Кровь на алмазе «Шах» [Борис Павлович Балаян] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Борис Балаян Кровь на алмазе «Шах»

Рецензент – доктор исторических наук, проф. Е. К. САРКИСЯН

Балаян Б. П.

Кровь на алмазе «Шах»: Трагедия А. С. Грибоедова.

В книге анализируются и обощаются архивные материалы, разноязычная литература о дипломатической деятельности и политических мотивах убийства А.С. Грибоедова в Тегеране, накопленные в отечественной и зарубежной историографии за 150 лет после его гибели. Подвергаются критике антинаучные концепции по этим вопросам современных иранских историков, раскрывается выдающаяся роль А.С. Грибоедова как дипломата в освобождении армянского народа от каджарского ига и присоединении Восточной Армении к России

Рассчитана на широкий круг читателей.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Алмаз «Шах» из сокровищ отечественного Алмазного фонда весит 88 каратов и представляет собой ромбическую призму большой чистоты с едва заметным желтоватым нацистом. На конце камня имеется круговая борозда глубиной 0,5 мм через которую пропускали шнур для подвешивания алмаза на небольшом расстоянии от трона, что обозначало своеобразную запретную границу, через которую не позволялось переступать. На трех отшлифованных поверхностях алмаза выгравированы три надписи, позволяющие прочесть его историю. Одна из них – «Бурхан-Незам-шах второй, 1000 год» – означает имя правителя индийской провинции Ахмад Нагар и дату. Другая надпись – «Сын Джахангир-шаха Джахан-шах, 1051 г.» – это имя императора из династии Великих Моголов, а третья – воспроизводит имя Фатх-Али-шаха Каджара1, который после убийства 30 января 1829 г. в Тегеране русского полномочного министра А. С. Грибоедова отправил в Петербург искупительную миссию своего 16-летнего внука Хосров-мирзы, вручившего Николаю I алмаз «Шах» – «цену крови» А. С. Грибоедова.

Несмотря на то, что Россия не требовала никакой виры за убийство Грибоедова, шах путался в догадках, думал, что русские выигрывают время, а как закончат войну с Турцией, потребуют у Ирана сверх неуплаченных двух куруров контрибуции огромную сумму за разгром русской миссии в Тегеране. В то же время шах выжидал, пока наступит решающий перелом в русско-турецкой войне и, чтобы не оттолкнуть от себя султана, а русских заставить сократить контрибуцию, не спешил с отправкой в Петербург искупительной миссии и не наказывал убийц, на чем настаивала Россия. Он заранее подсчитывал «цену крови» Грибоедова на случай, если все же придется отправить в Россию одного из Каджарских принцев, число которых было велико из-за обширности гаремов шаха и его наследника. Вскоре после убийства Грибоедова Фатх- Али-шах доверительно писал своему восьмому сыну, казвинскому губернатору Али-Наги-мирзе Рукн-эд-Довле, во что ему обойдется разгромленная русская миссия. В этом письме, впервые обнародованном проф. В. Минорским в 1923 г., шах не скрывает своего удовлетворения тем, что погромщики не могли обокрасть Грибоедова, так как «из Тавриза он приехал налегке, без дорогих вещей и украшений и даже без чайной посуды»2. К этому выводу шах пришел потому, что «посланник не угостил чаем навестившего его иранского министра внутренних дел Амин-эд-Довле». Шах подсчитал еще, что «всех грибоедовских вещей, вместе с его лошадьми и принадлежностями конюшни, было не более, чем на 5 тыс. туманов, а не на 17 тыс. туманов, как определил наследный принц Аббас-мирза». Шах уверял Али-Наги-мирзу, что «наследник хотел присвоить себе разницу в 12 тысяч туманов, а в другом случае собирался прикарманить еще 950 туманов за кровь убитого повара и конюха миссии, когда предлагал уплатить тысячу туманов вместо пятидесяти». Шах жаловался сыну, что «по законам шариата вира – (ашрафи) не превышает 1000 червонцев», хотя за убийство иранского посланника в Индии Хаджи- Халил-хана англичане ежегодно выплачивали его сыну пенсию в размере 2 тысяч рупий. «В Евангелие, – рассуждал далее шах, – тоже нигде не сказано, чтобы по христианским законам за одного человека вира доходила до 8 тыс. туманов. Я, – заключал шах, – согласен заплатить за Грибоедова и возмещение убытков 74 тысячи туманов, из которых 60 тысяч – за убийство посланника, а 14 тысяч – за грибоедовские вещи и украденных лошадей». «Ведь русские не могут заявить, что при Грибоедове было не 16 тысяч туманов, а два курура денег?»3, – писал шах и признавался сыну, что «никого не собирается наказывать или выдать в руки неверных некоторых людей под именем убийц и преступников, будь они уличными безобразниками. Деньги же мы платим и нам не к чему принимать на себя дурную славу»4. Когда в Тегеран приехал князь Долгорукий для проверки наказания преступников, шах отправился в Мешхед, чтобы не встречаться с князем.

Основные расчеты по контрибуции производились в Тебризе.

Расставаясь со своими драгоценностями, Аббас-мирза приказал своим женам сдать бриллиантовые пуговицы, которыми они украшали свои одежды. «Изобретательность» наследного принца не имела пределов. Он даже направил в русскую миссию официальную ноту, в которой потребовал, чтобы ему возвратили подарки (пять шалей, алмазный перстень и 20 червонцев), сделанные им одной девице, дочери некоего Джафар-Кули-хана, которую он хотел сделать своей наложницей, а она вышла замуж за своего родственника5.

Были расплавлены в слитки превосходные золотые канделябры, одна работа которых стоила столько же, сколько израсходованное на них золото6. За 7 тыс. туманов был заложен золотой трон основателя Каджарской династии, «с которым весьма неохотно расстались, ибо он почитался государственной регалией»7.

Однако была определенная закономерность в том, что России передавался трон деспота, совершившего в сентябре 1795 г. разбойничье нападение на Грузию в наказание за Георгиевский трактат 1783 г. о протекторате России над Восточной Грузией. В мае 1797 г. Ага-Мохаммед-шах был убит во время осады Шуши8.

Еще при жизни А. С. Грибоедова, в марте 1828 г., из десяти куруров контрибуции (20 млн. рублей серебром), предусмотренных статьей VI Туркманчайского договора9, седьмой курур был выплачен, после чего русские войска ушли из Урмии. В обеспечение уплаты восьмого курура в г. Хой были оставлены пять русских батальонов. В начале октября 1828 г. А. С. Грибоедов продлил срок выплаты восьмого курура до 10 марта 1829 г., но он не дожил до этой даты. До 11 ноября 1828 г. было внесено еще 374 189 туманов. Из оставшихся неуплаченными 125 810 туманов 100 тыс. туманов обеспечивались драгоценными камнями, переданными Паскевичу под залог. С учетом стоимости этих камней Иран должен был внести в счет восьмого курура еще 25 811 туманов10.

Грибоедов писал в Петербург, что в условиях продолжающейся русско-турецкой войны нельзя настаивать на немедленной уплате Ираном оставшегося долга, предлагал принять Аббас-мирзу в Петербурге, сократить неуплаченную часть контрибуции и присоединить Иран к антитурецкой коалиции. Однако инструкции Грибоедову не менялись, а его дипломатические проекты русско-иранского сближения, основанные на трезвом анализе международных отношений, отвергались.

В этих условиях Англия и Турция подогревали реваншистские стремления Каджаров в отношении Закавказья, а в декабре 1828 г. султан обещал шаху 8 куруров вознаграждения за вступление в войну против России11.

Каджары в свою очередь действовали коварно, но осмотрительно. 30 января 1829 г. они убили Грибоедова, несмотря на его усилия сократить контрибуцию, и после того, как убедились, что не добьются сокращения контрибуции с помощью русского посланника. Таким путем Каджары угрожали России войной на два фронта в надежде, что Россия не вступит в войну, и в то же время выжидали решающего перелома в пользу турок в русско-турецкой войне. Но поскольку этот перелом наступил в пользу России, принц Хосров-мирза через полгода после разгрома русской миссии приехал в Петербург и вручил Николаю I знаменитый алмаз «Шах» – цену крови Грибоедова. Царь со своей стороны сократил контрибуцию на I курур, а выплату другого курура отсрочил на 5 лет.

После убийства А. С. Грибоедова Паскевич предупредил министра иностранных дел Нессельроде, что независимо от причин и обстоятельств этого убийства невозможно начать третью войну с Ираном «при настоящей войне с Турцией», а также «при тех значительных силах, которые турки собирают в Азии» и «при малочисленности русских войск в Закавказье»12. Последнее обстоятельство имело решающее значение. Нессельроде передал информацию Паскевича царю, а 16 марта 1829 г. написал Паскевичу: «Его величеству отрадна была бы уверенность, что шах персидский и наследник престола чужды гнусному и бесчеловечному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведение свое с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской»13.

Анализ персидских писем Фатх-Али-шаха и Аббас-мирзы, отправленных в Петербург через Хосров-мирзу по случаю убийства А. С. Грибоедова и устанавливающих полную невиновность российского посланника, не оставляет сомнений в том, что их перевод в российском МИД был фальсифицирован в духе желаний царя. Более того, письмо Нессельроде от 16 марта 1829 г. было приписано Фатх-Али-шаху, объявлено официальной версией Каджаров и в этом искаженном виде обошло отечественную и зарубежную литературу.

***

Тысячи нитей дружбы связывали А. С. Грибоедова с народами Закавказья. Вся его дипломатическая деятельность в годы второй русско-иранской войны была тесно связана с вековой мечтой армянского народа – об освобождении Восточной Армении от ига иранских завоевателей.

Находясь в действующей армии, А. С. Грибоедов мужественно сражался на подступах к Еревану, за что был награжден боевой медалью «За взятие Ереванской крепости». Он участвовал в боях под Нахичеваном и Аббас-Абадом, Джаванбулахом, Гарни и Арташатом. Велики были его заслуги и в организации переселения на родину 50 тысяч армян, оказавшихся на чужбине в результате насильственной миграции.

«К нам перешло до 8000 армянских семейств, – писал Грибоедов 3 декабря 1828 г., – и я теперь за оставшееся их имущество не имею ни днем, ни ночью покоя…»14.

В Россию шли пешком многие десятки километров и вплавь – через бурные горные реки и мутный Аракс, а когда чиновники наследного принца и англичане уговаривали их остаться, отвечали им: «Лучше есть русскую траву, нежели персидский хлеб».

На переговорах с Аббас-мирзой в Каразиадине, Дех-Харгане и Туркманчае А. С. Грибоедов неизменно добивался присоединения к России Ереванского и Нахичеванского ханств.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

РОЛЬ ГРИБОЕДОВА В ОТКРЫТИИ ВТОРОГО ФРОНТА ПРОТИВ ТУРЦИИ В ЗАПАДНОЙ АРМЕНИИ И МЕСОПОТАМИИ В 1821 г.

А. С. Грибоедов и ирано-турецкая война 1821-1823 гг.

Революционный подъем в Европе начала 20-х годов XIX в. вызвал освободительные восстания порабощенных народов в Османской империи. Наибольшего размаха достигла освободительная война греческого народа, начавшаяся в апреле 1821 года.

А. С. Грибоедов, как и вся прогрессивная общественность тогдашней России, горячо симпатизировал греческим повстанцам. Он пристально следил за событиями на Балканах, несмотря на то, что царское министерство иностранных дел не считало нужным информировать свое дипломатическое представительство в Тебризе о позиции России в отношениях с Турцией. С глубокой верой в могучие силы передовой России А. С. Грибоедов отстаивал новое, хотя и неофициальное направление в русской дипломатии, основанное на поддержке освободительного движения порабощенных пародов Закавказья и Балкан против ига султанской Турции и Каджарского Ирана.

По мнению А. С. Грибоедова, наиболее эффективной помощью греческому народу в то время могла быть война России или Ирана против Турции с целью отвлечения войск султана от Балкан.

Грибоедов был уверен, что Россия начнет войну против Турции и, как показывают факты, стремился заинтересовать свое правительство и наследного принца Аббас-мирзу в создании антитурецкой коалиции.

Еще 12 мая 1821 года Александр I подписал декларацию трех монархов, подтверждающую незыблемость «Священного союза». Ради укрепления единства международных реакционных сил царизм отказывался от поддержки греков, рассчитывавших на помощь России, с которой их связывали исторические и экономические связи, а также общность культуры и религии. После этого в Иране должны были убедиться, что Россия отказалась от немедленного выступления против Турции. Впрочем, Александр I был верен декларации Лайбахского конгресса только до тех пор, пока зверства турецких чиновников касались одних греков. Когда же репрессии султана стали затрагивать интересы русских купцов и черноморской торговли, настроение Александра I резко изменилось. В интересах внешней торговли и политики «международного жандарма», неразрывно связанной с усилиями сохранить устои самодержавия и крепостничества, Александр I объявил, что намерен защищать греков как христиан, хотя и осуждает их как «мятежников». Выставляя греческий вопрос только как религиозный, царизм отводил от себя обвинения в помощи восставшим.      28 июня 1821 г. Александр I через своего посла в Константинополе Строганова направил султану ультиматум, содержание которого не оставляло сомнений в том, что царь собирается начать войну. Александр I предлагал султану Махмуду II в течение 8 дней восстановить церкви, разрушенные мусульманами, обеспечить защиту христианской религии и удалить из Дунайских княжеств турецкие войска.

Вручая эту ноту реис-эфенди, Строганов предупредил, что будет ждать ответа в течение восьми дней. Не получив от правительства султана удовлетворительного ответа, 10 августа 1821 г. Строганов объявил о разрыве дипломатических отношений и выехал из Константинополя.

Правительство Англии знало о симпатиях балканских народов к русскому народу и опасалось, что, в случае вступления России в войну и капитуляции Османской империи, народы Балкан могут перейти под протекторат России, в руках которой могут оказаться после этого балканские порты Средиземного моря, низовья Дуная и черноморские проливы, а это неминуемо подорвет торговую монополию Англии на средиземноморских рынках. Такая перспектива не могла не беспокоить Англию, которая сама планировала захват азиатских рынков и кратчайших путей из Индии в Европу через Персидский залив и Переднюю Азию и с этой целью вела наступление со стороны Средиземного моря, Мальты, Ионических островов и малоазиатских портов Турции. Анализируя эти проблемы К. Маркс указывал, что для европейских государств Восточный вопрос составлял «неисчерпаемый источник затруднений: как быть с Турцией?»15. Английская дипломатия пыталась решить эту проблему так, чтобы сохранить Османскую империю и систему угнетения подвластных султану народов для того, чтобы в будущем превратить Турцию в свою колонию16.

Наилучшим решением Восточного вопроса Маркс и Энгельс считали не сохранение статус-кво, о котором лицемерно твердили европейские дипломаты, а действительное и полное освобождение балканских народов из-под турецкого гнета. Такое решение Восточного вопроса, по мнению Маркса и Энгельса, могло быть достигнуто лишь посредством европейской революции.

Для того, чтобы отвлечь армию султана от Балкан и облегчить борьбу греков за независимость, А. С. Грибоедов считал одновременную войну России и Ирана против Турции, в составе коалиции или без нее, одинаково полезной не только для греков, но и для русско-иранского сближения после Гюлистанского мира, потому что в отношениях сторон сохранялось напряжение. Иран настаивал на пересмотре Гюлистанского договора, и в частности границ, установленных этим договором.

А.С. Грибоедов хорошо знал о старых спорах на ирано-турецкой границе, обе стороны которой населяли объединения курдов Зилан, Милан, Шекак и Харки. Граница между государствами была определена неточно: стороны претендовали на отдельные спорные участки, а курдские кочевники и полукочевники в интересах своих скотоводческих хозяйств не считались с государственной границей, пересекавшей их этнические границы. Вражда персов и турок не утихала и из-за старых споров о Багдадском пашалыке, на который претендовал Иран, и еще потому, что иранские купцы и паломники, ездившие на поклонение шиитским святыням в Мекку и Кербалу, притеснялись на турецкой территории17. Подробно пишет об этом иранский историк Абдул Рази в «Полной истории Ирана»: «Правитель Баязета Селим-паша, не считаясь с протестами иранских властей, организовал переход на турецкую территорию двух иранских племен Хейдаранлу и Висибки. В Багдаде и Эрзеруме велась злобная антишиитская пропаганда. Турция притесняла у себя шиитов – подданных шаха – и предъявила претензии на Салмаст (в северо-западном Иране. – Б. Б.), а начальник эрзерумского гарнизона угрожал убить иранского дипломата Садек-хана»18.

Показательно в связи с этим, что в тщетных попытках оправдаться перед Каннингом за неспособность английской дипломатии предотвратить ирано-турецкую войну, 13 февраля 1823 г. английский поверенный в делах Г. Виллок уверял британского министра иностранных дел, что ирано-турецкая война, дескать, была следствием «разжигания религиозного антагонизма между шиитами-персами и суннитами-турками» Грибоедовым и Мазаровичем19.

Когда в Тебризе стало известно о переданном Порте ультиматуме России и отъезде русского посла Г. А. Строганова из Константинополя, А. С. Грибоедов и С. Мазарович встретились с Аббас-мирзой и изложили ему свои соображения о тех выгодах, которые могла принести Ирану война против Турции в условиях, когда султану Махмуду пришлось бы воевать одновременно на нескольких фронтах. Турки в то время перебросили большую часть своих войск на Балканы, а греческие повстанцы освободили Калафату, Миссолунги и Ливадию, в Афинах турецкий гарнизон загнали в Акрополь, а в Дарданеллах греческие моряки разбили флот султана.

Разрыв дипломатических отношений между Россией и Турцией сыграл не последнюю роль в окончательном решении Аббас-мирзы начать войну против Турции. Наследный принц явно рассчитывал компенсировать территориальные потери Ирана в Закавказье за счет завоеваний в Турции, а также наказать турок за оскорбительный для престижа Каджарской династии обыск турецкими пограничниками жены Фатх-Али-шаха, направлявшейся в паломничество в Мекку. Заодно Аббас-мирза собирался нанести удар и по интересам Англии, которая в это время захватила иранский остров Кешм в Персидском заливе и не предоставляла Ирану субсидий по Тегеранскому договору 1814 г.

По сообщению русского военного историка генерала В. Потто, Аббас-мирза с большой радостью объявил А. С. Грибоедову, что незамедлительно выставит против Турции 50-тысячную иранскую армию20. Независимо от планов Аббас-мирзы и стремлений Грибоедова помочь греческим повстанцам, инициатива Александра Сергеевича вызвала негодование британского правительства. Д. Каннинг передал русскому послу в Лондоне X. А. Ливену ноту, осуждавшую деятельность русской миссии в Тавризе в связи с ирано-турецкой войной21. Английский поверенный в делах Генри Виллок в письме Д. Каннингу от 13 февраля 1823 г. обвинил А. С. Грибоедова в разжигании войны между Ираном и Турцией22. Г. Виллоку вторит турецкий историк Ахмед Расем: «Иран выступил против Турции только потому, что был союзником России»23, а иранский военный историк Джамиль Гузанлу утверждает, что русская миссия в Тебризе «использовала ирано-турецкие противоречия, чтобы разжечь между ними войну»24.

Между тем занятая летом 1821 г. Аббас-мирзой позиция не говорила о его несамостоятельности. Известно, например, что он написал генералу Ермолову, будто на войну против Турции его обязывает чувство негодования на жестокость турецкого правительства в отношении греческих христиан. После этого Аббас-мирза с большой помпой отправился в Эчмиадзинский монастырь и там просил армянского католикоса освятить его мечь на христианском алтаре25. Наследного принца нисколько не смущало, что перед этим он финансировал кавказских мулл в Чечне и в горном Дагестане, поднимая их на «джихад» – «священную войну» против «неверных» христиан, а теперь дожидался выступления христианской России против мусульманской Турции, а себя выставлял защитником греков. Вместе с тем, начиная войну против Турции, Аббас-мирза опасался подавления восстания в Греции, после чего вся турецкая армия могла оказаться лицом к лицу с иранской, в то время как вступление России в войну могло устранить эту опасность.

Инициативы Грибоедова по греческому и турецкому вопросам целиком были одобрены генералом Ермоловым, который написал графу Нессельроде, что ирано-турецкая война «весьма для нас выгодная, ибо в случае разрыва с турками, хотя не имеем мы нужды в пособии персов, но вражда их между собой небесполезна»26.

Предложения А. С. Грибоедова обсуждались в правительственных сферах. Известно, что у Александра I было два министра иностранных дел. Один из них, грек по национальности И. Каподистрия, вместе с начальником Главного штаба генералом И. И. Дебичем настаивали на принятии грибоедовских предложений и на заключении военного союза с Ираном, а сам Александр I и другой министр иностранных, точнее проанглийских дел граф К. В. Нессельроде были противниками этого союза и немедленной войны с Турцией, чтобы этим не оказать помощь Греции, «ставшей на гибельную стезю революции»27. А. С. Грибоедову трудно было представить, что Александр I порвал отношения с Турцией не для того, чтобы начать против Турции войну, а только для того, чтобы напугать западные державы перспективой разгрома их турецкого союзника, а также удовлетворить интересы российских помещиков и купцов и успокоить общественное мнение России, возмущенное зверствами турецкой реакции против греческих христиан. Более всего царизм опасался распада «Священного союза» и не хотел начинать войну для защиты греческих «бунтовщиков» в момент, когда Россия еще не оправилась от голода, выступления крестьян на Дону, в Приазовье и выступления кавказских горцев. Только в 1825 г. царизм начал склоняться к мысли о необходимости поддержки греков в целях укрепления русского влияния на Балканах28. А в 1821 г. вопрос о вступлении России в войну с Турцией определялся политикой царизма на Балканах и в Европе, и А. С. Грибоедов «получил головомойку от Нессельроде»29. Дело, однако, этим не ограничилось.

В фондах Центрального Государственного исторического архива СССР (ныне России – ред.) хранится малоизвестный документ, в котором указывается, что по поручению Нессельроде Грибоедов посетил Аббас-мирзу и официально объявил ему, что Россия воздержится от совместного выступления против Турции из-за решений Лайбахского конгресса «Священного союза», однако Александр I будет рад возможному выступлению Ирана против Турции30. Царский министр иностранных дел К. Нессельроде, не допустивший создания русско-иранской коалиции, прикрывал эту позицию царя «дипломатическими» средствами: в угоду Англии А. Грибоедов был отозван из Ирана в Тифлис для работы секретарем по дипломатической части при канцелярии Ермолова31 со значительным уменьшением жалования. Вспоминая об этом через семь лет, когда в разгар русско-турецкой войны русская миссия, возглавляемая Грибоедовым, снова возбудила вопрос о вступлении Ирана в войну против Османской империи, Грибоедов напомнил Ермолову, что, как и в 1821 г.: «Вы хвалите, а черти меня заклюют». Эти «черти» не доверяли автору «Горя от ума» и во всем угождали Англии, несмотря на то, что ирано-турецкая война должна была неизбежно привести к ослаблению армий этих потенциальных противников России. Кроме того, вопреки ожиданиям Англии, Аббас-мирза должен был использовать доставленное ему англичанами вооружение в войне с турками, которые ориентировались на Англию, тогда как это вооружение предназначалось для войны против России. Наконец, ирано-турецкая война должна была сорвать намечавшийся союз Турции и Ирана, над созданием которого Англия трудилась чуть ли не со дня заключения Бухарестского мира, а также значительно сократить объем англо-иранской торговли, так как в годы войны должны были закрыться главные торговые артерии Англии, проходившие через Османскую империю.

Отвлекающая турок от Греции ирано-турецкая война не устраивала Лондонский двор еще и потому, что английская буржуазия была напугана перспективой распространения революционного пожара в районе Средиземного моря и на захваченных Англией Ионических островах, где установленный ими в отношении греков режим мало чем отличался от турецкого.

17 декабря 1821 г., уже в разгар ирано-турецкой войны, К. В. Нессельроде снова предписал А. П. Ермолову избегать всего того, что могло дать повод Великобритании считать, что Россия хочет вооружить Персию против турок и дать Порте Оттоманской выгодную в ее затруднительном положении возможность примириться с Ираном32. По смыслу этого странного предписания Россия должна была оберегать политическую «обидчивость» Англии, а Турция в тяжелом положении могла помириться с Ираном на выгодных условиях. Нессельроде предполагал, что, имея захватнические планы, армия Аббас-мирзы не искала примирения с турками. Аббас-мирзе было также небезразлично видеть результаты военных преобразований, которые осуществлялись в Иране под руководством английских, французских и итальянских военных специалистов, однако такая заинтересованность, на которую обратил внимание А. З. Иоаннисян, тоже была поводом, но не причиной войны.

Вначале Англия не предпринимала сколько-нибудь активных попыток к вмешательству в ирано-турецкую войну, несмотря на то, что поддерживала турецкого султана и опасалась русско-иранского сближения. Английское правительство не могло тогда не учитывать своих натянутых отношений с шахом, вызванных конфликтом в Персидском заливе из-за острова Кешм, захваченного Англией в 1821 г., а также сокращением английской помощи Ирану после заключения Тегеранского договора 1814 г. Однако, когда в 1822 г. успехи иранской армии стали очевидными, английская торговля начала терпеть убытки. Запретительные таможенные пошлины в Бушире и Басре привели к свертыванию британской торговли в Персидском заливе, а закрытие торговых путей Трапезунд – Тавриз и Багдад – Керманшах приостановило движение английских товаров в Иран через Малую Азию. Вместе с сокращением английской торговли в Иране неуклонно падало политическое влияние Англии, и она решительно пересмотрела свою внешнюю политику. Произошло это после того, как Кэстльри в состоянии аффекта перерезал себе сонную артерию и новым британским статс-секретарем по иностранным делам стал Джордж Каннинг. Будучи монархистом и консерватором, когда речь шла об Англии, Каннинг искусно играл на принципах свободы и выставлял Англию в качестве «защитницы» греческой революции и национально-освободительной борьбы народов Европы. Другая часть этого курса английской дипломатии предусматривала не только немедленное прекращение ирано-турецкой войны, но и создание ирано-турецкого блока для войны против России. Осуществляя этот план, Англия через своего поверенного в делах Г. Виллока и первого секретаря миссии Д. Макнейля33 потребовала у шаха прекращения ирано-турецкой войны, но цели не достигла34. Тогда в Иран были отправлены дипломатические миссии: майора Гарриота35, а также Джакса и Д. Фрезера, которые для достижения поставленной перед ними задачи стремились ликвидировать англо-иранский конфликт, возникший из-за оккупированного Англией иранского острова Кешм36. Их усилия также не имели успеха, и тогда Англия применила санкции: Г. Виллок приказал английским офицерам Линдзею, Макинтошу, Армстронгу и Вильямсону не участвовать в ирано-турецкой войне37. Аббас-мирза с негодованием осудил это решение Г. Виллока и предложил английским офицерам покинуть пределы Ирана38. Шах тоже возмущался политикой Англии, а французские офицеры незамедлительно этим воспользовались и с одобрения Тегеранского двора заменили отозванных англичан. Аллар –бывший адъютант маршала Брюна – стал командовать иранской конницей, сформированной его соотечественником Гаспаром Друвиллем, а капитан гвардии Т. Этьен стал инструктором нахичеванского и марандского батальонов. Вместе с ними в ирано-турецкой войне приняли участие французские офицеры Вентура, Кур и Джиболли39.

В условиях франко-английского мира деятельность французских офицеров в Иране не могла быть прекращена статьей пятой англо-иранского договора 1814 г., не позволявшей шаху нанимать европейских офицеров в странах, воюющих с Англией. К тому же после Ватерлоо эти французы не вернулись на родину и, находясь в Иране, не поддерживали официальных контактов со своим правительством. Однако после Аахенского конгресса «Священного союза», когда Франция вернулась в «семью великих держав» и все более настойчиво стремилась усилить в Иране свою торговлю, чтобы восстановить там позиции, оставленные генералом Гарданом, этот прерванный контакт с Парижем наверняка был восстановлен. Несмотря на то, что англо-иранские противоречия достигли высокого накала, в 1822 г. шах обратился к Англии с требованием выдать Ирану 200 тыс. туманов в соответствии со статьей VI Тегеранского договора. «В случае, если какая-либо европейская держава будет вести войну с Персией, – говорилось в этой статье, – (а с Англией у нее будут мирные отношения), е. в. король Англии сделает все возможное, чтобы наладить дружественные отношения между Персией и данным европейским государством. Если это не удастся, Англия… обязуется послать войска из Индии или взамен этого выплачивать ежегодную сумму в размере 200 тыс. туманов для поддержки персидской армии на протяжении всего хода войны, пока Персия не заключит мир»40. Убедившись, что Россия не собирается воевать с Турцией, Англия отказала шаху в субсидии, тем более, что формально в статье VI речь шла о войне Ирана с европейской державой (имелась в виду Россия. – Б. Б.), а не с азиатской, какой была Османская империя. Это обращение шаха за деньгами показывает, что, начиная войну, он рассчитывал ежегодно получать от Англии 200 тыс. туманов (800 тыс. рублей), а когда эти ожидания не оправдались, шах направил Г. Виллоку ноту протеста, в которой в резких выражениях обвинил его в предательстве41. Не ответив на ноту шаха, глава английской миссии вместе с секретарем Макнейлем покинул Иран.

В иранской историографии деятельность Г. Виллока подвергается резкой критике. «Вся его деятельность в Иране, – пишет М. Махмуд, –заключалась в создании разногласий и конфликтов с правительством шаха»42. Иранский исследователь упрекает английских историков в необъективности за то, что они нигде и никогда не писали о том, что Г. Виллок был отозван в Лондон43 после того, как Фатх-Али-шах потребовал этого у английского правительства через находившегося в Лондоне статс-секретаря наследного принца Мирза-Салеха44.

Миссия этого иранского дипломата свидетельствовала о гибкости и изворотливости Аббас-мирзы, который заказал большую партию английского оружия, а за деньгами обратился к России. Аббас-мирза просил Ермолова предоставить Ирану краткосрочный беспроцентный заем (около 100 тыс. туманов) с переводом на Лондонский банк для оплаты стоимости заказанного оружия. Операция с Лондонским банком понадобилась ему еще и для того, чтобы в Англии поверили, что нет у него ни денег, ни оружия, а нужную сумму одалживает ему не Англия, а Россия. По этому поводу Аббас-мирза доверительно говорил Грибоедову и Мазаровичу, что «Ермолов не допустит, чтобы за деньгами он обратился к Ост-Индской компании»45. Таким путем он угрожал России сближением с‘ Англией, чтобы обеспечить получение русского займа, а в Лондоне угрожал английскому правительству сближением с Россией, чтобы получить английскую субсидию.

В Петербурге не проявили беспокойства тем, что английское оружие приобретается Ираном для использования в войне против России и, несмотря на возражения Ермолова, согласились произвести оплату стоимости этого оружия и выдать соответствующий «кредитив» русскому послу в Англии X. А. Ливену46. По условиям этого займа, Иран должен был возвратить в Тифлисе занимаемую сумму, как только Россия внесет ее в Лондоне, в обеспечение чего в Тифлис было доставлено около одной пятой суммы47. Заметим, что условия этого займа были выдвинуты самим Аббас-мирзой и говорят о том, что он сам мог расплатиться за оружие и не хотел получать этих денег у России.

В апреле 1822 г. Мирза-Салех выехал в Англию (через Тифлис и Петербург). В Лондоне он передал Каннингу ноту Фатх-Али-шаха, в которой Г. Виллок был объявлен персоной нон грата. Разгневанный Каннинг ответил на это тем, что сорвал операцию с русским займом, затем передал русскому послу X. А. Ливену ноту, осуждающую деятельность русской миссии в Тебризе в связи с ирано-турецкой войной и русским займом48. По смыслу ноты Англия использовала прецедент с займом для обвинения России во вмешательстве в англо-иранские отношения, в то время как сама эта нота говорила о вмешательстве Англии в русско-иранские отношения. Англия не могла запретить России финансировать или вооружать Иран, с которым поддерживала нормальные дипломатические отношения, так же как и не имела права обвинять Россию в том, что она вооружает Иран против себя самой или против Англии, которая тоже вооружала и обучала иранскую армию.

Каннинг опасался, что английское оружие будет использовано Аббас-мирзой против турок, а это могло обострить англо-турецкие отношения и стать помехой для создания антирусской коалиции. По этим причинам английское оружие еще долго пролежало в арсеналах и было доставлено англичанами в Иран лишь три года спустя, с расчетом, что оно наверняка будет применено против России.

Только в Лондоне Мирза-Салех установил, что посланника Г. Виллока вовсе не отозвали в британскую столицу и не дезавуировали его. Вопреки предположениям проф. М. Махмуда, этот английский дипломат находился не в Лондоне, а в Индии, а накануне второй русско-иранской войны вместе со своим братом Э. Виллоком доставил в Иран английское оружие.

Между тем нота Каннинга, переданная царскому правительству через X. А. Ливена, имела для Англии выгодные последствия. При всех обстоятельствах эту ноту следовало отклонить либо опровергнуть, потому что она осуждала деятельность Грибоедова и таким путем пыталась подчинить английскому контролю будущую деятельность русской миссии в Тебризе. Однако графа Нессельроде эта нота явно напугала. Он поспешил оправдаться перед Каннингом, свалив на шаха ответственность за действия русской дипломатической миссии и доказывая, что Иран первым обратился за займом49. Затем он решился на шаг, после которого трудно было разобраться, чьи интересы он защищал.

Исследователи не обратили внимания, что когда английский поверенный в делах был бесцеремонно изгнан из Ирана, а шах угрожал порвать дипломатические отношения с Англией, русская миссия могла максимально использовать эту исключительно благоприятную обстановку в Иране для дипломатического наступления на ослабленные английские позиции. Вместо этого поверенному в делах Мазаровичу было приказано выехать к Ермолову в Тифлис. Туда же был отозван и А. С. Грибоедов, приступивший с 19 февраля 1822 г. к исполнению новой должности секретаря по дипломатической части при канцелярии главнокомандующего.

Таким образом, выгодное положение русских дипломатов было приравнено к положению провалившихся англичан, которые, будучи изгнанными из Ирана, отправились в Индию, чтобы после ирано-турецкой войны доставить Ирану деньги и оружие для войны против России. Получилось так, будто русские дипломаты были специально отозваны из Ирана, чтобы не взбудораживать Каннинга – этого лютого ненавистника России и подготовить для Англии наиболее благоприятные возможности для борьбы с Россией. Фактическое закрытие русской миссии50 ничем не оправдывалось. Грибоедова и Мазаровича незачем было отзывать в Тифлис, так как для разработки мер по реализации торговых статей Гюлистанского договора и организации транзитной торговли можно было привлечь и других специалистов.

***

Несмотря на неизменное стремление Каджаров к пересмотру Гюлистанского договора, шах и Аббас-мирза в 1821-1823 гг. объективно способствовали сближению с Россией. Основа этого «сближения» большей частью была шаткой и временной потому, что в основном держалась на стремлении Ирана использовать Англию для восстановления довоенных границ в Закавказье. Парадоксально, что Иран оказывал давление на Англию с помощью России, против которой были направлены реваншистские планы шаха. Грибоедов и Ермолов хорошо разбирались в особенностях этой иранской политики и всячески стремились превратить условное сближение с Ираном в безусловное, хотя это было нелегко сделать, так как к нескрываемому неудовольствию Каджаров на Кавказе ликвидировались ханства, существовавшие со времен иранского господства, а это означало, что русские не собираются уступать их Ирану. Нельзя, конечно, утверждать, что Иран шел на сближение с Россией только для получения английской помощи. Когда в годы ирано-турецкой войны вывоз иранских товаров в Османскую империю был прекращен, а конфликт с Англией приостановил иранский экспорт в Аравию и Индию, Иран стремился увеличить сбыт своих товаров в России. Это существенное обстоятельство, на которое первым обратил внимание французский эмиссар Беланже51, имело для России выгодные последствия. Тем более, что к тому времени Россия освоила транс-кавказскую линию и доставляла в Иран свои товары кратчайшим путем, тогда как английские товары из-за закрытия основных торговых путей через Малую Азию и Месопотамию доставлялись в Иран далеким окружным маршрутом и нередко перепродавались иностранным коммерсантам, которые взвинчивали цены на них. В результате на иранском рынке произошли изменения в соотношении цен в пользу русских товаров. Этот перелом в торговле стал еще более ощутимым после того, как в апреле 1822 г. русский министр финансов Д. Гурьев в соответствии с Гюлистанским договором предписал таможням взимать 5-процентную пошлину с объявленной ценности иранских товаров52. Вместе со снижением таможенных пошлин произошел рост товарооборота, увеличилась масса ввозимых в Иран русских товаров, расширилась сфера их сбыта и возросла доля русского торгового капитала.

В период ирано-турецкой войны 1821-1823 гг. среднегодовой торговый оборот между Россией и Ираном по сравнению с 1814-1818 гг. увеличился более чем вдвое, а в 1823 г. превысил 4 млн. рублей. За этот же период ввоз товаров из Ирана в Россию возрос на одну треть (до 1.800 тыс. руб.), а вывоз в два с половиной раза (до 1,2 млн. руб.) сравнительно со среднегодовым вывозом за предшествующие шесть лет53. Не удивительно после этого, что, по свидетельству И. Шопена, «большая часть Азербайджана (имеется в виду Южный Азербайджан. – Б. Б.) довольствовалась товарами из Тифлиса»54. Генерал Зубов тоже отмечал, что русские товары были дешевле английских и имели большой спрос55.

Другим важным фактором, активизировавшим торговлю России с Ираном, но уже с помощью иностранного торгового капитала, был 5-процентный льготный тариф ввоза в Иран и транзита западноевропейских товаров. Этот льготный тариф, введенный указом Александра I от 8 октября 1821 г. и вступивший в силу 1 июля 1822 г., позволил России и Франции организовать торговое наступление на ослабленные английские позиции. Показательно, что Франция стремилась направить свою торговлю из Смирны и Алеппо к Каспийскому морю через Астрахань и Баку, а также через Тифлис и связанные с Одессой черноморские порты. В ее планах Тифлису отводилось место центра транзитных путей из Европы и Азии, ведущих в Иран с севера, через Тебриз и южно-каспийские порты на Тегеран и далее к Персидскому заливу через Исфаган и Шираз. Любопытно, что в 1821 г. в работе над предварительным проектом транзитной торговли вместе с Ермоловым, Грибоедовым56 и Мазаровичем приняли участие французы, королевский консул в Тифлисе Гамба, капитан гвардии Т. Этьен, купцы из Парижа, а также представитель Ирана статс-секретарь и переводчик наследного принца Мирза Масуд. Работа проводилась «втайне» от турок и англичан, против которых была направлена эта транзитная торговля. В определенной мере это могло означать, что Иран вступил в тайное соглашение с Россией и Францией для вытеснения из Ирана английской и турецкой торговли, несмотря на то, что участие Мирзы Масуда в разработке предварительного проекта было вызвано тем, что транзитная торговля должна была вестись с Ираном с ведома и согласия правительства шаха.

Англия с возрастающим беспокойством следила за ростом русской торговли и прибывшими в Иран французскими купцами.

В то время, когда представители парижского торгового дома «Коклен» и французской фирмы «Тори и К°» Зигфрид, Моген, Перье и др. привозили в Тавриз французские товары57, вместе с которыми непрерывно повышался приток и других западноевропейских товаров58, английские товары, находившиеся уиранских купцов в Турции, были конфискованы султанскими чиновниками, несмотря на англо-турецкую дружбу. В Керманшахе, Бушире, Басре и Багдаде торговля Англии тормозилась персами, арабами и курдами. По этим причинам проблема прекращения ирано-турецкой войны оказалась в центре британской внешней политики. После провалившихся переговоров Г. Виллока, Д. Макнейля, Гарриота, Джекса и Д. Фрезера осталась чуть ли не единственная возможность для продолжения переговоров ио этому вопросу с Мирза-Салехом, которого для этой цели специально задержали в Лондоне. Прежде всего его «уговаривали» отказаться от русского займа. Англия согласилась уплатить за закупленное Ираном оружие, и, что более всего вероятно, согласилась безвозмездно передать это оружие Ирану, когда закончится ирано-турецкая война, а шах сблизится с султаном, чтобы вместе выступить против России. Присутствие в Лондоне турецкого посла облегчило задачу английского правительства, и 15 июля 1823 г. в столице Англии было заключено «политическое соглашение» с Мирза-Салехом о прекращении турецкой войны и совместном выступлении Ирана и Турции в Закавказье, после чего иранский дипломат выехал из Лондона59.

Через 13 дней после подписания этого соглашения ирано-турецкая война закончилась, как и следовало ожидать, безболезненной капитуляцией турок. По Эрзерумскому договору, заключенному 28 июля 1823 г., шах и Аббас-мирза вернули султану всех военнослужащих60 и все завоеванные города: Эрджин, Малазгирт, Ахпат, Битлис, Баязет, Сулеймание, Киркук и Мосул61. А. К. Амбургер располагал в Тебризе данными о том, что Эрзерумский договор имел секретную статью, предусматривающую помощь Турции Ирану против России62.

Достоверность информации А. К. Амбургера об этой секретной статье подтвердилась накануне второй русско-иранской войны, когда иранский посол в большой спешке в октябре 1825 г. был отправлен шахом в Константинополь, чтобы напомнить султану о его обязательстве «объединиться с Ираном против России»63.

Другие статьи Эрзерумского договора предусматривали 4-процентную пошлину на иранские товары, ввозимые в Турцию, и возвращение конфискованного во время войны имущества иранских подданных.

Дореволюционная историография (Потто, Щербатов, Дубровин и др.) территориальные уступки шаха объясняла только угрозой переброски турецких войск из Греции на войну с Ираном64. Эта угроза была весьма относительной и во всяком случае не была единственной причиной заключения Эрзерумского мира. Известно, что в конце 1822 и в начале 1823 г. греческие повстанцы выбили 20-тысячную армию султана из Морей, Навплиона и Коринфа, а греческие моряки изгнали турецкий флот из архипелага65. После этого Порта планировала наступательные операции на Балканах и потому не могла думать о переброске всех своих войск к Багдадскому пашалыку или к озеру Ван, где находились иранские аванпосты.

Мнения иранских историков об Эрзерумском мире обобщены Джамилем Гузанлу. В его интерпретации этот мир «был соглашением о взаимопомощи», так как «продолжение войны могло привести к невыгодным последствиям как для Ирана, так и для Турции»66. Не касаясь существа этих последствий, Гузанлу указывает и на невыгодные последствия Эрзерумского мира, когда сожалеет, что договор этот «не вступил в силу в годы второй русско-иранской войны»67. Тем самым он косвенно подтверждает наличие секретной статьи, направленной против России и подготовленной Мирза-Салехом в Лондоне.

Ирано-турецкая война была попыткой Каджаров компенсировать свои территориальные потери в Закавказье, а для А. С. Грибоедова и русской дипломатии создавала условия для нормализации русско-иранских отношений и ослабления в Иране влияния Англии. Война против султанской Турции была определенной моральной поддержкой и армянскому народу, находившемуся под турецким игом, и помощью «греческим бунтовщикам», которым сочувствовала вся просвещенная Россия.

Грибоедовский план стабилизации русско-иранских отношений

Всенародное восстание в Греции, контрреволюционная интервенция Египта и Турции, а также ирано-турецкая война 1821-1823 гг. находились в центре внимания европейских держав и привели к Восточному кризису 20-х годов.

В период наивысшего напряжения в русско-турецких отношениях, приведших 10 августа 1821 г. к разрыву между ними дипломатических отношений, Россия была крайне заинтересована в сохранении мира и в развитии торговли с Ираном. Однако в пограничных районах не прекращались конфликты и столкновения сторон. Династия Каджаров настойчиво добивалась возвращения Ирану Северного Талыша и части Карабаха. Иного мнения придерживалось правительство России. Еще перед поездкой Ермолова в Иран в 1817 г. Александр I писал ему: «Нельзя ли в самом деле уступить Персии какие-нибудь земли, в удержании коих нет для нас совершенной необходимости, но зато получить другие выгоды»68.

В переданной Ермолову инструкции говорилось: «Было бы неплохо обменять Карабах и Северный Талыш на Эриванское и Нахичеванское ханства»69. В то самое время, когда тегеранский двор без всякого основания ожидал, что генерал Ермолов вернет Ирану ханства в Закавказье, некогда захваченные иранскими войсками, Александр I предлагал обменять одну часть Восточной Армении на другую. Однако никаких территориальных уступок Ирану Ермолов не собирался делать, несмотря на то, что ежедневно после официальной части переговоров иранские министры по несколько раз посещали Ермолова и поочередно просили его уступить часть Закавказья.

В русских архивах мы не выявили материалов о переговорах Ермолова с шахом по территориальным вопросам и потому критически отнеслись к опубликованным иранскими историками данным, которые во многом расходились с официальным отчетом Ермолова об итогах его миссии. Иранский военный историк Голам Хусейн Моктадер, например, отмечал, что «на территориальные требования шаха и его министров Ермолов отвечал, что возвращение Ирану некоторых районов Карабаха невозможно из-за христианского большинства населения этой области. Однако Россия готова отдать Ирану южную часть Талышского ханства и некоторые другие пограничные участки, при условии, что в случае войны между Россией и Турцией Иран выступит па стороне России и воздержится от заключения сепаратного союза с Турцией»70. Вопреки этой версии Ермолов добивался нейтралитета Ирана на случай войны между Россией и Турцией и открытия русского консульства в Реште, а Иран не принял эти предложения.

Бескомпромиссный дипломатический курс А. П. Ермолова, рассчитанный па сохранение границ Гюлистанского договора, не соответствовал реваншистской политике Каджаров. Поэтому после миссии Ермолова русско-иранская граница оставалась зоной огня и конфликтов, а Каджары большие надежды возлагали на английскую финансовую помощь, политику угроз и новую войну против России. С начала ирано-турецкой войны 1821-1823 гг. наибольшие споры вызвала граница, проходившая по области Мегри. Каджары пытались узаконить захват всей этой армянской области, несмотря на то, что ее половина принадлежала России, так как в момент прекращения войны русские войска находились в Мегри, а граница по Гюлистанскому договору устанавливалась по принципу статус-кво.

В ответ на оккупацию Ираном русской части этой области, подразделения русской пехоты заняли северо-западный берег Севана. После этого Ермолов пытался узаконить эти взаимные территориальные приобретения официальным соглашением. Однако переговоры Мадатова с Аббас-мирзой по этому вопросу ни к чему не привели.

В таком состоянии находились территориальные споры между Ираном и Россией, когда А. С. Грибоедов, с одной стороны, стремился оказать поддержку греческой революции, а с другой, настойчиво добивался обострения ирано-английских отношений. Это было необходимо России потому, что все надежды Ирана на пересмотр Гюлистанского договора и возвращение Ирану части Восточной Армении и азербайджанских ханств связывались с Англией, с ее военной и финансовой помощью. Когда же началась ирано-турецкая война, а Россия порвала дипломатические отношения с Турцией, англо-иранские отношения стали резко обостряться, а после ухода английских офицеров из армии Аббас-мирзы эти отношения оказались полностью парализованными.

В итоге возникли благоприятные условия для стабилизации русско-иранских отношений и устранения пограничных конфликтов в районах Мегри и озера Севан.

Каджары в это время уже не рассчитывали получить английскую помощь, хотя и не теряли надежду, что ирано-турецкая война подействует на Англию отрезвляюще, что она опомнится и поможет Ирану вернуться в Закавказье.

Сравнивая итоги дипломатической миссии Ермолова в Иране в 1817 г. с деятельностью А. С. Грибоедова в Тебризе в последующие четыре года, можно считать, что Грибоедов сделал то, чего не смог добиться Ермолов. в первую очередь – это освобождение и возвращение в Россию русских военнопленных первой русско-иранской войны. Переговоры с Аббас-мирзой и английскими дипломатами по этому вопросу в 1820 г. говорят о профессиональной зрелости Грибоедова как дипломата.

14 (25) августа 1820 г. Грибоедов вручил поверенному в делах Англии ноту протеста, осуждавшую в резкой форме провокационные действия брата поверенного – Эдуарда Виллока и его слуги, которые принудили двух русских военнопленных солдат к измене родине и доставили обманутых в Тебриз для пополнения «русского батальона».

Грибоедов отметил в ноте, что Э. Виллок, наверное, совершил свой поступок «по мгновенному недомыслию». Выразив надежду, что «поверенный в делах соизволит дать предписание другим английским офицерам избегать таких способов действия», Грибоедов указал, что «сообразно с современным положением вещей в Европе, не будет хорошо истолковано, что один русский помогал англичанину избавиться от законной службы своему монарху и наоборот»71.

«Не почувствуют ли персиане, – говорилось далее в ноте, – что им позволено продолжать свое, заслуживающее порицания поведение в отношении русских солдат, находя поощрение в снисходительности и добрых услугах, оказываемых им в этих случаях подданными одной Европейской и весьма дружественной России державы».

В английской миссии нота Грибоедова произвела переполох. Служащие миссии Кормик и майор Гарт сообщили Грибоедову, что поверенный огорчен серьезным обвинением.

В ответной ноте поверенный всячески выгораживал своего брата и, не ограничиваясь устными заверениями в нерушимости англо-русского союза, пытался рассеять впечатления от неожиданного разоблачения и в большой спешке отправился в путешествие по Кавказу72.

Нота Грибоедова была началом освобождения военнопленных, положение которых оставалось бедственным.

Грибоедов правильно рассчитал, что после его ноты английская миссия будет вынуждена ослабить свою враждебную деятельность против России. В нарушение Гюлистанского мирного договора, предусматривающего освобождение военнопленных русско-иранской войны 1804-1813 годов, Аббас-мирза сформировал из числа пленных этой войны так называемый «русский батальон», солдаты которого настойчиво добивались возвращения на родину.

Попытка генерала Ермолова решить проблему пленных во время его дипломатической миссии в 1817 г. не увенчалась успехом. Только спустя три года А. С. Грибоедов выполнил эту сложную задачу на тавризских переговорах с наследным принцем 30 августа 1820 г.

Освобожденных военнопленных Грибоедов сопровождал до Тбилиси. «Голову положу за соотечественников», – записал он в дневнике, предвидя свою судьбу.

Можно согласиться с проф. В. Минорским в том, что у Грибоедова был «резкий, порывистый и прямой характер» и что ему нужно было «гораздо больше спокойствия, созерцательности и юмора, чем у автора бичующих монологов Чацкого, чтобы схватить и оценить ритм пестрой и несвязной жизни, привыкнуть к смеси суеверий и преувеличений, сладких вежливостей и вычурных обрядностей, наивных вероломств и видимой податливости»73.

Однако эта «резкость» и «прямота» грибоедовского характера привела к освобождению военнопленных, чего не смогли сделать другие дипломаты за 7 лет после заключения Гюлистанского мира.

Факты показывают еще, что Грибоедов не разделял точку зрения Нессельроде и Ермолова о пользе нейтралитета Ирана в случае русско-турецкой войны и отстаивал необходимость участия Ирана в русско-турецкой войне на стороне России. Но поскольку это мнение не соответствовало тому, что предписывал Нессельроде и чего добивался Ермолов на переговорах в Иране в 1817 г., Грибоедов вначале договорился с Аббас-мирзой о вступлении Ирана в войну против Турции и дождался, пока Иран начал эту войну, и только после этого сообщил в Петербург о своих действиях.

***

Опасаясь восстаний, Фатх-Али-шах поставил своих сыновей во главе провинций. Наследником престола и наместником Южного Азербайджана – важной в стратегическом и экономическом отношениях провинции – шах назначил Аббас-мирзу, мать которого принадлежала к племени Каджаров, а два его старших брата, в том числе и Мохаммед-Али-мирза, управлявший Керманшахской провинцией, родились от невольниц74 и потому, формально, не могли претендовать на престол. Несмотря на это, на окраинах страны каждый из принцев, и в первую очередь Мохаммед- Али-мирза, собирал вокруг себя приверженцев, вооружал их и готовился занять трон75.

Если Фатх-Али-шах благодаря страху, внушенному народам Ирана его суровым предшественником Ага-Мохаммед-шахом, мог надеяться, что его сыновья не начнут междоусобной войны при его жизни, то положение Аббас-мирзы было сложнее. Он не сомневался, что после смерти отца опасность будет угрожать ему отовсюду: со стороны Мохаммед-Али-мирзы и других старших братьев, которые по традиции персидских династий претендовали на престол; со стороны младших братьев, часть которых почти независимо управляла отданными им областями и готовилась к захвату власти; со стороны народов Ирана, которые связывали поражение иранской армии в минувшей войне с именем Аббас-мирзы; наконец, со стороны шиитского духовенства, обвинявшего Каджаров и Аббас-мирзу в «унижении» мусульман перед «неверными» –христианами России за потерю мусульманских ханств в Закавказье.

Чтобы укрепить положение наследного принца и заручиться поддержкой России, шах добивался, чтобы Россия тоже признала Аббас-мирзу наследником иранского престола. Однако Ермолов своим главным противником считал именно Аббас-мирзу, которого ненавидел и не хотел признавать.

На конспиративной встрече в Тебризе Мохаммед-Али-мирза заявил Ермолову, что своему брату он наследства не уступит и жаловался на шаха, который решил организовать покушение на его жизнь, чтобы престол достался Аббас-мирзе. Ермолов договорился с Мохаммед-Али-мирзой о способах тайной переписки и обещал информировать принца о действиях, которые он предпримет в его пользу.

Соглашение с Мохаммед-Али-мирзой Ермолов считал крупным достижением76. «Я сообщаю такую тайну, – написал он графу Нессельроде, – от сохранения которой зависит жизнь многих людей»77. Ермолов разработал запутанный секретный план оказания помощи Мохаммед-Али-мирзе, чтобы он овладел престолом после смерти шаха.

Однако Александр I не одобрил тайных связей Ермолова с принцем, а Ермолов ответил царю, что не дерзнет даже в мыслях возобновить связи с Мохаммед-Али-мирзой. Провал Ермолова стал еще более ощутимее после того, как английская разведка, узнавшая о тайных встречах Ермолова с Мохаммед-Али-мирзой в Тебризе, отправила в Петербург «для получения инструкций» своего агента-провокатора под видом кифала –помощника Мохаммед-мирзы.

С учетом всего этого и в противовес Ермолову, Грибоедов поддерживал Аббас-мирзу, а наследный принц охотно пошел па сближение с Грибоедовым и выставил против турок 50-тысячную армию. Когда же эта война началась, Аббас-мирза узнал о поездке в Петербург кифала, о соглашении его старшего брата с Ермоловым в Тебризе и убил Мохаммед-Али-мирзу в Керенде. Это случилось после того, как руководимые Мохаммед-Али-мирзой войска разбили турок под Багдадом, что было опасным сигналом для Аббас-мирзы. Англичане ответили на убийство принца тем, что в пику наследному принцу сопровождали останки Мохаммед-Али-мирзы до шиитских святынь в Кербала.

Выясняется, таким образом, что война Ирана против Турции была начата осенью 1821 г. в значительной мере благодаря дальновидной дипломатической деятельности А. С. Грибоедова, так как турки были вынуждены перебросить с Балкан часть своих войск на иранский фронт, а это облегчало задачу освободительной борьбы греческого народа и отчасти армянского народа, поскольку война велась на территории Западной Армении.

Война нанесла удар по антирусской политике Англии на Востоке, так как англичане вооружали Иран для борьбы против России и создания ирано-турецкой коалиции, однако Иран использовал английское оружие для войны с Турцией.

Ирано-турецкая война была выгодна Каджарам, которые не прочь были восстановить свой престиж, поколебленный в глазах народа в результате поражения Ирана в войне с Россией, «и компенсировать за счет Турции территориальные потери Ирана в Закавказье.

Внешнеполитический аспект ирано-турецкой войны был тесно связан с назревавшей русско-турецкой войной и уверенностью Каджаров, что Россия и Иран объединятся в антитурецкой коалиции. Однако разорвав 10 августа 1821 г. дипломатические отношения с Портой, царизм не начал против Турции войну и отклонил разработанный Грибоедовым план по созданию антитурецкой коалиции в составе России и Ирана.

Идея даже косвенной помощи греческой революции не соответствовала позиции царизма в реакционном «Священном союзе». К тому же правительство Александра I добивалось тогда стабилизации внутриполитического положения России, охваченной голодными бунтами и экономическим кризисом, и потому отказалось от перспективы улучшения своих отношений с Ираном, обострившихся в борьбе за пересмотр Гюлистанского мира и, от поддержки балканских народов, симпатизировавших России.

Не исключено, что Россия не вступила тогда в войну против Турции и ограничилась разрывом дипломатических отношений после обсуждения в Петербурге грибоедовских предложений о создании антитурецкой коалиции и вступления Ирана в войну, или после изучения тех выгод, которые могли быть извлечены царизмом из ирано-турецкой войны.

Как видно, перспектива военного союза с Ираном после поражения шаха в 1813 г. могла казаться Александру I непрочной альтернативой миру, существующему между обеими странами уже восемь лет. К тому же, при известных антирусских интересах и тактике посредничества Англии, не было никакой гарантии в том, что Иран не превратится из врага в союзника Турции для борьбы против России, а Эрзерумский мир, подтвердивший эти опасения, не наступит в этом случае намного раньше июля 1823 года

Не менее сложной для России могла быть координация военных действий русских и иранских войск в ходе антитурецкой войны (в случае вступления России в войну) или проблема раздела занятых территорий после окончания военных действий.

Армянскому населению Западной Армении вступление России в войну против Турции могло принести освобождение от турецкого ига и присоединение Западной Армении к России – осуществление вековой мечты многострадального народа. В этом, возможно, и состоит значение грибоедовского плана, оставшегося незамеченным в тайниках дипломатических лабиринтов.

Одним из важных результатов ирано-турецкой войны было закрытие иранским правительством британской дипломатической миссии в Тебризе.

А. С. Грибоедов – тонкий наблюдатель и политик – не мог не предвидеть, что Англия, работавшая не покладая рук над созданием ирано-турецкого союза против России, будет крайне недовольна нападением иранских войск на Турцию и отзовет своих офицеров из армии Аббас-мирзы. А когда это привело к разрыву дипломатических отношений между Англией и Ираном, ожидалось, что Нессельроде незамедлительно воспользуется этой благоприятной возможностью для усиления в Иране влияния России, однако случилось невероятное.

Российский министр иностранных дел поступил, по меньшей мере, близоруко, когда вслед за закрытием английской миссии закрыл по своей инициативе русскую миссию в Тебризе, а Грибоедова и Мазаровича на всякий случай отозвал в Тифлис. Приравняв победителей и побежденных, Нессельроде явно демонстрировал Каннингу непричастность России к ирано-турецкой войне и несогласованность действий российской дипломатической миссии в Тебризе с Санкт-Петербургским двором. Однако консервативная Англия хорошо разобралась с вопросом о помощи восставшим грекам, оказанной дипломатией Грибоедова.

Англичане не могли не обратить внимания, что вступление Ирана в войну против Турции было приурочено по времени к агрессивному захвату Англией иранского острова Кешм в Персидском заливе и произошло в условиях сокращения английской помощи Ирану по Тегеранскому договору, а также установления «запретительных таможенных пошлин» в Бушире и Басре. В итоге стала свертываться британская торговля в Персидском заливе и оказались закрытыми главные торговые артерии Англии, проходившие через Трапезунд – Тавриз и Багдад – Керманшах. А в это время торговый оборот между Россией и Ираном увеличился более чем в два раза. Русские, французы и иранцы втайне от англичан разработали проект транзитной торговли Ирана с Европой, а в Реште принимались меры для экспорта в Россию гилянского шелка, который до этого направлялся в Англию.

Не удивительно после этого, что Г. Виллок, ставший персоной нон-грата, затаил злобу на Аббас-мирзу за его сближение с Грибоедовым и закрытие британской миссии и, оказавшись не способным обратить ирано-турецкую войну в ирано-турецкий союз, покинул Иран. Впрочем он вернулся не на родину – в Англию, а отправился в Индию к Ост-индской компании и там терпеливо дожидался окончания ирано-турецкой войны, чтобы доставить в Иран оружие и боеприпасы для войны против России. Дальнейшее проходило по известному штампу: как и перед войной с турками, Каджары рассчитывали, что они нападут, а в случае неудачи англичане вмешаются и будут посредничать, иранцы же подпишут ничейный мир наподобие Эрзерумского.

Исследователи не обратили внимания, что, начиная эту войну с Турцией, Каджары были заинтересованы, чтобы Россия стала их союзником, а в случае поражения рассчитывали на посредничество Англии для сближения с султаном. Однако в 1823 году Аббас-мирза неожиданно стал добиваться английского посредничества в совершенно иной обстановке, когда иранские войска заняли Битлис, Баязет, Эрджин, Малазгирт, Сулеймание, Киркук и Мосул, а на Балканах греческие повстанцы выбили 20-тысячную армию султана из Морей, Навплиона и Коринфа и изгнали турецкий флот из архипелага. Факты показывают, что Каджары поступили так, во-первых, из боязни, что турецкое возмездие когда-нибудь да наступит, а Россия Иран не защитит. Во-вторых, Аббас-мирза решился на Эрзерумский мир в выгодной для себя обстановке на фронте с целью спасения агонизирующей династии Каджаров. На окраинах «лоскутной» империи зажигались огни восстаний порабощенных народов и племен: в Йезде вспыхнуло восстание исмаилитов, в Кермане узурпатор Мирза-Халилулла объявил себя шахом, в Хорасане, куда по заданию Ост-Индской компании проникли английские эмиссары В. Шейва и Р. Фрезер78, не прекращались выступления 20-и тысяч туркмен79. Англичане поддерживали эти выступления для того, чтобы ускорить прекращение ирано-турецкой войны и в связи с этим обещали Каджарам деньги и оружие после заключения мира. Турки, в свою очередь, на переговорах в Эрзеруме предложили персам мир, а в компенсацию за возвращение захваченных Ираном территорий включили в мирный договор секретную статью о помощи султана шаху против русского царя. После этого Каджары уже без всякого страха смотрели на передислокацию турецких войск из далеких Балкан и сосредоточили свои усилия на подавлении восстаний у себя на родине. Только много лет спустя иранские буржуазные историки-русофобы сожалели, что в годы второй русско-иранской войны Турция воздержалась от выполнения секретной статьи Эрзерумского мира, хотя и не признавали при этом превосходства русских сил.

В годы ирано-турецкой войны 1821-1823 гг. в полной мере проявилась дружба русского и армянского народов. Русские спасли тогда от разрушений большое число армянских сел Карсского и других пашалыков, а также переселили в Россию сотни армянских семейств.

Открытие второго фронта против Турции в большей мере стало возможным благодаря локализации А. С. Грибоедовым обострившегося конфликта между Аббас-мирзой и Ермоловым. Из-за вмешательства генерала Ермолова в борьбу каджарских принцев за шахский престол при жизни шаха резко обострились отношения между Ермоловым и наследником престола Аббас-мирзой. В этих условиях дипломатическое сближение А. С. Грибоедова с Аббас-мирзой, который оставался у власти, было победой грибоедовской дипломатии и в определенной мере сглаживало дипломатические просчеты генерала Ермолова.

С ослаблением в Иране английских позиций в годы ирано-турецкой войны возникли благоприятные условия для стабилизации русско-иранских отношений и устранения пограничных конфликтов в районах Мегри и Севана.

Однако после закрытия русской миссии в Тебризе и Эрзерумского мира Англия восстановила свои позиции в Иране и оказывала Каджарам финансовую помощь для войны против России.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ДИПЛОМАТИЯ В ГОДЫ РУССКО- ИРАНСКОЙ ВОЙНЫ (1826-1828)

Крах англо-иранского плана войны

В годы второй русско-иранской войны существовал тайный сговор иранских реваншистов с их британскими покровителями в вопросе координации дипломатической деятельности. Когда в первые месяцы военных действий реорганизованная английскими офицерами армия Аббас-мирзы оккупировала часть Закавказья, официальный Лондон и Ост-Индская компания, обычно реагировавшие на любое сколько-нибудь заметное политическое событие на Востоке, на этот раз хранили молчание. Для этого было немало причин, так как в период временных успехов иранской армии дипломатическое наступление России против Порты было приостановлено, турецкая делегация саботировала переговоры в Аккермане, царизм сбавил свою активность на Балканах, в Средней Азии и, избегая второго фронта, отложил войну против Турции. С помощью этой войны Англия стремилась выиграть время, необходимое султану Махмуду II для реорганизации турецкой армии. Поэтому, соблюдая видимость невмешательства в русско-иранскую войну, Англия на деле поощряла иранских реваншистов.

Так продолжалось до первых чисел сентября 1826 г., когда блестящая Шамхорская победа войск армянского генерала Мадатова (награжденного за храбрость тремя шпагами с бриллиантовой инкрустацией) положила начало контрнаступлению русского корпуса и ликвидировала заговор молчания, организованный британским министром иностранных дел Джорджем Каннингом на время иранского наступления. После этой битвы английское правительство все более настойчиво стремилось навязать России свое посредничество с целью не допустить продвижения русских войск в глубь Ирана и восстановить границы Гюлистанского договора80.

Несмотря на то, что английские дипломаты Кормик, Макнейл и Гарт, по словам иранского профессора Али Акбара Бина, «толкали Аббас-мирзу на войну против России»81, Д. Каннинг уверял русского посла в Лондоне X. А. Ливена, что «Персия начала военные действия, невзирая на величайшие усилия английского поверенного в делах, употребленные им для избежания решения, столь же безрассудного, сколь и неприятного…»82. В январе 1827 г. X. А. Ливен в беседе с Каннингом обвинил Англию в подстрекательстве Ирана к войне. «Если верить Персии, – указывал русский посол, – что Россия только и хотела посредством провокаций, которые ей приписывают, вызвать войну, которую она могла бы использовать в своих интересах, то при этом предположении русское правительство было бы в состоянии, по крайней мере, отразить первую атаку, тогда как, напротив, общеизвестно, что оно не ожидало никакого внезапного нападения»83. Ливен заметил еще Каннингу, что англо-иранский договор 1814 г. послужил причиной войны, ибо он «поощрял тегеранский двор вступить в войну, из которой надеялся выйти без всякого ущерба»84. «Персия воспользуется любым удобным случаем, – заявил X. А. Ливен, – чтобы напасть на Россию, ибо она уверена, что английские субсидии не замедлят попасть в персидскую казну и что в случае неминуемой опасности она может спрятаться за спиной Англии»85.

Не менее показательно, что, согласно ст. 4 и 6 Тегеранского (англо-иранского) договора 1814 г., Англия не должна была предоставлять Ирану никакой помощи в случае, если «Персия сама совершит агрессию против какой-либо европейской страны»86. Однако в момент заключения Туркманчайского договора Англия объявила, что Иран был зачинщиком войны, и освободила себя по этим статьям от обязательств перед Ираном. Тем не менее Англии пришлось заплатить шаху 800 тыс. рублей, чтобы отменить 3 статью Тегеранского договора, по которой границы между Ираном и Россией должны были быть определены с согласия Англии, которая добивалась пересмотра границ, установленных Гюлистанским договором. Тегеранский профессор М. Махмуд сожалел в связи с этим, что Каннинг в свое время не прислушался к высказываниям бывших английских дипломатов в Иране Джонса и Малькольма, которые осуждали британское министерство иностранных дел за то, что «Англия связала Иран по рукам и ногам и, несмотря на Тегеранский договор 1814 г., принесла Иран в жертву Санкт-Петербургскому двору»87.

Пытаясь объяснить эту позицию Каннинга, проф. Махмуд, подобно английскому историку Гренвиллю, приходит к выводу, что «Каннинг был тайно связан с русскими»88, что «в душе британского министра сидело огромное несчастье в образе чарующей, дьявольски соблазнительной жены российского посла в Лондоне Дарьи Христофоровны Ливен»89, которая, будучи хозяйкой политического салона в Лондоне, установила тесные связи с английским королем Георгом IV, военным министром Кэстльри и Д. Каннингом.

Ссылаясь на книгу английского историка Джона Вильямки «Войны Афганистана», М. Махмуд указывает, что «для всех политических партий Англии было ясно, что Каннинг, находясь под сильнейшим влиянием этого «пленительного дипломата», сознательно прибегал к различным уловкам, чтобы уйти от договорных обязательств Англии по отношению к Ирану»90 и что «благодаря Дарье Ливен, этой умнейшей, по его словам, женщине в Лондоне и первоклассной разведчице российских императоров, Каннинг отправил в Петербург Веллингтона и подписал с царем секретный протокол, по которому Россия получила возможность предпринимать на Востоке любые шаги»91.

Произвольное толкование Петербургского протокола от 4 апреля 1826 г., который исключительно касался греческой проблемы, привело иранских историков к субъективной оценке британской внешней политики при Каннинге и Веллингтоне, гиперболизации влияния графини Д. X. Ливен на эту политику, а также к ложной версии о существовании англо-русского плана раздела Ирана и Турции. На деле существовал тайный сговор Каджаров с Англией против России. Англия поддерживала завоевательные планы шахского Ирана и султанской Турции в отношении Закавказья, на которое они никогда не имели прав и которое было захвачено иранскими и турецкими войсками во время их завоевательских походов.

Ложная версия о том, что Россия спровоцировала Иран на эту войну, имела широкое хождение в Германии и других европейских странах. В этой связи большой интерес представляют замечания В. И. Ленина в «Тетрадях материалов о Персии» о второй русско-иранской войне, по книге гамбургского проф. Т. Егера «Персия и персидский вопрос».

Лаконичная запись В. И. Ленина: «Война Персии с Россией (которая так же-де втянула Персию в войну, как Англия буров в 1899 г.)»92 высмеивает проф. Егера за то, что тот пытался доказать, будто Россия втянула Иран в войну против России, т. е. против самой себя. Это критическое замечание В. И. Ленина, отвергающее антинаучные концепции гамбургского проф. Егера, является критерием для правильной оценки политики царизма и международной обстановки на Востоке в 1826 г. В то время Россия действительно готовилась к войне против Турции, однако при этом решительно избегала второго фронта на Востоке и потому крайне нуждалась в нейтралитете Ирана. Только для сохранения мира с Ираном в 1826 г. к шаху была направлена миссия Меншикова, которая была вероломно провалена происками английской и турецкой дипломатий, использовавших реваншистские тенденции каджарской клики, а также вторжением иранских войск в Закавказье.

***

Стратегический план русского командования в период контрнаступления русских войск во второй русско-иранской войне 1826-1828 гг. предусматривал действия главных сил Кавказского корпуса на ереванском направлении, а после присоединения Восточной Армении к России – наступление на Тебриз.

После блестящей победы, одержанной войсками армянского генерала Мадатова под Шамхором, правительство шаха спешно отправило в Петербург по далекому и сложному маршруту – через Константинополь и Варшаву – опытного дипломата Давид-хана93. Профессор Тегеранского университета доктор Али Акбар Бина в «Политической и дипломатической истории Ирана», касаясь избранного иранским послом маршрута, отмечает, что шах не захотел отправить Давид-хана по кратчайшему пути только потому, что русский главнокомандующий генерал Ермолов задерживал в Тифлисе иранских послов и не допускал их в Петербург94. Между тем переход через линию фронта не представлялся безопасным делом. Кроме того, по совету английского посла в Иране Макдональда, Давид-хан должен был выполнить обширную политическую программу в султанской Турции и Восточной Европе. Приехав в Константинополь, иранский посол пытался узнать о русско-турецких переговорах в Аккермане и добивался встречи с султаном Махмудом II, чтобы выяснить его отношение к Николаю и напомнить о его обещаниях начать против России войну. Неожиданно для Давид-хана переговоры с турками привели к противоположным результатам. Узнав о переходе Кавказского корпуса в наступление и о занятии Ганджи, Порта без промедления подписала Аккерманскую конвенцию, нисколько не считаясь с пребыванием в Турции иранского посла.

Через 10 дней Давид-хан отправил Меттерниху письмо, в котором описал положение на фронте и просил содействия австрийских послов в Константинополе и Петербурге для организации его поездки в Россию95. Одновременно он предпринял несколько безуспешных попыток получить разрешение на поездку в Россию у находившихся в Турции представителей царя и с аналогичной просьбой отправил письмо царскому министру иностранных дел графу Нессельроде. Не дождавшись ответа, Давид-хан в начале октября отправился в Польшу, чтобы вручить послание Аббас-мирзы брату Николая I царскому наместнику в Варшаве князю Константину96.

В то время когда Давид-хан считал, что находится близко к цели, Нессельроде через генерал-губернатора Одессы гр. Палена ответил ему, что другой представитель Ирана Мирза-Мамед-Али уже выехал на границу. Новый иранский посол вез с собой письма для Ермолова и Нессельроде и 250 военнопленных для передачи их русским пограничным начальникам97. В феврале 1827 г. Мирза-Мамед-Али прибыл в Тифлис, где был принят ген. Ермоловым, а затем начальником Главного штаба ген. Дибичем, который под предлогом устранения разногласий между Ермоловым и Паскевичем приехал в Грузию для отстранения от дел Ермолова, которому не доверял Николай I.

Аббас-мирза отправил в Тифлис посла для заключения перемирия на возможно длительный срок, чтобы за это время лучше подготовиться к войне и чтобы лондонский двор успел договориться с Россией о посредничестве Англии98. Об этом тайном англо-иранском плане Ермолову сообщил его агент, имени которого он не называет и которого он сам отправил к ереванскому сардару Хусейн-хану, рассказавшему агенту об условиях Макдональда для достижения посредничества Англии. Ермолов сообщил графу Нессельроде, что для осуществления этого плана Макдональд отправил в Лондон Генри Виллока – бывшего поверенного в делах Англии при персидском дворе99. Иранский посол выполнял ограниченную задачу: должен был заключить только перемирие, а также согласовать время и место для встречи Ермолова с иранским министром иностранных дел Мирза-Аболь-Хасан-ханом для заключения мирного договора. Иранский посол не имел полномочий для обсуждения тех предложений о мире, которые вначале Ермолов, а потом начальник Главного штаба Дибич настойчиво, хотя и безуспешно пытались обсуждать с ним. Как видно, русское командование было серьезно озабочено содержанием двух писем, доставленных послом для Ермолова и Нессельроде. Аббас-мирза предлагал в случае срыва переговоров о перемирии отправить Мирза-Мамеда-Али в Петербург, а если и в этом ему будет отказано, то Мирза-Аболь-Хасан-хан просил Ермолова позволить иранскому послу дожидаться в Тифлисе ответного письма графа Нессельроде. В предложениях наследного принца и иранского министра иностранных дел явно подчеркивалось недоверие и пренебрежение к Ермолову, который был наместником царя на Кавказе, главнокомандующим войсками и фактически руководил дипломатическими отношениями России с Ираном и Турцией.

Шах и Аббас-мирза всеми способами стремились задержать в России иранского посла, чтобы выиграть время, необходимое Англии для вмешательства в русско-иранскую войну.

На первом этапе переговоров, продолжавшихся до 19 февраля 1827 г., Ермолов решительно отклонил иранские предложения о перемирии и указал при этом, что переговоры о мире можно вести и в ходе войны100. Таким образом, в то время когда иранский посол усердно предлагал заключить перемирие, а А. П. Ермолов от этого решительно отказывался, на фронте до начала апреля перемирие фактически было установлено.

Если бы у Каджаров было серьезное намерение заключить мир, то для переговоров они располагали пятью месяцами, не считая 17-дневного январского рейда генерала Мадатова. Однако все надежды на заключение выгодного мира и восстановление границ 1813 г. шах связывал с посредничеством Англии, при поддержке которой он начал войну и без которой избегал переговоров с Россией. С приездом на Кавказ генерала Дибича иранскому послу удалось продлить переговоры еще на 20 дней.

На втором этапе переговоров, начавшихся 20 февраля, Дибич, первый среди видных государственных деятелей России, на официальных переговорах с Ираном потребовал присоединения Восточной Армении к России задолго до вступления в Ереванское и Нахичеванское ханства русских войск. Иранские источники указывают, что ген. Дибич потребовал еще, чтобы все земли, расположенные к северу от Аракса, были присоединены к России и чтобы Иран выплатил России 700 тыс. туманов контрибуции101, однако иранский посол не имел полномочий обсуждать эти условия102.

8 марта 1827 г. Мирза-Мамед-Али отправился в обратный путь. После его возвращения в Иран Нессельроде написал иранскому министру иностранных дел, что «главнокомандующему на Кавказе даны необходимые инструкции для ведения переговоров»103. Это заявление Нессельроде оставляло за Ираном новые возможности для ведения переговоров.

В фондах Центрального Государственного Исторического Архива СССР (ныне России – ред.) хранится подлинник предписания графа Нессельроде ген. Дибичу от 24 апреля 1827 года «Об условиях, на которых можно заключить мир». В этом документе, в частности, указывается, что император России настаивает на скорейшем прекращении войны, так как выгоды, которые получает Россия, не компенсируются расходами, связанными с продолжением войны104. По вопросу контрибуции Нессельроде указал Дибичу, что «в случае, если Россия будет продолжать войну из-за денег, то те суммы, которые Россия будет тратить на войну, будут больше предлагаемой контрибуции; а чем дальше, тем больше ослабнет Иран и еще меньше сможет расплатиться с Россией деньгами»105. Остальная часть предписания касалась англо-русских отношений: «Продолжение войны немедленно возбудит ревность державы (Англии. – Б. Б.), соперничествующей с Россией, и даст повод к сопротивлению более или менее прямому с их стороны»106.

Одновременно Нессельроде указал Паскевичу: «Если теперь под каким-либо предлогом английская миссия в Персии начнет переписку с Вами о заключении трактата, то не допускать посредничества той миссии»107. Аналогичное предписание было передано русскому послу в Лондоне X. А. Ливену.

Нежелание царизма продолжать против Ирана войну отчасти было вызвано тяжелым состоянием финансов Российской империи. К 1825 году сумма выпущенных бумажных ассигнаций достигала 595 млн. руб., а ценность их упала настолько, что за один серебряный рубль давали до 4 руб. ассигнациями. В предвидении новой войны с Турцией правительство Николая стремилось закончить войну с Ираном и укрепить резервы казны108.

Предписание Нессельроде о необходимости прекратить войну и стремиться к заключениюмира было отправлено на Кавказ 24 апреля 1827 г., после того как возобновились военные действия.

Переговоры А. С. Грибоедова с Аббас-мирзой в Каразиадине – предыстория Туркманчая

Появление русских войск в Армении разбудило надежды армянского народа на скорое освобождение от иранского ига. В русскую армию вливались отряды добровольцев109. Повсюду зажигались огни партизанской войны. «Восстаньте храбрые потомки Гайка, – писал Хачатур Абовян, – возьмите оружие и доспехи, благородные сыны Армении, ударьте, уничтожьте полчища врагов ваших, – душа в душу, плечо к плечу. Да сокрушится поверженный зверь. Могучая рука Руси да будет вам опорой»110.

Выступивший 1 апреля 1827 г. из Шулавер отряд ген. Бенкендорфа перешел границу Ереванского ханства, чтобы овладеть Эчмиадзином, подготовить рубеж для сосредоточения главных сил корпуса на подступах к Ереванской крепости, и чтобы не допустить насильственного переселения армян за Аракс111. 13 апреля отряд Бенкендорфа занял Эчмиадзин, а 8 июня туда прибыли основные силы корпуса.

В Матенадаране хранятся многочисленные документы, свидетельствующие о варварском отношении каждарских феодалов к трудовому народу и церковным служителям. Перед отступлением ереванский беклярбек Джафар-хан учинил погром в Эчмиадзинском монастыре: «Архимандрит Овсеп был избит до смерти. У архимандрита Аванеса отрубили руку. Епископам Гегаму и Тухаци были нанесены тяжелые кинжальные ранения. Джафар-хан увез с собой в Сардарабад 20 старших монахов»112.

9 июня 1827 г. Паскевич поручил осаду Ереванской крепости дивизии ген. Красовского и вместе с отрядом Бенкендорфа выступил к Нахичевани113.

Когда 26 июня войска корпуса заняли Нахичевань, на переговоры с Паскевичем в русский лагерь прибыл чиновник Аббас-мирзы Наджаф-Али-султан-Афшари с новыми предложениями. На этот раз Аббас-мирза соглашался «уступить» России Ленкорань и Баш-Апаран, отошедшие к России по Гюлистанскому договору. Судя по поведению иранца в русском лагере и смыслу сделанных им предложений, было видно, что Афшари интересовало не перемирие, а численность русских войск114. Переговоры были прерваны, война продолжалась, и уже 5 июля русские достигли Джаванбулаха.

На берегу Аракса, в 10 километрах южнее Нахичевани, английскими инженерами была выстроена крепость Аббас-Абад, которая запирала дорогу в г. Хой. В штабе русского корпуса считали, что для закрепления в Нахичевани необходимо было овладеть Аббас-Абадом, что было связано с большими трудностями – не было точных сведений о численности гарнизона крепости. Не мог привести к цели и немедленный штурм крепости. Поэтому Паскевич приказал ген. Бенкендорфу с 1 июля 1827 г. приступить к осаде. Спустя три дня, когда в каменной ограде крепости была пробита брешь, вдали показалась иранская кавалерия Хасан-хана, спешившая на помощь осажденным Аббас-Абада. Выяснилось, что наследный принц с помощью 16-тысячной конницы рассчитывал заманить войска Паскевича на иранские укрепления Чорса, где русских дожидалась 20-тысячная армия Аббас-мирзы. Паскевич не хотел снимать осаду Аббас-Абада и не решался распылять свои силы. Судьбу крепости решил находившийся вместе с войсками надворный советник А. С. Грибоедов, который установил тайные связи с бывшим комендантом этой крепости Эхсан-ханом. Грибоедов использовал ненависть Эхсан-хана к шаху за то, что шах ослепил его отца, и разработал с ним план организации капитуляции Аббас-Абада. После этого Эхсан-хан настойчиво убеждал начальника гарнизона Аббас-Абада Мохаммед-Эмин-хана сдать крепость русским.

На обдумывание предложения Паскевича сдать крепость Мохаммед-Эмин-хан попросил три дня отсрочки. Крепость была подвергнута артиллерийскому обстрелу, а сторонники Эхсан-хана обезоружили сарбазов гарнизона и утром 7 июля 1827 г. открыли русским ворота крепости Аббас-Абад.

Разгром иранских войск под Джаванбулахом и капитуляция Аббас-Абада заставили Аббас-мирзу 13 июля отправить в русский лагерь своего статс-секретаря Мирза-Салеха, который вручил Паскевичу письма Аббас-мирзы и английского посла Макдональда115. Паскевич объявил Мирза-Салеху, что граница должна быть установлена по Араксу и что Иран должен заплатить России контрибуцию116. Иранец ответил, что «шах едва ли согласится принять эти условия». «А я советовал бы ему согласиться, – возразил Паскевич, – иначе, чем дальше мы пойдем, тем больше возрастут требования. Ваше вероломство должно быть наказано, чтобы все знали, что значит объявить войну России»117.

На этом переговоры были прерваны. О требованиях Паскевича Мирза-Салех написал Аббас-мирзе. Ответ был получен 17 июля 1827 г. и А. С. Грибоедов был направлен на переговоры с наследным принцем в Каразиадин.

В донесении А. С. Грибоедова отмечается, что 30 июля 1827 г. он отправился из крепости Аббас-Абад в иранский лагерь. Расстояние от Аракса до деревни Каразиадин в 50 км преодолел за семь часов скорой езды и был допущен к аудиенции без предварительных церемоний.

В большой палатке Аббас-мирза был один. После первых приветствий и расспросов о здоровье он начал вспоминать о пребывании Грибоедова в Тебризе. Потом долго жаловался на генерала Ермолова как главного, по его мнению, зачинщика войны. Грибоедов заметил, что недовольство было взаимным, а споры о границах никогда не привели бы к войне, если бы Шах-заде не вторгся со своими войсками в русские области. На что Аббас-мирза возразил: «Моих и шаха послов не допускали к царю, а наши письма не доставляли в Петербург»118. Грибоедов напомнил о двукратном посещении России иранским министром иностранных дел Аболь-Хасан-ханом, через которого можно было передать царю жалобы шаха. Наконец, князь Меншиков был отправлен в Иран для устранения возникших разногласий. Впрочем, заметил надворный советник, когда больной лежит целый год, не ищут первых причин его заболевания, а стараются вылечить его. Так и с настоящей войной.

После этого наследный принц предложил своим приближенным уйти. В палатке остались Аббас-мирза, Грибоедов и его переводчик, однако за занавесью прятался премьер-министр Аллах-Яр-хан Асаф-эд-Довле. Переводчик подробно изложил предложения русского правительства. Шах-заде несколько раз пытался его прервать, но Грибоедов просил быть терпеливее, чтобы поручение не осталось невыполненным.

Когда переводчик прочел все условия, Аббас-мирза едва не вскочил с места.

«– Так вот ваши условия. Вы их предписываете иранскому шаху как своему подданному. Уступка двух областей, дань деньгами. Но когда вы слыхали, чтобы шах сделался подданным другого государя? Он сам раздавал короны. Иран еще не погиб. И Иран имел дни своего счастья и славы.

– Но я осмелюсь напомнить вашему высочеству о Гусейн-шахе, который лишился престола побежденный афганцами.

– Кто же хвалит за это шаха Гусейна. Он поступил подло. Разве и нам следовать его примеру?

– Я вам назову великого человека и императора Наполеона, который за свое вторжение в Россию поплатился потерей престола.

После этого Аббас-мирза подозвал к себе Грибоедова и почти на ухо стал нашептывать ему о Паскевиче. Расспрашивал о степени его власти и может ли он убавить некоторую часть своих требований и заявил, что есть два рода главнокомандующих – одни на все уполномоченные, а другие с правами ограниченными. Какая, наконец, власть у генерала Паскевича?

– Большая, – ответил Грибоедов. – Но чем она больше, тем больше ответственность»119.

Аббас-мирза часто оборачивался к занавеси, за которой сидел Аллах-Яр-хан, и сказал Грибоедову: «У вас тоже не одна воля. В Петербурге одно говорят, Ермолов – другое. У нас был муштеид для мусульман, а вы для возбуждения против нас армян отправили в Эчмиадзин христианского архиепископа Нерсеса»120. Затем снова вернулись к обсуждению условий будущего мира.

Аббас-мирза хотел, чтобы русские отошли к Карабаху, а он в Тебриз. Нахичеванскую область предлагал считать нейтральной, кроме Аббас-Абада, гарнизон которого он согласился обеспечить продовольствием.

Стороны во многом были согласны, многое отверг Грибоедов, а в целом ни к чему не пришли.

Грибоедов просил прервать переговоры на несколько часов, чтобы написать проект перемирия.

«– Нет! – возразил Аббас-мирза. Сейчас все решите, я не хочу вашего письма. Ради бога не пишите. Вы потом, не отступитесь ни от одного слова»121.

Сошлись, однако, на том, что Грибоедов отдельно составит проект условий временного прекращения военных действий, а потом представит наследному принцу.

Приветствия полились рекой, похвалы, лесть более или менее сносные122.

Ночью Грибоедов составил проект перемирия и дал его перевести. Случай казался ему удобным привести к окончанию дела. За три года пребывания в Тавризе он не видел Аббас-мирзу в таком расположении духа и готовности к раскаянию, хотя и не раз имел возможность убедиться, что у персов слова находятся в вечном раздоре с делами.

Между тем Грибоедову принесли персидский проект перемирия, составленного по указанию наследного принца и уже одобренного шахом. Персы соглашались, чтобы русские остались в Аббас-Абаде, а из Нахичеванской области и Эчмиадзина были выведены войска сторон. Прения по этому проекту продолжались с утра до ночи. Статья об оставлении русскими войсками Эчмиадзина и Нахичеванской области была полностью вычеркнута.

Убедившись в бесполезности дальнейших споров, Грибоедов предложил прервать переговоры. После этого к надворному советнику пришли приближенные наследного принца, и Грибоедов, по его словам, «в течение целого дня должен был выдержать диалектику XIII столетия – возвращаться к предложениям, о которых условились накануне»123. Основные разногласия были вызваны предложением персов заключить перемирие на 10 месяцев. Грибоедову доверительно сообщили, что время необходимо для отдаления из Хоя шаха, его двора и войска, от которых обнищала вся провинция, а также для отправки в Петербург одного из Каджарских принцев на переговоры с царем об условиях будущего мира.

Иначе оценивало обстановку русское командование, так как во время переговоров в Каразиадине Аббас-мирза сосредоточил в Хое 65-тысячную армию.

Стало очевидно, что под прикрытием переговоров и перемирия Каджары собираются мобилизовать силы, и переговоры были прерваны.

18 июля русский гарнизон Аббас-Абада был отведен в высокогорный район села Кара-баба. Необычно жарко было и в Ереване. Осаждавшая этот город дивизия Красовского была отведена в урочище Джан-Гули на Абаранской возвышенности, а в Эчмиадзине были оставлены 700 солдат и местные ополченцы124. Узнав об этом, Аббас-мирза 4 августа со своей армией спустился в Араратскую долину, 6 августа сосредоточил свои войска у Аштарака, осадил Эчмиадзин и подверг монастырь артиллерийскому обстрелу.

16 августа канонада возвестила о близкой гибели Эчмиадзина. Выступивший на помощь из Джан-Гули отряд Красовского ценой больших потерь пробился к Эчмиадзину125. На следующий день Аббас-мирза узнал о движении основных сил Кавказского корпуса к Эчмиадзину и отвел свою 30-тысячную армию к Еревану.

После Ошаканского сражения 17 августа 1827 г. Паскевич отменил назначенный поход на Тебриз, оставил в Нахичевани прикрывающий отряд ген. Эристова и 5 сентября направился к Еревану.

С приближением частей русского корпуса Аббас-мирза отступил за Аракс, к селению Кара-Кала. Это намного облегчило задачу Паскевича. 20 сентября 1827 года русские заняли Сардарабад, а 23 сентября сосредоточились на берегу Зангу, в двух километрах от Еревана.

Английское вмешательство в русско-иранскую войну после освобождения Еревана

Армянский народ самоотверженно боролся против ненавистного Каджарского ига. Со всего ханства тысячи армян приходили в русский лагерь для участия в осадных работах.

Под огнем противника инженерные подразделения корпуса разжалованного офицера декабриста М. Пущина126 оборудовали огневые позиции, рыли траншеи.

В освободительном походе Кавказского корпуса собрался цвет передового русского офицерства и интеллигенции: И. Раевский, В. Вольховский, М. Пущин, И. Бурцов, братья Бестужевы, прославленный партизан Денис Давыдов, А. С. Грибоедов, внук Суворова – Александр Суворов, брат Пушкина – Лев Сергеевич, Е. Лачинов, А. Гангбелов, Н. Муравьев (Карсский), А. Миклашевский, П. Леман – всего более семидесяти офицеров, разжало ванных в рядовые, и около 2800 «мятежных солдат» из Петербурга и Украины.

Сформированный из декабристов сводный лейб гвардии полк 1-го октября первым прорвался в крепость в районе юго-восточной башни, затем быстро направился к северным воротам, чтобы не позволить противнику уйти из крепости. Сюда же подошел отряд Красовского. Откопав и отбросив ворота, тысячи солдат устремились в охваченную восстанием крепость. На всех этапах штурма А. С. Грибоедов находился рядом с главнокомандующим Паскевичем. К тому времени он уже имел боевой опыт – участвовал в боях при взятии Нахичевана, Аббас-Абада и Джаванбулаха, в районах Гарни, Арташата и Арарата, а 19 июня 1827 г. при рекогносцировке Ереванской крепости Грибоедов чудом спасся от пули.

А. С. Грибоедов помогал ссыльным декабристам, хлопотал о переводе в войска Кавказского корпуса Н. Шереметьева и А. Добринского, а из Сибири – А. Бестужева- Марлинского и А. Одоевского127.

Грибоедов принимал участие и в переселении крестьян из близких к крепости участков и в связи с этим писал 25 июня: «День хорошо начат, избавляем деревенских жителей от утеснения… вообще, война самая человеколюбивая».

В боях А. С. Грибоедов проявлял завидную храбрость, за что был награжден боевой медалью «За взятие Ереванской крепости».

Измученное население города восторженно встретило своих освободителей, «старики, дети, девушки, старухи… бросались на шею солдатам…»128.

«Солнце жизни взошло над Араратской страной, – писали армяне из Индии, – Армения воскресла, как феникс – могучая птица из греческой мифологии, которую сожгли жрецы, а она через тысячу лет возродилась из пепла»129.

11 октября войска ген. Эристова выступили из Маранда. На пути к Тебризу толпы армян и азербайджанцев выходили им навстречу и всячески выражали свою радость. Установив, что у Аббас-мирзы осталось не более трех тысяч солдат, Эрнстов решил овладеть Тебризом до похода главных сил корпуса. Грузинский князь впоследствии говорил, что хотел отомстить Каджарам за разорение Тифлиса. С приближением к Тебризу русских войск тысячи горожан ворвались во дворец Аббас-мирзы и разграбили все, что годами награбил наследный принц130. Новый губернатор Тебриза заставил всех жителей рыть окопы, а неповинующихся наказывали: отрезали уши, носы и выкалывали глаза131. Наследный принц покинул город накануне капитуляции. Паскевич въехал в Тебриз только 20 октября и узнал, что Аббас-мирза отправил к нему каймакама с полномочиями заключить мир, однако Паскевич не принял его.

***

Преемник Каннинга (умершего 7 августа 1827 г.), бывший статс-секретарь колоний Виконт Годерич в отношении России проводил традиционную «политику надувательства». Памятную записку графа Нессельроде о неизменности позиции России, отклонившей до этого предложения Англии о посредничестве в иранском вопросе, Годерич принял у Ливена с показным «живейшим удовольствием»132. Вскоре, однако, выяснилось, насколько это «удовольствие» было искренним.

Уже в первой половине сентября 1827 г. в Лондоне стало известно, что после Аштаракской битвы (17-20 августа) армия Аббас-мирзы отошла к Еревану, а при подходе русских войск отступила за Аракс. В этих крайне неблагоприятных для Ирана условиях лондонский двор возвратился к плану английского посредничества, несмотря на то, что после заверений Годерича об отказе Англии от посредничества не прошло и одного месяца.

В сентябре 1827 г. британский министр иностранных дел заявил русскому послу в Лондоне, что английское правительство посылает в Иран Виллока и очень хотело бы, чтобы он отправился туда через Петербург133. Намеченный для Виллока удлиненный маршрут имел целью склонить Петербургский двор к заключению выгодного для Ирана мира. По этому поводу Ливен писал в Петербург, что Виллок поедет туда «…на случай, если наш двор пожелал бы использовать таланты и влияние этого агента для улаживания наших разногласий с Персией»134. В последующих донесениях Ливена миссия Виллока упоминается только в конце сентября 1827 г. На этот раз русский посол указывал, что маршрут поездки английского посла изменен и что Виллок отправится в Иран не через Петербург, как предполагалось прежде, а через Одессу и Грузию. Это решение было результатом не только более зрелых размышлений о сущности ответа на предложение о посредничестве, с которым обратился к царю лондонский кабинет135. На наш взгляд, после падения Сардарабада, Ереванской крепости и отступления армии Аббас-мирзы за Аракc английское правительство опасалось, что продолжительная по времени поездка Виллока через Петербург могла кончиться тем, что он задержится в пути и останется в стороне от событий, так как наступательные операции русских войск развертывались в быстром темпе. В этих условиях в Лондоне могли считать, что Виллок скорее всего нужен в Иране, где он успеет вмешаться в конфликт, чтобы воздействовать на ход событий, чем в Петербурге, где его могли задержать или оттянуть переговоры до окончания войны.

Между тем поездка Виллока в Иран откладывалась изо дня в день. Окончательной датой его отъезда было назначено 9 октября, при этом маршрут поездки посла снова был изменен. Эти колебания говорили о том, что в Лондоне так и не дождались даже временной стабильности положения на русско-иранском фронте, так как после падения Еревана и Тебриза война фактически кончилась, а Англия была поставлена перед свершившимся фактом прежде, чем ее посол успел приехать в Иран.

7 октября Ливен получил письмо от британского министерства иностранных дел, в котором отмечалось, что Виллок все же предполагает ехать в Петербург, где он обратится с демаршем только в том случае, если британский кабинет снабдит его информацией и полномочиями для участия в установлении мира. «Мы не хотим, – указывалось далее в письме, – чтобы это приняло характер официального заявления…» или «попытки возобновить предложение о посредничестве, которое уже было отклонено»136. Таким образом, английское правительство настойчиво добивалось посредничества на переговорах и в то же время, вопреки фактам, заверяло, что не возобновит свои предложения о посредничестве, которые уже были отклонены Россией. Во всей этой истории с посредничеством (официальным и неофициальным) Англия стремилась соблюсти свои собственные интересы в Иране. Этому благоприятствовали настойчивые просьбы шаха о вмешательстве Англии с тем, чтобы с Россией был подписан выгодный мир. Кроме того, соблюдались интересы и Ост-Индской компании. Ливен доносил из Лондона, что «на одном собрании акционеров Ост-Индской компании английский полковник Стенхок внес предложение призвать английское правительство принять меры для того, чтобы остановить успехи русских в Персии»137. Призыв Стенхока «остановить успехи русских в Персии» стал главным лозунгом британской внешней политики. Однако разбитая иранская армия капитулировала, и изменить положение было невозможно.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГРИБОЕДОВ И ПАСКЕВИЧ НА ПЕРЕГОВОРАХ В ДЕХ-ХАРГАНЕ И ТУРКМАНЧАЕ (6 НОЯБРЯ 1827 г. – 10 ФЕВРАЛЯ 1828 г.)

Аббас-мирза в сопровождении двух английских офицеров и иранских делегатов отправился в русский лагерь на переговоры. 6 ноября 1827 г. в Дех- Харгане состоялась торжественная встреча Аббас-мирзы. Переговоры начались на следующий день138. Кроме Паскевича русскую делегацию представляли: А. С. Грибоедов,. А. М. Обрезков, А. К. Амбургер, Н. Д. Киселев и переводчики Аббас-Кулиага Бакиханов и Г. М. Влагали, а иранскую – Аббас-мирза, каймакам Фаррахани, бекляр- бек Фатх-Али-хан, статс-секретарь Мирза-Мохаммед-Али и переводчик французского языка Мирза-Масуд.

Накануне переговоров Фаррахани заявил Паскевичу, что без содействия английского посланника шах вряд ли согласится на уплату контрибуции и в связи с этим посоветовал генералу встретиться с Макдональдом. Казалось, что этот примитивный путь к посредничеству, а потом и вмешательству Англии, должен был быть решительно отвергнут, однако Паскевич принял более чем близорукое решение – просил содействия английского посланника и этим уничтожил результаты переговоров русского посла в Лондоне Ливена с Каннингом. А. С. Грибоедов пытался исправить ошибку Паскевича. Он официально объявил прибывшему в Дех-Харган Макдональду, что Англия не может рассчитывать на посредничество, которое было отклонено правительством России. Макдональд заверил Грибоедова, что пока его не попросят, он не будет вмешиваться в работу конференции, однако кроме Паскевича мало кто этому верил.

Вначале задача русской делегации в Дех-Харгане не представлялась сложной, так как Паскевич согласился на ведение переговоров только после того, как наследный принц принял и письменно подтвердил основные условия будущего мира139. В соответствии с этими условиями на заседании 7 ноября Паскевич потребовал присоединения к России Ереванского и Нахичеванского ханств, Ордубадского округа, выплаты 15 куруров или 7 млн. 500 тыс. туманов контрибуции140 и указал при этом, что если эти основные условия не будут приняты, то русские войска останутся в Азербайджане141. Территориальные претензии России были удовлетворены неожиданно быстро. Уже на первом заседании конференции иранская делегация согласилась на присоединение к России Эриванского и Нахичеванского ханств, Ордубадского округа, а 11 ноября – южной части Талышского ханства за Араксом142.

Деятельность Нерсеса Аштаракеци по восстановлению исторической границы Восточной Армении в районе г. Арарат

В Дех-Харгане Паскевич получил от ген. Красовского письмо армянского архиепископа Нерсеса Аштаракеци, где отмечалось, что русско-иранская граница, начиная от Нахичевани, должна идти на запад не по Араксу, а прямой линией, по горным отрогам до турецкой границы, чтобы восстановить исторические границы Восточной Армении и не допустить, чтобы Иран острым углом вклинивался в территорию России143.

В фондах Матенадарана хранится черновой вариант этого письма, где, в частности, говорится, что «если русская граница будет проведена по Араксу, то часть Армении останется в пределах Ирана». «Необходимо, – писал Нерсес Аштаракеци, – чтобы в Армению вошли труднодоступное Макинское ущелье, весь Арарат (с тем, чтобы горная цепь отделяла нас от османской границы в районе Баязета), а также Кохп (Кульп), богатый каменной солью»144.

А. П. Ермолов и А. С. Грибоедов полностью разделяли эту точку зрения. Например, по мнению генерала, «небольшое пространство земли по правую сторону Аракса, включая окрестности горы Арарат, необходимо присоединить к России как часть Эриванского ханства»145.

Позднее, 21 января 1829 г., Нерсес Аштаракеци написал главноуправляющему духовными делами иностранных исповеданий Блудову, что Паскевич допустил ошибку при определении границы с Персией146. После этого Паскевич объявил выговор ген. Красовскому «за вмешательство в чужие дела», а Блудову ответил, что возражал против предложения архиепископа, потому что мир с Персией и без того заключен довольно выгодный и что «с присоединением Макинского магала Россия имела бы неопределенную границу», а приобретение этого магала дескать «желательно одному Нерсесу, так как там находится богатый армянский монастырь»147, тогда как на деле Аббас-мирза тайно отпустил большие деньги на реставрацию и достройку этого монастыря св. Татевоса (Фадея), основанного в 1247 г., чтобы перевести сюда из Эчмиадзина армянский католикосат и ослабить на него влияние России148.

Даже дореволюционный военный историк В. Потто тенденциозную аргументацию Паскевича считал неубедительной. Нерсес Аштаракеци вполне мог рассчитывать, что Россия вернет армянскому народу его исконную территорию. Это, конечно, не субъективный взгляд или классовые интересы армянского архиепископа, так как монастырь и без того был подчинен Эчмиадзину, что свидетельствовало о наличии в Макинском округе коренного армянского населения. Что же касается принципа благоустроенных естественных границ, то царизм не придерживался этих принципов при определении границы с Ираном.

Анализируя эту политику царизма, Карл Маркс писал: «Единственной целью этого (Туркманчайского. – Б. Б.) договора, по словам Николая, являлось установление общей границы по Араксу, что, по его утверждению, являлось якобы единственным средством к устранению всяких будущих споров между обоими государствами. Но в то же время он отказался возвратить Персии Талыш и Моган, расположенные на персидском берегу Аракса»149. Заметим еще, что граница по Араксу разделила на две части и азербайджанский народ150.

Проблема контрибуции на переговорах в Дех-Харгане

С начала переговоров в Дех-Харгане Аббас-мирза добивался уменьшения общей суммы контрибуции и удлинения сроков ее выплаты.

11 ноября русская делегация по инициативе А. С. Грибоедова потребовала, чтобы первые 5 куруров туманов были внесены до подписания договора, но не позднее 22 ноября 1827 г., когда истекал срок перемирия. Остальные десять куруров предлагалось внести через два месяца151. В тот же день конференция в Дех-Харгане прервала свою работу по просьбе иранской делегации, так как золото хранилось в сокровищах шаха, от которого зависел исход переговоров и который, по словам Макдональда, «скорее согласился бы на уступку трех Азербайджанов, чем на выдачу денег из своего сокровища»152. В результате переговоры зашли в тупик чуть ли не на четвертый день после их начала, и озадаченный Паскевич решил предупредить возможные провокации – отправил двух своих тайных агентов в г. Марату, где находились войска наследного принца. Донесения этих агентов оказались неутешительными: два марагинских бека получили задание убить Паскевича в случае, если Аббас-мирзе не удастся отравить русского главнокомандующего153. Лютая ненависть к Паскевичу всегда прикрывалась лицемерием наследного принца.

22 ноября 1827 г. закончился срок перемирия. К этому времени Аббас-мирза добился согласия Паскевича до 10 декабря не занимать г. Мианэ, чтобы «не пугать шаха и не приостановить отправление денег»154. Продолжение иранской войны не соответствовало планам Петербургского двора. Чтобы ускорить переговоры, Паскевич сократил сумму контрибуции на 3 курура туманов (6 млн. руб.)155. 25 ноября Аббас-мирза принял это предложение. Однако на следующий день курьер доставил наследному принцу письмо шаха, который предлагал затягивать переговоры156. На очередном заседании конференции, 26 ноября, Аббас-мирза под разными предлогами отказался подписать предварительные условия, с которыми был согласен накануне.

27 ноября из Тегерана приехал еще один курьер – Назар-Али-хан с известием, что шах согласен уплатить только 10 куруров (5 млн. туманов)157 и в доказательство своего согласия уже дал указание на выдачу первых пяти куруров Макнейлю, который в это время вступал в должность британского поверенного в делах158. Это было первое следствие ошибки, допущенной Паскевичем в начале переговоров в Дех-Харгане. Макнейл не мог, конечно, не воспользоваться теми возможностями, которые предоставлялись ему как лечащему врачу обитательниц гарема, среди которых любимая к этому времени жена шаха Тадж-Довле была близкой приятельницей госпожи Макнейл159.

Англия не могла равнодушно относиться к пребыванию русских войск в Иране, поэтому Макнейл уговорил шаха не выдавать России контрибуцию до тех пор, пока русские не уйдут из Южного Азербайджана.

Только теперь вмешательство Макнейля озадачило Паскевича. «Чтобы не вдаться совершенно в руки иностранцев, – доносил он царю, – я предпочел послать своего офицера в Тегеран»160. Капитан Вольховский должен был встретить и сопровождать иранский денежный транспорт. 9 декабря Паскевич предложил Аббас-мирзе подписать все статьи соглашения или разойтись и возобновить военные действия. В 9 часов вечера, после того, как русская делегация согласилась внести в проект договора статью о признании Аббас-мирзы наследником иранского престола, он подписался под всеми статьями161.

12 декабря Аббас-мирза передал Паскевичу, что ванский паша сообщил ему, будто Россия собирается объявить султану войну, что тысяча турецких солдат, готовых соединиться с иранскими войсками, уже находится на иранской границе – напротив Салмаса, а наследный принц якобы отклонил эти предложения ванского паши, дескать, потому, что к этому времени уже были подписаны все пункты предварительного соглашения в Дех-Харгане.

Макдональд подтвердил Паскевичу достоверность этих данных, хотя и жаловался при этом, что турки перехватывают его курьеров из Константинополя162. Грибоедов заметил Паскевичу, что Макдональд пытается отвести от себя подозрения в соучастии в происках ванского паши, если они были на деле, и одновременно вместе с Аббас- мирзой запугать Паскевича для того, чтобы заставить русскую делегацию заключить мир, не дожидаясь денег из Тегерана163, о чем наследный принц неоднократно просил русского главнокомандующего164.

После прекращения перемирия Аббас-мирза в течение нескольких дней радостно сообщал Паскевичу о высланных из Тегерана деньгах, но каждый раз эти сообщения оказывались ложными165. Наконец, 15 декабря капитан Вольховский недалеко от Тегерана встретил первый транспорт – 83 вьюка содержали 1.494.000 туманов166.

17 декабря Паскевич получил письмо от шаха, где сообщалось, что деньги высылаются с Мирза-Аболь-Хасан-ханом, которому поручается вести переговоры для заключения мира167. Грибоедов доказывал членам русской делегации, что шах не признает соглашения, заключенного в Дех-Харгане, и с помощью министра иностранных дел пытается навязать новые переговоры, чтобы выиграть время накануне русско-турецкой войны.

Эти предположения подтвердились. 20 декабря Вольховскому объявили, что деньги будут отданы русским только после того, как их войска уйдут из Ирана168. Возражая против этого, Вольховский заметил, что Паскевич не уверен в том, что деньги будут уплачены после ухода войск и что если Аболь-Хасан-хан с такими предложениями поедет в Дех-Харган, то война будет неизбежна. Опасаясь русского продвижения в глубь Ирана в случае продолжения войны, а также для того, чтобы обеспечить официальное посредничество Англии на переговорах, Макнейл поддержал возражения Вольховского, а потом от имени своего правительства объявил о готовности получить у шаха первые пять куруров, доставить их в Тавриз и после того, как русские войска перейдут Аракс, передать эти деньги Паскевичу169. Надо полагать, что Макнейл и Мирза-Абдул-Вахаб действовали сообща. Во всяком случае, после этой встречи Макнейл не без основания мог считать, что посредничество Англии на русско-иранских переговорах является совершившимся фактом и по крайней мере гарантировано опасением шаха, что русские могут и не уйти из Ирана после получения контрибуции170.

22 декабря в дипломатической канцелярии Паскевича было разработано два варианта («предположения») дальнейшего поведения русской делегации в Дех-Харгане. По первому варианту предполагалось подписать договор, не ожидая взноса первых куруров контрибуции, оставить оба экземпляра у английского посланника до выплаты Ираном контрибуции, а самим разъехаться и ожидать приезда иранского министра иностранных дел. По второму варианту предлагалось подготовить договор для подписания и дожидаться приезда Мирза-Аболь-Хасан-хана. Предложения предусматривали и другую уступку иранцам. Решительно возражая против этих предложений, Грибоедов указал, что «если разъехаться без подписания трактата, то это и сейчас можно сделать и чем скорее, тем лучше… Перемирие уже слишком продолжается», и «если рассчитывать время в смысле персиан, то перемирие надлежит заключить на шесть, на десять, на сто лет». Грибоедов заметил еще, что «после победы на войне русские делаются посмешищем побежденного неприятеля» и потому настаивал на разрыве, который «не отдалит, а ускорит присылку денег» и предлагал не вести никаких переговоров с Мирза-Аболь-Хасан-ханом171.

На очередном заседании в Дех-Харгане 23 декабря Паскевич уступил просьбам Аббас-мирзы и сократил общую сумму контрибуции еще на 1 млн. туманов. При этом он снова указал, что первые 5 куруров должны быть внесены до подписания договора, а в обеспечение уплаты остальных пяти куруров русские войска будут находиться в Азербайджане172. Аббас-мирза пытался возражать, говорил, что если русские останутся в Азербайджане, то это аннулирует все согласованные статьи договора.

«Я встал с места, – рассказывает об этой встрече Паскевич, – и сказал ему, что если таковы его мысли, то я решаюсь начать военные действия, и оставил конференцию»173.

В донесении царю Паскевич объяснил свое решение лицемерием и непостоянством наследного принца, который несколько раз подписывал статьи, от которых отказывался впоследствии174. Заметим, что на деле было вовсе не так, как описывал Паскевич. Речь могла идти только о том соглашении, которое было подписано Аббас-мирзой 9 декабря 1827 г. и которое предусматривало эвакуацию русских войск из Азербайджана не позднее 1 января 1828 г., после уплаты восьми куруров. В отличие от этого соглашения, новые предложения Паскевича от 23 декабря уже оставляли эти войска в Азербайджане до тех пор, пока не будут внесены все 10 куруров. К тому же по соглашению от 9 декабря последние два курура Иран мог уплатить в мае 1829 г., т. е. через полгода после ухода русских войск, а предложения Паскевича от 23 декабря фактически удлиняли срок пребывания этих войск на 6 месяцев. Кроме того, соглашение от 9 декабря вообще утратило силу, так как целиком было пересмотрено после сокращения общей суммы контрибуции на миллион туманов. Таков смысл тех статей, под которыми Аббас-мирза подписался 9 декабря и которые Паскевич в искаженном виде представил Николаю I.

Вечером 23 декабря наследный принц прислал Паскевичу корректное письмо, в котором извинялся за то, что днем выразил свои мысли не так, как хотел. Аббас-мирза уже соглашался, чтобы русские войска остались в Азербайджане до выплаты всей контрибуции и только просил оставить ему г. Ардебиль175. На состоявшемся после этого заседании Аббас-мирза, по предложению А. С. Грибоедова, подписался под каждой статьей договора. Оставалось отправить этот договор шаху для ратификации, однако Паскевич не делал этого до получения первых пяти куруров.

Таким образом, в Дех-Харгане и Тегеране были приняты совершенно разные по значению и почти исключающие друг друга решения: в то самое время, когда шах, подстрекаемый Макнейлем, собирался выдать Паскевичу первые пять куруров только после вывода из Ирана русских войск, в Дех-Харгане Аббас-мирза дал согласие на пребывание русских войск в Азербайджане до выплаты всей контрибуции. В связи с этим новые задачи возникли и перед министром иностранных дел Мирза-Аболь-Хасан- ханом, который теперь уже должен был не только аннулировать соглашение, подписанное Аббас-мирзой, но и с его одобрения заключить новое соглашение, в котором были бы отражены последние предложения шаха о немедленном выводе русских войск.

24 декабря шах заявил Макнейлю, что «кроме пяти, отдаст еще один курур, а остальные два должен доплатить Аббас-мирза, у которого имеется больше этой суммы, но он своих денег не трогает, а хочет выманить деньги у меня»176.

«Впрочем, – заметил шах, – если Аббас-мирза не имеет этих денег, то этим он доказывает свою неспособность управлять государством… Если Аббас-мирза не согласится, я найду другого принца, который отдаст эти два курура и получит титул наследника»177.



А. С. Грибоедов (работа неизвестного иранского миниатюриста




Генерал А. П. Ермолов




Фельдмаршал граф Ереванский И.Ф. Паскевич




Католикос Нерсес Аштаракеци




Наследний принц Аббас-мирза




Принц Хоров-мирза (сын Аббас-мирзы, передавший Николаю I алмаз «Шах»)


Видя, что переговоры в Дех-Харгане могут провалиться, а русские войска продвинуться в глубь Ирана, Макнейл предложил шаху следующий план. Сверх пяти куруров шах передаст Макнейлю еще 3 курура, которые он отвезет в Тавриз и там, если получит у Аббас-мирзы обязательство вернуть 2 курура шаху, отдаст все деньги Паскевичу после того, как русские войска уйдут из Азербайджана. В случае если Аббас-мирза не согласится дать обязательство о возвращении двух куруров шаху (через, английское правительство), то Макнейл вернет деньги шаху, а последний решит дальнейшую судьбу и этих денег, и наследного принца178.

Шах одобрил план Макнейля и обещал, что в Казвине ему будут переданы восемь куруров. А для того, чтобы показать народу, что Иран еще не погибшее государство, к Тегерану и Зенджану подтягивались иранские войска179. В этой связи Абдул-Вахаб просил передать Паскевичу, что ему не следует обращать внимания на сборы иранских войск. Министр уверял, что в этом нет ничего враждебного для России и что это не должно создавать неверного впечатления о неискренности иранского правительства180. Однако русскому командованию стало известно, что турецкий султан предлагал шаху раздать пять куруров иранским войскам и возобновить военные, действия181. Кроме того, агентура эрзерумского сараскера в западных областях Ирана муссировала слухи о неизбежности русско-турецкой войны и готовности 15 тысяч отборных турецких солдат присоединиться к иранской армии182.

Паскевич доносил царю, что в ожидании русско-турецкой войны шах расспрашивает о Турции приезжающих из Константинополя купцов и что один из них по имени Садек-хан вместе с другими купцами вернулся из Константинополя, причем покинул этот город в тот день, когда посланники союзных держав готовились к отъезду из турецкой столицы1831. В фондах Центрального Государственного Исторического Архива СССР хранится донесение неустановленного лица, в котором, в частности, указывается, что «находившиеся в Иране английские дипломаты получили известия из Константинополя тоже через Садек-бека, теперь уже хана, находившегося при Аббас-мирзе184.

Таким образом, информацию о положении в Турции правительство шаха и английские дипломаты в Иране получили у одного и того же агента – Садек-хана. Это значит, что Макдональд и Макнейл были в курсе всей информации о Турции, которая доставлялась шаху и Аббас-мирзе. Уже после заключения мира Паскевичу передали поступившее на имя Аббас-мирзы перехваченное донесение из Константинополя, в котором, в частности, указывалось, что по заявлению рейс эфенди и эрзерумского сараскера Талиб паши «Турция решила воевать с тремя державами. Их посланники и купцы, особенно армяне и все другие лица, подозреваемые в приверженности к России, высланы. Войска султана подтянуты к границам»185. В том же донесении указывалось, что султан отправил шаху со специальной миссией своего дипломата Тагиб-эфенди186. Французский историк Дебидур по этому поводу отмечает, что Порта подговорила иранского шаха отказаться от заключения мира с Россией и снова взяться за оружие187. Важные данные о характере ирано-турецких отношений в конце 1827-начале 1828 гг. сообщает проф. Бина. «Когда содержание проекта мирного договора было передано в Тегеран, шах находился под влиянием османского правительства и не одобрил этот проект»188. Вина указывает еще, что «Фатх-Али-шах собирался назначить наследником престола Хасан-Али-мирзу и, ничего не сказав Аббас-мирзе, отправил на север войска»189. Эти собранные в Зенджане войска не только не возобновили военных действий, а напротив, всячески избегали столкновения с русскими войсками и, таким образом, представили последним возможность без боя занять ряд городов в Южном Азербайджане. Произошло это не только потому, что войска Кавказского корпусапревосходили иранские по численности и боеспособности. Сосредоточив войска в Зенджане и Тегеране, шах собирался противодействовать русским войскам в случае провала переговоров и не допустить эти войска в Тегеран. Это означает, что министр шаха Мирза- Аболь-Вахаб дезинформировал Вольховского, когда говорил ему, что иранские войска собраны в Зенджане для успокоения народа…

Впоследствии разрыв переговоров в Дех-Харгане и угрозу русского наступления шах рассматривал как временную меру давления России, рассчитанную на получение контрибуции и заключение мира, а не на захват иранской территории. И поскольку было решено отправить Паскевичу шесть куруров, то шах не испытывал на этот счет серьезного беспокойства и собрал в Зенджане войска на самый крайний случай.

Передислокация иранских войск имела и другое назначение. Султан Махмуд II уговаривал шаха продолжать войну против России, а шах в свою очередь с большими надеждами ожидал начала русско-турецкой войны. Отправляя войска в Азербайджан и возвышая Хасан-Али-мирзу, шах пытался доказать султану, будто собирается воевать, а на деле делал это для того, чтобы ускорить выступление турок и уже во время русско-турецкой войны добиться выгодного мира в невыгодной для России обстановке. С этой же целью шах оттягивал переговоры в Дех-Харгане, но слишком долго ждать не мог, так как султан не в состоянии был воевать, хотя и стремился к этому. После 20 октября 1827 г., когда в Наваринском сражении был разбит турецко-египетский флот, армия султана стала еще менее боеспособной, а «Хатти-шериф», оглашенный султаном 18 декабря, стал ложной декларацией о войне190.

6 января в Дех-Харган прибыл министр иностранных дел Мирза-Аболь-Хасан-хан. На первой же встрече с Паскевичем он много говорил о своей «высокой» дипломатической репутации в Европе и о благосклонности к нему усопшего императора Александра. Подсказанный А. С. Грибоедовым резкий ответ Паскевича – «Война или деньги!» озадачил иранского министра. Некоторое время он не знал, что ответить, а затем стал умолять подождать еще немного191.

7 января состоялась повторная встреча с Аболь-Хасан-ханом. В присутствии Грибоедова, Обрезкова и других дипломатов Паскевич ознакомил иранского министра с проектом согласованного договора и заявил, что не изменит в проекте ни одного слова. «После двухмесячных переговоров, – заметил Паскевич, – шах напрасно посылает нового негоцианта вместо того, чтобы отправить деньги. Это говорит о его желании продлить время без пользы для дел»192. Вечером того же дня Паскевич вручил Аббас- мирзе и Аболь-Хасан-хану декларацию о причинах разрыва. Наследный принц был в отчаянии. Его просьбам о продолжении перемирия, которое закончилось 6 января, и оправданиям казалось не будет конца, но все было напрасно.

Так закончились мирные переговоры в Дех-Харгане. На следующий день, 8 января, Паскевич вернулся в Тавриз, чтобы подготовить войска к походу, а Аббас-мирза отправился в Миандоаб, откуда он заранее отвел свои войска, чтобы показать, что не намерен воевать. Уже в дороге он написал Паскевичу, что деньги все-таки скоро должны прибыть и что разрыв произошел совершенно напрасно. Паскевич со своей стороны ответил, что деньги могут быть привезены и на русские аванпосты, а до этого времени наступление войск не будет приостановлено193. За день до разрыва переговоров в Дех-Харгане, в 7 часов утра 6 января 1828 г., из Тегерана было отправлено 520 вьюков с золотом и серебром, на общую сумму в 886 тыс. туманов194.

Начиная с 15 декабря 1827 г. до 6 января 1828 г. всего из Тегерана было отправлено 2 500 000 туманов или полностью 5 куруров. «Деньги эти несправедливо собраны, доверительно заявил о них шах своим придворным. – Богу угодно, чтобы я таким образом лишился их. Впредь не буду копить сокровищ, заставляя страдать мой народ. Теперь отдаю деньги русским не для собственного спокойствия, а для спасения Ирана от больших несчастий».

Парадоксально, что через день после того, как требуемые первые пять куруров были отправлены из Тегерана, в Дех-Харгане об этом еще не знали.

Паскевич объявил о разрыве переговоров, потому что не верил, что деньги будут высланы и не знал, что эти деньги уже находятся в пути.

Туркманчайский этап переговоров

В суровых условиях зимы русские войска последовательно занимали города Южного Азербайджана, чтобы с разных сторон подойти к Тегерану.

Между тем, деньги шах выслал и на русское наступление смотрел без всякого страха, несмотря на то, что его войска повсюду избегали соприкосновения с частями корпуса и заблаговременно отводились195.

Главный евнух и казначей шаха Манучехр-хан в это время прибыл в Зенджан с пятью курурами. От имени шаха он объявил генералу Розену, отряд которого действовал на главном направлении, что если русские войска перейдут Кафланкух, то он вместе с деньгами вернется в Тегеран196. Эта угроза возымела действие, и темпы продвижения войск были значительно замедлены. К середине января 1828 г. английское так называемое «содействие» не только переросло в официальное посредничество Англии, но и стало приобретать все более открытые формы вмешательства и диктата: Макдональду и Манучехр-хану шах разрешил действовать по своему усмотрению197. При этом решающий голос принадлежал Макдональду. Иранским военачальникам и даже принцам было приказано выполнять волю английского посланника198. Так, за короткое время Макдональд прошел путь от «содействующего» до главнокомандующего и верховного казначея. Произошло это в благоприятной для Англии обстановке, когда Аббас-мирза фактически самоотстранился от власти. Только 19 января шах подписал фирман, предлагающий наследнику престола вернуться к ген. Паскевичу для подписания мирного договора199. К этому времени русские войска уже заняли Марату, Урмию, а 25 января вошли в Ардебиль.

30 января первые три курура золотом были доставлены к русским аванпостам в районе г. Мианэ. Через день были привезены еще два курура200, и Паскевич назначил деревню Туркманчай201 местом для подписания мирного договора.

5 февраля к Паскевичу приехал Макнейл с предложением избрать вместо Туркманчая другой населенный пункт, более удобный, по его мнению, для размещения делегаций. Макнейл, в частности, рекомендовал остановиться в одном из больших сел, расположенных между Уджаном и Агарью202. Однако Паскевич отклонил эти предложения, считая, что англичане собираются удалить его от Мианэ, или, по крайней мере, в сторону от магистральной дороги, ведущей к Тегерану, для того, чтобы в случае разногласий на переговорах русские войска не смогли продвинуться к Казвину203. Тогда же Макнейл под большим «секретом» рассказал Паскевичу о «позиции шаха» и якобы данных им инструкциям в связи с возобновлением переговоров для заключения мира. Шах, заявил английский поверенный, будет полностью согласен с тем, что будет объявлено на переговорах английским посланником Макдональдом и иранским министром иностранных дел. Затем Макнейл заявил, что назначение русских консулов в иранских городах беспокоит шаха, который, дескать, опасается влияния, которое может приобрести Россия. Относительно денег Макнейл сказал, что этот вопрос считается исчерпанным204. Сохранившиеся в архивных фондах Паскевича его комментарии к этой беседе показывают, что генерал поверил в эту дезинформацию и, следовательно, не разобрался в кознях британского дипломата. Изучение материалов и последующих событий подтверждает также, что все то, что 5 февраля Макнейл говорил Паскевичу, исходило вовсе не от шаха, а от самого английского поверенного в делах, который перед этим безуспешно добивался, чтобы шах придерживался его рекомендаций по этим вопросам, а потом, не имея никаких полномочий, по «секрету» выдал свою точку зрения за мнение шаха в надежде, что Паскевич не будет проверять достоверность этих сведений и примет предложения Макдональда на предстоящей конференции. Назначение русских консулов в городах Ирана, а также связанная с этим вопросом перспектива усиления русского влияния в этой стране больше всего пугали Англию. И если в начале 20-х годов XIX века английской дипломатии и ее высокопоставленным иранским агентам удалось не допустить открытия в Гиляне русского консульства во главе с Ваценко, то теперь, после поражения Ирана в войне и ослабления английских позиций, задача Англии значительно осложнилась, хотя это и не удержало ее дипломатов от попыток осуществить эту задачу любыми средствами. Макнейл добивался, чтобы английский посланник не только присутствовал на предстоящей конференции в Туркманчае, но и играл там ведущую роль.

Таким образом, если в декабре 1827 г. Макнейл предложил свои услуги хранителя и перевозчика денег, предназначенных для России, то впоследствии он добился, чтобы в этом деле участвовал и посланник Макдональд. Далеко не блестящая миссия перевозчика денег для британского министра-резидента, представлявшего в Иране короля Великобритании, была самой унизительной. Но это был наиболее верный и, пожалуй, единственный для Англии путь для посредничества и участия на переговорах. Мы уже видели, как после доставки половины контрибуции в Азербайджан и возобновления наступательных операций русской армии роль и влияние Макдональда значительно возросли. Теперь же Макнейл уверял Паскевича, что любые предложения Макдональда на предстоящей конференции будут одобрены шахом. Благодаря серьезным упущениям Паскевича и Вольховского английская дипломатия добилась всего того, чего не могла добиться при Ермолове и на переговорах с русским послом Ливеном в Лондоне, решительно выступавших против любой формы английского посредничества.

Только теперь можно подвести итоги английских усилий. От формулы неофициального посредничества, провозглашенной премьер-министром Англии в начале 1828 г., британская дипломатия добилась посредничества и де-факто и де-юре.

Поверив в дезинформацию Макнейля, Паскевич не мог, конечно, не предвидеть, что любые предложения иранской делегации и Макдональда будут связаны с пересмотром уже согласованного проекта договора и отнюдь не в пользу России. Поэтому он заявил Макнейлю и иранским делегатам, что не допустит никакого обсуждения и никакого изменения в готовом проекте договора, который может быть только подписан205.

6 февраля русская и иранская делегации прибыли в Туркманчай. Час для заключения договора был определен придворным астрологом Аббас-мирзы: ровно в 12 часов ночи с 9 на 10 февраля 1828 года. И когда это время наступило, 101 залп русских орудий возвестил о заключении мира206.

В тот же день Паскевич и Аббас-мирза договорились, что собранные в Зенджане иранские войска будут распущены, а русские отведены из Мианэ и Ардебиля, где будет находиться временная резиденция наследного принца. Было решено также, что в ближайшее время Россия получит шестой и седьмой куруры контрибуции, а до уплаты восьмого русские войска будут находится в Хое207.

14 февраля английский посланник заявил Паскевичу, что шестой курур уже находится в Зенджане и что шах согласился одолжить Аббас-мирзе и седьмой курур при условии, если английское правительство будет гарантом возвращения этой суммы шаху. Макдональд заявил, что стремится помочь наследнику престола в его трудном положении, хотя не может ручаться за него, потому что без Азербайджана принц не сможет собрать необходимую сумму. Макдональд заявил еще, что Англия согласна уплатить Ирану полкурура, при условии если за 6,5 курура русские войска уйдут из Азербайджана, а Аббас-мирза, в компенсацию за эти 250 тыс. туманов, согласится аннулировать те статьи договора 1814 г., по которым Англия ежегодно должна была выплачивать Ирану по 200 тыс. туманов в случае нападения на Иран европейской державы208.

Паскевич ответил Макдональду и Аббас-мирзе, что русские войска уйдут из Азербайджана после того, как получат восемь куруров. Пять из них уже получены, шестой находится в Зенджане, половину седьмого курура отдает Англия, в залог второй половины седьмого курура войска будут находиться в Урмии, а до получения восьмого курура – в г. Хой209. Таким образом, получив 6,5 курура, русские войска будут находиться только в Урмии, Резайе и уйдут оттуда после того, как получат 1,5 курура. Остальные два курура (девятый и десятый) Иран внесет до 1830 года.

В последний раз вопрос о контрибуции был пересмотрен 6 марта 1828 г. Макдональд объявил тогда Паскевичу, что его правительство согласилось уплатить за Аббас-мирзу не 250, а только 200 тыс. туманов. Паскевич принял это заявление к сведению и объявил, что недостающие до половины курура 50 тыс. туманов будут отнесены за счет Урмии сверх прежних 250 тысяч туманов210. Войска корпуса теперь должны были уйти из Хоя и Урмии после того, как будут внесены 800 тыс. туманов.

В ЦГИА СССР хранится перевод донесения Макдональда членам тайного комитета Ост-Индской компании от 12 марта 1828 г.: «Имею честь Вас уведомить, – говорится в этом документе, – что и сегодня выписал тройной вексель на Ваше имя в пользу Его Королевского высочества принца Аббас-мирзы или в его распоряжение на сумму в 200 тыс. туманов… на счет почетной Ост-Индской компании»211.

По мнению профессора М. Махмуда, англичане хотели уйти от своих обязательств. Воспользовавшись финансовыми затруднениями шаха, они ликвидировали 3 и 4 статьи потому, что не хотели оставлять в руках иранского правительства документ, доказывающий нарушение Англией ее договорных обязательств212. Иначе освещает этот вопрос проф. Вина. Ссылаясь на письмо Макдональда вице-королю Индии от 12 марта 1828 г., он пишет: «Продвижение русских войск к Тегерану напугало Макдональда, который считал, что успехи русских войск в Иране в конечном итоге угрожают безопасности Индии. Чтобы не допустить дальнейшего наступления русской армии, Макдональд отдал Фатх-Али-шаху 200 тыс. туманов»213. В связи с этим действия Макдональда по ликвидации 3 и 4 статей Тегеранского договора Вина считает «крупным успехом британской дипломатии»214, хотя и указывает при этом, что «этот успех» был достигнут в благоприятной для Англии международной обстановке, когда «Россия была целиком поглощена Балканской проблемой»215. Противоречия в этой концепции очевидны. Если Россия была целиком поглощена Балканской проблемой, то, следовательно, царизму было не до «захвата Индии», если об этом говорить с точки зрения Бина. По этому вопросу можно выделить две тенденции и в английской историографии. Сайкс в «Истории Персии» осторожно обходит все те причины, на которые указывают эти иранские авторы. Он представляет дело так, будто Англия только и стремилась к тому, чтобы помочь своему иранскому союзнику, совершенно не считаясь с интересами Англии. «Ликвидации этих статей, – утверждает Сайкс, – неприемлемых в новой обстановке, оказала блестящую услугу Великобритании потому, что уплата контрибуции связывалась с большими трудностями для ее близкого (иранского. – Б. Б.) союзника»216. Другая тенденция, выразителем которой являются английские историки Ватсон и Кей, связывает отмену упомянутых статей Тегеранского договора (взамен 200 тыс. туманов) с затруднительным положением Англии, которая, дескать, должна была оказывать помощь шаху в войне против России, с которой Англия находилась в дружественных отношениях. Это положение Англии, которое Ватсон называет «щекотливым»217, а Кей «невыгодным», обострилось во время переговоров в Дех-Харгане, когда шах и Аббас-мирза, по словам М. Махмуда, настойчиво добивались английской финансовой помощи, ссылаясь на договорные обязательства Англии218. Англия опасалась также, что, отказав Ирану в субсидии, она потеряет свое влияние на шаха. В то же время момент представлялся ей весьма удобным, чтобы ликвидировать те статьи Тегеранского договора, которые русский посол Ливен на лондонских переговорах с Каннингом называл главной причиной, побудившей Иран напасть на Россию219. В создавшихся условиях Англия вправе была рассчитывать, что ликвидация упомянутых статей произведет благоприятную реакцию в Петербурге. В тех же целях в начале 1828 г. английское правительство объявило, что не сможет предоставить Ирану финансовую помощь согласно договору 1814 г., потому что Иран был зачинщиком второй русско-иранской войны, а 200 тысяч туманов предоставляет за ликвидацию 3 и 4 статей Тегеранского договора. Эта вынужденная и вместе с тем весьма справедливая оценка причины русско-иранской войны 1826-1828 гг. была нелицеприятной для шаха и его министров, так как накануне и в ходе этой войны Англия устами Каннинга и Веллингтона пыталась обвинить Россию в агрессии220. Не случайно поэтому английский историк Д. Кей откровенно писал, что требования иранского правительства заставили британских дипломатов пересмотреть статьи о субсидии, которые вовлекли и снова могли вовлечь Англию в полосу затруднений, в том числе и дискредитирующего порядка. «Было желательно, – отмечает далее Кей, – избавиться от этих условий договора. Время для этого было благоприятным, а случай находился в руках»221. Впрочем еще в Дех-Харгане Макдональд заявил Грибоедову, что «трактат, заключенный Аузли, считается для Англии тягостным, особенно благодаря тем статьям, которые предусматривают предоставление субсидии»222.

После заключения мира Паскевич неоднократно напоминал иранским министрам, чтобы они разрешили Макдональду выдать доставленные из Тегерана первые пять куруров. Только 16 февраля Аббас-мирза разъяснил, что эти куруры состоят из разных золотых монет и что поэтому расчет должен производиться не на иранские туманы, а на русские червонцы223. Это требование не лишено было основания и в конечном счете должно было сократить половину контрибуции на 30 000 туманов. Паскевич возражал против этого, но его аргументация была неубедительной, так как невозможно было доказать, что иранцы теряют на золоте столько же, сколько русские на серебре.

Споры закончились тем, что иранский министр иностранных дел выехал в Тегеран, английский посланник, не получив разрешения на выдачу денег, вернулся в Тавриз224, а Паскевич, видя все это, пригрозил Аббас-мирзе, что оставит войска в Ардебиле и Мианэ и доложит царю о нарушении трактата. Угроза эта возымела действие, и Макдональд получил разрешение на выдачу пяти куруров225. Это обстоятельство важно еще и в том отношении, что вносит существенную поправку почти во все те работы, где неправильно указывается, что половина контрибуции или первые пять куруров, по предложению Грибоедова, были уплачены до заключения договора. На деле же договор был подписан тогда, когда эти деньги находились в здании английской миссии в Тавризе.

Политические и дипломатические просчеты Паскевича

Переговоры в Дех-Харгане и Туркманчае (7 ноября 1827-10 февраля 1828 г.) показали, что дипломатическая деятельность Паскевича, возглавлявшего русскую делегацию, отличалась непоследовательностью, хотя дореволюционные дворянско-буржуазные историки Щербатов, Н. Дубрович и др. пытались затушевать политические и дипломатические просчеты Паскевича и нередко приписывали ему заслуги Грибоедова.

Паскевич наложил вето на грибоедовскую программу экономического развития Закавказья, осуществление которой должно было облегчить реализацию Туркманчайского договора и ослабить в Иране влияние Англии. Устанавливая новую границу с Ираном, Паскевич без всякого основания отклонил ходатайство армян о присоединении к России Макинского магала – исторически армянской территории, захваченной в прошлом иранскими войсками. Много путаницы внес Паскевич в сложные вопросы, связанные с контрибуцией. Накануне переговоров в Дех-Харгане он объявил, что требует от Ирана 10 куруров (15 млн. туманов или 20 млн. руб.). Однако 7 ноября, т. е. в первый же день переговоров, Паскевич увеличил эту сумму еще на 5 куруров. Затем 25 ноября он уже «уступил» Ирану 3 курура, а 23 декабря «уступил» еще 2 курура. В результате этого далеко не блестящего дипломатического маневра требуемые вначале Паскевичем 10 куруров остались в силе.

Многие другие распоряжения Паскевича были столь же непоследовательны. В начале октября он объявил, что русские войска будут зимовать в Хое, несмотря на то, что перед этим заверил Аббас-мирзу, что отзовет эти войска в Россию, как только получит 300 тыс. туманов восьмого курура. А когда эти деньги были отправлены в Тавриз, он приказал войскам зимовать в Иране. В конце того же месяца, после того, как Грибоедов по своей инициативе продлил срок уплаты 100 тыс. туманов на 5 месяцев – до 10 марта 1829 г., чтобы оправдать пребывание русских войск в Иране, что было выгодно России в связи с русско-турецкой войной, Паскевич снова изменил свое решение и приказал вывести из Ирана большую часть войск. Оставленные им после этого в Хойской области четыре русские роты не представляли серьезной силы и предназначались специально для сбора налогов у населения. Делалось это вопреки Туркманчайскому договору и протестам Грибоедова, так как эти налоги по существу были второй контрибуцией царизма.

Паскевич и Родофиникин считали, что истощение шахской казны не позволит Ирану начать против России новую войну. Однако на деле их расчеты не соответствовали конкретной международной обстановке на Ближнем и Среднем Востоке. Бескомпромиссные требования взыскать всю контрибуцию и получить стоимость драгоценных камней, отданных Паскевичу под залог, предъявлялись тогда, когда у Аббас-мирзы не было денег, когда из Ирана были выведены основные части Кавказского корпуса, султан предлагал шаху военный союз, а оставленные в Хое малочисленные русские подразделения не могли помешать возможному объединению иранских и турецких войск.

Показательно также, что Паскевич освободил из плена и привел на переговоры в Туркманчай одного из главных зачинщиков двух русско-иранских войн, бывшего первого министра шаха Аллах-Яр-хана, а перед этим пытался войти к нему в доверие и под свою диктовку заставил этого лютого врага России писать письма шаху с призывами к миру, в содержание которых никто не верил. А Аллах-Яр-хан «отплатил» за это Паскевичу тем, что стал одним из организаторов разгрома русской миссии и убийства А. С. Грибоедова.

Классовые позиции ген. Паскевича заставили его принимать меры по организации личной безопасности Аббас-мирзы, который командовал иранскими войсками в двух русско-иранских войнах, а также пресекать направленные против династии Каджаров антиправительственные выступления народов и племен Ирана.

Исследователи не обратили внимания на то обстоятельство, что в период переговоров в Дех-Харгане английские дипломаты всячески добивались, чтобы русские войска покинули Иран до того, как будет заключен мирный договор. Это нужно было им для того, чтобы саботировать переговоры, не опасаясь русского продвижения к Тегерану. В связи с этим Англия не скрывала своей заинтересованности в том, чтобы Каджары как можно быстрее уплатили контрибуцию –основное условие Паскевича для вывода русских войск. Англия опасалась еще, что несвоевременная уплата контрибуции может привести к длительной оккупации или аннексии русскими войсками Северного Ирана. По этим причинам английский майор Гарт превратился в сборщика налогов в Азербайджане; Макнейл уговаривал шаха одолжить Аббас-мирзе 100 тыс. туманов для выкупа драгоценностей или подписать акт, по которому наследный принц отказывался в пользу шаха от доходов с любой из принадлежавших ему областей, а английский посол Макдональд согласился гарантировать выплату восьми куруров контрибуции русскому командованию.

Паскевич недооценивал или недопонимал этой английской политики и, несмотря на решительные возражения А. С. Грибоедова, исходил из концепции заинтересованности английской дипломатии в быстрейшем заключении мира. Эти заблуждения Паскевича аннулировали важную дипломатическую победу русского посла X. А. Ливена над Каннингом в Лондоне, где были отклонены попытки Англии навязать ее посредничество. В конце ноября 1827 г. Паскевич уже фактически допустил вмешательство (под видом посредничества) английских дипломатов в переговоры. После этого Макдональд в Тавризе, а Макнейл в Тегеране оказывали сильнейшее давление на шаха и Аббас-мирзу, чтобы до эвакуации русских войск продлить, а затем сорвать переговоры с Россией. Этим они рассчитывали отвлечь войска Отдельного Кавказского корпуса от Турции, предоставить султану время для реорганизации его армии и создать ирано-турецкую коалицию. Одновременно Англия пыталась сохранить свои позиции в Иране и Турции и с этой целью косвенно угрожала России перспективой войны на два фронта (против шаха и султана), так как назревала русско-турецкая война.

Играя на финансовых затруднениях Каджаров, связанных с выплатой контрибуции, Макдональд получил от шаха неограниченные полномочия и сосредоточил в своих руках огромную власть. Даже принцам и старшим военачальникам было приказано выполнять его волю. Неудивительно поэтому, что когда предназначенная для России контрибуция оказалась в руках англичан, они не допустили осуществления грибоедовского плана и не отдали России первых пяти куруров до заключения мира.

Чтобы устранить вмешательство Англии и ускорить заключение мира, А. С. Грибоедов указал на неприемлемость концепции русского дипломата Обрезкова и настоял, чтобы войска корпуса перешли в наступление на тегеранском и других направлениях, а после заключения мира были отозваны в Россию.

Об эффективности этой вынужденной операции русских войск можно судить по тому, как накануне подписания мирного договора Макнейл безуспешно рекомендовал Паскевичу вместо Туркманчая избрать другое село, расположенное в стороне от магистральной дороги к Тегерану, с тем, чтобы затруднить продвижение русских войск к иранской столице на случай, если переговоры не достигнут цели. Не менее показательно, что Макдональд хранил пять куруров при себе в Тавризе и не собирался отдавать их Паскевичу несмотря на то, что после подписания Туркманчайского мира прошла неделя. Более того, Макдональд уговорил Аббас-мирзу обвинить Паскевича в недооценке иранских золотых монет на сумму в 30 тыс. туманов и уехать из Туркманчая, не договорившись о передаче контрибуции русскому командованию. Поэтому потребовалась новая угроза возобновить наступление на Тегеран, чтобы пять куруров были отданы России. После этого английская дипломатия пыталась преодолеть две опасности. Первая из них была связана с угрозой потери английского влияния в Иране в случае, если Англия не предоставит шаху финансовой помощи, в чем он нуждался для покрытия долгов по контрибуции, а другая заключалась в том, что эта помощь могла быть оказана вопреки смыслу Тегеранского договора 1814 г., который дал основание обвинить Англию в подстрекательстве Ирана к войне. Англия не могла не опасаться того, что, помогая Ирану, она осложнит свои и без того натянутые отношения с Россией. Это было особенно опасно после заключения Туркманчайского договора, когда в представлении английской дипломатии русские войска могли надолго оставаться в Иране. «Выход», однако, был найден в том, что Ост-Индская компания предоставила Ирану 200 тыс. туманов в компенсацию за аннулирование 3 и 4 статей Тегеранского договора и при условии, если будут отозваны русские войска.

Когда началась русско-турецкая война, Англия еще более активно стала добиваться эвакуации русских войск, особенно из пограничной зоны на северо-западе Ирана, чтобы обезопасить фланги турецкой армии в Западной Армении и Курдистане и создать практические условия для объединения иранской и турецкой армий. С этой же целью Макдональд и Аббас-мирза поддерживали регулярную связь с Турцией, которая в районах Вана, Карса и Эрзерума сосредоточила войска и предлагала объединить их с армией шаха. Эта их деятельность, так же как и попытки Макдональда сорвать предусмотренное договором русско-иранское разграничение с помощью сфабрикованной английскими офицерами фальшивой географической карты, наконец, разгром русской миссии в Тегеране, были звеньями общего агрессивного английского плана по вовлечению Ирана в коалицию с Османской империей для войны против России.

В современной иранской историографии (А. Эгбал, А. Тадж Бахш, А. Вина, Нафиси, М. Махмуд и др.) преобладает предвзятое мнение о том, что шах и иранские дипломаты того времени были ограниченными, несамостоятельными и несведущими в дипломатии жертвами европейской политики. Не исключено, что такой подход, заимствованный у британского дипломата и историка Мориера, преднамеренно искажает действительные обстоятельства и служит для прикрытия и оправдания агрессивной внешней политики Каджаров в отношении Закавказья. Во всяком случае, дипломатическая деятельность шаха, наследного принца, их министров и дипломатов, особенно в период переговоров в Дех-Харгане, вовсе не создают впечатления беспомощности. В этом нельзя не убедиться на примере действий шаха, который в ожидании русско-турецкой войны, начавшейся в 1828 г., дезинформировал султана тем, что вблизи турецкой границы сосредоточил иранские войска и создавал видимость замены Аббас-мирзы угодным султану хорасанским наместником. Кроме того, шах одобрительно реагировал на предложения султана отдать собранные деньги иранским войскам и начать против России войну. В то время как на деле шах не только не спешил форсировать события, а напротив, не верил и не доверял султану после разгрома турецкого флота в Наваринском сражении и выжидал, пока Турция первая начнет войну против России, чтобы только после этого решить вопрос о целесообразности вступления Ирана в третью войну против России или необходимости добиться выгодного мира в невыгодной для России международной обстановке. На наш взгляд, этот план шах прикрывал рядом мероприятий: он аннулировал подписанное Паскевичем и Аббас-мирзой предварительное соглашение от 9 декабря 1827 г. для того, чтобы осложнить работу делегаций в Дех-Харгане и таким путем оттянуть эти переговоры в надежде на уступчивость России или на изменение международной обстановки. После этого шах отклонил и второе соглашение от 23 декабря, отправив в Дех-Харган своего министра иностранных дел с поручением заново начать переговоры. Кроме того, несмотря на решение Паскевича оставить в Иране часть русских войск пока не будет внесена вся контрибуция, шах по совету Макдональда согласился выдать первые пять куруров только после вывода из Ирана всех русских войск. Создав видимость недоверия к Аббас-мирзе, Фатх-Али-шах поручил своим министрам-пацифистам затягивать переговоры с Вольховским в Тегеране, а сбор иранских войск в Зенджане объяснил необходимостью внушить народам Ирана мысль о существовании в Иране сильной шахской власти и армии. Одновременно, чтобы выиграть время, шах по частям высылал в Тебриз первые пять куруров контрибуции, которые к тому же передавались Макдональду для того, чтобы в случае изменения обстановки и перехода турецкой армии в контрнаступление вернуть их шаху или раздать иранским войскам.

Показательно также, что 6 января 1828 г. Фатх-Али- шах отправил в Тебриз последний взнос (886 тыс. туманов) в счет первых пяти куруров, а после этого и в отличие от англичан на русское наступление смотрел без всякого страха, потому что был уверен, что русские спешат с заключением мира. Только поэтому иранские войска избегали соприкосновения с частями Кавказского корпуса и организованно отводились на юг.

Роль А. С. Грибоедова и Нерсеса Аштаракеци в освобождении и возвращении на родину армян

Основные положения будущего мирного договора были в общей форме изложены в «Декларации» России 16 сентября 1826 г., в связи с иранским вторжением226. В проекте будущего договора относительно границы с Ираном и других условий договора были учтены предложения А. П. Ермолова и А. С. Меншикова227, представленные графу Нессельроде 17 ноября 1826 г.

На основе отдельных статей Гюлистанского договора и дополнительных статей, выдвигавшихся царским правительством в 1816 г., были составлены проекты мирного и торгового договоров.

После обсуждения проектов в марте-апреле 1827 г. была составлена инструкция, в которой обосновывались статьи мирного трактата и Особого акта о торговле228.

В качестве основных условий мира в инструкции царского правительства предписывалось: присоединение к России Эриванского и Нахичеванского ханств, возвращение Талышского ханства, уплата 10 млн. руб. серебром в возмещение военных издержек и убытков русских подданных; подтверждение условий Гюлистанского договора, касавшихся торговли и прав России на Каспийском море229. В дополнительных «наставлениях» подчеркивалось, что «денежное вознаграждение» может быть «снижено».

Выработанные в Петербурге условия будущего мирного договора, изложенные в царском рескрипте230, были доставлены в лагерь при Джелал-оглы 24 мая 1827 г. A. М. Обрезковым, который был назначен вторым уполномоченным и начальником дипломатической канцелярии командующего корпусом вместо А. С. Грибоедова. Это назначение было связано с реакционной политикой, которую царское правительство проводило после восстания декабристов во всех областях государственной и общественной жизни.

По подозрению в связях с декабристами командующий Кавказского корпуса генерал Ермолов 27 марта 1827 г, был заменен генералом Паскевичем. Царь уполномочил начальника Главного штаба И. И. Дибича удалить героев русско-иранской войны генералов Мадатова и Вельяминова, предлагал назначить нового начальника штаба корпуса.

Из письма А. С. Грибоедова С. И. Мазаровичу от 8 мая 1827 г. видно, что еще до получения петербургских проектов мирного договора А. С. Грибоедов уже работал над составлением проекта мирного договора с Ираном взамен аннулированного Гюлистанского договора231.

Между тем и после приезда А. М. Обрезкова, не имевшего представления об Иране и не владевшего персидским языком, служебное положение А. С. Грибоедова фактически не было поколеблено. Не случайно поэтому на ответственные переговоры с наследным принцем Аббас- Мирзой в июле 1827 г. был направлен И. Ф. Паскевичем не А. М. Обрезков, а А. С. Грибоедов, который настойчиво добивался заключения перемирия не только на условиях, выработанных в Петербурге и доставленных Обрезковым в Джелал-оглы. Изложенное на этих переговорах обоснование предложений России и развернутая критика А. С. Грибоедовым контрпредложений Аббас-Мирзы указывали не только на большую эрудицию Грибоедова и на его глубокое знание иранской политической жизни и психологии правившей каджарской группировки, но и на разработанные в деталях политические и дипломатические концепции А. С. Грибоедова.

Позднее, на переговорах в Дех-Харгане (ноябрь 1827-январь 1828 г.) дипломатическое мастерство А. С. Грибоедова привело к дополнению проекта мирного договора статьями о возвращении на родину армян.

И. Ф. Паскевич в заметках на полях неопубликованных «Записок» о войне 1826-1828 гг., составленных его адъютантом С. П. Бутурлиным, особо отметил, что ст. 4 и ст. 13 мирного договора были «улучшены», ст. 14 «развернута в предвидении переселения армян в Россию», а ст. 12 и 15 – «новые»232. Статьи, касавшиеся Армении и размеров контрибуции, составляли основную часть изменений.

Советские исследователи установили, что А. С. Грибоедов был автором статей Туркманчайского договора, относившихся к судьбам армянского и других народов Закавказья.

По заметкам Паскевича на полях Памятной записки А. С. Грибоедова, написанной в Дех-Харгане, С. В. Шостакович установил, что автором статьи 14-й был именно А. С. Грибоедов233. Авторство Грибоедова в отношении ст. 12, 14 и 15 было установлено Л. С. Семеновым в результате анализа юридического обоснования этих статей в письме А. С. Грибоедова Паскевичу от 28 сентября 1823 г.234

В книге «А. С. Грибоедов и армяно-русские отношения» В. А. Парсамян приводит слова Нерсеса Аштаракеци о том, что «Грибоедов был защитником армянского народа»235.

При разработке статей о переселении армян учитывались рекомендации Нерсеса Аштаракеци, изложенные в его «Записке об армянах для включения при переговорах о мире»236, а также в другой его справке «О переселении армян из персидских владений в провинции, принадлежавшие России», отправленной Паскевичу 27 декабря 1827 г.237

Активное участие армян в русско-иранской торговле и русско-иранских войнах в начале XIX века способствовало включению в текст Туркманчайского договора соответствующих статей об их возвращении на родину.

Туркманчайский мирный договор, заключенный 10 (22) февраля 1828 г., был ратифицирован царским правительством в марте 1828 г. 15 апреля 1828 г. последовал указ об учреждении в Иране постоянной дипломатической миссии и назначении А. С. Грибоедова министром-резидентом в Иране.

«Познания Грибоедова в языке персидском, – писал Нессельроде Паскевичу, – короткое знакомство его с местными обстоятельствами, наконец, его дарования и усердие при минувших переговорах достаточно доказывают, что высочайший выбор пал на способнейшего к исполнению важной должности»238.

9 июля 1828 г. Грибоедов прибыл в Тифлис и перед отъездом в Иран обручился с шестнадцатилетней Ниной Чавчавадзе, дочерью начальника Армянской области, известного поэта Александра Гарсевановича Чавчавадзе.

«16 июля я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, – вспоминал Грибоедов о своем сватовстве. – За столом сидел против Нины Чавчавадзе. Все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную. Выходя из стола я взял ее за руку и сказал ей: «Venez avec moi, j'ai quelque chose a vous dire». Она меня послушалась, как и всегда; верно думала, что я ее усажу за фортепиано. Вышло не то. Рядом находился дом ее матери. Вошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыхание занялось. Я не помню, что я начал бормотать, и все живее и живее. Она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Прасковье Николаевне Ахвердовой. Отправил курьера к ее отцу в Эривань с письмами от нас обоих и от родных»239.

Вечером 22 августа в Сионском соборе состоялось бракосочетание Александра Сергеевича и Нины Александровны. Губернатор Сипягин дал бал в честь молодоженов и открыл его полонезом с мадам Грибоедовой240.

Ратификация Туркманчайского договора со стороны Каджаров в Тегеране последовала в июле 1828 г., однако ратификационная грамота Фатх-Али-шаха была вручена И. Ф. Паскевичу в лагере русских войск, осаждавших крепость Ахалкалаки. Протокол об этом акте подписали 29 июля И. Ф. Паскевич, А. С. Грибоедов, а со стороны Ирана – Мирза Джафар. Здесь же Паскевич передал Грибоедову свои внешнеполитические функции в отношении Ирана. Только 9 сентября Грибоедов со всем штатом миссии выехал в Тебриз, куда прибыл б октября и спустя три дня вручил Аббас-мирзе ратификационную грамоту.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ИРАНСКАЯ И АНГЛИЙСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ТУРКМАНЧАИСКОМ МИРЕ И ПРИСОЕДИНЕНИИ ВОСТОЧНОЙ АРМЕНИИ К РОССИИ

Туркманчайский договор 1828 г. подвел итоги второй русско-иранской войны, завершил присоединение к России Восточной Армении и Северного Азербайджана, ликвидировал иранскую власть в Закавказье и укрепил военно-стратегические позиции России на юге империи.

На протяжении многих веков Армения постоянно подвергалась нашествиям иноземных завоевателей, теряла свою государственность, испытывала жестокий социальный и национальный гнет. Выразителями русской ориентации армянского народа были широкие народные массы, выдающиеся деятели его освободительного движения, которые связывали с Россией, русским народом свои надежды на освобождение от иранского и турецкого ига.

Присоединение Восточной Армении к России явилось крупнейшей исторической вехой в жизни армянского народа. В борьбе за освобождение Армении плечом к плечу с русскими войсками героически сражались и армянские народные добровольческие отряды.

Туркманчайский договор был неравноправным и в этом отношении стоял в одном ряду со многими неравноправными договорами той эпохи. Ф. Энгельс указывал, что Персию «Туркманчайский договор превратил в вассала России»241. Однако эта справедливая и объективная оценка, в одинаковой мере касавшаяся и других европейских государств, тоже превративших Иран в своего вассала, не отрицает предыстории заключения Туркманчайского договора. После агрессивного вторжения иранских войск в пределы России и их поражения шах не вправе был рассчитывать на равноправный договор или милосердие царя.

Изменив политическую и стратегическую обстановку на Востоке и положив конец русско-иранским войнам, Туркманчайский договор нанес сокрушительный удар по реваншистским стремлениям Каджаров. Одновременно был нанесен удар и по планам Англии, толкнувшей шаха на безнадежную войну против России. Поддерживая завоевательные планы шахского Ирана и султанской Турции в отношении Закавказья, Англия пыталась сохранять для народов края угрозу геноцида, ассимиляции, консервации отсталых форм общественной жизни, хозяйственного уклада и утратысамобытности культуры.

Участвуя в войнах России против Ирана и Турции в начале XIX века, народы Закавказья вели освободительную борьбу против иранского и турецкого ига и угрозы физического уничтожения. В героических подвигах армянских и грузинских добровольческих отрядов, а также в бескорыстной помощи населения Закавказья русским войскам закалялась вековая дружба народов Закавказья с русским народом. Огромное влияние на освободительную борьбу народов Закавказья оказывала идущая из глубины веков ориентация на Россию освободительных стремлений народов Закавказья, а в условиях XIX века –всенародный характер Отечественной войны 1812 г., борьба балканских народов и греческого народа за независимость, а также участие декабристов в освобождении народов Закавказья от иранского и турецкого ига.

После заключения Туркманчайского и Адрианопольского договоров 130 тысяч армян, заброшенных на чужбину в результате опустошительных войн и нашествий, вернулись на родину. Восточная Армения стала центром национальной консолидации армянского народа, навсегда связавшего свою судьбу с судьбой русского народа.

Указом Николая I Правительствующему сенату в Восточной Армении была образована Армянская область. В фондах Центрального Государственного Исторического Архива СССР хранится копия этого указа: «Силою трактата, с Персией заключенного, присоединенные к России от Персии ханство Эриванское и ханство Нахичеванское повелеваем во всех делах именовать отныне областью Армянскою и включить оную в титул наш. Николай (подпись), С. Петербург, 21 марта 1828 года»242.

Туркманчайский договор, создавший условия для усиления экономического и политического влияния России в Иране и в сопредельных государствах Азии, подвергался ожесточенным нападкам в английской и иранской буржуазной историографии.

В тенденциозной интерпретации английского историка Кея Туркманчайский договор был «глубоко оскорбительным для Ирана»243, несмотря на то, что Англия официально признала Иран зачинщиком второй русско-иранской войны, приведшей к Туркманчайскому миру. Кей обвиняет еще Англию в том, что она, дескать, была только «пассивным наблюдателем русской политики и русских походов244.

Это заявление о пассивности Англии никак не вяжется с ее дипломатической деятельностью накануне и в период русско-иранских войн, и особенно после заключения Туркманчайского договора, когда Англия провоцировала шаха на новую войну против России, участвовала в заговоре против А. С. Грибоедова и всячески пыталась не допустить выполнения условий Туркманчайского договора. Весьма показательным в этом отношении было недовольство английской дипломатии присоединением к России Ереванского и Нахичеванского ханств, образовавших Армянскую область, и переселением на родину армян.

Известно, что после присоединения к России Восточная Армения стала притягательным центром для армян, оказавшихся на чужбине. В Матенадаране хранится воззвание католикоса Нерсеса Аштаракеци к армянам, получившим возможность вернуться на родину из Ирана: «Как в евангелии написано о воскресении мертвых, – говорится в этом обращении, – так и вы должны воскреснуть от гнета и рабства и можете освободить себя, своих детей и будущие поколения от тысячелетних мук, духовных и телесных страданий. С огромной радостью спешите подняться и перейти границу России. Думайте о будущем» 245.

Чтобы помешать переселению, английский поверенный в делах Генри Виллок, а также английские офицеры Монтис, Гарт и Шил под видом наблюдения за ходом переселения разъезжали по армянским селениям и пытались удержать армян от возвращения на родину246. Один из руководителей переселения полковник Лазарев доносил Паскевичу, что «не только персиане, но и английская миссия употребляли все средства, чтобы остановить переселение»247. Персы и англичане старались убедить армян, что шах решил облегчить их положение, сократить налоги. Это было признанием бесправного и угнетенного положения армян в Иране.

В унисон Кею другой английский историк Арчбольд утверждает, что «Паскевич… заставил шаха подписать унизительный Туркманчайский договор», хотя и признает при этом, что беспокоится потому, что «русское влияние в Иране возрастало, а английское падало»248.

Больше других сгущает краски Керзон. По его версии, «Азербайджан лежал под холодной тенью северного колосса»249, и вообще владения шаха на севере Ирана «были обращены в положение униженной беззащитности»250. «Такое унижающее наказание, – заключает этот эмиссар британского колониализма, – беспрецедентно в истории войн и могло быть терпимо только таким слабым государством, каким был Иран и могло исходить только от такого сильного государства, какой была Россия»251.

Столь же несостоятельна концепция Сайкса о том, что Туркманчайский мир «открыл в истории Ирана новую эру потому, что только после этого договора Иран перестал быть независимым государством»252, а также близкая к ней версия Р. Ватсона: «Туркманчайский договор был «образцом» для других иностранных держав»253.

Ватсон, Сайкс и Кей явно не в ладах с фактами. Известно, что франко-иранские договоры 1708, 1715, 1807 гг. и англо-иранские договоры 1763, 1801, 1809, 1812, 1814 гг. закабалили Иран задолго до Туркмаичайского договора, который приравнял положение русских дипломатов и купцов, находившихся в Иране, к положению подданных других иностранных государств, и прежде всего Англии, пользовавшихся правами наибольшего благоприятствования, экстерриториальности и консульской юрисдикции. Достаточно отметить, что фирман, выданный англичанам правителем Ирана Керим-ханом в 1763 г., наделял их правом консульской юрисдикции и предоставлял англичанам право создавать на берегах Персидского залива свои фактории и даже вооружать их.

Английские историки не только замалчивают эти договоры, но и выставляют Англию защитницей Ирана и поборницей справедливости. «Каждый, кто знает Персию, – заявляет Макнейл, – знает, что ее независимое положение сохранялось только благодаря поддержке и помощи, которые ей оказывала Великобритания»254. В заявлениях Сайкса и Макнейля нельзя не заметить противоречия потому, что первый из них объявил, что Россия уничтожила самостоятельность Ирана, а последний утверждает, что Иран сохранил свою самостоятельность благодаря Англии. Заметим еще, что Макнейл в защиту своей версии не мог привести никаких доказательств, потому что в 1836 г. и в 1841 г. Англия снова навязала Ирану два кабальных договора, которые английские историки оставили незамеченными.

Другая тенденция английской историографии связывает Туркманчайский договор с несостоятельной концепцией об «обороне Индии», «оправдывающей» колониальную политику и территориальные захваты Великобритании на Среднем Востоке. «В наших попытках подавить силу Наполеона, – отмечает английский историк Коноли, – мы дали силу России, которая теперь имеет больше, чем та позиция, которой в свое время домогался Наполеон. Интриги Франции и ее влияние на Иран осуществлялись на расстоянии, а Россия теперь командует на иранской границе»255. Заявление Коноли было частью широкой антирусской кампании, предпринятой английскими политиками и прессой в 1828-1829 гг. Джордж де Ласи Эванс в своих памфлетах «Замыслы России» (1828 г.) запугивал читателя успехами России в Иране, призывал к созданию антирусской коалиции под эгидой Англии и проповедовал идеи превентивной войны против России256. Являясь одним из руководителей оперативного штаба английской армии и ближайшим сотрудником герцога Веллингтона, тогдашнего премьер-министра Великобритании, Эванс предлагал вовлечь Иран в новую войну с Россией и с этой целью обещал Фатх-Али-шаху и Аббас-мирзе вернуть им «все ранее отторгнутые у них территории»257.

Туркманчайскому договору уделено немало страниц в иранской историографии. Насратулла Фальсафи и Али Асгар Шамим в «Полной истории Ирана» отмечают, что в «Туркманчайском договоре были соблюдены интересы России неизмеримо больше, чем обычно соблюдались интересы любой европейской державы в отношениях с любой побежденной страной»258, а проф. Бина, повторяя английского историка Ватсона, заявляет, что «Акт о торговле» был «образцом для других иностранных государств, заключавших договора с Ираном»259. Развивая эту версию, Бина указывает еще, что Туркманчайский мир установил в Иране «режим консульского газавата»260, т. е. режим, при котором русские консулы вели «священную» войну против иранцев в их собственной стране.

В том же духе выдержано заявление иранского историка Хамадани, который, повторяя Сайкса, утверждает, что статьи «Акта» о торговле «лишили Иран экономической независимости»261 и что для Ирана Туркманчай был «началом многих бед и несчастий»262, потому что после этого договора «началось вмешательство иностранцев во внутренние дела Ирана»263. Аналогичные высказывания встречаются и в работах военных историков. Автор «Военной истории Ирана» Голам Хусейн Моктадер повторяет английскую версию о том, что Акт о торговле «заложил основы системы капитуляций»264, несмотря на то, что эти основы были заложены Англией и Францией еще в XVIII веке. Другой военный историк Джамиль Гузанлу сбрасывает* со счетов иранскую агрессию в Закавказье в 1826 г. и сожалеет о том, что «все то, что русские не получили в Гюлистане, они получили вдвойне через 14 лет»265. По его же мнению, «Каджары утратили свое влияние на Кавказе, в центральной Азии и потеряли господство на Каспийском море»266. Несмотря на то, что Гузанлу не указывает конкретно страну в Центральной Азии, которая накануне Туркманчайского мира испытывала на себе влияние Каджаров, а после заключения этого договора перестала испытывать это влияние, речь, по-видимому, шла о влиянии иранской культуры и персидского языка, к которым Каджары, как неперсидская по происхождению династия, были непричастны. Не менее странно, что Джамиль Гузанлу говорит о влиянии Каджаров на Кавказе, не считаясь с тем, что народы края недвусмысленно показали свое отрицательное отношение к Каджарам, когда вместе с русскими разгромили иранскую армию и отбросили ее за Аракс. Кстати, капитуляция Тебриза, а также восстания угнетенных народов и племен Ирана показали, что Каджары не имели влияния и в своей собственной стране. Другое заявление Гузанлу о потере морского господства Ирана столь же неправдоподобно, потому что Иран не имел тогда своего флота на Каспийском море. К тому же ст. VIII Туркманчайского договора объявила свободу мореплавания русских и иранских торговых судов по всему Каспийскому морю, хотя и установила монопольное право России иметь на Каспии военный флот. Статья эта, по существу, была направлена против экспансионистских планов Англии, которая по англо-иранскому договору 1812 г. получила право строить для Ирана военные корабли на побережье Каспийского моря (ст. VII и IX).

«Судьбы Ирана, – замечает иранский историк Мехди Моджтахеди, – были лучше решены в Гюлистане». По его мнению, Туркманчайский договор был «злосчастнее и вреднее Гюлистанского, потому что Иран полностью капитулировал, а Каджары стали политическим орудием России»267. Моджтахеди не говорит при этом, что эта капитуляция произошла в результате разгрома иранской армии в войне, которую первыми начали Каджары, а Туркманчайский договор был следствием этой агрессивной акции.

Еще в 20-х годах XX в. иранские историки согласились с научной критикой европейских историков Бреслау и Рудольфа Каллена о том, что завещания Петра I никогда не существовало. Несмотря на это, современные иранские .историки проф. Сеид Нафиси268 и Ахмед Тадж Бахш269 утверждали, что, следуя «петровскому завещанию», Россия все время стремилась дойти до океана через Персидский залив и не могла достигнуть этой цели потому, что, как говорится в придворной хронике Реза-Кули-хана Хедайята, «из чистого золота (т. е. контрибуции. – Б. Б.) шах соорудил плотину, которая не пропустила лавину русских войск»270.

Туркманчайский договор подробно анализируется в работах двух иранских исследователей: историка 20-х годов XX в. доктора М. Афшара и 50-х годов профессора М. Махмуда. Если первый из них в своей докторской диссертации «Европейская политика в Персии», опубликованной в Берлине на французском языке, придерживался проанглийской ориентации в освещении положений договора, то М. Махмуд отстаивает в основном, реалистические концепции.

М. Афшар замечает, что вся политическая и дипломатическая история Ирана в XIX в. была заполнена борьбой за влияние между Россией и Англией271. Не скрывая своего раздражения по поводу присоединения Закавказья к России, Афшар пытается отрицать право народов края на самоопределение и на свою историческую территорию. Афшар отстаивает классовые интересы правившей Каджарской династии и в связи с этим заявляет, что Закавказье принадлежит только ее законным владельцам (имеются в виду Каджары. – Б. Б.), а не тем, кто обрабатывает их землю272. Эту точку зрения Афшар пытается подкрепить циничным высказыванием о «стаде, которое принадлежит не пастуху, а его владельцу»273.

Афшар солидаризируется с Фатх-Али-шахом, который писал Наполеону, что «русский царь не подумал о том, что воробей (имеются в виду народы Закавказья. – Б. Б.) никогда не будет устраивать себе жилища в гнезде коршуна, так же как и логово льва не может быть мирным убежищем для газели»274, и указывает, что Россия осуществила в Иране политику проникновения, а Англия – соперничества275. Поясняя этот свой главный тезис и по существу отрицая, что в Иране сталкивались интересы держав, Афшар замечает, что «Россия стремилась продвинуться все ближе к югу, а Англия останавливала тех, кто хотел приблизиться к границам Индии. Россия меняла свою политику в зависимости от своего продвижения в Центральной Азии, а Англия меняла свою политику только исходя из действий противника, с которым она боролась»276.

Повторяя английскую версию об «обороне Индии», прикрывавшую экспансию Англии в странах Азии, Афшар без всякого основания пишет, что русская политика «натиска на Индию» изменялась в зависимости от занятости их армий в Европе и на Балканах. «Каждый раз, – отмечает Афшар, – когда царская Россия обманывалась в других районах мира, она неизменно направляла свои усилия на Средний Восток в поисках тех трофеев, которые ускользнули от нее в Европе»277.

По оценке М. Афшара, Туркманчайский договор «был сводом наставлений об отношениях между двумя государствами в течение столетия»278, а поражение Ирана в войне «поворотом в судьбах Ирана»279. Чуть ли не все взаимные обязательства России по Туркманчайскому договору Афшар считает «включенными в договор только для формы»280.

Афшар считает, что статья VII Туркманчайского договора, подтверждающая, что принц Аббас-мирза является «преемником и наследником персидской короны», обеспечила вмешательство России во внутренние дела Ирана281. Он умалчивает при этом, что эта седьмая статья была включена в договор по настойчивому требованию иранской делегации и самого Аббас-мирзы на переговорах в Дех-Харгане282.

Сожалея о присоединении Восточной Армении к России, Афшар цитирует французского историка, доктора Февриера, который в книге «Три года при персидском дворе» пишет, что для Ирана «Эриванское и Нахичеванское ханства были Эльзасом и Лотарингией»283, хотя и признает при этом, что «Персия не имела никаких прав на эти две старинные армянские провинции»284. Чтобы заявление французского историка Дриоля, который в книге «Вопросы Востока» объявил, что «Персия поглощена русским влиянием»285, и Джемса Дерместстера, заявившего в книге «Взгляд на историю Персии» будто «посол царя в Тегеране играл роль английского резидента при индийском радже»286.



А. С. Грибоедов на переговорах в Туркманчае




Нина Грибоедова (Чавчавадзе)




Надгробный памятник на могиле А.С.Грибоедова на горе Мтацминда в Тбилиси (скульптура С. Кампиони)




Памятник А.С. Грибоедову в Ереване. (1974г., скульптор – Ованес Беджанян)


По мнению Афшара, «все это могло произойти на деле, если бы не было соперничества Англии и не было бы уравновешенной, по его словам, английской политики, «служившей противовесом влиянию русского колосса»287. Афшар уверен, что благодаря этому англо-русскому соперничеству, которое поддерживалось иранской дипломатией, Иран мог существовать после Туркманчайского договора целое столетие. «Конечно, – заключает Афшар, – это была жалкая жизнь, так как страна находилась между молотом и наковальней»288.

Присоединение Восточной Армении, Грузии и Северного Азербайджана к России Афшар называет «оккупацией Кавказа»289, затем цитирует, не называя имени, одного русского писателя, который, по мнению Афшара, «…из чувства русской национальной гордости не без основания называл Кавказский перешеек Гибралтаром России на Востоке»290. Далее он цитирует английского историка и дипломата Макнейля, который, говоря о завоевании русскими Кавказа, писал, что «этим рычагом можно перевернуть весь мир»291. В этой связи Афшар напоминает, что иранские историки г. Дербент обычно называют «Дверью Ирана» (потому что «дер» по-персидски означает дверь, а «банд» подходит к слову закрытый») и приходит к выводу, что потеря Кавказа для Ирана была «не только потерей части ее территории», хотя речь по существу могла идти только о Закавказье, захваченном иранскими войсками во время их завоевательных походов, но и «открытием дверей собственного дома своему наиболее непримиримому врагу»292.

«Империя шаха была лишена права бороться против своего могущественного соседа или даже сопротивляться ему»293, – восклицает Афшар и не решается сказать, что Великая Октябрьская социалистическая революция аннулировала Туркманчайский договор, после чего Иран продолжал свою «жалкую жизнь», но уже между «молотом и наковальней» Англии и других капиталистических стран, которые, к слову сказать, очень наглядно показали, на что способна «уравновешивающая политика» Англии, перед которой так раболепно благоволит Афшар. Нельзя не отметить также, что, подвергая критике «Акт о торговле», в отличие от других иранских историков Афшар не ограничивается обвинением одной царской России, потому что капитуляции или привилегии, предоставленные наиболее благоприятствуемым нациям в развитии прежних кабальных договоров, были подтверждены и в пользу других государств.

Осуждая европейских историков, оправдывавших необходимость установления в Иране капитуляций, Афшар критикует французского историка Траверса Твисса, который писал, что «между исламом и христианством не существует общих точек соприкосновения в обычном праве и даже в самых простых случаях, так как неписаные догмы шариата – обычаев ислама – нужно отыскивать в иудейских легендах или в преданиях арабов»294. По мнению Твисса, «капитуляции служили мостом, переброшенным через религиозную бездну, отделявшую ислам от христианства. Может быть, время от времени нужно вводить в капитуляции изменения, но их отмена вызовет новый крестовый поход против ислама»295.

Возражая Траверсу Твиссу, Афшар считает, что «этой пропасти не существует, особенно после того, как мусульманские страны признали международное право, в 1899 и 1907 гг. участвовали на Гаагских конференциях и присоединились к женевским конвенциям в 1864 и 1906 гг.»296. В связи с этим Афшар приходит к выводу, что система капитуляций связана не с религиозным антагонизмом между христианством и исламом, а с политическими мотивами. Эту концепцию Афшар обосновывает «мирным» сосуществованием армян и мусульман в Иране и истреблением армян в оккупированной турками Западной Армении. «Что бы доказать существование религиозной бездны, разделяющей ислам от христианства, иногда указывают, – замечает Афшар, – на истребление армян в Турции. – Однако известно, что это истребление носило не религиозный, а политический характер»297.

После заключения Туркманчайского договора, замечает далее Афшар, русско-иранские отношения вышли из военно-политических рамок, чтобы войти в сферу экономического завоевания298.

Афшар по-своему, со своих классовых позиций рассматривает роль России на Востоке. Не упоминая об английских концессиях на юге Ирана, он подчеркивает, что «с помощью русских концессий царские дипломаты и купцы хотели показать себя европейцами и пионерами цивилизации, а Николай I сделался для Персии миротворцем»299. Раболепствуя перед англичанами, Афшар не говорит, кем сделался тогда для Персии английский король Георг IV, правительство которого толкнуло шаха на войну против России. Он не говорит также, что в 1826 г. царская Россия готовилась к войне против Турции и потому не собиралась открывать второго фронта на Среднем Востоке, пока не встала перед фактом иранского вторжения в Закавказье. Впрочем, последнее уже признали современные иранские историки. Например, проф. М. Махмуд указывал, что «поражение Ирана в войне и Туркманчайский договор были выгодны для Англии, которая толкнула Иран на войну против России, так как была заинтересована в ослаблении Ирана и стремилась воспрепятствовать усилению Ирана на афганской и индийской границах в момент, когда английские войска в Индии были заняты подавлением местных восстаний»300.

Не питая иллюзий относительно политики царизма на Востоке, проф. М. Махмуд считает не без основания, что «после Турхманчайского мира в Иране консолидировались государственная и национальная жизнеспособность, которые позволили побежденной стране оправиться после войны»301, несмотря на то, что «беспрецедентное появление в Иране европейских наций чуть не раздавило слабый и неспособный двор Фатх-Али-шаха»302. «В то время, – отмечает далее Махмуд, – в Иране не были знакомы с деятельностью иностранных политических дельцов, руки и ноги которых были связаны провокациями европейской политики»303. Махмуд считает, что «европейцы скрывали свои настоящие цели от азиатских народов, чтобы быстро ликвидировать их политическую жизнь»304, и жалуется, что «Иран был отгорожен от прогресса европейской науки и техники», потому что «расположенная на западе от нее Турция веками граничила с европейскими державами, виляла хвостом в их политической борьбе, сама ничего не извлекла из европейских цивилизаций и ничего не дала Ирану»305.

М. Махмуд не отрицает, что Туркманчайский договор, и особенно «Акт о торговле», были политическими оковами на руках иранских правителей. «Эти оковы, – говорит он, – оставались на их руках ровно 90 лет, пока не рухнул высокий царский дворец и разорвал эти оковы»306. Махмуд недвусмысленно напоминает, что «проснувшиеся нации мира, испытавшие на себе различные несчастья, извлекали уроки из своей истории»307. В этом отношении М. Махмуд – один из немногих иранских историков, считающих, что «надо быть признательным событиям той эпохи»308, т. е. Великой Октябрьской социалистической революции и заключенному по инициативе В. И. Ленина советско-иранскому договору 1921 г. «Советское правительство, – говорится в статье первой этого равноправного договора, – еще раз торжественно заявляет о бесповоротном отказе России от насильнической в отношении Ирана политики империалистических правительств России, свергнутых волей се рабочих и крестьян. Желая видеть иранский народ независимым, процветающим и свободно распоряжающимся всем своим достоянием, Советское правительство объявляет все договоры, концессии и соглашения, заключенные бывшим царским правительством с Ираном и приводившие к умалению прав иранского народа, отмененными и потерявшими всякую силу»309.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ А. С. ГРИБОЕДОВА ПО СОЗДАНИЮ АНТИТУРЕЦКОЙ КОАЛИЦИИ В ПЕРИОД РУССКО – ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ (1828-1829 гг.)

Героическая борьба греческого народа против деспотизма и тирании турецких оккупантов была вызвана не только жесточайшей эксплуатацией и преследованием греков как христиан, но и тем высоким, сравнительно с Турцией, социально-экономическим уровнем Греции, дальнейшему развитию которой мешало турецкое иго. Ф. Энгельс в статье «Турецкий вопрос» указывал: «Греки, армяне, славяне и западноевропейцы, обосновавшиеся в больших морских портах, держат в своих руках всю торговлю, и у них нет решительно никаких оснований благодарить турецких беев и пашей за возможность ею заниматься»310.

Английская буржуазия была напугана длительностью национально-освободительной борьбы греческого народа и перспективой распространения революционного пожара в районе Средиземного моря и на захваченных Англией Ионических островах, где установленный в отношении греков режим мало отличался от турецкого.

Меттерних и Каннинг знали о симпатиях балканских народов к русскому народу и опасались, что в случае разрушения Османской империи народы Балкан перейдут под протекторат России, которая в этом случае может подорвать торговую монополию Англии на средиземноморских рынках и сократить австрийскую торговлю на Балканах.

Англия была заинтересована в сохранении Османской империи и системы угнетения подвластных султану народов, чтобы превратить Турцию в колониально зависимую страну311, и вместе с турецкой реакцией способствовала подавлению греческого освободительного движения. Английская дипломатия пользовалась нерешительностью царской России в решении греческого вопроса. Англия нанесла удар по «Священному союзу» тем, что в интересах своей буржуазии стала «покровителем» греческих «бунтовщиков» – 25 марта 1823 г. признала греков воюющей стороной, а их борьбу против Турции «законной», в отличие от Александра I, который до конца своей жизни отклонял просьбы греков о помощи.

После расправы над декабристами Николай I закрепил за собой репутацию «железного царя» и объявил, что не будет повторять с самого начала политику своего предшественника312, не спрашивая Европу, начнет против султана войну и покончит с Оттоманской империей313.

С середины 1825 г. Россия уже не считала себя связанной решениями «Священного союза», осуждавшего греческое восстание, а Англия и позднее Франция опасались самостоятельных действий России и были вынуждены пойти не только на ряд соглашений с царем (Петербургский протокол от 4 апреля 1826 г. и Лондонская конвенция от 6 июля 1827 г.), но и на создание соединенной англо-франко-русской эскадры, разгромившей 20 октября 1827 г. в Наварине турецко-египетский флот314. Однако коллективное решение восточного вопроса не предотвратило новой русско-турецкой войны, начавшейся 26 апреля 1828 г. – спустя два месяца после заключения 22 февраля 1828 г. Туркманчайского мира315.

Главнокомандующему Отдельным Кавказским корпусом И. Ф. Паскевичу было приказано отвлечь на себя турецкие войска в Малой Азии, а в июне 1828 г. предпринять наступление на Карс и Ахалцих316.

Армянское население Западной Армении видело в русских войсках своих освободителей от турецкого ига, и уже в ходе войны десятки тысяч армян переселились в Россию.

А. С. Грибоедов, так же как сосланные на Кавказ декабристы и вся прогрессивная общественность тогдашней России, осуждал турецкий экстремизм и установленный в Оттоманской империи кровавый режим султанской диктатуры.

Независимо от колониальных целей царизма, в войне России против Турции Грибоедов видел огромную поддержку восставшему греческому народу, другим порабощенным балканским народам и армянскому населению Западной Армении. Не удивительно поэтому, что против турецкой армии самоотверженно сражались сосланные декабристы, а поднявшийся на освободительную борьбу армянский народ присоединился к войскам Отдельного Кавказского корпуса.

После капитуляции турецких гарнизонов Карса, Ахалциха, Ардагана, Баязета и других городов Западной Армении в июле-августе 1828 г. освободительное движение армянского народа достигло широкого размаха, сопровождаясь массовой репатриацией армян в Россию, которая, по образному замечанию Грибоедова, «усыновила» Закавказский край.

***

Русско-турецкая война 1828-1829 гг., начавшаяся вслед за заключением Туркманчайского мира, разбудила надежды каджарских реваншистов на денонсацию этого договора и реставрацию иранской власти в Закавказье.

Еще накануне этой войны шах обещал султану выступить на его стороне и, чтобы ускорить начало войны, сосредоточил иранские войска вблизи турецкой границы.

Ирано-турецкая война 1821-1823 годов, завершившаяся заключением Эрзерумского мира, внесла заметное охлаждение в ирано-турецкие отношения и создала непримиримую вражду между султаном Махмудом II и наследным принцем Аббас-мирзой, командовавшим иранскими войсками в этой войне.

Для того, чтобы устранить это препятствие на пути ирано-турецкого сближения и ускорить войну, шах обещал султану заменить наследника престола хорасанским наместником.

А когда война началась, в Константинополь был направлен посол шаха и Аббас-мирзы Мохаммед Шариф-е Ширвани (Молла Шариф), который в Константинополе поддерживал контакты с турецким МИД и, в частности, с реис-улькютабом Портев-пашой317. Шариф Ширвани по предписанию шаха дожидался решающего перелома войны в пользу турок, чтобы только после этого объединить иранскую армию с турецкими войсками, но поскольку перелом произошел в пользу России, Мохаммед-Шариф Ширвани вернулся на родину только после того, как 30 июня 1829 г. пала Силистрия, а вторая русская армия перешла Балканский хребет по пути, намеченному М. И. Кутузовым в 1811 году318.

Между тем, еще в мае 1828 г., когда эта война только началась, а вторая русская армия 7 мая перешла Прут и двинулась на Яссы, Тебриз посетил турецкий посол под предлогом поздравления Аббас-мирзы с заключением Туркманчайского мира319. Ввиду важности миссии этого посла Аббас-мирза и министр Аболь-Касем отправились с ним к шаху в Тегеран. В присутствии английского посла Д. Макдональда турецкий эмиссар передал шаху просьбу султана о соединении его армии с турецкой320. По свидетельству Макдональда, на этом совещании шах не проявил особого энтузиазма – не захотел стать союзником султана, который не раз обманывал его, хотя и согласился оказать Турции дипломатическую поддержку321. На самом деле Каджары дожидались перелома в ходе войны.

Не ограничиваясь нахождением в Константинополе Шарифа Ширвани, тогда же в мае 1828 г. Аббас-мирза отправил в Турцию под видом персидского купца, направляющегося в Смирну, Садек-хана – христианина по вероисповеданию, воспитанника английского колледжа в Ост-Индии и платного агента Д. Макдональда. Если обязанности Молла Шарифа Ширвани состояли в наблюдении за ходом русско-турецкой войны, то на Садек-хана возлагались другие задачи. Он должен был осуществлять регулярную связь с Тегераном и Тебризом европейских миссий в Константинополе.

Активную роль в создании антирусской коалиции в составе Турции и Ирана играла Англия.

Пытаясь не допустить разгрома разваливавшейся Оттоманской империи, Англия прежде всего стремилась сохранить там свои экономические и политические интересы и с этой целью уговаривала шаха не ратифицировать Туркманчайский договор322 и заключить военный союз с Турцией. С начала войны Англия доставила из Индии в Иран 40 английских офицеров и сержантов323.

Осенью 1828 г. проблема вовлечения Ирана в войну против России на стороне Турции была предметом обширной переписки между британским премьер-министром А. Веллингтоном и председателем Контрольного Совета Ост-Индской компании Э. Элленборо324.

По свидетельству секретаря грибоедовской миссии И. С. Мальцова, разветвленная сеть английской агентуры была расставлена от Тебриза до Бендер-Бушира325, а аккредитованные в Иране английские дипломаты проникали в отдельные пашалыки Османской империи. По архивным данным Паскевича, дипломатов Макдональда можно было встретить в Муше и Малазгирте, где они налаживали связи с турецкими пашами и вождями племен326.

Русско-турецкая война 1828-1829 гг. создавала крайнее напряжение в работе русской миссии в Тебризе. «Я чрезвычайно занят, – писал Грибоедов, – наблюдаю, чтобы отнюдь не произошла какая-нибудь мерзость во время нашей схватки с турками». Эти трудности увеличивались из-за директора Азиатского департамента К. К. Родофиникина, который, ни с чем не считаясь, постоянно требовал «по клочкам выманивать» неуплаченную часть контрибуции. «Сообразите трудность моего положения, – отвечал ему А. С. Грибоедов, – война с Турцией не кончена, и теперь совсем не те обстоятельства, чтобы с ненадежным соседом поступать круто и ссориться»327. Целенаправленная дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова противодействовала натиску английских и турецких дипломатов, а также реваншистски настроенному русофобскому крылу каджарской династии. В связи с этим нельзя не согласиться с заявлением Н. Н. Муравьева о том, что в Иране А. С. Грибоедов «заменял… единым своим лицом двадцатитысячную армию» 328.

В правящих петербургских кругах считали, что в период русско-турецкой войны необходимо добиваться нейтралитета Ирана. А. С. Грибоедов не разделял этой пассивной, неприемлемой для России концепции и в противовес планам Англии и Турции добивался претворения в жизнь своего плана – заключения союза между Россией и Ираном, а также между Ираном и Месопотамией для расширения фронта борьбы против Османской империи и оказания более весомой помощи народам, находившимся под турецким игом.

Грибоедов информировал Петербургский двор о том, что Аббас-мирза получил письмо от кербалайского и других шейхов, которые приглашали его присоединиться к ним с небольшой армией и обещали тотчас отделиться от султана. Грибоедов сообщил также о прибытии к Аббас-мирзе за помощью Мухаммед-паши Сулейманийского, который просил войска для похода на Багдад и за это обещал отдать два курура, в которых нуждался Аббас-мирза. В письме к российскому министру иностранных дел Грибоедов сожалел, что у Аббас-мирзы нет войск. Иначе он отдал бы их Мухаммед-паше «и тогда, – писал посланник, – планы Англии были бы полностью провалены». Грибоедов пытался убедить Нессельроде, что в случае продолжения войны Россия должна быть заинтересована, чтобы русские и персы одновременно заняли Эрзерум и Багдад. Грибоедов считал, что Россия не может остаться безучастной в этих событиях и предлагал использовать удобный момент329.

Аббас-мирза часто встречался с Грибоедовым, добиваясь позволения совершить поездку в Петербург, где он рассчитывал заключить военный союз против Турции и просить об уступке двух неуплаченных куруров контрибуции330. Любопытно, что наследный принц демонстративно готовился в дорогу и даже устроил пышные торжества в честь взятия Варны и возвращения Николая в Петербург331. Своему министру иностранных дел Грибоедов писал, что наследному принцу небесполезно было бы съездить в русскую столицу, а Паскевича просил не преследовать Аббас-мирзу денежными претензиями332 и «расшевелить сонное министерство иностранных дел». «Напишите, – предлагал Грибоедов, – прямо к государю ваше мнение насчет Аббас-мирзы, что хорошо бы его вооружить против турок»333.

Сближение Ирана с Россией беспокоило английских дипломатов, которые пытались отговорить Аббас-мирзу от поездки в Россию и сорвать проектируемый союз с Николаем.

Уже на второй день после начала русско-турецкой войны английский посол в Петербурге доверительно писал Аббас-мирзе, что Англии будет «неприятно», если Персия начнет против Турции войну334, однако письмо это не оказало никакого воздействия. Английские дипломаты убедились в твердом намерении Аббас-мирзы вместе с Россией воевать против Турции335 и потому наследному принцу, вышедшему из повиновения английских резидентов, был противопоставлен новый претендент на престол – правитель Шираза принц Хусейн-Али-мирза, а Макдональд объявил, что если шах начнет войну против султана, Англия выступит против Ирана336.

Одновременно предпринимались безуспешные попытки оказать давление и на Россию. В британской печати была поднята очередная пропагандистская кампания под лозунгом «Индия в опасности». Пресса предлагала ликвидировать «русскую угрозу» – начать против России войну на иранской территории и «исторгнуть у русских провинции к югу от Кавказа»337.

Деятельность российского министра иностранных дел, действовавшего в духе нерешительности Александра I, как и прежде, не отличалась гибкостью в проведении средневосточной политики и очень часто предоставляла течению времени стихийно «решать» возникавшие проблемы.

Русская миссия в Тебризе имела двойное подчинение: в Петербурге – графу Нессельроде, и в Тифлисе – ген. Паскевичу. Однако Грибоедов стоял выше и видел дальше их обоих, используя каждую возможность для проведения самостоятельной политики. Смелые и далеко идущие предложения Грибоедова, требовавшие оперативного решения, были встречены в Петербурге с традиционной холодностью. С другой стороны, Паскевич, от рекомендаций которого зависело многое, был менее скептичен, хотя и не мог не учитывать хорошо знакомых ему настроений царского двора, где он вовсе не собирался создавать впечатления, что целиком разделяет политические концепции автора «Горя от ума». Возможно, что это и побудило Паскевича объявить свое «особое» мнение по существу грибоедовских предложений. Не желая осложнять отношений с Грибоедовым, в письме от 5 декабря 1828 г. Паскевич даже одобрил его «осторожное» заявление о том, что занятые русскими Мушский и Баязетский пашалыки, на которые могли рассчитывать Каджары, теперь уже нужны для операций русских войск. В связи с этим Паскевич писал, что успешная операция иранской армии на Багдадском направлении (при содействии арабских шейхов) и занятие русскими Эрзерума принесет России большую пользу, потому что после этого можно будет наводить ужас по всему Диарбекиру и угрожать, с одной стороны, Сирии, а с другой, соединившись с ваххабидами, ненавидевшими турок, угрожать Мекке и Медине. Развивая эту туманную версию, Паскевич считал еще, что в этом случае турки будут вынуждены бросить против Аббас-мирзы значительную часть своих войск и этим не только облегчат занятие Эрзерума, но и позволят русским проникнуть в глубь Анатолии и поднять там против турецкого правительства часть населения страны. Наряду с этим Паскевич предупреждал, что следует иметь в виду и отрицательные последствия багдадского похода в случае его провала. Генерал сомневался, что в Багдаде все покорятся Аббас-мирзе и примут его сторону. Напомнив, что у Каджаров совершенно нет денег, вооружения и войск, Паскевич подчеркнул главную, по его мнению, опасность: «…Пламя бунта, распространяющееся во всех южных провинциях Персии, не только не обещает ей успехов в войне внешней, но и при всякой неудаче угрожает всеобщим потрясением и даже падением династии Каджаров». И тогда, считал Паскевич, шейхи, пригласившие наследника в Багдад, вместе с восставшими народами Ирана присоединятся к туркам. В крайнем бессилии Аббас-мирза не сможет сопротивляться внешним и внутренним врагам, которые прорвутся в Тегеран и «сделают восстание всеобщим. «В этом случае, – рассуждал напуганный призраком восстания Паскевич, – достоинство России и необходимость удержания на персидском престоле Каджарской династии заставит царя оказать помощь шаху и Аббас-мирзе как своим союзникам и отправить им войска за счет ослабления армии, сражающейся с турками, что может даже привести к прекращению военных действий в Малой Азии»338. Паскевич рекомендовал Грибоедову изучить эти вопросы на месте и, предрешая исход такого «изучения», отметил, что было бы не плохо, если б Аббас-мирза решился на ложный маневр внаправлении Багдада с тем, чтобы удержать войска Багдадского пашалыка от их отправки на фронт339.

Паскевич информировал Петербург об этих своих соображениях, изложенных Грибоедову, и таким путем фактически отклонил предложения посланника, хотя и добавил от себя, что грибоедовский план можно будет принять в случае вступления Англии в войну на стороне армии султана. Только тогда он считал возможным вовлечь Аббас-мирзу в войну с турками, пообещав ему Багдадский пашалык или Ван и Муш.

Любопытно, что Паскевич даже считал, что Каджары в любую минуту могут перейти на сторону турок или англичан, или их обоих. В связи с этим он просил прислать в Астрахань 10 тысяч солдат, чтобы, как он писал, «быть в состоянии парализовать любые действия англичан и персов»340.

В Петербург были представлены две рекомендации – предложение Грибоедова и контрпредложение Паскевича. При этом Паскевич явно старался играть на реакционных настроениях Николая I и использовать момент для пополнения своих войск новыми контингентами. В Петербурге прежде всего обратили внимание на эту тенденцию генерала и, чтобы отвести ее, Нессельроде объявил Паскевичу, что Россия не имеет повода «подозревать лондонский кабинет в каких-либо враждебных против нее намерениях», а потому все предложения подобного рода отпадают341. Это заявление Нессельроде означало, что предложение Паскевича было отклонено. 18 декабря Нессельроде от имени царя ответил Грибоедову на его предложения. Характерно, что предположение Паскевича о неизбежности всеобщего бунта и русских захватах в Турции было отброшено совершенно. Николай I и Нессельроде только указали посланнику, что в обстановке, когда султан собирает против русских все свои силы, «мы с удовольствием взирать будем на его (Аббас-мирзы. – Б. Б.) победы и приобретения342, однако на этом «ограничится все то, что может ожидать Аббас-мирза от нас». Далее указывалось, что Россия не стремится расширить свою территорию за счет Турции, а только должна обеспечить торговлю в своих южных областях и заставить Порту выполнять договоры.

Нессельроде уверял Грибоедова, что как только турецкий диван согласится удовлетворить эти требования, войне будет положен конец. В связи с этим у Грибоедова спрашивали: не окажется ли Персия в изоляции, без надежды на помощь России? Далее указывалось, что если Аббас-мирза взвесит все эти обстоятельства и после всего этого не сочтет для себя опасным выступить с походом на Багдад, то Россия отнесется к этому «не иначе как с удовольствием». Грибоедову предлагалось изложить Аббас-мирзе эту позицию правительства царя с тем, чтобы в случае заключения мира между Россией и Турцией, Аббас-мирза не вправе был жаловаться на царя «или негодовать за то, что, начав войну против общего врага, оставлен один для продолжения с ним борьбы»343. В другой части предписания указывалось, что не любовь к России заставляет наследника иранского престола добиваться позволения прибыть в Петербург, а надежда выпросить уступку 9-го и 10-го куруров и, что еще более вероятно, возвращения Ирану присоединенных к России областей. «Само собой разумеется, – говорилось в предписании, – что домогательства его будут безуспешны»344 и императору будет неприятно во всем и на каждом шагу отказывать гостю, в то время как приличие потребует принимать его со всеми почестями. Грибоедову предлагалось «приятнейшим образом отклонить домогательства Аббас-мирзы» и указывалось при этом, что если даже император и решится уступить Ирану два курура, то и в этом случае выгоднее будет отдать их без поездки Аббас-мирзы в Петербург, чтобы избежать обременительных расходов345.

Выясняется, таким образом, что Аббас-мирза рассчитывал получить у России военную помощь для войны против Османской империи, а Николай I и его министр иностранных дел не хотели связывать себя договорными обязательствами по этому вопросу, хотя и не отрицали при этом, что «с удовольствием» воспримут поход Аббас-мирзы на Багдад. Царизм собирался только «наблюдать» и «любоваться» багдадским походом, в то время, как этот поход должен был состояться при активной поддержке России. Эта установка Петербургского двора не могла ориентировать Грибоедова на успешную дипломатическую деятельность и крайне осложняла его положение. То же самое можно сказать и о позиции царизма в вопросе поездки Аббас-мирзы в Россию. Поскольку в Петербурге знали, что Иран не в состоянии внести 9-й и 10-й куруры и рано или поздно надо будет уступить их шаху, то не было никакой надобности отменять поездку Аббас-мирзы в Петербург. Грибоедов хорошо предвидел благоприятные для России политические последствия этой поездки, и не случайно англичане уговаривали наследного принца не ехать к царю. Для усиления своего влияния в Иране Николай I пожалел средства на угощение Аббас-мирзы в Петербурге. После этого Грибоедову трудно было объяснить Каджарам те причины, из-за которых «дружественное государство» отказывается принимать у себя наследника иранского престола. Возможно, что Грибоедов 9 декабря 1828 г. отправился в Тегеран, чтобы не встречаться с Аббас-мирзой и не обострять с ним отношений из-за непоследовательных акций царизма и не допустить английского посредничества в вопросах контрибуции.

Еще накануне отъезда из Тебриза Грибоедов писал: «Поеду к шаху уговорить его уплатить за Аббас-мирзу, хотя очень сомневаюсь, что он заплатит»346. Речь шла о 125811 туманах, из которых 100 тысяч обеспечивались драгоценными камнями, которые шах не собирался выкупать. По английской версии, Макнейл упрашивал шаха одолжить Аббас-мирзе 100 тыс. туманов, чтобы тот выкупил и передал шаху драгоценности, отданные Паскевичу под залог, но шах прогнал его347, а Макдональд передал Грибоедову заверенное шахом гарантийное письмо, где говорилось, что восьмой курур будет уплачен России полностью, а если Иран будет не в состоянии внести 100 тыс. туманов для выкупа драгоценных камней, то в этом случае эту сумму внесет английская миссия348.

Англичане по-прежнему опасались, что несвоевременная уплата контрибуции приведет к аннексии русскими войсками северо-западного Ирана и, как видно, еще не знали о принятом 5 декабря решении Паскевича вывести из Хойской области подразделения русских войск с целью переброски их на Баязетское направление в Западной Армении. Независимо от этого Грибоедов активно противодействовал английским дипломатам, которые все это время всячески препятствовали работе комиссии по разграничению и с этой целью снабдили иранских уполномоченных фальшивой копией Туркманчайского договора, заверенной подписью Макдональда349.

Между тем попытки Грибоедова договориться с Каджарами о контрибуции были обречены на провал. Аббас-мирза уже не мог надеяться, что получит деньги у Мухаммед-паши Сулейманийского после несостоявшегося похода на Багдад и не ждал уступки этих куруров со стороны России после его несостоявшейся поездки в Петербург. Наконец, нельзя было надеяться и на уступчивость шаха, который рассчитывал покончить с контрибуцией путем участия Ирана в антитурецкой коалиции и с помощью поездки наследника в Петербург. Теперь же, когда во всем этом было отказано, в русско-иранских отношениях произошла резкая перемена, которую трудно было уловить в блеске придворного и столь же притворного церемониала и в пышных приемах Грибоедова в шахском дворце, но которая явно и очень быстро привела к организации преступного заговора и убийству Грибоедова. Англия участвовала в этом иранском заговоре для того, чтобы вызвать новую русско-иранскую войну, создать антирусскую коалицию, заставить армию султана перейти в контрнаступление и, в конечном счете, реставрировать границы Гюлистанского и Бухарестского договоров.

Когда в феврале 1829 г. в Константинополе стало известно об убийстве А. С. Грибоедова, султан Махмуд II созвал диван, на котором обсуждались политические последствия этого события. Решения этого дивана не были опубликованы, однако об этих решениях можно судить по действиям султана. Несмотря на то, что в день политического преступления в Тегеране положение на русско-турецком фронте существенно изменилось сравнительно с декабрем 1828 г., поскольку русские войска овладели крепостью Турну, а 6 (28) февраля – городом Сизополь, двор Махмуда II отправил своего посла к шаху, чтобы побудить его выступить против России, и в то же время Порта создавала видимость активности турецких войск. Султан приказал новому сараскеру Хаккы-паше приступить к активным операциям для взятия Карса и Ахалциха. Даже планировалось, что в ахалцихской операции примут участие иранские войска. Русских защитников крепости Ахалцих спас смелый рейд отряда декабриста Бурцова350.

После неудачной операции под Ахалцихом сараскер Хаккы-паша сосредоточил свои силы на Карсском направлении для прорыва в Закавказье через Гюмри. Однако и эта операция не удалась. Но получив своевременной поддержки от вали Эрзерума, Хаккы-паша в предгорьях Соганлукского хребта потерпел два сокрушительных поражения (30 июня и 2 июля 1829 г.), сам попал в плен, а через неделю – 9 июля 15-тысячный корпус Паскевича овладел Эрзерумской крепостью.

Весной 1829 г. ген. Паскевич избегал разрыва с Ираном и ориентировал русских дипломатов (из-за продолжавшейся войны с Турцией) обращаться с Персией «с величайшей осторожностью», а Каджары, пользуясь этим, длительное время воздерживались от посылки в Петербург представительной искупительной миссии.

Показательно, что даже во время поездки к царю миссии принца Хосров-мирзы иранцы успокаивали турок тем, что собирали в Марате войска и одновременно распространяли слухи, будто готовятся к войне против России, а русских просили не верить этим слухам. Окончательно Каджары отказались от новой войны против России 30 мая (11 июня) 1829 г. после капитуляции 40-тысячной армии Рашид-паши у Кулевчи.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

УЧАСТИЕ КАДЖАРСКОГО ИРАНА, СУЛТАНСКОЙ ТУРЦИИ И АНГЛИИ В УБИЙСТВЕ А. С. ГРИБОЕДОВА И ЦАРСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ | (Критический анализ отечественной и зарубежной историографии)

Современная иранская историография уделяет большое внимание истории убийства в Тегеране А. С. Грибоедова.

Анализ иранских работ позволяет выделить два основных направления. Одно из них, более трезвое и объективное, связывает историю убийства Грибоедова с англо-русскими противоречиями на Востоке и экспансионистской политикой Англии в Иране после заключения Туркманчайского договора. Другое направление, наиболее распространенное и известное еще по иранским хроникам прошлого века, отрицает политический характер разгрома русской миссии и обвиняет в гибели А. С. Грибоедова… его самого. Эта концепция разработана профессорами Тегеранского и Тавризского университетов Али-Акбаром Бина, Ахмедом Тадж Бахшем, Аббасом Эгбалом, которым принадлежит ряд трудов по дипломатической истории Ирана первой трети XIX века.

Профессор Тегеранского университета Махмуд Махмуд в XVI главе первого тома «Истории англо-иранских дипломатических отношений в XIX веке», озаглавленной «Дело об убийстве полномочного министра России Грибоедова», причины разгрома русской миссии в Тегеране связывает с деятельностью английской дипломатии. В самом начале этой главы подчеркивается, что «Грибоедов был убит руками невежд через год после подписания Туркманчайского договора»351. М. Махмуд поясняет, что погромщики были «жертвами провокации вокруг вопроса о пленных» 352 и не без сожаления признает, что «Грибоедов тоже пал жертвой тайной интриги тех, кто, пользуясь слабостью Ирана, сеял смуту и вверг Иран в полосу осложнений»353.

Анализируя причины, приведшие к гибели сотрудников русской миссии, М. Махмуд указывает, что «конфликт произошел не из-за Грибоедова». «Все несчастья Ирана, – замечает он, – были связаны с англо-русской борьбой. Преобладание России в Иране после заключения Туркманчайского договора значительно обострило эту борьбу, так как англичане не отказывались от Ирана, рассматривая его территорию как зону политической битвы с Россией». Связывая убийство А. С. Грибоедова с этой борьбой, М. Махмуд приходит к выводу, что «… всех этих экономических завоеваний, которых русские добились с помощью Туркманчайского договора, англичане стали добиваться другими путями»354. «Правительство Ирана, – признает далее М. Махмуд, – уже не ожидало опасности со стороны России, которая добилась установления естественной границы по Араксу, и других претензий к Ирану не имела. К тому же в результате изменения политической обстановки в Европе правительство России хотело сотрудничать с Ираном и старалось привлечь Иран на свою сторону». «Чтобы приобрести доверие иранских правящих кругов после тяжелого для Ирана Туркманчайского мира, Россия пыталась хорошо и осторожно обращаться с Ираном, …что можно было наблюдать и после убийства Грибоедова, когда царь фактически закрыл глаза на убийство русского посла». «Именно этот новый дружественный курс русской политики, – пишет М. Махмуд, – изменил отношение Англии к Ирану, несмотря на то, что Фатх-Али-шах целиком находился в руках Англии, политические агенты которой до 1830 г. были единственными советниками шаха и его двора. И надо быть благодарным тогдашнему иранскому правительству, – заключает М. Махмуд, – за то, что оно в тех исторических условиях, без обращения к третьей стране (Англии. – Б. Б.), непосредственно обратилось к русским властям и таким путем ликвидировало конфликт, вызванный убийством Грибоедова»355.

Однако справедливо обвиняя Англию, М. Махмуд умалчивает об ответственности Каджаров за разгром русской миссии в Тегеране. Между тем убийство А. С. Грибоедова и его сотрудников было результатом политического курса, проводимого правительством шаха после заключения Туркманчайского договора.

На таких же позициях стоит профессор Моатамед, который в «Истории ирано-турецких политических отношений» заявляет, что «Англия всегда преследовала реакционные цели в отношении Ирана, а иранцы думали, что англичане оберегают их от русской опасности»356. Такого же мнения придерживается профессор Тегеранского университета Фаридун Адамиат, который в исследовании «Амир Кабир и Иран» признает, что «А. С. Грибоедов был убит в результате удивительной цепи интриг и козней», и призывает иранских историков «обратить внимание на эту сторону политической истории Ирана»357.

Среди тех, кто отрицает политический характер разгрома русской дипломатической миссии в Тегеране, неприглядную роль играет проф. А. Бина. Защищая заведомо ложную концепцию, он не мог не прибегнуть к ложным доказательствам: «Бестактное, грубое поведение спутников Грибоедова в Тебризе, – пишет Бина, – озадачило Аббас-мирзу, который через мехмандара обратил внимание Грибоедова на недисциплинированное, неприличное поведение его спутников»358. В чем же выражалось это «грубое поведение»? Оказывается в том, что каждый русский потреблял до 20 кг продуктов ежедневно! Нет нужды доказывать, что сотрудники миссии не истощили продовольственные запасы иранских базаров. Версия проф. Бина в худшем виде воспроизводит тенденциозный анонимный «Рассказ персиянина», так называемую «Реляцию происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов последнего российского посольства в Персии»359, впервые опубликованную в 1830 г. на английском и французском языках360.

В 1975 г. советский исследователь Д. С. Комиссаров361 обратил внимание на то, что 6 сентября 1819 г. А. С. Грибоедов жаловался Мазаровичу, что приставленный к нему «мехмандар – палач и вор, которого мне придали, я думаю, нарочно, чтобы я лопнул от бешенства. В Алваре он хлебом выдал половину, а мясом одну треть того, что указано в фирмане; вместо всего остального он собрал контрибуцию телятами, но их не доставил»362. Вполне очевидно, что недовольство населения вызывал этот приставленный мехмандар, а не Рустам-бек, который, по словам секретаря грибоедовского мехмандара, автора «Реляции», сам не покупал продовольствия, а только получал необходимое от мехмандара и распределял между сотрудниками миссии.

Столь же несостоятельна версия третьего сына Аббас-мирзы – принца Джахангир-мирзы, рукописи которого были обнародованы тегеранским профессором Эгбалом, и впервые опубликованы в 1948 г. под названием «Новая история»363. Извращая факты, Джахангир-мирза писал, что «все мусульманки, которых приводили в миссию, оставались там на ночь под наблюдением Грибоедова», и далее: «Посланник отказался спрашивать наложницу из гарема первого министра Аллах-Яр-хана в присутствии его людей, оставил эту пленницу в помещении миссии, а сопровождавших ее иранцев отправил обратно»364. Проф. Али Акбар Бина «развивает» эту версию: «Грибоедов оставлял пленниц в помещении миссии вопреки их желаниям»365.

Беспочвенность этих домыслов очевидна. Уцелевшие первый секретарь миссии Мальцов и переводчик Меликов указывали, что пленницы опрашивались публично, а в миссии оставлялись по их же просьбе, чтобы вернуться на родину366. К тому же к комнатам, где содержались эти женщины (которых было опасно оставлять на прежних местах жительства), был приставлен караул из солдат иранской охраны миссии367.

Кстати, этим версиям противоречит тезис автора «Истории Ирана» проф. А. Эгбала, согласно которому все думы и желания Грибоедова были устремлены к горячо любимой им красавице жене, которую он оставил в Тебризе и из-за которой спешил закончить дела, не заботясь о выполнении отдельных статей Туркманчайского договора368. Эгбал стремится создать впечатление, что русский посланник не уделял достаточно внимания проблеме освобождения пленных, и потому сам виновен в собственной гибели. Однако этим Эгбал опровергает М. Махмуда: «Грибоедов настойчиво требовал освобождения и возвращения пленных на родину на основании Туркманчайского договора. Но провокации вокруг этого вопроса привели к тому, что жители Тегерана закрыли базары и разгромили русскую миссию»369.

Общая оценка причин, приведших к разгрому русской миссии, изложена в хрониках 1853 г., переизданных в 1959-1961 гг. Реза Кули-хан Хедаятом под названием «Насерова история. Луг чистоты». Грибоедову адресуется упрек в том, что он не считался с тем, что многие пленницы приняли мусульманство, имели детей и находились в Иране чуть ли не со времен Керим-хана Зонда (умер и 1779 г.). Поэтому мусульмане не разрешали христианам посещать их дома для выявления пленных и подняли восстание. Автор хроники уверяет, что тысячи горожан, вышедшие из повиновения, не послушали бы и самого шаха370.

Нельзя не заметить, что Насери пытается использовать ислам для оправдания завоевательных походов шахских войск в Закавказье и бесправного положения пленных. Известно, что в числе пленных, освобожденных А. С. Грибоедовым, был и евнух из гарема шаха Мирза-Якуб, сообщивший русскому посланнику адреса других пленных. Его дело было искусственно раздуто и фактически стало находкой для оправдания организаторов заговора. Не добившись выдачи Мирзы-Якуба, иранские власти обвинили его в похищении сокровищ шаха. Джахангир-мирза ввел в оборот предположение о том, что на Мирза-Якубе лежит вина и за нападение на русское посольство. Каджарский принц утверждает, что евнух «в присутствии Грибоедова осыпал бранью иранцев, пришедших с просьбой освободить женщин, после чего с крыш и стен соседних домов люди посланника открыли стрельбу, убили и ранили многих мусульман»371. Насери еще более сгущает краски: «Посольская охрана взобралась на крыши миссии и из винтовок расстреливала иранских детей»372. Версия придворных хронистов прошлого века раздувается современными авторами. Тебризский профессор А. Тадж Бахш пишет, что Мирза-Якуб «приказал посольской охране стрелять в собравшийся народ»373.

Иранские историки стараются обходить статьи Туркманчайского договора, касающиеся освобождения пленных, в то время как именно они были использованы Каджарами при провоцировании разгрома русской миссии. Для А. С. Грибоедова – прогрессивного мыслителя и гуманиста – борьба за возвращение пленных на родину была не просто официальной обязанностью, но и человеческим долгом.

Что касается шаха, то он не осмеливался официально препятствовать выполнению статей Туркманчайского договора о пленных, но не препятствовал и тем, кто прятал их, зачислял в солдаты, продавал в рабство, а женщин помещал в гаремы.

Внимательное изучение источников показывает, что А. С. Грибоедов вынужден был согласиться на создание нескольких групп из числа представителей местного населения и сотрудников русской миссии, которые посещали те дома, где по имеющимся у них сведениям находились пленные. Последних знакомили с содержанием статьи XIII Туркманчайского договора, затем в сопровождении сотрудников посольства и представителей дома, где они находились, приводили к Грибоедову, который их публично опрашивал. Только желающие вернуться на родину временно оставлялись в помещении посольства, а те, которые хотели остаться в Иране, возвращались к себе. Извращая характер этой деятельности русской миссии, современный иранский историк Абдул Рази в «Полной истории Ирана» приписывает Грибоедову желание «не оставить в Иране ни одного армянина»374. Не останавливаясь на этом измышлении А. Рази, отметим, что правительство шаха не предоставило Грибоедову специального помещения для временного содержания возвращающихся на родину пленных. В этом отношении охраняемое помещение русской миссии, служившее местом «беста» (неприкосновенного убежища для преследуемых), представлялось единственным сборным пунктом. Для пленных женщин Грибоедов заблаговременно выделил комнаты, смежные с отделением евнуха Мирза-Якуба, которому было поручено смотреть за ними375.

Иранские историки И. Теймури, X. Навваб и Дж. Каем-Макам ставят в вину Грибоедову то, что он требовал строгого выполнения Туркманчайского договора (своевременной выплаты контрибуции, возвращения пленных и т. п.). Но А. С. Грибоедов для того и был послан в Тегеран, чтобы добиться осуществления статей заключенного трактата. Он действительно проводил твердую политику по вопросу возвращения пленных, а в отношении контрибуции предлагал царскому правительству либо облегчить выплату оставшихся двух куруров долга, либо отказаться от них, чтобы не осложнять и без того тяжелое финансовое положение Ирана. И не вина Грибоедова, что царское правительство требовало, чтобы он добивался неукоснительного выполнения иранской стороной своих обязательств, не считаясь с реальной ситуацией, а потом обвинило его в жесткости и прямолинейности действий. Эти обвинения затем в разных вариантах повторяли политические и государственные деятели Ирана376.

Учитывая поражение Ирана в войне, тяжелые налоги, которыми облагалось население для выплаты контрибуции, а также религиозный фанатизм иранцев и их нежелание расстаться с пленными, можно понять, что отношение некоторой части населения Тегерана к русскому посольству было неприязненным. Однако бесспорно и то, что существовал разработанный в деталях заговор проанглийски и реваншистски настроенного крыла иранских правящих кругов и реакционной части тегеранского шиитского духовенства, возглавляемого Мирза-Месихом.

Накануне разгрома миссии сопровождавший Грибоедова марандский хан Назар-Али-хан Афшари377 был вызван к тегеранскому губернатору принцу Зель-эс-Султану (известному по имени Али-шах) и от него не вернулся. Погромщики заранее знали расположение четырех дворов миссии. Поэтому разгромили в основном здание в четвертом дворе, где находился Грибоедов. «Охранявшие» эту миссию караульные иранские сарбазы в день погрома оказались без винтовок, заблаговременно сложенных на чердаке и затем растащенных погромщиками.

Есть все основания полагать, что «на стенах и крышах домов» были не «слуги посла», стрелявшие, как уверяет Джахангир-мирза, в народ и провоцировавшие разгром миссии, а присоединившиеся к толпе солдаты тегеранского губернатора. Известно, что посольская охрана находилась во внутреннем дворе миссии. Мальцов свидетельствовал, что не казаки, а персы заполнили все крыши и проходы378. Хедаят тоже отмечает: «На крышах здания миссии находилось много иранцев»379. Когда в ночь на 31 января 1829 г. переодетого в одежду иранского солдата Мальцова доставили во дворец, губернатор Зель-эс-Султан говорил ему, что «поехал было усмирить народ, но вынужден был вернуться, чтобы разъяренная чернь не бросилась во дворец шаха»380. Вряд ли, однако, Зель-эс-Султан заботился о безопасности персоны шаха, ибо он сам мечтал оказаться на его месте. На пути к престолу стоял и его старший брат Аббас-мирза, признанный Туркманчайским договором наследником престола. К тому же договор этот обязал Иран выплачивать России контрибуцию, а Зель-эс-Султан не мог «равнодушно смотреть на умаление сокровищ, которые в случае смерти шаха могли бы достаться ему»381, и потому был против Туркманчайского договора и готов был потворствовать любым антирусским интригам. Не исключено также, что принц этот действовал по указке английской миссии: после смерти Фатх-Али-шаха (8 октября 1834 г.) он пытался овладеть престолом, за что был заключен в ардебильскую тюрьму. С помощью англичан из заключения ему удалось убежать в Багдад к тем же англичанам.

Другие организаторы заговора – бывший первый министр шаха Аллах-Яр-хан Асаф-эд-Довле, шиитский мудж-техид Мирза-Месих и министр иностранных дел Мирза Аболь-Хасан-хан получали деньги у англичан, которые, не считаясь с окончанием войны, поставляли Ирану вооружение и своих офицеров382.

О закулисном участии Англии в убийстве Грибоедова свидетельствует характерная деталь: чтобы отвести от себя подозрения, многие англичане накануне разгрома русской миссии предусмотрительно покинули Тегеран, а тс, кто остался, фактически выдали погромщикам тех немногих русских, которые пытались спастись в здании английской миссии, служившей бестом383. Показательна в этом отношении и запись в дневнике президента контрольной комиссии по Ост-Индским делам лорда Элленборо, сделанная по поводу разгрома грибоедовской миссии: «Я полагаю, – многозначительно писал он, – что наш посол был в Тавризе»384. А в целом поразительно точно сбылось зловещее предупреждение секретаря английской миссии в Иране Кемпбелла, сделанное Грибоедову накануне его отъезда из Петербурга: «Берегитесь! Вам не простят Туркманчайского мира»385.

Шах понимал, что Россия скорее всего не станет воевать на два фронта и из двух зол выберет меньшее – откажется от контрибуции, которую Иран должен был ей выплатить386. С другой стороны, будучи человеком осторожным и нерешительным, Фатх-Али-шах опасался последствий новой войны с Россией. Выжидая пока Турция добьется успеха, он лавировал во внешней политике и закрыл глаза на антирусский заговор среди своего окружения. Материалы архива полковника Коссоговского о беседе, которая произошла 30 января 1829 г. между шахом и главным евнухом Манучехр-ханом, подтверждают участие шаха в заговоре.

Когда муджтехид Мирза-Месих отправился в соборную мечеть, чтобы повести оттуда толпу к русской миссии, Манучехр-хан узнал об этом и в гареме обо всем рассказал шаху. Последний ответил, что он все знает и что уже приказал Зель-эс-Султану, в случае нападения на русскую миссию разогнать народ387. Это означает, что шаху было заранее известно о заговоре и что он создавал только видимость принятия мер для предупреждения разгрома миссии, когда на деле его приказание тегеранскому губернатору было практически невыполнимо, так как предусматривало разгон толпы только после нападения на русскую миссию. «Руководители Ирана, – признает Абдул Рази, – не выполнили своих обязанностей по прекращению бунта»388, а заговорщики делали все, чтобы шах не изменил своего намерения попустительствовать им: с этой целью они задержали в пути (до убийства Грибоедова) предназначенные для шаха подарки царя.

Грибоедову было известно о заговоре за несколько дней до разгрома миссии. Это подтверждается содержанием русской ноты, переданной 29 января иранскому МИД389. Кроме того, о готовящемся заговоре Грибоедов был заблаговременно предупрежден евнухом Манучехр-ханом, отправившем с этой целью к посланнику свою мать Воски Хатун Ениколопову и племянника Сулейман-хана Меликова (старшего), которые были убиты во время разгрома.

Несмотря на то, что А. С. Грибоедов отклонил все предложения о выезде, несовместимые с достоинством российского посла, остался в миссии и мужественно погиб на посту, 15 ноября 1958 г. тегеранская газета «Эттелаат» пыталась навести тень на поведение посланника перед смертью.

Ссылаясь на фиктивного «участника» разгрома русской миссии, старосту иранской деревни Рустамабад Гамбара Али, анонимный корреспондент этой газеты утверждает, будто Грибоедов бежал из миссии и, чтобы скрыться, отвлекал внимание погромщиков тем, что на их глазах «извлекал из мешка и разбрасывал по сторонам массу золотых монет, однако народ арестовал посланника в его же доме» (?), (где посланника уже не было. – Б. Б.), «потом разрушил этот дом и убил Грибоедова»390. Этой версии противоречит заявление иранского историка Абдула Рази: «Грибоедов был жертвой своей чрезмерной гордости и высокомерия»391.

Дезинформация тегеранской «Эттелаат», опубликовавшей ложную версию о Грибоедове, была частично связана и с сенсационными публикациями материалов об иранских старцах. Корреспондент этой газеты, нашедший в Рустама-баде Гамбара Али, не удовлетворился тем, что по паспорту ему было 130 лет. Для того, чтобы придать этому вопросу политический характер, он сфабриковал легенду о «Деревенском старосте, получившем у бога 150 лет жизни», т. к. иначе Гамбар Али не мог бы быть участником разгрома русской миссии в 1829 г. Задача корреспондента облегчилась тем, что совершенно неграмотный старик не помнил своего возраста, а запись даты рождения, сделанная его отцом на обложке корана, бесследно исчезла вместе с священным писанием392. Таким образом, 30 января 1829 г., когда был убит А. С. Грибоедов, Гамбару Али, если даже судить по его паспорту, было только 10 лет, что ставит под сомнение его показания. Изучение источников убеждает нас еще и в том, что вложенные в уста Гамбара Али путаные сведения относятся не к Грибоедову, а к первому секретарю миссии Ивану Сергеевичу Мальцову, который в одном из своих донесений рассказал о том, как он во время разгрома миссии спрятался в комнате тавризского мехмандара Назар-Али-хана и спасся тем, что двумя тысячами рублей подкупил охранявших эту комнату фаррашей, а последние не дали погромщикам проникнуть в комнату хана393, в которой, как установил С. В. Шостакович, кроме И. С. Мальцова находился и курьер русской миссии Гасратов.

Не отличается оригинальностью и концепция современного иранского писателя Мохаммеда Хеджази, отстаивающего распространенную в литературе официальную версию царизма. В книге «Наша родина» Хеджази утверждает: «…Поскольку Мальцов и Макдональд уже доказали, что Грибоедов был виновен в своей смерти, иранским историкам незачем пересматривать этот вопрос»394.

Однако, пытаясь снять вину с иранского правительства, Хеджази противоречит себе, когда пишет, что Хосров-мирза был отправлен в Петербург для принесения извинений после того, как «вина» Грибоедова была установлена Мальцовым и Макдональдом. Непоследовательность этой аргументации очевидна, так как принцу незачем было ехать в Петербург и приносить извинения, если бы Каджары не были виновны в убийстве Грибоедова.

Факты не оставляют сомнений в том, что после разгрома русской миссии Фатх-Али-шах отправил в Тебриз ряд писем Аббас-мирзе и другим принцам с расчетом, что эти письма будут перехвачены и прочитаны русской разведкой и создадут в Петербурге впечатление непричастности шаха к убийству Грибоедова. Русский перевод этих писем опубликован еще в 1910 г. в XXX томе «Кавказского сборника»395 без указания на обстоятельства, при которых они стали достоянием русского командования.

В распоряжении министра Нессельроде, наряду с переводами этих шахских фирманов, имелись десять донесений Мальцова, в которых опровергались легенды шаха и которые неопровержимо свидетельствовали о виновности самого шаха и тегеранских властей. Кроме того Паскевич дважды (23 февраля и 23 марта 1829 г.) писал графу Нессельроде, что нельзя считать достоверными «сведения персиян». Паскевич указывал также, что разгром миссии был подготовлен и осуществлен «партией, желающей войны», что преступление было «обдуманным последствием самого вероломного коварства» с целью вовлечь шаха в новую войну или отдалить от иранского престола Аббас-мирзу в пользу одного из его братьев, возглавлявших вместе с Аллах-Яр-ханом партию войны396.

Николай I и его дипломаты, опасаясь войны на два фронта, в начале весны 1829 г. не хотели ссориться с Ираном, и потому оставили безнаказанным убийство Грибоедова. Изучение документов искупительной миссии Хосров-мирзы в Петербург показывает, что Нессельроде и Паскевич знали о виновности шаха в убийстве Грибоедова, но преднамеренно создавали ложное впечатление непричастности тегеранского двора и английской дипломатии.

Современная иранская историография почти не учитывает русскую и особенно советскую литературу о гибели А. С. Грибоедова, несмотря на то, что в многочисленных работах советских историков397 содержится много новых фактов и доказательств несостоятельности официальной версии царизма, сводившей тегеранское преступление к «опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова».

Между тем публикация новых и старых иранских версий о гибели Грибоедова продолжается с прежней интенсивностью. В работе об иранских авторах, опубликованной в 1975 г. Д. С. Комиссаровым, рассматривается отношение иранской историографии к данному вопросу во второй половине 60-х годов (1966-1969 гг.). Обращают на себя внимание попытки историков X. Навваба и И. Теймури свести все дело об убийстве А. С. Грибоедова к двум вопросам, отвлекающим от политических мотивов преступления. Во-первых, к мести Аллах-Яр-хана Асаф-эд Довле за «отнятых у него двух наложниц», а во-вторых – к действиям религиозных шиитских фанатиков и в первую очередь моджтахеда Хаджи Мирза-Месиха. Все это делается для того, чтобы заговору придать локальный характер и отвести от иранского правительства обвинение в причастности к убийству русского посланника398.

Заслуживает внимания сообщение X. Навваба о том, что накануне и в день разгрома русской миссии Асаф-эд-Довле вел переговоры с врачом и дипломатом английской миссии Макнейлем, и замечание И. Теймури о том, что люди этого шахского зятя выкрикивали у здания миссии: «Господин приказал убить русского посла»399. Д. С. Комиссаров напоминает в связи с этим, что идея «пугнуть русских» была подана шаху министром иностранных дел Аболь-Хасан-ханом, а просьба Мирза-Якуба о возвращении на родину оказалась удобным предлогом для подогревания фанатичным духовенством неграмотных людей против «неверных», т. е. русских400. Представляется объективным и опровержение иранским историком Мехди Бамдадом ложной версии о том, что пленные были причиной убийства Грибоедова. Мехди Бамдад обратил внимание на то, что разгром русской миссии и убийство А. С. Грибоедова произошли после того, как был убит Мирза-Якуб, а наложницы Асаф-эд-Довле были отправлены к Мирзе-Месиху.

Знакомство с иранской историографией 70-х годов показало, что публикации о гибели А. С. Грибоедова иранских авторов продолжаются, с той, однако, разницей, что в этих работах все больше используются исследования советских историков.

В середине 1976 г. в тегеранской полуофициальной газете «Кейхан» было опубликовано свыше 27 отрывков из книги Юрия Тынянова «Смерть Вазир-мухтара».

Известно, что в этой книге (1927-1928) Тынянов поставил перед собой задачу: разгадать и объяснить «загадку» Грибоедова, выявить личные и общественные предпосылки его трагедии.

Судьбу Грибоедова, так и не увидевшего свою комедию ни в печати, ни на сцене (кроме ереванской импровизации), и катастрофу, которой завершилась его жизнь, Тынянов связывал с характером декабристского движения и с последствиями его крушения для общественной жизни России401. Однако иранский переводчик этой книги Мирза Сахаби по-своему прочел и понял книгу Тынянова о Грибоедове и символично озаглавил ее «Грибоедов писал новую трагедию», предоставляя иранским читателям возможность подумать, что речь идет о трагедии Ирана, постигшей его в результате провала фарисейской дипломатии и политики реваншизма Каджаров, приведших ко второй русско-иранской войне и Туркманчайскому миру.

Из новых авторов заслуживают внимание Шафи Джавади, опубликовавший в 1971 г. монографию «Тебриз и его окрестности»402, посвященную, главным образом, истории Иранского Азербайджана, и Хушанг Мехдеви – автор «Истории международных отношений Ирана»403, опубликованной в Тегеране в 1970 г.

Оба считают Грибоедова высокообразованным литератором и дипломатом. Они подчеркивают также, что он был братом жены ген. Паскевича и мужем дочери ереванского хана (начальника Армянской области. – Б. Б.) Чавчавадзе.

Евнуха Мирза-Якуба они считают провокатором за то, что он сознательно создавал конфликтную ситуацию, направляя в богатые дома, тесно связанные с шахским двором, своих людей из числа армян и грузин, выявлял бывших пленных мужчин и женщин и направлял их в русскую миссию для опроса и возвращения на родину, не имея на это никаких прав.

Хушанг Мехдеви упрекает Грибоедова за то, что он в русской миссии укрывал от иранских властей Мирза-Якуба, обокравшего шаха на 40 тыс. туманов, и хотел репатриировать в Закавказье двух грузинок – наложниц своего врага Аллах-Яр-хана Асаф-эд-Довле и других женщин, давно вышедших замуж за иранцев и имевших от них детей. Эти действия, отмечает Шафи Джавади, вызвали возмущение шиитского духовенства, часть которого, по его словам, находилась на службе у англичан или была сторонницей Англии. Это привело к объявлению Мирза-Месихом «священной войны» против Грибоедова, после чего вооруженные фанатики обстреляли русское посольство, убили Грибоедова и его сотрудников.

Погром русской миссии был, несомненно, использован некоторыми иностранными государствами, отмечает далее этот автор. Он вызвал сильнейшее беспокойство у Фатх-Али-шаха и Аббас-Мирзы, которые были не в состоянии начать новую войну против России404.

Таким образом, Шафи Джавади признает не без основания, что русскую миссию обстрелял вооруженный правительственный отряд, что исключает версию «о первом выстреле охранников миссии» и обвиняет иранское правительство в прямом участии в разгроме русской миссии. Вполне объективно ставится вопрос и о провокаторской роли в убийстве Грибоедова Мирза-Якуба и участии шиитского духовенства, находившегося большей частью на службе у англичан.

Хушанг Мехдеви считает, что русско-турецкая война, вызванная балканской проблемой, только на некоторое время утвердила шаха в мысли о необходимости возвращения Ирану потерянных областей в Закавказье, и удивляется в связи с этим осведомленности Паскевича, который быстро смог узнать о планах шаха и через Кудашева пригрозил Аббас-мирзе захватить Тегеран и уничтожить династию Каджаров, после чего искупительная миссия принца Хосров-мирзы доехала до Петербурга 405.

X. Мехдеви отмечает, что Грибоедов доставил шаху подарки царя, в числе которых были и военные трофеи минувшей русско-иранской войны, однако вел себя надменно, как победитель в побежденной стране и не захотел «поле боя заменить дружбой»406. Однако это заявление X. Мехдеви не увязывается с фактами и другим его заявлением о враждебном отношении к русским в Тегеране. Вражда нагнеталась Каджарами. Об этом говорилось и в грибоедовской ноте иранскому МИД накануне разгрома русской миссии.

Шафи Джавади не скрывает своего удовлетворения тем, что третьей русско-иранской войны не произошло. «К счастью, – заявляет он, – секретарь грибоедовской миссии Мальцов остался жив и в Тифлисе рассказал, что Грибоедов сам был виноват в своей гибели, а русское правительство было занято русско-турецкой войной, революционным движением балканских народов и тепло приняло Хосров-мирзу в Петербурге»407.

Это заявление показывает, в частности, что Ш. Джавади был знаком с официальной, опровергнутой наукой версией царизма о виновности Грибоедова в своей гибели. Более того, Ш. Джавади приводит в своей книге официальные тексты писем шаха и Аббас-мирзы к Николаю I и Паскевичу, а также текст речи Хосров-мирзы в Зимнем дворце. Однако при этом Джавади не пытается опровергнуть официальную версию царизма овиновности Грибоедова, построенную на этих письмах.

Расхождения в оценках мотивов убийства А. С. Грибоедова в советской историографии

Накопленные за 150 лет после убийства А. С. Грибоедова архивные и другие разноязычные материалы или подтверждают политические мотивы этого убийства, или указывают на различные обстоятельства, послужившие поводом для прикрытия политических причин. Не исключена поэтому необходимость пересмотреть и преодолеть существующие в отечественной и зарубежной литературе расхождения в оценке основных источников, которые наряду с тенденциозными наслоениями могут быть критически использованы. Нельзя, например, согласиться с Г. М. Петровым, который с недоверием отнесся к показаниям опозоренного своим трусливым поведением секретаря грибоедовской миссии И. С. Мальцова и выдвинул на первый план информацию Манучехр-хана Ениколопова. Нельзя также согласиться и с С. В. Шостаковичем, который, наоборот, ставит под сомнение достоверность информации Манучехр- хана и дает предпочтение донесениям Мальцова.

Оба эти подхода нуждаются в пересмотре ввиду важности обоих источников.

С. В. Шостакович является автором статьи «Происхождение «Реляции» о гибели грибоедовской миссии», в которой характеризует ее как англо-иранскую фальшивку. Однако это не помешало ему сослаться на ту же «Реляцию» и верить ей при оценке армянских источников. Цитируя секретаря тебризского мехмандара, С. В. Шостакович считает, что Манучехр-хан «играл слишком сомнительную роль», а Меликов был «шахским гонцом», который должен был просить Грибоедова отказаться от покровительства беглецам, чтобы избежать разгрома миссии. Шостакович утверждает, будто шах с помощью Меликова пытался запугать посланника, чтобы добиться выдачи Мирза-Якуба, а Манучехр-хан впоследствии выставил это за свою «рискованную попытку спасти посланника и его свиту от грозящей им опасности»408. Вся эта аргументация построена на одних предположениях. Поскольку «Реляция» выставлялась как иранская версия, подлинные авторы этой фальшивки, чтобы не выдать себя, не могли обвинить Манучехр-хана в измене. Никакой заместитель тебризского мехмандара не осмелился бы компрометировать Манучехр-хана при его жизни без риска быть наказанным. Поэтому неудивительно, что главный евнух показан в «Реляции» как преданный шаху соратник. Манучехр-хан и Меликов не угрожали и не запугивали Грибоедова, а лишь предупредили его о заговоре. Об этом говорит тот факт, что мать Манучехр-хана и его родственник, коллежский ассесор Сулейман-хан Меликов остались при Грибоедове и вместе с ним погибли через несколько часов. Как бы Манучехр-хан ни выслуживался перед шахом, он вряд ли ради этого принес бы в жертву свою мать и племянника.

О политической ориентации Манучехр-хана можно судить по отзывам о нем бывшего вице-консула в Иране Ваценко и адъютанта ген. Паскевича капитана Вольховского. Ваценко предлагал ген. Ермолову по всем вопросам обращаться, не к министру иностранных дел Мирза-Аболь-Хасаи-хану, а непосредственно к Манучехр-хану, исполнявшему в то время обязанности первого министра шаха. «Чтобы быть нам полезным, – говорилось в его донесении, – Мапучехр-хан не дает хода иранскому министру иностранных дел ни в чем»409. Капитан Вольховский тоже доносил ген. Паскевичу, что Манучехр-хан не может быть противником русских: «В начале войны его подозревали в приверженности к нам. Он более других имеет случаи видеть шаха, оттого его влияние значительно… Имея родственников на нашей службе, он не может быть равнодушным к благосклонности Вашего Высокопревосходительства»410. Все это говорит о том, что Манучехр-хан Ениколопов был русофилом, единственным иранским государственным деятелем, который дорогой для себя ценой пытался спасти от гибели А. С. Грибоедова и предотвратить разгром русской миссии. Достоверность переданной им Меликову информации о переговорах с шахом не вызывает сомнения. В связи с этим заметим, что исследователи путают двух Сулейман-ханов Меликовых. Например, Г. М. Петров, опубликовавший записки Мартирос-хана, ошибочно указывает, что «Сулейман-хан Меликов, работавший переводчиком в русском посольстве, по поручению своего дяди Манучехр-хана… явился лично к А. С. Грибоедову и предупредил его о грозящей опасности»411. В связи с этим Г. М. Петров столь же ошибочно обвиняет Мальцова в извращении фактов за то, что в рапорте он указал, что видел Меликова в разгар событий, тогда как видел его на рассвете 30 января412. Между тем из текста записок Мартирос-хана видно, что на рассвете 30 января к Грибоедову отправился не сын Давид-хана Меликова, т. е. не переводчик миссии Сулейман-хан, а его дядя (брат Давид-хана). Последний был убит вместе с Грибоедовым, а переводчик Сулейман-хан Меликов остался жив: предупрежденный об опасности, утром 30 января он не вышел на работу или появился в миссии после разгрома. Поэтому не исключено, что Мальцов 30 января видел не одного, а двух Сулейман-ханов Меликовых: старшего из них – рано утром, а младшего, который был переводчиком, – позднее. Выяснение этого вопроса важно еще и в том отношении, что кроме трех уже известных сотрудников русской миссии (Мальцов, Ибрагим-бек и Гасратов), оставшихся в живых после событий 30 января 1829 г., выявлен четвертый сотрудник – переводчик миссии Сулейман-хан Меликов, которого обычно считали убитым во время погрома.

Известно, что Мальцов в течение трех часов штурма миссии укрывался в квартире мехмандара Назар-Али-хана, охраняемой подкупленными фаррашами. По рассказу находившегося в Иране тифлисского купца Егора Бежоева, Мальцов спрятался в сундуке413, а по другой версии, якобы рассказанной самим Мальцевым своему знакомому в Ницце, фарраш «завернул Мальцова в ковер и поставил его в угол комнаты, где стояли другие ковры, свернутые в трубки»414. Из комнаты Назар-Али-хана Мальцов мог видеть немногое и в основном догадывался о происходивших событиях. Большое здание миссии состояло из четырех дворов, и Мальцов мог наблюдать только первый этап штурма или то, что происходило в первом дворе миссии, к которому примыкала квартира тебризского мехмандара и, конечно, не мог видеть динамики событий в четвертом дворе, где находилась квартира Грибоедова. С другой стороны, первый секретарь миссии знал о всех обстоятельствах до окружения миссии, и в этом ценность его донесений, если исключить все то, что он вынужден был писать по принуждению, в духе официальной версии. Переводчик миссии Сулейман-хан Меликов тоже не был очевидцем всех событий. Однако переданные ему Манучехр-ханом сведения о его переговорах с шахом накануне и в ходе разгрома миссии представляют большую ценность, так как разоблачают шаха и его сына, губернатора Тегерана Зель-эс-Султана как главных организаторов преступления.

Нам кажется вероятным, что дополнительные, более подробные сведения о разгроме миссии Мальцов и Меликов получили позднее, несмотря на то, что объективную информацию получить было нелегко, так как каждый из погромщиков, которых трудно было найти, опасался личной ответственности за соучастие в убийстве А. С. Грибоедова и других сотрудников миссии.

Следует учитывать также, что в секретном донесении на имя Паскевича И. Мальцов признался, что лгал иранцам и притворялся их сторонником для того, чтобы его не отправили в «сообщество товарищей…, погибших в Тегеране»415.

В этой связи отметим еще, что для сбора сведений у Меликова было больше возможностей, чем у Мальцова, который после убийства Грибоедова оставался в Тегеране только 17 дней, к тому же жил под наблюдением в шахском дворце и в основном получал информацию в интерпретации пристрастных иранских политических деятелей.

Иначе сложилась судьба С. Меликова, который остался в Тегеране и, поступив в иранскую армию, дослужился до генеральского звания. Впоследствии сведения о разгроме миссии он передал начальнику штаба шахской казачьей бригады армянину Мартирос-хану. Записи последнего, датированные 30 июля 1897 г., хранились в архиве командира этой бригады полковника Коссоговского416.

Мы считаем, что Д. С. Комиссаров с излишним доверием относится к непроверенным и неправдоподобным версиям И. О. Симонича, который, будучи подполковником, командовал в 1826 г. Грузинским гренадерским полком в Тифлисской губернии. Он мечтал о дипломатической карьере и, подделываясь под настроения и мнение Паскевича, рассказывал в корыстных целях о Грибоедове небылицы, свидетелем которых быть никак не мог, и в конце концов добился своей цели (в 1833-1838 годах Симонич был полномочным министром в Иране). Так, не имея достоверных сведений, он считал, что шах после каждой аудиенции, которую давал Грибоедову, уходил столь рассерженный, что даже «легко можно было предвидеть какое-либо несчастье. Часто при своих придворных случалось ему выкрикивать: «Кто меня избавит от этой собаки-христианина!»417.

В другом случае подполковник И. О. Симонич якобы узнал, что иранский министр иностранных дел Мирза Аболь-Хасан-хан Ширази в доме Эмин-эд-Довле (где Симонич никогда не был) предложил заставить народ кричать и возмущаться Грибоедовым, а русскому правительству написать в Петербург: «Вы прислали нам человека, который не умеет вести себя у нас. Смотрите, чего он придерживается. Как бы не случилось великого несчастья. Отзовите его, если желаете сохранить доброе согласие между двумя странами. Поверьте мне, – якобы прибавил министр шаха, – я знаю Европу и особенно Россию: он будет отозван»418.

Другой затянувшийся спор между исследователями связан с оценкой «Реляции» – анонимного рассказа секретаря мехмандара Назар-Али-хана.

Если В. Т. Пашуто и С. В. Шостакович характеризуют эту «Реляцию» как английскую фальшивку419, то О. И. Попова, солидаризируясь со взглядами П. Е. Ефремова, считает эту «Реляцию» одним из ценнейших источников», а себя «обязанной» за этот документ секретарю Назар-Али- хана420.

Не останавливаясь подробно на анонимной личности автора «Реляции» – этого всезнающего, философствующего писаря («мирзы»), который не в пример всем русским дипломатам миссии один остался с Грибоедовым в его комнате, был очевидцем его убийства, а сам остался цел и невредим, заметим: во-первых, что основное назначение «Реляции» (независимо от ее происхождения) состояло в попытке прикрыть политические причины преступления и отвести обвинение от Каджаров и англичан, а во-вторых, установлено, что в день разгрома миссии мехмандара, а следовательно и его заместителя, в миссии не было – их еще накануне вызвал к себе тегеранский губернатор.

О. И. Попова не могла не убедиться в том, что «Реляция» обвиняет Грибоедова в его гибели из-за пленных, несмотря на то, что пленные были предлогом, а не причиной убийства; в неуважении к персоне шаха (дескать, посол утомлял шаха продолжительными беседами; не называл его «царем царей» и вырвал из его гарема евнуха); в безволии Грибоедова и «в чрезмерных продовольственных и денежных поборах» местного населения сотрудниками грибоедовской миссии. «Реляция» даже оправдывает тегеранского губернатора, отказавшегося спасти миссию от погрома, а О. И. Попова приводит в своей книге все эти выдержки из «Реляции» – «ценнейшего», по ее мнению, «источника», хотя и признает при этом, что знание Грибоедовым всех тонкостей иранского придворного этикета бесспорно, а несоблюдение его Грибоедовым в тревожной тегеранской обстановке – невероятно421. Нам остается добавить, что и противоречия в весьма запутанной и совершенно ошибочной концепции Поповой бесспорны.

Авторы «Реляции» пытались, конечно, придать рассказу писаря правдоподобие. С этой целью ими был привлечен широкий круг фактов, в том числе и нелестные отзывы об англичанах, однако все это было сдобрено обильной дозой фальсификации, чтобы создать общее впечатление об ответственности Грибоедова за свою гибель. Фактологический материал «Реляции», вероятно составленный англичанами, может быть критически использован, но все наносное в этом документе должно быть отброшено.

В одинаковой мере это относится и к другим ранним источникам, в первую очередь к «Новой истории» каджарского принца Джахангир-мирзы и «Путевым запискам» Мирза-Мустафы, Мирза-Салеха и Хосров-мирзы.

***

В монографии А. П. Базиянца422 и других работах подвергаются проверке основные выводы исследователей по главному вопросу: почему убили А. С. Грибоедова, а Иран не начал третью войну против России на стороне Турции?

Известно, что шахский двор был хорошо информирован о положении на русско-турецком фронте, так как с начала этой войны шах отправил в Турцию своих осведомителей, которые остались там и следили за ходом военных действий. Эта информированность должна была привести к выбору момента для вступления Ирана в войну. Однако известно также, что А. С. Грибоедов был убит зимой, когда военные действия почти не велись.

Заметим еще, что для выяснения соотношения сил на русско-турецком фронте и намерений России иранцам, по-видимому, незачем было убивать А. С. Грибоедова: во-первых, потому что, как отмечал профессор М. С. Иванов, если бы у шаха не было уверенности, что Россия не объявит Ирану воины, он не рискнул бы организовать убийство Грибоедова423, во-вторых, в войне с Турцией Россия, разумеется, добивалась победы, и, будучи уверенной в своей победе, заранее объявила европейским державам об условиях мира, которые она собиралась предъявить султану.

Иран, несомненно, добивался ревизии Туркманчайского договора, в том числе и сокращения контрибуции, и с этой целью стремился воспользоваться затруднительным положением России, занятой войной с Турцией. Однако заговорщики убили А. С. Грибоедова не только и не столько для определения своего дальнейшего поведения в зависимости от ответной реакции Петербурга, сколько для того, чтобы вынудить Петербург сократить контрибуцию и добиться других уже отмеченных целей.

Ведь к тому времени иранская казна была пуста. Иран не в состоянии был выплатить два оставшихся курура, а прижатый к стене Аббас-мирза в тщетных попытках расплатиться с долгами срывал бриллиантовые пуговицы с платьев своих жен. У него и шаха уже не оставалось надежды решить иранские финансовые вопросы с помощью Грибоедова после нежелания царя утвердить грибоедовские предложения о поездке Аббас-мирзы в Петербург для сокращения контрибуции, а последний шанс увязывался как с попытками воспользоваться русско-турецкой войной и угрозой начать против России третью войну в коалиции с Турцией, так и с преступным планом убийства российского посла.

С. Грибоедова угнетал «египетский труд» выколачивания контрибуции.

В. Т. Пашуто один из первых обратил внимание на то, что в Петербурге в «Проекте инструкции», составленной для себя А. С. Грибоедовым, по поводу оставшихся двух куруров указывалось: «Вы усмотрите из состояния финансов наследного принца, может ли сия сумма быть истребована к назначенному сроку или необходимо дать ему облегчение, или даже совершенно простить долг, если он несоразмерен доходам». Эти предложения Грибоедова были исключены из «Проекта инструкции» графом Нессельроде, а вместо них вставлена фраза: «Вы не оставите прилагать все ваше старание, чтобы те деньги к определенному сроку были уплачены»424.

Вполне очевидно, что Грибоедов предлагал проводить в Иране доброжелательную политику, однако царизм не считался с реальной ситуацией, а потом обвинил его в том, что он был крут425.

Тактика выколачивания контрибуции у обессилевшего Ирана была порочна, в том числе и в плане лишения Ирана денег, чтобы он не мог воевать с Россией, о чем Грибоедов говорил Аббас-мирзе еще на переговорах в Каразиадине.

По существу Нессельроде и Родофиникин, руководивший финансами России, толкали шаха на союз с султаном больше, чем пытались воспрепятствовать ему в этом. Каджарам в это время было не до упрямого и настойчивого поведения русских дипломатов и офицеров Паскевича, потому что Англия уже заплатила свою долю Ирану за ликвидацию «неприятных» статей англо-иранского договора 1814 года и больше не собиралась помогать шаху деньгами, а турки не дали ему обещанных 8 куруров в компенсацию за вступление Ирана в войну, потому что Турция войну проигрывала, а Иран не хотел ее начинать.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ПЕТЕРБУРГСКАЯ МИССИЯ ПРИНЦА ХОСРОВ-МИРЗЫ С АЛМАЗОМ «ШАХ»

Русско-иранские и ирано-турецкие отношения после убийства А. С. Грибоедова

За час до захода солнца, когда в разрушенном здании русской миссии находились одни трупы убитых, явился шахский чиновник и четырем стенам громогласно прочел шахский фирман, который под угрозой высочайшего гнева предлагал жителям Тегерана воздержаться от всякого бесчинства и спокойно удалиться из русской миссии.

Оставшегося в живых Мальцова переодели в солдатскую одежду иранского сарбаза и в таком виде отвезли в шахский дворец, где он находился 17 дней. Старый Фатх-Али-шах несколько раз виделся с ним и старался убедить, что не знал о заговоре. «Заплатив восьмой курур за прошедшую войну, – говорил он Мальцову, – я, конечно, не мог желать столь печального происшествия, которое угрожает миру опасностью. Я желаю примерно наказать виновных, но сейчас из-за духовенства этого я не могу сделать». «После установления мира, – писал он Паскевичу, – наши правительства, соединенные дружбой, как бы слились в одно целое, и потому да представит себе петербургское правительство, что подобное несчастье случилось у них и пусть скажет нам, как в этом случае надо поступать?»426.

Между тем шах знал как поступать, когда говорил Мальцову, что не знал о заговоре, а Мальцов, бежавший от Грибоедова во время штурма миссии, во всем соглашался, чтобы не оказаться, по его словам, «в сообществе остальных сотрудников миссии», хотя еще 29 января сам Мальцов передал правительству шаха поту Грибоедова о готовящемся заговоре. Английский посланник Макдональд писал в те дни, что «шах из своего дворца мог слышать шум, смятение, вопли жертв» и выстрелы, – добавим мы от себя, и «миссия дружественной нации погибла на глазах всех властей, которые должны были защитить ее». В первую очередь это относилось к самому шаху, которого его евнух упрашивал направить отряд тегеранского губернатора к миссии и не допустить убийства посланника, чтобы избежать новой войны. Однако шах решил, что ему следует только показать, что он принимает меры для спасения миссии, тогда как на деле выполнявший шахскую волю принц Зель-эс-Султан отправился с вооруженным отрядом к окруженной миссии для того, чтобы присоединить свой отряд к толпе, а самому вернуться к шаху во дворец и доверительно сказать Мальцову, что вернулся для охраны шаха, «если чернь бросится на него».

Все 17 дней пребывания в шахском дворце Мальцову оказывались высокие почести, в бесконечных аудиенциях превозносились его способности. Шах даже обещал ходатайствовать перед императором России о назначении Мальцова полномочным министром при тегеранском дворе, а сам в это время не разрешал производить розыски тела посланника. Только на шестой день427 один из местных жителей, вероятно участник погрома, под большим секретом указал знавшему Грибоедова Хаджи Гургену Джульфинскому на яму во дворе миссии, откуда изрубленное тело посланника было перенесено в армянскую церковь. Отсюда в начале марта набили два мешка соломой, навьючили этими мешками лошадь, поместили сколоченный из грубых досок гроб с останками Грибоедова посередине этих мешков и отправили в Тебриз.

Первое знакомство шиитского духовенства Тегерана с 13-ой статьей Туркманчайского договора (об освобождении в четырехмесячный срок и возвращении на родину пленных и подданных обеих сторон) произошло в здании тегеранского духовного суда, где Мальцов еще при жизни Грибоедова отстаивал право бывшего евнуха шахского гарема Мирза-Якуба, имевшего религиозный сан «хаджи», вернуться в Закавказье. Муллы говорили тогда шаху: «Не мы подписывали договор с Россией и не потерпим, чтобы русские разрушили нашу веру». Когда же Мальцова привели во дворец, шиитское духовенство потребовало убить его по дороге в Тебриз, чтобы не оставить в живых ни одного свидетеля разгрома русской миссии. Кончилось, однако, тем, что Фатх-Али-шах обратился за советом к Аббас-мирзе и по его рекомендации отправил Мальцова в Тифлис.

При дворе наследного принца в Тебризе был объявлен траур. Аббас-мирза заставил придворных носить траурные платья, отменил военный парад, приказал не бить зори, надеть на барабаны черные чехлы, раздавать милостыню в мечетях, а сам никого не принимал, кроме английского посланника Макдональда и представителя русской миссии Амбургера, которому говорил в притворном отчаянии: «Не знаю, какая злополучная судьба преследует меня. Только что я успел чрезвычайными стараниями и жертвами восстановить дружбу с Россией, как ужасное смертоубийство разрушает то, чего я достиг с таким трудом. Да будет проклят Иран и его самовольные жители. Что мне сказать о шахе? – продолжал наследный принц. – Ругать его не смею, молчать о его слабостях не могу. И это разве шах? Не выходит месяцами из гарема и не думает привести в послушанье своих подданных. Я не знаю, куда мне деваться от стыда. Клянусь тем богом, в которого мы оба веруем, что я был бы рад заменить пролитую кровь Грибоедова кровью моих жен и детей». А в это время гробу с телом Грибоедова, установленному по приказу Аббас-мирзы в маленькой загородной армянской церкви, не оказывались почести, даже не было почетного караула428. Мальцов писал Паскевичу: «Аббас-мирза поступил так в угоду Макдональду. Такой низости в английском посланнике я никогда не предполагал. Неужели он и в этом находит пользу для Ост-Индской компании?». Англичане создавали видимость полного разрыва отношений между Ираном и Россией. Поэтому когда спасшийся Мальцов доехал до Тебриза, англичане встретили его на окраине города и упрашивали, чтобы в город он въехал ночью и остановился в здании английской миссии.

***

26 апреля 1828 г. Россия объявила войну Турции. 7 мая 2-я русская армия перешла Прут и двинулась на Яссы и Бухарест, а генерал Паскевич получил предписание отвлечь на себя турецкие войска в Малой Азии и в июне 1828 г. предпринял наступление на Карс и Ахалцих429.

Османская империя объявила войну России 20 мая 1828 года.

Факты показывают, что в основе преступного плана разгрома русской миссии, разработанного Каджарами, турецкими и английскими дипломатами, была русско-турецкая война.

Заговорщики рассчитывали, что убийство А. С. Грибоедова приведет к отмене неуплаченной части контрибуции, так как Россия не станет воевать на два фронта из-за гибели автора «Горя от ума» и удовлетворится извинениями Каджаров, чтобы не допустить образования ирано-турецкой коалиции. Известная доля риска в этом плане была. Каджары допускали, что Россия может быстро закончить войну с Турцией, а затем обрушиться на Тебриз и Тегеран и сверх неуплаченных куруров контрибуции потребовать большую «цену крови» А. С. Грибоедова.

Однако риск этот имел заманчивую перспективу, поскольку Турцию поддерживали европейские державы, а в случае поражения русских войск, о чем Каджары могли только мечтать, Иран мог освободиться от уплаты оставшегося долга, а с ликвидацией Туркманчайского договора вернуться в Закавказье.

С учетом этих обстоятельств проект плана разгрома русской миссии был составлен так, чтобы отвести от иранского правительства ответственность за преступление, затушевать политические мотивы убийства русского посланника и с помощью представительной искупительной миссии, и не в последнюю очередь алмаза «Шах», добиться локализации, а потом и ликвидации конфликта.

Неудивительно поэтому, что с начала русско-турецкой войны султан Махмуд II в лице Фатх-Али-шаха видел своего наиболее вероятного союзника и уже в апреле 1828 г., когда Россия объявила ему войну, отправил в Тегеран своего доверенного представителя для «приглашения Ирана к войне» против России430.

Между тем Фатх-Али-шах не проявил поспешности в столь важном деле. Для начала он обещал султану оказать дипломатическую поддержку, а для наблюдения за ходом военных действий в Западной Армении отправил в Константинополь своего опытного дипломата Садык-хана431, который в молодости окончил в Ост-Индии английский колледж, и теперь должен был осуществлять двустороннюю связь: в Константинополе –между европейскими миссиями и Портой (по иранским вопросам), а в Тегеране, куда собирался приехать, – между шахским двором и английским послом Макдональдом. Таким образом, на Садык-хана была возложена задача координации информации по вопросам войны.

Получив в Тебризе первые сообщения о разгроме русской миссии 30 января (11 февраля) 1829 года, Аббас-мирза испытывал страх и растерянность. Больше всего он боялся немедленного русского наступления и, чтобы не допустить этого, уже на четвертый день после убийства Грибоедова оставил Тебриз. Без ведома русских властей он сделал вид, что срочно отправляется в Петербург, а изумленному Паскевичу объявил, что его «желание встретиться со своим великим дядей императором Николаем дошло до самой крайности»432. И только по настоянию командующего уже успокоенный, Аббас-мирза вернулся в Тебриз и отправил в Турцию своего дипломата Молла-Шерифа, известного по турецким источникам по имени Мехмед-Шериф Ширвани433, с задачей наблюдать за ходом войны и установить его решающий переходный этап.

Когда в феврале 1829 г. в Константинополе стало известно об убийстве А. С. Грибоедова, турецкий султан созвал экстренное заседание Дивана, на котором обсуждались возможные последствия этого события. В Тебриз был незамедлительно направлен турецкий посол Таиб-Эфенди, который по поручению Махмуда и предложил Аббас-мирзе 8 куруров туманов для возмещения контрибуции, уплаченной России, и возвращение Ирану Восточной Армении и других территорий, потерянных по Туркманчайскому миру, за вступление Ирана в войну против России на стороне Турции434. Между тем стало известно, что в день разгрома русской миссии в Тегеране на правом фланге Дунайского фронта русские войска овладели крепостью Турну, а 28 февраля 1829 г. за Балканским хребтом русский десант овладел городом Сизополь. Вполне очевидно, что падение Турну и Сизополя никак не могло содействовать немедленному вступлению Ирана в войну на стороне Турции.

Напуганные этими успехами русской армии, а также опасаясь русского наступления на Тегеран, Аббас-Мирза в Тебризе и принц Хасан-Али-мирза в Тегеране по совету английского посланника Макдональда стали спешно собирать войска435 и через англичан и своих посредников, в том числе и Садык-хана, настаивали на активных операциях турецких войск.

Молла-Шериф (Мехмед-Шериф Ширвани) находился в Константинополе до конца июня 1829 г. с очевидной целью наблюдения за ходом русско-турецкой войны, поскольку Иран собирался вступить в войну только в случае коренного перелома в пользу турецких войск.

В Турции явно были недовольны этой осторожной медлительностью шаха и по инициативе султана Махмуда пытались ускорить вступление Ирана в войну. С этой целью турецкий министр иностранных дел (реисуль-кютаб) Портев-паша вместе с представителем наследного принца Мехмед-Шерифом Ширвани уже готовили проект наступательного и оборонительного ирано-турецкого договора, направленного против России436, а султан Махмуд II, недовольный потерей Карса, Ахалциха, Ардагана и других крепостей в кампании 1828 г., спешил воспользоваться убийством А. С. Грибоедова и, чтобы вовлечь Иран в войну, заменил турецкого командующего новым сарасксром, бывшим вали Сиваса Хаккы-пашой, и приказал ему овладеть Ахалцихом и Карсом при участии иранских войск.

Уже в конце февраля 1829 г. сорокатысячная армия турок (без участия персов) блокировал Ахалцихскую крепость и через Боржомское ущелье пыталась прорваться в Грузию.

Каджары с большими надеждами наблюдали за этим турецким наступлением, но, как выяснилось, совершенно напрасно, потому что в ходе 12-дневной ахалцихской операции русский гарнизон этой крепости мужественно отбил два турецких штурма, а исход сражения решил 4 (16) марта смелый рейд отряда бывшего декабриста полковника И. Г. Бурцова в тыл осаждающих крепость турецких войск437.

Оценивая поступавшие в Петербург данные о возможном союзе между шахом и султаном, Нессельроде писал: «Последние известия из Константинополя говорят о появлении в этой столице посланника персидского шаха. Газеты приписывают ему задачу предложить султану союз против России. В то же время генерал Паскевич уведомляет нас, что Хосров-мирза – сын Аббас-мирзы, прибыл в Тифлис с целью принести объяснения и извинения тегеранского двора по поводу убийства г-на Грибоедова. Последний факт представляет контраст слишком поразительный по сравнению с новостями из Константинополя, чтобы мы могли оказать им слепое доверие. Впрочем, – писал вице-канцлер, – надо надеяться, что новый успех И. Г. Бурцова над турками в Ахалцихе прекратит враждебные намерения Персии, если они в самом деле существуют»438.

После провала ахалцихской операции турки и англичане пытались сохранить в Аббас-мирзе остатки боевого духа. 8 марта 1829 г. чиновник ванского паши доставил наследному принцу в Тебриз большой вьюк с деньгами439, а английский посланник Макдональд обещал Аббас-мирзе 10 тысяч ружей (доставленных в июне 1829 г. в порт Бендер Бушир) и через английских дипломатов и агентов тайно поддерживал контакты Тегерана с Константинополем и Эрзерумом440.

Между тем Каджаров ожидало новое разочарование. После неудачной операции под Ахалцихом сараскер Хаккы-паша сосредоточил значительные силы на Карсском направлении, чтобы через Гюмри прорваться в Закавказье, однако, не получив своевременной поддержки от вали Эрзерума, Хаккы-паша в предгорьях Соганлукского хребта потерпел два сокрушительных поражения (30 июня и 2 июля 1829 г.) и сам попал в плен441.

В сложившихся условиях Каджары по-прежнему не склонны были форсировать события. Заняв выжидательную позицию, они обещали туркам выступить на их стороне, а Паскевичу обещали отправить в Петербург искупительное посольство442 и через И. С. Мальцова сообщили ему, что выступят против Турции, если русские предоставят Ирану артиллерию и 10 тысяч ружей.

Беспринципность и двуличность были нормой политики наследного принца: за одну и ту же плату – 10 тысяч ружей – он обещал русским воевать против турок, а англичанам – против русских.

Шах и Аббас-мирза стремились максимально использовать обстановку, возникшую в результате убийства русского посланника, русско-турецкой войны, неблагоприятно складывавшейся для Турции, а также обострившихся в 1829 г. англо-русских противоречий для того, чтобы заставить царя отказаться от двух куруров.

Факты говорят еще о том, что находившийся в Тебризе поверенный в делах Амбургер недопонимал или делал вид, что не разбирается в этой политике Каджаров.

23 февраля 1829 г. Паскевич писал ему, что престиж России требует наказания убийц, однако война с Турцией вынуждает избегать разрыва с Ираном и обращаться с этой страной «с величайшей осторожностью». Амбургеру предписывалось ни под каким предлогом не уезжать из Тебриза, пока этого не потребуют Нессельроде и правительство шаха, даже если Аббас-мирза не отправит в Тифлис своего сына.

Однако Амбургер поступил иначе. Не дождавшись разрешения, он покинул Тебриз и прибыл в Нахичевань и тем самым предоставил англичанам полную возможность оказывать влияние на Аббас-мирзу. Главнокомандующий недоумевал. «Вы ни в коем случае не должны были выезжать из Тебриза, – писал Паскевич Амбургеру, – до тех пор пока оттуда Вас не выгнало бы иранское правительство, т. к. после смерти посланника ваша главная политическая цель состояла в установлении действительного намерения иранского правительства. Вы должны были убедить Аббас-мирзу направить одного из своих сыновей в Петербург. Удалившись из Тебриза, Вы потеряли всякое влияние на иранское правительство. Россия находится теперь не в таком положении, чтобы угрозой оружия заставить Иран делать то, что желательно. Вы не могли не видеть этого и потому Вам следовало, не подавая ультиматума, политически угрожать своим отъездом и таким образом дожидаться исполнения Ваших требований. Ваше поведение может привести к тому, что иранское правительство, оставаясь в страхе и недоумении, бросит Персию в руки турок и в войну против России.

Если бы Вы остались в Тебризе, то это не означало бы разрыва с Ираном. Выезд же Ваш наталкивает умы к заключению, что есть разрыв, а это весьма важно при настоящей войне с Турцией». Главнокомандующий приказал Амбургеру остаться в Нахичевани и ожидать указания императора. Но Амбургер остался верен себе и из Нахичевани сообщил Паскевичу, что Аббас-мирза передумал, что сына своего в Петербург он не пошлет, и что «такие меры персидского правительства насчет доказательств своего неучастия в убийстве Грибоедова побуждают меня думать, что мое пребывание в Нахичевани не может принести службе никакой пользы, поэтому я и оставил Нахичевань для следования в Тифлис, где могу быть, более полезен». Возмущенный поведением поверенного в делах, Паскевич писал: «К моему крайнему удивлению Вы оставили Нахичевань даже против своего собственного предположения остаться там до получения указаний. Министру иностранных дел Ирана Мирза-Аболь Хасан-хану Вы тоже писали, что останетесь в Нахичевани до получении предписания от начальства. Следовательно, выехав из Нахичевани, Вы показали иранскому правительству, что Вы поступили так с разрешения начальства, чего не было, и в этом случае действовали совершенно произвольно. Не стану говорить о Ваших важных политических ошибках, ограничусь только просьбой возвратиться в Нахичевань»443.

Амбургер уехал, в Тифлис, несмотря на настойчивые просьбы Аббас-мирзы остаться, и фактически прервал дипломатические отношения. Чтобы восстановить контакт с Аббас-мирзой, Паскевич отправил к нему своего агента Али-бека Юз-Баши. В Тебризе он выдавал себя за покупателя лошадей и через знакомых лиц добился тайной аудиенции у наследного принца444. Аббас-мирза заявил Алибеку, что сам он войны не желает, а войска собрал в Азербайджане для того, чтобы сохранить за собой управление этой провинцией. Аббас-мирза заявил еще, что согласен вести откровенные переговоры с доверенным чиновником Паскевича и добавил, что его братья собираются выступить против него «по внушению англичан и турок»445.

С приездом Амбургера в Тифлис выяснилось, что его поведение было вызвано решением Аббас-мирзы направить в Петербург для принесения извинений императору своего переводчика Мирза-Масуда, что было оскорбительным для престижа Российской державы. 6 марта этот переводчик уже прибыл в Тифлис с нотами и письмами шаха и Аббас-мирзы и с тысячей туманов. Нессельроде уже был готов принять его в Петербурге в качестве посла, но Паскевич с этим не согласился. Он оставил Мирза-Масуда в Тифлисе и Аббас-мирза был вынужден начать переговоры об отправке в Петербург одного из своих сыновей. Письма наследного принца по этому вопросу были полны покорных выражений, однако приезд принца задерживался под разными предлогами, а англичане в это время вооружали иранскую армию.

В начале апреля Николай I приказал Паскевичу сосредоточить в Астрахани 30-тысячную армию и разглашать в Иране сведения об этих войсках, но не позже выезда в Россию одного из сыновей Аббас-мирзы. Несмотря на то, что наступательные операции можно было начать не раньше августа или сентября, действия Паскевича стали более решительными. Уже 10 апреля он отправил в Тебриз своего адъютанта князя Кудашева под предлогом сопровождения старшего сына наследника престола Мохаммед-мирзы.

Кудашев должен был передать Аббас-мирзе три письма Паскевича. В первом письме, переданном наследному принцу на официальной аудиенции, говорилось о назначении Кудашева для сопровождения Мохаммед-мирзы.

Второе письмо генерала было передано Аббас-мирзе на закрытой аудиенции. «Вспомните, – писал Паскевич, – что в Дех-Харгане я только с Вами хотел вести переговоры и, несмотря на все интриги против Вас, нахожу, что во всем Иране только с Вами можно иметь дело… Не злоупотребляйте терпением Российского императора. Одно его слово и я в Азербайджане, за Кафлан-кухом и, может быть, не пройдет года и династия Каджаров развалится»446. «Не полагайтесь на обещания англичан и турок. Султан в самом затруднительном положении – Адрианополь с трепетом ожидает своего падения. Не заставьте Россию поднять оружие против Персии и не забудьте моих слов, сказанных Вам во время войны, – с Турцией Россия не может сделать все, чего желает, ибо эта страна необходима для поддержания равновесия политической системы Европы, а Персия нужна только для выгод Ост-Индской купеческой компании, и Европе безразлично, кто управляет этой страной. Все Ваше политическое существование в наших руках, – угрожал Паскевич, – вся надежда Ваша в России»447.

«Итак, склоните шаха отправить Вашего сына к Императору, – писал далее Паскевич. – Нарушение так велико, что надо ожидать больших бедствий, если публичным удовлетворением не устраните справедливого негодования»448.

Кудашев объявил наследнику престола, что неисполнение требований Паскевича немедленно приведет к войне. Затем он напомнил о тех предложениях, которые были сделаны о Турции наследником престола в разговоре с Мальцовым в Тебризе.

Кудашеву было предписано при повторном несогласии Аббас-мирзы начать против Турции войну, вручить ему очередное секретное письмо Паскевича, в котором, в частности, предлагалось иранским войскам напасть на Ван, чтобы таким путем доказать, что убийство Грибоедова произошло не по вине шаха или наследного принца.

В русской дореволюционной историографии (Щербатов, Потто и др.) переговоры Кудашева с Аббас-мирзой освещены далеко не точно. По архивным документам, 23 апреля 1829 г. Аббас-мирза заявил Кудашеву, что после смерти Грибоедова многие сыновья шаха, подстрекаемые турками и англичанами, предлагали шаху воспользоваться русско-турецкой войной и напасть на Россию, а шах, в свою очередь, решение этого вопроса оставил на усмотрение наследного принца449. Аббас-мирза заявил еще, что если шах начнет войну, то он – Аббас-мирза покинет Азербайджан и уедет в другое государство450. При этом он не отрицал, что переписывается с турками, хотя и уверял, что отклонил их предложение о союзе и что охотно начал бы против Турции войну, но не может на это решиться из-за Англии, которая в интересах своей торговли будет помогать султану и не исключено, что объявит войну Ирану. В связи с этим наследный принц просил русских гарантий о помощи войсками на случай англо-иранской войны451.

Через день каймакам (министр) Аббас-мирзы – Фаррахани встретился с Кудашевым и пытался сгладить впечатление после неосторожных заявлений наследного принца. По словам каймакама, Иран вправе был начать против Турции войну потому, что турки заняли иранскую территорию в районе Урмийского магала. Фаррахани заявил еще, будто Аббас-мирза ведет переговоры с ванским пашой не по вопросу о военном союзе, а об Урмийском магале и при этом не обращается за помощью к Англии, которая смогла бы заставить султана вернуть Ирану ее территорию452.

Таким образом, Каджары отклонили предложение Паскевича о вступлении Ирана в войну против Турции и пытались прикрыть свои переговоры с султаном о военном союзе версией о пограничных спорах. Впрочем, основная цель миссии Кудашева была все же выполнена, так как в апреле 1829 г. принц Хосров-мирза выехал из Ирана в Россию. По этому поводу иранский исследователь Афшар писал, что «в то время когда Россия сражалась с Турцией, а в Тегеране были уверены, что смогут воспользоваться этим, письма Паскевича рассеяли тучи: тегеранский двор усвоил русский урок настолько хорошо, что его никогда не забывали»453. Иного мнения придерживается проф. А. Эгбал. Не зная о собранных в Астрахани русских войсках, он с сожалением отмечает, что «на Кавказе тогда не было войск», а Паскевич, дескать, «использовал напуганность Аббас-мирзы тем, что пригрозил ему новой войной, которую не в состоянии был вести454. В то время, когда Кудашев находился в Тебризе, копии писем Паскевича вызвали в Петербурге гнев министра иностранных дел. 11 мая Нессельроде предписал послу в Лондоне X. А. Ливену сообщить английскому правительству о неодобрении императором писем, переданных Кудашевым Аббас-мирзе. Нессельроде считал, что необходимо «уберечь политическую обидчивость Англии, успокоить ее раздражительность и ревнивое недоверие»455. В Ирам был отправлен ген. Долгорукий, чтобы получить у Макдональда или Аббас-мирзы письма Паскевича, а последний ответил на это тем, что задержал Долгорукого в Тифлисе и написал графу Нессельроде, что поступил так потому, что поездка Долгорукого в Иран «вызовет у персиан подозрение в нашем бессилии, а англичане не остановятся ни перед чем, чтобы осложнить наши отношения с Персией»456. Миссия Кудашева и письма Паскевича усилили накал англо-русской борьбы. Британские дипломаты предупреждали наследного принца, что искупительное посольство приведет к разрыву с Турцией, а в случае поездки Хосров-мирзы в Петербургпригрозили помогать наместнику Шираза принцу Хусейн-Али-мирзе, претендовавшему на престол457. Одновременно англичане активизировали свою деятельность в Месопотамии. Находившийся в Тебризе секретарь русской миссии Мальцов 4 июня 1829 г. доносил Паскевичу, что английская миссия в Басре перенесена в Багдад, что английский офицер Шил осуществляет регулярную связь между Багдадом и Тебризом, а два других английских офицера (Боржос и племянник доктора английской миссии Кормик) находятся при сулейманийском паше и обучают военному делу его курдскую конницу458. Мальцов, передавший эти сведения Паскевичу, не понимал назначения этой деятельности английских резидентов, хотя и правильно считал, что англичане собираются держать под своим контролем Курдистан459. Архивные фонды Паскевича и, в частности его переписка с Петербургом говорят о том, что Паскевич не обратил внимания на эту часть донесения Мальцова. Мы считаем, что деятельность английской миссии в Месопотамии была следствием грибоедовских предложений о создании антитурецкого блока, основанных на обращении сулейманийского паши к Аббас-мирзе по вопросу о войне против Турции, а также результатом писем Паскевича, переданных Аббас-мирзе Кудашевым.

После того, как английское правительство через русского посла в Лондоне узнало о содержании писем Паскевича, английская миссия в Басре получила из Лондона соответствующие инструкции и предприняла меры для ликвидации любой новой попытки организовать ирано-месопотамский военный союз, направленный против Порты. Этим, отчасти, можно объяснить причины, из-за которых английская миссия в Басре была переведена в Багдад, где антитурецкие сепаратистские тенденции местных арабских шейхов были широко известны; а к сулейманийскому паше, который вместе с Аббас-мирзой собирался возглавить антитурецкий поход, были прикомандированы английские офицеры под видом военных советников. Как видно, в Англии не доверяли заверениям Нессельроде о том, что правительство Николая I осуждает содержание писем Паскевича, переданных Аббас-мирзе Кудашевым. Кроме того, англичане не могли не опасаться создания антитурецкой коалиции в составе России, Ирана и Месопотамии. Во всяком случае, проекты Грибоедова не утратили силу, ультиматум Паскевича оказался сильнее дипломатических маневров английских миссий в Тебризе и Багдаде, и принц Хосров-мирза во главе искупительного посольства был отправлен в Петербург460.

Первые известия об этой поездке, дошедшие до Константинополя, вызвали там взрыв возмущения и привели к аресту персидских купцов и конфискации их товаров. Диван объявил, что поступает так потому, что вместе с принцем Хосров-мирзой будто отправлены персидские войска для использования их против Турции. Правительство шаха, ожидавшее летней кампании на русско-турецком фронте для того, чтобы окончательно определить свое отношение к султану и к проектируемому ирано-турецкому военному союзу, поспешило опровергнуть эту ложную турецкую версию и даже противопоставило ей свою, не менее ложную версию о том, что собранные в Мараге иранские войска готовы совершить «диверсию в пользу турок»461. Одновременно по фирману шаха губернатор Казвина Али-Наги-мирза вместе с его управляющим делами Мирза-Наби-ханом отправились в Тебриз, и там первый из них распространял слухи о том, что шах поручил ему начать войну против России, а второй говорил всем, что получил от шаха 50 тысяч туманов, чтобы накануне похода раздать их войскам. Мальцов, передавший эти сведения Паскевичу, не верил их достоверности и не понимал их значения. Путаясь в догадках, он то считал, что «персидское правительство находится в совершенном недоумении», то писал Паскевичу, что «воздерживается от всякого заключения» и отправляет в Тифлис собранную им информацию, чтобы Паскевич сам сделал свои выводы. Заключение Паскевича найти не удалось.

Для установления целей отправки принца Али-Наги-мирзы в Тебриз был направлен русский тайный агент462. Амбургер считал, что Али-Наги-мирза должен был сообщить шаху о ходе русско-турецкой войны после поражения турок под Ахалцихом463. По другим архивным данным, Кудашев располагал противоречивой информацией о том, что принц Али-Наги-мирза собирался занять место наследного принца для того, чтобы возобновить войну против России464, тогда как сам Аббас-мирза заявил Кудашеву, что Али-Наги-мирза прибыл в Тебриз «чтобы, совместно способствовать нерушимости мира»465.

Надо полагать, что деятельность шахских агентов – принца Али-Наги-мирзы и его управляющего делами Мирза-Наби-хана – указывала на углубляющийся разрыв между Фатх-Али-шахом и Аббас-мирзой. Достаточно вспомнить обнародованное проф. Минорским письмо шаха Али-Маги-мирзе после убийства Грибоедова, где шах осуждает Аббас-мирзу за стремление присвоить часть денег, отпускаемых шахом для Хосров-мирзы перед его поездкой в Петербург и уплаты «цены крови» А. С. Грибоедова466. Мы считаем еще, что деятельность принца Али-Наги-мирзы и его помощника Мирза-Наби-хана в Тебризе была ответной реакцией на недовольство султана в связи с миссией Хосров-мирзы в Петербург, а также следствием притеснения персидских купцов в Константинополе. Распространяемые Али-Наги-мирзой ложные слухи, так же, как и версии о целях сбора иранских войск в Мараге, должны были восстановить доверие между шахом и султаном независимо от миссии принца Хосров-мирзы. Шах несомненно рассчитывал выиграть время, дождаться решающего перелома в русско-турецкой войне и только после этого принять окончательное решение. Не исключено также, что значительное сокращение шахом общей суммы денег, первоначально подсчитанной Аббас-мирзой и приведенной в упомянутом письме шаха принцу Али-Наги-мирзе467, тоже было частью тех задач, которые шах поставил перед казвинским губернатором и которые должны были показать султану, что шах не собирается платить России большие деньги, несмотря на огромный долг недоплаченной контрибуции.

Фальсификация переводов персидских писем Фатх-Али-шаха о смерти А. С. Грибоедова

Отъезд Хосров-мирзы из Тифлиса был назначен на 23 мая. В этот день принц нанес прощальный визит графине Паскевич, поднес ей две драгоценные шали, ее сыну – собрание сочинений Саади, а генералу Паскевичу подарил арабского жеребца.

Экипаж Хосров-мирзы сопровождали сорок человек его свиты. С русской стороны с принцем находился генерал-майор Ренненкампф с двенадцатью казаками. На Военно-Грузинской дороге, в теснине между Дарьялом и Ларсом на них напали горцы. Персы пытались разбежаться, но их вьюки загромоздили ущелье с обеих сторон и убегать было некуда. Когда казаки вели перестрелку, 16-летний принц при первых же выстрелах вышел из экипажа и пересел на коня. Некоторые удивлялись его отваге, а сам Хосров-мирза, не привыкший к карете, видел в ней скорее западню, чем убежище. Нападение горцев было отражено. Принц явно не спешил, дожидаясь курьеров из Тегерана, и в Пятигорске остановился на несколько дней, чтобы ознакомиться с минеральными источниками. В память его пребывания тогда же на вершине Машука был установлен обелиск на пьедестале из серого песчаника. На фронтоне столба была сделана надпись: «Добрая слава, оставляемая после себя, лучше золотых палат».

Из Пятигорска дальнейший путь проходил через Ставрополь, Новочеркасск, Воронеж и Рязань. Повсюду встречая широкое русское гостеприимство, персы могли убедиться, как русские люди быстро забывают обиды.

В Новгороде иранский курьер догнал Хосров-мирзу и вручил ему письма Фатх-Али-шаха на имя императора Николая I.

После шестинедельного путешествия достигли Коломны. Отсюда был назначен торжественный въезд иранского принца в первопрестольную столицу. Богатую карету Хосров-мирзы сопровождал конный отряд казаков и жандармов. На всем пути его следования до Серпуховских ворот и дальше по Тверскому бульвару стояли подразделения солдат, отдававшие воинские почести с музыкой и орудийными залпами, которые прекратились только тогда, когда высокий гость остановился перед домом графини Разумовской, где для принца было приготовлено роскошное помещение. Здесь же его ожидали почетный караул, городские власти и именитое купечество, встретившее его хлебом и солью. Затем приехал московский генерал-губернатор князь Голицын и, как хозяин города, приветствовал принца с благополучным прибытием. Едва отдохнув и никого не предупредив о своем намерении, Хосров-мирза отправился к матери Грибоедова, чтобы выразить ей соболезнование по поводу смерти сына. Растроганный слезами матери, принц начал утешать ее и сам горько плакал. Этот поступок сразу расположил москвичей в пользу юного принца.

Осмотрев исторические достопримечательности Москвы, Хосров-мирза продолжил путь и 4 августа 1829 г. прибыл в Петербург.

Нельзя не заметить, что Хосров-мирза весьма медленно добирался до Петербурга. Только 4 августа или через полгода после убийства А. С. Грибоедова и через 66 дней после выезда из Тифлиса он приехал в русскую столицу, О политических мотивах столь затянувшегося путешествия можно судить вполне определенно. Только для того, чтобы задержать Хосров-мирзу в дороге, с самого начала его не снабдили грамотой и письмами шаха, и, что совершенно очевидно, не собирались отдавать эту грамоту м письма до летней кампании на русско-турецком фронте. Как видно, неудачи русских войск в районах Шумлы и Силистрии в 1828 г. возродили надежды Каджаров на возобновление реваншистской войны в Закавказье. Однако эти надежды понемногу стали таять после поражения турок в феврале 1829 г. – под Турно и Сизополем, в марте – под Ахалцихом и окончательно исчезли 30 мая (11 июня) 1829 г., когда 40-тысячная турецкая армия Рашид-паши капитулировала у Кулевчи (юго-восточнее Шумлы), и 18 (30) июня 1829 г., когда пала Силистрия. После этого русские войска с боями прорвались в Южную Болгарию, а Каджары отказались от третьей войны с Россией и незадолго до аудиенции у царя доставили Хосров-мирзе вместе с верительной грамотой и письмами шаха драгоценный алмаз «Шах», «сияющий, как писали персидские поэты, как тысяча и одно солнце»468.

Иранский профессор М. Махмуд, ссылаясь на «Путевые записки» хрониста Мирза-Мустафы, находившегося в свите принца Хосров-мирзы, указывает, что накануне официальной аудиенции у Николая завоеватель Ардебиля генерал-адъютант граф Сухотелин посетил резиденцию Хосров-мирзы в Таврическом дворце и попросил Хосров-мирзу .написать текст своего выступления. Сопровождавшие принца Эхтешам и статс-секретарь и переводчик наследного принца Мирза-Масуд составили это выступление Хосров- мирзы, перевели на французский язык и передали ген. Сухотелину. Просьба генерала объяснялась тем, что для царя было желательнее ответить не на грамоту или письмо шаха, не содержавшее обвинения иранской знати, а на речь принца, которая по просьбе Сухотелина была составлена в неопределенной форме469.

12 августа Сухотелин приветствовал Хосров-мирзу от имени императора Николая I и пригласил его в Зимний дворец. Процессию открывал дивизион конно-гвардейцев в парадной форме, с музыкой и литаврами. Далее растянулся длинный ряд придворных экипажей, за ними ехала карета Хосров-мирзы, окруженная царским конвоем. Торжественное шествие замыкал дивизион кавалергардов в латах.

Улицы, по которым проезжал принц, были забиты народом. Окна и балконы домов были украшены коврами и разноцветными флагами470.

Император Николай I в парадной форме, с цепью Андреевского ордена принял принца в Георгиевском зале, стоя у трона. С обеих сторон от него стояла вся царская фамилия, государственный канцлер граф Нессельроде, весь Государственный совет, Сенат, Главный штаб, дипломатический корпус, генералитет и офицеры гвардии471.

В этой торжественной обстановке принц Хосров-мирза, к изумлению всех присутствовавших, с поникшей головой медленно приближался к трону. На его шее висела сабля, символизировавшая рабскую покорность, а через его плечи были перекинуты сапоги, наполненные землей-прахом, воспроизводившие по древнему шиитскому обычаю обстоятельства, при которых посланный против имама Хусейна полководец Иезида Хор раскаялся и в таком виде изъявил покорность имаму Хусейну.

Хосров-мирза остановился в нескольких шагах от императора, приложил шахскую грамоту к своей груди, сделал глубокий поклон и произнес на персидском языке свою извинительную речь, составленную по просьбе генерала Сухотелина: «Могущественный государь Император! Спокойствие Ирана и священный союз, существующий между Вашим Императорским Величеством и великим обладателем Ирана, моим повелителем и дедом, были противны духу зла. Злополучное происшествие покрыло мраком скорби весь наш дом и всех его подданных». И далее: «Правительство Его Величества шахиншаха Ирана пришло в содрогание от гнева при мысли, что горсть злоумышленников, направляемых рукой провокаций и интриг472, может нарушить мирные и союзные отношения, восстановленные недавно с Великим Государем России.

Он велел мне, своему внуку, спешить (??) в столицу Вашей державы. Он уверен, что голос мой, голос правды обратит на себя внимание Вашего Императорского Величества и снова сделает незыблемой дружбу между двумя величайшими и могущественными государствами.

Предайте вечному забвению происшествие, равно оскорбившее двор российский и персидский»473.

Переводчик перевел это выступление Хосров-мирзы на русский язык, однако, по указанию графа Нессельроде, несколько изменил его смысл. В русском переводе уже не было сказано о том, что «горсть злоумышленников направлялась рукой провокаций и интриг», поскольку речь шла о Каджарской династии и английских дипломатах. Эта часть персидского текста, несомненно, была выброшена, так как снимала вину с А. С. Грибоедова и возлагала ответственность за гибель русской миссии на иранское и английское правительства.

В интересах политики царизма на Востоке граф Нессельроде пытался обвинить А. С. Грибоедова в собственной гибели и тем самым снял ответственность с подлинных организаторов тегеранского преступления.

Между тем, когда в Зимнем дворце Хосров-мирза закончил свою речь, он приступил к чтению персидского текста грамоты Фатх-Али-шаха, которую Николай принял из рук принца и передал ее графу Нессельроде, а тот положил грамоту на специальный стол, покрытый богатой парчой, и обратился к принцу с кратким заявлением, в котором выражалась уверенность в том, что посольство Хосров-мирзы рассеет всякую тень, которая могла бы омрачить взаимные отношения между Россией и Персией после плачевного происшествия.

По окончании выступления государственного канцлера Николай подал руку Хосров-мирзе и сказал ему: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие»474.

Заметим, что письмо и грамота Фатх-Али-шаха преднамеренно не были опубликованы, поскольку эти документы не соответствовали официальной версии царизма о виновности Грибоедова в своей гибели.

Для объективного освещения вопроса необходимо было найти персидские тексты этих шахских документов. В обнаруженной в ЦГИА Груз. ССР475 и обнародованной нами в 1962 г. грамоте шаха говорилось: «Оком зависти взирал мир на наше счастье и перед ядовитым его взором затмился свет нашей звезды. Радость наша обратилась в печаль, горьким сделалось то, что прежде было так сладостно. Грибоедов прислан был полномочным министром от Российской державы и по сей причине был дорогим гостем нашего государства. Мы оказали ему такие почести и благорасположение, каких еще никого из посланников не удостаивали, но враждебный рок сулил ужасное происшествие, коего описание стесняет сердце наше и исполняет нас живейшею горестью… Вашему Величеству известно, что никакой благоразумный человек никогда не мог покуситься на подобное дело. Милосердный боже»476. Далее, в интересующей нас части, с одной стороны, выгораживались иранские министры, а с другой—весь вопрос и причины преступления сводились к драке между местными жителями и посольской охраной.

«Возможно ли подозревать, чтобы наши визири и вельможи приняли участие в этом ужасном происшествии в то самое время, когда новый счастливый мир, источник радости и благополучия, венчал желания обеих держав. Хотя драка между людьми посланника и чернью, столь внезапно возникшая, что невозможно было оказать никакой помощи, были причиною сего ужасного происшествия, однако же визири наши перед Вашим Величеством покрыты пылью стыда, и лишь струя извинения может обмыть их лица»477.

Таким образом, грамота шаха не обвиняет А. С. Грибоедова, хотя и отводит политические мотивы убийства и объясняет разгром русской миссии дракой.

Выяснилось также, что другое письмо шаха на имя Николая, переданное Хосров-мирзе иранским курьером в Новгороде, было составлено в 1829 г. министром наследного принца и литератором Аболь-Касемом Фаррахани и впервые было напечатано на персидском языке в сборнике произведений Фаррахани478.

«Пусть не останется тайной, – говорилось в письме, – что вследствие случайности и волнения темных людей пострадал посланник государства Российского в столице нашей державы, и возвращение ущерба является нашей обязанностью. Ввиду абсолютного единства, которое существует между нами, считаю своим долгом отомстить за смерть посланника. Поэтому всякий из числа жителей и руководителей столицы, в причастности которого к этому делу имелось хоть малейшее подозрение, был привлечен к ответственности по мере вины и подвержен высылке. Даже городской пристав и старшина района, обвиняемые в том, что они были поздно оповещены о событиях и вовремя не приняли соответствующих мер, сняты нами со своих постов и наказаны. Особо отмечаем наказание, которому мы подвергли его высокопреосвещенство Мирза-Месиха, невзирая на его высокий религиозный сан и уважение, которым он пользуется среди привилегированных и простых людей»479.

Текст этого письма шаха также не создает впечатления, что А. С. Грибоедов был жертвой своих «опрометчивых порывов усердия», приписанных ему царским министром иностранных дел.

После окончания русско-турецкой войны в августе 1829 г.480 (именно тогда Хосров-мирза был принят в Петербурге) царизму уже нечего было опасаться второго фронта на Востоке. Возможно, что упрямому проведению царским министром иностранных дел версии о виновности Грибоедова в собственной гибели способствовали известный консерватизм и догматичность его мышления. Но нельзя забывать и о том, что, несмотря на благоприятный исход войны с Турцией и Ираном, Россия добивалась преобладания в Иране в упорной борьбе с Англией.

В интересах внешней политики царизма в Европе и на Балканах Николай I и Нессельроде не стали обострять из-за Ирана и без того напряженные отношения с Англией. Только поэтому правительство царя официально признало англичан непричастными к убийству Грибоедова, хотя переписка Паскевича с царем и Нессельроде не оставляет такого впечатления. Не менее важно отметить, что разрыв с Ираном после убийства А. С. Грибоедова помешал бы успешному развитию русско-иранской торговли481.

По этим причинам Николай I простил Фатх-Али-шаху убийство А. С. Грибоедова, девятый курур контрибуции (равный стоимости алмаза «Шах»), выплату последнего курура продлил на 5 лет и огонь воины, который, казалось, снова возгорится в пожар, погас.

***

Таким образом, несмотря на инспирированное турецкими войсками в феврале 1829 г. наступление в районе Ахалциха для того, чтобы с помощью Англии толкнуть Иран на новую войну против России, шах не спешил форсировать события и занял выжидательную позицию с тем, чтобы максимально использовать обстановку, возникшую в результате разгрома русской миссии и русско-турецкой войны.

Угрозы английских и турецких дипломатов, а также Паскевича не изменили позиции шаха, который в ожидании исхода русско-турецкой войны отклонил как предложение Паскевича о вступлении Ирана в войну против Турции на стороне России, так и предложение султана о вступлении в войну против России на стороне Турции. Эту свою политику шах прикрывал средствами дипломатии: туркам обещал выступить на их стороне, а в Россию (после угрозы Паскевича перейти Кафлан-кух и уничтожить династию Каджаров) был вынужден отправить искупительное посольство с задачей находиться в пути до получения верительной грамоты шаха и решающего перелома в летней кампании русско-турецкой войны.

Не зная этих намерений шаха, Англия и Турция не скрывали своего возмущения поездкой Хосров-мирзы, которая, но их расчетам, отдаляла или вовсе могла помешать заключению военного союза между Ираном и Турцией. На дипломатические акции шаха они ответили новыми угрозами. Англичане уверяли Аббас-мирзу, что посольство Хосров-мирзы приведет к разрыву ирано-турецких отношений, угрожали оказанием поддержки наместнику Фарса, претендовавшему на престол, и одновременно готовили покушение на жизнь Аббас-мирзы, отправившего в Петербург своего сына, а также стремились ослабить антитурецкие сепаратистские тенденции арабских шейхов, чтобы не допустить образования ирано-месопотамского союза. В то же время в Турции начались репрессии против персидских купцов.

Оказавшись в затруднительном положении, шах все же не отклонился от намеченного курса и, чтобы отвести угрозы Англии и Турции, в Мараге стал собирать иранские войска и муссировать слухи, что предназначаются они для войны против России, а русских в это время уговаривал не верить этим слухам. Эта политика «выжидания» продолжалась более четырех месяцев (февраль-май 1829 г.), так как неудачи турецкой армии заставили шаха отказаться от союза с султаном и третьей войны против России. «Хорошо, что война эта не началась, ибо закончилась бы она для Ирана потерей всего Азербайджана»482, – пишет тебризский профессор Тадж Бахш.

Россия тоже отказалась от третьей войны с Ираном, несмотря на убийство ее чрезвычайного посланника и устранение угрозы открытия второго фронта. Возможно, что совпавшие по времени неудачи турецких войск и прием Хосров-мирзы в Зимнем дворце оказали влияние на эту позицию царизма. Однако определяющим фактором этой политики Петербургского двора оставался Туркманчайский договор, который обеспечивал экономическое и политическое преобладание России в Иране на продолжительное время. Поэтому Николай I закрыл глаза на смерть автора «Горя от ума», принял извинения шаха и алмаз «Шах».

Что же касается Каджаров, то они могли только мечтать о таком обороте дела. «Умеренность русского царя после трагического происшествия с Грибоедовым, – писал иранский историк М. Афшар, – крайне удивила Фатх-Али-шаха, которому казалось, что Россия и Иран находились на волосок от войны. После этого «железный царь» для Ирана стал царем мира, а шах разочаровался в Англии неизмеримо больше, чем в свое время в Франции483. «Так жизнь своей паутиной спешила затянуть воспоминания о тегеранской трагедии»484.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Автор комедии «Горе от ума», осмеявший и осудивший пороки царизма и прошедший застенки и допросы охранки за связи с декабристами, Александр Сергеевич Грибоедов был выдающимся дипломатом и политическим деятелем, пламенным патриотом своей родины и самоотверженным борцом за ее социальное и духовное раскрепощение.

В красочной палитре его многогранной и талантливой деятельности вырисовывается неповторимый облик человека и демократа, почерк подвигов и гражданского долга.

В неприкрытом противоборстве с царской дипломатией, прикованной к догмам «Священного союза», А. С. Грибоедов преодолел главное противоречие эпохи и своей жизни – между «Горем от ума», осуждавшим самодержавие, и своим участием в проведении внешней политики самодержавия. С глубокой верой в светлый разум русского народа и в могучие силы передовой, просвещенной России, осуждавшей царизм, А. С. Грибоедов открыл и отстаивал совершенно новое демократическое направление в русской дипломатии начала XIX века, основанное на активной поддержке освободительного движения порабощенных народов Закавказья и Балкан от ига турецких и иранских поработителей.

Благодаря дипломатическому искусству А. С. Грибоедова, горячо симпатизировавшему, как и вся прогрессивная Россия, освободительной борьбе греческого народа, иранские войска Аббас-мирзы открыли в 1821 г. второй фронт войны против Турции. Независимо от целей каджарского принца, добивавшегося территориальных компенсаций после поражения в первой русско-иранской войне 1804-1813 гг., иранские войска около трех лет отвлекали значительные силы турок от Греции, охваченной освободительной борьбой.

Эта выдающаяся деятельность А. С. Грибоедова нанесла удар по колониальной Англии, которая после Бухарестского мира не покладая рук работала над созданием ирано-турецкой коалиции против России. Деятельность Грибоедова в этот период привела к отозванию английских офицеров из армии Аббас-мирзы, закрытию британской дипломатической миссии в Иране, а также к развитию русско-иранской торговли и свертыванию английской торговли в Передней Азии и в бассейне Персидского залива. Независимо от внешней политики царизма на Востоке дипломатическая деятельность Грибоедова в годы второй русско-иранской войны 1826-1828 годов, его переговоры с Аббас-мирзой в Каразиадине, Дех-Харгане и Туркманчае способствовали освобождению народов Закавказья, в том числе и армянского народа, от каджарского ига и угрозы геноцида. При этом целенаправленная дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова сочеталась с его непосредственным участием в боях на территории Восточной Армении и активным содействием делу переселения на родину 50 тысяч армян.

***

Анализ накопленных за прошедшие 150 лет архивных документов царской России, обширной дореволюционной русской историографии по этому вопросу, исследований советских историков, иранских версий и концепций, поток которых не прекращается, работ английских и турецких авторов, ценность которых устанавливалась тщательным изучением сложных международных отношений в период Восточного кризиса, – все это не оставляет сомнений в том, что А. С. Грибоедов пал жертвой разработанного в деталях преступного плана Каджарской династии, возглавляемой Фатх-Али-шахом и его наследником Аббас- мирзой, британской дипломатической миссии, возглавляемой посланником Д. Макдональдом, и турецкого султана Махмуда II.

Убийство А. С. Грибоедова имело исключительно политические мотивы.

Одержимая реваншистским угаром, династия Каджаров пыталась воспользоваться русско-турецкой войной и убийством Грибоедова, чтобы обострить обстановку и с помощью Англии и Турции начать против России третью войну в коалиции с Турцией и в неблагоприятной для царизма военно-политической обстановке, поскольку России пришлось бы воевать на два фронта. Таким путем Каджары думали ликвидировать, во-первых, Туркманчайский договор, во-вторых, отказаться от выплаты России неуплаченной части огромной контрибуции и получить от султана Махмуда II обещанную денежную компенсацию в размере отданной России контрибуции за вступление в войну против России на стороне Турции, и в-третьих, в случае победы турецко-иранской коалиции – восстановить в Закавказье иранскую власть. Это была программа максимум координационного плана.

Показательно, что еще на переговорах с Грибоедовым и Паскевичем в Дех-Харгане шах пытался всякими проволочками дождаться начала русско-турецкой войны. С этой целью он аннулировал предварительное соглашение с русской делегацией от 9 декабря 1827 г. и всячески оттягивал переговоры. После этого было отклонено и второе соглашение, достигнутое 23 декабря.

Преследуя реваншистские цели, шах вынашивал надежду, что с началом русско-турецкой войны не подпишет Туркманчайского договора. Вблизи турецкой границы он собирал иранские войска, демонстрируя этим свою готовность выступить на стороне Турции, и в это же время обещал султану Махмуду II вместо Аббаса-мирзы, начавшего в 1821 г. войну против Турции, назначить наследником иранского престола угодного султану хорасанского наместника. Однако наступление русских войск на Тегеран сорвало эти планы шаха, и он был вынужден подписать Туркманчайский договор, хотя политику свою не изменил.

Факты показывают, что с начала 1829 г. Фатх-Али-шах собирался осуществить план-максимум, но только после того, как в русско-турецкой войне наступит решающий перелом в пользу армии турецкого султана. До такого перелома Иран не собирался вступать в войну во избежание нового, еще более тяжелого поражения.

Для осуществления этого плана (после разгрома русской миссии) в Константинополь были направлены два представителя шаха. Один из них Молла Шариф (Мехмед Ширвани) имел задачу наблюдать за ходом русско-турецкой войны. С этой целью он находился в Турции до конца июня 1829 г. и вернулся в Иран, когда перелом в войне произошел, но в пользу России. Второй представитель Каджаров Садык-хан должен был в Константинополе установить связь между шахом, наследным принцем и аккредитованными в Константинополе послами европейских государств и двором султана Махмуда II с тем, чтобы быть в курсе европейской политики в отношении Турции и Ирана.

Что же касается турецкого султана, то еще в декабре 1828 г. он отправил в Тебриз своего посла Таиба-эфенди, который за убийство Грибоедова и вступление Ирана в войну против России по поручению Махмуда II обещал 8 куруров (равные сумме уже внесенной России контрибуции) и возвращение Каджарам Закавказья. После убийства А. С. Грибоедова в условиях зимы турки предприняли наступательные операции для взятия Ахалциха, однако цели не достигли.

На случай продолжения русско-турецкой войны и успехов русских войск Каджары собирались отправить в Петербург искупительную миссию, подарить Николаю I знаменитый алмаз «Шах» – «цену крови» Грибоедова – и добиваться сокращения Россией неуплаченной части контрибуции.

После падения Силистрии и перехода через Балканский хребет 2-й русской армии победа русских войск уже не вызывала сомнения, и Фатх-Али-шах отправил в Петербург искупительную миссию Хосров-мирзы, который в ожидании перелома в русско-турецкой войне добирался до Петербурга очень медленно и встретился с Николаем I через полгода после разгрома русской миссии. Русский царизм сократил контрибуцию на 1 курур, вероятно с учетом стоимости алмаза «Шах», а выплату другого курура отсрочил на 5 лет.

С начала русско-турецкой войны Англия усиливала армию шаха вооружением и английскими офицерами.

После того, как 11 октября 1828 г. русские войска заняли Варну, 26 октября Россия в своей вербальной ноте западным державам объявила, что разобьет Османскую империю, а в ноябре 1828 г. русские эскадры блокировали проливы Босфор и Дарданеллы. Англия, Австрия и Франция пытались не допустить крушения империи султана и в конце 1828 г. добивались вмешательства в русско-турецкую войну для того, чтобы приостановить ее и навязать России свое посредничество на общеевропейском конгрессе.

Вполне очевидно, что Англия, Австрия и Франция не сбрасывали со счетов и Иран, поскольку вступление Ирана в войну могло затормозить русское наступление на империю султана.

Что же касается России, то она не начала третьей войны против Ирана после убийства русского посла и этим сорвала планы европейских держав в отношении Турции и Ирана.

Когда в Константинополе стало известно об убийстве А. С. Грибоедова, султан Махмуд созвал заседание дивана, по решению которого новый командующий сараскер Хаккы-паша приступил к активным операциям для взятия Карса и Ахалциха. При этом предполагалось, что иранцы примут участие в этих операциях. Однако и на этот раз турки потерпели поражение, а сам Хаккы-паша попал в плен.

Нежелание царя и графа Нессельроде принять грибоедовские предложения о поездке Аббас-мирзы в Петербург для сокращения контрибуции, равно как и возраставшие настойчивые требования царского двора полностью рассчитаться с контрибуцией в установленные сроки не только должны были показать, что Россия не боится Каджаров и новой войны с Ираном, но и лишить Иран материальных возможностей для новой войны. Однако при этом не учитывалось в необходимой мере, что Англия и Турция, заинтересованные во вступлении Ирана в войну, могли предоставить Каджарам военную и финансовую поддержку. Грибоедов после этого остался в единоборстве и без защиты в борьбе против всей каджарской и английской реакции. Нельзя не признать поэтому, что планы Каджаров, связанные с разгромом русской миссии, в определенной мере сбылись, так как Россия все же сократила контрибуцию и улучшила свои отношения с Ираном, чего А. С. Грибоедов настойчиво добивался при жизни. А запятнанный грибоедовской кровью алмаз «Шах» стал немым свидетелем косности и близорукости царизма, обвинившего Грибоедова в собственной смерти.

***

Факты показывают, что была разработана в деталях и техническая сторона организации разгрома русской миссии.

Главные организаторы разгрома этой миссии – сам Фатх-Али-шах, его наследник Аббас-мирза, бывший премьер-министр и губернатор Тебриза Аллах-Яр-хан Асаф-эд-Довле, тегеранский губернатор принц Зель-эс-Султан и глава шиитского духовенства Мирза-Месих –использовали проблему освобождения пленных для эскалации мусульманского фанатизма и разгрома русской миссии. Известно, что освобождение и возвращение на родину пленных было предусмотрено Туркманчайским договором, подписанным наследником престола и ратифицированным шахом. Поэтому вопрос пленных был всего лишь предлогом для организации убийства Грибоедова. Из северо-западных районов Ирана было переселено 50 тысяч в основном армян, а также грузин, ассирийцев, азербайджанцев и курдов. Однако как только Грибоедов приехал в Тегеран, к нему были подосланы, явно в провокационных целях, второй по положению евнух из гарема шаха Мирза-Якуб и две наложницы из гарема премьер-министра. Аллах-Яр хану, имевшему у себя в гареме десятки наложниц, ничего не стоило принести в жертву двух христианок, тем более, что «старожилок» гарема он охотно отдавал своим подчиненным. Шах со своей стороны не дорожил своим евнухом Мирза-Якубом, так как в шахском гареме был и другой, старший по положению евнух Манучехр-хан, ведавший делами шахской казны, а в 1824 году исполнявший обязанности премьер-министра. Для возвращения на родину Мирза-Якуб с era состоянием мог, конечно, избрать много обходных путей. Однако евнух укрылся в здании русской миссии, несмотря на сан «хаджи», а шиитские улемы получили удобную возможность организовать разгром русской миссии и убить Грибоедова руками мусульманских фанатиков, экзальтированных проповедями Мирза-Месиха.

Все это указывает на то, что жертвы были избраны заблаговременно, а механизм заговора действовал безотказно. Что же касается убийства Мирза-Якуба разъяренной толпой, то произошло это вовсе не потому, что он не был связан с главными погромщиками и организаторами, а потому, что участие в заговоре хранилось в глубокой тайне. Другие детали организации убийства Грибоедова в общих чертах состояли в следующем.

Иранская охрана миссии в полном составе была снята за день до разгрома миссии, но свои винтовки иранские солдаты оставили для погромщиков на чердаке одного из посольских домов.

По указанию шаха тегеранский губернатор Зель-эс-Султан отправился со своим отрядом к окруженному зданию миссии. Солдаты этого отряда присоединились к погромщикам и отдали им часть своего оружия, а сам принц вернулся к шаху во дворец и доложил ему о выполнении задания.

Тегеранский губернатор отозвал накануне происшествия мехмандара русского посла, что также говорит о заранее подготовленном заговоре. Следовательно, не было при Грибоедове и помощника мехмандара, от имени которого англичане составили «Реляцию» о гибели Грибоедова.

Не менее показательно, что заговорщики из шахского окружения опасались, что в решающий момент шах может передумать, и потому они задержали в пути предназначенные для шаха подарки царя. Между тем шах не только не передумал, а для того, чтобы уйти от ответственности за соучастие в преступлении, после убийства Грибоедова отправил Аббас-мирзе и многим своим сыновьям – принцам серию лживых писем с расчетом, что они будут перехвачены и прочитаны русской разведкой, а в Тифлисе и Петербурге создадут впечатление непричастности шаха к убийству посланника. Что же касается Паскевича, то он не поддался этому обману и 23 февраля и 23 марта 1829 г. написал графу Нессельроде, что тегеранское преступление было «обдуманным последствием самого вероломного коварства».

Заметим еще, что поведение шаха после разгрома миссии выдавало его как организатора преступления. В течение пяти дней изрубленное тело Грибоедова вместе с другими трупами оставалось в яме во дворе миссии, а перенос останков посланника осуществлялся не правительством, а по инициативе армянской церкви и знавшего Грибоедова при жизни Гурген-хана Джульфинского. В этой связи представляет интерес сообщение армянской газеты «Мшак» о том, что 16 декабря 1909 г. армянскую церковь в районе Шах-Абдул-Азима, куда в феврале 1829 г. были перенесены останки Грибоедова, посетил российский посол Поклевский-Козел в сопровождении корреспондента газеты «Новое время» поляка Янчевецкого для ознакомления с могилой Грибоедова.

Однако во дворе армянской церкви оказалась лишь одна братская могила, где, по словам священников, через три дня были захоронены все изуродованные трупы, перенесенные сюда из разбросанных по городу ям. По мнению Янчевецкого, вряд ли можно было установить подлинность трупа Грибоедова среди 35-и других изуродованных трупов485. Между тем известно, что труп Грибоедова был опознан в Тифлисе по сведенному мизинцу левой руки486.

По информации Гурген-хана Джульфинского, на яму с трупом Грибоедова в посольском дворе ему указал под большим секретом один из местных жителей, вероятно участник погрома. К тому же, в отличие от остальных трупов, перенесенных в армянскую церковь до 3-го февраля, разрубленное тело Грибоедова было обнаружено на день позже, и потому его можно было отличить от остальных. Известно также, что вместе с Грибоедовым была убита мать главного шахского евнуха Манучехр-хана Воски-Хатун, упрашивавшая Грибоедова уйти в армянскую церковь. Манучехр-хан нашел труп своей матери и с большими почестями похоронил ее на Эчмиадзииском кладбище, что также говорит о несостоятельности гипотезы корреспондента Янчевецкого.

Английский посол Макдональд в попытках отвести от себя обвинения в соучастии в убийстве Грибоедова был вынужден официально объявить, что во время разгрома миссии шах отсиживался в своем гареме и не мог не услышать стрельбу и вопли умирающих русских. Не исключено, что кроме основных политических мотивов, толкнувших шаха на разгром русской миссии, было и его личное желание отвести от себя недовольство народа за поражение в минувшей войне и направить это недовольство против русских, разбивших иранскую армию и получивших контрибуцию. При всем этом шах и его окружение всячески скрывали от народа, что Каджары первыми начали войну.

Более чем странным представляется поведение шаха накануне и после разгрома русской миссии.

Получив 29 января от Грибоедова специальную ноту, в которой говорилось о готовящемся заговоре против русской миссии, шах не только ничего не предпринял для усиления охраны здания посольства, а напротив, накануне штурма снял иранскую охрану.

Шах, Аббас-мирза и Макдональд, точно сговорившись, не оказывали в Тегеране и Тебризе никаких даже формальных почестей останкам Грибоедова, для отправки тела которого в Тифлис была выделена лишь одна лошадь. И только в Нахичевани останки Грибоедова были переложены в гроб.

Шах сознательно создавал впечатление, что не боится русских и не считается с ними, и делал это до тех пор, пока Паскевич не пригрозил наследному принцу разгромить Каджарскую династию.

В числе поводов к разгрому русской миссии, выдаваемых отдельными авторами за главные причины погрома, выделяется иранская версия, по которой сотрудники русской миссии якобы истощали продовольственные запасы базаров, тогда как на деле закупками продовольствия занимался приставленный к Грибоедову мехмандар. Недовольство населения миссией вызывал именно этот мошенник мехмандар, который, надо полагать не без указки сверху, создавал конфликтную ситуацию.

Другой повод, ошибочно выдаваемый за причину убийства Грибоедова, подкрепляется мнением о несносном характере Грибоедова. Наибольшее недоумение вызывает версия О. И. Поповой, почерпнутая из ложной реляции помощника мехмандара, согласно которой посол утомлял шаха продолжительными беседами, не называл его «Шахиншахом» и «вырвал» из его гарема евнуха, тогда как длительность аудиенции всегда заранее устанавливалась министром двора по указанию шаха, а не его посетителями. Грибоедову, несомненно, были известны все тонкости иранского придворного этикета, и без надобности он не стал бы его нарушать, хотя и, подобно Ермолову, наотрез отказался от «чулочной дипломатии» и перед шахом и его наследником в красных чулках (без обуви) не появлялся.

Среди критиков «несносного характера» Грибоедова был и подполковник И. О. Симонич, который командовал Грузинским гренадерским полком и рассказывал о Грибоедове небылицы, свидетелем которых быть не мог. Поддерживая официальную версию Мальцова-Паскевича о причинах гибели Грибоедова, он в 1833 г. добился своего назначения посланником в Иране.

Нуждается в доисследовании и более чем странное поведение Мальцова – второго человека в миссии. Зная о готовившемся погроме, он спрятался у соседей и остался жив, несмотря на то, что в комнату, где он прятался, заходили погромщики. А потом Мальцов доносил Паскевичу, что шах обещал просить Российского императора оназначении его посланником вместо убитого Грибоедова. В других донесениях Мальцов оклеветал Грибоедова, обвинив его в собственной гибели, что соответствовало официальной версии царизма, подсказанной Мальцову Паскевичем. Мальцова шах продержал у себя во дворце 17 суток, а Паскевич задержал его в Тебризе почти четыре месяца – очевидно опасаясь, что в Тифлисе он разболтает правду об убийстве Грибоедова и перемешает все карты. По этой же причине, возможно, Паскевич обрушился с обвинениями и на находившегося в Тебризе российского поверенного в делах Амбургера, который был возмущен нежеланием Каджаров отправить в Петербург представительную искупительную миссию и вопреки указаниям Паскевича вернулся в Закавказье.

Ведущая роль в организации убийства А. С. Грибоедова и разгрома русской миссии в Тегеране 30 января (11 февраля) 1829 г. принадлежала Англии.

В начале XIX в. Англия добивалась преобладания в Иране в бескомпромиссной конкурентной борьбе с Россией.

Анализ показывает, что, независимо от внешней политики царизма, британская дипломатия тех лет была подчинена в иранском вопросе схеме, приводившей к перманентным провалам.

Известно, что Англия разжигала первую русско-иранскую войну (1804-1813), а после поражения Ирана, с помощью Тегеранского договора 1814 г., 12 лет направляла борьбу Каджаров за пересмотр Гюлистанского договора.

Ситуация повторилась в 1826 г., когда Англия сперва спровоцировала агрессивное вторжение армии Аббас-мирзы в Закавказье, а в период русского контрнаступления во второй русско-иранской войне (1826-1828), начавшегося блестящими операциями генерала Мадатова, Англия уже пыталась сохранить границы Гюлистанского договора. Наконец, после заключения в 1828 г. Туркманчайского договора Англия столь же безуспешно и настойчиво добивалась пересмотра и этого соглашения путем организации убийства русского посла и провоцирования третьей войны Ирана против России.

В процессе обострения восточного вопроса и Балканского кризиса 20-х годов, вызванного, главным образом, освободительной борьбой греческого народа против турецкого ига и разложением Османской Турции, колониальная Англия пыталась не допустить разгрома разваливавшейся лоскутной империи султана, чтобы сохранить там свои экономические и политические позиции.

Добиваясь прекращения русско-турецкой войны в обстановке успехов русских войск, Англия вмешалась в эту войну (под видом посредничества) и вместе с Каджарами и Портой организовала убийство российского посла в Тегеране для того, чтобы обострить международную обстановку на Востоке и угрожать России ирано-турецкой коалицией и войной на два фронта.

Следовательно, убийством А. С. Грибоедова Англия пыталась добиться осуществления своих колониальных целей в Иране и Турции одновременно.

Многолетний опыт в проведении колониальной политики, дипломатической и разведывательной деятельности не помогли Англии прикрыть наиболее уродливые факты ее решающего участия в разработке и организации преступного тегеранского заговора. Ведь большинство непосредственных исполнителей этого заговора – от шиитских улемов с Хаджи-мирза Месихом во главе до принцев «крови» и министров правительства – открыто и регулярно финансировались Англией. Список этих наемников возглавляли экс-премьер Аллах-Яр-хан, министр иностранных дел Мирза-Аболь-Хасан-хан и тегеранский губернатор принц Зель-эс-Султан, судьба которого была связана с Англией до конца его дней – после смерти Фатх-Али-шаха с помощью Англии он пытался захватить престол, за что был арестован, а потом освобожден англичанами из заключения и бежал к тем же англичанам в Багдад.

Не менее открыто Англия финансировала шахский двор, вооружала иранскую армию, комплектовала ее английскими офицерами и готовила к войне против России.

В отношении Англии к Грибоедову было много враждебного, потому что грибоедовская дипломатия нанесла сокрушительный удар по традиционному английскому преобладанию в Иране: способствовала присоединению Восточной Армении к России, привела к закрытию английской миссии в Тебризе, к свертыванию английской торговли в бассейне Персидского залива и вызвала ирано-турецкую войну 1821-1823 годов. Англия не могла простить Грибоедову Туркманчайского договора, который обеспечивал в Иране преобладание России. Англия мстила Грибоедову за проваленный ирано-турецкий союз (над созданием которого англичане трудились не покладая рук) и за антитурецкую ориентацию наследного принца Аббас-мирзы, замены которого англичане добивались вместе с турецким султаном Махмудом II.

В глубоком англо-грибоедовском конфликте восторжествовала антиколониальная грибоедовская дипломатия, ее прогрессивная концепция широкой помощи восставшему греческому народу на Балканах, поддержки освободительной борьбы армянского и других народов Закавказья и Западной Армении против султанского и Каджарского ига.

Нельзя снимать ответственность за убийство А. С. Грибоедова и с царизма, чья внешняя политика позволила осуществить эту кровавую провокацию. Отклонив, вопреки интересам России, экономические, дипломатические и военные проекты А. С. Грибоедова, царизм фактически лишил автора «Горя от ума» всякой поддержки. «Свободолюбивые взгляды Александра Грибоедова, – отмечает иранский историк Моэззи, – его пьесы, осмеявшие царизм, не соответствовали политике российского императора, который держал Грибоедова вдали от России и был не последней причиной его гибели»487.

***

Имя Александра Сергеевича Грибоедова бесконечно дорого армянскому народу.

На критическом и решающем этапе национальной истории армянского народа бескорыстная деятельность А. С. Грибоедова – честного и мужественного сына русского народа – стала беспримерным подвигом в борьбе за светлую мечту армянского освободительного движения.

Глубоко символично, что в далеком 1827 году на импровизированной сцене ханского дворца в Ереване, откуда еще виднелись догоравшие пожарища, в присутствии Грибоедова была впервые поставлена его бессмертная комедия «Горе от ума» – предвестник благотворного влияния русской освободительной мысли в Восточной Армении.

Воздвигнутый в Ереване монументальный памятник А. С. Грибоедову – это дань глубокого уважения и признательности русскому народу, дружбе братских народов, устремленной в будущее.

ОБ АВТОРЕ

Балаян Борис Павлович

Доктор исторических наук, профессор

Родился 22 июня 1921 г. в Баку.

После окончания средней школы поступил на курсы военных переводчиков персидского языка. По окончании курсов поступил в Военный институт иностранных языков Красной Армии (Москва).

В 1942 г. был направлен в Иран, где по заданию штаба Закавказского военного округа в 1942-1946 гг. выполнял специальные задания. С 1946 по 1950 г. являлся офицером штаба Закавказского военного округа. В 1950 г. демобилизовался, поступил на исторический факультет Тбилисского государственного университета, после окончания которого там же преподавал персидский язык.

В 1959 г. по приглашению Академии наук Арм. ССР переехал в Ереван и поступил на работу в Сектор востоковедения (в дальнейшем Институт востоковедения) АН Арм. ССР в качестве научного сотрудника.

В 1963 г. Балаян Б.П. защитил кандидатскую, а в 1986 г. докторскую диссертацию. В 1991 г. получил звание профессора.

В 1973-1978 гг. являлся деканом факультета востоковедения Ереванского государственного университета. Позже продолжил работу в Институте истории АН Арм. ССР и преподавал в Государственном институте русского и иностранного языков им. В. Брюсова. С 1995 г. по 2001 г. являлся редактором русского отдела журнала “Айкакан банак” (“Армянская армия”).

Является автором более 200 научных статей и 5 монографий.

Награжден Орденом Отечественной войны II степени, медалью “За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.”, медалями СССР и Республики Армения.



Балаян Борис Павлович

Примечания

1

См.: Базиянц А. П. Над архивом Лазаревых. М., 1982, с. 122. (Большинство крупных алмазов было найдено в алмазных копях Индии. В их числе алмаз «Кух-е нур» («Гора света») весом 190 каратов. В 1739 г. завоеватель Индии Надир-шах отобрал этот алмаз у «Великого Могола» Мохаммед-шаха, а в середине XIX в. «Кух-е нур» перекочевал в Англию, где и теперь украшает британскую корону. Другой алмаз «Лазарев» – «Орлов» до XVIII в. украшал статую одного из индийских божеств, затем был украден французским солдатом, охранявшим эту статую, а при Екатерине II перекочевал в Россию и находится сейчас в Алмазном фонде СССР. Крупнейший в мире бриллиант «Кюллинан» (530 каратов) украшает скипетр английской королевы. (Имеются данные, что алмаз «Шах» в 1591 г. принадлежал бухарскому эмиру).

(обратно)

2

См.: Минорский В. «Цена крови» Грибоедова. Неизданный документ. Прага, 1923, с. 9.

(обратно)

3

Минорский В. «Цена крови» Грибоедова. Неизданный документ. Прага, 1923, с. 11.

(обратно)

4

Минорский В. «Цена крови» Грибоедова. Неизданный документ. Прага, 1923, с. 11.

(обратно)

5

Акты Кавказской архиографической комиссии (АКАК), т. VI, ч. II, N° 421, с. 299.

(обратно)

6

См.: Грибоедов А. С. Деятельность его как дипломата. – «Русская старина», Спб., 1874, т. XII, с. 755.

(обратно)

7

См.: Грибоедов А. С. Деятельность его как дипломата. – «Русская старина», Спб., 1874, т. XII, с. 755.

(обратно)

8

См.: История Ирана. М., Изд-во МГУ, 1977, с. 216.

(обратно)

9

ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, оп. 2, д. 2, л. 3.

(обратно)

10

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 2-13.

(обратно)

11

АВПР, ф. Главный архив, д. 13, л. 132.

(обратно)

12

См.: «Кавказский сборник», т. XXX, с. 119-120.

(обратно)

13

См.: «Кавказский сборник», т. XXX (Нессельроде Паскевичу, 16 марта 1829 г.), с. 170. Ср.: Балаян Б. П. Международные отношения Ирана в 1813-1828 гг. Ереван, 1967, с. 257.

(обратно)

14

Грибоедов А. С. Полное собрание сочинений, Л., 1953, т. 3, с. 237.

(обратно)

15

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 4.

(обратно)

16

Фадеев А. В. Россия и Восточный кризис 20-х годов XIX в. М., 1958, с. 45-46.

(обратно)

17

Ахмед Расем. Османская история, т. 4, Константинополь, 1949, с. 187 (на турецком яз.).

(обратно)

18

Абдул Рази. Полная история Ирана, т. 2, Тегеран, 1956, с. 470-476 (на перс. яз.).

(обратно)

19

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, Тегеран, 1958, с. 111-122 (на перс. яз.).

(обратно)

20

См.: Потто В. Кавказская война, т. 3. Спб., 1887, с. 9.

(обратно)

21

АКАК, т. 6, ч. 2, с. 257-272.

(обратно)

22

См.: Игамбердыев М. А. Иран в международных отношениях в первой трети XIX в. Самарканд, 1961, с. 193.

(обратно)

23

Ахмед Расем. Османская история. Константинополь, 1941, с. 177 (на турецком языке).

(обратно)

24

Джамиль Гузанлу. Военная история Ирана. Тегеран, 1946, с. 820 (на перс. яз.).

(обратно)

25

См.: Потто В. Кавказская война, т. 3, Спб., 1887, с. 9.

(обратно)

26

АКАК, т. VI, ч. 2, с. 253.

(обратно)

27

См.: Багданович М. И. История царствования Александра I и России в его время, т. VI. Спб., 1871, с. 37-38. Ср.: Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке, с. 72-73.

(обратно)

28

См.: «Всемирная история», т. VI, М., 1959, с. 143.

(обратно)

29

АКАК, т. VII. № 528, с. 531.

(обратно)

30

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 90, л. 11.

(обратно)

31

К исполнению новой должности секретаря по дипломатической части при канцелярии главнокомандующего А. С. Грибоедов приступил 19 февраля 1822 г.

(обратно)

32

См.: Иоаннисян А. З. Кавказ во внешней политике России в начале XIX в. – Уч. записки МПИ им. В. И. Ленина, т. XXXVII, 1964, с. 159-175.

(обратно)

33

Врач английской миссии Макнейл сменил на посту первого секретаря миссии Д. Кемпбелла.

(обратно)

34

АКАК, т. VI, ч. 2, с. 434 (Ермолов—Нессельроде, 22 февраля 1822 г.).

(обратно)

35

АКАК, т. VI, ч. 2, с. 434 (Ермолов—Нессельроде, 22 февраля 1822 г.).

(обратно)

36

Fraser J. В. Travels and Adventures in the Persian Provinces on the Southern Banks of the Caspian Sea. L., 1826, pp. 312-325.

(обратно)

37

АКАК, т. VI, ч. 2, c. 253.

(обратно)

38

Bélanger Ch. Voyage aux Indes, t. 2. Paris, 1838, p. 399.

(обратно)

39

ЦГАДА, ф. 11, д. 1173, л. 293/293 об. Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-е годы XIX в., ЛГУ, 1963, с. 53-54.

(обратно)

40

См.: Балаян Б. П. Международные отношения Ирана в 1813-1828 гг., с. 20-21.

(обратно)

41

АКАК, т. VI, ч. 2, с. 264 (Мазарович – Ермолову, 3 мая 1822 г.).

(обратно)

42

М. Махмуд. Политическая история англо-иранских отношений в XIX в. Тегеран, 1957, с. 190 (на перс. яз.).

(обратно)

43

М. Махмуд не знал, что Г. Виллок отправился не в Лондон, а в Калькутту.

(обратно)

44

М. Махмуд. Политическая история англо-иранских отношений, с. 175 (на перс. яз.).

(обратно)

45

АКАК, т. VI, ч. 2, № 479, с. 259-260.

(обратно)

46

Впоследствии Ермолов был вынужден согласиться с предоставлением этого займа, однако он не понимал целей Аббас-мирзы.

(обратно)

47

Семенов Л. С. Россия и международные отношения на среднем Востоке, с. 74.

(обратно)

48

АКАК. т. VI, ч. 2, с. 257-272.

(обратно)

49

АКАК, т. VI, ч. 2, с. 257-272.

(обратно)

50

АКАК, т. VI, ч. 2, с.259

(обратно)

51

Bélanger Ch. Voyage aux Indes, t. 2. Paris, 1838, p. 76.

(обратно)

52

ЦГИА, ф. 19, oп. 3, д. 98, л. 18-19.

(обратно)

53

«Виды внешней торговли» за 1820-1823 гг. Подробно об этом см.: Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-е годы XIX в., ЛГУ, 1963, с. 75-79.

(обратно)

54

Шопен И. Исторический памятник состояния Армянской области в эпоху присоединения ее к Российской империи. Спб., 1852. с. 872-873.

(обратно)

55

Зубов И. Картина Кавказского края, ч. I, Спб., 1834, с. 202-203. Ср.: Бларамберг И. Статистическое обозрение Персии. Спб., 1857, с. 88.

(обратно)

56

Позднее, в 1828 г., А. С. Грибоедов вместе с П. Д. Завилейским составили план хозяйственно-культурного преобразования Закавказского края. Ими же были составлены «Записка об учреждении Российской Закавказской компании» и «Записка о лучших способах вновь построить город Тифлис». См.: Агаян Ц. П. Вековая дружба народов Закавказья, ч. I, Ереван, 1970, с. 150.

(обратно)

57

АВПР, ф. Консульство в Тавризе, д. 2, л. 5, 8 об; 28, 31; Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке, с. 82.

(обратно)

58

По свидетельству Гамба, французского королевского консула в Тифлисе, приток этих товаров наивысшего уровня достиг в первой половине 1823 г. Об этом см.: Camba J. Voyage dans la Russie Meridional, t. 2. Paris, p. 210.

(обратно)

59

АВПР, ф. Канцелярия, д. 6920, л. 500-505 об. (Ливен – Нессельроде, 2-го (14) июля 1823 г.) Ср.: АКАК, т. VI, ч. 2, с. 293.

(обратно)

60

М. Махмуд. Политическая история англо-иранских отношений в XIX к., с. 190 (на перс. яз.). Договор был ратифицирован султаном в декабре 1823 г., а шахом – в январе 1824 г.

(обратно)

61

Абдул Рази. Полная история Ирана, с. 470 (на перс. яз.).

(обратно)

62

Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-е годы XIX в., с. 85.

(обратно)

63

The Asiatic Journal», vol . 22, 1826, p. 734.

(обратно)

64

Об этом см., например, Потто В. Кавказская война, т. 3, с. 11.

(обратно)

65

«Всемирная история», т. VI, М., 1959, с. 140-144.

(обратно)

66

Джамиль Гузанлу. Военная история Ирана, т. 2, с. 842.

(обратно)

67

Джамиль Гузанлу. Военная история Ирана, т. 2, с. 933.

(обратно)

68

АГАК, т. VI. ч. 2, № 267.

(обратно)

69

ЦГА ВМФ, ф. 19, oп. 4. д. 441, л. 14 об.

(обратно)

70

Голам Хусейн Моктадер. Военная история Ирана, с. 293 (на перс. яз.).

(обратно)

71

ЦГИА Груз. ССР, ф. «Депеши Российского поверенного в Персии по разным предметам» (Копия ноты собственноручно переписана Грибоедовым).

(обратно)

72

См.: «Русская старина». 1903, т. VIII, с. 320. (На Кавказе Виллок встречался с А. С. Пушкиным).

(обратно)

73

Минорский В. «Цена крови» Грибоедова, с. 3.

(обратно)

74

ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, oп. I, д. 429, л. 1.

(обратно)

75

ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, oп. I, д. 429, л. 2.

(обратно)

76

См. ЦГА ВМФ, ф. 19, оп. 4, д. 442, л. 2 об.

(обратно)

77

См. ЦГА ВМФ, ф. 19, оп. 4, д. 442, л. 2 об.

(обратно)

78

Fraser J. В. Narrative of journey into Khorasan, London, 1825.

(обратно)

79

Мир Гусейн Екрангян. Страницы из военной истории Ирана. Тегеран, 1947, с. 41-44 (на перс. яз.).

(обратно)

80

См.: Балаян Б. П. Присоединение Закавказья к России в освещении современной иранской историографии. – «Краткие сообщения научной сессии по вопросам истории и экономики Афганистана, Ирана, Турции» Института народов Азии АН СССР, т. 73, М., 1963, с. 195.

(обратно)

81

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, т. I, с. 193 (на перс. яз.).

(обратно)

82

АВПР, ф. МИД, Канцелярия, д. 6958, л. 28 об., 29. (Письмо Каннинга из Парижа от 13 октября 1826 г.).

(обратно)

83

АВПР, ф. МИД, Канцелярия, д. 6964, л. 144.

(обратно)

84

АВПР, ф. МИД, Канцелярия, д. 6963, л. 7.

(обратно)

85

АВПР, ф. МИД, Канцелярия, д. 6963, л. 7 об.

(обратно)

86

Игамбердыев М. А. Иран в международных отношениях первой трети XIX века. Самарканд, 1961, с. 284.

(обратно)

87

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в. Тегеран, 1957, с. 199 (на перс. яз.).

(обратно)

88

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в. Тегеран, 1957, с. 197 (на перс. яз.).

(обратно)

89

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в. Тегеран, 1957, с. 199 (на перс. яз.).

(обратно)

90

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в. Тегеран, 1957, с. 199 (на перс. яз.).

(обратно)

91

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в. Тегеран, 1957, с. 199 (на перс. яз.).

(обратно)

92

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 28. с. 704 -705.

(обратно)

93

Давид хан – Давид Цатурович Шахназарян в начале XIX в. был французским агентом в Багдаде, в 1803, 1814, 1815 гг. – французским эмиссаром в Иране, в 1816 г. – иранским послом в Париже. См.: Иоаннисян А. Р. Присоединение Закавказья к России и международные отношения в начале XIX столетия. Ереван, 1958, с. 441 -446.

(обратно)

94

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, Тегеран, 1958, с. 226 (на перс. яз.).

(обратно)

95

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, Тегеран, 1958, с. 226 (на перс. яз.).

(обратно)

96

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, Тегеран, 1958, с. 226 (на перс. яз.).

(обратно)

97

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, Тегеран, 1958, с. 228 (на перс. яз.).

(обратно)

98

«Записки А. П. Ермолова», ч. II, 1816 -1827. М., 1868, с. 335.

(обратно)

99

«Записки А. П. Ермолова», ч. II, 1816 -1827. М., 1868, с. 335.

(обратно)

100

АКАК, т. VI, ч. II, № 711, 712, с. 391 -394.

(обратно)

101

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 299 (на перс. яз.).

(обратно)

102

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 227 (на перс. яз.).

(обратно)

103

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 230 (на перс. яз.).

(обратно)

104

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 158, л. 1.

(обратно)

105

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 158, л. 1.

(обратно)

106

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 158, л. 2.

(обратно)

107

АКАК, т. VII, № 503, с. 540. Нессельроде – Паскевичу, 23 апреля 1827 г.

(обратно)

108

Фадеев А. В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в., М., I960, с. 211.

(обратно)

109

См.: ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4336, л. 10.

(обратно)

110

Абовян X. Раны Армении, 1948, с. 297.

(обратно)

111

См.: ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, oп. I, д. 429, л. 23.

(обратно)

112

Матенадаран, ф. Архив Католикоса Нерсеса Аштаракеци, п. 165, д. 805; ср.: ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, oп. 1, д. 429, л. 23.

(обратно)

113

См.: ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, он. 1, д. 429, л. 23 об.

(обратно)

114

Али Акбар Бина. Указ, соч., с. 235 (на перс. яз.).

(обратно)

115

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4294 («Конференция Паскевича с Мирза Салехом – поверенным Аббас -мирзы»), л. 294.

(обратно)

116

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4294 («Конференция Паскевича с Мирза Салехом – поверенным Аббас -мирзы»), л. 294.

(обратно)

117

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4294 («Конференция Паскевича с Мирза Салехом – поверенным Аббас -мирзы»), л. 294.

(обратно)

118

ЦГИА Грузинской ССР, ф. 11 («Дипломатическая канцелярия Наместника Кавказского»), д. 20 («Отправление из Кара Баба надворного советника Грибоедова к Аббас -мирзе для переговоров»), л. 10.

(обратно)

119

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 20, л. 12 -13.

(обратно)

120

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 20, л. 13.

(обратно)

121

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 20, л. 15 -16.

(обратно)

122

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 20, л. 16.

(обратно)

123

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 20, л. 18.

(обратно)

124

См.: Матенадаран, ф. Католикоса Нерсеса Аштаракеци, п. 166, док. 811.

(обратно)

125

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4318, л. 1 -4; Матенадаран, Архив Католикоса Нерсеса Аштаракеци, п. 166, док. 811.

(обратно)

126

В корпусе все знали о словах Паскевича, сказанных полковнику Метову: «Я тебя мог бы сделать солдатом, но не хочу, а Пущина хотел бы сделать полковником, но не могу» (Русский архив, 1908, л. 12, с. 512).

(обратно)

127

См.: Нерсисян М. Г. Декабристы в Армении, Ереван, 1975, с. 145 -146.

(обратно)

128

Абовян X. Раны Армении. 1948, с. 137.

(обратно)

129

«Вопросы истории», 1951, № 9, с. 105; Балаян Б. П. Международные отношения Ирана в 1813 -1828 гг. Ереван, 1967, с. 167.

(обратно)

130

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 274, л. 1 (Карганов – Паскевич, 18 октября 1827 г.).

(обратно)

131

АКАК, т. VII, п. 526, с. 568.

(обратно)

132

АВПР, ф. МИД, Канц., д. 6964, л. 457.

(обратно)

133

АВПР, ф. МИД, Канц., д. 6964, л. 458.

(обратно)

134

АВПР. ф. МИД, Канц., д. 6968, л. 127.

(обратно)

135

АВПР. ф. МИД, Канц., д. 6968, л. 127.

(обратно)

136

АВПР, ф. МИД, Канц., д. 6963, л. 150. 150 об.

(обратно)

137

АВПР, ф. МИД, Канц., д. 6964, л. 138 об.

(обратно)

138

Материалы об этих переговорах хранятся в ЦГВИА, ф. ВУА,. д. 432 (на 306 листах). «Донесения Паскевича о мирных переговорах и заключении мира с Персией в 1828 г.», а также в ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 3,1828, д. 194, л. 16 -43; в ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, л. 11 (копии протоколов и депеш, отсылаемые гр. Нессельроде), л. 65 -114 об. и т. 67 «О заключении мира с Персией в Туркманчае»; АКАК, т. VII, с. 571 -585.

(обратно)

139

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 116 об; АКАК, т. VII, № 528, с. 571.

(обратно)

140

15 куруров составляли 30 млн. рублей. По официальному курсу, 1 туман был эквивалентен 4 руб. серебром, а курур – 500 тысячам туманов или двум млн. руб. серебром.

(обратно)

141

Здесь и далее имеется в виду Южный Азербайджан.

(обратно)

142

ЦГИА СССР, ф. 1019, оп. 3, д. 194, л. 20, а также ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 11.

(обратно)

143

См.: Потто В. Кавказская война, т. 3, Спб., 1887, с. 745 -746.

(обратно)

144

См.: Матенадаран, ф. Католикоса, п. 166, док. 822. Рукопись от 6 октября 1827 г.

(обратно)

145

Фадеев А. В. Россия и Кавказ в первом трети XIX в., с. 210 -211.

(обратно)

146

См.: Потто В. Кавказская война, т. 3, с. 745 -746.

(обратно)

147

См.: Потто В. Кавказская война, т. 3, с. 745 -746.

(обратно)

148

Г.Аджемян, Монастырь Святого Фаддея, Тегеран 1960г. с.9, (на арм. яз.)

(обратно)

149

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 371.

(обратно)

150

Подробно об этом см.: История Азербайджана, т. 2. Баку, 1960, с. 44 -45.

(обратно)

151

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 11, л. 73 -74.

(обратно)

152

АКАК, т. VII, № 528, с. 572.

(обратно)

153

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 17.

(обратно)

154

В ЦГИА СССР хранятся персидские стихи Аббас -мирзы, посвященные Паскевичу в связи с заключением мира:«Если и уйдешь от нас вконец, Уйти не сможешь из наших сердец».

(обратно)

155

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 15 об., 16.

(обратно)

156

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 181, л. 1.

(обратно)

157

Ениколопов И. Грибоедов и Восток…, с. 106.

(обратно)

158

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 16 об.

(обратно)

159

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 98 об.

(обратно)

160

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 17.

(обратно)

161

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 40 -41 об.

(обратно)

162

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 44.

(обратно)

163

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 44.

(обратно)

164

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 44 об.

(обратно)

165

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 118 об.

(обратно)

166

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 118 об.

(обратно)

167

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 44 об.

(обратно)

168

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 93 об.

(обратно)

169

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 93 об.

(обратно)

170

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 100.

(обратно)

171

Шостакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. 1960, с. 142 -146; ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 11, л. 89 об.; ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, 1827, д. 423, л. 29 -30, 35 -36, 42 -43.

(обратно)

172

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 87.

(обратно)

173

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 87.

(обратно)

174

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 87.

(обратно)

175

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 107 об.

(обратно)

176

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 107 об.

(обратно)

177

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 108 об.

(обратно)

178

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 142.

(обратно)

179

По данным, имевшимся в распоряжении командования Отдельного Кавказского корпуса, в начале января 1828 г. в Зенджане было сосредоточено 5500 иранских солдат под командованием бывшего ереванского сардара Хусейн -хана (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 130).

(обратно)

180

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 109 об. и 143 об.

(обратно)

181

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 109 об.

(обратно)

182

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 115 об.

(обратно)

183

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 138 об. Послы государств, подписавших Лондонскую конвенцию, выехали из Константинополя 8 декабря 1827 г.

(обратно)

184

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 315, л. 1.

(обратно)

185

ЦГВИА. ф. ВУА, д. 4329, л. 288.

(обратно)

186

ЦГВИА. ф. ВУА, д. 4329, л. 288 об.

(обратно)

187

Дебидур. Дипломатическая история Европы, т. 1. М., 1947, с. 275 -276.

(обратно)

188

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 240 -241 (на перс. яз.).

(обратно)

189

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 240 -241 (на перс. яз.).

(обратно)

190

Дебидур. Дипломатическая история Европы…, с. 274.

(обратно)

191

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 12 об.

(обратно)

192

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 128.

(обратно)

193

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 131.

(обратно)

194

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 146.

(обратно)

195

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 147.об.

(обратно)

196

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 147.об.

(обратно)

197

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 171 об.

(обратно)

198

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 172.

(обратно)

199

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 173.

(обратно)

200

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 176 -177, 193 об.

(обратно)

201

В 33 км, сев. -зап. г. Мианэ.

(обратно)

202

ЦГИА, ф. 1018, оп. 2, д. 438, л. 399 об.

(обратно)

203

ЦГВИА, ф. ВУА. д. 4329, л. 144 об.

(обратно)

204

ЦГВИА, ф. ВУА. д. 4329, л. 195.

(обратно)

205

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 195.

(обратно)

206

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, л. 438 (Журнал рапортов Паскевича императору в 1827 -1828 гг. на 343 листах), л. 314 об.

(обратно)

207

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 201 об.

(обратно)

208

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 202 об.

(обратно)

209

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 203.

(обратно)

210

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 272 об

(обратно)

211

ЦГИА СССР, ф. 1018, д. 295, л. 2.

(обратно)

212

М. Махмуд. История англо -иранских политических связей, с. 204 (на перс. яз.).

(обратно)

213

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 225 (на перс. яз.).

(обратно)

214

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 225 (на перс. яз.).

(обратно)

215

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 225 (на перс. яз.).

(обратно)

216

Sykes Р. A. History of Persia, vol. 2. London, 1951, p. 321.

(обратно)

217

Watson R. G. A History of Persia. (The Kajar Dynasty). London, 1886, p. 244.

(обратно)

218

Kaye J. History of the War in Afghanistan, vol. 1. London, 1878, p. 152.

(обратно)

219

Махмуд М. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., с. 202 (на перс. яз.).

(обратно)

220

Махмуд М. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., с. 202, л. 23 об (на перс. яз.) а также Kaye J. History of fhe War in Afghanistan, p. 152; Watson R. G – A History of Persia, p. 244.

(обратно)

221

Kaye J. History of the War in Afghanistan, p. 153.

(обратно)

222

AKAK, т. VII, № 528, c. 572.

(обратно)

223

По официальному курсу 1828 г. один русский червонец был эквивалентен 3 руб. 20 коп. серебром.

(обратно)

224

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 204 об.

(обратно)

225

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 204 об.

(обратно)

226

См.: Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке, с. 115.

(обратно)

227

ЦГА ВМФ, ф. 19, перс, отд., д. 10, л. 35 -40 об. (Ментиков – Нессельроде, 17 ноября 1826 г.); Записки А. П. Ермолова, ч. 2, прил., с. 267 -268.

(обратно)

228

АВПР, ф. Главный архив, 1 -9, д. 13, ч. I, л. 68 -75. 101 -111 об.; ч. III, л. 20 -44.

(обратно)

229

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 81, л. 343 -344 об.

(обратно)

230

АВПР, ф. Главный архив, 1 -9, д. 13, ч. II, л. 13.

(обратно)

231

См.: Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20 -е годы XIX в., ЛГУ, 1963, с. 124 -125.

(обратно)

232

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 81, л. 343 -343 об.; Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20 -е годы ХIХ в., с. 122 -123.

(обратно)

233

Шостакович С. В. Новые материалы о Грибоедове. – «Новая Сибирь», кн. 34, Иркутск, 1956, с. 312.

(обратно)

234

Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20 -е годы XIX в., ЛГУ, 1963, с. 124. Текст обоснования этих статей А. С. Грибоедовым см.: АКАК, т. VII, с. 644 -645.

(обратно)

235

Парсамян В. А. А. С. Грибоедов и армяно -русские отношения, Ереван, 1947, с. 114.

(обратно)

236

ЦГВИА, ф. 446, д. 4, л. 5, 6.

(обратно)

237

АКАК, т. VII, с. 588 -589.

(обратно)

238

АКАК, т. VII, л. 591, с. 622.

(обратно)

239

АКАК, т. VII, л. 591, с. 622.

(обратно)

240

АКАК, т. VII, л. 591, с. 622.

(обратно)

241

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 128.

(обратно)

242

ЦГИА СССР, ф. 1329, д. 452, л. 714. Указ был оглашен на заседании Сената 23 марта 1828 г.

(обратно)

243

Kaye J. W. A History of the War in Afghanistan, vol. 1, London, 1878, p. 150.

(обратно)

244

Kaye J. W. A History of the War in Afghanistan, vol. 1, London, 1878, p. 152.

(обратно)

245

Матенадаран, ф. католикоса, папка 166 а, док. № 1119 от 12 апреля 1828 г., Эчмиадзин. (Обращение католикоса Макинского магала).

(обратно)

246

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 315, л. 1,1 об.

(обратно)

247

АКАК, т. VI, с. 608.

(обратно)

248

Archbold W. A. Afghanistan, Russia and Persia. «The Cambridge History of the British Empire», vol. IV, Cambridge, 1929, p. 489.

(обратно)

249

Curzon G. H. Persia and the Persian Question, vol. 2, London, 1892, p. 393.

(обратно)

250

Curzon G. H. Persia and the Persian Question, vol. 1, London, 1892, p. 42.

(обратно)

251

Curzon G. Н. Persia and Hie Persian Question, vol. 2, p. 393.

(обратно)

252

Sykes P. A. History of Persia, London, vol. 2, 1951, p. 420.

(обратно)

253

Watson R. C. History of Persia. London, 1866, p. 239.

(обратно)

254

Mc. Nell J. The Progress and Present Position of Russia in the East. London, 1836, p. 131.

(обратно)

255

Conolly A. Journey to the North of India overland from England, through Russia, Persia and Afghanistan, vol. 2. London 1838, p. 302.

(обратно)

256

G. Evans de Lacy. The designs of Russia. London, 1828, p. 163 -177.

(обратно)

257

G. Evans de Lacy. The designs of Russia. London, 1828, p. 164.

(обратно)

258

Фальсафи и Али Асгар Шамим. Полная история Ирана, Тегеран, 1940, с. 185 (на перс. из.).

(обратно)

259

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана. Тегеран, 1954, с. 262 (на перс. яз.).

(обратно)

260

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 248. (Советское правительство нотой от 26 июня 1919 г. отменило российскую консульскую юрисдикцию, введенную в Иране – Туркманчайским договором. – Б. Б.).

(обратно)

261

Абдул Рази Хамадани. История Ирана, Тегеран, 1937, с. 651 (на перс. яз.).

(обратно)

262

Абдул Рази Хамадани. История Ирана, Тегеран, 1937, с. 651 (на перс. яз.).

(обратно)

263

Абдул Рази Хамадани. История Ирана, Тегеран, 1937, с. 651 (на перс. яз.).

(обратно)

264

Голам Хусейн Моктадер. Военная история Ирана. Тегеран, 1938, с. 293 (на перс. яз.).

(обратно)

265

Джамиль Гузанлу. Военная история Ирана. Тегеран. 1936, с. 929 -930 (наперс. яз.).

(обратно)

266

Джамиль Гузанлу. Военная история Ирана. Тегеран. 1936, с. 929 -930 (на перс. яз.).

(обратно)

267

Мехди Моджтахеди. Иран и Англия. Тегеран, 1945, с. 70 (на пepc. яз).

(обратно)

268

Сеид Нафиси. Политическая и общественная история современного Ирана. Тегеран, 1956, с. 224 (на перс. яз.).

(обратно)

269

Ахмед Тадж Бахш. Ирано -русские отношения в первой половине XIX в., Тебриз, 1958, с. 174 (на перс. яз.).

(обратно)

270

Реза Кули -хан Хедайят. Придворная хроника «Луг чистоты». Тегеран, 1940 (на перс. яз.).

(обратно)

271

Afschar М. La politique europèenne en Perse. Quelques pages d l’histoire diplomatique, Berline, 1921, p. 9.

(обратно)

272

Afschar М. La politique europèenne en Perse. Quelques pages d l’histoire diplomatique, Berline, 1921, p. 33.

(обратно)

273

Afschar М. La politique europèenne en Perse. Quelques pages d l’histoire diplomatique, Berline, 1921, p. 33.

(обратно)

274

Afschar М. La politique europèenne en Perse. Quelques pages d l’histoire diplomatique, Berline, 1921, p. 34.

(обратно)

275

Afschar М. La politique europèenne en Perse. Quelques pages d l’histoire diplomatique, Berline, 1921, p. 34.

(обратно)

276

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 34

(обратно)

277

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 34

(обратно)

278

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 37, 45.

(обратно)

279

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 42.

(обратно)

280

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 45.

(обратно)

281

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 45.

(обратно)

282

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 40 -41 об.

(обратно)

283

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 46.

(обратно)

284

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 46.

(обратно)

285

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 46.

(обратно)

286

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 46.

(обратно)

287

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 46.

(обратно)

288

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 46.

(обратно)

289

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 47.

(обратно)

290

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 47.

(обратно)

291

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 47.

(обратно)

292

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 47.

(обратно)

293

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 46.

(обратно)

294

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 51.

(обратно)

295

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 51.

(обратно)

296

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 52.

(обратно)

297

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 52.

(обратно)

298

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 61.

(обратно)

299

М. Afschar La politique europèenne en Perse, p. 61.

(обратно)

300

Махмуд Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., Тегеран, 1949, с. 207 (на перс. яз.).

(обратно)

301

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений, с. 207 (на перс. яз.).

(обратно)

302

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений, с. 207 (на перс. яз.).

(обратно)

303

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений, с. 207 (на перс. яз.).

(обратно)

304

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений, с. 208 (на перс. яз.).

(обратно)

305

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений, с. 207 (на перс. яз.).

(обратно)

306

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений, с. 208 (на перс. яз.).

(обратно)

307

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений, с. 208 (на перс. яз.).

(обратно)

308

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений, с. 208 (на перс. яз.).

(обратно)

309

Договор между Россией и Персией (Официальный текст). М., 1921, с. 3.

(обратно)

310

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 26.

(обратно)

311

См.: Фадеев А. В. Россия и Восточный кризис 20 -х годов XIX в.», с. 45 -46.

(обратно)

312

См.: История XIX века. Под ред. профессоров Лависса и Рамбо (перевод с французского), М., 1938, с. 193 -194.

(обратно)

313

См.: Дебидур. Дипломатическая история Европы, т. I, (перевод с французского), М., 1947, с. 254.

(обратно)

314

См.: Шеремет В. И. Турция и Адрнанопольский мир 1829 г. М., 1975, с. 5, 19. Шпаро О. Б. Освобождение Греции и Россия, М., 1965, с. 204 -247.

(обратно)

315

Манифест царского правительства о войне от 26 апреля 1828 г. был получен в Константинополе 12 мая 1828 г., а 15 мая стало известно, что русские войска 7 мая перешли Прут. Османская империя официально объявила войну России 20 мая 1828 г.

(обратно)

316

См.: Ибрагимбейли. Россия и Азербайджан в первой трети XIX века. М., 1969, с. 216 -224.

(обратно)

317

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4470, л. 70 об. Шеремет В. И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г., М., 1975, с. 78.

(обратно)

318

См.: Кутузов М. И. Сборник документов, т. 3, М., 1952, с. 352.

(обратно)

319

ЦГИА Груз. ССР, ф. 1018, оп. 2, д. 315, л. 2.

(обратно)

320

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 996, л. 40.; АКАК, т. VII, с. 633.

(обратно)

321

АКАК, т. VII, с. 635.

(обратно)

322

Туркманчайский договор Иран ратифицировал в июле 1828 г. на четыре месяца позже России.

(обратно)

323

ЦГИА Груз. ССР, ф. 1018, оп. 2, д. 315, л. 2.

(обратно)

324

См.: Шестакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. с. 227 -228; Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке, с. 132.

(обратно)

325

АКАК, т. VII, с. 696.

(обратно)

326

Шербатов. Генерал -фельдмаршал граф Паскевич, т. III, е. 103.

(обратно)

327

Грибоедов А. С. Соч., т. III, с. 229.

(обратно)

328

Записки Муравьева. «Русский архив», 1894, кн. I, с. 43.

(обратно)

329

АКАК, т. VII, № 629.

(обратно)

330

АВПР, ф. Главный архив, 1 -9, д. 13, ч. XI, л. 6 -8 об., а также: АВПР, ф. Консульство в Тавризе, 1829, д. 4, папка 2, л. 116 -118.

(обратно)

331

Пашуто В. Т. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. «Исторические записки», т. 24, 1947, с. 144 -145.

(обратно)

332

АКАК, т. VII, № 631, 636.

(обратно)

333

Грибоедов А. С. Соч., т. III, 1945 с. 549 (Грибоедов – Паскевичу, 3 декабря 1828 г.).

(обратно)

334

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 418, л. 6.

(обратно)

335

W. Monteith. Kars and Erseroum, London, 1856, p. 115; cp.: ЦГИА, ф. 1018, on. 2, д. 315, л. 2.

(обратно)

336

Шостакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова, М., 1960, с. 207.

(обратно)

337

Пашуто В. Т. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. «Исторические записки» АН СССР, т. 24, М., с. 158 -159.

(обратно)

338

Кавказский сборник, т. XXX. с. 101 -104. (Паскевич – Грибоедову. 5. XII. 1828 г.).

(обратно)

339

Кавказский сборник, т. XXX. с. 101 -104. (Паскевич – Грибоедову. 5. XII. 1828 г.).

(обратно)

340

АКАК, т. VII, № 643 (Паскевич – Нессельроде, 15. XII. 1828).

(обратно)

341

АКАК, т. VII, № 646.

(обратно)

342

Кавказский сборник, т. XXX…, с. 110.

(обратно)

343

Кавказский сборник, т. XXX, с. 110.

(обратно)

344

Кавказский сборник, т. XXX, с. 111.

(обратно)

345

Кавказский сборник, т. XXX, с. 111.

(обратно)

346

АКАК, т. VII, № 636 (Грибоедов выехал в Тегеран 9 (21) декабря 1828 г.).

(обратно)

347

Ефремов П. О смерти А. С. Грибоедова в Тегеране. «Русский архив», 1872, № № 7 -8, с. 1547 -1548.

(обратно)

348

Кавказский сборник, т. XXX, с. 96.

(обратно)

349

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 9, л. 28 -28 об.

(обратно)

350

Шеремет В. И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г. (Из истории восточного вопроса), М., 1976, с. 63.

(обратно)

351

Махмуд Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., т. I. Тегеран, 1957, с. 222 (на перс. яз.).

(обратно)

352

Махмуд Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., т. I. Тегеран, 1957, с. 222 (на перс. яз.).

(обратно)

353

Махмуд Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., т. I. с. 232.

(обратно)

354

Махмуд Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., т. I. с. 232.

(обратно)

355

Махмуд Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., т. I. с. 232.

(обратно)

356

Моатамед. Политическая история ирано -турецких политических отношений в XIX в. Тегеран (без даты), с. 142 (на перс. яз.).

(обратно)

357

Фаридун Адамиат. Амир Кабир и Иран, изд. 2 -ос, Тегеран, 1945, с. 26 (на перс. яз.). | Амир Кабир был видным государственным деятелем Ирана. Его политическая карьера началась после убийства А. С. Грибоедова, когда он отправился в Петербург в составе искупительной миссии.

(обратно)

358

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 251 (на перс. яз.).

(обратно)

359

«А.С. Грибоедов. Его жизнь и гибель в мемуарах современников», Л.» 1929, с. 151 -184.

(обратно)

360

Подлинник этой реляции, так же, как и имя ее автора – секретаря Тебризского мехмандара Назар -Али -хана, неизвестны. Надо полагать, что эта реляция является англо -иранской, и возможно еще и французской версией, имевшей целью отвести политические причины разгрома русской миссии.

(обратно)

361

См.: Комиссаров Д. С. Иранские авторы о гибели А. С. Грибоедова. «Вопросы истории», № 8, 1975, с. 190 -191.

(обратно)

362

Грибоедов А. С. Соч., М. -Л., 1959, с. 512.

(обратно)

363

После убийства А. С. Грибоедова Джахангир -мирза находился в составе искупительной миссии своего брата Хосров -мирзы. После возвращения из Петербурга оба они по фирману Мохаммед -шаха были ослеплены и отстранены таким путем от борьбы за престол. Свои рукописи Джахангир -мирза писал слепым.

(обратно)

364

Джахангир -мирза. Новая история, Тегеран, 1948, с. 125 -126. (на перс. яз.).

(обратно)

365

Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, с. 254 (па перс. яз.).

(обратно)

366

«Кавказский сборник», т. XXX, Тифлис, 1910, с. 162; Петров Г. М. Новые материалы об убийстве А. С. Грибоедова. «Уч. записки Института востоковедения», т. VIII, М., 1953, с. 158.

(обратно)

367

Шостакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. М., 1960, с. 224.

(обратно)

368

Аббас Эгбал. Полная история Ирана. Тегеран, 1941 с. 254 (на перс. яз).

(обратно)

369

М. Махмуд. Политическая история англо -иранских отношений в XIX в., с. 162 (на перс. яз.).

(обратно)

370

Реза Кули -хан Хедаят. «Насерова история. Луг чистоты». Тегеран, 1853, с. 707 -709 (на перс. яз.).

(обратно)

371

Джахангир-мирза. Новая история, с. 123 (на перс. яз.).

(обратно)

372

Реза Кули-хан Хедаят. «Насерова история. Луг чистоты», т. 2, 1853, с. 309 (на перс. яз.).

(обратно)

373

Ахмед Тадж Бахш. Ирано -русские отношения в первой половине XIX века. Тебриз, 1958, с. 100 (на перс. яз.).

(обратно)

374

Абдул Рази. Полная история Ирана, с. 409 (па перс. яз.).

(обратно)

375

Шостакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова, с. 224; Петров Г. М. Новые материалы об убийстве А. С. Грибоедова, с. 158.

(обратно)

376

См.: Комиссаров Д. С. Иранские авторы о гибели А. С. Грибоедова. – «Вопросы истории», 1975, № 8, с. 191.

(обратно)

377

В Тебризе мехмандаром Грибоедова вначале был назначен Мирза -Муса -хан – зять шаха и родной брат первого министра наследного принца Мирза -Аболь -Касема Фаррахани. Однако по настоянию этого министра, который, вероятно, знал или предполагал о существовании заговора и хотел отвести от шаха и себя подозрения, мехмандаром назначили Назар -Али -хана, а Мирза -Муса -хана отправили по следам Грибоедова инкогнито. Первым обратил на это внимание П. Е. Ефремов. (О смерти А. С. Грибоедова в Тегеране, «Русский архив» 1872, № 7).

(обратно)

378

См.: Ениколопов И. К. Грибоедов и Бостон. Ереван, 1954, с. 187.

(обратно)

379

Реза Кули -хан Хедаят. «Луг чистоты», с. 309.

(обратно)

380

Ефремов П. Е. О смерти А. С. Грибоедова в Тегеране – «Русский архив», 1872, № 7 -8.

(обратно)

381

ЦГВИЛ, ф. ВУЛ, ф. 4329, л. 98.

(обратно)

382

ЦГИА СССР, ф. 1008, оп. 2, д. 315: «Кавказский сборник», т. XXX. с. 133. Costello D. Р. The murder of Griboedov. «Oxford Slavonic Papers», vol. VIII. 1958, p. 70).

(обратно)

383

Об этом см.: Armstrong Т. В. Journal of Travels in the Seat of war. London, 1830, p. 129.

(обратно)

384

«Политический дневник Эдварда Лоо лорда Элленборо. 1828— 1830», т. 111, с. 193. (Цит. по кн.: Поповой О. И. Грибоедов -дипломат, М., 1964).

(обратно)

385

«Литературное наследство», т. 60, кн. I, 1956, с. 491.

(обратно)

386

Минорский В. Ф. «Цена крови» Грибоедова. «Русская мысль», кн. 3 -5, Прага, 1923, с. 13 -14; ср.: ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, oп. 1,. д. 40, л. 82.

(обратно)

387

Петров Г. М. Новые материалы об убийстве А. С. Грибоедова, с. 154.

(обратно)

388

Абдул Рази. Полная история Ирана. Тегеран, 1956, с. 469 (на перс. яз.).

(обратно)

389

Мельшинский А. Подлинное дело о смерти Грибоедова. «Русский вестник», июнь 1890 г., с. 171.

(обратно)

390

«Эттелаат», 24 абана 1958 г. (на перс. яз.). Упоминание об этой статье (без изложения содержания ворсин Гамбара -Али) см.: Байбурди Ч. Новое о гибели А. С. Грибоедова. – «Русская литература», Ленинград, № 4, 1959, с. 171.

(обратно)

391

Абдул Рази. Полная история Ирана. Тегеран, 1956, с. 469 (на перс. яз.).

(обратно)

392

«Эттелаат», 1958 г., 24 абана (на перс. яз.).

(обратно)

393

«Грибоедов А. С. Его жизнь и гибель в мемуарах современников» (под ред. Д. Давыдова). Л., 1929, с. 194.

(обратно)

394

Мохаммед Хеджази. Наша родина. Тегеран, 1959, с. 156 (на перс. яз.).

(обратно)

395

См., например, «Перевод фирмана шаха персидского на имя Его Высочества наследника престола» (с. 130 -139). Сp.; опубликованное В. Ф Минорским письмо шаха принцу Али -Наги -мирзе. «Цена крови» Грибоедова, с. 9 -15.

(обратно)

396

«Кавказский сборник», т. XXX, с. 119 -120.

(обратно)

397

См.: Пашуто В. Т. Дипломатическая деятельность Грибоедова «Исторические записки» АН СССР, т. 24, 1947; Петров Г. М. Новые материалы об убийстве А. С. Грибоедова. «Уч. записки Института Востоковедения, т. VIII, М., 1953; Ениколопов И. Грибоедов в Грузии. Тбилиси, 1954. Он же. Грибоедов и Восток. Ереван, 1954; Шостакович С. В. Происхождение «Реляции» о гибели Грибоедовской миссии. «Труды» Иркутского университета, т. XVI, вып. 3, 1956. Он же. Из архивных материалов об Александре Сергеевиче Грибоедове. «Уч. записки» Иркутского пединститута. Вып. XVI, 1958. Он же. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. М., 1960. Попова О. И. Грибоедов -дипломат. М., Мысль, 1964. Байбурди Ч. Новое о гибели А. С. Грибоедова (по данным иранской печати), «Русская литература», 1959, № 4; Балаян Б. П. Фальсификация истории гибели А. С. Грибоедова в современной иранской историографии. «Историко -филологический журнал», Ереван, 1962, № 2(17). Он же. Иранская историография о гибели А. С. Грибоедова. «История СССР», 1964, № 6. Балаян Б. П. Международные отношения Ирана в 1813 -1828 гг. Ереван, 1967. Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20 -е годы XIX в. Л., 1963; Нечкина М. В. Грибоедов и декабристы. М.. 1945; Нерсисян М. Г. Декабристы в Армении. Е., 1975; Он же. Из истории русско -армянских отношений, т. 2, Е., 1956. Меликсет -Беков Л. Мануил Кюмушханец о событиях вокруг убийства А. С. Грибоедова. «Труды Тбилисского госунта», X, 1939; Минорский В. «Цена крови» Грибоедова (неизданный документ, «Русская мысль», кн. III -IV, 1923; Парсамян В. А. А. С. Грибоедов и армяно -русские отношения. Ереван, 1947 (на арм. яз ). Комиссаров Д. С. Иранские авторы о гибели А. С. Грибоедова. «Вопросы истории», № 8, 1975; Базиянц А. П. Над архивом Лазаревых. М., 1982.

(обратно)

398

См.: Комиссаром Д. С. Иранские авторы о гибели А. С. Грибоедова. «Вопросы истории», № 8. 1075, с. 192—193.

(обратно)

399

См.: Комиссаром Д. С. Иранские авторы о гибели А. С. Грибоедова. «Вопросы истории», № 8. 1075, с. 192.

(обратно)

400

См.: Комиссаром Д. С. Иранские авторы о гибели А. С. Грибоедова. «Вопросы истории», № 8. 1075, с. 192.

(обратно)

401

См. примечания Б. Костельянец к роману Юрия Тынянова «Пушкин». Л., 1976, с. 473.

(обратно)

402

Шафи Джавади. Тебриз и его окрестности. Тебриз, 1971 (на перс. яз.).

(обратно)

403

Хушанг Мехдеви. История международных отношений Ирана. Тегеран, 1970 (па перс. яз.).

(обратно)

404

Шафи Джавади. Тебриз и его окрестности, с. 451 (па перс. яз).

(обратно)

405

Хушанг Мехдеви. Международные отношения Ирана, с. 131 (на перс. яз).

(обратно)

406

Хушанг Мехдеви. Международные отношения Ирана, с. 131 (на перс. яз).

(обратно)

407

Шафи Джавади. Тебриз и его окрестности, с. 452 (на перс. яз.).

(обратно)

408

Шостакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова, с. 232.

(обратно)

409

АКАК, т. VI, ч. 2, № 573.

(обратно)

410

ЦГВИА, ф. ВУА, л. 329, л. 97 -97 об.

(обратно)

411

Петров Г. М. Новые материалы…, с. 154.

(обратно)

412

Петров Г. М. Новые материалы…, с. 154.

(обратно)

413

ЦГИА СССР, ф. 1018, д. 122, л. 1 -2 об.

(обратно)

414

Петров Г. М. Новые материалы…, с. 154.

(обратно)

415

См.: Мальцов И. Из донесений. – «А. С. Грибоедов. Его жизнь и гибель в мемуарах современников», с. 195 -196.

(обратно)

416

«Записка» Мартирос -хана хранится в Ленинграде, в Пушкинском доме (Р. I, оп. 5, д. 118, л. 3 -6). Копия этой записки находится в рукописном фонде Института востоковедения АН СССР. Третья часть архива полковника Коссоговского хранится в Москве, в ЦГВИА СССР.

(обратно)

417

Симонич И. Убийство русского посланника. – «А. С. Грибоедов, его жизнь и гибель в мемуарах современников», с. 202.

(обратно)

418

Симомич И. О. Убийство русского посланника, с. 202 -203; Комиссаров Д. С. Иранские авторы о гибели А. С. Грибоедова, с. 191 -192.

(обратно)

419

Пашуто В. Т. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. «Исторические записки» АН СССР, т. 24, М., 1947; Шостакович С. В. Происхождение «Реляции» о гибели грибоедовской миссии. «Труды Иркутского госуинвсрситста», т. XVI, вып. 3, 1956.

(обратно)

420

Попова О. И. Грибоедов -дипломат, М., 1964, с. 144 -169; Ср.: Ефремов П. Е. О смерти А. С. Грибоедова в Тегеране. «Русский архив», 1872, № 7, с. 1498 -1513.

(обратно)

421

Попова О. И. Грибоедов -динломат. М., 1964, с. 155.

(обратно)

422

Базиянц А. П. Над архивом Лазаревых. М., Мысль, 1982, с. 122 -147.

(обратно)

423

См.: Иванов М. С. Очерк истории Ирана. М., 1952, с. 144.

(обратно)

424

Пашуто В. Т. Дипломатическая деятельность Грибоедова, с. 132.

(обратно)

425

См.: Комиссаров Д. С. Иранские авторы о гибели А. С. Грибоедова, с. 191.

(обратно)

426

Шафи Джавади. Тебриз и его окрестности. Тебриз, 1071, с. 453. Письмо Фатх -Али -шаха Николаю I – императору России от 1829 г. (на перс. яз.)

(обратно)

427

4/16 февраля 1829 г.

(обратно)

428

Когда изрубленные останки А. С. Грибоедова прилезли и Тифлис, погруженный в траур вечерний город был озарен тысячами горящих факелов нескончаемого шествия. Отовсюду доносились рыдании женщин и протяжное пение священников: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, – надписала Нина Грибоедова па памятнике мужу, – но для чего пережила тебя любовь моя?».

(обратно)

429

АВПР, Канцелярия, 1829, л. 12; Шеремет В. И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г. М., 1975, с. 28.

(обратно)

430

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 996, л. 40. Ср.: Архив Раевских, т. I, Спб., 1908, с. 435; Фадеев А. Ф. Россия и восточный кризис 20 -х годов XIX века, М., 1958, с. 283 -284.

(обратно)

431

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 996, л. 118 об. (Имя Садык -хана упоминается в ноте А. С. Грибоедова английскому поверенному в делах Виллоку, брат которого вместе с этим иранцем уговаривал русских военнопленных не возвращаться па родину).

(обратно)

432

АКАК, т. VII, № 648.

(обратно)

433

См.: ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4470, л. 70 об.

(обратно)

434

См.: Шеремет В. И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г. М., 1975, с. 78.

(обратно)

435

См.: «Кавказский сборник», т. XIX, с. 154.

(обратно)

436

АВПР, ф. Посольство в Париже, оп. 524, д. 8G, л. 244 -245; ЦГВИА, ф. ПУЛ, д. 4470, л. 70 об.

(обратно)

437

См.: Ушаков Н. И. История военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 гг., т. 2, Спб., 1836, с. 12 -15.

(обратно)

438

АВПР, ф. Посольство в Париже, оп. 524, ф. 86, лл. 13 -14 об. (Нессельроде – Поццо -до Борго, 18 июня 1829 г.).

(обратно)

439

См.: «Кавказкий сборник», т. XIX, с. 154.

(обратно)

440

Войска генерала Паскевнча заняли Эрзерум 9 июля 1829 года.

(обратно)

441

АКАК, т. VII, с. 792 -797, Рапорт генерала Паскевича Николаю I.

(обратно)

442

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, on. I, д. 29, л. 16 -17.

(обратно)

443

«Кавказский сборник», т. XXX, с. 153 -154.

(обратно)

444

ЦГИА СССР, ф. 1018, он. 8, д. 122, л. 1 -2 об.

(обратно)

445

Подробно о переговорах Аббас -мирзы с Али -беком, см.: ЦГИА СССР, ф. 1018, д. 406. «Докладная записка об отправлении в Тебриз лазутчика, узнать о намерении Аббас -мирзы»; а также см.: ЦГИА СССР, ф. 1018, д. 405, «Показание Али -Юз -Баши Карабагского».

(обратно)

446

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 402, л. 1.

(обратно)

447

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 407, л. 2 -3.

(обратно)

448

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. д. 408, л. 1 -2.

(обратно)

449

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 418, л. 4.

(обратно)

450

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 418, л. 3.

(обратно)

451

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 418, л. 4 об.

(обратно)

452

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 418, л. 4 об.

(обратно)

453

Afschar М. La politique europèenne en Perse. Quelques pages d l’histoire diplomatique, Berline, 1921, p. 62 -64.

(обратно)

454

Аббас Эгбал. Полная история Ирана. Тегеран, 1941, с. 393 (на перс. яз.).

(обратно)

455

Утверждение русского владычества на Кавказе, т. IV. ч. 2. Тифлис. 1905, с. 237.

(обратно)

456

«Кавказский сборник», т. XXX, с. 199.

(обратно)

457

АКАК, т. VII, 691, 094; «Кавказский сборник», т. XXX, с. 183.

(обратно)

458

АКАК, т. VII, 691, 094; «Кавказский сборник», т. XXX, с. 184.

(обратно)

459

АКАК, т. VII, № 691, 694; «Кавказский сборник», т. XXX, с. 183.

(обратно)

460

ЦГИА Груз ССР, ф. 11, д. 40, л. 26 (ген. Абхазов – Паскевичу, 4 апреля 1829 г.).

(обратно)

461

«Кавказский сборник», т. XXX, с. 186.

(обратно)

462

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, oп. 1, д. 40, л. 31.

(обратно)

463

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, oп. 1, д. 40, л. 31 – 32.

(обратно)

464

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 416, л. 2.

(обратно)

465

ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 416, л. 2.

(обратно)

466

См.: Минорский В. «Цепа крови» Грибоедова. «Русская мысль», Неизданный документ, кн. III—IV, Прага, 1923, с. 11.

(обратно)

467

См.: Минорский В. «Цепа крови» Грибоедова. «Русская мысль», Неизданный документ, кн. III—IV, Прага, 1923, с. 11.

(обратно)

468

ЦГИА Груз. ССР. ф. 11, on. 1, д. 40, л. 82.

(обратно)

469

Махмуд Махмуд. История англо -иранских политических отношений, с. 237 (па перс. яз.).

(обратно)

470

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, ом. 1, д. 40, л. 83.

(обратно)

471

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, ом. 1, д. 40, л. 84.

(обратно)

472

.(Курсив наш. – Б. Б.).

(обратно)

473

Персидский текст выступления Хосров -мирзы см.: Сеид Мохаммед Тадайон. Хрестоматия. Тегеран, 1934, с. 99 -100 (на перс. яз)

(обратно)

474

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, д. 40, л. 86.

(обратно)

475

ЦГИА Груз. ССР, ф. 11, оп. 1, д. 40 (В деле хранится фотокопия французскою и русского переводов полного текста. Персидский текст этой грамоты шаха найти не удалось).

(обратно)

476

См.: Балаян Б. П. Фальсификация истории гибели А. С. Грибоедова в современной иранской историографии. – «Историко -филологический журнал», № 2, 1962 г. Ереван, с. 126.

(обратно)

477

ЦГИА Груз. ССР. ф. II, д. 40, л. 35 об.

(обратно)

478

Сеид Мохаммед Тадайон. Хрестоматия. Тегеран, 1934, с. 99— 100 (па перс. яз.).

(обратно)

479

Сеид Мохаммед Тадайон. Хрестоматия. Тегеран, 1934, с. 99— 100 (па перс. яз.).

(обратно)

480

Адрианопольский договор между Россией и Турцией был подписан 2 сентября 1829 г., однако война фактически закончилась в августе. Достаточно отметить, что уполномоченные султана прибыли о Адрианополь 16 августа, а русские делегаты – через 4 дня.

(обратно)

481

Несмотря на сильнейшую конкуренцию Англии, Россия активно торговала с Ираном. Даже в 1827 г., когда война еще по кончилась, торговля не только не прекратилась, но и превысила довоенный уровень. (В Россию было отправлено иранских товаров на 1,2 млн. руб., а ввезено в Иран русских товаров на 2,4 млн. руб.).

(обратно)

482

Ахмед Тадж Бахш. Русско -иранские отношения в первой половине XIX в., с. 134 (на перс. яз.).

(обратно)

483

Afschar М. La politique europèenne en Perse, Berline, 1921, p. 61.

(обратно)

484

Минорский В. «Цена крови» Грибоедова, с. 9.

(обратно)

485

«Մշակ» նամակ Պարսկաստանից (Թեհրան, 19 դեկտեմբերի), 1909 թ․, 31 դեկտեմբերի, № 291, էջ 3։ | Эту статью о Грибоедове из газеты «Мшак» нам любезно предоставил доктор исторических наук М. К. Зулалян.

(обратно)

486

21 октября 1818 года, после вступлении и силу Гюлистанского договора русская дипломатическая миссия и составе Д. С. Грибоедова и С. И. Мазаровича прибыла в Тифлис для следования в Тебриз. Узнав о прибытии миссии, служивший в Каджорах капитан Якубович назначил Грибоедову дуэль, которая не состоялась в свое время в Петербурге. Якубович и Грибоедов тогда были секундантами А. П. Заводовского и В. В. Шереметьева, а после их дуэли должны были стреляться секунданты. Однако Якубовича выслали на Кавказ и дуэль была отложена. Когда в назначенный час «противники» подошли к барьерам, Якубович сказал: «Ты вот любишь играть на фортепиано, но больше играть не будешь!» и стал целиться в ладонь. Пуля пронзила мускул и свела мизинец левой руки, а пуля Грибоедова Якубовича не задела.

(обратно)

487

Наджаф Кули Моэззи. История политических связей Ирана с миром. Тегеран, 1945, с. 45 (на перс. яз.).

(обратно)

Оглавление

  • ПРЕДИСЛОВИЕ
  • ГЛАВА ПЕРВАЯ
  •   РОЛЬ ГРИБОЕДОВА В ОТКРЫТИИ ВТОРОГО ФРОНТА ПРОТИВ ТУРЦИИ В ЗАПАДНОЙ АРМЕНИИ И МЕСОПОТАМИИ В 1821 г.
  •     А. С. Грибоедов и ирано-турецкая война 1821-1823 гг.
  •     Грибоедовский план стабилизации русско-иранских отношений
  • ГЛАВА ВТОРАЯ
  •   ДИПЛОМАТИЯ В ГОДЫ РУССКО- ИРАНСКОЙ ВОЙНЫ (1826-1828)
  •     Крах англо-иранского плана войны
  •     Переговоры А. С. Грибоедова с Аббас-мирзой в Каразиадине – предыстория Туркманчая
  •     Английское вмешательство в русско-иранскую войну после освобождения Еревана
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  •   ГРИБОЕДОВ И ПАСКЕВИЧ НА ПЕРЕГОВОРАХ В ДЕХ-ХАРГАНЕ И ТУРКМАНЧАЕ (6 НОЯБРЯ 1827 г. – 10 ФЕВРАЛЯ 1828 г.)
  •     Деятельность Нерсеса Аштаракеци по восстановлению исторической границы Восточной Армении в районе г. Арарат
  •     Проблема контрибуции на переговорах в Дех-Харгане
  •     Туркманчайский этап переговоров
  •     Политические и дипломатические просчеты Паскевича
  •     Роль А. С. Грибоедова и Нерсеса Аштаракеци в освобождении и возвращении на родину армян
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  •   ИРАНСКАЯ И АНГЛИЙСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ТУРКМАНЧАИСКОМ МИРЕ И ПРИСОЕДИНЕНИИ ВОСТОЧНОЙ АРМЕНИИ К РОССИИ
  • ГЛАВА ПЯТАЯ
  •   ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ А. С. ГРИБОЕДОВА ПО СОЗДАНИЮ АНТИТУРЕЦКОЙ КОАЛИЦИИ В ПЕРИОД РУССКО – ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ (1828-1829 гг.)
  • ГЛАВА ШЕСТАЯ
  •   УЧАСТИЕ КАДЖАРСКОГО ИРАНА, СУЛТАНСКОЙ ТУРЦИИ И АНГЛИИ В УБИЙСТВЕ А. С. ГРИБОЕДОВА И ЦАРСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ | (Критический анализ отечественной и зарубежной историографии)
  •     Расхождения в оценках мотивов убийства А. С. Грибоедова в советской историографии
  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  •   ПЕТЕРБУРГСКАЯ МИССИЯ ПРИНЦА ХОСРОВ-МИРЗЫ С АЛМАЗОМ «ШАХ»
  •     Русско-иранские и ирано-турецкие отношения после убийства А. С. Грибоедова
  •     Фальсификация переводов персидских писем Фатх-Али-шаха о смерти А. С. Грибоедова
  • ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  • ОБ АВТОРЕ
  • *** Примечания ***