить, что дальнобои – весьма своеобразные ребята, и общение с ними тоже довольно специфическое. Начнем с того, что дальнобойщик – это не работа, а жизненный уклад. Далёкий от дорожного романтизма, льющегося на нас с экранов телесериалов. Знаю, о чем говорю, так как месяц катался по Европе вторым водителем. У меня был выбор, мог и не ехать. Но захотелось понять, что ж это за профессия. Бесспорно, есть в ней определенные плюсы. Когда, наматывая на колеса автобаны Евросоюза, видишь словно сошедшие с рекламных роликов деревеньки и уходящие в горизонт поля солнечных батарей – это, конечно, впечатляет. Поначалу. Но дорожная романтика начинает проходить уже при первом подмывании в умывальнике придорожной забегаловки. И окончательно рассеивается после пары бессонных ночей на паркинге, когда, не смыкая глаз, следишь, чтобы вездесущие арабы, заполонившие Европу в последние годы, не выставили твой груз стоимостью в несколько сотен тысяч евро. Ведь тогда, даже если разобрать себя на органы, всё равно не покроешь ущерб. А еще есть срывы сроков доставки из-за поломки машины, постоянное воровство дизтоплива на стоянках, пердёж и храп спящего на нижней полке напарника, недельное стояние в очереди, чтобы пересечь границу, и многое-многое другое.

Это очень ответственный и тяжелый труд. И люди, посвятившие себя ему, имеют весьма суровый характер, выкованный в ежедневном решении постоянно возникающих в дороге проблем. Они ценят в человеке внутренний стержень, и если его нет, то уважения в их среде ты никогда не добьёшься.

– Нормально доехали? – обратился я к ним. – Как блокпосты прошли?

Один из водителей, седоволосый мужик, отработавший дальнобойщиком большую часть жизни, скорчив недовольную мину, начал первым.

– Николаич, да какой там. Дрочат на каждом посту. Груз проверяют, документы. А на украинских так всю кабину выворачивают.

– Меня на ополченском держали, не отпускали, пока канистру соляры им не слил, – подхватил второй водитель. – Одних проехал, на следующем тоже начали соляру требовать. Я говорю – вы не охренели на каждом посту по канистре сливать, я так до гаража не доеду. Потрахали мозг да пропустили. А что с недостачей делать?

– Вот и я дизель им сливал, не пускали так, – поддержал его третий. – Ни груз, ни документы не смотрели, сразу соляру давай.

– А чего сразу оттуда не позвонил? – нахмурился я, прикидывая, что такой причиной можно запросто объяснить любую недостачу топлива. – Сколько слил?

– Тоже канистру, – слегка замешкавшись, ответил третий.

Ну, двадцать литров – не смертельно, может, и вправду пришлось слить. Обдиралово грузовиков на солярку уже стало нормой на блокпостах в последние пару недель.

– Зайдете с актами, спишу недостачу, – сухо резюмировал я. – Но на будущее имейте ввиду: если что-то хотят – хоть те, хоть другие – соляру, или груз им приглянется – сразу звоните мне. Включаете дурака – мне начальство сказало ничего без команды не давать. Я сам буду с ними разговаривать. Вчера Сергеев с блокпоста позвонил, я пообщался, сошлись на 5 литрах вместо 20-ти. Всё ясно?

– Да ясно, будем звонить, – согласились водилы.

Пройдясь по территории, осмотрев приехавшие машины и послушав доносившиеся откуда-то издалека звуки стрельбы, я вернулся в кабинет и до обеда занимался решением текущих вопросов. В обеденное время у меня была забита стрелка с друганом Саньком, который по совместительству был уже и моим кумом. Решили вместе перекусить и обсудить ситуацию. И когда обе стрелки часов заняли вертикальное положение, я закрыл кабинет, и погрузившись в свой автомобиль, отправился на обед.

Из динамиков ожившей автомагнитолы до слуха донесся неторопливый пророческий баритон: «…Красная, красная кровь – через час уже просто земля, через два на ней цветы и трава, через три она снова жива. И согрета лучами Звезды по имени Солнце…». Последнее время автомобиль стал для меня единственным местом, где я мог побыть наедине с собой и своими мыслями. Дома после рождения второго ребенка я себе не принадлежал. На работе – что на милицейской, что на нынешней – скучать тоже не приходилось. Оставался только автомобиль. И время, которое я проводил в нём, хотелось заполнить чем-то максимально комфортным для мозга. Не могу назвать себя меломаном, но современная эстрада давно перестала радовать чем-то достойным, поэтому я закинул на флэшку всё, что по моему мнению было лучшим в русском роке, и курсировал между домом и офисом, медитируя под любимые хиты. Кино, ДДТ, Чайф, Наутилус, Сплин, ЧиЖ. Ну и Сектор Газа, как же без него.

Путь к кафешке, где в ожидании меня томился Санёк, приехавший на полчаса раньше договоренного срока, пролегал мимо здания областного УВД – места, где прошли мои последние милицейские годы. Подъехав к зданию, я увидел столпотворение людей. Некоторые были в камуфляжной форме, но большинство в гражданке. Отличительной чертой почти каждого была георгиевская лента. У одних она была приколота на груди, у других – повязана на рукаве. Быстрого осмотра толпы хватило, чтобы понять – практически все вооружены. Движение было перекрыто, на дороге стояли бетонные блоки. Один из блокирующих здание мужчин, стоящий прямо на дороге, помахал мне гаишным жезлом – мол, разворачивайся. Выбора не было, я развернулся, отъехал метров на тридцать, припарковался, и найдя в телефоне номер своего бывшего напарника, нажал на вызов.

– Здоров, Вован! – бодро прокричал я в трубку. – На работе? – и дождавшись положительного ответа, продолжил: – Неслабо вас тут обложили… Чё вообще хотят?

– Здоров, Гарик! – тон Вовчика не разделял моего оптимизма. – Да хрен их разберёшь, чё хотят, – уклончиво ответил он.

– Так разгоните их на хер, чего на них смотрите? – всё так же бодро предложил я, провоцируя Вовку на какой-то комментарий по поводу происходящего.

– Вот сам и разгони, раз такой грамотный, – не заставил он себя ждать. – Сидим тут вторые сутки в полной амуниции, ждём непонятно чего. Во дворах автобусы со спецназом, будет команда – за десять минут всех упакуем. Но команды нет.

Да уж. Здесь и сейчас повторяется ситуация с захватом здания СБУ за пару дней до этого. Хорошего мало, и добром это вряд ли кончится.

– Ясно. Ну крепитесь там, – постарался я как-то подбодрить боевого товарища. – Если осада затянется – свисти, подвезу пиццу и кроссворды.

Вовчик оценил иронию и, усмехнувшись, закончил разговор:

– Ладно, давай. На связи.

Наскоро перекусив и пообщавшись с кумом, я вернулся на работу, досидел до конца рабочего дня, не принесшего больше ничего запоминающегося, и помчался домой. На звук отрывающейся двери вышла жена.

– Ну что, звезда Ютуба, посмотрела? – спросил я с ехидцей, снимая обувь.

– Посмотрела… Я когда шла – слышала что-то бахнуло. Подумала, что детвора петардами балуется. А потом машина выехала, и всё. А там, оказывается, ловили кого-то, стреляли.

– Зай, ты в каком измерении живешь? – начал я свой монолог, решив во избежание дальнейших легкомысленных поступков провести с женой полноценную разъяснительную беседу. – В стране пиздец творится! Кто у власти – непонятно! По всей стране всё везде отжимают, там – одни, тут – другие. В городе какие-то отряды самообороны повылазили, половина – уголовники. Вооружил их кто-то! Администрацию захватили, СБУ захватили, управу милицейскую сейчас штурмуют. Средь бела дня людей похищают. Чтоб не вздумала больше с детьми никуда дальше детской площадки за домом ходить, пока это всё не уляжется!

– А в магазин? – оторопев больше от моего тона, чем от сути услышанного, поинтересовалась супруга.

– Напишешь список, я с работы буду ехать, всё возьму.

Мы прошли на кухню, жена начала накрывать ужин, а ко мне подбежал четырехлетний сынишка, ухвативший своими ушками наш разговор – примостырился у меня на коленях и с присущей только детям наивной простотой спросил:

– Пап, а что, война началась?

Я сначала не нашёлся, что ответить. Не хотелось даже самому себе признаваться, что он, похоже, прав. Но что-то нужно было говорить, и я отшутился:

– Надеюсь, что нет, сынок. Надеюсь, что большие дяди, которые нами управляют, поделят большую гору конфет, которая у них есть, и успокоятся. Просто один дядя нагрёб себе много конфет, а с другими не делился, и те, другие, обиделись и отобрали у него конфеты. А он, в свою очередь, тоже обиделся и теперь хочет конфеты назад вернуть. Сладкое очень любит, видимо. Вот ты любишь конфеты?

– Конечно, люблю, – подтвердил сын.

– А поделишься с друзьями, если они попросят?

– Конечно, поделюсь!

– Вот и молодец! А теперь дай папа покушает, он тоже мамины котлеты очень любит. И ни с кем не поделится! Сам всё съест! – поменял я тему беседы и потрепал сына по голове.

Артём, забыв про свой вопрос, спрыгнул на пол и побежал к себе в комнату.

Не успел я закончить трапезу, как зазвонил телефон. Вовчик.

– Слушаю, товарищ полковник! – бодро ответил я в трубку.

– Ну, что ты думаешь? – из динамика донесся голос напарника. – Дали команду! Только не ту, что надо. Сказали сдать оружие и спецсредства, оставить себе только табельные стволы и разойтись по домам. А милиция теперь будет «народная». И кто в ней будет служить – решит «народ»! Только непонятно какой!

– Да понятно какой… – немного поразмыслив, ответил я. – Ну хорошо, что хоть без крови обошлось. Там этот народ, который вас обложил, упакован как «коммандосы», и руководят ими явно не балбесы, судя по тому, как слаженно всё происходит… Ну так заезжай днями на пиво, тебе ж на работу ходить уже не надо, как я понял. Посидим, поговорим.

– Ну, глянем, как оно будет… – задумчиво протянул Вовка. – Может, и заскочу, посидим.

Но так и не заскочил. В течение следующих нескольких недель всех действующих правоохранителей поставили перед выбором – либо примкнуть к «народной милиции», либо – подвал, прессинг родственников, конфискация жилья, транспорта и имущества. Вовка с семьей под видом гражданского смог выехать на украинскую территорию и продолжил службу. Квартиру его конфисковали и дважды приезжали терроризировали престарелую мать, пытаясь выяснить, где скрывается сын. Но так повезло далеко не всем.

А в области тем временем начались полноценные боевые действия.

В один день из рации, лежавшей на моем рабочем столе, донесся голос дежурящего на КПП сторожа:

– Николаич, это КПП.

– На связи, – ответил я.

– Петрович к вам человека ведёт, задержать не смогли. Ополченец, вооруженный, скоро зайдут, – продолжала стрекотать рация.

– Не сказал, чего хочет? – напрягся я.

Визит не предвещал ничего хорошего. Не скажу, что это было неожиданно – рано или поздно, они бы всё равно к нам явились. Ну вот и дождались.

– Нет, хотел к директору, но мы сказали, что сначала надо к вам.

– Да, правильно.

В этот момент входные двери распахнулись и в кабинет вошел мужчина в камуфляжной форме с кобурой на поясе. За его спиной маячил сторож Петрович.

– Вот, к директору хотят… – неуверенно промямлил последний.

– Хорошо, спасибо, – я кивком головы дал понять Петровичу, чтобы он вышел, оставив нас одних, и указал на стул прибывшему гостю.

– Присаживайтесь. Чем обязаны?

Пропустив мимо ушей моё предложение, прибывший продолжил стоять и борзо потребовал:

– Мне нужен директор!

– Директора сейчас нет, – решил я действовать по заранее оговоренной схеме. – Можете говорить со мной.

– Нам нужна машина, фура, – не особо расстроившись фактом отсутствия главного должностного лица, продолжил гость.

– Кому – нам? – уточнил я.

– Я замкоменданта района, – делая важную мину на лице, заявил прибывший. – Нужна машина для перевозки необходимого… оборудования. Заправленная, без водителя.

Ну тут тоже пока всё было ожидаемо – не приедет же он на транспортное предприятие за хлебом и салом. А тот факт, что машина нужна без водителя, вместе с его нежеланием афишировать источник поступления «оборудования» тоже говорил о том, что возвращать нам её потом никто не собирается.

– К сожалению, ничем не можем помочь, – покачал я головой. – Все машины в рейсах, здесь только аварийный транспорт, который не на ходу.

Замкоменданта или кем он там на самом деле был склонился над столом, опершись на него руками, и, нависая надо мной, с открытой злобой в голосе рявкнул:

– А если найдём? Отвечать будете перед руководством республики! И спрос будет жёсткий!

Рукава его камуфлированной гимнастерки были завёрнуты до локтей, и мне в глаза бросились зоновские наколки, покрывавшие его запястья. И это изменило ход беседы. Пару дней назад я навестил одного хорошего знакомого, занимавшего одну из руководящих должностей в Луганском СИЗО. Навестил, чтобы выяснить, какую позицию в сложившейся ситуации заняли уголовные «авторитеты». Ведь в период, когда действующая власть фактически свергнута, их влияние на происходящее в стране, где определенная часть населения даже в мирное время руководствуется не законами, а понятиям, может быть очень велико. И выяснил, что воры сами не в восторге от того, что творится в регионе, именуя это не иначе как беспредел. И хоть они и против власти, но так же и против беспредела. В уголовной среде порядок – основной из принципов, на котором базируется их авторитет. Так что поддержки с этой стороны представители новой республики не имеют, а ежели кто из ранее судимых и подвязался к ополчению – то это исключительно их личная инициатива. Так что нужно было менять угол общения с жаждущим отжать машину представителем власти, переведя его из плоскости «республика – гражданин» в плоскость «мент – зэк». На этом поле шансов у меня побольше.

Поэтому я привстал со стула, так чтобы наши взгляды оказались на одной линии, приблизил свое лицо к его наглой физиономии и спокойно, но уверенно спросил:

– Ты на зоне такой же смелый был?

Поединок взглядов продолжался несколько секунд, пока, наконец, укоренившаяся в его в сознании за годы отсидки привычка подчиняться «куму» не взяла вверх. Он отвёл глаза, резко развернулся и вышел из кабинета, напоследок выплюнув: «Ещё встретимся, мусор!».

Я плюхнулся назад на стул, облегчённо выдохнул и проговорил в рацию:

– Гость уходит. На всякий случай запишите номер машины.

Ну что ж, на сегодня отбились. Но очевидно, что продолжение следует. Собравшись с мыслями, я вышел в коридор и направился к одному не очень симпатизирующему мне товарищу. Антипатия, к слову, была взаимной. Хоть и его тоже по-своему можно было понять – ну кто будет любить особиста, который не даёт нормально зарабатывать на клиентских откатах. Вот и наш заместитель директора тоже так считал.

– Юрий Викторович, – обратился я к нему, зайдя в кабинет, одну из стен которого практически целиком занимала карта, утыканная разноцветными флажками. – Заводить сюда транспорт уже категорически рискованно. Разгоняйте тех, кто здесь есть, побыстрее.

Замдиректора зыркнул на меня исподлобья и пробурчал:

– Чем и занимаюсь.

Вот и поговорили. Я вернулся в кабинет, а спустя некоторое время ко мне зашёл начальник автоколонны.

– Николаич, пойдём, посмотришь, чтоб вопросов потом не было, – обратился он ко мне. – Там фура приехала, тент на прицепе прострелен.

Час от часу не легче. Хорошо ещё, что приехала сейчас, а не час назад. А то как приехала, так бы и уехала. За «оборудованием».

Мы вышли из офисного здания и направились в ремонтный бокс, в пустовавших стенах которого стояла фура с тентованным полуприцепом, возле которой суетились два слесаря и водитель. Тент на полуприцепе был прошит автоматной очередью.

– И как это случилось? – поинтересовался я у водилы.

– Да, скорее всего, под Дебальцево, – потирая подбородок, ответил тот. – Я в Артёмовске выгрузился и в гараж порожняком шёл. Под Дебальцево еду, слышу – вроде выстрелы, очереди автоматные, я притопил – и побыстрей оттуда. А на блокпосте перед Алчевском остановили, вышел, смотрю – тент прострелен.

В этот момент над городом взвыла сирена. Мы переглянулись с начальником колонны. Он – бывший военный, в своё время, ещё при Союзе, отслужил с десяток лет на Севере. Серьезный мужик, которого водилы между собой величали Комбатом.

– Похоже, воздушная тревога, – напряженно произнес он.

– Похоже на то, – согласился я.

Мы вышли из бокса и увидели вынырнувший из облаков военный самолет, как позже выяснилось – СУ-25, который выпустил сноп зарядов куда-то в сторону центра города, после чего быстро исчез из поля зрения. Донесся глухой звук взрыва.

– По центру, что ли, ёбнул…– недоуменно произнес я.

– Он украинский вообще был или чей? – Комбат был ошарашен увиденным не меньше моего.

– Скоро узнаем, – я достал телефон, чтобы связаться с женой. – Нужно родне позвонить, а то мало ли что.

Не хотелось даже допускать мысль про наихудшее. После нескольких мучительно долгих гудков жена подняла трубку.

– Ты где? – чуть ли не прокричал я. – У вас всё нормально?.. Дома? А, ну хорошо.

Я положил трубку и обратился к начальнику колонны:

– С директором, может, переговорить – людей по домам отпустить, если уже город бомбить начали.

В руке зазвонил телефон. Санёк.

– Да, кумец! – осторожно ответил я, понимая, что новости могут быть не самыми хорошими.

– Гарик, ты не в центре? – донесся взволнованный Санин голос.

– Не, на работе.

– Прикинь, еду только что мимо «дураковки», а самолет по зданию администрации ракетой пизданул! – эмоционально вещал в трубку кум.

– Круто… Лады, спасибо, кумец, за инфу.

Я сбросил вызов. Вот и ответ – чей самолет. А «дураковкой» у нас называют сквер перед зданием обладминистрации. Сами догадайтесь почему.

– По обладминистрации ударил, – сообщил я новость Комбату, тоже положившему трубку после разговора с кем-то из родни. – Никого там сейчас нет из знакомых?

Тот отрицательно покачал головой:

– Нет вроде. Жены подружка работала, но после того, как там «народный губернатор» поселился, взяла отпуск за свой счет.

Мы быстро вернулись в здание, и я прямиком направился в приемную директора.

– У себя? – справился я у секретарши, кивнув в сторону двери шефа.

– Да, только что звонил. Сказал вас найти, чтобы зашли.

– Неудивительно.

Я постучался и прошел в кабинет. Шеф был явно не в духе.

– В здании обладминистрации взрыв был только что, – после небольшой паузы начал он.

– В курсе, своими глазами видел.

Директор вопросительно посмотрел на меня.

– Видел, как самолет ракеты выпускал по администрации, – пояснил я.

– Это авиаудар был? – на лице шефа смешались недоумение и удивление.

Я кивнул, а шеф задумался. И было о чём. Если теперь по городу начнёт работать авиация, то всё, что было до этого, покажется нам цветочками. И даже если цели у них будут исключительно военные, то от косорукости пилотов никто не застрахован. А опыта ведения боевых действий у летчиков ВВС Украины до этого было ноль целых ноль десятых.

– Твои мысли, – поинтересовался шеф.

– Весь транспорт вывести на контролируемую Украиной территорию и сюда больше не заводить, – начал я с очевидных вещей. – Здесь максимально законсервироваться и ждать, пока разрулится ситуация. Проверить наличие и исправность средств пожаротушения. Докупить огнетушителей, аптечек, если надо. В подвале здания сделать что-то типа бомбоубежища с запасом воды и медикаментов, кинуть туда ещё пару ломиков, на случай если вход завалит. Сотрудников, думаю, сегодня можно по домам распустить. Дальше – по ситуации.

– Согласен, скажу завхозу, – кивнул шеф, и включив селектор, дал команду секретарю: – Лена, обзвони руководителей отделов, на сегодня все свободны.

– Да, вот ещё, – вспомнил я про недавний инцидент, который после ситуации с авиаударом вылетел из головы. – Сегодня приезжал какой-то хрен из ополчения, хотел фуру безвозмездно попользовать. Отправил его на три буквы, как определялись.

Шеф утвердительно кивнул и переключил внимание с меня на экран смартфона. Я понял, что беседа окончена, как собственно и работа на сегодня, направился к себе, взял ключи от машины и поехал домой.

Едва я припарковался у дома и вышел из машины, до моего слуха донесся стрёкот автоматных очередей неподалеку, перемежающийся одиночными выстрелами. А на входе в подъезд я столкнулся с Валентинычем – живущем на третьем этаже старичком, который спешно ковылял домой.

– Валентиныч, где стрельба?! – поинтересовался я.

– Погранчасть штурмуют, – прошамкал тот. – Уже часа два тут пальба. Я ходил глянуть – что да как, так самого чуть не застрелили.

– Да чего ж вы туда поперлись, если слышали, что стреляют? – не понял я логики его действий.

– У меня гараж там рядом, в кооперативе, – объяснил Валентиныч. – «Москвич» мой стоит, переживал, чтоб ничего не случилось.

Мы вместе зашли в подъезд.

– Ну вы даете – под пули лезть, – продолжил я увещевать деда. – Как закончится, тогда уж и сходите. У меня тоже там гараж.

Со стороны погранчасти донесся сильный звук взрыва. Или РПГ, или просто гранату бросили, прикинул я в уме, а вслух сказал, обращаясь больше к самому себе:

– Блин, надо решать с семьей что-то. В городе уже реально опасно становится, если под домом такая херня творится.

Валентиныч вышел на третьем этаже, а я на лифте поднялся до седьмого и зашел в квартиру, где сходу был облеплен детишками. Из комнаты навстречу вышла взволнованная жена.

– Ты слышал, стреляют где-то рядом. Связи нет, сеть не ловит, позвонить тебе даже не могла.

– Погранчасть штурмуют, – объяснил я происходящее. – К окнам не подходите, не дай Бог какой рикошет. Тут хоть прямой видимости нет, но мало ли что… Как связь появится – позвони родителям. Отвезу вас к ним в Мариновку, побудете там, пока не закончится этот трындец. В деревеньке, на свежем воздухе… и детям полезно.

До слуха снова донесся вой сирены воздушной тревоги. Неужели опять будут бомбить? Не должны, ведь вокруг жилые многоэтажки. Хотя… Кто знает? Жена подошла к окну – не самая хорошая идея.

– Отойди от окна! – скомандовал я, прокручивая в уме увиденный сегодня авиаудар. – Бери детей и в ванную быстро!

Супруга не заставила себя ждать. Я подошел сбоку к приоткрытому на проветривание окну и осторожно выглянул наружу. Через несколько секунд донесся гул самолетного двигателя, после чего дом вздрогнул от сильного взрыва, а в окне СУ-25 быстро ушел в облака. Стрельба стихла, но ненадолго. Из ванной выглянула испуганная жена:

– Игорь, что делать?

– Не знаю, – спешно размышлял я вслух, прикидывая возможные варианты развития событий. – По идее до нас достать не должно, если, конечно, пилот не косорукий. Эти уроды не угомонятся, пока погранотряд не захватят. Самолет тут погранцам не поможет ничем. Ну, бахнет еще пару раз. А они дождутся темноты и снова начнут осаду. А если погранцы сами не сдадутся, то будут действовать по старой схеме – родственников свозить и ими прикрываться.

Из окна снова донесся гул авиадвигателя и автоматные очереди. Жена опять спряталась в ванную, а в окне мелькнул самолет, но взрыва не последовало. В этот день авиация нас больше не беспокоила. В отличие от пехоты, которая продолжала стрекотать под окнами ещё пару дней. Вечером того же дня, уже после заката, когда фасады домов погрузились во тьму (люди просто боялись включать свет, чтобы не привлекать лишнего внимания), я занимался привычным делом – гуглил новости в надежде, что обстановка начнет меняться в сторону адекватности. Из соседней комнаты вышла жена.

– Связь появилась, поговорила с родителями. Они говорят, что к ним нельзя ехать – на погранпереходе бой идет. Стрельба, взрывы. А там пара километров всего до них. Все по подвалам сидят, прячутся.

Я задумался. И тут облом. Нужно искать другие варианты эвакуации. Решение созрело быстро.

– Так… Смотри, поезда какие-то вроде ещё ходят, хотя билетов точно нет. Собирай потихоньку вещи самые необходимые, а я завтра договорюсь с одним человечком и посажу вас на поезд. Поедете к брату в Винницу, у него побудете.

– А ты? – сразу спросила жена, чувствуя подвох.

– А что я? У меня работа. Контора пока работает, буду работать и я.

По ответному взгляду жены было понятно, что такой вариант её не слишком устраивал. Передавать весь следующий диалог нет особого смысла. Каждая из сторон привела свои доводы. Одна – эмоциональные, вторая – рациональные. При этом обе постарались быть максимально корректными, дабы не нарушить хрупкий баланс компромиссов, именуемый семейной жизнью. И супруге в итоге пришлось уступить.

Приехав на следующий день на работу и включив онлайн-карту с геолокацией нашего транспорта, я убедился, что все машины благополучно покинули территорию области. Ближайшая катилась уже по Харькову. Ну хоть какие-то хорошие новости. Кстати, что там нам глаголет интернет? С этими мыслями я углубился в анализ свежих событий. Однако чтение новостей было довольно быстро прервано разрывом снаряда где-то совсем рядом. От взрыва треснул стеклопакет и заложило уши. Я вскочил и выбежал из кабинета. Коридор быстро наполнился людьми. Из кабинета в конце коридора донесся голос одного из айтишников:

– Дениса ранило! Позовите кто-нибудь медсестру.

За последние пару недель под минометный или артиллерийский огонь всё чаще стал попадать жилой сектор. Вот и до нас достало. Хорошо, что в штате есть медсестра, которая осматривает и проверяет водил перед выездом. Я бросился в кабинет к айтишникам, где увидел сидящего Дениса, держащегося за локоть. Сквозь пальцы сочилась кровь. Окно в кабинете было разбито. Второй сисадмин пытался перетянуть руку выше раны чем-то вроде самодельного жгута. В кабинет вбежало еще несколько сотрудников. Кто-то сообщил:

– Медсестру позвали, уже бежит.

– Это стеклом что ли так? – попытался выяснить я подробности.

– Осколок… – кривясь от боли, выдавил Дэн. – Через окно залетел, руку задел, вон в стене торчит.

Я проследил за направлением его взгляда и увидел искореженный кусок металла, торчащий из стенной панели.

– Так! Все спускаемся в подвал! – прокричал я, чтобы перекрыть гул голосов. – Там бомбоубежище оборудовано, переждём какое-то время, вдруг еще прилетит.

В кабинет вбежала медсестра с аптечкой и принялась хлопотать вокруг Дениса. Сотрудники стали рассасываться по кабинетам. В подвал, как ни странно, никто не пошел. Я тоже вышел из кабинета и в коридоре столкнулся с директором.

– Денису осколком руку зацепило, – ввел я его в курс событий. – Вроде ничего серьезного, но надо что-то решать. Безопасность мы обеспечить не сможем.

– Хорошо, все по домам! – сказал шеф, повысив голос так, чтобы все вокруг услышали. – Руководители через 10 минут у меня в кабинете.

И быстрым шагом направился к айтишникам.

В указанное время мы собрались в приемной директора. Тот закончил телефонный разговор и через открытую дверь махнул нам рукой заходить. Мы расселись, и шеф начал свой монолог.

– Обстановка в городе, скажем так… боевая. Находиться на предприятии, да и в городе в целом становится категорически небезопасно. Денис ранен, слава Богу, не серьезно, но обеспечить безопасность сотрудников мы не в состоянии. И держать вас на работе с учетом того, что происходит, лично я не имею права и, конечно, не буду. Весь грузовой транспорт, который был на ходу, мы вывели из… зоны боевых действий, и он может продолжать работать. Наша задача – обеспечить работу предприятия в этих непростых условиях. Поэтому мое предложение следующее. У моего знакомого под Киевом есть небольшая гостиница, там мы сможем на какое-то первое время разместить походный вариант офиса и частично разместиться сами. Если не будет хватать места в гостинице – решим вопрос с проживанием. Вы должны подумать сами и переговорить с сотрудниками, кто сможет экстренно туда выехать и продолжить работу.

Присутствующие начали переглядываться между собой, а шеф продолжал:

– Чтобы начать там работать, нам необходимо вывезти все рабочие ноутбуки и несколько системных блоков коммерческого отдела и бухгалтерии. А также регистрационные документы и печати. Уезжать будем поездом, они еще пока ходят, и это самая безопасная на данный момент возможность отсюда уехать. Ехать через блокпосты на автомобилях очень опасно, и не везде пропускают. Так что до завтрашнего утра в телефонном режиме согласовываем со мной кандидатуры сотрудников, кто сможет поехать. Есть договоренность с руководством железнодорожного вокзала, в каждом следующем киевском поезде нам выделят по несколько мест. Плацкарт или купе, я не знаю, да и не важно это в сложившейся ситуации. Там сейчас в одном купе, насколько я знаю, по 15 человек уезжает, лишь бы было, где сесть. Тамара Степановна, – обратился он к главному бухгалтеру, – на вас документация. Юрий Викторович, Игорь Николаевич, – это уже мне и заму, – вместе со вторым сисадмином займетесь компьютерами. Брать только самое необходимое. С завтрашнего дня начинаем переезд. Вопросы?

– А как быть с семьями? – главбухша задала вопрос, который после услышанного возник у всех присутствующих. – Если мы будем уезжать, то не можем же мы их тут оставить?

– Само собой, – директор был готов к вопросу, – места в поезде будем стараться обеспечить всем – и сотрудникам, и членам семей. Если нет возможности отправить семьи в безопасное место куда-то к родственникам – что ж, по приезде будем что-то решать с жильем. Но бросать тут кого-то, кто хочет уехать, однозначно не будем.

– А тут, на предприятии кто-то останется? – озвучил Юрий Викторович мои мысли – уж в чём-чём, а в сообразительности ему не откажешь.

И какой будет ответ, я уже начал интуитивно догадываться.

– Во-о-от… – задумчиво протянул директор. – Если нет больше других вопросов – все свободны, жду от вас информацию. Игорь Николаевич, а ты останься, пожалуйста.

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», – в памяти невольно всплыла сцена из культового сериала. Но в моём случае я точно знал, о чем пойдет речь. Кабинет опустел.

– Николаевич, я знаю, у тебя семья, дети маленькие… – вкрадчиво начал шеф. – Поэтому если откажешься, я пойму…

Ну что ж, это вполне логично. Кому как не мне оставаться сторожить всё это хозяйство. Что тут думать – должность обязывает.

– Михаил Валерьевич, я всю жизнь в погонах. Пугаться трудностей – это не про меня. Надо – значит останусь, не проблема. Вопрос – семья?

По шефу было видно, что он опасался другого моего ответа.

– За это не переживай, завтра в первой же партии поездом отправляй, я тоже буду с семьей выезжать, так что присмотрю, помогу если что, – заверил меня он. – Пару дней в гостинице поживут, пока жилье не найдем. Потом квартиру для них снимем, и с деньгами на расходы тоже решим.

Меня такой расклад удовлетворил более чем.

– Тогда даже не вопрос. Спасибо.

– За что? – удивился шеф.

– Ну как за что? Другой бы распустил сотрудников, повесил замок на входной двери и ждал бы, пока это всё закончится. А вы офис эвакуируете, переезд и жилье сотрудникам обеспечиваете.

– Понимаешь… – шеф задумался и рефлекторно постучал пальцами по столу. – Не для того это всё столько лет создавалось, чтобы за один день просрать.

– Тогда сформирую дежурные смены из числа тех сторожей и механиков, кто не уедет и согласится выходить на работу в этих условиях. И будем держать оборону.

Директор кивнул головой в знак согласия.

– Мои машины в боксе останутся. Вот на всякий случай, – и протянул мне ключи и техпаспорт от своего гелендвагена.

Я тоже кивнул и заметил:

– Тут уже многие сотрудники свои машины в рембокс поставили, под охраной вроде как.

Я вышел из кабинета и поехал домой, где меня снова ожидал не самый простой разговор с супругой.

На следующий день семья погрузилась в киевский поезд. Перрон был забит людьми. Грузились чемоданы, сумки, ящики, горшки с цветами, клетки с животными. Те, кому не досталсязаветный пропуск в мирную жизнь, рвали проводников на части, всеми правдами и неправдами пытаясь заполучить место в вагоне. До отправки поезда оставалась пара минут – пришло время прощаться и покидать купе.

– Вот зачем ты остаешься? – в очередной раз разрыдалась жена.

– Буду дом охранять, – ответил я максимально позитивно. – Не переживай, всё будет нормально. Я дом-работа исключительно. Никуда влезать не буду.

– Пообещай, что всё будет нормально!

– Обещаю! Со мной всё будет нормально! – успокаивал я супругу. – Что со мной может случиться? С моим-то опытом оперативно-розыскной деятельности!

И чтоб как-то отвлечь её от дурных мыслей, полушутя обратился к сыну:

– Смотри – остаёшься за главного! Береги маму и сестру!

Всех обнял, поцеловал и вышел из вагона. Состав тронулся, и я ещё какое-то время махал рукой прилипшим к вагонному стеклу детям.

Несколько дней прошло без особых происшествий. Мои доехали почти нормально, если не считать четырехчасового ожидания где-то под Горловкой, пока чинили железнодорожную колею, поврежденную взрывом. Днями я сидел в закрытом наглухо АТП, попивал чай да смотрел сериалы. Благо, свет и интернет большую часть времени были. Вечером ехал домой, где занимался тем же самым, иногда заменяя чай пивом. Жизнь в городе еще теплилась.

А на выходных нас с Саньком позвал в гости наш общий кум Игнат. Проведать крестников, пожарить шашлык, повыпивать. Мы периодически собирались у него на подобного рода семейные мероприятия. Игнат жил в частном доме, и условия для пикника были идеальными. Правда, в этот раз мы с Саньком были сами, поскольку уже отправили семьи в безопасные для жизни места. Игнат своё семейство пока ещё не эвакуировал. Он, как и все мы, в глубине души ещё надеялся, что вот-вот – и благоразумие возобладает. В верхах договорятся, и тот маразм, который творится и в городе, и в стране, скоро закончится. А пока нужно было как-то отвлекаться от окружающего со всех сторон негатива, вот и решили, что нужно собраться. Поначалу всё шло как обычно, если не считать звуков канонады, периодически долетающих до слуха с окраин.

– Кумец, как твои, добрались? – спросил я у Санька, накануне отправившего своё многочисленное семейство в Краснодарский край, к родне. Нужно отметить, что и у Сани, и у Игната было по трое детей. Прибавим к ним еще двоих моих, и можете представить себе тот детский сад, который собирался на общие семейные праздники.

– Жена звонила днем. Добрались, размещаются, – ответил Саня, дожевывая кусок шашлыка.

– Ну, нет худа без добра. Зато хоть родню кубанскую повидают, погостят. Это ж малые там и не были ни разу? – заметил Игнат.

– Старший только был, лет пять назад ездили, а младшие нет. Вот родичам будет веселье – ещё трое детей на шею да жена. У них и своей детворы хватает, а тут ещё прикатили.

– Да ладно, они же сами предложили, – не согласился с Саней Игнат. – И приехали забрали в Миллерово. На то они и близкие. В хорошие времена все горазды на хлеб-соль звать. А вот в плохие и проверяется, кто реально поддержит, а кто просто балабол.

– Кум, а ты дальше что думаешь? – спросил я у Игната.

– Я своих послезавтра в Алушту повезу, к родичам. Тоже вроде готовы принять. Заодно детвора на море покупается.

Темнело. Кума с детворой отправились в дом готовиться ко сну. Мы же остались сидеть во дворе в беседке. Откуда-то снова донеслись звуки взрывов, но постепенно, с увеличением количества алкоголя стрельба отходила на второй план. А на первый план выходила политика.

– Не стрёмно тебе за своих в Киеве? – озабоченно спросил у меня Игнат. – Лучше бы в Россию к родичам жены поехали. В Киеве сейчас бандеровцы рулят. Вон, че творят, посмотри, новости почитай – города бомбят, людей убивают. Мы для них не люди вообще – рабы, скот.

Спорить о политике и интерпретации происходящих событий не хотелось. Я понимал, что ни к чему хорошему это не приведет. Но пол-литра «Белой Королевы» и эмоциональная напряженность последних дней сделали своё дело.

– Ты всех под одну гребенку не равняй. У тебя друзей и знакомых по всей стране сколько? И в Киеве, и за Киевом. Все резко фашистами стали? Телевизору верить вообще нельзя, – ответил я и посмотрел на Саню, чтобы понять его видение ситуации. Но тот лишь молча пожал плечами.

– Я как мент, хоть и бывший, немного понимаю процессы за кулисами всего этого движения, – продолжил я. – И то, что отжим Крыма – это спецоперация ГРУ и ФСБ, много лет назад спланированная, тоже понимаю. Мне знающие люди ещё лет пять назад говорили, что Россия будет Крым забирать. Причем люди, просто бизнесом занимающиеся, не силовики, но с хорошими связями. И если эта инфа даже до меня дошла, то что говорить про спецслужбы? И что референдум там липовый, для отвода глаз. Как и у нас сейчас эти ополченцы, вдруг откуда-то возникшие, перекрыли въезды-выезды, и по сути просто отжали часть территории страны. В уголовном кодексе этому чёткое название есть.

– Так бандеровцы первые начали! Майданом своим! Это, скажи, по-твоему, законно было? – начал заводиться Игнат.

– Незаконно. И больше тебе скажу, без американских спецслужб там тоже не обошлось. Но в ситуации с Майданом они в точку попали – Янек настолько уже всех достал, что люди реально поднялись. Обычные, простые люди. Да, кто-то стоял за бабло. Но стоять зимой неделями в мороз 20-ти градусный ни за какие деньги никто не будет. Только за идею. И то, что свалили его, лично я считаю – правильно. Неправильными методами, но правильно.

В глазах Игната блеснул нехороший огонек. Мы дружили с ним давно. Более чем достаточно для того, чтобы хорошо его изучить. У каждого из нас свои тараканы в голове. В обычной жизни он был примерный семьянин, хваткий в бизнесе, душа компании и отличный друг, готовый всегда помочь в трудной ситуации. Таким же он оставался и в лёгкой стадии опьянения. А всего их у него было три. Про первую я уже рассказал. Вторую я бы назвал «Игнат-супермен». У него резко обострялось чувство справедливости и появлялось ощущение собственной неуязвимости. В этом состоянии Игнат был готов в одиночку выступить на борьбу со всем окружающим злом. Правда, под руку попадались обычно либо официанты, которые, видя, что дяденька в изрядном подпитии, пытались его обсчитать (а считал Игнат отлично в любом состоянии), либо развязно ведущие себя за соседними столиками компании. И зачастую всё это действо заканчивалось вмешательством охраны или милицейского наряда.

И была еще третья стадия. Если представить, что на правом плече у нас сидит ангел, а на левом – демон, и каждый со своей стороны дует в мозг, как нужно себя вести, то во второй Игнатовой стадии главную роль играл всё же ангел. Но если по каким-то причинам Игнат пересекал невидимую алкогольную грань, то пернатый представитель небес в бессилии опускал крылья и на арену выступал рогатый житель подземного царства. Что происходило потом – не хочу описывать. Главное, что, протрезвев наутро, Игнат напрочь ничего не помнил, а окружавшие его на тот момент люди не хотели его больше знать. Потом постепенно выяснялись подробности, Игнат замаливал грехи, и всё возвращалось на круги своя. Все мы знали о таких его особенностях и относились более-менее терпимо. Тем более, что от алкогольных излишеств зверь просыпается во многих представителях сильного пола. Знал это и сам Игнат и всеми силами старался не доходить до предела, за которым теряется человеческое обличье. Но сейчас по нехорошему блеску в его глазах я понял, что «суперменской» стадии сегодня не будет. Игната понесло.

– А теперь хотят свою бандеровщину и нам на Донбассе навязать! – чуть ли не закричал он.

– Ты разницу не хочешь понять, – заговорил я успокаивающим тоном, как бы соглашаясь с ним. – Да, эти, как ты говоришь, бандеровцы свергли действующую власть, то есть фактически совершили революцию. Как в 17-м году. Но! Они после этого выборы провели, нового президента выбрали. Причем относительно честно, как мне кажется. И практически весь мир с этим согласился. А эти, наши защитники так называемые, просто тупо отделили кусок страны, объявив себя народными избранниками и руководителями республики. Какой республики? Кто они такие? Откуда взялись? Кто их выбирал? Кто их вообще знал до этого? – сам того не осознавая, понемногу начал заводиться и я. – Причем беспределят не меньше, а может и больше даже! И при этом кричат, что они нас защищают! От кого они нас защищают? От «Правого сектора»? Да их там человек пятьсот наберется от силы, кого бы они тут захватили? Бред!

– Да успокойтесь вы, чего собачитесь? – видя, что страсти накаляются, попытался встрять в беседу Санек.

– А снаряды, по городу летящие, это тоже бред?! Люди, погибшие и раненые, это тоже бред?! – Игната было уже не остановить.

– Это страшно и неправильно, – попытался я как-то сгладить конфликт. – Когда невинные люди гибнут, это всегда страшно. Но сам подумай, Советская Армия фашистов из захваченных городов шашлыками выманивала? Херачили точно так же, только об этом в наших учебниках по истории не написано. Потому что победителей не судят. А о простых людях в такое время никто не думает.

– То есть ты хочешь сказать, что если в мой дом снаряд прилетит и моих детей убьет, то ты это оправдаешь?! – сыпля искрами из глаз процедил Игнат, привставая.

Я уже понимал, что ссоры не избежать. И что бы я ни ответил, итог будет один.

– Не перевирай. Я хочу сказать, что при освобождении города силовым способом мирные люди так или иначе под раздачу попадут.

– Пошел на хуй из моего дома! – заорал Игнат, вскакивая из-за стола, – А то я тебе сейчас ебало набью! Дети мои для него – сопутствующий ущерб! Один из них – твой крестник! Может, ты забыл? Уёбывай нахуй, я сказал!

Саня тоже подскочил, схватил Игната за плечи и попытался привести в чувство.

– Успокойся, ты че завелся? Он же не это говорил!

Вариантов развития событий было два. Первый – сцепиться с Игнатом врукопашную и вдвоем с Саней как-то урезонить это буйство эмоций. Но итог этого сценария был непредсказуем. И не факт, что обошлось бы без телесных повреждений для кого-то из нас. В пяти метрах, за стеной спали маленькие дети – наши крестники, спала жена Игната. На них и так много всего свалилось за последнее время, и добавлять в эту бочку с дегтем еще и драку между друзьями, имея, как мне казалось, возможность её избежать, мне показалось неправильным. Поэтому, наступив на горло гордости, я спокойно поднялся из-за стола.

– Ладно, поздно уже, пойду я. Комендантский час скоро, надо ещё домой успеть добраться.

И направился к воротам. Саня остался успокаивать кума. Вслед донеслось:

– Давай, пиздуй! Чтоб я тебя не видел больше!

Так и произошло. Больше мы с Игнатом не виделись. Разговаривали по телефону несколько раз, поздравляя друг друга с детскими именинами и обходя тему произошедшего. Но возникшая между нами трещина уже вряд ли затянется. И это очень показательный пример того, как разное видение одной и той же ситуации приводит к разрыву между близкими людьми.

Через пару дней, возвращаясь с работы и подъехав к дому, я увидел, что въезд во двор перекрыт. Во дворе стояла пожарная машина, скорая помощь, суетились вооруженные люди в камуфляже. Человек тридцать из числа жильцов дома тоже высыпали на улицу и стояли, сбившись в кучку. В соседнем подъезде на уровне шестого этажа в стене зияла пробоина от снаряда, из которой валил дым. Припарковавшись на обочине дороги, я наблюдал за происходящим и вдруг вспомнил, что в том подъезде, куда попал снаряд, жили родители моего друга Мишки. И этаж у них был, кажется, то ли шестой, то ли седьмой. По суете пожарных и медиков было понятно, что попадание было не так давно, не позднее получаса назад. И нужно было выяснить, случилось ли что-то с родителями. Среди толпы жильцов я их не увидел. Летом они, вероятнее всего, на даче, и поводов для беспокойства нет. Я нашел Мишкин номер и нажал вызов. Тот ответил довольно быстро.

– Алло! Здоров, Гарик! – прозвучал в трубке бодрый голос.

– Привет, Мишаня! Ну, учитывая, что голос весёлый, все обошлось? – обрадовался я. И сразу пожалел об этом.

– В смысле? – кореш был явно не в курсе событий.

– Да… У меня в доме в соседний подъезд прилетело… Я думал ты знаешь…

– Бля… Там же мама…

Гудки. Быть гонцом, приносящим хреновые вести – то ещё занятие. Я вышел из машины и направился к дому. Блокирующий въезд вояка преградил дорогу.

– Я живу тут, – обозначил я.

Тот кивнул и пропустил. Подойдя к соседнему подъезду и безуспешно поискав глазами среди жильцов Мишкиных родителей, я понял, что попасть внутрь в данный момент невозможно. И стал ждать.

Спустя несколько минут зазвонил телефон. Миша.

– В квартиру этажом ниже прилетело, – напряженным голосом ввёл он меня в курс дела. – Матушка в квартире была, оглохла от взрыва, но в остальном вроде нормально. Благо окна на другую сторону дома выходят. Стекла вылетели, а так вроде всё целое. Сейчас прилечу заберу её. Жена вещи собирает, и валим на хрен отсюда.

– Куда валите? – решил уточнить я.

– Ещё не решили, есть пара вариантов. Как лучше выезжать?

– Вы на машине поедете?

– Да. На поезд билетов нет, да и стрёмно на поезде. Вчера вроде там железнодорожные пути опять взорвали. Состав полдня стоял, ждал, пока починят. А рядом бой шел.

– Ну тогда пробуйте через блокпосты на Станицу, – прикинул я самый безопасный, на мой взгляд, вариант. – Там вроде спокойно пока. Дальше, если решите в Россию, то можно через Миллерово. Таможня вроде работает. На Краснодон не едьте, там в Изварино на погранпереходе замес конкретный.

– Ясно, спасибо! – поблагодарил Мишка.

– Удачной дороги! Как проскочишь – дай знать.

– Окей.

Разговор закончился, и я отправился домой. На первом этаже нажал кнопку вызова лифта, но тот не откликнулся.

– Зашибись, – посетовал я вслух, не радуясь перспективе топать на седьмой этаж пешком.

Поднявшись на этаж и зайдя в квартиру, щелкнул выключателем света. Результат был такой же, как и с лифтом.

– Зашибись, – продолжил я разочаровываться.

И уже предвидя итог, пошел на кухню и повернул водопроводный смеситель. Тот прохрипел, выплюнул несколько капель и затих.

– Вообще зашибись!

Рассчитывать, что газовая плита полыхнет голубым огоньком, не приходилось вовсе. Газ – первое, что отключили бы в такой ситуации во избежание пожара. На всякий случай, конечно, попробовал зажечь конфорку, но всё оказалось предсказуемо.

Итак, имеем полное отсутствие коммунальных благ. Для современного человека, воспринимающего наличие воды, электричества и самое главное – интернета как само собой разумеющееся, их отсутствие создавало серьезный жизненный дискомфорт. Теперь даже в сортир толком не сходить. Желудок напомнил о себе призывным урчанием. От идеи сварить пельмени пришлось отказаться. Изучив содержимое непривычно тёмного холодильника, теперь больше напоминающего обычный шкаф, я сварганил себе бутерброды. Пока ел, позвонил жене. Из разговора узнал, что они наконец-то нашли жилье и завтра переезжают из гостиницы в квартиру. Про попадание в дом решил не рассказывать. Узнает, что тут снаряды рядом рвутся – соплей и стенаний не оберешься.

Закончив разговор и трапезу, решил, что во всём нужно искать позитив. Зато теперь наконец дочитаю книгу, начатую еще несколько месяцев назад. «Приключения майора Звягина» М. Веллера, если кому интересно.

Утро встретило меня всё тем же отсутствием коммунальных благ, в придачу к которому добавилась лужа возле холодильника и отсутствие сигнала мобильной связи. Снова перекусив бутербродами, я отправился на работу и возле подъезда встретил Валентиныча, выгуливавшего собаку.

– Валентиныч, доброе утро! А когда свет дадут и воду, не знаете? – обратился я к деду, надеясь, что он в курсе планов нашего ЖЭКа.

– Здравствуй, Игорёк. Говорят, что теперь долго не будет. Газовую трубу перебило, а делать некому и не из чего. Со светом то же самое. Про воду не знаю. Нескоро, в общем, будь они неладны! А теперь ни поесть сготовить, ни телевизор включить. Телефон разрядился, даже сыну позвонить не могу.

Да уж. Ситуация не радовала.

– Связи и так нет, так что свет тут не поможет, – попытался я как-то подбодрить старика. – А вообще-то, конечно, хреново, без электричества особенно.

– А теперь ещё и мины с неба на голову сыплются, – продолжал бурчать Валентиныч. – Как вообще жить-то дальше?

– А с чего вы взяли, что это мина? – насторожился я.

Мне и самому показалось странным, что артиллерийский снаряд мог прилететь с этой стороны. Но мои познания в огнестрельном оружии закачивались на уровне автоматического стрелкового. Стрелять из пушек и минометов ни в милицейском ВУЗе, ни в школе на НВП нас не учили.

– Я в артиллерийском полку служил, – объяснил Валентиныч, – так что знаю, что как бьет. Когда мина прилетела, я как раз в магазин выходил и хлопки минометные слышал. Это вижу я хреново, а слух у меня еще о-го-го!

Оставив Валентиныча разглагольствовать о видах артиллерийских систем, я сел в машину и отправился на работу. Когда я подъехал к АТП, сторож впустил меня на территорию и закрыл ворота. Свою машину в дневное время я теперь загонял в ремонтный бокс, где, помимо транспорта предприятия, уже разместилось полтора десятка личных автомобилей сотрудников, уехавших из города и оставивших свои машины здесь, под охраной.

На КПП, в помещении отдела технического контроля, смежного с каморкой охраны, сидело двое – сторож Петрович и механик Соловьев. Через полчаса их дежурство заканчивалось, и они ждали новую смену.

– Ну, как ночь прошла? – поинтересовался я.

– Беспокойно, – ответил Петрович. – Они в лесочке за АТП артиллерию свою поставили и лупят теперь в сторону аэропорта.

Это объясняло вчерашнее движение за территорией предприятия, где была небольшая зелёная зона, поросшая деревьями. И это была очень хреновая новость.

– А обратка? – сразу прикинув риски, спросил я.

– Идёт, – кивнул Петрович. – Два раза ночью в смотровую яму прыгали. Но по территории, тьфу-тьфу, вроде не прилетало. Утром обошли – всё целое.

– Понятно. А у меня вчера в соседний подъезд прилетело, – настал мой черед делиться новостями. – Квартира у людей выгорела полностью. Насчёт пострадавших не знаю, «скорая» стояла, но не подпускали близко. Теперь ни света, ни воды, ни газа нет. И когда сделают – непонятно.

– Это, блядь, укропы! – включился в разговор Соловьев. – У меня шурин в ополчении, так рассказывает, что они творят. Дома грабят, баб насилуют, машины отжимают. А если начинаешь сопротивляться – то валят сразу на месте. Особенно бандеровцы – те вообще звери.

– Прилетело со стороны Лутугино, – скептически покачал головой я. – В той стороне украинских войск нет. Причем из миномета, судя по всему. Значит, с территории города стреляли.

– Диверсанты! – не угоманивался Соловьев. – Шурин говорит, поймали две диверсионных группы укроповские. Они, пидоры, в город заходят, георгиевские ленты цепляют – под наших косят, и по домам хуярят.

– Укропы или не укропы… Как жить в доме, когда коммуникаций нет? – решил я поменять тему беседы, памятуя, чем завершился разговор с кумом.

С обозлёнными людьми спорить без толку, а нынче каждый сам решает, во что верить. И у каждого своя правда.

– Николаич, так вы сюда перебирайтесь, – предложил Петрович. – В приемной у шефа нормальный диван, телевизор. Если свет отключат – подрубим генератор. Вода из скважины всегда есть, душ для водителей работает. А похавать мы и тут отлично варганим.

И кивнул на стоящую в углу переносную электроплиту. Я задумался. Идея неплохая. Всё необходимое для обустройства быта здесь есть. И ездить не надо каждый день через весь город, перед комендантскими патрулями отсвечивать. Смущала только расположившаяся за территорией артиллерия. Точнее, сама она опасности не представляла, напрягал только шум производимых ею выстрелов. А вот её оппоненты по ту сторону фронта…

– Наверное, перееду, – согласился я с Петровичем. – Только не в приемную, а в подвал, от греха подальше. Если они батарею в лесопосадке за территорией разместили, то скучать нам не придется. Петрович, пойдемте кушетку из кабинета медсестры в подвал перетащим, чтоб было, на чем спать.

Мы взяли связку с дубликатами ключей от офисных кабинетов, хранившуюся на КПП, и отправились воплощать возникший план. Экспроприировав у медсестры кушетку, перетащили её в одно из подвальных помещений – бытовку, ранее используемую завхозом для хранения хозяйственного инвентаря. Комната была достаточно чистой, и именно здесь мною ранее было оборудовано некое подобие бомбоубежища – стоял десяток офисных стульев, сложенных стопкой, имелось две двадцатилитровых баклажки с водой, три аптечки, несколько огнетушителей, фонарь, лопаты, лом. Но главное – в ней было освещение.

– Ну, ничего так. Свет есть, и летом не жарко, – резюмировал я, окинув взглядом своё убежище.

С улицы донеслись звуки артиллерийских залпов. Наши новые соседи не дремали.

– Да, в подвале безопасней будет, – согласился Петрович.

– Хрен его знает, где сейчас безопасно… Но шансы на прилет снаряда точно меньше, чем наверху, – прикинул я, продолжая осмотр. – А розетка здесь есть?

– На щитке в коридоре, кажется, есть, – ответил Петрович. – Можно удлинитель кинуть.

Я вышел в проход, ведущий из подвала к лестнице на первый этаж, и открыв смонтированную на стене электрическую щитовую, к своему удовлетворению обнаружил розетку, оказавшуюся в рабочем состоянии. Петрович тем временем отправился назад на КПП, а я продолжил оснащение своего нового жилища. Притащил две тумбочки, на одной из которых разместился ноутбук, а вторая стала обеденным столом. Созвонился с раненым айтишником и с его консультативной помощью перенёс и установил раздающий офисный wi-fi роутер так, чтобы сигнал добивал до моего убежища. Нашли там своё место также кулер и небольшой холодильник.

Когда я проходил мимо прозрачной стены, отделявшей коммерческий отдел от общего холла, меня посетила ещё одна мысль. Я открыл кабинет и позаимствовал оттуда большую доску для презентаций, которую тоже оттащил в подвал. Поглядел на часы и прихваченным вместе с доской маркером сделал запись:

«15.07 09:00 – арта по аэропорту».

Раз уж по соседству у нас теперь завелись артиллеристы, то нужно попробовать понять систематику ведения огня и выявить промежутки времени, наиболее безопасные для перемещения по периметру.

В следующие десять дней я невольно наверстал упущенные знания об артиллерийских и реактивных системах ведения боя и научился различать их по производимому шуму. Вычислил время, необходимое снарядам, выпускаемым украинской артиллерией, базирующейся километрах в пятнадцати от нас, чтобы попытаться поразить свои цели. В чем она, к слову, не особо преуспела. Так что наши соседи продолжали вести регулярные обстрелы, действуя практически по расписанию – с четко обозначившимися перерывами на поесть и поспать.

Тем временем огненное кольцо вокруг города продолжало сжиматься. И для полноты картины я начал записывать все свидетельства войны, приносимые ветром с разных концов города. Место на доске закончилось, и из кабинета директора я притащил еще одну.

За тот день, когда моя относительно спокойная подземная жизнь подошла к концу, уже были сделаны следующие записи:

«25.07

02:00-02:20 – арта аэропорт.

05.00-05:20 – арта аэропорт, обратка.

06:35-06:50 – арта «Металлист», обратка.

07.25 – стрельба автоматы ВВАУШ.

Было утро. Я лежал на кровати и читал фельетоны Жванецкого – единственную книгу, которую удалось нарыть по кабинетам. Это был уже не первый мой опыт изучения его творчества. Но, к моему сожалению, постичь всю глубину философской сатиры этого мудрого человека мне пока не удавалось. Хотелось верить, что не по причине собственного скудоумия. Скорей всего, сказывалась разница в возрасте и недостаток жизненного опыта. Лет эдак через десять понимание придет. Главное, чтоб не было поздно. Да и дожить бы… учитывая происходящее.

За дверью послышалось шарканье, и в помещение ввалился один из дежуривших механиков.

– Николаич, – обратился он ко мне. – Сменщик пришел, я поехал, – и, глядя на доску, добавил. – Ну что, вычислили безопасные периоды?

– Ну… более-менее. По расписанию бьют чётко только ночью и утром. Днем нет какого-то графика – хреначат, когда моча в голову стукнет. Не стреляют только где-то с полпервого до двух.

– Обедают, – ухмыльнулся механик.

– Видимо, – согласился я. – Война войной, а обед – по расписанию.

Механик ушел, а спустя некоторое время зазвонил мобильный. От пользования рацией я решил отказаться, несмотря на то, что мобильная связь периодически исчезала, а рация даже в подвале работала вполне сносно. Если появятся незваные гости – могут неправильно понять. В лучшем случае просто отберут, в худшем – обвинят в шпионаже. И тут уже церемониться никто не будет. Одного знакомого парня проезжающие мимо боевики расстреляли прямо на улице за разговор по мобильному телефону. А когда родственники начали разбираться в произошедшем, от них просто отмахнулись, сказав, что тот был вражеским наводчиком. Хотя в момент смерти разговаривал он с женой. Жутко. И давать лишний повод для обострения шизофрении было бы глупо.

Звонили с КПП. Я поднял трубку.

– Николаич, – донесся из динамика голос Петровича, заступившего утром на смену. – Тут ребята из ополчения приехали, подойдите.

– Иду.

Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, чего от нас хотят «ребята из ополчения». Не знаю, как правильно это назвать – интуиция или может шестое чувство. Но чуйка предугадывать неприятности не раз здорово меня выручала. Настолько, что я даже научился разделять эти внутренние известия по степени опасности.

Ну вот, к примеру. Вечер. Трасса Ровеньки-Луганск. Я возвращаюсь из командировки. Банда злостных контрафактщиков, цинично поправших авторские права Киркорова с Басковым, задержана и передана в руки местных ментов. Город очищен от скверны, в багажнике пенится нефильтрованное ровеньковское, а дома в холодильнике призывно скучает заботливо припасенная для таких случаев корюшка. И кажется, будто вся окружающая природа жаждет приятно завершить со мной этот вечер с пивком и рыбкой под просмотр новой серии «Игры престолов». Но вдруг края сознания мерзко касается липкое щупальце необъяснимой тревоги. Казалось бы, чего беспокоиться? Все же хорошо – работа сделана, пиво булькает, белые ходоки ещё только начали движение. И тут раздается телефонный звонок. Звонит замначальника Ровеньковского горотдела и извиняющимся тоном блеет, что начальнику звонил местный прокурор… Что компакт-диски – это его корова, и он её доит. И что материалы в суд они теперь никак не смогут направить, иначе поссорятся с прокуратурой, и те завалят им месячные показатели всего отдела. Ничего особенного, казалось бы, и не произошло. Обычная для нашей страны ситуация: кого-то поймали, у того крыша – отпустили, и дело с концом. Просто зря потрачено время, усилия и бензин.

А теперь снова представьте: вечерняя трасса, негодяи пойманы, пиво булькает, рыба скучает. Только вместо слегка уловимой тревоги шкура на затылке становит дыбом. Ни с того ни с сего приходит явственное ощущение опасности, просто вынуждающее убрать ногу с педали газа. Едущая сзади Ауди совершает маневр обгона и скрывается из виду за изгибом дороги. А спустя минуту я наблюдаю её в кювете, дымящимся капотом обнявшую тополь. Останавливаюсь, бегу к машине, помогаю водиле выбраться. Как после выясняется, на дорогу неожиданно выскочил какой-то представитель парнокопытных и, как у них, парнокопытных, водится, замер, ослепленный светом фар. И водитель, уходя от столкновения, машинально вывернул руль и улетел в кювет. С водителем всё обошлось, подушки безопасности сделали своё дело. Парнокопытный тоже успешно побежал дальше. Но я четко понимал, что если бы не чуйка, то на его месте (водителя, конечно, а не лося) оказался бы я. И кто его знает, чем бы для меня это всё закончилось.

Сейчас же предчувствие молчало. И хотелось верить, что это означало – всё кончится хорошо. Я выбрался из своего убежища и направился на КПП. По пути обогнул воронку от снаряда, прилетевшего в периметр три дня назад и ставшего причиной отсутствия нескольких оконных стекол. Окна на скорую руку заколотили фанерой. По территории за последние дни прилетело уже трижды. И периодически снаряды рвались неподалеку – сказывалось опасное соседство. Въездные ворота были открыты, на территории АПТ стоял джип Мицубиси L200 без номерных знаков, топорно раскрашенный в какое-то подобие хаки. В кузове джипа на треноге был закреплен пулемет. Возле КПП стояли Петрович, механик Соловьев и четверо вооруженных мужчин в камуфляже. Судя по жестикуляции, настроены они были весьма агрессивно.

– День добрый. Чем обязаны? – спросил я, подойдя к непрошенным гостям.

Один из приехавших, судя по всему, старший, оценивающе оглядел меня, после чего заявил:

– Ну, показывайте, что у вас тут!

– Да ничего у нас тут, – пожал я плечами. – Здания охраняем, имущество предприятия.

Приехавшие представляли собой достаточно интересную компанию. Все они были не местные. С одним вообще всё было просто – разрез глаз выдавал в нем коренного аборигена дальневосточных земель. Ещё двое общались между собой с «оканьем», характерным для жителей Поволжья. А вот их старший был весьма колоритным персонажем. Внешности был он абсолютно славянской, разговаривал без акцента и в принципе мог бы сойти за своего, если б не одно «но» – загар. Местному жителю, чтобы приобрести такой бронзовый оттенок кожи, нужно либо не меньше месяца проваляться на пляже, либо отгорбатить весь дачный сезон на своей загородной фазенде. Но ни на заядлого туриста, ни на закоренелого дачника этот тип похож не был. Значит приперся откуда-то с югов, решил для себя я. Вероятнее всего – с Кавказа. В пользу этой версии говорила ещё его густая борода, которая, в отличие от куцых бороденок волжан, уже давно сопровождала своего носителя и органично вписывалась в образ. И если посмотреть в общем, то вкупе борода, загар, отсутствующие зубы, прищур на одну сторону лица, делали его похожим на типичного «джентльмена удачи». Ему б ещё повязку на глаз и попугая на плечо – и хоть сейчас на кастинг «Пиратов Карибского моря».

– Указ о национализации читали? – всё так же нагло продолжал пират, – Всё! Теперь всё, что было частным, принадлежит Народной Республике! Так что давай показывай, что тут есть!

– В смысле – всё, что было частным? – включил я режим идиота.

Указом о национализации имущества всех частных предприятий, находящихся на территории новоиспеченной республики, уже несколько дней пестрил весь интернет. В воздухе попахивало 1917-м годом. И вот, пожалуйста – приехали солдаты и матросы нас раскулачивать. А попросту говоря – грабить.

– В прямом! – возмутился новоиспеченный национализатор. – Мы вас от укропов защищаем?! Должны обеспечить нас всем необходимым! Транспортом в том числе.

– А кого это – нас? – уточнил я.

И, судя по всему, очередным вопросом вывел приехавших из состояния душевного равновесия. Один из волжан приблизился ко мне вплотную и, зыркнув исподлобья, прорычал:

– Допиздишься! Показывай, где машины! Или сами найдем!

– Смотрите, – с невозмутимым выражением лица я кивнул в сторону офиса. – Это ж ваше теперь.

И перехватив недобрый взгляд пирата, с издёвкой добавил:

– Верней, народное…

Пират со своей командой сразу зашагали в сторону ремонтного бокса. Я направился за ними. В боксе стояло где-то пятнадцать легковушек разных марок, микроавтобус Фольксваген, грузопассажирская Газель с логотипом АТП, грузовой тягач с поднятой кабиной и разобранным движком, и старенький МАЗ-топливозаправщик.

Увидев всё это, пират довольно ухмыльнулся.

– Ну… А говорил – нет ничего. Смотри, какой автопарк!

Ситуация развивалась в неблагоприятную сторону. Нужно было начинать какой-то диалог.

– А вы, я так понимаю, старший? – обратился я к старшему. – А то знаков различия у вас нет. Как к вам обращаться?

– Клык, – невнятно выдохнул тот.

– Клык? – переспросил я. – Может, имя какое-то скажете?

– Я сказал – Клык! – нервно повторил он.

Тот, кто придумал ему эту кличку, весьма недурно пошутил. Поскольку из тридцати двух возможных зубов у Клыка едва набралась бы пара десятков. Причем отсутствовали они чуть ли не в шахматном порядке.

– Понял. Товарищ… э… Клык. Это всё личные машины сотрудников предприятия. Люди уехали, а транспорт оставили тут, под охраной.

Тот, хитро прищурившись, посмотрел на меня и, словно не слыша моих слов, продолжил:

– Ключи от машин где?

– У хозяев машин, – ответил я. – У нас нет.

Тем временем члены команды Клыка обошли все машины, подергали дверные ручки, проверяя, все ли закрыты. Зуб подошел к микроавтобусам.

– Ладно… Бусы тоже личные?

– Фольц – да, Газель – предприятия.

Учитывая, что на Газели был логотип компании, скрывать правду было бессмысленно.

– Где ключи?

– Не знаю, водитель загнал, поставил, а ключи с собой забрал, – продолжал я как-то выкручиваться, хотя ключи лежали в тумбочке на КПП.

– Где водитель? – Клык был лаконичен.

Я мельком посмотрел на Соловьева, который незаметно для меня тоже появился в боксе и сейчас стоял разговаривал с одним из приехавших. Оставалось надеяться, что тот не сдаст.

– Сейчас всех в отпуска отправили, – импровизировал я. – Разъехались люди кто куда. Тут только сторожа остались. И я приезжаю, слежу, чтоб не бухали.

Клык в очередной раз пристально посмотрел на меня, пытаясь найти подвох в моих словах, но в это время к нам подошел один из волжан с рацией в руке:

– Клык, вызывают на базу. Надо ехать.

Клык недовольно поморщился и, махнув рукой остальным, направился к машине. Вся компания загрузилась в свой джип, включила аварийку и, сделав небольшой круг по территории, вылетела за ворота. Для перемещения по городу у машин нынче был свой дресс-код – все стекла должны были быть опущены и включен сигнал аварийной остановки. В противном случае автомобиль просто расстреливался вместе с содержимым салона. Так что соблюдали его все. Петрович с Соловьевым закрыли ворота и подошли ко мне.

– Транспорт хотят? – уточнил Петрович и без того очевидный факт.

Я кивнул.

Судя по тому, как они осматривали и пытались открыть каждый без исключения автомобиль, было ясно – то, что это личный транспорт, их вряд ли остановит.

– Да. Обзвоните тех, кто свои машины здесь оставил. Пусть срочно едут забирают. Эти … национализаторы ещё вернутся. Ключи от Газели где?

– Вон, в столе, – Соловьев кивнул в сторону КПП.

– А от бочки?

– В замке зажигания торчат.

Речь шла о МАЗе-топливозаправщике.

– Заберите и спрячьте где-то на КПП, – распорядился я. – Вы в частном доме живете?

– Нет, – покачал головой Соловьев. – В квартире.

– Плохо, – размышлял я вслух. – Нужно куда-то Газель перегнать отсюда. Ладно, подумаю.

Моя «Шкода» тоже стояла в боксе. И презентовать её республике никакого желания не было.

– Обзванивайте сотрудников, а я пока свою отгоню и вернусь.

Взяв в своем убежище ключи, я погнал автомобиль в гараж, соблюдая транспортный дресс-код и стараясь избегать основных транспортных магистралей.

Назад вернулся на маршрутке. Повезло, ждать автобус пришлось недолго. Несмотря на боевые действия, маршрутки худо-бедно ходили. Подъехавший к остановке автобус был практически пуст. Я вошел, на входе расплатился с водителем и присел на сиденье. Вместе со мной пассажиров было всего трое. Маршрутка начала движение. Проезжая мимо своего дома, я увидел уже знакомую дыру от попадания мины, зияющую в стене над соседним подъездом. И спешащего домой с двумя полными баклажками воды соседа с девятого этажа. Из коммуникаций иногда включали только воду, которая и до этого была не особо пригодна для питья, а сейчас полностью превратилась в техническую. Электричества и газа по-прежнему не было. Я держал связь с соседкой по этажу и был в курсе ситуации. Люди, оставшиеся в доме, кооперировались в группы и, раздобыв питьевую воду, готовили пищу на улице – на костре.

Автобус катил дальше по опустевшему городу, периодически объезжая воронки в дорожном асфальте. На улицах иногда попадались редкие прохожие, тащившие либо баклажки с водой, либо сумки со съестным. Других поводов, чтобы рискуя жизнью выйти на улицу, не было. То и дело встречались поваленные деревья и столбы, свисающие электрические провода, дома со следами разрушений и пожаров. Город вымирал.

Подъехав к нужной остановке, я вышел из автобуса и быстрым шагом направился к АТП. А спустя еще десять минут Петрович распахнул передо мной двери КПП. Он был один.

– А где механик? – поинтересовался я.

– Погнал машину Бондаренко, – ответил Петрович. – Он ключи тут оставлял на всякий случай. Вот и пригодились.

Бондаренко был мастером на ремзоне. Ну, так то и так. Вдвоем мы уселись на стулья в помещении ОТК.

– Я вот что думаю, – озвучил я мысль, посетившую меня во время поездки на автобусе. – Как-то слишком уверенно этот Клык про транспорт спрашивал. Видимо, сдал кто-то, что у нас тут машины стоят.

Петрович немного подумал и кивнул в знак согласия:

– Так неудивительно, людей в конторе нашей много работает. Конечно, могли и сдать. Тем более, машины же и не прятал никто, просто оставили, чтоб под присмотром.

– Дозвонились кому-то? – я имел в виду сотрудников, чьи автомобили остались здесь.

– Нет, связь опять не ловит.

– Плохо.

Из соседней рощицы, вернее из того, что от нее осталось, снова начала работать арта. Мы вздрогнули от неожиданности.

– Обед закончился, – резюмировал я, посмотрев на часы. – Пойдем в подвале пересидим?

– Вы идите, а я тут в яме посижу, – ответил Петрович. – Вдруг Соловьев приедет, нужно открыть будет.

И спустился в смотровую яму, где уже нашли свое место два стула и раскладное кресло-кровать. Я почти бегом направился в свой подвал. Прилег и хотел было почитать, но где-то очень близко один за одним рванули несколько снарядов, с потолка посыпалась штукатурка и моргнул свет. Говорят, что человек со временем привыкает ко всему. Я за эти пару недель уже тоже почти привык к постоянному ощущению опасности. Но инстинкт самосохранения, пусть и атрофировавшийся, всё равно – инстинкт. И когда рядом рвутся снаряды – страшно. До дрожи в коленях. До непроизвольного сжатия сфинктера. Скоро всё замолкло. Посмотрел на экран смартфона – сигнала связи не было. Придется идти.

К моему приходу на КПП Петрович уже выбрался из ямы.

– К нам вроде не прилетело, снаружи легли, – сказал он, предвосхищая мой вопрос.

Мы осмотрели снаружи здание офиса, заметили несколько свежих борозд на стене от попадания осколков. Окна остались целыми. Так что в этот раз отделались, можно сказать, легким испугом. Соловьев еще пока не вернулся. Я спустился к себе, сделал на доске очередную запись:

14:00-14.20 – арта аэропорт, обратка.

Достал банку консервов, хлеб, вскипятил электрочайник и заварил чай. Раз у них там обед, значит, и нам тут можно спокойно перекусить.

Ближе к вечеру зазвонил телефон. Звонил Петрович. Я поднял трубку.

– На связи.

– Николаич, тут ребята опять подъехали, подойдите.

– Иду.

Очередной визит «ребят» не сулил ничего хорошего. Но делать нечего, нужно было идти и пытаться как-то уберечь имущество от разграбления. Не спеша я вышел на улицу и увидел, как Петрович с Соловьевым открывают ворота. На территорию заехал уже знакомый Митсубиси с сидящей в нем компанией во главе с Клыком. Но это было ещё не всё. Следом за джипом вкатился бежевый ВАЗ-2101, а попросту говоря «копейка». Машина была старой и дышала на ладан, отсутствовали оба бампера, одна из дверей была черного цвета, частично разбиты фонари. Но бросалось в глаза не это, а нарисованная на капоте красная звезда и кривые надписи на капоте и дверях «Осетия».

Обе машины подъехали к рембоксу, боевики организованно выскочили наружу. Приехавшие на копейке четверо кавказцев были в гражданской одежде, но тоже вооружены. Покидав автоматы в салон автомобиля, они самостоятельно открыли ворота, вошли в середину, переговариваясь между собой на своем языке и кивая в сторону находящихся в боксе машин. Я подошел к Клыку. Тот был возбужден, жестикулировал, давая понять кавказцам, какие машины его более всего интересуют.

– А что происходит?

Клык повернулся ко мне.

– Машины будем забирать, – с нескрываемой неприязнью произнес он. – Воевать нам надо на чем-то, понимаешь!

Лицо у Клыка было в испарине, зрачки расширены, и вкупе с активной жестикуляцией всё это свидетельствовало, что тот явно был под какой-то наркотой.

В это время двое кавказцев профессионально вскрыли двери конторской Газели и старенького Опеля одного из слесарей и начали копаться в замках зажигания. Третий вскарабкался на микроавтобус Фольксваген и, распахнув приоткрытый люк, влез через него в салон и отрылводительскую дверь изнутри. В этот момент завизжала сигнализация. Не теряя времени, сидящий внутри осетин разблокировал запорное устройство капота, а оставшийся четвертый открыл капот полностью и снял клеммы с аккумулятора. Сигнализация умолкла.

Все их действия и движения были настолько отлажены, что у меня на несколько секунд отвисла челюсть. За каких-то пару минут были вскрыты три автомобиля. Осетин, сидящий в салоне Фольксвагена, начал возиться с замком зажигания, а тот, что открывал капот, подошел к нему и, тыкая пальцем, начал что-то советовать.

– Так это же машины личные, а не предприятия, – придя в себя, обратился я к Клыку. – Вы зачем беспределите?

Но тот, пропустив мимо ушей мой вопрос, выдал следующее:

– Игорек… Ты смотри, можешь до завтра не дожить… Не надо меня наебывать… Пошли.

И махнув рукой одному из своих, чтобы тот следовал за нами, Клык направился прямиком к небольшому гаражу, стоящему в стороне. Пока мы шли, я обратил внимание, что в ремонтном боксе появился наш Соловьев, подошел к одному из волжан, и они начали о чем-то совещаться.

Подойдя к гаражу, Клык обратимся ко мне:

– Открывай.

– Я же говорил, нет ключей.

– А они нам и не нужны, – ухмыльнулся Клык.

Наклонившись, он просунул пальцы в небольшую щель между створками ворот внизу, пошарил несколько секунд и, приподняв запорную щеколду изнутри, открыл ворота. В этом гараже стояли директорские гелендваген и хаммер, лежали комплекты зимней резины.

– Смотрите, что у нас тут! – ехидно пропел Клык и с помощником принялся осматривать машины.

– Где ключи? – задал он свой стандартный вопрос, убедившись, что все двери закрыты.

Ситуация приобретала совсем уж дерьмовый оборот. Исходя из увиденного, не оставалось сомнений, что про весь находящийся на предприятии транспорт, в том числе и директорский, боевики знали заранее. И сдал нас кто-то из своих. О том, что гараж с машинами шефа можно открыть таким способом, не знал даже я. И теперь они хрен отстанут, пока их не заполучат.

– У меня нет, – продолжил я отмораживаться.

И выглядело это пока убедительно, поскольку было частично правдой. Но такая ситуация Клыка не устраивала.

– У кого есть? – внимательно наблюдая за мной, продолжал он допрос.

Учитывая, что Клык уже был в курсе, чьи это машины, врать дальше, что я ничего не знаю, означало сразу получить в лучшем случае по роже. И по Клыку, и по его помощнику было понятно, что им уже не терпится приступить к более эффективному способу получения информации.

– У директора, – спокойно ответил я, чем заметно их разочаровал.

– Где директор?

– В Ростов уехал.

Это была заранее оговоренная версия для всех интересующихся. И она, видимо, совпала с уже имеющейся у него дезинформацией.

– Ладно, разберёмся, – подытожил Клык, развернулся и зашагал назад к ремонтному боксу.

Пока мы шли, за территорией начала своё неритмичное вечернее баханье артиллерия. Никто из приехавших никак на это не прореагировал. Из бокса осетины своим ходом выгнали Опель и Газель, и ключи для этого им вообще не понадобились. Клык подошел к одному из кавказцев, показал рукой на гараж и негромко стал с ним что-то обсуждать. Но меня в этот момент волновали уже даже не машины. И не Клык с осетинами. Со стороны аэропорта начала работать в ответ украинская арта. Я быстро метнулся в наиболее безопасный с моей точки зрения угол бокса и присел за одной из машин. Хотя понимал, что при близком попадании это никоим образом не спасет. Но инстинкт есть инстинкт. Через неоднократно выверенный промежуток времени невдалеке прогремели взрывы.

Боевики абсолютно спокойно продолжали заниматься своим делом. Разобрали и разблокировали рулевую колонку на Фольцвагене. Нашли в одной из машин буксировочный трос и прицепили им Фольксваген к Газели. Клык подал знак оставшемуся в маленьком гараже помощнику закрывать ворота и идти к ним. После чего все расселись по машинам. Клык со своей командой – в джип. Осетины – один в Опель, второй – в Газель, третий – за руль буксируемого Фольксвагена, который завести пока так и не смогли. Четвертый – в «копейку». И, сформировав некое подобие колонны, выехали с территории АТП.

Я дождался перерыва в стрельбе, быстро перебежал открытое пространство до офиса и нырнул в подвал. Достал из тумбочки початую бутылку коньяка, с горла отхлебнул несколько глотков и опустился на стул.

После окончания обстрела нужно было идти наверх. И что-то кардинально решать, поскольку ситуация уже вышла из-под контроля. А если так и дальше пойдет, то за пару дней Клык со своей бандой обнесут рембокс подчистую. Я отправился на КПП. Петрович и Соловьев, завидя меня, выбрались из смотровой ямы.

– Надо ворота в рембокс закрыть, – обратился я в Соловьеву.

Тот кивнул и послушно пошел выполнять команду. Ожил телефон, сигнализируя начавшими приходить сообщениями. Появилась связь.

– Это он сдал. Сто процентов, – кивнул Петрович вслед уходящему механику. – Все мозги мне проел про ополчение. Как они нас защищают и что надо помогать.

– Почему он тогда им ключи от Газели просто не отдал?

– Ну он же не дебил – так открыто светиться. Его ж тогда выгонят. А так – и тут зарплату получает, и к новой власти подмазался.

– Да, он… Я тоже так думаю, – размышлял я, вспоминая постоянно трущегося возле Клыка Соловьева, а также его долгое отсутствие после их первого визита. – Кто ещё мог знать, что маленький бокс так можно открыть? Даже я не знал. Связь появилась, набирайте кому сможете – пусть забирают машины, пока не поздно.

Соловьев тем временем закрыл рембокс и направился обратно, одновременно ковыряясь в телефоне.

– Виду пока не подавайте, – инструктировал я Петровича. – Пусть сменится завтра утром, а дальше решим, что с ним делать. Скоро комендантский час, уже всё равно никуда дёргаться не будем.

Петрович кивнул, достал телефон и начал обзванивать сотрудников, чей транспорт ещё оставался здесь. Я отошел в сторону, нашел в контактах номер шефа, набрал.

– Да, Игорь! Как вы там?

– Не особо. Бомбят постоянно, в подвале отсиживаюсь. Но это не самое хреновое. Добрались-таки до нас эти, мать их, ополченцы. Нашли машины в боксах, в том числе и ваши. Забрали только что нашу Газель, Опель Григорьева и бусик Димы-логиста. Газель и Опель без ключей завели, Фольц на тросе утянули. А сдал нас механик Соловьев. Он – сочувствующий этому движению.

– Вот сука! – директор не сдерживал эмоций. – Гони его в шею с предприятия, а когда всё успокоится, найдем способы спросить с него.

– Не-не-не! Пока не надо резких движений, – запротестовал я. – Он же с ними тут дружит теперь. Если сейчас сразу выгоним, неизвестно, чем это тогда закончится. Они и так на меня обиделись, что ключи от машин не отдал. А если этого урода еще выгнать… Давайте так, он сменится завтра, поедет домой, а ближе к вечеру пусть его завгар наберет и в отпуск отправит. Скажет, мол, денег нет сейчас зарплату платить, поэтому на работу ходить не надо. А когда уляжется всё, тогда уже разберёмся с ним.

– Хорошо, давай так, – согласился шеф.

– Надо с вашими машинами что-то решать. Они их увидели, теперь не отстанут. Без ключей, конечно, не заведут, но могут на эвакуаторе увезти. Или еще что-то придумают.

С той стороны трубки шеф явно был озадачен.

– Надо решать…Ключи от гелика у тебя?

– Да.

– Я подумаю, куда перегнать его. Так, чтобы не домой. От хаммера ключи дома лежат. Тоже что-то придумаю.

– Понял. Только если я гелик спрячу, то мне сюда возвращаться уже нельзя будет. Им то я сказал, что ключей у меня нет. И то, это только завтра. Сегодня этот урод тут до утра сидеть будет, и комендантский час уже скоро начинается.

– Ладно, до завтра решу, куда перегнать, а дальше – по ситуации.

– Понял, на связи.

Пока шел разговор, на КПП вернулся Соловьев.

– Пошел в свою нору, – обратился я к ним с Петровичем. – Берегитесь, не высовывайтесь. Сегодня, надеюсь, гостей уже не будет.

Те молча кивнули, и я уже в который раз за этот день потопал в свою берлогу. Достал оставшийся коньяк, налил в стакан, выпил. Лег на кушетку. Эмоциональная напряженность понемногу спадала. Достал телефон, прочитал смски от жены, написал ответ, отложил в сторону и, глядя в потолок, начал планировать завтрашний день. Утром, после того как Петрович и Соловьев сменятся, нужно будет связаться с шефом, выяснить, куда перегонять машины, и быстро всё это провернуть. Возвращаться сюда уже будет нельзя. Клык не простит мне уведенные из-под носа гелик и хаммер. Домой ехать тоже нельзя – им не составит труда выяснить, где я живу. Значит, придётся залечь где-то, где меня не смогут найти. Друзья и коллеги по ментовке отпадали – они и сами сейчас в опале. Кум Саня к этому времени уже уехал к семье. На ум приходил только один вариант – Макс. Пару дней назад они с женой еще были в городе, и оставалось надеяться, что пока ещё не выехали. Макс жил в небольшом и, стараниями его супруги Алёны, уютном доме недалеко от АТП.

Стоит отметить, что хоть Луганск и носит гордый статус областного центра, немалую его часть занимает частный сектор, островки которого периодически встречаются даже в центре. Не говоря уж о периферии, которая буквально опоясывает город сельским обручем. А один из районов – Каменнобродский так вообще полностью из него состоит. В нем я родился и вырос, так что могу в принципе считать себя сельским жителем, поскольку наш Камброд по сути – большая деревня. Правда, с небольшой спецификой. Луганск взял свое начало именно отсюда, когда Екатерина II в конце 18 века решила построить здесь пушечный завод. Основной строительной силой, как полагается, стали заключенные. Годы идут, а более дешевой рабочей силы, чем зэки, так и не придумали. В прошлом веке в этой гонке их было потеснили китайцы, но быстро одумались. Ну а тогда про китайцев и слыхом не слыхивали, так что на одном берегу реки Лугань возникла колония-поселение, а на другом – завод. А поскольку мосты тогда, как и китайцы, тоже были явлением нечастым в наших краях, то до работы строители добирались через реку вброд по насыпанным в неглубоком месте камням. Отсюда и пошло название района. И, повинуясь сложившейся традиции, именно в Камброде впоследствии оседала львиная доля отпущенных на волю сидельцев. Может, свежий воздух им климатил, может, глубоко укоренившееся зоновское сообщество – остается только догадываться. Но факт остается фактом – моими соседями на улице были бывшие зэки. Преимущественно политические, вышедшие по амнистиям в 70-80-е годы, после смягчения коммунистического режима. Все они были люди семейные. Один разводил голубей. Второй тренировал овчарок для клуба служебного собаководства, в чем я ему активно помогал. Третий работал водителем на автобусе, ездящем по маршруту из нашего района до центра. И когда у нас ломался телевизор, мама с бабушкой бегали к ним смотреть «Рабыню Изауру». А их дочку одно время пророчили мне в невесты. Из всего этого соседства я вынес для себя любовь к голубиному супу, немецким овчаркам и возможность на шару кататься в центр. А главное – понимание того, что зона не всегда делает людей хуже. И что человек, смотревший на мир из-за решетки, порою человечней и добрей, чем тот, кто подобного опыта был лишен. Хотя бы потому, что знает, каково это. С соседской дочкой у нас, правда, не сложилось. Видимо, по причине того, что нам было по 8-9 лет, и демонстрация друг другу разницы между тем, как мальчики и девочки справляют нужду, не способствовала укреплению отношений. Сложилось с дочкой других соседей и в более зрелом возрасте. Но это совершенно другая история.

Мои размышления были прерваны донесшимися до слуха негромкими голосами. Кто-то ходил по зданию, и это были не сторожа. Значит, снова пожаловали гости. Жаль, а то я уже было расслабился. Мозг принялся анализировать ситуацию. Если ищут меня, а скорее всего так и есть, то прятаться нет смысла. Это наш сексот наверняка сдал, что я здесь. Так что будут искать, пока не найдут. И тогда мне уже несдобровать. Придется выходить. Я взял фонарик и не спеша потопал на первый этаж, где сходу наткнулся на двух осетин из числа приезжавших ранее. Далее последовала короткая мизансцена: я вопросительно смотрел на них, они, не особо удивившись – на меня.

– Сказали, ты уехал, – прервал молчание один из них.

– Я сказал так говорить.

Осетины, уже зная, что я обосновался в подвале, молча обошли меня и направились вниз по лестнице. Я побрел за ними. Зашли в помещение, бегло осмотрелись. Один кивнул на доску с хронологией обстрелов:

– Зачем пишешь это?

– Чтобы понять, когда безопасно на улицу выходить, – спокойно ответил я.

А сам прикинул, что такую стенографию могут легко принять за разведывательную деятельность. Хреново. Я как-то не рассчитывал тут на подобных гостей. Но что сделано – то сделано. Нужно сохранять самообладание.

– Может, ты укроповский диверсант? – хитро улыбаясь, спросил всё тот же осетин.

– А тут тайна военная написана? – спокойно парировал я.

Мой ответ вопросом на вопрос его, видимо, удовлетворил. Но, как оказалось, у него были на меня другие планы. Осетин глянул еще раз на доску и продолжил:

– У тебя здесь машины в гараже стоят хорошие… Мерседес, Хаммер.

– Стоят, – скрывать очевидное не было смысла.

– А ключи где? – продолжал допрос осетин.

– Если бы были ключи, то стояли бы они тут? – копируя его ухмылку и тон голоса, ответил я опять вопросом на вопрос.

Психология – интересная штука. Где-то я прочитал, что если копировать собеседника, только не явно, а так, чтоб он этого не понял, то можно расположить его к себе.

Осетин помолчал, видимо, прикидывая, что делать дальше. Мои аргументы либо счел убедительными, либо сделал вид, что счел. После недолгой паузы он сделал максимально дружелюбное выражение лица и продолжил:

– Клык их хочет. Заберёт. Можем спрятать. Договоримся.

Говорил он с ярко выраженным кавказским акцентом, и было понятно, что ввиду скудного владения русским лексиконом ему приходится говорить короткими фразами и подбирать слова.

– Так вы же из одной… команды, – наигранно удивился я.

– Мы сами по себе, – покачал головой осетин. – Клык – беспредельщик, наркоман. Мы с серьезными людьми вопрос решим, – жестом головы кивнул он вверх, поднимая брови. – Только ключи нужны. Перегнать их отсюда нужно.

– Ключи у директора, он в Ростов уехал, – продолжал я гнуть свою линию. – Завтра буду связываться с ним – задам вопрос.

– Смотри, чем быстрее решите – тем лучше, – продолжал строить из себя паиньку осетин. – Клык ждать не будет. Завтра приедет, заберет.

– Без ключей как он их заберет? – снова разыграл удивление я.

– Заберет, – прошил он меня уже недобрым взглядом. – Завтра утром приедем. Решай вопрос.

Оба как по команде развернулись и вышли из помещения, оставив меня одного.

– Ми паможэм спрятать… – выждав, пока шаги стихнут, усмехнулся я, копируя их акцент. И спародировал известного киногероя, сыгранного Сухоруковым: – Сенк ю вери мач! Уроды…

Мозаика сложилась. Они вообще за идиотов нас тут держат? На такие разводняки я перестал вестись ещё класса с третьего, когда ответил согласием на вопрос «Хочешь конфету?», и приколисты-однокашники подсунули мне завернутую в фантик какашку. И сейчас тут почти то же самое. И вариантов всего два.

Первый (менее вероятный) – они считают меня полным придурком и рассчитывают, что я поведусь на эту лажу с предложенной помощью по перепрятыванию машин, отдам ключи, и дальше они будут гонять по своим горам на крутых тачках.

Второй (более вероятный) – понимая, что завести эти машины без прошитых под них чипов у них никак не получится, они вместе с Клыком придумали нехитрую тактику – эти приезжают, пугают меня, что завтра машины по-любому будут отжаты. Я, естественно, чтобы этого избежать, достаю из тайника ключи (если они у меня) или звоню кому-то, у кого они есть. Этот кто-то приезжает, и мы под покровом темноты пытаемся сами их спрятать. А хитрые горцы прячутся за углом и терпеливо ждут, пока мы не преподнесем им машины с ключами на блюдечке с голубой каёмочкой. При этом стукачек ихний сидит здесь и все мои телодвижения сливает. Ну что ж, надо доигрывать до конца. Пусть ждут.

Минут через пять я отправился на КПП. На улице темнело.

– Петрович, чё ж вы не предупредили, что эти приперлись?! – справился я у сторожа.

– Ага, как же, – ответил Петрович. – Двое зашли, а двое с нами остались, сказали – сидеть, не дергаться и никуда не звонить. Спросили, где вы. Я сказал – уехал домой.

– Понятно, – с безучастным видом ответил я и взял паузу.

– А что хотели? – не выдержал Соловьев.

– Всё то же, – пожал я плечами. – Машины из директорского бокса.

– А ключей от них у вас нет? – окончательно сдал себя сексот.

– Нет, – мотнул головой я.

– Жаль… – с озабоченным видом протянул Соловьев, но сразу спохватился. – А то можно было бы перегнать куда-то.

Мы с Петровичем переглянулись.

– Ну кто ж тогда думал, что так развернется, – задумчиво протянул я. – Ладно, пойду. Спокойной ночи.

И направился в свой подвал. Если мой расчет окажется верен, то Соловьев сейчас должен тихонько отзвониться своим друзьям и до завтра нас беспокоить уже не будут. Первый вариант они со счетов тоже пока вряд ли списывают. А утро вечера, как известно, мудренее.

Утром, наскоро позавтракав и дождавшись, когда поменяется смена, я отправился на КПП. Мобильная связь отсутствовала еще с ночи, и связаться с шефом пока не получалось. Зайдя в помещение ОТК, я поздоровался с новой сменой. Про вчерашние события они уже наверняка были наслышаны, но я решил и сам ввести их в курс дела.

– Вы уже знаете, что у нас вчера были гости. Забрали Газель, Фольц и Опель. Вероятнее всего, приедут опять. Мы обзвонили сотрудников, кого смогли, так что будут приезжать забирать свои машины отсюда. Пока их республика не отжала. Обстрелы все так же: эти по аэропорту, те – обратно сюда. У вас какие новости?

– Поезда перестали ходить, – грустно выдохнул заступивший механик.

– Хреново, – согласился я. – Обложили окончательно.

– Коли вже це блядство скінчиться?! – в сердцах матернулся дедуля-сторож новой смены.

И словно насмехаясь над его словами, на пустыре перед въездом на КПП остановился обычно проезжающий мимо ГРАД. Экипаж боевой машины выскочил и начал суетиться вокруг нее. По характеру производимых ими действий стало понятно, что будет происходить дальше. Спустя несколько минут ГРАД открыл огонь в сторону аэропорта. Чтобы не оглохнуть от производимого грохота, нам троим пришлось зажать уши. Выпустив весь боекомплект, экипаж оперативно запрыгнул назад, и машина, сорвавшись с места, скрылась из виду. Из это следовало только одно – снова прятаться от обратки. Если на обычный артобстрел с той стороны фронта, бывало, что и не реагировали, то на ГРАД реагировали всегда. И бурно. Стремительность действий экипажа ГРАДа означала только одно – желание быстрее покинуть зону ведения огня. У нас такой возможности, увы, не было.

– Полізли в яму… – печально вздохнул сторож.

– А я в свою нору, – согласился я и быстро отправился восвояси.

Зашел в комнату и на доске сделал надпись: «9:15 ГРАД аэропорт».

Потом, вспомнив вчерашних незваных гостей, стер все записи с обеих досок, разобрал их и сложил в углу. Донеслись звуки взрывов. Далеко. С одной стороны, конечно, хорошо, что далеко. Но с другой – с такой точностью стрельбы много они навоюют…

Время бежало неумолимо, а мобильная связь по-прежнему отсутствовала. Вот-вот снова припрутся повадившиеся гости. Или Клык, или осетины. Или все вместе. Но если мобильной связи нет, то ее нет у всех, в том числе и у них. И если они хоть немного думают головой, то должны это понимать. Как и то, что связаться с руководством и «порешать» вопрос у меня просто нет возможности. Так что здесь даже врать не придется.

И вот время пришло. С озабоченным лицом в подвал забежал запыхавшийся сторож:

– Миколайович, приїхали знову, мабудь, тіж самі. Петро ворота відчиняє, а я за вами…

Уже в который раз за последние два дня я поплелся на КПП. Выйдя во двор увидел, как на территорию въехал уже опостылевший Митсубиси, несущий в себе команду Клыка, и покатил прямиком к рембоксу. Я направился туда же. Пока дошел, боевики сами отрыли ворота и зашли внутрь.

– И снова здравствуйте, – с безразличным видом обратился я к Клыку.

Но тот резко прервал меня на полуслове.

– Цистерну забираем! Топливо возить. Где ключи?

– Не могу сказать сразу, надо искать, – продолжая я делать безучастное лицо. – Она уже полгода не выезжала, аккумулятор наверняка сел, может не завестись.

И это было чистой правдой. Но если они уже решили ее отжать, то севший аккумулятор их не остановит. МАЗ был очень старый, постоянно ломался, и я надеялся, что за это время какой-то из агрегатов просто вышел из строя, и это помешает им воплотить свой план.

– Ну, пошли искать!

Клык, его дальневосточный соплеменник и я направились на КПП. Мы дошли до въезда, где стояли механик со сторожем. Пока шли, я прикидывал дальнейшие действия. О том, что ключи лежат на КПП, Клык уже знает от Соловьева. И не отдать их не получится. А вот попытаться помешать ввести МАЗ в строй можно. Он может и сам в этот строй не ввестись – без нашей помощи, как это часто бывало.

Но судьба преподнесла очередной сюрприз. В открытые ворота влетела «девяносто девятая» Соловьева. И шкура у меня на затылке стала дыбом. Предчувствие во все горны трубило о приближающемся… без матов не выразить. Включилась логика. Как можно объяснить его неожиданный приезд? Видимо в том районе, где жил Соловьев, мобильная связь таки была. Похоже, что-то пошло совершенно не по плану.

Ответы не заставили себя долго ждать. Увидев нас, Соловьев затормозил, выскочил из машины, подошел и возмущенно обратился сразу к Клыку:

– Слышь, Клык, мне полчаса назад наш замдиректора звонил. Говорит, уволен я… Как он сказал… За помощь сепаратистам! За то, что вам рассказал, что тут транспорт стоит!

У меня внутри всё сжалось. Более патовую ситуацию сложно было себе представить. Звонил замдиректора, а не завгар, как мы договаривались с шефом. И выдал всё напрямую. Сука! Сука! Сука! Что же делать-то теперь? В голове лихорадочно замелькали варианты возможных действий.

Лицо Клыка побагровело и исказилось в злобной гримасе. Выхватив из нагрудной кобуры пистолет, он шагнул ко мне.

– Так ты укроп!!! – угрожающе процедил он, узрев во мне идеологического врага.

Будь это сценарий для боевика, наш герой в ответ на это выпад цинично прищурил бы брови, искоса взглянув на противника, после чего за пару мгновений раскидал бы всех, лишив возможности продолжать свое гнусное дело. При этом кому-то одному, а то и парочке, обязательно отстрелил бы тестикулы из отобранного у них же оружия. После чего презрительно сплюнул бы и выдал многозначительную фразу вроде «Опоздавшему поросенку – сиська возле письки». Но происходило всё, увы, взаправду. И назвали меня родители не Арнольдом и не Брюсом. Больше скажу, первую неделю жизни я посасывал пятку, откликаясь на имя Кеша. Так хотела назвать меня бабушка. Видимо, в честь Смоктуновского, поскольку Иннокентии в нашем генеалогическом древе замечены не были. Или праматерь от нас всех это успешно скрывала. Благо, родители всё же решили иначе и, судя по всему, не ошиблись, учитывая, что я не остался лежать с простреленной башкой на горячем асфальте АТП, а сбиваю мочки пальцев о клавиатуру, повествуя сию историю.

Итак, возвращаемся к событиям. Клык подступил вплотную, угрожающе уткнув дуло пистолета мне в живот. На удивление, моя соображалка продолжала работать в штатном режиме. Краем мозга я отметил тот факт, что зрачки Клыка были нормального размера, речь и жесты адекватны, что означало временное отсутствие в его организме наркотических веществ. Из этого следовало, что все его действия осознанны и обдуманны. А сознательно пристрелить безоружного человека в присутствии посторонних гражданских, аргументируя это догадкой о моей неправильной политической ориентации, видимо означало бы для него ненужные разборки с начальством. Так или иначе, но я решил не геройствовать, хотя понимал, что с одним Клыком наверняка справился бы, учитывая, что с предохранителя пистолет он так и не снял. Но рядом были еще трое его товарищей, и завершить начатое шансов у меня не было, поскольку я все же не Брюс. Поэтому я сделал недоуменное лицо и промямлил:

– Клык, я не в курсе вообще… Это какая-то ошибка… Я разберусь, никого не уволят…

И с идиотским выражением на физиономии продолжал смотреть Клыку в глаза, понимая, что если сейчас отведу взгляд, то мои слова автоматически будут восприняты как вранье. Клык еще какое-то время пялился на меня, потом посмотрел по сторонам, оценив обстановку. И решив, что пристрелить меня здесь и сейчас будет стратегически неверно, а оставить это просто так – значит уронить свой авторитет в глазах окружающих, свободной рукой нанес мне резкий удар в район солнечного сплетения. Я согнулся пополам, безуспешно пытаясь вдохнуть, а рукоять пистолета опустилась мне на затылок, сбивая с ног. Потом была еще пара ударов ногой, пришедшихся в заднюю область таза, которые я уже особо не ощутил, поскольку голова разваливалась от резкой боли, рот жадно ловил воздух, и происходящее воспринималось уже с трудом.

Вспомнив о цели визита, Клык повернулся к Соловьеву:

– Где ключи от цистерны?

– Здесь, сейчас дам! – с готовностью проверещал тот, метнулся на КПП и вынес ключи и со словами:

– Там вторая скорость плохо включается! Давайте помогу завести!

И побежал следом за Клыком к боксу.

– Вот мразь! – бросил ему вслед механик, вместе со сторожем помогая мне подняться и усаживая в помещении проходной.

Башка болела и кровоточила. Сторож извлек из аптечки вату и медицинский спирт, которыми обработал рану с напутствием:

– До весілля заживе.

Хотелось что-то проёрничать в ответ, но мысли с трудом собирались в кучку.

Я рефлекторно потрогал затылок:

– Сильно приложил, сука…

– Хорошо, что стрелять не стал! – нашел неоспоримый позитив в этой ситуации механик.

– Нічого страшного, гуля собі вилізе, та й усе, – оптимистично заключил сторож, промакивая ватой затылок.

Минут за двадцать я более-менее пришел в себя. А тем временем гости новоиспеченной республики не без помощи Соловьева таки завели МАЗ и укатили вместе с ним с территории АТП.

Сторож закрыл за ними ворота. А я прикинул, есть ли шанс, что наш замдиректора выкатил мне такую подляну неумышленно. И сходился на мысли, что вряд ли. Нужно будет еще версию шефа выслушать. Ладно, аукнутся мышке кошкины слезки, дайте только выбраться.

Минут через пять лежащий на столе мобильный телефон ожил звуками приходящих смс. Заработала связь. Всем, в том числе и мне посыпались сообщения. Я извлек мобилку из кармана и не успел толком ничего прочитать, как пошел входящий вызов. Шеф.

– Да, – выдохнул я.

– Ну наконец-то смог дозвониться! Что там у вас? – озадаченно спросил шеф.

– Клык забрал бочку. Но не это главное. С какого перепуга наш дорогой Юрий Викторович позвонил Соловьеву и сказал тому, что он уволен «за помощь сепаратистам»?!!! Я тут пиздюлей знатных от Клыка отхватил! Не вальнули за малым! Сижу, откисаю. Мы же договаривались!

Шеф был явно огорошен.

– Игорь… Не знаю… Я ему ситуацию как есть рассказал. И сказал, чтоб он позвонил завгару и поставил тому задачу Соловьева в отпуск отправить. Как мы вчера решили. А он Соловьеву, получактся, сам набрал… Я разберусь!

В этот момент откуда-то неподалеку один за одним донеслись четыре минометных хлопка. Я запнулся на полуслове, и мы переглянулись с присутствующими.

– Мне что теперь… – начал я фразу, но закончить уже не успел.

На территории, рядом с КПП рванула мина. Мы, не сговариваясь, бросились в смотровую яму. Следующие боеприпасы, посланные в нашу сторону, тоже не заставили себя долго ждать. Прозвучало еще три взрыва. Один снаряд выбил часть стены офисного здания, второй лег ближе к рембоксу, осыпав его дождем осколков, третий – снаружи, за забором, не причинив особого вреда.

– Клык… Сука… – прохрипел я, двигая челюстью из стороны в сторону и пытаясь привести в норму оглохшие уши.

– Блядь, ногу зацепило… – простонал рядом механик.

Из-за заложенных от взрыва ушей я его слов не разобрал, но по выражению лица понял – что-то не так, а затем увидел на ноге выше колена расплывающееся темно-красное пятно. Помог подняться и усадил на стул. Сторож, волей обстоятельств выполнявший сегодня обязанности медбрата, снова притащил аптечку, достал жгут, бинт, какой-то флакон, видимо, с перекисью и начал обрабатывать рану.

– Осколок не застрял? – подождав, пока он оценит характер повреждений, прокричал я.

Тот, не отвлекаясь от процесса, отрицательно качнул головой и что-то произнес, чего я тоже не разобрал.

Обоняние уловило запах гари. Выглянув из смотровой ямы, я увидел, что дым идет из вываленной миной стены.

– Офис дымит, – изрек я и понял, что, кроме меня, никто этого не слышал. Сторож тоже оглох и был занят ногой механика.

Схватив лежащий рядом огнетушитель, благо запаслись мы ими впрок, я побежал тушить начавшие тлеть обои. Убедившись, что опасности возгорания больше нет, вернулся назад. И как раз вовремя – помог вытащить механика из ямы на поверхность. Слух понемногу возвращался.

– Йому до лікарні треба… – констатировал факт сторож.

Механик, недолго думая, достал телефон.

– Алло, Петя, ты дома? – обратился он к невидимому собеседнику. – Слушай, меня малость зацепило… Ногу. Приедь срочно, в больницу свози. Не, не сильно. Давай, жду… Да, на работе, – и, отбив звонок, пояснил. – Сейчас зять приедет, отвезет.

До вернувшегося слуха донеслась трель звонка моего телефона, который я во время первого взрыва обронил, прыгая в яму. Там он и лежал с треснувшим экраном. Звонил шеф. Точно, мы же с ним не договорили…

– Что там у вас случилось? Почему не берешь?

– Нам тут привет от Клыка прилетел… Четыре мины. Фёдорова осколком по ноге задело, в больницу сейчас будем отправлять. А мне валить отсюда надо, следующий их приезд … и мне пиздец.

– Да, надо… – шеф, видимо, прикидывал, что делать дальше, а я решил, что пора уже брать ситуацию в свои руки.

– Давайте, я гелик заберу и у друга своего пока пересижу. Домой мне все-равно уже нельзя, там легко найдут.

– Друг надежный?

– Да.

– Давай. А я пока решу, как тебя оттуда вытащить. На предприятие больше не возвращайся.

– Я пока этот телефон вырублю, с левого номера позже наберу.

Не прощаясь, отбил вызов. Не до сантиментов.

– Всё, я погнал, – обратился я к сторожу. – А то Клык в следующий раз меня точно пришьет. Откройте ворота.

Побежал в подвал, схватил спрятанные ключи и техпаспорта от гелендвагена и своей шкоды, из тумбочки достал паспорт и водительское удостоверение, и со всем этим рванул к гаражу. Показанным Клыком способом быстро открыл ворота, запрыгнул в гелик и нажал на газ. Тратить драгоценное время на гаражные ворота не стал – сторож сам закроет, а у меня сейчас цейтнот. Подъехав к КПП увидел, как сторож помогает механику погрузиться в легковушку. Я выскочил из машины и начал открывать главные ворота. Помог подошедший сторож.

– Ворота в бокс закройте. Клык приедет, спросит, где я, скажете – собрался и уехал к родне в… Ставрополь. Я телефон отключу пока, буду сюда с других номеров прозванивать. Помешать им забрать то, что им захочется, мы всё равно уже не сможем. Так что просто наблюдайте и записывайте, кто и когда приезжал, что забирал. Передавайте по смене. Когда увидят, что гелик исчез – валите все на меня.

– Все зрозумів, – кивнул головой сторож.

– Берегите себя, – я пожал ему руку и, запрыгнул в машину, набрал Макса.

– Алло, Максян, здоров! Ты дома?.. Если я подскочу минут через десять – приютишь на день-два?.. Супер! А можешь, пока я еду, ворота для машины открыть… Да потом объясню… Ага, давай.

Включив аварийку и открыв все окна, я нажал на газ.

Когда я подъехал к дому, вороты были уже открыты, а сам хозяин, удивленный столь неожиданным визитом, встречал на въезде. Сразу загнав джип во двор, я подошел к Максу, закрывавшему ворота. Обнялись.

– Ты себе нового коня приобрел? – полюбопытствовал Макс.

– Ага, если бы… Директорский. Попросил спрятать, а то там желающие на этом коне скакать уже в очередь выстроились.

– Неудивительно, конь хороший. Давай может в гараж его?

– Давай, если есть место.

– Своего сейчас подвину, должен влезть.

Макс открыл ворота гаража и подогнал свой мицубиси аутлендер вплотную к дальней стене. Я, в свою очередь, закатил в гараж гелик. Впритык, но ворота закрылись.

– Пошли, ты как раз к столу. Только шашлык снял… – похлопал меня по плечу Макс.

По вымощенной плиткой дорожке между цветочных клумб мы отправились к беседке, где суетилась жена Макса Алёна, добавляя еще один набор столовых приборов. Во дворе витал аромат шашлыка, смешанный с запахом тлеющих углей. А на столе в беседке, заботливо накрытый марлей, томился в ожидании сам источник аромата. Компанию ему составляли зеленый лучок, нарезанные огурцы, помидоры, салат из редиски с яйцом и майонезом, сало. Рядом дымился свежесваренный картофель.

– Привет, Алёнка! – поприветствовал я хозяйку, чмокнув её в щеку.

– Привет, Гарик! – улыбнулась та в ответ. – Ты как чувствовал, когда приезжать надо!

– А то! Ехал на запах!

Мы расселись, и Макс извлек откуда-то бутылку холодной водки. Я поймал себя на мысли, что после сегодняшних событий выпить мне сейчас совсем не помешает. Макс разлил нам в две рюмки, а я наполнил вином бокал для Алёны. До слуха снова донеслись ставшие уже привычными звуки стрельбы.

– А вы отчаянные ребята! – начал я. – Кругом война, а вы шашлыки жарить да лопать на улице.

– Знаешь, Гарик… – начал Макс, поднимая рюмку. – Как говорят, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Не хочу, как крыса, по подвалам прятаться. Давай, чтоб быстрее эта жопа закончилась!

Чокнулись, выпили. Где-то снова бахнуло, и Алёнка боязливо вздрогнула, прижавшись к Максу.

– Жену бы поберег… Ладно мы – балбесы бесстрашные, она-то наверняка боится.

– Боюсь, конечно, – кивнула Алёна. – Он мне в подвале всё оборудовал. Только непонятно, что страшнее – тут, но рядом с ним, или в подвале самой. Его же туда не загонишь.

Она подвинулась к Максу и обняла за руку. Тот довольно улыбнулся, одной рукой обнял жену в ответ, а второй разлил водку по рюмкам. Чокнулись и выпили молча, без тоста.

– Так а ты чего прячешься? – задал вопрос Макс.

Пришло время объяснить свой неожиданный визит.

– Ну, ты ж в курсе: наша контора съехала, а я тут остался присматривать. В дом, в соседний подъезд мина прилетела, газ и свет вырубили. Я чтоб туда-сюда каждый день не мотаться, тусил две недели на офисе. Там генератор свой, скважина, можно жить в целом. В подвале оборудовал себе каморку, кровать поставил, интернет провел. И нормально всё шло, пока одна блядская рожа не сдала ополченцам, что у нас транспорт в боксах остался стоять. А там и конторские машины, и личные. В общем, вчера начали они их отжимать. Я стукача вычислил, руководству… обрисовал ситуацию. Ну а те ничего умней не придумали, как позвонить ему и сказать, что он уволен. Тот наябедничал на меня, отгреб я пиздюлей. Благо хоть не пристрелили. Вдогонку накрыли территорию из минометов. Сторожа осколком зацепило, офису малёхо досталось. Короче, пришлось срочно оттуда сваливать. И «коня» зацепил с собой, чтоб не отжали.

– Да уж… – озабоченно протянул Макс. – Так тебя искать будут?

– Думаю, да, будут. На гелик они глаз сразу положили, там еще хаммер стоять остался. Без ключей они с ним вряд ли что сделать смогут, а их у меня нет. Но теперь, когда я гелик увел, наверняка думают, что есть.

– Ты хоть никому не говорил, где ты? – Макс был явно встревожен услышанным.

– Не ссы, я ж не идиот. И хвоста за мной тоже не было.

– Дальше что думаешь? – продолжил расспросы Макс, наливая по третьей.

– Нужно как-то выбираться отсюда на материковую Украину. Или в Россию. Пофиг куда, лишь бы отсюда.

– Не стрёмно в Украину? Слухи разные ходят… – задумчиво заметил Макс. – Могут с блокпоста сразу в камеру упаковать, проверять на причастность к сепаратизму. А там уже одному Богу известно, чем закончится.

Чокнулись, выпили.

– Кенты мои по ментовке сейчас в Старобельск переехали вместе с управой. Вытащат, если что. Главное – отсюда выбраться. А вы чего сидите ждете?

– У нас своей живности – овчарка московская и попугай. Дочь уезжала – оставила нам кошку и крысу… – вздохнул Макс и, поймав мой недоуменный взгляд, пояснил: – Тойтерьера. Собакой ее назвать язык не поворачивается. Брат уехал – шиншиллу и аквариум с рыбками нам сгрузил. И куда мы теперь с этим зоопарком? Не бросать же их теперь.

– Еще в придачу ключи от квартир оставили, цветы поливать, – добавила Алёна.

– Так что сидим на жопе ровно, – подытожил Макс.

– Да уж… Ну, если мелких тварей с собой еще можно как-то забрать, – согласился я, – то овчарку, конечно, не денешь никуда.

И, жуя шашлык, добавил:

– Эх, шашлычок классный! А я две недели просидел на консервах и бутерах.

Поев и немного вздремнув, ближе к вечеру решили сварить на костре кулеш. Макс куховарил, а я с его телефона связался с шефом и переговорил с охраной. Потом вернул телефон владельцу.

– Вроде, готов, попробуй, как по соли? – Макс протянул мне черпак, предварительно подув в него.

Кулеш удался на славу. На костре, что ни готовь, почему-то всегда вкусней получается.

– Отлично, как по мне, – подтвердил я. – Это мы последний раз кулеш на рыбалке варили?

– Это когда не поймали ни хрена? – вспомнил Макс.

Мы засмеялись. Напряг последних дней наконец отпустил. Сделали свое дело водка и хорошая компания.

– Ага, зато напились знатно!

– Я ж говорил, не надо было с пивом мешать!

– Да как будто когда-то получалось не мешать?!

И снова засмеялись.

– Вот сегодня получится, – заметил Макс. – Пива нэма! Хорошо хоть водка осталась в закромах. Чё там на работе?

– Приезжали опять эти мудаки. Узнали, что меня нет, полезли в бокс – увидели, что нет гелика. Расстроились, пошумели. Прошмонали офис, кабинет, что-то из электроники забрали: телики, компы, Отобрали мобилы у сторожей, и двое остались ждать меня. А у сторожей еще одна труба, рабочая, всегда лежит. Её не нашли. С шефом переговорил. Он нашел через знакомых какого-то чувака, тот берется выгнать гелик через Станицу. Решает блокпосты ополченские за какую-то мзду, а с украинскими уже я разговаривать буду. Завтра наберет на твой, надо звонок не прощелкать.

– Главное, чтобы связь была. А то будет опять, как сегодня, – Макс снял с треноги казан с кулешом. – Ну что, под горячее?

– Пойду тарелки глубокие возьму и Алёну позову, – с готовностью поддержал я.

На следующий день я в телефонном режиме состыковался с парнем по имени Дима, который по просьбе шефа взялся выгнать гелендваген на контролируемую Украиной территорию. И, когда представится шанс, то же сделать и с хаммером. Я в качестве пассажира должен был ехать с ним. План был разработан, оговорен и утвержден. От Максового предложения «выпить по 50» пришлось отказаться.

– Не, пока не буду. Вдруг сегодня ехать, куда с перегаром… Сейчас приедет этот… проводник, переговорим с ним. И шеф попросил еще заскочить к нему домой, там родственница вещи какие-то отдаст.

– Ну, смотри сам.

Зазвонил домофон.

– Наверное, Димон этот приехал, – предположил я.

Макс вышел на улицу и вскоре вернулся с невысоким худощавым парнем.

– К тебе, – озвучил Макс.

Мы пожали друг другу руки.

– Так какой у нас план? – задал я Дмитрию основной вопрос.

– Я сейчас домой заеду, – начал суетливо пояснять Димон, – кое-какие шмотки в машину кину, через час вернусь, и погоним на двух машинах.

– А кто на второй? – не совсем понял я предложенную схему.

– Я на своей, ты на гелике, – пояснил Димон.

– Погоди, договор с шефом моим был, что гелик ты выгоняешь?

– Не, может он понял не так или я не так объяснил, – невнятно пробурчал Димон, пряча глаза. – В общем, я выезжаю на своей и прицепом за тебя тоже решаю. А ты сам смотри. Устраивает такой расклад – поехали. Нет – так нет. Я сегодня до обеда по-любому отсюда рву.

Интуиция подсказывала, что план – дерьмо.

– На блокпосте решаешь? – прямо спросил я.

– Я за неделю пять машин выгнал, – надув щеки, похвалился Димон. – Серьезным людям. Сейчас валю отсюда, пока ситуация не разрулится. Так что решай.

– Машина на контору оформлена, доверенности на меня нет.

– Да пофиг, – уверенно заявил Димон. – Там за бабки хоть слона вывезти можно.

Я задумался. Стрёмный он был какой-то, этот Димон. Если б предложилиохарактеризовать его одним словом, то слово это было бы «шнырь». Но выбора у меня особого не было. Если Димон действительно решает проезд через единственный ополченский блокпост на Станице, то это всё, что от него требуется. Напрягала ситуация с поездкой на двух машинах, хотя изначально было озвучено, что ехать будет именно он. Ну да ладно, какая разница. Главное – блокпост проехать, остальное – мелочи.

– Хорошо, поедем, – согласился я. – Когда вернешься, мотнём на твоей машине к шефу домой? Он вещи забрать попросил.

– Не, на моей не получится. Забита под завязку.

– На гелике стрёмно лишний раз светиться.

Наша контора находилась в аккурат на середине пути между домами Макса и шефа. И поехав туда на гелендвагене, я сильно рисковал нарваться на своих недоброжелателей.

– Город пустой, сейчас ехал – никого нет из вояк, их куда-то вроде всех на передовую отправили, – заверил меня Димон. – Так что езжай, не парься. Давай, я приеду через час, и рвём.

Димон уехал. Мне нужно было смотаться домой к шефу, тот просил забрать кое-какие вещи.

– Ладно, давай выгоню коня, – обратился я к Максу. – Быстро к шефу мотнусь и вернусь.

Тот кивнул и пошел открывать гараж. Я открыл ворота на улицу, сел в гелик и, соблюдая дресс-код, покатил к дому шефа. Когда выезжал, Макс вдогонку бросил:

– Ты ж быстро, я тогда ворота закрывать не буду.

Быстро пролетев пустынные улицы, я добрался до своей цели. Вышел, позвонил в домофон. Динамик ожил женским голосом.

– Михаил Валерьевич просил вещи забрать, – обосновал я причину визита.

– Да-да, сейчас открою.

Замок щелкнул, я вошел во двор, а навстречу мне женщина выкатила на крыльцо чемодан.

– Это всё? – поинтересовался я.

– Сейчас, ещё собачка.

– Какая собачка? – удивленно переспросил я. В разговоре с шефом о собачке речи не было.

– Чапа, – простодушно ответила женщина, видимо считая, что такой ответ должен меня полностью удовлетворить.

– Нет, собаку брать не буду, – отрицательно мотнул я головой.

– Как? Ну вы что! – запротестовала женщина. – Сказали, тоже вам отдать. Она маленькая, йоршик! Супруга Михаила Валерьевича в ней души не чает, она как член семьи.

Вот только собаки мне еще не хватало для полного счастья. И так проблем выше крыши.

– Ладно, давайте, – нехотя согласился я, взял чемодан и закинул его в багажник.

Женщина тем временем вынесла йоркширского терьера с поводком, пристегнутым к ошейнику, и большой красной бабочкой на голове. Посадила собаку на заднее сиденье и поставила рядом небольшой пакет.

– Это её еда. И пару раз в день нужно выгулять, чтобы в машине не напакостила.

Я скептически посмотрел на собаку. Та дрожала и испуганно озиралась по сторонам. Наверняка напакостит и очень скоро. Попрощался и полетел назад. А через несколько сотен метров после поворота к АТП впереди обозначился силуэт знакомой машины, идущей навстречу. Сблизившись, я понял, что это тот самый микроавтобус Фольцваген, который за пару дней до этого боевики утянули с нашего гаража. Сворачивать было некуда. И не было смысла – те, кто ехал в микроавтобусе, тоже меня заметили, оставалось только понять кто. Поравнявшись с Фольцем, в открытых окнах я увидел знакомые лица осетин. А они, соответственно, узрели мой фейс.

И вот мы подошли к тому, с чего начиналась эта история.

Разгоняя вяло бродящих голубей, моргая аварийкой, по проспекту мчался черный гелендваген. А в нем сидел ваш покорный слуга и, вдавливая педаль акселератора, лихорадочно соображал, что же делать дальше.

Разные люди совершенно по-разному реагируют на опасность. Резкий выброс адреналина у кого-то включает скрытые резервы, а кого-то наоборот – вводит в ступор. Один мой знакомый, волею судеб и собственной глупости оказавшийся в автомобиле, летящем в кювет и пару раз перевернувшемся по пути туда, рассказывал, что в момент полета время как будто замедлилось, а перед глазами всплыла страница из журнала «За рулем», прочитанного лет двадцать назад, где черным по белому было напечатано: первое, что нужно сделать при ДТП – это выключить двигатель. И он четко помнил, что повернул ключ в замке зажигания еще до того, как пилотируемый им аппарат коснулся земли. А когда падение закончилось – спокойно отстегнул ремень безопасности, выбрался из машины, и когда к нему подбежал друган, едущий следом в другой машине, он уже благополучно докуривал сигарету.

А другого знакомого, впавшего в ступор от простого срабатывания в офисе пожарной сигнализации, выносили на улицу на руках. И это при том, что никакого пожара не было, просто кто-то решил подшутить. Но не знавший об этом офисный планктон предпочел не испытывать судьбу и покинул помещение.

У меня выброс адреналина при внезапно возникшей реальной опасности врубает мозговой «турборежим», но при этом иногда напрочь стирает произошедшее из памяти. Вот и пример. Однажды проворачивали мы с коллегами одну оперкомбинацию. Не буду вдаваться в её подробности, у нас всё равно ничего по итогу не вышло. На адресе в пятиэтажной хрущёвке был наш человек, заряженный оборудованием для прослушки, и выведывал он у плохих дядей военные тайны. Мы же с Вовчиком и Антохой сидели в машине и слушали. И тут наш человек, попросту говоря, спалился. Вернее, когда ему предъявили догадку о его связи с ментами, то вместо того, чтобы уйти в отрицалово, он закрылся в ванной и начал орать, зовя на помощь. Такой вот горе-агент. А нам не оставалось ничего другого, кроме как бежать вытаскивать его оттуда. Мы пулей влетели на второй этаж, где была нужная нам квартира. Я ударом ноги высадил хлипкую входную дверь и с криком «Всем стоять, милиция!» первым забежал в квартиру. Где сразу же наткнулся на плохого дядю с топором в руке. Топор он взял, чтобы с его помощью извлечь предателя из ванной, но тут на его пути некстати нарисовался я. Моё грозное требование испугаться и пасть ниц он полностью проигнорировал, потому что, как позже выяснилось, был под ощутимым воздействием амфетамина. И решил пойти по совершенно противоположному пути сокращения милицейского поголовья в нашем и без того постоянно недоукомплектованном правоохранителями городе. В итоге последнее, что я помню – это занесенный над моей головой топор. А потом… плохой дядя лежит мордой в пол, я сижу сверху и заламываю ему руки, топор валяется в стороне. А Вовчик вытаскивает из брюк ремень. И вовсе не для нотационной порки, сопровождаемой лекцией о вреде непослушания, как мог бы подумать кто-то из читателей. А чтобы связать дяде руки, поскольку ни наручников, ни оружия у нас с собой не было, ведь никаких задержаний на сегодня не планировалось. Каким образом я смог отработать этого товарища – напрочь вышибло из памяти. Лишь очевидцы события, постёбывая меня после моих расспросов, отметили, что если бы сей эпизод узрел Стивен Сигал, то впал бы в комплексы, завязал с геройской карьерой и пошел бы работать вышибалой в какой-нибудь паб «Лысый орел» в городке Задротвиль, штат Небраска. От себя же, уже на полном серьезе, могу только поблагодарить нашего институтского препода по боевой и физической подготовке, усилиями которого в моей подростковой голове все же смогли отложиться базовые приемы обезвреживания вооруженного преступника. Еще в процессе стреноживания я успел обратить внимание, как второй негодяй, решивший не геройствовать, совершил безпарашютное десантирование из открытого окна. Видя это, Антоха рванул вниз по лестнице и спустя несколько минут приволок назад хромающего десантника, подтягивая при этом постоянно сползающие брюки, поскольку руки хромого тоже были связаны ремнем.

В этот раз память, к сожалению, не стерлась. Увидев, как один из осетин тычет в меня пальцем и отчаянно жестикулирует, я понял, что разоблачен. И сейчас будет погоня. Правая нога вдавила педаль газа до пола, мозг мгновенно начал просчет вариантов. Противоположные стороны движения разделял металлический отбойник, и этот факт, по сути, спас мне жизнь. Чтобы развернуться, осетинам нужно было проехать еще метров триста до разрыва отбойника. Соответственно, я пролетал те же триста метров в противоположную сторону. И даже несколько больше, ведь гелендваген с тремя сотнями лошадей под капотом давал мне неплохую фору перед видавшим виды микроавтобусом, груженным кавказцами. Выходило, что по прямой разрыв составит метров 700. И продолжит увеличиваться. Был и у них, правда, один туз в рукаве. Даже несколько. В виде АК-47, скорость полета пуль из которых на порядок быстрее скорости любого транспортного сродства из ныне ездящих. И, развернувшись, они не преминули пустить их в ход. Сзади послышались автоматные очереди. Однако попасть на ходу по движущей мишени с расстояния в 700 метров – задача практически нереальная даже для мастера по стрельбе. А таковых там явно не было. У ребят были отточены совершенно другие навыки, и снайперский огонь в них не входил.

Через пару километров дорога делала плавный поворот, и я должен был на некоторое время пропасть у них из виду. Если в этот период удастся нырнуть в какой-то переулок, то всё значительно упростится. Не знающим города горцам хрен меня тогда поймать. Ведь я тут знал каждый изгиб, излазив в свое время все улицы и переулки в поисках нужных адресов. Главное, чтобы мой маршрут пролегал по асфальтированным улицам и меня не выдал столб пыли, неизменно сопровождающий езду по грунтовой дороге. А таковых у нас, к большому сожалению, тоже немало.

Рассчитав точку, в которой преследователи потеряют меня из виду, мой мозг сложил оптимальный маршрут ухода от преследования. Все произошло за считанные секунды. И напряглось при этом только левое полушарие – то, что отвечает за логику. Правое же, нелогичное, ворчало как сварливая жена: «А я говорило – не фиг дергаться на паленой тачке. Выпутывайся теперь!». Но чтоб как-то подбодрить и себя, и соседа по черепной коробке, напевало тонкими девичьими голосами – «Нас не догонят! Нас не догонят!».

Все расчеты оказались верны. Потеряв за поворотом из виду бусик с осетинами, я на первом же разрыве разделительного отбойника пересек встречную полосу и ушел влево. На следующем перекрестке – снова влево, и фактически начал двигаться в противоположную сторону. А преследующие меня осетины, если не заметили моего маневра, должны были лететь прямо, увеличивая разрыв между нами. Проехав пару километров, я еще немного попетлял, после чего заехал во двор многоэтажки и выждал несколько минут. Преследователи не появлялись. Значит, всё получилось. Я выехал и на всех парах погнал к Максу домой. Тот, как и обещал, ворота оставил открытыми. Я влетел сразу в гараж, выскочил из машины и захлопнул сначала въездные ворота, потом гаражные. На крыльце появился Макс, наблюдая за моими телодвижениями.

– Че за кипиш? – спокойно поинтересовался он.

– На осетин нарвался, – объяснил я, облегченно выдыхая. – Увидели меня, сели на хвост, но вроде спетлял.

– Пошли в дом, – сразу сориентировался Макс.

– И как сейчас ехать, если эти уроды район прочесывают? – размышлял я, упав на диван.

– Не знаю. Стрёмно, – согласился Макс.

Через несколько минут с улицы донесся звук автомобильного двигателя. Я напрягся. Макс аккуратно выглянул в окно.

– Проводник твой.

Он вышел на улицу, открыл калитку и впустил Димона. Зашли в дом.

– Ну что, готов? – спросил тот, обращаясь ко мне.

– Тут такое дело… – начал я. – Когда ездил за шмотками – нарвался на тех типов, которые на нашей конторе засели. Погонялись с ними немного, но спетлял. Теперь хрен его знает. Ты ж говорил, что город пустой, воюют все? Если нарвусь опять на них – мне хана.

Димон задумался.

– Ну, не знаю, братан, сам решай. Я сейчас туда-сюда съездил, никого не встретил. На Станицу – в другую сторону, вряд ли они тебя там искать будут.

И снова дилемма. И снова интуиция говорила – не дергайся. Но здравый смысл ей возражал. Какой толк тут сидеть и ждать, пока не случится очередная халепа, когда вот он – реальный шанс выбраться.

– Ладно, – в итоге решился я. – Тут сидеть всё равно не вариант, рискнём. Поехали.

Вышли во двор.

– Давай держись за мной, быстро погоним, – скомандовал Димон и направился к своей машине.

Мы с Максом обнялись.

– Как выберешься – набери, – попросил он.

Я кивнул, загрузился в гелендваген, проверил документы, включил аварийку и выехал в открытые Максом ворота. На скорости около 150 км/час я летел за синим фиатом Димона. Вскоре без каких-либо происшествий, не встретив никого на своём пути, мы выехали за городскую черту, и по обеим сторонам дороги замелькали деревья лесополосы, обрамляющей шоссе.

А спустя еще минут десять дорогу нам перегородил блокпост. На нем двое ополченцев досматривали две легковушки с такими же желающими покинуть вымирающий город. Один проверял документы, второй досматривал автомобили. Досматривал поверхностно, особо не вглядываясь и не распаковывая загруженные сумки и чемоданы. Через несколько минут проверка была завершена. Обе легковушки, подняв столб пыли, полетели дальше, и очередь дошла до нас. Фиат и гелендваген, огибая бетонные блоки, аккуратно вкатились в периметр. Димон, не выходя из машины, приветственно махнул подошедшему к его окну ополченцу и протянул документы. Тот открыл паспорт, технично сгреб вложенные в него купюры и сунул их в карман, а документ вернул владельцу. Они перекинулись парой фраз, во время которых Димон жестом показал на стоящий сзади гелик. Ополченец кивнул и махнул ему, чтобы тот чуть проехал вперед, освободив место для меня. Димон так и сделал. Для него проверка была окончена. Обошлось даже без досмотра вещей и автомобиля. Я стал на освобожденное место и поприветствовал подошедшего проверяющего, протянув в открытое окно свой паспорт.

– Здравствуйте.

Тот кивнул и принялся изучать паспорт.

– Машина ваша? – задал он вопрос.

– Моя, – утвердительно кивнул я.

– Техпаспорт покажите.

Я протянул ему лежавший наготове техпаспорт. Тот несколько секунд вглядывался в него, а после задал следующий вопрос:

– Написано «Лугавтотранс»?

– Купил по доверенности… Там Дмитрий, – кивнул я в сторону стоящего впереди фиата, – должен был всё показать…

Но ожидаемого эффекта на проверяющего это, увы, не произвело. Он снова принялся изучать техпаспорт, сделал пару шагов назад, внимательно осматривая автомобиль. После скомандовал:

– Покажите багажник.

В мозг прокралось предательское сомнение в благополучном исходе комбинации. Я вышел, открыл багажник. Проверяющий бегло изучил его содержимое, а я, подойдя поближе, тихо озвучил:

– Командир, если надо еще, я добавлю…

Аккуратно извлек из кармана деньги и незаметно протянул ему. Ополченец резко отшатнулся.

– Не надо. Ждите в машине.

Подошел ко второму и начал что-то говорить, кивая в мою сторону. Второй выслушал, тоже кивнул и бросил несколько фраз в висящую на груди рацию. Выслушал ответ. Наблюдавший за всем этим Димон высунулся из окна и обратился к ним обоим, снова показывая на меня. Тот, который проверял у нас документы, отрицательно покачал головой и жестом показал ему, чтобы тот уезжал. Димон спросил что-то еще, ополченец ответил, снова сопроводив движения губ движением головы и жестом, означающим требование покинуть территорию блокпоста. Димон, высунув голову в окно целиком, недоуменно посмотрел на меня. После чего нажал на газ и, оставив за собой пылевой след, скрылся из виду. Двое проверяющих снова стали о чем-то переговариваться, периодически бросая взгляды в мою сторону. А я понял, что попал. И в этот раз конкретно.

Открыто пользоваться телефоном было нельзя. Поэтому я аккуратно, не привлекая внимания и не поднимая телефон выше панели приборов, нашел в вайбере номер директора и, включив режим голосового сообщения, проговорил:

– Меня с машиной приняли на Станице, на ополченском блокпосте. Дима не порешал. Съебался. Если перестану выходить на связь – значит, встрял в задницу.

И дождавшись подтверждения передачи, удалил сообщение. В это время сбоку из лесополосы вышло ещё двое вооруженных мужчин в камуфляже. Подошли к проводившим досмотр, перекинулись парой фраз, забрали у них мои документы и подошли к машине.

Я отложил телефон в сторону и нарисовал на лице недоумение. Парочка загрузилась в машину. Первый сел спереди рядом со мной, второй плюхнулся на заднее сидение.

– Врубай аварийку, разворачивайся и поехали, – скомандовал первый.

– Куда?

– В обладминистрацию.

– Зачем?

– Там всё объяснят.

– Так, а что у меня проблемы какие-то? – разыгрывал я непонимание, пытаясь выяснить их планы.

– Проблемы! И ещё какие! – донесся сзади визгливый голос второго. – Давай двигай! Сказано, там всё объяснят. Давай сюда телефон!

Первый, не дожидаясь, взял лежавший в подлокотнике телефон и отключил его. Ничего не оставалось – я завел движок, включил аварийку и, вывернув руль в сторону, начал сдавать задним ходом в сторону, чтобы развернуться. Оба пассажира резко подпрыгнули, первый схватился за руль, а второй завизжал:

– Ты ебанутый! Заминировано всё! Задом выезжай, там на дороге развернешься!

Сзади из-под сиденья донеслось жалобное поскуливание. Двое боевиков удивленно переглянулись и начали осматривать салон в поисках источника скулежа. Второй извлек Чапу, которая всё это время где-то пряталась, видимо, под моим сиденьем. Он повертел её, положил назад. Я тем временем задним ходом выехал из периметра, развернулся и не торопясь покатил в сторону города, лихорадочно соображая, что же делать дальше.

Новые попутчики оказались немногословными, и мои аккуратные попытки разговорить их, чтобы вытянуть хоть какую-то информацию и понять, что меня ожидает дальше, не увенчались успехом. Отвечали односложно, а в один прекрасный момент просто сказали заткнуться.

По приезде на «дураковку» нас ожидал обложенный мешками с песком центральный вход в здание администрации и зияющая дыра в фасаде – след от попадания ракеты.

– Паркуйся тут, – скомандовал первый, указывая на бордюр напротив главного входа.

Припарковались.

– Выходи. И псину забирай.

Все втроем вышли из машины. Я забрал с заднего сиденья дрожащую Чапу. Первый уселся на место водителя и загнал автомобиль во двор здания.

– Пошли, – кивнул мне второй.

Мы вошли в здание, прошли по первому этажу и остановились возле одного из кабинетов.

– Жди, – скомандовал мой сопровождающий и, открыв двери, нырнул внутрь.

Я остался стоять в коридоре, поглядывая по сторонам. По коридору туда-сюда сновали какие-то люди в гражданской одежде и камуфляже. Проходя мимо меня, все как один бросали удивленные взгляды. В шортах, с увенчанным красным бантом йоркширским терьером на руках я представлял весьма комичное зрелище. Проходящая мимо женщина, умилившись увиденным, остановилась:

– Ой, какой хорошенький! Это у вас йоршик? Как зовут?

– Чапа.

Она без боязни погладила собачку, а я решил попробовать выяснить хоть что-то.

– А это чей кабинет? – кивнул я на дверь, за которой скрылся мой сопровождающий.

– Тут у нас городская комендатура, – ответила та, почесала Чапу за ухом и побежала дальше.

Через несколько минут двери кабинета открылись и выглянул второй.

– Заходи.

Я зашел. В кабинете за столом сидел еще один мужчина. Естественно, в камуфляже. Он посмотрел на меня, на собаку. Ухмыльнулся. Перед ним лежали мой паспорт, водительское удостоверение и техпаспорт на гелендваген.

– Садись, – кивнул он на приставленный к столу стул. – Машина чья?

– Моя.

– В техпаспорте другое написано.

– По генералке езжу, забыл по запарке взять.

Он пристально посмотрел на меня.

– Машина видная, таких в городе пара штук. Кто ты, если на такой машине ездишь?

Вопрос был ожидаемый, и, стоя в коридоре, я мысленно накидал пару версий того, как очутился на блокпосте. То, что гелик уже не вернут, было и так понятно. Национализация имущества предприятий. И настоящего владельца тоже установят быстро. Мужик в камуфляже был абсолютно прав – таких в городе пару штук. Сейчас главное, чтобы не всплыло мое милицейское прошлое. Тогда характер общения приобретет несколько иную форму. Посему я решил еще немного построить из себя дурачка, а когда начнут наезжать – признаться, что на самом деле я обычный водила, и директор попросил меня выгнать его машину из зоны боевых действий. Версия вполне правдоподобная.

Но ответить на заданный вопрос уже не успел. В кабинет вошел еще один «камуфлированный». Одного быстрого взгляда на него мне хватило, чтобы понять, что все свои версии я теперь могу засунуть куда подальше.

– А чей это гелик во дворе стоит? – спросил он у хозяина кабинета, не обращая на меня особого внимания.

– Говорит, что его, – кивнул тот в мою сторону.

Вошедший посмотрел на меня. Догадка узнавания мелькнула в его глазах, а рот расплылся в гримасе, означающей злобный восторг.

– Ну что, мусор, вот мы и встретились!

Я же поймал себя на мысли, что в этот момент хорошо бы отправиться в прошлое, найти этого самого Мэрфи, придумавшего закон бутерброда («Если что-то дерьмовое может произойти, то оно обязательно произойдет») и придушить в зародыше.

До этого дня в моем рейтинге неудачных жизненных ситуаций пальму первенства с гордостью нес Леха, мой друг детства. Сразу отмечу, что Леха – самый бесхитростный и открытый человек из всех, кого я встречал. Мы были соседями и гоняли друг к другу в гости через дыру в заборе. Впрочем, что это я о нем в прошедшем времени? Алексей поныне жив, здравствует и с завидной регулярностью попадает в различные трагикомичные ситуации. Одну такую историю опишу подробнее.

Однажды мой друг, окончательно разочаровавшись в местном рынке труда, в погоне за длинным рублем решил податься в Москву. И к всеобщему удивлению, начал этот рубль догонять. Не так быстро, как ему конечно хотелось, но вопрос о хлебе насущном у него снялся с повестки дня.

Заработав деньжат, Алексей решил наведаться домой на майские праздники, повидать родню и порешать накопившиеся за время отсутствия вопросы. Билет на поезд был куплен загодя и все мероприятия распланированы. Но на отбытие поезда мой друг не успел по причине ожидания клиента, который должен был расплатиться за работу, и который, как вы понимаете, на встречу так и не приехал. Расстроенный этим событием Леха поймал такси, и посулив таксисту манны небесной, ринулся вдогонку за поездом. И на следующей станции таки догнал. Однако, скача галопом по перрону, он наткнулся на милицейский наряд, решивший прервать его отчаянный аллюр. Разглядев в Лехе легкую добычу, видя, что тот опаздывает на отправляющийся поезд, господа менты огласили приговор – задержан до выяснения! Что конкретно они намеревались выяснить – сказано не было. До отправки поезда оставалась минута, в трех метрах от Лехи маячил заветный вход в вагон. И чтобы не пропустить отбытие во второй раз, Леха отвалил ментам приличную сумму ни за что. Те, радуясь спонтанной наживе, ретировались, а мой друг взобрался-таки в поезд, который ритмично постукивая колесами, понес его в родные края.

Пережитый стресс наш герой решил снять с помощью алкоголя. Кидок заказчиком, погоня за поездом, да плюс ментовский беспредел – как тут не выпить? И компания в купе оказалась подходящая. В общем, после всенощной попойки привел в чувство Алексея уже проводник на конечной станции. Купе пустовало, собутыльники к этому времени покинули вагон. Кое-как собрав мысли и вещи, Леха пополз в сторону автобусной станции, однако по пути обнаружил отсутствие мобильного телефона. Дорогого, купленного пару дней назад. Которым наш герой уже мысленно понтовался перед всей родней, хвалясь тем, как отлично у него идут дела. Не желая верить в случившееся, Леха побежал назад, обшарил все купе, но результат оказался неутешительным. Обескураженный, он взял бутылочку пива, поймал такси и поехал домой. Но по пути следования вспомнил, что у него же есть друг, сыскной талант которого возможно поможет поймать злоумышленников. Позвонил мне и поведал о произошедшем.

Его звонок застал меня за рабочим столом, где я старался распутать очередной змеиный клубок, кровожадной пастью впившийся в местный бюджет. И, реально понимая, что шансов на быструю поимку злодеев не много, сказал ему вернуться на железнодорожный вокзал и обратиться в отделение милиции, поскольку это епархия транспортной милиции и они должны проводить соответствующие мероприятия. От себя же пообещал всяческое содействие и максимальное ускорение всех предусмотренных в таких случаях действий. Леха оставил дома вещи, опрокинул, как водится в таких случаях с родней по пятьдесят за приезд, и направился назад на вокзал. В отделении милиции у моего друга заявление принять отказались и отправили домой за документами, подтверждающими факт приобретения дорогостоящего чуда техники, которые он сразу взять с собой запамятовал. Делать нечего, Леха, прихватив еще бутылочку пивка, поехал домой за документами. По прибытию бахнул еще по пятьдесят, взял документы и поехал назад.

А в отделении милиции к тому времени поменялась смена. И нашего героя, к этому времени снова оказавшегося в изрядном подпитье, без лишних разговоров посадили в обезьянник. За появление, как вы уже догадались, в общественном месте в нетрезвом состоянии. И только спустя несколько часов, когда город уже накрыли сумерки, протрезвевшему Лехе дали позвонить. Позвонил он, конечно же, мне и поведал продолжение своих злоключений. Судя по ситуации, у Алексея маячила реальная перспектива просидеть в камере до утра, и нужно было его как-то оттуда вытаскивать. Тут необходимо заметить, что транспортная милиции была совершенно отдельным ведомством, имеющим линейное подчинение, и к местному управлению милиции отношения никакого не имела, что существенно усложняло задачу.

В общем, всеми правдами и неправдами я Леху из обезьянника вытащил. Взял на поруки, внеся магарычевый залог. Никакого заявления о пропаже телефона он так и не написал. А когда возвращали изъятые во время задержания вещи и документы, выяснилось, что не хватает большей части денег, которые были при нем. На мой резонный вопрос: «Где деньги?» – показали протокол досмотра, не глядя подписанный пьяным Лехой, в котором была указана именно такая сумма. Несложно догадаться, что Леха в этот вечер снова нажрался. Но уже дома, под присмотром. И без критических последствий, не считая утренней головной боли.

А сейчас, судьба сыграла злую шутку уже со мной, выводя в неоспоримые лидеры рейтинга. И за спиной захлопнулась дверь тюремной камеры.

О том, что это именно камера, свидетельствовали десяток дверных полотен, разбросанных по периметру бетонного пола. Четыре полотна были заняты лежащими на них людьми. Под потолком болталась тусклая лампочка, едва разгонявшая сумрак. Кроме дверей и людей, в камере была только баклажка с водой. Тюремных камер я повидал немало, правда, всегда находился с другой стороны двери. Все они не отличались комфортом. Но в этом случае о каких-то человеческих условиях содержания речь вообще не шла. Главное, чтоб пленники не сдохли раньше положенного времени. Я сделал пару шагов, остановился, прищурился, стараясь привыкнуть к освещению и оглядеться повнимательней. Один из сокамерников, мужичок лет 60-ти – единственный, у кого на дверном полотне был постелен матрас, привстал на локте, печально улыбнулся и кивнул на соседнюю «койку».

– Проходи, устраивайся, вон места свободные есть.

Я молча подошел к своей будущей кровати, сел. Сосед, внимательно оглядев меня, начал расспросы.

– А тебя за что?

Не решив ещё, какую линию поведения правильнее выбрать в этой специфической обстановке, я уклончиво ответил:

– Сложно сказать. Рожа, видно, не понравилась.

Сосед опять улыбнулся. На этот раз, как мне показалось, искренней.

– Тут все за это. Я вот со смены утром домой шёл… Ну, выпивший малость. А как тут трезвым быть, страшно ж… блядь, если в любой момент каюк может прийти… Патруль забрал. Сказали, что дали 15 суток. Сейчас сколько времени?

– Часа четыре.

– Вечера?

– Ну да.

– Осталось ещё три дня мне. Тут же непонятно, когда день, когда ночь. Движение в коридоре круглосуточное. Бывает, выгоняют на работу, машину разгрузить или перетаскать что. Один раз вывозили окопы рыть, на Станицу… – и чуть понизив тон, полушепотом продолжил, – охраняют, кстати, слабо, если куда-то выводят.

И заговорщицки посмотрел на меня.

Я равнодушно пожал плечами.

– А смысл бежать? Да даже если и спрячешься где-то, то потом домой придут, вынесут всё. Хату отожмут в пользу республики. Родню начнут дергать. Лучше отсидеть уже те пару недель.

– Вот и я так прикинул. Жена вот матрас привезла, а то с моим радикулитом тут на этих деревяшках… – произнес он, словно извиняясь за свой комфорт.

– А кормят как? – спросил я, решив, что раз сосед оказался таким разговорчивым, то стоит попробовать выяснить что-то полезное.

– Да как захотят, – охотно продолжал сосед. – Захотят – кормят, не захотят – не кормят. В основном передачки родня привозит. Твои в курсе, что ты здесь?

Я покачал головой.

– Не, телефон забрали, не дали позвонить.

– Ну, то… Дадут ещё, наверное. Вода есть, но особо не налегай. В туалет два раза в день выводят, а ссать тут по углам, сам понимаешь – потом в этом и жить.

Из ближнего к выходу угла донесся стон, лежащий в сумраке мужчина попытался приподняться на руках, застонал, упал и снова застонал:

– Врача… позовите врача… или добейте… не могу…

Никто из присутствующих никак не отреагировал, только словоохотливый сосед негромко прокомментировал:

– Во, очухался. С ним кто-то из этих, – кивнул головой в потолок, – личные счеты, видать, сводит. Лучше не влазь.

Я встал, подошел к стонущему и понял, что всё его тело слито в один сплошной кровоподтек. Шокированный увиденным, я развернулся и со словами «Да ну нельзя же так…» постучал в дверь.

С той стороны двери донеслось:

– Чё?

– Тут человек умирает. Сделайте что-то, врача позовите!

– Ща тебе врач понадобится! Отъебись! – донеслось в ответ.

Я присел на «койку», пытаясь переварить происходящее.

– Я ж говорю, не влазь, отпиздят так, что сам с ним рядом ляжешь, – рассудительно заметил сосед.

Стонущий опять безуспешно попытался встать, после чего, подтягиваясь на руках, по-пластунски дополз до двери и стукнул по ней кулаком.

– Тебе чё, не доходит? – донеслось в ответ.

Двери распахнулись, и конвоир узрел лежащее возле двери тело.

– Вот заебал! – и несколько раз пнув лежащего ногами, вышел из камеры.

Спустя пару минут он вернулся с напарником и стулом, который поставили посреди камеры. Затем они подняли стонущего, усадили на стул и примотали к нему скотчем. Голову тоже замотали скотчем как у мумии, оставив свободным только нос, после чего вышли и закрыли дверь. Примотанный какое-то время сидел и тихо постанывал, потом начал раскачиваться на стуле.

– Когда почки отбиты, сидеть тяжело, лежать полегче, – снова рассудительно заметил сосед. Судя по всему, подобная ситуация на его памяти происходила уже не впервой.

Мы переглянулись, после чего встали, подошли к сидящему и вместе со стулом аккуратно положили его на бок на одну из «кроватей». Вернулись и легли на свои места. Разговор уже не клеился.

Лежать на твердом дверном полотне было крайне неудобно. Я лежал и под глухие стоны страдальца прикидывал варианты развития событий. Тот факт, что ко мне сразу не применили мер физического воздействия, пусть немного, но радовал. Что ж, уже хорошо, потому что, судя по тому парню в углу, могло быть хуже, значительно хуже. Я в камере с местными жителями, по сути – в «обезьяннике» для админзадержанных. Значит, каких-то серьезных обвинений мне пока не выдумали. Сокамерники, кроме одного, не проявляют ко мне никакого интереса. И сосед вроде не похож на «подсадного», хоть и спит на матрасе. Но полностью исключать этот вариант нельзя. Посмотрим, если начнет потихоньку «пробивать» и задавать неоднозначные вопросы – значит, «крот». Но пока по первому впечатлению – простой мужик-работяга. Во всяком случае, опасности никто из них для меня здесь не представляет, тюремных понятий не толкает и конфликты не провоцирует. Даже скорее наоборот, лежат тихо как мыши, изредка ворочаясь – лишь бы только их не трогали. Их логика тоже предельно ясна – хрен знает кто я такой на самом деле, вдруг тоже «засланный казачок».

Мысли понемногу перестроились на философский лад. Интересно, а Луценко, загремев на нары с должности министра внутренних дел, тоже вот так лежал и прикидывал, откуда прилетит подлянка? Или тут несколько разные уровни отсидки?

Вспомнились истории, рассказанные отцом. О прадеде, деде, его родном брате. Такое впечатление, что поставить раком представителей нашего семейства власть всегда считала своим долгом. Жили они в селе, в Винницкой области. Прадед был образованным человеком, имел за плечами Петербургскую академию духовенства и до революции занимал какую-то серьезную должность в местной церковной епархии. После прихода к власти большевиков был «раскулачен» и до Великой Отечественной войны служил батюшкой в сельской церкви. Обучал детишек грамоте в местной школе. В 1942-м был расстрелян немцами прямо в церкви. А церковь сожгли. Прадеда похоронили там же, рядом с пепелищем. Церковь после войны отстроили, уже каменную.

Его сына, дедова родного брата, в 1938-м году большевики обвинили в антисоветской деятельности и, недолго думая, тоже расстреляли. Я читал архивные материалы этого дела. Расстреляли, можно сказать, без суда и следствия.

Дед в 1941-м ушел на фронт, в 42-м был ранен, попал в плен. Полгода пробыл в плену, после освобождения еще столько же – в концентрационном лагере, уже советском. Пока окончательно не убедились, что он не завербованный фашистский шпион. Ну как же – сын попа, брат предателя. Пофиг, что воевал. Вернулся домой дед физически и морально сломленным, после чего долго не прожил.

Вот и получается, что кого не убили коммунисты – убили фашисты. Не угробили фашисты – добили коммунисты. Людям у власти, судя по всему, всегда было плевать на простого человека как на личность. Главное, чтобы было кому умирать. За царя! За Ленина! За партию! За революцію гідності! За народную республику! Один век сменяет другой, меняются лозунги, меняются придумывающие их политики. А скандирующий эти лозунги народ, вознося на пьедестал очередного «избранника», как был, так и остается расходным материалом в политических играх. А кто не согласен с таким раскладом – объявляются предателями и тоже пускаются в расход.

Аналогии с происходящим сейчас в стране сами лезли в голову. И с этими мыслями я таки провалился в сон. Сколько проспал – не знаю. Проснулся от движения в камере. Сосед стоял над связанным пленником, который звуков уже не издавал. Попробовав пульс, он кратко резюмировал:

– Отмучился!

И подойдя к двери, постучал со словами:

– Помер человек. Заберите.

Двери открылись, зашли конвоиры, ножом срезали скотч и за ноги выволокли труп из камеры. За годы дежурств в опергруппе я повидал много трупов людей, умерщвлённых самыми разными способами. Так что видом жмурика меня не удивить. Но ещё никогда убийство не происходило на моих глазах. Только теперь я и убийцы поменялись местами. Я – заключенный, они – власть. И ничего с этим не поделаешь.

Спустя пару часов дверь снова открылась:

– На выход! – скомандовал мне вошедший конвоир.

Я встал, вышел в коридор. Тот закрыл двери на засов и резко бросил мне:

– Двигай!

Мы двинулись по коридору. Подвальный этаж здания обладминистрации был достаточно обустроен. Я по роду своей милицейской деятельности раньше бывал здесь пару раз. Помимо подсобных помещений вроде моей «камеры», тут были и нормально оборудованные кабинеты для технического персонала. А также холодильная камера при столовой. Напротив неё конвоир меня и остановил. Обитые металлом двери были открыты. Сама холодильная камера представляла собой комнату, стены и пол которой были обложены кафелем, а внутри установлен холодильный компрессор. До начала военных действий она использовалась по прямому назначению – для хранения продуктов. Но с тех пор многое тут изменилось. Стены камеры были забрызганы кровью, на полу – кровавые лужи. А двое мужчин бейсбольными битами забивали лежащего на полу человека. Молча и с энтузиазмом. Лежащий уже практически не шевелится, только слегка подергивался и стонал. Я отвернулся.

– Смотри! – со злобной ухмылкой потребовал мой конвоир. – Не расскажешь всё – с тобой то же самое будет!

Я посмотрел ему в глаза и не увидел в них ничего, что хоть издали выдавало бы в нём человека. Хотя чего от него, казалось, можно ещё ожидать после произошедшего в камере? Но нет, мой конвоир продолжал удивлять. В глубине его зрачков горел тот самый демонский огонек, который в жизни я встречал лишь однажды – у задержанного много лет назад маньяка, зарезавшего нескольких женщин. Взгляд монстра, который кайфует от самого процесса убийства. Вынужденно повернув голову в сторону открытой двери, я вперился в потолок, не в силах заставить себя смотреть на происходящее. Спустя минуту сопровождавшее меня животное толкнуло в плечо:

– Пошли!

Мы двинулись дальше по коридору. Остановились возле одного из кабинетов. Конвоир аккуратно постучал, открыл дверь и заглянул в кабинет.

– Привёл.

Показал жестом заходить. В кабинете за столом с ноутбуком сидел худощавый мужчина в светлой рубашке с коротким рукавом и брюках. Он отвлекся от экрана, посмотрел на меня, кивнул конвоиру, и тот быстро исчез. Потом так же жестом указал мне на стул. Снова внимательно меня осмотрел. А я его. И примерно понял, с кем придется иметь дело.

В обычной жизни мы не замечаем таких людей. Вернее, они делают так, чтобы мы их не замечали. Невзрачная внешность, серая одежда, скромные повадки. Выдать их может, опять же, только взгляд – цепкий и пронизывающий. И возможность предугадывать человеческие мысли и поступки. Зная твои слабости, заставлять думать и поступать так, как нужно ему, считая при этом, что это твой личный выбор. Современных сотрудников спецслужб я давно поделил на две категории. Первые – мажоры, попавшие в «контору» благодаря родственным связям и использующие своё положение для крышевания бизнеса и личного обогащения. Вторые – чекисты, воспитанные на принципах старой школы, которым работа в разведке доставляет удовольствие. Возможность заработать для них – не мотивация, а, скорее, побочный эффект. Передо мной, похоже, сидел именно такой тип. Разыгрывать перед ним какой-то спектакль не имело смысла, он уже наверняка выяснил, кто я такой.

Но понимал я также и еще кое-что. В своей курсантской бытности я приударял за одной девчулей, отец которой был именно таким – КГБшником советской закалки. Умным, хитрым, расчетливым, умеющим просчитывать и предвидеть. Меня он особо не жаловал, поскольку видел во мне угрозу пуританскому воспитанию дочери и возможность досрочно стать дедом. Лямур с его дочкой долго не продлился, но для себя я понял тогда, что если смахнуть весь этот шпионский ореол, то там, глубже – обычный человек, который просто знает и умеет чуть больше, чем другие. Но при этом, сидя на кухне в майке и трениках, так же ругает власть за наплюйское отношение к своим защитникам и материт начальство за нежелание поддержать в нужный момент.

И чтобы как-то перегрузиться от только что увиденного в «пыточной», я просто представил сидящего передо мной мужчину в майке и трениках. Не сразу, но получилось. Я внутренне улыбнулся и немного расслабился. А он это, разумеется, заметил и решил дальше не затягивать.

– Ты ж мент?

– Был.

– Сколько отработал?

– 15 лет.

– Кем?

– Опером.

Его левая бровь чуть приподнялась оценивающе. После небольшой паузы он продолжил.

– Ну, тогда тебе по ушам ездить смысла нет, ты и сам такое умеешь.

Следующего вопроса не прозвучало. Я молчал. Мой собеседник тоже, продолжая внимательно на меня глядеть и как бы предлагая перехватить инициативу в диалоге.

– В чем обвиняюсь? – наивно пожимая плечами, спросил я.

– Ну, формально – попытка хищения государственной собственности.

– А неформально?

– А неформально … Где ключи от хаммера?

Ага, и этот туда же. Ситуация понемногу начинала проясняться. Если и тут уже знают про хаммер, то, значит, были уже в АТП, где скорей всего пересеклись с поджидающими меня осетинами. Или с группой Клыка. Или со всеми сразу. Надо выудить побольше подробностей.

– Так ваши… коллеги тоже на него претендуют.

Чекист недовольно сморщился.

– Какие они коллеги? Отморозки.

Значит, пересеклись.

– Тогда зачем же вы даете им по городу гонять мародерствовать?

– Их другое ведомство курирует, – медленно проговорил чекист, отвернувшись в сторону.

Видно, что он в курсе всех происходящих событий. И невесть откуда понаехавшие защитники республики не вызывают у него тёплых чувств.

– При нынешнем раскладе для меня ваш подвальчик сейчас – самое безопасное место. И бомбой не достанет, и «бэтменам» не попадусь. Раз вы про транспорт в курсе,значит, уже пообщались с ними.

Следующая его фраза расставила всё на свои места. Чекист повернулся ко мне и с кривой улыбкой выдал:

– Слышь, умник, на хрен ты мне тут нужен, ещё корми тебя. Давай ключи от хаммера и вали на все четыре стороны!

Что и требовалось доказать. Теперь карты открыты.

– Машина не моя, вы же знаете. Ключей у меня нет, – покачал я головой.

– Значит, будешь сидеть… Пока не появятся, – резюмировал чекист.

Да, тут как ни крути, расклад не в мою пользу. Козырей у меня нет, а за дверью ждет маньяк, которому без разницы наличие или отсутствие ключей, лишь бы дали очередное тельце помучить.

– А если не появятся? – продолжил я торговаться.

– Я же сказал, будешь сидеть, – спокойным тоном повторил чекист. – Отправим окопы копать, а там, на передовой что угодно может случиться. И имущество твое конфискуем… как у расхитителя государственной собственности.

И хитро улыбнулся.

Я задумался. Что ж, перспективы предельно ясны. И не радуют. И это он ещё на живодерню в соседней комнате не намекал, хотя было и так понятно, что эта его хитрая улыбка означает – я неспроста попал в качестве зрителя на спектакль с битами. Сволочь, и ты тоже редкая сволочь, хоть и разыгрываешь правильного. Надо поскорей выбираться отсюда, иначе останутся от Игорька рожки да ножки.

– Ясно. Дайте позвонить, – попросил я.

– Кому?

– Хозяину машины.

Чекист достал из стола мой смартфон и отдал мне. Аппарат был отключен. Я включил и, не обращая внимание на посыпавшийся град сообщений, набрал шефу.

– Ставь на громкую, – потребовал чекист.

Я сделал это и положил телефон на стол.

– Алло, Игорь, алло! – донесся из динамика озабоченный голос директора.

– Михаил Валерьевич, здравствуйте, – стараясь придать голосу максимально официальный тон, произнес я в надежде, что шеф догадается о том, что у нашего разговора есть ещё слушатели.

– Игорь, ну хоть живой… Где ты, что случилось? Второй день тебе дозвониться не могу.

– В подвале обладминистрации. Сижу.

– Что хотят? – спросил шеф после небольшой паузы.

– Ключи от хаммера хотят.

Снова пауза. Неудивительно.

– Мало им того, что уже забрали? – глухо произнёс шеф, скорей констатируя очевидное, чем рассчитывая получить ответ на свой вопрос. – Если отдадим ключи – отпустят?

Я вопросительно посмотрел на чекиста, тот утвердительно кивнул.

– Говорят, что отпустят.

Пауза. Вздох.

– Если я перезвоню минут через пять, сможешь ответить?

Снова мой вопросительный взгляд. И снова утвердительный кивок чекиста.

– Смогу.

– Хорошо, перезвоню.

Ложу трубку.

– Окей, подождем, – заметно повеселевшим голосом произнес чекист и уткнулся в ноутбук, словно забыв обо мне. Мне же, пользуясь тем, что настроение у него улучшилось, хотелось окончательно убедиться в неслучайности увиденного в холодильной камере.

– Это у вас тактика такая – перед допросом «пыточную» показывать? – как бы невзначай проронил я.

Чекист оторвался от ноутбука, посмотрел на меня, снова хитро прищурившись.

– Ну… работает же? – согласился он с моим вопросом.

– Да как сказать… – уклончиво ответил я, делая для себя вывод.

Что ты хочешь услышать? Похвалу? Мол, ай, какой молодец, охренительную тактику придумал – разводить людей, показывая, как убивают других людей. Тварь.

Зазвонил телефон, отвлекая меня от раздумий. Звонила жена. Я снова вопросительно посмотрел на чекиста. Тот кивнул. Я снял трубку, поставив на громкую связь.

– Алло.

– Алло, Игорь! Ну, слава Богу! Ты куда пропал? Я раз сто уже набирала и смски писала! Что случилось? У тебя всё нормально? Где ты?

Говорить ей в данный момент правду про арест и подвал смысла я не увидел. Незачем ей пока знать.

– Зай, не переживай, всё нормально, просто связи не было, вот только сейчас появилась. Выехать не получилось, сейчас по работе занимаюсь. Попозже перезвоню, хорошо? У меня всё нормально.

– Блин, Игорь, я уже не знала, что думать. С Максом связь есть, говорит, что как вчера уехал, больше не возвращался и не звонил!

Ну тут уже пришлось импровизировать.

– Да пришлось у товарища остаться, у… Паши, может, помнишь, с бывшей работы… Да ну, не суть важно. Поздно уже было, чтоб комендантский час не нарушать, у него заночевал, а тут связь не везде ловит. Всё нормально, говорю, не переживай. Давай, позже наберу, занят. Всё, целую.

Положил трубку. Чекист снова уткнулся в ноутбук. А телефон опять зазвонил. Шеф. Я ответил на громкой, шеф был лаконичен.

– Смотри, минут через тридцать подъедет сестра, привезет ключи. У неё твой телефон есть, как приедет – наберет. Её номер на «сорок два» заканчивается.

Я облегчённо выдохнул.

– Понял, спасибо.

– Как выберешься – набери сразу. Да, супруга твоя звонила…

– Я с ней только что разговаривал, успокоил, сказал, что всё нормально, без подробностей.

– Ну, правильно. Я тоже ничего пока не говорил. Да, и вот ещё… моя жена за Чапу спрашивает.

Точно, ещё же и пёсик тут где-то томится в неволе. Я посмотрел на чекиста. Тот опять кивнул.

– Чапу тоже отдадут, – подтвердил я.

– Ну, хорошо, тогда жду звонка.

Я положил трубку, и буквально через три секунды телефон снова ожил. Макс. Чекист посмотрел на экран и сам сбросил вызов.

– Всё, сеанс связи окончен, – заявил он и, подняв трубку стационарного телефона, коротко бросил:

– Зайди.

Зашел конвоир.

– Где собака? – задал вопрос чекист.

– Во дворе привязана, – спустя несколько секунд раздумий ответил тот. – Хотели пристрелить сначала, потом жалко стало.

Чекист усмехнулся. То, что эта мразь способна испытывать жалость, видимо, и для него было в новинку.

– Ишь ты… жалко. Ты не кинологом до войны работал?

Конвоир глупо улыбнулся, не понимая подвоха.

– Не… не в кино. Парковщиком.

– Ну, иди посиди ещё, пока ключи не привезут. Потом вызову, – эта фраза предназначалась уже мне. А конвоиру:

– Иди проверь собаку, чтоб на месте была.

Я встал, вышел из кабинета, мой тюремщик – за мной. Возвращаясь в камеру, я обратил внимание, как двое, которых я видел в «пыточной», за ноги волокут вверх по лестнице вверх тело убитого ими мужчины. Опять специально подстроили, чтоб я увидел? Да, схема у них отлажена.

– Сам дойдёшь? – больше утвердительно, чем вопросительно уточнил конвоир. – Пойду на собаку гляну, – и тоже отправился вверх по лестнице.

До камеры я дошёл уже самостоятельно. На условном посту охраны сидел на стуле второй тюремщик, молодой худощавый парень лет 20-ти. Как же тебя сюда занесло? Какие идеи должны были вложить в твои неокрепшие мозги, чтобы ты подписался на участие в этом кошмаре? Так я подумал, а вслух произнёс:

– Пустишь посидеть?

Глаза паренька удивленно округлились.

– А где…?

– Как вернётся, у него и спросишь. Так пустишь или я пошёл отсюда?

Парень суетливо встал и открыл камеру. Я зашел внутрь, сел на койку. Сосед вопросительно застыл, ожидая моих комментариев. Но я молчал.

– Ну что? – не выдержал он.

– Да пока не ясно.

– Не пиздили?

Я отрицательно покачал головой.

– «Пыточную» показывали.

Сосед понимающе кивнул.

– Видел. Они там пленных… – не закончил он фразу, отведя взгляд в пол.

Я лег, закрыл глаза, давая понять, что дальше продолжать беседу не намерен. Сосед тоже лег и с вопросами больше не приставал.

Время тянулось медленно. Оставалось надеяться, что после передачи ключей чекист сдержит своё слово.

Наконец двери распахнулись, и зашел бывший парковщик.

– Пошли, – обратился он ко мне.

Я встал, вышел из камеры и в коридоре сразу столкнулся с чекистом. Тот протянул мне мой телефон.

– Звонил нужный номер. Пошли, заберешь.

Втроём мы поднялись с цокольного этажа на первый, вышли на парадное крыльцо. Телефон в руке снова начал звонить. Я хотел было поднять трубку, но метрах в пятнадцати от себя увидел сестру шефа с телефоном в руке, помахал и направился к ней. Чекист и конвоир остались на месте. Сестра протянула ключи.

– Спасибо. Видите, недалеко уехал.

Та понимающе кивнула.

– Собачка… – напомнила она.

– Да, сейчас, подождите.

Я отправился назад, протянул ключи стоящему на крыльце чекисту. Тот удовлетворенно хмыкнул, засунул их в карман брюк, а из другого кармана достал паспорт с вложенными в него водительскими правами и отдал мне.

– Свободен? – уточнил я.

– Хочешь ещё посидеть?

Говорить очевидное не было смысла.

– Собачка? И вещи в машине были…

Чекист вопросительно глянул на конвоира, тот кивнул, быстро исчез за дверью и спустя пару минут притащил и отдал Чапу.

– Сейчас вещи принесу, – бросил он и снова скрылся за дверью.

– Предложил бы тебе к нам, – задумчиво произнес чекист, внимательно глядя на меня. – Но знаю, что откажешься. Давай, не попадай больше.

И не дожидаясь моей реакции, тоже исчез за дверью. Все произошло как-то быстро, я даже не сразу поверил, что уже свободен, ожидая еще какой-то подлянки. Огибая выстроенный на входе лабиринт из мешков с песком, туда-сюда сновали какие-то люди, но интереса к моей персоне больше никто не проявлял. Я подошел и отдал собаку ожидавшей сестре.

– Вы не на машине? – поинтересовался я.

– Нет, на маршрутке.

– Сейчас вещи вернут… Ладно, что-то придумаю, всё равно их как-то переправлять надо. Спасибо, извините, что так получилось.

– Да это вы извините…

Сестра с собачкой направилась к автобусной остановке на другой стороне улицы. Я стоял и ждал, наблюдая за суетливо снующими на входе в здание людьми. Мужчинами и женщинами, в камуфляже и в гражданке. Взгляд упал на зияющую в стене дыру с почерневшими краями – след от попадания ракеты. Через пару минут конвоир приволок чемодан.

– Этот?

Я кивнул, молча забрал, развернулся и отправился в сквер напротив, сел на лавочку и позвонил Максу.

– Алло, Максян, здоров…

Тот начал засыпать меня вопросами, но я перебил:

– Длинная история, на подвале сидел… Я с ней уже поговорил, всё нормально, успокоил… Да… Можешь подскочить на машине к «дураковке», а то я тут с чемоданом… Со стороны памятника, ага, жду.

После набрал шефу.

– Ну, вроде отпустили… Собаку отдали, вещи отдали, сейчас товарищ подъедет заберет… Мудак этот Дима… Решатель хренов, молча съебался, и всё… Не выходил больше на связь? Ну, неудивительно… Останусь у друга, буду думать, как выбираться отсюда… Да, отзвонюсь.

Я положил трубку и несколько минут сидел, осмысливая произошедшее и в какой-то мере наслаждаясь свободой. И думал о соседях по камере. О том, суждено ли им ещё увидеть солнечный свет или следующий ракетный залп сравняет здание с землей, превратив камеру в могилу. Что-то во мне изменилось, но я пока не мог понять – что. Произошло какое-то переосмысление жизненных ценностей. Изменились критерии оценки людей и событий. Через несколько минут, увидев приближающийся аутлендер Макса, я встал и подошел к краю тротуара. Тот остановился с включенной аварийкой, выскочил из машины. Мы обнялись.

– Нехило ты съездил, – улыбнувшись, съёрничал Макс.

– Сам в ахуе, – ответил я, тоже улыбаясь. Прошло меньше суток с моего отъезда, но я был чертовски рад его видеть.

Мы закинули чемоданы в багажник, погрузились сами и поехали к Максу.

– Жене не рассказывал? – по пути спросил он.

– Не, может потом, когда выберусь… Если выберусь.

Мы подъехали к дому, я вышел, открыл ворота и закрыл их вслед за въехавшим автомобилем. Из дома вышла Алёна, мы тоже обнялись.

– Я тут подумал, ну, скучно ж вам будет без меня, и решил вот никуда не ехать, – попытался я как-то рассеять застывшую в её глазах тревогу.

Подошел Макс, по-братски положил руку на плечи.

– Вернулся… Правда, с пересадкой. Или правильней сказать – с пересидкой? Что, там лучше кормят?

– Пока сидел, вообще не кормили. Но лучше Алёнкиной стряпни всё равно ничего нет, – я улыбнулся и подмигнул Алёне. – Только жене не говори.

Та, наконец, тоже улыбнулась, расслабившись.

– Ну, пошли, подлиза, буду кормить. Там ещё ваш кулеш остался.

Спустя полтора часа и две бутылки водки я закончил рассказ про события последних суток.

– Во, приключений у тебя за неделю, – подытожил Макс.

– Та да… На всю жизнь хватит, – согласился я.

До слуха снова донеслись ставшие уже привычными звуки взрывов.

– Всегда казалось, что война – это что-то такое далёкое… Из бабушкиных рассказов и старых фильмов, – вслух размышлял я. – Даже представить не могли, что когда-то придётся такое пережить… Но нет, и на наш век хватило.

– Ага… Главный вопрос – ради чего? – вздохнул Макс. – Одни кричат, что нас защищают, вторые – что освобождают. А по факту – гондошат и те, и другие.

В комнату зашла Алёна.

– Разговаривала с соседкой, она говорит, что с завтрашнего дня открывают гуманитарный коридор через Счастье, мол, все желающие могут выехать из города.

– Она откуда знает? – скептически спросил Макс.

– По телевизору объявили, а она еще позвонила на какую-то горячую линию, там тоже подтвердили. Завтра с 10-ти утра начинает работать. Они с мужем хотят уехать, ищут с кем.

Макс вопросительно посмотрел на меня. Я быстро прикинул все «за» и «против». Охранять предприятие у меня уже не получится – если попадусь Клыку или осетинам, то мне каюк. Сидеть у Макса ждать, пока очередной снаряд прилетит, тоже смысла особого нет. Надо выбираться.

– А что, это вариант. Я свою машину с гаража заберу и попробую опять. И их заодно возьму. Если один мужик выезжает, то вопросов к нему всегда больше, а так – вроде семья. А они какого возраста?

– Ну… лет пятьдесят, пятьдесят пять, – ответила Алёна.

– Можно сказать, что ты – зять, – предложил Макс. – А их семейство где? Выехали уже? – спросил он у Алёны.

– Да, сын с женой и ребёнком ещё месяц назад уехали, а они остались, не захотели хозяйство бросать, – ответила та.

– А сейчас на кого бросят? – по реакции Макса было понятно, что он явно не горел желанием навешивать себе на шею ещё питомцев.

– Кто-то из родни вроде будет приезжать присматривать.

Мой взгляд мельком упал на окно, сквозь которое я узрел перелезающего через забор мужика в камуфляжной форме.

– Смотри, – кивнул я Максу.

Мужик спрыгнул на землю, открыл изнутри входную калитку и запустил во двор ещё двоих. Все трое оказались вооружены, и держа оружие наизготовку, двинулись к входу в дом, осматриваясь по пути. Собака начала метаться по вольеру и лаять.

– Че за херня?! – возмутился Макс и пошел к выходу.

Я направился за ним. Мы вышли на крыльцо. Незваные гости удивлённо на нас уставились, но быстро сориентировались.

– Вы почему ворота не открываете? – рыкнул тот, что перелазил через забор.

– Так звонок не работает. Света нет, – невозмутимо ответил Макс.

Боевики переглянулись между собой.

– Проводим операцию, ищем диверсантов! Необходимо осмотреть дом! – тоном, не терпящим препирательств, продолжил «искатель». Но по их разочарованным лицам было понятно – они явно не ожидали, что кто-то окажется дома и помешает спокойно поживиться чем-то ценным.

Сохраняя невозмутимый вид, Макс жестом показал, что он совершенно не возражает. Двое, продолжая держать пистолеты наизготовку, зашли в дом. Третий, вооруженный автоматом Калашникова, остался снаружи. Зайдя внутрь, один из боевиков потребовал:

– Паспорта предъявите.

Алёна из соседней комнаты принесла паспорта, я достал из кармана свой, отдал.

– Вы хозяин? – обратился боевик к Максу, изучая документы.

– Да. Это жена моя, а это друг, в гости заехал, – кивнув на сервированный обеденный стол с остатками трапезы, ответил тот.

Подозрительно глянув на меня, боевик вернул паспорта. Начался осмотр дома. Заглянув в шкаф и увидев там камуфляжную куртку, один из боевиков резко вскинул пистолет, целясь в Макса. Второй сделал то же, беря на прицел меня. Алёнка испуганно ойкнула.

– Охотник я. У меня и карабин есть в сейфе, с разрешением. И билет охотничий. Показывать? – продолжая стоять с невозмутимым видом, объяснил Макс.

Боевик кивнул и, не опуская пистолета, проследовал за Максом в другую комнату. Второй остался, продолжая держать меня на мушке. Из соседней комнаты донесся неразборчивый разговор. А спустя пару минут Макс и его сопровождающий вернулись. Пистолет у последнего был уже в кобуре. Он кивнул головой своему напарнику, тот опустил пистолет, и они оба вышли на улицу. Макс проводил их до ворот, запер калитку и вернулся в дом.

– Двести долларов – и я уже не диверсант, – язвительно улыбнулся он. – Не дали доесть спокойно. Ладно, пойду поговорю с соседом. Скажу, что можно будет с тобой выехать. Заодно узнаю, влезали ли к ним тоже.

На следующее утро во дворе у Макса я уже грузил чемоданы в свою машину. Рядом стояли мужчина и женщина – соседи. Подошли Макс и Алёна.

– Ну что, присядем на дорожку? – спросил я, захлопнув багажник.

Мы все сели на лавочку в беседке.

– Света, ты белый флаг взяла? – спросил сосед, обращаясь к жене.

– Взяла, наволочку, – ответила та, заглядывая в сумочку и извлекая оттуда край белой материи.

– Документы, паспорта, – продолжил я.

Соседи утвердительно кивнули.

– Ну, с Богом. Надеюсь, со второго раза получится, – сказал я, поднимаясь. Обнялся с Максом, потом с Алёной.

– Если не получится – вернешься, у нас места много, – улыбнувшись, сказал Макс, пытаясь разогнать напряженную атмосферу в преддверии предстоящей непростой поездки. Было видно, что он тоже не прочь бросить всё и умотать куда угодно, лишь бы подальше от всего происходящего вокруг. Мы загрузились в машину. Сосед сел впереди, рядом со мной, жена – сзади. Макс открыл ворота, и, помахав на прощание, мы отправились в путь.

– Сказали, место сбора на кольце, возле парка, – заметила соседка.

Я кивнул. Но когда подъехал к назначенному месту, там никого не оказалось. Припарковавшись, мы вышли из машины и стали озираться по сторонам. Было ровно десять утра, и все желающие выехать должны были быть здесь.

– Что-то никого… – недоумевая, сказал сосед и вопросительно взглянул на жену. Та пожала плечами и нацепила белую наволочку на автомобильную антенну.

Спустя пару минут подъехали две легковушки с уже привязанными «белыми флагами». Из них вышло несколько человек, подошли к нам, мужчины протянули руки в приветственном жесте. Мы поздоровались.

– Ну что, будем пробовать? – спросил один из них.

– Будем, – согласился я. – Других вариантов всё равно нет.

– Ну, ещё через Станицу можно вроде, но там как повезёт… – сказал один из приехавших.

– Это да… Мне вот не повезло, позавчера пробовал, – печально улыбнулся я.

– Завернули?

– Ну да… завернули, – ответил я, мысленно прогнав в голове события последних двух дней.

– У меня знакомый выезжал там пару дней назад, – продолжал второй. – Ехал сам, так машину отобрали, а самого вывезли куда-то в поля и бросили, показали направление, мол к укропам – туда. И он по заминированной территории пешком петлял. Но, блин, вышел. Бойцы с той стороны охренели. Как, говорят, ты там вообще умудрился пройти?

Подъехала ещё одна машина, пассажиры вышли, подошли к нам.

– Это на выезд через гуманитарный коридор? – спросила одна из приехавших.

– Да, – дружно кивнули мы.

Тем временем подъехала уже пятая машина с «белым флагом».

– Ну что, будем двигать? – предложил я.

Пять машин – уже неплохой кортеж. Тем более, время уже перевалило за четверть одиннадцатого.

Все погрузились в свой транспорт, и мы тронулись. Наша машина оказалась первой в колонне. Проехав несколько сотен метров, я увидел ещё пять автомобилей с белыми флагами, двигающихся нам навстречу. Первый мигнул фарами и остановился. Я поравнялся с ним и тоже нажал на тормоз.

– Не пускают, завернули, – с недовольным видом произнес встречный водитель в открытое окно.

– Кто, эти или те? – уточнил я.

– Эти. Говорят, не было команды никого пропускать.

– Да как это? Давайте я сейчас на горячую линию позвоню! – возмутилась с заднего сиденья Света. Достала телефон и начала звонить. – Алло, здравствуйте! А почему нас не пускают через гуманитарный коридор? … Да… С белыми флагами… Не пропустили… Сказали, ничего не знают… Хорошо, спасибо. – И уже обращаясь к нам: – Говорят, что всё нормально, должны пропустить!

Я повернулся к предводителю встречной колонны.

– Звонили на горячую линию. Говорят, что будут пускать. Мы будем пробовать.

Тот утвердительно кивнул:

– Тогда мы за вами.

Он высунул руку в окно и вращательно помахал ею. Я нажал на газ, и колонна двинулась дальше, вобрав в себя ещё пять автомобилей, развернувшихся и пристроившихся к нам в хвост.

Мы переехали через мост и стали приближаться к выезду из города. Многоэтажки сменились частным сектором. Это был мой родной Камброд. На асфальте начали попадаться воронки от снарядов и мин, поломанные деревья, по краям дороги с фонарных столбов свисали разорванные провода. Последние два дома были полностью выгоревшими. Раньше перед одним из этих домов стояла лавочка, и на ней всегда сидели две бабульки – следили за играющими тут же внуками и перемывали косточки политикам. Сейчас не осталось ни лавочки, ни домов, ни, видимо, и самих бабулек. Война…

Спустя еще метров пятьсот взгляд выхватил разбитую автобусную остановку. Память сразу предательски подкинула воспоминая – мы с уличными друзьями, еще подростки, мчим на великах купаться на ставок, и именно здесь, возле остановки у меня с колеса спадает цепь. Я останавливаюсь, быстро ставлю её на место, и мы наперегонки летим дальше.

Колонна продолжала движение. Лесополосы, которая тянулась по обеим сторонам дороги, уже не было. Все деревья были поломаны, торчали лишь обугленные пеньки. На обочине с нашей стороны валялась на боку перевернутая и сгоревшая БМП. Дорожный асфальт был изрыт воронками, усыпан металлическими осколками и ошмётками бетонного бордюра. Только бы не пробить колесо! А вот и кафе «Перекресток». Верней, его остатки. Расположенное на выезде из города в уютной рощице, оно всегда служило отличным местом для отдыха, и мы частенько с семьей выезжали сюда поесть шашлык. Теперь не было ни рощицы, ни беседок, лишь почерневшие останки помещения кухни. А с другой стороны дороги дымила разбитая автозаправка.

Увиденное не воспринималось как реальность. Каждый нейрон нервных клеток мозговых цепей вопил – как такое может быть? Ради чего это? Неужели это всё сделали ЛЮДИ? Словно кошмарный сон… Плевок в детскую память… Как будто дьявол решил пошутить и вживить в сознание сомнение в реальности тех счастливых дней, выдавая за действительность то, что окружало нас сейчас…

Ошарашенные увиденным, мы наконец добрались до блокпоста. Колонна остановилась. Люди начали выходить из машин. Из окопа, уходящего вправо и влево от шоссе, высунулась перепачканная мужская физиономия и рука, жестом показавшая нам разворачиваться. Предвидя такую реакцию на наш приезд, несколько человек, в том числе и мы со Светланой, направились к окопу. Оттуда вылез хозяин грязной физиономии, уже целиком, и пригибаясь подошел к нам.

– Сказано же, не пускаем! – заявил он. – Садитесь по машинам и сваливайте отсюда! Сейчас снайпер укроповский отработает по вам, и всё!

– Я только что на правительственную линию ЛНР звонила, – возмутилась в ответ Света. – Мне сказали, что работает гуманитарный коридор! Почему вы не пропускаете?

Все остальные тоже начали возмущаться и требовать проезда. Ополченец сплюнул и молча прыгнул назад в окоп. Рукой опять махнул уезжать.

– Может, ещё раз позвоните? – спросил я у Светы. – А то эти товарищи, видимо, просто не в курсе.

Та снова набрала номер и повозмущалась в трубку.

– Пообещали, что сейчас разберутся, – сказала она по окончанию своего спича.

Мы вернулись к машинам и в ожидании сгрудились за внедорожником, едущим в составе колоны. Спустя несколько минут из окопа снова выбрался ополченец и махнул рукой, чтобы подошли.

– Будем пропускать. Машины к досмотру, – угрюмо буркнул он. – Но смотрите, что с вами дальше будет – ваши проблемы.

Мы разошлись, я открыл багажник. Поскольку моя машина была первой, то и досмотрели нас тоже первыми. Бегло, особо не вглядываясь.

– Сейчас остальных досмотрим, вместе всех пропустим, – сказал ополченец, возвращая паспорта, и направился к следующей машине.

Ещё один вылез из окопа и начал ему помогать. Мы сели и стали ждать. За несколько минут они быстро досмотрели автомобили, проверили паспорта, после чего отодвинули заслон, скорее условный, чем реально преграждающий, и освободили проезд. Колонна двинулась дальше. Мы спустились с пригорка, на котором был «республиканский» блокпост, и поднялись на пригорок к украинскому. И офигели! Если там блокпост состоял из нескольких бетонных блоков и небольшой линии окопов, то тут нас встретила целая крепость. С бойницами для ведения огня в несколько ярусов, с замаскированной боевой техникой и артиллерией. И реющим на ветру украинским флагом.

– Почему же они в город не заходят?! – ошарашено выдохнул сосед. – Там же три калеки в окопах сидят, а тут их целая армия!

Да, действительно – почему? Почему, когда украинские военные неоднократно входили в город с разных сторон и однажды дошли чуть ли не до центра, каждый раз поступала команда отступить?

Наши размышления были прерваны металлическим голосом из громкоговорителя:

– Из машин не выходить! Будем стрелять на поражение!

Вот тебе и гуманитарный коридор. Этих тоже не предупредили? Медленно тянулись минуты. Полдень. Солнце подошло к зениту и пекло неимоверно. Кондиционер включать не было смысла – все окна в автомобиле должны были быть открыты. Минут через двадцать Света начала охать.

– Ой, душно… Ой, не могу, сейчас дурно станет…

И, открыв дверь, попыталась выйти из машины. В тот же момент в одной из бойниц показалась голова в балаклаве и проорала в громкоговоритель:

– Из машин не выходить! Будем стрелять на поражение!

Соседка испуганно плюхнулась назад.

– Не дергайтесь, – сказал ей я. – Кто знает, что у них в голове. И обочина здесь однозначно заминирована, ещё подорвётесь к хренам.

Сосед протянул ей бутылку с водой, та запила ею какое-то лекарство и, вытирая платком пот с лица, немного успокоилась.

В нервном ожидании прошло ещё минут десять. И вдруг один из замаскированных впереди танков сделал выстрел в сторону города. Все вздрогнули от неожиданности. Крепость ожила и стала плеваться снарядами из всех своих ртов в сторону города. Мы закрыли уши и вжались в сиденья. Где-то далеко сзади раздались глухие звуки взрывов. После десятка выстрелов, всё так же внезапно замолкло.

– Что же они делают?! – испуганно пробормотал сосед. – Сейчас же обратка пойдет!

Сложно описать свои ощущения в этот момент. До заветного пересечения линии фронта оставались считанные метры. Что происходило бы со мной дальше, было не принципиально. Пусть меня забирают в милицию, садят в камеру, проверяют на причастность к сепаратизму. Плевать. Главное – выбраться на территорию, где действуют хоть какие-то законы цивилизации. И вот, когда цель уже почти достигнута… Мы оказались в ловушке, зажаты между двух огней. Выстроенная на склоне пустынного пригорка, наша колонна вся была как на ладони. Мы представляли собой идеальную цель. Вдалеке раздался звук артиллерийского выстрела. Пошла обратка.

И я понял – возможно, это КОНЕЦ….

За последние несколько недель у меня регулярно была возможность отправиться на тот свет. Но каждый раз моё шестое чувство твердило мне – думай головой, и ты выпутаешься. И я выпутывался. Но сейчас я напоминал лягушку из басни про кувшин. Которая барахталась, барахталась, взбила молоко в масло и добралась почти до самого края, но в моем случае горлышко кувшина оказалось слишком мало, чтобы в него пролезть.

И на смену надежде пришла безысходность. Пришло понимание, что старуха с косой сейчас стоит где-то рядом и теребит костлявыми пальцами древко в нервном ожидании добычи. И когда рядом раздался первый взрыв, я сделал то же, что делали мои деды и прадеды, глядя в глаза смерти. Уронил голову на руль и стал молиться. Я слышал, как люди начали выскакивать из машин, чтобы укрыться в кювете. Слышал звуки рвущихся где-то рядом снарядов. Визг женщин. Плач детей. Автоматные очереди украинских военных. И молился. Потому что сделать больше уже ничего не мог. Только уповать на Бога, ведь бьющимся по обе стороны фронта на нас было наплевать.

Не знаю, услышал ли Он молитвы, или там наверху на этот день изначально были другие планы, но спустя пару минут огонь прекратился. Я открыл глаза и посмотрел на соседа. Тот всё это время сидел рядом, не выходя из машины. В его зрачках смешались ужас и отчаяние. Никто не решался прервать возникшую тишину, словно боясь, что любой звук или неосторожное движение снова повлечет за собой продолжение. Ждать долго не пришлось. Крепость снова огрызнулась двумя выстрелами по городу. Раздались глухие звуки взрывов. И костлявые пальцы снова застучали по древку.

Следующие несколько минут, казалось, продлились целую вечность. Но обратки не последовало. И вот впереди, в промежутке между бетонными плитами появился боец, который отодвинул металлическое заграждение, освобождая проезд. Все происходило словно во сне и казалось нереальным. Усилием воли заставляя мозг включиться, я завел машину, мы медленно въехали в периметр блокпоста и остановились для досмотра. Я и пассажиры вышли из машины и, открыв багажник, начали доставать и расстегивать сумки и чемоданы.

– О, Моцарт, здоров! – услышал я рядом знакомый голос.

Я повернул голову и увидел невысокого коренастого бойца в балаклаве и надетым поверх шлеме. Были видны только глаза. Знакомые глаза. Кто этот человек, окликнувший меня курсантской кличкой?

– Как ты? – продолжил расспросы боец. – Что там в городе?

И я вспомнил бывшего одновзводника.

– Кабан? – осторожно спросил я.

Боец кивнул. Я медленно сделал шаг навстречу, и мозг окончательно включился. Оцепенение, сковывающее меня, спало. Я схватил Кабана за грудки и начал трясти.

– Вы чё, блядь, творите?!! – орал я ему в лицо. – Нас же там чуть не положили всех!!!

Кабан вцепился в мои руки, пытаясь освободиться. К нам подбежали ещё два бойца, один схватил меня сзади за шею, оттягивая от одновзводника, второй наконец сорвал руки, и вдвоем они стали меня заламывать.

– Не надо, отпустите! – пытаясь втиснуться между мной и ими, кричал теперь уже Кабан. – Я его знаю, он нормальный человек.

Меня отпустили. Я разогнулся, помассировал ноющее предплечье, и в этот момент в глаза бросилась выбравшаяся откуда-то из укрытия девушка в надетом поверх платья бронежилете, защитной каске и с микрофоном в руке. Следом за ней выбрался мужик с видеокамерой. Он вскинул камеру на плечо, а девушка, сняв каску, стала поправлять прическу. И пазл происходящего сразу сложился.

Я перевел взгляд на Кабана:

– А, ну всё понятно… Картинка вам была нужна… Правильная!

– Игорь, это война, – с сожалением промямлил тот. – Пойми.

Понимать ничего не хотелось. Вообще ничего не хотелось. В очередной раз я убедился в правильности выводов, сделанных в подвальной камере. Как можно оправдать открытую провокацию обстрела мирной колонны, специально устроенную с одной-единственной целью – чтобы потом прокричать на весь мир с экранов и мониторов: «Смотрите, что творят! Расстреляли мирных жителей, едущих по гуманитарному коридору!».

Война не ради победы. Война ради хайповой картинки, манипулирующей общественным сознанием. Война, которой не должно было быть.

Я покачал головой, развернулся и подошел к машине. Молча закинул вещи в багажник, сел за руль и стал ждать. По окончанию досмотра наша колонна, возглавляемая автомобилем ДПС, выдвинулась по направлению к городу с циничным названием Счастье. Где нас ждала основная проверка.

Город встретил очередным блокпостом на въезде. Все вышли из машин, бойцы внимательно досмотрели транспорт и багаж, после чего мы направились к стоящим в стороне столам, за которыми сидели сотрудники милиции. Заполнив выданную анкету, я подошел к столу. Протянул паспорт и анкету. Сидящий за столом мент внимательно изучил документы, а затем пристально посмотрел на меня.

– Лицо у тебя знакомое…

Я помнил этого парня, это был опер из Старобельского райотдела, мы пересекались пару раз в УВД во время сдачи отчетов. Но сказать ему об этом сейчас означало неминуемо обречь себя на дополнительную проверку. Так что пусть сам вспоминает. А лучше не вспоминает. Я лишь молча пожал плечами.

– Руки покажи, – потребовал он.

Я показал.

– Майку сними.

– Зачем? – не понимая смысла этого «стриптиза», спросил я.

– Посмотрю на плечах синяки от приклада. Вдруг ты снайпер сепарский, а теперь сбежать хочешь, – пояснил опер.

Если так, то всё логично. Я снял майку, тот посмотрел, кивнул и вернул паспорт. За вторым столом такую же процедуру прошел сосед. За нами уже образовалась очередь из других участников нашего кортежа. Мы вернулись к машине.

– Всё, можно ехать? – поинтересовалась у меня Света.

– Сейчас узнаю, – ответил я и направился к досматривающему следующие автомобили бойцу.

– Командир, ехать можно?

– Если документы проверили, то можно, – не оборачиваясь ответил тот, ковыряясь в чьем-то чемодане.

Мы в очередной раз загрузились в машину и двинулись дальше. Проехали блокпост и выехали на шоссе. Слева на стоянке стояло несколько джипов с эмблемой «ОSCЕ» и микроавтобус с логотипом какого-то телеканала. По пути следования то и дело встречались колонны боевой техники, грузовики с военными. Доехав до Новоайдара, мы встретили очередной блокпост. Дождавшись своей очереди, заехали в зону для досмотра и вышли из машины. Ко мне подошел долговязый боец лет 25-ти с виду, которому я протянул паспорт, а сам по привычной уже схеме пошел доставать вещи из багажника.

– Чого в'їзжаєшь? – резко обратился он ко мне. В голосе сквозила неприязнь. – Бери зброю та йди воюй!

«Вот что у них у всех за привычка – тыкать старшим по возрасту», – подумал я про себя. Что мент на счастьинском блокпосте, что этот. А этот ещё и дерзит сходу. Но решив, что вступать в конфликт глупо, я уклончиво ответил:

– Да двое детей, если убьют, кто ж их на ноги ставить будет.

– В мене теж двоє, один – інвалід, жінка у декреті, а я тут… з вами, – боец уже не скрывал своего презрения.

И я, как и там, на первом украинском блокпосте, уже не смог смолчать:

– Так ты сюда от проблем сбежал? – быстро смоделировав у себя в голове его семейную ситуацию, задал я встречный вопрос. И попал в точку. Лицо бойца побагровело, а кулаки сжались.

– Знімай майку, – прохрипел он.

Вполне законное требование, ничего не оставалось, как подчиниться.

– Штани знімай, – продолжал хрипеть боец, выкатив покрасневшие от ярости глаза.

А вот тут уже хрен тебе. Может, ещё польку-бабочку станцевать? Его агрессия уже начала передаваться и мне. Мы стояли лицом к лицу, глядя друг на друга, и краем глаза я отметил, что его правая рука машинально поползла вниз к висящей на поясе кобуре. Не берусь судить, чем бы это всё закончилось, но у этой сцены оказался ещё один свидетель – стоявший поодаль боец, который, видно, был тут старшим. Он быстро подошел к нам и гаркнул своему соратнику:

– Чё ты его задрачиваешь? Вон очередь какая! Давай, пропускай!

Мой визави ещё какое-то время злобно пялился на меня, после чего раздосадовано отвернулся и пошел к следующей машине. Старший сделал пару шагов назад, глянул на меня как-то… понимающе, что ли, и кивком головы показал, чтобы проезжали.

– Ну, вроде прорвались, – облегченно выдохнул я, сев в машину. – Дальше уже легче будет.

– Нас тогда до Краматорска, – попросил сосед. – А там сын подхватит.

Под вечер мы въехали в Краматорск, где на въезде в город моих попутчиков ожидала родня. После эмоциональной встречи они перегрузились в машину к сыну, а я двинулся дальше. Ближе к ночи на стоянке под Харьковом я встретил наших водил, перекусил с ними, узнал свежие новости и немного перекемарил в машине. А утром уже пересёк городскую черту Киева. Где меня ждали люди, любовь к которым помогла мне пережить все эти мытарства. Моя семья!

Позже из общения со знакомыми и друзьями я узнаю, что Кабан погиб от пули снайпера. Что мой сосед Валентиныч умер от сердечного приступа прямо на улице, потому что прохожие не смогли дозвониться в «скорую». Наш сторож Петрович погиб от попавшего в дом снаряда. А Димон, бросивший меня на блокпосте, был арестован и обвинен в шпионаже.

Макс и Алёна остались жить в Луганске. Содержат оставленную на них живность и надеются, что на нашей земле наконец воцарится мир.

Выходной день. Я дома, играю с детьми. Вдруг острой бритвой слух режет сирена воздушной тревоги, а из окна доносится знакомый гул авиационного двигателя. Подхожу к окну, выглядываю на улицу и вижу, как СУ-25 заходит на вираж. От него отделяется ракета, которая летит… В меня. В голове мелькают мысли: «Неужели это конец?», «Да и хрен бы со мной – дети, здесь же дети, как же так?». А через мгновение следует невыносимо яркая, застилающая всё вспышка.

И… Ничего. Вообще ничего. Я, а точнее – крупица мироздания, отождествляющая себя как «я», висит в окружении всеобъемлющей пустоты. Бесплотная частица, почему-то наделенная возможностью мыслить. Нет страха… Нет боли… Нет вообще никаких чувств и эмоций. Есть только мысль. И понимание собственной мизерности в окружающей бесконечности. В пустоте, поначалу кажущейся тьмой, но на самом деле не имеющей ни цвета, ни иных признаков. Ни времени, ни границ. Всепоглощающее Нигде и Никогда. Это осознание продолжается … может, мгновение, а может быть —годы. Но вот что-то начинает меняться… Поначалу не ясно что, но потом я понимаю, что пустота приходит в движение. А ещё чуть позже – что двигаюсь я, а не окружающая действительность. Разгоняясь двигаюсь к появившемуся далеко впереди светлому пятну, благодаря цвету которого пустота вокруг окрашивается в черный и обретает границы. Всё сильней ускоряясь, лечу к свету… Ещё мгновение и… Я подскакиваю на кровати, выпадая из состояния, которое сложно назвать сном. И понимаю, что теперь снова заснуть уже не удастся. Во всяком случае, трезвым.

Прошла неделя после моего приезда в Киев. И каждую ночь во сне я переживаю собственную смерть в различных её вариациях. Но итог всегда один – организм отказывается дальше спать. В момент перехода от бодрствования ко сну в мозгу происходит какой-то щелчок, и сознание не отключается, чтобы снова не «умереть». Если выпить, то хоть и снится всякая белиберда, но хотя бы спишь. Но всё время бухать – это путь в никуда. Туда, откуда только что прилетел. Теперь я даже примерно знаю, как это самое «никуда» выглядит.

Я встал и вышел на балкон. Стою, вглядываясь в пестрящий разноцветными огнями ночной Киев, который, такое впечатление, никогда не спит. Не спит, но и не видит, что на самом деле происходит в нескольких сотнях километров к востоку. Или не хочет видеть. Сзади неслышно подошла жена и обняла, прижавшись ко мне таким теплым и родным телом.

– Опять кошмар приснился?

Я кивнул, прижав её руки к себе. Не знаю, как бы я жил, не встретив однажды её. Это не была любовь с первого взгляда, как обычно описывают в романтических опусах, когда два героя ощущают взаимное тяготение, едва соприкоснувшись взглядами. Мы встретились в сложное для нас обоих время и потянулись друг к другу, стараясь в новых отношениях избавиться от негатива прошлых. Понимание любви, если можно так выразиться, пришло позже. Для меня слово «любовь» слишком пресно и безлико, чтобы передать своё отношение к жене. Я слышал много вариаций на тему, что такое любовь, задумывался и искал для себя ответ. Самое распространенное понятие, оно же наименее эгоистичное – это желание, чтобы любимый тобою человек был счастлив. При этом желательно, чтобы счастлив именно с тобой. Хотя несчастную любовь ещё никто не отменял, и именно благодаря ей мир узнал множество поэтических и художественных шедевров. Но для меня это лишь часть мозаики. Через жену я ощущаю этот мир. Хочу и стараюсь смотреть на него её глазами, трогать её руками, вдыхать её грудью. И верю, что она чувствует и делает то же самое. И нам, и миру от такого симбиоза только лучше. Так что разочаровывать её, превращаясь в алкаша, совершенно не хочется.

Так больше и не заснув, встретив рассвет за книгой, я позавтракал, собрался и отправился на работу. Выйдя из подъезда и прошагав метров тридцать дотрансформаторной подстанции, где был припаркован автомобиль, я увидел неожиданное зрелище. Машина была припаркована ближней в ряду, капотом к подстанции. Боковые стекла с водительской стороны были разбиты, зеркало заднего вида тоже было отбито и болталось на проводах. А на дверях кривыми буквами было нацарапано «СЕПАР».

Уставший от бессонницы мозг отказался удивиться или расстроиться. Удивляться тут нечему – номерные знаки с луганской регистрацией помогли кому-то из местных меня «идентифицировать». Расстраиваться? А чем это поможет? После пережитого я начал значительно спокойней относится ко всему, что можно легко исправить. Совершенно другой вопрос – как донести до окружающих, что они ошибаются?

Сметя щеткой для очистки снега осколки стекла с водительского сиденья и закинув в багажник отбитое зеркало, я сел в машину, завелся и выехал со двора на проспект. Проехав несколько перекрестков, остановился на светофоре. В окне с моей стороны у разделявшего встречные полосы железного отбойника появились парень с девушкой. Парень малярной кистью красил изъеденный ржавчиной отбойник в желто-голубой цвет. А девушка, держа в руках коробок с надписью «На краску», сновала между пережидающими красный свет автомобилями. Подойдя ко мне и разглядев последствия ночного инцидента, она удивленно округлила глаза и собралась было ретироваться. Но тут я увидел приколотую к её блузке желто-голубую ленточку. Протянул руку в окно, я положив ей в коробок вытащенную наугад из кармана купюру и, указав жестом на ленточку, попросил отдать её мне. Девушка удивилась ещё больше, но молча сняла и протянула ленточку. Повязав её на центральное зеркало заднего вида, я вдавил педаль газа на загоревшийся зеленый свет светофора, и проехав еще пару сотен метров, выехал на мост Патона.

Я ехал и размышлял, каково это – быть в своей стране везде чужим? Быть чужим там, на Донбассе, потому что не веришь в выдуманные кремлевскими политологами байки про народную республику. Быть чужим здесь, потому что если ты с Донбасса, то автоматически попадаешь у большинства в категорию «сепаратист». При этом значительно честнее выглядят люди, которые по своей простоте и недалекости равняют всех под одну гребенку, навешивая ярлыки, и заявляют тебе это прямо в глаза. От них хотя бы знаешь, чего ждать. Намного подлее те, что с умным видом сочувствующе кивают, говорят, что всё понимают, но при этом отказывают в приёме на работу, сдаче квартиры, выдаче справки, записи ребёнка в детский сад.

И кого в данной ситуации считать чужими для себя? Мне кажется, что чужие – это те, кто сознательно вынудил миллионы людей Донбасса бросить родные дома в поисках мирного существования. И обрёк сотни тысяч на смерть и нищенское прозябание. Чужие – это те, кто не любит мою страну, мою Украину, не любит её народ. И делает всё, чтобы навязать идеологические и политические различия, разобщив нас и сделав слабее.

Я ехал и думал. А из динамиков, завывая, рвал душу Шевчук:

Два пальца вверх – это Победа, и это – два пальца в глаза! Мы бьемся насмерть во вторник за среду, но не понимаем уже четверга! Революция – ты научила нас верить в несправедливость добра. Сколько миров мы сжигаем в час ради твоего святого костра?!

Воздевшая руки в немом порыве, словно вторя певцу, навстречу в клубах утреннего тумана плыла Родина-Мать. Скорбящая о жертвах, которые уже принесены и которым ещё предстоит лечь на кровавый алтарь нашей глупости, пока человек наконец не научится жить в мире с самим собой.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.