Теперь точно ВСЁ [Мария Гламазда] (fb2) читать постранично

Черт, что это?! Я лежу в своей машине и не могу пошевелиться. Подо мной – кресло из нежной телячьей перфорированной кожи. В машине приятный запах элитного парфюма. В моей сумке на пассажирском кресле, в 40 сантиметрах от меня, лежит мой телефон. Черт, эта сумка стоит, как донорская контрабандная почка. Почка, которая мне сейчас бы очень пригодилась. Но я не знаю об этом.

Боль настигла внезапно. Как будто мне в поясницу воткнули кинжал. Грязный, ржавый, тупой кинжал. И провернули и… еще разок, чтоб уж наверняка. Вот он – момент, когда все системы безопасности моей дорогущей машины пришлись кстати. Но черт, я не могу даже шевельнуться. Боль сковала все тело, как будто меня сжали огромными плоскогубцами. Вдохи, короткие, неглубокие, даются с трудом. Я не могу. Я не могу дотянуться до этой чертовой сумочки, чтобы достать телефон. Сука! На фига ты мне нужна такая красивая и дорогая, но такая далекая в нужный, реально нужный момент?!

Ночь. Почти никого на этой гребаной дороге. Редкие машины проносятся мимо. Ни у кого не возникает даже мысли остановиться и заглянуть ко мне в авто. Хотя, даже если бы они заглянули – через мои темные стекла ничего и не увидеть толком.

Слезы текут. Горячие. Соленые. Очень соленые. Всхлипывать не могу, боль парализовала все тело. Они текут, не слушаясь меня. Ах, да, это прям как в тот момент, на даче у бабушки. Я полезла на чердак и разодрала о старую деревяшку руку. Я смотрела на руку и не могла поверить – как будто руку кто-то порвал. Кровь хлестала, и мне было так больно и страшно, и стыдно, и обидно. Бабушка причитала, а дед, смешной такой, с криками «терпи, казак!» мчал меня на своем «пердящем» Урале к фельдшеру. Эх, хорошо-то как было в деревне! Никогда я больше нигде не ела таких вкусных слив с дерева, клубники с грядки и помидоры… розовые такие, огромные. Сорвешь, откусишь, и сок потек по подбородку. И этот вкус, вот только что сорванного на солнце помидора…

Так-так-так. Надо подышать. Надо просто подышать и станет легче. И тогда я смогу дотянуться до телефона и позвать помощь.

В памяти почему-то возник образ того молодого юноши. Такой чистый, милый. Я угодила шпилькой своей туфли в канализационную решетку, перебегая дорогу, и никак не могла выбраться. И туфли жалко, и стою посередине дороги, вся такая деловая, но жалеющая расстаться с только что купленной парой туфель за штуку евро. И тут – ОН! Спаситель! Почти что заставка из «Спасателей Малибу». Я влюбилась тогда, как девчонка в него. У него была невероятно милая светлая кудрявая шевелюра и огромные карие глаза с длинными темными ресницами. О Боже, чистый ангел! И он влюбился. Смотрел на меня, как на божество, говорил мне, какая я умная, какая красивая. Конечно умная! ДА… Это было сказочное время. Месяц в волшебной сладкой неге. Целыми днями я была на конференциях, выставках, а вечером, переобувшись в кеды и рваные джинсы мы, как подростки, гуляли, ели мороженое, смеялись не прекращая! Кажется, от этого постоянного смеха весь мой ботокс рассосался. Да и фиг с ним! Просыпаясь утром, взъерошенная, я нравилась себе гораздо больше, чем дома, с идеально гладким, но не счастливым лицом. Мне кажется, за тот месяц в Париже я помолодела лет на 15. Как раз до Его возраста… Ох, как же было тяжело в конце. Он щебетал, как воробушек. Так нежно брал меня за руку утром, говорил о будущем и наотрез отказывался слушать о каких-то проблемах, говорил, что все возможно и нет никаких преград. А я… я не сказала ему, что вообще-то я замужем. Что дома меня ждет муж, с которым мы 20 лет строили бизнес. Бизнес, которому я отдала все свои силы. Я даже не сообщила, что уезжаю. Сказала, что завтра увидимся, что просто забираю вещи в гостиницу постирать. Села в такси и уехала. В аэропорт. Он так легко махал мне рукой и послал воздушный поцелуй.

В тот момент он напомнил мне мою дочь. Она в детстве тоже очень любила посылать воздушные поцелуи. Моя девочка, такая уже взрослая. Когда она была совсем малышкой, я составила список обязательных дел, которые мы должны сделать вместе, как мама и дочка. Там был один из пунктов, среди всяких совместных шопингов, поездок – съесть килограмм шоколадного мороженного на пляже и танцевать в одинаковых платьях на берегу. Ей уже 20, и мы так и не сделали это. Хотя, что такое – съесть мороженное на пляже? Мы тысячу раз были на разных пляжах, но то все ругались, то у меня были деловые звонки, а потом у нее уже появились свои интересы и она бы ни за что не надела платье, как у мамы…

Ну почему же не отпускает. Мамочки… Мамочки… Мама, блин!!! Я же обещала ей перезвонить! Она звонила еще неделю назад, но я была занята, обещала перезвонить и… и забыла, закружилась, как всегда. Мама, мамочка. Ты бы сейчас положила свои шершавые руки мне на живот и своим тихим голосом сказала «все пройдет, доченька». Стала бы гладить меня и тихо напевать. Она всегда напевала мне, когда я болела, колыбельную, с которой укладывала меня еще грудничком. Говорила – это волшебная