Светлячок для Летучего Голландца [Алиса Лойст] (fb2) читать онлайн

«И она не спросила, кто я такой,

И с чем я стучался к ней;

Она сказала: "Возьми с собой

Ключи от моих дверей»…

…И она не спросила, куда я ушел,

Северней или южней;

Она сказала: "Возьми с собой

Ключи от моих дверей."…

…И когда я решил, что остался один

Мой джокер средь их козырей,

Она сказала: "Возьми с собой

Ключи от моих дверей».».

(группа «Аквариум»)

Такси остановилось рядом с подъездом, и я с трудом приоткрыла слипающиеся глаза. Поезд прибыл в два часа ночи, прибавить к этому перелет, время ожидания на вокзале и получается чуть более суток без сна.

Черт возьми! Как же хочется спать!

Отпуск прошел отменно. Все было отлично! Отель – не помню, сколько звезд – у самого моря, минут десять ходьбы. Стильно и со вкусом обставленные номера, а не просто набор мебели. Чистота, вышколенный персонал.

Жара, пляж, легкий ветерок с моря, что развевает мое парео. Ох, это было классно! Я как очумелая бегала взад-вперед по берегу, поднимая кучу брызг и приводя в изумление других отдыхающих. Вроде взрослая тетенька, а резвится, как маленький ребенок. Ну и что?

Да, взрослая, тридцати двух лет от роду. Но как можно отказать себе в таком удовольствии? И думать о том, как на тебя посмотрят, какие мысли придут другим… Скука и только. Я же впервые за рубежом!

Отказать себе в этом самом главном удовольствии – радоваться. Просто так. А я была в бурном восторге. И все еще не отошла от полета, преодоленного пути и мандража.

О, да! Отпускной рай на неделю!

И ничто мне не помеха. Даже хмурые, озадаченные, прибалдевшие и еще Бог знает, какие взгляды.

Старалась ничего не упустить ни моря, ни солнца. Заходила в магазинчики, все трогала, мерила, подолгу разглядывала старинные здания. Фоткалась с каждым деревом и кустом, скамейкой и т.д.

Ведь все пролетает так быстро. Вот и неделька эта пролетела незаметно. И возвращаешься в родной город, как с другой планеты.

Не хочется думать о насущных, каждодневных делах, которыми придется заниматься уже завтра с утра.

Нет, не с утра. Два часа ночи, как ни как. До обеда спать. А потом дела. А хочется, чтобы эйфория длилась вечно.

Хрусткие тонкие простыни, занавеска развивается, пропуская в номер теплый порыв воздуха, пахнущего соленым морем и сладкими фруктами. Ничего не делать. Не думать о работе, о том, что приготовить или не готовить, а плюнуть в который раз на здоровый образ жизни и фигуру – купить китайской лапши или пиццы. Или кошмар всех девушек из спортзала – набор пирожных или маленький такой, малюсенький на одного тортик. Не думать, что надо готовиться к маминому дню рождения, осторожно выспрашивая, что же она хочет. И еще целой куче и маленьком вагончике всякой всячины…

Голова немедленно отозвалась ноющей болью. Отличненько.

Протяжно зевнув, закрылась ладонью от водителя, хотя ему было честно и абсолютно плевать. Он уже выходил из машины, чтобы достать мой чемодан и сумку. Я тоже поспешила подобрать свои косточки и вытащить их на асфальт. Еще немного еще чуть-чуть.

Видно уже дверь подъезда. Лифт, сонно тренькнув, спустился ко мне и недовольно кряхтя, поднял на пятый этаж. Ну, что тут поделать? Такая у тебя работа возить туда-сюда всех, в том числе и в неурочный час.

Каблуки громко процокали по плитке. Как-то очень звонко и не тактично по отношению к соседям, мирно спавшим в своих постелях.

И зачем я их надела? Босоножки были на небольшом каблуке, удобные, разношенные, но все равно ноги в них жутко устали и опухли. Хотя, даже если бы надела кеды, все равно было бы то же самое.

Олег, посмотрев на них, пренебрежительно усмехнулся. Но положа руку на сердце, это была его реакция на все в этой жизни. Начиная от событий, прочитанных в утренней газете и заканчивая моими босоножками. Когда я бегала по пляжу с развивающимся за спиной цветастом парео, он как раз читал газету, лежа в шезлонге под зонтиком. Лицо было закрыто, но уверена на сто процентов ухмылка имела место.

Подобное невозмутимое хмыканье было основным выражением его жизненной позиции – мол, я крутой, умудренный жизнью, устоявшийся, состоявшийся и еще черт знает какой.

На счет «состоятельного» спорить не буду. Но тут тоже с чьей колокольни смотреть. С моей – не особо высокой – да. Владелец завода, сети магазинов и еще чего-то. Мужчина чуть за сорок. Среднего роста, светло-русые, прямые, густые волосы, глубоко посаженные глаза, хмурые, всегда чуть сдвинутые друг к другу кустистые брови, нос с горбинкой и узкие губы. Сухощавый, поджарый. Вот такие исходные данные.

Очень даже ничего.

И он искренне считает, что иметь в любовницах журналистку вполне престижно и по статусу. Вроде как не дура молоденькая, что-то говорю, что-то даже понимаю.

Я не возражаю. Меня все это изрядно веселит вот уже – дай Бог памяти, сколько же? – два года. Но как-то все меньше и меньше.

В который раз, со вкусом зевнув, порылась в сумочке и достала ключи. Дверь открылась, пропуская в уютное пространство родного домика. Прямо напротив входа висело зеркало. Увидев отражение, улыбнулась себе:

– Привет!

Этот замечательный момент – возвращение домой!

Присев на чемодан, стащила босоножки и протяжно вздохнула. Ура! Каблуки сняты, я дома, сейчас приму душ, разберу постель и вырублюсь часов на десять.

Глаза слипались сами по себе. Стало понятно, что еще немного и засну прямо на чемодане, привалившись к стене. Потерев их, встала и поплелась в ванную. Ругнулась, вернулась к сумке и достала косметичку с банными принадлежностями. Потом, не включая свет, зашла в комнату и достала полотенце с полки. Теплые струи, бьющие прямо в лицо придали хоть немного бодрости.

В зеркале отражалась моя розовая физиономия и ванная во всей красе. В прошлом году Олег уговорил меня сделать ремонт в квартире. Подозреваю, потому что не по статусу его любовнице жить в такой «зачухонной» двушке. А я только «за». И совсем не против. Теперь у меня здесь персиковая плиточка, круглый светильничек над раковиной, мягкий свет, все удобно, аккуратно и круглый коврик.

Смазав лицо и ручки кремом, чуть-чуть похлопала по подбородку, немного прошлась по лицу и поплыла в сторону кухни. Все-таки выпью чаю. Раз силы появились.

Проходя мимо гостиной, я приостановилась. В темноте в ее очертаниях мне почудилось что-то странное, необычное. Быстро нашарив рукой выключатель, щелкнула по нему.

Сердце ненадолго остановилось, но вскоре снова продолжило свою работу, как обычно. Никакого вора или маньяка поджидающего свою ничего не подозревающую жертву в темноте. Нет, всего лишь букет цветов. Впечатляющих размеров в корзине.

Попялившись на него несколько секунд, поняла – это не мираж и никаких глюков. Странно.

Это точно не Олег. Мы с ним недавно расстались и вообще на него не похоже. Романтика и все такое. Особенно подобных размеров. Букеты строго по праздникам и когда идем в ресторан. И ключей от квартиры у него нет. Запасная связка есть только у Любки, подруги жизни. Но она не станет дарить мне букеты цветов по поводу возвращения из отпуска. Это глупость несусветная.

Тут поток моих мыслей немного прервался, так как на журнальном столике был замечен конверт. Простой такой белый конверт. Учитывая пышность подношения, я бы не удивилась, увидев что-нибудь более помпезное, отделанное бархатом, с золотым теснением, вензелями и печатью…

Что за глупые фантазии лезут в голову? Наверное, от недосыпания.

Присев на столик, и сложив ногу на ногу, немного поболтала одной в воздухе, с сомнением поглядывая на белый, бумажный квадратик.

Я уже примерно представляла от кого могут быть цветы и конвертик. Но были большие сомнения, хочу ли открывать. Читать послание. «Любопытство сгубило кошку».

– И не только ее…

Пробормотала себе под нос.

Ничего особенного не было в том послании:

« Очень соскучился по тебе мой Светлячок».

Светлячок – это я. Зовут меня Светлана. До сих пор млею от этого. Дура, дурой. Эх, ничему жизнь не научила.

Вытянув один нераспустившийся еще бутон из букета, ушла на кухню. Пошарив в шкафчике, нашла мяту и еще какую-то травку, заварила. Розу почти не выпускала из рук. И легонько поглаживала ее шелковыми, мягкими лепестками по лицу и шее. Такие приятные ощущения. Даже эта роза навевала воспоминания, не к ночи помянутые и волнующие…

Этот человек появлялся в моей жизни не часто, где то с интервалом в полтора-два года. Любаня – подруга всей жизни и верный товарищ – прозвала его Летучим Голландцем. Сходство есть, с легендой я имею ввиду.

Существует много вариантов и интерпретаций. Но мне запомнилась прочитанная в книге «Легенды о мореплавателях», которую моя двоюродная сестра купила своим детям. Они ее благополучно забросили в угол, не читая, лишь пролистав картинки. Легенда о Летучем Голландце корабле-призраке и его капитане изложена там, в пересказе Кэтрин Сторр. Очень душещипательно и мелодраматично.

В одном из портов жила была девочка. И в одну штормовую, страшную ночь увидела она корабль, приставший к берегу. Старинный, с драными, повисшими безжизненно парусами и матросов усталых и унылых. Увидела капитана судна и влюбилась. Наутро, узнав историю проклятого корабля и капитана, решила, что подождет десять лет и попробует снять заклятие, предложив себя в жены капитану. Дождалась-таки.

Надо отметить, что составители книги или автор подстраховались и в конце истории написали, что не известно сняла девушка заклятие или нет.

Как и девчушке из этой истории, мне казалось, что я такая вся особенная и смогу снять с него злые чары и тому подобное. Но думается дело не в излишнем романтизме или несметном количестве перечитанных романов о любви сбивших ориентир в реальности. А просто в нашей женской сущности. Где-то глубоко внутри мы свято верим: «Он изменится». Или вариация еще лучше, которой страдала я: «Я сумею его изменить». Себя-то не могу изменить, а тут другого человека.

С последней нашей встречи прошло чуть более двух лет. Тогда мирно провести недельку или две вдвоем у нас не получилось. Он все время звонил куда-то, был раздражителен. Хотя время от времени возвращался в свое обычное благостно-дурашливое состояние. Этакий приятный, незатейливый, добродушный рубаха-парень и бабник. Мы отдыхали на базе в километрах пятидесяти от моего города. Неплохой деревянный домик со всеми удобствами. Прогулки по лесу, катание на лошадях. Я, тихонько повизгивая от страха, все-таки взгромоздилась на животное. Оно в отличие от меня отнеслось к процессу совершенно равнодушно. И с опаской восседая на нем, смотрела, как он лихо взлетает в седло.

Потом следующий пункт программы озеро и лодка. Очень романтично. На фоне розово-красного живописного заката все было классно. Особенно мой спутник нежно улыбающийся и тихонько перебирающий веслами.

Я всматривалась его профиль и думала о том, как же нам повезло на самом деле. Ученые уверяют, что любовь живет три года. А у нас встречи редкие, но яркие. Не успеваем надоесть, устать, задолбить взаимными претензиями, разговорами о проблемах, выяснениями отношений.

Каждый его приезд – переход в параллельный мир, сказку, фантастический фильм. Однажды утром лет пять назад, я, как обычно встала с утра, оделась, позавтракала, словом сделала все обычные дела, вышла на остановку. А напротив ракушки, в которой стоят люди в ожидании автобуса, располагался всегда рекламный шит. Но в этот раз вместо обычных слоганов – наша паста самая лучшая или полуголых девушек с бензопилами в нежных ручках – на нем разместилась моя фотография. И ставшая уже привычной и не потерявшая от этого притягательности фраза:

«Я соскучился, мой Светлячок!»

Вот так вот.

– Ты очень живописно выглядишь на фоне заката и темного леса.

– Спасибо.

И улыбнулся, но как-то вяло. По опыту знала, что выспрашивать о проблемах нет никакого смысла, все равно не расскажет. А пятые сутки делать вид, что млеешь от романтических прогулок и красот, надоело. Нет, не жалуюсь. Все было фантастично, как всегда. И ужин в саду, где были разбросаны в траве множество маленьких фонариков, похожих на светлячков. Все на уровне.

Я это очень ценю. И его тоже. Он таков, хотя знакомы мы уже были на тот момент лет одиннадцать. Среднего роста, плечистый – божился, что занимался самбо или еще какой-то борьбой – красивые, правильные черты лица, высокие скулы, большие зеленые глаза, чуть вьющиеся темные волосы, не сильно пухлые губы, но нижняя чуть больше. И мой любимый подбородок – просто обожаю – квадратный, немного скошенный, очень брутальный, мужской. Все вместе выглядело просто сногсшибательно и сводило с ума многих женщин, в том числе и меня.

« Мой необъяснимый

Мой неуловимый

Летучий Голландец Любви…»

Да, неуловимый и необъяснимый.

Перебравшись в лодке поближе к нему, устроилась напротив и положила ладони на его стиснувшие весла кулаки.

– Давай уедем?

– Почему?

В глазах настороженность и сосредоточенность на мне – наконец-то! Вздохнула, хороший вопрос почему.

– На чистоту, как обычно?

– Конечно.

Мы старались придерживаться правила – говорить как есть, а не приукрашивать, или удерживать при себе, что рвется наружу, тем более не врать, так сказать, дабы не задеть чувства и т.д.

– Ты не со мной сейчас. Я понимаю, что у тебя дела, бизнес, мало ли, что еще. Тогда поделись со мной.

Он отвел взгляд.

– Нет, не поделишься, так можно понимать? Это тоже, как обычно. Тогда извини мне мой каприз. Я хочу вернуться в город. Устала пятые сутки изображать присутствие нас двоих. Тем более что побыть вдвоем нам редко удается.

– Я понимаю. Но у меня проблемы сейчас, не хотелось бы сваливать их на тебя. Это нечестно и неправильно.

– И не надо. Я предлагаю просто поделиться ими. Рассказать о наболевшем. Глядишь, полегчает и проблема, высказанная вслух, может оказаться не такой уж и проблемой.

На лице его расплылась залихватская улыбка.

– Знаешь, от чего мне полегчает?

Соблазнительно. Но не теперь, когда мне тридцать, хочется уже хоть малюсенькой доли определенности. Раньше я бы с восторгом повелась на эту провокацию и вспомнила о том, что спрашивала только после того, как его фигура исчезла бы на горизонте.

– Знаю, – тоже улыбнулась, наверное, не так аппетитно, но все же. Губы его потянулись к моим, но в последний момент резко отдернулась назад, он чуть не потерял равновесие и не клюнул носом в мои коленки. Потом встала и пересела на свое место. – Греби к берегу, капитан.

– Злючка.

– Спасибо за комплимент.

До берега мы молчали и не смотрели друг на друга. Водная гладь с мелкой рябью привлекала меня гораздо больше, успокаивала, завораживала. Ни злости, ни обиды, ни сожаления. Ничего. Похоже, я сама стала Летучим Голландцем, все шатаюсь туда-сюда по морю жизни и никак к берегу пристать не могу. Дурной пример заразителен.

Теплая, сильная, такая родная, ласковая рука помогла мне выбраться из лодки. Взгляд зеленых глаз опять ускользал.

– Ты действительно хочешь вернуться в город?

– Да.

– Хорошо.

«А чего ты хотела, милая? Чтобы отговаривал? Уверял в том, что ты ему очень важна и только тебе он может доверить свои беды, в вечной любви, преданности (сомнительно на счет преданности, да и не так важно)? Пал к ногам? Этого хотела? Ради этих заверений и успокоения твоей души опять на ближайшие года два, что ничего менять не надо и так хорошо, была вся сцена поставлена. Вот тебе кукиш с маслом!»

Конечно, нет. Перед собой можно не юлить. Такую сцену я устроила один раз. Не подстраивала специально, потому что подгадать его приход было невозможно, само получилось. Как в плохом анекдоте, муж пришел, а там любовник в постели. Но мужа у меня нет. И оправдываться тогда было глупо. Вообще все было глупо, что сказать – приходи попозже, я тут чуть занята? Ушел, зыркнув глазами. Но мы не предъявляли претензий, не били посуду, не орали. Просто поговорили, что оба свободны…

Но надежда, она, же живучая, как таракан. И прибить ее трудно, прячется, заныкивается, к дихлофосу привыкает и не убивается. Все ждешь, надеешься. Приедет к тебе среди ночи замученный, усталый, позовет с собой неважно куда, зачем, главное, что с ним, навсегда рядом с ним. И можно не юлить перед собой!

« Позови меня с собой,

Я приду сквозь злые ночи,

Я отправлюсь за тобой,

Чтобы путь мне ни пророчил.

Я приду туда, где ты

Нарисуешь в небе солнце,

Где разбитые мечты

Обретают снова силу высоты».

Позови и побегу. Только позови.

Правильно говорят – бабы дуры!

Вот и живу с роем тараканов. Получаю, что дают, а именно – удовольствие здесь и сейчас. Либо это, либо едешь домой. Сейчас я, в самом деле, хотела домой, как ни странно впервые за эти годы, и чувствовала облегчение от этой мысли.

Мой герой, погруженный в собственные мысли, шел по дорожке к нашему домику. Потом вдруг резко остановился и перегородил дорогу, развернувшись ко мне лицом. От неожиданности впечаталась в него и чуть не упала.

– Что случилось? Вспомнил, что утюг не выключил?

– Нет…

Задумчивость его в этот день вызывала легкую панику.

– Сколько мы знакомы?

– Одиннадцать лет, – ответила без запинки. Счетоводство это вообще моя любимая тема. Не мудрено все эти годы в подсчетах – ну, вот еще месяц, уже полгода прошло! – еще немного и он появится.

– А что такое?

– Ничего.

Неладно что-то в нашем королевстве. Обычно с поддержанием диалога у него проблем не было. Даже наоборот, обычно это я молчу, слушаю, внимаю. Впитываю каждое слово и мгновение с ним.

– Тогда пойдем, а то еще вещи собрать надо.

Обошла его по кругу и оставила стоять там. Не знаю, какие проблемы стряслись в жизни этого дорогого мне мужчины, но, если не могу участвовать, то предпочитаю не мучиться от бестолковых мыслей и не задавать вопросы в пустоту.

Ждать стало неинтересно, пропал запал или еще что-то. Не могу объяснить и даже сама до конца понять. Я так же приму его, как и всегда, если появится в моей жизни. Он лучший мужчина для меня.

НО…

Эти яркие моменты не единственно важны во вселенной. Совсем нет. Люблю всей душой, желаю, слушаю, принимаю. Но иду своей дорогой, не останавливаясь на поворотах и поджидая. Хочешь – присоединяйся. Не хочешь – извини, у меня свои планы.

Такому отношению к жизни и происходящим в ней событиям мой Летучий Голландец сам меня научил. Точнее учил все эти годы. И наконец, до меня дошло – сегодня. Замечательный, знаменательный день! Надо отметить в календаре красным цветом.

Погодка была теплой, солнечной не смотря на то, что была середина августа. Я шла, чуть щурясь и от ослепительной летней яркости и от удовольствия, что удалось на несколько дней вырваться из душного, запыленного, загазованного города. Сосны шумели над головой. Домики были расположены достаточно далеко друг от друга и так, что создать уединение для каждой группы отдыхающих, будто вы тут совсем одни. И ничего не отвлекало от местных красот.

Комната, что была отведена под спальню, выходила окнами на солнечную сторону. Здесь воздух нагрелся так, что нечем было дышать. Распахнув окошко, достала из шкафа свою спортивную сумку и задумалась. Может принять душ? Нет, приеду домой и тогда. Вещей было немного, они заняли лишь половину места. Два платья так и не были надеты. Ну и ладно, найду, куда их выгулять.

Сосредоточенная только на том, как не забыть мелочи, что обычно разбрасываю везде, шагов не услышала. Только почувствовала, что он в комнате. Смотрел, мрачно насупив брови, и явно был недоволен.

– Ты, в самом деле, уезжаешь?

– По-моему я выразила свое намерение очень четко.

– Подожди, останься еще на пару дней.

Кинув в раскрытые недра расческу, остановилась, села на кровать спиной к нему, выглянула в окно. Красотища. Слышно, как стрекочут насекомые, порывы ветра выдувают светлый тюль штор, где-то далеко слышны веселые голоса детишек.

Что тебе еще надо? Все отлично. Вроде.

Просто в этот раз искренности маловато. С моей стороны или с его? Непонятно, разберусь потом, не сейчас. Раньше на все было наплевать – он приехал! Взрыв эмоций, веселье, желание, буйство! Все цвета радуги! Я не знала до него, что можно быть такой счастливой, такой наполненной светом, живой, воспринимающей каждую мелочь, как подарок. Дождик пошел – замечательно! Давай пробежимся под дождем, это же так романтично. Будем целоваться на улице ведь никого…

Что-то меня опять понесло в воспоминания. Надо возвращаться в сегодня.

Обошла кровать и, обняв за плечи, положила голову ему на грудь. Как хорошо, спокойно, уютно. Наверное, где-то на небесах специально создали нас, подлаживая друг под друга – его могучую грудь и мою голову.

– Нет. Еще раз прости за каприз, но я хочу уехать.

– Почему?

– Ты уже получил ответ.

– Это не ответ.

– Хорошо не ответ. Не знаю, как еще объяснить, если ты сам не чувствуешь. Но я все равно уезжаю. Ты меня отвезешь или вызвать такси?

– Конечно, отвезу. Раз так…

– Спасибо.

И подняла глаза. Все же что-то серьезное у него стряслось. За внешним спокойствием внутри глаз плескалось беспокойство, отчаяние, боль, неуверенность, страх. Что с тобой?

Погладила ладонью по щеке нежно, легко, как успокаивают ребенка. Он поймал ее и, повернув, поцеловал запястье, пощекотал его губами.

– Перестань.

Бесполезно. Губы уже на моих губах, сметают любое сопротивление. В поцелуе такое неистовство. Руки мнут, прижимают, пытаясь вдавить в тело еще больше, глубже в стальные мышцы.

«Куда меня несет?».

Мысль прервалась. А куда меня несут и так понятно – на кровать. Сумка свалилась с глухим звуком на пол, покрывало в сторону. Оторваться от меня он не мог, платье на груди просто порвал, пытаясь до нее добраться. Ну и ладно. Воздуха не хватало, и было слышно тяжелое, прерывистое дыхание. Хорошо бы сейчас кислородную маску.

В школьные годы мы баловались одной игрой. Становишься к стене, кто-то из ребят постарше скручивает в жгут свою футболку и сдавливает тебе горло, пока ты не отключаешься. Эх, какие занимательные картинки можно было увидеть во время этого самого «отключения».

Сейчас я ощущала то же самое – полное отключение от реальности. Перед глазами плывут разноцветные круги. Напряжение в теле почти не чувствуется до момента фейерверка.

Да с ним у меня всегда так. Или почти всегда, врать не буду.

Придя в себя через пару минут, понимаю, что скрюченными в судорогах пальцами все еще вцепляюсь в его спину. Выдыхаю, расслабляю руки.

На моих бедрах похоже тоже останутся синяки. В данный момент мне все равно, хочется лежать так вечность.

Проснулась от того, что затекли руки и ноги, мы все еще лежали в обнимку. За окном все та же красотища. Только солнце переместилось и уже не заливает комнату ярким, желтым светом. Все спокойнее, ветер стих и чуть колышет занавеску. Осторожно подпихнув его, начала выбираться с кровати. Тело онемело, покалывало, голова гудела. Свесив ноги с кровати, осмотрела себя.

– Черт.

Платье безнадежно испорчено. А жаль, только этим летом купила, надевала всего пару раз. Размяв задеревеневшие руки и шею, ушла в ванную. Долго стояла под теплой водой, потом резко включила холодную, затем опять потеплее. Собрала свои пузырьки с парфюмерией и вернулась в комнату.

Рубашку он снял и теперь сидел в расстегнутых штанах на краю побоища и перебирал в руках лоскутки ткани.

– Извини. Я не хотел. Купим тебе новое.

– Не бери в голову. Одежда – это ерунда.

И забросила в сумку бутылки, что держала в руках, запихала кое-как полотенце. Потом вспомнила, что ехать мне уже не в чем, покопалась еще немного. Все равно внутри кавардак, после падения. Вытащила шорты и футболку, быстро напялила. Так, очки. Где они? На тумбочке. Их за ворот.

На той же тумбочке стояла трубка телефона и рядом памятка, по какому номеру звонить администратору.

– Здравствуйте! Можно ли заказать такси до города? Да. Я подойду к главному зданию. Спасибо, жду.

Голая спина напряглась. Я пристроила трубку обратно в гнездо.

– Все же уезжаешь?

Хотелось захохотать, но подавив этот порыв в зародыше, кашлянула и попыталась успокоиться.

– А ты думал, если помнешь меня немного на кровати, то я смягчусь и останусь?

Он хмыкнул, показывая, что оценил шутку, но как-то безрадостно.

– Нет. Но хотя бы подумаешь о некоторых плюсах пребывания здесь.

– Извини. Я не хочу еще несколько дней пыжиться и изображать радость и эйфорию.

– Изображать? Совсем недавно ты ничего не изображала и я тоже.

– Тогда тебе нужно пообещать мне очень насыщенную программу на оставшееся время. И интенсивную не в плане телефонных переговоров приглушенным голосом. Такую, чтобы я вообще не успевала ни о чем думать. Сможешь?

Наконец повернулся ко мне.

– Когда ты стала такой?

– Какой интересно? Но могу тебя утешить, я всегда была такой.

– Нет, не всегда. Еще в прошлый мой приезд ты была более мягкой, открытой… Что случилось? Или изменилось?

– Наверное, климакс начался. Стоит начать поиски более молодой подружки.

– Бред какой-то. Твои шутки сейчас неуместны и нисколько не смешны.

– Жаль, раньше ты высоко ценил мое чувство юмора. Но, на счет новой подружки, я как раз и не шутила. Просто с возрастом женщины утрачивают иллюзии и соответственно мягкость, открытость и иные положительные качества.

– Все с возрастом утрачивают иллюзии. И я вроде бы никогда не пытался создать их.

– Нет, не пытался. Я и без тебя отлично справлялась с этим.

– В прошедшем времени?

– Да. В прошедшем. В чем проблема? Я, можно сказать, делаю тебе одолжение, не напрягая своими фантазиями и всем остальным…

Покачала головой, отвернулась и поставила сумку к выходу. Потом вернулась и присела перед ним на корточки.

– Что случилось? Что произошло, расскажи мне?

Взяла его за руки, стиснула пальцы. Молчание.

– Одиннадцать лет тебя знаю и вроде бы и не знаю одновременно. Даже сколько тебе лет.

– Разве паспортные данные это так важно?

– Я для примера. Обычные вещи, которые люди узнают друг о друге, – заглянуть в глаза невозможно, голова опушена. – Да я многое знаю. Как ты спишь, на каком боку. Какой рукой накрываешь мою грудь, какой ногой придавливаешь ноги. Какую любишь музыку, еду. Как улыбаешься, звук твоего смеха. Я все это обожаю. Даже, как хмуришься, или злишься…

– И что? Не можешь побыть со мной, когда я приехал? Мне это очень нужно сейчас.

– Я вижу. Скорее даже чувствую. Но хотелось быть бы не просто мягким медвежонком, к которому обращаются, когда хотят развлечься или поплакаться.

Он вскинулся и сжал в ответ мои пальцы.

– Это не так. Совсем не так. Ты много значишь в моей жизни.

– Так возьми меня в свою жизнь.

Молчание, взгляд опустел.

– Вот и я о чем.

Встала и поплелась к сумке.

– Ты любила меня? Или я просто для тебя развлечение. Отвлечение от серых будней. Плейбой. Тот о ком с придыханием можно рассказывать подружкам: «Он такой…». Закатывать глаза и хвастаться бурными выходными.

В глазах потемнело. Если бы в ту секунду мне вложили в ладонь пистолет, я не раздумывая, нажала бы на спусковой крючок и застрелила. Просто такой боли он еще не причинял. Намеренно. В этих словах сквозило столько злобы.

«Раз, два, три – досчитай до десяти – четыре, пять, шесть, семь. Как же больно, Господи – восемь, девять, десять. Все это просто злость говорит в нем. Успокойся. Все мы хотим, чтобы с нами считались и делали, как нам хочется. Это естественно. Ты точно так же на него обижалась и обижаешься за все годы, что были проведены не так, как хотелось бы. Столько всего накопилось. Как бы ни сорваться и не высказать все. Ты потом поплачешь на Любином плече, а сейчас держись, девочка».

Оборачиваться не хотелось, смотреть в глаза тоже и тем более продолжать разговор.

– Ответь. Я задал вопрос.

– Я тоже задавала вопросы. Много вопросов. Не припомню, что бы ты на них отвечал. А любила, не любила? – я приостановилась и начала растирать левое плечо. Так всегда бывает в волнительные моменты – будто отнимается рука вместе с плечом. – Подобных вопросов никогда не задавала, потому что считала и так все понятно. Одиннадцать лет в ожидании. В ожидании твоего звонка, сюрприза, внезапного появления, тогда, когда захочешь. Еще день, еще неделя, еще месяц. И я не могу ни предугадать это, ни удержать тебя. Просто данность для меня – ты. Я не вышла замуж, не родила детей. А, если бы они появились, то, как было бы объяснить все? И отказаться от тебя не могу.

– Если бы ты вышла замуж… я бы больше не появился. Не стал вмешиваться в твою жизнь. Ты сама сделала этот выбор.

– Да сама. «Не переживай. Ты виновата сама. Не переживай и не сходи с ума», – по взгляду поняла, что мое музыкальное сопровождение не вовремя. Но ничего не могу поделать, когда нервничаю, так и тянет вставить какую-нибудь прибаутку. – Сделала сама я этот выбор. Но глубоко внутри на самой, самой глубине, где чернее ночи, еще теплилась одна мыслишка. Такая глупая и наивная…

Горло перехватило спазмом. Даже произнести это было трудно. Но что мне скрывать? Нет смысла прятаться, все мои мысли и мечты и так были понятны, сколько не скрывай их под налетом наигранной веселости и легкости. Это теперь просто история.

– Глупая и наивная, что ты позовешь меня с собой или останешься рядом. Когда-то сие событие произойдет, думала я.

Не знаю, что он увидел в моих глазах, но, видимо, совсем не то, что хотел или ожидал. Не было ни слез, ни осуждения, просто констатация.

– А потом лет через шесть-семь поняла – каждый миг счастье. Не ждать, когда ты приедешь с цирком шапито, а самой жить, наслаждаясь каждой минуткой. Жить так, как хочется. И я живу. Спасибо тебе. Люблю тебя всем сердцем. Мои двери всегда для тебя открыты. Но и ты прояви хоть немного уважения ко мне и моим желаниям.

Ненадолго воцарилось молчание.

– Прости меня. Ты мне всегда нужна.

– Прощаю.

Запиликал телефон, он протянул руку, нажал кнопку, немного послушал.

– Да. Спасибо.

– Машина подъехала?

– Да.

– Отлично. Еще раз спасибо за отдых.

– Поцелуй меня на прощание.

Я подошла поближе. Поцелуй был легким, ненавязчивым, означающим: «До следующей встречи».

Посмотрела в кружку – чай остыл и подернулся пленкой. Поболтав его, немного вылила в раковину.

Грядут изменения.

О том, чтобы расстаться с Олегом, стала задумываться последние пару месяцев. Два года назад, после вышеупомянутой истории, мне нужен был такой мужчина. Прямой, стабильный (моем понимании, а не его жены, естественно), предсказуемый, как снег в декабре. Устойчивый, неизменный, местами скучноватый и занудный, как мелкий, моросящий дождик.

Все так, для семейной жизни очень подходяще. И почти стопроцентная уверенность, что не надумает уходить от жены от большой любви и чувств. Никаких «взлетов» и «падений» в отношениях, бурных объяснений и сцен в стиле Отелло. Такая практичная, удобная связь.

Ох, кинуть монетку что ли? Что делать? терять «удобства» – слово выбрала ужас, но ладно – не хотелось пока и передохнуть хочется. Оторваться от насущного, забыться.

Ночь на дворе, а я чем занимаюсь? Стою, пялюсь невидящими глазами в окно. Спать надо идти. А ответ сам придет, обстоятельства подскажут.

Как вы встречаете утро нового дня?

Я всегда с радостью. Утром подхватывает и захлестывает волна оптимизма и уверенности, что сегодня будут чудеса, обязательно. Главное не пропустить, увидеть.

Подушка пахла привычно, была свеженькая, удобная. Как хорошо просыпаться дома. А не в чужом месте, где соседней лежит сморщенное уже готовое к утреннему брюзжанию существо. Это я Олега имею ввиду. Первые несколько часов после сна для него испытание. Нужно собраться на работу, выслушать все утренние жалобы жены, детей, матери. Поэтому по инерции начало дня на курорте он встречал с недовольством. Хотя – Боже, упаси! – никаких претензий или даже недоброго взгляда с моей стороны не поступало. Но привычка сильнее. Как всегда внутри бушевало желание прижать этого грустного человечка к своей груди и не отпускать, пока на лице не появится улыбка. Согреть своим теплом, поделиться радостью, весельем. Ведь, по сути, он такой прекрасный человек!

Ах, что-то с утра мысли неожиданные лезут. Нет бы, подумать, чем же заняться. План составить, может быть…

– «Что? Что мне делать сегодня со своею любовью?»…

Откинула простыню и с наслаждением потянулась. Надо еще позвонить Любане, сообщить, что вернулась подруга ее из отпуска и жаждет излить на нее фонтан эмоций и переживаний, впечатлений. Присовокупив к этому подарки для семьи.

В холодильнике, естественно, ничего не было. Уезжая, постаралась опустошить его полностью. Не хотелось промывать все с уксусом, избавляясь от запаха тухлятины, по возвращении с курорта.

Зато в шкафу нашлась овсяная кашка. Здоровая и полезная, как говорят, пища. С утра я обычно не хочу есть. Желудок просыпается уже часам к десяти. Но режим сбит и сейчас, наверное, обеденное время.

Запах кофе был одуряющее прекрасен. И, наплевав на здоровое питание и кашу – один раз живем! – пошла, искать телефон.

Любимая подруженька все время ругает меня, что в доме моем нет часов. Посмотреть сколько времени можно только на телефоне, компьютере или в телевизоре. Ее это обстоятельство очень раздражает.

– И почему у тебя все не как у людей?

Да, не как у всех. И что? Мне все нравится, все устраивает.

Когда она начинает так бурчать по этому поводу, с ухмылкой придурковатой и подхалимской, начинаю напевать:

– «Останься со мною

Еще несколько минут.

Я знаю под утро

Часы так бешено бегут».

– Знаю, знаю. Твоя профессия любовницы обязывает создавать непринужденную атмосферу.

– Представь, как бесит, когда мужик еще штаны не снял, а уже на циферблат смотрит и подсчитывает, сколько у него времени на процесс. Как будто это соревнования на скорость и ловкость.

– Понимаю.

И смотрит с затаенной бабьей жалостью. Как все, кто имеет ближе к сорока семью, детей и мужа. У них всегда такой понимающий, слезливый взгляд по отношению к таким как я – разведенным, без детей и непродолжительными отношениями с мужчинами, по большей части являющимися женатыми.

Я приостановилась, хлебнула кофе, задумалась. Ну, да, точно. Вроде половина моих любовников были женаты. Залетного Летучего Голландца можно не считать.

И почему Любаня его так зовет? Это же было название корабля. А имя капитана было какое-то мудреное, с двойной фамилией через дефис. Определенного мнения среди ученых по поводу имени бедняги, вызвавшего гнев то ли Бога то ли Черта, тоже нет. Со стороны Черта скорее не гнев, а извращенное восприятие чужих желаний. А чем еще заниматься, если ты бессмертен? Скукота, наверное.

Вообще эта история кажется больше похожей на триллер, чем на мелодраму. Основная версия – проклятые моряки плавают без устали по морям, не могут сойти ни в одном из портов, да и в гавань попасть не могут, отливом их уносит обратно. Заприметив корабль, несколько из них садятся в шлюпку и пытаются с помощью писем, засунутых в мешок и закинутых на чужой борт, послать просьбы о помощи или связаться с родными. Жуть.

На основе этой истории, по-моему, снято несколько ужастиков о кораблях-призраках.

И версия, что мне ближе, заклятие можно снять, если капитан найдет верующую женщину, готовую по большой и чистой любви выйти за него замуж. Вообще полное отсутствие логики. Откуда посреди моря взяться верующей женщине к тому же готовой добровольно выйти замуж за непонятного, страшного, старого (учитывая, сколько лет он скитается по водным просторам) мужика. А по некоторым сведениям капитан был человеком скверного характера – богохульник, пьяница, убийца, жутко упрямый и гордый. Просто сокровище! Хотя… есть женщины готовые взяться за такое непаханое поле изъянов. Тем более, если она искренне верит в силу Всевышнего и то, что он всегда протягивает руку помощи всем нуждающимся.

Но Любаша мифами не интересуется. У нее Геракл ассоциируется только с силой и возникает в памяти, когда надо поворчать на мужа.

– Что я тебе Геракл, столько сумок тащить?

Любимая ее группа «Комбинация». И на всех праздниках или просто так под настроение мы распеваем: «Твоя вишневая девятка опять сигналит под окном…» или «Бухгалтер, милый мой бухгалтер…». И далее по списку в произвольном порядке. Я не возражаю. Хорошие песни и очень подходят для совместного завывания под бутылочку.

Дома у нее звучит радио «ретро». Мы с удовольствием слушали и лицезрели концерт, где собрали вроде бы «забытых» исполнителей. Очень красочно, ярко. Не все легенды сейчас выглядят рентабельно, на мой взгляд, но ностальгия помогает скрасить шероховатости. И, включая их 31 декабря, подружка, весело потряхивая бюстом четвертого размера, крошит салаты, доделывает то, что не успела по уборке дома и его украшению мишурой и дождиком. Ставит курицу и пироги в духовку. Вообще летает, как бабочка.

Обычно мне в этот праздник некуда приткнуться, а сидеть одной в четырех стенах не хочется. Поэтому к нашей концертной программе подвываний уже все привыкли. И ко мне тоже. Я имею в виду ее мужа и двоих детей.

Минусы положения любовницы – в праздники ты остаешься в одиночестве. Все веселятся, спешат домой или к друзьям, с сумками, пакетами, набитыми продуктами и подарками и всякой ерундой. Гомон и веселые голоса не утихают до утра. Салюты, хлопки петард. А ты дома. Один бокал, одна тарелка, небольшой салатник с оливье и телевизор. Застрелиться можно.

Это же семейный праздник? Удивленно поднимите брови и скажете вы. Поезжай к родственникам. И я бы не против. Но до них ехать километров тридцать. Да и отношения у нас не сложились. В семье не без урода, как говорится. Догадайтесь сами кто урод.

Вырвавшись из плена своих мыслей, посмотрела вокруг. «Все хорошо, спокойно. Ты дома. А не на квартире родителей, сидишь, притулившись на краешке стула с потупленным взором, полными слез глазами, оправдываясь непонятно в чем. Да, так сложилась моя жизнь! Что поделать? Не стреляться же, в самом деле? Куда я шла вообще? Ага, точно! Искать телефон. Надо сосредоточиться. Зачем был предпринят этот изыскательный поход? Посмотреть время и позвонить Любане. Все, я сконцентрирована».

Опять эта легенда выплыла неожиданно и сбила с толку. Она вообще красной нитью прошила всю мою судьбу, начиная с девяносто четвертого года. Тогда мы и познакомились с героем уже моей легенды.

Подружка прозвала его Летучим Голландцем, имея в виду песню, которую исполняет Алена Апина «Летучий Голландец Любви». И не осознавала, как же была права. Слова из нее были моей молитвой, мантрой и поддержкой очень долгое время. Своеобразный гимн. Со временем она начала вызывать отторжение и иногда даже ненависть. Слушая их, какая-то горечь и отчаяние поднимались изнутри.

«Ты приходишь внезапно

И уходишь так скоро

Как Летучий Голландец из книг.

Я тебя провожаю без слез и укора –

Вспоминая потом каждый миг».

Все так и было. И проводы без слез и укора. Сначала…

Воспоминания, как зыбучие пески, могли затянуть в свою глубину, и вернуться от туда бывало очень сложно. От них отряхиваешься, как от тяжелого, сладкого дурмана. И совсем не понимаешь где ты, какой сейчас год и что рядом совсем другой человек. А того, кого с нетерпением ждешь почти каждую секунду своего существования, возможно и не было никогда. Нет, человек с таким именем есть в природе. Живет, ест, работает, встает по утрам, засыпает вечером и иногда, вспоминая обо мне несчастной, приезжает. Но того образа, что я себе воображаю, нет и не было.

Такая мысль много раз приходила ко мне в дни особо тотальной депрессии. Кого же на самом деле люблю? Реального человека или свои фантазии о нем?

Потом начинала вспоминать подробности его биографии, что удалось мельком узнать, вытащить чуть ли не силком подвергая пыткам. Разговоры шли в основном на отвлеченные темы. Обо мне, моих делах и т.д.

Как любой по уши влюбленной дуре, вначале было все равно. Приехал – и слава богам. А когда вихрь романтических, сладких, захватывающих эмоций отпускал, то спросить уже было не у кого. Был, и нет. Такая таинственность будоражила чувства. Когда приедет? Приедет ли вообще? А был ли он?

Так же временами хотелось сходить к психиатру и провериться. Может у меня какая тяжелая форма шизофрении или еще чего-нибудь? А в моменты обострения из воспаленного сознания возникает образ мужчины, придуманный мною? Бывает же такое.

Но эта версия не выдерживала критики. Другие же люди его видят. А коллективные глюки ерунда.

С Любаней у них была одна единственная встреча. Подружка отзывается о немне очень лицеприятно. Старается и в словах не сдерживается, а подвыпив малость, и вовсе кроет, используя великий и могучий «неправильный» русский, перемежая с угрозами убить, когда в следующий раз появится.

Но, являться без предупреждения, у них общая черта.

Вот и в тот вечер звонили, звонили. Он был в ванной. Преодолев с трудом приятную слабость, завернулась в халат и вышла в прихожую.

– Кто?

– Конь в пальто! Я. Открывай!

Собрав в кулак все смирение, повернула замок и, сделав небольшую щелку, высунула в нее голову. Приподняв брови, ответила:

– Привет! Любань, ты не вовремя.

Подружка чуть потеснила меня своим могучим телом и продвинулась в квартиру, увидела мужские ботинки.

– Да я уже вижу. Рожа довольная, глаза сверкают. Что опять ветер к нашему берегу Голландца прибил?

– Люба! – шикнула на нее. Бесполезно, с тем же успехом можно на бронетранспортер шикать. Она только хмыкнула. Хлопнула дверь ванной. Хорошо хоть в полотенчико обернулся, а то обычно голышом расхаживает.

– Добрый вечер, – и ушел в комнату. Ни с кем из моих знакомых или родственников он не был знаком, не сталкивался и не старался столкнуться или познакомиться.

– Добрый… – пробормотал бронетранспортер в ответ. Только белое полотенце исчезло за поворотом, зашипела:

– Светка, гони его в шею! Это же просто…

– Люба, – постаралась, чтобы в голосе звучали железные, предостерегающие нотки.

– Поняла, поняла. Делай, что хочешь. Только не приходи, потом плакаться.

Как же хочется ответить, что-нибудь гадкое.

– Ну, ты тогда с мужем разведись.

– В смысле? Причем здесь мой муж?

– Чтобы тоже не приходить, потом плакаться.

– Черт с тобой! На фига мне все это надо…

– Вот именно. И тебе всего хорошего!

Закрыла дверь и, привалившись к ней, постояла немного, крепко зажмурив глаза. Нехорошо так разговаривать с лучшей подругой. Но иногда это настырное вмешательство в мою личную жизнь чрезвычайно раздражало.

Только прижавшись к его теплому боку, почувствовала успокоение. Умиротворение и нега растекались по венам жидким огнем. Пальцы легонько поглаживали мое плечо.

– Это была твоя подружка или родственница?

– Подруга. Любаня. Бухгалтер, я тебе рассказывала. Прекрасная женщина и мать двоих детей. Иной раз, кажется, что меня она считает своим третьим ребенком.

– Ясно. Беспокоится о тебе?

– О, да. Наставляет на путь истинный. У меня, видите ли, не все, как у людей.

Не хотелось с ним говорить на такие темы. Чтобы подобные события омрачали те редкие моменты, когда мы вместе.

– А у нее, как у людей? – в вопросе прозвучала легкая издевка, но без особой заинтересованности.

– Да. Полный набор. Даже целых два замужества. Не обращай внимания.

– Она твоя подруга, а не моя. Просто ты ей не безразлична. Хорошо, когда есть люди, которым ты не безразличен. Кстати, а что за «Голландца» она поминала?

Я замялась. В темноте скорее почувствовала, чем увидела – улыбается.

– Это, что мое прозвище?

Спрятав лицо в его подмышку, покивала.

– Как-то странно. А с чем или с кем параллель проведена? Не могу предложить.

Чуть высунув нос наружу, посопела, но ответила:

– Вообще-то она называет тебя Летучим Голландцем. Ты знаешь эту легенду?

– Обалдеть! – и захохотал. Успокоившись, повернулся на бок, придавил мои ноги своими и подтянул повыше.

– Я так понимаю, та самая параллель проведена с частотой моих посещений?

«Ну, удружила подруженька!»

– Не совсем. Любаня не очень хорошо знакома с содержанием легенды.

– Хм, тогда откуда?

– Есть песня у Алены Апиной «Летучий Голландец Любви».

– Не слышал. А может и слышал, но не помню. Напой?

– Нет. Я не все слова помню…

– Давай. Я очень хочу послушать, что за песня, так впечатлившая твою подружку.

«Она и меня хорошенько так впечатлила. Но тебе об этом знать необязательно».

– Не тушуйся. Я знаю, что ты прекрасно поешь.

Дело было не в стеснении. Просто показалось, что выдаю какую-то страшную тайну. Достою со дна всю скорбь и боль. Разбалтываю в банке осадок, и вода становится мутной. Эта песня для меня, как молитва. А молитвы не читают забавы ради.

– У меня где-то была запись на кассете или диске. Давай завтра просто включу.

– Светка, в чем дело? Это же просто песня. И мне все равно, какое прозвище придумала твоя подруга. Если в этом дело. Хотя оно такое романтичное, с налетом средневековья, рыцарства и авантюризма. Мне даже нравится.

– Правда? Нет, не в этом дело.

– Тогда в чем? Эй?

– Все нормально.

Устроила голову поудобнее, закрыла глаза и постаралась отстраниться от всего, сосредоточившись всецело на темпе и ритме. Не вникать опять в смысл этих слов. Каждое, из которых уже не просто набор букв. Это: боль, отчаяние, надежда, сладость и горечь одновременно, принятие, ненависть, ностальгия, воспоминание и любовь. Запутанный клубок разноцветных ниток. Горло перехватило судорогой, и я чуть придерживала его рукой.

– «Ты приходишь внезапно

И уходишь так скоро,

Как Летучий Голландец из книг.

Я тебя провожаю

Без слез и укора.

Вспоминая потом каждый миг.

Каждый раз я ревную

И сказать забываю –

Не нужны мне подарки твои.

Я тебе помогу,

Я тебя понимаю,

Мой Летучий Голландец любви!

Хочу я с тобою, умчаться на волю –

Подальше от грешной земли.

Мой необъяснимый, мой неуловимый

Летучий Голландец любви.

Я боюсь, ты утонешь

В океане безбрежном,

Если рядом не будет меня.

Я люблю, я люблю тебя, мой сумасшедший.

В этом счастье мое и беда!

Хочу я с тобою, умчаться на волю –

Подальше от грешной земли.

Мой необъяснимый, мой неуловимый

Летучий Голландец любви».

Голос немного сорвался на последнем припеве. Слеза покатилась по щеке.

– Там припев еще два раза поется, но что-то сегодня я не в голосе…

И вправду эту фразу я как будто прокаркала с трудом. Слова были просты и незамысловаты. Но в одни и те, же слова каждый вкладывает свой смысл.

Слезы комом встали в горле. Надо уйти в ванную или на кухню или еще куда-нибудь. Не хочу плакать при нем. Было ли такое, что я плакала при нем? Да, было давным-давно. Так уж сложилось наше знакомство, в тот момент все навалилось со всех сторон. Но сейчас? Что со мной? Никаких причин, только бурный поток изнутри уже было не сдержать. Получается глупая сцена из мелодрамы.

Я уже рванулась было с кровати, но две сильные руки вернули меня обратно и прижали к широкой, твердой, заросшей волосами груди. И он тихонько укачивал, гладил по голове, как маленькую, пока меня трясло в рыданиях с ужасной силой. Так я никогда не плакала. Даже, когда узнала, что у мужа другая женщина. Когда разводилась. Или когда этот самый бывший муж избил меня. Вот такую приткнувшуюся за раковину, рядом с мусорным ведром, испуганную до смерти, нашел меня мой Летучий Голландец. И как теперь укачивал на руках. Потом помог собрать вещи, умыл и, чуть не на себе, вынес из квартиры, довез до подруги и пропал. Вся эта неприятная ситуация вышла из-за того, что мое заявление на развод оказалось на столе в загсе. Кулаками, любимый когда-то, супруг пытался заставить забрать его. Ну, и научить уму-разуму. Ведь с такими распрекрасными мужчинами не разводятся. Прожили мы вместе полтора года, но и их хватило с лихвой.

Но развод прошел спокойно, как и раздел скудного имущества. Как потом выяснилось, Голландец нашел супруга, гуляющего по привычке в одном из кабаков, и промыл ему мозги хорошенько. У всех свои способы, его возымел действие. За что большая благодарность.

– Светик, ты моя радость. Плачь, плачь…

И сейчас тоже готов подставлять свое плечо для моих слез.

Пролив немалое количество жидкости, я отключилась от усталости. А на утро проснулась одна среди простыней. Как всегда он и его утешения, мягкие объятия показались просто сном или миражом, который помаячил и пропал.

Постучав телефоном по раскрытой ладони, в задумчивости посмотрела на него. Опять ушла в воспоминания. Да, что ж ты будешь делать! Скоро день пройдет, а я с места не сходила.

Открыла крышечку и набрала номер подружки.

– Привет! Это я.

– Привет, отпускникам! Как долетела?

– Все отлично.

– Хорошо, а то я переживала. Самолеты падают, поезда с рельсов сходят. Но все подробности потом. Ты дома?

– Ага, дома. А ты? На работе?

– На работе. Будь она не ладна. Где же мне быть? Квартального отчета не придвинется, так что могу заскочить часам к семи. И выслушать все последовательно по пунктам. Где была, что ела, какое солнце, какой пляж, море и т.д.

– Может, я к вам зайду?

– Светик, будь человеком. Дай я хоть на один вечерок отдохну от семейной жизни. И Валя возражать не будет. Я ему говорила, что ты сегодня возвращаешься.

«Ага, возразишь тут!»

Валентин – супруг Любаши – существо покладистое и примерное, но иногда мог проявить завидное упрямство. Учитывая характер его половинки, качество важное. Он не поддавался на ее провокации и наезды, если уходил в это самое упрямство.

– Отлично, тогда жду. Успею еще в магазин и прибраться.

– Бутылочку я принесу. Мне тут начальник презентовал какую-то, вроде хороший вискарь. Все целую тебя, радость моя!

– И я тебя целую. До встречи!

Захлопнула крышку. Стоит заняться делом. Приборка всегда помогала мне расслабиться. Включив радио, достала тазик с тряпками и методично прошлась по всем поверхностям. Сначала в гостиной, потом в спальне, подпевая почти всем песенкам, несущимся из колонок. Временами подтанцовывая.

Но взгляд все возвращался к корзине с цветами. Чего ждать дальше? Не знаю. Но странно, что она здесь стоит, а его нет. И какое-то несоответствие симпатичной картинки, представшей передо мной и внутренними ощущениями от нее.

Наконец домыв все полы, уселась напротив моей домашней клумбы и уставилась на нее. Чем же ты мне не мила?

Сколько так просидела не знаю. Что-то сегодня я совсем расхлябалась, почти засыпаю на ходу.

Очнулась от звонка в дверь.

– О, черт!

Похоже, уже подружка приехала. А у меня что? Даже хлеба нет, чтобы занюхать.

На повороте в коридор из комнаты поскользнулась и чуть не упала. Опять резкий, нетерпеливый звонок.

– Иду, иду…

В который раз уже я оценила предусмотрительность и основательность Любаши, а так же дар предвиденья. Она стояла на пороге с двумя сумками. Из одной выглядывал длинный, румяный хвост багета, сразу же захотелось отломить его и опробовать хрустящую корочку. Желудок тут же отозвался жалобным стоном – кофе с утра прошел незамеченным. Она не замедляя хода, прошествовала внутрь, поставила поклажу в углу, обняла меня и прижала к своему шикарному бюсту.

– Здорово! Ох, соскучилась же я по тебе!

– И я по тебе, дорогая. Только не раздави.

– Я? Вот глупости то выдумываешь.

Посмотрев на мою несколько виноватую мину, скинула босоножки и, захватив один пакет, проплыла на кухню.

– Вот чувствовала я одним местом, всем хорошо известным, что пожрать ты так и не сподобилась купить, – ее руки проворно выкладывали на стол всякую снедь: хлеб, икорку, масло, огурцы, зелень. – Поэтому, не надеясь на твою сознательность и собранность, а так же русский авось, закупила все сама.

– Любаша, я тебя люблю.

– Я знаю, знаю. Но без фанатизма, ладно. Давай, мой овощи, строгай салат и бутылку в холодильник не забудь закинуть. А я мясо пожарю. Все признания в большой и чистой любви, пожалуйста, в письменном виде. Еще лучше, если факсом в офис отправишь, пусть шеф полюбуется и опомнится.

– Что стряслось опять?

– Так поверка была, – взяв из кухонного ящичка молоточек, для отбивания мяса, она с кровожадным видом набросилась на ни в чем не повинный кусок. – Вот так тебя…

– Слушай, ты вроде хотела его пожарить, а не фарш сделать?

– Уф! – стерла ладонью невидимый пот. – Иногда можно и фаршик вместо просто кусочка. Вот Валька мой иногда смотрит, как я молочу мясо и уже меньше на рожон лезет.

– Твоему Вальке надо вообще памятник поставить. Или причислить к лику святых.

– И это от родной подруги услышать столь лестные речи. А я для тебя готова последнюю копейку или рубашку отдать. Вот и делай людям добро после этого.

– Ну, Любаня… Я же любя и в шутку, – и, перегнувшись через стол, поцеловала ее в щечку.

– Ладно, верю. Так и быть. Доставай бутылку, хряпнем прямо сейчас.

– Погоди, я уже салат докрошила.

– Да, фиг с ним!

– Все, все достаю.

Выставила рюмки. С сомнением посмотрела сначала на них, потом на низкие, широкие стаканы.

– Слушай, из чего пьют этот твой виски?

– Шут его знает. Вроде с содовой или с колой. А из чего? Какая разница. Мы же не на светском рауте не перед кем выпендриваться.

– Ты купила?

– Что? Стаканы?

– Да, нет. Содовую или колу?

– Зачем мне всякую гадость покупать? Я и детям запрещаю пить.

– Ты же сама сказала, что виски с колой или с содовой пьют.

– Да, ладно! И так сойдет.

– Мне тем более все равно.

Шлепнув на разогретую сковородку мясо, она обтерла руки о полотенце и взялась за свою рюмку.

– Ну, давай. За то, чтобы в следующий раз курорт был еще круче и мужик тоже!

Чокнулись и залпом выпили. Я чуть не выплюнула все обратно на стол, с трудом сделав глотательное движение, скривилась. Подружка, выпучив глаза, коротко дышала. Потом нацепила на вилку салата, закусила, нацепила еще и сунула мне под нос.

– Жуй быстрее. Закусывай.

Прожевав огурцы с помидорами, отщипнула большой кусок от батона и запихала в рот. Как раз ту румяную корочку, что так хотелось. Но, из-за оставшейся горечи, не оценила.

– Вот гадость!

– Не то слово.

Мы вместе уставились на этикетку.

– Люб, это не виски. Это коньяк и притом паленый.

– Черт! Я перепутала бутылки. Какое гавно, однако.

– Не беда. У меня где-то початая бутылка водки оставалась.

– Доставай. А то душа требует.

На этот раз мы подождали, пока мясо поджарится. Разложили по тарелкам, рядышком салатик, красиво расположили бутербродики на большом плоском блюде. А в холодильнике еще ждали пирожные с глянцевыми фруктами в песочных корзиночках. Просто загляденье! Немного полюбовавшись, на сей натюрморт, мы подняли по второй – «за нас красивых и за них рогатых». Посмеялись.

– Рогатых? Любаша, ты что-то от меня скрываешь? Подумаешь от мужа своего. Это понятно. А от меня что?

– Я? Ничего. Придумала тоже. Когда мне время то найти, чтобы эти рога наставлять? Только ночью. А ночью я сплю беспробудно, пушкой не поднимешь.

– Знаю, слышала много раз, запомнила. Но у тебя Валя умница.

– Да. Умница… – взгляд ее затуманился, на лице начала проявляться вселенская печаль и тоска.

– Люба? Что случилось?

Закрыв лицо руками, она вдруг заплакала. Навзрыд, со всхлипами. Утираясь кулачками, как маленький ребенок.

Я, если честно, впала в ступор. Подружка, конечно, плакала время от времени. Но редко и мало, скорее, для порядка и под какую-нибудь заунывную песню. Говорила, грех под эти стоны не пустить слезу. А так, чтобы истерика женская… Такое было один раз лет шесть назад.

Разлив еще раз по одной, быстро замахнула стопку в себя, встала, вытащила пакет с бумажными салфетками, сунула ей на колени. Она благодарно покивала, продолжая подвывать. Ясно, что пока разговора не получится, надо переждать.

История нашего знакомства очень пикантная и даже невероятная. Многие непонимающе качают головами, когда узнают.

Мы не подружки с розовой юности, детского сада, школы или института, не знакомились на работе или студенческой вечеринке. А познакомились мы у дверей моей квартиры, прошло уже чуть более семи лет. Сейчас смешно вспоминать, а тогда было совсем не до смеха.

На новогодний корпоратив, мы рабочим коллективом завалились в какой-то ресторан. Я работала весовщицей на складе. Почему, не спрашивайте. В девяностые кто кем только не работал. Помимо нас в этом не очень солидном и немного мрачноватом заведении гудело еще несколько компаний с такими же средненькими доходами, как и у нас.

В конце концов, с одними из таких новогодних отмечальшиков мы смешались – все же веселей большим коллективом. Ребята были с хлебозавода. Веселые, уже подзарядившиеся для разогрева на работе, травящие анекдоты и байки про производство хлебобулочных изделий. Такие что потом, заходя в магазины долго на батоны и все остальное даже смотреть, не хотелось.

Сдвинув несколько столов, мы очень быстро перезнакомились и шумно загалдели, перекрывая голоса других. Официантки на нас смотрели не очень добро, так как заказывали мало, места занимали много, а сидеть собирались долго.

Вечер продвигался. Голова начала кружится, перед глазами уже все плыло. Из разговоров я улавливала только обрывки фраз и даже не пыталась вникнуть в их смысл. Это требовало слишком больших энергозатрат и сомнительно, что вышло бы что-то путное. Рядом со мной вдруг оказался молодой мужик чуть за тридцать. Мрачно вливая в себя рюмку за рюмкой, он что-то бухтел и бухтел мне на ухо. Видимо, что-то очень личное и важное для него. Иногда, прорываясь через алкогольную завесу, я разбирала слова: «жена», «совсем достала», «покоя нет» и все в таком духе. Не знаю, почему ему вдруг показалось, что моя грудь и жилетка хотят, чтобы на них выплакались. А уж слушать арии про «жен» и «тещ» удовольствие ниже среднего. Это все мы слышали и на работе с ужасающей регулярностью. Первый год за мной ухаживали все кому не лень. Потом директор нашего склада пал жертвой моего скромного обаяния и местные донжуаны поутихли. Роман наш был недолгим – месяца три. А потом мы расстались по обоюдному согласию, без скандала, драки и взаимных оскорблений. Ждала, что уволит. Но нет. События, происходящие в стране в девяносто восьмом году, отвлекли от личных переживаний. Так и осталась при своем месте. Народ уже не лип и считал немного странноватой.

Вот сидела я, слушала этого несчастного и радовалась, что хмельной туман не позволяет до конца вдуматься в суть его речей. Если бы вдумалась, то, наверное, женская солидарность взяла бы верх и выплеснулась наружу, в форме нескольких ласковых фраз.

Но я сидела, слушала и кивала, время от времени повторяла:

– Хм…

Ему больше и не требовалось. Так мне показалось сначала. Просто пьяный мужчина. Просто надо выговориться. А его товарищи уже раз сто слышали эту душещипательную историю про «непонимание» и вообще горькую судьбину. Ну, и пришли сюда не за тем, а веселиться, отмечать Новый Год.

Кивая в очередной раз, я почувствовала его руку у себя на коленке. Вторая легла мне на плечо, притягивая ближе. Коленка была уже исследована и пошла очередь бедра.

«Приехали, называется».

Покашляв немного, аккуратно сняла его ручонку со своего плечика, улыбнулась и проорала на ухо:

– Извини, нужно отойти ненадолго.

– Да, конечно.

Возвращаться, если честно, не собиралась. Но, выйдя из дамской комнаты, увидела вновь своего кавалера мающегося неприкаянно в вестибюле. Вот ведь неймется.

Он подхватил меня под ручку, и мы вернулись в зал. А куда было деваться? Не вступать же с ним в военные действия. Тем более с пьяным мужчиной лучше особо не спорить. Подожду, когда отключится, и потихоньку уйду. Таков был мой план действий. Но я не рассчитала свои силы и отключилась раньше него.

Пробуждение было не самым приятным, принимая во внимание вчерашние возлияния. И еще то, что рядом кто-то лежал, бесцеремонно примяв меня своей тушей к дивану, попыхивая прямо в лицо перегаром. Вот ужас!

Я тихонько спихнула это что-то или кого-то в сторону. Но расслабляться было рано. Одежда на моем теле почти отсутствовала. Вот это на самом деле был ужас! Такого еще со мной не бывало – по пьяной лавочке оказаться с мужиком в постели и ничегошеньки, ну, вот совершенно ничего не помнить.

– Мамочки…

Голос был, как звук из ржавой банки, и такой же привкус во рту. Мама не поможет. Ей лучше вообще об этом не знать. Никому лучше вообще не знать.

Взявшись за плечо своего случайного любовника – а может быть, и нет, всякое в жизни бывает – повернула его лицом к свету, хоть посмотреть, что Бог послал. Это был вчерашний страдалец. Уф. Облегчение хоть и небольшое.

– Эй? Просыпайся!

Послышалось сдавленное хрюканье и все.

– Понятно.

Черт! А где мы? Я же вообще ничего не помню. Ни как из ресторана выходили, ни как добирались и на чем, как заходили и куда.

Осмотрелась вокруг. Знакомые обои, шторы, шкаф, трюмо, кресло. И тут облегчение. Мы в моей квартире, а не непонятно где. Или наоборот это не очень хорошо? Запомнит адрес, не отвяжешься потом.

А как все-таки наша пьяная компания попала сюда?

Напрягать голову такими вопросами не стоило, она сразу отозвалась дикой болью. Ладно, потом разберемся. Кряхтя, как старая бабка, поплелась в ванную. Избегая смотреть в зеркало, сразу же залезла под душ. Как хорошо – свежая водичка. Глаза мгновенно разлепились, мигрень почти прошла и вообще не душе посветлело. Вытершись пушистым, родным полотенцем, двинулась на кухню.

Порывшись в холодильнике заварганила яичницу с колбаской, луком и гренками. Заварила кофе. И, удовлетворенно вздыхая, присела на табуретку.

Только сделала первый глоток, как послышалось шевеление в другой комнате. Изнутри поднялось неприятие, и даже злость. Надо его выпроводить. Хотя, что я на него взъелась вдруг? Сама виновата. Нечего напиваться, как распоследняя ромашка. Это мне урок на будущее. Какие бы не были трудности в жизни, нельзя так опускаться…

Поток самобичевания был прерван появлением на пороге немного смущенного, заспанного, помятого мужчины, пытающегося засунуть вторую руку в рукав свитера.

– Доброе утро.

Он чуть шарахнулся и немного поморгал.

– Доброе… я …

– Да нормально все. В душ пойдете?

– Не хотел, обременять и так вот…

– Ничего. Пойдемте, полотенце дам.

И выдав необходимое, направила в ванную. Умывшись, он стал очень даже ничего. Все еще немного конфузился.

– Спасибо. Я бы пошел, а то, как то…

– Понятно. Кофе?

– Не откажусь.

И пристроил себя на стул быстренько.

– Извините, не помню вашего имени.

– Светлана.

– Андрей.

– Говорить, что мне приятно, не буду.

– Хорошо. Ситуация для меня на самом деле необычная.

– Правда?

Андрей скривился.

– Ну, не такая частая, как может показаться.

И тут я вспомнила его бухтение про жену. Понятненько – гуляет время от времени.

– Простите, Светлана, а вы замужем?

– Нет. Но как-то поздновато этим интересоваться.

Лицо его просветлело от облегчения. «Нет, разъяренный муж не будет выкидывать тебя из окна. Расслабься».

Я чувствовала его любопытный взгляд, блуждающий по моему лицу и фигуре.

– Может, перейдем на ты?

– Хорошо давай.

– Я не очень хорошо помню, что вчера было. Перебрал. А ты?

– Если я ничего не помню, значит, ничего и не было.

И мило так улыбнулась.

Мужчина он симпатичный и приятный, но женатый. А тогда женатые были для меня табу.

Андрей перегнулся через стол, нежно взял мою ладонь в свою, с чувством заглянул в глаза. Ох, какой соблазнитель.

– Ты очень красивая женщина. И жаль, что я ничего не помню.

По глазам видно хотел бы все повторить, но уже на свежую голову, чтобы запомнилось.

Извини, не получится.

– Я думаю так даже лучше.

– Почему?

– Тебя, наверное, уже дома обыскались?

– Разве это важно?

– Конечно, важно.

Он поник, но ручку не убрал, тихонько выписывал большим пальцем круги. Было щекотно, но я терпела.

– Ты знаешь. В нашей семье давно уже не все хорошо и складно, как хотелось бы. Я понимаю, что мы оба виноваты, естественно, в этом. Но все уже не так. Все идет к финалу…

«Где-то я уже это слышала. Но в развернутой форме даже».

– Ну, вот, когда финал настанет, тогда и приходи. Пообщаемся. А пока, извини. У меня дела.

Андрей отвел глаза, отпустил мою руку. Одним глотком допил остывший кофе, попрощался и ушел.

В то утро я думала, что вижу его в последний раз. Но ошиблась. А точнее жизнь распорядилась иначе.

Новогодняя ночь с тридцать первого декабря двухтысячного года на первое января дветысячи первого года была для меня самой счастливой. На пороге в середине дня вдруг объявился Летучий Голландец с пакетами еды и подарков. Видно, что смертельно уставший и замученный. С недельной щетиной и чернотой под глазами. Я была безмерно счастлива, потому что уже ожидала унылую праздничную ночь в компании с телевизором, под шум петард и фейерверков за окном, гул гуляний и веселых голосов. И вдруг он – подарок для сердца моего!

Но первого января с приходом нового дня праздник закончился. Все было волшебно – ужин при свечах, после двенадцати, послушав президента и гимн, мы прогулялись, наслаждаясь теми звуками, что в одиночестве были бы для меня мучением, потом вернулись в тепло домой и в постель. Я понимала его состояние и пыталась полностью слиться с ним, дать возможность забыться, отдохнуть, сжечь всю боль в том огне, что был между нами.

Один телефонный звонок и он быстро собрался, как всегда ничего не объясняя. Сказал лишь, что это очень срочно и важно (А когда было не срочно и не важно?). И исчез, будто и не было его.

С тех пор ненавижу первое января. Это унылое, серое, пустое утро, похожее на выжатый лимон. Когда на улице тишина, редкие машины и лишь валяются остатки мишуры, конфетти и петард, бутылки. Короче, все, что осталось от бурного вчерашнего веселья. Не удивлюсь, если на этот день приходится пик самоубийств. Я была близка к этому.

Спасло то, что от какого-то отупения, никак не могла сообразить, как сделать это черное дело побыстрее и полегче. Плюнула, залегла на диван, вооружившись пультом от телевизора и обложившись едой. Так и пролежала все праздники – бревном. Лишь один раз выбралась из логова в магазин за продуктами.

Вывел меня из этого затяжного депрессивного состояния, как ни странно Андрей.

В середине января я, возвращаясь вечером с работы, наткнулась на него возле своего подъезда. Бедняга переминался с ноги на ногу, приберегая за спиной букетик, завернутый в бумагу. На вопрос, какой ветер принес сюда и зачем, долго бормотал о том, что вроде чувствует связь или другие глупости. А у меня в голове пронеслось, что хватит ждать неизвестно чего, а надо брать то, что дают сейчас. Прервав его излияния, подхватила под ручку, и мы прошли в квартиру.

Любовником моим Андрей был недолго. Где-то в апреле наш роман закончился.

Был выходной, и я как раз закончила омовения в ванной, после долгой генеральной уборки в квартире. Раздался настойчивый звонок в дверь, потом еще один и еще, уже не прерываясь.

– Озверели совсем… Хватит! Сейчас открою!

На ум пришел сосед с первого этажа. Время от времени он занимал деньги на выпивку, обещая в скорости отдать с зарплаты, но так еще и не отдал, ни рубля.

Резко распахнув дверь, я начала сразу говорить, не разглядев посетителя.

– Денег не дам…

– А мне и не надо твоих денег, стерва! – прогремел пьяный бас. И из подъезда на меня надвинулась громада с белыми кудрями, диким взглядом, в пальто и с сумкой наперевес.

От неожиданности шагнула назад и позволила ей войти внутрь.

– Ты мужа моего отдай. Чего тебе надо? Чего ты лезешь в чужую семью? А? Змея ты …

– Я не лезу…

И в самом деле, мне ее муж без надобности, если она Андрея имеет ввиду.

Схватив за отвороты халата, женщина начала меня трясти. Не знаю, что она хотела сделать. Если уж бить, так била бы. Тряси не тряси, яблочки все равно не свалятся.

– Отстань от него. Слышишь?

– Да, не нужен он мне…

– А мне нужен. Чего ты к нему пристала?

– Я?

– А кто? Это ты увела его из семьи…

– Да забирайте его обратно…

Голова уже отлетела назад от этого потряхивания. И не знаю, сколько бы продолжалось эта комедия, если бы из дверного проема не появился мужичонка. Подхватив под бока мою мучительницу, оттащил в сторону.

Она заплакала. Но не успокоилась и порывалась, то ли кинуться на меня снова, то ли выбежать из квартиры, не поймешь. От этих непонятных телодвижений еще больше придавливала его к тумбочке, на которую они упали. Видны были только его руки, ноги и макушка из-за ее плеча. Дама была габаритная и в пьяной истерике.

Угораздило же!

Всхлипы продолжались еще долго вперемешку с бормотаниями. Я сделала пару попыток подойти к ней, но она, замахиваясь на меня сумкой, отгоняла, крича:

– Уйди, змея!

Чуть погодя все-таки выдохлась и между всхлипами начала видимо задремывать. На такую массу, это же, сколько алкоголя нужно?

Мужичок подхватил ее поудобнее и тихонько спросил:

– Куда?

Я замахала руками в сторону гостиной, быстро проскользнула туда впереди них, освободила диван. Он аккуратно уложил ее и вышел за мной, театрально утерев пот со лба, взглянул попристальнее.

– Уф!

Ситуация так скажем… нестандартная.

– А вы кто? – наконец догадалась спросить.

– Я таксист. Везу ее и понимаю по состоянию и пьяному бреду, что нехорошие мысли в голове бродят. Мало ли, что в подпитии приходит на ум. Многие потом сожалеют и даже ничего не помнят. Вот и проводил малость. А тут такие дела…

– Да, уж. Спасибо, что еще можно тут сказать, не дали пропасть ни мне, ни ей.

– Ничего. Валентин.

– Светлана. Очень приятно.

Он усмехнулся и оглянулся на дверь. Вроде как делать ему тут больше нечего.

– Я надеюсь, дальше сами справитесь?

– Думаю да. Надеюсь, хоть и не уверена на сто процентов. Если что буду обороняться сковородкой.

– Ну, звоните, если что, – и протянул бумажку с номером.

– Еще раз спасибо.

– Все нормально. Видно же, что приличная женщина. Просто от отчаяния видимо…

Тут вспомнив, что причина ее отчаяния стоит перед ним, осекся и отвел глаза. Потом еще раз вздохнув, направился к двери, на ходу попрощавшись.

Вот так впервые в жизни Любаша оказалась на моем диване.

Я осторожно зашла в комнату, не включая свет. Сняла с нее сапоги, достала сумку из онемевших пальцев и прикрыла пледом. Понаблюдала за спящей немного.

Может, стоит и в самом деле вооружиться сковородкой?

Потом уже на кухне, наливая себе кипятка в кружку, зашлась от смеха и чуть не обварилась. Напряжение и адреналин вышли наружу. Надеюсь, они не придут ко мне жить всей семейкой? А то сначала муж в пьяном угаре попадает на мой диван, теперь жена.

Чудны дела твои Господи.

Пока эти воспоминания, как кадры из кинохроники проносились перед глазами, мясо было съедено, а Люба уже перестала всхлипывать и сморкаться. Сидела, смотрела пристально в пустую рюмку.

Я аккуратно разлила еще и кивнула ей. Мы, молча, чокнулись. Выпили и принялись за бутерброды.

– Может, расскажешь, что случилось?

Подружка подперла головку рукой и протяжно вздохнула.

– Баба у него появилась.

– У кого? – брови от удивления взлетели почти на затылок.

– У кого, у кого… У деда Пихто!

– Да, ладно! Не может этого быть!

– Может.

Вот уж не поверю, чтобы ее муж завел какую-то женщину на стороне.

– Это ерунда. Ты их видела?

– Нет.

– И откуда тогда такая уверенность?

– Чую.

– Ага, чем только?

Она посмотрела с укоризной. Я пожала плечами.

– На чем основывается твое подозрение? Не просто же на одном предчувствии? Факты, давай факты.

– Конечно, не на одном предчувствии. Последний месяц он стабильно два дня в неделю возвращается домой позже на час. Отговорка одна и та же – на работе задержали.

– Ну, не дурак же он совсем. Понимает, что рано или поздно ты что-нибудь заподозришь и проверишь. Может и правда на работе задерживают?

– Проверяла, звонила на работу. И там ответили, что ушел, как обычно.

– Блин. Почему сразу баба? Могут быть разные причины.

– Да, ладно! И какие же такие причины, о которых он не может мне сказать?

– Странно…

– А я о чем? Что делать то?

– Спроси прямо.

– С ума сошла?! И что? Представь, он ответит, что да, милая, у меня другая появилась. Сделает мне ручкой и свалит к ней.

– Ну…

– Загну. У меня двое детей на руках. Их вырастить и поднять надо. Как я одна?

– А так ты думаешь, он не уйдет? Если ты молчать будешь и страдать.

– Я не о том.

– Ничего не понимаю. А о чем тогда?

– Тьфу, на тебя!

– На меня?

– Все просто. Хочу за ним последить немного. Узнать так все или мои подозрения не обоснованы.

– И? Увидишь их вместе, дальше твои действия? Завалишься к ней пьяная, схватишь за грудки и будешь трясти, пока она не согласится его бросить. Как ко мне когда-то?

Подружка насупилась.

– Я пришла горем своим поделиться. А ты?

– Сочувствую в меру своих сил и понимания ситуации.

– Вижу, как ты сочувствуешь.

– Ладно, брось. Я всегда на твоей стороне и с тобой хоть в огонь, хоть в воду. Просто не могу понять, зачем тебе это надо?

– Хочу узнать точно. И душу себе не бередить сомнениями.

– Если в этом смысл…

– В этом. Ты мне поможешь?

– Сидеть с биноклем в засаде? Конечно, всю жизнь хотела поиграть в шпионов.

– Думаю, бинокль не понадобится.

Она ушла в раздумья. Хотелось бы верить, что разрабатывала план компании.

– А как мы будем это делать? На каком транспорте передвигаться?

– Что? – мутно посмотрев на меня, подруженька оторвалась от своих мыслей.

– Каким образом, говорю, будем слежку осуществлять? Где выслеживать? На каком транспорте? На своих двоих? Он же ведь на машине?

– Ой, давай не сейчас. Что-то голова заболела.

– А завтра еще хуже будет. Так, что будем решать сегодня. Или передумала?

– Нет. Просто не знаю даже с чего начать.

– Ну, как-то же первого мужа ты выследила. Считай, опыт есть.

Люба опять нахмурила лоб. Наконец, собрав все мысли в кулак, через минуту ответила.

– Все как-то само собой вышло тогда. Увидела, как он цветы покупает в киоске недалеко от работы. Это было странно. Мне же он с утра напел, что с друзьями вечером посидеть хочет. Давно не виделись вроде как. Понятно, что веник он не для друзей покупает. Я за ним. Поймала такси. Потом еще несколько раз провожала до твоего дома, вычислила квартиру… Ох, не выдержу я этого снова.

Я разлила еще по одной.

– А потом напилась с горя и отчаяния, заявилась к тебе.

Рассмеявшись, покачала головой и запрокинула в себя рюмочку.

– Вот за что я своему бывшему мужу благодарна буду до конца жизни. Так за то, что мы с тобой познакомились и с Валей. Тогда я поняла в полной мере суть пословицы: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». И что теперь?

– Брось этот пессимизм. Еще ничего не известно.

– Да все понятно.

– Люба, хватит! Что ты себя настраиваешь отрицательно? Еще же ничего не произошло.

– Может у них там уже все произошло. То-то и оно, что я просто еще не в курсе. Черт, с ними со всеми, с мужиками этими! И без них проживу!

Сама взялась за бутылку и решительно разлила жидкость.

– Расскажи лучше про отпуск. Как все прошло? Как Олег себя вел? И как там заграница?

– Все отлично. Море голубое, чистенькое. Золотой песок, зной. Хороший номер, еда приличная. Обслуживание просто класс. Все для тебя. Приборку делают на совесть, нигде пылинки не найдешь. Полотенца заменят, халаты, белье постельное. А Олег, как обычно – сдержан, в меру расслаблен, в меру добродушен и внимателен. И как всегда общается со мной будто я дите малое. Такое ощущение еще немного и в угол поставит за плохое поведение.

– Бросай его к чертовой матери! Понятно же, что не разведется он со своей женой.

«О! Пошла любимая песня, но после стольких рюмок неудивительно».

– А мне и не надо, чтобы он разводился. И так все хорошо.

– Ну, ладно это оставим. Но его отношение к тебе?

– Нормальное отношение. Оно у него ко всем такое. Кроме, понятное дело, людей выше его по положению и рангу. Это его обычная манера поведения.

– И как ты его терпишь?

– Не начинай. Я не терплю. В том то и дело. Мне интересно.

– Интересно?

– Да. Это же, как за границу съездить. Новый человек – новая местность. От каждого что-то свое узнаешь.

Люба слушала с настороженным интересом. Вроде как пытается понять, но происходило это, похоже, определенно большой долей сложности.

– Мы уже разговаривали об этом вроде. Я пыталась все объяснить. Разве нет?

– Да. Но… Не помню, чтобы именно эту теорию я слышала от тебя. Отношение, как к эксперименту что ли. Выйдет или не выйдет? Ух, ты, какой интересный кролик! Не находишь, что это не совсем правильно и честно. Не знаю даже как выразиться.

«Водочка погубит нашу дружбу. Потому что развязывает языки. И я уже говорю лишнее. Не всякие мысли можно выносить на общественно обсуждение».

Но градусы уже ударили по мозгам, и все эти предупредительные мысли пролетели в голове, не были осмысленны до конца и приняты к сведению.

– Неправильно? Очень замысловатая логика у тебя получается. То, что он изменяет своей жене, это в порядке вещей, можно. Ничего странного ты в этом не замечаешь. А то, как я отношусь к ситуации и нему, это уже неправильно. Да, если бы я так не относилась, семья их давно была бы разбита.

– Погоди. Сейчас нагоним и разовьем эти мысли. Надо довести их до логического завершения, чтобы оставить все разногласия между нами в прошлом, – она еще разлила, поболтала остатки жидкости в бутылке, посмотреть, сколько осталось – было там немного, на один заход. – Вот, блин! Диспут не удастся в полной мере. Для развития мысли не хватает горючего. Пойдем до магазина? Или коньяком догонимся?

Я скривилась при одном упоминании о нем, замахала руками.

– Нет, только не эту бодягу. Если бы нормальный был, тогда ладно. Может, хватит на сегодня?

Любаня похлопала ресницами обиженно, покачала головой с сожалением. С ее комплекцией такая доза выветрится быстро. А сегодня еще такой повод напиться, даже несколько.

– Друг еще называется.

– Правильно. Все верно – я друг твой сердечный. И не дам тебе явиться перед светлыми очами мужа в таком срамном виде. И испортить все самой.

Разлили остатки.

– Давай за любовь. Чтобы каждая из нас любила, была любима, чтобы это все совпало. И жили мы в мире, согласии…

– Ага, жили, пока смерть не разлучит нас всех. Аминь!

– Светка! Ну, что за язык! Язва ты.

– Да. Пей уже.

Посидели молча. Я достала из холодильника пирожные и сразу же отправила одно из них в рот. Вот оно – блаженство! Приплясывая, подошла к плите, включила конфорку и поставила на нее чайник. Сделав несколько пируэтов, выставила чашки на стол.

– Тебе чай или кофе?

– Давай кофе. А то что-то глаза слипаться начинают. Вроде и выпили немного. На двоих даже не целая бутылка.

– Это от стресса. Тебя догнало быстрее.

– Наверное. Или старость.

– Что за глупости мы тут несем?

– Почему глупости? Может правда, он нашел молодую, красивую, легкую, необремененную тяжелыми думами о семейном быте и тому подобном…

Она смотрела на меня, будто видела впервые.

– Наблюдала за тобой сейчас. И начала понимать, почему Олег бегает от жены к тебе.

– И почему же? Расскажи, прямо самой интересно стало, – непонятное раздражение разлилось внутри. Да, конечно, все вокруг всё знают, понимают гораздо лучше меня. И не важно, что любовница я, а не миссис Психолог напротив.

– Отдыхает. А, если и решает проблемы, то для него они не шибко тяжелы. Можно потом и выпендриться, гоголем походить, – привстав, изобразила этого самого «гоголя», с гордо выпяченной грудью и очень серьезным лицом. В ее исполнении выглядело уморительно и самое интересное, что очень похоже на оригинал.

– Ты была сейчас на редкость близка к обычному образу Олега.

И, не успев договорить фразу до конца, захохотала. Она, еще раз выпятив грудь, прошлась по кухне, но сама не выдержав, согнулась пополам от смеха и присела на табуретку.

– Ох, Светка! Как же я тебя люблю!

– И я тебя тоже люблю. Ну, чтобудем кофе пить, а то скоро остынет уже.

– Пусть стынет. Еще раз поставим. Хочу сегодня наговориться, насидеться с тобой. Может еще напиться…

– Ой, нет. Хватит на этот вечер. Решилась? Идем на дело?

Лицо у подружки сразу скуксилось. Оно и понятно. Одно дело говорить, потрясать кулаком и им же утирать слезы, гневаться. Подозревать и так далее, но на моей кухне. И совсем другое сделать, что собиралась. Не испугаться увидеть, то о чем только подозревала. Обратного хода не будет.

– Теперь уже не знаю. Я подумаю пару дней. Просто одиноко было, поговорить не с кем. Выложить свою печаль. Не маме же, в самом деле?

– Твоей маме? Боже упаси!

– Вот поэтому такой и настрой. А сейчас, скинув груз с души, не знаю, как поступить.

– Подумай, подумай пару денечков. Может и успокоится все или разрешится. Кто знает.

Мы облизали пальцы и посмотрели на стол. Сладкое закончилось. Осталось пару бутербродов, но пока не хотелось.

– Фотографии показывай, давай.

– Конечно.

Олег подарил мне на день рождения цифровой фотоаппарат, от которого я была в щенячьем восторге. Но он был уже не рад через пару дней отпуска, что такая затея пришла ему в голову. В поисках лучшего кадра я заставляла щелкать меня много тысяч раз.

– Я фоткала все, что попадалось под объектив.

– Нисколько не удивлена. Я помню, как ты меня мучила, когда его тебе только подарили. Не помню, чтобы я за всю жизнь столько фотографировалась.

– Пошли на компьютере посмотрим.

– Ага, – и подхватила все-таки бутерброд с тарелки.

Про букет и конвертик я как-то позабыла, хотя не могла оторваться от него сегодня днем и медитировала в позе лотоса напротив.

Любаня тоже оценила красотищу. Розы были ее слабостью. Быстро запихнув остатки хлеба в рот, отряхнула ручки и обошла вокруг моей домашней оранжереи, сделав немалый круг по комнате. Лицо ее первые секунды было просто восторженно-изумленным. А потом видно завертелись винтики, приведя в движение механизм железной логики. Понюхав пару цветочков, потеребив немного их лепестки, сложила ручки на груди, выпрямилась и воззрилась на меня своим бухгалтерским взглядом – бескомпромиссным и строгим. Дебит с кредитом будут сведены любой ценой!

Сейчас начнется…

– Что опять оборванный капитан неведомого корабля пришвартовался в нашем порту?

Завелась, закипела. Вот какое ей дело? Пришвартовался и пришвартовался. Олег ей не нравится, Голландец не нравится… Ладно, успокоимся.

– Шутка твоя уже давно не так остра. Я не знаю.

– Как это не знаешь?

– Вот так. Обычно после появления такого вот подарочка он и сам появляется или звонит или как-то дает о себе знать. А в этот раз тишина. Цветы я обнаружила вчера, когда приехала. И все, больше ничего.

– «Уж полночь, а Германа все нет».

– Ты читаешь классику?

– Чего? Нет. Но это, же школьная программа, дорогая. Не такая уж я и темнота.

Над его именем Любаня тоже часто посмеивалась. Необычное, нестандартное – Герман. Пройдясь еще кружок, подружка нахмуривала бровки, терла подбородок. И с каждым мгновением все мрачнее и мрачнее смотрела на бедные ни в чем не повинные цветочки. Как они только не завяли под этим взглядом?

Я же прошла к компьютеру и решила не терять времени даром. Нажала большую кнопочку, пошла приветственная картинка, легкая трель, потом появился фоновый рисунок. Подключив фотоаппарат, скачала снимки. Уже открыла первые. Эх, красотища! Теперь смотрю, и не верится просто, что там была на самом деле.

Обернулась. Те же насупленные брови и задумчивый взгляд, теперь уже устремленный на конверт и записку.

– И к каким выводам вы пришли Шерлок?

– Ты опять издеваешься?

– Нет. Просто. Интересуюсь, что тебя так впечатлило?

– И опять дразнишься этим? Как же его?

– Шерлок Холмс. Тебе бы еще кепку, как у него, и трубку в зубы. Нет, трубка это не для девочек. Лучше скрипку. Образ был бы полностью завершен.

– Ха-ха. Я оценила шутку. Мне, например, Василий Ливанов в этой роли очень нравится.

– Если он тебе нравится в этой роли, что же ты уснула через полчаса просмотра?

Она возвела глаза к потолку.

– Ну, наверное, устала. И нудновато для меня немного.

– Ага. Это же не «Санта-Барбара» и не бразильский сериал, где жизнь бьет ключом – измены, заговоры, потеря памяти, потеря ребенка, потеря жены, мужа, еще кого-нибудь или чего-нибудь.

– Вот дошутишься. Святое только не тронь. Хороший сериал был. Я смотрела все серии.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Не поверю, что ты не посмотрела хотя бы одну серию из него.

– Видела, конечно, как и все. Куда ж без него. Еще мне нравился сериал «Девушка по имени судьба». Не помнишь такой?

– Нет. Не припомню что-то. Я их кучу пересмотрела.

– Иди фотки лучше посмотри.

Она плюхнулась на стул рядом со мной.

– Я вот на счет роз…

– И?

– Да, погоди сразу ощетиниваться. Странно как-то это все.

– Мне тоже так показалось.

– Не похоже это на твоего Голландца. У него же все не по-человечески. Все с выдумкой, с огоньком. А здесь, что мы имеем? Банальные розы. Даром, что в таком количестве. А ты рассказывала, как подошла однажды к своей квартире и у дверей несколько ведер с красными гвоздиками.

– Было такое. Я тогда немного обиделась сначала. Как будто я могила павшим воинам.

– Вот-вот.

– Как оказалось потом красная гвоздика символизирует страсть, пламенную чистую любовь. Пришлось долго ему тогда объясняться. Прислал в посылочке книжку через пару месяцев «Значение цветов».

– Или эти бледные непонятные цветочки в коробочке.

– Жимолость.

– Что они, кстати, означают?

– Узы, привязанность.

– Очень мило с его стороны.

– Мило, особенно, когда разобрать не можешь, что это за цветок.

Было это давно. Я еще жила в коммуналке. Сосед постучался в дверь, крикнув, не дожидаясь, что ко мне пришли. На площадке никого не было, только слышно торопливые шаги на лестнице. Хотела было посмотреть кто там, но задела что-то ногой. Оказалось небольшая картонная коробочка, перевязанная синей ленточкой.

Сомневаясь и осторожничая, развязала узелок, сняла крышку и заглянула внутрь. Какие-то маленькие бледные цветочки, немного подсохшие.

Долго ломать голову не пришлось, через пару часов раздался звонок.

– Привет.

– Привет.

Сердце сладко заныло. Так люблю слушать его голос.

– Получила подарок?

– Да. Понять только не могу что это?

– Это цветки жимолости.

– А я то думаю, что такое знакомое. У моей бабушки в огороде росла жимолость. Они обозначают что-то особенное?

– Все цветы несут в себе особый смысл. Эти – сладкие узы, привязанность…

Хорошие воспоминания. Может, стоит написать мемуары и на обложке написать «Вечное ожидание или почитай и не дай так же запудрить себе мозги».

Неужели я жалею? Нет. Не сожалею, ни об одной минуте своей жизни.

– Земля, Земля. Прием.

– Что? Ой, извини. Задумалась.

– Вижу уже, что поплыла в воспоминания. Только давай с пользой трать время. Дальше огласи по списку. Что еще было?

– Незабудки.

– Правда? И каков тайный смысл?

– Помни обо мне.

– На жалость давил, собака.

Не удержавшись, прыснула в кулак.

– Наконец-то. А то я подумала, что ты будешь теперь весь вечер сопли по столу размазывать.

– Ничего я не размазываю, – попробовала возмутиться, подружка подняла руку, останавливая поток.

– Потом. У нас выяснение обстоятельств. А то я нас знаю, твой Голландец животрепещущая тема. Как начнем обсуждать, так и остановиться не можем.

– Ого… В тебе и вправду сыщик проснулся.

– Он есть в каждой женщине. Просто не все им пользуются. А иногда не очень умело пользуются.

– Понятно.

– Пока нет, но мы на пути к этому. Какие еще гербарии занесем в список?

– Так, дай Бог памяти… Тюльпаны на какое-то Восьмое Марта.

– Неужели, – она подняла бровь и скроила разочарованную мордочку. – Значит, зря я утверждала, что он такой банальшиной не занимается. Вполне мог и розы прислать.

– Ты ничего не понимаешь.

– Да, ладно! Ну, так просвети меня.

Но я надула губы.

– Не скажу теперь.

– Вот наказание общаться с тобой, женщина. Я все равно посмотрю потом, книга вон на полке стоит.

– Тюльпан – объяснение в любви.

– Теперь я по-другому буду относиться к одним и тем же цветам, которые мне дарят неизменно каждый год. Но Валя совсем не осведомлен о таких тонкостях.

– Не важно. Главное, что у тебя уже настрой изменился.

– Уже в романтическую сторону.

– Это хорошо. Не поверишь, в последний раз я нашла на пороге квартиры корзину. А в ней лютики, много-много, уложенные на березовые ветки…

Зря я посмотрела на нее в тот момент. Ностальгическое настроение тут же улетучилось, когда увидела выражение лица. Надо сказать очень скептическое.

– В баню, что ли приглашал? Попариться? Но про веники из лютиков я в первый раз слышу.

– Иди сама в баню со своими вениками!

– Ну, у меня только с этим ассоциируется березовый веник, – и в такой язвительной усмешечке расплылась.

– Березовый лист – это приглашение. А лютики – свидание. Понимаешь? Все вместе – приглашение на свидание.

– В баню все-таки?

– Слушай, что тебя заело на этой бане? Хочешь сходить? Так давай, я не против.

– Сходим, сходим.

– И вообще, что за допрос? Зачем ты все это выспрашивала?

Она подперла щеку кулаком и задумчиво уставилась вдаль.

– Просто странно мне, что при всей своей изобретательности, он прислал просто тучу роз в корзине. Кстати, может в них какой тайный смысл тоже есть?

Пожала плечами.

– Тут их несколько сортов. И разные цвета. Не знаю!

– Но раньше, же как-то тебе удавалось определить?

– Слушай, проще было. Тюльпаны трудно не узнать. В случае с жимолостью, он сам позвонил, подсказал. Тоже самое с гвоздиками и лютиками. Незабудка вполне узнаваема. А здесь? Прорва роз, все разные и могут иметь даже противоположные значения.

– Хм.

Теперь мы обе подпирали щечки кулаками, водка постепенно выветривалась.

Подружка вдруг повернулась объекту наших бурных обсуждений и осмотрела критически.

– А может их посчитать?

– Сразу видно бухгалтера.

– Причем здесь это? Слушай, а может все же не от него?

– А от кого? Так меня называет только он, больше никто. И людей знающих об этом прозвище мало, – задумалась на пару секунд. – Если ты не говорила Вале, то двое. Ты говорила?

– На фига? Нет. Не складно. Записка вроде от него, а цветы вроде как не от него.

– Да почему!

– Ой, курица!

– Я тебе дам курицу!

– Успокойся и не буянь. Меня напрягают два момента. Первый – отсутствие его фантазии, обычно вкладываемой в такого рода презенты…

– Ты меня сейчас просто убила. А попроще нельзя? Во мне еще водка, а она замедляет процесс мышления.

– У меня, наоборот, ускоряет. И второй: цветы тебе либо доставлял кто-то, либо оставляли у дверей. Так?

– Так.

– Значит, в квартиру не вламывались? Не открывали, то есть отмычками или еще чем. А здесь? Цветы неизвестно как в квартиру попали.

Люблю я свою подружку за материальный склад ума и чистый прагматизм. В голове начало проясняться, почему с самой первой секунды этот букет и вообще вся сцена показалась мне ненастоящей.

– Диверсия?

– Не сильна в военной терминологии, но мысль твою ухватила. Кто-то пытается выдать себя за твоего Летучего Голландца. Вопрос: зачем?

– Не знаю. Что с меня взять то? Девичью честь?

– Да кому она нужна! Нет, дело тут в нем самом. Я же тебе об этом толкую. Может через тебя хотят на него выйти? Узнать, где находится, что делает. Или еще что-то.

– Дохлый номер. У меня никаких его данных нет. Ни телефона, ни адреса, ни в интернете почтового ящика, куда можно письмецо послать. Ничего. Тупик.

– Знаю я, знаю. Но они не знают.

– Они? Думаешь во множественном числе?

– Что я тебе гадалка? Они, она, оно, он. Это не важно. Его кто-то ищет, и хотят тебя заманить в какую-то ловушку. Располагают, хоть и неточной, информацией о вашей связи. Например, как он тебя называет. Что подарки может неожиданные сделать.

– Мать моя….

Любаня тоже застыла, потерла глаза.

– Закрученный фильм получается. Засекреченный агент, которого ищет китайская разведка.

– Ерунда.

– Может и не ерунда. Наблюдали они же они за тобой столько времени. Не один год, похоже. Точнее за ним.

– Ничего не понимаю. Не верю я в китайскую разведку, напавшую на след английского шпиона. В нашем случае русского.

– Может отголоски прошлого? Ты же говорила, что он в девяностые с бандюганами почти со всеми за ручку здоровался. И с шишками в том числе. Теперь кто-то из них в бизнесмены подался, кто-то в администрации сидит, кто-то все еще на нарах. А кто и вышел уже. Должок за ним, поди есть?

– Через столько лет?

– Срок человек мотал, не мог, хотя руки чесались, свести счеты. Ох, чует мое сердце, в гавно ты вляпалась, подруга, с этим своим Голландцем ненаглядным. По самые … помидоры, короче. Век бы его не знать.

– Не нагоняй тоску.

– Ладно, не буду. Что делать собираешься?

– Нужно подумать и позвать дядю Витю с первого этажа.

Она вытаращила глаза.

– Зачем дядю Витю?

– Во-первых, убрать этот гербарий, – я простерла руку в сторону корзины. – Во-вторых, поменять замок надо. Надеюсь, что он еще не упился и вполне вменяем, чтобы это сделать.

– Погоди, оставь своего Витю в покое. Валя завтра приедет и все сделает тебе в лучшем виде.

– Ага, а ночь я считай с открытыми дверями. Заходи, кто хочет, бери, что хочешь, делай, что хочешь.

– И зачем я сейчас столько распиналась?

– Давай объясни мне еще раз.

– И объясню, – она постучала указательным пальцем мне по лбу. – Сама подумай. Люди готовились, следили за тобой. Послали огромную корзину с цветами. Все это средства. Зачем? Чтобы потом тупо вломиться к тебе домой и пытать или еще что? А забыла, может еще и дубликаты ключей сделали. Или ловкие домушники. Кто их знает. У тебя ключи не пропадали?

– Нет, вроде. Ничего такого.

– А могло быть такое, что у тебя их вытащили, сделали дубликаты быстренько и положили на место. Да так, чтобы ты не заметила ничего?

– Не знаю. Если по твоей версии я этого не заметила, то откуда мне знать?

– Где ты без присмотра надолго оставляешь сумку?

– На работе. Но там вечно ошивается куча разного народа. За всеми не уследишь. Да и некогда мне этим заниматься.

– Может кто из твоих коллег?

– Да, конечно. Это же всемирный заговор против бедного агента британской разведки.

И тут у нее зазвонил телефон. Мелодия была не слишком хорошо слышна. Мы начали оглядываться.

– Сумка на кухне.

Понеслись туда. Пошарив в недрах объемной сумки Любаня, выловила, заливающийся милой мелодией, аппарат, посмотрела на экранчик.

– Это Валя. Е-мое, уже почти двенадцать.

И торопливо нажала кнопку.

– Да. Прости, прости… Да. Засиделись, заболтались… Ага, я поняла. Жду тебя.

Голос нежный, звонкий, переливчатый, как маленький горный ручеек. И такой же безмятежный, с большой долей растерянности и осознания своей вины. Идеально.

– Актриса.

– Все женщины актрисы. Надо просто развивать талант.

Она уже перестроила свои мысли на дом и семью. И теперь озиралась по сторонам, высматривая, не оставила ли чего.

– Так. Значит, завтра Валя придет и поменяет замок. Мало ли, лучше перестраховаться. Ну, и гляди в оба. Скоро события должны повалить. Не зря же они с корзиной возились? Проявят себя. Может, ты у нас поживешь?

– Не говори чепухи. Ты же сама говорила, что ничего серьезного они мне сделают. Если бы собирались, то уже бы…

– Это не чепуха. Может все мои теории ничего не стоят. А может и в самую точку. Что тогда? Мне хоть спокойнее, когда ты на глазах всегда.

– И на работу с тобой ходить что ли?

– Нет. От этого пока воздержимся. Но говорю, недоброе что-то намечается. И даже непонятно толком что? И куда кидаться с этим?

– Может в милицию? Все-таки незаконное проникновение в жилище.

– И что? Они только посмеются и у виска повертят. Бабе сюрприз сделали, а она недовольна. Спросят тебя, а есть ли у вас мысли по поводу того, кто мог вам подобный подарочек сварганить. А ты такая и ответишь, что, возможно, это мой любовник. А они тебе вполне так резонно заметят, что это не их дело.

– Так мы с тобой решили, что это не он.

– Это мы так решили. И что? Но факт не доказан. И все выглядит вполне невинно и обыденно.

– Блин! Все, хватит. У меня мозг от твоих теорий кипит уже.

– Ты же журналист? Сама должна заковыристые истории и сочинять и распутывать. Без моего участия.

– Не успеваю за тобой.

Тут опять зазвонил телефон.

– Подъехал? Хорошо, выхожу.

Мы обнялись, поцеловались. Осмотрев меня долгим взглядом, будто благословляя, Любаня нахмурилась.

– И еще. Завтра в течение дня шли мне сообщения, как ты жива, здорова, все ли спокойно на линии фронта.

– Есть, мой генерал!

– Давай без твоих шуточек. Я серьезно, а то волноваться буду. Если вдруг, какие вести, сразу звони. Поняла?

– Поняла. Что ты, как малому ребенку объясняешь. Беги, а то ждет ведь тебя.

– Подождет.

И еще раз поцеловав, вышла.

Захлопнув за ней дверь и закрыв ее на все замки, подумала и накинула цепочку. Хотя никогда этого не делала, просто было лень.

Потом повернулась и, привалившись спиной к двери, кинула взгляд вглубь коридора. Везде горел свет, но ощущение звенящей пустоты и одиночества вдруг накатило огромной волной, заставляя поежиться. Обычно такое состояние у меня не часто. К этому горькому коктейлю сейчас примешивался еще и страх, добавляя свою особенную нотку.

Пройдясь по комнатам, выключила везде свет, оставив гореть только лампочку на кухне. Может, стоило согласиться на Любино предложение и пожить у них? Нет. Что за детская трусость? Тем более даже толком не зная, что происходит.

Зачем послали этот букет? Зачем от имени Голландца? Чего ждут от меня? Каких действий? Или, наоборот, подготавливают к дальнейшему развитию сценария? Возможно, и то и другое. Работают на удачу. Ожидают, что сама наведу их на след или способ связи с Германом.

Или… Он сам следит за мной, так же, как и они. И я просто подсадная утка, приманка, для обеих сторон. Маленькая белая пешка, которая даже и не осознает, что участвует в чужой, опасной игре. Ход, снова ход. Думаешь, что сама их сделала, а на самом деле кто-то уже все рассчитал заранее. И лишь ожидал, в каком направлении я двинусь, наблюдают результаты.

Кажется, все эти теории слишком взбудоражили мой ум. Успокойся. Как говорит наш главный редактор: «У нас не желтые листки, девочка. Факты, только проверенные факты». Основываемся только на фактах.

Несколько версий.

Это Олег. Бред изначально. Можно сразу отмести данную версию. Какой бы заманчивой и простой она не казалась.

Это Летучий Голландец. Тогда по логике вещей в ближайшие дни он должен объявиться. Подождем.

И это кто-то еще, мне совершенно неизвестный. Страшновато? Немного. Пока не знаешь чего бояться, лучше не придумывать лишнего.

Подойдя в темноте к окну в гостиной, отдернула занавеску. Сначала невидящим взором обвела двор с детской площадкой. Дверца на балкон была открыта, повеяло ночной прохладой, что немного отрезвило. С улицы доносились обычные звуки: редко проезжающих по шоссе машин, где-то далеко веселые голоса, загулявшейся компании, одинокие шаги, шелест листвы, что не слышен днем.

И вот спустя пару минут я заметила под деревьями в глубине двора огонек. Маленький оранжевый огонек еле видный от зажженной сигареты. Вот он переместился в одну сторону, другую, пропал – видимо пепел стряхивали – и вернулся. Человека, выкурившего свою ночную сигаретку, надежно скрывала тень деревьев.

Внутри все похолодело, ноги приросли к полу. Надо бы пойти спать, а не стоять и смотреть, как неизвестный ночью курит во дворе. Ничего необычного в этом нет. Кто-то из жильцов. Бессонница. Просто прохожий. Или поздно из гостей возвращается, и решили скоротать время в ожидании машины. Миллион вариантов.

И один из них, что он стоит и наблюдает за моими окнами. Сна все равно ни в одном глазу, просто подожду. Это обычное женское любопытство.

Не знаю, сколько прошло времени, пока мы так стояли каждый на своем месте. Огонек мелькал, исчезал, потом появлялся вновь. Странно, что не видно пламени зажигалки. Видимо закуривает, укрывшись за деревом. Так курить рак легких можно заработать. Чтоб тебя черти слопали! Сгинешь ты сегодня или нет!

Наконец, огонек мелькнул, сделав дугу к земле. Я не видела никого, кто прошел бы к выходу со двора. Но вариантов отхода с того места под деревьями несколько, а обзор из моего окна ограниченный. Можно выйти на балкон, посмотреть, но тогда выдам себя, если он еще поблизости. Или мою физиономию и так было видно? Нет, не должно.

Постояла еще, напрягая глаза и пытаясь выловить хоть какое-нибудь движение в темноте. Сна все так же ни в одном глазу. Успокойся – факты, только факты. Какого же лешего он там стоял? Кажется, я загоняю себя в состояние истерики этими мыслями. Надо постараться уснуть и завтра обдумать все на свежую голову. Но поднятые с самого дна страхи не могли успокоиться так просто. Темное время суток, глупые теории почти ни на чем не основанные, незнакомец, курящий под деревьями и этот идиотский букет, все закрутилось внутри в тугой узел. А с фактами то скудно, скудно.

«Скудно, девочка скудно». Так говорит главный редактор и смотрит на тебя, как на убогую. Если ему рассказать подобную историю, то вообще рассмеется и прочитает лекцию о неуемном женском воображении и способности из ничего сделать кое-что.

Хоть это и были уговоры, но они были нужны. Иначе не уснуть. Вернулась на кухню. На столе одиноко приютилась бутылка коньяка, забытая Любаней, и парочка бутербродов на краешке огромного блюда. Решительно сполоснула рюмку, налила себе, выпила, закусила хлебушком. Выключила свет и в темноте двинулась к спальне. Каждый шорох и звук подъезда, доносящийся из-за входной двери, вызывали мурашки по телу.

Забралась под простыню, коньяк действовал, глаза начинали слипаться. Но еще успела подумать, что к черту всех этих идиотов с их тайнами и Голландца к черту. Хотят играть в шарады и шпионские игры – пожалуйста! Но тогда, извините, свою роль и слова я немного подкорректирую. Вот так!

И на этой бравой ноте провалилась в сон.

Почему-то я опять дома у родителей. Сижу на кухне за столом. Локти на клеенке и кулачками подпираю подбородок. Смотрю в окно и мечтаю. Это простое упражнение, наверное, и спасло меня от помутнения рассудка.

Нет, родители мои хорошие. Но, как и все родители, думают, что знают лучше о том, что делать в этой жизни и как прожить ее.

Странно, такая клеенка на столе лежала давным-давно. Мама что-то готовит, одновременно читает пламенную речь.

Я не слушаю, в голове у меня пролетают совсем другие картинки. Я далеко. Представляю, что сижу на ступеньках рыбацкой лачуги и смотрю вдаль на безмятежную морскую гладь. На волны, что поднимаются одна над одной вверх.

– Ты опять не слышишь меня, Света? Очнись же!

Вырываюсь из околдовавших сознание картинок и оглядываюсь на нее в недоумении. Лицо сурово, брови нахмурены. Она яростно мешает содержимое сковороды. Потом вместе с ней поворачивается полностью ко мне и почти швыряет на стол прямо мне под нос. Горячий, раскаленный, шипящий жир забрызгивает мне руки и лицо. Страшная боль. Я визжу…

Визжу, а точнее тихонько поскуливаю и просыпаюсь. Давно у меня не было таких снов.

Пока в голове прояснялось, что я в своей квартире и с руками и лицом все в порядке. Ничего не болит и никакого шипящего, как шкварки, жира нет. В дверь позвонили.

Сев прямее, пригладила волосы. Опять звонок. Нашарила тапки ногами. Кому что надо? Натянула футболку, прыгая на одной ноге, поскакала в прихожую, застегивая на ходу джинсы. Нельзя же открывать посторонним, пребывая в одних трусах.

Это оказался сосед с первого этажа, любящий занимать деньги без возврата.

– Доброе утро, Виктор Валерьянович!

– Да уж белый день, Светик. Почти двенадцать.

– Да?

Тогда совсем странное явление. Он стоял, вполне трезв и даже вроде как вменяем. Точно похмеляться нечем.

– Все равно. Зачем пожаловал? Денег не дам.

Витя махнул худой, жилистой рукой и сделал скорбное лицо. От него несло немного перегаром, видимо, просветление наступило для него недавно.

– Я не затем. Покаяться пришел…

– Ой, это не ко мне, Валерьяныч. Это к священнику. Убил кого по пьяной лавочке?

Он перекрестился и забормотал:

– Бог с тобой… Не совсем же я… Свят, свят…

– Нет, значит. Ограбил?

– Да перестань сбивать с мысли.

– Валерьяныч, говорю это к священнику или к участковому. Выбирай сам.

– Не хотелось бы к участковому. А у священника я не помню когда и был в последний раз. Слышь, Свет? Я ведь и не видел ничего.

– Чего ты не видел?

Остатки сна слетели и в голове начало проясняться.

– Витя, не томи, говори уже. Пока я сама не напридумывала хуже.

И сурово поглядела на него. Сосед виновато потупил глаза и заговорил:

– Мы позавчера с моим одним дружком отмечали…

– Плевала я, что вы там отмечали. Ближе к делу!

– Дык, говорю уже! Сама же перебиваешь. Вот. И не хватило нам. Я решил к Марье сходить, что этажом выше тебя живет. Денег значит занять. Голова-то уже не очень хорошо соображала. Поднимаюсь на твою площадку и вижу, какой-то мужик рядом с твоей дверью возится. А у ног его корзина огроменная с цветами. Я таких отродясь не видел. Я подумал хахаль твой, подарочек притащил. Прошел мимо, к Марье поднялся. Вот. Мы с ней накатили, и я ей рассказал про корзину то. Говорю, вот какой мужик у Светки подарки дорогущие делает. А она мне и отвечает, после недолгого раздумья, что странно это. Ведь ты с ним на курорт укатила. А потом покумекали. Мало ли у тебя не один ухажер, а несколько. Сейчас протрезвел малость и иду проверить, не случилось ли чего. Может, и нужно было участковому нашему сигнализировать про мужика этого? А, Свет? Ты только скажи.

– Нет. Не нужно, Виктор Валерьяныч. Ты мне лучше вот, что скажи. Как он выглядел? Мужик этот?

Он свел брови, собрал лоб морщинистыми складками, но бесполезно.

– Блин, почти ничего не помню. Я, уже изрядно подвыпивши, был. Да и он был в спортивной кофте с этим. Как его…

– Капюшоном?

– Ага. С капюшоном. Не обернулся на меня. Не очень высок, крепенький, весь в темном. Ничего больше не помню. Значит, не идти в милицию?

– Ни к чему. У меня все нормально. Спасибо, Валерьяныч. Но, вдруг еще чего подозрительного заметишь, увидишь, то заходи, говори.

– Конечно, Светик, – улыбнулся освобожденной улыбкой.

– Бывай.

Целая гора окурков.

Великая находка! И что мне с нее?

Я стояла во дворе под деревьями и внимательно оглядывала эту самую кучку бычков уже пару минут. Ну, что вы скажите, Шерлок? Какие выводы сделали, узрев данные улики? Может и не улику вовсе. Очень может быть.

Человек курит дешевые сигареты. Сама не курю, но один мой коллега однажды обратил на это внимание, когда мы брали интервью у одного депутата. Мол, человек большой, а сигареты поганые курит. Мне по барабану было, хоть кубинские сигары. А сейчас пригодилось. И так. Дымил много. Наверное, волновался. Или просто время убивал.

Сев на качельку, немного раскачалась, разглядывая голубое небо. Сланец с одной ноги слетел. Я немного приостановилась, подцепила его и начала раскачиваться сильнее. Скрип стоял неимоверный, настоящая пытка для ушей и нервов. Неудивительно, что не видно детишек желающих порезвиться на ней.

Чистый простор, редкие белые облачка, пара птичек пролетела, через два дня на работу. Что ж делать то?

Ответа однозначного и четкого не поступило. Тогда понаблюдаю еще сегодня за развитием событий.

Засмеялась, когда в голове возникла картинка. Все участники данного действа – возможно, что и Голландец в том числе – сидят сейчас и думаю одну мысль одновременно: «А понаблюдаю-ка я сегодня и завтра решу, что делать». Вот смех!

Раскачиваясь все сильнее, уже не замечала, как качели ходили ходуном, жалобно скуля и с ноги, опять спал сланец. Разворошим это осиное гнездо. Или нет, не осиное гнездо. Не совсем правильное сравнение. Попортим им малину. Как бы выразиться, чтобы самой понять, что хочу сделать?

Я так долго играла именно так, как от меня хотели, ожидали. Единственное в чем не повиновалась это личная жизнь. Достаточно того, что замужем была. Дальше, как хочу, так и живу. Школа, институт, работа. Все, как хотели родители. Не задалось сразу с работой, не моя вина.

Хочется сотворить что-то… Что?

Хочется самой себя зауважать. Пришла, стукнула кулаком по столу! Дала всем шороху! Наверное, именно так.

Голова кипела, качели скрипели все натужнее и жалобнее. Вперед-назад, мах ногами, вперед-назад. Солнце припекало правую щеку. Энергия, накопленная под ярким южным небом, рвалась наружу.

Значит, надо будет выклянчить еще парочку выходных, притворюсь больной. И мне понадобится помощь. На Любашу всегда можно рассчитывать. Но мне нужен совет знающего человека. Чтобы немного прояснить для себя ситуацию. Я потихоньку останавливалась, уже медленно раскачиваясь туда-сюда. Нашарила сланец и поплелась домой, не выходя из задумчивого состояния. Посмотрела в почтовый ящик – счета, газеты, реклама – ничего нового. Но мало ли?

Через два часа я сидела и осматривала плоды своих трудов. Неизвестно наблюдают за мной весь день или нет. Но засвечивать человека, с которым мне надо встретиться, не очень хотелось. Поэтому из темных глубин шкафа был извлечен парик.

Мне когда-то втемяшилось в голову стать брюнеткой. Бывает у женщин. Но так и не решилась на столь радикальный шаг и приобрела парик. Натуральные волосы, выглядел он прекрасно и на мне ничего. Потом откапала летний костюм, что не носила лет пять. Немного потрескавшиеся сабо и плетеную сумку для пляжа. Все вместе в сочетании с морковной помадой, смотрелось несуразно и странновато и на мой обычный образ совсем непохоже. То, что нужно.

Мой натуральный цвет – русый с таким пепельным оттенком. Я часто переживала по поводу этого мышиного оттенка. Но единственное на что решилась это меллирование и не очень частое, боялась волосы испортить. Так немного прядок, чтобы разбавить пейзаж.

А когда в восемнадцать лет приехала сюда, в большой город, поступать в институт, была коса до пояса. Натуральная, русая, тяжеленная. Простенькие платьица, юбочки и одна нарядная блузочка на все времена в чемодане и потрепанная мамина сумка. На первом курсе было довольно много таких же «иногородних» девчушек со старенькими чемоданчиками или рюкзаками и длинными косами. Но уже к началу второго наши ряды заметно уменьшились. Белые кудри были в почете, а еще джинсы, пластмассовые украшения.

На перемены я не шла и, в конце концов, оставили попытки переубедить. И между собой шушукались, что «она странная. Не обращай внимания».

Волосы стали причиной знакомства с моим мужем. Он всегда говорил, что первым делом увидел мою косу. Потом уже милое личико с огромными, наивными глазищами. Которые – как он клятвенно утверждал – поразили в самое сердце. Еще была замечена миловидная фигурка.

На той дискотеке я и впрямь выглядела белой вороной со своей косой, старыми обтрепанными ботиночками, целомудренной юбочкой в клетку, ниже колена. Единственное, что выглядело по тем временам прилично и приемлемо – это свитер, что одолжила подружка.

Она уже давно танцевала в самой гуще, лихо, отплясывая, стреляя глазами направо и налево и адресуя зазывную улыбку любому мало-мальски симпатичному парню. Джинсовая юбочка обтягивает попку, кудряшки подскакивают в такт. Я приплясывала с самого краю, на галерке, среди таких же средних личностей. Не особо, правда, переживая по этому поводу. Просто всегда любила танцевать.

В праздничные дни у нас в поселке всегда устраивали сначала концерт, а вечером танцы. Грузовая машина становилась поперек главной улицы. Ребята из местного ансамбля выставляли колонки и пели вживую. Народ с удовольствием плясал почти до утра, забыв про дела, проблемы, ссоры. Около меня всегда собирались дети помладше, и я по очереди с каждым танцевала. Это было просто, оживленно, весело. И всем плевать, во что ты одет.

На танцплощадке, где сейчас мои ноги притоптывали в такт мелодии, такой раскрепощенности и легкости не было. Одни стеснялись. Другие действовали, наоборот, с большим напором, пытаясь обратить на себя внимание. Поэтому я чувствовала себя очень некомфортно, даже не пыталась танцевать, как могла бы.

Вдруг в зале наметилось волнение. Группа молодых людей спортивного телосложения проложила себе дорогу к барной стойке. На шеях цепочки, наглый взгляд, коротко стриженые головы. И просто впечатляющее пренебрежение к другим людям, находившимся в зале. Бармен суетился и обливался потом от усердия, обслуживая их.

Будучи неосведомленной о новых, интересных порядках в нашем обществе, то на их триумфальное шествие особого внимания не обратила. Конечно, о существовании бандитов слышала. Но не до конца осознавала, кто они такие и чем занимаются. Есть вроде, существуют, но сталкиваться не приходилось.

Зато отреагировали девушки на танцполе. Пошло более энергичное потряхивание кудрями и не только. Глаза загорели в стократ ярче.

Я проследила за намеренно скучающими лицами молодых людей, изображающих, что им это совсем неинтересно. Пантомима эта была очень смешная. Наблюдая тихонько за действом, подняла глаза. Один из них в упор смотрел на меня. Чуть смутившись, что меня застали за подглядыванием, отвернулась, но чувствовала – его внимание не ослабевает. Страх пополз вверх по позвоночнику одновременно с возбуждением. Непонятная смесь на тот момент для меня.

Протиснувшись к подружке, прокричала ей на ухо, что ухожу. Она махнула рукой немного огорченно и обреченно, что вроде с меня взять, и продолжила танец. Возвращаться в общежитие одной не хотелось, но и оставаться здесь было не в моготу.

Была осень, и я зябко куталась в свое тоненькое пальтишко. Берет одевать не стала, так как все пошли без головных уборов. Покрепче вцепившись в ремешок сумочки, зашагала быстрее по улице. И вдруг услышала шаги сзади. Сердце бешено забилось. Оборачиваться было страшно и не знать, кто идет за мной еще страшнее. Ускорила шаг.

– Подожди ты. Не беги. Не бойся.

Я обернулась и увидела молодого человека, что разглядывал меня на дискотеке. Он премило улыбался и был в паре шагов.

– Подожди, не обижу я тебя. Просто хочу проводить. Мало ли что.

Смущение лезло из всех щелей. И, если бы не было темно, было бы видно, как алеют мои щеки.

– Хорошо, – и уцепилась второй рукой за ремешок сумки, будто это могло как-то помочь.

– Меня Дима зовут. А тебя?

– Света.

– Красивое имя.

– Спасибо.

Мы прошлись, немного молча, подстраиваясь, под шаги друг друга.

– Ты не очень любишь танцевать? Больно рано ушла.

Я пожала плечами.

– Люблю. Но здесь чувствую себя некомфортно.

– Я тебя понимаю.

– А ты? Танцуешь?

– Я не особо умею. Хожу в основном посмотреть на других. На девушек. На красивых девушек. Таких, как ты.

– Спасибо.

Я автоматически двигалась в нужном направлении. Внутри бушевал ураган. Осторожно посмотрела на него, а не перед собой. Он был невысокий, коренастенький, довольно симпатичное лицо с широкими скулами, чуть раскосыми глазами и довольно пухлыми губами.

– У тебя красивые волосы. Хотел бы посмотреть на них, когда они распущены.

– Я редко их распускаю.

– Очень жаль. Значит никаких шансов?

– Почему же… Просто это неудобно. Они за все зацепляются.

– Ясно. Ты учишься или работаешь?

– Учусь. На втором курсе института. А ты?

– Я? Работаю.

– Правда. А кем?

– Хм… Охранником в кафе.

– А-а-а.

– Ты завтра вечером, что делаешь?

Мы уже подошли к общаге и стояли у входа. Я растерялась, не знала, что сказать.

– У тебя есть парень?

– Нет.

– Тогда давай сходим в кино?

«Будь, что будет!» – подумала тогда и согласилась.

Медленно возвращаясь из страны воспоминаний, посмотрела на женщину в зеркале. Кривовато улыбнулась и стала еще больше похожа на товарку с рынка. Нацепила темные очки.

Перед тем, как выйти из квартиры, осмотрела площадку через глазок. Никого, середина дня. Соседи либо на работе, либо в садах, либо на природе. Пока погодка стояла отличная, стоило урвать свой кусочек витамина Д, что в нашей климатической зоне, где солнце лишь три месяца с перерывами, совсем не лишним будет. Осторожно открыла дверь, прошлась по лестнице вверх. Никого. Не знаю, конечно, чтобы я стала делать, если бы увидела кого-то постороннего.

Щелкнул замок, и я понеслась по ступенькам вниз. На середине вспомнила, что в образе, который играю, нет ни грамма этой игривой легкости. Наоборот тяжеловесность в общении, немного покровительственное и пренебрежительное отношение к другим, постоянная небольшая раздражительность.

Припомнила одну весовщицу на складе, где работала некоторое время. Сейчас этот профиль, запечатленный в памяти, очень пригодился. Всплыли быстрые кадры о ее походке и всегда кислом выражении лица. Вышло неплохо, а главное, совсем на меня непохоже. Соседка с нижнего этажа смерила таким взглядом, словно сфотографировала и приподняла бровь.

Ободренная ее реакцией, двинулась дальше. Внимательно обшарила двор, вроде никого постороннего, подозрительно. Ладно.

Я прошла остановку, соображая, куда и как мне нужно добраться и какой транспорт теперь туда ходит. Город за тринадцать лет разросся, и район оказался зажатым между двумя новостройками. Это были старые двух- и трехэтажные желтые здания, с деревянными перекрытиями, маленькими комнатами и вечным запахом затхлости и сырости.

В таком доме мне довелось пожить во время замужества. Но тогда все виделось совсем в другом свете.

Заплатив кондукторше положенную сумму, повернулась к окну. Видимо время пришло для перезагрузки. Последние тринадцать лет пролетели мимо, как скоростной поезд. И, все что происходило – все горестные, судьбоносные события – оседали внутри, как ил в реке. Я старалась, не вспоминать о них и тревожить душу, чтобы не замутить воду настоящего. Но и сделать вид, что ничего никогда не происходило, тоже невозможно. Не зря же все так сошлось. И воспоминания начали тревожить все чаще и чаще, резко и неожиданно вторгаясь в мысли. И хочется опять что-то поменять, изменить. И события внешнего мира – таинственный букет. Словно туго закрученная спираль.

С мужем мы жили с самого начала не очень складно. Да и жили то недолго. Чуть больше года или меньше. Уже не помню. Все произошло быстро. Через два месяца настойчивых ухаживаний он предложил пожениться. Я робко заметила, что мы еще мало знаем друг друга. Но Дима проявил настойчивость, увещевал каждый день, и заявление было подано.

Мне он нравился. В первый раз, когда провожал после дискотеки, не пытался ко мне приставать, не наглел. В кино тоже не лез. Был спокоен, незамысловат в общении. Простой парень, не хватающий звезд с неба, не ждущий милости от судьбы и методично добивающийся того, чего хочет. Букеты, подарочки, конфеты, где-то помочь, если надо. Со всеми вежлив. На хихиканье моих соседок по комнате никогда не обращал внимание.

Девушки, кстати, завидовали, что у такой тихони, недотроги и безынициативной девицы появился перспективный кавалер. Слово «перспективный» произносилось со значением и придыханием. Я не до конца понимала, о чем они, но кивала на всякий случай. Ведь он просто охранник. Потом мне объяснили, сколько стоят серьги, подаренные мужем на свадьбу. Конечно, такая сумма показалась на тот момент заоблачной.

Когда я, обратилась к нему с еще круглыми от удивления глазами, что не буду их носить. Просто боюсь. А вдруг потеряю или украдут? У меня же инфаркт будет. Дима слушал, смеялся сначала, потом замолк, уставился на свои руки, пока я кудахтала. Недолго. Резко обрушил кулак на кухонный стол. Испуганно подавившись последними словами, вжала голову в плечи.

– Свет, тебя не касается, откуда и что берется. Это моя забота, как мужчины. Это мой подарок, значит, ты его носишь. В нашем районе все равно не найдется придурка, что решится тебя ограбить или просто подойти. Можешь не бояться. Твоедело домашнее хозяйство и учеба. Поняла? И не задавай мне глупых вопросов больше.

Наш содержательный разговор состоялся через месяц после свадьбы. Он ушел и вернулся через сутки. Ничего не объясняя. Был хмур, суров, напряжен. Костяшки пальцев сбиты.

Хотя мне и было велено не задавать больше вопросов. Но я все-таки спросила, где пропадал и откуда ссадины. В ответ получила тяжелый, убийственный взгляд.

– Это тебя не касается. Ужин готов?

Под этим девизом и прошла вся наша семейная жизнь. Любые расспросы просто игнорировались. Я училась, занималась домом. И никогда не знала, придет муж домой вечером или нет. На сколько дней пропадет в очередной раз. Откуда синяки, ссадины и переломы это еще можно понять. Работа охранником подразумевала травмы. А все остальное оставалось без ответа.

Жили мы вроде вместе, а вроде, как два соседа по коммуналке. Вежливы, соблюдаем нейтралитет и правила общежития, но не более того. Все месяцы супружества я провела в напряжении. Точнее в напряженном ожидании его прихода.

Какая-то злая закономерность. Всю жизнь в ожидании чьего-то прихода.

Только, в отличие от Голландца, приход мужа перестал радовать где-то через три месяца совместной жизни. В каком будет настроении? Готовиться к урагану или тихому вечеру в семейном кругу? Пыталась говорить с ним, объяснить свои чувства, эмоции. Надеялась, что разговор по душам нам поможет лучше понять друг друга. Я бы поняла из-за чего его напряжение и постаралась бы помочь в меру сил своих. Ведь жена же!

Бесполезно.

– Мы нормально живем. Не знаю, что тебя не устраивает. Да, я простой парень. Нет во мне романтики. Или чего тебе еще не хватает? Не все рассказываю? Но моя работа не твоего ума дело. Деньги приношу? Приношу. Чего тебе еще?

Мы никуда не выходили почти. А, если и посещали рестораны или бары, то с его друзьями. Теми самыми молодыми людьми спортивными, с короткими стрижками. И их женами или подругами, которые напоминали мне девушек с дискотеки. Те же манерные повадки, ярко накрашенные лица, модные тряпки, украшения. Я совсем не вписывалась в их компанию и всегда чувствовала себя белой вороной. Разговоры за столом не клеились, было муторно и скучно. Да они особо и не старались наладить со мной отношения.

Попытки с моей стороны закончились, после того, как случайно услышала занятный разговор. Я возвращалась из туалета, а рядом в коридоре курили две девушки.

– Ты видела, в чем сегодня пришла Димкина жена?

– Видела. За одним столом же сидим как-никак. Ужас просто.

– Где он ее откопал? На какой ферме?

– Деревенщина. Одно слово.

– И что он в ней нашел?

– Не знаю. Надюха до сих пор по нему сохнет. Бросил девку ни с того, ни с сего и за этой курицей начал ухаживать. Ни рожи, ни кожи. Святошу только из себя корчит.

– Ну, Надюха сама виновата. Попридержалась бы немного и захомутала бы парня. А она?

– Знаю я все. Подумаешь с этим Вовкой придурком путаться начала. С кем не бывает. Дал бы тому в глаз и вся недолга. Можно понять, простить. С Димкой же они больше года вместе были.

– Ага. Только Димочка у нас гордый. Сама знаешь. Вот видимо и решил, что с такой серой мышью счастье свое устроит. Но не по нему она совсем. Сразу же видно.

– Это точно. Сам поймет со временем. Пошли.

Я стояла за углом, прижавшись лбом к холодной стене. По щекам струились слезы. Было ощущение, что меня оплевали с головы до ног. Вся иллюзия, что мы семья, рассыпалась. Тогда еще хоть какая-то уверенность в этом была. В том, что существуем «мы». Что все наладится и нужно лишь время, усилия, желание, податливость, понимание и любовь с моей стороны. Плакала долго. Дима пошел меня искать и нашел сидящей на полу, около двери в туалет. Все лицо в слезах и соплях. Хорошо хоть косметикой не пользовалась тогда. Обошлось без черных подтеков от туши.

– Что случилось? Чего ты рыдаешь?

Резко поднял меня и потащил к раковинам. Открыв кран с холодной водой, плеснул в лицо.

– Ничего…

Вода текла с носа, подбородка, трудно было говорить.

– Достала ты меня честное слово. Даже в люди невозможно выйти.

– Так давай разведемся. Не будем мучить друг друга.

Его пальцы больно сжали мое плечо. Зеркало отразило в одну секунду искривившийся рот и наливающиеся бешенством глаза.

– Чтобы я не слышал от тебя больше таких разговоров. Поняла?

– Но почему? Почему ты вообще на мне решил жениться? Я ведь не подхожу тебе совсем.

– Это мне решать: кто подходит мне, а кто нет.

Развернул к себе лицом.

– Почему ты вдруг заговорила об этом?

– Не знаю. Просто ты все время недоволен. Мы почти не общаемся, просто живем в одной квартире. Я не понимаю, зачем тогда мы живем вместе?

– Мы муж и жена. А мое настроение принимай таким, какое оно есть.

И поцеловал. Очень грубо, жестко. Запечатывая все слова, что рвались у меня изнутри. Он никогда так не целовал. Даже прокусил губу. Я дернулась, почувствовав привкус крови, и попыталась высвободиться из объятий, но муж держал.

Все закончилось так же стремительно, как и началось, когда мы услышали хлопок двери, потом удивленный возглас и секунды спустя понимающий смех.

Дима посмотрел на меня. Видок не очень – красные глаза, лицо в пятнах, губы распухшие.

– Поехали домой.

Той ночью я поняла, что совсем не знаю человека, с которым живу. Какие-то скрытые желания, порывы вырвались наружу. Видимо разбуженные нашим разговором. Муж целовал, гладил и делал все со странной еле сдерживаемой ненавистью, словно наказывал.

Утром с трудом поднявшись с кровати, поплелась в институт. Девчонки, из моей группы увидев покусанную губу и заспанный взгляд, тихо хихикали. На перерывах между парами закидывали глупыми шуточками.

– Веселая у тебя семейная жизнь, Свет. Даже завидую.

– Муж у нее не промах. Почти все лекции спит.

Не знаю, стали бы завидовать, если бы узнали обо всем, что он делал этой ночью.

Только одна не смеялась. Она не была близка мне, мы почти не общались. Но сейчас смотрела пристально и понимающе. Дождалась, когда остальные уйдут вперед и заговорила.

– Не выглядишь ты особо счастливой и довольной женой.

Я пожала, почти равнодушно, плечами. Была какая-то странная апатия ко всему.

– Как есть.

– Хоть девчонки и посмеиваются над твоим состоянием, но ты не поддерживаешь их шуточки. И не из стеснительности, так ведь. Тебе на самом деле совсем не смешно.

– Нет, не смешно. И поговорить не с кем.

– А мама? Не удались отношения?

– Нет.

– Понятно.

Задрав рукав, показала ей след, оставшийся от пятерни, чуть пониже локтя.

– И часто он так?

– Нет. Это в первый раз. Я не знаю, что делать.

– Что делать, что делать. Бежать от него со всех ног, сверкая пятками, милая моя. Если, конечно, подобные игры тебе не нравятся.

– Но как, же так? Может все изменится. И это просто один раз.

Она хмыкнула, показывая свое отношение к высказанной мною надежде.

– Сама решай. Но уверяю тебя, люди не меняются. Раз от раза это будет случаться все чаще и в более грубой форме. А потом он вообще перестанет сдерживаться и будет поколачивать тебя.

– Ты его совсем не знаешь.

– Возможно, я его не видела. Но я вижу твои испуганные глаза и синяки. Но решать тебе.

И двинула по коридору, оставив меня наедине с моими сомнениями, совсем растерянную.

Муж вернулся домой через несколько дней, но в хорошем настроении. Был ласков, подарил цветы. Увидев оставленные им, следы на моем теле, извинился, стоял на коленях. Уверял, что просто потерял голову от моего предложения о разводе. Для него это было очень неожиданно.

Но слова однокурсницы не выходили из головы. И я уже не так льнула к нему и не так открывалась для ласк, как раньше. Страх поселился глубоко внутри. Дима будто бы не замечал. Но мои неврозы, желание угодить, задобрить его, чуть испуганные глаза, похоже, доставляли ему огромное, тайное удовольствие.

Периоды хорошего настроения сменяли другие, черные дни. Так я это называла. Это постоянная боязнь – сказать лишнее слово или, наоборот, своим молчанием вызвать неудовольствие, из-за неправильного действия получить всплеск раздражения. Но о разводе все, же больше не заговаривала, пока все ограничивалось психологическим давлением.

Казалось, ну, что тут такого? В браке все бывает. Нужно притереться друг к другу. Нужно относиться с пониманием. Время тяжелое, многих с работы увольняют, кому-то месяцами деньги не платят. А мы живем очень хорошо. Что еще надо? Со временем узнаем все стороны характера и научимся жить с ними. Все образуется.

Я вспоминала эти напутственные, Мамины слова. И находила в них, хоть и небольшое, но утешение.

Родители видели моего мужа всего пару раз, так как жили в поселке в области. Дима, соблюдая традиции, приезжал, познакомиться еще до свадьбы и получить, вроде как благословение. Сам он детдомовский, поэтому мне не пришлось общаться со свекровью и налаживать с ней отношения. Хоть в этом повезло.

Мама с папой – предупрежденные и подготовленные мною заранее к судьбоносной встрече – пытались быть радушными и настроиться на контакт с будущим зятем. Но не очень задалось. Папа работал слесарем. А свободное время тратил на любимое занятее – перебирал машины в гараже с друзьями. Дима, хоть не так уж увлекался этим, но разговор поддержал. К столу он привез два пакета всякой снеди, которую было почти невозможно достать, чем вызвал у мамы замешательство и легкий шок.

Мы накрыли на стол, посидели немного. Разговор шел сбивчиво и несвязно. Не на все прямые вопросы мой жених отвечал однозначно, в основном уклончиво. Не очень обнадеживающее начало. Папа вытягивал ситуацию и разряжая обстановку, рассказывая разные каламбурные истории из своей слесарской практики. Мама по большей части молчала. Младшего брата к столу не позвали, он еще во втором классе учился.

– Не нужно ему взрослые разговоры слушать. Мал еще.

Наконец, ужин закончился и мужчины ушли в комнату. Я осталась, чтобы помочь убрать со стола, перемыть посуду. Мы тихонько переговаривались, без особого интереса. Почему-то этот вечер оставил ощущение усталости, вымотанности. Говорили короткими фразами. О том, как учеба идет, где будем жить, после свадьбы (у Димы своя однокомнатная квартира), буду ли я переходить на заочное отделение или останусь на очном, буду ли подрабатывать.

Мама поджала губы.

– Хотя с таким мужем это и не нужно.

В сердце кольнуло. И так я постоянно ощущала, что чем-то не угодила или сделала неправильно, а теперь еще и это.

– Мам, что ты хочешь сказать?

Ее сильные, полные руки методично намыливали тарелки, потом смывали пену. Привычная, каждодневная работа, которую она делала очень быстро и ловко. Гора посуды высилась рядом.

– Ты вытирай.

– Ага.

Потом, кинув взгляд на прикрытую неплотно дверь, тяжело присела на табуретку. Я вытирала тарелки и не смотрела на нее, но через минуту все, же подняла глаза.

В ее позе была такая смиренная усталость, подчиненность судьбе. На лице грусть.

– Мам?

– Вытерла? Молодец. Иди, присядь рядом, поговорим, наконец, по-человечески.

Подставив табурет села рядом. Это был наш единственный разговор по душам. Очень необычный для меня и не простой для нее. Как объяснить, как рассказать все. Тем более, если раньше никогда этого не делал. Но он был важен для нас обеих. У мамы была лучше развита интуиция или больше жизненного опята, но исход моего брака она предугадывала уже тогда. И, как могла, хотела уберечь, предостеречь. Пытаясь объяснить, а не давить. Больше между нами такого не случалось.

– Скажи мне, ты любишь Диму?

– Да.

– Это хорошо. Потому что чувствую я, непросто тебе с ним будет. Ох, как непросто. А ты молода, людей мало знаешь. В таком возрасте трудно сдерживать эмоции, идти на компромиссы.

Она взяла мою ладонь и легонько погладила. Улыбнулась нежно, будто вспомнила что-то.

– Помню тебя совсем крохой. Я тогда еще радовалась, что девочка родилась – помощница. Думала, подружками будем.

Я закусила губу, боясь заплакать. Кем-кем, а подружками мы так и не стали.

– Хотела, чтобы все по-иному было. Не так, как у нас с твоей бабушкой, – голос ее дрогнул. – Не вышло. Мне хотелось, чтобы ты всегда могла прийти ко мне и рассказать обо всем, что у тебя на душе, что волнует. И направлять, если возникнет необходимость.

Мы еще помолчали.

– Я хотела бы видеть тебя счастливой. Чтобы рядом был надежный человек.

– Дима надежный. Просто вы мало знаете друг друга…

– Надеюсь, что так и есть. Что все у вас сложится и семья будет крепкой. Но сейчас прошу тебя – подумай еще немного. Приглядись к нему получше. Не торопись.

– Мам… – в голосе моем слышались раздражительные нотки. Так хотелось, чтобы хоть какой-то мой поступок она просто приняла, как есть, без оценки, анализа и вывода в виде списка рекомендаций, как же мне действовать.

– Послушай меня немного. Я не отговариваю тебя. Не настраиваю против него. Просто прошу подумать немного. И, уже хорошо все, обдумав, принимать решение.

– Хорошо.

Мама обняла меня.

– Это моя вина, что не получается поговорить у нас нормально.

– Мам, все будет хорошо. Дима меня любит. Он не похож на других парней.

– Не похож. Это точно. Именно из-за этого я и волнуюсь. Тяжелый он человек. И найти к нему подход будет непросто. Тревожно мне.

– Он просто не очень разговорчивый.

– Да, я заметила. Пошли спать будем укладываться. Завтра нам с отцом на работу. Кстати, а кем Дима работает? Он так и не ответил на этот вопрос.

– Охранником в кафе.

– Охранником? – мама вглядывалась в мое лицо, пытаясь там что-то прочесть. – Какая же ты у меня наивная. Господь спаси и сохрани.

– Почему наивная? Зачем ему мне врать?

– Не знаю. Тем более что сейчас заниматься определенной деятельностью не считается особо зазорным.

– Я слышала. Мне девочки объясняли. Кто-то говорит – повезло, буду, как сыр в масле кататься. Кто-то наоборот сочувствует.

– Все по-разному на это смотрят. Я лишь хочу, чтобы на отношения в вашей семье это не повлияло.

– Нет, нет. Не будет.

Свадьба была без большого размаха. Загс, ресторан, людей немного. Мои родители долго не задержались. Я видела, что им не по себе в компании за одним столом с дюжими молодцами. Поздравив нас и подняв пару бокалов за наше счастье и здоровье, они уехали домой. Оставшийся народ гулял до поздней ночи.

Где-то у меня лежат свадебные фотографии. Не особо замысловатое белое платье, из-под фаты выглядывают кудри. Волосы длиннющие, парикмахер долго мучилась, завивая их, истратила, наверное, тонну лака. Жених очень серьезный в своем темно-сером костюме, белой рубашке и галстуке. «Удавка» ему особенно не нравилась, но случай обязывал. Мне лично нравятся только фотографии из загса, где мы одеваем друг другу кольца. Очень мило. Смотрю я их редко, раз в пару лет, когда нагрянет ностальгия.

Объявили мою остановку. В этом районе не многое изменилось. Появились новые магазины и больше вроде ничего. Все те же облезлые здания, со следами плесени на стенах, маленькие дворы. Та же пивнушка на углу. Рядом с входом стоит компания мужичков, что-то оживленно обсуждающих. Этим, что снег, что зной, что дождь, без разницы. Много раз я наблюдала, как медленно, но целеустремленно они бредут в эту сторону, будто магнит какой тянет.

На секунду приостановилась рядом с остановкой, припоминая, куда же мне двинутся в лабиринте этих небольших домиков.

Бывшему мужу досталась здесь однокомнатная квартира. Мы так и не успели переехать в жилье поприличнее, хотя он это планировал – развелись. А после разрыва разменяли, и каждому досталась комната в коммуналке.

Но, когда только поженились, для меня это было маленькое счастье свой дом. Так хотелось показать себя – вот смотрите, какая хорошая хозяйка. Дима не возражал. Так мои мысли приобрели правильное направление, я не задавала много вопросов. Первым делом переклеила везде обои. Ох, и намучилась тогда. Но не все сама, девчонки из общаги помогали немного. Мужа просто было не поймать. И он не особенно этим интересовался. Денег дал, все на этом его участие закончено. Потом, отстрелявшись с экзаменами, занялась обстановкой. Шторки сменила, палас новый, подушечки на диван, посуды докупила. Тратила почти всю стипендию на эти безделушки. Но мне нравилось преображать место, где я жила. И не надо ни на кого озираться и спрашивать разрешения.

Радость от нового положения длилась недолго. После случая в ресторане, наша вроде устойчивая жизнь, пошатнулась. Или раньше я просто пребывала в своих фантазиях и ничего не замечала? Так будет правильнее.

Придумав в голове себе счастливую семейную жизнь, просто играла в нее, подстраивая все, что происходило под свой сценарий. Но жизнь все расставила по своим местам.

Он стал чаще пропадать по нескольку дней. А потом на недели. Все больше выпивать. Я пыталась спрашивать, что случилось. Может проблемы с работой или еще что-то. Дима смотрел мутными глазами, ухмылялся и зло отвечал:

– Отстань уже от меня! Занимайся домом и не лезь в то, что тебя никак не касается.

Мне иногда становилось очень странно и непонятно, как же он собственно представлял нашу семейную жизнь? Неужели именно так?

Однажды не выдержав, закатила скандал. По моим меркам скандал. По меркам моих соседей, например, это просто разговор вечером или утром. А уж разборки у них были похожи на ураган и случались они регулярно. Слышимость была отличная. Соседи знали почти все личной жизни друг друга.

Ключ долго возился в замочной скважине, прежде чем открылся замок. Напряжение, что копилось несколько месяцев, завозилось внутри меня будто клубок змей. Мерзко, неприятно, но отбросить невозможно. Дверь резко захлопнулась, и какое-то время было слышно только тяжелое дыхание. Стало понятно – муж опять нетрезв.

Я была на кухне, наливала себе чашку чая. Руки мелко дрожали от осознания того, что придется сейчас с ним разговаривать. И причем не о самых приятных вещах.

Потом услышала сопение. Он уже был в комнате на диване и пытался раздеться. Посмотрев на него, поняла – нет смысла вызывать на разговор, пустая трата времени. Глубоко вздохнув, вышла к нему. Глаза устремлены в одну точку, такое ощущение, что ничего не видит. Присев рядом, попыталась стащить уже наполовину снятые брюки. Но меня грубо оттолкнули.

– Я сам!

– Как хочешь. Спи тогда в одежде.

Похоже, что предстоит ночь на раскладушке. Рядом с ним невозможно было заснуть, когда он под градусом.

– Да пошла ты…

– И пойду. Соберу вещи и уйду. Надоело, честное слово. Не жизнь, а издевательство какое-то.

Крепкие пальцы сжали запястье и притянули ближе. Послышался стойкий запах перегара, и хлынула волна ненависти и злобы.

– Что?

– Ты слышал.

– Я тебя услышал. Но не могу понять, куда ты собралась? Я не собираюсь разводиться с тобой. Вот бабы! Все время чем-то недовольны и сбегают при первом же удобном случае. Чуть что не по вам и все ищи, свищи… Вы все стервы. Да кому ты нужна-то?

Язык не очень его слушался и дальнейшие произнесенные им ругательства и грубости были похожи на бульканья. Но рука цепко держала мою. Из бессвязных фраз, пересыпанных материной, ухо выловило несколько интересных для меня фраз.

– …я не позволю кинуть меня, ты поняла? Я заставлю уважать себя… шлюха чертова… ты такая же, как она… как все вы… как она…

– Кто она?

– Что?

– Ты сказал только что: «ты такая же, как она». Вот я и спрашиваю. Кто она?

– Вы все бабы одним миром мазаны. Пошла ты!

– Я уже ответила тебе, что уйду. Не беспокойся.

– Ах ты, сучка!

И ударил меня по лицу наотмашь ладонью. Я отлетела к шкафу и ударилась головой об острый угол. В глазах закрутились звездочки.

Некоторое время лежала, не двигаясь и пережидая боль. Похоже, в его пьяном мозгу немного просветлело. Или пришла мысль, что убил ненароком. Дима опустился на колени рядом со мной и тихонько задел за плечо.

– Света, Свет?

Я застонала и чуть повернулась к нему, но поза все равно защитная – ноги подтянуты к себе, руками закрываю голову.

– Это все из-за нее? Из-за Надежды? Она тебя бросила и теперь ты на мне и других отыгрываешься?

Он, было, опять поднял руку, но сдержался, только зубы скрипнули.

– Заткнись, стерва. Иначе еще раз получишь. Поняла меня? С вами по-другому, похоже, нельзя обращаться. Только кулак понимаете.

И развернулся к дивану, не обращая на меня внимание. На кряхтенье и попытки встать. Лег и уснул немного беспокойным, тяжелым сном, почти мгновенно.

А я так и не смогла уснуть той ночью. Ушла в ванную, включила воду, поплакала. Прижимая к горящей щеке намоченное холодной водой полотенце. Понимая, что это не поможет и завтра в институт пойти не смогу. Не смогу до тех пор, пока синяк не пройдет. Понимала, что не хочу больше жить с этим человеком. Что поторопилась. И, как ни прискорбно, мама оказалась права.

Последние два месяца удерживалась с трудом. Просто не знала, как уйти. Боялась его реакции до ужаса. Олеся – девушка с моего курса, что поняла всю ситуацию сразу же – говорила, тянуть не стоит, только хуже сделаю. Но, ни ее поддержка, ни уговоры не помогали. На меня нагоняли первобытный страх оба варианта: и уйти и остаться. Как будто зависла над пропастью. А сдвинуться куда-то означало нарушить равновесие.

И первым толчком стала встреча с человеком, к которому я сейчас направляюсь. Точнее, познакомились то мы сразу же, по приезде в новое жилище. Он был нашим соседом сверху.

Дядя Коля. Очень неоднозначная и загадочная личность. Вроде как простой слесарь с завода. Но все дружки Димкины его уважали. Вся шпана дворовая готова была выстроиться по линейке под его суровым взглядом. Часто к нему приезжали целые делегации бравых ребят в кожанках, вгоняя в ступор наших подъездных бабушек. Хотя держался он просто и без форсу. Одевался скромно, и квартирка у него была скромная. Ничем не выделялся. Или, так, скажем, пытался не выделяться.

Со мной всегда был приветлив и даже нежен. Помогал сумки из магазина дотащить, по дому, если нужно было что-то прибить, починить, прикрутить. Всегда можно было смело обратиться. Любил поболтать о моей жизни и попить чаю на кухне, угощаясь моей выпечкой. Дима не обращал внимание на попытки поразить его воображение кулинарными изысками. А дядя Коля хвалил. Хотя, как и мама, оказался более проницательным, сказав один раз только:

– Ох, и намаешься ты с этим Димкой, девонька. Ну, ничего. Глядишь уму-разуму, наберешься. Только, если надумаешь уходить, не тяни.

Меня, в большинстве случаев, не касались вопросы профессии супруга. Просто он никогда не посвящал в это. Конечно, совсем божьим одуванчиком я не была и понимала, что охранник в кафе – номинальная должность. И на самом деле занимаются они там совсем другим. Девочки на курсе завидовали немного появляющимся дорогим вещичкам, но как-то осторожно. Мол, хорошо, но обойдемся. Кто-то из них сам проводил время в том же кругу. От них бывало, узнавала то, что не предназначалось для моих ушей, по мнению мужа. Эта информация казалась сводками из другого мира. С одной стороны была рада, что он оградил от всего этого. А с другой…

Знакомство с данной теневой жизнью нашего города – близкое знакомство – произошло в самой неприятной форме.

Тревожные звоночки были за неделю до события. Дима почти не появлялся дома. Приходил всего на пару часов днем, отсыпаться. Вопросы, как всегда игнорировал. С лица не сходило мрачное выражение, а в глазах мелькал страх. Как маленький уголек он все тлел, тлел и потихоньку разгорался. Движения стали более нервными, резкими. Что положение достигло критической точки и возможен взрыв, я поняла, застав его за суматошными сборами спортивной сумки. Все вещи из шифоньера были вывалены на пол, и муж лихорадочно что-то искал в этой куче.

– Ты что-то ищешь?

– Синюю футболку.

– Она под брюками лежит. Ты уезжаешь?

– Да.

– Надолго?

– Нет. На несколько дней.

– Хм. А я не могу с тобой поехать?

– Нет. Это по работе, мне надо одному. Все, собрался. Пока.

Чмокнув меня в макушку, закинул сумку на плечо и ушел. Замечательно.

На душе стало как-то неспокойно. Вроде стараешься угомонить, скачущие в голове мысли, но не получается. И тоненький такой голосок говорит тебе, что все очень, очень плохо. Что возможно взрыв произошел и положение опасно для меня тоже. Может, стоит собрать вещи и переночевать у подруги? Вполне вариант. Скажу, что мужа нет дома, скучно. Да можно и так, без объяснений примут. Стоит перестраховаться.

Автоматически раскладывая вещи по своим местам – сюда стопку с бельем, сюда полотенца, следующая полка с нижним бельем – немного успокоилась. Достала спортивную сумку и аккуратно сложила туда самые необходимые вещи на пару дней: смену белья, чистую блузку, ночнушку, тапки, зубную щетку, тюбики с кремом. Сверху кинула учебники с тетрадками. Прошла на кухню, осмотрелась, вылила остатки супа, что-то на ходу съела. Собрала мусор, надо бы выкинуть, но возвращаться из-за ведра не хотелось.

И прогремел дверной звонок. Ведро выпало из рук, и мусор раскатился по кухне. Еще трель.

«Ну, что ты так испугалась? Может соседка снизу? Попросить сахару, соли, яйцо… Черт! Она никогда ко мне не заходит, а здоровается через стиснутые зубы!»

Стук сердца заглушал, казалось, все звуки вокруг. От страха все мысли замедлились. В дверь заколотили кулаком.

– Света, открой! Это дядя Коля! Быстро.

Убрав ведро с дороги, подхватила сумку и выбежала в коридор. Попрошу проводить меня. Быстро засунула ноги в сапоги, накинула пальто.

Лицо соседа было очень серьезным, во взгляде плескалось беспокойство, но он, как всегда, улыбнулся. Увидев испуганное лицо и сумку, все сразу понял.

– Уезжаешь?

– Да. Ненадолго.

– Это хорошо, но поздно, – подхватил сумку и зашагал вверх по лестнице. – Они уже внизу. Так, что давай ко мне.

– Кто они?

– Нет времени на вопросы. Все потом. Да, не возись ты с замком! Все равно вышибут.

Руки дрожали, поэтому плюнув на все, побежала за ним. Мы только успели захлопнуть дверь и повернуть замок, как послышались голоса в подъезде. Негромкие. Я приложила ухо к щели, пытаясь разобрать хоть что-то. Похоже и вправду к нам.

Дядя Коля отодвинул меня и махнул рукой в сторону комнаты.

– Иди туда и не высовывайся в окна, сядь на пол у дивана. И не звука, чтобы не случилось. Поняла?

Я с трудом кивнула, чуть подзабыв, как это делается.

Квартирка двухкомнатная распашонка, самая обычная. Маленький коридор. Похожая на обувную коробку по размерам кухня. Большая проходная комната с кладовой и поменьше, напоминавшая пинал по форме.

В основной комнате стоял старенький диван у стены, сервант с посудой, стол и тумбочка с телевизором. Приткнувшись на полу, пристроила сумку. Что происходит? Стало вдруг холодно, в горле пересохло. Пойти попить? Но подниматься было страшно.

Слышно, как соседи за стеной смотрят телевизор и о чем-то переговариваются. Вроде звон посуды, время ужина. Такие простые, успокаивающие звуки.

На лестнице послышались тяжелые шаги. Дядя Коля ничего, не говоря, прошел мимо меня к кладовке, раскрыл ее, недолго рылся и достал ружье с коробкой патронов. Быстро зарядил. Обратно к дверям возвращаться не стал, а встал за угол, приложив ствол к плечу.

Опять истеричная трель звонка. Я вздрогнула и закрыла глаза.

– Дядя Коля!

Потом немного тише.

– Дядя Коля!

– Кто это там?

– Это Лом.

– Я никого не жду.

– Поговорить бы надо.

– О чем?

– О соседе твоем снизу. Димке.

– А зачем мне о нем разговаривать?

– Может, дверь то откроешь? А то орем на весь подъезд. По-человечески поговорим.

– Я и так по-человечески разговариваю. В гости никого не звал и не ждал. Так что открывать не буду. Про Димку ничего не знаю.

– Так и не знаешь?

– Был днем, потом ушел. Куда ушел, мне не докладывался. Если тебя это интересует.

За дверью тихонько переговаривались.

– А жена его?

– Что жена?

– Не знаешь где?

– Откуда интересно? Что думаешь, все соседи через мою квартиру на улицу выходят?

– Дед, не юли. Мои ребята не видели, чтобы она выходила.

– Что ж твои ребята самого Диму проглядели?

– Не прошляпили. Просто не успели.

– Не успели? Быстрее соображать и двигаться надо.

– Не учи! – рыкнули с той стороны.

– Я здесь причем?

– У тебя она сидит? Так ведь?

– Нет у меня никого.

– Мы просто спросим, знает ли она, куда муж мог пойти.

– Знаю я, как вы спрашиваете. Не знает она ничего.

– Дед, не зли меня.

– Это ты меня, Лом, не зли. И дедом ты меня рано называешь.

– Хорошо. Просто дай, поговорить. Может, вспомнит друзей, родственников?

– Иди к черту!

– Все достал ты меня…

Опять возня и глухой удар в дверь, потом еще один. Я зажала уши ладонями и подтянула колени к подбородку.

– Лом!

– Да!

– Бесполезно. Дверь укреплена и на железном засове.

– Ничего, вскроем.

– А в руках у меня ружье. Так, что не советую упрямиться. Ребят потеряешь из-за ерунды. Оно тебе надо?

– Мне его отыскать надо. Время уходит, а я все больше злюсь.

– Думаешь выплыть с Князем вместе? Не получится, говорю сразу. Так что лучше сматывайся из города, не теряй времени. Она все равно ничего не знает.

Еще удар. Я вздрогнула.

– Чертов, урод, – тихонько ругнулся дядя Коля. – Лом, ты делаешь глупость. Послушай меня, старого человека. Бери ребят и уходи, пока можешь.

Опять слышно переговоры. Видимо авторитет дяди Коли возымел действие, послышалось шуршание, они спускались вниз. Он еще постоял и осторожно двинулся к окну на кухне, отодвинул занавеску и посмотрел вниз во двор.

– Уехали. Идиоты, все равно головы не сносить.

Поставил ружье к стене и подошел ко мне.

– Ну, что? Давай чаю попьем?

Ответить не получилось, только кивнула. Встала с трудом, ноги затекли.

– Поживешь у меня пару дней для верности. Выходить не будем. А запас еды у меня всегда имеется. А потом может и Дима вернется.

– Может?

– Может, а может, и нет. Я не пророк.

Беспокойство охватило меня с новой силой. Возможно, что он не вернется, а мы вот так расстались.

– Не бери в голову, – словно прочитав мои мысли, сказал он. – Ничего ты ему не должна. Муж из него никудышный был.

– Ну и что? Все равно не хорошо, если мы вот расстанемся.

– Какая разница? Ты же так и так уходить собиралась? Так ведь?

– Да.

– Вот и все. Квартира, скорее всего, разгромлена. Что целым найдешь, забирай и подавай на развод. А может, повезет, вдовой будешь. Квартирка тебе останется.

Я вытаращила на него глаза в испуге.

– Ладно, ладно. Пошутил я.

Мы уселись за небольшим столиком, покрытым клеенкой. Кухонька была маленькая, как и у нас. Видно было, что лет десять здесь ничего не менялось.

Дядя Коля разлил по чашкам темный, рубиновый чай. Потянула носом, замечательный, дурманящий запах.

– Чай у меня с травками. Если удается, сам собираю. А так обычно покупаю. Жена моя всегда так заваривала.

Я осторожно прихлебнула горячую жидкость. Под нос мне пододвинули вазочку с сушками и дешевенькими конфетками.

– А где сейчас ваша жена?

Стоило о чем-то завести разговор, но, похоже, тему выбрала не совсем удачно.

– Она умерла. Восемь лет назад.

– Мне жаль.

– Мне тоже, – взгляд его устремился в одну точку. – Хорошая женщина была. А сколько натерпелась со мной? И не перечесть. Раньше все воспринимал, как само собой разумеющееся. Только, когда не стало ее, понял, что друга потерял.

– Друга?

– Конечно. Страсть, влюбленность, романтика, все это уходит. И, если меж вами дружбы нет, то долго не проживете. Друзья опорой становятся в самые тяжелые моменты. Как она всегда была. Понимала, принимала, не оспаривала мои какие-то решения. Молодая совсем была.

– Она младше вас была?

– Да. На два года. Я, когда твою историю услышал, подумал, что очень уж она нашу она похожа. Сразу ее приметил. Другие девчонки глазками стреляют, а она нет. Стоит спокойно, горделиво, точно лебедь. Ухаживал за ней долго. Поженились мы года через полтора. Вроде бойкий парень, а при ней робел. До сих пор не понимаю, почему она выбрала меня. Я вообще шабутной был, непутевый. Все время в какие-нибудь истории влезал, в драки. Потом связался с … Не важно. Чем только по жизни не занимался. Вспоминать не хочется. Выбрала – это полдела. Так осталась со мной, не ушла. В самые тяжелые времена терпела мои пьянки, измены.

– Любила, я так понимаю.

– Да, любила. Иной раз глядит на меня, гладит лицо и улыбается, так светло… Ладно, что-то я слишком в воспоминания ударился.

И, кинув за щеку конфетку, ушел в комнату. Только сначала взглянул за занавеску. Я пошла за ним и уселась рядом на диван.

– Дядя Коля, что происходит? И надолго?

Он пожал плечами, не отрываясь от экрана.

– Территорию опять делят. Уйдешь от Димки, и тебя эти дела почти перестанут касаться. Оно и к лучшему.

– А, если не уйду?

– Твое дело. Но приготовься, что такие встряски у тебя будут часто.

– Но ваша, же жена не ушла?

– Я ее любил и берег. И никогда не оставлял, вот так вот на произвол судьбы. Это я к тому, что не надо тратить свои силы, девочка.

Я тоже уставилась в экран, уйдя в свои мысли. Было тяжело принять решение. Семейная жизнь представлялась такой, как у родителей – поженились и все никого другого. Зачем? Ты же уже выбрал. Детей теперь воспитывай и просто живи.

Пойти по другой дорожке? Трудно представить, почти невозможно. Как перелет на другую планету.

Так мы просидели до вечера, каждый погружен в себя, в свои воспоминания. Попили еще чаю и легли спать. Дядя Коля в маленькой комнате, а я на продавленном диване в большой. Все никак не могла уснуть, прислушиваясь к каждому шороху и негромкому, бодрому похрапыванию за стенкой. Картинки в голове сменялись, метались, к середине ночи мне уже казалось, что голова распухла до невероятных размеров. Наконец, уснула.

Пробуждение было не очень приятным. От неудобного положения ломило все тело. В глаза, будто песок насыпали.

Где-то совсем близко пикало противно радио. Значит шесть утра. В кухне уже слышно шевеление. Похоже, дядя Коля готовит завтрак. Я схватила одежду со стула и быстро пошла в ванную, умылась, переоделась.

На столе стояли две тарелки с яичницей, две кружки с чаем, хлеб нарезан в плетеночке, масло. Все как положено.

– Доброе утро!

– И тебе не хворать. Садись завтракать. Услышал, что встаешь и пожарил.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Ты вон сколько раз угощала меня пирожками, плюшками и еще Бог знает чем.

– Это ерунда. Мне в радость.

– Ладно, любезничать. Ешь, а то остынет.

Заняться было нечем, и я затеяла уборку. Видно было, что он недоволен. Но куда меня девать? Целый день без дела с ума сойдешь. Приготовила обед, потом поизучала учебники. Но никакая информация в голову не лезла. Дядя Коля предложил сыграть в шашки. Из вежливости согласилась, но надолго тоже не хватило.

С трудом выдержала еще полдня и вернулась к себе. Дверь была прикрыта, и создавалось впечатление, что все в порядке. Но от легкого толчка она открылась. Не так она выглядела плохо, как представлялось в фантазиях о бандитском налете. Всего лишь легкий бардак и раскиданные вещи. Ничего страшного.

Эта картинка, разгромленная квартира, по ней гуляет ветерок – когда уходила, забыла закрыть форточку – сквозящая в каждой вещи заброшенность и безнадега, напоминали мое внутреннее состояние на тот момент.

Девчонкой я часто гуляла по лесу с подружками, когда отправляли к бабушке на летние каникулы. Мы нашли заброшенную ветку железной дороги. Она шла к карьерам, теперь заброшенным, и была никому не нужна. Была еле видна среди высокой травы. Мы шли по рельсам сначала в одну сторону, потом в обратную.

Забытые пути.

Я стояла перед дверью своей старой квартиры. Теперь хозяева другие люди и сменились, возможно, несколько раз. Двери тоже новенькие.

Дядю Колю видела еще пару раз, навешала. Надеюсь, что за довольно продолжительное время, прошедшее с последнего моего посещения, с ним ничего не случилось.

Достала зеркальце, стерла помаду с губ, потом принялась за парик. С этим вышло сложнее, пришлось попотеть и вырвать пару волос. Выдохнув, нажала кнопку звонка. Ничего, только слышна трель за дверью. Еще раз.

Сейчас мне откроет какая-нибудь заполошная тетка лет пятидесяти или равнодушная ко всему на свете и заспанная молодая мамаша.

Нет. Послышались тяжелые шаги, заскрипел пол.

– Кто там?

Я улыбнулась с облегчением.

– Дядя Коля, это Светлана Земцова. Ваша бывшая соседка снизу. Помните лет тринадцать назад…

Дверь резко распахнулась и от неожиданности, отступила назад и недоговорила.

– Я, конечно, стар. Но склерозом не страдаю пока.

Он нисколечко не изменился, только морщинок добавилось и очки, раньше их не было.

– Заходи что ли. Давненько не было тебя.

И отступил в сторону, пропуская внутрь. Новый линолеум, обои, мебель поменялась, телевизор, но радио так и весело на кухне, на стене.

– Проходи на кухню. Я как раз чайник поставил.

Я присела за столик. Нарядная клеенка, но столик со шкафчиками все те же. Только холодильник современный, а не «Свияга» с морозилкой похожей на обувную коробку. Электрический чайник заходился паром, щелкнула кнопка. Дядя Коля разлил чай, никуда не торопясь, добавил кипятка, отдуваясь, отпил немного.

– Как живешь? Рассказывай. Смотрю, волосы обрезала. Зря, такая коса у тебя была красивая.

– Женщины любят перемены. А все с одной и той же прической скучно. Подстриглась и вроде в жизни что-то изменилось.

– Ну, да. Ну, да.

– А так ничего нового. До сих пор не замужем, детей нет. Работаю в газете. Получила же образование. Вот, наконец, пригодилось.

– Образование оно никогда лишним не бывает. Жалко, что деток нет. У меня ни детей, ни внуков. Жизнь какая-то однобокая получилась. Может, хоть с твоими повожусь. Рожай.

– А с кем оставлять? Мама живет далековато, не наездишься. Няньки дорого.

– Со мной.

– С вами?

– Да. А, что ты так смотришь? Я в семье был вторым из пятерых. Успел нанянчиться с младшими. Потом у старшей сестры детки родились и с ними тоже какое-то время поводился. Со своей дочкой, правда, не довелось. Мало ее маленькую видел.

– У вас есть дочь?

– Она умерла. Давно, еще раньше жены моей.

– Мне жаль.

– И мне.

Он встал, вышел в комнату и вернулся со старым плюшевым альбомом, заполненным черно-белыми фотографиями. Раскрыл не с начала, а где-то с середины.

– Я редко их смотрю. Нет смысла ворошить прошлое. Но хочу тебе ее фотографии показать.

С фото мне широко улыбалась девчушка лет шести в платье с оборочками и бантами. Не очень похожа на отца.

– Вся в мать – красавица.

Перевернул страницу. На них девочка уже подросла лет тринадцати. Длинная коса, неуверенная поза, руки сложены на коленях, глаза с интересом смотрят в объектив камеры.

– Не знаю к лучшему или к худшему красота. Так уж получилось, замуж выскочила рано. Большая любовь, естественно. Жить не могу и все такое. Парень на вроде твоего Димки. Вроде и ничего на первый взгляд, а если глубже копнуть то гниль лезет. Мы не стали упорствовать. Да, и меня она не больно слушала. Я ее не виню. Что я для нее был? Мало уделял внимания, не интересовался почти ее жизнью. Только, когда выросла, вдруг влез со своим мнением. Она взорвалась, нагрубила. Хорошо жена моя человек спокойный. Как она тогда все это пережила? Словно между двух огней.

Он замолк, перевернул страницу. На ней групповое фото. Дочь на стуле и они с женой стоят за ее спиной. Да, красавица. Озорной взгляд, милая улыбка, чуть раскосые глаза и фигурка хорошая. Старые пальцы шершавые с желтыми ногтями погладили фото.

– Прожили они лет пять. Большая любовь и страсть больно быстро прошли. Характер супруга проявляться стал. Жили они отдельно в коммуналке. Общая кухня, общая ванная, очереди, приборка. К такому она не привыкла. Не лентяйка, не белоручка, конечно. Но одно дело в отдельной квартире жить, а другое с чужими людьми. Стенки тонкие, все слышно. Все понимаю, сами какое-то время с женой в общежитии жили. Но были вместе, сообща. Если понимаешь о чем я. И нам все трудности легче давались. И с соседями повезло. Дали им через пару лет однокомнатную квартиру. У черта на рогах, но свое. Вроде и полегче должно стать, а наоборот разладилось еще больше. Люда ездила часто вгости. А я не мог. Хоть и скучал и душа болела. Но думаю, сорвусь, хуже только сделаю. Так что с визитами редко наезжал. А однажды приехал, вижу синяк под глазом. Ох, как я тогда орал. Думал, точно убью. Но она в ногах лежала, плакала, говорила, что это их дело и не надо вмешиваться. Да и что сделаешь, если она сама не хочет уходить от него. Силком же не потащишь.

Глаза его не отрывались от лиц на фотографии.

– Сейчас не знаешь, что и лучше было бы: за косу домой оттащить или вправду этого гада убить, – в голосе зазвенел метал. Сразу становится ясно, что этот человек не шутит. И вполне серьезно рассматривает вариант убийства. Возможно, для него это приемлемо. Но мне сложно было соотнести с ним это злодейство. Хотя прекрасно понимаю, что он не прост, еще как не прост. – Но я ничего не сделал. Поговорил, скрипя сердце, ушел. И простить не могу себе.

– А что случилось?

Дядя Коля, как будто очнулся, услышав мой вопрос, и лицо его закрылось, скрывая эмоции.

– Через пару месяцев они поругались. Очень серьезно. Все соседи слышали их крики. Он неудачно толкнул ее, был сильно пьян. И Поля ударилась об край стола виском. Умерла. Эта скотина испугался и сбежал. Хотя мог вызвать скорую и ее возможно, и спасли бы. Кто знает?

– Его потом нашли?

– Да. Быстро нашли. У дружка одного затихарился. Хоть и неразумно это было. Но сидел недолго через месяц или два погиб.

– Хм?

– Ввязался в драку. Говорю же непутевый, совсем был. Пырнули ножом и все. Не буду врать, что я сожалею о его смерти.

И сложил пальцы в замок на колене, обшарил меня внимательным взглядом.

– Вы устроили эту драку?

Он пожал плечами и лишь один уголок губ чуть приподнялся. Не прост, не прост. По спине прошел холодок.

– Ты прям, как Люда моя, такая же впечатлительная. Чаю подлить?

И пододвинул вазочку с конфетками.

– Это было закономерно. И я нисколько не жалею.

Мы в молчании допили чай.

– Ты просто проведать старика зашла или по делу? А то я со своими откровениями совсем забыл поинтересоваться. Болтать стал много. А ты человек располагающий к откровенности. Есть в тебе что-то такое… ну, так что? По делу?

– Почему вы решили, что сразу по делу?

– Кому ты втираешь? Из сумки торчит парик и сама как-то странно одета. Случилось чего?

Я вздохнула и всмотрелась в мутную жижу, что осталась на дне чашки. Когда шла сюда как-то не задумывалась, что придется многое объяснить. А как?

– Долгая история.

– Я уже давно никуда не тороплюсь.

– И для меня самой не совсем понятная.

– Разберемся.

– Помните тринадцать лет назад, вы спрятали меня на несколько дней…

– Спрятал. Это громко сказано. Все, кому надо, знали, что ты здесь. И?

– А потом я разыскивала Диму по кабакам.

– Да, да. Хотя, то, что ты ушла, он бы и так понял. Незачем было по притонам бродить.

– Я честная была, правильная.

– Была? А сейчас уже нет?

– Не знаю.

– Понятно. Что дальше?

– И меня провожал в один из вечеров молодой человек. Вы еще предупреждали, чтобы я с ним не связывалась.

– Лира? Помню. Очень мутный парень. Появился из ниоткуда и так же исчез. Игрок, шулер, бабник, в целом ничего хорошего. И что? Не помогли советы?

Покачала головой и улыбнулась.

– Ясненько. Ну, мужик он смазливый, такие бабам нравятся. Только не пойму я… Это же давно было. И его уже много лет в городе не видели. Какое отношение он к тебе имеет? Тогда знаю, помог, к подруге тебя отвез. Димке мозги прочистил. Хоть в чем-то не пропащий оказался. Опять я заговорился.

Но память уже унесла меня обратно в прошлое.

Это был третий кабак по счету. Но выглядел почти также, как и остальные. Темная мебель, дым клубами, шум, гам.

Осторожно пробираясь между столиками и качающимися телами, отшатываясь от алкогольных паров, я пробиралась к барной стойке. Бармен, как и предыдущие, удивленно приподнял бровь, разглядывая меня и одновременно разливая из бутылки по рюмкам водку.

Уже не так стесняясь, подозвала его жестом.

– Здравствуйте!

– Здорово. Будете что-нибудь?

– Нет, спасибо. Я хотела узнать, не видели вы здесь Дмитрия Земцова?

– А тебе он на что?

– Я его жена. Мне очень надо с ним поговорить.

Он еще подвигал бровями. Видимо, Дима здесь, но что-то бармену мешает сознаться в этом.

– Погоди. Сейчас Леху пошлю за ним. Леха! Иди сюда.

Подозвал одного из официантов, пошептав на ухо, отправил из зала в боковую дверь.

– Жди. Позовут.

– Спасибо.

– На здоровье.

И отвернулся к посетителям. Похоже, решил, что я пришла устроить драку со скандалом и выяснением отношений. Нет, не это мне было нужно.

Сколько ждать придется было непонятно, поэтому устроилась на высоком стуле в самом углу. Ноги неудобно свешивались. Поправила сумку и огляделась. Ничего особенного люди, как люди.

Взгляд скользил через туман вдоль потемневшего, заляпанного дерева стойки, на котором стояли стаканы, рюмки. На противоположном краю расположился молодой мужчина. Рядом с ним товарищ пытался что-то втолковать ему, время от времени отпивая из большой пивной кружки. Но тот его почти не замечал, изредка, будто нехотя кивал. В глазах скука. «Жигало», подумала я, оценив джинсовую куртку, футболку под ней и не совсем обычную прическу – волосы до плеч, собранные в маленький хвостик. А так же большие глаза, ленивые движения, этакий мартовский кот. Легкая полуулыбка, зажигающая женские сердца призрачной надеждой о неземной любви, расплылась по его лицу и адресована была блондинке, что стояла в нескольких шагах от меня. Ее настрой тоже был понятен без слов по позе и хищному выражению лица.

Для меня подобные вещи на тот момент были коробящими. И чувствовала себя неудобно, будто подслушала чужой интимный разговор. Поискала, на что бы отвлечься, немного поерзала на стуле. Когда же уже Дима выйдет?

Мое замешательство не осталось незамеченным. Через минуту опять обведя барную стойку взглядом – невозможно же сидеть все время, глядя себе под ноги или на руки, что сложены на сумке – наткнулась на красавчика. Он пристально разглядывал меня, но не с хищным, манящим интересом, будто лакомый кусочек, а очень настороженно и недоуменно. Будто спрашивая, что я здесь делаю. Совершенно неожиданно для себя легко улыбнулась в ответ и пожала плечами. Мол, так уж получилось. Темная бровь приподнялась, на лице появилась приятная, мальчишеская, залихватская улыбка, вроде как мы участники маленького заговора и остального мира не существует с дымом, перегаром, громкой музыкой, пьяными разговорами. Ничего. Только глаза напротив, читающие в моих все, как в раскрытой книге. Чувство единения и общности с совершенно незнакомым человеком. Странное, удивительное.

Из забытья меня вырвало чужое прикосновение, не совсем приятное, потому, что трясли за плечо со штормовой силой. В нос ударил запах перегара и знакомого одеколона. Смотри-ка, одеколон дома не забыл, а меня предупредить – забыл.

– Ты чего здесь делаешь?

Как всегда недоволен. И уже изрядно пьян, судя по покрасневшему лицу и взгляду осоловелому.

– Здравствуй.

– Зачем по кабакам шляешься? Почему не дома?

– Потому что дома все разгромили.

– Что?

Видно было, что за несколько секунд Дима протрезвел, если не полностью, то наполовину. Тянуло ответить: «Конь через плечо!». Но, сглотнув досаду и возмущение, повторила:

– Я говорю, дома все разгромили. Меня чуть на ремни не пустили, но дядя Коля помог.

– Черт…

– Не то слово.

– Ждать надо было дома. Я бы вернулся и все решил. Не думаю, что тебе реально угрожали…

– Мне не очень хотелось это проверять на себе. Ладно, я не затем пришла.

– А зачем? Позорить меня? Жена по кабакам шляется, как девка какая-то. Чего ты все копошишься, как курица на насесте? Лезешь, куда не просят? Достала ты меня!

И надвинулся на меня. Пришлось чуть отвернуть голову. Чтобы не задохнуться от алкогольных паров. Краем глаза заметила, что Красавчик о чем-то переговаривается с барменом. Тот махнул полотенцем в нашу сторону, быстро тараторя и пожав плечами, переключился на другого клиента.

Все ясно, понятно – семейная разборка – не обращай внимания и не вмешивайся, а то сам неприятности найдешь.

Как неудобно, гадко, стыдно!

Хотя с чего вдруг? Мы не родственники, не друзья-товарищи и видимся собственно впервые. К чему переживать из-за чужого мнения?

Дима все наступал, бормоча ругательства, которые раньше причинили бы много боли и оставили бы осадок в душе надолго. Но не сегодня. Сегодня я на самом деле твердо решила, что ухожу. Повернулась и он будто споткнулся о мой взгляд и поперхнулся словами.

И тут ему на плечо легла ручка с красными коготками. Холеная такая с парочкой золотых колечек. Ее хозяйку увидела через секунду. Красивая девушка в красном платье, с кудряшками, в вырезе аппетитно покачивалась грудь. Правда, личико было немного оплывшим, но умело накрашенным. Было на что посмотреть.

Она смерила меня презрительно-ехидным взглядом. А на Диму посмотрела по-хозяйски.

– Димуль, ты скоро?

Он скинул ее ручку со своего плеча. Пухлые губки надулись от обиды.

– Надь, иди обратно за стол. Я скоро.

«Надя!». Это имя вызвало в памяти разговор, подслушанный в женском туалете.

– А с кем это ты разговариваешь?

– Не твое дело!

– Как это не мое…

– Я его жена.

Глаза ее в секунду налились злобой, лицо перекосило, она схватила его за руку.

– Жена. Ну-ну. Ты ему никто! Он мой! Слышишь? Мой! Был мой и есть…

– Замолчи!

– Не затыкай мне рот! Она вклинилась между нами, змея подколодная! Продыху тебе не дает. Сюда вот притащилась.

Ее голосок сошел на визг. Дима наливался свекольным цветом. Понятно, что наши милые семейные разборки уже не были сугубо семейными. И часть людей в кабаке, еще не совсем потонувших в алкоголе, наблюдала их с жадным интересом. Видимо ожидали драки с тасканием за волосы, раздиранием платьев и выцарапыванием глаз. Жаль, но придется им без шоу сегодня остаться.

А мне уже порядком все надоело. Хотелось домой, налить чайку и завалиться на диван. И было смешно от абсурдности, комичности ситуации.

– Милая, Надежда…

– Я тебе сейчас покажу милую! Она еще и издевается.

– Господи, – усталость навалилась свинцовым саваном. Как же я устала! Порылась в сумке и достала ключи от дома. – Дима, это ключи от нового замка. Что смогла, я в квартире прибрала. Завтра съезжаю и подаю на развод. Все! Забирайте свое сокровище, милая Надежда!

Она удивленно хлопала густо накрашенными ресницами и была похожа на сломанную куклу. Дима задвинул ее куда-то назад и полушепотом заговорил, положив руки мне на плечи:

– Свет, я не понял. Ты серьезно?

– Абсолютно. Твои уговоры, разговоры и так далее, не помогут. Я устала и все решила. Нет сил моих больше.

Он сжал мои плечи. И от удара, похоже, меня спасло лишь то, что в зале куча народу. И это же обстоятельство было отягчающим. Я бросила его на глазах у толпы. Кроткая, маленькая, забитая жена, что муж держал в ежовых рукавицах, вдруг вырвалась. Его взгляд обещал все ужасы ада.

Но мне было все равно. Чувство облегчения от сделанного дела и предстоящей свободы было одуряющим и пьянящим. Резко дернув плечами, скинула его руки, закинула на плечо сумку и повернулась в сторону выхода.

– Дома поговорим. Завтра.

– Я все сказала. Прощай.

И ушла, чувствуя тяжелый взгляд спиной.

«Ничего, ничего. Нужно быть твердой. Нельзя всю оставшуюся жизнь прожить, как заяц, дрожа мелкой дрожью от страха и боясь сказать лишнее слово и вдыхать через раз. Все правильно».

Медленно двигаясь в сторону своего дома, полностью погруженная в свои мысли, не заметила, как от курящей на крылечке кабака компании отделились две тени. Нелегкая понесла меня не по освещенной, главной улице, а через темный проходной двор. Так было короче. И опаснее. Это днем можно было срезать подобным образом, но не посреди ночи, идя из сомнительного заведения.

Чувство самосохранения проснулось несколько поздновато. Я уже свернула за угол здания. Сзади послышались шаги тяжелые, быстрые. Испуганно обернулась и увидела двух мужчин, что целеустремленно шли за мной. Сердце бешено запрыгало в груди. Только думала, жизнь наладится, а меня сейчас прирежут в темном переулке из-за копеечной стипендии. Ускорила шаги, а потом побежала. Но бесполезно, они быстро догнали и завалили на землю. Один придавил коленом мои ноги, заломил руки и навалился сверху всем весом. Пытаясь вырваться, ерзала под ним, похожая на огромного червяка. Тщетно. От этих упражнений, только юбка задралась. От страха и безысходности из глаз брызнули слезы, лицо было все в грязи.

Второй рылся в моей сумочке. Кошелек был худым. Все деньги Димка держал у себя, выдавая на расходы. В моем распоряжении была только стипендия. Мужик хмыкнул.

– Ну, и жид же твой благоверный. У нее только мелочевка какая-то. Посмотри цацки.

– Тебя не спросил.

И начал шарить по моей шее потными руками, сорвал цепочку с крестиком – подарок родителей, а совсем не мужа, что было вдвойне обиднее. Потом вывернул еще больше кисти и снял обручальное кольцо и еще одно. Я взвыла.

– Тихо! Не хочешь, чтобы я тебе мочки порвал?

Покрутила головой.

– Вот и славненько. Я тебе ручки отпущу, и сама их снимешь. Лады?

Кивнула. Все, что угодно, только бы отпустили целой и невредимой.

Он отпустил руки, но с меня не слез. Не слушающимися пальцами достала серьги из ушей. Надеюсь, им хватит.

– Вот, умница.

И сунул их в карман. Другой, что стоял, нервно огляделся и прислушался.

– Валим. Вроде идет кто-то.

– Погоди. Нет никого. Дворик тихий. Вон там беседочка есть.

– Ты чего удумал?

Чужие, шершавые, грубые пальцы цепко схватили меня за подбородок и повернули голову немного к свету.

– Посмотри, какая красотка. Чистенькая, свеженькая…

Я заорала во все горло. Но ладонь тут, же зажала мне рот.

– Молчи, стерва!

– Долбани ее по башке и уходим.

– Не. Я что-то сегодня поразвлечься хочу.

– На такое я не подписывался. Отдавай половину и когда уйду, делай с ней, что хочешь.

– Нет. Мне помощь потребуется. И уж вместе, так вместе.

– Мне и одной статьи достаточно. А, как с бабой справиться, не мне тебя учить.

Их перепалка тогда заняла время, что спасло меня от изнасилования. Тот, что сидел верхом на мне, склонился над лицом и гладил по волосам, пока я безуспешно брыкалась, под ним, дико завывая. На товарища не смотрел и по сторонам тоже. А зря. Послышался всхлип, глухой удар. Голова его дернулась, хватка ослабла. Момент был схвачен и мои зубы впились в чужую ладонь.

– Дрянь!

Замахнулся, но ударить не успел. Чья-то рука схватила его за запястье и резко дернула назад. Мужчина слетел с меня, как былинка.

Пока, я поднималась – судорожно и бестолково, перебирая, как перевернутый майский жучок, всеми конечностями – со стороны слышались удары, вздохи, вскрики, матерщина. Перед глазами плыли круги, но ноги целеустремленно несли меня к выходу из этого проклятого двора. Хотя местами и немного заносило, пришлось привалиться к стене и двигаться, придерживаясь за нее. Какой холодный, приятный камень. «Сейчас бы остановиться и постоять немного, прижавшись к нему лбом».

Но нельзя. Сзади опять послышались шаги. Более легкие, мягкие. Но от страха меня начало уже подташнивать.

– Погоди. Не бойся. Они ушли.

Ладонь легла на плечо, и я с разворота попыталась его ударить. Послышался смешок, руку мягко перехватили и прижали к шершавой джинсовой ткани.

– Вот и спасай барышень после этого. Вместо благодарности фонарь под глаз получишь.

Но, похоже, до меня еще не дошло, что все кончилось, и брыкания продолжились. Вторая рука тоже была прижата, но без особого нажима. Он тихо смеялся.

– Спокойней, спокойней. Все закончилось. Перестань брыкаться, а то вдруг кто увидит. Отмазывайся потом в ментовке, что это не я тебя грабанул. Эй? Слышишь?

И обнял аккуратно.

Я вдохнула глубоко, прогоняя рыдания. От моего спасителя очень хорошо, свежо пахло. Совсем не так, как от того урода. Потихоньку успокоилась, постояла еще немного, прижимаясь щекой к его груди, и решилась поднять глаза.

Вот уж сюрприз! Красавчик из бара.

Такого поворота не ожидала. На защитника и спасителя бедных, невинных – или не совсем невинных – девушек он не очень походил. На ловеласа, приятного, веселого парня, немного раздолбая, но умеющего найти общий язык со многими и развеселить компанию – да. А вот так махать кулаками. Тем более лезть в драку с двоими из-за незнакомки?

В эту минуту он выглядел несколько забавно. Волосы высвободились из хвостика и, разметавшись в пылу драки в разные стороны, были похожи на нимб над головой. Мне всегда приходили на ум «бредовые идеи», как выражалась моя мама. В самых обычных вещах виделось что-то необычное. И это сравнение неожиданно пришло, как вспышка. Я хихикнула. Не очень подходящее поведение в такой ситуации. Тебя спасает прекрасный принц от злодеев – классика жанра, а ты хихикаешь, как дурочка.

– Что?

Отвела взгляд, но через секунду опять засмеялась, увидя нимб.

– Что такое? Это у тебя нервная реакция?

Прикрывая рот ладошкой, помотала головой.

– Нет… Просто, у тебя волосы над головой, как нимб стоят.

Он залихватски улыбнулся и провел ладонью по голове, приглаживая их.

– Нимб на месте, а вот крылья я сегодня дома оставил. Так, что придется тачку ловить, чтобы домой тебя доставить.

– Не нужно. Пару домов пройти и я дома.

– Хорошо. Прогуляемся. Вечер начался не очень, но надеюсь, закончится благополучно. Веди.

Я кивнула. Но потом, вдруг вспомнив про сумку, рванулась обратно во двор.

– Моя сумка…

– Стой. Она у меня.

И похлопал себя по плечу. Потом развернулся, согнув руку в локте, предложил мне.

– Мадам?

– Да, месье, – и осторожно положила свою ладонь на сгиб, легко включаясь в игру. Ситуация, что свела нас ночью на темной улице, будто осталась за кругом очерченным им. А в его границах, только он и я – мадам и месье, идущие по улице при слабом свете фонарей, очень романтично.

– Как хоть зовут тебя, прекрасная незнакомка?

– Светлана.

– У тебя яркие, искрящиеся таким мягким светом глаза. Это имя тебе очень подходит.

– Спасибо, – не помню, чтобы до этого вечера мне делали подобные комплименты. – Это очень приятно и неожиданно.

– Я такой! Да. Люблю делать прекрасным женщинам неожиданные и приятные комплименты, Светлячок.

– Светлячок?

– Да. Светлячок.

– Кто?

– Ты.

– Я? Почему?

– Маленькая, хрупкая и светишься. Смотришь на тебя и сразу на душе тепло.

– Хм…

– Не «Хм», а так и есть.

Мы уже подошли к моему дому, и я подтолкнула его, направляя во двор.

– Сюда.

– Слушаюсь и повинуюсь.

У подъезда немного замялась. Игра, игрой, но будет ли он до дома меня провожать? До самого? Прям до дверей? Реальность накатилась огромными волнами, и стало немного потряхивать.

Красавчик все понял, и легонько погладив мою руку, открыл дверь.

– Я провожу тебя до квартиры.

Свет от блеклой лампочки был неярким, но все равно неприятным после уличного мрака, создающего иную более мягкую и немного потустороннюю атмосферу.

Все окончен бал! Вернулась домой к своим проблемам. Каждая ступенька давалась тяжело. Остановилась перед дверью, похлопала по карманам, нащупала ключи, достала, но донести до замка не удалось – уронила. Черт!

– Ничего страшного. Адреналин спадает. В сон тянет. Да и ночь уже на дворе.

Быстро нагнулся и с первого раза открыл замок. Ловко! Мы зашли в тесную прихожую, и я увидела себя в зеркале. Вот уж красотка… Нечего сказать. Вся грязью перемазана, на блузке не хватает верхних пуговиц, под глазами еще и разводы туши и в волосах застрял листок какой-то.

– А я и не заметил, – и достал осторожно мусор из моей косы.

Перед глазами вдруг прошли образы, и я нервно сглотнула, но поздно, желудок поехал вверх. Вдруг на секунду позабыла, где же у меня ванная. Но дверей тут немного. Облегченно захлопнула ее за собой, защелкнув щеколду.

Санузел совмещенный, места мало, поэтому сразу у порога, упав на колени, оказалась у унитаза. В такой момент этой тесноте даже обрадуешься. Могла и не успеть.

Успокоилась довольно быстро. Отмотала дрожащими пальцами бумагу, вытерлась. Колени тоже противно дрожали, как и все тело. Долго собиралась с силами сидя на полу, приложив голову к стене. Вставать не хотелось, но не спать, же прямо здесь у унитаза в грязной одежде и в ботинках.

Кстати. Посмотрела вниз и сморщилась. На чистом полотняном коврике коричневые следы. Придется еще тут все убирать, коврик отчищать.

Ты, матушка, совсем плоха стала. Вещички уже сложенные в сумки стоят, с подругой договорилась пожить, пока с разводом не разрешится и может, дадут общежитие. А ты еще думаешь о том, когда приборку делать. В этой квартире, где с завтрашнего дня не живешь.

И не с того, ни с сего заплакала. Навзрыд, со всхлипами и подвываниями. Так жалко стало своих усилий, радужных надежд, щенячьего восторга, когда удавалось купить какую-нибудь красивую штучку или вещичку. Хотя бы вон те синенькие полотенчики.

Отмотала еще полметра от рулона и шумно высморкалась. Наплевать и забыть!

Путаясь в пуговицах и крючках, стянула с себя одежду, держась за стеночку и кряхтя, как старая бабка, залезла в ванную. Долго поливала себя из душа горячей водой. Как же хорошо.

Банный халат и полотенца я еще не упаковала и с наслаждением завернулась в толстую фланелевую ткань. Не глядя в зеркало, намазалась кремом. Мысли начали замедляться. И как то из головы вылетело, что пришла я не одна.

С кухни доносились негромкие звуки, вот звякнул чайник о плиту. Что это?

Ах, ну, да! Красавчик! Спаситель, джентльмен. Хорошо бы просто ушел, пока спасенная была занята в ванной. О чем с ним разговаривать? Благодарить? Неловкая сцена выпроваживания. Для моих нервов еще этого не хватало.

Осторожно заглянула на кухню. Мой рыцарь сосредоточенно разливал чай по кружкам. Через плечо переброшено полотенчико, волосы прибраны. А на столе бутерброды на большом блюде и яичница. Он стоял ко мне вполоборота, но видимо почувствовал чужое присутствие.

– Заходи. Чего в дверях то стоишь?

И смешно обмахнул табуретку полотенчиком.

– Мадам.

– Благодарю.

В некотором обалдении уселась осторожненько на край. Красавчик устроился напротив и спокойно меня разглядывал.

– Тебе поесть надо и спать ложиться. Ничего, что я тут похозяйничал?

– Ничего, все нормально. Я завтра съезжаю от сюда.

И схватив вилку начала ковыряться в тарелке. Ладно, начну с чая и глотнула кипятку.

– Ой…

– Осторожнее. Извини, только вскипело.

Подняла руку, показывая, что все хорошо. Пожевала холодный бутерброд то, что надо.

И смущенно поглядывала на него из-за чашки. Надо же какой заботливый. От Димки ни заботливости, ни помощи не дождаться было. Обычно он приходил, садился за стол и ждал полного обслуживания. А также, чтобы было не менее двух блюд. Мужик с работы пришел. Даже, когда болела и лежала с температурой тридцать девять, пришлось выползать на кухню и что-то придумывать на скорую руку.

Мужчина, что сейчас сидел напротив меня, методично жевал, не отрываясь, аккуратно, с чувством, а, не просто перемалывая быстрее пищу. Руки его просто меня завораживали. Широкие сильные ладони, пальцы с овальными, вытянутыми ногтями. И прядь, что все время сваливалась на глаза, мешая.

Обхватив кружку, он поднял глаза и открыто, свободно посмотрел на меня. И, хотя во взгляде этом было много нежности, но и всего остального тоже было достаточно: и чисто мужского интереса, и любопытства, и заинтересованности, и немного веселых искорок.

– Ох, не смотри на меня так своими глазищами. А то я быстро перестану быть джентльменом.

И улыбнулся очень шкодливо. А я поперхнулась бутербродом от неожиданности и смущения, что он заметил мои разглядывания. Покраснела, как помидор, и еще больше склонилась над тарелкой. И почему сразу не ушел? Замок новый, его можно просто захлопнуть.

«И ты тоже хороша, дорогуша. Еще с мужем не развелась, даже из квартиры не съехала, а уже на других мужиков заглядываешься. Это все от того, что он тебя спас. У всех баб на такой романтической почве мозги сносит».

– Не напрягайся так, – вполне дружелюбно и сносно улыбается. Уф. А то от его заинтересованных, как будто на самом деле мной, глаз, мозги и вправду плывут. – Я просто вижу, как у тебя голова опустилась. Все мысли на лице написаны. В том числе стыд и раскаяние. Хотя не понимаю, по какому поводу.

Пожала плечами.

– Я так понял, что от мужа ты уходишь?

Кивнула.

– Тогда к чему это стеснение? Он, например, не особо стеснительный парень.

– Не важно, какой он. Я за него не отвечаю, только за себя. Хотела быть честной до конца. Не важно.

Затолкала остатки бутерброда в рот, чтобы зажевать комок, что подкатывал к горлу.

Он положил вилку на тарелку и осторожно подхватил мою ручку и сжал. Как странно, что совсем незнакомый парень утешает меня, кормит поздним ужином. Большим пальцем прошелся по кругу, по выступающим косточкам. Ой, мама! О чем же я думаю, глядя на эти пальцы.

– Ты такая милая, трогательная. И в баре этом была похожа на лебедя неожиданно оказавшегося в курятнике, – усмехнулся и совершил еще одно круговое движение. – Так осторожно поджимала ноги, сидя на высоком стуле.

В недоумении уставилась на него.

– Я наблюдал за тобой. Ты же совсем необычная фигура для такого кабака, сразу выделяешься. Выделяешься еще и потому. Как пожала плечами на мой немой вопрос.

– Не знаю, почему так сделала. Честно.

Во взгляде у него промелькнула тоска вперемешку с печалью. И через секунду все пропало, положил мою руку обратно.

– Ты собираешься здесь ночевать?

– Ну, да. И завтра с утра уеду. Вещи уже собрала.

– Да, я видел в комнате. Не бойся, по шкафам не шарил.

–…?

– Просто глянул быстренько. Твоего супруга, хоть и скоро бывшего, знаю только по слухам, но парень он нервный. Поэтому не задерживайся особо. А то придет с бодуна. Да под горячую руку попадешь…

– Да… Я в курсе.

Он дернул щекой.

– Может тебе сейчас собраться? Я бы отвез тебя куда скажешь. Так надежнее выйдет.

Покачала головой. Глаза уже слипались, ноги, руки отяжелели. Усталость, стресс, напряжение брали свое. Очень хотелось на родной диван, и забыть все, как страшный сон. А завтра начать жизнь с чистого листа.

– Нет. Сил никаких не осталось. Лучше завтра пораньше встану и уеду. И спасибо Вам огромное за все.

На «Вам» немного споткнулась. А он покачал головой.

– «Вам». Строго, однако, строго, – театрально развел руками. – И это, как говорится, после всего, что мы пережили вместе?

Я захихикала.

– Сама понимаешь, как глупо звучит.

Энергично встал, подхватил свою тарелку, кружку, поставил в раковину. Уже хотел было помыть, но мои кудахтанья его остановили.

– Не надо, не надо… Я сама потом помою.

– Хорошо. Никогда не любил мыть посуду.

Вытерев руки полотенчиком, развернулся было к выходу и впечатался в меня. Потому что я двинулась, как раз в сторону раковины со своей посудиной. Вот уж сценка для любовного романа! Вроде и случайно, а вроде как оба только случая ждали.

Но тогда во мне было напичкано множество умных, ценных маминых, бабушкиных изречений о морали, нравственности, ответственности за свое поведение. Поэтому я просто растерялась и не представляла, что же мне делать.

Красавчик сначала обнял крепко. Дыхание его щекотало мое ушко. Почувствовав мою неуверенность, скованность, не стал предпринимать никаких более решительных действий. Просто поцеловал в висок и застыл ненадолго, гладя мои волосы.

– У тебя прекрасные волосы. Когда распустишь, похожа на русалку или сирену. Сладкий голосок, сказочная внешность. Завлекаешь в свои сети зазевавшихся моряков.

Еще раз провел по ним, захватил прядь, поднес к своему лицу, пытаясь уловить их запах.

– И пахнут замечательно – травами.

Выпустил и водопад прошелестел обратно.

– Мне нужно идти, Светлячок.

– Хорошо.

И неуклюже отступила в сторону.

В коридоре, увидев, как он обувается, завязывает узел, потом бантик, накидывает джинсовку, как старается не задерживать на мне взгляд, вдруг стало не по себе. Чувство беспричинного страха и безысходности. Как и все? Я больше его не увижу?

Но спросить или тем более просить о том, чтобы вновь увидеться, не посмела.

– Спасибо еще раз. Вы, то есть ты мне очень помог.

– Пожалуйста.

И в секунду открыв замки. Вышел на лестничную клетку. Но вдруг обернулся. Так и не знаю, что же он хотел тогда сказать. Сверху послышались шаги и голос.

– Света, чего так поздно… Лира? Ты чего здесь делаешь? Добрый вечер, кстати.

– Добрый, дядя Коля!

Это у нас получилось хором произнести.

Красавчик с тоской посмотрел сначала на соседа, потом на меня.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Конец сценке и решительно захлопнул дверь.

– Нет. Не спасли ваши предостережения. Вляпалась я тогда по самое небалуйся. До сих пор выбраться не могу.

– Как? Жив, что ли поганец?

– Жив, здоров и в меру упитан. А почему поганец?

Дядя Коля разлил еще чаю.

– Просто резко город в свое время покинул. Перед этим столько событий произошло. Что я и подумал, прикопали где-то тихо в лесочке.

– А какие события?

– Те самые, из-за которых я тебя прятал. Делили ребятки. Игрались. Кого-то ментам сдали. Лира, как я уже и говорил, парень шустрый. Вольная пташка. Немного в этом городе, немного в другом. По стране засветиться успел, репутацию какую-никакую заработать. Хорошего игрока, я имею ввиду. И у нас, как государственных шишек, так и местных ребятишек кинуть успел. Неправильно выразился. Бабки с них снял легко, как стружку. Профессионал.

Старик одобрительно крякнул. И было несколько непонятно его отношение. Вроде и уважает, а вроде и нет. Увидев растерянность на моем лице, пояснил:

– Я его уважаю, как мастера своего дела. И как человека почитающего традиции и правила. Но совсем не понимаю. Он чудной такой, все классиков цитировал. Образованный, с этими, как же их… манерами. И не скажешь, что выпендривался или роль играл. Нет, все взаправду. И было вот мне не ясно, почему он здесь в совсем не своей среде.

– Деньги?

– Может и не без этого. Но и риск огромный. А тебе он разве не рассказывал об этом? Не посвящал в тайны души?

– Не особо. О чем угодно, но не об этом.

И вымученно улыбнулась. Было обидно в двойне – услышать такой вопрос из уст постороннего человека и не знать, что на него ответить.

– Это может и к лучшему. И незнание твое и то, что рядом с тобой его видело немного человек. Хоть и непонятный, но сообразительный. Ох, все никак не могу от той жизни отойти. Живу воспоминаниями.

Помолчал немного.

– Он тогда предупреждал, чтобы я присмотрел за тобой. А я? Не уберег.

– О чем вы?

– Я спустился посмотреть, что за шевеление у твоей двери, там ты с ним прощаешься. Подозвал к себе уже, когда дверь твоя закрылась, поговорили немного по душам. Рассказал он о твоем рейде в питейные заведения. О реакции твоего муженька. Вполне обоснованно забеспокоился, что без разборок с рукоприкладством не обойдется. Я беспокойство поддержал и пообещал проконтролировать твой отъезд. Проконтролировал….

Зря, конечно, дядя Коля корит себя. Никто ни в чем не виноват. Просто самой надо было сообразить, что ноги надо делать быстро.

Утром проснулась поздно, был выходной и спешить на учебу не надо. Настроение было странным, будто заторможенным. Мысли то и дело возвращались ко вчерашним событиям, но муж был в них на последнем месте. Где-то на галерке, всплывал в памяти.

Посмотрела на правую руку, когда-то на ней было обручальное кольцо. Словно знамение, что его украли.

Как же быстро вчера все закрутилось, пронеслось, даже не спросила, как зовут моего спасителя. Стыдоба. Хотя и он не очень стремился к близкому знакомству, иначе сам бы назвался.

Найти и отблагодарить? Неизвестно будет ли Красавчик рад этому. Наверное, лучше это сделать так, чтобы никто не узнал. Дядя Коля с ним знаком, не откажет в помощи.

Или не стоит? Сомнения завозились внутри, поднимая камни неуверенности и стеснения. Может это ему глупостью покажется. Побыть героем на вечер одно, но сегодня уже другой день и все, что произошло – мираж.

«Светлячок… маленькая, хрупкая и светишься».

Тьфу! Дура!

Ему твоя благодарность. Сама понимаешь, ни к какому месту не пришьешь. С подобной внешностью и подвешенным языком отбоя от женского пола, наверное, нету.

Все! Хватит об этом думать. Еще подумает…. Опять врешь самой себе. И мысли твои к одному ведут – к новой встрече. И очень хочется, чтобы он подумал совсем не то, и закрутилось, завертелось. Об этом думаешь.

Еще развестись не успела, еще от мужа не съехала, а уже хвостом готова вертеть перед другим мужиком. Ладно бы перед «путным», как выражается мама, ясно же – бабник.

«Огней так много золотых

На улицах Саратова.

Парней так много холостых,

А я люблю женатого».

Хлебнула из кружки.

– Ай!

Кипяток!

И будто очнулась. Стою на кухоньке с кружкой чая и думаю о всякой ерунде. Надо быстрее подбирать манатки и двигать в сторону свободы.

Словно в ответ на эти размышления в замке заскрипел ключ.

Внутри все похолодело. Что сейчас будет? Хотела пойти в комнату, сделала шаг, потом вернулась на два обратно. Куда бежать? Как спастись? И надо ли спасаться? Я напоминала тараканчика, посаженного в стеклянную банку, вроде видишь свободу, идешь на встречу, но все время утыкаешься в прозрачные стенки.

Бабахнула дверь о косяк.

– Светка!

Черт! Черт!

Заметалась по маленькому помещению. Зачем-то переставила кружку со стола в раковину. В голове пустота, только горит тревожный огонек. По голосу и тяжелым шагам было понятно, что он провел всю ночь, заливаясь алкоголем. Проскочить мимо и закрыться в туалете на щеколду? Вариант. Или лучше сразу прорываться к выходу?

В груди сжался весь воздух от страха и от плохого предчувствия. Где же оно было еще час назад?

Дима появился в дверях и привалился к косяку, с кривоватой усмешкой наблюдал за моими попытками сохранить невозмутимое лицо и сделать вид, что все в порядке. Руки мелко дрожали, и я с трудом убрала хлеб.

По кухне разлился запах перегара и агрессии.

– Смотрю, собралась? Не расскажешь куда? Я тебя никуда не отпускал.

И подошел почти вплотную.

– А, Светка? Чего молчишь?

– Я уже вчера все сказала.

– Да кто тебе разрешил, сучка! – заорал он.

Ноги подкашивались, поднять глаза и посмотреть на него, не было никаких сил.

– Мне не нужно твое разрешение. Я не твоя собака.

По щеке скатилась слеза, слова я произносила с трудом, в горле будто застрял жестяной ком.

Муж цепко ухватил меня за одно запястье, подтащил к себе и злым шепотом на самое ушко проговорил:

– Нужно, лапа моя. Нужно. И мне поучить тебя уму-разуму тоже нужно.

«Пора!». Я рванулась в сторону, крутанула руку, высвобождаясь из железных объятий, и бросилась к выходу. Но, что и говорить, план был недоработан и вообще не блистал оригинальностью.

Остановили меня уже через секунду – захватом за волосы. Дальше, как мешок с мукой, полетела на пол, попутно налетев на стол. Несколько пощечин, ударов кулаком под дых. Он еще что-то кричал в мое лицо, чтобы было удобнее это делать, намотал на кулак мои волосы и повернул голову к себе. До моего сознания эти слова не доходили. Второго нападения за сутки оно просто не выдержало и ненадолго отключилось.

– Ты поняла меня?! Ты поняла меня?!

Эта фраза сопровождала каждый удар. И я вроде даже пыталась что-то отвечать, но кроме мычания ничего не выходило. Работали лишь инстинкты – подобрать ноги, закрыв живот, руками попытаться уберечь лицо и голову. Почти без особого успеха.

Боль пришла не сразу. Прав был Красавчик вчера – адреналин сначала все сглаживает. Хочется только, чтобы быстрее все закончилось. И этот человек, источающий ненависть, злость и запах спирта, исчез. А там уж как-нибудь забраться в самую темную щель, отлеживаться и все пройдет.

Еще удар ногой по спине. Слышно как где-то скулит собачка. Неужели это я?

– Перестань ныть!

Через какое-то время, когда уже начала отходить, поняла, что больше его рядом нет и можно начинать ровнее дышать, вот тогда боль вышла на главную сцену. Казалось, изнутри меня рвут несколько чудовищ. И шевелиться невозможно и лежать невозможно, только слезы тихонько текут по щекам.

Сколько длилось мое лежание в позе эмбриона на полу в кухне, не знаю. А потом послышался шорох со стороны прихожей. «О, нет, нет!». Пульсирующая боль в голове зашлась лихорадочным ритмом. Мне не выдержать, просто не выдержать. Сжав зубы, поползла. Куда не понятно, но хоть что-то сделать. Забилась, сжавшись в три погибели между кухонным шкафчиком и раковиной. Выковыривать меня от сюда будет трудно. И тихо завыла.

– Светлячок?

Перестала дышать. Мягкие шаги. Видимо сначала он меня просто не заметил.

– Твою мать!

Дальше шло что-то весьма витиеватое и художественное, повторению не подлежащее. Я не понимала, кто это и зачем пытается достать из убежища. Выла уже в полный голос. Отбиваться и сопротивляться, сил не было. Голое отчаяние вырвалось наружу через стиснутые зубы.

– Господи! – опять мат. Пальцы осторожно ощупывают доступные места. Я лишь шарахалась, больше вжимаясь в стену, хотя больше уже некуда.

– Да очнись же, Светлячок! Открой глаза, посмотри на меня.

Уговоры продолжались долго. Потом разогнуться полностью у меня, сразу не получилось, все конечности затекли. Не понять было, сломано что-нибудь или нет.

Он аккуратненько вызволил мои бренные останки из закутка, бормоча себе под нос:

– Вроде все цело. А синяки ерунда пройдут.

Пройдут? Разве они могут пройти? Все это останется со мной, как тяжелый груз навсегда. Такие вот мрачные, скверные мысли бродили в моей голове.

Мы сидели на полу в тесной кухоньке, где были видны следы недавнего побоища. Вещи разбросаны, кое-где видны пятна подсохшей крови. Выглядывая из-за крепкого плеча, закрытая от всего сильными руками, я могла смотреть на это более отстраненно и спокойно.

– Тш-ш-ш…

Пальцы легко и нежно поглаживали спину, успокаивая. Пока слезы беззвучно скатывались по моим щекам.

– Надо тебе собраться. Хотя лучше я сам.

Попытался встать, но я вцепилась намертво, боясь хоть ненадолго остаться без тепла, что ограждало меня.

– Эй? Я только вещички твои соберу. Не бойся. Никуда не ухожу. Ладно, пошли вместе.

Усадил меня на диван в комнате и огляделся. Чемодан и спортивная сумка были уже собраны мною и еще какие-то пакеты. Но теперь все это превратилось в развал и кашу на полу. Муженек постарался, выпотрошил и даже не поленился что-то порвать, разодрать, разбить.

– Вот сволота…

На верхушке одной из кучек лежал белый лифчик, вроде как целый. Он и привел меня в сознание и его чудом сохранившийся белый цвет.

Не знаю, смогла ли я тогда покраснеть, учитывая общее состояние. Осторожно передвигаясь, сползла вниз и схватила его. Надо убрать с глаз долой.

– Я нашел сумку. Выбирай те вещи, что в нормальном состоянии, а остальное оставь. Лучше новое купить.

Несколько минут мы ничего не говорили, копались, как две собаки на помойке.

– Тебе есть куда податься? Может, к родителям поедешь?

– Нет. К подруге.

– Хорошо. К врачу все равно сходить не мешало. Ребра проверить. Я все-таки не спец.

– Схожу.

Дальше опять молчание до дверей квартиры Олеси. Только короткие фразы по делу.

Я потянулась было к звонку, сказав все соответствующие моменту слова благодарности и признательности, но он остановил, положив свою ладонь сверху.

– Подожди.

Повернула голову к нему в недоумении. В глазах печаль, сожаление и затаенная надежда.

– Не месту сейчас. Но я не уверен, что увидимся с тобой снова.

Неуверенность в голосе такого парня – это нонсенс. Хотя больше всего хотелось лечь на диван и забыться беспробудным сном недели на две, но кровь в венах вдруг побежала быстрее от интонации егоголоса.

– Хочу запомнить тебя…

Положил горячие ладони на затылок. Какие у него дивные пальцы, нежные, но настойчивые. Мы сомкнулись лбами и стояли, замерев, забыв, где находимся, и зачем. Только слушали дыхание друг друга. Большой палец тихонько гладил мою шею вверх-вниз, а потом за ушком. Кто бы мог подумать, что такое простое прикосновение может быть настолько пронзительным и чувственным.

Губы едва-едва касались моих. А я стояла, ни жива, ни мертва. И была погружена в момент и ошарашенная, что не соображала, как же поступить. Насилу вспомнила, что можно и ответить на поцелуй.

Секунды пронеслись быстро и он уже отстранился.

– Пока.

Торопливые шаги на лестнице гулко отдались внутри моей головы. Ушел.

– Пока.

Но меня уже никто не слышал.

Объявили мою остановку.

– Черт!

Подхватив свои вещи, кинулась к выходу, расталкивая людей. Вот заполошная тетка, наверное, подумали они.

Надеюсь, парик не съехал, и очки не перекосились во время моего рывка. Был уже вечер, и я торопилась домой. Любаша успела позвонить и предупредила, во сколько они с мужем прибудут ко мне для замены замка.

Передвигаться на непривычной обуви к концу дня стало чуть тяжелее, образовались мозоли. Пыхтя и почесывая вспотевшую шею, подумала, что идея была хорошей, но не все минусы учтены.

Во двор зашла с другой стороны. Специально, чтобы пройти до подъездной двери кустиками у самой стены дома. И оставаться до последнего незамеченной. Пустая предосторожность? Возможно. Но не решила, не пренебрегать ей.

Да, и настрой такой шпионский очень будоражил кровь и наполнял яркими красками жизнь. Воображение у меня хоть и средненькое, но вполне приличное. Уже представляла себя на месте агента какой-нибудь спецразведки. Девушкой Джеймса Бонда (неужели не представляли себя в этом качестве на минуточку, ну, так на немножечко?). Случайным обывателем, втянутым в международный заговор. Это, конечно, широкий замах, можно что-нибудь и попроще. Я же журналист местной газеты как-никак. И случайно узнала, например…. О чем же? Срочно придумываем. И так о многомиллионных, незаконных сделках одного из депутатов местной администрации. Не так завлекательно. И написать об этом, скорее всего не дадут. Только, если чиновник попался или под подозрением. А мы поймаем эксклюзивчик.

Эх, мечты, мечты…

Похоже, надежда стать знаменитостью в нашем небольшом городишке еще меня не покинула.

В подъезде никто не ошивался и на лестнице тоже ни соседей, ни подозрительных незнакомцев. Вздохнула спокойно. Надеюсь, что соседка, встретившаяся мне утром на этой же дороге, не сидит в засаде, приникнув вплотную к глазку. Вот уж кто настоящий шпион. У нее даже налаженная агентурная сеть в ближайших подъездах и дворах.

Кстати, вот с кем стоит ненавязчиво пообщаться. У Таисии Львовны и собаки и кошки и мухи все на счету. Любого постороннего человека, даже просто заглядывающего на нашу ухоженную, придомовую площадку, заметит, зафиксирует и фото отправит в архив памяти.

Глянула на часы, потом на себя в зеркало.

– Что ж такое!

Осталось всего пару минут до прихода гостей.

– Блин, блин, блин…

Зашвырнула парик в шкаф. Вывалив на тумбочку сначала все содержимое, отправила следом и сумку. Потом разберусь!

Любаня была очень пунктуальной женщиной и к близким была тоже довольно требовательна в этом плане. Я же на минутку, но припоздаю.

Вот и сейчас, только успела с глаз косметику смыть и немного с лица, как раздались трели дверного звонка.

– Ай, шайтан тебя забери женщина!

Таким образом, всегда выражал сове неудовольствие заместитель главного редактора нашей газеты, когда я сдавала материал в последнюю минуту.

Побежала открывать. Мы расцеловались с Валей, потом с подружкой. С ней крепко-крепко, будто вчера не виделись. В этот момент она прошептала:

– Я ему сказала, что у тебя замок заедает.

– Хорошо.

Муж ее улыбался во все тридцать два зуба или вполне возможно, что уже не в полном комплекте.

– Загорела, похорошела. Видно сразу, что хорошо съездила.

– Да. Все прошло замечательно. Никогда так не отдыхала.

– Это понятно. Отдыхать, не работать, – потер ладони. – Ну, что ж приступим.

– Погоди. Давайте хоть чаем вас напою. С работы же сразу. Голодные, небось?

Он отмахнулся.

– Сначала дело. А потом уже будем чаи гонять. Пока посмотрю старый замок, пока новый вставлю, вы как раз стол и накроете.

Установил свой чемоданчик, сдвинув барахло из нутра сумки на край тумбочки. Я быстренько все убрала.

Любаня чмокнула его в щечку и, захватив пакеты с пола, потянула меня, в сторону кухни.

– Все. Командир приказ отдал. Мы идем исполнять.

– Ага.

На моей кухне она ориентировалась ничуть не хуже чем на своей, поэтому сразу же захлопала дверцами шкафчиков.

– Слушай, еще со вчерашних посиделок кое-что осталось. Не стоило опять еды покупать.

Послышалось веселое фырканье.

– Кое-что это можно сказать ничего, дорогая моя, для голодного мужчины после тяжелого рабочего дня. И я покушать люблю. Тем более его еще отблагодарить надо за самоотверженность и сверхурочную работу.

Я тут же скуксилась и покраснела. В самом деле! Что же я за друг такой? Люди после работы несутся на помощь. И что? Даже тортика к чаю не купила. Совсем ни стыда, ни совести не осталось.

– Любанька? Прости меня окаянную. Никакой благодарности от меня не видишь.

Она покачала головой с улыбкой и сунула мне в руки картошку.

– Давай, чисти, окаянная ты моя. Будем тебя перевоспитывать трудом и молитвой.

– Чего? Молитвой?

– Спокойно. Начнем с труда. Не переживай ты так. Мы и чаем бы вполне удовлетворились, но Валя сегодня не успел пообедать. Поэтому до дома не дотянет. А там, в холодильнике пусто. По нашим меркам.

– А по моим значит куча всего.

– Ну, перекусить разве что, – поставила сковородку с котлетами на плиту и занялась салатом.

– А тебе переживать не стоит. Замуж выйдешь и перейдешь совсем на другой ритм. Научишься думать наперед, что купить. Что приготовить, что еще осталось и что можно соорудить из этих остатков. Пока одна живешь и так нормально.

Огурцы и помидоры почти со скоростью звука летели в салатник.

– Столько картошки хватит?

– Ага. А ты чего сегодня в этом костюме? Все постирала и больше нечего надеть? Не понимаю, зачем ты тогда вообще его купила?

– Ну, да…

От дальнейших расспросов меня спас Валя. В одной руке у него был замок, а в другой отвертка, которой он почесывал затылок.

– Не пойму я, Светик. Все с твоим замком в порядке. Я его со всех сторон повертел. Может в ключе дело?

– Нет. Я приехала и долго не могла открыть. И вообще старый он уже, давно пора менять.

Пожал плечами.

– Дело хозяйское. Но по мне так хороший еще механизм.

И ушел обратно, прикрыв дверь.

– Вот не все равно ему? Хороший, не хороший. Попросили поменять только, а не экспертизу проводить.

– Чего ты на него взъелась, Люб?

Она отвернулась к сковородке, немного помешала картошку.

– Вчера, когда я попросила его с замком тебе помочь, долго мялся, не хотел. Видимо свиданку на сегодня назначили.

Голос ее чуть сорвался.

– Дорогая моя, перестань хоронить ваш брак раньше времени. Ты еще не знаешь в чем дело.

– Все я решила. С завтрашнего дня начну следить. Нет сил моих. Ты со мной?

– Конечно.

Да, друг познается в беде. Все знают эту пословицу. Поэтому я сижу в старой, раздолбанной девятке, которую ревнивица взяла у приятельницы на время. Данная развалюха стояла пару лет в гараже и по назначению почти не использовалась.

Женщина развелась с мужем, и теперь машина перетягивалась ими, как канат, то на одну сторону, то на другую. Была причиной раздоров и телефонных переговоров.

– А почему в судебном порядке не разберутся? – возник вполне законный вопрос.

Подружка пожала плечами, сосредоточенно глядя на дорогу. Водила она редко, за рулем чаще сидел Валя. Потом усмехнулась.

– Похоже, их обоих устраивает этот постоянный повод для встреч.

– Хороши встречи.

– Кому ведь, как нравится.

– Это точно.

И тоже устремила взгляд вперед.

Парик снова пригодился. Костюм не стала использовать в этой авантюре. Мужчины, конечно, не особо внимательны к деталям, как женщины, но мало ли.

Любка тоже преобразилась. Нашла где-то в закромах родины ужасно огромные темные очки в роговой оправе со стеклами болотно-зеленого цвета. На голову намотала тюрбан. Темная помада, балахон вместо кофты и лет пятнадцать плюсом, не меньше.

Сначала мы друг друга не узнали. Стоя во дворе своего дома, я вертела головой и всматривалась в машины. Прошло минут двадцать нетерпение стало трудно скрывать. В кармане завибрировал мобильник.

Знакомый голос с недовольством выговорил мне:

– Я уже двадцать минут во дворе стою. Ты где?

Я еще активнее закрутила головой.

– Это ты что ли в черном парике?

– Да!

– Тьфу ты! Я в синей девятке.

– На тебя тьфу! Ты номер машины не могла просто сказать!

– Шуруй уже сюда!

И мы пошуровали. Она заметно нервничала и редко обругивала других водителей, почти не обращая на них внимание. В напряженном молчании встали аккуратненько на стоянке, напротив проходной, замерли в ожидании.

– Ты хоть руль отпусти. А то я боюсь, вырвешь его.

– Ничего. Как вырву, так и вставлю обратно. А вдруг он сейчас выйдет?

Минут через десять Валя появился. Попрощался со всеми и двинул в противоположную от дома сторону со спортивной сумочкой.

– Странно, машину тут оставил.

– Хм…

Плетясь черепашьим шагом, поехали за ним. Хорошо, что улица более или менее оживленная, и мы не смотрелись странно. Свернул в переулок, мы туда же. Показалось двухэтажное здание, окрашенное синей краской, большие окна от пола до потолка. Он легким, пружинистым шагом зашел внутрь.

Наши взгляды одновременно остановились на табличке.

– Спортивно-оздоровительный комплекс «Ника».

– Чего-то я не поняла.

Подружка сидела пришибленная, на лице написано непонимание.

А я захохотала.

– Любка, все хорошо. Он просто в спортивный зал ходит, здоровьем своим занимается.

– Не смешно нисколько. Если решил рельеф свой подкачать, точно баба у него. Зачем еще?

– Ну, ты и дурында.

– Сама такая.

– Послушай, насколько ты его младше?

– На восемь лет. Причем тут это?

– Вот именно, – и многозначительно подергала бровями. – Он здраво рассудил, что старше тебя. И с каждым годом не становится моложе. А ты женщина молодая, привлекательная, в самом соку. Позаришься на более свежее тело…

– Да, что за бред ты говоришь? Куда я пойду с двумя детьми на руках?

– Только ему не вздумай так сказать.

– Поздно, уже говорила.

– Значит, забудь про эти мысли. И больше при нем не вздумай заикнуться.

Она насупилась.

– Не понимаю…

– Молодец твой Валя. Вот, что нужно понять. Для тебя же старается, в форме себя старается держать. Радоваться надо.

Но мои слова не возымели нужного эффекта. Бровки у нее сдвинулись к переносице и так там и остались.

– Давай в кафешке хоть напротив, посидим?

– Нет.

– Ладно.

Через двадцать минут у меня попа онемела. Позевывая, отвернувшись к окну, решилась.

– Так. Я пошла в разведку.

– Куда?

– Туда. Не могу просто так тут сидеть. Пройдусь.

– Удачи.

– А ты перестань киснуть.

Решительно хлопнула дверцей машины, но сразу пожалела об этом, так как в ней что-то жалобно задребезжало. Боевой настрой меня не покинул, и я поднялась по ступенькам.

Заведение на первый взгляд понравилось. Все чистенько, симпатично, милая девушка за стойкой администратора приветствовала широкой улыбкой.

– Добрый день. Чем могу помочь?

– Добрый, девушка, – решила воспользоваться образом, что использовала вчера. Не снимая очков, манерно оперлась на край. – Хотела бы узнать, что вы можете предложить для женщин чуть за тридцать?

И глуховато хохотнула. Получилось очень неплохо – такой прокуренный, кокетливый басок. Может, стоит подумать о карьере актрисы.

Девушка была весьма компетентна и убедительна, я и не заметила, как прошло, наверное, еще минут тридцать, пока она расписывала различные направления, преимущества покупки абонемента и тому подобное.

По сторонам поглядывать у меня была возможность, поэтому Валю я не пропустила. Крикнув кому-то вглубь раздевалки «пока», направился к выходу.

– Спасибо. Я подумаю. Было приятно поболтать с вами.

Любка в машине выпускала клубы пара.

– Ты чего так долго?

– Обстановку изучала.

Она резко рванула с места. Но нервничать не было смысла, мы успели вполне отчетливо увидеть, как он сел в машину и не спеша тронулся в сторону уже дома.

На каком-то из поворотов я окликнула ее.

– Люб?

– Чего?

– Чего, чего? Того. Долго мрачной будешь?

– А с чего мне радоваться?

– Выяснилось же все.

– Для тебя может и понятно стало. А для меня нет. Чую я есть у него кто-то. Не зря он наяривает штангой два раза в неделю.

– Конечно. Есть ты.

По ее взгляду поняла – шутка не прошла. Странная неуверенность в себе. Поведение первого супруга оставляло желать лучшего, но не все, же мужчины такие. На счет Вали, была, например, стопроцентно уверена – невиновен.

– Хорошо. Ищи дальше, а мне завтра на работу. Или нет, послезавтра… Короче займусь делами.

– Спасибо, подруга.

– Любань, я тебя люблю. Поэтому могу тебе это сказать прямо. Ты не права.

Но упрямство ее основная черта характера.

– Высади меня у остановки, пожалуйста.

– Ага, пока.

– Пока.

Какие-то воспоминания довольно долго живут в нас. Чаще, не очень приятные. Так уж устроен человеческий мозг. Я много общаюсь с людьми разных возрастов и профессий. Есть во мне какое-то качество или внутренняя открытость, может просто мордашка у меня такая простецкая, что почти всех оппонентов тянет исповедоваться.

Любаша все держит в себе боль и переживания, оставшиеся после измены первого мужа. Я могу ее понять. Так как сама пережила нечто подобное. Да, наши ситуации различны. Мое замужество не было долгим, не было общих детей. Но переживала точно также, страдала. Хотя и пыталась не показывать. Первое время, кажется, что так лучше, если будешь вести себя как обычно, то все сгладится и вернется гармония в отношения. Но сейчас пришла к мнению, что это просто боязнь посмотреть реальности прямо в лицо. Но временами это необходимость, если хочешь сохранить отношения с человеком. Ситуации, когда откровенность в чувствах и словах предпочтительнее молчания и терпеливого накопления в себе негативных эмоций.

Отношения с Голландцем лишь с большой натяжкой можно назвать семейными (тут меня пробивает на глупое хихиканье). Когда мы были вдвоем, единственное чего хотелось – гармонии, красоты, захватывающих эмоций (да, да, все в одном ряду), порхания бабочек. Как будто уезжаешь на необитаемый остров от обычной жизни, проблем, обязанностей, неразберихи и тому подобного. Вроде реанимационного отделения.

Но течение жизни нельзя перебороть или изменить. И мы оказались в этом водовороте. Помимо моих обычных неприятных воспоминаний о вечном ожидании есть в картотеке и еще одно.

Переломный момент наступил сейчас и все всплывает наружу, что хотелось забыть или казалось забытым навсегда, пройденным и прожитым. Видимо настало время со всем этим расстаться – ненужный багаж.

Когда же это было…

Я переехала на новую квартиру из коммуналки. Потихоньку обустраивалась. В комнатах было непривычно пусто, мебели было мало. А то, что имелось, собрано с миру по нитке подружками по институту. Один стул вообще притащила со свалки. После развода, можно было рассчитывать на комнатенку в коммуналке, где и ютилась какое-то время. Но неожиданно привалило наследство. Умерла двоюродная тетка у отца, одинокая пенсионерка. Я была ее любимицей и часто летом гостила у нее. Поэтому квартиру свою однокомнатную она завешала мне.

Радости не было предела. Еще и Вадим Петрович – начальник – взялся помочь с обменом. Все вышло просто изумительно и шоколадно для меня.

Я летала по квартире, восхищаясь каждым углом и целуя моего благодетеля в щечку, когда застывала, чтобы перевести дыхание. Он лишь с томлением вздыхал и скреб в затылке.

– Ох, Светка, Светка…

– Что?

Помотал головой, потом неожиданно сграбастал в свои медвежьи объятия.

– Что ж ты со мной делаешь? Просто веревки вьешь.

– Неправда!

– Знаю, знаю. Все хорошо. Если бы не знал тебя, то думал, как за остальных – расчетливая стерва.

– А как на самом деле? Уже зная меня?

– Ты просто светлый человечек. Как дитя неразумное, доверчивое и нежное.

Я хмыкнула.

– Как-то не вяжутся ваши слова с пылкими объятиями.

Он чмокнул меня в щечку.

– Пора взрослеть, дорогая. Наплюй на своего молодца. Найди хорошего мужика, неженатого, естественно, выходи замуж. Рожай детей.

– Звучит ужасно скучно.

– А жизнь она вообще очень проста. Весь вопрос, как ты ее воспринимаешь. У тебя с фантазией лады. Так что с разнообразием не будет проблем и никакой скуки.

Тогда его слова пролетели мимо ушей. Подспудно почудилась обида за неожиданно прерванные удобные и приятные для него отношения. Не хотелось никакие подобные разговоры воспринимать всерьез. Помог и на том спасибо. А свои умные мысли можешь и при себе оставить. Не напрашивалась.

Прошло около недели после этого. Я стряпала на кухне ужин, пританцовывая в такт мелодии, несущейся из радио. Радовалась, что на халяву достались симпатичные, кружевные шторки на кухню. Одна из девчонок на курсе выскочила замуж и уезжала в другую область. С доброй души она раздала часть нажитого имущества.

От любования своим новым приобретением меня отвлек телефонный звонок. Я еще не привыкла, что это благо цивилизации целиком в моем распоряжении. И поэтому вздрогнула. Пару секунд прислушивалась.

Кто это может быть? Может бывшим владельцам звонят знакомые, что еще не в курсе их переезда? Такое было один раз. Может мама? Нет, поздновато. Осторожно подняла трубку и с опаской произнесла:

– Алло?

Из динамика послышался сначала треск, потом пошла общим фоном громкая музыка, смех, пьяные голоса. И звонившего я сначала просто не расслышала из-за этой какофонии.

– Вас не слышно!

– Алло! Алло! Светочка, дорогая моя, – мужской голос с колоритным кавказским акцентом. Что за чертовщина! Откуда какой-то непонятный мужик знает мое имя и номер телефона? Не все друзья и знакомые еще знают о переезде. – Красавица, не узнала меня? Ну, оно и понятно. Ни к чему симпатичным, молоденьким девушкам помнить хозяина шашлычной. В памяти надо держать только молодых людей и их имена, главное не перепутать, а с твоей внешностью уверен отбоя нет. Это Рафик тебе звонит, золотая.

Мои брови к концу этого горячего монолога были уже на середине лба. Любителя цветастых фраз я видела всего пару раз и поэтому с трудом сообразила, кто же мне звонит. История нашего знакомства требует отдельного описания. И без Голландца естественно не обошлось.

– Да-да. Я узнала вас. Добрый вечер.

– Она узнала меня. Добрая девочка потешила старика.

– Не говорите глупостей. Вы еще совсем не старик.

– Для тебя уже считай старик. Но я звоню, сама понимаешь не затем, чтобы обсудить свой возраст и твои вкусы на мужчин…

Тут его речь прервалась ненадолго. Он с кем-то бурно переговаривался.

– Алло?

– Да я тут, красавица. Звоню сообщить, хотя это не мое дело, конечно. Твой парень опять у меня засел, второй день гуляет. И, похоже, не собирается останавливаться. Что у вас стряслось на этот раз?

Я вцепилась пальцами в несчастную пластмассу телефонного аппарата, кажется, она даже жалобно скрипнула.

Как так? Не может быть? Или может? Он мне даже не сообщил, что приедет. Прошло около года. Наша встреча в прошлый раз не отличалась безоблачностью и обычной эйфорией влюбленности тоже не была отмечена. Но неужели Голландец смог все перечеркнуть и забыть?

Рафик был непосредственным участником тогда в наших разборках и немного понимал, что к чему в запутанном клубке отношений. Не знаю до сих пор к лучшему или к худшему было его тогдашнее вмешательство. Как говорят – все, что не делается, все к лучшему.

– И что? Я тут причем? – как ни старалась сделать голос ледяным и безразличным, похоже, не получилось.

На том конце хмыкнули.

– Я просто сообщил. Твое дело, золотая, уже решать при делах ты или нет. Парень не просто так заливает здесь свое горе.

– Пусть заливает, если по-другому не лечится…

– Спиртное мало помогает при таких болезнях. А вот любящая женщина совсем другое дело.

– Я думаю, в любви и ласке у него сейчас нет недостатка.

Теперь послышался тяжкий вздох вселенского смирения перед чужим упорством и недоверием.

– До чего же вы женщины гордый и обидчивый народ. Скажу по секрету. Мужчина может развлекаться со многими. Но сердце не каждой раскроет. Подумай над этим?

Я молчала, в горле стоял ком.

– Молчишь? Это хорошо. Подумай. Всего наилучшего.

И повесил трубку.

Автоматически пристроив свою на место, вернулась на кухню к прерванным делам. Уже не слыша, что поют по радио и поют ли вообще. Затеянная готовка и кулинарный шедевр перестали интересовать. Порезав еще немного лук, бросила нож на доску. И проклиная себя и свое глупое сердце, стянула фартук и пошла одеваться.

Через сорок минут стояла перед дверьми той самой шашлычной. Была середина апреля. Зябко кутаясь в пальто, что натянула на легкое платье, мрачно поглядела на ручку.

Было немного страшновато. Он не ждет моего появления. Он не звал меня. И слова Рафика совсем не повод навязываться и сваливаться, как снег на голову. Но поступить по-другому уже не могла. Просто побуду рядом. Уйти никогда не поздно. Решительно толкнула дверь.

Внутри все осталось прежним, только народу гораздо больше, чем в прошлый раз. Что неудивительно, вечер пятницы все-таки. За стойкой успевая весело болтать со всеми почти одновременно, царил и властвовал Рафик. По-другому это невозможно описать. От него исходил магнетизм и спокойная уверенность.

Глаза его радостно блеснули, выцепив мою фигуру из толпы. Он даже сошел со своего трона и, раскинув руки, встретил на полпути, обнял, расцеловал в обе щеки, будто мы старые, задушевные знакомые.

– Молодец. Я рад тебя видеть.

– Здравствуйте.

– Что так официально? Но ничего, мы еще успеем подружиться. Сейчас все для тебя организуем, красавица.

Мне было неудобно и неуютно находиться здесь. А его неуемное дружелюбие привлекало к нам еще больше внимания. Я же совсем не за этим сюда пришла.

Дальше все закрутилось и завертелось в калейдоскопе. Не дав даже чуть-чуть очухаться, подвел к какому-то большому столу. За ним сидела куча народу разных национальностей и возрастов, были и женщины. Меня усадили, незаметно сняли пальто. Одновременно налили бокал, поставили огромное блюдо с всякими вкусностями, сразу завлекли разговором, бурным потоком комплиментов и восторгов в мой адрес.

Уже допивая второй бокал и пытаясь успеть воспринять все, что говорили мне с разных сторон мои соседи по столу, почувствовала легкое жжение в районе правой щеки. Кто-то настойчиво прожигал ее взглядом. Но не стала оглядываться и выискивать знакомое лицо. Так как постепенно до меня дошел замысел Рафика. Не очень тонкий, но простой и действенный.

Товарищи его были предупреждены, что за спектакль мы разыгрываем. Нашептывали на ушко жаркие слова, смотрели завлекательно, но ничего более активного не предпринимали. Никаких рук на коленках под столом, во время медленных танцев никаких тесных объятий. Хотя был момент, когда паренек помоложе чуть увлекся флиртом и между нехитрыми танцевальными па, легонько поглаживая мою спину, его рука спускалась все ниже. Но я в шуточной форме, аккуратно высказалась по этому поводу. Давая понять, что это лишнее. Он мило улыбнулся. Мол, как же тут можно удержаться? И наговорил еще кучу комплиментов. Глазки его с неугасающим интересом бегали от моего лица и ниже.

Наконец, вернулись за стол и, с наслаждением пригубила из бокала. Надо немного снять напряжение. До этого момента не разрешала себе смотреть в его сторону, иначе постановка не имела бы смысла. Хозяин шашлычной оказался знатоком человеческих душ. Понятно, если бы я просто пришла с сочувствием и просительным выражением на лице, то ничего бы не добилась. Кому это нужно вообще?

«Не самозванка – я пришла домой,

И не служанка – мне не надо хлеба.

Я страсть твоя, воскресный отдых твой

Твой день седьмой, твоей седьмое небо».

(М. Цветаева)

Нет, не как служанка пришла сюда и корку черствую, его лишь мимолетного, незаинтересованного взгляда, мне не надо. Мне хотелось быть страстью, седьмым небом. Его отдыхом. Хотелось достучаться до него.

Скучающе мазнув по соседнему столику, поймала горячий ответ на свои молитвы. Всего лишь секунды, но понятно, что клиент доходит до кондиции. «Такого не ожидал? Думал, буду покорно ждать звонка?». Вежливо кивнула и приподняла приветственно бокал. Никаких лишних движений, все дозировано. Герман криво улыбнулся и тоже отсалютовал. Девица, что висела у него на правой руке. Удивленно вскинула бровки и посмотрела на меня с неудовольствием. А также с подозрением и быстрой оценкой. Кстати, на левой у него висела другая. Но та была постарше и более опытная. Посмотрела спокойно, рассмотрела все, что нужно. И тут же выдала какую-то шутку, отвлекая внимание компании на себя. За столиком с ними сидело еще несколько пар, довольно шумная компания. Голландец лишь ненадолго задержался на ее лице, улыбнулся, показав, что оценил юмор, и вернулся к созерцанию моего профиля.

«Ну, что ж действуем! Добавим жару!».

И медленно повернулась к тому молодцу. Что пытался лапать мою задницу в танце. Он тут же включился в игру, чокнулся со мной, выпили на брудершафт, взгляд его был многообещающим. А, когда я поставила бокал на стол, быстренько перехватил мое запястье и перетянул поближе к себе вместе со стулом. Не знаю, куда потом делась его вторая рука. Но думается, что он специально держал ее под столом, создавая двойственное впечатление у смотрящего со стороны. Я добавила немного в улыбку соблазнительности и придвинулась ближе, наши щеки почти соприкасались.

Через довольно непродолжительное время – парень, что сидел напротив, не успел даже приобнять меня для поддержания легенды – почувствовала движение справа.

Герман навис над нами, как темная, хмурая башня и смотрел почти с ненавистью. «Мама моя! Что сейчас будет. Только без мордобоя…».

– Привет. Можно пригласить тебя на танец по старой памяти?

– Почему бы и нет…

И улыбнувшись мило своему погрустневшему собеседнику, поднялась.

Так яростно мы никогда не танцевали. Чуть не сметая столики, людей и стулья на своем пути. Не обращая на это внимание и, не задерживаясь, чтобы попросить прощения. До боли сжимали в объятиях, даже наступали на ноги (не буду врать, что случайно). Я вцепилась когтями ему в плечо. В ответ мою ладонь тоже сдавили, да так, что пальцы чуть не захрустели. И взгляды, сцепившиеся в дикой схватке, ни он, ни я не могли отвести в сторону. Что-то творилось с ним. Там внутри за этой ширмой милого парня, немного разбалованного и ветреного, меняющего места обитания и женщин, как перчатки, была темнота, боль о которой толковал мне Рафик. Подобное и в самом деле спиртным не залечишь.

В мои мысли ворвался его голос.

– Рафик встретил тебя, как родную. Часто здесь бываешь?

Пожала плечами и, не краснея, соврала:

– Бываю, время от времени. Он милый и гостеприимный и его друзья тоже, – с последними словами добавила в голос сладости. С удовольствием наблюдала, как желваки у него заходили туда-сюда. Наверное, если не был пьян и на взводе, то не поверил бы ни сладости, ни словам.

– Жизнь у тебя смотрю, поменялась. Новая квартира, новые друзья-товарищи. Может, и работу скоро поменяешь. Более прибыльную найдешь?

– Возможно. С квартирой и в правду повезло, – все внутренности обожгло, как кислотой, от обиды и незаслуженного, хоть бы и завуалированного, обвинения.

– Любовничек постарался?

– Двоюродная тетка постаралась – умерла вовремя. Постаралась, молодец. И отписала мне свою квартиру. Вот и вся моя удача, – бросила со злостью.

В глазах у него промелькнуло сожаление. Уголек немного потух и лицо расслабилось.

– Извини…

– Ничего. Ты же не знал. А думать плохое всегда проще.

И все же отвела взгляд, захотелось глотка свободы.

Он передвинул руку с моего плеча на затылок и легонько начал гладить, успокаивая этим движением обоих. Прижался лбом к моему лбу.

– Ты же не была здесь ни разу с того вечера?

Помотала головой.

– Нет, не была.

Тихий смех, нежный поцелуй в висок.

– Ах, Рафик! Кинорежиссер человеческих судеб. Молодчина.

– Это точно.

– Надо будет поблагодарить его, что не дал сделать глупость.

– Думаю, он поступил так, не ради твоих благодарностей. А потому, что ты ему симпатичен.

– Почему-то. Не знаю, правда, чем он руководствуется. Говорит – чутье на людей.

– Очень даже возможно.

– Знаешь, я зверски устал. Поехали отсюда?

– Поехали.

Мы за пару минут попрощались со всеми, почти не размыкая объятий, уехали на такси. Радушный хозяин заведения снабдил нас двумя пакетами всяких яств, лукаво и добродушно улыбаясь, будто знал все тайны мироздания и передал немного нам глупым. Девушки проводили недоуменным взглядом его и испепеляющим мою персону, на что было абсолютно наплевать.

Я чувствовала в нем надлом. В прошлый раз была подавленность. А сейчас какое-то внутреннее измождение. Словно еще немного этого показного веселья и заводик кончится.

Пока за окном такси мелькали фонари, приглушенные картинки улиц, украдкой поглядывала на него, осторожно сжимая ладонь. Опять новая стрижка, очень короткая, ежик. Но появилась небольшая бородка. Резко выпирающие скулы, круги под глазами. Где был? Где скитался? Чем занимался? Вопросы, которые, как всегда, останутся без ответов.

Только дверь в квартиру открылась, Голландец кинул сумки, возмущенно звякнула бутылка, и резко притянул к себе. Набросился, как голодный волк. Вжимал в стенку, кусался, так, что заболели губы. Не давая при этом мне проявить активность. И, когда верхняя одежда отлетела в сторону, одной рукой зафиксировал оба мои запястья над головой, а свободной полез под платье.

Между бешенными, удушающими поцелуями, втянула немного воздуха и успела попросить:

– Подожди… Полегче…

Но он этого жалобного писка не услышал. Или услышал, но дошло его сознания далеко не сразу. Какое-то наваждение. Подхватив на руки, в пару шагов оказался в комнате и бросил на маленькую тахтюшку, что была совсем не готова к таким бурям и негодующе заскрипела.

На пол полетела одежда за ненадобностью. Но джинсы так и остались на нем, не хватило терпения и сил снять их.

Через красную, пульсирующую пелену, застилающую глаза и сознание, я, как будто издалека, слышала мерный стук. Это боковая спинка несчастной тахты билась о стенку. Похоже, завтра утром мы проснемся у соседей в гостиной. Ну, и Черт с ним! Хоть во дворе! От того, как он в такт движениям покусывал мое плечо, помутился рассудок. И все окружающие вещи перестали существовать. Этот мир исчез, пока тело сотрясали спазмы.

От его ярости даже штукатурка с потолка посыпалась. С утра с улыбкой обнаружила ее в своих волосах, на спинке дивана, на полу.

Уже ближе к утру, чуть придя в себя, сползла с нашего ложа и расстелила на полу покрывала и одеяла, бросила туда же подушки. Трясущимися пальцами сняла платье, что каким-то чудом еще оставалось на мне. Растянулась поперек и возвестила:

– Все. Я умерла на несколько дней.

Герман засмеялся, устроился рядом так, чтобы его голова лежала на моей спине сверху. Успокоено вздохнул.

– Почему ты мне не позвонил?

Немного помолчав, ответил с неохотой:

– Я к тебе приходил по старому адресу. И твой словоохотливый сосед просветил меня по поводу всех твоих изменений в жизни.

– Не сомневаюсь. Он вообще любитель поговорить.

– Что верно, то верно. Иногда без меры.

Опять воцарилось молчание. Глаза уже начали слипаться, когда я услышала тихий шепот, не надеясь уже на продолжение откровений:

– Я просто ревнивый осел. Прости меня.

– Так и быть. Раз сам признаешь – прощаю.

Чуть повозившись, устраиваясь более удобно, спросил:

– Знаешь, одного только не могу понять?

– Чего же?

– Когда ты увидела меня с двумя девушками в ресторане, то у тебя даже тень ревности не проскользнула в глазах…

Задушевные разговоры в такой час, да еще после торнадо? Вот уж прелесть.

– Почему же, ревность присутствовала. Не из железа же я сделана. Но Рафик сказал мне одну вещь, которая заставила о многом задуматься.

– И что же, если не секрет?

– Не секрет. Что женщины очень гордый и обидчивый народ. А мужчины развлекаться могут со многими, но сердце не каждой раскрывают. Вот я и спрашиваю, почему ты мне не позвонил? А пошел в бар топить тоску в вине и в девках, что ничего для тебя не значат?

– Я не знаю…

Я перевернулась на спину. Отлично! Сам завел душещипательный разговор, а теперь «не знаю». Теперь у меня сна ни в одном глазу, а он через пять минут захрапит.

Ладно, чего взъелась? Мужчинам вообще свои эмоции выражать, а уж тем более объяснять, довольно трудно. Это общеизвестный факт.

Так что, немного повздыхав, попыталась устроиться поудобнее. Усталость брала свое, веки опять налились тяжестью. Рядом со мной опять зашевелились, послышалось сосредоточенное сопение.

– Мне трудно выразить или описать… Черт! Не знаю, как правильно. Чувствую себя каким-нибудь Алехандро из задрипанного мексиканского сериала!

– Все нормально. Я поняла, что ты имеешь ввиду.

– Когда узнал, что ты переехала на новую квартиру. А в этом тебе помогал, по выражению любезного соседа, тот самый представительный дядька. Присовокупи к этому выразительный взгляд и поднятые брови. Смех, конечно, смотреть на него. Но услышав это, просто в голове помутилось. Одно наложилось на другое… И я подумал, что везде опоздал, что не нужен теперь тебе. Что глупо соваться со своими проблемами. Вот и уехал к Рафику. Показалось, что это самое правильное и простое решение.

Я привстала, потом села, повернувшись к нему. Взяла его лицо в ладони. Уже начало светать и в бледно-серых отсветах он выглядел особенно беззащитно. Нежно поцеловала.

– Запомни. Ты мне нужен.

Пора возвращаться. Уже несколько минут я пялюсь на то самое одноэтажное здание – бывшую шашлычную. Теперь здесь все было переделано под автосервис.

Многие районы города за последние семь лет изменились, разрослись. И этот не был исключением. За линией низких складов и шиномантажей, автомоек, разрезали небо, стремясь вверх серые высотки в двенадцать этажей.

Все меняется, когда-то там была просто пустошь.

Из-за угла вырулил мужчина в рабочем, заляпанном комбинезоне, руки по локоть черные и посмотрел вопросительно.

– Здравствуйте. Что-то хотели? Машину починить?

Покачала головой.

– Нет. Здравствуйте, – замялась, не зная, как объяснить, чего же мне, собственно, надо. – Раньше в этом здании была шашлычная. Не знаете…

– Была. Но лет пять, как хозяин все продал и уехал на родину.

– Рафик уехал?

– Да. Клиентура поменялась. И вообще тяжеловато стало.

– Понятно. Спасибо за информацию.

– Не за что.

И скрылся за воротами.

Жаль, очень жаль. Слабая надежда, что веселый хозяин шашлычной все еще наплаву со своим заведением, исчезла. И попытка нащупать хоть какую-то тонкую связь с Голландцем не удалась.

Придется думать дальше. И я знаю, кто мне поможет перехитрить всех и выйти из этой ситуации победительницей. Ну, или, как минимум, не остаться с носом, наблюдая за тем, как другие обделывают свои делишки. Поиграем!

Не торопясь и смакуя вечерний воздух и красоту успокоенного и немного сонного города, я шла по тротуару в сторону дома. Возвращалась от Любы.

Хотя мне настойчиво предлагали подвезти до подъезда и сопроводить прямо к дверям квартиры. А так же проверить, нет ли там подозрительных личностей. Заманчиво и возможно в другое время я не отказалась бы от охраны. Но пришлось настойчиво отказываться.

У меня были свои планы этим вечером. Подружка все приглядывалась, пытаясь что-то увидеть или в глазах или прочитать по лицу. Не знаю, что нашла, но, в конце концов, выдала, когда мы остались одни на кухне:

– Чего удумала? Давай делись. Чую же. Не отвертишься.

– Я? Ничего.

И не важно, что первую половину дня провела, реализовывая план, что был составлен на кухне дяди Коли. Выпив бесчисленное количество чашек чая, мы постановили, что события стоит немного поторопить. А то отпуск заканчивается и нервы тоже. Находиться в выжидательной позиции порядком надоело. У моего друга и всеми забытого пенсионера с интересным прошлым взыграла фантазия. Появились искорки жизни в глазах. Только ради этого уже стоило поводить за нос моих соглядатаев. Мы не замахивались на оригинальность, разве что немного дерзости.

Нацепив опять свой камуфляж, отправилась сначала к нему домой. Сделав несколько звонков, он довольно постучал трубкой по ладони и наказал быть очень осторожной и внимательной. Это мы завсегда! И то, что мы собирались осуществить называется – диверсия. Вот бы посмотреть, какие будут лица у этих ребят, когда меня на их глазах непонятные люди, запихнут в машину, и увезут. Жаль нельзя.

– Конечно, поверила я тебе как же. Не вешай лапшичку на уши. Уж с кем, а с подругой могла бы поделиться. Подруга я тебе или нет?

Я подошла к ней и обняла за плечи.

– Дорогая моя, ты самая замечательная подруга. Но в некоторые ситуации лучше не втягивать лучших друзей. Особенно, когда у них двое маленьких детей.

Почувствовав, как напряглись ее плечи.

– Что?!

– Спокойно. Без паники. Я не то хотела сказать, – воистину язык мой – враг мой. Если уж пошла в несознанку, то надо было до конца роль играть. – Все хорошо. Это была просто шутка.

– Так бы и выпорола тебя ремнем, как своих охламонов. Четное слово, я чуть инфаркт не получила. Не шути так.

– Я несколько старовата для подобных воспитательных мер.

– Ничего иногда полезно, чтобы в разум вошла. А то все как дитя малое, будто в игрушки играешь. И у меня бы хватило силушки отходить по пятой точке со всей строгостью.

– В этом нисколько не сомневаюсь.

– Ой, молчи. Не доводи до греха.

– Молчу, молчу, – и прикрыла рот ладошкой, как старик из сказки «Морозко».

Любка махнула на меня полотенцем и продолжила мыть посуду. Немного успокоившись, спросила:

– Никто не объявлялся?

– Нет. Никто не пытался взять мою квартиру приступом, если ты об этом.

– Мало ли как они могли проявить себя. Слежка, звонки, угрозы, письма или еще что-нибудь.

– Нет. На горизонте было все спокойно на удивление.

Зато я всю ночь не могла уснуть. Чудилось, что под деревьями кто-то снова устроил наблюдательный пост. В темное время суток страх выползал из всех щелей. Непонятный, животный.

И бояться вроде пока нечего. Но сердце скакало в груди, как сумасшедшее, когда отодвигала штору в сторону и всматривалась в темноту двора. Поэтому провела ночное время, курсируя между кухней и гостиной. Заваривала попеременно то чай, то кофе и выглядывала в окошко, наблюдая за любой тенью.

С утра часов в шесть побежала смотреть, нет ли окурков, как в прошлый раз. Кто ищет, тот всегда найдет. И я нашла – небольшую кучку окурков за одним из деревьев. Постояла, поглазела на них и вернулась к себе. Поспала пару часиков, чтобы не напоминать зомби и быть в тонусе. Засобиралась.

Посетила дядю Колю, заручилась его поддержкой. Подойдя ближе к своему дому, осмотрела машины, что стояли во дворе и рядом. Одна из них привлекла мое внимание. Потому что и с утра была здесь, только стояла чуть дальше. Стекла тонированные, не разглядишь, что внутри. Но я была уверена, что не ошиблась.

Вернула себе первозданный облик и двинула в сторону центра города, где было скопище торговых центров. Но сначала прогулялась по парку. Пустьпомучаются. Зря, что ли им деньги платят? Паренька идущего за мной заметить было не сложно. В это время здесь гуляли в основном мамочки с колясками или пожилые пары. Молодежи немного и такие обычно целенаправленно шагают по дорожкам, не обращая внимания на красоту природы, и не прогуливаются не спеша.

Остановилась у ларька с самым беззаботным видом, купила мороженку и, с наслаждением уплетая ее, направилась к центральному выходу. Через дорогу как раз находился огромный, по моим меркам конечно, центральный универмаг.

На час забылась в вихре витрин, ярких цветов, интересных фасонов. Или, возможно, что чуть больше чем на час. Женщины по обыкновению теряют чувство времени, находясь в магазине. Долго вертелась перед зеркалом в примерочной. Распродажа летних моделей – разве можно пройти мимо. Тем более что это отличный способ расслабиться. Дома бы металась из угла в угол, грызла ногти или делала еще какие-нибудь ужасные вещи, что испортили бы мою красоту. Удовлетворенно вздохнув, подхватила пакеты. Вот теперь можно хоть в бой, хоть грудью на амбразуру.

Молодой человек с унылым видом попивал кофе из пластикового стаканчика, расположившись на скамейке неподалеку. Работа твоя такая, милый – сидеть и ждать – надо было другую выбирать.

Завернула в кафешку, села у окошка и тоже заказала кофе. Но, естественно, не удержалась и взяла к нему кусочек тортика. Калории потрачены, так что можно и побаловать себя.

Понаблюдав за людьми по ту сторону стеклянной перегородки, что служила стенкой, отделяющей пространство кафе от остального в торговом центре, перевела взгляд на соглядатая. Нисколько не таится. Неужели совсем дурой меня считают?

Вот в чем, а в наблюдательности и цепкости мне не откажешь. Это наш редактор всегда замечает и хвалит.

– Прицепишься, как бульдог, к какому-то слову или фразе и всю душу вытрясешь.

Совершенно верно, если меня заинтересовало, то могу быть дотошной до тошноты. Самой иногда противно.

Но сейчас это был мой огромный плюс. Кое-что заметила, пока сидела за столиком, время от времени обводя ленивым взглядом почти половину этажа. Похоже, наша компания увеличилась. Сколько охотников на одну бедную, несчастную, ни в чем неповинную женщину.

Мужчина лет сорока, может и старше, в потрепанных джинсах, вытянутой, застиранной майке, не очень заинтересованно почитывал газету, изредка перелистывая страницы. Обзор о государственной бюджете он там изучает так тщательно, что ли? Я столкнулась с ним на выходе из парка. При обычных обстоятельствах память не выдала бы его образ, но сегодня она работала в режиме нон-стоп. Запоминает почти все лица, что встречаются на пути, на всякий случай, вдруг возникнут повторы. Вот, как сейчас. И никакие отворачивания головы, и темные очки ему не помогли. Попался!

Странно, что паренек на него не обратил внимания. Хотя почем я знаю, может и заметил, но свои инструкции на этот случай. Все друг за дружкой следят, но делаем вид, что не замечаем. И ждем, кто первый шаг сделает. Какая прелесть…

Повздыхав еще немного о несовершенстве этого мира, подобрала свои пакетики. Пора идти.

На улице нашла телефонную будку. Выглядела она не образцово, страшно к стенкам прислоняться.

– Сегодня часов в десять выйду от подружки. Ждите меня в условленном месте.

Отвечать мне не стали, сразу же послышались короткие гудки. С каким-то странным, тяжелым чувством вернулась домой. Ходила, как во сне по комнатам, пытаясь собраться и позитивно настроиться.

К Любане явилась вовремя, что совсем на меня не похоже, волнение сыграло. Обозрев с ног до головы придирчивым взглядом, подруга выдала:

– Привет! А мы, что на пикник собираемся?

– Привет. С чего ты взяла?

– С тебя. Смотрю на твой наряд внимательно.

– Да, нет. Просто полдня по магазинам сегодня прошаталась, ноги устали. Вот и решила, что попроще одеть.

– Ну-ну.

Вали еще не было. Старший сын в школе. Как раз время потрепаться о наболевшем.

– Как слежка вчера? Не спалилась, надеюсь?

– Я? С чего бы?

– Кто тебя знает женщина в состоянии аффекта? Встретила его, может у порога со словами: «Я все знаю». Главное сверлить тяжелым взглядом и выжидать. Чтобы сам во всем сознался, даже в том, о чем ты не знала.

Она хихикнула.

– Нет. Просто доехала до дома и все. Зато мне пришлось оправдываться, где была, что делала, почему вернулась позднее, если пораньше рабочий день закончился. Так, что мы были в кафе.

– Кафе – это хорошо. В каком?

– Рядом с моей работой. «Крем».

– В этой забегаловке? С ума сошла. Он не поверит. Я бы, например, будь твоим мужем, точно не поверила.

– Ладно, тогда в «Мануфактуре».

– Это уже ближе к истине. Что ели? Что пили?

– Слушай, сомневаюсь, что он будет так дотошно выспрашивать о количестве пирожных.

И оказалась не права.

Так что мое беспокойство оказалось оправданным. Отвечали мы складно, одно и то же, не сбиваясь.

Всегда спокойный, даже я бы сказала безмятежный, настроенный на позитивный лад Валентин сегодня нервничал и иногда с подозрением приглядывался к драгоценной второй половине. Вот смеху то будет, если они встретятся в одних кустах во время слежки друг за дружкой.

Мы долго не могли распрощаться. Супруги, будто передавая эстафету, уговаривали меня все же воспользоваться их услугами и доехать до дома на автомобиле с сопровождением. Я мямлила что-то неразборчивое. Димка – старший – закатывал глазки и косил их в сторону большой комнаты, где работал телевизор. Оно и понятно там бандитские разборки в самом разгаре не до нас. Диана скакала на руках у матери. Ей давно уже пора было ложиться спать, поэтому начались капризы.

– Мама, мама. Спать.

– Да, солнышко. Свет, Валя тебя отвезет. Да, Валь?

– Подвезу, конечно. Ночь на дворе.

– Я хочу конфету!

– Ты сегодня итак много съела. Хватит. Завтра.

– Нет, сегодня! Хочу!

И все по кругу в том же духе еще минут десять. Девочка убежала в комнату. Люба за ней. А я облегченно кивнула Валентину, попрощалась и ушла.

На улице уже стемнело и стало заметно прохладнее. Хорошо, что прихватила с собой ветровку. Подтянув ворот, прижала сумку к себе сильнее. Собственно это не очень спасет, в случае неожиданного нападения. Но ощущение ее знакомых очертаний, давало иллюзию спокойствия. Старалась идти размеренно, не ускорять шаг и не оглядываться.

Вырулив на главную площадь, прошлась по ней, задрав голову, любуясь звездным небом. Совсем рядом находилось здание института, где я когда-то получила высшее образование. И еще чуть дальше небольшой скверик. С ним тоже были связаны воспоминания.

Было время, когда Герман поджидал меня в этом скверике после учебы. Прошло уже чуть больше года с моего развода. Жизнь потихоньку приходила в привычную колею, приобретать стабильные очертания. Перестали сниться кошмары. Соседи по коммуналке попривыкли ко мне, а я старалась привыкнуть к ним и к новой обстановке.

Шагала себе, опустив голову, и думала, чтобы такого приготовить простого. Стоять у плиты долго не хотелось. На кухне все время кто-нибудь отирался, обязательно захотят поговорить, попросить взаймы или еще что. Да и пары закончились сегодня поздновато.

Краем глаза уловила движение – с лавочки поднялась темная фигура и потянулась следом. Я ускорила шаг. До освещенной. Оживленной улицы было совсем недалеко. От выплеснувшегося в кровь страха дыхание сбилось, платок немного съехал и перекосился, по спине потек пот.

Сзади послышался мягкий смех, показавшийся знакомым. Сильные руки обхватили меня и приподняли немного вверх. Отчаянно забрыкалась, не понимая, что происходит.

– Спокойнее, Светлячок, спокойнее. Это же я, твой спаситель от хулиганов. Не забыла?

Опустил и повернул к себе лицом.

Это казалось чем-то нереальным. Он здесь, приехал, рядом со мной, заглядывает в глаза, как будто хочет увидеть самые потаенные уголки души. И улыбается так нежно. Шапки нет, в волосах застряло несколько пушистых снежинок. Кончики ушей красные. Осторожно смахнула белый пух с его макушки.

– Нет, не забыла. Привет. Как ты здесь оказался?

– Обычно. Ногами пришел. Пока тебя ждал, замерз, как собака. Пары, между прочим, минут сорок назад закончились.

– Да. Но я еще и староста группы. Поэтому дополнительные обязанности требуют времени.

– Все ясно. Ответственная, значит. Пошли что ли, ответственная, погреемся. Тут кафешка недалеко.

Я расплылась в улыбке.

– Пошли.

Радости через край. Только сейчас понимаю, он ведь никогда не спрашивал, хочу идти или не хочу. Или могу ли ехать куда-нибудь. Или, чтобы он сваливался словно снег на голову.

Но, если проанализировать все свои чувства, стоит признаться – спрашивать не было смысла. Моя физиономия с блаженной улыбочкой говорила сама за себя. Именно этого и хотелось, чтобы взяли за руку и отвели в рай. Слово «рай» надо бы заключить в кавычки, так как он у каждого свой. Его значение я стала понимать по-другому года три назад. То есть не связывать с Летучим Голландцем, как с неотъемлемым составляющим. А только с теми ресурсами, что были непосредственно рядом со мной и во мне. Тот «рай», так долго охраняемый памятью, фантазией оказался просто миражом. Ни о чем не жалею, не подумайте. Это был прекрасный, увлекательный, таинственный, романтический мираж, подаривший столько ярких воспоминаний. Будет о чем с подружкой на пенсии посудачить.

А тогда я шла рядом с ним под ручку и была несказанно счастлива. Не верилось до конца, что Красавчик вдруг вспомнил обо мне. И это почти через год.

– Как ты меня нашел? Я же переехала и перешла на заочное отделение?

– Ерунда. Если чего-то очень сильно захочешь, то все сделаешь чтобы осуществить.

– И чего же тебе хотелось?

Мы остановились. Сердце ныло в предчувствии и дыхание остановилось. Он приподнял мой подбородок и провел большим пальцем по нижней губе.

– Вот этого.

И поцеловал легко, трепетно. Даже спустя много лет, вздыхаю от зависти к самой себе. Это же почти кино.

Обомлевшую и пьяную от счастья утащил в кафе. Мы просидели до закрытия. Потом гуляли, целовались в подъезде до разноцветных точек в глазах.

Следующие пять месяцев были самыми сказочными и сладкими. Мы не жили вместе, но встречались как можно чаще. Он встречал меня с работы, заваливал цветами, подарками. Во всех отношениях галантный, внимательный кавалер. К чему-то более серьезному я морально была еще не готова. Хотелось просто романтики и легкости.

Герман никогда меня не торопил. В свою очередь никогда не спрашивала, что будет потом. Отчасти из-за привычки привитой еще мужем – не спрашивать. Отчасти из-за неверия, что все это надолго. Просто радовалась неожиданному счастью, что свалилось на меня.

Это была отдельная жизнь, начинающаяся за порогом квартиры. Никаких знакомств с друзьями и подругами, родственниками, никаких планов.

Хотя, что это я? Все же с одним своим другом он меня познакомил. Побывали вместе в кафе Рафика. В тот день мы катались по городу на мотоцикле. Была середина мая, на удивление жаркие деньки выдались. Как угорелые носились на огромном черно-красном железном звере, пугая прохожих и собирая все лужи.

Ему то ничего страшного, а на мне платье было насквозь мокрое, от чего сделалось почти прозрачным. Это обстоятельство сильно смущало и вызывало у этого взрослого мальчишки нахальную, глумливую улыбку. Кое-кто, похоже, специально досконально изучал глубину и широту водных пространств.

– Все, все. Хватит, – от смеха дыхание сбилось, говорить было трудно. – Поехали домой.

– Домой? Погоди. Еще же не поздно. Давай гулять дальше. Или у тебя дела?

– Я не против и дальше продолжить нашу прогулку. Но посмотри на меня, я, же вся мокрая. Надо бы переодеться.

– Хорошо, ты права. Не стоит всем на тебя смотреть почти в прозрачном платье, – сделал вид, что задумался. – Совсем рядом кафе моего друга. Заедем, обсохнем, за одним перекусим. Ты не проголодалась? Я вот уже хочу есть.

– Кафе? Ты что?! При народе сидеть в таком виде?

– Не при народе. У него в подсобке комнатка отдельная есть, там и устроимся.

– Ладно. Поехали.

Главный зал я в тот день так и не увидела. А самого Рафика только мельком, когда опустив глаза, проскользнула через черный ход и темный коридор в комнату для отдыха.

Голландец обнимался с ним, оживленно о чем-то разговаривал, хлопал по спине. Женщина при встрече старых друзей явно третий лишний.

– Извини, что мы так неожиданно свалились на тебя.

– Да, перестань уже извиняться. Ты для меня всегда желанный гость. Сейчас все устроим. Поедите, передохнете.

– Спасибо!

– Не за что.

Милостиво кивнул мне. Скромненько в ответ что-то пискнула и быстренько заскочила в комнату. Его статная, видная фигура неспешно поплыла обратно в зал.

Дверь неожиданно хлопнула, отсоединив нас от остального мира. Мы наедине. Такой напряженный момент. Вся одежда на мне просвечивает – тонкое, светло-голубое платье в мелкий цветочек, а под ним простенький белый лифчик.

Глаза у Германа вспыхнули зеленым огнем. Медленно обласкав мою фигуру взглядом, привалился к двери спиной. От чего я нервно сглотнула.

– Так смотрел бы и смотрел, если бы не боязнь, что ты простудишься. Вид прекрасный и волнующий.

Щеки загорели алым цветом. Оглянулась в поисках, чем можно закрыться, но ничего не нашла. Комната была не очень большая с кожаным диваном, двумя креслами из того же гарнитура, между ними круглый столик. Напротив телевизор на этажерке, видеомагнитофон, еще шкаф в углу.

Пока мысли мои метались беспокойно и бестолково, он уже оказался рядом со мной.

– Эй? Я не собираюсь набрасываться на тебя, – чуть улыбнулся уголками губ и откинул прилипшую ко лбу прядку. От его тела шел почти нестерпимый жар, что предался и мне. – Конечно, если ты сама не попросишь. Хоть бы и взглядом.

Но какое-то стеснение, стоп-кран или еще что-то из этой серии, сковывало толстым слоем льда. И я упорно смотрела в район его подбородка, внимательно рассматривая уже чуть вылезшую щетину, ни выше, ни ниже.

Вздохнув тяжко, легонько дотронулся до щеки кончиками пальцев.

– Жаль, – осмелев, встретилась с ним взглядом. Смешинки яркими искорками играли там свою игру.– А ты думала? Просто так я что ли весь день лужи собирал?

Не удержалась и засмеялась, что немного сняло мое напряжение.

– Мне все-таки надо переодеться.

Вроде отвернулся, но потом резко повернулся, обхватил лицо ладонями, впился в губы, жадно так.

– Не удержался, извини. Ты так соблазнительно выглядишь. Просто невозможно смотреть и не дотронуться.

В дверь постучали.

– Сейчас.

Подтолкнул меня немного в нужном направлении, потому что я еще пребывала в обалдении от внезапного поцелуя.

– Там вторая комната. В шкафу должны быть полотенца и возможно какая-нибудь одежда. Иди.

В смежном помещении оказалась лишь кровать и узкий шкаф пинал. Больше ничего все равно бы не влезло. За дверью слышалась возня и негромкие голоса. Восстановив дыхание, нашла полотенце и халат. Размеров он был необъятных, туда влезло бы три меня. Но все лучше узенького полотенчика. Хорошо, что платье шифоновое и быстро сохнет. Развесив все свое хозяйство на спинке и дверцах, вернулась к нему.

На столе уже расставлены тарелки с нарезкой, мясом, овощами. В центре, рядом с блюдом с фруктами, возвышалась бутылка вина.

– От Рафика отвязаться невозможно, если он угощает. Не съедим хотя бы половину – обидится.

Футболки уже нет, волосы распущены, завлекательная улыбка. Помоги, Боже! А полы халата все норовят разойтись на мне.

– Не угостишь полотенчиком?

Вытащив из моих крепко сжатых пальцев махровую ткань, вытер лицо и кинул, не глядя в кресло. Наклонился и подул, щекоча в ушко. Я вздрогнула от неожиданности и пробудившейся волны эмоций, обняла непроизвольно за плечи. Какая приятная кожа на ощупь и запах просто обалденный. Потерлась носом о ключицу и поцеловала

Нежно поглаживая сначала спину, потом спустившись на бедра, увлеченно целовал, все больше втягивая, увлекая в омут чувств, заставляя забыть о том, где я, о стеснении, страхах, нервозности.

Придвинулся еще ближе, сначала стянув халат, что прошелестел незаметно на пол, было совсем не до того. Мои руки гуляли по его телу, изучая, впитывая каждое очертание, прикосновение. Провела ладонью вниз, залезла под пояс джинсов. Ремень уже отсутствовал, и верхняя пуговица расстегнута, открывая путь к чуть большим возможностям.

Послышалось довольное мурлыканье. В ответ он прикусил нижнюю губу:

– Так бы и съел тебя целиком.

Подхватил под попку, и мы медленно двинулись в соседнюю комнату, не прекращая целоваться. Такой смелой с мужем я никогда не была. Просто позволяла делать все, что он хочет и сама инициативы не проявляла. Дима никогда не разговаривал на эту тему, поэтому молчание я воспринимала, как одобрение такого поведения.

С Германом все по-другому складывалось. Возможно, мы больше подходили друг другу, не знаю. Какой-то инстинкт пробуждался внутри, помогая действовать, не задумываясь. О чем-то он просил меня сам, направлял. Это помогало и расслабляло. Я знала, что всегда могу спросить. И даже, если сделаю не так, то мы посмеемся и пойдем дальше.

Вечером вернулись в город, но поехали к нему на квартиру – однушку в хрущевке. Спартанская обстановка: раскладной диван, стол, стул, шкаф. На кухне так же. В холодильнике пустота. Ни ковра, ни цветов, ничего личного, только необходимое.

– Пустовато у тебя. Будто вообще никто не живет.

– Почти так и есть. Я здесь только сплю. И зачем захламлять мне этих вещей хватает.

– Понятно.

Я осматривала комнаты, приходила в себя. Романтический туман потихоньку оседал, и в голове возникали вопросы: о его семье, работе, чем же он вообще живет? Да, тогда вопросы задавать еще хотелось.

Но удовлетворить свое любопытство так и не получилось. Мы были заняты совсем другими делами. Часа в четыре, когда небо начало светлеть, Голландец разбудил меня осторожно, поцелуем.

– Просыпайся, Светлячок.

– М-м-м. Зачем? Такая рань. С ума сошел?

– Самое оно. Небо чистое, рассвет будет прекрасным.

– И что?

– Просыпайся, узнаешь.

Полусонную собрал меня, как маленького ребенка и вытащил на улицу. Шли мы недолго, на улице было прохладно, поэтому поверх платья я накинула его ветровку. Через пару домов показалось здание детского сада. Заборчик был невысок. Герман перекинул сумку и перелез сам.

– Давай.

– Погоди. Мы так не договаривались. Как же я полезу в платье?

– Не хнычь. Тут дел на пару секунд. Я тебя подстрахую.

– Тебе хорошо говорить стоя на той стороне в штанах.

Он закатил глаза.

– Нет никого. Дольше спорим.

И я, конечно, полезла. С ним соглашаешься на любую авантюру. Но вдруг замешкалась.

– А сторож тут имеется?

– Да, вроде есть. Но обычно спит в это время. Мы же буянить не будем.

– Не хочется, чтобы нас застукали.

– Ничего не будет. Даже, если и «застукает», как ты выражаешься, и что? Ты же быстро бегаешь.

– Как сказать…

– Я видел, как ты бегаешь. Вполне прилично.

– Спасибо. Утешил.

Здание было трехэтажным в форме буквы «п», с плоской крышей. Пожарная лестница копия тех, что часто видишь в американских фильмах. То есть снизу подняться не проблема. Замочек на двери, что вела на крышу, просто висит открытым, чисто для виду.

– Не задерживайся, поднимайся.

Пока я осматривала окрестности, широко открывающиеся от сюда, мой кавалер извлек из сумки покрывало и расстелил его, водрузив сверху подушку. Устроился с удобствами и поманил к себе. Сомнения бурлили внутри, но повиновалась, пристроилась под теплый бок и постаралась расслабиться в крепких объятиях и поцелуях.

Рассвет и в самом деле был прекрасным. Теплый ветерок обдувал, ленивый, неспешный разговор ни о чем, над головой щебечут птички. Безмятежность.

Через два часа мы собрались и тем же путем вернулись обратно.

Пять незабываемых месяцев. Воспоминания о них всегда согревали меня, давали силы в самые тяжелые моменты, когда бездна темноты грозилась поглотить сознание и душу. И не важно, как они закончились, и что было потом. Главное, что они были.

Где-то к концу июня мы стали видеться все реже. Хоть страх и сковывал язык, не хотелось, чтобы реальность ворвалась в мой мир любви и нарушила его, но вопросы иногда все-таки решалась задавать. Ответы были уклончивы и неопределенны. И вызывали лишь тревогу, смутные подозрения, черные мысли. В голове строились невероятные теории, одна хуже другой. Его умалчивания и попытки вести себя беззаботно нисколько не спасали от беспокойства.

Старалась, конечно, отгоняла от себя неприятные мысли. Но все они накладывались на предыдущий неудачный опыт с мужчиной, создавая уже не просто негативные образы-тени, а каких-то мутантов. Определенно нельзя оставлять женщину наедине с ними, чтобы она не придумывала историй в духе мексиканских сериалов.

В тот вечер он, как обычно, встретил меня после работы. Улыбался, говорил нежные словечки, но во всем мерещилась какая-то фальшь. Мы долго гуляли по парку. Герман все болтал. Я не слушала, подспудно понимая, что к главному разговору он никак подобраться не может.

На середине фразы оборвала его и посмотрела внимательно в глаза.

– Погоди.

– Что?

– Возможно, я не права, но ты хочешь мне что-то сказать. Только никак к сути не подойдешь. Давай прямо, что случилось? И установим, как правило, навсегда. Говорить, как есть. Хорошо? Надеюсь, ты не против?

Он вздохнул и понурил голову.

– Нет, не против. Но иногда это не так просто.

– Да. Но экономит кучу времени и моих нервов. А, когда я не понимаю истинного положения вещей, то начинаю фантазировать.

Голландец взял мою ладонь и поцеловал с тыльной стороны.

– Ты удивительная женщина. Я говорил уже?

– Говорил и не раз. Все же, пожалуйста, ближе к делу. А то число версий в моей голове увеличивается с каждой секундой и одна хуже другой.

– Мне на самом деле просто не хочется об этом говорить, – сосредоточившись на моих пальчиках, обводил бугорки, гладил. – Складывается все так, что я вынужден уехать. Я не хочу. Но придется. Нет выбора. И не знаю, сколько меня не будет. Ничего не знаю. Понимаешь?

«Нет. Не понимаю». Это было крупными буквами написано на моем лице, говорить вслух излишне. Стояла, как памятник самой себе и таращила на него изумленные глаза. Только в жизни начало все налаживаться и на тебе! Удар под дых.

Он все уловил, все оттенки настроения. И то, что почти восемьдесят процентов из него – недоверие.

– Светлячок, я же гастролер. Нигде не задерживаюсь долго. Это моя жизнь.

Я сглотнула комок, что стоял в горле.

– Так измени ее… – поперхнулась фразой, не закончив, потому что в конце было: «ради меня».

– Возможно, когда-нибудь я так и сделаю. Но не сейчас и не в этом городе. Здесь много знакомых лиц.

Мне нестерпимо захотелось убежать, запереться на тысячу замков дома или лучше в глухой лес, чтобы никто не мешал нареветься.

А его объятия были как будто лишними. Вроде пытается помочь, сгладить свои слова, но мне все равно. Слова долетали, словно через вату:

– … Я все понимаю, поверь мне… Мне жаль, что все так происходит… Завтра поезд…

– Что? Как? Уже завтра?

– Да. Завтра.

– Это шутка такая?

– Нет, не шутка. Я на самом деле уезжаю. Постараюсь к Новому Году появиться. Честно. Но не могу стопроцентно пообещать.

– Не можешь? – в голове, после легкого ступора, завертелись мысли, в спешке ища выход. – Можно я поеду с тобой? Пожалуйста.

– Нет. Это невозможно.

– Пожалуйста…

Я цеплялась за него будто за спасательный шлюп во время буйства стихии вокруг. И, если не схватишь, не удержишься, то все – погибнешь. Со дна уже не выбраться.

– Это для твоего же блага. Путешествовать со мной не самая лучшая идея и опасная к тому же.

– Знаешь, как это все со стороны выглядит?

Герман отстранился, не только физически отошел на полметра, всматриваясь в мое лицо недоверчиво, но и будто стенку между нами поставил. Недоверие не лучшее чувство в отношениях и действует разрушительно. Но повод у меня имелся.

– Понимаю. И представляю, конечно. Я не могу объяснить тебе многих вещей, что развеяло все твои сомнения. Но делаю это для твоей, же защиты, пойми.

– Хорошо…

Опустила голову. Я могла сто раз покорно сказать: «хорошо». Но внутри нисколько не верила этому и не принимала, как и его слова.

Понятно, что попрощаться, по-хорошему не получилось. На сердце было тяжело. Ощущение, что от меня медленно отрезают половину. И, сколько бы он не тратил слов, все они проходили мимо меня.

В конце концов, мы, последние часы, просто молча, бродили по улицам, неважно куда, зачем. Поезд был утром. От идеи проводить до вагона и махать белым платочком, обливаясь слезами, я отказалась. Мое сердце не выдержало бы. Хотя Герман и просил об этом. Сковано, скомкано попрощались. Старалась быть понимающей, любящей, но обида не давала. Побыть вместе до самого отправления, то есть до утра, тоже не согласилась. Стоя в тени подъезда, целовала так, будто никогда уже не увижу. Прощание славянки по полной программе.

На следующий день после работы зашла в магазин, купила бутылку водки. Дождалась ночи и пошла к детскому садику рядом с его съемной квартирой. Бутылка иногда позвякивала в сумке, и я воровато озиралась вокруг. Но были лишь редкие прохожие, не обращавшие внимание, ни на что.

Перелезла через забор и поднялась на крышу. Сердце прыгало в груди, все ждала гневного окрика, но ничего обошлось. На том же месте расстелила покрывало. Выудила на свет бутылку, бутерброды. Вздохнула тяжело, с неодобрением. Но Олеся уехала к родителям на недельку. А в институте и на работе я, конечно, подружилась с женской частью коллективов, но таких близких отношений, чтобы прийти с бутылкой на ночь, глядя и поплакаться, не случилось.

Где-то с четвертой рюмки меня развезло, не смотря на закуску, и голова свалилась на грудь. Сморило в секунды. Очнулась от легкого прикосновения к плечу.

– Девонька? Эй, просыпайся.

Дедок пенсионер участливо смотрел на меня.

– Вставай, давай. А то еще застудишься, отвечай потом. Подхватишь простуду.

Потерев глаза кулачками, попыталась встать, но с первого раза не получилось. Он поддержал с бочка.

– Нашла тоже место печаль заливать. Сходила бы к подругам.

– Они уехали, не к кому…

– Печально.

– Хм.

В желудке произошло какое-то не очень приятное движение. Сторож приостановился, мгновенно уловив мое мученическое выражение лица.

– Дыши глубоко. Вот так, – похлопал по плечу. – А по какому поводу пьем?

Я тут же скривилась, забыв про позывы из желудка. Ком в горле зашевелился, все усилия, предпринимаемые со вчерашнего дня, чтобы запихнуть его подальше, сошли на нет. Из глаз потекли ручьи, непроизвольно потянуло прилечь.

– Стой, куда ты? Господи, ты, Боже мой. Что за напасть? Чего ты опять ревешь?

– Он уехал… – и дальше вой. Рыдала долго и со вкусом до икоты, оплакивая себя и свои надежды, на плече у ничего не понимающего старичка сторожа. Он осторожно гладил по голове и приговаривал:

– Поплачь. Легче станет. Все пройдет. Беда разве, какая? Девушка ты красивая. Этот уехал, так другого найдешь.

– Я не хочу другого…

– Плюнуть и забыть, раз уехал. Ты же молодая. Кавалеров тьма будет. Выберешь по душе человека. А он не твоя судьба значит.

И так далее. По кругу раз сто, пока я всхлипывала и утирала сопли. Хороший человек. Потом мы спустились вниз, попить чаю в его комнатушке, доели за одним мои бутерброды.

– Где ж Вы так успокаивать научились? Мужчины обычно теряются при виде женских слез.

Он вздохнул и махнул рукой с выпирающими узлами синими венами.

– Пришлось в свое время научиться. Сын с невесткой погибли, автомобильная авария. Осталась внучка. Не мог же я ее бросить, решил сам воспитывать. Тяжело, конечно, без женщины. Но ничего, приноровился. Как переходный возраст начался мальчишки там, любовь, страдания, – хмыкнул в кружку. – Вот тогда я узнал почем фунт лиха…

Хитро улыбнулся. А я, ему поняв, что жизнь налаживается.

Где-то совсем рядом истерично просигналила машина. Не удивительно. Стою одной ногой на пешеходном переходе, а второй на дороге, с застывшим лицом. То ли собираюсь двигаться, то ли нет. Приближался огромный, черный внедорожник, но ничего успею проскочить. Окошко автомобиля, что пронесся мимо, было открыто и слышались нецензурные выражения в мой адрес. Что ж поделать? Вот такие мы пешеходы недисциплинированные бываем, ворон ловим.

Глянула на часы, пора сосредоточиться. Сейчас пройду сквер, выйду на той стороне…

На этом мысль моя прервалась. Я была уже на противоположной стороне, когда неведомая сила резко дернула назад за ворот ветровки. А потом затащила внутрь салона, похоже того самого черного внедорожника, только в них такие огромные пространства.

– Ноги подтяни!

Еще не придя в себя, автоматически повиновалась. Дверца с мягким щелчком захлопнулась. «Ну, все приехали…» – пронеслось в голове. И никто не узнает, где могилка моя. Судорожно сглотнула, надо бы подниматься, не вечно же лежать между сиденьями. Причем уткнувшись головой в чьи-то колени.

Немного побарахтавшись, придала туловищу горизонтальное положение и уселась поудобнее на сиденье. Поправила задравшуюся куртку и осмотрелась. В машине со мной три мордастых парня. Род занятий спрашивать не надо и так понятно. Правда все прилично – солидная машина, да и сами они в костюмчиках. Двое спереди и один со мной сзади. Щелкнули замочки на дверцах. Смутная надежда выскочить на ходу, хоть это и опасно для здоровья, растаяла.

Но на счет опасности стоит подумать, что выйдет хуже для меня – сними ехать или просто вероятность сломать одну из конечностей при падении.

Сдула прядь волос с лица. Черт с ним! Помирать так с музыкой!

Молодой мужчина, что безмятежно посиживал рядом на сиденье, больше походил на робота – челюсти методично пережевывают жвачку, взгляд сосредоточен на дороге. А вот паренек впереди справа выглядит более перспективным. Крепыш невысокого роста. Похоже, комплектует по этому поводу и старается улучшить свою внешность всевозможными другими способами: стильная стрижка, под пиджаком не футболка, а рубашка, на мизинце симпатичный перстень – не вычурный, но солидный. Поглядывал на меня в зеркало заднего вида с интересом.

Была, не была!

– Здрасте.

Весельчак хмыкнул.

– И тебе не хворать.

– Надеюсь, что не придется. Но в этом смысле вы выглядите не особо обнадеживающе. Куда хоть везете то?

– Не трясись. С тобой побеседовать хотят. А уж, как беседа закончится, только от тебя и зависит.

– На какую тему беседовать? И с кем? Намекнули бы хоть к чему готовиться. А то страшно же.

Тут неожиданно ожила скала, что рядом со мной находилась.

– Хорошо, что страшно. Быстрее соображать будешь.

– Так у меня все наоборот. От переживаний наоборот тупить начинаю.

– Тебе же хуже.

– Господи… Чего вы пугаете? Все, у меня паника начинается…

– Только начинается? Долго же до тебя доходит, – это Весельчак включился и заржал. Смех у него был так себе. – Ты главное вспоминать начинай.

– Да, что вспоминать то? Вы же ничего не объясняете.

– Да, все. С детского сада начиная и по сегодняшний день. Возможно, что пригодится. Нагрешила где, горшком стукнула по голове. В школе учебники не сдала.

– Совсем с ума свести хотите?

Скала повернулся ко мне и спокойно так проговорил:

– Варежку захлопни. Не выводи.

Впечатление произвел, но я, когда волнуюсь, с трудом удерживаю свой речевой аппарат от работы.

– А вы не хамите! Засунули в машину, везете неизвестно куда. По этому поводу статья даже имеется в Уголовном Кодексе.

– Да, ладно? – с притворным удивлением спросил Весельчак. Но смотрел уже с холодком в глазах. – А мы не знали. Вот незадача то.

– Вот…

– Замолкни, я сказал! – Скала оказался немного нервным.

Подняла руки вверх, показывая, что сдаюсь.

– Все, молчу. Не надо нервничать.

Послышалось глухое, раздраженное рычание. Тут я на самом деле замолчала и отвернулась к окну. Похоже, мы ехали загород. Центральные улицы остались позади, мелькнул район новостроек с рядами высоких зданий. Настроение резко ползло вниз, поджилки мелко тряслись.

Угораздило же вляпаться! И что мне мужиков не хватало? Нет, вцепилась в этого. Послала бы его на все четыре стороны, благословя напоследок, лет пять-семь назад и сейчас не в машине с тремя амбалами пребывала, обливаясь потом от страха, а на кухне котлеты мужу и детям жарила. Ладно, что сделано, то сделано.

Занятая этими невеселыми мыслями, даже не заметила, как наша пестрая компания прибыла к месту назначения. Деревенька в километрах пятнадцати от города. Место не то, чтобы глухое, но народу тут бывает немного. Пока машина переваливалась с кочки на кочку – дорогу, естественно, никто и не пытался привести порядок – с тоской наблюдала полуразвалившиеся строения с заколоченными ставнями, упавшими заборами и заросшими сорной травой дворами. В некоторых еще была видна рука человека, но численность не велика штуки четыре насчитала. Где-то вроде и мелькнула фигура среди бурьяна. Значит, жизнь есть и есть надежда быть услышанной.

И что? Думаешь, понесутся сломя голову спасать или милицию вызывать? Ага, держи карман шире.

Нет, будем надеяться только на себя. Так что запоминаем ориентиры и направления: где шоссе, где сворачивали, где дома и какие и так далее. Все может пригодиться. Снова поворот и дорога пошла вдоль реки. Еще поворот и показались домики, ничего себе такие приличные. Целая улица солидных коттеджей с высокими заборами, за которыми, наверное, скрываются огромные участки с подстриженной травкой и ухоженными клумбами. Может, у кого и бассейн имеется. Живут же люди.

– Слушайте, вы вроде особо не таились, когда меня шиворот посреди улицы в машину запихивали. Зачем тогда в обход ехали? Сомневаюсь, что местные воротилы по этим американским горкам сюда ездят.

– Тебя забыли спросить.

– Я помню. Молчу, молчу…

Хотя в этом есть свой резон. Надо же лишь оповестить, что я в их руках и не указывать место дислокации. Поэтому и по городу кружили полчаса. Молодцы. Твою мать, в какую же глубокую задницу попала!

Остановились напротив ворот. Они медленно начали подниматься, а я еще сильнее вибрировать. По сторонам не оглядывалась, не до чужой роскоши было.

Весельчак подхватил под локоток и сопроводил галантно к крыльцу, потом по темному коридору в большую, светлую комнату с окнами от пола до потолка. Темные тона, стены обшиты деревянными панелями, тяжелый кожаный диван, кресла, ковер еще что-то. Рассмотреть толком не успела, взгляд остановился на хозяине хором и амбалов за моей спиной.

В том, что мужчина, вальяжно развалившийся посреди дивана хозяин, сомнений не было. Ни обстановка, ни дорогие шмотки, ни современная стрижка, ни перстень не стерли с него налета девяностых годов. Наглый, непробиваемый взгляд, презрение на все лицо, нос в нескольких местах сломан.

«И никто не узнает, где могилка моя». Вот теперь точно. Для такого использовать меня, а потом прикопать в соседнем лесочке – раз плюнуть.

Спектакль был поставлен неплохо. Так, чтобы пробрало до костей слабую, неподготовленную, нежную женскую натуру. Только это не про меня. Напротив него стоял стул, видимо для гостей (в этом месте начинает пробивать хохот, слава Богу, не вижу наручников и утюга). Мило улыбнулась, чуть подправила прическу и кинула сумочку в кресло. Указав пальчиком на стул, вежливо так спросила:

– Это для меня?

Он кивнул, с интересом разглядывая мою персону, как заморскую зверушку в зоопарке. Я присела на краешек, сложила ножку на ножку, переплела пальцы в замок и обняла ими коленку, просто истинная леди на светском рауте. В глазах безмятежность и спокойствие. Будто и вправду в гости пришла, чаю попить.

В гляделки мы играли несколько минут, пока дядя не понял, что панику разводить никто не собирается. И уж, если притащили сюда против воли, то начинай разговор сам.

– Интересно, – изрек, наконец, мужчина и задумчиво почесал бровь. От меня добился лишь еще одной вежливой улыбки и смены позиции. Я поменяла ноги и, оторвавшись от любования его физиономией, уже более тщательно осмотрела обстановку вокруг. Добротно так, не слишком вычурно, но чувствуются деньги и стиль.

– Нравится?

Опять вернулась к нему.

– Смотрится шикарно, но без помпезности. У вас хороший дизайнер.

– Я рад, что тебе нравится.

– А мы разве на ты?

– Я человек простой, предпочитаю на ты. Не против?

– Не думаю, что у меня сеть выбор.

Мы одновременно ухмыльнулись, как две кобры. Я никуда не торопилась. Поэтому приняла более удобное положение, откинулась на спинку, предоставляя мужчине право сделать первые ходы.

– Это верно. Выбора у тебя особо нет, Светик.

– Мы договорились на ты. Но, пожалуйста, без фамильярностей. Кстати, как мне к тебе обращаться? По имени и отчеству?

– Можно просто Сергей.

– Хорошо, Сергей.

– Ну, ладушки. Познакомились, присмотрелись, можно и к делу переходить. Понимаешь, из-за чего ты здесь оказалась? Или точнее из-за кого?

– Не совсем. Но я так понимаю, ты меня просветишь. Молодые люди, что доставили меня сюда, лишь обмолвились о разговоре.

Сергей хохотнул.

– Обмолвились? Представляю, как это было. Совершенно верно. У нас есть общий знакомый.

– Неужели? Как неожиданно.

– Мир тесен. Не знаю, под каким именем он тебе представился. Парень он бойкий, во многих местах побывал. Но почти везде представлялся Лирой. Понимаешь о ком я?

Пожала плечами. Отпираться нет смысла.

– Допустим. И что дальше?

Он наклонился вперед и уперся локтями в колени, пытаясь быть ко мне поближе. Типо эффект доверительного отношения.

– Я очень хотел бы с ним пообщаться.

– Так пообщайся. Я здесь причем?

– Как же? Столько лет он возвращается в этот город. И мы оба знаем из-за кого.

– Да, мы время от времени встречаемся. Приятное времяпрепровождение, не больше того. Сам понимаешь. Ничего серьезного.

– Как-то с трудом верится, – «Да хоть засверли меня взглядом. Все равно ничего не знаю. Но помотать нервы, помотаю». – Баб в России много. Парень он общительный, недостатка в них не испытывал. А к тебе возвращался, словно привязанный.

– А я его приворожила, – прыснула в кулак, потом вернулась к серьезному выражению лица и тоской вздохнула. – Сергей, все это лирика. Я прекрасно знаю, что женского полу он покорил немало. Но не думаю, что ты хотел обсудить его личную жизнь. Мы же не бабки на лавочке. Ближе к делу, пожалуйста. А то уже поздно. Я устала и хочу домой.

У него дернулась жилка под глазом. Черт! Похоже, его выдержку я переоценила.

– Я уже озвучил свои желания. Хочу поболтать с ним. Позвони нашему знакомому или расскажи, как вы связываетесь, и можешь быть свободна.

– Проблема в том, что он на редкость осторожный парень. Очень. Поэтому никаких контактных данных мне не оставил. Ни телефонов, ни адресов, ни электронной почты. Ничего. Герман всегда сам со мной связывается. Номера каждый раз другие. Так что, извини, ничем не могу помочь.

– Не верю.

– Твое право.

Сергей поднялся и навис надо мной.

– Я позову своих ребят, и они не так вежливо с тебя поросят. Ты поняла?

Нет, я не дрогнула. Смотрела прямо ему в глаза.

– Зови. Но то, что я сказала чистая правда. Они могут забить меня до смерти, но ты не узнаешь, чего хочешь.

Его рука уже потянулась к моей шее, но на середине пути остановилась.

– Ну, и черт с тобой!

И вышел из комнаты.

Я резко выдохнула и посмотрела на руки они уже ходили ходуном. Еще немного подышала глубоко. Через минуту послышались шаги.

– Я могу возвратиться домой?

– Нет. Пока побудешь здесь.

– Зачем это?

– А сама-то не догадываешься? – лицо потеряло всяческий налет вежливости. – Раз не располагаешь нужной мне информацией, то пригодишься в другом деле.

– Это, в каком же позвольте узнать?

– Посидишь немного под замком, подумаешь. Может мысли, какие умные появятся. А может сам виновник нашей встречи появится. Он же прислал тебе цветочки? Значит, находится здесь в городе. Засел в норе, выжидает.

– Странная тактика, однако. Как-то нелогично. Не находишь? Не хочу тебя огорчать, но цветы эти не от него.

– Чего ты мне заливаешь? В открытке ясно написано: «Светлячок». Так тебя только онназывает.

– Да, только он. Но цветы не от него. Герман никогда не оставляет цветы в квартире. Понимаешь? Их всегда кто-то доставляет. И может в это трудно поверить, но на такую банальность, как «миллион алых роз», воспетых Аллой Пугачевой, он тоже не способен.

– Выпендрежник хренов…

– Возможно, что так и есть. Не это сейчас важно. Можешь мне не верить, но это кто-то другой. Помимо твоих людей за мной кто-то еще следил.

– Это уже через, чур,… Мои ребята заметили бы. Не надо накручивать и уводить в сторону. И мозги пудрить.

– И зачем мне это? – приподняла бровь, в большом удивлении. – У меня нет в запасе лишней жизни. Да, и Герман никогда не просил стойкого партизана из себя изображать и верность родине.

Перевела дыхание, всматриваясь в его недовольное лицо.

– А твои мальчики не особо таились, – назвала номер машины и цвет. – Они?

– Да.

– Сам понимаешь, если я не профессионал их заметила, то для человека с навыками это проще простого было. Тем более они следили за выездами со двора снаружи. А он видимо оставлял машину чуть вдалеке и стоял во дворе под деревьями. Я несколько раз находила кучки окурков. В торговом центре сегодня я тоже держала глаза открытыми, поэтому удалось его засечь.

Сергей руки в карманы и подошел к окну. Не стесняясь, выругался. В таких выражениях, что даже уши в трубочку свернулись.

– Всех в асфальт закатаю… Клоуны. Ни на кого нельзя положиться. Хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сам.

И опять пошла длинная, витиеватая тирада.

– В обмен за мою откровенность, можно задать вопросик?

– Спрашивай. Чего уж там?

– А почему ты только сейчас начал Германа искать?

Он все же повернулся ко мне.

– Не мог я. Нет, конечно, найти людей, что сделают грязную работу, не проблема. Но я хотел сам, своими глазами посмотреть, как он по полу будет ползать, и кишки свои собирать.

– Сильно. Очень красочная картинка.

– Не то слово. Уж очень мне этого хотелось.

– А чем хоть он тебе насолил? Крупную сумму снял с тебя?

– Если бы… – подошел к шкафчику, открыл крышку – это оказался бар. Пригляделся к ряду бутылок и выудил одну. – Будешь?

– Буду. Немножко.

Чего ж не выпить, хоть нервную систему полечу. И вновь устроился на диване, с тоской поглядывая то на меня, то на стакан в руке.

– Хорошая ты баба. Не удивительно, что Лира к тебе каждый раз возвращался.

– Он не возвращался, а проездом бывал. Если быть точной.

– Ну, и дурак, значит. Я бы все бросил ради такой женщины и зажил бы, как нормальный человек. Семья, дом, дети, дачка…

Я уже хлебнула немного из стакана, посмотрела поверх него с изрядной долей сомнения и скепсиса на своего собеседника.

– Горбатого могила исправит.

– Это ты про меня или про него?

– Про вас обоих.

Сергей хлопнул себя по коленке и захохотал.

– Права. Я даже нисколько не обижаюсь. Слушай, а как ты с этим… затрудняюсь приличное слово найти. Как, короче, ты с этим клоуном познакомилась? Не похоже, чтобы ты вхожа в наши круги была.

– Нет, не вхожа, – мысленно тяжко вздохнула. Стоило ли преподнести историю пожалостливей? Нет, лучше уж как есть. Жестом попросила еще налить. Главное не окосеть, а то и бдительность и координацию потеряю. И завела свою шарманку, постаралась особо, правда, сопли не разводить и придать моему рассказу больше юморных оттенков.

– Вот, как-то так…

Слушатель из него хороший получился. Ни разу не перебил и не вставлял свои пять копеек. Только подливал себе в стакан.

– Да… История, с географией. Как мужик, я бы ему руку пожал. Но все равно должок у него передо мной.

– Карточный?

Он сморщился презрительно.

– Да, что ж ты заладила про эти карты? Я, если хочешь знать, их в руки почти не брал. Только с проверенными парнями, а не с шулерами заезжими.

– Тогда не понимаю…

– Вот и я не понимал до поры до времени. Пока не сел лет на восемь. И времени на размышления у меня вагон появилось. Потом информацию потихоньку собирать стал, когда немного покумекал. От тех, кто уже сидел и от ребят, что по ту сторону забора остались, тоже рывшие землю носом. Кто-то крысятничал из своих понятное дело. Как в той песенке: «…друг за другом кореша горели, я думал скоро очередь моя».

Повертел стакан, задумавшись ненадолго или погрузившись в воспоминания. Кто знает.

– И моя очередь настала. Повязали меня очень просто, тихо, даже пикнуть не успел. Мы все ходили дерганные и подозревали собственные тени.

– У вас профессия изначально предполагает изрядную долю риска.

– Профессия. Нашла тоже слово.

– Не знала, как лучше выразиться.

– Ага, – в глазах вспыхнула злоба. – А Лира твой в любимчиках у Хасана ходил. Тот больно уж любил в картишки перекинуться. А этот клоун и рад был стараться. То проиграет, то выиграет, то чуть ли не турнир устраивает с показными выступлениями. Тешил старика, как мог. Таскался везде за ним. Вроде, как и не при делах, а просто шут, Ермолка для развлечения. Бабами крутил, как куклами на ниточках…

Опять приостановился.

– Но я сразу в нем фальшь почувствовал. Нутро никуда не денешь. И это же стальные нервы надо иметь, когда играешь на крупные суммы с серьезными людьми, – взгляд затуманился, похоже, и мыслями и душой полностью был в прошлом. – Всего лишь полдела выиграть. Надо еще смочь ноги унести после этого. Я однажды случайно увидел, как он расправился с тремя амбалами. Эти парни были реальными мясорубами, ничего не боялись. Так получилось, вышел на задний двор одного ресторана покурить. Смотрю трое на одного в подворотне. Хотел было влезть, но не понадобилось. Только наблюдал, как он их раскидал словно котят.

– Он мне говорил, что занимался самбо.

Сергей посмотрел на меня, как на дуру.

– Девочка, такому в секции самбо не учат. Тут приемчики покруче будут. Вот тогда я в серьез начал подозревать, что он совсем не тот за кого себя выдает. Хотя большинству смог мозги запудрить. Со всеми за ручку здоровался, изворачивался, как мог. И легенда у него хорошая, не прикопаешься.

– Легенда?

– Ты не поняла еще? – усмехнулся и разлил по рюмкам темно-янтарную жидкость. Пить уже не хотелось, но надо было выжать из него максимум информации. Поэтому звонко чокнулась с ним.

– Нет, пока не поняла.

– Подстилка ментовская твой Герман. Создали ему образ. Очень удобный. Пару месяцев тут, потом там. Даже и не подумаешь, что этот гастролер может иметь отношение к облавам, обыскам и остальному. Будто ментам кто нашептал на ухо когда, где, кого.

Одним махом опрокинул остатки в себя.

– Он даже не пожалел себя и месяцев восемь отсидел по какой-то ерунде. Не знаю уж кого там пас.

– А в каком году это было?

Он задумался, сдвинув брови, но все-таки, понапрягав память, вспомнил. Я сидела, как громом пораженная. Потом налила себе сама еще на палец и тоже махом выпила. Какая же пустота внутри…

Он все время повторял, что молчит о себе для моего блага. Сейчас понимаю почему, но легче от этого нисколько не стало. Это же, какого огромного количества обид можно было бы избежать, если бы Герман мне доверился. И глупостей с моей стороны.

– Ох… – взялась рукой за сердце.

– Эй? Тебе, что плохо?

– Мне? Да, мне плохо от того, что он такой идиот оказался. Спаситель душ человеческих, блин. Страдалец почти, как Иисус Христос!

– Тихо, тихо. Ты это, не богохульствуй.

– Сил моих нет.

Мой собеседник еще больше сдвинул бульдожьи складки на лбу.

– Так ты чо не в курсе была?

– Нет! – в груди пылало возмущение высоким пламенем. – Секретный агент хренов. «Я не могу тебе всего объяснить для твоего же блага».

Прогундосила очень смешно. Сергей прыснул, но тут, же вернул себе серьезное выражение лица.

– Ну, резон в этом был. Беспокоился за тебя…

– Ага, беспокоился. Пришла бы парочка ребяток, вроде твоих, и все его беспокойство в глотку бы мне загнали вместе с зубами и вопросами. Им же плевать было бы, знаю я что-то на самом деле или нет и известен только один способ, проверить… Я просто в шоке.

Попыхтела немного. Вот она большая, светлая любовь. Померла бы в муках и полном непонимании из-за чего собственно.

– Я о нем вообще ничего не знаю. Кроме имени. Так по крошке из каждого разговора. Но опять, же непонятно теперь, можно ли принять на веру то, что Герман говорил? Оказывается, все это время я общалась с миражом.

– Не надо нагнетать. Он же башкой своей рисковал каждый раз, как у нас в городе появлялся. Не один же я его кандидатуру на подозрении держал.

– Да, плевала я на все это!

– Ясненько. С вами женщинами тяжеловато общаться на языке логики. Вроде хочешь, как лучше…

– А получается, как всегда.

– Что ж посиделки наши несколько затянулись, – посмотрел на наручные часы. – Ты мужика, что приметила около себя, описать сможешь?

Я хлопнула глазами, приходя в себя после резкой смены темы разговора. И так задушевные беседы кончились и надо быть начеку.

– Совсем неприметный. Чуть за сорок. Ростом как ты. Темно-русые коротко подстриженные волосы. Сухощавое телосложение. Худое лицо с высокими скулами, узкими губами, средний нос такой не длинный и не особо толстый. Небольшие глубоко посаженные глаза, цвет не рассмотрела. Одежда на нем вся поношенная, вытянутая.

– И ничего особого не углядела?

– Шрамы, наколки, родимые пятна? Нет, ничего не заметила. Я же не могла открыто пялиться на него.

В комнату заглянула Скала и, не обращая на меня внимания, оповестил шефа:

– Машина ждет.

– Хорошо.

Сергей поставил стакан. Потом встал и накинул пиджак.

– Придется тебе погостить немного у меня. Возможно, что пару деньков, – и попробовал мило улыбнуться, но не получилось. – Лира должен объявиться. Не может же он тебя в беде оставить. Вот и подхватим его тепленьким.

– Погостить? Ты о чем? В своем уме?

– Да, в своем. Не в твоем же. Молись и надейся, что старая любовь не ржавеет.

– Нет. Погоди…

– Мы с тобой тут душевно поболтали. Но на этом все. Или ты все же знаешь, как с ним связаться? Так говори. Жизнь облегчишь и мне и себе.

– Нет. Не знаю. Чтоб ему гореть в аду!

Повернул голову к двери.

– Колян!

В проеме показалась Скала.

– Чего?

– Того, блин, – указал на меня пальцем. – Ее в комнату для гостей на первом этаже проводишь. Останетесь здесь вдвоем с Витькой. К утру, мы вернемся. И глядите в оба! А то уже прохлопали наблюдателя одного.

– Так мы…

– Ой, не надо мычать. Так мы… Да мы… Тошно слушать. Я уехал. До встречи, Светик!

– Счастливого пути!

Но добрых ноток в голосе он не дождался. Меня подняли под белы рученьки, и повели опять по коридору. С тоской понаблюдав, как за Сергеем закрылась парадная дверь, свернула за угол.

Комната, что выделяют почетным гостям в этом доме, была довольно уютная, похожая на пенал. Ничего лишнего: узкая тахта, видавший виды и лучшие времена такой же столик, стены окрашены серой краской.

– Не скучай, детка. Если что, зови.

– Обязательно.

А он оказывается весельчак. Ни за что бы, ни подумала. Заскрипел замок. Я кинулась к окну и поняла смысл выражения «комната для гостей». Окно было законопачено надежно решеткой. И на ремонт тут особо тратиться не стали. Оно и верно, гости могут от добрых чувств попортить обстановочку.

Кинула сумку на тахту и сама уселась рядом. Средство связи отобрали еще в машине. Здесь сидеть неизвестно сколько. Такой же железной уверенности, как у моего нового знакомого, что Голландец появится и спасет бедную девицу, словно рыцарь в сияющих доспехах, не имеется. Сидит себе дома, чай попивает с плюшками, а я отдувайся.

Протяжно выдохнула. Поднимается паника, где-то внизу живота начинается шевеление. Наложился еще и откровенный разговор, раскрывший интересные факты. Наклонилась вперед, голову между колен, глубоко подышала. Спокойно. Сейчас бы холодной водичкой умыться. Осторожно вернула корпус в исходное положение и заметила еще одну дверь. За ней разместилась ванная комната – унитаз с раковиной. Очень предусмотрительно. Все удобства под рукой. Дня на три можно о человеке вообще начисто забыть, не помрет.

От такого направления мыслей опять поплохело. Брызнула в лицо еще холодной воды.

Нет, ребятки! Что-то не хочу я играть по вашим правилам!

Значит вот оно как Герман? Заигрался в шпиона и других в это лицедейство втянул. Потом, когда выберусь из этой передряги, пойду к психологу. Сяду перед ней или ним на диванчик, а может удобное кресло (в фильмах обычно показывают замечательные кушеточки, для того чтобы максимально расслабиться) и поведаю о своей несомненно бурной и занимательной судьбе. Обычно говорят «тяжелой», но не люблю это слово.

Посмотрела на себя в зеркало. Будем сопли пускать? Дадим этим придуркам распоряжаться собой и исполнять роль судьбы? Опять потечем туда, куда несет река жизни, безвольно подчиняясь ситуации?

Конечно, читала я литературу на досуге, по самопознанию и психологии, где описывали главный жизненный принцип – расслабься и не парься. Хороший совет. Его и практиковала в большинстве случаев, но не сегодня. Сегодня меня конкретно все достало, накипело, накопилось. В глубине поднимался гнев. Первоклассный, белый, как раскаленное железо. Захотелось что-нибудь порвать, разбить, разодрать. Просто дикие чувства. Не помню, когда со мной и бывало то такое. Даже в глазах поплыли красные круги.

Что там здоровяк, с зачаточным чувством юмора, сказал на прощание? «Если что, зови». Сейчас позовем.

Я вспомнила, что дверь открывается вовнутрь комнаты, что на руку. Пока завод не кончился, на полном ходу вылетела из ванной – нечего за унитазом отсиживаться! – подхватила столик, как щепку, и со всей дури заехала им по окну. Вопя при этом во все горло:

– Помогите! Мамочки! А-а-а…

Быстро встала за дверь, продолжая издавать неясные звуки. В замке завозился ключ, послышалось пыхтение. «Давай, давай, пыхти быстрее». Как только его фигура появилась из-за двери, шарахнула разнесчастной, ни в чем неповинной мебелью по коротко остриженной макушке. Послышался страшный треск.

– Чего…

Оказалось мужик он с железным здоровьем и крепкой черепушкой. Пришлось доламывать столик до конца. Наконец, бездыханное тело упало на пол. Наверное, не сопротивлялся от удивления.

Изрядно попотела, пока вытаскивала ремень у него из брюк и стягивала руки. За поясом нашелся пистолет. Осторожно взяла его и осмотрела. Совершенно не хочется использовать, но есть острая необходимость. Я же не Джеки Чан, чтобы конечностями махать. И второго столика может не оказаться под рукой.

А с этой дачки надо линять раньше, чем хозяин с подмогой вернется. Ох, и обрадуется же Серега моему подарочку! Хохотнула и закрыла рот ладонью. Истерики еще не хватало, потом на кушеточке у психолога с удобствами.

Где-то в глубине дома слышалось шевеление. Вышла в знакомый коридор. Надо искать второго и тоже отправить баиньки. Пусть немного полежат, а я буду двигаться в сторону города. А теперь предельная осторожность, второго шанса не будет.

Держа оружие наготове, неслышно ступала в полутьме.

– Колян! Ну, чо там?

Голос послышался со стороны гостиной, где совсем недавно мы беседовали с боссом. Молодец, что сам местонахождение подсказал. Повезло, что они отнеслись ко мне несерьезно. И вообще были немножечко ленивы и несобранны.

Парень сидел в кресле вполоборота. В руке кружка пива, на столике тарелка с рыбкой, сухариками. Извини, попорчу отдых.

– Эй!

Он резво подорвался со своего места и уже потянулся за оружием, но я покачала головой.

– Не стоит. Оружие положи на стол. И не вздумай играть со мной.

– Ты сдурела что ли! Сама пушку брось, а то поранишься ненароком.

– Оружие на стол!

– Да, пошла ты!

Ответ неверный.

Не сводя взгляда, сняла с предохранителя и нажала на курок. Нет, в мыслях не было дырявить этого придурка. Просто продемонстрировала, что обращаться с этой штуковиной я умею, шутки кончились. В разные стороны разлетелись осколки тарелки, рыбка и сухарики. Послышалась отборная матерщина. Пришлось повысить голос, чтобы перебить ее:

– Оружие на стол, я сказала!

– Ты…

– Не зли меня, а то твоя башка, как арбуз разлетится. Понял?

Это я так для острастки. Понятно, что выстрелить в человека силенок не хватило, особенно хладнокровно, не под напором обстоятельств в целях зашиты.

Но Витек впечатлился и швырнул ствол на столик. Рожа красная. Оно и понятно, что товарищам рассказывать? Что какая-то бабенка, метр с кепкой в прыжке с табуретки, скрутила тебя за пять минут. Не печалься. Все не так плохо. Просто я прошла укоренный курс подготовки в девушки великого спецагента. В одно из наших пребываний за городом, Герман учил меня обращаться с оружием. Теперь понятно почему. Стрелять по бутылкам выходило лихо и весело. Он даже смеялся, что я прирожденный снайпер.

– Ладони положи на затылок.

– А дальше что? Далеко все равно не убежишь. Ребята уже в пути. Не зли просто так…

– Ладони на затылок!

– Вот упрямая стерва! Потом совсем по-другому с тобой разговаривать будут.

Ладони положил и посмотрел выразительно: «что еще попросишь?».

– Вставай на колени ко мне спиной.

– Чего? С дуба рухнула? Или ты любительница ролевых игр? Так ты только скажи, лапочка, мы с тобой еще не в то поиграем…

«Ну, достал в конец!». И продырявила ручку кресла недалеко от его ноги. Паренек подскочил, выдал еще набор нецензурных фраз. Я просто стояла, ждала. Все же повернулся и опустился на колени. Но не отступался и ситуацию хотел все, же переломить, заговаривая меня.

– Ты подумай, зачем тебе этот напряг? Мужики сами между собой разберутся. Тебя никто трогать не собирался. Посидела бы тихонько в комнатке, переждала и свободна…

Договорить не успел, так как я с облегчением опустила с силой на его темечко рукоятку пистолета. «Ага, бегу и падаю, в комнатке посидеть».

Опять возня с ремнем. Отъелись боровы! Утерла лоб салфеточкой со стола. Подхватила сумку, оба пистолета и направилась к выходу. Протерев оружие полой куртки, выкинула в ближайшие кусты.

Заборчик тут был знатный. Но быстро разобралась с системой на воротах и открыла их. В темноте не сразу сориентировалась, по какому же пути направить свои стопы. Ничего выбрала правильно и бодро шагала в сторону шоссе. Только не тем, путем, которым была доставлена сюда. А по симпатичной такой недавно закатанной дороге, с фонарями.

Машин здесь не было. Да и откуда? Ночь на дворе. При выезде с боковой дороги посмотрела на указатель. Пятнадцать километров до города. К рассвету буду там или, по крайней мере, близко, сяду на какой-нибудь ранний автобус.

И здесь стоит задуматься, куда же ехать? К дяде Коле? Он, скорее всего по городу шныряет, меня ищет. Не под дверью же сидеть. Домой нельзя. К Любе тем более. К Олегу? Нет, кому надо, те в курсе, что он мой любовник, даже его жена. Позвоню из автомата проверю обстановку и там решу…

Грехи наши тяжкие. Стою в кустах, ночью, в пятнадцати километрах от города и еще неизвестно в скольких километрах от родного дома и теплой постельки, думаю, где же на дно залечь.

Полностью погрузиться в эти невеселые думы не успела. Со стороны поселка, откуда, только что сбежала, послышался шорох, темноту разрезал свет фар.

Интересно, кто в такой час на путиществие решился? Это не могут быть мои милые друзья. Или могут? Во дворе я машины не заметила, но в гараже не смотрела. Так быстро освободились? Ну. На то они и профессионалы вроде как. Притихла и присмотрелась. Нет, не они. Машинка отечественного производства, со мной одного возраста, если не старше. Едет еле-еле, одна фара светит чуть более мутно, чем другая.

Выскочила наперерез и замахала руками. Завизжали тормоза. Из окна послышалось недовольное бормотание. Кинулась к нему.

– Здрасте! Вы мне не поможете?

Мужик, что сидел на водительском кресле, показался странным, но списала на общее нервное состояние и темное время суток. Ночью же все кошки черные. Козырек кепки закрывал почти все лицо.

– Тебе, что жить надоело? Я же чуть не задавил тебя! Кто же в темноте под колеса бросается.

– Извините. Но я заблудилась, как добраться до города не знаю. Вы куда едете?

– В город.

– Подвезете?

– Ну, ладно… – произнес с неудовольствием. Но тут он чуть сильнее развернулся ко мне. И вся радость, от удачного стечения обстоятельств, испарилась. Я его узнала – второй соглядатай.

Мы поняли это одновременно. И одновременно начали двигаться. Мужик выскочил из машины. А мои ноги, что есть мочи, неслись через шоссе в сторону леса. Может получиться затеряться среди бурелома. Хотя, какой на хрен бурелом! Тут просто пролесок, через деревья поле просвечивает. Мать, мать, мать…

Спринтер из меня никакой и дыхалка подкачала. Догнал он меня быстро, сбил с ног. Больно ударившись коленкой и ободрав ладони, полетела под горку в яму на обочине. Но жажда жизни сильнее боли, поползла на карачках, кляня себя, что не прихватила один из пистолетов с собой. Кто же знал? Бесполезный труд, сзади грубо схватили за волосы и дернули.

– Да, стой же ты!

Вот сейчас я на самом деле в ужасе. От него шли волны ярости и едва сдерживаемой агрессии, подавляющих, как огромные штормовые волны. Такой на самом деле может перерезать глотку, бросить тело в кусты и уехать, как ни в чем не бывало. Колян, конечно, в два раза больше, но сравнение не в его пользу.

– Вставай и иди к машине.

Пряди волос так и остались в кулаке у мужчины. Из-за этого шла я, согнувшись в три погибели, стараясь поспеть за ним, перебирая ногами быстрее, спотыкаясь иногда.

Таким порядком вернулись к транспорту. Он лишь сопел напряженно, слушая мои постанывания. Дверца со стороны водителя была распахнута. Все еще придерживая мой волосяной покров, пошуровал в салоне. Адреналинчик от пробежки спадал, и в голове стало проясняться. Нужно предпринять еще одну попытку к бегству, хуже уже не будет. Только отвлечь немного.

– Что вам нужно? Кто вы такой вообще?

– Дед Мороз, блин!

И почувствовала, что к лицу приложили дурно пахнущую тряпку. Я чуть не задохнулась, пока он прижимал ее к моему носу. Сопротивлялась до последнего момента, что помню, брыкалась. Пытаясь достать ногой, мотала головой, но без толку. Перед глазами поплыли разноцветные вспышки, тело ослабло.

Прав был Витек, лучше бы отсиделась в комнатке…

Озеро было огромным, настолько, что берега с трудом угадывались вдалеке. Лодка медленно покачивалась на волнах.

Небо заволокло белым туманом. Время от времени проплывали облака разных форм. То пудель привидится, то святой лик, как на иконе. То пара лебедей склонивших красиво головы друг к другу.

Тишина, спокойствие, безмятежность. Слышны только плеск воды, да резкие крики чаек. Воздух свеж. Легкий ветерок перебирает складки на моем белом платье. Ощущение, будто вместо плоти эфир. Посмотрела на руки и, правда, почти прозрачная. Немного понаблюдала, как она переливается, блестит и задумчиво произнесла:

– Меня нет…

– Пока есть.

Не спеша подняла взгляд и попыталась сфокусировать его на силуэте, что был напротив меня в лодке. Это был Герман. Тоже в белых одеждах. Расслабленная поза. Выглядит, как при нашем первом знакомстве – молодое лицо, без морщинок, длинные волосы до плеч, распущенны.

– Привет.

– Привет.

– Рада видеть тебя.

– Я тоже.

Немного помолчали. В таком сказочном, гармоничном и умиротворяющем месте говорить совсем не хотелось, и шевелиться тоже. Но какая-то назойливая мысль не давала покоя, не давая полностью насладиться мирным состоянием.

– Где мы?

Он пожал плечами, не сводя с меня нежного взгляда. Потом переместился ближе.

– Тебе пора возвращаться.

И, как пушинку, перекинул за борт.

Я погрузилась в воду. И она затекла везде в уши, нос, рот, глаза. Как мокро, везде вода…

Черт, захлебываюсь уже. И начала кашлять так, что горло засаднило. А вода все лилась. Похоже это уже не сон. Замотала головой, мыча.

– Наконец-то! – послышался недовольный голос. – Я уж было думал, что вечность в отключке собираешься пребывать.

Открывать глаза не хотелось. Понятно, что я не на озере и не с Германом. Никаких тебе белых одежд и симпатичных облачков. «Что ж вам всем надо-то от меня. Два похищения за сутки». Память услужливо восстанавливала события последних дней. Дал бы хоть сон досмотреть.

– Открывай глазки. Я вижу, что ты пришла в себя.

Состояние было паршивое. Во рту неприятный привкус, голова разрывается от боли, тело ломит. И еще… Похоже, меня привязали к стулу. Подергала руками, ногами. Так и есть. Ох, мамочки! Приплыли, вот теперь точно – и никто не узнает, где могилка моя.

В носу засвербело. Паники не наблюдалось, но это, наверное, от усталости и разбитости. Вторую ночь не сплю. Плюсом стрессовая ситуация, физические нагрузки. Стрессовая ситуация, блин! Хватит успокаивать себя. Это уже не ситуация. Это задница! Зареветь что ли, хоть полегчает.

– Рыдать бесполезно. Так что не напрягай меня этими спектаклями.

Все же открыла глаза. В жидком сером свете разглядела мужчину. Он стоял, привалившись к столу.

– Где мы?

– Не важно. Просто заброшенная деревня.

– Понятно.

Помещение и вправду выглядело уныло. Все в паутине и толстом слое пыли, окна с выбитыми стеклами. Обои в некоторых местах отсырели и свисали огромными кусками. Потолки низкие, значит изба. Сердце тоскливо заныло.

Мужчина пододвинул к себе стул и оседлал, послышался жалобный стон. Уселся, значит и в угол уставился, глаза, как две льдинки. Задумчивые, неживые. Просто мороз по коже. А в руке пистолет.

– Вы кто? – лучше вопроса не придумаешь, но можно списать все на страх.

– Какая разница?

– Предыдущие похитители хотя бы представились.

– Тебе полегчает, если я назову свое имя?

– Немного.

– Владислав.

– Ага.

И все смотрит, не спускает глаз, вроде даже не моргает.

– Зачем вы привезли меня сюда, Владислав? Мы кого-то ждем?

– Заткнулась бы ты.

– Мы на ты? Хорошо. Тогда, Слава, какого хрена я тут делаю, привязанная к стулу? Как же вы меня достали все.

Он усмехнулся и немного поменял положение. Направил на меня пистолет. Я задержала дыхание.

– А ты мне нравишься. Честно. Другая на твоем месте бы сто раз в обморок упала, рыдала бы в три ручья. Либо в истерике билась в такой ситуации, – убрал оружие в кобуру. Можно выдохнуть. – Клоунов этих облапошила.

– Ваша похвала греет мне душу. Но еще лучше, если бы вы выразили свою симпатию как-то по-иному. Например, отпустили бы меня на все четыре стороны.

Слава сплел пальцы в замок и теперь внимательно изучал их, а не меня. Дышать стало значительно легче.

– Если вам нужен Герман, то я не знаю, где он. У меня нет никаких каналов связи с ним. Так что пытать меня нет смысла. Да, я бы уже сказала, если бы знала. Пусть сам разбирается со всеми своими проблемами…

Его взгляд опять вернулся ко мне на несколько долгих секунд, даже пожалела, что заговорила, поэтому смолкла.

– Он уже в городе. Я знаю, – опять заинтересовался своими руками. – Просто я устал играть в игры. Пока ты была без сознания, я позвонил дяде Коле и сообщение для Германа оставил. Так, что мы просто подождем всех действующих лиц.

– Слушайте, не могу понять одного. Я здесь причем? У вас разборки, а мне тут делать нечего. Использовали меня, как приманку и хватит. Что он вам сделал? Обыграл в карты на большую сумму? За решетку засадил? Что?

Он засмеялся. Страшный, каркающий смех, резкий, скрипучий, будто с трудом выдавливаемый. Лицо у Славы, похоже, свело судорогой, и уголок губы задергался. Пальцы сжались.

– Что смешного? И что за игры вы с ним играете?

Смех прекратился. А я окончательно утратила чувство самосохранения и продолжила болтать.

– Давайте, рассказывайте. Раз уж я здесь, втянутая во все по самые уши. Делать нам нечего, хоть время убьем.

Теперь его поведение нравилось все меньше и меньше. Движения более резкие. В глазах появился шальной огонь. Видно, что я подошла близко к больной теме.

– Я не такое же быдло, как Сергей. Мы с Германом коллеги так сказать.

– Ага. Еще один супер агент нарисовался. Вас, что на фабрике штамповали?

– Захлопнись!

Отшвырнул стул, схватил за волосы и дернул назад. Черт! Так точно лысой стану через пару часов.

– А выражаетесь совсем, как они. Издержки профессии. С кем поведешься, того и наберешься.

Дико поврашав глазами еще сильнее натянул пряди. Рот скривился. «Не стесняйся, покажи себя во всей красе. Я жду откровений».

– Я сказал, замолчи!

И ударил наотмашь, пока просто ладонью. Ожидаемый исход моей бравады, но все равно внутри желудок сжался в комок.

– Если хочешь знать, твой любимый Герман ничуть не лучше этих бандитов оказался. Денежки хорошие имел. Робин Гуд, романтик с большой дороги. Только денежки бедным не раздавал, естественно. На остальных ему всегда было плевать.

Чуть приподняв голову, посмотрела на него внимательно.

– Это не так.

– Это так! – и пнул стул, тот отлетел к стене, посыпалась побелка. – Золотой мальчик! Роль, конечно, себе выбрал удобную. Вроде, как и не при делах почти. И всегда держался по отношению к другим свысока. Ненавижу!

Улыбнулась криво, не смотря на ноющую щеку.

– Ненавидите, только за то, что ему легенду посимпатичнее подобрали? Какой бред. Как в детском саду…

И понятно, что получила еще порцию. Но не могла себя сдержать. «Завтра лицо будет, как лопнувший арбуз. Если до завтра доживу».

Слава круто уходил вверх по спирали своего гнева и теперь мерил быстрыми шагами пространство – разъяренный тигр в тесной клетке. Я сплевывала меланхолично кровь на пол.

– А сам ты чем лучше? Сергей и его ребята меня пальцем не тронули.

– Не тронули. Потом просто рядышком бы с Германом закопали. Вот и все благородство. И не надо меня сравнивать с этими уродами и извергами.

– Хорошо, хорошо… ты святой, а они плохие.

– Закрой свой поганый рот!

Навис надо мной, тяжело дыша.

– Он двуличный подонок! Красивая оболочка, а внутри полно дерьма!

– Удивил. Во всех нас полно дерьма.

Чуть успокоившись, присел передо мной на корточки. Задумался, потер лицо.

– Что верно, то верно. Но ничего. Я из всех них дерьмо повыколачивал.

– Из них? Из кого?

Звенели тревожные звоночки. «Остановись, не надо! Не зли его. Не заговаривай с ним об этом. Есть вещи, которые не хочется знать и не нужно знать». Но остановиться уже не могла.

Владислав чуть раскачивался из стороны в сторону, уйдя куда-то вглубь себя. «Сохрани меня Всевышний! Он же псих!».

– Слава, из кого скажи, пожалуйста, из кого еще ты дерьмо выколачивал?

– Не надо разговаривать со мной, как с сумасшедшим.

– Я просто задала вопрос.

– Я знал нескольких человек, что работали так же, как и мы. С новым паспортом, с новой придуманной жизнью. И вперед на благо родины и отечества подставлять свою башку.

Замер, привалившись к стене, и закрыл ненадолго глаза.

– Только у них не было семьи. А у меня жена двое детей. Но раз надо, значит надо. Зато Герман, похоже, получал удовольствие от каждого дня такой жизни. Адреналин, ходишь по лезвию.

– Возможно, ты преувеличиваешь?

– Нет. Я его знаю, как облупленного.

Достал пистолет и задумчиво постучал рукояткой по ладони.

– Пришлось сесть ненадолго. Связь с семьей терять не хотелось. Предчувствие было поганее некуда. И я попросил его присмотреть за моими, по возможности. Не оставляй их, просил. Проверяй. Они для меня дороже всего на свете…

Можно было и не слушать концовку, чтобы понять, каков финал истории.

– Я даже не был на похоронах. Понимаешь или нет? Меня кто-то слил, крыса. И все. Их нет. Моя жизнь закончилась, когда я увидел три холмика на кладбище. Пока не увидел, не верил.

Я закрыла глаза и сглотнула с усилием.

– А он стоял рядом, говорил какие-то слова поддержки, еще что-то. И не он один. Я запомнил все лица, что были тогда. Всех, кто с серьезными, печальными минами пытались мне соболезновать. А где они были раньше? Почему не защитили? На что их соболезнования мертвецам?

– Я понимаю тебя. Но невозможно все предусмотреть.

– Да пошла ты со своим пониманием! Невозможно предусмотреть? – передразнил меня. – А все и не надо. Просто надо было охрану усилить. А не пару идиотов в машине, оставить, которые даже Титаник не заметили бы.

Походил еще туда-сюда.

– Нет. Я так этого не оставил. Долго собирался, искал. Но нашел их всех. Нашел, чтобы они все заплатили по счетам. Германа оставил напоследок. Его труднее всего было зацепить. Нигде долго не задерживался, никаких длительных связей, друзей. Год-два и снимается с места. Он чувствовал, что я ему дышу в затылок.

Чуть успокоился и вернулся ко мне, сел поближе на корточки перед стулом.

– Чувствовал, но ничего не предпринимал. Кроме бесконечной беготни. Он ведь далеко не трус и парень рисковый. А потом я понял почему. Из-за тебя. Не хотел, чтобы о тебе стало известно.

Криво улыбнулся.

– Как видишь, не помогло. Сколько бы раз не уводил в сторону, а ведь все равно к тебе возвращался. Я удивился. Честно. Никогда бы не подумал, что он на такие чувства способен. На более или менее серьезные чувства.

Я покачала головой. Стараясь не скатываться в истеричное состояние, попыталась пробиться к нему за стенку из гнева и боли.

– Думаю, не во мне дело.

– О чем ты?

– Герман просто убегал. Не из-за меня. Наверное, сначала не мог понять, кто устроил вендетту. Вариантов же много. Список большой. А когда понял, то не поверил до конца в такую возможность. И просто тянул время. Надеялся либо найти тебя поговорить, либо, что сам одумаешься. Он ведь понимал твое состояние и причины…

– Он понимал? Он? – кажется, разговор был затеян зря. Только добавил остроты и раздосадовал. – Что он может понимать? У него никогда не было ни семьи, ни детей…

– Может, поэтому и не было? Он ведь чуть младше. Увидел ваше горе и не захотел подвергать себя таким испытаниям и близких…

– Как же! Это все чушь! Ему всегда было плевать на всех. Жил в свое удовольствие, не замечая никого. Кайф ловил.

– О чем ты? Какой кайф жить не своей жизнью и в бегах?

Владислав уже не слушал меня. Выглянул сначала в одно окошко, потом в другое. Чувствовалось, что напряжение скоро сорвет крышку с жерла вулкана, а поблизости только я. Еще и подливаю масла, слишком громко стуча по прутьям клетки с голодным тигром.

А какая мне уже разница? Что у него там в голове? Какой план? Просто использовать, как приманку или сделать главным орудием мести. Он же сказал, что оставил Германа на «сладкое». Видит в нем главного врага. Верит, что виноват. И, что я для его врага очень важный и близкий человек.

В этом месте хочется заплакать, забиться в истерике. Нет, нет, не хочу так заканчивать свою жизнь – в Богом забытой деревеньке, не успев сделать все, что хотела, толком не пожив. И ради чего? Чтобы псих потешил себя, справив кровавую мессу, и посмотрел на слезы поверженного.

– Чего он медлит? Или думает, я буду неделю здесь сидеть в ожидании?

Посмотрел на меня.

– Я другой сценарий рассматривал. Но, если Герман не появится здесь в течение нескольких часов, а лучше часа, то предпочту ускорить события.

– А смысл тогда? Удовольствие уже не то, – от страха опять поднял голову сарказм. – Не удастся своими глазами все узреть.

– Ты особо не юродствуй.

– Прошу прошения. Это от страха и усталости. Вторую ночь не сплю.

– Вторую? Что так?

– За тобой в окошко наблюдала. Я сразу поняла, что цветы не от Германа, а от кого-то другого. И ждала развития событий. Вчера днем сидя в кафе, высмотрела, что наблюдают за мной двое.

Мужчина досадливо махнул рукой.

– Дилетанты. Их бы и ребенок заметил.

– С этим соглашусь. А тебя выдало курение.

– Курение?

– Надо избавляться от вредных привычек. Заметила ночью огонек от сигареты. Сначала не придала этому значения. Но интуиция подсказала, что это по мою душу.

– Это уже не важно. Да и тогда было не важно. Главное результат.

– Ага. Результат, – сглотнула, но все, же спросила. – И что же будет? Чего ты хочешь?

Он приблизился и поизучал немного. Осторожно погладил щеку, что алела красным цветом, и уголок губ, где была кровь.

– Я тоже не хотел, чтобы близкие люди отвечали за мои ошибки, точнее действия, и решения. Но так уж случилось…

– С чего ты взял, что мы близкие люди? Так вспоминает обо мне иногда, когда проездом в нашем городе.

Пока его пальцы касались моего лица, старалась не выказывать чувств, но было тяжело еще и говорить одновременно ровным голосом.

Приподняв подбородок, посмотрел пристально в глаза:

– Неужели? Что-то слабо верится.

– Можешь не верить. Я вот, точно не особо верю в его неземную и преданную любовь. Так будет точнее.

– Зато я уверен. Не стал бы он столько лет в одно и то же место таскаться.

– Мало ли…

– Все! Хватит! – сжал мой подбородок, с такой силой, что чуть косточки не хрустнули. – Надоело уже воздух гонять. Хочу закончить с этим и …

– И что? Вздохнешь спокойно? Заживешь счастливой жизнью? И это после того, как загубил нескольких людей.

– Да! Да! Вздохну и заживу долго и счастливо. Потому что эти мрази мертвы!

– А чем же ты лучше их? Такая же мразь.

– Сучка…

И оттолкнул меня вместе со стулом. От резкого движения я не удержалась и с грохотом обвалилась на пол. Послышался треск. Старое дерево не выдержало таких испытаний и развалилось, но у меня появилась возможность выпутаться из веревок. Или хотя бы попробовать.

Владислав особо не торопясь, прервал меня, подняв за шкирку из обломков. И по новой затянул путы на запястьях за спиной.

– Это было глупо.

«Сама знаю. Но от отчаяния чего только не попробуешь. Например, вот это!». И пнула его ногой, сначала под коленку, потом еще куда-то. Сделала шаг в сторону, запнулась, взвыла от досады больше, чем от боли.

Он уже сидел на мне верхом и заламывал руки. «Что ж за невезуха-то сегодня!».

– Какая ты прыткая.

– Пошел к черту, псих!

Если все равно помирать, так надо высказаться напоследок. Последнее желание.

– Я? Псих?

– Конечно. Сам себя простить не можешь за жену и детей, вот и ищешь на стороне виноватых…

Закончить не успела, прилетело кулаком по лицу. Всю жизнь буду помнить его взгляд в тот момент. Я поняла, что конец, никого мы ждать не будем.

И орала во всю глотку, давясь кровью и слезами. Но успела отвернуть голову вовремя, чтобы родственникам не пришлось закрытый гроб заказывать.

Потом почувствовала, что он поднялся, и быстро подтянула ноги к груди. В такой ситуации поднимаются только для одного, чтобы запинывать лежачего. Пара ударов и остановка. От неожиданности закрыла рот и прислушалась. Может, ушел куда-то? Нет, здесь рядом, слышно тяжелое дыхание. Не знаю, по какой причине, но я была рада этой передышке.

Спустя полминуты поняла, что отвлекло его. Из соседней комнаты раздался шорох. «Господи, помоги…». Раскрыла глаза, но ничего не увидела, кроме старых, рассохшихся досок. И те расплывались, сфокусировать взгляд на чем-то было сложно. Тело разрывало от боли.

Меня опять подняли за шиворот с пола, но стоять я упорно не хотела, ноги подкашивались.

– Да, стой ты…

Подхватил под грудину так, что вздохнуть нельзя, одной рукой. Прийти в себя немного все же пришлось. Когда почувствовала у виска холодный металл. Попыталась держаться ровнее. Не дай, Бог, нажмет на курок случайно.

В комнате появились двое – Сергей с Николаем. Не описать словами, как же я им обрадовалась. Даже подумывала извиниться перед ребятами, если останусь в живых. В такие моменты на многие вещи смотришь совсем по-другому. Сидела бы себе в комнатке с удобствами, в самом деле, в ус не дула и ждала, пока мужики сами разберутся, морду набьют друг другу. Но, есть, конечно, иной вариант развития событий, и скорее всего моя активность спасла жизни этим двум ребятам. Псих за моей спиной не стал бы церемониться.

– Ей, мужик, отпусти женщину.

– С чего бы это вдруг? Я ее отпущу, а вы мне пулю в лоб и вся недолга.

– А зачем нам лишнюю работу делать? Решим все полюбовно, – переговоры вел Сергей, но пистолета не отпускал. – Мы же ищем одного и того же человека? Так ведь?

– Да.

– Для одних и тех же целей.

– Это врядли.

– Но все равно. Вот и объединимусилия. Так надежнее выйдет. А баба нам ни к чему. Пусть домой отправляется. Бежать в милицию мы ей отсоветуем.

Похоже, они не сразу стали брать домик штурмом, а немного послушали наш разговор. Действовали осторожно, чуть ли не по сантиметру продвигаясь ближе к нам. Медленные движения, спокойный голос, никакого давления. Смекнули, что у парня башню снесло давно и крепко, и ожидать от него можно все что угодно.

Вячеслав все теснее сжимал мою грудную клетку.

– Нет, ребятки, цели у нас совершенно разные. Не по пути будет.

– Думаешь? Почему же?

– Потому. Так что стволы опускаем и выходим. Ищите своей удачи в другом месте.

– Нет, не пойдет. Я этого гаденыша так просто не выпушу и не отдам. Поделиться придется.

– Пошел к черту!

– А если не пойду? Нас больше. Соответственно шансов у тебя меньше.

– Дело не в количестве, а в умении. Не сойдете с моего пути, башку ей прострелю.

– Давай. Плевал я на нее! Мне конечная цель важна. Возиться с лишними трупами не очень хочется, но переживу как-нибудь.

«Мама! Что ж вы делаете!». Сжала зубы. Забыв про боль, вся превратившись в слух и осязание, готовая в любую минуту падать или делать еще что-то для своего спасения.

– Одного не пойму. Если тебе Лира нужен, зачем ты ее так отделал? Нравится женщин бить? Или просто злость срывал?

Пистолет у моего виска дернулся.

– Понятно. С ней справиться гораздо легче, чем с подготовленным, натренированным мужиком. Так ведь?

– Нет. Заткнись и вали от сюда!

– Значит, угадал, да? Удовольствие получаешь?

Я обливалась, потом, гадая, что же будет дальше. Лихорадочно вспоминая какую-нибудь молитву. Когда-то знала несколько и даже в церковь ходила. «Обещаю читать молитвы каждый день, посещать храм, поститься…»

Все произошло за пару секунд. Но я видела это, как в замедленной съемке, туго соображая, что же делать. Вот Владислав перевел пистолет на Сергея, забывшись в своей злобе. Тот поймал мой взгляд и подмигнул.

Что? Что ты хочешь от меня? Сердце бешено скакнуло.

Наугад пнула назад ногой, в этот раз повезло – попала. Сзади злобно и утробно взвыли. Добавила локтем и вырвалась из железных объятий, уходя в сторону, с линии огня. Сразу же раздалось несколько выстрелов и звон стекла.

Я заорала, оглушенная упала на пол, сверху навалился тяжеленный мешок. Скосила глаза и увидела безвольно валяющуюся руку рядом с моим носом. Это не мешок, это мертвый или близкий к этому состоянию Слава. Тихо взвыла, столкнуть его с себя сил уже не было.

Вокруг мат, шум, возня. Да, помогите же!

– Пропусти!

Наконец, с меня сняли эту ношу. Аккуратно попытались поднять.

– Светлячок, как ты? Ранена? Черт! Ты вся в кровище…

– Это по большей части не ее, – это уже Сергей. Сознание существовало будто отдельно. Я понимала, что вокруг происходит, различала голоса, но открывать глаза не хотела, отвечать тоже.

– Светка, не молчи. Скажи что-нибудь, а то я с ума сойду.

– Скотина… – это все, что смогла выдавить. Наверное, это не то, что он ожидал услышать, но с подсознанием не поспоришь. Послышался смех и веселое улюлюканье. Зрители оценили мой юмор и откровенность.

– Встреча влюбленных не удалась. У нее шок, что ты хочешь. Отойдет через пару часов.

Герман ощупывал меня на предмет увечий.

– Тебя забыл спросить.

– Не больно хорохорься. Пальну, и ляжете в одну могилку с этим психом.

– От мертвого от меня, какой толк?

– От живого тоже никакого. Бабу свою и то защитить не можешь. Посмотри, как он ее разукрасил.

– Потом разберемся. Мне надо ее к врачу везти.

– Знакомого подсказать? Вопросов задавать не будет.

– Обойдемся.

Все же открыла глаза. Комната немного покружилась и вернулась на место.

Прямо передо мной встревоженное лицо Голландца. Недалеко стоит Сергей и с большой долей презрения взирает на него. Два парня тащат тело Владислава к выходу. От этого зрелища к горлу подкатила тошнота. Быстро отвела взгляд. Хватит с меня сегодня.

– Как знаешь.

Мужские разборки. Как же я устала, хочу домой. Нет, еще не до конца высказалась.

– Скотина.

– Я уже понял, кто я. Можешь не повторять. Давай потихонечку подниматься будем.

Подхватил меня на руки и пошел к выходу. У дверей немного задержался. Я ничего не видела, просто спрятала лицо на его плече. Сегодня, завтра можно забыть про всех и вся, имею полное право. Все равно ни на что кроме, как лежать, не способна.

– Я буду у нее на квартире. Если что найдешь меня там.

– Катись уже! Надоел. Так и так найду. Понадобишься если. Езжайте. Хоть место и глухое, но вдруг грибник, какой гуляет. А нам еще прибрать тут надо…

– Ага.

Через час я лежала у себя в ванной и наслаждалась ощущением легкости в воде. Хорошо бы вода подогревалась постоянно, и можно было остаться здесь на пару дней.

Мои мечтания прервал звук открывающейся двери. Герман держал в руке какой-то кулек. Один глаз заплыл, поэтому видимость была фиговая. Похоже это мое полотенце с кухни, а в нем лед.

– Врач подъедет минут через сорок, так что у тебя есть еще время.

И приложил холод к моему несчастному глазу. Пошипев немного, успокоилась и выдохнула. Говорить не было сил, думать тоже, не вспоминая уже о том, чтобы шевелиться. Он все понимал и тоже молчал.

Перед приходом врача достал из моего убежища, обтер и запаковал в халат.

Приехал мужчина лет пятидесяти с чемоданчиком похожим на те, что носят работники скорой помощи. Невысокого роста, почти лысый, в очках, с округлым пузиком. Все время пока ощупывал меня быстрыми, уверенными движениями, что-то приговаривал, шутил.

– Тихо-тихо, ласточка моя… Да, понимаю, больно… Так вот тут ушиб сильный. Ничего до свадьбы заживет, не переживай… Все пройдет, красавица…

Нажимал, сгибал-разгибал, мерил давление, наконец, вынес вердикт:

– Все не так плохо, как я думал. Напугал только меня по телефону, – выложил на тумбочку какие-то ампулки, шприцы. Быстро набрал лекарство, повернул меня на бок, всадил иглу и продолжил, как ни чем не бывало. – Множественные ушибы, синяки, ссадины. С ребрами все в порядке. Никаких переломов или вывихов. На глаз примочку сделаешь, я написал какую. Сейчас сделал укол. Завтра опять сделаешь укол.

Подмигнул, рядом с ампулами положил упаковку таблеток, подхватил чемоданчик.

– Желаю скорейшего выздоровления, дорогая! Оставляю вас на поруки этому джентльмену. Уколы он делает хорошо, не беспокойтесь. Главное отдых, плотное питание, сон и еще раз сон. Всего хорошего!

Веки у меня налились свинцом и почти мгновенно закрылись. Не знаю, сколько спала, наверное, не меньше десяти-двенадцати часов. Проснулась, как от толчка.

Через шторы пробивался бледный серо-розовый свет. Рядом кто-то уютно и мерно посапывал, обнимая здоровенными ручищами, согревая спину. Немного повозилась, устраиваясь поудобнее, натянула повыше одеяло. На работу еще рано, можно поспать подольше.

Стоп! Какая работа с моей-то физиономией! Тело тут же отозвалось тупой болью на воспоминания о вчерашнем насыщенном дне. Неужели все это произошло со мной на самом деле? Может просто кошмар приснился?

Прошлась по рукам, что обнимали меня. Это Герман. Успокоено вздохнула, сняла их с себя и осторожно выбралась из кровати. Ой, как же ломит все! Доползла до ванной, включила свет и замерла у зеркала. Мать моя! Мне ничего не приснилось. Подошла поближе, не стесняясь в выражениях, высказала, что думаю, по поводу своего вида и вообще ситуации, в которую попала. Даже слезу пустила. Включила холодную воду в раковине, побрызгала в лицо.

Ничего не помогало, села на пол и зарыдала. Стянув с вешалки полотенце, уткнулась в него, чтобы немного заглушить издаваемые, утробные звуки. Надо выплакаться одной. Так сказать в свое удовольствие. Мужчины не выносят женских слез и начинают утешать, дабы этот поток прекратился. Одно дело, если это было и было вашей целью. Но мне в основном хочется в подобные моменты, чтобы наоборот все ушли, оставили наедине с самой собой. Чтобы никого. Не стесняясь выплакать все, что скопилось на душе. Прямо, как сейчас.

Намочила полотенце холодной водой, умылась и вернулась обратно в комнату. Присела на край кровати и вгляделась в лицо человека, что лежал на ней, разметавшись среди одеял и подушек, раскинув широко руки. Даже во сне еще не мог расслабиться – между бровей залегла складочка.

Я разглядывала его, будто видела в первый раз и не понимала, что же он делает в моей постели, в моем доме. Ведь когда-то мечтала, грезила, что Герман будет моим мужем. Будем жить вместе, строить совместные планы, растить детей, всей ватагой ездить на юг отдыхать, гостить у родственников сначала у моих, потом у его, шумные семейные сборища…

Вот незадача, я совершенно не в курсе есть ли у него какие-нибудь родственники, хоть бы и дальние. Опять навернулась слеза. В голове пронеслись слова из песни Валентины Толкуновой и ее нежный голос:

«Мой придуманный мужчина,

Скоро наша годовщина:

День, что нагадала

Я тебя». (текст Василий Попов)

Точно. Мой придуманный мужчина.

Не смотря ни на что, верила в наше будущее. А ситуации бывали разные. Самые неприятные и щекотливые. Например, такие…

Сказать нечего, я была в шоке тогда. Первые несколько секунд. А потом накатил стыд, страх, обида. Такой вот жгучий коктейль, что выжег внутренности.

Голландец тяжело смотрел на меня. Дверь в комнату была открыта не очень широко, но видно было достаточно. На стуле сложена, мужская одежда, постель вся разгромлена – смятые простыни, одеяло почти на полу. Вадим Петрович, мой начальник и параллельно любовник, был вообще затейник по части позиций. «О чем только я думаю? О какой-то ерунде».

Ступор немного стал спадать. А с какого такого, простите, перепугу, я стою тут и чувствую себя, значит виноватой? И даже вот чувство стыда смотрите, поднялось. Будто обещала ждать из армии и в первый же месяц загуляла с его лучшим другом.

И подняла голову, спокойно встретив этот осуждающий взгляд. Он так и стоял, опершись руками о дверные косяки.

Да и черт с тобой!

Сжала покрепче полы халата. Нам и говорить не нужно было. Все было сосредоточено во взглядах и напряжении между нами, как электрическое поле.

Да, я понимаю, как бы ему хотелось закатить, возможно, скандал, разгромную речь о моей бесстыдности. О том, что, мол, говорила «люблю жить не могу, не уходи». О том, что доверял, рвался ко мне из последних сил (в этом месте у меня вырвалась косая усмешка, что выбесила его окончательно). Больше года рвался, все никак вырваться не мог. Невезение, какое вышло. А женщина твоя не дождалась, змеюка подколодная.

Немую сцену прервал сосед по коммуналке. Всего у нас было четыре комнаты. Семеныч как раз двинулся на кухню, взяв для конспирации кружку. Не помню, когда видела его в последний раз пьющего чай. В мозолистых, желтых пальцах обычно мелькала рюмка. Глаза жадно шарили по нам и открывшемуся натюрморту в глубине комнаты. Какая гадость, как собака на помойке. Расплывшись в глупой улыбочке, он обратился к Герману.

– Что, не дождалась тебя, красава?

Не стоило так шутить. Семеныч и сам это понял, когда ощутил на себе тяжеловатый взгляд. Быстро поджал хвост и засеменил на кухню, тихо бормоча:

– А что я? Просто спросил…

Так ничего и, не произнеся, Голландец оттолкнулся от двери, резко повернулся и ушел.

Я нащупала рукой сзади себя стул и присела. Все никак продышаться не могла, руки тряслись. Что делать? Как объяснить? Его не было почти полтора года. С каждым днем срываешься в бездну все больше от отчаяния, безденежья, от вечных скандалов с соседями по квартире. От просто тоски, хотелось сдирать обои зубами со стен. И временами думала, что схожу с ума.

В дальнейшем такое чувство у меня еще не раз возникало, но пока речь лишь об этом отдельном отрезке времени.

Дверь захлопнулась. От неожиданности подпрыгнула и уставилась на вошедшего мужчину в недоумении.

– Свет, а кто это был?

Вадим Петрович не был идиотом. Если видел хотя бы пару секунд нашего немого шоу, то уже все понял. Но он был и намного старше и спокойнее и просто спросил.

– Это… это из прошлой жизни.

– Приподнимись, пожалуйста.

– Что?

– Приподнимись, говорю. Штаны возьму. Ты сидишь на них.

– Ой!

Пересела на кровать, стараясь не смотреть, как он переодевается. Вдруг самой стало тошно от всего происходящего.

Послышался скрип стула и в поле зрения оказались серые штаны. Подцепив мою ручку, немного погладил по голове.

– Как прошлая жизнь этот молодой человек совсем не выглядел. Я не к тому, что сейчас устрою тебе сцену ревности. Это ерунда. Но я вижу твое состояние. Что случилось?

И тут я зарыдала в голос. Любовник спрашивает о другом любовнике – мир сошел с ума.

– Ох, горе горькое. Да, что произошло-то?

– Он… Его не было больше года… А он такой бабник, повеса… Я просто не надеялась или наоборот надеялась, ждала. Но не особо верила, не позволяла себе верить. Никакой весточки… ничего…

Из груди вырвались наружу все сдерживаемые до этого эмоции.

– Ясно. Парень красивый. Это я заметил.

– Он просил, говорил….

Послышался веселый смешок.

– Девочка, дорогая, забудь все это. В его годы я тоже много что обещал, заговаривал зубы, если кого-то хотел получить.

– Нет, он не такой.

– Неужели! Не рассказывай байки. Его не слышно, не видно было довольно продолжительное время. А тут оказался опять в нашем городишке и вспомнил про тебя. Память видимо хорошая.

Пересев ко мне на кровать, подставил плечо.

– Чувствую себя почти праведником. Но глядишь, мне зачтется. И вот, что расскажу тебе по большому секрету. Однажды со мной конфуз вышел. Послали меня повторно в командировку, не помню уже, как город тот назывался. Захожу, значит, как обычно вечером в ресторан, пристраиваюсь к красотке одной: «Можно ли с вами познакомиться, прекрасная незнакомка?». А она засмеялась и посетовала на дырявую мужскую память. Мы уже знакомились близко за три года до этого. Вот так вот!

Я икнула и искоса взглянула на него.

– И что?

– То. Хорошая память у этого парня. Это большой плюс. Светочка, забудь всякое чувство вины по отношению к нему. Ты ему не жена и ничего не должна. И не вздумай бежать за ним сейчас, искать, пытаться оправдаться. Перестанет уважать. Пережди до завтра хотя бы. Пусть остынет немного, и поговорите спокойно.

– А если?

– Значит если. Забудешь и другого найдешь. Тем более что этот не больно надежным выглядит. Но это твое дело.

Мы посидели еще немного рядышком.

– Пойду. На счет квартиры не беспокойся, помогу, как и обещал.

Поцеловал в щеку. Я была, как оглушенная. Вот хлопнула опять дверь.

В конце концов, послушалась его совета и не побежала искать Голландца в тот же вечер. Переждала, чувства улеглись.

Было всего два места, где можно было найти сто процентов этого неуловимого. Но пошла прямиком в шашлычную на окраине города, ведомая интуицией. Там заправлял мужчина кавказской национальности, и было немного боязно идти туда одной.

С заднего двора доносился гомон, и тянуло дымком, жареным мясом. Здание было небольшим, одноэтажным. Внутри темно, не очень много простых деревянных столов со стульями. В глубине где-то слышны голоса. В зале на первый взгляд пусто.

Хотя, нет. Справа за барной стойкой двое. С одной стороны Герман на высоком стуле спиной ко мне. С другой бармен и хозяин заведения. Мужчина за сорок внушительных размеров, с лысиной, жгучими черными глазами. Сейчас они весело поблескивали из-под бровей в мою сторону. Губы его расплылись в масляной улыбке, пока я устраивалась на стуле и перекидывала косу на другое плечо.

– Здрасте.

– Добрый вечер. Какая красота нас порадовала своим визитом. Что хочет девушка? Исполняем любые просьбы, желания. Может красного вина, хорошего, с фруктами? Или шоколадкой?

– Нет, спасибо. Мне водочки налейте, пожалуйста.

Мужчина поднял бровь удивленно.

– Желание клиента закон.

И быстро нагнулся, достал бутылку, рюмку.

Голландец на своем стуле будто застыл. Только прикурил от старой сигареты новую и опять засмолил. Пепельница рядом с ним была наполнена до краев. Картина была полной – бутылка водки, разоренная тарелка с закуской и пепельница полная окурков.

Хозяин помахал у себя перед носом рукой, подхватил зловонный источник.

– Сейчас, красавица, организуем закуску. Может шашлычка? У нас отличный шашлык, нигде в городе такого не попробуешь.

– Хорошо.

Наконец он ушел. Стоило, наверное, начать разговор. Я же за этим сюда пришла, а не водку пить и заедать все это дело самым вкусным мясом в городе. Замахнув рюмку для храбрости, немного посидела зажмурившись. И только после этого посмотрела на него.

Он похудел, осунулся, скулы выпирали, щетина еще больше подчеркивала это и глубокие тени под глазами. Волосы подстрижены гораздо короче. Хотя сверху оставалась шапка, но сзади и на висках почти лысо. Так непривычно, не хватало хвостика. От этого будто старше стал. Или дело не в стрижке дело совсем.

Резким движением, затушив сигарету о край тарелки, все же повернул голову в мою сторону.

– Будешь дальше так смотреть, дыру во мне протрешь.

– Не помню, чтобы ты раньше курил.

– Бросил после армии.

– А сейчас?

– Что сейчас?

Пожала плечами и пододвинула рюмку.

– Налей.

Молча, разлил и вопросительно посмотрел.

– За что пьем?

– За иллюзии.

В его глазах, что были до этого похожи на мертвое болото – да, что там, на болоте больше жизни – озарились ненадолго удивлением.

– Интересный тост.

– Я где-то читала или слышала, что лучший подарок, который может сделать для тебя жизнь – это разбить твои иллюзии. За разбитые иллюзии!

И подняла свою рюмку. Он замешкался и с некоторым сомнением чокнулся со мной.

– Видимо я сегодня уже набрался порядком и не слишком улавливаю смысл сего философского изречения.

Я стащила с его тарелки тонко нарезанную колбаску, подула на нее и задумчиво сжевала.

– Как я понимаю, смысл этой фразы таков: мы часто гонимся за фантомами – иллюзиями. Представляем людей совсем не такими, какие они есть, ситуации не такими, какие они есть. Дорисовывая свое и живя в мире своих фантазий, а не в реальной жизни. А потом – бабах! – резко хлопнула ладонью по стойке. – И все к чертям ломается и идет наперекосяк. Ты видишь реальность, а не кривое зеркало.

Герман разлил еще прозрачной жидкости по рюмками.

– Раз уж пошла философская тема, надо и мне что-нибудь этакое сбацать, – замер с рюмкой. – Зараза! Ничего не приходит. Я сегодня не в форме. Давай тогда за то, чтобы жизнь сделала нам обоим свой самый лучший подарок. Надеюсь, мы сможем оценить его по достоинству.

– Надеюсь.

Прозвучавшая в мужском голосе горечь резанула, задела за живое. Опять подняло голову чувство вины. Но потом вспомнила слова Вадима Петровича: «забудь всякое чувство вины…перестанет уважать». Да, уж, быть тряпкой раз за разом не хотелось.

Он не закусывал, просто прикурил следующую сигарету. Запустил пятерню в волосы, закинул назад, чтобы не лезли в глаза.

– По какому поводу заливаешь?

Дернул плечом и выпустил струю дыма в мою сторону.

– Ты это пришла узнать?

– Нет, – немного замялась, поставила рюмку. – Хотела узнать, зачем ты приходил вчера?

– Теперь и сам не знаю зачем.

Тут из боковой двери показался хозяин. В одной руке большое блюдо с издающим невообразимо вкусные запахи шашлыком – посередине мясо, а вокруг нарезанные овощи, зелень, а в другой чистая пепельница. Поставил передо мной тарелку.

– Попробуйте, пальчики оближите.

– Не сомневаюсь. Запах просто божественный, – и потянула руку за вилкой, вот тут он ее и сцапал. Нежно поглаживая ладонь, умильно посмотрел в глаза.

– Такая красота в нашем заведении редкость. Как зовут тебя?

– Светлана.

– Прекрасное имя…

– Ты бы завязывал, Рафик, со своими сладкими речами. Это ко мне.

Ручку выпустили.

– Слушай, не нервничай так, Лира. Я же не знал, в самом деле. Вот что за несправедливость. Как красотка, так сразу к тебе.

– Жизнь несправедлива не только к тебе.

Мужичок наклонился ко мне ближе.

– Он хоть немного оживился. А то, как засел вчера на этом месте, так и не сходил. Курит и пьет, больше ничего. И молчит. Терпеть не могу эти бесполезные страдания. Жизнь для того дана, чтобы наслаждаться. Правильно?

Я улыбнулась ему и начала выбирать кусочек мяса.

– Совершенно с вами согласна. От страданий никакого толка. Но иногда можно, чтобы оценить выпавшее на твою долю счастье в полной мере.

Рафик все же опять поймал мою ладошку и звонко поцеловал.

– Хорошо сказано! Я бы расцеловал в обе щеки, но боюсь гнева этого хмурого товарища.

Насмешливый кивок в сторону Голландца. Тот только хмыкнул, пожал плечами, вроде как делайте, что хотите, продолжая дымить.

– Да, что с тобой такое? К тебе пришла, сама заметь, нимфа, царевна лебедь. А ты сидишь, словно окаменел навеки.

– Я ее не звал. Ты прав сама пришла.

– И из-за ссоры с ней ты надираешься со вчерашнего вечера?

Подавившись мясом, закашлялась. Разговор что-то перестал мне нравиться. Меня заботливо похлопали по спине.

– Частично и это событие повлияло. Но мы не ссорились. Даже не разговаривали.

– Чудо, а не женщина. Даже скандалит молча.

Герман, наконец, ожил и засмеялся. Хохотал долго. Потом налил еще по рюмочке и, не чокаясь и не дожидаясь меня, выпил.

– Умеешь ты поднять настроение, Рафик. А она и вправду чудо.

– Вот и убери кислое выражение с лица. Хватит, пострадал уже.

Замахнув рюмку, быстро запихнула в рот кусочек мяса. Оно оказалось очень перчистым.

– Мама моя!

– Осторожней, красавица.

И подпихнул ко мне кусок хлеба. Пожар во рту немного успокоился.

– Хотела спросить. Я вам не мешаю? Вы так мило общаетесь, что чувствуешь себя лишней. Особенно, когда о тебе говорят, как о неодушевленном предмете. Тоже мне страдальца нашли! – и мстительно воткнула вилку в мясо. – Не было почти полтора года. Ни слова, ни весточки, ни звонка. А потом нате вам, пожалуйста, явился! «Мы к вам заехали на час. А, ну, скорей любите нас».

Пропела дурашливо и, сорвав кусок с вилки со зверским видом начала пережевывать. Дотянулась до графина с водкой, сама себе налила.

– Вот и выпью, пожалуй, за страдальцев безвинных.

Мужчины смотрели на меня, выпучив глаза от удивления. Не этого ты от меня ожидал? Думал, покаятся, приду, слезы, сопли лить буду. А фигу с маслом не хочешь? Без масла, слишком жирно для него будет.

Утерла рот ладонью, огляделась в недоумении. Зачем я здесь? Потом перевела уже помутневший взгляд на героя моего романа.

Или не героя и давно уже не романа, а глупого водевиля? Вчера точно был водевиль напополам с комедией. Во, что же превращаю свою жизнь? Притом непонятно из-за кого и из-за чего.

Посмотрела, будто вижу в первый раз. Тряхнула головой, протянула руку через стойку. Хозяин автоматически пожал ее.

– Рафик, рада была знакомству. Шашлык отменный, никогда такого не пробовала. Спасибо.

– Всегда рад видеть у себя такую красоту. Заходи не стесняйся, угощу еще и не такими деликатесами. А почему уходишь так рано? Погоди, вечер еще только начинается.

– Простите, пойду. Завтра на работу…

Прервал мою речь презрительный смешок.

– Того плотного дядечку, что я видел вчера, ты называешь работой?

Хорошо, что я уже была под градусом на тот момент, хоть какая-то анестезия. Рафик смотрел сочувственно, легонько пожал руку.

– Мне лестно, что ты проявляешь такое внимание к моей личной жизни, после столь длительного отсутствия. Но я имела в виду смену весовщиком на заводе, а потом мытье подъездов. Время знаешь такое, зарплату задерживают. Всего хорошего.

– И тебе не кашлять. Заливать только про тяжелую жизнь не надо…

– А я и не заливаю. И уже вроде попрощалась. Можешь не надрываться, толкая обличительную речь, бедный страдалец, окруженный предателями. Ох, все! Еще раз, спасибо.

– Пожалуйста, буду ждать встречи. Не забывайте про нас. Лучший шашлык в городе.

Я улыбнулась. Во всяком случае, постаралась изобразить подобие. Он все не отпускал мою руку.

– И наплюйте на этого ханорика. В мире еще много мужчин, что оценят по достоинству вашу красоту и воздадут ей должное…

– Ей уже воздают должное. Надеюсь, что в нужном размере. Не трать на нее слова, Рафик.

– А я у тебя совета не спрашивал. В своем заведении я говорю, что хочу и кому хочу. Еще не дорос мне указывать.

Повернулся ко мне.

– Всего наилучшего, дорогая.

– И вам. До свиданья.

Слезла со стула. Надо доиграть роль до конца. Хотя больше всего хотелось зареветь и уткнуться в его плечо. Как ни странно.

– Пока.

– Нет уж. Прощай, дорогая.

– Прощай, так прощай. Как хочешь.

Развернулась резко к выходу, чтобы невидно было катившихся по щекам слез.

– Да пошла ты к черту!

– «Не говорите мне прощай. Не говорите»…

Так и ушла, напевая.

Железное ведро с неприятным скрежетом опустилось на плиточный пол. Немного темно-коричневой жидкости с плавающими в ней мусоринками и шелухой от семечек, выплеснулось через край.

Приостановилась и посмотрела задумчиво в самую середину. Как в омут. Вчера домой я не пошла, уехала к Олесе. Взяла в кондитерской, что находилась рядом, дорогущий торт и заявилась к ней без предупреждения. Но была принята с радушием. В последние время виделись мы не часто. Обе перевелись на заочное отделение, попали в разные группы.

Медленно смакуя, умяли тортик под звуки сериала. Когда он, наконец, закончился, обе вздохнули с облегчением. Такие страсти не для нас.

– Дикость какая-то.

– И не говори.

Подружка ковыряла ложкой в тарелке и явно хотела мне о чем-то сообщить, но не решалась, видя мое и без того шаткое состояние. Скрываться не было смысла, поэтому посвятила ее во все детали.

– Олесь, если хочешь что-то сказать, то не тяни.

– Да, но как-то не вовремя. Может потом?

– Давай, говори. Теперь уже не отстану.

Она вдруг залилась пунцовым румянцем.

– Рома замуж позвал. Вот. И, возможно, что мы уедем с ним к его родителям в соседнюю область. Там ему нашли через родственников хорошую работу. И меня пристроят куда-нибудь. Ой, Свет, я так боялась. Думала, не понравлюсь им, его родителям. А они ничего так, хорошо приняли. Все расспрашивали, что, да как. Мне они очень понравились. И семья у них такая дружная.

– Я очень рада за тебя, дорогая.

И обняла. Мы расцеловались и доскребли торт.

– Тебя только оставлять мне не хочется.

– Брось. Тебе такой шанс выпадает. Ромка тебя любит, надышаться не может. С родителями его отношения хорошие намечаются. Будем писать друг другу, созваниваться, в гости ездить.

– Вообще мне немного страшновато бросать все здесь и на новое место перебираться. Придется еще же в институт там переводиться.

Дальше мы проговорили полночи обо всех возможных препонах, что могут ее ожидать на пути к счастью. Парень Ромка простой, добродушный, работящий. Все у них будет хорошо.

Утром мы расстались довольные друг другом. А я заряженная ее положительным настроем.

Но к вечеру что-то он начал спадать. Потерев поясницу, с тоской посмотрела вниз. Оставалось еще два этажа. Решительно заболтала тряпкой в ведре. Хватит нюни разводить. Быстрее начну, быстрее закончу.

Хлопнула подъездная дверь. Отвернулась в угол и зашуровала там. Не люблю, когда люди начинают тебя разглядывать за этой работой. Человек прошел было мимо меня. Подхватила ведро и понесла вниз. И чуть не взвизгнула от испуга, когда теплая, большая рука обхватила ручку поверх моей.

– Ай!

– Спокойно. Давай отнесу, а то тяжелое. Куда поставить?

– Сюда.

Похлопала ресницами, пришла в себя и завозила шваброй по лестницам. Вот уж кого не ожидала увидеть, после вчерашнего. Мысли запрыгали, как блохи. Вдруг вспомнилось, что я в старом спортивном костюме, драном халате и растоптанных кроссовках с дыркой. Ну, и ладно! Я же не на конкурс красоты собиралась. Краем глаза уловила, что он пристроился на подоконник.

– Ты еще долго?

– Еще два этажа.

– А потом у тебя будет время? Я хотел поговорить.

– Вроде вчера разговаривали. Мне хватило.

Можно немного и повыпендриваться, имею право.

– Свет, не строй из себя стерву. Тебе не идет. Да и не особо получается.

– Стерву?! Милый мой, ты еще стерв не видел…

– Как раз всяких повидал.

– Я рада за тебя и за то, что у тебя такой разнообразный жизненный опыт.

Мы молчали. Было слышно только, как зло я гоняю тряпку из угла в угол. Шир-шир.

– Ведро отнеси на следующую площадку, раз уж ты здесь.

Дошуршав до нижней площадки, зашла в коморку на первом этаже под лестницей. Переоделась, составила инвентарь. Меня терпеливо ждали на скамейке у входа. Чуть сгорбленная фигура, задумчивый вид и сигарета между пальцев. И этот человек был вчера холоден, как лед на вершине Эвереста и так же беспощаден.

«Да пошла ты…».

Вот и пойду-ка я домой мимо. Сегодня с утра что-то вроде зависти кольнуло в сердце от воспоминаний о счастливом лице Олеси. Тоже хотелось простого женского счастья – семью, мужа, детишек, варить борщи, стирать пеленки, утирать носы. А не жить в ожидании чуда.

Закинула сумку на плечо, как солдат ружье и решительно зашагала.

Решительности этой надолго не хватило, надо было быстрее идти или удирать через кусты. Он схватил меня за руку и подтащил упирающуюся к себе. Я оказалась зажата между его коленями, брыкалась, сколько могла, но сил особо не было после тяжелого трудового дня. Голландец все так же сидел на скамейке, ладони гладили мою спину успокоительно, нежно. Лицом зарылся в мой живот.

«Ну, что же мне с тобой делать?».

Пригладила волосы, эти непослушные космы, так любимые мною, прижала голову. Его ладони сжались на спине, вдавливая меня, прижимая ближе.

Несколько дней пролетели незаметно вдали от всего мира на даче его друга. Возможно, что и не друга. Спрашивать, дознаваться бесполезно.

И разве это так важно?

Важным было то, что погода стояла отличная. Начало сентября, еще немного пахнет летом и солнцем. Дом стоял в отдалении, уединенно, недалеко от небольшого прудика.

Все удобства присутствуют – душ, электрическая плитка, маленький холодильник, забитый продуктами. Светлая комната с двуспальной кроватью. Птички весело и беспечно щебечут за окном. Я мечтала остаться там навсегда.

Пришлось побеспокоить Вадима Петровича. Нужно было устроить отгулы на работе. Звонила из телефона-автомата на выезде из города.

– Ладно-ладно. Не хнычь, – тяжко вздохнул. – Понимаю я твои обстоятельства. Ох, вроде ты не глупая девушка, а от смазливой рожи тоже мозги сносит. Гуляй! Только через три дня, как штык. Поняла меня?

– Поняла. Буду. Спасибо огромное.

– Одним спасибо сыт не будешь.

И кинул трубку. Как он меня терпел, никак понять не могу. Редкий человек.

Я хорошо запомнила это место. Воспоминания засели в голове четкими кадрами. Раннее утро, часа четыре. Трава сырая и чем ближе спускаешься к прудику, тем гуще и плотнее туман. Зябко кутаюсь и натягиваю на щеки воротник вязаной кофты.

Проснулась, как от толчка, и поняла, что очень хочу прогуляться, побыть одна. Осторожно высвободилась из-под тяжелой, мужской руки, кое-как заплела волосы в косу и натянула платье.

Это место звало меня. Деревья очень низко спускались над водой и их ветви купались в ней. Солнце только еще осторожно пробивалось через листву, и все вокруг было озарено мягким светом. Птицы время от времени переговаривались.

Старые полуразрушенные мостки сонно ухали под моими ногами. Ощущение будто находишься еще во сне. Я присела на краю и, положив голову на согнутые колени, обняла их руками и замерла.

Возможно, что просидела так больше часа или еще дольше. Что не одна в своем мирном царстве, поняла не сразу. В последний момент услышала, как скрипнули старые доски. Резко оглянулась. Герман выглядел еще немного заспанным и всклокоченным, запыхавшимся. Но увидев меня, вздохнул облегченно и пристроился рядом. Чуть погодя протянул руку и подтащил меня поближе, зарылся носом в волосы и немного подышал.

– Не пугай меня так больше. Я несколько километров намотал, пока обегал все вокруг. Чуть инфаркт не схватил.

– Чуть-чуть не считается.

– Жестокая…

Пожала плечами. Хотелось еще немного побыть наедине с собой и природой.

– Пойдем в дом, а то промозгло. Еще простынешь.

– Иди. Я хочу еще тут посидеть.

Он вздохнул и устроился поудобнее. И вроде бы тоже погрузился в это состояние растворенности. Но не надолго.

– Когда тебе на работу?

– В четверг.

– Хм.

– А больше ты ничего не хочешь ни спросить, ни сказать?

– А что я должен спросить?

По сделанному акценту на слове «должен», я поняла, что разговор не сложится. Но остановится, не смогла.

– Спросить, например, как я тут жила?

– Ну, я понял, что очень неплохо так…

– Он понял.

И хотела встать, но удержал.

– Не психуй. Я виноват. Знаю. Мог сообщить, что жив, здоров и так далее. Но честно, был совсем не в том состоянии.

– Это, естественно, все объясняет. У меня, знаешь ли, тоже было, совсем не то состояние, почти весь этот год. А в таком состоянии со мной происходят самые разнообразные вещи.

Двойной тяжелый вздох.

– Я не могу предложить что-то большее, чем сейчас. Ни семьи, ни стабильных отношений. Ничего.

– Что мешает?

– Все просто. Я сам не знаю, что со мной будет завтра. Мой труп могут обнаружить в канаве. Я не могу поручиться за твою безопасность. И это сведет меня с ума. Я уже говорил об этом, но повторюсь.

– А я здесь так и так схожу с ума.

– Но жива, здорова. И хоть с какими-то перспективами развития. А у меня все наудачу.

– Так измени это положение.

– Пока не могу.

Слезы навернулись на глаза. А мне, что делать? Вечная Ассоль ждущая алые паруса на горизонте.

– А что можешь?

Он сильнее сжал мои пальцы, будто о чем-то прося.

– Быть с тобой сейчас.

Все же вырвалась и пошла обратно к дому, на середине тропинки передумала и пошла в лес. Услышав легкие шаги за спиной, не оглядываясь, бросила через плечо:

– Я хочу побыть одна.

Принимать его слова мне не хотелось. В мечтах я уже рисовала, что через пару, тройку лет мы вместе обоснуемся в симпатичной квартирке, заживем семьей. Будем подумывать о ребенке, обрастать вещами, воспоминаниями…

Теперь можно засунуть нагромождение моих фантазий в место всем известное и популярное.

Поплакала немного, утерла нос рукавом и посоветовала себе успокоиться. Может и к лучшему, что так получилось. Была же я уже замужем, пусть и недолго. И что хорошего видела? Мало чего. Потеребив травинку, поднялась и направилась обратно, принимая все же таким образом правила игры.

Все события, произошедшие со мной за эти несколько дней не зря, не зря. Они заставили пересмотреть мою жизнь. Всего-то три дня, а такое ощущение, что три года. Воспоминания, что всплывали, как кадры из кинофильма. Перезагрузка. Начинаем новую жизнь. И я понимаю, что уже не с этим человеком. Это мое одиночное плавание. Не в ожидании кого-то или чего-то, а только для себя.

Прилегла рядышком с ним. Погладила кончиками пальцев дорогое, любимое лицо. Он же был прекрасным героем для романа. Поцеловала в плечо и успокоено заснула снова.

Был выходной, и проводила я его, как обычно у Любани. Квартира ее обычно напоминала улей полный пчел. Хотя внутри всего лишь двое детей и двое взрослых. Самый тихий из их квартета, конечно, Валя. Либо с дочкой занимается, то есть пытается ее чем-то занять, либо телевизор смотрит, либо по дому что-то подкручивает, колотит, ремонтирует.

Старший, Димка, все время подтрунивает над сестренкой. Диана в свои пять лет еще ничего не понимает. Ведется на все подначки, начинает драться, отбирать у него свои игрушки, пакостить по мелочам. Потом, когда понимает, что силы не равны, прибегает к чисто женскому средству – ударяется в слезы.

Тогда, поверх этого общего фона накладывается Любанин бас. Не слушая несовпадающие показания, что идут наперебой с обеих сторон, и, не вникая, расставляет по углам.

Сегодня было пока спокойно. Димка убежал гулять, а Диана была у бабушки в гостях.

А мы вот уже час медитировали – лепили пельмени и распевали песни. Два подноса были готовы, разложены на досочки и отправлены в морозилку. Зимой было бы проще, но мы не ищем легких путей.

– Слушай, Любань, может, проще было котлет настряпать?

– Не проще. Мне эти котлеты уже скоро во сне будут сниться. В кошмарах, я имею ввиду. Так что лепи, давай, не отвлекайся.

– Запевай тогда.

– Ага.

Положила готовую пельмешку на доску и встала, раскатывать новый сочень.

– Оставь только немного теста.

– Помню, помню. Ты любишь жареные сочни. Оставлю, конечно.

Вдохнула в легкие побольше воздуха.

– «Позвони мне, позвони,

Позвони мне, ради Бога,

Через время протяни

Голос тихий и глубокий…»

Я быстро подхватила мотивчик, методично слепляя краешки теста пальцами. На кульминации заголосили громче:

– «Если я в твоей судьбе

Ничего уже не значу,

Я забуду о тебе,

Я смогу, я не заплачу.

Эту боль перетерпя,

Я дышать не перестану,

Все равно счастливой стану,

Все равно счастливой стану,

Даже если без тебя.

Позвони мне, позвони…».

В кухню зашел Валя, почесывая отверткой затылок.

– Слушай, Люб, а когда мы есть будем. А то от ваших завываний желудок бурчать начал.

– Вот и старайся после этого для семьи. Никакой благодарности.

– Я ведь не о том… Свет!

– А что Света?! Ты только что и мое пение завыванием обозвал.

– Короче, дамы, когда мы обедать будем? Три часа уже. Димка скоро с гулянки вернется тоже голодный.

Подружка быстро нарезала стаканом кругляшков и перекинула в мою сторону. Подошла, поцеловала мужа в залысину на лбу.

– Минут через сорок все будет.

Он просиял от такого внимания, кивнул и ушел. Проводив его взглядом, подмигнула озорно.

– Запевай.

– «Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит,

Не оставив мне даже тени в замен,

И он не спросит…»

Она подняла бровки, услышав мой выбор и сосредоточенно глядя на пельмешку в руке, спросила, прервав мое соло:

– Кстати, куда Голландца твоего унесло ветром злых перемен? Вроде у вас все налаживалось. Или нет?

– «Может быть, хочу улететь я с тобой,

Желтой осенней листвой,

Птицей за синей мечтой».

Допела куплет и попыталась серьезно ответить.

– Просто мне уже давно надоело взывать: «Позови меня с собой!». И так далее.

– Как? Опять исчез без объяснений? Так вроде вся история закончилась. Чего теперь-то не так?

И замерла с ложечкой.

Вот поэтому я две недели отсиживалась в засаде и отделывалась короткими разговорами по телефону, не вдаваясь в детали, только суть. Знала, что меня ждет допрос с пристрастием. Пока что сама до конца не осознала, как так получилось.

Заплутала в своих мыслях. Нет, отношусь нормально и сама же все изменения затеяла. Но не прочувствовала. Все конец. И жизнь с чистого листа. Надо устраиваться по-новому, думать о будущем. Теперь в условиях этой задачки не будет учитываться его фигура.

– Значит, поделиться с подругой не хочешь? Понятненько.

– Люб, не говори глупостей.

– Какие глупости. Две недели слова из тебя выжать не могу. Все какое-то бормотание непонятное. А я ведь волнуюсь. На два дня пропала. У меня инфаркт. Валя по городу мечется, не знает, где тебя искать. То ли больницы, то ли морги, то ли отделения милиции обзванивать непонятно, – она отложила кусочек несчастного теста, что мяла в руках. – Да, ну, вас всех!

Прижала ручку к груди и возмущенно засопела.

– Любань, не обижайся.

– Не обижайся. Детский сад какой-то. Я понимаю, что первое время шок, да и отлежаться тебе надо было. И Голландец от тебя не отходил. Вот и не стала мешать. Раз уж у вас все на мази. Романтика по полной программе. Он тебя спасает от злодея, и вы живетедолго и счастливо.

– Ага, прям долго и счастливо.

Подружка чуть притормозила и оторвалась от образа обиженной.

– Чего у вас произошло?

– Ничего. Он уехал неделю назад. Надеюсь, что больше мы не увидимся. По крайней мере, пару лет. Пока не успокоится внутри.

– Как уехал? Не поняла.

– Обычно. На поезде.

– Я не догоняю, что за фигня? За все эти годы щенячьей верности и страданий, тебе вот такую дулю от бублика подсунуть. Ну, не гад ли?

Я весело зафыркала и достала кастрюлю с полки.

– Надо Валю кормить. Не забыла?

– Подождет Валя, если что бутербродами перебьется.

– Не буду злоупотреблять его терпением и гостеприимством.

– Не увиливай, а выкладывай все подробности.

– Хорошо.

Хоть мы и лучшие подруги, но не всегда можем понять друг друга.

– Я жду. И за две недели уже много всяких вопросов накопила.

– Любопытство сгубило кошку.

– Это не любопытство, а радение о твоей судьбе. Кто, если не я?

Валя уселся за столом и тоже взглянул вопросительно.

– Я тоже весь внимание.

– Сколько вас на меня одну.

– Не тяни кота. Сама знаешь за что.

– Не тяну я никого. Просто собираюсь с мыслями. Сама не совсем до конца понимаю себя и свои действия. А уж объяснить кому-то…

Местами я до сих пор выглядела не очень рентабельно. А две недели назад вообще, как после аварии. Двигалась с переменным успехом по квартире. Старалась не смотреться в зеркала, чтобы не впадать в еще большее уныние от своего вида.

Приняв в душе решение, начать жизнь с чистого листа, впала почему-то в заторможенное состояние. Одна часть меня вопила и голосила: «Вот же оно счастье твое рядом! Ты так долго ждала, мечтала, слезы лила. Сейчас он с тобой. Только прояви хоть немного внимания, приласкай и все пойдет, как надо. Давай, пошевеливайся!».

Мысли эти вполне здравые и закономерные. Герман первые несколько дней ходил за мной, как за малым дитем. Готовил, кормил, убирал, перестилал постель, носил на руках в душ. И в туалет бы носил, но я решительно воспротивилась. Не при смерти же, в самом деле. Привыкну так, а дальше что будет?

Осознаю, моя заторможенность так на него повлияла. Видимо утвердился в мысли, шоковое состояние не проходит. А я просто не знала, как ему сказать, что все закончилось. Совсем, навсегда.

Чем больше уходила в себя, пытаясь найти ответ, как же это произошло и почему, тем больше росло его беспокойство. А так же число попыток вывести меня на разговор, развеселить, отвлечь. Но, видя опять мой пустой взгляд, устремленный в окно, отставал.

– Может Любе твоей позвонить? Она приедет тут же. Названивает по двадцать раз на дню. Хоть беспокоиться перестанет.

– Нет. Не надо.

– Тогда родителям?

– Тем более не стоит. Еще их причитаний не хватало, – и повернулась к любимому окну.

Тяжело вздохнув, удалился на кухню.

Поздно вечером случайно услышала разговор по телефону. Он думал, что я уже крепко сплю. Сбивчиво изложив ситуацию, в которую мы скопом попали, мои «симптомы», долго слушал ответ, иногда перебивая уточняющими вопросами. Похоже на том конце был лекарь по душевным болезням. Пора выходить из комы, а то в психушку упекут.

На следующее утро встала пораньше, умылась, причесалась, даже макияж навела немного. Повязала фартучек на талию и принялась за готовку. Испекла блинчиков, сварила кофе. Улыбнулась сама себе. Если женщина отправилась на свое законное место – кухню, значит с ней все в порядке.

Но я скучала по работе. Начальник моему сообщению, что отпуск плавно перетек в больничный, понятное дело не обрадовался. Надо позвонить узнать, может, домой какие-нибудь материалы перешлют. Делом займусь, все веселее.

Потянулась к телефону.

– Кому звонить хочешь с утра пораньше?

Вздрогнула. Совсем забыла, что не одна в квартире. Герман стоял в дверях полуодетый, тер красную, помятую щеку и смешно водил носом, принюхиваясь.

Блинчики были прикрыты крышкой. Приподняла ее, достала из холодильника сметану, варенье, налила во вторую кружку кофе.

– Садись, завтракай. Я хотела позвонить на работу.

– Ты же вроде звонила уже на счет больничного?

– Да. Но сейчас мне полегче. Хочу попросить, чтобы мне текучку домой на электронную почту скинули. Поработаю дома.

Он нахмурился, сосредоточенно жуя блинчик.

– Может, пока отдохнешь?

– Отдохнула уже. Скучно мне.

– Скучно?

– Не так выразилась, извини. Просто сидение в четырех стенах не самое увлекательное занятие. Синяки еще не скоро сойдут, чтобы можно было спокойно, куда захочу, выходить.

– Понимаю.

Вторая часть меня сейчас манерно сидела, закинув ножку на ножку, и переводила удивленный взгляд с мужчины на меня. «И что? Вот об этом ты мечтала? Ох, тяжко с тобой. И на самом деле скучно. Никакая работа не поможет. Отвлекай, не отвлекай себя, а правде в глаза надо посмотреть. Этого человека ты совершенно не знаешь. Не представляешь, что тебе с ним делать. И как же он впишется в твою жизнь». Будто наваждение, как плотный туман перед глазами, прошло. Вот был ты осликом, что всю жизнь бежал за морковкой, повешенной на веревочку перед носом. А потом очнулся и увидел. Что мир вокруг существует. И он гораздо интереснее, красочнее и сочнее, чем засохшая от времени морковка.

Как-то так.

Конечно, не совсем правильно равнять человека с морковкой. Но весь сыр-бор не из-за него, а из-за моих чувств к нему и надежд на светлое будущее связанных именно с ним. Я так долго гонялась за этой мечтой, что уже давно перестала ощущать ее вкус. Остались одни лишь автоматические движения.

– Что? Про какие автоматы ты бормочешь?

– Ни про какие. Так, задумалась.

– Ага. Но все равно, звонить еще рано. Восемь утра.

– Ничего, шеф уже в это время на месте бывает.

– Трудоголик значит. Понятно.

– Герман, со мной все в порядке.

– Слышала, как я вчера звонил?

– Да. Это было неприятно.

Он будто съежился на своем стуле, закрыл глаза. Под ними синяки, жилка дергается.

«Все о себе, да о себе. А человек ночами плохо спит, волнуется. Скоро себя до психушки сам доведет».

– Я не знал, что делать. Как вывести тебя из этого состояния. И боялся, что вся произошедшая история слишком сильно повлияла на тебя.

Я пожала плечами и улыбнулась.

– Конечно, она на меня повлияла. Как и все, что происходит в жизни. Не надо придавать всему глобальное значение. Если ты себя целиком сожрешь из чувства вины, ничего не измениться. Все останется на своих местах: Сергей, Владислав и все остальные. Кстати, Сергей отстал от тебя?

Герман чуть расслабился. Потер лицо, потом расплылся в своей коронной улыбке. Это единственное, что я бы забрала с собой.

– А все интересно вышло. Позвонил ночью. Чувствовалось по голосу, что навеселе. Долго бормотал про то какая я скотина, слизняк. И что баба мне досталась золотая, за какие такие заслуги непонятно. Что только ради тебя и твоего счастья, он благородно отпускает мне все грехи.

Покачала головой. Надо же случаются чудеса на свете.

– На самом деле очень благородно, – рассмеялась.

Он протянул руку и погладил мою ладонь.

– Мне и в самом деле повезло.

«Даже не представляешь на сколько». Теперь меня начало есть чувство вины.

– Да уж повезло. Красавица я сейчас просто неописанная.

– Все эти синяки – ерунда.

Вышел из-за стола и подхватил на руки, зарылся лицом в плечо.

– Я жутко испугался. Просто даже не знал, что могу так испугаться. До потери пульса.

Поднял глаза.

– Если бы Сергей не успел вовремя или я. То не знаю, что сом мной бы было…

И нежно поцеловал, легко, почти невесомо, как фарфоровую тонкую статуэтку. Мы долго пребывали на кухне, потом переместились в спальню. Ненадолго я забылась в медленных, тягучих, сладких движениях, ласках. И мысли стали такими же вязкими, словно варенье.

Но вечно пребывать в таком блаженстве, естественно, не получится. Лежа поперек кровати, слушала его дыхание и гоняла в голове сомнения, как тяжелые шары для боулинга.

Были мы с коллегами в боулинге. Отмечали какой-то праздник. То ли восьмое марта, то ли двадцать третье февраля, не помню. Хорошее развлечение для большой компании. Особенно, когда большая ее часть толком не умеет играть. Шары у нас попадали во все кроме кегель. Мне удалось быстро приспособиться и даже пару раз сбить все неваляшки.

Ладно, утро вечера мудренее. Повернулась на бок и попыталась заснуть. Только стала задремывать, Голландец зашевелился. Потянулся в разные стороны, чмокнул меня в бедро и спросил:

– Ужинать будешь?

– Нет. Не хочу пока.

– Опять мне значит готовить. Хитрая лиса.

– Есть немного.

– Ладно, уж. Я в душ.

Соскочил бодро с кровати и ушел в ванную, полилась вода.

Червь вины опять загрыз мое нутро. Но жизнь штука непредсказуемая и любит выкинуть коленце. Иногда как раз вовремя.

Зазвонил мобильный телефон. Я заметалась по комнате, соображая, откуда идет звук. Простыня как-то неудачно обернулась вокруг меня и пару раз чуть не навернулась с риском для здоровья.

Источник симпатичной, заводной мелодии нашелся в штанах у Германа. Вначале успокоилась, что это не мой телефон надрывается. Хотела уже сунуться с ним в ванную, вдруг что-то важное. Но автоматически посмотрела на экранчик. Как мило, «Олененок» звонит. Никогда не лазила по чужим телефонам и сейчас чувствовала себя немного паршивенько. Вызов прекратился. Я присела осторожно на диван и залезла в память аппарата. Куча сообщений от этого самого или точнее самой, запуталась, «Олененка». Честно чуть не всплакнула. Такие они нежные, светлые, никакого укора, только беспокойство все ли в порядке. И скоро ли вернется. В каждом слове чувствуется любовь. Повздыхала, смахнула слезу. Звонила она много раз, бедняга. Хоть бы поговорил с ней немного. Посмотрела его ответы: сухо, по делу, лишь парочкой нежностей разбавил и то так вскользь.

«Ну, не скотина ли!».

И тут подумала, что со мной что-то не в порядке. Она же моя соперница. Но я не чувствую никаких уколов ревности, злости по отношению к ней. Захотелось только написать что-нибудь успокоительное, приятное, вроде как от Германа. Как же мне все это знакомо и понятно. Приобнять бы ее, поддержать по-женски.

Нет. Точно пора психологу обратиться. Сижу на диване. Читаю сообщения от неизвестной бабы моему (вроде как) мужчине и слезу пускаю от сочувствия к ней.

Вот именно вроде как. Ты уже все поняла, что ничего у вас не выйдет, даже, если он останется или позовет тебя с собой. Ничего не получится. А она его ждет, любит…

– Что ты делаешь?

– А?

Вскинула голову. Голландец стоял в дверях в одном полотенце и хмуро смотрел на свой телефон, зажатый в моей руке. «Фу. Как глупо, противно. Будто в телесериале». Даже язык отнялся.

Снова звонок и я подскочила от вибрации. Это Олененок. Протянула ему трубку.

– Второй раз звонит. Ответь, пожалуйста.

В недоумении забрал его у меня и ушел на кухню, прикрыв дверь. Совершенно излишне, я не собиралась подслушивать и скрылась в ванной. Когда вышла, поняла, что он все еще там. Чтобы немного собраться с мыслями и силами, прибралась в комнате, переоделась в джинсы и майку.

Надо поговорить, не бегать же друг от друга по квартире. Решительно толкнула дверь кухни. Он сидел за столом, перед ним лежит телефон. Взгляд еще более усталый, чем с утра.

– Что-то случилось?

Все же посмотрел на меня.

– Нет. Все в порядке.

– Кто она? Не расскажешь?

Мы еще немного помолчали.

– Герман, я не собираюсь устраивать истерику, сцену ревности или еще что-то в таком духе.

– Я знаю. И не думал даже об этом. Не поэтому молчу.

– Ты же помнишь. Мы договаривались когда-то – обо всем начистоту говорить.

– Да, помню, – еще помолчал, повертел прямоугольник из черной пластмассы на столе. – Мы познакомились примерно с год назад. Случайно. Я вышел из супермаркета, на улице дождина хлещет. А она стоит, как растрепанный воробушек, под маленьким козырьком с двумя огромными сумками.

Улыбнулся воспоминаниям, глаза зажглись золотыми искорками.

– Я сел в машину, еще раз посмотрел на нее и понял, что не могу вот так бросить одну. Сдал назад, открыл пассажирскую дверцу, и минуты две уговаривал ее сесть в машину. В конце концов, разозлился и хотел уехать – мокни, раз очень хочется, но тут дождь разошелся, и она все, же согласилась. Еле-еле пару слов из нее вытащил, пока ехали. Все прижимала к себе сумки – будто это грудные младенцы или шит – с сомнением косилась на меня.

Я хохотнула.

– Нисколько не удивлена.

– Почему? Неужели я такой страшный?

– Нет, не страшный. Просто выглядишь не благонадежно.

– Я? – удивленно заморгал. – Женщин не понять.

– Ага. Женщин сложно понять. Просто незамужняя девушка почти в каждом мужчине видит потенциального жениха. А ты по виду, как есть бабник. Поматросишь и бросишь.

– Я же не замуж предлагал пойти, а подвезти до дома в плохую погоду. Обычная любезность.

– Для женщины это совершенно не важно. Вдруг приставать бы начал, увез неизвестно куда.

– Ерунда, какая…

– Может. И что дальше?

– Что, что. Довез до дома. Несмотря на протесты, донес сумки до квартиры. Дверь открыла ее младшая сестренка. Кстати, гораздо более общительная и гостеприимная особа. Не слушая недовольного бормотания, пригласила к чаю. Я посидел немного, пообщался. Так все и началось.

Я сидела, подперев щеку кулаком и, в который раз, чуть не расплакалась от умиления. Старею, наверное.

– Прямо сюжет для современной мелодрамы. Наша история больше походила на серии из «Бандитского Петербурга».

– Это точно, – и тут посмотрел виновато.

– Что ты думаешь делать?

Пожал плечами.

– Честно? Не знаю. Я запутался окончательно. И с тобой расстаться, кажется чем-то странным, невероятным. И с ней я чувствую себя совсем по-другому…

«Как рыцарь в сверкающих доспехах. Комплекс спасателя».

– Несу бред какой-то. Зачем я тебе это говорю?

– Мы же договорились? Так? – налила себе чаю, ему тоже, опять присела напротив.

– Я рад лишь одному, что мы можем спокойно поговорить. Потому что одному мне не разобраться. Ты знаешь, месяц назад я зашел в ювелирный магазин и долго стоял там столбом, пока девушка за стойкой не докричалась до меня. Выбирал, выбирал и купил ей обручальное кольцо.

Сердце сжали ледяной рукой. Да, я испытывала небольшое облегчение, что все само собой разрешилось. Но это было моей сокровенной мечтой – получить от него обручальное кольцо. На глаза навернулись слезы, чашка чуть не выскользнула из рук. Сколько не играй с благородство, а было безмерно обидно и больно.

– Прости.

– Ничего. Подарил?

– Нет. Оно так и лежит у меня в бардачке. Не знаю, почему так и не сделал этого.

С силой поставила чашку на стол, звякнула вся посуда, через край вылилось немного темно-коричневой жидкости.

– Потому что трусливая скотина! – вскинула руку, предупреждая его возражения. – Я имею полное право говорить тебе такие вещи. Как друг. Как женщина, что чертову прорву времени сидела и ждала тебя.

– Это было вынужденно. Теперь ты все знаешь. Я не мог подвергать тебя опасности, – теперь он поднял руку, когда увидел мои шевелящиеся губы, невысказанные слова так и рвались наружу. – Я послушал и моя очередь говорить. Признаю, сначала я не думал о тебе серьезно. Но те пять месяцев все перевернули. Я задумался, что же могу тебе предложить. Почти ничего.

– Себя, черт возьми!

– С милым рай в шалаше. Слышали. Но дело даже не в этом. Я увяз по самые уши. Я имею в виду не шальных парней, с которыми общался, а высоких чинов, что обделывали свои делишки. Я был в курсе этого. И просто так уйти, мне никто бы не дал. Пока был нужен, был в деле, то находился в относительной безопасности. Меня бы слили, как Славку.

– Что?

– Мне шепнули очень настойчиво после похорон. Что, если я не хочу для своих родных такой же участи, то лучше сидеть тихо и не дергаться. Моя мать не причем. Про тебя еще прознали откуда-то. Я согласился на все. Посидел немного. А когда вернулся, застал у тебя этого дядечку без штанов. Я бы его убил, но что-то удержало.

– Не знаю, что сказать. Все это ужасно. Но оправдываться глупо.

– Ничего не говори. Все, что было, то прошло.

– Да, прошло. И ты поменял свое мнение обо мне?

– Нет. Бесился, ревновал, скрывать не стану. Но и тебя постарался понять. Хоть не сразу получилось. Просто…

– Просто. Понятно.

Уставилась на свои руки. Какая усмешка судьбы.

– Но ведь не все время, же над тобой довлели?

– Нет. Все устаканилось более или менее, я уволился. Решил, что можно вздохнуть свободно. Как получил сообщение от бывшего коллеги с просьбой приехать. Но, когда добрался до места, узнал, что он мертв. Умирал долго. Убийцу не нашли.

– Ты сразу догадался?

– Нет. Только после третьего убийства. Не мог сначала поверить.

– Понимаю.

Он еще раз крутанул телефон.

– Я не мог так тебя подставить. Ты ведь ни в чем не виновата. И разобраться надо было.

– Бла-бла-бла. У тебя комплекс сверхответственности, друг мой сердечный. Невозможно за все в этой жизни быть в ответе.

– Знаю, но…

– Без «но». То, что было, то прошло. И должно послужить нам обоим хорошим уроком. Не теряй времени на глупые размышления о том, как же будет лучше. Просто делай, что хочешь. Жизнь одна. Ты уже потратил много времени на них. И что? Много ли я была с тобой счастлива? Ты меня спросил?

Герман замер, не поднимая глаз, что-то обдумывая. Потом решился, посмотрел на меня. Я же сидела и смотрела на него все время в упор.

– А ты не была со мной счастлива?

Помотала головой.

– Конечно, была. Я была до одурения, полного поглупения и умопомрачения счастлива. Мало кто из женщин может похвастаться такими воспоминаниями. Но не каждой женщине хочется испытать подобное. Мне кажется Олененок… Тьфу, ты! Как ее по-человечески зовут?

– Оля.

– Думаю Оля совсем другого склада характера и ей ближе более традиционные отношения. Что-то иное она не приемлет. Я ведь права?

Он кивнул.

– Ты совершенно права, как ни странно. Вы же не знакомы. У вас есть что-то общее, но в, то, же время вы абсолютно разные.

– Понятное дело, что разные.

– И она младше меня.

– Я тоже младше тебя. И что такого? На сколько, кстати, всегда, хотела узнать?

– На девять лет.

– Немного. Хорошая цифра. А она на сколько?

Маетно посмотрел на меня, вроде как не надо соль на рану сыпать. Какой нежный оказывается.

– Не тушуйся. Сорок один для мужчины это не возраст. Так сказать детство только закончилось.

– Смешно. Ей двадцать семь. Вокруг нее на работе и не на работе куча молодых, пробивных парней более походящих по возрасту, по интересам, образу жизни.

– И что? У тебя множество преимуществ перед ними. В первую очередь бездна обаяния. Жизненный опыт и не только жизненный, не будем краснеть и скажем об этом, что немало важно. Легкий налет риска в глазах, а на женщин я тебе скажу, это действует очень сильно. Теперь вот появилась стабильность и спокойствие. Старая жизнь окончена.

Герман слушал, внимательно наблюдая за мной. И в конце моей речи расхохотался.

– Я такой лопух.

– С чего вдруг такие мысли?

– Сижу и думаю. Вот я тебе поверяю сокровенные тайны о другой женщине. Не просто женщине, с которой сплю, а которой купил кольцо. А ты довольно так спокойно их слушаешь. Еще и утешаешь меня, подбадриваешь. Другая бы на твоем месте уже разбила бы об мою голову все тарелки или угостила сковородой и выгнала поганой метлой.

– И что же ты надумал?

– Что ты сама не знала, как меня спровадить, а тут такой удобный сценарий. У меня другая и ты даже можешь еще претензии предъявить.

Лихо улыбнулась. Придется признаваться, раз догадался. Надо было умерить свое благородство и, правда разбить пару тарелок и усладить слух соседей звуками скандала. Никогда этого не умела, значит не стоит и начинать.

– Прав. Надеюсь, не обиделся?

– И, да и нет. Невозможно все в одну секунду перечеркнуть. Немного обидно. Но с другой стороны испытываю огромное облегчение, что не нанес тебе еще одну рану. Или травму.

– Нет, никаких ран и травм.

– Не верится. Можно мне тебя обнять?

– Можно.

Мы постояли посреди кухни, сжимая друг друга в объятиях. Понимая, что определенная веха наших жизней закончилась. Дорожки расходятся. Остается только посмотреть, что же там было, и пойти дальше, не оглядываясь. Возможно, что уже никогда не увидимся.

– Ты справишься одна?

– Справлюсь. У меня же нет никаких серьезных травм.

– Я не о том. Но хорошо. Жаль, что у меня никогда не было твоей фотографии.

– Ни к чему. Тем более теперь. Не дай Бог, если Оля найдет случайно. Как ты ей объяснишь?

Сильнее сжал, прощаясь.

– Ты права. Если вдруг когда-нибудь тебе понадобится помощь, то знай, ты всегда можешь ко мне обратиться.

Я отошла от него, собрала чашки, тарелки со стола.

– Это тоже ни к чему. Я хочу перелистнуть страницу и все. Новая глава. Тебе советую поступить так же. Но спасибо за предложение. За помощью мне есть к кому обратиться.

Кивнул и ушел в комнату. Слышно было, как он возится, собирая вещи. Слушала с замиранием сердца. Все происходило будто во сне. Остановился в дверях со спортивной сумкой.

– Прощай.

– Прощай.

Когда хлопнула дверь по телу прошла дрожь. Господи, неужели, в самом деле, ушел навсегда? Неужели не надо ждать больше, тосковать, надеяться, каждый раз после его приезда давать себе слово, что начну жизнь сначала, какой-то вечный понедельник. А потом понимать, что все равно жду, хоть бы и маленькой частью сознания, но жду. Корю себя, ругаю, но повторяю одно и то же.

Сейчас по-другому. Сейчас на самом деле новая жизнь. Что-то изменилось во мне. Не знаю что. Но мне это нравится, надо привыкать. Неуверенно улыбнулась. Привыкнем.

Домыла посуду, прошлась по комнатам. Пора затеять уборку. Кряхтя, вытащила тряпки и ведро. Уберем не только из сознания лишнее, но и с некоторых поверхностей в доме. Это всегда мне помогало изгнать из головы упаднические мысли, сосредоточится, если было нужно, либо отвлечься. Пространство будто очищается вместе с тобой, становится больше места, воздуха.

Мурлыкая какую-то веселую песенку себе под нос, исполнителя уже не помню, домыла полы. Взглянув на результат своих трудов, довольно улыбнулась и лихо, закинув тряпку в ведро, громко запела:

– «Растяни меха, гармошка,

Эх, играй-наяривай,

Пой частушки, бабка Ежка,

Пой, не разговаривай.

Я была навеселе

И летала на метле,

Хоть сама не верю я

В эти суеверия…»

Хлопнула входная дверь, послышались быстрые, торопливые шаги и на кухню влетел Димка, волосы растрепаны, на лбу испарина. Торопился к обеду сразу видно. Оглядев родителей, меня, заглянул в кастрюлю посмотреть, что же за вкуснятина на сегодня его ожидает. Мама выглядела как-то странно, даже не сказала ничего про волосы и не снятую куртку.

Вспомнив про вежливость, спохватился.

– Здравствуйте, тетя Света.

– Привет, сорванец.

– Пельмени! Это круто. Я жуть, как проголодался. А скоро уже будет готово?

– Скоро. Не голоси так.

Люба очнулась и придирчиво осмотрела отрока.

– Сначала в ванную мыться. Ты же по уши в грязи.

– Хорошо, хорошо. Уже ушел.

Подхватив из плетенки круглую печенку, улетел.

Подружка перевела свой тяжелый взгляд на меня, посверлила немного – что собственно мало смутило, сколько я их перевидала взглядов ее этих, тоже подхватила печенку и увлеченно зажевала – потом повернулась к мужу.

– Валя, где твой широкий кожаный ремень? У него еще пряжка квадратная тяжелая.

Он не сразу ответил от удивления.

– Не помню. Вроде в шкафу. А тебе зачем?

– Чтобы эту дуру уму-разуму научить. Жизнь не может научить, может хоть у меня получится. С помощью твоего ремня. Всыплю, как следует чуть пониже спины.

– Люб, ты чего?

Я сидела тихо, ждала, когда буря поутихнет, и внимательно разглядывала печенку в руке.

– А ничего! В том то и дело. Взяла и счастье свое другой подарила. Еще и на прощание голубой ленточкой перевязала. Благословение свое дала: живите счастливо, детишек плодите.

– А что мне надо было сделать? Связать его и не отпускать, пока «да» в загсе не скажет?

– Вот именно, Любаш. Насильно мил не будешь…

– С чего вдруг насильно? Ой… – тяжко вздохнула, махнув на нас рукой. – Он же сомневался до самого конца. С одной стороны проверенная временем подруга, с другой молодая девица. Могла бы по-умному на свою сторону утянуть. Пустить слезу, напомнить про былые чувства…

Валя строго посмотрел на нее, и подружка замолчала, подавившись последней фразой. Неожиданный поворот. Обычно в беседах и спорах в этой семье властвовала жена.

– А зачем? Мне хочется спросить. Я ее хорошо понимаю. Тринадцать лет решиться не мог. На что он ей сдался? Телок какой-то. Я вот, когда тебя увидел в первый раз в обнимку с бутылкой коньяка на заднем сиденье, сразу понял – эта женщина будет моей. Если бы ты сама меня не нашла раньше, то разыскал бы и сделал все для этого. Вот так я думаю.

Повернулся ко мне и положил руку на плечо.

– Все правильно, Светик, ты сделала. Гнать его поганой метлой. Нормального мужика найдешь. Но вы партизанки, однако, столько лет знакомы, а эту историю только сейчас узнаю. Ладно, разобрались и хорошо. Есть хочу просто жуть, как наш Димка выражается. Пойду, руки помою.

И вышел.

Люба заворожено смотрела ему вслед. Потом чуть придя в себя, кивнула на закрывшуюся дверь.

– Нет, ты видала?

– Ага.

– Столько много нового можно узнать о человеке. Хоть и живем уже… Сколько?

Я вытаращила глаза, пожала плечами.

– Ты меня спрашиваешь? Вроде лет семь.

– Нет, чуть меньше. Может шесть с половиной.

Замолкли, озадачившись этим вопросом. Потом в голове всплыла картинка, как мы с ней сидели в шпионской экипировке в машине, выслеживая супруга. Подруга, блин, называется, даже ведь не узнала, чем дело кончилось.

– Кстати, чем твоя история со слежкой закончилась?

Она смущенно прикрыла ладошкой щеку.

– Поймал он меня. Сижу, значит, жду его, дверь со стороны пассажира открывается и Валя устраивается на сиденье, как ни в чем не бывало. Я слово вымолвить не могу от страха. Покачал головой и говорит: «Ну, что? До дома довезешь?».

Попыталась спрятать улыбку. Не рой яму другому…

– Что дома сказал?

– Что, дура. Во всем ты была права. Ходить в спортзал стал из-за меня. Говорит, засмотришься на молоденького, уйдешь. Я ему у виска повертела. Но потом думаю, ничего, пусть старается.

Разложила пельмени по тарелкам. Я все это время, не отрываясь, строгала салат. Похоже, сейчас будут стратегические предложения.

– Светка, а давай и мы с тобой в фитнес запишемся? А? Тоже фигуру блюсти будем?

«Я почти экстрасенс!». Непроизвольно сморщила нос при упоминании физических нагрузках.

– На меня все эти тренажеры и тренеры тоску нагоняют.

– Я же и говорю – фитнес. Будем прыгать, а не на тренажерах помирать.

– Любанчик, не охота мне.

– Вот же ленивица. Вас с моим Димкой обоих ремнем регулярно отхаживать надо. Ему, видите ли, тоже все время «не охота».

– А ты у нас больно кровожадная стала. Чуть что сразу за ремень.

Она оперлась бедром о стол и с тоской посмотрела на меня.

– Не понимаю. Неужели тебе нисколько своих сил и времени не жалко? А точнее лет потраченных на него. И сколько моральных вложений. И все в одну секунду.

– Не в одну секунду. Еще два года назад, когда мы ездили на базу, я поняла, что надо со всем этим балаганом заканчивать. И уже более ответственно подойти к своей жизни.

– Да куда уж ответственней?

Замерла с ножом, пытаясь сосредоточиться и потолковее объяснить свой ход мыслей.

– Я поняла, что брак с Димой оставил более глубокий след, чем мне хотелось бы признать. И я просто боялась вступать в какие-то серьезные отношения. А Герман был очень удобным для этого. То ли вернется, то ли не вернется? Неизвестно. Можно вечно пребывать в состоянии драматической героини. Жалеть себя вдоволь, что вот так судьба сложилась, люблю, забыть не могу, поэтому не замужем.

– Это слишком сложно для меня. Но были, же у тебя еще мужики?

– Были. Так все такие же неопределенные то женатые, то временно, как начальник склада, например.

– Ой, много слов, а толк, какой? Бросай это самокопание и займись лучше своей личной жизнью вплотную.

– Я и так занимаюсь. С Олегом поговорила и дала отставку.

– Молодец. А так нюни распустила и чайной ложечкой себе мозг вычерпываешь. Поняла в чем дело – в двойне молодец. Всем спасибо, все свободны. И поехала дальше.

– Любка, дай я тебя обниму!

– Давай, иди уж, что там.

Стиснула меня в своих медвежьих объятиях, покачала немного. Вот с кем я чувствую единение и покой, убежденность, что все кончится хорошо.

В дверь просунулась взлохмаченная голова.

– Мам, а мы есть сегодня будем?

– Будем, будем. Все уже готово и на столе. Чего не проходите?

– Так вы тут обнимаетесь. Папа сказал, не мешать.

– Все наобнимались. Теперь поедим.

– Слава, Богу! – распахнул дверь. – Пап! Пошли ужинать!

Было первое мая. Солнце жарило во всю, но ветерок был еще прохладным.

Недалеко от города, километрах в пятнадцати, Любанино семейство сняло домик с банькой, небольшой беседкой, мангалом, чтобы жарить шашлыки. Весь набор услуг. Естественно меня взяли с собой. Мужчиной я пока не обзавелась, поэтому почти все выходные проводила с ними.

Хотя надо отметить, что с недавнего времени стала чаще посещать родственников, родителей. А не просто ограничиваться звонками раз две-три недели и поездкой на рождество и мамин день рождения.

Рядом пронеслись с криком дети. Я лениво приоткрыла глаза и последила за ними.

– Опять что-то делят. Дима, не трогайте шампуры! Да, я все вижу. Положите на место, это не игрушка. Глаза еще друг другу повыкалываете.

И продолжила шинковать овощи.

– Сейчас набегаются, потом шашлыка наедятся и уснут мертвым сном. Хорошо, что на два дня сняли. А то поднимай их потом из машины в квартиру.

– Да. Здесь очень хорошо.

Мы находились почти в самом лесу. Недалеко была речка. Тишина, если не считать голосящих на разные лады Димку и Дианку. Замечательно пахнет, небо сверкает.

Я поудобнее завернулась в плед.

– Тебе помочь?

– Да, сиди уже. Отдыхай. Дыши воздухом чистым, полезно. Тебе не холодно? Может еще принести плед? Валя!

– Чего?

– Ничего не надо. Не отвлекайся от шашлыка. Это Люба опять всполошилась ни с того ни с сего.

– Хорошо.

Послушно отвернулся к мангалу и поворошил угли. Рядом на столике стоял бидон с маринованным мясом и большое блюдо.

– Я? Всполошилась? Вот же неблагодарная особа!

– Дорогая, я тебе очень благодарна. Но мне уже тридцать три года.

– Только будет. Не забегай вперед.

– Ладно, только еще будет. Но все равно. Уже не девочка чай?

– Не девочка, верно. А ведешь иногда себя, как дите неразумное.

– Не начинай, пожалуйста, – чуть не натянула плед на голову. – Мне эти разговоры про мою нерадивость изрядно надоели.

– Ничего. Умного человека не грех несколько раз послушать.

– Я и слушаю, куда мне деваться.

– Милая, не доставай ты ее, – это Валя решил оторваться от своих шашлыков и вступиться за меня. – Мы же отдыхать приехали.

– Ты там мясом занимаешься? Вот и продолжай, не вмешивайся в женские разговоры.

– Есть, мой генерал.

Я засмеялась.

– Слушай. Ты домашний тиран.

– Я сейчас обижусь.

– А я уже давно могла бы обидится, но ничего, обошлось как-то.

Она подбоченилась и взглянула грозно.

– И на что это интересно?

– Я тебя очень люблю и ценю твою заботу, но иногда ты через чур навязчива.

– Вот теперь я обиделась.

– Извини. Пойду, прогуляюсь немного.

– Иди.

Подобрав свою мантию в виде пледа, аккуратно спустилась по ступенькам и тихонько побрела к реке.

Сзади было слышно перешептывание супругов:

– Ну, чего ты к ней пристала?

– Ничего…

Я зевнула и, запрокинув голову, вгляделась в вершины сосен, что качались на невероятной высоте. Так, по крайней мере, казалось отсюда с земли.

По узкой тропинке прошла между деревьями. Под ногами поскрипывали иголки. Где-то стрекотали птички. Скоро вышла к реке. Берег был довольно крутым, песчаным. Корни деревьев, что росли на соседнем берегу, наполовину свешивались в воду. Красотища.

Как хорошо находится здесь в храме умиротворения. Постояла немного, впитывая тишину этого места, и двинулась в обратном направлении. А то подружка вышлет за мной поисково-спасательный отряд. На самом деле это просто здорово, когда есть такие друзья. Что они беспокоятся, волнуются о тебе.

Остановилась на краю поляны и пару минут понаблюдала за ними со стороны. Валентин чуть приобняв жену, что-то тихо шептал ей на ушко, успевая при этом второй рукой переворачивать шашлыки. А она вся сомлела и даже чуть покраснела. Глаза сияют, как два алмаза. Голубки, да и только.

Димка с Дианой что-то отковыривают в земле. На правах старшего, брат что-то втолковывает ей с умным видом.

Идиллия.

Парочка юных натуралистов заметила меня раньше.

– Тетя Света, тетя Света! Смотрите, что мы нашли!

– И что же вы нашли интересного, – подошла поближе, выйдя из своего убежища – кустов.

– Кажется, это дохлая лягушка.

Люба скривилась.

– Добрые дети. Тете Свете не стоит смотреть на дохлых лягушек.

– Почему?

– Потому. На все некрасивое нельзя смотреть во время беременности. Лучше цветочков насобирайте.

Валя давился смехом, спрятавшись в кулак.

– Пошли, я видел на поляне недалеко какие-то.

И они умчались осваивать поляну.

– Сейчас тебе целый веник приволокут.

– Ну и что? Пусть. У меня нет аллергии.

И устроилась опять в углу, положив под спину подушечку. Живот у меня был огромным, восьмой месяц подходил к концу. Передвигалась я немного затрудненно.

– Тебе точно двойню поставили? А то все выяснить не могли.

– Чего там выяснять? Посмотри на этот дирижабль. Конечно, двойня.

– Я сейчас в кого-то запушу подушкой за дирижабль. Да, у меня будет двойня.

– Ой, и намучаешься…

– Не каркай. Не могу же обратно отмотать и попросить одного, а не двух, – хмыкнула, вместе со мной Валя. – Зато сразу двоих. Мама обещала приехать помочь первые месяцы, пока не привыкну.

Подружка вскинула брови, зная о моих несколько напряженных отношениях с родительницей.

– Чего это она вдруг?

– Мать же она мне, а не зверь. Тем более первые внуки. Брат еще молод, детей заводить. Так, что она рада понянчить маленьких.

– Это хорошо. Хоть какая-то поддержка.

– Ага.

Помявшись немного, все же снова подняла волнующую ее тему, с того самого момента, как я сообщила о своем интересном положении.

– Герману так и не сообщила?

Только закатила глаза, показывая, как мне этот спор надоел.

– Люба! Мы уже сто раз это обсуждали. Во-первых, куда я сообщу? А, во-вторых, зачем? У него своя семья. Да, я от него беременна. И что?

– Ничего, – упрямо сдвинула брови. – Должен же человек знать, что скоро отцом станет. Это будет правильно.

– Чтобы разрывался между нами? С его то гиперответственностью я ничему не удивлюсь. Пусть занимается своей жизнью.

– Пусть хоть алименты платит.

Чуть не зарычала.

– Валя, если ты ее не угомонишь, я рожу раньше времени. А так как мы находимся далеко от города, роды ты будешь принимать.

– Не надо. Люб, оставь этот бесполезный разговор. Видишь же, что ее не свернуть. Упертая. Только зря нервы мотаете друг другу.

– Хорошо.

– Вот и ладненько. А теперь улыбнулись, мы же на отдыхе. Шашлык почти готов. Зовите детей.

Бодро толкая перед собой двойную коляску – коллеги постарались – я двигалась в сторону парка.

Воспоминание о сослуживцах, завалившихся всей честной компанией в роддом к моей выписке, вызвало широкую улыбку. Человек десять голосящих, улюлюкающих, размахивающих букетами, шарами и, кажется, даже бутылкой шампанского.

– Молодец, Светка! Как всегда план перевыполнила – сразу двойню.

– Поздравляем!

– Дайте ей хоть с крыльца то сойти!

– Не бузите, а то детей разбудите!

– Так и успокоим.

– Ага, конечно.

Умильно повздыхав над двумя кулечками в голубых одеялах, выкатили вперед их первое средство передвижения. Первую крутую тачку.

Глаза у меня от удивления были, наверное, такими же, как у нашего главного, когда он воззрился с недоумением и неверием на мой семимесячный живот. Уже тогда он был внушительных размеров. Но пока мужчина не прочитал бумажку, что я ухожу в декрет, то не замечал ничего.

– Земцова, ты меня без ножа режешь. Куда ты собралась?

Всплеснула руками и потыкала в бумаженцию.

– В декрет. Тут же все написано.

– Прочел я, что неграмотный думаешь? А когда ты успела то?

– Дурное дело недолгое. Тем более у вас у самого двое детей. Должны знать, как это делается.

– Как это делается, я в курсе. Я тебя спрашиваю, когда ты успела? В отпуске на юге погуляла с местным красавцем?

– Вообще-то я ездила с мужчиной, а не одна.

– А кому это когда мешало?

– Хорошего же вы мнения обо мне.

– Это я так. Пошутил немного. Значит от любовника?

– Ага, – вдаваться в детали, от которого из любовников не стала. Такие мексиканские страсти не для него.

– Думала из семьи уйдет?

– …! – ответила я непечатным словом. – Мне сколько лет то уже! Я просто хотела ребенка.

– Все понял.

– Тем более что это не ваше дело.

– Не мое, права. Хороший ты человек, Земцова, и работник отличный. Вот и болит душа.

– Приказ то подпишите.

– Подпишу, куда я денусь.

Не верилось, что год назад, я шагала по этому парку, размышляла о Германе и том, как мне поступить. Вот здесь на переходе увидела Владислава.

Тут же в голову полезли воспоминания о его перекошенном от злобы лице, о пистолете, холодном дуле у виска, диком страхе, звуке выстрела и тяжелом мертвом теле…

Поежилась и приказала себе сосредоточиться на том, что происходит сейчас. Поздоровалась с мамочкой, что прошла, мимо толкая коляску и держа на буксире пятилетнего малыша. Здесь все, как обычно, все спокойно.

Нарезав несколько кругов, присела на лавочку отдохнуть. Мои карапузы мирно посапывали носиками. Ночь сегодня выдалась суматошной и почти бессонной. Мама уехала помочь отцу убрать урожай в огороде на несколько дней. Поэтому управлялась одна.

Но эти два чуда стоили миллиона бессонных ночей. До сих пор удивляюсь, что забеременела. Никто не знал, кроме Олеси, что я была на первом месяце, когда Дима избил меня. Голландец привез меня, уехал, и через час началось кровотечение. В больнице развели руками. Побили неудачно, шансов почти нет, что стану матерью.

Я усмехнулась и поправила одеяло. Ничего. На все воля Божья.

Немного попотягивалась в разные стороны, пытаясь согнать сон, и лениво обвела взглядом аллею. В некотором отдалении на лавочке сидел мужчина. Лет за сорок, высокий, подтянутый, серьезный, всегда чисто выбритый, с аккуратной, короткой стрижкой, отглаженные брючки, рубашка. Просто загляденье. Видела я его здесь довольно часто вот так вот праздно сидящим на лавочке с газетой в руках. Будто почувствовав мой взгляд, он повернулся и уставился в упор.

«Ой, как неудобно вышло. Еще подумает, что я любопытная варвара, подглядывающая и подслушивающая за всеми от нечего делать». И завертела головой, вроде как по сторонам смотрю. Веки неудержимо тяжелели, напоминая о том, как немного сна перепало сегодня.

Прошлась еще пару кружков, надеясь, что активное движение погонит сонливость. Опять устроилась на ту же лавочку. Бросила взгляд на часы. Так еще минут двадцать и домой, подходит время кормления и неизвестно, как заберусь на свой этаж.

Откинулась на спинку. Прикрою ненадолго глаза, совсем чуть-чуть. Просто восстановить немного силы. Так хорошоздесь: солнышко пригревает, птички тихонько чирикают, мерно шумят машины, люди неспешно гуляют по дорожкам. Картинка поплыла и пропала.

Никаких сновидений я не видела. От усталости словно провалилась в черную дыру. Подушка под головой немного сдвинулась. Пробормотав что-то недовольно, попыталась поправить, не получилось. Где-то сбоку, как будто сквозь вату, раздалось тихое хныканье.

Глаза резко раскрылись. Где я? Где дети?

Карапузы были на месте в коляске, немного повозившись, затихли. И я находилась все там же на скамейке, только теперь рядом со мной сидел мужчина, и голова лежала на его плече. Опс!

– Все в порядке. Я смотрел за ними.

Плечо было удобным, надежным, сниматься с места не хотелось, а наоборот остаться тут и отдохнуть. Зевнула, надо хоть посмотреть на ком так хорошо отдыхалось и поблагодарить. Мало ли что могло случиться, пока была в забытьи.

– Спасибо… – и осеклась, не закончив. Это был тот самый мужчина, которого я не так давно рассматривала. – Спасибо, еще раз.

– Ничего. Все нормально. Вы клевали носом и чуть со скамейки не свалились. А я все равно сижу просто так. Хоть немного отдохнули?

– Да. Ночь выдалась беспокойной. Удалось поспать пару часов. Мне так неудобно.

– Ой, бросьте. Все нормально, говорю же.

Грудь налилась молоком. Я схватила его за запястье с часами. Заспалась! Странно, что мои головастики еще не орут на весь парк.

– Что? Что-то случилось?

– Мне надо срочно домой. О, Господи, не успею добежать.

– Я вас подвезу.

– Да, что вы, не надо.

– Но вы, же торопитесь?

– Да. Пропустила время кормления.

– Тогда пойдемте в момент домчу.

Пружинисто встал, газету закинул в ведро и подхватил коляску.

– Как же мы засунем коляску в машину? Это кучу времени займет. Здесь быстрее пешком.

– Хорошо, тогда пешком. Показывайте куда идти.

– Вот туда.

И засеменила рядышком – два шага мои, один его. Не успела оглянуться, а мы уже были около моего дома. Вниз спуститься помогла соседка.

– Берите детей, а я коляску подниму наверх. Назовите только этаж и номер квартиры.

– Хорошо.

Быстро протараторила цифры и на приличной скорости поднялась наверх. Почти чудом открыла сразу дверь и быстрее в комнату. Размотала кульки, занялась делом, забыв про коляску и мужчину.

Покормила, глазки у них опять закрылись. Чуть полежала вместе с ними, прислушиваясь к их дыханию и пошла на кухню.

– Все хорошо?

– Ой!

Схватилась за сердце. Сердобольный мужчина из парка сидел за столом, сцепив пальцы в замок и терпеливо ждал.

– Извините. Не хотел пугать.

– Это я прошу прощения. Спасибо за помощь. Я что-то в суматохе обо всем моментально забываю. Чаю?

– Нет-нет. Пойду.

– Спасибо. А то я бы одна с коляской кучу времени потеряла, – что ж заело то, как пластинку: «спасибо, спасибо».

– Пожалуйста. Обращайтесь, – на пороге замялся. – Вам некому помочь?

Удивленно приподняла брови.

– Почему же. Мама просто уехала на пару дней.

– Я не это имел ввиду. А мужа или отца малышей.

«Полиция нравов нагрянула. За помощь спасибо, конечно, но подобного рода беспокойство излишне».

– Встречный вопрос. Почему вы просиживаете днями в парке вместо того, чтобы своей семьей заниматься?

Теперь он поднял брови. Как-то грубовато вышло.

– Залез не в свое дело. Прошу прощения.

Вздохнула и поставила чайник на плиту.

– Садитесь чаю попьем с печеньем. Я тоже не хотела не в свое дело залезать.

– Я из чисто практической стороны дела. Хотел узнать, нужна ли помощь?

– Мы вполне справляемся вдвоем.

– Это хорошо.

Я засмеялась и протянула руку через стол.

– Мы же даже не познакомились. Меня Светлана зовут.

– Михаил. Живу один и вполне справляюсь один.

– Очень смешно.

– Не очень. Вы замужем? – пристроился все же обратно за стол.

– Нет.

– А были?

– Была. Давно. А вы?

– Разведен. Тоже давно. Давай на ты?

– Давай.

Помешал ложечкой в чашке. Видно, что хочет спросить. Но не решается.

– Спрашивай, не мучайся.

– А отец как же? Не помогает?

– Ну, как-то так. Сколько у нас в стране матерей-одиночек? Не знаешь статистику?

Михаил потеряно посмотрел на меня от такой смены темы разговора.

– Не обращай внимания. Это отголоски профессии. Сразу же запутать собеседника вопросами и сбить с толку.

– А кто ты по профессии?

– Журналист.

– Ух, ты! Интересно.

– Очень. А ты?

– Я бывший военный. Сейчас на пенсии. Пока отдыхаю, но уже надоело.

– Это правильно. Надо чем-то заниматься, чтобы не закостенеть.

– И все же. Отец, что совсем не участвует в жизни своих детей?

– Нет. Он даже не знает об их существовании. А ты, что борец за справедливость? Хотел взыскать с него алименты?

Он нахмурился, услышав неприкрытый сарказм в моем голосе.

– Не борец, но поспособствовать бы мог.

– Не стоит.

– Считаешь это правильно?

«Как странно, почему я говорю с ним на эту тему?».

– Почему я с тобой, совершенно незнакомым человеком, обсуждаю эту тему? Просто невероятно.

– Да странно. Но ты не ответила на вопрос.

– Это долгая история. Как-нибудь в другой раз расскажу.

И рассказала, но гораздо позднее.

Удивительно, как быстро и непринужденно Михаил вошел в мою жизнь и устроился там.

Сначала мы просто здоровались, гуляли в парке. Где-то он помогал с коляской, с покупками, донести, занести. Неспешные разговоры, размеренный темп ходьбы. Беседы на общие темы.

С мамой моей он быстро нашел общий язык и стал вхож в дом. Я даже не заметила, как это произошло.

– Хороший мужчина. А помощь всегда нужна, бывает, – не поведя бровью, прокомментировала она.

Мужские руки в нашем хозяйстве и вправду пригодились. Поменять кран, починить дверцу шкафа, почистить слив в ванной и еще много чего другого.

Любаша, увидев его в первый раз, обомлела. И потом проедала мне мозг почти постоянно. Ее навязчивая идея поскорее выдать несчастную подругу замуж, стала моей головной болью.

– Вот правду говорят – дуракам везет.

– Чего? Это ты про меня?

– Того. Светка, классный мужик за тобой ухаживает, а ты, как слепая корова, ничего не замечаешь.

– Почему слепая? И почему корова? Люб, что ты пристала ко мне? Я в ближайшие годы замечать буду, способна только одно – редкие часы сна и покоя.

– Понимаю. Но ушами не хлопай. А то такое добро быстро кто-нибудь приберет к рукам. «Мама» сказать не успеешь.

В коридоре послышались осторожные шаги.

– «Мама» говорить не надо. Мама уже тут и согласна с твоей подругой.

– Вот, слушать надо старших.

– Началось.

– И не заканчивалось.

– Все, я ушла в душ, раз вы обе тут. А то, как я буду прибирать к рукам добро, если от меня воняет?

– Не увиливай опять от разговора.

– Не пытаюсь даже. Видишь, марафет наводить, пошла.

И быстренько захлопнула дверь. Усталость имела место, и спать иногда хотелось невыносимо. Но я была безмерно счастлива. Одной улыбки моих мальчиков было достаточно, чтобы сердце зашлось от любви.

Включила воду и немного пропустила, дожидаясь горячую. Задумчиво, смотря, как переливаются струи между пальцев.

Что сказать? Понимаю, конечно, Михаил не просто так ходит к нам, помогает, с близнецами гукает. Тратит свое время, в конце концов. Но пока мне и этого хватало. Душа и так переживала кучу эмоций. Не хочу впускать туда никого, мне и так хорошо.

Хотя мне нравилось его присутствие в моей жизни. Именно в жизни, а не просто в мечтах и в мыслях.

Улыбнулась. Это было непривычно, в начале, что есть кто-то постоянный, надежный. Делится бытовыми, такими простыми проблемами. Таких отношений с мужчинами у меня еще не было. Первый брак не счет. Здесь мы оба участвовали во всем, как партнеры, на равных.

Хмыкнула тихонько. Вспомнилась заключительная сцена из фильма «Девчата». Слова главной героини:

– Сидим, как взрослые.

Да. Это были уже взрослые отношения.

Мы видим недостатки друг друга, больные места, сильные, слабые стороны. Все без прикрас и замечательно. И я совсем не боялась быть самой собой. Чувствовала свободу. Старалась, чтобы и он ощущал то же самое.

Иногда хотелось закрыться в свою раковину. Наваливались мысли о том, что все слишком быстро. Быстро привыкаю к его присутствию, и это немного пугает. Но ничего. Меня же никто ни к чему не принуждает.

Кивнула сама себе и успокоилась.

На следующий день мы, как всегда, встретились в парке. Медленно рассекали по кучам из листьев. Михаил, устав за пару месяцев от безделья, вернулся к юридической практике.

Мне нравилось слушать его. Нравилось, как он выглядит сейчас: симпатичный мужчина колясочку катит, на лице довольство. Наверное, со стороны смотримся, как супружеская пара.

Настроение сразу сникло.

– Светлана, что-то случилось?

– Нет. Все в порядке.

– Я тебе надоел со своими разговорами.

– Ерунда, какая. Мне интересно.

– Тогда о чем задумалась?

Посмотрела по сторонам, поправила одеяло, шапочку, соску.

– Оставь. Ты их сейчас разбудишь.

– Мне неудобно, что ты тратишь на нас столько времени и сил.

– И что? Это же мое дело, куда я трачу свое время. Меня устраивает такое времяпрепровождение. Если бы не устраивало, то находился бы сейчас в другом месте. Так что не забивай себе голову.

Немного понаблюдав за моим слишком сосредоточенным лицом, тяжко вздохнул.

– Свет, я тебя не тороплю. Я понимаю, что сейчас у тебя достаточно хлопот с детьми. И пока ни времени, ни сил на мужчин нет, – хитро улыбнулся. – Понимаю, что с двух сторон на тебя наседают подруга с мамой. Так как я постарался, чтобы им понравиться.

Я хлопнула его по плечу и рассмеялась, нисколько не возмущенная такими откровениями.

– Вот хитрый лис!

– Конечно. Круговая осада. С тылов тебя осаждают близкие. Так что не торопись. Просто привыкай, что я рядом. Летом поженимся.

– Что?! – и осталась стоять с раскрытым ртом.

– Ну, вроде как летом удобнее свадьбы устраивать. Но мне все равно, как захочешь. Можно и зимой.

– Я не поняла. Ты мне замуж предлагаешь выйти? Или просто констатируешь факт? Я ни на что не соглашалась пока.

– Вот именно – пока. До лета куча времени, чтобы обдумать все серьезно.

– Спасибо, что хоть подумать время даешь. А не просто оповещаешь о записи.

– Был, конечно, вариант перекинуть тебя через плечо и увезти.

– Что заставило тебя передумать?

– Коляску за собой тащить в таком положении неудобно.

Мы похохотали. Михаил чуть приобнял меня.

– А, если серьезно, что ты мне ответишь?

– Я что-то не поняла. У меня же время до лета.

Он скуксился.

– Это долго.

– Ты сам срок установил. Между прочим, очень разумный. Надо узнать друг друга получше.

– Согласен. Но ты не затягивай с ответом.

– А ты не дави.

– Все молчу.

И легко поцеловал. Приятные, сухие, горячие губы. Крепкие объятия. Что еще нужно?

Наверное, только мамино наставление и благословение.

Вечером, уложив своих шалунов, зашла на кухню, где она перемывала посуду. За последний год она переменилась. В движениях появилась легкость, пропала вечная усталая тоска в глазах, появился задорный огонек. Сейчас, смывая пену с очередной тарелки, тихо напевала себе под нос. Услышав, что я вошла, повернулась.

– Уснули?

– Вроде да.

– Хорошо, – присела на табуретку, ласково погладила по плечу. – Я так поняла, у вас с Михаилом есть подвижки?

– Мам!

– Что, мам? – посмотрела тоскливо. – В свое время мало уделяла тебе внимания. И что вышло?

– О чем ты?

– Ничего. Замуж неудачно вышла. Потом ждала непонятно кого столько времени.

– Откуда?

– От верблюда. Что я не женщина, по-твоему? Не понимаю? Все я понимаю. Внуки – это хорошо. Я очень рада. Но и твое счастье тоже немаловажно. Для их же блага.

– Что ты о нем думаешь? – мне на самом деле хотелось ее послушать.

– Ну… – задумалась. – Конечно, чуть бы помладше. Но это по мне. А по тебе, так в самый раз будет. Решительный такой, серьезный. Подумай.

– Хорошо.

– А зачем спрашиваешь? Ведь, небось, сама все уже для себя решила? Не своротишь с пути.

Пожала плечами и обняла ее крепко.

– Ты всегда оказываешься права в конечно итоге. Стоит хоть разок прислушаться. Глядишь повезет.

– Стоит. Маму надо слушаться. Мамы только добра желают, ничего больше.

Маму я послушалась и летом вышла замуж за Михаила, как он и предлагал. Стоя рядом с ним после росписи, вглядываясь в морщинки на лице, мне вдруг отчетливо вспомнилась строчка из песни Талькова:

«Исписанных тетрадей в столе не перечесть

В них пылкими стихами я выплакался весь.

Под солнцем в абажуре отцвел бумажный куст

И отшумели бури в стакане мнимых чувств.

Ах, если б знать в ту пору, что где-то ты одна.

Мне нравится смотреть на город из твоего окна.

Мне нравится смотреть на город из твоего окна».

В оформлении обложки была использована фотография с https://pixabay.com/ru/photos/%D1%86%D0%B5%D0%BB%D1%8C-%D0%B4%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%8C-%D1%81%D0%B2%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D0%B4%D1%8B-%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C-%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%87%D0%B0-729567/

По лицензии ССО