Утренняя поездка [Александр Андреевич Кулешов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ранним октябрьским утром Николай Павлович как обычно поднялся с кровати и приступил к сборам на работу. Утром понедельника, после выходных, всегда особенно сложно прийти в себя. Было сложно и Николаю Павловичу. Но наибольшую проблему в эти минуты представлял для него поиск очков. Ни на тумбе около кровати, ни на рабочем столе, ни в ванной их не оказалось.

Поиск очков плавно перемешивался с общей утренней суматохой и, казалось, полностью растворялся в ней, медленно исчезал, словно по повелению гипнотизёра.

Умытое лицо, чищенные зубы, костюм, туалетная вода и вот Николай Павлович сам не заметил, как очутился в автобусе. Так всегда случается по понедельникам.

Снаружи было холодно. Николай изрядно это ощущал, но никак не мог выбрать подходящую тактику отепления: упереться в стенку, около которой он и существовал в настоящее время, перетерпеть двухминутный скачок морозных ощущений, но комфортно ехать дальше, или же, напротив, стараться аккумулировать тепло в себе, усердно избегая всяких поверхностей.

Впрочем, необходимость этого спора моментально отпала, когда он осознал, что уже касается определенной поверхности. Да он явно ощущал эту твердь спиной – он лежал.

Осмысление этого факта ужаснуло: как!? Почему?! Позор! Ему хотелось вскочить, да что там, взлететь и немедленно оправдаться перед самим собой, и, возможно, кем-то, кто видел это безобразие! Но… С другой стороны… Как же сладко он лежал! Когда ещё ощутишь такое блаженство? Тем более утром понедельника. Он продолжил упоённо лежать, теперь уже чувствуя полное согласие с собой и своими эмоциями. В конце концов: что может случиться?

Да, теперь эта поездка, к чему бы не вела, уже была стократно приятнее сотен и сотен подобных поездок. И всё вокруг Николая становилось приятным, уютным: мороз не обжигал, а лишь робко освежал, поверхность под спиной была подобна великолепным перинам, словно постеленным для Николая в лучших отелях мира, никто не толкался, ничто не давило, да и вовсе стояла блаженная тишина, подогреваемая мерным рычанием мотора и пикантным еловым запахом.

Николай Павлович начинал задумываться: не стоит ли ему сделать пару кружков на этом замечательном автобусе, всё же слишком дивно он себя ощущал, да и работа… Могут же всё-таки ему простить первое за карьеру опоздание. Ведь и причина не самая идиотская, можно и понять.

Но всё же ему не давал покоя запах ели. Никогда ещё ему не приходилось чувствовать чего-либо подобного в общественном транспорте, да и до нового года далеко. Интерес нарастал. Но ведь одного лишь интереса недостаточно для того, чтобы открыть глаза в подобной ситуации. Нет, совершенно недостаточно.

Машина резко повернула, и Николай больно ударился носом в противоположную стенку. Глаза не открыл. Ибо комфортность положения никуда не делать, и пусть стенка напротив не была сравнима с периной, всё же приняла нос Николая Павловича по-матерински нежно. Но после данного казуса запах ели стал ещё резче. Его всё сложнее было игнорировать, и Николай решился.

Резко подняв веки, он моментально потерял интерес к еловому запаху. Да, Николай действительно лежал. Но это был вовсе не автобус. Николай Павлович лежал в гробу. Обыкновенном деревянном гробу.

«Видимо спросонья я случайно перепутал автобус с катафалком», – рассудительно подумал он.

Лёгкая паника охватила его голову. Что же дальше? Как же работа? Опоздал. Тут и круги нарезать не нужно. Он стал рассеяно крутиться в гробу и долбить по крышке, выкрикивая просьбы выпустить его, но ответа не следовало.

«И, всё-таки, почему ель? – немного подустав от попыток спастись подумал Николай Павлович, – В самом деле, кто делает гробы из ели?!»

Он сосредоточенно разглядывал древесные узоры стенки гроба и одновременно напряженно думал. Увы, долгий внутренний диалог не привёл к конкретным ответам и единственным его умозаключением стало брошенное уже вслух:

– Ей богу, могли хотя бы из ольхи.

Время шло, катафалк ехал, Николай Павлович всё больше переживал о работе и даже немного о родных: он же банально не сможет позвонить им и сказать, что всё хорошо! Ловит ли здесь вообще сеть? Довольно тесно для того, чтобы поднести телефон к лицу.

Он продолжил ворочаться и стучать, пока машина не остановилась.

«Ура! – подумал он, – Всё кончилось!»

Действительно, снаружи последовало шевеление. Кто-то выдёргивал гвозди! Да! Николай затих в предвкушении. В следующий момент крышка гроба откинулась. Николай Павлович почти что успел заликовать, представляя как он выбирается отсюда, но уже спустя пару секунд бивший ему в глаза свет шести ламп тут же был прерван появившимся человеческим телом: сверху в гроб подкинули женщину. Крышка наехала обратно. Николай даже не успел возмутиться, ведь тело женщины, поначалу, сильно придавило его и перебило дыхание.

Машина тронулась, и поездка возобновилась. Николай чутко ощущал, что оказывается всё дальше и дальше от своего спасения.

Он попытался заговорить с женщиной и спросил, знает ли она что вообще происходит. Но сразу же после его вопроса оказалось, что в гробу было трое. Издался детский крик. Утих. Николай замер. Женщина не отвечала. Затем издался ещё один крик. Третьим криком был заведён вечный двигатель.

Ребёнок ютился где-то за пазухой у мамы и с этой секунды непрерывно орал.

Сложно было поверить в реальность этих звуковых волн. Они, скорее были похожи на вопли мифических существ, таких как баньши или гарпии. Кроме того, теперь Николаю казалось, что гроб специально сконструирован так, чтобы все звуковые волны отражались аккурат в его уши.

Иного выхода из ситуации помимо инертного принятия у Николая не было.

Тем временем женщина пыталась успокоить ребёнка. И пусть Николай не видел в её действиях старания, он всё же верил, отражённый звук летит не только к нему, а значит, саму женщину это тоже волнует.

Правда, спустя пару минут он всё же сам начал подтрунивать и просить женщину сделать уже хоть что-нибудь, чтобы успокоить столь замысловатый источник звука. Но женщина будто не замечала его и продолжала поглаживать своё дитя, что-то мерно нашёптывая.

Тогда Николай Павлович решил изобрести способ изоляции, если не себя в целом, то хотя бы своего сознания. И после нескольких замысловатых трепыханий он смог повернуться спиной к источнику звука и его матери.

Тут же Николай обнаружил щель: крышка гроба на этот раз не была плотно закрыта и в возникшее отверстие задувал приятный, остужающий холодок.

Теперь Николай Павлович сосредоточил всё своё внимание на разглядывании пейзажа окна.

В окне он видел безоблачное ночное небо, щедро усеянное звёздами, и луну. Та была центром всего чудного пейзажа наружного мира. Лунный диск в эти минуты представлялся Николаю Павловичу идеальным объектом: совершенство пропорций, чёткость образа, несомненно математически выверенное положение на небесной площади. И даже хаотичные тёмные пятна лишь только способствовали идеализации образа луны, ведь, будь она во всём симметричной и правильной, её созерцание превращалось бы в кромешную скуку. Не бывает идеала без своего изъяна. Внутренней частички хаоса.

Наблюдая за луной, Николай Павлович чересчур успешно абстрагировался от бесчинства его положения, женщины, давящей на конечности, крика, и даже немного растрогался. Луна будто бы светила только для него. Направляла всё своё потрясающе спокойное, серебристое, чудотворное свечение прямо в эту щель, в зрачки Николая.

Он смотрел за луной и его уже не заботили ни ясная ночь за окном, при условии, что выходил из дома он пасмурным утром, ни ноги, которые он вовсе перестал ощущать, ни работа. Он понял, что не появится сегодня на рабочем месте ещё тот в момент, когда в гроб закинули женщину.

Он смотрел за луной и пытался вспомнить какую-то удивительно лиричную песню, которую исполнял человек из невероятно далёких краёв. Певец грустил, тосковал по ещё более далёким краям. Далёким для себя, а не для Николая. Получается, что эти края были вдвойне далеки для Николая. И нахлынувшая на него меланхолия от осознания этого также удваивалась. Или так казалось самому Николаю.

Одно известно точно: трудно поверить, но ведь именно сейчас эта далёкая хандра одного певца заставляла Николая, человека делового и строгого, по уши обмякнуть.

Он смотрел за луной и понимал, что никогда бы не смог и представить, как сильно может согреть человека спутник земли. Конечно, сильнее сердце, нежели конечности, но Николай был этим полностью удовлетворён.

Нахлынувшее чувственное состояние Николая было резко прервано криком. На этот раз самой женщины:

– Закройте крышку, ребёнок простудится!

Николай только-только очухался, как луна исчезла, и сопровождающие её звезды, и приятный холодок вслед. Темнота. Ребёнок кричит. Его крик, как сотня маленьких зубчиков, прорезал душу Николая Павловича. Николай молчал. Не двигался. Надеялся, что вот-вот это всё пропадёт также, как и луна со звёздами. Пытался не думать. Но всё же сорвался.

Где же находиться душа? Если она так страдает от крика, значит где-то существует. Николай Павлович не верил во всякие бредни про сердце, а значит душа, если где-то и была, по его мнению, то только в голове.

И всё же луна. Неужели он едет так долго? По ощущениям не больше часа. Но на улице никак не может быть ночи.

В этот момент он вспомнил про очки. Вспомнил, что вовсе не потерял их утром, найдя на кухне, около тостера. Вспомнил, что приложил их к валидатору, вместо «тройки». Вспомнил и растерялся.

Глаза его забегали по тёмному пространству. Участилось биение сердца. Как-то неловко. Он едет не оплатив проезд! Николай Павлович вновь стал ворочаться. Удобно вывернул руку и забарабанил по крышке, выкрикивая: «Я не оплатил проезд!».

И получил ответ. Сверху раздался донельзя низкий, увесистый бас, будто раскатившийся по небесам гром:

– После. Мы в пробке.

«Да что за чёрт!» – Николай Павлович все больше ощущал тесноту отнюдь не телесную, а внутреннюю, душеную все обстоятельства сжимали его. Опоздание, отсутствие связи с родными, неоплаченный проезд, да ещё в том самом тостере, у которого он оставлял очки, остался лежать хлеб, ужасно, ужасно!

Он мог бы страдать и рефлексировать часами, но подобную перспективу прервала неожиданно заговорившая женщина:

– Мужчина, вы что, проезд не оплатили?

И ребёнок, как назло, замолчал. Так что слова попутчицы, были отчётливо слышны в практически мёртвой тишине. Слова будто бы легонько тревожили её, как первые капли дождя, падающие на лужу.

В темноте гроба она наверняка не увидела потерянный взгляд Николая. Всё более безумные, широко открытые глаза перестали бегать. Взгляд смотрел сквозь пространство, в одну точку. Поняв, что уже ничего не поймёт, Николай решил отдаться потокам судьбы и ответил:

– Получается, что нет.

– Вы знаете, что за безбилетный проезд полагается штраф в размере одной тысячи рублей? Я выпишу его вам, как только появится возможность. А то пока не очень сподручно.

Николай Павлович было хотел что-то возразить, в конце концов, он может оплатить проезд на следующей остановке, и… и… Откуда в катафалке валидаторы? Откуда тут контролёры? Все эти мысли были готовы вылиться из него, словно из вулкана. Он был возмущён!

Но только Николай набрал воздуха в грудь, как ребёнок снова заорал. Резкий рокот оглушил Николая, породил сильное эхо, усилился, увеличивал свою мощь. В панике Николай Павлович ещё пару раз стукнул по крышке, после чего уже знакомый голос вновь громом шарахнул «пробка!». Обессиленный, он как мог свободно положил руки и безразлично уставился в крышку.

Единственная мысль крутилась в голове у Николая Павловича этим утром: «Поскорее бы в могилу».