Разные судьбы. Рассказы [Наталья Бушнева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Предисловие от автора

«За окном ненастная погода: метёт метель, завывает ветер, темно… В комнате, согретой чуть тёплыми батареями и электрическим камином, за компьютерным столиком, освещённым настольной лампой, сидела женщина. Сколько ей лет? Сразу и не скажешь… Сгорбленная сутулая фигура, морщинистые кисти рук, узловатые пальцы, слегка касающиеся кнопок клавиатуры, выдавали глубоко преклонный возраст. Но в глазах, прикрытых округлыми веками и свисающими прядями седых волос, временами, то вспыхивали озорные, весёлые искорки, то блестели слёзы, когда она внимательно перечитывала только что напечатанные её строчки.

Эта женщина писала историю своей семьи. Она торопилась зафиксировать нахлынувшие из глубин своей памяти воспоминания. Получалось что-то похожее на мемуары. А точнее – это были рассказы, описывающие события, происходящие в период времени, так или иначе связанный с Великой Отечественной войной. С войной жестокой, разрушительной, уничтожившей миллионы жизней во многих странах мира. Раны, нанесённые этой войной, не заживают до сих пор. И как отрезанная рука напоминает о себе ноющей фантомной болью, так и память о том времени жива, пока жив человек…

Её рассказы не будут посвящены военным действиям, героическим сражениям. Это будет описание быта и жизненных трудностей обычных мирных людей того времени. Однако война и её влияние на их судьбы будут незримо сопровождать их по жизни. А она об этом времени знала и многое помнила с первых дней войны, хотя с военными событиями тесно не соприкасалась. Ведь тогда она уже начала свою жизнь под сердцем своей мамы, и её сердце уже билось, и оно реагировало на эмоции, страхи, чувства её родителей…

…Женщина, сидящая за компьютером, глубоко вздохнула при размышлении о пользе и необходимости её труда. «А кому будет интересна моя судьба? Судьба-то у меня, обычная… Ну и пусть! А может быть, ещё кому-нибудь пойдут на пользу мой жизненный опыт, мои размышления о перипетиях человеческой жизни». А от мысли, что когда-то и она уйдёт из этого мира, ей становилось страшновато. И жутко было не от того, что скоро не станет физического бренного тела, а от того, что исчезнет всё, что записано в глубинах её мозга. Не правда ли, похожие чувства охватывают владельца компьютерной техники, когда неожиданно выходят из строя и ломаются её жёсткие диски памяти. Хорошо, если вся информация продублирована на других носителях. Продублирована! Вот и люди с интересной судьбой пытаются зафиксировать свою память в воспоминаниях.

«Кто я такая в этом мире? – задавала она себе вопрос. – Возможно, я – микроскопическая в масштабах всей Вселенной живая сущность, которая ввиду ряда обстоятельств появилась на одной из планет и согласно своей природной биологической программе скоро исчезнет с лица Земли. Возможно… Но полностью ли исчезнет? А что останется?» Как химик она понимала, что останется лишь набор молекул, который потребуется для возникновения иной новой жизни? А какой жизни?.. Да любой, насколько хватит фантазии и эволюционной необходимости у Природы. И когда человек утверждает, что он в «прошлой жизни» (возможно, многие миллионы или тысячи лет назад) был динозавром или пауком, королём или пиратом, то в этом есть доля истины. Ведь количество земного вещества есть величина относительно постоянная, пополняемая только за счёт метеоритов или звёздной пыли. И вот, из этого земного депо молекул и атомов под действием солнечной энергии возрождаются новые живые существа. Жизнь на Земле – это вечная штука! Её круговорот остановить крайне сложно! И примеров этого вполне достаточно.

Известно, что некоторые растения и животные способны выживать даже в экстремальных условиях. Например, растение «Гинкго билоба», обладающее ценными лекарственными свойства, оказалось единственным растением, выжившим в г. Хиросима (Япония) после атомной бомбардировки этого города в 1945 году. Другой пример из мира животных. Установлено, что крысы являются крайне устойчивыми к изменению внешних условий. Они без всяких последствий переносят тот уровень радиации, который для человека является смертельным. Человек, как высшая биологическая организация, может погибнуть, но низшие примитивные существа выживают. И жизнь, в том или ином виде, продолжается!»

Но давайте мы пока воздержимся от рассуждений о вечности… Пока эта женщина, сидящая за компьютером, то есть – я, автор этой книги, ещё связана с природой живой нитью, имеет свою память, свои мысли и свою историю жизни, имеет и своё имя. От рождения мне давались разные имена: Тата, Наташа, Натка, Натуля, Наталья, бабушка Наташа, Наталья Алексеевна и просто Алексеевна. И за каждым именем скрывается своя история. И самая первая моя история началась давным-давно, и было это в другом государстве и в другое историческое столетие. А виновниками всего этого были два человека: Алексей и Юлия – мои родители. А сколько на земле таких историй сейчас? И сколько их было раньше, многие тысячи лет назад? И сколько их ещё будет!… В начале нынешнего столетия на Земле родился 7-ми миллиардный житель. И каждую секунду Земля пополняется новыми обитателями. И у каждого есть своя история – уникальная, неповторимая. У каждого есть своё детство, своё становление в жизни, своя любовь и свои пристрастия, свои дети и только свои внуки. И история жизни отдельно взятого простого человека или его семьи может оказаться любопытной, познавательной, хотя интерес к ней, возможно, будет ограничен достаточно узким кругом людей.

Не помню, кто сказал, что «прошлое нужно знать, чтобы понять настоящее и уметь предвидеть будущее». Причем нужно знать не только историю своей страны, но и историю своей семьи. Знать, насколько наш мир многообразен и занимателен! А он создан из великого множества атомов, молекул и их различных комбинаций, соткан из тысячи тысяч мгновений бытия! Он бесконечен, вечен и непознаваем! Познаваемы только единичные жизненные ситуации. Вот о них и пойдёт речь в наших рассказах.

Рассказ 1. Юлия. Глубокий тыл

Ночь. На улице темно, морозно… Две женские фигуры, закутанные в шали, вышли из калитки на заснеженную тропинку. Под ногами поскрипывал недавно выпавший снежок. В холодном воздухе были разлиты тишина и спокойствие. Только изредка с соседней, главной улицы доносился или скрип санных полозьев, или ещё реже звук мотора. А потом опять наступала тишина…

Одна из женщин прислонилась к забору и тихо застонала.

– Юленька, потерпи. Жди меня здесь, я сейчас кого-нибудь найду, – сказала её попутчица и побежала по узкой тропинке в сторону главной улицы.

Тёплая одежда и сугробы путались у неё под ногами, но она торопилась, так как знала, что её подруге требуется срочная помощь. А где её найти ночью, в военное время в глубоком тылу, когда и днём-то рассчитывать на участие других не приходилось? Она надеялась только на себя и на полбуханки хлеба, спрятанного за пазухой полушубка.

Юленька на вид казалась довольно-таки полной женщиной, а с учётом её низкого роста, намотанного на голове платка, тёплого полушубка и валенок походила на колобок. Такое сходство ещё более усиливалось, когда она приседала, постанывая и обхватив живот руками.

Было поздно, темнота усиливала чувство одиночества и страха перед предстоящими испытаниями. Только в окне одноэтажного домика, стоявшего напротив через дорогу, мерцало пламя одинокой свечи. Электрического освещения нигде не было. Самое высокое здание двухэтажного универмага, расположенного рядом на перекрёстке двух улиц, зловеще темнело и поблёскивало в лунном свете стёклами витрин.

Подмораживало… Высокие деревья, укутанные кружевной шалью из снега и инея, торжественные и сказочные, стояли по обе стороны улицы. А на небе сквозь морозную дымку проглядывали далёкие звёзды. Нигде ни звука… Тишина… Вдруг вдалеке послышался крик возничего:

– Но, шалая!.. Пошевеливайся!..

С главной улицы в переулок свернули сани. В них, примостившись боком на краю, сидела Юлина попутчица, её соседка по дому Лида. Она усиленно махала рукой:

– Юленька, вот и карета тебе подана. Давай-ка помогу, – Лида проворно соскочила на снег и побежала на помощь к своей спутнице.

Возничий – мужчина в телогрейке и стёганой шапке с опущенными ушами, тоже вылез из саней и, неуверенно потоптавшись на месте, заковылял на протезе к калитке. Подхватив с двух сторон Юлию, они осторожно вывели её на проезжую часть к саням и усадили на какую-то кошму. Мужчина взмахнул кнутом, и тощая лошадка торопливо побежала по накатанной дороге. Подруга Юлии, пристроившись рядом с ней, поддерживала её на крутых поворотах.

Вскоре сани остановились у двухэтажного здания больницы. Рядом с входом, за стеклом окна, одиноко горела керосиновая лампа, да в нескольких комнатах на нижнем этаже мерцал слабый свет. Попутчица Юлии помогла ей выбраться из саней, поднялась с ней на крыльцо и постучалась в дверь. Выглянула пожилая санитарка и ворчливо проговорила:

– И что это бабам неймётся. Идёт война, а они – рожать! – и тут же, услышав стоны роженицы, более ласково запричитала: – Ничего, ничего, милая, потерпи! Родишь солдатика, а они сейчас, ой, как нужны. Пойдём, пойдём, родная, всё будет хорошо! Первый раз к нам?

– Нет, уже второго рожает, – ответила за неё подруга.

– Ну, тогда ждите скорого пополнения, – и санитарка закрыла за собой дверь в приёмный покой.

Лидия нерешительно потопталась в прихожей и вышла на мороз. Сани ещё стояли на дороге.

– Ну как там? Всё в порядке? – поинтересовался возничий. И не дожидаясь ответа, предложил: – Давай уж отвезу тебя обратно, а то очень поздно, мало ли кто обидит.

Лида спохватилась и отдала ему в руки заранее приготовленную, но забытую впопыхах оплату за услуги – полбуханки хлеба.

– Спасибо вам на добром слове, но это всё, что у меня есть.

– Садись, не будем торговаться. Вам, бабам, тут также не сладко. Вижу, и сама-то вроде ребёночка ждёшь? Мужья-то ваши где?

– Да где им быть? Конечно, на фронте. Под Москвой они… Слышали, какие там идут бои?

– Как не слышал… видел даже. Вот, без ноги оттуда вернулся. Жаль, что в первом же бою её потерял, а то бы бил этих «гадов»! – и мужчина, сжав кулаки, со злостью потряс ими в воздухе.


А в это время в родильной палате совершалось таинство появления на свет нового человечка. Рожениц в эту ночь – ночь перед Рождеством, кроме Юлии, больше не было. Палата была освещена несколькими керосиновыми лампами. Две акушерки возились около Юлии.

– Дыши… не дыши! Дыши… Не дыши! Тужься… тужься! Не тужься! – и так около часа.

Стиснув зубы, Юлия тихо стонала, когда было невыносимо больно. И вот, наконец, долгожданные слова:

– Головка показалась! Теперь, мамаша, работай, работай, дорогая! Ну, солдатик, пошёл… Давай, давай, голубушка, тужься!

Вскоре в палате раздался писк новорожденного. Акушерка подняла над Юлией синюшного младенца.

– Ба! Да это девочка, да ещё в рубашечке! – и взглянув на висевшие на стене часы, промолвила. – А ведь сегодня Рождество! Дочь-то у тебя счастливая будет. Поздравляю, мамаша!

На календаре было 7 января 1942 года. Где-то далеко шла война, гремели взрывы, гибли люди, города превращались в руины. А здесь, в тишине, в мерцающем полумраке керосиновых ламп, появился на свет ещё один человечек. На радость или на горе? Что его ожидает впереди? Этого не знал никто…

А над южным городом, расположенным глубоко в тылу, сияло звёздное небо. Такое мирное и в то же время холодное, безучастное ко всему, что творилось в это время на земле.


Утро наступающего дня было ясным, тихим; воздух прозрачно чистым. Сквозь замерзшие, расписанные морозом окна палаты проглядывали голые ветви деревьев, опушенные снегом и подкрашенные нежным розовым светом восходящего солнца. Настоящее Рождество!

В палате было холодно. Юлия лежала под несколькими одеялами, рядом под боком спала её дочка, также закутанная в одеяла. Нос пуговкой, бровки белёсенькие и слегка припухшие, губки сжаты в тонкую полосочку, ну а щёки, как два яблока, выпирали из-под туго повязанной на головке пелёнки. Мама только что её покормила, и обе находились в благодушном, расслабленном состоянии. В палате стояло несколько коек, но они были пока пустые. В этой тишине, изредка нарушаемой звоном медицинских инструментов, вёдер и кастрюль, напоминающих об обыденной жизни родильного отделения городской больницы, Юлия вспомнила себя, маленькую…

«Детство и юность Юлии прошли в далёком отсюда уральском городке Нижняя Салда. Зимы там всегда были морозные и снежные. Горки да снежки – единственная забава малышни зимой. Катались с горок кто на чём: дощечках, коре деревьев, прутьях, связанных в пучок. Санок не было. Да и какие санки, если одежды путёвой не было. Многие дети на улицу бегали по очереди, так как зимняя обувка была не у всех. Кататься на ногах, а особенно на одежде, родители строго-настрого запрещали, за это детей ждало серьёзное наказание. А как хотелось скатиться с горки вниз!

Юлия с улыбкой вспомнила, как она однажды, взобравшись на самый верх горки и убедившись, что её никто не видит, быстро задрала подол юбки и шубейки и с визгом скатилась вниз на голой пятой точке. А потом она бежала домой с воплями и слезами. Ведь штанишек тоже не было. Дома, боясь встретить маму, она прижала замёрзшую, ободранную попку к тёплому боку печки. Такое жестокое испытание на прочность было у неё первый и последний раз в жизни.

Летом были другие развлечения: ходили с подружками в лес по грибы да ягоды, плескались все вместе в мелкой речушке, жарились на солнышке, шлёпали на себе и на других надоедливых комаров. Но такое беспечное детство длилось недолго.

Её отец, Николай Александрович, работал на заводе мастером, семья была большая, особого достатка не было. Но каждые два-три года в семье появлялся новый кричащий комочек, завёрнутый в старые пеленки и одеяльца, достававшиеся по наследству от старших братьев и сестёр. Юлия была третьим ребёнком в семье, после неё было ещё двое: брат и сестра.

Когда Юлии шёл восьмой год, её мама Люба сильно простудилась. Ходила на речку полоскать бельё. Была весна, однако было ещё холодно, и дул сильный северный ветер. Женщина очень промёрзла, а на другой день слегла с высокой температурой. Диагноз – скоротечная чахотка. Тут медицина в то время была бессильна. Да и какая тогда, в начале века, была медицинская помощь в маленьком уральском городишке? Через месяц Любы не стало. Осиротели детки. Осиротел и глава семьи Николай. Осиротел дом.

С этого момента детство Юлии закончилось. Как плохо и несправедливо, когда от тебя уходит самый дорогой тебе человек – мама, родившая тебя, вскормившая своим молоком. Как хотелось Юлии в то время уткнуться в подол старого маминого платья, прижаться к её тёплому животу и ощутить на своей голове нежное прикосновение материнской руки. Но реальность была жестокой. В люльке лежала и надрывалась от крика маленькая Галинка. Самой старшей Марии было 12 лет, Тоне – 10, ей – Юлии – 8, Борису – 6 лет. Старшие дети старались поддерживать порядок в доме: нянчились с малышами, помогали по хозяйству. Время от времени на помощь приходили какие-то дальние родственницы. Но, тем не менее, дом осиротел, и ему требовалась женская рука…»


От нахлынувших воспоминаний на глаза Юлии навернулись слёзы, но в этот же миг рядом заворочалась во сне дочка, скорчила личико – пыталась заплакать, но передумала и успокоилась. Мысли Юлии снова вернулись в прежнее русло. Вспомнилось ей:

«…Отец привёл в дом мачеху. На неё, ещё молодую девушку, сразу свалилось бремя семьи, покинутой прежней хозяйкой. В доме пятеро детей – один меньше другого, а мачехе всего-то 22 года! Но муж у неё оказался любвеобильным и не думал останавливаться на достигнутом. Вскоре родилась Ниночка, потом Сашенька, Герман, Петенька, Лерочка и Зоя. В их семье стало 11 детей! Сколько Бог дал – все свои. Разница между старшим и самым младшим ребёнком была в 26 лет. Одни дети рождались, другие взрослели и вылетали из родительского гнезда один за другим. Кто-то оставался в родных краях, а кого-то манили неизведанные дали.

Сначала вышла замуж за Семёна Сторожкова старшая сестра Мария, и они всю свою жизнь связали с родным городом. Потом замуж вышла Антонина за Андриана Прокушева. Вскоре её муж, достаточно образованный для тех лет мужчина, имеющий строительную специальность, стал собираться с женой и годовалой дочкой Аллочкой в дальнюю дорогу куда-то на юг, в Казахстан. Молодые люди не совсем чётко представляли себе жизнь в этом незнакомом для них краю, где, по их наивному представлению, обитали только одни кочевники-казахи и паслись стада коней и овец. Но там требовались специалисты-строители, и Андриану пообещали хорошую высокооплачиваемую работу.

Юлия, когда узнала об их намерениях, сильно загрустила, даже всплакнула, так как любила свою старшую сестру и не хотела с ней расставаться.

– Юленька, не грусти… А поедем с нами! Мне самой страшновато куда-то уезжать, но мужу обещали там хорошую работу. Поедем! И мне там не так будет одиноко, да и ты мне с ребёнком поможешь на первых порах, – уговаривала её Антонина, также не желая расставаться с любимой сестрёнкой.

Не раздумывая Юлия сразу же согласилась. Ей шёл 21-ый год, женихов у неё пока не было. Какие женихи, если в доме полно работы – куча детей и мачеха, продолжающая их рожать друг за другом. Вот и опять после пятилетнего перерыва она ходит в положении. «Хоть куда-нибудь уехать, лишь бы поскорее из дома…», – мечтала Юлия.

Как только сели в Свердловске на поезд, девушка заняла верхнюю полку и все дни лежала там и глядела в окно, впервые отдыхая от семейной суеты и наслаждаясь видом проплывающих окрестностей… Шёл 1933 год…

Поезд медленно тащился сначала по местам, очень похожим на её родную природу, потом пошла ровная, как стол, рыжая выжженная на солнце степь. Кое-где мелькали речушки с низенькими, чахлыми деревцами вдоль них, и опять степные просторы с выступающими на поверхности пятнами соли. Впервые она увидела странных животных с двумя горбами, местные жилища-юрты, людей с тёмными, как бы прокопчёнными лицами и в необычной одежде. На станциях стали подсаживаться новые пассажиры, говорящие на незнакомом языке. Всё стало чужим. А за окном вагона один и тот же унылый пейзаж – выжженная степь без края и конца.

В вагоне стало жарко и душно. Тоскливо подумалось: «Что я наделала? Куда я еду?». И только спартанское спокойствие свояка Андриана не давало развиться бурным эмоциям. А Тоне грустить было недосуг. Всё время с утра и до вечера она была занята дочкой, пока не уложит её спать на качающуюся полку, как в колыбельку.

На одной из станций в вагон вошли новые пассажиры. Юлия как-то сразу приметила среди них одного молодого парня – высокого, со слегка вьющейся русой шевелюрой и большими, серыми глазами. На долю секунды их взгляды пересеклись, но не более того. Вскоре дальнейшие события вытеснили из памяти девушки образ этого молодого человека.

Неожиданно за окном сменился пейзаж: появились оазисы зелени, бурные реки с мутной глинистой водой, как чай с молоком. Как объяснили попутчики, вода мутная потому, что в горах идут дожди, а в другое время года вода там чистейшая, как хрусталь. На станциях торговки предлагали яблоки, дыни, арбузы, виноград, круглые лепешки вместо хлеба, отварную толчёную картошку с жареным луком, огурцы, помидоры. Такого богатства и изобилия фруктов и овощей уральцы раньше не видели. Юлия стала замечать, что не только казахи, но и русские ходили по перронам, садились в поезд, выходили на остановках. Ярко светило солнце. Люди улыбались, говорили громко, быстро и непонятно, но во всём чувствовалась какая-то доброжелательность. Девушка окончательно успокоилась и приободрилась.

И вдруг среди степных просторов над горизонтом, как мираж, возникли далёкие горы, сверкающие на темнеющем вечернем небосклоне своими белоснежными вершинами. Казалось, эти вершины, окрашенные в малиновые тона лучами заходящего солнца, зависли в небе и парят над землёй. «Горы! Алма-Ата! Алма-Ата!» – восклицали все вокруг. Пассажиры высыпали в коридор вагона, так как только из его окон была видна эта чудная фантастическая панорама.

Пока подъезжали, один из пассажиров, очень разговорчивый старичок, вероятно учитель истории, с большим удовольствием начал рассказывать всем собравшимся вокруг него о городе:

– Алма-Ата… Вот некоторые, я тут слышал, спрашивают: что это за город такой на краю света, и что нас там ожидает?.. А город этот – молодой. Хотя, сведения о первых поселениях в этих краях уходят вглубь веков. Как крупный торговый центр он был известен ещё в древности многим народам, так как стоял на пересечении караванных путей и назывался Алматы (Яблочное). Это название было дано не случайно, потому что только в этих местах растут чудесные яблоки – алма-атинский апорт. Вот такие большие и вкусные!

При этих словах старичок причмокнул, зажмурил глаза, а его руки с растопыренными пальцами показали размер этих яблок величиной с маленький арбузик. Видя, что вокруг него число слушателей увеличивается, он с энтузиазмом продолжил свой рассказ… Но Юлия его уже не слышала. Её внимание привлекли виды за окном вагона. В это время поезд проезжал мимо какого-то поселения: маленькие домики, окружённые садами, а на деревьях краснели дивные фрукты.

– …Недавно было закончено строительство Туркестано-Сибир-ской железной дороги, – до сознания Юлии донеслись слава старого учителя. – Это событие имело для города большое значение, он стал быстрее и успешнее развиваться. Вот и мы, благодаря этой дороге, прибыли сюда поездом, а не на верблюдах, – при этом старичок хитро подмигнул всем собравшимся вокруг него. – Но мы с вами заговорились. Скоро остановка – конечная станция Алма-Ата!

Все засуетились и потянулись к выходу. Но поезд ещё долго тащился вдоль сумеречной рощи, а потом как-то неожиданно вынырнул из темноты на ярко освещённый вокзал.


Андриан нанял бричку, на неё погрузили вещи, сами с трудом уместились рядышком и через вечерний город добрались до гостиницы. Это было двухэтажное здание с очень длинными коридорами, по обе стороны которых были двери, ведущие в номера. Из окна их номера виднелся тенистый парк с могучими деревьями. А с другой стороны гостиницы, как сказала дежурная, находится большой южный рынок, который называется «Зелёный базар». Антонина предложила всем завтра же посетить его.

На другой день Андриан с утра ушёл по делам, а сёстры, неся по очереди на руках Аллочку, сходили на базар, прикупили кое-что из еды. И вот когда они возвращались, нагруженные покупками, около гостиницы на Юлию, с Аллочкой на руках, буквально налетел молодой человек. Он только что сбежал с крыльца соседнего здания и, видно, сильно куда-то торопился. Столкнувшись, молодые люди молча стояли и удивленно смотрели друг на друга.

Это оказался тот сероглазый юноша, которого Юлия приметила в вагоне. Сама она в то время была довольно-таки симпатичной девушкой: круглолицая, с тёмно-карими глазами, точеным, слегка вздернутым носиком, с черными кудряшками вокруг белоснежного лица, невысокая, худенькая. Не красавица, но очень даже миловидная. На фоне своей сестры она отличалась какой-то мягкостью черт, более ладной и стройной фигуркой. На неё часто заглядывались мужчины, а этот парень просто вошёл в ступор. Наконец Тоня сообразила забрать ребёнка с рук сестры и уйти в гостиницу. Оставшись одни, молодые люди разговорились.

– Алексей Овчинников, – представился он. – Извините, я загляделся, и чуть не сшиб вас, да еще с ребёнком… Мы, кажется, вместе ехали в одном поезде и даже в одном вагоне. Вы остановились в этой гостинице? А я – в соседней. Как видите, мир тесен! Как устроились? Что собираетесь здесь делать? Эта женщина с ребёнком, наверное, ваша сестра? Вы очень похожи. А откуда вы приехали? А я – из Ленинграда, точнее я родом из города Демянска. Слышали о таком?

Молодые люди не могли наговориться. Очутившись волею судьбы в этом новом для них месте, не имея ни друзей, ни знакомых, они интуитивно потянулись друг к другу и стали часто встречаться. Юлия почувствовала сильную симпатию к этому пареньку. И что удивительное: их судьбы были очень похожи. Юлия рано лишилась матери и воспитывалась мачехой, а Алексей рано потерял отца и воспитывался отчимом. Как только позволил возраст, он уехал в г. Ленинград и закончил там фабрично-заводские курсы ткацкого производства. После их окончания его направили в г. Иваново, где он работал мастером производственного обучения на ткацкой фабрике. А в этом году он по зову сердца приехал в Казахстан – отсталую во всех отношениях союзную республику, которой требовались молодые образованные люди.

Вот так, Алексей и Юлия, как два листика, сорвавшиеся с разных веток и закружившиеся в вихре перемен, происходящих в молодой стране Советов, неожиданно встретились далеко от своих родных мест. Встретились и полюбили друг друга. Вскоре они поженились, а там появился и Вовочка, их первенец…»


«Ох, как он там без меня?» – тревога за сына прервала Юлины воспоминания. Она вздохнула и загрустила: «Хорошо хоть Тоня за ним присмотрит». У Юлии была договорённость с сестрой, что сынишка поживет у Тони, пока она будет в больнице. А прошлой ночью его, уже спящего, пришлось на время перенести к соседке Лиде.

В это время в палату вошла санитарка с кулечком гостинцев и запиской от Тони: «Дорогая сестрёнка, поздравляю с дочкой! Не волнуйся, Вовка у меня. Поправляйся быстрее. Твоя соседка Лида передаёт тебе привет и поздравления».

«Ну, вот и хорошо! С сыном всё в порядке. Теперь можно не волноваться», – подумала Юлия, однако её сердце сжалось, как от предчувствия беды, когда вспомнила о муже. – «Где он? Что с ним? Живой ли?.. Не знаю, куда и писать».

Алексей и Андриан в сентябре прошлого года в составе стрелковой Панфиловской дивизии были отправлены на фронт. За всё время Юлия с Тоней получили только по одному треугольному письмецу, отправленных с дороги, из которых они поняли, что их мужчин везут под Москву. Враг подошёл к столице, и все силы военных были брошены в это жерло войны. Юлия слышала из сводок, что под Москвой идут тяжёлые кровопролитные бои. Враг рвётся в столицу. Часть москвичей была уже эвакуирована с заводами, фабриками, музеями. Вот и Мосфильм перебрался в Алма-Ату. Говорят, что скоро на экраны выйдет новый художественный фильм «Иван Грозный», отснятый уже здесь. Позднее Мосфильмом в Алма-Ате будет создан ещё ряд знаменитых кинолент тех лет: «Жди меня», «Секретарь райкома», «Она защищает родину» и др.

А сейчас продолжалась эвакуация и из других, осаждаемых фашистами городов и районов страны. На восток от линии фронта вывозились оборудование, архивы, музейные ценности. И на её родном Урале прибавилось население. Заводы в Салде, Тагиле теперь выпускают военную технику. Страна продолжает жить, трудиться, но только в других, очень тяжёлых условиях. Вот и Юлии придётся одной как-то растить и поднимать двоих ребятишек. Вовка пошёл в первый класс, а эту малышку ещё поднимать и поднимать. Кто знал, что война уже так близко и на их поколение выпадут такие жестокие испытания.


После больницы у Юлии начались повседневные будни. Один день похожий на другой. Сынок ходил в школу. Учился пока хорошо. Но что будет дальше, если муж не вернётся? У неё всего 4 класса, специальности никакой нет. Сможет ли она в дальнейшем чем-либо помочь своим детям в жизни? В первый год, как приехали в Алма-Ату, свояк Андриан устроил её на трёхмесячные курсы чертёжниц, и до рождения Вовочки она успела немного поработать. Вот и весь её трудовой стаж. А потом пошли детки. Бабушек, чтобы присматривать за детьми, не было. Из-за этого на работу не устроишься. Вот и доченька Наташка пока маленькая. Растёт потихоньку, только бледненькая она и худенькая, однако спокойная по натуре и особых беспокойств матери пока не доставляет.

Жила Юлия с детьми в центральной части города недалеко от «Зелёного базара» в бывшем купеческом доме, разделённом уже в советское время на несколько квартир. Сам дом представлял собой двухэтажное деревянное строение, выходящее своим фасадом на тротуар улицы Красина. С одной стороны с их домом за высоким забором соседствовало здание архива, а с другой – известный в то время в городе ресторан «Алатау». Фактически у них с рестораном был один общий двор и общие ворота с калиткой. Первый этаж дома – полуподвальный, он наполовину уходил окнами в землю. На верхний этаж вела довольно-таки высокая и широкая деревянная лестница, далее переходящая в просторную веранду. С неё был вход в коридор, а там – двери в большие, светлые комнаты с высокими потолками и лепными узорами на них. Это были жилые комнаты, и всего их было пять. На нижнем этаже, куда вели каменные ступени, по-видимому, раньше при купце, располагались кухня и помещение для прислуги.

К тому моменту, когда молодая семья Овчинниковых получила в этом доме квартиру, в его планировке произошли существенные преобразования. За счёт различных перегородок и прорубленных в стенах дверей советская власть решила проблему жилья сразу для нескольких советских семей. Вместо одной купеческой, в доме стали жить целых шесть советских семей!

Наверху в двух больших комнатах жила семья Мельниковых: уже знакомая нам Лида со своими престарелыми родителями, мужем и недавно родившимся сынишкою Генкой. Рядом с ними занимала одну большую и одну узенькую комнату семья Бедельбаевых. В другой большой комнате с пристроечкой и отдельным выходом во двор жила семья Мукановых.

Семье Овчинниковых были выделены две узенькие комнатушки. Одна – входила в старую композицию дома, другая, построенная за счет части веранды, имела дощатый пол без утепления и располагалась над каменными ступенями, ведущими на нижний этаж дома. Обе комнатки были площадью по 8 кв. метров с одним окном в каждой. Первая комната, а фактически кухня, имела выход сразу на крыльцо. Снизу от каменных ступеней тянуло холодом и в дверь, и через щели в полу. Положение спасала небольшая печка с духовкой и двумя конфорками для приготовления пищи. На ней готовили еду, над ней сушили одежду, около неё грелись в морозные дни.

Внизу одну комнату и пристроенную тёмную каморку занимала семья, которую никто по фамилии не называл. Про них говорили – Нижние. А может, это и была их настоящая фамилия? Это были Мария Ивановна с дочерями: старшей Марией и Майей, последняя была почти ровесницей Наташке. В другой полуподвальной комнате жила холостячка баба Ната.

Всё население этого дома жило как-то обособленно друг от друга, но никогда не конфликтовало. Каждый переживал военные тяготы по-своему, в зависимости от создавшихся условий. Лучше всех жили Мельниковы, что определялось их социальным статусом. Во главе их семьи неофициально стояли родители Лиды. Они являлись старожилами этого дома. Муж Лиды, и она сама всю жизнь проработали в системе правоохранительных органов. И они занимали самую лучшую квартиру в этом доме. Про остальных никто ничего определённого сказать не мог. Но все знали, что Нижняя Мария Ивановна была женщиной простой, работала уборщицей где-то на заводе, любила по праздникам выпить бражки со своей родней, а потом они все долго, с пьяным надрывом исполняли русские застольные песни. Её соседка по нижнему этажу – баба Ната жила одна, и она была такой необъятной толщины, что это наводило на мысль о её какой-то странной болезни. Конечно, все нижние жили бедно.

У Овчинниковых тоже ничего лишнего не было, но во время войны Юлия с детьми не голодала, так как ей, как жене офицера, ушедшего на фронт, и имеющей на руках двух несовершеннолетних детей выдавали денежное пособие и офицерский паёк, куда входили даже 100 гр. сливочного масла на месяц. Не очень сытно, но от голода не пухли.


Вскоре после рождения дочки Юлия получила долгожданный треугольник с фронта. Муж писал, что были длительные бои под Москвой. Ранения и сильная контузия не давали ему возможности сообщить о себе. Сейчас у него новая дислокация, они продолжают бить фашистов, но война закончится не скоро. Пусть бережёт себя и детей. Он спрашивал в письме: «Кто родился? Если это дочка, то надеюсь, что ты её назвала так, как мы договаривались – Наташка. А если это сын – то Руслан. Как Вовочка, слушается ли он тебя? Как учится? Пиши, родная. Я скучаю без вас и верю, что у тебя с детишками всё будет благополучно. Эта вера спасает меня и придаёт мне силы. Я люблю вас. Ждите меня, я обязательно вернусь». И как будто про них в то время поэт Константин Симонов написал:

Верю в тебя,
В дорогую подругу мою.
Эта вера от пули меня
Тёмной ночью хранила…
Ты меня ждёшь
И у детской кроватки не спишь,
И поэтому знаю – со мной
Ничего не случится.
Весточка с фронта на время придала Юлии сил. Война отодвинулась от Москвы, но вокруг Ленинграда продолжалась блокада. А там до войны жила её свекровь, которую она ни разу не видела. Что с ней? Успела ли она эвакуироваться? И опять неспокойные мысли о муже. А дома маленькие дети, которые, вопреки всем невзгодам, постепенно подрастали.

В начале 44 года в южные районы Казахстана привезли целый эшелон репатриированных за какие-то грехи чеченцев. Их вывезли с теплого Кавказа в холодных, неотапливаемых теплушках. Половина этих, в большинстве своём неповинных людей, не доехала до места их нового поселения. Возможно, это делалось специально, чтобы избавиться от «лишнего, нежелательного» населения. Появились они и в Алма-Ате. Постепенно обстановка в городе стала неспокойной. Поползли слухи об убийствах, поножовщине, драках, грабежах. Вечерами стало страшно выходить на улицу.

Но периодически по ночам всем жителям их дома приходилось выстаивать очереди за хлебом и другими продуктами, которые выдавались по карточкам. Очереди занимали с вечера. Всех переписывали, в том числе и детей. На ладошках химическим карандашом писали номера, чтобы люди их не забывали. Каждый час очередь собиралась у магазина, делалась перекличка, и опять переписывались номера. Иногда очередь продвигалась вперёд за счет неявившихся. К счастью, гастроном, который обслуживал их район, был рядом с их домом на перекрестке улиц Красина и М. Горького. Далеко ходить не нужно было, и возвращаться в тёмное время суток не так страшно.

В морозные дни очень плохо приходилось малым деткам. Они сильно мёрзли в очередях. Однажды в один из таких зимних вечеров у Наташки замёрзли ножки. Ничто не помогало, даже то, что Юлия часто брала её на руки, распахивала полушубок и укутывала его полами ноги ребенка. Начались слёзы. Пришлось бросить очередь и бежать с детьми домой. А дома выстуживалась натопленная с вечера печь. Юлия раздела детей. Больше всего промёрзла дочка. А вот Вовка постоянно двигался на морозе, бегал с другими мальчишками наперегонки, кидался снежками, играл в прятки. Наташка же была совсем кроха, маленькая и худенькая. Она дичилась людей и с рук матери не слезала.

Юлия попыталась растирать ступни ножек у дочки, но в ответ был страшный рёв. Тогда она надела на них шерстяные носочки, посадила Наташку на стул перед тёплой духовкой и засунула в неё ножки ребенка – пусть отогреваются. Вскоре слёзы утихли, ребёнок задремал. Но пришлось снова одеваться и идти всем на мороз в надежде, что их из очереди ещё не вычеркнули…

Ну почему так жестоко устроен мир людей? Зачем нужно было выстаивать длинные очереди, дежурить ночами и обязательно с маленькими детьми на руках, чтобы утром взять свою долю? Люди очень боялись не получить того, что им причиталось, хоть и карточки были на руках. Все боялись голода, не верили в справедливость карточной системы. Вот и изводили себя и детишек этим неизменным атрибутом любого советского населённого пункта – очередью.

Люди боялись оказаться без пропитания, боялись, но не роптали. Что вы! Везде стукачи – сразу загремишь в НКВД. Все помнили страшное довоенное время, когда неожиданно исчезали люди и даже целые семьи. Их изымали из общества по наветам нечистых на руку, да и по совести людей. А сейчас – военное время, и контроль над настроением населения ещё более ужесточился.

Рассказ 2. Александра. Между жизнью и смертью

В то время, время жестоких испытаний, которые выпали народам страны Советов, ещё одна русская женщина, Александра, поднимала на ноги своего сыночка. И какое совпадение: его тоже звали Вовкой, как сына Юлии и Алексея!

Семья Александры перед самой войной переехала в совхоз Первомайский Запорожской области Украины. До этого они жили в городе Парижская Коммуна в Ворошиловоградской области, где и родился Вовка. После переезда хозяин семьи Емельян Бушнев был призван в армию. Службу он проходил в Дербенте и в Махачкале на Каспийском море, а с началом войны был переведён в действующую армию. Он принимал участие в боях на Северном Кавказе, освобождал Ставропольский и Краснодарский край от фашистов. Где-то рядом с ним воевал его старший брат Демьян. А средний брат Яков перед войной был назначен управляющим шахт г. Парижская Коммуна. С началом войны ему пришлось заниматься эвакуацией оборудования шахт, части специалистов в восточные районы страны.

Емельяна забрали на службу в армию, а его жена Александра или по-простому Шура осталась одна с малолетним сынишкой. Тогда Вовке было годика три. Вместе с семьёй Емельяна в совхоз переехала и Шурина сестра Нюра Резцова с дочкой Лидой. Эти две сестры, так же как и сёстры Юлия и Антонина, неразлучно шли по жизни вместе. Куда одна, туда и другая.

Фашисты были остановлены под Москвой, но восточная линия фронта всё дальше расползалась вглубь страны. Были оккупированы огромные территории: Прибалтика, Белоруссия, Украина, Крым. Неприятельские войска рвались к Волге, к Каспийскому морю. И в 1942 году немцы заняли Запорожье. Квартировали они и в совхозе Первомайский, хотя этот населённый пункт не имел для них особого стратегического значения. Сначала оккупанты активно вывезли из совхоза всё, что только можно было, то есть разграбили его полностью, угнали скот, а также часть молодёжи на работы в Германию и только после этого как-то немного успокоились. В совхозе оставались, в основном, женщины с маленькими детьми да дряхлые старики и старухи. Изредка немцы устраивали облавы на партизан. А мирное население было предоставлено самим себе: выживай, если сможешь.

Старожилы совхоза ещё как-то существовали за счет приусадебных участков и припрятанных продуктов. А у сестёр Резцовых ничего не было. Жили они, как и все приезжие рабочие, в длинном бараке, каждая из них занимала по одной маленькой комнатушке с глиняным полом. Для рабочих была отведена одна половина барака, а в другой его половине размещались служебные помещения совхоза. И там во время войны квартировали то немцы, то советские солдаты в зависимости от того, где была линия фронта. Самой главной задачей всех жителей совхоза в то время было – раздобыть хоть какое-нибудь пропитание. Скот и зерно, орудия производства и самое работоспособное население были вывезены – всё в Германию, всё только для немцев.

Шура была женщина достаточно смелая, проворная, и бог её не обидел некоторыми способностями. Она умела шить! Правда, это довольно громко сказано. Шура нигде не училась этому мастерству, но у неё была старенькая ручная швейная машинка «Зингер» и прирождённая интуиция портнихи. Она, к примеру, просто обворачивала материалом клиентку, намечала дырки для рукавов и ворота. Потом всё смело резала, собирала в складочки, пришивала рукава и воротнички. Ещё лучше получалось, если клиентка отдавала ей своё старое платье. Тогда Шура его разрезала на части – вот и готовая выкройка. И благодаря непривередливости сельских модниц у Шуры не было отбоя в заказах. Кому юбку, кому блузку или штанишки для ребёнка, а кому и платье с оборками. Таким образом, она помимо работы в совхозе потихоньку шила, но это было до войны. Потом стало не до заказов. Но машинку свою она никому не давала и прятала её от немцев во время облав.

Привели к ней как-то раз дамочку, любовницу какого-то немецкого чина. Пришлось что-то шить и этой немецкой «подстилке», как тихо, шёпотом называли такого рода женщин в то время. И старенькая машинка снова её выручала, была её кормилицей и не давала умереть с голода. Иногда бывало и невмоготу.

Помнится… была сильная бомбежка. Кто на кого наступал – в этой круговерти и не понять. Авиабомба угодила в сельскую школу, расположенную совсем рядом с их бараком. Вместо школы осталась только одна глубокая воронка. Жителям барака прятаться от бомб и пуль было негде, им оставалось лежать в своих комнатушках, прижавшись к полу, и ждать смерти.

Сразу после бомбёжки в барак прибежали возбуждённые соседки, схватили тазики, ножи и снова на улицу. В этом же направлении торопились и другие женщины из близлежащих домов. Оказалось, недалеко снарядом убило лошадь. Её тут же разделали со всех сторон. Вскоре от лошади ничего не осталось, даже хвоста. Этим небольшим запасом мяса все были сыты несколько дней. А потом опять жили тем, что бог пошлёт. Иногда немцы угощали детишек галетами или шоколадками. Оказывается, и среди врагов были люди!


После освобождения Запорожья в конце 43 года от захватчиков, жизнь долго не могла войти в нормальную колею. Всё было разрушено. Сеять было нечем и не на чем. Вся домашняя живность была вывезена в Германию. Весною и летом ели лебеду, крапиву, благо они на пожарищах росли как никогда. Если становилось очень голодно, Шура собирала котомки со своими вещами, брала швейную машинку и со своей сестрой Нюрой уходила на несколько дней странствовать по близлежащим посёлкам и деревням с надеждой хоть что-то обменять на продукты: картошку, свёклу, семечки, кукурузу. Детей: Вовку и Лиду – приходилось оставлять одних. Уходя, матери со страхом думали: вернутся ли они назад, увидят ли ещё раз своих детей. Уходили, чтобы детей можно было хоть чем-нибудь накормить. Уходили, чтобы вернуться назад, несмотря ни на что.

А Шуре не везло с детишками. Все они после рождения, не прожив и нескольких месяцев, умирали от кишечной инфекции. Вовка был у неё четвёртый и единственный оставшийся в живых ребёнок. Да и тот в годик чуть не помер. Заболел он дизентерией. Мать выхаживала его, как могла, но имеющиеся в то время лекарства не помогали. Ребёнок ничего не ел, слабел с каждым днём, а несло его как утёнка. Шура уже тайком молилась по вечерам под образами: «Боженька, забери его к себе скорее, чтобы не мучился».

И вот в один из таких беспросветных и безрадостных дней она варила чечевицу. Вовочка лежал без движения на кровати, и вдруг он увидел круглые зёрнышки. Шура заметила, как он слабо сжимал и разжимал кулачок вытянутой руки, будто просил: «Дай… Дай…». Подумала Шура и решила, что хуже уже не будет. Подошла, положила в детскую ладошкунесколько разваренных зернышек. Отвернулась со слезами на глазах: была уверена, что такая еда ничего хорошего не принесёт больному ребёнку. Ведь это же не лекарство, а еда! Но через некоторое время она увидела, что ладошка сынишки уже пустая и опять требовательно сжимается. Дала ещё немного чечевицы, перекрестилась на образа: «Боженька, пожалей ребёночка!» Вовка после такой еды заснул, а вскоре у него прекратился понос, и он пошёл на поправку. Вот тебе и чечевица! А говорят, что еда – не лекарство! Кто так думает, наверное, не знает истинного порядка вещей в Природе и говорит такие глупости из-за своей непросвещённости!

А Шура тогда подумала, что недаром она родила сына 25 апреля, как раз на Святую Пасху. Вероятно, Бог внял её молитвам, сжалился над нею и оставил ей вот этого единственного ребёночка. Нужно отметить, что Шура не была слишком набожной, в церковь ходила редко, но иконы всегда висели в «красном» углу её комнаты. Но, когда в жизни случались тяжёлые дни, она всегда обращалась за помощью к Богу. Так и в этом случае Бог не отказал ей в помощи. А может, просто Природа и здоровая пища сделали своё дело?

… Так вот, Шура с сестрой, оставив своих детей, ушли на добычу хоть какой-нибудь еды. И образ умирающего от голода и болезни сынишки с протянутой ручонкой с несколькими зернышками чечевицы преследовал Шуру всё время их странствий. Мотаясь по проселочным дорогам с котомками в руках и со швейной машинкой в вещмешке за плечами, она думала только о сыне: дай бог, чтобы он только дождался её возвращения, чтобы с ним ничего не случилось.

…Ноги не слушались, расползались по жирной грязи, плечи и руки оттягивала ноша, а в голове была одна мысль: «Надо идти дальше. Не раскисать! Дома дети одни… Их необходимо накормить. Нужно… нужно вернуться. Надо… должна… обязана… вернуться!».

А в это время дети фактически оставались дома одни без присмотра. И было им всего-то по 6 и 8 лет. Лида была старше Вовки на целых два года и считалась за старшую. Когда оставленные запасы еды заканчивались, а матери задерживались на своём промысле, иногда до трёх недель, Лида брала Вовку за руку, и они ходили по совхозу с протянутыми ручонками и громко распевали в два голоса украинские народные песни. Кое-что из еды в эти ладошки перепадало, только и ходить иногда приходилось весь день, и петь до хрипоты. Но ведь недаром говорится: «Под лежачий камень вода не течёт».


Во время своих скитаний по Запорожью в поисках еды, сёстры случайно встретились со своей дальней родственницей Катериной из города Паркоммуна, где Шура и Нюра жили до войны. Они очень обрадовались этой встрече, так как долгие два года ничего не знали о судьбе близких им людей. Катерина ездила в одно из сёл Запорожья, чтобы выяснить судьбу своей старшей сестры после ухода немцев. Она и сообщила все последние новости о родственниках из Паркоммуны.

Так, стало известно, что старший брат Шуриного мужа, Демьян, в самом начале войны был тяжело ранен. Его едва живого родные буквально из-под носа наступающих фашистов успели забрать из разбитого снарядами госпиталя, и все годы оккупации его прятали в землянке в подполье. Средний брат Емельяна, Яков, вернулся в Паркоммуну после её освобождения. Сейчас живет с семьёй и как управляющий шахтами руководит их восстановлением. На ряде шахт уже началась добыча угля. Жизнь в городе постепенно налаживается, но рабочих рук не хватает.

И, наконец, самое главное. Катерина рассказала, что до родственников дошёл слух о том, что Емельян был тяжело ранен в боях за освобождение Краснодарского края. После госпиталя его по состоянию здоровья комиссовали. К Шуре с ребёнком он не смог сразу вернуться, так как они ещё находились под немцем, но и к себе на родину в село Жуковку или в Паркоммуну к брату он не приехал. Потом стало известно, что Емельян в госпитале близко сошёлся с одной санитаркой, которая его выхаживала после ранения. Поправившись, он, якобы, остался у неё жить.

– А адресок этого госпиталя я тебе могу дать, там у моей соседки находится муж на длительном излечении, – сказала на прощанье Катерина.

Женщины еще немного поговорили и разошлись каждая в свою сторону. Шура поспешила домой, всю дорогу она охала и вздыхала: вот чем обернулось её долгое ожидание весточки от мужа. И её сестра Нюра тоже почём свет бранила своего свояка. Сама она была не замужем. Отец Лидки вскоре после её рождения развёлся с женой и исчез из их жизни навсегда. Этим, наверное, и объяснялась Нюркина ненависть к мужскому полу и то, что она за всю свою долгую жизнь так и не вышла второй раз замуж.

Дома Шура, недолго думая, стала собираться в дальнюю дорогу.

– Я не верю тому, что эта Катька наговорила. Пока сама своими глазами не увижу, не поверю! Неужели и война не помеха «кобеляке» проклятому!

Шура решила взять с собой сына, невзирая на возможные трудности в пути, да ещё с маленьким ребёнком. Она надеялась, что его присутствие поможет восстановить семью. Но, все вышло наоборот. Как только она говорила, что с сыном едет разыскивать тяжело раненного мужа, ей все сочувствовали и помогали, кто, чем мог. Давали ночлег, сажали на попутные машины. И где на грузовой машине, а где и на крестьянской телеге добрались они до места. А дальше присутствие сына ей никак не помогло…

Госпиталь находился в небольшом посёлке городского типа, в бывшем доме культуры, который чудом остался целым. Оставив Вовку на улице, Шура вошла в здание, притворилась ничего не знающей дальней родственницей Емельяна. И стала выяснять, лечится ли сейчас в данном месте Емельян Бушнев.

– Лечился… – просматривая журнал регистрации больных, поправила её дежурившая в приёмном покое медсестра. – Его уже выписали.

– А вы не знаете, на какой фронт его направили? Куда он мог уехать?

– Да какой там фронт! Его комиссовали, у него было сложное ранение в живот. Да он никуда и не уезжал, живёт здесь у одной из наших, Раей зовут. Сказывал, что вся его семья погибла под немцем, – увидев побелевшее лицо Шуры, участливо спросила. – Это правда, что вся его семья погибла?

– Правда… А где его все-таки можно найти? Хотя бы приветы от родственников передать.

– Да тут недалеко. Обойди госпиталь, и там во дворе увидишь длинный барак – в нём мы все и живём.

Выйдя на улицу, Шура взяла Вовку за руку и торопливо пошла в указанном направлении. В голове все мутилось от несправедливости, от обмана. Её всю знобило, но глаза были сухими.

– Ишь ты! Все погибли!.. Я покажу тебе твою погибель, «паршивец окаянный»!

Действительно, обогнув госпиталь, она увидела длинный барак, стоящий на пустыре. Маленькие окошки были занавешены, чем придётся: где простынями, а где и газетками. На верёвках полоскалось от ветра чьё-то бельё. У входа в барак на скамеечке сидели две старухи. То ли бельё сторожили, то ли на солнышке грелись. Сначала Шура спросила о Раисе у проходившей по пустырю женщины, но та никого не знала. Потом Шура подошла к старушкам, вежливо поздоровалась и, стараясь сдержать дрожь в голосе, спросила:

– Скажите, здесь живет Райя, она в госпитале работает?

– Да, здесь живёт…

– А не знаете ли вы, живёт с ней мужчина. Зовут его Емельяном, сам он из бывших раненых.

Старушки переглянулись между собой и чуть ли не в один голос спросили:

– А кем ты ему будешь?

– Я… – его жена, а это его сын. Мы приехали из Запорожья.

– А он всем говорит, что его жена и ребёнок погибли! Так значит это неправда!? Да здесь он, здесь! Недавно видели и Раису. Она домой пришла после дежурства. Пошли, милая, мы тебе покажем их дверь.

Старухи, забыв о своём белье, заковыляли внутрь барака. Подошли к одной из дверей и молча показали на неё – мол, здесь они. Шура оглянулась на Вовку и каким-то внутренним чутьём поняла, что он ей здесь вряд ли чем-либо поможет. Она вывела его на улицу, посадила на скамеечку и строго-настрого наказала никуда не уходить. Вернулась в барак. Старушки в сладостном предвкушении семейной разборки замерли около указанной ими двери. Когда ещё такую трагикомедию увидишь?

Шура постучала в указанную дверь. За ней тут же послышался шорох, а потом тихий женский голос спросил:

– Вам кого?

– Мне нужен Бушнев Емельян!

За дверью опять какой-то шорох, шёпот, потом тот же голос ответил: «А такие здесь не живут!».

– Не живут!? – Шура недоумённо оглянулась на стоящих поодаль старушек, но те знаками дали ей понять, что это неправда. – Не обманывайте меня, я всё знаю! А ну, «х-х-х-х…», отворяй дверь скорее, а не то я её выломаю!

Шура из поведения стоящих за дверью и их ответов поняла, что её уже видели через окно, когда она шла к бараку с Вовкой, что муж её находится там за дверью и там же – её разлучница. И такая ярость обуяла всю её сущность до кончиков ногтей, что дальнейшее она потом вспоминала с трудом. Она двигалась как в дурмане или как в тяжёлом сне.

В широком коридоре барака, как и во всех коммунальных структурах того времени, царил беспорядок. Стояли умывальники, вёдра с помоями, углём (вероятно, им топили в комнатах печки); тазы и корыта висели по стенам, чтобы не очень мешали; сюда же все складывали ненужное барахло. На глаза Шуры попалась кочерга. Она схватила её и, что было силы, стала молотить ею по двери. Дверь была тонкая с фанерными вставками вверху (вероятно, там когда-то были стёкла), и такая дверь, конечно, не смогла выдержать ударов рассвирепевшей женщины. Через образовавшуюся дыру в двери Шура кочергой скинула крючок и ворвалась в комнату как ураган.

А там были чистота и порядок. На столе, расположенном посередине комнаты и застеленном чистой скатертью, стояла банка с полевыми цветами, на окнах висели беленькие занавесочки, в углу комнаты стояла кровать с никелированными спинками. Около кровати стояла женщина с побелевшим от страха лицом. И больше в комнате никого не было. На кровати громоздилась куча одеял, прикрытая покрывалом, а сверху – гора подушек и подушечек. И вот эта кровать в первую очередь привлекла Шурино внимание своей какой-то неестественной высотой и пышностью. Догадка, как молния, пронеслась в её возбуждённом мозгу. Она подбежала к кровати и стала двумя руками сбрасывать на пол все эти атрибуты семейного благополучия. И вот под последним одеялом на матрасе она увидела своего мужа. Он лежал, вжавшись в кровать, расплющившись в лепёшку, глаза его с ужасом взирали на свою разъярённую супругу.

– Ах ты, гад! Ты ещё и прячешься!

Шура схватила со стола банку с цветами. Букетом нахлестала ему лицо, а воду выплеснула на его причинное место. Но этого Шуре показалось мало. Её постоянно раздражала хозяйка квартиры, которая всё время мешала ей совершать правосудие и умоляюще о чём-то её просила, хватала за руки. Шура толком не рассмотрела её и даже после этого события, никак не могла вспомнить её лицо. Вспоминался только её округлившийся живот.

Жена, оскорблённая изменой мужа, выскочила в коридор, схватила чьё-то ведро с помоями, забежала снова в комнату и расплескала все эти отходы человеческого бытия по кровати вместе с её мужем, занавескам на окнах, обуви, стоящей в углу у двери. Затем она бросила пустое ведро и выбежала из барака. Её сопровождал одобрительный гул выглядывающих из всех дверей женщин. Этому способствовал шум семейной ссоры, да и бабушки – старушки, вероятно, подсуетились и всех собрали на бесплатное представление.

Шура взяла Вовку за руку и почти бегом поспешила подальше от того места, где были растоптаны её мечты о семейном счастье. Вот ведь как несправедливо устроена жизнь, что соединила её Александру с таким непутёвым мужиком. А ведь как всё хорошо начиналось.

Братья Бушневы: Демьян, Яков и Емельян, жившие в селе Жуковка Курской области, очень часто ходили на посиделки в соседнее село. Там они и приглядели себе жён: Демьян женился на Софье, Яков – на Полине, а Емельян – на ней, на Александре. И вот теперь жизнь их всех раскидала. Демьян с семьёй – в Черкесске, Яков с семьёй – в Паркоммуне, и вот только она, Шура, осталась одна-одинёшенька при живом муже. И где? Далеко от родных мест, в разорённом войной чужом совхозе… Но нет! Она не одинока: у неё есть сын, есть и сестра, с которой она в самые трудные годы делила и радость, и горе. Да и дети их: Вовка и Лидочка, как родные брат и сестра. Нет, она не одинока!


Вернувшись к себе в совхоз, Шура старалась больше не вспоминать о происшедшем. Нюре она, конечно, всё рассказала, ведь она привыкла всегда советоваться со своей старшей сестрой, и она доверяла ей свои тайны. Поговорили они, поплакались друг дружке и решили, как говорится: «С глаз долой, из сердца вон!».

Сёстры устроились в совхозе рабочими: там начались пахотные работы, строительство и ремонт разрушенного жилья. В совхоз откуда-то пригнали небольшое стадо коров и пару бычков для возрождения совхозного стада. Жизнь потихоньку стала налаживаться. К тому времени была освобождена вся территория Советского Союза. Бои шли уже за его пределами, но враг был ещё силён, и почти все мужчины страны воевали. В совхозе приходилось работать одним женщинам и старикам. Изредка домой возвращались покалеченные и списанные с ратной службы фронтовики. Тем не менее, приближение конца войны чувствовалось во всём.

И вот, наконец, наступило это долгожданное событие – май 1945 года. 2 мая был взят Берлин. «Советские солдаты в самом центре фашистского логова, на руинах рейхстага! «Ура»! «Победа»! Над куполом рейхстага развевается красный флаг страны Советов. И оставшиеся в автоматах пули летят в небо…» И такой сюжет в фильмах о войне всегда вызывал у советских людей вполне законную гордость за своих солдат. Без преувеличения они спасли мир от фашистской чумы!

Однако после падения Берлина тяжёлые бои шли ещё в Чехословакии, где действовала почти миллионная группировка противника. И вот, наконец, советские войска при активной поддержке местного населения полностью очистили Чехословакию от гитлеровцев, а 9 мая 1945 года освободили Прагу. Всё: Война закончилась! Победа!

В Москве и во всех городах-героях гремели салюты, проходили митинги, вспоминали погибших. Все ликовали и все плакали одновременно. Позднее, в честь дня Победы будет написана песня, в которой очень тонко подмечена эта особенность всенародного праздника.

Этот День Победы порохом пропах.
Это праздник с сединою на висках.
Это радость со слезами на глазах,
День Победы! День Победы! День Победы!
В совхозе тоже устроили митинг перед правлением, т. е. на пустыре перед бараком, где жили наши сёстры. Говорили речи, плакали, кричали: «Ура!», «Победа!». Через час все разошлись по своим рабочим местам: полям, скотным дворам, мастерским… Время не ждало, нужно было возрождать жизнь на порушенной земле, сеять хлеб, строить дома, школу. Женщины стали ждать возвращения своих мужей с фронта. А Шуре уже некого было ждать. В своей семейной жизни она поставила жирную точку. А зря! Ведь поспешила, однако.

Примерно через год проездом к ним в совхоз заглянула Катерина из Паркоммуны и сообщила последние новости: Емельянова зазноба родила в прошлом году мальчонку. Емельян и второго своего сына назвал Вовкой. Но женщина не выдержала родов и вскоре умерла. Емельян остался с мальцом один. Пытался он пристроить его к своей новой родне, да что-то там не склеилось. Рассказала Катерина, что кто-то из Паркоммуны ездил к Емельяну и видел этого малыша. Уж очень он в плохом состоянии: весь в болячках, цыпках, одежонка грязная, какой-то больной, едва-едва стоит на ножках.

– Вот что, Шура, тут все родственники перед моим отъездом собрались и обсудили такое положение. Мне поручили сказать тебе: ты одна здесь с сыном мучаешься, мужской руки дома нет, а там Емельян тоже один с малышом. А мальцу материнская ласка нужна, уход, иначе не выживет он. Ну, чего вы будете вспоминать то, что уже прошло. Другим-то ещё хуже, чем вам живётся. Бабы по ночам плачут в подушку, оплакивают похоронки, а осиротевшие дети маются по детским домам… – женщины всплакнули, помолчали.

– Вы оба ещё молодые, у вас ещё дети могут быть, – продолжала Катерина. – Миритесь и живите вместе. Вот и Яков, он сейчас большой начальник, зовёт вас к себе и готов вам отдать под жильё времянку в своём саду. А там и свой дом построите. Ну, чего вы тут с Нюрой мучаетесь на чужбине? Так и будете жить в этом бараке, где даже пола настоящего нет… Подумай о Вовке, ведь он подрастает, ему мужская рука нужна. А в Паркоммуне – всё-таки родня…

И в том же духе без перерыва Катерина щебетала около сестёр почти весь вечер. Вначале Шура возмущённо её перебивала, потом слушала молча, вздыхала. Под конец сказала:

– Ненавижу я его! Не могу через себя переступить! Ну а малыша мне жалко. Вон сколько сирот осталось после войны… – помолчала, встала решительно. – Уже поздно, пойдём спать, Катюша. Завтра утром договорим. Я тебе постелю на лавке, не обессудь.

Наутро, попив горячего кипяточку, заваренного сушёной морковкой, Катя тронулась в путь. Ей ещё предстояло заехать за своей сестрой и забрать её к себе в Паркоммуну. Ещё в тот свой первый приезд она хотела это сделать, но сестра воспротивилась: всё ждала весточки с фронта от мужа. Ну и дождалась похоронки. Теперь её ничто не удерживало в Запорожье. Прощаясь с Шурой, Катя снова спросила:

– Так что мне ответить Якову?

– Скажи ему спасибо за его желание помочь мне. Действительно, тяжело нам здесь с Нюрой. Но, если я и вернусь, то только вместе с ней. Вместе при немцах лебеду ели, вместе и новую жизнь будем строить. А Емельяну пусть передадут: я на него зла уже не держу, перегорело всё. Сынишку его я ему помогу поднять, он всё-таки моему Вовке братик. Ну, а ко мне пусть близко не подходит! Не-на-вижу!

Через некоторое время с дипломатической миссией и повинною головою приехал Емельян. Долго не объяснялись, и так всё было ясно. Шура и Нюра уволились из совхоза, собрали вещички, и вернулись они все в Паркоммуну, в свой родной город.

Рассказ 3. Солдаты возвращаются домой

Прокатилась война по многим странам, как многотонный вал, и унесла с собой только в Советском Союзе 20 миллионов жизней. Кто погиб на фронте от пуль и снарядов, кто в тылу от голода и холода, а в оккупации люди умирали и от того, и от другого. Между прочим, от пандемии испанки, разразившейся во всём мире в начале ХХ столетия, умерло столько же, т. е. 20 миллионов. Чем измерить страдания, выпавшие на долю живших в то время людей? Можно заново отстроить дом, восстановить мост или завод, посадить дерево, но конкретную человеческую жизнь не вернёшь – это безвозвратно. А сколько осталось после войны людей покалеченных, больных и физически, и морально. А сколько сирот? Война – это самое большое зло, которое изобрело человечество за тысячелетия своего существования!

Закончилась Вторая мировая война… Фашизм был побеждён. Отгремели праздничные салюты, преданы земле погибшие… И воины-победители стали возвращаться домой. Возвращались также освобождённые, уцелевшие узники концлагерей. Теперь эшелоны переносили людей от западных границ на восток, навстречу со своими родными местами, семьями, детьми. Но не все вернутся с фронта, и не все вернувшиеся смогут застать у родного очага своих близких.

Возвращался домой и Алексей – муж Юлии. Ушёл он на войну в звании младшего лейтенанта, а закончил её майором запаса. Все годы войны от начала до конца был в действующей советской армии. В составе Панфиловской дивизии с осени 1941 года он участвовал в тяжёлых боях под Москвой. Весь личный состав этой дивизии стойко отражал бешеный натиск танковых частей противника. Всем известен героический подвиг 28 Героев-панфиловцев в районе разъезда Дубосеково. Почти все они пали смертью храбрых, а слова политрука Клочкова, сказанные в том бою, молнией облетели весь фронт и стали символом геройской отваги и верности своей родине: «Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва».

Был враг силен. Но встали 28,
Смелы, непоколебимы как стена.
Мы бережно в сердцах солдатских носим
Панфиловцев отважных имена.
В тот день взошла звезда их боевая
Сквозь горький дым, над муками земли.
Свою столицу грудью прикрывая,
Бессмертие герои обрели.
Это стихотворение неизвестного автора точно отразило величие совершённого тогда подвига солдат в боях под Москвой. Алексей в тех боях оборонял другую железнодорожную станцию – Крюково. Эта станция находилась всего в 40 км от перрона Ленинградского вокзала столицы. Командир батальона, защищающего подступы к этой станции, Баурджан Момыш-Улы в патриотическом порыве отказался от пользования картой юго-восточнее Крюково. Он отрезал её и велел сжечь: «Нам не понадобится ориентировка в дорогах, речках, населенных пунктах, что лежат позади Крюково… Мы или отбросим немцев, или умрём там». В этом бою Алексей был тяжело контужен. А сколько было погибших! Но враг был остановлен и в декабре 1941 года отброшен на 100–350 км от Москвы. Примечательно, что останки «Неизвестного солдата» для мемориала возле Кремлёвской стены позднее были взяты из братской могилы на станции Крюково.

И до чего же эти события и судьбы людей в этом мире оказались взаимосвязанными. В честь 28 Гвардейцев-панфиловцев был назван парк в Алма-Ате, рядом с которым находилась гостиница, где познакомились и полюбили друг друга Алексей и Юлия. Рядом с этим парком в дальнейшем им дали квартиру, их дети бегали сюда играть, а позднее ходили на свидания. Рядом с этим парком располагались школы, куда ходили учиться их дети. Этот парк своим названием постоянно напоминал молодому поколению о подвиге их отцов. А внук Алексея и Юлии, Сергей, по воле судьбы стал жить и работать рядом с разъездом Крюково в городе Зеленограде, где когда-то в этих местах сражался его дед. Там же теперь живёт и его правнук Миша. Что это – случайность или магия цифр, событий, названий… или это судьба?

Впоследствии Панфиловская дивизия дошла с боями до границ Советского Союза и в 1945 году вступила на земли врага в районе г. Кенигсберга. С 6 по 9 апреля шёл штурм города советскими войсками, который закончился нашей победой. В тех жестоких боях также участвовал Овчинников Алексей. И опять же – это случайность или судьба? Через десять лет под Калининградом (бывший г. Кенигсберг) будет проходить воинскую службу старший сын Алексея Владимир.

Пришлось Алексею в самом конце войны, когда враг в Берлине был уже повержен, оказаться в Чехословакии и принимать участие в её освобождении от фашистов. День Победы он встретил в Праге. За ратные подвиги Алексей был награжден 3 орденами Красной Звезды, 4 медалями: «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией» – и 32 личными благодарностями Сталина.

И вот теперь наш герой после тяжёлых фронтовых дорог, покалеченный, но живой, возвращался к себе домой в Алма-Ату. Поезд с каждой минутой уносил его всё дальше и дальше от разрушенных и истерзанных войною городов, деревень, лесов, полей. Уносил вперёд к новой жизни. А дома его ждала молодая жена, сынишка и родившаяся уже без него в первый год войны дочурка.

Паровоз натужно пыхтел, выбрасывал чёрные клубы дыма и победно гудел на всех перегонах: «Еду!.. Е-д-у-у!» Сердце радостно билось в такт колёсам вагонов, которые весело стучали: «До-мой!.. До-мой!.. До-мой!…».


Был конец августа. Стояла чудесная тёплая погода. Летняя жара пошла на убыль, но осень пока не наступила. Листва на деревьях ещё не успела окраситься в жёлтые и оранжевые тона и, омытая недавним дождём, блистала изумрудной чистотой. Весь город буквально утопал в зелени. Ярко светило солнце. А над городом вдали высились в туманной серо-голубой дымке снежные вершины величественных гор.

На привокзальной площади, казалось, собрался весь город. Цветастые платья женщин, огромные букеты цветов всех оттенков радуги, красные флаги, транспаранты на здании вокзала – всё было ярко и празднично. Люди были возбуждены, на многих лицах застыло тревожное ожидание. В основном это были женщины и дети, хотя встречались и старики в чистых, наглаженных рубахах, и крайне редко мужчины помоложе в выцветших гимнастёрках.

Среди этой толпы глаз отмечал ладную фигурку молодой женщины. Чёрные кудряшки обрамляли белоснежное округлое лицо. Красивые тёмные глаза и точёный носик дополняли образ. Она держала за руки тёмноволосого мальчугана десяти лет и девочку со светло-золотистыми локонами, рассыпанными по плечам. Ну чем не образ современной мадонны?!

Девчушке шёл четвёртый годик. Она крепко держалась за руку матери и настороженно разглядывала разноликую толпу. В её руках был букетик ярко-красных астр. Временами она забывала про цветы и размахивала ими, пытаясь крутиться на одной ножке, насколько ей позволяла рука матери.

– Да не вертись ты, Наташка! Ну, всю руку оттянула! Потерпи немножко. Скоро наш папочка приедет! А цветы отдай-ка братику, а то от них скоро один веник останется. Вова, возьми-ка у неё букет и держи его как следует!.. Дети, потерпите ещё немножко. Скоро, очень скоро мы будем вместе…

Вдруг лёгкий шёпот, как ветерок, пронёсся по площади и как бы приглушил голоса людей. И, действительно, все перестали разговаривать и притихли. И в тот же миг откуда-то издалека, с правой стороны от станции, раздался долгий, протяжный гудок паровоза. Неожиданно громко заговорил взволнованным женским голосом динамик, висевший на столбе. Но ничего уже нельзя было разобрать в шуме людской толпы, которая всколыхнулась в едином порыве и устремилась на перрон, обтекая здание вокзала с двух сторон.

– Едут! Едут! – раздавались голоса.

Юлия подхватила Наташку на руки, крепко сжала ладошку сына, и её толпою встречающих вынесло на перрон. Уже ближе снова раздался победный гудок паровоза: «Е-ду!… Е-ду!…»

Замедляя ход, мимо толпы встречающих сначала быстро, а потом всё медленнее и медленнее стали мелькать вагоны. В открытых окнах, на подножках виднелись люди в военной форме. Они махали снятыми фуражками, пилотками, бескозырками, что-то кричали. На их гимнастерках вспыхивали в солнечных лучах и тут же гасли золотые и алые огоньки орденов и медалей. Всё было настолько ярко и празднично, что Наташка стала подпрыгивать на руках матери, махать руками и, как все на перроне, звонко закричала: «У – я! У – я!».

Всё медленнее и медленнее проплывал состав мимо перрона. Наконец, он остановился. Тут же из вагонов высыпали люди в военной форме и сразу же перемешались с разноцветной толпой встречающих. Все смеялись, обнимали друг друга, целовались и почему-то многие плакали. Где-то грянул духовой оркестр, заглушая крики людей, зовущих друг друга и пытающихся найти в этой суматохе только кого-то одного, своего единственного.

Наташка и не заметила, как мама опустила её на землю и прижала к себе. Держась за юбку матери, девочка с интересом разглядывала вокруг себя чьи-то бегущие ноги, обутые в поношенные туфли, брезентовые тапочки, сапоги. Туда-сюда мелькали ноги. Туда-сюда… Она очнулась, когда мама затрясла её за руку.

– Дети, смотрите: вот и наш папка идёт! Алёша! Мы здесь! Таточка, это твой папа! Вовочка, вот мы и дождались отца!

Наташа подняла вверх глазёнки и увидела перед собой очень высокого, как ей показалось, худого мужчину в военном кителе и с фуражкой на голове. Одной рукой он уже прижимал к себе Вову, а другой обнимал и… целовал её маму?! Затем он немного отступил назад, весело засмеялся, нагнулся к Наташке, и вдруг она высоко-высоко взлетела вверх. Сердечко её сжалось от страха и в то же время от какого-то дикого восторга. Она оказалась где-то высоко над толпой разгорячённых, кричащих что-то и бегущих непонятно куда людей. Наташка была готова заплакать от страха и неожиданности, но не успела.

В следующий миг большие, сильные руки подхватили её и прижали к широкой груди. Красивые звёздочки, висевшие на груди отца, его добрые смеющиеся глаза, ласковые уговоры матери сделали своё дело и, как гипнозом, подействовали на неё. И она, страшась и замирая, прижалась к тёплой шершавой ткани военной формы. Так вот он какой, её папочка!

Потом они все вместе долго выбирались из толпы на привокзальную площадь. Люди не торопились уходить. Собравшись группками, они бурно что-то обсуждали и время от времени бросались друг другу в объятья. Другие – метались среди толпы и тревожно выкрикивали чьи-то имена. Играла гармошка, и молодой солдатик лихо что-то отплясывал, с ожесточением вбивая каблуки сапог в землю…

Глава семьи шёл впереди и, как ледокол, прокладывал дорогу среди кричащих, плачущих и ошалелых от счастья людей. Он постоянно оборачивался к идущим за ним его Юлечке и деткам и всё время улыбался от избытка чувств. Откуда-то подъехала чёрная легковушка, и после душного и сумасшедшего окружения толпы все очутились в прохладном салоне машины с мягкими сиденьями.

Наташка впервые ехала в автомобиле. Её поразил резкий контраст между тёмным жутковатым нутром машины и ярким солнечным светом, бьющим во все её окна. Но ей уже не было страшно. Она сидела на коленях у своего отца и смотрела вперёд. А он же, наоборот, без конца оборачивался назад к своей остальной семье, все ещё не веря, что они, наконец, все вместе… И уже дома, прижимая к себе детей, он заверил свою жену:

– Ну, Юленька, теперь у нас начнётся новая жизнь. Для начала ты мне родишь мальчика, и назовем мы его Русланом, а потом – девочку. И будет она Людмилою, как в сказке Пушкина «Руслан и Людмила». И жить мы будем, как в сказке!

Да! В то время всем хотелось хоть чуть-чуть пожить в сказке. Они заслужили это право на мечту. Четыре долгих года солдат мечтал о том, что война закончится, что враг будет разбит, что будет Победа, что он останется живым, и для него снова будет светить солнце, снова будут смеяться дети, и счастья хватит на всех!


Вскоре Алексею довелось испытать не менее радостные чувства. Из Ленинграда к нему приехала его мать Прасковья. Она рассказала, что перед самой блокадой Ленинграда ей со вторым сыном Николаем и невесткой удалось эвакуироваться в Вологодскую область. Николая по состоянию здоровья на фронт не взяли. Сейчас они снова живут в Ленинграде, но там пока не очень хорошо живётся: все разрушено и голодно. И вот Прасковья решила погостить у своего третьего сына Алексея. От неё также стало известно, что четвёртый её сын, Валентин, который перед самой войной служил на западной границе в чине лейтенанта, ещё в 1941 году пропал без вести, защищая Брестскую крепость.

Алексею горько было слышать о гибели уже второго своего брата и о душевной болезни Николая. Хорошо, хоть мама жива и здорова. Алексей был очень рад её приезду, хотя всем пришлось здорово уплотниться. К этому времени у него, как по заказу, родился долгожданный сын Русланчик. Семья насчитывала уже пять человек: двое взрослых и трое детей. Овчинниковы ютились в настолько маленькой квартирке, что поставить детскую кроватку было просто некуда. Достаточно сказать, что в их спаленке помещались лишь полутора спальная кровать, шифоньер и диван. В углу комнаты примостился маленький столик, больше похожий на тумбочку, чем на стол. Русланчик спал на стульях, приставленных к стене и для надежности связанных верёвкой.

Узкие проходы между спальными местами всех членов семьи не давали возможности даже поставить раскладушку для бабули. Пришлось ей ютиться на узеньком диванчике вместе с пятилетней внучкой Наташкой. Но мать есть мать, и взрослые мирились с дополнительными расходами и сжатием жизненного пространства. А об улучшении жилищного положения пока и не мечталось. Война только-только закончилась, и значительная часть материальных ресурсов уходила из восточных регионов Союза на запад страны, на восстановление основательно разрушенного там хозяйства.

Да, было очень тесно, но Алексей приговаривал: «В тесноте, да не в обиде». К сожалению, с теснотой пришла и обида. Всё бы было ничего, но характер у Прасковьи был прескверный. Свою невестку Юлию она почему-то невзлюбила. Было несколько случаев, когда она специально, сделав какую-либо пакость, без зазрения совести сваливала всё на невестку. Например, она могла подсыпать соли в уже готовый борщ, да так, что он становился негодным к употреблению, и вся семья оставалась без обеда. Первый раз Алексей не понял, что к чему, и встал горой за мать. Юлия проглотила обиду со слезами, но смолчала. А когда подобные «шуточки» повторились, Алексей сообразил, что его мать несправедлива к его жене, и мудро рассудил:

– Мама, я тебя люблю и уважаю, но у меня дети. Вон они – мал-мала меньше. Юлия отличная мать и хозяйка. Я её никогда ни в чём подобном не замечал, но самое главное – я её люблю. И прошу мою жену больше не обижать. Если это тебе не нравится, то погостила, нас повидала, пора и домой. Там всё-таки у тебя отдельная комната есть, а здесь мы тебе и угла выделить не можем.

Старушка не стала спорить, для приличия пустила слезу и отбыла к себе домой в Ленинград. Но почему-то никто не горевал по поводу её отъезда, а дети очень скоро её забыли. Когда Наташка стала учиться в школе и научилась грамоте, отец заставлял её писать бабушке письма. Старшего сына Владимира невозможно было уговорить, это сделать. А Наташка, не показывая неудовольствия, красивым почерком аккуратно исписывала страничку и посылала её бабушке, которую она уже успела позабыть и образ которой ей смутно представлялся. Ну, ничем бабушка Прасковья не запомнилась пятилетней девочке! Хотя та на всю жизнь запомнила момент встречи отца на перроне вокзала после его возвращения с фронта. А ей тогда было всего-то 3,5 годика.

Возможно, такое внимание внучки к бабушке сыграло впоследствии свою роль. Когда через много лет бабушка Прасковья стала чувствовать приближение своего конца, она передала своим внучкам украшения. Наташе – позолоченный перстенёк, очень красивой и необычной формы: на веточках висели пять ягодок – пять бриллиантиков. Младшей Людмиле (она появилась на свет спустя 6 лет после рождения Руслана) достались маленькие бирюзовые серёжки. Это были фамильные ценности. Но откуда взялись эти украшения в когда-то бедной семье?! Что-то тут не очень стыкуется.

А дело было в следующем. Глава семьи, муж Прасковьи – Василий, работал железнодорожным урядником. Он рано ушёл из жизни от какой-то болезни, оставив сиротами четверо детей: Степана, Николая, Алексея и Валентина. Алексею в то время было 10 лет. В стране шла гражданская война. Детей нужно было как-то поднимать на ноги. И вскоре Прасковья вторично вышла замуж за мелкого ювелира. И вот если первый муж оставил Прасковье в наследство только детей, то второй муж – фамильные ценности, сделанные своими руками.

Общих детей у Прасковьи со вторым мужем не было. Кроме Алексея не было детей и у других её сыновей: у первого сына Степана, расстрелянного в период Сталинских репрессий, у второго сына Николая, с которым она жила вместе в Ленинграде и который страдал душевным расстройством. Не оставил после себя потомство и самый младший сын Валентин, пропавший без вести в самом начале войны. Таким образом, у Прасковьи были единственные внуки – это дети Алексея. Поэтому его дочери и стали наследницами ювелирных украшений бабушки Прасковьи. А мальчишкам от неё ничего не осталось на память.

После отъезда Прасковьи в Ленинград в семье снова воцарился мир и порядок. Вскоре родился и четвёртый запланированный ребёнок – доченька Людмилочка. Вот и осуществилась давняя мечта Алексея. Ровно 10 лет назад, лёжа на больничной койке с тяжёлой контузией, полученной в боях под Москвой, он мечтал о том, что вернётся домой живым, и у них с Юлией будут ещё дети: Руслан и Людмила. И будут они жить как в сказке! На удивление с детьми получилось так, как было задумано. Но получилась ли сказка?

После войны Алексей устроился заместителем управляющего в Хозу Совета Министров. Зарплата для одного неплохая, но на шестерых – крайне мало. Денег постоянно не хватало. Приходилось жить скромно и экономить на всём. Невзирая на это, Алексей и Юлия радовались тому, что они все вместе, пусть в очень тесной, но в своей квартирке, и рядом с ними их любимые желанные дети. Они мечтали о счастливом светлом будущем своих детей и верили, что войны больше никогда и нигде не будет.

Рассказ 4. Разные судьбы. Родом из Паркоммуны

А в это время на другой земле, на Луганщине, пыталась наладить между собой отношения другая семейная пара: Александра и Емельян. Вернувшись после войны из Запорожья в Паркоммуну, они нашли приют у Емельянова брата Якова, который на первое время выделил им времянку в своём саду. Вскоре взрослые устроились на работу в стройконтору: Шура и её сестра Нюра – разнорабочими, Емельян – каменщиком. Детей записали в школу: Вовку – в первый класс, а Лиду – во второй. Стройконтора выделила для своих новых рабочих временное жильё – две небольшие комнатки в финском доме.

После этого Емельян уехал и через пару дней привёз своего второго сынишку. У Шуры, глядя на худенькое тельце мальчонки и грустный взгляд его серых глаз, сердце сжалось, и слёзы навернулись на глаза… Вспомнились ей её детки, не успевшие подняться на ножки. Подошла она к ребёнку, взяла на руки и прижала к своей груди.

– Ма… ма… – то ли вопросительно, то ли утвердительно пролепетал малыш.

После разрушительной войны нужно было восстанавливать не только жильё, но и нарушенные семейные связи. Вообще-то Яков был за то, чтобы жена его брата Емельяна помирилась со своим мужем и простила ему все его измены. Но Шура была непреклонна: её чувства к Емельяну уже перегорели, и она согласилась только помогать ему в воспитании его малыша.

Город Парижская Коммуна, куда вернулись наши герои, находился на территории Луганской области Украины (в разные годы название несколько раз менялось на Ворошиловоградскую область и наоборот). А Паркоммуна – это был небольшой городок горняков. Он расположился в 5 км от города Коммунарска, знаменитого металлургическим и химическим комбинатами. Из труб этих предприятий постоянно и днём, и ночью клубами шёл дым. Причём из каждой трубы шёл свой дым, своей окраски. Трубы и дым над заводами были как бы визитной карточной города металлургов. А достопримечательностью города Парижская Коммуна были возвышающиеся терриконы шахт.

В это время многие в городе начали строиться и постепенно перебираться из времянок и землянок в добротные дома. Построили свой дом и Емельян с Шурой. Район города, где им выделили участок под застройку, в основном состоял из частных домов. Их участок вплотную примыкал к территории стройконторы, где работали родители двух Владимиров: старшего и младшего, а также их тётка Нюра. Строились своими силами. И то, что стройконтора находилась рядом, было удобно и с этой позиции. А когда они перебрались в новое жильё, то ходить на работу стало настолько близко, ну всё равно, как пройти в конец своего огорода. Кроме того, Шура могла днём контролировать жизнь своих мальчишек, так как всегда можно было выделить минутку и забежать домой.

После постройки дома заложили сад, стали сажать огород, держать кур и поросят. Своё натуральное хозяйство здорово спасало их в то голодное время. Семейный быт постепенно налаживался, но вот личные отношения между Шурой и Емельяном нисколько не изменились.

Старший Вовка рос, как все мальчишки в то время: большую часть дня он был предоставлен сам себе. Родителям нужно было зарабатывать на хлеб. Несмотря на то, что Вовка был белобрысым, характер у него был цыганистый. Он считал в порядке вещей обратиться к совершенно незнакомым людям с какой-либо просьбой: дайте, уступите, помогите и т. п. В этом у него не было комплексов. Вероятно, годы невзгод и лишений, жизнь в оккупации отложили на его характере свой отпечаток. Когда от голода сводит живот, о приличиях не думается. Ему с сестрой Лидой часто приходилось ходить с протянутой рукой по людям, и то, что попадало в эти руки, они не считали подаянием, так как это они зарабатывали своим пением – горланили, как могли, украинские песни.

Возможно, раннее развитие голосовых связок дало результат. Впоследствии, уже, будучи взрослым, Владимир любил петь песни, но пел их он очень громко, по привычке часто горланил. У него был отличный музыкальный слух, и все удивлялись его способности сесть за пианино и двумя руками подобрать любую мелодию. И этому его тоже никто не учил. Да, война отложила свой отпечаток на юное поколение. При подобающем образовании был бы свой Марк Бернес или Лещенко. Но, возможно, у него могла быть и другая судьба.

Но в то время люди радовались миру, окончанию войны и в своих мечтах далеко не возносились. О чём можно было мечтать в то время в разрушенной фашистами Украине? Приходилось больше думать о хлебе насущном, о крыше над головой, чем об образовании. К примеру, Шурина двоюродная сестра, работающая на селе учительницей, иногда присылала своему племяннику в подарок настоящие школьные тетрадки. Думалось ей, что Вовка на них будет писать, набираться ума, разума. А Вовка с Лидой несли их на толкучку и распродавали эти тетрадки поштучно. В то время это был большой дефицит. На вырученные деньги дети покупали хлеб и приносили его домой. Что делать – нужда!

Тем не менее, учился Вовка хорошо. Он мог бы получать и более высокие оценки, если бы не его непоседливый характер. Уроки он делал быстро-быстро и торопился скорее сбежать на улицу к мальчишкам. Его неспокойный и шебутной характер много раз доставлял и ему, и его родителям большие неприятности.

Когда ему было два года, он умудрился вылить на себя целый чайник кипятка. Большой эмалированный чайник стоял на горячей плите, а сбоку свисала на веревочке привязанная к ручке крышка. Красивая такая крышечка, расписанная узорами. Разве думали взрослые, что их благие намерения во спасение красивой крышечки от падений и ударов обернутся такой страшной бедой для маленького несмышлёного ребёнка.

Вовочке очень понравилась эта крышечка, и он решил её взять поиграть. Потянул за крышку – не даётся в руки, дернул сильнее, и… струи кипятка обкатили его с головы до ног. Малыш закатился от боли в страшном крике. Шура получила затрещину от мужа. А дальше вспоминать страшно: у ребёнка были обожжены лицо, грудь (особенно грудь), частично ручки, и была страшная боль… Долгих шесть месяцев лежал Вовочка в ожоговой палате местной больницы с привязанными к кровати руками, чтобы не расчёсывал саднящие раны. На всю жизнь у него на груди остался безобразный шрам от ожога. Но в древние времена говорили: «шрамы украшают мужчину». И Вовка следовал этому изречению и дальше…

Играли как-то мальчишки в войну. Разделились на два лагеря по месту жительства, понаделали луки со стрелами. Один из пацанов, как первобытный охотник, сделал стрелу с каким-то особым каменным наконечником. С такой стрелой в пору на мамонта охотиться. И вот эта стрела попала Вовке в спину, хорошо хоть не в глаз. Наконечник пробил одежду и впился междурёбер. Стрелу вытащили, рану замазали йодом, забинтовали. Но на всю жизнь осталась на спине память о том сражении.

Когда Вовка стал постарше, то пристрастился играть с ребятами в карты. Мальчишки прятались от взрослых на пустыре за больницей, залезали в лопухи и самозабвенно резались в карты на деньги. Как-то заигрались они и забыли, что настало время идти в школу.

Пришла Шура домой на перерыв и видит, что портфель сына стоит на месте, а его самого дома нет. Взяла она веник, он как раз попался ей под руку, и побежала искать сына. Она знала, что мальчишки часто играют где-то в районе больницы. Нашла их, тихо подкралась, да как огрела веником сыночка по спине… Да благо бы мягкой частью, а то ручкой. А веник был связан жёсткой проволокой, и конец закрутки торчал на ручке, как штырь. От удара веником Вовка, как змей, прогнулся и дико заорал от боли. Затрещала разорванная рубашка, потекла кровь. Вовка с воплем побежал прочь, не разбирая дороги… А Шура – за ним, недоумевая, почему тощий облезлый веник оказался таким жестоким и кровавым оружием. И опять у Вовки пострадала спина, и опять шрам.

Были неприятности и пострашнее крови. Со второго класса в школе ввели изучение немецкого языка, столь ненавистного тогда всем советским людям, особенно тем, кто побывал в плену или в оккупации. Ребятам учить его не хотелось, и всегда на этих уроках они много шумели, безобразничали. Вот и Вовка решил отличиться. Вызвали его к доске и заставили читать и переводить текст с немецкого языка на русский. Попалась ему фраза: «Геноссе Сталин таг», что означало «День товарища Сталина». А Вовка прочитал немецкие буквы на русский манер, и получилось «Товарищ Сталин – гад». Какой это был ужас! У учительницы волосы поднялись дыбом, и она чуть не лишилась чувств. Это по её-то предмету, в её присутствии, её ученик и в такое страшное время! Ах! Ах! Ах! Не забывайте: Сталин был ещё жив, и время перемен ещё не наступило.

Перепугалась учительница не на шутку и скорее Вовку к директору. А тот тоже не захотел подставлять себя и в срочном порядке собрал педсовет, вызвал родителей Вовки с работы. Информация дошла и до стен НКВД. Сначала хотели пришить восьмилетнему мальчишке антисоветскую пропаганду и выгнать его из школы, да и родителям не поздоровилось бы. Еле уладили это дело. Посмотрели: родители малограмотные, занимаются тяжёлым физическим трудом, и им не до пропаганды. Да и пацан ещё дурачок – решил рассмешить класс, да не тот объект выбрал для своей шутки.

Вообще с товарищем Сталиным Вовке не везло. Когда в 53 году великий вождь всех народов умер, в школе, в день его похорон, как и по всей стране во всех мало-мальски заметных организациях, проходил траурный митинг с речами, слезами и клятвами построить светлое коммунистическое будущее. И не было на этом митинге только одного Бушнева Вовки. Его обнаружил директор школы сразу после митинга в спортзале, где тот отрабатывал махи на «коне». Дело в том, что паренёк в это время увлёкся спортивной гимнастикой и готовился к городским соревнованиям. Ему оказали доверие: защищать честь школы. Какой там митинг, когда у него никак не получался взмах ногой над «конём». Опять разразился скандал! Помог учитель физкультуры Андрей Иванович, который встал за Вовку горой и спас его от возможного исключения из школы. И это только благодаря тому, что Андрей Иванович, бывший фронтовик, разведчик, имел боевые награды и многочисленные ранения. К его мнению прислушались и оставили Вовку в школе.

Нужно сказать, что увлечение гимнастикой сильно преобразило юношу. Он раздался в плечах, накачал мышцы, стал более организованным, начал лучше учиться. Ему уже не хватало времени на всякие мальчишеские проказы. Но занятие спортом для Володи осложнялось тем, что своего гимнастического инвентаря в школе не было, кроме коня да каната. И на тренировки ему приходилось ездить в соседний город Коммунарск, где при одной из школ был оборудованный спортивный зал. Его спортивным наставником до окончания школы стал обычный учитель физкультуры, уже известный Андрей Иванович. А среднюю школу Владимир окончил с достаточно хорошими результатами.


Вопрос о том, что делать дальше, Владимира не мучил. Перед ним был живой пример: его учитель и наставник Андрей Иванович. Еще в 9 классе юноша принял твёрдое решение: продолжить учёбу и стать преподавателем физкультуры. Володя в то время уже участвовал в соревнованиях на первенство области, и он не мыслил себя вне спортивной гимнастики.

Для дальнейшего совершенствования спортивного мастерства лучше всего подходило обучение в высшем учебном заведении со спортивной специализацией. Был выбран Луганский педагогический институт, факультет физвоспитания. Луганск находился в 50 км от Паркоммуны, и между городами ходил рейсовый автобус, так что, считайте, почти рядом. Родители спокойно отреагировали на решение Владимира. Сами они имели всего по два класса образования и желанию сына препятствовать не стали. Мать собрала кое-что из продуктов и одежды, и благословила сына на самостоятельную жизнь.

При сдаче документов в приёмную комиссию института, на Бушнева сразу было обращено внимание, так как он уже был известен в спортивных кругах, входил в состав сборной области по спортивной гимнастике. По предмету «физвоспитание» экзамен у него был принят «автоматом». Вместо этого ему даже доверили принимать экзамен по спортивной гимнастике у своих будущих сокурсников. Экзамены по другим предметам были им сданы без особых проблем, и Владимир был зачислен на 1 курс пединститута. Возможно, тут определённую роль сыграл уровень его физической подготовки.

Факультет, куда поступил юноша, был широкого профиля. В то время за 4 года умудрялись готовить учителей для средней школы по двум предметам: физвоспитанию, анатомии и физиологии человека. Помимо учёбы Владимир, конечно, все усилия направлял на то, чтобы добиться более высоких спортивных результатов. Пределом его мечтаний в то время было звание «Мастер спорта СССР». Поэтому он активно участвовал в соревнованиях разного уровня.

Жил Владимир в общежитии. В комнате, кроме него, были ещё 3 студента: боксер Виктор, борец Юра, штангист Коля. Все 4 года учёбы ребята прожили вместе. Их дружба прошла испытание и холодом, и голодом. Дело в том, что в один из зимних дней в общежитии неожиданно прорвало трубы отопления, причём только несколько стояков. В то время были сильные морозы, и в половине здания установилась минусовая температура. Студентов, как могли, расселили по другим комнатам, но их группа наотрез отказалась покидать свою промёрзшую комнату, «льдину», как они говорили. А на двери они даже повесили плакат: «Мы – папанинцы».

Было настолько холодно, что вода в стаканах сразу же застывала и превращалась в лёд. Но «папанинцы» не сдавались в течение месяца, пока не были устранены неполадки в отоплении. Они упрямо ложились спать, раздевшись до трусов, и ныряли в свои берлоги, устроенные из нескольких одеял и матрасов. Вторая половина общежития была тёплая. Туда ходили готовиться к занятиям, поболтать с девчонками, да и просто прогреться, прежде чем идти на свою льдину. И было это сравнение – точнее не придумаешь, так как случайно пролитая на пол вода со временем покрыла его тонким слоем льда. Ну чем не льдина! И по такой льдине ребята не ходили, а катались в своей обуви.

Жили ребята дружно, вместе переживали денежные кризисы от стипендии к стипендии. Конечно, её не хватало даже для нормального питания. А кроме этого, у молодых людей были и другие расходы. Более экономно было питаться в складчину: чаще всего покупались котлеты и макароны – самые дешёвые продукты. Иногда приходили из дома посылки. Володе мать всегда заботливо укладывала песочное печенье собственного изготовления, обязательно кусок сала и то, что уродилось в саду и в огороде. Денег никогда не давали. Не с чего их было давать: родители получали мало из-за низкой квалификации их труда. И Володе приходилось полагаться только на свои силы. Иногда во время спортивных сборов или соревнований ему выдавали талоны на питание. Без такого дополнительного пайка вряд ли смог бы он крутить сальто на перекладине или держать вис на кольцах.

В первые летние каникулы юноша решил подзаработать деньжат на то, чтобы немного приодеться. Он устроился физруком в пионерском лагере и проработал там два лета. В результате купил себе костюм и обувь. Однажды, уже будучи студентом последнего курса, Владимир заглянул в свою школу. Увидел директора и, конечно, похвастался тем, что он успешно учится в пединституте и скоро станет учителем. Такое сообщение крайне удивило директора.

– Учителем?! Никогда бы не подумал, что ты станешь учителем. Кем угодно, только не учителем!

Действительно, Бушнева Владимира педагогический коллектив школы никогда не жаловал за его поведение, за исключением учителя физкультуры Андрея Ивановича. Все-таки был Вовка немного хулиганом. А если сюда ещё приплюсовать его «антисталинские дела», то какой из него мог получиться учитель? Но ошибаться могут все, в том числе и директора школ.

Во время обучения Владимир редко бывал дома, ездил туда только по праздникам, иногда перед сессией и после сдачи экзаменов. Все его приезды домой были короткими, поэтому о том, как жили родители, как учился его сводный брат Вовка, он толком не знал, да и мало этим интересовался. Мать жалела своего сына и старалась сунуть ему в руки при его отъезде хоть что-нибудь из продуктов. С отцом были ровные отношения, без особых эмоций. Ну что ещё надо молодому человеку, когда у него вся жизнь впереди!

Сдавая последние экзамены, студенты уже думали о том, как будут расставаться. И решили они устроить выпускной бал, для этого собрали по 50 рублей с носа. На такие дополнительные расходы Владимир был не готов, и он решил один единственный раз за все четыре года обучения попросить их у родителей. Он специально выбрал свободный день и съездил домой. На его просьбу отец отреагировал очень жёстко и в обидной форме ему заявил:

– Ишь! Деньги ему подавай! А ты знаешь, как эти денежки достаются? Как тебе еще не стыдно просить их у родителей?

Вовка очень обиделся за такой отказ, да ещё в такой форме. Ну, были бы такие просьбы постоянно, а то всего один единственный раз за всё время обучения. Да и кто бы это говорил?! Володя знал, что отец злоупотребляет водочкой, причём не по праздникам, а каждый день.

– Ничего мне от вас не надо! – сказал Володя и вышел, в сердцах хлопнув дверью. Тут же отправился на автостанцию, чтобы уехать в институт. По дороге его догнала запыхавшаяся и заплаканная мать, она сунула ему в руки смятую денежку.

– Прости, сыночек, отца. Не обижайся на нас. Возьми! Да бери же деньги, ты их заслужил!

Вовка поупрямился немного, так как был очень зол, но стало жалко маму, и он взял эту злополучную 50-рублевую бумажку.

Перед экзаменами прошло распределение выпускников. Владимиру предложили остаться на кафедре физвоспитания в этом же институте. Как раз и место было. Но он рассудил по-своему. Было известно о том, что из Казахстана пришёл запрос на 20 выпускников различных специальностей их института в порядке взаимного обмена специалистами. Казахстан тогда представлялся Владимиру очень отдалённой и отсталой республикой. А судил он обо всём с точки зрения своей любимой гимнастики. Просмотрев результаты Спартакиады народов СССР 58 года, он увидел, что показатели у команды Казахстана по спортивной гимнастике не очень высокие. И если бы он, Бушнев, оказался в её составе, то третье место ему в республике было бы обеспечено, а там и звание «Мастер спорта СССР».

Вот такие размышления и подтолкнула его просить распределение в Казахстан. А там и сборная по гимнастике, и звание «Мастер спорта» не за горами… Это была его заветная мечта. А семья его не держала. С отцом у него тёплых отношений никогда не было, и только с мамой было жалко расставаться.

И вот, наконец, сданы последние экзамены! Остался только выпускной вечер, и прощай институт. Да здравствует новая самостоятельная жизнь! Неожиданно Владимир получает от матери письмо, всё в расплывшихся чернильных пятнах (наверное, пока писала – плакала). В нём она жаловалась на отца. Он, оказывается, в очередной раз ушёл из дома к какой-то женщине. То, что Емельян ушёл к другой женщине, не так печалило Александру, как то, что он оставил ей результат своего любовного приключения ещё во время войны после лечения в госпитале. Это был его младший сын, тоже Вовка. Тот уже учился в старших классах, был страшно ленив, учиться совсем не хотел, связался с сомнительной компанией взрослых парней. Конечно, мать была обеспокоена такой ситуацией.

Старший Владимир маму любил, жалел, и поэтому выходка отца его очень задела. Пришлось ему срочно выехать домой. Там он узнал от мамы новый адрес отца и сразу же отправился наводить порядок. Отец со своей новой пассией были на месте. Не помнил юноша, что он говорил отцу, как его совестил, но в результате, чуть ли не за руку привёл его домой. На другой день Володя решил поговорить с отцом как мужчина с мужчиной. Пришёл к нему в сарай, где всегда стояла железная кровать с матрасом. На ней часто отдыхали в жару, а сейчас это место занял Емельян после своего возвращения домой.

Разговора по душам у них не получилось. Отец возмутился тем, что сын лезет в его любовные дела, схватил оказавшийся под рукой мастерок и с силою ткнул им в живот сына. Только стальные мускулы спортсмена и хорошая реакция помогли избежать травмы. От такого поведения отца Владимир буквально рассвирепел. Он схватил его за грудки: «Ах ты, гад, долго ты над матерью будешь измываться!?» Потом сграбастал его в охапку и с силою бросил на землю. Но на пути падения оказалась не мягкая земля, а крышка погреба с торчащей железной ручкой. Емельян скорчился от боли. На крики прибежала мать.

– Сынок, не трогай его! Горбатого могила исправит. И не переживай ты так за меня! Я уже к этому привыкла…

Емельяна пришлось госпитализировать. При падении он сильно ушиб позвоночник и сломал ребро. Вот каким стал его первый сыночек! Здесь нужно отметить, что Емельян любил выпить. Обычно он покупал чекушку водки и в течение дня потихоньку её распивал. Это была его дневная норма. И так каждый день и из года в год. Возможно, в этот день из-за расстройства чувств была принята двойная доза, которая и подтолкнула отца к ссоре с сыном. А уходы Емельяна к другим женщинам были не в первый раз. Шура так и не смогла простить его первой измены. Она допускала любовные похождения своего муженька, при условии: гуляй, если тебе хочется, но о своём сыне не забывай!

В больнице Емельян пролежал месяц. Перед отъездом Володи в далёкий Казахстан мама попросила его сходить к отцу в больницу.

– Сходи к нему, сынок. Нехорошо, если ты уедешь, не попрощавшись. Когда ещё с тобой доведётся свидеться. Ведь тебя ещё и в армию могут забрать. Сходи, не держи на отца обиды.

Вот такая была его мать: вся как на ладони, бесхитростная, простая женщина, добрая, любящая своего сына и всепрощающая чужие грехи. Пришлось ехать в больницу к отцу, хотя после ссоры с ним у сына на душе остался неприятный осадок. Поехал Володя в больницу вместе с матерью. Отец тепло встретил Владимира, ни одним словом не обмолвился о нанесённых ему травмах. Наоборот, он усиленно всем больным расхваливал своего сына. Говорил о том, какой он у него самостоятельный, сам окончил институт, ни копейки у них не брал, что он и спортсмен известный, кандидат в мастера спорта, член сборной и т. п. Можно было подумать, что во всём этом была хоть какая-нибудь его заслуга.


Шел август 60 года. Двадцать выпускников Луганского пединститута поездом Москва – Алма-Ата направлялись на свои места работы согласно распределению. Поезд уже пересёк условную границу разделяющую Европу и Азию: реку Урал. Стояла невыносимая жара. В вагоне было душно. Все парни ходили в трусах, закутавшись в мокрые простыни. Состав тащился медленно, останавливаясь буквально на всех полустанках. Ехали по степным просторам, мимо солончаков, и поэтому таким неожиданным было появление моря около станции Казалинск. Поезд долго тащился вдоль морского побережья. Это было Аральское море. Позднее, спустя много лет, Владимиру доведётся не один раз проезжать эти места, и он, вспоминая свои прежние впечатления, с нетерпением будет ожидать появления этого моря. Но, Аральское море настолько усохло и отдалилось, что даже на горизонте теперь не видно было и полоски воды. Единственное, что напоминало о море, – это занесённая вдалеке песком полуразрушенная баржа. Вот к чему привела цивилизация, неразумное хозяйствование человека на земле, его неуважение к природе и её законам.

Луганчане приехали в Алма-Ату только через 7,5 суток. Ещё в поезде Владимир познакомился со студентами юридического факультета университета, чеченцами по национальности. Он очень быстро нашёл с ними общий язык и договорился, что они его приютят у себя в общежитии дня на три. И когда все остальные его сокурсники сразу с поезда поспешили в Министерство народного образования, чтобы получить направления в областные города: Павлодар, Семипалатинск, Кустанай и др., Бушнев не торопился. Он был спокоен, так как у него уже на первое время была крыша над головой. И, кроме того, он преследовал вполне определённую цель, ради которой решился на такое далёкое путешествие и смену места обитания.

Прежде всего, юноша выяснил, где тренируются гимнасты сборной команды Казахстана. Было лето, и такие тренировки обычно проходили на летней площадке стадиона «Спартак». Нашел он и стадион, и тренирующихся гимнастов. Владимир подошел, представился тренеру и попросил разрешения немного поразмяться. Покрутил сальто на перекладине, сделал несколько махов над «конём» и заинтересовал своей особой ведущего тренера общества «Динамо» Самуила Евсеевича. Тот увидел уровень подготовки белобрысого паренька и предложил ему прийти на другой день с документами в Республиканский Совет «Динамо». А это было как раз то, к чему стремился Владимир, и это был первый шаг к его мечте.

Как ни странно, но помещение Совета находилось на уже известной нам улице Красина, через дорогу от дома, где проживала семья Овчинниковых. Владимира ввели в состав сборной команды «Динамо» по спортивной гимнастике и устроили на работу тренером. А жить определили к бухгалтерше этого общества, которая сдавала койку. И жила эта старушка в одном из домиков, расположенных в том же квартале, где жили Овчинниковы, а фактически за забором дровяного склада ресторана «Алатау».

И опережая события, нужно сказать, что ходил Владимир по той же улице, что и его будущая суженая, и не догадывался он, что она находится совсем рядом и живёт через дорогу от Совета «Динамо». Заходил Владимир и в ресторан «Алатау» (обмывал первую свою зарплату) и не знал, что в это время его будущая жена выходит из соседнего с рестораном дома, и едет в тот же спортзал, где он сам часто тренировался, но только в другие дни и часы. И ходили они так близко друг от друга почти три года, пока случай не свёл их лицом к лицу. А виною этому стали две гимнастики: спортивная и художественная.

И что же это – случайное совпадение событий, названий, имён!? Это – Случайность, или это – Судьба? А всё это происходило не в маленьком царстве-государстве, а на огромном пространстве великой страны! Разве так бывает!?

Да, бывает! Вот перед нами прошёл определённый отрезок жизненного пути наших героев, двух женщин, двух матерей: Юлии и Александры. Эти женщины выжили в страшной и разрушительной войне. Выжили и сохранили жизнь своим детям, хотя они и оказались в разных условиях. Одна была в глубоком тылу, другая находилась на оккупированной фашистами территории. Но как много общего было в их судьбах. Обе они родились в одном году, обе покинули свои родные места в поисках лучшей доли и, может быть, поэтому так сильно были привязаны родственными чувствами к своим сёстрам. Обе проводили мужей на фронт и ждали их скорейшего возвращения.

Но в то же время, насколько различна была их судьба, и как по-разному сложилась их семейная жизнь! И трудно поверить, что эти две женщины, живущие в разных уголках огромной страны, через несколько лет встретятся. И виновниками тому будут их дети, которых они растили в те тяжёлые военные годы. Но это будет уже другой рассказ и другая история.

Разные судьбы были и у их мужей. Оба ушли защищать своё Отечество от фашистов с первых дней войны, но какие разные им достались фронтовые дороги. Оба вернулись с войны живыми, но как по-разному произошло их возвращение домой, в семью, к детям. А вот количество детей у них к этому времени было одинаковое. У одного – сын и дочь, у другого – два сына. И что интересно, все их сыновья имели одинаковые имена! И это не выдумка, это реальный события.

Да, судьбы у всех складывались по-разному. И в то же время, сколько совпадений! Как будто жизнь наших героев проходила по заранее написанному кем-то сценарию. И магия чисел, магия названий в этих судьбах, возможно, играли не последнюю роль.

Рассказ 5. Наташкино детство

А теперь оставим на время наших героев из города Парижская Коммуна и посмотрим, как сложилась жизнь после возвращения с фронта Алексея и членов его семьи. Уходил он на войну, покинув свою беременную жену и сыночка. А когда вернулся, то его на вокзале уже встречали повзрослевший сын и дочурка около 4-х лет.

Наташка была вторым ребёнком в семье. Когда она родилась, шёл первый год войны. Её старший брат Володя ходил в первый класс. Это было тяжёлое время для многих миллионов людей: смерть, голод, разруха. Но Наташка была слишком мала, чтобы понимать, что такое война. Её семья находилась в глубоком тылу, отец воевал, и мама сделала всё, чтобы понятия: «война», «голод», «смерть» – пришли к её детям как можно позже.

Их маленькая квартирка находилась в центре города в доме, стоящем на тихой улочке имени революционера Леонида Красина. Одним концом эта улица пересекалась с оживлённой улицей Максима Горького, бывшей Торговой улицей бывшего города Верного. На ней располагались основные магазины города и центральный рынок «Зелёный базар». Другим концом улица Красина упиралась в улицу Николая Гоголя. Таким образом, детство детей Юлии и Алексея проходило в окружении известных и великих имён.

А сразу за улицей Гоголя большим зелёным массивом раскинулся городской парк, который после войны переименовали в честь «28 Героев-панфиловцев». Это ещё одно название, связанное уже с более близкими событиями: героическим подвигом советских воинов в годы Великой Отечественной войны. Наташкин отец был также причастен к этому названию, так как всю войну, от начала и до конца прошёл с боями в составе знаменитой Панфиловской дивизии, сформированной здесь же в Алма-Ате в 1941 году.

Весь город того времени был разбит на ровные кварталы, как тетрадный лист в клеточку. Преобладали одно- и двухэтажные дома. Выше строить опасались из-за повышенной сейсмической опасности этой местности. Многие жилые кварталы представляли собой как бы собрание сочинений на вольную тему. Разномастные домики на одну или несколько семей, построенные из дерева, кирпича или самана, имели разные габариты и разные архитектурные стили. Некоторые из них выходили своими фасадами на улицы, другие – прятались в глубине кварталов. Между домами обычно располагались небольшие зелёные дворики, засаженные цветами, декоративными и фруктовыми деревьями.

Большинство улиц в городе имело грунтовое покрытие. Асфальт был редкостью. Вдоль улиц по арыкам стекала из горных речек вода, питая влагой многочисленные деревья: берёзы, дубы, вязы, тополя, липы, карагачи, клёны, акации, сирень и др. В то время Алма-Ата считалась самым зелёным городом в великой стране Советов. Вдоль улицы Красина тоже протекал арык, его берега были выложены грубо отёсанными камнями, а с двух его сторон росли деревья. Они давали густую тень и спасали прохожих от жары знойным летом. В некоторых местах вдоль арыка, тропинок и заборов кучерявилась травка. И вот на такой живописной, провинциальной улочке располагался дом, где жили Наташкины родители со своими детьми.

Детское население дома приблизительно было одного возраста за исключением старшего брата Наташи. Володя был взрослее всех детей, учился уже в старших классах и обычно редко принимал участие в детских забавах. Мельников Генка и нижняя Майя были одного возраста с Наташкой, дочки Бедельбаевых и Мукановых – младше её. Из всех детей более всего выделялась Шолпан. У неё были исключительно большие карие глаза, как у верблюжонка, густые чёрные ресницы; полные, слегка вывернутые губы; длинные, немножко вьющиеся чёрные волосы, заплетённые в толстую косу до пояса. Всё это придавало её лицу какой-то удивлённый и восторженный вид. Красивая была девочка!

По сравнению с ней Наташка выглядела «серой шейкой». Был такой мультфильм про серую уточку. Так вот Наташка чем-то была похожа на неё. Серые глаза, бесцветные реснички и бровки, прямые волосики пепельного цвета, заплетённые в две тоненькие косички, фигурка длинная, тощая, нескладная. Одним словом – «серая шейка».

Самым любимым местом детворы, жившей в этом доме, кроме деревянной лестницы, ведущей на второй этаж дома, была травяная лужайка на улице около забора. За забором располагался примыкающий к дому маленький внутренний дворик с единственным, могучим деревом – карагачём и сараями жильцов верхнего этажа. В этот дворик никто посторонний не заходил, особенно дети, так как там Мельниковы держали охотничью собаку. Да и чтобы попасть в него, нужно было обойти вокруг всего дома по периметру. Забор, отделявший этот двор от улицы, был выше человеческого роста, капитальный, сложенный из кирпича, и под таким забором детворе хорошо игралось: в жару там было прохладно, и они никому не мешали. Единственное неудобство – это прохожие, но к счастью, их на тихой улице Красина обычно было немного.

Другого двора у жильцов дома фактически не было, хотя дом своим фасадом непосредственно выходил на улицу, а за ним размещалась огромная территория, по размерам в несколько раз больше, чем сам дом. Но этот двор полностью принадлежал ресторану, даже земля под окнами жильцов, выходящими в этот двор, тоже была ресторанная. И это был известный в то время и, возможно, единственный в городе ресторан «Алатау».

Ресторан занимал длинное одноэтажное здание с большими окнами типа витрин. На улицу М. Горького выходили окна ресторанного зала, а во внутренний двор – окна кухни и административных служб. Примыкая к кухне, во дворе высилась кочегарка, которая в холодное время года топилась круглосуточно, пуская в небо клубы чёрного дыма. Напротив неё находились многочисленные склады, закрывающиеся большими двустворчатыми дверями с тяжёлыми амбарными замками. И все эти служебные помещения ресторана были объединены широким, просторным двором. А дом, где жили наши герои, прикрывал собой этот двор со стороны улицы.

В жилой дом вели три входа, и все они были со стороны ресторанного двора. Мимо верхнего деревянного крыльца и нижних каменных ступеней вплотную к стенам дома, а точнее, к стенам квартиры Овчинниковых, весь день туда-сюда громыхали гружённые или пустые машины и телеги. Их гул отдавался на кухне квартиры звоном посуды. Днём транспортом был заставлен весь двор. Тут же сновали грузчики, разнося всевозможные ящики, бочки, туши мяса по складам. Временами пробегали повара, посудомойки, прачки и другой рабочий люд. Жители дома, особенно дети, в рабочее время во дворе старались не появляться. Лучше под ногами не путаться – могут и обматерить.

Однако, когда нужда заставляла, приходилось идти по диагонали через весь ресторанный двор, огибая грузовики и телеги, в его дальний угол, где находились общественные деревянные туалеты, общие для рабочих ресторанного двора и жильцов дома. Такие походы для Наташки были сущим наказанием, так как она была крайне застенчивым, стыдливым ребёнком. Ей казалось, что все в этот момент смотрят только на неё и знают, чего ей в данный момент очень хочется. От этого было скверно на душе и хотелось превратиться в какую-то другую и неприметную для всех биологическую сущность, хоть в мотылька или муху.

Кроме туалетов, на заднем дворе ресторана находились саксаульный и угольный склады и стоящие перед ними прачечная и морозильня. И на всей территории двора ни одного деревца, ни одного цветочка, только утоптанная голая земля. И под окнами жильцов, как правило, постоянно стояли припаркованные машины или телеги. От улицы весь этот ресторанный комплекс со своими многочисленными службами, как мы уже отмечали, был отгорожен жилым домом, а также огромными двустворчатыми деревянными воротами с калиткой. Таким образом, получалось, что дом наших героев вместе с воротами служил как бы своеобразной ширмой от улицы для всех многочисленных служебных помещений ресторана.

И где же можно было играть детворе, имея такой двор? Только на улице. Обычно летом девчонки вытаскивали из дома половики, застилали ими травку под забором или около арыков, приносили незамысловатые игрушки и были предоставлены самим себе целый день. Часто они устраивали и подвижные шумные игры: догонялки, классики, салочки, ножичек, прыгалки через верёвочку. Земляной тротуар перед их домом был постоянно расчерчен на круги и квадраты.

К ночи ресторанная жизнь постепенно замирала. Сначала прекращались разгрузочно-погрузочные работы, двор постепенно пустел и освобождался от машин. Потом уходили бухгалтера, прачки, позже всех – посудомойки, повара. Приходил сторож дядя Ваня и закрывал ворота, ведущие с улицы во двор, на замок. Для жильцов оставалась открытой калитка, которая ближе к полуночи тоже запиралась изнутри. И хотя в залах ресторана ещё звучала музыка, сновали официантки, звенела посуда и голоса, двор фактически переходил в полную собственность детворы, и она с улицы перебиралась в его закрытое от посторонних взглядов пространство. Сторож после принятия дозы спиртного, слитого по каплям из пустых бутылок из-под водки, обычно заваливался спать в коридорчике конторы и детям не мешал заниматься своими играми.

В полутёмном дворе мальчишки и девчонки устраивали прятки или играли в казаки-разбойники. А спрятаться здесь можно было везде: между ящиками с пустыми бутылками, за штабелями каких-то картонных коробок, за бочками из-под квашеной капусты, бидонами из-под молока и масла. Можно было убежать за прачечную и спрятаться в дровах, но там было всегда темно и страшновато. Кроме того, там жили дикие кошки, которые иногда в тёмное время суток душераздирающе орали и плакали, как младенцы. Некоторые из детей не брезговали прятаться в туалете или в заброшенном чулане под квартирой Мукановых. В туалете было грязно и пахло хлоркой, а в чулане было не только темно и страшно, но было очень много паутины, следовательно, и пауков. Можно было выбежать через калитку на улицу и спрятаться за широкими стволами деревьев. А самые храбрые даже убегали за угол ресторана на соседнюю улицу Горького.

Когда надоедала беготня, дети тихонечко подкрадывались к огромным окнам кухни и разглядывали, как голый по пояс толстый повар вытягивает из кусочков теста, лежащих в жидком масле, тонкую лапшу. Это тесто тянулось, как резина. Повар складывал его в несколько раз, искусно ударял связкой лапши то о стол, а то и о свой живот. Потом опять тянул, опять складывал и опять шлёп, шлёп… Получение длинной предлинной лапши завораживало. Далее большая связка лапши, внешне похожая на моток толстой белой пряжи, попадала в большую кастрюлю с кипящей водой… Длинным черпаком с дырками повар помешивал варево, потом вылавливал длинные белые змейки и раскладывал их по большим тарелкам…

И дети были зачарованы этим действом. Они мечтали, что когда вырастут, то непременно станут поварами и будут делать такую замечательную длинную лапшу со странным названием «дунганская» и смогут наесться ею до отвала. После «поварских курсов» дети перебегали к таким же большим окнам ресторанного зала со стороны улицы Горького. Через них им были видны танцующие пары, блеск оркестровых инструментов, жующие рты, а на столах – изобилие, которого у них дома не было.

Было и другое развлечение: все рассаживались на опрокинутые деревянные ящики и «травили» страшные истории про «синюю бороду», «чёрную руку», «костяную ногу» и другую «нечисть», или играли в испорченный телефон. Таким образом, ресторанное соседство хоть и приносило жильцам неудобства, но для детей в то послевоенное время оно было местом и источником дополнительных развлечений, которых не было в помине у всех других детей этого города.


Зимой были другие игры: дети кидались снежками, лепили снежную бабу, рыли в сугробах вдоль тротуара тоннели, строили снежные замки и крепости, катались на санках и коньках. В то время в продаже стали появляться спортивные товары для детей. В ходу были так называемые «снегурки» – коньки, на которых можно было кататься по утоптанным снежным дорожкам. Это были самые дешёвые коньки, и их можно было привязывать с помощью верёвок или ремешков к любой обуви, даже к валенкам. Более дорогими были «дуты» – коньки с коротким лезвием, они обязательно клепались к ботинкам и предназначались для ледового покрытия. А длинные «ножи» уже считались роскошью, они использовались спортсменами при скоростном беге.

После войны каждую зиму в парке «28 Героев-панфиловцев», на территории открытой эстрады убирали в сторону скамейки, заливали каток. А ближе к Новому Году устанавливали высоченную красавицу-ель, привезённую с гор. Рядом среди деревьев строили каскад ледяных горок различной высоты. В центре парка, около здания краеведческого музея (бывшего кафедрального собора), обычно возвышалась сделанная из снега голова великана, Из его разинутого рта выкатывались на ногах, санках, пятой точке дети. А по вечерам их сменяла молодежь и даже люди более солидного возраста. К довершению ко всему, разноцветные гирлянды, фонарики, флажки, музыка создавали праздничную атмосферу и поднимали настроение. И каждый выходной Наташка с отцом ходила на этот праздник, чтобы надышаться зимним воздухом, накататься на горках, насмотреться на красоту ёлочного наряда из шариков, хлопушек, бус и горящих цветных лампочек. Жаль, что новогодние праздники быстро заканчивались.

Наташка очень любила созерцать снежное убранство деревьев. Защищённый горами с юга и юго-востока город находился как бы в котловине. И ветер в нём был редкостью. Поэтому выпавший снег долго держался на ветвях деревьев, склоняя их почти до земли. Особенно красиво было на улицах вдоль парка. Стройные ряды берёз с заснеженными поникшими ветвями образовывали над тротуарами ажурные арки. Время от времени деревья, как живые, встряхивали с себя белое одеяние, и сухой пушистый снег медленно осыпался, искрясь на солнце.

Многие прохожие: и взрослые, и дети – не могли спокойно пройти мимо такого великолепия и обязательно дёргали свисающие ветви деревьев. И каждый стремился вовремя проскочить опасный участок и увернуться от опадающего снега. И это была своеобразная зимняя игра. Наташкин отец также любил подобную забаву.

– Наташка, беги!.. – кричал он, дергая очередную свешивающуюся ветку. И девочка с визгом убегала от снежного колючего водопада.

Хочется отметить, что в то время дети были более изобретательны на подвижные игры и другие развлечения. Они не были еще «испорчены» цивилизацией. Телевизоров, компьютеров, магнитофонов тогда не было, у всех дома на стенах висели только чёрные тарелки репродукторов, да кое у кого были патефоны или приёмники. Может быть, поэтому все так любили ходить в кино: и взрослые, и дети. Поход в кино был всегда событием. В кино ходили семьями, с друзьями и подругами, с соседями. Содержание кинофильмов, да и любые события, обычно долго и бурно обсуждались в кругу детей и взрослых: настолько был сильным дефицит информации.

Кинотеатров в ближайшем к дому районе было достаточно. Только всё это были старые помещения, мало приспособленные для такого досуга. Был кинотеатр и в парке. Да в один прекрасный день его не стало. Рано утром пришла контролёрша и открыла двери в зал, чтобы его проветрить перед утренним сеансом. В один миг на глазах изумлённой женщины крыша кинозала рухнула вниз на сиденья. Остались одни стены. Какое счастье, что это случилось до начала рабочего дня!

Народ с удовольствием посещал и другие культурные мероприятия: встречи с учёными, артистами, спортсменами, врачами. Местная филармония, которая располагалась недалеко от Наташкиного дома, никогда не страдала от недостатка посетителей. А в зимние каникулы там обязательно организовывалась ёлка для детей с настоящими, как им казалось, Дедом Морозом и Снегурочкой. Наташкин отец каждый год доставал туда своим детям билеты. Кроме того, он их также водил на кукольные и другие спектакли, концерты.


Как и запланировал Алексей после своего возвращения с фронта, у них с Юлией вскоре родился желанный сын Руслан. Плохое здоровье Алексея, ограниченность в деньгах и жилищных условиях не стали препятствием для исполнения задуманного. В то время Наташке было около 6 лет. И если старшие дети с детства были худенькие, то Русланчик был как пампушечка: кареглазый, черноволосый, с толстыми ручками и ножками и пухлыми щёчками. Казалось, родители отдали ему всю свою жизненную силу, всю свою нерастраченную любовь после жестокого испытания войной.

Сказать, что семья жила в очень стеснённых условиях, это значит, ничего не сказать. У малыша не было ни детской кроватки, ни коляски: их просто некуда было поставить. Русланчик спал на стульях, приставленных к стене. А на прогулки его выносили на руках, пока он не научился ходить самостоятельно.

Наташка очень любила возиться с братиком: он ей представлялся большой живой куклой. Каких-либо особых игрушек у девочки в то время не было. Была одна маленькая куколка из целлулоида, наряды для которой они с мамой шили сами из различных тряпочек. Юлия была мастерицей на все руки, сама обшивала всю семью, и дома хранился мешочек с разноцветными лоскутками. Но одно дело играть с неживой куклой, а другое – живой ребёнок, который плакал, смеялся, кушал, писал, дёргал ручками и ножками. Наташка любила гулять с ним на улице, показывая остальной детворе, особенно девчонкам, какая она уже взрослая: ей доверяют держать на руках настоящего ребёночка.

Один раз произошёл сильный конфуз. Стояла жаркая погода. Наташка гордо ходила перед подружками, играющими в куклы на травке, и носила братца на руках в лежачем положении. Мама попросила дочку уложить братишку спать. На Русланчике были одеты маечка и трусики довольно большого размера. Он не хотел спать и вертел своей головой, разглядывая играющую детвору. Его попка провисла в слабых ещё руках сестрёнки, трусики сдвинулись на бок, и малыш на виду всего девчачьего общества вывалил на тротуар большую кральку. Девчонки просто зашлись от хохота, а у Наташки надолго пропало желание гулять с таким невоспитанным братцем.

Когда Русланчик немного подрос, с ним стало ещё труднее. Он был очень подвижным ребёнком, и за ним был нужен глаз да глаз. Старшие дети помогали в этом маме и на время освобождали её от необходимости следить за малышом. Хорошо было летом, когда можно было уйти с братишкой на улицу и развлекать его около арыка или на зелёной лужайке рядом с забором.

Тяжелее становилось зимой и в слякотное межсезонье. Детям негде было заниматься своими играми. Володя полдня отсутствовал в школе, потом ему нужно было делать уроки. Очень часто мама забирала его к себе на кухню, освобождала уголок на кухонном столе и, пока сын делал уроки, она в это время успевала и обед сготовить, и ему помочь с домашними заданиями. Наташка же с Русланчиком в это время занимали спальню.

И действительно, это была спальня: только спальные места и ни одного уголка для игр. В комнатке между спальными местами был очень узкий проход – два человека не разойдутся. И для игр детям оставался лишь диван, где спала Наташка и маленький пятачок на полу между диваном и выходом на кухню. Дети иногда расширяли своё игровое пространство за счёт места под стулом, стоящим в углу комнаты, рядом с тумбочкой. Да, растущим детям явно не хватало места. И поэтому недостаток жилого пространства в этой квартире они часто восполняли улицей, если там была терпимая погода.

Как-то осенью в один из дней Мельниковым привезли саксаул. Тогда саксаулом отапливали жилые помещения, готовили на нём пищу. Это было отличное топливо, дающее много тепла, мало копоти и сажи. Привезённый саксаул сбросили на детскую полянку под забором. И только вечером пришедшие с работы взрослые перекидали его через забор во внутренний дворик дома.

На другой день дети снова, как обычно, играли там в дочки-матери. Когда на улице стало смеркаться, они начали постепенно расходиться по домам. Наташка тоже свернула свой коврик, собрала игрушки и побежала домой. За столом сидел отец и братья, мама хлопотала около плиты.

– Вот и хорошо, доченька, что сама пришла, а я уже хотела тебя звать ужинать. Иди, убери игрушки и вымой руки, – сказала Юлия. При этих словах она развернула коврик и уже собиралась расстелить его на прежнем месте перед кроватью Володи, стоящей тут же в кухне… И в тот же миг раздался её крик: – Скорпион! Скорпион!.. Ой! Ой!.. Что же делать?!..

На полу лежало мерзкое существо длиною около 5 см. Тело у него было какое-то желтовато-белое, как восковое, такого же цвета толстый хвост был угрожающе загнут кверху. В этой ситуации самым проворным оказался глава семейства. Он схватил стоящую на столе пустую стеклянную банку и вилкой быстренько закинул в неё скорпиона. Банку закрыли крышкой, и ядовитая тварь стала неопасной. До этого дети, да и взрослые таких ядовитых насекомых видели только на картинках. Все долго по очереди крутили в руках банку и разглядывали орудие убийства скорпиона – жало, находящееся на кончике хвоста. Первой очнулась Юлия:

– Да ведь он же мог укусить нашу Наташку! – и только тут все осознали, насколько близко ребёнок был от трагедии. – Половик-то она, пока несла домой, к животу прижимала! За это время он мог её десять раз укусить!

Все заахали и заохали, и еще полчаса, крутили Наташку, разглядывали её живот, но следов укусов не нашли. На другой же день рано утром родители пошли и тщательно прочесали всю зелёную лужайку, но других скорпионов на ней не обнаружили. А соседи ещё долго говорили по этому поводу и приходили смотреть на скорпиона в банке, пока он там не задохнулся. К саксаулу после этого случая все стали относиться почтительнее и, прежде чем взять его в руки, осторожно осматривали со всех сторон.


Наташкино детство было богато на всевозможные травмы и болезни, и её маме из-за этого приходилось переживать много горьких минут. Так, ввозрасте около 2-х лет девочка самовольно вышла из квартиры на крыльцо дома. Входная дверь их квартиры находилась на самом краю веранды рядом с верхней ступенькой крыльца, не имеющего перил. Маленький ребёнок тут же упал вниз на каменные ступени, ведущие на нижний этаж…

Упала Наташка на голову, вследствие чего образовалась вмятина на её лбу. Увидев свою дочку, сначала закатившуюся от плача, а потом неожиданно смолкнувшую в обморочном состоянии и с вмятиной во лбу, её мама сама чуть не лишилась чувств. Спасибо, что прибежавшие на крик соседки помогли им добраться до поликлиники. Там сделали рентген и заключение врача, что череп ребёнка не пострадал, ушибленные мягкие ткани скоро заживут, а из-за сотрясения головного мозга девочке несколько дней придётся полежать в постельке.

И только после этого случая домоуправлением были поставлены перила, разделившие две лестницы: одну, идущую наверх на второй этаж дома, а другую, идущую вниз на первый полуподвальный этаж. Долго после этого случая Наташка боялась спускаться по любым лестницам. А боязнь высоты и возможного падения вниз остались у неё на всю жизнь. И что интересно, эта стрессовая ситуация как бы отразилась в клетках детского мозга и сохранилась на бессознательном уровне как руководство к действию. У Натальи всегда появлялся неосознанный животный страх до коликов в пятках, как только она пыталась посмотреть вниз даже с высоты второго этажа. Не могла она также спокойно смотреть на людей, находящихся на большой высоте, особенно на детей.

Как уже говорилось выше, ресторанный двор закрывался от улицы большими двустворчатыми воротами из мощных досок, прошитых для надежности на разной высоте деревянным брусом. Все дети, за неимением качелей и каруселей, любили кататься на этих воротах, пока их не видели взрослые. Встав на самый нижний поперечный брус, они хватались руками за вышерасположенный и – вперёд, потом – назад… Наташка также обожала такие катания и довольно часто висла на воротах, раскачиваясь, как обезьянка. В один из таких дней её ноги соскользнули с мокрой после дождя древесины, и она сильно распорола себе бедро о большой, торчащий из досок гвоздь. Этот гвоздь от старости хорошо заржавел и предательски замаскировался под цвет ворот.

Кричащую от боли дочь мать усадила тут же около ворот на табурет. Наташка размазывала слёзы по лицу, а мама смазывала рану йодом и оттирала кровь с детских ножек. Потом был визит к врачу и укол от столбняка в попку. Потери сознания в этот раз не было, но была кровь, боль, слёзы, жгучий йод.

После этого детвора на некоторое время оставила ворота в покое, а непокорный гвоздь был забит чьей-то рукой в тот же день. Наверное, это сделал Наташкин отец. Но метка от этого гвоздя, как память о былых событиях, на всю жизнь осталась на ноге Натальи.

В другой раз наша Наташка прогуливалась в обнимку со своей куколкой около дома. На её ногах были сандалики с грубым широким рантом. Тогда только такого фасона продавалась летняя обувь для детей. Да и у взрослых обувь была подобного типа: сандалии или белые брезентовые тапочки. Вот белые брезентовые тапочки – это был писк моды в то время! Их периодически стирали щёткой в мыльной воде, сушили, а потом смазывали кашицей из зубного порошка и воды. Одевали их также и по праздникам, и считалось, что красивее такой обувки нет ничего на этом свете.

Так вот, гуляла, гуляла Наташка, качала свою куколку, как вдруг резкая боль, как ножом, полоснула её ножку! Глянула она вниз, а кожа около косточки на ступне действительно была разрезана как бритвой, оттуда текла кровь, и выглядывало что-то белое, возможно, это была кость. От ужаса, не чувствуя боли, Наташка побежала домой. На улице стояла 40-градусная жара, и пока она добежала до дома, её сандалик наполнился кровью, уже свернувшейся от жары в кашицу. Мама замотала ножку дочери полотенцем, схватила её на руки и побежала с ней ближайшим путём – дворами, в поликлинику. Благо она была недалеко и располагалась через квартал за «Домом учёных».

Пострадавшую приняли без очереди, на разрез наложили металлические скобки, смазали йодом, забинтовали, и опять – противостолбнячный укол в попку. Попытки взрослых найти причину такой травмы ни к чему не привели. Ни в подошве сандалий, ни на тротуаре они не нашли ничего режущего или колющего. Загадочный случай! И ещё один шрамчик остался на всю жизнь.

Были и страшные для того времени и с непредсказуемым исходом инфекции. Всё, наверное, объяснялось тяжёлым военным и послевоенным временем, недостаточным питанием, низким уровнем медицинского обслуживания, отсутствием профилактических прививок и надёжных, эффективных лекарств. Например, Наташка переболела сыпным тифом, а эта болезнь больше подходила для времён гражданской войны. С высокой температурой, в бреду, изолированная от всех в инфекционном отделении городской больницы, Наташка боролась со смертью. Она выжила, но её волосы после болезни и стрижки наголо перестали виться. И виться они перестали, и их цвет изменился, как будто отгоревшие угли покрылись серым пеплом. Инфекция и высокая температура притушили былой ярко-золотистый оттенок её шикарных кудрей.

Затем она переболела скарлатиной. Тоже болезнь не из лёгких. Опять она лежала в больнице с высокой температурой, изолированная от родителей и ещё раз остриженная наголо. Лежала долго: сначала в больнице, потом в детском санатории. В то время её особенно остро не покидало чувство заброшенности, ненужности никому. Когда же приходили родители с передачами, то их визиты всегда сопровождались её горькими слезами. Сначала это были тихие слёзы облегчения, что её все-таки не забыли: родители пришли. Но потом, глядя на их расстроенные и как бы виноватые лица за стеклянной дверью коридора, так как это было инфекционное отделение, и их дальше этих дверей не пускали, она ещё больше заливалась слезами. Но теперь это были слёзы обиды за родителей. Ей их в этот момент было очень жалко, даже больше, чем себя.

Наташке очень запомнился год, когда она заболела стоматитом. Появившаяся язвочка во рту сначала не вызывала особого беспокойства.

– Ты, наверное, щёчку зубками прикусила. Это и у меня случается, – сказала мама в ответ на жалобу ребёнка.

На второй день появилось ещё несколько язвочек, а на третий день обеспокоенная мать поспешила с Наташкой к врачу. К этому времени она уже не могла ничего кушать: любая еда приносила страдания. Молоденькая симпатичная докторша заглянула к ней в рот и, не скрывая ужаса, ахнула. Там не было живого места, даже слизистая горла была поражена болезнью. Начались долгие хождения в поликлинику на процедуры. Ребёнок должен был терпеливо сидеть в кресле с открытым ртом, а врач медленно и методично прижигала все язвочки ляписом. И так день за днём. Болезнь приостановилась, но полного излечения не было.

Наташка сидела на манной каше, которую не терпела с детства, и на бульончиках с протёртой картошечкой. Мать разорилась и купила для дочери целый килограмм сливочного печенья. Тоненькие хрустящие квадратики так и таяли во рту, но при этом было так больно, что слёзы выступали на глазах. Тогда Юлия стала замачивать это печенье в тёплом молоке, и полученной кашицей кормила ребёнка. Этот кулёк с хрустящим сладким печеньем, который прятался от остальных детей и запирался на ключ, Наташке вспоминался всегда, и на всю жизнь у неё осталось пристрастие к хрустящей на зубах пище. То чего было нельзя, как назло, хотелось больше всего.

Итак, лечение зашло в тупик, возникла угроза сепсиса. Юлия умоляла врача ещё как-нибудь помочь её дочке. А врач разводила руками:

– Болезнь очень запущена, мы делаем всё, что можем. Но эффективных антимикробных препаратов у нас пока нет. Наберитесь терпения и продолжайте ходить на прижигания. Будем надеяться, что организм сам начнёт бороться с болезнью, – успокаивала врач, а в её глазах была неуверенность. «Еще неизвестно, кто кого переборет. Уже две недели прошли, а результата нет. А что творится у этой девочки внутри?..» – как бы говорили её глаза.

И вот в один из очередных визитов к врачу, та как-то необычно радостно встретила своих пациенток:

– Не хочу вас обнадёживать раньше времени, но дело в следующем. Я созвонилась с одной из клиник Москвы, сообщила о вашей дочери, о том, что её болезнь никак не поддается излечению. Нам обещали помочь. И вот вчера вечером поездом мне привезли 10 пакетиков нового лекарства, его ещё даже нет в продаже. Это «белый стрептоцид»! Меня заверили, что он должен вам помочь. Нужно только, чтобы вы неукоснительно выполняли всё, что я скажу.

Врач посадила Наташку на стул и маленькой клизмочкой вдула ей в рот содержимое одного пакетика.

– Деточка, послушай меня. Сейчас рот закрой и не раскрывай его в течение часа. Лекарство не глотай и не выплёвывай, как бы тебе этого ни хотелось! Это приказ! Терпи, пока сможешь, только потом через час всё выплюнешь, – и, обращаясь к Юлии, сказала: – Мамочка, проследите, чтобы всё было выполнено, как сказано. Будете приходить ко мне каждый день. Завтра суббота, так я специально из-за вас выйду на работу. В воскресенье тоже придёте, только не опаздывайте. Лечение прерывать нельзя, а лекарство снова я уже не смогу достать.

Мама с дочкой вышли на улицу. Наташкин рот стал наполняться слюной от вкуса порошка, напоминающего что-то горько-сладко-кислое. Ребёнок давился этой слюной до рвоты, а мать зажимала ей рот и не давала выплюнуть такое дефицитное лекарство. Боже, какое это было мученье!

Тем не менее, разгул инфекции во рту стал потихоньку стихать, и уже после восьмого пакетика слизистая полностью пришла в норму. Юлия не знала, как и благодарить врача за такой бескорыстный поступок. А что было бы с ребёнком, если бы не изобрели такое лекарство, как «Белый стрептоцид», и если бы им на пути не встретилась молоденькая докторша с её ещё не притупившимся ощущением сострадания и ответственности за своих пациентов?

Намного позднее, когда Наташа будет учиться на последних курсах химического факультета университета, она впервые более подробно узнает о своём спасителе. Оказывается, стрептоцид имел давнюю историю и очень простую формулу. Вначале это был краситель красного цвета, имеющий сложное строение и высокую токсичность не только для микробов, но и для людей. Это был «красный стрептоцид». Потом химики научились синтезировать более короткую и менее токсичную его часть. Так был создан «белый стрептоцид». Это название на всю жизнь врезалось в память Наташи, как лекарство, спасшее ей жизнь и здоровье. На его основе позднее было синтезировано огромное число разных по спектру влияния на организм антимикробных препаратов. Без них при тяжёлых инфекциях не обойтись, несмотря на их многочисленные побочные воздействия.

И в дальнейшем, читая студентам курс лекций «Химия лекарственных веществ», разработанный впервые на факультете уже не Наташкой, а Натальей Алексеевной, она всегда вспоминала и свою спасительницу в белом халате из районной поликлиники и «белый стрептоцид». В дальнейшей своей жизни она не раз будет применять это лекарство при порезах и нагноениях на коже или слизистой, а также настоятельно будет рекомендовать его всем окружающим.

Так уж получилось, что Наташка с детства уже имела тяготение к медицине, сначала в качестве пациентки, затем – нештатного пропагандиста достижений медицинской науки. И только потом, намного позднее она придёт к выводу, что и медицина, и фармакология не только спасают людей от гибели и болезней, но и во многом способствуют распространению хронических заболеваний и даже ранней смертности из-за пренебрежения человека к Законам Природы, неправильного лечения и токсического действия лекарств. Сколько полезного медики могли бы сделать для человечества, если бы их профессия не была бы столь консервативной? Возможно, что если бы Наташа в своё время пошла учиться не на химический факультет, а в медицинский вуз, то стала бы таким же врачом, как большинство. Кто знает? Возможно, она бы пришла методом проб и ошибок к альтернативным методам лечения. А может быть, ей нужно было идти в литературный институт?

Возможно, из Наташки мог бы получиться хороший специалист в области философских наук. Уже с раннего детства она старалась все события в своей жизни как-то связать воедино, объяснить, обосновать их неизбежность, предопределённость. Всех людей, с которыми ей приходилось общаться, она делила на плохих и хороших, любимых и нелюбимых. Но никогда, ни одним словом или взглядом не высказывала своего к ним отрицательного отношения. Она старалась одинаково относиться ко всем. И даже плохие поступки людей она пыталась как-то оправдывать: «Да, он плохо поступил, но это потому, что…» и так далее. Конечно, оправданию не подлежали такие преступления, как преднамеренное убийство, садизм, обман, брошенные дети.

Наташка была тихим, закомплексованным, немного замкнутым в себе ребёнком. Казалось, сильные чувства ей были несвойственны. И взрослым порою казалось, что эта девочка не способна на какие-то эмоциональные поступки. А что творилось у этого ребёнка в голове в случае тех или иных ситуаций, никто не догадывался, даже её родители. Только иногда, в случае крайне серьёзных ситуаций, её чувства прорывались наружу. Но зато, с какой силой!

Соседями по дому, с которыми близко общалась семья Овчинниковых, были только Мельниковы. Наташка, по каким-то только ей понятным причинам, считала, что эта семья ей ближе по родству, чем даже тётя Тоня – родная мамина сестра. Может быть потому, что молодая хозяйка этой семьи, Лида, в своё время, морозной зимой 42 года, увозила Юлию в роддом. Там Наташка родилась, а потом опять же именно тётя Лида привезла её с мамой из роддома домой на улицу Красина. Всю эту историю Наташке как-то рассказала её мама.

Лида и её муж Игорь целыми днями были на работе, а в это время в семье хозяйничала мать Лиды, бабушка Мария Фёдоровна. Она занималась стряпнёй с утра до вечера и следила за своим внуком Генкой, который был ровесником Наташке. Бабушка Маша была строгой и суровой с виду женщиной, но детей Алексея и Юлии она жалела и часто подкармливала их своими вкуснейшими пирожками.

Отец Лиды, Степан Воронов, служил ещё в царской армии в Ташкенте и считался хорошим стрелком. И даже в свои преклонные годы он продолжал увлекаться охотой. В одну из таких поездок на охоте с ним случилось несчастье. Сидя в люльке мотоцикла с коляской, он задремал и на одном из ухабов выпал из люльки. При этом он сильно зашиб спину. После этого случая дедушка Степан долго болел и почти не вставал с постели.

…Однажды летним вечером во всём доме как-то враз стихли все разговоры, вдалеке послышался женский плач. Чуть позже к Юлии заглянула заплаканная Лида и шёпотом позвала её с собой. Было уже поздно. Мама ушла к соседям, отца с Вовкой также почему-то дома не было, Русланчик был пока в перспективе, и в квартире в тот момент оставалась одна Наташка. Она сидела и ждала, когда закипит чайник, поставленный мамой на электроплитку. Минут через десять вернулась Юлия, на её глазах были слёзы.

– Мама, а ты что плачешь?

– Дедушка Степан умер, – кратко ответила мама, налила дочке чай, намазала хлеб маслом, посыпала сверху сахаром – обычный ужин для того времени.

После этого Юлия ушла в соседнюю комнату стелить постели. А Наташка сидела за кухонным столиком, стоящим у окна, завешанным тюлевой занавеской. За окном царила темнота, было поздно… Медленно жуя хлеб и отпивая чай, девочка думала о том, что означает слово: «умер»… Она видела живого дедушку. А какой он «мёртвый»? Наташка вспомнила, как детвора дома любила по вечерам рассказывать разные байки про мертвецов. Так там в этих рассказах они могли ходить, говорить… Да и взрослые часто пугали детей мертвецами и привидениями, чтобы отбить у них охоту болтаться поздно вечером по укромным уголкам ресторанного двора. «Значит, дедушка Степан, хоть он и умер, ходить может?..»

Такие рассуждения, так же как и любые разговоры о мертвецах, наводили на Наташку страх. Ей часто приходилось видеть страшные сны: «Она заходит в тёмную комнату, а из-за всех углов, из-под стола к ней тянутся чьи-то белые костлявые руки…» Ведь Наташка была не только очень стеснительной, но и боязливой, даже диковатой девочкой. Когда она была маленькая, то посторонним общаться с ней было просто невозможно. Она зарывалась лицом в мамину юбку и стояла так, молча, до тех пор, пока незнакомый ей человек не уходил. Ну чем не страусёнок? Возможно, на поведение Наташки оказало влияние то время, когда Юлия носила её под сердцем. Началась война, муж ушёл на фронт, сама Юлия не работала, сыну пора было идти в первый класс, и была полная неизвестность во всём. То, что Юлия очень сильно переживала в то время и боялась за своих детей и мужа, – это без сомнения. А потом после рождения дочки, Юлины страхи перед окружающей действительностью передались Наташке.

… Вот и сейчас в доме покойник, и он почти рядом, в соседней квартире. Наташка не представляла себе, как это дедушка Степан, их дедушка, и он – «мертвец»! В квартире было тихо, мамы почти не слышно, и папа с Вовкой куда-то ушли… И вот так, жуя бутерброд и философствуя о том, что такое «жизнь» и что такое «смерть», девочка задумчиво и печально уставилась в окно.

Вдруг занавеска на окне странно всколыхнулась, как от порыва ветра, и снизу вверх из-за подоконника медленно поползла рука… с длинными, бледными, скрюченными пальцами. Только одна голая рука… И она очень, очень медленно ползла вверх… Ужас! Не передать словами, что случилось в следующую секунду. На миг кровь застыла в жилах ребёнка. Только на миг, и тут же включилась система самосохранения. Наташкин рот раскрылся в диком крике: «А – а – а!» Ставшая вдруг невесомой, девочка поднялась в воздух и в мгновенье ока перенеслась в соседнюю комнату на родительскую кровать. Она так быстро пролетела мимо матери, которая расстилала постель, что та, ничего не поняв, изумленно взирала на неизвестно откуда свалившуюся перед ней дочку. А Наташка орала и билась в истерике.

К довершению ко всему, со стороны кухонного окна послышался грохот, упал стул, свалилась со стола и разбилась чашка с недопитым чаем. Эти звуки усилили детские страхи, и у ребёнка в мозгу пронеслось: «Это дедушка Степан – мертвец гонится за мной!», и она ещё сильнее зашлась уже в визге. Но в комнату ворвался не мертвец, а Наташкин отец, бледный, встревоженный, с виноватым лицом. Родители с двух сторон обхватили дочку, гладили, целовали, успокаивали, как могли. Она же одной рукой судорожно цеплялась за спинку кровати, а другой – показывала в сторону кухни.

– Там… там… р-р-ру-ка-а-а!.. А-а-а!.. И-и-и!..

– Доченька, Таточка, ты что, милая, что случилось? Успокойся! Чего ты испугалась? – причитала над дочкой мама.

– Наташенька, успокойся! Я твой папа. Это я заглянул в окно! Ты разве меня не узнала? Я хотел позвать тебя посмотреть: какая сегодня большая луна. Ты что, маленькая моя, какой мертвец? Не было никакой страшной руки, – оправдывался отец перед дочерью, а ещё больше перед женой.

Наташка всхлипывала, но постепенно стала успокаиваться, тем более ей разрешили, вопреки правилам, в этот раз лечь спать на родительской постели рядом с мамой. Такого подарка приходилось долго ждать! Ведь Юлия была женщиной строгой, воспитывала детей без лишних показных сантиментов, хотя в душе любила и переживала за них даже тогда, когда они сами стали взрослыми.

Родители вышли на кухню, и оттуда время от времени доносился раздражённый шёпот матери и виноватый приглушенный голос отца. Единственное, что девочка услышала – это слова мамы: «Какие тут шутки?.. Какая луна?.. Всё небо в тучах!». О чём они дальше говорили, Наташка уже не могла толком разобрать, так как стала проваливаться в сон: в сон, исцеляющий от всех дневных стрессов.

Так произошло первое знакомство Наташки со смертью близких ей людей. Во время выноса покойника из дома, её заранее отправили погостить к маминой сестре – к тёте Тоне. Это событие явилось первой ступенькой к знакомству Наташи со взрослой жизнью, не только с её радостями, но и серьёзными утратами.

Рассказ 6. Верные друзья

Наиболее тяжёлым и непредсказуемым для жителей страны в довоенное время был период 1935–1938 годов, когда происходили массовые репрессии сначала по отношению к противникам сталинизма: троцкистам, зиновьевцам, бухаринцам, а потом и против честных коммунистов, комсомольцев, военных, врачей, учёных, артистов и других простых людей. Сталиным было введено понятие «враг народа». Таких людей по доносу уничтожали и физически, и морально.

Репрессивная система коснулась и семьи Овчинниковых. Это случилось ещё перед войной. Алексей тогда работал на топливной базе каким-то небольшим начальником. Однажды поздно вечером к дому на ул. Красина подъехала чёрная эмка. В дверь к Овчинниковым настойчиво постучали. Вовка уже спал, а взрослые только готовились ко сну. За дверью раздался голос:

– Открывайте немедленно! Нам нужен Овчинников Алексей Васильевич.

Алексей подошёл и открыл дверь. Двое в чёрных плащах буквально ворвались в комнату.

– Документы на стол! Быстро одевайся, поедешь с нами.

Алексей молча собирался, мысли стучали в голове: «Что сделал не так? Кому, что-то лишнее сказал?» Юлия стояла, прикрыв рот ладошкой, как будто пыталась задушить рвущийся из горла крик: «За что!?» Её глаза постепенно наполнялись слезами.

– Ну, что стоишь, как пень, собери мужу тёплые вещи и паёк на три дня, да поторапливайся! – заорал на неё один из приехавших.

Алексея увели. Юлия всю ночь проплакала, глаз не сомкнула. Сердце было сжато от горя, от неизвестности, от опасения за жизнь мужа, маленького сынишки. На другое утро соседи молча отводили глаза, никто не решался заговорить с женой человека, попавшего в НКВД.

Через неделю Алексей вернулся домой осунувшийся, обросший, он ничего не говорил и только молча гладил жену по рукам, когда она пыталась что-нибудь у него узнать. Позже где-то на улице он ей сказал: «Дома никаких разговоров на вольные темы. Могут подслушивать. Я взят на заметку нашими органами. А за что, и сам не знаю!» Далее он рассказал, что его заставляли оговорить одного человека. Алексея держали в подвальном помещении, морили голодом, вызывали на допросы и днём, и ночью; но он держался. Потом почему-то интерес у них к нему пропал, и его выпустили со словами: «Гуляй пока!»

Возможно, Алексея спасло от дальнейших разбирательств то, что он вскоре был призван в армию на переподготовку в кавалерийские части. Прослужив там около года, он вернулся домой в звании лейтенанта запаса. Больше в НКВД его не вызывали, но чувство страха за себя и семью подспудно где-то таилось в его сердце. Этот страх разрушал душу, откладывал отпечаток на поведении. И это были не пустые опасения.

У Алексея был старший брат Степан, который работал крупным руководителем какого-то лесоуправления. После сильного паводка и возникших в связи с этим небольших разрушений и соответственно убытков его обвинили в «злоумышленных действиях, направленных против народа». Вот такая резолюция! Что это? Как может один человек организовать весенний паводок? Совсем недавно Степана без суда и следствия расстреляли. Поэтому, зная о сталинских репрессиях не понаслышке, Алексей рассматривал случай с собой как очень серьёзное предупреждение, и, возможно, напрямую связанное с делом его брата. Обычно, если кто-то в семье оказывался под наблюдением НКВД, то такая же участь ждала и других членов семьи и их ближайших родственников, в том числе и детей.

Позднее, после смерти Сталина, было установлено, что большинство дел в отношении мнимых «шпионов», «вредителей», «врагов народа» было сфальсифицировано. А их «признания» были получены путём жестоких, бесчеловечных истязаний. Все помнили то страшное довоенное время, когда неожиданно исчезали люди и даже целые семьи. Их изымали из общества по наветам нечистых на руку людей, не имеющих ничего святого за душой. И даже после смерти Сталина, осуждения и расстрела его ближайшего помощника Берия люди остерегались открыто высказывать свои мысли. Да, страшные это были годы.

Особенно тяжело приходилось тем, кто жил и работал, как бы у всех на виду. Это – руководители, начальники, разные группы людей, профессионально ориентированных на постоянное общение с народом, а также жители коммуналок, общежитий и тому подобное. А жилищные условия наших героев с улицы Красина были не лучше. Та же открытость с утра и до вечера, ведь часть быта у них проходила на всеобщем обозрении не только соседей, но и работников ресторана. Воспитание детей, стирка, готовка пищи, походы в магазин, в туалет, в сараи за дровами и др… Кто и что купил, что принёс в дом, с кем встречался, с кем ругался, о чём шептался – всё и всем было видно и слышно. Поэтому жильцы дома старались особенно не афишировать свою жизнь. Все опасались доносов. Могли посадить за самую малость и объявить врагом народа. Кроме того взрослые боялись неосознанного поведения своих детей, из-за которых могла пострадать вся семья. Ведь детям всего не объяснишь и не всё расскажешь.

К примеру, Генка Мельников как-то с благими намерениями под копирку перерисовал портрет Сталина из какой-то взрослой книжки. При переводе книжный портрет сильно пострадал и перестал соответствовать личности вождя всех народов. Но подпись-то осталась! Мельниковы срочно всю книгу вместе с изуродованным портретом сожгли в печке, несмотря на её надобность. А Генке от отца так сильно досталось, что ребёнок потом даже боялся взглянуть на портрет Сталина, а не то, чтобы к нему просто прикасаться.

В другой раз кто-то из детей подтёрся портретом Никиты Хрущёва и сделал всё это не в туалете, а около него. Попытки взрослых выяснить, чья была «роспись», не дали результатов. Все дети дружно отпирались, а особенно Генка, помня, как его избил отец за портрет Сталина. И портрет Хрущёва с «подписью» тоже полетел в огонь. А всем детям был преподнесён политический урок: надо внимательно смотреть, что ты используешь и для каких целей.

Со временем подобные события потеряли свою остроту, но люди ещё долго опасались открыто общаться друг с другом и очень ценили настоящих, проверенных временем друзей. И они, несмотря ни на что, собирались вместе и отмечали знаменательные даты страны и свои дни рождения. Но жители дома на улице Красина никогда не встречались вместе за общим столом, хотя к себе в гости приглашали своих друзей и своих родственников.

И единственными жителями этого дома, которые не собирали у себя гостей, были Овчинниковы. К сожалению, площадь их квартирки не позволяла им это делать. Из-за тесноты в ней все ходили боком, протискиваясь между нехитрым интерьером двух махоньких комнаток. Из-за этого у них не было и стола, за которым можно было бы разместить даже небольшую компанию гостей. Из-за этого же не было у них детских кроваток и колясок, несмотря на то, что в ближайшем окружении их семья была самая многодетная.

Тем не менее, у Алексея с Юлией были верные и надёжные друзья, с которыми их однажды свела судьба, и с которыми их дружба продолжалась до окончания их жизненного пути. Причём дружили не только взрослые между собой, но и их некоторые дети, подхватив эту эстафету, с честью несли её по жизни. И такие друзья всегда были готовы прийти на помощь, и они никогда и никого не предавали.

Алексея и Юлии знали о их стеснённых жилищных условиях и довольно часто сами приглашали их к себе в гости. Конечно, в первую очередь надо сказать о семье Юлиной сестры Антонины, о семье Прокушевых. Алексей и Юлия вместе с ними приехали и обосновались в этом южном городе. Самые тяжёлые военные годы две сестры: Тоня и Юлия – были рядом и помогали друг другу, хотя их квартиры находились в разных концах города. Юлия с семьёй жила в центре города, квартира Антонины находилась на Пивзаводе. Это было за пределами южной окраины города, в гористой местности, куда в то время редко ходили маленькие и переполненные пассажирами автобусы. Потом уже после войны Прокушевым дали квартиру на улице Виноградова, относительно близко от Овчинниковых. Нужно было только пересечь парк «28 Героев-панфиловцев» и пройти еще 3 квартала.

Антонина, так же как и Юлия, была домохозяйкой. Её муж Андриан, или, как его звали дети, дядя Лёня, работал в архитектурном управлении. Их старший сын Гера был младше первого сына Юлии, Володи, на 3 года. Это был высокий, очень симпатичный юноша с волнистой шевелюрой, нос с горбинкой, на скулах всегда играл румянец. Умница: учился почти на одни пятёрки, но был настолько немногословен, что даже в семейном кругу его было трудно разговорить.

У Прокушевых была ещё старшая дочь Алла, с которой они приехали в Алма-Ату. Но с ней случилось несчастье, когда они ещё жили в районе Пивзавода. В один из весенних дней Аллочка с подругами загорала на речке Малая Алмаатинка. Впившегося клеща обнаружили поздно вечером. И только на другой день, когда поднялась температура, обратились к врачам. Клещ оказался энцефалитный, время было упущено, и Алла скончалась от тяжёлой болезни.

Через год после похорон дочери у Прокушевых родился сын Юра. Но этот ребёнок в корне отличался от остальных их детей. Юрка был ужасно шаловливым, непослушным мальчуганом, учился еле-еле на тройки, без конца оказывался втянутым в разные неприятные истории и в плохие компании. А во время учёбы в строительном техникуме он вместе со своими одногруппниками был условно осуждён за взлом папиросного киоска. Ребятам не хватило курева, и они решили проблему весьма своеобразным способом. На вопрос: «зачем залезли в киоск?», ответ был простым и бесхитростным: «Уж очень захотелось покурить!» Вот таким был второй двоюродный брат Наташки. Однако после армии он остепенился, обзавёлся семьёй и детьми и стал вполне добропорядочным гражданином.

Две сестры: Тоня и Юлия – часто общались друг с другом. Они вместе посещали курсы вышивания, а потом кройки и шитья в Доме офицеров. В то время почти все женщины страны вышивали, обменивались рисунками, и в их беседах часто присутствовало обсуждение этого вопроса. Учили вышивать и Наташку, но ей это не очень нравилось. Особенно её злило то обстоятельство, что мама часто поручала старшему брату Володе следить за тем: выполняет ли девочка дневную норму в виде вышитого листика или цветочка.

Тоня к своей племяннице относилась очень хорошо, хотя с виду это была суровая, молчаливая женщина, такая же, как и Юлия, без лишних эмоций. Но, возможно, Наташку она любила. Может быть, та чем-то напоминала ей Аллочку.

Наташке же у них было интересно, и она часто их посещала самостоятельно, когда те уже жили на улице Виноградова. Их домик стоял в глубине квартала, который был застроен одно- и двухэтажными домами, разбросанными без всякой планировки. Внутренние дворики были все в зелени. Домик Прокушевых был также окружен деревьями и цветами, у них даже был маленький огородик. Как же там было тихо и уютно! Было даже слышно, как поют птички и жужжат шмели. А над цветами, как в горах, порхают разноцветные бабочки и летают стрекозы. Ничего похожего не было у Наташки дома на улице Красина рядом с торговой улицей и с не менее шумным рестораном!

Но вот сам тётушкин дом Наташке не очень нравился. Таких избушек нужно было поискать! Стоял он, почти зарывшись в землю, окна находились у самой земли. Но, тем не менее, в квартире были четыре маленьких комнатки и большущая, закрытая со всех сторон пристройка к входной двери дома. Это было что-то типа холодных неотапливаемых сеней и сарая для дров и лишних вещей. А в самих комнатках было полно всяких вышитых салфеточек, накидочек, занавесочек. Всё это убранство, накрахмаленное и отглаженное, блистало чистотой и таким образом создавало определённый уют.

Наташку тянуло в эту семью по разным причинам. В этом доме она всегда могла рассчитывать на хлебосольство своей тётушки и, обязательно, на что-нибудь вкусненькое. Но самое главное, у них была небольшая библиотека. Простой деревянный стеллаж с книгами занимал всю стенку маленькой комнаты. Там в основном были книги дядюшки по архитектуре и строительству. Но на самой нижней полке лежали кипы журналов «Вокруг света» за много лет подписки. Этот журнал буквально заворожил Наташку, открыл ей глаза на мир, и, возможно, отсюда пошло её увлечение естественными науками. И она с удовольствием рылась среди этой «макулатуры», как называла эти журналы её тётушка. И они были ещё одним поводом для посещения Наташкой этого дома.


Очень близкими друзьями семьи Алексея и Юлии были Котляры. Жили они на окраине города за Головным арыком. Это была последняя улица, которая в то время как бы очерчивала собой городские кварталы с юга. Название улицы совпадало с её предназначением. Дело в том, что вдоль улицы действительно проходил самый большой, главный арык города, в который из рядом протекающей речки Малой Алмаатинки шёл забор воды. Далее эта вода с помощью системы шлюзов распределялась по маленьким арыкам, пронизывающим весь город с юга на север, и стекала самотёком под уклон к северной окраине города. И вот такая система полива спасала город от жары и питала влагой многочисленные деревья. На юг от города возвышались заснеженные горы Заилийского Алатау, приносящие собой прохладу и спасительную влагу. А на севере города до горизонта простиралась выжженная солнцем степь.

Сразу за Головным арыком было огромное поле, усыпанное камнями и валунами разной величины. Такая фантастическая картина, чем-то напоминающая лунный пейзаж, явилась следствием селя 1921 года, когда мощным грязекаменным потоком были сметены несколько улиц города вместе с домами, людьми, скотом. И только лишь видневшиеся вдалеке за россыпью камней здание мельницы, мост через речку, и далее оазис частного сектора с его садами и жилыми постройками напоминали о земном бытие. И вся эта красота была на фоне знаменитой в городе «Веригиной горы», впоследствии получившей название «Кок-тюбе». Это была ближайшая к городу возвышенность. Она как бы подпирала собой город с юго-востока, не давая ему возможности расширяться в данном направлении.

Если не сворачивать к мосту через речку, а ехать дальше по пыльной, проложенной среди камней дороге, то можно было углубиться в ущелье, сжатое с двух сторон лесистыми холмами. Вдоль дороги петляла бурлящая холодной водой речка «Малая Алмаатинка». А дальше и выше, как бы над дорогой, нависали скалистые, покрытые снегом горы. По этой дороге горожане довольно часто выезжали вглубь ущелья для отдыха на природе. По этой же дороге Овчинниковы ранее ездили до Пивзавода к своим родственникам.

А вот сразу за мостом через речку недалеко от мельницы был дом Котляров. Он располагался между речкой и пологими склонами Веригиной горы. Хозяин дома Гавриил Яковлевич работал в Зеленстрое города начальником. Его жена Татьяна была домохозяйкой. Их благоустроенный дом со светлыми просторными комнатами был окружён большим садом.

Хозяева этого оазиса были самыми близкими друзьями Алексея и Юлии. Две семьи очень часто навещали друг друга, чаще всего по праздникам и выходным дням. И дети очень любили ходить в гости к «дяде Гоше», так как в этом случае была возможность побродить по тенистому саду, поесть вдоволь фруктов, залезть на сеновал под крышей сарая и покувыркаться в душистом сене. А за воротами дома, через дорогу, был спуск к речке. Там можно было делать запруды из камней, мочить в студёной клокочущей воде ноги. Купаться в речке было нельзя, так как её ложе было усыпано скользкими валунами, вода неслась с бешеной скоростью и была ледяная, как из колодца, так как она брала свой разбег из-под тающих ледников, расположенных высоко в горах.

Татьяна была хлебосольной хозяйкой, а Гавриил Яковлевич – интересным собеседником, поэтому у них всем было хорошо, не только взрослым, но и детям. Но гостеприимством Татьяны пришлось наслаждаться недолго. В один из летних дней уже в послевоенное время случилась сильная гроза и шквалистый ветер. Гавриил Яковлевич находился в командировке. Татьяна пошла в сад загонять гусей. После дождя в саду было сыро. Пробираясь через высокую траву и кустарники, она намочила ноги и платье. В одном месте на виду свешивался оборванный ветром провод, и Татьяна решила отвести его рукой. Провод имел нарушенную изоляцию, и женщину убило током. Её сын Эдик вернулся домой поздно, решил, что мама уже спит, и не стал её тревожить. И только утром он нашёл её в саду мёртвой, лежащей в траве с зажатым в руке проводом. Похорон тёти Тани Наташка не помнила, так как из-за её сверхчувствительной натуры её на такие события старались не брать.

Гавриил Яковлевич недолго оставался вдовцом: его дому требовалась хозяйка, и вскоре он женился на Валентине Васильевне. Это была миловидная улыбчивая женщина 40 лет, которая работала на телеграфе начальником смены. По своей натуре она была более скупая и бережливая, чем Татьяна. Но, в принципе Валентина Васильевна была хорошим человеком, и в дальнейшем она сыграла большую роль, как в жизни Наташи, так и в жизни её брата Руслана.

По всей видимости, некоторые особенности её характера объяснялись тем, что ранее она замужем никогда не была, детей у неё не было, жила одна скромно на зарплату телеграфистки. Про женщин в таком возрасте обычно говорят «старая дева». И вот в таком возрасте она решилась родить ребёночка. Долго это у неё не получалось – были выкидыши. И, наконец, у Котляров родилась девочка – Ирочка. Валентина Васильевна буквально сдувала с неё пылинки, оберегала от всего, а особенно от инфекций. После рождения дочери характер новой хозяйки дома смягчился, и с семьёй Овчинниковых, особенно с Юлией, у неё наладились тёплые дружеские отношения, которые поддерживались ещё долгие-долгие годы.

Их сына Эдика все дети Овчинниковых воспринимали как весёлого, немного насмешливого юношу. Эдик никогда не проходил молча мимо них. Всегда поговорит, расспросит: как дела, как животик. А в глазах всегда стояла смешинка. И вдруг этот Эдик в один прекрасный день стал Сашей. Оказывается, ему страшно не нравилось его имя Эдуард. И когда ему исполнилось 16 лет, при получении паспорта он сменил это имя на имя Александр. Наташка долго не могла привыкнуть к такому превращению юноши.

У Овчинниковых были ещё одни друзья, причём общие с Котлярами. Это Бендерские. Жили они совершенно на другом конце города, на пересечении ул. Комсомольской и 5-ой линии, рядом с заводом Шампанских вин. Раньше у работников горисполкома не хватало фантазии, и они называли улицы в этом конце города просто линиями. Дёшево и сердито. К примеру, «Линия 22» – там жила Наташкина подруга по университету… Нужно отметить, что все три семьи жили в разных районах города и далеко друг от друга. Котляры – на юго-востоке, Овчинниковы южнее их, а Бендерские – на западе. И несмотря на разбросанность своих квартир друг от друга, они довольно часто вместе встречались.

Сам Бендерский Григорий Ильич, директор завода, имел прекрасную по тем временам квартиру в 2-х этажном кирпичном доме. Целый городок таких домов на 4 семьи был выстроен для работников этого завода. Квартира Бендерских состояла из 4-х комнат, огромной кухни, ванной, отдельного санузла и просторной, как большая комната, прихожей. Хозяйкой всего этого богатства была хлебосольная и дородная украинка Надежда Константиновна. Она, как многие женщины того времени, не работала, была домохозяйкой.

У Бендерских было трое детей: сын Валентин и дочери Нелля и Галя. Валентин как-то редко попадался на глаза Наташки. А вот Нелля, девочка с белокурыми волосами, густыми и чёрными, как смоль, бровями, была всегда на виду, как визитная карточка этого дома. Она была старше Наташки всего на один год. Но какая большая разница была между ними! Девчонки одно время поддерживали дружеские отношения между собой.

Нелля в детстве перенесла две операции на головном мозгу по поводу доброкачественной опухоли. Впрочем, это не очень сказалось на её общем развитии. Она была более образована и осведомлена, чем Наташка, особенно в вопросах любви и дружбы двух полов. Её бесконечные разговоры о мальчиках, о том, кто кого любит и целует, с кем гуляет и кто кого «отшивает», Наташке не очень нравились. Она не привыкла к таким разговорам, и ей было некомфортно во время таких бесед. Возможно ещё и потому, что самой было нечего рассказывать. Но так как их родители дружили и часто встречались, то и их дочкам приходилось поддерживать хоть какие-то дружеские отношения.

Ещё во время учёбы в школе Нелля довольно часто ходила на танцы в клуб завода, и она очень хорошо танцевала запрещённые тогда твист, шейк, буги-вуги, имела многочисленных поклонников. И Неллина мама гордилась этими качествами своей дочери. Наташка же была воспитана совершенно в другом духе и рядом с Неллей ощущала себя в зависимости от ситуации то желторотым птенцом, мало что понимающим в этой жизни, то послушницей монастыря, затянутой в серую невзрачную одежду и застёгнутой на все пуговицы.

Младшая дочь Бендерских, Галочка, была очаровательным ребёнком: черноволосая, чернобровая, с красивым цветом лица, в общем, «гарна дивчина». Бендерские приехали с Украины, и в их речи часто проскальзывали украинские слова. Со временем Галочка превратилась в дородную и необъятную Галину Григорьевну. Нужно отметить, что в этой семье был культ еды. Надежда Константиновна готовила вкусно, много и, самое главное, жирно. Самым любимым блюдом их семьи было «жаркое с картофелем». И казалось, что это единственное блюдо постоянно находилось на их столе в любое время суток.


Была у Овчинниковых ещё одна знакомая, с которой они дружили многие годы. Это полячка – Стемпковская Каролина Юзефовна. Родилась она в Польше и в свои 20 лет оказалась за границей: эмигрировала в Советский Союз вместе с одним польским инженером в качестве гувернантки его детей. В дальнейшем их дороги разошлись. Инженер вернулся на родину, а Каролина осталась, и во время войны она оказалась в Алма-Ате. Работала она сначала в собесе, а потом экономкой в семье у одного профессора. Каролина Юзефовна была знакома с Алексеем, поскольку оба входили в одну партийную организацию. А после его смерти она одно время достаточно ощутимо влияла на всех членов его семьи. Когда Каролина стала немощной, именно Юлия ухаживала за этой одинокой женщиной до самой её кончины.


Таким образом, четыре семьи: Овчинниковы, Котляр, Бендерские и Прокушевы – были неразлучны многие годы, а старшие представители этих семейств – до конца дней своих. Они ходили друг к другу в гости, вместе отмечали все праздники советского времени, семейные торжества. Обычно устраивалось щедрое застолье с бутылочкой марочного вина, водочкой, вкусной едой, тортами и домашней выпечкой. Говорили тосты, рассказывали разные смешные истории, анекдоты, танцевали вальс, танго, фокстрот, пели песни. Всё было весело ипристойно. Нужно отметить, что никто из этих семейств не тяготел к «зелёному змию» и никто, и никогда не видел их пьяными или матерящимися. Возможно и поэтому, все встречи друзей проходили в присутствии их детей, которые всегда сидели с ними за одним общим столом, и которые впоследствии очень многое взяли из взаимоотношений своих родителей в свою взрослую жизнь.

Была ещё одна особенность их дружбы: они полностью доверяли друг другу и не боялись быть сами собой в то непростое, даже можно сказать, страшное время, когда за любое лишнее, случайно сказанное слово можно было поплатиться свободой и даже жизнью. Сравнивая, как жили эти семейства, нужно отметить, что даже у близких и верных друзей судьба была разная, непохожая. И самые неблагоприятные условия жизни были в семье бывшего фронтовика Овчинникова Алексея. Теснота, отсутствие элементарных бытовых удобств, нехватка денег, и всё это при большом количестве детей. Однако, невзирая на эти обстоятельства, дети в этой семье были любимыми и желанными, и для их воспитания и образования родители не жалели своего времени и своих чувств.

Рассказ 7. Мечты сбываются. Новая квартира

Сразу же после войны в городе потихоньку началось строительство новых современных зданий. Самое первое высокое здание начали строить как раз напротив дома, где жила семья Овчинниковых. Всем бросался в глаза высокий забор с колючей проволокой вокруг огромной стройплощадки, рабочие – все в одинаковой казённой одежде. Их охраняли военные с винтовками за плечами и с собаками. Такое было всем в новинку. Дело в том, что дом строили военнопленные немцы. В конечном итоге ими был возведён красивейший по тем временам четырёхэтажный дом с лепными украшениями по фронтону здания, вокруг дверных и оконных проёмов, с балконами и лоджиями, с высоченными потолками в больших, просторных комнатах. Здание в виде широкой буквы «П» было длиною на весь квартал, и оно получило известность в городе как «Дом учёных».

Наташке было тогда от роду около 6 лет, и она с интересом наблюдала, как постепенно за забором с колючей проволокой поднимался вверх такой большущий и такой красивый дом. Таких раньше в городе она не видела. «Вот было бы здорово жить в таком дворце!» – мечтала Наташка. Возможно, об этом мечтали и её родители. Но в этом доме потом давали квартиры только маститым учёным, как своим национальным кадрам, так и эвакуированным во время войны из Москвы, Ленинграда, Киева, Харькова, Одессы.

Вся эта учёная элита в основном работала в Академии Наук и в университете. И дом для них поспешили построить в первую очередь ещё до строительства Академгородка и университетского комплекса. Обустройство быта учёных поставили на первое место, чтобы через жильё решить проблему научных кадров в отсталой тогда республике. И разве могла тогда маленькая девочка даже предположить, что эти учёные станут в дальнейшем её учителями! И сама она тоже станет учёной.

А вот обустройство быта семьи бывшего фронтовика никого не волновало. Таких семей в стране было очень, очень много. Солдаты выполнили свою задачу, мир был завоёван, война закончилась, и о них можно было до лучших времён позабыть. Перед страной стояли другие проблемы, нацеленные на перспективу, на возрождение и дальнейшее развитие народного хозяйства. Но, если человек о чём-то долго мечтает, то его мечты обычно сбываются.

Так было и с Алексеем. Долгие годы войны он мечтал вернуться домой живым. Вернулся! Мечтал, чтобы у него родились ещё двое детей: Руслан и Людмила. Со временем это тоже осуществилось! Мечтал улучшить жилищные условия своей семьи и посадить сад вокруг своего дома, как у Котляров. Только вот вопрос: где взять всё это? Своей земли у него не было, никто в наследство не оставил. Купить дом с садом или участок – финансово для него в то время было просто невозможно. Тем не менее, эти мечты не давали ему покоя.

Одно время Алексей даже пытался обменять свои квадратные метры в Алма-Ате на домик с садом в Черняховске Калининградской области. Причём этот район им был выбран не случайно: там Алексей воевал и участвовал в освобождении г. Кенигсберга от фашистских захватчиков. Не получилось! Ну, кто будет менять дом с садом почти рядом с морем на тесную квартирку без всяких удобств на территории загазованного ресторанного двора? Но Алексей руки не опускал. После возвращения домой с войны он посадил прямо на улице напротив дома четыре тополя, наверное, в честь своих нынешних и будущих детей. Увидел пустующее место и посадил там деревья. Кто может похвастаться, что он озеленяет улицы своего города своими силами?

Вскоре Алексей сменил работу и устроился начальником отдела материальных фондов Академии Наук. С этого момента он стал вплотную заниматься вопросом улучшения своего жилья. Подрастали дети. Наташка училась во втором классе, а Володя в восьмом. Таким образом, в семье было уже два школьника. Русланчик всё время был дома при матери. В то время устроить ребёнка в детский сад была целая проблема, и ему приходилось весь день проводить в тесной квартире. А она действительно была тесная. Пять человек на 16 квадратных метрах! А Людмила тогда была ещё в проекте.

С работы Алексея приходила жилищная комиссия для проверки условий проживания его семьи. Алексей пошёл даже на хитрость: завесил дверь в спальню широким ковром, перед ним поставил стулья, раздобыл где-то раскладушку, чтобы показать, что вся семья ютится в одной комнатушке. Зачем всё это? Если даже имеющиеся у них две комнатки давали на каждого члена семьи менее чем по 3 кв. метра, из них только на одно спальное место уходила большая часть этой площади. У двух школьников этой семьи не было даже уголка, где они могли бы делать уроки! И им приходилось их делать на своих спальных местах, на коленках. Но даже ухищрения Алексея не убедили комиссию, что жить в таких условиях невыносимо и нужно кричать «SOS». И это не потому, что люди в комиссии были чёрствые, а просто в то время с жилым фондом была напряжёнка, и многие жили в стеснённых условиях.

Но и после этого Алексей не прекращал попыток улучшить условия проживания своей семьи. Не удалось улучшить саму квартиру – Алексей предпринял попытку расширить жизненное пространство семьи за счёт внешней территории. Он отвоевал от ресторанного двора небольшой клочок земли прямо под окнами своей квартиры.

Там им были посажены молоденькие деревца. Это были два вяза. Было бы побольше места, он бы посадил больше. Под деревьями Алексей разбил миниатюрные клумбы, между ними выложил узенькие дорожки в ширину ступни. На клумбах поднялись ирисы и тюльпаны, выкопанные и принесённые с гор, а также душистый табачок, петуния. А друг их семьи, Гавриил Яковлевич, подарил несколько кустиков роз. Особенно красивой была чайная роза нежно-жёлтого цвета с кремоватым оттенком, источающая чудесный аромат, который не могли заглушить даже выхлопные газы автомашин всей ресторанной территории. Получился дивный оазис в затоптанном и заплёванном дворе. Вокруг палисадника Алексей поставил очень красивую оградку из металлических, узорных полос. При всех этих работах Наташка неизменно присутствовала и с удовольствием делала посильную работу.

При разбивке такого мини-садика произошёл невероятный случай. Алексей стал копать яму под первое дерево. Копал-копал, а почва была каменистая, плохо поддавалась лопате, поэтому приходилось работать и ломом. Отец работал, а Наташка с Вовой стояли рядом и помогали ему, чем могли. Вдруг при очередном ударе о почву лом неожиданно проскочил сквозь землю и исчез из поля зрения. Алексей еле удержался на ногах. Стал он осторожно раскапывать лопатой то место, куда провалился лом, и вдруг на глазах всех собравшихся почва обвалилась куда-то вниз, и образовалась глубокая яма выше человеческого роста. Первым в эту яму спустился по лестнице сам Алексей, взяв предварительно фонарик. Через некоторое время все услышали его голос откуда-то из-под земли примерно в 3-х метрах от отверстия. Вылез он из ямы весь испачканный паутиной и землёй.

– Вам привет от бывшего хозяина этого дома. Там под землёй у купца, вероятно, были подвалы. Я видел двери.

Потом в яму спустился Вовка, а с ним и Наташка рискнула посетить подземелье. Да, действительно, под землёй был довольно широкий и высокий коридор, кое-где виднелись сгнившие остатки деревянных стен, а потом коридор куда-то сворачивал. Ход туда был полузасыпан землёй. Рядом с поворотом находились хорошо сохранившиеся массивные полусгнившие двери, обитые кованым ржавым железом.

Хорошо, что был выходной день, ворота во двор ресторана были закрыты, и посторонних не было. Однако на шум сбежались все соседи и даже повара с ресторанной кухни. В подземелье лазили все, кому не лень. Высказывалась мысль о том, что за кованой дверью у купца спрятаны сокровища, и нужно бы постараться эту дверь открыть. И кто-то из мужчин попытался это сделать, но неожиданно почва стала сильно осыпаться. На проезжей территории двора даже произошло небольшое проседание грунта. Находиться под землёй стало опасно, и все решили не испытывать судьбу.

В первый же рабочий день ресторанное начальство приняло решение срочно засыпать все ямы, так как это грозило срывом работы ресторана. Дело в том, что работники ресторана, особенно кухни, без конца ходили глазеть на вход в подземелье, а прибывающие машины с продуктами стояли на улице, не рискуя въезжать во двор из-за осевшего грунта. В этот же день была привезена машина земли, и все ямы были засыпаны. Алексей же использовал остатки этой почвы, посадил уже вышеупомянутые два вяза и разбил цветочные клумбы.

Однако такая инициатива многодетного отца не всем понравилась. Одни соседи говорили, что зелень теперь закроет им вид из окон. Какой вид!? Вид на то, как по двору снуют грузчики, паркуются машины, ругаются работники ресторана, обсуждая служебные дела? Или вид на то, как соседи тащат вёдра с помоями в дальний угол двора? Никто, кроме Алексея, не понимал значения зелени в таком загазованном месте.

Другие, как тётка Ната, жившая в полуподвале, говорила, что лишняя растительность на земле заслоняет свет в её окошке. Вот её, единственную, можно было бы понять. Тётка Ната ворчала и причитала при каждом поливе деревьев и цветов. Это омрачало радость отца и дочери, когда они там возились с цветочками. Любовь отца к работе на земле, вероятно, впоследствии передалась Наташке по наследству. Очень, очень много лет спустя, она тоже посадит свои первые деревья и цветы у себя на даче и, таким образом, реализует свою давнишнюю мечту и мечту своего отца.

У садика под окнами жилого дома появились и другие враги. Каждая заезжающая во двор машина старалась хоть немного, но наехать колёсами на заборчик, отделяющий два мира друг от друга. С одной стороны – мир цветов, зелени, запахов роз, душистого табачка, пионов. А с другой стороны – мир торговых отношений, запахов просроченных продуктов питания, чадящих машин на утоптанной земле. Алексей возмущался, восстанавливал порушенный вид цветника, но не сдавался.


Вскоре у него с Юлией родился ещё один, четвёртый ребёнок в семье. Как запланировал Алексей после возвращения с фронта – это была Людмила. Девочка родилась маленькой, с большим рахитичным животиком и большой родинкой на подбородке. В семье стало ещё теснее. Теперь на стульях спали уже два члена семьи. Милочка на месте Руслана около стены, а он стал спать вместе с Наташкой. К её дивану на ночь приставлялись другие стулья, и получалось 2-х местное ложе. При таком раскладе мест было бы хорошо, если бы все Овчинниковы были родственниками Карлсона и умели бы летать, потому что ходить в это время по квартире было невозможно.

Лучше всего и жилось, и спалось старшему брату Наташки Володе. Он имел в отдельной комнате, т. е. на кухне, отдельную кровать, правда, узкую и железную с продавленной сеткой и ватным матрасом. Эта кровать занимала добрый угол кухни под окном. Но как удобно: протяни руку вперёд – и ты коснёшься тёплой печки, подними руку вверх – и ты можешь взять книжку с полочки, прибитой прямо над изголовьем кровати, а если пересесть с кровати на стоящий рядом табурет, то ты оказываешься за кухонным столом. На нём по очереди готовила еду или гладила бельё Юлия, вся семья трапезничала или Володя делал уроки. То есть из маленького кухонного стола получался предмет быта многофункционального назначения!

К счастью всей семьи, соседи Бедельбаевы, живущие тут же за стенкой, вскоре получили новую квартиру и готовились к переезду. Алексей заранее заручился поддержкой горисполкома и домоуправления в том, что ему, как фронтовику, многодетному семьянину будет передана более просторная квартира соседей, да ещё останется своя прежняя. Как все мечтали о такой квартире! Уже планировали, кто и где будет спать, делать уроки, где будет детский уголок, какую мебель придётся подкупить. Алексей даже наметил дверной проём, через который будут соединяться две квартиры, и в этом месте уже была отбита штукатурка.

Но радость была преждевременной. В день переезда на крыльце дома появился молодой мужчина с беременной женой, двумя чемоданами и ордером на квартиру Бедельбаевых. Получалось, что на одну и ту же квартиру были выданы два ордера. Один из них точно был поддельный! И понятно, чей ордер был фальшивый! Новый сосед Николай Котов, юрист по специальности, работал в той же системе, что и Бедельбаев. Пользуясь связями, он, вероятно, сделал себе копию ордера на освобождающуюся квартиру своего сослуживца.

Какая несправедливость! Семья Алексея, фронтовика, имеющего на руках пятерых иждивенцев, стоящего в очереди на жильё несколько лет, и молодая семья Котовых пока из 2-х человек и без детей. Кто имел больше прав? Алексей несколько часов стоял и грудью заслонял вход в обе квартиры. Вызванный милиционер, увидев два одинаковых ордера, развёл руками и сказал, что правильное решение может принять только суд. Какой суд, если ситуация требовала сиюминутного разрешения.

В конце концов, не имея хорошей поддержки у чиновников и боясь потерять большую жилплощадь, Алексей решил сузить фронт обороны. Для этого Овчинниковы поспешили перенести свои вещи из старой в новую квартиру, до того, как ситуация начала бы обостряться. Всё-таки оборонять один вход в жилище проще, чем два. Да и что мог сделать один взрослый потрёпанный войной мужчина против молодого, преуспевающего в незаконных делах юриста с его беременной женой? Котовы тут же заняли освободившуюся квартиру, и все успокоились. Самое интересное, что Котов не стал давить на свои поддельные права на большую жилплощадь. Следовательно, их ордер, точно, был фальшивым! И возможно, именно такое разрешение этой ситуации было заранее было просчитано и предопределено юристом Котовым вместе с его коллегой по работе Бедельбаевым.

Но даже такой обмен квартир давал семье Алексея большую выгоду. Во-первых, в новой квартире была большая квадратная комната в 16 кв. метров на два окна. Посередине комнаты находился люк, ведущий в небольшой подвальчик, где можно было стоять только одному, и согнувшись. Но все-таки это было дополнительное помещение. Во-вторых, вторая комната с печкой хоть и была такой же узкой и длинной, как кухня в прежней квартире, но теперь выход был не на улицу, а в широкий длинный коридор, общий с семьёй Мельниковых. Правда, те и тут умудрились захватить себе большую часть. Но даже одна четвертинка этого помещения позволяла вынести из квартиры умывальник, вёдра и лишнюю обувь.

Но и это ещё не всё. В закрытом дворике дома Овчинниковым теперь по праву принадлежал сарай с подвалом, а также достаточный клочок земли, примыкающий к сараю и забору. В сарае стали хранить дрова, в подвале – овощи и соленья, а около забора Алексей соорудил небольшой курятник. И Овчинниковы по примеру своих соседей стали разводить кур. Во всех отношениях обмен был великолепный, и все члены семьи были несказанно этому рады. Родители сделали ремонт: побелили стены и прокопчённый потолок, покрасили окна, двери и пол. Таким образом, старая квартира соседей приобрела свежий вид и запахла по-новому.

По случаю Алексеем был куплен дешёвый, но очень красивый венский гарнитур для гостиной: два небольших стула с подлокотниками и узенький диванчик, Всё на тонких гнутых ножках с ажурными спинками и сине-голубой шёлковой обивкой с красивым цветочным рисунком. На диванчике стал спать Русланчик. И хотя диванчик был узкий и явно предназначался не для сна, Руслан приспособился с него не падать по ночам. Он просовывал свои руки в ажурные отверстия спинки, и таким образом как бы страховал себя от падений.

В центре комнаты появился большой раскладной стол. По обе стороны стола расположились уже две кровати для родителей с деревянными полированными спинками и панцирными сетками. Милочка теперь спала вместе с мамой. Наташка со своим диваном заняла один угол комнаты, а в другом был поставлен старый платяной шкаф. При такой расстановке мебели всем было достаточно пространства, а вокруг стола детям можно было даже бегать! Именно из-за этого стола и венского гарнитура эта комната приобрела функцию не только спальни, но и гостиной. И теперь новые хозяева этой квартиры могли приглашать к себе гостей. А Володина кровать заняла своё привычное место – на кухне.

Немного омрачал всю эту картину вид из окон большой комнаты. Он упирался в стену ресторанного склада со старой, местами обвалившейся грязной штукатуркой. Стена длинного склада тянулась вдоль жилого дома настолько близко, что между ними оставалась лишь узенькая тропинка, ведущая во внутренний дворик дома к сараям. С крыши склада в дождь, а весною от таяния снега постоянно стекала вода. В дождь по этой тропинке приходилось пробираться боком, прижимаясь к стене дома, чтобы не замочиться стекающей с крыши склада водой. Из-за этой же крыши солнце в комнату никогда не попадало, несмотря на то, что её окна выходили на юг.

Но вскоре всевышний сжалился над многодетной семьёй и, как по заказу, этому складу пришёл конец. У него среди бела дня завалилась стена со стороны соседнего здания – архива. К счастью, в складе в этот момент никого не было и обошлось без жертв. И вот тут Алексей снова развил бурную деятельность. Он обращался во все инстанции с просьбой отдать территорию от развалившегося склада жилому дому, объясняя это тем, что дом не имеет своей дворовой территории и детям негде играть, кроме уличного тротуара. Свою просьбу он также мотивировал тем, что его дети не видят солнца, так как крыша склада выше окон его комнаты, а его уцелевшая стена, которая находится почти рядом со стенами их квартиры, также может рухнуть в любую минуту и задавить любого.

Долго длилась борьба Алексея с чиновниками. Наконец пришли к компромиссу. Склад полностью разобрали и на его месте соорудили другой, поменьше. Крышу склада сделали с большим уклоном в сторону дома. Высоту ближней к дому стены уменьшили до полутора метров и отодвинули её от дома на два метра. Это дало возможность создать на образовавшемся клочке земли маленький палисадник. Алексей завёз почву, раздобыл где-то корневища дикого винограда и хмеля, куст бульдонежа и рассаду цветов. Всё это было посажено с участием всех детей. Даже маленький Русланчик бегал со своей лопаткой и переносил землю с одного места на другое. Все цветы, в том числе и знаменитые розы, из-под окон первой квартиры были пересажены на новое место. Туда же перекочевала и железная оградка.

Под окнами квартиры отец сделал скамеечку, и все были счастливы, особенно дети. С помощью скамейки они часто лазили в палисадник через окно, не обходя весь дом по периметру. Значительный наклон крыши склада сделал большую комнату в квартире солнечной и тёплой, невзирая ни на какое время года. В окна всегда светило солнце, прогревая помещение и веселя душу. А по тропинке между домом и цветником можно было теперь ходить, не опасаясь, что за шиворот нальётся вода.

Было ещё одно преимущество новой архитектуры склада. По выходным, когда не было складских работников, дети залезали на его покатую крышу, расстилали там свои половики и играли, или просто загорали. Женщины дома приспособились на этой крыше сушить яблоки и фрукты на сухой компот. И всё это благодаря Алексею – отцу четырёх ребятишек: Владимира и Натальи, Руслана и Людмилы.

Рассказ 8. Детские шалости и слёзы

Какое счастье, что новая квартира хоть немного, но всё-таки была больше старой. Дети росли, и им требовалось с каждым годом всё больше и больше жизненного пространства. Особенно тяжело приходилось в стесненных условиях Русланчику. Он был самым подвижным, непоседливым, любопытным не в меру, и с ним чаще всего приключались разные истории. Особенно остро это чувствовалось на старой квартире.

Так в один из дней Юлия хозяйничала около плиты, Вова был в школе, а дошкольники: Наташка и Руслан расположились на полу в спальне, на маленьком пустом от мебели пятачке между диваном и дверью на кухню. Каждый занимался своим делом. Наташка, лёжа под стулом, рассматривала многочисленные шляпки гвоздей с нижней стороны сиденья, водила по ним пальцем и что-то мурлыкала себе под нос. Её братишка ползал тут же рядом, иногда забирался на стул, он это уже умел делать, и стучал сверху кулачком, потом снова ползал по полу, возил свои машинки, и тоже что-то пыхтел себе под нос. Всё было мирно и спокойно. Сплошная идиллия! Потом Русланчик снова залез на стул…

И вдруг какая-то неведомая сила сорвала его с места. Стул с грохотом опрокинулся, а ребёнка буквально швыряло из стороны в сторону. При этом он душераздирающе орал. Вбежала испуганная мама, вскочила на ноги Наташка. И они уже хотели схватить беснующегося ребёнка на руки, как опять эта же неведомая сила отбросила его в угол дивана, и он замер там, продолжая орать и протягивая к матери ручонку. Два его пальчика были чёрного цвета, от них шёл синеватый дымок, пахло палёным. А на полу, как змея, разлёгся провод от утюга.

Оказывается, Руслан уже начал интересоваться техникой. Он много раз видел, как мама гладит белье. При этом она вначале надевала керамические втулки на одном конце провода на штыри утюга, а потом вилку вставляла в розетку. Маленький ребёнок тоже решил что-нибудь погладить, но утюга он не нашёл. Зато на столе лежал оставленный мамой провод. Малыш в очередной раз залез на стул, представил себя утюгом и засунул в керамические втулки свои два пальчика, и они туда хоть с трудом, но все-таки залезли. Затем он всунул вилку в электрическую розетку…

Случилось то, о чём никто ранее не задумывался. Ребёнка ударило электрическим током, и его так сильно сотрясло несколько раз, что слабая вилка шнура сама выскользнула из розетки. Это обстоятельство спасло всех. Во-первых, Русланчика, поскольку он отделался только испугом и ожогом пальчиков. Это спасло и мать с дочерью, потому что они не успели прикоснуться к Руслану, находящемуся под напряжением. А то бы всех троих…

Это событие долго и бурно обсуждалось вечером, когда пришли отец и Володя. Конечно, виноватой оказалась Юлия, и ей досталось от Алексея. А пальчики ребёнка после неоднократных перевязок в больнице потихоньку зажили и обросли новой кожицей. После этого малыш на некоторое время потерял интерес ко всяким проводам.


Когда Руслан учился в 1-ом классе, во дворе ресторана произошел один курьёзный и достаточно смешной случай, к которому он также имел отношение. Это происшествие показало, что тяга мальчишки к проводам не исчезла, как думали его родители, а наоборот, приобрела более широкие масштабы. Повадился Руслан вместе с Женькой Мельниковым лазить на чердак, находящийся над прачечной ресторана. Там под крышей в углу валялись неисправные электромоторы, какие-то железячки, мотки проволоки и другой утиль, имеющий отношение к электротехнике. Мальчишки там потихоньку от взрослых часто копались, выискивая себе что-нибудь интересненькое.

В прачечной работали набожные казачки из Малой станицы. Всё ресторанное бельё они стирали вручную в деревянных круглых лоханях. В это время вся прачечная заполнялась клубами пара, который поднимался от горячего белья и от огромных баков, в которых оно кипятилось. Для вентиляции воздуха в прачечной использовался огромный люк в потолке, прикрытый листом фанеры, который открывался с помощью очень простого устройства – длинного шеста. Когда возникала необходимость, прачки поднимали шестом фанеру, и скопившийся у потолка пар самотёком уходил сначала на чердак прачечной, а потом через все его щели на волю, в воздушное пространство ресторанного двора. И как часто пар, выходящий из-под крыши прачечной, смешивался с чёрным дымом кочегарки и оседал на только что развешанное выстиранное бельё мелкими чёрными точечками.

Мальчишки знали о паровом люке, знали и о том, что это очень хлипкое сооружение, поэтому всегда обходили его стороной. В один из дней Женька решил похвастаться чердачными сокровищами перед своим соклассником Муратом. Тот жил через улицу, напротив их дома, в красивом «Доме учёных», в шикарной многокомнатной квартире. И вот мальчишки из ресторанного двора решили ему показать, что они тоже не лыком шиты, и у них есть то, что ребятам из «Дома учёных» в их прилизанном дворе со скамеечками под раскидистыми деревьями и зелёной травкой на газонах и не снилось.

День был рабочий. Ребята, выждав удобный момент, чтобы их не увидели взрослые, крадучись забрались по лестнице на чердак над прачечной. Мурат на радостях от увиденного стал носиться из угла в угол. И не успели «хозяева» чердака предупредить гостя, как он оказался на фанерной заглушке. Конечно, фанера разломилась, и Мурат свалился с потолка прачечной прямо на шею самой пожилой прачки Матрёны Ивановны, которая стояла, склонившись над лоханью с горячим бельём. Не удержавшись на её шее, Мурат в итоге очутился в лохани. А так как Матрёна была набожной и верила не только в Бога, но и во всякую нечисть, то она приняла худенького темнокожего Мурата с приплюснутым носом и торчащими во все стороны чёрными волосами за чёрта. Ну что ещё может упасть с потолка достаточно объёмное и человекообразное? Только чёрт!

Как вой сирены скорой помощи, раздался крик Матрёны. Получив одновременно звуковой удар от толстой полуголой женщины с мощными ручищами и тепловой удар от горячего белья, Мурат весь в мыльной пене выскочил из прачечной и с воплями понёсся через ресторанную территорию к себе в тихий и уютный двор «Дома учёных». В это время прачки отпаивали Матрёну валерьянкой, а сбежавшиеся на крики грузчики ловили Русланку и Женьку, которые пытались под шумок улизнуть с чердака. Их отвели к родителям, и те с помощью ремня провели с ними «ударную профилактическую» беседу. А чердак над прачечной впредь стали закрывать на замок.


Алексей очень часто организовывал культурный досуг не только для своих детей, но и для соседских: брал их с собой в парк, в кино, в зоопарк, на природу за город. Вот один из таких походов для Руслика оказался не совсем удачным. А причиной этого стало плохое поведение мальчика и опустевший палисадник под окнами их первой квартиры. Когда Овчинниковы переехали на новую квартиру, то на месте палисадника остались только два вяза. Эти деревья со временем разрослись и стали давать хорошую тень.

И вот под эти деревья стал ставить свой мотоцикл кочегар Сашка. Мотоцикл был новенький, и Сашка очень им гордился, заботился о нём и думал, что лучшего места, как под вязами, для него не найти. Но это место было как раз над ямой, куда выходили окна нижней соседки – тётки Наты. Ей опять не повезло, так как от мотоцикла была не только тень, но и пахло бензином.

В один из жарких июньских дней Алексей организовал поход в зоопарк. Помимо Наташи с Русланом, он решил взять с собой и детей Тарасовых. Руслан вышел на крыльцо дома в новенькой голубенькой рубашке, перешитой мамой из старой отцовой рубахи. Пока ждали выхода Алексея из дома, мальчишки на спор «кто выше» стали запрыгивать с земли на ступеньки крыльца. Руслан запрыгнул выше всех, но не удержался и спиною скатился вниз с крыльца. Конечно, «новая» рубашка превратилась в клочья.

Отец не стал браниться, а просто оставил Русланку дома, а все остальные дети ушли с ним в зоопарк. Алексею-то – хорошо, он ушёл и не слышал громогласный рёв своего сына. А бедной Юлии пришлось целый час выслушивать его обиженный плач. И она разрешила Руслану погулять во дворе ресторана, благо было воскресенье и там никого не было, да и сынишка был под присмотром. Из окна кухни, где Юлия готовила воскресный ужин, была видна большая часть ресторанного двора.

Когда Алексей с детьми вернулся домой, его встретила только Нина – сестра его жены. Та приехала из Ленинграда и в это время гостила у них дома. Нина прямо с порога ошеломила всех новостью: «Руслан сломал руку, и Юлия с ним побежала в поликлинику. Ушли они давно, и их что-то долго нет». Отец сразу же поспешил туда же. Только поздно вечером вернулись родители, но без сына.

– Ну, что там, рассказывайте. Руслик-то где? – обратилась к ним Нина.

– В больницу положили. Перелом очень сложный, долго с ним провозились, прежде чем наложили гипс.

– Ну, а как он сам-то, плачет, наверное. Ведь руку же сломал! Поди, больно очень.

– При мне не плакал. Наоборот, веду его в больницу, – рассказывала Юлия, – сама слезами заливаюсь. Ведь как увидела его руку, всю куда-то перекрученную, решила: на всю жизнь калека! А он идёт рядом, только руку к себе прижимает и говорит: «Чего ты плачешь, моя ведь рука, не твоя. Мне же не больно!» Видно, в шоке он был.

И тут выяснились все обстоятельства этого события. После ухода Алексея с детьми в зоопарк, Руслан долго пускал слёзы, потом без дела слонялся по пустому ресторанному двору. Затем он заглянул за прачечную. Там его внимание привлекли растянутые на мощных опорах бельевые верёвки. По случаю воскресенья верёвки от белья пустовали, и ребёнок решил на них покачаться. Несмотря на запрет, такую акробатику он вместе с Женькой проделывал довольно часто по выходным дням. А сегодня как раз подвернулся такой случай: никто его не видит, мама далеко, да и Женька ему мешать не будет.

Русланчик ухватился за две рядом натянутые верёвки, закинул на них ноги и стал раскачиваться на них, как обезьянка на лианах. Но в этот раз опоры не выдержали Русланкиного веса и рухнули вместе со всеми верёвками, прищепками и с Русланкой в придачу, чудом не прибив озорника. Испугался мальчишка и решил поскорее скрыться, пока никто его не увидел и не обругал за учинённый погром. Побежал домой к маме, но по дороге он обратил внимание на мотоцикл кочегара, стоящий под деревьями. Убедившись, что его никто не видит, Руслан взобрался на мотоцикл и решил «покататься».

Он представил себя летящим на нём по дороге. Как мотоцикл, Русланка фырчал, жужжал, рычал и стал раскачиваться из стороны в сторону, представляя себя на поворотах. К несчастью, мотоцикл имел жёсткую опору только с одной стороны, другая была сломана. И как только Руслан наклонился в сторону ямы, в тот же миг оказался там, на дне, а сверху на нём – мотоцикл. Хорошо хоть не влетел он с этим мотоциклом в окно к тётке Нате. Тут уж одним переломом не отделался бы. Руслан сам вылез из-под мотоцикла и пришел домой с неестественно завёрнутой набок рукой, весь испачканный землёй, машинным маслом и бензином. Вот с этого момента и начались слёзы, но не мужские, а женские – мамины!

На другой день Русланку выписали из больницы. Его встречали как героя. Отец привёз его домой на академовской Победе. Мама усадила сына на отцовскую кровать, обложила подушками и стала кормить с ложечки. Тётя Нина побежала в магазин, купила ему альбом для рисования, цветные карандаши и большущую плитку шоколада. Русланке всё это очень понравилось.

– Да, за такие подарки, я готов каждый день ломать себе руки, – неосмотрительно буркнул он, чем вызвал негодование мамы.

А отец? Тот ругал себя за принципиальность и говорил, что лучше бы забрал его с собой и не наказывал. Наташке же казалось, что он и так часто всё прощал своему сынишке и во многих случаях шёл ему навстречу. Руслан чувствовал эту слабину у отца, и иногда его требования или невинные шалости слишком затягивались. Отец любил всех детей, но чтобы не случилось, он зачастую был на стороне Руслана.

– Доченька, не обижайся на него. Ведь он ещё маленький, и ему нужно уступать, – часто говорил Наташке отец в ответ на её жалобы.

Уступать, но не потакать! Да простится отцу его особое чувство любви к своему Русланчику. И больше всего страдала от этой любви Наташка. Именно её интересы наиболее часто пересекались с интересами младшего братишки. И она довольно часто обижалась на его поведение, пока тот не повзрослел. А вот в детстве Русланчик доставлял ей только огорчения своими проказами. Это был маленький вампирёнок. Он постоянно приставал к Наташе, требовал к себе внимания, и спокойная жизнь рядом с ним только снилась. Наташка была немногим старше своего братика, но его глупые увеселения ей были уже совершенно неинтересны.


Однажды она решила навести порядок в подвальчике, расположенном посередине большой комнаты. Там у них на полочках хранились разные нужные и ненужные вещи: старые журналы, газеты, собрание сочинений В. И. Ленина, обрезки тряпочек после маминого шитья и баночки с вареньем, соленьями. Подвальчик закрывался тяжёлой крышкой, которая сливалась по цвету с полом. Большой деревянный стол обычно стоял посередине комнаты и прикрывал собой эту крышку.

Так вот, Наташка отодвинула стол в сторону и спустилась вниз. Подвальчик был неглубоким и нешироким, поэтому ей фактически приходилось крутиться вокруг себя на одном пятачке, как раз под отверстием в полу. Вероятно, со стороны комнаты там виднелась только одна её сгорбленная спина. А в это время Русланчик явно скучал, и от нечего делать он нашёл себе развлечение. Подойдет к отверстию, опустит ногу и толкнёт ею Наташку в спину. Тут же отпрыгнет в сторону и начинает хохотать, глядя на то, как его сестра злится.

– Руслан, угомонись! Кончай свои шуточки! Ты мне мешаешь! Вот доберусь до тебя, будешь плакать! – угрожала ему сестра, продолжая перебирать вещи и вытирать пыль с полок.

Но Руслан не унимался, и Наташа уже устала его уговаривать и еле-еле сдерживалась от справедливого возмездия. Но из погреба можно было вылезти, только встав на табурет, который в то время был заставлен баночками с вареньем.

В это время к Руслану зашел его друг Женька. Руслан, давясь от смеха, смог только жестом показать на люк в полу. Как бы говоря: «Смотри – погреб открыт! А там моя сестра. Видишь, как она злится!». Женька утвердительно кивнул головой, как бы отвечая: «Будь спокоен – вижу!». И он шустро перепрыгнул через откинутую крышку люка, приняв её за отверстие в полу, и… свалился девушке на шею.

Ну, право, Наташе было не до смеха, когда на неё неожиданно сверху обрушилась приличная масса живого тела и оседлала её как лошадь. К этому моменту её терпение как раз лопнуло. И она, приняв Женьку за нахально свалившегося на неё ради шутки Руслана, зажмурив глаза и ничего не разбирая вокруг, начала его лупить. Женька больше от испуга, чем от боли, орал и пытался выкарабкаться из подвала, используя для этого табурет, заставленный баночками с вареньем. Наташка же его стаскивала снова и снова вниз и отводила душу. Руслан настолько испугался за своего друга, что стал плакать и просить пощады.

Потом все, конечно, разобрались, что к чему. Вылезли Наташка с Женькой из подвала, перепачканные Юлиным вареньем, и долго смеялись друг над другом: «А ты… Хи! Хи! Хи! Малина… А он… Хе! Хе! Хе! Клубника… А она… Ха! Ха! Ха! Томатный сок? Да, нет! Это не сок! Это кровь! Ха! Ха! Ха!..». Конечно, хорошо, что обошлось без особых травм и крови с обеих сторон. Правда, Женьке досталось вдвойне. Он испугался от неожиданного падения, а, кроме того, Наташка поколотила его от души. После этого случая Русланчик на время успокоился. Но это длилось недолго.


В другой раз Наташа делала какие-то чертежи. Возможно, составляла выкройку себе на сарафанчик. Тяжёлый складной стол был раздвинут с двух сторон. На откинутой крышке стола с одной стороны у Наташи лежали все подручные материалы: карандаши, линейки, треугольники, ножницы и всякая другая мелочь, а на другой – чертежи. Там же стоял тяжёлый холодный утюг, которым Наташа придавила пока ненужные ей бумаги. Она была очень занята, а Руслан опять бездельничал, и ему явно было скучно. Он начал ей мешать, задирался, как мог. То возьмёт карандаш и бросит его на выкройку, то, как бы нечаянно, заденет стол в тот момент, когда Наташа что-то чертила, то толкнёт её под руку. В общем, лез на рожон. Вывел Наташу из себя! Нет слов!

Она схватила длинную линейку и попыталась ею отшлепать зарвавшегося шалунишку. Но тот увёртывался от линейки, бегал вокруг стола и смеялся над неповоротливостью своей сестры. Задел он Наташу за живое. «Ну, смейся, смейся! Я тебя сейчас достану!», – подумала она и с разбегу упала животом на стол, чтобы через него достать линейкой братишку. При этом Наташа навалилась на выдвинутую часть стола.

Стол потерял устойчивость и сразу же завалился на бок. Девушка мгновенно оказалась на полу, уткнувшись лицом в пол и с линейкой в вытянутой руке. Это случилось настолько неожиданно, что она, осознав нелепость своей позы и, невзирая на боль от падения, начала смеяться. И чем ярче она представляла себе свой вид со стороны, тем сильнее смех сотрясал её тело.

И в это время она слышит, что рядом с ней сопит Русланка и сквозь слёзы бормочет: «Наташа… Наташа… Наташенька, вставай! Ну, что с тобой? Вставай же!», – и трясёт её за плечо. А Наташу ещё больше стал разбирать смех. Подумала: вот дурачок, набедокурил, а теперь испугался! Тут Руслан стал уже откровенно рыдать, пытаясь перевернуть сестру на спину.

Когда Наташа уселась на полу, оттирая слёзы от смеха, то увидела, что была серьёзная причина для Русланкиного испуга. Вокруг неё по полу были разбросаны карандаши, линейки, большие портняжьи ножницы… Но самое страшное было то, что старый тяжёлый утюг, стоявший ранее на другом конце стола, был тоже внизу. Он при падении описал в воздухе дугу и вонзился своим острым концом в пол около Наташиной головы. В деревянном полу от него даже осталась небольшая вмятина. И Русланчик решил, что утюг стукнул сестру по голове, и та корчится в предсмертных судорогах. Он до слёз испугался за её жизнь, да и за себя тоже. Наташа же до слёз насмеялась над своей неловкостью и не стала долго обижаться на своего братика.


Более редкими у Наташи были обиды и недопонимание, связанные с поведением её старшего брата Володи. Они из-за разницы в возрасте мало общалась друг с другом. Когда Наташа родилась, Володя уже ходил в школу, и её детские игры никак не были связаны с ним. Правда, иногда по поручению матери он следил за тем, как сестрёнка выполняет заданный ей урок по вышиванию. Но, ни эти моменты общения, ни другие не доставляли Наташке в то время особой радости. Но один случай наиболее сильно запечатлелся в её детской памяти.

Однажды на работе у их отца был организован коллективный выезд на сбор малины в близлежащем совхозе. По договорённости с руководством те, кто сами собирали ягоду, покупали её у совхоза в два раза дешевле. И Алексей обрадовался такой возможности приобрести дешёвую, свежую и лечебную ягоду для всей семьи. Так как сам он не мог участвовать в этой акции из-за работы, а Юлия в то время была занята младшим сыном, то на сбор ягоды выехали Володя и Наташа. Володя тогда уже учился в старших классах, а Наташка только окончила первый класс.

Был очень жаркий день. Грузовая машина, оборудованная для перевозки рабочих, то есть со скамейками в кузове, доставила сборщиков ягоды в совхоз. Бригадир расставил всех по рядам какого-то исключительного высокого сорта малины. Каждому сборщику было выделено по одному ряду.

Наташка с братом оказались в узком душном проходе между высоченными шпалерами с кустами этой ягоды. Высокими настолько, что девочка даже на цыпочках не могла дотянуться до их верхушек. Поэтому сестрёнка собирала ягоду с нижних веток, а Володя – с верхних. Если быть откровенным, то половина собранных Наташкой ягод попадала не в корзину, а ей в рот. Она не знала, что потреблять в больших количествах малину в жаркую погоду вредно. У человека может быть аллергия или перегрев организма. Но ягода была такая сладкая и сочная, а Наташке раньше никогда не приходилось её пробовать… В общем, дорвалась до бесплатного угощения.

В определённое время все сборщики со своими уже полными корзинами оказались снова в грузовой машине на скамейках, и их повезли обратно в город. В городе всех высадили около Академии наук, недалеко от дома их тётушки Тони. Далее они должны были добираться до своего места жительства самостоятельно. Дети Алексея пошли пешком, так как отсюда их дом был не очень далеко, да и подходящего транспорта не было.

Пока ехали в город под солнцем и с ветерком, Наташку сильно разморило. К довершению ко всему у неё, как обычно после пребывания на природе, разболелась голова. А когда она спрыгивала с машины вялая и расслабленная, то подвернула себе ногу. Резкая боль в стопе и чувство тошноты – вот первые ощущения в тот момент. Наташка не могла сделать ни шагу без боли. Её же брата донимали другие проблемы. Он явно куда-то опаздывал, вероятно, на свидание, сильно нервничал всю дорогу, пока ехали в машине, спрашивал у всех, который час. А тут ещё сестрёнка со своей ногой. Володя стал её торопить, а она с трудом делала 1–2 шага и останавливалась. Кроме того, в руках у неё была тяжёлая корзина с ягодами. Володя «психанул» и сказал, чтобы Наташка сама добиралась до дома без него: благо уже большая и дорогу домой хорошо знает. А сам со всех ног со своей ношей пустился бежать домой.

Вместо 15 минут Наташка добиралась до дома около часа, так как часто останавливалась: распухшая на глазах лодыжка не хотела повиноваться, голова разламывалась от боли, а тяжёлая ноша оттягивала руки. Домой Наташка буквально приползла – вся красная, как ягода в её корзине. С одной стороны, она сильно обгорела на солнце, а с другой, – у неё была температура. Мама ахнула, увидев её в таком состоянии, а пришедший вечером отец закатил Вовке взбучку.

Наташка тоже была на него обижена. Оказывается, он даже не сказал маме, что сестрёнка подвернула ногу и что ей очень больно, и она еле-еле плетётся домой. И Вовка даже не догадался взять её корзинку, чтобы хоть как-то ей помочь. А мог бы это сделать! Фактически он бросил свою сестрёнку в беде. Такое долго не забывается. А ещё называется старший брат! И раньше у них не было каких-либо тёплых, доверительных отношений, а после этого случая Наташка вообще старалась поменьше иметь с ним дел. И только в дальнейшем, будучи уже взрослой, она его за этот поступок простит, так как будет уверена, что он это сделал не со зла, а просто по недомыслиюили не хотел подвести своим опозданием кого-то другого. А возможно и то, что он не поверил, что сестрёнке на самом деле очень плохо, – решил, что она притворяется.


Самой младшей в семье была Людмилочка или Мила, как её звали домашние. Юлия родила её уже в 40 лет. Возможно поэтому, Милочка-Людмилочка росла очень болезненной девочкой. Постоянно у неё болело горло или ушки. И в детстве она ходила или с закутанной шарфом шейкой, или повязанная тёплым платочком, когда болели ушки. Она чем-то напоминала Наташу в детстве. У неё так же вились волосы, как и у Наташи до её болезни тифом. Но росточком Милочка была поменьше, и черты лица у неё были более утончённые.

Юлия постоянно прогревала доченьку, делала компрессы, закапывала капельки в уши и в нос, а от кашля поила «Пертусином». Бутылочка с этим снадобьем постоянно стояла на кухонном столе. Милочке очень нравилось это лекарство, и она сама уже знала, когда нужно пить «пектусин», и часто напоминала маме об этом. Как-то в один из дней, когда Юлия была чем-то очень занята на кухне, Мила стала просить у неё вкусный сиропчик:

– Мама, дай «пектусин»! Ма-ма… дай сиропчик!

– Да подожди ты, мне сейчас некогда. Вот закончу свои дела!

– Ма-ма… дай «пектусин»!

В конце концов, матери надоело слушать нытье ребёнка, и она, взяв бутылочку, стала вытаскивать из неё пробочку.

– Мама, это не та бутылочка! Ма-ма… это не та бу-ты-лоч-ка! Здесь пробочка дру-га-я!!!

– Да, пей ты скорее! Мне некогда! – сказала мама и в сердцах влила в рот дочери десертную ложку тёмной жидкости.

В тот же миг раздался оглушительный рёв Милочки, при этом у неё изо рта стали вырываться огромные разноцветные пузыри. Пока одни пузыри лопались, на их месте тут же появлялись другие. Испуганная мать только тут сообразила, почему её доченька упрямо твердила, что «это не та бутылочка, и пробочка не та». Действительно, вместо бутылочки с «пертусином» с завинчивающейся пластмассовой крышечкой, Юлия впопыхах взяла такую же по размеру бутылочку с тёмным дегтярным мылом, но с корковой пробочкой. И результатом такой ошибки стал орущий и ничего не понимающий ребёнок. Мало того, что его обманули и вместо сладкого сиропчика дали горькое лекарство, так ещё эти огромные пузыри, вылетающие изо рта и носа… Немудрено было тут испугаться.

Ревущую Милу вместе с раздувающимися мыльными пузырями Юлия быстренько перенесла в коридор к умывальнику, заложила ей пальцы в рот и вызвала рвоту. Затем ребёнка несколько раз заставляли пить воду и промывать желудок. Потом Юлия говорила всем, что на неё нашло какое-то затмение. Ведь слышала, как дочка говорила, что бутылочка не та, и сама удивлялась, почему пробка не отвинчивается, а вынимается. А все-таки дала ребёнку отраву! Хорошо, что это было мыло, а не едкая щёлочь. Но самое главное – вовремя промыла желудок.

С тех пор в их семье установилось негласное правило: лекарства должны быть на своём месте, на высоко подвешенной полочке, которую Алексей на другой же день приколотил над столом. А на столе – только продукты питания. Вся бытовая химия – на специальной полке в хозяйственной тумбочке и под замком.

Рассказ 9. Школьные годы – беззаботная пора

Среднее образование Наташки было связано с тремя школами по причине одной и той же школьной реформы. Когда она пошла в первый класс, в стране царило раздельное обучение. И первая школа, в которую пошла девочка, была женская средняя школа № 19. Она была далековато от дома, но ближе других женских школ не было. Совсем рядом с их домом была только семилетняя мужская школа № 14, там раньше учился старший брат Володя. До женской школы нужно было сначала пройти один квартал до парка «28 Героев-панфиловцев», а затем вдоль него идти по улице Гоголя целых четыре квартала до улицы «8 Марта». А ещё через четыре квартала почти на окраине города, там, где начиналась гористая местность, располагался ещё один знаменитый парк города – «Парк Культуры и Отдыха им. Максима Горького». Таким образом, школа № 19 находилась между двумя парками, причём на одной и той же улице Гоголя.

Но вернёмся в школу. Основной состав 1-ого класса, в который попала Наташка, был из девочек, проживающих в кварталах, расположенных между школой и парком М. Горького. А вот со стороны парка «28 Героев-панфиловцев» в этот класс ходили только три девочки: Наташа, Лариса и Тома. Лариса и Тома жили в одном дворе недалеко от Наташкиного дома. И три девчонки ходили в школу и возвращались из неё одной компанией. В первое время они даже дружили.

До школы Наташа не посещала детский сад, была домашним ребёнком, никакой грамоте родители её не учили. В то время обучение детей было полностью предоставлено школе, и родители, обычно, не нарушали установленный регламент. Наташка была прилежной ученицей, она добросовестно относилась к своим обязанностям и за первый класс получила похвальную грамоту. Учителя отмечали её успехи в учёбе, приводили в пример другим. Кроме того, ростом девочка была выше всех в классе и на линейке стояла первая. Да и на уроках физкультуры у неё всё получалось: прыжки в длину и высоту, кувырки через голову, лазанье по канату, да и бегала она за счёт своих длинных ног не хуже других. Таким образом, она, несмотря на свою застенчивость, оказалась на виду у всех. Кроме того, были замечены способности Наташки к рисованию, и её стали привлекать к выпуску классной стенгазеты.

И вот такое первенство девочки во всём стало не нравиться её подружкам с улицы Гоголя. Миролюбивый и покладистый характер Наташи никак не давал понять причину перемены отношений к ней со стороны её «подружек». Теперь, когда они возвращались из школы, «подруги» вдруг ни с того, ни с сего начинали её дразнить и обзывать: «Длинноногий журавль! Длинноногий журавль! Дылда! Дылда! Овца!» Их громкие крики привлекали внимание прохожих, и сильно смущали Наташу. Не понимая причин происходящего, та интуитивно пыталась от них как-то отделиться, отстать, уйти побыстрее вперед и даже переходила на другую сторону улицы, что категорически запрещала ей мама. Но ничто не спасало её от оскорбительных выкриков.

А делать ответные словесные выпады она не умела. Жизнь этому её ещё не научила. Она не могла и уйти от них куда-нибудь, так как только этой дорогой ей разрешали ходить домой родители. Причём «крикуньи» чаще всего шли по тротуару вдоль парка, где не было машин и где было безопасно. А Наташке приходилось идти по противоположной стороне улицы, постоянно стоять на перекрёстках и пережидать проходящий транспорт. Громче всех кричала Лара. Это была упитанная толстушка, которая на уроках физкультуры в своих чёрных «фонариках» превращалась в пончик. Она не могла закинуть свою толстую попку ни на один спортивный снаряд. И, вероятно, нашла себе утешение в том, чтобы унижать свою худенькую, длинноногую соклассницу на глазах посторонних людей. Именно посторонних людей! Ведь в школе Лара такого поведения себе не позволяла.

Наташка стеснялась говорить родителям о своих бедах, замыкалась в себе и думала, что она, действительно, какая-то нескладная, тощая и длинноногая, как журавль. И некрасивая! Вот и ресницы, и брови у неё светлые, не то, что у Ларки. И она даже завидовала Ларкиным габаритам. Ведь в то время после войны, после перенесённого голода у многих советских граждан был развит культ еды. Все люди по мере роста благосостояния стремились наверстать упущенное в своём весе. И размеры талии, бёдер и груди в то время оценивались совершенно по другим стандартам.

Как то Алексей подарил Юлии толстую, красивую книгу «О вкусной и здоровой пище». Стоило только посмотреть на её картинки, как сразу шло выделение пищеварительных соков. И Наташка часто листала этот сборник пищевых соблазнов, когда очень хотелось скушать что-нибудь вкусненькое. Сейчас эту книгу можно было бы назвать книгой «О вкусной, но нездоровой пище». Это сейчас, а тогда полнота свидетельствовала о здоровье и благосостоянии. Возможно, Наташкины «псевдоподружки», наоборот, в чём-то завидовали ей, но она этого не понимала и ещё больше замыкалась в себе.

Один раз, когда они довели её своими оскорбительными сравнениями до слёз, девочка свернула прямо от школы куда-то вниз на незнакомую ей улицу, чтобы её враги не видели её печали. Таким образом, она впервые попала в совершенно другой мир – мир торговых отношений. Это была улица Максима Горького, главная торговая улица города, расположенная параллельно улице Гоголя. Здесь было очень шумно, вся улица по обочинам была заставлена телегами, грузовиками и легковыми машинами. На тротуарах сновали люди с сумками, сетками, мешками, тележками. Наташка шла и удивлялась, почему здесь так много народа, пока не дошла до рынка «Зелёный базар». Это был самый известный главный рынок города.

Девочка там раньше, конечно, бывала. Но это было, во-первых, с мамой, а, во-вторых, они входили на территорию базара с другой стороны – с фасада. А здесь, со стороны задворок, всё показалось ей новым, пугающим. И прохожие здесь были какие-то не такие: бородатые мужики в телогрейках или полосатых халатах тащили на себе мешки; нищие, калеки стояли или сидели прямо на земле и просили милостыню. Между прохожими вертелись в цветастых многоярусных юбках цыганки с привязанными за спиной малышами. Они навязчиво приставали к прохожим: «Дай погадаю! Всю правду скажу!.. Позолоти ручку!» Тут же на улице стояли тележки с газированной водой, мороженым, пирожками, беляшами. Под ногами было грязно: окурки, бумажки, лужи воды около газировок. Наташка с трудом пробиралась среди потока людей. И только благополучно добравшись до своей улицы, она облегчённо вздохнула и сказала себе: «Никогда больше я сюда не пойду, лучше отсижусь в школе».

Когда она подходила к дому, то очень боялась, что её, идущую со стороны базара по улице Горького, может увидеть мама. Ведь та категорически запретила дочери ходить по этой улице. А причин такого запрета было несколько, и они были связаны с некоторыми событиями, случившимися с Наташкой этим летом перед школой.

На пересечении улиц М. Горького и Красина напротив её дома с одной стороны стоял двухэтажный универмаг, а с другой – большой гастроном, работающий допоздна. Детям разрешалось посещать эти магазины только в дневное время и не поодиночке. В универмаг ребятня ходила покупать что-нибудь из канцелярских товаров. А в гастроном взрослые их чаще всего посылали за хлебом.

Как-то вечером Юлия спохватилась: дома закончился хлеб. Спросила соседку Лиду, не даст ли она взаймы полбуханки хлеба. А та тоже обнаружила, что и у них закончился хлеб. И решили они послать в магазин своих детей: Наташку с Генкой. Пока те собирались, к ним во дворе присоединились и другие ребята. Собралась компания семи-девятилетних детей, и всем дома нужен был хлеб.

Уже смеркалось, но время было детское, а магазин – через дорогу. И никто из взрослых в этот день не слушал радио, а то бы поостереглись пускать своих деток в такое рискованное путешествие. Оказывается, городскими властями накануне был издан указ, запрещающий появляться на улице несовершеннолетним детям без родителей после 9 часов вечера. А ранее было ограничение до 10 часов вечера! Но никто из этого дома о таких изменениях в правилах городской жизни не знал. А может быть, власти и не делали никаких особых сообщений населению, а проводили негласный эксперимент?

Ребятишки пришли в магазин, по очереди отоварились и со своими буханками хлеба стали выходить по одному на крыльцо гастронома. И вот тут началась на них настоящая облава. Взрослые дяди и тёти, кто в милицейской форме, а кто просто с красной повязкой на рукаве, ни слова не говоря, хватали мальчишек и девчонок и ставили их в колонну по двое тут же рядом с магазином. Перепуганные, ничего не понимающие дети от страха стали плакать: «Дяденьки, отпустите нас домой, мы же ничего плохого не сделали, нас дома родители ждут! Тётеньки, отпустите нас, мы тут рядом через дорогу живём!». Но дяденьки и тётеньки были неумолимы и продолжали вылавливать выходящих из магазина детей. Оказывается, эта колонна начала формироваться за несколько кварталов до гастронома. Хватали всех детей, кто случайно оказался в это время на улице, или в магазинах, или просто стоял рядом со своим домом, но на улице. За время облавы окончательно стемнело.

Потом детей строем повели куда-то по уже тёмным, плохо освещённым улицам, бдительно охраняя целостность их рядов. Дети шли в полную неизвестность, спотыкаясь в темноте, прижимая к себе буханки хлеба и размазывая по лицу слёзы. Самое ужасное было то, что все дети шли покорно, как овцы на закланье! И только один мальчик рискнул сбежать. Из-за этого движение колонны приостановилось. Детям пришлось наблюдать, как убегал мальчуган, изворачиваясь и петляя, как заяц, от взрослых преследователей. И его не смогли догнать!!! А если бы все дети одновременно разбежались в разные стороны?.. Неужели в них начали бы стрелять из автоматов? Но дети-то не знали, что у милиционеров не было оружия! Откуда им это знать! Все дети сильно струсили и, вероятно, каждый решил не рисковать своей жизнью. Не правда ли, мудрое решение преобладающего большинства беспомощных, испуганных детей? И только один из этой колонны ребёнок думал не как все, у него было своё собственное мнение на эту ситуацию. «Ура, бесстрашному герою!»

Привели детей в «детскую комнату» при милиции и всех запихнули в одно большое помещение. А их оказалось многовато, около 20 детишек. Стали их по очереди переписывать, спрашивать фамилии, кто и где живёт, где работают родители. Это длилось около часа. Всё это время дети плакали, просились то в туалет, то к маме, то покушать. И присесть было некуда. Наверное, сами милиционеры были не рады, что связались с такой «мелочью». Потом стали выяснять, есть ли у кого дома телефон. А телефон тогда был предметом роскоши, и не всем было дано его иметь. Вот у Генки дома, по служебной необходимости его родителей, был телефон. Генка еле-еле вспомнил его номер. И не удивительно, в такой ситуации можно было забыть и собственное имя.

Через 15 минут после звонка домой прибежали встревоженные и разгневанные родители детей с улицы Красина. И к крикам, и плачу детей присоединились крики взрослых. Они возмущались действиями милиции, которая схватила детей как преступников и далеко увела от дома. Оказывается, всё это время родители бегали по улицам и гастроному, звали их, терялись в догадках, куда они все исчезли одновременно? Причём никто из продавцов магазина и его посетителей ничего не видели и не слышали. Да, операция НКВД по изъятию детей прошла успешно – скрытно и незаметно от глаз народа! А может быть видели, да молчали: за годы сталинского режима все хорошо усвоили, что лучше быть подальше от греха.

У Наташки это был первый и последний привод в милицию. В тот вечер она почему-то вспомнила стихи Чуковского «Бармалей», которые ей как-то читал отец:

Маленькие дети!
Ни за что на свете
Не ходите в Африку, в Африку гулять!
В Африке акулы, в Африке гориллы,
В Африке большие злые крокодилы
Будут вас кусать, бить и обижать, —
Не ходите, дети, в Африку гулять.
Возможно, Корней Чуковский говорил не об Африке и злых крокодилах, а о гастрономе на улице М. Горького, доблестных милиционерах и плачущих детях, прижимающих к себе буханки хлеба.


Другой случай произошёл с Наташкой тоже до школы. Он был связан с водопроводной колонкой, которая находилась на всё том же печально известном углу двух улиц. Колонка была в двадцати шагах от дома. И мама часто посылала туда Наташку за водой с бидончиком или чайником, вероятно, приобщала к труду.

В один из жарких дней Наташка пошла за водой с чайником. И только она успела набрать воды, как к колонке приковылял на деревянной ноге весьма грязный и неряшливый мужик, заросший грязной всклоченной бородой. Он повелительным жестом протянул руку к чайнику: «Дай!!! Я пить хочу!». Сочувствуя безногому, покалеченному человеку, девочка робко протянула чайник. Мужик напился воды, затем преспокойненько снял грязную рубашку, расстегнул все пуговицы, и стал на глазах невинного ребёнка и проходящих мимо людей поливать водой из чайника все части своего грязного, вонючего тела как выше, так и ниже пояса. После этого вместо «спасибо» смачно сплюнул под ноги девчушки и выматерился. От страха у Наташки ноги приросли к земле. Она очнулась, когда это чудовище сунуло ей в руки пустой чайник.

Со всех ног со слезами девочка бросилась домой, взахлёб пытаясь что-то рассказать своей маме. Реакция у Юлии была мгновенная. Она схватила кочергу, стоящую около печки, и побежала на улицу к колонке. Вернулась ни с чем: того человека и след простыл. После этого случая Наташке запретили пока ходить на улицу М. Горького одной. Наивные родители! Они думали, что подобное не может приключиться с их ребёнком в другом месте. А в детской памяти отпечатались гневные слова родителей по поводу поведения этого человека и то, как мама долго и усердно чистила и намывала чайник.

В дополнение ко всему, по улице Горького чаще, чем где-либо слонялись толпы цыганок с маленькими детьми. А цыгане у многих были ассоциированы с обманом, страшной тайной и воровством. Когда Наташка была маленькой, произошло более близкое её знакомство с ними. Как-то в один из дней к ним в квартиру бесшумно, без стука в дверь прошмыгнула цыганка, ведя за руку трёхлетнего мальчугана. Хорошо, что в этот момент Юлия и Наташка находились в первой комнате, на кухне. Юлия возмутилась такому наглому вторжению:

– Тебе что тут нужно? Тебя никто сюда не звал! Уходи!

– Позолоти ручку, погадаю, всю правду скажу.

Цыганка суетливо размахивала руками, крутила своими цветастыми юбками, потом зачем-то подошла к рукомойнику и сполоснула руки. Мальчонка тут же вертелся под ногами и порывался проскользнуть дальше в другую комнату. Юлия стояла как гора на их пути и всё пыталась выпроводить непрошеных гостей.

– Не нужно мне гадать, и так всё знаю про себя. А ты давай-ка, поворачивайся и уходи, а то соседей сейчас позову!

– Зачем кого-то звать? Дай хоть кусочек хлеба, а то ребёнок голодный. Пожалей дитя малое.

Юлия повернулась к кухонному столу и, отрезав от хлеба горбушку, протянула её малышу. Тот схватил хлеб и, лукаво улыбаясь, исчез за юбками своей матери. Цыганка, довольная собой, не спеша, вышла из квартиры на крыльцо. Юлия за ней, чтобы удостовериться, что та пошла на улицу, а не по другим квартирам. И только вечером она обнаружила пропажу: с вешалки около рукомойника исчезла её бархатная жакетка. И Наташка на всю жизнь усвоила, что с цыганами ухо нужно держать востро и не вступать с ними в какие-либо разговоры. А то не заметишь, как заговорят, обманут и разденут. Возможно, не все цыгане такие, но других девочка в то время не встречала.


После разрыва отношений с «подружками» с её улицы Наташка сдружилась с девочками, живущими ближе к парку Горького. Но это было уже во 2-ом классе. Новые подруги никогда не обижали Наташку, наоборот, часто приглашали её к себе в гости. И благодаря им, девочка стала чаще выходить из дома на самые различные мероприятия. В то время на стадионе «Спартак» на территории дальнего парка зимой заливали настоящий каток. Днём там тренировались спортсмены, а вечером катался народ за умеренную плату. Вместо снегурок у Наташки появились «дуты» с ботинками. Эти коньки ей достались по наследству от Володи, а снегурки перешли к Руслану. Каталась девочка так себе, но праздничное настроение катка, его иллюминация, шуршание льда, разрезаемого коньками, смех людей, музыка, болтовня подружек делали привлекательным такое времяпрепровождение.

На каток Наташка с новыми подругами стала часто ходить благодаря Алле. Та жила с родителями недалеко от центрального входа в парк Горького. Девчонки приноровились переодеваться у Аллы дома, потом метров 800 они ковыляли на коньках по снежным дорожкам парка до стадиона. Там, минуя раздевалку, они уже без верхней одежды и на коньках бесплатно проходили на лёд.

Первая учительница Наташки Ольга Николаевна часто устраивала для своих подопечных походы в кино, детский театр. Перед такими «выходами в свет» девчонки пришивали на свои школьные формы свежие воротнички, утюжили их, начищали ботинки гуталином и фактически шли в люди в том, в чём каждый день ходили в школу. Разнообразия в одежде не было никакой. Домашний халатик, сарафанчик, школьное платье, школьные фартуки чёрного и белого цвета, спортивное трико с растягивающимися коленками или фонарики с футболкой – вот весь гардероб для большинства школьниц того времени. На ногах – грубые чёрные или коричневые ботинки, валенки, летом – сандалики, а на выход белые брезентовые тапочки, которые чистили зубным порошком. В то время почти все жили так скромно. Все, да не все! Были и исключения.

Запомнился Наташке её один поход в гости на день рождения к своей сокласснице Марине, очень симпатичной девочке. Она пригласила на свои десять лет почти половину класса. Её семья жила в своем частном доме. Причём, это была не какая-то мазанка, а просторный кирпичный дом с большими окнами. Дом находился рядом с парком Горького. Этот район в дальнейшем станет самым элитным в городе.

Марина была в красивом платье вишнёвого цвета, с пышной юбкой и большим белым кружевным воротничком, на ногах туфельки в тон платью. Её косы были распущены и пышными локонами струились по плечам. Настоящая красавица! Её гостьи рядом с ней в своих коричневых формах с простыми белыми воротничками и туго заплетёнными косичками выглядели просто монашками.

В большой комнате всех ожидал огромный широкий стол, заставленный такими яствами, которые многие раньше и не пробовали. Во многих семьях в это время крайне редко покупали колбасу, буженину, сыр, шпроты и другие деликатесы. Только иногда по большим праздникам, да и то только для гостей. Но больше всего Наташку поразило отношение именинницы к еде. Та взяла на вилку большой кружок телячьей колбасы с аппетитными кубиками белоснежного сала и стала с кислой презрительной миной их выковыривать и выбрасывать из тарелки на стол. Да Наташка съела бы такую вкуснятину целиком и не один кусочек! Но она была настолько застенчивой, что ела только то, что ей положила в тарелку в самом начале застолья хозяйка дома. Вот такая была Наташка: закомплексованная, воспитанная в духе «не твоё – не бери», загоняющая все свои скромные и нескромные желания в глубь своего сознания. Таким людям обычно очень сложно приспосабливаться к взрослой жизни.


Ранней весной 1953 года вся страна находилась в глубоком трауре: 5 марта скончался товарищ Сталин – вождь всех племён и народов. Наташка пришла в школу как обычно, а стоящий в вестибюле бюст Сталина был уже украшен траурной лентой, на полу стояли в горшочках цветы, собранные со всех школьных окошек. Занятий в тот день не было. И все ученицы стояли в почётном карауле около бюста вождя по 10–15 минут. Буквально все-все. И по очереди! Такое стояние в почётном карауле, в общем, длилось несколько часов. Почему-то некоторые школьницы не выдерживали такого почёта и начинали плакать. Одна девочка стала рыдать навзрыд, её увела с собой медсестра в свой кабинет. Вытирали слёзы и некоторые учителя. Была какая-то всеобщая истерия.

Наташка, глядя на всех, тоже решила не отставать от них и попыталась выдавить из себя слезу. Но у неё почему-то это не получилось. Она никак не могла понять, почему такие слёзы и рыдания по поводу смерти человека, которого все видели только на картинках? Ведь умер не дедушка Степан и не Алла, дочка тёти Тони.

Потом вся школа единой колонной пошла на городской митинг.

Шли пешком до площади Коминтерна, где проходили все парады и торжества. В этот день к ней со всего города стекались колонны людей. Всё было похоже на ежегодные демонстрации, на которые в то время школьников, да и не только их, в обязательном порядке заставляли ходить. Таким походам обычно предшествовала подготовительная работа по изготовлению флажков, цветущих веток яблонь, гвоздик или маков из разноцветной гофрированной бумаги.

После демонстрации все обычно приходили домой усталые, с мозолями на ногах. Дело в том, что демонстрантов сначала долго, в течение 3-х часов, гоняли по всему городу, чтобы состыковать колонны согласно утверждённому кем-то графику, а потом они буквально за пять минут проходили площадь, махали флажками каким-то важным дядям на трибунах, кричали «Ура» и вымученные расходились по домам с чувством исполненного долга.

В этот раз все шли с флагами с чёрными бантами, причем сразу к площади без остановок и всяких перестроений. Шли быстро, молча, лица у всех были угрюмые, у некоторых заплаканные. Постепенно площадь и прилегающие улицы заполнили толпы народа. Потом с трибуны произносились траурные речи, все клялись построить светлое коммунистическое будущее, некоторые плакали. Причем, плакали «без дураков», по-настоящему.

Затем в одно и то же время по всему городу раздался вой сирен фабрик и заводов, гудки всех видов транспорта. Гудело всё, что только могло издавать громкие звуки. Представьте себе, вся территория Советского Союза гудит и воет от края и до края. Казалось, начался конец света. Это только усиливало слёзы и истерию. Многие так и говорили: «Как же теперь мы будем жить без любимого товарища Сталина? Что с нами будет?… Как он мог умереть и оставить нас сиротами!» Все привыкли к тому, что Сталин всегда незримо присутствовал в жизни всех советских людей и за всех решал буквально всё. Многие не понимали, как мог умереть их вождь. Но никто не вечен в этом мире, и даже большая власть не защищает от болезней, старости и смерти.

После кончины Сталина началась какая-то чехарда в политике. То, что раньше возводилось на пьедестал, сегодня низвергалось. Сняли Леонтия Берия, объявив его врагом народа. С ним поступили так же, как он ранее расправлялся с сотнями тысяч ни в чём не повинных людей, то есть расстреляли. Пришел к власти Никита Хрущёв – развенчали культ личности Сталина. Появились новые руководители из старой гвардии большевиков, а суть политического строя не изменилась, осталась той же. Страна шла по уже накатанной дороге, только чувствовалось некоторое послабление в железной хватке советских органов надзора. Дети не очень вникали во все эти перемены, но почему-то с удовольствием распевали на улицах:

Берия, Берия, вышел из доверия,
А товарищ Маленков надавал ему пинков.
Не хотел сидеть в Кремле —
Полежи теперь в земле.
А кто такой Берия? И почему ему Маленков надавал пинков? Дети распевали эти стишки, но они вряд ли понимали их смысл и содержание. Конечно, эти стихотворные перлы сочинили взрослые, но они оказались на устах несмышлёных детей. Но репрессий, таких как раньше, уже не было.


На следующий год в стране произошла реформа в образовании. Отменили раздельное обучение. Целых пять лет Наташка проучилась в условиях такого обучения. Наконец, всё встало на свои места. А то раньше, когда Наташка пошла в 1-ый класс, то как-то сразу резко были прерваны все отношения с её соседом по дому – ровесником Генкой. Нельзя сказать, чтобы он ей как-то нравился, просто он был её другом по детским играм. Только и всего.

И было как-то странно осознавать, что вот, к примеру, раньше Наташке разрешалось с ним проводить время и даже играть в темноте под столом, кидаться снежками, вместе прятаться по тёмным уголкам ресторанного двора, бегать в догонялки, вместе рассматривать книжки. Но в один прекрасный день вдруг многое стало неприличным и непозволительным. И отправили бывших друзей по разным школам: его – в мужскую, её – в женскую. И как часто Наташке потом стали говорить: «Ты что, это же мальчик!», или «Ты что, ведь ты девочка!». Ну и что, что мальчик?! У Наташки было представление, что раз это мальчик, то у него должны быть брюки и короткая стрижка, и никаких других различий. А у девочки – косички и платье. В более глубокие материи она не забиралась. Да и как-то равнодушно взирала на своего голенького младшего братишку. А если откровенно, то её мама была весьма строга в этих вопросах и старалась такого обозрения лишний раз не допускать.

И вот теперь после отмены раздельного обучения мальчишки и девчонки будут ходить в одну школу и сидеть за одной партой. Значит, и с Генкой можно будет снова вместе проводить время. Но за прошедшие пять лет дети сильно изменились. Наташка вытянулась, округлилась, стала более миловидной, а Генка так и остался мелким шкетом: он ей едва доставал до плеча. И Наташку как-то не тянуло возобновлять с ним прежнюю дружбу.

Нужно отметить, что в то время половое воспитание детей было на нуле, и до всего нужно было доходить своим умом. В связи с этим вспоминается фильм «Голубая лагуна». На необитаемый остров в результате кораблекрушения попадают малыши: мальчик и девочка. И в фильме показано, как они по мере взросления сами доходят до осознания, что весь мир делится на два различных пола: мужской и женский. И повзрослевшие дети сами находят применение этим различиям.

Советская система образования, да и родители тоже, примерно одинаково относились к просвещению детей в этих вопросах. Ни Наташкина мама, ни учителя ничего не рассказывали ей о том, что у девочек в 12–14 лет начинается весьма непростой период в их жизни. Когда это случилось с Наташкой, она впала в шоковое полуобморочное состояние, ноги подкосились от страха за свою жизнь: «Боже, что со мной? Я… истекаю кровью! За что мне это?!» Наташка с перекошенным от страха лицом – к маме. А та только улыбнулась и сказала: «Всё в порядке. Так должно быть! Ведь ты же девочка!».

А почему так должно быть!? И почему улыбка на лице у мамы?! Её дочь умирает, истекает кровью, а она улыбается! Никаких разъяснений! Какая-то шоковая методика образования. Почему взрослые так наплевательски относятся к страхам детей? Ведь страх расшатывает психику и может неожиданно принести свои плоды через определённое время в виде болезней, а у некоторых и в виде отказа от своей половой сущности! Почему об особенностях своей физиологии девочкам приходилось шептаться с подругами и тайком рассматривать подвернувшиеся под руки книги специального назначения?

Так, ещё в 5-ом классе, Наташка Голубева с заговорщицким видом пригласила некоторых девочек к себе домой после школы:

– Приходите! Я вам такое покажу!.. Жуть!!! Будет очень интересно, не пожалеете!

Оказалось, она обнаружила у своей мамы, акушерки роддома, спрятанную в потайном месте специальную книгу по акушерству и гинекологии. Полученная информация была настолько обескураживающей, что девочка не смогла её переварить одна и решила поделиться с ней со своими подружками из класса – одиннадцатилетними девчонками. А те, к сожалению, пока тоже ничего не знали о вопросах продолжения рода людского, о взаимоотношениях полов, а «анатомия человека» у них будет изучаться позднее, в старших классах. Да и то, какая это будет анатомия? Препарированная!

Девчонки, затаив дыхание и постоянно оглядываясь на дверь, торопливо листали толстую книжку с мелким шрифтом. Они с ужасом взирали на страшные картинки с голыми людьми со вскрытыми внутренностями, с зародышами человека, похожими на лягушек или ящериц, читали текст с непонятным для них содержанием. И жизнь им теперь казалась не безоблачной и красивой, а ужасной, чернея грозовой тучи и состоящей из множества тайн и запретов. Да, многое стало ещё непонятнее, чем раньше. Но идти с расспросами к матери Наташка не решилась. Она боялась, что мама её будет ругать и уличит в чём-то нехорошем, неприличном, постыдном. К сожалению, не было у матери с дочерью в то время доверительных отношений.


Итак, раздельное обучение отменили, и началась перетасовка учеников из одной школы в другую. Эта реформа не коснулась старшего брата Наташки Володи, так как он уже успел окончить школу и в этом году его забрали в армию. Служил он далеко от родного дома, в г. Черняховске Калининградской области. Их отец с гордостью об этом всем рассказывал, так как сам в тех местах воевал в 1945 году.

Наташку же из 19-ой школы перевели в школу № 14, которая была буквально рядом с их домом, на расстоянии 2-х кварталов, а если идти дворами, и того меньше. Школа была одноэтажная, маленькая, классы также были небольшие. Эта школа была семилетней, и она просуществовала недолго. Позднее это здание займёт музыкальная школа.

И вот Наташка оказалась в одной школе и в одном классе с мальчишками. В первый день учёбы их классная руководительница построила своих учеников в 2 шеренги: мальчики справа, девочки слева, привела в класс и рассадила всех по партам. Все были в предвкушении смешанного обучения и соответствующего общения. Всё было новым и непривычным: и школа, и учителя, и ровесники. Такие важные изменения в образовании совпали с очень ответственным периодом в жизни шестиклассниц. К этому времени девочки подросли, в них стали бродить гормоны. А это всегда располагает к каким-то романтическим поступкам, неосознанным мечтам, стремлению к чему-то красивому, выходящему за серые рамки повседневных будней. Наташка с любопытством искоса стала разглядывать своего соседа по парте.

Не успели дети присмотреться друг к другу и познакомиться, как к ним в класс привели довольно-таки странную девочку. И всё внимание школьников было мгновенно переключено на новую ученицу. А та имела довольно-таки необычную фигуру: низкий рост у неё сочетался с широким плоским туловищем, её жидкие косички были подвязаны пышными бантами где-то сбоку большой и плоской головы. А ходила девочка в развалку, как обычно ходят толстые старые люди. Из-под воротничка школьной формы выглядывал кожаный корсет. Это была Оксана – дочка одного профессора, жившего в «Доме учёных». Учительница, окинув всех учеников оценивающим взглядом, подошла к парте, где сидела Наташка, молча пересадила её соседа на другое место, а к ней посадила эту странную ученицу.

– Наташа, ты у нас девочка серьёзная, и мы тебе доверяем шефство над Оксаной. Она очень долго и тяжело болела. Раньше Оксана училась дома или в больницах, и сейчас ей нужно помочь, так как в школе она впервые. А живете вы рядом, так что я надеюсь, что вы подружитесь.

Наташка в душе взбунтовалась: «Почему так несправедливо со мной обошлись, даже согласия моего не спросили. Все девчонки, как положено, будут сидеть с мальчишками, а я должна опекать это странное создание. Я что, хуже других?». Наташке тогда шёл 13-ый год. И ей так хотелось быть привлекательной, нравиться всем, в том числе и себе, и мальчикам. А физические недостатки Оксаны были весьма некстати в этой ситуации. Они как бы отбрасывали тень и на Наташку, и она от этого могла стать такой же непривлекательной, как и Оксана.

Наташа молча проглотила обиду, и под напором выбора взрослых ей ничего не оставалось, как смириться и подружиться с Оксаной. К счастью, та оказалась очень приятной, воспитанной девочкой, немного наивной, но милой. Уродство ее фигуры компенсировалось красивым личиком, большими карими глазами, обрамлёнными густыми пушистыми ресницами. Она никогда не роптала на свою судьбу и, казалось, была благодарна тому, что просто живёт на этом свете даже в таком виде.

Оксана в детстве переболела полиомиелитом. К счастью всех детей, эта инфекционная болезнь сейчас находится под контролем, так как всем новорождённым делают от неё прививку. А до войны и даже после неё эта болезнь калечила детей. При этой болезни развивалась атрофия различных групп мышц, и, чтобы это не происходило, детей укладывали в гипс на многие годы. Только такой метод спасал заболевших детей от гибели, но уродства оставались. Так, у Валентина Бендерского в результате этой болезни одна нога была короче другой. Но это пустяки по сравнению с Оксаной. От долгого лежания в одной позе у неё и произошла деформация всей костно-мышечной системы и не только грудной клетки, но и головы. Такое впечатление, что болезнь, как каток, прошлась по ней.

Наташа целый год терпеливо опекала Оксану, часто бывала у них дома, иногда они вместе готовили уроки. И вот тогда-то в первый раз Наташка увидела, какие хоромы были выстроены пленными нем-цами для учёных города. Большие комнаты по 20–50 кв. метров с высоченными потолками, огромная прихожая, кухня, ванная и отдельный от всех жителей дома тёплый туалет просто ввели её в шок своими габаритами. Квартире Овчинниковых с её узенькими комнатушками, с печуркой, кухонным столом многофункционального пользования и с общими удобствами во дворе было далеко до них. В квартире Оксаны было даже два входа: один – парадный, а другой – чёрный вход в кухню с другой лестницы и в другом подъезде.

В конце учебного года Оксанины родители, вероятно в знак благодарности, предложили Наташке поехать вместе с их дочкой летом на их дачу. Но вполне вероятно, что она была нужна для того, чтобы скрасить одиночество Оксаны. Вполне возможно. Оксана к Наташке относилась с доверием и надеялась на её согласие. А та как-то немного подустала от такого соседства. Каждый день в течение года Наташка ходила в школу и из школы вместе с искалеченной болезнью девочкой. И это её стало угнетать. Ей захотелось свободы, чего-то красивого, необычного, чтобы на неё обращали внимание, причём тоже красивые и умные молодые люди. А какое может быть внимание с такой соседкой?

С трудом, но Наташка согласилась из чистого любопытства, чтобы посмотреть, что собой может представлять «дача». Тогда такие загородные резиденции были в редкость. И Наташка никогда раньше не была ни у кого на «даче». А если учесть, какая была у Оксаны квартира, то какая же у них может быть дача?! Очень интересно! Да и родители Наташки не возражали против такого отдыха своей дочери.

И вот после окончания шестого класса девочки: Оксана и Наташа – на легковой машине, с чемоданчиками в руках, приехали на дачу… Как оказалась, «дача» представляла собой сельскую хату из 2-х комнат в горной местности в районе обсерватории. Хозяевами этого домика были какие-то неприметные бедно одетые люди. На лето они сдавали свой дом для проживания, а сами в это время ютились в сарае. Обстановка «дачных комнат» была простая. Стены выбелены извёсткой, деревянный пол – коричневой краской. Кроме железных кроватей, деревянного стола, покрытого клеёнкой, стульев и старого платяного шкафа, в жилой комнате больше ничего не было. Почти половину другой комнаты занимала русская печь. И вот на такую «дачу» Оксану с младшим братишкой и бабушкой вывозили уже не первый год.

Хозяева «дачи» держали корову, и каждое утро поставляли своим жильцам большую 3-х литровую банку молока. Этим молоком отпаивали всех детей, в том числе и Наташку. Парное молоко она не могла пить, а вот холодное из погреба, с пеночкой – с большим удовольствием. Молоко было неснятое, жирное, пенки в 2–3 пальца толщиною. Выяснилось, что Оксана и её братишка не переносили никаких пенок. Наташка же, впервые попробовав их, да еще со свежеиспечённым хлебом, посчитала это божественной едой. И с тех пор с молока сначала снимали ложкой сливки в Наташкин бокал, а потом уже наливали снятое молоко остальным детям.

Под присмотром бабушки дети много гуляли по окрестным горным рощицам, собирали цветы, ели ежевику, которая в изобилии росла на склонах гор. Почти каждый день они ходили к роднику и обязательно выпивали по стаканчику ледяной ключевой воды. По пути посещали источник с сероводородом. Это был вонючий газ, который с определённой периодичностью пробулькивал сквозь толщу воды в небольшой лужице. В этот момент дети поджигали его спичками. Возможно, это были их первые химические опыты.

Днём все обязательно ложились спать из-за Оксаны. Ей предписывалось не перегружать свой позвоночник, особенно тогда, когда она снимала корсет. Бедняжка! Наташе временами было её очень-очень жалко. Она же днём спать не любила, и как только все укладывались в свои кровати, брала в руки книгу, привезённую из дома, и с упоением предавалась чтению. На досуге это было самое любимое её занятие.

Приехала Наташа домой посвежевшая и заметно потолстевшая на удивление своим родителям. Конечно, это сливки сделали свое подлое дело. Но тогда все радовались этому факту. Тощие были не в моде. Остаток лета Наташка провела на юннатской станции, где у школьников обычно проходила летняя ботаническая практика. Там она впервые научилась отличать сорные травы от культурных растений, рыхлить почву и вносить в неё удобрение. Оксана, конечно, от такой практики была освобождена, и Наташа на время забыла о своей подружке и о своих негласных обязательствах перед ней.

Начался новый учебный год, и в первый же день Наташка, увидев снова Оксана, вдруг взбунтовалась и, ничего не говоря, пересела от неё в конец класса к какому-то мальчику, который сидел один. Оксана с удивлением несколько раз оборачивалась назад, как будто ждала от своей подруги объяснений. При этом её глаза выражали полное непонимание и удивление. Но объяснений не было. Наташке и самой было непонятно её спонтанное решение. Просто она захотела сменить обстановку. «Ну не хочу я больше с ней сидеть! Мне её жалко, но мне всё надоело! Хватит! Хочу перемен!».

Как же тогда Наташа была немилосердна к более слабым, чем она! Но никто не подумал наставить её на путь истинный. Почему и родители, и учительница ничего ей не сказали по поводу её выходки? Позднее, когда Наталья вспоминала этот период своей жизни, ей было мучительно стыдно за своё поведение и свою «благодарность» Оксаниной семье за летний отдых. Если бы она встретила Оксану позднее, то обязательно попросила бы у неё прощение за свой необъяснимый поступок.


Для семиклассников в школе стали впервые организовывать вечера с музыкой и танцами. Пора детских утренников закончилась! Настало время романтической влюблённости, ухаживаний, парных танцев, касаний рук, мимолётных взглядов. Девочки к таким мероприятиям тщательно готовились: пришивали к школьным формам кружевные воротнички, заплетали в косички белые бантики, некоторые слегка подвивали свои чёлки нагретым гвоздём и, ощущая себя неотразимыми красавицами, могли танцевать долго, не уставая.

Но мальчишки их класса совсем не умели танцевать! Они на фоне своих рано повзрослевших сверстниц казались какими-то недомерками, которым было не до романтики. Они с удовольствием дёргали девочек за косички, толкали их в спины на переменах, исподтишка плевали в них жёваными бумажками через трубочку. Рыцарские чувства у них ещё не проснулись. А на вечерах они обычно подпирали своими тощими телами стенки спортивного зала, где устраивались танцы, и хихикали, глядя на своих нарядных соклассниц. Те, за неимением партнёров, танцевали друг с дружкой. А какие это были танцы в то время! Одно их название сразу поднимало настроение и придавало танцующим какую-то элегантность, загадочность. Падеграс, падеспань, вальс,танго, фокстрот или что-то подобное.

Двигаться под звуки музыки девчонки обычно учились в пионерских лагерях, куда чаще всего их отправляли родители. Пионерский лагерь был самым дешёвым летним отдыхом советских детей. Это намного позже появятся заграничные варианты отдыха детей, как с родителями, так и без них. Все жители страны в то время, за редким исключением, находились за «железным занавесом» и за границу не ездили. Наташка не была исключением. И после первого класса каждое лето родители тоже отправляли её в пионерский лагерь.

В семилетке у Наташки не было ни подруг, ни друзей, кроме навязанной ей дружбы с Оксаной. От того периода её жизни не осталось ни одной фотографии, даже коллективной, которую обычно делают по окончании очередного класса. Из мальчишек класса ей запомнился один – Женька Баслак, и то только потому, что он постоянно мозолил ей глаза своим видом. А Наташке он совершенно не нравился, и его внешность страшно её раздражала. Рыжие волосы, большое число тёмных родинок на пухленьком розовом личике, маленькие глазки непонятного цвета – таким был в то время Баслак. И, кроме того, это был достаточно упитанный мальчик.

А кумиром всех девчонок того времени, как и Наташки, был артист кино Сергей Столяров, который к тому времени снялся в картинах: «Садко», «Цирк», «Василиса Прекрасная», «Илья Муромец», «Руслан и Людмила» и др… Высокий, статный, голубоглазый, храбрый – он во всех отношениях был сказочным героем, русским богатырём. И из всех своих приключений он всегда выходил победителем. А последняя картина, кроме того, была ещё и созвучна с именами Наташиных братика и сестрички. Девочка часто листала одноимённую книжку и в иллюстрациях искала хоть какое-нибудь сходство главного героя с её кумиром – Сергеем Столяровым.

Её класс довольно часто собирался вместе: в тёплое время года они ходили в походы в горы, зимой катались на лыжах и санках на Веригиной горе, где были хорошие ровные перепады местности с небольшими уклонами. Наташка впервые там испытала вкус полёта на лыжах с горок. Однако она боялась высоты и выбирала горки пониже и покороче, да и лыжи у неё были обычные, взятые в школе, и не для горных трасс.

На Веригиной горе была одна исключительно удобная для новичков трасса. Небольшой спуск с горки – и ты летишь вниз, постепенно набирая скорость. А впереди под горой – панорама города. И когда ветер начинает свистеть в ушах, уклон трассы меняется и идёт вверх. Скорость постепенно сбрасывается, биенье сердце успокаивается, но впереди – очередной спуск с другой горки, и опять разгон по ровной поверхности до очередного подъёма. И так несколько раз. Самое главное тут не выйти из накатанной колеи и всё время держать равновесие. У Наташки это здорово получалось, и втайне она себя за это уважала. В конце трассы у неё был вздох облегчения и ликование: «Ура, я не упала!».

Хотелось всё повторить сначала, но один взгляд на вершину горы, пусть и не очень высокой, отбивал охоту долго и нудно тащиться обратно к началу трассы, да ещё в обнимку с лыжами. Вот если бы была канатная дорога!… О, тогда бы Наташке не скоро захотелось бы домой. Но и после одного спуска с горы девочке сполна хватало адреналина и впечатлений на несколько недель. А вот участвовать в соревнованиях по лыжам она страшно не любила. Скорости и выносливости у неё не хватало, а приходить к финишу последней не очень приятно и даже вредно для самолюбия взрослеющей девочки.

Сама школа тоже не оставила никаких приятных воспоминаний. Классы были маленькие, коллектив сборный из всех школ, и все понимали, что скоро они снова разбегутся по разным коллективам. И ни один учитель не оставил в её памяти ничего хорошего. В 7-ом классе начали изучать химию. Но Наташка совершенно не понимала этот предмет, зубрила какие-то новые термины, понятия, формулы, а для чего всё это было нужно – до неё не доходило. Думается, тут виновата была только молоденькая учительница, которой не удавалось заинтересовать своим предметом учеников.

И как ни странно, Наташке нравилось черчение, по нему у неё, единственной в классе, были всегда пятерки. А вот учитель по этому предмету не вызывал никаких симпатий. Это был низенький худой мужчина с торчащей во все стороны лохматой седеющей шевелюрой и с такими же лохматыми бровями. Из-под них колюче глядели на детей слегка выпученные чёрные глаза. Да и по характеру он был какой-то психованный. Чуть что, Валей Валеевич брал указку и стучал ею по парте прямо перед носом провинившегося школьника. Некоторым ученикам, особенно мальчишкам, это нравилось, и они часто испытывали нервы учителя.

Как-то раз такие взаимоотношения чуть не кончились кровью. Один ученик с первой парты очень сильно достал учителя своим поведением, и, когда указка не помогла, Валей Валеевич схватил шалуна, как щенка, за шиворот, выволок в проход между партами и с такой силой толкнул, что тот долетел до конца класса и уткнулся головой и руками в стенку. А долететь он смог потому, что классные комнаты были маленькие. Долетел он и, к счастью, не разбил себе нос, а то бы пришлось учителю держать ответ за нерадивого проказника. Этот случай не имел резонанса со стороны дирекции школы и родителей пострадавшего. Вероятно, никто не рискнул жаловаться. Обе стороны были виноваты. Но из этого случая ученики извлекли урок и стали побаиваться проказничать на уроках черчения.

Наташка умела не только хорошо чертить, но и рисовать. И это определило направление её общественной работы. С тех пор и до окончания школы она неизменно входила в состав классной и школьной редколлегий. В то время в школах в обязательном порядке выпускались стенгазеты к каждому празднику: дню 7 ноября, Новому году, дню Советской армии, Женскому дню 8 марта, 1 маю, дню Победы. Причем объём газет с каждым годом потихоньку увеличивался. Свою практику в этой деятельности Наташка начала со стенгазеты в один лист ватмана, а в университете, где ей пришлось в дальнейшем учиться, это уже были 5–6 склеенных листов.

Окончила Наталья семилетку с похвальной грамотой и получила аттестат, подтверждающий, что её знания соответствуют необходимому минимуму, принятому тогда в стране. И у неё, как и у многих других детей, закончился относительно беззаботный период жизни, когда ребёнок ещё всерьёз не думает о своём будущем, и когда всё наперёд просчитывается и планируется родителями. В это время обычно дети в семье переходят в другой статус, они взрослеют, и некоторые родители начинают задумываться о будущей профессиональной деятельности своего дитя. Вот и перед родителями Наташи встал вопрос, чем дальше будет заниматься их дочь, и где она сможет продолжить своё обучение.

Рассказ 10. На пороге грядущих перемен. Проба сил

В семье вопрос о продолжении обучения детей в техникумах или училищах никогда не поднимался. Алексей был настроен дать всем своим детям полное среднее образование, а потом и высшее. Только так, а не иначе! Но к его сожалению, старший сын Володя отказался продолжать своё обучения в каком-либо институте. Он выбрал себе рабочую профессию. И отец возлагал большие надежды на остальных своих детей.

В то время когда отменили раздельное обучение, Академия Наук, где работал Алексей, взяла шефство над 40-ой средней школой. И он принимает решение, что его дети: Наташа, Руслан, а потом и Милочка – будут учиться только там. И это несмотря на то, что эта школа находилась далековато от дома, аж за парком «Панфиловцев».

Наташка с отцом сходили в эту школу, подали документы, а потом зашли проведать своих родственников Прокушевых, которые жили совсем недалеко от этой школы. Дома была только одна Антонина. Разговорились. И тут неожиданно для всех Наташина тётушка предложила своей племяннице сходить к её новым соседям и там познакомиться с девушкой Галей, которая с нового учебного года будет учиться в той же школе и в том же 8-ом классе, что и Наташа. Бекировы, Галины родители, в этом году поменяли место своего проживания, и их дочери из-за этого пришлось поменять школу.

Девушки познакомились и за остаток лета успели хорошо узнать друг друга и подружиться. Когда они пришли 31 августа впервые в новую школу, то там им уже не было одиноко. В классе девушки выбрали себе место подальше от доски, так как обе были достаточно высокого роста. Только Галя была ещё и красивая. Она вобрала в себя всё лучшее от своих родителей: от отца – крымского татарина и от матери – русской стройной блондинки. У Галки были чёрные глаза с чёрными ресницами, брови вразлёт и длинные, слегка вьющиеся волосы, заплетенные в тугие косы. Она чем-то была похожа на красавицу Земфиру – иллюстрацию к стихотворению «Цыгане», которую Наташа видела в сборнике стихов А. С. Пушкина.

Наташка же продолжала считать себя серенькой мышкой и весьма критично относилась к своей внешности. Когда знакомые семьи говорили её родителям: «Какая у вас Наташа умница и симпатичная», она воспринимала только первую часть комплимента. А про себя думала: «Ведь врёте же! Зачем говорите неправду! Наверное, хотите сделать приятное моим родителям. А ведь они никогда мне этого не говорят. И я им больше верю, чем вам». Не верила девушка тогда таким комплиментам, не верила в то, что она сможет когда-нибудь стать привлекательной особой. Её мучили комплексы. Родители её редко хвалили, целовали, обнимали. А ей очень хотелось быть любимой ими, и она старалась лишний раз, даже по пустякам, их не огорчать, быть всегда на высоте и, как говориться, всегда и при всех обстоятельствах держать планку.

А то, что она умница и хорошо учится, то Наташа считала, что это не из-за её большого ума, а только за счёт её усидчивости, прилежания, постоянной работы над собой. И память-то у неё плохая. Возможно, это стало следствием перенесённых в детстве различных инфекций и травм. Поэтому гуманитарные предметы и языки девушке давались с трудом, а вот естественные дисциплины, наоборот, усваивались легко благодаря хорошо развитой у неё логике мышления.

Итак, в 8 «Б» классе на две ученицы стало больше. Появление двух рослых девиц вызвало некоторое возбуждение среди мужской половины класса, что Наташка полностью отнесла только к Гале, но не к себе. На переменке их окружили мальчики, спрашивали, из каких они школ, где живут… Отвечала в основном Галя, Наташа же скромно молчала. А её подруга, жеманно хлопая своими ресницами, как бы смущаясь, выслушивала болтовню юношей и кокетливо улыбалась.

Наташе же нечем было хлопать. Ведь тогда ученицы косметикой не пользовались, да и взрослым достать её было очень трудно. А без косметики Наташкины реснички были просто незаметны. Да и сама она казалась себе неприметной, одним словом «серая шейка». Единственным её достоинством была высокая стройная фигура, но и из-за неё она в младших классах уже пострадала. До сих пор в ушах стоял крик: «Длинноногий журавль! Дылда!». Из-за этого она всегда ходила, немного сутулясь, думая, что таким образом она будет казаться ниже, чем есть на самом деле. Ну не ходить же ей на полусогнутых ногах из-за своего роста? А склонить голову не трудно.

Галя всем понравилась, особенно юношам, а они в этом классе были как на подбор. В отличие от мальчишек из прежней школы, это были именно юноши. Все достаточно приятные в общении, симпатичные, высокие, кроме одного-двух, например, Вовки Бандурина. Но тот вёл себя настолько раскованно со всеми, балагурил, сыпал всякими шутками и остротами, что девчонки класса его просто обожали, невзирая на маленький рост. А вообще класс был очень дружный, дисциплинированный, все знали друг о друге всё и давно.

Спустя несколько дней и Наташе улыбнулось «счастье». Ей стал оказывать знаки внимания Женька Псарёв. Это был худой высокий парень с очень несимпатичным прыщавым лицом и прилизанной шевелюрой из редких, завитых как плойкой волос. Наташе он был совершенно неинтересен и даже неприятен, но, к сожалению, он этого почему-то не замечал. И все последние три года учёбы он донимал её своими знаками внимания. Она обычно фыркала, а про себя думала: «Какая я несчастная. Неужели я интересна только таким, как Баслак и Псарёв? Я что, других недостойна? Ведь и зовут их одинаково – Женьки. И фамилии у них не благозвучные. И учатся они оба неважно. И оба – рыжие! Вот Галке повезло, около неё всегда крутятся два друга, причем оба Валерки: Орлов и Осмоловский. Они и симпатичные, и учатся хорошо, и воспитание у них нормальное». Наташка тайком завидовала своей подруге, но понимала, что против природы не пойдёшь. «Умеющему ползать, летать не дано».

Год девушки проучились, сидя за одной партой, а в начале следующего учебного года Галя пересела к Валере Осмоловскому так же, как когда-то Наташа ушла от Оксаны, причём тоже ничего не объясняя. Наташка ещё раз убедилась, что все плохие поступки, как бумеранг, могут вернуться к тебе и ударить с такой же, если не с большей, силой. Наташа проглотила обиду: «Поделом мне! Оксане было ещё больнее, потому что она ещё была обделена здоровьем».

Как только место около Наташи освободилось, на него сразу же хотел пристроиться Псарёв. Но Наташа опередила его намерения и быстренько пересела к Мэри, сидящей в конце класса. Эта девочка почему-то всегда сидела одна. У Мэри были мелко вьющиеся волосы, которые она, вероятно из-за этого, не могла толком расчесать. Косички её всегда были неряшливо заплетены и завязаны мятыми бантиками. И только спустя месяц кто-то из девушек объяснил Наташе, почему с ней никто не сидит за одной партой: «Ты что не знаешь? У неё же вши! Поэтому с ней никто и не сидит!». От этого сообщения у девушки начался зуд по всему телу. Она еле-еле дождалась конца уроков, прибежала домой и сообщила эту пренеприятнейшую новость маме. Юлия тут же стала осматривать её голову, но, к счастью, никого там не нашла. На другой же день Наташа ушла от «красотки Мэри» и села подальше от неё, где было свободное место.


В конце обучения в 8-ом классе у Наташи произошло близкое знакомство с ещё одной ученицей этого класса, со Светой Кудабаевой. Это знакомство в дальнейшем переросло в настоящую дружбу на долгие-долгие годы. Неизвестно, сдружились бы они друг с другом или нет, если бы их не подтолкнули к этому взрослые. Уж очень они были разные. Наташа была вся такая правильная и положительная, аж до тошноты, а Светка – полная противоположность ей: болтушка, хохотушка, певунья. В её поведении было много экспрессии, от неё можно было ожидать всего. А училась она неважно, и была угроза, что её оставят на второй год. Так вот учёба и послужила поводом для знакомства будущих подружек.

Причин отставания Светы в учёбе была много. Как она сама объяснила, это – тяжёлая болезнь и смерть её сестрёнки, это и ненормальные условия её проживания в семье. А дело было в следующем. Светины родители, порядочные и добрейшие люди, постоянно оказывали помощь всем своим родственникам из провинции, и у них в доме обязательно кто-нибудь жил из родни. Светин папа помогал им устраиваться на работу в городе, поступать в институты, делил с ними свою квартиру и свою зарплату. Светина мама весь день была в заботах: кормила и обстирывала всю эту ораву. И Светланка как-то затерялась в этом круговороте. Она не имела своего постоянного угла даже в их просторной двухкомнатной квартире с большой кухней и со всеми удобствами, и обычно она спала с кем-нибудь из гостей. На учёбу Светы родители из-за своей занятости также мало обращали внимания. Вращаясь среди родственников, имеющих разное образование и разные профессии, Света усваивала разную информацию, но учиться систематически не было ни места, ни времени.

У Наташи и Светы, а точнее у их родителей, оказалась одна общая знакомая: Каролина Юзефовна – полячка. О ней мы уже писали. Каролина в эти годы служила экономкой у одного профессора из Академии наук. А жил он с семьёй в «Доме учёных» на улице Красина. Его жена, медик по образованию, тоже имела учёную степень и приходилась родной сестрой Светиной маме. Светин отец также занимался наукой, он заведовал научно-исследовательской лабораторией Института физиологии. И вот у таких учёных личностей была родственница, наша Светочка, которой науки давались с трудом, особенно математические.

Узнав, что Наташа учится в одном классе со Светой, Каролина Юзефовна, хорошо зная родственников своих хозяев и их проблемы, решила поближе познакомить девочек друг с другом. А цель знакомства была прозаична: нужно было Свету подтянуть по ряду предметов. Наташа, конечно, откликнулась на просьбу тёти Кароли, и у них дома на Красина произошла первая неофициальная встреча. Юлия по этому случаю напекла пирожков.

Пришла Каролина со Светой. Женщины: юные и постарше – сидели, пили чай и разговаривали. Наташу поразило, насколько быстро Светланка освоилась в их семье. Она болтала не умолкая:

– Тетя Юля, у вас такие вкусные беляши! Моя мама тоже вкусно готовит, но у неё они не такие сочные получаются, чем у вас. А ваша Наташа – такая умница, одни пятёрки получает. Все мальчишки на неё заглядываются, но она у вас такая строгая! Они робеют лишний раз к ней подойти. А вот Псарёв… – и так далее и тому подобное Светка тараторила, не умолкая, и все поневоле улыбались этой милой болтушке.

Один раз и Наташа побывала у Светы дома. Познакомилась с её мамой: худой, усталой, больной женщиной. Несмотря на это, та была в вечном движении: что-то мыла, месила тесто, стирала, гладила. Она так же, как и Наташина мама, не работала. Тогда было очень сложно устроить детей в детский садик. И если не было бабушек, женщинам приходилось сидеть дома с детьми. У Светы в семье тоже было четверо детей: самой старшей была она, затем сестрёнка, которая недавно умерла, и два младших братика.

Встречались девушки довольно часто. Они, как два противоположных полюса: «плюс» и «минус» – тянулись друг к другу. И было неизвестно, кому больше нужна была эта дружба: Наташе или Свете?

В этих взаимоотношениях всегда лидировала Светланка, Наташа больше плыла по течению и подчинялась своей более активной подружке. Та, имея заурядную внешность, широкое скуластое лицо, нос пуговкой, низенький рост, никогда не комплексовалась. Наоборот, за счёт своей открытости, непосредственности она была привлекательна для окружающих. И благодаря именно этой дружбе, Наташа стала более раскованной и не столь самокритичной. Но вот свои знания она Свете, как этого просила тётя Кароля, никак не могла передать. К примеру, Наташа ей объясняет какой-нибудь математический закон или решение задач, а Света витает в облаках.

– Наташа, не мучайся со мной! Лучше дай мне списать! Я всё равно ничего не понимаю и не пойму! Не трать на меня своё время!

– Ты что, Света, какой толк от списывания? Нужно, чтобы ты это понимала, – отвечала ей её более ответственная подружка.

И каждый из них обычно стоял на своем – Наташа: «давай объясню…», а Света: «дай списать…». Не получилось из Наташи тогда учителя, как она ни старалась. По результатам года Свете всё-таки угрожал второй год в 8-ом классе. И чтобы этого не произошло, родители Светы перевели её в вечернюю школу ещё до окончания учебного года. Пути-дороги двух девушек на время разошлись.

Новая школа во всех отношениях выгодно отличалась от прежней. В отличие от семилетки ученики 8 класса вели себя на уроках достойно, не безобразничали, и больше половины класса учились хорошо. А может быть, это была разница в возрасте? Всё-таки восьмиклассники на целый год старше семиклассников! Или тут были другие причины? Может быть, контингент учащихся был другой? Или учителя были другие?

Многих учителей школы дети любили или просто уважали. А уважение учителя – это тоже много значит. Наташка с первых занятий в новой школе окунулась совершенно в другую атмосферу. Здесь каждый учитель был личностью. Все обожали и любили учителя физкультуры Ивана Ивановича, восхищались элегантностью «англичанки» Веры Всеволодовны, подчинялись педантичной и сдержанной математичке Марии Ивановне, были в восторге от грубоватой вольности в обращении с учениками химички Надежды Антоновны. А учитель биологии Надежда Онуфриевна, носящая две пары очков с толстыми выпуклыми линзами?.. А вот её характер никак не соответствовал кличке, данной ей учениками – «кобра». Но это все из-за очков, а так – это был добрый, мягкий в общении человек.

О «химичке» у Наташки сложилось особое мнение. Вначале та её даже как-то шокировала своим грубым прокуренным голосом и манерою общения со всеми. А потом, благодаря именно ей, Наташка вдруг стала понимать химию как предмет, а не как словарь терминов и формул. Она зауважала этого педагога. Её интерес к химии окончательно проявился в 10 классе, когда по программе стали изучать органическую химию. И вот эта область химии настолько потрясла девушку своей связью с живой материей, природой, медициной, биологией, что она стала задумываться о продолжении своего образование именно в этом направлении.

А если бы на месте Надежды Антоновны был другой учитель, вряд бы девушка переменила своё отношение к химии, и её судьба была бы совсем-совсем другой. Возможно, она стала бы специалистом в области русского языка и литературы. И тогда была бы другая профессия и другая судьба. Наташа, а точнее уже повзрослевшая Наталья Алексеевна, часто задумывалась по этому поводу. Как же всё в этом мире одновременно относительно и взаимосвязано! Оказывается, судьба человека не в меньшей степени зависит от окружения, а не только от его личностных качеств.

Потихоньку Наташа втянулась в жизнь класса, а потом и школы. Её способности к рисованию были замечены. Кроме того, она сама себе на погибель проболталась, что ранее в других школах участвовала в работе школьных редколлегий. Её сразу же привлекли к выпуску стенгазет в качестве художника. В конце обучения она даже «доросла» до редактора школьной стенгазеты. А это была уже определённая заявка на её возможную будущую профессию в области журналистики или полиграфии.

Работа эта была не из лёгких. Нужно было заранее подобрать материал соответственно тому или иному празднику или событию. Потом эта масса информации распределялась по рубрикам на листах ватмана. Далее нужно было что-то рисовать, красить, клеить, писать, делать аппликации. Обычно выпускали длинные полотнища, склеенные из нескольких листов ватмана, и выпуск такой газеты затягивался недельки на две. И в то время, когда другие старшеклассники уже влюблялись, гуляли по вечерам парами, ходили в кино; у Наташи это время были вычеркнуты из её личной жизни. А ведь ещё и уроки нужно было делать.

Кроме работы в редколлегии, девушка всегда с удовольствием принимала участие и в других мероприятиях школы. Нужно разучить народный танец и выступить с ним на школьном мероприятии – пожалуйста! Нужно защитить честь школы на соревнованиях по лыжам – и, хоть медленно она на них ползала, девушка выходила на старт, чтобы была массовость. Нужно было взять шефство над детским садиком – она также соглашалась и утирала сопливые носики малышам. Нужна была дешёвая рабочая сила во время ремонта школы – опять она впереди. Помнится, как за эту работу она получила свои первые денежки – копейки, но всё-таки это были деньги. А всё потому, что была Наташа очень добросовестная, воспитанная в духе патриотизма и взаимопомощи и потому безотказная.

Когда классная руководительница, Рива Григорьевна, организовала в школе литературный кружок и сказала своему классу: «Если не вы, то кто будет его посещать?..», Наташа тоже вместе со всеми записалась. Членам кружка было предложено подготовить школьный вечер, посвященный великому русскому поэту А. С. Пушкину. Планировался большой концерт с декламацией стихов, музыкальными номерами и постановкой небольших сценок из «Евгения Онегина».

Стали подбирать артистов. Для исполнения роли Татьяны сразу выбрали Галю Бекирову. Во-первых, училась она хорошо, и этого считали вполне достаточным, чтобы сыграть роль. Ведь что для этого было нужно – выучить текст и прочитать его с выражением. А во-вторых, она была ещё и красивая. Высокая, стройная, с гордой посадкой головы, большими чёрными глазами и длинными косами. Эта кандидатура даже не обсуждалась.

А Онегиным стал Валерка Осмоловский, её обожатель. Он был подстать Галке: жгучий брюнет и во всех отношениях приятный юноша. Всех подобрали, все роли распределили, а вот на роль няни никого не могли сагитировать: все отказывались. Во-первых, няня – это старая женщина, во-вторых, текста почти никакого и играть нечего. Поэтому никто и не соглашался играть старуху, хоть и легендарную, как прообраз Арины Родионовны, но старуху. Все долго спорили, уговаривали друг друга и по этой причине никак не могли разойтись по домам.

И чтобы выручить всех и прервать затянувшийся спор, Наташка вдруг отчаянно, сама себе удивляясь, сорвавшимся голосом предложила на эту роль свою кандидатуру. Ведь, если быть откровенным, то ей страшно как хотелось попробовать себя в роли актрисы. Но ей ничего не предложили, хотя она также как и Галя училась почти на одни пятёрки. Вот и пришлось ей проявить инициативу. Ну как же все обрадовались, что, наконец, всё мирно разрешилось. Все дружно стали обдумывать, как состарить юную особу. Решили, что Наташе нужна шаль. Она её повяжет пониже на лицо, сгорбится в две погибели, и обязательно будет опираться на палочку для инвалидов. По роли няня должна выйти на сцену и вынести свечу для Татьяны, когда та будет писать своё знаменитое письмо к Онегину.

Вот и представьте себе двух подружек, играющих в одной сцене. Одна – в пышном длинном платье, нежно-голубого цвета, гордо восседает за столиком с гусиным пером в руке, её волосы распущены и завиты в длинные локоны, глаза томно устремлены вдаль.

«Ах, няня, няня, я тоскую,
Мне тошно, милая моя:
Я плакать, я рыдать готова!..»
Другая же – это Наташа, сгорбленная, как баба Яга, одетая в чьё-то длинное до пят пальто, грязно-зелёного цвета, закутанная в старушечью шаль. В одной руке у неё – свеча, в другой – клюка. Какие там кудри, какие глаза!? Все спрятано! Были видны только нос и рот, чтобы дышать и говорить шамкающим голосом:

«Дитя моё, ты не здорова…
Ты вся горишь…»
После этого няня прикладывала ладонь ко лбу Татьяны, якобы меряя температуру. Вот и весь Наташин выход. Далее был монолог Татьяны, сцена объяснения в любви Онегина к Татьяне… О, наши влюбленные были на высоте! Пьеса прошла с успехом. Все долго аплодировали «артистам», потом толпились около Галки и Валерки, пели им дифирамбы. Они же не торопились выходить из своего образа, а Галя не спешила расставаться со своим воздушным платьем и распущенными кудрями.

А вот к Наташе никто не подошёл. После своей сцены она сразу же рассталась со своим старушечьим одеянием и ушла из-за кулис в зал. Те, кто не был занят в постановке, во время всего представления гадали, где раскопали такую старуху, и чья это бабушка согласилась выйти на сцену. Только немногие знали, что в роли няни выступила Наташа Овчинникова.

Это был первый и последний выход Наташи на театральные подмостки. Но кто бы знал, как она жаждала публичного обожания, признания! И как ей хотелось хоть какого-нибудь исполнительского мастерства, чтобы все восхищались ею и её талантом. Мысленно она часто представляла себя то балериной, порхающей в волнах божественной музыки, то артисткой, вдохновенно читающей какой-то монолог, то обладательницей шикарного голоса… Но, увы! Это всё не было дано Наташе. Она стеснялась говорить о своих мечтах даже родителям, так как очень критически относилась к своему внешнему виду и своим возможностям. Слишком она была длинна и сухопара для балерины, некрасива для артистки, а для певицы просто отсутствовали вокальные данные. А как она завидовала тем, кто умел играть на музыкальных инструментах…

Но, Наташе ничто не мешало наслаждаться талантами других, как она думала, избранных судьбой. Она любила слушать музыку, причем серьёзную, оперную, симфоническую, ходить в театры, особенно в театр Оперы и Балета. Например, на «Лебединое озеро» и «Аиду» она ходила с отцом, на «Пиковую даму» и «Спящую красавицу» – с классом. А с подружкой Светой слушала «Иоланту». И они сидели рядом в тёмном зале и плакали, жалея слепую красавицу. Плакала, в основном, Света, а Наташа ей вторила своими всхлипываниями. Светланины эмоции на неё всегда действовали расслабляюще.

А вот умение слушать других и сопереживать – это тоже талант! И как точно выразил эту мысль поэт Андрей Дементьев:

Никогда не жалейте о том, что случилось.
Иль о том, что случиться не может уже.
Лишь бы озеро вашей души не мутилось,
Да надежды, как птицы, парили в душе.
Никогда, никогда ни о чём не жалейте —
Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви…
Пусть другой гениально играет на флейте,
Но ещё гениальнее слушали вы.
Но, так случится, что дальнейшая жизнь Наташи напрямую будет связана с бесконечными выступлениями её перед различной аудиторией. Это будут студенты, ученики, слушатели различных курсов, и кружков, преподаватели. И это будут выступления не только по её основному предмету, но и по другим смежным областям естественных наук, а также и по педагогике высшей школы. И это будут длинные монологи: обучающие, вопрошающие, эмоциональные. Они ею будут создаваться, выучиваться, озвучиваться. Кроме того, в своих выступлениях она всегда будет отводить важное место демонстрационному сопровождению, которое зачастую ей придётся создавать самостоятельно. То есть она будет одновременно и артисткой, и сценаристом, и режиссёром, и работником сцены. И так будет изо дня в день и из года в год на протяжении всей её последующей жизни. Таким образом, как лектор и преподаватель, она сможет хоть частично реализовать себя, как творческий человек. Но всё это будет потом во взрослой жизни. А пока девушка искала себя, пытаясь понять, на что она способна.

Случайно Наташа узнаёт, что в Доме пионеров есть кружок по классу фортепьяно. Причем туда записывают всех, независимо от возраста и наличия дома пианино. Разрешалось пользоваться музыкальным инструментом в классе по расписанию и там разучивать домашние задания. Седой, старенький педагог проверил Наташин слух и нашел его вполне достаточным. Кроме того, посоветовал ещё записаться в хор. И вот она стала посещать сразу два кружка. Девушка стала жить по принципу: чем труднее, тем интереснее!

Свободного времени у неё почти не было, поэтому она особо не вникала в то, как жили её братья и сестрёнка. Володя служил в армии, и от него изредка приходили письма. Руслан учился в той же школе, что и Наташа, но в младших классах и во вторую смену. Сестре с ним не удавалось толком пообщаться, днём виделись буквально на ходу, или только вечером. Милочке было в то время чуть больше 4-х лет, и она находилась весь день с мамой, под её опекой. А Наташа в это время металась в поисках какого-то настоящего увлечения, чтобы полностью реализовать себя в нём после школы. Возможно, поэтому она хваталась за любой вид деятельности. Вот попыталась даже приобщиться к музыке: очень хотелось хотя бы для себя научиться играть на пианино.

В один из дней приходит Наташа из школы домой, а там стоит новенькое, сверкающее чёрным лаком пианино! Она чуть не лишилась дара речи… Оказывается, её мама пожертвовала своей котиковой шубой, чтобы купить такой страшно дорогой музыкальный инструмент. А какая это была жертва, можете себе представить. После войны Алексей долго копил деньги жене на шубу, и когда она родила Милу, он ей преподнёс в подарок этот атрибут семейного благополучия и своеобразное украшение для женщины того времени. И вот ради мечты дочери мама продала шубу. Наташа начала с рвением заниматься, но не нужно забывать, что ей уже исполнилось 14 лет, пальцы её закостенели, слух – так себе. Но она самозабвенно разучивала гаммы, играла маленькие пьески, даже занималась сольфеджио.

Там же в доме пионеров Наташа узнала ещё про один кружок – кружок кройки и шитья. Она решила с нового учебного года посещать и этот кружок, тем более, у мамы была ножная швейная машинка с тумбочкой. И никакого инструмента уже не нужно было покупать. Её мама могла шить всё, но кроить не умела. В этом плане её выручал стол раскроя, находящийся в магазине тканей. Когда она узнала о решении дочери, то очень обрадовалась и сказала: «Учись! Хоть будет у нас свой семейный закройщик». А отец добавил: «Закройщик из Торжка». Кто это такой, Наташа в своё время не выяснила. Возможно, это был персонаж какого-то литературного произведения, так как её отец любил читать художественную литературу и эту любовь старался привить всем своим детям.

Но эта фраза отца застряла у неё в памяти как заноза и не давала покоя много времени, пока на склоне лет она, наконец, благодаря интернету, не выяснила происхождение этой фразы. Оказывается, «Закройщик из Торжка» – это название немого фильма режиссера Я. Протазанова. В этой сатирической комедии главную роль сыграл знаменитый народный артист Игорь Ильинский. Более молодому поколению он известен по звуковой музыкальной картине «Волга-Волга», где играла не менее знаменитая Любовь Орлова. Так вот о каком закройщике говорил Наташкин отец!

Обучение портняжьему искусству давалось Наташе очень легко, не сравнить с игрой на пианино. Возможно потому, что она разбиралась в черчении. Такая любовь к этому предмету у школьников – весьма редкое явление. И Наташины чертежи выкроек оказались самыми лучшими в группе. Кроме того, она их выполняла быстро. Это заметила руководительница кружка и стала открыто эксплуатировать такие способности девушки.

– Наташенька, сегодня мы будем проходить тему «Ночная сорочка для девочки». Вот тебе книжка с чертежом выкройки, ты всё перенеси на доску и расскажи девочкам, как здесь нужно делать расчёты. А я вас оставлю ненадолго: меня вызывает к себе директор.

С этими словами она брала хозяйственную сумку и исчезала из кабинета. Наташа быстро справлялась с выданным заданием: всем и всё успевала разъяснить, да ещё оставалось свободное время. И вот однажды в один из таких дней видит она через окно спешащую по двору свою руководительницу с кошёлкой, наполненной дарами «Зелёного базара». Сверху вороха овощей лежал пучок лука с длинными, свешивающимися из корзинки перьями. «Так вот какой директор ждал нашу преподавательницу!» – подумала Наташа, но промолчала и никому не рассказала о своём открытии. Ей льстило, что она что-то может делать не хуже своего руководителя. И в дальнейшем такое использование детского труда было не один раз.

Курсы кройки и шитья были рассчитаны на два года, потом всем слушательницам должны были выдать свидетельства об их окончании. Наташа походила один год и решила, что с неё хватит. Она уже поняла, что с её способностями к черчению и, имея под рукой самоучитель по кройке и шитью, она сможет себе скроить и сшить что угодно, смоделировать любой, даже замысловатый фасон. А свидетельство портнихи ей не нужно, так как шитьё для неё – это будет только хобби, и вряд ли в дальнейшем оно станет для неё профессией.

Примерно в то же время Наташа стала проявлять интерес к спорту. Перебрала несколько видов. В 7-ом классе она ходила в секцию по спортивной гимнастике при школе, пытаясь освоить азы гимнастических упражнений на спортивных снарядах. Однако после того, как она по неосторожности сильно прищемила себе ладонь брусьями, девушка прекратила такие занятия. В 8-ом классе Наташа записалась в секцию по волейболу при Детской спортивной школе. После вывиха пальца, а также в связи с увлечением музыкой, она прекратила кидать мячик через сетку. Потом Наташа стала посещать легкоатлетическую секцию на стадионе «Спартак». Тренер посмотрел на неё на тренировках и заявил:

– Ты, Наташа, никогда не будешь быстро бегать, хотя ноги у тебя спортивные. А всё потому, что для тебя в беге важна не техника, а красота бега. Ты красиво бежишь, красиво двигаешь ногами, но в этом виде спорта не это нужно! Тебе бы гимнастикой заниматься, да поздновато уже по возрасту. Давай-ка мы тебя попробуем в другом виде.

И несколько недель Наташа разучивала технику толкания тяжёлого ядра, метания диска и копья. И опять же она красиво отводила руку, отставляла на носочек ногу и толкала снаряд, исходя из силы своих слабеньких мышц. Но опять же не это требовалось от девушки. Наконец, она поняла, что лучше самой уйти, чем ей скажут: «Давай расстанемся, в этом виде спорта у тебя перспектив нет». Да, Наташа поняла, что учителя физвоспитания, или тренера по какому-либо виду спорта из неё тоже не получится. А вот что станет её настоящим призванием, она окончательно ещё не решила. Она была в поиске.

Рассказ 11. Многодетный папа

Одним из самых знаменательных событий семьи Овчинниковых было возвращение Алексея с фронта после окончания войны. И было у него тогда двое детей. Его старший сын, помнил отца, когда тот уходил на войну, Вова готовился пойти в первый класс. А дочка Наташка родилась через полгода после начала войны. В то время её отец сражался с фашистами под Москвой. Там тогда решалось будущее всей страны и её отца, и её семьи. Мама очень часто рассказывала своей маленькой дочурке о её папе, показывала его довоенные фотографии. Их было немного, но маленькой девочке особенно нравилась одна, где её мама сидела на стуле, а папа стоял за её спиной. Оба были молодые, красивые. А когда мама спрашивала: «Таточка, а где наш папа?» – малышка искала именно эту фотографию и тыкала своим пальчиком в лицо пока что незнакомого ей человека.

Известие мамы, что они едут на вокзал встречать папу, её особенно ничем не взволновало. Слова: вокзал, встреча, папа, война – ей были непонятны и незнакомы. Ей более интересной стала сама поездка на трамвае, так как в таком виде транспорта она ехала впервые. Но ещё интереснее было то, что мама одела на неё новое красивое платье с оборочками. Вот это был праздник!

Девочке очень понравился её новый наряд. Это ситцевое платьице с цветочным рисунком, с оборочками и рукавчиком – фонарик не давало ей покоя. А вручённый ей мамой букет цветов крайне мешал девчушке перебирать оборочки внизу пышной юбочки и крутиться на одной ножке. А как было здорово, держась за руку мамы, крутиться так, чтобы юбочка раздувалась колокольчиком, а светлые, золотистые локоны, рассыпанные по плечам, также крутились и разлетались в разные стороны. Да, букет цветов явно мешал девчушке. В конце концов, Юлия передала цветы на сохранение сыну.

Наташка настолько была увлечена своим нарядом и разглядыванием вокруг себя чьих-то бегущих ног, что она не сразу очнулась, когда мама стала трясти её за руку.

– Дети, смотрите – вот и наш папка идет! Алёша! Мы здесь!…

Алексей сначала крепко обнял и поцеловал Юлию, прижав к себе стоящего рядом с ней сына. А потом он наклонился к Наташке, подхватил её на руки и подбросил высоко над собой и толпою людей. Наташка очень испугалась, и слёзы готовы были брызнуть из её глаз, но в этот же момент сильные руки подхватили её и ласково прижали к широкой груди, на которой висели красивые звёздочки. Это и отвлекло ребёнка от желания, как обычно, при виде незнакомых людей уткнутся лицом в мамину юбку и таким образом игнорировать всех вокруг. Но мамина юбка была далеко внизу. А вот этот сильный, красивый и добрый человек был совсем рядом. И это был её папочка!

Дальнейшая жизнь Алексея – это жизнь, а точнее то, что осталось от неё после войны, полностью и целиком была отдана семье и детям. Уезжал он на войну здоровым молодым мужчиной, а вернулся инвалидом Великой Отечественной войны с объёмной выпиской из госпиталя с перечислением всех его ранений и болезней.

Алексей очень любил детей и, невзирая на трудности быта, материальный недостаток, своё плохое здоровье, настоял на рождении уже после войны ещё двоих детей. Да и назвал он их по-особому: Руслан и Людмила. А потом он где-то купил прекрасный экземпляр книги А. С. Пушкина с аналогичным названием. Книга была богато иллюстрирована, она придавала сказочный облик младшим детям его семьи, и долгие годы эта книга была её талисманом.

Но из всех детей самым любимым, и это все признавали, у него был всё-таки Русланчик. Алексей никогда это не афишировал, но его особенная любовь к этому мальчугану чувствовалась во всём. Возможно потому, что этот ребёнок родился сразу после войны, и он был запланированным, желанным. Вероятно, о нём Алексей мечтал все годы военных испытаний, лёжа где-нибудь в землянке в короткие минуты отдыха между боями.

Со старшим сыном Володей у него не было таких тёплых доверительных отношений, как с Русланом. Вероятно, это было связано с тем, что родительские чувства становятся более полными и более осознанными в более старшем возрасте. С другой стороны, Вова фактически четыре года, пока он учился в младших классах, рос без отца. А это очень ответственный период в развитии ребёнка, так как в это время идёт формирование его характера, привязанностей, увлечений. Возможно, поэтому старший сын не тянулся к отцу так, как Русланчик. Вообще Володя рос как-то обособленно от остальных детей.

Глава семейства был весёлым, остроумным собеседником, любил шутки и розыгрыши. Вспомнить хотя бы, как он хотел напугать свою дочку усопшим соседом. Конечно, были и другие, более невинные развлечения. Когда родилась Людмилочка, а это было ещё на старой квартире, в очередной раз в спальне Овчинниковых шла перетасовка спальных мест. Милу положили на Русланкино место на стулья. А для него приставили другие стулья к Наташиному дивану, расстелили матрасик. И вот тут оказалось, что диван и стулья довольно-таки сильно отличаются по высоте. Было принято решение: отпилить у дивана круглые шарообразные ножки. Дело было сделано: диван сравнялся по высоте со стульями. А вот шарам долго не могли найти применение в хозяйстве, пока в один из воскресных дней во двор ресторана не вышел Алексей…

Он был в необычном наряде: на себя надел летнее платье жены с оборочками, на грудь под платьем пристроил два шара от дивана, голову повязал платочком и стал прохаживаться с важным видом, как павлин, по ресторанному двору. Вышли соседи, в окнах ресторанной кухни замелькали смеющиеся лица поваров, некоторые из них не поленились выбежать во двор. Всех очень потешил вид Алексея, особенно торчащие из-под платья волосатые костлявые ноги в сандалиях 43 размера. Только успел он уйти домой, как в том же наряде появился его сын Вовка, только уже с дамской шляпкой на голове и в дамских туфлях на каблуках. Что касается шуток и розыгрышей, тут Володя был очень похож на отца. А вот увлечение отца рыбалкой и вообще любые его походы на природу он в то время игнорировал и не любил. Им он предпочитал общество своих сверстников.


Отец же все выходные дни проводил вне дома и обязательно сдетьми: выезжал в горы на рыбалку или за грибами, или просто шёл в парк Горького. В то время жизнь любого алмаатинца, так или иначе, была связана с этим парком, который был настоящим центром их культурного досуга. По выходным дням сюда с раннего утра устремлялись толпы отдыхающих, чему способствовала широкая сеть транспортных маршрутов, охватывающих почти весь город и заканчивающихся остановкой «Парк Культуры и Отдыха». Сюда можно было доехать троллейбусами, автобусами, трамваями, такси. Парк, как гигантский паук, своими нитями незримо притягивал жителей города к своим владениям.

Перед центральным входом в парк заканчивались троллейбусные маршруты. Автобусы и трамваи останавливались выше и ниже этой самой главной остановки парка, и поэтому их прибытие не так бросалось в глаза. А вот переполненные троллейбусы делали разворот по кругу непосредственно на виду у всех входящих в этот парк и выходящих из него. После остановки троллейбусов из них высыпались как горох возбуждённые горожане с детьми, собачками, сумками, зонтиками, детскими колясками. Все радостно расправляли плечи и вдыхали горный воздух, настоянный на запахах свежей зелени, цветов и чистой речной воды. Дело в том, что конечная остановка троллейбуса упиралась в широкий пешеходный мост, перекинутый через шумную, бурлящую холодной водой речку – Малую Алмаатинку.

За мостом поднимались ввысь белоснежные колонны центрального входа в парк. А за ними расстилались знаменитые цветники парка. Их яркий орнамент из разнообразных цветов, сродни персидским коврам, очаровывал и ласкал взор своими красками. Круглые, прямоугольные, треугольные клумбы и клумбочки были разбросаны по замысловатой схеме на огромной территории, которую обрамляли подстриженные кустарники, высаженные согласно линиям орнамента всего цветника. В центре всей этой композиции возвышалась большая конусообразная клумба, увенчанная раскидистым кипарисом или пальмой. И везде стояли скамеечки. Можно было посидеть среди благоухающих цветов, насладиться тишиной и покоем, подставив своё лицо утреннему и пока ещё не жаркому солнышку.

Далее всё вокруг тонуло в яркой зелени могучих деревьев. Здесь можно было встретить почти все виды лиственных и хвойных пород. По тенистым широким аллеям, разбегающимся в разных направлениях, можно было выйти к всевозможным зонам отдыха с удобными скамеечками, киосками с газированной водой, мороженым, пирожками, беляшами и другими сладостями. Тут же источали свой аромат мангалы с шашлыком из баранины. Эх, где же наши деньги?! Но лучше не торопиться их истратить только для живота! Ведь здесь каждый горожанин мог найти себе занятия и другого плана.

В парке были пруды с лодочной станцией и небольшим пляжем, аттракционы со всевозможными каруселями, качелями, колесом обозрения и другой техникой, стадион «Спартак» и прилегающие к нему многочисленные спортивные площадки, летний бассейн с вышкой для прыжков, зоопарк размером в несколько футбольных полей. В парке также находились: кинотеатр, ресторан, кафе, танцплощадка, открытая эстрада, игровые площадки, где можно было сыграть партию в шахматы, домино, настольный теннис. Позднее в южной части парка была построена детская железная дорога и детская зона развлечений. И в этот парк в выходные дни уходили семьями или компаниями, обычно, на целый день.

Так как этот парк находился на окраине города и примыкал к первым горным прилавкам и сопочкам, то его посещение приравнивалось всеми членами семьи Овчинниковых к выездам на природу. А более длительные поездки за город Алексей заранее планировал. В Академии Наук он организовал кружок рыболовов-любителей, и, благодаря этому, члены кружка имели возможность на академовской машине выезжать на природу: или в горы на шумные быстрые речки, или в степь на тихие заросшие камышом пруды с квакающими лягушками и кровопийцами-комарами. Местность, где располагался город Алма-Ата, недаром ещё называлась Семиречье. С гор из-под тающих ледников брали своё начало бурные, студёные речки. Три из них протекали по территории города: Малая и Большая Алмаатинки, Весновка. Но рыба там не водилась. На рыбалку обычно выезжали подальше за город на речки: Каскеленка, Иссычка, Каракастечка, Тургенька. В них ловилась маринка, форель. В прудах и озёрах – сазан, лещ, карп и всякая другая мелочь.

Пока Руслан был маленький, отца везде сопровождала Наташка. А вот Володя крайне редко бывал вместе с ними. Самое первое путешествие с отцом у Наташи было на речку Каскеленку. На всю жизнь в её память врезалось раннее-раннее утро, наспех выпитый стакан чая, ожидание машины на улице, затем тряска на скамейке в открытом кузове грузовика, холодящий воздух, обдувающий лица, розовеющие вершины гор и убегающий от них в клубах пыли город с его домами, пирамидальными тополями, садами и ещё спящими жителями…

Остановились далеко за городом на равнинном участке недалеко от шоссейной дороги. Со стороны речки из-за огромных каменных валунов доносился шум воды, вдалеке виднелось селение, а ещё дальше поднимали свои снежные вершины горы. Алексей с дочерью и своим сослуживцем остались наедине с этим колоритным пейзажем, а машина уехала в город до следующего дня. Рыбаки пошли к реке, по пути выискивая наиболее подходящее место для стоянки.

Всё ложе реки и её берега на несколько метров вправо и влево были усыпаны камнями разной величины, обломками деревьев, высохших до белизны под палящим южным солнцем. И среди всего этого беспорядка с шумом несла свои холодные, пенистые воды река. Устроились прямо на её берегу под открытым небом. Среди камней отыскали удобную песчаную полянку недалеко от воды. Мужчины приготовили удочки и, не теряя драгоценного времени, занялись рыбной ловлей. Наташка же была предоставлена сама себе. Она лазила по камням, срывала какие-то цветочки, выбирала из песка красивые гладкие камешки. И если отец на следующий день привёз домой хороший улов, то она – полные карманы камней.

Ближе к вечеру мужчины разожгли костёр из разбросанного среди камней валежника, сварили в котелке уху, а потом стали кипятить воду для чая. И тут Алексей обратил внимание на букетик дочери, который та собрала недалеко от речки и воткнула в лужицу, чтобы он не завял. Он взял несколько веточек с сиреневыми цветочками и бросил их в чай. Оказывается, это было лекарственное растение – душица. И действительно, чай приобрел неповторимый душистый аромат, усиленный запахом дыма от костра.

Пока ужинали, окончательно стемнело. Отец устроил дочери постель из своего полушубка. Она забралась в него, но уснуть долго не могла. Всё было непривычно: несмолкаемый шум реки, навевающий неясную тревогу; мерцающие звёзды в вышине, такие большие и яркие, что казалось – вот сейчас весь этот небосвод обрушится на тебя и придавит своей массой и своим величием. Треск сучьев в догорающем костре, вспыхивающие и летящие по ветру искры, неторопливый разговор взрослых за кружкою чая постепенно убаюкали Наташку.

Первое, что она почувствовала, когда проснулась, – это опять шум реки и ласковое тепло всходящего солнышка. Начинался новый день. А мужчины уже стояли с удочками на каменных валунах и ловили рыбку.


В другой раз Наташка с отцом оказались высоко в горах, куда их привезли на грузовой машине с закрытым брезентовым верхом. Компания рыбаков была побольше, но из детей была только одна Наташка. Остановились под вечер в ущелье. Река ревела и бесновалась в своих тесных каменных берегах. Опять был ужин у костра, неспешные разговоры взрослых, нескончаемый шум реки и огромные, небывалой величины звёзды. Спали все в машине вповалку друг к дружке.

Рано утром Наташка проснулась от холода. Отца рядом не было, он уже стоял с остальными рыбаками у воды с удочкой. Девочка вылезла из машины и пожаловалась отцу, что замёрзла и продрогла даже в тёплой одежде. Отец показал ей на одну из горных вершин и сказал: «Потерпи немного, вон из-за той горы скоро выглянет солнышко, и ты согреешься. А пока побегай по дороге около машины, пособирай цветочки». Наташка стала двигаться, но тепло не приходило. Не выглядывало и солнышко из-за заветной вершины, как девочка ни пыталась его там рассмотреть. Всё ущелье в это время было какого-то грязно-серого цвета, и такого же цвета была вода в реке. От неё веяло холодом, белая пена чем-то напоминала снег.

Неожиданно из-за той горы, на которую показывал отец, появилось розовое свечение. Всё небо и белые облака окрасились в золотисто-розовые тона. Буквально через пять минут на вершине горы показался краешек солнца: жёлтый, ослепительно яркий. От него в ущелье протянулся первый тёплый лучик, который упал на дорогу, придорожные кусты и напротив лежащие сопочки. Они сразу ожили и из серых унылых превратились в разноцветные от обилия цветов и яркой зелени. А в это время левая половина ущелья оставалась мрачной и угрюмой. Река в тени скал продолжала угрожающе шуметь и брызгаться пеной.

Однако солнце постепенно разгоралось на небосводе и щедро дарило своё тепло всем на земле. К нему потянулись головки цветов, зажужжали пчёлки, красивые разноцветные бабочки запорхали с цветка на цветок. Через несколько минут всё ущелье было залито тёплым солнечным светом. Наташка быстро согрелась и потихоньку стала снимать тёплые вещи. А через час она уже пряталась в тени машины от палящих солнечных лучей. И река теперь ей не казалась такой грозной, как несколько минут назад. Ну, до чего же был прекрасен миг восхода солнца! Но как он был краток… Одно мгновение! А сколько эмоций и впечатлений он оставил в душе ребёнка на всю жизнь!

Во всех таких поездках с отцом Наташка совершенно не вникала в рыболовные страсти, так как не терпела чего-то копошащегося, прыгающего в руках. Червяками она брезговала, а рыбок было жалко. Но зато в этих поездках она наслаждалась видом дикой природы, её звуками, запахами. И она была благодарна отцу за такие путешествия, будь это рыбалка, поход в горы, в парк Горького или в рощу Баума. И во всех этих поездках её поражала широкая осведомлённость её отца буквально обо всём! Надо же, он даже мог предсказать, когда и откуда появится солнце!


Несколько слов о роще Баума, которая была ещё одной достопримечательностью города. Эта роща ещё до революции была посажена Баумом, одним из старожилов города Верного. К тому времени, когда Наташка стала осознавать себя в этой жизни, роща представляла собой как бы кусочек заброшенного лиственного леса с высокими раскидистыми деревьями и мощной травяной подстилкой под ними. В роще были и солнечные полянки, и заросшие травой ручейки. Это был своеобразный уголок дикой природы, несмотря на своё рукотворное происхождение. Народу там бывало мало. Изредка в тенёчке под деревьями можно было увидеть отдыхающую семейную компанию.

Алексею, как инвалиду войны, в этой роще был выделен кусочек земли под огород. Он располагался на краю леса, рядом протекал ручей, около которого после работы на земле можно было отдохнуть в тени раскидистого дерева, а на костре вскипятить воду для чая. Овчинниковы там несколько лет обычно сажали картошку, горох и подсолнухи. И за лето туда приходилось выезжать несколько раз на прополку, полив, окучивание и конечно на сбор урожая. Наташка в то время была уже достаточно большая, чтобы оказывать посильную помощь, и она с удовольствием бросала семечки или картофелины в подготовленные отцом лунки, собирала, выкопанные из земли клубни картофеля в мешок. К сожалению, любые работы на земле в то время заканчивались для неё сильными головными болями. Болела у неё голова и в горах, если она что-то делала в наклон. Но стоило ей въехать в город, как боль постепенно отпускала её. Создавалось впечатление, что её голова болела от избытка кислорода.

Несмотря на этот свой недостаток, Наташка всегда с удовольствием путешествовала с отцом, пока не подрос Руслан, а у неё не появились другие интересы. Старший же сын Володя не разделял увлечений отца. Один случай Наташе хорошо запомнился… Как-то в выходной день осенью отец организовал поездку за грибами в ущелье Картабулак. Собралась компания: Алексей, Наташа, Руслан, Юлина сестра Тоня и её младший сын Юрка. По договоренности, водитель грузовой машины должен был довезти грибников до места, а вечером вернуться, чтобы забрать всех обратно в город. Ещё накануне дома отец уговаривал и Володю поехать за грибами, но тот отказывался. Причём он ничем существенным не мотивировал свой отказ. Не хочу ехать, и точка! И было это уже после окончания им школы. Отца стало выводить из себя такое упрямство сына, и он в приказном тоне сказал: «Поедешь вместе с нами, и окончим этот разговор!»

Рано утром компания грибников, в том числе и Володя, на грузовой машине выехали из города и свернули в сторону ущелья. И сразу же начался очень опасный участок дороги. Она петляла по склону горы, а далеко внизу текла речка. Особенно страшно было сидеть в кузове открытой машины. На поворотах казалось, что ты зависаешь над пропастью, и твоё сердце в это время сжимается в безотчётном страхе. Зато потом пошёл ровный и тенистый участок дороги, с двух сторон окружённый рощами и горными лесами. Наташка в этой местности несколько сезонов отдыхала в пионерском лагере, и дорога была ей знакома. Но в этот раз машина миновала лагерь, проехала какое-то селение и остановилась у кромки хвойного леса. С другой стороны дороги по каменному руслу несла свои шумные и быстрые воды горная река. И вот в то время, пока водитель разворачивал свою машину, Володя неожиданно для всех запрыгнул в её кузов и уехал, ничего не сказав отцу. Было видно, как расстроился Алексей.

Ну не хотел Володя принимать тот стиль жизни, какого придерживалась вся его семья! В то время юношу больше тянуло к встречам с друзьями, девушками, на танцы в парк. И вообще он был похож на кота, который гуляет сам по себе. А вот Наташка или Руслан – это совсем другое дело. Правда, девочка была слабовата на подъём в горах, сильно уставала, очень часто у неё болела голова. А Руслан – так тот, как будто, был рождён для этих гор. И отец очень гордился тем, что такой маленький мальчик сам рвётся с ним во всевозможные поездки. А если ему отказывали в этом по какой-либо причине, то это для Руслана была настоящая трагедия: его рёв еще долго раздавался после отъезда родителя. Один раз, когда Алексей поехал на рыбалку с компанией сослуживцев в уазике, места для ребёнка в машине не нашлось. Русланка с рёвом бежал за машиной, увозящей отца, несколько кварталов, пока не выдохся.

Очень часто Овчинниковы всей семьёй выезжали на отдых в ущелье реки Малой Алмаатинки. В этом ущелье было много дивных и красивых мест, где можно было хорошо отдохнуть. Это березовая и дубовая рощи, район Горельника, урочище Медео. Летом сюда устремлялись горожане за грибами, барбарисом, урюком, яблоками или чтобы просто понежиться на прогретых солнцем каменных валунах, разбросанных вдоль горной речки.

В 1951 г. в урочище Медео вошёл в строй каток. Такой каток и так высоко в горах (1700 метров над уровнем моря) был создан не случайно. Дело в том, что в условиях высокогорья лёд становился более скользким, «быстрым», и все мировые рекорды в скоростном беге на коньках ставились именно на высокогорных катках. К катку провели от города 30-ти километровую шоссейную дорогу, и по ней стали курсировать рейсовые автобусы. Зимой Наташка с отцом иногда посещали проходящие там соревнования. Позднее выше катка на склонах перевала Чимбулак была создана трасса для горнолыжников и была построена канатная дорога.


Глава семейства был на удивление компанейским человеком, он очень легко сходился с людьми, уважал их независимо от социального положения, уровня образования, национальности. Он только не любил сквернословов и пьяниц. И где бы Алексей ни работал, к нему все относились с уважением. У него было много друзей и знакомых среди рыболовов-любителей, лесников, работников колхозов и совхозов, куда он в бытность своей службы в Хозу Совета Министров иногда выезжал по делам.

В семье на слуху всегда было название отделения совхоза – Байсерке. Оттуда Алексей часто привозил по более низкой цене сельхозпродукты. Один раз он привёз свежие сливки, и вся семья по очереди вручную сбивали их в двух трёхлитровых банках, пока не получилось сливочное масло. Но масло было наивкуснейшее, с тонким кисломолочным вкусом, брызгающее остатками молочной сыворотки из-под ножа при намазывании его на хлеб.

Оттуда же он однажды привёз свежие куриные яйца. И семья занималась несколько лет выведением цыплят домашним способом в инкубаторе. Сей агрегат соорудили отец со старшим сыном по чертежам, опубликованным в каком-то журнале. Всё у них отлично получилось, как было написано. И через положенное время в доме появлялись маленькие, жёлтые, пушистые комочки. Цыплят отогревали и обсушивали под настольной лампой, а кормили мелко раскрошенным желтком и пшённой кашей. Потом из этих комочков вырастали курочки, дающие каждый день по свежему яичку.

Один раз вечером к Овчинниковым заехал один из жителей Байсерке: высокий, могучий джигит среднего возраста, в грязных сапогах и в телогрейке. Он объяснил Алексею, что задержался в городе, автобусы в совхоз уже не ходят, и ему не на чем уехать домой. Алексей его хорошо знал, так как в свои поездки в Байсерке он часто у него останавливался. Долг платежом красен! И Алексей безоговорочно предложил ему и стол, и ночлег.

На Юлию же появление такого гостя произвело шокирующее впечатление, да и тесно у них было. Но делать нечего. Слово мужа – закон, и она стала отваривать гостю пельмени. Такая роскошь в этот вечер в семье была по поводу Алексеевой получки. До прихода гостя все уже успели поужинать, кроме Наташки, которая в этот день задержалась в школе. Когда она пришла домой, за столом уже восседал гость перед пустой тарелкой и ждал угощения.

Мама также усадила дочку за стол и поставила перед ней тарелочку с вилкой. На столе уже стояло сливочное масло, хлеб. В этой семье было принято такие блюда, как пельмени, плов, жаркое, пирожки, выставлять на стол на общем блюде. А затем каждый из него брал себе столько, чтобы и другим хватило. В этот раз произошёл полный курьёз. Только Юлия поставила посередине стола большую суповую тарелку, наполненную доверху дымящимися пельменями, и зачем-то на секунду вышла, как гость широким жестом отодвинул свою десертную тарелку и придвинул к себе всё блюдо с пельменями. Он быстро положил сверху кусок масла, взял кусок хлеба и за пять минут умял всё, что Юлия наготовила на двоих. А ребёнок?..

А Наташка сидела напротив гостя с пустой тарелочкой и застывшей в воздухе рукой с вилкой. Не успела она ухватить с общей тарелки ни одного пельменя! И ей ничего не оставалось, как облизать пустую вилку, и выйти из-за стола с глазами, наполненными непрошеной влагой. Кушать-то ей очень хотелось, а тем более домашних пельменей, которые в семье обычно готовились один раз в месяц! Ну, неужели, этот взрослый человек был настолько «слепой», что не видел голодного ребёнка, сидевшего с ним за одним столом! Мама потом успокаивала дочку, как могла, и винила себя, что не предусмотрела такого поворота событий. Юлия дождалась, чтобы гость вышел из-за стола, и только после этого она пожарила яичницу для Наташки. И пока та ела, заслоняла дочь своим телом от лишних взглядов. Она опасалась, что и это блюдо может оказаться в руках незваного гостя. Но, несмотря на это, девочка всё равно чувствовала себя обиженной и обделённой, а яичница казалась ей какой-то горькой от сдерживаемых слёз.

В большой комнате, где спали все кроме старшего сына Володи, это было уже на новой квартире, сдвинули стол, стоящий посередине, и на образовавшемся пяточке перед выходом из комнаты постелили на полу ложе для гостя. После сытного ужина он сразу же заснул, раскинув своё тело и руки. При этом голова гостя покоилась чуть ли не под столом, а ноги протянулись до выхода из комнаты на кухню. И чтобы добраться до своих спальных мест, членам семьи приходилось ходить на цыпочках, осторожно ступая в небольшие свободные пространства пола, не занятые могучим телом. Но это было полбеды! Всю ночь пришлось выслушивать такие трели, что дрожали стёкла в окнах. К таким звукам Овчинниковы были непривычны, так как в то время из них никто не храпел.


Алексей очень много времени уделял своим детям в плане их и физического, и духовного развития. Юлия была более скупая на эмоции и нежности. Ей приходилось кормить, обстирывать, обшивать, обмывать ораву детей в условиях, малопригодных для проживания большой многодетной семьи. Кроме того, посещение с детьми поликлиник, больниц, походы по магазинам, на базар – всё это входили в её обязанности. Пока она всех в конце дня накормит, вымоет посуду, а деткам – ручки и ножки, уложит всех спать – ей на себя уже и сил никаких не оставалось. Но она никогда не жаловалась, и Наташка не помнила, чтобы они с отцом ругались по поводу быта или каких-либо разногласий в воспитании детей. Юлия полностью доверяла мужу в этих вопросах.

Алексей же не только зарабатывал деньги, но и негласно отвечал за развитие детей и их образование. И делал он это с большим удовольствием. Помимо приобщения детей к природе, отец постоянно приучал их к культурному и развивающему досугу. То, что он читал детям сказки перед сном, – это было знакомо многим детям и в других семьях. Но какие он читал сказки?! Это были сказки Андерсена, Пьерро, братьев Гримм, удэгейские сказки. Он также знакомил детей с творчеством Пушкина, Гоголя, Маяковского, Бажова, Маршака. А о путешествиях и приключениях Арсеньева по книге «Дерсу Узала» – это особый разговор. И не каждый ребёнок в то время мог похвастаться, что он видел луну в большой телескоп в самой настоящей обсерватории.

Ещё в военные годы в город приехал известный учёный-астро-ном Тихов Гавриил Андрианович. Он занимался проблемами Марса и Венеры. Алексей был с ним немного знаком, поскольку оба в то время работали в одной системе – в Академии Наук. И как результат этого знакомства – экскурсия с детьми в настоящую академовскую обсерваторию, расположенную в горах.

Особенно запомнился этот поход Наташке. Она любила читать приключенческую литературу о полётах астронавтов в другие звёздные миры, её интересовали вопросы, связанные с возникновением жизни на Земле и присутствием её на Марсе. Поэтому не передать словами те чувства, которые вызвал у неё вид луны, увеличенный многократно. Ясно были видны возвышенности, кратеры, чёткие границы света и тени между гористой и низменной поверхностью. И в это время Наташкина душа трепетала и устремлялась куда-то туда ввысь, к звёздам, к другим галактикам.

Как же девочка любила своего папочку! Каждое общение с ним наполняло её знаниями, к которым она чувствовала особое тяготение. Отец ей много рассказывал об устройстве мира и вселенной, о звёздах и морских глубинах, о причинах солнечных и лунных затмений. Во время поездок с ночёвками на природу он всегда находил время, чтобы рассказать детям всё, что он знал сам, например, о небесных светилах и созвездиях. И всегда, когда Наташа оказывалась в тёмное время суток на природе, она запрокидывала к небу голову и искала глазами Полярную звезду, созвездия Большой и Малой медведицы, Скорпиона, Стрельца… И при этом всегда вспоминала своего папу.

Дома у Овчинниковых своей библиотеки не было, так как и пространственные условия не позволяли, и материально было тяжеловато. Но Алексей записал своих уже читающих Наташку и Руслана в библиотеку Академии Наук. Там был детский отдел, и дети Алексея были постоянными его посетителями. Причем отец старался приучить детей к чтению и классической литературы. К примеру, «Вия» Гоголя он читал им сам по вечерам, кроме чтения всяких сказок. Читал с выражением и в лицах. В дальнейшем эта страсть к чтению осталась у всех его детей на всю жизнь.

Алексей и сам пытался что-то сочинять. Первые его рассказы, конечно, были о войне. Это было выстраданное и незабываемое. Он посылал их в какую-то редакцию, но их не приняли. Возможно, в то время многие грамотные фронтовики занимались сочинительством, чтобы выплеснуть на бумагу накопившуюся горечь и боль от понесённых утрат, ранений, потери близких, от пережитого ада бомбёжек и разрушений. Позднее Алексей стал писать более мирные рассказы о рыбалке и природе, но они тоже никого не заинтересовали. Такая страсть к сочинительству передалась по наследству к его детям: к Наташке и Руслану. Оба в дальнейшем много писали и даже кое-что опубликовывали. Это были научные статьи, научно-популярные и познавательные очерки и рассказы, стихи, мемуары.

При Академии Наук был открыт воскресный кинозал. Там показывали научно-популярные фильмы о важнейших географических открытиях, уникальных явлениях природы, об учёных, экспедициях, писателях, артистах. Показанные фильмы расширяли кругозор, давали возможность, не выходя из зала, побывать там, где вряд ли когда-нибудь могли оказаться обычные граждане страны.

На такие киносеансы все ходили семьями и обязательно с детьми. Дело в том, что перед демонстрацией серьёзных фильмов сначала показывали детские мультфильмы. А какие тогда были мультфильмы! Красочные, мудрые, несущие в детские души добро, сострадание, готовность помочь ближнему. Детям Алексея, почему-то больше всего нравились мультфильмы с Новогодней тематикой: о Дедушке Морозе и Снегурочке, их добрых, сказочных делах под Новый Год. Возможно потому, что из всех праздников наиболее любимыми и долгожданными для всей семьи были именно Новогодние праздники. Праздники!.. Именно так воспринимала семья Овчинниковых период, начиная с дней, предшествующих 31 декабря, дней подготовки к встрече Нового Года, и до начала февраля. А радостное новогоднее настроение в семье в течение месяца сохранялось по разным причинам.

Во-первых, для Овчинниковых, как и для большинства других людей, Новый Год был семейным праздником и к нему готовились всей семьёй. Особое место на этом празднике отводилось новогодней ёлке. Даже в своей первой маленькой квартирке Алексей умудрялся ставить махонькую ёлочку на маленькую тумбочку, стоящую в углу маленькой спальни. И на этой ёлочке развешивались маленькие ёлочные игрушки, сделанные своими руками.

Но как только семья расширила свои квадратные метры, неизменно каждый Новый Год в большой комнате появлялась высокая лесная красавица. Причём Алексей каждый раз доставал просто великолепные экземпляры ёлочек, которые своей верхушкой упирались в потолок. А если они оказывались более низкими, то всё равно ёлка была до потолка, так как в этом случае её ставили или на табурет, или на стол. Один раз друг семьи Гавриил Яковлевич привёз Алексею для его детей голубую тянь-шаньскую ель. Та ёлочка простояла весь месяц, не осыпаясь. И её мягкие пушистые лапочки приятно ласкали руки весь этот период времени.

Появлению ёлки в семье Алексей всегда придавал сказочную таинственность. Ёлка привозилась домой так, чтобы дети раньше времени её не увидели. И её, тщательно упакованную, куда-нибудь прятали или в подвальчик в большой комнате, или в сарай. За день до Нового Года ёлка под покровом ночи, когда все дети видели уже не первый сон, осторожно вносилась в дом и устанавливалась на своё постоянное место.

Утром дети просыпались от свежего запаха хвои. А в комнате уже стояла неизвестно откуда взявшаяся зелёная красавица. Детвора радостно прыгала около ёлки: «Дедушка Мороз ёлочку принёс! Ура!» Родители изображали на своём лице неподдельное удивление: «Неужели у нас был Дед Мороз? А разве наши дети себя хорошо вели весь год?» И только старший сын Володя, глядя на это веселье, снисходительно ухмылялся.

После работы вечером этого же дня Алексей полностью посвящал себя детям и ёлочке. Из-под кровати вытаскивалась коробка со старыми ёлочными украшениями. Помимо этого, каждый год отец с детьми делали своими руками из цветной бумаги новые игрушки: цепочки и корзиночки, снежинки, цветы и флажки. Из яичной скорлупы с помощью акварельных красок мастерились смешные головки гномиков, клоунов; развешивались, завернутые в фольгу конфеты, грецкие орехи.

А Юлия в этот день замешивала сдобное тесто и выпекала шанежки, плюшки, рулетики с повидлом и маком, крендельки, бублики, прянички, а также пирожки с разнообразной начинкой. И маленькая квартира Овчинниковых наполнялась запахами свежей хвои и печёного теста.

Вечером 31 декабря устраивалось застолье – праздничный ужин с лимонадом вместо шампанского, винегретом, холодцом и разнообразной выпечкой. Потом дети безоговорочно укладывались спать, так как на следующее утро под ёлкой их ожидали подарки от Деда Мороза. Это были неизменные пакетики со сладостями, детские развивающие игры, конструкторы, кубики, книги. Каждому ребёнку готовился свой подарок сообразно его возрасту и его интересам.

А после встречи Нового Года через недельку отмечали день рождения Наташи, но уже не так пышно, как Новый год, но всё-таки отмечали праздничным ужином и подарком. День рождения Наташи совпадал со священным праздником всех верующих – Рождеством Христовым. В семье в Бога никто не верил, и были ли все дети крещёные – неизвестно. В то время такая вера и поклонение Богу были под запретом, особенно в семьях членов партии, единственной на то время партии страны – Коммунистической. Особенно ужасны были в этом отношении времена правления Сталина. Факт крещения детей, если он и был бы, тщательно скрывался. В семье Овчинниковых на эти темы вообще не говорили. И Наташа долгое время даже и не подозревала, что её день рождения приходится на религиозный праздник – Рождество. А что представляет собой этот праздник, она узнает более подробно позднее, уже в своей взрослой осознанной жизни, и то лишь за счёт своего природного любопытства к новым знаниям.

После дня рождения Наташи на горизонте маячил уже другой день рождения самого маленького представителя этого семейства – Милочки, которая родилась 5 февраля. И всё это время в доме продолжала стоять наряженная ёлка, постепенно теряющая своё колючее одеяние. Каждый день из-под неё веником выметались на совок опавшие иголки. В тот день, когда ёлку окончательно выносили из дома, она уже имела плачевный вид: один древесный скелет и ни одной зелёной иголочки. Вот таким образом Новогодние праздники в семье растягивались более чем на месяц. Возможно, такого длительного праздника ни у кого и никогда не бывало!


Помимо поездок с отцом на природу, Наташка каждый год, начиная со 2-го и по 9-ый класс, ездила летом в пионерские лагеря. Руслану такой вид отдыха категорически не нравился. Его было трудно на это уговорить. Увозили его в лагерь со слезами, а потом по разным причинам спустя несколько дней забирали обратно домой. Наташка же спокойно переносила такие отлучения от дома от первого и до последнего дня. Ей в пионерских лагерях очень нравилось, и она там ни разу не болела. А дни открытия и закрытия сезона для неё были наиболее примечательными и любимыми из-за пионерского костра. К кострам она вообще-то была неравнодушна. Такая любовь к ним, вероятно, была от отца, от походов с ним на природу с малых лет.

Особенно ей запомнился пионерлагерь в Картабулакском ущелье, хотя дорога туда была не из приятных. Сам лагерь располагался на красивой поляне, окружённой со всех сторон горами, покрытыми соснами. Жили в деревянных щитовых домиках, по 20 человек в одной комнате, мальчики и девочки отдельно. Весь день у детей был занят разными мероприятиями. Наташка каждый сезон обычно записывалась хоть в какой-нибудь кружок. Один раз это был юннатский кружок, и она с удовольствием ухаживала за поросятами: мыла их, убирала за ними навоз, кормила остатками пищи из столовой.

А вечерами в спальном корпусе начинались незапланированные игры. Девчонки могли кидаться подушками, скакать по кроватям, растягивая уже давно провисшие железные пружины. И такой ералаш длился до тех пор, пока не приходила пионервожатая и не выключала свет, утихомиривая заигравшихся пионерок. После бурной встряски начинались ночные посиделки. Закутавшись в одеяла, девчонки сидели в темноте на своих кроватях столбиками, как суслики, и рассказывали друг другу жуткие истории.

Вокруг же лагеря стояла звенящая тишина… Только иногда вдруг залает собака сторожа, или прокричит сова. За окнами палаты сосны-великаны махали своими пушистыми мохнатыми ветвями, отбрасывая длинные качающие тени на стены комнаты. Было страшновато… Потом многим снились жуткие сны. Одна девочка была до того напугана, что каждую ночь просыпалась в страхе и закатывала истерики, указывая дрожащей рукой куда-нибудь в угол. Вскоре родители забрали её домой. Но как бы детям не было интересно в лагере, все с нетерпением ожидали родительских дней: воскресенья или субботы.

Обычно в такие дни к Наташе приезжал только отец, так как мама была занята младшими детьми. С собой он привозил скромные гостинцы: яблоки, помидоры, леденцы, пирожки или оладушки. Но самое интересное было другое! Алексей был хорошо знаком с местным лесником дядей Серёжей, и он обязательно навещал его вместе со своей дочкой.

Жил лесник с женой недалеко от пионерского лагеря. Его деревянный дом был наполнен удивительными запахами трав, мёда и свежеиспечённого хлеба. Кроме того, у них был огромный огород, сад и разнообразная живность: корова, свиньи, куры, утки, пчёлы. Ну чем не зоопарк для городского ребёнка! Наташка обходила всю территорию усадьбы лесника, внимательно разглядывая хрюкающих, мычащих, крякающих особей. Поднимая же веточки или ботву различных растений, она делала открытия. Оказывается, морковка зачем-то засунута в землю, огурцы почему-то валяются на земле, а ягоды развешены по веткам кустиков. Всё это было ей в диковинку.

Жена лесника тётя Шура сама пекла хлеб в русской печи каким-то особым способом, обкладывая тесто листьями лекарственных трав. После выпечки их отпечатки можно было увидеть на хлебной корочке. Хлеб был и не белый, и не чёрный, что-то среднее по составу муки, но имел вкус и запах настолько изумительный, что казалось, ничего вкуснее нельзя было придумать. На столе под развесистой липой выставлялась миска с ароматным янтарным мёдом, крынка холодного молока из погреба. Тётя Шура резала толстыми ломтями ещё тёплый душистый хлеб, и все упивались чудесным вкусом такой простой крестьянской еды. И Наташке за всю свою жизнь никогда больше не привелось ещё раз ощутить вкус того ароматного хлеба.

Возвращаясь из домика лесника обратно в лагерь, дочь с отцом обязательно заходили в урюковую рощу, трясли колючие шершавые стволики и дополнительно наедались этими чудесными янтарными плодами со слегка горьковатым вкусом. Как рассказывал отец, дядя Серёжа с молодых лет трудился здесь лесником, и все массивы рощ, в том числе и урюковая роща, были посажены его руками. Наташу это сообщение очень поразило, так как она думала, что все деревья за пределами города растут сами по себе. Она не могла себе представить, чтобы такая огромная гористая территория была озеленена одним человеком.

Рассказ 12. Алексей. Последние залпы салюта

Младшие дети Алексея и Юлии потихоньку росли, набирались ума-разума. Вскоре из армии вернулся их старший брат Володя, но он недолго пробыл с семьёй. Высшее образование его не привлекало, он не хотел дальше учиться ни в одном вузе, хотя после армии имел льготы при поступлении. Молодого человека больше привлекали рабочие профессии. Вскоре он уехал по комсомольской путёвке в Кустанайские степи на строительство города Рудного. Там в эти годы закладывался новый город с нуля. Его название произошло от недавно разведанного Соколовско-Сарбайского железорудного месторождения. Одновременно с городом здесь было начато строительство крупнейшего в стране горно-обогатительного комбината. Володя окончил там курсы и стал работать машинистом башенного крана. Наташа с Русланом продолжали учиться в школе, а Милочка пока играла в куклы.

Всё бы хорошо, да вот здоровье Алексея, подорванное ранениями, контузиями и фронтовыми лишениями, не радовало. После возвращения с фронта он постоянно жаловался на правый бок: болела почка, контуженная во время сильного взрыва в одном из боев. Долгое время он мочился кровью. Сразу после возвращения с фронта Алексей обследовался, и было установлено, что одна из его почек – блуждающая, так как были подорваны какие-то связки. Этим врачи объясняли тянущие боли в боку и советовали поправиться.

Однако здоровье Алексея продолжало ухудшаться, и спустя всего год после возвращения с фронта, перед самым рождением третьего ребёнка, ему была сделана операция. Почку, поражённую большой опухолью, удалили. А какая была опухоль – доброкачественная или злокачественная, не сказали и никакого дополнительного лечения не рекомендовали. И стал Алексей жить с одной почкой. Кроме этого, у него постоянно побаливал желудок, пошаливали нервы. Одно время ему даже запретили читать и рекомендовали вышивать крестиком. Дома очень длительное время висели портрет Маяковского и какие-то графские развалины, вышитые отцом и помещённые в деревянные рамочки под стекло.

А спустя 10 лет у Алексея обнаружили затемнение в лёгком. А ведь Алексей никогда не курил! Диагноз был неутешительный – рак! Тогда онкологические заболевания в принципе лечили так же, как и сейчас: хирургическим способом, химиотерапией и радиоактивным облучением. Единственно, что сейчас эти методы стали более совершенными, лекарства – более избирательными и эффективными, диагностическая аппаратура – более точной. Но суть методов осталась та же. В отношении операции местные доктора были настроены отрицательно, так как не гарантировали благополучного исхода.

Алексей съездил на консультацию в Москву в Институт онкологии. Там тоже не давали гарантий в отношении оперативного вмешательства и посоветовали проводить лишь облучение опухоли. Будучи в Москве, Алексей познакомился там с каким-то народным целителем. Тот предложил ему лечиться чагой – берёзовым грибом. После этого в Алма-Ату стали регулярно приходить посылки из Подмосковья с этим берёзовым наростом. Алексей натирал чагу на тёрке, настаивал на воде и пил. Кроме этого, он прошёл несколько сеансов облучения.

Детям Юлия почти ничего не говорила о болезни отца, о возможном смертельном исходе. И все дети думали, что отец скоро поправится и снова будет здоровым, и опять будет вместе с ними встречать рассветы где-нибудь в горах, изучать звёздный небосвод, лёжа рядом с догорающим костром.

– Мама, а чем болеет наш папа, – спрашивала Наташка, – ведь он скоро поправится? Да?

– Конечно, поправится. Нервы у него расшатаны. Поэтому жалейте его, учитесь хорошо, и папочка обязательно поправится. Только лечиться ему придётся долго, – при этих словах Юлия отводила глаза в сторону, опасаясь выдать всю правду о здоровье мужа.

Полгода прошли относительно спокойно. Алексей лечился, продолжал работать. Он регулярно пил чагу, вёл дневник наблюдений за своим самочувствием. Но, кашель не прекращался. Потом как-то незаметно появились боли в ногах, крестце, тазобедренных суставах. Алексею пришлось обзавестись палочкой. Но и с палочкой он, по мере возможности, продолжал выезжать на природу.

Именно в эти годы ему удалось реализовать свою давнишнюю задумку. Алексей давно мечтал побывать на леднике Туюк-Су, где находились высокогорная обсерватория и метеостанция от Академии Наук. Заранее он договорился с сотрудниками о посещении их станции и о ночлеге. В эту поездку Алексей взял с собой только старшую дочь Наташу. Она уже перешла в 10-ый класс, и ей предстоял выбор профессии. А может быть, это были последние усилия отца: дать дочери ещё одну частичку своего внимания, любви и заботы.

На машине от Академии Наук отец с дочерью добрались до ледника. Это было очень высоко в горах. Сотрудники метеостанции предоставили гостям комнатку в своём домике. Потом Наташа с отцом дошли до ледника, походили по его кромке, посмотрели на вековые залежи льда и снега и на его перспективу вдаль. Наташа начала лепить снежки, но, взглянув на уставшее лицо отца, сразу охладела к такому развлечению.

Затем они обошли территорию метеостанции и подошли к тропинке, круто спускающейся вниз к горной дороге, по которой они сюда приехали. И как только Алексей со своей больной ногой смог подняться сюда? Но ему очень хотелось показать дочери и ледник, и метеостанцию, и вид звёздного неба и луны через телескоп.

С того места, где они остановились, в ясную погоду, обычно, можно было видеть далеко-далеко внизу панораму города, проглядывающую в конце горного ущелья. Но в этот день была ненастная погода, и даже тропинка, ведущая вниз, терялась в густом тумане. Его лохматые космы лизали скалу, на которой стояли отец с дочерью. И им казалось, что они парят в воздухе, высоко-высоко в небе. Действительно, они поднялись очень высоко. Перепады высот ледника составляли 3–4 километра над уровнем моря.

Алексей ходил, тяжело опираясь на палочку. На вопрос дочери, как он себя чувствует, он только покачал головой, но сказал: «Ничего, терпимо…». Было явно, что ему больно ходить, но ни одной жалобы на своё плохое самочувствие Наташа от него в тот день, да и за всё время его болезни ни разу не услышала.

У Алексея была договорённость о посещении обсерватории. Однако день и ночь были пасмурными, и задумка Алексея оказалась невыполнимой не только в этот день, но и вообще в его жизни. Этой поздней осенью он был последний раз на природе, и своей поездкой, вероятно, преследовал вполне определённые цели. Ему хотелось ещё раз побывать в горах, подышать его чистым воздухом, почувствовать себя вольной птицей, парящей над землёю. Может быть поэтому, он так высоко забрался в горы. Он знал, что скоро всего этого ему не придётся осуществить.

Сразу после этой поездки Алексей уже не вставал с постели. Периодически его то госпитализировали в клинику, то выписывали домой, чтобы он мог немного передохнуть в домашней обстановке. Затем его снова помещали в больницу. Когда он был дома, все ходили на цыпочках и старались лишний раз не беспокоить его. Вся жизнь семьи в это время была сосредоточена в маленькой комнате – на кухне. Но Алексей даже в эти тяжёлые для него дни пытался общаться с детьми, но это ему давалось с трудом.

К примеру, Наташа из-за болезни отца прекратила свои регулярные ранее занятия музыкой, так как пианино стояло рядом с его кроватью. В один из дней он позвал дочь и попросил её что-нибудь ему сыграть. Наташа тогда разучивала «Времена года» Петра Чайковского. Возможно, она выбрала слишком грустную мелодию, и через 10 минут отец сказал: «Достаточно… Иди, займись другими делами».

– Хорошо, папочка. Мне ещё много уроков нужно сделать.

Наташа поняла, что звуки музыки раздражают отца. Она поцеловала его в заросшую щетиной щеку и тихонько вышла изкомнаты.

В следующий раз отец позвал Володю сыграть с ним партию в шахматы. Володя к этому времени вернулся из города Рудного и работал на стройке крановщиком. Остальные члены семьи, чтобы не мешать их общению, ушли из комнаты на кухню. Но через некоторое время послышался раздражённый голос отца, который упрекал Володю за то, что тот, якобы, сделал неправильный ход. А Владимир заупрямился и продолжал настаивать на своей правоте. В конце концов, домашние увидели, как Володя выскакивает из комнаты, а вслед ему летит доска с шахматами. На немой вопрос матери он пытался оправдаться.

– Да не я, а отец сделал неправильный ход. Я стал ему доказывать, что он неправ, а он стал кидаться шахматами.

Наташа подумала: «К чему такая принципиальность, если человек очень, очень болен. Можно было бы и подыграть». И ещё, она внутренним чутьём поняла, что отец сильно страдает, и от этой мысли у неё болезненно сжалось сердце.

В один из вечеров Володя привёл домой свою девушку с целью знакомства, предварительно обговорив эту встречу с мамой. Отец тогда был дома. Сначала к нему зашёл сын. И Алексей очень долго с ним разговаривал за закрытой дверью. Потом к нему пригласили и девушку. Разговаривали тоже долго. О чём? Вероятно, Юлия знала, так как она была сильно встревожена и чутко прислушивалась к неясным голосам из-за двери. Наконец, молодые вышли от Алексея, оба сильно расстроенные. Они о чём-то пошептались с Юлией и ушли.

Поздно вечером, когда младшие дети уже видели первые сны, Наташа с мамой ещё не спали и оставались на кухне. Дочь заканчивала делать уроки, а Юлия явно ходила без дела и как бы что-то ждала. Неожиданно для Наташи вернулся брат со своей девушкой, и мать, стараясь не шуметь, уложила их на кухне. Причем вместе на одной Вовиной кровати!? Это для Наташи было сродни шоку, так как она знала, каких строгих правил в своей жизни придерживается её мама. Видя округлившиеся глаза дочери и её немой вопрос, Юлия ничего не стала объяснять, только тихонько шёпотом попросила Наташу никому об этом не проговориться, особенно отцу.

Наконец, все улеглись, но Юлия, очевидно, вообще в эту ночь не спала, чутко прислушиваясь ко всему. Она ворочалась, вздыхала, несколько раз вставала к мужу, чтобы проверить – спит ли он и не нужно ли ему чего-нибудь. Она боялась, что муж может каким-либо образом выйти на кухню и обнаружить там молодых. Хотя она явно перестраховывалась, так как Алексей без посторонней помощи уже не мог передвигаться.

На другой день рано утром Володя с девушкой ушли. И только после их ухода Юлия облегченно вздохнула и шёпотом рассказала дочери о том, что Володя приводил к ним для знакомства свою невесту, Валентину. Семья у Вали была простая. Отец – оружейный мастер в КГБ, мама – домохозяйка. Жили они скромно в своём частном домике в Малой станице. Сначала Валя привела своего жениха к своим родителям. И когда молодые заговорили о свадьбе, то родители девушки предложили им подождать до окончания Валиной учёбы. Она тогда училась на последнем курсе Алмаатинского медицинского института. Когда же мать Вали узнала, что её дочь беременна и откладывать свадьбу никак нельзя, разразился сильный скандал. Мать выгнала дочь вместе с Володей из дома, сказав, чтобы они не показывались ей на глаза.

Вот тогда-то и привёл Володя свою Валюшу к своим родителям. С одной стороны, нужно было познакомить с ними невесту, а с другой, им в тот вечер некуда было прислонить свои головы. Алексею тоже не понравилось, что Валя уже в положении, и он отказал им в приюте. Свой отказ дать благословение и крышу над головой он мотивировал тем, что где согрешили, пусть там и живут. Тогда о чём они так долго разговаривали? Это осталось тайной, так как и молодые по этому вопросу особо не распространялись.

Да, строгие в то время были нравы. И до чего же несправедливыми бывают порой мужчины! Мать же есть мать! Не могла она выгнать детей, хотя и взрослых детей, на улицу в ночь. И поэтому, рискуя вызвать на себя гнев мужа, положила молодых спать на кухне. Нет, не любил все-таки отец своего старшего сына Владимира. Если бы такое случилось с Русланом, возможно, он был бы более милосердным.

На другой день и Валина мама сменила гнев на милость. Женщина все-таки! И Володя ушёл жить к Валиным родителям. А 7 ноября, как раз в праздник годовщины Великой Октябрьской революции, была назначена свадьба. Валя с Володей просили Юлию поприсутствовать на их торжестве хоть немного. Но она не могла оставить больного мужа одного, так как тому постоянно требовалась её помощь.

Юлия никак не могла оставить мужа и по другой причине. Раз он не дал благословение на свадьбу, она решила из-за этого самой туда не ходить и скрыть от него сам факт женитьбы сына. Однако, как мать, она по-женски понимала те проблемы, которые навалились на её первенца. И она принимает решение послать на свадьбу Наташу, как представителя семьи жениха. Чтобы придать солидность такому представительству, Юлия попросила своих соседей: Игоря с Лидой, пойти на свадьбу вместе с Наташей. А Руслан и Милочка вообще ничего об этом не знали. Юлия не могла доверить малым детям такую тайну.

Однако ближе к вечеру от своего друга Женьки Руслан случайно узнаёт, что его сестра Наташа и Женькины родители уехали на свадьбу к Володе. Руслан от такого необычного сообщения, а также от обиды, что его не взяли и, не задумываясь о последствиях, влетел в комнату, где лежал отец. Мама в это время ставила ему банки на спину.

– Мама, а почему меня на свадьбу не взяли?

Отец встрепенулся: «Какая свадьба?» У Юлии от неожиданности дрогнули руки, и она пролила немного горящего спирта из банки отцу на спину. Алексей вскрикнул от боли и отвлёкся от разговора. Это и спасло положение. Юлия же быстро потушила спирт одеялом, одновременно выталкивая Русланку из комнаты и делая знаки, чтобы сын помолчал и пока ничего не спрашивал. Потом уже на кухне она объяснила ему, что к чему, и просила отцу ничего не говорить про свадьбу, иначе он может и не выдержать такого известия. Так отец и не узнал до самой смерти, что у его первого сына было такое знаменательное событие в его жизни.

А в это время Наташа сидела у Галкиных на почётном месте, отведённом для её родителей. Мама передала с ней золотой перстенёк, который Наташа должна была вручить невесте, как свадебный подарок от семьи жениха. По всей видимости, это колечко было мамино. Все на свадьбе пели, плясали и веселились. Валя выглядела очень мило в своем белом подвенечном платье. Вообще девушка она была довольно симпатичная, миловидная, и она Наташе понравилась сразу. Но до чего же Наташе было грустно на этом торжестве. Она постоянно думала о маме и папе. Ей было жалко их обоих, а о близкой кончине отца она старалась не думать. Она не верила, что его положение такое безнадёжное.

А ещё Наташа подумала о том, что свадьба – это не только радость, как это вообще и положено, а это могут быть и жуткие тайны, ссоры, обиды, недопонимание. «Неужели и у меня так будет, как у моего брата?» Да… тут нужно бы напомнить, что мысли материальны. И никогда об этом не следует забывать. Забегая вперёд можно сказать, что у Наташи с её свадьбой тоже всё получится не лучшим образом. А у её сестрёнки Людмилы? Хуже не придумаешь!.. Какой-то семейный рок! И только у Руслана всё было, как положено, но скромно и без шумихи.


Через некоторое время Алексея снова положили в больницу. Ему с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Начались сильные боли из-за метастазов в тазобедренном суставе. Стали ему колоть обезболивающее. А когда перешли на морфий, то он стал часто заговариваться, бредил, путал наркотические фантазии с реальностью.

Дети периодически ходили его навещать. Юлия обязательно брала с собой кого-нибудь из детей. Как-то вместе с мамой проведать его пришёл Руслан. Юлия по просьбе мужа принесла ему куриную лапшу. Алексей съел всего одну ложку и, глядя на сынишку, сказал:

– Что-то не хочется. Сынок, ну-ка доешь за меня. И не спорь с отцом. Худющий-то какой! Я тебе приказываю – ешь!

Руслану пришлось подчиниться. Отвернувшись от отца и давясь слезами, он ел этот любимый суп отца. В это время Алексею сделали укол, и он постепенно стал погружаться в наркотический сон.

– Руслан, гляди-ка – в палату пришёл Хрущёв. Прибери-ка валеночки! Положи их под кровать. Он их для Милочки принёс.

– Папа, какие валеночки? И никакого Хрущёва здесь нет.

– Не спорь со мной. Я сказал: убери под кровать! – Алексей начал раздражаться. – Положил? Вот, и молодец!

Наташа всегда с нетерпением ждала своей очереди, чтобы навестить отца. Она надеялась, что вот в следующее её посещение отцу будет настолько хорошо, что он сможет подольше пообщаться с ней. А как хотелось поговорить с ним, услышать его мудрые советы. Наташка готовилась к этим встречам. Училась она почти на одни пятёрки. Ну чем ещё порадовать отца? И она к каждой встрече старалась получше приодеться. А почему именно приодеться? А дело было в следующем.

Наташкин гардероб тех лет не блистал разнообразием. Однако когда она окончила 9-ый класс, отец привез ей из Москвы, после очередного посещения онкологов, настоящие капроновые чулки, что считалось роскошью для тех времен, и очень красивые светло-бежевые туфельки с тёмно-коричневой отделкой. Наташка была ужасно рада такому подарку. Эти наряды были сверх всех её ожиданий. Мама по этому случаю вытащила из чемоданов свои платья, которые стали ей малы. Одно из них, исключительно красивое, было сшито из серовато-зеленоватой ткани в виде костюма-обманки с имитацией коротенького жакета и выглядывающей из-под него юбки, заложенной в мелкую складочку. Платье немного убрали в объёме, а по длине оно было Наташке как раз.

И вот в таком наряде дочка первый раз предстала перед уже больным отцом. Он очень обрадовался превращению своей дочурки из серенького утёнка в уже рослую девицу с некоторой претензией на привлекательность. Ведь до этого он видел её в основном в школьной форме коричневого цвета с простым белым воротничком и в растоптанных чёрных ботинках на все сезоны года.

Но нога у девушки росла очень быстро. И пока она раздумывала, куда ей надеть новые туфли, эта красота стали жать растущую ступню. Наташа успела в них покрасоваться только один раз в школе на Новогоднем вечере и даже много в них танцевала. А уже весною они были ей малы. Когда Наташа ходила к отцу в больницу, то надевала только эти туфли, несмотря на то, что они очень сжимали ей пальцы ног. Но ей очень хотелось лишний раз показать отцу его подарок и этим принести ему хоть крупицу радости.

Однако отец с каждым днём становился каким-то безучастным к обычной мирской жизни. Выглядел очень больным: весь поседел, похудел, был бледный, со страданием в каждой складочке своего лица. Мама давала очередному ребёнку всего 5 минут на свидание. Потом она выпроваживала детей в коридор, а сама ухаживала за мужем: пыталась его хоть чем-нибудь накормить, меняла белье, судно, протирала пролежни и т. п… Наташа же снимала в это время в коридоре больницы туфли и стояла там босиком, чтобы набраться сил перед обратной дорогой домой.

Одновременно с туфельками, отец привёз ей ещё один подарок – портативную с электрическим приводом швейную машинку «Чайка». Такая модель могла делать даже обмётку тканей. Это было чудом в то время! Операцию, которую портниха в ручную делала за час, машинка делала всего за пять минут! Женским восторгам не было конца. При вручении подарка отец сказал:

– Доченька, я хотел тебе сделать этот подарок после окончания школы, но подумал, зачем она будет зря стоять. Ты уже умеешь шить, пользуйся ею, но знай – это тебе подарок авансом. Думаю, школу ты окончишь, может быть, и с медалью, и обязательно будешь учиться дальше, возможно, станешь доктором.

– Папа! Каким доктором?! Я не хочу быть врачом!

– А ты думаешь, что доктора бывают только в медицине? Ошибаешься. Ты можешь стать доктором каких-либо других наук. Доктор – это учёная степень. Вот у нас в Академии их много, и они занимаются исследованиями в различных областях науки. Помнишь, мы ходили в обсерваторию, там нам Луну показывал доктор физических наук Тихов Гавриил Андрианович.

Милый, милый папочка. Он уже после возвращения из Москвы знал, что смертельно болен, но от своих детей этот факт скрыл. И он торопился авансом выполнить свой отцовский долг, оставить в детях частичку своей души и любви, а также память в честь грядущего знаменательного события в жизни старшей дочери. Он пытался уже тогда нацелить её на длительную и серьёзную учёбу. Он верил в свою дочь, в её способности и в непростое её будущее.


В середине апреля у Володи с Валей родился сын Женечка. Юлия сообщила эту новость мужу, ожидая взрыва гнева. Но, на удивление, он на это отреагировал спокойно и как-то отрешённо. Только сказал, что нужно купить подарок. Отец лежал тогда в больнице благодаря ходатайству Академии Наук. Обычно безнадёжных больных старались выписать домой, чтобы не портили статистику выздоровления. Но для Алексея было сделано исключение.

Перед первомайскими праздниками Юлия перестилала постель мужу, взяла его под бедро, приподняла, а оно хрустнуло и обломилось в её руках. Алексей закричал и заметался от боли. Юлия побежала вызывать врачей. Те пришли, сделали обезболивающий укол. И всё! Юлия стала умолять их: чтобы они положили ногу мужа в гипс. Но врачи только разводили руками:

– Женщина, какой гипс? Вся брюшная полость и кости поражены метастазами. Сломанная кость уже не срастётся, и не сегодня, так завтра нужно ждать его кончины. Только обезболивающие! Больше ничем помочь не можем.

Об этом разговоре с врачами Юлия никому и ничего не рассказала: ни мужу, ни детям. Мужественная женщина – она всю свою душевную боль и страдания держала в себе, ни с кем её не делила.

Первомайские праздники в городе прошли в обычной суматохе. Школьники, как всегда, заранее мастерили из бумаги флажки, цветущие ветки яблонь, ходили на демонстрацию. У всех дома готовился праздничный обед. Только в семье Овчинниковых было тихо, буднично. Юлия каждый день ходила к мужу и всё реже брала с собой детей, объясняя это тем, что он всё время спит и его не нужно беспокоить.

Шестого мая Алексею исполнилось ровно 50 лет, и опять в семье не чувствовалось праздника. Девятого мая после обеда Юлия, как обычно, пошла к мужу в больницу. Ей хотелось хоть чем-нибудь вкусненьким порадовать его в этот день. Ведь «9 мая» – это его праздник – День Победы над фашистской Германией в Великой Отечественной войне. Алексей чувствовал себя очень плохо, ничего не стал кушать, но постоянно спрашивал о времени.

– Зачем тебе знать, который час? – спросила Юлия.

– Я жду праздничного салюта…

– Но ведь ты все равно ничего не увидишь с кровати, – кровать Алексея стояла в самом дальнем углу палаты, у двери.

– Ничего, что не увижу, зато… услышу.

После этого Алексей задремал от очередного укола, а Юлия ушла домой даже немного успокоенная. Вот муж ещё мечтает о чём-то, хочет салют услышать, значит, не так уж всё и плохо…

Рано утром следующего дня всех домашних разбудил звонок телефона. Юлия взяла трубку, молча, что-то выслушала, быстро собралась и сказала Наташе: «Я в больницу к отцу, ему нужно кое-что отнести. А ты напои чаем детей, когда они проснутся».

Спустя два часа, Наташа случайно через окно кухни увидела свою маму, которая, согнувшись, быстро прошла по двору с каким-то узелком. «Почему она не зашла домой?.. И куда это она спешит?» Наташа перебежала из кухни в комнату и увидела, как мама обогнула дом и направляется в сарай. Из него она вышла уже без узелка. Наташе стало почему-то тревожно, сердце её бешено заколотилось в груди, и она в ожидании чего-то страшного побежала на крыльцо встречать маму. Юлия была какая-то осунувшаяся, постаревшая. Её глаза посмотрели на дочь строго и отчуждённо.

– Ваш папа… умер… – сказала она и прошла мимо дочери в комнаты, а та так и осталась стоять на веранде, пытаясь осознать это известие.

Домой Наташа боялась идти, боялась снова встретиться с глазами матери. Таких глаз у неё она никогда раньше не видела. Какие-то больные с расширенными зрачками… страшные. Наташа не знала, что нужно делать в таком случае, что говорить, она была в полной растерянности. «Почему мама мне больше ничего не сказала? Почему она даже не плачет?». Возможно, её мать уже выплакала свои слёзы за два года болезни отца.

Вскоре к Наташе подошли соседи, они что-то говорили ей: «Горе-то, какое… Наташа, ты как старшая в семье, поддержи маму… Крепись, милая, ты уже взрослая…» Они говорили, а Наташа так и продолжала стоять там, где её застало ужасное известие.

Запыхавшись, с улицы прибежал Руслан. Ему уже кто-то рассказал о постигшем их горе.

– Наташа, это – правда!?..

– Да… – при этом сестра отвела глаза в сторону.

На братишку было больно смотреть, в его глазах застыл страх, губы тряслись. После ответа он сорвался с места и с диким криком убежал куда-то на улицу. Для Руслана отец значил намного больше, чем для всех остальных детей. Ну чем сестра могла ему помочь? Сама никак не могла переварить страшную весть.

Дальше всё было как в тумане. Приходили, уходили друзья, знакомые, соседи. Все что-то говорили, сочувствовали, но Наташа ничего толком не понимала. У неё внутри, как будто, всё застыло – один камень и ни одной слезинки. Какие-то женщины шили из красного бархата подушечки для орденов, месили тесто, раскатывали домашнюю лапшу, звонили по телефону куда-то и кому-то, уезжали… приезжали… Из этих разговоров Наташа узнала, что её отец всё-таки дождался праздничного салюта, прослушал все залпы, отвернулся к стенке и тихо скончался. Но это обнаружили только утром следующего дня. И хотя в больнице официально выдали справку о смерти, датированную 10 мая, все в семье негласно и не сговариваясь, стали считать днём его кончины 9 мая – «День Победы», день праздничного салюта в честь победителей над фашистской Германией. Алексей именно так хотел закончить этот день. Пусть так и будет! Его война для него закончилась праздничным салютом, как в том далёком 1945 году. И этот салют был дан в его честь!


Алексея привезли домой из больницы в день похорон и уже в гробу. В дом из-за тесноты его не стали заносить и поставили на табуретах около крыльца прямо на въезде в ресторанный двор. Хорошо, что был выходной день, ворота были закрыты, и никакого транспорта и посторонних людей во дворе не было. Около крыльца толпились люди, подходили, прощались с Алексеем, возлагали цветы, что-то говорили Юлии и уходили… Приходили новые лица, всё повторялось. Алексей лежал, весь усыпанный цветами.

Наташа всё время почему-то старалась быть на веранде, сверху разглядывая такое родное ей и в то же время уже чужое лицо отца. Её оттуда кто-нибудь отводил вниз к гробу, к печально сидящей рядом с ним маме. Милочка стояла, прижавшись к её коленям. Рядом неподвижно застыл Руслан. Тут же находился старший брат Вова со своей молодой женой Валентиной. Их сынишку Женьку на это время уложили спать у соседей Мельниковых. Так и не увидел Алексей своего первого внука от своего, как ему казалось, непутёвого сына. Мамина сестра Антонина всё это время была на кухне, взяв на себя все хлопоты по подготовке поминального стола.

Сознание Наташи время от времени выхватывало из небольшой группы людей перед крыльцом знакомые и незнакомые ей лица. Одни приходили, другие уходили. Постоянно около Алексея находились только члены его семьи. И Наташе подумалось: что вот на кладбище придётся идти им одним. А все остальные, вероятно, простились и разошлись по своим делам… И никого кроме близких это несчастье не волнует. От этих мыслей ей стало ещё более одиноко.

Как лёгкий шёпот, до неё доносились обрывки каких-то фраз. Кто и о чём говорил и думал в эти минуты? Какие горестные мысли разрывали их сердца? Казалось, только одна Милочка до конца не осознавала потерю. Она думала, что отец просто спит, что такое «умер» для неё было, вероятно, за гранью понимания. Она часто дёргала Руслана за руку: «Ляка, пойдём, попьём водички!» Милочка очень любила газировку из-за сладкого сиропчика, и Руслан часто ходил с ней к гастроному, где стояли автоматы с газированной водой. Это было самое доступное и дешёвое лакомство для детей. Особенно вкусной была газировка с двойным сиропом.

Поведение Милочки было своеобразной защитой психики ребёнка от чего-то непонятного и страшного в своей неосознанности. Вероятно, это в какой-то степени проявлялось и у Наташи. Постояв немного со всеми внизу, она опять поднималась на спасительное крыльцо. Не отдавая себе отчёта, она стремилась туда, где впервые услышала страшное известие. Казалось, что именно с этого места можно отмотать назад череду произошедших событий и направить их в другом направлении. Но, увы! После смерти жизни нет!.. И всё равно, до конца ей не верилось, что произошло необратимое. И то, что сейчас происходит, – это страшный сон, как в детстве. Вот только как от него уйти? Как проснуться?.. А в глазах – ни слезинки!.. И опять Наташу кто-нибудь сводил вниз с крыльца, туда, где около гроба стояла осиротевшая семья.

…Вдруг все засуетились. Сначала во двор вошли музыканты военного оркестра. Они поднесли к своим губам духовые инструменты, ударник развёл в стороны руки с большими блестящими тарелками… Потом с улицы во двор зашли молодые мужчины, подняли гроб… Ударник свёл свои руки вместе… И в тот же миг с первыми звуками траурной музыки у Наташки внутри вдруг что-то оборвалось. Она зашлась в крике и бросилась назад – на спасительное крыльцо, а потом домой, чтобы спрятаться, скрыться от этой ужасной действительности. В коридоре её поймала соседка тётя Лида, с силой прижала к себе, не давая уйти в комнаты, гладила по голове, пыталась ей что-то внушить:

– Наташа! Наташенька, нужно идти… Все уже на улице… Возьми себя в руки… Иди к маме, будь рядом с ней…

В это время музыканты смолкли, двор быстро опустел. А Наташка задыхалась от рыданий… Лида помогла девушке сойти с крыльца, вывела на улицу. Наташе почему-то было стыдно за свои слёзы, она прятала от всех лицо и глаза. И тут она впервые увидела каким-то боковым зрением, что на улице было много, ну, очень много народа. Они стояли не только на тротуаре, прилегающем к их дому, но и на проезжей часть улицы. «Кто эти люди? Откуда они пришли? Это – все те, кто знал моего папу?!» К её ещё большому удивлению она увидела, что впереди грузовой машины с откинутыми бортами стояли девочки из её класса. Они держали подушечки с орденами и медалями отца. На машине и в руках людей было много венков, цветов. Сразу за машиной стояли самые близкие к Алексею люди. Опять по чьему-то указанию музыканты снова ударили в блестящие тарелки, народ зашевелился, и процессия двинулась вслед за машиной.

Раньше усопших провожали в последний путь своим ходом, и похоронная процессия, растянувшись на квартал, шла через весь город пешком. Милочку кто-то догадался посадить на машину, на ковры, которыми был застелен весь кузов. Вероятно, это была та самая академовская машина, на которой Алексей часто ездил на рыбалку. И Милочка сидела на коврах, держась рукой за гроб. Все остальные шли за машиной в траурном молчании. Наташа всё время плакала и почти не видела дороги из-за текущих слёз. Хорошо, что тетя Лида поддерживала её под руку. А музыканты раздирали ей душу. С тех пор Наташа не переносила звуки траурных маршей. При этом у неё как-то сразу сжималось сердце, и наворачивались слёзы.

Мало что осознавая из происходящего в это время, и не видя никого вокруг себя, Наташа плакала на кладбище, плакала в маленьком автобусе, в котором всех домашних и близких к семье людей отвезли обратно домой, плакала дома, спрятавшись за дверью, ведущей из кухни в большую комнату. Её прорвало на слёзы, и она не могла их остановить… А в это время в большой комнате всех ждал накрытый поминальный стол. Люди заходили партиями, так как комната была мала для всех желающих разделить скорбный обед с осиротевшей семьёй. На кухне суетилась тётя Тоня и ещё какие-то женщины.

Всё это время Наташа просидела на кухне за дверью и продолжала рыдать… Она стала осознавать, что из её жизни навсегда ушёл тот единственный дорогой ей человек, с которым она могла поделиться своими мыслями, планами на будущее, который её понимал как никто другой. Она думала о том, зачем здесь все эти люди, почему они не оставят её семью в покое и как они могут сидеть за столом и что-то жевать. Наташе хотелось от всех спрятаться. Но куда? Она пыталась встать, но ноги её не слушались… Ей было плохо, голова разламывалась от боли, но она не могла остановить свои слёзы… Ну, почему никто не помог ей в эти часы? Почему никто не дал ей чего-нибудь успокоительного?

И только когда все разошлись, её силой заставили выйти из-за двери, усадили за стол и дали что-то скушать – первый раз за весь этот долгий и ужасный день. Мама так ни разу и не подошла к Наташе, не обняла её, не сказала ни одного слова поддержки. Девушке было ужасно одиноко. Возможно, и маме было не сладко. Возможно, ей приходилось ещё хуже, ведь на её попечении осталось трое несовершеннолетних детей. А Наташа, как старшая из них, должна была справляться с бедой сама. Возможно… Всё может быть. Возможным стало и то, что утро следующего дня было уже без отца…

Закончилась Великая Отечественная война… но ещё долго земля и память людская сотрясались от воспоминаний о той жестокой поре испытаний, выпавшей на долю миллионов людей. Закончилась война и для Алексея… Ушёл он из жизни и, возможно не знал, что недавно в Болгарии был установлен памятник, который негласно в народе назвали «Алёша». И этот памятник был поставлен всем советским воинам, погибшим при освобождении Болгарии от фашистского ига. Позднее поэтом К. Ваншенкиным будут написаны стихи:

Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алёша,
Болгарии русский солдат.
И сердцу по-прежнему горько,
Что после свинцовой пурги
Из камня его гимнастёрка,
Из камня его сапоги.
Немало под страшною ношей
Легло безымянных парней,
Но то, что вот этот – Алёша,
Известно Болгарии всей.
Эти стихи и памятник, можно считать, были созданы в память всем солдатам, и погибшим на полях сражений, и оставшимся в живых после той войны, но со следами её суровых отметин и в душе, и на теле. Как потом стало известно, прообразом для этого памятника послужил конкретный советский солдат Алексей Скурлатов, которому посчастливилось ещё долго пожить на этом свете – чуть более 90 лет! А вот Алексею Овчинникову было отмерено всего 50! Ну, разве это возраст для мужчины!?

И Наталье всегда было очень обидно за своего отца, что он так мало пожил, не увидел своих внуков, не порадовался за их судьбу. Но больше всего её поразил тот факт, что Алексей Скурлатов, также, как и её отец принял своё боевое крещение и был тяжело ранен у деревни Крюково под Москвой. А в послевоенные годы он жил и трудился у себя на родине в Алтайском крае в селе… Овчинниково! Ну, до чего же так много в судьбах разных людей пересечений, совпадений в названиях и в происходящих событиях. Да… жизнь – любопытная штука.

Много лет спустя потомку Алексея Овчинникова, названному в честь деда, пришлось побывать на Мурманской земле во время военной практики на подводной лодке в Североморске. Подводники – это особый род людей. Об этом одним словом не расскажешь, и молодой Алёша гордился тем, что ему посчастливилось, хотя бы на миг прикоснулся к этому суровому братству. Но он был также сильно впечатлён увиденными там памятниками, которые в народе также называли «Алёша».

В Североморске на пьедестале в виде рубки застыла фигура моряка с автоматом в руках. Этот монумент общей высотой 27 метров был посвящен Героям-Североморцам защитникам Заполярья в годы Великой Отечественной войны. А в Мурманске тоже был свой «Алёша» – памятник защитникам Заполярья, тоже в виде моряка высотою 35 метров, но в плащ-палатке с автоматом за спиной. Один «Алёша» вставал грудью наперерез врагу, а другой стоял на посту и охранял мир и покой всех живущих за своей могучей спиной.

Молодой Алексей был удивлён тому, что его имя и имя его деда в народе так тесно ассоциировано с воинской доблестью и отвагой. Почему именно «Алёша», а никакое-то другое имя? Оказывается, имя Алексей в переводе с древнегреческого означает – «защитник», «оберегающий, отражающий». Это имя самое распространённое на Руси. Его носили цари, полководцы, патриархи, бояре и простые смертные. Люди с таким именем отличаются упорством в достижении своих целей, честолюбивы, всегда в совершенстве знают своё дело. И именно такое имя более всего соответствовало воину-защитнику, освободителю своей родной земли от врага. И хочется возгласить: «Да не оскудеет земля русская Алёшами – воинами, защитниками своей земли, хранителями своего дома и семьи!»


Оглавление

  • Предисловие от автора
  • Рассказ 1. Юлия. Глубокий тыл
  • Рассказ 2. Александра. Между жизнью и смертью
  • Рассказ 3. Солдаты возвращаются домой
  • Рассказ 4. Разные судьбы. Родом из Паркоммуны
  • Рассказ 5. Наташкино детство
  • Рассказ 6. Верные друзья
  • Рассказ 7. Мечты сбываются. Новая квартира
  • Рассказ 8. Детские шалости и слёзы
  • Рассказ 9. Школьные годы – беззаботная пора
  • Рассказ 10. На пороге грядущих перемен. Проба сил
  • Рассказ 11. Многодетный папа
  • Рассказ 12. Алексей. Последние залпы салюта