Отголоски войны [Александр Бабин] (fb2) читать постранично

Отголоски войны.

Старый газон мчался по улице, оставляя после себя клубы дорожной пыли. Сельчане, подгоняя коров, вели их в табун, сторонясь автомобиля. Шофер, молодой парень, высунув голову из окна кабины, им мило улыбался, сигналил, объезжая перебегающим дорогу животным.

– Отец, ты бы поговорил с управляющим. На него, что управы нет, каждое утро дудит, ребятишкам поспать не дает.

Услышал я сквозь сон голос бабушки, открыл глаза и посмотрел на часы – ходики они показывали пол пятого. А дед, стоял перед иконами шептал молитву, крестясь, делая поклоны. Закончив молитву, подошел к часам подтянул у них цепочку, сел на лавку и посмотрел в окно.

– Язви его и вправду, куда он гонит всех доярок в кузове растрясет ишь как напылил. Ну что там мать у тебя?

– Каша пшенная, – ответила ему бабушка, копошившись у печи.

– Опять эта каша? Хоть бы блины спекла?

– Я когда их печь то буду, лошадь у ворот. Видишь ли, блинов ему захотелось, не барин каши поешь. Вчера сам говорил, сегодня поедем в лес. Не брал бы лошадь, блинов напекла.

– Ладно, что уж поем каши, – насупился дед.

– И ты давай внучок поторапливайся, проснулся, ну и, слава Богу, умывайся и к столу, – сказала мне бабушка, увидев, что я уже смотрел на них лежа на печи.

– Бабушка, может, я еще посплю, рано еще?

– За чащей надо в лес сьздить, отец лошадь взял, тебя одного не с кем оставить. К обеду управимся. Завтра выспишься, – и посмотрела в окно. – Быстро светает, а я хотела еще в огороде управиться. Ты бы отец сходил в огурешник полил огурцы и капусту за одним, пока каша варится. Махорку свою потом покуришь.

– Ничего-о! Не засохнут твои огурцы до вечера подюжат, а вот махорка ждать не может, – дед встал, достал с полатей небольшой деревянный ящик и открыл у него крышку. Вынул кисет, оторвал от газеты листок, аккуратно свернул его в трубочку, набил махоркой, послюнил и сделал козью ножку. Подошел к печи, клюкой вытащил уголь и от него прикурил.

– Подюжат, сам то, без цигарки и часок не можешь потерпеть. Сейчас только что с канюховки, не мог по дороге покурить? Ты хоть к печурке сядь и вьюшку открой, надымил то, не продышать. И когда ты накуришься, седьмой десяток пошел? – возмущалась бабушка недовольная курением деда.

Смотря на них, я эту сцену с запрещением курить деду в избе наблюдаю каждое утро гостя у них уже как две недели.

– На небе накурюсь, там никто не ворчит. Бог нас куряк любит. Вот помру обязательно со мной табаку положи, да не жалей и газет побольше, а то пока до Бога дойду времени много пройдет, а где его там возьмешь. Табаку и на земле не хватает. Взять наш ларек и то его по спискам дают, никак папиросы городские по себе разбирают. Бог попросит закурить, а у меня и угостить его нечем. Мы бы с ним покурили! Так, что и папиросы положи.

– Еще скажи спички положить. Бог курит! И как у тебя грешника язык то поворачивается такое говорить. Папиросы? Тебе что табаку мало, половина огурешника им засеяно, ты, что собрался его продавать?

– Продавать, не продавать, а запас иметь надо. Ты вспомни войну, сама говорила, до Кургана на своем горбу мешки носила, аж шестьдесят верст. Вот и сею, вдруг война начнется?! А как я без табаку то, без него не прожить.

– Ты еще колоски вспомни. (За кражу колосков с колхозных полей в период войны, сажали в тюрьму). В войну голод был, вы мужики на войну ушли, а нам бабам пришлось на своем горбу все таскать, ребятишек кормить надо было. Да-а! Потаскала я этот табак! – сказала бабушка и как – то тяжело вздохнула. – Вот недавно перед Троицей как избу побелила, а ты опять всю ее прокурил. Говорю тебе, говорю, не кури ты в избе, как об стенку горох, хоть бы в сенцы вышел от твоего дыма дышать нет мочи. Ребенка бы пожалел.

– А мне дым нравится, – вмешался я в разговор.

– Мне еще и тебя куряки не хватало. Гляди узнаю, что куришь, расскажу отцу, он тебе быстро штаны спустит. Давай умывайся и тоже к столу.

– Дед дай подымлю, – попросил я деда покурить, спускаясь по ступенькам печи.

– На внучок покури, здоровым будешь!

– Вот ты что говоришь? Ты это специально? – все возмущалась бабушка.

– А что? Пусть покурит он уже большой скоро в школу пойдет. Ты внучок только сильней вдохни, – и протянул мне козью ножку.

Я выдохнул воздух, взял в рот цигарку и вдохнул в себя. Горький теплый дым окутал горло. Как резко потемнело в глазах, перехватив дыхание, что стал задыхаться, обхватив руками горло, и тут же закашлял.

– Еще хочешь покурить, накурился, – сказал дед, улыбаясь. – Вот видишь, как курить неприятно, а я вот столь лет мучаюсь, никак бросить не могу эту гадость. Ну, что будешь еще курить?

– Нет, кх-кх, никогда не буду кх-кх, – ответил ему, задыхаясь от дыма, окутав мое горло.

– Кашлей сильней, ну что же ты?! Видишь