Двенадцать месяцев восхождения [Андрей Викторович Дробот] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Об авторе


Андрей Дробот родился в Омске. По образованию – инженер, имеет авторские свидетельств на изобретения. Полтора десятка лет – в СМИ Ямала, как в газете, так и на телевидении. Имеет награды по журналистике, в том числе от Союза журналистов России: «Золотое перо России» в 2008 году, «Золотая полка отечественной журналистики» в 2014 году. Автор трех книг прозы «Крайний случай» (2003), «Холодный путь к старости» (2006), «Эффект безмолвия» (2011), соавтор четырех стихотворных сборников «Среди тундры, лесов и озер» (1997), «Муравленко – город нашей надежды» (2001), «Стена» (2016), «Воспоминания о бесконечном» (2017). С этими и другими произведениями автора можно ознакомиться на сайте проза.ру.

Предисловие

Уже в марте 2017 года, в канун пятидесяти пятилетия, я знал, что мое многолетнее увлечение написанием притч выльется в полноценную книгу, и решил назвать книгу по итогам года: «Двенадцать месяцев притч», которая сейчас видоизменилась в «Двенадцать месяцев восхождения». Почему – восхождения? Да потому что, я шел к написанию притч, словно восходя на недоступную мне ранее вершину, но как выяснилось, за каждой вершиной, открывалась следующая....

О, только не ругайте меня за возможное несоответствие кое-где канонам притче сложения, которые кое-где получились не такими короткими, а кое-где более похожими на тосты или сказки! Я не всегда один и тот же и тот же, бываю разным, такими же слегка разными получились и мои произведения. Более того, в год, в который я писал притчи, я много поездил. Сцены же, на которых мои притчи поставлены, меняются в зависимости от того, где я находился телом или мыслями.

Мартовские притчи я написал в городе Муравленко (Крайний Север – Ямал) среди снегов и морозов. Апрельские, майские, июньские притчи я написал в Омске, среди весенне-летнего расцвета природы, тепла и солнца. Место моей работы над июльскими притчами опять переместилось в Муравленко, где лето только начиналось. Августовские притчи родились среди природной красоты Ессентуков, Кисловодска, Пятигорска. Сентябрьские притчи возникли после экскурсий по архитектурно-ландшафтным богатствам Санкт-Петербурга и Москвы…

Осталось добавить, что ранние мои нигде не опубликованные притчи, написанные с 2011 по 2017 год, вошли в первую главу: «Вступление». Глава «Завершение» посвящена притчам, написанным в то же раннее время, но под Алика, героя моих романов «Холодный путь к старости» и «Эффект безмолвия», которому будет посвящена и моя следующая книга.

Вступление




О безопасности незаметного

Одному зайцу из стремления быть оригинальным пришла в голову идея с наступлением теплого времени года не менять белую шубку на серую, а так и щеголять в белой. Его отговаривали. Говорили, что это не практично, потому что белое быстро пачкается. Говорили, что зимняя шубка излишне тепла для жаркого лета. Говорили, что белый цвет летом слишком заметен. Но заяц уж слишком хотел выделиться из серой толпы. И выделился. Его скушали какие-то хищники.

Мораль тут проста: в местах, где водятся хищники в человеческом обличье, тоже не привлекайте к себе агрессивное внимание ни внешностью, ни идеями – целее будете.


О пользе терпения при нетерпении

Двух пчел проливной дождь застал под крышей какого-то строения. Одна пчела уселась на стену и принялась спокойно ждать, пока дождь закончится, а другая нервно летала вдоль края крыши, потому что дождь испортил ее планы по сбору цветочного нектара.

Первая пчела дождалась, когда дождь прекратится, и полетела к своему улью, а вторая не смогла улететь, потому что с психу во время ливня вылетела за край крыши, попала под стихию – и – ее унесло потоками воды.

Мораль: не надо нервничать из-за обстоятельств, которыми невозможно управлять, просто перетерпите их.


О внимательном отношении к аудитории

Как-то несколько странных зайцев решили более не бегать от хищников, а устроить перед ними митинг, на котором выступить с речами в поддержку гуманизма и справедливости в отношении зайцев. И тут уж не важно, был ли санкционирован этот митинг или нет, не важно, какие речи произнесли зайцы. Важно то, что волки их потом съели с большим удовольствием, поскольку и бегать за этими зайцами не пришлось.

Мораль: в аудитории палачей их потенциальным жертвам опасно читать лекции о справедливости, рассчитанные на гуманистов…


О работе и прислуживании

Одна мышь совсем отчаялась в поисках работы, но однажды ей встретилась большая и жирная крыса.

– Слушай, мышь, приноси мне каждый день по десять зерен какого-нибудь съедобного злака, а я тебе буду выдавать одно на питание, – предложила крыса.

– Но где я возьму эти зерна? – спросила мышь.

– У меня есть богатое поле, куда, правда, я сама не хожу, потому что переросла, а ты маленькая, тебе расти и расти, с чего-то надо начинать, – сказала крыса.

С этого момента так и повелось. Мышь бегала на поле, приносила крысе десять зерен и получала в качестве зарплаты одно. Таких мышей было множество, но спустя время, даже будучи переростками, очень редкие становились крысами, поскольку из-за недостатка времени, сил и ума они не могли найти свое поле, на которое смогли бы направлять своих соплеменников на работу. Именно так неудачи большинства мышей объясняли крысы, но самое главное состояло в том, что богатых полей было намного меньше, чем мышей.

Мораль: каждый, кто прислуживает, может утешиться тем, что он составляет основу общества, поскольку принадлежит к самой многочисленной партии вынужденного большинства.


О неравном приятельстве

Одна мышка парадоксально полюбилась коту, тому самому коту, который этих мышек за свою жизнь извел прилично. Почему так произошло? Ответить невозможно. Народная мудрость гласит: любовь зла, полюбишь и козла.

Кот взял за правило оказывать протекцию этой мышке и защищать ее от других котов. Мышка, видя к себе такое отношение со стороны безусловного хищника, воспылала к нему добрыми чувствами и из благодарности старалась ему угодить. Угодливость, правда, получалась никчемной. Мышка то зерна принесет этому коту, то кусочек сыра…

Кот, хотя и не ел то, что приносила мышка, выбрасывая все в мусор, но был достаточно мудр, чтобы понять, что за подношениями мышки скрываются ее добрые чувства, а не стремление его обидеть. Хуже было то, что из угодливости мышка становилась излишне суетлива, а оттого и неуклюжа перед котом: то что-нибудь хвостиком смахнет, то лапкой зацепит. Но и это кот прощал, продолжая благоволить к мышке.

Первой не выдержала такого положения дел сама мышка, которая тоже была умная и видела, сколько хлопот она причиняет своему благодетелю. Ее замучила совесть оттого, что ничем не может отплатить за добро.

– Извините за причиненное беспокойство, милый кот! – сказала мышка и ушла, потеряв благодетеля и став привычной добычей в мире котов.

Мораль: если вам попался благодетель, принимайте его дары учтиво, без суеты, не казните себя за то, что не можете ответить ему соответственно, и тем более не уходите…


О картине наследования

Пришло время, когда великолепная картина перешла в наследство. Наследников было несколько, никак не меньше двух. Принялись они делить картину, на которой были и деревья, и трава, и дорога, и домик, и небо…

Вначале наследники решили разрезать картину равными частями, но оказалось, что одному тогда достанется больше деревьев, чем другому, а другому достанется больше неба…

Затем они решили нарезать картину мелкими кусочками так, чтобы каждому досталось в равной степени деревьев, травы, дороги, домика, неба и так далее, но у каждого тогда бы получился ералаш, не складывающийся ни во что цельное.

Тогда наследники пригласили оценщика, чтобы тот нарезал куски, равные по ценности. Оценщик пришел, но когда узнал, что от него требуется, сказал:

– Уважаемые наследники, вам очень повезло, что ваша картина сохранилась в первозданном виде, какой вы ее помните с детства, обычно получают нечто чуждое сердцу, а вы хотите резать… Если разрезать картину на части, как вы просите, то хотя все вы будете в равной степени вознаграждены, картина в сумме потеряет свое очарование и цену. Считаю, что картина должна остаться у кого-то одного из вас или стать общей собственностью.

Как поступили наследники, об этом история умалчивает.

Мораль: случается так, что наследуемое имущество составляет не только предметы, но и, например, виды из окна, детские воспоминания, воспоминания о близких, дорогие сердцу места… Как жаль, что эта картина разрушается.


Об общении, которое не изменяет пустоту в доме

На день рождения суслик получил столько поздравительных телеграмм, столько поздравительных сообщений, столько поздравительных телефонных звонков, что если бы все поздравлявшие пришли, то не хватило бы и двух его нор, чтобы всех принять. Но в гости к суслику никто не пришел. Суслик, печально прогулявшись по пустующей норе, чтобы избавиться от одиночества, расставил на кухонном столе фотографии своих родных и приступил к праздничному обеду…

Мораль: связь сделала личное общение до того обременяющим, что кажется, лучше бы этой связи не было.


О глупости ожидания благодеяний от жестокости

Как-то отара баранов пожаловалась на притеснения своему сатрапу волку. Сатрап, будучи сытым и довольным, слушал жалобы баранов, вспоминая наивкуснейшие подробности последнего обеда с бараниной. Лицо его оскалилось в улыбке, что бараны истолковали как доброжелательность и мирный нрав.

Волк не заставил ждать своего ответного слова, главного жалобщика он превознес, отправив откармливаться на самый прекрасный луг. А пока бараны завистливо повернули свои бараньи головы на этот прекрасный луг, где кормился ставший привилегированным баран, волк незаметно порезал еще десяток баранов с края отары, которые и откушал вместе со своими собратьями.

Так и повелось. Слушания стада баранов стали ежегодными. На этих слушаниях волк удовлетворял какие-то просьбы баранов, а пока те умилялись доброжелательности волка, тот резал…

Мораль: если кто-то думает, что власть создана, чтобы делать добрые, справедливые дела, то он и есть самый настоящий баран.


О замещении пчел мухами

Одна муха как-то захотела устроиться на работу в улей. Она осмотрела себя критически:

«Крылья есть, голова есть, лапки тоже, так чем я хуже пчел?»

И то верно, в том насекомом царстве процветали странные толерантность и равенство вне зависимости от цвета, звучания голоса, прочих необходимых для продуктивной деятельности отличий и привычек. Поэтому, когда муха пришла устраиваться на работу в улей, ей никто не выставил в упрек, что она серая и любит питаться отходами. В первую очередь спросили: от кого она, затем попросили диплом, необходимый для трудоустройства. Этот диплом у мухи был, потому как получить диплом об умениях, которые на самом деле не умеешь, в том царстве проблем не было.

Муха стала работать с пчелами в одной команде. Вместе с пчелами улетала та муха на работу, но нектар она не собирала, потому что не умела, но вид делала. Затем она летела с пчелами в улей, там делала вид, что откладывает нектар в соты, на самом деле ела мед. Вот так и жила муха среди толерантных пчел в сытости и довольствии.

Видя, какой успех обрела их соплеменница, другие мухи последовали ее примеру. Постепенно число пчел в ульях стало заметно уменьшаться в пользу мух, а в некоторых ульях мухи даже подменили пчеломаток.

Мораль: когда много тех, кто демонстрирует работу, и мало тех, кто работает, – сложно ожидать сладкой жизни в обществе.


Об искоренении вредных привычек

Старый гвоздь торчал из деревянного бруса дверной арки много-много лет до того привычно, что никто его не собирался убирать, хотя каждый проходивший мимо оставлял на нем время от времени если не кусок своей кожи, то кусок одежды. В такие моменты, бывало, перед старым гвоздем возникали плоскогубцы или гвоздодер, приводя старый гвоздь в трепет, но инструменты как возникали, так и исчезали из-за парадоксальной жалости и любви к старому гвоздю, более похожих, правда, на апатию.

Он был частью прошлого, как семейная фотография, как семейные реликвии, и, казалось, старый гвоздь навеки поселился в этой квартире. Но в той квартире возникли новые веяния: то ли заехали новые жильцы, то ли зашли мастера для ее ремонта, а для них старый гвоздь не был реликвией, а всего лишь помехой. Так старый гвоздь был, наконец, выдернут.

Мораль: старый гвоздь – это привычка, привычно мешающая жить. Ее можно удалить, только привнеся в свою жизнь новизну, которая эту привычку выявит, для которой старая привычка станет помехой.


Об опасности движения без остановки

Жила-была одна непочатая бутылка шампанского. Хорошая адекватная бутылка, на которой бы и остановиться. Но что такое одна бутылка шампанского, когда она уже пуста? И вот пустая бутылка шампанского потребовала еще одну, и та пришла, и не одна, а с подругой: бутылкой водки… а там – движение продолжилось.

Мораль: в любом движении, если не умеешь остановиться, крах неминуем.


О своевременном избавлении от недоброжелателя

Тигр был наиколоритнейший: яркая расцветка, ощущение силы – но жил он почему-то в одном доме с бараном, не сознавая, к счастью барана, что барана можно съесть.

Баран оказался не глупым, как привыкла выставлять его народная молва. Он-то сообразил, что тигр для него опасен, начал побаиваться, а затем и думать, как избавиться от напасти. Но как от тигра избавиться его жертве, причем в своем собственном доме, где волей-неволей приходится регулярно встречаться?

Тигр – это не клоп и не таракан. Его не прихлопнуть. Он сам может избавиться от любого или почти любого. Враг в доме, не осознавший, что он враг, – что может быть хуже? Осознание может прийти в любой момент. Но барану повезло.

Однако в чем повезло, история умалчивает: то ли тигру предложили повышение по работе – и он выехал из дома, то ли он обзавелся семьей и опять-таки съехал, то ли сожрал кого-то на улице – и его изолировали от общества… может, и сам баран расхрабрился, выбрал удобный момент, наклонив рога, разогнался, вышиб тигра из дома и захлопнул дверь, а может, просто настучал, куда надо....

Варианты избавления от опасного соседства могут быть разными, но теперь баран и тигр живут отдельно, и вы знаете: каждый чувствует себя счастливым, только тигр, уже поняв свою сущность, до сих пор облизывается, вспоминая житье с бараном.

Мораль: если вы волею судеб оказались на одной площади, в одном коллективе, в конкуренции с недоброжелателем, еще не осознавшим своей силы, то скорее избавляйтесь от него любым способом: хоть на повышение, хоть в тюрьму.


О свободах

Жили-были кошка и дом. Кошки, как известно, ходят сами по себе, и кошка ходила… но куда бы она ни уходила, всегда возвращалась домой. Кроме того, как известно, кошки шкодят. Дом поначалу огорчался от уходов кошки и от беспокойств, которые она причиняла, поскольку он любил внутренний порядок, а порядок дома заключался в том, что каждая вещь должна лежать на своем месте, все должно быть в чистоте и в хорошем состоянии. Прошло время. Дом понял, что уход и приход кошки и некоторый беспорядок, который она производила, – тоже в чем-то порядок, что надо ценить свободу дорогого тебе жильца, чтобы он не страдал и не ушел вовсе.

Говоря о доме, нельзя не сказать, что кошка тоже любила порядок, но ее порядок отличался от порядка дома. Кошка считала в порядке вещей метить территорию дома, драть когтями его стены и мебель, сорить шерстью своей. Однако она тоже следила за реакцией дома на свои поступки и спустя время поняла, что некоторый беспорядок в ее порядках, который требовал дом, а именно: ходить в кошачий туалет, сдержанно драть когтями стены и мебель – тоже в чем-то порядок, на который можно пойти, чтобы не заставлять дом излишне страдать и не лишиться его вовсе.

Мораль: счастье общежития рождается из уважения свобод, понимания и компромиссов.


О мирной предупредительности и скандальной внезапности

У одной жены был любовник, что не является чем-то из ряда вон выходящим. Когда муж приходил навестить жену, любовник находился в отдалении. Но когда муж исчезал, то любовник был тут как тут.

Нельзя сказать, что муж не знал любовника жены. Конечно, знал, но знал только как сослуживца жены, или соседа, или случайного знакомого, как можно знать птицу, которая летает где-то рядом, заметна, но которую сложно подозревать, что она крадет из твоего дома…

Однако всегда наступает период ошибок. Как-то муж пришел домой не вовремя. Дверь в его квартиру открыл любовник.

«Вам сюда нельзя», – сказал любовник и захлопнул дверь перед носом мужа…

Да, такое могло бы произойти, если бы муж был неопытным, а он был многоопытным и всегда предупреждал жену о своем возвращении.

Мораль: если нужны скандалы – будьте внезапны, если хотите мира – будьте предупредительны.


Об осторожности с собственным порождением

Как-то один черный гном, а гномы большие охотники до накоплений и богатств, породил красивого сына. Сравнивая себя с отцом, сын вечно его недолюбливал, вплоть до ненависти.

«Это надо же было обзавестись таким уродом-отцом», – примерно так рассуждал он. Но у гнома было одно преимущество, за которое сын его терпел: у того было полно денег. Спустя годы вырос сын в красивого статного великанчика. И с этого времени у гнома не стало покоя.

Гном любил раскладывать свои сокровища на столе, разглядывать и перебирать их, а великанчик заходил вечно не вовремя, и если гном не успевал убрать сокровища со стола, то великанчик отбирал что увидит. Благо золото гном успевал спрятать под стол, и великанчик довольствовался серебром. Однако гном понимал, что когда-то может и не успеть, но сладу с великанчиком не было никакого, потому что сынок…

Мораль: если ребенок сильнее отца, не любит того и не уважает, то отцу надо быть постоянно настороже.


О ленивых волках

Стая волков лежала на поляне и лениво посматривала на добычу, которая мелькала в отдалении меж деревьев. В их обязанности входило бегать за этой добычей, ловить ее, но вожак где-то задерживался, а без начальства волки лежали, почесывались, перелаивались, но работать не торопились, поскольку кусок мяса им полагался по договору безо всякой беготни.

Лежали они долго и даже после окончания рабочего дня домой не торопились, потому что дома надо было заниматься семейными делами, а не лежать, посматривая на добычу. Кроме того, в том, что волки задерживались на работе, был еще один неоспоримый плюс – на следующий день, когда вожак спросит:

– Как вчера отработали, волчары?

Они могли смело ответить:

– Работали допоздна…

Мораль: и в человеческом обществе есть такие рабочие места, где, чтобы получить зарплату, достаточно отсидеть время, а чтобы получить одобрение начальства, просто его пересидеть.


О вершинах

Один орел искал попутчиков и встретил осла.

– Хочешь ли ты достичь вершин этой жизни? – спросил орел.

– Конечно, хочу, – ответил осел, поглядывая по сторонам в поисках травы, чтобы пожевать.

– Тогда давай путешествовать вместе, – предложил орел.

И вот орел с ослом отправились покорять вершины. Они начали подниматься в гору. И где-то на какой-то высоте исчезла трава.

– Я дальше не пойду, – сказал осел.

– Так вершина еще впереди, – напомнил орел.

– Нет, дорогой, там впереди только снег. Какая же это вершина, если там нечего есть? – ответил вопросом осел.

Тут они и расстались.

Мораль: у каждого в жизни своя вершина, и у большинства эти вершины таковы, что на них не надо и взбираться.


Об идеальной ловушке

Как-то волки придумали домашние устройства для зайцев, которые те стали с удовольствием покупать. Одно устройство создавало изображение, от которого зайцы не могли оторвать глаз настолько, что не видели приближения волка. Другое устройство занимало уши зайцев так, что они не слышали приближение волка. Третьим устройством стала кормушка, чтобы зайцы далеко не бегали за кормом, теряли физическую форму и не могли противостоять волкам. С этого дня у волков началась отличная жизнь.

Мораль: если глаза и уши у вас заняты развлечением или пропагандой, а работа вас не усиливает, а еще хуже – ослабляет, то не тем ли зайцем вы являетесь?


О реальных и воображаемых опасностях

В добротной бревенчатой лесной избушке жил заяц и любил он гулять по лесу, сплавляться на лодке по бурной речушке. Любил он это дело с детства. Риск привлекал его, хотя на самом деле заяц был далеко не герой. Вся его любовь к опасностям основывалась, по сути, на том, что свои рискованные действия он не считал опасностями, поскольку никогда не видел неудачных последствий.

В том лесу, кроме зайца, жили самые разные хищники: волки, лисы, медведи. Каждый раз, гуляя по лесу и плывя в лодке через сужающееся русло реки, заяц не задумывался о том, что может встретить хищника гуляющего, охотящегося, ловящего рыбу, поскольку ни разу не встречал. Вот так он и жил много лет в девственной радости рискованных предприятий, как живет девственница, гуляя по злачным и опасным местам, пока не нарвется на неприятности.

Однако неприятности свалились не на зайца, а на неизвестного ему зайчика, существование которого заяц предположил по маленькому кусочку заячьей шерсти, найденному им на лужайке возле дома. Именно от этого кусочка заячьей шерсти, возможно, оставленного им самим же, воображение зайца родило медведя, который, несомненно, охотясь за зайчиком, обнаружил лесную избушку самого зайца…

Неведомый ранее испуг посетил зайца. Он закрылся в избе и стал выглядывать из окон, выискивать взглядом среди ветвей деревьев и кустарников медведя, охотящегося на него…

Постепенно образ кровожадного медведя обустроил в его сознании надежную берлогу. В лес и на речку заяц стал выходить со страхом, а не с прежним весельем. Ему везде виделся медведь, причем с каждым днем настолько реальнее, что, в конце концов, заяц слег, словно бы в действительности был покалечен медведем.

Мораль: жить среди опасностей можно. Сложно жить среди воображаемых опасностей, которые не выходят из головы.


Об умении пользоваться ключами счастья

Одна ворона летала возле амбара, полного зерна, и мечтала о ключах от счастья, которыми, как она видела, открывается амбарный замок. Она летала и мечтала возле амбара довольно долго, довольствуясь оброненными зернами, пока работники амбара, на ее удачу, как-то не потеряли ключи от замка. У рабочих были запасные ключи, и они вовсе не расстроились, а у вороны, которая все видела и завладела потерянными ключами, появился шанс осчастливиться на всю жизнь.

Как только амбарные работники ушли по домам, оставив амбар на совесть сторожа, который по обыкновению спал, ворона с ключами подлетела к замку. Она старалась ни день и ни два, не один месяц и не один год, но ничего у нее не вышло… Зажать ключ клювом у нее получилось, но вот провернуть его в замочной скважине – никак.

Мораль: мало найти ключи от счастья, надо еще и суметь ими воспользоваться.


О невечности всех строительных материалов

Как-то одно маленькое животное решило построить себе прижизненный памятник из песка, чтобы увековечить себя. Почему из песка? Да потому, что песок был удобным, а может, и единственным строительным материалом для этого маленького животного.

На постаменте расположились кресло с крылышками по бокам, на котором домысливался сидящим талант маленького животного, а рядом с креслом лежали кошка и тигр, призванные охранять и помогать. Однако стихия разрушила памятник еще при жизни маленького животного.

Мораль: у человека тоже нет строительного материала, стойкого к вечности, и вся жизнь человеческая – это песчаный памятник.


О том, как легко нафантазировать чужие чувства и мысли

Кот был ершистый, своенравный, да и поцарапать мог в одно мгновенье, поэтому хозяин решил от него избавиться. Он спускался по подъезду к выходу, нес кота на руках, а сам размышлял: «Кот привык ко мне, может, и в его сердце живет любовь, просто он не может ее выразить правильно, вот и злобствует».

Представляя раненые чувства кота, оказавшегося на улице, через аналогию тому, что он сам бы почувствовал, если бы его выгнали с работы или из дома, хозяин ощущал себя тираном, и это его печалило. Это обычно так: других мы оцениваем через себя, ставим себя на место других, хотя другие – всегда другие. Ошибка, конечно, но хозяин страдал, вынося кота на улицу, и думал, что кот страдает также.

Хозяин представлял обиженные глаза кота, когда тот окажется за подъездной дверью, как кот глянет на него осуждающе: мол, разве можно за мои невинные шалости лишать меня дома, крыши над головой, сытной тарелки и, наконец, любви…

Однако ступени не вечны, рассуждая о горестях расставания, хозяин открыл подъездную дверь, с тяжелым сердцем поставил кота на землю, ожидая, что тот трусливо прижмется к земле, боязливо осмотрится и медленно подползет к его ногам, моля о прощении, – и хозяин простит… Но не тут-то было.

Кот только почувствовал, что руки хозяина его не держат, рванул от него что было сил в сторону каких-то бездомных котов, гулявших в отдалении…

Мораль: если вы душевно ранимы, не думайте, что ваш компаньон по обществу будет оплакивать расставание с вами точно так же, как это будете делать вы. Нет. Может получиться совсем наоборот. Он тут же найдет себе новых компаньонов. Вас, правда, не забудет, и вы будете жить в его сердце как некое напоминание о прошлом и месте, куда не хочется возвращаться.


О бессмысленном прозрении

Один цивилизованный бобр, проживавший в квартире многоэтажного дома, почувствовал себя неважно и решил искупаться. Ванна была прекрасная, отделанная кафелем, блиставшая чистотой. Он снял бобровую шубку и залез в воду, расслабился – и вдруг прозрел.

Он провел лапкой по голове и почувствовал, что в волосах что-то есть. В ванну упали насекомые, похожие на больших комаров. Он еще раз провел лапкой по голове и опять нащупал и стряхнул в ванну хищных насекомых.

Ужас охватил бобра от понимания того, в каком нечистом месте он находился голый, думая, что находится в чистоте. Он глянул в ванну и вовсе обомлел: там кроме тех хищных тварей, которых он стряхнул с головы, сидели пауки…

«Как можно быть здоровым и психически нормальным, подвергая себя контактам с такими ужасными созданиями, которые кусают, пьют кровь? Надо бежать от этого места подальше», – пронеслось в голове бобра. Однако покорность своему положению оказалась сильнее.

Он вновь и вновь погружался в ванну и страдал, спрашивая себя: зачем? зачем? – а потом вновь перестал видеть…

Мораль: в окружении любого человека есть люди и стремления, перед которыми человек беззащитен, которые сосут нервную и психическую энергию, финансы и саму жизнь… Иногда, оказавшись в покое и тишине, можно, к своему огорчению, прозреть и заметить эти создания и стремления, иногда очень даже любимые, ощутить, насколько они порой отвратительны, но, к счастью, а порой, и к несчастью, это проходит.


О глупости взрослого опыта и чистоте незнания детей

Стадо баранов бежало от опасности, не разбирая дороги. Что их так напугало? Бараны уже и не помнили. Их гнал вперед такой страх, что они боялись даже обернуться назад и всмотреться в своего преследователя: есть ли он вообще. Впереди разверзлась пропасть, пугающая беспощадной глубиной. Однако пропасть баранов не остановила, поскольку хотя передние и хотели бы остановиться, да задние им не давали, напирая и подталкивая.

В конце стада бежал один баран, который успел увидеть пропасть и которого никто не подталкивал, однако по инерции он тоже упал, успев, к своему счастью, ухватиться передними ногами за край пропасти как руками. Так он и повис, не в силах выбраться. Тут к краю пропасти подоспели ягнята, детишки баранов, которые из-за слабости не успевали за взрослыми, видели трагедию взрослых и успели оглядеться в поисках опасности. А опасности-то и не было.

– Помогите мне, – попросил взрослый баран детей.

Ягнята схватили барана и общими усилиями вытащили из пропасти.

Мораль: взрослые иногда все-таки большие бараны, чем дети, потому что слишком увлечены политикой, пропагандой и прочими взрослыми сказками, поэтому не изгоняйте из себя ребенка, который в трудный момент вам сможет помочь.


О преимуществах отвергнутой жизни

Как-то одна хорошая птичка, ехавшая в вагоне поезда со своими хозяевами, спела не ту песню. Спела не потому, что хотела обидеть хозяев, хозяева ее хорошо кормили и отлично за ней ухаживали, просто так получилось. В результате хозяева выбросили птичку в окно на всем ходу поезда.

Птичку сильно потрепало встречным ветром, некоторое время увлекало за поездом, потом некоторое время птичка пыталась исполнять свои должностные обязанности и искать корм в кормушке… Но желание выжить взяло свое. Птичка стала одной из тех птиц, которые во множестве водятся на полях и в лесах вокруг снующих по железнодорожным рельсам поездов.

Мораль: если вас выбросили из привычного, любимого или богатого, места, обязательно находите хорошее там, куда попали, и не расстраивайтесь: вы хотя бы находитесь там, что многие видят мельком, и о чем, бывает, мечтают.


О мастерстве за забором

Одна отличная, но дикая яблоня росла сама по себе и регулярно давала отличные плоды, которыми угощались все, кто проходил мимо. На яблоню бросали восхищенные взоры, о ней уважительно и с любовью говорили, но ни одному человеку не приходило в голову полить ее в засушливый день, как поступал тот же человек по отношению к своей менее плодоносной и менее сладкоплодной яблоне, которая росла в личном саду.

Дикая яблоня, конечно, огорчалась, поскольку могла бы рассчитывать на людскую помощь куда более верно, чем многие садовые яблони, которые гнали одну кислятину, но так было принято в садовых товариществах: не прилагать труда ни к чему и не оказывать помощи ничему, что находится за забором.

Мораль: так и в человеческом обществе: можно быть отличным мастером, но не иметь ни копейки от своего мастерства.


О правильном, но пугающем пути

Одна красная соленая рыба, вроде горбуши, семги или форели, лежала на блюде, порезанная на кусочки. Вокруг сидели чужие для нее люди, и сидели эти люди вокруг не для того, чтобы просто посидеть, а чтобы насытиться ею, получить удовольствие от трапезы и пообщаться между собой при этом. Они думали, что рыба давно мертвая, собственно, им было все равно: живая она или мертвая – эта соленая рыба, порезанная на кусочки. А она была живая.

Рыба лежала на блюде и думала о своей странной судьбе, что ее жизненное предназначение заключается в странном обстоятельстве быть съеденной совершенно незнакомыми ей людьми, да даже если и знакомыми, то какое в этом счастье? Рыба размышляла. Однако едоки явно не собирались ждать, пока рыба обдумает все свои мысли, пока она натешится остатками своей жизни. Они хотели кушать…

В ответ на желания людей рыба сама взялась отрывать от себя кусочки мяса и раздавать эти угощения людям. Рыба была не бесчувственная, но, исполняя свое предназначение, она вместо боли вдруг ощутила счастье. Люди принимали ее дары без благодарности, но с благодарностью к вкусу, пока на тарелке не остались только кости.

Мораль: исполняя любое дело, любите его, делайте его лучше и не ждите благодарностей. Вас съедят, как обычную еду, а кости выбросят, ваш выигрыш – только счастье от собственной пользы, самореализации, а это совсем немало.

Мартовские притчи




О перенапряжении

Рядом жили две лампочки. Одна горела ярко, другая чуть тлела. Тлевшая спрашивает яркую:

– Почему ты так ярко горишь?

Яркая отвечает:

– Потому что подключена к высокому напряжению.

Тлевшая из зависти тоже подключилась к высокому напряжению – и перегорела.

Мораль очевидна: не суйтесь в напряжение, на которое не рассчитаны.


Об убивающем разрыве отношений

Земле надоело крутиться вокруг Солнца.

– Каждый год одно и то же, я выросла из этой зависимости, мои амбиции намного выше, чем вращаться вокруг Солнца… И еще много чего обидного говорила она Солнцу.

Солнце долго слушало претензии и крутило Землю вокруг себя, пока, наконец, не решило отпустить строптивую спутницу. Земля обрела долгожданную свободу и полетела вдаль от Солнца, но не радость обрела она, а холод, уничтоживший всю жизнь на ней. И превратилась Земля в обычную мертвую планету, каких много…

Мораль: не надо рвать связи, которые вас оживляют и поддерживают в вас жизнь, какими бы сковывающими они ни казались.


О самомнении, исключающем условия

Жили-были две сосны: одна на богатой почве рядом с ручьем, отчего обрела богатую крону, а другая – худенькая и бедная – в отдалении на краю обрыва, где своими корнями едва держалась, чтобы не упасть. Сосна с богатой кроной, как ветер растеребит ее крону, вечно выговаривала сосенке, худенькой и пожелтевшей:

– Ты тупая, как дерево, будь иначе, ты была бы богатой, как я.

Смешно это выглядело, как одно дерево говорит другому, что ты тупое, как дерево, но в жизни так часто бывает.

Мораль: причину собственного благополучия многие видят в своих талантах, но никак не в случайностях, и не в почве, на которой они произрастают.


О преимуществе направления деятельности ума над его величиной

По луже возле тротуара проехалась машина, и в воздух взвились брызги грязи – того самого строительного материала «праха земного», из которого был создан, согласно Книге Бытия, первый человек на земле – Адам. Каждая брызга в отдельности, блестя на весеннем солнце, казалась себе такой золотой и чистой, что не удержалась, чтобы не рассмеяться над соседними брызгами:

– Какие вы все грязные!

Недолог был полет брызг, они приземлились на одежде какого-то гражданина, который был вынужден сдать ее в химчистку.

Мораль проста: никогда не гордитесь своим величием и умом, вполне возможно, что вся ваша деятельность, в конечном счете, приведет к неприятностям, которые кому-то придется устранять.


О ничтожности прошлых заслуг

Волею случая и благодати Христофор Колумб внезапно ожил то ли в Севилье, то ли в Санто-Доминго, то ли в ином месте Испании, готовом претендовать на его могилу, обрел плоть и устремился в город. Но его интересовали не достопримечательности, а тревожил голод за столько столетий, не на шутку разыгравшийся.

Христофор зашел в ближайшее кафе, а затем еще в одно, а затем еще в одно… Везде он просил покушать, везде напоминал о том, что на его золото, в частности, отстроены города Испании, но везде получал отказы в пище. В результате Христофор вернулся на свое кладбище, прилег отдохнуть в своей могиле, которая за столько-то лет стала его домом, и опять помер, дав газетчикам возможность порассуждать об осквернителях…

Мораль: вот так иногда и получается, что если у вас сегодня нет денег и работы, и благоволящих вам влиятельных людей, то никакие прошлые заслуги вам не помогут.


О пользе ударов судьбы

Ребенку подарили мешок орехов. Он принялся их разбивать молотком и есть ядра. Но некоторые орехи оказались пустыми, а некоторые – испорченными. Ребенок подошел к родителю и спросил:

– Почему все орехи снаружи выглядят хорошими, но некоторые внутри плохие?

Родитель ответил:

– Так определено природой, а иногда и обманом торговцев.

Мораль: так и в человеческом мире: узнать, что у человека внутри, можно только под ударами судьбы.


О горделивых претензиях и поступках

Жили-были кисти, которые рисовали картины. Работал ими известный художник, правда, не помню ни его имени, ни его фамилии. Но кисти возомнили, будто картины – их заслуга. Они посчитали художника лишь тем, кто дал им возможность рисовать и в какой-то мере помогает. Эту меру кисти оспаривали, думая, что они рисуют на холсте что-то свое и причем – самое главное между административными мазками художника, а иногда – наперекор. Однако те кисти, которые слишком вольничали, полетели в мусорное ведро, а остальные подчинились, правда, не переставая рассуждать о своих талантах.

Мораль: не гневите Бога и начальство горделивыми претензиями, а в особенности – поступками.


О счастье гибельного соперничества

Один многоизвестный экспериментатор выбросил посреди бескрайнего моря множество людей, сразу перешедших в категорию утопающих. Они в большинстве своем не могли погибнуть с голоду, прекрасно держались на воде, могли быть счастливыми и даже плодились и размножались, но судьба всех их приговорила к утоплению.

Экспериментатора интересовало, как поведут себя эти утопающие. И каково было его удивление, подтвержденное жизнью не одного поколения утопающих, что среди них, причем среди очень многих, высшим счастьем стало видеть, как кто-то утонет раньше, а еще лучше – подсобить… Да-да-да… не помочь плыть, не спасти, как положено по морскому закону, а именно утопить… Каждый боялся глубоководной бездны под собой, но каждый старался подтолкнуть в эту бездну соседа!

Мораль очевидна: счастьем утопающих, какими являются все живущие на этой Земле, оказалось успешное соперничество, а тут уж все средства хороши.


О вреде злорадства

Два гриба росли поблизости, хорошо спрятавшись под листвой, и часто спорили, у кого лучше укрытие. Но как-то шальной грибник обнаружил один из грибов и срезал его под триумфальный смех оставшегося незамеченным гриба.

– Я же говорил, что я лучше спрятался! – покрикивал удачливый гриб.

Смех и покрикивание гриба грибник не услышал, поскольку язык грибов тих. Но, на беду весельчака, от смеха затряслась его шляпка, и листья соскользнули с нее, обнажив укрывавшегося. Тут его грибник заметил и срезал.

Мораль традиционна для притч о злорадстве: не надо радоваться чужим неудачам и горестям, можно нарушить свою защиту.


О преувеличении собственных заслуг

Туча как-то сказала Солнцу с вызовом:

– Хоть ты и жаркое и, как говорят, большое, но мне ничего не стоит заслонить тебя, погасить твое пламя и скрыть свет.

– Глупая ты туча, твоя гордыня не видит дальше собственной тени, которая всего лишь маленькая клякса на поверхности Земли, – ответило Солнце.

Мораль такова: людям свойственно преувеличивать свои достижения и знания, вместо того, чтобы эти знания и достижения увеличивать.


О своевременном избавлении от излишнего груза

Путешественники летели на воздушном шаре и радовались открывающимся видам. Но вскоре шар стал терять высоту, и возникла угроза, что он не долетит до места назначения. Но это ли горе? В корзине воздушного шара был балласт, который путешественники начали сбрасывать, и шар благополучно приземлился там, где и предполагалось, а мог улететь и еще дальше.

Ситуация обыденная, и мораль тут проста: балласт есть у всех, и его надо сбрасывать, когда возраст уже не добавляет сил, а отбирает. Если не сбрасывать этот балласт, то можно приземлиться на кладбище раньше времени.


О неразличимости одной боли среди многих

Как-то раз поспорили между собой иголки аппликатора Кузнецова, какая из них острее и пронзительнее. В судьи призвали они спину.

– Скажи, спина, какая из нас острее колет?

– Не хочу никого обидеть, – сказала спина, – но все ваши уколы сливаются в одно ощущение.

Мораль: в большой боли теряются мелкие.


О гордыне, приводящей к одиночеству

Буква А возомнила о себе, будто она самая важная в алфавите, поскольку является в нем первым лицом. Стала буква А небрежно относиться к другим буквам, притеснять их по мере возможности и выживать из коллектива. Постепенно буква А осталась одна и не смогла более произнести ни одного слова, кроме бесконечного горестного крика: А-а-а-а-а…

Мораль: не надо о себе думать в превосходной степени относительно других.


О том, от кого можно ждать помощи

Машина неслась по ночной трассе, а путь освещали две фары. Внезапно одна из двух фар погасла. У водителя не оказалось запасной лампы, машина так и поехала дальше, одноглазо поглядывая вперед.

Погасшая фара заскучала, пригорюнилась и взмолилась к коллеге по работе:

– Сестра, помоги мне, все-таки не один год мы с тобой светим в одном направлении.

В ответ работающая фара даже не посмотрела на погасшую. Не дождалась погасшая фара ни сочувствия, ни участия. Однако вскоре водитель сам починил погасшую фару, та снова загорелась и обрела новую жизнь.

Мораль проста: в проблемной ситуации никакие коллеги по работе вам не помогут, дай бог рядом окажется тот, кому вы нужны.


О преходящем характере всего временного

Задумал один человек оставить бессмертный след на земле. Ходил он по городам, по полям и лесам… Но трава и ветки распрямлялась, следы на земле стирались и затаптывались, а на твердынях следы вовсе не появлялись.

Тогда человек стал оставлять следы на свежем снеге, в воде и в воздухе… – но следы эти быстро исчезали. Стал этот человек писать стихи, картины… – но кому нужны новые произведения, когда со старыми знакомиться некогда.

Тогда этот человек родил детей, чтобы в них оставить свои следы, но дети выросли и забыли…

Мораль такова: временное никогда не обретет вечность.


О нарушающем правила

Две шахматные пешки решили сыграть в шашки. Но вот беда, какой бы ход шахматные пешки ни делали, а умели они ходить только вперед на одну или на две клетки, они постоянно нарушали правила игры в шашки, где надо ходить, напомню, по диагонали.

Мораль: если кто-либо играет не по правилам, он играет в другую игру.


О проводящих в жизнь…

Проводник электрического тока, прошу не путать с проводником по лесам и болотам, пропускал через себя большой ток, и оттого считал себя очень важным, а о целях использования тока и не задумывался.

– Да хоть на электрические стулья, – говорит он между друзьями проводниками.

Сам по себе он ничего не умел и не производил, а только проводил… Посему, когда кому-то вздумалось отключить энергию, проходящую через него, он сразу утерял свою важность, стал испытывать муки пустоты и искать, к чему бы еще подключиться, чтобы проводить…

Мораль такова: человеческий мир полон чиновников, которые ничего не производят, а только безразлично проводят в жизнь…


О желательном единстве хороших времен

Встретились как-то три мгновенья: прошлое, настоящее и будущее.

– Неплохо мы погуляли, – сказало прошлое.

– Мы и сейчас продолжаем, – напомнило настоящее.

– И впереди еще есть время, – согласилось будущее.

Мораль состоит в тосте: выпьем за то, чтобы все мгновенья жизни передавали счастливую эстафету.


О вреде выхода на ходу

Автомобильное колесо обиделось на кузов. Говорит:

– Кручусь, как белка в колесе, целыми днями ив грязи, и в пыли, а кузов на мне едет, ничего не делает, а только давит.

Вот так подумало колесо и отвалилось на полном ходу. В результате машина в дребезги, кузов всмятку, а колесо куда-то укатилось, никому не нужное.

Мораль такова: как бы ни приходилось крутиться, не надо бросать дело на полном ходу, от этого никто не выигрывает.


О невозможности расположения над вышестоящими

Жили-были обычные соседи по курятнику, где один насест располагался над другим, а так как насесты – это такие жердочки, на которых сидят куры, то верхние соседи традиционно справляли ночную нужду не в туалет, а на нижних, при полном спокойствии нижних, поскольку на следующую ночь нижние имели все возможности сесть над верхними.

Мораль тут превратилась в сожаление о том, что в человеческом курятнике нельзя хотя бы на ночь поменяться местами с теми людьми, которые занимают высшие посты.


О нескончаемой череде дней

Дни шли друг за другом нескончаемой чередой. Но как-то текущий день сказал:

– Ребята, может, задержимся, куда мы спешим?

Но позади раздался многотысячный крик:

– Тут нескончаемая очередь, и у всех билеты на конкретную дату, так что не задерживаться!

Мораль проста: каждый день как билет на спектакль: если проспал на заднем ряду, то пенять не на кого.


Об опасности пути фантазий

Как-то с наступлением осени и подступлением еще одной зимы один то ли малограмотный, то ли чрезмерно умный вожак большой птичьей стаи заявил, что открыл свой путь в теплые края.

– Мы полетим в теплые земли не как все остальные традиционно на юг, тратя большие силы и преодолевая огромные расстояния. Мы полетим на Север, где, как я прочитал в одной книжке, есть Земля Санникова, и располагается она ближе, – примерно так огласил он свою идею. И стая полетела, постепенно обрастая отморозками…

Конечно, на Севере никакой Земли Санниковой не нашлось, книжка оказалась художественной литературой, фантастической…

Мораль проста: опасен путь, основанный на фантазиях, мистике, гаданиях, отвергающий известный опыт и научные знания.


О переговорах с непробиваемыми инстанциями

Ветер шумел за окном начинающего писателя, который в оттенках шума ветра искал фразы, смыслы и настроения. Он до того увлекся, что мог бы написать не одну страницу ветреных переживаний, которые, как все мы понимаем, не имели ничего общего с реальностью.

Переживания ветра были полностью выдуманы, а потому даже вредны своим воздействием на неискушенного, романтического читателя, который мог возомнить, что ветер – стихия разумная, а значит, с ней можно вести переговоры о смягчении и переменах…

Мораль: столь многие люди ведут переговоры с непробиваемыми бюрократическими инстанциями, что можно подумать: начитались…


О дешевизне

Ребенок как-то спросил родителя:

– Почему люди часто покупают то, что подешевле? Товары подороже – они же лучше.

– Да, более дорогие товары лучше, – согласился родитель. – Но на покупку дорогих товаров надо больше денег, а большинство не знает, как их заработать, и не любит больше трудиться…

– А-а-а, – протянул ребенок. – Теперь мне понятно, почему вы лежите на диване и смотрите телевизор, а не ходите в театры и не читаете книги…

Мораль проста: большинство обычно выбирает то, что достается меньшим трудом и меньшим знанием, потому и получает…


О замерзшей любви

Весенняя любовь шла по земле светло и тепло… Она заставляла от радости плакать сосульки и звенеть от чувств воробьев, она растапливала слежавшуюся тоску в снегах и топила сковывающий воды лед… Любовь проникала вместе с весной во все уголки природы, неизменно приближалась, напоминая о себе… Она попыталась проникнуть и в законы человеческие, но оказалось, что законы человеческие не столь отзывчивы на любовь, как природа.

Оказалось, что много раз должны зацвести и отцвести листья, чтобы в законах человеческих появилась хоть одна строчка теплоты. Но любовь она на то и любовь, чтобы любить даже самые холодные создания, поэтому она не отступает ни на шаг, но не может быстро приблизить миг весны человеческой: времена года человеческие куда длиннее времен года природных.

Мораль такова: если вы попали в зиму человеческого отношения к себе, то не мните, что оттепель наступит вместе с наступлением календарной весны.


О сложности ловли счастья

Пушкин в своей сказке «О рыбаке и рыбке» умолчал тот факт, что рыбак и по молодости не раз ее вылавливал. Но вся проблема ловли золотой рыбки состоит в том, что по виду она никакая не золотая, а самая обычная, и говорит она не человеческим голосом, а тихим рыбьим, который можно расслышать только в мудром возрасте. Поэтому по молодости эта золотая рыбка не раз была зажарена наравне с остальными, и попадала в уху…

Мораль тут состоит в тосте: так выпьем за то, чтобы свое счастье мы умели разглядеть и ухватить как можно раньше.


О денежном заводе

Одна заводная игрушка вообразила себя личностью. Она об этом активно заявляла, пока не кончался завод. Раз в месяц, а часто и авансом, раз в полмесяца, игрушку заводили, и она продолжала ощущать себя личностью.

Мораль следующая: большинство людей заводят только деньги и все, что с ними связано.


О внимательном отношении к мечте

Один человек завел себе вместо кошки или собаки мечту, которую выгуливал по городу на коротком поводке. Была она вначале маленькая и невзрачная, но человек не терял терпения, а регулярно и хорошо кормил мечту, заботливо за ней ухаживал.

Выросла мечта, стала она большой и сильной, обрела крылья и сама стала ухаживать за человеком, и даже унесла его в очень хорошие края… А другой человек тоже мечтал и тоже имел мечту, но та выросла и сожрала его.

Мораль: внимательно оценивайте то, что растите.


О своевременном избавлении от ненужного и приведении в порядок нужного

Один человек как-то потерял лицо. Долгое время он не обращал внимания на эту потерю, потому что сам себя не видел и привык, но это не означало, что на его лицо перестали обращать внимание окружающие.

– Что-то вам надо делать со своим лицом, так ходить нельзя, вы сами на себя не похожи, ваше лицо мельчает… – примерно так говорили они.

Человек внял заботливой критике и сходил в парикмахерскую.

Мораль проста: надо вовремя избавляться от лишнего, а оставшееся приводить в порядок.


О полезном угождении ожиданиям

Весенний снег падал в полном недоумении оттого, что он не приносит радости в отличие от снега осеннего. Каждая его снежинка долго крутилась по пути к земле, взвивалась и снова падала в поисках того, кто мог бы ответить ей на этот вопрос. И каждая снежинка, достигая земли, слышала ее горестные вздохи:

– Сколько можно! Одеяло хорошо, когда собираешься спать, а тут пора просыпаться, а тебя опять в постель!

Мораль тут такова: хочешь угодить, делай то, что от тебя ждут, а не то, что привык.


О вреде строительства ада в том месте, откуда не убежать

Один человек как-то попал в тюрьму, по крайней мере, человек именно так воспринимал то место, куда попал. Стал он мечтать о побеге, выглядывая за пределы тюрьмы, стал говорить, как он считал, правду обитателям этой тюрьмы, портя с ними отношения, да и подозревать всех обитателей тюрьмы, даже благоволящих к нему, в тайных враждебных намерениях.

Ад нарастал, и побег стал единственным лекарством, но однажды этому человеку попала в руки карта, где эта тюрьма оказалась единственным обитаемым местом…

Мораль следующая: когда нет точного места, куда бежать, не превращайте свое нынешнее местожительство в ад.


О терпимости

Один человек, оказавшийся в проигрыше, чтобы уйти от горестных мыслей, принялся воображать, что он в выигрыше, что ему хорошо. Это действительно получилось. Ему стало хорошо, хотя на самом деле было не очень. Эффект заметили другие, кто был в проигрыше. Они тоже принялись воображать, что им хорошо. Им действительно стало хорошо. Тогда и те, кому было реально хорошо, которые поначалу нещадно били воображающих, пытаясь выбить из них дурь, вдруг сообразили, что надо поддерживать и даже насаждать среди тех, кто в проигрыше, привычку воображать, будто они в выигрыше, потому что так надежнее быть в реальном выигрыше самим. Вот так и возник где-то то ли дом, то ли общество терпимости.

Мораль состоит в том, что пока тот, кто в проигрыше, будет воображать, что он в выигрыше, какую бы религию он ни исповедовал, он всегда будет в проигрыше, но не будет мешать тем, кто в выигрыше. Именно поэтому государству выгодно поддерживать религиозные учреждения.

Апрельские притчи




О преимуществе катастрофы перед жизнью

Произведения одного великого, но живого поэта стояли в общедоступности много лет, как и его фотографии, и истории, связанные с его жизнью. Все было великим, но не очень интересным. Умер поэт, и его произведения и факты, связанные с его жизнью, на несколько дней увлекли публику, как падение метеорита…

Мораль следующая, и ее используют все средства массовой информации: чужая катастрофа и смерть куда более привлекательны для публики, чем даже великая жизнь.


О великих мастерах…

Малоизвестный поэт, разговаривая с малоизвестным музыкантом, сказал:

– Великий поэт умер…

– Ничего не читал, только фамилия на слуху, – пренебрежительно ответил музыкант.

– Ну все-таки это величина… – укоризненно начал поэт.

– Я его стихи не знаю, как он мою музыку не знал, поэтому мы практически равные величины, – ответил музыкант, оставив поэта в недоумении.

Мораль такова: если не замечать тех, что выше и умнее, то и сам становишься вершиной.


Об ошибочном обожествлении

Некто Всевышний, пребывая на небесах или в горах, или в райских садах, с высоты своего пребывания разбрасывал семена талантов. На земле стояли кувшины, в ожидании этих семян, причем кувшины самых разных форм: красивые и не очень. Большинство талантов, конечно, летело мимо кувшинов и зарывалось в землю, но некоторые попадали в цель. И вот что интересно. В этом божественном сеянии дорогие изящные кувшины, которые на земле имели большую цену, иногда оказывались вовсе без семян талантов, а кувшины бросовые порой обретали многие таланты. И все потому, что семена летели случайно.

Мораль состоит в следующем: не обожествляйте себя, какой бы пост вы ни занимали и каким бы богатством ни обладали, – обожествлением занимаются другие инстанции.


Об известности с посторонней помощью

Как-то собрались политик, актер, писатель, художник, музыкант… и много других мастеров. Поспорили они, кто из них популярнее в народе, кого любят и ценят больше. Спор был долгим. Один говорил про дела во благо нации, другой – про великое таинство сцены, третий – про силу слова, четвертый – про чарующее действие музыки… Чуть не подрались, но раздались голоса учебников, телевизора и газет… Такие громкие, что на их фоне спор мастеров превратился в спор немых:

– Заткнитесь, без нас вы никто!!!

Мораль очевидна: известность мастера зависит не столько от таланта, сколько от популяризации.


О кажущемся служении людям

Однажды умер очередной творец и предстал пред богом Олимпа Зевсом. Зевс направил на творца свой всевидящий взгляд и строго спросил:

– Тебе не хватало того, что я создал? Зачем ты творил?

– Хотел оставить след на земле, – ответил творец.

– Все, что ты должен оставить на земле, мною предусмотрено, – строго сказал Зевс.

– Мне хотелось создать нечто новое, – возразил творец.

– То есть ты считаешь себя умнее меня? – начал сердиться Зевс.

– Но я хотел для людей… – продолжил оправдываться творец.

– Хорошо, для людей так для людей, – согласился Зевс.

Он скрестил творца с конем – и получился кентавр…

– Теперь можешь всех катать на своей спине! – крикнул напоследок…

Мораль такова: собственные слабости и склонности каждый оправдывает неким служением, которого на самом деле не существует. Все служат только себе.


О земном и небесном

Как-то к медведю в берлогу залетел ангел, чтобы окультурить дикую медвежью душу. Он пел медведю ангельским голосом, танцевал ангельские танцы, говорил о высоком и небесном… Недолго слушал медведь. Он был голоден и не имел склонности к пению, танцам и высоким философиям, поэтому он съел ангела, не успевшего упорхнуть из его быстрых когтистых лап.

Мораль такова: в берлогах квартир от ангелов ждут не песен и плясок, а съедобное и материальное.


О неистребимых обстоятельствах

Жили-были обстоятельства, и они настойчиво не согласовывались с желаниями, которые желали, уж извините за тавтологию, удовлетворить всем обстоятельствам перед тем, как быть реализованными. Но вот беда: как только круг первоначальных обстоятельств оказывался преодоленным, непременно возникало хотя бы одно новое обстоятельство, которое опять противодействовало удовлетворению желаний. Так желания под воздействием обстоятельств и упокоились…

Мораль: не хороните свои желания под грузом обстоятельств, потому что время, когда желать будет нечего, неуклонно приближается.


О единстве неединого

Два человека всегда были рядом, но в то же время далеко друг от друга: один в какой-то электронной библиотеке, другой – за просмотром телевизора. Затем ситуация менялась, но суть оставалась прежней: если тела были рядом, то души, преимущественно, где-то в других местах. И как-то к этим двум людям зашел в гости вопрос:

– Можно ли назвать единством близость тел, но удаленность душ?

Оба человека были смущены этим вопросом, они знали ответ, но не смогли произнести его вслух, а выставили вопрос за дверь и более не пускали в квартиру, хотя он иногда ломился…

Мораль состоит в том, что некоторые вопросы лучше не задавать, а просто – жить.


О технологии изготовления души

В одном малоизвестном мне городе Господь предложил людям технологию изготовления души, сочетающую добровольное страдание и праздник. Но поскольку Господь не стоял над людьми, как надсмотрщик, то люди, видя безнадзорность, из любви к праздникам и нелюбви к страданиям, решили сократить технологию изготовления души, оставив страдания тем, кто преступен, неугоден или запятнан пред властителями, оставив страданиям славу печальную, касающуюся дураков или тех, кто не достоин.

Среди оставшихся, не попавших под какие-либо репрессии, намеренные или случайные, а в особенности среди тех, кто распоряжается репрессиями, редкие люди обрекали себя на добровольные страдания. Большинство предавалось празднику, считая, что соблюдают божественные правила выращивания души. Как кроты, считающие, что видят свет, на самом деле света и не знающие.

Мораль тут следующая: любой продукт без соблюдения технологии – халтура, в том числе и душа, какое бы место в людском обществе она ни занимала…


О маскировке зла…

Жила была змея, обычная мудрая змея, такая же по мудрости, как черепаха, филин или ворон, но только ядовитая. Она так искусно маскировалась под котенка, что сложно было ее распознать, как это сложно сделать и в отношении южноамериканской рыбы-листа, которая ждет своих жертв, маскируясь под обычный мертвый лист, лениво и безвольно плавающий в воде. Окружение, привлеченное нежностью и красотою котенка, часто сближалось со змеей, чтобы быть обласканным и самим приласкать котенка, а также насладиться игрой, сильно страдало от ее ядовитых укусов, настолько, что некоторые умирали.

Мораль состоит в следующем: всем иногда приходится общаться с агрессивными людьми, однако и с внешне милыми и безобидными надо быть осторожными, поскольку неизвестно, кто скрывается за их обликом…


О свободном выборе мясорубки

Как-то на одной мясной ферме наступили тяжелые времена в связи с тем, что коровам дали свободу и все коровы дружно отказались идти под нож. Ферма стала терпеть убытки, коровы принялись излишне стареть и портиться в мясном смысле. Видя бедственное положение, владелец мясной фермы решился на эксперимент.

Владелец мясной фермы запатентованным способом, о котором мы не будем говорить, принялся распространять среди коров идею о внешнем враге с соседней мясной фермы, организовывать патриотические мероприятия и даже совершать мелкие пакости, которые относил к проискам врагов. Такую подготовку хозяин вел долго, но затем результат превзошел все ожидания…

Коровы массово ринулись в мясорубку, которую хозяин позиционировал, как прорыв врага. Они с такой силой, настойчивостью и желанием устремились под ножи, что их не успевали подвозить – и касса предприятия переполнилась. Что интересно, на другой мясной ферме происходило то же самое, но внешним врагом называли коров с первой фермы.

Мораль: когда надо избавиться от излишне свободных граждан, которых нельзя законно уничтожить, нет другого пути, как натравить их на других.


О жестокости стареющего одиночества

Жило-было одиночество, типичное одиночество, в котором пребывает каждый родившийся. Иногда оно пребывало в коллективе, иногда в отдалении, но никогда не испытывало огорчения от своей участи, пока было здорово, имело сочувствие и соучастие, и коллег, разделяющих участь. Но однажды одиночество заболело так, что осталось в действительном одиночестве, причем – в нарастающем. И тут оно начало искать тех, кто мог бы помочь… как утопающий, тащить за собой и утоплять ближайших…

– Зачем ты тащишь меня за собой? – спросило у больного одиночества ближайшее.

– Тебе еще долго жить, не будет большого греха, если ты мне немного поможешь, – ответило утопающее одиночество.

И что вы думаете? Утопающее одиночество осталось жить, а одиночество, за которое оно цеплялось, утонуло, как тонут иные спасатели, не умеющие правильно спасать.

Мораль состоит в том, что никто не виноват в том, что делает с вами время, поэтому не тащите за собой никого из близких, а обращайтесь к профессиональным спасателям: к врачам и к Богу.


О выпрошенном до срока свидании

Одному человеку подходил срок свидания с Богом, срок без конкретной даты и времени, но вполне понятный и без уточнения, поскольку в среднем народ именно в это время и уходил на свидания. Кроме того, человека все чаще стали навещать напоминания о свидании. Человек встревожился, и совсем не потому, что был в чем-то виновен, а по причине неизвестности, которая таилась во всех свиданиях с Богом, а также болей, которые этим свиданиям часто предшествовали. Этот человек долго волновался и тревожился, изводя себя и своих близких, и до того извелся, что Бог, видя его страдания, сжалился и назначил ему свидание раньше времени.

Мораль тут следующая: не тревожьтесь по поводу свиданий с Богом, не вынуждайте Бога допускать вас к себе раньше.


О лечении и планах Господа

Встретились как-то врач и пациент. Пациент с укоризной сказал врачу:

– Не умеете вы лечить, что только ни прописывали – ничего не помогает.

Врач не стал спорить и хотя бы в этом смысле повел себя как врач:

– Лечит природа и господь Бог, а мы лишь зарабатываем на приеме пациентов, прописываем вам лекарства и процедуры, которые иногда помогают, а иногда – нет, так что не обижайтесь.

Мораль такова: лечиться, конечно, надо, но это не изменит вашей природы и планов, намеченных на вас Богом.


О неистребимой собачьей сущности

Как-то в одном абсолютно собачьем обществе собаки решили сделать из себя более совершенных существ, вроде людей, и это отчасти получилось. Собаки стали и профессорами, и учителями, и торговцами, и журналистами… (тут можно перечислять бесконечно), и даже главами государств. Но вот беда: как только завидят нечто, что привыкли травить, вроде котов, которых ненавидел булгаковский Шариков, так сразу сквозь весь нанесенный обучением и дрессировкой лоск проявлялась собачья сущность, такая, что шерсть летела клочками. Такая же история происходила, если совершенные собаки не могли что-то поделить между собой…

Мораль: как собаку ни воспитывай, она себя где-нибудь собакой да проявит, а ведь человек – то же животное.


О провоцирующем нимбе

По городу гулял человек, такой же как все: две руки, две ноги и прочее в обычном для обычного человека количестве, но горел над его головой нимб. Этот нимб никому не мешал, как мешают порой длинные очереди, шумные соседи, никому не портил жизнь, как безразличные к бедам чиновники и фанатики всех мастей…

Однако нимб над головой этого человека привлекал всеобщее внимание, вызывал уважение и удивление, а у некоторых даже зависть, поскольку этот нимб нельзя было купить ни за какие деньги, да и отобрать его тоже было нельзя. А человек этот был не родственник высокопоставленных особ, не входил ни в какой уважаемый общественный клан…

Закончилась история печально. Так как нимб нельзя было ни купить, ни отобрать, его уничтожили вместе с человеком, чтобы не искушал и не смущал.

Мораль такова: если у вас есть талант, который провоцирует общество или власти, а вы не под покровительством, немедленно прячьте его: он может привлечь внимание тех, кто привык уничтожать необычное.


О чрезмерном запретном желании

Где-то то текло, то стояло, как вода в водонапорной трубе, неутоленное желание, чего не помню, но оно страстно этого хотело и искало. Стремясь достигнуть своих целей, желание давило и давило на окружающих. Никто желание не тиранил, его удовлетворяли иногда ко всеобщей и частной пользе, но желание хотело полной самостоятельности и безграничного удовлетворения. И вот однажды оно достигло своей цели, прорвало сдерживающее окружение и вместо пользы, которую обычно приносило, натворило бед, затопив все в округе…

Мораль такова: не надо потакать своим и чужим желаниям чрезмерно, иначе не избежать беды…


О невозможной борьбе с оазисами преступной элиты

Как-то в одной пустыне расцвели оазисы взяточничества и прочего безобразия, от которых зависели все жители и путники пустыни и, естественно, жители этого оазиса. Конечно, раздавались голоса:

– Давайте покончим с коррупцией, давайте всех взяточников посадим в тюрьмы…

Но карали чаще всего борцов с коррупцией, называя их коррупционерами, и прочих неудобных людей, потому как каждый понимал: начни истреблять коррупцию реально – и все жители оазиса, и путники, и жители пустыни останутся без оазиса, а значит, положение их ухудшится. По крайней мере – временно.

Мораль состоит в том, что бороться с коррупцией в коррупционном государстве – то же самое, что бороться с оазисами в пустыне.


О парном характере любви

Как-то два тапка решили разбежаться друг от друга по причине того, что не сошлись характерами: один – левый, другой – правый. Пришли они на суд к Богу, и каждый жалуется на другого, что партнер не уделяет внимания, что один из них, бывает, ходит налево или направо с тапком из другой пары. Бог послушал и ответил: пока двое вас и я среди вас, поскольку мне есть что надеть на ноги, а одиночные тапки мне ни к чему – либо ищите пары, либо вон с глаз моих.

Мораль такова: любовь возможна лишь в паре, поэтому, потеряв любимого или любимую, ищите другого или другую, но никак не одиночество, если только вы не влюблены в Бога.


О непостоянстве любви Бога

Постельное белье любило нежиться в тепле своего хозяина, но каждое утро с утра и до самого вечера оставалось одно в прохладной печали и грусти. Бывали у постельного белья и вовсе плохие дни, когда оно попадало в хорошую стирку и под горячий утюг, но вскоре вновь обретало тепло хозяина. Так продолжалось долго, пока постельное белье не износилось…

Мораль такова: Бог не может быть все время с вами, но чтобы чаще встречаться с ним, поддерживайте в себе чистоту и не сторонитесь трудностей во имя этой чистоты.


О каверзах понимания

Как-то один человек написал о любви. Врач прочитал и увидел интересную медицинскую ситуацию. Прочитал пенсионер, который давно утратил любовные чувства, и, не дочитав первой страницы, отложил книгу навечно. Прочитал человек, похожий на отрицательного героя, и возненавидел автора, нашел его и ударил:

– Это тебе за написанное!

Автор изумился:

– Но я же писал о любви!

– Ни одной строчки о любви я там не нашел, а вот меня ты выставил…! – ответил человек, похожий на отрицательного героя.

Мораль тут следующая: автору даже самого мирного произведения надо быть готовым получить воинствующие отзывы.


Об игре со смертью

В зоопарке к обезьянам попали гранаты. Обезьяны долго с гранатами упражнялись, бросались, жонглировали, трясли перед соплеменниками, угрожая им, пока в одном из своих упражнений какая-то обезьяна не выдернула чеку. Соседи, следуя ее примеру, тоже успели… Так они взорвались вместе со своим арсеналом и всеми окружающими обезьянами.

Мораль состоит в сожалении о том, что человек ушел недалеко от обезьяны.


Об относительности рецептов долгой жизни

Как-то спросила черепаха зайца:

– Зачем ты так много и быстро бегаешь?

– Бегаю я затем так быстро и много, чтобы дольше жить. Буду медлителен, как ты, хищники съедят меня быстро. А ты почему медлительная? Тебе тоже надо быть расторопнее, иначе попадешься.

– У меня иная ситуация. Я как раз и живу долго, потому что медлительная и экономлю силы.

Мораль тут такова: нет одного на всех рецепта долгой жизни. Спортсмен – не обязательно долгожитель, лентяй – не обязательно первый кандидат на кладбище.


Об опасности близких отношений с серьезными людьми

Жила-была зима, только в обличье человека: Снежная Королева или Король. Иногда она, конечно, была холодна, а иногда озорно сияла, была неимоверно притягательна и живо обзаводилась друзьями. Почти без недостатков. Ее портило только потепление, которое обнажало припрятанный под снегом мусор и доводило до грязи…

Мораль такова: когда подогреваете отношения с серьезными людьми, ждите неприятных открытий и сюрпризов.


О месте таланта

Как-то один музыкальный инструмент налаживали к звучанию в определенном месте, и через некоторое время он отлично зазвучал. Зазвучал он так хорошо и так надолго, что ему, то есть этому музыкальному инструменту, показалось, что он так же сможет звучать везде. Музыкальный инструмент собрал свои пожитки и переехал… На том и окончилась его творческая история, поскольку подходящей акустики он нигде более не нашел, да и его репертуар не привлек нового слушателя.

Мораль тут следующая: живите там, где вас любят, и не спешите менять окружение, потому что потерять имеющееся счастье легко, а найти новое – сложно.


О приметах

Жил один очень суеверный человек. Верил он во все приметы и тщательно их соблюдал. И вот как-то он выходил из подъезда, а навстречу ему выбежала черная кошка. Он – вправо, она – вправо. Он – влево, она – влево. Пришлось этому человеку идти вдоль стены дома, несмотря на объявление, висевшее на двери, предупреждавшее об опасности падения с крыши снега и сосулек. Так он и попал в больницу, а черная кошка ничуть не пострадала.

Мораль такова: пугаться надо не суеверий, а официальных предупреждений.


Об итоге жизни

Как-то одна мечтательная особа села в поезд, но, как ей показалось, не в тот, и уехала черт-те куда. По крайней мере, именно так она и подумала, и так горестно подумала, что мысли ее услышал Бог. Снизошел он к горю мечтательной особы и сказал:

– Не огорчайтесь, пожалуйста, поезд, в который вы сели, называется «жизнь». Вернуться никак нельзя. И никак нельзя узнать, что с вами стало бы, сядь вы на другой поезд. Но это никак нельзя узнать обычному человеку, а я же Бог, поэтому скажу вам по секрету: вы приехали бы сюда же – в это черт-те куда.

Мораль тут такова: куда бы жизнь вас не завела, она завела именно туда, куда и требовалось.


Об ошибках

Как-то в гости к безошибочному человеку пришла его ошибка, каким-то неведомым образом проникла прямо в дом и давай ему напоминать о себе всеми доступными способами.

Безошибочный человек отмахивался от нее:

– Ты не моя, я безошибочный!

– Твоя, твоя, – говорила ошибка. – Не отвертишься.

Что говорить? Ошибка настолько надоела безошибочному человеку, что он ее запер в тайной кладовке, где ошибка нашла множество подруг по несчастью – таких же ошибок безошибочного человека, которые пытались напоминать…

Мораль такова: не замечать собственных ошибок – это единственный путь стать безошибочным.


О проблемке…

Как-то один человек столкнулся с проблемой, да, собственно, и не проблемой вовсе, а с проблемкой. Его укусила пчела. Вроде бы ничего серьезного, иной бы отмахнулся, вынул жало да пошел дальше, но наш герой вскипел…

Он нашел улей той пчелы, что его укусила, и принялся его разорять, чтобы роду пчелиному жизнь медом не показалась, но из улья вылетели во множестве пчелы…

Мораль проста: не мстите в ответ на неприятную мелочь, этих мелочей может возникнуть великое множество, и они могут стать куда крупнее.


О том, как бывает не до любви…

Как-то один то ли поэт, то ли писатель, а может, просто привязанный к печатному слову человек спешил куда-то, прижав к боку печатную машинку еще тех старых образцов, что были тяжелы и неуклюжи. Надо же было такому случиться, что по пути он встретил давнишнюю знакомую, с которой у него был незавершенный роман.

Знакомая бросилась к нему с неподдельной радостью, обняла его, а поэт этот, или писатель, или просто привязанный к печатному слову человек, пребывая в недоумении, тоже приобнял ее, но как-то неоднозначно. Он обнимал давнишнюю знакомую одной рукой, не выпуская из другой печатную машинку, которая влекла его печатным словом. Неопределенность затянулась. Знакомая огорчилась и ушла…

Мораль тут следующая: когда встречается любовь, бросайте любые дела.


О блудном сыне

Блудный сын действительно вернулся, но не нашел в родительском доме отца, потому что отец уже умер, и не нашел он мать, потому что мать тоже не дождалась возвращения сына. Печаль овладела блудным сыном оттого, что не вернулся он раньше. Ходил он по пустому дому и не находил успокоения. Не было радости ни от полученного по наследству имущества, ни от возвращения.

Что было дальше с блудным сыном, о том история умалчивает, но это не имеет отношения к морали, которая состоит в том, что всегда надо возвращаться вовремя.


Об обобщении

Впал как-то ручей в реку. Смешался он с рекой, тек и размышлял:

– Как я все-таки стал велик! Был мелким и слабым, а стал глубоким и мощным!

А на берегу реки стояли люди и, мысля о реке, неизменно вспоминали ее название, а о ручье никто и не слыхивал.

Мораль такова: когда являешься частью чего-то великого, то кажется, что сам велик, но на самом деле никто тебя и не вспомнит.


О символе мира

На придворцовой площади во множестве прогуливались голуби – признанные символы мира. Они клевали рассыпанное зерно, покрошенный хлеб, голосили, иногда испуганно взлетали. С ними забавлялась ребятня. Родители восторженно наблюдали. Но никакой мир эти голуби не разносили – они разносили множество вредных инфекций и пыль, поднимаемую взмахом крыльев, – неприятности, не имеющие к умиротворению никакого отношения, какие, и даже намного худшие, разносят иные умиротворяющие воинские контингенты.

Мораль такова: вредное явление порой преподносится обезоруживающе красиво, поэтому при оценке любого явления интересуйтесь научной и документальной сутью явления, а не тем, как его преподносят.


О смысле предназначения

Однажды огонь, горящий на спичке, видя свой близкий конец, спросил у человека:

– Зачем мне эта жизнь, коль она скоро кончится?

– Твоя жизнь нужна мне, чтобы обогреться, разогнать тьму, приготовить еду, отпугнуть хищников… – ответил человек, и сам задумался о смысле своего существования.

– Зачем мне эта жизнь, если она скоро закончится? – спросил теперь уже человек у Бога.

– Ты уже ответил за меня на свой вопрос, когда объяснял огню, горящему на спичке, смысл его предназначения, – ответил Бог.

Мораль состоит в том, что мы, подвластные Богу, по образу и подобию, раскрываем смысл своего предназначения, в распоряжении всем, что подвластно нам.


О прекрасном в разном

Цветок рос рядом со свалкой. Иногда он морщился от неприятных запахов и видов, но под действием земных соков и солнечного тепла продолжал расти. Точно такой же цветок рос в прекрасной оранжерее, и он всегда насмехался над цветком, росшим возле свалки:

– Ты впитал в себя соки и дух свалки и не можешь быть таким же прекрасным, как я.

Но когда оба цветка сорвали и поставили рядом, то оказалось – их не отличить.

Мораль такова, что прекрасные чувства в человеке растут в любых условиях.


О печальной сосредоточенности на итогах жизни

Как-то молодое вино стало жаловаться на жизнь готовому:

– Ну что за жизнь такая?! Бродишь, бродишь по жизни, работаешь, работаешь – и все ради того, чтобы тебя в один миг выпили!

– Не огорчайся ты так, – ответило готовое вино. – Пока тебя выпьют, ты еще не один день красиво постоишь в магазине для всеобщего обозрения.

Мораль такова: обращайте внимание на прекрасное, что случается в вашей жизни или должно произойти, радуйтесь этому, и не думайте о том, что будет после…


О привязанности к телу

В одной исправительной колонии какого-то режима жило множество осужденных. Каждый из них носил на себе груз. В обязанности каждому вменялось ухаживать за этим грузом, чистить его, упаковывать, брать дополнительную тяжесть… Помимо того что каждый таскал на себе груз, который и сам по себе бывал очень тяжел, каждый должен был работать на другого, чтобы было в чем этот груз хранить, чем груз обставить и что в него подложить. Мы не будем перечислять все фокусы, какие вытворяли осужденные со своим грузом, суть не в этом.

Самое удивительное состояло в том, что все или почти все заключенные колонии боялись освобождения от этого груза, потому что за пределами колонии таилась неизвестность.

В данной притче груз – это тело человеческое, которое каждый носит и обслуживает всю жизнь, так похожую на пребывание в описанной колонии.


О жизненной карусели

Жил-был один человек, которому всего было мало. Он искал более высокую зарплату, нагружал себя подработками, окружал себя имуществом и детьми, за которыми приходилось следить.

Вся жизнь его превратилась в бесслазную карусель с оборотом в сутки, в результате чего человек так ничего в жизни и не познал, кроме бесконечного кружения одних и тех же образов вокруг себя…

Мораль: в мире столько аттракционов, что глупо ограничиваться одной каруселью.


Об уравнивающем финише

На старте собралось множество путников, и принялись они спорить, кто дальше уйдет со старта. Один пошел пешком, другой побежал, третий поехал на автомобиле, четвертый полетел на самолете… Каждый избрал тот способ путешествия, который считал более комфортным и быстрым. Вот так они по жизни и двигались, но пришли к финишу в одно время, пройдя одно и то же расстояние, правда с разным багажом, но багаж на финише у всех путников отобрали.

Мораль: выбирайте удобные именно для вас: стиль жизни и ее скорость, потому что финиш уравнивает всех.


Об излишней расточительности

В одном малоизвестном мне городе наладили производство вещей с дырявыми карманами, причем ходовых вещей, покупая которые, народ не замечал прорех, хотя регулярно терял через них деньги, и не просто терял, но и стенал по этому поводу.

Конечно, людям приходилось больше работать, чтобы обеспечить хоть какие-то деньги под рукой в дырявых карманах, но удивительным было то, что никто не задумывался о том, чтобы эти карманы залатать…

Мораль: люди иногда так много денег тратят на свою жизнь, что кажется – на них одежда с дырявыми карманами.


Об обманчивости любви и нелюбви

– Как человек меня любит! – квохтала курица с бройлерной фабрики, пока ей не отрубили голову и не упаковали тушку в пакет.

– Как родитель меня не любит! – пищал птенец, которого родитель выталкивал из гнезда, пока не обрел крылья и не полетел.

Мораль: кто за любовь принимает бесконечную и только приятную заботу о себе, может быть разочарован итогами.


О двух друзьях

Жили-были два друга, которых связывали годы близких позитивных отношений, в которых шутить и подтрунивать друг над другом считалось нормальным. Наедине. Но потом, как-то незаметно для обоих друзей, подтрунивание и шутки, порой очень колючие, переместились из отношений тет-а-тет в залы, полные народа. В этих залах царствовали не законы личных, скрытых от чужих глаз отношений, в которых позволяется многое, а законы общественные, где обязывалось многие шутки и подтрунивание рассматривать как вызов, а порой – как оскорбление и унижение. В результате воздействия этих общественных законов между друзьями состоялась дуэль, в которой один застрелил другого.

Мораль: если дорожите дружбой, никогда не козыряйте публично тем, что в ней позволяется с глазу на глаз.


О вездесущих нищих

В одном малоизвестном мне городе было полно нищих, они вечно страдали от недостатка денег. Нищие имели место работы, иногда очень даже доходное, иногда были одеты в дорогие костюмы и имели дорогие автомобили и богатое имущество, что собственно нищим не запрещено ни законами, ни моралью…

Вроде бы: какие же они нищие? Но денег им постоянно не хватало. Они вечно где-то вынужденно сидели или что-то вынужденно делали, чтобы им в шапку, а то и в более цивилизованные приемники бросили подаяние. Второе, что объединяло нищих и делало уже окончательно нищими, – это то, что потребности их не удовлетворялись никакими доходами и подношениями, и они были готовы на все, чтобы навечно остаться при своей, так сказать, паперти.

Мораль: нищенство – это не фактическое состояние кошелька, а состояние души.


О недолговечной порядочности

Как-то один человек купил две почти одинаковые вещи: одна очень даже порядочная, вторая – не очень порядочная. Когда этот человек собирался воспользоваться этими вещами, то, сравнивая их, он вечно выбирал для использования вещь порядочную, чтобы лучше получалось дело, которое он задумал. В результате частой эксплуатации вещи порядочной она вскоре пришла в негодность, и только тогда наступила очередь служить вещи не очень порядочной.

Мораль: порядочность в этом мире вечно изнашивается раньше и эксплуатируется чаще, чем непорядочность.


О божественном театре

Два ангела сидели в галерке заполненного публикой театра, на сцене которого шла какая-то очень известная пьеса, и разговаривали между собой.

– Сидим мы тут с тобой много веков и наблюдаем за публикой, которая каждый раз рукоплещет этой отличной пьесе, прославляющей любовь, верность… осуждающей злобу, коварство, жадность… высмеивающей пьянство и лицемерие… а толку-то никакого, – в сердцах высказался один. – Публика выходит из зала, возвращается в обыденную жизнь и ничуть не меняется. Супруги продолжают изменять друг другу, взяточники продолжают брать взятки, судьи – выносить несправедливые приговоры, пьяницы по-прежнему напиваются до бессознательного состояния…

– Да я и сам не пойму, на что рассчитывал Бог, сотворяя искусство и даруя его людям. Даже те, кто пишет прекрасное, на самом деле не живут, как пишут, – поддержал первого ангела компаньон. – Человечество хочет обдурить самого Бога, сочиняя и транслируя сказки о своих прекрасных качествах, которые всем нам известный Диоген не мог найти днем с огнем. Уверен, они создают ублажающие Бога картины, чтобы отсрочить всемирный потоп или иную опустошающую Землю кончину, на которую Бог может решиться, когда ему весь этот театр надоест.

Тут внезапно между ангелами материализовался Бог, подслушавший их разговор.

– Вы правы, дети мои, – сказал он ангелам, – человечество погрязло в лицемерии и зле, оно неисправимо. На его исправление я не надеюсь, но рад видеть, что хотя бы созданная на грязной почве человечества высокая духовность достойна рая. Не человечество на Земле главное, а именно духовность, им созданная, поэтому ваша задача – следить не за изменениями в человечестве в результате воздействия культуры, а за развитием самой культуры, чтобы она не чахла и развивалась. Вот тут я буду строг. Если замечу, что развитие культуры остановилось, что цветы ее вянут, я уничтожу человечество, недостойное созданного им самим же.

Мораль: отдавайтесь прекрасному, развивайте прекрасное в себе и в других, создавайте прекрасное – это самое лучшее, что можно сделать в этой жизни.


О несравнимом величии

Один человек считал себя великим прыгуном в высоту. Он ни с кем не соревновался, но высоты, которые он в одиночестве преодолевал, казались ему великими. Так он и жил, интуитивно сторонясь прямого сравнения, пока кто-то на улице, убегая от полицейских, совершенно случайно мимоходом не перепрыгнул забор, превышающий высоту, которую наш герой считал своим рекордом. Наш герой был потрясен, некоторое время ходил печальный, но вскоре возобновил одинокие тренировки, забыл про неприятный инцидент, вновь обретя уверенность в том, что он самый великий прыгун.

Мораль: величие любых достижений определяется в соревновании, но если хочется быть постоянно великим в собственных глазах, то лучше не соревноваться.


О неотшлифованном камне

Жил-был один угловатый камень, о который и опереться-то приличному человеку было страшно: непременно уколет, порежет или запачкает. Но как-то в один то ли прекрасный момент, то ли не совсем прекрасный – это как и с какой стороны посмотреть – захватила этот камень прибрежная вода и давай этот камень крутить, метать, бить о другие камни, и через какое-то время волна вернула этот камень на берег, и лег он среди других вполне коммуникабельный.

Мораль: если человек излишне колюч, то жизнь его не достаточно била.


О необязательном соответствии внутреннего внешнему

Стоя в очереди, поспорили рабочие, чьи лица были серьезны и угрюмы, с учителями, обладавшими интеллигентными лицами, кто лучше сумеет отстоять свои права на место в этой очереди. Посыпалась отборная ругань. В этой же очереди находился и самый известный матерщинник этого городка, который попытался вставить слово, но спорщики, среди которых по умению ругаться нельзя было отделить рабочих от учителей, даже его заткнули за пояс.

Мораль: лицо за образ мыслей не отвечает.

Майские притчи



О вреде постоянных жалоб

Жили-были две постели. Одна скрипучая, постоянно жаловалась на жизнь и работу. Другая принимала всех мягко и сердечно… С первой никто не хотел связываться, и ее вскоре выбросили, а вторая – пользовалась успехом.

Мораль очевидна: не надо постоянно жаловаться на жизнь, нудить и ворчать – это отстраняет людей.


О неисправимой заработками халтуре

В двух малоизвестныхмне цирках жили мартышки, песики и прочие животные, которые за вознаграждение выполняли для публики трюки. Правда, в одном цирке эти животные любили публику и выполняли трюки весело и задорно, а не только за угощение, и этот цирк заслужил добрую славу и вечно был наполнен публикой.

В другом цирке животные выполняли трюки печально и с неохотой, и только за вознаграждение, а иногда даже поворачивались к публике задом. Заслужил этот цирк печальную славу, куда публика шла от некуда деваться.

Мораль: вот так и люди: трудятся, как животные в цирках, иногда манят к себе сердечностью, а иногда отталкивают холодностью, и никакие их заработки эту ситуацию не исправят.


О неприятностях, возникающих при возвращении в место, где о вас невысокого мнения

Жил-был гадкий утенок, которого придумал сказочник Ханс Андерсен. Над этим утенком действительно смеялся весь птичий двор, а затем он превратился в прекрасного лебедя и улетел с лебедями. Когда обитатели птичьего двора смотрели на него в небесах, не узнавая, то восхищались им, но, когда он возвращался на птичий двор по личным причинам, его по-прежнему считали гадким утенком и с еще большей силой ненавидели, потому что на птичьем дворе в глазах своего окружения он мгновенно становился все тем же гадким утенком, которого они знали, причем не просто гадким утенком, а еще и с претензиями на сходство с лебедем.

Мораль: не пристало возвращаться туда, где вас считают гадким, но если приходится, то не судите строго…


О слепом пороке

Как-то в одном княжестве Порок занял судейское кресло, а может, и другой пост, связанный с властью. Принялся Порок чинить приговоры, приказы, постановления… и даже публицистику. Находил этот Порок изъяны, выписывал рецепты, грамотно излагал, но в силу того, что он был Пороком, все созданное им отдавало в той или иной степени порочностью.

Нельзя сказать, что Порок не стремился исправить себя. Он слушал музыку, читал книги, посещал театры, здраво рассуждал на общественные темы, но, например, в театре, когда смотрел пьесу, бичующую тот самый порок, каким Порок обладал, Порок не относил его к себе, не огорчался, а рукоплескал таланту актеров. Да и в суде, когда Порок выносил приговоры тем, кто обладал таким же, как он, пороком, Порок не краснел и не покрывался стыдливым потом, а наказывал. Более того, Порок публично обличал и порок, каким обладал, морализировал на эту тему, но исправляться не собирался…

Причина неисправимости Порока состояла в том, что Порок был слеп. Где-то слеп от природы, где-то сам себя ослепил, чтобы не страдать.

Мораль состоит в том, что общество слепых пороков, каковым человеческое общество в большинстве своем и является, почти не способно к изменению. Не совсем – в этой притче – дань надежде.


Об убивающих мечтах

Одна красивая роза цвела и мечтала. В мечтах ее тянуло оторваться от земли, на которой росла, и кинуться в полет. Воображала она, как попадет в великий гербарий, что ее будут изучать потомки и восхищаться ее красотой. Она даже на другие розы иногда смотрела свысока. И как-то, когда подъемная сила мечты достигла кульминации, роза сама собой по-мюнхгаузенски оторвалась от зеленого стебля, на котором росла… И, о горе!

Роза полетела не к небесам, а преждевременно упала на землю. А спустя время остался от нее лишь пепел, ставший частью земли, на которой и росла роза, от которой она так жаждала оторваться.

Мораль: как бы человек не был восхищен собой, не надо отрываться от земли на мечтах, потому что все, что летает на мечтах, а не на делах, преждевременно падает на землю.


О беде

Жила-была одна беда, жила она при Хозяине. Пока Хозяин держал беду на привязи и в скованности, такой, что беда не могла пошевелиться, Хозяин жил, как говорится, без проблем. Но как-то Хозяин подумал, что, может, его беда и не беда вовсе, что, может, ему только кажется, что беда – это беда. Демократично рассудил он, что нельзя держать в скованности ничто разумное, а беда, безусловно, была разумной. Спустил он беду с привязи, снял с нее скованность и… Беда наделала бед.

Мораль: не давайте спуску своей беде.


О неподходящем совете

Как-то один осел объяснял медведю, как правильно нести груз. Что говорить, осел большой в этом деле специалист! Но вы знаете: ничего у осла не получилось. Более того, медведь, озверев от объяснений осла, задрал того насмерть.

Мораль состоит в следующем: человеку, не способному или не желающему нести определенную тяжесть, сложно объяснить, как это делается, но легко попасть в недоброжелатели.


О вездесущей непорядочности

Как-то одна непорядочность заняла пост порядочности и совсем не по причине, что вдруг исправилась и стала порядочной, просто на посту порядочности платили порядочное жалованье, сам пост был, как говорится, теплый, и занять его можно было непорядочным образом. Продолжалось это довольно долго и часто, можно сказать, бесконечно, потому что у непорядочности было порядочно вариантов прикрыть свою непорядочность, а вот у любой порядочности был только один слишком предсказуемый путь – путь порядочности, отчего порядочность вечно выгодно для непорядочности подставлялась… И эта слабость порядочности привела к тому, что непорядочность заполонила… Вот такой каламбур.

Мораль состоит в том, что если вы где-то встретили непорядочность, то не судите строго, потому что это абсолютно нормально, а вот если встретили порядочность, то впору присмотреться внимательнее…


О наказуемой лени

Жил на свете один лениво-рациональный мышь мужского пола, он ввел себе в привычку брать то, что дается меньшим трудом и само идет в лапки. Он собирал хлебные крошки возле самого выхода из норки, создавал себе жилище с помощью других мышей… и даже среди мышей женского пола выбирал только тех, которые сами заходили в его норку, презрительно отзываясь о длительных ухаживаниях. Вот так этот мышь и жил, пока не увидел возле выхода из норки огромный, по его меркам, кусок сыра.

– Какой я правильный избрал стиль жизни, потому-то мне счастье и привалило! – воскликнул мышь и кинулся к сыру. Тут мышеловка и захлопнулась.

Мораль: когда к лени приходит счастье, то впору осмотреться и проявить осторожность.


О человеческом холодильнике

Весна принесла с собой тепло, от которого льды и снега принялись таять и отступать везде, но только не в холодильниках, произведениях человеческих. Холодильник не мог отключиться.

Мораль: человек часто похож на холодильник – чтобы почувствовать весну, отключайтесь от проблем.


О смертельной мести

Волк так увлекся преследованием добычи, что на бегу не успел уклониться от крепкого и высокого пня. Большинство волков после такого столкновения, немного отдохнув и поскулив, занялось бы обычными делами, но этот волк был нервный и мстительный, он не привык оставлять обиды без должного ответа. Он принялся грызть пень, пытаясь добраться до кровеносных артерий, которые, по мнению волка, у пня, несомненно, были. В итоге он сломал все зубы и подох, будучи не в силах охотиться.

Мораль: не мстите никому насмерть, потому что неизвестно, чья смерть скорее наступит.


О запоздалом свидании

Как-то раз в одном из районов О-ской области человеку стало плохо. Ему вызвали «скорую помощь». Так получилось, что человек этот умер, не дождавшись… Родственники, оплакивая горе, забыли об инциденте, но, когда отмечали девять дней со дня смерти, в дверь кто-то настойчиво постучал. Оказалось, приехала та самая скорая помощь, которую вызывали покойному девять дней назад. Вот тут медикам и досталось…

Мораль: если сильно опаздываете, то лучше вовсе не приходить.


О необходимости хранить свой покой

Жило одно прекрасное и спокойное озеро, вокруг которого любили собираться отдыхающие. Озеро очень ценило эту свою тихую спокойную и красивую жизнь. Но однажды на берег озера пришли хулиганы, что абсолютно нормально, поскольку в любом обществе есть хулиганы и они наделены такими же правами, как и все граждане, пока хулиганы, естественно, на свободе. Эти хулиганы принялись кидать в озеро камни и мусорить…

Хулиганского к себе отношения озеро никогда не испытывало, и поэтому очень обиделось. На каждый кинутый в него камень озеро подняло волну, на каждый кинутый в него мусор оно нашло массу мусора на своем дне, подняло его на поверхность и бросило в хулиганов.

Хулиганы оказались не из пугливых, тем более что они считали глупым пугаться озера, которое не могло их реально осудить, оштрафовать или посадить в тюрьму. Видя, какую бурю подняло озеро в ответ на их действия, хулиганы наполнились гордостью и величием и принялись хулиганить с удвоенной силой.

В итоге этого странного противостояния озеро само уничтожило свою красоту и покой и разогнало вокруг себя всех отдыхающих, некоторые из которых в разыгравшемся шторме нахлебались воды, побились о прибрежные камни и, как говорили потом, даже утонули. Хулиганы, к слову сказать, остались невредимы. Так озеро создало среди отдыхающих новую славу о себе, как о взбалмошном, непредсказуемом и крайне коварном.

Мораль: храните свой душевный покой и чрезмерно не штормите на выходки хулиганов.


О том, как можно потерять ум, доказывая, что не дурак

Один человек любил общаться в социальных интернет-сетях. Он публиковал свое, писал комментарии и занимался прочими непредосудительными сетевыми делами, но однажды кто-то неизвестный назвал его дураком. Не Бог весть какое событие. Этот человек, как и любой другой, поступал иногда как дурак, но одно дело поступать, как дурак, другое дело – слышать или читать о себе такое определение.

Человек, названный дураком, обиделся, занервничал и задумался…

Он ответил, погрузившись в самый грязный омут своей души, найдя там адекватный ответ слову «дурак». Однако вскоре он опять получил от неизвестного…

Человек, названный дураком, еще раз погрузился в самый грязный омут своей души…. И еще получил…

Диалог разгорелся настолько ярко, что человек, названный дураком, вынужден был так долго сидеть в грязном омуте своей души, выбирая среди многих нехороших слов и понятий наиболее острое, что привык…

Мораль: не надо отзываться на ярлыки, которые вам вешают, поскольку ярлыки вас никак не испортят, пока, защищаясь, вы сами не станете им соответствовать.


О неистребимом болотном запашке

В одном болоте собралось великолепное по разнообразию общество. Помимо традиционных болотных тварей, вроде лягушек, насекомых, случайных птиц и лесных животных, жили там и дельфины, и орлы, и мыши, и львы… Кого там только не было, и все настолько привыкли к болоту, что жизни своей без болота не мыслили. Но самое любопытное состояло в том, что твари, нетипичные для болота, покинув его, всю оставшуюся жизнь попахивали болотом и не могли избавиться от многих болотных привычек.

Мораль: в места, сравнимые с болотом, лучше не попадать, поскольку запашок остается на всю жизнь.


Об обращении не по адресу

Как-то Федор Достоевский, неведомым образом воскресший, был сильно удивлен своей всемирной известности. На радостях он постучал в первую попавшуюся квартиру современного жилого дома. Достоевский думал, что встречающие будут, несомненно, польщены визитом высокого гостя. Он даже раздумывал, как вести себя, чтобы не сильно смутить жильцов, но в квартире, куда он постучал, царили далекие от Достоевского проблемы, страсти и мысли. Достоевскому открыли дверь, и на его учтивое:

– Здравствуйте, я Федор Михайлович Достоевский! – сказали следующее:

– Это вам не к нам, а в министерство культуры! – ответила хозяйка.

– Слушай, Достоевский, ты ж столько написал, может, займешь на бутылку? – спросил хозяин.

– Да он мошенник, о них кругом пишут, Достоевский давно умер! – выкрикнул из-за спин хозяев какой-то тип, пребывавший в гостях. – Давайте-ка его вернем на место…

Вот и убежал Федор Достоевский из первой попавшейся квартиры, и обитает теперь только на книжных полках, в кино и в умах некоторых представителей высокой интеллигенции, хотя по-прежнему всемирно известен.

Мораль: не суйтесь со своими высокими интересами туда, где царят мелкие.


О неприятном свете

В одно малоизвестное мне темное королевство повадился проникать луч света. Проникнет, осветит какую-нибудь неприятность, которую в темноте не видно, вызовет огорчение, неприязнь к себе, потому что поколеблет веру в чистоту темного королевства, и вновь исчезнет, потому что поборники чистоты темного королевства прикроют прореху, через которую луч света пробрался. Так продолжалось долгое время, пока кто-то не заставил поборников чистоты темного королевства не гасить луч света, а устранять неприятности, пока их освещает луч света… Так постепенно темное королевство превратилось в светлое.

Мораль: там, где нет свободы слова, всегда есть темное королевство.


О школьных знаниях

Один маленький лисенок, перебирая учебные дисциплины, какие ему преподавали взрослые лисы, пришел к выводу, что обучение заметанию хвостом своих следов ему не нужно, потому что никогда не пригодится. Он жил в комфортном зоопарке, тут не было ни охотников, ни опасных для лис хищников. Лисенок ото всех неприятностей был защищен крепкими прутьями клетки.

Лисенок перестал учиться заметать хвостом свои следы, получил положительную оценку по указанной дисциплине благодаря договоренности, и все было бы нормально в его жизни, когда бы зоопарк существовал вечно, и положение лисенка в нем было бы незыблемо. Но жизнь часто преподносит сюрпризы.

В зоопарке наступили тяжелые времена, и он был ликвидирован как предприятие, в результате все звери были выброшены за ворота, как и водится в тех местах, где труд свободен.

Бывшие зоопарковые звери охмелели от свободы и устремились в дикий лес, где теперь им надлежало искать пропитание самостоятельно. Убежал в лес и наш лисенок. Но в лесу царили иные правила жизни, там не было комфортного зоопарка. Лисенка вскоре нашли то ли охотники, то ли опасные для лис хищники, и нашли именно по следам, которые лисенок не заметал, и вот тут наш лисенок понял, как он был недальновиден в школе, а может, так и не понял, ведь для того, чтобы понять, тоже нужны знания…

Мораль: в школе надо брать все знания, какие дают, потому что неизвестно, что пригодится в будущем.


О том, как свою жизнь сделать ярче

Как-то одна маленькая молния, какая случается от шерстяного свитера, задумалась о своей безвестной участи. В старательности ее сложно было упрекнуть, она регулярно вспыхивала, когда кто-либо снимал свитер, но никак не могла стать общеизвестной, как большая молния, вспыхивавшая во время грозы. Обратилась маленькая молния за советом к большой:

– Как стать такой общеизвестной, как ты?

– Во-первых, надо поменять место жительства, – ответила большая молния. – Суть между нами одна и та же, но ты вспыхиваешь в очень маленьком местечке, которое никому и не видно, и сама ты очень маленькая, а я вспыхиваю на огромном пространстве и с огромной силой.

– Я тоже могу вспыхнуть с огромной силой! – горделиво, но глупо сказала маленькая молния.

– Можешь, – успокоила маленькую большая, – но есть опасность, что ты сожжешь весь дом, где живешь, или мебель – и тогда тебя погасят навсегда.

– Но как поменять место жительства?

– Надо подняться выше, вознестись на небеса, к звездам, подружиться с большими тучами. Тут без близких знакомств с большими тучами сложно обойтись. А ты все по частным свитерам…

– А как со свитерной шерсти попасть на небеса, как заручиться поддержкой больших туч?

– Тут, конечно, надо попотеть, попариться, чтобы испариться и соединиться с небесами, но это одна часть. Другая часть состоит в везении и удаче: надо попасть в скопление больших туч, быть принятой в это общество, а вот тут можно уже плыть по течению, где-нибудь да сверкнешь.

Мораль: молния – это талант, которым в равной степени обладают многие, а вот степень реализации этого таланта, заметность, зависит не только от таланта, но и от многих авторитетов и случайностей.


О вариации парного жития

Как-то воронка урагана, чем-то похожая на развевающееся платье кружащейся вверх ногами женщины и плодоносящее дерево, своим стволом похожее на крепко стоящего на земле мужчину, составили пару.

Дерево плодоносило, а воронка засасывала весь урожай, да еще норовила общипать листья, да и общипывала. Вот так они и жили в любви, пока плодоносящее дерево то ли не состарилось, то ли не треснуло где-то в стволе, но, так или иначе, оно перестало приносить привычные плоды в привычном количестве.

Тут у дерева появились два пути: либо остаться с воронкой урагана, которая принялась отламывать ветви дерева, либо расстаться с нею, пока окончательно не сломалось. И попросило дерево совета у своего деревянного Бога.

– Надо было раньше расставаться, – ответил деревянный Бог. – А теперь ты бесплоден и никому не нужен…

В данной притче воронкой урагана является слишком затратная женщина, а плодоносящим деревом – мужчина, хотя, возможно, где-то бывает и иначе, а мораль содержится в ответе деревянного Бога.


О коконе, возвеличенном к своему горю

В коконе жила очень талантливая личинка, она имела отличный кокон, за что была крайне уважаема бабочками. Бабочки возвеличивали эту личинку, слетались на ее концерты, боготворили, падали ниц…

Именно наружность кокона придавала личинке особую пикантность: его необычайная для бабочек форма, превосходящая по ряду канонов иные коконы. Внимание этому кокону и другим талантливым коконам вошло в культ у бабочек, шло на потребу бабочкиной публике. Это продолжалось так долго, что талантливая личинка привыкла к славе и благополучию. Но пришло время взросления, то есть превращения личинки в бабочку.

Превратившись в бабочку, личинка утеряла очарование кокона. Ее жизнь внезапно поблекла. Личинка испытала настолько большое потрясение от потери славы и популярности, что так и не научилась летать, как бабочки, а всю оставшуюся жизнь пыталась оторвать себе крылья и залезть обратно в кокон.

Мораль: не надо возвеличивать и прославлять детей, ни своих, ни чужих, потому что потеря детской славы, неосуществленность ожиданий могут обесцветить их взрослую жизнь.


О не красящем мир упрощении

Жили-были чашка с блюдцем, жили они припиваючи много лет и даже столетий в любви и культуре. Но слишком часто они задевали друг друга, нанося травмы, звенели, блюдце стало возмущаться, что чашка оставляет на нем пятна… Так они и разошлись.

Теперь чашка с блюдцем живут отдельно: блюдца блестят своей чистотой в сушилке для посуды, а чашки в одиночестве преподносят чай и кофе. А ведь такую красивую пару они составляли когда-то!

Мораль: стоит пренебречь культурными ценностями и традициями во имя рационализма и упрощения, во имя сиюминутных прихотей и похотей, как жизнь становится менее красивой.


Об излишней езде на шее

Один ребенок до того привык кататься на шее родителя, что не захотел слезать, когда пришло время. Он рос, продолжал кататься на шее родителя, а родитель не возражал, потому что силы позволяли, да и стыдился он снять со своей шеи ребенка, который продолжал в нем нуждаться. Вот так и шло время. Родитель помер от перенапряжения, что, к сожалению, вполне естественно. Ребенок оказался на земле, и тут выяснилось, что ходить-то он не научился. Начались муки, в которых ребенок вспомнил родителя совсем не добрым словом.

Мораль: не давайте детям больше поддержки, чем это требуется по законам жизни.


О благоприятном отсутствии зависти

Мириады зеленых листьев вынырнули из почек и бойко затрепетали на ветру. Каждый из них был прекрасен и свеж, но кто бы смотрел на сад голых деревьев с одним листом? Сад был хорош общим цветением. Однако, когда приходил фотограф, он вечно выбирал из всего сада ветку с наиболее яркими цветами, а остальные игнорировал, вызывая у остальных, следуя человеческой психологии, зависть и последующую мстительность…

Мораль: хорошо, что цветы и листья не обладают человеческим разумом и возможностями, иначе фотографу вечно приходилось бы фотографировать какие-нибудь удушающие соперников сорняки.


О розе и навозе

Среди навоза выросла роза и вскоре зацвела прекрасными цветами, чем, совершенно ненамеренно указала на несовершенство навоза по сравнению с ней. Навозу бы радоваться, что вырастил розу, что его поверхность стала красивее, но навоз был раним и завистлив. Он всю жизнь мечтал о красоте, какую демонстрировала роза, для себя лично, каждая его частичка мечтала о подобном, но в силу природы своей навоз не мог обрести красоту. Идя на поводу самых отвратительных наклонностей, навоз принялся особенно скверно пахнуть, стараясь удушить благоухание розы. Более того, навоз принялся выражаться.

– Да это же навоз, только подкрашенный! – смеялся навоз над розой, с одной стороны.

– Уйди, навозный уродец, с нашего поля, иди к своим уродам! – шипел навоз розе, – с другой стороны.

Роза не могла сменить место жительства, поскольку корнями была к нему привязана. Вот так и жила она, радуясь солнцу, восхищенным взглядам издалека и ветерку, который, бывало, отгонял прочь запах навоза.

Правда, однажды она смогла покинуть навозное поле. Ее кто-то срезал на подарок, но это совсем другая история, поскольку этот срез предвещал конец жизни розы. Она переехала, но долго не прожила, нарадовавшись напоследок отсутствию запаха навоза вокруг себя.

Мораль: если вы прижились среди тех, кто ниже в талантах и способностях, постарайтесь не возбуждать зависть, но если так получилось, что возбудили, то терпите.


Об опасности мусорной жизни

Как-то одна мусорная корзина, опьянев от остатков паленого виски из выброшенной в нее бутылки, решила сделать что-нибудь эдакое. Создать можно только из имеющегося в распоряжении, поэтому в поисках свежих идей корзина принялась перебирать накопленный мусор.

Поскольку корзина стояла в домике железнодорожного смотрителя, она была насквозь пропитана запахом креозота, которым обрабатывали железнодорожные шпалы. Средь этого душка лежали окурки, грязные бинты, обертки от дешевых конфет, которыми железнодорожный смотритель закусывал паленое виски, абсолютно пустая водочная бутылка из-под самогона и еще множество предметов, которые и перечислять-то неприятно.

Собрав воедино находившийся в ней мусор и творчески переработав его, мусорная корзина выдала такое, что плохо пахло и скверно выглядело.

Мораль: каждый из людей является корзиной, куда складываются впечатления, мечты и фантазии, и именно из этого накопления строится будущее, поэтому ограждайте себя от мусора.


Об единственном способе сохранения вечной любви

Как-то один муж так нежно обнял свою жену, что та разомлела в его объятиях и сказала:

– Как бы я хотела, чтобы моя влюбленность в тебя продолжалась вечно.

Муж, мысля об исполнении желания жены, так сжал свои объятия, что жена в них и скончалась.

Мораль: чтобы влюбиться навсегда, пожалуй, надо умереть в объятиях.


О разной цене сходных долгов

Встретились как-то два человека: кредитор и должник – и заговорили об одном и том же долге.

– Ты мне должен по самые уши! – заявил кредитор должнику.

– Какие уши!? Взял у тебя малость, а ты раздул… – отмахнулся должник.

– Но где же благодарность! – воскликнул кредитор и принялся перечислять задолженности должника.

– Но где же понимание, милость и совесть! – воскликнул должник и принялся перечислять свои беды и как к ним относятся в других местах.

Действие это происходило в малоизвестной мне психлечебнице, где много веков безуспешно лечили раздвоение личности. Выздоровевших было крайне мало.

Мораль: любой человек одновременно и должник, и кредитор, и почти каждый возвеличивает то, что он дает, одновременно принижая то, что ему дали.


О питании обманно качественными продуктами

Как-то в одном большом зоопарке наступил упадок. Стало мало хорошей еды. Среди администрации зоопарка возникло опасение, что животные станут набрасываться на смотрителей зоопарка, а возможно, и на самого директора. Решение нашлось само собой, его подсказала одна экономная женщина, работавшая уборщицей.

С этого момента в зоопарке все пищевые отходы и пропастину принялись отмывать, обрабатывать химикатами, подкрашивать пищевыми красителями, смешивать с хорошими продуктами в небольших пропорциях для вкуса, а животным сделали специальную прививку, чтобы они не могли животным чутьем отличить хорошее от плохого.

Началось в этом зоопарке изобилие. Животные зажили в сытости и довольстве, правда, у них стали гнить зубы, выпадать шерсть… – портиться здоровье во всех отношениях. Но это администрацию зоопарка уже не так волновало, потому что рождаемость перекрывала смертность и поголовье зоопарка не убывало.

Мораль: когда человек ест плохие продукты, не в этом ли зоопарке он находится?


О необходимости соответствия между внешностью человеческой и его действиями

По Невскому проспекту шел как-то Раскольников, которого Федор Достоевский описал в своем романе «Преступление и наказание». Шел он в раздумьях о своей теории, согласно которой сильные люди имеют право творить убийство и насилие, а слабые – нет. Возле какой-то торговой лавки он услышал нецензурную брань.

Человек, которого бранили, молча выслушал все оскорбления и унижения, и словом не обмолвился в ответ. Хам спокойно ушел с чувством исполненного долга. Раскольников решил поинтересоваться у обиженного, почему тот так смиренен, но по какой-то каверзной инерции, думая, что обиженный воспринимает ругательства как норму языка, обратился к обиженному на языке нецензурной лексики – и получил в лицо за оскорбление…

Мораль: любое действие человеческое сравнивается с внешней способностью на это действие: так, если вы выглядите, как интеллигентный человек, то не стоит прибегать к грубому, наглому, резкому способу общения, а если вы имеете хамскую внешность, то вам и многое простится.


О множествах смыслов жизни, которые сливаются в один

По небу летели тучи и разговаривали между собой о смысле жизни.

– Я живу ради того, чтобы пролиться дождем, – сказала одна.

– А я живу, чтобы создать тень на земле, – сказала другая.

– Я нахожу высший смысл жизни в том, чтобы создавать небесные картины, – сказала третья.

– А я живу, чтобы слиться с другими тучами в один большой коллектив, – сказала четвертая…

Этих смыслов было высказано немало, но все тучи вскоре исчезли.

Мораль: смысл жизни один: жить и хотя бы осознанно не мешать жить другим, потому что жизнь и без посторонней помощи кончается.


О вреде бездеятельного мечтания о хлебе

Один волк сидел дома и жаловался всем близким ему волкам на неудачную охоту, голодную жизнь и отсутствие радости. Братья волки советовали ему не мечтать об охоте, не стенать, а пробежаться по окрестностям, поискать дичь, в худшем случае – развеяться. В конце концов, никто без пищи не остается, если долго ищет. Но этот одинокий домашний волк до того разуверился в пользе охоты, что решил всю оставшуюся жизнь ждать, когда добыча сама прибежит к нему. Так он и подох.

Мораль: кто не двигается – умирает, если не в прямом смысле, то в переносном.


Об опасности любви к расточительным

Жил один полный жизни и благ сосуд. Находился он в прекрасном состоянии. Но полюбил он сосуд расточительный, а коли полюбил, то подключился он к этому расточительному сосуду со всей душой. Согласно общеизвестному правилу сообщающихся сосудов, стало убавляться в полном жизни сосуде и прибавляться в расточительном. И все было бы ничего, но расточительный сосуд был настолько расточителен, что вскоре опустели оба.

Мораль следующая: надо с осторожностью наделять деньгами людей расточительных, особенно если это дети и другие родные и близкие.


О знаках общественного признания

В одном малоизвестном мне городе появилась и размножилась странная привычка собирать вокруг себя стаи собак – лаек. Чем больше стая лаек собиралась вокруг человека и чем дружественнее они его облаивали, тем горделивее становился этот человек. Чем более игнорировали его и чем злобнее лайки его облаивали, тем сильнее кручинился человек.

До того привычка лаять и быть облаенными покорила население этого города, что его жители стали меньше времени уделять своей работе, а вместо этого собирали вокруг себя стали лаек, а иногда и сами входили в эти стаи, чтобы облаивать того, кто понравился, и наоборот. Вот так город превратился в одну собачью территорию со вполне традиционным собачьим интересом ничего, кроме шума, не производить, а кормежку получать.

Мораль: лайки – это принятые в интернете значки, которые можно поставить под любым сообщением, в знак того, нравится это сообщение или нет. Глупое, конечно, занятие и смешно обращать на лайки внимание, поэтому не мните о себе много, имея успех, и как бы ни хотелось тявкнуть, не уподобляйтесь собакам, по крайней мере – злым.


О хорошем, которое иногда появляется из плохого

Жила-была одна корова. Она давала в самом большом количестве лучшее в коровнике молоко, отчего молоко прозвали чудо-молоком, но характер у той коровы был самый несносный во всем коровнике. Она то лягнет кого-нибудь из работников, то боднет. На некоторых наводила тоску и страх. С нею долго мирились, пока она бодала и лягала простых работников и второстепенное начальство. Но как-то высшее руководство коровника приблизилось к той корове на ударную дистанцию и излишне раскрылось…

– Какая сволочь! Какая подлая корова!.. – возмутилось руководство, мигом забыв, что недавно эту корову называли чудо-коровой, а ее молоко – чудо-молоком.

Исход для чудо-коровы стал неутешительным. Ее отправили на мясную ферму. Чудо-молоко, конечно, исчезло, о нем долго помнили, но память пить невозможно.

Мораль: любой хороший мастер может быть эксцентричным и строптивым, он может иметь иные настораживающие окружение черты характера, поскольку дело за человека не отвечает. Но если такого мастера не терпеть, то меньше будет и хорошего дела.


О невидимости, множащейся с позволения

Однажды в одном сказочном королевстве развели невидимых коров. Этих коров не надо было растить, обслуживать, зато молока они давали так много, что молочные продукты не переводились с прилавков. Правда и польза от этого молока была невидимая, зато вкус и цвет соответствовали. По этому примеру и другие продукты стали получать от невидимых…

Дальше и лекари стали невидимыми. То есть врачей-то появилось с избытком, каждый пациент мог быть принят и мог получить медицинское назначение, но вот прогресса в лечении не мог разглядеть.

Невидимым стало обучение. Учителей-то вполне хватало, преподавателей в высших заведениях развелось чрезвычайно, но когда ученики пытались применить свои знания, то оказывалось, что применять-то нечего и негде – все невидимо.

По этому примеру и услуги чиновников стали невидимыми, то есть число чиновников увеличилось многократно, каждый житель королевства мог быть принят чиновником и получить подробный письменный ответ на свою просьбу, но только польза от этого ответа была невидима…

А дальше – пошло-поехало. И все королевство стало невидимым. Оно вроде и работало на пользу населения, но только польза эта была невидима.

Мораль содержится в вопросе: а не в этом ли королевстве мы иногда живем?


О подавляющей человека клятве

Жила-была клятва. Совершенно пустяковая клятва, за которую большинство бы и рубля не дало, которая вдобавок была еще и вредная для обладателя, которую бросить бы, но нес ее Некто принципиальный.

Некто потел, скорбел, нервно поглядывал на клятву, которая словно бы по волшебству становилась все тяжелее и тяжелее, которая уже затмевала полуденный свет, но не бросал. Клятва сверху поглядывала на своего носильщика и посмеивалась, поскольку на его месте она себя давно бы бросила.

– Что движет тобой, почему ты так упорен? – спросила клятва от любопытства.

– Нести тебя – это вопрос моей чести, – ответил Некто. – Если я тебя брошу, то мой авторитет упадет и в чужих глазах и в моих собственных.

– Но тебя, человек, уже не видно под моей тяжестью! – удивленно воскликнула клятва неожиданно для самой себя, поскольку, конечно, не желала, чтобы ее бросали, ведь она была жива, пока ее кто-то нес.

– Ты ошибаешься, – ответил Некто. – Я себя вижу очень высоким.

Мораль: видеть себя на высоте положения настолько важно человеку, что он иногда может нести такой груз, что и сам под его тяжестью исчезает, и в прямом смысле, и в переносном, поэтому не берите на себя слишком тяжелые обязательства.


О сложности возврата благотворительности

Богатый человек щедро помогал нищим, раздавал деньги, а нищие эти деньги брали. Некоторые из них зажили хорошо. Но богатство, как и удача, – переменчиво. Богатый человек стал бедным. Задумался он, как жить дальше, припомнил, что одаривал нищих, и пошел к ним, к тем, кто разбогател с его помощью. Пошел с просьбой о помощи.

– Ты дал мне деньги по доброй воле, договора между нами нет, поэтому я тебе ничего не должен, – ответил ему один нищий.

– У меня и своих проблем хватает, – ответил ему другой нищий…

– Мне многие давали, не только ты. Я тебя не могу отделять от других. Иди своей дорогой, – ответил третий нищий.

– Если всем отдавать долги, то опять нищим стану, – ответил четвертый нищий…

– Конечно, я помогу тебе, – ответил единственный нищий, который еще помнил свою бедность и то, как он сам нуждался в помощи.

Мораль: когда вы обращаетесь за помощью к людям, которым когда-то помогали по службе, по близости или по зову сердца не только деньгами, но и участием, вы обращаетесь к благотворительности, к состраданию, к совести, но никак не к должнику.


О дикой и цивилизованной жизни

Жил-был один волк, матерый такой волчара. Бегал он по лесу, ловил зайцев, кабанов, оленей и прочую живность. Радовался жизни, своей дикости. Но однажды воспылало волчье сердце любовью к его жертвам и к искусству. Стал волк читать книжки о зайцах, кабанах, оленях и прочей живности, какую ел. Приобщился он к классической музыке, великим книгам, театру, картинам, архитектуре…

Перестал волчара быть диким волком, а стал культурным и цивилизованным. Жил он теперь в логове прекрасном и обустроенном, слушал Вагнера, Вивальди и других композиторов. Зачитывался Достоевским и Кафкой. На стене кухни повесил копию Джаконды. И под все это великолепие он стал с любовью к своим жертвам кушать зайцев, кабанов и оленей и прочую живность, к которой привык, но уже не в сыром виде, а в изысканно приготовленном, на хорошем столе, под отличное вино и доброе слово.

Вот так с того времени и зажили волки, объединенные в стаи: одни – в цивилизованные, другие – в дикие. Они вечно упрекали друг друга в нарушении прав зайцев, кабанов, оленей и прочей живности, хотя отличались лишь культурой поедания своей добычи, но никак не вегетарианством.

Мораль: казалось бы, какая разница зайцам, то есть гражданам, какой волк, то есть власть, их кушает, но оказывается, что чем цивилизованнее, тем приятнее.


О губительных крайностях

Поспорили как-то две машины, какая из них дольше проработает. Одна говорит:

– Я буду каждый день много ездить, мои детали натренируются – и я дольше проживу.

Но получилось по-другому: эта машина увлеклась кроссами и быстро износилась.

Другая машина имела иное мнение:

– Я вообще не буду двигаться, и тогда мои детали сохранятся. Но пока эта машина стояла, она кое-где поржавела и тоже пришла в негодность.

Мораль следующая: человеческий организм – та же машина и любая крайность для него губительна.

Июньские притчи



О том, как мелкое бьет крупное

Жили-были игральные карты. Жили они обычной своей жизнью, то есть в основном лежали, а в промежутках между лежанием играли в разные игры и на деньги, и на интерес: тасовались, крыли друг друга, брали взятки, шли в отбой… Но особенным уважением в картежной игре пользовались козырные карты, элитарное положение которых определял случай.

Бывало, что какая-нибудь шестерка становилась козырной и крыла самого туза, который еще недавно, до того, как шестерка стала козырной, мог ее, как говорится порвать, как Тузик грелку. Тузы в такой ситуации, конечно, обижались, поскольку классовое картежное положение, погоны, обличье у тузов были куда выше, чем у шестерок, но приходилось подчиняться, поскольку общественное положение шестерки, ставшей козырной, давало той право…

На самом деле тузы, конечно, не обижались, они покорно шли в отбой, как и остальные карты. Тузам в этой притче присвоена человеческая обидчивость.

Мораль: если вас, как туза, побила шестерка, ставшая козырной, не реагируйте эмоционально, как человек, а реагируйте спокойно, как картежный туз, – тогда хоть нервы сохраните.


О предложении не в том месте

Дешевая бижутерия лежала в столичном проходном магазине, а золотые украшения лежали где-то в тайге. Дешевую бижутерию охотно покупали, а золотые украшения продолжали лежать.

Как-то бижутерия, наполнившись гордостью от своей популярности, позвонила золотым украшениям и заявила:

– Покупательский спрос – вот мерило ценностей. Если тебя не покупают, значит, ты ничего не стоишь и ценности в тебе никакой.

– Не могу согласиться с тобой. Когда-то я так дорого ценилось, что таких, как ты, за мою цену можно было взять уйму, – ответили золотые украшения. – Просто сейчас я не в магазине, покупатели меня не видят. Если меня поместить в равные с тобой условия, тогда ты узнало бы мою ценность.

Мораль: спрос на любые ваши золотые качества зависит оттого, где и кому вы себя предлагаете.


О том, как из человека иногда получается собака

Один собаковод, заведя щенка бойцовых пород, отнесся к его дрессировке поверхностно. Щенок не получил образования у хорошего дрессировщика, да и сам хозяин наказывал его за провинности нерегулярно, а когда щенок подрос, то хозяин и вовсе перестал вмешиваться в воспитание.

Собака смотрела на происходящее со своей точки зрения. Коли хозяин показал слабость, то она вообразила, что хозяин – не хозяин вовсе, а всего лишь член стаи, которую возглавляет собака. Собака принялась огрызаться, а когда повзрослела, то сама стала дрессировать хозяина и покусывать за прошлые обиды…

Чем закончилась эта история – неизвестно: то ли хозяин усыпил эту собаку, с которой не стало сладу, то ли прогнал, то ли подчинился… В любом случае завершилась история печально.

Мораль: щенок – это ребенок, бойцовского характера, если его не воспитывать, может получиться чистая собака.


О необходимом отказе от чертовщины

Жил один ангел, может не совсем ангел, но очень похожий, и влюбился он в чертовку. Как говорится: любовь зла, полюбишь и козла. Вполне естественно, что ангел был не первым у чертовки и не последним, а чертовка у ангела стала единственной и неповторимой.

Родители ангела были, конечно, против, родители чертовки были, конечно, за, но свадьба вопреки и согласно состоялась. Родились дети. И вот тут началось самое интересное. Оказалось, что ангельские черты не столь приживчивы в детях, как чертовские, поэтому дети принялись ангела подкалывать своими рожками сызмальства. Но детям многое прощается – и ангел прощал.

Время шло, и дети из чертенят выросли в чертей с ангельскими, правда, наружностями. И вот тут ангел понял, кого он вырастил, а когда понял, кого он вырастил, то уже иными глазами взглянул на свою супругу чертовку. Глянул на себя в зеркало – оказалось: и сам слегка очертенел за время супружества…

Мораль: ангел и чертовка – это не разные люди, а составляющие человека, поэтому не пускайте в себя зло ни под каким предлогом, потому что оно имеет свойство сродняться с душой и давать в ней мощные метастазы.


О сбывшейся мечте

Встретились как-то фантастическое предположение и разумная мудрость. Мудрость свысока посмотрела на фантастику и говорит:

– Ну и бред же ты несешь, подруга. Зачем ты говоришь о том, чего в природе нет, о том, что не доказано и не наступило?

– Меня увлекает воображение, – ответила фантастика. – Человечество впереди ждет множество дорог, и я пытаюсь все их предсказать и некоторые угадываю.

– Но ты же не наука, ты запутываешь мысли людей, – возразила мудрость. – Кто-то может пойти неверной дорогой благодаря тебе.

– Даже пойдя неверной дорогой, человек не может ею идти бесконечно, поскольку идти можно только по верной дороге, а мечтательное смотрение в небеса человеку иногда полезно, – ответила фантастика. – Напомню тебе, что я иногда сбываюсь и становлюсь тобой, хоть ты до этого надо мною смеялась.

Мораль: не надо судить мечты, они иногда сбываются.


О необходимости внимания к мелочам в мастерстве

Один дровосек так научился колоть дрова, так окрылился тем, что дело, как говорится, горело, что перестал быть внимательным к мелочам, на которых и основывалось все его мастерство. Как-то дровосек сильно промахнулся и отрубил себе палец. Палец, к слову сказать, он тут же приложил на место – и тот прирос, зато случившаяся с ним оказия вернула дровосеку внимание.

Мораль состоит в том, что любое мастерство основано на мелочах: стоит упустить хоть одну, как дело разваливается.


О необходимости быстрее реагировать

Один суслик выскочил на проезжую часть дороги – и был мигом задавлен машиной. Эту ситуацию видел другой суслик, шедший следом, и высказался:

– Мне деды рассказывали, что раньше, когда ездили телеги, через эту дорогу можно было спокойно перейти и даже постоять…

Недосказав, он тоже был задавлен.

Мораль: сегодня жизнь так быстра, что следует скорее реагировать на изменения, чтобы не остаться вне жизни и без жизни…


О деньгах и власти

Как-то деньги поспорили с властью, кто из них важнее и сильнее. Для демонстрации своей силы деньги решили купить власть. Но оказалось, что купить власть за одни деньги без применения власти невозможно, потому что нет такого товара.

В ответ власть пожелала посадить деньги в тюрьму и отобрать все имущество, какое было возможно. Но оказалось, что сделать это без денег крайне сложно, поскольку требуется сфабриковать уголовное дело, а на фабрикацию без денег никакая власть не идет.

Тогда деньги и власть встретились снова и договорились жить мирно и дружно, поскольку и власть без денег мало что может, как и деньги без власти.

Мораль: в жизни так и происходит: у кого есть деньги – покупают власть, у кого есть власть – собирают деньги.


О борьбе со злом в аду

В одном аду, по примеру рая, решили бороться со злом. Сами понимаете: бороться со злом в аду и в раю – не одно и то же. В аду за зло принимали неприятелей ада. Вкотел попали те, кто имел райские наклонности. В результате этой борьбы ад стал еще более адским.

Мораль: любая борьба за справедливость зависит оттого, кто эту справедливость проводит в жизнь.


О кажущейся честности

Один человек стремился быть честным и делал все, чтобы быть таковым. Он честно говорил людям в глаза все, что думает о них, правда, не сильно интересуясь этими людьми, не вдаваясь в подробности и причины их поступков. Ему для вынесения честного суждения хватало поверхностных знаний и личного отношения.

Этот человек, стремившийся быть честным, честно соблюдал свои принципы, правда, далекие от библейских и иных общечеловеческих истин, но что тут поделать: человек этот не любил много читать.

Человек, стремившийся быть честным, бывало, даже лгал, но лишь для смеха и во спасение, потому что честно считал это возможным.

Он честно видел себя честным и идеальным, потому что научился придумывать объяснение всем своим поступкам, которые делали его честным в собственных глазах, а более ему и не требовалось.

В ситуациях, когда встречался с большей силой, он старался молчать и хвалить большую силу, потому что научился не видеть в ней недостатков и, таким образом, оставаться честным.

Мораль: быть честным перед самим собой и честным перед истиной и людьми – разные вещи, поэтому осторожность в суждениях не повредит никому.


О недопустимости покушений на начальство

Одна отчаянная квартирка была полна вредителей. Тут были и мыши, и крысы, и тараканы, и клопы, и мухи… Какой только дряни не водилось в той квартирке!

Хозяин этой квартирки объявил борьбу с вредителями. Собрал комитеты по борьбе с вредителями, куда вошли крысы, мыши, тараканы и прочие…

Как-то муха упала в суп хозяина, она тут же была прибита.

Мышь стянула у крысы кусок недоеденной рыбы. Мышь отправилась в канализацию…

Таракан пробежал по кухонному столу хозяина, когда тот ел, и нарушил приятный ход мыслей хозяина. Он был сброшен со стола и убит…

В конце отчетного периода состоялось собрание… Отчетный доклад был принят хозяином квартиры и утвержден, а всем членам комитета по борьбе с вредителями выделена премия, хотя квартирка по-прежнему осталась ими полна.

Вот так и велась эта борьба, и все жильцы отчаянной квартирки были счастливы, пока не покушались на пищу и мысли высокопоставленного вредителя и хозяина.

Мораль состоит в том, что любой общественный вредитель не рассматривается как вредитель, пока не покушается на имущество, власть и идеологию хозяина положения.


О вреде откликов на все вызовы

Жил-был паучок, и была у него сеть, на колебания которой он откликался в поисках добычи. Пока сеть была маленькая, то и метаний у паучка было немного, как и добычи. Но все развивается, и паучок развивался. Сеть его росла и росла, пока не стала гигантской, в которой добычи попадалось так много, что сигналы шли отовсюду. Настолько отовсюду, что паучок не знал, куда бросаться. Так он и заболел какой-то нервной болезнью.

Мораль: не откликайтесь на все вызовы, иначе начнете понапрасну дергаться.


Об обманчивой поверхности

Одна капля дегтя странствовала в вечных поисках бочки меда, потому что в меду она была куда заметнее, чем в дегте. Немало бочек с медом она перебрала. Бывало, упадет в самый что ни на есть чистый мед, судя по поверхности, начнет погружаться, а под поверхностью дегтя-то полным-полно. Она тут же из бочки, и опять – в поиски. Бочки с чистым медом она так и не нашла, везде побывал деготь. От отчаяния она нырнула в бочку, полную дегтя, а там под тонкой пленкой дегтя – чистейший мед…

Мораль: никогда не выносите окончательное суждение по видимости.


О прибежище нечистоплотности

Бегали по улице тараканы в поисках прибежища. Заглянули в одну избу: там прохладно, на кухне все чисто, ни одной крошки – некомфортно и есть нечего. Побежали тараканы дальше. Заглянули в другую избу: там тепло, кухонные шкафы ломятся от яств, а вокруг стола и на столе остатки еды. Там тараканы и остались. Вот так и повелось: чем теплее изба и чем больше пищи разбросано вокруг кухонного стола, тем больше тараканов.

Мораль: так и в теплых местах человеческого общества: где много денег и мало порядка, там много прихлебателей и нечистоплотности.


Об опасности теплых мест

Как-то встретились две консервы с одинаковым сроком годности, но одна испорченная, а вторая хорошая, и испорченная жалуется на жизнь хорошей:

– Никто меня не хочет, только насильно или обманом.

– Так это же естественно, ты же испорченная, – напомнили хорошие консервы, – а испорчена ты потому, что всю жизнь на теплых должностях, а нам консервам для сохранения внутреннего содержания нужно не бояться трудностей холодного пути.

Тут к ним подошли другие консервы аналогичного пищевого содержания и срока годности и урезонивают хорошие консервы, которые всю жизнь простояли в холоде:

– Что-то ты, подруга, не то говоришь. Я вот тоже на теплом месте всю жизнь – и до сих пор вполне годная и съедобная…

Хорошие консервы надели очки, чтобы внимательнее разглядеть новую собеседницу, и отвечают:

– Годная-то ты, конечно, годная, но посмотри на свой живот, который ты только в зеркало и можешь разглядеть, – на нем все написано. Какой только химией, какими только заменителями и усилителями ты не напичкана…

– А мне все равно, я сама себя не ем, – прервали другие консервы. – Зато всю жизнь в тепле и востребована.

Мораль: в любом теплом месте чистому, хорошему человеку сохранить себя очень сложно: тут надо терять свою чистоту, становиться для многих плохим или уходить.


О необходимости обновления прошлого

Как-то два прошлых встретились в настоящем.

– Прошлое не может быть в настоящем! – скажет искушенный читатель.

В том то и дело, что не может, но они встретились, страстно желая найти прошлые чувства и впечатления, но нашли настоящее, в котором прошлое было лишь воспоминанием. Так, где когда-то зеленели листья нежного ростка, сейчас возникли твердые ветви, средь которых вновь надо искать то, что приносит радость.

Мораль: любые встречи с прошлыми друзьями – это поиск новых связывающих нитей, потому что старые уже истлели.


О гороскопах и прочих стандартных текстах предсказаний

Жили мудрецы во дворце при большом господине. Были они очень умны, азартны и горделивы до такой степени, что считали, будто могут предсказывать будущее. Господин принялся их спрашивать о том, что его ждет, но оказалось, что предсказывать будущее сложно и многие мудрецы ошибались.

Господин оказался крайне разочарован и огорчен, он казнил всех мудрецов, которые обманывали его. Каждый день он вызывал их к себе, чтобы узнать будущее, и почти каждый день казнил тех, кто ошибался.

Оставшиеся в живых мудрецы тайно от господина собрались на совет и на совете решили никогда не говорить господину точное будущее, а давать такие неоднозначные предсказания, которые господин вынужден был бы истолковывать сам и которые можно было бы повернуть в любую сторону.

С этой поры казни прекратились, а количество мудрецов, оставшихся в живых при господине, было узаконено навечно.

Мораль: мудрецы – это карты, вынуждающие гадающего самого выдумывать результат гадания.


О превращении птицы в летучую мышь

Одна подававшая надежды птичка воспевала солнце, возводила его в божество, поклонялось ему, но материальные стремления гнали ее в подземелье, потому что именно там, в подземелье, находились несметные россыпи алмазов и других драгоценных и полудрагоценных камней, золотые и платиновые жилы и другие цветные и черные металлы, уголь и нефть…

Ценности, лежавшие под землей, птичке были совершенно не нужны для пения и полета, они, наоборот, усложняли полет, но эти ценности позволяли построить комфортное гнездо, клевать отличное зерно… много чего позволяли, а когда надо – даже получить искусственные крылья.

В таком раздвоении эта птичка провела много тысячелетий, пока не превратилась в летучую мышь.

Мораль: человек тоже воспевает доброе, но во имя материального благополучия творит зло. Так не живет ли и он во тьме?


О недопустимости длинных пауз

В одном театре актеры взяли за правило тянуть многозначительные молчаливые паузы, чтобы произвести впечатление на зрителя, и один раз так затянули паузу, что зрители покинули зал, не дождавшись продолжения.

Мораль: если вы взяли паузу в общении, не затягивайте ее надолго, потому что о вас могут забыть.


О ките, съеденном мелкотой

Жил в океане кит, был он большим по природе своей, делал он, что хотел, плавал, куда хотел, презирал всю мелкоту вокруг себя, но чаще он ее даже не замечал. Может, где-то и притеснял, а кого-то и съел, но без злого умысла. Но однажды кит попал в бурю, сильнейшую бурю, лишившую его сил. Кит оказался выброшен на берег и вскоре был съеден той самой мелкотой, которую не замечал и которую презирал.

Мораль: любого большого человека ест обычно недостойная мелкота, дождавшись удобного случая.


О выгодном приложении ума

Жила-была умная дрессированная собачка. Она исполняла команды хозяина, поражая точностью и терпением. Свободолюбивая гордая собака смотрела на это, не вытерпела и спросила:

– Почему ты такая умная, но исполняешь все, что тебе говорят, во многом игнорируя личные интересы и интересы нашего собачьего общества?

– Все очень просто. Считаю, что лучше не ссориться. Хозяин оказывается доволен моей службой и в результате он милостив ко мне, хорошо кормит и оставляет мне массу времени на свои дела. Если бы я вызывала его недовольство, то у меня была бы не жизнь, а нервотрепка.

Мораль: ум состоит не только в том, чтобы выдумывать что-то новое, бороться за права и свободы, но и в том, чтобы обустроить комфортную жизнь.


О потере главного

Как-то один разумный хомяк решил стать цивилизованным. Для начала он научился мыть лапки перед каждой едой и после туалета. Затем он научился бриться, и его мордочка стала гладкой. Дальше – больше. Ему понадобились простыни, чтобы спать, ботинки, чтобы ходить…

Хомяк стал мыть пол в своей норке, оклеивать ее обоями… Тут можно и не говорить о деньгах, которые он, как цивилизованный хомяк, обязан был зарабатывать как можно больше, чтобы быть уважаемым другими цивилизованными хомяками.

В конце концов, хомяк настолько окружил себя цивилизованными действиями, что ему стало не хватать времени, чтобы исполнить все то, что и назначила природа исполнить хомяку. Так и помер он цивилизованным, но каким-то потерянным.

Мораль: суетись, но не забывай о главном, отдавая этому главному основную часть своего времени.


О планах, которые надо соблюдать

Как-то к острову сокровищ вышли в море два одинаковых корабля, но одним руководил капитан, имевший план достижения острова сокровищ, который он строго соблюдал. Другим кораблем руководил капитан, который не мог совладать со своими страстями настолько, что иногда забывал, зачем плывет.

В результате второй корабль то ли не достиг острова сокровищ вовсе, то ли достиг, но не нашел на нем никаких сокровищ, потому что сокровища давно уже нашел капитан первого корабля.

Мораль: в жизни всегда надо иметь планы и точно их соблюдать, иначе желания, с которыми человек пришел в жизнь, так и останутся нереализованными.


О пользе умения останавливаться

Как-то выехал в дорогу один странный водитель: рулить он умел, знал, как прибавить газу, но вот не умел пользоваться тормозами, поэтому, как только выезжал на своей машине, ехал, пока бензин не кончится либо пока не столкнется с непреодолимым препятствием. Так он и окончил жизнь в очередном столкновении.

Мораль: в любом деле, в любом споре надо уметь вовремя останавливаться.


Об осторожности при восхвалении чужой жизни

Как-то одна курица сказала другой:

– Смотри, как хорошо живется коровам в коровнике. Все продумано. Все гуманно, все для живущих. Нет никаких насестов, расположенных один над другим, и никто не испражняется на нижних. А у нас ляжешь спать, проснешься – и весь в помете от тех, кто живет этажом выше.

– Не нравится, иди жить за границу нашего курятника к своим коровам.

Ушла курица жить к коровам в коровник. И что вы думаете? Теперь она и днем, и ночью в навозе, потому что ростом не вышла.

Мораль: в каждой стране, коллективе и семье свои правила жизни, которые издалека не видны, поэтому хвалить чужие прелести надо осторожно, а то можно оказаться на месте курицы в коровнике.


О бумеранге ненависти

Один ребенок возненавидел акушерку за то, что та шлепнула его по попке при родах. Он увидел в этом оскорбление и унижение своей личности.

Ребенок рос, получал новые знания и впечатления, но ничто не избавляло его от ненависти к акушеркам. Он спал, и снилось ему, как он находит ту акушерку и отвешивает ей в отместку хороший пинок.

Ребенок много тренировался, готовясь к этому событию. Он вырос и пошел на поиски обидевшей его акушерки, нашел ее, постаревшую и изменившуюся, и высказал ей все, что о ней думает.

– Да так полагается при родах, всех детей шлепают по попке, – ответила акушерка.

– Я – это не все, – гордо ответил бывший ребенок, едва сдерживаясь. – Я – это человек!

Он отвесил пинок той акушерке и ушел, но каждый раз, встречаясь с акушерками, которых он нутром чуял и на дух не переносил, бывший теперь ребенок не мог с собой совладать: нога его рвалась в бой. В конце концов, привычка эта до того закрепилась, до того стала естественной, что он отвесил пинок своему начальнику, лицо которого напомнило ему лицо акушерки, и он лишился работы. На следующей работе произошло то же самое.

Мораль состоит в том, что обиженным не стоит хранить и лелеять свои обиды, потому что ненависть, ими порожденная, может сработать против самого обиженного.


О превращении маленького в большое

Жило одно маленькое домашнее животное, похожее и на котенка, и на собачонку одновременно. Будучи маленьким, оно и вело себя соответственно.

Как котенок маленькое домашнее животное однажды написало в неположенном месте, на что хозяева посмотрели снисходительно.

– Котенок еще маленький, научится еще писать в туалет, – сказал кто-то.

Затем это маленькое домашнее животное, как собачонка, оскалилось на хозяев и зарычало, грозя укусить.

На эту выходку хозяева тоже посмотрели снисходительно, потому что смешно реагировать на агрессию собачонки, у которой и зубы маленькие, да и куда ему против хозяев.

Вот так и жили снисходительные хозяева в мире и покое, пока их маленькое домашнее животное не стало большим. Тогда оно стало оставлять в квартире большие лужи вместо маленьких, а в ответ на попытки хозяев приучить его к туалету, скалилось, выставляя напоказ большие зубы вместо безобидных…

Мораль: все, что будет прощено маленькому, скоро станет большим.


О том, как мышка может вырядиться, как норка

Как-то одна домашняя мышка захотела ходить в норковой шубке, как ее случайная подружка – норка. Мышка мечтала о норковой шубке день и ночь, извела родителей, которые ничем не могли ей помочь, и тогда обратилась к самой норке.

– Слушай, подруга, как ты раздобыла такую норковую шубку? Я бы тоже хотела, – сказала мышка.

– Чтобы иметь такую шубку, надо, во-первых, родиться норкой, – ответила норка. – Во-вторых, жить надо не в тепле возле людей, а на берегах рек, в лесах в любой мороз, надо не бояться воды, надо питаться не остатками еды и отбросами, а свежей живой рыбой, рачками, лягушками… В общем, работать надо, как норка.

– Нет, без крыши над головой я не хочу жить, и как норка работать не желаю, но вот норковую шубу хочу, – сказала мышка.

– Тогда ничего у тебя не получится, – ответила норка…

Мораль: а в человеческом мире любая, образно говоря, мышка может одеваться в дорогие одежды, питаться в ресторанах, ездить в престижных автомобилях, жить в отдельной квартире и иметь еще многое другое без труда и заботы.


О том, как иногда горят деньги

Рядом горели два костра, в одном было много дров, в другом – мало. Но оба костра были недовольны дровами.

– Могли бы и побольше положить, – сказал большой костер.

– А мне вообще почти ничего не положили, – поддержал беседу маленький костер.

– Дрова-то так себе, бывают и получше, – заметил большой костер.

– А мне вовсе сырые кинули, – пожаловался маленький костер.

Мораль: костры – это дети, или иные иждивенцы, дрова – это имущество и деньги: сколько ни дай, лучше все равно не станешь.


О разнице между городской и загородной жизнью

Одну белочку летом так разморило, так ей захотелось отдохнуть от всех дел, что белочка пролежала все лето на удобной ветке, глядя на небо и фантазируя. Зима пришла, как обычно, белочка очнулась от своего забытья и вспомнила, что надо запасать припасы на зиму. Кинулась она на поиски, но мало что ей досталось, поскольку дары леса были собраны и остались крохи. Расстроилась белочка, но благо что рядом был город через дорогу, она устремилась туда и всю зиму кормилась подачками, так она стала городской.

Мораль: жизнь за городом требует немалого труда, а в городе можно помечтать и прожить на подачки.


О хранителе

На дворе под присмотром хозяйки бегали цыплята. Они пищали, играли – в общем, занимались обычной цыплячьей жизнью. Хозяйка не отходила от них ни на шаг, потому что где-то рядом таились сороки – извечные враги цыплят. Но вышло так, что какое-то важное дело заставило хозяйку отлучиться ненадолго, можно сказать, на мгновенье. Когда она вернулась, то обнаружила одного цыпленка насмерть заклеванным.

Мораль: точно так Бог или судьба не хранят непрерывно: иногда и они поворачиваются спиной и уходят по своим делам…


О чужаке

Над рекой парила стая чаек, они то падали в воду за добычей, то взлетали, но в одном месте где-то на середине реки множество чаек вилось, как облачко мошек, над птицей, которая не относилась к их семейству.

Птица была не водоплавающая, вроде голубя. Казалось бы, какое дело чайкам до голубя? Никакого. Он не может выловить рыбу и поэтому не конкурент им в рыбной ловле. Голубь не может спариться с чайками, поэтому не конкурент и в любви. Однако чайки вились над ним, словно мошки, и не давали покинуть середину реки.

Стоило голубю устремиться к берегу, как чайки набрасывались на него, клевали и гнали назад на середину реки. Стоило голубю устремиться ввысь, как чайки опять набрасывались на него и прижимали к поверхности воды. Это продолжалось долго, пока голубь не выбился из сил и не упал в реку…

Мораль: так и коллективы людей относятся к инакомыслящим, к людям, не похожим на них, они их губят зачастую, не потому что инакомыслящие или непохожие в чем-то их ущемляют, а просто из коллективного спортивного интереса.


Об ошибке слабости

Человек нашел на улице подраненного стрижа. Он не оставил птицу на произвол судьбы, а взял домой, чтобы вылечить и отпустить. Стриж быстро пошел на поправку, он начал взлетать, и комната стала превращаться для него в клетку. Тогда человек открыл окно, посадил стрижа на подоконник и предоставил стрижу возможность самому выбрать: улететь или остаться.

Стриж полетел. Он взлетал все выше и выше, но вдруг начал спускаться. Ему не хватило сил. Он спускался, пока вновь не оказался на земле. Человек хотел уже выйти из дома, чтобы вновь забрать стрижа к себе, но тут внезапно к стрижу устремились две сороки. Не успел человек выйти из дома, как сороки заклевали стрижа и улетели. Заклевали просто из жажды убийства…

Мораль: если вы ослаблены, то не будьте глупы, как этот стриж, не торопите время, не выходите из-под защиты, не отказывайтесь от помощи и лекарств, не взваливайте на себя обычную нагрузку, пока не обретете силу и здоровье, потому что неприятности караулят беспрестанно. А если вы взяли кого-либо под защиту, то умейте оказывать помощь и не пускайте дело на самотек.


О непрерывном развитии

Желтый одуванчик, радуясь своим лепесткам, сходным по цвету с солнцем, захотел ускользнуть от участи утерять цветочное детство и стать белым воздушным одуванчиком. Он возжелал вечно оставаться желтым цветком, не размножаться и не седеть… И ему это удалось, потому что он увял раньше времени.

Мораль: если пора становиться трудовым одуванчиком, не надо задерживаться в стадии ребенка – цветка жизни.


О возможно счастливой неприятности

На женщину возле здания, крышу которого облюбовали голуби, упал голубиный помет. Везде, где есть сидящие выше, можно ожидать подобных неприятностей. Конечно, женщина разволновалась, потому что одежда была вопиюще испорчена, она принялась мысленно ругать голубей и призывать Бога отомстить птицам, поскольку прервался ее дальнейший поход…

Даже вернувшись домой, женщина еще долго сердилась, прежде чем небеса услышали. Божий лик ожил на ее домашней иконе и произнес:

– Зачем ты ругаешься, женщина? Если бы не голубь, то при переходе дороги тебя бы сбила машина. Я это точно знаю. Лучше благодари его, чем ругать.

Мораль: если кто-то нарушил ваши планы на будущее, считайте, что избежали больших неприятностей, что это сделал ангел к вашему благу, – так куда легче, а возможно, и правильно.


О подкармливаемой глупости

Жили-были два веселых, полных жизни молодых ежика, внешне похожих на людей, но вся спина в иголках: Пашка и Тишка. Необычное место они выбрали для обитания: море или озеро.

Они плавали в прибрежной зоне и ждали добычу, выныривали, как дельфины, хватали, что попадалось, и назад. Конечно, находки их были не велики, потому что они искали питание там, где ежикам обычно ничего не светит, но это пыл ежиков не ослабляло, потому что у ежиков были родители, позволявшие ежикам вести их странный образ жизни.

Родители с берега бросали в море ту добычу, которую ежики считали своей. Почему так поступали родители? Они жалели своих детей, боялись их обидеть, рассориться с ними, лишиться их, пораженных странной формой сумасшествия.

Родители пытались разговаривать со своими ежиками, направить их на путь истинный, но ежики в ответ больно кусались, сворачивались клубком и убегали в свой водоем, где опять плавали и ловили добычу, которую подбрасывали им родители…

Мораль: если дети – беспутные ежики, оставьте их со своими проблемами, эти проблемы сами выведут их на путь истинный, в противном случае их, с их неразумными целями и интересами, можно содержать до конца жизни.


О попутной радости

Один человек хранил верность выбранному пути. Он шел по нему и в жару, и в холод, и по ровному асфальту, и по ухабам, и по пыли, и по грязи, он шел по выбранному пути даже тогда, когда ему предлагали прокатиться с ветерком в другую сторону…

Вот так, невзирая на все преграды и соблазны, человек добрался до конца пути, своего конца пути, а путь, по которому он шел, продолжал уходить в бесконечность. Видя, что потуги пройти весь путь тщетны, человеку захотелось узнать, насколько благодарен ему путь за верность.

– Прости меня, человек, но мне абсолютно все равно, кто по мне идет и верен он мне или нет, – ответил путь, – главное, чтобы тебе было хорошо.

Мораль: не ждите и не ищите благодарности, делайте то, что приносит вам радость, – это и будет вашей наградой, на которую никто покуситься не сможет.


О пренебрежении репутацией

Две чайки летали над волнующейся поверхностью реки Иртыш. Одна, не боясь, складывала крылья и падала в воду, иногда возвращаясь с рыбкой в когтях. Другая летала поодаль грустная.

– Что не прыгаешь в воду за добычей? – спросила первая чайка – та, что падала в реку.

– Не хочу подмочить свою репутацию, да и рискованно это, – ответила вторая чайка.

– С такими страхами можно и крылья протянуть, – резюмировала первая.

Мораль эта относится ко всем людям, желающим стать преуспевающими: если бояться подмочить репутацию, бояться риска, то много не наловишь.


О разном влиянии конфликтов на молодость и старость

Рядом стояли два дерева: одно – старое, другое – молодое. Жили-поживали, но как-то разразилась меж ними буря, а может, и не между ними, а общая буря. Она с равной силой обрушилась на оба дерева.

Старое принялось скрипеть, стучать ветвями, кричать листвой, а молодое гнулось как лук, стегало ветер ветвями и весело шуршало.

Буря закончилась. Старое дерево приобрело еще несколько трещин в стволе, потеряло множество ветвей и слегка полысело, оставшись без листьев. Молодое – натренировалось, обрело опыт.

Мораль: в старости все люди более ранимые, а в молодости испытания, как правило, укрепляют.


О преимуществе умеренности

Рядом стояли два бокала. Один почти полный, другой – почти опустошенный.

Почти полный бокал был полон оптимизма и блистал энергией напитка. Почти опустошенный бокал печально и пессимистично отражал блики оставшегося на дне глотка. Их настроение разглядели люди, пившие из этих бокалов, и попросили поведать о причине оптимизма и пессимизма.

– Я оптимистичен, потому что почти полон, меня еще пить и пить, вся жизнь впереди, – ответил почти полный бокал.

– А я пессимистичен, потому что мне уже немного осталось, почти все из меня выпито, жизнь почти прошла, – ответил почти опустошенный.

– Вы очень неправы, – сказали люди и подняли бокалы.

Почти полный был осушен одним большим глотком, то есть залпом, а напиток из почти опустошенного долго еще потягивал его обладатель.

Мораль: напиток – это жизнь. Чем полнее стакан, тем оптимистичнее взгляды на жизнь, но этот оптимизм может быть безосновательным, если жизнь расходовать невоздержанно.

Июльские притчи



О порой малом отличии людей от животных

Один хомяк попал в пренеприятнейшую ситуацию: он обеднел настолько, что вынужден был сидеть с шапкой на тропинке, по которой ходили обеспеченные хомяки. И вы знаете, никто ему не дал ни одного зерна, ни одной крупинки. Все-таки хомяки всего лишь животные и чужой беды не понимают.

Мораль: некоторые люди тоже ненамного отличаются от животных.


О легкой, но грязной наживке

Как-то экспериментатор предложил мышкам два пути к удовольствию, вроде сыра или чего-то иного. Один путь грязный, но короткий. Другой путь длинный, но чистый и красивый. Сложно сказать, на что надеялся экспериментатор, предоставив длинный путь к удовольствию в обществе, где все носом чуяли свое близкое благо. Мыши, конечно, устремились по короткому пути, выходили из него грязными, но зато быстрее становились довольными.

Однако нашлась одна мышь, которая пробежала за удовольствием по длинному пути. Изумились ее соплеменники и на выходе спросили:

– Зачем ты пошла длинным путем, когда можно достичь желаемого намного быстрее?

– Ну, во-первых, я осталась чистой в отличие от вас. Во-вторых, сам длинный путь мне доставил удовольствие своей красотой и чистотой настолько, что даже то благо, из-за которого я пошла по этому пути, стало второстепенным.

Мораль: если не получать наслаждение оттого, что делаешь, то остается только наслаждение от конечной награды, зарплаты или иных благ, в стремлении быстрее и легче получить которые становятся все средства хороши, в том числе и грязные.


Об эгоистическом одиночестве

Как-то одинокий странник пожаловался другому одинокому страннику, с которым случайно разделил кров и стол, на свое одиночество.

– Поговорить не с кем, ни одной живой души вокруг, кажется иногда, что весь мир вымер, никто и стакан воды не подаст, одна надежда на самого себя, страшная это мука, – стенал первый одинокий странник.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил второй одинокий странник.

– Хочется услышать сочувствие хотя бы от одной живой души, – ответил первый странник.

– Каждый человек находится в состоянии одиночества, даже будучи окруженным людьми, – ответил второй странник. – Ты хотя бы более или менее здоров и можешь ходить, а есть люди, которые не могут двигаться…

– Какое мне дело до других людей, – ответил первый странник.

– В том-то и дело! Ты просто эгоист и жаждешь жалости, чтобы эксплуатировать чувства других людей, ничего не давая взамен, – понял второй странник. – Желаю тебе не стенать по поводу одиночества, а помогать другим людям при каждой возможности, искать эту возможность – и тогда ты не будешь одинок настолько, чтобы стенать и отчаиваться.

Мораль: если вы страдаете от одиночества, не ждите, когда кто-либо придет к вам на помощь, а помогайте другим – и одиночество исчезнет само собой.


О безумстве на будущее

Как-то одно маленькое животное сошло с ума и принялось везде, где только получалось, выгрызать свой лик и оставлять автографы.

– Зачем ты это делаешь? – спросили это животное соплеменники.

– Хочу увековечить себя, – ответило маленькое животное.

– Да зачем тебе это надо? – спросили соплеменники. – Все радости хороши при жизни, а какой тебе прок, если кто-то увидит твой лик после смерти?

– Не знаю, проживем жизнь – увидим, – сказало маленькое животное и продолжило выгрызать свой лик и оставлять автографы.

Соплеменники же покрутили пальцем у виска и оставили маленькое животное в покое.

Мораль: работать на посмертную славу смешно, но многие этим и занимаются.


О напрасном, но упорном труде

Муха билась в стекло долго, целенаправленно и напрасно. Она не видела стекла, она видела совсем неподалеку таких же, как она, мух, которые пользовались всеми благами улицы. Они летали на свежем воздухе, под солнцем, были прекрасны и абсолютно свободны. Муха не понимала, почему она не может быть такой же.

Она присела отдохнуть, а потом опять принялась биться о стекло. Ее гнала вперед поговорка: уменье и труд все перетрут. Выход был совсем рядом.

Если бы муха была сведущей в человеческом жилище, она бы знала, что надо искать приоткрытую форточку и через нее вылететь на улицу, но муха была всего лишь мухой, и, отдохнув, она опять принялась безрезультатно биться в стекло.

Мораль: так бывает и с человеком: он бьется, как муха о стекло, потому что не может поступить правильно, несведущ, малоопытен, потому-то не видит той самой приоткрытой форточки судьбы, которая, может быть, совсем рядом.


О безответной, но настоящей любви

Жил да был волнистый попугайчик Пашка. Был у него свой дом, где еда не переводилась, не хватало только подруги жизни. Как-то эта подруга появилась. Она была тоже волнистым попугайчиком. Сидела на кольце, крепко ухватившись за него лапками. С этого момента жизнь Пашки преобразилась.

Как только Пашка просыпался и утолял голод, он тут же устремлялся к своей подруге, имени которой он даже и не знал. Пашка целовал ее, напевал ей песни, хватал лапкой за кольцо и раскачивал ее, словно на качелях.

Иногда он заскакивал к ней на кольцо и прижимался к ней всем телом.

Иногда забирался под кольцо, целовал ее лапки, влюблено прикасался к ним головой, прикрывал от наслаждения глаза и замирал.

Он демонстрировал ей свой полет, привлекая к себе внимание бодрым криком, он танцевал перед нею, ритмично покачиваясь всем телом и головой. Это была любовь на всю жизнь – неизменная, постоянная и преданная.

И конечно, он разговаривал со своей подругой ежедневно, по своему, по-птичьи. А как должен разговаривать попугайчик с попугайчиком?

– Я люблю тебя, моя дорогая, – не уставал повторять Пашка. – Ты самая красивая попугаиха на свете! У тебя самое красивое оперение, оно завораживает и околдовывает…

Много прекрасных попугайских слов говорил Пашка своей подруге, много прекрасных жестов он ей посвятил, но подруга ни разу не шелохнулась, ни разу не ответила Пашке взаимностью, ни разу не произнесла ни слова в ответ, и за всю жизнь ни разу не сошла со своего кольца, потому что она была глиняной. Красивой глиняной попугаихой, так искусно сделанной, что почти не отличишь от настоящей…

До самой смерти Пашка любил свою глиняную попугаиху, несмотря на то что любовь его была безответной и бесплодной. Даже за день до смерти он пропел ей немало восхваляющих слов, по-прежнему обнимал, прижимался и раскачивал. А на следующий день он ушел, чтобы никогда не вернуться к попугаихе, которая даже не заметила его ухода.

Мораль: так выпьем за истинную любовь, которая не требует ничего в ответ, но завораживает, околдовывает до самой смерти.


О полете сквозь время

Одна птичка вылетела из гнезда в большой полет. Ветер был попутный, летелось ей легко, и птичка на лету прибавляла в весе, наращивала мышцы, играла оперением, была бодра и весела. Но в какой-то момент ветер переменился. Подул встречный. Птице стало тяжелее лететь. Она пожаловалась другой птице, которая летела впереди нее:

– Что-то крылья стали побаливать от непогоды.

– Открою тебе один маленький секрет, – сказала впередилетящая, – дальше будет хуже.

Птица рассмеялась, она восприняла ответ впередилетящей, как шутку, но уже скоро она стала терять перья от усилившегося встречного ветра и почувствовала недомогание в разных частях своего маленького тельца.

– Да сколько же это может продолжаться?! – воскликнула птица.

– Открою тебе один маленький секрет, – ответила впередилетящая, – дальше будет еще хуже, и это будет продолжаться до тех пор, пока ты не прилетишь…

Мораль: полет – это жизнь, вначале жизнь благоприятна и приятна, но затем организм начинает разрушаться, обстоятельства усугубляются, становится все сложнее и сложнее жить, а надо терпеть до конца.


О пугающем облике

Жила-была светло-красная змея с круглыми черными глазками и с бардовыми узорами на коже в виде малиновых змеек. Она ползала по городу, выставляя напоказ свой вполне человеческий язык и строя добродушную физиономию. Но вот беда: все, кто ей встречался на пути, почему-то шарахались от нее в стороны, вместо того чтобы приласкать и покормить.

– Что же вы все меня боитесь? – спросила как-то змея, не выдержав изоляции общества.

– За тобой тянется шлейф дурной славы, – ответил кто-то из прохожих и тут же скрылся за ближайшим углом.

– Но я же добрая и красивая, никого не кусаю, что же вы меня сторонитесь? – спросила змея следующего попавшегося прохожего.

– Все вы змеи так говорите, – ответил прохожий, – поэтому от вас лучше подальше.

Прохожий взял палку и, отмахиваясь, прошел мимо змеи.

– У меня и цвет другой, и узоры, и даже язык, более того, и ядовитых зубов нет, – сказала змея еще одному прохожему и раскрыла пасть пошире.

Этот прохожий испугался и убежал, а дома рассказал близким, что чуть не стал жертвой змеи, которая уже и пасть открыла…

Мораль: если вы похожи на змею, то не пытайтесь объяснить, что безопасны, – все равно никто не поверит…


О спасительной ущербности

Жили-были лесные грибы, росли они под колючими соснами, и одна была у них радость: блеснуть шляпкой на зависть соседям. Ради этого они и прозябали в таежной лесной глуши, переживали тяжелую зиму, слушали недоброе пение комаров и мошек, чтобы дождаться своего часа. Так получилось и этим летом.

Грибы смотрели друг на друга, и каждый день стремились превзойти соседей в красоте и росте. Смотрела на грибы и белка. Но ее интересовала не красота грибов, не их стремление выделиться среди остальных, а желание утолить голод. Белка спустилась и принялась надкусывать понравившиеся ей грибы. Исполнив свое желание, она ушла.

Ох, как тут принялись смеяться над надкусанными собратьями грибы, оставшиеся целыми! Это был гомерический хохот, хотя грибы не знали ни самого Гомера, ни его поэм «Илиада» и «Одиссея», где олимпийские боги именно так и смеялись.

Надкусанные собратья, все еще пыжившиеся и старавшиеся выглядеть достойно на своих крепких ножках, на головах имели комедийно испорченные шляпки, изгрызенные острыми беличьими зубками. Конечно, картина царственного достоинства, облаченного в обноски, не могла не рассмешить. Но тут пришли люди.

Люди срезали все целые грибы, хотели срезать и надкусанные, но побрезговали и ушли. От целых грибов под соснами остались только потревоженная растительность и печальные срезы, а от иных и срезов не осталось. Надкусанные же грибы долго еще простояли в том лесу, не нужные людям и забытые белками. Осенью они ушли в грибницу, чтобы на следующий год появиться вновь с красивой шляпкой.

Мораль: иногда надо быть или притвориться ущербным, чтобы не стать добычей разного рода охотников на людей, территории и финансы.


О поклаже

В далекой пустыне верблюды, устав нести свою поклажу между горбов, исхудавших под жарким солнцем, расположились на привал. Они перекусили тем, что верблюдий бог послал, выпили немного воды и, чтобы скоротать время, принялись разговаривать, а так как они устали от работы, то тема их разговора была определенная.

– Как-то один верблюд взял другого в услужение, чтобы переносить тяжести. И вот, мужики (а у верблюдов тоже принято обращение «мужики»), жизнь первого верблюда после этого стала сказочной. Он больше не таскал, как мы поклажу, а шел налегке в то время, как верблюд, служивший ему, пахал.

– Ну, так это сколько денег надо иметь, чтобы нанять другого верблюда! – возразил кто-то. – Экое чудо! Вот если бы придумать способ, чтобы бесплатно…

– Есть и бесплатный способ, – ответил верблюд, убеленный сединами, с острым блеском мудрости в глазах.

– Предъяви, – потребовали верблюды.

– А что тут предъявлять? – спросил седой верблюд. – На себя посмотрите внимательнее.

– Да мы себя видим много лет в зеркалах луж, поилок, озер и рек, и что дальше? – спросили верблюды.

– Видимо, плохо смотрите, потому как изображение, к которому привык, неразборчиво, – ответил седой верблюд и обратился к одному из верблюдов, сидевших вокруг. – Вот ты, например, почему поклажу несешь?

– Жена послала, – прозвучало в ответ.

– Что у жены горбов нет? – спросил седой верблюд.

– Горбы у нее есть, но она же женщина, – прозвучало в ответ.

– Ну а ты почему поклажу свою несешь? – спросил седой верблюд у другого верблюда.

– Ради семьи, у меня дети, – прозвучало в ответ.

– Маленькие ли у тебя дети? – спросил седой верблюд. – Выросли ли у них горбы?

– Школу оканчивают. Горбы, конечно, есть, и уже давно.

– Неужели твои дети не могут с тебя снять хотя бы часть груза? – спросил седой верблюд.

– Конечно, могли бы, но они же дети… – прозвучало в ответ.

– Ну а ты почему поклажу несешь? – спросил седой верблюд у третьего.

– Нужны деньги, – ответил неопределенно третий.

– Неужели тебе для жизни надо столько денег, что ты несешь такой большой груз? – спросил седой верблюд.

– Надо тем помочь и этим, хочу кое-что купить для семьи, не хочу близких ни в чем ограничивать, – ответил третий верблюд.

Все, кого спрашивал седой верблюд, находили убедительные причины, чтобы нести свою поклажу.

– Смотрите, уважаемые верблюды, почти все вы несете свои поклажи не для себя, то есть жизнь для вас лямка, вы все время пребываете в состоянии того верблюда, который нагруженным идет за верблюдом, шествующим налегке, в то время когда все вы мечтаете стать тем верблюдом, за которого несут, – сказал седой верблюд. – Так жить нельзя. Груз надо сбрасывать с себя…

– Но, уважаемый, ты же тоже идешь среди нас, и на твоей спине тоже тюки, не меньшие, чем на нас, – удивились верблюды.

– Свою поклажу я несу ради самого себя, – ответил седой верблюд. – Ради того, чтобы моя жена была довольна мною и несла мне удовольствие, чтобы чувствовать радость оттого, что я еще могу нести поклажу, и оттого, что моя поклажа приносит радость мне и другим верблюдам… Я несу свою поклажу так, что не замечаю, что ее несу, поскольку мое внимание увлечено совсем иными ощущениями и впечатлениями, далекими от мозолей между горбами и хрустом межпозвоночных дисков и суставов. Посмотрите на меня внимательнее еще раз, а теперь посмотрите на мой груз.

Верблюды внимательно посмотрели на своего седо-шерстного коллегу, на его улыбающуюся оптимистичную морду, а затем на его поклажу – и от удивления вскричали:

– Так на тебе почти нет груза!

– Так оно и есть, – ответил седой верблюд. – Груз – это всего лишь ощущение. Работа на других всегда в тягость, более того, эти другие тут же о вас забудут, как только вы не сможете нести для них груз, поэтому несите груз для себя, несите только то, что любите, или заставляйте себя полюбить то, что несете, – и будет вам счастье.

В словах седого верблюда и состоит мораль этой притчи.


О приманивании хорошего

Где-то далеко, а может, и неподалеку раскинулся лес, такой же, как город. В нем жило множество деревьев и кустарников, множество трав и цветов, множество насекомых и животных, птиц и… одна интересная сосна, конечно, не одна, а множество таких сосен, но все-таки их было не много по сравнению с общей численностью соснового населения леса.

Отличалась эта сосна от своих соплеменниц тем, что птицы на ней вечно вили гнезда, да и белки любили на ней сидеть, отчего сосна эта, будучи одинока, как все, редко была в одиночестве и вызывала зависть. И вот как-то другие сосны решились с нею завести разговор:

– Слушай, сестрица, почему бы тебе не поделиться с нами птицами и белками? – спросила одна мрачная, угловатая особа.

– Я не держу насильно ни белок, ни птиц, – ответила интересная. – Зовите их к себе.

– Зовем, но не идут, – ответила мрачная. – Ты поступаешь как-то не по-товарищески. Может, надо договориться, что сезон они сидят на тебе, сезон – на мне, а дальше – по очереди?

– Какая уж тут очередь? – спросила интересная. – Не мы выбираем наших обитателей, а они нас.

– Но ведь есть какой-то секрет, почему птицы и белки тебя любят, – сказала мрачная. – Поделись с обществом.

– Секрет есть, если его можно так назвать, потому что отгадка пред глазами, – ответила интересная. – На самом деле птицы и белки выбирают сосну, которая поживее и покрасивее. Посмотрите на свои серые одежды, на редкие ветви, на бедную крону, редкую щедрость. Что вы можете предложить?

– Но на наших ветвях тоже можно свить гнездо, спастись от хищника и… – принялась оправдываться мрачная.

– В вас нет красоты, любви и защиты, – оборвала интересная беседу, которая переходила в препирательство.

На том разговор и закончился, а птицы и белки по-прежнему продолжали селиться и укрываться на интересной сосне.

Мораль: птицы и белки – это подарки самой жизни, чтобы их получить, человек должен научиться их приманивать своим поведением, своими речами, своим настроением, своей одеждой.


О сложности взаимопонимания

Встретились в лесу заяц и суслик, и принялись они разговаривать.

– Сложно, дорогой суслик, убегать от волка, это еще та работа, – посетовал заяц.

– Ты бы лучше один раз потрудился, вырыл нору, а потом, чем ноги напрягать, прятался бы в ней, я так часто делаю, – посоветовал суслик.

Заяц непонимающе вытаращил глаза.

– Посмотри вокруг, глупый. Сейчас лето, – возразил он. – Это зимой можно вырыть нору в снегу. Онрыхлый. Летом же большее что можно вырыть – это лежку, углубление, в котором спишь. Но в лежке от волка не укроешься. Я тоже слышал байки о зайцах, живущих в норах, но это о тех, кому повезет найти пустующую.

Теперь суслик посмотрел непонимающе на зайца.

– Ладно, расскажу тебе наш семейный способ избегать опасности: как завидишь ее, сразу вставай в стойку, вытягивайся и посвистывай, – продолжил советы суслик. – Волк должен офонареть, то есть потерять ориентировку.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся заяц. – Посвисти-ка на волка, он тебя тут же сожрет. Бег – это единственное радикальное средство, причем не простой бег, надо путать следы. Смотри.

Заяц зигзагами забегал перед остолбеневшим сусликом.

– Не знаю, мне всегда свист помогает, а если я далеко от норы, то могу упасть и притвориться мертвым, – сказал суслик. – Ты, заяц, видимо, жизни не знаешь, и учиться не хочешь – вот и бегаешь.

– Это ты, суслик, видимо, опасности-то и не нюхал, – возразил заяц. – Притворись мертвым – и останешься таким навсегда…

Говорили они долго, но каждый остался недоволен разговором. Все оттого, что говорили они на разных языках, но не на иностранных. Язык каждого основывался на привычных образах, интересах, навыках, которые были разными у зайца и суслика. Они разошлись в разные стороны, уверенные в глупости друг друга, хорошо хоть не во враждебности.

Мораль: люди разного уровня образования, разного жизненного опыта, а тем более проживающие в разных государствах, даже при переводчике выглядят не лучше, чем эти заяц и суслик.


Об оценке настоящего прошлыми глазами

Как-то один пень, который когда-то давно был и юным деревцем, и крепким дубом, захотел найти себе пару, чтобы вспомнить старые чувства. Он начал осматриваться по сторонам, но вот беда: все, на кого он обращал внимание, его не замечали. Пень долго пребывал в огорчении и замешательстве, а потом спросил у другого пня, своего старинного друга:

– Подскажи, почему все молодые деревца, на которых я смотрю, на меня не обращают внимания?

– Все очень просто, – ответил друг. – Ты посмотри, где остались твои глаза, которыми ты видишь, они остались на тех вершинах, на которых ты когда-то был, но на которых уже никогда не будешь.

– Как это так? – не понял пень.

– Взгляни вниз, прямо сейчас, – предложил друг.

Пень посмотрел вниз и увидел истлевшую, изборожденную трещинами поверхность пня.

– Это и есть ты, – сказал друг.

– Быть такого не может, – удивленно-испуганно возразил пень.

– Можешь не сомневаться, – ответил друг. – Твои глаза уже давно живут отдельно от тебя. Ты думаешь, что по-прежнему высок и силен, но, к сожалению, дружище, время пилит беспощадно.

– Боже мой! – воскликнул пень. – Как это ужасно!

– То же самое думают молодые деревца, когда смотрят в твои глаза, а потом видят тебя, – сказал друг.

Мораль: глаза, оценивающие себя, навсегда остаются в прошлом.


О стимулах к жизни

По бескрайнему полю бежало множество людей, за которыми гнались хищники самого разного вида и размера. Как ни удивительно, но первыми обычно настигали людей мелкие хищники, от которых люди легко отбивались и бежали дальше. Затем обычно на людей нападали крупные хищники, тут борьба затягивалась, а чаще – заканчивалась. Бежавшие рядом люди затеяли разговор.

– Зачем бежать, если конец один и тот же? – спросил пессимист. – Все равно хищники нас догонят и сожрут.

– Лично я бегу, потому что от бега получаю удовольствие, – ответил оптимист, – поэтому не хочу лишить себя ни единой минуты жизни.

– А я бегу, чтобы собирать по пути все блага, какие мне предоставляет судьба, – сказал сребролюбец.

– А я просто так бегу, не будешь бежать – сожрут, – сказал трусливый…

– А у меня от этого бега одни неприятности: то мозоли, то ушибы… Надоело все, – сказал пессимист. – Что же мне, остановиться?

– Думай сам, – ответил оптимист. – Но я вообще не понимаю, как ты бежишь с таким настроением.

– Тогда я остановлюсь, – сказал пессимист, охваченный приступом депрессии.

Он остановился, но когда почувствовал зловонное дыхание хищника, то словно прозрел. Страшная пасть предстала его взору, глотка тоннелем уходила в неизвестность, где ничегошеньки не было видно, кроме пугающей темноты. Пессимист, испугавшись, выдернул голову из пасти хищника, слегка поцарапав уши о его клыки, и бросился бежать…

Он быстро догнал свою группу, его знакомцы обрадовались, но изумились.

– Что же ты не скормил себя хищникам, коли бег тебе так противен? – иронично спросил оптимист.

– Страшно, – ответил пессимист. – Оказывается, легко рассуждать на тему прекращения бега, но как только увидишь финиш… – откуда берутся силы?

– Вот так-то, – воодушевился трусливый. – Вот он последний стимул: страх.

Мораль: а что еще в жизни остается, как не бежать – вначале под действием интереса к жизни, а затем и под действием страха?


О проявляющемся во всем призвании

Дятел стучал клювом по дереву, сбивая кору и выискивая насекомых. Добычу он тут же съедал и продолжал дальше стучать по дереву. Рядом летала птичка и пела о радостях жизни, увидев трудягу-дятла, она спросила:

– Дятел, а ты почему не поешь?

– Мне не до песен, от долбежки по дереву в голове один только стук да звон – иных мелодий я не слышу, – ответил дятел.

– Ты отвлекись от работы, – предложила птичка, – полетай, как я, беззаботно, поищи пищу на листьях, насекомые есть и на поверхности деревьев, может, и придет тебе в голову мотив.

Дятел не сумел поймать на лету ни одного насекомого, но вскоре действительно запел. Запел вдохновенно и чувственно, прикрыв от наслаждения глаза и ритмично помахивая крыльями:

– Тук, тук. Тук, тук. Тук, тук…

Дятел кончил петь, когда пересохло в горле, и спросил у певчей птички:

– Ну как моя песня?

– Не хочу тебя обидеть, но та песня, которую ты выводишь, постукивая клювом по дереву, несомненно, лучше, – ответила певчая птичка.

– А теперь пойдем со мною, певчая птичка, – предложил дятел. – Я тебе покажу, где под корой скрывается самое вкусное на свете.

Певчая птица из любопытства и соблазна устремилась за дятлом, присела рядом и давай клювом по дереву стучать. Стук этот походил на мелодию, какую певчая птица привыкла насвистывать, но кору дерева певчая птичка даже не повредила, только слегка поцарапала. Когда она устала, то попросила дятла посмотреть на ее работу.

– Не хочу тебя обидеть, но тот способ, каким ты раньше находила себе пропитание, несомненно, для тебя лучше, – ответил дятел.

На том они и расстались.

Мораль: у каждого свое призвание, и оно проявляется везде, за что бы человек ни взялся. Найти призвание несложно, надо только прислушаться к тому, что звучит в каждом вашем деле, увидеть, что получается всегда в том, что вы делаете.


О том, кто главный

Жил-был один дом, и жил в нем человек. Человек считал, что он владеет домом, а дом считал, что он владеет человеком. И как-то по этому поводу вышел у них спор.

– Я тебя купил на свои кровные деньги, и ты обязан мне служить, – сказал человек дому.

– Это ты о чем? – спросил дом.

– Ты должен давать мне крышу над головой, стены вокруг, тепло и комфорт… – принялся перечислять человек.

– С крышей и стенами я согласен. Это во мне есть, и никакого труда мне не стоит, поэтому пользуйся, – ответил дом, – насчет остального я подумаю, а пока я думаю, ты приберись в доме и посуду вымой на кухне.

– Хорошо, – ответил человек, взял пылесос, ведро с водой и тряпки и занялся делом. Когда стало чисто, он опять обратился к дому:

– Ну, что ты решил, дом? Ты понял, кто тут главный?

– Еще не совсем, – ответил дом. – Мне надо еще немного подумать, а ты пока сделай ремонт, чтобы тебе лучше со мною жилось, и не забывай раз в неделю, хотя бы, прибираться во мне и стирать грязное белье.

Человек занялся ремонтом, одновременно он поддерживал дом в чистоте, это заняло много времени, но человек справился.

– Смотри, как хорошо я поработал, пока ты думаешь, – похвалился человек перед домом. – Каково твое решение? Ты понял, что я тут главный, что я владею тобой?

– Извини, человек, за мою глупость. Она происходит оттого, что у меня нет такого ума, как у тебя. Я же состою из безмозглых материалов. Я все еще думаю, – ответил дом. – Но я уже близок к итогу размышлений, а пока я завершаю свои раздумья, пожалуйста, заплати за пользование мною.

Человек заплатил и опять обратился к дому:

– Ну теперь-то ты понял, кто тут главный? Ты даже сам за себя заплатить не можешь…

– Я завершил свои размышления, человек. Ты, конечно, имеешь ум, но как же ты своим умом не можешь осознать тот факт, что не я на тебя работаю, а ты на меня работаешь ежедневно? – ответил дом. – Ты меня чистишь, ремонтируешь, оплачиваешь, заботишься обо мне, в то время, как я тебе даже суп в тарелку не налью. И ты меня спрашиваешь: кто тут главный и кто кем владеет? Несомненно, что я владею тобой, я тут главный, а ты мой раб.

Тут тон дома изменился, он стал хозяйским, начальственным:

– А теперь хватит болтать и отлынивать от дел! Сегодня суббота, поэтому хватай пылесос и начинай меня чистить…

Человек умолк. Он выполнил все, что требовал дом, и продолжал выполнять в течение всей своей оставшейся жизни.

Мораль: чтобы понять, кто главный, взгляните внимательнее, кто на кого работает. Главным является тот, на кого работают.


О норе

В одном странном царстве все привыкли делать через нору. Залезут в нору, проползут по ней несусветное расстояние, неисчислимое количество поворотов и узких мест, измажутся в грязи и нагонят изжоги, и, наконец, выйдут из этой норы в таком месте, к которому дойти по поверхности не составляло труда. Вот одного такого ходока через нору отловили на выходе тамошние журналисты и задали ему вопросы:

– Почему вы вечно выбирает такой длинный, грязный, неудобный путь, вместо того чтобы пройтись напрямик?

– Понимаете, это давняя традиция, не я ее придумал, не мне ее отменять, – ответил ходок.

– Но что вы сами думаете о делании всего через нору? – спросили журналисты.

– Конечно, напрямик удобнее. Но это мы сейчас видим, после того как дело сделано. А когда только собираешься делать и не знаешь, где выход, то приходится – через нору, – ответил ходок.

– Но как же не знаешь? – спросили журналисты. – Выход всегда один и тот же, уже давно известен, проверен тысячелетиями, а вы все – в нору.

– Ребята, а вы сами как сюда попали? – спросил ходок.

– Тоже через нору, – ответили журналисты.

– И что вы в норе видели? – спросил ходок.

– Множество органов, переходов, помещений… – ответили журналисты.

– В том-то и дело, – подхватил ходок. – Если идти напрямик, то все эти органы останутся не у дел. И кто вам спасибо скажет?

– Разве в спасибо дело? – спросили журналисты. – Истина страдает, страдают быстрота и качество, ведь смотрите, во что превращается дело, когда проходит через нору…

– Да, дело порой плохо пахнет, но зато тело живет, более того, живет в тепле и достатке, – ответил ходок.

Мораль заключается в том, что короткий путь, как если бы человек проносил пищу мимо рта… и сразу отправлял в канализацию, конечно, не самый лучший, поскольку обедняет и убивает. Другое дело, что излишние инстанции в объеме тела государства имеют тенденцию так незаметно разрастаться и числом, и аппетитом, так подменять свои функции, что на выходе вечно получается какое-то несусветное расстройство…


Об устаревшем запрете

Жила-была лента, длинная лента в красно-белую полоску, натянутая между двумя столбами или деревьями, или между чем другим, что, собственно, не имеет значения. Главное, что лента была натянута поперек нахоженной тропинки, по которой прохожие обычно сновали, что муравьи. На эту ленту были возложены высокие обязанности по недопущению прохожих, во избежание их травм и ушибов.

Лента гордо и ответственно несла службу в любую погоду. Время, однако, шло. Событие, вызвавшее рождение ленты, исчезло, как исчезают родители, только намного быстрее. Лента продолжила висеть, выполняя обязанности уже только по недопущению, а зачем, она уже и сама забыла.

Как только прохожий приближался, она напоминала о себе красно-белыми полосками и заставляла обходить ее. Прохожий подчинялся. Это наполняло ленту гордостью, поскольку в своей власти она усматривала свое величие, ведь прохожие подчинялись уже именно ей, а не избегали травм и ушибов с ее помощью.

Продолжалось это довольно долго, пока какой-то человек решил не подчиняться ленте. Он ее поднял над головой и прошел под ней. Другой человек перепрыгнул ленту, а третий оторвал ее от опор и бросил в мусор, где, собственно, и полагалось этой ленте лежать.

Так опять ожила нахоженная тропинка.

Мораль: в жизни есть множество устаревших ограничений, сравнимых с лентой, описанной в притче, которые утеряли предназначение и только мешают. Надо вовремя от них избавляться, чтобы жизнь стала удобнее.


О незаметном участии

Жил-был щенок, которого кормила, поила и воспитывала жена Хозяина. Сам Хозяин вечно был занят то работой, то домом, то другими делами, направленными на благо всей семьи, в том числе и щенка. Время шло. Щенок вырос в большого пса, и как-то Хозяин отдал ему приказ, который пес не исполнил, более того, он покусал Хозяина, когда Хозяин попытался его воспитывать. Тогда обиженный Хозяин спросил у пса:

– Я же тебя растил, кормил, поил, давал крышу над головой. Почему ты такой неблагодарный?

– Не ты меня кормил, поил и растил, – ответил пес, – а твоя жена. А ты для меня – никто.

Мораль: не уподобляйтесь такому Хозяину при воспитании своих детей, иначе дети вырастут и скажут, что вы вообще их не растили, а прохлаждались.

Августовские притчи



О неразвитых талантах

Как-то одному ребенку на день рождения, не помню, правда, на какой, подарили лопату, компьютер, молоток, автомобиль и многое другое, что можно применять в деле и добиться результата. Ребенок эти подарки принял, но не пользовался ими. Подарки сложили в чулан или кладовку, или иной склад, где подарки принялись ждать своего часа.

Время шло, ребенок учился пользоваться подарками и постепенно стал их применять. Правда применял он эти подарки ни шатко ни валко, все оставлял на потом. Он строил планы, посматривал с гордостью на подарки, хвастался ими, но ждал, ждал, ждал, ждал…

И вот однажды ребенок, будучи далеко не ребенком, спохватился, взял подарки и попытался их применить, но оказалось, что силы уже не те, ум уже не тот, ловкость тоже, а здоровье и вовсе. Постарел этот ребенок. Вот и вся притча.

Мораль: подарки – это таланты, которыми наделяется каждый человек, и надо использовать их вовремя и во всю силу, потому что время, когда сил не будет, приближается безостановочно.


О Боге и стаде

Жило-было одно домашнее животное, и пользовалось оно полной любовью хозяина. Хозяин ласкал животное, отлично кормил, предоставлял ему все по первому желанию.

Хозяин тоже хотел жить лучше, и ему казалось, что чем больше у него любимцев, тем вернее его дело. Он стал увеличивать число домашних животных. Вначале их стало два, потом три, а потом и намного больше. Стадо росло, росло, пока не стало настолько крупным, что хозяин перестал уделять всем его членам равное внимание, а оставшейся доли внимания на каждое домашнее животное становилось день ото дня все меньше.

Тогда хозяин нанял надсмотрщиков за стадом, а надсмотрщики уже не имели той любви, что хозяин: они были холодны и расчетливы. Они и наделяли, и отбирали без любви, но так же, как хозяин, с ростом стада до огромного уже кое-где не успевали. Вот так появились собаки…

Мораль: чем больше население Земли, тем меньше Бога достается каждому, а чем меньше Бога, тем больше… собак, может, поэтому вокруг так много страданий, болезней и людей, недовольных жизнью.


О перекосе

Как-то Зевсу, главному из древнегреческих богов, не понравился один из атлантов, державших небесный свод, по которому Зевс иногда прогуливался. Не понравился потому, что атлант сказал что-то неприятное Зевсу, и не один раз, а среди богов было как-то не принято выслушивать критику снизу. Тут же принимались меры.

Зевс вызвал к себе в кабинет Ареса, бога войны, и приказал ему найти компромат на атланта и посадить того в мертвое царство Аида, или на худой конец изгнать с глаз долой, да хоть в лабиринт Минотавра.

Как было принято в подобных случаях, Арес собрал комиссию и учредил доскональную проверку рациона атланта. Бог войны прекрасно понимал, что при такой напряженной работе, как у атланта, неизменно выявится лишний укус амброзии или глоток нектара. И тут уж не важно: почему, правильно или неправильно? Важен сам факт.

Арес был отличным профессионалом в компроматах, поэтому нужную информацию он накопал в сроки, установленные Зевсом. Атлант получил приговор олимпийского суда, все действующие лица были поощрены Зевсом, но вот небо покосилось. Впрочем, к этому все быстро привыкли, в том числе и смертные.

Мораль: наверху ценят не за работу, а за преданность, а к перекосам все быстро привыкают.


О самозакапывании

Один человек работал землекопом. На протяжении многих лет он копал сам себе яму себе в удовольствие. Яма год от года становилась все глубже и глубже, но землекоп, будучи поначалу полон сил, настолько легко из нее выпрыгивал, что почти не замечал ее глубины.

Время шло, землекоп продолжал углублять яму, но сам сильнее не становился, и однажды, когда он в очередной раз вылезал из ямы, ощутил, как задрожали руки, как неровно стукнуло сердце, как ноги заскользили внутрь ямы…

Помогли землекопу, вытащили его, попросили яму более не копать, предложили купить лестницу.

Однако сила привычки оказалась такова, что землекоп не смог остановиться. Он не мыслил себя в числе живущих без положительных эмоций и жизнеутверждающего заряда, какие получал от рытья ямы, поэтому яма продолжала углубляться, хотя уже и не такими быстрыми темпами…

Прошло еще время, землекоп уже выбирался из своей ямы только с помощью лестницы, которая для него стала как спасительная таблетка для тяжелобольного. Но лестница тоже не бесконечна… Тут бы землекопу остановиться. Он и сам это понимал и частенько бросал работу. Но стоило возникнуть какой-нибудь провоцирующей случайности, вроде личного порыва, предложения друзей или близких, или коллег по работе, или начальника, как землекоп срывался и опять начинал копать, и однажды докопался до той степени, что уже и не смог выбраться из этой ямы даже с помощью лестницы…

Мораль: каждый копает себе яму своими вредными привычками и фанатичными, застревающими в сознании, стремлениями, которые лучше не заводить, потому что эти привычки и стремления заводят туда, откуда не выбраться.


О курортном лечении

Один медведь повадился ездить на курорты, где пил минеральную воду, лежал в ваннах, наполненных минеральной водой, мазался грязями. Он до того исполнился заботой о своем здоровье, что следил за ним до самой смерти, после которой встретился на небесах со своим медвежьим богом.

– Ну как ты жил, дорогой медведь, отчитывайся передо мною, – сказал медвежий бог.

– Я внимательно следил за дарованной тобою жизнью, поддерживал свое тело в здравии, ездя по курортам, – сказал медведь и выпятил свою грудь с тем расчетом, чтобы на нее легче было повесить райскую медаль.

– А с чего ты взял, что мне нужно, чтобы ты заботился о своем здоровье? – удивленно спросил медвежий бог.

– Как так? – в свою очередь удивился медведь. – Как дороги для меня предметы утвари моей берложьей, и я хвалю тех, кто за ними следит, так я думал, что и жизнь, дарованная мне тобою, твое, по сути, имущество, важна для тебя.

– Жизнь, конечно, для меня важна, – согласился медвежий бог. – Но с чего ты, медведь, взял, что мне важно, чтобы ты за нею следил и употреблял свои силы на то, чтобы за нею следить, а не жить полноценно. Даже предметы твоей утвари важны для тебя не тем, что они в сохранности и блеске, а в том, чтобы ими пользоваться, чтобы эти предметы доставляли наслаждение своим применением.

– Приведите сюда медведя-балагура! – крикнул медвежий бог.

В божественную медвежью берлогу вошел медведь-балагур, придерживая на груди медвежью гармонь.

– Ну-ка сбацай чего-нибудь! – попросил медвежий бог.

Медведь-балагур сел на позолоченный пень и заиграл медвежью камаринскую. На морде медвежьего бога заиграла улыбка.

– Вот она жизнь! – сказал Бог. – И прожил медведь-балагур не меньше твоего, и никаких минеральных ванн он не принимал, и грязи на себя не накладывал, ну за исключением если в молодости по пьяному делу в болото не провалится. Всю жизнь он не уставал повторять: жизнь наша в руках нашего медвежьего Господа. И это действительно так. Вот смотри.

Медвежий бог взял в руки ножницы и показал медведю, любителю оздоровления, на множество нитей, спускавшихся с потолка божественной берлоги до самого пола, выложенного божественным мрамором.

– На нитях подвешены жизни медведей, обитающих на земле, и каждый день я обрезаю их множество. Если ты думаешь, что я смотрю, к кому каждая нить протянута, ты глубоко ошибаешься. Я обрезаю ближайшие нити, которые мешают мне ходить по берлоге, которые мешают спать, мешают смотреть в окно за вашей жизнью… Каждый день обрезаю, а назавтра моя берлога опять полна этих нитей.

В этот момент медведь-балагур закончил исполнять камаринскую, а медвежий бог обрезал очередную нить, и в райскую берлогу вошел медвежонок.

– Конечно, я этого не хотел, – извинился медвежий бог. – Просто так получается. Конечно, лечитесь, если вам это нравится, но это не главное, главное состоит в том, что нет никакого главного, кроме того, чтобы вам было интересно жить, и я не унывал.

Мораль этого повествования состоит в ответе медвежьего бога.


Об основании и поддержке таланта

На стене висела прекрасная картина, не помню, какому художнику она принадлежит, но очень известному, но что самое главное – любимому. Зрители не могли налюбоваться на чудесное сочетание красок, на изящество линий и великолепие сюжета. Они приходили к картине и чтобы наполнить свою душу прекрасным, и чтобы восхититься, и чтобы получить совет, который они всегда находили в картине…

Череда поклонников и поклонниц не прекращалась. Годы, столетия летели в постоянном восхищении этой картиной, и картина не переставала привлекать к себе внимание и одаривать, щедрость ее переходила все границы, поэтому зрители уходили одухотворенными и где-то в своей области деятельности отдавали подаренное этой картиной и достигали вершин.

Стена смотрела на происходящее с непониманием: как таким серым, темным созданием, каким она видела картину с тыла, может восхищаться зритель на протяжении многих лет?!

– Серость, какая серость исходит от тебя, картина, – причитала стена и корила картину, висевшую на ней. – Ты бы хоть на нормальную работу устроилась, повесила на себя что-нибудь. Твое везение – временное, кто-нибудь обязательно разглядит твою серость и темноту, а если не разглядит, то я напишу куда надо.

Картина огорчалась от докучливой и унизительной въедливости стены, все-таки стена не была ей чужой и выполняла свои обязанности по отношению к ней педантично и надежно. По сути, стена была близкой подругой. Однако картина не реагировала на упреки стены, а продолжала радовать зрителя. Стена же исполнила свое обещание. Она написала куда надо…

Но кто обращает внимание на написанное на стене?

Картину, конечно, сняли со стены, но лишь на время, чтобы закрасить нехорошую надпись, а потом картина вернулась на место. Стена по-прежнему хмуро нудила, картина по-прежнему висела, так и продолжалась эта совместная жизнь.

Мораль: любой талант на ком-то висит, кого-то тяготит, кого-то огорчает, вечно кто-то видит талант лишь с темной и неприятной стороны, поэтому если вы талант или имеете нечто похожее, то не огорчайтесь от стенаний близкого окружения, на неприятные в свой адрес определения, не реагируйте на них, иначе сами себя же и погубите.


О неподдельном

Встретились как-то две воды: пресная и минеральная. Разговорились.

– Как же так получается, что ты, минеральная вода, можешь лечить, а я не могу? – спросила пресная вода у минеральной.

– Потому что я насыщена растворенными во мне солями, микроэлементами и биологически активными компонентами, – ответила минеральная.

– А где ты их собираешь? – спросила пресная.

– Под землей, – ответила минеральная.

Пресная вода ушла под землю и давай там собирать то, что Бог послал, и, действительно, вышла она измененная, где-то вкусная колодезная, а где-то насыщенная вредными веществами так, что и пить ее невозможно без специальной очистки. Но лечить пресная вода так и не научилась. Она опять обратилась к минеральной с тем же вопросом, в котором, правда, зазвучал укор:

– Я сделала все, что ты говорила, но лечить так и не научилась. Что я сделала не так?

– Дорогая пресная вода, ты хороша сама по себе, поскольку утоляешь жажду, зачем тебе умение лечить? – спросила в свою очередь минеральная вода.

– Хочу научиться, – упрямо сказала пресная.

– Тогда открою тебе следующий секрет: надо искать лечебные свойства не везде, а только в уникальных местах земли, – ответила минеральная вода.

Пресная вода ушла под землю в местах, какие посчитала уникальными, искать все, о чем говорила минеральная вода, и многое нашла. Она действительно заслужила славу лечебной, но заговорили о ней, как о похожей по составу, а о лечебном эффекте говорили, что вроде бы есть. Пресная вода опять обратилась к минеральной с известным вопросом.

– Здесь, конечно, замешаны тонкости, пропорции, – уже начала додумывать минеральная вода.

Тогда пресная вода обратилась к специалистам, которые намешали… но люди стали говорить о подделке. Отчаялась пресная вода стать по-настоящему лечебной и опять обратилась к минеральной.

– Твой опыт, дорогая пресная вода, убеждает меня, что данного каждому из нас от рождения, места и окружения ничем не заменить, – ответила ей минеральная вода. – Я же врачую не сама по себе, а в сочетании со многими факторами. Тут и окружающая природа, и климат, и размеренное питание, и настроение людей, находящихся на отдыхе, – все это создает благоприятные условия. Если тебе дано лечить, если тебе повезло с твоим окружением, то ты и станешь хорошим врачом. Если в тебе нет всех необходимых качеств изначально, да еще и окружение так себе, то можно стать похожей на врача, можно стать поддельной, можно, к сожалению, стать даже вредной, а вот настоящим врачом стать невозможно, как, пожалуй, и другим специалистом.

Ответ минеральной воды и будет моралью этой притчи.


О сплаве по течению

По течению большой реки плыло разумное существо. Иногда оно мирно лежало на спине, будучи поддерживаемо водой, иногда ловило рыбу в мутной воде этой реки, иногда резвилось, иногда.... было много разных иногда, но, в целом, разумное существо плыло по течению, поглядывало на окрестности и думало.

Проплывая мимо прекрасного пляжа, оно подумало: «Вот бы отдохнуть на этом песочке, понежиться на солнце…»

Повседневные заботы, однако, вытеснили эту мысль, а когда она вернулась, то пляж оказался далеко позади.

Проплывая мимо красивых лесов, существо подумало: «Вот бы зайти в этот лес, поискать грибов и ягод».

Повседневные заботы, да и налаженный годами распорядок дня опять увлекли существо…

Проплывая мимо восхитительных побережий, существо подумало: «Вот бы тут развести костерок, пожарить шашлыков, посидеть…»

Однако и эта мысль не задерживалась надолго и исчезла, как и многие другие увлекательные мысли, достойные своего исполнения.

Периоды хороших видов сменялись неинтересными, тогда разумное существо даже не смотрело на берег. Так разумное существо и плыло по течению, поглядывая на отличные предложения, но проплывая мимо них. Затем оно перестало смотреть по сторонам, затем выработало убеждение о вреде перемен, а затем не стало и сил что-то менять, а затем… оно приплыло.

Мораль: жизнь интересна новыми впечатлениями, поэтому не проходите, не проезжайте, не проплывайте мимо, не отказывайте себе – потом на впечатления может не быть возможностей, желания или сил.


Об отношении к наживке

Жили-были рыбы, самые обычные рыбы, каких много в реках, озерах, морях и океанах. Тут даже не важно, какого вида, важно другое обстоятельство – они клевали на обычную рыболовную наживку, под которой таился крючок, прихватывавший этих рыб накрепко, к счастью охотников до свежей рыбки.

Считается, что рыбы – полные дуры, но это не так, они прекрасно видели крючок под наживкой, так и в этот раз – собрались вокруг него, и начали обсуждать:

– Смотрите, как хорошо замаскирован крючок, его почти не видно, – сказала одна рыба.

– Да, научились эти живодеры прятать крючки, – согласилась вторая рыба и показала подругам порванную губу. – Польстилась как-то подобным предложением, еле сорвалась.

– Тебе повезло, – произнесла третья. – Своими глазами видела, как в нашем спальном районе нашего брата таскали одного за другим. Никто не сорвался. Меня и саму тянуло схватить наживку, слюни текли, но, спасибо случаю, насытились они там наверху – и рыбак ушел.

– Есть обезоруживающая притягательность в наживке, – поддержала разговор четвертая. – Мы ж все понимаем, что лучше искать питание там, где оно водится само, а не спускается сверху, где надо охотиться и трудиться, а не хапать, но желание легкой добычи берет верх.

– Традиция такая выработалась, – ответила пятая. – Они наверху думают, что мы вовек не сможем перебороть убивающие нас инстинкты. Однако считаю, что они ошибаются. Давайте вот прямо сейчас, братья и сестры, развернемся хвостами к наживке и поплывем от нее в разные стороны.

– Давайте!!! – согласно вильнули пять хвостов.

Несмотря на то что слюна текла, инстинкты гнали схватить наживку, а разум говорил, что каждая способна избежать общей участи, рыбы повернулись к наживке хвостами. Но тут каждая из рыб подумала, что как ловко она обманула своих подруг…

Первая рыба развернулась и схватила наживку, она тут же попалась на крючок. Вторая рыбка тоже развернулась, но из-за широко разинутой пасти она не увидела, что наживка уже заглочена, поэтому она проглотила первую рыбу с хвоста по самые жабры. Третья рыба, опасаясь опоздать, тоже импульсивно ринулась на наживку и, ослепленная своим желанием, заглотила вторую рыбу вместе с первой. Четвертая заглотила третью, потому что все едят, а она не хотела выглядеть полной дурой. Пятая проглотила четвертую за компанию. Так рыбак и вытащил пять рыб на одной наживке.

Мораль: люди на хорошую наживку, то есть на зарплаты и другие блага, клюют так же, как рыбы из этой притчи, пожирая своих собратьев и не разбираясь, куда их потащат.


О гипнотичности некоторых опасностей

Как-то на одной узкой дорожке, которую, правда, узкой не назовешь, поскольку можно идти в любую сторону от нее беспрепятственно, встретились кролик и змея со змеенышем. Кролик так бы и пронесся мимо змеи – куда змее угнаться за кроликом, но змея съела преимущество кролика достойным уважения вопросом, вроде следующего:

– Не подскажите ли, уважаемый кролик, как проползти до святой кроличьей норы?

Святая кроличья нора, где водился кроличий бог, для любого кролика – понятие обезоруживающее, представляющее спрашивающего совсем не змеей, а таким же кроликом. Змееныш следом за мамашей тоже обернулся крольчонком.

Кролик расслабился обманом зрения и принялся объяснять змее, как добраться до святой кроличьей норы.

– Надо идти вот туда! – махнул лапкой кролик. – В лесу много тропинок, прыгайте по ним, но придерживайтесь этого направления.

Очевидное дружелюбие и расположение к ней кролика дало змее сигнал, что ее ворожение принесло результат. Она подползла поближе к кролику и сказала:

– Уважаемый кролик, я сразу обратила на вас внимание, по вам видно, что вы достойны всяческого уважения и похвал, полны уважения к близким, но я вижу над вами зависть и порчу, сделанную какой-то нехорошей крольчихой на перекрестке.

Кролик изумился и умилился от такого обращения и всевидящих свойств «крольчихи». Жизнь его спокойной назвать было нельзя, волки преследовали регулярно, да и владельцы огородов не жаловали. Вежливости и обходительности кролик встречал мало, кроме того, он считал, как и многие кролики, что жизнь его стегает особенно сильно и незаслуженно, что стоит искать потустороннюю причину. Поэтому наш кролик прислушался, а змея, заметив, что кролик увлекается ее шипением, продолжила:

– Вам, уважаемый кролик, надо читать утром на голодный желудок главную кроличью молитву, чтобы избавиться от порчи, впрочем, если вы позволите, я прямо сейчас могу определить, есть ли на вас порча или нет, и тут же снять ее.

Говоря это, змея подползала все ближе и ближе, а кролик, удивленный стремлением первого встречного оказать ему безвозмездную помощь за ничего не значащую услугу указания направления на кроличью нору, остолбенел еще больше.

– Повторяйте за мной следующее и делайте святой кроличий жест, – сказала змея кролику и давай что-то наговаривать и накладывать на себя жест.

Кролик, не ожидая ничего плохого от слов, похожих на святые, и святых жестов, а также и от самой необычности происходящего, которая разгоняла скуку его кроличьего существования, принялся делать все, что просила змея, подпуская ее все ближе…

– А теперь возьмите, уважаемый кролик, вот эту черную нитку и завяжите на ней три узелка.

Змея приблизилась уже на расстояние прыжка, но еще не нападала, поскольку ощущала кролика целиком в своей власти. Она протянула кролику черную нитку, кролик ее взял и завязал три узелка.

– Теперь отдайте эту нитку мне, – сказала змея.

Кролик отдал нитку, змея ее скатала в своих, как видел кролик, кроличьих лапках в маленький черный комок.

– Теперь, уважаемый кролик, распутайте нитку, – попросила змея.

Кролик принялся распутывать нить, но тщетно…

Змея огорченно зашипела, что-то произнесла на святокроличьем языке, и нитка внезапно распуталась. Кролик восхищенно посмотрел на змею, а та, довольная произведенным впечатлением, обратилась к кролику:

– Вот видите, уважаемый кролик, все получилось, тьма над вами разошлась, теперь дайте и мне что-нибудь покушать!..

Зрение, конечно, вернулось к кролику, и он увидел змею, самую обычную змею, которая фокусом с подменой нитки и какими-то дурными манипуляциями пыталась им завладеть… Но увидел он змею лишь тогда, когда было уже поздно. Змея ужалила доверчивого кролика и отправила его душу к хозяину той самой святой кроличьей норы, о которой спрашивала для отвода глаз.

Мораль: каждый незнакомец, предлагающий безвозмездную помощь, хочет помочь исключительно себе, поэтому, прежде чем принимать эту помощь, надо распознать, в чем незнакомец хочет себе помочь и насколько желание его совместимо с вашими.


О вечно подвешенном состоянии

Как-то один человек неведомым образом очутился высоко на дереве. Огляделся он, положение не ахти, можно свалиться и разбиться, поэтому принялся спускаться, чтобы обрести основание в жизни и уверенность. Он хватался за сучья, тщательно выбирая такие, которые не обломятся под его тяжестью, и лез вниз. Лез упрямо и со знанием дела, где не знал, там обучался.

В какой-то момент человек остановился и посмотрел вниз, чтобы оценить результаты своих трудов. Оказалось, что, хотя все время спускался с дерева, он оказался еще выше над землей, чем был раньше. Удивился человек. Он приложил столь много усилий, но по-прежнему не ощущал крепкой основы под ногами, вновь надо было прилагать усилия, чтобы не упасть и не разбиться.

Человек принялся с удвоенной энергией спускаться с дерева, чтобы обрести, наконец, покой и уверенность на крепком основании земли. Он работал не покладая рук и через какое-то время опять остановился, чтобы взглянуть вниз в надежде увидеть землю совсем рядом. Но оказался на дереве еще выше, чем был до этого.

Призадумался человек. Как такое может быть: хочешь обрести уверенность и основательность, работаешь на эту цель не покладая рук, а цель все более отдаляется. И понял он, что дерево растет быстрее, чем он спускается. Значит, надо опередить рост дерева. Тут он принялся спускаться еще быстрее, пока не оказался выше облаков, где-то на небесах…

Мораль: растущее дерево – это жизнь, в которой человек оказывается с рождения. Человек хочет крепко стоять на ногах, превращает жизнь в вечную гонку, но жизнь лишена основания, поэтому гонка бесперспективна. Человек пытается превзойти свою природу, но природа, в конечном счете, оказывается куда сильнее.


Об излишней опеке

Жил-был котик, маленький такой котик, пользовавшийся безграничной любовью своих хозяев. Он получал еду, питье и ласку, а что еще надо было котику? Хозяевам же надо было, чтобы котик не причинял им больших проблем. Они приучили его к кошачьему туалету; когда котик захотел царапаться, ему купили специальную дралку. На том воспитание и кончилось.

Котик рос любопытным, он интересовался всем и, когда хозяева выходили из квартиры, часто устремлялся за ними. Его влекли подъезд, улица, но все это было под запретом, потому что котики на улицах и в подъездах приобретали дурные заболевания, а хозяева очень боялись дурных заболеваний.

Котик продолжал расти, у него проявились половые стремления. Эти стремления тоже не нравились хозяевам. Котика отвели к ветеринару, и после этого визита и кое-какого лечения котик избавился от вредных для хозяев привычек.

Хозяева продолжили любить котика, ласкать и холить, а котик уже стал большим котом. Он достиг кошачьей зрелости и даже перерос ее, и, будучи прилежным воспитанником своих хозяев, исправно ходил в кошачий туалет, драл дралку и занимался другими непредосудительными делами, но вот кошачьего любопытства в нем поубавилось.

Котик стал ленивым, много спал и перестал интересоваться улицей. Теперь, когда хозяева выходили из квартиры, он не проявлял желания выйти вслед за ними. Более того, когда его выносили за входную дверь, он рвался назад в квартиру, боясь неизвестности… В общем, он стал тем, чем и стремились сделать его хозяева: не доставляющей хлопот вещью, как и все вещи в их доме.

Мораль: если детей и другие подвластные существа излишне опекать и строжить, они тоже превратятся в подобные вещи.


О главной музыке

Жили-были две музыки: популярная и классическая. И та и другая одной звуковой крови, можно сказать, из одного теста, с одинаковыми стремлениями произвести впечатление на человека, но все-таки они были разными и как-то разговорились между собой.

– Вот скажи, что в тебе хорошего? – спросила популярная музыка у классической. – Под тебя не потанцевать, ни выпить, ни закусить.

– Но почему же, выпить под меня можно, – ответила классическая музыка, – но вот напиться сложнее, потому что я требую культурного пития, закусить под меня тоже можно, но вот переесть сложнее, и потанцевать под меня можно, но этому учиться надо.

– Ну да, ты же у нас интеллектуалка, – съязвила популярная музыка. – В очках и в костюме. Только вот не на вас, интеллектуалах, этот мир держится. Обрати внимание, что каждый сопляк знает меня и включает свою аппаратуру во всю мощь, чтобы меня знали другие. А ты тихоня, все где-то по залам и вполголоса. Знать, понимаешь свое несовершенство. Боишься, что пенсне разобьют, если во весь голос запоешь?

– Ничего я не боюсь, просто думаю о других, – ответила классическая музыка. – Есть такое правило: поступай по отношению к другим так, как хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе.

– Да ты просто слабачка, – парировала популярная музыка. – Смотри, что я с людьми делаю: заставляю их дергаться под свой ритм, заставляю их слышать только меня, а не свои мысли, я их собираю в огромные стада и гоню, куда мне вздумается…

– Ну, это ты загнула, милая поп, – совершенно не по-интеллигентному оборвала популярную музыку классическая. – Ты гонишь людей лишь туда, куда мне вздумается, поскольку та публика, которая управляет этим миром, прислушивается именно ко мне, к моему тихому голосу, а твоя задача оболванивать и околдовывать ту низшую часть общества, которой надлежит себя хорошо чувствовать, находясь внизу. По сути, это я тебе разрешаю безнаказанно орать по ночам, не давая спать окружающим, чтобы и из них выбить не нужные мне мысли. Чем больше люди слушают тебя, тем меньше у них будет сил и желания слушать меня, а не слушая меня, они никогда не смогут претендовать на управление этим обществом, а значит, снизят претензии и конкуренцию. Власть над управлением всегда пролагает дорогу тихо, в отличие от хулигана и пропагандиста.

Мораль этой притчи созвучна народной мудрости, заключенной в словах «молчание – золото», но имеет свою особенность, заключающуюся в том, что настоящее золото создается в классической тихой кулуарной обстановке, которую подавляющее большинство не приемлет из-за так называемого «недостатка времени» и кажущейся скуки.

Сентябрьские притчи



Об обоюдовыгодном расставании

Один бобр плыл по реке на бревенчатом плоту. Было ему хорошо и привольно, ходил он вечно в сухом, в то время как плот мок и набирался влаги. Однажды плот стал понемногу тонуть, и бобр кое-где замочил лапки.

– Плохой ты плот, – сказал бобр. – Нет с тобой мне покоя. Раньше ты был любезнее, а сейчас несешь одни неприятности.

– Я тебе служил как мог, и сейчас служу как могу, – ответил плот. – Просто раньше я был моложе, а сейчас меня все сильнее тянет ко дну. Будь снисходительнее.

– От тебя требуется быть плотом, создавать комфортные мне условия, – ответил бобр. – Твои проблемы меня не интересуют, справляйся с ними сам. Ты же не полагал, надеюсь, что будешь жить вечно?

– Нет, – ответил плот. – Я о таком не думал, но надеялся, что ты поможешь мне в трудную минуту.

– Я тебе ни папа, ни мама, – ответил бобр. – Я всего лишь пассажир, если ты будешь тонуть, я найду другой плот или сойду на берег.

Плот подумал-подумал, взбрыкнулся на каком-то водовороте, или случайной волне и сбросил бобра в воду. Веса на нем поубавилось, стало меньше тени, плот высох и поплыл дальше. Да и бобр оказался не в проигрыше. Он вылез на берег, забыл о плоте и занялся делом, для которого и был рожден, то есть принялся строить плотину.

Мораль: жизнь такова, что тот, на ком вечно ездят, сгинет с поверхности раньше срока, а тот, кто ездит, и не поблагодарит…


О страхе перед смертью

Жило-было бессмертное чудовище, питавшееся людьми. Вечно богатыри, да и рядовые граждане, уходили на борьбу с ним и не возвращались. Трус, в общем-то, не выделялся среди остальных, но когда стала приближаться его очередь воевать с чудовищем,воевать без надежды на успех, поскольку победить чудовище было нельзя, Трус принялся покупать доспехи и амуницию.

– Как бы тщательно ты не готовился, это не повлияет на исход твоей встречи с чудовищем, – говорили Трусу.

– В борьбе с чудовищем главным является вера в успех, – говорили Трусу. – С этой верой ты должен вступить в финальную схватку, и это будет хорошо.

Трус выслушивал советы, но действовал по-своему, ровно до того момента, пока не осознал со всей очевидностью, что после борьбы с чудовищем никто не возвращался, даже те, кто был готов к схватке лучше него, Труса. И уже некоторые его знакомые сгинули там, за свинцовыми дверями, где обитало чудовище. Как вера в успех может помочь в столь обреченном мероприятии?

В конце концов Трус не выдержал и, пока никто не видит, сбежал через задние свинцовые двери к выходу из царства чудовища, как ему думалось. Там он нашел новое помещение, где властвовали одиночество и пустота. Трус, думая, что спасся, прислушался всеми чувствами и услышал, как чудовище бродит и здесь. Трус опять бросился бежать.

Трус открыл немало дверей, ведущих в пустынные серые помещения, и нашел укромное место, где его не нашел бы ни один человек. Однако чудовище не было человеком. Для него не существовало ни дверей, ни стен, ни укромных мест, оно было всепроникающе и непобедимо. Оно нашло Труса и видом своим ознаменовало наступление последнего мига его жизни. И в этот миг, когда Трус осознал, что отступать более некуда и терять более нечего, он перестал быть Трусом и пошел на чудовище…

Чудовище в данной притче – это сама смерть.

Мораль: жизнь, к сожалению, конечна, борьба со смертью, в которой все люди в той или иной степени герои, бесперспективна, а страх делает жизнь серой и пустой, поэтому лучше расставаться с ним раньше, а не в последний миг, как это сделал Трус.


О законе и традиции

Как-то один закон, учиненный людьми, поспорил с традицией – кто сильнее. Закон, чтобы усилить свои позиции, нанял в услужение смотрителей за своим исполнением и стал карать тех, кто его нарушает.

Однако смотрители не могли успеть везде, где разгуливала традиция, да и традиция слишком часто дружила со смотрителями, обнималась и миловалась с ними настолько тесно, что закон стал применяться к тем, кто нарушал традицию, а не закон.

– Такого не может быть! – вскрикнут блаженные верующие в точность и непогрешимость закона.

– Такое случается намного чаще, чем кажется, – ответят верующие в традицию, – поскольку исполнение закона основано на традициях.

Например, убивать нельзя, но при определенных обстоятельствах – для защиты или из неприязни, из мести, зависти, или в ответ, по подозрению или в опережение – то можно.

Красть нельзя, но если это делает подельник, или узаконить, если красть незаметно или под покровительством, то можно.

Лгать нельзя, но если во спасение, для благосостояния, для карьеры, или из страха, мести, зависти, прислуживания, то можно.

Развратничать нельзя, но если никто не узнает, или очень хочется, если в отведенных местах и в определенное время, то почему бы и нет?..

Надо любить и уважать ближнего своего, но если ближний неприятен, неудобен, требователен, непонятен… да и просто не имеет достаточного социального положения, благосостояния, то можно и не уважать, и не любить.

Мораль тут следующая: какие бы законы не устанавливались, они не изменят традицию, пока принимают и исполняют законы люди, привыкшие к традиционному образу жизни.


О преимуществе сытой жизни в сравнении с родиной

Одно милое животное жило в прекрасном горном крае, где текла речка, где росли огромные деревья, где солнце ласкало, а тень дарила прохладу, где виды природы были настолько прекрасны, что ничего более и не хотелось, как сесть на пригретый солнцем камень и смотреть куда-то вдаль…

Однажды животное поймали для богатого зоопарка, и оно вынуждено было переехать в холодные края, в клетку. Животное выглянуло из своей клетки, посмотрело – и сердце горестно сжалось, слезы потекли из глаз от воспоминаний о покинутом…

Однако обязанности, спущенные на животное, не позволили ему долго кручиниться, его увлекли позирование перед посетителями зоопарка, ожидание подачек и регулярного кормления, а также суета в клетке. Говорят, время лечит, но не менее часто и калечит…

Спустя время холодный климат показался животному не таким и холодным, природа не такая безобразная. Клетки вытеснили из памяти горный край, они стали даже милее и желаннее, поскольку кормили животное регулярно и щедро, а в горном краю питание еще надо было отыскать, а животное уже и забыло как…

Мораль: благополучная, сытая жизнь часто перевешивает иные, даже самые сокровенные, стремления.


О радости карателя

В одном северном лесу, вблизи какого-то городка, жил хорек, самый обычный каштаново-бурый хорек. Работал он в окрестностях своего жилища, где-то на промыслах. Добывал мышей, лягушек, иногда прихватывал кур, а в случае опасности выпрыскивал вонючую жидкость, которой так славятся представители его семейства, чтобы сбить со следа преследующих его собак. Был он обычным, но мечтал выделиться, а для этого учился в высшей хорьковой школе.

Выучился хорек, получил место и власть решать судьбы. Но поскольку хорек по натуре был хищником и имел развитые охотничьи инстинкты и таланты, то иной реализации себя в роли властителя, как стать карателем, он и не видел. Тех, кого не мог покарать, опрыскивал вонючей жидкостью, чтобы отвадить от них друзей и помощников. Но самые большие надежды хорек связывал с удушением птиц.

Он всегда смотрел на птиц с завистью. Они летали так высоко в небесах, куда хорьку и во снах не забраться. Поэтому хорек старался не смотреть вверх, чтобы не расстраиваться, но если в горизонтали его зрения вдруг возникала птица, то он напрягал все свои способности и крался, крался… мгновенный бросок – и… В лучшем случае в когтях обычно оказывался птичий пух и перья. Это сильно расстраивало хорька. Но однажды свершилось.

Сокол был подраненный. Вот тут хорек и выскочил. Схватил он этого сокола, уволок в лес. Сокол, конечно, трепыхался и кричал, но кто его в лесу услышит? Точнее: кто поможет? Тут, в лесу, каждый сам за себя.

Приволок хорек сокола к своему дому, а пока шел, все раздумывал, что с ним делать. Еды у хорька при его должности и власти было невпроворот, поэтому соколиное мясо тут погоды не делало, а вот с чувством значимости были проблемы. Птицы все небо заполонили и летали, летали, летали проклятые, показывая, что они куда выгоднее хорька устроились в жизни. Это ранило самолюбие хорька настолько, что решил он понадкусывать соколу крылья, чтобы тот после небесных радостей хлебнул земных и умылся грязью.

Хорек понадкусывал крылья у сокола и отпустил его, с удовольствием наблюдая, как сокол бессильно пытается взлететь. Наблюдал за соколом он долгое время, каждый раз, когда ему казалось, что сокол, несмотря на раны, вот-вот поднимется в воздух, хорек подскакивал к нему и вновь надкусывал крылья. Так он поступал, пока не удостоверился, что сокол не взлетит.

Особо хорек следил, чтобы сокол сильно не возмущался им содеянным и не хулил его, он прислушивался к каждому звуку, который издавал сокол, чтобы в случае чего оторвать соколу голову.

К слову сказать, этот подраненный сокол и этот властный хорек были не первой жертво-насильной парой в этом лесу. Было множество и других пострадавших соколов, некоторые ругались на хорьков и лишались головы, другие спивались, третьи сами отрывали себе голову… Ситуации разрешались по-разному, но все – трагически.

Наш сокол принял правила игры. Он стал ходить, да нет – скорее, ползать по земле, а у хорька появилось теперь новое увлечение: следить за этим соколом и радоваться, что тварь небесная стала тварью земной, причем практически инвалидом. И, надо сказать, труды хорька не остались без награды. Оказалось, что высшее начальство хорька тоже не любило птиц, не просто не любило, а ненавидело, и когда это начальство увидело отчет хорька о проделанной работе и ползающую по земле птицу, то начальство возликовало и повысило хорька в должности!

С той поры хорек перестал смотреть в небо и завидовать птицам.

«Все в руках Господа! – говорил он. – Каждая птица когда-нибудь да приземлится, а что они летают – это не их заслуга, а недоработка хорьков».

Хорек важно гулял по лесу, смотрел свысока на других жителей леса взглядом, в котором читался легко выносимый приговор. Иногда он встречался в лесу с соколом, которого обескрылил и который продолжал ползать по лесу с дозволения начальства хорька, считавшего, что птицу надо оставить в живых в назидание всем. Тогда хорек насмешливо улыбался, вспоминая, как сокол когда-то летал, а сегодня едва ползает, хуже последнего земноводного, и все благодаря ему – хорьку.

Мораль: есть такие люди, которым нельзя давать власть, потому что они не знают другого ее применения, как карать, утолять всевозможный голод и тешить свое самолюбие.


О фруктах

Жил-был один хороший фрукт. Его собратья пользовались спросом и успехом. Их с удовольствием принимали в любом обществе, отдавали им дань уважения и внимания, небольшого, правда, внимания, но это не так уж и важно. Каким бы фрукт ни был, он никогда не сможет всецело завладеть вниманием. Надо радоваться тому, что хоть иногда надкусывают и даже съедают. Наш фрукт радовался, что скоро тоже получит свою толику интереса. И это произошло однажды…

Пребывая среди пестрой человеческой публики в изящном наряде вазы, лежа в ожидании, фрукт вдруг услышал странную фразу:

– Ты, конечно, тот еще фрукт, – язвительно сказал один из гостей другому, а другой раздраженно покраснел.

– Почему это я – фрукт? – обиженно спросил другой.

– Да только такой фрукт, как ты, способен на подобное… – ответил один из гостей.

Беседа принимала дурной оборот, и фрукт задумался о том, что обидного в сравнении человека с фруктом. Он не мог понять, как соотнесением с таким сочным, таким желанным и приятным на вкус телом можно обидеть человека. Ведь каждый хочет быть приятным, желанным и сочным. Так в чем же дело? Он разговорился с соседями по вазе.

– У людей все шиворот-навыворот, – ответил ему наиболее грамотный. – Они берут какое-либо одно качество предмета, обыгрывают его, а на все остальное закрывают глаза. Вот как ты думаешь, какое твое качество обыграли в подслушанном тобой диалоге?

– Я сладкий, желанный, вкусный, приятный… – принялся наугад перечислять наш фрукт.

– Успокойся, потому что не догадаешься, лежа в вазе, – остановил его грамотный. – Люди взяли для определения себе подобных, через твое имя, самое никчемное для тебя качество, особенно в нынешнем твоем положении: то, что ты висишь на дереве, пока растешь, конечно.

– Но что в этом обидного? – удивился фрукт. – Висишь, значит, чистый и видный, в отличие от овоща.

– Нет, дорогой, люди и тут выбрали самое неприглядное сравнение, – опять остановил фрукта грамотный. – У людей на ветках деревьев когда-то висели преступники, которых вешали без суда и следствия за очевидные преступления. Вот и вся параллель с нами. Эти преступники висели, как фрукты.

– Но это же не имеет отношения ко мне, к тому, кем я являюсь на самом деле, – огорчился фрукт. – Я не преступник, не несу зла, а только радость и витамины.

– В человеческом мире все шиворот-навыворот, – удовлетворенный пониманием произнес грамотный. – Они навешивают ярлыки, которые сами выдумывают, а потом одни маются под этими ярлыками, другие испытывают воодушевление и душевный подъем, поскольку видят ниже себя более достойного человека с навешенным ярлыком.

Тут один из гостей взял грамотного и откусил от него хороший кусок. Грамотный засочился.

– Вкусно, – похвалил один из гостей и, обращаясь к другому, добавил, – но ты все-таки еще тот фрукт.

– Вот видишь, – сказал грамотный, обращаясь к фрукту. – У них испорченная логика.

– Действительно вкусно, – согласился другой, откусывая уже от нашего фрукта, и, обращаясь к одному из гостей, добавил: но насчет фрукта ты не прав, ничего плохого я не замышлял.

– Действительно испорченная логика, – согласился фрукт и тоже засочился.

Мораль: если вам дали неприглядное определение, не обращайте внимания, придерживайтесь своей хорошей стороны, предлагайте ее, смените, в конце концов, агрессивное окружение, тогда вы будете желанны и востребованы среди тех, кто видит в вас хорошее. Вот только не спорьте с испорченной логикой – она неисправима.


О вреде покоя для привыкшего крутиться

Одна шестеренка мечтала о покое.

– Как хотелось бы отдохнуть, устала крутиться, устала от постоянных зацепов и передач, ударов и подчинения, – примерно так думала она. – Мне так хотелось бы пожить как в детстве, поблестеть в магазинах, полежать среди сверстников.

Однажды ее мечта исполнилась. Шестеренку то ли по причине выработки лет, то ли из-за поломки заменили на новую. Шестеренка легла на полку в какой-то мастерской, где лежали и другие запчасти, которые могли пригодиться, а могли и не пригодиться.

Первое время она действительно радовалась покою, новой обстановке и новым, правда тоже потрепанным, товарищам, но вскоре заскучала.

– Никаких перемен, никакого движения, никакого блеска, о каком я мечтала, – примерно так теперь думала шестеренка. – Никому я не нужна, никто не приценивается и не обращает внимания. Болото, самое настоящее болото!

Покой не принес ей ни вдохновения, ни очарования новыми открытиями или хобби, покой томил ее, заставлял холодеть и ржаветь. Так и лежала она печальная, пока волею случая не пригодилась в каком-то другом механизме, где из-за недостатка новых запчастей она вполне подошла.

– Боже мой, как хорошо! – мысленно воскликнула шестеренка, вновь обретя движение.

Мораль: тот, кто привык находиться в движении, никогда не обретет долгого счастья в покое.


О незаметном одиночке

На красивом, тихом травяном лугу в удобной протяженной норе, в дальнем ее конце, устланном сухой травой, жил пурпурный суслик. Жил он отлично и сытно, питаясь корешками и вершками растений, а иногда не брезговал и насекомыми. Кухня у него была полна припасов: семян и зерен. Любил суслик и отдохнуть на природе под открытым небом. Тогда он забирался на кочку, с которой открывался весь луг, и в солнечную погоду, нежась в тепле, наблюдал за природой, раздумывал о жизни, прислушивался к пению птиц. Но однажды жизнь суслика изменилась…

На травяной луг пришло стадо баранов, пришло, конечно, не само, его пригнал пастух, но суть дела это не меняет. Луг стал приходить в негодность, а жизнь суслика наполнилась массой опасностей. Конечно, запасы на кухне спасали суслика. Он их ел, боясь даже выглянуть на поверхность земли, поскольку потолок его норы ходил ходуном под копытами баранов, как легкое бомбоубежище, сотрясаемое ударами военно-космических сил.

Суслик думал, что бараны уйдут, трава вырастет, он восстановит припасы на кухне и будет вновь радоваться жизни, лежа на кочке, нежась на солнце и наблюдая за природой. Бараны действительно уходили, суслик вылезал из норы и видел разоренный, вытоптанный луг. Он ждал, пока трава вырастет, вновь пополнял припасы, но только собирался отдохнуть на кочке, как вновь приходили бараны, чтобы поесть…

Жизнь суслика потускнела. Пурпурная шерстка позеленела от тоски и огорчения. Когда бараны топчут родину – мало приятного. Не выдержал суслик такой жизни, выскочил из норы, когда стадо баранов вновь пришло вытаптывать и выедать луг, и вскричал:

– Да что вы за бараны такие?! Имейте же совесть! Ладно, раз в сезон зайти сюда, так вы здесь обосновались, как в своей вотчине! Я этот луг занял первым. Это моя родина и отчизна!!!

Возможно, упрек суслика был справедлив. Не хотел он переезжать, рыть нору на другом лугу, но вся беда в том, что обращаться к баранам не имело смысла. Они не поняли суслика, потому как говорили на другом языке, и есть большое сомнение в том, что бараны его хотя бы заметили и услышали. Они его затоптали и пошли дальше.

Мораль: когда общество изменяет условия жизни, то мелким одиночкам лучше не высовываться.


О хищной жертве

Жил-был махровый такой паучара, с крепким телом и длинными цепкими лапами. Жил он то ли в хорошем доме, то ли в квартире. Был он умным, трудолюбивым и зажиточным, но был он пауком, то есть хищным насекомым, которое жило за счет поедания вокруг живущих. Однако была в этом пауке интереснейшая черта. Паук считал себя добрым зайчиком и старался выглядеть добрячком.

Нет, умалишенным он не был. Паук прекрасно видел других пауков, их паучьи сети, их хищные пасти, критиковал их ненасытность и злой нрав, но когда смотрел на себя в зеркало, то почему-то видел доброго зайчика, страдающего от действий других пауков.

Мучений своих жертв этот паук тоже не замечал, потому что зайчики не едят живущих, а едят растущих. Его жертвы ему представлялись овощами и фруктами. А разве можно кому-то ставить в вину наслаждение соком, стекающим из надкушенной груши. Паук именно так видел кровь, стекающую из его жертв.

Окружающие могли бы сказать пауку правду. Но кто отважится, когда знает, что первая реакция на нежелательную правду: наказать правдоискателя, который в глазах паука, ощущающего себя зайчиком, будет выглядеть мало того что лгуном, но опасным вероломным пауком, от которого надо избавляться, а потом еще и овощем или фруктом? Мало кто захочет распроститься с жизнью или ввергнуться в череду бесконечных укусов.

Вот так и жил паук. Он кормил своих гостей вкусной едой, которая казалась ему по-заячьи доброй, но на самом деле была по-паучьи ядовитой. Он строил заячьи постройки, которые казались ему добрыми, но на самом деле стены в этих постройках были из липкой паутины – и прохожие, гости и жильцы влипали… Он жалил окружающих приветливо и учтиво, считая, что по-заячьи добр, но ужаленные впоследствии долго болели и страдали.

Мораль состоит в том, что каждый человек, действуя, как матерый хищник, почему-то воображает себя жертвой, достойной жалости и сочувствия.


О незваном козле и величавом господине

Как-то к одному человеку в дом пришел козел и заговорил человеческим голосом:

– Привет, родной, я пришел к тебе жить.

– С какой стати какой-то козел будет жить в моем доме? – спросил человек.

– Да с той стати, что я – козел – это одновременно и ты, – ответил козел. – Это такой же мой дом, как и твой. Пропусти меня в дом, я хочу кушать и отдыхать.

– Ну, ты и козел! – возмутился человек. – Мало того что ты потревожил мой покой, ты еще и в мой дом хочешь пройти. С чего ты взял, что имеешь на это право?

– Еще раз повторяю для дураков, – сказал козел. – Я – это ты, то есть я – это то, что думают о тебе другие, поэтому я имею полное право на твой дом, так как он одновременно и мой, то есть наш.

– Что ты несешь? – удивился человек. – Кто обо мне думает, что я козел?

– Многие, очень многие, – ответил козел. – Тебе в лицо это, конечно, никто не говорит, но за твоей спиной, ох как тебя костерят, ох как склоняют, что козел самое невинное определение, какое могло появиться возле твоего порога. Скажи спасибо, что остальные запаздывают… Ладно, пропусти.

– Но я знать тебя не хочу, – сказал человек. – Не знаешь – не печалишься. Иди туда, откуда пришел, и не докучай мне.

– Там, откуда я пришел, хотят, чтобы ты знал, что о тебе думают, и жил с этим знанием, а то возомнил о себе… – ответил козел.

Сказав это, козел перешагнул порог и пошел в дом. Однако человек был не так прост. Он негостеприимно схватил козла за рога, вывел из дома и дал ему хорошего пинка, а потом вернулся домой, забыл о происшедшем и более никогда не открывал дверь козлам, хотя те иногда стучались.

Мораль состоит в том, что, если о вас плохо думают, не позволяйте этим думам овладевать вами, иначе потеряете покой и приобретете многие печали.


Об изменчивых растениях

Жил-был обширный парк растений и деревьев, среди которых пребывали самые разные. Некоторые украшали парк своими цветами, другие, как приходило время, зеленели листьями, третьи приносили съедобные плоды, четвертые пугали ядовитыми ягодами, пятые грозили колючками…

У каждого растения были свои особенности, но были они однозначные, понятные и предопределенные, такие, что не приходилось гадать жаждущему яблок, будет ли яблоко ядовито или нет. Но развелось в этом парке в великом множестве мыслящее растение, которое не было столько однозначным и прогнозируемым.

Мыслящее растение могло приносить одновременно и добрые плоды, и злые, быть мягким и смертельно колючим, так, что по плоду и свойствам нельзя было однозначно сказать: вредное это растение или полезное. Это растение могло одному давать приятные и сочные плоды, но, когда подходил другой, чтобы сорвать такой же сочный плод, ему доставалась кислятина или того хуже – нечто смертельно опасное.

Мораль: растение с неоднозначными плодами – это человек. Вот уж где никогда не знаешь, что от него достанется.


Об осколках

Как-то на поле, посреди природных красот и жизни, взорвался снаряд. Самый обычный снаряд, каких выпускают множество в местах, где рождаются легенды о боевой славе. В результате взрыва части единого целого разлетелись в разные стороны, не считая, конечно, тех, что остались навечно в земле. Взрывов таких было немало, и каждый порождал свои осколки, которые летели, летели…

Так вот, один из осколков задумался о родственных связях.

– Хорошо было бы объединить всех родных, сдружиться, собрать в единое целое, быть ближе… – примерно так он подумал.

Серией рикошетов осколок обошел часть своих родных, но вот что его поразило: нигде он не стал надолго желанным. Родные не отказывали осколку во встрече, но и не настаивали на продолжении. Какая-то сила отрывала их друг от друга, никакого притяжения, кроме кратковременного сердечного, он не испытывал, прикоснулся – и полетел дальше, прикоснулся – и полетел дальше.

Когда осколок вернулся на свою траекторию в привычное окружение, летевшее с ним в одном направлении, он почувствовал себя более комфортно, чем при сближении с родными, пути с которыми постоянно расходились. Так он и продолжил свой путь к цели и решил, никогда с него не сходить…

Мораль: близким является тот, кто близок душевно, с кем совпадают траектории движения, а не воспоминания о бывшем когда-то единстве.


Об уколах общения, которые лучше не замечать

Жили-были ежики. Они любили между собою общаться, но не любили соблюдать дистанцию и проявлять щепетильность. Они вечно стремились подползти поближе, чтобы произнести свою фразу в самое ухо собеседника, а заодно, нет, не специально, а в силу инстинкта, устоявшихся привычек и воспитания, уколоть своими иглами.

Плевыми были эти уколы общения. Каждому ежику приходилось испытывать на своей шкуре куда большие потрясения от тех же хищников. Однако плевые уколы общения почему-то возбуждали агрессию у ежиков куда сильнее, чем когти филина и мокрая хитрость лисы, которая скатывала свернувшегося клубком ежа в воду, чтобы тот раскрылся, а потом приступала к еде.

Каждый еж, получивший укол общения, приближался к обидчику и тоже что-то произносил тому в самое ухо, а заодно в отместку колол иглами, иногда – прямо в незащищенный нос.

Ежик, спровоцировавший уколы общения, чего, естественно, не замечал, поскольку считал себя то ли честным, то ли оригинальным, ответные уколы общения воспринимал вызовом. Он в свою очередь приближался к уху своего собеседника и говорил, уже прицельно укалывая того наиболее острыми иглами…

Тут начиналось такое, что ни филину, ни лисе не снилось, они терялись в догадках, когда находили посреди леса уже приготовленного к их трапезе ежика, а то двух, и более…

Мораль состоит в том, что на мелкие уколы общения лучше не отвечать, чтобы не создавать о себе негативное мнение и не множить проблемы, препятствия и опасности на своем пути, которых и так предостаточно.


О том, как глупое занятие принесло общую пользу

Раньше все зайцы питались исключительно корой с дерева, бывали сыты, но вечно недовольны жизнью, поскольку никакого вкуса в коре не было, кроме горечи. Они плевались, но ели, они ругались, но ели, – так происходило бы вечно, если бы ни один заяц не от мира сего.

Болван – по понятиям остальных зайцев, который ради собственного любопытства, что у зайцев не приветствуется, поскольку доводит до греха, то есть до волчьих зубов, – повадился дергать за всякую растительность, что зеленеет от земли, в надежде найти Эльдорадо заячьего стола.

– Дурак, – говорили ему и родные, и чужие. – Жри кору, как все, иначе смысл жизни потеряешь. Поиски еды в земле – полная глупость. Врут легенды.

Заячья легенда гласила, что придет заяц, который усластит заячью жизнь неведанной ранее едой, которая растет не на поверхности земли, недоступна взору, а скрывается где-то в глубине. Но сколько зайцы ни искали эту скрытую от глаз пищу, никакого успеха в поисках не имели, поэтому и разуверились.

А этот заяц то ли по глупости, то ли по незнанию продолжал искать, не слушал критику, он все дергал ростки, выдергивая из земли несъедобные коренья, пока в какой-то счастливый для себя день не вытащил морковку. Попробовал. Очень вкусно. Он стал по вершкам находить морковки и жить в полное свое удовольствие. Об открытии, не будучи жадным и злопамятным, заяц рассказал собратьям. И всем понравилось.

Мораль состоит в следующем: чтобы найти нечто неординарное, надо проявлять интерес к тем аспектам жизни, которые большинство игнорирует.

Октябрьские притчи



О катастрофической ненормальности

На полке для сувениров стояла деревянная вешалочка с подвешенными к ней на нитях металлическими шариками. Стоило хозяину этого сувенира взять один шарик, отклонить его и отпустить, как шарик тут же начинал движение, ударялся в ближайшего соседа, тот ударялся в своего соседа, и так до бесконечности, пока вся череда металлических шариков не приходила в движение. Они толкали друг друга, тыкали под бока и звонко переговаривались.

– Никакого покоя! – ворчал первый.

– Не мешайте мне жить! – ругался другой.

– Ну-ка получи «пилюлю», – подначивал третий.

– Вы все психически ненормальные, – обидно диагностировал четвертый.

– Давай-ка поработай, – командовал пятый.

– Будь внимательнее к моим словам, – требовал шестой.

– Плати налоги – и спи нормально, – напоминал седьмой.

– Наш…. направился с очередным визитом, – сообщал восьмой.

– Давайте-ка лучше чаю выпьем или покурим, – предлагал девятый.

– Ох, как мне плохо, болит и стреляет, – жаловался десятый.

– Согласно статье… приговаривается, – осуждал одиннадцатый…

– А чего он – меня?! – возмущался двенадцатый…

Так продолжалось до тех пор, пока не иссякала энергия импульса, которую влил в шарики хозяин сувенира. Затем шарики замирали, надолго обретая покой. Так происходит в мире сувениров. В человеческом мире импульсы сообщаются человеку непрерывно, не давая ему ни одной бессонной минуты находиться в покое, в равновесии, а значит, в своем уме. Более того, человек сам умеет выводить себя из равновесия.

Мораль: дорожите покоем, который иногда дает вам окружение и природа, именно в нем вы обретаете себя!


О разном отношении к жизни

По дороге шли четыре ишака. Два из них брели, низко наклонив головы, с прискорбными мордами, а другие шагали веселые. Встретился им некто пятый. Он посмотрел на ишаков и удивился их разному отношению к жизни.

– Почему ты понурый? – спросил он первого ишака.

– Я потому понурый, что на моем горбу много имущества и обязанностей, – ответил первый ишак.

– Но ты же стремился к ним и радовался, что взваливаешь на себя новое имущество и обязанности, – напомнил некто.

– Да, я радовался и жаждал, – согласился первый ишак и добавил, – но я же не знал, что груз, о котором я мечтал, окажется столь тяжелым.

– Ну а ты что понурый? – спросил некто второго ишака. – На тебе почти нет поклажи. Тебе бы резвиться и радоваться…

– Какая тут радость?! – возразил второй ишак. – Смотрю, сколько достается другим, и гложет меня печаль. Я ничем не хуже других, а судьба обходит меня стороной, обделяет.

– Тогда ты что радуешься, если на тебе нет почти никакой поклажи? – спросил некто третьего ишака. – Тебе тоже полагается быть понурым…

– Ошибаешься, дружище, – ответил третий ишак. – Я не смотрю на чужой достаток, не вспоминаю потери, а смотрю на хорошее, что у меня есть, и этого оказывается вполне достаточно, чтобы чувствовать себя отлично.

– А как же зависть? Неужели она не гложет тебя? – спросил некто.

– Раньше бывало, – ответил третий ишак, – но когда я понял, что за богатством часто скрываются такие неприятности, которые отнимают радость от любого богатства, то перестал завидовать богатству и власти.

– А ты что радуешься? – спросил некто четвертого ишака. – У тебя же поклажа большая и обязанностей много, что же ты не понурый?

– У меня еще в достатке сил и здоровья, – ответил четвертый ишак. – Я и не замечаю своего груза. Хочешь, спляшу даже со всей поклажей?

– Ну спляши, – ответил некто.

Четвертый ишак бодро заплясал, в пляс устремился третий ишак, второй ишак посмотрел на них – и еще более понурился от дополнительного груза зависти, первый же ишак до того был понур, что не заметил веселья и поплелся дальше.

Мораль состоит в том, что каждому приходится ишачить, но не надо ишачить больше необходимости; не надо ишачить душой и завидовать; надо знать, когда увеличивать нагрузку, а когда сбрасывать ее и не горевать из-за потерь.


Об угасающей даже солнечной дружбе

Жило-было одно Солнце. Пока оно ярко горело, то собирало вокруг себя массу поклонников, которых считало друзьями. Да и поклонники считали Солнце своим другом, но пришло время – и Солнце покатилось к закату. Поклонники перестали ощущать ту теплоту, что была раньше. Они вспоминали прошлые отношения с Солнцем, но воспоминаниями не согреешься. Вскоре друзья стали уходить…

– Вот и вся ваша дружеская честность и преданность, вся справедливость и мораль! – в сердцах сказало Солнце. – Я вам сделало много добра, а вы платите злом: не хотите составить мне компанию в моем закате… Я с вами повенчано самой судьбой, как жених с невестой, а такие любовники должны умирать в один день. Разве не прекрасно?

– Мы тебя уважаем за прошлые заслуги, но оставаться в друзьях с тобой, значит, обрекать себя на холод. Ты, как друг, должно безропотно отпустить нас, – ответил кто-то из лучших друзей Солнца. – Прости нас за наш уход, как и мы прощаем тебя за то, что ты меньше греешь.

На этом разговор и прекратился, солнце зашло за горизонт, а его друзья пошли по домам…

Мораль: любые дружеские отношения имеют первоначальные основания; как только они исчезают – исчезает и дружба…


О давней, но неизвестной обиде

На одну змею нашло размягчение сердца. Она вспомнила своих жертв, которых отравила ядом и съела, вспомнила и опечалилась от собственной жестокосердности. Но особенно змея распереживалась за свою подругу, тоже змею, которую случайно кусанула много лет назад, причем кусанула так, что подруга не заметила.

– Слушай, подруга, – сказала размягчившаяся змея. – А ведь тот шрам, что у тебя на теле, это я тебе нанесла. Но не со зла, ты не подумай, случайно получилось. Уж извини, хочу повиниться перед тобой.

– Так этот шрам – твоя работа? – спросила удивленно пострадавшая.

– Да, – расстроенно сообщила размягчившая змея. – Но я готова искупить.

– А я думала, что за гадюка меня укусила? – ответила пострадавшая змея. – Подло и тихо укусила. За такие вещи надо головы отрезать гадам.

– Ну извини, дело-то прошлое, – сказала размягчившаяся змея.

– Это для тебя дело прошлое, – сказала пострадавшая змея, – а для меня оно только начинается, поскольку я только сейчас узнала о том, кто меня укусил. Оказывается, это ты, недостойная, которая ползала и шипела поблизости, ты, которой я разрешала греться в своем гнезде… Да ты даже укусить нормально не можешь. Не укус, а опус какой-то…

– Да успокойся ты, все же давно зажило, – сказала размягчившаяся змея. – Хочешь, лекарства куплю.

Но чем больше пострадавшая змея рассматривала неотомщенный шрам, который, к слову, давно не причинял ей беспокойства, тем больше она распалялась. Она тоже когда-то кусала размягчившуюся змею и причиняла ей боль. Как могут друзья не причинять друг другу боль иногда? Они же близки, а коль близки, нет-нет да заденут друг друга своими зубами. Но неотомщенное таит в себе страшное искушение.

– Я это лекарство возьму сама, – ответила пострадавшая змея и мстительно укусила размягчившуюся, да так много впрыснула яда, что размягчившаяся сдохла.

Мораль: если вы насолили кому-то когда-то, а тот не узнал и не догадался, то не надо признаваться в содеянном, можно из друга, приятеля, да и из любого человека сделать непримиримого врага.


Об избавлении от ненужного

Случилось так, что одна из лучших плодовых ветвей, на которой зрело множество яблок, треснула у основания и упала на землю. Она опечалилась от происшедшего и обратилась к дереву:

– За что ты меня отбросило? Что я сделала плохого?

– Ты без моего разрешения наплодила на себе такое множество яблок, которые я, к твоему сведению, не ем, что поддерживать с тобой отношения нет никаких сил, – ответило дерево.

– Но нас связывают многие годы, и не было договора, ограничивающего меня в действиях, – напомнила отвергнутая плодовая ветвь.

– Договора не было, – согласилось дерево, – но существуют неписаные, а иногда и писаные правила общежития и дружбы, которые надо знать, прежде чем плодить. Посоветовалась бы сначала со мной…

– Но ты же знаешь, смысл нашей жизни и состоит в порождении, – напомнила отвергнутая ветвь. – На тебе есть и другие ветви со множеством плодов.

– Во всем нужно чувство меры, которое тебе, видимо, не привили, – ответило дерево. – На мне действительно есть множество других ветвей с плодами, но эти ветви либо соблюдают меру, когда плодят яблоки, либо мои связи с ними куда крепче, чем с тобой.

– Но ты губишь мою жизнь, отказываясь от меня. Это убийство! – воззвала отвергнутая ветвь. – На земле меня ожидают гниение и угасание.

– Все мы не вечны, поверь, – ответило дерево. – Благодари судьбу свою и меня, что долгое время питалась моими соками, выращивала свои яблоки, зеленела и наслаждалась…

Этот диалог продолжался еще долго, ветвь выговаривала дереву свои обиды, корила его, напоминала о долге, терпимости и других вещах, какие могли бы сохранить ей жизнь. Дерево приводило противные аргументы и отстаивало свою правоту. Каждый был прав по своему, но истинная правда состояла в том, что отвергнутая ветвь уже не прирастет к дереву.

Мораль: ветви на дереве – это наши отношения с людьми. Некоторые ветви отмирают – и их надо удалять, некоторые ветви болеют – и их надо удалять, но бывает, удаляют человека в полном здравии, полного созидательной энергии. Это происходит, когда человек приносит слишком много ненужных плодов.


О невозможном возвращении

Лист сорвало ветром с дерева. Он был далеко не зелен, но еще и не окончательно сух. Сухость тронула его лишь по краям, да и то не везде, но ножка, крепившая его к ветке, ослабла и не выдержала порыва ветра. Лист полетел.

Нельзя сказать, что дерево оплакивало потерю. Оно даже не заметило ее. Никто не заметил потерю одного листа, кроме нескольких букашек, живших на нем припеваючи. Вот, в общем-то, и все.

Лист летел и горевал, мечтая воссоединиться с деревом. Он говорил соседям, таким же опавшим листам, о своем горе и писал письма, обращаясь в природозащитные организации с просьбой приделать его назад. Но что отцвело, то отцвело… Однако эту правду никто листу не говорил, и лист продолжал жить воспоминаниями и надеяться.

Надежда почти осуществилась, когда случайным порывом ветра опавший лист подняло очень высоко и забросило на дерево, еще более величественное, чем то, на котором лист висел раньше. Опавший лист зацепился за какую-то ветку, некоторое время провисел на ней, думая, что навсегда обрел новое место в жизни, но очередной порыв ветра отправил его в следующее падение…

Однажды, будучи гоним ветром по тротуарам вместе с другими опавшими собратьями, лист обратил внимание, что счастливчиков-то нет. Все опавшие бегут, гонимые ветром по бескрайнему полю таких же, как он, только перегнивших листьев, которые тоже мечтали вернуть утерянные позиции, но так и упокоились в суете, не обретя покоя при жизни.

Всем листьям, еще висевшим на дереве, это стало для опавшего листа очевидным, была уготована такая же участь стать опавшими. Этой участи не способен избежать ни один лист, правда, некоторые держались до последнего, даже когда таких задержавшихся иссушивал мороз, убеливали изморозь и снег, но такое упорство давало лишь временную отсрочку.

Осознав это, опавший лист вырвался из суетного движения своих собратьев, лег под случайным кустом, без какой-либо надежды и принялся наблюдать за миром. Он смотрел, как желтеют те листья, что еще недавно были зелеными, смотрел, как они переговариваются, как хлещут друг друга и отмахиваются друг от друга… как они отрываются от ветки, как летят, как ищут новое дерево, к которому могли бы прирасти…

В тишине под кустом, осмысливая со стороны мир, в котором недавно жил, он ощутил себя таким же привязанным, таким же нужным, как и на дереве. Он продолжал составлять часть красоты мира…

Мораль состоит в том, что если судьба вырвала вас из привычного мира, то не надо стремиться вернуться. Возвращение часто невозможно либо временно, поэтому надо обретать счастье и покой в новом.


О свободе воли

Как-то один снаряд, подлетая к цели, подумал: а зачем я сюда лечу, зачем я сюда вообще направился, когда можно было выбрать множество других, более полезных целей… Однако было уже поздно, он подлетал…

Артиллеристы, узнав о мыслях снаряда, рассмеялись:

– Какой глупый снаряд: он думает, что сам избрал направление полета, а это же мы его прицелили и выстрелили туда из пушки.

Пушка, кстати, тоже причислила заслугу полета снаряда исключительно себе.

Генерал, узнав о разговорах артиллеристов, был сильно удивлен их умственной ограниченностью.

– Как они не понимают, что это я определил место, куда надо выпускать снаряды.

О высказываниях генерала узнал политик. Они его сильно позабавили.

– Ну что за глупцы эти генералы, если того понять не могут, что я, и только я, всю эту войну развязал, и каждый снаряд тут летит в того противника, какого я определил.

Бог, то есть смотрящий за жизнью на Земле, узнав обо всех этих мыслях относительно полета снаряда, подумал:

– Какой непорядок на этой Земле с самомнением и гордыней! Все определено мною, но каждая букашка думает, будто определяет череду событий.

Вселенная же, когда до нее дошли все эти суждения, подумала:

– Удивительно! Все по образу и подобию! Каждый мнит себя Богом – от простого снаряда до самого Всевышнего. Но невозможно определить каждый чих. Даже я, создавшая этот мир, знаю только, где начало, а остальное определяйте сами и спорьте друг с другом, кто более в этом преуспеет.

Мораль состоит в том, что мысли о свободе воли сильно преувеличены, но все так запутано…


О глупой советчице и медлительном охотнике

Встретились как-то сокол и курица, точнее, курица сама выбежала навстречу соколу, который ходил по земле по каким-то надобностям. Почему выбежала навстречу? Тут только гадать. Может, подумала, что все птицы равны, что равносильно сумасшествию, может, подумала, что ее общественное положение в курятнике позволяет, может, их свели какие-то другие невообразимые условия… Так или иначе, но курица выбежала навстречу соколу с намерением сказать слово.

– Хочу поговорить с тобой, сокол, – важно произнесла курица, – сильно обеспокоена твоим негативным поведением, в котором заметна обида на весь белый свет, который ты клюешь почем зря…

Сильно изумился сокол куриным словам, настолько изумился, что не тронул курицу. Он всегда считал свою охоту следствием удовлетворения голода и инстинктов. Ему нравилась охота, нравилось проливать кровь и есть свежее мясо. Такой он был по природе своей. А тут курица ведет речь о непонятных обидах. Он прислушался.

– Знаю твою нелегкую судьбу, сокол, вечно ты без крыши над головой, вечно ты подвержен стихиям, – продолжила курица, – и у меня были нелегкие времена, когда я была обижена на весь свет. У меня забрали мое первое яйцо, и я возмутилась. Стояла на грани жизни и смерти, изгнания из курятника. Тебе надо быть позитивнее, отбросить все свои обиды – и тогда у тебя появится шанс быть в нашем курятнике, клевать зерна вдоволь и особо не работать.

– С чего ты, курица, взяла, что я на кого-то обижен и хочу в ваш курятник? – спросил сокол. – Я веду интересную свободную жизнь, летаю на просторах, где еды бродит предостаточно. Какие обиды?

– Как же без обиды можно терзать других? – упрекнула курица, поскольку иного посыла к нападению на ближних и не мыслила. – Конечно, обижен. Мы все тебя не любим за твои мстительные выходки. Ты даже кур из курятника таскаешь иногда. Разве можно допускать такое святотатство? И после этого ты рассчитываешь, что тебя возьмут в курятник? Тебя там боятся и ненавидят. Забудь все обиды, ты же талантливый и сильный, найдешь применение себе на нашем поприще. А может, дослужишься, что петух тебя в первую очередь топтать будет…

Последние слова курица произнесла, мечтательно закатив глаза.

– Ты что, курица, совсем из ума выжила? – спросил сокол. – Какое применение может найти сокол в курятнике? Яйца нести на продажу за десяток? Или на суп себя раскармливать? У меня работа учить вас уму-разуму, осторожности, прореживать ваши ряды от глупцов, находить слабые места, в общем, чистить популяцию от больных…

– Нет, ты выслушай меня, – прервала курица сокола, – я о твоем благе думаю…

– Ну, коль ты думаешь о моем благе, надо заканчивать разговор, мне пора заниматься делом, – сказал сокол и заклевал словоохотливую курицу, а потом полетел по своим делам, совершенно не заботясь о том, что в курятнике появилась новая страшная байка о нем: о том, как сокол заклевал заботившуюся о нем курицу.

Мораль состоит в том, что надо внимательно оценивать того, с кем ведете беседу и кому даете советы, а другой стороне можно дать совет: меньше слушать, когда подают обед.


О неоднозначной пользе караванов

По искусственной пустыне, сотворенной невесть кем, шел верблюд. В пустыне случались и оазисы, где верблюд мог передохнуть, и источники воды, где он мог утолить жажду. Местность не была мертвой и безжизненной. Но вот что удивительно, подавляющую часть населения пустыни составляли шакалы. Онибегали по пустыне стаями. Одинокие шакалы встречались редко, а если и встречались, то были печальны и искали любой возможности примкнуть к стае.

Шакальи стаи сильно не любили верблюдов за их высокий рост, заносчивый вид, поэтому шакалы взяли за правило обтявкивать верблюдов и устраивать на них травлю в надежде завалить верблюда, таким образом уравняться с ним ростом.

Именно по этой пустыне шел верблюд, которого шакалы уже не раз кусали за ноги, бессчетное количество раз обтявкивали, а один раз даже завалили так, что верблюд еле встал, и шкура до сих пор кое-где свисала клочками. Он спокойно шел и нес свою поклажу, как и положено верблюду, и тут из-за ближайшего бархана выскочила очередная стая.

Шакалы, как обычно, принялись обтявкивать верблюда и кусать того за ноги. Верблюд шел дальше и старался не обращать внимания на кружение вокруг него хищников, но в какой-то момент не выдержал и сказал им что-то неприятное. Не вытерпел. Шакалы накинулись на верблюда с еще большей силой, а один из шакалов выскочил вперед и протявкал буквально следующее:

– Собака лает – караван идет!

– Ты о чем, собака? Я всего лишь один верблюд, а караван составляют многие верблюды. Тут нет каравана! – изумленно сказал верблюд.

– Нет, собака не я, собака – это ты, поскольку от тебя одно зло в пустыне, ты несешь и не делишься, ты заносчив и не служишь нам… А караван – это мы, шакалья стая! – злобно протявкал шакал.

– Да какой же из вас караван?! – изумился верблюд.

– Очень даже какой!

Шакалы выстроились в вереницу и побежали…

Мораль состоит в том, что можно составлять караван истории армии, караван истории чиновничества, караван истории писательства, строительства, предпринимательства… А можно составлять караван истории преступности, ложных обвинений, интриг, злопыхательства… Чтобы понять, в каком караване вы состоите в текущий момент, надо оценить тот реальный груз, который вы переносите, что вы созидаете своими текущими действиями.


О разном восприятии мира

Две души в родительский день сидели на ветках старой березы, росшей на кладбище среди множества других берез и тополей и, глядя на копошившихся у могил людей, рассуждали.

– Вот скажи мне, милая душа, что делают люди внизу? – спросила первая душа.

– Это действие, душенька, сравнимо с ухаживанием за пустой бутылкой из-под напитка, – ответила вторая душа. – Люди вместо того, чтобы выбросить эту бутылку или оставить дома для коллекции, что положительно невозможно из-за скорого гниения сосуда, о котором мы говорим, закапывают ее в землю и поклоняются ей.

– Я того же мнения. Вот смотри, мы с тобой тут сидим, как квинтэссенция того, что было заключено в двух телах, из похороненных на этом кладбище, но к нам нет внимания, – согласилась первая душа. – Люди ухаживают за своими произведениями, за своими материальными вложениями, заключенными в надгробия и скромную территорию могил, а мы, души умерших, их не интересуем, а ведь в нас вся суть…

– Тут ты не совсем права, нас поминают добрым словом, глядя на лики на скорбных надгробиях, – подхватила разговор вторая душа. – Но разве эта скорбность была нашим главным качеством? В моем фотоальбоме есть куда интереснее фотографии, куда оптимистичнее, но я точно знаю, что в этот фотоальбом никто не заглядывает. Боюсь, как бы его не выбросили за ненадобностью.

– Нас действительно поминают не теми и не там, – согласилась первая душа. – Мне важнее, чтобы они пользовались тем, что я создала, чтобы поминали меня добрым светлым словом, благодарили, чтобы вспоминали мои поступки и слова, а не ухаживали за могилой моего тела. Как мне приятно, когда они ходят по даче, которую я выстроила своими руками. О сколько сил на это ушло! Это и есть мое настоящее надгробие, где весело смеются мои внуки, где мои повзрослевшие дети и их близкие готовят шашлыки, выпивают… – вот это мне по душе.

– Истинно говоришь, подруга, – согласилась вторая душа. – Если сам себе при телесной жизни не сделаешь, так сказать, надгробие, то будешь быстро забыт или вечно печально вспоминаем на кладбищах. Но ты знаешь – и это не панацея. Забывается все. У нас впереди вечность, а люди очень конечны. Через несколько их поколений и твоя дача придет в негодность, могилки забудут, фотоальбомы точно выбросят… и нас ждет совсем иная жизнь. Мы опять умрем.

– Не будем о грустном, – сказала первая душа. – Этих перерождений, видимо, будет немало… Смотри, с моей могилки всю траву вырвали, будто трава мне мешает. Ну что за люди – о ком бы ни заботились, все делают под себя.

– А на моей могилке цветы искусственные воткнули, – подхватила тему вторая душа. – Да я всегда искусственные цветы ненавидела! Смотри, что делают! Обмыли мой памятник! Будто меня…

Тут обе души расхохотались так, что окружавшие их птицы, испугавшись, взлетели, а люди, ухаживавшие за могилками, подняли головы, устремив взоры куда-то к верхушкам деревьев.

– Ну наконец-то, обратили на нас внимание, – сказала первая душа.

– Не на нас, не рассчитывай. Ищут, что спугнуло птиц, – сказала вторая душа. – Некоторые испугались. Они же боятся кладбищенских привидений до смерти. Они вообще боятся всего необъяснимого их науками, в том числе и нас.

– Это да, – согласилась первая душа. – Я как-то зашла домой, где жила когда-то, и случайно потревожила сон дочери. Захотела узнать, что ей снится, но, видимо, и сама приснилась неудачно. Та вскочила и давай молиться, а следующим вечером с горящей церковной свечой прошла по всем комнатам. Это так неприятно. Будто я чертовщина какая-то. Да и чертовщину таким образом сложно вывести, надо себя менять, свой образ мыслей. А они думают, будто сходил один раз в церковь, зажег свечу – и этого достаточно.

– Их просто жизнь привязывает к материальному, – подхватила тему первая душа. – Им вдалбливают с самого детства, что дважды два четыре, что хлеб, то есть материальный достаток, – всему голова, что Бог предметен, то есть с ним можно общаться, обращаясь к иконам, что можно приблизить его к себе, окружая себя религиозными предметами и заходя в религиозные дома, что технологии, облегчая труд, создают все. Они – дети цивилизации, именно поэтому они общаются с нами через наши могилы, как со знакомыми по телефону. Печалятся, вместо того чтобы радоваться за нас. Да мы впервые почувствовали настоящую свободу, а они страшатся свободы и боятся будущего.

– Это точно. Я в первый раз вылетела из тела еще при его жизни. Боже, какое счастье мною овладело! Они же меня принялись возвращать назад. Я вернулась, и в первое мгновенье не узнала родных и ненавидела всех окружающих за это возвращение, в том числе и врачей. Но мгновенье божественной искренности быстро прошло, и я вновь полюбила рабское состояние жизни. И вот, наконец, настало время, когда никто не загонит меня назад в это ужасное тело. А они печалятся!!! Причем скорбят о смерти близких даже те, кто верит в бессмертную жизнь, – огорченно вздохнула вторая душа. – Скажу тебе больше, многие приходят на кладбище из подсознательного страха, что мертвые восстанут и придут к родным выяснять отношения. Будут ругаться, что за их могилками не ухаживают.

– Знаю, знаю эту давнюю историю, когда люди уж слишком прямолинейно верили в воскресение после смерти, когда легко и даже намеренно шли на смерть, полагая, что когда воскреснут, естественно не душой, а телесно, то отомстят врагам. Тогда и стали людей хоронить в гробах, в своеобразном домике, чтобы им хорошо, так сказать, жилось, оставлять еду на могилах, чтобы, восстав из мертвых, им было чем подкрепиться после пробуждения, – подхватила тему первая душа. – Они – материалисты до мозга костей. Они еще только пытаются поверить в то, что нельзя пощупать и купить. Даже самые заметные их верующие не гнушаются большими зарплатами, более того, считают деньги божественным даром!

Тут обе души опять рассмеялись так, что спугнули окружающих птиц, заставив людей еще раз поднять головы к небесам.

– Обожествлять дьявольское – это в их натуре, – подтвердила вторая душа. – Поклонение деньгам, диктаторам, всему материальному и силе – вот что их увлекает. Правят ими страх, любовь и выгода, но поскольку любовь – это редкий и краткий дар, то, как правило, – страх и выгода.

– Не будем о плохом, все же такие как мы получаются именно из них, как бабочки из личинки, – переключилась на другую тему первая душа. – Поэтому пусть живут своей жизнью, каждый из них скоро поймет, кем является на самом деле и в чем состоит смысл жизни, а мы просто подождем…

На том души завершили этот разговор и полетели на берег реки, где было гораздо красивее и интереснее, а именно в подобных местах, а не на кладбищах, проводили время души умерших.

Мораль: люди, обожествляя небесное, почему-то вечно всматриваются в землю, а не в небеса.


О случайном счастье творца

Одна маленькая мышь вдруг научилась петь, воспылала к пению любовью и никак не могла заставить себя отказаться от этого дара судьбы. Она пела везде, даже когда воровала сыр со стола хозяев квартиры, где жила. Конечно, такое качество причиняло ей массу неудобств. Представьте себе: посреди ночи мышь тянет со стола сыр, забытый хозяевами на столе, и вдруг, не выпуская этот сыр из своих лапок, начинает петь.

Хозяева иногда просыпались – и начинался переполох. Но самое большое беспокойство мыши доставляли кошки, жившие у этого хозяина. Они имели более тонкий и чуткий слух, а потому на пение мыши сбегались первыми и загоняли мышь в нору, чтобы та не высовывалась со своим пением.

Певчая мышь не должна была прожить долго по всем законам бытия, поскольку звуки, издаваемые ею, мешали ей жить, но дело в том, что пение мыши было совсем не противным. Была в нем какая-то искренняя нотка, заставлявшая кошек медлить настолько, что певчая мышь с сыром, причем напевая при этом, успевала скрыться в своей норке. А может, кошки и не слышали никакой нотки, а каждый раз благовременно столбенели от удивления, видя певчую мышь. Причем столбенели до такой степени, что иногда начинали подпевать. Как бы то ни было, мыши удавалось ускользнуть.

Мышь жила в этой опасности довольно долго. Кошки, как пение прекращалось, а мышь пряталась, в бессильной злобе шипели возле ее норки, прыгали, драли когтями обои и половое покрытие. Подходили хозяева и успокаивали кошек, но как-то их терпение кончилось и они залили цементом выход из мышиной норки в квартиру. На некоторое время в квартире стало спокойно, но лишь на некоторое время, пока мышь проделывала новый выход из своей норки в эту квартиру.

Возвращение в квартиру огорчило мышь. Хозяева перестали оставлять на столе продукты, более того, стол каждый раз оказывался чист. Нечего даже слизнуть. Мышь стала довольствоваться крошками вокруг стола и объедками из мусорного ведра. Это ее огорчило, но не истребило желания петь. Она пела, волоча в свою норку даже скелет мойвы или шкурку от сосиски. Не истребляли желания петь ни постные куриные косточки, на которые никто бы не положил глаз, ни жалкие зерна недоеденного риса.

Опять для хозяев и их кошек начались ночные побудки и беспокойства.

Как закончилась бы жизнь мыши, неизвестно, может, она так бы и жила, завораживая и гипнотизируя кошек своим пением, может, как-нибудь взяла бы фальшивую ноту, и кошки потеряли очарование и убили бы мышь, может, у нее просто бы пропал голос от такой нервной жизни, а может… Могло быть много всяких может, но в эту квартиру приехал погостить директор одного цирка. Он остался ночевать.

Ночь, когда директор цирка остановился в квартире, не стала для мыши какой-то особенной. Она как обычно вышла поискать что-нибудь на пропитание и как обычно запела. Начался обычный ночной переполох, в котором кроме обычных слушателей мыши оказался директор цирка.

– Брависсимо!!! – воскликнул директор цирка. – Это то, что нужно!!!

В скором-скором времени мышь была отловлена и перевезена в цирк, где получила прекрасное питание и отличное помещение вместо норки. Мышь стала цирковой артисткой, где в ее обязанности вошло пение для публики, которое она выполняла ранее за объедки для хозяев квартиры, и каждый раз с опасностью для жизни.

Но что самое интересное, теперь ее бывшие гонители: хозяева квартиры, их дети и родственники, и кошки, которых брали с собой в специальных корзинках, – все собирались в этом цирке послушать пение мыши. А когда выступление заканчивалось, то хозяева с гордостью говорили окружающим:

– Это наша мышь, из нашей квартиры, это мы открыли ее талант!..

Вот такая история произошла с обычной серой мышью, которая обладала редким, но вредным для обычной мышиной жизни талантом.

Как сложен путь к счастью… Представьте себе, что мышь в ту ночь, когда в гости к хозяевам квартиры зашел директор цирка, могла уснуть или потерять интерес к пению. Тогда она не нашла бы свой счастливый случай. То есть от мыши требовалось постоянство. Или другой вариант: директор цирка не был бы другом хозяев квартиры и не остался бы ночевать. Этой мыши повезло, что она проявляла свой талант там, где была вероятность встречи… То есть от мыши требовался выбор места, где можно петь… Хотя о каком выборе может мечтать мышь… Или третий вариант…

Да что перечислять?! Как вы уже понимаете, этой мыши очень повезло, ведь ее история могла в большинстве случаев закончиться ох как печально.

Мораль состоит в том, что на пути любого небанального исполнителя должен встретиться счастливый случай, без которого вся его деятельность останется малозаметной, а то и вовсе незаметной, а еще хуже – трагической.


О вызывающей оживление кормушке

Птицы сидели возле церкви и оживленно вокализировали. Тут было и пение, и чириканье, и карканье, и щебет, и свист… Звуки, издаваемые птицами, были разными, как и сами птицы. Кто-то бы сказал: какие набожные птицы. Но внимательный взгляд разглядел кормушку.

Мораль: когда видите оживление в каком-либо учреждении или возле него, или на митингах и демонстрациях, то не надо придавать набожность или одухотворенность тамошнему собранию, ищите вначале кормушку, то есть пользу, какую люди стремятся извлечь.


О несоответствии места жительства

В одной деревенской картинной галерее внезапно появилась отличная картина, сравнимая с картинами мастеров, какие висят в Эрмитаже и Прадо. Случай, конечно, исключительный, за гранью обыкновения, но так получилось… По логике это должно было поднять престиж деревни, а ее жители должны были чуть-чуть приподнять свои подбородки от гордости, что великое произведение есть и в их деревне. Но вышло несколько иначе.

В деревне проживали свои художники, считавшие себя великими, со своими амбициями и планами на свое величие, хотя бы в рамках деревни. Были в деревенской картинной галерее и деревенские полотнища, которые тоже требовали к себе внимания и страдали от невостребованности. А тут – отличная картина, на фоне которой померкли краски деревенских картин и таланты их мастеров. День за днем стала копиться обида.

– Что ты делаешь в нашей деревне? – спрашивали отличную картину соседи по стене в деревенской галерее. – Ты же настолько хороша, что тебе надо в столицу.

Как вы понимаете, деревенские картины хвалили отличную не от чистой души, а чтобы разжечь в той амбиции, спровадить подальше и вернуть к себе внимание, которое отняла отличная.

– Дорогие, будьте терпимы к моему присутствию, – отвечала отличная картина, понимая тайную суть предложений деревенских картин, которую более простые люди определяют высказываниями вроде: «А не пойти бы тебе…»

Деревенские картины, однако, не успокаивались:

– Ты настолько хороша, что могла бы зарабатывать неплохие деньги где-нибудь на выставках, на предпринимательском поприще, а здесь, в деревне, для тебя все карьерные пути закрыты.

– Дорогие, давайте советы кому-то другому, такие краски и такой сюжет, как на мне, появились не случайно. Это следствие большого опыта. Не хочу вас обижать, но вы дети по сравнению со мной, – отвечала отличная картина. – Мне более не нужна суета и те цели, какие имеете вы…

Деревенские картины выговаривали отличной, а деревенские художники, видя, что разговоры не помогают, поступили иначе. Чтобы отвадить посетителей от отличной картины, они стали подкладывать к ней нечто неприятное. Только не спрашивайте меня что. Думаю, каждый найдет свою аналогию того, что имеет неприятный вид, смысл и запах.

Действительно, посетители, заходя в деревенскую картинную галерею, стали меньше останавливаться возле отличной картины. Деревенские картины приободрились. Впрочем, отличная картина все же не осталась без внимания, возле нее иногда останавливались наиболее грамотные жители деревни или грамотные гости ее. Золото, оно в любом месте и в любой обстановке остается золотом. Но деревенские картины смотрели на зрителей отличной уже без былой зависти, все ж в деревне не так много культурных грамотных людей.

Мораль состоит в том, что если талантливому человеку выпало жить среди менее одаренных людей, то тут надо либо прикидываться таким же, либо глупее, либо принимать тумаки и шишки....


О равноправии на возможности, но не на дела

Как-то на природе провозгласили равноправие, равные возможности для всех живущих средь лесов, полей, гор и равнин, но волки продолжали резать овец, а орлы клевать мелочь…

– Какое же это равноправие???!!! – воскликнули жертвы. – Хищники нас могут резать, поедать, а мы их не можем!

– Это ваши проблемы, – ответили хищники. – Вы наделены такими же правами, как и мы. Любой баран имеет право подойти к волку и задрать его… Любая курица имеет право отомстить орлу или лисице и заклевать их или задушить…

– Но каким образом баран может задрать волка, а курица заклевать орла или задушить лису???!!! – удивленно воскликнули жертвы. – Мы не равны от рождения. Хищники наделены крепкими зубами, клювами и когтями, они сильны, быстры, входят в стаи, а мы слабы, не имеем когтей и зубов…

– Не будьте инертными, живите активной жизнью, вступайте в наши ряды, учитесь задирать и заклевывать, обзаводитесь крепкими челюстями – и станете такими же, как мы, – ответили хищники.

И действительно, бараны, вступая в стаи волков, получили возможность радоваться гибели своих собратьев баранов, оказавшихся вне стаи, а куры, вступая в общество орлов, приобщались к заклевыванию кур… Но когда приходило время внутригрупповых чисток, то в первую очередь группы очищались от баранов, кур и других жертв.

Вот так и текла жизнь на этой природе, где жертвы были вечно недовольны хищниками, а хищники вечно лукавили с жертвами.

Мораль состоит в том, что законы дикой жизни цивилизация может смягчить и ограничить, сделать менее заметными, но никак не отменить.


О вечно терпеливом писателе

Одно слово на странице упорно не завершалось. У писателя то ручка переставала выдавать чернила, то на бумаге появлялись незаметные жировые пятна, по которым ручка скользила, не оставляя следов, то чернила, будучи нанесенными на бумагу, внезапно исчезали… Писатель, однако, не огорчался, потому что подобное происходило с его произведениями уже давно. И не с одним словом, а сразу со множеством, которые он упорно переписывал и переписывал, пока слова уже не оставались на бумаге навеки.

Что писал этот писатель? Он и сам толком не знал, как и многие писатели, которые начинают свое произведение и никак не могут закончить, поскольку герои продолжают нарождаться, продолжают плести интриги и совершать действия. Писатель знал только название книги. Называлась она «Книга жизни».

Слова – это были люди, никак не желавшие окончательно оформлять свою жизнь, шли на всяческие уловки и ухищрения, но, в конце концов, они очередным словом оставались в книге жизни, потому что как ни ухищряйся, а все равно будешь вписан. Это и есть мораль данной притчи.


О том, что в завершении нужно продолжать, а не начинать

Жило одно начало, это начало шло вперед, и жизнь становилась все лучше, дорога все шире, солнце все выше, а окружение все краше, но однажды начало заметило, что жизнь становится все буднишнее и скоротечнее, дорога – уже, солнце – ниже, а окружение все надоедливее, а то и вовсе исчезало. Спросило начало у лекаря:

– Почему так происходит?

– Потому что ты уже не начало, а завершение, – ответил лекарь.

– А как продлить начало? – спросило теперь уже завершение.

– Всякое начало идет к завершению, когда началось завершение, то можно продлить завершение, а не начало, – ответил лекарь. – Но и затягивать завершение нельзя, иначе дело потеряет привлекательность.

Мораль понятна: когда началось завершение, то нечего думать о начинаниях с нуля, лучше вначале завершить начатое.


О любви


О спортивной любви

Полюбил волк зайца так, что жизни своей без него не мыслил, поэтому, только завидев зайца, тут же устремлялся за ним, движимый этой любовью. Заяц же убегал, потому что боялся волка. Но любовь не всегда взаимна. Часто бывает, что любит кто-то один, как в паре: волк-заяц. Тут же беда состояла еще и в том, что любовь волка к зайцу не несла последнему ничего хорошего в его земной жизни, поскольку при тесной встрече жизнь зайца прекращалась, она, можно сказать, сгорала в любви волка.

Мораль тут такова, что если некто ищет любви и преследует, то, возможно, следует отказаться от такой любви, поскольку в объятиях такого хищника можно лишиться своей жизни, если не в прямом смысле, то в переносном.

***

Кто-то скажет, что я написал не о любви волка к зайцу, а о голоде волка и его стремлении утолить этот голод, о его охотничьем инстинкте и азартном стремлении догнать ускользающую добычу. Но разве любовь не имеет подобных качеств? Разве любящий не стремится удовлетворить свой голод и инстинкты? Мне опять ответят, что не такой же ценой – ценой жизни любимого?

Пожалуй, это редкий вариант и уголовнонаказуемый, поэтому предлагаю любовь без убийства. Хотя скажу последнее слово в защиту вышенаписанной притчи: каждый любимый теряет какие-то элементы жизни, где-то ущемляется или сам ущемляет себя, что можно сравнить с гибелью.

***

О созидающей любви

Бывает и другая любовь, например, любовь столяра к полену или бревну. Такую любовь можно наблюдать в любой столярной мастерской. Лежит необработанное дерево, никому не нужное, и мечтает о хорошей жизни. Оно некрасиво, но имеет задатки. Оно никуда не бежит, как заяц, оно терпеливо и безответно. Его можно даже бросить в костер, и оно примет свою участь безропотно, но хорошо, что оно лежит среди заготовок.

Приходит столяр, он испытывает любовь к безликому дереву, предвкушая результат своих трудов. Он точно знает, чего хочет. В некотором смысле он хочет того же, что и волк: то есть использовать предмет своей любви по тому назначению, какое наметил, к которому призывает инстинкт его долга. Полено же терпеливо, как терпелив усердный ученик к своему учителю. В итоге из полена получается хорошее изделие, например – Буратино, которое радуется своей жизни.

Мораль тут следующая: если вас полюбил человек, более знающий и толковый, который вам передает свое знание, то это большое счастье, которому нужно отдаться и возблагодарить этого человека.

***

Но как полену узнать, что любит его человек, более знающий и толковый, а не какой-нибудь бестолковый, способный любовью свести в могилу, как иной поступает с поленьями, разводя костер для личных нужд. Никто же не хочет сгореть в любви для услаждения любящего, как тот заяц. Это вопрос.

Другой вопрос заключается в том, что столяру нужно избежать влюбленности в свое произведение, иначе можно попасть в положение, когда бывшее полено начнет диктовать свои условия, излагать прихоти, которые столяр из любви к полену вынужден будет исполнять, а прихоти бестолковости – это тяжкий крест. Об этом и следующая притча.

***

О любовном освобождении от обязанностей

Один человек влюбился в табуретку, которую сам и изготовил. До того табуретка вышла красивой, что он не смог не влюбиться. И поначалу все шло хорошо, точнее – как обычно. Хотя человек и любил табуретку, он, как полагается, сидел на ней, а табуретка безропотно исполняла свои обязанности.

Однако случилось так, что, когда человек садился на табуретку, та взяла да и сдвинулась в сторону по какой-то нужде. Человек упал на пол. Конфуз. Табуретка от страха онемела, а человек вместо того, чтобы поставить табуретку на место, внезапно принялся рассуждать о равноправии:

– Конечно, табуретка, ты в чем-то права. В нашей любви не должно быть неравенства и угнетения, иначе какая это любовь?!

С этого момента человек на табуретке более не сидел, она стояла не под столом, как раньше, а равноправно – возле стола и без отягощающего ее груза, а человек, вкушая, любовался ею. Дальше больше.

Табуретка, ощутив свободу, потеряла уважение к человеку и время от времени стала доставлять тому неудобства: то подставит подножку, то больно заденет. Однако это не образумило человека, который был без ума от своей любви к табуретке. Он винил сам себя и свою неуклюжесть. Так табуретка свыклась со своим привилегированным положением и тем, что человеком можно помыкать.

Как-то к человеку пришли гости, и один из них сел на табуретку. Человек ревниво взглянул на эту сцену, но табуретка нежно проскрипела, и человек понял, что предмету его любви нравится общение с его гостем. Он ничего не сказал ни гостю, ни табуретке. И с этого момента каждый гость этого дома, которому нравилась табуретка, мог сидеть на ней, сколько заблагорассудится, а человек лишь наблюдал…

Но и это не конец истории, которая имела свое продолжение в том, что как-то, когда человек с табуреткой были наедине, солнечный луч, неуклюже отразившись от ее поверхности, укоризненно ухмыльнулся, и столяр устыдился, что раньше он сидел на табуретке, которую любил. Чтобы исправить содеянное и загладить вину, человек встал на четвереньки и поставил табуретку на себя…

Мораль состоит в том, что в любви надо оставаться разумным: не менять естественного порядка вещей, их предназначения и обязанностей.

***

Ослепление любовью вплоть до самоунижения, которое иногда путается с самопожертвованием, случается чаще, чем это кажется, но самоунижение – это одна часть любовной идиллии, вторая часть – это обман.

***

О не самом любимом

Как-то одна овца влюбилась в пастуха, да и как было не влюбиться в столь добродетельного человека, который для овцы открывал новые просторы, полные вкусной травы. Пастух тоже любил овцу, действительно любил и старался, чтобы овца ни в чем не нуждалась. Иногда, правда, он стриг овцу наголо, но это случалось крайне редко, настолько редко, что овца быстро забывала о потерях, а вскоре уже радовалась новой шубе, которую она нагуливала с помощью того же пастуха. Казалось бы, любовная идиллия не покинет эту пару никогда, и овца от охватывавшего ее иногда счастья напевала:

– Бе, бе, бе…

Пел от счастья и пастух, видя, как его овца опять обрастает шерстью и становится все тучнее и тучнее… Счастье продолжалось в этом союзе ровно до тех пор, пока к пастуху не приехали друзья и родные, которых он любил более овцы. Тут для нее вышло большое огорчительное откровение: ее мясо пошло на шашлык, а шкура – на какую-то фабрику. Так и окончилась любовь пастуха и овцы.

Мораль тут видится в следующем: чтобы в любовном союзе не пасть жертвой, надо быть самым любимым объектом из всех, с кем общается любовный партнер.

***

Но как обрести такие волшебные качества, какие партнер боялся бы потерять, чтобы союз длился если не вечно, то хотя бы до естественной смерти? Тут можно вспомнить о любви между серебряным копытцем и охотником, который не стал убивать оленя, а запер его в стойле, заставляя почаще стучать копытом, выбивая серебряные рубли…

Бывает и любовь к местам, куда складывают мусор. Да, да, чтобы обрести чистоту в своем доме, многие имеют обыкновение выносить свои неприятности близким, что называется, делиться болью. Этим местом тоже дорожат. Правда тот, кого используют в качестве мусорного места, страдает, но часто не отказывается от незавидной роли, и более того – иногда сам ее ищет…

Бывает и любовь к звездам, которые сияют где-то в высоте и не обращают никакого внимания на любящего, более того – они о нем и не знают…

Хватит перечислять, скажет уставший читатель и укоризненно спросит: тут описана только неравная, безответная и несчастная любовь, а есть ли счастливые примеры любви, где оба партнера находились бы в равном состоянии? Думаю, что есть, и на эту тему последний элемент данной затянувшейся притчи.

***

О равной и счастливой любви

Влюбились друг в друга два пазла. Они идеально подошли друг к другу, составляя картину, дополняя друг друга и отдаваясь друг другу, но только одной стороной, на которую в момент любви обращали все свое внимание. Да, да. В равной любви нельзя забывать, что каждый пазл имеет и другие стороны, которыми он может стыковаться и на которые рано или поздно он обратит внимание. В лучшем случае для партнера пазла это будет увлечение, хобби, занятие, а в худшем – новый человек, связь с которым может разрушить всю картину любви, если, конечно, другой партнер внимателен, нетерпелив и бескомпромиссен.

Вот и окончены притчи о любви, которые чаще всего перемешаны в одном союзе так, что разделить их невозможно, как это сделано в тексте.

Ноябрьские притчи



О дорогой бесплатной помощи

Как-то одному песцу пришлось лечь на плановую операцию в бюджетный диспансер, где его должны были вылечить за государственный счет, по бюджетной квоте.

Операция прошла успешно, потому что болезнь диагностировали на ранней стадии, что само по себе редкость. Песцу тут повезло. Операция оказалась несложной, песцу и тут повезло. Осложнений не возникло, песцу и тут повезло.

Однако песец, выйдя из диспансера в полном здравии, все равно долго не прожил, потому что в бесплатном диспансере ему пришлось расплатиться с врачами за добросовестное исполнение ими своих обязанностей своей собственной шкурой, а была зима, и песцу пришел…, или, иными словами, – конец.

Мораль состоит в том печальном обстоятельстве, что там, где нет совести, сострадания и других добрых душевных качеств, а человек готов за жизнь отдать многое, с него и берут…


О величии мыльных пузырей

Странная штука – жизнь мыльных пузырей. Они надуваются, их границы трепещут и переливаются в ожидании блаженства, каким они рисуют свое будущее. Вот они надуваются до предельных размеров и летят, исполненные грации, гордости и величия. Их мыльная мечта, достойная лишь того, чтобы умыть руки, и то скромно, не смущает их, поскольку она для них – это все: и цель, и средство, и сама их суть.

Но подходит время, определяемое судьбой, и каждый мыльный пузырь лопается, падает на ту же землю, которую презирал в своем полете, и становится ничем, самым обычным ничем, каким и был.

Мораль: так стоит ли раздуваться от самомнения, давать советы, гнаться за величием и богатством… если все это лишь мыльный пузырь, который всегда лопается?


Об уме и тупости

Жили одна очень умная голова и один совершенно безмозглый кирпич, вдобавок еще и не новый, какой-то грязный и оббитый. Поспорили они: кто сильнее? Голова много потешалась над кирпичом, умно и эффектно, пока кирпич не упал на голову так, что причинил той сильную боль, выставил в смешном свете и оставил на ней изрядно мусора.

Голова приводила умные доводы в свою пользу, урезонивала кирпич, напоминала ему о его месте в этом мире и правила поведения в обществе, на что кирпич еще раз упал на голову, уже совершенно приводя ее в негодность.

Голова очухалась и вновь принялась противостоять кирпичу интеллектуально, что, как вы понимаете, в отношении безмозглого кирпича совершенно бесполезно. Зато кирпич на каждое слово головы откликался ударом по ней, что приводило мысли головы в хаос. Причем, что интересно, окружающая публика, состоявшая, в том числе, и из голов, приняла сторону кирпича, который более заметно отстаивал свою правоту.

Взмолилась голова тогда о помощи:

– Что делать, Господи, коли безмозглый кирпич в нашем умном цивилизованном обществе творит такое с головой, венцом творения цивилизации?!

Ответил Господь:

– Голова, вспомни, что у тебя есть не только мозг, но и руки, и ноги. Сломай физически этот кирпич, и все проблемы снимутся с твоей головы, и публике нечем будет себя позабавить.

Так и поступила голова. Как только кирпич перестал существовать, публика тут же встала на сторону головы, поскольку спор завершился полным поражением кирпича.

Мораль состоит в том, что в непримиримом споре между высоким и низким всегда побеждает грубая сила.


Об излишней борьбе с неприятными явлениями

Жил один странный человек, то ли излишне гордый, то ли излишне чистоплотный, то ли еще с какими-то нюансами психики, выливавшимися для него в одну пренеприятнейшую привычку. Как завидит на пути своем грязь, то непременно бросается к ней, топчет ее, пинает, стараясь избавиться от нее и нанести ей урон. Причем топтал и пинал он грязь с такой силой и с таким неосторожным негодованием, что сам оказывался в грязи.

Очень огорчала человека эта нехорошая тенденция, сделавшая многие его добротные одежды негодными к носке. Долго он мучился, пока не встретился ему мудрый человек, который стал свидетелем…

– Зачем вы топчете грязь? – спросил мудрый человек.

– Потому что грязь – это то, что мешает обществу стать чище, это нападки на мою честь и вызов мне, если я позволю грязи лежать на моем пути, то мой путь не обретет чистоту, – ответил странный.

– Но ведь от вашей борьбы с грязью не только ваш путь нечист, но и вы сами выглядите ужасно, – заметил мудрый человек. – Да и как эта грязь может повлиять на чистоту вашего пути, если ваш путь лежит дальше, а эта грязь – всего лишь мгновенная неприятность, борьбой с которой вы возвеличиваете ее и продляете срок ее существования в вашей жизни.

– Но что же делать? – спросил странный человек. – Грязь, которую я вижу на улицах, портит мне жизнь.

– Дорогой мой, пусть лучше часть вашего пути пройдет среди грязи, чем вся жизнь будет в грязи через борьбу, которую вы затеяли, – ответил мудрец. – Не обращайте внимания на грязь. Культуру людей, оставляющих эту грязь, вы не измените. Грязи вы ничего не докажете, а не обращая внимания, сами останетесь чисты.

Странный человек внял этому совету и ни разу не пожалел, а через некоторое время уже сам с удивлением наблюдал других странных людей, подобных себе, которых оказалось ох как много!

Мораль: не обращайте внимания на неприятности, которые причиняют вам посторонние, – и избежите многих проблем, потому что стоит начать бороться, как погружаешься в грязь…


О внимательности, приводящей к преступлению

Пролетая над лесами и полями, сокол обронил сказку «Красная Шапочка» благополучной версии братьев Гримм. Какого лешего он таскал ее в когтях, совершенно непонятно, скорее всего, переносил из одного гнезда в другое. И вот утерял. Упала сказка и вызвала интерес животных.

Собрались и суслики, и хорьки, и зайцы, и волки, и медведи… и даже куры, и прочие домашние животные. Собрание было хоть и дикое, но читать умели все – и книга, оброненная соколом, заинтересовала. Прочитали и принялись обсуждать.

– Автор, несомненно, за то, чтобы проливать кровь, – заявил хорек. – Смотрите, какую шапку он надел на главную героиню: цвета крови. Тут есть определенный призыв к насилию и кровопролитию.

Хорек хищно взглянул на курицу.

– Нет, тут не призыв проливать кровь, а, скорее, провокация, – заявил бык. – Красный цвет и спровоцировал волка на нападение. Автор, конечно, – провокатор общественных волнений. Так же, волчара?

Бык без страха, но с уважением посмотрел на волка.

– Провокации тут не вижу, – ответил волк. – Просто красную шапку в лесу лучше видно. Дура девка. Была бы в зеленом, возможно, волк бы и не заметил ее. В красном – заметил. Пошел на цвет. Жрать в девчонке было особо нечего, но, видимо, не ел несколько дней.

Волк укоризненно взглянул на зайца, а затем продолжил говорить:

– Я бы увидел в произведении автора, скорее, клевету и унижение достоинства, что волк, якобы, испугался охотников и не умял девчонку сразу, но потом съел ее старую бабушку. Вы же все знаете, что старое мясо я не люблю, так почему его должен любить волк в этой книжке? Это же клевета, так, бараны?

– Знаем, знаем, знаем… так, так, так… – проблеяли бараны.

– Нет, дорогой волк, тут не оскорбление, – возразила лиса. – Главное в этой книжонке то, что, когда ты съел бабушку, а затем и девчонку, пришли охотники, вспороли тебе живот, спасли твоих законных жертв, а тебя обрекли на погибель. Вот что главное! Призыв против действующей власти! Экстремизм!

Лиса угодливо взглянула на волка.

– Ты права, – похвалил волк. – Надо наказать автора!

– Верно! – заблеяли бараны.

– Верно! – закудахтали куры.

– Верно! – затрясли ушками зайцы.

Мораль состоит в том, что в любом произведении и действии можно увидеть преступление, надо только компетентно присмотреться.


Об изгнанной бывшей…

Жила хорошая сторожевая собака, которая облаивала многих чужаков, сновавших у забора, но хозяину и всем, кто был близок его дому, позволяла с собой вольности. Но как-то хозяин выгнал собаку из дома за какой-то собачий грех, который он счет непростительным. Причем собаку выгоняли со двора под задорное улюлюканье как хозяина, так и всех, кто был близок его дому.

Времени с той поры прошло довольно много, и годы вылечили горе собаки. Она нашла новый смысл жизни и ценности, которые надо охранять. Теперь вместо того, чтобы сидеть на цепи, она спокойно бегала по улицам, наслаждалась движением и уже не думала о домах, во дворах которых собаки сидели на цепях, как о чем-то привлекательном.

Но однажды, бродя по улицам, собака столкнулась, можно сказать лицом к лицу, но поскольку у собак морда, то скажу мордой к лицу, то ли со своим бывшим хозяином, то ли с кем-то из его приближенных. Тот, увидев собаку, довольно заулыбался, пошел ей навстречу и по привычке протянул ладонь, чтобы по-свойски потрепать, как это бывало раньше, но был укушен. Пока он убегал, то потерял еще и кусок костюма, который, разыгравшись, собака оторвала.

Мораль: не заигрывайтесь по старой памяти, знающей хорошие времена, с теми, кому причинили зло.


О правде и лжи

Встретились как-то правда и ложь, и принялись они друг друга поносить:

– Ты подлая ложь, – обвинила ложь правду.

– Нет, ты подлая ложь, – заявила правда лжи.

Произнеся эти слова, правда и ложь замолчали, удивленные равнозначностью обвинений. Первой оправилась от удивления правда, поскольку она желала, чтобы ее истинное лицо было очевидно.

– Слушай, ложь, а ведь, действительно, как меня отличить от тебя человеку, не знающему нас обоих? Давай поговорим откровенно, пока нас никто не видит и не слышит, без скрытой записи.

– Ну что ж, давай, – согласилась ложь. – Но вопрос этот очень сложный, поскольку никто не может знать всей правды, а это играет на меня. Люди часто называют правдой то, чего знать не могут, лично не видели, не осязали, не ощущали, то, что даже не подкреплено наукой. Поэтому, по большому счету, ты, правда, – тоже ложь, только в большей или меньшей степени.

– Правда ложью быть не может, – твердо ответила правда. – Допустим, кто-то совершил убийство…

– Только если публично, при множестве свидетелей, все остальное можно подстроить, – тут же парировала ложь. – Но даже публичность – не панацея. Вспомни убийство Кеннеди. До сих пор никто не знает, правда ли то, что они знают, или ложь.

– Но уверенный вид свидетеля, его убежденность в своей правоте, ощущение правды – они всегда выделяли и выделяют меня, а лжеца выдают бегающие глаза, личная неуверенность и путанность объяснений, – напомнила правда.

– Совсем не обязательно, – отмахнулась ложь. – Человек нервный всю свою правду скомкает и сделает похожей на ложь, а хороший актер так соврет! Телевизор посмотри! Особенно в разгар избирательной кампании! Вот где врут! Оцени журналистов. Они же часто безграмотны, интеллектуально ограничены, суеверны, политизированы… а некоторые, скажу тебе по секрету, уже давно не читают книг, не учатся, им некогда, но именно они позиционируют себя вещателями истины, правды, но на самом деле очень часто являются вещателями лжи. Причем они врут и верят в то, что врут, поскольку всей правды не знают и не хотят, домысливают и доверяют своим, так сказать, источникам.

– Но ведь то, что я – правда, можно проверить: посмотреть, прочитать в других источниках! Это же так очевидно! – воскликнула правда.

– Ты, что – дура?! – удивилась ложь. – Да кто из публики будет проверять то, что ему сообщили компетентно? Где ты это видела? Ну, может один из тысячи. Все остальные глотают то, что им кажется достовернее, а на этом поле мы с тобою равны. Сравнивают нас люди не по фактам, а по доверию, вере, тут вступает в свои права религия коммуникации, общения, а не наука. А где религия, там что угодно станет правдой.

– Но есть же люди, знающие правду. Когда они видят откровенную ложь, они могут подать в суд, а там могут восстановить мои права, – напомнила правда.

– Тут я отчасти согласна с тобой, но проблема в том, что суды могут восстановить, а могут и не восстановить твои права. Судьи тоже люди, они также подвержены лжи, да и сами не всегда чистоплотны, – ответила ложь. – Второй, и самый главный, момент: правосудие защищает тебя только от оскорблений, унижений и клеветы, а от славословия ты не защищена. Среди людей столько необразованных, малокомпетентных доброхотов! Они, веруя в свои слова, лгут…

– Люди не так глупы, как тебе кажется! – обиделась правда. – Каждый меня чувствует…

– Опять – дура! – рассмеялась ложь. – Обрати внимание на то, как спорят между собой любые двое, отстаивая свою правду, которая является ложью, поскольку оба в какой-то, а то и в значительной мере некомпетентны. Они не заполняют знанием свою меру некомпетентности, наоборот, они лелеют свою безграмотность и ненавидят людей умнее себя. Они хотят чувствовать себя истинными и на правильном пути, так сказать, чистыми и пушистыми. Люди ничего не чувствуют, кроме этого личного. Им до твоей правды дела нет, им – лишь бы им было хорошо! Они хотят ощущать правдой то, что им нравится, что им выгодно, они себя хотят ощущать правдой, и они это ощущают! Они видят то, что им нравится, и не видят то, чего не хотят видеть. Скажи им завтра, что настоящий свет – это темнота, внуши хорошенько до ощущения правды, аргументируй по-простому, доходчиво, и они ночью все лампочки переколотят, а днем от солнца загородятся по максимуму. Ты же сама знаешь, как книги еще совсем недавно массово сжигали, да что книги – людей!!! И считали свою деятельность основанной на правде. Да чтоговорить… еще совсем недавно правда состояла в преимуществе белой расы, в истинности ленинского пути, в божественности арийской крови… Да и сегодня немало таких, так сказать, правд.

– Но это же все твои проделки! – воскликнула правда. – Ты уже разоблачалась не раз, и каждый раз была бита!

– Ну и что? – усмехнулась ложь. – Можно подумать, мне от этого худо. Я не такая гордячка, как ты, и на каждом шагу встречаюсь вне зависимости от того, бита я была или разоблачена. Приходят новые люди, является новое поколение, которые тебя, правда, не знали и знать не хотят, вот я опять востребована. Ну, с некоторыми изменениями, конечно, чтобы быть в духе времени. А вот ты, правда, была всегда бита всерьез, уж тебя-то в такую грязь окунали и продолжают окунать, что я вообще не понимаю, как ты до сих пор жива и еще где-то нет-нет да появляешься, черт тебя побери!..

Вот так и спорили правда и ложь, и спорят по сей день, доказывая друг другу свою правоту, и доспорились уже до того, что сами не знают, кто из них правда, а кто из них – ложь. Мораль тут состоит в том, что лучше ни к чему не относиться как к однозначной истине.


О хорошей жизни в навозе

Жил-был навозный жук, и жил он, как и полагается навозному жуку, – в навозе. Навоз был хорош для этого жука. Сытно, тепло, правда, грязно, вонюче и заразы всяческой полно, но на таких мелочах навозный жук не сосредотачивался. Он охотно лазил по навозу, собирая блага, а когда хотел отдохнуть, то непременно выбирался на природу, где наслаждался красотами, а затем вновь нырял в навоз, чтобы накопить сил на следующий полет к природе, красотам и здоровому образу жизни.

А на лугах и полях, в тех красотах, куда выбирался отдохнуть навозный жук, жила божья коровка. Там они и встретились.

– Хорошо у вас на природе! – вдохновенно сказал навозный жук.

– Так оставайся, места много, живи и радуйся! – предложила божья коровка.

– Легко тебе сказать: оставайся! – укоризненно произнес навозный жук. – А где средства взять на жизнь? Я привык в навозе копаться, там у меня все схвачено, кругом знакомые навозные жуки. Вот у вас навоз есть?

– Почти нет, – ответила божья коровка. – Редко встречается.

– А у нас – там, откуда я приехал, навоз почти кругом, – ответил навозный жук. – У нас проще быть сытым, чем у вас.

– Но ведь живут же здесь на природе, никто не помирает, – заметила божья коровка.

– Не помирать – нам, навозным жукам, этого мало. Я привык жить сытно, в достатке, в удовлетворении привычных потребностей, – сказал навозный жук. – Пока не обрасту хорошенько жиром, пока не обрету в ваших краях маломальскую щель для житья-бытья, пока своим детушкам навоза не натаскаю, мне дергаться нельзя.

– Ну, это долгая песня, – сочувственно сказала божья коровка. – Так ты никогда не переедешь…

Время шло, дети навозного жука выросли, он их более-менее обеспечил, оборудовал себе добротную щель на природе, плюнул на навоз и переехал… Прошел месяц-другой после переезда, встречаются опять навозный жук и божья коровка. Навозный жук хмурый-прехмурый, божья коровка, как обычно, в приподнятом настроении.

– Что случилось, дорогой навозный жук? – спросила божия коровка. – Ты же исполнил мечту, грех печалиться.

– Исполнить-то исполнил, – проворчал навозный жук. – Но я не знал, что ностальгия такая воспалительная для мозга штука. Понимаешь, навоз по ночам снится! Не могу я без его привычного запаха! Хожу по полям в благоухании цветов, а оно, это благоухание, мне поперек носа, противно и как-то чересчур сладко. Не привык.

– Странно слышать! – удивилась божья коровка.

– Да и мне странно, – согласился навозный жук. – Всю жизнь готовился к переезду, недоедал, экономил, а как переехал, то оказалось, что моя мечта – фикция одна. Навоз мне милее, снятся приятные сердцу «лепешки», гнилостное, но такое компанейское окружение. Оно копошится вокруг – и чувствуешь, что жизнь кипит! А здесь тишина и покой, будто умер.

– Но оглянись: бабочки летают, комарики зудят, листья шелестят, травка… – принялась перечислять божья коровка.

– Тут жирок мой накопленный летит направо-налево, – оборвал божью коровку навозный жук. – Не привык я к созерцательной жизни, мне бы по магазинам пробежаться, а для этого нужно в навоз. Мне бы слетать куда-нибудь за границу, а для этого нужен навоз, а новые одежды, новые штиблеты… Выть хочется, этих потерь никакая природа не восполнит. Природа хороша, когда есть все, к чему привык, как масло к каше, но когда каши, то есть навоза, нет, то красоты эти мне и не видятся.

На том они расстались. Божья коровка продолжила наслаждаться жизнью на природе, а навозный жук опять вернулся в навоз.

Мораль: как часто цель, ради которой мы идем на все средства, со временем теряет привлекательность и замещается средствами, которые становятся целью существования.


О точно выигрышном выборе

По реке на плоту плыл Некто, самый обычный Некто, каких много. Некто занимался привычными делами и уже давно находил в них и смысл своей жизни, и счастье. Но однажды Некто увидел, что река впереди делится на два русла, и Некто заволновался, не зная, по какому руслу плыть, поскольку ему хотелось избрать наиболее удобное и приятное направление.

Решение надо было принимать быстрее, поскольку участок суши, находящийся посреди реки, приближался неотвратимо, а именно к нему несло течением плот, на котором Некто плыл.

Вначале Некто начал загребать влево. Он потратил массу сил, но выгреб на середину левого русла. Внимательнее пригляделся вдаль. Не понравилось.

Некто принялся загребать вправо. Опять потратил массу сил, выгреб на середину правого русла. Вгляделся вдаль, опять не понравилось, поскольку вид левого, покинутого русла, ему показался лучше…

Так Некто и метался между двумя руслами, пока его плот не застрял на отмели на развилке реки. Это добавило работы, как если вообще ничего не предпринимать.

Некто пришлось сталкивать плот с отмели, грести от берега и далее плыть по тому руслу реки, которое выпало случайно, стеная и проклиная судьбу, потому что на плоту невозможно вернуться назад и выбрать другое русло реки, где было бы куда лучше, как думал Некто.

Так Некто и плыл в печали и беспокойстве, пока не доплыл до конца суши, которая, как оказалось, не делила реку на два отдельных русла навсегда, а была всего лишь островом, за которым река вновь становилась единой, как и до острова.

Некто обрадовался и подумал:

«Зачем я тратил столько сил, чтобы выбрать одно из направлений, по которому надо проплыть мимо этого острова, если суть этих усилий – короткое мгновение, в конечном счете, ничего не меняющее?»

Мораль состоит и в последних мыслях героя притчи, и в том, что если приходится принимать обязательное решение в отношении действий, результаты которых неопределенны, то лучше избирать путь наименьших усилий и затрат, чтобы хотя бы в этом точно выиграть.


О вечной проблеме и отсутствии средств

В одном дурдоме текла крыша, но ее никто не чинил, несмотря на то что вначале весенние талые воды, а затем летние дожди заливали все здание, мебель и оборудование. Конечно, виноватые были, и все, естественно, среди сотрудников. Главный врач этого дурдома пробегал по коридорам и раздавал замечания.

– Почему вы не сохраняете мебель и оборудование от дождя? – кричал он.

– Так как же сохранять, если крыша течет? Сколько вам говорили, что надо крышу чинить, а вы все мимо ушей, – отвечали сотрудники.

– Вы крышу не смейте чернить! – кричал главный врач. – Крыша – это святое! Народ ее строил!

– Как же от дождя защититься, если крышу не чинить? – спрашивали сотрудники.

– Закрывайте все, что есть в помещениях, пленкой, – говорил главный врач. – Иначе премии лишать буду.

– Но у нас нет пленки, вы же не выдаете, – говорили сотрудники.

– Правильно, что не выдаю. Не положена по нормативам, спущенным с крыши… то есть – сверху, – отвечал главный врач. – Выкручивайтесь, как хотите…

Так и гнило здание дурдома, пока не сгнило вовсе, или гниение приостановилось, потому что крышу починили или сменили, но это нам неизвестно, потому что это время еще не наступило.

Мораль: иное начальство так напоминает эту текущую крышу, создавая проблемы, от которых нет спасения, и не давая средств, которые бы помогли справиться с этими проблемами, что впору вспомнить притчу о дурдоме.


О поклонении кирпичу

Один суслик верил, как он думал, в царствие небесное, но поклонялся кирпичу. Он верил в то, что после смерти его ждет жизнь на небесах. Верил в то, что сусликовый бог находится где-то там далеко-далеко, что ангелы витают среди облаков, что дух живет вне плоти… Но когда верующий суслик хотел обратиться к своему богу, он шел к кирпичу, который строители обронили на поле, и долго стоял перед ним на коленях. Эту картину увидел другой суслик, прохожий…

– Зачем ты поклоняешься кирпичу? – спросил прохожий.

– Это не просто кирпич, он – святой, в нем обитает наш сусликовый бог, именно здесь он слышит все мои просьбы, – ответил верующий.

– Да как же он может быть святым, этот кирпич, если он точно такой же, как все остальные, из каких люди строят себе дома? – удивился прохожий.

– Это тебе так кажется, потому что ты неверующий, – ответил верующий. – На самом деле, любой предмет, в который веришь, меняет свойства ровно настолько, как веришь. Ты видишь в этом кирпиче просто кирпич, и тебе он может послужить только строительным материалом. Я вижу в этом кирпиче дом сусликового бога. И кирпич становится таковым.

– С подобным я сталкивался не раз, когда пугался собственной тени, – согласился прохожий. – Тень не имеет души, бестелесна, но собственное отношение к ней до того ее одушевляет, что иного впечатлительного она и убить может. Но только тень, конечно, тут ни при чем, – мы сами себя окружаем страхами. Думаю, что таковы твои взаимоотношения с кирпичом, который ты наделил духовными свойствами, поэтому, как тебе кажется, кирпич властвует над тобой, хотя это ты сам над собой властвуешь, передавая власть над собой кирпичу. Ничего в нем нет. Строительный материал и только.

– Не богохульствуй! – рассердился верующий. – Наш сусликовый бог все видит и слышит. И вообще – не мешай мне служить сусликовому богу и своей душе.

– Хорошо, не буду тебе мешать, – согласился прохожий. – Если хочешь, подожду тебя, пока ты исполнишь свое служение, и мы пойдем домой вместе, нам же по пути, а там и поговорим на божественные темы.

– Давай, – согласился верующий…

Оба суслика: верующий и прохожий шли домой и бойко разговаривали, когда им на дороге повстречался третий суслик, попавший в беду.

– Помогите мне, прошу вас, я попал в очень тяжелую ситуацию, – попросил попавший в беду.

– Бог поможет. Иди к кирпичу, где живет наш сусликовый бог, и молись, молись, проси – и тебе воздастся, – сказал верующий и зашагал дальше, хотя, честно говоря, проблемы попавшего в беду для себя лично он обычно решал иным образом.

Прохожий же не стал торопиться, он разговорился с попавшим в беду, узнал все его горести, отнесся к нему милосердно и, как смог, помог…

Мораль состоит в том, что настоящий верующий не тот, кто формально исполняет ритуалы, а тот, кто исполняет заповеди и любит ближнего, как самого себя.


О Небе и Земле

Жили-были Небо и Земля. Земля с восхищением и подобострастием смотрела на Небо, Небо с пренебрежением и брезгливостью смотрело на Землю. Но как-то Небо по какой-то причине пожалело Землю, поскольку своим существованием оно было обязано именно Земле, которая за счет гравитации и удерживала небо над собой.

Небо решило приблизиться к Земле, обнять ее и пообщаться на разные небесные темы, рассказать Земле о том, как оно хранит Землю от космического холода и излучения…

Небо потянулось к Земле, Земля, увидев Небо вблизи, тоже потянула его к себе, так они и сблизились, но погубили всю жизнь, что была между ними, и ничего не создали, кроме холода, льдов и нетающих арктических и антарктических снегов.

А где-то происходила совсем иная история: Земля захотела стать такой же красивой, как Небо, захотела приблизиться к нему, но не стала тянуть Небо к себе, а, наоборот, сама стала расти к Небу. Нет, Земля не сравнялась с Небом, но возникли горы – прекраснейшие земные создания. Возникли растения, кустарники, деревья, животные, птицы, тянущиеся к небу и украшающие землю.

Мораль состоит в том, что, для всеобщего блага, высокое искусство и знание никогда не должны идти навстречу вкусам публики, принижать себя и подстраиваться под них, это публика должна расти…


О легко исчезающем величии культуры

В одном цирке дрессировщику удалось создать группу культурных тигров, которые под рукоплескания публики могли культурно кушать мясо, нанизывая его на вилки и разрезая ножами. Эти тигры могли рисовать мелом на доске и даже читать. Они научились жмурить от удовольствия глаза, прослушивая классическую музыку, и даже ее намурлыкивать.

Тигры много чему научились, но однажды дрессировщик что-то не так сделал, находясь в клетке с культурными тиграми, и те съели его безо всяких вилок, под классическую музыку, которую за мгновение до инцидента слушали, прикрыв от удовольствия глаза.

Мораль: хищника, каковым и является человек, можно заставить проявлять внимание к культуре и искусству, но он все равно кого-нибудь да сожрет.

Декабрьские притчи



О сложности охранения личного

На кухне в безвестной берлоге стояла чашка, из которой любил пить хозяин семьи – медведь. Он считал эту чашку своей и никому не дозволял пользоваться ею. Но поскольку медведь часто уходил из дома по делам охоты или сбора ягод, а то и вовсе засыпал на целую зиму, посасывая лапу, то чашка стояла на кухне без пригляда.

В моменты бесприглядности чашкой медведя-хозяина спокойно пользовались другие медведи, случайно заходившие в кухню. Они попивали из этой чашки разные вкусные напитки, причмокивали и нахваливали, поглядывая в окно, чтобы хозяин чашки не застал их за этим преступным питием, если, конечно, хозяин бродил по лесу, или прислушиваясь к храпу, если хозяин спал, чтобы проснувшись и выйдя из спальни, тот не застал их с чашкой в руках.

Все бы ничего, но иногда медведь-хозяин, попивая из своей чашки, заболевал… Но поскольку медведь-хозяин не знал, что его чашкой пользуются другие, он долгое время недоумевал и возмущался:

– Как же так, вроде ни с кем… и опять заболел?! Может, в малине подцепил?

– Конечно, конечно, – примерно так и ответила бы чашка, если бы могла говорить, а так как она была молчалива, то отвечала, как могла, то есть всем своим видом и делом выражала невинность, кротость и заботливое участие в судьбе медведя.

Конечно, такая ситуация иногда продолжается вечно как в частных владениях, так и в публичных заведениях вроде столовых, где, собственно, никто и не претендует на владение столовыми приборами, но в нашем случае у героя повествования прозрение наступило.

Медведь, в конце концов, сообразил, что чашкой его пользуются другие, пока он не видит. Как он об этом узнал, история умалчивает: то ли заметил следы употребления, то ли чашка оказалась не на том месте, то ли стала излишне чистой, то ли излишне грязной, то ли санитарные врачи взяли смывы… Но, в любом случае, с той поры медведь предпочитает пить из стерильных разовых стаканчиков, а то и просто из своих ладоней.

Мораль состоит в том, что если уж домашнюю чашку невозможно сохранить только для себя, то что говорить о не сидящих на месте людях, каковыми являются, например, супруг или супруга, а тем более друзья и подруги…


О всепрощающем лодочнике и вселюбящей лодке

Однажды некий лодочник связал свою жизнь с лодкой навсегда, то есть влюбился сверх всякой меры, потеряв разум. Лодка тоже любила его, когда он плавал на ней, чинил ее, обхаживал… Но тут надо сказать, что она, скорее всего, любила не лодочника, а свои приятные ощущения, возникавшие, когда она скользила по волнам, свои счастье и эйфорию, и себя более красивую…

Пришло время, когда в эту лодку сел другой лодочник, а может, и не лодочник, а просто угонщик. Угнал он эту лодку, а лодка ничуть не сопротивлялась, плыла, как и при прежнем хозяине, отдаваясь радостям общения с волнами, получая не меньшее счастье. На самом деле, какая разница лодке, кто на ней катается, если ее интересуют ощущения, почти не связанные с конкретным лодочником?

Угонщик покатался, износил лодку и бросил. Лодка загрустила, но пришел ее лодочник, он ее починил, подлатал и поплыл. Лодка опять обрела хорошее настроение. Так продолжалось длительное время: лодка отдавалась и тем и другим, а лодочник возвращался… Но как-то лодочник не заметил течь в лодке, лодка стала тонуть, лодочник принялся ее спасать, да так и утонул вместе с лодкой, повинуясь понятию чести и своей любви, как тот капитан, который не покидает тонущее судно…

Мораль состоит в том, что если партнер позволяет всем кататься на себе, то не надо ревновать, а надо относиться к нему, как к неодушевленному предмету, то есть использовать и бросать, когда вздумается, а не тонуть вместе с ним… но как это иногда сложно…


Об отношении к бесплатному

Один наследник получил прекрасное богатое наследство, а поскольку цену, какой это наследство создавалось, он не знал, и получил его, не прилагая никаких усилий, то принялся тратить…

Праздники, наслаждения, увеселения, азартные игры… И подготовка к этим мероприятиям вошла для наследника в обычный круговорот событий.

Наследник тратил и тратил, пока не стал испытывать нужду, которая, как обычно, возникла внезапно. Тогда наследник принялся экономить, чтобы сносно жить на оставшиеся средства, и искать возможности заработка, что было для него затруднительно, поскольку наследник привык тратить, а не зарабатывать.

Так наследник заблаговременно привел себя к нищенскому состоянию, хотя, если бы изначально тратил разумно, мог бы жить и жить…

Наследство в данной притче – это здоровье, данное родителями. Поскольку здоровье в молодости кажется многим неисчерпаемым и даже тем, о чем думать не стоит, то многие чрезмерно тратят его на заработки, на наслаждения и удовлетворение страстей. Однако здоровье любого человека не неисчерпаемо и приходит в негодность, особенно при невоздержанной его трате. Жаль, что осознать ценность здоровья можно, только лишаясь.


О невозвратном залете

Одна птичка очень любила летать, она летала среди лесов и полей, среди гор и зданий… Она весело пела и танцевала прямо на лету. Летала, летала, но однажды залетела в скворечник, и до того в этом скворечнике было сытно и тепло, что птичка перестала летать и петь, а начала делать ремонт в скворечнике, устилать его пухом, выводить и растить птенцов, заниматься еще множеством дел, о которых понятия не имела, когда просто летала. И до того увлеклась она скворечником, что забыла о полетах и пении, танцах и природе – все заменил ей скворечник.

Мораль состоит в том, чтобы в своих полетах мы никогда не залетали так далеко и безвозвратно, как эта птичка.


О бессмысленности споров с хищниками

Как-то одному барану волки вынесли нелепый приговор, оттяпали ему одну ногу, и у барана осталось только три. Не помню, за что оттяпали, суть не в этом, а в том, что баран, вместо того чтобы зализывать раны и оставить в покое волков, чей естественный аппетит и заключался в том, чтобы лишать баранов не только частей тела, но и жизни, принялся жаловаться на них.

В поисках справедливости, которые начал этот баран, не было ничего предосудительного, но начал он жаловаться на волков тем же волкам, которые имели, правда, более высокое положение в стае.

Смешно, конечно, объяснять волку, каким бы положением тот ни обладал, что грешно кушать баранов, в то время когда волки баранами и питаются. Ну не умирать же им всем, не лишаться же пищи и кормушки?! Однако надежда у барана была, и заключалась она в том, что баран рассчитывал найти среди волков, образно говоря, барана, который бы пожалел его, наказал бы волков, безвинно осудивших его, и вернул бы ему его ногу.

Баран – он и есть баран, что с него взять? Уж каким образом баран рассчитывал вернуть себе ногу, причем давно съеденную, – об этом баран не думал, но ему казалось, что ее можно где-то найти и как-то пришить. Вот таким бараном был этот баран, и, как всякий баран, он был очень упорным в достижении цели.

Писал, писал, писал наш баран… пока с подачи какого-то слегка оголодавшего волка, которому надоела переписка, ему не отгрызли еще одну ногу. С той поры баран ползает по земле на двух… Правда, он считает себя уже не бараном, а, как пострадавший за правду, кем-то духовно ближе к человеку, чем раньше, поскольку вышел на человеческий уровень хотя бы по количеству ног, но проклинает тот день, когда стал спорить с системой власти и тратить на это силы, поскольку остался бы тогда хотя бы на трех ногах.

Мораль состоит в том, что чем меньше споришь с теми, кто решает твою судьбу, и чем меньше их злишь, чем меньше обращаешь на себя внимание, тем сохраннее остаешься, правда, на четвереньках.


О недостойном внимания

Как-то закостенелый хулиганистый бомж, пребывая на железнодорожном вокзале, встретился глаза в глаза со Львом Толстым в одном закутке, какие присутствуют на вокзале. Вполне естественно, что бомж не читал произведения Льва Толстого, не знал его графского положения, но по простой одежде, какую носил Лев Толстой, и неухоженной бороде, бомж признал в нем своего, причем такого своего, у которого, пока не видит полиция, можно что-то и отобрать. Поэтому бомж высказал следующую вызывающую на драку фразу:

– Ну ты и дебил, бородач! Еще тот дебил! Таких дебилов, как ты, учить надо!

Бомж хотел спровоцировать Льва Толстого на возмущение, а потом навешать тому и обобрать. Такие оскорбления, конечно, любой человек воспринял бы вызовом, но только в данном случае бомж имел дело не с обычным человеком…

Лев Толстой, пока бомж говорил свою тираду, молча прошел мимо, будто и не заметил. И правильно сделал, потому что у бомжа в кармане был нож, и много чести было бы этому бомжу, если бы на него обратил внимание Лев Толстой.

В результате Лев Толстой написал еще много чего интересного, а тот бомж так и остался безвестным бомжом, не то что Дантес, убивший Пушкина.

Мораль состоит в том, что если вы в чем-то мастер и имеете имя, не стоит обращать внимание на слова тех, кто ниже вас по статусу, – живее будете.


О занятости, которая не может измениться

Как-то один инструмент, точивший детали и видевший в этом смысл жизни, остался без дела и заскучал. Может, постарел и износился, может, предприятие его ликвидировали, может, забыли о нем, а может – еще какая оказия приключилась, но остался инструмент без дела.

– Как жить, не пойму, помогите, – просил он всех, кто был рядом.

– Займись, наконец, собой, – посоветовал ему кто-то.

Задумался инструмент и последовал совету: занялся собой, но ничего у него не получилось, потому что любой инструмент предназначен для того, чтобы заниматься другими. Так он и мучился, пока его не взяли на какое-то другое предприятие, а может, мучился и в дальнейшем…

Мораль состоит в том, что коли, работая на других или заботясь о других много лет, вы стали в своем роде инструментом, то для собственного счастья вам нужны те, на кого вы могли бы работать и о ком заботиться.


О пользе незнания

Корова родилась на мясной ферме, но, пока была теленком, не задумывалась о будущем и радовалась каждому прожитому дню. Однако время шло, и, познавая мир, корова поняла, что живет на мясной ферме только для того, чтобы стать куском мяса на чьем-то столе. С этого дня в ее жизнь вошли печальное доживание, которое не могло изменить даже жевание сена, и беспокойное ожидание смерти, когда любое неприятное прикосновение казалось исходящим от лезвия лишающего жизни ножа…

Мораль состоит в пожелании, чтобы размышления о конечности нашего бытия никогда не захватывали нас, а понятие смерти оставалось неведомым даже при ее наступлении.


О губительности жалости к себе

Одна тучка очень жалела себя и печалилась о своей незавидной участи. Она то страдала от жаркого солнца, то огорчалась, что природа сделала ее легковесной, наделила ее слишком малым состоянием, то злилась на соседей, которые ее обжимали, оттирали или стремились отхватить от нее кусок…

Тучка страшилась того, что в скором будущем она вовсе исчезнет, как, впрочем, и все тучи… А такие чувства до добра не доводят: они бледнят и проливаются слезами. Так и эта тучка пролилась дождем и исчезла с неба преждевременно.

Мораль очевидна: не надо жалеть себя, в каких бы прискорбных обстоятельствах вы не оказались. Жалость к себе – еще один дополнительный урон.


О желании стать человеком

Как-то в одном диком лесу звери захотели стать людьми. Они научились ходить на задних лапах, исполнять команды, служить и прислуживать, научились хорошо выглядеть и следовать модным тенденциям, научились создавать и ценить искусство. Они научились даже изъясняться лаконично и в пределах полномочий. Они научились соблюдать субординацию и многому другому. Однако все равно при ближайшем рассмотрении в новоявленных людях обнаруживалась звериная морда.

Мораль состоит в том, что если не родился человеком, то никогда им и не станешь.


О близких отношениях, которые при расставании становятся далекими

В горшке рос цветок, рос, рос да разросся. Разросся настолько, что перестал помещаться в горшке. Будущее у этого цветка могло быть печальным, потому как – хотя и говорят: в тесноте, да не в обиде, – некоторые цветы не любят тесноту и гибнут.

Цветок разделили на два и рассадили. Время шло, цветы в обоих горшках разрастались и заполнили их. Однако, даже спустя долгое время, тот цветок, который отсадили, с ностальгией поглядывал на родительский горшок, но там под общность уже не осталось и места…

Мораль состоит в том, что если вас спровадили из семьи или из коллектива, или вы сами ушли, то вернуться назад и ощутить прежнее очарование совместной жизни вряд ли получится.


О победе мелочи над значительным

Два брата, повзрослев и обзаведясь семьями, пожив длительное время врозь, захотели встретиться. Дело, вроде бы немудреное. Однако каждый из братьев привык к иному, чем раньше, образу жизни. Каждый считал свой образ жизни и мыслей единственно верным, поэтому каждый предлагал вариант встречи, в котором определялось время и место, удобное только для одного…

Причина – в банальной гордости. Каждый считал себя в чем-то более старшим, более мудрым, а свое мнение – более достойным, поэтому каждый до того крепко стоял на своей позиции, что они не встретились никогда. Так желание встретиться оказалось куда меньше желания настоять на своем.

Мораль состоит в том, что если принципиальные споры возникают с кем-то из-за пустяков, то вы не так уж и близки с этим человеком, каким бы родным и близким он ни казался.


О вредности споров

Как-то один умный заяц вступил в препирательство с глупым волком. Этим он до того разозлил серого, который обычно по глупости пробегал мимо зайца, что тот приложил все силы, чтобы поймать зайца. Поймал и съел.

Мораль состоит в том, что никогда не надо спорить с глупцами, особенно если те сильны.

***

– Но как же истина? – спросит читатель и продолжит. – В каких-то ситуациях ее надо отстаивать. Хотя бы когда противник слабее.

Хорошо, пусть противник истины будет слабее…

***

Как-то сильный и умный медведь вступил в препирательство с глупым и слабым волком. Этим он до того разозлил волка, что тот позвал на помощь волчью стаю – и вместе они задали такую отменную трепку сильному и умному медведю, что весь лес потом только и говорил:

– Какой все-таки дурак сильный и умный медведь.

Мораль состоит в том, что нельзя спорить с глупцами, даже если они слабы, поскольку они могут позвать на помощь.

***

– Но как же истина проживет без нашей защиты? – спросит огорченный читатель.

Действительно: как?..

***

Как-то один умный волк не вступил в препирательство с глупым волком по поводу капканов, которые глупый волк в силу своего малого опыта, необразованности и глупости считал подарками судьбы. Он думал, что приманка внутри капканов посылается самим Богом, что ее надо брать быстрее…

Умный волк, видя уверенное упорство глупого, не стал того переубеждать. В результате глупый волк попался в капкан, а умный волк помог ему выбраться. Так умный волк не только сохранил хорошие отношения с глупым, но и улучшил эти отношения, поскольку глупый волк теперь был обязан умному жизнью.

Мораль состоит в том, что спорить вообще не надо, а если глупец является непреклонным, то надо оставить его в покое – жизнь сама научит, если потребуется.


О крепости земного и хрупкости небесного

Жили-были растения: кустарник и дерево. Кустарник жил на земле, думал о земных радостях, поэтому высоко не поднимался. Дерево думало о небесных радостях, и для этого укрепляло связи с небом, вытягивая ввысь ствол, удлиняя ветви, умножая их и протягивая к небу.

Разразилась буря. Кустарник, как говорится, крепко стоял на ногах, спокойно пережил бурю, благодаря тому, что тихо и малозаметно для бури скрывался, пошептывая что-то неразборчивое. Он остался жить на земле, понеся мелкие потери в листьях.

Дерево, наоборот, громко шуршало листьями, теряло вместе с листьями ветви, оно сдерживало ветер, мешая ему крушить и пылить. Однако из-за сильного порыва ветра, который приняла на себя его обильная крона, сыгравшая роль паруса, дерево упало на землю, что часто и случается.

Когда закончилась буря, а любая буря заканчивается, то оказалось, что без дерева мир стал менее красив, а на кустарник никто и не обратил внимание.

Мораль очевидна: отзывчивые, сердечные, душевные люди создают красоту этого мира, но они слишком ранимы – и становятся первыми жертвами любых общественных потрясений…


О пользе отсутствия зависти и излишних претензий

На гладкой крыше дорогого автомобиля, стоявшего на анархической автостоянке возле подъезда многоэтажного элитного дома, лежал мордастый пушистый котяра, ничем не хуже своих соплеменников – эрмитажных котов, живущих на полном довольствии и при должности. Котяра этот был таков, что при случайном прикосновении взглядов по покою, разлитому в его глазах, сразу поймешь, что он знает секрет счастья.

Об автомобиле, на котором лежал котяра, мечтали многие, вглядывались в него завистливо и уважительно, когда проходили мимо, но не это заботило котяру. Тот лениво и беззаботно мечтал о чем-то своем. Ему нравилось, что крыша автомобиля была не такая холодная, как вся окружающая его увядающая осенняя природа, нравилось, что никто не докучал в этот почти полуденный час, когда все жильцы, в том числе и владелец машины, были на службе или при работе.

Котяра думал о рядом живущих кошках, с которыми не помешало бы закрутить роман, о том, где бы ему хоть что-нибудь перекусить, потому что желудок уже напоминал, а иногда он, словно проснувшись, а может, услышав подозрительные шумы, посматривал по сторонам и вообще ни о чем не думал, но готов был покинуть крышу машины по первому требованию.

Сложно понять мысли котяры, который не способен говорить, но можно сказать уверенно, что он не завидовал владельцу восхитительного авто, он не завидовал жильцам подъезда, имеющим высокие доходы или престижные должности, сытым ленивым кошкам, проживавшим в подъезде на полном обеспечении. Он вообще не завидовал никому и ничему, потому что ему все это было либо не нужно, либо недоступно. Так он и прожил хорошую кошачью жизнь.

Мораль состоит том, что не мешало бы и человеку в чем-то походить на этого котяру и довольствоваться тем, что имеет по праву. Конечно, стремиться к лучшему, но никогда не завидовать и не усложнять жизнь излишними претензиями.


О сложном пути к признанию общественностью

В одном месте Земли природа создала живописнейший уголок. Конечно, таких уголков на Земле много, но речь идет об одном. Там был и отличный пляж с мелким белым песком, как на тайских островах, и уютная чистая акватория прозрачно-голубого моря, защищенная от стихии скалами. Там были роскошнейшие пальмы, чистейшей зелени травы, яркие красочные цветы, нежные кустарники и прочее, прочее, что усиливает впечатление от живописнейшего уголка.

Была лишь одна беда: мало кто видел эту красоту, потому что и добраться в этот живописнейший уголок было сложно, и жить в нем непросто, из-за опасных насекомых, пресмыкающихся и даже хищников, а также отсутствия комфорта, к которому привык любой городской человек.

Так и остался бы живописнейший уголок природы счастьем единиц, если бы какой-то предприниматель не построил там отели, не проложил дороги и тропинки, если бы не окультурил природу, не извел опасных насекомых и пресмыкающихся. С этого момента живописный уголок обрел настоящую славу.

Мораль состоит в том, что природа любого творца может создать шедевр, однако чтобы этот шедевр обрел признание публики, он должен быть отредактирован, как участок дикой природы, он должен быть, если хотите, усреднен до уровня, на котором публика привыкла понимать произведения искусства, и, наконец, донесен…


О божественности

Как-то один человек, одетый то ли в трирский хитон, прошитый золотыми китайскими нитями, и в сандалии; то ли в легкую хлопковую рубашку, летние штаны и кроссовки; то ли в официальный костюм и туфли, прошел по воде, и не по мелкой луже, а по самой настоящей поверхности моря над громадной его глубиной, и не утонул. Более того, этот человек даже не замочил одежды. Этот многоизвестный, но необычный случай породил средь людей идею его божественности.

Мораль этой короткой притчи состоит в том, что божественным становится тот, кто совершает наказуемые обычно деяния, но никак от этого не страдает.


О преступной благотворительности

Как-то один богатый человек вздумал делиться с нищими. Он подавал им понемногу того, что было у него в достатке. Нищие принимали, благодарили, на том их отношения и заканчивались. Однако богатый подавал не просто так, он думал, что нищие оттого и нищие, что им не хватает так называемого стартового капитала, что нищие, получая от него благо, сумеют понемногу выбраться из нищеты.

Через какое-то время богатый решил оценить результаты своих трудов, пройтись по улицам и внимательно посмотреть: сколько нищих исчезло с улиц от его благодеяний. Прогулявшись, он сильно огорчился увиденному. Оказалось, что нищих стало больше, чем было.

Благодеяния богатого нищие использовали не для того, чтобы избавиться от своей нищеты, а чтобы обрести удовольствия и развлечения. Чем больше богатый подавал, тем больше нищие кутили и развратничали. Более того, видя, что быть нищим выгодно, многие стали рядиться в нищих.

Мораль состоит в том, что когда из благотворительности или милосердия раздаешь блага всем без разбора, не контролируя, на что они тратятся и как используются, то бывает – творишь зло.


Об отношении к подношениям судьбы

Как-то на ноге одного человека вырос гнойник. Он рос и рос, а человек смотрел и ничего не делал, но, когда стало невмоготу, пришел к врачу. Врач осмотрел его и сказал:

– Обратись вы раньше, мое вмешательство было бы простым, а сейчас предстоит операция.

Операция прошла благополучно, человек выздоровел и спросил врача:

– Доктор, как действовать, чтобы не запускать заболевание?

– Если у вас опять возникнет нечто, чего не должно быть, надо скорее от этого избавляться, – сказал врач, имея в виду гнойник.

Больной прислушался к рекомендации и, когда нашел в кармане непонятно откуда взявшуюся пачку денег, выбросил ее, не задумываясь, потому что счел рекомендацию врача относящейся ко всему, чего не должно быть. Чтобы рассказать о своей прилежности, больной отправился к врачу. Врач выслушал и удивился:

– Это вы сделали напрасно. Деньги несут благополучие, а болезни – горести и печали. Надо уметь отличать одно от другого. Вы выбросили свое счастье.

Огорчился больной:

– Но как отличить то, что несет счастье, от того, что несет несчастье?

– Постараюсь дать совет, – ответил доктор. – Всегда думайте, анализируйте, как можете использовать дар судьбы или чье-то подношение, или предложение себе во благо, и какие неприятности возможны. Если блага больше, чем возможных неприятностей, то смело принимайте то, что вам дает судьба. В обратном случае – откажитесь.

– Но как быть в менее очевидных ситуациях? – спросил больной. – Например, кто-то дает, как он думает, хороший совет, как вы в прошлую нашу встречу.

– Совет – не болезнь, от которой надо лечиться, и не материальная ценность или помощь, которые можно употребить, – ответил доктор. – Совет – это чужая претензия на большее знание жизни. В наше время – время узких специалистов, множественных идеалов, характеров и психических расстройств они часто ошибочны и даже вредны. Поясню. Допустим, врач-кардиолог прописал вам принимать аспирин на пользу сердца, сосудам и крови, вы начали соблюдать его рекомендации – и получили язву желудка, потому что желудком ведает другой специалист. Используя чужой совет дословно, вы можете своими руками наделить себя чужой болезнью или отказаться от личного счастья. Поэтому я рекомендовал бы чужие советы вырезать как гнойники, если только они не исходят от человека, действительно наделенного большим жизненным опытом и знанием, в котором вы уверены. Но и к моим рекомендациям, как вы уже понимаете, надо относиться с осторожностью.

Гнойник в данной притче – это то, что несет несчастье, а деньги – это то, то несет счастье. Мораль состоит в том, что свое счастье надо искать умом, а не предчувствиями и слепым доверием.

Январские притчи



О выборе между светом и тьмой

Жили-были Свет и Тьма. Свет освещал все, давал реальное представление о мире и жизни, о начале и конце, о чести и бесчестии, о долге и предательстве, о добре и зле… Тьма скрывала все и давала о мире представление мысленное, надуманное, она тешила напрасными надеждами, пугала несуществующими опасностями, навевала мысли о бесконечности телесной жизни, предавала забвению прошлое, скрывала плохие поступки…

Свет и Тьма жили сразу за развилкой дороги, к которой шла бесконечная вереница людей. За всей этой процессией наблюдал Бог. Он, как творец света, конечно, желал, чтобы все люди выбирали свет, но большинство по-прежнему в надежде на Свет уходило по дороге во Тьму.

Однажды Бог не выдержал, спустился к людям и, выбрав первого попавшегося, спросил:

– Почему ты выбрал тьму, хотя любишь свет?

– Понимаешь, Боже, все в свете хорошо, когда смотришь на других, видны все их погрешности, но как посмотришь на себя, так жить иногда не хочется…

Мораль состоит в том, что на самом деле большинство боится света и любит тьму, хотя на словах любит свет, потому что тьма позволяет обманывать и других, и себя.


О хлипкости личных планов для человека, находящегося в коллективе

Как-то картофелины, проживавшие в мешке, поехали на базар.

– Скоро у нас будет не жизнь, а праздник, – рассуждал мелкий картофель. – Мы пойдем на оливье.

– Нас тоже ждет неплохая кухня, – говорил средний картофель. – Супы, борщи, пюре…

– Говорят, некоторых из нас могут даже нафаршировать, – похвалился крупный картофель.

Гнилая же картофелина лежала, молча и печально, ей нечем было похвалиться, поскольку невозможно похвалиться тем, что ее скоро выбросят в мусорное ведро. Она завидовала здоровым, а чтобы не стать одинокой в своем несчастье, она по дороге заразила несколько здоровых картофелин, которые имели более приятные виды на свое будущее.

Мораль состоит в том, что планы на будущее, конечно, строить можно и нужно, но с оглядкой на окружение.


О последнем, который стал первым

Из города Н. поезд ехал в город О., и было в нем пятнадцать вагонов, пятнадцатый вагон замыкал состав поезда, то есть был последним. Он горестно вздыхал и стенал:

– Нет счастья в жизни, опять я последний, что же другим достаются лавры первых?!

Поезд приехал в Т., там поменяли локомотив и зацепили его со стороны последнего вагона. Так последний стал первым.

Мораль состоит в том, что первый вы или последний, зависит от правил, существующих в обществе, направления развития, движения, а общество меняет направление движения, в отличие от транспорта, крайне редко. Если хотите быть в числе первых, следуйте за лидером и будьте ближе к нему.


О вреде аналогичных ответов

В одной норе жили два подземных жителя, дружившие между собой. Вообще говоря, каждый из подземных жителей жил в своей норе, но их норы были соединены под землей проходом, через который они встречались друг с другом к обоюдной радости. Но как-то один из подземных жителей обронил камешек в общем проходе. Чуть позднее об этот камешек споткнулся другой подземный житель. Он рассердился, понял, что это сделал его друг, и в свою очередь бросил свой камешек. В отместку…

Когда первый подземный житель, тот, что случайно обронил камешек, пошел в гости ко второму, он тоже споткнулся. Глянул вниз и нашел два камешка. О том, что один из них он уронил сам, подземный житель и не подумал, поэтому, чтобы не оставить выходку друга без равного ответа, он бросил в проходе еще два камешка.

Постепенно, действуя по очереди и аналогично в ответ на действия друг друга, оба подземных жителя завалили проход между своими норами так, что не смогли уже больше ни встречаться, ни общаться. Так и закончилась их дружба.

Мораль состоит в том, что, если вам дороги какие-то отношения с людьми, не сорите словами и не обращайте внимания на мелкие размолвки, а также не бойтесь первым убрать мусор из отношений и извиниться.


О непреднамеренных ударах

Жила-была эбонитовая палочка, и жила она в голове среди множества терзающих мыслей, терлась о них и находила в этом идеал. Чем ужаснее была мысль, тем с большим удовольствием эбонитовая палочка устремлялась к ней. Более того, эбонитовая палочка порой командовала самой головой, заставляя ее устремлять внимание туда, где можно почерпнуть новые ужасные мысли, потому что чем более энергичными были ее трения, тем большим смыслом наполнялась ее жизнь. Иногда она так заряжалась статическим электричеством, что волосы на голове вставали дыбом.

Все бы ничего, но была в этом энергичном внутриголовном трении одна беда: палочке требовалось разрядиться, чтобы не сойти с ума от накопленного напряжения. И она разряжалась, била током, причем почему-то в сердца: и в свое, и в сердца окружающих, тех, кто прикасался к палочке не через резиновые диэлектрические перчатки, а подчиненно, доверчиво, любовно, по-дружески, по-семейному.

Мораль состоит в том, что, если в служебной, домашней или дружескойобстановке приходится общаться с человеком мнительным или тревожным, сосредоточенным на негативных мыслях, то надо быть готовым к ударам, нанесение которых этот человек даже и не почувствует.


О мощной силе дилетантизма

Один сильный человек повстречал на своем пути слабого, и разговорились они, кто сильнее. Разговор с точки зрения сильного человека был смешон, поскольку он точно знал, что сильнее, поскольку участвовал во многих соревнованиях, состязаниях, а слабый человек – он и выглядел слабо. Но встретились-то они не на состязании, где присутствовали судьи, где все веса были взвешены и подписаны, а посреди поля.

Сильный человек двинулся на слабого, чтобы побороть, но слабый воскликнул:

– Нет, ты докажи, что сильнее, без рук и мордобития! Мы все-таки люди, а не животные!

Взял сильный человек большой валун, поднял его и сказал:

– Возьми-ка этот груз…

– Зачем мне поднимать твой камень? – спросил слабый человек. – Твой камень – это твой выбор, твоя ноша, а я подниму свой камень, ничуть не меньше твоего.

Слабый человек нашел небольшой булыжник и поднял его. Действовал он на пределе возможностей, как и сильный. Как тут не загордиться?

– Убедился в моей силе? – спросил слабый человек.

– Твой булыжник куда легче моего валуна! – воскликнул сильный человек.

– С чего ты взял?! – воскликнул в свою очередь слабый человек. – На мой взгляд, мой булыжник куда тяжелее твоего валуна!

Сильный человек опешил. В недоумении он поднял булыжник, подбросил его легко, как песчинку, затем взял свой валун и опустил.

– Нет, дорогой, мой валун тяжелее твоего булыжника, – резюмировал сильный человек. – Тебе тренироваться надо, нарастить мышечную массу, чтобы его поднять.

– Как ты смеешь меня унижать?! Тебя можно и под суд! – воскликнул слабый человек. – Я самородок, мне не надо тренироваться. Я достаточно силен.

– Ну раз силен, так подними мой валун, чтобы доказать! – повысил голос сильный человек.

– Тебе надо, ты и поднимай, – ответил слабый человек. – Я уже все доказал. И мой булыжник тяжелее.

Задумался сильный человек: «Как доказать слабому, что он слабее, когда бороться слабый не желает, вокруг ни судей, ни свидетелей, вес валуна и вес булыжника не указан».

Принялся сильный человек спорить со слабым, пытаясь объяснить слабому, что валун тяжелее булыжника, но в споре слабый человек оказался куда задиристее и настолько сильнее сильного, что сильный от спора ослабел…

Мораль состоит в том, что, если вы в чем-то профессионал и встречаетесь с заносчивым самовлюбленным дилетантом, не надо убеждать его в собственной слабости – зря потратите время.


О редкой, но счастливой случайности

Жила-была подкова, вечно между копытом коня и землей, как между молотом и наковальней. Для коня в ней польза, конечно, была, как и для хозяина коня, а вот для самой подковы вся выгода состояла лишь в том, что она служила и была востребованной.

Служила подкова на грязном трудовом поприще смиренно. Молча терпела удары и перековку, иногда подавала голос, когда ею били по камням или асфальту, но голос не горестный, а, скорее, боевой и звонкий. Она не искала выгоды и не привередничала: куда направляли, туда и шла. Но как-то она рассталась с копытом и успокоилась где-то рядом с дорогой.

Как долго подкова пролежала на земле, забытая и никому не нужная, тоже не ясно, но закончилась эта часть ее жизни внезапно, когда нашла ее добрая женщина, верившая в то, что подковы приносят счастье. Она подняла подкову с земли, принесла домой, отмыла и повесила на самое заметное в своем доме место.

С той поры у подковы, привыкшей и к ударам судьбы, и к грязи, началась иная жизнь. Теперь ее показывали гостям как талисман, как предмет, достойный восхищения и уважения. Вот так счастье улыбнулось самой обычной подкове.

Мораль состоит в том, что и в жизни человека многое зависит от случайностей: найдется тот, кто высоко вас оценит, – и будет ваша жизнь интересной и красивой, а в противном случае придется довольствоваться второстепенными ролями…


О благотворительности не по адресу

Один волк принес с охоты другому волку кусок мяса. Съел мясо другой волк, утолил голод и стал раздумывать о причинах столь странной филантропии, не типичной для стай.

«Подлец, безусловно, подлец, замыслил недоброе, подкинул мне кусок мяса, чтобы я подумал, будто друг он мне», – примерно так рассуждал этот волк, назовем его номер два.

Через несколько дней тот самый волк-филантроп, назовем его номер один, опять принес второму кусок мяса. Второй съел мясо и вновь задумался:

«В действиях подлеца заметна система, значит, замыслил что-то серьезное. Попутно хочет унизить меня перед стаей: показать, что я жадный, куском ни с кем не поделюсь, а он добрый, может мне и мяса подкинуть».

Еще через несколько дней первый опять принес второму кусок мяса. Второй, утолив голод, совсем опечалился:

«Вот подлец какой, знает, что не могу отказаться. Унижает и оскорбляет. Не успокоится…»

В момент раздумий второго первый зарычал, собираясь обратиться ко второму. Он, конечно, рассчитывал на благожелательное отношение, что первый выслушает, а потом ответит… Однако первый не стал и слушать, а набросился на второго и вцепился тому в горло. Сквозь яростное рычание вполне отчетливо звучало:

– Вот ты и допрыгался со своими провокациями…

Мораль: в обществе, где не принято любить ближнего своего, любая благотворительность воспринимается как мошенничество, а может, таковой и является.


О невозможности остановиться на выбранном пути

С горы катился камень-валун, и до того он был гладок, что никак не мог остановиться. Он смотрел по сторонам, обращал внимание на другие пути-дорожки, они привлекали его, но… вследствие инерции он катился дальше по склону, не сворачивая с пути, по которому запустила его судьба.

Кто-то может подумать, что камень все устраивало на его пути, поэтому он и не сворачивал. Вынужден огорчить читателя: многое камню не нравилось. Путь камня был неровен и устелен препятствиями, о которые камень бился, он их видел издалека, понимал, что ударится, а может, и вовсе замрет навеки, но продолжал катиться, не сворачивая…

– Куда же он катился, этот камень? – спросит читатель.

Да туда же, куда и все катятся…

Мораль состоит в том, что хотя человек и не безголовый, безвольный камень, но часто катится по инерции, потому что невозможно остановиться на выбранном пути.


О свободной мышеловке

Жила-была мышь, искавшая хорошей жизни. Она была трудолюбивая и упорная в своих поисках, и ей заслуженно повезло. Мышь нашла амбар, полный зерна, где и работать-то особо не требовалось, главное было пролезть…

С этого момента у мыши началась благополучная, сытая, интересная жизнь. Она лазила по горам зерна, каталась с них, как катаются с обычных горок, жонглировала зернами на потеху коллегам, которых собралось немало.

Работа в амбаре, правда, была не без опасностей. Некоторые мыши попадались в мышеловки, но тот, кто не попался, считает, что попадаются другие, глупые, так сказать. Но наша мышь была рассудительная, поэтому спустя какое-то время она задумала бросить это хлопотное, нервное предприятие, поскольку зерна она натаскала достаточно: хватило бы на всю оставшуюся жизнь.

Мышь ушла из амбара, полного зерна, и вновь поселилась в своей норке. Однако спустя короткое время она ощутила разочарование в своей безамбарной жизни. Она настолько привыкла брать из чужого амбара, а свой только наполнять, что ее одолел страх перед будущим. Этот страх погнал мышь обратно…

Она вновь вошла в амбар, полный зерна, душа ее возрадовалась, но ум тревожно подсказал суть этого амбара. Мышь поняла, что настоящая мышеловка совсем не та, что стоит возле горы зерна в амбаре и ждет простака, настоящая мышеловка та, откуда сам не можешь уйти. Эта мысль мыши и является моралью данной притчи.


Об аппаратной невозможности быть услышанным

Одна звуковая дорожка мечтала быть услышанной и стать известной. У нее были все предпосылки. Она была не банальна, не глупа, не примитивна, но нанесена на граммофонную пластинку, вышедшую из моды, а потому лежала запыленная в самом дальнем углу кладовки.

Когда хозяева квартиры заходили в кладовку по делам, она старательно о себе напоминала: пела, кричала, декламировала – но все впустую, поскольку ни одна звуковая дорожка не может звучать без соответствующего оборудования.

Мораль состоит в том, что все, созданное человеком, может зазвучать громко только при желании аппаратов управления и распространения.


Об устаревании форм

Жили-были два кинофильма, не просто кинофильма, а два талантливых кинофильма с отличными актерами и захватывающим сюжетом, но один кинофильм пылился на полках или непыльно лежал невостребованным в хранилищах, а другой – имел широкую публику и был весьма популярен. Но как-то случилось чудо, и эти кинофильмы ожили и встретились друг с другом.

– Как же это так получается: я ничем не уступаю тебе, а публика ко мне ноль внимания! – огорченно сказал невостребованный фильм.

– Не огорчайся ты так, было и у тебя время, когда ты был интересен, а сейчас пришло мое, – утешил востребованный. – У нас все, как у людей: душа остается молода, а тело, форма теряет привлекательность.

– Но мы же бессмертные творения, в отличие от людей, мне обидно лежать на полке, когда я полон жизни и эмоций! – воскликнул невостребованный.

– Эмоций в тебе много, ты вообще отличный, – согласился востребованный. – Но, с другой стороны, посмотри на себя. Ты какой-то серый, черно-белый, а я цветной и яркий, как сама жизнь. Представь себе черно-белую розу и подумай, кто будет любоваться ею, когда рядом растет такая же, но цветная?

– Ты прав, любоваться будут цветной, – согласился невостребованный. – Но все-таки в фильме главное – его внутреннее содержание, сюжет, смысл…

– Конечно, конечно, но законы распространения искусства аналогичны законам распространения самых обычных товаров: перед тем, как вкусить содержание, публика всегда смотрит на упаковку, а твоя упаковка, к сожалению, устарела, – ответил востребованный.

Из ответа востребованного фильма и проистекает мораль притчи: без яркой современной упаковки ни один товар, ни одно произведение искусства, и даже человек, не могут рассчитывать на заметный успех.


О непреднамеренном убийстве

Один человек ударил другого ножом, и так получилось, что насмерть. Убийца, а теперь так приходится называть этого человека, вовсе не хотел убивать, он в какой-то мере не понимал, что делает. Он не сдержался, а когда осознал содеянное, захотел исправить ошибку: наклонился, вынул нож из тела, выбросил его, как будто того и не было, и с надеждой посмотрел на тело, но тело не ожило, а убийцу ждало наказание.

Мораль состоит в том, что каждый порой наносит словами и действиями такие болезненные раны близким и окружающим, что убивает часть сердца, часть души, что как бы потом ни старался загладить вину или забрать свои слова обратно, но былого не возродить – и приходится только расплачиваться.

Февральские притчи



О пессимизме сытости и оптимизме голода

Как-то Сытость и Голод подошли к тому рубежу собственной жизни, за которым уже можно было разглядеть вход в Царствие небесное. Но вот что интересно! Сытость с ностальгией оглядывалась назад, в прошлое, и со страхом, пессимизмом и печалью смотрела в будущее. Голод же, наоборот, в прошлое мало заглядывал, но с оптимизмом смотрел в будущее. Так как они шли рядом, то каждого из них заинтересовали противоположные эмоции друг друга.

– Почему ты не любишь свое прошлое, но с хорошим настроением смотришь в будущее, где мы становимся все старее? – спросила Сытость.

– В моем прошлом ничего особенного не было, до сытости не ел, зарабатывал тяжелым трудом. В прошлом – невзгоды. Надеюсь, в будущем будет легче, а уж в Царствии небесном наемся и отдохну так, как многим и не снилось. А ты-то со своей сытостью, что печально смотришь в будущее? У тебя-то было столько хорошего!

– В том-то и дело, что было. Мое прошлое было настолько хорошим, что будущее вряд ли таким будет. Деньги мне доставались легко, я побывала во многих странах. Ела такие блюда и пила такие вина, какие сегодня здоровье и доходы не позволяют. Будущее меня лишило многого, а дальше будет хуже, а Царствие небесное есть или нет – это еще вопрос.

Мораль состоит в том, что когда жизнь меняется от плохого к лучшему, то и взгляд в будущее более оптимистичный, нежели в обратном случае.


О безропотной востребованности

Жила-была самая обычная бумага, которая, как водится, все терпела. На ней писали разные тексты: как честные, так и бесчестные, как истинные, так и лживые, как приятные, так и огорчительные, как доносы, так и признания в любви… И вот за это качество безропотности и, так сказать, всеядности в бумагу вкладывались деньги, она массово производилась и довольно хорошо жила на разных должностях, не считая, конечно, туалетной. Хотя в каждой профессии есть свои минусы.

Встречалась и другая, необычная, бумага, которая вечно сопротивлялась, если на ней писалось что-то бесчестное, лживое, огорчительное, а тем более доносы. Она отказывалась оставлять на себе чернила, рвалась, и более того: она по своей воле бесчестное превращала в честное, лживое – в истинное… Эту бумагу перестали производить. Она изредка появлялась то там, то здесь, но уже как случайность, как сбой в массовом производстве.

Притча эта задумывалась как притча о востребованной властью журналистике, а получилась притча о востребованности вообще.

Мораль состоит в том, что каждый человек, являясь в начальный момент, как говорится, чистым листом бумаги, ценен своим начальством в первую очередь за свою исполнительность, безропотность, отсутствие ненужной самодеятельности и терпение, на какой бы должности он ни работал и какую бы деятельность не исполнял, хоть даже и палача.


Об ошибочной аналогии

На берегу реки лежал крокодил, широко открыв пасть, как это иногда с крокодилами случается. То ли воздуха ему не хватало, то ли ждал, не забежит ли что съестное, – это неизвестно. Известно одно: пасть была широко раскрыта долгое время и совершенно неподвижна.

Мимо крокодила проходил медведь, искавший место, где справить большую нужду. Обычно он это делал в кустах где придется, а тут, проходя мимо крокодила, что, честно говоря, потрясающая случайность, поскольку медведи обычно не живут рядом с крокодилами, он увидел открытую крокодилью пасть.

Крокодилов медведь никогда не видел и ничего о них не знал, поскольку книги он не читал, однако в людские жилища заглядывал… Увидев пасть крокодила, медведь воспринял ее унитазом, он видел, как люди на нем сидят, перед тем как захлопнуть дверь перед его носом.

Медведь, недолго думая, решил справить большую нужду, как человек, и присел на воображаемый унитаз. В этот момент крокодил почувствовал, что пора обедать. Он с присущей ему молниеносной реакцией захлопнул челюсти и откусил медведю мягкое место настолько, что медведь на всю оставшуюся жизнь зарекся поступать так, как поступают люди.

– А как поступают люди? – спросит читатель.

Они порой по одному-единственному признаку, часто несущественному, или по нескольким несущественным признакам судят в целом о предмете, о явлении, о человеке, о стране, что является в корне ошибочным и приводит к тому, что можно лишиться чего-то существенного для себя, как тот медведь.

Мораль притчи содержится в последнем абзаце, и дополнительно можно пожелать: изучайте предметы, явления, человека, страны глубже, находите их главную суть и не судите поспешно.


О миражах прошлой красоты

Жила-была дюймовочка, только она ела много и неумеренно, мало двигалась, поэтому через короткое время располнела и превратилась в жирного крота. Однако мнение о себе, как о хрупкой, сексуальной и привлекательной у нее осталось.

Располневшая дюймовочка по-прежнему рядилась в обтягивающие одежды и кокетничала с эльфами, надеясь вызвать в них ответное чувство, но получала, в отличие от сказочного финала, отказы… В итоге пришлось ей искать партнера среди тех самых кротов, одному из которых она когда-то отказала во взаимности.

Мораль состоит в том, что надо критически и умно относиться к себе, чтобы не ухудшать свое положение и перспективы и не попадать в смешные ситуации.


О прозревшем слепом

Как-то один слепой собрал вокруг себя неплохую компанию и пошел с нею, как говорится, куда глаза глядят, но поскольку слепой был все-таки слеп, то пошел он вслед за поводырем. Путь был интересный и занимательный. Наш слепой не скучал, но время шло, слепой вначале повзрослел, потом стал еще старше. Однако, как каждый человек, слепой не был забыт Богом, и как-то произошло чудо: слепой прозрел.

Бывший слепой осмотрелся. Компания, которая ему сослепу казалась неплохой, оказалась со значительными изъянами, местность, куда зашел слепой, оказалась крайне неприятной, а положение дел у бывшего теперь слепого, выглядевшее до прозрения вполне блестящим, оказалось невзрачным.

Сильно расстроился этим обстоятельствам бывший слепой и захотел расстаться с изъянной компанией, покинуть неприятную местность и все силы употребить на то, чтобы выправить дела свои. Но, поразмыслив, бывший слепой понял, что ему предстоит остаться в одиночестве, возможно на время, а возможно навсегда, подсчитал, во что ему обойдется путешествие из неприятных мест в приятные, оценил другие свои возможности…

Обобщив свои размышления, бывший слепой решил, что лучше продолжать изображать слепого, чтобы компания его не бросила, поскольку изменить свою жизнь к лучшему он вряд ли сможет.

Мораль содержится в пожелании, чтобы Господь Бог, если мы в какой-то момент жизни являемся слепыми, давал прозрение как можно раньше, чтобы можно было успеть изменить жизнь.


Об отделяющем беспокойстве

По полям гуляло разношерстное стадо, которое охранял и перегонял с места на место пастух. Действовал он не из слепой любви к стаду, а из соображений собственной выгоды. В его задачи входило вырастить каждую шкуру до нужного возраста, чтобы… тут мы ставим многоточие, потому что использование членов стада часто и для них самих тайна, как говорится, за семью печатями.

Но завелась в этом стаде строптивая овца, которая принялась кусать и лягать соседних, более жирных овец, да так, что у тех портилось настроение, накатывала серым комом печаль и кое-где облазила шерсть, то есть портилась шкура, которая для пастуха имела значение.

Пастух некоторое время наблюдал за строптивой овцой, думая, что та скоро успокоится и стадо в том месте, где овца вела угнетающую деятельность, умиротворится – и все пойдет, как раньше. Но нет. Строптивая овца не успокаивалась. Тогда пастух отделил строптивую овцу от стада и до срока направил на использование, о котором мы опять умолчим, потому что шашлык из строптивой овцы получился на славу и пастух просил не привлекать к нему внимания…

Мораль состоит в том, что если сильно беспокоить общество, то вас могут отделить от него надолго.


О реальности и приукрашивании

Жили-были реальность и искусство, были они в больших друзьях, но вечно при встречах спорили, и все на одну и ту же тему: о склонности искусства так расписывать реальность, что реальность сама себя не узнавала. Прихорашивающимся женщинам такая ситуация особенно знакома.

– Зачем ты искажаешь меня, зачем ты приукрашиваешь, кроишь меня по своему разумению? – сердито спрашивала реальность у искусства.

– Что же мне делать, реальность? В тебе есть такие стороны, которые никто знать не хочет. Всем нужна красота, надежда, интрига… и высокие суждения. Вот я и подстраиваюсь. Иначе кому я буду нужна? Кто ко мне потянется? – раскрыло карты искусство.

– Но в твоих произведениях, искусство, кроме приукрашивания, есть много прямого обмана, а еще ты слишком часто передергиваешь: выпячиваешь, преувеличиваешь одни мои стороны, но совершенно игнорируешь другие, – продолжило обвинения реальность.

– Вся жизнь – обман, и он иногда лучше, чем твоя правда. Если показывать честно все твои стороны, многие и жить-то не захотят, а со мною они на что-то надеются, радуются, влюбляются, рожают детей, создают новое, – ответило искусство. – Представь, что будет, если детям с рождения внушать, что любое их дело и занятие, как и они сами, – все обратится в тлен, пыль, грязь. Думаю, мало кто пошел бы с оптимизмом по жизни, а это как раз и надо, чтобы жить, а не превращать жизнь с самого детства в похоронную процессию, чем, правда, она на самом деле и является.

– Ты же соглашаешься со мной, искусство, но все равно врешь! – вспыхнула реальность.

– Да обманываю, но во спасение человечества и из благих побуждений, – согласилось искусство.

– Но ты хоть тут не обманывай, – попросила реальность. – Ты очень даже искусно лжешь для спасения и обогащения личного…

Спор между искусством и реальностью мог бы продолжаться бесконечно, но для вывода морали остальное не важно.

Мораль состоит в том, что искусство настолько заполонило жизнь человеческую, преобразовавшись и в искусство обмана, и в искусство спора, и в прочие виды искусств общения, что реальность и разглядеть-то невозможно.


О привычке

Жил-был производственный пресс. Он давил, выдавливал, штамповал – выполнял тяжелую силовую работу по обработке деталей давлением. Мог из простого металлического листа сделать тазик, мог выдавить узоры и пробить отверстия. Он настолько свыкся с этой своей ипостасью, что по-другому и не умел подходить к предметам и ситуациям. Давить при общении стало его кредо. Поэтому, когда под него подложили упаковку куриных яиц, пресс раздавил их… и за это нельзя его осуждать. Так он устроен.

Мораль состоит в том, что от человека, привыкшего к жестким действиям, сложно ожидать нежности и корректности, даже в ситуациях, этого требующих.


Об умной глупости

Как-то одна откровенная глупость подошла к высокому уму и сказала:

– Здравствуй, брат!

– Здравствуй, – вежливо ответил высокий ум. – Но какой я тебе брат? Между нами мало общего.

– Конечно, ты привык умничать, – согласилась глупость. – Заносишься. Зря ты так ко мне. Мы с тобой в одной лодке.

– В какой же? – усмехнулся высокий ум.

– Ты получаешь от общества такое же отторжение, как и я, – ответила глупость.

– Так, дорогая, ты получаешь свои оплеухи за свою глупость, – ответил высокий ум, – а я за то, что открываю умное и великое, что, правда, этому обществу либо непонятно, либо неприятно.

– Какая разница, чем провоцируется общество: глупостью или умом, – если результат один и тот же? – совсем не по-глупому изумилась глупость.

– Разница в том, что будущее все покажет, – ответил высокий ум. – Потомки оценят, и я займу свое достойное место…

– Место в будущем, дорогой ум, у нас одно и то же. И ты знаешь какое, – опять не по-глупому ответила глупость. – На кладбище. А оценят тебя или не оценят – это, как говорится, бабушка надвое сказала. Да, собственно, какая тебе разница будет, лежа на кладбище, как тебя оценят потомки?

– Как какая разница? – рассердился высокий ум. – Я тружусь ради высокого, в моей жизни есть цель…

– Ты со своей целью в большей дыре, чем я, – прервала высокий ум глупость. – Ты лучше бы использовал свой ум в деле, которое сделало бы тебя счастливым при жизни. Это куда лучше любой светлой памяти. Вот меня берут на работу туда, откуда тебя увольняют, потому что я со своей глупостью понимаю, что чем больше я на стороне начальства, которому ты не нравишься, тем более я в фаворе, тем больше шансов у меня продвинуться по службе, правда, пока я крепко не ошибусь по своей глупости.

– Но ведь это же подло, – ответил высокий ум.

– А я в церковь схожу, Бог простит, а смерть спишет, – ответила глупость, – поэтому присоединяйся, у ума без хитрости и глупости нет перспектив. Неужели ты – такой умный – не можешь поглупеть, чтобы не видеть то, что не положено, и не видеть то, что народ не понимает, или хотя бы промолчать?

– Я не могу сдержаться и должен обязательно с кем-то поделиться тем, что узнал, рассказать, иначе и жизнь не в радость.

– Но ты уже не раз почувствовал, что твоя умственная радость оборачивается такими жизненными неприятностями, что лучше было бы промолчать, – напомнила глупость.

– Ты права, глупость, ты совсем не такая глупая, как кажешься, – согласился высокий ум. – Вся беда в том, что я ничего не могу с собой поделать. Я такой, какой есть, и ценю себя именно таким. Без того, что ты называешь умничать, мне жизнь не мила. В этом смысле – это я глуп, а не ты.

– И мне жизнь не мила без того, что ты называешь глупостью, потому что я считаю благотворящую глупость высшим проявлением ума, – ответила глупость.

– Тогда ты мне действительно брат, – согласился высокий ум. – Хотя, скорее всего, – подруга. Давай всегда будем вместе.

– Давай, – согласилась глупость.

Так они и пошли вместе по жизни, где от великого да смешного даже не один шаг, а и вовсе его нет, поскольку пошли глупость и высокий ум в обнимку, и до того крепко обнялись, что стали одним целым.

Мораль состоит в том, что любой умный в чем-то глуп, а любой глупый в чем-то умен, поэтому не зазнавайтесь и не огорчайтесь по поводу своих умственных качеств.


О мудреце и осле

В одной стране, точнее – в деревне, а может, в стране-деревне, жил один мудрец. Точностью и привлекательностью своей мысли он покорил многих в этой стране-деревне, его любили деревенские жители, они слушали его и цитировали и вечно были на его стороне. Но как-то средь всей этой любящей мудреца публики к мудрецу подошел осел, принадлежавший какому-то сельскому богатею, и ни с того ни с сего лягнул мудреца, да так, что тот свалился в грязь.

Происшествие вызвало средь большей части публики огорченное удивление, что такого умного человека, который так крепко стоял на ногах, смог уронить в грязь простой осел. А тут набежали и другие ослы, завидев потеху, они принялись лягать лежащего мудреца и смешивать его с грязью…

Конечно, умный человек не может жить без завистников и врагов. Увидев падшего мудреца, враги оживились, принялись публично оплевывать его и кричать:

– Да какой же это мудрец, если простой осел оказался сильнее?!

– Если он такой умный, то почему же он ниже осла?!

– Весь его ум грязный, а осел как был чист, так и остался!..

С этого момента вся страна-деревня принялась поклоняться ослу…

Мораль: где подчиняются не разуму, а силе и страху, там могут подчиняться и ослу в образе человеческом.


О желании лучшего

Жила-была голая земля и человек, гулявший по ней, смотревший на землю и не видевший на ней ничего красивого. Но пришла весна, а за ней лето, на земле зацвели трава и цветы, человек оказался трудолюбив и сам насадил деревьев, кустарников и цветов. Когда все выросло, человек, которого мы назовем эстетом, сказал:

– Какая красота!

А если и не сказал, то почувствовал сердцем.

Но пришел другой человек, которого мы назовем вандал: давай рвать цветы, ломать кустарники, пилить деревья, и все лишь ради того, чтобы доказать человеку, полюбившему красоту, что его красота растет на грязи, пыли и неприглядных моментах… Он назвал свои действия:

– Открыть глаза на правду!

– Зачем мне нужна эта правда жизни, если она так печальна и некрасива? – спросил эстет.

– Потому что грешно нюхать розы, когда они лишь скрывают основу жизни, которая властвует над всем, – ответил вандал.

– Но что ты предлагаешь делать? Неужели опять жить на голой земле? – спросил эстет.

– Нет, мы сейчас вырвем все, что еще цветет и растет, потом сделаем землю лучше и вновь посадим новые цветы, кустарники и деревья, – ответил вандал, который, как вы уже понимаете, тоже был эстет, но в перспективе.

– Но мы и так это имеем, а можем сделать еще лучше, – напомнил эстет.

– Лучшего на этой земле ничего не вырастет, ее надо удобрять, – сказал со знанием дела вандал, – а я хочу жить здесь, как живут там…

Вандал махнул рукой куда-то вдаль.

– Давай будем эту землю понемногу удобрять, чтобы не портить растительность, – предложил эстет.

– Это слишком долгий путь, – ответил вандал. – Тут нужны коренные преобразования.

– Но я не хочу даже временно жить на голой земле, – заявил эстет…

Дело окончилось большой дракой…

Мораль состоит в том, что на любой земле, в любом общественном строе есть своя красота, и есть ее противники, но лучше не доводить дело до революций, после которых на долгое время остается пустыня.


О везении, неподвластном разуму

Жили-были два человека. Один настойчиво искал счастья: свой счастливый лотерейный билет. Он регулярно и помногу их покупал, повышая вероятность выигрыша, но за всю жизнь терпеливого и смиренного труда по покупке лотерейных билетов ни разу не выиграл чего-либо существенного. Другой человек не искал счастья расчетливо, но как-то купил единственный лотерейный билет – и выиграл крупную сумму денег. Встретились они и разговорились.

– Это же несправедливо, что выиграл ты, а не я! – возмущался терпеливый, но невезучий. – Я регулярно участвовал в лотерейных розыгрышах, а выиграл ты, который, можно сказать, пальцем о палец не стукнул.

– Но я же не мухлевал, был с тобой в равных условиях, просто так получилось, что я вытянул выигрышный билет, что же ты на меня сердишься? – спросил везучий.

– Так как не сердиться? Ведь есть же поговорка: без труда не выловишь и рыбку из пруда! Вот я, следуя этой поговорке, которой верил, трудился всю жизнь в поисках счастливого лотерейного билета, но безрезультатно. А ты, который ничего не делал, который случайно купил билет, взял да выиграл! Вот я и спрашиваю: где справедливость? – ответил невезучий.

– Вдумайся в то, что ты говоришь! О какой справедливости может идти речь в случайных выигрышах и азартных играх? – ответил вопросом на вопрос везучий. – Так уж устроен мир. Самолеты падают, и ни один пассажир, как бы ни трудился, не застрахован от этой случайности. Есть множество болезней, но ни один человек, как бы он ни предохранялся, не застрахован от заболевания. Есть множество творческих, талантливых людей, но ни один, как бы ни трудился, не сможет гарантированно обеспечить себе место в элите… Случайности не подвластны труду.

– И все-таки это несправедливо, – ответил невезучий.

– Иди, расскажи это колосу, оставшемуся без дождя, или попавшему в капкан зверю… Они с тобою согласятся, – ответил везучий. – Но по мне, это хорошо, что везение не зависит от труда. В этом и суть жизни. Кто-то следит за здоровьем настойчиво и внимательно, ограждая себя от нездоровых радостей жизни, и на потеху всем помирает. Не надо беспокоиться о неподвластном. Даже в главной молитве христианства при обращении к Богу говорится: «Да будет воля твоя…» – не воля человека, а Бога!

– Но ведь хочется выиграть, – не унимался невезучий.

– Если ты должен выиграть, то выиграешь непременно, но это не тебе решать, твоя задача лишь иногда, изредка, показываться у лотерейного киоска, чтобы дать Богу возможность изъявить свою волю, если таковая у него имеется в твоем отношении, а ты торчишь возле лотерейного киоска, – ответил везучий. – Ты слишком любишь удачу, а она, как женщина, перестает на тебя обращать внимание, пренебрегает тобою. Забудь о выигрышах и надеждах на них, просто живи так, как тебе нравится, и тогда, если ты и не выиграешь ничего, тебе не в чем себя будет упрекнуть, и не придется завидовать тем, кто выиграл, потому что тебе и без выигрыша будет хорошо.

Мораль притчи состоит в ответах везучего человека.


О вреде молчания при поиске неизвестного

Как-то один цыпленок вышел в первый раз во взрослое куриное царство, чтобы поклевать твердого зерна, которого он до этого никогда не видел, и со свойственной всем курам молчаливостью, суетливостью и самомнением устремился на поиски еды, которую он привык не искать, а получать, поскольку его, как малыша, обычно кормили…

Взрослые куры давно уже клевали и насыщались, а наш цыпленок ходил возле них бестолково. Он бы так и ушел от кормушки, как говорится не солоно хлебавши, если бы одна пожилая мудрая курица не осерчала от его цыпленочьей несообразительности и сердито не произнесла:

– Молодой человек, что вы все не там ищете?! Вот ваши зерна! Знайте на будущее: лучше, задав вопрос, пять минут побыть глупцом, чем быть им всю оставшуюся жизнь.

При этом курица указала когтистой лапой на зерно и подтолкнула одно цыпленку. Цыпленок быстро усвоил урок и занялся едой…

Мораль состоит в следующем, если вы чего-то не знаете, то не будьте бессловесной курицей, не бойтесь спросить, чем показывать мало того, что свою неграмотность, но еще и нелюдимость.


О детях-переростках и горе-родителях

В одном благоустроенном гнезде, на одном из этажей многоэтажного дерева жила бойкая птичья семья. Жили они, как обычно живут все птицы: муж и жена улетали с утра на работу, потому что дома их ждали, широко открыв клювы, два горластых птенца.

Родители летали по полям и лесам, неустанно махали крыльями, думая, как бы прокормиться и прокормить, ожидая совершеннолетия птенцов, которые в это время обычно начинали летать и самостоятельно искать корм. Тогда, надеялись родители: отдохнем.

Время шло, минуло совершеннолетие птенцов, но для родителей ничего не изменилось. Птенцы вошли в роль вечных птенцов, а у родителей клюв не поднимался выбросить их из гнезда в свободный полет, как это обычно и происходит в типично птичьих семьях.

Вот так и продолжила жить эта семья. Птенцы по-прежнему широко открывали клюв, похожий уже не на маленькую чашку, а на огромный тазик, а родители по-прежнему летали по полям и лесам в поисках прокорма, пока в один не очень прекрасный момент птенцы их не проглотили вместе с кормом, даже не заметив.

Мораль состоит в том, что ребенка надо приучать к труду с того момента, как он становится способен, иначе может так случиться, что впоследствии он так и будет сидеть на месте вместе со своими растущими аппетитами, в ожидании того, что принесут родители.


О мертвой энциклопедичности и живой глупости

Жила-была библиотека, в которой каких книг только не было. Знания, собранные в библиотеке впечатляли и потрясали. Именно это свое качество библиотека ценила превыше всего и глумилась над окружающими ее людьми, которые выглядели куда невежественнее ее.

– Вы же недоучки, что вы можете…?! – потешалась библиотека. – Я могу процитировать что угодно и кого угодно, а вы, не имея такого, как у меня, энциклопедического ума, мните о себе….

Один человек расслышал высказывание библиотеки и спросил ее:

– О богатстве знаний, собранных в тебе, никто не спорит, но что ты можешь сделать на их основе?

– Я могу их дать, – ответила библиотека.

– Спасибо, – ответил человек. – А я могу строить этот мир, изменять его, а я могу дать новые знания, которые попадут в тебя. Ты хоть что-то из этого можешь? Можешь ли ты хоть слово сама написать?

– Я этого не могу, но мне это и не нужно, главное – я умнее и мудрее, – надменно ответила библиотека.

– Любой ум без умения предпринимать и действовать – ничто. В этом смысле ты хуже ребенка. Не будь человека, ценящего тебя, ты походила бы на пустотелую каменную глыбу, наполненную бумагой, – ответил человек.

Библиотека в ответ обиженно прогремела закрывшимися дверями, на том диалог прекратился.

Мораль состоит в том, что энциклопедичность человеческая на самом деле не настолько определяет живой ум, как умение наилучшим образом анализировать факты, полезно действовать на основе имеющихся знаний и возможностей, и открывать новое.


О том, что приученный брать вряд ли сумеет научиться отдавать

Бычок попал в руки доброму хозяину, который вместо того, чтобы использовать этого бычка в крестьянских трудах, принялся холить его, откармливать, убирать из-под него навоз и оберегать от невзгод. Вырос бычок в полноценного быка, а хозяин продолжал его обхаживать. Однако время шло, хозяин стал слабее, здоровье стало пошаливать. Те дела, с которыми он легко справлялся, стали его утомлять, поэтому и бычку он вынужденно уделял меньше внимания.

Бычок хмуро смотрел на ущемления в привычных правах и надеждах, и с каждым днем становился мрачнее. А как-то хозяин подошел к бычку и попросил помощи… затем еще попросил и еще… Не дождавшись, он высказал бычку все, что о нем думает. Думаете, бычок устыдился и побежал помогать? Нет. Он разозлился до такой степени, что поднял хозяина на рога, потому что не привык к такому отношению, которое, вообще говоря, должно быть обычным для всех бычков.

Читатель скажет: бычки – они такие… Но, видимо, не в породе дело. Хозяин бычка очутился в больничной палате, там он принялся рассказывать свою горестную историю, но был прерван соседом. Оказалось, сосед – хозяин самой обычной боязливой курицы, которую тоже баловал. Курица выросла, и хозяин попросил ее высидеть ее же собственные яйца. Но смирная курица, которую сложно заподозрить в агрессии, когтями разодрала хозяину лицо …

Мораль состоит в том, что при подобном воспитании, антипатию и агрессию ребенка может вызвать не только обращение за помощью, но и указание на то, что человек обязан исполнять.


О привычном негативе

Жил-был голубь. Он почти ничем не отличался от других, также летал, также клевал все съестное, что попадалось на пути, также вынужденно сбивался в стаи. Отличало этого голубя то, что любил он бросить помет на человека, а еще лучше – на его голову.

Голуби иногда сеют помет на людей, но многие делают это случайно, а наш герой действовал намеренно и целеустремленно, прилагая все умения, дарованные от рождения и воспитанные жизненным опытом, чтобы испортить кому-либо шевелюру или одежду. Если день проходил без точного и безнаказанного пометометания, то голубь этот плохо спал и страдал от невысказанных чувств, зря прожитого дня. И все потому, что голубь считал себя не просто птицей, а птицей высокого полета, которая обязана учить всех окружающих уму-разуму, разрушать их самоуверенность, гасить гордыню…

Критический порыв голубя был бы неплох, но сам голубь по уровню развития был ниже многих из тех голов, на которые он удачно бросал помет. Более того, голубь не стремился уравняться в познаниях с теми головами, над которыми пролетал, он просто пользовался своим положением, находил наиболее удобную и подставившуюся голову, делал свое дело, и гордо с осознанием выполненного долга летел дальше. Вот так он и жил, и если кто-то думает, что голубь пострадал за свои безобразия, то он ошибается, поскольку голубя этого сложно было поймать, поскольку от других он почти не отличался, и в целом – никому не был нужен.

Мораль состоит в том, что человек часто выказывает отношение к существующему и происходящему, как голубь из притчи, не потому что разбирается в предмете, а потому что просто справляет нужду…


Об убивающем автоматизме

Одна белка за много лет привыкла ходить на летнюю работу на грибную поляну по одному и тому же маршруту так, что даже не задумывалась. Путь ее был до того ею изучен и вошел в такую устоявшуюся привычку, что белка по пути, чтобы интересно провести время смотрела какой-то кинофильм по смартфону, не отвлекаясь на разглядывание окрестностей.

Но однажды произошло событие, изменившее жизнь белки навсегда. Когда она прыгала на работу, то оказалось, что исчезло дерево, на которое она привычно запрыгивала, чтобы следом прыгнуть на другое. Оно оказалось свалено ураганом, или спилено. Белка вынужденно спустилась на землю, принялась искать путь к грибной поляне, но не нашла, потому что путь помнили ее лапки, а не голова.

Мораль состоит в том, что автоматизм хорош в любом мастерстве, но чтобы не попасть в положение заблудившейся белки, знайте о своем деле и пути как можно больше и не забывайте первоначальных сведений.


О непреднамеренном обучении характеру

Однажды серое унылое платье было так хорошо отреставрировано, так хорошо перекроено и перешито, что попало в салон высокой моды, и стало кем-то сродни уважаемому преподавателю университета. К нему приходили разные ученики: веселые, озорные, ироничные и шустрые…, а обучение длилось не один день. И на каждом занятии и уроке, на каждом экзамене ученики, какими бы они ни были, примеривали это отличное платье серой печали, потому что иначе они потеряли бы доброе расположение преподавателя. Регулярные занятия принесли неутешительные итоги. На выпускном испытании, какими бы характерами ученики не обладали, они все сшили на себя и одели серые унылые платья, а вскоре и сами превратились в эти серые унылые платья.

Мораль состоит в известной народной мудрости, что с кем поведешься от того и наберешься, но с небольшим отличием, касающимся учителей: учитель всегда сеет в учениках не только знания, но и свой характер, поэтому беря знания со всем остальным надо быть осторожнее.

Заключение



О бережном отношении к очарованию

С самой красивой девушкой своих снов Алик познакомился на реке. Его принесло к ней течением, когда она, неподвластная этому течению, сидела прямо на воде и о чем-то мечтала.

Алик лежал в лодке с невысокими бортами, он давно заприметил ее, но, имитируя внезапную встречу, делал вид, что не видит, а показал, что заметил, когда они оказались нос к носу, когда отрицать факт встречи стало невозможно. Он пошутил о случайностях судьбы, она что-то ответила недоверчиво, но не отталкивающе, а, наоборот, предлагая продолжение…

Потом она оказалась гостьей в его доме, а потом – исчезла. На ее месте появилась другая, лицо которой уже не несло прежнего очарования…

Может, это была она же, но спустя время, а может, и вовсе – другая. Все же очарование – лишь момент, мгновение, которое мало кому удается пронести через всю жизнь, которое как свеча, вынесенная из храма, может погаснуть уже через несколько шагов от ветра, при ненадлежащей защите.

Очарование может погаснуть и от завистливых взглядов, от сплетен, от всего того, что вмешивается в нашедшие прекрасное течение мысли, сбивает их водоворотом, затягивает в темную пучину, подальше от света, а затем отпускает, когда очарование остается где-то позади невозвратного течения времени…

«О, девушка моей мечты! – мысленно воскликнул Алик, вспоминая прошлое. – Мне тебя не хватало всю жизнь. Мне всю жизнь не хватало теплого спокойного расположения к тебе моего сердца, без тревог, без горечи измен. Остановись, мгновенье! Как верна эта фраза…»

Однако то очаровательное мгновенье встречи никуда не исчезло, девушка снов и мечты сумела каким-то образом остановить его. Она по-прежнему пребывала на реке, неподвластная ее движению, а Алика несло куда-то, несло… Это он, Алик,не сумел остановиться, не сумел сберечь очарование, но он этого не знал и относил свою потерю к поступкам девушки своей мечты. Видимо, в бережном отношении к очарованию и заключается путь к счастью, и даже путь к Богу.

Мораль состоит в том, что надо гнать прочь всех, кто пытается затушить или утопить очарование, потому что расставаться с этой жизнью придется каждому поодиночке, и лучше упасть в пропасть, в которую река жизни низвергнется водопадом однажды, очарованно глядя на любимый лик, упасть в счастье, чем упасть, обреченно смотря в пропасть.


О комфортном порабощении

Загнанный и несчастный голубь влетел в дом Алика и забился в какое-то углубление в стене, наподобие поддувала печи. Он сидел там: то испуганно выглядывал, а то поворачивался задом – и тогда его предательски выдавал хвост. Алик прикрыл поддувало весьма хлипкой дверцей, чтобы успокоить разволновавшуюся птицу. Он не хотел, чтобы птица погибла, но не мог понять, где то зло, которое загнало ее в укрытие.

Вот какая-то кошка, привычный враг птиц, она что-то вынюхивала… Алик ее отогнал. Лохматая собака забегала по дому… Алик и ее отогнал. Возник ягненок, безопасный для голубя, но Алик пригляделся и увидел суть этого ягненка. Зло оказалось внутри этого внешне дружелюбного создания. Он прогнал и ягненка…

Как только животные исчезли, на стенах дома сами собой стали появляться красивые узоры, возник телевизор, по которому шла какая-то программа, появилась полочка, на которой лежали баранки, пряники, кренделя. Напротив телевизора возник стол с фруктами и сладостями, словно бы для того, чтобы с удовольствием наслаждаться просмотром.

Алик воспользовался приглашением ставшего волшебным дома и даже слегка покуражился, присев возле стола на корточки, и сказав:

– А где же кресло?

Тут же он направил руку вниз и с удовлетворением нащупал под собой седалище, на которое и опустился…

Было очень комфортно, и этот комфорт Алик воспринял добром.

«Как хорошо иногда совершать верные поступки, жизнь от них преображается к лучшему», – подумал он и поискал глазами голубя. Он нашел его. Голубь сидел на прежнем месте: в углублении наподобие поддувала в печи, и его предательски выдавал только дрожащий от испуга хвост…

В силу подозрительности мы часто воспринимаем злом то живое в себе, что злом не является, избавляемся от него, работаем на личный комфорт, который нам кажется добром, но на самом деле загоняем голубя своего мира в самые потаенные уголки души.


Об управлении

Семья ехала в машине: Алик, Марина и двое их детей. Марина что-то искала в Интернете, и для того, чтобы ей было удобно, зеркало заднего вида, располагающееся в салоне, было заменено на компьютерный монитор, в котором вместо информации о дороге отражалась информация из Интернета.

Уже давно ставший главой семьи лишь номинально, Алик сидел на заднем сиденье машины и наблюдал за этой непонятной ему жизнью, наблюдал, как их машина, проехав прямо по улице, повернула на другую… Вдруг он спохватился о водителе.

Повзрослевшие дети и Алик сидели на заднем сиденье машины, Марина сидела справа от водительского сиденья, а на месте водителя никого не было. Как машина ехала по дороге и как она повернула – одному Богу известно. Алик испугался. В любой момент машина могла врезаться во встречную, выехать на обочину или на тротуар, или…

– Мне нужно на водительское место! – вскрикнул Алик и полез вперед.

Но не тут-то было. Родные принялись ему препятствовать, ничуть не осознавая грозящей опасности и по-прежнему уповая на Бога: коли машина едет без водителя – и все нормально, так зачем же мешать? Законный вопрос для очень многих. Коли все идет само собой, так зачем вмешиваться?

Это была самая невероятная по своей удачливости езда с безумными пассажирами…

Машина в этой притче – это семья. Она требует управления. Но часто семья живет, как получится, отрицая управление и планирование, выбирая комфортное и приятное времяпровождение вместо разумного и рационального.


Об обязательной защите зрения

Дел было много, и Алик вошел в комнату, чтобы исполнить одно из них, но наткнулся на кота, агрессивного кота, который напал на него, стремясь ударить лапами именно по глазам. Алик отмахивался от кота, но это мало помогало. Кот, к счастью Алика, на время увлекался его руками, забывая о своей главной цели: глазах.

Рядом оказалась штора, и Алик концом шторы принялся отмахиваться от кота, однако кот вцепился в штору, забрался по ней и, раскачиваясь, все также пытался добраться до глаз… Дела, конечно, были забыты, все внимание Алика оказалось увлечено котом.

Первое, чего хотят добиться неприятели и неприятности, – это лишить индивидуального уникального восприятия мира, спокойного сознания и наполнить мир суетой, не имеющей отношения к целям. Они понимают: главное – повредить противнику глаза, остальное он доделает сам.


О невозможной возможности избавления от раздирающих беспокойств

Пухлый, буквально лоснящийся от жира, рекламный агент, приятный, манерный и словоохотливый, словно уволенный прокурор в поисках работы, невесть каким образом проник в квартиру Алика и Марины, и предложение его было неожиданно.

– Его нужно просто отрезать, и вам сразу станет легче, – сказал рекламный агент. – Это не больно и быстро.

Он взял большие ножницы, показательно поднес к своему паху и клацнул.

– Вот и все, одно мгновенье – и вас ничто не встревожит, – убедительно произнес он после демонстрации.

Алик и Марина посмотрели на рекламного агента с недоверием и непониманием. Прочитав их вопросы на лицах, рекламный агент отложил ножницы, взял нож, махнул лезвием возле паха.

– Можно и так, – пояснил он.

Тут нечего было гадать – рекламный агент предлагал отрезать половой орган, не кастрацию, когда удаляют лишь половые железы, а оскопление не только с отнятием яичек, чудесных близнят, а именно полное отрезание – вторую, или царскую, печать.

Алик был удивлен, что этот рекламный агент пришел к нему. Удивлена была и Марина. Подозревая подвох, он попросил рекламного агента обнажиться и показать, отрезал ли он сам у себя половой орган или только другим предлагает.

– Марина, отвернись, – попросил он, но Марина и не подумала отворачиваться. Ей было интересно.

Рекламный агент не заставил себя ждать, он быстро скинул одежду, и между ног у него действительно ничего не оказалось, кроме заметного красноватого шрама. А в остальном – пустота. Лицо его выражало довольство. Обнажение уродства нисколько не волновало его. Он предлагал хороший выход избавления от проблем, огорчений и беспокойств, который испробовал на себе, а значит, был честен.

Мораль следующая: инстинкты настолько доминируют в жизни, что, кажется, лучше от них избавиться, чем идти у них на поводу, но тогда вымрет само человечество…


О сложности получения чистоты

Наступило Крещение, и народ устремился в церковь, чтобы наполнить сосуды крещенской водой. Пришел в церковь и Алик. Он налил освященную воду в пятилитровую канистру, но, собравшись уходить, открыл крышку, чтобы проверить, какова эта освященная вода. К своему удивлению он увидел, что она вся бурлит и со дна поднимается черная мусорная взвесь. Нести такую грязь домой он не осмелился.

Алик вылил воду и решил налить новую, тем более что к чану, где освящалась вода, снова шел поп, чтобы совершить таинство. За попом шли верующие и страждущие, но Алик в очереди был первым. Он оказался рядом с попом, когда тот читал молитвы освящения воды. Услышанное опять удивило его.

Молитвы были необычные, потому как сквозь слова святого писания слышались слова лукавые и, скорее, дьявольские, чем божественные. Алик задумался:

«Может, истинная вера попов, которые склонны ко всем мирским и властным грехам, порой более, чем самые грешные из верующих, творит такое с водой, превращая ее не в божественное откровение и очищение, а в дьявольское зелье. Какой человек освящает воду и какой ее разливает верующим, такова и вода».

Однако на людях Алик не показал сомнений. Он налил этой чистой на вид воды из чана освящения в свою канистрочку, вышел из церкви, открыл крышку… Опять грязь.

Мораль: чистота всего исходящего из источника зависит от того, насколько он сам чист.


О праздновании жертвы

В маленьком нефтяном городе праздновали день рождения Алика. Праздновали красиво. Вначале был фуршет с прекрасным столом, заполненным закусками и дорогими винами и шампанским. Затем состоялось торжественное награждение Алика какой-то грамотой перед строем чиновников, главным из которых был толстенький с коротенькими усиками. Видно было, что усач не проявлял особого уважения или любви к Алику, но исполнял порученное.

Затем гости вернулись к столам с угощением. Алик расположился возле главного стола с бокалом шампанского в руке. Он его просто держал. Он ничего не пил и не ел, он пребывал в потрясении, удивлении от виденного, что считал невозможным в силу того, что именно эти люди втоптали его в грязь. Тут к нему подбежали подростки, мягко схватили за руки и повели в рядом расположенный спортзал, чтобы как какого-то триумфатора подбрасывать на руках. Это было уже чересчур…

Мораль: иногда человека втаптывают в такую грязь, от которой уже недалеко и до глины, из которой делают предметы искусства, достойные восхищения.


О преображении с помощью хулиганов

Вид у Алика был неважный. Время потрепало его. Он нес множество свертков-покупок, ладонь крепко держала трость, подразумевавшую под собой немощность стариковскую, на которую и купилась компания искавших веселья хулиганов.

Они хотели покуражиться, выставить Алика в смешном свете, что-то говорили, а потом один из них схватился за трость, чтобы отобрать. Это вывело Алика из себя, и он стал тем, кем и был: крепким и сильным человеком.

Спина Алика распрямилась, руки освободились от покупок, он схватил трость за конец, который обычно упирается в землю, а другим концом трости, имевшим загнутую, как крюк, ручку, стал поочередно ловить за шеи хулиганов, подтаскивать к себе и поддавать им.

Хулиганы, увидев истинный облик Алика, хотели разбежаться, но не тут-то было. Алик поочередно ловил хулиганов крюком трости за их шеи, подтаскивал к себе, а затем отпускал и давал хорошего пинка. Это действие напоминало бешеную карусель. Натешившись над хулиганами, Алик продолжил путь к дому.

Мораль: чтобы воспрянуть силами, иногда надо, чтобы кто-то подначил, и тут не имеет значения кто, пусть даже и враги.


О том, что не надо создавать о себе плохое впечатление перед высшими проверяющими

В каком-то магазине на втором этаже работал Алик, но работал ни шатко ни валко. Ему не нравился ни сам магазин, ни его работа, он не видел перспектив, им овладела растерянность: он не знал за что хвататься, и ничего не делал…

В магазин зашел властный мужчина в строгом форменном черном костюме, похожий на проверяющего, или на владельца этого магазина, которого Алик, правда, никогда не видел. Скорее – на проверяющего, причем из высших инстанций, именно об этом говорили все чувства Алика.

Мужчина не проронил ни слова, он одним взглядом оценил состояние Алика и крайне неудовлетворенный реакцией того на условия, в которые тот поставлен, ушел без сомнения, чтобы куда-то передать полученный результат, а оттуда уже последует реакция.

«Дело может принять плохой для меня оборот», – подумал Алик и сбежал по лестнице на первый этаж, стремясь догнать этого мужчину, но тщетно, потому что это был ангел.

Мораль: высшие силы, если они существуют, проверяют человека на способность выполнять порученные ему судьбой задачи, их не обмануть, не переубедить, они видят все, поэтому не надо их огорчать.


О низком управлении

За несносный характер авиакомпания уволила высококлассных пилотов и отправила в рейс самолет, которым управляли через портативные компьютеры два стюарда, сидевшие прямо в салоне рядом с пассажирами. Это Алик понял, лишь когда пролетел уже не менее половины пути, и когда самолет хорошо тряхнуло в турбулентности так, что сбились настройки в компьютерах стюардов, они принялись перезагружать оборудование, а пока авиалайнер трясло и качало, он то резко набирал высоту, то снижался, и амплитуда этих движений все увеличивалась. Пассажиры тревожно смотрели в овальные окошки на стелющиеся внизу облака, бегали в хвостовую часть самолета и наблюдали за стюардами, которые и сами были в панике от происходящего. Один из них все подскакивал и порывался по старой памяти побежать в кабину пилотов, но, вскочив, вспоминал, что пилотов в кабине нет, и обреченно садился на место.

Самолет продолжал то вставать на дыбы, как норовистая кобыла, то нестись к земле. Положение было ужасное, и Алик с горечью вспоминал, как впопыхах, недостаточно сердечно, попрощался с матерью… Он старался успокоить себя обманными мыслями, будто находится внутри современного авиасимулятора, что это какая-то взрослая игра, каких сейчас немало, но каждый раз возвращался к тому, что знал точно: полет реален и страх, выступивший блестящими каплями пота на лицах заигравшихся стюардов, доказывал это.

Самолет был на волосок от гибели и непременно разбился бы, если бы стюарды случайно не нажали удачные кнопки, не нашли удачного решения в своей игре в полет на настоящем самолете. Алик почувствовал, что авиалайнер стал успокаиваться. Лица стюардов расслабились.

«Но как же мы будем приземляться с такой командой? – подумал Алик, и сам себе ответил. – Да так же, как и взлетели, – по экрану компьютера».

Он подумал об этом и успокоился. Как говорится: чему быть, того не миновать.

Мораль: государство иной раз так анархично совершенствуется, убирает умных людей и устанавливает на государственные посты малоопытных, что, кажется, все вокруг рушится и непременно рухнет само государство, но проходит время – и жизнь нормализуется, а государство как стояло, так стоит…

Послесловие

За то, что эта книга состоялась и увидела свет, я обязан многим людям и многим обстоятельствам.

Книга, конечно, состоялась, потому что на этом свете существую я, но я бы никогда не существовал, если бы не жили мои родители, поэтому большое спасибо им.

Я бы никогда не существовал в том виде, в котором способен был бы написать книгу, если бы на жизненном пути не встретил многих учителей, – и по должности, и по значению в моей жизни, – дававших мне и хорошие уроки, и плохие. Все они одинаково важны. Всем учителям тоже большое спасибо.

Отдельное спасибо моей жене, которая терпела и терпит мое увлечение литературой, отвлекающее меня от нее, от насущных семейных дел и не приносящее ни копейки дохода. Большое спасибо ей еще и за то, что помогает в редактировании моих произведений.

Спасибо сети Интернет, в которой располагается ресурс проза.ру, где я опубликовал с марта 2017 года по март 2018-го свои притчи, относящиеся к основной части книги. Спасибо всем моим «друзьям» в сети Интернет, спасибо за их советы и лайки. Именно публикация для общества заставила меня быть более внимательным к словам и текстам.

Большое спасибо и главе маленького ямальского нефтяного города Муравленко, который дал мне деньги на выпуск этой книги, и опять дал свои личные деньги, как и в прошлом году, когда финансировал мою книгу «Воспоминания о бесконечном». Глубокий поклон и признательность.

Благодарность выражаю и моему давнему знакомому – владельцу гостиницы «Волгодонск», располагающейся на берегу Черного моря, который позволил мне совершенно бесплатно завершить работу над книгой во временно пустующей гостинице в одном из лучших номеров с видом на море. Это дало мне возможность редактировать и составлять свою картину, каковой и является эта книга, на красивом фоне, что, я уверен, скажется на ее качестве.

Выражаю благодарность и сотрудникам Омской областной типографии, которые в течение последних двадцати с лишним лет публиковали почти все мои книги и всегда были ко мне внимательны.


Оглавление

  • Об авторе
  • Предисловие
  • Вступление
  • Мартовские притчи
  • Апрельские притчи
  • Майские притчи
  • Июньские притчи
  • Июльские притчи
  • Августовские притчи
  • Сентябрьские притчи
  • Октябрьские притчи
  • Ноябрьские притчи
  • Декабрьские притчи
  • Январские притчи
  • Февральские притчи
  • Заключение
  • Послесловие