Фант [Алексей Васильевич Губарев] (fb2) читать онлайн

Алексей Губарев Фант

Весна, нагуляв тепла, только-только вступила в ту пору, когда любому, даже самому прожженому грешнику, умирать как-то неуместно, что ли. В улицах беспечно цвикали пичуги. Кругом вовсю зеленела трава, среди которой вспыхнуло золото редких одуванов. Некоторые ветки на кустах пустили лист. Конвойным солнце до красна нажгло шеи, а небо манило бескрайней голубизною, редкий раз упирая взор в молочные букли облаков с золотистой по низу каймой. Зори стали насыщеннее, а ветер ласковей. Погода устоялась, и лето было не за горами.

    Между тем, в сырой камере тюрьмы на угловых нарах, что у маленького окошка, более предназначением бойницы, старый вор Дыка, из неведомой прихоти, а скорее по несуразности своего характера, придумал некстати пошутить. Вор внезапно серьезно заболел и из той причины медленно отходил в мир иной. По годам для подобной затеи матерому уголовнику было, в общем-то, рановато, если бы не дурацкий случай. И как знать, как бы оно покатило, не ввяжись он в скоротечную жестокую свару с поножовщиной неделей ранее.

  Зона давно была искусственно поделена на красный и черный сектора. Так начальству было проще "держать в лагере порядок". Но системный раскол имел и отрицательную сторону. Гнойник конфликта зрел давно. Ни одна из противопоставленных стараниями управы сторона не желала уступать и безудержно рвалась прибрать к рукам власть.

  Затеяли драку «красные» во время очередной прогулки. Скоро год, как «черные», пользуясь слабохарактерностью недавно назначенного смотрителя, бессовестно кутили, отчего окончательно разболтались и, как говориться, приспустили вожжи. Сексоты не преминули воспользоваться безответственной прорехой в поведении бандитов, чтобы сыграть на этом и окончательно установить в лагере свое господство. Дрались коротко, но свирепо. Благо охранка вовремя очухалась и подняла тревогу. Набежавший караул автоматными очередями принудил свару повалиться ничком на бетон.

Погибших было трое, а вот порезанных оказалось достаточно. Одному даже выкололи глаз. Гнетущая атмосфера над зоной распластала свои траурные крылья.

  "Разбор полетов" не заставил себя ждать. Прижим был таков, что над лагерем нависла густая тишина. Начались бесконечные проверки и допросы с пристрастием. Озверевшая охрана безостановочно пускала в ход кулаки. Лазарет был переполнен. Выбитые зубы и переломы ребер в счет не шли. С этой безделицей драчуны справлялись самостоятельно, зализывая в камерах раны с помощью подручных средств, а также состраданием и советами товарищей. Легко раненные, заточённые в качестве наказания в промозглые и насыщенно пахнущие смесью хлорки и плесени «аквариумы», теперь вынужденно соблюдали пост и от души забавлялись непроглядной скукою.

  Дыку подвели собственные ноги. Его возраст ступил в ту пору, когда годы начинают давать знать о себе с неудобной стороны. Всегда ухоженные ступни, которые на воле признавали только изделия из натуральной кожи, и на которых обувь всегда сидела плотно, последнее время ныли, отчего Дыка вынужденно подбирал казенные шузы размером больше. Из-за хлябающих ботинок во время поножовщины он запнулся и, неустоявшего на ногах "авторитета", в кровавой суматохе здорово пнули под правый бок. Вор слёг.

Конечно, за неджентльменский поступок, посягнувшего на права лежачего «черные» поклялись вычислить и покарать. «Посадить на пику» подлую душу – дело чести. Судьба обидчика Дыку не очень волновала. Старик знал, что приговор при любом  раскладе в исполнение приведён будет; по его разумению, каждый оступившийся должен отвечать за свои проступки – собственно, сама его масть не позволит мазурику остаться безнаказанным. Но случайному бросалось в глаза, что больной заметно отрешен и чем-то всерьез озабочен. Дыка явно мусолил думку.

Занять койку в лазарете «бубновый» наотрез отказался, и тюремный лекарь навещал пострадавшего в камере. В первый же осмотр опытный медик констатировал любопытным разрыв печени у капризного пациента, сказав: – Тут, братцы, пятьдесят на не совсем пятьдесят. Оперировать бесполезно. Нет условий. Потому именно в этом случае всё зависит от Бога. После чего вынул из кармана и положил на тумбочку две упаковки «Но-Шпы».

– Всё чем могу, так сказать, – небрежно обронил верноподданный Панакеи и удалился в медпункт, бросив через плечо – достаньте больному трав, пусть попьет.

  Если обернуться к портрету вора, всякий бы не нашел в Дыке ничего особенного и уж тем более не определил бы в нем закоренелого законоотступника. Любой быстрее бы признал в небольшого роста, стареющем человеке с пепельными волосами и светло голубыми глазами, может излишне цепкими, но никак не жестокими, обычного среднестатистического славянина. И при встрече непременно подумал бы, что старик некоторым образом причастен к строительной части или складскому учету. Хотя из неполных шестидесяти Дыка семнадцать лет провел в тюрьме, и не раз пускал в ход самодельный стилет с дорогой наборной рукоятью, криминальное в нём никак себя не выдавало. Углядеть в нем эту сторону не представлялось возможным, а неброская татуировка на безымянном пальце левой руки – так подобного пруд-пруди в любой забегаловке. Впрочем, манера составлять при беседе предложения, излишняя осторожность в высказываниях и тщательный подбор слов сведущему человеку могли дать наколку кто находится перед ним, но только уж очень сведущему.

2. Четырнадцатиподьездная высотка, увешанная по периметру камерами видеонаблюдения через каждые десять метров, в первом этаже которой разместился расчетно-кассовый центр, жарилась на июньском солнцепеке после затяжных дождей. Лужи, на целую неделю оттеснившие прохожих сначала к самому краю цветочных клумб, а позже заставившие забираться некоторых чистюль и на тротуарные бордюры, постепенно высыхали, оставляя охряные пятна высыхающей грязи. Казалось, дом вернулся к обычной суетной жизни со стороны проспекта и грустной тишине по другую его сторону – на дворовой половине, нарушаемой по утрам грохотом мусорных баков, а по вечерам визгливой детворой. Никому и голову не пришло, что под зданием развернулось какое-то тайное действо, маховик которого набирал обороты.

  Вторая ночь в подвале прошла значительно лучше первой. Хоть первую вспоминать не хотелось, мысленно нет-нет Фант обращался к ней. Теперь его смешил странный неуклюжий наряд из двух шифоньерных зеркал, так старательно созданный Маклером. Эту хрупкую конструкцию промокшему до нитки и на пронизывающем ветру Фанту пришлось волочить на себе метров двести. На пустырь в заросли черемухи изделие приволок Уська. Наряжали Фанта там же. Затем Маклер сделал контрольную вылазку, и, убедившись, что случайных прохожих нет, велел выбираться из укрытия. Проволочный корсет оказался хлипким и плохо справлялся с возложенными на него обязанностями. При изготовлении самоделки по незнанию аэродинамику в расчет не взяли. Подвело отсутствие опыта. Порывы ветра раскачивали зеркала так, что они легко могли разлететься вдребезги, не удерживай их. Поэтому слева Фанта в одно зеркало вцепился Уська, справа – в другое – собственной персоной Маклер. Закоренелый уголовник нюхом чувствовал поживу и, на правах старшего, отвечая за операцию, относился к предприятию более чем ответственно. Не менее смешно было бы увидеть со стороны, как старательный кортеж изображает "крепко надравшихся" товарищей.

  Видя упорство и усердие Маклера при создании "технического чуда", Фант всё же несколько сомневался в правильности избранного пути. Тем не менее, созданный потугами бандита "маскарад" оказался эффективным. Сонный охранник, хоть и заметил движение и плавающие блики на мутном экране одной из камер, все же опасности в этом не обнаружил. Он мельком посмотрел на размытое изображение двух пьяных идиотов, шляющихся в такую погоду, и спокойно уткнулся в телевизор. Зеркала надежно укрыли третьего в перламутровых отсветах извивающихся водяных струй.

Пока Уська усердно справлял малую нужду, уткнувшись лбом в стену, а Маклер терпеливо удерживал зеркала, Фант, встав на четвереньки, убедился, что образованный сточною водой зев подходящ размером, и довольно споро скользнул в подвал. Через мгновение он был в кромешной темноте. Вслед за исчезнувшим подельником Маклер ногою протолкнул в дыру заготовленный вещмешок с провиантом и инструментом, который, шмякнувшись в образовавшуюся у внутренней стороны стены лужу, окатил холодными брызгами Фанта. Впрочем, это не отразилось на настроении «арестанта по несчастью», которое и так было «не в качели». Густой запах затхлости, шибанувший в нос, тут же напомнил тюремный барак.

– Эй, харэ придуряться, сваливаем – услышал он, как рыкнул Маклер на Уську. Уська на ходу что-то буркнул в ответ, но удаляющиеся слова поглотил шум дождя.

  Не теряя времени, Фант достал фонарик и осмотрелся. Первое что он сделал, это подхватил из лужи рюкзак и надежно его припрятал, найдя подходящую щель в третьем от места высадки помещении. После чего пристроился где посуше и стал ждать. Время текло медленно. Воцарившийся покой нарушало далекое журчание воды, завывание ветра, редкий грохот в канализационных трубах и шныряющие наглые крысы.

– И дернул же меня леший связаться, – чертыхался Фант, – Ну что стоило смыться от этих идиотов. В конце концов, почему не забуриться бы в забытую Богом деревушку. Обрабатывай в своё удовольствие землицу, со временем и баба подыщется… Россия большая и потаенных мест хоть отбавляй, а сыскать «маруху» для проживания вовсе труда не составляет. Жизни найти не хватит жаждущего схорониться в глубинке. А хоть и останься. Они бы всё одно ничего мне не сделали. Даже если бы всей кодлой навалились, вряд ли вышло бы по-ихнему. Уська – ничтожество и трус. С этим всё яснее ясного и в расчет его можно не брать. Этот даже исподтишка пакость забоится сотворить. Одним словом, еврей. Даже странно, почему он оказался на зоне. Вроде евреям там не место совсем. Если только он из ненужных или нищих-пренищих…

 Заноза крепко запомнил тот удар в печень. Сам виноват, нечего было цепляться. Видно он решил, что я из тех, кого легко покалечить. А я уже наслышан был о его "подвигах", порассказали за этого ублюдка. Потому и приготовился. А он зло затаил за свое унижение. Сука еще та! Но это не значит, что я позволю застать себя врасплох. Хоть зазлись, а со мной не прокатит. Тот раз в ответ на твою забаву я тоже только позабавился. А случись по серьезному, ни секунды не дам тебе, зная навыворот твою сущность волчью. Так-то, дружок.

 Что касается Рейсфеди. Этот силен до дураков, что косолапый. Чего не отнять, того не отнять. Но удар не держит.

 Остается Маклер. Да-а, этот по натуре сволочуга. Маклер, не так хитер, как подл и осторожен. Хитрость евошняя вся, как на духу, а сподлить исподтишка он сможет. Это досадно. Как бы не промухать коварный выпад. Здесь чуйка нужна особенная. А вот дыхалка у головореза ни к черту. Минуту потискай и обмякнет…

 Господи, зачем же я ввязался и пошел на дело?  Ведь совсем не хотел. Не для меня такое. К чему так некстати этот ненужный риск? Только ведь на волю вышел. Не алчность ли причиной? Хорошо пожить-то каждый желает, но алчность вряд ли тут значением. Не так и плохо большинству от зарплаты до зарплаты коротать век. Ведь живут же людишки, радуются малому. Что бы среди них не обустроиться? До этого же как-то перебивался. И спокойнее намного. Вот и о деревеньке пару минут назад подумывал… А, может любопытство меня гонит в ад? Не желание ли разгадать Дыкину загадочку? – размышляя таким образом, Фант задремал. А вскоре его сморил короткий глубокий сон.

 Через пару часов Фант проснулся от того, что замерз и понял – первый пункт операции прошел успешно, хотя на случай появления в подвале полиции была заготовлена легенда: мол, встал помочиться да спьяну угодил в промоину, поскользнувшись. Фант был трезв, но боковой карман предусмотрительно оттопыривал стопятидесятиграммовый флакон коньяка – так, на всякое пожарное алиби.

 Уже через полчаса после этого на трубах подачи горячей воды Фант развесил отсыревшую одежду, переодевшись в, заранее припасенную, "сменку". А спустя еще три часа, принялся налаживать скромный быт. С трудом, но ему удалось найти скрытную нишу и на изгибе труб отопительной системы соорудить временное лежбище. К тому времени, как погода наладилась, Фант основательно обжился в подвале. В хитросплетениях бетонных переборок он арендовал сносный сухой пятачок, а в одном из помещений обнаружилась искусственная нора, куда можно было в случае тревоги на время надежно спрятаться и отсидеться. Донимали блохи и всепроникающая вонь. Поэтому Фант выбросил на улицу записку с просьбой раздобыть средство от блох, снабдить питьевой водой и запасным комплектом хороших батареек к фонарику.

Маклер, прочитав записку, давно так не ржал.

– Во бля, попал котяра! Падла буду, Рейсфедя, если сожрут блохи нашего «Дымка», разбираться с ними полезешь ты, потому как дело тебе придется довершать. Представляю, как ты насекомым бошки сворачивать там будешь – восклицал он, давясь от смеха. Но на следующий же день просьбу "каторжанина", как за глаза называл Фанта, выполнил.

  3. К своему образу жизни вор Дыка относился философски. Раз уж на роду написано, к чему противиться – было его любимой отговоркой. Детство его было обычным для ребенка из трущоб русской глубинки. Живописная окраина провинциального городка, одарившая местную босоту веселым детством. В одном из проулочков – разрушающийся покосившийся домик с текущей в коридоре крышею. Щелястый сортир с дверью на одной петле. Жалкий забор из выветренного серого штакетника со скрипучей калиткою. Уставшая мама, за копейки работающая дворником. Бабушка – инвалид. Бесцельное шатание по пустырям и свалкам с такими же голодранцами. Неиссякающее чувство хронического недоедания. Луки, рогатки, видавший виды и с восьмеркой в заднем колесе и шлангами вместо камер велосипед, синяки, заработанные в дворовых драках. Тройки в школе и полное непонимание к чему учить ненавистный немецкий язык, если деда убили фрицы.

 Первый раз на тюрьму Дыка загремел по малолетству. Искушение насладиться деликатесами и хоть на мгновение вырваться из нищеты было так велико, что он, не задумываясь, вместе с дружками забрался в районный гастроном. Полукопченая колбаса, от запаха которой кружило голову, и, которую в тот раз он не жевал, а, давясь от жадности, проглатывал кусками, обошлась мальчугану в три года колонии для малолетних. И долгие маменькины слёзы. То короткое удовольствие и вслед материнское горе на всю жизнь отпечаталось в памяти ранимого юноши.

 Коммунистическая партия благосклонно прощала себе умение жировать за счет народа, с уважением относилась и зачастую самолично участвовала в крупных мошенничествах и аферах, снисходительно прощала многомиллионному населению поголовную нищету, но не прощала мелкого воровства. Голодный обыватель имел право добросовестно и не покладая рук трудиться на благо страны, а вот на подобное деяние даже от безысходности закон прав не предусматривал.

 В зоне на невзрачного, но любознательного и сентиментального паренька нашелся «учитель». Он распознал в нем мятежный дух и несгибаемую волю, потому и приобщил жилистого юношу к чтению. Книги же, в особенности историческая их часть литературы, сначала пробудили в новоявленном зеке протест, а позже и укрепили в сознании, что любая власть в государстве более преступна в своей сути, чем распоследний кровожадный урка.

 Вор же с политическим убеждением, со своим взглядом на жизнь, будучи идеологически подкованным "правдорубом" может, а порой и представляет серьезную угрозу власти. Поэтому довольно скоро Дыку взяли на заметку спецслужбы, и жизнь его с этого времени утеряла сочность. Законоотступнику еще не было двадцати трех и статьи его не имели особого веса, а он уже числился в особо опасных рецидивистах. И это противостояние с системой наложило определенный отпечаток. Нет, захватывающих душу эпизодов было предостаточно. Вызывающие ахи женщин, ослепительные кутежи, недолгие промежутки сладкой воли и «торч» на блатхатах, жестокие драки, стряпня темных делишек, облавы и прочее довольно полакомили воровское сердце. Но даже эти яркие события не могли изменить общего черно-белого фона. Жизнь этого человека была схожа с тундрой – полыхнет в краткую весну ослепительным цветом трав и тут же надолго погрузится в холод и безжизненные снега.

  4. Подземную часть работы Фант начал с того, что из подобранных кусков асфальта и подручного материала, как мог, заделал довольно нескромно зияющую промоину, оставив лишь едва приметный просвет, достаточный для связи с "бригадой" и редких передач. Когда это было сделано, он приступил к выполнению основной задачи. Нужная плита нашлась быстро. Проблема крылась в ином. Как и говорил авторитетный покойник, кладка в "быках" оказалась рыхлой. Но вопреки ожиданиям, именно под этой плитой "быки" оказались идеальными, с точки зрения строительства. Раствор кладки блестел, как стекло и был так тверд, что мог соревноваться с алмазом. Даже удары резиновым молотком издавали настолько резкий и громкий звук, что использовать этот инструмент не представлялось возможным. Больших трудов стоило соорудить и подставку для первого домкрата. Подвал оказался в прямом смысле слова вылизан ретивыми коммунальщиками. Но Фант не унывал.

Более того, с первых минут он думал, что неплохо иметь про запас возможность красиво слинять. Потайной лаз ему очень пришелся бы к месту. И судьба улыбнулась. Канализационные трубы в середине дома уходили между фундаментными блоками куда-то в сторону.  Пространство было заделано наспех. Кладка в полкирпича оказалась «слабой» и разобрать ее не составило особого труда. Внутри оказалась глина вперемежку с мусором. В пару суток Фант расчистил проход, за которым оказался тесный проход. Этот лаз, длиною в десятка два метров вел прямохонько в уличный канализационный колодец. В одну из ночей Фант, пробравшись туда, осторожно приподнял чугунный люк и увидел двор четырнадцатиэтажки. Путь случайного отступления был готов и, на счастье, вряд ли кому известен. Это обрадовало и очень обнадежило Фанта. Счастливый, он замаскировал лаз и вернулся к основной работе.

В принципе он предвидел, что подвал может оказаться прибранным, поэтому и наделал из каленого полотна двуручной пилы пяток надежных скребков. Зона многому учит, и не избытком свободного времени, а неистребимым желанием скорой воли. Потому именно за колючей проволокой и выдумывается замысловатый инструмент, способный любую преграду взять, любую охрану одолеть.

  Поначалу работа ладилась. С первым кирпичом Фант справился довольно быстро. Но, чтобы кладка стала разбираться, требовалось извлечь именно тот кирпич, который уходил поперёк вглубь кладки, а работнику выказывал лишь торец, как бы дразнясь. А извлечь его нужно только целым. Останется внутри часть, пиши пропало. Еще суток трое шкрябать швы между кирпичей придется. Тут-то и пришлось основательно попотеть. Но и вода камень точит, а уж вооруженный даже нехитрой приспособой человек и подавно.

Фант события не торопил и вскоре кирпич сдался. Далее было проще. Второй домкрат он приспособился упирать в стену посредством куска водопроводной трубы и остальные кирпичи просто выдавливал, слегка зачистив периметр. Тем не менее, на разборку "быка" ушла неделя. После работы приходилось восстанавливать кладку, чтобы вдруг нагрянувший сантехник не поднял тревоги.

Второй "бык" Фант решил не разбирать. После тщательного осмотра, он пришел к выводу, что достаточно будет опустить один конец плиты, что даже выгоднее, потому как затруднит доступ из помещения в подвал. В случае провала будет хоть какая-то фора улизнуть от охраны. Да и плита на второй "бык" заходила не более, чем на пару спичечных коробков и потому могла упасть во время разборки «быка».

Дважды работу приходилось сворачивать и таиться в норе. В подвал заглядывали слесаря. Но, благодаря аккуратности Фанта, всё обошлось и две недели спустя Фант выбросил на асфальт очередную маляву, где оповестил Маклера, что дело сделано и все готово к налету. Оставалось только выждать непогоды.

  5. Только на пороге смерти Дыка понял, что серое его бытие определила хорошо продуманная и замаскированная спецслужбами изоляция. Раньше он об этом как-то не задумывался; всё времени не было. А сейчас размышления натолкнули его на эту мысль, и, анализируя минувшее, он, вдруг, понял, что многое не могло случаться само по себе, а было ловко подстроено, как и роковой удар в печень…

От подобных выводов  настроение  портилось. Выходило, что его крепко надули. От мысли, что можно много лет не подозревая жить по чужому лекалу, так сказать "на поводке" становилось мерзко.

Вся семья Дыки – он да доживающая  в одиночестве век одряхлевшая мама. Дети  у него, скорее всего, были, но Дыка никогда не интересовался этим, а мимолетные женщины, верно, боялись уведомить весьма значимое имя о попадании в неожиданное неловкое положение.  На зоне Дыку обстирывали шныри, на воле – легкие подруги.

Первой ходкой на зоне он обозначился под другой фамилией. Но вскоре после выхода из тюрьмы он вынужденно сменил эту данность. К слову сказать, и повзрослел Дыка после первой ходки, как-то сразу повзрослел. Причина этим изменениям была веская. С мальства Дыка гордился прадедушкой, который, будучи коммунистом, погиб в гражданскую войну.  И только после зоны Дыка узнал всю неприглядную сторону родословной.

Дернула его нелёгкая после срока посетить захудалую донскую станицу. Тому способствовала заплаканная мать, по прабабушке урожденная Дыкина, из зажиточного казачьего рода, желавшая всеми силами оградить непутевого сына от дружков. Она-то и уговорила отпрыска навестить дальних родственников и пожить немного в отдаленном селении. И все бы ничего, но на беду нашлась гостья – местная говорливая востроглазая старушенция. Оказавшись случайной свидетельницей далеких событий, она, будто в насмешку, выложила Дыке горькую правду о его "героическом" предке. Во время застолья хватили самогону и начались разговоры о жизни, где дошло затронуть и прошлое.

-Тю, та грец с тобою, – встрепенулась разрумянившаяся бабка на скромное упоминание Дыкой о подвигах прадеда, – Хто казав, шо твий прадед був гэрой? Вин такий же гэрой. як с козы балэрина. Казать начистоту, так щэ тот був пакостник твий прадед? Сибирска язва слаще, отсохни мий язык, чи хучь от тута и провалиться минэ на этом самом мисте.

Дыка попытался было возразить, на что бабка как отрубила: – Казать тоби, дитятко, хто був твий пращур у самом диле? И понесла, понесла…

На деле из её рассказа выходило совсем гадкое и плохо умещалось в неокрепшем сознании парня его прадед – мот и пьяница. Косой сажени в плечах, но с мужичьей смекалкой хитрющий босяк в семнадцатом примкнул к банде зеленых, где был на посылках по хозяйственной части. Состоя в банде, он не упускал возможности пострекотать из "Максима" по "краснопузым", о чем как-то похвастал по пьяной лавочке. Когда же банду разбили, он, уцелевши, рванул на пока еще сытный и теплый Дон. Там, пользуясь неразберихой и понимая, что расклад выпадает в пользу Ильича, ловко утаил прошлое и в образе матроса-балтийца примкнул к большевикам. Руководствуясь принципом, что рыло должно быть поближе к кормушке, он втерся в доверие тыловикам и также "зажигал" по линии войскового снабжения. А несколько спустя, под благовидным предлогом, умудрился стать членом партии. Новоявленный принципиальный революционер повел себя сообразно своей животной натуре. Оборотень с энтузиазмом включился в раскулачивание, и, пользуясь безнаказанностью и вседозволенностью, пошел вразнос, не давая проходу бабам, изгоняя семьи с насиженных мест, избивая до полусмерти непокорных, а порой и стреляя невинных. – Победителей не судят, – частенько изрекал садист, напиваясь вдрызг.

Почти год верзила безбожно кутил, предаваясь блуду и нагло списывая продовольствие на якобы разбитые беляками обозы, сбывая налево излишки. Там, на Дону, и женился, хамски обрюхатив дочь раскулаченных им же зажиточных казаков Дыкиных. Но, сколько веревочке не вейся…

Бурная деятельность идейного борца внезапно оборвалась в осеннее утро 20-го. Победителей, конечно, не судят, но случается их казнят.

Белоказачий разъезд услышал в степи нестройное пение.   На трёх подводах красноармейцы везли провиант одному из кавалерийских эскадронов, что был расквартирован на брошенном хуторе. На первой телеге расположилось четверо в новехоньких буденовках и при оружии. На двух других сидели три бабы и маленькая девочка. Один из бойцов, по всему главный, безмятежно дрых, хорошо уработавшись с очередной селянкой на сеновале, а трое тянули пьяными голосами заунывную песню. Когда казаки окружили обоз, один из пьяных певунов, увидев беляков, попытался выхватить маузер. Этого казаки тут же зарубили. Двух других они стащили с телеги, отвели в балку и застрелили. А разбуженного шумом и ничего не понимающего Дыкиного прадеда, спустя минут пять после расправы над сослуживцами, повесили на ближайшей подходящей акации. О том, кто спящий, разьезду пожалилась одна из баб, не избежавшая грязных лап нахального ленинца. Когда непроспавшуюся скотину волокли к петле, тот только мычал и страшно таращил глаза на импровизированную виселицу. Зарвавшегося вояку казаки вздернули, громко поржав напоследок. Обоз реквизировали, а баб отпустили с миром.

По всему получалось, что заслуженный прадед Дыки никакой не герой, а напротив – приспособленец и негодяй. Некоторое время Дыка не верил злопамятной старухе с противным взглядом. Но, умение сопоставлять редкие сведения и эпизоды, вникая в краткие обрывки белой эмиграции, которые, несмотря на запреты, всё-таки ходили в народе, внимательное слушание станичных баек о лихом времени, подвигло его сделать неутешительный вывод и тут же сменить фамилию из стыда за предка. Дыка очень сильно переживал. – Ну, ладно, этого подлеца повесили. А кто ухитрился выжить? Такие же лжекоммунисты, которые заняли теплые места и умудрились передать их по наследству? – размышлял он, – чему верить-то в этой стране?

От предка-большевика Дыка унаследовал приступы неконтролируемой ярости, а по материнской линии – упрямство и долготерпение. Второй раз зона встретила уже Дыкина и вскоре, упростив, переработала в Дыку.

Были ли у Дыки в крови руки? А Бог его знает. В доступных протоколах этого не засвидетельствовано. Дать же отрицательный ответ я тоже не могу, ибо полагаю, что сыскать настоящего вора без этой малости представляется определенно трудным. Да и не быть жестоким и без свирепого нрава вору высокого полета просто невозможно. Ведь если тебя желают убить, то неловко защищаясь можно запросто и зарезать страждущего. А Дыку убить хотели, и не раз.

Кому-то он мешал, скорее не он сам, а его мировоззрение, внутреннее устройство.  И мешало оно кому-то настолько сильно, что как только Дыка слег, тут же набрали силу ранее едва приметные слухи, будто он ссученный. И заинтересованная в этом сторона так расстаралась, словно желала заживо вычеркнуть авторитета, будто того и не было. Тем не менее, это не помешало Дыке отомстить, виртуозно обтяпав последнее свое посмертное дело.

  6. Все эти дни Фант размышлял: – Что же, пинаясь коленом, имел в виду Дыка, на что хотел обратить его мысли, указать? Зачем подмигнул?

И как ни ломал голову, ничего толкового не приходило.

– Сволота, – злился он, – вся эта уголовщина сволота. Я его подлюку выручил, а он вон как со мною. Смертничек. Это я-то смертничек? А за что же? Или им в падлу помощь от простолюдина? Хамло, рожи каторжные! Урки! Ты ему раз помощь на блюде,  два, а он за оказанную услугу ухлопать тебя готов? Собака! У них, видать, принято платить смертью за добро? Черт свел меня с этим «привилегированным». Но хера вам от меня не снилось? Как я спроворю, так оно и будет. Все ваши блатные задумки – порожнее… Посмотри-ка на них, выбрали себе инструмент. Еще посмотрим, кто место мастера займет, кто кем «бревна» тесать станет.

Позлившись таким образом, Фант снова и снова обращался к беседе с Дыкой и принимался раскидывать умом. До головной боли иной раз мучил себя думками, а ответа не находил. В бессилии он принимался выуживать нечто доброе в образе Дыки. Не получалось, старался извлечь из темноты хитрость какую или глупость. Но все безрезультатно. В конце концов, он перестал морочить себе голову. Бродя по подвалу в поисках материала и пиная щебень, его взору подвернулся ржавый обрезок двадцатимиллиметровой арматуры.

– Ха, сгодится! Не хилая находочка. Если что, череп любому влёт проломит, – определил он возможности железяки, на том и успокоился, найдя ей укромную щель в кладке и под рукой.

7. Несмотря на обилие травяных сборов, Богу оказалось угодным принять самое невыгодное для Дыки решение, и вор медленно отдавал концы. После очередного осмотра лекарь дал не более пары суток умирающему, прося по возможности утаить это от больного. Но Дыка, видимо, и так всё понял, потому наступившей ночью велел «шестеркам» обеспечить условия и позвать к себе на разговор Маклера, чем немало удивил рыжего громилу.

Маклер вынашивал тайную претензию к Дыке и на трон. И при случае не преминул бы высадить тому под ребро финку, о чем Дыка хорошо знал. По жизни этот маститый мордоворот был глуп. Делая ставку на силу, которую, впрочем, характеризовать, как недюжинную было нескромно, он никогда не искал причин, считая, что "катать вату" занятие никчемное. Если он не был уверен, то всегда хитроумно переводил стрелки на других или же подключал к сваре поддувал. Камнем преткновения между арестантами стала неожиданная смерть Баритона, которому Маклер был другом детства.

В противность габаритам, дебелый верзила обладал кошачьей походкой. Дыка придремал и не слышал, как подошел Маклер, потому и вздрогнул, когда открыл глаза и увидел силуэт верзилы.

– А-а-а… Всё пугаешь? Репертуар не устарел, не пора ли сменить напев? – просипел Дыка.

– Каждому своё. Не могу отказать в удовольствии понаблюдать испуг, вот в чем дело-то – осклабившись, съёрничал урка, высказывая тем своё превосходство.

– По «бабушке» тасуешь? – вопросил вор и подумал, – Ишь ты, в башке солома, а ерепенится, что тот ёрш. Ну-ну, герой, поглядим, кто из нас в роли дамы будет, – и после недолгой паузы: – Что, в горло готов вцепиться? случай подходящий – в лоб резанул обреченный Дыка и добавил – Угомонись, я смерти не боюсь. Видишь, вон в том углу «косая» дожидается? Недолго мне осталось. Присядь-ка, пошебуршим напослед. Стараясь скрыть боль, Дыка сдвинулся к стене.

– Разговор или так? – легкомысленно обронил Маклер, но присел на край койки и невольно правой ладонью коснулся ловко упрятанной заточки.

Это движение не ускользнуло от острого взора Дыки. Ухмыльнувшись, вор изрёк: – Не мацай пера, когда плохо разбираешь собеседника. А то ить ответ недалёк, на сходе объяснять придется прореху.

И вдруг внезапно вскинулся и, к немалому удивлению Маклера, вор метнул заточку, которая с глухим звуком воткнулась в дверцу тумбочки. Маклер покраснел от злости. Как это ему удалось много лет таить такое умение? Надо же! – понеслось в голове Маклера, и на лбу выступила испарина, а между лопаток пробежал неприятный холодок. Он понял, что Дыка пас его и, заблажься тому расправиться, Маклер давно бы примерил деревянный макинтош. Это вконец запутало и расстроило бандита.

– Не забывайся и успокойся, ты мне нужен живым. Это мне теперь стоит поволноваться. Я без оружия, а не ты – оборвал вор нехорошие мысли, и Маклер понял, что он очень мало знал Дыку и вызван им неспроста. Хорошо бы чего лишнего не ляпнуть, – подумал Маклер.

– Знаешь за мою крайнюю ходку? – тихо начал вор.

– Много наслышан, не «стиры катаю» – последовал ответ гостя, немо намекая на шныряющие по углам камер слухи об обстоятельствах последнего дела. Вину в гибели Баритона во время налета на кассу приписывали Дыку, а от этого и считалось, что авторитет ссучился и репутацию подмочил.

– Наслышан, это хорошо. Да не по теме. Слышал звон да не знаешь где он…  Или ты тоже принимаешь меня за гниду? – повысил тон беседы Дыка, уверенный, что это так.

– Нет, что ты! Успокойся, но ты проясни мне весь этот замут.

– Ладно, скажу, да не песенку. Баритон сам виноват, и меня сильно подвел. Не владел собою стервец,  через край горяч был. Не к месту пушкой большой любитель был размахивать. А надо бы холодным разумом ему жить…

Я в тот раз лишь по случайности пулю не схлопотал. Вовремя понял, что дело провалено. Доведись мне не задрать лапы, а дернуться сгнил бы уже. В зоне говорят, что ты вот умный; знать обязан раз так – ни один вор авторитет из интереса так ронять не станет. Не клоуна корчим, когда "мыло варим". Это для закона и молокососов расклад, что я совесть потерял. Ну и пусть им. Думаешь, не знаю, что бают? Знаю. А разве кто взял смелости на себя приписать мне эту плюху в самом деле? Не слыхал за такое из мира?

– Да не-ет, – невнятно протянул Маклер.

– И не услышишь. Кто знает Дыку, глупое нести не станет. А менты пусть дурку хавают, с них станется.

При наступившей паузе размышляющий Маклер в темноте рассмотрел, что лицо собеседника усеяно крупными каплями пота и понял, что Дыке должно быть очень плохо.

– Ладно, хорош о пустом, – снова начал Дыка, – задуманное надо бы завершить. Не терплю недоделок. Мой дембельский аккорд так сказать, хе-хе-хе. Вот давай и перетрем мучицу. Или это не интересно?

– Да как же, – спохватился Маклер, в голове которого промелькнуло, что умирающий на воле оставил тайник и думает ему довериться, – интерес к хорошему делу всегда имею, серьезный интерес.

– Я скажу, а ты думай. Ту кассу, на которой погорел Баритон надо брать.

– Как! – аж подскочил Маклер.

– Ты это, потише. Неинтеллигентно орать-то. О деле шепчем, а ты горло дерёшь. Разве так можно? Нехорошо. Знал я, что непоседлив ты, да не брал в толк, что через край заранее кипятишься. Нехорошо…

Маклер почувствовал тревогу и легкий озноб. Из-за сволочного своего характера он мог лишиться доверия вора. А если заговорил Дыка, то стоило бы послушать. Этот так молоть языком не станет. Верно, старый хитрован что-то весомое замышлял, стоящее. Да не судьба. Вот и решил передать драгоценное наследие.

  8. Занятому монотонной работой Фанту пришло в голову снова разобрать по полочкам членов бригады. Не тут ли закавыка? – мелькнуло у него. Начал он с Маклера. – Тут надо все до мелочей учесть, ни крохи не упустить – внушал он самому себе.

Что Маклер подонок ясно, как солнечный день. Каков же «вес» этого Дыкиного товариша, что он за птица? – вернуло Фанта назад во времени. На зоне ничего скрыть невозможно. Какая странная дружба – думал Фант – авторитет и претендент. Маклер открыто ненавидел Дыку. Дыка явно презирал и даже брезговал Маклера. Но оба старательно держали марку, будто из них друзья – не разлей вода. Зачем шутовство, если каждый ждал случая всадить финку оппоненту? Кто же из них, кто? Вот политика, похлеще международной. К Дыке относились неоднозначно. Что уважали за справедливость – факт. Что некоторые откровенно считали ссученным, тоже, однако, факт. Но за глаза шакалом, как Маклера, не называли. Маклера же только боялись. Если Дыка открыто конфликтовал и не ввязывал в разборки поддувал, то Маклер поступал подло. Он старался любое действо обтяпать чужими руками, когда приходилось давать задний ход. А это случалось, и тогда Маклер трясся за свою шкуру, зачастую вместо себя под нож подставлял других. Здесь плюсов больше на стороне Дыки. К тому Маклер был замешан в слухах, что Дыка ссученный. А Дыка подобного о противнике себе никогда не позволял. Из всего напросился вывод – Дыка вправе вынашивать обиду на Маклера, обиду серьезную. Маклер же желал исчезновения Дыки, чтобы подмять под себя место авторитета. Да уж, попался пасьянсик, ничего не скажешь.

Рейсфедя – бестолковый бугай. Ему только бы пожрать, баб, да в пьяном угаре изувечить кого. Этот просто живет. Не думая живет. Ему покалечить человека раз плюнуть. Что в зоне и произошло. В недобрый час оказался перед ним худосочный малец. Амбал был под торчем и давай беднягу ни за что мутузить. И забил. Насмерть забил. Сход по этому поводу собирался. Но с дурака, как с гуся вода. Правда, шептали, будто Дыка очень переживал за погибшего. Мать у мальчишки одна осталась. Но в пику Дыке, за Рейсфедю сказал слово Маклер, и тому сошло. Нарваться на такого идиота, конечно, риск, но подобные всё-таки менее опасны, в отличие от умеющих шевелить мозгами. Да уж… Значит, Дыка обижался на Рейсфедю за то, что тот увильнул от ответа.

Теперь, наконец, очередь Занозы. С этим намного хуже. Заноза психически ненормален. Садист на генном уровне. Выносливости позавидовать можно. Кажется, жертву неделю гнать способен, что матерый волк. Ну и на этого управа есть. С таким сюсюкаться опасно. Сразу хребет сломал и делов-то. Главное паузы нельзя допускать. А без Занозы всей этой компашке грош цена. Так, пестуны без мамки. Потому Занозу вперед всего нужно будет нейтрализовать.

  9. Каждому предписано споткнуться душою, ранить её.  Кто о любовь искалечится, кого смерть близкого надломит. И Дыка не оказался исключением. Не избежал этой участи отщепенец. Произошло это на Енисее. Вторую ходку молодой выжига начал с побега. Дело случая. Завели конвойные его в кабинет на пересылке и пока туда-сюда носились с докладами и горланили оформители, надзор ослабился. Тут осужденный и юркни в щель, да тикать. И так зашелся кругами, что оторвался от довольно усердной погони. А к ночи шустрый ловкач выбрел на огонек. Небольшое село расположилось у дремлющей реки. Постучал в окно глянувшегося дома. Отворил дверь хозяин. Кряжистый мужичок; поздоровкался; нараспев спросил, чего гостю потребно. Вслед выглянула и маленькая женщина. Платком выцветшим убрана. Впустили нежданного посетителя. Чистота, уютные занавесочки, белые скатерки плетеные узелками. Вкусный запах доброго дома.

Хозяева как раз ужинать собрались ну, и "путешественника" за стол усадили.

– Мать, плесни-ка нам малость – скомандовал глава семьи.

Та молнию, было, метнула, но тут же погасила недовольство и вынесла прохладную бутыль.

 Выпили. Дыка сразу понял, что гостеприимные супруги «распаковали» в нем беглеца. Но молча терпел незаконник буравящие взгляды. Как поели, вышел с хозяином на крыльцо. Раскурились. Тут сам и затеял беседу. О жене рассказал, какая ему баба добрая подобралась Богом, о сыновьях хороших малых, что в тайге промышляют зверя. О себе говорил мало, но так, что выжимал слезу, слезу зависти к этому простому человеку. И такая Дыку охватила тоска, хоть бери и вешайся.

– Молод ты, ох молод. Что скажу, не прими за обиду. Нехорошее ты, парень, затеял. Вертайся-ка обратно, – закончил разговор хозяин, – не дело от себя бегать. Как ни крутись, а выше головы не прыгнешь. Оно хоть зло и имеет право на жисть, а себя под него равнять не нужно. Положенное смиренно прими, неча Божьей воли противиться – и, помолчав, добавил – Преночуешь и мотай под надзор. Так оно лучше подумать о причине тому, что случилось с тобою.

Впоследствии Дыка не раз отсылал посыльных к хозяевам со скромными подарками и наказом вручить хозяину безо всяких объяснений. А когда однажды узнал, что хозяин помер, а хозяйку забрали к себе дети, долго рыдал, уткнувшись в подушку.

  10. Уже полмесяца Фант томился в подвале. От делать нечего он несколько раз обращался к грядущему ограблению. Перепроверял, всё ли точно сделал. Даже однажды снова разобрал «быка», чтобы лишний раз убедиться в правильности расчетов. Придраться было не к чему. Несколько раз он проникал в потайной лаз и приподняв люк наслаждался шумом жизни и подолгу таращился на одинокий фонарь и пару окон. Хоть и одолевала бессонница, Фант частенько впадал в полузабытьё. И однажды в таком состоянии он вспомнил о Торпеде. Торпеда попал на зону по хулиганке и был пронырлив, что матерый лис.  Как-то зона торчала. Через «кордон» в руки заключенных попала весомая партия «дури». Естественно урки по тяжелой загудели. Торпеда, как и большинство, принял дозу. Сначала его прошибло дурачиться и, страшно выпучивая глаза, беспричинно хохотать. А спустя часа три он прицепился с разговором к Фанту. Благо рядом никого не было.

– Серый, я чёт знаю такое, за что меня прибьют.

– Отвянь, не до тебя.

– Серый, я те точняк грю, тако-о-е знаю. У-у-х! Кура-а-анты!

– Слушай, иди-ка ты спать, Куранты. Побаловал и хорош.

– Э-э-э, нет. Ты меня знаешь, я пока не выговорюсь, не улягусь. Хошь скажу? А? Ну, хошь?

– Да отвали ты, придурошный. Сказано же, люди спать хотят.

Но Торпеда лез обниматься и продолжал трезвонить. Фант попытался оттолкнуть Торпеду, но тот крабом вцепился в робу.

– Нет, Серый, люди спать не хотят. Нельзя спать. Маклер с дружками решили Дыку того. Се-год-ня… Понял? Ты меня понял?

– Да ну тебя, зараза. Иди на нары.

Но Торпеда не унимался и продолжал, будто заело виниловый диск. И только решительное предупреждение Фанта: – Тихо, идут! – смогло остановить Торпеду. Он как-то сразу сник и бесшумно растворился в темноте.

Взвесив обстановку, что в таком положении все возможно, Фант решил очередной раз выручить Дыку. Ничего особенного выдумывать было не нужно. Он, прихватив чей-то подменный бушлат, тенью просочился на тюремный двор. Затем утяжелил фуфайку двумя кирпичами, вывороченными у крыльца и, подойдя как можно незаметнее и ближе к ограде, забросил бушлат на высоковольтные провода сигнализации. Тут же взвыла сирена, предупреждающая о побеге. Засвиристели и закричали караульные на вышках. Вспыхнули тревожные прожекторы. Засновали офицеры. А еще минут через пять начались построения и поголовные проверки.

Прошел месяц. Как-то перед Фантом снова объявился подвыпивший Торпеда.

– Ты? Ну, твоя работа – тихо спросил он.

На это Фант промолчал. На зоне нельзя брехать попусту.

– Я Дыке шепнул за тебя. Он велел передать спасибо. Что молчишь?

– Молчу и молчу. Твое дело маленькое. Сказал и ладно. Только ошибся ты, малый, так то, – твердо смотря в глаза Торпеде, отрезал Фант.

Этого Торпеда никак не ожидал, а от взгляда ему стало не по себе.  – Да, этот Серый не так прост, как показывает себя. Однако он еще та штучка, – сделал он вывод, – по ходу он птица-то высокого полета, только таится. Об этом странном открытии в человеке он немедленно и восторженно доложился Дыке.

  11. Не спал тот раз Дыка, а наутро,немало удивив блюстителей закона, вернулся под арест. Как ни старались выбить из него причину скорого возвращения, так ничего и не узнали. Стыд за свою, пусть минутную, слабость не позволил Дыке предать огласке свои переживания. Поорали, конечно, от бессилия крепко избили, но этим и обошлось. Дело о побеге заводить не стали, но постарались и законопатили странного арестанта в тюрьму, пользующуюся самой дурной славой среди уголовников. И мотанула-же судьба коснуться душой короткого приключения при побеге! Так оно на всю жизнь врезалось в Дыкину память и, впоследствии, часто беспокоило его мучительными снами – снами белой зависти к этим простым и честным людям.

  12. Рейсфедя, один из отпетых негодяев, по паспорту Федор Собин, бурно отбывал срок, который пересекся с очередным заключением Маклера. Этот дебелый выродок не имел принципов и границ. Он запросто мог покалечить любого зека безо всякой на то причины. Подобным образом он развлекал себя, скрашивая серые тюремные будни. Читателю, верно, будет интересно происхождение его колоритной кликухи. Приклеилась она обычным образом. За собачью натуру и склонность орать Собина какое-то время за глаза обзывали Рейхсфюрером и Пиночетом. Но эти обзывательства не приклеились к верзиле. Тюремная интеллигенция, прикола ради, трансформировала вычурное погоняло "рейхсфюрер" в "рейсфедер". А малообразованные босяки, испытывая дефицит знаний и, тем смеша ученую часть арестантов, поняла это словечко по-своему. И потому в скором времени Собин стал Рейсфедей.

    Как ни странно, Дыка именно его зачислил в банду Маклера, посредством которой хотел провернуть последнее дело. Забегая вперед, вор безошибочно разложил карты. Хотя покойникам и все равно, Дыка не желал после ухода из жизни прослыть ссученным среди деловых людей. Для задумки ему требовался виновный, на которого свалят провал. Вспыльчивый и бестолковый Рейсфедя как никто подходил на роль надежного запала, что позже и произошло.

  13. Заноза, худющий и беспощадный малый, был чертовски вынослив в драках, и большой любитель искать кулачных дуэлей. Даже более сильный противник непременно был им бит, и бит жестоко. Окровавленный, порой с выбитым зубом и заплывшим глазом Заноза мужественно терпел побои в схватке до тех пор, пока изнемогший противник не опускал рук. Тут Заноза зачинал смертельное действо, которое оканчивалось тем, что бездыханное тело уносили в лазарет. А уж оттуда у поверженного было два пути: пожизненная инвалидность, или смерть в недолгой горячке. За это на зоне знали и Занозу попусту не задевали. Дыка понимал, что сведи он Занозу с Маклером, тот не откажется от такого компаньона. Это сработало. Потому и вырисовалась банда: Маклер, в роли главаря, Заноза (вроде личного телохранителя), Рейсфедя и Фант(темная лошадка).

   Был еще один. Уська, он же Иуда. Худосочного и гундосого еврея к делу пристроил Маклер, ослушавшись Дыку. Без гниды, мальчика на побегушках, не обойтись. А Маклер привык к услугам подпевал. Уське – тюремной никчемности, мелюзге со стажем, Маклер доверял и был уверен, что верный "нукер" исполнителен и предан, а что отчаянно глуп, так это даже лучше. Уська же, во многом коряво исполняя задания шефа, попадал просто от того, что с ним мало кто считался. Каждый немного сильнее Уськи старался впарит тому поручение. Поэтому летал по зоне Уська, как заводной. А перегнуть ситуацию ему не позволял низкий статус и, как ни странно, национальная принадлежность. В бараке со всех углов то и дело слышалось: – Иу-у-уда, подь сюды! Паца-а-а, где жид? Жи-и-ид, беги, тебя Крага давно ждет. Ты что не понял?

Маклер был несколько выше тюремных обычностей. Уську он называл Иудой только, когда отчитывал его за низкую исполнительность.

Весь состав банды был одной ногой на воле, и Дыка строго настрого наказал налетчикам терпеть режим и вовремя откинуться.

  14. Если бы не карячился близкий уход Дыка и не думал бы затевать эту игру. Задуманное он готовил себе – слишком соблазнителен был куш. Но карты судьбы выпали самым паскудным образом, и Дыке пришлось сходу изменить планы. Ох, как же он не любил скорых на руку поступков, необдуманности всякой, чему его научила жизнь!

Серому кличку Фант дал он, причём случайно. Это слово само по себе "легло на ноты". На дворе буйствовали веселые 90-е. Вечер. Влажная понёва тумана бисером усеяла притихшие клены в аллее. Без особого желания Дыка завернул в кафе. Хлебнул пару стопок коньяку у стойки и уже наладился идти своей дорогой, но возьми и зацепи разговором миловидную девчушку. А у той окажись в поклонниках разгоряченные кавказцы. Обступили толпой. Слово за слово, завязалась драка. И быть бы Дыке зарезанным, но откуда ни возьмись молодой человек. Несколько секунд и окровавленному Дыке открылась лазейка. Вор сходу в брешь, шкура дороже, и был таков. А парня крепко запомнил, хоть долго и не знал ни его имени, ни его судьбы. Выбежав из кафе, он укрылся в проулках.  В спасительной темноте в мыслях проносится: – На счастье мне этот фант Боженька обронил. Так и налепил смелому незнакомцу нарицательное имечко Фант.

  15. Почти шесть лет испарилось, как, вдруг, очередной прогулкой на одно мгновение глазам знакомое лицо. Заволновался, чему годки виною: – Надо же! не Фант ли? Скоро убедился – он. Однако себя выказывать до времени не стал. Втихаря разузнал за арестанта из второго барака – его спаситель бывший офицер, отбывает срок по гордыне. Ничего нового – передряга из-за бабы, вину на себя взял. Срок дерьмо. "Сагу о Форсайтах" прочитал и марш на волю. Долго приглядывался Дыка к Фанту и все мараковал, что из себя за человек Фант, чего достоин, отблагодарить ли? Время своим чередом, а следом вывод – Фант правильный, кому как не ему хорошо бы пожить из всей этой кодлы. А как слег вор, так и вовсе решился Фанта озолотить, подарив ему задумку. Что Фант вывернется, старик не сомневался.

Про Фанта на зоне не знали, потому величали заключенного Серым. На следующий день после разговора с Маклером, доверенный старика подвалил к Серому:  – Слышь, сегодня, как свистну, пойдешь на базар к Дыке.

– Эт еще зачем и кто таков этот твой Дыка? – задал вопрос Фант.

– Не гони. Хозяина каждому представляют с порога. Мое дело маленькое: передал и в сторону. Если сам не дурак, догонишь к кому вызван.

– Ладно.

Поздно ночью Фанта представили больному, по дороге огорошив значением уголовника, которому он понадобился.

Цепкая память Фанта подсказала и он было выразил, что признал в старике случайную встречу в кафе, где и сам едва остался жив, спасая от кавказцев вора. Но вор бросил один из тех взглядов, которые заставляют смутиться и отложить эмоции подальше. Чуйка подсказала, что разговор важный и нужно не выдавать знакомство.

– Серый, – представился Фант.

Дыка знал, что за ними следят шестерки Маклера и ловят каждое их слово.

– Серый, надо же. А по виду подходит Олежек. А ты Серый. Ну, Серый, так Серый. Присядь-ка. Не гляди, что я в таком виде. Никто не минует похожего положения. Склянка отобьет срок и адью, хе-хе-хе.

Фант присел. В свое время Фанту приходилось видеть обреченных, и он тяжело переносил подобные проявления жизни. Ему было больно смотреть на умирающего хозяина арестантской жизни. Дыка был жалок, и поделать с этим ничего было нельзя. Разговор Дыка повел, как и полагается вору. Медленно, подбирая каждое слово. Голос его был слаб, но все равно в скрипучих звуках чувствовалась особенная скрытая сила. Разве что тон был чуть завышен против обычного шепота. Но это от того, что Дыка знал – два-три подонка, притворяясь спящими, затаили дыхание, дабы не пропустить ни одного его слова. Вор незаметно тронул Фанта коленом. Фант понял и этот жест, и пронзительно посмотрел Дыке в глаза, что означало: – не дурак, я все понял.

– Пойдешь на дело, сынок, – нарочито громко начал Дыка, – так надо. Риск серьезный. Смертельный риск. Но нужно помочь Маклеру, а без тебя в таком деле не сладить. В самое пекло полезешь. Маклеру очень помочь нужно – больной сделал упор на слове «помочь». Куш, сынок, там такой, что сердце зайдется. Делать будешь, что Маклер скажет. Он так сказать барин в этой ситуации. И заруби на носу – ты никто и имя твое никакое. Ослушаться не советую. Тут Дыка ткнул Фанта коленом настолько чувствительно, насколько позволяло оставить это незамеченным.

– А теперь иди, смертничек, и помни, что с этой минуты твой хозяин Маклер, – сказав это, Дыка незаметно подмигнул Фанту, чем ошарашил того еще больше.

Тут Фанта одернули и под руку увели. До входных дверей барака кортеж не проронил ни слова. А как только Фант протиснулся в проем, один из сопровождающих, который слышал обрывки разговора, похлопал его по плечу и с издевкой процедил сквозь зубы: – Спокойной ночи, фартовый ты наш.

До рассвета Фант размышлял о беседе. По cлогам раскладывал разговор, но так и не понял, чего было нужно умирающему, в чем суть предложения. Отчего на Маклере вор делал недвусмысленное ударение. И этот "смертничек" напоследок, будто в насмешку. А может он это из умысла какого? Разве плохого ожидать, за то, что выручил когда-то?

На прогулках Фант все искал встречи с вором, но тот нарочито уклонялся и отводил глаза. Да и прогулок, когда болящий нашел в себе силы выползти на воздух, две всего-то и было. И это будто говорило, при том, что не поспоришь – тяни карту, а что в прикупе сам высчитывай.

  16. Пара дней прошла после загадочного поведения Дыки. К тому времени больному основательно поплохело, а зону кочевряжило на нерве: режим, как с цепи сорвался, борзели красные, злился Маклер. Один Уська чувствовал себя, что та рыба в воде. Он ретиво гонял по указке Маклера и гордился, что его берут на дело. По касательной жид не гнушался ублажить и ленивых, получая за услуги когда хавчик, когда какую завалящую сладость.

К кипящей от злости душе Маклеру прибавилось и забот – терзали переживания. А, что если Дыка загнется и не успеет рассказать о деле?

Но Дыка, словно почувствовал.

– Маклер, хозяин вечером ждет тебя, – шепнул урке Обрез.

17. Маклер, не изменяя себе, подкрался неслышимой тенью.

– А-а-а,– протянул Дыка, – ты-ы?

– Я, – заговорщески прошептал Маклер.

– Вовремя… Кончаюсь я. Прожил я назначенное. Садись.

Одно слово, а бездушного Маклера покоробило. Потому как идиот смерти побаивался.

– Не обращай внимания, не до традиций. Нет времени у меня. Слушай и не перебивай.

Маклер присел, почувствовав горячую ногу вора. – Видать точно каюк Дыке, – мелькнуло в его голове.

– Остановиться бы тогда Баритону, в Штатах бы уже говели или на британских островах скучали в туманах. А он не справился с жадностью. Ну, да ладно об этом. Тебе известно, что мы РКЦ брать решили? На нем и погорели. Ведь известно?

– Был на зоне за это базар.

– Что верно, то верно, базар имел место. Так вот, внимай. Перед тем налетом побывал я в подвале. Это Баритону лишь дай палить из волыны. Кстати, знаешь, как называли твоего двукровного братца в детстве? Пиф-паф. У него тяга шмалять из огнестрела генами заложена. Так вот, улыбнулось мне. Притерся я к сантехникам и забрался я в тот подвал. На пару минут-то и всего, предлог придумал. Над головой бетонные плиты, а на них денег, хоть захлебнись. Охраны с гулькин нос, а сами плиты покоятся на "быках" из кирпича сложенных. Вникаешь?

– Разом в толк не возьму.

– То-то и оно. Думать не умеешь. Кладка в тех "быках" рыхлая. Дом стройбат ставил. Не бетон, а гольный песок. Я обо всем Баритону, а он нет и все тут. Ну и выдрали решетку в окне. Потом сам знаешь; охрана – тревогу, пальба, стоны раненых.

– И что? В чем прикол-то.

– А то, Маклер, что из подвала надо было, и ты это сделаешь. Брать РКЦ будешь из подвала.

– Из подвала?

– Именно. Попасть туда теперь не проблема. С площади у самой стены промоина. Дожди постарались. Как ливень – вода, образуя воронку, в подвал нисходит. В эту дыру на пару месяцев загонишь Фанта.

– Кого? – удивился Маклер.

– Не расслышал? Повторюсь – Фанта.

– Что еще за Фант. Я не знаю никакого Фанта.

– Тогда знакомлю; Фант он же Серый. Будешь таскать ему еду, курево, воду. Все как положено. Снабдишь инструментом и двумя десятитонными домкратами. Его задача подготовить налет.

– Это еще на хрена? Домкра-а-ты…

– Слаб ты умом, слаб. Фант поддомкратит плиту и будет вынимать из кладки

кирпичи и обратно складывать. Когда все сладит, останется приподнять плиту, разобрать "быка" и опустить "подарок". Смотри, приглядывай за ним. Да осторожен будь, чтобы не сгорели. Делай все аккуратно. Помни – там слесарей иногда запускают течь устранять и охрана иной раз шарится с проверкой. Вот Фант и должен устроиться в подвале и мышью там обитать. Тайник с лежанкой пусть обустроит, чтобы не обнаружить себя. В подвале тепло. Высидеть там пару месяцев на раз плюнуть. Он не дурак, по ходу что-нибудь пусть и придумает. А как докладёт, что все готово, ты и сработаешь с ребятами дельце.

– Каким же образом?

– Эк, непонятливый какой. Кроме разбора "быков", Фант расширит и промоину. Подгонишь грузовик. Опустите плиту, деньги сами повалятся сверху, как манна небесная. Сейфов в РКЦ нет. Денежки стопками на полу расположились, печалятся по рачительному хозяину. На их грусть, как твою рожу сейчас вижу, смотрел. Пол в хранилище кафелем выстелен. Плиту начнете опускать кафель, что то стекло рассыплется. Пачки те, между прочим, меня дожидались, да не судьба. Дарю! Самолично те деньги углядел, когда под прицелом стоял над умирающим Баритоном. Погоду выбирай самую что ни на есть паскудную. Занозе доверишь охрану купировать, если, не дай Бог, закипит. Уська пусть таскает мешки в грузовик. А Рейсфедю снабдишь волыной и опустишь к Фанту. Они мешки будут набивать и подавать в дыру. Сам на атасе сторожко стой. Если что смывайся, тех в подвале не жалко. Даже если пару мешков уговоришь, в плюсе будешь. За Занозу я спокоен. Того взять проблема и не расколешь. Этот ментам, что рыбья кость в горле пса. Что касается Уськи, так ему тюрьма дом родной. Да и дурак он каких свет не видел. С него выколотить что нужное невозможно из-за его глупости. Такое нагородит, что святых занавешивай. Если же обойдется, и дело помощники сладят, Рейсфедя пусть Фанта завалит. От Рейсфеди при удобном случае избавься. Он и сам снова угодит на нары и тебя потащит. А статейка вес имеет такой, что лучше сторониться. Остров купишь себе, заживешь по-людски.

Маклера аж пот прошиб. Голова Дыка, ух голова! Работа плевая, а барыш невиданный. И все чужими руками.

– Да как же его в подвал опустить, Дыка, когда такие дома камерами увешаны, что новогодняя елка?

– Думал и об этом. Подготовишь два зеркала. Больших. Обязательно в ливень и ночью в обнимку с Уськой изобразишь подгулявших товарищей. А Фант между зеркал приспособится. У дыры Уська пусть усердно мочится. И по-настоящему. Тогда охрана если и обратит внимание на ссущего пропойцу, проверять не пойдет. Напои его квасом до одурения за час до этого. Фант с котомкой и занырнет в дыру. А вы в подворотню. Там зеркала в подмышки и ходу. Смотри, не поленись представление с зеркалами проиграть на хате. Остальное проходом бросать будете Фанту. Навещать редко нужно, чтобы не привлечь постороннего глаза.

– А если Фант заартачится?

– Мне дела нет. Фант твой, ты и улаживай. Разве тебе уболтать мелочевку стало не по зубам?

– А делить куш как?

– А если и скажу, все одно же по-своему разрешишь. Лишнее это. Да, вот рисунок. На нем та плита подробно обсказана. Сколько же ночей я не спал, высчитывая её голубу! Береги документ, скопируй старательно. Копию надежно припрячь. Да смотри, чтоб не пронюхал кто. Шила, конечно, не утаишь, но стремиться к этому нужно. Вычислят вас скоро. Потому после дела не дури. Рви за кордон не теряя времени. До Одессы зафрахтуй попутную фуру, мол, второй водитель. На оборотной стороне рисунка адресок. Дружок в Одессе хороший у меня. Надежный. Он переправит в Румынию. А там уж сам крутись. Да смотри не скупись. Мало ли что. Надежных нынче по пальцам пересчитать можно. Веры ни в кого нету, такие времена пошли. Ошибешься, век с дырой в кармане куковать придется. Ладно, я все сказал. Ты иди теперь, хреново мне.

Маклер был несказанно рад.

– Не понимаю, что сложного добыть схему жилого дома? «Шестёрок» послал, они на сантехника наехали, вот и схема. И уже на следующий день ты в шоколаде, – ляпнул Маклер.

– Когда дура, так оно и ни что иное, как дура. Ты только заикнись кому, следак тут же вынюхает. Они это умеют. А работа тогда чистая, когда тайной один владеешь, комбинатор,– зло парировал Дыка.

Будучи беспросветно глуп, как известное изречение – «сначала было слово», Маклер не обратил никакого внимания на блуждающую по лицу умирающего улыбку и, естественно, на мог видеть ехидной усмешки вслед. А, между тем, вор, радуя балбеса скорой поживой, зачитал тому по сути страшный приговор.

Маклер же наказ вора раскинул по-своему. Он и думать не желал ни о каких заграницах. При деньгах он видел себя исключительно столичным жуиром, а заграница ему в чужих рассказах представлялась довольно скучной. Там и за мелкую бузу можно было запросто угодить за решетку и к тому лишиться капитала. А в Москве или Питере откупиться от полиции проще пареной репы. Хоть вверх башкой скачи на перекрестках.  Более того, думалось ему, даже если со временем и заметут, то за успешное дело и тяжкую статью его авторитет на зоне будет непререкаемым. Маклер наркотически зависел от желания обладать властью.

18. По прошествии трех дней, зона прощалась с Дыкой. Кто не скрывал слез, кто в тайне глумился над покойным. Были и откровенно ликующие. Во избежание возможного ЧП лагерное начальство предусмотрительно усилило режим. Десяток неблагонадежных загнали в карантин. К некоторым приставили доносчиков.

 А что! Жизнь во всем её скотском обличии: внезапное обострение, двухчасовая горячка, агония и нет человека – кому печаль, а кому и радость, кому лишняя забота.

 Маклер ликовал внезапной и двойной выгоде от чужой смерти, возвысившей его статус. Только рано он ликовал. Придет время и так сейчас нужной ему смертью он еще подавится…

  19. Тем временем застоявшуюся густую духоту в подвале сменила долгожданная прохлада. Маленький клочок неба, проникавший в подвал, посерел. Его реже стали заслонять ноги прохожих. К телу липла пронизывающая неприятная сырость. Погода быстро портилась.

 Близость заключительного акта вызывала некоторую тревогу. Фант явно нервничал и все старания как-то отрешиться от назойливого неприятного ощущения, были напрасны. Он всё никак не мог просчитать задумку Дыки. И это больше всего расстраивало его, а порой выводило из себя. Фант уже несколько раз решал плюнуть на все и дать ходу. Но что-то удерживало его, словно цепная привязь телка-несмышленыша.

– А, будь, что будет – наконец определился страдалец и в сердцах махнул рукой, отгоняя дурные мысли. Не я первый, не я последний. Если припрет, смыться всегда смогу. Интересно, как поведет себя помощник, которого опустит в подвал Маклер, когда к ногам посыплются пачки денег?

 В полутьме Фант пробрался к своему лежбищу и завалился на бок. Мысли его, словно испуганные в ковылях пичуги упорхнули в безмятежное детство. Он вспомнил всегда спокойную маму и ее серые внимательные глаза. Жили они по меркам тех лет бедно. Но борщ у мамы всегда получался такой вкусный, что после второй тарелки малыш был мокрый, как мышь.

 Вспомнилось Фанту, как однажды он по-настоящему тонул. Строители на реке оставили понтоны. Вездесущая местная шантрапа тут же приспособилась с них нырять. Хотя до берега было всего-то метра четыре, под понтонами образовалась довольно глубокая яма, облюбованная безнадзорной детворой.

 А где великовозрастные босяки, там и малышня. Тогда еще восьмилетний Сережа с вечно загорелым другом, которого звали Чучмек, хотя он был Олежек, тоже забрались на злополучные понтоны. Обычно старшие прогоняли сопляков. Но в этот раз она так увлеклись игрою в «латки», что на пробравшихся нарушителей негласной иерархии внимания не обратили.

 Чучмеку было чутка больше шести годков. Поэтому с понтона в мутную воду сиганул Сережа, наказав дружку не прыгать вовсе. Но случилась беда. Олежек не внял наказу. И, как только Сережа пропал под водой, Олежек тут же бросился вслед, обрушившись на Сережу. Попав в воду Чучмек так напугался, что, оседлав Сережу, мертвой хваткой вцепился в него и всеми силами карабкался наверх, не позволяя Сереже вынырнуть и хватануть воздуху. А у Сережи не хватало сил сбросить с себя мальчишку. К тому он и до дна не доставал. Силы покидали его стремительно. Он чувствовал, как слабеет, как тело становится ватным, и даже смирился было с участью.

 Но Бог есть, это факт неоспоримый. Уж если он смилостивится, то беда коснуться, может и коснется человека, но ретируется. Так оно и вышло. То ли бестолковое барахтание Олежки, то ли созданные ныряющими пацанами завихрения воды, но Сережа цыпочками, вдруг, коснулся илистого дна. Это придало сил, и он, едва отталкиваясь от склизкой глины, каким-то чудом все-таки выбрался на берег с намертво прилипшим к нему Чучмеком.

Детство хоть и взяло свое, но собственное умирание, понимание как это происходит, он запомнил на всю жизнь. И эти воспоминания нет-нет да посещали его.

 Уже засыпая, Фант отметил, что снаружи полил сильный дождь, но не стал подниматься и тащиться к дыре. Его рот растянулся в чуть приметной улыбке, затем он повернулся на другой бок и крепко уснул.

  20. За день до ухода Дыки, при выходе на прогулку, Торпеда, улучшив момент, как бы невзначай задел плечом Фанта.

– Не пойму, кто ты, – шепнул он, – масть твою не распознаю. Не «мужик» точно, а кто тогда? И заботу Дыки о тебе в толк никак не возьму. Может, разъяснишь, назовешь имечко свое?

Фант научился никому не доверять. Прошло, когда он был наивен, когда пошел воевать по зову сердца, не зная, что современная война, это грязный бизнес, где продается всё и вся. В Афгане разведывательный взвод попросту сдали душманам. И кто сдал! Суки, таскающие в накладных карманах партбилеты.

 Но об этом он узнал много потом, когда с тяжело раненым солдатом на руках выбрался из ада, в котором не погибнуть было невозможно. Что в тот раз отвлекло душманов и как появилось призрачное окошко, которое спасло полторы жизни, остается загадкой (раненый боец потерял рассудок, навсегда оставшись инвалидом). Предатели на время смылись и считали, что довольно удачно замели следы. Осадок и желание расправиться с негодяями у Серого со временем несколько поугасло. То ли само собою, то ли в силу жизненных обстоятельств. Но если месть и отодвинулась на неопределенный срок, исключить её не могло ничто. Фант прощать не умел. Когда он совершенно случайно узнал, что их подразделение за доллары подставили душманам и те расстреливали солдат, заведомо направленных в подстроенную ловушку, он горько усмехнулся. Многого терпения стоило Серому выведать фамилии подлецов, пустивших его в расход. Поэтому пусть и наскоками, но Фант настойчиво искал кровных обидчиков. И нашел…

 Лишний раз на публике порождать бузу, Фанту не хотелось. Он привык проживать зону, как бы вскользь касаясь всех её проявлений. Он всего сторонился. Поэтому он коротко оборвал Торпеду.

– Спрашиваешь, масти какой? Русский я, понятно? – твердо сказал он Торпеде, – а имя Сергей, крепко запомни, чтобы не волновало лишний раз.

 Сказал и пошел своей дорогой.

– Всё с тобой ясно, Фант, – коварно резанул в спину Торпеда.

Многих усилий стоило Фанту сохранить спокойствие и не отреагировать на кличку, которую знал только Дыка. На то он во всей этой шобле и иного полета пичуга, на то он многим выше всей этой мелкотравчатой мелюзги.

Это случилось в 91-м. Фант знал, что на юбилейную годовщину выпускники военных училищ будут собираться. Традиции сильны в русском народе. Под такую дату он и подгадал первый акт «марлезанского балета» мести.  Настоящие вояки не очень жалуют публичности, сборищ и болтовни о войне. А вот деляги в погонах, продажная мразь, строящие карьеру чужими руками и жизнями, большие любители потрясти липовыми орденами и похвастать выхлопоченными «заслугами» перед Родиной.  Таким за радость позвенеть побрякушками. Они ведь гаек не крутили, руки не морозили, под пули не лезли. Их дело при штабах околачиваться, льстить, обливать грязью работяг в погонах, водить дружбу с «нужными», оказывать услуги честолюбцам, занимающим высокие посты. И продавать. Продавать абсолютно всё, даже жизни. Что этаким паразитам и не покрасоваться лишний раз результатом своей «бурной деятельности».

 Погода выдалась паршивая. Но именно в такую погоду и должна вершиться месть над мерзавцами. Выжидать пришлось долго. Фанта уже начал пробирать озноб. Бывшие выпускники гуляли долго и громко. Собравшиеся стали расходиться из ресторана только под утро. Как и предполагал Фант, эти выйдут одной кодлой. Так и случилось.

 Сначала на крыльцо вывалилось человек восемь, среди которых были и эти две суки. Спустя несколько минут болтовни и братаний, эти двое остались одни. Фант чуть было не успел, потому как к крыльцу неожиданно подскочило таски.  Но всему есть воля Божия. Справедливому возмездию небеса потрафили.

 Фант, словно тень, по-кошачьи перемахнул декоративный заборчик и предстал перед раскрасневшимися тварями. – Не ждали? – грозно спросил он мгновенно отрезвевшую сволочь, наведя на них «Макаров». Те ничего не успели ответить. Первый вообще, второй лишь, растопырив пальцы, вытянул руки, стараясь оградить себя от возникшей неприятности.  Фант хладнокровно расстрелял предателей, подарив по два выстрела в упор каждой скотине. За погибший взвод, за парня-инвалида, за себя.

 Он появился на ресторанном крыльце тенью, тенью и растворился. Ни выбежавшие на выстрелы, ни таксист, ничего вразумительного следователям сказать не могли. Оставался еще один неотомщенный гад, которому пока удавалось скрываться. Но расправа и над ним была делом времени. Шила в мешке не утаишь.

 А уже спустя три месяца после этого события Фант попал на зону, только совсем по иному делу и статье.

  21. Проснувшись, Фант обнаружил, что из-за царившего мрака, чему способствовала непогода, он сбился со времени. Он полагал, что сейчас в районе семи утра, но оказалось, что проспал он до полудня. Мало того, он совсем не чувствовал прилива сил, как это бывает при хорошем отдыхе. Стряхнув остатки сна, он рванул к злополучному проему. Так и есть, гонец был. Этому свидетельствовал плотный пакет, покоившийся во вновь образованной луже.

– Не мог посильнее кинуть. Идиот, – чертыхнулся Фант. Торчать возле дыры смысла не было. Под видеонаблюдением посыльный околачиваться не станет. И Фант вернулся к еще неостывшему лежаку. Неспешно уселся и, посидев с минуту, вскрыл посылку. Кроме еды была и записка. Маклер оповещал, что всё идет по плану. Погода портится и ему предполагается быть готовым к приему визитеров. Но конкретный срок указан не был вовсе.

Это насторожило Фанта. Подобный прием используется в том случае, когда от человека требуется, чтобы он был дезориентирован, а лучше обескуражен внезапностью навалившегося события. Некое состояние непонимания, что происходит вокруг любому не подготовленному может дорого обойтись. А когда речь идет о деньгах, и больших деньках, здесь не щадят.

Хитер был Маклер. Ох, как хитер! Но хитрость его напоролась на холодный разум, умеющий качественно анализировать происходящее, цепляться за каждую мелочь.

– Зачем это на таком ответственном "скачке" им понадобился бестолковый подельник? – вслух прошептал Фант. Его мозг, несмотря на некоторую разбитость, гнездившуюся в организме, тут же мобилизовался.

– Так, спокойно, – скомандовал себе он, – соберись-ка дружок и обдумай все едва приметные признаки. Кажись, пахнет не очень хорошо. Давай, поворачивай оглобли даже не в зону, а много далее. Времени у тебя, браток, не просто мало, а по ходу его совсем нету. И Фант снова и снова перебрал появление в своей жизни Дыки. Затем «перемыл косточки» Маклеру и его подчиненным.

 Но ничего вразумительного не обнаруживалось. Вроде и нет опасности. А почему же так ею пахнет? – не унимался Фант, – Не может меня это чувство подвести. Никак не может. И тут промелькнуло: – А может собака зарыта не в самих героях? Тут копать нужно вообще во всей тюремной дряни.

 И который раз он отбросил себя во времени намного назад. И докопался. Перелистывая дни и раскладывая по полочкам все, что когда-то слышалось и происходило вокруг, Фант натолкнулся на то, что грозило бедой. Серьезной бедой.

 Виною внутренние отношения среди зеков. Нет среди них ни дружбы, ни взаимовыручки, ни сочувствия. Собственно, человеческого там ничегошеньки нет. Зверье. Каждый зверь в отдельности и каждый зверь в стае. Абсолютное чувство там правит, оно всему голова. Потому из-за «общака» валят они друг дружку при удобном случае, потому каждый мечтает в паханы выбиться пусть и посредством душегубства, потому и посты свои сторожат с остервенением, не гнушаясь завалить ближнего. А вся ихняя система, строгое соблюдение неписанных законов, лишь ширма.

 Маклер созрел, как лидер и метил сшибить Дыку с трона, взжелав стать хозяином «общака». Дыка знал за это, но чувствуя, что еще достаточно силен, не желал уступать по праву заработанную «власть». Будучи непримиримыми врагами, они на глазах держали дружественную марку, но каждый исподтишка готовил случай отправить душу соперника на небеса. Правда, до этого не дошло. Небеса сами сделали выбор в пользу Маклера. Но Дыка, будучи смертельно больным, переиграл даже небеса.

Когда Фант понял, что, умирая, Дыка провернул такой коварный план, рассвирипел.

– Вот собака! Значит, я готовлю взлом кассы, Маклер берет её, при этом убирая меня. Из того, что Маклер идиот, вряд ли он долгожитель с такими деньжищами.

«Общак» соскальзывает из рук неугодного и спокойненько переходит в руки Дыкиному наследнику. Крестят того же Обреза на заветное креслице. А что, он очень подходит. Хотя, кто их там знает…

 Только умение держать себя в руках и не давать волю всякого рода спонтанным порывам заставило Фанта снова проделать пройденный путь исканий. Его все-таки волновал вопрос, с чего это Дыке заблажилось его подставить, смертельно подставить.

– Нет, тпру-у-у! Стоять! Тут что-то не так. Не очень верится, что мог Дыка приготовить такое спасшему его шкуру. Оно понятно, что вся ихняя справедливость пустое. Так, занавеска и не более. Но так поступить он не мог. Тут иная причина, – мучил себя допросом Фант.

– Давай еще раз. Пара Маклер – Дыка, например. Тут ясно. Взаимный заочный приговор. Если Дыка приговорен, во мне он бы искал скорее орудие мести, чем жертву для Маклера. Так-с. Пусть это будет пунктом №1. Вывод – Дыка не мог меня покарать руками Маклера ни за что – ни про что.

 Теперь второе – Уська. Из себя безобидное насекомое, по жизни – никчемность. Так и будем считать его – пустышка. От него ни тепло, ни холодно. Разве что, как шестерка удобен, и не очень удобен в роли свидетеля, но не более.

Пункт №3. Рейсфедя. Этот, прячась за спину Маклера, вершил недопустимые по понятиям безобразия и не ответил. Из-за него авторитет Дыки здорово пошатнулся, потому что пахан не смог наказать отступника. Привыкший решать, Дыка мог таить зло на этого придурка, и даже вынести ему приговор.

И четвертое – Заноза. По сути, он своей жестокостью пара первому сапогу в образе Рейсфеди.

Ага, по всему Дыка не мог оставить этих персонажей запросто лакомиться житухой. Тогда я при каких здесь делах? Мммм… Странно.

 Давай- ка еще раз. Я и тот, кто сюда будет водворен вскрываем кассу. Маклер берет ее. Который, назначен проделать всю чернуху вместе со мной, убирает меня… Стоп. Убирает меня… Меня убирает…

Нет, Дыка не мог так размышлять. А если я убираю того? Вот те раз. Так, так. Вдруг, я разгадываю замысел авторитета. А далее? Далее еще один типок и Маклер. Те которые заслуживают кары… Вот это да! А почему? Я!!! Интересный расклад.

 Пошли еще раз. Дыки нет. Если Маклер везунчик, то по-любому, он не жилец. Если я убираю его… То Маклер тоже не жилец… Хм.  А как же деньги? Я владелец денег??? ….

Так, охолонь, паря, охолонь. Итак, посылая меня с этой компанией, Дыка знал, что убрать себя я не дам. Заранее знал. А самоуверенный Маклер этой мелочи не ведал. Значит все-таки я. Тот, кто спустится сюда, после дела попытается меня убрать. Задача у него такая. Но он в минусах. На верху остается пустышка и два подонка. Завладев оружием, я выбираюсь наружу. Естественно начнется бойня. Из шансов у них если только и будет, то исключительно самый дурацкий случай. Значит, я убираю Маклера и Занозу. Грехов за ними на десяток смертей каждому. Таких не жаль. Уська по боку.

«Общак» остается на своем месте и обретает нового хозяина по праву. В моем распоряжении машина, банковские деньги, записочка с адреском в Одессе и собственная ненужность этой стране.

Ну, вот и отрисовалась задумка покойничка. Он был большой, скажем более – роковой интриган, оказывается. Остается моральная сторона дела. Дыка – авторитет. Если применить понятия, то он доверил мне наказать провинившихся. Имел ли он право? Имею ли я право? Украденные деньги Дыка определил мне. Веские ли основания? Не будут ли потом мучить сомнения? Вопрос не из простых…

С час раздумий и Фант выкрикнул: – Ну надо же! Всё учел старый вор. Первый на меня совершит нападение с целью убить и, защищаясь, я остаюсь чист перед совестью и братвой.

Естественно мое появление на глаза оставшимся в живых подельникам спровоцирует опять-таки нападение на меня. И нападение с одной целью – убить. Я снова вынужден буду защищаться. Тем самым чистота совести остается девственной и по всем понятиям правда за мной. А уголовник Уська, оставленный бренному миру за неимением тяжких грехов, становится свидетелем грехопадения убитых. Ну, Дыка! Вор, так вор! Великий вор!…

  22. Уже больше года после освобождения Фант вел «третьего», но удобный случай расквитаться с негодяем, ни как не подворачивался. Этот мерзавец оказался весьма крепким орешком и к тому физически очень сильным человеком. Эдакий, постоянно озирающийся, с глазами-щелочками упитанный выцветший «кабанчик». Нужно отметить, что «третий» характеризовался чертовской осмотрительностью и большой осторожностью.

 То ли он как-то прознал об убитых сотоварищах из прошлого, то ли от природы был такой, но вёл он себя в точности, как ведёт нашкодивший медведь-шатун, задравший человека и знающий, что на него открыли охоту. Чувствовалось, что он всегда на стороже. Этот человек умел на свету выказывать себя так, что вокруг было либо множество свидетелей, либо условия умело подбирались таковыми, что обязательно или попадешься ему на глаза, или просто испортишь дело. А подобное не входило в планы справедливого мстителя.

 Но Фант умел терпеть и ждать, как окровавленный терпел боль и ждал наступления темноты в Афганистане в неравном бою с драгоценной еле живой ношей на уставших плечах.

 Случай к исполнению карательной операции подобрался летом 94-го на пляжах августовской Алушты. Как ни осторожничал подонок, но не вытерпел иссушающей жары и в самом многолюдном месте забрался в воду остудиться.  Перед тем, как оставить жену с ребенком «кабанчик» долго озирался, словно чуял опасность. Но все же к воде сначала медленно пошел, а позже, несколько постояв, так же медленно забрался в море по грудь. На то, что метрах в двадцати от него зашел в воду атлетически сложенный загорелый молодой человек внимания никто не обратил, как и на то, что минуты через две «кабанчик» внезапно скрылся под водою.

 Впрочем, одну дамочку, качающуюся на надувном матрасе, нервным шлепком обрызгала на короткое время мелькнувшая рука. Но она привыкла, что молодежь часто дурачится в воде и не обратила на это внимание. Среди беснующихся отдыхающих не вызвал удивления и выбравшийся из воды все тот же молодой человек, но уже держащий на весу левую руку и морщащейся от боли.

– Третий! … укусил…, сильный собака – прошептал Фант, рассматривая глубокие кровоточащие отпечатки зубов на запястье. Затем, подойдя к своему лежаку спокойно подобрал одежду и скоро оставил пляж.

По прошествии десяти минут, миловидная жена исчезнувшего мужчины было заволновалась. Но нытье трехлетнего ребенка какое-то время не давало разрастись тревоге, охватившей женщину.

 Вопль расколол монотонный гул купающихся неожиданно. Это случилось спустя полчаса, после исчезновения «кабанчика». Невдалеке под самым волнорезом резвилась компания парней и один, нырнув, в прозрачной воде наткнулся на утопленника. Всё пошло по наезженной колее, когда вдруг обнаруживается мертвец. Отдыхающие забегали и брезгливо засуетились. Началась паника. Новоявленная вдова, узнав о несчастье, заголосила. В обществе объявилась милиция и замелькали белые халаты докторов скорой помощи, что всегда случается при каждом рядовом утоплении человека.

 Фант же в это время уже занял место в троллейбусе на Симферополь, отходящем каждые три минуты, и спокойно ожидал отправления, старательно пряча поврежденную руку под цветным пакетом.

  23. Маклер, ясно осознавая, какой куш щекочет ему ладоши, работал, как говориться, на износ. Единственная метеостанция, небольшое одноэтажное здание с живописным двориком на окраине города, благодаря его усилиям, переживала состояние глубокого шока. Две сотрудницы и их астеничный коллега по цеху были так запуганы молодчиками, что первые две стали апатичны и впали в депрессию, а второй пребывал в неподдающемся излечению унынии. Поводом этому послужило "неправильное" поведение благовоспитанных служащих метеоконторы. Когда к воротам метеостанции подкатил видавший виды седан с эмблемой "Кроун", навстречу важно вышел озлобленный сторож с твердым намерением строго соблюдать инструкции – неизвестным двора не открывать и чужаков на территорию не впускать. Но Рейсфедя ни говорить, ни церемониться не стал. Он даже не поздоровался. Мощный удар в престарелую грудь потушил свет в глазах и свалил носителя охранных ценностей на землю прямо у ворот, где тот, согнувшись калачиком и выпучив глаза, мог только сучить ногами и беспомощно открывать рот.

Подбежавший к этому моменту Уська, ухватив поверженного старика за шиворот, хладнокровно отволок скрючившегося бедолагу в сторону. Затем, изображая из себя услужливого швейцара, распахнул ворота. Машина подкатила к самому крыльцу здания. Компания едва только успела выбраться из салона автомобиля, как из здания с задором выскочили две взлохмаченные местные фурии, а вслед за ними и тощий мужичок с прилизанными сальными волосами. Но цель ополчившихся на нарушителей спокойствия сотрудников поругать визитеров и немедленно изгнать непрошеных гостей с территории метеостанции, напугав вызовом милиции, мгновенно переменилась. Которую была более агрессивной и открыла,, было рот, чтобы завизжать, крепко ухватил за окрашенные в кармин патлы Заноза и, пару раз мотанув женщину из стороны в сторону, с ехидной улыбкой впечатал ее лицом в деревянную дверь. Та, ударившись лбом, охнула и, схватившись от боли за лицо, присела. Другая от неожиданного отпора опешила и от страха за свою шкуру ей уже было совсем не до ругани. Молодой человек, видя как нахалы обращаются с женщинами, хотел было вступиться. Но тут вмешался Маклер и сбил все планы защитника дамской чести. Он взял малого за шиворот, который опрометчиво рискнул было сделать попытку вывернуться. Но Маклер, оказавшись ловчее, прошипел: – Слышь, петушара, ты это, не рыпайся, – и тут же от души ткнул несогласного с таким обращением в солнечное сплетение. Когда обмякший борец за идею кое-как задышал, перебарывая спазм, Маклер прижал его к стене и начал спокойно говорить: – Слышь, насекомое, поясняю. Мне нужна погода, плохая погода. Мне очень нужно знать про плохую погоду, где, когда, как и на сколько. Ты будешь каждый день приходить ко мне и подробно рассказывать о приближении урагана или прочей дряни и, поверь, я выверну тебя наизнанку в поисках этой штукенции. Я это умею. Куда тебе нужно будет приходить скажет вот этот, кивнул Маклер на Уську. Ты меня хорошо понял?

– Да, – сипя, еле выдавил их себя дрожащий от ужаса метеоролог – неудачник.

– Очень хорошо. И запомни, вякнешь кому – придавлю. Этим мочалкам тоже объясни, что и по чем.

Выдержав внушительную паузу, Маклер выпустил борца за справедливость и компания засобиралась. Но уже через минуту Уська вернулся. Он подробно объяснил малому, что во избежание более жестких акций ментов лучше в это дело не впутывать. Потом, бесцеремонно стуча кулаком по голове избитой плачущей женщины, высказал мнение, что побои – дело приходящее и они все равно когда-нибудь сойдут, а быть тупицей в этой жизни пошло. Потому из-за подобной мелочи не стоит и раздувать трагедий. Затем налетчик подробно объяснил пострадавшим, куда и в какое время приходить с точными многообещающими сводками о погоде, после чего, неуклюже изобразив реверанс, удалился.

 Когда буйные нарушители привычного режима покинули погрустневший островок миролюбия, учтивости и, наконец, затишья после черной встряски, женщины принялись "чистить свои перышки". Единственный в этой бригаде мужчина, познавший крайнее удивление, что невыносимая боль может преспокойно заставить организм изменить всем наработанным жизнью принципам и капризам, а затем еще потребует долгого времени на успокоение, стыдливо отводя глаза, тихо удалился зализывать раны в свой кабинет.

Уже на следующий день Уська, по-дружески хлопая по плечу, выпроваживал с "малины" растроганного нежным приемом аналитика природных катаклизмов.

Довольный Маклер потирал руки. Карта, и жирная, сама шла в руки. Если верить прогнозам, а хлюпик слезно утверждал о своей правоте, еще неделя и в районе разыграется настоящая буря…

24. Окончательно погода испортилась через полторы недели. Зарядил проливной дождь. Тротуары превратились в бурные ручьи. Промокший насквозь городишко потерял цвета и стал бессовестно скучен.

Сутки Маклер выжидал. Бросалось в глаза, что он нервничает. Уське пришлось три раза к ряду приволакивать синоптика на доклад авторитету. Наконец Маклер дал команду: Заноза, и вы тоже, сегодня выходим. Все понятно?

– Да, – нестройно ответили подчиненные.

– Вы, – посмотрел он на Уську, – валяйте с Рейсфедей на метеостанцию. Убеди там этих прошмандовок да ихнего петуха, чтобы забыли про нас. Иначе, скажи им, лично выпотрошу им кишки. Да смотри, ясно им поясни тему. Я оставляю жить только немых. Вам два часа времени. Вернетесь, готовьте на дело грузовик. Исмотрите, за срыв разборок не будет. Казню. Мне пока моя шкура еще дорога, как память.

Ты, Заноза, готовь фонарики, волыны и финари. На три раза проверь. Ночью выходим. Да смотри не пальни случайно. Лишнего шума сейчас не нужно.

– Ну, что стоим? Разошлись, времени в обрез.

 Рейсфедя и Уська наставления шефа восприняли по своему разумению. Сторожу на этот раз повезло больше. Его "воспитывал" Уська, поэтому расплывшемуся синяку под глазом и разбитой губе он был даже рад.

 Замужним женщинам повезло меньше. Их бандиты растащили по комнатам и просто- напросто изнасиловали. Уська ухватил избитую при первой встрече, здраво осознавая, что за битую двух небитых дают. Что та будет более покладистой, чем нетронутая. И оказался прав. Та, помнящая нравоучение о тупости и весьма склонная к быстрому обучению, молча стерпела короткое надругательство, которое ей устроил Уська. После первого свидания с преступниками ее боевой дух переквалифицировался в покорность.

 Нетронутую, попытавшуюся выказать несогласие с унижением, предварительно потрепав и хорошенько пару раз огрев кулачищем, насиловал Рейсфедя. После бедная впала в истерику. Она долго рыдала, и ее рвало от разрывающей низ живота боли. Крупных мужчин она не знала. Но более "опытной" подруге в конце концов удалось успокоить сослуживицу и  убедить подругу молчать и просто забыть о происшествии, вычеркнув этих идиотов из жизни, которая на такой мелочи не оканчивается. А случайный аборт всегда можно объяснить мужу его собственной несдержанностью.

 Слюнтяю на этот раз с "темы" съехать удалось. На момент разборок синоптика на станции не оказалось. В это время он находился в школе по вызову классного руководителя его сынишки. Поэтому, попав в лапы насытившихся женщинами головорезов, те оказались подобревшими и бить его не стали. Они по очереди окинули дохляка масляными взорами и после Уська картинно произнес: – Малыш, не говори никому. Не надо. Бабы тебе разъяснят нашу просьбу.

И гангстеры покинули радушное предприятие.

 Заноза добросовестно подготовил оружие, не забыв и о надежно укрываемом от подельников стилете с наборной рукоятью. Заноза, полжизни вращающийся в уголовной среде, не очень доверял компании. Кроме того Заноза был не глуп и потому в тайне он разрабатывал свой собственный интерес. Деньги портят любого. А большие деньги ко всему еще и с ума сводят человека. Предполагаемый куш не давал Занозе покоя, и стилет очень мог пригодиться. Тут пан или пропал.

 Вернувшись с задания, Уська и Рейсфедя отогнали грузовик в гараж к знакомому механику. И до самого вечера колдовали над ним, пока механик не уверил их, что аппарат не подведет.

Маклер был суеверным и потому по нолям не разрешил выезжать на дело. Снаряженный грузовик тронулся без четверти час ночи.

Заранее предупрежденный Фант скучал, ожидая «гостей». Ему нечего было волноваться. Все действия были не раз отрепетированы, а инструменты разложены в нужном порядке. Зев, образовавшийся сточными водами и предусмотрительно расширенный Фантом, в ожидании налетчиков раззявил черную пасть. Кроме того, Фант был в хорошей форме и нисколько не сомневался, что готов и на случай, если события станут разворачиваться не по заготовленному сценарию.

25. От зияющей дыры проезжую часть загораживал густо разросшийся кустарник. Мощный ливень окунул город во мрак и превратил во множество бушующих потоков. Двумя часами ранее Заноза и Рейсфедя топором перерубили силовой кабель на подстанции, питающей освещение нужного им проспекта. Бандиты учли тот факт, что в такую погоду аварийная служба ни осмотров, ни восстановительных работ не производит. На проспект выехали из неприметного проулка, который сжимали два жилых монолита почти напротив РКЦ. Маклер заблаговременно погасил на автомобиле фары и подрулил к кустам. Здесь он дал дружкам последние указания.

– В подвал полезут Заноза и Рейсфедя. Заноза, ты пакуешь и выбрасываешь мешки. Рейсфедя, твое дело выломать плиту или там опустить потолок из нее, понимай как хочешь, и с Фантом тоже паковать «капусту». Ты, Уська, принимаешь груз и укладываешь мешки в кузов. Я – ко входу в РКЦ. Мало ли что надумает охранник. Как разберетесь с товаром, выбираетесь наружу и даем ходу. И помните – на всё про всё у вас десять минут,– дал указания Маклер.

– Заноза, отойдем-ка – обратился он к подельнику. Услышав, что Маклер зачем-то отозвал Занозу, Уська почувствовал неладное и в панике затрясся. Рейсфедя, хоть и был тугодум, но тоже немного удивился поведению Маклера. Но, поразмыслив и не найдя объяснения секрету, особого в этом не обнаружил, полагая, что базар идет за Фанта. А судьба людей без масти его не волновала.

– Ты вот что, – шепотом обратился Маклер к Занозе, который непроизвольно провел рукой по тому месту, где покоился стилет, – на последнем мешочке этих двоих оставь в подвале.

Заноза промолчал, но невольно перебросил ладонь на пояс, коснувшись заряженного пистолета.

– Что молчишь? – спросил Маклер.

– А что сказать?

– Ну, может думка какая есть?

– Есть, – неожиданно выпалил Заноза, – я их там, а ты меня на выходе положишь? Потом Уську кончишь и дело в шляпе?

– Дура, тише. Не груби, дело сорвешь прямо тут ляжешь. Это я тебе обещаю, – зло зашипел Маклер, – Ты предлагаешь кормить этих ублюдков? Тебе Фант нужен?

– Фант может и не нужен. А Рейсфедя? За него ответ надо будет держать.

– Рейсфедя идиот. С ним сгоришь, не ойкнешь. Ты о себе думай. Давно на нарах отлеживался? Вернуться надумал из-за полудурка?

– А с Уськой что?

– Да это не твои проблемы. Ты пойми, нам нужно держаться друг друга. Работы не впроворот. Капитала хватит пожить. Но и лишняя обуза нам ни к чему. Что случилось в подвале, один ты будешь знать. А Уська поможет нам на первых парах. Без него тяжко. Ну, а там время его судьбу обозначит. После дела полежим на дне и разойдемся на равных. Иди, готовься, – закончил монолог Маклер и подтолкнул Занозу.

С тяжелым сердцем отошел Заноза от Маклера. Невеселые мысли подхватили бандита и понесли. Устранение подельников зона не принимала. К тому брать на себя мокруху не очень хотелось. Поразмыслив, Заноза понял, что Маклер каждого уже расписал. – Решил сорвать куш в одного? – чертыхался Заноза, – А хрен ты угадал, дружочек! Я вот в свою дуду подую, тогда и посмотрим, кто в шоколаде будет.

Маклер, чтобы успокоить остальных, подозвал Рейсфедю и Уську. Уська покорно поплелся к хозяину. Но, когда проходил мимо Занозы, тот зло шепнул ему: – Слышь, Иуда, будешь делать, что скажу. И попробуй подорвись на сторону, смерть карамелью покажется.

Это было так неожиданно, что Уську прошиб холодный пот и он окончательно перестал соображать от нахлынувшего на него ужаса.

– Не трясись, пугало, не убивают, – обратился Маклер к Уське, заметив наприкрытый страх шестерки, – закинешь мешки и сам мышью валишься в кузов. Понятно?

– Да, – промямлил Уська, оглянувшись на Занозу, и его еще сильнее забил нервный озноб. Он твердо решил при первой возможности бежать.

– Рейсфедя, Фанта нужно оставить там, – твердо сказал он, обращаясь к громиле, и так, чтобы слышал Заноза.

Рейсфедя пристально посмотрел на Маклера. Но ливень не дал возможности разглядеть нюансы выражения товарища, а убивать дебелый грубиян любил. Мысли в его голове ворочались туго. От чего-то он сжал кулаки и повел плечами. Несмотря на это, далекие отголоски тронувшей сознание тревоги все же несколько смутили оболдуя. Поэтому он только ухмыльнулся Маклеру и согласно кивнул головой.

Маклер же на мгновение в этой ухмылке увидел скользнувшую в его адрес немую угрозу.

– Да, Федю надо убирать, – пронеслось у него в голове, еще раз уверив в правильности задуманного плана. Он окликнул Занозу.

– Ну, пора… С Богом. Пошли, – рыкнул Маклер и потер руки.

Три метра от крайнего куста до дыры Заноза разбил на два скачка и ловко шмыгнул в подвал. Рейсфедя же согнулся в дугу и, семеня, подобрался к зеву. Там он немного замешкался, примеряясь, как забраться в проем, чем обозлил наблюдавшего за действиями подопечных Маклера.

Впрочем, охранник, до полуночи добросовестно несший службу, именно в это время вздремнул. А видеокамеры, хоть и сработали на движение, но звуковых сигналов тревоги не издали, потому, как эта функция еще сутки назад из-за надоедливости «ложняков» была отключена самой охраной.

Как только Рейсфедя оказался в подвале, Заноза включил фонарь и направил луч на Фанта.

– А, ты здесь? А что фонарь не включаешь? Все готово? Давай показывай, что и как, – обратился он к Фанту.

– Сел фонарь, а ты батарейки принес? – вопросом на вопрос ответил Фант.

– Так обойдешься, – рыкнул Заноза. Он-то знал, что последней передачей Фанту намеренно не передали батареек. Нечем будет слепить, а сам как на ладони будет.

Но Заноза не мог и помыслить, что Фант разгадал думки Маклера, и подобный фортель с ним не пройдет.

Работали согласованно. Рейсфедя с Фантом установили домкраты и приподняли плиту. Заноза ловко вынимал из кладки кирпичи, отбрасывая их в сторону. При этом он намеренно бросал их под ноги Фанту. Фант и эту подлость понимал. Попробуй в темноте да на валяющихся под ногами кирпичах оказать достойное сопротивление. Но и это не смогло подорвать спокойствие Фанта. Наконец начали опускать плиту. Сантиметров десять спуска прошли «без сучка, без задиринки». Затем на другом конце раздался довольно громкий треск. Заноза метнулся посмотреть, но ничего не поняв позвал Фанта. Фант оставил домкрат и, подойдя к Занозе, осмотрел торец плиты. Его опасения, что плита соскочит с кладки, не оправдались. При опускании плиты, нахлёст на этой стороне даже немного увеличился. На мгновение мелькнула мысль, что момент-то подходящий расправиться с Занозой, завладеть оружием и провернуть задуманное. Но в таком случае денег не видать, как собственных ушей. И Фант отложил справедливое возмездие.

– Здесь всё хорошо, – констатировал он, – Похоже, это просто трещит ломающийся кафель, которым выложены полы в комнате. Нужно опускать медленнее.

Все заняли свои места и продолжили работу. Когда образовалась щель, чуть более полуметра, сначала послышался шум и, вдруг, под ноги грабителям шлепнулся запаянный в пленку пакет.

Заноза направил на предмет фонарик . Луч светы выхватил прозрачную зеленовато-серую банковскую упаковку с купюрами. Рейсфедя выдохнул: – Баксы! И, уже было, присел и потянулся к ней рукою, но Заноза остановил идиота.

– А ну, назад, сука! Схватился за домкрат и работать!

Рейсфедя нехорошо зыркнул, но, на свой риск доверившись и несколько вопреки характеру, все же повиновался. На таком серьезном деле он был впервые да и дистанция не позволяла сделать неожиданный бросок, чтобы покарать обидчика. Фант несколько сгладил накал, предложив разумную идею – оставить все как есть и потихоньку набивать заготовленные мешки. Но алчность бандитов помутила им рассудок. Заноза выключил фонарь подался в сторону, выхватил пистолет и щёлкнул его предохранителем. Он приказал опускать плиту. Увидев в руках Занозы пистолет, Рейсфедю от прежних усилий, духоты и волнения прошиб пот. Но за домкрат он взялся послушно. Фанту ничего не оставалось, как ухватиться за рычаг второго домкрата. Света от оставшегося гореть налобного фонаря Рейсфеди было достаточно, чтобы Заноза мог уверенно контролировать действия подельников.

Какое-то время плита послушно опускалась, производя незначительный треск. Но случилось непредвиденное. Денежная масса сверху оказалась настолько большой, что когда возникший угол наклона плиты позволил, она поехала вниз. Из-за этого один из домкратов подломился и пошел необратимый процесс. Плита рухнула да с таким ударом, что дом ощутимо тряхануло.

Фант и Рейсфедя едва успели отскочить, оказавшись разделенными железобетонной плитой и грудой банковских упаковок. Рейсфедя оказался со стороны уличного лаза, а Фант и Заноза в глубине подвала.

В этой ситуации нужно отдать должное хладнокровию Занозы, которого задели несколько скатившихся с плиты упаковок, от чего его налобный фонарь слетел с головы. Он четко скомандовал набивать мешки и выбрасывать добычу наружу, а сам, поискав фонарь и не найдя его, незаметным пристроился у быка. Это было очень разумным решением. Подельников Заноза хорошо видел, а те его не видели.

Пока Фант и Рейсфедя, чертыхаясь, набивали упаковками валюты первые мешки, охранник, разбуженный непонятным грохотом, на всякий случай решил пройтись по коридорам РКЦ.

Он вышел из коморки и отворил дверь, ведущую в глубинные залы центра. Прислушался. Чуть погодя ему почудилось присутствие посторонних звуков. Он предусмотрительно вынул пистолет, снял предохранительную чеку и двинулся по коридору. Пройдя метров пятнадцать, он уже отчетливо слушал странные шорохи и вроде даже голоса. Напротив денежного хранилища он остановился, чтобы удостовериться, что внутри что-то происходит. Убедившись, что звуки имеют место, он вернулся в коморку и посмотрел на видеокамеры. То, что он увидел, повергло видавшего виды охранника в шок. Вместо привычного порядка и привычных аккуратных стопок на полу помещения, там творился невообразимый бардак. Одна сторона комнаты опустела, зато у стены другой без видимых на то причин образовалась груда денег. Освещение в порядке, посторонних внутри нет. И здесь охранник совершил роковую ошибку. Его можно понять. Глубокая ночь, внезапное пробуждение, непогода. В нарушение всех инструкций, он взял ключи от хранилища, снял со входной двери электронную охрану, введя проверочный код и побежал смотреть, что случилось. То, что он увидел, ввалившись в комнату, еще более ошарашило его. Вдоль одной стены пол был провален, и там образовалась бесформенная груда из банковских упаковок. Мало того, часть денег буквально утекала внутрь подвала, откуда слышалось пыхтение, приглушенная брань и мерцал приглушенный свет.

От неожиданности он делает еще одну и последнюю в своей жизни неисправимую ошибку. Он, теряя равновесие на денежных упаковках и держа наготове оружие, пробирается к образовавшейся дыре и не находит ничего лучшего, как заглядывая в подвал, спросить: – Эй, кто там?

Снизу, Занозе, охранник был виден, как на ладони. Зазноба знал, что охрана хорошо обучена и потому, раздумывать не стал. Выстрел распорол тишину неожиданно. Охранник охнул и стал оседать, выронив оружие. Второй выстрел прозвучал немедленно, исключив последние надежды охранника на жизнь.

– Баста, теперь у нас минут пять. Не больше, – закричал Заноза, – А ну, живее.

Урка мог бы и не истерить. Услышав выстрелы, Рейсфедя начал поспешно завязывать горловины и затем нервно выталкивать первые мешки на улицу. Насквозь промокший и дрожащий от страха, Уська споро подхватывал драгоценные тюки. Затем, пыхтя, волоком таскал тяжелые чувалы к грузовику и бросал их в кузов.

Маклер, услышав выстрелы, решил, что Заноза разделался с Фантом. Он оставил пост и рванул к Уське.

– Сколько, – запыхавшись, спросил он Уську.

– Уже три, – ответил тот, таща третий мешок.

– Мало. Что они там копаются,– резюмировал возбужденный Маклер.

Уська попытался было возразить. Мешки-то он таскал далеко не лёгонькие. Кило под пятьдесят в каждом. Но Маклер оборвал шестерку.

– Быстрее, падла, урою!

И тот безропотно понесся делать свою работу.

26. Как только Заноза расправился с охранником, Фант принял решение, что пришла пора действовать. Но Заноза предусмотрительно выбрал такую дистанцию, при которой внезапное нападение невозможно. Ко всему его плохо было видно. Фант, было, решил ловко подброшенную бандитом задачу. И хоть Заноза внимательно следил за каждым движением напарника и был наготове, он, отвлекшись на Рейсфедю, все же проворонил момент, когда в руке Фанта оказался заранее приготовленный кусок арматуры. Дело осталось за молниеносным броском. Точный удар арматурой в голову и пошло бы так, как желал того Фант. Но тут Рейсфедя спутал все карты. Тому от чего-то показалось, что агрессия Занозы направлена на него и его охватила нешуточная тревога, хоть трусом Рейсфедя себя не считал. Его смутило, что пистолет оказался у психопата, а он практически безоружен.

Со словами: – Заноза, ты че гонишь? – и, бросив набивать мешок, верзила выключил налобный фонарик. Затем ловко сместился в более темную сторону, и крадучись двинулся к дружку.

Видя такое дело, и Фант сместился в более темный угол, где предусмотрительно присел.

– Стоять! Всем стоять на месте! – нервно выкрикнул Заноза, потерявший из виду подельников. Он, старательно всматриваясь в то место, где только что стоял Рейсфедя, пытался рассчитать, куда тот делся. Тем временем Рейсфедя преодолел почти полпути и замер, поняв, что в темноте его потеряли из виду.

– И-ии-и-и, суки, положу всех! – теряя самообладание, закричал Заноза.

Выбора у Фанта не осталось. Чтобы не попасть под так ненужный выстрел, он принял единственно верное решение. Он все-таки метнул арматуру в Занозу. Точно брошенная железяка попала в цель. Заноза взвизгнул: – Па-а-дла! -, выронив от боли пистолет, но тут же рухнул на колени и начал шарить руками, чтобы поднять оружие. Этим не преминул воспользоваться Рейсфедя. Он кинулся к Занозе и всем телом навалился на того. Завязалась яростная борьба.

– Что, сука, сговорились с Маклером? В расход меня определили? – рычал озверевший от обиды на подельника Рейсфедя, – Загрызу! Удавлю, сука!

Отбиваясь, хрипящий Заноза тоже не оставался в долгу, сыпя ответными ругательствами и отчаянно лягаясь.

– Да, веселенький сюжетик, – с иронией констатировал про себя Фант, наблюдая свару, – ну, вы тут разбирайтесь, а мне некогда.

Пока бандиты выясняли взаимоотношения, Фант растворился в темноте. В одно мгновение он разобрал вход в потайной лаз и уже через минуту выбрался на пустынный двор. Дождь лил как из ведра. Из-за плотных водяных струй в метре уже ничего не было видно. Нужно было что-то делать, а на раздумия времени не было ни секунды. И Фант во весь опор рванул через ближайшую арку к проспекту.

Стоящий с оружием наготове, Маклер впал в ступор, когда увидел перед собой вымокшего до нитки Фанта, будто перед ним возникло приведение. Поэтому выстрелить он не успел. Короткий удар в подбородок обездвижил и свалил уркагана на асфальт. Фант поднял выпавший пистолет и, ухватившись за край куртки Маклера поволок того подальше от дыры.

Едва он покончил с этой работой, как внутри подвала прогремели два выстрела подряд.

Уська, увидевший, что Фант вырубил Маклера и услышавший выстрелы из подземелья, смикитил, что дело вот-вот закончится, и закончится плачевно. Поэтому ловко скользнул в заросли и дал с места преступления завидного стрекача. Четвертый мешок так и остался валяться на полпути к грузовику, а сам жулик без оглядки, нарезая зигзаги, несся по кустарнику, исхлестывая и царапая лицо. Его сердце колотилось так, что он задыхался. Но остановиться он уже не мог. Ужас гнал его как можно дальше от кровавого месива, разыгравшегося возле РКЦ.

Фант ухмыльнулся, заметив, что Уська удрал. Это было ожидаемо и играло на руку Серому. Он подхватил оставленный трусом мешок и положил его в кузов грузовика. Тут раздался довольно резкий звук. Оказалось, что Рейсфеде повезло выйти победителем, застрелив Занозу. И теперь он выбирался наружу посчитаться с предателями. Пистолет мешал, поэтому он сначала выбросил оружие на улицу, а затем, пыхтя, стал выкарабкиваться и сам. Фант не оставил Рейсфеде шансов. Он хладнокровно поднял неосмотрительно выброшенное оружие и сделал из него точный выстрел в голову матерящейся орясины. Обмякшее тело Рейсфеди исчезло в черноте проема. Затем подошел к Маклеру.

Если бы не дождь Маклер долго бы находился в анабиозе нокаута. Но когда Фант подошел к «бугру», тот уже подавал первые признаки жизни. Пистолет, из которого были застрелены охранник, Заноза и Рейсфедя, Фант вложил в руку приходящего в себя бандита и направился к грузовику. Этот расчет был очень к месту. Через минуту бурчащая двигателем машина стояла в пустынном дворе прямо возле люка, из которого пять минут назад выбрался Фант.

Глушить машину он не стал. Несмотря на отсутствие времени, хладнокровию Фанта можно было позавидовать. Он ловко нырнул в люк и в десяток секунд проделал обратный путь в печальное чрево подвала. Там, включив портативный фонарик, он направил луч сначала на Занозу, потом на Рейсфедю. Оба уркагана были мертвы. Затем ловко набил еще два мешка валютой и поволок их к спасительному лазу.

Вой приближающихся полицейских сирен Фант услышал, когда во второй раз садился в грузовик. Один из охранных датчиков на вибрацию и удар все-таки подал сигнал тревоги на центральный охранный пункт…

Машина тихо тронулась и скрылась в ливневых струях, оставив после себя зияющее отверстие канализационного люка.

Как только грузовик свернул в неприметный проулок, проспект осветили красно- синие вспышки и желтые снопы света многочисленных фар. Посыпавшиеся на всех углах здания из кузовов вооруженные люди, развернулись плотной цепью и начали брать здание в кольцо. Бессильно прислонившегося к стене Маклера заметили быстро. Очнувшийся налетчик понял одно – нужно бежать. Преодолей каких-то пять метров, и кусты надежно тебя укроют. А там уже как покатит. Но сил на это не было. Застрелиться у Маклера не хватало духа. Поэтому, когда перед ним вынырнули трое охранников, он, решив сдаться, вытянул дрожащую от слабости руку с пистолетом в сторону добротно экипированных людей.

Вышколенная охрана восприняла это движение так, как их учили на многочисленных тренировках. Не сговариваясь, все трое открыли огонь на поражение. Смерть неудачника наступила мгновенно.

Опергруппа прибыла на место трагедии со значительным опозданием. Пока вызванивали, выясняя, что произошло, пока собрались. Ко всему подвела неготовность к немедленному выезду и выполнению следственных задач в такую погоду.

А еще спустя час на месте преступления в полную силу работала возбужденная следственная группа и криминалисты.

27. На Уську оперативники вышли сразу. Взяли его спустя трое суток без шума в одном из окраинных притонов. Правоохранителям сдал до смерти напуганного горе-налетчика внедренный в криминальные круги города агент. Ничего внятного от шестерки на допросах выудить не удалось. Единственное, что он знал, так это состав банды и в красках рассказал о маскараде, устроенном у дыры в подвал РКЦ. Еще он показал, что Фант не стрелял, а только ударил Маклера. А вот Маклер вроде как стрелял. Из собранных путаных показаний и разных экспертиз выходило, что Маклер убрал и охранника и подельников, кроме Фанта и Уськи. А как это ему удалось и почему Фант оказался жив, окончательно прояснить не получалось. Со временем все нестыковки списали на погоду, неподготовленность бандитов и непроходимую глупость Уськи. После проведенных опознания убитых, сыщикам стало понятно, что деньги ушли с Фантом. Его объявили в розыск и на преступника началась охота.

За участие в кровавом эксе счастливого Уську надолго упекли на зону строгого режима, где он, хоть и терпел насмешки, но за громкое дело был неприкосновенен и напрочь забыл роль шестерки.

Более-менее точную биографию Фанта следствие кое-как сляпало. Были, конечно, белые пятна, но фигура преступника уже хорошо вырисовывалась. Камнем преткновения оказалось абсолютное отсутствие родственников сорвавшего куш, именно под этой кличкой он проходил по делу. К тому, подозреваемый не болел тягой к прошлому, как это бывает со многими. Не имел он и пагубных пристрастий. А зацепиться за человека без поводка практически невозможно.

Исчезнувший грузовик разыскали через полтора месяца. Оказалось, что за это время машина проделала более восьми тысяч километров по дорогам отчизны. Обнаружили автомобиль брошенным в поле на границе с Украиной. После долгих запросов интерпол все-таки зарегистрировал данные по разыскиваемой личности преступника, и было выписано многообещающее предписание на задержание опасного нарушителя законности. Но розыскная операция заметно пробуксовывала.

Впрочем, благодаря агентуре, один из очень усердных следователей ухватил было ниточку. Ему стало известно о молодом человеке, сделавшим подпольно в Польше операцию по корректировке внешности, который позволил себе не торговаться с доктором. Но далее дело не пошло. Вскоре после работы над клиентом, напившийся вдрызг хирург, вернувшись из кабака домой, уснул и не проснулся, унеся с собой тайну. У несчастного среди ночи оторвался тромб и закупорил легочную артерию.

Запросы же на изготовление поддельных паспортов наткнулись на такой небывалый спрос на это дело, что отыскать заказчика документа в шквале фальшивых бумаг оказалось равным поиску иголки в стоге сена.

Год дело еще как-то вели. Как только при расследовании ставился вопрос об украденной валюте, немедленно и под давлением следователей меняли. Дело осложнялось тем, что Уська, давая показания, уверял, что в мешках покоились доллары, запечатанные в вакуумные упаковки. А на учете РКЦ валюты не числилось и все работники, включая руководство РКЦ, твердо стояли, что украдены рубли. Внутренние камеры наблюдения могли бы пролить свет на загадку. Но парадокс надежной современной техники в том, что хранимые данные имеют свойство неожиданно исчезать, а магнитные накопители предстают перед работниками прокуратуры непорочными и девственно чистыми. Как назло и Уська показаний не менял. Малый упорствовал, что никаких рублей он в глаза не видел.

Был, однако, еще один очень упертый следователь, который сумел выйти на незаконные валютные операции с китайцами, где была замешана торговля лесом и морепродуктами. Его выкладки со временем могли бы пролить свет на запутанное дело. Но неожиданно у него появились очень достаточные средства, и он немедленно переехал с семьей на постоянное проживание в город Санкт-Петербург.

По этим причинам делу пришили определение «висяк» и забросили. Да, собственно, что такое каких-то шесть мешков бумаги, когда в самой столице, нафаршированной шнырями из ФСБ, случается обнаружить квартиру чиновника до потолка набитую денежными знаками а то и золотыми слитками…