Иллюзия любви. Киноповесть [Светлана Курилович] (fb2) читать онлайн

Светлана Курилович Иллюзия любви. Киноповесть

Начало

Начинается фильм о непростой любви красивой независимой девушки к умному, состоятельному мужчине, обременённому семьёй. Он женился не по любви, а выполняя волю родителей, после его рождения договорившихся о свадьбе со своими друзьями, у которых в этот же день родилась дочка. Дети росли вместе, дружили, а когда достигли совершеннолетия, состоялась свадьба. Они очень хорошо относятся друг к другу, поддерживают и уважают друг друга; родили двоих детей – девочку и мальчика, но искра любви не горит в их сердцах, не освещает семейный уют.

И если жена вся ушла в заботы о детях, отдала им всю силу своей нерастраченной любви, то муж, подобно всем мужчинам, не реализовавшим себя на любовном фронте, начинает понемногу становиться раздражительным и вспыльчивым. Пытается найти забвение в сигаретах, вине, но взгляд его, как магнитом, притягивается к красивым, обаятельным девушкам, он рассматривает их глаза, волосы, фигуры и волей-неволей испытывает возбуждение, а вместе с тем и недовольство собой, ощущение, что он предаёт жену, детей, отца, а главное, мать, с которой у него крепкая, неразрывная связь.

В его фирме работает молодая девушка, которая влюблена в своего начальника и мечтает о нём, но, зная, что он женат, не решается открыть ему своё сердце. Но течёт время, и растущее чувство уже невозможно прятать от окружающих, слухи о том, что одна из его подчинённых грезит о нём, доходят до ушей героя. Он вызывает её к себе в кабинет, якобы чтобы заслушать какой-то отчёт, а сам тем временем внимательно её рассматривает. Нет, он не подлец, но пользоваться услугами проституток ему не позволяет воспитание и принципы, а вот понять, что это такое, когда тебя обожают, любят до потери пульса, преклоняются, выполняют каждое твоё желание, ежесекундно мечтают о встрече с тобой, дышат твоим дыханием,– ощутить всё то, чего он был лишён, – этого ему очень хочется! Ненароком коснувшись руки девушки, он замечает, что она вздрагивает, как от удара током, и непонятное чувство наполняет его самого. По дороге домой он видит, что луна светит ярче, воздух пьянит, как хорошее вино, на небе появляется новое созвездие – «любовь».

Начала развиваться история любви, ничем особенным не отличающаяся: цветы, подарки, совместные ланчи или обеды, свидания украдкой, походы тайком в кино, поцелуи на последнем ряду, осторожные прогулки и… ложь, ложь, ложь без конца. Естественно, что развитие отношений достигло кульминации – они стали близки и герой познал счастье любви взаимной, когда испытываешь потребность отдавать и отдавать всё, ничего не требуя взамен. Девушка ничего не просила, она была счастлива теми мгновениями счастья, которые он дарил ей, а он… он совершенно забыл об осторожности, окунувшись в стихию любви! Куда подевалось чувства долга перед семьёй, ощущение вины перед женой и родителями! Даже дети не останавливали его – слишком уж они были маленькие, духовная связь с отцом ещё не установилась. Он совершенно перестал следить за собой и однажды, забывшись, назвал жену чужим именем. Она и раньше что-то подозревала, а теперь решила разобраться во всём и наняла частного детектива. И вот перед ней лежат снимки – неопровержимое доказательство преступной связи. Ничего не сообщив мужу, она прямиком направилась к его родителям и швырнула фотографии на стол. Отец немедленно вызвал к себе сына и сурово с ним поговорил. Не обошлось и без пощёчины. Герой не знал, что сказать, он чувствовал себя кругом виноватым: гнев отца, слёзы матери и жены совершенно ошеломили его, он почувствовал себя последним негодяем. Под влиянием минутного раскаяния он обещает, что больше не будет встречаться с девушкой, что это была его ошибка, страшное заблуждение, что он исправится. Ему приказывают немедленно пойти к ней и сказать, что между ними всё кончено. Он договаривается о встрече и идёт к ней. А она с нетерпением ждёт его: ей тоже нужно сказать ему что-то очень важное – она беременна, она счастлива тем, что у неё будет ребёнок от единственного человека, которого она любит, и она и не думает ни о каких последствиях. Герой же не даёт ей сказать ни слова, он говорит, что между ними всё кончено, что это была ошибка, что им нельзя больше встречаться, что надо обо всём забыть. Она ничего ему не говорит. Он уходит. Она рыдает, но мысль о самоубийстве даже не приходит ей в голову, ведь в её чреве живёт ребёнок любимого человека. Она уходит из его фирмы. Родители её очень строгих правил, узнав о беременности дочери, они выгоняют её из дома. Кое-как она живёт, рожает хорошенького мальчишку, как две капли воды похожего на отца, и уезжает с ним далеко, туда, где их никто не знает, представляется вдовой и начинает потихоньку становиться на ноги. Она красива, умна, за ней, естественно, ухаживают мужчины (красивый и послушный мальчик вовсе не помеха для чувств), но она по-прежнему носит в сердце лишь один образ и лишь одну любовь.

А что же герой? Потрясение оказалось для него слишком сильным, он не смог перенести этот разрыв, не смог справиться с душевной травмой – ноша оказалась непосильной для него – и начал потихоньку опускаться. Год за годом он погружается в пучину алкоголя и наркотиков, возбуждая в своей жене всё большее отвращение, пытается покончить с собой, наглотавшись таблеток, но попытка не удаётся – дети находят его в луже рвоты, приезжает скорая, и его откачивают. Это становится последней каплей, жена подаёт на развод, родители отворачиваются, и он остаётся один. Конечно, первая мысль о ней. Он не пьёт несколько дней, идёт к её родителям, но они, узнав, кто стоит перед ними, выгоняют его; тогда он обращается к подруге и узнаёт, что его любимая уехала далеко, чтобы скрыть позор, а куда точно – никто не знает. Герой начинает её искать. Ищет долго, не один год. И вот, кажется, поиски увенчались успехом – он напал на её след. Она давно преуспевающая госпожа, у неё свой солидный бизнес, влиятельные друзья, и она готовится к бракосочетанию, поддавшись, наконец, на уговоры старого друга. Готовится пышная свадьба. Перед церемонией невеста решается рассказать жениху всю правду: она говорит, что никогда не была замужем, что ребёнок незаконный, что она всю жизнь любит отца этого ребёнка и никогда не сможет полюбить никого другого, но мужу своему она будет хорошей женой. Жених отвечает, что это не препятствие для его любви, что ему всё равно, что было в прошлом, он смотрит в будущее и не собирается ревновать к призракам.

Свадьба. Жених с невестой идут вокруг священного огня. Вдруг вдали появляется мужская фигура – худая, измученная, бедно одетая – постоянных заработков не было, перебивался, чем придётся, питался, что найдёт, в общем, чуть ли не нищий. Он стоит, смотрит на свадебную церемонию, на красавицу невесту, на её блестящего жениха и плачет, понимая, что счастье уходит от него навсегда. Но происходит чудо: невесте кажется знакомой обтрёпанная фигура, она застывает на месте, пристально вглядывается и вдруг с душераздирающим криком бежит к этому оборванцу и падает в его объятия. Нарядное свадебное платье невесты смешивается с грязной одеждой героя. Слёзы. Объятия. Поцелуи. Десятилетний мальчик подходит и спрашивает, кто этот дядя, мать отвечает, что это его отец. Герой цепенеет, смотрит на него, на неё, обнимает любимую и сына, и все плачут.

Конец фильма.

Титры.

Тишина.

Темнота.

Спустя мгновения раздаются аплодисменты, редкие хлопки усиливаются и перерастают в настоящую овацию. Зажигается свет. На сцене, перед белым экранным полотном, появляется режиссёр и исполнители главных ролей. Раздаются крики «Браво!». Но в глубине зала среди зрителей слышны голоса:

– Слава тебе, Боже, закончилась эта мука! Сколько можно снимать подобную чушь? Вроде взрослый, умный человек – а на экране сплошная пошлость.

– Да это же Индия! Они никогда ничего толкового, жизненного не создадут, все их фильмы – это переливание из пустого в порожнее, одно и то же: Джими, Джими, аче, аче! – кривляется второй голос.

– Я и говорю, только время потеряли. Лучше бы нас отправили польское кино смотреть. По крайней мере, было бы о чём в репортаже написать! А тут даже из пальца нечего высосать. Любовь – морковь?

– А концовка-то, концовка! Надо бы хуже, да нельзя! За уши притянута, как же, променяет она обеспеченного жениха на этого придурка!

В разговор вмешивается приятный женский голос:

– Вы не правы. Для Индии фильм вполне реалистичный и финал выглядит естественно: если человек – однолюб, почему он не может несколько лет ждать, надеяться на встречу с тем единственным, кого любит?

– Да где же это вы такую женщину найдёте, девушка? Все бабы спят и видят, как за деньги замуж выйти!

– Бедный, как же вам не повезло в жизни! Вы поэтому такой нервный?

– Не ваше дело, идите-ка… своей дорогой!

– Спасибо за разрешение!

Девушка направляется к сцене, которую уже атаковали журналисты, облепившие Аджая Кумара и требующие от него немедленных ответов. Она небольшого роста, у неё неплохая фигурка и прекрасные светлые длинные волосы. На боку висит фотоаппарат, диктофон; в руке – микрофон – она тоже репортёр. Она протягивает микрофон режиссёру: у неё правильные славянские черты лица, яркие голубые глаза:

– В одном из ваших фильмов герой говорит, что всеми своими достижениями любой мужчина обязан женщине. Какой женщине своим успехом обязаны вы?

– Хороший вопрос, – отвечает Аджай Кумар, и его карие глаза искрятся смехом, – у меня нет ни жены, ни девушки. Вас это интересовало? А своим успехом я обязан маме и только ей!!

– Как вы объясните концовку? Почему в индийских фильмах финал полярный – либо огромное счастье, либо беспросветное горе? Почему нет открытого конца или хотя бы более приближенного к обычной жизни?

– Европейскому сознанию это, наверное, сложно уразуметь, но мы в Индии живём по другим законам: на экране должна быть сказка, грустная или добрая, злая или весёлая, чтобы люди, которые с трудом находят деньги на билет в кино, могли бы или забыть о своих проблемах и отдохнуть, или испытать катарсис и выйти из кинотеатра с ощущением чистоты и того, что уж со своими-то маленькими бедами они разберутся. Я ответил на ваш вопрос? – улыбнулся режиссёр.

– Да, спасибо большое! – ответила девушка и чуть дольше, чем следовало бы, задержала взгляд на симпатичных ямочках Аджая Кумара.

– Простите, – сказал он, – я не расслышал, для какой газеты вы работаете?

– О, простите, «Эхо Москвы», – засмеялась журналистка.

Аджай Кумар в номере отеля наливает в стакан спиртное и говорит своему секретарю:

– Вики, она работает в газете «Эхо Москвы». Найди её, пожалуйста. У неё такие прекрасные светлые волосы… Знаешь, я немного устал от своих черноволосых поклонниц. А эта россияночка как раз оказалась бы кстати… Давай, друг, потрудись для меня!

Режиссёр усаживается в кресло и начинает переключать каналы телевизора.

Секретарь довольно легко находит редакцию газеты, выясняет, кто эта девушка, и докладывает своему хозяину:

– Аджай-джи, её зовут Мария Керчева, она работает в маленькой газетке журналистом, на данный момент её откомандировали освещать события кинофестиваля. Она на хорошем счету в газете: умная, решительная, талантливая, но… сэр, она замужем и у неё двое детей – мальчик и девочка. Муж – владелец предприятия по производству молочных продуктов; он её просто обожает.

Аджай медленно поворачивается к секретарю, закуривает сигарету, и в глазах его появляются нехорошие огоньки:

– Вики, друг мой, а когда это наличие мужа или детей было помехой? Ни в Америке, ни в какой-либо другой стране, ни в моей горячо любимой Индии замужество не являлось для меня препятствием. Так что же изменилось? Мы в России, и надо использовать это время на полную катушку! Чем труднее путь к цели, тем слаще победа!

Утро. Редакция газеты «Эхо Москвы». Достаточно бедное помещение: дырявый линолеум, обшарпанные стены в коридоре, старые стулья вдоль стен. Но в кабинете Марии Керчевой на большом удобном столе стоит новенький компьютер с ж-к монитором, рядом – стильное кожаное кресло. Это сделал её муж, которому хотелось, чтобы жена работала в комфортных условиях.

В офис «Эха Москвы» входит мальчик-посыльный с огромной корзиной цветов: здесь розы, красные, белые и жёлтые, махровые георгины, хризантемы, гвоздики и даже резеда. Он спрашивает Марию. Изумлённые сотрудники указывают на её кабинет. Мальчик стучит в дверь, входит и спрашивает:

– Это вы Мария Керчева?

– Маша поднимает глаза от компьютера, переводит глаза с мальчика на варварски пышный букет и говорит:

– Да, это я, а в чём дело?

– Вам просили передать. Распишитесь в квитанции.

Маша, не говоря ни слова, расписывается, и мальчик уходит. Девушка подходит к огромной корзине и рассматривает её, удивляясь странному подбору цветов. Вдруг она замечает маленькую коробочку с привязанной к ней визиткой: «Бриллианту чистой воды – достойную оправу! С уважением и восхищением Аджай Кумар, режиссёр, продюсер». Маша медленно открывает коробочку, и глаза её округляются от изумления: это футляр, в котором лежит золотой браслет с крупными камнями. Как истинная женщина, она не может противиться притягательному зову драгоценностей, вынимает браслет и примеряет его. Подходит к окну, чтобы получше рассмотреть. Камни искрятся и переливаются в ярких лучах солнечного света. Вдруг в коридоре раздаётся какой-то шум, в дверь уверенно стучат, не дожидаясь ответа, её распахивают, и в тёмном дверном проёме появляется фигура индийского режиссёра в ослепительно белом костюме. На нём бордовая рубашка с расстёгнутым воротом, на смуглой обнажённой груди висит массивная золотая цепь с медальоном, на пальцах – несколько перстней, лицо сияет белозубой улыбкой. Белый костюм, цепь и перстни так сверкают в солнечных лучах, что Мария невольно прикрывает глаза ладонью. Внезапное явление (иначе не назовёшь) Аджая Кумара так ошеломило её, что в первые секунды она не нашлась что сказать. Кумар не преминул этим воспользоваться:

– Доброе утро, моя прекрасная леди! – громко воскликнул он и направился к Марии; без разрешения взял её руку, на запястье которой блестел браслет, склонился над ней в поцелуе и, не выпрямляясь, снизу вверх посмотрел в глаза девушке:

– Вижу, вы уже оценили мой подарок по достоинству? Я польщён! Он вам невероятно идёт!

К этому моменту Маша пришла в себя и попыталась перехватить инициативу:

– Что всё это значит, мистер Кумар? Что значит этот букет, браслет? Я вас совершенно не знаю! Почему вы решили, что я от незнакомого мужчины буду принимать такие подарки?!

– Вы думаете, он поддельный? – игриво удивился режиссёр, – не волнуйтесь, дорогая, это настоящее золото и настоящие бриллианты!

– Я не об этом! – отмахнулась от него, как от мухи, Маша, пытаясь снять браслет. Застёжка не поддавалась.

– Что вам от меня надо? С какой стати вы решили оскорбить меня, подарив эту … побрякушку? Да снимите же его с меня, наконец! – в негодовании воскликнула она. Аджай, усмехнувшись, обнял её запястье своими смуглыми пальцами, слегка продвинув их под манжет блузки, другой рукой легко расстегнул замочек, наклонился и, прежде чем Маша успела отдёрнуть руку, приник губами к тонким голубым жилкам, ощутив неровное и встревоженное биение её пульса.

– Да что же это вы такое творите! – сердито вскрикнула Маша, выдёргивая свою руку из крепких пальцев режиссёра. – С ума, что ли, сошли?! Врываетесь без разрешения, хватаете за руки, целуете, – что это такое?!

– Ничего, моя прекрасная, моя бесценная леди, ничего, кроме того, что я околдован вашей необыкновенной красотой! – Аджай воздел руки вверх, бессильно уронил их, затем прижал к сердцу. – Она, подобно удару молнии, поразила меня вчера, когда я заглянул в ваши бездонные глаза небесного цвета! Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, всё думал о вас, о ваших необыкновенных глазах, о губах, напоминающих нежные лепестки розового бутона! Вы – моя мечта, моя поэма, девушка всей моей жизни! Я не представляю себе жизни без вас, я влюблён!!

С последними словами он упал перед Машей на одно колено и протянул к ней руки. Мария, уже несколько секунд силившаяся скрыть улыбку, не выдержала, закрыла рот ладонью и расхохоталась, глядя на коленопреклонённого Аджая. Затем, видя его ошеломлённое лицо, подавила смех и сдавленным голосом произнесла:

– Вы бы, сэр, встали, а то костюмчик испачкаете – на полу у нас пыль столетий.

Аджай вскочил, отряхнул брюки и сердито сказал:

– А что, собственно, вас так насмешило? Не потрудитесь ли объяснить?

– Вы знаете, мистер Кумар, мне показалось, что вы репетируете сцену для вашего нового фильма, а меня выбрали в качестве жертвы, – хихикнула Маша. – Конечно, нашему европейскому сознанию не проникнуть во все тонкости Востока, но… видите ли, это только в ваших фильмах герой может произносить витиеватый монолог на протяжении десяти минут экранного времени, и все, даже злейшие враги, будут его покорно слушать. Согласитесь, в жизни это смотрится нелепо!

– Вы издеваетесь надо мной? – мрачно спросил режиссёр, вертя в руках браслет. Маша, видя, что он смущён, решила больше не смеяться и не сердиться – всё-таки высокий гость из дружественной страны – а вдруг обидится? И почти мирно сказала:

– Ничуть! Просто не надо вносить киношные штампы в реальную действительность. И вообще, что это за цыганщина? Браслеты, букет какой-то безвкусный… Что это за варварская пышность?

– Это не варварская пышность, – воспрянул духом Кумар, – это говорящий букет, каждый цветок в нём что-то обозначает: белая роза – невинность, чистоту и печаль; жёлтая – дружбу и ревность, а красная… красная – это любовь! – при этих словах его глаза сверкнули и опять встретились с голубыми глазами Маши. – Это символ вечной любви, которая горит в каждом любящем сердце! Мария, я полюбил вас с первого взгляда, прошу вас, примите браслет как знак этой любви!

– Стоп, стоп, стоп, мистер Аджай Кумар! – засмеялась Маша, – не надо опять включать ваше восточное красноречие! Браслет я не возьму, бессмысленно меня упрашивать, подарите его лучше… вашей маме, ведь без неё вы – ничто?

– О, Мария, вы кокетничаете со мной, играете?! Значит ли это, что у меня есть шанс добиться вашей милости?

– Шансов нет. Господин Кумар, я не вчера родилась, и Интернет не сегодня придумали. Вы знаете, что вы, сэр, самая запрашиваемая персона во всемирной сети? Что там можно найти информацию обо всём, что касается вас, а уж тем более о ваших победах на любовном фронте? О вашей тактике «наскока»? Ваша мама умеет выходить в Интернет? Наверное, нет, иначе она была бы неприятно поражена.

– Может быть, это правда, а может быть, и нет? Ведь проверить вы сможете только одним способом – дав мне эту возможность…

– Нет, нет, нет, господин Кумар, и не просите!

– Мария! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – Кумар прижал руки к сердцу и умоляюще взглянул на девушку, – чем-чем, а уж своими глазами он умел пользоваться, умел вовремя придавать им проникновенное выражение.

Маше показалось, будто она заглянула в бездонные озёра, полные до краёв неземной печалью. И – странное дело – ей захотелось увидеть, как эти глаза опять будут искриться весельем.

– Хорошо, сэр, я даю вам эту возможность. Чего вы хотите?

– Во-первых, примите этот скромный подарок…

– Нет, нет, это исключено!

– Тогда, во-вторых, перестаньте называть меня «сэр» и «мистер»: я чувствую себя дряхлым старцем; зовите меня Аджаем.

– Хорошо, мистер Аджай, сэр, – улыбнулась Маша.

– И, в-третьих, – молитвенно сложил руки режиссёр, – пожалуйста, покажите мне Москву! Покажите ваши любимые места, которые дороги вам, где вы отдыхаете и наслаждаетесь покоем и счастьем!

– Это будет непросто, Аджай. – Он закатил глаза и сделал вид, что затягивает петлю на шее. – Но я попытаюсь. Просто у меня очень мало свободного времени.

– Что такое один-два дня по сравнению с вечностью? – тихо и печально спросил Кумар. – Ничто.

– Но ведь иногда и мгновения решают нашу судьбу, – так же тихо сказала Мария, подойдя к нему ближе и глядя прямо в глаза. – Что ж, до свидания, Аджай, мне пора работать.

– Маша, я буду ждать вас сегодня вечером, в шесть часов, только скажите где?

– Давайте здесь же, у входа в наш офис. До свидания.

– До свидания, – склонил голову Аджай.

Выйдя на улицу, он подпрыгнул и крикнул: «Yes!». Усевшись в машину, сказал секретарю:

– Ну что, Вики, рыбка почти заглотила наживку, осталось выждать и подсечь! Поехали!

Вечер. Десять минут седьмого. Мария стоит у входа в редакцию, смотрит на часы и нетерпеливо постукивает ногой, собираясь уходить. Подъезжает чёрный «Мерседес», распахивается дверца и на тротуар ступает блестящий чёрный лакированный туфель, а следом за ним появляется сам режиссёр в чёрном смокинге, красной бабочке и с огромным букетом красных роз. Прижав руку к сердцу, он подходит к Маше, протягивает букет и говорит:

– Виноват, опоздал, ругайте, только голову с плеч не рубите!

Маша, открывшая было рот, чтобы высказать недовольство его опозданием, сдерживается и отвечает:

– Хорошо, только, Аджай, давайте договоримся, что в следующий раз вы будете ценить не только своё время, но и моё!

– В следующий раз? – вскричал Аджай. – Значит, будет следующий раз?! О, Мария, этими словами вы дарите мне неземное блаженство!

– А вы пока дарите мне только неземное разочарование, – проворчала Маша, чувствуя себя нелепо рядом с одетым с иголочки индийцем – на ней самой были простые джинсы, маечка и жакет.

– Что вы хотите сказать? – вытаращил глаза Кумар.

– Только то, что чувствую себя полной дурой рядом с вашим смокингом!

– О, простите, я как-то не подумал. В другой раз тоже оденусь попроще…

– В красный атласный костюм, жёлтую рубашку и синий галстук? – фыркнула Маша.

– Нет, в джинсы, рубашку… Вы опять смеётесь надо мной! – догадывается режиссёр. – Издеваетесь над моей одеждой!

– Да нет, что вы, господин Кумар, то есть, Аджай, – поправляется Маша, увидя в его глазах укоризненное выражение, – я понимаю, что на Востоке свои традиции, свои предпочтения, просто здесь ваше великолепие будет чересчур бросаться в глаза. Взгляните!

Аджай смотрит на спешащую, шумную московскую толпу и видит, что в основном и мужчины, и женщины одеты, как Маша, – джинсы, футболки, рубашки, кроссовки. Иногда мелькают фигуры людей, на которых строгие деловые костюмы. Проходя мимо, они с любопытством посматривали на Аджая с Машей, улыбались и шли дальше – его колоритная фигура выглядела в однообразной толпе прохожих чуждым, инородным элементом.

– О, я понял, что вы имеете в виду! – воскликнул Кумар, – я постараюсь больше не привлекать к себе ненужное внимание!

– Пойдёмте, – сказала Маша, – я хочу прогуляться.

Они медленно пошли по тротуару. Маша несла букет роз, а Кумар забрал у неё вместительную сумку с кучей бумаг.

– Куда мы идём? – спросил режиссёр, – может быть, вы голодны? Давайте перекусим?

– Да, мы сейчас заглянем в мою любимую кофейню «Шарман»: там отличный кофе, пирожные и пончики. Вы любите пончики? – улыбнулась Маша.

– Вообще-то я берегу фигуру, – вздохнул Аджай, – но ради ваших прекрасных глаз и вашего расположения готов принести её в жертву!

Маша рассмеялась:

– Мне кажется, с вашим темпоритмом вам совершенно незачем беспокоиться о фигуре: вы в отличной форме!

– Да? Интересно, что бы вы сказали, если бы увидели мою фигуру без одежды? – хитро сверкнул глазами режиссёр.

– Ой, Аджай, вы меня уморите! – развеселилась Мария. – Заходите, мы пришли!

Они входят в кофейню, погружаются в атмосферу тишины и спокойствия, их окружает приятная музыка. Кофе, пончики и пирожные великолепны. Затем они опять выходят на улицу и не спеша идут вдоль шоссе. Маша говорит:

– Ну что, Аджай, пойдёмте на Арбат!

Он галантно предлагает ей руку, Маша опирается на сгиб локтя, но тут мимо пробегают какие-то подростки, которые толкают их и им с трудом удаётся удержать равновесие. Аджай спрашивает:

– А кстати, Маша, скажите мне, почему здесь люди всё время бегут? Почему не ходят спокойно, не наслаждаются жизнью? Зачем они спешат, торопятся? Они думают, что обгонят время?

– Нет, они просто хотят всё успеть и боятся упустить что-то важное. А ваша жизнь разве не состоит из такой же бешеной гонки за успехом, славой, богатством, наконец?

– Нет, я уже давно не гоняюсь ни за славой, ни за деньгами – у меня всё есть… Я могу найти время полюбоваться душистой розой, падающей каплей дождя, утренними лучами солнца… Мне не хватает только одного… – Аджай замолчал.

– Чего же? – заглядывая ему в глаза, поинтересовалась Маша.

Глаза режиссёра – эти карие бездонные озёра – наполнились грустью и печалью, в них сверкнула слеза. Аджай перевёл взгляд в сторону и задушевным тоном промолвил:

– Возлюбленной, которая могла бы разделить со мной каждое мгновение жизни, наполнила бы её смыслом…

– Ну что ж, – рассудительно ответила Маша, – у нас говорят, кто ищет, тот всегда найдёт. Ищите лучше, господин режиссёр!

– Мне кажется, – задушевной грусти в голосе Кумара ещё добавилось, – я уже нашёл… Это вы, Маша! – Он снова взглянул на девушку, его очи казались воплощённой печалью, золотая слеза готова была пролиться из них.

– Увольте, увольте, Аджай! Зачем эта патетика? Ей-Богу, вы меня разочаруете! Лучше смотрите: мы пришли! Это московский Арбат!

Они медленно пошли по оживлённой улице, разглядывая товары, разложенные на лотках, останавливаясь и обсуждая выставленные на продажу картины самобытных живописцев, любуясь работой уличных художников.

Аджая заинтересовали матрёшки известных политиков. Маша, невзирая на бурные протесты, купила и подарила ему матрёшку Путина; тогда Аджай, в отместку, купил и преподнёс Маше хипповский хайратник со словами, что он чудесно пойдёт её волосам. Они смеялись и подшучивали друг над другом.

Потом режиссёр предложил Марии нарисовать её портрет, выбрал художника и, пока она позировала, смешил её весёлыми рожицами и анекдотами; потом Маша заставила его позировать для художника-карикатуриста, и шарж получился очень смешной.

Затем они стояли и слушали концерт уличной группы, и, когда музыканты заиграли разухабистый рок-н-ролл, Аджай не выдержал, сорвался с места и, увлекая за собой девушку, оторвал такой рок, что собралась толпа зрителей и наградила его аплодисментами.

Устав, они сели на лавочку и стали кормить голубей пончиками, которые предусмотрительная журналистка захватила в кофейне.

– Маша, – поинтересовался Аджай, – как вы доберётесь домой? На метро? Почему вы не на машине? У вас её нет?

– Машина-то есть, – как-то неохотно ответила Мария, – но я не люблю водить, да и пробки постоянные напрягают. Я доеду на такси.

– Чтобы наш чудесный вечер стал совсем волшебным, позвольте, Маша, проводить вас до дома?

Мария молча кивнула.

Такси подъезжает к дому журналистки. Они выходят из машины.

– До свиданья, Маша. Скажите, могу я надеяться, что завтра наше знакомство продолжится? – спрашивает Кумар.

– К сожалению, – после некоторого колебания отвечает девушка, – к сожалению, завтра я очень занята.

– Тогда послезавтра?

– Может быть, – улыбается Маша.

Мария дома. Она разувается, запускает руки в волосы и встряхивает их. Медленно проходит в зал. У неё стандартная трёхкомнатная квартира с евроремонтом; во всём чувствуется присутствие женской руки и заботы. В спальне на прикроватной тумбочке стоят фотографии мужа и двоих прелестных детишек 9 и 8 лет. Маша со вздохом падает на кровать, берёт фотографии и долго их рассматривает. Потом раздевается, идёт в ванную, встаёт под душ и включает воду. Закрывает глаза и тут же открывает их: перед её мысленным взором появляется Аджай! Изображение настолько реальное, что она отдёргивает занавеску и выглядывает: нет ли его здесь? Конечно, нет. Тогда Мария начинает медленно намыливаться пенной губкой, вновь закрывает глаза и опять видит лицо режиссёра: его бархатные огромные глаза, припухшие губы, волосы, растрёпанные ветром. Губка медленно скользит по мокрой коже, дыхание девушки становится тяжёлым, губы приоткрываются; воображение рисует ей смуглые и сильные руки Аджая… Ей кажется, что это его ладони медленно и плавно движутся по её телу… Но вдруг она вздрагивает, открывает глаза, шепчет: «Глупости!», быстро смывает пену, выходит из ванной и, вытирая волосы, идёт в спальню. Ещё раз смотрит на фотографии, повторяет: «Глупости!» – и ложится спать.

Аджай, приехав в гостиницу, падает на кровать и, пока Вики снимает с него обувь, говорит:

– Ну что, мой дорогой Вики, мы почти добились успеха! Она долго колебалась, когда отказывала мне в завтрашнем свидании. Она уже сомневается в себе.

Он встаёт, идёт в ванную, умывается и, выходя оттуда с полотенцем в руках, продолжает с некоторым удивлением:

– Ты знаешь, Вики, она умная… очень умная! Моя слава её нисколько не интересует, то, что я звезда – для неё пустой звук…

Закуривает сигарету и подходит к окну.

– Надо чем-то её поразить, удивить…– смотрит в окно, думает и курит.

Молчание нарушает Вики:

– Может быть, сэр, удивить её знанием русской классики? Вы же что-то учили на русском, помните? Давным-давно.

Аджай оборачивается, на его лице – удивление.

– Это мысль! – говорит он.

Утро. Маша на работе. Ей опять приносят корзину цветов. На сей раз в ней только красные розы и открытка: «Спасибо за незабываемый вечер. Жду продолжения…» Девушка улыбается, подходит к зеркалу и пристально смотрит на себя, потом шепчет: «Ты сошла с ума!» Садится за компьютер и пытается писать, но слова не идут, фразы не выстраиваются, мысли – в разброд.

Утро. Аджай собирается в кинотеатр – в фестивале участвует ещё одна его картина – берёт из шкафа смокинг, с неохотой надевает его, потом вдруг снимает, кидает на кровать и облачается в чёрные джинсы и клетчатую рубашку. Затем стягивает с пальцев перстни, оставляя только один.

На конференции он рассеян, мысли его витают далеко; Аджай знает, что Марии не будет здесь сегодня, но он неосознанно ищет её в толпе репортёров и иногда ему кажется, что он её видит… На вопросы он отвечает невпопад – перед глазами образ Маши…

Вечер. Сумерки. Маша, уставшая, выходит из редакции и натыкается на Аджая. Он сидит на крыльце, привалившись к перилам, держа в руках зажжённую сигарету, и дремлет. На нём те же джинсы, ковбойка, кроссовки. Рот слегка приоткрыт, видны белые, чуть неровные зубы. Непокорные волосы упали на лоб. Мария садится рядом и смотрит на его лицо. Осторожно отводит рукой растрепавшиеся пряди. Аджай мгновенно просыпается от её прикосновения, его глаза ещё затуманены, но губы уже шепчут:

– Простите меня, я задремал.

– Был тяжёлый день? – тихо спрашивает Маша.

– Да, вопросы, вопросы… Вот и не выдержал…

– Почему же вы не вошли ко мне, как в прошлый раз?

– Не хотел мешать вам, – глаза проникновенно смотрят на девушку, а в голосе звучит покорность, – вы же цените своё время!

Журналистка внезапно краснеет до корней волос:

– Но я ценю и ваше время, мистер Аджай. Мне очень неловко: вы – и здесь, на крыльце…

– Нет, нет, мы же договорились – никаких «мистеров»! Всё отлично!

Они встают. Кумар берёт её руку и говорит:

– Ну что ж, Маша, я увидел вас. Теперь позвольте мне откланяться! – он склоняет голову и тихо произносит:

– Я знаю, век уж мой измерен,

Но, чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днём увижусь я!

Изумлённые глаза Маши:

– Вы знаете Пушкина?!

– Да, я люблю русскую классику; я даже снимался в телесериале по роману Достоевского «Идиот». Правда, это было очень давно. Я был тогда так молод, хорош собой и невинен. Боже, как давно это было!

– Вы знаете, – спустя мгновение говорит Мария, – а я очень люблю Рабиндраната Тагора. В одном из наших фильмов о первой любви звучит песня на его стихи.

Она напевает.

– Красиво, – вежливо соглашается Кумар и протягивает ей руку, – ну, до свидания, Маша.

– До свидания, Аджай, – девушка вкладывает пальцы в его ладонь. Они стоят и смотрят друг на друга, не двигаясь с места. Вдруг Аджай тянет Машу за руку, одновременно делая шаг вперёд, и она оказывается в его объятьях. Его лицо совсем близко от лица Маши; глаза смотрят пристально и требовательно. Девушка чувствует его дыхание, его губы рядом с её губами. Она в сладкой неге опускает ресницы и перестаёт дышать. Миг – и Аджай отпускает её и отдаляется. Маша чувствует, что он мог бы поцеловать её, но не стал. Оба испытывают смущение.

– А хотите, я покажу вам своё любимое место, – чуть слышно говорит она.

– А не поздно? – так же тихо спрашивает Аджай.

– Чем позднее, тем лучше! – отвечает Маша.

Аджай корчит удивлённую рожицу, Мария прыскает со смеху, он тоже, и атмосфера разряжается.

Они идут к дому Булгакова. По дороге Мария рассказывает об авторе, о его великом романе «Мастер и Маргарита», о том, какие персонажи действуют в романе. Они рассматривают стены, исписанные поклонниками Булгакова, поднимаются на этаж выше, где жила Аннушка, потом отправляются на Патриаршие пруды.

Темно. Почти ничего не видно, слышны только их голоса.

– Я часто тут сидела и ждала: вдруг и ко мне тоже подойдёт Азазелло. Любой чёрный кот казался Бегемотом…

– Но вы же не Маргарита, – возразил Аджай.

– Ну и что! Мне так хотелось волшебства! За это я и люблю Болливуд – он в нашем рациональном мире продолжает творить сказку!

– Поэтому вы и решились освещать кинофестиваль? – заинтересовался Кумар.

– Да, я очень люблю индийские фильмы, можно сказать, выросла на них – в Советском Союзе они не сходили с экранов кинотеатров! «Месть и закон» смотрела, наверное, раз восемь, а «Зиту и Гиту» уж и не знаю сколько! Люблю Индию!

– Маша, а можно узнать, кто ваш любимый актёр? – спросил Аджай.

– О, Амитабх Баччан, конечно, из старых. Это такая глыба, айсберг, такая величина, до которой вряд ли кому удастся подняться.

– А из молодых?

– Ну, Саиф – очень хорош в национальных костюмах, Ритик Рошан – у него классный взгляд, Вивек Оберой – неплохой мальчик, да и другие тоже ничего, – вежливо отвечает Маша.

– Ну, а самый-самый любимый есть? – допытывается Аджай.

– Конечно, это Шахрукх Кхан, король Болливуда, человек-ураган! Я его просто обожаю! – глаза Маши (это было заметно даже в темноте) засияли ярче, а в голосе появилось воодушевление. – Его дарование беспредельно, он органичен абсолютно в любой роли! А как он хорош собой! Какие у него глаза, губы, ямочки на щеках…

– Эй-эй-эй! – попытался перебить этот поток восхвалений Кумар. – Постой, посмотри: у меня тоже глаза, губы и ямочки!

Маша расхохоталась:

– Но вы же режиссёр Аджай Кумар, а не актёр Шахрукх Кхан, какую пользу принесут вам эти ямочки?

– А я тоже начинал с актёрской деятельности, и мои ямочки очень помогли мне в карьере режиссёра! И, между прочим, госпожа поклонница индийских актёров, я тоже снимал Шаха в своих фильмах, и с тех пор мы друзья! – гордо произнёс Кумар.

– Правда?! – закричала Маша так, что режиссёр вздрогнул. – А какой он в жизни? Расскажите, расскажите, пожалуйста! Он действительно такой же добрый, щедрый и непредсказуемый, как на экране?

– Я сошёл с ума! – застонал Аджай. – Чёрт меня дёрнул за язык! Как только узнают, что я его друг, так начинается: ах, ах, Шахрукх, Шахрукх то, Шахрукх сё, какой он красавчик, умница, обаяшка, а обо мне – ни полслова, ни звука!

– Вы обиделись? – испугалась Маша.

– Да, я страшно зол! – рявкнул Аджай, но, видя её ошеломлённое лицо, засмеялся. – Я пошутил!

– Ну и шуточки у вас! – Мария даёт ему шутливую оплеуху. Аджай изображает блаженство.

– Уже очень поздно, – говорит Маша, – мне пора домой.

Она вызывает такси, они подъезжают к Машиному дому, выходят из машины. Аджай говорит:

– Вы не пригласите меня к себе? – голос его нежен и бархатист, глаза – два омута – затягивают и гипнотизируют. Мария ощущает себя беззащитным кроликом перед безжалостным удавом. Противиться ему невозможно. Она чувствует, что ещё немного – и её бастионы падут, она уступит. Ресницы её трепещут, губы приоткрываются. Аджай – всё ближе.

– Простите – нет! – чуть слышно говорит Маша и в уголке глаз показывается слеза.

– Маша! – в голосе его столько нежности и одновременно власти, так хочется ему покориться…

– Нет! – со слезами кричит Маша и убегает домой.

Аджай долго стоит и смотрит на засветившееся окно. Маша в щёлку между занавесками смотрит на его одинокую фигуру…

Ночь. Аджай идёт по Москве. Вдыхает прохладный свежий воздух, смотрит на небо и видит новое созвездие: «Любовь».

Ночь. Мария не спит. Плачет. Переворачивает горячую подушку. Вытирает слёзы. Смотрит на фотографии мужа и детей и по щекам её текут слёзы.

Ночь. Аджай стоит у открытого окна, курит и думает. Он выглядит обеспокоенным. В чём-то он не может разобраться, что-то его тревожит, а что – не поймёт. Какие-то странные ощущения нежданно-негаданно пробрались в его душу. Утро застаёт его спящим одетым в кресле.

Входит Вики:

– Аджай-джи, так же нельзя! Вы совсем не спали, а сегодня опять показ, интервью, конференция! Вы выглядите уставшим. Зря вы связались с этой девчонкой!

– Нет- нет, Вики, это не девчонка, это прекрасная женщина… Но ты прав, я что-то упустил… Да ничего, скоро фестиваль закончится, и – домой, в Индию, к маме! – Аджай вздыхает, встаёт, одевается.

– Завтра Московская гильдия киноактёров устраивает банкет в ресторане «Москва». Вероятно, почтит своим присутствием и мэр города. Вам предлагают спутницу из агентства сопровождения, вот каталог, посмотрите.

Кумар перелистывает несколько страниц, пренебрежительно кидает его на стол и говорит:

– У меня есть другая кандидатура. Я попробую пригласить Марию…

День. Маша в редакции. Её кабинет заставлен корзинами цветов. Перед ней стоит свежий букет красных роз, девушка держит в руках открытку с надписью: «Простите, если чем-то Вас обидел… Аджай». Из ящика стола Маша достаёт его визитку, берёт телефон и нерешительно набирает номер, потом вешает трубку. Опять набирает, слышит его голос и бросает телефон на пол.

Несколько раз к ней заглядывает редактор и делает замечания по поводу незаконченной статьи о фильмах Аджая Кумара. Журналистка с грехом пополам, только чтобы отвязались, дописывает статью, но всё время, пока она работает, мысли её заняты только одним…

Кумар со своими коллегами в кинотеатре «Москва» ждёт окончания фильма и последующего интервью. Его телефон звонит, он вытаскивает трубку из кармана, подносит к уху и слышит:

– Аджай?

– Маша?! Это вы?! – он внезапно меняется в лице.

– Аджай, мы сможем сегодня увидеться?

Аджай, прикрывая трубку рукой, говорит секретарю:

– Вики, она сама мне позвонила, она просит о свидании! Да, Маша, конечно, когда вы освобождаетесь?

– Я? Я уже свободна…

– О, как жаль, сейчас я не могу: у меня показ и встреча с журналистами. Давайте через три часа около моей гостиницы, хорошо?

– Хорошо, Аджай, я приеду, – Маша вешает трубку.

Вики с улыбкой говорит Кумару:

– Что, Аджай-джи, птичка сама летит в вашу клетку?

Аджая охватывает дрожь нетерпения, он еле дожидается окончания интервью и мчится в гостиницу, не забыв по дороге купить букет – он не может без цветов подойти к женщине. Выскакивает из машины, озирается: её нет. Вбегает в холл, оглядывается: её нет. Внутри у режиссёра всё холодеет, букет роз падает на пол, глаза тускнеют. Мир становится чёрно-белым. Понурый и уставший, он стоит, опустив голову.

Вдруг слышатся лёгкие шаги и на его глаза опускаются прохладные пальчики. Он накрывает их своими ладонями и нерешительно произносит:

– Маша? – и оборачивается, держа её руки в своих. Мир опять становится цветным.

– Я так напугался, что вы не придёте! – он поднимает букет и нерешительно протягивает Марии. – Простите, я выронил его от отчаянья.

Маша смеётся:

– Вы не можете без цветов! Аджай, вы превратили мой кабинет в розарий!

– Я хотел бы всю вашу жизнь превратить в розовый сад, – тихо говорит Аджай, – Куда вы поведёте меня сегодня?

– Я хочу показать вам дорогие моему сердцу места.

И они направляются на Ваганьково. Маша показывает ему могилы Даля, Есенина, Высоцкого. Около могилы Высоцкого они вместе с поклонниками слушают магнитофонную запись хриплого голоса великого барда.

Темнеет. Маша, хитро улыбаясь, предлагает пойти перекусить; Аджай, у которого с утра во рту маковой росинки не было, с радостью соглашается. Он ещё не знает, что его ждёт…

По дороге Мария интересуется музыкальными пристрастиями Кумара и выясняет, что его любимая песня – …

Они подходят к ничем не примечательному заведению, открывают двери и оказываются… в баре любителей караоке. Пока они занимают столик и делают заказ, один из посетителей завершает песню. Аджай с удовольствием набрасывается на еду и вдруг слышит:

– Дорогие друзья! Нам несказанно повезло! Сегодня нас почтила своим присутствием королева караоке, несравненная Мария Керчева! Аплодисменты!!!

Раздаются дружные хлопки, Маша встаёт, прикладывает руку к сердцу и слегка склоняет голову.

Ведущий говорит по-русски, и Аджай не обращает внимания на его речь, но, когда он видит, что Маша встаёт и раскланивается, когда видит обращённые к ней улыбающиеся лица, он понимает, что что-то не так и спрашивает её:

– Куда вы меня привели, скажите на милость? Почему вам все хлопают?

Маша, садясь и улыбаясь, говорит:

– Это бар-караоке, здесь каждый посетитель обязан спеть! Теперь наша очередь!

– Что?! – В ужасе вскакивает Аджай. – Я не буду петь! Я не умею петь!

– Поздно! – с милой улыбкой отвечает Маша, – вы уже почти всё съели, а за обед надо расплачиваться!

К ним подходит бармен с микрофоном. Маша предупреждает его, что Аджай – иностранец, и он продолжает на вполне сносном английском:

– Итак, сейчас мы узнаем у нашей королевы…

– Королевы? – повторяет Кумар, глядя на Марию.

– Чем она нас сегодня порадует! Маша, что будете петь? – он галантно предлагает ей встать.

Маша, легко опершись на его руку, поднимается и, одарив Аджая игривым взглядом, идет к барной стойке, около которой находится небольшой подиум.

– «Битлз» «Yesterday», – объявляет она и начинает петь. При первых звуках её голоса Кумар, продолжавший торопливо жевать, забывает донести вилку до рта и застывает: в её голосе столько тепла, внутренней силы, печали и одновременно веры в будущее, что он теряет ощущение реальности и времени и погружается в мечты…

Песня закончилась. Раздались аплодисменты и крики:

– Браво, Маша! «Venus»! «Venus»!

– Браво! «Satisfaction»!

Маша, розовая от удовольствия, благодарит слушателей. Ведущий, подойдя к ней, говорит:

– Мы не отпустим вас без вашей коронной песни, наша королева! Покажите своему гостю, на что вы способны!!

И Мария, ещё раз сверкнув глазами в сторону Аджая, кивает. Онарасстёгивает верхние пуговицы блузки, взлохмачивает волосы (каждое её действие сопровождают хлопки), и бар наполняет заводное вступление знаковой песни «Роллинг Стоунз».

В Машином голосе, до того нежном и проникновенном, внезапно появляются хриплые сексуальные ноты. Она не поёт, она играет, более того, живёт во время исполнения, ленивой походкой хищной кошки она приближается к Аджаю и буквально пожирает его взглядом. Аджай не может отвести от неё глаз. Такой он её ещё не знал…

Но вот магия закончилась, и под дружные хлопки Маша вернулась за столик.

– А теперь, – продолжил неугомонный ведущий, – наш гость из волшебной Индии, страны слонов и махараджей, исполнит свою любимую песню…

Аджай в испуге:

– Нет, нет, я не умею петь!

– Аджай, пожалуйста, для меня! – умоляюще говорит Мария.

– Никогда, это позор! Меня закидают камнями!

– В нашей стране это не принято, в крайнем случае, тухлыми яйцами или помидорами, – серьёзно отвечает журналистка.

Аджай в ужасе смотрит на неё и видит, что она опять подшучивает.

– Аджай, – почти касаясь его уха губами, шепчет Маша, – пожалуйста, спойте, а я буду сегодня вашей золотой рыбкой! – она молитвенно складывает ладони.

Аджай, не веря своим ушам, смотрит на неё, Маша кивает. Тогда он решительно встаёт, берёт микрофон:

– Только для этой прекрасной девушки, ради её чудесных глаз! Я заранее приношу свои извинения! – он начинает петь, и… это действительно ужасно! Посетители хохочут, Маша краснеет: она не ожидала такого, но Аджай отважно продолжает, и, восхищённые его смелостью, зрители начинают хлопать и подпевать, а потом устраивают овацию.

Вспотевший, красный, Кумар садится за столик, но есть он уже не хочет. Маша, тоже розовая, возбуждённая, говорит:

– Ты просто прелесть! – взлохмачивает ему волосы, хватает за уши и крепко целует в щёку. Затем вскакивает и выбегает из бара. Аджай бежит за ней.

– Маша, вы не устаёте меня поражать! Каждый день вы – другая! Как это вам удаётся? Вы прекрасно поёте, вы перевоплощаетесь… У вас очень хорошая актёрская пластика.

– Спасибо. Я поступала в юности в театральное училище, но провалилась.

– Наверно, педагоги были слепые? – подойдя ближе, тихо спрашивает Аджай.

– Нет, просто я была домашней девочкой из провинции и слишком смущалась на экзамене… – так же тихо отвечает Маша. Они смотрят друг другу в глаза. Вдруг Аджай говорит:

– Мария, отведите меня на дискотеку. Это возможно?

Маша удивлена:

– Вы хотите танцевать? Вы ещё не устали?

– Да, рядом с вами я полон сил и энергии!

Они идут в клуб «Розовый фламинго» на микшерную программу – современные танцы, бальные, рок-н-ролл, латинос и т.п.

Аджай и Маша – чудесная пара, яркая, контрастная, привлекающая внимание.

Медленный танец. Они танцуют, тесно прижавшись друг к другу, Маша положила голову Аджаю на плечо, он крепко обнимает её.

– Маша, – шепчет Аджай.

– Да? – она поднимает голову, их дыхание смешивается, взгляды проникают в самую душу.

– Вы выполните моё желание? – спрашивает Аджай.

Ни на секунду не замешкавшись, она отвечает:

– Конечно, я же обещала!

– Тогда пойдём! – он резко отстраняется, берёт её за руку и сквозь толпу танцующих тащит на улицу:

– Такси! – кричит он и обращается к Маше. – Завтра в ресторане «Москва» будет банкет для участников фестиваля, я хочу, чтобы вы меня сопровождали. Это возможно?

– Конечно, – Маша как будто разочарована.

– Тогда садитесь в машину, – он открывает дверцу подъехавшего такси и буквально впихивает туда девушку. – Вам необходимо выспаться, чтобы завтра быть в хорошей форме. Это очень важное мероприятие! Спокойной ночи!

Такси уезжает. Ошеломлённая, Маша не успевает даже попрощаться.

Аджай смотрит вслед машине, потом запускает руки в волосы, шипит:

– Чёрт! Чёрт! – дёргает себя за волосы, в ярости пинает подвернувшиеся банки из-под пива, словом, бесится.

Поздний вечер. Гостиница.

– Вики, представляешь, она была у меня в руках, была готова на всё, а я сам, сам, вот этими вот руками! – трясёт руками перед носом у остолбеневшего секретаря. – Отправил её домой!

Аджай мечется по номеру, как тигр, сметая всё на своём пути, потом кидается в кресло.

– Аджай-джи, вы в порядке? – робко спрашивает Вики.

– Нет! – кричит Кумар. – Я не в порядке! Я далеко не в порядке! Я просто круглый дурак!

– Аджай-джи, может быть, вы влюбились? – улыбается Вики. – Я вас таким что-то не помню!

– Ты что плетёшь! – рявкает на него Аджай. – Влюбился! В русскую! Белую! Замужнюю! С двумя детьми! Ты с ума сошёл?

– Тогда зачем так переживать, Аджай-джи? Не сегодня-завтра будет всё, как вам надо!

– Будет, будет… Послезавтра мы уже улетаем. Что же делать-то, а, Вики? – беспомощно спрашивает Аджай.

Вечер следующего дня. Ресторан «Москва». Подкатывает чёрный «Мерседес». Подбежавший швейцар открывает дверцу, и из машины показываются две изящные ножки в туфлях на высоком каблуке. Шлейф длинного платья подметает пол. Ножки идут по лестнице вверх, швейцар открывает двери ресторана, и каблучки – цок-цок – входят в банкетный зал.

Аджай разговаривает с представительным мужчиной в чёрном смокинге, и вдруг он видит Марию – она ослепительна: открытое платье, высокая причёска, элегантные перчатки – это настоящая светская дама, а не журналистка и не девочка-женщина, какой она была все эти дни. У Аджая отвисает челюсть, он на полуслове бросает беседу и через весь зал спешит к Марии.

– Здравствуйте, – задыхаясь, говорит он, – вы… вы… просто…

– Что? – кокетливо смотрит на него Маша. – Не ожидали?

– Никак нет! То есть, да, конечно, то есть, нет… – совсем запутавшись, Кумар замолкает.

Мария, с улыбкой наблюдавшая за его барахтаньем, говорит:

– Ну, кавалер, проводите даму, познакомьте со своими коллегами!

Аджай знакомит её с индийскими актёрами, продюсерами, представляет московским знакомым. Маша оживлённо беседует с каждым из них, очаровывая своей естественностью, остроумием, обаянием. Аджай не спускает с неё глаз, он теряет нить разговора, он не воспринимает ничего вокруг, он видит только её.

И вдруг… к Маше подходит высокий элегантный мужчина, здоровается, она на долю секунды меняется в лице и начинает с ним разговаривать. Кумар направляется к ним, стараясь услышать, о чём они говорят, но разговор идёт по-русски.

– Какими судьбами ты здесь, Маша? – спрашивает мужчина.

– Освещаю работу кинофестиваля, и меня попросили сопровождать одного индийского режиссёра. А вот, кстати, и он! – Маша переходит на английский. – Аджай, познакомьтесь: это Владимир, известный предприниматель. Владимир – это Аджай Кумар, режиссёр и продюсер, привёз в Москву свои фильмы.

Мужчины обмениваются рукопожатием:

– Очень приятно.

– Очень приятно.

– Андрей знает, что ты здесь? – по-русски спрашивает Владимир.

– Он в Чехии, на деловой встрече, – улыбаясь, отвечает Маша.

Аджай:

– Маша, пожалуйста, говорите по-английски, я ничего не понимаю.

Они не обращают на него внимания.

– Ты прекрасно выглядишь! – оглядывая её с ног до головы, с усмешкой говорит Владимир. – Что-то я не припомню, чтобы ты для Андрея так наряжалась. Тебе всегда было некогда ходить с ним на банкеты: то дела, то голова болит.

– Ты это о чём? Я что-то тебя не понимаю! – говорит Маша, – я здесь по поручению руководства.

– Ну конечно! – с иронией соглашается Владимир. – Это ты для него – кивок в сторону Аджая – так вырядилась?

Мария не успевает ничего ответить. Аджай по интонации Владимира, по тому, как напряглась девушка, чувствует, что что-то не так и вступает в разговор:

– Владимир, пожалуйста, не волнуйтесь так, это неприлично! Мария, давайте отойдём!

– Я тебе отойду! – с угрозой произносит Владимир. – Я тебе так отойду, что мало не покажется! Машка, собирайся, поехали домой!

– Что ты себе позволяешь? – тихо, яростным шёпотом говорит Мария. – На каком основании ты со мной так разговариваешь?

– Да на том основании, что я старший брат твоего благоверного, твой деверь, поняла? Домой, быстро! – он хватает её за руку.

Но тут на его запястье опускается смуглая рука Аджая:

– Сэр, дама пришла со мной и уйдёт отсюда тоже со мной!

– А ты вообще вали отсюда, коротышка, – меряет его взглядом Владимир и, размахнувшись, бьёт по лицу. Аджай, не ожидавший нападения, отлетает в сторону, падает; Маша, прижимая ладони к лицу, с криком бросается к нему. Подоспевшие охранники вежливо выводят Владимира; Аджай, опираясь на Машину руку, с трудом встаёт, коллеги предлагают ему помощь, но он отказывается и вместе с Марией выходит из ресторана.

Они садятся в машину; кожа на скуле режиссёра содрана, из носа течёт кровь. Маша плачет и причитает, не замечая в горячке, что говорит по-русски:

– Это я во всём виновата! Забыла про осторожность, забыла про него, обо всём забыла!

– Маша, – с трудом произносит Аджай – у него сильно болит голова, – пожалуйста, говори по-английски, я не понимаю. Кто это был?

– Это? Это мой… брат. Двоюродный, нет, троюродный.

– А почему он так с тобой обращался?

– Ну, считал, что я должна идти домой, мне здесь не место.

– Но почему так грубо?

– Ну… характер у него такой – не сахар.

Они подъезжают к гостинице Аджая. Маша говорит:

– Ты еле идёшь, давай, я провожу тебя.

Они проходят мимо швейцара, поднимаются на лифте, Аджай открывает дверь своего номера и входит. Мария нерешительно останавливается на пороге.

– Ну, что же ты застыла? – спрашивает Аджай, – заходи! Что плохого сможет тебе сделать тяжело раненный человек?

Мария входит. Кумар снимает смокинг, бабочку, расстёгивает рубашку, засучивает рукава и идёт в ванную. Маша осматривает номер и видит на тумбочке фотографию молодой индианки с двумя детьми – мальчиком и девочкой. Она берёт фотографию и внимательно рассматривает, пытаясь понять, кто же на ней изображён.

– Это моя мама, я и моя сестра Амрита, – говорит Аджай, незаметно подошедший сзади. Он вытирает полотенцем мокрые руки.

– У тебя есть сестра?! – удивляется Маша.

– Была. Умерла, когда нам было по 9 лет.

– Но в официальной биографии говорится, что ты единственный ребёнок в семье!

– Это закрытая информация. Мы были близнецами. Мама говорит, что я поэтому такой… – он замолкает, Маша поворачивается к нему лицом и спрашивает:

– Какой?

– Непутёвый, – он накидывает полотенце Маше на шею и подтягивает её к себе. – Близнецы – они как одно целое, как две половинки одного яблока.

– Да, – улыбается Маша, – «Зита и Гита», «Рам и Шиам».

– Мама говорит, что я до сих пор ищу свою половинку – и не нахожу…

– Ты её очень любил?

– Я её чувствовал каждую минуту, знал, о чём она думает, чего хочет, какое у неё настроение. У меня как будто половину души и сердца оторвали, – глаза его полны грусти, а руки ещё ближе подтягивают Машу.

– Присядь, Аджай, – покраснев, говорит она, – у тебя всё ещё течёт кровь. Надо обработать ранку.

Аджай с удивлением смотрит, как она достаёт из своей сумочки вату и перекись водорода:

– Ты ещё и медсестра?

– Нет, – улыбается Маша, – это так, на всякий случай.

Она усаживает Аджая на кровать, устраивается рядом и обрабатывает ссадину. Аджай ойкает, Маша дует, и оба смеются. Он берёт её руку, вынимает вату, прикладывает её ладонь к своей щеке и долгим взглядом смотрит на Марию.

– Маша, – тихо говорит он, – кажется, я нашёл свою половинку…

– Ш-ш-ш, – прикладывает она к его губам палец, запускает руку в его непокорные волосы, закрывает глаза, и их губы сливаются в поцелуе.

Раннее утро. Аджай и Маша спят в одной постели, обнявшись. Простыня лишь слегка прикрывает тела. Их ноги переплетены, светлая Машина рука лежит на тёмной груди Аджая: золотистые Машины локоны смешались с его чёрными волосами.

Маша просыпается первой, потягивается, переворачивается на живот и смотрит на спящего Аджая. Его губы полуоткрыты, длинные пряди падают на глаза. Мария отводит волосы, проводит пальцем по бровям, носу, обводит губы. Он улыбается, не открывая глаз, ловит рукой её пальцы, целует и опять спит. Маша шепчет по-русски, прикасаясь губами к его волосам:

– Как я тебя люблю! Как же я тебя люблю! Боже мой, за что мне это?! – на её глаза наворачиваются слёзы, одна капелька падает Аджаю на щёку, Маша убирает её поцелуем. Потом откидывает простыню, встаёт и идёт в ванную. Аджай открывает глаза – он и не думал спать – в них тоже стоят слёзы. Услышав, что Мария возвращается, он поспешно опускает ресницы. Маша входит, завёрнутая в полотенце, тихо подходит к окну и смотрит на восходящее солнце.

– Отойди от окна! – вдруг слышит она голос Аджая и от неожиданности вздрагивает. – Не смей там стоять: тебя могут увидеть!

– Кто же меня увидит в такую рань и на таком этаже! – смеётся она.

Аджай подходит и обнимает её со словами:

– Слышала такую поговорку: ранняя пташка ловит букашку? Вот я тебя и поймал…– и полотенце падает на пол.

Время остановилось. Они целуются, обнимаются, едят, принимают душ, просто разговаривают.

Лёжа в постели, Аджай – на спине, Маша нависает над ним, играя его волосами, и спрашивает:

– Когда ты уезжаешь?

– Завтра, моя бесценная леди, – вздыхает Аджай.

– Уже завтра?! – пугается она.

– Да, – грустно говорит Аджай, проводя пальцами по её лицу.

– А во сколько? – с тревогой в огромных глазах спрашивает Мария.

– В 10 часов.

– А сейчас уже три пополудни – осталось меньше суток! – её глаза наполняются слезами.

– Не надо, не надо плакать! – тихо говорит Аджай. – Давай лучше используем оставшееся время на полную катушку – проведём его вместе!

– Но мне надо хотя бы ненадолго домой: у меня там кошка голодная.

– Тогда едем вместе, очень хочется посмотреть, как ты живёшь! – предлагает Аджай.

Они подъезжают к дому, поднимаются на 7 этаж. Маша быстро входит в квартиру, торопливо убирает фотографии мужа и детей, идёт на кухню и кормит кота.

Аджай кричит из зала:

– У тебя неплохая подборка индийских фильмов! Все фильмы Амита-джи – это класс!

– Я же говорила тебе, – тоже кричит Маша, – что с детства люблю индийское кино!

Звонит телефон. Мария берёт трубку:

– Алло! Алло! Говорите, вас не слышно! – на том конце провода ни звука, затем раздаются короткие гудки.

– Кто звонил? – интересуется Аджай.

– Не знаю, повесили трубку.

Внезапно раздаётся звонок в дверь. Маша открывает и видит на пороге Владимира.

– Андрей приехал? – спрашивает он.

– Зачем ты пришёл? – спрашивает Маша.

Владимир отстраняет её и входит в квартиру:

– Это чья машина внизу? Кого ты притащила с собой? И где ты шлялась всю ночь, отвечай! – кричит он.

– Кто там, Маша? – выглядывает из зала Аджай.

– Так этот хрен у тебя? Ты, дешёвка, это с ним ты была всю ночь? С ним? Отвечай! – он хватает Машу за руку. – Говорил же Андрюхе: не женись на девке из провинции, ей только деньги нужны!

Аджай выходит из комнаты:

– Маша, что ему нужно?

Маша, пытаясь вырваться, говорит:

– Аджай, Бога ради, уйди! Я сама разберусь, это мой брат!

– Нет, Маша, – усмехаясь, говорит Кумар и отрывает пальцы Владимира от её запястья. – Он тебя оскорбил в моём присутствии, поэтому я разберусь сам, – и он отодвигает её за спину.

– Что вам угодно? – скрестив на груди руки, спрашивает он у Владимира. – Это не ваш дом, вас не приглашали войти, а она не ваша жена.

Владимир, зарычав, замахивается, но Аджай уже предупреждён – нырок в сторону и мощный хук справа. Владимир отшатывается, и следующий удар слева валит его с ног. Он пытается удержаться, хватается за вешалку, но падает вместе с одеждой. Аджай, схватив его за ворот, рывком поднимает на ноги и говорит:

– Забудь сюда дорогу, – и выталкивает его из квартиры.

Владимир, вытирая кровь, сочащуюся из разбитой губы, угрожает Маше:

– Подожди, дождёмся Андрея, тогда и поговорим!

Аджай с грохотом захлопывает дверь и подходит к Маше, которая стоит, прислонившись к стене, и бессильно плачет.

– Не надо плакать, – взяв её лицо в ладони, ласково говорит он. – Мне совсем не нравится, когда ты плачешь. Я люблю видеть тебя весёлой и смеющейся.

– Ох, Аджай! – слёзы текут по её лицу. – У тебя все руки разбиты!

– Пусть разбиты, – он осушает её слёзы поцелуями.

– Тебе же больно!

– Но тебе же больней? – спрашивает Аджай. – Когда болит душа, боль тела – ничто. Уж я-то это хорошо знаю…

Аэропорт. Идёт посадка в самолёт. Коллеги Кумара уже сели, он тоже готовится подняться по трапу. Вдруг Вики трогает его за рукав и указывает назад. Аджай оглядывается и видит одинокую маленькую фигурку с развевающимися светлыми волосами. Он разворачивается и идёт к ней. Маша бежит ему навстречу, они сближаются и останавливаются друг против друга. Маша, глядя прямо в глаза Кумару, задыхающимся от волнения голосом говорит:

– Аджай, я не хотела, чтобы ты улетел, не узнав обо мне…

– А что мне узнавать? – перебивает он её. – Всё, что мне надо, я и так знаю: ты прелестная женщина, умная, красивая, мы провели вместе чудесные дни – я запомню их навсегда, – он говорит нарочито холодным тоном, но Маша не замечает этого.

– Аджай, я очень виновата перед тобой, я не сказала всей правды: я замужем, у меня двое детей – просто они сейчас у мамы, а муж – в Чехии, – торопливо говорит Маша.

– Я всё знаю, – останавливает её Аджай.

– Как… всё? – не понимает Мария.

– Всё-всё!

– И ты знал… с самого начала? – тихо, с ужасом спрашивает Маша.

– Да, – спокойно отвечает он.

–Так ты… играл со мной?! – звенящим шёпотом говорит девушка, – ты играл моими чувствами, моим доверием, использовал меня «на всю катушку»?! – она судорожно вцепилась в его пиджак. – Все твои слова о найденной половинке, о том, что ты готов превратить мою жизнь в розовый сад – это лишь игра?!

– Выходит, что так, – спокойно соглашается Аджай.

– Какой же ты негодяй! – Маша даёт ему пощёчину. – Лучше бы я никогда тебя не встречала! – Она разворачивается и, рыдая, бежит прочь.

Он стоит и смотрит ей вслед полными слёз глазами:

– Но ведь и ты, Маша, – тихо говорит он, – ты тоже использовала меня «на всю катушку»…

Innermission

Мультимедийный экран.

Аджай летит в самолёте. Грустит. Перед ним бутылка и рюмка. Он постепенно напивается.

Маша мчится домой на такси. Входит в спальню, достаёт из комода открытки, перечитывает, вытирая слёзы, рвёт и выбрасывает.

Аджай, шатаясь, с трудом входит в свой дом, прямиком направляется к бару, достаёт бутылку и пьёт прямо из горлышка. Падает на кровать и засыпает.

Маша в прихожей поднимает с пола упавшие вещи, вытирает пыль. Кот трётся об её ноги.

Вики тихо входит, снимает с Аджая ботинки, ослабляет галстук и укрывает простынёй.

У Маши раздаётся звонок в дверь, она открывает – в прихожую врывается Андрей, хватает её в объятья, целует, Маша, склонив голову ему на плечо, плачет.

Индия. Дом Аджая. Утро. Он с трудом, разминая заржавевшие члены, встаёт с кровати, неверной походкой бредёт в ванную. Плещет в лицо холодной водой, смотрит на себя в зеркало:

– Привет, друг. Паршиво выглядишь. В хорошую кучу дерьма ты вляпался. Что смотришь? А? Мало тебе по морде надавали, надо ещё добавить! – раскрытой ладонью он ударяет по своему отражению в зеркале, минуту молча стоит, затем, тяжело ступая, выходит из ванной.

Москва. Утро. Маша просыпается в объятиях мужа. Осторожно снимает с груди его руку, откидывает простыню, встаёт и тихонечко идёт в ванную. Спустя несколько минут возвращается в комнату уже одетая, берёт сумочку и отправляется на работу.

Приехав в редакцию, собирает все цветы и безжалостно выбрасывает в ближайший мусорный бачок. Потом возвращается и с тяжёлым вздохом усаживается за компьютер.

Индия. Аджай подъезжает к дому матери. На нём чёрные джинсы, футболка и пиджак. Чёрные очки надёжно скрывают глаза.

Мама выбегает из дома навстречу сыну. Аджай склоняется к её ногам, она обнимает его, целует и прижимает его голову к своей груди:

– Как твои дела, дорогой?

– Отлично, мама. Как вы себя чувствуете?

– Как мать может себя чувствовать, если её сын летит на край света на самолёте?! Не знаю, как я пережила этот ужас! Ну, сынок, пойдём в дом! – она разглядывает сына и говорит. – Ты выглядишь усталым и грустным, ты похудел! Конечно, чем тебя там кормили! Садись за стол, поешь хорошенько – я приготовила твои любимые лепёшки!

– Мама, мама, я не хочу! – сопротивляется Аджай.

– И слушать ничего не желаю! Негодный мальчишка! Ты что, смерти моей хочешь? – она берёт его за ухо, ведёт к столу и засовывает в рот кусок лепёшки.

– Аджай, сынок, – говорит она, глядя, как он ест, – пока тебя не было, я присмотрела хорошую девушку!

Кумар выпускает из рук очередной кусок лепёшки:

– Мама, опять вы за своё! И зачем мне девушки? У меня же есть вы!

– Аджай, опомнись, что за глупости ты говоришь? – возмущается мать.

– Почему глупости? – Аджай усаживается у её ног, кладёт голову ей на колени и заглядывает в глаза. – Где я найду девушку, которая будет меня любить, баловать так же, как вы, заботиться обо мне? Прощать все мои недостатки? Таких девушек просто нет!

– Боги, за что вы меня наказываете? Неужели я умру, не дождавшись внуков? Была бы жива твоя сестра…– она не успевает закончить фразу, Аджай вскакивает и раздражённо перебивает её:

– Мама, мама, не начинайте снова, пожалуйста!

– А почему нет? Сколько лет я молю богиню! Тебе уже сорок, а ты всё один! Кто о тебе позаботится, когда меня не будет?

– Кто, мама? Конечно, Вики! Чем он мне не пара? Давно уж пора сватов засылать! – шутит Аджай.

– Глупый! – смеётся мать и толкает его ладонью в лоб, – Вечно у тебя одни шуточки, пора бы стать серьёзнее!

– Зачем, мама? В жизни и так много печали, грусти и разочарования. Зачем делать её ещё печальней?

Мать проницательно смотрит на Аджая:

– Аджай, сынок, что-то случилось?

Он опять усаживается к ногам матери и кладёт голову на её колени:

– Нет, мама, всё хорошо.

Звонит мобильник.

– Алло! – подключается Аджай.

– Аджай-джи, вы у мамы? – спрашивает Вики.

– Да.

– Как освободитесь, подъезжайте на студию, кажется, есть новый грандиозный проект.

– Хорошо, Вики, выезжаю. – Аджай встаёт.

– Куда же ты, – спрашивает мать, – совсем со мной не побыл и опять уходишь! Тебе не стыдно?

– Мама, но я же рядом, я не улетаю на край света, в Россию, – глаза его затуманиваются, он обнимает мать, выходит, садится в машину и уезжает.

Москва. Квартира Маши. Андрей лежит на кровати, одетый, в туфлях, закинув руки за голову, и курит. Входит Мария, она напевает песню; вдруг останавливается, принюхивается и кричит:

– Андрей, ты дома? Ты опять куришь? Я же просила тебя не курить в квартире, я не выношу запаха дыма! – она разувается, проходит в спальню.

– Андрей, ты почему лежишь на кровати в одежде и ботинках? С ума сошёл? – говорит Маша, и в её голосе звучит раздражение. Она подходит к комоду и начинает снимать украшения.

– Что происходит, Маша? – медленно, глядя в потолок, спрашивает Андрей.

– Ты о чём? – беззаботно говорит Мария.

– Я сегодня встречался с Володькой, – констатирует Андрей.

– Да? Как у него? Всё хорошо? – спокойно говорит Маша

– Маша, он мне всё рассказал, – тихо произносит Андрей.

Даже по Машиной спине видно, как она напряглась:

– Что рассказал? – стараясь не выдать своё беспокойство, нарочито безразличным тоном спрашивает она.

– Да всё! – Андрей резко встаёт и разворачивает Марию к себе:

– В чём дело, Маша? Он мне говорил о каких-то шашнях с каким-то индийцем. Вы были вместе в ресторане, а потом где-то шлялись всю ночь?

– Он что, следил за мной? Как это на него похоже!

– Он мой старший брат! Он беспокоится обо мне!

– Пусть лучше он беспокоится о себе! – Он всё время пьёт!

– Не уводи разговор в сторону, – В глазах Андрея начинают пляску огоньки ярости. – Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Скажи, – в глазах Маши такое же бешеное упрямство, – ты всегда будешь верить тому, что он обо мне рассказывает? Любой сплетне, любому вымыслу?

– Маша, ты была с ним в ресторане?

– Да, меня попросили сопровождать индийскую делегацию кинопроизводителей!

– А почему именно тебя? Кто ты такая? Девка из агентства сопровождения? А?! – в бешенстве кричит Андрей.

– Да потому, что у меня есть кое-какое имя в наших кругах! Потому, что твоя жена прекрасно разбирается в индийском искусстве, религии, образовании, с ней можно поговорить на любую тему! Она не опозорит Россию, как девчонки с куриными мозгами! – тоже не сдерживаясь кричит Маша.

– А где ты была всю ночь?

– Гуляла по Москве! Меня попросили показать злачные места, чтобы было о чём рассказать родным и близким в Индии!

– Не пудри мне мозги, Машка! – Андрей хватает её за плечо. – Ты с ним спала!

Маша вырывается:

– Ты мне не доверяешь?! – с яростью смотрит ему в лицо. – Конечно, спала! И не только с ним, но и с его друзьями, братьями и коллегами! Мы были на Ваганькове, на Арбате, в баре-караоке! Продолжать список? Лучше позвони в редакцию и спроси у Сергея благодарственное письмо, которое оставила нам индийская делегация! Мы получили эксклюзивное право освещать все премьеры индийского кинопроизводства в Индии и в Европе! – запыхавшись, Маша останавливается и гневно смотрит на Андрея. Он – на неё. Они молчат. Потом Андрей говорит:

– Машка, я тебе верю, но если ты меня обманываешь – пеняй на себя!

– Ты меня так оскорбил, – прерывисто дыша, отвечает Маша, – что не знаю, смогу ли я простить тебя.

– Смоги! – примирительно говорит Андрей.

– Не хочу! Ты веришь всем, кроме меня! Неужели я могу совершить подлость и так тебя подвести? – возмущается Маша.

Внутренний голос: «Ой, Маша, детка, я и не знала, что ты умеешь так врать! Прав Аджай: в тебе умерла великая актриса!»

Индия. Аджай сидит в своём офисе, закинув ноги на стол, и нехотя перелистывает стопку бумаг.

Вики стоит пред ним.

– Это и есть твой грандиозный проект? – с небрежной ухмылкой спрашивает Аджай.

– Да, Аджай-джи, – отвечает Вики.

– Ты что, смеёшься надо мной! – возмущается режиссёр. – Это самый дремучий сценарий, который я когда-либо читал! На сороковой странице герой произносит монолог, который длится целых десять минут, а все, в том числе и его злейший враг, стоят смирно и слушают! Где ты такое видел, кроме как в индийском кино? Нет, Вики, это не пройдёт! – он швыряет сценарий на пол, закидывает руки за голову и продолжает. – Ни одной живой фразы, все персонажи не разговаривают, а изрекают, причём сплошные ходульности, которые мы слышали, по меньшей мере, в десятке подобных фильмов! В общем, пока не найдёшь что-нибудь подходящее, всем говори, что я в отпуске, понял? Буду отдыхать!

– Но, сэр, вы не можете себе этого позволить!

– Почему это? Я, Аджай Кумар, мегазвезда, неповторимый и непревзойдённый, не могу позволить себе несколько дней безделья?!

– Несколько дней, не больше! Вам необходимо выплатить налоги за новую машину, подошёл очередной срок платежей за ваш дом – у нас почти не осталось наличности.

– Ничего не желаю слушать и знать! – вставая, машет руками Аджай. – Я буду работать только над таким сценарием, который будет о жизни и в котором не будет ходульных фраз и штампов!

Звонок селектора. Аджай нажимает кнопку:

– Да?

– Аджай-джи, к вам Рахул Сингх.

– Впускай немедленно! – Аджай легко перепрыгивает через стол и идёт к выходу. Двери распахиваются, и, раскрыв объятия, навстречу Аджаю направляется высокий красивый индус.

– Аджай, дорогой! – широко улыбается он.

– Рахул!

Они обмениваются рукопожатием, обнимаются, затем Рахул отстраняется от Аджая на вытянутую руку и разглядывает его:

– А ты похорошел, дорогой! Чёрный цвет тебе очень к лицу, похудел, интересная бледность появилась! Какая-то романтическая история? А? – подначивает он Аджая.

– Какая там история! Долгий перелёт, перемена обстановки… Ты лучше скажи, как твои – жена, дети?

– Всё отлично, ждут не дождутся дядю Аджая в гости и спрашивают, почему у дяди до сих пор нет тёти! – смеётся Рахул.

– Нет, нет, друг, это не для меня… Ты же знаешь, кто я?

– Я… – говорят они хором, – плейбой!

– Нет, Рахул, чтобы жениться, я должен влюбиться, да так, чтобы небо упало на землю и рассыпалось миллионами брызг, а это невозможно…

– Вах, вах, вах! – смеётся Рахул. – Аджай, друг, пиши стихи – ты так красиво говоришь!

Аджай улыбается:

– Ладно, Рахул, пойдём прогуляемся, поговорим!

Обнявшись, они выходят.

Москва. Дом Керчевых. Андрей сидит на кухне и обедает, Мария напротив него пьёт чай.

– Маша, налей мне чаю, пожалуйста, – говорит Андрей. Маша встаёт, берёт чашку, отходит к плите и наливает ему чай.

– Маша, у меня три дня свободных, ты не сможешь отпроситься хотя бы ненадолго? Смотаемся к родителям, навестим детей, а?

– Думаю, Сергей меня отпустит, – поворачивается Мария, – поедем! А то я по детям очень соскучилась! – она ставит чашку на стол.

– А по мне, – Андрей встаёт и кладёт ей руки на плечи, – по мне не соскучилась ни капельки? Ты же меня с утра не видела!

Маша приседает и выскальзывает из его рук. Садится за стол и продолжает пить чай.

– Ты всё ещё дуешься на меня? – Андрей опускается перед женой на одно колено и берёт её руки в свои. – Ну, прости, пожалуйста, в жизни больше Володьку слушать не буду!

– Это ты сейчас так говоришь, – отвечает Маша, – а потом он опять принесёт какую-нибудь сплетню, и ты забудешь о своих обещаниях!

– Ну, Машенька, я тебя очень-очень прошу! Клянусь, что выполню любое твоё желание, только смени гнев на милость!

– Ладно, – улыбается Мария, – давай собираться! Надо купить родителям продукты, детям подарки, Сергею позвонить – куча дел!

Индия. Бар. За стойкой сидят Аджай и Рахул. Перед ними стоят стаканы и две полупустые бутылки. Они оба изрядно навеселе.

– Так что у тебя там произошло? – спрашивает Рахул. – Дошли до меня какие-то слухи о твоих безумствах в Москве!

– Никаких безумств не было, Рахул. А была одна волшебница с чудесными голубыми глазами и золотыми волосами! Она пронзила моё сердце насквозь, – он смеётся. – Ты думаешь, я пьян? Нет! В моей груди бушует такой пожар, затушить который не сможет всё вино на свете.

Рахул смотрит на друга и видит, что глаза его ясные, речь твёрдая – он действительно трезвый.

– Эй, Аджай, ты сошёл с ума! – восклицает Рахул. – Тебе мало индийских девушек?! Да за тебя любая пойдёт с радостью и все твои желания будет выполнять: ты же Аджай Кумар!

– А мне не нужна любая, понятно? – упрямо говорит Аджай. – Мне нужна только она, фея из далёкой страны. Она похитила моё сердце и вложила вместо него пылающий уголь! Помнишь, Рахул, – со слезами в голосе продолжает он, – в школе мы учили стихи Роберта Бёрнса? Это про меня: «My heart is in Russia, my heart is not here. My heart is in Russia…», – он застывает, держа в руках стакан, взгляд его неподвижен.

– Эй, эй, приятель! – щёлкает пальцами перед его носом Рахул, – очнись! Вернись с небес на грешную землю и мечтай о чём-нибудь более реальном!

– А? – возвращается из своих мечтаний Аджай. – Ты прав, я сейчас был на небесах, рядом с ангелом…

– Аджай, слушай, к нам приезжает родня жены из Пенджаба, у них есть дочка на выданье – Санжна, скромная, спокойная девушка. Сделай милость, побеседуй с ней!

– Вы что, с мамой моей сговорились?! У неё навязчивая идея женить меня – и ты туда же! – Аджай резко встаёт, уронив стул, и выходит из бара, с грохотом захлопнув дверь.

Рахул удивлённо смотрит ему вслед:

– Да, – бормочет он, – действительно, с ним не всё в порядке.

Россия. Дом родителей Маши. Подъезжает машина, оттуда выходит Маша и бежит к дому, навстречу ей выскакивают дети – мальчик и девочка – оба голубоглазые и светловолосые, как мать:

– Мама! Папа! Ура! Что вы нам привезли? – они обнимаются и целуются с родителями. Андрей достаёт из багажника объёмистые сумки, дети окружают их и рассматривают гостинцы. Из дома выходит мать Маши – ещё молодая, красивая женщина, с такими же, как у Маши, золотистыми волосами:

– Здравствуй, доченька, здравствуй, Андрюша! Что это вы вдруг надумали?

– Да вот, соскучились по Дашке с Никиткой. Как они, не замучили тебя? – ласково спрашивает Маша.

– Да что ты, какие с ними хлопоты, они уже большие! Куда больше хлопот с дедом! – смеётся она. – Пойдёмте в дом, у меня и обед как раз готов!

После обеда мать моет посуду, Маша – вытирает.

– Маша, дочка, что-то случилось? С Андреем неладно? – как бы невзначай спрашивает мать.

– Нет, мама, с Андреем всё в порядке, – грустно говорит Мария.

– А так говоришь, словно у тебя камень на сердце, – проницательно замечает мать.

– Что ты, мама! Просто мы не всегда властны над своими чувствами и мыслями, – говорит Маша, чересчур тщательно вытирая тарелку.

Входит отец – и сразу становится ясно, откуда у Марии такие голубые глаза.

– Привет, лягушки-путешественники! – обнимает он дочь. – Не сидится вам дома! Обед готов? – спрашивает он у матери.

– Готов, иди мой руки, – отвечает она.

– Андрей там с машиной возится, – кричит из другой комнаты отец, – а вы, значит, тут уединились и сплетничаете потихоньку?

Он садится за стол, Маша уходит в соседнюю комнату и играет там с детьми, разговаривает с ними, заплетает Даше волосы.

– Что с Машей? – спрашивает тихо отец. – Она явно не в своей тарелке. С Андреем что?

– Спрашивала – отвечает, что всё в порядке, но грустная, а почему – не говорит. Попробуй ты выяснить, – так же тихо отвечает мать.

Вечер. Мария сидит на крыльце. Из дома доносится весёлый шум – Андрей возится с детьми. Отец выходит, садится рядом с Машей, закуривает:

– Как работа?

– Хорошо, папа. Писала статью о неделе индийского кино в Москве – удачно. Познакомилась с режиссёрами, актёрами, пообщались.

– У Андрея всё хорошо?

– Да, – равнодушно отвечает Маша, – когда у него было плохо? Ты же знаешь, он запрограммирован на успех.

– Тебе же это всегда нравилось? – спрашивает отец.

– Раньше нравилось, а сейчас как-то… – Маша умолкает.

– Что-то изменилось?

– Ах, папа, если бы я сама понимала, то рассказала бы тебе! Наверно, у меня просто возрастной кризис! – смеётся Маша.

– Что-то изменилось в твоей душе? Или кто-то изменил? – тихо замечает отец.

Маша молчит.

– Маша, если только я угадал, не делай поспешных выводов. Знаю, что за Андрея ты вышла не по любви, но… ведь он хороший человек, надёжный, а это немало. Стоит ли жертвовать душевным спокойствием ради мимолётных чувств? У вас ведь дети!

– А если это не мимолётности, а именно то чувство, которое бывает один раз в жизни? – почти неслышно говорит Маша.

– Подумай хорошо, дочка! – отец встаёт и уходит в дом, где тихо говорит матери:

– По-моему, Маша влюбилась.

– Неужели! – всплёскивает руками мать. – А я-то думала, что сердце её заснуло навсегда.

Ночь. Маше не спится. Она поднимается с кровати, выходит на улицу, вдыхает полной грудью свежий ночной воздух и смотрит на небо: «Может быть, он тоже смотрит сейчас на звёзды и думает обо мне?» Вдруг одна звезда, мигнув, срывается и падает, прочертив по небу сверкающую полосу.

Индия. Аджай, покачиваясь, стоит на пороге своего дома и смотрит на небо, по которому летит падающая звезда. Его дом ярко освещён, из него доносится музыка, шум, хохот, звон бокалов – вечеринка в самом разгаре. С громким хохотом из дома выскакивают две девицы, хватают Аджая под руки, тащат к бассейну, сталкивают в воду и сами с визгом прыгают вслед за ним. Аджай, разбрызгивая воду, пытается их поймать, потом они выбираются из бассейна, и он говорит:

– А теперь, девочки, пошли в дом переодеваться. Быстро! – и шлёпает их по мягкому месту. Они с визгом бегут в дом. Аджай – за ними.

Утро. Дом режиссёра выглядит как после погрома: пустые бутылки, банки из-под пива, остатки еды, бумажки. Аджай спит в кровати с двумя девушками. Волосы одной закрывают ему лицо. Он переворачивается на бок, волосы щекочут его, он громко чихает и просыпается. Недоумённо смотрит на одну, на другую, встаёт, натягивает джинсы и босиком выходит на улицу. Там – такой же разгром.

– Классно повеселились! – бормочет он, оглядывая разрушения.

Неожиданно в кармане джинсов звонит телефон.

– Да, мама! – хрипло говорит Аджай.

– Аджай, сегодня я жду тебя. Приедет родня Рахула из Пенджаба и с ними молодая девушка.

– Мама, я не приеду!

– Не желаю ничего слушать! Это твой сыновний долг! Меня не слушаешь, вспомни хотя бы об отце!

– Хорошо, хорошо, мама, – тяжёло вздыхает Аджай, – я приеду.

– Вот и умница! Жду тебя!

Аджай, раскинув руки в стороны, падает в бассейн и, не двигаясь, лежит на воде.

Индия. Дом матери. Аджай сидит рядом с мамой. Напротив – приличное пенджабское семейство: мама, папа и молодая девушка. Они пьют чай, едят сладости и беседуют. Аджай откровенно скучает.

– Так какое, вы говорите, образование получила ваша дочь? – вежливо, с улыбкой спрашивает мать.

– Она окончила Делийский университет по специальности менеджер по персоналу, и её уже несколько фирм пригласили на работу! – с гордостью произносит отец и ласково смотрит на дочь. – Да, доченька?

– Да, – жеманно отвечает девушка, кокетливо поглядывая на Аджая.

Кумар томится, и только вежливость и природный такт не позволяют ему встать и уйти.

– А как идут дела у вашего сына, уважаемая Ладжо? – интересуется отец молодой индианки.

– Очень хорошо! Недавно он вернулся из России, куда возил на фестиваль свои фильмы, – толкает мать Аджая локтем в бок.

– А, да. В России очень любят индийские фильмы, – встрепенувшись, говорит Аджай. – А вы любите индийское кино? – спрашивает он девушку.

– Нет, я не смотрю наши фильмы! – презрительно морщит носик девушка. – Они такие наивные и глупые! Я люблю американское кино – «Основной инстинкт», «Красотка» – голливудские актёры такие стильные, красивые, не то что наши!

Аджай смотрит на неё, и перед его мысленным взором предстаёт дом Маши, её огромная коллекция индийских фильмов, а в ушах звучат её слова: «Я люблю Болливуд! В нашем рациональном мире это последний приют романтиков. Вы творите сказку наяву…»

Внезапно Аджай понимает, что ему надо делать. Он встаёт, девушка, замолчав на полуслове, удивлённо смотрит на него. Кумар говорит:

– Прошу меня извинить, но у меня неотложные дела! – раскланивается и, не глядя на рассерженную мать, поспешно выходит из комнаты, садится в машину и давит на газ. Мать, выбежав из дома, кричит ему вслед:

– Можешь больше у меня не появляться!

Москва. Редакция. Машу вызывает главный редактор:

– Мария, на тебя пришёл именной запрос из Лондона. Там ожидается премьера очередного фильма Аджая Кумара, открытие магазина индийской моды и ещё какие-то интересные события. Авиабилеты, виза – всё за счёт того, кто приглашает. Они хотят тебя видеть. Так что давай, моя дорогая, уламывай мужа, как хочешь: вылет завтра в 13.30. Командировку я тебе уже оформил.

Маша, не сказав ни слова, с бьющимся сердцем мчится домой, быстро собирает вещи и ждёт Андрея для разговора.

Вечер. Андрей приходит домой, видит собранные сумки и удивлённо спрашивает:

– Куда-то собралась? Опять по родителям соскучилась?

– Нет. Андрей, меня командируют в Лондон на три дня: там состоится премьера нового фильма Аджая Кумара, и меня приглашают сделать эксклюзивный репортаж. Представляешь, как повезло!

– Да, – мрачно говорит Андрей, и подозрения вновь начинают шевелиться в его душе, – а что это тебе так везёт последнее время?

– Не мне, а нам! Ты представляешь, как рад Сергей! У нашей газеты такой шанс выйти на мировой уровень! Это же класс!

– А почему опять за твой счёт? Ты кто? Леди эксклюзив?

– Ну а кто в нашей газете самый умный, талантливый, непредсказуемый?

– Неужели ты?

– Конечно, я! А ещё я лучше всех знаю английский язык!

– Ладно, Машка, не юли, сознайся лучше, что тебе до смерти хочется в Лондон! – улыбнулся Андрей.

– Какой же ты у меня догадливый, – замурлыкала Маша. – А что тебе привезти из туманного Альбиона?

– Себя, – хмуро ответил Андрей, – причём в целости и сохранности!

– Ой, Андрюшка, спасибо! – подпрыгнула от радости Мария.

Самолёт. Маша пристёгивается ремнём и думает: «А чему это я, собственно, так обрадовалась? С какой стати решила, что это Он прислал мне приглашение?»

Не сомкнув ни на минуту глаз, не открыв книгу, не отвечая на заигрывания соседа, она всё внимание своё, все мысли и чувства фокусирует на одном-единственном ощущении – присутствии Аджая. Она чувствует, как её сердце колотится с такой силой, что кажется, грудь сейчас не выдержит и разорвётся.

Самолёт приземляется в Хитроу; мучительно долго тянутся минуты таможенного досмотра, визового контроля, заполнения деклараций, но вот всё позади. Маша покидает терминал, оглядывается и видит вдали до боли знакомую фигуру.

– Аджай! – кричит она, швыряет сумку и изо всех сил бежит к Аджаю. Он срывается с места, и мчится ей навстречу. Они, задыхаясь от быстрого бега и от счастья, падают друг другу в объятья. Маша начинает плакать, Аджай покрывает поцелуями её руки, лицо, она почти теряет сознание, но прерывистым голосом говорит:

– Я сразу поняла, что это ты! У меня чуть сердце из груди не выскочило! Но почему Лондон?

– Я подумал, что муж тебя не отпустит, если придёт приглашение из Индии, поэтому решил действовать через Лондон! – торопливо отвечает Аджай.

Тесно прижавшись друг к другу, они подбирают Машину сумку. Мария направляется к выходу из аэропорта, но Аджай тянет её обратно:

– Нам сюда.

– Зачем?

– Мы летим в Индию.

– А как же твоя премьера?

– Глупенькая! – смеётся Аджай. – Нет никакой премьеры, это просто был предлог! Всё, чего я хотел – это ты!

– А статья? – не понимает Маша.

– Ну, напишешь что-нибудь, ты же такая талантливая! – улыбается Аджай, и увлекает её в аэропорт.

Индия. Дом Аджая. Вечер. Машина Аджая подъезжает к дому и останавливается. Маша, не выдержав перегрузок, связанных с многочасовым перелётом, дремлет, склонив голову на его плечо. Он правой рукой ведёт машину, а левой бережно и крепко обнимает Машу. Смотрит на неё, вдыхает аромат её волос, нежно проводит пальцем по щеке, целует и ласково говорит:

– Проснись, принцесса, мы приехали!

Маша открывает сонные глаза и улыбается:

– Я так мечтала посмотреть Индию и всё проспала!

Аджай помогает ей выйти из машины и ведёт в дом. Улица ярко освещена фонарями, и Маша успевает увидеть бассейн, теннисный корт, розарий. Окна дома, напротив, тёмные. Аджай вводит Машу в дом, и она застывает в восхищении:

– Какая красота!

Везде, всюду – зажжённые свечи. Толстые и тонкие, большие и маленькие, они горят, наполняя комнату сладковатым ароматом сандала. В центре – низкий столик, сервированный на двоих, вокруг него по ковру разбросаны подушки.

– Да это просто райский уголок! – восклицает Маша.

– И Адам есть, – обнимает её Аджай. – Садись, Маша, тебе надо поесть, еда в самолёте – это просто кошмар.

Они опускаются на подушки друг напротив друга.

– Мне хотелось бы сейчас какое-нибудьнациональное блюдо, – оглядывая столик, говорит Маша.

– Самое национальное блюдо – это я! – отвечает Аджай, открывая бутылку шампанского. – Но в этом блюде столько перца и специй, что голодный желудок запросит пощады!

Маша розовеет, берёт бокал с шампанским и отпивает глоток. Аджай, внезапно посерьёзнев, продолжает:

– Маша, то, что я хочу сказать тебе, я ещё никому не говорил. Многие хотели услышать от меня эти слова, но я был нем, как рыба! – Он встаёт, подходит к Марии и преклоняет перед ней колено. Они смотрят в глаза друг другу.

– Маша, эта безрассудная голова с этими вечно взлохмаченными волосами ещё ни разу ни перед кем, кроме матери, не склонялась, и вот теперь… – он наклоняет голову так, что видны вихры на макушке:

– Маша, – голос его звучит глухо, – я очень хочу, чтобы ты разделила со мной печали и радости. Только встретившись с тобой, я понял, до чего бессмысленной была моя жизнь. Эти недели одиночества показались мне пыткой! Ты… согласна? – поднимает он глаза.

Маша берёт яблоко, надкусывает и протягивает его Аджаю. Он обхватывает её пальцы своей ладонью и тоже откусывает кусочек, глядя ей в глаза:

– Ты моя Ева! – шепчет он.

– А ты не Адам, ты змей-искуситель! – также шёпотом отвечает Мария.

Яблоко падает на ковёр, катится, и из него вылетают полные, спелые зёрнышки.

Утро. По всей комнате разбросана одежда. Раздаётся звонок телефона. Из-под простыни показывается рука и медленно нащупывает трубку. Потом появляется взлохмаченная голова Аджая:

– Да! – сонно говорит он. – Да, доброе утро, мама. Мам, прости, прости, но я не мог сдержаться! Вы разве не видели, что она полная дура, нет? Скажите, о чём мне с ней разговаривать? А то, что она не любит индийское кино? Это поразило меня в самое сердце! – он замолкает и слушает, потом произносит:

– Мама, хотите, я вас обрадую? Приведу сегодня девушку, которая мне очень нравится. Да, правда. Нет, с утра не смогу, – говоря, он ласкает рукой Машины волосы, наматывая локоны на пальцы, – попозже, вечером, часов в пять. Обязательно! До свидания.

Аджай откладывает телефон и со вздохом облегчения обнимает Машу. Но опять звонит телефон:

– Да? Да, Рахул, у меня всё в порядке. Нет, я не обиделся, может быть, твоя родня рассердилась на меня? Нет? Ну и славно. Пока, увидимся.

Аджай не успевает положить телефон – он опять звонит.

– Да что же это такое! – в сердцах говорит он и хватает трубку:

– Да! Да, Вики! Что нашёл? Нет, сегодня нет. Нет, говорю тебе! Ну и что! Подождут ещё пару дней. – Пока он разговаривает, Мария прижимается к его спине, целует шею, покусывает мочку уха, зарывается лицом в волосы. Положив трубку, Аджай поворачивается к ней, но Маша быстро и грациозно вскакивает с постели и стоит лицом к Аджаю напротив окна, вся освещаемая лучами восходящего солнца. У Аджая перехватывает дыхание, он тянется к ней, но, потеряв опору, падает с кровати. Маша, расхохотавшись, убегает в ванную. Аджай, поднявшись с пола, кидается на подушку, и лицо его расплывается в блаженной улыбке.

День. Магазин одежды. Аджай, открыв дверь, пропускает вперёд Машу, берёт её под руку и ведёт к прилавку.

– Зачем мы здесь? – недоумевает девушка.

– Затем, что перед тем, как встретиться с мамой, тебя надо хоть чуть-чуть замаскировать! – отвечает Аджай. – Иначе не миновать мне сцены и крупного разговора.

– Аджай, но я не хочу знакомиться с твоей мамой! Для чего? Я не вижу никакого смысла в твоей затее!

– Смысл будет потом, а пока, прошу, послушайся меня! – умоляюще говорит Аджай и обращается к продавщицам – миленьким молоденьким индианкам:

– Девушки-красавицы, превратите мне, пожалуйста, эту невероятно красивую белую женщину в такую же очаровательную индианочку! – и ослепительно улыбается.

Продавщицы, покорённые его обаянием, уводят Машу в примерочную. Аджай усаживается в кожаное кресло, закидывает ногу на ногу и закуривает сигарету. К нему подходит служащий и ставит перед ним пепельницу и чашку кофе.

Мария начинает дефилировать перед режиссёром в разных нарядах: то в шальварах и камизе, то в длинной юбке, то в разноцветных сари. Наконец она появляется в ослепительно ярком бирюзовом с золотом сари, и Аджай, поражённый её красотой, вскакивает с кресла и подходит к ней:

– Ты восхитительна! – шепчет он и целует её руку. – Это сари словно создано для тебя! Не переодевайся, идём прямо так, я хочу, чтобы на тебя смотрели!

Маша, смущённая его словами, розовеет и прячет лицо за накидкой.

– А теперь мы пойдём в ювелирный магазин, – говорит Аджай.

– Зачем?

– Индийскую девушку необходимо украсить: запястья, ушки…

– Только не делай меня похожей на рождественскую ёлку! – смеётся Маша.

Ювелирный магазин. Аджай и Маша выбирают браслеты и серьги. Потом Маше приглядываются ножные браслеты для танцев, и она обращается к Аджаю:

– Подари, мне, пожалуйста, вот эти бубенчики!

– Зачем они тебе? – удивляется он.

– Буду учиться индийским танцам! – заявляет Маша.

Кумар улыбается и выполняет просьбу своей возлюбленной. Затем он помогает Маше надеть браслеты на запястья, опускается на одно колено и застёгивает замочки у неё на щиколотках. Серьги Мария надевает сама, глядя в большое зеркало. Потом она оборачивается к Аджаю и, отбивая ритм бубенчиками, исполняет несколько простейших движений катхака – он, затаив дыхание, смотрит и говорит:

– Как естественно и непринуждённо! Ты словно рождена быть индианкой!

Он подходит к прилавку и начинает оформлять покупку, Маша рассматривает товары, выставленные на витрине. Аджай разговаривает с молоденькими продавщицами, причём беседа ведётся на хинди. Осознав это, Маша начинает прислушиваться к интонациям Аджая, пытаясь понять, в какое русло направился разговор. Кумар улыбается, глядя на женщин, и что-то им говорит, они смущённо и кокетливо смеются и в свою очередь что-то у него спрашивают. Аджай, взглянув на Машу, отвечает. Продавщицы тоже смотрят на Машу, и они смеются уже вместе. Девушка чувствует, как в ней начинает шевелиться какое-то странное, ранее неизведанное чувство, словно просыпается мохнатый, оголодавший зверь.

Наконец Аджай расплачивается, они выходят на улицу и направляются к машине. Маша спрашивает:

– Хорошо повеселился?

– О чём это ты? – не понимает Кумар.

– Над чем вы с продавщицами хихикали? – едва сдерживая раздражение, шипит Маша. – Причём хихикали на хинди!

– Моя дорогая леди, ты ревнуешь?! – радуется Аджай.

– Отвечай! – почти кричит Маша. – Вы надо мной смеялись? Почему они смотрели на меня и умирали со смеху? Что ты им наговорил?

– Маша, не кричи, это неприлично, – пытается успокоить её Аджай. – Я просто сказал им, что ты моя невеста, а они ответили, что у меня отличный вкус! – он широко улыбается, но сейчас его неотразимые ямочки напоминают Маше, лишь как он улыбался продавщицам, и она, остановившись и повернувшись к нему лицом, продолжает кричать:

– А почему ты решил, что я твоя невеста?! С чего это ты решаешь за меня?!

– А что я такого сказал? – тоже начинает выходить из себя Аджай, не понимая, в чём он виноват. – Разве я соврал, и разве ты не моя невеста?

– Конечно, нет! Я, слава Богу, взрослый человек и привыкла сама решать, что мне делать!

Они стоят, забыв про машину, и смотрят друг на друга: Маша – гневно, Аджай – спокойно и несколько свысока.

– Послушай, Маша, я тоже взрослый человек и тоже привык сам принимать решения! Я сам решаю, кому мне улыбаться, с кем и как говорить; я не имел в виду ничего дурного, и если тебе что-то померещилось, то успокойся и не ревнуй! Кроме того, тебе нельзя разговаривать со мной при всех в таком тоне – это Восток, дорогая! Здесь главное слово всегда принадлежит мужчине, и тебе, думаю, это хорошо известно. А в чужой монастырь со своим уставом не ходят, так что постарайся соблюдать хотя бы правила приличия! – очень мягко, но твёрдо произносит он.

Маша мгновение смотрит ему в глаза, потом наклоняется, дотрагивается до его ног, затем подносит руки к сердцу, губам и лбу. Всё это происходит так неожиданно, что Кумар не успевает её остановить:

– Что ты делаешь?!

– Как что? Оказываю тебе уважение, ведь именно так у вас принято? На Востоке мужчина – это господин, царь и Бог для женщины, его слово – закон! Слушаю и повинуюсь! Разве ты не этого от меня потребовал? – тихо, но непримиримо произносит девушка.

– Маша, ты обиделась? – пугается Аджай.

– Что ты, разве я могу? Это ведь только ты можешь делать что захочешь: кокетничать с продавщицами, решать за меня, а я…

– Маша, перестань, прошу тебя! – взволнованно говорит Аджай.

– Как, ты опускаешься до просьб? Это тебе не идёт – Аджай Кумар, властитель сердец, не должен просить, он должен повелевать!

– Маша, но я же ничего плохого не сделал и даже не думал!

– Аджай, в Москве ты вёл себя так, словно я нежный и хрупкий цветок, ты боялся прикоснуться ко мне, а здесь…ты так изменился, ты стал властным, самодовольным, и… мне кажется, что ты опять меня используешь!

Аджай, не веря своим ушам, смотрит на неё и видит, что она не шутит, она действительно так думает. Тогда он опускается на колени и снизу вверх смотрит на Машу:

– Это невыносимо! Перестань, прошу тебя!

Маша пугается:

– Аджай, что ты делаешь, встань, люди же смотрят!

– Когда ты кричала на меня, когда кланялась мне в ноги, тебя не беспокоило, что люди смотрят! Пока не простишь, не встану!

– Ну и не вставай! – Маша хочет уйти, но Аджай ловит край сари и удерживает её. Маша пытается вырваться – ткань трещит. Она останавливается и начинает тянуть край сари к себе – Аджай – к себе, так продолжается некоторое время.

– Маша, не сердись, я больше так не буду! – тоном провинившегося мальчика говорит Аджай, и Мария начинает смеяться, потом садится рядом с ним, они обнимаются и смеются вместе.

– Глупенькая, – уже в машине ласково говорит Аджай, – что на тебя нашло, чего ты испугалась, с ума сошла?

– Да как ты смел им улыбаться своей улыбкой?! Это только моя улыбка! А глаза – как ты стрелял глазами – у меня даже в голове помутилось! А как они смотрели на твои ямочки – они просто пожирали тебя глазами! Ты должен принадлежать только мне, мне, мне! – Маша пытается наброситься на него с поцелуями, но Кумар отстраняется, ловит её руки и заводит их за её спину:

– Ах ты, маленькая собственница! – улыбается он. – Это ты восточный мужчина, а не я! Это ты будешь требовать от меня подчинения, а не я! Я буду лишь молчать и выполнять твои капризы! Чего ты хочешь? Хочешь посмотреть Индию?

– Ты моя Индия! – жарко шепчет Маша и, наконец, достигает своей цели – Аджай отпускает её руки и заключает в объятья.

Спустя некоторое время. Они едут в машине.

– Аджай, знаешь, какую Индию мне хотелось бы посмотреть? – задумчиво говорит Маша.

– Нет. Расскажи, и я покажу тебе всё, что захочешь! – отвечает режиссёр, накрывая Машину руку своей ладонью.

– Не новую, не колониальную, а старую, древнюю, не приукрашенную. Покажи мне старые кварталы, храмы, где молятся простые люди, покажи хижины, в которых они живут – ведь в ваших фильмах даже бедность красива, даже последний нищий женится на красавице и становится богатым. Я понимаю, что твоё кредо – развлекать людей, но… мне хочется увезти с собой в Москву сердце Индии, её дух, что-то такое, что не дало бы мне сгинуть в московских буднях!

Кумар внимательно слушает её и говорит:

– Я покажу тебе то, что дорого моему сердцу, мы поедем на остров Элефанты и побываем в Джайнистском храме. А потом, если захочешь, посетим португальские кварталы – у меня там живут знакомые, простые люди.

– Отлично! – радуется Маша, и они отправляются в путешествие. По дороге видят выступление заклинателей змей; джайнов, рот и нос которых завязаны марлей, рассматривают в музее коллекцию браслетов и колец, вынутых из… крокодильего брюха. Посещают пещерные храмы Элефанты и Джайнистский храм. Видят живописных индианок с маленькими глазастыми детьми, заходят в гости к семье, живущей в португальском квартале и многое, многое другое. Наконец, уставшие, направляются к матери Аджая.

– Моя принцесса довольна? – улыбаясь, спрашивает Аджай.

– Да, то, что ты сделал для меня – просто восхитительно! – радостно отвечает девушка.

– А сколько ещё я сделаю для тебя и ради тебя! – восклицает режиссёр.

При этих словах Маша грустнеет и говорит ему:

– Аджай, об этом я хотела с тобой поговорить… По-моему, ты зря везёшь меня в дом своей матери. Твоя затея ни к чему не приведёт: она не примет меня. Да и потом, всё, что ты задумал – нереально: у меня своя налаженная жизнь – дети, муж…

– Ш-ш-ш! – перебивает её Аджай. – Не говори о своём муже! У тебя помутилось в глазах, когда ты увидела, как я улыбаюсь тем продавщицам, но ты не можешь даже вообразить себе, что творилось в моей душе, когда я представлял тебя в его объятиях на вашем супружеском ложе! Какой огонь вот уже несколько недель пожирает меня, и нечем его затушить! Одна-единственная мысль поддерживала меня все эти дни – это надежда на то, что когда-нибудь мы будем вместе!

– Аджай…

– Молчи! Для любящих сердец нет преград! Всё можно преодолеть! Даже если ты не веришь в это, моей веры и любви будет достаточно, чтобы сокрушить все препятствия!

– Аджай, ты говоришь, как один из героев твоего фильма, но ведь мы-то с тобой живём в реальном мире! – вздыхает Маша.

– Когда-то, – отвечает Аджай, – мне казалось невозможным, что моё сердце сможет полюбить, я думал, оно уснуло навсегда после смерти сестры. Потом я встретил тебя – и мир преобразился, я полюбил! Слышишь, Маша, ты разбудила моё сердце, заставила поверить в возможность счастья в этом мире, поэтому я буду сражаться как лев за нашу любовь!

– Аджай, – чуть не плачет Маша, – у вас не приняты браки даже между людьми разного вероисповедания, а я мало того, что почти атеистка, ещё и другой национальности! Твоя мама этого не сможет принять.

– Ерунда! – уверяет её Аджай, – мама безумно меня любит, и даже то, что она человек старой формации, не помешает нам: больше всего она хочет моего счастья!

– Но у меня есть дети, как быть с ними?

– Думаю, и это решимо: с мужем ты разведёшься, детей заберём сюда, отдадим в лучшую школу – дети быстро осваиваются на новом месте, им понравится! Я буду их безумно любить и баловать – ведь в них частица тебя! – наклоняется к ней Аджай.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво отвечает Маша, – у тебя на всё готов ответ. А как отнесётся твоя мама к новоиспечённым внукам?

– А что в этом плохого? – улыбается Кумар. – В конце концов, они – доказательство, что ты можешь иметь детей и скоро родишь мне с десяток детишек! Они будут очень красивыми, потому что будут похожи на меня, – лукаво смотрит он на девушку, – ну, и на тебя тоже!

– Ох, Аджай, они же будут полукровками! – со вздохом говорит Мария.

Аджай не успевает ответить: они подъезжают к дому матери. Он помогает девушке выйти из машины:

– Не беспокойся, ничего не бойся, всё будет хорошо. Будь с мамой вежлива и спокойна – только и всего. Ты можешь очаровать любого – я же видел.

Маша спрашивает:

– Мне надо прикасаться к её стопам?

– Если тебе это не покажется трудным или неприятным, то, пожалуйста, – ласково отвечает Кумар.

– Ради тебя мне ничего не трудно.

– Мама! – кричит Аджай. – Это я! – он берёт Машу под руку и ведёт в дом.

Мать поспешно выбегает навстречу, на лице её радость ожидания и выражение гостеприимства:

– Здравствуйте, здравствуйте, долго же вы добирались… – она замолкает на полуслове, ошеломление появляется на её лице, и она беспомощно переводит взгляд с Маши на сына и обратно.

– Мама, – беззаботно говорит Аджай, – это девушка, которая мне очень нравится, – я тебе о ней говорил сегодня! – он подталкивает Машу, и она, воспользовавшись замешательством матери, склоняется к её ногам. В глазах Ладжо – ужас. Она смотрит на сына, он – на неё. Мать не говорит ни слова.

– Мама, это девушка, которую я люблю! – с нажимом повторяет Аджай. – Ты не пригласишь нас войти?

– Проходите! – сдержанно говорит мать и идёт в дом.

– Она не пожелала мне долгих лет, – расстроенно говорит Маша.

– Не бери в голову, – шепчет Аджай, и они идут следом за матерью, проходят в гостиную, садятся на диван. На столике готов чай, угощенье – по всему видно, что мать готовилась к встрече дорогих гостей. Молчание.

– Как вас зовут? – наконец спрашивает Ладжо.

– Маша, – робко отвечает девушка.

– Откуда вы родом?

– Из России, из Москвы.

Молчание.

– Мама, – нарушает тишину Аджай, – Маша – журналистка, она работала на фестивале в Москве. Там мы и познакомились.

– Аджай, ты сошёл с ума? – полуутвердительно, полувопросительно говорит на хинди мать. – Кого ты привёл? Белую шлюшку?

– Мама, не смейте называть её так! Я люблю её. Вероятно, это моя первая и последняя любовь, так что вам придётся смириться с этим! – взволнованно говорит Аджай.

– Говорите, пожалуйста, по-английски, я ничего не понимаю! – жалобно произносит Маша.

– Я никогда не дам согласия на этот брак! – неприступно говорит Ладжо. – Никогда! Я лишу тебя своего благословения.

В глазах Кумара загораются опасные огоньки:

– Я ещё не сказал всего, мама! Она замужем и у неё двое детей!

Мать вскрикивает и закрывает рот ладонью, с ужасом переводя взгляд то на Машу, то на Аджая.

– Я полюбил её, мама, и это – факт, ничего поделать нельзя. Я буду добиваться её. А если вы лишите меня благословения, что ж, проживу и так! Я забуду дорогу в этот дом! Вы меня хорошо знаете!

Он встаёт, берёт Машу за руку и решительно идёт из дома; они садятся в машину и уезжают. Мать смотрит в окно.

– А чего ты ожидал, мечтатель? – грустно говорит Маша. – Что она примет меня? Нет, это всё иллюзия. Мы никогда не будем принадлежать друг другу: мы слишком разные, мы живём в разных мирах…

– Что за глупости ты говоришь! – в сердцах говорит Аджай, – Мне абсолютно всё равно, какой у тебя цвет кожи, национальность, вероисповедание! Самое настоящее, что есть в этом мире – наша любовь, а всё остальное – ерунда!

– Ты романтик, – улыбается Маша, – а я реально смотрю на вещи…

– Хочешь, я тебе расскажу наше будущее? – спрашивает Аджай. – Только сначала давай где-нибудь перекусим: ты с утра ничего не ела.

Они подъезжают к небольшому кафетерию на открытом воздухе с прекрасным видом на горы. Аджай заказывает фрукты, напитки, Маша просит его заказать лепёшки: они ей очень нравятся.

– Так вот, – продолжает Аджай, – наше будущее я представляю таким: после свадьбы и первой брачной ночи наступят дни непрекращающегося блаженства! Через несколько лет в доме будет тесно от маленьких хорошеньких детишек, повсюду будут слышны их голоса и топот ног. Ты, – оценивающе посмотрел он на Машу, – слегка растолстеешь – даже не возражай, уйдёшь в заботы по дому, каждый день будешь ждать любимого мужа, то есть меня, и предаваться с ним страстной любви на огромной постели!

Маша невесело улыбнулась.

– Не нравится? – спросил Кумар. – Тогда не будешь толстеть и сидеть дома, будешь работать в самой лучшей газете, а по вечерам приходить домой, ждать любимого мужа и предаваться с ним любви…

– У нас был такой писатель, – перебила его Маша, – Александр Грин, так вот, часто его рассказы заканчивались одной фразой: они жили долго и счастливо и умерли в один день.

– Какой умный человек! – восхитился режиссёр. – Это ведь он про нас написал!

Маша смотрит на него долгим взглядом и видит, насколько он счастлив, насколько не желает прислушаться к доводам разума, которые она приводит, и она решает попытаться провести остаток времени так же, как Аджай: словно им принадлежит весь мир и безмятежное будущее ожидает их.

– Аджай, – произносит она, – ты не показал мне кое-что, пожалуй, самое прекрасное, волнующее и непредсказуемое, что только есть в Индии.

– И что же это? – интересуется Кумар.

– Это океан, – говорит Маша, – отвези меня к океану!

Берег океана. Маша и Аджай выходят из машины и направляются к воде. Дует лёгкий бриз, океан слегка волнуется, золотой диск заходящего солнца мягко освещает рябь на воде, пляж и редких отдыхающих. Маша заходит в воду и останавливается, глядя на величественное зрелище заката.

– Как это не похоже на всё, что я видела раньше! – тихо говорит она и умолкает, не находя слов, чтобы выразить обуревающие её чувства.

Аджай подходит сзади и обнимает её:

– Неужели ты не хочешь видеть это постоянно, каждый день? Каждый день наслаждаться восходом и закатом, безбрежным океаном, буйными пальмами?

– Очень хочу, но, Аджай, – они выходят из воды и садятся на песок; Аджай кладёт голову на колени Маше, – сегодня я кое о чём подумала.

– О чём же?

– О том, что не приходило мне в голову в Москве, – перебирая его непокорные пряди, признаётся Маша. – О том, что я изменила мужу. Странно, но дома эта мысль даже близко не появлялась, а здесь я постоянно думаю об этом. И знаешь, что приходит мне в голову?

– Нет, это ведь твоя голова, а не моя, – улыбается Кумар.

– Не смейся! – возмущается Мария. – Аджай, как ты можешь так доверять мне? Желать, чтобы я стала твоей женой? Ведь если я смогла обмануть его, значит, я так же смогу обмануть тебя? Значит, я способна на предательство.

– Нет, моя принцесса, – отвечает Аджай, – это вся твоя прежняя жизнь была предательством меня. Ведь ты его никогда не любила, поэтому и смогла изменить, а меня ты любишь: я вижу это в твоих глазах: в них небо – они не могут лгать, я слышу это в каждом биении твоего сердца, в каждом твоём вздохе. Так что перед Богом ты чиста, а люди… пусть их думают, что им угодно!

Внезапно звонит Машин телефон, молчавший на протяжении двух суток:

– Да! Андрей? Здравствуй! У меня всё хорошо, работа идёт, контора пишет! У тебя как? Всё в порядке? Вот и отлично! Когда домой? Завтра утром, не помню точно, я тебе перезвоню. Ну, всё, пока, пока! – Маша отключается, Аджай, внезапно помрачневший, не глядя на неё, говорит:

– Муж?

– Да. Спрашивал, когда я возвращаюсь. Сказала, что завтра, – вздыхает Маша. Аджай смотрит на неё и сухо говорит:

– А с чего это ты взяла, что улетаешь завтра?

– Ты же сам показывал мне билеты! – удивляется Мария.

– Ну и что? А знаешь, какое желание гнетёт меня с тех пор, как ты приехала? – вопрошает Аджай.

– Нет, – ничего не подозревая, говорит Маша.

– Выбросить эти билеты к чертям собачьим и заставить тебя остаться! – Аджай резко поднимается и смотрит Марии в глаза. – А все проблемы мы как-нибудь утрясём!

– Ты не сделаешь этого! – улыбается девушка.

– Почему нет? С мамой я уже поссорился из-за тебя, должна же быть мне хоть какая-то компенсация! Воспользуюсь своим правом и не отпущу тебя!

– Тогда я сама поеду в аэропорт, куплю билет и отправлюсь домой, только и всего.

Аджай садится рядом с Машей и смотрит ей в глаза:

– Ты не захочешь, – медленно говорит он.

– Почему это? – сопротивляется Мария, – ещё как захочу!

Аджай притягивает её к себе и еле слышно шепчет, касаясь губами уха:

– Потому что единственное, чего ты хочешь – это я!

Утро. Восход солнца. Аджай и Маша спят на берегу, обнявшись и укрывшись пледом. Сквозь сон девушка слышит какие-то голоса. Она сонно открывает глаза и видит практически рядом с собой чьи-то ноги, потом переводит взгляд выше: недалеко от них стоят три парня, сморят на них и смеются. Маша, испугавшись, толкает Аджая локтем, он бормочет сквозь сон:

– Что, что такое! Ещё очень рано, дай мне поспать!

– Тут какие-то люди! Аджай, просыпайся! – испуганно шепчет девушка.

– Какие люди, что ты придумываешь! – Аджай садится и протирает глаза.

– Да вот же они! – продолжает шептать Маша.

– Где? – спрашивает Аджай и тут видит их. Сон моментально слетает с него, он встаёт и, отряхивая джинсы, лениво спрашивает:

– Что такое, друзья? Что вас так рассмешило?

– Брат, – ответил один из них, – мы просто шли и увидели индийца, спящего под одним одеялом с белой девушкой. И у нас возник спор, а ты, как опытный человек, может быть, поможешь нам его разрешить?

– И что же это за спор? – так же спокойно Аджай засучил рукава и скрестил на груди руки, чувствуя, как в груди становится тяжело и жарко – это просыпается гнев.

– Мой друг говорит, что у всех белых девушек волосы в низу живота разного цвета и что по ним можно определить, натуральная она блондинка или нет. А спать с ними нам не доводилось. Вот ты, брат, просвети нас, какого цвета волосы у твоей подружки? – под дружное хихиканье дружков спрашивает парень.

– А это не твоё собачье дело! – тихо отвечает Аджай, ощущая, как разрастается, заполняя всё его существо яростное чувство, сдавливая грудь, перехватывая горло и мешая дышать.

– Слушай, брат, зачем ты позоришь себя? – говорит другой парень. – Разве наши индийские девушки не красивее этих белых шлюх? Разве их ласки не такие жаркие? Эти, – он кивает головой в сторону Маши, – хороши только на одну ночь.

– Кстати, – перебивает его третий парень, – эта ночь уже закончилась. Дай и нам позабавиться с ней – мы потом вернём её тебе! Никогда не был с белой в постели, говорят, они разрешают всё…

Он не успевает договорить: Аджай отпускает на волю свой гнев, такой опасный, когда его не сдерживают путы разума, – а сейчас он сознательно пошёл на это, чтобы выплеснуть всё без остатка на этих мерзавцев. Они не успели даже защититься: его нападение было подобно урагану. Аджай раскидал их в разные стороны: одному сломал нос – он лежал, захлёбываясь кровью, – другой держался за повреждённую челюсть, а третьему повезло меньше всех: его свалил удар ниже пояса, и он стонал, лёжа на песке и зажимая руками пах, равнодушный ко всему, кроме пожирающей его боли.

Аджай, тяжело дыша, ещё не остыв после угара схватки, стоял, глядя на поверженных наглецов. Маша подошла к нему и крепко обняла. Всё произошло так быстро, что она даже не успела подняться и отреагировать на происходящее. Кумар, обхватив её за талию, повёл к машине, сказав напоследок незадачливым хулиганам:

– Не надо, ребята, вмешиваться в чужую жизнь – так ведь, не ровён час, и покалечат.

Они едут в машине. По щекам Маши текут слёзы. Она смотрит на окровавленные костяшки пальцев Аджая и говорит:

– Опять ты из-за меня пострадал. Нет нашей любви места ни в Москве, ни здесь, в Индии.

– Маша, – поворачивается к ней Аджай, глаза его горят страстью и негодованием, – неужели ты думаешь, я позволю, чтобы всё и закончилось вот так – никак?! Неужели ты ещё не поняла, что без тебя жизнь моя не будет иметь никакого смысла?! Я не отпущу тебя без боя, я буду сражаться за нашу любовь!

Маша смотрит на него и ничего не отвечает.

Аэропорт. Прощание. Аджай держит Машину сумку, Маша прильнула к нему, положив голову ему на плечо. Глаза её влажны от слёз.

– Перестань плакать, любовь моя, – нежно говори Аджай, – ничего не закончилось, всё только начинается! Жди от меня весточки в самое ближайшее время: я буду советоваться с адвокатами по поводу твоего развода и линии моего дальнейшего поведения.

– Аджай, – всхлипывает Маша, – если со мной что-нибудь случится, обещай, что приедешь к Андрею и скажешь ему, что моим последним желанием было, чтобы ты разделил с ним заботы о детях. Хоть изредка забирай их в Индию, чтобы они полюбили эту страну так же, как люблю её я.

– Что ты! – пугается Кумар. – Что это за мысли у тебя! Отбрось их! Всё будет замечательно и у тебя, и у меня, и у детей, и у Андрея! Не надо мрачных мыслей!

– Нет, – настаивает Маша, – пообещай мне. Поклянись самым дорогим, что есть у тебя, тогда я улечу спокойно!

– Самое дорогое – это наша любовь, но ею я не буду клясться. Я обещаю тебе, что сделаю так, как ты просишь, хотя и не понимаю, зачем. Клянусь здоровьем своей матери. Верь мне!

– Я верю, Аджай, любовь моя, – первый раз так называет его Маша, – Прощай!

Последний поцелуй, и она, не оборачиваясь, идёт к самолёту. Аджай смотрит ей вслед, и тут сдержанность оставляет его: по щекам Кумара тоже стекают слёзы.

Самолёт. Маша, пристегнувшись, закрывает глаза и пытается задремать. Ей это удаётся: она видит Индию, Аджая на пороге его дома, видит детей, радостно бегущих ему навстречу – это её дети – видит рядом с Аджаем своих маму и папу: они весело машут ей. Ещё она видит мать Аджая, стоящую около своих родителей; она улыбается, лицо её полно радушного гостеприимства. Вдруг появляется какая-то женщина в белом, Мария силится разобрать её лицо, но ей это никак не удаётся, как сильно она ни напрягает зрение.

Вечер. Аджай у себя дома пьёт пиво и просматривает очередной сценарий, по телевизору передают последние известия, и вдруг он слышит, как диктор сообщает о крушении самолёта, вылетевшего рейсом Мумбай – Москва сегодня днём. Листы вылетают из его рук. Банка падает прямо на них, заливая всё пивом. Он смотрит на экран застывшим взглядом, а затем по дому разносится вопль, даже отдалённо не напоминающий человеческий:

– Не-е-ет!!! – его крик отдаётся эхом в горах и вызывает снежную лавину.

Проходит несколько месяцев. К дому матери Аджая подъезжает машина. Из неё выходит Аджай, похудевший, болезненно выглядящий, одетый во всё чёрное. Он открывает дверцы, и оттуда выходят Даша и Никита, робко оглядываясь и держа друг друга за руки. Из дома выбегает Ладжо.

– Вот, мама, это твои внуки, – говорит Аджай, – прошу, прими их как родных. Дети, это тоже ваша бабушка, обнимите её, – обращается он к детям. Они идут к матери Аджая, она, присев, принимает их в объятья, целует, и по лицу её текут слёзы. Аджай поднимает глаза к небу и говорит:

– Маша, ты видишь, я выполнил твою просьбу, выполни и ты мою: жди меня там, не забывай, я скоро приду и превращу твою жизнь в розовый сад.

Конец фильма

Титры.

Тишина.

Темнота

Неожиданно в темноте раздаются аплодисменты, зажигается свет, и перед нами предстаёт небольшой частный кинозал, менее чем наполовину заполненный народом. Здесь режиссёр Аджай Кумар, его коллеги, исполнительница главной женской роли, актриса, играющая мать Аджая и, конечно же, Шахрукх Кхан. После того, как утихли аплодисменты, он обращается к Кумару:

– Аджай, это, без сомнения, твой лучший фильм. Думаю, никто не посмеет утверждать обратное – подобного в нашем кинематографе ещё не было. Не знаю, когда мне опять улыбнется удача сыграть такую драматическую роль, но я буду ждать.

Аджай улыбается. Шах продолжает:

– Кстати, по окончании работы над фильмом ты обещал нам показать свою вдохновительницу, пришло время выполнить обещание! Показывай её!

– Она уже давно здесь, подсматривает в щёлку, как все журналисты. Маша, заходи! – кричит он.

Взгляды всех присутствующих обращаются на дверь, она распахивается и в кинозал входит женщина потрясающей славянской красоты. Она здоровается со всеми и подходит к режиссёру. Кумар говорит:

– В этом фильме всё правда: я действительно познакомился с Машей в Москве, мы действительно полюбили друг друга. Это подлинная история из жизни.

– А как же дети? – интересуется Шах.

– Вот детей у меня нет, – улыбаясь, говорит Маша, – это, пожалуй, единственная выдумка, которую мы добавили в сценарий для большего драматизма. Всё остальное – истина.

– С мужем она уже развелась, и мы ждём подходящего времени для нашей свадьбы. Мама, конечно, была недовольна, но куда ей деваться! – смеётся Аджай, заключая Машу в объятья и крепко целуя в щёку.

Конец фильма