Атлантида. В поисках истины. Книга пятая. На перекрестках дорог [Ольга Васильевна Чемерская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ольга Чемерская Атлантида. В поисках истины. Книга пятая. На перекрестках дорог

Глава первая. Сомнения

Георгий отжал все тумблеры, гул и звон утихли. Все, кто был в лаборатории, бросились к компьютерам проверять связь с интернет, а через секунду в душной тишине лаборатории воздух взорвался другими звуками – радости, смеха, облегчения и восторга. Наверняка, вся Атлантида сейчас ликовала. Только Георгий сидел тихо на краю своего рабочего стола.

Когда возбуждение от успеха прошло, и все разошлись, разъехались по домам, Георгий вновь запустил аппаратуру. Его беспокоило прошлое. Его, как никогда, сейчас беспокоило прошлое. Атланты вернулись в свое время, а что осталось там? Они исчезли, стирая всю историю своего пребывания, или там всё осталось, как было? Особенно его интересовал тот период времени, в котором они фактически даже не были, покинув прошлое в девятом веке до н. э. Что происходило дальше и как мир обошелся без него – без Иуды?

***

Он стоял в Гефсиманском саду за толстым кипарисом, горели факела, и Иуда целовал Иисуса…С тяжелым сердцем затягивал мокрый от слёз узел на кривой осине…Три раза пропел петух, встречая рассвет.

Георгий молча смотрел, как из-за горизонта медленно, словно нехотя поднимается огромный безжалостный диск солнца.

Гробница, как и прежде, была холодной, и мертвенно бледные камни ещё не приняли золотистый оттенок восходящего солнца. Георгий терпеливо ждал. И как только первый луч солнца упал на каменную глыбу, закрывающую вход, она ожила. Камень отвалился, Иисус бледный и тонкий вышел из сумрачной глубины пещеры, вдыхая влажный аромат утра.

Глаза их встретились. Дамокловым мечом немого вопроса повисла между ними гнетущая тишина. Георгий занервничал, неужели? Иисус отвернулся и пошел молча в сторону противоположную от города. Георгий следовал за ним по пятам. В оливкой роще Иисус облюбовал древнее капище, и они присели друг напротив друга на замшелые каменные глыбы.

– Как так? Объясни! – Георгий смотрел на него, прямо в глаза, приподнимая брови, сглатывая ком, стоящий у него в горле.

– Нечего объяснять, всё шло и идёт своим чередом. Всегда будет Иуда. Не один так другой. Машина ваша абсолютно бесполезна. Несмотря на то, что вы создаёте бесконечные наслоения на материю времени, они тоненькими плёночками, словно лессировкой накладываются на картину, внося незначительные изменения на полотно. Меняются лица героев, появляются новые персонажи, элементы декора. Так, например: на пути к Голгофе появилась женщина, подающая мне платок, а у входа в пещеру – ангел Света, заговоривший с Магдалиной.

Как там у вас звучало? «…наблюдение играет решающую роль в атомном событии, и что реальность различается в зависимости от того, наблюдаем мы её или нет». История неизменна, лишь детали меняются в угоду наблюдателю, сбивая вас с толку. Тонкие плёночки, уже неотделимы от материи. То, что сделано – то сделано: и женщина, подающая платок, и ангел…, останутся на картине навсегда. Да и вообще – почему вы решили, что способны изменить замысел Бога?

Иисус встал, незаметным кивком попрощался и пошел дальше: мимо своей гробницы в город.

Немного погодя и Георгий пошёл следом, собираясь повернуть на развилке, навсегда покидая это место. У отваленного камня, преграждавшего путь, он повстречал Магдалину. Она смотрела на него, щуря от яркого света красивые, удивлённые глаза. Солнце поднялось над гробницей и пучком света расходилось от его гладко выбритой головы.

– Ты не найдешь его здесь, он воскрес, – произнес

Георгий, с легкой усмешкой и указал ей на дорогу, по которой недавно ушёл Иисус. «Ну, вот и всё, пожалуй. Нужно быть справедливым к жизни: я узнал многие из тайн, а больше, наверное, мне и знать не положено», – размышлял он, направляясь обратно в будущее.

Он никогда никому не расскажет о том, что с ним приключилось, и Антоний не словом не упомянет о сыгранной им роли Иуды, после того, как они поговорят вечером в тихом одиноком кафе на побережье.

– Скажи, что не встречал меня. Про Иисуса, пожалуйста, можешь рассказать всё, что я тебе говорил. Нет ничего в этой истории такого, но я не хочу, чтобы кто-то знал.

– Понимаю тебя. В конце концов, я ожидал нечто подобное. Спасибо, что открыл старику глаза. Мы теперь с тобой избранные. Эх, – печально гладя в тарелку, прокряхтел Антоний. – Но если честно, я тебе завидую.

– Да уж, конечно, не смеши…

Вероника искала мужа повсюду и застала с Фасулаки в кафе. Она долго, тайно смотрела через витрину на двух «стариков» и жалела, жалела, что когда-то отправилась следом и ненароком узнала то что пожалуй, не должна была узнать.

Глава вторая. Гипербореи

Больше пяти тысяч человек покинули Гиперборею, сплавляясь по течению тёплой реки в широкую акваторию Карского моря в район Байдарицкой губы, если так можно назвать это место. Карта островов выглядела несколько иначе из-за более низкого уровня мирового океана.

Они знали, что этот район полон стойбищ первобытных людей, и в их задачу входило поднять их с мест и также увести с собой в горы. Делать это нужно было незамедлительно, нет времени на раскачку.

– Мы должны вытянуться полосой и прочесать как можно большую территорию по пути к Уралу, – повторял свой предыдущий план Колесов. – Мы не можем бросить этих людей на произвол стихии. Я просил Вивасвата и Саранью пытаться объяснить всем, кого удастся встретить, идти в горы, но не знаю, получилось ли у них. Они идут своим путем на юг по восточному склону Уральских гор к устью Оби, и за тот район отвечают они. Понадеемся, что наши старания не пройдут даром. Главная задача сейчас – охватить всех, кто проживает в районе западного склона. Эта же задача стояла перед Филлипом и Джорджем. Вот и проверим насколько им удалась миссия спасения. Сегодня мы должны пройти как можно дальше и достигнуть подножия гор. Если нам хватит времени, мы сможем достигнуть самой высокой точки и подняться на гору «Народная».

Путь предстоит тяжелый: мы должны всё время подниматься вверх. На нашем пути будут скальные обвалы. Упавший на землю астероид заставит сотрясаться горы. Так что снизу к нам будет подступать вода, а с вершин падать камни. Здесь тепло, спасибо Меру, а чем дальше от побережья, тем холоднее. Зона приполярья сейчас смещена к центру Уральских гор, но думаю, лет через сто-двести земля остынет и всё станет иначе. Борис, нам нужно много леса. На границе гор заполните все платформы. Когда мы поднимемся на вершину, нам нужно построить временное убежище.

– Есть, командир! – бодро крикнул Стрижевский, преодолевая сильные порывы ветра, который подхватывал его слова унося в горы. Туда, догоняя ветер, и пойдет народ Гипербореи.

Под началом Колесова сейчас оставалось около тысячи: последние, кого эвакуировали с Гипербореи за последние три дня. Контролировать такую протяжённую колонну было очень тяжело. К тому же за собой тащили оленей, груженных поклажей, везущих маленьких детей и беременных женщин. Олени преодолели водную преграду вплавь, привязанные к плотам. Животные были связаны между собой линем, с большим количеством поплавков, созданных из прессованной коры хвойных деревьев. Благодаря этому все олени благополучно добрались до места, и плоты меньше трясло на волнах, не бросало из стороны в сторону. Олени сами выполняли роль поплавков. Теперь они стали ишаками, неся на себе различные грузы. Придёт время и им придется спасать своих хозяев от голодной смерти….

К моменту трагедии вся группа собралась у подножья горы «Народная» и преодолела большую часть пути, но до вершины было ещё далеко. Горы содрогнулись, и с разных сторон на них посыпались груды камней. Люди метались по склону в поисках спасения. Мужчины прикрывали собой детей и женщин, уводя их от обвалов. Колесов громко командовал в мегафон, организуя перестройку колонны.

– Направо! Группа Стрижевского – направо, Сафуан – налево, дальше налево, еще левее. Быстро! – кричал он, но испуганные олени тормозили движение, в панике разбегаясь кто куда. Роняя людей и поклажу, они неминуемо попадали под обвалы.

– Мужчины держат и направляют животных! Всем взять удила и по команде…

Огромный валун, как гигантский мяч, тяжело подпрыгивая на ходу приближался к Стрижевскому и крепко сбитой группе испуганных людей. Борис широко развел руки в стороны и, отступая назад, быстро теснил людей к скале, освобождая дорогу великану. Женщина с ребёнком на руках вдруг вырвалась вперед. Олень, зацепив её веревкой, ошалело метнулся в сторону, увлекая женщину в зону смертельной опасности. Еще мгновенье и огромный камень прыгнул прямо на неё. Стрижевский с силой рванулся вперёд, в последний момент выхватывая из рук женщины малышку. А через секунду каменная глыба уже уносилась, вниз утягивая град камней и пыли за собой. Только изредка мелькали в пыли рогатые головы брыкающихся животных и цветные пятна одежды ушедших навсегда.

Колесов не заметил сразу, что их звуковые платформы исчезли, а спустя минуты появились уже пустые, управляемые кем-то со стороны. Люди забирались на платформы, бросая оленей и поклажу, а те уносили их высоко на вершину. Филипп и Джозеф ждали остатки гиперборейцев во главе с Колесовым. Разглядев колонну, они быстро подняли ультразвуковые платформы с лесом, сгрузив его на широкую площадку вершины. И тут же отправили их обратно за людьми.

Все следующие сутки борейцы обыскивали склон в поисках попавших под завалы людей и животных, в то время как вода поднималась всё выше и выше. Люди боялись худшего, делая большой сруб из того леса, что удалось доставить на вершину.

– Как бы не пришлось использовать его не для жилья, а в виде спасательного ковчега! Вот смеху-то будет, когда в будущем его найдут на «Народной», а не на Арарате, вопреки обещаниям, – шутил неугомонный Стрижевский, но видел вокруг только кривые ухмылки, мало напоминающие о веселье. За спиной то кряхтела, то плакала маленькая двухлетняя малышка. Похоже, она теперь осталась одна, и только Стрижевский мог о ней сейчас позаботится. Родители крепко держали в объятиях своих детишек, и свободных рук не было.

– Как же тебя зовут, крикушка? Нам теперь придется как-то общаться? – громко говорил Борис, вырубая пазы, ловко работая топором, забивая скрепы и шипы. Лил сильный дождь вперемешку с пеплом, грязными потоками стекая со склона. Часть брёвен поставили в виде шалашей, пока не пришла их очередь, и люди прятались, набиваясь как кильки в бочки. Дети плакали, женщины выли, стиснув зубы, не зная, что лучше: оставаться здесь в неизвестности беды, или быть там, где уже всё произошло и не нужно больше страдать.

– Вот так навскидку ничего и в голову не приходит…Виктория? – вспомнил он одно единственное женское имя, уже несколько сотен лет не выходящее у него из головы. – Вика. Я буду звать тебя Вика, – как будто делая для себя открытие, он разогнулся, встав во весь рост, и посмотрел далеко, так далеко, насколько позволял взгляд, застланный дождём с каплями черной воды.

Небольшой ковчег, в котором стены доходили только до середины – на большее не хватало леса, иначе не из чего было бы строить крышу – с трудом вмещал триста человек. Люди с ужасом ждали прихода воды, неотступно прибывающей день ото дня. Олени тоже паниковали, перемещаясь от одного уступа плоской вершины к другой. Олени были запасным плавсредством, на них до сих пор болтались веревки с поплавками – так, на крайний случай.

Казалось, что приполярье уже становиться явью, так холодно и промозгло из-за сильных ветров было на вершине. Людей мучил кашель и сильный озноб. Несколько палаток, которые удалось соорудить, превратили в лазареты. Ситуация назревала критическая. Дождь не прекращался, и вода всё продолжала прибывать.

Никто не считал дни, считали умерших. Когда дождь прекратился, а вода начала потихоньку спадать, их сложили в ковчег и пустили по воде. Как большой огненный дракон уносился горящий плот прочь от вершины, влекомый течением в море туда, где лежит в руинах легендарная страна, готовая принять своих небожителей.




Глава третья. Ковчег ~ 15-12 тыс. лет до н.э.

Ковчегом оказался не плот, ставший в итоге прибежищем мёртвых, ковчегом стали горы. На сотни километров вокруг блестела в тусклых лучах иногда проглядывающего солнца бесконечная гладь воды, и Уральский хребет, словно огромная спина Чудо-юдо рыбы-кит или гигантский трансатлантический лайнер, дрейфовал в этих пустынных водах, собрав на своём борту всякой твари – по паре.

Многие животные, которым удалось спастись, нашли убежище на вершинах этих гор. Уйма времени прошло, пока вода окончательно не спала, пищи не хватало, а ведение сельского хозяйства было ещё невозможно: с холмов землю вынесло водой, а ниже земли превратились в жидкое месиво, болото.

Несколько сот лет люди выживали в горах – в сырых пещерах. Люди уходили всё дальше на юг, так как росла и ширилась зона приполярья. Ледовитый океан стремительно остывал, выгоняя людей всё дальше от наступающего холода. Только местные жители отказывались уходить из родных мест. Они одевали толстые шкуры оленей; делали из шкур дома, отогреваясь теплом своих тел. Но гиперборейцы следовали за своими вожаками дальше на юг.

– В более тёплых регионах испарение воды идет гораздо быстрее, и нам не придется строить плотины и отводить бурные реки вод от земли, чтобы, наконец, вырастить что-то, – на сборе совета стал убеждать всех Всеволод, очередной раз срывая их с насиженного места.

– Мы только закончили стену, способную защитить нас от ветров и эрозии почвы. Стена, как ты говорил, должна была послужить маяком, возвышаясь выше леса, дабы Атлантида могла найти нас! И снова в путь? – возмутилась Елизавета, которая была снова на снастях. – Такой гигантский труд!

– Мы здесь уже несколько сот лет и Атлантиду, похоже, не дождёмся. Как и всегда, уходят не все – кто хочет, могут оставаться и жить своей жизнью. Я никого не гоню. Но мы живем в лесу, как дикие звери, мне это не по душе. И эта наша стена – смех один….

– Я же знаю, как всё это происходит! Ты уйдешь и уведёшь с собой мою дочь, – глаза у Елизаветы были на мокром месте. Как и все беременные, она слишком чувствительно воспринимала окружающий мир.

– Дети, так или иначе, уходят из родительского дома, с этим ничего не поделаешь, – Стрижевский крепко держал за руку Викторию. Они были как сиамские близнецы. И похожи и непохожи одновременно. Не проходило и дня, когда они вот так не держались за руки. Вместе везде и всегда.

Вначале оттого, что ребенок был маленький и опасности подстерегали на каждом шагу, а потом Стрижевский так привязался, что не мог доверить её кому-то, и беспокоился каждую минуту в разлуке. Так и повелось: и на охоту и на рыбалку, и на совет вождей она ходила с ним, словно важная персона, глава рода.

И тут, присутствуя на заседании совета, Виктория ни с того ни с сего встала и произнесла:

– Хочу сделать заявление, пока не началась вся эта суматоха и сборы. Мне в этом году исполняется двадцать один год. Я собираюсь выйти замуж!

Стрижевский одёрнул руки и напрягся. Казалось, что он и не дышит вовсе.

– Что ты говоришь? Я не позволю. Ты должна была сперва мне сообщить это твое решение! – вырвалось из его груди.

– Я знаю, что ты будешь против. Поэтому прошу Всеволода дать своё согласие, – хитро посмотрела она на Стрижевского.

– И на кого же пал твой выбор? Кх-х. С трудом могу себе представить! – закашлялся от неожиданности Колесов, а Елизавета беззвучно смеялась в спину мужу.

– Я выбираю Бориса, – сказала Виктория с гордостью, беря руку суженного и прижимая к груди.

Стрижевский вновь перестал дышать и покраснел. Он всю жизнь воспитывал Вику как дочь, но никогда её дочерью не называл. Тайно любовался со стороны и бил себя по рукам за греховные мысли. Он не мог надышаться на неё и обожал последние годы, кажется, не только платонически. Вика была его Викой. Он так и говорил всегда: «Моя Вика». Никто и представить себе не мог, что Вика когда-то сможет выйти замуж. Её жалели.

Но, видимо, все здорово ошибались и девушка не пошла против судьбы, ломая копья и показывая характер, а выбрала простой путь – быть с тем, кто дороже всех на свете, кого любила.

– Я, конечно, безоговорочно даю своё согласие. Но разве не нужно спросить у жениха? Вдруг у него на примете кто-то есть! Я знаю как много у него поклонниц! Поделился бы, что ли…

– Я не поняла, а что с Софией не так? – Елизавета приняла шутку за чистую монету. Она отдала дочь Софию, рожденную «бессмертной» в жены Колесову, и теперь сильно сомневалась в своем решении. Не подгадывая, по чистой случайности, две дочери она выносила в анабиозе. Одна, Анна, уже оставила её выйдя замуж «за границу». Её увез Джордж, когда европейская ветвь отделилась от них и ушла на родину.

В этот период Софья болезненно переживала свою первую любовь. Переболев, она стала холодной и высокомерной. Она корила мать за то, что та не дала ей выйти замуж в тринадцать, что её возлюбленный нашел себе другую. А потом, видимо из мести или вредности, окрутила и женила на себе влюбчивого Колесова.

Всеволод старался изо всех сил, но часто натыкался на холодную стену равнодушия. Самое надёжное средство в такой ситуации – удариться в бега. Что, собственно, он и предлагал сейчас на совете.

– Поднимаемся через месяц. Если вы сговоритесь, – он вопросительно взглянул на Вику и Стрижевского, – то через месяц сыграем свадьбу и в путь! – выдал он свой вердикт.

Ночь в горах стояла по-осеннему холодная. Жаровня уже остыла и в маленьком домике гулял прохладный ветер. Стрижевский не спал. Виктория застала его врасплох этой неожиданной выходкой, и он по-стариковски смешно ворчал всю дорогу домой, не зная, как и реагировать. А ему по-прежнему, как и Колесову, не было и сорока.

Полночи он ворочался на жёсткой соломенной подстилке, а ближе к утру поднялся и, трясясь от холода, начал ходить туда сюда, раздувая угли в небольшой буржуйке. Заглянув к Веронике, он увидел что и она замёрзла, сжавшись клубочком, кутаясь и дрожа. Борис прижал губы к её раскаленному лбу. «Значит, не показалось», – подумал он и побежал за мокрым полотенцем и ковшом с холодной водой. Отжал воду и приложил полотенце ко лбу Вероники.

– Холодно! Ты меня так совсем заморозишь, – тихо прошептала она, и, взяв его руку, и потянула к себе. Он знал, что сбить лёгкий жар можно, если укутаться и пропотеть. А ещё хорошо греет тепло обнаженного тела.

Он разделся и лёг рядом, крепко прижимаясь всем телом к горячей спине Вероники. «Чему быть – того не миновать», – подумал он, успокоился, и, наконец-то, крепко заснул.

Утро уже закинуло розовые лучи за горизонт и, хватаясь ими за тучи, потихоньку выползало вверх. Прошла неделя, и сегодня можно было поспать подольше. «Шесть дней трудись, а седьмой день молись» – говорили раньше на Руси и шли с утреца в церковь. Потом же гуляли, пели, веселились от души. Отдыхали, одним словом. Выходили в парки, на площади, заполняли рынки, желая прикупиться обновками – себя показать, да на других посмотреть.

Сегодня был такой день в жизни Стрижевского, что никуда идти ему не нужно было. Есть на кого посмотреть и кому себя показать…поэтому он спокойно спал в тепле и неге, обхватив тонкое тело крепкими, шершавыми руками, осторожно и мягко. И снился ему сладкий сон откуда-то из далекого детства.

…Он ходит в саду, задрав голову, а всё небо над ним заполоняют большие красные яблоки. Тесно сидящие на ветках они трутся друг об дружку блестящими, румяными боками. Солнце изредка прорывается сквозь листву и слепит ему в глаза, метко и остро. Он щурится и тянет руки к яблокам, пытаясь дотянуться и сорвать хотя бы одно. И вот, наконец, потянувшись на цыпочках, он хватает заветное яблоко рукой. Созревшее, мягкое, теплое…прикасается к нему губам….

***

Месяц пролетел быстро, сборы закончились, и гипербореи были готовы отправиться дальше.

– Ну что ж, мы так хорошо себя вели всё это время, и дальше будем жить тоже тихо и незаметно, – выдал Стрижевский таинственную фразу и, взяв баночку с орешковыми чернилами, опустил в неё кисть, и, спрятавшись за мегалитом собственного производства написал: «Здесь был Борис».

– Может быть, в будущем в какой-то книжке удастся увидеть фото с подписью: «Загадка древнего мегалита до сих пор не разгадана…».

– Ну, в этом я не уверен! – громко сказал Всеволод за спиной Бориса, и Стрижевский аж икнул от неожиданности.

– Этими местами почти никто не интересуется. Мы не отставим здесь наскальные рисунки и таинственные рунические письмена, бронзовые, серебряные орудия и золотые украшения. Мы не оставим ничего. Да и эти стены, как я помню, будут сильно повреждены, возможно, метеорит или плазмоид…только туристы и неспокойные души будут изредка искать здесь признаки древних цивилизаций, оставляя такие же кощунственные подписи, Стрижевский.

– Грустно как-то.

– Что-то более или менее серьёзное, похожее на цивилизацию, можно будет создавать в пятом, четвертом тысячелетии, не раньше. До той поры нужно быть крайне осторожными и не оставлять улик.

Глава четвертая. Британские острова

– Джорж, ты отмечаешь дни на календаре? Как прежде?

– У нас долгое время не было на чём и чем вести календарь, но каждое зимнее равноденствие я складывал в кисет камешек.

– Нам необходим календарь. Мы, наконец, дома и должны как следует планировать свою жизнь. Что если мы построим обсерваторию по типу Гиперборейской?

– Из ледяных блоков?

– Да ну! Смеёшься что ли? Льда у нас, конечно, предостаточно, но с каждым столетием становиться всё теплее. Придёт время, и мы наконец заживем как люди! Как думаешь, может зря мы ушли с континента?

– По мне так – нет. Не зря мы ушли. Эти кроманьонцы не оставят нас в покое, пока не вырежут всех.

– Откуда они только взялись?– задал Филипп, больше риторический вопрос.

– Пришли с юга, не помнишь что ли? Склероз ходячий. Мы тогда со Стрижевским думали, да гадали, решили, что их вытеснили с насиженных мест наши. Если не Кусаиновы, отправлявшиеся через юг Сибири в Казахстан, то Колесов потеснил их с юга России. Не удивлюсь, если их гнали ещё от Иртыша до Каспия люди Вивасвата, от Каспия до Днепра. Пришли сюда, а здесь мы. Злобы и отчаяния накопилось в них с лихвой.

– Строить нужно из камня.

– Из камня? Ближайшие скалы находятся в трёхсот восьмидесяти километрах отсюда! Наши платформы очень быстро разряжаются. Примитивная самодельная техника – это совсем не тот уровень. Нужно быть скромнее и строить что-то попроще.

– Недалёк тот день, когда нам снова придется уснуть! Я хочу построить не столько обсерваторию, сколько храмовый комплекс – по типу лабиринта, в котором может надежно укрыться камера для сна. Мы, кстати, можем использовать ледник для перемещения камней. Посмотри: он тянется от самых гор вплоть до плато. Если нарезать камень и попробовать использовать лёд, нагревая камни… плюс ультразвук, то, думаю у нас получится.

– А что послужит источником звука? С помощью чего мы создадим такие мощные вибрации?

– Я предполагаю, что источником звуковой волны может стать волынка. Пара десятков волынщиков спокойно сдвинут с места четыре, шесть тонн. Как думаешь? А на месте для подъёма камней уже используем мощность УЗ-платформ.

– Чувствуется, ты об этом долго думал. Можно попробовать…– с сомнением ответил Джорж, продолжая разделывать оленью тушу.

– Волынка способна создавать звуки совершенно разной частоты. В любом случае, пара лет уйдет лишь на то, чтобы спроектировать этот объект и сделать деревянный макет. Сперва нужно убедиться в его работоспособности, а потом только начинать присматривать материал и решать, из чего можно построить такую обсерваторию.

– План хороший, добро, – улыбался Джорж уже чему-то другому. К ним приближалась красивая девушка, рыжая красавица Анна. Анна стала женой Джоржа недавно, и их чувства были слишком свежи, чтобы Джордж мог спокойно реагировать на приближение любимой женщины.


– Эх, совсем ты пропал, друг. Ну, какой из тебя товарищ? Ты даже не слушаешь, – глядя на Анну с доброй завистью шутливо говорил Филипп. – А дочь свою отдашь за меня?

– Что? – прослушав вопрос, переспросил Джорж.

– Сколько лет Анне?

– Какая разница? – говорил Джорж, улыбаясь глазами и неотрывно глядя на Анну.

– А то, когда она, по-твоему, сможет уснуть?

– О чём это ты? – всё ещё не понимал Джорж.

– Я говорю о «бессмертии», дубина. Теперь мы знаем механизм того как рождаются «бессмертные», и должны им непременно воспользоваться. Вот у тебя есть женушка на всю оставшуюся жизнь, а у меня нет.

– Думаешь, моя дочь сможет полюбить такого лохматого, склерозного старика?

– Да какой я тебе старик? – Филипп подскочил и начал метелить Джоржа, тут же подхваченной оленьей ногой.

– Что тут у вас? – удивленно спросила подошедшая Анна.

– Он хочет соблазнить нашу дочь!

– Какую дочь? – удивленно засмеялась Анна.

– Нашу «бессмертную» дочурку!

– Всё ясно, делите шкуру неубитого оленя? – громче засмеялась она. – Мужчины по жизни как дети!

– Скажи, что я прав! Если мы знаем, как рождаются «бессмертные», то должны пользоваться этим великим знанием!

– В принципе, да! – поддержала идею Анна. – Только как подстроить эти события? Да и рисковое это дело. Я боюсь. Вдруг придётся вынимать ребёнка с помощью кесарева сечения? Уровень медицины у нас не тот!

– Уровень медицины у нас ещё тот! Выживает только сильнейший, – заложив оленью ногу под мышку Филипп вернулся к работе.

– У меня появилась идея! Не хотите прогуляться на север в Ирландию? – неожиданно сменил тему Джордж, сливая прежний разговор в другое русло.

– А что там? – посмотрела на него Анна, щурясь на солнце.

– Там «Дорога великанов» была когда-то. Доставлять камни по морю было бы куда проще. Если в этом комплексе мы найдем подходящие по форме мегалиты, мы просто погрузим их на плоты и привезем сюда в Эймсбери.

– Насколько я помню по фотографиям, все камни там – шестигранники.

– Вот мы и проверим. Ведь готовые блоки, нарезанные природой, можно просто взять и не мучиться. Слоистые базальты созданы самой природой специально для нас.

– Ххх. Думаешь? Поехали! – весело воскликнул Филипп и пошёл седлать лошадь.

– Эй, эй, не так быстро! Закончите с олениной. Мне, что ли, руки марать? И я тоже хочу на «Дорогу великанов» посмотреть…– надувая губки командовала ими Анна.

***

Путешествие заняло месяц. «Дорога великанов» поразила товарищей, как ничто другое. Много необычного видели они во время своих скитаний, но такое впервые. Несколько часов обследовали друзья камни и обнаружили вполне подходящие по размеру экземпляры чуть дальше, в скалах. Ступени выглядели неплохо, но из них не получилось бы сложить устойчивую конструкцию. Камни должны были иметь форму параллелепипеда с более широким основанием.

Но несколько они всё же решили привезти для внутренней скрытой колоннады. Но это позже. Сейчас их внимание привлек большой зеленоватый базальт с крупными вкраплениями слюды. Он даже поблескивал на солнце, завораживая своей красотой, отполированной солёным языком морской волны.

Филипп забрался на камень и присел, приглядываясь к поверхности. Через пару минут он почувствовал тепло, идущее от камня, и мелкие вибрации гравилора.

– Джордж, глянь, от этой каменюки наш приборчик потихоньку заряжается. Неплохо было бы взять его с собой! Я здесь такую ценность не оставлю! И тёпленько так. Это как раз то, что нам нужно. Мы установим его в центр, как алтарный камень.

– Ты говоришь так, словно собираешься Стоунхендж возводить!

– Так оно и есть. Кто кроме нас сможет это сделать? Или ты видишь где-то готовую постройку? Стоунхендж возводили в течении двух тысяч лет – это можем сделать только мы.

– О-кей, две тысячи? Может…стоит отказаться?

– Как минимум – мы не сможем ориентироваться во времени без такой обсерватории. Строительство могло бы стать хорошим объединяющим фактором для людей. А как максимум – мир лишится плодов наших усилий – археологического памятника! А это многие и многие человеко-часы на изучение, сохранение и регулирование туристического потока. Подумай о прибыли, которую мы можем получить году так в тысяча девятьсот каком-то!

– Ах-ха-ха, убедил. Вернемся с УЗ-платформой. Если это то, что я думаю, и камень обладает хрупкой кристаллической структурой, транспортировки он может не выдержать! – Джордж иронично ухмыльнулся.

Они переночевали в скалах, а на утро отправились в обратный путь, чтобы вернуться потом за зелёным алтарным камнем.

– Джордж, если бы у тебя родился сын, какое имя ты бы ему дал?

– Если бы да кабы… выросли б во рту грибы!

– А как тебе…Мерлин?…

Глава пятая. С Востока до Запада

Словно весенние талые воды, сошли с гор множественные народы Гипербореи и расселились на всей южно-русской равнине от Днепра до Енисея.

На востоке к Индии шли люди Вивасвата и Саранью. Мешаясь с местными племенами азиатов, всё дальше продвигающихся от Тихого океана вглубь континента, они осваивали огромные территории южной Сибири. Небольшие поселения на юге Сибири основали и Елизавета с Сафуаном, но жилось им там очень неспокойно. Колесов, наконец, достиг земледельческих районов Волги, а Стрижевский пошёл в предгорья Карпат. Теперь они могли разделиться. У них появились дети – «бессмертные». Родственники, способные поддержать и проконтролировать «сон Атланта».

После рождения сыновей-двойняшек, София выбрала для них особенные имена. Старшего назвала Светозаром. Его глазёнки цвета утреннего неба смотрели на неё во время кормления не мигая, и она проваливалась в это бездонное небо, наполненное светом, словно находилась под гипнозом. Она с трудом отрывала взгляд и вертела головой, чтобы сбросить лёгкое наваждение.

Малыш, рожденный следом, явно унаследовал черты отца Софии – Сафуана, и для этого ребёнка, когда наконец смогла прийти в себя после осложнённых, долгих родов, она придумала особенное имя – Тургай. Двойняшки, переношенные и невероятно крупные, родились сразу после выхода из анабиоза. Обессиленная Софья злилась на Колесова за это решение. Но она и сама понимала, что тянуть больше нельзя. Живот был просто невероятен. Воды отошли сразу после того, как она проснулась, и начавшаяся родовая деятельность не оставляла им шанса.

Целый месяц она находилась на грани жизни и смерти, злилась и проклинала всех, кто приходил помочь ей, накормить и споить лекарство. Следующий год состоял из ссор и обвинений. В результате с небольшой свитой она ушла к месту предыдущей стоянки: к медной горе в самом узком месте Уральских гор.

Потом след её затерялся, но Колесов помнил легенду о том, что в медных рудниках некогда жила царица – вздорная девка, коварная и порой злобная. Она заманивала к себе молодых девушек и парней, запутывала в лабиринтах малахитовых пещер себе на забаву. Они служили ей, пока не надоедали или получали «отпускную» на время «сна»…

Основываясь на таких сведениях, легендах и предположениях, собирала Атлантида по миру своих непутевых детей. Дёргала за тонкие ниточки сказаний, плутая, словно Тисей в лабиринте Минотавра. Одни прославились так, другие иначе, но незаметными они не сумели выйти из этой ловушки времени….

Когда Светозар и Тургай вошли в возраст, Колесов отправил гонцов к Стрижевскому в Европу, и в Южную Сибирь к Кусаиновым, получить весточку и просить в жёны своим сыновьям «бессмертных» дочерей Атлантов. Не должен «бессмертный» оставаться одиноким. Терять любимых, близких людей, как страдал и терял их Всеволод? Нет. Для «бессмертных» должны быть – «бессмертные».

Глава шестая. Сватовство

Вот уже который раз к нему наведывался Сидон. Не часто, но раз в пять лет точно. Как раз в этом году Борис его ждал как никогда. В том смысле, что он его никогда не ждал, но сейчас тоска была особенно сильной, и Стрижевский подумал о Сидоне.

Стрижевский уже давно никого не ждал, с тех пор, как умерла Виктория. Они прожили долго и счастливо полвека, всего только полвека! Как же это мало по сравнению с вечностью! У них было всё и всего много! Сто лет счастья! У них были дети, внуки, правнуки, которые ни на минуту не оставляли его одного. Род его разрастался, как трава на вспаханном поле по весне. И чем больше становился род, тем более одиноким чувствовал себя Стрижевский.

– Все! Да кто такие эти все? Все – это все! А значит никто! – кричал в бане сильно выпивший Борис. Сидон с трудом переносил подобные посиделки, сердце уже не то.

– А теперь окунёмся в заливе и баиньки, – пытался вытащить его из бани Сидон зак,идывая тяжелую руку Бориса себе на плечо. – Тебе нужно жениться!

– Думаешь, так просто – жениться? Жена должна быть одна и на всю жизнь! А где ты такую сыщешь? Нигде!

– Колесов говорит у него правнучка на выданье.

– Да что мне Колесов и какая-то праправнучка! Я что извращенец какой? Мало мне того греха…

– Ты пропойца, Стрижевский! Если не бросишь…

– А ты, откуда про Колесова знаешь? Про Колесова только я знаю!

– Я тут недавно с Геркулесом выпивал…

– Это кто?

– Герой древнегреческий. Он мне про Колесова такое понарассказывал – и смех и грех вспоминать.

– Ну, и что он там вычудил?

– Колесов рассказал ему, как тот Авгиевы конюшни почистил, хвалил за находчивость, а Геркулес ещё и слыхом про них не слыхивал!

– Да ты что! Правда? Ну дает Колес! Вот так прокололся!…А что до внучки, не можно мне брать её в жены.

– Почему же?

– Родная она мне.

– Что ещё за бред?

– Когда мы с Колесовым разошлись, со мной пошла девушка из «бессмертных». Колесов, может, знает, чьей дочерью она была, но точно не из начальных. Она сохла по мне. Я знал. И когда Виктория была уже в возрасте, Полина, так её звали, просила меня стать отцом для её ребенка. Виктория была согласна. И даже благодарна за то, что Полина спросила её разрешения.

Полина зачала и уснула на шестом месяце беременности. Сон был недолгим, и, проснувшись, она разрешилась девочкой. Я, конечно, был рад, но не то чтобы сильно баловал мать и дитя, а когда Колесов прислал сватов за дочкой для Светозара, Полина ушла вместе с ней.

Если сейчас на выданье девочка по линии Полины, то она моя кровная внучка.

– Ну и намутили вы, везде бардак! Коли так, тебе бы на свадьбу съездить, хоть внучку, правнучку, или кто она там, замуж выдать!

– Не думаю, что меня там ждут.

– Ну так давай проверим!

После долгих уговоров они, наконец, собрались и через неделю были уже на Днепре. Путь по реке приятели преодолели быстро. По Висле, затем Припяти до истоков реки; так они попали в городок на Днепре.

Городом Стрижевский называл его с натяжкой: деревянная крепость на холме и россыпь ветхих мазанок, покрытых соломой. Болотистая местность извергала ключи, тут и там виделись пруды, озёра и лужи. Ручьи впадали в маленькие речки.

– Стрижевский, может и не стоило сходить с корабля? Каждый квадратный километр – водоём!

– И что, лететь этот километр? У нас не летучий корабль, – засмеялся он.

– Да, тут только на апперах передвигаться можно. Куда не глянь – мостки переброшены.

Они поднялись на холм и просили стражей доложить о прибытии гостей. Про мощение дорог они похоже и не слыхивали: везде было сплошное месилово, и Сидон окончательно промочил ноги в своих восточных туфлях. Песчаные холмы Стрижевского были намного привлекательнее этой чёрной, жирной жижи чистейшего чернозема.

Их наконец сопроводили в палаты. За столом собралось всё большое семейство. Видно было, что здесь и стар, и млад – все поколения семьи что-то шумно обсуждают, перекрикивая друг друга. Стоял гул.

– Пожаловали богатые купцы из краёв далеких. Господа Сидон из Тира и господин Стрижевский из янтарного края, – объявил глашатай.

Наступила тишина.

– Ну что ж, проходите, гости милые, присаживайтесь, откушайте с нами, выпейте сладкого мёда, – встала из-за стола молодая девушка.

Сидону и Стрижевскому освободили места за столом.

– И с какой же целью прибыли к нам такие люди? – громким басом заговорил мужчина во главе стола.

– Мы приехали к вам на свадебке погулять, – с ходу заявил Сидон, рассчитывая на чувство юмора собеседников.

Все переглянулись.

– Да, кто же вы будете?

– Мы люди из Атлантиды. Я живу в далекий краях, а вот Борис неподалёку…Сосед ваш. Нет ли у вас кого из янтарного края? Много лет назад его покинула Полина с дочерью Миленой, к вам в жёны Светозару.

– Предки наши, Польна и Светозар живут уединённо. Отшельниками слывут. А Мила я, – встала пожилая женщина и поклонилась.

– Мне много лет, и я старею. Единожды приняв «сон Атланта», проснувшись, я стала медленно увядать. И теперь, отец, ты будешь расстроен? – обратилась она к Стрижевскому.

Стрижевский не знал куда деваться. Чувства разрывали его пополам. Одна половина хотела обнять дочь и рыдала, тайно, а другая мечтала бежать прочь, закрывая глаза полные горючих слёз.

Милена подошла сама и обняла отца как ребенка: взрослого, но всё ещё ребенка. Мать любовно рассказывала о нём много лет подряд сказания, романтические истории. Без злости, ревности или обиды, и Мила тоже, почитая его за героя, не могла сердиться. Хоть иногда и закрадывался червь в сердце: точил его, грыз, но она недолго находилась в его власти и решительно прогоняла прочь.

Уже сидя за столом, беседуя, она рассказала им историю своего рода:

– В нашем роду давно перевелись женщины, способные родить потомка для Атлантиды. Все мы смертные, – она провела рукой, указывая на людей за столом. – Но мы храним традиции и почитаем заветы наших предков. Мои сыновья жили долго, но смерть настигла их неожиданно – на поле брани. Здесь уже пятое поколение, и на выданье только Леда, лебёдушка наша, красавица, но мужа ей пока достойного нет. На какую же свадьбу вы собрались?

– Колесов говорил о внучке на выданье, – улыбнулся Сидон.

– А. Всеволод. У него-то все внуки да внучки! – засмеялась она.

– Был он пяток лет назад. Но девка у нас капризная, как царевна какая. То бои, то ещё какие испытания придумает, лишь бы от замужества отказаться. Строптивая.

Леда глянула на гостей, вспыхнула, и уткнулась в миску, пряча разгоряченное лицо.

– Так получается, Стрижевский, она тебе уже и не внучка. А так, седьмая вода на киселе? А ты внучка, внучка… Может и женишься? Отдала бы ты Леду свою за Стрижевского? – направил свой вопрос Сидон прямо по адресу: упрямо глядя в глаза Милене.

Долгий немигающий взгляд пронзил Бориса.

– А что, может и отдала бы. Но всё решает невеста.

– Леда, милая, ты бы пошла замуж за Стрижевского? – настаивал Сидон. Он непременно хотел достичь цели свой поездки.

– Да успокойся, Сидон. Я не рискну больше жениться, она же, – не «бессмертная» хотел сказать Стрижевский, но его прервала Леда. Она встала во весь рост, выпрямилась, вытягивая белую шею, и громко сказала, перебивая Стрижевского на полуслове:

– Я согласна!

Все за столом даже ахнули громко, хором.

– Ну, что ж. Давайте подумаем. Семь дней. Если ваши намерения не изменятся, может и погуляем на свадьбе! – громко объявил Кий, старший из братьев-основателей будущего великого города.

Глава седьмая. Блеск янтаря

– И жили они долго и счастливо, – радовался Сидон за друга, выпивая, в очередной раз прибыв к нему за партией янтаря. Янтарь был попутным товаром, но был популярен среди торговцев и хорошо продавался. Сидон возил из Бретани олово и на обратном пути наведывался к Стрижевскому.

– Атлантида ждёт тебя, Борис. Ещё сто, двести лет и нам отбывать!

– Думаю, как ни печально, счастье не станет длиться вечно, и через двести лет я с радостью покину эти места. Горечь и боль утраты перенести нелегко.

– Не говори гоп! А то накликаешь беду!

– Я давно уже счастлив с оглядкой, и жду, что пол столетия пролетят как один день, а потом снова боль! Она отравляет моё счастье!

– Не иди на поводу черных мыслей! Радуйся! Мне вот такого счастья не выпало. Я всю жизнь готов любить только одну женщину… Она маячит перед глазами, соблазняет, а в руки не даётся. Чёрт её возьми!

– Выпей, Сидон, тебе непременно полегчает! – наполняя кружку медовухой, Стрижевский похлопал его по мокрому плечу, и мыльные брызги, разлетевшись попали и Стрижевскому. Он закрыл один глаз и стиснул зубы.

Они сидели всю ночь, жалуясь и утешая друг друга снова и снова, пока в баню не вбежали с криками мужики:

– Пожар! Горят поля и ветер гонит огонь к лесу.

Стрижевский быстро оделся в побежал к месту трагедии. Все жители с лопатами выстроились в ряд, быстро перекапывая землю широкой полосой, отделяя горящее поле от нетронутой еще огнем территории. Несколько лошадей запахивали и расширяли колею. Телеги с бочками шли следом, поливая свежую пашню.

Всю ночь Стрижевский не покидал пожарище. Треть урожая, уже готового к уборке, удалось спасти, но огонь пошёл дальше, сожрав весь лес на широкой лесополосе у моря.

Следующие пять лет прибрежная полоса подвергалась сильной эрозии почвы, с моря дул сильный ветер, до земли сгибая тонкие саженцы нового леса, с помощью которого Стрижевский пытался спасти землю. Лес принимался плохо, деревья росли кривые, сопротивляясь напору бурь.

Вдоль берега выросла длинная песчаная коса в несколько километров. Она таила в себе опасность. В одном месте близ поселка, где жил Стрижевский, песчаная отмель то появлялась, то вновь затапливалась набегающими водами залива. Здесь рос мелкий кустарник, а земля местами скрывала ловушки – зыбучие пески.

Маленькой Яне было только четыре. Они с матерью часто гуляли утром на побережье, стараясь не приближаться к опасному месту.

Сегодня они вышли втроем. Яна потянула мать как обычно – собирать ракушки. У нее была уже целая коллекция ракушек разных форм и размеров, но каждый раз, собираясь к морю, она твердила:

– Этого недостаточно.

В очередной раз Стрижевский поднялся с кресла, услышав её слова:

– Я, пожалуй, с вами. Устал немножко. Нужно развеяться.

Маленькая Яночка бежала впереди по песчаной косе, а Стрижевский с Ледой медленно шли следом, разговаривая ни о чём. Заигрывая, балуясь, они наслаждались беззаботным утром.

Пройдя пару километров они остановились и решили присесть на большой валун, выступающий из песка. Девочка увлеченно играла у кромки воды с большими ракушками.

– Янтарёк! Не заходи в воду, ещё прохладно.

– Хоросо, мамотька, – отозвалась она и отступила на шаг назад.

Они долго наблюдали, как ребенок нагребает горку из мокрого песка и водружает сверху ракушку. Ракушка падает, но та упорно ставит её на место.

– Терпенья ей не занимать. Вот уже несколько раз попыталась установить, ракушка падает, но маленькая упрямица не сдается. Вся в тебя! – кокетливо улыбаясь, сказала Леда, положив голову на плечо мужу и рассматривая в лучах утреннего солнца его глубокие морщины.

Стрижевский повалил ее на спину и угрожающе щёлкнулзубами, пытаясь ухватить то за кончик носа, то за мочку. Она уворачивалась и смеялась. Сквозь весёлый прищур она заметила, что Янтарек бежит в заросли ивы, туда, где притаились коварные зыбучие пески….

Она резко встала, практически скинув Стрижевкого на песчаный берег. Он засмеялся ей в укор, но несколько секунд спустя, увидев, два отдаляющихся силуэта, быстро сообразил и побежал следом. Сердце стучало, пот катился в глаза, и мокрое, разгоряченное тело холодно обдувал весенний морской бриз.

Стрижевский быстро приближался, но еще быстрее коварная воронка втягивала в себя маленькое тельце Яны. Леда успела в последний момент ухватить ручку ребенка, крича, словно раненый зверь, но Янтарик медленно уплывал от неё, и тонкие пальчики вырвались из её рук и исчезли.

Когда к Леде подскочил Стрижевский, битва началась заново. Теперь он крепко сжимал руку плачущей, не сопротивляющейся Леды. Вторая воронка разверзлась прямо рядом с первой…и Леда уходила следом.

Рыбаки, услышав крики, с вёслами наперевес побежали к месту трагедии. Они подложили вёсла крест накрест под Стрижевского и попытались выволочь его на твердую поверхность дюны. Он кричал, сопротивлялся, не желая принять суровую реальность.

***

Спустя неделю, не выходя из глубокого запоя, ночью он пропал. Рыбаки говорили, что видели тёмный силуэт мужчины в дюнах. А ещё через неделю уровень воды в заливе поднялся и во время прилива затопил большую часть берега, образуя озеро. Только тонкая глинистая перемычка отделяла озеро от вод залива. Как только воды успокоились, на зеркальную гладь озера села стая белых лебедей.

– Леда и её дочь, видимо, не могут покинуть это место. Они кружат вокруг, заглядывают в заросли ивы, чтобы найти и забрать с собой любимого отца и мужа, – рассказывали люди Сидону, прибывшему по своему обычному делу – прикупить янтаря и выпить кружку медовухи с Борисом Стрижевским. А также объявить о дате отправления Атлантиды….

Глава восьмая. Тартария

Елизавета с большим кланом родственников и попутчиков обосновалась в Зауралье. Этот поход продлился очень долго. Южная Сибирь была ей родным домом. Некогда она жила, училась и работала в Энске. Куда она могла пойти, как не домой, в этом большом и неуютном мире? Скитания опостылели донельзя, и она хотела прочно осесть, чтобы никогда больше не сдвинуться с места. В постоянном движении душа не на месте. Бесконечное путешествие длинною в жизнь – для мечущейся, не успокоенной души, которая не знает своего места и не может найти должного пристанища.

Теперь же Елизавета вернулась домой, и душа её успокоилась отдыхая в тишине и безмятежности. Сафуан много тысяч лет следовал за женой, но, повторяя опыт многих других пар, периодически отклонялся влево. Мужчинам свойственно искать перемен, разнообразия, обновлять и улучшать свою генетику. Елизавета понимала сложившуюся ситуацию и иногда принимала блудного мужа обратно в семью. Двадцать тысяч лет в браке – не всякий такое выдержит. А так всё начиналось сызнова, как в первый раз. Принимала, пока он не ушел через Алтай в Казахстанские степи окончательно. Домой. Он как и все другие стремился домой.

Много людей под предводительством Елизаветы пришли в Сибирь, но их количество всё продолжало расти. Возрастая в числе, разные его части отмежёвываясь, уходили на юго-запад. В долину реки Ишим вслед за Сафуаном ушёл и старший сын.

На северо-восток, туда, где жили селькупы, и куда пока не добрался гнус, ушли двойняшки, рожденные от молодого и дерзкого парня со звучным именем Сагандук. Он упорно добивался её внимания в течении десяти с лишним лет и преуспел. На его счастье Сафуан отсутствовал уже почти пятый десяток годков, и Елизавета, оставаясь женщиной, приняла его настойчивые ухаживания. Сагандук уже почил к тому времени, как его двойняшки Тана и Камлак покинули становище и ушли на север вместе с семьями, покидая свою бессмертную мать. Смешиваясь, они создавали новые кланы и народы там, на севере, распространяясь вплоть до Енисея.

Огромная территория, на которой обосновался род Елизаветы, постепенно начала превращаться в обширное болото. Большая площадь земель западно-сибирской низменности покрылась сеткой рек, ручейков и озер. Огромные тучи гнуса поднимались в воздух с утра и не давали покоя до самой ночи, вольготно чувствуя себя в тяжелой таежной глуши. Влажным мороком испарина покрывала тело летом, и колючим холодом ветер пронизывал его зимой. Поэтому Елизавета отходила всё дальше к югу, приближаясь к предгорьям Саян.

Дочери Елизаветы и Сафуана – Тома и Синеока – ещё некоторое время жили с матерью, в то время как младшие сыновья уже давно покинули родовое гнездо, стремясь к самостоятельности и значимости: Таджин ушёл с отцом и обосновался где-то в Джунгарской долине, взяв себе жену-красавицу из поднебесной. Он застал исход ариев и быстро прибрал к рукам власть в оставленном ими богатом городе.

Ещё один сын вернулся в предгорья Урала, следуя за сестрой, отданной в жёны Тургаю. А потом долго не мог найти покой, скитаясь по степям древнего Казахстана. В доме сестры он оказался лишним, чужаком без места. И тогда он ушел в кочевье. Его кочевое племя было разнородным и состояло из всех представителей южного Приуралья. Задира и дебошир, он сумел приобрести плохую славу среди всех кланов братьев и сестер, от Днепра до Енисея. Ситуацию отягощало и «бессмертие». Впечатлительный, эмоциональный и взрывной…он балансировал на грани жизни и смерти, страдая от одиночества и тоски. Найти себе жену с таким же «изъяном» он не имел возможности. Кровные узы не позволяли с одной стороны, с другой настоящее «бессмертие» проявлялось всё реже.

Темуджин срывал свой гнев на поле боя, бесстрашно снося головы на полном скаку, ветром уносясь дальше в степи, прихватив немного добычи. Вскоре его дикие воины стали нападать на родственные племена, разоряя земли Тургая, угоняя скот с холмов Сафуана, наведываясь и в Джунгарскую долину и юг западной Сибири, где убивалась по нему мать, которую называли там Большая Эске.

Эске, после очередного набега на её деревни, отправила гонцов к Темуджину, призывая явиться на родительский суд. Но не тут то было. Он пронёсся мимо, словно ураган, дальше на юго-восток, куда всё прибывали из-за гор, постоянно возрастая в числе, потомки великого дракона. Оказалось, что эту идею ему подкинул отец и брат Таджин, изловившие его в степи.

– Кедаи скоро заполонят наши земли. Их должен кто-то остановить, а тебе, похоже, заняться-то и нечем. Пойди и поработай! – возбужденно с криком, брызгая слюной, указывал ему Таджин.

– Разве они тебе не родственники, братик? – пытался уязвить его Темуджин.

– Темуджин, а мы тебе не родственники? Я уже давно не видел мать улыбающийся! Даже городок нарекли «Грустина», оттого что печальная улыбка не сходит с ее лица уже добрую сотню лет. А что до моей жены – она тоже метиска. И мои дети брали себе в жёны и в мужья оставшихся здесь потомков клана Вивасвата, и теперь уже их потомки населяют эту землю, представляя собой отдельный народ.

– Значит вот как?

– Так распорядилась история. Здесь должны проживать таджики. А в таджиках течет по большей мере арийская кровь, нежели китайская. И наше дело сохранить такой расклад. Пусть они будут, но только в той мере, в которой должны! – убеждал его Сафуан.

Темуджин и Таджин, как и другие дети, были знакомы с историей своих родителей, но считали её в какой-то мере сказкой, вроде тех сказок о волшебных джинах, которые отец любил рассказывать им в детстве. В них волшебный джин перенёс целую страну Атлантиду, из будущих времен во времена прошлые.

Но дети не всегда полностью доверялись в своих решениях наивными сказками «вечных» родителей. «Они уже и не помнят, что было, когда было и как, после стольких-то лет жизни! Настоящее и вымышленное смешалось в их головах, как рыжий торф с топкой грязью васюганских болот», – поговаривали они между собой. Дети – бунтари, всегда «умнее» родителей, они готовы строить мир по своим законам и понятиям, порой пренебрегая советами и уроками истории.

Однако у Темуджина был сейчас резон послушать отца. Кедаи слыли трудолюбивыми работягами, и у них, наверняка, было чем поживиться. Он ушёл на восток, и с той стороны лет двести подряд приходили яркие известия о бурной и неустанной деятельности Во благо или во вред сделанной – судить тяжело. Но распространение кидаев дальше на запад прекратилось. Потом наступило долгое затишье. В результате весь Дальний Восток и долину Енисея снова заполонили кедаи.

– Скорее всего, Темуджин уснул «сном Атланта» – не верится, что он погиб. Что же нам делать сейчас? Потомки Темуджина сдерживают их пока, но это ненадолго. Китайские переселенцы заполонили всё. Вплоть до Енисея они строят города, возделывают почву. Кедаи капитально и прочно оседают на земле. Скоро придёт время, и они хлынут дальше в Сибирь, – жаловалась Елизавета на большом совете семьи, прибыв на встречу в дом Таджина в Саразме.

– Пока они не дошли. Не будем паниковать раньше времени. Кедаи хоть и сыны дракона, но ползут тихо, как змеи между камнями, стараясь проникнуть вглубь континента незаметно. Не их вина в том, что они плодовиты и живучи. Такова их генетика. Но сами по себе они не злые. Умеют балансировать на грани войны и мира, да и в бой идут скорее защищаясь. Иначе быстро пришли бы в упадок, нажив многочисленных врагов, – говорил Сафуан, философствуя не по делу.

– Придет время и Темуджин очнется ото сна, погонит их обратно. Нужно ждать.

– Сколько лет? Сто? Двести? Есть ли у нас это время? – загорячился Таджин.

– Нужно быть начеку, но не лезть на рожон. Вот что я скажу!

Сафуан встал и предложил сделать перерыв на обед. Они проговорили почти весь день, и голодный желудок уже урчал, не давая покоя. Сафуан нервничал, и затянувшаяся беседа начинала его раздражать.

Таджин тоже встал:

– Пожалуй, да. Пойдемте в зал, – он махнул рукой двум дворцовым, стоящим рядом с опахалом, и они побежали к выходу докладывать, что пора нести обед. Один из них очнулся на полпути и вернувшись занял своё прежнее место.

– Я тоже держу людей с опахалом, – улыбнулась Елизавета. – Они машут лопухами, отгоняя назойливых мошек!

И засмеялась.

– Мама, что ты раньше мне не написала? Я бы тебе отрядил парочку прелестных опахал. Ты видела моих павлинов?

– Ты мне лучше паранджу уложи, самое то от комаров,– продолжала посмеиваться она.

– А что это, мама? – Таджин посмотрел с непониманием.

– Сын. Этот вид одежды появится гораздо позднее. Мама не знает, что говорит. Как ещё слово-то вспомнила? Древнее…

Они ели и продолжали обсуждать наболевшие проблемы.

– Как было тихо и богобоязненно ещё каких-то пару тысяч лет назад. Чем больше народу, тем меньше свободного пространства, безопасного для жизни. Крупные животные выродились, найти добычу становиться труднее, зверь уходит на север, измельчал. То, что я видела двадцать тысяч лет назад и сейчас – как небо и земля. Самым страшным хищником, как и в далёком будущем, так и сейчас становится человек.

– Эска, дорогая, – обратился Сафуан к Елизавете. – А как там поживают две пары буйволов? Мой подарок на юбилей?

Красивое, звучное имя Елизаветы с годами становилось всё короче, и в устах горстки сибиряков, кочующих с ними аж от самой Гипербореи, изменилось донельзя.

– Есть возможность, что коровенки выживут. Правда, после зимы осталась только одна пара буйволиц, да и рога у них отвалились, болели всю зиму. Как только появилась первая зелень, мы выпустили их из загонов. Бедняжки хоть начали набирать вес. А так смотреть на них больно было! Одна вышла из зимы с приплодом и смогла выносить телёнка. Не телёнок, а котенок, в самом деле. Надеюсь, подрастёт, заматереет, и у нас будет производительная сила. Хочу в этот раз увезти с собой кур, – Эске посмотрела вопросительно на сына.

– Ты, похоже, всерьёз решила заняться животноводством?– усмехнулся он.

– Что ещё делать тысячелетней старушке!

– Мама, ты выглядишь не больше, чем на сорок!

– Ах, а мне лишь 38! Дерзкий мальчишка! – шутливо возмутилась она.

– Да брось. Сколько же тогда мне? – задал вопрос Таджин.

– Разве не ты должен был вести подсчет? – подняла брови Большая Эска.

– До трёхсот пятидесяти я ещё считал, а потом бросил. А тот возраст, на котором мой организм остановился, вычислить вообще невозможно. Я мужчина и каждый день в зеркало не смотрю, гадая на морщинах, – Таджин заулыбался глазами. В густой бороде улыбка спряталась, как хитрый лис в плотных зарослях можжевельника.

Глава девятая. Пробуждение

Темуджин выбрал достойное убежище для сна. Сто восемьдесят лет как корова языком слизала. С гравилором он был в некоторой безопасности. Спасибо, мать позаботилась о нём, отдавая свой.

– Я нахожусь в окружении своих людей, обо мне позаботятся. А ты вечный странник, непокорный блудный сын…тебе нужна защита. Будут ли с тобой рядом твои верные подданные? Позаботься, сынок, о крепком клане жрецов, верных и преданных людей, – говорила Эска, передавая ему гравилор.

Темуджин очнулся глубокой ночью. Щепа в каменной кладке была вырвана, булыжник частично вывалился, и часть входа приоткрылось. «Все ритуалы были соблюдены, и я не вернусь в мир «нищебродом», не придётся начинать всё с нуля. Если бы здесь были люди, то они давно бы вынесли из пещеры всё ценное», – думал Темуджин, сощурившись, рассматривая в лунном свете содержимое пещеры. Тело слушалось плохо. Он опустил ноги на пол, усаживаясь на холодный камень своего ложе, и неожиданно наступил на что-то мягкое и влажное. Темуджин одёрнул ногу и наклонился, присматриваясь к темному пятну. Он втянул носом воздух, всеми органами чувств пытаясь осмыслить окружающий мир. Пахло мясом. Свежей ещё кровью.

Темуджин развернулся в другую сторону и поднялся на ноги. В ворохе подношений он отыскал чудом сохранившиеся сапоги и кожаный плащ, подбитый мехом. Мех, конечно, был уже не тот, поэтому Темуджин накинул плащ наизнанку. Другая одежда распадалась прямо в руках.

Ночь стояла холодная, и проснувшегося ото сна человека била мелкая дрожь. Он стал перебирать предметы утвари в поисках огнива, когда услышал шорох и глухое рычание.

Сквозь расщелину в пещеру пробрались два матерых волка. Они медленно шли сквозь гулкое пространство, и рычание эхом отражалось от стен. Темуджин замер. Минуту ранее он нащупал в груде металла рукоять меча и теперь тянулся в надежде на спасение. Волки подходили всё ближе, обнюхивая объект подозрительного движения, но через пару минут напряженного ожидания затихли, не найдя ничего подозрительного. Всё те же запахи, ничего нового, чужого. Они улеглись у каменного ложе и стали жевать остатки рваной туши, не обращая внимания на человека.

– Вот они, мои верные жрецы…видно охота не удалась, – чуть слышно сказал Темуджин. Он нашёл кресало, и, аккуратно напихав в большой медный чан гнилое тряпьё, развел небольшой огонь.

Волки рычали, чихали от дыма, но пещеру покидать не собирались. «Волки должны привыкнуть к огню, и тогда можно постепенно увеличивать высоту пламени», – думал Темуджин. Каждый раз они возвращались с охоты к нему, с добычей или нет. Темуджин не спешил расставаться с непрошеными гостями: он был слаб, а волки приносили в пещеру мясо. Месяц ушел на адаптацию, но его воодушевляло то, что волки и правда оставляли ему часть своей добычи. Вскоре Темуджин начал сопровождать пару на охоте. А когда волчица ощенилась, охотились только самцы.

Из высоких ущелий Саянских гор Темуджин вышел не один: его сопровождала стая. За двести лет его земли между Ангарой и Енисеем заселили кедаи. Он был в ярости, его люди растворились в массе азиатов, их как будто и не было!

Позаимствовав в ближайшей деревне «колесницу» – небольшие санки стоящие на круглых жердях – он запряг в неё матёрых волков и отправился в Сибирь к родичам, собирать новое войско. По дороге Темуджин замечал и вербовал «своих» – они отличались от кедаев своей европейской внешностью с небольшой азиатской перчинкой. Они держались от «тихих» захватчиков обособленно и всячески сопротивлялись ассимиляции. Уже по пути до переправы через Енисей к нему примкнуло почти двести человек, но он хотел армию в десять раз больше.

Добравшись до Грустины, Темуджин застал у матери многочисленную родню. Он прибыл к совету. Большая Эска прослышала о том, что Темуджин идет домой, и направила гонцов к другим главам родов, собрав всех на совет. Ещё она рекомендовала каждому привести с собой дружину, это поможет Темуджину быстрее собрать войско.

Темуджин прибыл с помпой. При виде стаи волков все бросились врассыпную, прячась за бревенчатым частоколом большой усадьбы. Собаки заходились беспокойным лаем, и никто не решался «распрягать» и задавать корм необычной упряжке.

Из загона выпустили стадо свиней, и Темуджин поставил на постой туда своих «коней». Только крупная белая волчица следовала за ним неотступно, остальная стая оставалась там, где приказано быть под присмотром начальников пока небольшого войска Темуджина. Он сам быстрым шагом зашел в зал, где собрались за обедом главы всех регионов.

– Ну, вот и я, матушка. Как поживали?

– Кашу жевали, да тебя поджидали, – встала ему на встречу Большая Эска. Она подошла и, обхватив его обеими руками за талию, крепко сжала в объятьях.

Темуджин глубоко и прерывисто вздохнул, а белая волчица заскулила, словно маленький щенок, волоча зад и подбираясь к Темуджину, беспокоясь о хозяине.

– Я смотрю, вы готовились к моему приходу?– начал Темуджин, спасаясь от тягостных объятий матери, и быстро отстранился. Мужчина должен оставаться сильным не смотря на то, что сердце соскучилось, душа плачет, и чувства рвутся наружу. Не стоит показывать свои слабости на людях.

– Мы собрали около тысячи воинов для тебя.

– Маловато. Я был в этом муравейнике. Тысячей воинов там не управиться.

– Погоди, Темуджин, мы разве не должны попытаться миром решить эту проблему? – Большая Эска не дошла до своего трона, развернувшись на середине зала. Она посмотрела на Темуджина, вопросительно подняв брови.

– Вести переговоры было вашим делом в прошлые времена. Вы разве ничего не предпринимали?

– Мы оборонялись. Кедаи продвигаются медленно. В первую очередь на землю приходят охотники, они проводят разведку местности, за ними пастухи приводят животных на выпас, и только в следующий раз ставят загоны для скота. Если близлежащие племена не вступают с ними в конфликт, они строят хижины, и следом приходят их семьи.

– Да, Таджин прав. Когда стоянка разрастается, они начинают вытеснять местных, – подтвердил слова Таджина Сафуан.

– Все уже изучили эту тактику и осторожно впускают на свою землю пришлых кедаев. И последние двадцать, тридцать лет без боя в наши места не зашла ни одна новая колония. Стычки случаются всё чаще, и сейчас войны, мне кажется, уже не избежать.

– Мы должны попытаться. Направим гонцов к главарям кедаев. И предложим собраться для переговоров.

– Где же?

– Лучше на нейтральной территории. Подумайте. А ты, Темуджин, можешь остаться здесь и потренировать свое войско. Люди все неопытные. Им ни разу не приходилось воевать.

После долгих разговоров, когда солнце уже село за горизонт, в домах зажгли свечи и развели жаркие очаги – клан Большой Эски уселся для трапезы. Дочери Тома и Синеока послушно помогали накрывать на стол и подавать кушанья. Тома поставила перед Тамуджином кувшин с медовухой и села рядом на скамью. Она с аппетитом ела, хитро поглядывая на сводного брата и загадочно улыбаясь.

– Что за взгляд, сестрица?– одёрнул её Таджин.

– А что, брат? – лукаво ответила она и опустила глаза.

Тамуджин засмущался было, да одернул себя: «сестра ведь».

Тома незаметно для всех положила ему на колено руку. Тамуджин вздрогнул. Двести лет не видел он сестры, и теперь задавался вопросом: «Она что, до сих пор не замужем?».

Тома не давала проходу, не отставала днём и ночью, а Темуджин вздрагивал и просыпался по ночам. Уже и мать, не раз отчитавшая дочь за такое недозволительное поведение, заперла её в доме, запрещая покидать свою половину.

– Мама! Почему я не могу его любить? Я не чувствую себя его родней. Да и родня мы лишь наполовину!

– И отец и я против вашей близости. Вы не можете иметь детей. Родственные связи чреваты уродствами для будущих детей!

– Я могу отказаться от рождения детей! Любовь – вот что важно!

– Тебя осудят люди! Кроме того, дорогая, я вижу, что твой возраст не остановился. Ты взрослеешь. Медленно, но верно! А Темуджин всё так же молод, как и двести лет назад! Прости меня, солнышко, еще сотня, другая лет, и ты неминуемо постареешь.

– Кто же виноват? Почему же я вдруг старею, а Темуджин нет?

– Видимо, что-то меняется в моём организме, или животворящая сила ослабела.

– Я хочу быть с ним!

– А ты его спросила?

– Он не отталкивает меня, но и не принимает…

– Что ж, он мужчина. Ему трудно сопротивляться такому напору. Но, думаю, он будет непреклонен! Я знаю сына!

– А меня ты знаешь? Я тоже буду непреклонна!

– Ушай давно просит твоей руки. Назначим же день свадьбы!

– Мама! Ты не посмеешь!

– Почему не могу? Могу! – поставила точку Эска. Она не могла потакать самодурству.

Месяц изоляции Тома выдержала с трудом. Несколько раз ей удавалось бежать. Однажды она выбила дверь и ещё раз чуть не устроила пожарище, пытаясь устроить панику, подпалив покрывало.

Уже и Тамуджин забеспокоился:

– Может не нужно так…сама угомонится, поди, если ей не перечить? Отпусти ты её, мама!

– Не верю, что она угомонится. А ты что так за неё беспокоишься? Что у тебя на уме?

– Ишь! – вспылил он и размашистым шагом покинул мать.

Ночь стояла жаркая, испарина шла от земли, и Темуджин открыл все окна, скинув лишнюю одежду. Спасаясь от жары он размахивал большим лоскутом бересты, на котором писал письмо главарю кедаев. Одна рубаха болталась на нём, и та раздражала кожу, прилипая к потному телу. Белая волчица лежала у ног и дремала, когда занавески резко дёрнулись и в окно проникла быстрая тень.

Волчица зарычала и оскалила зубастую пасть навстречу незнакомцу. Втянув воздух мокрым носом, она узнала навязчивый запах, давно преследующий её хозяина, и снова легла. Тамуджин не противился этой женщине, а значит и волчица терпела, принимала её, позволяя мужчине самому решать, что с ней делать.

Но Темуджин не знал. Он замер перед ней, ожидая развязки. Главным здесь был не он, а комок в горле, змий, вьющий гнездо у него в животе. Темуджин громко сглотнул. Тома же принимала решения быстро, как лёгкая, воинственная амазонка, она брала крепость с набега.

Глава десятая. Тома

Только солнце пробралось сквозь лохматые, зелёные шевелюры рыжих сосен, в дверь постучали, и Темуджин подпрыгнул в своей постели в испуге, как нашкодивший мальчишка. Волчица глухо рычала, но не чуяла явной опасности снаружи. Темуджин приоткрыл дверь. Девушка быстрым и ловким движением нырнула в комнату, и сразу была приперта к стене грозным зверем.

– Я не к тебе. Я к хозяйке, пусти. Во мне нет никакой опасности, – твердо сказала она волчице, ничуть не испугавшись. Девушка, скользя вдоль стеночки подошла к кровати и начала трясти Тому за плечо. Тома открыла глаза.

– Нужно немедленно уходить, – сказала она и подала длинный темный плащ. Тома, нисколько не смущаясь, демонстративно одела рубашку, и, накинув плащ, вышла от Темуджина, кокетливо улыбаясь, всем своим видом показывая: «Я не отстану, я буду умолять Эску. А если нет, сбегу с тобой!». Темуджина пробила дрожь от этого заговорщицкого взгляда, и мысли пошли кувырком. Он впервые попал в такую нелепую ситуацию и теперь совсем растерялся. Не в его привычках было командовать женщинами, не ими он правил.

Две недели его осаждали навязчивые мысли и женщины: то одна, то другая – Тара, приносящая послания от Томы. Он видел свою незваную невесту за каждым кустом в лесу – рыжим хвостом увлекающую в гущу леса; в зарослях камыша серой утицей скользила она по бурой воде; верхом на Нане – его белой волчице, огрызающийся каждый раз при её приближении. Панибратство и наглое сюсюканье утомляло и возмущало гордый нрав Наны, но она не хотела расстраивать своего названного брата и терпела тисканья женщины. Она как никто другой чувствовала её временную природу: «Не быть ей с Темуджином. Слишком она нетерпеливая, податливая, неосторожная. Стати ей не хватает, злости, характера быть рядом с нашим братом. Она просто кажется сильной, а внутри у неё сидит заяц, он не уверен в себе и дрожит».

После того, как отправили сватов к Сагалаку, каждое утро Большая Эска находила у своих ворот большой медный котел с подарками – это Ушай начал задабривать будущую тёщу, начав заранее согласованный между семьями обряд сватовства.

Большая Эска рассматривала подарки и демонстративно отправляла их обратно. «Не то, всё не то!», – играла она свою роль. По обычаю не принято сразу соглашаться – положено покапризничать, просить больше и лучше. Не за так ведь отдавать любимую дочь.

На третью неделю в город прибыло «посольство» жениха – сына соседнего вождя Сагалака. Они пригнали стадо оленей – колым за невесту. Последний котёл Эска приняла, а значит пришло время для свадьбы.

Стоянка племени находилась недалеко к северо-востоку от Грустины, всего в пятнадцати километрах, и Ушай был частым гостем в Грустине. Ещё недавно Тома сама привечала его и давала ему всяческие обещания. Увлеченная Темуджином она и не заметила, как прошло сватовство, и приезд Ушая стал для неё полной неожиданностью. Она резко отказала претенденту, выставив свадебную кавалькаду за ворота. Это вызвало гнев Саголака и непонимание родни.

– Большая Эска благословила союз двух наших племен. Соблюдены традиции и большой колым доставлен ко двору! Завтра после обряда ты уйдешь с нами! – как отрезал отец Ушая, Саголак.

– Саголак прав, Тома. Открыть ворота! Твоя судьба была решена ещё в прошлый раз. Ты сама, наконец, согласилась выйти за Ушая. Мы должны выполнить договор, а ты стать доброй женой для Ушая. Завтра на заре мы проведем свадебный ритуал, – подтвердила слова Сагалака подоспевшая Эска. – Тара! Будь рядом, помоги Томе собраться с мыслями. Ты головой отвечаешь за мою дочь. Если что-то пойдет не по плану, ты будешь сурово наказана. И изгнание станет для тебя меньшим из зол!

– Мама, – Темуджин взял мать за локоть, и, провожая в дом, по дороге выискивал подходящие слова, глядя под ноги: – Может, не стоит так жестоко! Это же твоя дочь. Да и я…люблю её. Мы просто уедем вместе. По-тихому. Сбежим.

– Темуджин! Как ты смеешь! Я знаю Тому. Её чувства как весеннее солнце. Греет, но только до возвратных холодов.

– А если нет, мама!

– Я слышу сомнение в твоём голосе, когда ты говоришь о любви. Её напор смутил тебя. Взбудоражил твоё естество. А душу? Он затронул душу?

– Будет ли кто-то более подходящий, чтобы скрасить моё одиночество во времени?

– Тома, конечно, проживет ещё долго. Но сможет ли она утешить тебя в своём непостоянстве? Я боюсь, что она покинет тебя, как только ветер подует в другую сторону. Её уход сильно ранит твое сердце. Да и сестра она! Нет смысла затевать всю эту игру! Замужество же успокоит её нрав. Родит дитя и другое, да и угомонится. А у тебя…весь мир перед ногами. Все женщины мира!

– Я и сам в сомненьях. Но…Доверюсь тебе. Хоть всё это и тяжело, – кинул в пространство Темуджин и вышел за дверь, скрывая слёзы, комом стоящие в горле.

На рассвете он пересек реку и наблюдал обряд издали. Всю ночь камлал шаман, окуривал дом невесты. Тому держали взаперти, всю ночь она находилась под неусыпным приглядом девушек. Они пели обрядовые песни, омывали, одевали, подготавливая её к обряду. Дважды она пыталась бежать, порвала нарядный свадебный халат, шитый бисером и речным жемчугом, вонзая в него острый серебряный кинжал. И даже Ушай, влюбленный в неё без памяти, с трудом сдерживал себя, чтобы не уехать прочь, оставив эту затею.

Они сидели посреди шатра на белой оленьей шкуре и шаман после заклинаний и обкуриваний, наконец, угомонил беспокойную невесту. Тома, покрытая светлым покрывалом, находилась в трансе и шаман крепко связал запястья жениха и невесты, навсегда соединив их в одно первыми лучами восходящего солнца.

– Ушай, не беспокойся. Перебесится и снова будет милой с тобой. Нужно лишь потерпеть. Она всегда так рада тебе. Леший вселился в неё вот и беситься. Только ты для неё спасение! – утешала Эска теперь и Ушая. Она рисковала счастьем своих детей, но опыт подсказывал ей правильное решение.

– Я не уверен. Ты и правда, так думаешь, Эска? А если она будет ненавидеть меня потом, корить?

– Ты будешь ей отличным мужем, если перетерпишь все эти капризы, и она станет для тебя хорошей женой! – Эска положила ему руку на плечо.

– Жена должна быть кроткой и покорной! – вскрикнул старый Сагалак, ненароком подслушивающий беседу. Ушай был поздним ребенком, и теперь Сагалак сильно волновался за это своё чадо. Он должен был женить последнего сына, чтобы спокойно наблюдать, как разрастается его род. А потом тихо отправиться вниз по реке, в страну мертвых.

Тому вывели на берег реки в полном убранстве невесты. На ней было три шитых жемчугом халата, один поверх другого, богатое соболье манто. Девушки пели. Звучал кутынь, словно далёкие колокольчики, кумбырса сопровождала эпичное действо в сопровождении бубна, и юноши играли на флейтах-сетылях, раздражая ушные перепонки. То ли тихой грустью, беспокойством веяло от чарующих мелодий, то ли тихой радостью будущих приятных хлопот – не разобрать. Хороводом кружилась молодежь, украшенная цветочными венками, вокруг жениха и невесты, словно птицы грядущего. Что пророчили они? Долго и счастливо? Или предрекали тяжёлую женскую долю, монотонный труд, рождение детей в муках, как обещал господь Бог?

Хмурое лицо молодой женщины в цветочном венке и праздничном наряде предвещало бурю. Она вглядывалась с холма вдаль. Странная фигура маячила на том берегу реки. Она была не одна, фигуры поменьше как солнечные зайчики мелькали у фигуры под ногами. «Не Темуджин ли это?» – подумалось Томе, – Здесь-то его нет». Она приглядывалась, завороженно щуря глаза, и когда вся процессия подошла к берегу, пустить по волнам венки, Тома вдруг бросилась в воду и быстро поплыла. «Темуджин ждёт меня на том берегу! Как я могла не догадаться! К нему…», – думала она. Быстрое течение реки понесло Тому, вращая и дёргая за тяжелые, мокрые кисти соболиных шкур. Богатые халаты тянули ко дну…Ушай, стоявший на утесе, бросился вниз спасать невесту, но река относила её всё дальше. Он боролся с течением и издалека видел, как голова Томы стала заныривать всё чаще и, наконец, не показалась из воды совсем. Он достиг того места, и, выбиваясь из сил, искал свою возлюбленную, ныряя в глубину мутных вод, пока силы не оставили его. Он расслабился и успокоился, медленно уходя на дно полноводной реки.

Когда его вытащили на берег, он уже не дышал. Большая Эска издала громкий звериный вопль, и мир её перевернулся. Она упала навзничь, раскинулась на зелёной траве, как упавшая с неба звезда. Так и осталась лежать без сознания. Тому не нашли. На следующий день её тело вынесло на тот берег ниже по течению.

Не в силах вынести всё это, Темуджин, немедля ни дня, собрал все вверенные ему войска, несколько обозов продовольствия и медленно пошёл к Енисею. Душа его плакала, но груз, тяготивший его прежде, спал как ночной морок, уносясь прочь в утренних лучах летнего солнца, жгучего, слепящего солнца Саян.

Глава одиннадцатая. Годы находок, годы потерь

Несколько раз на остановках и стойбищах он сталкивался глазами со знакомым лицом, тщательно скрытым за капюшоном. Но Темуджин всегда торопился вперед. Чтобы остановиться и задуматься, у него не было времени. Он то мчался галопом на зов рога, то возвращался с охоты в окружении своих воинов. Везде, то у моста, то у котла с дымящейся наваристой олениной, его встречали глаза: синие, печальные, но широко раскрытые и смелые. Они то показывались ему, то прятались, внезапно пропадая из вида. Он почти не замечал этой игры, но знал, что она существует. «Тара», – вдруг пришло в голову после очередной встречи глазами. – «Неужели она?»

Кедаи всё чаще пересекали Енисей и нападали на войско Темуджина небольшими группами дерзких разведчиков. Однажды утром ему не спалось и он ходил дозором по берегу реки, мечтая пересечь её и вытеснить дальше к морю этот быстрорастущий кедайский муравейник, пока он не распространился на его родные земли, словно селевый поток сбегающий с гор.

Женщина полоскала бельё у реки, когда он проходил мимо. Град из стрел обрушился внезапно, задев край белья испуганной женщины, и Темуджин молниеносно выставил вперед свой щит, укрывая её от опасности. В руках девушки была корзина, которой она собиралась закрыться, а широко раскрытые глаза впервые смотрели на него так близко. «Тара. И правда, она…». Из плеча у неё текла струйка крови, пропитывая холщовую рубаху и стекая в корзину с мокрым бельем.

Темуджин поступил по-мужски, ни слово не говоря он поднял женщину на руки и понёс в свою юрту. Он думал, что проявляет заботу, а улыбчивые суровые вояки посчитали иначе. И, может, они были правы. Шаман промыл рану, присыпав горячим пеплом, и Тара провела там больше недели под присмотром Наны и личного лекаря Темуджина. Темуджин вечерами терпеливо перевязывал ей рану перед сном, промывая настоем трав, приготовленным лекарем.

– Тебя не тяготит моё присутствие?

– Коли ты пострадала, находясь рядом, я несу за тебя ответственность.

– Кто же я, за что мне оказана такая честь?

– Ты виновата в смерти моей возлюбленной, недосмотрела…а значит должна ответить за свои промашки.

– А! – Тара упала на колени и заплакала. Белая волчица, лежащая подле, чуть привстала, подняла голову и начала слизывать солёные капли с её лица. Тара в благодарность поскребла её за ухом, обнимая большую голову, а та, довольная, расслабилась и упала на пол юрты, устраиваясь мордой на колено Тары.

– Нана, ты стареешь, что ли? Превратилась в верного пса? Ласки захотелось?

– А тебе? – подняла голову Тара.

Темуджин глубоко и часто задышал, а волчица, зевнув, развернулась к нему спиной, а потом и вовсе ушла в дальний угол юрты, укоризненно косясь на хозяина. Всё, что касалось женщин, делало его безвольным ребенком, он никогда не мог сделать первый шаг. А в череде долгих ухаживаний не подходил достаточно близко и не демонстрировал свои намерения явно. И тогда всё зависело исключительно от женщины, к которой он проявил благосклонность – сделает ли она этот самый шаг.

Кедайцы каждый день делали дерзкие ходки, быстрые как молния боевые вылазки. Они кусали, как стая диких шакалов, и тут же бежали прочь. Темуджин не стал дожидаться паники в своем войске и поднял всех под копьё. Ставку он передвинул на десять километров вглубь родной земли, а на границе водораздела поставил несколько кордонов защиты.

Началась долгая, нудная война. То кедаи наступали, теряя на захваченных землях добрую часть воинства, то Темуджин наступал и гнал их вплоть до океана. Кедаи уходили в горы, расползались по углам и спустя время снова нападали, неся урон местным племенам и небольшим укрепленным острогам, расставленным Темуджином. Так продолжалось много лет, пока бодрствовал военачальник. Тара давно покинула этот мир, будучи преклонной старицей. Она смогла посмотреть на своих внуков и правнуков, родив Темуджину хороших крепеньких детей. Свою стоянку он называл Тартария. Она была маленькой деревенькой, положившей начало славному роду под присмотром Тары.

Темуджина опять настигло одиночество, присутствие которого он ощущал всю жизнь. Вожак отступил от должности, на долгие годы уединившись с волчьей стаей в далеких ущельях Саян, превратившись в злобный дух гор, а затем «уснул». Наступило время хаоса, и клан Елизаветы как мог спасался от набегов с востока.

Кедаи расселились на всей территории центральной Азии вплоть до Уральских гор, а через сто лет спячки Темуджин, как разгневанный великан, ворвался в мир, круша всё на своем пути. Он словно сошёл с ума, какая-то мысль беспокоила его сознание, но он не понимал какая. Его сон был потревожен не вовремя и он чувствовал великую, неподконтрольную ярость. Мало того, как и прежде он был одинок, мёрз и страдал от невыразимой тоски.

Темуджин быстро собрал огромное войско, но непонятно против кого он намеревался воевать, и кого он хотел защитить. Как и прежде, на первых порах своей молодости, он возглавил армию диких всадников, кочевых разбойников.

– Что же делать с этой силищей, неужели разум моего сына помутился? Ты встретился с братом, Таджин? – обеспокоенно спрашивала Елизавета второго своего сына.

– Думаю, ты права, Большая Эска, его разум помутился. Он не узнал нас с отцом, и внуков своих не принял. Он слушал не более нескольких минут, затем его терпение вышло, и нас вытолкали прочь. Хорошо, что не убили…

– Что же делать? Может, теперь его остановит Ханну? – предложил Таджин. – Не знаю, что сейчас страшнее – Темуджин или Кедаи. Их народ вырос настолько, что вытеснил айнов с Курил и нацелился на Корейский полуостров…Нигде нет от них покоя.

– А что, Ханну, – прищурился хитрой степной лисицей Сафуан, глядя на высокомерную правнучку, сидящую в конце длинного стола, – настолько хороша?

Тана и Камлак воспитали Ханну ловкой охотницей. Огонь-девка. У Камлака детей не родилось, так он вложил всю свою любовь в племяшку. Ханну вышла замуж за бойкого паренька и они на пару долгое время гоняли кедаев в долине Кети. Жаль, что не так давно муж её погиб при ночном налете на посёлок.

– Кто это был, так и не выяснили. Если братец Темуджин, ему несдобровать! – подала голос Ханну.

– Речь не идет о мести, внученька. В твою задачу входит остановить Темуджина и привлечь его на нашу сторону. Если все согласны с тем, чтобы Ханну возглавила поход, начнём собирать дружину, – тяжело вздохнула Большая Эска и неодобрительно посмотрела на Ханну за её слова.

– А вы уверены, что суровые вояки послушаются молодую девушку? – продолжал сомневаться Таджин.

– Я об этом позабочусь сама! – гордо встала Ханну.

Глава двенадцатая. Ханну

Два бурных потока схлестнулось в предгорьях Енисейского кряжа и бились до тех пор, пока две головы, два вожака не встали один против другого. Шёл второй час битвы, и силы покидали храбрых воинов по обе стороны поля боя. Дикий рёв, ржание коней, лязг оружия слились в голове Ханну в одну бессвязную мелодию. Изображение перед глазами плыло, и лохматая шапка-шлем слетела с головы от одного удара Темуджина, и она, потеряв равновесие, упала на каменистый берег реки, а следом на неё со всей мощью своего тела упал Темуджин, сильно прижав женщину к земле так, что чуть ребра не лопнули. Большие чёрные глаза глянули на него с вызовом, и она уперлась луком в бородатый подбородок война, сдерживая его из последних сил. Он продолжал борьбу, но смотрел на Ханну, слегка опешив, видимо не знал, как поступить в следующую минуту боя.

– Кто ты? Женщина? – ещё пару минут ему понадобилось для размышления. Темуджин с силой развернул её спиной к себе, а затем, сняв с пояса перевязь, стянул её руки вместе и победно поднял вверх своё копьё.

– Прекратить бой! – крикнул он. По полю разнеслись крики, передаваемые от одного командира к другому. Он поднял Ханну и поставил перед толпой, поднявшись на небольшой холм.

– Ваш великий предводитель требует переговоров, – крикнул он в толпу. – Что думаешь, хитрая куница, я прав? – шепнул он ей.

– Я согласна на переговоры! Прошу прекратить бой и разойтись на две тысячи шагов вплоть до новых указаний! – крикнула она в измученному воинству.

Темуджин раскинул шатер прямо на поле боя, выпил кувшин воды, зачерпнув тут же из Енисея. Обтёр усы рукавом, молча сел на против и посмотрел на невиданного противника.

– Здравствуй, Темуджин. Я сестрица твоя сводная. Не припоминаешь? Наша мать, Большая Эска, плачет по тебе в Грустине. И я здесь, чтобы пообломать твой крутой нрав и прояснить тусклую память в твоей голове!

– «Сестра» говоришь? А почему убить хотела? И не ведомо мне о братьях и сёстрах – один Я! – ехидно заметил он.

– Если бы ты помнил, какого рода-племени, бился бы сейчас не со мной! А кедаями.

– Какое же мне до них дело? Да и как с ними биться, они же мои воины, – засмеялся он.

– У тебя не войско, а банда разбойников. Грабят всех кто встречается на пути. Нужно отличать своих от чужих! Эта земля кедаям не принадлежит, они должны покинуть её! Нельзя прокормить один народ за счёт других, проживающих здесь испокон веков. Горят леса, зверь бежит, дичи становится мало из-за нашествия чужаков. Люди вынуждены уходить с насиженных мест в поисках лучшей жизни. Так и мать твоя скоро покинет свою Грустину. И тогда даже если вспомнишь, не увидишь её больше. Не сможешь положить голову ей на плечо, да поплакать!

Эти слова смутили Темуджина, хотя ни имени, ни жизни своей он не помнил, проснувшись в сырой горной пещере с волками.

Ни одно поколение детей Наны сменилось, пока он спал, но они точно знали, что это их дом, и этот человек им друг, хозяин и брат. И проснувшись он нашел всё, что было нужно, но главное потерял – память! Как уж это случилось – одному богу известно. Но звать он стал себя Эра. Так обращались к нему братья волки, реагируя на каждое сказанное слово. А тут уже второй раз слышит знакомое и незнакомое – Темуджин. «Поверить ей? Или не поверить?» – терзался сомнениями он.

– Ты останешься здесь. И докажешь свою правоту. А там посмотрим.

Но не тут-то было. На рассвете люди Темуджина оказались в огненной западне. Войско кедаев переправилось через реку и напало неожиданно, они тоже терпели от Темуджина.

– Отпусти, я доберусь до своих и приведу тебе помощь. Может, тогда ты узнаешь – кто тебе друг, а кто враг! – задыхаясь от копоти и кашляя предложила Ханну.

Темуджин нерешительно перерезал веревки. Толку от неё сейчас всё равно не было, а защищать её не было сейчас никакой возможности. И отпустил.

Полчаса он ничего не замечал вокруг себя, кроме криков битвы, крови, хлеставшей во все стороны то тут, то там, красных всполохов горящих юрт, перевернутых котлов с остывшем варевом. Кедаев в волчьих шапках с длинными хвостами, прыгающими по широким спинам, их смуглых утонченных лиц, словно выветренных, высушенных на солнце, и так явно отличающихся от местных лиц: белых, круглых, похожих на свежую, пышную лепешку, замешанную на хорошей сибирской закваске. Как во сне двигались около него тенями и другие лица, знакомые, но такие далекие, что Темуджин встряхнул головой, сбрасывая липкий морок. Они преследовали его во время долгих сновидений, то умиротворяя и успокаивая, то вызывая глубокую невыносимую тоску – до кома в горле, до крика в тёмной пустоте гулкой пещеры. От него,собственно, Темуджин и проснулся.

Отряхнув голову так, что слеза, внезапно выкатившаяся из глаза, полетела прочь как пуля, стремясь достигнуть цели – на поражение. Её поймал воин совсем рядом, перерубив надвое стрелу, пущенную в Темуджина неприятелем. Они посмотрели друг на друга. Темуджин увидел большую армию Ханны, вливающуюся в его ряды, и дал знать командирам, что они будут биться на их стороне.

Сражение длилось вечно. По крайней мере так казалось Ханну, которая уже не в силах стоять, упала на мёртвую тушу лошади и молча взирала на то, как Темуджин гонит жалкие остатки кедайских воинов к челнокам, и те спешно покидают долину не в силах даже грести. Их долблёнки несёт по течению как ветки, брошенные ветром, крутит в волнах и прибивает к берегу у скал очень далеко от места битвы.

– Их много, их очень много. Они соберут новую армию и снова придут.

– Тогда и мы соберём, – хмуро буркнул Темуджин, и, звеня оружием, грузно сел на камень.

Глава тринадцатая. Сотворение мира

На следующий день воины долго не просыпались. Один дозор сменял другой, и снова валились с ног после сытной похлебки. Всех падших в бою лошадей освежевали, мясо уложили слоями в большие ямы, пересыпав солью и закрыв толстым слоем лапника. Они не собирались уходить.

А Темуджин и Ханну, подождав с неделю, отправились в Грустину. Ханну не отставала от хмурого военачальника ни на шаг. Она убеждала, рассказывала, советовалась и советовала.

– Эй, женщина! – он схватил её за локоть и развернул так резко, что её лицо быстро оказалось рядом. – Не завидую твоему мужу, если таковой появится. Можно хоть на один день оставить меня в покое! – приблизившись почти шёпотом произнес он и так же резко отпустил Ханну, уходя, а внутри неё екнуло и упало вниз живота что-то тяжёлое, и тепло разлилось по всему телу. Это смутило Ханну, и она в этот день всеми силами убеждала себя держаться подальше от грузной фигуры, чёрным демоном сидящей на скале у реки.

А его мучили прежние тени воспоминаний: Тома, капризная и высокомерная…плывущая по широкой реке, изо всех сил глотающая ртом воздух, ловящая его взгляд на другом берегу, каждый раз поднимаясь над бурунами. Нана, тихо лежащая у ног, то рычащая, то поскуливающая во сне; она перебирает лапами быстро, быстро, ещё быстрей…Тара с большими синими глазами качает на руках маленького батыя, румяного крепыша. Вокруг шум да гам, и Темуджина за обе руки тянет ребятня. Голова кружится, и он падает, роняя всю эту галдящую ораву на траву. Взгляд его упирается в синее небо и большие птицы, как самолёты, кружат над ним с громким клёкотом. «А что такое самолеты?».

«Видимо есть в этом какая-то правда»,– подумал однажды Темуджин, и, подойдя как-то к Ханну, ответил согласием на просьбы поехать к матери в Грустину.

Ханну отправила гонца к матери, чтобы предупредить о приезде. Может удастся собрать и других родичей?

Через три дня они уже были в пути.

– Мои надежды оправдались, – с радостью восклицала Большая Эска. – Эра, Темуджинушка едет домой! – рассказывала она всем, кто навещал её в Грустине. Она отправила гонцов на юг и на запад к родичам, но сын и внучка быстрее преодолеют путь, ведь от Енисея идти гораздо быстрее. Остальных придется ждать дольше.

– Хватит бесконечных войн и потерь, нужно что-то предпринять в залог мира, – настаивала она, когда все наконец собрались. Темуджин сидел тихо в углу большой избы и молча слушал своих родственников. Память возвращалась постепенно, но он чувствовал неудобство и вину. Больше неудобство. Брататься вот так с далёким прошлым было не по нутру, проще породниться с волками, у них законы просты, а мысли чистые как слеза, недалекие, но понятные. А, главное, они, как верные псы, всегда были рядом. «Может и смогу быть рядом с ними, если и вправду удастся установить мир» – подумал он, глядя на Ханну.

Решение было принято: идти вглубь вдоль Саян, вдоль Байкала, договариваясь с кедайцами о мире или вытесняя их с этой земли силой, как они когда-то вытесняли местных из этой Сибирской Италии, отвоевывая себе место под солнцем. Ханну страдала и плакалась Темуджину в богатую песцовую жилетку о том, что невыносим для женщины такой вот походный образ жизни:

– Не спрятаться, не в порядок себя привести. Везде мужчины. Устала я от этого. Может, останусь здесь? – умоляла она холодного Эра, как звали его вояки. Но Эра стойко терпел её капризы. Она знала меру, а он слишком боялся остаться в одиночестве. И однажды на долгой стоянке с десятком других рукастых мужиков построил ей юрту на колесах. С одной стороны не нужно лишний раз собирать-разбирать. С другой и самому удобно отдохнуть в пути. Да и Ханну почувствует комфорт и заботу.

– Вот, сестричка, тебе подарок! – торжественно произнес он. Ханну была беременна. Уже второй малыш дожидался минуты появиться на свет. Периодически у неё завязывались романы, особенно на длительных стоянках, и Эра прощал ей эту слабость. Он сам был грешен. Целый обоз баб и детишек шёл позади войска – солдатские семьи. Старший сын Эра имел наглость заглядываться на Ханну. А ведь она была главным военачальником среди них. Юрта на телеге – называли это сооружение кедаи: гер-терег. Они тоже ставили круглые юрты, и звали их герами. Им понравился дом на колесах, ведь сейчас они тоже постоянно передвигались – их нагоняли Ханну и Эра.

Добравшись до центра холмистой низменности Темуджин и его войско наконец остановились в небольшом поселке, оставленном кедаи.

– Хочу запечатлеть время. Кто-нибудь умеет следить за звёздами, чтобы вести календарь? – Темуджин вопросительно посмотрел на окружение.

– Я, пожалуй, могу, – Ханну лукаво улыбнулась. – Но мне известны только общие принципы календаря, за звездами я следить не научена.

– В поселке остался древний старик, шаман. Говорят, это очень старый шаман. Он охраняет священное дерево, которое не раз спасало посёлок от голодной смерти, рождая большие урожаи яблок. Кроме того, он проводит здесь священные обряды. Он умеет читать звезды, – сказал один из присутствующих.

– Покажи мне его. Возможно удастся вместе построить календарь.

– Построить? – изумился Темуджин.

– Да. Чтобы следить за солнцем, луной и звёздами, нужны стоячие камни. Они не пропадут как вешки, и на них можно делать различные отметины. Чем больше стоячий камень, тем надёжнее ты удерживаешь время. Их можно расположить точно по звёздам. Шаманы знают, когда отдаляется и приближается к нам та или иная звезда, и поэтому можно фиксировать даже самые длительные временные промежутки. Мы сможем контролировать время.

– Ты знаешь, сколько ты уже не спал? – спросила она по пути к огромной кряжистой яблоне. – Я считаю, делая отметки на клочке ячьей кожи. Вот, посмотри! – она как ребенок стала увлеченно рассказывать Темуджину о своих записях. «Смышленые эти женщины», – думал он, разглядывая молодое смуглое лицо с голубыми глазами. «Будет ли она всегда рядом? Или я снова останусь переживать свои ужасные сновидения один, среди волков и холодных камней?».

Они стояли под большой развесистой яблоней, задрав головы вверх, ветви были усыпаны небольшими сибирскими яблочками.

– Говорят, что здесь даже виноград растёт, – почти шепотом произнес Темдужин. – Как у Таджина в Саразме.

– Да ну, не может быть.

– Правду говорю.

К тому моменту, как перед Темуджином преклонил колено последний кедайский вождь, большой календарь наконец был достроен. Колонада камней гордо возвышалась в небо, будто звёзды и планеты пустили корни в земную твердь, подсчитывая для «бессмертных» ход времени. Если встать среди камней звёздной ночью под небом, усыпанном мириадами светящихся точек, покажется, что находишься в тайном святилище духов – Звёздном храме! Даже у кедаев сердце замирало, когда на рассвете и на закате луч света пронзал узкую щель меж камней, разрезая пополам землю.

– Вот эта половина самим светилом отдана нам на веки вечные. А эта половина вам, на веки вечные. Так мы делим Мир, дабы он был на земле.

Вокруг Звёздного храма с западной стороны собрались многочисленные народы Запада, а с востока – смуглые народы Востока, и подписали они кровный договор о мире с этого дня и до скончания света. Каждый пролил толику своей крови на алтарный камень в центре каменной колонады в качестве печати, скрепляющей договор о мире.

С этого момента начался новый отсчет времени. Заработал каменный календарь Ханну. Появлялись и исчезали народы, горные вершины осыпались в долину, однажды, спустя два тысячелетия, полностью уничтожив каменный календарь. Но великое событие это, как и отсчет времени от заключения мира в Звёздном храме, навсегда зафиксировалось в памяти людской и календарях.

Этот день на мониторе отображался особенно ярко.

– Что там происходит, интересно знать? Сразу несколько бессмертных собрались в одном месте и подключили гравилоры к неизвестному источнику энергии? – Симонов толкнул в бок задремавшего после ночной смены лаборанта.

– Может, это призыв о помощи? – посмотрел тот мутным взглядом.

– Всё может быть. Собери-ка всех, кого возможно. Отправимся туда. Поймаем сразу всех зайцев!

– Окей, начальник.

Глава четырнадцатая. Центральная Америка

Когда, наконец, отследили местонахождение Акиллы Шетти, учёные столкнулись с неожиданными трудностями. Акилла отказывался покидать небольшой поселок, жители которого оказались буквально в западне. Замкнутые между скалами, океаном и вулканом, плюющимся пеплом и отделяющим людей от безопасной земли быстро нарастающим лавовым потоком.

– Я должен что-то сделать и спасти своих людей! Я не уйду, пока они не будут в безопасности, – кричал он, в суматохе вылавливая маленьких детишек, бегающих по поселку в страхе не в силах отыскать своих родных.

– Можно как-нибудь остановить, перенаправить поток, перенести людей? – думал вслух Симонов, лениво шевеля мозгами. В экстренных ситуациях голова отказывалась работать, и вся умственная деятельность вставала в ступор.

– Шары, гигантские шары? Может, ими перекрыть дорогу лаве? – замотал головой Соколов, пытаясь отыскать огромные сферы, с древности заполняющие эти земли. – Акила, где шары?

– Шары, шары…какие шары? Шары…их нет, – между делом отвечал ему Акила.

Тут Георгий думал недолго. Он знал, как устроен этот мир. И здесь ситуация подходила «под тот самый случай».

– Соколов? Ты помнишь экзоскелеты, которые мы превратили в экскаваторы, используя в качестве слепка для ковшей идеальной формы шары, привезенные с Коста-Рики? – он посмотрел на Андрея Соколова и Тиренция, стоящего рядом. Соколов сообразил сразу и через минуту его уже не было рядом.

Лава большой огненной змеей ползла на поселок и, кажется, что минута – и она поглотит всё вокруг, как вдруг, будто из ниоткуда, начали появляться огромные железные машины, управляемые людьми…они прибыли из Атлантиды. Роботы черпали своими сферическими ковшами лаву и укладывали вдоль потока каменные шары, отводя его далеко в сторону. Ковши, обработанные специальными смазочными маслами, увлажняющие поверхность жаропрочного металла, производили каменные шары так быстро, как детский снежкометатель. Апперы создали в воздухе плотную водяную завесу, мешающую пеплу проникать в сторону поселения. Океанская вода быстро остужала горячую лаву шаров.

Благодаря современной технике Атлантида смогла купировать извержение вулкана, и Акила со спокойным сердцем отправился домой, улыбаясь собственным мыслям: – Закончилась практика, теперь меня поглотит сухая теория.

Глава пятнадцатая. Создавая богов

Но не тут то было. В огромном четырёхтысячном потоке мигрантов в Америку с территории Гипербореи оказалось большое количество сибиряков, небольшая группа метисов разных мастей и двое «бессмертных». Акила и дочь Саранью и Вивасвата. Она отказалась идти с родителями и предпочла Акилу. Как и родители, она старалась сохранить чистоту крови и была не в меру амбициозна. Она считала Акилу единственной подходящей парой для неё. Они оба были oriens, как говорил отец. Настоящие арии. Голубоглазые и светловолосые они унаследовали эти черты от русских предков. Акила от отца, а она от бабки по материнской линии. Хотя потом одна идея фикс сменила для неё другую, и это новое наваждение быстро стало затмевать всё, даже самого Акилу. Да, впрочем в первую очередь Акилу.

– Любовь? Она считала, что я её любовь.

Кормилица назвала её Синопа – хитрая лисица. Вивасвату понравилось это прозвище. Малютка была хитрющей: ещё с пеленок. Грудным младенцем она умело диктовала свои условия Вивасвату и постоянно изводила кормилицу, не давая той спать по ночам. Да и днём, только бедолага приложит голову, как малышка срывалась в крик. Пришлось держать в няньках несколько женщин. Помнишь, Колесов, как ты возмущался? – рассказывал Акила.

– Да, было такое. Что за барство развели! Ха-х, – усмехнулся Всеволод.

Синопа была из тех деток, которые родились в результате кесарева сечения в период «сна Атланта» и стала последней дочерью Саранью в Гиперборее. Вивасват не знал о том, что Синопа бессмертна, и имея целый клан родственников отпустил дочь с Акилой в момент исход, доверяя умному и надёжному земляку, дав им своё родительское благословение.

Она действительно была хитра. Прознав о бессмертии спустя пятьдесят лет, когда тело и лицо не выказывали никаких признаков старения, она придумала план, в результате которого на свет произошло пять пар близнецов. Две пары девочек и три пары мальчиков, отцов для которых она тщательно выбирала из окружения.

Акила уходил всё дальше на юг, он покинул свою властную жёнушку, с которой так и не сумел ужиться. Он ушёл на узкий перешеек в дебри влажных лесов центральной Америки ещё после рождения первого ребенка. Первая пара «бессмертных» оказались мальчиками. А Синопа жаждала девочек. Она только вышла из сна, а через два месяца роды.

Пакаль родился слабеньким, а его брат-близнец скончался ровно через сутки. Синопа сильно разозлилась и бросила ребёнка на воспитание нянькам. Её идея фикс, связанная с рождением девочек, превалировала над здравым смыслом.

– Ребёнок рождён бессмертным и способным стать вождем целой нации – чего ещё можно желать? – убеждал её Акила. Он был расстроен, если не сказать больше. Мало того, что он пошел на поводу Синопы, разрешив осуществиться этой безумной затее – он один заботился о мальчике, который оказался теперь никому не нужен; который страдал от недостатка внимания и материнской любви.

Акила взял малыша, мамок, нянек и с небольшой свитой покинул Синопу, издалека наблюдая за делами безумной царицы; засылая шпионов. Он регулярно получал новости из первых рук.

Времени у Синопы хватало для осуществления её планов. Две пары девочек и три пары мальчиков появились на свет за первую тысячу лет правления Синопы.

Наученные матерью девочки родили ещё несколько «бессмертных». Все дети получили хорошее образование и, сформировав крепкий жреческий клан, стали властвовать по всей территории Америки. Везде, где появлялись новые поселения, в центре вырастала большая пирамида или холм. Этим потомки Гипербореи прославляли свою легендарную страну и божественную гору Меру, ставшую для них источником жизни. Акила издалека следил за тем, как царствуют дети Синопы. Мир их не брал, детей этих. Они вели между собой постоянные войны, видимо переняв склочный, эгоистичный характер матери. Бились грудью, как петухи, показывая кто из них круче. Одно хорошо – они берегли и ценили жизни друг друга. «Вы – бриллианты в короне этой земли, надежда и опора для людей. Вы источник знаний. Вы должны беречь друг друга, во что бы то ни стало. В ваших жилах течет голубая кровь богов, а она священна» – повторяла им как Синопа, как заклинание.

Они не имели гравилоров, оттого нуждались в сильной власти, чтобы сохранить в хорошем состоянии свои спящие тела.

Однажды построенная для «спящего» пирамида рухнула в результате сильного землетрясения. И они начали проектировать пирамиды с многоуровневой защитой центральной камеры. Несколько слоёв пирамиды с успехом гасили вибрации землетрясений, и сохраняли «спящего» внутри.

Синопа развернула воистину масштабное строительство уже на закате своего правления и стала именовать себя не иначе как «Великое сердце» – К’авил Аджо. Её дети разбежались, каждый создавая свою империю. Разнородность языков мамок и нянек тоже вносили разобщение в семью. Синопа держала детей на расстоянии, и все они были недолюбленые, странные. Как Манко Капак. Он всегда слыл пугливым и явно страдал диссоциальным расстройством. Мания преследования загнала его высоко в горы. Но, как и все шизофреники, он был не без налёта гениальности.

– Ты имеешь ввиду необычную кладку стен с идеальной подгонкой многоугольных камней?

– Да, да, да. Мы думали так. На самом деле технология просто кардинально другая.

– Ну?– заинтересовался Колесов, это было очень интересно.

– Он не резал камень, а дробил в песок. Из дерева он строил опалубку, и, перемешивая дробленый камень с глиной, заливал этот раствор в мешки. Мешки с раствором деформировались и хорошо заполняли полости кладки. В конце работ стены обкладывали дровами и долго прожигали. Доски, как и мешки, прогорали, оставляя будто бы идеально обработанный камень кладки. Такие вещи в последующем делал не только Манко.

Когда любители древностей указывают пальцем на странные выступы в мегалитах, я точно могу сказать – это через дырку в мешке вылезло часть раствора. Ха-ха-ха.

***

Атланты искали и забирали в будущее всех «бессмертных»: спящих и бодрствующих, одного за другим. Нехорошо, если такие люди будут жить в мире, создавая неправильный миропорядок. Бессмертие не свойственно природе этого мира, искусственно созданные боги – богами не являются. Мир и так достаточно несправедлив; он дает большие возможности по праву рождения одним, а другим, тем, кто изначально не попал на вершину иерархической лестницы, кидает эту жизнь, словно кость – только чтобы выжить.

– Мир жесток, но не настолько, чтобы в нём было место для многих монстров: супергероев, «бессмертных», вампиров или зомби. Ему хватает денег, «чумы» и глупости, чтобы удерживать экосистему в равновесии. В мире всё предусмотрено Богом или Природой, в нём страшные монстры маленькие; опасные животные – редкие и держатся поодаль от людей, предпочитая иметь жертву попроще, и только на обед. Тигры не ходят роем, а пчёлы и пауки размером не напоминают слонов. Мир, созданный Богом, относительно безопасен. Если и появится в нём что-то нарушающее данную гармонию – оно будет создано человеком! – размышлял мудрый Акила, продолжая свой рассказ…

Глава шестнадцатая. Лакам-Ха

– Взяв маленького Пакаля, мамок, нянек…я ушел дальше на юг, основав город Лакам-Ха у реки Чакамакс. Названия не мой конёк, – он посмеялся. – Их придумывали местные аборигены из Гипербореи, а также их потомки. Мы скорее подстраивались под них, нежели они под нас. Река постоянно меняла своё русло в периоды обильных дождей, и я отыскал место, куда она никогда не повернёт, прежде чем начал строительство города. И всё равно старался приподнять здания повыше над землёй. Ставили «арматуру» из промасленных стволов деревьев в бетон. Мы с Пакалем жили на голом фундаменте два с лишним года, прежде чем он был залит окончательно!

Один год была сильная эпидемия малярии, и я потерял половину своих подданных, умерших тогда в горячке и от сильных поносов. Но я нашел лекарство вовремя – кора хинного дерева. Я сам в страхе оббежал все джунгли вдоль и поперек, пока нашёл его, дерево. Я знал, что хинное дерево точно росло на территории Эквадора, а это совсем недалеко. Лёгкие семена успешно преодолевают такие расстояния. Мы быстро оправились – слава богам.

Мне было не с кем особо разговаривать по душам, и всем, что хранилось в моей голове, всем, что мучило и не давало покоя, воспоминаниями, например, я делился с Пакалем. Он был спокойным задумчивым мальчиком и очень поздно начал говорить. Боюсь, потому, что я не давал и слова вставить своими разговорами. Но спустя время, когда он повзрослел, я понял, что наговорил лишнего! Ха-ха-х. Он слишком много знал! В его голове смешалось всё! Прошлое, будущее, Атлантида, Гиперборея…Он буквально помешался на летательных аппаратах. Мы с ним рисовали, мечтали, конструировали…это было весело.

Трудно объяснить, что такое турбина или двигатель: на что это похоже? И я искал аналогии в природе. Ха-ха-ха. А потом гадай, не гадай, что это там изображено на фреске! Я и про Йелоустоун рассказал…и на календаре, ту печальную дату отметили, как конец эпохи…Мы с Пакалем даже дельтаплан построили.

Я предполагал, что скоро усну, а следом лет через сто и он. Это значило, что пришло время строить пирамиду. Тогда, при закладке фундамента мы обнаружили под плато воздушные полости и подземные озера. Вода не затопляла нашу землю, но пряталась под ней.

Путешествие по тоннелям увлекло Пакаля гораздо больше, чем полёты. И он сам соорудил машину для прокладки подземных дорог. Именно она и была изображена на крышке его гробницы. Подземный мир его очаровывал, страшил и вызывал благоговение одновременно. Его жрецы, напуганные мраком и странными звуками пещер, напридумывали всякого. Так, собственно, и появляется философия, там, религия и что-то ещё. Да? И ещё…очень большие территории центральной Америки представляли из себя ровные плато. Я построил город тоже на таком месте. После расчистки леса подозрения закрались мне в голову. Совсем ненадолго, и я забыл о них в суете жизни. Плато было заполнено каменными блоками, природу которых мы не могли понять, иногда представляющими из себя основания зданий и неизвестных сооружений, коими мы потом в избытке воспользовались.

Пакаль во время одной из своих подземных прогулок много лет спустя попал под завал. Его с трудом извлекли из под камней, а покорёженная машина так и осталась где-то под землей. Ох.

Я слёг от горя. Пакаль был ещё ребеноком, ему даже семидесяти не исполнилось на тот момент. Несправедливость такая…А я-то испугался. Вдруг меня забальзамируют и всё такое…когда я усну. Ушёл. Как и всегда со мной бывало. Спал где-то высоко в горах, в пещере. Привык к дискомфорту, заработал ревматизм. Стал отшельником, а иногда и отщепенцем. Однажды мы зимовали на пару с леопардом. Вернее, он зимовал в моей пещере. Представляете, просыпаешься, а у тебя под боком огромная киска. Бррр. Наверное, он попривык ко мне и мы тихо-мирно перезимовали. Ха-ха-х. Чувствую себя так, будто мне тысяча лет.

– Боже, Акила Шетти. Тебе без малого двадцать тысяч лет!

– Нет, не говори! Ничего не говори!..Слышишь?

Симонов снова внутренне запаниковал, и лицо его покрылось краской. «Это теперь навсегда….», – подумал он.

Глава семнадцатая. Страна-загадка

В большом волгодонском районе средней полосы России стояла тёплая, ранняя весна. Небесный календарь перемахнул отметку «зима» и со скоростью, звенящей бубенцами тройки, ворвался в весенний, гомонящий март.

Солнце слепило тысячами лучей, отраженных от белой кристаллической поверхности полей, и топило их с жарким задором юнца, который вышел из дома с хлёстким прутом и готовый победить всю крапиву во всей округе.

А коли уж солнце настроено так решительно, то и человеку робеть нечего. И человек, достав из погребов последние свои запасы, вскипятив большой котёл, чтоб на всех хватило, закидав в него сушёную ягоду, ароматные травы, дикий мёд и пряности, что были с горстью ячменной муки, поставил его посреди площади и объявил широкие гуляния. Затекла спина от зимней спячки, скорчилось тело, спасаясь от зимних холодов, а на душе стало тоскливо донельзя. Настолько сила, дремлющая внутри, стосковалась по свободе от серого, зимнего ярма, что хочется выйти, скинуть тяжелый тулуп и крикнуть во всё горло в поле: «Ого-го-го!». И чтобы эхо многократно разнесло по округе этот вырвавшийся из груди могучий крик.

Хочется выплеснуть силушку, сжатой пружиной скованную где-то в районе солнечного сплетения, и пойти молотить всё направо и налево, будь то старый мешок с проросшей к весне репой; или соседа наглого Мишку. Да разве важно что! Лишь бы разжалась эта пружина гудящая, зудящая внутри, и стало на душе свободно!

Именно эту картину увидели озадаченные спасатели во времени, когда, поймав сигнал гравилора Колесова, прибыли в большое городище, сотканное из тонкого кружева деревянной резьбы. Они испугались. Бой, сумасшествие, зомби-апокалипсис – они с трудом могли понять, что здесь происходило. Смешались кони, люди, бурые медведи; румяные весёлые лица женщин и шумный визг детей перекрывали вопросы и ответы.

Колесова они обнаружили на холме с факелом. Он поджигал чучело огроменной, соломенной бабы. Устроив небольшое пожарище, он съехал на ногах со скользкой горки прямо в толпу беснующихся мужиков. Они мутузили друг друга не глядя кто кого, и через пол часа только один крепко стоял на ногах.

Джордж вытащил Колесова из кучи паданок и поднял его на ноги.

– Что тут у вас случилось, друг, товарищ и брат?

– Ах-ха-ха-ха, засмеялся Всеволод. Неужто это ты, Джордж? Какими судьбами?

– За тобой прибыли. Мы собираем всех наших по свету….и домой!

– И где же этот дом?

– Ты в своем уме? Вперёд в будущее, в Институт Времени. Работать, работать…

– За столько лет я и забыл уж, откуда пришел и куда держу свой путь…

– Будет философствовать! Айда!

– А по колобку, да по чарочке?

Колесов прихватил Джорджа и Соколова, с удовольствием глазеющего на всю эту вакханалию, за плечи, и, подталкивая в спины повёл их к прилавкам с угощениями и питьем. Гулянья продолжались до самой ночи, комоедица всех накормила до отвала. А завтра, только зорька осветила главную площадь города в розовый цвет, все были уже на ногах.

Колесов собрал совет старейшин и отдал им последние распоряжения. В полдень они покинули наполненный суетой муравейник города. Оседлав быстрые апперы, они поднялись высоко на городом и сверху увидели очертания многих городов со всех сторон, далеко до горизонта.

– Вау, – удивился Джорж.

– Гардарика, страна городов.

– Мой секретарь взахлеб рассказывал о сегодняшнем приключении. Всеволод, как получилось, что у вашей России нет истории, если даже сегодня на этой земле тысяча городов?

– Трудно сказать, ректор. До нашей эры еще две тысячи лет, я за них не отвечаю. В моей власти доложить лишь то, что было до.

– А что, ещё и до этого что-то было?

– Десять тысяч лет как с куста! Чего только не было! А города мы строим очень давно! Другое дело, что мы старались строго следовать рекомендациям Атлантиды – не оставлять улик. Благо леса на всей территории России тьма, и мы строили из дерева. По минимуму использовали металлургию, а когда покидали места стоянок, забирали всё до самого последнего гвоздя. Да мы и лишнего гвоздя не имели! Мы сжигали посёлки, деревни, города – дотла, и только тогда уходили дальше.

– Знаешь, Колесов, мы на эту тему много размышляли. Иногда такая тщательность весьма пагубно сказывается на изучение истории. Изучать становится нечего! Вы уничтожили всё под чистую, как некогда доходяга Шлиман – Трою! Ведь вместе с уликами из будущего вы уничтожили и археологические памятники!

– Эээ. Мы ни разу не задумывались об этом.

– К тому же, мы тут на досуге решили, что посещение прошлого является ценным историческим фактом, и если бы остались некие подтверждающие артефакты, мы могли бы построить уникальную, потрясающую теорию…

– А свидетельства очевидцев не подойдут? – в один голос отозвались Колесов и Нефер Тарик.

– Для убедительности нужны материальные доказательства, – кисло улыбаясь сказал Перес.

– До какого момента времени вы оставались в прошлом.

– Мы покинули берега Атлантики в восьмом веке. Мы старались сделать это до того, как появится главный свидетель – Рим.

– Расскажите, а почему тогда меня забрали много раньше?

– Вероника разработала систему отслеживания гравилоров. Мы находим сигнал и отправляемся по следу. Поэтому всё зависит от того когда и где мы его засечем. Ты уже дал ориентировки на других «бессмертных»? Наверняка, ты был не один.

– Да, пожалуйста, верните всех. Я, пожалуй, по ним сильно соскучился…

Глава восемнадцатая. Харапп

Когда арии наконец достигли истоков Амударьи и преодолели высокогорный перевал, они вышли в долину реки Инд. Переход занял больше года, и, спускаясь с гор, многочисленный клан Саранью и Вивасвата оседал у подножья Гиндукуш на всём протяжении реки Инд.

Саранью и Вивасват до сих пор оставались парой. Их брак был крепким, несмотря ни на что. Между ними было какое-то особенное притяжение, и каждый раз, как они выходили из состояния «сна», у них начиналась бурная и страстная любовь. Итогом таких чувственных отношений было многочисленное потомство. Как пара они были на редкость плодовиты. Среди множества детей разного пола родилось и десять «бессмертных». Среди них лишь четверо пересекли перевал со своими семьями.

Как и ожидал Вивасват, этот район оказался густо населён разношерстной массой народов, и на пути у них встали большие развитые города. Расположившись вблизи этих древних «мегаполисов» они отправились на встречу с царем. Большой замок находился в центре города, и делегацию Вивасвата великодушно доставили на колесницах прямо к воротам большого храма.

Встреча была оговорена за три дня, и на входе их пышно встречали с цветами и песнями, сопроводив в небольшую залу.

– Вивасват, Саранью! Сколько лет, рады, рады. Мы ожидали нечто подобное, но теперь, когда это, наконец, случилось, искренне удивлены.

Супруги внимательно приглядывались к говорящему. То, что это был индус сомневаться не приходилось, он говорил на хинди, языке будущего этой страны. Языке ариев, но к ариям не имел никакого отношения. Он был типичным темнокожим южанином.

Тот, что сидел на троне тоже хитро улыбался, но его Саранью узнала сразу, это был пакистанец Пенджаб. Несомненно, что они из будущего, люди из Атлантиды! Об этом прекрасно говорил за себя и уровень организации городов.

– Мы знали, что к нам пожалуют арии, только вот когда? Не знаете, какой нынче год?

– Кх-х, – громко прыснула Саранью и Вивасват подхватил.

Разговаривали они долго и напряженно. Все прекрасно осознавали своё место на этой земле, но никто не собирался уступать власть.

– Вивасват, не стоит переживать, дорогой. Если вы тут, значит наша цивилизация близится к упадку, хотя я пока этого не заметил. Каких-нибудь, пятьсот лет, и мы уступим вам место. Договорились? У нас здесь демократия, и кастовая система нам не катит. Мы тут неплохо устроились. Город разделен на сектора. У каждого сектора свой участок земли – совместное коллективное хозяйство. Все одинаково участвуют в обработке почвы. Совместно возводят дома: согласно утвержденному плану застройки. У нас мораторий на конкуренцию – мастера набирают учеников, если не успевают с работой. На все специальности лимит. На любую работу нужно получить разрешение. Мы сами регулируем жизнь этого города. Мы и религия, и философия: мы владеем знанием, как жить вечно, как жить хорошо, как строить, как обрабатывать почву, как варить металл и управлять временем. Нам подчиняется вода, огонь, воздух и земля. Здесь очень благоприятное место, благодаря горам создается особый микроклимат. Нет сильных ветров и река не часто выходит из берегов. Мы учли особенности её поведения и построили свои города подальше от русла Инда. Мы ведем международную торговлю со странами Средиземноморья с одной стороны, с Китаем с другой.

– Как я понимаю, скоро всё изменится…Так? Белые люди пришли…– ехидно заметил индус-южанин.

– У меня есть сын – произнес высокий пакистанец, восседающий на троне. – А у тебя, Саранью, наверняка «бессмертная» дочь? Поженим их. Это станет залогом мира на тот недолгий срок, что нам остался в этом раю. Потерпите немного. Как там – пятьсот лет? И мы уступим! Мой сын придётся вам по нраву. Я назвал его Кришна. Он родился цвета грозовой тучи, всё как и положено: метгемоглобинемия, так это, кажется, называется? В тот день, как он появился на свет, я сразу понял – грядут арии. Теперь он божество. Представьте своё божество, и мы поладим, —он засмеялся.

Пятьсот лет они просуществовали бок о бок, не шатко не валко. Медленно расползаясь по всей территории Индостана, они шли вместе. То дрались, то мирились, пока климат региона не стал резко меняться.

По весне бурные потоки Инда с шумом спускались в долину, размывая русла и подтапливая города золотой Храппы. Семь лет подряд мощный селевой поток накрывал жилые поселения до уровня второго этажа. И семь лет подряд города буквально откапывали, отмывали от глины и ила. Засорилась канализация, был разрушен водопровод, и люди устали восстанавливать разрушенное рекой хозяйство. Дважды они потеряли урожай и не смогли восстановить ирригационные сооружения. На эти семь лет великая Хараппа осталась без головы, без царя, без веры. Оба градообразующие правители спали крепким «сном Атланта», Кришна и Радхе ушли на восток, следом отправился Шива и Парвати. Оставшийся молодой принц Вишну метался из одного города в другой, пытаясь хоть как-то спасти ситуацию и вдохновить людей, но терпел одну неудачу за другой. Люди поднимались с насиженных мест и покидали долину реки Инд, расселяясь по всей земле Арьяварту, где царствовала уже семья Вивасвата и Саранью – арии и их дети дваждырожденные – брахманы, а также кшатрии-воины и вайшьи-крестьяне. Все остальные были анарии или чужаки. Люди второго сорта.

Вивасват и Саранью поселились в долине реки Гельменд, которую позже назовут Сарасвати в честь этой величественной пары. Саранью олицетворяли с Шакти – великой матерью всех богов, а Вивасвата с Брахмой – прародителем всех брахманов, дваждырожденных.

Конец цивилизации Хараппа наступил внезапно. Со стороны Гималаев на землю обрушился метеорный поток. Огромный огненный шар осветил долину и обрушился на храм, поразив его в самое сердце.

На глазах у юного принца Вишну в один момент погибли оба спящих Атланта. Смысла оставаться в месте поверженных богов не осталось, и его покинули остатки немногочисленного населения, уходя во владения ариев.

Глава девятнадцатая. В зарослях пажитника

К тому моменту, как Атлантида нацелилась на полуостров Индостан, учёные института обнаружили сразу россыпь разнородных сигналов, разбросанных на огромной площади северной части полуострова. И тогда они приняли решение основать в горах небольшую базу Атлантиды для удобства сбора и транспортировки «бессмертных».

Удачное место они нашли в истоке четырёх главных рек Индии: Инда, Салендж, Брахмапутры и Ганги. Небольшая долина, со всех сторон окруженная расходящимися горными грядами. Акила смотрел в центр этой композиции с высоты полета аппера, и как и прежде видел в центре заснеженный Кайлас и расходящийся волнистыми лучами горных хребтов от него петроглиф «солнце».

Кайлас, в будущем выглядевший как незаконченная пирамида с высеченным входом-портиком, сейчас возвышался ровной конической горой – настоящей «вершиной мира». Как есть – Меру в его далёких, нереально далёких воспоминаниях.

Отсюда исходил чёткий сигнал двух гравилоров. Атланты высадились у озера и, решив оставить апперы под прикрытием гор , отправились вдоль берега, пробираясь сквозь заросли пажитника. Сухостой шуршал под ногами, и слышно было, как семена осыпаются на бедную, каменистую почву берега. На месте атлантийцы нашли небольшой поселок с россыпью традиционных для индийской архитектуры беленьких ступ. Видимо, поселок появился недавно – строения были свежие, ещё не подёрнутые налетом времени.

Присутствие ступ стало хорошим знаком. Индийская ступа была местным ответом мощной египетской пирамиде, ступенчатым пирамидам майя, курганам и дольменам, раскинувшимся по всей Европе. Поражало только количество. Сколько «бессмертных» здесь обитало?

Атлантов встретили как чужаков, и долго держали на границе гор, не давая возможности пройти в долину.

– Это послание вашему царю. Передай, что мы просим аудиенцию, – сказал Акила и положил на ладонь сухощавому тибетцу свой личный гравилор.

Маленький курьер заторопился, смешно семеня ногами, и вскоре превратился в точку на горизонте.

– Видимо, резиденция царей на том краю долины? – недовольно промямлил Тиренций. Они уже прошли около десяти километров пешком и, видимо, перспектива преодолеть долину в пару-другую километров дополнительно его не радовала.

Только спустя два часа их, наконец, сопроводили в большой пещерный комплекс. Пока в качестве разведчиков сюда прибыли только Акила да Тиренций и с ними два «бессмертных» с Юкатана, которым Акила мог доверять. Дети Синопы, как правило, слыли воинственными и упрямыми, они не годились для таких миссий, но Нэхуэль и Уонэгиска проявили интерес и родине Акилы Шетти и показали быстрые результаты в изучении хинди. Их спокойствие и взвешенный ум не позволяли им принимать бездумные, спонтанные решения, основанные не чувствах. Все проблемы они с детства старались решать дипломатическим путем. И теперь их навыки могли пригодиться.

Войдя внутрь, Акила быстро сориентировался по приметам и символам. Он увидел на троне человека, держащего в одной руке булаву, в другой морскую раковину. На резном троне за его спиной были вырезаны руки из мрамора, держащие лотос и факел…Создавалось впечатление, что у него четыре руки. Перед ним никто иной, как священное божество Вишну. Его миловидная жена Лакшми стояла рядом с его троном.

Холодок пробежал по телу. Всё-таки Акила был индусом и не мог игнорировать такие вещи, несмотря на то, что понимал их суть.

Вишну сумел усилить действие гравилора – два прибора, расположенные на поясе спереди и сзади, позволяли ему парить в воздухе, и движения казались управляемыми. Он облетел команду атлантийцев. Что ещё придумали Боги для усиления своего могущества, можно было только предполагать!

– Кто вы? Где вы взяли это? И что вам нужно в Вайкунтхе? – спросил он, демонстрируя гравилор принадлежащий Акиле.

– Мы прибыли из Атлантиды. Вам что-нибудь говорит это слово?

– Атлантида?

Последовало долгое молчание.

– Это родина первых дваждырожденных. Вот эти два гравилора принадлежали некогда Пенджабу и Анджею. За ними мы и прибыли.

– Гравилор, Пенджаб, Атлантида…Я слышал это от отца…три тысячи лет тому назад.

– Так вот, мы прибыли из Атлантиды, и должны собрать всех «бессмертных» до образования Рим… – начал Акила, но остановил себя, чтобы избежать непонимания. – …до начала исторического периода и переправить в Атлантиду. Сколько бессмертных сейчас здесь?

– Почему вы вдруг решили, что мы вам подчинимся?

– Будущее понравится вам больше. Уверяю. И ещё мы просим вас о помощи. Мы хотим создать здесь базу, привезти некоторые вещи, чтобы собрать установку для перемещения в будущее и обратно. Мы хотим пожить здесь до той поры, пока не соберем всех вместе.

– Почему вы вдруг решили, что «бессмертные» пойдут с вами? – повторил бог.

– «Бессмертные» появились из-за нас. Их не должно быть в мире. Это неестественно и нарушает порядок вещей, – ответил ему Тиренций, который быстро понял ситуацию.

– Почему всё-таки, вы решили, что мы пойдем с вами? – в третий раз повторил Вишну. – Мы живем в этом мире бесконечно долго, таков порядок вещей. Этим порядком управляет не Атлантида и не ей его менять!

– Можно поинтересоваться, как давно вы живете здесь в Вайкунтхе? – задал неожиданный вопрос Уонэгиска.

– У нас уже много лет продолжается война. Среди дваждырожденных появились ракшасы – Вритра, Кали, Раван и Кубера. Их множество. Мы сделали большую ошибку допустив появиться на свет стольким дваждырожденным! Те, кто появился в мире позже нас, озлоблены и начали борьбу за владычество, смещая первых брахманов. Но среди людей они получают титулы злобных богов-разрушителей, демонов. Мы не можем позволить, чтобы зло захватило мир человека.

Это место тайное, Вайкунтхе, поэтому мы очень удивились вашему появлению. Мы спасаемся здесь от ракшасы, но всё равно уходим в мир, потому что не можем бросить людей, которые нам верят, на растерзание злым хищникам. Их ловите. Вы сможете помочь нам, если удастся победить в этой войне.

Ракшасы применяют машины будущего, оружие, которого мы не знаем. Или на их стороне кто-то из ваших, сведущий в оружии, или…На этих землях мы обнаружили следы неизвестного народа, остатки строений, редкие предметы, и, видимо, ракшасы нашли необыкновенное оружие. Есть такие свидетельства.

– Это интересно. Мы проведем своё расследование. И всё-таки, откуда появились ракшасы?

– Это многочисленные потомки Шивы. Как все боги, Шива должен был родить себе аватара – продолжателя дела Шивы. Это не просто наследник, а второе лицо «бессмертного», когда тот находится в состоянии сна. Он взял в жёны мою дочь Мохини и она пробудила в нём дремлющие силы жизни, но на свет родился сын: праведный, но не из дваждырожденных. И Шива не стал дожидаться срока, он стал брать в жёны других «бессмертных», и они нарожали ему множество детей. Эти дети перемешались друг с другом, производя на свет детей «бессмертных», но не лишенных уродств. Символом Шивы стала плодовитость, многожёнство и страстная любовь. Шивалинга появилась в храмах вместо изображения божества.

Для многих она стала истинным Богом, а другие отказывались поклоняться богу распутства. Так произошел раскол между богами людей. Но не между нами. Ракшасы увеличивались в числе с каждым столетием, они бесчинствуют и пытаются занять место богов.

– Да, не просто тут у вас. Мы, конечно, предполагали, что придётся попотеть, но чтоб настолько. Ну, что поделаешь. А что всё-таки насчёт размещения здесь у вас нашей станции?

– Хорошо. Я даю согласие, если вы одолеете ракшасов.

Началось строительство. Базу решили разместить повыше, ближе к вершине. Для этого идеально подходила Кайлас.

Одновременно со строительством Атланты искали и собирали в Вайкунтхе «бессмертных». В основном женщин и детей, все остальные ополчились на борьбу с ракшасами и их сторонниками. Во главе ополчения встали и боги и их живые аватары из дваждырожденных. Атлантида помогала техникой, а также оружием, вопреки всем гуманистическим ценностям своей миссии. Но решение было принято не сразу и не только главой института – в решении принимало участие мировое правительство из будущего.

Оружие ракшасов было мощной, разрушительной силы, и перворожденным нечего было противопоставить им в ответ. Они всякий раз терпели поражение.

– Ничего подобного я не видел в своей жизни. Создаётся впечатление, что это оружие извергает молнии. Из створа вылетает плазмоид, оставляя длинный светящий след длинной до трёхсот метров.Образуется сильный электрический разряд, разрушительная ударная волна и главный признак – огни святого Эльма. Понаблюдав, мы окончательно пришли к заключению, заметив что военные действия особо активизируются в сезон дождей. В то время, когда грозовой фронт особенно активен.

– Видимо оружие это требует постоянной подзарядки атмосферным электричеством. Другого способа они не знают, по-видимому? – дополнял отчет Тиренций.

– Да, Тиренций прав, – продолжил рассказ Акила. – Нам нужно внимательнее отнестись к молниезащите апперов и другого оборудования. И, конечно, людей. Пока не удалось заполучить образцы огнестрела, но, думаю, это дело времени…

По проекту, чтобы сделать станцию недоступной для посторонних и удобной для парковки летательных аппаратов, гору Кайлас разбили на три части: вертикально срезали нижнюю треть, по периметру создав отвесный склон; верхнюю часть – пирамиду, превратили в собственно рабочую площадку, расширив небольшую полость внутри до большой сводчатой залы. Сеть пещер соединили лестничными пролетами. Завезли оборудование. Перед портиком входа срезали площадку для апперов.

Первую, суровую зиму в Тибете с резкими контрастами температур все поголовно болели – от простого бронхита, до пневмонии. У местных знахарей на все болезни был один ответ – пажитник. Его собирали и сушили, заваривая как траву, так и мышиный горошек— пирамидальные семена-фасолинки. Пажитник использовали от запоров, для заживления ран, лечения суставной и зубной боли, и, конечно, как отхаркивающее при кашле. В каждом углу здесь висели ароматные пучки пажитника, а фасолинками семян часто приправляли еду. Казалось, что всё вокруг просто пропахло пажитником, и попадая в города и селения нас сразу чуяли по запаху и называли Шамбала.

Ещё Пенджаб принес это персидское название в Махенджо-Даро. Все знали, что Шамбала – это спасение не только от болезней, но ещё и от бед. Небесные колесницы приносились из Шамбалы и снова уносились в тайное, святое место.

Всё получалось неплохо, Кайлас хоть и походила на кусок необработанной глины, но всё больше приобретала свои проектные очертания.

– О, Шивалинга, – воскликнул Вивасват, впервые увидев недостроенный Кайлас.

– Да ну! Где ты видишь шивалингу? Если бы я лично не видел господа Шиву… я бы подумал, что это ты!

– Я думаю, ты прав, Акила! Страстность и неукротимая животворящая мощь – это он унаследовал от отца. Ха-ха-ха.

Все, кто был рядом, почтительно засмеялись.

Работа не останавливалась ни на день…пока на территорию Вайкунтхе не вторглись ракшасы.

Глава двадцатая. Мёртвое озеро

Ракшасы стремительно приближались со стороны озера. Акила, стоявший на взлётной площадке Кайлас, прекрасно видел тёмную волну воинов, верхом на верблюдах и слонах, отражавшуюся в спокойных, чистых водах озера. В эти опасные, воинственные времена, озеро было только одно – светлое озеро Манасавар, и Акила уже предрекал ему скорую рану, расщепление на две неравные половинки.

Как Боги и ракшасы, светлые и тёмные, будучи частью одного начала, разделились, так и озеро будет разорвано в предстоящей нелёгкой битве. Акила вынул из кармана телефон и нажал тревожную кнопку. Вой сирены громовым раскатом пронёсся по долине. Люди повыскакивали из своих домов, организованно направляясь в сторону Кайлас. Подъемник уже ждал, готовый унести вверх и спрятать в недра горы беззащитных людей.

Небо в один момент наполнилось словно роем пчёл – боевыми апперами Атлантиды. Ряды воинов Брахмы выстроились на границе гор, готовые вступить в бой в любой момент времени, и как только ракшасы достигли края озера, вся эта сила обрушилась на них мощью своего оружия.

Плазменное оружие применять с близкого расстояния ракшасы не могли, оно разило от пятидесяти до трёхсот метров в даль, но с успехом применялось для того, чтобы сбить боевые апперы. Пилоты ловко уклонялись от огненных струй, а снайперы внутри вели прицельный огонь из лазерного орудия.

Свет огненными струями отражался от зеркальных поверхностей боевых мечей, бил в глаза, и воины с трудом различали, где друг, а где враг. Как обычно и бывает на поле боя: звон металла, громкие призывы вождей, крики боли и ярости. Всё это привычно для человека прежних времен, но сегодня и среди людей из будущего новичков не было.

Несколько часов длился бой, долина озера была усеяна павшими, несколько апперов упало в прозрачные воды и затонуло, увлекая на дно пилотов, не успевших покинуть борт. Из нескольких десятков экземпляров диковинного плазменного оружия вышли из строя почти все. Около пяти захватили вместе с владельцами мобильные пилоты апперов. Враг отступал и уже на полпути к Кайлос в одном из апперов произошла схватка – пленный попытался вернуть себе смертоносное оружие и в результате раздался мощный залп! Один, второй. Огненный смерч пронзил поверхность озера и уперся в днище электробуром мощностью в сто тысяч ампер. Ударная волна завершила дело, пробив дорогу к залежам сероводорода. Озеро в одночасье просело, разделившись на две большие половины. В центре образовался остров, и вода из одной части озера бурными потоками устремилась в другую часть, заполняя полости и смешиваясь с углеводородами.

Аппер с нарушителем порядка облетел озеро, оценивая объем разрушений.

– Ого, ничего себе. Что же это за оружие такое, – обомлел Тиренций, подальше засовывая плазменную пушку. В этот момент сильный хлопок и столб воды ударил в днище лёгкого аппера. Его почти перевернуло, но пилот всё же сумел удержать машину в воздухе. А вот мятежный пленник с криками и воплями полетел вниз, поддерживаемый только падающим потоком гейзера. С трудом он выбрался на мокрый илистый пятачок посреди озера и долго не отрывал глаз от удаляющегося аппера.

***

– Операция завершена. Это путешествие было тем ещё приключением на нашу голову, – устало падая на холодную каменную лавку, Акила закрыл сонные глаза.

– Мы ракшаса не заморим голодом? Три дня как на диете на острове… – Тиренций посмотрел в затылок Акилы и нахмурился.

– Судя по наблюдениям, он в порядке. Заберём в последнюю минуту. От него одни неприятности: своей пальбой он испортил не только озеро, но и нашу базу – священный Кайлос!

– Но зато теперь он выглядит как на старых фотографиях. Дело сделано. Мы свершили историю. «Тот самый случай» – смело сказал бы Симонов.

– Да. Ты прав, – хихинул Акила и мерно захрапел.

Глава двадцать первая. Муса

«Бессмертные» не должны оставаться в одиночестве. Сотни, тысячи лет без поддержки и понимания вынести тяжело, выжить невероятно! Примерно так же думала дочь фараона Иниофета – Ситамон. Всякий раз, когда династия «бессмертных» прерывалась, и единственный оставшийся спал, Египет охватывали войны и крах сельскохозяйственной, ирригационной системы. Пески быстро наступали, и ошибки при обращении с землёй превращали страну в бесплодную пустыню.

Ситамон только лишь недавно покинула своё убежище в долине Царей. Покидая храм потайным ходом, она встретила давнюю знакомую, Иохаведу.

Первая встреча с Иохаведой состоялась у них почти двести лет назад в нежном, детском возрасте. Все «бессмертные» знали друг друга и поддерживали тесную, дружескую связь.

За сто пятьдесят лет ситуация сильно изменилась. Страна погрязла в войнах с гиксосами и находилась в глубоком упадке. Евреи стали камнем преткновения в этой борьбе с семитами разных мастей, и Яхмос – нынешний правитель – точил зуб на всё это племя. Он давно вёл политику, направленную против еврейских торговцев и ростовщиков, владеющих долговыми расписками, элиты фиванского общества. Торговцев разоряли, грабили, сгоняя в рабство и на строительство великолепных храмовых объектов нового города. Времена влиятельных еврейских аристократов прошли, и сейчас, выезжая в царском паланкине ко двору фараона, она видела, как Иохаведа покидает усыпальницу, тайно прикрывая хитоном большой живот. Это означало только одно – скоро родится ребенок и он будет причислен к когорте богов, «бессмертный».

Яхмос принял Ситамон с почтением и установил для неё титул принцессы. Он не обладал тем заветным свойством, о котором мечтали все фараоны, и жрецы знали об этом, превознося Ситамон по праву рождения. Для него не нашлось божественной жены, и Ситамон имела преимущество на трон в том случае, если наследник Яхмоса не доживет до момента своего воцарения. Ситамон являлась последней «бессмертной», и её ценность была очевидна даже Яхмосу. Только она могла достойна представить Фивы в кагорте богов. Иначе право управлять Верхним и Нижним Египтом перейдет в Мемфис.

Еврейская знать всячески сопротивлялась грабежам, защищая торговцев, тайно переправляя товары и имущество на периферию государства. Крупные ростовщики плели сети заговоров против фараона, пытаясь хоть как-то удержаться у власти. В этот момент в качестве устрашения фараон принял отчаянное и жестокое решение – умерщвлять всех младенцев, появляющихся на свет в еврейских поселениях. Эта мера должна была спасти Египет от засилия семитов, быстро растущих в числе и в любой момент способных встать на сторону его врага – гиксосов.

Крики матерей, кровь невинных младенцев потекла по реке Нил красными водами беды. И однажды к дальним воротам сада, где вдоль берега прогуливалась Ситамон, подбежала заплаканная Иохаведа.

– Молю, помоги мне сестра! Мой малыш в опасности. Разве не должны мы держаться вместе? – она упала на землю и, прижавшись лбом к сырой илистой почве, плакала и молила о помощи.

– Не плачь, бедная моя Иохаведа. Я помню слова отца, который призывал нас держаться вместе и помогать во что бы то ни стало, избегая вражду и распри. Прощать и призывать к милосердию. Я знаю печальный опыт предков. Из-за вражды Сета и Осириса наша мать Исида много страдала, спасая детей, ставших заложниками бессмысленной ревности и конкуренции. Сколько раз сон Осириса оказывался в опасности. И только её чуткий глаз смог распознать надвигающуюся беду. В результате своих подлых, коварных происков, однажды Сет не вышел из анабиоза: яд, приготовленный им для Осириса за много лет сна просочился в тело спящего Сета. Ты знаешь сколько «бессмертных богов» сгинуло? Приноси ребёночка Иохаведа тайно, завтра на заре. Я попробую что-нибудь предпринять.

Ранним утром следующего дня Иохаведа принесла ребенка, и, увидев принцессу, купающуюся в Ниле, пустила корзинку с малышом по волнам, прячась в густых зарослях камыша. Ситамон выловила корзинку и обомлела – до чего хорошеньким был ребёночек. «Просто божественно хорошенький!», – восхитилась она.

Иохаведа скрывала от царских шпионов ребёнка три месяца, ещё столько же в своих покоях прятала его Ситамон. Но всё же фараону нашептали – о принцессе и о младенце, однажды выловленном из Нила.

– Ситамон! Как ты смела скрывать от меня ребенка? Где ты взяла его? Не еврейский ли это подкидыш? – ворвался он, словно черная туча.

– Это ребенок! Еврей он или нет – совсем не важно! Посмотри на него! – в страхе пыталась смягчить гнев фараона Ситамон.

– Тотчас отдай его страже! Духа его здесь чтобы не было!

– Нет!…Не отдам. Это мой ребёнок. Осирис принёс его ко мне на волнах священного Нила! Он спит в царской кроватке и обёрнут в пелёнки со знаком фараона! Это дар богов! – эмоционально и ярко доказывая свою правоту, говорила принцесса, закрывая собой люльку с младенцем. – Если ты станешь вредить Мусе, я вынуждена буду обратиться к жрецам! Жрецы смогут найти аргумент получше моего! Это мой ребёнок. Я так долго спала, что моё женское существо не вынесет боли расставания, и сердце разорвется, – плакала Ситамон, упав на колени.

Яхмос был зол. Желваки ходили ходуном, но он развернулся и вышел из покоев Ситамон, давая тем своё молчаливое согласие…

Больше двадцати лет терпел Яхмос присутствие дерзкого мальчишки, что рос и воспитывался вместе с двумя настоящими принцами. Такой каприз Ситамон коробил Яхмоса, оскорбляя в самых лучших чувствах. Но один год решил всё. Яхмос после военного похода в Нубию сильно заболел и вскоре умер, утянув за собой в могилу младшего сына, подхватившего от отца неизвестную болезнь. Тогда на престол взошел старший сын Яхмоса – Аменхотеп I.

Только взойдя на трон, он сразу начал искать корень зла, продолжая дело отца с пущей яростью и остервенением. Круша неприятеля направо и налево, разоряя казну; покрывая расходы непомерными налогами с крестьянства. Крестьяне нехотя обрабатывали почву, с которой не могли получить и мало-мальский доход. Земли заболачивались, и второй урожай погиб под нашествием красных водорослей.

А когда амбары к осени оказались полупусты, гнев фараона обрушился на евреев, которые отказывались работать на строительстве впроголодь, без нормального продовольственного обеспечения Фив.

Моисей с детства крепкий, сильный и неугомонный, постоянно встревал в драки, защищая угнетённую чернь. Во всём ему потворствовал старший брат Аарон, и вместе они путешествовали меж двух столиц, вникая в проблемы страны и еврейского населения, к коему Моисей причислял и себя, зная, кто его настоящая мать.

Вот уже несколько дней за ними следили пришельцы из Атлантиды. Они собирались забрать Ситамон, Иохаведу и Моисея, но им было страшно интересно, как закончится эта старая, завораживающая душу история.

Положение евреев с каждым днем ухудшалось, Моисей бился как рыба об лёд, а сделать ничего не мог.

И только когда дело коснулось семьи Иохаведы, в чей дом наведались сборщики податей в попытке силой отнять всё мало-мальски ценное, чаша терпения переполнилась. Стражник фараона толкнул Мириам, сестру Аарона, и тот, не выдержав, затеял драку. В массовом побоище сильно пострадало несколько евреев и сам Моисей в том числе.

– Уходили бы вы из Египта. Этим страданиям не будет ни конца ни края! – сказал кто-то из толпы зевак. Моисей оглянулся по сторонам никого не обнаружив, но слова эти крепко запали в душу.

«Уходить? Кто же отпустит со стройки такую уйму народа? Где ещё за дармовщинку найдет фараон работников?», – размышлял он, сидя в тюрьме, пока за ним не пришла Ситамон и в который раз не спасла его из заточения.

– Скажи, Ситамон, фараон так ненавидит евреев? Что если я соберу их и уведу обратно, на родину?

– Он скорее уморит всех голодом и забьет насмерть плетьми…– грустно усмехнулась она.

В уличной таверне они с Аароном и несколькими главами родов долго думали, но никак не могли найти верное решение.

– Да, вам однозначно нужно уходить из Египта. Другого выхода нет. Здесь начинаются не лучшие времена, поверьте старому провидцу! – сказал им старик, сидящий на большом камне рядом.

– Что за плохие времена, мудрый человек?

– Скоро воды Нила покраснеют и станут не пригодны для питья. Рыба в воде сдохнет, и жабы заполонят окрестности. Гниль и смрад вызовут тучи мошкары и гнуса. Скот и люди покроются страшными язвами…Десять казней египетских обрушатся на эту землю. Скот падёт, и небо заволочет тьма….

– Десять…казней…египетских…С чего ты всё это взял, старик?

– Не веришь? Пойдем посмотрим.

Моисей с товарищами пошли за стариком к берегу Нила и в затонах увидели покрасневшие воды и рыбу, плавающую кверху брюхом.

– Через несколько дней начнётся настоящее бедствие, – улыбнулся старик. – А теперь хочу остаться с тобой наедине, с глазу на глаз!

Старик долго шёл впереди Моисея, оборачиваясь и маня его рукой всё дальше от города. У отвесной скалы он нашёл расщелину и юркнул туда. Моисей протиснулся следом. Старец показал ему на небольшое странное сооружение в виде пьедестала и подвёл к большому ровному диску. Моисей окунулся в воды будущих событий, а старец Антоний Фасулаки заинтересованно наблюдал за ним.

На следующий день Моисей пошёл к фараону с требованием отпустить евреев на историческую родину. Фараон отказался, и тогда, ударив посохом, Моисей предсказал Египту первую казнь – кровавые воды…

«Старик был прав», – Моисей оглянулся назад, наблюдая как небо затягивается серым пеплом, огненные камни падают шипя в наступающие воды Красного моря. Земля содрогается, и тонет быстрая фараонова колесница. «Десять казней египетских, не иначе …».

С другой стороны моря исход евреев наблюдала Ситамон. Пришло её время спасать Египет. На трон всходила новая царица – Хатшепсут.

И пока они не могли покинуть древний мир.

Глава двадцать вторая. Два брата

Двух братьев Юрия и Якова нашли почти рядом, в Японии. Яков спал «сном Атланта» на священной горе Фудзияма в небольшом каменном храме в виде традиционной пагоды. Юрий же жил в посёлке айнов на самом севере острова.

– Что приключилось, Юрий, почему вы с братом не вместе? – допытывался Георгий, вглядываясь в суровое выветренное лицо Юрия. – И почему Япония?

– Мы с братом востоковеды, если вы ещё помните. И мы в ссоре. Много тысяч лет…Я бросил всё ради примирения, но он так и не снизошёл до встречи со мной.

– Из-за чего вы могли так рассориться? Взрослые люди ведь. В чём причина? – недоумевала Нефер, забирая братьев в Атлантиду.

– Не знаю. Нет причины. Мы прошли вместе через весь мир. От одного океана до другого….

Около 15 тысяч лет до нашей эры произошла крупная катастрофа. Мы были в Китае, высоко в горах, достаточно далеко от побережья Тихого океана, но даже мы увидели последствия большой беды. Вода пришла, затопив все низины на несколько сот километров от побережья. Через некоторое время на континенте появились азиаты. Большое количество азиатских народов пришло со стороны океана. Они рассказывали нам о земле, погибшей в результате катаклизма, когда с неба упала огненная звезда.

У этих народов было много сказаний и прежде. Более древние из них говорят о разрушении огромного континента из-за взрыва целой цепочки вулканов, а новые повествуют лишь о гибели последнего оплота цивилизации – части острова, оставшегося после более древней трагедии.

Именно там появились и долгие годы жили предки китайцев. В одночасье они остались без дома. И те, кто выжил, добрались до побережья и стали постепенно продвигаться вглубь материка.

Часть этих азиатов уже жила тут и там вдоль восточного побережья Тихого океана, после той древней катастрофы расселившись на территориях древнего Востока, и теперь они не желают признавать друг друга, превратившись в разные народы. В попытках найти истину и выяснить причины конфликтов, мы с братом дошли до океана. Мы собирали и записывали легенды и сказания по всему Китаю и пришли к выводу, что мифический континент Му действительно существовал.

Помните, в двадцать первом веке в водах трёх океанов образовались огромные мусорные острова. Их сформировали океанические течения не случайно. В Тихом океане эти широты, прозванные конскими, являются широтами полного штиля. Здесь не бывает ветров, и океан как бы обмывает вокруг несуществующую землю. Так в эти широты попадал мусор, сбиваясь в кучу морскими течениями, образовывая самый большой мусорный остров по тем временам. Хоть Му уже и исчез в то время, когда мы прибыли, было ясно, что он и правда находился там.

Мы добрались до побережья в районе современной Кореи. Здесь и остановились. Я уснул могучим сном Атланта, – засмеялся Юрий. – Через столетие, когда я проснулся я обнаружил большое поселение во главе с Яковом. Он женился на красавице китаянке и у них родилась дочь. Яков назвал девочку Кора. До того она была близка к европейской внешности изящная, белокожая красавица – явно в отца пошла. Она росла на моих глазах, ходила буквально по пятам. И в пять лет и пятнадцать…была моей любимой племяшкой. Поверьте, она была мне как дочь!

– Ты будто оправдываешься, мистер Ким?

– Так и есть. Яков видел, что дочь проявляет ко мне особые чувства. Мы повздорили. Я честно сказал о том, что не интересуюсь ей, что её чувства детские, а с моей стороны чисто родственные. Но он не верил. Кора преследовала меня, и вскоре нас застали с «поличным». Я уже почти ненавидел её так, как только мог ненавидеть родного человека. Она вставала между мной и братом!

Яков заставил меня жениться на Коре, несмотря на все уверения о том, что между нами ничего не было и быть не могло. Он объявил мне бойкот и хранил вековое молчание.

Он ушел далеко на север Корейского полуострова. Он назвал страну в честь дочери, Корё, но полностью игнорировал моё существование. Кора умерла в глубокой старости, оставив мне десять сыновей.

Мой брат на севере не подавал никаких признаков жизни. Лишь через много лет я узнал о нём, когда он попросил помощи. В тех местах был жестокий голод. Холодная весна и дождливое лето убило весь урожай. Я поехал к нему и предложил вернуться вместе со всеми своими людьми.

Памятуя о тех правилах, которые гласят, что мы не должны вмешиваться в ход истории, все дети – наследники мои и брата – получили традиционные имена и стали основателями родов. Единственное, что смущало – это появление в языке корейцев, некоторых видоизмененных русских слов. Но они считаются у нас устаревшими, я так думаю?

– Что за слова, позвольте? – удивился Симонов.

– Я, бывало, применял названия старых профессий, ведь аналогов на местном языке не знал: пахарь, бочкарь, пекарь и т. д. Люди часто спрашивали: «Что означает этот «арь»? Я, подумав, решил, что это некая глагольная часть слова обозначающая действие. Арить – что делать? Мастер своего дела, который делает его хорошо. Глагол – ара – закрепился в языке. Вместе с употреблением слова «хорошо» к мастерам, знающим свое дело – хорошим мастерам. Я то и дело нахваливал их. И слово «х-ара-шо», так же связали с глаголом – ара.

Брат вернулся в наши места с молодой женой…и я всеми силами старался наладить хорошие, добрососедские отношения. У меня получалось: брат смягчился и жена его была весьма благосклонна…Это обрадовало меня, но опять же стало злым роком.

Якова преследовали неудачи. Пятеро детей скончались, а юная жена обратила свой взор на меня. Наши отношения снова испортились.

Яков построил три корабля и отправился в сторону Японии, затаив глубокую обиду, смешанную с завистью и болью.

Он прибыл на остров и поселился у основания горы Фудзияма, и стал именовать себя Ямато – основание горы.

– Симонов, это по твоей части, – с печальной улыбкой констатировал ректор. Прошу вас изложить всю эту печальную историю на бумаге. И приложить собранные материалы. Так, возможно, удастся понять истоки вечной неприязни двух родственных народов. А сейчас отдыхать, мой друг, отдыхать…

Глава двадцать третья. Птица Рух

Следы Рональда Ли удалось обнаружить очень далеко от прежнего местопребывания – на Мадаскаре. Густые тропические джунгли, в зарослях которых оказалась группа Колесова, казались просто непроходимыми. Даже ориентируясь по локатору, атланты бродили по лесу кругами в течении часа. Сигнал от гравилора был невероятно слабым, и маленькая оранжевая точка периодически пропадала с экрана локатора.

Несколько раз они выходили на пустынный берег большого, сверкающего в лучах заката, озера. После долгих мучений они сообразили, что датчик определяет местонахождение Рональда как «озеро». Присмотревшись, они увидели в центре озера небольшой скалистый остров.

– Ну, и как мы попадем на остров? – возмутился Тиренций в недоумении.

– Придётся вернуться в Атлантиду и вылететь на апперах, – решил Колесов.

– Пожалуй, другого варианта нет.

Немного погодя в небе над озером появилось два аппера. С лёгким шумом они опустились на берег, создавая еле видимую глазу рябь на воде. То, что издалека им виделось как скалы, оказалось завалом из тонких стволов деревьев, сучьев и веток. Среди всего этого лесоповала валялись бесчисленные кости, в том числе скелет весьма крупного животного, в грудной клетке которого лежало огромное надтреснутое яйцо.

– Всеволод, вы уверены, что Рональд может быть здесь? – пробираясь сквозь бурелом ворчал Тиренций.

– Если приглядеться, в той стороне ещё парочка яиц лежит, – заметил Колесов.

– Да, точно, сразу и не заметишь. В отличии от того, они пятнистые и, похоже, целые…

Колесов пробрался к яйцам и приложил ладонь к шершавому округлому боку:

– Тёплые! А внутри ворочается что-то.

– Эй, сюда, я нашел! – окрикнул его Тиренций.

Всеволод с трудом пробирался к тому месту, где лежало белое, треснутое пополам яйцо. Как в голову вдруг пришла дикая мысль: «Если есть яйца, тёплые и живые – то есть и курица!».

Он пролез сквозь решетку рёбер огромного животного и раздвинул тонкие стенки яичной скорлупы: Роберт Ли практически лежал на полу своего хрупкого убежища в классической позе эмбриона. Гравилор разряжался на глазах, и вскоре его сигнал затух окончательно.

– Нужно брать его скорее и бежать отсюда. Яйца на том конце гнезда тёплые, и, судя по их размерам, скоро здесь появится наседка, такого размера, какого встречать нам ещё не доводилось, и, пожалуй, я даже не хотел бы встретить эту птичку никогда.

Осторожно, – почти шепотом, быстро сказал Колесов, пытаясь поднять на руки спящего Ли. Ли громко вздохнул и мышцы на его лице зашевелились.

– Неужели он просыпается?

– Не будем ждать, помоги…

Тиренций попытался взвалить Ли на спину Колесову, но неуправляемое тело выскальзывало и сползало вниз. Колесов согнулся пополам, и только тогда смог ухватить колени ускользающего друга.

Но, похоже, было уже поздно. Не успели они сделать и шага, как снаружи послышался шум и плеск воды, а в гнездовье, ломая ветки, пробиралась неведомая сердобольная мамаша.

– Похоже, апперы наши накрылись. Что делать будем? – поинтересовался неунывающий Тиренций.

– О Герён предупреждал, что можно столкнуться с чем то подобным. Роберт несколько веков занимался незаконным «творчеством» в Греции. Оттуда его выперли, и вот итог! Сидим тихо!

Ли начал шевелиться. Похоже, он и правда просыпался. И спустя минуту открыл глаза.

– Где я? – посмотрел он на Тиренция, которого ни разу в глаза не видел.

– А ты как думаешь? – Колесов развернул к нему голову.

Рональд оглянулся.

– Птичка в гнезде. Как выбираться будем?

– Ох, – Рональд схватился за голову и сел, прислонившись к стенке яйца. Птица клекотала в беспокойстве, стуча клювом по ребрам и била крыльями, чувствуя запах чужаков.

Ли на карачках выполз из яйца:

– Хаста, девочка моя. Это я…Не волнуйся…всё нормально… – он с трудом приподнялся и встал в проёме ребер, слегка пошатываясь. Огромная голова птицы с силой ударила по соседнему ребру, и он почти упал, пошатнувшись.

– Ну как же, как же, это я – папочка! – слегка расстроился он.

Птица втягивала воздух тёмным щелями громадного клюва. Она уже смотрела на Ли в упор, поднеся совсем близко большой стеклянный шар своего глаза, другим, не мигая, глядя на яйцо.

– Да, я здесь не один, – проговорил он и погладил клюв чудовища.

На другом конце гнезда барахтался ещё живой бегемот и мычал, просто душераздирающе страдая от смертельной боли, не понимая, как он мог стать добычей птицы.

– Как бы нам не оказаться здесь в качестве десерта.

– Может быть бежать? Бежим, пока Ли болтает со своей зверушкой! – предложил Колесов, наблюдая из скорлупы хрупкого убежища за этой сценой.

Мужчины потихоньку стали выбираться из скорлупы, но знак руки «остановись» Рональда, заставил затормозить.

– Полетаем? Хаста, девочка моя. Ну, давай. Рано или поздно нам суждено было расстаться…

Огромная белая птица, громко клёкая, развернулась и хвостом посшибала с ног нежданных гостей. Рональд полез на спину птичке, хватаясь за пышное оперение. «Давай, вперед!» – скомандовал он. Сильно сомневаясь, Всеволод и Тиренций полезли следом, поднимаясь на шею гигантской птице Рух.

Через минуту они, дрожа от страха и сотрясений воздуха, создаваемых взмахами огромных крыльев, уже кружили над лесом высоко в облаках.

– А как теперь вниз? – кричал, перебивая потоки ветра Тиренций.

Рональд, мягко похлопывая чудовище по шее, направил Хасту в сторону земли. Сделав пару кругов над озером, она села на берегу. Мужчины Атлантиды, дрожа в коленках, спустились и быстро нырнули в тень джунглей.

Рональд долго прощался с любимой питомицей и, кажется, даже прослезился. Так подумали его спасатели: щурясь, наблюдая издалека милую сцену расставания.

Рональд поглядывал на коллег и сомневался, стоит ли ему возвращаться домой. Столько он натворил что, пожалуй, одними объяснениями не отделаешься. Но он уже устал быть отщепенцем, и, кроме того, он скучал по своей матери, оставленной им в будущем. Он развернулся и решительно отправился к коллегам во влажный тропический сумрак, решив остановиться и сделать перерыв в своих приключениях.

– И давно ты здесь? – весело похлопывая Рональда по спине поинтересовался Тиренций.

– Лет двести, не больше. Раньше я жил в Австралии. Там никто не ограничивал мои возможности, – отшучивался Ли.

Глава двадцать четвёртая. Рамон и Фидель: встреча с Тиренцием.

Когда на италийский полуостров пожаловали бесчисленные орды троянцев и высадились на италийский берег, Рамон и Фидель столкнулись с бесчисленными притеснениями и трудностями в небольших приморских посёлках. Всем жилось нелегко в эти тяжелые времена. Большое движение народов, засуха, землетрясения и голод гнали людей с насиженных мест в поисках лучшего места для жизни.

Здесь, на небольшой кромке между океаном и скалистыми холмами, природа не давала шансов прокормиться всем, кто готов пристать к берегу. Людям не нужно указывать, что делать, они будут защищать свою землю без указки сверху. И пришельцы с Востока из Троада – эструры, как они себя представляли людям – шли вдоль побережья, гонимые отовсюду. Им просто не давали причалить, и тогда Тиренций, их предводитель, стал требовать встречи с царём, с главным среди италийцев, пригрозив, что иначе высадится на берег с оружием и силой, отвоюет место на земле.

Рамон и Фидель давно услышали о попытках кораблей пристать к берегу, поэтому выехали к месту незамедлительно. Побережье часто подвергалось набегам, и в каждой гавани они организовали самооборону из числа местных жителей. Часовые круглосуточно несли караул и, завидев опасность, быстро собирали всех дееспособных мужчин по тревоге.

Соправители прибыли к месту встречи.

После приветствий и поклонов Тиренций сразу перешел к делу:

– Мы держим путь издалека. У нас вышли все запасы воды и продовольствия. Люди устали от качки и страдают от морской болезни и цинги. Мы не можем продолжить путь. Позвольте нам сойти на берег. Мы готовы на любые условия. У нас есть золото! Мы готовы выкупить землю.

– Я понимаю ваши трудности, но у нас нет свободной земли. Если вы заметили, то за спиной у нас – горы! И почему вы решили остановиться именно в этом месте?

– Мы идём от Троада, на пути у нас была только Греция, ахейцы бедствуют не меньше нашего. Мы миновали южную часть полуострова и у нас закончились припасы. На пути мы не встретили ни одной гавани, и только здесь появилась возможность причалить.

– А куда же вы держали путь?

– Мы шли к Геркулесовым столбам!

– Тогда вы преодолели только половину пути!

– Неужели? Так далеко! Люди устали и не могут продолжать путь! – с жаром говорил молодой предводитель.

– Интересно. А почему именно туда, на край света?

– Мы ищем Атлантиду. Это родина моего отца.

– Атлантиду? – удивился Фидель.

– Атлантиду? Не слышали о таком. Вряд ли вы найдете то, что хотели, – Рамон подмигнул Фиделю. – Мы готовы вас принять, но это место дальше отсюда, выше на холмах, поросших густым лесом, – неожиданно предложил Рамон.

– Мы согласны. Хоть что-то. Благодарю, – тут же выпалил Тиренций и поклонился. Он не желал конфликтов, его люди были сильно истощены и он был готов на любые предложения.

– Не стоит благодарить. Там никто не живет. Если только колдуны и медведи, – улыбнулся он.

Фидель и Рамон поднялись на корабль и сопроводили эструриев к северной излучине полуострова.

– Мы не можем отказать им в доме. Это их историческая земля, и она пустует, – шепнул Рамон удивленному Фиделю.

Последующие пять лет этрурии бы не выжили без помощи и поддержки двух братьев, и у них с Тиренцием завязались тесные, дружеские отношения. Но братья не торопились рассказывать Тиренцию об Атлантиде. Они поставляли ему продукты и скот, а Тиренций рассчитывался с ними золотом. Он быстро смекнул, какой невыгодный торг они ведут:

– Слушайте, да вы похлеще финикийских торгашей-разбойников. Давайте-ка почётче определимся с ценами на товары, а то вы нас разорите. Я таких ловкачей в жизни не видел, а всё детство провел на стыке торговых путей.

– Сказываются цыганские корни. Ромалы, мы ромалы! Ну, предложи что-нибудь? Денег ведь у тебя нет?

– Что за деньги? – Тиренций был серьезен.

– Сольды, франки, тугрики – вот денежки. Слаще пряника, дороже девушки… – придумывал на ходу Фидель.

– Золотые монеты, серебряные, медные. Слитки можно разделить на мелкие части, одинаковые по весу, и назначить им цену. Одна монета – корзина винограда. Две – кувшин вина, три – овца… – говорил Рамон, прибирая золотишко, полученное его торговцем за товар.

– На монеты можно ставить царскую печатку, чтоб засвидетельствовать их достоверность!

– Хитро. Нужно собраться с купцами, как с вашими, так и нашими, чтоб обмозговать этот вопрос, – скептически посмотрел Тиренций на Рамона, прибирающего золото в кисет.

С трудом расчищая холмы от зарослей тёмного леса, этрурии постепенно запускали солнышко на пастбища и пашни. И некоторое время спустя они, трудолюбиво очищая скупую землю от камней, освоили эти леса и холмы, а вместо нищенских деревянных хижин начали строить сооружения в пример тем, троянским.

Тиренций совершил своё путешествие к Геркулесовым столбам, и привез хороший племенной скот, рассказав о своем путешествии Рамону. Фидель «уснул», и Рамон, несколько одинокий в своем бессмертии, услышав рассказ Тиренция, раскрыл ему своё происхождение.

– Мне тоже уже лет сто назад как двадцать исполнилось, – огорошил его троянец.

– Кто же твой отец?

– Дедушка звал его Гектор, а мама Базилус.

– Базилус? Базилус. Тот самый Базилус, который ушел с Атлантиды первой экспедицией?

– Тебе виднее! – улыбнулся Тиренций.

– Если Атлантида снова там, как ты говоришь, я думаю, что можно попросить у них помощи. Они владеют технологиями в добыче и обработке металлов. Если атлантийцы нам помогут, а они должны помочь, то тогда мы сможем привести свои народы к рассвету. Я не силен в металлургии, а покупать металлы слишком накладно в наши времена. Поедешь, упомяни нас с братом. Буду очень благодарен. Мы живем здесь уже тысячи лет, а до сих пор особо не преуспели.

Прибывшие специалисты из Атлантиды смягчили удар временем и вывели этруриев на новый этап эволюции, а после подтянулись и итальянцы. Тиренций привёз с собой Эвридику, которая уже лет двести назад вернулась в Атлантиду. Братья восторженно смотрели на неё, как на богиню. Долго расспрашивали и навещали чуть ли не ежедневно, пока Тиренций и Эвридика не пригласили их на свадьбу…

Казалось, братья были расстроены, но старались не показывать виду. Не досталась ни кому…Рамон потерял дорогу на ту сторону Тибра, не желая видеть Эвридику рядом с Тиренцием. А Фидель…Фидель и Тиренций постоянно что-то чертили, планировали и мечтали. Все созданные ими объекты возводили в Этрурии.

Рамон тяготел к простой деревенской жизни, но при этом жестко правил. Фидель, склонный к искусству и поэзии, командовать не умел, и часто его решения приводили к регрессу. Братья периодически ссорились на почве разногласий, но быстро остывали – они любили друг друга и не могли себе позволить ненавидеть.

Через сто лет Фидель всё же заложил первый камень в основание величественного города, построив на холме Палатин усыпальницу для Рамона.

– Здесь будет город. Не хуже этрусского, а даже лучше! – торжественно объявил довольный Фидель на церемонии возложения Рамона в усыпальницу в 753 году. И принялся за строительство города.

Лишь когда Рамон очнулся ото сна, скромный Фидель уступил ему место правителя, а сам удалился, всё чаще пропадая на побережье. Он садился в лодку, брал в руки вёсла и долго грёб, поднимая и опуская вёсла, будто крылья большой птицы, и быстро уходил в море. Возвращался, как правило, поздно.

– И давно он занимается греблей? – поинтересовался Тиренций, глядя как Фидель покидает их и садится в лодку.

– Видимо. Ему даже прозвище дали – Ремо – весло. У него плохо идут дела со строительством. Он сильно переживает и отрывается на гребле. Правитель из него никакой, но нужно отдать должное – он много советовался со мной, и нам удалось сохранить порядок в стране, пока ты почивал. Кстати, а почему вы назвали холм Палатин?

– Мы вспоминаем здесь свою подругу – прекрасную, бледную девушку, по имени Палес, она была для нас чуть ли не божеством…Мы собирались построить небольшой дворец, храм, и посвятить ей. Палатин – собственно и есть дворец. Мы потеряли её по дороге сюда и долго находились в трауре. Невосполнимая потеря. И обрели вновь в лице Эвридики лишь благодаря тебе. Только вот Фидель опечалился ещё больше….

Мужчины долгое время молчали.

– Атлантида собирается покинуть древние времена и возвратиться в будущее. Всем нам нужно будет вернуться на остров.

– Когда?

– Нам сообщат.

– Нужно подготовить приемников. Так?

– Мой сын остаётся. Он вполне готов управлять государством.

– Управлять готов каждый, дело в умениях…Я найду приемника.

– Жаль, только мечта Фиделя построить город останется только на бумаге, – расстроено произнес Тиренций.

– Не думаю. Его мечта исполнится, главное, чтобы следовали задуманному плану…

Глава двадцать пятая. Вавилон

– Поверьте, если бы вы не вернули меня в Атлантиду, Вавилон существовал бы до сих пор! Судьба направляла меня, когда я покинул Атлантиду вместе с моими сторонниками. Мы все оказались не у дел, как вы помните, и хотели назло нашим противникам доказать, что всё делали правильно, – начал свой доклад профессор Вебер.

– Мы это уже проходили, уважаемый профессор Вебер. Наши таланты руководителей умирают вместе с нашим роком – сном Атланта. В это время в государстве происходит не весть что. Если на смену вам не приходит целая плеяда талантливых вождей, все усилия идут насмарку! Да и хорошее – враг лучшему. Моя любимая Хатусса тоже перестала существовать вслед за Вилусой. Вавилон же ещё ждет рассвета, – прокомментировал Базилус. Он знал о чем говорил, и слова его звучали убедительно.

– Да, вы, конечно, правы, Базилус. Я построил великое государство. Да, Вавилон несколько раз подвергался захвату и разорению во время «сна», но я столько сил и времени затратил на это моё детище!

– Вы добились неплохих результатов. Но, исходя из отчетов других членов вашей экспедиции, вы проявили изрядное упорство, сотрудничество с коллегами на начальном этапе уже не заладилось. И вы быстро растратили свой авторитет?

– Не правда. Со мной пошли люди талантливые и амбициозные, естественно, что они захотели власти и решили испытать свои силы, встав во главе других независимых государств. До этого мы долго жили в согласии.

– Всё испортила Вавилонская башня? – задал неудобный вопрос Тиренций.

– Вавилонская башня – это то строение, что сейчас называют руинами зиккурата Эттеменаки. Этому сооружению предназначалось стать усыпальницей. Как и другие «бессмертные» мы думали о своём будущем и хотели возвести надежное пристанище для «сна». Наши щедрые фантазии не оправдались. Проект зиккурата получился неудачным. Перибол в центральной части зиккурата не раз служил пристанищем во время «сна Атланта» для многих из нас, но сам зиккурат так и не был достроен. Постройка не раз разрушалась, но я хотел довести строительство до конца. Это и стало поводом для распрей. И разобщение языков, – сказал он и ухмыльнулся, – отнюдь не красивая легенда. Это правда. Наша команда была многонациональной – этот факт всем известен! Как и было принято при создании Института Времени, мы все говорили на баскском. После распри и последующем разобщении, люди отказались от объединяющего их начала, и каждый клан заговорил на своем языке – языке предков. Тем самым показывая мне язык!

Люди разбрелись в поисках новой государственности по всей территории Месопотамии, а я взял за основу аккадский, коли всё так получилось. Когда я проснулся, зиккурат уже почти полностью разрушился, и только благодаря этому остались нетронутыми сокровища, которые приберегает каждый «бессмертный» для новой жизни, чтобы не остаться без штанов и быстро подняться по иерархической лестнице.

Я не выбирал себе имени, но всем говорил, что у меня великие предки. Не важно кто я, главное, что мой предок велик – он построил эти стены и возвёл этот город! Меня так и стали звать – Хамураппи – предок велик. Мне понравилось это имя, ведь оно было не случайным!– засмеялся Вебер.

С таким именем я пришел к царю Вавилона Син-Мубаллиту. Я напомнил ему про тайный манускрипт, который переходит от одного царя к другому, и объявил, что проснулся. В доказательство показал ему ценные предметы из усыпальницы, говорящие о моём царском происхождении.

Его семья погибла во время последней эпидемии чумы, и он без всякого сомнения принял меня в качестве сына. Смешно, но правда: отцу шестьдесят, сыну полтинник. В Вавилоне объявили обо мне как о воскрешенном царе прошлого и приемнике. После этого Син-Мубаллит и получил своё второе имя – воскрешающий.

Амореи и каситы прошлись по Вавилонии, наводя хаос, и страна требовала реформ для возможности дальнейшего своего развития. Так появился кодекс Хамураппи. Жёсткая правовая система, необходимая для того, чтобы всё работало чётко, как часы! Я люблю порядок. И считаю, что многого добился. Без меня Вавилон придёт в упадок! – говорил Вебер с немалым апломбом, театрально повышая голос.

– Насколько я помню, рассвет Вавилона ещё впереди! К тому же нам не стоит менять историю. Пусть всё будет так, как и положено, – внёс завершающую разговор нотку Перес.

Глава двадцать шестая. Пророчество Сивиллы

Она давно уже была не молода. Поселившись в пещере с видом на море, близ города Кума, она долго думала: чем заработать себе на кусок хлеба и глоток вина. Время, когда она была главной жрицей храма Апполона прошло, и теперь она не годилась даже на то, чтобы подливать масло в лампады храма. Зачем жить тысячу лет, если в конце концов встретишься лицом к лицу со старостью, и не дай бог – слабоумием? Уже сейчас память её регулярно подводила, и, боясь растратить последние её крупицы, Дафна решилась писать мемуары.

Память предательски размывала границы и Дафна с трудом могла различать в своих воспоминаниях прошлое и будущее, а также ложь и фантазии, которых в её жизни было предостаточно. Частоей казалось, что у неё две жизни, в которых живёт две разные Дафны.

Дафна будущего – молчаливая и сосредоточенная на науке женщина. Серая мышь, грызущая гранит истории, медленно, но верно. Никто бы не знал о ней, если бы мощные, прорывные доклады на крупных симпозиумах и международных конференциях. В мгновенье ока скромная, неприметная женщина превращалась в Нифертити от науки. Её голос притягивал тысячную аудиторию зала. Она умела восхищать!

Именно за это Антоний и полюбил её. Спокойную, вдумчивую, уютную. И именно это сыграло с ней злую шутку здесь в прошлом. Пара оказалась бездетной. Тихая, размеренная жизнь не давала эмоциональных всплесков, не было напряжения сил, и сон Атланта её всё не настигал.

Дафна начала медленно стареть, становилась раздражительной и несносной. Трудно стало переносить её вспышки гнева, и Антоний начал отдаляться от неё.

Дафна растеряла все свои знакомства, были разорваны дружеские связи, и сейчас, сидя в пещере в полном одиночестве у холодного очага, всё больше напоминала сумасшедшую юродивую. Она напевала слова воспоминаний, похожих на бред, чтобы слова, как навязчивая мелодия, глубже запали в её память. Она писала на всём, что попадалось ей под руку. Если не было пергамента, в ход шли листья дуба, густой кроной нависающие над входом в пещеру. Камни и стены пещеры. Когда голод не давал ей покоя, она шла в город просить милости.

Дафна пыталась продать истории из будущего, выдавая их за пророчества. Несколько раз сказанное ей сбывалось. Дафну объявили Кумской сивиллой, и к ней потянулся народ, жаждущий предсказаний.

– Апполон явился ко мне, юной деве, и просил моей девственности в обмен на любое желание. Я выбрала бессмертие! – рассказывала каждому второму Дафна историю древней пророчицы, заученную ей наизусть.

– О чем же вы мечтаете сейчас, почтенная Сивилла? – тоненьким голоском спросила её малышка, сидя, на большом тёплом камне у входа в пещеру.

– Смерти…я хочу умереть, – равнодушным старческим голосом твердила она.

Частенько только об этом и твердила старая пророчица, но никто не уходил от нее с пустыми руками. В обмен на принесенные дары они находили в пещере и около разбросанные ветром обрывки предсказаний. И тем были довольны.

В год правления Тарквиния Приска Дафна собрала все девять томов предсказаний и захотела продать их ему.

– Триста денариев ты дашь мне за книги пророчеств! – выкрикнула старуха и бросила мешок с книгами перед собой.

– Почему ты решила, что я куплю этот бред? За триста динариев я день смогу кормить войско, – разозлился такой дерзости Приск. Может быть, убогая нищенка и вызвала в нём жалость, но дерзкая старуха – нет!

– С Запада будет война грозить великая людям. Крови потоки стекут с берегов в полноводные реки. Желчь будет капать по капле в долинах. Помощь с Заката придёт – и смерть властелину! – как безумная вещала Сивилла.

– Гнать прочь! – приказал он слугам в ярости.

Сивилла тоже взвилась, она была в гневе. Достав из мешка три книги она сожгла их у нижней ступени лестницы. Солдаты, как и простолюдины, знали ценность её пророчеств и застыли в оцепенении, а как только старуха развернулась и пошла, кинулись спасать остатки пророчеств.

Сивилла чувствовала приближение смерти. Силы покидали её, как едкий, солёный пот, просачивались они сквозь поры и стекали тонкими струями под ноги. Она решила во чтобы то ни стало вернуться в Атлантиду. Спустя три дня она снова явилась во дворец Тарквиния Приска. Он принял её в надежде, что та смиренно будет умалять его, падая на колени. Но нет, Сивилла как и прежде выкрикнула своё:

– Триста динариев! – повторила она, прося ровно столько, сколько и в прошлый раз. Видя недовольное лицо Приска, она заговорила снова, вытягивая вперед морщинистую шею и заглядывая прямо в глаза непонятным, пугающим Приска языком пророчеств.

– Что тебе надо, грома раскат, чтоб прислушаться к Богу?

Долго продлится ли день, пока ты в безумстве пируешь. Тьма окутает мир, и разверзнется земля от порога. Жизнь или смерть ждёт тебя впереди, знать ты не будешь! – как старая морщинистая черепаха прогундела она. Но Приск тоже был упрям:

– Всех нас… ждет смерть… в конце пути! Выбросить с-с-таруху! – с пущей злостью, проглатывая слова, приказал он.

– Вижу я статуи и даже кучи камней, что лежат при дороге, много нелепых вещей, о которых и молвить позорно. Боги, ведут неразумных да смертных коварно, лживые их уста смертоносный яд источают. Но перед тем Кто, есть жизнь, и вечный свет негасимый, радость роду людскому, сладостней меда щедро дает, перед ним лишь главы преклоняйте. Вижу я, ваш помутится рассудок в безумии тяжком, и за ваши дела придет к вам жгучее пламя! – не унималась та, то ли пророчествуя, то ли пугая нерешительного правителя.

Сивилла нисколько не испытывая сомнений, демонстративно сожгла на ступенях ещё три книги, и, опираясь на клюку, пошла через площадь, планируя вернуться завтра снова.

– Остановить…! – в бешенстве крикнул царь солдатам охраны. Когда советники, обступив его, стали умолять приобрести ценные пророчества, заплатив её цену, он сдался в бессилии перед суеверном страхом пророчеств Сивиллы, кинув ей под ноги мешочек с серебром.

Сивилла подняла деньги, бросила тут же мешок с оставшимися тремя книгами и медленно заковыляла через площадь.

Каким же тяжелым был тот мешок, что, бросив его под ноги царю, она испытала дикое облегчение и страх, что душа вот-вот покинет землю, освободясь, наконец, от тяжкого груза.

Больше ничего не держало её здесь, в этом мире. С трудом добралась она до своей пещеры и поняла вдруг, что сон или смерть вот-вот овладеют её телом.

В дальнем углу пещеры стоял огромный каменный кувшин, наполовину утопленный в земле, и Сивилла, из последних сил переметнув тощие ноги через край кувшина, крепко прижимая к себе гравилор, улеглась на дне.

Через час к пещере прискакали ребятишки, иногда приносящие дары из села у подножия горы, и, услышав пыхтение Сивиллы в глубине кувшина, глянули туда:

– Что ты делаешь там, в кувшине, почтенная Сивилла?

– Умираю…затворите кувшин и заприте вход в пещеру, чтобы никто не тревожил мой дух и моё тело! А кто посмеет проникнуть сюда, на того прольется карающий огонь Зевса! Он нашлет болезни на всю страну и в вашей деревне вымрет каждый второй…– тихо в бреду бубнила она последние устрашающие пророчества.

Дети с трудом подняли рядом прислоненную рассохшуюся дубовую крышку и водрузили на широкую горловину кувшина. Побросав тут же принесённые Сивилле дары, они побежали в селение сообщить о смерти пророчицы.

Пришедшие к пещере крестьяне завалили вход камнями. Стук булыжников эхом разносился по пещере, теребя струны Сивилиной арфы, под звуки которой пела она свои сумасшедшие пророчества, которые порой, казалось, не имели никакого смысла. У пещеры крестьяне поставили охранительные знаки, говорящие пришлым людям о том, что здесь находится захоронение, таящее в себе опасное проклятье, и посадили у входа молодой дубок.

Глава двадцать седьмая. Холм Мерлина

Когда бросились на поиски Филиппа Вулла, пришлось сканировать все холмы в долине реки Кэмэл в графстве Корнуэлл. Приборы показывали местонахождение его гравилора предельно размыто и фокусировались на холмистой местности в районе реки.

Эти холмы являлись частью старинных горных выработок. Здесь в разные времена добывали руду, и во многих холмах были полости и пещеры естественного происхождения. Что-то мешало сигналу пробиться сквозь толщу породы. Приборы, что не говори, не были созданы как источник излучения, часто теряли большую часть своей силы, и отыскать «спящего» всё чаще становилось проблемой. Они словно искали Камелот в туманах Корнуолла, но не находили. Несколько попыток окончились неудачей, прежде чем Джордж вручную не исследовал километры холмов с датчиком в руках. Словно искатель воды с тонким ореховым прутиком обошёл он местность шаг за шагом, пока не наткнулся на сигнал гравилора.

Сигнал уходил в трещину скалы, и если приглядеться, там, в глубине, можно было увидеть тёмную полость пещеры. Джордж вызвал команду спасателей, и полдня они выгребали камни и щебень, пытаясь проникнуть внутрь пещеры.

Еще совсем немного времени они бродили лабиринтами: из одной дыры сырной головы в другую, плутая в непокорных лабиринтах холма, когда вдруг наткнулись на спящего. Он излучал слабое свечение, скрытое под покровом балдахина. Когда Джордж сдёрнул балдахин, все зашлись чихом и кашлем – ткань просто рассыпалась прахом, распылив в воздухе облако мелких ворсинок.

Мужчина около сорока лет парил невысоко над ложем. Это был не Филипп. На глазах традиционно лежали две золотые монеты, упругая жилка билась на шее, и слабое дыхание говорило о том что он жив. Несомненно, он был «бессмертным».

Джордж поднёс фонарь ближе, долго рассматривая лицо незнакомца, пока не воскликнул:

– Мерлин! Сынок!

Джордж заплакал, гладя руку сына.

– Откуда у него гравилор Филиппа? – удивился Колесов.

– Возможно, он отдал ему его. Тогда проблематично будет найти Филиппа.

– Ну и дела! Мерлин.

– Всё здорово усложняется! – усмехнулся Тиренций.

Глава двадцать восьмая. Португалия – история успеха.

1453 год. Турки завоевали Византию и, захватив в свои руки торговые пути, отрезали Европу от Великого шёлкового пути. А ведь Европа была сейчас на экономическом подъёме. После серии захватнических войн на Востоке образовалась большая прослойка богачей среди бывшего рыцарства, европейский царский двор разросся, привыкнув к восточным товарам: экзотическим шкурам и перьям, восточным специям, шелкам, ярко окрашенным тканям. Они и являлись основными потребителями таких товаров.

Наступил кризис и Европа искала новый способы проникнуть в богатый, золотой Восток.

Хесус Рамсес Калво и Эмерико Гонсалес Молино, бывшие торговцы и компаньоны на Великом шелковом пути, мечтали разбогатеть, жениться и осесть на побережье в собственной богатой вилле, наслаждаясь солнцем и пузатыми детишками. Теперь они окончательно разорились. Пришлось продать последнее имущество и уйти из города, где раньше, в хорошие времена, компаньоны владели целым зданием, в котором находилась контора их компании Молино&Калво.

Теперь они отправлялись в самый бедный район, туда, где люди живут по старинке – в пещерах. Хесус тащил на себе мешок с инструментами, а Эмерико тележку с пожитками. Они обошли уже множество пещер, но все они были заняты или требовали неимоверных усилий, чтобы хоть как-то расширить внутреннее пространство.

– Вы не подскажете, сеньор, есть тут что-то подходящее для жилья поблизости? – остановил Хесус проходящего мимо старика.

– Вон там! – указал тот рукой. – Большая пещера, но она расположена слишком высоко. К ней тянется длинная тропа с хорошо выдолбленными ступенями, которые сделал прошлый хозяин. Тропинка огибает гору по спирали, почти до самой вершины. Но пещера там хорошая.

– Спасибо, отец,– поблагодарил его Эмерико.

Спустя двадцать минут они добрались до подножья горы. Тропа была узкая, не больше метра, и тележка только-только вмещалась в это тесное пространство между отвесной стеной и всё более отдаляющемся от земли открытом пространстве, в котором парила, высматривая добычу, большая хищная птица. Солнце уже встало и Хесус взмок, а Эмерико, с которого пот катился в три ручья, выдохся уже на середине пути.

– Прости, друг, ничем не в силах тебе помочь. Если ты выпустишь из рук оглобли – наша тележка ту-ту! А вдвоём мы на тропе не поместимся! – сказал он и сел, прислонившись к прохладному ещё камню.

– Эй, ты с ума сошел? Я что, должен стоять из последних сил удерживая тележку, а ты будешь отдыхать? – возмутился Эмерико.

Хесус на карачках прополз между ног Эмерико, и, отломав два небольших камня от слоистого тела скалы подпер колёса тележки.

– Сядь посиди, Эмерико, а то до дома нам сегодня дойти не удастся.

Хесус вытащил фляжку, и они с удовольствием пили, роняя винные капли. Жидкость попадала на одежду, текла тонкими струйками из уголков губ, пробиваясь сквозь лес густых зарослей трёхнедельной бородки Эмерико.

Они немного отдохнули и с новыми силами дальше поволокли свой скарб в гору.

Пещера и вправду оказалась большой и хорошо приспособленной для жизни. В ней был дымоход – отверстие, в которое можно вывести печную трубу, а также большая каменная чаша для сбора дождевой воды, проникающей сюда по стоку откуда-то сверху. Хесус понял это, подставив нос к отверстию стока. На нос стекла крупная капля воды.

Пещера имела целую анфиладу из комнат, а у входа к стене был прислонен огромный плоский камень с рычагом. Приложив немало усилий Хесус и Эмерико привели камень в движение, и он плотно затворил вход в пещеру.

Обживались они долго. Часто перебивались с хлеба на воду. Товарищи продавали хворост, и батрачили на стройках, перевозя тяжёлые тележки с песком и мешки с цементом.

В одном селении им удалось хорошо заработать. Отправляясь домой они наткнулись на двор гончара. Отец и дочь, которой от силы стукнуло тринадцать, подходили к своему делу по-творчески: горшки и миски выглядели на редкость изящно, а искусный узор, старательно выполненный легкой рукой девчонки, делал их достойными королевского стола.

– Хесус, я чувствую, что с этого товара можно получить неплохую прибыль, если свезти их на рынок Тарсиса.

– Ты прав, Эмерико. Я тоже чувствую, в этих горшках прячется золотая жила.

Они скупили у гончара все готовые изделия и, погрузив на тележку, направились домой. Они вернулись в пещеру затемно. А рано утром не мешкая собирались отправиться на рынок, но природа распорядилась по-своему – с утра зарядил дождь и, не прекращаясь, лил три дня кряду. Тележка так и стояла у входа, перекрывая все ходы-выходы.

– Может, разберем завал вот в этой комнате и закатим туда тележку? – предложил Хесус, расстроенный капризами природы.

– Нет, пусть стоит, дождь вот-вот кончится. И мы сразу двинем на рынок, – с надеждой на быстрый заработок возразил Эмерико.

Но дождь не прекращался. Небо было затянуто плотными тяжелыми тучами, не предвещавшими ничего хорошего.

– Может, всё же оттащим тележку, – вспылил Хесус, когда пробираясь вдоль стены он зацепился за гвоздь тележки и разодрал последнюю рубаху, оцарапав спину.

– Ну что тебе… – начал возмущаться Эмерико, но увидев кровь на спине Хесуса запнулся и опустил глаза.

– Ну ладно, давай освободим эту чертову пещеру от хлама!

Они обработали рану и начали разбирать завалы. Потолок не раз обсыпался и пол пещеры был завален булыжником. Несколько часов они таскали камни в дальнюю пещеру, смежную с уборной, и спустя час, наконец, увидели небольшое свободное помещение с многочисленными нишами и полками, видимо служившее прежним хозяевам кладовой, где они хранили многочисленные припасы. Конечно же, ничего из этого не сохранилось. Склонив голову Хесус разглядел в глубине ниши странный свёрток.

– Гляди-ка, тут что-то есть! – крикнул он Эмерико.

Они развернули скрученный рулоном свиток.

– Странный материал. Как ты думаешь, из чего он сделан? – говорил Эмерико, водя рукой по гладкому словно стекло материалу.

– Понятия не имею. Но что я точно знаю, дружище – это карта. Посмотри на эти надписи. Вот Испания и Португалия…такие крошечные. Глянь, вот это что? – указал Хесус на большой материк, протянувшийся с севера на юг вдоль всего Атлантического океана.

– Индия?..

– Тут подписано, невежда. Бразилия…Мексика…Канада…

– Что это?

– Не знаю, дружище, но чувствую, что это бомба!

– Что ты несёшь? Давай проверим насколько точна эта карта. Где наши старые карты? Сумка, где моя сумка?

– Да вот, вот, не кипишуй.

Они разложили на полу всевозможные карты, и, тыкая в них пальцами, издавали восторженные звуки, которые могли обозначать только одно – странная, найденная в пещере карта правдиво отображала расстояния и страны известного им мира.

Как только кончились дожди, они продали тарелки и горшки по хорошей цене и отправились в Лиссабон продать карту королю Альфонсу V. Король был крайне заинтересован в новых землях. С помощью своего инфанта Энрике, он постоянно присоединял к Португалии всё новые территории.

Пересечь океан было делом нелегким, и Португалия, воспользовавшись картами, продолжила прокладывать путь в Индию и Южную Африку.

Король был прижимист, и за карту Хесус и Эмерико получили не много, но им была обещана доля от всех удачных предприятий.

Помотавшись по морям Эмерико окончательно разочаровался и, выйдя однажды в порту Лиссабона, решил попытать счастье и продать копию карты в Испанию.

Мир стоял на пороге великих географических открытий!

Глава двадцать девятая. Невольные выводы

Атланты благополучно вернулись домой. Многих искали, но не нашли. Видимо, за тысячелетия они утратили свой прибор – гравилор. Не обошлось и без трагедий: тот, кто погиб в лабиринтах истории, тот погиб. И сейчас одним из важнейших вопросов, которые предстояло решить, был вопрос о том, можно ли вернуть тех, кто претерпел смерть. Эта данность, когда человек, живущий в будущем, погибает в прошлом, выглядит нереалистично. Ведь тогда искажается ткань времени: будущее оно вот – есть. А прошлое – это далёкое неизвестное! Но с другой стороны – судьба свершилась, и человек прошел путь в безвозвратность. Если пытаться вернуть к жизни одного, встанет вопрос у других. Позволит ли жизнь так играть со смертью?

Ещё один вопрос остался открытым: все путешественники в один голос утверждали, что некоторые мегалитические сооружения существовали в районе Средиземноморья до них и встречались на всём протяжении пути. Первобытные люди, обитающие на планете периода позднего палеолита строительством таких объектов не занимались. Мегалитические сооружения были допотопные. Причем потоп, который унёс неизвестную цивилизацию, был далеко не пятнадцать тысяч лет назад, а значительно раньше. Он унес все следы пребывания этих людей.

– Даже античные авторы не знали архитекторов этих строений, они фантазировали, утверждая, что строителями были боги или одноглазые циклопы. И называли строения циклопическими, – добавил замечание Фасулаки.

– Сооружения казались уже давно не жилыми. И мы часто использовали их в качестве оснований для собственного строительства, или даже по прямому назначению, если они хорошо сохранялись. Но мы никогда не находили в них предметов жизнедеятельности. Тайна происхождения мегалитов остается открытой, – резюмировал Сидон.

– Вероятно, существовала некая цивилизация, тесно интегрирующая себя с природой. Эко-цивилизация. Из этого можно сделать вывод, что, скорее всего, она была не техногенная. Не использовалась металлическая арматура, нет перилл, труб, украшений из серебра и золота, тем более пластика, нет и металлических орудий труда. Невозможно так за собой подчистить, если это сделано намеренно. Возможно ли такое?

– А хотите теорию? Наша цивилизация в будущем, лет так через триста, терпит экологическую катастрофу, и оставшееся в живых, осознанное население спасается бегством с помощью машины времени. Причем выбирает очень отдаленный промежуток времени, дабы не столкнуться с первобытным человеком, массово зарождающимся на Земле. Вот именно тогда появляется эта суперэкологичная цивилизация, всячески избегающая развитие техники. Настолько, что даже добыча и обработка металлов их не интересует. Почему? Потому что именно металлургия автоматически приводит человека к развитию технического прогресса. В начале гвоздь, потом мотыга. Так от корыта и до дворца, где сам бог должен служить на посылках. В те древние времена человек вполне мог встретиться с динозаврами. Тогда объяснимыми становятся изображения на храмах и маленькие фигурки-игрушки доисторических животных, найденных в Мексике, как и другие антропоморфные изображения, всё-таки появляющиеся изредка среди археологических находок. Сказки про драконов…И полное отсутствие элементов, характерных для развитой культуры – металл, пластик, стекло. Ведь оно может не разлагаться несколько тысяч лет!

– Даже если принять во внимание все ваши фантазии, почему они не оставили других следов? – заинтересовалась Нефер.

– Следов не осталось и на Руси. Если использовать только природные материалы, ничего и не остается. Они сгорают в огне, разлагаются от сырости, гниют. Если не практиковались захоронения, и покойных сжигали, как это делали викинги или славяне – вы не найдете могил. Если люди использовали ткань или бумагу – не будет наскальных рисунков. Каменная или слабо обожжённая посуда лишает археологов так излюбленных ею черепков. Один потоп, затем другой превратит все подобные артефакты в тлен за многие тысячи лет. Но это, конечно, только фантазии, – добавил свои замечания Колесов.

Вывод продолжила делать Нефер:

– Матриархат появился и главенствовал в связи с тем, что там, где оказывалась женщина из «бессмертных», появлялась и плеяда рожденных ею богов. Клан. Её берегли и превозносили как хранительницу рода. Она законно становилась главой клана, и, как правило, хранила множество знаний и секретов, оставалась всегда молодой, и так магически воздействовала на народ, сохраняя и поддерживая власть. Именно «бессмертные» начинали большое строительство. Они жили вечно и жильё себе строили на века. Оно служило и как надёжное укрытие во время «сна». Так, усыпальница царицы Хатшепсут строилась 500 лет. Ради чего? И кто следил за выполнением строительных работ? Египтяне знали, что царица проснётся и продолжит править Верхним и Нижним царством, поэтому правильно готовили её к погребению, делая всевозможные припасы, хотя многое было и лишним.

– Все экспедиции отметили полное отсутствие белых людей на Земле. Как мы поняли, белые люди – это чистый продукт Атлантиды. Но всё-таки откуда они появились на самом деле? История крутится, как белка в колесе, всё плывет перед глазами, что, откуда и куда непонятно, хочу сказать я. Много выводов мы услышали, друзья. Случилось то, чего все так опасались…мы всё-таки вмешались в историю, но, вероятно, эти итоги весьма закономерны. Кроме того, я вижу везде русские корни!

– Что Вы имеете в виду, профессор Вебер? – задал вопрос непонимающий Колесов.

– Я имею в виду только то, что все мы имеем в виду!

– А если конкретнее? – удивилась Нефер такому загадочному повороту.

– Мы видим русский след везде. На всех континентах Земли!

– А как вы хотели? – встал Колесов, возмущаясь такому раскладу. – Как вы хотели, если из огромного многонационального мира, после катастрофы нетронутой осталась только часть земли – и в основном территория России. Люди с гаплогруппой R1a! Если русские составляли более пятидесяти процентов всех сотрудников Института Времени, и в прошлом именно они разбрелись по земле! Позвольте также напомнить, что все народы, которые заново творились на территории России, возрождая свои нации, вступали в браки с русскими! Возьмите, к примеру, Саранью, ставшую прародительницей высшей касты ариев в Индии – её мать русская. Акила наполовину русский, сочетался узами с Синопой, дочерью Саранью. Базилус Монти, он же Василий, сын Василия Кнорозова и Софии Монти. И таких примеров «миллион». Именно русские настаивали на возобновлении всех рас и народов. И на территории России поднялись из пепла погибшие в катастрофе нации. Русские помогали, поддерживали. Отдавали свои земли под анклавы. Делились ресурсами, книгами, мозгами…

Вебер закрыл глаза. Может быть, всем стало стыдно или неудобно из-за навязчивой заботы большого брата? Нет, ничего в мире не меняется…

Эпилог

Как бы не старались атлантийцы не вмешиваться в ход истории и не вносить в неё свои изменения, тщательно подчищая за собой улики, всё получалось с разницей наоборот. Ход истории менялся амбициозными, высокомерными и не дальновидными людьми, но меняясь, она становилась той самой историей, какую мы узнали в итоге. Такой парадокс был замечен не сразу, но как только провели параллели, всё поняли и не стали настаивать на невмешательстве.

История – странная вещь: что именно происходило сказать трудно, но выбор невелик – только одна из двух теорий могла сработать.

Первая звучала так – «История не поддаётся изменениям, меняются события, детали не влияющие на общую канву, но глобальные результаты – картина остаётся неизменной».

Вторая теория, высказанная специалистами более невероятна: «Все переплетения истории, вмешательства извне предсказаны «Создателем» и заранее вплетены в её канву, уже записаны на жестком диске истории, а мы наблюдаем «повторный показ киноленты» созданной Великим кинорежиссером. В любом случае все ошибки и все потуги, сомнения, разочарования, раскаяния – всё осталось в прошлом. Именно в том виде в каком мы их знаем и помним.

– Возможно, обе теории верны, взаимопроникающе? – задумчиво размышлял о произошедшем Луис Мануэль Перес.

Но, так или иначе, Атлантида здорово повлияла на формирование Земной истории, потому что Атланты проникли во все уголки мира; имея знания и амбиции, не смогли остаться в стороне и приняли активное участие в его развитии.

Конец.


Оглавление

  • Глава первая. Сомнения
  • Глава четвертая. Британские острова
  • Глава пятая. С Востока до Запада
  • Глава шестая. Сватовство
  • Глава седьмая. Блеск янтаря
  • Глава восьмая. Тартария
  • Глава девятая. Пробуждение
  • Глава десятая. Тома
  • Глава одиннадцатая. Годы находок, годы потерь
  • Глава двенадцатая. Ханну
  • Глава тринадцатая. Сотворение мира
  • Глава четырнадцатая. Центральная Америка
  • Глава пятнадцатая. Создавая богов
  • Глава шестнадцатая. Лакам-Ха
  • Глава семнадцатая. Страна-загадка
  • Глава восемнадцатая. Харапп
  • Глава девятнадцатая. В зарослях пажитника
  • Глава двадцатая. Мёртвое озеро
  • Глава двадцать первая. Муса
  • Глава двадцать вторая. Два брата
  • Глава двадцать третья. Птица Рух
  • Глава двадцать четвёртая. Рамон и Фидель: встреча с Тиренцием.
  • Глава двадцать пятая. Вавилон
  • Глава двадцать шестая. Пророчество Сивиллы
  • Глава двадцать седьмая. Холм Мерлина
  • Глава двадцать восьмая. Португалия – история успеха.
  • Глава двадцать девятая. Невольные выводы
  • Эпилог