Не забывай и не прощай [Илья Сергеевич Ермаков] (fb2) читать онлайн

Илья Ермаков Не забывай и не прощай

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Посвящается тем, кто не должен больше молчать.

ОТДЕЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ ГОРОДА И., ИЮЛЬ, 2020 ГОД

– Ты знала этого человека?

– Разумеется.

Следователем оказалась милая женщина с короткой черной стрижкой. Вообще я не ханжа, очень многим женщинам идут короткие стрижки. И они умудряются выглядеть даже еще более женственными. Но ей такая прическа абсолютно не к лицу! Одетая в форму с погонами, она походила на молодого парня нетрадиционной сексуальной ориентации.

– Он был твоим учителем физики, верно?

– Да.

Ее звали Валерия Микеева С. Написано на значке, прикрепленному к кармашку. Ох, Валерия! Угораздило ж тебя так постричься! Что с тобой случилось?

– Друг семьи?

– Крестный. Мой крестный отец.

Валерия слегка прокашлялась, постучала стопкой бумаг по пустому железному столу и внимательно посмотрела на меня. Руки у нее красивые. Надо это признать. Я бы сама не отказалась от таких изящных длинных пальцев. Мои вечно мне напоминали куриную лапку.

– Ты думала когда-нибудь о том, что он мог это сделать?

– Нет. Совсем нет…

Я отвечала на вопросы так быстро, будто заранее знала все ответы. Как на устном экзамене.

Забавно даже…

– Он не был похож на такого человека, верно?

– Конечно, нет! Он не мог так поступить с собой.

– Вы виделись в тот день?

– Да.

И зачем они все это спрашивают? Наверное, обычная процедура для галочки. Впрочем, как и все в этой стране. Не имеет никакого значения. Скоро это закончится, и я пойду домой, буду смотреть сериалы. А еще я внезапно захотела пиццу с ананасами.

– Он за тобой приехал?

– Да.

– Ты была в том гараже?

– Нет. Он высадил меня на площади, недалеко от моего дома. Дальше пошла домой сама.

Врать было просто. Я уже все отрепетировала сто раз: сначала в своих мыслях, а потом перед зеркалом. От меня ничего больше не требовалось. Чтобы эта история закончилась, мне оставалось лишь приукрасить правду и отвести в сторону все подозрения на мой счет.

– Ты знала, что он поедет в гараж?

– Да, он сам сказал. Он всегда заправлял бак, а потом ставил машину в гараж.

– А ты знала, где этот гараж находится?

– Точную дверь не вспомню… я там была один или два раза всего. Наверняка не скажу.

Какая же ты наивная, Валерия! Дорогуша, разумеется, я была в том гараже. Еще как была! Знать им это совсем не обязательно. Не хватало мне оказаться убийцей!

Это было бы несправедливо во всех отношениях.

– И что вы делали?

– Ели мороженое. Пили коктейли. Общались.

Не соврала. Надо же. Все куда проще, чем я думала.

– Он говорил что-то подозрительное?

– Нет. Абсолютно. Все, как и всегда.

Как всегда неприятно и тошно. Но я справилась. И моя жизнь наконец налажена. Можно жить, как все нормальные люди. Большего я и не прошу, поверьте.

– И как всегда?

– Ну… спрашивал, как идет подготовка к институту, про друзей, про мальчиков.

– Мальчиков?

– У меня их нет.

И не будет. Валерия… ох, милая моя, если бы ты знала правду. Даже жаль, что я не могу тебе все рассказать о том, что случилось на самом деле. Уже не могу.

Придется просто играть наши роли.

– Понятно. Значит… ничего подозрительного?

– Ничего.

– Он что-то пил при тебе?

– Только молочный коктейль и мороженое. Взяли в «МакАвто». Больше ничего.

Он пил постоянно. От него всегда несло ацетоном. Даже в школе на занятиях. Мои одноклассники не переставали это обсуждать каждый вторник, когда у нас была физика. Был ли у него сахарный диабет? А черт его знает! Может, и был. Но вероятность того, что он делал глоточек виски перед звонком, куда больше.

– И он не был пьяным или что-то…

– Не могу сказать. Не почувствовала.

Когда же все это закончится?! Ноги затекли! Давайте уже заканчивать, Валерия! Нам обоим это совершенно не нужно.

Пора взять себя в руки. Осталось совсем немного.

– Хорошо. Спасибо, Юля.

– Это все?

Самой не верится…

– Да, все. Ты свободна. Можешь идти.

Я свободна. Наконец-то…

– Спасибо. Я пойду.

– Мне очень жаль, что так случилось. Иногда… такое бывает, Юля…

– Все в порядке. Правда. Я пойду.

– У тебя все будет хорошо. Удачи.

Конечно! Теперь все будет просто супер!

Этот кошмар закончился.

Он больше не вернется в мою жизнь.

После смерти не возвращаются.

* * *

КЛАСС ФИЗИКИ. АПРЕЛЬ, 2019 ГОД

– Слава, иди-ка к доске. Сейчас будем решать задачу.

Конечно, Слава был троечником и ничего не знал. Постанывая, он неохотно встал из-за стола и прошел к классной доске.

– Бери мел и пиши «дано».

Вячеслав Станиславович видел, что Слава явно не горит желанием решать его дурацкую задачу, а потому ему приходилось говорить каждый шаг.

– Повторяем термодинамику. Задача. Газ изобарно увеличился в объеме в три раза при давлении 3000 кило Паскаль.

Я сидела на среднем ряду. Вторая парта. Место справа. Даже отсюда я всегда могла учуять странный запах ацетона, которым несло от Вячеслава Станиславовича.

Этот запах всегда чувствовали все. Наверное, только он сам ничего не чувствовал.

– Определить первоначальный объем газа, если для увеличения его объема потребовалось совершить работу 12,6 кило Джоулей?

Вячеслав Станиславович всегда ходил в разноцветных однотонных рубашках (прикрывавшие его пивной живот) и мешковатых брюках. Сегодня рубашка темно-сиреневая. Брюки частенько были не по размеру – мялись в складки. Вячеслав Станиславович прихрамывал на правую ногу. Никто не знал почему.

– Решаем. Написал «дано»? Пиши давление…

Главной особенностью Вячеслава Станиславовича были его глаза. маленькие, синенькие, водянистые… косые. Правый смотрел почти прямо, а левый всегда в сторону.

У нас даже поговорка ходила: «Один смотрит на нас, другой – на Кавказ».

– Готовимся к зачету, дети. Повторяем все темы. Решаем, Слава, решаем задачу. Давай, рожай.

Бритый и неуклюжий, Вячеслав Станиславович Токарев был нашим учителем физики, моим крестным отцом и… моим личным кошмаром.

– Кто знает, как решать задачу? – Вячеслав Станиславович обратился к классу.

Ответила ему тишина.

Осмотрев всех нас косым взглядом, он остановился на мне.

– Может, Юлек нам поможет? Знаешь, как решать?

Конечно, я не знала! Вообще не повторяла эту вонючую термодинамику! Вечно на своих занятиях он творит все, что ему вздумается без предупреждений.

– Нет, не знаю пока… – ответила я, – еще не подумала.

– Плохо, Юлек, плохо. Ты совсем перестала заниматься, я посмотрю. Точно ничего не придумала?

– Нет, Вячеслав Станиславович, ничего.

Да и плевать!

Взяв ручку, он принялся настукивать по столу и смотреть в журнал.

– Какую формулу писать-то будем, класс? Кто скажет?

Таня-всезнайка потянула руку.

– Рыжова хочет ответить? Давай, Таня. Что будем писать?

– Формулу определения работы газа при изобарном увеличении объема.

– Помоги Славе. Иди к доске.

Таня вышла с тетрадкой к доске, забрала у Славы мел и написала свои каракули. Формула выглядела так: «A=p(V2–V1)».

Надо же как интересно! (Нет).

– Молодец, Таня. Слава, дальше справишься?

Слава тупо смотрел на Вячеслава Станиславовича. Я и все в классе уже догадались, каким вопросом он сейчас озадачен. И это точно не вопрос, касающийся задачи про газ и давление.

Слава думал: «В какой глаз смотреть?».

Оглядевшись, я заметила на лицах одноклассников смущенные улыбки. Они не могли без смеха наблюдать за битвой взглядов Славы и Токарева.

Взгляд Славы перемещался с одного глаза Вячеслава Станиславовича на другой.

– Садись, Слава. Двойка.

Тот совсем не расстроился, а даже обрадовался, что мучения наконец закончились, и радостно вернулся на место, чтобы продолжить просиживать штаны.

– И как ты вообще добрался до десятого класса? Таня, решай задачу. Что дальше находим?

Таня начала умничать в своем репертуаре:

– В условии задачи сказано, что объем газа увеличился в 3 раза, то есть…

Одновременно записала на доске: «V2=3V1».

– Значит, формулу можно переписать следующим образом.

И записала: «A=p(3V1–V1)=2pV1».

– Отлично! – похвалил ее Вячеслав Станиславович.

Ох, бедная Таня. Лучше бы она не умничала…

Пока она продолжала решать задачу, Вячеслав Станиславович встал с места и прошел к доске. Он остановился прямо у нее за спиной и начал заметно глубже дышать. Его короткие плечи поднимались и опускались в такт дыханию.

Это напрягло Таню. Она замедлила темп письма. Лучше бы эта дура писала быстрее и уже села за стол.

– Кто-то уже решил задачу?

– Я решила! – руку подняла Настька Сивова.

Стоило ей помочь с формулой, как она быстро начеркала решение. Сообразительная девчонка, но пинка ей всегда не хватает.

– Давай-ка гляну.

Подойдя вплотную к парте Настьки, Вячеслав Станиславович взял ее тетрадь и стал изучать решение задачи. Я смотрела на них. Осторожно, конечно.

Токарев стоял очень близко. В какой-то момент мне даже показалось, что он потерся краем брюк о руку Настьки.

Вот черт!

Настька мгновенно застыла. Ее глаза расширились до невозможного! Разумеется, Токарев потерся той частью брюк, которая прикрывала его причинное место.

Это случилось очень быстро и почти незаметно. Но не для меня и Настьки.

– Да, все верно.

Токарев вернул тетрадь Настьке и направился к доске. Таня уже закончила решать задачу.

– Все так, Вячеслав Станиславович? – спросила у него Таня.

Оценив написанное на доске своим косым взором, Вячеслав Станиславович закивал, повторяя ритмично:

– Угу… угу… угу…

А потом обратился к Тане:

– Заслужила пятерку. Даже без подсказок. Молодец.

И рука Вячеслава Станиславовича коснулась плеча Тани. Короткие пухлые пальчики с желтизной под ногтями слегка сомкнулись, собрав кожную складку.

Казалось, Таня сейчас упадет в обморок.

Сделав быстро свое дело, Токарев отпустил ученицу и вернулся за свой учительский стол.

Таня пулей умчалась за свою парту, трижды пожалев, что вышла к доске.

Впрочем, я же говорила! Тупая девка.

Прозвенел освободительный звонок. Все принялись собираться.

– Домашнее задание, класс. Решаем задачи четырнадцать, пятнадцать и семнадцать. В следующий раз будем повторять электростатику. Подготовьтесь. Юлек, задержись, пожалуйста. Все свободны.

Вот черт!

Все ушли, и я осталась один на один с Токаревым.

Он – мой учитель и мой крестный. Что может случиться, верно?

Ох… еще как может.

Вячеслав Станиславович прикрыл дверь в класс и посмотрел на меня, пригвожденную к своему месту за партой.

– Юлек, что происходит?

– О чем вы?

– Ты совсем перестала учиться! Глядя на твои оценки, я не могу не беспокоиться. Скоро одиннадцатый класс. А там ЕГЭ и институт. Ты должна стараться. Отец-то знает, что с учебой?

– Я в десятом классе, Вячеслав Станиславович. Он уже давно не интересуется моей учебой. Все в порядке. Я просто не повторяла термодинамику. Дома подготовлюсь.

– Уверена?

На этой ноте он прошел ко мне и сел рядом. Я сдвинулась в сторону.

– Да. Все в порядке. Даже можете не переживать за мою успеваемость. Я не собираюсь сдавать ЕГЭ по физике.

– Серьезно? А что ты хочешь сдавать?

– Литературу, историю, общество…

– И куда ты собираешься с такими экзаменами? В гуманитарий? Не смеши!

На самом деле я сама еще точно не решила, куда буду поступать. Время у меня есть на размышление. Но, похоже, мой крестный уже все решил.

– Тебе надо в химико-технологический идти! Химия, физика, биология! Естественные науки – основа основ. Чего тебе даст эта история? Юлек, подумай серьезно о своем будущем. Я поговорю с твоим отцом.

– Ой, не стоит… правда… я сама со всем справлюсь!

Но он не успокоился.

Он совершенно меня не слышал и настаивал на своем!

– Давай я с тобой отдельно позанимаюсь, если хочешь…

И тут его рука коснулась моей коленки. Горячая влажная ладонь прилипла к моим колготкам. И зачем я вообще пошла на его урок в юбке? Какая же я дура! Черт!

– Будешь оставаться после занятий. Я тебя подготовлю, как следует. Я же не чужой человек, Юлек. Ты меня знаешь. Я хочу, как лучше.

– Не стоит.

– Это совершенно бесплатно! Для своей крестницы я на все готов!

Шершавая ладонь начала поглаживать мою ногу.

Я так не выдержу…

– Программа сейчас сложная. И заниматься с репетитором совершенно нормально. Тем более нужно использовать возможности, какие у тебя есть. У других ребят нет крестного-учителя, и им никто не может помочь. А у тебя есть…

Он смотрел на меня. Прямо на меня! А впрочем… хрен его знает! Я сейчас была как Слава с немым вопросом в голове: «В какой глаз смотреть?». Нет! Хуже! Он Славу за коленку не трогал!

– Я сама со всем справлюсь, Вячеслав Станиславович!

Я резко встала с места и взяла свою сумку.

– Правда! Даже не тратьте на меня свое время.

– Да я только рад помочь, Юлек!

– Спасибо большое! Я очень вам за это благодарна, но я уже все решила. Мне пора идти на урок.

– Подумай еще Юлек. И с отцом поговори. Я всегда рад помочь.

И всегда рад потрогать…

Быстро улыбнувшись в ответ, я выпрыгнула из класса физики, прижалась к стене в коридоре и с трудом сдержала слезы.

* * *

КВАРТИРА ЮЛИ. ТОТ ЖЕ ДЕНЬ

В тот день, когда я вернулась домой, квартира оказалась пуста. Мама и папа были еще на работе. Оказавшись в прихожей и прикрыв за собой дверь, я застыла.

Несколько секунд я вообще не могла пошевелиться.

Перед глазами стояло его лицо – круглое, уродливое, с опухшими веками и косыми глазами. Чуть влажные губы и жуткая улыбка.

Меня трясло.

Я сбросила с плеча сумку прямо на пол. Трясущимися руками расстегнула пуговицы куртки и позволила ей скатиться с моих плеч. Подцепляя носками пятки кроссовок, я сняла их.

По щекам катились холодные слезы. Я была не в силах сжать губы и закрыть рот – нижняя челюсть тряслась сама по себе.

Не двигаясь с места, я продолжала раздеваться: сняла блузку и юбку – вся одежда на полу. Пройдя в нижнем белье в ванную комнату, я закрыла за собой дверь.

Включила воду и разделась полностью.

Встала под горячий душ.

И продолжила так стоять еще несколько минут.

Стоило мне закрыть глаза – появлялись сцены.

Он сжимает плечо Тани, делая складку из ее кожи. Он прижимается своим телом в руке Настьки.

Каждый раз я представляю себя на их месте, и сейчас, в моих мыслях, он трогает не их, а меня.

Его потная рука, испачканная школьным дешевым мелом, на моей коже. Он трогает мои ноги и говорит:

– Давай я с тобой отдельно позанимаюсь, если хочешь…

Сука!

– Это совершенно бесплатно! Для своей крестницы я на все готов!

Сволочь!

Я не могу остановить свои слезы. Горячие капли барабанят по спине, я смотрю вниз – на свою ногу. Именно здесь он трогал меня.

Хватаю мочалку, быстро намыливаю и натираю коленку.

– Черт, черт, черт…

Я тру так сильно, что царапаю кожу в кровь.

Как же хочется отмыться от всего этого!

Отмыться! Отмыться! Отмыться!

Как оно посмело….

КАК ОНО ПОСМЕЛО ТРОГАТЬ МЕНЯ СНОВА?!

– Боже…

Я выбиваюсь из сил и сажусь в ванне на корточки, выпуская из рук мочалку. Смотрю на ногу – вся красная.

– Боже, какое же тварь…

Закрываю лицо руками и больше не сдерживаю слез.

Я устала держать это в себе так долго.

Я просто устала…

Кто-то должен это остановить. Кто-то должен раз и навсегда покончить с этим. Почему никто не пожалуется? Почему никто не говорит об этом? Все же видят…

Все они прекрасно все видят…

– Скотина…

Я не сдерживаю себя.

Начинаю кричать.

Никто меня не услышит – дома никого нет. Я могу кричать свободно.

Я уже давно кричу, и никто не слышит…

Каждый день кричу, и это помогает лишь на миг, а потом все возвращается. Снова и снова… изо дня в день.

Он всегда рядом.

Он всегда следит за мной.

Он ничего не делает, он просто… просто смотрит… и делает вид, что ничего не происходит, но оно… оно происходит!

– Тварь! Мразь! Сука!

Потом я перестаю кричать, и в душе становится пусто.

Все мысли будто… испаряются и исчезают. В такие моменты мне начинается казаться, будто я перестаю существовать.

Меня нет…

Меня просто нет.

* * *

КОМНАТА ЮЛИ. ИЮЛЬ, 2020 ГОД

Все знали, что Юлька Кабанова и Вичка Райкова (так нас называли) – «Вупсень и Пупсень» одиннадцатого класса. Даже после школы она оставалась моей лучшей подругой, которой я могла все рассказать. Но даже она не знала о моей связи с Токаревым.

Вика – классная девчонка. Всегда на позитиве, радостная, тактильная и… рыжая. С ней точно не соскучишься.

В тот вечер мама и папа ушли в ресторан на деловой ужин. Сказали, что вернутся уже ночью. Я пригласила Вику к себе в гости с ночевкой. Почему бы и нет?

Сначала мы смотрели фильмы, танцевали под музыку и делали себе вкусный ужин: горячие бутерброды с сыром, завернутым в лаваш, и кофе. О да, пить кофе перед сном – святое дело.

Переодевшись в легкие шорты и футболки, мы завалились с телефонами на мою большую кровать, погасили в комнате свет до полумрака, оставив лишь ночник, и стали общаться по душам.

В какой-то момент на меня нахлынули мысли о Токареве. Вика ничего не знала… абсолютно. Уже много лет я держала все в себе, но недавно случилось то, что стало для меня последней каплей.

– Ты чего, Юль? – Вика недовольно нахмурилась и положила руку мне на плечо.

В глазах уже застыли слезы.

– Юлька… Эй!

Она потрясла меня.

– Прости. Это просто все…

Я закрыла лицо и отвернулась.

Конечно, Вика не могла остаться равнодушной к моему состоянию. Она подползла ко мне на коленках и крепко обняла. И тогда я почувствовала настоящую нежность. Вика была для меня именно тем человеком, которому я была готова открыться.

Она ничего не спрашивала, а просто обнимала. Она знала, что я сама могу все рассказать, если захочу. Если не захочу – значит, не захочу. Она все понимает.

Объятия Вики всегда горячие и искренние. Я буквально таяла в ее руках, растекаясь, словно шоколад во рту.

– Что бы там ни случилось, Юль, я с тобой. Слышишь? Я с тобой.

Мне было важно услышать эти слова. Услышав их, я вся содрогнулась – так приятно стало.

– Тише, тише… я рядом. Я всегда буду рядом.

А потом я посмотрела в ее большие зеленые глаза. Рыжие пышные кудри пахли клубникой. Я видела перед собой человека, который никогда не сможет предать меня. На нее я могу всегда положиться.

Она – тот, в ком я всегда нуждалась.

Я наклонилась вперед и… сама себя не контролируя, прикоснулась губами к губам Вики.

Что сделала Вика в ответ?

Ничего.

Она не выдала ответного поцелуя, но и не оттолкнула меня. На ее лице оставалось лишь удивление. Вика взметнула свои брови и тупо уставилась на меня, требуя каких-то объяснений своим немым взглядом.

– Ой… – вырвалось у меня, – прости… я…

– Все нормально, – она покачала головой в ответ.

Я почувствовала, как залилась краской.

– Я просто… я не знала, что ты…

– Нет! Нет! Просто это…

– Да?

– Просто…

И я задумалась об этом.

Впервые за всю жизнь я поймала себя на мысли, что совершенно не могу переносить мужское внимание, ласку и заботу по отношению к себе.

Он… все испортил…

Я просто психологически не могу быть рядом с мужчиной и искренне доверять ему.

И зачем я теперь оправдываюсь перед ней?

– Я, конечно, всегда знала, что мы близкие подруги, – начала Вика, – я тоже люблю тебя, Юль, но… ты, правда, чувствуешь что-то большее?

Я сглотнула. В глазах замерли слезы. И… я кивнула.

– Оу… Честно, я не ожидала… прости. Еще не знаю, как на такое реагировать.

– Прости, Вик, я не должна была. Это все так глупо! Если это должно было случиться, то не так.

– И давно это у тебя?

Возможно, на самом деле мои изменения начались гораздо раньше, чем я сама могу предположить. Ведь все началось еще до школы…

– Наверное, я всегда такой была, – призналась я.

– Это так необычно, если честно. Просто еще не знаю, как на это реагировать.

– Ты уже целовалась с девушками?

– Не так, как сейчас… да я и с парнями-то ни разу не целовалась нормально! Ты же знаешь!

– Ой, значит, это был…

– Первый раз, да.

– Прости, что все испортила.

– Нет-нет, это было… необычно, как минимум. Можно… еще раз? Я просто хочу понять.

– Уверена?

Призадумавшись, Вика все же решилась:

– Да. Надо разобраться.

Теперь это было совсем неловко.

Если в первый раз все случилось крайне неожиданно и незапланированно, то теперь… мы обе чувствовали себя не в своей тарелке. Все было до жути неуклюже! Мы подползли друг к другу, наклонили головы, пытались приблизиться, и вдруг Вика резко отстранилась от меня.

– Не знаю, Юль… Думаю, это не для меня. Или просто не понимаю еще ничего.

– Все нормально, Вик. Правда! Все совершенно нормально! Я вообще ни на чем не настаиваю! Если честно, то… есть одна причина, по которой я не могу представить себя рядом с парнем.

– Правда?

– Да… в школе… и до школы кое-что случилось… и происходит сейчас.

– Так, давай выкладывай!

Вика схватила подушку и обхватила ее руками, чтобы было удобнее сидеть и слушать.

– Помнишь Токарева?

– Вячеслава Станиславовича? Нашего физика? Того косого, которого уволили за домогательства?

– Его вынудили подписать бумаги об уходе по собственному желанию, но в общем… да. Я о нем. Он не просто был учителем.

– Ты это о чем?

– Он… мой крестный, как бы…

– Что?!

У Вики отвисла челюсть. Она застыла, выпучив глаза. Она попыталась что-то сказать, но слова не шли – язык бессовестно заплетался.

– Да. Токарев – мой крестный. И меня связывает с ним кое-что очень неприятное.

– Ты никогда об этом не говорила! Никогда и никому!

– Ты будешь первая, кому я готова это рассказать.

– Черт возьми! Юлька, какого хрена происходит?

– Ты дашь мне рассказать или нет?

– Все-все! Я слушаю! Валяй!

Я собралась с духом.

Пришло время открыться самому близкому по духу мне человеку. Настолько близкому, что я готова даже связать с ним свою жизнь!

Он изменил меня сильнее, чем я могла себе представить…

– Помнишь, как он мог приставать к девочкам на уроках?

– Это был полный шлак! Так противно! – ее передернуло.

– Да. Он мог приобнять, потрогать за плечи, прижаться к телу. И все делал как бы случайно, невзначай. Все выглядело так, будто ничего не было.

– Ага! Не было! Все было! Очень даже было!

– Да, было. Еще как. Ты права. Я могу рассказать тебе даже больше. Когда он уже уволился и собирал вещи, я зашла к нему в кабинет…

* * *

КЛАСС ФИЗИКИ. ФЕВРАЛЬ, 2020 ГОД

Сначала я вообще не хотела туда заходить. Аккуратно заглянув из коридора в дверной проем, я увидела, как он стоял у своего учительского стола и складывал бумаги и ручки в свой портфель. На первых партах стояли коробки с книгами и плакатами, что раньше наполняли кабинет физики. Теперь кабинет опустел. Стены оголились до неприличия. Я совсем не узнавала это место.

С уходом Токарева из кабинета физики ушло и все остальное.

– Юлек, заходи! Ты чего там стоишь?

Он заметил меня.

Пришлось войти.

– Здравствуйте, Вячеслав Станиславович.

– Какой я теперь тебе «Вячеслав Станиславович»? Больше нет! Я уже… не твой учитель, Юлек. Но я все еще твой крестный. Так что можешь называть просто дядя Слава, как дома.

Совсем непривычно его так называть!

– Вы уходите навсегда?

– Из этой школы, боюсь, что да. Придется тебе закончить одиннадцатый класс без меня. Справишься?

– Обещаю.

– Вот и умница!

Он смотрел на меня с восхищением. А я стояла и тупо думала: в какой глаз смотреть?

– Это ведь неправда? Ну… то, в чем вас обвинили?

– И ты веришь этой наглой лжи? Юлек! Вот от кого-кого, а от тебя я такого совсем не ожидал!

С этими словами он отложил свои вещи и недовольно смотрел на меня, упершись кулаками в пояс.

На самом деле обвинение в домогательстве на Вячеслава Станиславовича написали несколько родителей из разных классов. Мне же известно только, что в этом приняла участие мама нашей Тани. О, да, видимо прикосновения Токарева не оставили ее равнодушной. А маму – тем более.

Словом, несколько жалоб за короткий промежуток времени. Донос до директора. И Токарев уже подписывает бумаги об увольнении.

Они не молчали, а действовали, поэтому добились результата – хотя бы такого.

– Юлек, я – твой крестный! Я был твоим учителем. Неужели, ты думаешь, что я похож на такое… мерзкое, подлое, гадкое… омерзительнейшее в мире существо?! Мне даже страшно произносить слово, как называют таких, каким меня считают теперь! Не слушай никого, Юлек! Прошу тебя! Не слушай этих людей, которым вечно всякая дурь в голову лезет. Мне совершенно не интересно и не важно, что они там себе надумали и зачем им понадобилось избавляться от меня. Живешь себе живешь и даже не подозреваешь о существовании врагов, пока они тебе нож в спину не вставят. Чудовищно! Понимаешь? Это чудовищно! Нет ничего более гнилого, чем обвинить честного человека в таких нечестивых вещах! Юлек, я был с тобой все детство. Ты меня знаешь. Неужели, ты думаешь, что я на такое способен? А? Скажи мне. Просто скажи.

Ответила с короткой паузой:

– Нет. Не способны.

– Вот! А они… они!.. Ох… черт с ними! Найду другое место. Не беда. Где только наша ни пропадала, правда, Юлек? Справлюсь как-нибудь. Выкарабкаемся. Но это… это!.. Подумать только! А я еще считал, что все люди добрые. Понимаешь? Я верю в добро людей. Искренне в это верю. Видишь, как ошибся?..

Он снова принялся собирать вещи со стола.

– Можешь, кто-то мог что-то не так понять?

Он тупо взглянул на меня.

– Ты это о чем?

– Я ничего не хочу плохого сказать. Просто… вы же сами знаете, что вы человек такой…

– Какой? Не пугай меня, Юлек. Только ты не пугай меня, прошу.

– Ну… очень тактильный что ли…

– Тактильный? Ты это о чем?

– Вы можете так невзначай приобнять ученика и…

– Это преступление?

И тут я потеряла способность мыслить здраво и говорить вообще.

– Вот ты мне скажи. Это преступление что ли?

– Нет, просто…

– Хочешь сказать, что у людей именно такие мысли обо мне, когда я их обнимаю?

– Ну…

– Ты серьезно это сейчас? Серьезно?

Я не могла ничего сказать в ответ. Меня спас директор, который появился в тот момент на пороге кабинета.

– Вячеслав Станиславович! Простите. Здравствуйте, Юля. Можно вас на пару минут?

Токарев кивнул в ответ и сказал мне:

– Подожди меня здесь. Я скоро. Да, Юрий Константинович, иду-иду.

Я даже не обернулась и не поздоровалась с директором – настолько сильно меня парализовали слова Токарева и та интонация, с которой он их произнес. Неужели, он искренне не видит ни в чем своей вины?

Он считает все это… нормальным?

Токарев вышел из кабинета, и директор куда-то его увел. Я проверила коридор – они ушли. Рассчитывая, что он вернется не сразу, я отважилась на отчаянный шаг.

Я не могу понять, что именно со мной случилось, но в тот момент ко мне в голову пришла мысль, от которой я просто не могла отказаться.

Я прикрыла дверь кабинета, прошла к учительскому столу и села на его стул. Странная мания нахлынула на меня. У меня появилась маниакальная цель.

Телефон.

Я хотела проверить его телефон.

Зачем? Не знаю.

Что я хочу там найти? Точно не скажу.

Что-то… что-то, что даст мне ответы.

Я хотела узнать, кем является мой крестный отец на самом деле. А в наше время содержимое телефона может многое рассказать о человеке. Я знала, что Токарев очень любит все фотографировать. Этому его научил отец. Мой папа – фотограф и лучший друг Токарева. Вот он и привил ему любовь к фотографии.

Я просто должна была узнать, что есть у него в телефоне. Обязана! Ради себя самой.

Порылась в портфеле – не нашла. Надеюсь, он не забрал его с собой. Стала рыться в ящиках стола. Сначала не находила ничего подозрительного. Да, я искала не только телефон, а что-то еще, что могло выдать его натуру. Конечно, вряд ли это что-то могло лежать на видном месте. Но… как оказалось, могло.

Открыла очередной ящик – нашла его телефон и странную зеленую картонную коробочку с приоткрытой крышкой. Любопытство в край одолело меня. Бросила взгляд на дверь и прислушалась. Пока тихо. Просто посмотрю, проверю.

Взяла коробочку. Она помещалась прямо в ладонь. И вот… стило мне приоткрыть крышку, как меня парализовало на месте.

Мои мысли оказались примерно такими: «Я вижу что-то, что уже видела прежде. Или это что-то похоже». Дело в том, что я не сразу поняла, что именно я вижу. Скорее всего из-за шока. Мне не хотелось это осознавать. Конечно, в следующую секунду я осознала то, что я увидела.

Подобное чувство возникает, когда в лесу поднимаешь камень с земли. Сначала ты видишь несколько муравьев и каких-то жучков. Но чем дольше ты смотришь, тем сильнее ужасаешься – каждую секунды ты видишь еще больше жуков, которые копошатся на земле и на самом камне. И чем дольше наблюдаешь за этим, тем противнее становится – тело буквально содрогается от ледяной дрожи, идущей волной от шеи, к плечам и уходящей в ноги.

Но в этот раз зрелище оказалось куда хуже кучки мерзких лесных жуков.

Это были прокладки. Да, женские прокладки, сложенные в тонкие трубочки. Использованные прокладки.

Что же получается… он ходил по туалетам девочек и собирал свернутые использованные прокладки из мусорных ведерок? Разумеется, он не мог найти слишком много прокладок, а значит… это целая коллекция, которую он собирал не один день.

Боже…

Меня чуть не стошнило!

Я вернула коробочку на место, пока не стало совсем дурно. После такого лезь в телефон было еще страшнее!

Но я полезла…

Ох, лучше бы не делала этого!

Черт! Лучше бы я вообще не лазила в его вещах!

Разумеется, у такого отсталого от мира человека был простой телефон, в котором он не установил даже пароль. Я быстро включила его и первым делом зашла в «Галерею».

Рыба, рыба, рыба.

Он любит рыбалку.

Речки, озера, небо, лес.

Чертов любитель природы!

Классный журнал, объявления на подъезде, огород, собаки, кошки…

Какой же шлак!

А потом… ученики на последнем звонке. Все нарядные, красивые. Стоят, улыбаются.

И я…

Я, я, я, я, я, я…

Все мои фото с социальных сетей, мои фото с семьей, мои фото в школе, мои фото с пляжа, мои фото…

Я листала дальше и дальше – большая часть всей его галереи заполнена моими фотографиями!

Мои фотографии стояли вперемешку с рыбой, собаками, речками и объявлениями с подъездов.

Сука…

Откуда у него столько…

У меня нет столько моих фоток, сколько есть у него!

Если у него здесь все фотки с моей странички «ВК», значит, он их скачивал себе на телефон, чтобы было «проще искать их».

Черт!

Пальцы похолодели. Руки тряслись. На лбу застыли капли пота. Я просто не могла поверить в этот кошмар!

Какого хрена он творит?

Как же я его тогда ненавидела. Всем сердцем!

А потом… я наткнулась на видеозапись. Мое внимание привлек голый живот Токарева на картинке. Я включила видеозапись.

На ней Токарев лежит у себя дома на диване с голым животом и снимает сам себя на телефон. Словно… видео-дневник или что-то в этом роде.

– Как же я люблю свою крестницу, – говорит он.

И все во мне сжалось.

Токарев на видео берет в левую руку мою фотографию, распечатанную на фотобумаге. На фото – стою я в купальнике на пляже у озера. Это было лет пять назад!

– Юленька, – говорит он на видео, – такая красивая девочка…

А потом он откладывает телефон в сторону на кровать. Камера снимает его с боку. Он положил левую руку с моей фотографией себе на живот, а правую отправил к ногам, за пределы кадра.

И начал дергаться.

Я видела быстрые ритмичные движения правой руки. Он не сводил взгляда с моей фотографии в купальнике.

Я все поняла.

И мне стало страшно.

Впервые страшно так, как еще никогда прежде не было.

В ужасе я выключила запись, не желая досматривать ее до конца. Одним нажатием кнопки вышла из «Галереи» и бросила телефон в ящик, с силой захлопнув его.

Я уже хотела расплакаться прямо на месте, но он вернулся.

Печально улыбаясь, Токарев стоял в дверях кабинета. Прихрамывая, он направился ко мне и спросил:

– Ты как?

А я… А я…

– Мне пора.

Я вскочила с места и без оглядки скорым шагом покинула кабинет, не слушая, что он говорил мне вслед.

* * *

КОМНАТА ЮЛИ. ИЮЛЬ, 2020 ГОД

– Сволочь, – произнесла шепотом Вика.

В моей голове крутились те жуткие картинки: свернутые прокладки в зеленой коробочке, сток моих фотографий в его телефоне, то видео, на котором он…

– Подонок! – рявкнула Вика, прервав цепочку моих мучительных воспоминаний.

На этот раз я не плакала.

За все эти месяцы я выплакала достаточно.

– И он еще твой крестный? Вот же гнида… я даже представить себе не могла подобное! Черт…

Вика бросилась меня обнимать снова. Она чувствовала, как мне этого не хватало.

И чем крепче она меня прижимала к себе, тем сильнее мне этого хотелось снова и снова.

У меня в принципе появилось отторжение к мужскому телу.

– А родителям ты рассказывала? Говорила с ними?

– О да… говорила. Лучше бы даже не начинала…

– В каком это смысле? Что случилось?

Еще одно неприятное воспоминание.

– Ну…

* * *

КВАРТИРА ЮЛИ. ФЕВРАЛЬ, 2020 ГОД

Вернувшись со школы, я встретила родителей на кухне. Папа уже доедал борщ, а мама накладывала ему плов из большой кастрюли. От плова и я бы не отказалась.

– Милая, мой ручки и садись кушать, пока горячее.

– Да, мам!

– В школе все хорошо?

– Да! Сейчас расскажу.

Я оставила свои вещи в комнате, переоделась в домашнюю одежду, помыла руки и присоединилась к родителям на кухне.

Папа уже расправлялся с пловом, закусывая черным хлебом.

– Садись. Борщ пока горячий.

Меня уже ждала тарелка борща.

– Сметану будешь?

– Я без нее поем.

– Как скажешь.

Пришлось ждать, пока немного остынет.

– Как в школе дела? – спросил отец.

– Вы слышали, что дядю Славу уволили?

Я завела эту тему в спокойном тоне. Будто невзначай так, словно обычный разговор.

Отец прекратил есть и даже отложил вилку. Он переглянулся с мамой, и двое смотрели на меня.

– Это омерзительно, – выругался отец.

– Что именно?

– Так оклеветать честного человека! Он же твой крестный! Я не верю.

– Ты же его не знаешь…

– Ты его обвиняешь? Мы служили вместе. Юля, не будь, как они. Дядя Слава – член нашей семьи. Он – мой сослуживец. Я лично через многое с ним прошел. Он не раз выручал меня в беде. Да, после армии у него случилась эта неприятность с глазами, а потом добавился артрит. Поэтому он и хромает.

Тогда я и узнала, почему Токарев хромал.

– Но это гадкое, мерзкое, несправедливое обвинение… головы бы им всем оторвал за клевету на такого человека! Он – твой учитель. Я надеюсь, ты не думаешь, что он мог.

Отец был готов до конца защищать своего армейского товарища.

– Если это случилось, ты не думаешь, что это не просто так.

– Ты это к чему?

– Дыма без огня не бывает, пап.

– Да причем здесь это?! Юля! Я тебя не узнаю! Одумайся! Дядя Слава был с тобой с раннего детства. Вспомни как вы с ним хорошо общались и играли. Он всегда к тебе относился с теплом и лаской. Он очень любит тебя.

Ага, не то слово…

– А ты не находишь его привязанность ко мне навязчивой?

– Это ты сейчас к чему клонишь? Ты тоже хочешь обвинить своего крестного в этой гадости, Юля? Не в моем доме!

Отец стукнул кулаком и встал из-за стола.

– Прекрати, – шикнула на него мать.

Но отец и бровью не повел.

– Что он такого сделал? Что?

Я не могла ему ответить.

Я не могла рассказать ему обо всем, что происходило на самом деле. Он бы все равно не понял – посчитал бы за ложь. Взрослых людей вообще сложно в чем-то переубедить.

Он с армии знает Токарева. Они – лучшие друзья. Папа сделал Токарева моим крестным. Конечно, он будет защищать друга до конца.

О чем я только думала, говоря ему все это?!

– Может, Юля права, Саш? – встряла мама.

– В чем права? Лен, ты серьезно думаешь, что он способен на такое?

– Мы же не знаем, как он ведет себя при других. Никто бы не стал обвинять человека в таком грязном деле. Ты прав. Значит, был повод…

Отец сорвался:

– Он. Не. Педофил. Он не мог домогаться. Не мог и все тут! Кому вы верите? Тем тварям, которым по жизни заняться нечем, чем обвинять людей в домогательствах? Или другу семьи. Или мне.

– Саш…

– Я его знаю. Понимаешь? Я его знаю всю свою жизнь. Он не может оказаться таким человеком. Если бы это было так, то оно бы все вскрылось уже давно! Подобные вещи оставляют свои знаки, сигналы. Это дает о себе знать! А не вот так, как вы это преподносите!

Знаков было предостаточно, но отец закрывал на них глаза.

Он ничего не видел.

– Все это чушь собачья! Мы должны защищать честь семьи. Я не позволю делать из моего друга последнего подонка и гниду! Не в этом доме, ясно вам?!

Я вообще никогда не видела отца в такой ярости. Он просто рвал и метал! Он пыхтел, как бык.

И совершенно не желал меня слушать.

– Но папа…

Я пыталась его образумить.

– Хватит!

– Но…

Он ткнул в меня пальцем и процедил снова:

– Хватит. Юля. Я больше не желаю ничего об этом слышать.

Тогда он просто отшвырнул вилку в сторону, которая уже лежала на столе и никому не мешала. Тот еще знак протеста! Пострадала неповинная вилка.

Отец даже не посмотрел на нас с мамой, а просто вышел из кухни, оставив в тяжелом молчании.

– Может… твой отец прав…

Мать взглянула на меня.

Не знаю, что именно она увидела в моем взгляде, но он кричал: «Одумайся! Я – твоя дочь! Я вижу Токарева, в отличии от папы, почти каждый день! Я общаюсь с людьми! Я знаю, что происходит! Ты должна понять, что эта история коснулась и меня!».

Мама замерла, заметив все это во мне.

Надеюсь, что заметила.

Возможно, она даже поняла, что Токарев и ко мне приставал. Но дело было не столько в приставании, как в маниакальной одержимости…

Мной.

Личный кошмар, который всегда рядом.

Но она явно не собиралась ничего делать, и я это видела. И я так разозлилась! Я видела это в ее лице! Она совершенно не собиралась ничего с этим делать, если бы даже поверила в то, что Токарев приставал к девочкам и был одержим мной.

Доказательств нет.

Токарев в легкую мог сказать: «Они не так все поняли. Им просто показалось. Дети всякое могут выдумать».

Он никого не насиловал, никого напрямую не домогался, ни к кому не приставал…

Он просто…

Просто…

– Милая…

– Лучше молчи дальше! – бросила я в мать.

И ушла.

Она даже не пыталась меня остановить или поговорить снова. Ни в тот день, ни потом.

Больше мы об этом не говорили.

В нашей семье вообще не поднималась эта тема после того разговора. Я и сама не видела в этом смысла.

Злилась ли я на отца? Меньше, чем на мать… Да, она разрывалась между двух огней, но я все равно хотела, чтобы она была на моей стороне. Она же моя мать в конце концов!

Черта с два!

Но что она могла сделать?

Что я могу сделать?

* * *

КОМНАТА ЮЛИ. ИЮЛЬ, 2020 ГОД

– Почему это все так дерьмово?

Вика опустила голову на подушку и устремила свой взгляд в темный потолок.

– Дерьмово? – я легла рядом с ней. – Не то слово.

– Родителям этого не понять. Ужасно! Вот стану мамой – всегда буду верить своей дочери. Всегда. Потому что она – моя дочь. Других причин не нужно. Родители должны беспокоиться о безопасности ребенка. Они должны это чувствовать через невидимые узы. Как мама и ребенок, связанные пуповиной. Они не должны закрывать глаза тогда, когда ситуация настолько очевидно. Это глупо!

– Да, ты права. Глупостей сейчас хватает.

Вика повернулась ко мне лицом. Она осмотрела меня и взяла за руку, крепко обняв ладонь.

– Что еще случилось?

Я задумалась.

– Ты не поверишь, но он… даже во снах меня достает.

– Правда? Токарев?

– Да. Вот совсем недавно мне снился сон про нас с тобой.

– Нас?

– Была неестественно большая луна над водой. Это был пляж, озеро или море. Что-то такое. Скорее всего море. Море, пляж, ночь и большая луна над водой. Очень большая. Мы с тобой держались за руки и бежали вдоль берега. Сначала это было что-то радостное и приятное. Я даже помню те ощущения. Мне это нравилось. Нам было хорошо вместе, но потом… я вдруг почувствовала неприятность.

– Это был он?

– Он… выбежал из кустов. На нем были только большие шорты на тему «А'ля Гавайи». Совсем как трусы. Голые кривые ноги и большой волосатый живот. И он бежал за нами, размахивая руками и что-то выкрикивая вслед.

– Боже мой! Ты серьезно?

– Ага, полнейшее безумие, ты не находишь? Этот подонок решил поохотиться за нами у меня во сне.

– Но мы убежали?

Я внезапно умолкла.

Я сделала вид, что пытаюсь вспомнить конец сна, но на самом деле я его и не забывала.

– Он догнал нас. Он коснулся своей липкой рукой моего плеча, и по всему моему тело прошла ледяная волна. Я проснулась с жутким ознобом, вся в поту. Это было ужасно. Стоило мне сесть в кровати, как изо рта на пол вывалилась слюна. Понимаешь, Вик, весь мой рот был полностью заполнен жидкой слюной. Не густой такой, а именно жидкой. Проснувшись, я не успела этого понять и ничего не проглотила. Лишь приоткрыла рот, и оно все… было уже на полу, на футболке и на мне. Потом меня тошнило весь день, а сон не выходил из головы.

– Какая же дичь тебе снится, Юлька! Боже… как ты это вообще выдержала?

– А я и не выдержала. Он испортил такой чудесный сон. Гадкий засранец. Как видишь, я вспоминаю это все до сих пор. Наверное, никогда не забуду.

Все то, что я рассказывала Вике, была правда. Настоящая правда, которую я впервые не намерена скрывать или приукрашать.

И вот пришло время новой ужасной правды.

– Ты говорила, что он был с вами с твоего детства, верно?

– Да. Он же мой крестный. Он часто бывал у нас дома – папа всегда его приглашал. А после развода с женой он вообще у нас жил почти месяц. Точно не вспомню.

– Ого! Даже так… Прости, у меня до сих пор не укладывается в голове, что Токарев – твой крестный. И ты даже жила с ним.

– Знаю, это сложно представить. Но это было очень давно.

– Что еще он делал? Он же не видел тебя головой?

Я ответила не сразу, давая ей самой догадаться.

– Юль…

Я повернулась к ней лицом.

– Ты меня пугаешь.

Действительно, на Вики лица не было!

– Помнишь я говорила про ту фотографию, где я в купальнике? Та фотка из его видео с телефона.

– Помню, да.

– Это случилось на Северном озере. Мне было двенадцать.

* * *

СЕВЕРНОЕ ОЗЕРО. ИЮЛЬ, 2015 ГОД

Денек выдался знойным. Бывают такие летние деньки, когда хочется не вылезать из прохладной воды. А еще лучше иметь при себе рожок мороженого. И есть его прямо в воде! Кажется, что охолодить тело снаружи – нереальная задача. Нужно помогать охлаждать себя и изнутри. Наверное, это все глупо прозвучит, но именно это мне хотелось делать с собой в тот день – охлаждать себя снаружи и изнутри.

Мороженое я получила дома уже вечером, а днем могла довольствоваться прохладной водой на озере. Не сказать, что там было прям очень прохладно – вода успела довольно сильно нагреться под палящими лучами. Но даже это было намного лучше, чем находиться весь день в духоте, обдуваемой горячим ветром.

На озеро поехали я, мама, папа и Токарев. Сначала хотели позвать и крестную с ребенком, но, узнав о том, что на озеро с нами едет ее бывший муж, она отказалась. Ее можно понять. Вообще было глупо звать ее, но не позвать мы не могли.

Токаревлюбил купаться. Я видела его в одних плавках, а потому эта картинка сохранилась в моем мозгу, чтобы потом транслироваться мне в безумных снах.

Мама, конечно, загорала. Отец отвечал за обед, вечно бегал туда-сюда за напитками. Рядом с озером какой-то умник решил разбить палатку, где торговал прохладительными напитками и мороженым. Подсуетился, хитрый жук.

В общем, купалась я с Токаревым. Делали мы с ним заплывы до маленького островка с камышами, а потом обратно, к берегу. Общались с ним о всякой ерунде. Вообще ни о чем! Он рассказывал какие-то свои байки из жизни, которые я пропускала мимо ушей. Возможно, единственное, что я слушала более внимательно, так это армейские истории про моего отца. Больше я ничего не помню из его рассказов. И шутил он… ни так, ни сяк.

Сам пошутил – сам посмеялся. Так это было.

Он души ни чаял во мне: разрешал вставать ему на плечи и прыгать в воду, словно с трамплина. Надо признать, он научил меня быстро плавать. Плавать я и так умела, но как-то медленно и неспешно. Токарев научил меня работать руками.

Это был один из тех моментов, когда он прикасался ко мне в целях обучения, чтобы показать, как правильно двигать руками. Конечно, я совсем не придавала этому значения. Для меня важен был сам урок, а не его грязные мысли в голове.

Я даже думаю, что именно в тот момент у него не было никаких мыслей. Мне хочется в это верить, потому что уроки быстрого плавания мне нравились. Даже отец не уделял мне столько внимания.

Единственное, что меня сильно напрягало – его взгляд.

Мне двенадцать. Я в бикини. Плаваю и бегаю по горячему песку. Он видел все это. Он видел мою маленькую грудь, мою попу, мою обнаженную талию.

Смотрел ли он на меня? Конечно, смотрел.

Как можно обвинить человека в том, что он на тебя смотрит? Одно дело просто видеть это, а совсем другое – смотреть… с вожделением.

Вот, как это называется – то, что я постоянно вижу в его глазах. Вожделение. Оно управляет им. Низший инстинкт.

Хорошо, что ему не позволили намазать мне спину кремом от загара. Это сделала мама.

Что же случилось на том озере?

Когда мы уже собирались ехать домой, я пошла переодеваться в специальную кабинку. Да, на пляже стояла такая маленькая кабинка для переодеваний, представляющая собой четыре ширмы с дверцей без крыши. Дверь там не закрывалась ни на какие засовы или шпингалеты. Просто прикрываешь дверь и переодеваешься. Ширмы не стоят вплотную к земле, а потому всегда видны голые ноги того, кто стоит в кабинке.

Я сняла мокрое бикини. Стою голая и поправляю трусики, чтобы надеть их.

Дверь открывается.

Стоит он…

Секунда, две… он смотрит на меня, а потом…

– Ой! Прости! Прости, Юлек!

И дверь закрывается.

Зажмурился? Отвернулся? Закрыл глаза рукой?

Нет.

Он сделал лучше – закрыл дверь.

Черт возьми!

Тогда он увидел меня такой, какая я была на самом деле. Вернее, мое тело. Мокрое. Спутанные мокрые волосы. Худые ноги и руки. Детская грудь. И все… остальное.

Когда он закрыл дверь, я вообще окаменела, застыла. Так и стояла там, держа трусики в руках и тяжело дыша. Лишь мысль о том, что дверь может снова открыться, заставила скорее одеться.

Я вся была красная! Ужас!

Я вообще не представляла, как смотреть ему в глаза!

Как?!

Одевшись и выйдя из кабинки, я увидела его. Он стоял там и ждал, когда я закончу.

– Юлек, пойди сюда. Скажу кое-что.

Он отвел меня в сторону деревьев, подальше от родителей. Оглядевшись вокруг за мою спину, он убедился, что за нами никто не наблюдает. Мама и папа были заняты сбором сумок.

Я ничего не могла сказать. Меня просто колотило.

Еще никто и никогда до этого момента из посторонних не видел меня такой.

– Юлек, ты же понимаешь, что это вышло случайно? Понимаешь?

Он смотрел на меня, а я в песок.

– Я не увидел, что ты была в кабинке. Просто не посмотрел вниз на ноги! Прости меня. Прости. Не стоит распространяться об этом, ладно? Это была случайность. Ты же это понимаешь?

– Да…

– Ты же знаешь, что я никогда не…

– Не стали бы так делать.

– Верно! Верно! Просто случилась такая нелепая и неловкая ситуация. Все бывает! Я совсем ничего не видел! Честно! Ничегошеньки! Правда!

– Да, все нормально…

Я уже собралась уходить, но его рука коснулась моего плеча. Токарев остановил меня и развернул к себе:

– Юлек, понимаешь… другие люди могут это все не так понять. Нам этого не нужно, правда ведь? Только мы знаем, как все было на самом деле. Не нужно это никому знать, понимаешь? Пусть это будет нашей неловкой историей.

Так оно и случилось.

События того дня стали нашей неловкой историей с Токаревым о том, как он открыл дверь кабинки, чтобы наконец увидеть меня без купальника.

* * *

КОМНАТА ЮЛИ. ИЮЛЬ, 2020 ГОД

– Сукин сын…

Вика смахнула пот со лба и взяла меня за руку, сжав пальцы.

– Иногда я думаю о том, что напрасно его обвиняю за тот день. Так ведь могло случиться с каждым, верно? Простая случайность. Разве…

– Только не с ним, Юль. Да, ты права. Это могла быть случайность с кем-то другим, но не с ним. Только не с ним, учитывая все то, что уже случилось. Ты помнишь ту ночь, когда тебе было пять. И он это помнит. И я уверена, что он знает, что ты это помнишь. Как можно думать, что такое вообще можно забыть?! А потом это!

– Ты права. Да… с ним все совсем иначе.

Я моргнула, и в уголках глаз застыла влага.

– Эй! Ты не должна плакать из-за такого подонка. Нужно быть сильной и как-то покончить с этим!

– Но… как?..

Я сглотнула соленый комок, повернулась лицом к Вике и посмотрела в ее глаза, полные искреннего сочувствия.

– Ты говорила с крестной? Из-за чего они вообще расстались?

– Говорила. Года два назад я пришла к ней и…

* * *

КВАРТИРА ТОКАРЕВЫХ. ОКТЯБРЬ, 2018 ГОД

На пороге меня встретила Настя. Она была младше меня на два года. Его дочь.

– Насть! Кто пришел?

– Это Юля!

– Кабанова?

– А какая еще же?

– Юля! Юля, проходи!

В коридоре появилась Валентина Георгиевна – странненькая женщина с пучком черных волос, очками в квадратной черной оправе с толстыми линзами. Миниатюрное личико и вечно шмыгающий маленький носик. Одетая в домашний зеленый халат и синие тапочки, она держала в руках влажное кухонное полотенце с зайчиками, которым вытирала тарелки.

Почему «странненькая»? Так мне всегда казалось с детства.

Крестная – славная женщина. Что казалось этого «странненькая», то я всегда имею в виду «в хорошем смысле».

Да, она просто была… славной.

– Давно ты к нам не заходила!

Верно, но проблемка в том, что я вообще к ним не заходила!

Настя уже начала одевать сапожки.

– Ты это куда?

– К Ленке в гости, – бросила дочь в ответ.

– А домашка?

– Сделала.

– Точно?

– Да, сделала! Сделала!

– Надолго пойдешь?

– Ну… до семи или восьми, наверное. Мы хотим сначала погулять, а потом в гости. Чай пить.

– Ну-ну… не задерживайся. И зонтик возьми. Может, дождь будет.

– Обязательно!

Настя быстро оделась, накинула синее осеннее пальтишко, схватила желтый зонтик и умчалась на прогулку.

Я взглянула на нее напоследок: темный хвостик, милое лицо, большие серые глаза – совсем не могу поверить в то, что она – его дочь.

Дверь захлопнулась, и Валентина Георгиевна снова пригласила:

– Проходи, Юль, проходи. Чай будешь?

– Давайте, не откажусь.

Сняла верхнюю одежду, помыла руки в ванной и прошла на кухню. Все в этой квартире говорило о том, что здесь живут две женщины. Никаких знаков мужского присутствия.

Чисто, убрано, свежо. Во всем – след женской хозяйской руки.

– Как мама?

– Порядок. Работает много.

– Отец еще фотограф?

– Да. Ему нравится.

– Это главное. Как в школе дела?

– Отлично.

– Пятерки?

– Четверки-пятерки.

Она мило посмеялась и налила кипяток в чашку.

– Сахара добавить?

– Нет, благодарю.

– Держи.

Он вынула пакетик с чаем, быстро выбросила его и передала мне чашку.

– Бутерброды? Конфеты?

– Нет-нет!

Но она не угомонилась и поставила передо мной тарелку с конфетами и печеньем.

– Спасибо.

Сделав себе чай, она села рядом и как-то облегченно выдохнула.

– Давно я не видела тебя.

Она не сводила с меня глаз.

– Как вы сами?

– Да вот, потихоньку. Думаем с Настькой рвануть куда-нибудь на зимние праздники. Может, в Питер. Она безумно хочет в Эрмитаж. Уже все уши прожужжала!

– Правда?!

– Представляешь! Хорошо, что учится хоть. А то я бы не знала, как с ней быть. На роботе прессуют, как всегда. Впрочем, тебе, наверное, это не интересно. Как сама? Расскажи.

Если бы могла…

– Валентина Георгиевна…

– Боже! Юлька! Я – твоя крестная! Сколько можно тебя просить называть меня просто Валей. Или «тетей Валей» на худой конец! Так уж и быть!

– Прости, теть Валь. Никак не привыкну.

– Так-так, что ты хотела?

– Спросить кое-что…

Я должна была собраться с мыслями. Не каждый раз приходишь к крестной расспрашивать про домогательства ее мужа, своего крестного, своего учителя.

– Надо же! Спрашивай, Юлек! Спрашивай! Мальчик нравится?

Я заулыбалась.

– Нет, что вы! Я не об этом.

– Ты же можешь говорить об этом с мамой?

– С мамой? О мальчиках?

– Ну, да! Конечно! А о чем еще? Ты же можешь к ней обратиться, если что-то будет непонятно?

– Могу… но…

Вот поэтому и «странненькая».

– Слава богу! Это очень важно, что ты можешь поделиться с матерью своими секретами и спросить у нее совета. Между дочерью и матерью должно быть полное доверие. Иначе нельзя. Впрочем, если что, то ты можешь и ко мне обращаться по разным вопросам.

– «Вопросам»?

– Ну, там, знаешь… как отвечать взаимностью, как… не отвечать взаимностью! Всякое разное! Ну, ты понимаешь!

Она неловко посмеялась, но мне… совсем не смешно тогда была.

Вот в такие моменты я вообще перестаю себе место находить.

– Понимаешь, Юль, есть вещи, о которых лучше всегда говорить только со взрослыми. Ты уже девочка большая.

Восьмой класс.

– Должна уже понимать и знать некоторые вещи. Безопасность и…

– Боже! Теть Валя! Я вообще не с этим к вам пришла! О чем вы?! Я еще не в том возрасте! Боже мой…

– Ой, прости-прости меня! Пожалуйста! Прости меня! Засмущала-то как! Боже! Засмущала ребенка… прости меня, пожалуйста! Не хотела!

– Да, ничего…

– Но ты всегда знай, что можешь со мной поделиться всем, чем захочешь!

Елки-палки! И вот как после такого можно вообще о чем-то с ней говорить?

– Прости меня. Ради бога! Язык мой – враг мой! Так, о чем ты хотела со мной поговорить?

– Речь пойдет о… Вячеславе Станиславовиче…

Услышав имя бывшего мужа, крестная переменилась на глазах! Никогда не видела, чтобы человек мог так быстро поменять свое настроение! Будто у нее сработал условный рефлекс на его имя!

Она посерела, помрачнела, все морщинки, которые тетя Валя заработала себе постоянной улыбкой и смехом – все исчезло.

Я совершенно ее не узнала! Ее лицо буквально разгладилось!

Она молчала, не желая о нем говорить. Мне пришлось продолжить.

– Понимаю, теть Валь, что это не мое дело, но… все же… почему вы развелись?

– Понимаешь, Юля… это… взрослые проблемы… ты права: это не твое дело, действительно.

Но я сдаваться не намерена.

– И все же. Это…

– Почему ты хочешь это знать? Зачем это тебе? Мы с твоим крестным оказались совершенно разными людьми! Не подходили друг другу, не сложилось…

– Особенно после рождения Насти?

И ее словно парализовало.

Рот слегка приоткрылся, нижняя губа заметно подрагивала. Она смотрела на меня, совсем не моргая, а в уголках глаз скапливались слезы.

И в тот момент, увидев ее взгляд, полный ужаса и страха, я сама все поняла…

– Давай сменим тему, – отмахнулась она от жутких воспоминаний, помотав головой, – не думаю, что это нужно обсуждать.

– Значит, вы знали…

Я перешла на «вы» слишком резко.

– О чем?

Она испуганно взглянула на меня, когда я встала из-за стола.

– О его наклонностях.

Крестная нахмурилась.

– Он делал это, верно? Вы заметили. Еще с Настей… когда она была маленькая? Поэтому вы развелись…

– Юля… я…

– Вы всегда это знали, а потому решили просто не связывать свою жизнь с этим человеком. Вы отпустили его, зная, что он будет это делать с другими…

Она оказалась не в силах подняться с места. Слабость нагрузила все ее тело. Она могла только сидеть и смотреть на меня снизу вверх.

– Почему вы не сказали?

– А что ему сделают?

Действительно…

– Юля… он… приставал к тебе?

Не могла я больше там находится. Зачем отвечать на очевидные вопросы.

– Мне пора, теть Валь. Была рада повидаться.

И умчала в прихожую.

– Юля!

Она вскочила и понеслась за мной.

– Юля, постой! Я не хотела! Я…

Я уже стояла в сапожках и застегивала куртку.

– Юля… это ужасно! Правда! Давай поговорим. Что он сделал? Расскажи…

Она не скрывала эмоций. Она стояла и рыдала передо мной.

– Вы ничего плохого не сделали. Вы сделали главное, что от вас требовалось – защитили свою дочь. Но кто спасет остальных?

– О… остальных?..

– Всего доброго, теть Валь!

И я открыла дверь.

– Юля!

И ушла.

Тогда мне и стало все понятно.

Не было никакой другой причины для развода крестных – только это. Только он. Он и его… вожделение.

* * *

КОМНАТА ЮЛИ. ИЮЛЬ, 2020 ГОД

– Сейчас я тебе кое-что покажу.

Я взяла телефон и зашла в «ВК». Без труда отыскала страничку Токарева и открыла ее.

– Что там? – Вика подвинулась ближе ко мне.

– Смотри.

В первую очередь я указала на его статус рядом с именем «V'yachislav Tokarev».

– Он думает, что это модно? – Вику прям-таки передернуло от вида имени на страничке.

– Скорее всего. Читай статус.

Вика прочла вслух:

– «Богатое прошлое делает богатыми и нас! Верно, Юлек?..»

И Вика зависла.

– Твое ж мать… Юля, ты серьезно?

– Ага! Сейчас покажу его «интересы».

Я открыла «Показать подробную информацию» и пролистала вниз до раздела «Интересы».

Вика взяла у меня телефон и внимательно изучила.

– Рыбалка, Юлия Кабанова, физика и фотография… Матерь Божья! Господи! Юль, ты у него…

– В «интересах». Да-да! И причем на втором месте после рыбалки! Да еще в виде ссылки на мою страничку!

– Урод… он же самый настоящий маньяк!

– Ты еще не видела главного. После увольнения он совсем слетел с катушек. Начал мне писать почти каждую неделю. А в последнее время – прямо через день написывает.

– Серьезно?

– Еще бы! Предлагает каждый раз встретиться, погулять, сходить в кино и поесть мороженого, отвлечься и пообщаться.

– А ты чего?

– Просто не отвечаю. Впрочем, вот…

Я открыла фотографии на страничке Токарева и вручила телефон Вики для подробного использования.

– Господи Иисусе… тут… ты… очень много тебя!

Действительно, половина фотографий на его страничке в социальной сети – мои. Несколько фотографий с ним самим – папа фотографировал. Другие фото – еда, рыба, школьные праздники и различные награждения.

– Он просто помешан на тебе! Черт!

– А ты не поняла за все это время? – съязвила я.

– Прости… Подожди! А это что за фотки?

Он остановилась на последних фотографиях, которые были выложены сегодня.

– Это он сфоткал меня в «Макдональдсе». Я как его увидела… просто остолбенела.

На лето я устроилась на подработку в сеть «Макдональдс». Подумала, что будет неплохо заработать до учебы немного денег. Но он нашел меня прямо там.

– Он пришел и стал меня фоткать за работой. Стою, значит, заворачиваю булочки и… вижу, как он стоит в паре шагов от стойки с кассой и фоткает меня! Благо сейчас масочный режим и видны только мои глаза. Если не знать, что это я, то и не понятно, правда ведь?

– Ну… как сказать… я тебя по форме тела узнала и волосам. Это потому что я тебя знаю просто! А так… непонятно, да. Качество плохое. Но… проклятье! Как так можно вообще? Он просто пришел к тебе на работу, начал тебя фотографировать?

– Да, Вик. Так и было. Я вообще сегодня боялась уходить с работы. Дотянула до последнего и даже попросила Ваню проверить, что его нигде нет. Он ушел. Только убедившись в этом, я смогла бегом умчаться домой, чтобы не столкнуться с ним где-нибудь на улице.

Вика отдала мне телефон и села в кровати, достав свой.

– Так! Все! Это уже перебор! Это уже статья, Юль!

– Да какая еще статья?!

– Сейчас найдем. Статья за преследования!

– Брось! Кто его посадит? За что? Он ничего не делает! Понимаешь? Он никого не ограбил, не убил, не домогался…

– Не домогался?! Юля!

– Ты сама понимаешь, о чем я! Его не в чем упрекать! Это же… боже!

Вика не унималась. Она занялась активным поиском средств правосудия в Интернете.

– Нашла кое-что. Статьи за преследования.

– Ох… ладно, читай.

Вика выпрямила спину, театрально прокашлялась, потянула шею и принялась зачитывать вслух:

– «В российском уголовном кодексе нет отдельной статьи, которая предусматривает наказание за сталкинг. Несколько лет назад активисты пытались собрать подписи с требованием ввести такую статью, но необходимого числа подписей не набрали. В 2019 году в России нет ни законов против преследования, ни статистики этого явления. Преследование – это часто серия незаконных действий, и за каждое из них сталкера можно наказать. Поэтому нужно сохранять всё, что он присылает, записывать разговоры, делать скриншоты сообщений и рассказывать обо всём друзьям, чтобы идти в полицию не с пустыми руками. Если сталкер пишет письма, которые порочат честь и достоинство жертвы, ему могут выписать штраф до 500 тысяч рублей или отправить на обязательные работы на срок до 160 часов. Если сталкер угрожает жизни и здоровью жертвы, за это его накажут обязательными работами или посадят в тюрьму на срок до 2 лет. Слежка в соцсетях – это статья о незаконном сборе или распространении сведений о частной жизни человека. Это карается штрафом до 200 тысяч рублей, максимум – тюрьмой на 2 года. Если сталкер взломал личную страницу в соцсетях и электронную почту, он нарушил тайну переписки. За это могут оштрафовать на 80 тысяч рублей, назначить обязательные или исправительные работы на срок до года».

– Это все не то, Вик!

– Слушай! Так…

Я обреченно выдохнула, но поддержала подругу и выслушала дальше:

– Запугивание и угрозы убийством или нанесением ущерба здоровью представляют собой открыто проявленное и высказанное намерение убить или покалечить человека. Этому правонарушению посвящена статья 119 УК РФ. Данное действие может осуществляться как лично, так и с применением средств связи либо с привлечением третьих лиц.

– Он мне не угрожает! Понимаешь? От него нет угроз моей безопасности или жизни или… просто… ты же понимаешь, что я имею в виду?

– Да, Юль. Ситуация паршивая. Но в других странах все это дело активно пресекается! Вот, послушай! «США первыми ввели наказание за сталкинг в 1990 году. После этого законы о преследовании появились в Канаде, Австралии и Бельгии. В Германии в 2007 года сталкеров наказывают тюрьмой на срок до 3 лет. В Шотландии закон о борьбе со сталкингом вступил в силу в 2010 году. За 2 года действия этого закона здесь осудили 443 преследователей. В Англии и Уэльсе сталкинг стал преступлением в 2012 году».

На этом Вика отложила телефон, почувствовать беспомощность.

– Проклятье…

– Мы даже не можем назвать состав преступления, понимаешь? Одно дело, если бы он писал письма с угрозами и приставал ко мне на улице в попытках изнасиловать. Это одно. Он ничего не делает. Он просто… следит за мной, одержим мною, он просто…

– Да-да! Я все понимаю, Юль… у нас нет ничего против него и это просто ужасно! Он понимает, как нужно действовать, чтобы остаться безнаказанным.

– А за что мы его хотим наказать, Вик? За что? За то, что крестный отец выкладывает фотографии своей крестницы у себя на страничке и хочет с ней погулять?

Вика смахнула пот со лба, осознав всю патовость ситуации.

– Ты права, Юль! Черт! Ты сама чувствуешь от него какую-то угрозу?

И я впервые серьезно задумалась над этим.

Я заглянула внутрь себя и представила все то, что связывает меня с этим человеком.

– Да… понимаешь, мне просто страшно. Мне страшно жить, пока он где-то ходит. Я боюсь, что однажды окажусь с ним в одной машине и уже… ничего не смогу сделать. Чем больше он сдерживает это в себе, а он держит это в себе очень долго, тем сильнее будет выплеск. Сейчас это копится в нем. Копится, копится… но в один момент он может сорваться и перейти в открытое наступление. Ему снесет башку! Вот, что я имею в виду. Понимаешь? Это лишь вопрос времени, когда оно произойдет. Мне просто… страшно. Вот и все. Мне… неспокойно…

И я застыла.

– Эй… Юль, ты чего? Эй, девочка моя!

Она потрясла меня за плечо, пытаясь привести в чувство. А меня буквально вырвало из этого мира, когда я вспомнила…

– Юля! Что с тобой?

Я вернулась к реальности и перевела взгляд с «пустоты» на Вику.

– Боже, ну ты пугаешь, конечно! Что случилось?

– Папа мне сказал вчера, что… а я забыла! Ужас… как я могла забыть?!

– Что забыла, Юль? Что случилось?

Из глаз хлынули слезы.

Я больше не представляла свою жизнь свободной от страха перед крестным.

– Юлька! Господи!

Вика крепко обняла меня и прижала к себе, тщетно стараясь успокоить. Она гладила меня по голове, но мне это не помогало. Я осталась один на один с леденящим ужасом правды.

Правды о том, что это никогда не закончится.

– Что с тобой? Боже! Скажи же мне!

Она сжала мое лицо в своих ладонях и протерла мои слезы большими пальцами.

– Папа вчера сказал…

Я пыталась изо всех сил собраться с мыслями.

– Он сказал, что Токарев собирается устраиваться на работу в тот университет, куда я хочу поступать. Он будет там первый год преподавать физику. И…

– О… боже милостивый… вот же срань!

Я сглотнула соленый комок и опустила голову на подушку. Мне казалось, что очень скоро я перестану что-либо чувствовать вовсе.

– Он преследует меня. Он идет за мной по пятам. Он хочет работать там же, где я буду учиться пять лет, чтобы быть всегда рядом. Рядом со своей крестницей, со своей любимой ученицей, со своей Юлей Кабановой…

Вика ничего не могла сказать. Слова закончились.

Обе мы понимали весь ужас назревающей ситуации, которая меня ждет. И мы ничего не можем сделать против него… ничего…

– Знаешь, Вик… я порой думаю о том, как сильно хочу, чтобы его просто не было. Просто лежу и представляю, как его задавит машина или он сам попадет в аварию. Я представляю, как у него заболит сердце, он сляжет в реанимацию и умрет в больнице. Иногда я просто хочу, чтобы мама сказала мне о том, что «вчера твой крестный повесился». Скажи мне, Вик, я – злой человек?

– Ох, Юлька… нет, что ты! Ты не злой человек. Брось. Ты просто напугана. Ты просто готова на все, чтобы избавиться от этого страха.

– Ты права. Да, этого я и хочу. Я понимаю, что жить в мире, где его не существует, мне будет гораздо спокойнее. Я перестану бояться. Иногда я ловлю себя на мысли, что готова пойти на все, чтобы самой убить его…

И тут нас обоих парализовал ужас.

Мы приблизились к той части откровенности, к которой боялись приближаться все это время – каждая по своим причинам.

– Ты думала об этом?

Она решила убедиться в том, что правильно меня поняла.

Я кивнула в ответ и добавила:

– У меня даже были свои маленькие планы.

– Планы как… убрать его?

– Угу…

– И ты… готова это сделать? Чтобы он ушел из твоей жизни навсегда и не портил тебе жизнь в институте и потом?..

Хороший вопрос.

Он встал ребром.

Если раньше мои фантазии об убийстве Токарева оставались лишь фантазиями, то сейчас… мечты превращались в конкретную реальную цель.

И в тот момент я поймала себя на шокирующей мысли: «Это не так сложно, как кажется».

Вопрос в другом…

– Это очень эгоистично, ты не находишь?

– О чем ты, Юль?

– Я хочу убить человека. Хочу убить своего учителя, друга отца, своего крестного. Я хочу убить чьего-то сына. Человека. Понимаешь? И за что? За то, что этот человек просто… существует? Мешает мне спокойно жить?

Мне стало тяжело от собственных мыслей.

– Вот оно… мешает жить. Он лишний. Посторонний. Ненужный…

– Юлька… ты меня пугаешь.

– Прости. Но будем откровенны – без него станет спокойно.

– Но ты же… не убьешь его, верно? Не отнимешь жизнь человека? Тебе же потом… жить с этим! Ты уверена, что ты получишь то спокойствие, к которому стремишься? Или же обречешь себя на вечные терзания совести. Он же ничего… не делает… так?

Только не «переобувайся»! Прошу тебя! Не сейчас.

– Брось! Я пока не собираюсь его убивать.

– Пока?..

Я повернула голову в сторону Вики, и наши взгляды встретились. И я увидела в ее глазах испуг – она увидела мою решимость, мою готовность, мою искру безумия…

– Стану ли я хуже него, если сделаю это?

Вика не знала ответа.

Если Токарев просто навязывается ко мне, следит за мной, пишет и звонит, ждет встречи, чтобы… чтобы… поговорить…

То я хочу убить его!

Меня он убить не хочет!

Меня он просто хочет…

И этого я тоже не могу знать наверняка! Просто… так кажется. И всегда так казалось.

Может же он это сделать?

Может?

– Да, может…

– Что ты говоришь? – не расслышала Вика.

Я отвлеклась.

Я ужаснулась о того, что мысль убить человека и мое желание сделать это стали такими реальными и ощутимыми!

До чего меня довели…

– Он всегда ставит машину в гараж.

– Что?

Вика снова ничего не поняла.

– Слушай. Он всегда ставит машину в гараж. Он никогда не оставляет ее на ночь во дворе у дома. И всегда заправляется. Если я пойду с ним гулять, если мы поедем с ним… он обязательно поставит машину в гараж.

– И что ты хочешь сказать?

Просто я кое-что нащупала.

План зрел.

Я понимала, что нужно делать.

Вопрос оставался один – готова ли я?

– Но мне придется сначала подготовиться.

– Юль… я, конечно, все понимаю. Да… но мне это не нравится. Честно. Не нравится мне то, о чем ты сейчас думаешь.

Но это не имело никакого значения.

Уже поздно.

– Я уже решила, – заявила я не столько Вике, а сколько самой себе.

– Что… что ты задумала?

* * *

МАШИНА ТОКАРЕВА, НЕДАЛЕКО ОТ «МАКДОНАЛЬДСА». ИЮЛЬ, 2020 ГОД

– А ты еще отказывалась идти!

Он отпил еще немного молочного коктейля и взглянул на часы.

– Боже! Уже восемь часов! Надо бы нам закругляться, что скажешь?

– Да, пожалуй.

Я заканчивала уминать свое мороженое, пока Токарев заводил машину.

– Сейчас заедем на заправку, лады? А потом в гараж. Не боись – я тебя доведу до дома.

– Хорошо, – киваю я.

Наполовину пустые стаканы с молочными коктейлями стояли в подстаканниках между нами. В отдельном отсеке для салфеток и мусора лежал примятый пустой стакан из-под ванильного мороженого. Я свое еще не доела.

Пристегнувшись, я продолжила есть свое мороженое и думать о том, что мне предстоит сегодня совершить убийство.

Всю дорогу до заправочной станции Токарев рассказывал какие-то байки. Как ни старалась я слушать его, я вообще не понимала, о чем он говорит! От слова совсем! Клянусь!

Вот я не видела в них ровным счетом никакого смысла. На мгновение мне показалось, что он, действительно, сошел с ума и начал нести откровенный бред.

Какие-то квартиры, какая-то армия, какая-то рыба, какие-то друзья-приятели, какие-то женщины, какие-то стюардессы и поварихи… боже! Я ничего не понимала из того, что он пытался до меня донести.

В машине стоял этот странный запах ацетона. От него не защищала даже лимонная елочка-вонючка и табличка с икони.

– Снимаешь, значит, квартиру. То бишь, берешь ипотеку. Устанавливаешь там стенку и второй санузел. Сдаешь, как две квартиры. Часть денег идет на покрытие ипотеки, а часть – в карман. Вот, что говорит! Представляешь? И так много-много квартир. Целая сеть! Вот этакий бизнес, значит…

К чему это все?

Боже… пусть это закончится!

– Сейчас в нашем мире все живут так, как могут. Если ты можешь где-то пролезть – пролезай. Знаешь, какую-нибудь лазейку в системе – пользуйся. С нашим правительством только так и надо. Если можешь где-то экзамен какой-то сдать обходным путем – делай это. Иначе потом жалеть будешь, что потратила много сил на все это, а могла не тратить вовсе. Деньги, деньги решают сейчас все, понимаешь? Если знаешь, как работать меньше, а зарабатывать побольше – вперед. Ты ж в первую очередь о себе и о семье думай. Понимаешь? Работать много будешь – редко дома будешь бывать. Не надо так, Юлек. Старайся. Старайся по жизни просочиться. В этом нет ничего дурного, абсолютно.

Закончила с мороженым.

Мда… лучше бы что-то в «YouTube» глянула под мороженку, чем вот это все выслушивать.

– Людей чувствовать надо, понимаешь? Вот смотреть на них и понимать сразу, что за человек перед тобой. Полезный навык. Так сразу поймешь, кто засранец, а кто товарищ. Понимаешь, о чем я? Гнильцу видеть надо. Гнильцу в людях надо уметь чуять сразу. Иначе вот доверишься ты не тому человеку, и завтра уже будешь ходить с ножом между лопаток. Вот так! А надо сразу определять, кто может тебе помочь, а от кого подальше держаться стоит. У них все на морде написано, у гнилых людей. Все на лице! Внимательно смотри в глаза. Всегда!

Меня чуть не прорвало на дурной смешок. Еле-сдержалась! Про глаза ему следовало аккуратнее, а то…

На самом деле каждая встреча с ним заканчивалась подобными односторонними монологами Токарева. Я толком в беседе и не участвовала. Ему только дай волю поговорить – не остановишь.

– И наслаждайся всегда жизнью. Наслаждайся. Делай то, что тебе нравится. Никто не знает, сколько Господь отмерил тебе жить. Понимаешь? Кто знает. Может вот ляжешь спать и не проснешься однажды. А жизнь была таких планов полна! Такие мечты! Такие цели! И все! Пуф! И ничего нет… понимаешь? Любуйся природой, деревьями, солнцем, небо, цветами, воздухом. Это же все такое… прекрасное на самом деле! Ни один мозг человеческий не способен этакое выдумать! Понимаешь? Наслаждайся жизнью полностью. Каждый день.

После этих слов я почувствовала себя дурно.

Он так говорит о любви к жизни и к природе…

«Может вот ляжешь спать и не проснешься однажды»…

Черта с два!

– Так, сейчас заправимся и в гараж быстро. Потом домой. Посиди-ка тут.

Мы остановились у заправочной колонки. Заправочная станция оказалась пуста.

– Мусор есть какой?

– Вот, – я передала пустой стаканчик от мороженного.

– Давай сюда. Так, посиди. Сейчас приду.

Он взял два пустых стаканчика в одну руку и посмотрел на меня. Я застыла.

Он так по-доброму сегодня отнесся ко мне. Угостил коктейлем и мороженым. Покатал по городу, по красивым местам. И ничего совсем не было…

Только…

На этой ноте все рухнуло.

Его рука совершенно неожиданно схватила меня за бедро, оставив след от пальцев. Он с силой сжал мою кожу, сделав складку, а потом так же быстро оторвал свою ладонь и бросил напоследок:

– Какая у меня крестница!

А потом вышел из машины и хлопнул дверью.

Все это время я не дышала. Только теперь воздух вышел из легких, и сердце забилось в привычном ритме.

– Сука…

Я сунула руку в карман куртки и нащупала пакетики со снотворным порошком.

Гараж здесь неподалеку. Успеем доехать.

Смотрю на него – Токарев ушел в здание заправочной станции, чтобы оплатить бензин.

Это единственный шанс…

Я взяла его стаканчик с коктейлем, открыла крышку и сажала стакан аккуратно между бедер. Оторвала край пакетика и застыла.

Все смешалось.

Если сделаю это сейчас, то назад пути нет…

И подумав о той сцене, которая сейчас случилась: как он схватил меня за ногу. И эти его слова…

«Какая у меня крестница!».

Моя рука моментально дрогнула над стаканом, и лекарство высыпалось из пакетика. Я машинально схватила второй и опустошила его так же.

Пустые пакетики скомкала в комок и спрятала в карман куртки. Размешала коктейль пластиковой трубочкой, накрыла крышкой и вернула стакан на место.

Все!

Вся вспотела – открыла дверь.

Токарев уже возвращался. Пока он заправлял машину, стоял и улыбался, как дурачок, не сводя с меня взгляда.

Я же старалась не смотреть в его сторону, словно занята своими мыслями.

Он закончил. Я закрыла дверь. Он сел в машину и взял свой коктейль.

– Ты как, Юлек? Порядок?

– Да, просто устала.

– Скоро уже дома будешь. Поехали.

Он сделал пять крупных глотков и поставил стакан в отсек. Завел двигатель, и мы покинули заправку.

– К учебному году готова?

– Да.

– Не знаю: говорил ли тебе папа или нет, но я подал документы в твой университет. Возможно, вступлю в должность преподавателя кафедры физики в новом учебном году. Будем с тобой встречаться там. Я буду следить за твоими успехами. Здорово, правда?

На этой ноте все сомнения прошли. Я уже не жалела о том, что высыпала снотворное в коктейль.

Токарев зазевал.

– Не печалься и не грусти! Все плохое пройдет! А все хорошее впереди!

У него феноменальная способность – петь несуществующие странные песни. Зевнув во второй раз, он потянул свою руку к моей ноге снова. Его ладонь трижды похлопала по моему бедру.

– Какая же ты взрослая у меня стала, Юлек. А была такой маленькой девочкой. А теперь ты уже не девочка, а девушка! С парнями это самое… не торопись. Учись сначала, как следует. Успеется. Личная жизнь приложится.

Черт!

Он наконец убрал свою руку и взял коктейль.

– Надо взбодрится! А то меня тоже что-то в сон потянуло!

Он выпил коктейль до конца и поставил пустой стакан в отделение в двери. Машина свернула в сторону гаражей. На улицу уже опустилась темень.

Фары освещали пустую бетонную дорогу. На гаражном участке никого не было. Только мы.

– Вот и приехали.

Он развернул свою машину передом к воротам, отстегнул ремень и вышел на улицу.

Оставалось последнее, самое важное.

Я смотрела на него и мысленно прощалась с ним. Вот он своей хромой походкой открывает ворота, раздвигает двери, включает в гараже желтый свет. Вот он возвращается к машине, лихо улыбаясь и зевая.

– Заезжаем!

Машину тронулась.

Токарев аккуратно, посматривая по сторонам, заехал в гараж.

Счет шел на секунды…

Он машинально заглушил двигатель, тяжело вздохнул и повернул голову ко мне.

– Вот и все, Юлек. Вот и все! Здорово мы погуляли, правда ведь? Надо нам с тобой почаще выбираться. Что ж ты так меня постоянно игнорируешь, а? Понимаю, у тебя сейчас свои дела, работа, подготовка к учебе… но можно же денечек посвятить своему крестному, правда же?

– Да, наверное.

– Ладно-ладно! Не смущайся! Я все понимаю…

Его рука снова потянулась ко мне. Но потом… ладонь бессильно упала на коленку. Токарев смотрел перед собой, а затем… закрыл глаза.

Я ожидала.

Полная тишина.

Спит?

Я аккуратно сдвинула с себя его шершавую ладонь. Рука повисла.

Он спал.

Неужели, так быстро уснул?

Может, доза действительно большой оказалась…

Впрочем, это уже не так важно.

Главное – он спит.

Я сняла ремень, открыла дверцу и медленно вышла из машины. Аккуратно захлопнула дверь. Обошла машину стороной, не сводя взгляда со спящего Токарева.

Сейчас или никогда…

Я открыла дверь с его стороны. Спал, вроде, крепко. Я осторожно вынула ключи от машины из его левой руки и сунулась внутрь салона.

Села на край кресла и поставила ноги на педаль тормоза и сцепление.

«Только бы получилось» – крутилось у меня в голове.

Вставила ключ в зажигание, повернула. Несколько лапочек зажглись на панели. Машина закряхтела. Медленно отпустила сцепление и повернула ключ дальше…

Сработало.

Я завела эту колымагу!

Осторожно отпустила педали, вылезла из салона и взялась одной рукой за открытую дверь.

Вячеслав Станиславович Токарев крепко спал под действием сильного препарата. Машина уже заведена.

– Прощайте, Вячеслав Станиславович.

Я сунула руку в карман и достала смятые пакетики от снотворного, бросила их внутрь салона.

Оставалось пролезть внутрь еще раз, чтобы забрать мой стакан с коктейлем. Так и не допила.

Теперь все чисто.

Один пустой стакан и две бумажки от лекарств.

– Чисто.

Я отпила коктейль, захлопнула дверь и вышла на улицу.

Стою и смотрю на заведенную в гараже машину. Еще не поздно все исправить. Я могу выключить двигатель машину и разбудить Токарева. Или просто заглушить мотор. Оставить его спать так?

Но я этого не сделала.

Я закрыла гараж, задвинув ворота, прижимаясь к ним боком или спиной. Тяжелые ворота. Теперь он там, закрыт внутри.

Бензинный бак полон, снотворное подействовало слишком хорошо, а гараж закрыт.

Шанс на выживание минимален.

Жаль мне?

– Уже нет…

Я вздохнула свежий ночной воздух, потянулась на носочках и, допивая свой клубничный молочный коктейль, отправилась домой.

* * *

МЫСЛИ ЮЛИ ПОСЛЕ УБИЙСТВА

Мой план напоминал подбрасывание монеты.

Два варианта: «орел» или «решка» – работает или нет.

Умрет или будет жить.

На каждом из этапов плана я могла все остановить.

На самом деле в какой-то момент, сидя в машине, я вообще не хотела ничего начинать. Я была готова оставить свою идею в прошлом и дать этому человеку возможность жить дальше.

Но он сам определил свою судьбу…

То прикосновение на заправочной станции все переменило во мне. Тогда я, действительно, подумала о том, что он может начать домогаться в гараже, где его ничего не остановит.

Была ли такая угроза?

Я ее чувствовала.

Не знаю, что это было за женское животное чутье самосохранения, но я чувствовала, что он был готов перейти границу.

Во время поездки я наблюдала нездоровый блеск в его глазах. Он сильно нервничал. Говорил обрывками.

В один момент я поймала себя на мысли, что он… болен.

По-настоящему, болен!

Меня не покидало чувство, что я нахожусь рядом с больным человеком, от которого можно ожидать всего, чего угодно.

То прикосновение… тот взгляд…

Тогда я поняла, что должна это сделать.

Перед тем, как встретиться с Токаревым, я попросила отца научить меня заводить двигатель на машине с механической коробкой передач. Сказала, что хочу начать учиться вождению. Купила сильное снотворное. Я часами просидела в Интернете, изучая лекарства одно за другим. В итоге нашла то, что нужно.

Оставалось лишь осуществить задуманное.

При этом ситуация могла повернуться совершенно неожиданным образом. Он мог не уснуть вовсе или не уснуть в нужный момент. Он мог отключиться, пока мы ехали в гараж, и тогда аварии не миновать. Мы могли выйти из гаража, и он мог уснуть по дороге к дому.

Могло случиться сто миллион причин, по которым мой простой и наивный план провалился бы!

Он мог не сработать, а мог…

И сработал.

Токарев не проснулся после той ночи. Его обнаружили соседи по гаражам мертвым в машине. Приехала полиция. Суицид на лицо. Нашли пакетики со снотворным и даже разбираться не стали толком.

Все очевидно.

Я понимала, что меня вызовут на допрос. Могут вызвать. Тогда все надо рассказать таким образом, чтобы оказаться вне подозрений. Я построила историю перед следователем так, что в принципе не находилась в том гараже в тот вечер.

Это сделал он сам.

«Это сделал он сам» – именно эта мысль одолевала меня все чаще.

Одна часть моего сознания понимала, что это именно я убила Токарева, но вторая, спасительная часть, твердила все увереннее, что это сделал он сам.

Скорее всего, так мой мозг защищал меня от безумия.

Я не хотела осознавать то, что натворила, а потому мое сознание выстроило такую защиту.

Но что важнее… я не чувствовала вины. Да, в какие-то моменты мне становилось некомфортно от воспоминаний, но… все заслоняло чувство легкости и свободы.

Мне словно стало легче дышать.

Наверное, кому-то это покажется жутко, но я ощутила эту свободу внутри себя. Спокойствие – вот, к чему я стремилась все это время.

И я это получила пускай даже… радикальными методами.

Убийство вышло вполне… гуманным. Уснул и все тут.

Гореть мне в аду за такое?

Черт с этим адом!

Жить мне как-то легче. Уверена, что пройдет еще больше времени, и я сама все забуду. Буду, как и все, считать этот случай самоубийством.

Мучает ли меня совесть за свершенное?

От ее мук меня опять же спасают эти мысли: «он мог домогаться тогда», «он бы не изменился», «все могло повториться еще раз», «он преследовал бы меня дальше», «ему могло снести крышу».

«Ему могло снести крышу» – этой мыслью я защищала саму себя чаще всего.

Человек во многом сам определяет свою судьбу. И своими действиями он ее определил для себя сам.

Никто из тех, кто его знал, не знал о нем того, что знала о нем я. Он не был тем человеком, каким притворялся. Просто не мог быть!

Кабинка на озере, зеленая коробочка с прокладками, «Галерея» с моими фотографиями, видео из личного архива, постоянные касания…

Для всех он остался учителем физики, который покончил жизнь самоубийством.

Его «особенности» уже не получат никакой огласки.

Конечно, я бы не пошла на это, если бы был более законный путь… но ждать того дня, когда ему «сорвет крышу» и когда его уже точно можно будет осудить по закону, я не собиралась.

Это был мой персональный выбор – взять на себя сей жуткий грех, покуситься на человеческую жизнь. Оправдано это или нет? Считать это злом или нет? Заслужил он этого или нет? Справедливо или подло поступила я?

Это уже решат не в нашем мире.

Остается лишь жить дальше с этой маленькой тайной. Моя маленькая ложь. Маленькая история, о которой никто и никогда не узнает.

У всех должны быть свои секреты. И я унесу его секреты вместе с собой.

В оформлении обложки использована фотография автора Jeremy Vessey с сайта https://unsplash.com