Девчонка с Вялозера [Вильям Федорович Козлов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Вильям Козлов Девчонка с Вялозера

В этот запомнившийся на всю жизнь день озеро было на редкость безмятежное. У берегов вода не шелохнется. Горбатые сосны и ели, высокие облака, черная рогатая коряга — все отчетливо отражалось в озере. Далеко за островом чуть заметно рябило. А может быть, это рыба играла.

Ваня решил плыть к Каменной гряде, где, говорили, водились крупные черные окуни. Пока такого горбача тащишь, удилище так и ходит ходуном в руках.

Каменная гряда находилась примерно в двух километрах от острова. Когда на озере гуляет волна с белыми гребешками, гряду не увидишь, а сегодня в тихую ясную погоду вытянувшиеся в длинную цепочку черные разнокалиберные камни были видны как на ладони. Чем ближе к гряде, тем камни становятся больше. Бока у них влажно лоснятся. На камнях, изредка поворачивая головы, отдыхают чайки.

Одна лодка уже стояла на якоре. Сразу видно — не из экспедиции. Такие черные, просмоленные лодки с высокими бортами и крутым выгнутым носом принадлежали местным жителям и назывались карбасами.

Подплыв ближе, Ваня увидел на карбасе девчонку лет четырнадцати. Из-под выгоревшего платка выбивались пряди волос. Девчонка то и дело заталкивала волосы под платок, но они снова вылезали. Во все стороны торчали поставленные на рогульки длинные кривые удочки. Больше на лодке никого не было. В прутяной корзине зеленели порядочные окуни. Верхние шевелились и подпрыгивали.

— Можно, я здесь встану? — вежливо спросил Ваня.

— Жалко, что ли, — ответила девчонка и с любопытством взглянула на него. Глаза у нее темные и большие.

Ваня осторожно опустил якорь, размотал леску и, нанизав на крючок кусочек плотвиного мяса, закинул удочку.

Он думал, проворный черный горбач тут же потопит поплавок, но ничего подобного не произошло. Поплавок — гусиное перо — неподвижно краснел в спокойной воде. Вот всегда так, плывешь в заветные места, надеешься на бешеный клев, а все наоборот: у острова — куда ни кинь — прекрасно клевало, а тут — полная тишина. Ваня уже по опыту знал: если окунь сразу не схватил, вытаскивай удочку и ищи другое место. Северный окунь не любит церемониться: уж если клюет — так сразу поплавок на дно, а нет — так будто отрезал.

Между тем девчонка резко взмахнула удочкой и стала спокойно, без обычной суеты выводить добычу. Окунь чертил красноватым спинным плавником воду, упирался, ошалело сигал в сторону, но девчонка ловко подтаскивала его все ближе к лодке. Когда трепыхающийся окунь шлепнулся в плетенку, Ваня завистливо вздохнул: ему такие крупные еще не попадались.

Когда она таким же макаром вывернула из глубины третьего горбача, Ваня не выдержал и спросил:

— На что ловишь?

— На ряпушку, — ответила девчонка.

Про эту маленькую рыбку Ваня слышал много, но ни разу не видел ее. Вчера только поставили с Виктором Викторовичем специальную мелкоячеистую сеть на ряпушку, но еще не проверяли.

— А я на плотвиное мясо, — сказал Ваня.

— Можешь весь день сидеть, и ни один не клюнет, — авторитетно заметила девчонка. Взмахнула свистнувшим удилищем и подсекла еще одного красавца. Судя по тому, как он заартачился, это тоже был крупный экземпляр.

— Везет же людям, — вздохнул Ваня. И хотя он произнес эти слова почти шепотом, девчонка услышала.

— Чего такой гордый?.. — усмехнулась она. — Попросил бы, давно дала тебе наживки.

Ваня вытащил якорь — тяжеленную ржавую железяку — и подплыл к девчонке. Рядом с его маленькой фанерной лодчонкой карбас выглядел катером. Посередине установлен большой мотор неизвестной Ване конструкции. Вместо румпеля кривой, причудливо изогнутый железный прут. Ржавая выхлопная труба перевешивается через высокий борт. Неужели девчонка сможет запустить эту керосинку? Вслух свои сомнения Ваня не стал выражать, — чего доброго, обидится и не даст ряпушки.

Он с интересом смотрел па девчонку. Губы припухлые, круглый подбородок с ямочкой, на скуле маленький светлый шрам. А вообще глазастая, симпатичная.

— Как тебя звать? — спросил Ваня.

— Элла.

— Живешь в глуши, а имя...

— Не всем же жить в городе, — ничуть не обиделась девчонка. — По правде говоря, я город не люблю. Очень много людей. Даже страшно.

— Чего же тут страшного?

— Чувствуешь себя букашкой, микробом.

— Я живу в большом городе и не чувствую себя букашкой. Это ты загнула! Ляпнула не подумав.

— В городе живешь, а какие слова говоришь: загнула, ляпнула!

Ваня заерзал на сиденье: еще учит, как ему говорить! Забралась в чужую лодку и воображает. Сама и мотор-то запустить не сможет.

— Нормально я говорю, — пробурчал Ваня, сдерживая раздражение.

— Тебя сюда дядя Кузьма из Умбы привез, да?

— Смотри, все знает! — усмехнулся Ваня. — И моего приятеля Саньку знаешь?

— Еще бы!

— И мать его знаешь?

— Тетю Дусю-то?

— Я молчу, — сказал Ваня. Вот он — поселок. Здесь все друг про друга знают, а в Ленинграде Ваня даже в своей парадной не со всеми знаком.

— Вы ведь приехали вдвоем. Где же твой друг?

— Был да сплыл.

— Как это? — не поняла девчонка.

— Соскучился по своей дорогой мамочке и уехал в Ленинград, — сказал Ваня. — У вас тут комары лютуют и один сплошной день. А наш Андрюшенька привык спать ночью.

— Нехорошо так про своего друга говорить, — с укоризной сказала Элла.

— А бросать товарища одного — хорошо?

— Кто непривычный к нашему климату, тому первое время трудно здесь... Взрослые и то, бывает, не выдерживают.

— Трус он, вот кто! — сказал Ваня. — Дезертир.

— А ты злой... И глаза у тебя нехорошие.

— Не надо мне твоей вшивой ряпушки, — обозлился Ваня и оттолкнулся от карбаса. — И окуней мне не надо... Мы каждый день на острове уху из сигов едим.

— В сетку-то и дурак поймает...

— Сама ты дура! И глаза у тебя глупые, как у куклы.

— Правильно сделал твой приятель, что сбежал, — невозмутимо сказала Элла. — С таким злюкой за одним столом-то сидеть противно... А кто других людей дураками обзывает, сам не очень-то умный.

— Если бы ты не была девчонка, я сейчас бы залез в твою дырявую лоханку и...

— Залезь, — спокойно сказала Элла. Если бы она тоже разозлилась и стала обзываться, Ване не так бы было обидно, но девчонка невозмутимо сидела в лодке и смотрела на поплавки. Ваня решил, что вот сейчас смотает удочки и проплывет под носом у нее, прямо по поплавкам. Специально распугает всю рыбу. Подумаешь, цаца с удочкой!

— С сопливыми девчонками я не дерусь, — проворчал он, желая, чтобы последнее слово было за ним.

— Если бы ты сунул свой толстый глупый нос в мою лодку, я бы тебя как миленького выкупала.

— Есть такая пословица: не тронь...

— Плыви-плыви, тебя никто не звал сюда!

— Извини, хозяйка Медной горы, я не знал, что это твое озеро, — ядовито заметил Ваня. — Может быть, оно называется Эллозеро?

В этот момент налетел порыв ветра и сорвал с Ваниной головы кепку. Он успел ее подхватить. Девчонка посмотрела на небо, потом на озеро и сказала:

— Я тебе советую плыть к нашему берегу.

— Обойдусь, — буркнул Ваня.

Небо, оно только что было голубое и чистое, вдруг побледнело, а потом посерело. Из-за горизонта, будто летающие тарелки, неслись плоские округлые облака. Вслед за ними, толкаясь, наползая друг на друга, торопились короткие, тупорылые тучи. Тревожно закричали чайки. Лишь те, что сидели на камнях, пока помалкивали. Тихое до сей поры Вялозеро как-то незаметно пришло в движение. Сначала наперегонки с облаками к гряде весело побежали маленькие сиреневые волны. Но уже видно было, как вдали озеро вдруг сразу все заходило ходуном. Порывы ветра становились все сильнее, в лицо ударяли мелкие брызги. Вода у камней ожила, зашевелилась.

Не рассердись Ваня так на девчонку (а она, как говорится, наступила на больную мозоль: Ваня и сам понимал, что в ссоре с Андреем он, пожалуй, больше виноват), он ни за что не поплыл бы к острову. Хотя еще и не видел Вялозеро во всей его штормовой красе, было ясно, что путешествие предстоит рискованное. Лодка слишком легкая, а волны будут высокие.

Но Ваня уже закусил удила. Злясь на девчонку и на себя, что не смог сдержаться, он даже не стал сматывать леску — бросил удочку на дно и взмахнул веслами. Лодка послушно скользнула вперед. С удовлетворением отметив, что весла уходят в неспокойную воду без всплеска, а лодка с каждым взмахом двигается быстрее, Ваня почувствовал себя увереннее. Он знал, что девчонка наблюдает за ним.

Когда Ваня отплыл метров на пятьдесят, девчонка поднялась и, сложив ладошки рупором, закричала:

— Греби к нашему берегу-у! Слышишь, к берегу-у! До острова не доплыве-ешь! Опрокине-ет!

Ваня даже не посмотрел в ее сторону. Подумаешь, ветер поднялся, заштормило! Ну покачает маленько, велика беда...

Но он, оказывается, совсем не знал Вялозера. Вокруг засвистело, застонало, на лицо будто кто-то тугую подушку положил, даже дыхание перехватило, а глаза застлало слезами. Лодка сама по себе круто развернулась, причем так быстро и неожиданно, что чуть весла из рук не вырвались. Ваня глянул вперед и обомлел: прямо на него катились огромные валы с белыми развевающимися на ветру гребнями. От них отлетали и растворялись в воздухе клочья пены. Вместе с волнами нарастал тревожный мощный гул. В следующий момент Ваня взглянул в ту сторону, где осталась девчонка, но тоже увидел валы. И между этими двумя стенами воды, будто в ущелье, оказался он на своей лодке. Гряду словно кошка языком слизнула. Ни одного камня не видно. Весла вдруг замолотили по воздуху, лодку завертело, закрутило. Она то проваливалась куда-то вниз, и у мальчишки замирало сердце, то взлетала вверх. Волна обдала его с ног до головы, и лодка сразу стала не такой верткой. Ваня перестал ориентироваться. Кругом грохочущая вода и летящее над головой серое небо.

Лодка норовистым козлом еще пыталась прыгать но волнам. Ваня бросил весла на залитое водой дно, — бесполезно и пытаться грести. Лодка повернулась боком к волне, и Ваня, еще толком не успев сообразить, что произошло, оказался в жгучей, холодной воде. Вода сомкнулась над головой, заломило в ушах. Выплыв на поверхность, он увидел скользкое серое днище своей лодки. В пазах чернела смола. Одно весло щукой пронеслось мимо самого носа и исчезло. Одежда намокла, стала тянуть вниз. И тогда он закричал. Причем каким-то тонким незнакомым голосом. Он даже не подозревал, что может так кричать. Впрочем, из-за свиста ветра и шума волн он сам-то себя еле услышал. Но все равно этот смертельно-тоскливый крик запомнился на всю жизнь. Тяжелые резиновые сапоги казались гирями, брезентовая куртка стала картонно-жесткой и стесняла движения. Спасательный пояс из пенопласта, на котором он сидел, белел на колыхающихся вдалеке волнах. Нечего было и думать за ним гнаться... Вспомнилось, Виктор Викторович говорил, что пояс всегда нужно привязывать бечевкой хотя бы к петле куртки... Щедро плеснуло в лицо, он закашлялся, наглотавшись воды. Больше он не кричал. Изо всех сил, работая руками и ногами, старался удержаться на поверхности. Чувствовал, что его все ближе относит к берегу. Было слышно, как волны с грохотом разбивались о сушу. Но он знал, что не доплывет. Попробовал сбросить с ног сапоги-гири, но лишь снова наглотался воды. Силы убывали. Злые, горячие слезы текли из глаз. Несколько раз до него донесся далекий тревожный крик, скомканный ветром, но он уже не мог повернуть оцепеневшей шеей. И тут послышался негромкий стук мотора. Прямо перед ним вырос просмоленный бок карбаса. Всего в каких-то двух метрах. Элла, с развевающимися на ветру золотистыми волосами и хлопающей за спиной косынкой, протягивала ему тонкую мокрую руку...

До самого берега они не произнесли ни слова. Ваня с трудом стащил резиновые сапоги и вылил из них воду. Карбас колоколом гудел от свирепых ударов волн, но шел точно в том направлении, куда правила девчонка. Платок ее улетел, когда она помогала Ване взбираться в высокий карбас. Ветер швырял девчонке в глаза длинные пряди волос, она то и дело одной рукой отбрасывала их. Другой — крепко держала кривой железный прут, заменявший румпель.

На берегу их ждал высокий человек в брезентовой куртке, подпоясанной широким ремнем с медной пряжкой. Как только карбас ткнулся носом в песчаный берег, человек ухватился за него и еще дальше вытащил на отмель. Потом будто котенка сгреб мокрого дрожащего Ваню и поставил на землю. Сверху вниз посмотрел на него, усмехнулся:

— Выкупался, молодец? На нашем озере это не диво. Моли бога, что дочка у меня такая проворная, я бы уже не успел до тебя добраться.

— Это Ваня, — сказала Элла. — Он с острова приплыл, папа.

— Лодка-то моя утонула, — первое, что сказал Ваня, выйдя на берег.

— Гляди, какой шустряк! — удивился человек. — Чуть в гости к ракам не угодил, а про лодку помнит... Бегом в сторожку! Там печь затоплена, погрейся, обсушись.

Элла взяла Ваню за руку и как маленького повела вверх по узкой тропинке, где виднелась небольшая серая избушка, похожая на ту, в которой они жили на острове. Из круглой железной трубы валил дым. Ветер тут же подхватывал его и, разодрав на клочки, развешивал на колючие лапы елей.

— Мой папа сплавщик, — сказала Элла. — Собирает прибитые к берегам хлысты, связывает, а потом приходит катер и забирает их.

Ваня не ответил. Он вдруг почувствовал, что смертельно устал. Хотя и был босиком, казалось, к каждой ноге привязано по пуду. Глаза слипались. Так бы и упал грудью на эту твердую землю и прямо в мокрой одежде заснул...

— Отпусти, я сам, — вырвал руку Ваня. — В детском садике и то никого за руку не держал.

Элла взглянула на него и прикрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться.

— Ты чего? — подозрительно спросил Ваня.

— У тебя окунь в ухе!

Ваня машинально поднял руку и пощупал ухо.

— Смешной ты... — громко рассмеялась девчонка.



К вечеру лодку прибило к берегу. Она так и вылезла на прибрежный песок днищем кверху. Какой-то противный моллюск уже прилепился к доске. Обрадованный Ваня обошел весь берег в надежде найти и весла, но, кроме бревен, ничего не увидел. Отец Эллы бродил по берегу в высоких резиновых сапогах, сталкивал бревна багром снова в воду и там связывал просмоленными канатами в плоты.

Ваня обсушился у печки. Пришлось все снимать с себя, отжимать и развешивать. Элла специально веревку протянула от стены до стены. Сделанная из железной бочки печка топилась жарко, и часа через полтора все высохло, даже сапоги. За окном завывал ветер, шумело озеро, в стекла хлестко ударяли крупные дождевые капли, скрипели, раскачиваясь, деревья, а в избушке тепло и сухо. Пахнет свежим хлебом, вяленой рыбой и березовым веником. Ваню разморило и с новой силой стало клонить в сон. Он клюнул и чуть не обжег нос о трубу. Взяв с топчана старенькое одеяло, завернулся в него и, прислонившись спиной к ящику с канатом, сразу же провалился в тяжелый, глубокий сон.

Разбудила Элла. Пока Ваня сушился, она помогала отцу вязать бревна, а теперь вот пришла проведать. Молча поставила на стол котелок с застывшей, как холодец, ухой, нарезала хлеб, положила деревянную ложку и головку чесноку.

— Не обессудь, — насмешливо заметила она, — сигов мы еще не наловили...

Ваня, моргая со сна, смотрел на нее. Одеяло сползло с плеч, и он натянул его. С трудом сообразил, где он и что с ним произошло. Элла подбросила в едва теплившуюся печку дров. На загорелых коленках девчонки свежие царапины. Если бы не Элла... Ваня даже плечами передернул, представив на миг, что бы тогда было...

— Кажется, я заснул, — сказал он.

— Кажется! — фыркнула девчонка. — Ты спал два часа. Чуть одеяло не сжег. Из печки выкатился уголек и прямо тебе на колени. Видишь, дырка? Мог бы и сам сгореть... — Элла рассмеялась. — Как говорится, из огня да в полымя.

— Из воды в огонь, — поправил Ваня. — И ты потушила... этот пожар?

— Из кружки плеснула, ты даже не пошевелился.

— Выходит, ты меня уже два раза спасла?

— А ты все считай, — опять засмеялась девчонка.

— А это что такое? — спросил Ваня, кивая на лавку.

Элла спокойно взяла за хвост блестящую змею и обмотала вокруг руки.

— Змея.

— Змеиная шкура, — сообразил Ваня. — Отдай мне.

— Этого добра у нас хватает, — улыбнулась Элла. — Забирай!

— Действительно, я попал в избушку на курьих ножках, — сказал Ваня. — «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит...» Русалка — это ты.

— Будешь обзываться — не дам компота.

— Ты была в Ленинграде? — помолчав, спросил он.

— В Кандалакше была, в Мурманске, а в Ленинграде — нет, — ответила Элла.

— Если приедешь, я тебе весь город покажу, — сказал Ваня. — Запиши мой адрес.

— Не в последний, наверное, раз видимся. Ты ешь, уха-то двойная... Видишь, сама застыла.

Уха была великолепная. Ваня съел все, что было в котелке. На второе Элла подала подогретую на печке картошку с жареной рыбой. Ваня и это съел с удовольствием. Черствую корку хлеба он старательно натирал крепким пахучим чесноком и посыпал солью, как научил его Виктор Викторович. На третье девчонка налила в стакан из жестянки консервированный компот из слив.

— Обязательно приезжай, — сказал Ваня. — Будешь жить у нас, квартира большая.

— Здесь останешься ночевать или на остров отвезти?

— Наверное, уже волнуются, — сказал Ваня.

Элла быстро убрала со стола, вымыла в большой эмалированной миске посуду. Ваня все насухо вытер полотенцем. Элла подобрела и весело посматривала на него. Да и Ваня никак не мог взять в толк: с чего это он тогда взъелся на такую хорошую девчонку?

— Ты далеко отсюда живешь? — спросил он, застегивая куртку.

— В Вильмаламбине. Это на другой стороне озера. Ваши приезжают в наш поселок в бане мыться.

— Я ни разу не был.

— Каждую субботу на машине приезжают. Как закон.

— Ладно, в следующий раз и я приеду...

Они вышли из дома. Глядя на озеро, трудно было поверить, что была буря. Ровная зеркальная гладь раскинулась кругом. Ни одной морщинки. Редкие облака отражались в воде. Закатившееся за остров солнце подкрасило их в желто-розовый цвет. Отсюда Сень-гора видна как на ладони. У подножия растут сосны и ели, выше — березы, осины. Меж деревьев разбросаны гранитные обломки. Чем круче Сень-гора, тем меньше деревьев. Недостает им сил вскарабкаться на этакую крутизну. Лишь кустарник да зеленые мхи добрались до самого верха. Над вершиной неподвижно застыла огромная сизая воронка. Широкая горловина направлена в небо, а сужающийся книзу конец воткнулся в самую маковку горы. Уж не этот ли смерч свирепствовал днем над Вялозером? А сейчас, опустошенный, поблекший, успокоился и остановился передохнуть над красавицей Сень-горой.

— Никогда такого не видел, — кивнул Ваня на гигантскую воронку.

— Я тоже, — призналась Элла и, помолчав, спросила: — Почему ты назвал меня хозяйкой Медной горы? Кроме Сень-горы, тут близко и гор-то больше нет.

— Ты разве не читала «Малахитовую шкатулку» Бажова? — удивился Ваня.

— Не читала.

— Ладно, я тебе из Ленинграда пришлю, — пообещал Ваня. — Книга — закачаешься.

— Я в библиотеке возьму, — сказала Элла. — Если только она там есть. У нас маленькая библиотека.

Андрей Степанович — отец Эллы — сам привязал Ванину лодку к карбасу. К своему удивлению и радости, мальчишка увидел на дне лодки два только что вытесанных топором весла.

— Спасибо, — поблагодарил Ваня.

— С Вялозером, парнишка, шутки плохи, — сказал сплавщик. — На такой лодочке далеко от берега больше не рискуй выходить. На этот раз повезло, а в другой раз — кто знает...

Ваня думал, что Андрей Степанович заберется в карбас и поплывет с ними, но он только встряхнул канистру со смесью и, подождав, когда они усядутся, оттолкнул карбас от берега. Элла завела мотор и взялась за кривую железяку.

— Погоди! — вспомнил Ваня. — Я забыл захватить змеиную шкуру.

— Зачем она тебе?

— Девчонок в школе буду пугать...

Элла пожала плечами и передвинула какую-то железку: негромко квохтавший мотор заглох.

— Что еще? — спросил Андрей Степанович. — Забыли чего?

— Ага, — сказал Ваня, выскакивая из лодки.

Он сбегал в избушку и, схватив скользкую шкурку, запихал в карман. Вернувшись, уселся на свое место.

— Тут змей много, — сказала Элла. — Меня уже два раза кусали.

— И... ничего?

— Как видишь... Один раз рука стала как полено, а потом прошла.

— Наши девчонки умрут со страху, когда я им эту шкуру покажу, — улыбнулся Ваня.

Карбас, таща на буксире лодку, ходко пошел на плес. Позади, на зеркальной глади озера, образовалась жирно поблескивающая полоса взбаламученной винтом воды. Будто гигантский плуг прошел по озеру. Из-за острова вымахнула чайка и низко полетела за лодкой. Элла достала из кармана голубой куртки кусок хлеба, отщипнула и бросила. Чайка красиво спикировала и, едва коснувшись воды, ловко схватила хлеб.

На берегу стали собираться люди. Издали их трудно было узнать. Все смотрели на приближающуюся лодку. Ваня заерзал на месте, помрачнел. Лучше бы причалить тихо, без публики... Когда карбас с шорохом вполз на беpeг, Ваня не поверил своим глазам: у самой воды вместе со всеми стояли Андрей Пирожков и Саня из Умбы. Если взрослые старались сохранить серьезный вид, то Андрей и Саня широко улыбались.

— Ну, Ваня, не ожидала я от тебя такого! — бросилась к нему Валентина Гавриловна, начальник экспедиции. — Где ты был? Почему твоя лодка на буксире?

— Где же все-таки был? — непривычно сухо спросил Виктор Викторович. — Я пол-озера обшарил — не нашел тебя.

— Удил рыбу, тут как задует... — сбивчиво начал Ваня. — Ну, я... это...

— Гляди-ка, Элка! — первым заметил притихшую в лодке девчонку Санька. — Чего ты тут делаешь?

— Когда начался шторм, Ваня переждал на берегу, — коротко объяснила Элла. — Мы с папой там плоты из бревен вяжем.

— А мы чего уж не передумали... — сказала Валентина Гавриловна. — Никого не предупредил, сел на лодку — и до свиданья. Разве так можно?

— Здравствуй, Саня, — сказала Элла и, выбравшись из лодки, по-взрослому подала ему руку.

— Я думал, ты, Андрюха, давно в Ленинграде, — сказал ошарашенный Ваня. Он все еще не мог прийти в себя от изумления. — А ты вон где — на острове!

— Нас Виктор Викторович, когда тебя разыскивал, захватил из Вильмаламбины... — сообщил Андрей. — У Сани там родственники. Мы еще вчера приехали из Умбы с дядей Кузьмой.

— Элка — моя двоюродная сестра, — сообщил Саня.

Виктор Викторович подошел к лодке, достал весла, посмотрел их и, усмехнувшись, положил на место. Ваня настороженно наблюдал за ним: сейчас спросит, где пояс, удочки, но студент спросил о другом:

— Веселая была у тебя, Мельников, рыбалка?

— Какое уж тут веселье.

— А мне сдается, надолго запомнишь ты сегодняшний день, — без улыбки сказал Виктор Викторович. — Отчитывать и пилить я тебя не буду, да, пожалуй, и не за что, тем более ты теперь сам близко познакомился с настоящим Вялозером. И, надеюсь, сделал соответствующие выводы? По крайней мере, усвоил хотя бы одну прописную истину: не зная броду, не суйся в воду.

— Это точно, — сказал Ваня. — Больше не сунусь.

— Вот и великолепно!

Подошли Андрей, Санька, Валентина Гавриловна.

— Где же твоя рыба, рыбак?

— Там, где я ловил, берет только на ряпушку, — сказал Ваня. — Не верите — спросите у Эллы.



В такой бане мальчишки еще никогда не мылись. Кругом одно дерево. Две гигантские бочки в два человеческих роста с горячей и холодной водой, деревянные скамьи, деревянные шайки. Даже ручки на дверях были деревянные. В бане крепкий парной дух с примесью разопревшего дерева и березового веника. Ваня и Андрей поначалу вместе со взрослыми забрались на горячий полок в парную, но долго выдержать там не смогли.

Раскрасневшиеся, с мокрыми волосами, мальчишки выскочили в предбанник и наконец-то свободно вздохнули.

— Как это люди могут на полке сидеть и изо всей мочи хлестать себя веником? — сказал Андрей. — Видел, один старик был в зимней шапке? Зачем это?

— Чтобы голова от жара не треснула, — даже не улыбнувшись, объяснил Ваня.

Напротив, на лужайке, стояла машина, которая привезла мужчин в баню. Мальчишки с Виктором Викторовичем приплыли на лодке. Кстати, по озеру ближе до Вильмаламбины, чем по дороге.

— Здравствуйте! — услышали они знакомый голос. — С легким паром.

На тропинке, спускающейся к неширокой речке, стояла Элла. Сегодня она была в светлом ситцевом платье с черным ремнем на талии и шароварах. На ногах босоножки.

— Спасибо, — вежливо ответил Андрей, во все глаза глядя на девочку. Там, на острове, он как-то не обратил на нее внимания. Пока разговаривал с Ваней, девчонка запустила мотор и уплыла. Он ее толком и не разглядел тогда.

— Наша баня своим паром на всю округу славится, — сказала Элла. — Даже геологи приезжают сюда за сто километров попариться.

— Мы не паримся, — сказал Ваня.

— А баня, конечно, хорошая, — согласился Андрей. — Кто в ней толк понимает.

— Что это мы все про баню, — сказала Элла. — Хотите, я покажу вам мой Белый город?

— Твой? — недоверчиво переспросил Ваня.

— Мой, — сказала Элла. — Там никого, кроме меня, не бывает.

— Покажи Белый город! — загорелся Андрей.

— Ты так смотришь на меня, будто проглотить хочешь, — с улыбкой сказала Элла. — А может, я испачкалась?

— Я всегда так смотрю, — смутился Андрей, — спроси у Вани.

— Не знаю, не знаю, как ты на кого смотришь, — сказал Ваня. — Мне это ни к чему.

Элла отвела с глаз светлую прядь и улыбнулась. Шрам на скуле сразу сделался маленьким, чуть заметным, а на подбородке обозначилась ямочка. Элла хотя и была примерно одного роста с ними, но выглядела взрослее. Андрей хотел спросить, в какой она класс перешла, но не решился. Элла совсем была не похожа на девчонок из их класса. И разговаривала как-то интересно. Не по-девчоночьи.

— А где этот таинственный город? — спросил Ваня.

— Я отвезу вас туда на лодке, — сказала Элла. — Поплыли?

— Я только скажу Виктору Викторовичу, чтобы нас не искали. — Ваня передал сверток с бельем Андрею и побежал в баню.

— Белый город... — сказал Андрей. — Почему белый?

— Увидишь. — Элла подняла на него большие темные глаза: — Вот сейчас ты смотришь нормально.

— Ну и выдумщица ты! — Андрей никак не мог привыкнуть к ее такой откровенной манере разговаривать. — Как скажешь — хоть стой, хоть падай!

— Чего это у тебя уши оттопыренные? Наверное, шапку на ушах носишь?

Покрасневший Андрей не успел ответить: прибежал запыхавшийся Ваня.

— Все в порядке, — сообщил он. — Иван Николаевич сидит в предбаннике и рот, как окунь, раскрывает. Пересидел его Виктор Викторович в парной. И того старика в шапке. Чемпион!

Дома в Вильмаламбине крепкие, большие. К озеру спускаются огороды. На грядках капуста, морковь, лук. На пригорке магазин с высоким крыльцом. У одной стены до самой крыши навалены деревянные ящики. Под застрехами многих домов натянуты веревки: вялятся сиги, плотва, окуни. Рыба выпотрошена, в брюхо вставлены деревянные палочки, чтобы скорее провяливалась, — так объяснила мальчишкам Элла.

По пути она заскочила в свой дом и вынесла глиняный жбан с хлебным квасом. Ваня и Андрей с наслаждением по нескольку раз приложились к жбану. Золотистый прохладный квас тек по губам, подбородку.

— Вот это квасок!—похвалил Андрей.—Мать делала?

— У меня матери нет, — просто сказала Элла. — Мы живем вдвоем с папой.

— А где же...

— Спасибо, — перебил приятеля Ваня. — Потрясающий квас!

— Хотите, еще принесу? — предложила Элла.

— Лопнем, — сказал Андрей.

Дом Эллы стоял на берегу озера. Через огород спускалась тропинка к причалу. Там покачивались привязанные к бую карбас и плоскодонка. Прямо из воды поднимался квадратный деревянный сруб.

— Гляди, колодец! — удивился Андрей. — Зачем же в озере колодец?

— Это садок, — объяснила Элла. — Там у нас всегда живая рыба: окуни, щуки, хариусы.

Она подошла к садку, взяла лежавший тут же подсачник на длинной ручке и вытащила окуня и щуку. Рыбины изогнулись в подсачнике, окунь растопырил колючие плавники. Элла снова пустила их в садок.

— И много их там? — поинтересовался Ваня.

— Не считала, — улыбнулась Элла.

— Ты ловила когда-нибудь вот таких щук? — развел руки Андрей.

— Ловила, — ответила Элла. — На жерлицу.

— А таких? — еще больше развел в стороны руки

Андрей.

— У меня есть щука почти с тебя ростом, — сказала Элла.

— В садке? — спросил Ваня.

— Может быть, я вам ее покажу, — пообещала Элла. — Кроме меня, ее никто еще не видел.

— Фантастика! — сказал Андрей.

Мальчишки забрались в карбас. Элла отвязала канат и, оттолкнувшись от дна длинным веслом, развернула лодку носом в сторону плеса. Крутнула ногой несколько раз педаль стартера, мотор негромко и добродушно заурчал.

— Можно, я сяду за руль? — попросил Андрей.

Элла молча уступила свое место. Сияющий Андрей

уселся на корму и взялся за кривую железяку.

— Резко не поворачивай, — предупредил ревниво наблюдавший за ним Ваня, — опрокинемся.

— Что я, в первый раз? — усмехнулся Андрей. — Если мне память не изменяет, то опрокинул нас на Неве...

— Прямо по носу топляк, — сказал Ваня.



Это был, конечно, не город — обыкновенный рыбацкий хутор. Назывался он Белозерск. Дома еще крепкие, каждое крыльцо чисто вымыто дождем и подметено ветром. В скобы дверей вставлены почерневшие палки. Так деревенский хозяин, уходя на работу, закрывает свой дом до вечера. На некоторых окнах белеют занавески. На вешалах у воды трепыхаются обрывки старых сетей. В ячейках какие-то маленькие паучки свили паутину. Одиноко стоит магазин с закрытыми ставнями, а сразу за ним до половины забрались в воду две баньки. Белый катер с рубкой очутился в заросшем лопухами огороде. Видно, давно еще могучая волна будто щепку выбросила его на берег, да так и оставила здесь доживать свой век пенсионером. Небольшие, непохожие на морских, чайки поселились на хуторе. Они летали у берега, разгуливали по улице, дремали на крышах.

Кроме чаек, здесь ни души. Жуткая прозрачная пустота и тишина. Лишь слышно, как на зеленом травянистом пригорке шумят, поскрипывают приземистые сосны да посвистывает ветер в чердачных окошках. Андрей и Ваня, привыкшие к большому, шумному городу, особенно остро чувствовали эту гнетущую тишину и запустение. В лесу тоже не шумно, но там на каждом шагу ощущается биение жизни, здесь же — медленное умирание. Один заколоченный дом вызывает грусть, а здесь их — около двух десятков. Белый мертвый хутор.

— Куда же люди подевались? — тихо спросил Андрей. — В первый раз вижу дома без людей.

— Тут даже мышей-тараканов нет, — сказал Ваня.

— А комары есть, — заметил Андрей, прихлопывая сразу несколько штук, атаковавших его.

Элла рассказала, что несколько лет назад неожиданно повысился уровень воды в озере и затопил хутор. Прекратилось всякое сообщение с районом. Люди ездили в магазин и друг к другу в гости на лодках. С полгода пожили они так, а потом совсем уехали. Говорят, через десять лет уровень опять понизится, и тогда здесь снова можно будет жить, а пока тут мертвое царство.

— Летом, в июле, я сюда часто приезжаю, — сказала Элла. — Лишь в июле воды не бывает в поселке. Хотите, покажу мой дом?

Она привела их к небольшому домику с тюлевыми занавесками на окнах. Крыльцо до половины облеплено засохшей тиной. Это весеннее половодье оставило свой след. И другие дома до третьего венца в побуревшей тине. Дверь с тягучим скрипом отворилась, и они вошли в сумрачные, с сырым запахом сени. Крыша в нескольких местах просвечивала. На длинной скамейке вдоль стены — ведра, жестяные банки и даже заржавевший керогаз. Цинковое корыто тускло блеснуло в углу. В комнате обжитой вид: застланный чистой скатертью квадратный стол у окна, пестрые домотканые половики на полу, кушетка с прибитым над ней простым ковриком. На стенах много прикноплено рисунков карандашом и красками. На них изображено озеро, мертвый поселок, белый катер, согнувшиеся от ветра сосны на пригорке, вялившаяся на веревке крупная рыба. И ни одного человека не было на рисунках.

— Это ты все нарисовала? — спросил Ваня, внимательно разглядывая рисунки.

— Плохо, да?

— Да нет, ничего.

— Ничего, — фыркнул Андрей. — Нам с тобой так в жизнь не нарисовать!

— Мне нравится, — сказал Ваня.

— Подари мне один на память, — попросил Андрей.

— Ты серьезно? — спросила Элла. — Бери любой.

— Я тоже возьму, — сказал Ваня. — Вон тот, где катер.

— Мне нравится мой Белый город, — сказала Элла. — Я однажды два дня здесь прожила. Началась буря, волны прыгали в окна домов... Озеро и я. Больше никого. Да еще чайки кричали.

— А отец? — спросил Андрей. — Отпустил тебя одну?

— Он был на острове... И потом он знает, что со мной ничего не случится.

— Нам бы таких родителей, — усмехнулся Ваня.

— Я ведь здесь родилась, — сказала Элла.

— А где ты спала? — спросил Ваня. — Ведь был потоп?

— На чердаке есть раскладушка и рваный тулуп.

— А это... привидений ты не боишься? — спросил Андрей.

— В Белом городе нечистая сила не водится, — сказала Элла.

— Нарисуй нас, — помолчав, предложил Андрей.

— Я людей не умею. И потом... я рисую для себя. Эти рисунки никто не видел. Только вы.

— А стихи ты не сочиняешь? — спросил Андрей. — Про природу?

Элла посмотрела на него и не сразу ответила.

— Я вас привезла сюда потому... что вы из Ленинграда. И еще, я не люблю, когда надо мной смеются.

— Я и не думал смеяться, — горячо сказал Андрей. — Просто я почему-то подумал, что ты и стихи сочиняешь. Про природу... Я и сам один раз попробовал...

— Наизусть помню его гениальные стихи, — сказал Ваня. — Слушай... «Туру-туру-туру-туру, мы идем на физкультуру...» Андрюша решил, что это новое слово в поэзии, и... послал их в «Пионерскую правду»... Что тебе ответили, Андрюша?

— Зачем ты такую чепуху в газету послал? — спросила Элла.

— Для юмора.

— Ты думаешь, там, в «Пионерской правде», им делать нечего?

— Об этом ему и написали, — ввернул Ваня. — На бланке.

— А тебе лишь бы подковырнуть товарища, — неодобрительно взглянула на него Элла.

— Что, получил? — рассмеялся Андрей.

Элла вышла в сени и вернулась с ведром и тряпкой. Половики ногами отодвинула к порогу.

— Вы, пожалуйста, не смейтесь надо мной, — сказала она. — Я сейчас буду полы мыть.

— Это еще зачем? — удивился Ваня. — Тут ведь никто не живет.

— Тут живут пыль и плесень. Неделю всего я здесь не была, а поглядите, сколько пыли. — Она провела указательным пальцем по буфету — палец стал серым, а на буфете образовалась полоса. — А там, под окном, плесень, видите?

— Это называется мартышкин труд, — сказал Ваня. — Ты стираешь пыль, моешь полы и уезжаешь, а потом через неделю заявляешься сюда, и все надо начинать по новой.

— Зачем мыть полы, если тут нет людей? — пожал плечами и Андрей.

— А вы разве не люди? Неужели вам приятно видеть эту грязь?

— Мы сейчас уйдем.

— Уходите, а я буду мыть.

— Все понятно, — усмехнулся Ваня. — В этом доме живут привидения.

— Чистоплотные привидения, — прибавил Андрей.

Помочив тряпку в воде, она нагнулась и стала мыть

пол. Мальчишки озадаченно смотрели на нее. Им почему-то стало неловко.

— Ну идите же!

Мальчишки вышли на крыльцо.

— Чего это она вздумала? — спросил Ваня.

— Может, это ее хобби.

— Моя мать тоже любит посуду мыть. Берет из серванта чистую и заново перемывает. Говорит, что это здорово нервы успокаивает.

— Неудобно все-таки — человек работает, а мы сидим, — сказал Андрей. — Давай хоть половики выколотим?

— Давай.

Когда они вошли, Элла обернулась и одернула подоткнутое спереди платье.

— Комары? — спросила она. Полкомнаты уже было вымыто, крашеные половицы влажно блестели.

— Наверное, в половиках пуд пыли, — сказал Андрей, сграбастывая пестрый ворох.

— Чтобы привидения ножки не запачкали... — ухмыльнулся Ваня и поднял с пола второй половик.

На лужайке каждый взялся за свой конец и. одновременно взмахнули. Раздался громкий хлопок, поднялась пыль. Это им понравилось. Второй хлопок получился еще громче, а на третий раз половик с треском лопнул как раз посередине.

— Ничего, — сказал Андрей. — Был один — стало два.

Элла вымыла сени, крыльцо, хотя оно и без того было чистое. Мальчишки приносили воду. Тряпку девочка выжала и повесила на перекладину. Остатки из ведра выплеснула на заросшую бурьяном грядку.

— Мне понравилось наводить порядок в твоем Белом городе, — сказал Андрей. — Давайте так по порядку и будем мыть полы во всех домах!

— Хотите, покажу вам мою тетю Катю, — не обратив внимания на его слова, предложила Элла. — Ваня, принеси, пожалуйста, из лодки садок, он на корме, рядом с черпаком.

— Тетя Катя — это говорящая ворона? — спросил Андрей. — Или скворец?

— Нет, — улыбнулась Элла. Зубы у нее ровные, белые. На щеке, чуть повыше шрама, родинка.

— Тетя Катя — это бездомная киса, — сказал Ваня и похлопал по цинковому садку. — Мы ей живую рыбку привезли.

Элла отрицательно покачала головой.

— Тетя Катя... — повторил Андрей. — Дикая коза?

— Белка?

— Белки рыбу не едят, — заметил Андрей.

— Крыса?

— Мышь?

— Обезьяна? Крокодил? Гиппопотам?

— Не старайтесь, все равно не угадаете, — рассмеялась Элла.

Тетей Катей оказалась огромная темно-зеленая щука. Жила она в небольшом пруду. Когда выглядывало солнце, неглубокий пруд просвечивал до самого дна. Щука неподвижно стояла на одном месте — возле черной коряги — и, наверное, отчаянно скучала. Кроме нее, в неприветливом пустом пруду никого не было. Даже водоросли не росли. Еще издалека увидев Эллу с белым садком, тетя Катя, не пошевелив даже плавником, бесшумно и стремительно, будто торпеда, отошла от коряги и остановилась в тени от дерева посередине пруда. Длинная хищная пасть чуть приоткрылась, показав великое множество зубов, и снова захлопнулась. Казалось, тетя Катя улыбнулась девчонке.

— Здравствуй, тетя Катя! — серьезно сказала Элла и достала из садка плотвицу. Щука с интересом следила за ней. И взгляд ее круглых темных глаз был осмысленным.

— Я еще таких не видел! — восхищенно ахнул Андрей. — Царица!

— Эх, не взяли спиннинг... — сокрушенно покачал головой Ваня. — Так ее разве поймаешь?

Элла взглянула на них, и лицо ее снова стало замкнутым.

— Мой дядя плавает машинистом на торговом пароходе, — сказала она. — В прошлом году был в одном американском портовом городе и зашел в зоопарк. Над одной закрытой клеткой надпись: «Самый страшный хищник на земле!» Дядя заплатил деньги и вошел в отдельное помещение. Ему хотелось посмотреть на этого ужасного хищника... И кого, вы думаете, он там увидел?

— Льва, конечно, — не раздумывая, ответил Андрей. — Или тигра?

Ваня промолчал.

— Он увидел себя в зеркале... Оказывается, самый страшный хищник на земле — это человек.

— Американцы всегда что-нибудь выдумают, — смутился Андрей.

— Щука тоже хищник, — сказал Ваня.

— Тетя Катя живет здесь с весеннего паводка, когда был нерест. Вода ушла, а она осталась в этой луже...

С весны она не съела и трех десятков рыбин. Иногда по неделе ничего в рот не берет.

— А на вид совсем не дистрофик, — заметил Андрей.

— Щука ест только больную или покалеченную рыбу, — сказала Элла. — Вот смотрите, я сначала брошу здоровую, а потом чуть живую.

Элла бросила в пруд плотвицу. Серебристая рыбка молнией юркнула в тень от дерева. Тетя Катя и глазом не повела. В пруд полетела полудохлая рыбешка. Перевернувшись набок, она всплыла наверх. Щука не спеша подплыла к ней и, чуть не зацепив плавником, прошла мимо.

— Даже больную не взяла, — сказала Элла. — Неделю ничего не ела. Скучает она. Привыкла жить в озере, а тут —- как в тюрьме.

— Давайте ее снова пустим в озеро? — предложил Ваня.

— Я хотела, да ее разве поймаешь.

— Вычерпаем воду из пруда, — сказал Андрей. — Два дня работы.

— Ты иногда как-то странно говоришь, — сказала Элла. — То ли нарочно, то ли всерьез?

— Другого выхода не вижу, — буркнул Андрей. — Придумайте что-нибудь пооригинальнее.

— Сейчас мы ее, голубушку, заарканим! — Ваня бегом бросился к лодке и вернулся с удочкой. Достал из садка маленькую плотвицу и пропустил через жабры крючок. Раз десять подводил он рыбку к самому носу щуки, и та наконец не выдержала и схватила. Немного подождав, Ваня резко подсек и вместе с удилищем стал пятиться от пруда. Тонкая жилка натянулась. Против их ожидания щука спокойно позволила себя вытащить из воды и лишь на суше, завращав глазами, выгнулась толстой дугой и забила скользким хвостом. Рыбка с крючком сама вылетела у нее изо рта. Ребята завернули тяжеленную щуку в Ванину куртку и бегом потащили к озеру. Это метров сто. Прежде чем пустить ее в воду, Ваня кончиком перочинного ножа осторожно нацарапал на окостеневшем щучьем носу одно слово: «Элла». Тетя Катя спокойно выдержала эту процедуру и даже не сделала попытки цапнуть мальчишку за руку.

— Мы перекрестили ее в Эллу, — сказал Ваня. — Ну, плыви, Элла...

Они осторожно пустили щуку в мелкую воду. Бывшая тетя Катя, а отныне — Элла некоторое время стояла на одном месте, словно не веря такому счастью. Ваня вошел в воду и продвинул щуку на более глубокое место. Элла шевельнула хвостом и стремительно рванулась вперед. Снова остановилась, немного развернулась в их сторону, раскрыла и закрыла зубастую пасть, будто поблагодарила, и, чиркнув по поверхности плавником, в последний раз блеснув желтым змеиным брюхом, красиво ушла в синюю глубину.

— Расскажи кому-нибудь, что я держал в руках полупудовую щуку — не поверят, — сказал Ваня.

— А ты не рассказывай таким людям, которые тебе не верят, — сказала Элла.

— Я думал — только ловить приятно, — философски заметил Андрей. — А оказывается, выпускать на волю в тыщу раз приятнее.

— Прощай, тетя Катя, — сказала Элла, задумчиво глядя на озеро.

— Элла, — поправил Ваня.

1971


Оглавление

  • Вильям Козлов Девчонка с Вялозера