Магия трав (СИ) [ShadowInNight] (fb2) читать онлайн

*

========== Глава 1 ==========

— Не то! — Очередная склянка полетела куда-то под лавку. Позже, конечно же, Ивар пожалеет о том, что сделал, но сейчас он был занят совершенно иной идеей. — Да где же ты? Не прячься от меня. — С широкой кровати по одной слетали баночки, связанные палки и какие-то пахучие растения в мешочках. — Вот же! — воскликнул наконец Бескостный и ловко смахнул с кровати на пол. Крепко сжав в кулаке мешочек, Ивар пополз к небольшому котелку на тлеющих углях.

Устроив ненавистные ноги поудобнее, он вдохнул пряный запах собранных еще ранним летом трав и улыбнулся. Наблюдая каждый вечер за действиями матери — Аслауг, — Ивар впитывал в себя информацию, как губка. Ресница Бальдра для снятия воспаления. Трава жизни сращивает разрубленное. Ивар бережно отделял каждое растение и добавлял к уже имевшимся, что варились в котелке. Возможно, наивно было полагать, что отвары помогут ему с его глупыми ногами, от которых только боль и неудобство, но он не был бы собой, если бы перестал пытаться. Будь у него больше здоровья, он бы уже давно нашел пути, как самому занять место конунга.

Кровь от попавшейся в ловушку лесной птицы — умение возвыситься над всем. Соленая вода — сила моря, неумолимая ярость. Земля — сила и дар перерождения. Ивар смешал все это в деревянной миске и, опустив в густую жижу два пальца, оставил на своем лбу и переносице круг, как символ вечного.

Дым от тлеющей полыни щекотал нос, но Ивар только поморщился, обмахивая себя дымящимся пучком. Все начиналось с очищения. Всегда. Ивар знал это. Отложив полынь, Бескостный перемешал пахнущий горечью отвар. Плотно сомкнув губы, он мысленно воззвал к богам за помощью. Иногда они замечали его мольбы, видимо, пытаясь хоть немного загладить вину за то, что допустили ему родиться калекой. Либо с насмешкой, давая очередную ложную надежду, за которую хвататься с каждым разом хотелось все меньше.

Почерпнув глубокой ложкой отвар, Ивар втянул его запах, проговаривая заученные слова. Достав из кармана небольшой плотный зеленый листок, за которым пришлось ползти по осенней грязи вдоль ручья довольно долго, Бескостный положил его под язык и продолжил напевать заговор. Вторая попытка воспользоваться травой жизни не имела права на провал. Этот маленький листок из Нифльхейма, как знал Ивар, мог сам обнаружить в теле недуг: ему нужно было только помочь, направив тем самым заговором. Оставалось только…

— Йотуны тебя чтоб драли! — взревел Бескостный, когда дверь распахнулась, и прямиком на его ноги рухнуло чье-то тело. Откинув от себя незваного гостя, Ивар выругался так, что в округе у всех троллей уши в трубочку свернулись. Из-за пропитавшихся отваром штанов холод пробежал по всему телу. Бросив озлобленный взгляд на опрокинувшийся котелок, затем на замершую дверь, Ивар сперва запер её на засов, которым пользовался довольно редко. Кому был нужен одинокий калека-травник, поселившийся посреди глухого леса? Брать у него, кроме трав, мазей да единственной козы было нечего.

Шумно выдохнув, Ивар наконец вернулся к причине своей неудачи. Тянувшийся красный след от самой двери вынудил Бескостного закатить глаза. Этого еще ему не хватало! Он подполз к телу и интуитивно задрал потрепанное тряпье чуть выше колена. Одежду и платьем-то назвать было нельзя. Точно: ноги были разодраны, будто гостья — а это определенно была юная девушка — вырывала их из пасти Фенрира.

— Как ты еще стопы не отморозила, дурная, — бросил Ивар, покачав головой. Чего-то сродни жалости или сострадания он не испытывал: всё подобное выбили из него еще в детстве, научив жестокости и безразличию. Если его самого этот прогнивший мир не принимал, так почему он вдруг был должен ему? Но, несмотря на все это, Бескостный все же решил, что логичнее будет немного повозиться с гостьей, чтобы она поскорее ушла на своих двоих и в его дом вернулось одиночество, чем тащить ее тушку на себе по холодной земле. Поежившись, Ивар тяжело выдохнул и, вытащив кинжал, с которым никогда не расставался, принялся распарывать остатки одежды. От тех ран на стопах девчонка явно не рухнула бы, едва добравшись до жилища. Скорее, она их получила в попытке как можно скорее убежать от чего-то или кого-то. Или же заплутала в лесу, вымоталась. Но она точно находилась в лесу очень долго, возможно, даже вынужденно. Ивар тряхнул головой — какое ему дело до всего этого? Плохо, что второй заход излечиться у него опять был провален. Мать точно говорила, что трава жизни ошибок не любит: три попытки дается человеку, чтобы с ее помощью найти недуг. Не срабатывает — не хотят, значит, боги помогать.

Припомнив вновь богам все их промахи, Ивар, выругавшись, с трудом, но оттащил едва дышащую девчонку к кровати, чтобы продолжить избавлять ее от грязной одежды, когда заметил алое пятно в районе плеча. Судя по чернеющим разводам, рана продолжала кровоточить уже какое-то время. На лицо же гостья показалась Ивару даже симпатичной. Что же она забыла в лесу? И кто же сотворил с ней такое? Вспомнив вновь йотунов, Бескостный отполз к котелку и вскоре жилище наполнил терпкий луковый запах. Следовало проверить, насколько глубока рана.

Воспользовавшись тем, что девушка не торопилась приходить в себя, Ивар поднял ее на свою постель, воспев хвалу богам, что она оказалась низкой, а девчонка — почти и не весила ничего. Стараясь не смотреть на открывшиеся женские прелести, Ивар омыл почти белоснежное тело гостьи и поспешил накрыть ее шкурой. Раны на ногах, показавшиеся сперва ему серьезными, оказались обычными ссадинами от бега по лесу босиком. Дожили. Пусть и не первый, но наследник трона Каттегата, сын Рагнара Лодброка и прекрасной Аслауг мыл какую-то беглянку и намеревался подлатать ее. Закатив глаза, Ивар вновь принялся копаться в баночках, пахучих мешочках и прочих травах. Необходимо было обработать рану — точно колотую — на плече. Что же с ней такое приключилось? От кого бежала? И ведь наверняка за ней мог кто-то гнаться. Вопросы, возникающие в голове, Бескостного начинали раздражать. Его все это никоим образом не касалось.

Луковый отвар вливать не пришлось: Ивар и так смог определить, что рана не настолько глубокая. Конечно, хорошо было бы зашить, чтобы шрам впоследствии стал более сносным, — девушка все-таки. Но усталость уже брала свое. Все, что мог, Бескостный сделал. Оставалось только дать незваной гостье отоспаться. Полынь вновь затлела в руках Ивара, наполнив жилище свойственным ей ароматом, от которого Бескостный всегда морщился.

Устроив на подушке возле головы девчонки несколько веточек сонной травы, Ивар невольно коснулся своими шершавыми и грубыми пальцами мягких, хоть и спутанных, волос. Неловко он снял с ним парочку листиков, затем провел тыльной стороной ладони по щеке, всматриваясь в юные черты лица. Совсем еще девчонка, немногим младше самого Ивара. Такие пухлые губы, немного неаккуратный, но все же симпатичный носик. А какие у нее глаза? Наверняка приятный голос. Она слишком симпатичная для обычной рабыни и слишком обычная для дочери правителя — Ивар знал практически всех. За что же на нее напали и метились в сердце? Ивар склонил голову набок, задумавшись, но тут же отпрянул. Нет. Ни к чему ему все это. Лишняя информация.

Еще раз проверив рану, Бескостный нахмурился. Если он хотел, чтобы шрам был менее заметен, а края срослись ровнее, то следовало действовать сейчас. Острая игла в пальцах Ивара умело заходила, разрывая кожу. Лоб девчонки покрылся испариной, и она заметалась, от чего пришлось прижать ее тело своим весом. Видать, много сил потеряла, раз очнуться не выходило. На короткое мгновение Бескостному даже стало ее жаль, но только на мгновение — не больше. И вновь немного настойки, примочки, и Ивар наложил перевязь. Оставалось только ждать. Вымотавшись за весь день, он даже отказался от привычного ужина, ограничившись стаканом молока. Хотелось поскорее провалиться в сон, что Ивар и сделал, устроившись рядом на кровати. Мысли лечь на полу сразу отодвинулись в сторону: не особо хотелось, чтобы потом еще сильнее ныли кости.

Ивару снился длинный и чистый ручей. Он поражал странным свечением, исходившим от него, но не пугал, а, скорее, наоборот — притягивал, манил. Бескостный двинулся к ручью и замер, осознав, что вполне твердо стоял на собственных ногах. Запрокинув голову к небу, по которому лениво плыли облака, Ивар протяжно выдохнул. Тело было настолько легкое, насколько безмятежно было все вокруг. Стоял плотный запах, как после грозы, но его перебивала земляника. Сладкая, вкусная, что Ивар непроизвольно вспомнил, как матушка вместе с Сигги готовила пирог с этой ягодой, когда было невыносимо больно. Но как ему могло быть больно, если сейчас… Он умер? Но это все не походило на Вальхаллу с пирующими ассами, не было валькирий. Да и на Хельхейм совсем не было похоже. Ивар мотнул головой, и мысли растворились в сладком аромате, щедро окутавшем его.

Оказавшись возле ручья, Бескостный опустился на колени и, ощутив неуёмную жажду, почерпнул ладонями воду. Она словно состояла из божественного света. Ивар замер, наблюдая, что весь ручей кишел маленькими рыбками с перламутровыми хвостами. В его ладонях тоже красовалось несколько, и Ивар залюбовался тем, что они были прекрасны, словно созданы самой Фрейей. Однако, позволив рыбкам скользнуть обратно в ручей, испив, наконец, воды, Бескостный ощутил всем телом, как сменилась погода. Холод прошелся по его спине, но не принес страха и ужаса, скорее, силу и уверенность. Ивар расправил плечи, всматриваясь в постепенно накатывающий на него серый туман. Один только острый крик остался звучать в его ушах, когда он ощутил, что уже не в том странном месте, а в своей кровати. С теми же самыми больными ногами. Только чувство отвращения и разочарования не успело пригреться на груди Бескостного из-за острого крика и частых ударов, приходившихся по всей верхней части тела.

— Отпусти! Отпусти меня, прошу, — чередуясь со странными всхлипами, мольба прорывала странный сон Ивара. Он даже не успел сообразить сразу, что же такое произошло. Кто-то толкал его, явно пытался сбросить с себя. Щелчок. Ивар отпрянул, округлив глаза. — Что… Кто ты такой? Почему я здесь с тобой? — Слезы срывались со светлых ресниц девушки, что успела соскочить с кровати и куталась в плотную шкуру, служившую одеялом.

Бескостный, поморщившись от вспыхнувшей боли в ногах, уселся поудобнее, даже не думая прикрыть обнаженный торс. Да и зачем? Будто на него пялиться можно было.

— Успокойся и сядь обратно, дура, — властно велел Ивар, буравя холодным взглядом девчонку. Ну точно же девчонка! Эмоции через край, неуравновешенность, дрожащие пухлые губы, а пальцы так вообще настолько сильно впились в шкуру, что побелели. Чего она так перепугалась-то? Ведь ей ничего не… — Ничего я тебе не сделаю. Помочь хочу, — равнодушно бросил Ивар. Поверит — хорошо. Нет — ну, что ж, убежит да хоть волков подкормит. Страдать по ней Ивар точно не будет. Наверное.

— Не особо верится, — с нескрываемым подозрением хрипло произнесла девчонка, но все же вернулась в кровать. Угли успели остыть, и по полу бесконтрольно блуждал холод. Видимо, успел ущипнуть и девчонку, раз она подобрала ноги под себя, плотнее закутываясь в шкуру. Хотя, что было вероятнее, ее все еще пробивал озноб. Девушка подобралась, словно мысли завели ее не в лучшее русло. В глазах сверкнул голубой ужас. — Ты… Скогармадр? — Она едва ли выдавила из себя это слово и сильнее натянула шкуру, будто она смогла бы спрятать ее, сделать невидимой.

Глаза Бескостного сперва округлились, а затем рот приоткрылся в изумлении. Нет, он, конечно, не был святым, но вне закона его никто не объявлял. Смех распирал грудную клетку, и Ивар тихо затрясся, опустив голову. Постепенно с его губ начали срываться хриплые звуки, которые вскоре переросли в оглушающий смех. Заметив, как задрожала его гостья, он протяжно выдохнул и уставился на нее, склонив голову набок. Облизнув губы, какое-то время Ивар обдумывал свой ответ, борясь с желанием напугать эту глупышку, забредшую в его жилище.

— Травник я. Сам ушел из Каттегата. Никто меня не выгонял, никто прав не лишал. — Спорное, конечно, утверждение, если вспомнить об условии, озвученном братьями: первым наследником станет тот, кто первый обзаведется сыном. Челюсти Ивара непроизвольно сжались, а в глазах блеснула ненависть. — Не люблю людей. Одни идиоты и предатели. У меня своя жизнь, свои цели. А ты мне тут на голову свалилась. В моих интересах поскорее от тебя избавиться, да так, чтобы еще и уйти подальше сама смогла.

— Как гостеприимно, — протянула девушка, вылезая из шкуры. Успокоилась. — Не хочу быть обузой. Могу сейчас уйти. — Она пожала плечами, и шкура сползла с них, обнажая светлую кожу. Ивар закатил глаза и грубо выдохнул, как прорычал.

— Грохнешься неподалеку, а мне с телом твоим разбираться. Или потом опять припрешься и притащишь кого-нибудь ещё. — Видимо, девушке и самой не особо было комфортно находиться рядом с Иваром. Ну еще бы: кто на него хоть раз смотрел, не как на калеку? Бескостный нахмурился, взгляд ожесточился. Зачем он вообще думал об этом? Прикрыв глаза, Ивар прислушался. Его дыхание стало совсем неслышным, а вот ее… — Дышишь хорошо. Ровно. Смелая, значит. — Уголок его губ едва заметно дрогнул, когда он подался вперед, но девушка осталась неподвижной. Забавно. — Смотри, жар опять начинается. — Когда холодные пальцы Ивара коснулись влажного лба гостьи, она вздрогнула и не сдержала облегченный вдох. — Эй, вот стонать еще решила. Я понимаю, что неотразим, но оставь свои женские штучки за дверьми моего жилища.

Щеки девушки вспыхнули, породив белые болезненные пятна на лице; потрескавшиеся губы исказились гримасой отвращения. Конечно, какую реакцию Ивар мог бы ожидать? Бескостный неразборчиво выругался, быстро отстранившись, и сполз с кровати, ощущая, как прожглась под пристальным взглядом его спина. Не ожидала калеку встретить. Что ж, зато хоть успокоится чутка.

— Тебе поспать еще надо. После перевязь сменю. — Ивар подул на совсем уже затлевшие угли и обреченно вздохнул. Поймав холодный прорвавший из-за двери ветер, плечи Бескостного непроизвольно дрогнули. Когда искры огня принялись изучать небольшие ветки, заботливо подбрасываемые Иваром, он установил над ними котелок, скинул в него очередную порцию трав из нескольких мешочков и, задумавшись, бросил парочку ярких ягод. Скорее, для вкуса. Под его управлением содержимое котелка бурлило, разнося по помещению приятный сладковатый аромат. — Эй ты, брось вон тот мешочек возле своей головы. Там сонная смесь.

— У меня имя есть, — буркнула девушка, выполнив требование. Наблюдая, как Ивар ловко поймал мешочек, она плотнее закуталась, подтянув ноги к подбородку. На спине лежать уже было невыносимо, на боку — тяжело, но пока еще терпимо. Плечо ныло, словно в нем ковырялись шершавыми пальцами.

— Удивительно, но меня это не особо волнует, — проворчал Бескостный. Он уже успел натянуть тунику и теперь старательно расправлял ее, поглядывая периодически за отваром. В животе предательски урчало, но Ивар заглушил позыв. Сколько он уже не ел толком? Вчерашний день прошел в подготовке, утро тоже не задалось… — Ладно. Говори. Все же проще по имени тебя звать.

— Ханна. — Короткая улыбка скользнула по пухлым девичьим губам. Они хоть и побледнели, потрескались, но явно когда-то пылали краской. Она ничего не ответила на попытки Ивара выглядеть грубее, отчего он неопределенно хмыкнул и покачал головой.

— Прав был. Храбрая. — Бескостный тут же замолчал и сжал губы. Вырвалось. — Тунику вон там возьми. — Кивнул в сторону сундука. — Мяса принесу, а ты пока выпей. — Привычно Ивар переместился ближе к кровати и протянул ей кружку с ароматным отваром. — Пей полностью. Нужно попытаться не допустить, чтобы кровь испортилась. И рана болеть будет меньше.

— Спасибо, — мягко произнесла Ханна; благодарность, что вдруг обрушилась на Бескостного, не успела улечься, как их пальцы соприкоснулись. Ивар нервно вобрал воздух, словно ощутив молнии Тора на спине. — Спасибо, что заботишься.

— У меня нет выбора. — Ивар обрубил Ханну и поспешил прочь, накинув на плечи куртку, и натянул кожаные перчатки без пальцев. На улице уже холодало. Не хватало и самому поймать хворь какую. Конечно, он понимал, что так быстро скрылся только по одной причине: неизвестное волнение, граничащее со страхом.

Копаясь в небольшой пристройке, Ивар складывал в мешок сушеное мясо, лук, капусту. А в голове проносились слова рабыни — Маргрэт, рассказавшей всем о его самом сокровенном недуге. О неполноценности. Гнев закипал где-то внутри. Хотелось разнести на щепки все вокруг, но Бескостный только сильнее стиснул зубы. Ничего. Пережить можно все. Когда он вернется в Каттегат на своих ногах, все изменится. Все. И тогда он посмеется над братьями. Но… А разве будет толк в возвращении, если наследником он так и не сможет обзавестись? Прорычав, Ивар дрожащей рукой провел по лицу, словно это действие могло стереть всю боль, что копилась в нем.

Прижавшись спиной к холодным бревнам, Ивар часто задышал. Давно он не погружался в свои мысли, предпочитая выстраивать всякий раз забор еще выше, еще крепче. Только, как выяснилось, от собственных эмоций и проблем не так-то просто убежать. Они способны найти где угодно. Когда угодно. Бескостный так хотел бы высказать все обиды отцу, но тот струсил, видимо, так и не рискнул вернуться. Струсил и Ивар, скрывшись в лесу, утонув в одиночестве. Оттолкнувшись от стены, Бескостный шмыгнул носом, аккуратно сложил в мешок выуженное из гнезда одной-единственной курицы яйцо, и двинулся обратно в дом.

Горячий суп и омлет были бы отличным завершением дня. Только вот… Ханна, успев влезть в серую тунику Ивара, лежала, раскинувшись, на кровати. Ее губы дрожали, словно она пыталась что-то сказать, но не могла. Ругань сама сорвалась с языка Ивара. Отбросив мешок в сторону, он быстро смекнул что к чему, и уже совсем скоро сидел рядом с Ханной, протирая ее лицо смоченной тряпицей. Заглянув под перевязь, Бескостный не обнаружил ничего опасного. Значит, дело было уже в другом. Бормоча проклятия вперемешку с мольбами, он разжевал парочку листочков и вложил в рот Ханны. Ее голова удобно покоилась на его ногах. Пальцы Ивара заботливо перебирали светлые волосы, путаясь в них, отчего веки Ханны подергивались, и он тихо извинялся. Вокруг них вновь собралось облако их горьковатого и проникающего аромата. Чихнув, не сдержавшись, Ивар покачал головой.

— И за что ж ты такая свалилась на меня? Болезная. — Бескостный хмыкнул, наблюдая, как лицо Ханны разгладилось. Больше темные сущности не терзали ее, побоявшись защиты, выстроенной Иваром.

С трудом устроив Ханну на прежнее место, Бескостный, не переодеваясь, лег рядом, и, беззастенчиво разглядывая совсем еще юное девчачье личико, натянул получше шкуры, тоже кутаясь в них. Ночь должна была быть холодной — Ивар знал точно.

========== Глава 2 ==========

Комментарий к Глава 2

“Мельница” - “Любовь во время зимы”

«А если там, под сердцем, лед,

То почему так больно жжет?

Не потому ли, что у льда

Сестра — кипящая вода,

Которой полон небосвод?»*

Всю ночь Ивар провел, прислушиваясь к каждому звуку, улавливая дыхание Ханны. Периодически он менял компрессы с прессованными травами, омывал лоб и давал попить воды. Уснул Бескостный только под утро — вымотанный, измученный и с разыгравшимся волнением где-то в районе сердца. Да, он знал назначения трав, умел готовить снадобья, отвары, мази и порошки. От матери он запомнил много полезного о болезнях. Но когда сталкиваешься с реальной проблемой в жизни, то одних теоретических знаний становится мало. Требуется внимание, гибкость ума, способность дать здравую оценку и, конечно же, желание помочь. С последним у Ивара часто были проблемы. Он плевать хотел на всех, как когда-то плюнули и на него самого. Мир был жесток к Бескостному с самого его рождения, и Ивар не собирался подставлять вторую щеку. Он придерживался тактики своих богов. Только… Только вот в отношении этой бледной светловолосой лесной нимфы с обычным именем смертных — Ханна — что-то пошло не так. Ивар искренне помогал ей, хотел ослабить ее боль, излечить. Нет, с ним она точно не имела права умереть.

Возможно, что это Норна постаралась, присутствие которой странным образом Ивар ощущал в последние дни все ярче. Неужели боги не отвернулись от него? Проверять не хотелось. Делать выводы тоже. Надежда и вера казались Ивару слабостью, способом расслабить острый ум.

— Ханна! — С нажимом выкрикнул Бескостный, приоткрыв дверь. Осенний воздух ущипнул его за щеки, Ивар поморщился. В доме было куда теплее, но этой девчонке опять вздумалось хозяйничать в жилище. — О, Фрейя, ты дала ей жар в груди, но и голова ведь должна работать, — пробурчав, Ивар захлопнул дверь и отполз к разложенным на полу только ему известным травам, ярким засушенным ягодам, — нежные лепестки едва не разлетелись от взвинченного дыхания Ивара, но он успел накрыть их ладонью.

— Ты звал меня? — Раскрасневшаяся Ханна влетела в дом вместе с вихрем прохладного воздуха, поднявшим в воздух тончайшие соцветия. Разноцветными всполохами они взметнулись над полом и медленно опустились вокруг Ивара, вызвав тут же смех у Ханны. — Ивар, ты словно весну принес, это невероятно красиво!

Быстро опустившись перед ним на колени, Ханна принялась собирать своими ловкими пальцами лепестки, умело раскладывая их в кучки по цвету. Наверное, синева в глазах Ивара еще никогда не была настолько схожа с высоким весенним небом, как сейчас. Застывший в них лед исчез, сдавшись под напором чистейшего и даже детского удивления. Бескостный забыл, что вообще все еще жив, что способен дышать, что почти все его труды разлетелись едва ли не по всему дому. А разве это вообще имело какое-то значение?

Волосы Ханны, невзначай касающиеся лица Ивара, пахли теми самыми белыми цветами с солнечной серединой. Он хорошо знал этот запах. Каждую ночь мог вдыхать его, но никогда еще не решался тронуть. Не решался нарушить возведенную им самим же грань. Бескостный сам не заметил, как его пальцы почти невесомо сняли голубой лепесток с прядки Ханны, убранной за ухо. Потянувшись, Ивар зажмурился и наконец понял, что ее губы были со вкусом земляники. Сердце в груди трепыхалось, как в пустоте, словно падало куда-то, лишившись опоры. Ивар отстранился и уставился на Ханну. Ее щеки, казалось, пылали еще сильнее, а блеск в глазах… Она готова была расплакаться? Никогда еще Бескостный настолько сильно не ненавидел свои ноги. Он был вынужден сидеть и ждать, не в силах сорваться с места.

— Зачем ты… Зачем это сделал? — тихий голос Ханны возник в голове Ивара, словно на совсем другом уровне, без слов. Она прижала пальцы к своим губам, замерев, не смея шевельнуться.

— Не знаю. — Вместо привычного голоса вышел какой-то хрип, Ивар тяжело сглотнул. Глаза жгло, будто в них песок кинули. — Просто ты… И я подумал… — Бескостный сжался, невольно вспоминая, как насмехалась над ним Маргрэт, как боялась его, как проклинала. — Прости.

Меньше всего хотелось пугать ту, что с такой легкостью порхала по его жилищу уже как неделю. И Ивар не смел прогнать Ханну, хоть и мог это сделать. Он постоянно ворчал на нее, ругался, когда она переставляла его баночки, когда спала дольше него, когда подзывала подойти, полностью забыв о его ногах… Но потом, раскладывая все баночки и пучочки по местам, Ивар улыбался, бережно перебирая пальцами мешочки, которые, как ему казалось, еще сохранили тепло Ханны.

И как же Ивар злился, когда Хвитсерк чуть не заметил Ханну, которой уж совсем не хотелось сидеть в доме. Эта негодная девчонка думала, что знакомство со старшим братом Ивара должно было состояться рано или поздно. Да с чего бы вообще? О, Бескостный, принимая продукты и новые корешки, травы от брата, никогда еще так не молился всем богам, лишь бы Хвитсерк поскорее скрылся за деревьями. Но, едва Ивар вернулся в дом, его встретила Ханна, устроив на его голове яркий венок из собранных опавших листьев. Закатив глаза, Бескостный покраснел, стиснув зубы. И до самого утра не разговаривал с Ханной. Ему было стыдно за свою сухость, строгость… Почему она вообще до сих пор с ним? Почему не сбежала, как только стало легче? А он предлагал? Нет. И не предложил бы уйти. Потому что не хотел. Не хотел больше оставаться в одиночестве.

Все мысли вспыхнули, словно сухая береста, когда губы Ханны опустились на губы Ивара. Ее глаза были так же зажмурены, как и у него в первый раз, но она явно не хотела отстраняться. Скорее, наоборот — прижалась всем телом к Ивару, растапливая своим внутренним летом его зиму. И Бескостный подался навстречу, сжимая ладони в кулаки. Тонкая боль, что соединяла его с реальностью, была необходима, ведь Ивар тонул в этой близости. Верить он не привык, но как можно оставаться отрешенным еретиком, когда боги буквально целовали в макушку.

— Позволь мне, — мягко произнесла Ханна, чуть отстранившись, и потянулась к плетению на тунике Ивара, но он перехватил ее руки, — не бойся меня, конунг моего сердца.

Бескостный вздрогнул, словно ледяной ветер пробрался под кожу и принялся поедать кости. Только сейчас все ледники в душе безбожно таяли под натиском восходящего солнца. Ханна выжигала собой страхи Ивара, глушила боль. Глаза запекло, все вокруг начало погружаться в туман, как в тех историях, что рассказывала Аслауг, где сквозь пелену, препятствия герой находил свою суженую. В груди жгло. Жгло настолько, что было невыносимо.

— Ты ведь из жалости, да? — вырвалось хрипло, с надрывом. Кто мог принять калеку? Ивар только научился жить с мыслью, что являлся обузой для всех, а сейчас… В голове взрывались мысли, переплетались с сомнениями в ужасной схватке.

— Глупый, — произнесла Ханна, едва отстранившись, чтобы стянуть с себя платье. От вспыхнувшего пожара в округлившихся глазах Ивара и глубокого вздоха она рассмеялась и села еще ближе, словно от каждого сантиметра между ними зависела судьба всего мира. — Из жалости не может так в груди стучать. — Ханна осторожно подцепила ладонь Ивара и прижала к месту, где билось сердце. Оно тут же участило ритм — поняло, для кого существовало все это время. — Разве я похожа на ту, что из жалости готова с мужчиной постель делить?

— Но я… — Бескостный ощутил, как вспыхнуло его лицо. Ни одна мазь, ни один отвар, ни один обряд не могли бы унять то бушующее чувство, что зародилось в Иваре. Больно? Очень. Хотелось больше? О, да. — Я не могу быть с девушкой. Когда Маргрэт…

— Мой конунг, — медом разлился голос Ханны, от которого точно нельзя было спрятаться, даже если бы захотеть, — я не Маргрэт. Я — Ханна. Дочь Эрика Северянина. Девушка, которую ты спас, Ивар Бескостный. — Ивар непроизвольно опустил ладонь к вздымающейся груди Ханны — горячая, нежная и белая, как молоко. — Моя жизнь отныне твоя. Моя любовь — твоя. Я — твоя, Ивар Бескостный. И только ты вправе прогнать меня. Только ты вправе вырвать меня из своей памяти. Но я… — Ивар заметил, всмотревшись в лицо Ханны, на котором словно плясали тени богов, что страх промелькнул в ее глазах. Неужели правда боялась, что он…

— Никогда. — Пересохшие губы едва слышно произнесли одно-единственное слово, ставшее таким важным для обоих.

Ханна, коротко усмехнувшись, прикрыла ладошкой рот. Быстро поднявшись, она перебралась на кровать и протянула Ивару руку, приглашая. От такого действия горло Бескостного пересохло, будто жажда терзала его ни один год. Впрочем, так и было. Он жил с острым желанием быть любимым. Чтоб она отличалась от материнской, которая периодически казалась удушающей. Ивар хотел так, как у братьев — по-взрослому. И уже успел смириться, что ни одна женщина не готова полюбить такого озлобленного на жизнь и людей калеку. Но Ханна… Она точно стала его личной богиней, которой хотелось постоянно молиться. И Ивар молился. Не переставая. Молился, когда, зажмурившись, сглатывал соль, сдерживая эмоции, пробуя на вкус сладкую кожу Ханны. Он был для нее конунгом. Звучало пленительно, хоть и в какой-то мере насмешливо. Ну и пусть. Пусть не быть ему конунгом Каттегата, но звание конунга сердца самой прекрасной девушки будоражило Ивара ничуть не меньше.

Страх перемешался с интересом, любопытством и пылающим желанием, зародившимся в области сердца и спускающимся все ниже — настоящим клубком огня. Этот огонь был беспощадным, но нежным. Он уничтожал на своем пути все, из чего состоял Ивар: боль, ненависть, страх, волнения, неуверенность. Странная возникшая пустота поразила Бескостного. Но только на короткое мгновение. Все его сознание тут же погрузилось в ласковый медовый аромат с тонкой горчинкой.

— Ты все можешь, любовь моя, — пропела Ханна, устроив свои крепкие ноги по обе стороны от бедер Ивара. Ее обнаженная кожа словно сияла в дрожащем свете лучины, и Бескостный сглотнул, потянувшись было к аккуратной женской груди, но Ханна успела отстраниться. Ее пальцы хоть и дрожали, но весьма ловко справились со штанами Ивара. Он только успел зажмуриться и вобрать в себя воздух. Эта невероятная девушка, свалившаяся на него настоящим подарком богов, туманила разум не хуже известных Бескостному трав. Что она сделала? Как?

— Ханна, — выдохнул Ивар, когда ощущение единства накрыло его с головой. Он жадно хлебнул воздух, ставший в одну секунду плотным и тягучим, наравне со странными ощущениями внизу живота. Ханна запрокинула голову, поднимаясь и опускаясь на Иваре, вбирая его в себя, отчего он мог видеть, как маленькие капли тонкой дорожкой медленно продвигались от висков по изящной шее к ключицам. Подавшись вперед, Ивар поморщился, успев обозлиться на пронзившую ноги боль, но едва его губы коснулись соленой кожи Ханны, как все неудобство исчезло. Все ее тело хотелось покрывать поцелуями благодарности, счастья. Но долго в такой позе Ивар не мог находиться, поэтому вынужденно опустился вновь на спину, продолжая впиваться пальцами в бедра Ханны, словно боясь, что она могла исчезнуть.

Горячая. Уверенная. Гладкая. Невозможная, Ханна словно перенесла Ивара в Фолькванг — чертоги самой Фрейи. Теперь уж Бескостный мог насладиться телом Ханны, изучая пальцами каждый участок. Время остановилось самым искусным образом, оставив Ханну и Ивара друг для друга. Их пусть и не совсем умелые движения приносили им то самое счастье, когда человек понимает, что не одинок на этом свете. Вот и Бескостный понял, что его личный мир расширился, приняв в свое странное и игольчатое царство редкий цветок — Ханну, дочь Эрика.

Пучки трав покачивались под потолком, развешенные Ханной. Ивар наблюдал за ними, зарываясь пальцами в мягкие влажные светлые волосы. Размеренное посапывание возлюбленной неторопливо погружало Бескостного в сон. Такое непривычное, но приятное ощущение спокойствия пригрелось в груди и теперь казалось неотделимым. И даже если Ханна сбежит утром, Ивар все равно остался бы с этим теплом. Тонкие нити двух Норн сплели судьбы Ивара и Ханны навсегда. Или же они уже были сплетены…

— Откуда ты такая? — произнес Бескостный, не ожидая ответа. Для него всего было предельно ясно: дар богов, который по нелепой случайности попал в руки Ивара. Он зажмурился, сдержав теплые слезы, и в следующий миг лицо разгладилось. Ивар не помнил, ощущал ли он хоть единожды такое умиротворение. До последнего не верилось в произошедшее, но ведь вот они — под плотными шкурами, совершенно нагие, утомленные и счастливые в объятиях друг друга.

— Из ниоткуда, любовь моя, — Ханна прижалась сильнее к Ивару, словно все еще пыталась передать свое тепло, — я всегда была для тебя. Боги вели меня. Я уверена в этом. Они хранили меня всю жизнь. Сперва я считала, что они отвернулись от меня, но сейчас… — Дыхание Ханны приостановилось, словно и сердце ее замолчало, и как только Ивар накрыл своей ладонью ее голову, Ханна вздрогнула и ожила. — Когда на нашу деревню напали, я успела скрыться в лесу, но…

— Ты можешь не говорить об этом, храбрая Ханна, если это причиняет тебе боль, — мягко произнес Ивар и только усилил объятия. Накрыл получше шкурами, пытаясь так нелепо, интуитивно, но спрятать и скрыть свое сокровище от всего мира, от всех бед.

— Ты должен знать. — Ханна рвано вздохнула, но продолжила: — Мужчина настиг меня у кромки леса и успел ранить, когда я отбивалась. Если бы не стрела кого-то из нашей деревни, разившая напавшего, я бы не добралась до тебя. Не встретила бы свою любовь. — Она подняла голову, и Ивар заметил дрожащее мерцание в ее глазах. Смог бы он защитить ее, окажись там? Смог бы сделать хоть что-то? Одинокий калека, сведущий в травах, обрядах, но никогда еще не вступавший в настоящую битву. Бескостный стиснул зубы. Жалеть себя было уже нельзя. И он твердо решил, что сделает все, чтобы суметь защитить Ханну от всего.

— Я сразу понял твою смелость. — Ивар не врал. Не почувствуй он тогда хоть что-то, не стал бы помогать, не стал бы тратить свои запасы на незнакомку. — Ты — самое чудесное, что случалось со мной. — В голову Бескостного словно мед ударил, развязав язык: — Я молил об излечении. Думал, что боги глухи к моим просьбам. — Ханна приподнялась, желая видеть лицо Ивара, но тот осторожно, как при касании крыльев бабочки, провел пальцами по ее спине, успокоив. — Но они послали мне тебя. Видимо, посчитав, что мой недуг в постели излечить важнее, чем… — Ивар стиснул зубы и замолчал. Лишнего сказал. — Прости. Не стоило. Не это хотел…

— Их бы только укрепить. — Казалось, что Ханна и не заметила ничего такого в словах Ивара. Ведь его можно было понять: всю жизнь он мечтал быть как все, — уметь ходить — а получил то, о чем уже и не мечтал, с чем отчасти, но смирился. Разве можно на это злиться? Ханна нежно улыбнулась и вновь устроила голову на его руке, словно знала, как успокаивал его запах ее чистых волос. — Ты укрепил веру в себя. Ты укрепил свое отношение ко мне. Разве не сможешь сделать подобное и в этот раз?

Бескостный промолчал, только мягко коснулся губами лба Ханны. Она вскоре уснула, а Ивар еще долго ворочался, продумывая несколько возникших идей.

***

— Зачем тебе эти скобы, Ивар? — не унимался Хвитсерк, устроившись на небольшом обтесанном пне возле хижины. — Что ты задумал? — Он склонил голову и сощурился, наблюдая, как Ивар в очередной раз дергал плечами.

— Если не хочешь помогать, то так и скажи, — огрызнулся Бескостный и вновь поправил стянутые ремнями ноги. — Тебе-то что, если скажу? Все равно не поймешь.

— Ох, всемудрый Ивар, как ты еще не решил сжить со свету Провидца да занять его место? — Хвитсерк покачал головой и прижал ладонь к груди, хотя нельзя было не заметить, как дрогнули его губы в беззлобной улыбке. — Все еще проблемы с доверием? Я ведь…

— Я благодарен тебе, Хвитсерк, за помощь, что приносишь продукты и вообще, — выдавил Ивар и тут же стиснул зубы. Раскрывать свою идею совсем не хотелось. Да и зачем? Чтобы над ним опять посмеялись, как тогда? Смеялись все. Почему вдруг сейчас Бескостный должен был довериться? Нет. Ненужный риск. Но и портить окончательно отношения с братом не хотелось. Он был единственным, кто хоть как-то интересовался жизнью младшего. Ну и разве что мать, но она дала обещание не вмешиваться в жизнь Ивара, и не нарушала это обещание. Возможно, что Хвитсерк стал именно той ниточкой спокойствия.

— Ивар, напомни мне разложить… Ой. — Ханна прижала ладонь ко рту, застыв на пороге. Весь день она развешивала новые собранные травы, складывала в мешочки ягоды, помогала делать Ивару сборы, внимательно слушая его. Видимо, она совершенно забыла, что именно сегодня должен был прийти Хвитсерк. Конечно, иначе она бы не вышла бы в простой тунике на голое тело, с растрепанными волосами, в которых пестрел какой-то синий цветок. Опять что-то уронила.

Бескостный закрыл глаза и шумно выдохнул. Отпираться уже он не мог. Все было слишком очевидно. А вот по удивленному выражению Хвитсерка и растянувшимся потом губам в улыбке можно было понять куда больше, чем даже хотелось.

— Кто ты, лесная красавица? — Хвитс поднялся и, отряхнувшись, поправив одежду, двинулся к Ханне. Ее лицо вспыхнуло румянцем, и она тут же скрылась в доме, хлопнув дверью.

Но едва Ивар успел вздохнуть с облегчением, как дверь снова распахнулась, и Ханна вновь выскочила на улицу, успев накинуть на плечи небольшую шубку. При виде ее босых ног, ступивших на холод, Бескостный вздрогнул.

— Я — Ханна. А ты, как я понимаю, брат Ивара? О, он иногда говорит о тебе, но все же предпочитает молчать о семье. Я его не виню. Понимаю, что часто бывают и в семьях отношения не из лучших. Так что рада наконец тебя увидеть. — Под скрежет зубов Ивара Ханна протянула свою хрупкую ладошку, которую Хвитсерк тут же быстро поцеловал и, отстранившись, растянул губы в улыбке.

— Зачем тебе такое сокровище, Ивар? — Бескостный едва ли смог сдержать рычание, но все же выдавил улыбку, больше похожую на предупреждающий оскал. — Зачем ей торчать здесь с тобой в лесу? Если скучно, но завел бы себе собаку, приручил бы белку или ворону. Незачем девушку мучить, отпустил бы в Каттегат.

— С тобой, что ли? — Ивар расправил плечи, всем своим видом показывая неуместность таких разговоров. Он едва открыл рот, чтобы возразить еще, но мягкая ладонь коснулась его щеки, а по телу прокатилась настоящая волна лета. Ивар крепко сжал запястье Ханны и поднял голову на нее. Такой теплый взгляд, который бывает только у настоящих влюбленных. Видимо, вид Бескостного был настолько растерянным, что вызвало улыбку у Ханны.

— Прости, Хвитсерк, но мой дом там, где дом Ивара. И пусть даже это одинокая хижина в лесу. Я не променяю его на весь Каттегат. — Щелчок. Наверное, так человек понимает, что любовь заполнила его полностью. Когда все вокруг исчезает, меркнет, а в голове продолжает звучать только ласковый и такой родной голос. Ивару не нужны были признания, клятвы. Ему было достаточно осознания, что Ханна всегда будет рядом. Она отказалась от всего в пользу озлобленного калеки, живущего в одиночестве довольно долго. Только… Сейчас Ивар уже не был таким. О, нет. Он больше не считал себя одиночкой, а наоборот. Вот она — его возлюбленная. Его семья. Та, которая никогда не предаст.

— Так вы… — Хвитсерк растерянно потер шею и провел ладонью по лицу. — Вместе?

— Называй, как хочешь, брат, но сохрани, прошу, это в тайне. Я не хочу разговоров среди братьев, — Ивар прозвучал тихо, опустив голову. Доказывать кому-либо что-либо он больше не хотел. Хвитсерк кивнул, что тут же отразилось на ритме сердца Бескостного. Впервые он не чуял подвоха, обмана. Брат был искренен. Боги, видимо, платили за собственное безразличие по отношению к Ивару. — А ты, — Бескостный покачал головой и, шлепнув Ханну по ягодице, продолжил: — Быстро в дом, если не хочешь потом пить снова горькие отвары. И я не шучу. Не вынуждай меня применить силу. — Он изогнул бровь, и тут же вспыхнули его щеки, когда чуть влажные губы Ханны коснулись его потрескавшихся. — Лиса, — улыбнулся Бескостный, когда Ханна скрылась в доме, заботливо оставив на его плечах шубку.

— Повезло тебе, братец. Правда, рад за тебя. — Хвитсерк потрепал Ивара по плечу и подмигнул. Удивительно, но Бескостный даже улыбнулся в ответ. Оставалось более подробно рассказать брату о заказе у кузнеца, чтобы наконец воплотить задуманное в жизнь.

========== Часть 3 ==========

Хвитсерк не подвел. Как и обещал, при следующей встрече он передал Ивару выполненный заказ от кузнеца, а также привел лошадь. Спрашивать Бескостного «зачем» было бесполезно, поэтому Хвитс выгрузил припасы, перекинулся парой фраз с Ханной и поспешил обратно в Каттегат.

Ивара радовало в какой-то мере, что столицей все еще правила Аслауг. Это значило, что никто из его братьев не рискнул сместить ее и потомством не обзавелись. Впрочем, Бескостный прекрасно понимал, что мало кто бы справился сейчас с руководством Каттегатом лучше матери. Она подняла качество жизни в городе, организовала постоянные выгодные связи с торговцами… Ее талант лидера пригодился, как никогда.

Только вот внутри что-то противно нашептывало о грядущем. Не совсем приятном грядущем будущем. Порой Ивар, составляя сборы, раскладывая по мешочкам корешки, застывал, всматриваясь в одну точку, будто в ней сконцентрировалось все мироздание. От этого хотелось выть, но ни один звук ни разу так и не вырвался из груди. В такие моменты глухая тишина накрывала Бескостного и утаскивала во тьму, где он не мог и вздохнуть среди густой черни. Что-то надвигалось. Но всякий раз тонкая нить из золотого свечения касалась его руки, обматывалась, и тянула его из удушающего безумия мрака. Обычно рядом всегда оказывалась Ханна, с тревогой прикладывающая мокрую тряпицу ко лбу Ивара, убирая испарину.

В этот раз Бескостный очнулся ровно так же: измученный кошмарами, в поту. Его голова казалась совсем неподъемной и лежала на чем-то мягком. Ханна. Уголок рта Ивара дрогнул в скрытой улыбке. Всегда рядом. Сколько они уже были вместе? Год точно. За это время Бескостный поднялся на ноги. Во всех смыслах.

Сладкие слезы срывались с пушистых длинных ресниц, когда он наконец смог подойти к своей возлюбленной, обнять, а не вынуждать ее склониться к нему. И пусть железо кутало его ноги, пусть боль все еще оставалась с ним. Это ничто было в сравнении с тем, что Ивар мог взглянуть на Ханну со своего роста, смог расправить плечи. Он ожил. Ожило и его желание доказать самому себе свою состоятельность. Бескостный больше не хотел быть просто младшим братом-калекой. Достаточно. Прятаться в лесу, укрываясь за деревьями и тишиной, стало невыносимо. Теперь Ивар нес ответственность не только за себя, но и еще за двух людей. И это толкнуло его на решение, которое раньше он просто отогнал бы от себя, как шалость богов, решившись поглумиться над ним вочередной раз.

***

Повозка свободно въехала в Каттегат. Закутанная в шкуру девушка прижимала к груди ребенка, чьи сверкавшие лазурью глаза непроизвольно притягивали к себе внимание. И мать, завороженная ими, улыбалась своему дитя, пока ее суровый муж уверенно управлял лошадью, проезжая по улицам города. Его лицо, скрытое под капюшоном, никто не видел, да и не всматривался особо. Мало ли кого могло занести в процветающий торговый город?

— Скажи, что за празднование сегодня? — Новый гость города под осторожным взглядом супруги резко схватил проходившего мимо мужчину, что тот едва устоял на ногах.

— Так… это… — почесал голову местный, — Уббе объявил о беременности жены его. Скоро в правление вступит. Вечером на центральной. Жаль вообще, кюна многих устраивает. Менять особо и не за чем. — Он пожал плечами и скрылся в снующей толпе.

— Вот, значит, как, — протянул гость, криво усмехнувшись. Но мягко опустившаяся на плечо рука любимой женщины не позволила уйти в размышления. Нужно было найти приют на день.

***

Праздники в Каттегате всегда любили. Люди смеялись, наряжались и готовились к церемонии, проводимой на центральной площади. Первой вышла Аслауг, притягивая взоры присутствующих своей немного странной красотой. В знак уважения воины проскандировали ее имя, а остальные склонили головы. И только следом за ней, выждав немного, появился ее старший сын — Уббе, прижимающий к себе новоиспеченную супругу. Молоденькая, хрупкая, но с цепким и холодным взглядом она шла, гордо вздернув подбородок. Ее уже заметно выпирающий живот будто давал ей право на все богатства мира. И ведь это должен был быть их торжественный момент. Только вот…

— Матушка, я рад видеть тебя, — раздалось сзади, отчего Уббе даже растерялся, резко обернувшись на смутно знакомый голос. — Брат. Тебя не настолько, но все же тоже рад.

Ивар стоял, выпрямившись, а в его взгляде мелькало не меньше десятка эмоций с преобладанием превосходства над присутствующими. Произвести эффект получилось. Теперь оставалось только закрепить результат.

— Ивар? Ты… — Уббе уставился на Бескостного, будто пред ним возник ётун. Страх слишком явно мелькнул в его глазах. Наравне с удивлением.

— Неожиданно, правда? — Ухмылка заиграла на губах Ивара. — Поздороваться пришел. — Выделив крайнее слово, он гордо хлопнул себя по ноге и едва ли смог сдержать смех. — Да вот, вижу, матушку ты решил подсидеть? Прости, Уббе, но точно не тебе на место конунга претендовать.

— Тебе, что ли? — огрызнулся Уббе в ответ и только крепче прижал к себе супругу, отчего та чуть не ойкнула. Видимо, слишком сильно сжал плечо. — Не глупи, брат. То, что ты смог научиться ходить — похвально, но кто ж не знает, что ты…

— Не спешил бы я так волю языку давать, — оборвал Бескостный, и трость со стоном звякнула, отбив звук по дереву.

— Забываешься, — прошипел Уббе, — ты уполз в свой лес травку сушить, вот и сидел бы там дальше.

Что именно хотел еще сказать он, как попытаться задеть — никто и не узнает теперь. Ханна, крепко держа своего первенца на руках, встала за Иваром и обвела всех взглядом преданной волчицы, готовой кинуться защищать своего волка.

— Дела такие, брат любимый, договор есть договор. Никуда против него не попрешь. Так что будь добрым и послушным. Прими то, что есть. У Ивара Бескостного — первого из всех сынов Рагнара — родился сын. Хочу всем выразить благодарность, что пришли на мое чествование. Это всегда приятно.

— Ах ты мелкий лжец, — выкрикнул Уббе, попытавшись броситься на брата, но только не вышло — Хвитсерк перекрыл дорогу, встав между братьями.

— Ни к чему столько агрессии, брат. Ивар честно выиграл. Он вправе принять власть согласно нашей договоренности. — Хвитсерк даже не потянулся к оружию, но всем видом показывал свою готовность вступиться.

— Какой договор, Хвитс? Это обычное дурачество, ребячество. — Уббе отмахнулся, не сдержав нервный смешок. — Или вы всерьез поверили, что правление таким крупным городом, как Каттегат, будет зависеть от скорости, с которой кто-либо из нас способен заделать ребенка? Не смешите меня. Правление будет переходить по старшинству.

— Напомни-ка мне, брат, а почему же именно ты сейчас стоишь здесь, а не Бьорн? — хмыкнул Ивар, и его ядовитая улыбка выела самодовольство с лица Уббе. — Или лучше признаешься, что все это время старательно напрягал член, чтобы выполнить условия этого самого нашего договора?

— Достаточно. — Голос Аслауг прервал перепалку. — Уббе, твои претензии на место конунга понятны. Но пока что я не вижу в тебе достаточно сил для принятия этой ноши. — Такие слова перед почти что всеми жителями Каттегата могли негативно отразиться на ее старшем сыне, но иного пути уже не было. Он сам загнал себя в эту ловушку, когда повелся на слова Ивара. — Возможно, что со временем ты осознаешь это и примешь. Передавать или нет правление городом, в процветание которого вкладывалось столько сил, не должно решаться вашими мальчишечьими разборками. — Аслауг подошла к Ивару и опустила ладонь на его голову, отчего он в момент изменился к лице. Казалось, в его глубоких глазах блеснули влажные звезды. Он рвано выдохнул, но тут же вернул самообладание. — Ивар, сынок, я рада видеть тебя. — Мы дождемся Сигурда из похода и обязательно устроим торжество, — добавила она, уже обращаясь ко всем.

От мягкой и радушной улыбки матери хотелось разрыдаться, кинувшись в ее объятия. Сколько он не видел ее? Хотелось вновь побыть тем пареньком, которым внутри так и остался Бескостный. Но сейчас он нес ответственность не только за себя, но и за свою семью. Поэтому коротко кивнул и ответил искренней улыбкой.

— Хочу объявить всем, что мой младший сын отныне является таким же претендентом на место конунга, как и остальные мои сыновья. Но займет его тот, кто будет достойным, кто поступками и действиями докажет это. Во благо процветания нашего города. И никак иначе.

Жители с пониманием относились к принятым кюной решениям. Перечить мудрым словам — это выказывать свою глупость. Этот раз не стал исключением.

— Добро пожаловать домой, сын мой, — произнесла Аслауг, обнимая наконец Ивара, отчего у того сердце зашлось. — Добро пожаловать твоей семье. — Что-то теплое и влажное ощутил щекой Бескостный. Он знал, что мать никогда не плакала бы при людях, всегда оставалась сильной. Но сейчас он точно знал, что она была счастлива. И это плавило остатки льда в его душе.

Наверное, если бы Ханна сейчас не сжала его ладонь, то он провалился бы в эту бурю эмоций и волнений. Но она была рядом. Как всегда. Новая жизнь Ивара только начиналась, но он точно был уверен, что начиналась она правильно. Не в одиночестве. А в любви.