Край [Михаил Альбертович Вильдт] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Михаил Вильдт Край

На пограничной дороге, в корчме, собрались ляхи и пируют уже два дни. Что-то немало всей сволочи. Сошлись, верно, на какой-нибудь наезд: у иных и мушкеты есть; чокают шпоры, брякают сабли. Паны веселятся и хвастают, говорят про небывалые дела свои, насмехаются над православьем, зовут народ украинский своими холопьями и важно крутят усы. Ни в чем не уступает им и челядь: позакидали назад рукава оборванных жупанов своих и ходят козырем, как будто бы что путное. Крик, драка!.. Не бывало такого соблазна на Русской земле и от татар. Видно, уже ей Бог определил за грехи терпеть такое посрамление! Не на доброе дело собралась эта шайка!

Н.В. Гоголь. “Страшная месть”.

В краю, где такие широкие реки, что даже птицы летят с опаской, где солнце такое большое, что кажется, его хватит на всех, жили когда-то счастливые люди, пока всё не разорвала, навсегда, гражданская война.

Вороны и чужие стервятники молча кружат теперь над краем брошенных домов, реки потекли нечисто, леса пропали и превратились в пустоши. Лжецы, клоуны в страшных масках, рвут на части землю, рвут с людьми, которые живут на ней. Кто ещё жив, верят лжецам, как слепые идут по кругу.

Чайки у Азовского моря кричат, будто зовут на помощь…

Край…Край… Край…

Нет уже ничего целого, и не будет…

КрАЗ зашитного цвета весело пер на “передок”. На борту реликта бывшего советского автопрома, лихо, но наскоро, белой краской, новые побратимы, Ярослав и Санёк из Солёного, что возле Днепра, написали заветную мантру: “Путин- хуйло”. Ржали, как кони, когда писали… А чё? Кого боимся-то? Козацькому роду нема переводу…

Хлопцы и сейчас улыбались, потому, что кто-то достал хорошей травы, чтобы скучно не было. Весело скалясь, забивал Андрюха ещё косяк, рукав полез вверх…

Классная просто татуха у Андрюхи, что из под Белой Церкви.

“Рабів до раю не пускають”… Та хрест, синьо-зеленого кольору.

Чтоб скоротать время, разговаривали разговоры всякие, про геройства.

– Я на нього дивлюсь та й питаю: Ти ж сепар? – весело рассказывал Ярик, глядя в расстилавшуюся степь…

– А он шо? – спрашивал Санёк по-русски, положив ладонь на шеврон с трезубцем.

– А шо він?: Украинец я, каже, – передразнивая русскую речь, продолжал Ярик…

– А ти шо? – “шокая” по-малороссийски, поддерживал товарища Санёк.

–А я йому, а чий Крим? -рубанул Ярик нехитрой, стопроцентной формулой патриота, выводящей всех скрытых врагов на чистую воду.

Всё не то, – думал Серёга, – и Крым не наш, и Донецк потеряли, и Луганск. Капитулировали дважды. Под Иловайском сначала, потом под Дебальцево… Бежали же. Стыдно и позорно бежали. Такого рода потом это чудо, когда ополченцы под Мариуполем остановились..! А эти пацаны уже новые. Ничё пока не понимают… Ничё… Перемога сплошная. Надписи вон пишут.

Только друг Андрюха молчал, царапая приклад своего АКСУ, думая о чем-то, изредка качая головой, как бы споря с кем-то и сомневаясь. Он тоже служил давно. Зло служил.

“Вперше українська армия перейшла Днипро”…

Так говорил один большой патриот Украины перед тем, как уехать в Лондон…

Хотелось спать. И не мог. Сон-не сон… Полудремота…

А жара всё сильней. Летит пыль столбом из под колёс “жидобандеровского” КрАЗа, прущего, что есть дури, по широкой, украинской степи.

Горький запах полыни дурманит, хочется пить. За курганом, который они оставили справа, медленно проявлялся нехороший пейзаж – развороченный обстрелами старый погост…

Серёге, на мгновение, стало не по себе. Но чувство неясной тревоги, кольнувшей где-то слева, у самого сердца, ушло быстро.

КрАЗ, раскалённый степным, безжалостным солнцем, остановился на самом краю кладбища. Земля тут ничья. Странные слова… Так только на войне бывает…

Побратимы стали выгружать миномёт и боекомплект к нему.

Курить будешь?– спросил кто-то…

Серёга служил давно. Трава его не брала. Он даже не повернулся, только покачал головой и косяк ушёл дальше, по кругу.

Отошёл, вытащил аптечку из рюкзака. Крохотный шприц. Два куба. Как раз то, что надо.

–Хлопці, – быстрой, галицкой скороговоркой говорил Ярослав, искоса поглядывая на Серёгу, – робимо все швидко. П’ять-шість мін по сепарах, та ходу звідси!

Серёга только кивнул, подтверждая. Побратимы справятся. А он сегодня просто так, за компанию. Надоело всё. Давно уже надоело…

После обстрела сепары дадут обратку. Под неё надо не попасть.

Но сейчас главное, чтоб не трясло,не ломало… Вот и всё…

Кое-где, на кладбище, оставалась сирень и сосны. Туда, в тень, в прохладу, и нес сейчас свою аптечку Серёга.

Под сосной холодок, место хорошее, старая могила, с когда-то красной, а теперь ржавой, плоской, звездой. Фотографии давно нет. Серое пятно вместо фото. Только надпись осталась.

Остап Тарасович Бульба, рядовой. 1922 – 1942.

– Слышь, Андрюха, – попробовал пошутить Серёга, подзывая побратима. – Это не твой братан тут? Може ты сепар?

– Серед сепарів в мене братів нема, – издалека ответил Андрюха.

Ну, на “нет” и суда нет…

Для