Гавайская рубашка [Ростислав Тиссен] (fb2) читать онлайн

I

На базаре, полном крытыми и не крытыми торговыми рядами со всевозможной летней атрибутикой, начиная от лёгких шлёпок и заканчивая солнцезащитными очками и шляпами, был обычный солнечный трудовой день с той же торговлей, покупателями и продавцами, один из которых, здороваясь с другим, спросил в шутку: «Почём опиум для народа?». Одним из тех покупателей был он, обычный парень оп имени Рома и по фамилии Вагнер в изношенных кроссовках, который искал новую обувь. Он даже не подозревал, что блуждая в джунглях из прилавков и контейнеров с вещами, увидит рубашку, на которой изображены пальмы, ту, которую он так давно искал.

– Здравствуйте.

– Здрасьте, – своим обычным, профессиональным гонором ответила женщина продавец. Ещё бы! Она явно устала за один только сегодняшний день от подобных, порой и бесполезных, визитов покупателей.

– Можно рубашку примерить?

– Пожалуйста, – и через несколько секунд рубашка уже легла на его плечи и легла, между прочим, очень да же хорошо.

– Сколько стоит, – спросил он, застёгивая пуговицы

– 1500, – от радости он да же не расслышал цену

– Я такую рубашку 2 года искал. Всё никак не попадалась.

– Ну вот видите как удачно. И сидит хорошо.

– Да, – протяжно подтвердил покупатель. – Красота. Теперь жизнь изменится. Сколько вы говорите стоит?

– 1500

– Скинете немного?

– Так и быть, раз уж долго искал, за 1300 отдам.

Это базар, и не торговаться с продавцами – своеобразный грех.

После покупки он оставался таким же обычным, с виду таким же парнем, как и любой парень, идущий летом по городу. Вот только рубашка на нём была гавайская, как было модно в восьмидесятых, и мысли в голове совершенно не такие, как у остальных. Конечно, каждый мыслит, что «Я думаю не так как все…», но мысли в голове у него были по истине… другие. Он хорошо понимал, что он человек не из этого времени. Казалось, даже его гитара была с иным нравом.

Город, в котором он жил, был… город как город. Свой климат, весна, лето, зима, осень, новости, музыкальное подполье… Это отдельная тема.

Музыкантов в городе хватало. Коллективов тоже. Но каждый из тех, кто хотел играть что то вместе, тянул одеяло на себя. Можно было конечно сыграться, но быть «сессионником» означает подыгрывать кому-то и не петь свои песни, а это Рому никак не устраивало. Собрать свой коллектив оказалось сложнее, чем предполагалось. Не удавалось даже найти соло гитариста, который бы посодействовал хоть в записи песен и аранжировке. Он писал сам и музыку, и стихи, и песни записывал сам дома, без чьей либо помощи, но прорываться на сцену лучше с коллективом, где тебе подыгрывает и бас, и соло, и сама песня звучит намного объёмнее и красивее. Выход был – уезжать. Для переезда он выбрал Петербург – город, где давным-давно начало кипеть рок-подполье и куда он давно хотел поехать, хотя бы просто на каникулах посмотреть красивый старинный град. Это хорошее место для развития собственной музыки и развития личности в целом. Что бы уехать оставалось только доучиться один год и подсобрать денег на отъезд. В Петербурге жила его тётя по отцовской линии – тётя Зина. До её переезда она очень часто проводила время с Ромой когда он был ещё маленький. Но теперь минуло около двенадцати лет, и друг друга при встрече они возможно и не узнают. Тем не менее, отъезд планировался на июль следующего года, вот только об этом, кроме самого Ромы, никто даже не задумывался…

…Поющий мужчина стоял на базаре уже Бог знает сколько лет. Впрочем, место его дислокации менялось, и в городе его можно было увидеть и послушать в разных местах. Пел он круглогодично. Лет ему на глаз было пятьдесят – пятьдесят три, белая шляпа скрывала серые просидевшие волосы. В левой руке он держал чёрный пакет, в правой на уровне груди маленькую баночку, в которую бросали кто что. Главное в этом мужике было то, что он, казалось, прочувствовал каждую песню; его взгляд пристально смотрел вдаль, и выходил он из такого транса только когда кто-нибудь бросал в баночку мелочь – мужчина смотрел, благодарно кивая.

В ту минуту, когда Рома был вблизи поющего, тот пел песню «Машины времени» «За тех, кто в море». Услышав её, Рома начал подходить ближе и встал по левую руку от мужика.

Я пью до дна

За тех, кто в море,

За тех, кого любит волна,

За тех, кому повезёт

И если цель одна

И в радости и в горе

То тот, кто не струсил

И вёсел не бросил

Тот землю свою найдёт…

В чём-то его даже стало жалко. Рома уже видел его и спрашивал у своих знакомых, как он докатился до такого. Запил. Пел всегда хорошо, пил тоже. С завода уволили. Вот и стоит, поёт. Ромка, когда тот начал петь уже другую песню, кинул ему полтинник монетами, получил в ответ кивок головой и пошёл восвояси. Он знал, что если из его творческой жизни ничего путного не получится, то это край.

II

Лето было в самом разгаре, конец июня как никак. Студенты отдыхали от экзаменов, выпускники школ готовились к поступлению в ВУЗы; город отдыхал, наслаждаясь солнцем, рекой и загаром. Ну а кто-то уехал, воспользовавшись отпуском, отдыхать в совершенно другие страны, где всегда тепло и всегда рады иностранным туристам, которые отдают бешеные деньги за 10 дней валяния на песке. К таким людям относилась мама Ромы – Мария Николаевна Сидоренко. Она улетела вместе со своим вторым мужем отдыхать в тёплые курортные места, оставив его в одной квартире с сестрой – редкой сволочью. Фамилии у Ромы и мамы потому и были разные, что, хоть она и не жила со своим вторым мужем, а жила только с детьми, но всё-таки оставила его фамилию, возможно не на долгое время.

Но расстраиваться по поводу перемен в связи с отъездом было не к чему, да и не зачем. Впереди 10 дней полной свободы, встреч и посиделок с друзьями, песен под гитару, ну и, конечно, всё это теперь будет в «гавайской» гамме.

Веселье не заставило себя долго ждать. Насыщенность этих летних дней была непредсказуемой. Было всё – от поздних полуночных посиделок с друзьями, заканчивая будильником в 5 утра.

Будильник в 5 часов этого уже довольно таки светлого утра зазвенел потому, что Рома умел делать сюрпризы. Он проснулся, при этом, спав всего лишь 2 часа из-за подготовки сюрприза, пробуждение показалось лёгким, оделся, взял несколько листов заготовленной бумаги, ножницы, скотч и отправился по ещё спящему утреннему городу. Малолюдность ещё более усиливала чувство свободы, и ещё не прогретый, не так давно появившимся на небе солнцем, воздух приятно освежал. Зайти в нужный подъезд не получилось – он не хотел звонить в домофон и тем самым будить всех в квартире. Хорошо что не так далеко женщина дворник проводила уборку двора, и у неё оказались ключи от всех домофонов во дворе. Зайдя в подъезд и осмотревшись, он принялся обклеивать трубу и дверь, за которой была его не такая уж старая, но в этот день на год постаревшая, подруга. Фразы, соединяющие двух друзей, которые были напечатаны, так понравились имениннице, что вечером гавайская рубашка уже была за столом.

И, кстати, пока он весёлый и, как ни странно, энергичный возвращался домой после успешно выполненного задания под кодовым названием «обклейка», в голове родился мотив. Ещё никто, даже он сам, не знал, что это был мотив всего нынешнего лета. И слова всплывали сами собой. Эти пару уже июльских дней, даже эти сутки, были на столько насыщены, что эмоций хватило на целую песню.

Обычно в это время люди выходят из дому, отправляясь на службу, учёбу или, скажем, в больницу. Ему на пути встречались самые разные люди из самых разных слоёв населения. Когда Рома пришёл домой, восьмой час только начал идти. Самое время изложить на бумаге то, что было на уме. Скинув с ног мокасины и закрыв дверь в комнате, «маэстро» принялся творить. У каждого творческого человека порыв происходит в самое разное время. У кого-то днём, не взирая на движение людей и суету, у кого-то ночью, в тишине и умиротворении. Именно к Роме порыв приходил совершенно внезапно. Хорошо еще, что он успел записать те строки, что появились в пути, ну а гитара начала сама их петь:

Я иду по городу в гавайской рубашке

Я иду по городу в гавайской рубашке

Я поздравил подругу – у неё день Рождения

На улице разные слои населения.

Я иду по городу в гавайской рубашке…

После такого можно было и вздремнуть пару часиков, которые доспать не получилось. Что Рома и сделал.

III

…Куда же без средств к существованию? Эти каникулы нужно было провести с максимальной пользой и выгодой. Хорошо, что в этом году появились такие друзья, с которыми в огонь и в воду… и на стройку. Андрюха, коренастый, короткостриженный парень со спортивным телосложением, помог устроиться на объект, на котором во всю шёл ремонт. Именно это и называлось «стройка», а ещё попросту «лицей», так как ремонтировали школу – лицей. Что тут говорить, ремонт есть ремонт. После восьми часов трудового дня приходишь домой, смываешь с себя в душе всю пыль и грязь, ужинаешь и вырубаешься так, что просыпаешься около полуночи с вопросом «Зачем проснулся?» и ложишься снова теперь уже в ночь. Да. Это один из самых физически трудных способов получить копейку. Копейки сулили неплохие, да и трудились то так, что бы не показывать безделье на виду. Последние две недели «тёрли» стены. Это их с Семёном и утомило.

Семён был одним из лучших друзей, постоянные смех и разговоры с которым не давали устать морально от столь утомительных физических трудов.

В один из обычных строительных дней друзья устроили обычный перекур. Было утро, так что прохлада во дворе школы ещё стояла. Они сели на подоконник открытого окна и начали делиться свежими снами от вчерашнего затяжного пребывания в спящем состоянии, перед этим конечно посмеявшись.

– Я, Олег и Андрюха стоим на стоянке и разговариваем, – делился привидевшимся Семён. – Мирно, спокойно. Вдруг, ни с того ни с сего, Андрюха запрыгивает в какого-то робота как прям в фильме каком-то… – тут он немного прервался вспоминая. – Блин. Забыл фильм. Ну в общем мы с Олегом убегаем от него. Бежим по машинам, перепрыгиваем через них. И тут я просекаю, что могу прыгать вверх метров на 5. И бах! Просыпаюсь. Не напрыгался нифига.

– Фигасе тебе фантастика снится! – засмеявшись сказал Рома. Вообще они любили сидеть на перекуре и просто посмеяться. – А мне тут вчера целая разборка приснилась. Сижу я короче дома днём и смотрю с окна во двор. Вижу там значит гопники местные собрались. Я беру с кладовки молоток, спокойно выхожу во двор, подхожу к этим отморозкам и начинаю фигарить их своим большим молотком. Вот только не помню, насмерть я их завалил или нет.

– Жестокий ты, амиго, – засмеялся Семён. – Прям как Тони Монтана.

– Хе! Жестокий! – в ответ усмехнулся Рома. – Я же тебе не за просто так людей мочу. Тем более что этим нелюдям есть за что отвечать.

После такой «душевной» беседы таскание разных тяжестей пошло веселее, тем более, что до обеда оставалось всего ничего.

Трудовой день был восьмичасовой плюс святой час – время обеда. Конечно ребята умудрялись перекуривать в любой удобный момент, уделяя отдыху минут десять. Как бы прораб не утруждал, а время всё равно пролетало быстро. Ремонт был почти окончен: положена плитка, сделан потолок, стены подготовлены к покраске. Ребята пробыли на объекте четыре недели, две из которых они шкурили стены. Только «истинным профессионалам» отделочного мастерства было «раз плюнуть» шкурить стены долгое время. Отделочнице тёте Вале вообще всё было по барабану.

– Вот вам комната, там, в кладовке возьмёте шкурку. Если что – встанете на козла. Углы тщательней шкурьте. Вот так зачищайте, – она показала быстрыми движениями своей мбстерской руки как нужно затирать места, где выступала шпаклёвка. – Поняли?

– Да, да! – дружно отвечали новоявленные отделочники.

Вот так и прошли пол пыльных месяца, после которых Семён и Рома, при первом появлении в руках прораба заявлений об увольнении, решили брать расчёт и сваливать. Сваливать подальше от «тёрок», «шкурок», пыли, и при этом сделать ещё что-нибудь эдакое в стенах лицея, выходящее за рамки приличия.

Но это всё мелочи. Ничего они не сделали. В самом начале августа они получили честные, с перекурами «отшкуренные» деньги. Свобода! Свобода действий! Теперь перед ними встал вопрос – что делать оставшийся до учёбы месяц?

IV

Рома хорошо понимал, что стройка никак не способствовала продвижению его творческой деятельности. Это был лишь способ получить средства, которые откладывались на то, что бы уехать из этого города. К тому же Рома сильно уставал. Таскание мешков с цементом, носилок с песком, зашкуривание стен уматывали так, что после ужина он сразу отрубался часов на 12. Не было сил, что бы просто посидеть ночью за столом и что-нибудь написать. Не было времени. Не было песен…

После увольнения с «лицея» до начала последнего курса училища оставался целый месяц. Нужно было соображать, чем же полезным заняться. Конечно, было несколько вариантов куда устроиться. Как раз таки размышлением на счёт этих вариантов Семён с Ромой и убивали уже минут сорок в комнате Ромы. Квартира, где он жил вместе с мамой и сестрой, в целом была обустроена довольно неплохо, исходя из того, что мама с сестрой прилично зарабатывали. Что касается его комнаты, то при входе в неё можно было сразу сказать – хозяином в ней был музыкант: слева стоял компьютерный стол, по бокам которого на полу располагались большие колонки, подключённые к самому компьютеру, а в самом углу, на полу, лежал большой чёрный чемодан, на котором, опираясь на угол, стояла гитара. Чёрный чемодан, если снять верхнюю крышку, представлял собой микшерный пульт с десятью каналами. Далее, после стола и правой колонки, у стены стояла кровать, за ней в углу на стеклянном столике с двумя полочками телевизор 63ей диагонали. У другой же стены от пола до самого потолка стояли привинченные к стене, что бы не упасть, многоярусные полочки, большинство из которых занимали книги; из них же в свою очередь, большинство было из музыкальной литературы: энциклопедии рока, несколько томов музыкальной энциклопедии, сборники стихов поэтов-исполнителей, сборники нот и табулатур. На самой нижней полочке располагались разноцветные детские книги, книги для младшего школьного возраста, научно-познавательные энциклопедии, словом то, что составляло книжное детство Ромки, и что он, наверное, только достанет чьим-нибудь детям. На одной из полок повыше стояли различные сувениры и видимо памятные для Ромы предметы: ракушка, модели машин, индийский слон из дерева, маленькая позолоченная гитара на подставке, расписанная какими то восточными иероглифами черепашка, иконы и ещё несколько разнообразных интересных вещиц. Слева от полочек на стене висело в рамках четыре чёрно-белых портрета: Виктора Цоя, Михаила «Майка» Науменко, Игоря Талькова и Сергея Наговицына. Эти люди, ушедшие, но принёсшие в этот мир так много правдивых песен и красивой музыки, были для Ромы примером творческой музыкальной жизни. Внизу, на полу под портретами, лежали четыре гантели, и стояла восьмикилограммовая гиря. Для поддержания здорового образа жизни, хозяин комнаты в свободное время был не прочь позаниматься «железом». Ковёр на полу, шторы, обои и, в прочем, вся комната были исполнены в тёплых тонах, о чём постаралась Мария Николаевна. Рома же внёс лепту в интерьер своими предметами из более тёмных тонов.

Диванчик, на котором он сейчас лежал, был серого цвета и располагался у правой стены, напротив компьютерного стола. Семён же, как гость, которому положено самое почётное место, лежал на кровати. Он обмолвился, что хотел бы устроиться в сферу дизайна или какого-нибудь оформления, так как умел довольно таки неплохо рисовать. А пока что они ударились каждый в свои мысли и в тишине соображали, куда можно пойти.

Внезапно послышался шорох в тамбуре, щёлкнул замок входной двери, и Рома, встав с дивана, закрыл ведущую в комнату дверь, в которой были вставки из полупрозрачного стекла. Немного погодя за стеклом слева направо пронеслась фигура человека небольшого роста, и послышался удар захлопнувшейся двери. Рома опустился на диван.

– Сестра пришла, – тихо сказал он Семёну. – Сейчас начнётся.

– Что начнётся? Концерт?

– Аха, – он посмотрел на часы. – Она на обед пришла. С ней лучше не связываться и вообще не пересекаться.

– Суровая такая что ли? – продолжал спрашивать Семён.

– Да зверь, сволочь просто, – он замялся и явно не хотел продолжать разговор о сестре. – Короче… – он резко встал с дивана и сел на компьютерное кресло.

– Ты что делать собрался? – спросил его Семён, но тот молчал и что-то списывал с монитора на маленький листок бумаги, вырванный из блокнота.

Немного времени спустя Рома сказал: «Я тут выписал несколько мест, где требуются художники, декораторы, дизайнеры и тому подобное. Пройдёмся, один хрен делать нечего.

– Зашибись! – как всегда активно поддержал его Семён. – А ты решил, куда хочешь?

– Да есть тут у меня кафе одно на примете… Я вспомнил, что там приятели играли. Может и меня возьмут.

Путь лежал через несколько дизайнерских компаний, офисов и не очень чистых подпольных фирм. Где-то сказали, что нужен опыт, где-то нужно резюме. В одном офисе хоть что-то дало надежду – сказали принести свои рисунки. Конечно, опыта работы в дизайнерских кругах у Семёна не было, но ведь нужно когда-то начинать…

Последним пунктом списка было кафе со странным названием «Алебард». Ещё на пути в него Семён спросил: «А что такое Алебард?». Но Рома и сам не знал:

– Хрен его знает. Сейчас зайдём – спросим.

Крыльцо кафе было украшено коваными перилами, а деревянная вывеска с расписными буквами чёрного цвета освещалась двумя фонарями, сделанными в виде факелов. Дверь была обнесена кирпичами, что создавало эффект входа в какую то крепость. И действительно, войдя в дверь, друзья убедились, что весь интерьер был сделан в средневековом стиле: кирпичом были обделаны все стены, на которых висели над каждым столиком прототипы факелов, с лампочками вместо огня; над барной стойкой голова кабана, оленьи рога над первым столиком и над входом. Хоть зал был достаточно маленьким и вмещал лишь семь столов, интерьер привлекал своей необычностью.

За барной стойкой никого не было. Посетителей не было тоже. Лишь девушка азиатской внешности, наверное администратор, сидела за столиком перед дверью, видимо ведущей на кухню.

– Здравствуйте, – поздоровались по очереди ребята.

– Здравствуйте, – не отрывая глаз от бумаги, произнесла девушка. Судя по всему она что-то подсчитывала, записывала какие-то расчёты и посетители отвлекали её. На её белой блузке висел бейджик с зелёной бумажкой, на которой сверху было напечатано мелким шрифтом «Администратор», а ниже уже крупнее «Жанна».

– Извините, у вас в кафе, я слышал, ребята на гитарах играют… – начала беседу Рома.

– Да, у нас есть музыканты.

– А к вам устроиться можно?

– Вы тоже играете? – не отрывая головы от бумаг спросила Жанна.

– Да.

– На гитаре только он, – поправил Семён, указывая рукой на Рому. – Я люблю играть на других инструментах, – он ехидно приподнял левую бровь.

– Мило, но стриптизёр нам не требуется. Шеф сейчас в отъезде. Оставьте свои данные, я ему передам, – Жанна положила маленький квадратный листочек на стол ближе к Роме. Он сел на стул рядом и через минуту его координаты были протянуты девушке.

– Мы с вами свяжемся.

– Спасибо. До свидания, – оба посетителя попрощались и направились к выходу. Настроение заметно поднялось, но, похоже, только у Ромы, ведь Семёну кафе было не так интересно.

– Блин! Что такое «алебард» то забыли спросить! – воскликнул Семён.

– Точно. Ёмаё. Ладно. В следующий раз спрошу.

– Заодно телефончик у Жанны спроси.

V

На долю каждого человека выпадает определённое число испытаний. Их количество зависит от длительности жизни. Бог просто проверяет нас, проверяет, насколько мы сильны или слабы. Если человек пройдёт через все эти испытания, потери, неудачи, то он по истине поймёт что такое земное счастье.

Одним из таких жизненных барьеров на пути к счастью в жизни Ромы была его старшая сестра – Светлана Сергеевна. Так её звали теперь в её неполные 27, ведь она пошла по стопам матери и добилась карьерного роста, денег и уважения, при этом «сидя в девках» и упрекая всех и вся за то, что у неё нет отдельной жилплощади. А брат все годы был для неё пустым местом, и ругаться с ним, видимо, доставляло ей удовольствие.

Так днём, после обеда, Роман сидел на кровати с подушкой за спиной и играл на гитаре. Он напевал тихо, что бы снова не разгорелся скандал: в квартире они были вдвоём с сестрой, и так как мама ещё не вернулась с отдыха, она возомнила себя хозяйкой всего.

… Мои мокасины довольно удобны,

И мне наплевать модно или не модно…

Закрытая дверь комнаты резко открылась, и он увидел её силуэт через стекло.

– Не играй! – крикнула Света и захлопнула дверь.

– Хочу и играю,– потише ответил Рома

– Рот закрой! – уже в коридоре продолжала она своё.

– Не хами! – закричал было Рома, но сестра уже захлопнула и свою дверь. На этом их диалог прекратился, но не надолго, пока Рома снова не заиграл.

– Ты что, тупой? – снова открыв дверь закричала Света.

– Да я то нормальный, а вот тебе лечиться надо, – спокойно ответил Рома.

– Я тебе сказала – не играй! Я работаю, мне сосредоточиться надо!

– А я может деньги получать буду за то, что играю

– Да мне плевать! Я тебе сказала – не играй нахрен! – она хлопнула дверь с ещё большей силой и ненавистью. Рома вскочил с кровати, быстро подошёл к двери и открыл её.

– Когда будешь королевой в какой-нибудь стране маленьких лилипутов, вот тогда запрещай, приказывай! – он хотел было сказать это в глаза, но когда открыл дверь сестры за ней уже не было.

– Да чтоб ты сдох, гнида!

– Я то сдохну! Обязательно сдохну!

Она захлопнула дверь в свою комнату и стук промчался по всей квартире. Рома сел не диван и тихо произнёс; «Господи. Почему у меня такая сестра? За что она меня так ненавидит?»

В ответ на ненависть сестры ненависть Ромы имела такую силу, что хотелось разбить кружку о голову. Но, кружек в доме было достаточно, и ответ не заставил бы себя долго ждать…

Кто его знает, что могло бы произойти между ними в отсутствие матери, но потихоньку отпуск заканчивался, и в скором времени она вернулась домой. В это утро, когда она приехала, Рома увидел закрытую дверь в кухню и подумал, что там сестра. Он свернул в ванную, но звук захлопнувшейся двери опередил его. Это был почерк сестры. Рома развернулся и в предчувствии тёплой встречи вошёл в кухню.

– Привет мама! С приездом!

– Привет. Спасибо, – они обнялись, и Рома присоединился к завтраку, наполнив свою кружку свежим чаем.

– Добрались хорошо?

– Да всё хорошо.

– Отдых понравился.

– Конечно! Там такая красота, – с упоением начала рассказывать мама. – Я тебе потом фотки покажу. Вода голубая. Кормят – от пуза. Сервис – просто супер.

– Зашибись. Значит – оно того стоит.

– Конечно. Ни чуть не пожалела, что потратилась

– И слава Богу. Ты сейчас уходишь?

– Нет, мне только в понедельник выходить на работу.

Дверь в ванную комнату резко открылась, и послышались шаги в сторону кухни. Те, кто находился в ней, это отчётливо услышали.

– Ну всё. Сейчас начнётся. Три, два, один, – как только Рома это сказал, дверь приоткрылась

– Можно побыстрее! – донёсся крик Светы, и дверь снова закрылась.

– Королева наша проснулась, – сказала мама собирая со стола фантики от конфет.

– Давай скорее чай допивай. Или пошли к тебе, фотки посмотрим.

Поднявшись из-за стола, они с кружками вышли из кухни в зал, где спал, играл, пел Рома. После просмотра красочных курортных морских фотографий, он не изменил своего мнения на счёт больших трат. Он бы просто-напросто съездил на эти деньги в Петербург, при чём раза три. Но, в принципе, ему было всё равно – деньги то ни его. Главное, что мама была довольна.

VI

Этот звонок был неожиданным. Воскресный день, 11 часов утра. Последние дни августа, по части погоды, удавались на славу. Ещё несколько дней, и начнётся учёба. Надо было отдыхать, пока подворачивалась такая возможность. Что Рома и делал: лежал на кровати, рядом, облокотившись на кровать, лежала гитара. Видимо начало дня проходило в музыке. Всё бы ничего, но тут на сотовом телефоне высветился неизвестный номер:

– Алло.

– Алло! Это Рома?

– Да

– Это Сергей Петрович, директор кафе «Алебард»

– Здравствуйте. Неожиданно, – от удивления он ухмыльнулся.

– Здравствуй. Да я только приехал недавно, и мне тут девочки мои говорят, что Рома приходил какой-то. Вот и думаю, как нам с тобой быть, – голос был не грубым, располагающим к беседе.

– А какие варианты есть?

– Ты подъехать сегодня сможешь? К часу.

– Смогу, – после двухсекундного раздумья ответил Рома.

– Отлично. Тогда жду тебя в час. Давай, до встречи.

– До свидания

С кафе позвонили лишь спустя почти месяц после визита Ромы и Семена. Ромик уже и забыл про всё это: «Ну не звонят, да и не звонят», – размышлял он.

В кафе Рома подъехал к 12:50. «Шеф», как его называли «алебардовские» официантки, сидел в VIP комнате за закрытой дверью. Как только из неё вышла девушка, видимо одна из официанток, шеф пригласил за стол переговоров Рому.

– Присаживайся, – указывая рукой на диванчик, предложил директор. – Ну, рассказывай. Пел уже где-нибудь?

– Да так, самодеятельность всякая. Мероприятия какие. На улице пел много.

– И как отзывается народ? – с усмешкой сказал Сергей Петрович.

– Да вроде не жалуется, – с усмешкой ответил Рома.

Вообще обращаться по имени и отчеству Роме было не очень удобно. Шеф выглядел стройным, подтянутым мужичком лет 30 – 32. Да и, как вследствие выяснилось, от обращения просто по имени он не возражал.

– Понятно, – улыбнувшись, произнёс Сергей. – Раз уж ты с гитарой, то давай, споём чего-нибудь.

– А что у вас обычно поют? – спросил Рома, расчехляя инструмент.

– А все по-разному. Были ребята «Кино» пели, «ДДТ», в основном рок, но не

тяжёлый, который к приятному вечеру располагает. Но только без «блатняка».

– Хорошо… – лишь только сказав это, он ударил по струнам.

Я иду по городу в гавайской рубашке

Я иду по городу в гавайской рубашке…

Сергею ритм понравился; он слушал с улыбкой и, даже немного пританцовывая, тарабанил по столу ладонями.

На следующий день, в понедельник вечером, Рома уже сидел с гитарой за барной стойкой и пел:

Я спал этой ночью лишь 2 часа

Вчера я сделал предложение, я стихи ей писал

Эй, люди! Мне давно снесло башню!

Из семи столов заняты были пять, но тем не менее аплодисменты зазвучали так, как порой не звучат при полном зале.

В комнате сделанной под складскую настраивал гитару другой музыкант «Алебарда» – Боря. В музыкальном андеграунде города его так и звали – Боря «БГ». Видимо из-за его глубоких познаний в питерской музыке, в частности группы «Аквариум», чьи песни он преимущественно и пел в кафе. Внешне же, он не имел большого сходства с Гребенщиковым – хоть голос был похож и он носил длинные волосы, но на время выступления собирал их в пучок. Да и одевался прилично, так сказать «под стать заведению». Наверняка, увидев его на улице днём, он шёл бы с распущенными волосами и в каких-нибудь хиповских шмотках.

Рома, под звучащие за спиной аплодисменты, зашёл из зала кафе на кухню и, пройдя немного, в складскую. Он поставил гитару в угол, рядом с полочками заполненными пивом.

– Ну как народ сегодня? Нормально? – спросил всё ещё настраивающий висящую на ремне гитару Боря.

– Да, реагирует хорошо, – Рома сел на маленький диванчик, который оказался сломан. Под весом Ромы он накренился прямо – вперёд. Они вместе с диваном чуть было не грохнулись на пол.

– Осторожно! Он сломан, – как бы предупреждая, вырвалось у Бори.

– Спасибо. Ещё б чуть-чуть и я бы навернулся, – нога рефлекторно упёрлась в пол и не дала телу Ромы грохнуться на пол и без того тесной комнатушки.

– Это ты песню придумал… – сказала вошедшая повариха тётя Лера. Она хотела выйти во двор и покурить. Путь к двери, выходящей во двор, лежал как раз через кладовую, – …про рубашку? – она вытерла руки о полотенце и отпустила правую руку в карман, где лежали сигареты.

– Да, я написал

– Молодец. Весёлая песня. Хорошо поёшь, – тётя Лера была задорной тёткой и говор у неё то же был задорный.

– Спасибо, – застенчиво улыбаясь, сказал Рома.

– Тётя Лера, вы на перекур? – спросил стоявший у неё на пути Боря.

– Да. Пойдёшь? – уже держа сигарету в губах, спросила тётя Лера

– Не, я недавно ходил, – он пропустил её прислонившись вместе с гитарой к полочкам.

– А ты давно уже в кафе? – Рома хотел поближе узнать о жизни интересного с первого взгляда человека.

– Да вот, второй год уже, – немного призадумавшись, ответил БГ.

– Ого! И не надоело ещё?

– Да нет. Приходится играть. В нашем городе музыкантам сложно пробиться; хоть так – уже хорошо.

– Я тоже чисто из-за средств. Ну и опыта поднабраться

– А ты учишься? – задал встречный вопрос Боря. Он не хотел много о себе рассказывать. Это стало ясно после его ответов. Судьба, как после всё-таки узнал Рома, была тяжёлой, и делиться с кем-то пережитым ему не хотелось.

– Да

– На кого?

– На экономиста

– Востребованная профессия. Будешь хорошим специалистом – будешь хорошие деньги зарабатывать.

– Да ну их нафиг! Мне б сейчас поднакопить немного, доучиться и в Питер свалить.

– А там что?

– А там музыкой заниматься.

– Тогда зачем ты на экономиста сейчас учишься?

– Да семья у меня, счетоводы, – Рома сказал эту фразу, глядя в пол и с подтекстом «Как вы меня достали», но всё же улыбаясь. Ведь он любил вою мать и перечить ей не мог.

– Ну тогда понятно. Мама значит заставила

– Ага

– Правильно делаешь. Валить отсюда надо. Я бы сам давно свалил, да дочка у меня тут. И так её мать к себе забрала, видимся редко, а уеду так совсем видеться не будем, – на время рассказа о своей нелёгкой доле, БГ перестал настраивать гитару и положил руки на неё. – Ты главное не позволяй никому себя сломать, если хочешь по жизни заниматься музыкой. Сколько раз мне говорили: «Ты поёшь плохо», «Голоса у тебя нет», «Это не так играешь», «Тут аккорд не так берёшь»; я на всё забивал и всё равно пел и играл. Главное – в душе музыкант, а остальное всё фигня.

– Согласен, – лишь только вставил Рома. Тут и говорить было нечего.

– Мне два пальца сломали на левой руке, и ничего, играю. Зарабатывать то надо как-то. За то любимое дело хлеб приносит.

– А мне хоть руки сломают, да хоть помру – всё равно играть буду, – рассмеялся Рома и его смех слился с гитарой, на которой тут же заиграл Боря и запел:

Этот поезд в огне и нам не на что больше жать.

Этот поезд в огне и нам некуда больше бежать…

Рома взял свою гитару и положил её на ногу поставленную, на диванчик. Он быстро подстроился под Борю и запел с ним вместе:

Эта земля была нашей, пока мы не увязли в борьбе.

Она умрет, если будет ничьей, пора вернуть эту землю себе.

Услышав пение, тетя Лера с сигаретой в зубах вошла и встала на порог, что бы лучше их слышать. Она тоже хотела подпеть и шептала губами слова песни. Протрудившаяся на кухне этого кафе 7 лет, она знала многие песни, а уж если Боря так часто поёт Гребенщикова, то тогда тем более.

Вечером этого дня, напоследок, они вместе спели «Поезд в огне», и под шум аплодисментов, оставшихся на момент ухода музыкантов, посетителей Боря сказал: «Иди, такси вызывай». Больше сегодня в зале кафе они не появлялись. Рома попросил такси заехать со двора и, попрощавшись со всеми, кто был из персонала, вышел с Борей через заднюю дверь. Они сели в ждущий их красный автомобиль, и шофёр развёз их по домам.

VII

Любовь. Самое прекрасное чувство на Земле. Кто не познал его и не вкусил плод любви, тот живёт неполноценной жизнью. Самая первая любовь – материнская. Грех матери если она не любит своего ребёнка. Слава Богу, у Ромы была любящая и понимающая мать, и когда она узнала, что он играет в кафе, её первый вопрос был «Аплодировали?». «А как же учёба?» – спросила она, но Рома её убедил, что он временно в кафе и вечерние песни никак не повлияют на знания, тем более что в училище их не давали.

Начинался третий, последний курс. В первый учебный день гавайская рубашка пересекла порог уже надоевшего учебного заведения. Всё было так же, как и три месяца назад: толпа, крутящаяся на первом этаже, знакомые лица, дежурные в фойе.

Каждый день на первом этаже, в фойе, рядом с вахтой, стояли двое дежурных из числа учащихся. Они менялись на протяжении всей недели, то есть за 6 учебных дней из определённой группы должны были отдежурить 12 человек, потом с понедельника заступала на пост другая группа. Так уж сложилось, что первой дежурной группой в этом семестре была группа параллельная Роминой – Ф-32, так как он сам был из Ф-31. Всё бы ничего, да вот только со знакомой девушкой из параллельной группы стояла «прекрасная незнакомка», маленькое, голубоглазое прелестное создание со светло русыми волосами до плеч. Её одежда была чем-то сродни школьной – белый верх, чёрный низ. Вообще в училище предоставлялась свобода в плане выбора одежды, но видимо в первый день, да ещё из-за дежурства, она решила одеться именно так. По ней было видно, что она чего-то стесняется. Это ещё больше притягивало Рому, и он встал у окна напротив неё. Порой их взгляды встречались, но ненадолго. Раздавшийся звонок на первую пару заставил всех толпившихся, в том числе и Рому, промчаться мимо дежуривших и разбежаться кому в правое крыло, а кому в левое. Он прошёл мимо неё, бросив последний перед уходом взгляд в глаза: на высоких каблуках она была немного ниже его. «Красивая девушка», – подумал он про себя и поймал себя на мысли, что с ней нужно обязательно познакомиться.

Такая возможность подвернулась на следующий день. Обе группы сидели на одном этаже и Рома, как будто просто узнать как дела, зашёл в кабинет, где сидели ребята из параллельной. Там то, прямо у кабинетной двери их и познакомила хорошая знакомая и его бывшая одногруппница Альбина.

– А у нас новенькая, – сказала она. – Знакомься – Аня.

– Очень приятно. Рома, – он протянул ей руку, и она пожала её своей нежной маленькой ручкой.

– Рада знакомству, – тихо произнесла Аня.

– Может пойдём посидим, – указывая на лавочку возле кабинета сказал Рома.

– Пойдём. Оставшиеся семь минут перемены помогли хоть немного, но узнать друг друга. Аня оказалась очень приятной собеседницей и часто смотрела Роме прямо в глаза.

– Как ты попала к нам в училище да ещё и сразу на третий курс? – начал Рома. Она тихонько засмеялась

– Да как все попала, только вот что два курса в другом училище была. Его закрыли летом, и я сюда перевелась.

– Как тебе у нас первые дни?

– Хорошо. Адаптируюсь потихоньку. Вчера уже дежурной была, – она говорила с улыбкой и казалась очень милой.

– Да, я видел тебя.

– Я тебя тоже видела. У тебя взгляд такой интересный был.

– Какой? Вот такой? – он скорчил гримасу, под которой можно было прочесть удивление, приподняв левую бровь.

– Забавный, – засмеявшись, сказала Аня.

– Ты прости, что я так на тебя засмотрелся вчера.

– Да ничего, – они оба засмущались, а Аня не убирала с лица свою милую улыбку.

– Ты чем-нибудь занимаешься в плане творчества? – продолжил разговор Рома

– Если гимнастику можно назвать творчеством, то да

– Ого! – от удивления у него даже в сердце что-то ёкнуло. – Нифига себе. А давно?

– Лет десять наверно

– Вот ты наверно гибкая, – продолжал с удивлением Рома

– Да, – протяжно сказала она и продолжила после паузы, – А ты чем нибудь занимаешься?

– Музыкой

– Ух ты! Играешь значит на чём-то?

– Да, на гитаре.

– Круто! Научишь меня? – по детски спросила Аня.

– Конечно научу, если ты сначала на «мостик» встанешь, – по взрослому ответил Рома и улыбнулся ей.

– Договорились… – раздавшийся звонок прервал сей милый разговор, и требовал подняться со скамейки.

– Блин! Звонок! У вас какая следующая пара? – спросил Рома, который не торопился вставать.

– Мы же вроде перешли на «ты», сударь, – сказала уже встававшая со скамейки Аня.

– Я группу имел в виду, – разулыбался он. – Хорошо. Какая у тебя следующая пара, – сказал он, выделив «тебя».

– Бух учёт.

– Значит в том крыле. У нас тоже, по-моему, там пара, – он встал вслед за ней.

– Значит увидимся, – она подмигнула ему и зашла в кабинет.

Рому охватила энергия, которая заставила его расплыться в улыбке и дать понять: «Я влюбился». Он, припрыгивая, зашагал к своему кабинету и радостный скрылся в нём.

VIII

Группа Ф-31 делилась на две части, на две противоположные подгруппы: те, кого что-то интересовало из профессии, садились ближе, на первые и вторые парты, а кому было всё равно и интереснее слушать байки одногруппников, сидели на задних рядах. Рома находился между двумя подгруппами, но чаще садился со второй. Он делал это лишь ради весёлого проведения пар, а на самом деле неплохо понимал то, что иногда давали преподаватели. Иной раз как преподаватель отлучался и лекцию диктовал кто-то с первых рядов, для тех же первых рядов, во второй половине аудитории разгорались споры и беседы. Причём одним было совершенно наплевать на других. Первые ведь были как роботы, действовали по программе «читать и писать».

– … а я смотрю у нее глаза красные-красные. И говорю так: «Здрасьте тётя. Я по объявлению», – громогласно раздался отрывок Роминой байки, за которым последовал смех половины группы.

Ему не хватало только гитары, и тогда можно было бы устраивать концерт, ну или, скажем, сдвинуть парты в кучу, поджечь их и попеть песни у костра. Всё равно от них нет проку. Что толку просто так сидеть, если в этом учебном заведении «отмывают» деньги родителей, чьи дети думают «Если оплачено, значит диплом так дадут».

Даже когда диспетчер заходил проверять посещаемость, по нему можно сказать, что ему всё равно на безделье и шум в группе.

Среди сброда так называемых «преподавателей» выделялось несколько человек, которые хоть как-то держали дисциплину и располагали к себе. Остальные же вели со студентами беседы на совершенно посторонние темы. Кузина, Тамара Ивановна, которая как бы «преподавала» учёт и аудит, могла спокойно рассказывать о своей семье или же о том, как они с мужем упахивались на даче. Семён Евгеньевич Карлов, преподававший высшую математику, вообще мог завести разговор о бане и пиве. Но среди всех псевдоучителей выделялся один пренеприятнейший тип.

Константин Юрьевич Юматов вёл основы маркетинга не первый год и не известно, сколько ещё студентов без толку просиживали у него штаны. Имея за спиной два высших образования, одно юридическое, другое экономическое, он в свои шестьдесят с небольшим спокойно приближался к пенсионному возрасту. И так же спокойно он каждый месяц приближался к получению преподавательского оклада за просто просиженное в училище время. Юматов рассчитывал, что и после выхода на пенсию будет таким способом «зарабатывать», ведь на самом деле, он был мужик не глупый.

Студенты прозвали Константина Юрьевича «Мутным». Он был на столько «высокообразован», что с каждой сессии или курсовой работы срубал с учащихся за хорошую оценку ещё сверх своей зарплаты, то есть потихоньку «мутил свою грязную воду». Мало было из числа студентов, кто не давал ему взятку. Рома был среди них…

… Через двадцать две минуты после звонка в кабинет вошёл Юматов. Группа явно его не ждала, и уже было, забыв о существовании преподавателя, рубилась в карты. Лишь несколько человек как-то отреагировали на его приход. Рома бросил карты на стол.

– Надоело, – тихо произнёс он и облокотился на спинку стула. – Константин Юрьевич, может вы нам лекцию какую-нибудь дадите? Совсем делать нечего, – Рома прекрасно понимал, что мог бы с таким же успехом посидеть дома.

– Тебе наши пары не нравятся? – с улыбкой ответил Юматов. – Сиди уже.

– Я просто сюда учиться пришёл, – продолжал своё Рома.

– Учись. Кто тебе мешает?

– А если меня не учат. За что мы с мамой деньги платим? – профессия его не интересовала, но за финансы мамы он готов был спорить с преподавателем.

– Ты как разговариваешь? – потихоньку начал приходить в ярость «Мутный». – Ну-ка встань!

Рома встал из-за стола и спокойным взглядом смотрел на оппонента. Одногруппники отвлеклись от безделья и начли следить за разогревающимся конфликтом.

– Не учат тебя? Давай, рассказывай темы, отвечай, зарабатывай оценки.

– Что мне отвечать, если вы нас ничему не учите?

– Закрой рот! – повысилтон Юматов.

– Вы нарушаете мои конституционные права, а свои преподавательские превышаете, – спокойно сказал Рома.

– Смотри-ка! Конституцию ты знаешь

– А у нас преподаватель хороший по основам права.

– А по основам маркетинга, значит, плохой.

– Я этого не говорил

– Но ты так думаешь.

– Я не думаю, я размышляю. Индюк думает…

– Тебя кто так огрызаться научил? Ты дома то же так разговариваешь?

– Как так?

– Ну вот так, язвительно.

– Бывает и разговариваю, только с сестрой. Я её за человека не считаю

– Почему?

– Давайте не будем трогать мою семью.

– Ты отвечать будешь? – резко вернул разговор в прежнее русло Юматов.

– Мне нечего отвечать, вы нам никакого материала не давали

– Садись. Я тебе два ставлю, Вагнер, – и Константин Юрьевич открыв журнал начал водить в нём ручкой.

– За что? – спросил Рома. – За то, что вы нас ничему не учите?

Юматов ничего не ответил. Он захлопнул журнал и поднял с пола стоящий рядом со столом портфель. Вынув оттуда папку с бумагами, он сказал:

– Всё, теперь будем много писать.

– Вот так бы сразу, – сказал на то Рома. – Можно сесть?

– Присаживайся, – спокойно произнёс Юматов. – Учись, ты ведь за этим здесь и деньги платишь, – язвил он.

– Молодчик, Рома, – сказал с последней парты кто-то. – Сидели бы спокойно.

– Реально молодчик, – сказал Роме сосед по парте Максим. – Правильно сделал, что сказал ему, а то он совсем разжирел на наших деньгах, взяточник старый.

Сейчас Рома перебарывал внутреннюю злобу к Юматову, но снаружи казался спокойным. Ему было в принципе всё равно, кто там что говорил с задних парт, ведь он добился какого-то изменения и, возможно, «старый взяточник» хоть что-то даст из лекций своим студентам.

IX

На этот раз на пару опаздывал Рома. Он спокойно поднимался по лестнице, в то время как его группа уже десять минут слушала лекцию по основам права. Светлана Аркадьевна – самый честный и добрый преподаватель из тех, кто вёл за все три курса. Она положительно относилась к Роме и не должна была корить его за опоздание.

Ромик открыл дверь и оторопел – в кабинете народу было в два раза больше обычного. Все обернулись к двери. Приглядевшись, он увидел знакомые лица. С его группой сидела Ф-32ая.

– Здравствуйте Светлана Аркадьевна! – крикнул через аудиторию Рома.

– Здравствуй Рома. Чего опаздываешь? – с лёгкой улыбкой спросила она.

– Да перемена короткая, вы простите, чуть–чуть продлить решил. Я что-то пропустил? – указывая на группу спросил Рома.

– Да. У вашей параллельной пары нет. Семён Евгеньевич заболел.

– Запил Семён Евгеньевич, – сказал Рома и обе группы засмеялись.

– Ну! Хорош юморить, – улыбаясь, и не хотя смеяться по поводу столь точно подмеченного поведения Семёна Евгеньевич, сказала Светлана Аркадьевна. – Ты на пару проходить собираешься?

– Да. Извините меня. Можно войти?

– Проходи, садись, прогульщик, – сказала она любя.

Окинув взором парты и стулья, Рома пришёл к выводу, что всё занято. Но тут его взгляд увидел в толпе сидящую у стены Аню – только она сидела одна, и стул рядом с ней пустовал, а рядом с ней на парте лежала чёрная папка Ромы. Видимо кто-то подшутил или просто из-за нехватки свободных мест решил, что Рома будет сидеть здесь. Возможно, это был знак свыше. Что-то вспыхнуло в душе, и Рома пошёл через всю группу к парте, за которой сидела Аня.

– Вы не возражаете? – спросил её Рома.

– Нет. Прошу вас, – поддержала серьёзный тон Аня.

Он сел с усиленным сердцебиением. Светлана Аркадьевна в этот раз рассказывала что-то про уголовный закон, но «какой уголовный закон?», если рядом с Ромой сидела та, о которой он, возможно, мечтал всю жизнь. Он расстегнул замок папки и достал из неё пёструю тетрадь, ручку и, немного пошарившись, оригами в виде ириса.

– На, это тебе, – протянув Ане цветок сказал Рома.

– Спасибо, – тихо шепнула она. – А что это?

– Это ирис, «гавайский цветок». Хочешь научу делать?

– Рома! – окликнула его Светлана Аркадьевна, – Ты сегодня какой-то перевозбуждённый. Я понимаю с Аней сел, но не надо ж её отвлекать, – послышалось несколько «смешков» из группы.

– Хорошо. Извините. Я больше не буду разговаривать, – оправдался он и уткнулся в тетрадь.

Три минуты спустя Рома поднял глаза и начал всматриваться в лицо Ани: её ярко-голубой взор был устремлён на доску, где преподавательница чертила какие-то схемы; серьёзное выражение ещё более разжигало в Роме костёр любви. Аня, увидев столь пристальное наблюдение, посмотрела на него и улыбнулась, но тот не сводил глаз. Наконец Аня вырвала двойной листок из середины тетради и начала что-то писать.

«Не смущай меня! =)» – прочитал на пододвинутом Аней листе Рома.

«А ты не смущайся =)» – написал он ей в ответ.

«Тебе легко говорить… то есть писать. Я пытаюсь в предмет вникнуть, а ты бездельничаешь»

«Мне просто ты более интересна, чем основы права»

«Почему это?»

«Потому что ты красивая очень…»

«Спасибо. Опять ты меня смущаешь! =)»

«Но я же правду написал. Я всегда правду говорю… и пишу»

«Правдивый значит? Видали мы таких…»

«Я клянусь тебе, что только правду говорю. Хочешь, у группы спросим?»

«Да верю-верю =)»

«Это хорошо. Поверь, я тебя не стану обманывать»

«Надеюсь…»

«А твоё сердце уже кем-нибудь занято?»

«?.. Нет, а что?»

«Просто…» – Рома пододвинул листок Ане но, увидев, что она прочитала, снова взял его и дописал, – «…ты мне нравишься очень…»

Она засмущалась, но через секунду улыбнулась и написала: «Ты то же ничего =)»

«=) Помню в первый день учёбы тебя увидел на входе, когда ты дежурила…»

«Тоже тебя помню. Ты ещё напротив меня стоял и смотрел так же как сейчас»

«А дальше больше. Знакомство…»

«А у тебя есть девушка?» – написала она через минуту.

«Нет, но вторую половину я уже кажется нашёл…»

«И кто она?»

«Ты…»

«Но ведь мы знакомы мало, мало друг друга знаем»

«Будем узнавать друг друга. Что ты делаешь после пар?»

«На автобус и домой»

«А желание прогуляться есть?»

«Я не против =)»

«Значит, после этой пары вместе пойдём. Ура! =)»

– Что вы тут пишете? – сказала подошедшая к Роме Светлана Аркадьевна. – Дай-ка я почитаю, – она потянулась к листочку, но Рома не дал его взять.

– Светлана Аркадьевна, мы больше не будем. Честно.

– Ой, Ромка. Доиграешься. Хватит Аню отвлекать. Пишите лекцию лучше.

– Хорошо, – сказал Рома, откладывая листок в свою тетрадь.

– Хорошо, – почти одновременно с ним сказала Аня.

– Что Ромка, влюбился? – сказал кто-то сзади. На эти слова Аня улыбнулась и покраснела. Рома тоже улыбнулся и промолчал, потому что знал, кто это мог крикнуть и не держал обиды, а небольшая часть группы тихонько посмеивалась.

– Ну тихо-тихо. Посмеялись, и хватит, – сказала Светлана Аркадьевна и продолжила лекцию. Через минуту все, включая Рому и Аню, принялись конспектировать дальше.

X

Осень становилась всё ближе и ближе. На её холодное дыхание кожа чаще отвечала мурашками. Прохладный ветерок подметал листья, которые постепенно слетали с деревьев, а деревья, уже голые, отлично вписывались в колорит серого неба. Наш герой шёл через дворы стареньких пятиэтажек, но не к себе домой. В одном из этих домов жила его бабушка – баба Галя, папина мама. И хоть отца не было в городе, а возможно уже и в стране, Рома всё равно поддерживал с ней тёплые семейные отношения. Ну а она встречала гостя горячим обедом; особенно Рома любил бабушкину уху и борщ. Как раз в этот прохладный осенний день, сразу после вступления на порог, бабушка предложила ему согреться тарелкой борща. Положительный ответ последовал без раздумий.

Баба Галя уже отобедала и сидела рядом с внуком за компанию.

– Как в училище дела?

– Да ничего, пойдёт, – ответил Рома перед поглощением очередной ложки.

– Когда сессия?

– В январе должна быть.

– А экзаменов сколько?

– Три.

– Ясно, – этим словом бабушка на пару минут прервала беседу и встала со стула, чтобы заварить чай. Но налив кипяток в заварочник, она снова спросила, – А диплом когда?

– Защита летом, в июне. Всякие бизнес-планы, расчёты, в общем, муть полная.

– Ну, знаешь, муть не муть, а надо сдавать, диплом получать. Мать о тебе печётся, о будущем твоём…

– Ба! – прервал Рома, – Давай не будем об этом.

– Ну как же не будем? Я ведь за тебя переживаю, за будущее твоё, – Рома доел и не перебивал бабушку. – Вот если бы пошёл по матери стопам, я бы и не волновалась. На хлеб всегда бы было.

– Ба, у меня и так на хлеб будет, да ещё и постараюсь, чтобы с маслом. Только вдобавок я буду любимым делом заниматься и удовольствие от этого получать.

– Сдалось оно тебе, это дело? Ой, натерпишься, намучаешься…

– Бабуля. Я знаю, на что иду. Вот приеду в Питер и там всё будет хорошо, вот увидишь, – он поставил пустую тарелку в мойку и снова сел за стол, на котором уже стояла налитая бабушкой кружка свежезаваренного чая.

– Ты ж один у меня здесь из внуков, а уедешь, я что буду делать?

– Я тебя потом к себе привезу, будешь у меня жить. Только вот сам обживусь, группу соберу, тебе на билеты поднакоплю и всё.

– Талантливый ты, Ромка, у меня. Пробьёшься, прорвёшься, если есть захочешь, – слова Ромы на счёт переезда никак её не радовали. Она казалась очень расстроенной, и голос её был таким же. – В отца пошёл. Тот ведь тоже себе если в голову что втемяшит то не выдолбишь, не переспоришь, – она вздохнула и заплакала. Она скучала по сыну.

– Бабуль, ну ты чего? – Рома подошёл к ней и обнял.

– С матерью не спорь, слушайся, одна она у тебя, – немного успокоившись, сказала она.

– Хорошо, бабуль, ты только не плач.

– Старая я уже, куда мне ехать. В этих краях родилась, в деревне рядом с городом, тут и помру. А ты молодой. Езжай. Храни тебя Бог, – бабушка перекрестила внука.

Благословление данное бабулей натолкнуло Рому на размышления о своей будущей жизни. Её мнение было важно. Про Аню ей он ничего не сказал. Бабушка порадовалась бы за него, но Рома, хоть и влюбился «по уши» и считал, что нашёл свою вторую половину, пока не рассказывал про Аню никому. «Всему своё время».

XI

Боль вот уже который день разрывала шею. Время, данное организму на самовосстановление, не принесло никакого толку, да и бесконечные полоскания растворённой в воде содой и брызгание аэрозолями никак не улучшали положение. Хуже того – петь с больным горлом было невыносимо. К тому же все средства, полученные за три в неделю вечера пребывания в кафе, уходили на какие-то таблетки, проезд, а большинство откладывалось на отъезд из города. Роме не хотелось тратиться, и сила воли помогала сдерживать «отъездные» в отдельном кошельке, и даже в отдельном ящике.

Вдобавок к тому, что петь было больно, так ещё и простуда начала сбивать с ног. Это было вполне объяснимо – осень вступала в свои права и температура воздуха вместе со скоростью ветра постоянно менялись. Спустя две недели неполадок в организме, пришлось обратиться к участковому доктору. Конечно, этому способствовала мама. Ранним октябрьским утром Рома посетил городскую поликлинику ?8. Возле кабинета участкового уже по традиции сидело много народу. Ну, как много? Восемь человек. Но если учитывать что на каждого при приёме уходит в среднем минут 7, то вывод напрашивается сам – Рома зайдёт к врачу примерно через час.

С первого взгляда нельзя было сказать, кто из пациентов по какому вопросу так рано пришёл. Здесь сидели бабушки, женщины, одна девушка, усатый дядя. Трое из восьми кашляли. Рома не подавал никаких признаков болезни. Не поговорив с ним, никто бы не понял, что делает в больнице с виду здоровый парень. А вот если бы он начал отвечать на какие-нибудь вопросы, при чём шёпотом, чтобы не раздражать горло, тогда бы стало понятно, что он здесь делает, а точнее, в данный промежуток времени, бездельничает.

После поликлиники нужно было ехать на пары, поэтому с собой были тетради. Поглядев вокруг, Рома решил что-то записать, открыв одну из трёх тетрадок. Это занятие явно поможет скоротать время.

Так, минута за минутой, пациент за пациентом, и последний перед Ромой визитёр вышел из кабинета. Это была бабуля глубоко пенсионного возраста, которая, выйдя, сказала: «Что за дура? Иди, сынок, и тебя полечат». После слов бабули последние надежды на реабилитацию бабули висели на волоске. Он постучал в дверь и с вопросом «Можно?» вошел, не дожидаясь ответа.

– Здравствуйте, доктор! – пока что с оптимизмом приветствовал он полную женщину лет сорока пяти с жирными светлыми волосами и взглядом из под очков, как бы за себя говорящим «Боже, как вы мне все осточертели».

– Здрасьть. Присаживайтесь.

– Спасибо.

Далее последовало молчание. Оно длилось, пока Ромка не пододвинул свою карточку ближе к врачу.

– На что жалуешься? – взяв карточку спросила она. Во рту у неё была какая-то сосательная конфета.

– У меня шея болит, вот здесь, – он показал пальцами левой руки очаг боли с правой стороны шеи, – уже две недели.

– Горло поласкал? – по-прежнему безразлично спросила она.

– Да. Без толку.

– После чего горло заболело?

– Да горло то не болит. Шея болит.

– После чего шея заболела?

– Я в кафе пою. Пару недель назад сидел как обычно и «Бац!», как заныло внезапно.

– «Ангисепт» пососи.

– Доктор, я уже что только не пробовал, ничего не помогает. Мне нужна ваша помощь.

– Ну это в таком случае не ко мне. Я тебе направление выпишу, пойдёшь анализы сдашь, кровь, флюорографию. Потом в областной диагностический центр пойдёшь, там лор-фониатр тебя посмотрит, если связки сорвал, то она тебе скажет.

– А у нас в поликлинике нельзя?

– У нас в поликлинике такого узкого специалиста нет, только там, – она записывала что-то в карточке, а оптом взялась за отдельные бумажки и бланки. – Так, жалобы на боль в шее, – диктовала она сама себе, – с какой стороны? – спросила она Рому.

– С правой.

– Две недели говоришь. И не с такой болью люди бывают. Походишь – пройдёт.

– Доктор, эта боль мне мешает жить. Я петь не могу.

– На вот тебе направления, всё пройдёшь, к фониатору запишешься и выздоравливай, – она вложила все бумажки в карточку Ромы и отдала её ему.

– Спасибо. До свидания.

– До свидания.

Он вышел из кабинета явно не с тем настроением, с которым заходил. Вспомнилась бабуля, что была в очереди перед ним, и ему хотелось сказать при выходе то же самое, что и ей. Взглянув на часы, он сделал вывод, что на первую пару он не идёт, да и, возможно, на все остальные. Он открыл медицинскую карточку… и тут понеслось хождение по кабинетам.

Сначала Рома пошёл в кабинет забора крови. Там была очередь; он её занял, затем пошёл на первый этаж измерять рост, вес и артериальное давление. Следующим пунктом была флюорография. Раздевшись по пояс и зажав крестик в зубах, его на пять секунд скрыла дверь флюороаппарата. После он побежал на третий, где уже должна была подойти очередь на сдачу крови. На скамейке по-прежнему сидело человек десять, но уже совершенно не тех, что были пятнадцать минут назад. Той женщины, за которой занимал Рома, не было тоже. Он снова занял, на этот раз за дедушкой в зелёном пиджаке и таких же брюках. Пока было время, Ромка спустился на второй этаж, где ему зачем-то сделали кардиограмму. Снова поднявшись по лестнице, он направился к кабинету забора крови. На этот раз у него не было никого и с облегчением вздохнувши Рома дёрнул дверную ручку. К его глубокому удивлению дверь оказалась закрыта. Он посмотрел на режим кабинета.

8.00 – 10.00 – Забор крови

10.00 – 10.10 – Кварцевание…

Поднеся левое запястье ближе к глазам, Рома увидел маленькую стрелку на десяти, а большую на пяти.

«Блин! Да ну нафиг!» – сказал он махнув рукой, и пошёл по этажу куда-то вправо…

… На кухне резко зажёгся свет. Рома влетел в неё, как будто куда-то торопился. Но торопиться было некуда, впереди ночь. Он выдвинул ящик так уверенно, как будто точно знал, что ищет. На самом деле он знал, но не был уверен. В том ящике лежали травы; желчегонные, противовоспалительные, ещё какие то… Рома перебирал их быстро, просматривая одну коробочку за другой. В горле чувствовалось ощущение боли и какой-то тяжести. Нужно было хотя бы пополоскать, что бы временно облегчить своё состояние, но ничего подходящего пока под руку не попадалось.

– Так, это что у нас? Аха. Зверобой. Так. Читаем. Показания к применению: применяют как вяжущее, противовоспалительное, а также как стимулирующее регенерацию тканей средство. Оказывает спазмолитическое действие на гладкую мускулатуру желчных протоков… – тут он остановился и перестал читать, попутно бросив коробочку со зверобоем. – Так, это что? Фиточай желчегонный. Да что за …? Угу. «Лебёдушка». Это что? Тра-та-та, тра-та-та. Фиточай для похудения… Мда. Такс. Дальше. Боровая матка… – он сморщившись сразу же засунул эту коробку подальше. – Блин! Ёмаё! Даже ромашки нет что ли?..

Закончив своеобразный монолог и захлопнув выдвижной ящик, Рома выбежал из кухни. Он подбежал к телефону и в одно мгновенье набрал чей-то шестизначный номер. Он приготовился к разговору, который явно был бы чётким и недолгим из-за неприятных ощущений, доставляемых связками. В правое ухо, приложенное к трубке, поступили короткие одинаковой длины сигналы.

– Уху, – подтвердил занятость линии абонента Рома. Трубка полетела на аппарат и аккуратно приземлилась.

Рома стоял в раздумьях, опершись левым плечом на стену. Внезапно кольнуло в животе. Боль в теле и мышцах была частой, и Рома уже было привык к неудобствам, но здесь боль настигла внезапно, и при том непонятно из-за чего. Он присел на пол съезжая спиной по стене. Теперь он сидел наклонившись к ногам и сжимая руками живот. Голова поднялась к потолку.

– Это ещё одно испытание? Я понял, – тихо сказал он, как бы погрозив указательным пальцем. – Я понял.

После такого вывода стало легче.

На следующее утро после визита в поликлинику, где Рома забрал результаты своих вчерашних похождений, в том числе и, наконец-таки сделанный анализ крови, он пошёл в центр диагностики областного значения. Двухэтажное здание было окружено автомобилями и людьми. Большое количество их объяснялось хорошим персоналом и удобным расположением центра в городе. Да и сам Рома знал, что здесь гораздо лучше, чем в поликлинике.

Лор-фониатр принимал на втором этаже. Справа от двери висела табличка: «Колбина Ирина Валерьевна. Врач-фониатр высшей категории». При виде таблички надежда на исцеление окрепла. Сама же Ирина Валерьевна оказалась приятной женщиной. Она разговаривала с пациентами как будто с детьми, выясняя что и сколько времени у них болит. Внешне она была довольно красивой: длинные белые закрученные волосы, голубые глаза, стройная фигура.

– Скажи «А», – фониатр рассматривала голосовые связки Ромы при помощи шпателя. – Ну, связки у тебя в норме, – спокойной сказала она. – И анализы никаких воспалений не показывают. Лимфоузлы вряд ли, не опухло ничего с той стороны, – говоря это, она прощупывала шею, затем посмотрела уши и ноздри.

– То есть вы не знаете что это может быть?

– Я тебя к хирургу нашему направлю. Сметанов, хороший доктор. Может на УЗИ направит, но ничего моего здесь нет. Связки здоровы, так что можешь петь, но смотри не переусердствуй.

– Да я бы рад, и деньги нужны, но боль мешает.

– Попей таблеточки противовоспалительные, боль снимут. Я тебе всё написала. И к хирургу на приём запишись, всё расскажи ему, скажи, что я тебя к нему направила.

– Спасибо. Хоть на счёт связок вы меня успокоили.

– Да не за что. Ты главное это дело не запускай. Если надо по докторам походить – походи. Всё равно тебя с поликлиники направили, за приём ты не платишь. Лишь бы тебе помогло только, – сказав это она протянуло Роме его карточку.

– Спасибо большое. Будем лечиться.

– Давай, выздоравливай. Успехов тебе в твоих музыкальных похождениях. Будь с голосом осторожнее.

– Хорошо. До свиданья, – уходя сказал Рома.

– До свидания.

Он думал про себя, что Ирина Валерьевна все-таки хороший врач. Подсказала, посоветовала. Вот только жаль, что вылечить она его не может.

Выйдя из диагностического центра, ему вдруг показалось, будто он актёр и его снимает камера. Он глубоко вдохнул, надел перчатки и поднял воротник у пальто. Напротив центра стояло здание старой гостиницы ещё досоветского периода. Ему было уже больше ста лет. Когда взгляд Ромы упал на него, он сказал про себя: «Если бы я снимал фильм, то я бы снимал здесь». Несмотря на учебные будни, он зашагал по направлению к дому.

XII

Со дня знакомства Ани и Ромы прошло полтора месяца. В училище они, хоть и были в разных группах, старались пересекаться каждую перемену, а после пар подольше побыть вместе.

Сегодня Аня позвала Рому к себе после занятий. Они оба утомившиеся и голодные шли пешком, а дело тем временем шло к обеду. Аня заранее позвонила маме, и она должна была к приходу студентов что-нибудь им приготовить.

Зайдя в частный дом, где жила Аня со своей семьёй, Рома сразу поразмыслил: «Неплохо живут». Дорогой ремонт окутал всю четырёхкомнатную обитель Аниной семьи. Отец, владелец магазинов компьютерной техники, прилично развился в своём бизнесе. Аня была единственным ребёнком в семье, но, к счастью, особенно для Ромы, не была испорчена.

Мама, Людмила Егоровна, очень приветливая и добрая женщина, небольшого роста, стройная и светловолосая уже знала из уст дочери о Роме. Он же, при знакомстве с ней, понял, в кого была дочь. Домохозяйка угощала «голодных и утомившихся» котлетами и пюре, за которыми, изрядно разговорившись, она увидела в Роме весёлого и артистичного молодого человека, который был бы хорошей парой дочери. После чая Людмила Егоровна осталась на кухне мыть посуду, а Аня, проведя Рому в свою комнату, прикрыла дверь. Его гитара опиралась на шкаф, что стоял в углу рядом с дверью. Рома вчера оставил инструмент Ане, проходя мимо её дома со словами: «Я же обещал научить тебя играть». Правда он уже забыл про «мостик» и учил бы Аню только из-за любви к ней и искусству. Он сел на кровать до самой стены, почувствовав, что она очень мягкая.

– Сейчас ты будешь меня учить, – забавно сказала Аня расчехляя гитару.

– Ооо. С радостью, – в предвкушении ответил Рома. – Иди сюда, помогу.

– Я сама, – произнесла, было, Аня и сшитый вручную чехол из толстой ткани начал поддаваться. Она сняла его и повесила на спинку стула, а сама села на кровать по правую сторону от Ромы.

– Смотри: это аккорд Am, – он зажал своей левой рукой струны на грифе, который благодаря Ане оказался у него над ногами.

– Вот так? – поставив пальцы на струны, спросила Аня.

– Указательный вот сюда, на вторую струну, – он поставил её маленький пальчик с немного отращенным подравненным ногтем на первый лад. – Теперь проведи правой сверху вниз, – она провела по струнам и с серьёзным направленным на струны взглядом улыбнулась оттого, что что-то получилось. – Вот. Теперь аккорд С, – он снова зажал нужные струны, а Аня провела по ним.

– Вот так?

– Да лесенкой. Правильно, – послышался звук второго аккорда Ани.

– Круто! Классно так, – Аня расплылась в улыбке и посмотрела на Рому, который улыбнулся ей в ответ.

– Я тебя люблю, – сказал он.

– И я тебя люблю, – сказала она.

Их лица были близки и потянулись друг к другу. Но тут Аня остановилась и попятилась назад.

– Вдруг мама зайдёт.

– Ничего. Мы спрячемся, – сказал Рома и поднеся корпус гитары к лицу Ани то же скрылся за ним.

Они замерли, и ничто сейчас не могло им помешать насладиться своей любовью. Гитара не опускалась несколько минут. За ней недвижно сидели двое, которых связало прекрасное чувство. Ну, или что-то похожее…

XIII

Хоть и было время ужинать, он не торопился идти на кухню. Голода не чувствовалось. Он был сыт. Он был сыт концертом, той музыкой, что тонко звучала, пронзая душу. Как это ни странно, но голод наступал после написания каких-нибудь строк. Было бы полезно подкрепиться и выпить кофе или крепкий чай на ночь, тем самым продлив её, но эти способы не бодрили…

– Нужно продвигаться, прорываться на сцену! – твёрдо сказал он сам себе в те минуты. Конечно нужно! А он лежал на диване в тёмной комнате, которую освещает только телевизор. Он просто лежал, слушал, и порой, когда не закрывались глаза от расслабляющей музыки, надвигал на них капюшон. – «А ведь на месте капюшона могла бы быть шляпа, – подумал он погружаясь в мечты, – на месте телевизора солнце, а на месте дивана – гамак».

Алоха…

Вскоре концерт закончился. Телевизор был выключен кнопкой на пульте. Тишина. Гитара лежала на кровати Рома сел на кровать и, взяв инструмент, взглянул в окно – много горящих квадратиков. Это окна близлежащих домов горели воскресным светом. Чистое небо. Полная луна.

Мрак вокруг.

Посреди него светлый круг.

Он светит на землю, на тебя мой друг.

Святого в мире нет,

Лишь этот свет

Озаряет то лицо, что верит столько лет…

…В училище утро проходило как обычно: вахтёры, гардероб, пара дежурных – все выполняли свои обязанности. Как всегда несколько студентов болталось по коридорам, скрываясь от ищущих их преподавателей. Хотя, на самом деле, никто их не искал. Им лишь казалось, что они от кого-то убегают. Это был просто отказ от пар. А зачем на них ходить?

В компьютерном кабинете всё было то же стабильно. Из двенадцати компьютеров было занято шесть. При чём на этой паре кабинет был свободен, здесь сидели те, кто прогуливал пары в глобальной сети. За первым компьютером сидел Вова. С Ромой они были ПТУшными друзьями, да и за приделами училища тоже пересекались на совместных посиделках. Преподавателя не было. Ну конечно! Зачем сидеть целых полтора часа просто так. Можно и в столовую сходить.

Тишину прервала резко открывшаяся дверь. Рома забежал в кабинет, как будто убегал от кого-то или гнался за кем-то. В руке у него был CD диск.

– О, Ромик, здорова! – удивился и одновременно обрадовался появлению товарища Вова.

– Здорова, Вован, – запыхавшись, пожимая руку Вовы, сказал Рома.

– Как дела, что нового? – пошла серия убийственных вопросов.

– Да отлично всё! Просто прекрасно! Помощь вот твоя нужна, точнее компьютера. Диск записать.

– Да в лёгкую. Проходи, пиши. А что запыхавшийся такой? Бегал?

– Спасибо, – бросил Рома в ответ на одобрение записать. – Звонит мне сейчас чувак один знакомый, он по теме музыки прошарен нашей, городской. Воот. И говорит что на радио местном конкурс объявили, типа рок-н-ролл, авторское исполнение, туда сюда… Ну и записи соответственно принимаются на CD носителях или же по Интернету. Запыхался я потому, что как услышал про сроки, которые «возможно на днях закончились, а возможно ещё продлены», бегом с пары отпросился, пошёл на первом этаже в ларьке диск взял и к тебе записывать. Благо хоть у меня записей несколько хороших на флешке есть. Так бы домой пришлось идти. А дома-то Интернета нет пока! А тут у вас, кстати, что со скоростью?

– Конец месяца, лимит уже давно жахнули, сидим на мизерных скоростях. А что дома то нету?

– Да зло этот Интернет! Что в нём хорошего? Только зрение от компьютера портится. Я как раз решил записи поделать, пока от Интернета отдых, и на тебе – конкурс! Что я шанс упускать буду, – он понимал, что если известность и средства к нему не придут, а точнее, если он этого не добьётся, то придётся идти после училища в университет, получать высшее образование. А это ещё три года жизни, при чём, вероятно, впустую. – У тебя-то что нового?

Во время разговора Рома уже вставил диск, перенёс три песни на него с флешки и поставил на запись. Компьютер говорил, что потребуется минута ожидания. Этого как раз хватило бы на разговор о последних изменениях в жизни друг друга.

– Да всё по старенькому. Тренировки через день, к тестированию готовимся. А так я тут целый день. Уже заколебался. Но у нас с тобой скоро выпуск, ещё несколько месяцев и всё.

– Да, это точно… Ты ещё не решил, куда пойдёшь потом?

– Скорее всего на высшее. Только вот профессию поменять хочу. На психолога.

– Ооо. Вот оно как. Отлично! Ты добрый, отзывчивый и понимающий товарищ, так что, мне кажется, у тебя всё выйдет!

– Спасибо, товарищ! А ты что потом, куда?

– Не знаю пока. Вообще в Питер хочу, пробиваться, прорываться. Время покажет.

Диск вылез из дисковода и за долю секунды оказался на пальце у Ромы.

– Всё! Спасибо тебе Вовка, большое! Не прощаюсь, скоро увидимся. Хорошо. Давай, счастливо тебе!

Ромка быстро понёсся в гардероб за пальто. «Обменяв» номерок он быстро направился к пункту встречи. Это был офис радиостанции…

…Саня уже стоял у входа. Он не заходил, ждал коллегу. Уже минут пятнадцать ждал. Мимо него прошло уже пять трамваев, семь автобусов и чёрт знает сколько маршрутных такси, а Ромы всё не было и не было. Саша посмотрел на часы – 12:27. У тех людей, которые принимают записи, обед начинался с часу. Он это знал, так как перед выходом из дома позвонил им.

Ещё один трамвай подошёл к близлежащей остановке. Это был трамвай ?1, который в принципе шёл через училище.

– Ну давай же! Появись! – терпение Саши уже подходило к завершающей стадии; скоро оно порвётся. Но все-таки Саша дождался бы друга, хотя бы для того, чтобы сказать, какой он медлительный.

Трамвай уже собирался отъезжать, как со стороны носа его оббежал человек в сером пальто, засунувший руки в карманы.

– Ну наконец-то, блин! – дождавшись бросил Саня. – Ты что так «быстро»? – крикнул он на всю улицу.

Рома подъехал, как только смог; он и так быстро среагировал на звонок и торопился. Перебежав через дорогу на красный свет, перед этим пропустив пару иномарок, он быстрым шагом подошёл к ступенькам, на которых стоял Саня. А Рома всё напевал:

Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет.

Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет…

Этот мотив со строчками врезались в голову и уже несколько дней её не покидали. Сейчас эти самые строчки были как раз кстати, вот только успеть бы ещё…

– Ну здорова, гаваец!

– Здорова, Санёк.

Они пожали друг другу руки и направились к входу на радиостанцию.

– Ну что, хоть до обеда успели. Они ещё здесь должны быть, – открывая дверь и входя в холл сказал Саня. – Ты прям, в рубашке родился…

– Я родился в гавайской рубашке, Саня, в гавайской.

На первом этаже, слева от входа, сидела женщина в возрасте и читала газету. Казалось, она здесь со дня открытия радиостанции: уж больно подходила она под дизайн. Ребята прошли мимо неё и хотели было уже подниматься на второй этаж, как бабуля «засекла» их:

– Мальчики, вы куда?

– Мы на второй, в 201ый, – обернувшись сказал Рома, а Саня в это время даже не оглядывался. Шагая через ступеньку, они быстро «долетели» до второго этажа и, озираясь по сторонам, читали вывески на дверях офисов.

– 209ый, 207ой… Где 201ый?! Что за дебилы номера на дверях клеили? – возмутился «гаваец».

– В натуре дебилы. Вон, в конце коридора радио.

201ый кабинет действительно был в конце коридора. На двери была наклейка с эмблемой. Саня вошёл первым. Офис радио «Рост FM» изнутри представлял собой комнату, разделённую на две части: в первой стоял стол, за которым сидела молодая брюнетка – секретарь сей организации, а во второй за звуконепроницаемой прозрачной пластиковой стеной вела эфир девушка ди-джей. Над пластиковой дверью во вторую часть комнаты висело горящее предупреждение: «Тихо! Идёт эфир!»

– Здравствуйте, – поздоровался Саша. Рома последовал его примеру.

– Здравствуйте, молодые люди

– Скажите пожалуйста, – продолжал он, – у вас на радио конкурс объявлялся.

Мы ещё успеем диски с записями подать?

– Извините, но время для подачи заявок и записей уже истекло. Двадцатого числа последний день был.

– Вот оно как, – расстроено произнёс Саша.

– Очень жаль, – добавил Рома.

– У нас ещё в марте конкурс будет небольшой, а в июле радио проводит фестиваль и в преддверии его тоже будет конкурс. Он будет пораньше, в июне. Так что если интересно, то следите за новостями.

– Спасибо. Будем следить, – на тяжёлом выдохе сказал Саня.

Парни попрощались и вышли из офиса. Покинув здание они остановились на крыльце.

– …ладно Рома, будем ждать марта. Потом попробуем.

– Попробуем, только продвигаться надо скорее. Я не хочу до марта ждать, – в его голосе слышалось разочарование понадеявшегося человека.

– Я уже два года пытаюсь, с ребятами записываюсь, в Интернет заливаю, и как видишь ещё здесь, никуда не уехал.

– Знаешь Саня, люди делятся на тех, кто верит, и тех, кто не верит. Я не говорю именно про веру в Бога, а про веру в общем. Так вот я верю, что рано или поздно я от сюда свалю и добьюсь того, чего хочу.

– Ты прям как Цой в «Игле» заговорил.

– Да что меня постоянно с кем-то сравнивают? Я индивидуальность.

– Ладно, индивидуальность, пошли.

Они спустились по лестнице. Саня пошёл прямо на трамвайную остановку, на которой вышел Рома, а Рома же свернул налево от здания и пошёл пешком. Один.

XIV

Эта комната была пуста. Лишь портрет брата на стене, рядом иконы да магнитофон на подоконнике. Здесь раньше жил его брат. Здесь же он и испустил свой дух…

Роме было 14, когда брата не стало. Они вместе любили слушать музыку. Музыкальный вкус Ромы зарождался именно тогда, в те дни, когда из этого самого магнитофона раздавались мелодии, которые теперь вызывали ностальгию. Сегодня было 5 лет, как хозяин этой комнаты навсегда покинул свои владения, но его дух определённо был здесь.

В зале за столом ещё сидели самые близкие родственники, мама, тётя, старший брат. Рома допил чай и вышел из-за стола. Он хотел вернуться в то время, ещё раз окунуться в те дни, когда они жили действительно по-братски: спали в одной комнате, пол дня гуляли, ели 4 раза в день, смеялись так, что казалось кто-то хотел их защекотать до мочеиспускания. Конечно жаль, что брат не научил Рому играть на гитаре. Он просто не успел…

Медленно, как гость, Рома открыл дверь. Перед ним была маленькая, но в то же время просторная комната. Свет был выключен, но его и не надо было включать, потому что на окне не было штор, и комната была освещена светом улицы и восходящей луны.

Он подошёл к портрету. Здесь брат был такой молодой, ещё во время своего студенчества. Глаза у Ромы начали блестеть от наворачивающихся слёз. Он хотел было что-то сказать фотографии, но не стал говорить лишь открыв рот. Что поделаешь. Человека не вернёшь, а воспоминания в этот момент возвращали Рому в прошлое, на шесть лет назад.

Его силуэт опустился на пол. Он хотел лечь, но заметил на подоконнике потёртый магнитофон, который был включен в розетку. Тётя любила слушать диски оставшиеся от сына. Да и Рома решил включить что-нибудь из «тех самых лет». Диск был внутри, а рядом с магнитофоном лежал футляр от него. Рома взглянул на хорошо освещённый уличным светом футляр и нажал на кнопку воспроизведения. Он лёг на пол и начал вспоминать всё, что ещё осталось в памяти от брата.

Он дышал, как река подо льдом,

Он молчал, как следы на песке,

На камнях под холодным дождем

Он темнел, как дыра на виске,

Он смотрел на замерзший залив,

Он людьми одевал берега,

Наблюдал, как в плену перспектив,

Подыхая, кричала тайга…

Глаза, перед которыми был брат, живой, здоровый и весёлый, смотрели в потолок.

– Брат… – тихо прошептал Рома. Он закрыл глаза и из них одновременно скатились две слезы, две братские ребяческие слезы. И слов больше не было. Они в принципе были не нужны. В пустой комнате этим поздним вечером была лишь музыка и два брата, и при всём этом только тот, кто вошёл бы сейчас в комнату, увидел бы одного человека, лежащего на полу. Для Ромы же брат был здесь. Порой не верится, что человека нет в живых. Ты уверяешь себя, что он уехал куда-нибудь на время. В это же верил и Рома; он просто решил для себя, что брат уехал туда, где учился. Он где-то в России и скоро они увидятся, ведь они наверняка оба соскучились. А пока Рома лежал на полу, и казавшиеся живыми глаза брата смотрели с портрета на него.

Мороз по коже перестал чувствоваться лишь когда музыка стихла.

XV

Темнело рано. Рома возвращался домой с кафе. Посетителей не было, поэтому он ушёл на час раньше. Чувствовалась какая-то усталость, причём усталость приятная.

На автобусной остановке было четыре человека: высокий мужчина с чёрными усами и норковой шапкой, две девчушки лет шестнадцати со спортивными сумками за спинами, видимо возвращавшиеся с вечерней тренировки, и девушка или женщина маленького роста. На ней был длинный пуховик и на голову был накинут капюшон, так что лица не было видно.

Наконец подошёл автобус с номером 17. Он шёл через центр, как раз к дому. Выходящих не было, а вот зашли все, кроме мужчины. Видимо его путь лежал не через центр.

Пустых сидений было много. Девушка в пуховике, подойдя к кондуктору, скинула капюшон. Вот тут то Рома и узнал в ней свою хорошую знакомую – Вику Потапову. Он уже не помнил, познакомился он с ней в ПТУ или в кружке каком-то. Факт в том, что оба они были удивлены встречей и даже не предполагали, что разговор будет именно таким.

– Возьмите, за двоих! – громко сказал Рома, протягивая левую руку с мелочью кондуктору, а правую положив на плечо Вики. Её взгляд прошёл по руке и быстро дошёл до лица.

– Ромка! – раздался женский радостный крик. – Как я рада тебя видеть! – объятия не заставили себя долго ждать.

– А я то как рад! Пойдём вон туда, сядем, – она села у окна. Рома как джентльмен уступил место даме. – Ну как ты? Рассказывай!

– Да отлично всё! На третьем курсе, журналист.

– Ну это я помню! Как учёба? По-прежнему нравится?

– Ой, конечно нравится. Всё интересно и занятия и практика. Интервью уже у всех подряд беру. Весело в общем. У тебя там как на парах?

– Хо-хо-хо, весело, ещё как! Ни черта не учат, да и мы особо не стремимся к таким знаниям.

– Чему вас там учат? – с удивлением спросила Вика.

– Да говорю же, ничему не учат. Так, игре в карты, оригами, морскому бою… Ну в общем – самообразование, – Вика расплылась в улыбке. Знакомые не виделись давно и были рады общению друг с другом; это читалось на лице. А ведь когда-то они были довольно близкими друзьями, даже ходили вместе в театр…

«О! Точно!» – подумал про себя Рома. – Ты же в театральную студию как-то ходила?

– Ходила, – улыбка не сползала с её лица.

– А теперь уже не ходишь?

– И теперь хожу. Я это никогда не брошу! Это жизнь моя, отчасти.

– Понятно…

– А ты музыкой по-прежнему занимаешься! – с уверенностью заявила она.

– Как это ты верно подметила! А почему ты с такой уверенностью это сказала?

– Так ты же мне тоже говорил, что «Я музыку не брошу никогда!» – сказала Вика низким голосом, передразнивая Рому. В ответ он засмеялся.

– Ну да, всё верно. А ты домой?

– Да.

– Всё там же живёшь?

– Да, там же.

– Значит, я раньше тебя выйду. Остановки на четыре.

– На три.

– Аха, точно! – после этого оба замолчали, но ненадолго. – Ты всё ещё не нашла свою любовь? Или уже есть тот единственный рядом с тобой?

– Ой, – на выдохе произнесла Вика, – нашла своего, но наверно не того единственного.

– Так, – с заинтересованностью сказал Рома, – поподробнее.

– Мы с ним два месяца вместе. Мне с ним хорошо, но я точно знаю, что замуж за него не пойду.

Подобная логика подвергла Рому душевному потрясению.

«Странные мысли, неправильные. Неправильно это! Как так?! Не дай Бог, моя Аня так же рассуждает!»

Больше до самого выхода Ромы из автобуса они ничего не говорили. Вика ушла в свои размышления, смотря в окно на мелькающие фонари и яркие вывески, а Рома ушёл в свои, тем более теперь было над чем поразмышлять. Перед выходом Рома попрощался, и они взяли друг с друга обещание в скором времени обязательно встретиться или хотя бы созвониться.

От остановки до дома пять минут пешком. Все эти пять минут и ещё до 3ёх ночи Рома переваривал ещё тёплую «пищу для ума». Всегда полезно поразмышлять, особенно если есть над чем…

…Уже давно ничего не писалось. Хотелось выйти из кухни и сесть за письменный стол, начать делать то, что поистине хотелось. В голове только и крутилось что «Прорываться, прорываться, прорываться…» Рома вытер руки о полотенце и повесил его сушиться. Кухня была наполнена свежестью улицы, которая доносилась из слегка приоткрытого окна. Попутно Рома сделал глубокий вдох, захватив своимизабитыми ноздрями немного свежего воздуха. Он направился к двери и щелкнул по выключателю.

Через несколько секунд послышалось ещё одно щелканье. На этот раз свет зажёгся, и Рома стоял прислонив голову к стене в нескольких сантиметрах от выключателя. Он ещё раз провёл взор по кухне и проверил всё ли на месте и всё ли выключено: телевизор, окно, холодильник, плита, раковина, часы… Вот оно. Часы. Обе стрелки стояли на двенадцати. Стало быть – полночь.

Полночь, эта полночь.

Две стрелки, как одна, стоят не шевелясь.

Время

Застыло, но тут меняется число.

Всё

Прозрачно и слепо как стекло…

Он любил это ночное время; можно было спокойно посидеть наедине со своими мыслями, что-нибудь написать… Но в этот раз в первом часу нового дня он лишь читал книгу. Хотя почему «лишь»? Читать книги творческому человек полезно, ведь это духовная пища. Когда стало клонить в сон, он погасил лампу и тихо, что бы никого не разбудить, вышел из своей комнаты. Рома подумал, что спали уже все, но из комнаты сестры был виден свет от включенного телевизора. Он прошёл на кухню, где оставалось не вымыто немного посуды. Домыв тарелку и вытерев стол, он проверил, всё ли на кухне так, как должно быть. С лёгким беспокойством он вышел из кухни и направился в одну из последних точек на сегодняшнюю ночь. Это была ванная. Из комнаты сестры больше не было видно света. Теперь спали точно все. Под шум воды стучащей о ванну зашёл разговор самого с собой.

– Почему ты не пишешь? Нет, я понимаю, что сейчас ты должен заниматься записью того материала, что уже сложился на столе, но почему ты не поёшь?..

В голове прокрутилась фраза; « Ты сам ответил на свой вопрос». Шея болела уже третий месяц. А почему – точно не известно. Петь было трудно и неприятно в связи с болевыми ощущениями, а врачи только предполагали и предполагали. Ну что снова думать о врачах; пора ложиться спать. Всё как обычно: водные процедуры, мазь на шею, молитва и ничего толком не написанного, не выстраданного, не изложенного на бумаге. Так заканчивались ещё одни быстротечные сутки.

XVI

Подходя к спортивной школе ?1, Рома взглянул на часы: большая стрелка была на единице, маленькая потихоньку отходила от восьми. Аня договорилась встретиться с Ромой в 20:10; так как тренировка заканчивалась в восемь, десять минут уходило на то, чтобы собраться. Сегодня надо было разобраться во всём, дальше так продолжаться не могло, да и смысла в этом не было. Рома, заведомо раньше назначенного на встречу часа, потерял настроение. Все мысли были о ней, хотя, в принципе было уже всё равно.

Он подошёл к крыльцу школы, на котором снег не был очищен. Зима проходила на удивление тёплая. Грядущий Новый год, обещали синоптики, будет встречен при температуре -15. Ну а сейчас было примерно -10. Уже давно стемнело, но погода располагала к прогулке, которая должна начаться через несколько минут, и, уже факт, что она усугубит плохое настроение и причинит боль. Ну а пока в голове крутились фразы, которые надо бы сказать.

«Зачем? Какой был толк? На кой хрен надо было вселять надежду на любовь? Эти поцелуи… Она просто хотела этого. Плюс один к числу влюбившихся и влюблённых ею в себя. А ведь я её люблю. А она тоже сказала, что любит меня. И какой смысл теперь забывать это всё, если всё было хорошо? Нам было хорошо…»

Поток мыслей прервал скрип двери. Рома не оглянулся; он переборол рефлекс. Мимо прошли две девушки, следом за ними высокорослый парень. Все одеты спортивно по-зимнему – зимние кроссовки, спортивные шапки, спортивные штаны. Только у девушки идущей слева были на ногах джинсы, а в остальном элементы одежды имели сходство. Ещё через минуту дверь скрипнула снова, но никто не вышел с крыльца.

– Привет, – за спиной тихо раздался нежный женский голос, в котором уже можно было услышать раскаяние. Рома повернул голову вправо и через плечо увидел Аню. Он слегка улыбнулся и кивнул головой в знак приветствия. Говорить было сложно. Если тяжело сказать просто «Привет», то начать беседу будет ещё сложнее. Рома мотнул головой в сторону забора и направился по направлению к воротам. Лицо Ани явно выражало грусть. Ей тоже было больно, и она не знала, чем закончится этот вечер. Конечно, она хотела остаться хорошими друзьями, но что на это ответит Рома… Она сошла со ступеньки и пошла за ним.

Выйдя за ворота, Рома свернул налево и медленно побрёл к парку. До него было расстояние лишь в три квартала и там явно есть скамейка, на которой можно посидеть. Аня старалась идти рядом.

– Как дела в группе? – по-прежнему произнесла она.

– Нормально, – нехотя глядя вперёд ответил Рома.

– К экзаменам готов? – продолжала заводить разговор Аня. Рома повесил голову и тяжело вздохнул.

– Мне сейчас тяжело говорить. Давай до парка дойдём. Там…

– Хорошо. Как скажешь.

Пока они не дошли до парка, больше не прозвучало ни одного слова. Зимний вечер становился всё тише. Недавно начавший падать мелкий снежок мягко ложился, где на ещё не заснеженную землю, а где на снег, что выпал вчера. Парк, после того как Аня и Рома перешли дорогу, был всё ближе и ближе. Ещё каких-то два дня назад они переходили её вместе, держась за руки, но как внезапна была потеря любви Аней. А может, она и не любила вовсе? Эти два дня Рома почти ни ел и не спал, а лишь размышлял, вспоминал все, что было хорошее и не очень, связанное с Аней, и ежечасно задавал себе вопрос «Почему?». Действительно, почему, ведь всё было так прекрасно.

Рома шёл вглубь парка, Аня следовала за ним. Ему было всё равно на гопников, что вполне могли быть здесь в это позднее время. Сейчас он за себя не отвечал, и если бы что приключилось, то либо он кому-то что-то сломает, либо его оставят без сознания. Второй вариант имел один большой плюс – у Ани проснулась бы жалость и, возможно, снова любовь.

Найдя подходящую скамейку, Рома подошёл к ней, рукой смёл снег и сел. Он поставил локти на колени и губами прильнул к сложенным рукам. Аня села немного поодаль него. Молчание длилось две минуты. Наконец сказал Рома:

– Я не знаю, как начать, а ты я вижу, не хочешь.

– Начни, пожалуйста, хоть как-нибудь, только не молчи, – с грустью в голосе произнесла Аня.

– Мне очень тяжело… – сказал он и снова замолчал. – Чего ты добилась?

– Я полюбила тебя, но я не знала, что всё так быстро закончится. У меня времени нет встречаться, тренировки, учёба. Чувства остыли.

– У меня тоже учёба, тоже есть любимое дело. Я тоже занят, но почему-то у меня всегда есть время. Может я тебе мало тепла даю? Может я любить не умею? – разговор начал переходить в более импульсивный и эмоциональный. Рома не хотел смотреть Ане в глаза, потому что считал, что она предала его и их любовь. Он смотрел прямо перед собой, вниз или по сторонам, а она нет-нет да посмотрит на него.

– Ты очень хороший, весёлый и самый добрый парень, но это сложно объяснить…

– А ты попробуй.

– Я не могу, Рома, – и вновь молчание окутало зимний парк, и только мысли изредка монологом нарушали его.

– Что ты хочешь? – спросил Рома.

– Чтобы мы остались друзьями, чтобы всё было как раньше, – ответила она, действительно хотев этого.

– Этого уже не будет, – сказал Рома. – Ты мне в душу плюнула. Ты наплевала на нашу любовь. И теперь хочешь, чтобы всё, что было прежде, вот так «раз – и забылось»?

– Прости меня. Рома, прости меня пожалуйста, – в её голосе чувствовалось присутствие слёз, но даже если бы они сейчас потекли из её глаз, Рома бы их не увидел. Он не смотрел на неё.

– Ты наплевала на святое, лично для меня. Бог простит.

– Зачем ты так говоришь? Неужели я совсем для тебя ничего не значу?

– Ты перестаёшь для меня что-то значить, – на этих словах слёзы выбежали из ёе глаз. – Мы наверно не две созданные друг для друга половины, но я тебя всё же люблю. А вот когда ты говорила «Я тебя люблю», ты врала.

– Я не врала, я правда тебя любила, – сквозь слёзы сказала она, – просто сейчас любовь прошла.

– Любовь вечное чувство, как она может пройти? – спросил Рома. Со стороны вполне естественно могло бы показаться, что он выглядел чёрствым в эти минуты. Но, на самом деле, он сам еле сдерживал слёзы. Он просто старался быть мужчиной и не давал душе совсем вывернуться наизнанку.

– Выходит, что не вечное…

– Выходит, что не вечное лично для тебя. Любовь сложная штука. Наверное, ты ещё её не поняла.

– Не мучай меня. Лучше сразу убей… – от таких слов эмоциональное состояние Ромы ещё более усугубилось. Видно, это был конец.

– Пойдём. Я тебя домой провожу, – сказал он уже стоя и подхватил Аню под руку.

Дом, в котором жила Аня, стоял неподалёку – десять минут пешком. Всё это время она вытирала вновь появлявшиеся слёзы, а Рома шёл рядом, ближе, чем на пути в парк. Никогда ещё никто из них не чувствовал себя так гадко; никогда ещё ни одна из двух душ так не плакала. Аня успокоилась лишь когда они подходили к забору, в последние минуты их общего времени. Они прошли по переулку, по обеим сторонам которого стояли частные дома, ограждённые заборами, так же как и дом Ани. Рома остановился первым у тёмных ворот, цвет которых в темноте было сложно определить. Аня прошла немного дальше него и встала напротив.

– Рома, прости меня пожалуйста, – сказала опустив глаза Аня. Рома посмотрел в её лицо и потянул руку к её подбородку. Он поднял её голову и заглянул в глаза.

– Мне не хватает твоих губ, – сказал он, погладив большим пальцем её нежные губы.

– Прости меня. Я дура, – раскаивалась она, взяв своей рукой руку Ромы. Их пальцы почувствовали соприкосновение.

– Я тебя люблю. Прощай.

Сказав это, Рома отпустил руку Ани и, сделав три шага назад, развернулся и быстрым шагом начал удаляться по переулку. Аня стояла не двинувшись, и слезами провожала того, кто действительно сильно любил её, до сих пор любит, и ещё некоторое время будет любить, пока чувство боли не перестанет мучить раненное сердце.

XVII

В это утро на первую пару идти не хотелось. Рома ещё вечером поставил будильник на более позднее пробуждение, чем обычно. Пока Рома ещё спал, одногруппники наверняка «гоняли балду» или играли в «дурака», ведь пару проводил Юматов.

Когда он проснулся, мамы с сестрой уже не было. Квартира была полностью в его распоряжении. Оно то и хорошо: можно спокойно сделать зарядку, помыть голову, позавтракать, собраться, и перед уходом ещё вдоволь наиграться на гитаре. Что он, пользуясь моментом, и делал. Только вот настроения в связи со вчерашними событиями не было, да и лёг он поздно – что-то не спалось… Он ходил взад-вперёд с повешенной на плече гитарой и, играя, напевал написанные далеко за полночь слова.

Холодная вода обжигает руки.

Зачем нужны были все эти муки?

Вместе не спелись…

Я в чёрном ловлю лучи света,

Последние что остались от лета.

На солнце погреюсь…

Зима…

Он перестал петь и остановившись рядом с кроватью решительно снял гитару с плеча и облокотил её на кровать. В его подобном утреннем поведении и внешнему виду был заметен траур: чёрная майка, чёрные джинсы. Сделав четыре шага в сторону окна, он положил руки на подоконник. Голова повернулась сначала вправо, осматривая двор, влево и потом опустилась вниз. Рома повернулся спиной к подоконнику и снова положил на него руки, расставив их по разные стороны. Зажмуренные глаза и стиснутые зубы не давали словам и эмоциям вытиснуться наружу.

«Держись, мужик. Переживём. Сколько раз уже было такое? Нагадят в душу, а убирать тебе. Главное, учиться на своих ошибках и перестать ошибаться. Сколько можно…» – недоговорив про себя он открыл глаза. К ногам подошёл рыжий кот и начал тереться о них. Он был самым преданным слушателем, и казалось, всё понимал. Это он сейчас подошёл, когда Рома встал у окна, а до этого кот спокойно лежал на кровати и с умным выражением лица наблюдал за Ромой. Перестав тереться, кот сел напротив Ромы и пронзительно всматривался своими большими «стеклянными» голубо-зелёными глазами. Ещё немного, и из кошачьего глаза покатилась бы слеза. До того уж животное и человек стали связаны.

– Эх ты, дружок, – гладя по голове кота сказал он ему. – Расстроился, понимаешь меня. А ведь у вас котов всё просто – поныл по весне, побродил, поискал, «утолил жажду общения» с кошкой какой-нибудь, к какой хозяева подпустят, и бегаешь целый год довольный. А у нас всё намного сложнее… – Рома взял кота себе на руки, а тот даже не замурлыкал, как это обычно бывает с котами, которые хотят ласки. Его взгляд лишь немного изменился из печального в умный и понимающий, как будто он слушал и запоминал завет отца. – Сказала тебе девушка «Я тебя люблю», и ты ей сказал «Я тебя люблю, – во второй раз он произнёс эту фразу, говоря каждое слово по отдельности. – Всё хорошо, любовь! А потом «на тебе» – и всё обрывается. Зачем говорить «Я тебя люблю» а потом отрекаться от своей любви? Тупо. Больно. Это доказывает, что мир полон глупых людей, из которых большинство женщины, – кот не сводил с Ромы глаз. – «Я тебя люблю» это как клятва, как обещание. Раз уж сказал, то на всю жизнь. Понимаешь? – он слегка потряс кота. А что тот ему ответит? Его взгляд был ответом. Рома лишь вздохнул и произнёс куда-то в пол: «Понимаешь».

Немного присев, он поставил кота на лапы и снова вернулся в исходное положение. К подоконнику. Немного посмотрев безнадёжным взглядом в пол впереди себя, Рома плавно запрокинул голову назад и посмотрел в потолок. Потом закрыл ладонями лицо и, проведя руками по лбу, взъерошил недавно помытые волосы. Посмотрел на часы – пора выходить.

Рома отправился в свои очередные учебные будни. Пройдёт месяц, а может быть и два, и боль постепенно оставит в покое одинокое сердце. Он уже вышел из возраста, когда думают о самоубийстве из-за безответной любви, так что жизнь будет продолжаться и сама по себе восстановится. Вот только через пару дней Новый год. Встречать его и провожать старый придётся вновь без любви, без тепла, и теперь уже настроение явно не будет праздничным. Хорошо, что Рома не верил в поговорку «Как Новый год встретишь, так его и проведёшь». Несмотря ни на что он верил, что в новом году будет со своей половиной. Несмотря ни на что…

XVIII

В предновогодние дни в училище было скучно. Все были заняты подготовкой к празднику и пары зачастую проходили в отсутствие преподавателей. Радости от этого только прибавлялось. И, даже зимняя сессия, которая начнётся в начале января, не отвлекала юные умы студентов от беззаботного времяпрепровождения.

Холл училища и вахту за первую пару успели украсить – вчера ещё ничего не было. Разноцветная мишура, елочные игрушки на люстрах, ярко украшенный потолок сразу бросились Роме в глаза. Но ничто из увиденного не подняло его настроения и чувство праздника не вселило. Он отдал пальто в гардероб, где после первой пары, как бы это не показалось странным, толпилось человек тридцать. Кто-то из них, как и Рома, проснулись позже и, быстро позавтракав, натянув на себя штаны и второпях не почистив зубы, примчались на вторую пару, а кто-то изрядно пожалев, что проснулся на первую, хотел быстрее уйти домой и старался сделать это до звонка на пару. Если учитывать, что семь минут перемены уже прошли, то вывод напрашивался сам собой: большинство из тех, кто хотел уйти – уже ушли.

Выйдя из гардероба, Рома направился на пару, но, осознав, что он не помнит в каком кабинете она проходит, по пути свернул в сторону расписания. Занятие должно было быть на третьем этаже. На лестнице ему встретились пару человек, которые, поздоровавшись, спешили узнать, как у него дела и почему он без настроения. Не получая внятного и полного ответа, встретившиеся на пути спускались вниз, а Рома пошёл наверх. По своему большому, не смотря на юный возраст, опыту в человеческих отношениях, он знал, что на вопрос «Что случилось?» интересующемуся знакомому легче ответить «Всё нормально», чем объяснить, почему и из-за чего ему хочется сдохнуть.

Дойдя до кабинета и поздоровавшись с одногруппниками, которые ждали преподавателя у закрытой двери, Рома повторил свой ответ и уверил всех, что всё нормально. Группа находилась в состоянии ожидания сессии, которая настигнет её после Нового года. Те, кто относился к бездельникам, старались узнать у тех, кто «шарит», о наличии шпаргалок к грядущим экзаменам. Один из искателей «лёгкой добычи» подошёл к стоящему в стороне и явно не думающему об успехе будущих экзаменов Роме и спросил:

– У тебя ответы на тесты есть?

– Есть, – врать он не хотел да и не мог.

– На компе есть?

– Есть.

– Скинь, – и тот протянул Роме флешку чёрного цвета. Рома её не взял.

– Сержан, ответь на один вопрос. От того, как ты ответишь, зависит, дам я тебе ответы или нет. Если бы ты сам три ночи подряд набирал двести вопросов с ответами, ты бы дал кому-нибудь их скопировать?

– Нет, конечно, – Сержан сказал это через ехидную улыбку.

– Вот, – протяжно сказал Рома. – А я не такой, как ты. Поэтому я дам тебе ответы, – и, взяв флешку и положив её в карман, направился вместе с группой к открывшемуся только что пришедшим преподавателем кабинету.

Вряд ли подобные слова и подобный поступок Ромы исправят Сержана, и он начнёт самостоятельно готовиться к экзаменам, но Рома чувствовал, что всё сказал правильно.

XIX

Лестничная площадка двенадцатого этажа находилась в предновогодней тишине. Ничто не говорило о том, что на часах было уже 00:55 – наверняка все, кто хотели выйти во двор и повзрывать фейерверки, уже вышли, а все остальные сидели за праздничным столом и слушали нудное праздничное поздравление президента. Те, кто был в квартире Ромы, относились к последним. Они не были исключением. Велись последние приготовления. Мама бегала по дому в поиске бумажек, что бы в момент боя курантов написать желание, сжечь листочек и выпить «его прах» вместе с шампанским. Эта традиция была не нова в семье и её повторяли из года в год, только вот не известно исполнялись ли желания.

За дверью, находящейся в правой стороне площадки, послышались звуки открывающегося дверного замка.

– Оденься потеплее, – послышался голос мамы.

– Я кофту одел, – ответил голос Ромы.

– Ну смотри, там холодно. Давай, с наступающим.

– С наступающим, мама, – мать и сын поцеловались в щёки. После этого Рома захлопнул дверь в квартиру. Теперь защёлкал замок тамбурной двери.

Коричневая деревянная дверь открылась и из неё первым делом показалась гитара, а уже потом держащий её в правой руке Рома. В левой была бутылка с лимонадом, которую он аккуратно поставил на пол рядом с лестницей, ведущей в машинное отделение лифта. На нём была тёмная кофта, замок которой был застёгнут по грудь и рукава закатаны, а под ней виднелся воротник гавайской рубашки. Тёплые тапочки на ногах не давали прохладе цементного пола достичь ног. Он прикрыл дверь и, надев гитару себе на левое плечо, прислонился к двери. Пришло время подвести итоги уходящего года. С закрытыми глазами и запрокинутой головой мысль завертелась.

«Год уходит в прошлое. Туда ему и дорога! Пусть на хрен уходит! Что он принёс? Несколько песен, гавайскую рубашку, друзей, которые все разбрелись на Новый год, подорванное горло, ещё одну безответную любовь…» – Да ну всё на хрен! – произнёс он шёпотом.

Быстро подведённый в голове итог натолкнул на действие. Рома открыл глаза и начал перебирать пальцами струны, теперь уже опустив голову и с тоской смотря в пол.

Под моим зонтом не хватает тепла,

Но есть место для двоих.

Принести нужно людям больше добра

И остаться в памяти их.

Всё плохо, но всё не так плохо.

Разрываются связи. Друзья не звонят –

Каждый в мыслях о своём.

Тратят жизнь на то, чем жить не хотят.

Я пошёл другим путём.

Такой как все, но не такой как все.

Резкий удар по струнам был сопровождён опусканием век. Рома заиграл так громко, как только мог. Казалось, будто всё отрицательное, что успело в нём накопиться, исходило с этим музыкальным напором. Лишь только засверкавший в окне на площадке фейерверк заставил губы расслабиться и превратиться в улыбку, а веки медленно подняться. Новый год. Новая жизнь.

– С Новым годом, – тихо произнёс он, доиграв. Он звонко крикнул на всю площадку и глотнул лимонада. Глубоко вздохнув и поставив на место бутылку, Рома снова начал играть, но теперь уже по площадке разлилась совсем другая музыка.

Я иду по городу в гавайской рубашке…

Настроение заметно поднялось. Спустя пять минут нового года, на площадку под звуки рок-н-ролла вышла мама и её подруга тётя Лена со своим мужем дядей Пашей. У всех в одной руке было по бенгальскому огню, а в другой по фужеру с шампанским. Сначала Рому поцеловала мама и закричала «С Новым годом», а потом уже тётя Лена. Остальная часть компании осталась пить шампанское в квартире. Зря, потому что те четверо на площадке так отплясывали, что можно было сказать «Это по праву самый необычный Новый год. И плевать на то, что было! Главное – это то, что нам сейчас хорошо!»

XX

Уже спустя несколько дней жизнь завертелась как и прежде, только с надеждой на более лучший год. Мама с Ромой уже по традиции поздно ужинали. На столе стояли салатницы и тарелки с тем, что ещё осталось от праздника. Как раз в это время шёл сериал, который обычно Рома и мама смотрели вместе. Главный герой был непосредственным сильным мужиком, но по ходу сериала всё больше и больше вызывал жалость.

На титрах они, полуночные заседатели, закончили трапезу и пустились в обсуждение важных вопросов, затрагивающих всё человечество.

– А как называются уколы?

– Не помню. У меня на листочке записано.

– Ты звонил в справочную, узнавал?

– Да. Четыре адреса дали.

– Когда я была беременна тобой, мне тоже кололи что-то. Мышцы расслабляющее. Я долго лежала на сохранении – была угроза выкидыша, – тут Рома понял, что был самым трудновынашываемым ребёнком в семье.

Мать пошла спать, а Рома остался наедине с посудой, горы которой было необходимо перемыть. Отлично. Мытьё посуды очень успокаивало, и можно было задуматься о чём-то своём. Успокоиться было кстати, так как Аня дала о себе знать и написала два сообщения на сотовый телефон. Зачем нужно было обнадёживать, ведь он не хотел связываться с девушкой, которая дала понять, что не любит его? Это сложно объяснить… Просто контакт с ней был неприятен потому, что всё больше давил на сердце, показывал, что эти двое не будут вместе. Нужно было забыть её, забыть эту историю и эту влюблённость, но тщетно – Аня появилась снова.

Домыв казан да пару крышек от кастрюль, нужно было идти в ванную. Покончив с ванной, оставался последний пункт – комната. Герой открыл дверь и окунулся в темноту…

…Январское утро после новогодних выходных в сером цвете своём никаким образом не способствовало улыбке. Тем более, что завтра должен быть первый экзамен. Рома стоял на остановке и ждал маршрутку, чтобы, приехав домой, пообедав и вздремнув часик–другой приняться за последние повторения экзаменационного предмета.

Подъехавшая после нескольких минут ожидания утренняя маршрутка не была, как обычно в это время, заполнена людьми. Оно и верно – у кого-то выходной, а кому-то нужно в училище на консультацию. Он сел на переднее сиденье, захлопнул дверь и стал искать в карманах нужное для оплаты проезда количество мелочи. Маршрутка тронулась, как только водитель пересчитал полученные копейки, а Рома прильнул головой к окну боковой двери. Местные достопримечательности казались необычными. Хоть город и надоел, но из окна маршрутки он всё ещё казался неизведанным. Год сулил перемены, и скоро ничего этого не будет. Все разъедутся кто куда. И тут он понял: «А ведь я останусь один в этом городе, если сам не свалю. Андрюха поступать укатит, Семён тоже. Баба Галя уедет к дяде Толе в Рязань месяца на три. Нужно с мамой потихоньку разговаривать на счёт моего переезда…»

В этом городе людей было лишь наполовину, а если все друзья уедут и Рома останется без поддержки, то и того меньше. Нелюди давали какой-то стимул для того, чтобы скорее уехать.

«Может быть поступить куда-нибудь? – спросил сам себя Рома. – Жить в общежитии на стипендию, творчество потихоньку в массы продвигать?» Подобное решение было очень важным, серьёзным и судьбоносным и требовало согласия с матерью. Впрочем, до выпуска оставалось ещё полгода, так что Рома мог не торопиться с выводом и всё взвесить.

Водитель, молодой короткостриженный парень, понемногу прибавлял звук радио, лепетавшего о новом дне, о тех, кто родился, о сотовой связи и прочей рекламе.

«Рост Фест. Время – лето. Место – где-то. Покупайте билеты. Подробности в газетах», – с пафосом прозвучала реклама грядущего рок-фестиваля, после которой дальше продолжилась радио передача.

«Рост FM – пРОСТо музыка.

– Доброго утра вам, дорогие слушатели! Это Рост FM и мы готовимся к выходным, очередным выходным после столь короткой трудовой недели. Пятница началась без осадков, которые, если судить по прогнозам синоптиков, и не предвидятся; температура довольно летняя для зимы. В связи с этим я желаю вам отличных выходных и ставлю тёплую летнюю песню…»

Зазвучала «Алоха» – старинная народная гавайская музыка, гимн всего тёплого и солнечного на Земле. На лице Ромы автоматически расплылась улыбка. Он даже зауважал ди-джея за такой вкус; как будто тот знал, чего не хватает грустящему едущему в маршрутке человеку. Рома закрыл глаза, и дремота окутала его сознание. Мысли отступили, и хорошо. Полезно расслабиться под такую музыку, да ещё и едущее до дома через пол города маршрутное такси укачивало и убаюкивало. Всё было кстати.

XXI

Июль. Вновь июль. Прошло полгода с зимней сессии, которая, кстати, оказалась весьма удачной для Ромы – два автомата из трёх. От шпаргалок особого толку не последовало, и, в принципе, вышло так, что он их напечатал для одногруппников – балбесов, которые, даже держа под партой листочки с мелконапечатанными ответами, умудрились получить трояки.

Вроде бы уже и чёрт с ними, с училищем и с бестолковой учёбой, ведь завтра утром состоится выпускной, на котором торжественно вручат диплом и пожелают доброго пути, так нет же, позвонил лично завуч и попросил, как это очень часто бывало, в последний раз стать ведущим. Но это было мелочью, по сравнению с тем разговором, который должен был скоро состояться с мамой.

Рома пришёл домой ближе к восьми часам. С Андреем и Семёном они обошли пол города и не нашли гавайские шорты, в которых Рома планировал уехать. Оставались, конечно, ещё варианты с магазинами и базаром в центре города, но настрой на вечер был явно потерян. Это способствовало серьёзному разговору, который надо было как-то начинать. Он пошёл в ванную мыть руки и по пути увидел в комнате слева маму, которая занималась глажкой.

– Привет, мам.

– Привет, сын, – она взглянула на него и снова опустила взгляд на утюг.

– Мне с тобой серьёзно поговорить надо.

– Говори.

– Я диплом завтра получаю, – он сел на диван.

– Во сколько?

– В двенадцать.

– Я приду, – благосклонно ответила мать. – Так завтра же воскресенье.

– Эти дебилы решили завтра провести. Но я не об этом поговорить хотел. Оставаться здесь никакого резона.

– В смысле?

– Я уезжать, мама, хочу.

– Куда?!

– В Петербург.

– Чего это ты удумал? А на какие такие средства?

– Да есть у меня. Ещё с того года со стройки откладывал. На первое время хватит.

– На долго это ты собрался? Насовсем что ли?

– Как Бог даст.

– Это ты подожди. У тебя ВУЗ в сентябре, какой Петербург? На лето ещё ладно…

– Я не хочу продолжать учёбу.

– Ха, милый мой. И что же ты, интересно мне, делать собираешься?

– Бог даёт одну жизнь и нужно многое успеть сделать, – он лёг на диван и продолжал расслабившись. – Сделать больше благих поступков, больше оставить после себя, что бы люди помнили о тебе как можно больше и дольше.

– Будешь бухгалтером или банкиром и оставишь после себя детям.

– Что я оставлю?

– Квартиру, машину, дачу. Наследство в общем.

– Не моё это, мама. Дочь у тебя хладнокровная, пускай всякими расчетами и наживанием богатств занимается.

– А она это и делает. Получила высшее, как я, устроилась, получает прилично.

– Ну а если не идёт это у меня, не моё, что я могу поделать?

– А что твоё? Рок вот этот твой? А семью ты в будущем как кормить собрался? – разговор перешёл на тон повыше.

– Хорошо. На высшее значит пойти. Потратить без толку ещё немного денег на бестолковое обучение.

– Главное диплом получи о высшем, а дальше начнёшь в нашей фирме, где практику проходил, – мама раскладывала наглаженное бельё и одежду по стопкам.

– И что? И кем я буду? Жалким бухгалтером, который сидит в душной конторе и делает свою «работу», – здесь он произнёс с иронией, – только из-за денег? Ты понимаешь, что есть такая деятельность, как творчество…

– И кем ты будешь? Ты главой семьи должен быть, содержать её, – мать перебила сына.

– Мама! Можно я скажу? Спасибо! – вернул себе слово сын. – Можно делать то, что ты хочешь: творить, писать сценарии, снимать фильмы, ездить с музыкальными гастролями…

– И что ты заработаешь? – снова перебила она. – Да ничего. Для того, чтобы на сцену пробиться только, какие деньги нужны.

– А с помощью таланта разве нельзя пробиться?

– Да какой талант? О чём ты говоришь?

– Вот видишь. Ты не веришь в своего сына.

– Сынок, да что ты такое говоришь. Ну не вижу я тебя там, да ещё и занимающимся чем попало. Ладно бы ты одарённый был, в консерватории бы учился.

– А ты бы меня пустила? У тебя же всё как на конвейере, по этапам: сначала школа, потом ПТУ, затем ВУЗ с экономическим факультетом. А вот что потом после ВУЗа – уже наше дело, свобода, долгожданная. И по такой схеме обоих детей ты хочешь в жизнь провести. Был бы третий – и третьего тоже бы провела.

– Я мать, в конце концов! Я за тебя отвечаю, за твоё образование, за будущее твоё!

– Мне надоело, понимаешь мама, надоело! Надоело, что я учусь три года на того, кем быть не хочу. Надоело прозябать в этом городе!

– И что теперь? Мчаться за «три девять земель»? Обворуют тебя там, побьют, будешь знать… – тут мать растрогалась и села на диван рядом с сыном, приобняв его.

– Ты не хочешь меня понять. Ты меня не слышишь.

– Я твоей жизненной позиции не понимаю и не вижу её вообще. Я мать, и ты должен меня слушаться.

– Ты ещё скажи: «Я тебя породила, я тебя и убью!»

– Ну что болтаешь? – она с укором взглянула на Рому и после минутного молчания продолжила, – А может, закончишь высшее на экономиста и потом пойдёшь на второе?

– Зачем заниматься музыкой с двумя высшими образованиями, если это можно делать и с одним среднеспециальным?

– Вот болтаешь сейчас, а потом у сестры придётся деньги занимать на жизнь.

– Что б я у неё что-то брал? Я у неё никогда ничего занимать не буду.

Мать помолчала в раздумьях и видимо поняла, что сына нельзя было остановить, отговорить его от затеи уехать. Она сама в этом же возрасте уехала учиться в другой город и решила, что для Ромы это все-таки будет полезно.

– А где ты там будешь жить?

– Тётю Зину помнишь? Папину сестру? Она же в Петербурге живёт, причём неплохо.

– А ты ей сообщил уже?

– Да, она не против. Говорит «Без проблем. Живи сколько хочешь».

– Ой волнуюсь я за тебя, Ромка.

– Мам! Да перестань. Всё будет хорошо.

– И когда ты ехать собираешься?

– Билеты на среду взял.

– Ты уже и билеты купил?! – она удивлённо посмотрела на сына.

– Да, мама.

– И на когда?

– Среда в десять.

– Вечера?

– Да, – Рома только не стал уточнять одну вещь – билет был в один конец, так как он не знал, сколько пробудет там. Да и денег было, чтобы взять с собой на несколько дней

проживания.

– Ну, значит, диплом завтра получишь и будешь собираться.

– Потом мы у Андрюхи с ночевой собираемся.

– И когда ты думаешь в дорогу собираться?

– Ма, дай нам повеселиться напоследок, – сказал он, вставая с дивана. – Ещё немного, и пол компании нашей уедет из города, и фиг его знает, когда мы ещё так соберёмся. Ради таких моментов можно и временем пожертвовать, и деньгами.

– Ты ещё и деньги будешь вкладывать?

– Да там немного выйдет, вскладчину же стол делаем.

– Давай я тебе дам…

– Не надо, мама. Всё в порядке, – сказал Рома, уже заходя в ванную. В голове прокрутилось: «Вот и поговорили».

Слава Богу, что мать хоть как-то поддержала, ведь в Рому и так никто не верил, кроме бабушки, которая перед своим отъездом к сыну, Роминому дяде, в Рязань сказала: «Я не умру, пока не увижу тебя по телевизору на концерте». Эти слова его ободрили и одновременно расстроили, ведь теперь продолжительность жизни бабушки зависит он него. Веру в себя он почти потерял. Казалось, будто он ошибся в своих друзьях и подругах. Все куда-то растерялись по своим делам, устраивали свою жизнь. Поддержки не было никакой. Он знал, что многие известные люди начинали с неизвестности, неверия и нищеты. Прорываться надо, это однозначно.

XXII

Он был на эмоциях в этот вечер. Радость сменялась грустью, грусть радостью. И ведь всем этим перепадам было объяснение.

Обычно, у творческих людей, при подобных перепадах рождаются какие-то гениальные мысли, стихи, произведения искусства. Но творческий кризис Ромы мешал этому. Не было ничего, кроме грусти и какого-то странного чувства разочарования непонятно в чём. Скорее всего, в любви и людях. Подобное чувство спровоцировало звонок Ани; как будто к нему всё и шло. Снова она явилась из ниоткуда, и Рома точно знал, что она снова исчезнет. В никуда.

– Алло.

– Здравствуйте, а Рому можно? – раздался нежный тихий голос.

– Можно, – шутя ответил Рома. Он то же не узнал своего собеседника, а точнее собеседницу.

– Привет. Как дела?

«Ну вот, опять стандартные фразы» – подумал он про себя. – Привет. Я хорошо, блин, – «блин» было словом паразитом, которое нет-нет, да и проскальзывало, при чём «нет-нет» было очень часто. – Ты как?

– Я отлично. Как в группе дела? – и тут до Ромы дошло, что это была Аня. Блин! Угораздило же ему оказаться дома, а ей ни с того ни с сего позвонить.

– Хорошо, блин. У тебя как с учёбой?

– Нормально. Сессию закрыла, теперь вот дома. Скоро уезжать собираюсь. В Новосибирск. Не знаю, дальше учиться или передохнуть пока…

«Что звонишь то?» – читался вопрос на лице Ромы, да и в мыслях он тоже был, но задать его – означало нагрубить. – Надолго уезжать собираешься?

– Думаю, что насовсем. Скоро замуж выхожу. Ещё пока не решили здесь регистрироваться или там. Ребёнок точно там родится, четвёртый месяц сейчас.

Нож попал точно в сердце. Чувства дробились и крошились, как кости под бульдозером. «Врать ей незачем. Если только шутка… Да нет, зачем? Но такие подробности, да ещё и мне, как будто я самый лучший друг. Как гром среди ясного неба. Блин!» – закрутилось в голове. Но эти мысли шли от сердца. – Рад за тебя. Честно! Я всегда радуюсь за тех, кто нашёл своё счастье.

– Спасибо. А ты никуда не уезжаешь в ближайший месяц?

– Вообще я в Петербург собираюсь, в среду.

– Я тебя на свадьбу пригласить хотела. Если мы и ты в городе будем, то будет отлично! Я по тебе соскучилась!

«Пожалуйста, перестань. Хватит» – разрывалось сердце. – Даа, будет круто! Ты на вручение диплома придёшь?

– Не знаю ещё пока. Завтра видно будет. Я твои песни каждый день слушаю, особенно часто ту, которую ты мне посвятил, про музу.

«Зачем ты это сказала?» – он не знал, что ответить. Продолжать разговор не хотелось ещё больше. – Ммм…

– Ладно. Я очень рада была тебя слышать. Я ещё тебе позвоню.

– Хорошо, звони.

– Целую, пока.

– Пока.

– А ты почему не целуешь?

– Целую, пока, – он не хотел этого говорить, но, учитывая беременность Ани, он не хотел её как-либо расстраивать и шёл на поводу у будущей мамы.

– Пока.

Он первым положил трубку и глубоко вздохнул: «Блин…». Рома задумался и просидел, глядя в одну точку, минут пять. Он сидел бы ещё больше, если бы мама не позвала его на кухню пить чай. Пришлось идти.

На кухне за столом сидела мама. Чай, конфеты, телевизор. Стандартная вечерняя программа.

– Садись чай пить.

– Угу, спасибо, – таким образом он отказался от предложения мамы, а она начала свою тему.

– Ты с отъездом не передумал? Может, сдашь билеты?

– Мама, я всё решил! Надо уезжать и как можно скорее! – он взял со стола свою кружку с налитым мамой чаем и пошёл вон из кухни.

– Ну, может у тебя предназначение такое – быть хорошим финансистом! – кинула мама ему вслед. Рома ничего не сказал. Он «ответил» через пару секунд входя в комнату.

– И никакой я не финансист! – закричал он на всю квартиру и резко, но не хлопая, закрыл дверь. Если бы он хотел хлопнуть, то дверь бы по любому хлопнула, а тут он сделал вид, что сейчас раздастся стук, а сам аккуратно замедлил закрытие. Появилась улыбка, ведь фраза была брошена спонтанно, но в тему и как бы с капризом.

Рома поставил кружку на стол. Улыбка снова сменилась непониманием. В голове ничего не укладывалось, и сила, после не очень удачной беседы с мамой, закипала. Он подошёл к окну и взглянул на небо.

– Я обязательно прорвусь!..

…Нужно было успокоиться. Он лёг на диван и управлял с него телевизором при помощи пульта. Глаза закрывались сами собой, а как Рома их открывал – сразу смотрел на часы. Выходило, что он дремал минут десять. Фильм, который он начала смотреть часа полтора назад, уже подходил к концу. Близилась триумфальная развязка… он открыл глаза, но на экране телевизора начинался уже другой фильм.

– Да ёмаё! Как так?! – сказал он, пробудившись.

Выключив телевизор, он встал с дивана и пошёл к столу. Лампа зажглась и осветила стол Ромы, за который он сел.

«Господи, время всему своё. Но долго ли мне ещё ждать до того, как я встречу свою любовь, и встречу ли я её вообще? Долго ли ещё до того, как я основательно встану на большую сцену, и встану ли я вообще?» – подумал он, взявшись за голову. В горле до сих пор неприятное ощущение мешало нормально петь. По рассказам матёрых и бывалых певцов, которые срывали связки на своём творческом пути, они болят некоторый промежуток времени, при чём этот промежуток недолгий. Но, это не связки, и одному Богу известно, как долго это продлится. А ведь завтра хотелось бы спеть.

Всё накопившееся за последний день и в целом за три года в училище нужно было изложить ёмко, в одной песне. Рома взял ручку и, в лежащем с уже какими-то черновыми записями блокноте, принялся писать.

Дело пошло хорошо и видимо, судя по лицу с которым он зашёл на кухню, всё удалось. Мама по-прежнему смотрела телевизор, а Рома, захватив их комнаты свою кружку, в которой был выпитый не так давно чай, сполоснул её и, достав банку с кофе с полочки, принялся его заваривать. Мать обратила на него внимание.

– Сынок. Ты много кофе пьёшь, особенно в последнее время.

– Мне нужно ночь продлить.

– Что-то ты часто её продлеваешь.

– Сегодня ещё нужнее, чем обычно. Мне нужно одну вещь доделать, – это он так отозвался о своей новой песне-сюрпризе.

– Кофе в больших количествах вредно для здоровья.

– Так я же по чуть-чуть завариваю, – кипяток опустился в кружку.

– Всё равно. Опасно. Может на сердце сказаться.

– Я пошёл, – ляпнул он, хотя мог бы промолчать.

– Ага. Увидимся.

– Не увидимся сегодня, так увидимся завтра, – лишь сказал он, выходя из кухни и глядя на часы. На них было 23:45.

XXIII

Солнце вышло из-за горизонта часа 3 назад и припекало довольно-таки сильно. Асфальт был сух. Дождя вчера не было, но, возможно, будет сегодня. Двор не хотел просыпаться. Одним словом – лето.

Дверь подъезда под номером «3» открылась. Деревьев возле этого подъезда было немного, поэтому солнечный свет хорошо освещал его. Из темноты первого, в которой виднелись лишь ступеньки, вышел Рома. В свое «визитнокарточной» рубашке, мокасинах, светлых штанах и с гитарой в правой руке он начал свой путь. Свой последний путь в то самое учебное заведение, в котором он получал не те знания, которые считал нужными получать. Тем не менее, три года промчались незаметно, и причём не зря. Практически со всеми друзьями они учились и познакомились здесь. Много приятных воспоминаний осталось от пар, перемен, мероприятий и просто весёлого времени в стенах лицея.

Рома вспоминал всё, что мог вспомнить из студенческой жизни, пока шёл на свой последний концерт в тех студенческих стенах. Да-да. В будущем виделось совсем другое, нежели высшее образование и диплом бакалавра. Всё! Довольно! Творчество перевешивало.

Он шёл двадцать минут – именно столько времени занимает путь от дома до ПТУ. Каждое утро он проходил через дворы, дороги и, проходя через большую территорию учебного комплекса, попадал на место назначения. Этот день не был исключением. Все, кто участвовал в «выпускном», собирались за два с половиной часа до начала именно встенах училища; поэтому путь был прежним, но особенным. Он, как и в прошлом году, как и в 70% из ста был ведущим. В этот раз он решил быть ведущим в своём стиле, и никто ему не был указом. Плевать он хотел на всех этих преподавателей, заведующих отделениями, уборщиц, вахтёров, охранников и директора! Через несколько часов училище уйдёт в прошлое. Начнётся совсем иная жизнь, и он надеялся, что пройдёт она у него, как и этот выпускной – на сцене.

Прогнав текст и просмотрев несколько номеров, все потихоньку двинулись в актовый зал на «последний прогон» и настройку аппаратуры Зал был в университетском здании, к которому студенты шли минуты три, обходя множество достопримечательностей. Среди них были столовая, беседка, одноэтажные мастерские технических специальностей, деревья и разукрашенные студентами заборы.

Всё шло отлично. Микрофоны настроены, текст выучен, номера подготовлены. Но он до последнего не пел песню, которую должен был посвятить студентам и преподавателям. Ни на одной из репетиций никто ничего не услышал.

До начала осталось сорок минут, как раз на то, чтобы каждый мог морально подготовиться. Нужно было подстроить гитару: из-за громкого звука колонок, рассчитанных на весь большой зал, струны перешли в другую тональность. Рома сел на одно из многих кресел актового зала и потихоньку натягивал струны одну за другой. Когда он пошёл по второму разу, начиная с первой… Бах! Струна лопнула.

– Блин! – вскрикнул он перетянув струну. Это произошло, как обычно бывает, неожиданно, и он испугался.

Первая мысль была о том, что надо искать струну. До ближайшего музыкального магазина пятнадцать минут на автобусе. Туда – обратно – полчаса. Предупредив организаторов сего мероприятия, что он скоро вернётся, он выбежал из актового зала и помчался на остановку. Вторая важная мысль, над которой Рома задумался: опять придётся потратиться. Денег было не так то много, а ведь нужно взять как можно больше с собой. На счету каждая копейка. После расходов на билет, виньетку с группой, Интернет и прочих мелких трат, приходится уехать с тем, что осталось.

Как только Рома приобрёл у миловидной девушки в отделе музыкальных мелочей струну, держа её в руках, он сразу же побежал на остановку. Она располагалась на другой стороне дороги и чтобы её не переходить, Рома спустился в подземный переход. Проходя мимо этого перехода можно услышать звуки баяна. Спустившись, Рома увидел того, кто играл – седоватый дедушка в очках и потрепанной ветровке всем своим видом вызывал жалость, ну или, по крайней мере, заставлял задуматься.

«Как он играет! – восхитился про себя Рома. Старый баянист действительно очень красиво и профессионально играл. – Обалдеть!»

Рома заслушался и задумался. Он опустился на корточки у стены рядом с баянистом, сидящим на маленькой складной табуретке.

«Он наверняка раньше играл в каком-нибудь оркестре или на свадьбах, или просто во дворе с мужиками, а теперь сидит здесь, в переходе, и ему кидают гроши. Почему он стал никому не нужен? Почему Бог его обделил слушателями? Неужели его музыка никому не интересна?.. – Рома вспомнил, что нужно бежать и поднялся. Достав из кармана всю мелочь, он оставил себе на проезд, а остальное положил в кепку, лежащую у ног баяниста.

– Красиво играете! – крикнул Рома сквозь звуки баяна.

– Спасибо, сынок! Храни тебя Бог!

– Спасибо, дедушка, – сказал он и побежал на автобус.

Много ли нужно для того, чтобы настроиться перед концертом? Роме хватило послушать баяниста и получить от него своего рода благословление.

Вёл концерт он с громогласной девушкой по имени Даша, которая была его хорошей знакомой. В джинсах, туфлях на высоких каблуках и лёгком коротком пиджаке они были примерно в одном свободном студенческом стиле. Хоть ей и оставался учиться ещё год, она тоже плевать хотела на заведующих и директора. Некоторые из них, в том числе директор, стоили того.

– Добрый день! – начала Даша.

– Здравствуйте дорогие студенты и преподаватели! – продолжал подогревать зал Рома. Аплодисменты прорвались незамедлительно. Зал ликовал и завывал от радости и предчувствия свободы.

– Совсем скоро вы получите дипломы, и в вашей жизни завершится ещё один этап – учёба в нашем училище!

– Пути ваши разойдутся; кто-то продолжит учиться здесь, кто-то уедет, кто-то будет работать, – хоть он и смотрел в зал, но не видел ни Ани, ни мамы. Прожектора слишком ярко светили. Это и хорошо – ты не видишь зрителя и меньше волнуешься. Впрочем, Даша и Рома явно не волновались.

– Но перед этим нужно хорошенько отдохнуть…

– … и провести этот праздник со студенческими друзьями!

Тут и понеслось. Директор вручал красные дипломы отличникам, среди которых был и Рома. Напутственные слова и рукопожатие были обязательными элементами вручения; отделаться от этого было невозможно. Рукопожатие-то мелочь, а вот напутственная речь…

– Дорогие выпускники. Уважаемые родители и преподаватели. Сегодня, в этот час, мы с вами видим то, чего мы добивались все эти месяцы. Мы видим плоды наших трудов и стараний. Мы видим будущих специалистов, будущих гениев своего дела и людей, которые будут продвигать нашу страну на новые уровни. Я очень счастлив, что наши студенты набрали большое количество баллов за промежуточное национальное тестирование, за то, что они участвовали и своими руками создавали так много мероприятий и нововведений нашего училища, за то, что они выбрали именно наше учебное заведение, – прошло пять минут его речи. Только не понятно как – «ещё» или «уже». Те, кто стоял за кулисами потеряли счёт времени. – Уважаемые родители! Спасибо вам большое, за ваш материнский и отцовский труд по направлению детей по выбранным профессиям. Это титанический труд – помогать ребёнку в познании выбранной специальности. У меня у самого двое детей, которые уже получили дипломы о высшем образовании, и я знаю, сколько сил нужно потратить на это. После нашего производственно-технического училища, выпускники могут поступить в университет, на базе которого функционирует наше училище на родственную специальность, – прошло ещё пять минут. – Условия поступления самые выгодные; большие размеры скидок позволят выпускникам с большим рвением продолжать учёбу у нас. Я думаю, что и студенты, и преподаватели будут рады видеться на территории нашего учебного комплекса…

– А я думаю, нет, – сказал за кулисами Рома Даше. Она и впереди стоящая девушка улыбнулись.

– … Всех вам благ и успехов в продолжение вашего жизненного пути! Ура! – наконец закончил директор. Студенты, стоявшие с дипломами на сцене, дружно вздохнули. Было очень жарко и душно. Хотелось побыстрее сесть в зал, а кому-то уже хотелось, чтобы всё это скорее закончилось. Но концерт продолжался.

Дипломы были вручены и остальным студентам, заведующие отделениями выслушаны, танцы отплясаны. Оставалось ещё немного…

Сцена ненадолго опустела. Никто из ведущих не продолжал сценарий. Рома из кулисы, где стоял сам, в противоположную жестами показал Даше, что представлять его не надо. В зале усилился гул. Рома молился за кулисами и, перекрестившись, сказал себе: «Всё будет зашибись. Ты ведь в гавайской рубашке родился».

Он решительным шагом вышел к микрофону, откинув волнение и всю эту близкую волнению чушь. Плевать, кто был в зале, а кого не было. Это был его миг, последний в жизни училища. Сейчас надо сказать всё…

– Ещё раз добрый день, студенты! Поздравляю вас со свободой. Спасибо вам, преподаватели! Пусть кто-то из студентов с вами ругается или спорит, но я думаю, вы все знаете, что на самом деле все мы вас любим и уважаем. Ну я полюбил не только вас, но и всё наше ПТУ. То, что я сейчас спою, я писал все три курса, что учился здесь, и поскольку терять мне больше нечего…– тут в зале послышался смех, – … я всё же спою, ведь через песню можно выразить все свои чувства. Это лучший способ что-либо рассказать…

В зале воцарилась тишина, та самая которую он ждал. Казалось, каждый услышал и понял Рому, и теперь зал не понимал аплодировать или нет. Шея уже не болела. Ничто и никто не мешал ему спеть последнюю песню.

Я на знаю с какой я смены

И какие завтра пары.

В кабинет войду я смело,

А там препод мозги парит.

Зубрить до потери пульса.

Проучиться ещё бы пол курса.

Мама, я не хочу учиться.

Мама, я не хочу учиться…

Но я студент!

Группа убегает со звонком

Толпа у раздевалки.

А в расписании моём

Три предмета и две тетрадки.

Меня ругает наш физрук,

А я в поиске подруг.

Мама, я не хочу учиться.

Мама, я не хочу учиться…

Но я студент!

Скоро я буду дежурить,

И гулять по этажам.

Я староста и всё в ажуре

«На ура» экзамен сдам.

С чужим студенческим пройду

Вахтёру крикну на ходу:

Я не хочу учиться.

Я не хочу учиться…

Но я студент!

Это был успех. Зад разорвался в аплодисментах и свисте. Это был студенческий гимн. Рома спел его под занавес, и это должно запомниться всем надолго. Дай Бог…

«Я спел, что хотел спеть…»

XXIV

Свобода! Долгожданная и, в тоже время неожиданно быстро нагрянувшая, она вселяла надежду на светлое будущее. Ступень пройдена, пора идти к следующей. Но сначала, как гласит студенческий сценарий, нужно было отдохнуть и отметить получение диплома. Тёплая погода как раз позволяла это сделать весело и на долгую память.

Группа Ромы собиралась в кафе. Это была их последняя совместная встреча, но всё равно людей было мало. Кто-то уже уехал узнавать насчёт вступительных экзаменов в ВУЗы, кто-то поехал сдавать экзамены, а пару человек вообще проигнорировали предложение собраться – такие есть в любой группе. Таким образом, из двадцати трёх студентов за столом сидело двенадцать. Воспоминания лились рекой, громкий смех стоял на всё кафе. Группа казалась неразлучными друзьями, но каждый из них, в глубине души, знал, что встретятся они теперь лишь по воле «случая». Конечно, кто-то из них будет продолжать учиться вместе, снова в одной группе, но Рома точно знал – с ним вместе никто не уедет.

– А помните как в карты рубились? – весело спросил он. – В «дурака» играли каждый день, как только попадался случай.

– Да-да! – ответил хор из десяти голосов. Одна девушка просто не умела играть; ребята не успели её научить.

– Я три раза чемпионкой была! – сказала Ксюша.

– Это потому, что меня в финале два раза выигрывала! – заявил ей одногруппник Паша.

Такие споры бывали и на парах, при чём более азартные споры. До драки, конечно, дело не доходило, но крики студентов, играющих в карты на паре – это уже своего рода нарушение порядка, которое было в порядке вещей.

– Ну что? Может напоследок, навылет? – Рома достал из кармана потрёпанную колоду карт, ту самую, которой они играли на парах.

– Ооо, давай! – гул толпы усилился. Ещё бы! Кто-то был уже в подвыпившем состоянии.

Сыграть напоследок было символично. Все удивились, что у Ромы вообще были карты, хотя он каждый день носил их в училище. Быстро раздав по одной карте на шестерых, понеслась игра. На место вылетавшего заходил следующий; в общей сложности играли все одиннадцать игроков. Рома держался до конца. В финале с ним играл Ринат – тот ещё шулер. В карты он учился играть во дворе, на скамейке с друзьями разгильдяями и матёрыми картёжниками, так что за его ходами нужен был глаз да глаз. Пару «левых» карт Рома заметил.

– Ну как подними! Ишь чего! – весело возмутился Рома. Ринат ехидно засмеялся в ответ.

Козырем было черви. Рома взял туз лежащий на кону. У обоих было по три карты в руке. Партия была за Ромой. Довольный и с азартом он подвёл итог:

– На тебе «Колю», «Толю» и «шоху» на погон! – за червовым королём на стол упал туз и крестовая шестёрка. Сердце стучало от азарта; радость закипела в душе.

– Ой, молодчик! – признал поражение Ринат.

– Без обид! – протянул ему руку Рома. – Ничего личного. Это просто игра.

– Да конечно! Ещё встретимся – поиграем!

У всех поднялось настроение. Паша выкрикнул: «За Рому!» и стаканы и рюмки вдобавок с девчачьим визгом стукнулись друг о друга.

– Спасибо, ребята! – он знал, что будет скучать уже через пару дней о прежней студенческой жизни. Но тоска должна рассеяться, ведь через эти пару дней отъезд. Посмотрев на часы стало понятно – пора. Желание ещё посидеть с теперь уже бывшими одногруппниками подогрелось, но было начало девятого. Его ждали в другом, более «тёплом» месте. В кафе Рома был с гитарой. После вечера с группой по плану шёл квартирник с друзьями, про который он говорил маме, имея в виду посиделку с ночевой у Андрюхи. Все собирались к восьми, так что Роме было, куда идти после.

Он обнял каждого, кто сидел с ним за одним столом и, перед уходом, достал спрятавшие в карман карты.

– Вот, держите. На память. Возьмите каждый себе по три штучки, как раз и мне останется. Будете вспоминать о нашей группе, раздолбайской, – группа засмеялась, а Рома оставил карты на столе. Каждый пожелал ему что-то от себя, и он ответил тем же.

Выйдя из кафе, Рома глубоко вздохнул. Солнце близилось к закату, и воздух становился всё свежее. Близилась ночь, бессонная ночь в компании лучших друзей, самых многосмеющихся и громкопоющих.

Путь лежал через полгорода; у цели он оказался в конце девятого. Подойдя к последнему подъезду, на домофоне Рома нажал две цифры – девять и пять. Пока в квартире спешили к трубке, чтобы ответить, он медленно провёл свой взгляд по двору – напротив подъезда ещё несколько месяцев назад были сугробы, в которых февральской ночью всяк компания боролась и играла в снежки. Справа расположилась беседка, на которой проходили целые ночи. Прошлым летом здесь пели песни и «травили» анекдоты. Прошлым, но не этим… Наконец из домофона послышался весёлый голос:

– Аллёуу

– Алоха! – друзья поняли друг друга с этих двух слов.

Приоткрывшаяся дверь запиликала, и гость вошёл в подъезд. Лифта не было; Андрей жил на третьем этаже, так что подъём был не долгим и без особого приложения усилий. По площадке, когда Рома ещё находился между первым и вторым этажом, эхом разлетелся звук открывающегося дверного замка. В двери его ждал Андрей.

– Ехей! Здарова, гаваец.

– Здарова, браток, – они пожали друг другу руки и приобнялись, но дальше порога Рома пока идти не хотел. – Слушай, ты гитару поставь пока где-нибудь здесь, я пойду во дворе посижу.

– А что такое?

– Да настроение что-то совсем хреновое. Подсыпали в душу дерьмеца.

– Пойдём за стол! Там тебя только все и ждут, – Андрей показал рукой в сторону зала. «Там» действительно стоял гул, и скоро дело должно было дойти до песен.

– Там же есть гитаристы, что вы не играете?

– «Гавайскую рубашку» ждут.

– Будет им. Я проветрюсь минут десять, поразмышляю и поднимусь.

– Ладно, давай, – расстроенным голосом тихо произнёс Андрей. Рома уже вышел за порог.

– Я приду скоро, – дверь закрылась.

Быстрыми шагами Рома преодолел лестницу, перескакивая через ступеньку. Выбежав во двор, он зашагал к беседке – одиночество было необходимо, а на ней как раз никто не сидел. Малышня бегала по двору, стреляла с игрушечных пистолетов, махала палками, пинала мяч. Хоть был конец девятого часа, маленькие шпанюки не собирались домой. Июльская жара не пускала их восвояси. Рома залез повыше, так что ноги стояли на лавочке перед столиком.

«Блин! Ну какого чёрта она мне пишет и звонит? Что ей надо? Поскорее бы уехать…»

Послышался хлопок железной двери. Рома краем глаза заметил, что кто-то направляется к беседке, держа в правой руке что-то, похожее на гитару. Он шёл решительным быстрым шагом по направлению к беседке. Рома поднял голову и его взгляд пересёкся со взглядом Андрея. От увиденного у обоих на лице появилась доля улыбки.

– Ну, какой романтик без гитары? Это чтоб тебе в одиночку не сидеть, – Андрей протянул гитару, и Рома с той же улыбкой принял столь неожиданный дружеский жест. При виде гитары малышня тут же сбежалась к беседке.

– А ты играть будешь? А ты умеешь играть? А сколько гитара стоит? Дашь подержать? – хором начала галдеть ребятня.

– Тихо-тихо! Видите, дядя готовится, – поубавил их юный пыл Андрей. – Садитесь тихо и слушайте. Колян, – сказал он смотря на белобрысого мальчугана в шортах. – Ты чего не здороваешься?

– Здарова, – тихо протянул тот

– Ух ты шпанюк…

Вновь говорит автоответчик:

«Никто не может подойти…»

И кажется, что нашей с тобой встрече

Не произойти…

Мне не хватает твоих губ.

Прости, но я был глуп.

Мне не хватает твоих губ…

Кто-то галдел, но всё же большинство из ребятишек зачарованно слушали. Притих и сам Андрей: он понял, в чём причина грусти Ромы, у которого на первых же строчках заблестело в глазах.

Он приглушил струны ладонью и закричал во всё горло:

Я свободен, словно птица в небесах,

Я свободен, я забыл, что значит страх.

Я свободен – с диким ветром наравне,

Я свободен наяву, а не во сне!

– Да ну всё на хрен, – подытожил Рома. Кто-то из ребятни уже спрыгнул с беседки. Теперь спрыгнул и он сам. – Пойдём кутить.

– Прошло? Ничего, всё будет нормально, – хлопая по плечу утешил Андрей своего друга.

Открыв входную дверь, первым вошёл Андрей. С порога слышалось то, что происходило в зале. Гости уже пели, а поскольку в квартире была только гитара Андрея, то очевидно, что добрались до неё. Как только он услышал звук гитары, то ещё с порога посмотрев в сторону зала, сказал: «Блин…» Ну а оттуда доносилось совсем другое.

Сколько нам ещё пройти?

Знает только Бог,

Он знает, что там впереди.

В жизни нашей сто дорог.

Я выбрал лишь одну,

Которая ведёт к тебе…

– Ну что, алкашня? – забавно сказал Андрей войдя в зал. – Добрались до гитары?

– Да ладно тебе, один раз живём, – «отмазался» играющий на ней Владлен – один из семи оставшихся после ухода Андрея умеющий играть на гитаре.

– Вы смотрите лучше, кого я вам привёл, – Андрей вывел за плечи из коридора Рому.

– Ура! Ромка пришёл! – закричал Семён.

– «Гавайская рубашка» пришла! – закричала одна из девиц.

– Ромке диплом сегодня вручили! – сказал Андрей.

– О! Вперёд за стол! Давай обмывать! – сказал Владлен и, поставив гитару, навострился к бутылке со спиртным.

– Влад, ты вообще-то в гостях! – снял с него обороты Андрей.

– Ну ладно–ладно. Прости Андрюха.

– Да всё нормально.

– Хорошо мужики! Давайте уже за Рому! – как отрезал сказал Семён.

– За Рому! Гаваец! – воскликнули все и поглотили кто что. Лицо Ромы естественно покраснело, и он смущённо улыбнулся.

– Давай Рома, похавай и будем лабать, – Андрею хотелось поскорее попеть вместе.

Вообще это подобие квартирника было устроено следующим образом: было что-то вроде «горячего стула» – кто садился, тот и пел что хочет, а остальные старались ему подыграть. Из инструментов, на которых подыгрывали, если не считать гитару Ромы, была лишь Андрюхина гитара да пара маракасов, принадлежащих забавной девушке, что сидела рядом с Владом и, похоже, пришла с ним вместе.

Поскольку Рома поел в кафе и был неголоден, он сел на стул поодаль стола, на котором не так давно сидел Влад; тот по-прежнему держал гитару Андрея и был готов подыграть. Один маракас был у девушки рядом с Владом – Марины, а другой у девушки рядом с Семёном – Ирины. Компания попалась со слухом, и как только Рома начал играть все подключились.

Как же хочется любви.

Такой, что раз и навсегда.

Каждый день смотреть в её глаза

И не расставаться никогда.

Последний романтик, не ждущий больших перемен,

Который ждёт только сердце взаимности полное.

И дорожа не деньгами, а только тем,

Что осталось в нашем мире с тобою доброе.

Я скажу тебе боже, что же надо мне:

Лишь гитара на плече да её рука в моей руке…

Заметив, что большинство не очень внимательно слушает, а Андрей с Семёном вообще смеялись сами по себе, Рома резко сменил темп.

Я иду по городу в гавайской рубашке

Я иду по городу в гавайской рубашке

Я поздравил подругу – у неё день Рождения

На улице разные слои населения.

Я иду по городу в гавайской рубашке…

Все зашевелились и даже заокали когда Рома начал «Гавайскую рубашку». Девушки активно трясли маракасами, а Влад играл рок-н-рольное соло. Настроение компании изрядно поднялось.

XXV

Посиделка в полном составе продолжалась до часу ночи. Потом Марина вызвала такси – ей нужно было домой. Естественно с ней поехал Влад, чтобы как подобает настоящему джентльмену её проводить. Андрей предложил Владу вернуться, после того как проводит, но тот ответил отрицательно: «Завтра понедельник…» На одном такси с Владом и Мариной уехала Ирина, а вот две подружки Лена и Настя отправились к одной из них на следующей машине. Таким образом, проводив всех, осталось только четыре человека из девяти.

Андрей закрыл дверь за девчатами, что уходили последними и вместе с Семёном и Ромой пошли в зал.

– Пойдёмте полабаем ещё что ли, – сказал Рома входя в зал.

– А соседи? – спросил идущий за ним Семён.

– Да пох на соседей! Сами шумят ночами, – подытожил заходящий последним Андрей.

– Ну мы тихо всё равно, а то по закону шуметь то нельзя после одиннадцати, повяжут ещё, – он взял гитару и сел на диван.

– Ты погоди играть. Давай сначала стол уберём, потом сядем нормально, – Андрей взял грязные тарелки и ушёл вместе с ними.

– Только пиво и сок давай оставим, – ставя на пол бутылки и пачку сока сказал Семён.

Отнеся посуду на кухню, друзья собрали стол.

– Может, давай сразу помоем? – спросил про посуду Андрея Рома.

– Я утром сам помою, ответил Андрей.

– Смотри, как знаешь… – Рома сел на пол облокотившись спиной на кресло и начал играть мотив той песни, что пел перед «Рубашкой». Семён налил ананасовый сок в стакан и поставил его рядом с Ромой, а сам с кружкой пива лёг на ковёр напротив него. Андрей то же был с пивом; он сидел между ребятами облокотившись на диван. Все молчали.

– Ребята, вы боитесь чего-нибудь? – глядя в пол спросил Рома.

– Мне насекомые не нравятся, – ответил Семён.

– А мне вообще пох! – заявил Андрей. Они вдвоём посмеялись, а Рома удержался на серьёзной теме, но улыбнулся.

– Да я серьезно, ребята. Я просто понял, что для меня лично самое страшное, это когда та которую ты любишь, отрекается от любви.

– Ну не скажи, – возразил Андрей. – Это ты только сейчас так думаешь, потому что не так давно обжёгся. Это пройдёт со временем, и ты это прекрасно знаешь.

– Да, знаю.

– А вот смерть разве не страшна? А если не дай Бог умрёт твой близкий человек, например?

– Бог даёт отрезок времени, который называется жизнь. И мы идём к неизбежному концу этого отрезка. Так вот как мы придём и с чем, меня волнует больше.

– Хорошо. То есть, если кто-то умирает из близких людей, ты вот так вот философски на это смотришь.

– Я не бесчувственный. Я тоже плачу, расстраиваюсь, переживаю, мне больно в душе, но это неизбежность. Это по любому будет со всеми, и для кого-то страшнее жить, чем умереть. Вот я и хочу побольше оставить доброго после себя, ведь я не лучше всех, и я тоже умру, когда Бог сочтёт нужным…

– Ты не лучше всех, но ты лучше многих, – перебил его Семён.

– Спасибо, дружище, – удивлённо ответил Рома. – Чётко сказал.

– Это ещё что, – продолжал Семён. – Я тут сериал один недавно смотрел, там героиня в коме лежала. Вы представьте, человек вдруг засыпает после столкновения со столбом года на три, просыпается, и вроде бы ничего и не было. Как будто уснул часика на полтора, а мир то вокруг переменился… – все трое замолчали в раздумьях каждый о своём. Эта тема касалась каждого.

– Одно время думаешь: «Так устал. Так устал от всего этого», что сейчас перережешь вены вдоль или откроешь окно и шагнёшь… Но потом тебя останавливает мысль, осознание того, что жизнь даётся только один раз и не нужно показывать слабость, нужно набраться сил и жить. К тому же, самоубийство – самый тяжкий грех…

– Ага, век не отмоешься! – вставил своё Семён. Он был атеистом и спокойно, даже пофигистично относился к таким вещам. Они с Андреем рассмеялись.

– … Вот сиди потом, размышляй – приблизить смерть или продлить жизнь, – договорил Рома. Тут под смех двоих и молчание одного внезапно из корридора появился Данила – четвёртый из тех, кто остался в квартире.

– Философы хренова,– с полузакрытыми глазами сонным голосом сказал он. – Завтра на работу полседьмого вставать. Лежу, слушаю вас, блин, – он лёг на диван а вся троица загоготала над ним.

– Молодец что пришёл, – сказал ему Андрей. – Мы ещё не пели, а так с нами будешь.

– Аха. Ща, посплю до пол седьмого, а там споём.

– Ооо. Вот так мы теряем друзей, – в шутку сказал Рома а Андрей щекотя Данилу за бока добавил: «Будешь петь». – Друзья не звонят друг другу, разрываются связи…

– Нифига! Я тебе звонил, – вставил Семён.

– Да мы то хорошие друзья. Сейчас в общем люди какие-то озлобленные, нервные, и жизнь тратят на то, что на самом деле не нравится им делать. А ведь у каждого есть мечта…

– Я в Голландии жить хочу, там всё можно, – опять встрял Семён.

– А я в Америку с тренером и командой нашей поехать хочу, – начал рассказывать свою мечту Андрей. Он занимался тяжёлой атлетикой. – Там выиграть чемпионат и пожить. Тренажёрный зал открыть, школу спортивную… – ребята задумались над своими желаниями.

– Хорошо там, где нас нет… – нарушил тишину Данила.

– … но мы там скоро будем, – радостно ответил ему Рома. – Ты сам-то чего в жизни хочешь?

– Я хочу пользу людям приносить, – по его сонному голосу можно было предположить ещё то, что он, наверняка, неплохо выпил пива. – В армию наверно пойду, ещё год доучусь, и – служить Родине.

– Вот и я хочу свалить отсюда, – он посмотрел на Андрея с Семёном, – и принести в мир хоть немного добра через свои песни. Я лишь посланник… – Рома недоговорил, потому что Данила запустил в него с дивана подушкой и попал прямо в лицо так, что получилось очень забавно.

– Посланник, – насмешливо сказал он и все засмеялись.

– Ну, знаешь ли, всему свои струны; каждый занимается тем, чем считает нужным, – пытался оправдать свои слова Рома.

– А чего ты, кстати, один играешь, без группы? – спросил Андрей.

– Найти в нашем городе не занятого в группе хорошего соло гитариста так же сложно, как найти вторую половину.

– Кстати, а Аня тебе пишет? – спросил Рому Семён. Он не знал, почему Рома не сразу пошёл к Андрею и не специально надавил на «больную мозоль». – Она в Интернете как-то обмолвилась, что замуж выходит. Андрей хлопнул Семёна по ноге, поставил палец к своим губам с подтекстом «Тихо! Молчи!», постучал пальцами по виску и покрутил головой с подтекстом «Вообще не соображаешь?» – А что такого? – спросил Семён Андрея.

– Да, знаю. Звонила… – опустив глаза в пол сказал Рома. – Давайте ребята забудем эту тему…

– Прости, если что-то не так, – извинился перед ним Семён и спросил как бы для смены темы: «А ты что дальше после училища делать собираешься?»

– Куплю гавайские шорты и уеду в Питер, – ответил он, показывая гавайские цвета на своей расстегнутой рубашке, под которой была белая майка. – Билеты я уже взял, так что в среду «чу-чу».

– А обратно когда? – спросил Данила.

– А вот не знаю, но по любому с вами связь я терять не буду.

– Ещё бы ты потерял, – смеясь сказал Семён. – Мы тебя из-под земли достанем, – ребята засмеялись.

– Давайте выпьем что ли, – поднимаясь сказал Данила.

– Тебе уже хватит, – попытался остановить его Андрей.

– Правда, Данила. Хорош, – присоединился Рома.

– Нет! Надо выпить, – стоял он на своём.

– Тогда я скажу, – изъявил желание Рома. Ребята, приготовив себе выпить сели на ковёр кругом. – Мужики! Я никогда не забуду, как мы с вами кутили. Последний год, что мы провели бок о бок, был, наверно, самым лучшим и насыщенным в моей жизни…

– Да, и в моей тоже, – как всегда перебив сказал Семён.

– Погоди! Давай я скажу, – остановил его Рома. – Я очень рад, что повстречал вас на своём жизненном пути. Вы мне как братья. Одного из своих братьев я потерял, но я не хочу, чтобы мы с вами потерялись. Надо, чтобы друзья были рядом в самые лучшие моменты жизни. Вот когда у меня ребёнок родится, я сразу скажу, ты Андрюха крёстным будешь.

– Ого. Не ожидал, – ответил он.

– Ты Данила с армии вернёшься, один хрен увидимся. С Питера до Голландии не так далеко. В общем, все мы ещё соберёмся, друзья. Давайте за нас, – он поднёс стакан с соком в центр круга.

– За тебя, Рома, – чокнулся Данила.

– За вас, братья, – чокнулся Андрей.

– За нас! – чокнулся Семён.

Они выпили и дружно вчетвером обнявшись, закричали «Ура!» Гостям было всё равно на соседей Андрея, а ему самому и подавно.

– А сколько время? – спросил Андрей. Семён полез в карман за сотовым телефоном, но Рома, взглянув на наручные часы, определил: «Два часа». – Надо хоть немного поспать, – серьёзно продолжил Андрей.

– Да давай попоём ещё, – весело предложил Рома.

– Да. Давай попоём, – поддержал его Семён.

– Ща дядя Миша со второго услышит наши песнопения, и потом знаете, куда он гитару вам засунет? – ребята снова рассмеялись.

Данила первым пошёл спать – вставать ему нужно раньше всех, да и желательно протрезвевшим. Пусть ему и надо вернуться домой, а живёт он от Андрея не близко, принять душ, позавтракать и к девяти часам придти на работу, он не мог отказаться покутить вместе с друзьями. Рома, Семён и Андрей ещё долго смеялись, смотря телевизор и просто вспоминая истории из совместного прошлого, пока к началу пятого, уже на рассвете не вырубились, кто где. Спальных мест в квартире у Андрея хватало всем.

XXVI

Утро понедельника пронзил звук будильника Данилы. От него проснулись все. Через десять минут Андрей уже закрывал за Данилой дверь, а Семён и Рома ещё лежали в полусонном состоянии.

– Ну что, рота? Подъём! – генеральским голосом сказал Андрей.

– А что так рано? – сонно спросил Семён.

– Как рано? Седьмой час. Мне часов в семь надо бабулю идти проведать, – бабушка Андрея хворала. Внук присматривал за ней, ходил в магазин, в аптеку.

Полусонные ребята неохотно пробудились. Семён поднял с пола недопитую бутылку пива и зашёл на балкон – ещё сохранившаяся после ночи прохлада освежала. За ним на запах утренней свежести вышел Рома. На его плече висела гитара, он даже что-то сыграл пока шёл к балкону. Глубоко вздохнув, он сказал:

– Эх, хорошо! – и ударил по струнам, заиграв весёлый мотив какой-то западной группы. «Ухху!» крикнул он. «Ухху» подхватил Семён. Они готовы были подвывать под музыку, пока до конца бы не проснулись.

– Чего орёте?! – послышался женский голос с этажей выше. – Чего орёте?! Людям на работу вставать, а они орут! – друзья, засмеявшись, быстро выскочили с балкона.

– А с какого времени шуметь можно? – с улыбкой спросил Семён у Ромы.

– А сейчас сколько? – спросил он в ответ и посмотрел на свои же часы. – Без пяти семь. Уже час как можно.

– Вы чего орёте то? – смеясь, спросил вошедший в комнату с балконом Андрей.

– Бодрое утро, – ответил хохочущий Рома.

– Да нормально всё, – поддержал его Семён. – Всё круто!

– Скворцы, блин. Мне к бабушке надо.

– А, ну пойдём, – сказал Рома. Он засунул гитару в чехол, надел рубашку и был готов к возвращению домой.

Все втроём друзья вышли из дома, и пошли к круглосуточному магазину – хотелось попить холодненькой минералки. По пути завязался разговор.

– Вообще, я считаю, что музыка должна быть в жизни на фоне. Вот делаем мы, допустим, что-нибудь, а музыка звучит.

– Это я понял, – сказал Андрей, – но как ты собираешься деньги зарабатывать?

– Мне не нужны деньги. Мне нужна еда, жильё, любовь, музыка. Деньги – это промежуточная ступень между, скажем, тобой и картошкой или тобой и телевизором.

– То есть, если бы тебе за выступление давали мешок картошки, ну или там телевизор, ты бы согласился? – продолжал Андрей.

– Мне бы так было лучше.

– Мда. Ты явно индивидуум, блин, – пока шёл разговор, они перешли через ещё свободную от машин дорогу, и заскочили в магазин. Через минуту ребята вышли из него уже с литровой бутылкой холодной бодрящей минеральной воды.

– За эту ночь мы продлили жизнь лет на триста. Теперь я умру, если только откажет сердце от переизбытка смеха, – пока пил Андрей сказал Рома.

– Да, здорово поржали, – подтвердил вышесказанное Семён. Андрей передал ему бутылку.

– Так ты когда уезжаешь? – спросил Андрей.

– Отплытие послезавтра в десять вечера. Кто хочет – приходите, буду рад увидеть вас напоследок, – Семён передал ему бутылку.

– Ну так ты ж не насовсем уезжаешь, – сказал Семён.

– Вот именно, – добавил Андрей, – а так говоришь.

– Ладно, ребятки, – выпив, сказал Рома, отдавая бутылку Андрею. – Конечно, увидимся ещё, даже если вы на отплытие не придёте, а вы придёте, я знаю.

– Да, – протяжно, смеясь, сказал Андрей.

– Ты прав, – смеясь сказал Семён. – И Данилу подтянем.

– Хорошо. Ты куда сейчас Семён?

– Я на остановку и домой.

– А я к бабуле пошёл.

– Ну а я домой. Ну давайте, братцы. Спасибо тебе, Андрюха, за приют. Было классно, – сказал Рома, пожимая ему руку. Друзья обнялись на прощание друг с другом и каждый бросив «До встречи» разошлись в разные стороны: Андрей к бабушке, Семён на остановку, а Рома пешком домой.

От дома Андрея до Ромы минут пятнадцать ходьбы. По ещё спящему городу можно гулять хоть час, хоть два, только вот через полчаса улицы уже наполнятся машинами и людьми. Но пока, в столь ранний час, было свободно.

Рома уже зашёл во двор и показался из-за гаражей. До подъезда всего ничего. Двор тоже ещё спал. Рома хотел было зайти в подъезд, да передумал – уж больно благодатно было утро после выходных. Он сел на скамейку у подъезда, положив рядом гитару. Вспоминались моменты весёлой ночи, но их прерывал забитый нос – стало заметно труднее дышать. Видимо сезонная аллергия началась. Из подъезда вышел сосед; Рома кивнул ему головой в знак приветствия. Двор начинает пробуждаться. Становится заметнее активность людей, спешащих выполнять свои служебные обязанности. Ну а ему некуда спешить, разве только поспать. Хоть он был и трезвый, но порой от не высыпания штормило так же, как от выпитого в большой дозе крепкого напитка.

В этот момент умиротворения на душе было тепло, да и солнышко припекает. Градусов двадцать пять уже есть, и это только в восьмом часу. Днём будет явно жарче. Вдоволь насладившись воспоминаниями, поразмышляв о планах на будущие три дня сборов и просто получив от солнца энергию, Рома, довольный, взял гитару и встал со скамейки. Побежав по ступенькам, он вызвал лифт. Обычно в лифте Рома молился, а сейчас явно есть повод поблагодарить Всевышнего за то, что всё хорошо. Зайдя в приехавшую вскоре кабину, он нажал на кнопку одиннадцатого этажа и начал молитву: «Отче наш, еже еси на небеси. Да святится имя твоё…»

Ключ вошёл в замочную скважину. Рома переступил порог напевая:

Вернусь, и, может, я изменюсь.

Дорогой ночной повезёт меня поезд домой.

Разуваясь, он погладил кота, который встречал хозяина лёжа на тумбочке с зеркалом в прихожей.

– Здравствуй, дружок, – сказал он ему.

Войдя в свою комнату, он поставил гитару в угол на микшер и услышал звук включенного компьютера: видимо мама после завершения своих дел уходя, забыла его выключить. Рома поводил мышкой, и на мониторе появилось изображение. Он сделал несколько щелчков – включил Интернет-радио. «Рост FM» должно было заиграть спутся несоклько секунд для загрузки.

– Гавайская рубашка… – растёгивая пуговицы опустив голову сказал Рома, – Это было год назад. Ну а сейчас что? Сейчас…

– … И так, а сейчас зазвучит песня-победитель нашего предфестивального конкурса, получившая наибольшее количество голосов наших слушателей и пользователей интернета, – прорезался голос радиоведущего и Рома, растёгивая рубашку, прислушался к тому, что говорили. – С огромнейшим отрывом в нашем конкурсе, посвящённому рок-фестивалю «Рост Фест», победу одерживает песня… «Гавайская рубашка» автор и исполнитель которой Рома Вагнер! – эмоционально произнесённые слова ведущего сопровождались самой песней. Услышав это, у Ромы кольнуло в сердце и он схватился за левую сторону груди. – Ну что ж. Он получает главный приз – поездку в Петербург для участия в «Рост Фесте» и запись в профессиональной студии… – Рому пошатнуло. Он начал задыхаться.

– Мама, получилось… – сказал он, держась за стол. Он больше не мог стоять на ногах, сердце сжалось и он упал на кровать. Облокотившись к стене, его продолжало мучать удушье, а боль в сердце стала невыносима. Глаза застыли, а затем медленно закрылись.

В среду с городского вокзала поезд уедет без одного пассажира, купившего билет. Гавайские шорты остались висеть где-то в рядах базара в центре. Аня с будущим мужем уехала из города. Мама и сестра погрязли в своей работе. Ещё бы: начало недели. Бабушка Галя счастлива, что гостит у сына в Рязани. Саня огорчён, что его песня не победила в конкурсе, а ведь они с Ромой изначально были на равных, и вместе отослали записи на этот конкурс.

XXVII

Один за одним на телевизоре переключаются каналы. Это не тот самый телевизор, что стоит у Ромы в комнате. На экране появляется большая сцена увенчанная большими буквами «Рост Фест». Огромное количество людей окружает сцену. Ведущий, тот самый, что объявил победителя по радио, прямо ждал когда на этом телевизоре включится именно этот канал.

А сейчас мы с вами споём песню победителя конкурса «Рост ФМ», песню парня, который должен был стоять здесь на этой сцене, но сейчас его нет с нами. Я надеюсь он видит нас… Чёрт, как-то траурно получилось! А ведь он просто не смог приехать, потому что лежит в больнице. Эй, привет Рома! – ведущий машет в камеру. – Ты наверное переволновался там когда узнал, что победил? Давайте все вместе крикнем «Алоха, Рома!», три-четыре, – и многотысячная толпа как единый организм поздоровалась с героем фестиваля.

Рома лежит на больничной койке напротив этого телевизора. Четверо соседей по палате уставились на «звезду», которому медсестра подключает капельницу.

– Алоха, братья! – растекаясь в улыбке поднял он левую свободную руку.

– Роман, осторожнее, тебе сейчас противопоказаны всякого рода нагрузки и переживания, – засуетилась медсестра.

– А музыкой то хоть заниматься можно?

– Тебе – можно, даже нужно.

Всё произошло так, как должно было произойти. Ну или почти так. Главное что талант нашёл своего слушателя. Рома обязательно поправится и выйдет ещё на сцену. И напишет ещё кучу хитов, а пока все посетители фестиваля кричат гимн беззаботного лета:

Я иду по городу в гавайской рубашке,

Я иду по городу в гавайской рубашке…