Гильдия Чёрных Кинжалов [Мария Костылева] (fb2) читать онлайн

Гильдия Чёрных Кинжалов

1.

 Искать призраков лучше всего ночью. Но я и так потеряла целые сутки, а потому вышла в сумерках. Жажда деятельности пришла ко мне неожиданно — после тягучих, как смола, полных бездействия часов в маленькой комнате, которая совсем недавно принадлежала нам с Аргеллой, а теперь стала только моей. Не сомкнув глаз с прошлого утра, я внезапно почувствовала себя так, будто только-только проснулась. Облачившись в любимый чёрный плащ, я натянула на голову серую кепку с клеёнчатым козырьком и выскользнула из общежития.

Занятия в Школе Гильдии уже закончились, но студентов, казалось, не убавилось. Ну, разумеется. Ведь убийство — это страсть, как интересно. Можно посудачить в коридорах и прямо на улицах, за кружкой дешёвого вина или папироской. Хорошо, что я давно наловчилась сливаться с тенями, когда мне это было нужно — соседка убитой оказалась бы лакомой добычей.

Я шла, невольно подмечая детали: привычку к наблюдательности прививали в Школе с первого же учебного дня. Коренастый брюнет, в руке — кружка с шапкой пены. У его подружки небольшой шрам на щеке; девушка заливисто смеётся, зубы у неё ровные и голубовато-белые в свете газового фонаря. Большая компания в тени, приглушённые голоса. Прислушиваюсь — говорят о пятнах крови. Неподвижный силуэт в плаще кажется знакомым. Нет, только не снова… Сердце тревожно ёкает. Опускаю глаза. Мужской ботинок без шнурков лежит прямо на брусчатке. Судя по квадратному носку, это фабрика «Поступь», обувающая полгорода. Окурки. Ноги, ноги, подвёрнутая штанина. Оскал обломанной водосточной трубы. Такова студенческая часть квартала: водоворот смеющихся лиц, выпивки и странных предметов. Она всегда такая, в любой вечер, даже если кто-то умер.

Я пробралась сначала на задний двор местной библиотеки, а оттуда — на улицу Правосудия. Город был затоплен сиреневым светом и сиреневым запахом. Кусты с гроздьями недавно распустившихся цветов росли во внутренних двориках; аромат выдавал тонкую натуру тесно жавшихся друг к другу каменных домов с суровыми фасадами. Так же тайно, где-то в подворотнях, догорало закатное солнце. Я всегда любила эти улицы и чувствовала свою к ним принадлежность, ещё когда в детстве приезжала в Морлио с родителями.

Миновав центр, я углубилась в ту часть города, где народу было поменьше — а заодно и ламп-ловушек, которые уничтожают призраков. Терпеть не могу эти штуки — а их, к сожалению, в Морлио хватает. И больших, ростом с человека, и маленьких фонариков, какие, бывает, вешают над входными дверьми. Есть и переносные. Призраки до одури боятся этих огней, но иной раз не могут удержаться и, невзирая на страх, подлетают ближе, поскольку в их природе — вечное стремление к теплу. А потом они исчезают навсегда, без возможности уйти когда-нибудь в посмертный мир. Конечно, есть недобрые души, которые этого заслуживают; но их не так уж много, как могло бы показаться. И если бы не человеческие предрассудки…

Ламп-ловушек больше всего в центре города, но есть и на окраинах. По пути я как раз натолкнулась на такую, когда вышла на Грантон-Сор, улицу Великого Изгнания. Большая, в узорчатой ковке, напоминавшая по форме осиное гнездо, лампа жёлто горела в сгустившейся тьме. По брусчатке распластались изломанные блики. Я бы прошла мимо — насмотрелась уже на эти злые огни! — но тут заметила, что вокруг лампы танцуют двое. Без музыки, без зрителей — если не считать дворника, прислонившегося к столбу фонаря. Кружатся и кружатся, перелетая из тени в свет и обратно.

Это явление не раскладывалось на составляющие. Эти люди не имели примет. Я бы, может, сказала, что у них было одно пальто на двоих, но я редко говорю глупости. Я бы, может, сказала, что так должна выглядеть лучшая на свете музыка, если бы в детстве меня не учили музыке, и я бы не видела своими глазами нотный стан.

— Эй, Тинка!

— Что тебе нужно?

Не люблю, когда нарушают ход моих мыслей. Только, казалось бы, промелькнуло в голове правильное определение происходящего — а тут Тантар! Кричит на всю улицу, как обычно. Громко! И сапожищами своими по лужам шлёпает… Ноги у него, наверное, раза в два больше моих.

Конечно, такая какофония не могла меня порадовать. Вот я и рыкнула.

— Не знал, что лягушки бывают бешеными.

В голосе едва уловимо звучал яд. Неужели я чем-то зацепила его? Впрочем, Тантара вообще довольно легко было зацепить. Чего стоил только позавчерашний случай. Мы тогда столкнулись с Тантаром в опустевшем к вечеру коридоре; в руках он нёс флегматичного серого мопса. Обычно спокойный, парень был очень воодушевлён. От его высокой массивной фигуры так и веяло жизнерадостностью, глаза сияли, как весеннее небо, короткие русые волосы стояли дыбом — водилась за Тантаром привычка запускать в них пальцы в минуты размышлений. Будто так ему лучше думалось. Лопаясь от гордости, будущий законник поведал мне, что раскрыл кражу любимого питомца госпожи Тербон, нашего профессора психологии. За дело о мопсе он взялся ещё до выпуска — мне об этом рассказывала Аргелла, которая всегда была в курсе всего, что происходило у наших сокурсников. Одних её слов мне хватило, чтобы догадаться, кто «злоумышленник». Я сразу поняла, что собаку украл помощник нашего архивариуса, известный клептоман. Как и все сотрудники архива, он работает в специальных перчатках, сделанных в Гильдии Белых Часов — отсюда на лежанке Хвостика и взялись магические следы, которые Тантар умел определять безо всякого детектора, и которые позволили ему торжественно активировать кинжал рядом с лежанкой. Я спросила у Тантара, тот ли это парень, или нет — и, кажется, испортила ему настроение. Видимо, тем, что не дала возможности похвастаться раскрытием такого пустякового дела. Мне, в общем-то, было плевать на его кислую мину, но случай говорил сам за себя.

Мопс ещё сутки жил в нашей гостиной — найти кого-то в предпраздничной суматохе, было нелегко, и кабинет госпожи Тербон был постоянно закрыт. Девчонки привыкли к зверю и не хотели отпускать, но Тантар непреклонно поместил пса в корзинку, да так с ним на бал и пошёл, где вроде бы, наконец, и встретил преподавательницу. Во всяком случае, мопса я с тех пор больше не видела.

Честно говоря, не знаю, как Тантара занесло в Гильдию; особых способностей к раскрытию преступлений он не проявлял. Как и ко многому другому, притом, что брался за фехтование, торговлю, даже за лицедейство — и это лишь то, о чём знала я, которая почти не общалась с ним.

— Не надо подкрадываться ко мне, пожалуйста, — попросила я.

— По-моему, ты не знаешь значение слова «подкрадываться». — Он слегка вздёрнул подбородок. И откуда у аптекарского сына взялись все эти аристократические замашки? Театр, что ли, виноват?.. — Ладно, прости, я вообще-то…

— Что?

Тантар выдохнул, как перед прыжком в воду.

— Убили твоего Зяблика.

— Что?!

У меня громкий голос. Если я даю ему волю, он может прогнать людей, похожих на музыку, и разбить разные другие чудеса.

Зяблик был вовсе не зябликом, на самом деле; он принадлежал к Птицам Радуги — виду, искусственно выведенному на материке, в Картерре, где магия, благодаря огромному Яркому Озеру, повсеместна и для многих привычна. Я называла своего письмоносца Зябликом, потому что он не жаловал холодную погоду, и любил, прилетев с мороза, забиться в наши с Аргеллой диванные подушки, или под одеяло. Помню, однажды, вернувшись домой под проливным дождём, он дрожал почти час, а я сидела рядом и терпеливо гладила мокрые жёлтые пёрышки…

— Я нашёл его на чердаке общаги. Кто-то свернул ему шею. Отказалась бы ты от своей затеи, Лягушонок… Я же понимаю, что ты задумала. Все понимают.

Прозвище «Лягушка» или «Лягуха» прилипло ко мне ещё на первом курсе из-за больших, чуть навыкате, глаз, и привычки время от времени на что-то таращиться. «Лягушонок» был немногим лучше, но обычно я терпела, признавая за Тантаром право пытаться быть доброжелательным. Сейчас же вызверилась невесть с чего:

— Прекрати меня так называть! И не надо лезть в мои дела с таким видом, будто ты понимаешь в них лучше меня!

— Но это не твоё дело, — отрезал Тантар прежде, чем я начала говорить, что он вообще ни в чём ничего не понимает, за что бы ни взялся. — И у тебя нет силы. А раз Зяблика убили, то он не доставил твоего письма, и разрешения на посещении Библиотечного Дворца у тебя тоже нет. Гильдия не одобрит того, что ты делаешь…

Я нахмурилась. Какая тварь пустынная дёрнула меня проговориться о своих планах при большом количестве развешенных ушей!

— У меня нет силы, потому что эта рыжая тварь выдернула у меня дело прямо из-под носа! — зашипела я. — Не удивлюсь, если это она убила Зяблика…

— Горна? Но зачем ей это? Думаешь… думаешь, это она Аргеллу?..

В голосе Тантара прозвучало разочарование. Ну ещё бы. Он ведь танцевал вчера с Горной. Красивая, кстати, получилась пара, насколько я помню. Впрочем, Тантар на выпускном балу вообще со всеми, кого приглашал, смотрелся на удивление хорошо. Кроме меня, потому что я не танцую. Даже на выпускном, даже «один разочек».

— Нет, — буркнула я. — Я пока ничего не думаю. Но есть несколько занятных фактов. Первый: Горна и Аргелла были лучшими на курсе и претендовали на одно и то же место в Гильдии.

— Но за это не…

— Второй, — отчеканила я, словно не слыша его, — вчера, после того, как с бала ушла Аргелла, Горна выбежала поговорить с каким-то мужчиной в холл. Мужчина был в чёрном плаще, в шляпе с широкими полями и вообще выглядел на редкость подозрительно. Он ушёл минут через десять, я — через двадцать после него. И… — я невольно сглотнула, — по пути я наткнулась на Аргеллу. А потом туда же пришла Горна.

Никогда этого не забуду, никогда. Жёсткие рюшки дурацкого, взятого напрокат платья, бьют по голым коленям. Город пуст и тих. Я иду босиком, неся в руках тяжёлые, как колодки, туфли, прохожу всего два поворота, к общежитию, и вижу сидящую на земле Аргеллу, прислонившуюся к каменной стене. Светлое платье в грязи и капли крови на нём — как рубины, нашитые на парчу…

— И опередила тебя, активировав кинжал возле тела, — понимающе протянул Тантар. — Что ж, всё может быть. По нашим правилам, на дело даётся два месяца, потом его нужно закрывать… Два месяца изображать бурную деятельность — раз плюнуть.

— Не фантазируй, — оборвала я его. — Когда начинаешь фантазировать, дело можно считать проваленным. Сам должен знать… Нет, Тантар. Мне плевать, что в Библиотечном Дворце меня не ждут — я всё равно поеду туда. История с Аргеллинным дипломом не даёт мне покоя… Но сначала поговорю с призраками.

— Всё-таки поговоришь? — Тантар снова занервничал. — Ты уверена, что…

— Я уверена.

— Мне пойти с тобой?

Я невольно фыркнула. Не предложить он не мог, конечно, потому что слишком правильный. Только я-то отлично знала, что Тантар очень не хочет переступать ту черту, которая разделяет мир людей и мир иных существ. Черту, которой для меня практически не существует — потому что я всегда чувствую, всегда помню той безымянной частью своей души, которая, как у нас считается, является частицей неба, видевшего и знающего всё…

А многие забыли. Или просто стараются не думать. Им удобно делать вид, будто наш остров всегда был просто островом, где сначала никто не жил, а потом появились люди и создали государство Гроус. Но я так не могу. В этом, наверное, и заключается мой дар — те его крохи, что не зависят от кинжала. Прошлое развеяно по улицам моего города, по другим городам, по горам и долам. Оно прячется и в лесу, под корнями деревьев, и в сточных канавах, и под самым древним булыжником мостовой. Особенно тяжело мне бывает пройти по полному легальных магических лавок Проспекту Свободных, почти страшно. Но иногда по-другому не получается, особенно если нужно дойти до тупика, где обретаются самые отчаявшиеся — но и самые памятливые — призраки. Они тоже, конечно, чуют дуновение ветра с той стороны. И слышат голоса древних существ — исчезнувших, но не ушедших. Сейчас их больше всего за Границей, за рекой Свен, которая трещиной расползлась по Острову, словно отрезав от него кусочек. То, что за этой рекой, называется Пустынным Берегом, хотя, на самом деле, берег вовсе не пуст; я это точно знаю, хоть и не подходила никогда к реке Свен. Ощущая изнанку нашего города, я иногда ощущаю запах перепрелой листвы, или иглицы, или сладковато-смолистого дурмана, который бывает в сосняках, высушенных солнцем. Я всегда помню, что эти сущности, изгнанные триста лет назад королём Костермусом, до сих пор рядом, что они часто слетаются к нашим огням, а однажды вернутся все и навсегда. Это страшно, но лучше признать опасность, чем делать вид, что её нет. По сравнению с ними призраки — ничто. Но некоторые всё же боятся призраков и ставят ловушки, или просто стараются держаться подальше, как от прокажённых — взять того же Тантара…

— Не нужно со мной идти. Я сама.

— Хорошо, — облегчённо вздохнул Тантар, — я тогда тебя тут подожду.

Ждать он тоже не очень хочет. Возможно, бежит к Эризе, с которой танцевал вчера дольше всех. У Эризы живые зелёные глаза, волосы чёрные, как и у меня, только длиннее, ниже плеч, и не торчат во все стороны.

— Не жди, я, может, пойду другой дорогой.

— Но темно, поздно. Вдруг с тобой что-то случится?

— Со мной ничего не случится. Город всегда на моей стороне. Иди.

Я знала, что он не будет настаивать. Так и случилось: Тантар пожал плечами и ушёл. Я же углубилась в проулок, к заброшенным одноэтажным домам, из которых сделали склады. Света здесь не было, и мои глаза с трудом различили очертания крыш, заколоченных окон и трёх мусорных баков.

— Гелптом, — позвала я осторожно, и вязкие, как чернила, сумерки, тут же впитали мой голос, почти не оставив эха.

Но Гелптому и этого было достаточно. Подозреваю, он услышал бы, даже если бы я произнесла его имя шёпотом.

Мой призрачный друг просочился сквозь щёлочку в заколоченном окне, на миг замер в воздухе холодным белым облаком и, наконец, явил мне своё лицо. У него имелись глаза — большие и чёрные, без зрачков, — аристократически тонкий нос, очертания губ. Нельзя сказать, что Гелптом весь был облаком, дымкой. Что-то было скрыто под этой завесой — тёмное и живое вещество, придававшее призраку форму.

Как и прочие призраки, Гелптом почти ничего о своей прошлой жизни в памяти не сохранил. Смутные инстинкты, отголоски чувств и ощущений — всё, что ему осталось. Например, он приходил в волнение, когда где-то поблизости звенел металл; Гелптом прилетал на этот звук и слушал, хмуря дымный лоб, словно силился вспомнить что-то. Ещё я знаю, что его порой неодолимо тянуло на реку Свен, хоть он и не говорил об этом. А однажды, стоило мне обмолвится об истории Стержня, его всего затрясло. Спросив, в чём дело, я получила, туманный ответ: «Страшно… Дрожит, дрожит мир… и будто вот-вот в пропасть упадёт… и никуда не денешься…». Помню, это тогда очень удивило меня. Ведь всем известно, что Стержень стоит здесь испокон веков, а Гелптом не может быть настолько стар — очертания его одежд и слова, которые он использует в речи, говорят о том, что он жил не раньше, чем три века назад. Но мало ли… Иногда непостижимое нужно оставлять непостижимым, я почти смирилась с этим за последние годы.

— Мне жаль, Эстина.

В шелестящих голосах призраков эмоции трудно различимы. Но я услышала — если не само сочувствие, то намёк на него — и горло предательски сжалось. За эти два дня я ни разу не плакала, но почему-то именно сейчас, когда нужно было говорить о деле, осознание случившегося накатило, накрыло с головой…

Я шмыгнула носом и поспешно вытерла рукавом выступившие слёзы.

— Так и думала, что ты знаешь. Кто-то из ваших что-то видел?

— Видели только когда уже всё случилось… Убийцу — нет. Кто из наших точно был там, я не знаю, до меня дошли только слухи о произошедшем…

Я досадливо скрипнула зубами.

— Могу попробовать выяснить, — не сразу произнёс Гелптом.

— Если сможешь, это было бы замечательно. А если бы мне ещё удалось поговорить со свидетелями…

— Этого обещать не стану, сама понимаешь… — Призрак облетел вокруг меня, и его след дымкой повис в воздухе. — Не все готовы общаться с вами. Но если получится… Приходи завтра вечером к десяти туда, где убили твою подругу… Я выясню, что смогу… Один я там буду, или нет — пока не знаю…

Истошный крик вонзился в наш негромкий разговор, разбил покой проулка. Я резко обернулась и сквозь не осевшую дымку разглядела две тёмные фигуры, свернувшие со стороны Грантон-Сор. Ещё не увидев их полностью, я сразу поняла, что это понравившиеся мне танцоры. Я сделала шаг им навстречу.

— Постойте, он не причинит вам вреда…

И снова крики, визг… Эти двое могли бы убежать, но словно были парализованы ужасом.

Странно, когда они танцевали под слышную только им двоим музыку, то казались мне почти божествами. Но их способность издавать такие жуткие звуки, их страх — всё это стёрло иллюзию начисто.

Они простые люди, ещё одни люди, с которыми нужно было придумывать, как себя вести. С людьми всегда так.

— Всё хорошо, не бойтесь…

Я снова шагнула вперёд, но это почему-то ещё больше напугало безымянных танцоров. Мужчина, наконец, пришёл в себя, дёрнул партнёршу за рукав, и они скрылись со всей возможной прытью.

Мои руки сами собой опустились.

За спиной сумрачно вздохнул Гелптом.

***

Надо, надо было поговорить и с Горной, я знала, что это неизбежно. Раз она ведёт дело, нужно хотя бы попытаться наладить контакт. Если она имеет к смерти Аргеллы какое-нибудь отношение, то, может, я смогу это понять или выведать что-то. А если нет — то в конце концов, мы взрослые люди, и когда речь идёт о чём-то действительно серьёзном, глупые школьные обидки не должны идти в расчёт. Да и Горне тоже выгодно раскрыть своё первое дело. Если у неё нет других приоритетов.

В отличие от меня, Горна жила не в общежитии. Я вышла около девяти утра. Над улицами висел лёгкий туман, в котором растворялась зябкая голубизна весеннего неба, и высокие чёрные дома квартала нашей Гильдии внезапно вырастали из него, как подкравшиеся чудовища — но чудовища неопасные, охраняющие, защищающие от чего-то действительно страшного.

Богатые семьи, подобные Горниной, обычно покупали дома в южной части города. Здесь для меня слишком просторно. Нет того ощущения надёжности, которое возникает на узких улицах северных районов, где дома словно идут с тобой плечом к плечу. Они высокие, и в них может поселиться человек пятьдесят. На юге же всё по-другому. Один дом обычно принадлежит одной семье, часто к нему прилагается сад и, разумеется, ограда. Отчуждённые, равнодушные гранитные гробницы, закованные в чугунные клетки.

Когда я добрела дотуда, туман уже рассеялся, и можно было как следует разглядеть особняк семейства Рой-Тарон, к которому принадлежала Горна. Здание неприятно напомнило мне дом моих родителей: те же светло-серые каменные плиты в облицовке фасада, аккуратные белые колонны и широкие мраморные ступени перед парадным входом. Правда, здесь ещё имелась оранжерея, соединённая с левым флигелем. Да и яблоневый сад, окружавший особняк, был, пожалуй, побольше, чем у моего отца. Но в остальном…

Ворота оказались открыты и даже гостеприимно распахнуты. Я прошла по небольшой дорожке, поднялась по ступеням и пару раз стукнула в дверь золочённым молоточком, лежавшем рядом со входом на специальной поставке. Это столичное новшество — в нашем городе использовали дверные кольца. Впрочем, я давно не была дома — возможно, мода уже добралась и до нас…

«До них!» — мысленно рассердилась я сама на себя. Я уже давно не называла дом моих родителей «своим», но здесь, под сенью цветущих яблонь, стоя не на привычной брусчатке, а на гладко отполированном мраморе, я почувствовала, будто что-то оплавилось во мне, размякло… Что-что — мозги, надо понимать. Срочно собраться!

Дверь мне открыла высокая немолодая женщина с тщательно зачёсанными назад каштановыми волосами. Её чёрное платье смотрелось чересчур строго, но ткань была дорогой, служанки из таких одежду не шьют. Должно быть, экономка. Поздоровалась она с улыбкой, в которой ощущалась тщательно отмеренная доза приветливости.

— Доброе утро, — ответила я. — Эстина Кей-лайни, Гильдия Чёрных Кинжалов. Простите за столь ранний визит, но мне необходимо увидеть Горну Рой-Тарон.

Я с удивлением обнаружила в своём голосе светские интонации. Они всегда вылезают в самый неожиданный момент, хотя мне иногда кажется, что я уже растеряла всё, что в меня когда-то с таким трудом ухитрились впихнуть гувернантки.

Только интонации не помогли.

— Госпожа Горна Рой-Тарон, — неодобрительно отозвалась экономка, — к сожалению, сейчас не принимает.

У меня свело челюсти. Я прекрасно знаю, что должна была назвать Горну госпожой, но не представляю, что должно случиться, чтобы я действительно это сделала. А мерзавка наверняка дрыхла, потому и «не принимала».

Другие обычно цепенеют, когда слышат название нашей Гильдии, и стараются услужить, чем могут, но экономка, конечно, была в курсе, что если бы Горна срочно понадобилась кому-то из руководства, к ней бы отправили письмоносца. А я, заявившаяся лично, да ещё без полицейских, не могу быть настолько важной птицей, чтобы отрывать госпожу Рой-Тарон от утреннего отдыха. Особенно если учитывать мой возраст — ведь мы с Горной ровесницы.

— Боюсь, что вынуждена настаивать, — отрезала я, тут же избавив свою речь от налёта любезности. — Дело срочное, оно касается убийства нашей однокурсницы.

Но и эта фраза не произвела должного эффекта. Экономка надменно вздёрнула подбородок и, посоветовав прийти в другой раз, непреклонно закрыла передо мной дверь.

Ненавижу терять время. И все эти расшаркивания тоже на дух не переношу.

Я спустилась по широким мраморным ступеням и уже хотела было идти обратно к воротам, как услышала голоса со стороны оранжереи. Говорили негромко, иногда переходя на шёпот, и слов я разобрать не смогла. Но один из голосов явно принадлежал Горне.

«Это чужой дом, — напомнила я себе, — чужой сад и чужая оранжерея. У меня нет никаких прав на то, чтобы здесь бродить…»

Но мне очень нужно было поговорить с Горной.

Я направилась к оранжерее, стараясь поменьше шелестеть травой. С противоположного от дома торца имелась небольшая дверца. Забыв постучать, я взялась за узорчатую металлическую ручку и потянула на себя.

Их было двое. Горна и мужчина в чёрном плаще. Незнакомец полусидел на бортике огромного цветочного горшка, в котором высилось неведомое дерево с бледной корой и игольчатыми листиками — наверняка материковое, у нас я таких не видела. Он говорил что-то приглушённым голосом, стоявшая рядом Горна его слушала. Я видела её в профиль, но даже по этому профилю можно было прочитать сильнейшее волнение. Или даже страх?..

Я, хоть и вошла бесшумно, не успела услышать, о чём они беседовали. Виной тому был тёплый, влажный и очень насыщенный запахами воздух оранжереи. Здесь наверняка росли ещё какие-то заморские растения с пыльцой, непривычной для носа островного жителя. Секунды две я боролась с желанием чихнуть — и проиграла.

Горна и её гость резко повернулись. Мужчина вскочил на ноги. Несмотря на то, что на зрение я никогда не жаловалась, рассмотреть его лицо как следует не смогла — всё из-за широкополой шляпы, скрывавшей тенью глаза незнакомца. Успела только заметить, что лицо это узкое, вытянутое, а подбородок слегка выдаётся вперёд. Ещё довольно примечательным был нос — длинный, интересный, с небольшой горбинкой.

— Какие пустынные твари тебя сюда принесли?!

Ужас, в первые секунды отразившийся на лице Горны, сменился яростью. Она взмахнула рукой, и меня подбросило в воздух. Невысоко, но так, что дотянуться до земляного пола оранжереи ногами не осталось никакой возможности. Ну ясно. Сначала телекинез, сознательно направленный поток силы, для которого и символы никакие не нужны; потом "невесомость". Как она чертила последнее, я не уловила, но, во-первых, когда тебя куда-то швыряют, присмотреться сложно, а во-вторых, не зря же рыжая считалась лучшей на курсе — она всё делала быстро и без ошибок.

— Встретимся вечером, — бросила Горна.

Мужчина прошмыгнул в открытую дверь и был таков.

— Стойте! — нелепо размахивая в воздухе конечностями, крикнула я. И заорала на Горну: — Спусти меня отсюда!

— Что ты здесь делаешь, Лягуха? Шпионишь за мной?

Эта тварь шипела, как гадюка. Голубые глаза на красивом, в обрамлении тёмно-рыжих локонов, лице взирали на меня снизу вверх с гневом и отвращением.

Я забарахталась ещё отчаяннее, хотя и понимала, что это бесполезно.

— Я говорю, отпусти меня!

— Ты не в том положении, чтобы диктовать условия, — со злорадством напомнила Горна. — Отвечай на вопрос.

Я бы сказала ей ещё пару ласковых, но сообразила, что пока мы препираемся, подозреваемый может уйти слишком далеко.

— Да я… я просто поговорить с тобой хотела! — Извиняющийся тон у меня не получился, но голос прозвучал довольно бодро, что, я надеялась, поможет как-то остудить пыл моей бывшей однокурсницы. Когда я перестала дёргаться, тело повернулось параллельно полу, словно подо мной в воздухе вдруг оказался невидимый матрас. — Я думала предложить свою помощь в деле Аргеллы…

— Нужна ты мне больно! Проваливай.

Я заметила белое свечение вокруг Горниных тонких пальцев, быстро начертивших в воздухе нужный символ — и в следующую секунду шлёпнулась на землю, ощутимо приложившись локтями и коленками. Ну хоть голову вовремя подняла, а то бы наверняка сломала нос.

— Кто этот человек? — поднимаясь на ноги, спросила я.

— Я сказала, проваливай!

Ещё один взмах — и меня отнесло к двери. Мой вопрос окончательно вывел Горну из себя, и она даже перестала заботиться о сохранности оранжереи. Судя по всему, я оказалась не в то время не в том месте… хотя как посмотреть, конечно.

Не видя больше смысла разговаривать с рыжей, я решила подойти к вопросу с другой стороны и заозиралась в поисках следов человека в шляпе.

Так, отлично… примятая трава, отпечатки подошв ведут не к воротам, через которые сюда проникла я, а в обход оранжереи. Эх, магию бы мне… Но пришлось довольствоваться тем, что было.

Я кинулась по следу — за оранжерею, через сад, к задней решётке, оплетённой плющом. Ага… Маленькая калитка. Так сразу и не заметишь. Я выскочила на мостовую, но Горниного знакомого уже, разумеется, не увидела.

Всегда ли они здесь встречаются? Или выбирают места на нейтральной территории, а сегодня, например, что-то случилось, и сообщник пришёл, чтобы о чём-то предупредить Горну?..

Я нахмурилась. Рассуждаю, как Тантар! Ничто не даёт мне оснований называть этого человека её сообщником, даже мысленно.

Оглянувшись, я заметила подошедший к калитке со стороны сада женский силуэт, и быстро направилась вперёд по улице. Продолжать общение с Горной мне совершенно не хотелось.

Итак, что я имею?

Горна говорила о встрече этим вечером. Она могла попытаться запутать меня, но вариант, что они действительно встретятся, был более вероятен. В конце концов, я прервала их разговор — возможно, важный. Где они встретятся, я не знала. Уточнить не имела возможности. Но существовала возможность, что он опять пожалует к Горне. И если так, то он, скорее всего, войдёт в эту калитку — слишком уж таинственная личность, чтобы пользоваться парадным входом. Значит, здесь его и подождём. Но нужно, чтобы кто-то смотрел и там, на всякий случай… тем более Горна может выйти сама и отправиться на встречу, если она в другом месте… Попросить Тантара? Он может согласиться помочь. Он всем помогает, особенно девушкам. А я возьму на себя эту калитку… Буду надеяться, что управимся до десяти часов, ведь меня будут ждать призраки.

2.

Я бежала по ночному городу, огибая редкие лампы-ловушки и не обращая внимания на недоумённые взгляды прохожих. Впрочем, о том, что они недоумённые, я могла только догадываться — в темноте всё равно лиц не различить. Я злилась из-за того, что опаздывала, я злилась из-за того, что беготня вокруг особняка ни к чему не привела, но сильнее всего злилась на Тантара, который наотрез отказался мне помогать.

— Не буду я за ней следить, — негромко, но твёрдо сказал он. — И тебе нечего там делать. Ничем хорошим это не закончится.

Как будто я его спрашивать должна.

Но лучше бы слежка закончилась плохо, чем не закончилась никак. Встречались сообщники всё-таки не в оранжерее, а Горну я, должно быть, упустила, пока бегала от калитки до ворот и обратно. Цоканья лошадиных копыт не слышала — значит, рыжая шла пешком и тихонько выскользнула из особняка, пока ещё были открыты ворота. А то и магию использовала для маскировки — чай, не первый год меня знает, могла предугадать, что я приду следить.

В условленном месте я оказалась в четверть одиннадцатого. Там не было никаких призраков, да и людей почти не наблюдалось — только какой-то парень в форменном кителе столичных Чёрных Кинжалов и с переносным фонарём в руках стоял возле горы деревянных ящиков и сосредоточенно её разглядывал. Судя по всему, он пересчитывал эти ящики, и сбивать его не следовало, но я очень торопилась.

— Прости, ты не видел здесь призрака? Минут пятнадцать назад?

Он резко повернулся ко мне. Лицо недовольное, даже злое. Из-под густых каштановых, в цвет волос, бровей смотрят голубые глаза. Так как парень был на голову выше меня, я струхнула под этим взглядом и отступила на шаг.

— Я что, похож на чокнутого — призраков разглядывать?

Я только сейчас обратила внимание, что в руке у него не простой фонарь, а переносная лампа-ловушка. Мало этой дряни на улицах стоит!

— Нет, ты куда больше похож на труса, — тут же ответила я. — И сколько ты успел призраков укокошить, интересно? Ты бросал эту штуку на землю и убегал, или держал, наблюдая, как…

Творец, по-видимому, решил, что получила я сегодня недостаточно. Я и опомниться не успела, как оказалась прижата к стене ближайшего дома. Многострадальная спина заныла. Я сердито дёрнула плечом, но хватка у незнакомца оказалась стальной — и это при том, что держал он меня одной рукой.

— Пытаешься доказать, что не трус? — Иногда, когда я злюсь, меня легче прибить, чем заставить замолчать, честное слово. — Оригинальный способ, ничего не скажешь.

— Призрак убил мою мать, — сказал парень. — Задушил простынёй, когда она развешивала бельё на улице. Что мне теперь, целоваться с этой гадостью прикажешь? Призракам не место на этой земле, и чем больше погибнет, тем лучше.

Полтергейст, наверное… В Морлио мало таких. Обыкновенные призраки разве что опрокинуть что-то могут, или занавеску поднять — чтобы задушить человека, нужна куда большая энергетическая сила.

Извиняться я умею плохо, поэтому вместо ответа на заявление незнакомца, я продолжала молча выкручиваться. Но через пару секунд, он отпустил меня сам — не переставая, впрочем, буравить взглядом. Сердито одёрнув плащ, я быстро зашагала прочь, не удостоив его больше ни единым словом и даже не оглянувшись. В конце концов, я перед этим типом ни в чём не виновата!

С соседней улицы донёсся слабый, протяжный крик. Страх вытеснил прочие эмоции, и я, замерев на мгновение, со всех ног бросилась на этот звук, уже зная, что увижу за поворотом. И зная, что могу не успеть…

Чуть не поскользнувшись на перекрёстке, я выбежала на широкую мостовую. Прохожих здесь было немногим больше, чем на той улице, которую я только что покинула. Некоторые из них замедляли шаг, с интересом — но с опаской и издалека — наблюдая за тем, как отправлялся в небытие мой старый друг Гелптом. Смотрели на вихрившегося вокруг большой лампы призрака, как будто на какое-то развлечение…

Я же не медлила ни секунды. И даже не остановилась — ведь на счету было каждое мгновение.

— С дороги! — крикнула я и, когда зеваки проворно расступились, с разбегу одним ударом ноги снесла лампу-ловушку.

Звон, ослепляющая вспышка высвободившейся магии, чей-то визг. Сила, таившаяся в погибшей лампе, швырнула меня оземь, и я на боку проехалась по мостовой, набив пару-тройку синяков. Гелптом маленьким облачком покружил рядом, махнул призрачной рукой в знак благодарности и поднялся в воздух. Говорить со мной у него сил явно не было — ну да ничего, отсидится на каком-нибудь чердаке, будет, как новенький…

Люди обступали меня со всех сторон. Кто бранился, кто причитал, кто посмеивался — но ни один не протянул руку, чтобы помочь встать. Оно, может, и к лучшему — я не очень люблю непрошенную помощь, не знаю, как на неё реагировать. Самостоятельно, правда, подняться получилось не очень хорошо — неудачно наступила ладонью на осколок лампы-ловушки. Пока я его вытаскивала и размышляла, настолько ли чист носовой платок в кармане моего плаща, чтобы им можно было зажать кровоточащий порез, к месту происшествия подоспел городовой.

— Порча государственного имущества! — громогласно прокомментировал он и схватил меня за локоть. — Сейчас в участок со мной пойдёшь, хулиганка!

— Я из Гильдии Чёрных Кинжалов. Извольте не тыкать. Где ваш участок?

Выбора у меня, к сожалению, не было. Раз виновата — значит, виновата, придётся отвечать.

Конечно, это всё было очень не вовремя. Но зато я спасла Гелптома. 

***

В кабинете следователя царил полумрак, пропахший почему-то квашеной капустой, которую я терпеть не могу. От этого запаха подкатывало к горлу, и я невольно думала о том, что, если меня всё-таки вырвет, я паду так низко, что никогда больше не поднимусь. По крайней мере, в собственных глазах. Но пока мне как-то удавалось сохранять достоинство. Даже несмотря на то, что я прекрасно понимала, какие альтернативы меня ждут. Законы я знаю хорошо — вызубрила к первой же сессии, а потом ещё два раза ради ежегодных проверок.

За порчу государственного имущества — а лампы-ловушки являлись именно государственным имуществом — полагался штраф в пятьсот фертов. Нет денег — занимайся общественными работами в течение двух недель. Моя стипендия составляла пятьдесят фертов, а работа в Гильдии начиналась только по истечении месяца, полагавшегося каждому выпускнику на то, чтобы попрощаться с вольной студенческой жизнью и заодно заполнить кучу документов. Я собиралась этот месяц потратить на поиски убийцы Аргеллы. Но теперь…

— Итак, выплатить штраф вы не можете, — подвёл неутешительный итог следователь со скучными рыжими усами. На кончике металлического пера, замершего над протоколом, набухала чернильная капля. — В таком случае, две недели исправительных работ…

— Подождите!

Мой выкрик остановил перо, снова устремившееся к бумаге.

Следователь вопросительно поднял брови, глядя на меня исподлобья. Но я молчала, теребя собственные руки.

Разумеется, я бы лучше отработала, чем стала бы просить деньги у своей семьи.

Но две недели… Я не могу себе этого позволить! Столько времени уйдёт впустую! Найти убийцу Аргеллы — это гораздо важнее, чем ущемлённая гордость. И ещё карьера… репутация… Я так хотела работать в Чёрных Кинжалах, а сейчас могу загубить все свои возможности. Но вот если правильно повести разговор, можно обойтись и без заведения дела… Однако только при наличии денег.

Я мысленно взвыла, почти воочию увидев торжествующее выражение на лице батюшки. Усмешка на тонких губах, лёгкий прищур… У нас с отцом одинаковые глаза, но я очень редко щурюсь, смотрю открыто. А этот… двуличное ничтожество. Просить у него… Нет, я не смогу.

— В определённых обстоятельствах можно отсрочить работы, — осторожно произнесла я. — Если я представлю справку о плохом состоянии здоровья, например…

— Думаете, подобная справка в начале вашей карьеры лучше, чем исправительные работы? — с сомнением протянул следователь. — Не знаю, не знаю… Хиляков в вашей Гильдии любят ещё меньше, чем правонарушителей.

Твари пустынные, а ведь он прав. С такой бумажкой меня даже в службу очистки не возьмут — это специальное подразделение Гильдии, которое занимается ликвидацией пустынных тварей, пробирающихся на улицы Морлио (а таких, увы, гораздо больше, чем принято считать). Скучная, надо сказать, работёнка, у наших она считается далеко не самой престижной — хотя без неё эти существа потеряли бы последний страх.

Ладно, в конце концов, это моя семья. И всё вполне может пройти безболезненно, если правильно подступиться к делу.

Если папаша пришлёт какого-нибудь слугу, вообще замечательно, те меня опасаются, как неродную, и выговаривать, даже от имени отца, постесняются. Долг я смогу вернуть месяца через три, тоже с кем-нибудь отправлю, чтобы не встречаться ни при каких обстоятельствах… Только нужно написать, что это в первый и в последний раз. Пусть видят, что лишь крайняя нужда толкает меня на эту просьбу. Если бы время не работало против меня…

Решение уже было принято, но озвучить его всё равно оказалось нелегко:

— Я могу написать письмо родителям? 

***

Она пришла только на следующий день. Такая надменная, словно явилась на какой-то приём. Шляпка, пелерина, каблуки. Острый носик вздёрнут, серые глаза, доставшиеся нам обеим от отца, полуприкрыты веками. А волосы у Кельки мамины — светлые, вьющиеся. Мою сестру вообще многие считают красавицей. Я слышала, у неё и жених уже нашёлся. Вернее, утвердился — находились-то и раньше, но кажется, тут уже шли разговоры о помолвке, то есть дело было решённое как будто.

Я была уверена, что охранник откроет камеру, и уже шагнула, чтобы выйти, но тут Келька жеманно кашлянула, и этот звук буквально пригвоздил меня к месту.

Охранник стоял поодаль, как обычно бывает на свиданиях с заключёнными. Он не собирался открывать дверь.

— Отец просил передать, что ты ничего от нас не получишь, — сказала сестра вместо приветствия. — И что позора он не боится. В семье, как говорится, не без уродки.

Я стиснула зубы.

— Ясно.

— Ещё он просил уведомить тебя, что ты неблагодарная выскочка, и что он всегда знал, что ты так кончишь.

— Ясно, — повторила я. — Это всё?

Конечно, это было всё. Наша встреча была затеяна ради этого взгляда свысока, ради возвышения правых над виноватыми — правой моей семьи над вечно виноватой мной.

— У тебя будет время подумать, пока ты будешь работать, — сказала Келькара Кей-Лайни.

Приговор был озвучен. Она ушла.

А я осталась.

Вечером пришёл следователь и подписал протокол.

Две недели я должна была работать подмастерьем фонарщика, помогая ему зажигать уличные светильники и лампы-ловушки в северных кварталах города.

Первую половину дня я могла быть предоставлена самой себе. Мне даже разрешено было пройти собеседование в Гильдии для получения должности.

Однако в Гильдии меня поставили в резерв, сообщив, что вакансий пока нет, но как только место освободится…

Спасибо хоть кинжал не отобрали. 

***

Когда я возвращалась домой после первого рабочего вечера (пришлось протереть от пыли около ста фонарей, и пальцы ныли, как отшибленные), меня нашёл Гелптом.

— У тебя из-за меня неприятности, девочка, — вздохнул он.

Я пожала плечами:

— Ерунда. Скажи лучше, удалось ли тебе что-то выяснить?

— Вряд ли тебе это поможет, — покачал головой Гелптом. — Есть два призрака, которые видели девушку там, где произошло убийство. Но вынуждены были убраться оттуда до того, как всё случилось, потому что почувствовали дикий страх.

— Страх? — недоумённо нахмурилась я. — Но чего они испугались?

Призраков напугать не так уж легко. Им, как я уже говорила, могут внушить ужас лампы-ловушки, однако же, на месте, где убили Аргеллу, ничего подобного не было. Иногда страх оказывается связан с земной жизнью привидения, он может быть чем-то, что нужно преодолеть духу, чтобы обрести возможность подняться в небеса — но чтобы у двух призраков этот страх оказался одинаковым?

— Они сами не поняли, чего испугались, — сказал Гелптом. — Это очень странно, Тина. По всему выходит, что если ты хочешь найти убийцу своей подруги, тебе придётся столкнуться с необъяснимыми вещами… и, скорее всего, ужасными. Подумай, стоит ли тебе, с твоей впечатлительностью…

— С моей впечатлительностью? — исподлобья глянула я на призрачный силуэт Гелптома.

— Я видел, как три дня тому назад ты бежала, сломя голову, от какой-то мелкой шавки, — проворчал Гелптом. — Как будто за тобой гнался какой-нибудь кабр с Пустынного Берега…

Я похолодела.

— Я бежала просто так. Шавка тут не при чём…

Он тогда стоял на соседней улице. Не кабр. Неподвижный незнакомец-невидимка. Плащ, шляпа — и пустота вместо лица. По той улице я просто быстро прошла, краем сознания действительно уловив воинственное тявканье где-то под ногами. А едва повернув, кинулась бежать.

Впечатлительность. Если бы это была впечатлительность — ещё полбеды. Но я, к сожалению, догадывалась, что дело совсем в другом. Не хотелось об этом думать… но ни призраки, ни люди не имеют привычку ходить без лиц, да и пустынные твари в Морлио ещё не настолько обнаглели, чтобы устраивать слежку за горожанами, к тому же средь бела дня. А значит, оставался только один вариант.

Я очень надеялась, что ошибаюсь.

— Будь осторожнее, — сказал Гелптом. — Найди себе дело, иначе сама знаешь, что бывает с носителем чёрного кинжала, если он долго им не пользуется…

Я вздрогнула и пристально посмотрела на своего друга. Неужели он догадывается?..

— Я пользовалась кинжалом меньше месяца назад, — медленно произнесла я. — На экзамене. Неужели ты думаешь, что я могу свихнуться за такое короткое время?

— Не обязательно свихнуться. Но тебе не хватает ощущения силы, я же вижу. И будет становиться только тяжелее, ты и сама это знаешь…

— Волшебство — не наркотик, — отрезала я. — Некоторые и по полгода без дела сидят, и ничего. Некоторые отказываются от кинжала совсем. Я куда крепче, чем кажусь, Гелптом. А новое дело я найду только после того, как поймаю убийцу Аргеллы…

Я не чувствовала тоску по магической силе. Но если кто из Гильдии поймёт, что я вижу галлюцинации и скрываю это, одними исправительными работами я не отделаюсь. При любых тревожных признаках следует обращаться в медицинский отдел Гильдии, иначе сокрытие симптомов может расцениваться как преступление против общества.

Но признание почти равносильно потере кинжала. Очень немногие после этого остаются в законниках, даже пройдя курс лечения. С пометкой об исправительных работах в личном деле у меня и без того немного шансов…

Но в одном Гелптом прав: мне следует найти повод активировать кинжал. Не факт,что это поможет избавиться от невидимки — но вдруг всё-таки поможет?..

— Будь осторожнее, — повторил призрак.

Я побрела дальше. До квартала, где находилось моё общежитие, идти нужно было прямо, но ноги сами заставили меня свернуть на соседнюю улицу.

Всего лишь небольшой крюк. Зато теперь я знаю, что в том месте, где убили Аргеллу, было что-то, что напугало призраков. Вдруг я смогу понять, что это?

«Отметка о правонарушении в личном деле, — безжалостно напоминал мне внутренний голос. — Слабый организм, не выдерживающий месяца без магической силы. Сокрытие галлюцинаций».

Я ускорила шаг.

Кто-то сказал бы, что я не осознавала серьёзности ситуации. Не понимала, что хожу по краю, что разборки с Горной могли стать последним гвоздем в крышку моего гроба, не говоря уже о возможном столкновении с убийцей.

Но я всё прекрасно понимала. Даже лучше, чем хотелось бы. Только вот не идти всё равно не могла.

Улица была пустынна, как и в ту ночь. Пахло дождём, который вот-вот должен был пролиться, но пока медлил. Я прищурилась на один из фонарей, придирчиво изучая его стеклянный бок — достаточно ли хорошо протёрла? Я здесь уже была сегодня, но при свете дня, со снующими туда-сюда пешеходами, с воплями торговки пирожками, с перестуком лошадиных копыт и запахом навоза, это место казалось совсем другим.

Из открытого окна ближайшего дома долетали обрывки весёлого разговора. Больше не было никаких звуков. Не было и прохожих. Совершенно обычная для позднего часа улица. Такой же она была и тогда, когда сюда пришли Аргелла и её убийца. Только кинжал Горны из брусчатки не торчал.

Что же могло напугать призраков?..

Никто в ближайших домах не слышал криков — значит, нападение было внезапным. Либо убийца следовал за девушкой незамеченным (но я не знаю, что могло понадобиться Аргелле в этом уголке Морлио ночью), либо это был её знакомый, и они пришли сюда вместе — например, чтобы поговорить о чём-то, подальше от случайных ушей…

Я зажмурилась, представив, как доверчивая Аргелла, увлечённая разговором, шагает по этой же самой брусчатке. Без активного кинжала она была лишена даже элементарной интуиции, чувство опасности у неё отсутствовало напрочь. То, чего испугались призраки, находилось с ней совсем рядом… Тот, кого они испугались… Обычный человек не мог внушить им подобного ужаса. Может, это была пустынная тварь, выбравшаяся в наш город? Может, следы магии, которые обнаружили рядом с телом Аргеллы — это своеобразная аура существа, пришедшего с Пустынного Берега (например, первого или второго класса развития — говорят, они могут выглядеть как люди)? Но способна ли эта аура быть настолько своеобразной? Отпечатки силы мага — вещь вполне конкретная, недвусмысленная. Прежде я склонялась к мысли, что следы могла подделать Горна, чтобы оправдать использование кинжала — ведь если активировать его на месте обычного преступления, где магия не использовалась, то вполне можно вылететь из Гильдии. Но это слишком рискованно, по типу использованной силы очень легко определить того, кто рисовал магические символы, особенно если маг не подчистил за собой энергетическое пространство, как было и в этот раз. Есть специальные приёмы, которые позволяют законсервировать магические следы в специальной колбе — и это наверняка уже было проделано. Конечно, Горна, несмотря на то, что достаточно умна, могла поддаться панике… А вот если это всё же была не она, то версия с пустынной тварью может иметь право на существование. Не так уж хорошо мы изучили этих существ, чтобы можно было что-либо утверждать наверняка.

Первая капля упала на козырёк кепки. Следовало возвращаться… Здесь не было отгадок. Я стояла, понимая, что теряю время, и это злило меня невероятно. Где-то вдали протяжно, надрывно закричал поезд…

Поезд. До Библиотечного Дворца по железной дороге всего два часа. Если туда ехать утренним скорым, а возвращаться в обед, то я успею на работу. Правда, на разговор с хранителями останется совсем немного времени, но ведь и мне нужно задать всего пару вопросов…

Я медленно повернулась и пошла в сторону вокзала, зная, что кассы работают круглосуточно.

Дождь усиливался.

***

Общежитие встретило меня тишиной и темнотой. Когда я поднималась, мне казалось, что я слышу эхо от капель, которые падали с меня на каменные ступени лестницы. Тело сотрясала лёгкая дрожь, но мысль о том, что всего через несколько часов я смогу получить ответы на свои вопросы, была тем самым огнём, который грел изнутри и не давал почувствовать холода.

В общей комнате на моём этаже явно сидело несколько человек. Миновать это сборище и избежать общения можно было единственным способом — пройти по коридору быстрым шагом и громко, на ходу, поздороваться, изображая бурную занятость. Я умею так делать и часто прибегаю к этой уловке, но в этот раз…

— Всем доброго ве…

— Подожди, Тинка, ты серьёзно на исправительных работах?!

Разумеется, подобный вопрос не заставил бы меня замедлить шаг, но Грат был самым крупным и сильным парнем на нашем курсе. Когда такой хватает тебя за плечо, не остановиться невозможно.

— Тебе-то что? — окрысилась я, глядя на Грата снизу вверх. С козырька кепки по-прежнему медленно падали тяжёлые капли.

— Там что, такой сильный дождь? — ахнула Эриза.

Боковым зрением я заметила, что у трёх больших колонн, которые отделяли общую комнату от коридора, стали появляться люди. Три, четыре, пять… шесть человек, не считая Грата.

— Снимай плащ!

— И кепку!

— И расскажи, что случилось…

Меня уже куда-то вели, попутно стаскивая мокрую одежду, куда-то усаживали, кутали в плед…

Учёба закончилась, но мы по-прежнему были одной группой. И я по-прежнему чувствовала себя чужой в ней, и не понимала, почему эти люди суетятся вокруг меня.

Общая комната была также и кухней. Здесь стояла небольшая плитка, которую когда-то списали в Гильдии Белых Часов и приготовили к утилизации. Как она оказалась у нас, никто не знал. Никто также не знал и принцип её работы — ремесленники хранили секреты своего мастерства так же, как мы. Но на плитке можно было приготовить простенький ужин, если в студенческую столовую идти противно, или вскипятить воду. Когда я обнаружила себя в одном из кресел, завёрнутой в плед, на плитке как раз стоял какой-то ковшик.

— Да ничего не случилось… — бурчала я. — Просто разбила лампу-ловушку…

Неловкое молчание красноречиво говорило о том, как окружающие относятся к моей дружбе с призраками. Только Табесса — вечно болеющая, тихая, и всегда словно не от мира сего — недоумённо нахмурила белёсые брови:

— Случайно разбила?

Ответить мне не дала Эриза:

— Наверняка нет. Спасала какого-нибудь призрака. Так ведь, Тинка?

Стоявший рядом с нею Тантар ничего не сказал, только вздохнул. Я одарила его мрачным взглядом. Он, бросивший меня бодаться с Горной в одиночку, не имел права так укоризненно вздыхать!

Впрочем, если подумать, он мне и ничего не был должен.

— Почему ты не сказала, что тебе нужны деньги? — обеспокоенно спросила Мирса. — Мы бы скинулись!..

Мирса — наша староста. Бывшая. Невысокая, круглолицая, с милой улыбкой и холодными глазами. Человек, который получал удовольствие от того, что чувствовал себя причастным ко всему происходящему в Школе Гильдии, хотя ничто, кроме собственной репутации, её не волновало по-настоящему. И я могла голову дать на отсечение, что Мирса бы не стала скидываться на то, чтобы вытащить меня из передряги. Хотя, возможно, организовала бы сбор средств…

— Тантар, следи за молоком, пожалуйста! — напомнила Эриза.

— Точно…

Тантар поспешил к плитке.

Молоко. Горячее. До слов Эризы я и не представляла, насколько мне была необходима кружечка этого напитка, целительного для всех промокших и продрогших! Выпить бы, завернуться в одеяло и завалиться спать… А не сидеть и дрожать в кресле в пледе — который совершенно бесполезен, когда на ногах мокрые ботинки.

Я мрачно оглядела общую комнату. Деревянная мебель со старомодными завитушками, плюшевые обивки кресел и тяжёлые зелёные шторы всегда вызывали во мне чувство лёгкого раздражения, но не в этот вечер. Я вдруг вспомнила, как мы, бывало, сидели здесь, лакомясь испечённым кем-то пирогом, а то и напевая песни под гитару… Стараясь избегать всех этих посиделок под любым предлогом, я иногда не могла противиться Аргелле и присоединялась к ним, пережидая в углу и помалкивая — или же, наоборот, кому-то что-то доказывая… Как я потом злилась, что позволяла вовлечь себя в какой-нибудь спор!

Теперь, когда всё закончилось, мне пришлось признать, что я буду скучать по таким вечерам.

— Лягуш, тебе нужна какая-нибудь помощь?..

Я поморщилась. Дребезжание Мирсы действовало на нервы.

— Нет. Я вообще собиралась в кровать. У меня поезд рано утром…

— Ты поэтому так бежала? — спросил Гант. — У тебя был вид, вы с одеялом должны были встретиться в точное время, и ты опаздываешь.

Я досадливо дёрнула уголком рта. Да, «срочные дела» надо, конечно, продумывать тщательней…

— Поезд? — удивлённо переспросила Эриза. — У… у Тантара тоже поезд… А куда ты едешь? В Библиотечный Дворец?

Я скрипнула зубами. При ком, интересно, я проговорилась про Библиотечный Дворец?..

— Мне всего лишь нужно поговорить.

— Всего лишь поговорить. В Библиотечном Дворце. Ну да, конечно…

Интонация Ганта была невыносимо саркастична, и я снова начала выходить из себя. Почему, спрашивается, я должна задыхаться от благоговения, когда поминают этих архивных мышей? Потому что они причастны к тайнам, к которым не причастна я? Это не говорит ни о них, ни обо мне. Я умею быть вежливой и даже почтительной, но пресмыкаться ни перед кем не собираюсь. В Библиотечном Дворце живут, в первую очередь, люди. Я — тоже человек. Человек с человеком легко могут договориться, если ни один из них заведомо не считает себя выше другого. Просто пообщаться — тем более. А мне только это и нужно. Я не собираюсь лезть в какие-то тайны Мироздания.

Мне просто надо знать.

— Тебе хорошо бы раздобыть рекомендательные письма… — задумчиво изрекла Табесса. — Хотя бы одно. В Библиотечный Дворец просто так не сунешься.

У меня вырвался истеричный смешок, заставивший Лантиру — доселе не сказавшую ни слова — окинуть меня высокомерным взглядом. Лантира, как и Горна, была из богатой семьи с большой родословной, но вела себя ещё хуже, чем рыжеволосая: происхождение было её основным достоинством, и ей ничего не оставалось, кроме как подчёркивать его при всяком удобном случае. Медленные движения, тонкие руки в дорогих браслетах, немногословность, которой она компенсировала недостаток ума… Лантира раздражала меня неимоверно, а моё настроение и без того успело окончательно испортиться.

— Дорогая Лантира, — обратилась я к ней, — все связи, которые у меня когда-то были разорвались вместе с моими связями с семьёй. И мне действительно становится смешно, когда я представляю, как пытаюсь восстановить их ради рекомендательных писем. Особенно теперь, когда на меня завели дело. Согласись, будет забавно, если я приду, например, к госпоже Сарвинской, бывшей герцогине, с повязкой помощника фонарщика на руке и попрошу её порекомендовать меня хранителям Библиотечного Дворца. А так как я уже давно не считаю себя принадлежащей к достопочтенной семье Кей-Лайни, то могу позволить себе смеяться хоть во весь голос. И если остальные воспринимают это как должное, то почему, скажи на милость, ты позволяешь себе смотреть на меня как на козявку из собственного носа?

Я же говорила, что, когда на взводе, то могу долго и вдохновенно говорить всякие гадости. Это свойство редко играло мне на руку (иногда самой стыдно становилось), но сейчас, глядя на то, как бегают Лантирины глазки, я чувствовала удовлетворение.

— Тебе показалось, — выдавила Лантира.

— Ну разумеется, что ты ещё могла сказать.

Все молчали и отводили глаза. От меня. Хотя я, по-моему, разговаривала спокойно; уж если кого и осуждать, так это Лантиру. Но почему-то виноватой опять оказалась я.

В наступившей тишине было слышно, как журчит горячее молоко. Тантар подошёл, протягивая кружку Эризе.

— Спасибо большое! Вечер промозглый сегодня…

— Тебе налить? — спросил у меня Тантар. Я заметила, как его взгляд задержался на моих волосах, точнее, на чёрных сосульках, свисавших по обе стороны моего лица.

— Нет, спасибо.

Чего мне совсем не хотелось, так это чувствовать себя должной тому, кто отказался мне помогать, когда его действительно просили.

Авось не заболею.

Я скинула плед, поблагодарила собравшихся за проявленное участие и пошла к себе. Хорошо, что никто не стал меня догонять и пытаться проявлять участие дальше. Я предпочитаю, чтобы границы лицемерия лежали за пределами нашей комнаты.

Моей комнаты.

3.

Мне стоило больших волевых усилий не вышвырнуть будильник в окно, а потом ещё и вылезти из кровати. Голова ощущалась как чугунок с каким-то месивом. Нос едва дышал.

Я с тоской покосилась на покинутое одеяло. Если бы можно было провести этот день, закутавшись в мягкий тёплый кокон — хотя бы до встречи с фонарщиком…

«И что бы ты сказала Аргелле? — разозлилась я на себя. — Прости, подруга, у меня сопли, твой убийца подождёт»? А ну, подъём!».

Напутствие получилось так себе, но встать я всё-таки встала. Это было самым сложным шагом за утро — потом мне пришлось быстро собираться, и я как-то позабыла про недомогание. А прогулка под умытым небом Морлио и вовсе подействовала целительно — уже на полпути я ускорила шаг, ощутив прилив сил и вернув себе азарт гонки за разгадкой тайны…

Да, лгать не буду: без азарта я бы далеко не ушла. Но именно поэтому я и разжигала его в себе, даже тогда, когда мне не хотелось ничего делать. Именно он тащил меня вперёд — туда, где можно будет насытить своё любопытство. И туда, где можно будет восстановить справедливость.

— Тинка!

Тантар и Эриза нагнали меня в квартале от вокзальной площади. Я подождала, пока они подбегут, волоча за собой громоздкие кожаные чемоданы на колёсиках. Колёсики были приделаны на редкость неудобным образом, и чемоданы то и дело заваливались набок. Глядя на происходящее, я не удержалась от смешка.

— Так ты, оказывается, тоже едешь? — спросила я у Эризы.

Звук моего голоса удивил меня саму. В нём было что-то от гудка большого парохода, прощающегося с родным причалом. Я никогда не видела и не слышала пароходов, но читала о них красочные газетные статьи.

Тантар с ироничным выражением лица переждал, пока я хрипло откашляюсь, и поинтересовался:

— Перегуляла, Лягушонок?

— Видок у тебя не очень, — признала и Эриза, поправляя аккуратную шляпку. Она вообще всегда одевалась так, словно бы специально выпячивала свой хороший вкус и осведомлённость в модных тенденциях. — Может, в следующий раз поедешь?

— У меня уже билет, — буркнула я, еле удержавшись от того, чтобы заправить под кепку выбившуюся прядь. Кто-то из наших девочек уже давно заметил, что при появлении поблизости безукоризненной Эризы начинаешь машинально приводить себя в порядок. Мне до безукоризненности было далеко, поэтому и рыпаться не стоило.

— Ну и что? Мы сдадим, если хочешь. А не получится, так не настолько он дорого стоит, чтобы рисковать здоровьем!..

Для неё-то, может, и не дорого. Тем более, если ей Тантар его купил (почти уверена в этом). А для меня — половину всех сбережений. Я не собираюсь терять ни деньги, ни этот день из-за какого-то насморка.

— Подумаешь, простуду подхватила… — отозвалась я. — К вечеру пройдёт. Так что ты здесь делаешь? Ты же говорила вчера, что поезд у Тантара…

— Не глупи. — Эриза выразительно посмотрела на меня. — Если бы я при всех сказала, что мы едем вдвоём, начались бы неудобные вопросы. А я… я просто за компанию.

— Ну да, — хмыкнула я. — Вы и танцевали за компанию.

— В отличие от некоторых, мы много с кем танцевали, — заметил Тантар.

— Что-то мне начинает подсказывать, что остальные были для отвода глаз.

— Хватит умничать, — осадил он меня. — И вообще, давайте поторопимся. А то с этими чемоданами…

Я пожала плечами.

Мы миновали пару перекрёстков и, повернув за угол, очутились на Площади Стержня. Высоченный, как многоэтажный дом, конус из голубого света даже на фоне бледного утреннего неба выглядел, как всегда, внушительно. Стержень — это вечный, нерушимый символ нашего острова, неиссякаемый источник магии, способный заряжать ею всё, что его касается. Основание конуса прячется в каменных стенах Города Высших — обители власти и порядка. Это святая святых для всего острова. Отсюда выходят основные орудия труда Главных Гильдий — Чёрные Кинжалы законников, Белые Часы ремесленников и Зелёные Трубки врачей; здесь стоит дворец Властителей, который дано увидеть только избранным, здесь собираются секретные совещания и вершатся судьбы миллионов людей. Стержень и обступивший его Город Высших — ядро жизни всей страны. Центр идеально отлаженной системы. Один его вид способен внушить спокойствие даже тому, кто окончательно запутался в себе и в окружающем мире.

Я шла медленнее, чем хотелось, подстраиваясь под темп моих отягощённых чемоданами спутников.

— Опять очереди… — проворчал Тантар, глядя на растянувшуюся вереницу людей перед входом для просителей.

— Для того, чтобы обстоятельно выслушать каждого, нужно много времени, — заметила я.

— Каждого выслушать и я могу. Почему нельзя открыть ещё входы? Что они там делают, в этом Городе?

— Больше входов — меньше защиты, — отозвалась Эриза сквозь зубы — чемодан в очередной раз завалился набок на, казалось бы, идеально мощёной площади.

— Вот именно, — подтвердил Тантар.

— Вот именно, — повторила я, повысив голос. — В Морлио хватает идиотов, которые, дай им волю, уничтожили бы Город Высших. И тогда в Гроусе будет править хаос, и каждый будет делать то, что хочет…

— Ты и сейчас делаешь то, что хочешь.

Я рассердилась:

— Мои желания никому не причиняют вреда! — Голос снова сорвался на хрип, и пришлось прочистить горло, прежде чем продолжить говорить. — А вот если бы я захотела кого-то убить…

— Ты разбила лампу-ловушку, — напомнил Тантар. — И считаешь, что поступила правильно, так?

— Да, считаю. — Я понимала, к чему он клонит. — Но это не отменяет того, что я разрушила государственное имущество, а значит, должна понести наказание. Потому что нельзя, чтобы все вокруг безнаказанно разрушали то, что хотели! А если бы я пришла ко входу для просителей и объяснила секретарю, почему стоит слегка изменить законодательство касательно призраков, то уверена, его бы изменили, если бы сочли мои доводы убедительными…

Вообще-то идея была неплохой. Странно, что она раньше не приходила мне в голову.

— Ты бы не добралась до секретаря, — сказал Тантар. — У тебя бы просто не хватило терпения отстоять в такой очереди. Да и потом, там наверняка нужно было бы заполнять кучу бумаг, отвечать на кучу личных вопросов, а то и на какие-нибудь слушания в суд бегать…

— А по-твоему, законодательство должно меняться по щечку пальцев?!

— Да хватит вам! — не выдержала Эриза. — Совершенно дурацкий спор.

Я замолчала, с неохотой признавая её правоту. И чего я так взъелась опять? Он имеет право думать всё, что хочет. Да и люди, недовольные властью, всегда были и есть в любых странах. Что до меня, то я предпочитаю чётко организованный порядок. Я — законник. Нас учили, что мы должны на этот порядок работать, чтобы все могли нормально жить. Если Тантар до сих пор этого не понял, с карьерой у него будет так себе. А если ещё учесть его неспособность находить простейшие пути решения задач…

Мы прошли мимо Города Высших в молчании. Потом было несколько поворотов, несколько потушенных ламп-ловушек, которых в этом районе тоже, конечно, хватает; скрипучие вывески, отдыхающие у домов велосипеды, парусиновые верхи колясок, сводчатые арки, короткие шпили приходских домов и гладкие стены самых узких улиц… и вот, наконец, он — вокзал. Тёмные морлийские дома словно бы расступились перед нами, и небольшая, но запруженная людьми и лошадьми площадь раскинулась впереди, открывая путь в серое кирпичное здание с башенками и широкими окнами. Сквозь чугунную решётку, которая тянулась за зданием, угадывались линии перронов.

Сколько там было народу! Вокзал походил на набитую живой рыбой бочку, особенно возле касс. Крепко прижимая к себе сумку, специально раскопанную в недрах шкафа для поездки, я пробралась к аркам, откуда можно было пройти к поездам. Здесь народу было существенно меньше, и я, наконец, смогла нормально дышать — правда, полузаложенным носом. Обернулась в поисках Тантара и Эризы, но те, со своими чемоданами, ещё пробирались сквозь толпу. Совсем близко прогудел поезд, и я вздрогнула — не выношу резких громких звуков.

Я отошла к столбу с часами, чтобы никому не мешать, и стала поджидать своих спутников. Окидывая взглядом толпу, я больше всего боялась увидеть того невидимку в плаще — очередное подтверждение своему сумасшествию; однако взгляд зацепился за совсем другую знакомую фигуру, такую невероятную здесь, что я не сразу поверила собственным глазам.

Мама.

Тонкое сиреневое пальто, простенькая шляпка, из-под которой выбиваются светлые локоны. Руки в кружевных перчатках прижимают к груди объёмную чёрную сумку; другая сумка — маленькая, куда разве что листик паспорта положить можно, болтается на плече. Что в большой сумке, я догадалась сразу, и нервно сглотнула — вернее, попыталась, потому что это простое движение отчего-то никак не получалось сделать.

Деньги.

Кто из них проговорился? Келька, отец? И как она умудрилась уехать — ведь эти двое наверняка не пускали, а отец отказывался давать денег, и отбирал те, которые принадлежат лично ей, и она что-то лепетала в ответ на громовые раскаты его голоса, и извинялась, и… всё равно взяла деньги и уехала. А если ещё она проделала это без его ведома — сбежала, не доверившись даже своей камеристке, зная, что потом, когда всё вскроется, будет в миллион раз хуже…

Всё равно опоздала. У неё никогда не получалось мне помочь — даже если мама понимала, что мне нужна помощь, она всё делала либо не так, либо не вовремя. Но чаще всего она не понимала. Я в конце концов даже говорить перестала, если у меня случались проблемы.

«Милая, но не проще ли согласиться…» — таков был её робкий совет во многих случаях.

Согласиться устроить свою жизнь так, чтобы им с отцом было удобно. Согласиться жить по их плану. Как будто тогда на меня не будут орать, не будут запирать в комнате, как непослушного ребёнка, не будут выкидывать мои вещи и книги. Как будто тогда меня начнут уважать, воспринимать как личность. Как будто действия и эмоции отца поддаются логике.

Согласиться — это обычно означало, что в нашем доме станет чуть менее шумно. Только и всего.

Мама боялась шума до припадков. Поэтому она соглашалась. Её голова всё время была чуть-чуть склонена, плечи немного подняты — словно бы в любой момент были готовы спрятать голову ещё глубже. А ведь когда-то мама была высокой женщиной с прекрасной осанкой, много улыбалась, смеялась и ничего не боялась… Но вода точит камень. Я точно не помню, когда отцу удалось её сломать, но это произошло как-то вдруг, быстро. От мамы не осталось ни лица, ни характера — только неясная, похожая на вопросительный знак тень. Безвольная и бесполезная, о чём я не раз говорила ей в лицо. Поддерживающая отца во всём. Советующая мне согласиться.

Я смотрела на неё, на сумку в её руках, на то, как она растеряно оглядывалась в поисках выхода. Мама ведь раньше не приезжала в Морлио поездом. Ещё пара мгновений — и она поймёт, куда идти, и у меня больше не будет возможности подбежать к ней, и мы разминёмся, и непонятно, скажет ли ей кто-то, что я буду здесь вечером, или она просто уедет.

Я стояла, не двигаясь с места.

— Ну что, пойдём?.. — это подоспели Тантар и Эриза со своими чемоданами.

— Да… Конечно, пойдём…

— У тебя первый класс?

Я удивлённо уставилась на Эризу.

— Нет, конечно. Обычный… — Я перевела взгляд на Тантара. — А у вас первый, что ли? Решил шикануть?.. Куда вы вообще собрались, кстати?

— В Дельсун, — ответила за Тантара Эриза. — У него там собеседование…

Она старательно скрывала улыбку, но самодовольство в голосе её выдало. Зарождающийся на щеках румянец, опущенный взгляд… Эриза явно гордилась Тантаром.

— Дельсун… — отстранённо повторила я, всё-таки оборачиваясь. У двери вокзала мелькнула спина в сиреневом. Я моргнула, вернулась в действительность, и, наконец, осознала, что имеет в виду Эриза. — В Центр Пустынных Аномалий?!

— Ага, представляешь?! — просияла та. Я заметила, что Тантар улыбнулся, покосившись на неё. Ещё бы, хорошо, наверное, когда за тебя так искренне радуются. — Это, разумеется, не самое безопасное место — всё-таки там и Свен недалеко… Но зато какая почётная работа! Штатный следователь! На границе с Пустынным Берегом почему-то нет филиала Чёрных Кинжалов, но Центр, по-моему, успешно компенсирует этот недостаток. А ведь без наших в таком месте никуда! Есть, правда, специальные отряды, вроде нашего отдела очистки, которые уничтожают тех, кто перебирается на эту сторону, но магию им применять нельзя. А что-то ведь остаётся — самодельное оружие, шкуры, кости…

Я кивнула. Ну да. И находятся те идиоты, которые это потом используют. Если магическую силу не преобразовать должным образом и не закрепить внутри предмета, последствия могут быть самые разные. Даже предметы, которые коснулись Стержня, всегда проверяют, прежде чем выпускать в свет. Конечно, если ты тронешь валяющийся на земле зуб, выпавший у пустынной твари, это вовсе не означает, что сила обрушится на твоё тело, но без специального оборудования наверняка не скажешь. Впрочем, и с ним не всегда. А если ещё начитаться каких-нибудь подпольных книжек по изготовлению магических предметов и рисованию символов, то тем более. Обычные люди не знают, насколько губительным это может оказаться для их собственного организма — неподготовленное тело способно отреагировать как угодно, начиная насморком и кончая тяжелейшими мутациями. Но вооружившись магией — или неким её подобием — куда проще совершать преступления. Дельсун — довольно крупный город; от него до Свен несколько миль, и многим это расстояние кажется достаточным, чтобы пустынные твари не смогли его преодолеть, особенно учитывая пограничные отряды. Но кому, как не нам, знать, что расстояние пустынным тварям не помеха. В Центре тоже это знают, конечно, поэтому и держат у себя несколько законников. Не много, но зато в Дельсуне к услугам Чёрных Кинжалов вся городская полиция, а деньги там такие, что лет за пять можно вполне накопить на приличный дом, причём не в провинции, а, может, даже в Морлио.

Но и возьмут туда далеко не каждого.

— Тебя позвали, или ты сам им написал? — спросила я у Тантара.

— Сам, — небрежно отозвался тот. — Решил попробовать… Как-то между делом… Не знал, что меня даже пригласят, но видишь…

Я задумалась над тем, как сказать Тантару, что затея обречена на провал, и при этом не обидеть его, но придумать ничего не успела — мы подошли к поезду. Мне сразу сделалось тревожно: не люблю покидать Морлио. А если ещё учесть, что рельсы, по которым нам предстояло ехать, уходили в какую-то серую хмарь, явно дождливую…

— Ладно, мой вагон там, — махнула я рукой в сторону конца поезда. — Увидимся…

— Да ну, давай с нами! — вдруг оживилась Эриза. — Тебе ведь всего два часа ехать! Посидим, поболтаем… Ты ведь не возражаешь, милый?

— Нет, конечно. К тому же там, насколько я знаю, подают такой завтрак, что хватит человек на десять — мы с тобой поделимся!

Я могла поспорить, что была совершенно не нужна ему там. Но что он ещё мог сказать?..

— Послушайте, я не хотела бы…

— Брось. — Эриза решительно потянула меня к вагону первого класса, то есть в сторону, противоположную той, куда мне было нужно. — Будет здорово, тем более, горяченького попить тебе не помешает…

— Особенно липового отвара, — поддакнул Тантар. — А он там точно должен быть.

— Но ведь… — Я потерянно огляделась. Наша небольшая перепалка привлекла несколько взглядов, но помогать мне явно никто не собирался.

— Давай, не выдумывай. — Тантар подхватил меня под вторую руку и, по примеру Эризы, потащил вперёд. 

***

— О, лимонные тарталетки! — обрадовалась я, когда местный официант принёс второй по счёту поднос. — Не знала, что их здесь теперь подают… Хотя я очень давно не ездила первым классом.

В остальном, надо сказать, отличий не было: красный бархат, ковёр на полу, выдвигающийся столик. Стандартное в своей роскоши купе для богатеньких. Но, чего греха таить, уютное. Особенно когда на стекле оседают первые капли дождя, а ветер разве что с корнем деревья не выворачивает — гнёт и гнёт свечки тополей, сгущая суровые серые краски в небе… Буря настигла нас несколько минут назад и, несмотря на то, что была ожидаема, слегка подпортила настроение.

— А я вот впервые здесь, — вздохнула Эриза, восхищённо оглядываясь. — У мамы магазин одежды. Мы жили далеко от столицы, перебивались, как могли…

Магазин одежды, значит. Это многое объясняло. Под плащом у Эризы было приталенное платье из тёмно-жёлтой ткани, многочисленные сборки на которой ничуть не скрадывали фигуру девушки. Даже прицепленные к поясу ножны с чёрным кинжалом не портили образа и смотрелись интересным аксессуаром.

— Всё теперь изменится, — улыбнулся ей Тантар.

Я молча отправила в рот тарталетку и зажмурилась от удовольствия. Обожаю этот нежный сливочно-лимонный крем! Если бы не это лакомство (отнюдь недешёвое, между прочим, учитывая цены на привозимые с материка цитрусы), то нудные семейные чаепития, обязательно устраивавшиеся у нас каждую неделю, я бы вообще не могла выносить. Келька ненавидит лимоны, поэтому большинство тарталеток доставалось мне… С тех пор именно с их вкусом у меня ассоциируется детство. По крайней мере, то, какое хотелось бы вспоминать.

— Вы на него посмотрите! — с притворной надменностью воскликнула Эриза. — Его ещё не приняли на работу, а он уже решает!

— Всё изменится вне зависимости от того, примут меня на работу, или нет, — сказал Тантар. — Вот увидишь.

— Ну-ну, посмотрим… — Эриза взмахнула ресницами и отхлебнула липового отвара. — А ты, Лягуш, что думаешь по поводу работы?

— Пока не думаю, — отозвалась я. Очень не хотелось поднимать эту тему. — Моя дальнейшая жизнь будет зависеть от того, что удастся узнать в Библиотечном Дворце.

Эриза помолчала немного и спросила:

— А тебе не страшно? Там, говорят, люди пропадают…

— Слухи, — отмахнулась я. — Но если я пропаду, то вы будете знать, где искать мои обглоданные косточки.

Это должно было прозвучать как шутка, но, по всей видимости, не прозвучало. Возможно, потому, что рот у меня был забит тарталеткой.

— И что мы будем делать с этим знанием? — серьёзно спросил Тантар.

Я ответила далеко не сразу — пришлось сначала прожевать и проглотить:

— Натравите на архивных старичков полицейских, и справедливость восторжествует.

— Или наши косточки присоединяться к твоим, — сказал Тантар. — Библиотечный Дворец имеет огромное влияние. Их так просто в тюрьму не посадишь, в случае чего.

Я не выдержала:

— Как ты умудрился пойти в законники, если не веришь в закон?

— Пошёл потому, что верил. А сейчас чем дальше, тем больше мне мерещится двойное дно. Я бы, может, и бросил это дело, но случилось так много всего сразу…

— И куда бы ты делся?

Тантар пожал плечами:

— На материк.

Я недоверчиво уставилась на него. Всегда подозревала, что Тантар — романтичный придурок, но не думала, что до такой степени. Сколько всего нужно сделать, чтобы тебя выпустили с острова, сколько документов надо собрать! И вчерашнему студенту такую поездку никак бы не позволили.

— Да, хорошо, что всё случается вовремя, — радостно подытожила Эриза, которая не нашла в его словах ничего странного. — Материк — не лучшая идея, я тебе сколько раз говорила. А теперь, видишь, и на собеседование тебя пригласили. Заживём!..

Я снова проглотила замечание о том, что приглашение на собеседование ещё ничего не значит, особенно в случае Тантара. Вместо этого спросила:

— А ты сама о работе не думала? У нас ведь всего месяц, потом сложно будет устроиться…

— Разберусь, — отмахнулась Эриза. — Я хочу посмотреть мир, хочу путешествовать… Как только Тантар обживётся, буду что-то искать… А когда ему дадут первый отпуск, мы обязательно съездим на восточное побережье — я слышала, там такие холмы, что захватывает дух…

Да, они нашли друг друга. Две бабочки-однодневки.

Я задумчиво покусывала губу, разглядывая счастливое лицо Эризы, и еле-еле удерживалась от того, чтобы не начать разносить их иллюзии в пух и прах. В конце концов, мы друг другу никто. Мы никогда не считались друзьями, очень редко общались. Да и если бы это было не так, всё равно, нельзя давать людям совет, который у тебя не просят. Мало в мире вещей, раздражающих больше.

— Да, я тоже слышала, что на востоке красиво, — выдавила я, усилием воли собрав остатки былого светского воспитания. Помолчала немного, усиленно соображая, что ещё добавить, и с облегчением вспомнила о погоде: — Особенно летом хорошо. Там бывают дожди, но… редко.

Мы, как по команде, уставились в окно. Ненастье разошлось не на шутку; сквозь стекло, омываемое потоками дождевой воды, едва различалась полоса леса, вдоль которой мы ехали. С момента отъезда из Морлио прошло чуть меньше часа, и я с тоской подумала о том, что оставшегося мне до прибытия времени вряд ли хватит, чтобы ситуация хоть немножко улучшилась. Ветер, может, и утихнет, а вот дождь явно задержится надолго.

С другой стороны, я что, сахарная, что ли?..

— Я вообще не уверена, что по-прежнему хочу всем этим заниматься… — вдруг протянула Эриза после долгого молчания. — Девочкой я побывала в Музее Полиции. Там есть зал, посвящённый знаменитым преступникам. Не были там?

— Нет, — протянул Тантар. В его голосе звучала заинтересованность.

Я пожала плечами: не люблю музеи.

— В этом зале, — продолжала Эриза, — находится слепок с лица одного убийцы, сделанный уже после того, как преступника повесили. Там написано, что человек умирал очень долго — палачу даже пришлось тянуть его за ноги. На этой посмертной маске видно, как раздулись у него губы и нос — он был похож на какую-то человекоподобную обезьяну… Рядом висел его скальп, который даже можно было потрогать. Там осталось одно ухо, на этом скальпе… Когда я была маленькой, я радовалась, что человек, зверский убивший женщину, умер в мучениях и был осквернён потом. Я даже ударила его скальп кулаком… Меня всё это странно возбуждало, внушало почти восторг. Я тогда и решила, что стану служить в полиции. Потом уже выяснилось, что у меня есть способность к управлению магией, я узнала про Чёрные Кинжалы и оказалась здесь, но теперь… Я выросла, во мне нет ненависти, меня не радует расплата людей за грехи, и я не хожу на публичные казни, так как считаю, что на свете нет ничего отвратительнее. Всё это противоестественно, противочеловечно, и если уж кому-то нужно обрекать другого на такие мучения, пусть даже виноватого, то можно это буду не…

Вагон тряхнуло. Несильно, но как-то очень уж внезапно. Чашка с липовым отваром, которую Эриза держала в руках, выплеснулась ей на платье.

Девушка ахнула и вскочила на ноги, чтобы можно было расправить юбку и определить масштаб бедствия. Несмотря на схожесть цветов ткани и липового отвара, пятно оказалось довольно заметным.

Подскочил и Тантар, вооружившись салфеткой.

— Ты не обожглась?..

— Нет, он уже остыл… — растерянно отозвалась Эриза, по-прежнему грустно оглядывая себя.

— Высохнет, — успокоил её Тантар. — Давай мы выйдем, а ты переоденешься. Не сидеть же тебе в мокром.

— Ткань плотная, я не чувствую. Так что всё путём. Только вот замыть бы надо… Я туда ложечку варенья положила, для вкуса, а оно сладкое… Я сбегаю быстренько, ладно?.. И не называй меня сладкоежкой! — предупредила она открывшего было рот Тантара и выскользнула из купе.

Парень хмыкнул, глядя на захлопнувшуюся дверь. Но почти сразу посерьёзнел и с тяжёлым вздохом опустился обратно на полку.

— Как ты думаешь, меня возьмут?

Очевидно, этот вопрос волновал его куда больше, чем он показывал при Эризе. Я попыталась побыть дипломатичной:

— Там большой конкурс. Боюсь, тебе придётся распутывать какое-нибудь дело… проявлять чудеса логического мышления…

— Полагаешь, я не справлюсь?

— Я этого не говорила. Просто не исключай варианта, что тебе уже завтра придётся ехать обратно.

— Нет, ты считаешь, что я не справлюсь, — уверенно возразил Тантар. — Ты всегда так считала. Ты не умеешь врать, Тина.

Я начала раздражаться. Опять какие-то душещипательные беседы! Причём по всему выходит, что я расплатилась за них любимыми тарталетками.

Вот ни крошки больше не возьму.

— А ты не умеешь смотреть фактам в лицо, — парировала я. — Не знаю, что ты себе когда-то насочинял, но для того, чтобы чего-то достичь в нашем деле, нужно немножко быстрее думать. Так что либо учись шевелить мозгами, либо…

— Либо?

— Либо ищи себе другое занятие. Я молчу о том, что с твоими взглядами на политику государства ужиться в Чёрных Кинжалах тебе будет сложно в любом случае. Ты из тех, кто будет поступать, исходя из соображений собственной справедливости, а у тебя на первом месте должен стоять закон.

— То есть, тебя устраивают все наши законы? — поднял брови Тантар.

Было видно, что его самообладание трещит по швам. Неудивительно. Я, кажется, немного разошлась… С другой стороны, он ведь сам хотел правду.

— Я считаю, такого вопроса вообще не должно стоять, если ты пошёл в Чёрные Кинжалы. Да, конечно, совершенства не бывает, и, если бы меня спрашивали, я бы, может, многое изменила, но я обязана следовать тому порядку, который есть. Менять — не моё дело, и уж тем более…

Тут открылась дверь купе, и мы машинально повернули головы.

В первую же секунду, глядя на стоявшую на пороге Эризу, я поняла: что-то не так. Ужас пронзил меня ещё до того, как я отдала себе отчёт в том, что я вижу. Жёлтое платье, бледное лицо; кисти рук сложены на животе, а меж пальцев сочится…

Но… нет, этого просто не могло быть. Мне померещилось. Определённо померещилось.

Однако тут Эриза открыла рот, и оттуда тоже потекло тёмно-красное, блестящее. Мы с Тантаром как по команде вскочили на ноги. Он рванулся из-за стола и успел подхватить девушку возле самого пола.

Прошло три секунды, за которые она так и не смогла ничего сказать. Хотя пыталась.

Я вышла из оцепенения, перемахнула через Эризу и быстро огляделась. Коридор был пуст. Кинулась к туалету — и там никого. Высунулась в окно — ни следа. Снова в коридор. Подёргала за ручку двери между вагонами — та поддалась, однако с таким трудом и с таким скрипом, что стало ясно: быстро скрыться за ней вряд ли получилось бы. Я задумчиво посмотрела на ближайшее купе, но решила, что прежде чем вламываться к пассажирам, хорошо бы поставить проводника в известность о том, что произошло.

Я пошла обратно, к противоположному концу вагона, где находилось купе проводника и официанта. Шла медленно — нужно было морально подготовиться, чтобы произнести вслух то, о чём я боялась даже думать. То, что боялась осознавать. Потому что когда самое страшное будет озвучено, придёт неизбежность, обречённость, невозможность.

Тантар с отрешённым лицом стоял возле нашего купе. Эриза лежала рядом. Хорошо хоть у парня хватило ума оставить всё, как есть, и не переносить тело на спальную полку. На практике в прошлом году я видела таких: заботятся об удобстве трупа и тем самым уничтожают улики. Он только дверь закрепил, чтобы та не ударялась девушке в бок. Хотя убитой было уже всё равно.

— Там его нет, — сказала я Тантару. — Он либо ещё в вагоне, либо ушёл с другой стороны. Но он в поезде, я уверена — слишком высокая скорость, чтобы прыгать…

Раздался оглушительный визг. Это какая-то дамочка вышла из купе и заметила Эризу.

На шум повыскакивали и другие пассажиры. Подбежал проводник — бледный, в тёмно-синем с иголочки мундире, с совершенно безумными глазами. В двух шагах от него застыл официант, явно не знавший, что ему делать.

— Надо… полицию, — наконец, собравшись с духом, сказал проводник. И велел окрепшим голосом: — Дамы и господа, пожалуйста, займите свои купе! Случилось несчастье, нам придётся остановиться и вызвать полицию… Пожалуйста, сохраняйте спокойствие!

— Не надо полицию, — сказал Тантар.

Проводник посмотрел на него непонимающе, моргнул.

— П… почему?

К изумлению всех присутствующих — в том числе к моему — Тантар приподнял полу жилета и извлёк из пристёгнутых ножен знакомый мне до нытья под ложечкой предмет. Ладонь ударила по торцу рукоятки.

— Потому что это дело Чёрных Кинжалов.

Тантар опустился на корточки, начертил в воздухе символ, и угольно-чёрное, без бликов, лезвие, пронзив ковёр, вошло в пол вагона легко, как в масло. Спокойные размеренные действия Тантара казались мне какими-то противоестественными — я чувствовала, как в нём бурлит, возрастая, полученная от кинжала сила, которая требовала выхода; сдерживать её всегда непросто, но у него пока получалось. Он берёг эту мощь для убийцы.

Никто не произнёс ни звука, утихли даже испуганные шепотки. Я тоже молчала — но, очевидно, так громко думала, что Тантар поднял на меня глаза.

— Магия, — коротко сказал он.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую. Следы ведут туда.

Я невольно повернула голову, проследив взглядом за его кивком. Значит, неизвестный, сделав своё чёрное дело, не спрятался в купе, а ушёл в другой конец вагона, по направлению движения. Видимо, это не очень сильный маг, иначе использовал бы символ телепортации. Если вообще маг. Следы, должно быть, оставил какой-нибудь амулет, из некоторых побрякушек сила сочится даже без активации. Если бы дело было в символе, магические отпечатки остались бы только в одном месте, и Тантар не смог бы их отследить. Да и зачем убийце колдовать, если он использовал нож? Амулет же любой, в том числе и лишённый дара человек мог взять с собой для защиты от возможных помех… В любом случае, единственный вариант злоумышленника — спрятаться. В поезде это не так-то легко сделать, но наверняка у него всё просчитано…

Тантар, не рисуя специального символа, позволяющего видетьэнергетическое пространство, пошёл по магическим отпечаткам, как по нитке. А я за ним. Проводник и пассажиры смотрели нам вслед. Эриза лежала там же — жёлтое платье, красная кровь… Ну зачем же, зачем истреблять вчерашних студентов Гильдии?! Какой в этом смысл, какой толк? А ведь Эриза никак не была связана с Библиотечным Дворцом, на место в Гильдии не претендовала, с Аргеллой общалась не больше прочих… А может, я зря пытаюсь искать что-то общее в этих преступлениях? Может, мотивы разные, и убийцы разные, а то, что Аргелла с Эризой учились на одном курсе — просто случайное совпадение?..

Случайное совпадение. Случайность. От этого слова словно холодом повеяло. Может, вот оно?..

Я представила, как убийца, затаившись, поджидает свою жертву в коридоре возле туалета. И вот, из нужного купе выходит темноволосая девушка.

Я тоже темноволосая девушка. Я тоже была в этом купе.

И я ехала, чтобы сунуться в Библиотечный Дворец. В отличие от Эризы. Причём совершенно не делала тайны из своего путешествия.

— Тантар… — Я судорожно схватила впереди идущего парня за плечо. — Тантар…

Он обернулся. Я пыталась выдавить из себя следующую фразу, но не могла. Только набирала в грудь воздуха — и выдыхала. И простуда тут была вовсе ни при чём.

Тантар терпеливо ждал. Секунду, две. Уходило время, уходил убийца — всё дальше от нас.

— Это я… это я виновата, что Эризу убили.

— Да ну, брось…

— Нет, понимаешь, если бы я не поехала…

Всё это было очень не вовремя. Но я должна была выговориться. Что-то подсказывало мне: времени больше не будет. Может, вообще никогда не будет. Словно нечто грозное, тёмное и куда более опасное, чем дождевые тучи, нависло над поездом.

— Если бы я не поехала, — упрямо продолжала я, — если бы вы не позвали меня в купе…

Но договорить я не успела. Убийца тоже осознал свою ошибку, и понял это одновременно со мной. Может быть, услышал, как я говорила про Эризу.

Он стоял в тамбуре. Наверное, думал скрыться под шумок, когда все начнут суетиться вокруг убитой. Не подозревал, что кто-то сразу помчится в погоню, не дожидаясь полиции.

Нас спасло чутьё Тантара. Но это я уже потом поняла, что он просто почувствовал, как кто-то рядом активировал амулет. Сначала я просто заметила, как мой спутник вскидывает руку с засветившимися пальцами и быстро чертит в воздухе символ защиты; а потом осознала, что на меня летит что-то вроде огненного шара. Никогда не видела таких мощных магических выбросов. Амулеты, которые способны на подобное, просто так на дороге не валяются — более того, они вообще редко покидают пределы Гильдии Белых Часов. Слишком опасно — радиус поражения может быть огромен, и не каждый маг сможет справиться с последствиями включения такой игрушки. Сгусток ярчайшего пламени величиной с мою голову должен был, рассыпавшись, превратить нас в две головешки — но Тантар успел. Более того, его символ оказался таким мощным, что невидимая магическая завеса смогла принять удар на себя, и порядком ослабевшее пламя отхлынуло, оседая на ковре и занавесках. Когда барьер исчез, в лицо ударило жаром и едким дымом; сзади опять кричали. Мы с Тантаром, не оборачиваясь, кинулись вперёд. Пока ещё было можно. Но огонь поднимался, разрастался… Смогут ли его потушить?

Думать об этом времени не было. Тантар почти бежал, я старалась не отставать, но мы явно опаздывали. Я только увидела, как мелькнула впереди чья-то спина в чёрном.

Что ж, если это Горнин знакомец, я его узнаю. И уж тогда…

Ещё один спальный вагон, вагон-ресторан… Тантар уверенно идёт вперёд — значит, видит, кого преследует. Я-то давно уже устала выглядывать из-за его спины. Но ведь дальше пассажирские вагоны заканчиваются… Где там думает спрятаться убийца? Собирается зарыться в уголь?

Здесь двери между вагонами открываются и закрываются почти бесшумно. Возможно, их даже смазали. Убийца знал, каким путём он будет уходить, и подготовился. Только на что он рассчитывает?..

Открылась очередная дверь, и я оказалась оглушена — ветром, стуком колёс. Стремительно мелькали краски, клубился пар, дождь хлестал в лицо. Передо мною Тантар осторожно переходил по сцепке вагонов, расставив руки для равновесия. Всего два шага, но до чего же страшно… Нет, не смогу. Не смогу, не смогу…

Я тоже расставила руки, закрыла глаза и пошла. Главное, не вспоминать о том, что по бокам ничего нет, а внизу — рельсы, не думать, что поезд может снова тряхнуть, как в тот момент, когда Эриза пролила липовый отвар на платье…

Последний шаг. Пальцы надёжно вцепились в низкий бортик угольного вагона — можно было выдыхать.

— Что ты здесь делаешь?! — крикнул Тантар. — Ты же без магии, я думал, ты осталась…

Недоговорив, он отмахнулся: некогда было ругаться. Под его ногами глухо захрустел уголь. Под моими тоже, и это оказалось непросто — ступать по чёрным разъезжающимся, хрупким камням. Я не была сильна в физической подготовке, в отличие от того же Тантара, и потому безнадёжно отстала, пытаясь преодолеть чёрную гору. Когда я оказалась в жарком нутре паровоза — чумазая, запыхавшаяся — здесь уже шёл горячий спор.

Помимо моего однокурсника, там находился машинист и два кочегара. Первый — в тёмно-синей форменной куртке, остальные — в чём-то белом, из чёрного — только кожаные фартуки. Кочегары пытались вытолкать Тантара обратно к угольному вагону.

— Покрывать друг друга вздумали? — спрашивал тот, успешно упираясь ногами и потрясая какой-то чёрной тряпкой. — Да вы знаете, что бывает с теми, кто препятствует расследованию Чёрных Кинжалов? Ещё раз спрашиваю, чей это плащ?!

Машинист только нервно оборачивался через плечо, озабоченный перепалкой, но не имеющий возможности покинуть свой пост. Может, конечно, он только что сменил кого-то, но… низковат. Мы шли за человеком, ростом не уступавшим Тантару. Следовательно, убийца — не машинист.

— Остановите поезд! — крикнула я, но, видимо, он услышал очередной набор громких бессвязных звуков. Слишком уж шумно здесь… Ладно, после.

Я присмотрелась к кочегарам. Один — мужик лет пятидесяти, с недельной небритостью. Второй — совсем мальчишка. Оба высокие. У обоих лица разгорячённые, мокрые, брови сведены на переносицах. Возле топки валяются лопаты. Рядом стоит бутылка из непрозрачного стекла, о содержимом которой догадаться не сложно. Я снова перевела взгляд на кочегаров…

— Молодой, — определила я, наконец. — Он трезвый. И спина здоровая, в отличие от этого…

— О чём вы, я не понимаю!

Со мной такое не проходит обычно. Я всегда чувствую фальшь. Тантар, наверное, знал об этом, поэтому сразу понял, что я права. Он поднял руку, чтобы начертить в воздухе очередной символ — и в ту же секунду оживился молодой кочегар. В его пальцах что-то блеснуло. Я увидела промельк его искажённого лица перед тем, как амулет выдал очередную порцию пламени. Летящему шару оставались секунды, когда Тантар сообразил, что не успеет убрать одно и начертить другое. Первая линия уже дрожала в воздухе — бледная, но постепенно наливавшаяся дымной голубизной. Медлить было нельзя, магия не терпит копуш. А Тантар копуша, я всегда ему это говорила. Он и сейчас потратил целый миг на то, чтобы подумать. Я хотела крикнуть: «Падай!». Всем сразу: ему, машинисту, несчастному пьяному кочегару и тому идиоту, который даже не понимал, что он творит — видимо, хозяин амулета не объяснил, что будет, если использовать эту штуку в замкнутом пространстве и не иметь возможности убежать.

Я не успела крикнуть. Огненный шар летел.

Тантар дорисовал символ… и взмахом руки направил его на меня.

«Связать». Удобная команда, когда хочешь поймать преступника.

Или выкинуть кого-то из поезда.

Ему бы хватило и простого телекинеза, но тогда, возможно, я полетела бы прямо на рельсы. А так у него была возможность прицелиться и направить меня точнёхонько за перила моста, по которому мы как раз ехали. Я завопила. Жар сменился холодом, краски смешались, в животе словно бы вращалась центрифуга. И вдруг — бух! Ощущения от жёсткого удара о воду сменились паникой от невозможности выплыть. Казалось, лёгкие вот-вот разорвутся… Магические путы опали (он и по времени умудрился всё рассчитать!), я изо всех сил заработала руками и ногами… Выше, ещё выше… Да!

Я принялась с жадностью глотать воздух вперемешку с дождём. И как-то отстранённо, словно сквозь сон, наблюдала, как объятый пламенем паровоз, уже перетащивший часть состава на противоположный берег, на полном ходу врезается в скалу. Конечно, вовремя повернуть мог только машинист — а того, очевидно, уже не было в живых… Как и Тантара.

Казалось бы, всё закончилось. Но тут миг какой-то нереальной тишины сменился продолжительным, низким металлическим гулом. Скорбеть было некогда — моментально сообразив, что сейчас произойдёт, я быстро поплыла в сторону покинутого берега. Не успею, не успею… Слишком далеко…

Не оборачиваясь, я словно воочию видела, как отрываются от рельсов колёса. Зашлись в предсмертном скрипе заграждения моста. Выдержат, не выдержат?..

Вряд ли.

Нащупав на очередном истеричном гребке жёсткое каменистое дно, я резко обернулась — мелководье внушило ощущение защищённости.

Поезд выгнулся в середине, как огромная металлическая гусеница. Два вагона повисли над рекой, где-то впереди бушевало пламя, которому был не страшен дождь. По-прежнему что-то скрипело, оглушительно и страшно, а значит, неподвижность поезда могла быть временной, и катастрофа ещё не закончилась — просто ненадолго прервалась…

Я снова развернулась к берегу и, преодолевая сопротивление воды, широко зашагала по дну. Добраться до людей… Помочь… Бегом, бегом, бегом… Пока не стало слишком поздно…

После второго шага по суше ноги предательски подкосились. Ничего… Встать и идти дальше. Ноги целы, голова тоже — значит, могу… Должна.

Шатаясь, я сделала ещё несколько шагов. Сквозь пелену дождя, на фоне полосы леса, вырисовывалась фигура человека.

— Нужна помощь… — Я прочистила горло и закричала изо всех сил: — Бегите к людям, позовите всех, кого можно! Нужно вытаскивать…

Силуэт приблизился, как-то странно покачиваясь. Колыхнулись полы плаща.

Я смотрела на того, кто стоял передо мной, на пустоту, заменявшую его лицо — и понимала, что вот прямо здесь всё и закончится. Скоро, быстро. Потому что ко мне подошло моё собственное безумие, от которого я всегда бегала — а именно сейчас не имела силы убежать.

«Ладно, — подумала я, — сдаюсь».

И закрыла глаза.

4.

Скрип.

Холодно.

Скрип…

Когда я проснулась, надо мной висело серое небо. Ветер будто продувал тело насквозь, и ни мокрая одежда, ни тем более тоненькая рогожка, в которую кто-то меня укутал, не спасали от него.

Дождя не было.

Скрип…

Кто-то куда-то вёз меня на телеге. Кто? Куда? Зачем?

Неважно…

Стоп. Нет! Важно! Ведь в поезде люди, и я хотела бежать за помощью, но…

Я вспомнила невидимку, и, с трудом приподнявшись на руках, повернула гудящую голову в сторону возницы. Сгорбленная спина, старая соломенная шляпа, из-под которой выбиваются седые волосы… Не похож на мою знакомую галлюцинацию. Но кто это тогда? И куда он меня везёт?

— Простите… — просипела я и тут же хрипло закашлялась.

Старичок обернулся, не выпуская поводьев своей на редкость медлительной лошади.

— Лежи, милая. Скоро уже приедем.

Я хотела спросить, куда и зачем, но вместо этого обессиленно упала обратно на какой-то тючок, который служил мне подушкой. В телеге ещё стояло несколько корзин, но больше ничего не было.

— Тебе повезло, что я сегодня оказался в тех местах, — продолжал возница. — Здесь-то больше селений нет… А мы не пользуемся железной дорогой — дорого, да и тракт недалеко от деревни проходит. Это я только за колосовиками так далеко захожу… Люблю лес, все тропки здесь знаю… Да и Опёнок мой по просеке отлично идёт…

— Что с поездом?.. — спросила я, но сама себя не услышала.

Телегу нещадно трясло на ухабах, небо надо мной качалось. Хотелось повернуться набок, спрятаться от неуютного серого простора над головой — однако сил не было даже на это.

Я снова закрыла глаза. Веки обжигали изнутри.

«Отказалась бы ты от своей затеи, Лягушонок…»

Да. Надо было отказаться. Надо было сразу понять, во что я ввязываюсь и какими могут быть последствия. Вернее, понять-то я понимала, догадывалась — но надо было ещё и признать.

Эриза и Тантар — эти смерти на моей совести. И до конца своих дней мне не избавиться от этой тяжести.

Лучше бы я умерла. Зачем он не позволил мне это сделать? Зачем выкинул меня из поезда?.. Я бы сгорела вместе с ним в пламени этого криворукого убийцы и смялась в лепёшку вместе с паровозом после удара о скалу. Это было бы правильно.

А что делать теперь?..

***

Я то проваливалась в беспамятство, то вновь приходила в себя. Изредка до меня доносились голоса, и я не понимала, снятся мне они, или нет. Какие-то точно снились. Снился голос Эризы — солнечная, живая, девушка рассказывала о том, как они с Тантаром будут жить в Дельсуне. Описывала дом своей мечты, много смеялась. Саму Эризу я не видела…

…Плохо освещённое одинокой масляной лампой помещение было уныло в своей простоте, причём обилие игольчатого кружева не украшало, а только подчёркивало скудость обстановки. Я лежала здесь уже несколько дней, то и дело заходясь в кашле и иногда глотая какой-то суп, которым меня кормила с ложечки незнакомая молчаливая тётка с кислым лицом. Суп иногда сменялся горьким горячим напитком — по всей видимости, настоянным на травах.

— Что случилось с поездом?

Это был первый осмысленный вопрос, который я смогла задать приютившей меня женщине. Но она не отвечала, только продолжала вливать в меня тёплую жижу и иногда перетряхивала подушку.

Однажды я поднялась на постели на ослабевших руках. Окно за ситцевыми занавесками было приоткрыто, и там кто-то пел, на улице. Приглушённо звучала гармонь. Мне захотелось посмотреть на небо, я встала и, слегка пошатываясь, пошла. Но неба оказалось слишком много, оно было похоже на серый океан. Ни дома, ни в Морлио я никогда не видела такой бесконечности. Маленькие деревянные домишки, рассыпанные по берегу безымянной, наполовину заросшей камышом речки, не имели значения здесь. Только небо, и необузданная высокая трава под небом, исполняющая на ветру жутковатый танец, и грозная стена леса в отдалении.

Я услышала шаги и обернулась.

От вида этой женщины мне было как-то не по себе. Я впервые сама ощутила, каково это — когда на тебя молчаливо, изучающе таращатся. Сколько ей лет, сказать было сложно. Могло быть и сорок, и шестьдесят. Волосы убраны под косынку, кожа сухая, в сеточке морщин, глаза зелёные, очень внимательные. И я ещё ни разу не видела, чтобы она улыбалась. Да и разговаривала, в общем, тоже…

— Как вас зовут? — спросила я.

Женщина издала неопределённый звук, будто мяукнула. И голос у неё был тонкий и писклявый, как у котёнка.

— Простите?

— Мавва, — чётче повторила она.

— Спасибо вам, Мавва. Я Эстина. Как я могу вас отблагодарить? Я… у меня должно было остаться немного денег в плаще, всего около пары фертов, но…

Я засуетилась, оглядываясь, однако своих вещей не обнаружила. На мне меж тем была бесформенная ночная рубашка из небелёного полотна, такая длинная, что из-под неё только пальцы ног торчали.

Мавва остановила меня жестом.

— Но я многим вам обязана, — снова попыталась возразить я.

— Несчас. Тслаба. Птом.

Я действительно чувствовала слабость, но валяться дальше была не намерена. Кем бы меня сейчас ни считали в Морлио — погибшей, или сбежавшей с исправительных работ — промедление в любом случае было недопустимо.

Я попыталась объяснить всё это Мавве. Старичок упоминал что-то о проложенном поблизости тракте — наверняка там ходили экипажи, дилижансы, или, может, где-то здесь можно было взять напрокат лошадь… Я когда-то неплохо ездила верхом, и смогла бы добраться до Морлио.

— Несчас, — повторила Мавва.

Она жестом указала на постель, и я поняла, что разговора у нас не получится, и что нужно вернуться под одеяло.

По правде сказать, на обратном пути у меня в глазах потемнело, и я едва не рухнула по дороге. Мавве пришлось поддержать меня под руку.

Мне потихоньку становилось легче, и через пару дней я даже вышла на улицу. Вернее, не совсем я, а некое ватное тело, укутанное в несколько одёжек, как в детстве зимой. Словно специально для меня выглянуло солнышко. Было видно, как трудятся деревенские жители — кто в поле, кто на своём огороде.

Дом Маввы тоже окружал небольшой огород. Почти всё из растущего на нём было для меня загадкой — я определила только несколько деревьев у дома: вишни и яблони. Трава под ними была усыпана увядшими лепестками.

Сидя на ступеньке крыльца, я смотрела, как Мавва, наклонившись над грядкой, выдирает из земли одну траву, оставляя ровные рядки другой. Как она отличала правильные, я понятия не имела.

Впрочем, вскоре пришлось разбираться. Уже на следующий день, поговорив с соседями, я выяснила, что Мавва несколько блаженная, и о деньгах имеет смутное представление. В деревне с ней привыкли рассчитываться едой или каким-нибудь полезным инвентарём; если возникали сложности, их откладывали до приезда Маввиного племянника, который работал в Морлио, но раз-два в месяц навещал тётушку. Впрочем, Мавву здесь все любили и старались не обижать — она была кем-то вроде местной знахарки, и уже не единожды вытаскивала людей с того света. Поэтому-то, как выяснилось, к ней меня и привезли.

Еду я с собой не носила, инструменты тоже, и потому единственным способом отблагодарить Мавву была помощь по хозяйству. Я дала себе день на то, чтобы прополоть пару грядок, а заодно окончательно прийти в норму — слабость всё ещё периодически одолевала меня, как и терзающий нутро кашель. Но увы, ленивое ковыряние в грядке — единственное, на что я оказалась способна в течение последующих трёх дней. Более того, это получилась всего одна грядка — вроде бы небольшая, но она всё никак не хотела заканчиваться. Кажется, там росла морковка.

Собственная беспомощность и бездействие угнетали меня. Я была готова отправляться в путь в любом состоянии, даже если бы мне пришлось делать привал каждые полчаса, но хозяйка была непреклонна. Я, хоть и получила свою одежду, по-прежнему не знала, где находятся остальные мои вещи, притом, что в маленьком домике, состоящем из полутора комнат, спрятать что-то казалось нереальным. Я как-то раз даже стенки простукала — ничего! Не могло же в деревенском доме быть профессионального тайника, вроде секретной двери, открывающейся путём нажатия таинственной кнопки…

Надо ли говорить, что профессиональная неудача не улучшила моего состояния?

— Рйтег првдит, — успокаивала меня Мавва.

«Рйтег», по всей видимости, был её племянником. Но когда он намеревался приехать? Насколько я успела разобраться, его визиты были непредсказуемы. С тем же успехом я могла прождать этого типа целый месяц.

К тому же не могу сказать, что у Маввы мне было очень уютно. Постоянный запах сырости, даже при открытых окнах, голые стены, какие-то веники, развешенные у печки. Да и сама Мавва меня не то, чтобы пугала, но вселяла какую-то неясную тревогу, хотя всё, что она делала, было во благо людей и меня лично. Однажды к ней привели мальчика с жутким открытым переломом руки, и Мавва начала… кружиться. Молча, закрыв глаза, она вертелась, как маленькая серенькая юла, и губы её беззвучно двигались. Потом — один быстрый, почти невидимый глазу удар по больной кисти, выполненный с такой силой, какую в её тщедушном тельце никак нельзя было заподозрить, пронзительный детский вскрик и… всё. Мальчик ушёл, придерживая окровавленную руку, его мать ушла следом, сжимая в ладони бутылочку с неведомым снадобьем. Мавве же достался пяток яиц.

Пару раз мне доводилось слышать, как Мавва поёт — а пела она, когда, например, варила какую-то бурду из трав, или сжигала ветки под одной из яблонь. Это были тихие, завораживающие и какие-то потусторонние песни. Они будили во мне что-то неназываемое, что-то, что начинало тут же болезненно ворочаться внутри, и самые чёрные мысли лезли в голову. Как-то раз я не выдержала и выскользнула на улицу. Было это на закате, и в деревне царил очень тихий, неподвижный вечер, подёрнутый туманом. Опустели поля, утих ветер, солнце окрасило золотом траву, реку и тропинку, уводящую в лес. Глядя на всю эту пастораль, я чуть не взвыла в голос.

Я не могла здесь даже сосредоточиться. Не могла даже подумать о том, что мне теперь делать. Я испортилась в этой глуши, что-то пошло не так — а значит, всё нужно было срочно исправлять.

Дайте мне мой город, мысленно взывала я, стоя на берегу реки. Верните мои мостовые и стены. Моих призраков, моих дворников, моих танцующих незнакомцев. Не могу я так, когда слишком много простора, и тишина бьёт по ушам, и солнце истекает апельсиновой кровью на своём туманном ложе, и мир стоит. Не могу, теряюсь…

Воздух разрезал далёкий паровозный гудок. Вздрогнув, я обернулась, словно бы могла увидеть мчащийся по рельсам состав прямо за спиной.

Никакого поезда, конечно, не обнаружила. Зато увидела возле Маввиной калитки чью-то фигуру, скрытую тенями. Высокий человек в куртке, с рюкзаком за плечами… Очевидно, племянник моей хозяйки приехал. Только почему он так на меня пялится? Мы же не знакомы. Неужели знает всех жителей, и опознал во мне чужачку?..

*** 

— Тётушка, не суетись. Я сам.

Я сидела за круглым столом, невесть как впихнутом в крошечное помещение кухни, и мрачно наблюдала за тем, как Рейтег наливает себе в тарелку щей из стоящего на припёке чугунка. По правде говоря, мне куда больше хотелось лечь, но не выказывать же свою слабость перед трижды клятым Маввиным племянником.

Я всё-таки узнала его, когда мы оказались лицом к лицу на свету. Что-то знакомое, впрочем, померещилось мне ещё до того — высокая, массивная фигура Рейтега сразу всколыхнула смутные воспоминания. И неудивительно. Ведь это был тот человек, чью матушку задушил простынёй полтергейст — о чём он мне сообщил в день, когда я разбила лампу-ловушку. Переносной лампы, кстати, у него на этот раз с собой не было. Возможно, потому, что призраки собираются в городах, и встретить их в сельской местности — большая редкость. Зачем зря ценные вещи с собой таскать, действительно.

Конечно, никто из нас не стал вспоминать яркую минуту первой встречи. Мы сухо поздоровались и прошли в дом, где мало-помалу и завязалась беседа.

Мавва не сводила взгляда с племянника. Она не улыбалась, но её лицо как будто разгладилось, стало каким-то более светлым, что ли…

— Значит, тебя зовут Эстина, — проговорил Рейтег, кладя в тарелку ложку густой сметаны. — Как ты здесь оказалась?

— Попала в железнодорожную катастрофу. Меня привезли сюда… Ты знаешь, много народу погибло?

— Много, — ответил Рейтег. — Кто-то из Гильдии тоже. Я слышал краем уха…

Я опустила глаза. «Кто-то из Гильдии». Я, наверное, тоже есть в этих «кто-то». Вместе с Эризой и Тантаром. Мы — просто несколько случайных имён, которым, возможно, суждено некоторое время повисеть на стенке в чёрной рамочке. Не более того.

— Кем ты работаешь в Гильдии? — спросила я.

Рейтег усмехнулся:

— Интендантом. Так, по крайней мере, написано в документах. Как будто мы воюем. Забавно, да?

У него были неестественно ровные интонации. Словно этот человек в принципе ничего никогда не находил забавным — просто эта фраза показалась уместной в данный момент, вот он её и произнёс. Только это его спокойствие казалось мне каким-то показным. Напускное равнодушие, под которым прячется что-то опасное. Я не могла понять это своё ощущение, но Рейтег мне определённо не нравился.

— Проще говоря, — решил продолжить он, прервав затянувшееся молчание, — я человек, который отвечает за то, чтобы вы могли нормально существовать. Чтобы горели лампы, чтобы в котельной всегда доставало угля, чтобы вам было, на чём сидеть и где спать. Ну, не только студентам, конечно. Стул для Главы Гильдии я, кстати, сколотил собственноручно… Хотя это и не входит в мои обязанности. Я всего лишь поставщик.

— Зачем же ты тогда это сделал? — хмуро спросила я. Его послушать, так наш квартал и дня без него не проживёт.

— А потому что я очень уважаю господина Тормура. Дай хлебушка, пожалуйста.

Я молча поставила перед ним хлебницу. Рейтег пристально оглядел её, выбирая наименее кривой кусок, но задача оказалась слишком сложной, и он взял ближайший к себе.

Ну, извините, я не кухарка. И вообще болею.

На подоконнике стоял букет каких-то трав и мелких цветов, которые ещё вчера принесла Мавва. Их необыкновенно свежий тонкий аромат разливался по кухне, и от него почему-то становилось спокойнее, лезть на рожон не хотелось.

— На чём ты приехал? — спросила я Рейтега.

— На дилижансе.

— А когда поедешь обратно?

— Через пару недель. У меня отпуск.

Я вздохнула.

— Тогда мне нужно, чтобы ты рассказал мне, как пройти к этому тракту и дойти до станции.

— Ну, пройти туда просто… Только долго, мили две.

— Првди её, — сказала вдруг Мавва.

Рейтег поморщился. Парня можно было понять — ему совершенно не хотелось топать в такую даль.

— Не стоит, — поспешила заметить я. — Я прекрасно доберусь сама…

— Надо… надо, чтбы прводил, — сказала Мавва, внимательно глядя на племянника. — Тк бдет лчше.

Тот положил ложку и ответил ей таким же долгим, немигающим взглядом. Никакого напряжения между ними в тот момент не было — казалось, эти двое просто общаются без слов, прекрасно понимая друг друга.

— Надо — значит, надо, — медленно произнёс Рейтег.

Мавва опустила голову — печально, я бы даже сказала, скорбно.

— Всё в порядке? — спросила я у неё.

— Впрядке. — Мавва посмотрела на меня и внезапно улыбнулась. Чуть ли ни впервые за всё время нашего знакомства. Глядя в её отрешённые глаза, я на мгновенье засомневалась, что эта женщина вообще меня понимает. — Впрядке… Плхо, сли не пйдёт. Счас впрядке.

Странно это всё было. Странный дом, странные люди… Чем скорее я уйду отсюда, тем лучше. Чем скорее сяду в дилижанс, тем скорее всё вернётся в норму. Чем скорее я приеду в Морлио… В Морлио, ко всем своим проблемам…

Я вдруг с необычайной ясностью осознала, что уже послезавтра могу сидеть в тюрьме. Именно это меня, скорее всего, и ждало, потому что не прийти на исправительные работы и не попасть при этом в тюрьму я могла только в случае тяжёлой болезни (тяжесть определялась полицейским врачом), а также болезни или смерти кого-либо из ближайших родственников. Существовала в законе также расплывчатая формулировка об «особых обстоятельствах», но поверит ли суд в то, что я не сбегала в тот день от наказания, и лишь планировала отлучиться на несколько часов?.. Всё-таки катастрофа произошла далеко от Морлио. Это больше было похоже на неудавшийся побег.

Я бы не поверила самой себе, честно говоря. Но, по своему обыкновению, надеялась, что полицейские всё проверят и во всём разберутся. И правда восторжествует.

В любом случае, нужно было возвращаться, чтобы разобраться во всём. Принять то, что меня ожидало. Иначе всё могло быть ещё хуже — я знала, что могло. А если вернусь в Морлио, думала я, то… вдруг пронесёт. Вдруг мне всё-таки поверят. Вдруг я спокойно дочищу фонари, а потом буду искать работу…

Которую ещё попробуй найди, с таким-то послужным списком.

Я вздохнула — пожалуй, слишком громко и тяжело. Мавва легонько коснулась моего рукава.

— Впрядке? — спросила она.

Надо сказать, что не впервые моя хозяйка чувствовала моё настроение. Её прозорливость вызывала во мне слабое подобие интереса. Я ощущала в ней дар, хотя и какой-то странный. Дар, на самом деле, вовсе не редкость — магическая оболочка есть у многих людей, только добраться до неё жителям Гроуса практически невозможно, а управлять магией без должной подготовки — тем более. Но у меня возникало совершенно дурацкое, невозможное ощущение, что у Маввы обязательного для всех барьера с магической оболочкой нет, как и проблем с управлением… Впрочем, я ни разу и не видела её действительно колдующей (не считать же за колдовство песенки и танцы над сломанной рукой!), поэтому и не думала на эту тему. Старалась не думать.

— В порядке. — Я тоже улыбнулась. — Всё хорошо…

И тут же переспросила сама себя: «В порядке? Хорошо?!».

Нет, ничего уже не могло быть в порядке.

Красная кровь на жёлтом платье, огонь, полёт в реку… И теперь — вернуться и делать вид, что ничего не было? Принимать наказание за то, что спасла своего друга, пусть и призрака? Оставить расследование Горне?

Я вздрогнула, вспомнив, к чему уже привела моя попытка разгадать тайну самостоятельно. Если бы я не совала в это дело свой нос, Тантар и Эриза были бы живы…

— Нчь, — проговорила Мавва. — Нжно в крвать.

— Да… Да, наверное.

Рейтег молча смотрел, как я поднимаюсь с табуретки — а делала я это медленно и неуклюже. Где он собирался спать, я понятия не имела — в комнате была только одна кровать, доставшаяся мне, а сама Мавва ночевала в сенях, ни за что не соглашаясь меняться со мной, сколько я не предлагала.

— Спокойной ночи, — только и сказал Рейтег.

5.

Я настояла на скором отъезде, и на следующий день всё-таки уговорила Мавву вернуть мне вещи (те были, по всей видимости, в сарае — я видела, как она выходила на улицу). Мавва, в свою очередь, уговорила меня подождать ещё один день, и перед последней ночёвкой напоила меня каким-то очередным снадобьем со стойким запахом банного веника.

Снадобье и правда оказалось целительным — на следующее утро я проснулась на рассвете и выбралась из кровати с невероятной лёгкостью во всём теле. От слабости не осталось и следа; о прошедшей болезни напоминало только редкое желание откашляться, но в целом чувствовала я себя хорошо. Удивительно, удивительно хорошо.

Я старалась не шуметь, но отчаянно скрипевшие половицы разбудили спавшего на печке Рейтега. Впрочем, он всё равно намеревался меня проводить, так что дрыхнуть ему в любом случае оставалось недолго. Меня, правда, до сих пор удивляло, какой силой, оказывается, обладает над этим здоровым лбом одно тётушкино «надо». Да и вообще, они говорили о небольшом путешествии по лесной тропинке как о каком-то жизненно важном мероприятии! Хотя, насколько я успела узнать, этой дорогой отпускали ходить даже малолетних детей.

Мавва, несмотря на мои протесты, собрала мне небольшую сумку — явно рукодельную, сшитую из плотной холстины. В сумке лежали продукты, узелок с одеждой и даже скляночки из Маввиных запасов, каждую из которых она складывала при мне по отдельности, объясняя, для чего мне может пригодиться содержимое: дотрагивалась до головы, имитировала удар или хваталась за якобы больную ногу… Глядя на всю эту пантомиму, я с ноющей совестью думала о недополотой грядке.

Потом мы с Рейтегом молча шли в сиреневых сумерках, и под нашими ногами тяжело шуршала напоенная росой трава. Воздух был чуть более бодрящий, чем хотелось бы, на востоке быстро расцветал огромный белый цветок солнца, в перелеске пела птица, почему-то делая царившую вокруг тишину ещё пронзительней, ещё невыносимей. Раньше в моей жизни никогда не было столько тишины, как за эти несколько дней.

Рейтег тоже молчал. Шагал он широко, быстро и почти бесшумно. Мой провожатый, насколько я успела узнать, и по жизни вообще был человеком негромким. В нём было что-то от зверя, осторожного от природы. И, вне всяких сомнений, хищного.

В другое время я бы попыталась выведать как можно больше о том, что происходит в Гильдии (это бы мне наверняка пригодилось!), но мысли в голову лезли всё какие-то неправильные. Оказавшись перед фактом возвращения в Морлио, я впервые чувствовала острое нежелание туда возвращаться.

«Ты законник, и должна поступать правильно!» — рассердилась я на себя.

Птица умолкла, и мир наполнился шелестом листьев, едва шевелимых просыпающимся ветром. Мы вошли в лес — в его сумрачное, пахнущее перепрелой листвой и влагой нутро. Я почему-то чувствовала себя очень неуверенно в этом месте. Не оставляло чувство опасности, которому вроде бы и взяться было неоткуда. Молодые деревья вскоре сменились собратьями повыше и пошире в стволах. Смутное беспокойство усиливалось, и я невольно замедляла шаг.

Но увы, это не спасло — лес не был создан для таких людей, как я. Через какое-то время под ноги попался проступавший в тропинке древесный корень.

— Осторожно, — буркнул Рейтег.

Но я уже летела на землю. И, конечно, упала, рассадив коленку.

— И толку мне в твоём «осторожно»? — сквозь зубы поинтересовалась я. — Предупреждают обычно заранее.

— Обычно под ноги смотрят.

Я сделала вид, что не заметила протянутой руки, и встала сама. Придирчиво оглядела себя. Брюки не порвались, но прилипали к закровившей ноге.

— Мне нужно к какому-нибудь ручью, — сказала я. — Лучше перевязать, я так далеко не пройду. Ждать меня совершенно необязательно, возвращайся. Мавве можешь сказать, что проводил.

— Я никогда не вру Мавве.

— Как хочешь. — Я пожала плечами. — Тогда жди. Но учти, это не быстро. Так ты знаешь, где я могу промыть ссадину?

— В лесу много речушек. Пошли, вместе поищем. А то заблудишься ещё.

— С чего бы? — буркнула я. — Стороны света я определять умею, сворачивать никуда не собираюсь. Или ты считаешь меня полной идиоткой? Оставайся, сама схожу.

Рейтег не стал настаивать — только плечами пожал.

Земля заросла мхом. Ощущение было, будто идёшь по перине. Вопили голодные комары, под ногами хрустели ветки. Стиснув зубы, я перешагивала через лежавшие на земле деревья, которые будто специально навалили здесь к моему приходу. Я вспомнила, что Аргелла, родной дом которой находился где-то на выселках Штабурта, с восторгом рассказывала, как на каникулах гуляла в лесу, даже когда там не было ни грибов, ни ягод. Просто так, якобы ради удовольствия. Сейчас, пыхтя от злости и усталости, я в который раз подумала, что подруга моя была всё-таки немного странной. Как, скажите на милость, можно получать удовольствие в таком месте?! Одно комарьё чего стоит. Меж тем никакие ручьи и речушки, о которых говорил Рейтег, мне не попадались, хотя, по ощущениям, я прошла целую милю. Сначала я пыталась запоминать особо приметные деревья, но потом плюнула на это неблагодарное занятие. Всё-таки сложно заблудиться, идя по прямой.

Наконец, судьба сжалилась надо мной и порадовала некой канавой, так плотно затянутой бледно-зелёной мутью, что я даже не сразу различила её на мшистой лесной земле. Канава была широкой, упавшая на неё ёлка — непреодолимой. Пришлось смириться с тем, что дальше я не пройду, а значит, другого водоёма мне не видать. Присев на берегу, я взболтала воду вместе с плавающей по её поверхности зеленью. Вода оказалась коричневатой и чуть тёплой. Стараясь не думать о возможном заражении крови, я расстегнула сумку, закатала штанину и занялась перевязкой.

Спасибо Мавве, в сумке нашлись и бинты, и, конечно, мазь, которая почти сразу облегчила боль. Правда, вдобавок к коленке я извозила в этой мази брюки и плащ, но зато обратно зашагала в более-менее приподнятом настроении.

К сожалению, оно посетило меня ненадолго. Лес оказался слишком коварен: пытаясь обойти очередную поваленную ёлку, огромную и разлапистую, я всё-таки сбилась с пути, нарушив своё правило «никуда не сворачивать». Даже эту самую ёлку в итоге потеряла. Умение определять стороны света тоже не спасало: тот факт, что солнце висело на юго-востоке, не помогал мне обнаружить тропу. Меня настигла лёгкая паника. Вспомнилась вдруг сказка о детях, которых злая мачеха отнесла в лес, а также вполне реальные истории о заблудившихся селянах, задранных волками.

— Ау! — на пробу крикнула я. Этот возглас в лесной тишине прозвучал жалко и как-то чужеродно.

Делать было нечего. Пришлось идти наугад, следя, чтобы солнце оставалось слева — так направление хотя бы приблизительно было верным.

Неизвестно, сколько ещё мне пришлось бы так шагать, если бы вдруг лесное безмолвие не нарушил продолжительный резкий свист. Что-то хлопнуло, раздались пронзительные крики, истерически заржала лошадь.

Позабыв про боль в коленке, я побежала в ту сторону, откуда доносились звуки. То есть вперёд, чуть-чуть забирая влево. Это был на редкость неудобный маршрут: на плече болталась пресловутая сумка, под ноги попадались то кочки, то ямки, то очередные поваленные стволы. Я несколько раз споткнулась, а один раз даже упала — к счастью, на мох.

Сначала я, к своему удивлению, обнаружила искомую тропу. Выбежав на неё, завертела головой, и вдалеке увидела бегущего в мою сторону Рейтега. Судя по всему, я сделала крюк и намного опередила своего провожатого. Ждать его времени не было, поэтому я просто махнула ему рукой и помчалась дальше, к тракту, насколько хватало сил.

Но что-то подсказывало мне: не успеваю. Люди, которые свистят на лесных трактах, обычно всё делают быстро и свидетелей не оставляют. Меня обнадёживало только то, что выстрел был один, и что крики были женскими. Женщин разбойники, как правило, убивают не сразу.

Я уже знала, что буду делать, но боялась, что мне не повезёт. Потому что плохо умела врать — зато хорошо умела ошибаться. Чуть-чуть фальши, один маленький промах — и я пропаду, на этот раз точно, совсем.

Как показался тракт, я снова свернула в лес, чтобы не идти по открытой местности. Я неслась, как подстреленная, оступаясь через шаг. Снова взмокла, но больше, к счастью, не падала.

Вот и просвет между деревьев. Солнце ещё нежаркое, но яркое. Раскрасило землю, небо и лес в изумительные, сочные света.

На подступах к тракту я пошла осторожно, стараясь производить как можно меньше шума. Сумку оставила в кустах, туда же кинула кепку. Чтобы не мешали.

Кровь на траве, похожая на вишнёвую мякоть. Металлические детали сверкают, блики на них — как звёзды. И чёрный-чёрный сюртук того, кто совсем недавно был живым, сидел на козлах, лихо раскручивал кнут над двумя гнедыми лошадками… Изумительные лошади. У нас на конюшне тоже такие были, только в повозку их не запрягали, берегли для верховых прогулок.

Счёт шёл на секунды, и медлить не следовало. Но когда я достала из кармана кусок бинта, оставшегося после перевязки коленки (в карман я его сунула по привычке, так как не привыкла к сумкам), то очень тщательно, не спеша, обмотала им правую ладонь по центру.

По-хорошему, надо было бы выйти неторопливо, может, даже с ухмылочкой, всем своим видом показывая, что владею ситуацией. Но я была мокрая, красная, растрёпанная, и пыхтела, как паровоз. Так что из всего задуманного более-менее получилась только ухмылочка — кривая, и, по-моему, не очень убедительная. Зато вытащенный из ножен чёрный кинжал с успехом компенсировал недостаток прочих эффектов.

Две женщины — одна, светленькая, совсем молодая, вторая лет сорока — стояли возле кареты, прижавшись друг к другу. Белые и неподвижные, они смотрели на человека в широкополой шляпе и скрывавшим половину лица чёрном платке, вернее, даже не на него, а на его револьвер. Громоздкий, тяжёлый, большого калибра. Оружейная мастерская Девена, с ходу определила я. Как будто эта информация как-то могла мне помочь.

На самом деле, только хуже сделала. Потому что я, к сожалению, хорошо знала, каких бед может причинить одна пуля, выпущенная из такой штуки.

Ещё двое разбойников рылись в карете. Основательно, вспарывая обивку. Какие-то сундуки уже были выброшены наружу и выпотрошены, как курицы. Мой быстрый взгляд выхватил валявшуюся на траве белоснежную ночную сорочку, чьи рукава напоминали беспомощно раскинутые руки.

«Батист, — пронеслось в голове. — И кружева. Одна из лучших мануфактур в стране… Лав… Лар… как её…»

Почему-то это казалось сейчас жизненно важным — вспомнить название мануфактуры. Отец не раз произносил его при мне: многие изделия, которые шили на его фабрике, отделывались кружевами. Я должна была знать. Я знала.

Но забыла.

Тот, кто держал девушку на мушке, свободной рукой выхватил второй револьвер. Как у всякого порядочного разбойника, у него было несколько видов оружия.

Я предвидела такое развитие событий, поэтому моментально, ещё до того, как револьвер нацелился на меня, резко ушла вниз. Перекатилась по земле, снова села — на одно колено, не выпрямляясь до конца. Левая рука уже держала кинжал за лезвие. Удар. Пальцы начертили в воздухе символ, ладонь быстро (чтобы невозможно было приглядеться) перехватила рукоятку — и кинжал с размаху ушёл в мягкую мшистую землю.

Я знала, что он больше не выстрелит. В народе распространено мнение, что маг после активации предмета силы становится неуязвимым для простого оружия. Брехня, конечно, но нам такое заблуждение только на руку. Попадаются, правда, просвещённые люди, знающие принципы работы магов и магических предметов, но такие, как правило, не грабят кареты.

Я сидела, не двигаясь — чтобы отдышаться, а заодно заставить поволноваться господ разбойников. Пусть думают, что во мне нарастает сила. Потом медленно подняла голову и улыбнулась.

— Ну что, уйдём по-хорошему?

— Слышь, девка, вы же только по магическим преступлениям… — неуверенно протянул один из тех типов, которые рылись в карете. Второй оставался за каретой, его я не видела. Он мог выпрыгнуть оттуда в любую секунду… Но мне почему-то казалось, что он не будет этого делать. Он боялся. Они все боялись.

Меня захлестнул гнев. Ублюдки. Трусливые ублюдки, которые привыкли распоряжаться чужими жизнями только потому, что у них сильные кулаки и куча опасных побрякушек на поясе. Но вот появился действительно опасный противник (с их точки зрения), и они готовы поджать хвосты — потому что умеют не сражаться, а только лишь пугать.

В этот самый момент я вдруг вспомнила: Лаврусская мануфактура. Город Лаврус, тридцать миль от Морлио.

Моя улыбка стала ещё шире. Я чувствовала уверенность и злость. Я чувствовала себя всемогущей.

— А вы посмотрите на гривы лошадей, — усмехнулась я. — В них вплетены блестящие нити, три на каждую. Эти нити мастерит Гильдия Белых Часов. А если в деле присутствует хоть один магический предмет, оно автоматически попадает под нашу юрисдикцию. Так что…

К сожалению, пока я всё это рассказывала, прятавшийся за каретой разбойник не терял времени даром. Я сосредоточила внимание на том парне, что держал на мушке женщин и всё никак не решался поднять другую руку (тоже с револьвером) и прицелиться в меня. Умника, знающего о специфике преступлений, с которыми разбирается наша Гильдия, я сразусбросила со счетов: один край его платка съехал вниз, обнажив пухлую щёку, округлившиеся глаза нервно моргали, с ужасом взирая на меня из-под шляпы… маленький глупый мальчик.

Про третьего, каюсь, забыла.

Он выскочил из-за кареты так быстро, что я даже голову не успела повернуть. Возможно, он знал чуть больше о мнимой неуязвимости магов, а может, просто решил проверить, не миф ли это. И я бы ни за что не избежала пули — если бы разбойник действительно выстрелил.

Но в тот же миг, как я заметила движение за каретой, что-то вылетело из-за моего плеча, и когда я посмотрела на своего несостоявшегося убийцу, то он уже оседал на землю. Из его живота торчала рукоятка кинжала — простого, не чёрного, но тоже весьма действенного в определённых ситуациях.

Один из револьверов — как раз тот, который так и не был направлен на меня — упал в траву. Его владелец вертел головой — он явно не знал, что делать: спешить на помощь товарищу, которому эта помощь уже могла не понадобиться, или продолжать угрожать своим жертвам.

— Что ты с ними рассусоливаешь? — поинтересовался Рейтег, выходя из своего укрытия — он, как оказалось, прятался где-то в кустах позади меня. — Долбани по yим «пирамидкой» и давай вязать.

Мальчик со сползшим с лица платком поднял дрожавшие руки.

— Не надо п…пирамидкой… — попросил он. Разумеется, разбойник не знал о магическом символе, спрессовывающим воздух в форме трёхгранника — оружие дальнего боя, которым можно запросто ранить противника, а то и убить. Но «пирамидка», как называли этот приём на нашем сленге, прозвучала для него, по всей видимости, угрожающе.

Откуда этот сленг знал Рейтег, думать было некогда.

Я встала на ноги и отрывисто велела:

— Оружие бросили. Оба. И без глупостей.

Удивительно — стоит поднять руку с выпрямленными указательным и средним пальцами, как противники сразу соображают и действуют быстрее. Если они и не знают, что из этой позиции рисуется большинство символов, то начинают догадываться. Поэтому оружие попадало на землю даже, пожалуй, слишком быстро — я в какой-то момент испугалась, что от удара что-нибудь всё-таки выстрелит. Понятливые разбойники сразу же отошли и от кареты, и от этой немаленькой кучки, ощетинившейся лезвиями и дулами.

Рейтег, недолго думая, скрутил руки и ноги грабителей выпавшими из сундука тряпками, перед этим пробурчав их хозяйкам что-то вроде: «Не возражаете?».

Выдернув из земли кинжал и прихрамывая (когда опасность отступила, нога решила вспомнить, что она вообще-то болит), я подошла к путешественницам и поинтересовалась, есть ли у них письмоносец.

— Я своего не взяла, — вздохнула женщина, которая была постарше. — Думала воспользоваться библиотекарским, если понадобится… Видите ли, мы ехали в Библиотечный Дворец. Я сопровождаю будущую служительницу. Мы ваши должники, поэтому, если вам нужно что-то кому-то передать, я сделаю это сразу, как только мы приедем.

— Но ваш кучер… — начала я осторожно.

— Что поделаешь, придётся браться за вожжи. — Женщина вздохнула. — Я умею управлять повозкой, хоть по мне, возможно, и не скажешь… Так с кем вы хотели связаться?

Для жертвы ограбления, пусть и неудавшегося, она была довольно спокойна и рассудительна. Только сейчас, приглядевшись к незнакомкам, я начинала понимать, что поспешила с выводами, решив, что вижу дочку какого-нибудь богатея в сопровождении служанки или гувернантки. Плащ на девушке был хорошего качества, но словно не на неё сшитый, а из-под него торчала простая тёмная юбка явно фабричного производства. Между тем как её спутница одета была хоть и неброско, по-дорожному, но при этом отнюдь не дёшево. По крайней мере, деревянные пуговицы её плаща, украшенные замысловатой резьбой, были фирменным знаком одного известного портного, имевшего, помимо всего прочего, привилегию использовать магические инструменты.

— Да я, честно говоря, надеялась отправить весточку в полицию, и ещё врача нужно вызвать для этого… — Я кивнула на поверженного кинжалом разбойника. — Если он, конечно, ещё жив.

— Жив, — отозвался Рейтег. — Вон, дёргается… Зачем врача? Одним козлом в мире меньше.

— А ты судья, что ли? — сердито отозвалась я и спрятала в ножны свой кинжал. — В нашей стране каждый имеет право на медицинскую помощь, вне зависимости от своих отношений с законом и моральных качеств!

— Тебе разве не нужно оставить его на месте преступления, пока ты не передашь их полиции? — спросил Рейтег, наблюдая за моими манипуляциями.

Я молча показала ему перебинтованную ладонь.

— Ясно… — Рейтег хмыкнул. — Прямого контакта не было. Умно. Ну да, детектор мог бы и не сработать — слишком слабый фон от этих ниточек…

Развивать тему активации кинжала было некогда. Я повернулась к раненому разбойнику, раздумывая, как быть дальше, когда женщина негромко сказала:

— Я могла бы ему помочь. Но сначала… Простите, мне показалось, или вы хромаете?

И тут я с изумлением увидела, как она достаёт из-за пазухи медицинскую трубку зелёного цвета.

Всё верно, активировать эту штуку можно только для лечения магов или исцеления от болезней, вызванных магическим способом. Никак не для лечения разбойников, раненых обычным кинжалом. Если кто-то узнает об этом…

— Я не могу допустить, чтобы вы нарушили закон, — медленно произнесла я. — Даже если вы для вида сначала вылечите меня, то потом всё равно совершите должностное преступление.

У Зелёных Трубок с использованием символов дело обстояло гораздо строже, чем у нас. Чёрные Кинжалы ещё могли колдовать, не отчитываясь о каждом своём символе: главное, чтобы кинжал был активирован по делу. Но Зелёных Трубок могли сурово наказать за лечение простой травмы у простого человека. Одного такого случая достаточно, чтобы тысячи других простых людей с простыми травмами почувствовали себя ущемлёнными. А там и до беспорядков недалеко.

— Но о том, что я совершу это преступление, никто не будет знать, кроме нас. Активировать трубку ради одного этого человека я не буду — об этом сразу станет известно в Гильдии, а я всё-таки не настолько хочу его спасти, чтобы самой отправляться в тюрьму. Поэтому, если вы мне не поможете, он умрёт.

Так просто она всё это сказала, так спокойно. А у меня будто все внутренности перевернулись.

С одной стороны, Рейтег прав: это разбойник, который всё равно заслужил казнь. Возможно, именно от его руки и погиб кучер, а даже если нет, то он наверняка убивал кого-то и прежде. Он собирался убить меня, в конце концов.

С другой стороны, отказавшись служить прикрытием, я беру ответственность за его смерть на себя. И это страшно.

С третьей стороны, я всё-таки законник…

— Мы теряем время, — напомнила медик.

— Хорошо, я согласна. — Я повернулась к Рейтегу. — Ты ведь будешь молчать?

Тот пожал плечами:

— Я вообще не болтлив.

Что правда, то правда.

— А вы? — спросила я у будущей служительницы Библиотечного Дворца.

Девушка удивлённо посмотрела в ответ.

— Конечно, — сказала она неожиданно низким для своего прозрачного облика, бархатным голосом.

Ладно. Поверим.

У нас почему-то не принято было общаться с Гильдией медиков. Вернее, это они так себя поставили, чтобы никто не искал с ними дружбы. И если с Гильдией Белых Часов мы иногда даже расследовали вместе какие-нибудь дела и помогали друг другу, не говоря уже о дружных студенческих попойках, то Гильдия Зелёной Трубки стояла как бы особняком. Никому и в голову не пришло бы просить кого-то из этих ребят посоветовать, например, полоскание для горла, хотя они и изучали медицину не меньше обыкновенных докторов, потому, кстати, и учились дольше нас — пять лет, а не три. Только официальный запрос, и только в случаях, предусмотренных законодательством или согласованных с высшим начальством. У меня был один знакомый оттуда — он работал по одному делу с руководителем моей прошлогодней практики. Я на всякий случай записала его адрес, на будущее, но про себя решила, что к этому надменному типу обращусь только в случае крайней нужды.

А с этой женщиной можно было иметь дело. Мне нравилось её сдержанность и мягкая, уверенная сила, исходящая от каждого её движения.

Звали медика Вирма. Она усадила меня в карету, велев остальным подождать снаружи, и спокойно активировала трубку, покатав её между ладонями. У меня ёкнуло под ложечкой — не нужно было обладать чутьём Тантара, чтобы ощутить ту мощь, которая словно окутала в мгновение ока мою новую знакомую. У неё самой при этом только слегка дрогнули веки.

Пока я сидела с закатанной штаниной, те двое, остававшиеся вне кареты единственными свободными людьми, решили поговорить. Девушка поздоровалась, поинтересовалась, как Рейтег здесь оказался; он коротко объяснил, что провожает гостью тётушки, и, в свою очередь поинтересовался, что подвигло его собеседницу посвятить себя служению Библиотечному Дворцу. Я снова представила лицо девушки со спокойными, глубокими темно-голубыми глазами. Такой же глубокий, грудной голос отвечал на заданный Рейтегом вопрос:

— Я выросла в приюте. Гильдия Зелёной Трубки покровительствовала нам, и это они устроили отбор. Я оказалась самой подходящей кандидатурой…

Какие всё-таки удивительные музыкальные интонации! Ей бы в опере выступать.

Неделикатный Рейтег спросил:

— Ваши родители умерли?

— Мне говорили, что мой отец в тюрьме, — так же спокойно отвечала девушка. — Но я его никогда не видела.

— Мой тоже сидел в тюрьме, — вдруг сказал Рейтег. — Но умер два года назад. А вы точно решили… ну, в Библиотечный Дворец?

— Конечно. — И я снова вспомнила то выражение на её лице: удивление, что люди спрашивают такие простые вещи.

— Но вы слишком молоды. У вас же… вся жизнь впереди.

По голосу можно было бы подумать, что Рейтег смущается. Хотя я не могла представить его смутившимся.

— Да, и я счастлива посвятить её величайшему явлению в мире — памяти…

Я невольно поморщилась. Во-первых, из-за тупого нытья в ноге, а во-вторых, потому что не люблю таких высокопарных фраз. Девочку просто научили красиво разговаривать, и она старается — не особо вдумываясь в смысл слов, которые произносит.

Рейтег, кажется, это тоже понял. И понял, что бесполезно переубеждать. Я услышала вздох, представила, как он стоит, хмуро глядя в траву. И, наверное, засунув руки в карманы. Локти в разные стороны, брови сведены на переносице. Человек, состоящий из углов.

— Что ж… удачи вам.

Вылечив мою многострадальную коленку, женщина выбралась из кареты, чтобы помочь разбойнику. Я слышала, как Рейтег спрашивает разрешение взять какую-то очередную тряпку. Ещё бы, ему следовало быть настороже — здоровый разбойник сразу станет слишком опасным.

Я же осталась в карете.

«Если вы мне не поможете, он умрёт».

Она знала, что я соглашусь. Эти «зелёные», они как-то чувствуют то, что сидит в тебе — отчасти ещё поэтому с ними так мало людей общается. Подобное умение отталкивает — никому не хочется, чтобы читали у него внутри. Чему их там учат, в их Гильдии?..

Не так уж и важно. Важно, что и этой девчонке, и Рейтегу — им обоим было плевать, выживет разбойник или нет. Но мне было не плевать, и она это знала — иначе не стала бы предлагать стать своей сообщницей…

Как же так получается, что логика и закон говорят одно, а ты точно знаешь, что правильно другое? И как так получается, что это знание всё сложнее и сложнее игнорировать, всё сложнее делать вид, что твой внутренний компас ошибается?

Да, система беспощадна к тем, кто нарушает закон — и так должно быть. Но эта женщина только что нарушила его — и что, в тюрьму её теперь сажать? Данная ей сила — благословение. Вместо мёртвого человека будет один живой преступник, который вполне может измениться однажды. И стать полезным для общества.

Нет, всё-таки иногда закон можно и обойти. Потому что он несовершенен. Эти несовершенства когда-нибудь исправят, может, даже с моей помощью. Но пока их не исправили, я не буду себе врать и делать вид, что всё идёт так, как должно. Потому что себе нельзя врать. Особенно в моём случае. Потому что чутьё на правильные вещи — это именно то, что определяет меня. Как человека, как личность… Если я буду тупо следовать правилам, меня не будет. Я перестану уважать сама себя, а это равносильно исчезновению.

Иногда — если это никому не вредит — я должна действовать так, как считаю верным. Так, как чувствую.

И в те минуты, сидя в карете, я чувствовала только то, что должна ехать в Библиотечный Дворец. Никому, кроме меня, так не нужна была разгадка этой тайны. Не только из-за Аргеллы. После того, что случилось в поезде, я стала понимать, что за всем этим стоит нечто большее. Моя подруга узнала что-то важное, разворошила какое-то осиное гнездо. Но кроме меня этого никто не знает, никто не видит, никто не станет избавляться от гнезда. В лучшем случае, убьют одну осу — и то маловероятно.

Можно было бы, конечно, пойти к главе Гильдии Тормуру и всё ему рассказать; пускай загадку решают лучшие законники… Но кто сказал, что меня туда пустят? Кто сказал, что он будет меня слушать? И потом, у меня нет доказательств. Только домыслы.

Я должна была всё разгадать сама. Чего бы мне это ни стоило.

Именно поэтому, как только Вирма открыла дверь кареты, я сразу, пока не успела передумать, выпалила:

— Вы не могли бы взять меня с собой? Пожалуйста. Я могу сесть на место кучера.

Но она ответить не успела — перебил стоявший рядом Рейтег:

— Ты собираешься в Библиотечный Дворец?

— Да.

— Дурацкая идея.

— Тебя не спросила!

Сейчас, приняв решение, я вновь почувствовала жажду действия. Мне не терпелось взобраться на козлы и сорваться с места — и помчаться с ветерком, чувствуя, будто с помощью вожжей я управляю не лошадьми, а собственной дорогой… Я очень хорошо помнила это ощущение со времён детства и соскучилась по нему. Мне, разумеется, не разрешали управлять коляской — возможно, именно поэтому я научилась это делать очень неплохо и тогда же полюбила скорость. Правда, править мне доводилось лёгкими повозками, в которые была впряжена всего одна лошадь, но я не сомневалась, что сейчас проблем не возникнет.

Я выбралась из кареты.

Поглядев на моё лицо, (а я не сразу поймала себя на том, что улыбаюсь в предвкушении скачки), растерявшаяся Вирма наконец ответила:

— Конечно, мы довезём вас до Дворца, но это закрытое место, и без рекомендаций вы не пройдёте дальше приёмной…

— Приёмной мне будет вполне достаточно, — сказала я, слегка покривив душой. Я не думала, что получу ответы на нужные мне вопросы в приёмной Библиотечного Дворца, но попытаться всё-таки стоило.

«А дальше — по обстоятельствам», — решила я.

— Тогда поедем, конечно. Только остановимся на ближайшей станции, сообщим в полицию о разбойниках.

— Я посторожу их, — пообещал Рейтег.

Мне не особенно хотелось проявлять при нём любопытство, но я не сдержалась:

— Откуда ты знаешь про «пирамидку»?

— Я начинал учиться в Гильдии, — ответил Рейтег. — Лет пять назад. Отчисли на втором курсе, но кое-что ещё помню.

— За что?! — выпалила я.

Получилось как-то чересчур громко, но слишком уж я была изумлена. И самим фактом, что Рейтег — мой недоучившийся коллега, и тем, что он умудрился как-то завалить сессию на втором курсе. У нас даже самые законченные идиоты дотянули, по меньшей мере, до начала третьего. В первые два года даже практики почти нет, одна теория.

— За драку, — сказал Рейтег. — Один мой однокурсник оказался законченной сволочью.

Извиниться за вырвавшееся слово он даже не подумал. Хотя я, по роду своей деятельности, привыкла ещё и не к такому, а мои будущие попутчицы — вернее, пассажирки — были заняты тем, что собирали валявшуюся на траве одежду в сундуки; они удачно притворились, что не услышали.

— Не дал списать? — не удержалась я от предположения.

— Списывали обычно у меня, — буркнул Рейтег и посмотрел на меня так, что я как-то сразу поняла, что не получу точного ответа. — А этот просто совал нос куда не надо.

Странно и неуютно было находиться рядом с человеком, с которым мы, возможно, могли бы даже работать вместе, если бы… если бы что?

— По-твоему, я тоже сую нос куда не надо?

Он хмыкнул:

— Я ни на что не намекал. Просто ответил на твой вопрос. Да и потом, совать нос в чужие дела — твоя профессия.

— Что верно, то верно. А ты не пробовал пойти учиться куда-нибудь ещё?

— Обстоятельства помешали. Мне очень нужны были деньги. Тормур позволил мне остаться и дал работу.

— Это странно. Мне было бы сложно остаться и смотреть, как мои бывшие однокурсники идут дальше, в то время, как я заказываю уголь для их печей.

— Я их почти не видел. В тех помещениях, где я работаю, студенты обычно не бывают.

— Действительно. Я за три года тоже ни разу тебя не видела.

— Ты могла просто не запомнить.

Я покачала головой, возразив:

— У меня хорошая память на лица… Послушай, ты же пока учился должен был хотя бы раз активировать кинжал.

Рейтег медленно кивнул, пытаясь понять, к чему я клоню.

— Ты потом… у тебя не было проблем, когда ты больше не смог этого делать?

— Нет. У меня всегда хорошо получались упражнения на контроль энергии… А что, проблемы есть у тебя?

— Нет, разумеется, нет. — Я постаралась, чтобы голос звучал как можно более беспечно. — Но говорят, они бывают, если долго не пользоваться кинжалом. Мне просто любопытно.

Он не поверил, я это сразу почувствовала. И испугалась. Нет, вряд ли Рейтег будет трепаться о своих подозрениях на каждом углу. Вряд ли он даже скажет об этом господину Тормуру, главе Гильдии, несмотря на своё уважение к нему. Но я всё-таки не была уверена, что не сделала ошибку, задав этот вопрос…

— Ладно, спасибо за помощь. — Я глянула в сторону Вирмы и её подопечной, которые уже собрались давно, просто ждали деликатно в сторонке, с опаской поглядывая на надёжно связанных разбойников. — И Мавве тоже спасибо ещё раз скажи.

Рейтег снова кивнул.

— Увидимся, — сказал он. — Может быть.

Может быть.

6.

Солнце уже прицельно зависло над горизонтом, когда я осадила лошадей у Библиотечного Дворца и стянула с рук перчатки. Перчатки мне на время поездки одолжила Айза — так звали Вирмину подопечную. Тоненькие, но очень плотные, они надёжно защитили кожу от вожжей, только вот ладони вспотели. Теперь я рассеянно помахивала ими, заодно оглядывая высоченную ограду, возле которой мы остановились. Каменная кладка с трудом угадывалась за переплетением плотных ветвей неизвестного ползучего растения и крошечных пучков невероятно жизнелюбивой травы.

Мы подошли к воротам: две створки с частоколом железных прутьев, ощетинившихся наверху пиками. До этих пик я не достала бы даже если бы забралась на плечи себе самой — до того они были высокие. За воротами просматривались такие же древние каменные башни Библиотечного Дворца, которые я видела ещё издалека посреди уединённой, окружённой небольшими холмами равнины. Собственно, эти башни и есть дворец: пять массивных высоких прямоугольников, каждый из которых мог бы стать домом для нескольких семей, и небольшие галереи между ними: на уровне первого и третьего этажей. Перед дворцом раскинулся небольшой дворик, вымощенный широченными плитами, каждая из которых прожила несколько человеческих жизней; между плитами давно и прочно обосновалась осока. Единственное дерево, невысокое, но кряжистое, растёт на маленькой горке, заключённой в каменный круг — тоже древний, оплетённый и травой, и корнями деревца. Чуть поодаль от него стоит большая металлическая чаша чёрного цвета с золотой росписью, в которой горит огонь. Я пригляделась к надписям, и непроизвольно передёрнулась от пробежавшего по спине холодка. Это был древний островной язык, Миор-ри, который нарочно был вытеснен из Гроуса и заменён другим — когда выяснилось, что его придумали ранее населявшие остров существа, ушедшие за Свен после Великого Изгнания. Известно, что они до сих пор понимают этот язык, и писать на Миор-ри — занятие опасное и непредсказуемое. Говорить тоже не следует, хотя человек не в силах извлекать эти звуки таким образом, чтобы они смогли принести вред — речевой аппарат у нас устроен по-другому. До сих пор сохранились некоторые слова и даже названия на Миор-Ри — как например, та же улица Грантон-Сор — и ни с кем ничего плохого от произнесения этих слов не случилось, как и от написания их с помощью современного алфавита. А вот символы, которые мы применяем в магии, пришли как раз из алфавита Миор-ри, хоть и несколько видоизменённые. Конечно, если кто-то, не обладающий силой, будет пользоваться древним островным алфавитом, это вовсе не означает, что он призовёт кого-то из-за реки Свен — но не означает и обратного.

Ни для кого не секрет, что существ, способных реагировать на силу Миор-ри, достаточно и на этом берегу. Я это знала особенно хорошо, потому что всегда остро чувствовала присутствие этих существ и дома, и на улицах Морлио — и знала, что они не всегда ограничиваются только присутствием. Именно поэтому вид чаши с огнём посреди старого каменного двора и встревожил меня. Конечно, сказала я себе, наверняка архивные старички защитили надпись, и она не может никого вызвать — специальные символы были нанесены даже на корешки учебников, по которым этот язык изучали мы. Вернее, не сам язык — нам просто прививали понимание того, что это такое, и какую опасность в себе несёт; если и доводилось писать или даже произносить какие-то слова, то не раньше того, как преподаватель рисовал те же защитные символы в воздухе.

И всё же, всё же…

Прошло, наверное, минут десять после того, как мы позвонили в чугунный колокол — и вот, наконец, кто-то явился по нашу душу. Тёмная, с лиловатым отливом, мантия, прямая осанка, короткие седые волосы вокруг островка лысины.

— Приветствую, — степенно произнёс мужчина. — Что привело вас в Библиотечный Дворец?

Вирма представилась и сказала, что привезла новую служительницу. Айза смиренно потупилась, не произнеся ни слова. Я сначала тоже промолчала, решив, что изложу своё дело кому-нибудь более представительному, но старик смотрел на меня очень пристально и тяжело.

Что ж, ладно.

— Мне необходимо получить консультацию у секретаря.

— Секретарь Библиотечного Дворца не даёт консультаций, — так же неторопливо отвечал привратник.

Он раздражал меня невероятно.

— Это не научная консультация, — отрезала я. — Я иду как частное лицо к частному лицу.

— К секретарю?

— Да!

Он хмыкнул, но всё-таки пропустил меня.

Прошли через двор; привратник — впереди, мы, три женщины — за ним. От костра в чаше повеяло жаром и каким-то горьковатым, травянистым запахом. Дворец был огромен и молчалив. Мы двигались к одной из башен, не в силах произнести ни слова при виде её грандиозности — даже Вирма, которая уже наверняка бывала здесь. Высокая деревянная дверь, оправленная в металл, открывшаяся без скрипа — и неожиданно холодная после тёплого вечера темнота…

Впрочем, нет, не темнота — полумрак. Мои глаза не сразу привыкли к нему, но вскоре я увидела, что привратник ведёт нас по коридору, узкому, как в старинном замке, и по стенам редкой цепочкой тянутся маленькие, похожие на факелы, светильники.

Где-то в глубине здания раздался громкий звук, вроде как от резко захлопнувшейся тяжёлой двери, и Айза испуганно ойкнула. Я покосилась на неё: поблёскивающие в скудном свете глаза девушки были наполнены испугом и благоговением.

Вирма не вздрагивала, но шаги её стали мельче и тише, а голова была опущена. Женщина словно старалась быть незаметной, чтобы ненароком не нарушить почтительную темень коридора Библиотечного Дворца.

— Странный способ экономить на освещении, — громко сказала я. — В обыкновенной мебельной лавке самый большой газовый фонарь стоит в два раза меньше этих стилизованных штучек. Газа тратится примерно столько же, а света при этом получается в два раза больше. Или это просто попытка пустить пыль в глаза посетителям, а, господин привратник?

— У нас редко бывают посетители, — отозвался тот. Речь его была всё так же нетороплива, но по небольшой паузе перед ответом я поняла, что невозмутимости в нём чуть меньше, чем он хочет показать. И, довольная, прошла остаток коридора в молчании, делая вид, что не замечаю укоризненных взглядов Вирмы.

За дверью в конце коридора оказалась светлая комната, узкая, но с необычайно высоким потолком — он терялся в переплетении многочисленных лестниц. На этажах, возле некоторых дверей, горели газовые фонари, и, если задрать голову, можно было увидеть бесконечность из лестничных пролётов и несколько звёзд в полутьме, каждая из которых означала одно помещение. Ужас, сколько их тут. А ведь есть ещё и другие башни! Честно говоря, в этот момент даже я прониклась величием Дворца. Правда, ненадолго — у меня здесь было дело, для которого требовалась объективность.

Секретарь сидел за длинным столом, почти пустым. Чернильница, ржавое перо и небольшая стопочка то ли книг, то ли блокнотов — вот и весь арсенал. Мужчина с вытянутым лицом, сухощавый, в такой же мантии, что и у привратника, он даже не пытался изобразить занятость и был почти неподвижен — только сухо кивнул в ответ на наше приветствие и зачем-то сцепил в замок руки.

Привратник удалился вместе с Вирмой и Айзой через одну из дверей, которых и на первом этаже хватало. Я же осталась один на один с этой живой статуей. Кресло, стоявшее на почтительном расстоянии от секретарского стола, подвинула так, чтобы можно было положить руки на столешницу. И положила — локоть, сев вполоборота.

Блёклые глаза секретаря медленно округлялись. Прошло немало времени, прежде чем он совладал с речью:

— Что вы себе позволяете?!

— Просто сижу. Или у вас запрещено? — Возможно, если бы меня так не злило показное превосходство, которое сквозило здесь буквально во всём и во всех, я бы не наглела, села в кресло там, где оно стояло, и завела бы вежливую беседу — как и планировала. Но увы, мне теперь просто необходимо было как-то спустить пар. — Я к вам по личному делу, господин секретарь. Меня Эстина зовут, а вас?

— Передвиньте кресло на место, — деревянным голосом сказал секретарь.

— Неохота кричать через полкомнаты. Так вы не хотите представиться? Что ж, понимаю. Какое значение имеет имя, если вы секретарь Библиотечного Дворца? Вам позволительно то, что непозволительно простым смертным. Например, слишком много свободного времени в течение рабочего дня. Можно читать редкие издания поэмы Слаффу… — Я многозначительно покосилась на корешок книги, одной из немногих в лежавшей перед ним стопке. На корешке стоял цеховой знак книжной мануфактуры, уничтоженной около двухсот лет назад. — Или, например, распивать травяные отвары с шиповником.

Острое недовольство на лице секретаря тут же сменилась удивлением. Он настолько стал похож на обычного человека, что я немного остыла.

— Той девушки, которая всегда носила с собой в полотняных мешочках любимые штарбуртские сборы, больше нет в живых, — сказала я. — Она убита. Вы ведь её помните, не так ли? Её звали Аргелла. Она писала диплом о влиянии магической силы на сознание мага.

Секретарь молчал. Смотрел на меня, непонимающе хлопал глазами. Руки, раньше сцепленные в замок, теперь начали теребить одна другую. Но недолго — скоро секретарь снова их стиснул, ещё крепче, чем раньше.

Я нетерпеливо наклонилась к нему:

— Ну же, я знаю, что у всех, кто здесь работает, превосходная память. Вспомните, пожалуйста. Какие книги она брала, с кем общалась?

В лице секретаря что-то неуловимо изменилось.

— Уж не обвиняете ли вы в чём-то Библиотечный Дворец?

Не удержавшись, я скрипнула зубами. Обычное дело — когда пытаешься восстановить картину событий, из десяти опрошенных человек хорошо, если хотя бы один не решит, что его в чём-то обвиняют.

— Я никого не обвиняю. Мне просто нужна информация. Максимум информации. Чем полнее я увижу, что окружало Аргеллу за несколько дней до её смерти, тем легче будет найти недостающий фрагмент головоломки… пожалуйста.

— Но я не имею права разглашать…

— Да это всего лишь диплом, студенческая работа! — не выдержала я. — Какие тут могут быть тайны?!

Секретарь раздражённо поморщился. Он не смотрел на меня, и весь его вид говорил о том, что он хочет избавиться от назойливой посетительницы как можно скорее.

— Люди, которые здесь работают — тайны. Книги, которые хранит Библиотечный Дворец — ещё большие тайны. Ваша подруга, госпожа Эстина, была лучшей на курсе, только поэтому ей позволили коснуться страниц некоторых древнейших летописей… Только поэтому ей вообще позволили разрабатывать такую тему.

Он действительно помнил слишком много, и даже не хотел притворяться, будто это не так. Но я сразу поняла: нечего и думать выудить из него хоть крупицу этих ужасающе секретных сведений, будь они неладны.

Я, может, всё-таки попыталась бы, но тут внезапно откуда-то сверху донеслись возгласы. Сначала неразборчивые, а потом — после скрипа дверных петель — отчётливые:

— Нет, это невозможно! Третьи сутки, я не вынесу! Гарток!!

Последний вопль прозвучал так громко, что эхо разнеслось на весь дворец. С грохотом захлопнулась какая-то дверь наверху.

Я откинулась на спинку кресла и задрала голову. Вниз по лестнице бежала женщина.

— Гарток, это немыслимо! Третьи сутки… Третьи сутки, а он как в воду канул… Ох, не приведи Творец…

Появившись в приёмной, женщина испуганно посмотрела на потолок, словно там и сидел Творец, и отчаянно зашептала молитву. Я скрипнула зубами. За свою жизнь я так и не определилась, верю я в Творца или нет. Доказательств его существования я не видела, но не видела доказательств и обратного, поэтому допускала оба варианта. Эта неопределённость раздражала меня, как и любая другая, а также раздражало всё, что было с ней связано — например, вид молящегося человека.

Низенькая, темноволосая, с маленьким, раскрасневшимся лицом, незнакомка ужасно не подходила к строгой чопорной обстановке Библиотечного Дворца. Тот балахон, который здесь, по-видимому, было предписано носить всем, смотрелся на ней почти комично.

— Гарток! Ну пожалуйста, сделай что-нибудь!

Её умоляющий взгляд будто не произвёл на секретаря особого эффекта. Он опустил голову, вздохнул и сухо ответил:

— Баура ищут по всему дворцу, Лайги. — Ладони его снова стиснули одна другую. — Он не иголка, найдётся…

— Как ты можешь так говорить о собственном сыне?! — Из глаз Лайги полились слёзы. — Тебе что, настолько всё равно? Сначала ты соглашаешься, чтобы он участвовал в этом дурацком эксперименте, а теперь…

— Лайги…

Я снова перевела глаза на секретаря, и увидела, что тот выглядит почти жалко. Пропажа ребёнка — это явно не то, что нужно обсуждать в приёмной Библиотечного Дворца, да ещё при посторонних. Наверное, наличие семьи и детей у работников этого достойного заведения — тоже какая-нибудь смертельная тайна.

Особенно если эти дети участвуют в каких-то экспериментах.

— Лайги, пожалуйста. Они делают всё возможное. Прошу.

Только сейчас, услышав эти отрывистые фразы, я сообразила, в каком напряжении находится этот человек. Всё то время, пока я пыталась его разговорить, он думал о пропавшем сыне. А перед этим читал книжку, чтобы отвлечься. Ему не положено обнаруживать свои эмоции при посетителях, поэтому он сдерживал свои руки, боясь, что они задрожат.

— Вызови полицию… — плачущим голосом взмолилась Лайги. — Я чувствую, с Бау что-то случилось… Пожалуйста, Гарток…

— Прошу меня простить. Отлучусь на минуту.

Он поднялся — высокий, неестественно прямой, почти негнущийся — обошёл стол. Взял жену за руку и повёл из комнаты, шёпотом пытаясь ей что-то втолковать.

— Но я не верю… — протестовала Лайги, уже вполголоса. — Они ничего не делают… они…

— Прошу прощения, — громко сказала я.

Остановившись, секретарь посмотрел на меня почти с ненавистью. Лайги не смотрела вообще: уткнувшись лбом в его плечо, она всхлипывала и продолжала умолять мужа вызвать полицию.

— Могу я узнать, где ребёнка видели в последний раз?

— Какое ваше дело… — начал шипеть секретарь, но я обращалась не к нему.

Женщина так удивилась вопросу от незнакомой посетительницы, что перестала всхлипывать.

— Сложно сказать… Он был в своей комнате, в соседней башне, потом я отправила его к Гартоку… Было время обеда, а мы никогда не едим в общей столовой. Баур его позвал, но сам на обед так и не пришёл…

— Стало быть, последнее место — эта комната? — уточнила я.

— Он при мне выходил отсюда, — процедил секретарь. — Я не мог сразу бросить работу, и сказал, что приду попозже…

— Стало быть, эта комната, — повторила я и полезла во внутренний карман плаща. Он был надёжно застёгнут, и лежавший в нём детектор магических следов никуда не делся. Я очень надеялась, что речная вода, в которой мне пришлось искупаться, не повредила ему — иначе я упустила бы подвернувшийся мне шанс безвозвратно.

Повезло. Круглый, как большая таблетка, детектор, лежавший посреди моей ладони, засветился не мирным зелёным цветом, а ярко-оранжевым, почти красным.

Так я и думала. Здесь всё было буквально пропитано магией — было бы странно, если бы прибор не среагировал.

Второй раз за сегодняшний день я извлекла из ножен кинжал. Второй раз у меня похолодели ладони и замерло сердце. Но теперь я не собиралась играть роль могучей волшебницы — я намеревалась использовать кинжал на самом деле. Прекрасно зная, к чему это приведёт.

О каждом активированном кинжале становится известно в руководстве Гильдии. Кто, где — они узнают об этом через секунду после того, как член Гильдии ударяет ладонью по торцу рукоятки. Не знаю, каким образом им это становится известным. Говорят, что в кабинете Главы есть огромная карта, созданная в Белых Часах — возможно, всё дело в ней. Как бы там ни было, активируя кинжал, я заявляла о себе во весь голос. Оставалось ждать письмоносца. Или конвой.

В любом случае, у меня имелось несколько часов на то, чтобы что-то разузнать. Я чуяла: что-то с этим дворцом нечисто, и была готова дорого заплатить за то, чтобы расковырять хотя бы одну их великую тайну. А о том, как выкручиваться, можно будет поразмышлять и после.

Перед тем, как в мою ладонь ткнулась рукоятка кинжала, я успела подумать с неожиданной радостью: «Прощай, невидимка!», а потом мысли на несколько секунд исчезли полностью. Вступив в контакт с собственной магической оболочкой, я словно превратилась в огромный сосуд с закипающей кровью, в голове вспыхнуло солнце и ослепило меня. Мышцы напряглись до боли, тело потяжелело так, что невозможно было двинуть ни единым мускулом — а потом вдруг наоборот сделалось очень лёгким. Казалось, я могу взлететь над полом и без соответствующего символа.

Когда сила распределилась по организму, я позволила себе перевести дух, и только потом вонзила кинжал в пол возле стола секретаря. Хотела сначала в столешницу, но вовремя одумалась. Чёрные Кинжалы никогда раньше не осмеливались вести дела на территории Библиотечного Дворца, мои действия не могли понравиться ни одной из сторон. И усугублять ситуацию не стоило.

— Я найду его. А после этого, господин Гарток… — Я смерила секретаря пристальным взглядом, — вы ответите на мои вопросы.

Он скрипнул зубами, но кивнул.

— Пока напишите, пожалуйста, заявление. Мне нужны будут документы.

Секретаря перекосило, но тут же нашлась Лайги:

— Я напишу. Только, пожалуйста, отыщите его!

***

Я действительно думала, что быстро найду мальчишку. Энергетические следы долго не исчезают в пространстве, разве что размазываются и блёкнут. Но двое суток — совсем не срок. Настроив зрение с помощью специального символа, разглядеть эти отпечатки не составит труда. Они похожи на маленькие облака или пятна краски. Главное, найти дорожку нужного цвета.

Но меня ждал неприятный сюрприз. Я почти сразу вычислила необычайно глубокую синеву принадлежащих Бау энергетических следов, но стоило мне пойти по ним, как по ниточке, синие пятна пропали. Произошло это как раз на пороге следующей башни — жилой, и потому начинавшейся не с длинного пафосного коридора, а с уютного холла. Именно этот холл я и обошла в растерянности, боясь, что на глаза вот-вот попадётся маленький хладный труп. Потому что единственное, что может помешать человеку излучать хоть какую-то энергию — смерть.

Впрочем, вскоре я отодвинула версию с убийством на второй план — когда получше рассмотрела остальные следы. В воздухе висели свежие ярко-бирюзовые облачка, принадлежавшие Лайги — окутанная этим бирюзовым коконом, она стояла сейчас на пороге холла, с тревогой наблюдая за мной. Эти облачка были нетронуты, как чуть более ранние белые и фиолетовые. Остальные же — жёлтые, малиновые и зелёные — появлялись редкими мазками. Словно бы после исчезновения Баура кто-то прошёлся по энергетическому полю большим ластиком. Причём удалить он хотел именно следы мальчика — только действовал очень неаккуратно. Будто ему не хватало времени или, может, умения.

Маги могут стирать энергетические отпечатки, равно как и магические (общий магический фон всё равно будет повышен, но кто именно колдовал, выяснить будет почти невозможно). Только они обычно не действуют так топорно. Да и откуда маг мог знать, что появлюсь я? Или он просто где-то рядом, и в спешке делает хотя бы что-то, чтобы его не вычислили?.. Я проверила уровень поля, где могли остаться магические следы; они там были, но какие-то неопределённые, странные. А скорее всего, тоже подтёртые. Как я и предполагала, в общем.

Так что версия с магом пока казалась самой вероятной. С неё я и решила начать.

Я вернулась в приёмную и спросила у удручённо сидевшего там секретаря:

— В каком эксперименте участвовал ваш сын?

Тот досадливо двинул нижней челюстью и ответил:

— Лайги драматизирует. Это не то, чтобы эксперимент… У Баура есть магический дар, и мы пытаемся его развивать, насколько это возможно. Разумеется, с официального разрешения Властителей. Мы ежемесячно докладываем им о результатах.

— Каким образом вы его развиваете?

— Бау раз в неделю активирует Белые Часы.

— Чего?! — Я не успела сдержать восклицания. — Простите… Я хотела сказать… Ваша супруга упоминала, что мальчику всего восемь.

— Да. Он привыкает к магии с детства, чтобы потом…

— Чтобы потом не отвыкнуть? Да и сейчас — это же громадная нагрузка на организм! Вы хоть представляете…

— Я не намерен обсуждать с вами обучение собственного сына.

В голосе Гартока звякнул металл, и я усилием воли подавила желание продолжить высказывать всё, что я думаю по поводу такого «обучения».

— Ладно, простите, — процедила я. — Вернёмся к делу. Эксперимент проходит под наблюдением мага?

— В штате Библиотечного Дворца нет магов, — медленно сказал Гарток.

— Это не прямой ответ на вопрос. Вообще-то спрашиваю только для порядка, потому что и так знаю ответ. Если вы не врёте про разрешение Города Высших на этот эксперимент — а я вижу, что не врёте — то маг должен быть. Кто он?

— Этот маг — я, — послышался негромкий голос совсем рядом.

Мы с секретарём дружно повернули головы. У подножья ближайшей лестницы стоял человек лет пятидесяти. Разумеется, в мантии. Невысокий, гладко выбритый, с короткими тёмными, но основательно тронутыми сединой волосами, он смотрел на меня в упор, и взгляд этот был не из самых приятных, несмотря на то, что на губах мужчины застыла вежливая улыбка. А всё из-за глаз: они были удивительной, чистейшей голубизны, как лепестки незабудок, и, как мне показалось почему-то в первый момент, вообще не умели моргать.

— Легест Тонг-Эмай, старший хранитель, — представился он, подходя ближе. — Раньше работал в Гильдии Белых Часов, но потом сменил деятельность. На время обучения маленького Баура вновь получил право использовать Часы… Гарток, я удивлён. Ты попросил эту девушку провести расследование?

Господин Тонг-Эмай красноречиво посмотрел на секретаря, потом на кинжал, торчавший из пола возле стола, потом — снова на секретаря.

— Я… я не просил.

— Выходит, твоя супруга?

Ох, как мне не понравился этот человек. Сразу, с первой же секунды. Ничто ни в его голосе, ни в его интонации не выдавало намерения кого-то наказать, но секретарь, кажется, понял, что с карьерой уже можно прощаться. Даже несмотря на то, что он действительно ни о чём меня не просил. Да и Лайги, в общем-то, не просила.

— Я сама решила заняться этим делом, — сухо сообщила я старшему хранителю. — И чем дальше занимаюсь, тем более подозрительным оно мне кажется.

— И что же обостряет вашу подозрительность, милейшая… как, простите, я могу к вам обращаться?..

— Меня зовут Эстина. Эстина Кей-Лайни. И я, к сожалению, не могу посвятить вас в детали расследования и поделиться своими соображениями. Но мне нужно задать вам несколько вопросов, если вы, конечно, не возражаете.

— Не возражаю. Но должен предупредить, что если вопросы будут касаться тайн нашей деятельности, то я вынужден буду промолчать.

— Для Чёрных Кинжалов не существует тайн, — нагло заявила я. — Всецело помогать установлению истины — обязанность каждого гражданина Гроуса без исключений. Но если вам угодно, для соблюдения конфиденциальности мы можем пройти туда, где никто нас не услышит. Уверена, такие места в вашем дворце есть.

— Да, конечно. — Легест Тонг-Эмай улыбнулся ещё шире. — У нас таких мест предостаточно.

7.

— Присаживайтесь.

Это был небольшой кабинет, производящий впечатление помещения, где много работают. Конторский стол с большими, но аккуратными стопками бумаг, масляный светильник, на стеллаже — несколько пухлых папок с закладками и книги. Ничто не указывало на то, что работает здесь именно маг, на первый взгляд, здесь не было даже заряженных предметов.

Кресло, куда предложил мне сесть Тонг-Эмай было низеньким и неудобным. Сквозь протёршуюся клеёнчатую обивку проглядывал деревянный каркас. Но я всё-таки села — предварительно расстегнув плащ и сняв кепку, чтобы не упариться в царившей здесь духоте.

— Наверняка вы не понимаете, во что ввязались. — Маг отошёл к своему рабочему месту, но садиться, подумав, не стал. Вместо этого наклонился ко мне через весь стол, упёршись в него ладонями, и я с неудовольствием обнаружила себя под прицелом этих жутких ярких глаз. — Проводить расследование в Библиотечном Дворце невозможно…

— Мне неизвестен документ, в котором этобыло бы отражено, — вставила я.

— Вы ещё молоды и не знаете, что далеко не всё решается документами. Дезактивируйте кинжал, а мальчика я отыщу сам, об этом можете не беспокоиться.

— При всём уважении, старший хранитель, я выполнить вашу просьбу не могу. — Мой тон был отнюдь не уважительным, но я честно старалась компенсировать недостаток актерского мастерства выбором более-менее вежливых слов. — Если дело не раскрыто, завершать расследование я не имею права без указания руководства моей Гильдии. Можете направить официальный запрос им.

Тонг-Эмай терпеливо вздохнул.

— Я напишу вам специальное разрешение, его будет достаточно.

— Увы, нет. Документ не будет иметь юридической силы. Даже если бы заявителем были вы, я всё равно обязана была бы провести самую простую проверку. Вы же сам состояли в одной из Гильдий, и знаете, что так просто у нас ничего не бывает.

— Я договорюсь с вашим руководством. У меня есть связи, поверьте.

Не выдержав, я рассмеялась:

— Хотите сказать, что если при проверке выяснится, что я закрыла дело, потому что старший магистр пообещал мне «договориться», то это будет звучать как веская причина? Да я бы первая сама себя вышвырнула из Гильдии!

— Вас вышвырнут гораздо скорее, если расследование не будет прекращено.

Ему всё сложнее было сдерживать раздражение, хотя голос по-прежнему звучал негромко и спокойно.

Я догадывалась, что Тонг-Эмай не врёт. Даже допускала, что он имеет привычку раз в неделю обедать лично с господином Тормуром. Но, во-первых, я и без того потихоньку смирялась с мыслью, что могу вылететь из законников, так и не начав толком работать. А во-вторых, последнее, что следует делать при разговоре со мной — это угрожать. На меня давили всю мою жизнь, и когда я переехала в Морлио, то сразу пообещала себе, что такого больше не позволю. Никому и никогда.

Мои губы расплылись в улыбке сами собой. Я тоже встала, бросив кепку в кресло, скрестила на груди руки и пообещала:

— Я переверну ваш дворец вверх дном. Разберу по камушку. И поверьте, каждое моё действие будет необходимым и обоснованным, и я даже не пожалею времени написать подробнейший отчёт…

— Успокойтесь, — попросил Тонг-Эмай.

Я удивлённо вскинула брови.

— А я не волнуюсь. Просто посвящаю вас в свои дальнейшие планы.

— Боюсь, вы меня неправильно поняли. Я не собирался вас шантажировать. Просто предупредил о возможном риске, зависящем даже не от меня. Если вы считаете себя оскорблённой — примите мои извинения.

Я посмотрела на него исподлобья. Я ему не поверила. Но у меня было не так уж много времени, чтобы тратить его на препирательства с этим человеком.

— Всё-таки подумайте ещё раз, — продолжал увещевать меня Тонг-Эмай. Он выпрямился и принялся прохаживаться перед столом туда-сюда. — Из-за ваших действий пострадаете не только вы. Это отразится на работе нашего дворца, и особенно, кстати, на господине Гартоке и госпоже Лайги. Просто посмотрите на ситуацию трезво. Доверьтесь мне. Никаких проверок не будет: пропажа Баура — наше внутреннее дело, можно сказать, семейное. Оно не требует расследования. В конце концов, это же ребёнок! Неужели вы думаете, что из-за такого пустяка…

— Боюсь, что это не пустяк, — бесцеремонно перебила я разглагольствования старшего хранителя. — Дело не такое простое, каким кажется на первый взгляд. Для мага поиск пропавшего человека, особенно если минуло менее трёх суток — не такая уж сложная задача. Но только в том случае, если ему не мешают. Мне же кто-то мешает. Вам, кстати, подвластен символ «взгляд»?

— Зорзи? — нахмурившись, переспросил Тонг-Эмай. Очевидно, на Миор-ри он говорил, как на родном, раз это слово так легко слетело с его губ. Я же невольно поёжилась. — Странный вопрос. Умение видеть энергетическое поле подвластно всем обученным магам. Хотите сказать, что он не помог вам?..

— Я ничего не хочу сказать, я только спрашиваю. Можете припомнить, когда в последний раз вы использовали этот символ?

Старший хранитель посмотрел на меня как-то очень устало и, помедлив, усмехнулся.

— Всё-таки допрос? Что ж… жаль, что мне не удалось вас убедить. — Он опустился в своё кресло. — В последний раз я использовал этот символ четыре дня назад, когда наблюдал за Бауром. Мне нужно смотреть, как меняется его поле под воздействием магии.

Немного приободрившись — мне понравилось, что Тонг-Эмай признал себя побеждённым — я попросила его подробнее рассказать о том, что происходило с Бауром, когда он использовал белые часы четыре дня назад, и как это отличалось от предыдущих раз. Выяснилось, что резких изменений не было, хотя за те полгода, что мальчик участвовал в эксперименте, его сила постепенно возросла, и это становилось видно каждый раз, когда он активировал часы. Магическая оболочка Баура за это время увеличилась в размерах раза в полтора.

Я кивнула и ненадолго задумалась. Не много ли для ребёнка?

Как я уже упоминала, у того, кто обладает даром, есть так называемое магическое поле. Обычно оно существует как бы отдельно от человека, обволакивая его, но почти не взаимодействуя с ним — в этом заслуга специального средства, созданного Гильдией Зелёной Трубки, в которое опускают каждого новорождённого младенца. Это то, что присутствует у каждого жителя Гроуса — некий невидимый барьер, защищающий от вредного воздействия магии, долговременный и почти безупречный. Почти — потому что ничего совершенного в мире не бывает, и часть магической силы всё-таки просачивается в человека, но такая незначительная, что дар, при его наличии, не всегда отличишь от обычной интуиции. При активации магического орудия — тех же белых часов, например — невидимый барьер временно исчезает, и человек получает возможность использовать своё магическое поле. У всех магов оно разное, но если тебе не повезло, и поле слабенькое, то существуют дополнительные источники силы — амулеты, артефакты. При желании можно выцедить силу и из ботинка, созданного с помощью заряженной дратвы, но это сложно и обычно не нужно. Да и не совсем полезно брать больше силы, чем позволяет организм. На материке, например, где контакт людей с их магическими оболочками не прерывается, а источники силы бьют ключом, случаются и массовые помешательства, и убийства, и самоубийства, да и вообще тамошние нации здоровыми во всех смыслах не назовёшь. Поэтому остаётся только радоваться, что в Гроусе использование магии так строго контролируется.

Магическое поле может меняться — в зависимости от возраста, настроения мага, и даже погодных условий. Если смотреть на мага с помощью символа «взгляд», можно увидеть вокруг него не тонкую яркую оболочку, как у всех остальных, а большое облако. Я, например, знаю, что моё облако тёмно-голубое — я и сейчас смогу на него посмотреть, если нарисую нужный символ и взгляну, например, на собственную руку. У способных к магии детей энергетическая оболочка обычно почти не отличается от оболочки человека, не обладающего даром, но постепенно она изменяется, увеличивается. К шестнадцати годам, когда можно начинать тренировки с магическим орудием, облако уже почти сформировано, и дальше уже, как правило, не растёт. Но даже в этом возрасте обращение к магии чревато неприятными последствиями. Я в своё время отделалась носовым кровотечением, но в нашей группе случались и головные боли, и даже обмороки.

Что происходит с восьмилетним мальчиком, у которого к тому же увеличена «магическая оболочка», можно только догадываться. И я лично догадывалась о чём-то нехорошем.

— У мальчика наблюдались проблемы со здоровьем?

Тонг-Эмай дёрнул уголком рта, глаза насмешливо сузились.

— Закономерный вопрос. Но это знаете, как с ядом: если давать его человеку регулярно маленькими порциями, то человек потом не отравится даже в том случае, если кто-то вынудит его выпить большую. Нет, Баур реагировал на активацию белых часов абсолютно нормально. И медик, которому его показывают раз в месяц, не выявил никаких ухудшений.

— Медик из Зелёной Трубки?

— Разумеется.

— Он приезжал сюда сам, или Баура возили к нему?

— Возили. Господин Уктес живёт в селении неподалёку отсюда.

— То есть он никогда не бывал здесь?

— Никогда. Так что если вы думаете, что злой дядя доктор утащил маленького мальчика, чтобы проводить над ним жуткие опыты, то тут я вас разочарую, увы.

— Я вас тоже разочарую: шутки у вас так себе, — ядовито отозвалась я. — Пропадал ли ещё кто-нибудь в Библиотечном Дворце в последнее время?

— Нет.

— А раньше? Ходят слухи, что такое у вас случается…

Задавая этот вопрос, я вдруг вспомнила наш шутливый разговор в поезде с Тантаром и Эризой, и подумала, что если со мной что-то произойдёт здесь, то искать мои косточки будет некому… Жаль.

— Это просто слухи, — повторил Тонг-Эмай то, что я сказала тогда своим попутчикам.

— Хорошо… — Я тряхнула головой, изгоняя из неё слишком яркое воспоминание. — Какие ещё маги есть в Библиотечном Дворце?

— В штате Библиотечного Дворца нет магов.

— Это я уже слышала. Хорошо, переформулирую: какие маги приезжали и использовали свою силу на территории Библиотечного Дворца, скажем, за последние две недели?

— Приезжало столько, что я всех не перечислю. А насчёт использования силы… при мне не использовали. Если не считать вас. Список приезжавших можете получить у господина Гартока, если нужен.

— Нужен. Сейчас на территории Библиотечного Дворца есть маги, помимо нас с вами?

— Не могу ответить на этот вопрос.

— Очень жаль, — бросила я. — Кто сможет и где мне его найти?

Тонг-Эмай снова усмехнулся, теперь уже более открыто.

— Дело в том, что сегодня как раз должен приехать один маг. И он, возможно, уже в приёмной. А других — кроме нас с вами — нет. Я имел в виду только это, но, видимо, вы опять неправильно меня поняли.

— Видимо, вы просто не умеете понятно изъясняться. — Прозвучало это грубо, но он сам был виноват. — Известно ли вам о каких-либо энергетических возмущениях в Библиотечном Дворце?

Тонг-Эмай пожал плечами.

— В пределах разумного…

— Что это значит?

— Ну, у нас, например, есть полтергейст в одной из башен, но он слабенький и потому безобидный. Я, правда, всё равно хотел позвать службу очистки, или хотя бы с лампой-ловушкой к нему прогуляться, хотя эти штуки не всегда эффективны… Привратник неоднократно намекал, что неплохо бы что-то сделать — полтергейст как-то раз разбил тарелку, а в следующий раз и вазу из дорогущего фарфора, подарок господина Тормура, может расквасить… Но у меня всё руки не доходят, знаете ли. Дел слишком много.

Последнее было сказано очень выразительно, и я поняла, что лучше сейчас закруглиться, чтобы окончательно не разругаться с ним. Просто потому, что наше открытое противостояние может помешать расследованию.

— Понятно. Занимайтесь своими делами. Список магических предметов, находящихся во Дворце, я тоже могу получить у секретаря?

— Да, он может поднять документы, если вам так уж необходима эта информация. На этом всё, госпожа Эстина Кей-Лайни?

Он издевался. Он совершенно точно надо мной издевался.

— Пока — всё.

Я надела кепку, развернулась и вышла из кабинета. Не сомневаюсь, что моя собственная магическая оболочка пылала в этот момент ярчайшим голубым огнём с проблесками оранжевого — очень давно мне не доводилось чувствовать такую злость. Было бы неправильно утверждать, что я не сказала ни слова — сказала, и ещё какие! Но уже не ему, а захлопнутой мною двери. И шёпотом. Выговорившись всласть, я направилась было к лестнице, чтобы спуститься в приёмную, но застыла, обнаружив в двух шагах от себя человека. Он стоял и с вежливым интересом смотрел на меня.

— Добрый день, — сказал он негромко. — У вас неприятности? Я могу чем-то помочь?

Некоторое время я просто молча разглядывала его. Я, должно быть, походила на лягушку как никогда, но рассудила, что для того, кто ругается на дверь, схожесть с земноводным — не такой уж заметный недостаток. Просто ещё одна «неприятность».

Невысокий, худенький, светловолосый, парень выглядел младше меня. Глаза у него были большие, серо-зелёные, ресницы длинные, кожа очень белая, но не болезненно-бледная, а просто от природы светлая.

— Вы не в мантии, — сказала я наконец, оглядев синий сюртук и торчавший из-под него белейший воротничок. — Ботинки почистили, но на штанине грязь… Вы маг?

Незнакомец приподнял белёсые брови:

— По-вашему, все маги ходят с грязными штанами?

— Тонг-Эмай говорил, что вот-вот должен приехать какой-то маг. Вы только что приехали, и одеты не как служащий дворца. Конечно, можно было бы предположить… — Я тряхнула головой. — Простите, тяжёлый день. Меня зовут Эстина.

Я по-деловому протянула руку, и незнакомец, на мгновенье замешкавшись, ответил осторожным рукопожатием.

— Каус Кор-Тейви. Можно просто Каус. Как вы правильно рассудили, я маг. Законник.

«Коллега, значит», — чуть было не ляпнула я, но вовремя сообразила, что этот тип мог приехать сюда и по мою душу.

— Кор-Тейви — знакомая фамилия. Какой-нибудь древний род?

— Да, довольно старый, — кивнул Каус. — Хотя сейчас это почти не имеет значения. Время аристократов давно прошло, вы и сами это знаете.

О да. Время прошло, но некоторые, вроде моего папаши, до сих пор делают вид, что выше других. И более идиотского зрелища я в своей жизни не видела. А мы как раз не самые родовитые — когда моему предку пожаловали дворянство, король Костермус уже лет пятьдесят как умер.

— Вы прямо из Морлио? — спросила я.

— Нет, я сейчас живу в Дельсуне. Работаю в Центре Пустынных Аномалий. А вы?

— А я работаю в Морлио. Я тоже из Гильдии Чёрных Кинжалов.

— Коллега, значит.

— Ну да. Что же привело вас в Библиотечный Дворец?

— Книги. — Каус улыбнулся. — Мы столкнулись с одним непростым случаем в Приграничье… Непростым даже для этих мест. Мой руководитель надеется, что здешние архивы прольют свет на эти странности. Я, на самом деле, обычно не занимаюсь такими разъездами, но сейчас никого больше нет. Всех кандидатов в мои напарники отсеивают на собеседовании, один вообще не доехал — погиб в железнодорожной катастрофе… Так что вот, кручусь.

Он несколько виновато улыбнулся, словно бы своим приездом помешал лично мне.

А я подумала о Тантаре, который наверняка оказался бы в тех, кого «отсеивали» — но у которого не было возможности даже попытаться пройти собеседование.

Так странно — сейчас передо мной стоял человек, который мог бы с ним работать. А может, и работал бы. В конце концов, Тантар был не так уж плох. Если бы собрался и подумал, как следует, то, возможно, и прошёл бы…

— Жаль… — выдавила я.

— Вы о том парне, что погиб? Вы знали его?

— Мы учились вместе. Не то, чтобы дружили, но… хороший он был, Тантар.

Каус сочувственно кивнул, и было видно, что сочувствие это не показное.

— Соболезную. Так вы только что выпустились? — спросил он.

— Да. А вы?

— Я два года назад. Но в Морлио с тех пор почти не бываю. А если и бываю, то в Гильдию не захожу. Не люблю туда ходить…

Я пожала плечами. Странно, конечно, но не моё дело.

— Вы, наверное, к старшему хранителю собирались? — спросила я. — Простите, что задержала.

Каус качнул головой, но не спешил отвечать. Взгляд его почему-то был направлен мне в живот.

— Вы ведёте расследование? Здесь?

Ах, вот в чём дело. Выйдя из кабинета Тонг-Эмая, я так и не застегнула плащ, и Каус, по всей видимости, заметил пустые ножны.

— Да, — с вызовом ответила я. — Веду. Здесь.

Я уже была готова снова защищать своё право работать в Библиотечном Дворце, но Каус ни в чём не собирался меня обвинять.

— Неужели они сами вас попросили?

— Нет, я… я была здесь по личному делу. Хотела кое-что выяснить. Но… в общем, так получилось.

— Понимаю, — сказал он. — Хорошо. Удачи, госпожа Эстина. Если понадобится какая-нибудь помощь — я к вашим услугам.

— Непременно обращусь, — пообещала я, даже не потрудившись произнести это более-менее правдоподобно.

Впрочем, какая разница? Расшаркивание можно было считать состоявшимся, а это в нашем мире главное. Теперь мы могли с чистой совестью выкинуть друг друга из головы.

***

День стал клониться к вечеру, но я не продвинулась ни на шаг. Открыто против меня больше никто не выступал, но и помощи я не дождалась. Я чувствовала, что все юлят и скрывают от меня даже какие-то незначительные мелочи, из которых, как правило, и складывается нужная картинка. Я подозревала, что каким-то образом с ними всеми успел поработать Тонг-Эмай. Но зато именно ему я была обязана тем, что мне выделили комнатку в жилой башне, на третьем этаже.

Гарток предоставил мне и список магов, и список заряженных предметов. Первый показался мне бесполезным, хотя я его добросовестно изучила и кое-что взяла на заметку. Второй вызвал проблемы: почти никто в Библиотечном Дворце не был готов показывать мне его магические сокровища. Особенно когда дело дошло до книг. Существовала, например, книга, которая могла открыться только в руках мага, получившего доступ к своей магической оболочке — а кроме меня здесь таких не могло быть. Эту книгу мне пришлось выпрашивать едва ли не на коленях, и лишь для того, чтобы обнаружить истлевшие до нечитаемости страницы, которые давно никто не перелистывал. А ещё одну книжку я так и не допросилась. Причём очень любопытную: в ведомости Гартока она проходила под названием «Пленение живого и неживого», а в описании значилось: «Магия крови». Кровь — очень мощная штука. Если кормить кровью книгу с подобным названием, последствия этого действа не способен будет предсказать и профессор магических наук. Могут новые страницы с текстами на древнем языке появиться — а могут и открыться врата в другие миры. А переходы между мирами — опаснейшая и пока почти не исследованная область. И так как существа, которых теоретически можно пленить, находятся не только в нашем мире, то малейшей неточности в прочтении текста, например, хватит, чтобы произошла катастрофа.

Причём я могу поручиться, что когда составлялась секретарская ведомость, закон об использовании магических предметов ещё не был ужесточён. А потом Библиотечный Дворец приобрёл такое влияние, что их никто никогда не смел по-настоящему проверять. Поэтому сейчас можно было допустить всё, что угодно. Например, что эта книга попала в руки восьмилетнего ребёнка. Или наоборот — кого-то, кто вздумал его пленить. Это бы объяснило даже исчезновение энергетических следов: мощный заряженный текст мог призвать пленника через пространство в одно мгновение. Был человек — и пропал, словно растворился в воздухе. Вынужденная телепортация запрещена даже для действующих магов, и если бы я (вдруг) владела этой техникой в совершенстве, то не имела бы права, например, телепортировать преступника прямо в тюрьму. Тут и на самого себя, как я уже говорила, не всякий решится направить этот символ. А уж на другого человека… Сам по себе символ прост, выглядит, как галочка — но при этом требуется такая концентрация силы, и столько всего нужно держать в голове, что многие маги предпочитают ходить пешком.

В общем, если книга не просто потерялась (в чём меня безуспешно пытались убедить трое человек), а находится в чьих-то руках, то это уже преступление само по себе. И мне ли, дипломированной законнице, закрывать на это глаза, будь это хоть Город Высших, а не какой-то там Библиотечный Дворец? Разумеется, нет. Особенно если учесть маленького Баура.

Можно было бы, конечно, пойти за разъяснениями к Тонг-Эмаю и чем-нибудь ему пригрозить, если тоже откажется содействовать, но я сомневалась, что это к чему-то приведёт.

А мне необходим был результат.

Поэтому я дождалась ночи. Когда я выскользнула из комнаты, вооружённая детектором и переносным светильником, до полуночи оставалось четверть часа. Полночь — хорошее время. Всем колдуется легче обычного, а проводить опыты над юным магом, наверное, вообще очень удобно. Даже если сам ты волшебной силой не обладаешь — но обладаешь волшебной книжкой и несколькими пинтами крови. Почему мне в голову пришли именно опыты, понятия не имею — возможно, тому виной был Тонг-Эмай со своими шуточками.

Я решила начать со своей башни, с первого этажа. У меня не было никакого плана, но так как следы пропадали именно в жилой башне, то она казалась самой перспективной. Старые ступеньки были удивительно бесшумны, что, по правде говоря, нервировало. На меня давила угнетающая, густая, как на дне океана, тишина. Фонарь не очень-то помогал справляться с окружавшей меня темнотой, поэтому темнота тоже давила. Было не то, чтобы страшно, но неуютно, и как-то неестественно — словно в ночное время дворец становился большой коробкой, обитой изнутри войлоком.

Я шла, добросовестно обходя каждый этаж — все двери здесь вели на лестницу, не было никаких дополнительных коридоров. Выше и выше: третий, четвёртый, пятый… Когда я поднималась на шестой этаж, то внезапно столкнулась с таким же бесшумным странником. Вернее, странницей. Увидев силуэт в длинной рубашке, спускающийся мне навстречу, я едва удержала вскрик: фонарь качнулся в дрогнувшей руке, но я всё же подняла его. Резко, не теряя ни секунды: чем раньше ты увидишь противника, тем больше преимуществ у тебя будет!

Но это был вовсе не противник. Это была Айза. Её посвящение должно было состояться через три дня, а до того момента ей отвели небольшую комнатёнку в жилой башне, ещё более жалкую, чем мне.

— Привет, — сказала девушка. — А у меня в комнате нет переносного светильника… Ты куда?

— Я работаю. А ты что здесь забыла?

Грубить не хотелось, но слова вырвались до того, как я успела подумать, что сказать. Виной всему было то, что Айза, сама того не желая, напугала меня — а я терпеть не могла, когда меня пугали.

Однако она не обиделась.

— Пить захотелось. Там, на кухне, ведро стоит с колодезной водой, и ковшик…

Кухня находилась на первом этаже. Это ей долго топать, с шестого-то…

— Ладно. Если встретишь кого, не говори, что меня видела, хорошо?

— Хорошо. А как твои успехи?

Айза, как и остановившаяся здесь на одну ночь Вирма, знали, что я затеяла расследование. Медик ахнула, услышав об этом; будущая же служительница отнеслась куда спокойнее. Специфика этого места была ей пока не знакома.

— Об успехах говорить пока рано. Ты, кстати, ничего подозрительного не заметила по дороге сюда?

Айза покачала головой.

— Все спят, — сказала она. — В этой башне, по крайней мере…

— А не в этой? — тут же спросила я.

— Я видела свет в соседней. Наверное, кто-то читает…

— В той, где приёмная?

— Нет, с противоположной стороны. Кажется, там служители живут, и есть ещё какие-то залы и хранилища… Мне господин Суртей рассказывал.

Господин Суртей, высоченный такой детина, тоже был старшим хранителем, как и Тонг-Эмай. Я даже лица его не видела — он ходил, глубоко надвинув капюшон и чуть опустив голову. Слышала только его голос, когда он приветствовал Вирму — глубокий такой, звучный, как из бочки.

— Очень любопытно… — протянула я.

— Туда нельзя, — тут же сказала Айза. Явно испугалась — поняла, что я пойду в запрещённую башню, куда не пускают посетителей, даже её не пустят до посвящения… и что-то произойдёт.

Что-то произойдёт, да. Я тоже это почувствовала, сразу, как услышала про свет. Кто-то читает? Что ж, проверим. Если и правда читает, извинимся.

Я побежала вниз.

— Подожди! — настиг меня отчаянный шёпот Айзы.

Но я не могла ждать. Ведь до полуночи оставалось совсем чуть-чуть.

Дул очень сильный ветер. Двор шумел, словно в нём росли невидимые деревья — больше одного. Извивались язычки пламени в чаше, испещрённой запретным алфавитом. Светильник в моей руке раскачивался в такт бегу, бросая на старые разбитые камни бледных солнечных зайчиков. Вот она, нужная башня — тёмная, с одиноким тусклым окошком на третьем этаже… и с белым свечением в трёх других, под самой крышей. О нём Айза не говорила, значит, оно появилось только что. Кажется, что башня рядом, идти всего ничего. Но расстояния здесь обманчивы: территория Библиотечного Дворца ещё больше, чем можно вообразить. Пока добегу, пока поднимусь, пройдёт ещё минут пять как минимум…

— Стой, погоди!

— Не ходи за мной!! — рыкнула я, резко обернувшись.

Дура. Она мне всё погубит. Я и так не догадалась нарисовать маскирующий символ. Он, правда, он у меня получается довольно слабеньким, ненадёжным, но добежать до нужной башни хватило бы. А теперь ещё эти Айзины вопли.

Она остановилась в нерешительности. Силуэт, слегка подсвеченный костром в чаше. На белой рубашке, коже и распущенных светлых волосах извиваются рыжие отсветы. Босые ноги слегка переступают на месте — ещё бы, камень холодный, успел остыть после захода солнца.

У меня не было времени задуматься, будет ли достаточно моей просьбы, чтобы Айза остановилась. Я побежала дальше.

Входная дверь была заперта. Я знала специальный символ как раз для таких случаев, но не собиралась им пользоваться. В ведомости Гартока имелось множество любопытных предметов, и среди них был, помимо всего прочего, очень хороший детектор, состоящий из двух частей. Если положить один кружок у двери, а другой взять с собой, то никто не сможет проникнуть в здание незамеченным, даже маг. Через дверь. Но ведь есть ещё и окна.

Я прошлась вдоль стены и довольно быстро обнаружила приоткрытое окошко на втором этаже.

Люблю левитировать. Но не когда так темно и нервно. И ещё ветер этот, и огонь из чаши как большой оранжевый глаз смотрит… Я решила не оборачиваться. Пускай смотрит. «Туда нельзя», — сказал мне Айза, забыв о том, что когда я становлюсь действующим магом и занимаюсь расследованием, мне можно гораздо больше, чем всем. Даже в Библиотечном Дворце…

Неожиданно её ладонь схватила мою.

— Я с тобой, — сказала Айза. — Ты ведь собираешься летать? Я никогда не летала. Пожалуйста.

В её глубоком голосе впервые за всё время появились умоляющие нотки. Я была уверена, что Айза всю жизнь была послушной девочкой, но… но, наверное, всегда хотела полетать.

Только увы, здесь был не парк аттракционов.

— Не мешай мне, — процедила я.

— Я не буду тебе мешать. Честное слово. Я буду тихо-тихо…

Время стремительно ускользало, я чувствовала, что могу не успеть, не догнать что-то…

Ладно, пустынные твари с ней.

— Держи фонарь. И ни звука.

Я отдала светильник, начертила свободной рукой символ, и мы воспарили над землёй. Слышно было, как Айза резко втянула воздух, но промолчала. Молодец. Знакомый, почти забытый рывок под ложечкой, упоительная невесомость и лёгкое онемение конечностей…

Здесь. Я начертила в воздухе ещё один символ, и мы застыли возле приоткрытого окна.

— Подтолкни меня немножко, — шепнула я. — Я залезу.

— Видишь, а говорила, мешать буду…

— Делай, не трепись!

Оказавшись на подоконнике, и обнаружив, что в комнате никого нет, я хотела было спустить Айзу вниз, но та уже уцепилась рукой за неоткрытую створку.

— Ты уже полетала, — сердито напомнила я.

— Страшно, — честно призналась Айза.

— Не бойся, я тебя медленно спущу…

Но стоило мне это сказать, как я увидела человека, который пересекал двор по направлению к башне. К счастью, он не поднимал головы, иначе непременно заметил бы нас, или, по крайней мере, стоявший на подоконнике светильник.

Я узнала его даже сверху и в темноте — по фигуре и характерной походке, свойственной очень уверенным людям. Это был Легест Тонг-Эмай. Мы с Айзой затаили дыхание. Было слышно, как старший хранитель гремит ключами. Потом скрипнула и негромко хлопнула входная дверь. Мы отмерли, и я помогла Айзе вскарабкаться на подоконник. Спускать её сейчас было нельзя — никто не знал, когда Тонг-Эмай пойдёт обратно, и насколько повредит моим планам его несвоевременная встреча с Айзой.

— Творец, если он увидит меня здесь… — в отчаянии прошептала Айза.

— Ты сама напросилась.

— Но я же не знала…

— Не знала, что могут быть последствия? Они есть у каждого поступка, к твоему сведению. Особенно у того, который идёт вразрез с правилами. Так что смирись и не мешай, как и собиралась.

Мы оказались в большой тёмной комнате, где стояло пять кроватей под балдахинами. Все они были пусты, но комната не выглядела нежилой: луч от лампы в моей руке поочерёдно отбирал у темноты и вновь возвращал в неё стопки книг, сваленные в груды свитки на одном длинном столе, чернильницы и перья, чашки, домашние туфли у двери… Пятеро человек — девушек, судя по увиденным мною вещам — должны были спать здесь, но куда-то ушли. Все вместе. А окно оставили, чтобы комнату проветрить.

Темнота была и за пределами комнаты. Я никогда не пугалась темноты, даже в детстве — а сейчас почему-то стало жутко. Словно необъятное чёрное чудовище с подвижным тугим телом развалилось за дверью и ждёт… Я шагнула вперёд и двинулась в сторону лестницы, крепко держа перед собой фонарь.

Эта башня была устроена так же, как и предыдущие. Огороженные квадраты этажей, квадратная же дыра посередине — сейчас чёрная, как жерло печной трубы, где очень давно не разжигали огня. И лестницы с бесшумными ступеньками. Наверное, их специально сделали такими. В здании, где не скрипят половицы, гораздо легче охранять тайны: никто не должен слышать шагов того, кто несёт эту тайну с этажа на этаж.

Но моих шагов тоже никто не слышал. И шагов Айзы. Впрочем, я даже не проверяла, идёт ли девчонка следом — она не интересовала меня совершенно. Я поднималась, не касаясь перилл, и робкий огонь моей лампы плыл во всеобъемлющей тьме бледно-жёлтым светляком… Здесь я уже не опасалась детекторов и открыла бы дверь с помощью символа, но та, к моему удивлению, и так оказалась не заперта.

Я очутилась в полумраке небольшого коридора. Впереди, в нескольких шагах, маячили огоньки свечей. Там же хриплый мужской голос что-то бубнил на одной ноте. Слов я не могла разобрать, но догадывалась, что и не хотела бы. Пахло пылью и чем-то затхлым. Пятно света тонуло в висевших вдоль стен коридора гардин, плясало в тяжёлых складках ткани — моя рука, державшая лампу, дрожала. В конце концов я рассердилась на себя и потушила фитиль. Рано пока высовываться. Сперва посмотрим.

Но сколько бы я не храбрилась, с каждым шагом мне становилось всё хуже. Это ощущение преследовало меня давно, но только здесь я, наконец, поняла его природу. Оно было знакомо мне с детства, и особенно часто посещало в Морлио: это было знание о том, что совсем рядом находится пустынная тварь. Возможно, мыслящая, способная потерять страх, вцепиться в горло… Способная восстать против человека и одолеть его, как и тысячи других.

Коридор закончился, и я оказалась на пороге небольшого круглого помещения неизвестных размеров — стены его тонули в полутьме. В центре было гораздо светлее — там на длинном столе стояли такие же переносные лампы, как и та, что я держала в руках, а ещё какой-то светящийся куб величиной с локоть. На этом же столе лежала раскрытая книга, над которой склонился человек в мантии с капюшоном. Рядом застыла полненькая темноволосая девушка в длинном бесформенном платье из тёмно-серого полотна. Ещё три девушки, в таких же платьях, топтались поодаль, понурившиеся и какие-то жалкие. Одна из них беззвучно плакала, прижав ладонь ко рту. Здесь же находились ещё четыре фигуры в мантиях, среди которых я узнала и Тонг-Эмая, и, к моему удивлению — Каус. Вид у последнего был ошарашенный — парень стоял белый, с выпученными глазами, словно увидел что-то, чему не в силах был поверить. Он был в белой рубашке и жилете — сюртук, очевидно, снял и оставил в кабинете старшего хранителя — от чего казался ещё более худым, особенно в таком освещении.

Я притаилась, слившись с одной из портьер, откуда хорошо просматривался центр комнаты. Побубнив ещё с полминуты, господин Суртей — а это был именно он — замолчал. В то же мгновение куб погас, и я, к своему удивлению, обнаружила на его месте небольшое существо размером с кошку. Серая с белым шерсть, полукруглые, как у медведя, уши, раскосые зелёные глаза и длинный, неприятно-гладкий хвост.

«Вияк», — холодея, поняла я.

Существо дёрнулось, метнулось в сторону, но наткнулось на невидимую преграду. Куб, хоть его теперь и не было видно, никуда не делся. Я знала такие «клетки» — они были непреодолимы только для тех, кто сидел внутри; собравшиеся могли, при желании, погладить пустынную тварь — если, конечно, кому-то в принципе может захотеться погладить вияка.

— Мало, — сказал один из мужчин в мантиях. — Он пытается выбраться. Это будет мешать.

— Согласен, — сказал Суртей. — Тали?

Он требовательно, не глядя, протянул ладонь к стоявшей рядом девушке.

— Стойте, подождите! — Каус шагнул вперёд, засучивая рукав рубашки. — Давайте лучше я…

— Нет, — спокойно, но веско произнёс Суртей. — Не вмешивайтесь. Тали знает, что это должна быть она.

Девушка закусила губу и вытянула перед собой руку ладонью вверх. Ладошка у неё была маленькая и круглая. На коже от локтя до запястья алел длинный кровоточащий порез. Пол покачнулся у меня под ногами, когда Суртей поднёс к этой покорно вытянутой руке острое, хищно сверкнувшее в неярком свете лезвие.

Конечно, ничего удивительного не было в том, что для книги, питающейся кровью, понадобилась кровь. Но то, что происходило на моих глазах сейчас, было до ужаса неправильным, диким. Сколько ей лет? Она явно младше меня. Пятнадцать?.. Примерно так. В пятнадцать лет человек — дурак, это я точно знаю. Потому что я в пятнадцать была просто сказочной дурой. До сих пор скулы сводит, как вспомню…

«Тали знает, что это должна быть она». Что она может знать, что она может понимать?!

Лезвие проткнуло кожу, девушка глухо вскрикнула в судорожно прижатую ко рту ладонь и тихонько завыла, когда жуткий инструмент начал чертить ещё одну алую линию рядом с первой.

Я не выдержала. Вышла из своего укрытия, шагнула вперёд и уже открыла было рот… но тут вдруг ощутила неожиданную резкую боль в затылке. И чудовище-темнота сожрало меня в одну секунду.

8.

Следовало, конечно, заранее сопоставить факты. Пустых кроватей в комнате было пять. Девушек на этом жутком обряде — четыре. Значит, где-то должна была находиться ещё одна. Она и находилась — её за несколько минут до моего прихода отправили за каким-то хитроумным устройством, необходимым для опытов над вияком.

Тяжелое, надо сказать, устройство. Если бы мне повезло чуть меньше, могла бы и концы отдать. И никто бы об этом не узнал. Приходил Суртей, извинился от её имени. Девушка была уверена, что я — угроза для Библиотечного Дворца, что я проникла на секретное мероприятие незаконно, и могу помешать исполнению их миссии.

«А исполнение миссии Библиотечного Дворца — первейшая задача для каждого, кто в нём работает», — на одной ноте проговорил старший хранитель. Я уже знала, что старших хранителей здесь несколько, ответственность распределяется между ними, как между Властителями в Городе Высших. Но этот почему-то казался мне главнее всех остальных. Может быть, из-за капюшона? Когда не видишь глаз человека, невольно ощущаешь идущую от него угрозу.

Суртей ушёл, не попрощавшись, и никто не сказал ему ни слова. Такие люди уходят только по крайне важным неотложным делам — даже если просто идут спать.

— Вас немного подлечила Вирма, — невозмутимо оповестил меня Тонг-Эмай. Он возвышался над моим креслом, внушительный, как обелиск. — Мы ей сказали, что произошёл несчастный случай. Не думаю, что она поверила, но здесь не принято совать нос в чужие дела.

Последнюю фразу он особенно выделил голосом. Я молчала. По правде говоря, я старалась вообще на него не смотреть. Мягкое кресло, в котором я сидела, откинувшись на спинку, словно пленило меня своим уютным плюшем, как до того Суртей пленил вияка страшными текстами. Голова уже почти не болела, но тело казалось неподъёмным и как будто не моим.

В кресле напротив сидел Каус. Но не как я, беспомощно откинувшись назад, а на краешке, выпрямившись так, словно бы ему доску привязали к спине. Весь — воплощённая сосредоточенность и внимание.

— Вы нарушаете закон, — сказала я Тонг-Эмаю. Губы слушались плохо, словно онемевшие.

Старший хранитель устало вздохнул.

— Мир — не только чёрное и белое, Эстина. Закон об укрывательстве пустынных существ придуман для обычных людей. Потому что это опасно, когда по улице ходит такое существо, и власти не знают об этом. Гражданин должен предупредить власти о таком существе, когда его увидит. И тем более опасно, если кто-то вздумает держать того же вияка у себя дома в качестве питомца. Но Библиотечный Дворец — не обычная организация. Как и Дельсунский Центр Пустынных Аномалий, кстати. — Здесь Тонг-Эмай слегка поклонился в сторону Кауса. — Разумеется, Город Высших знает, чем мы занимаемся.

— Тогда у вас должно быть официальное разрешение… — упрямо проговорила я.

— Для кого? — спросил Тонг-Эмай. — Никому никогда в голову не приходило, что кто-то будет требовать подобные бумаги у старших хранителей Библиотечного Дворца! Исследование свойств крови магической природы вияка — секретнейшее из всех возможных исследований. Мы используем и магию, и язык Миор-ри, и силы огромнейшей лаборатории — и, конечно же, ту невероятную коллекцию письменных источников, которой нет нигде больше в мире. По-хорошему, здесь нужна целая куча разрешений — примерно такая же, какой уже не один десяток лет обладает Центр Аномалий. Но тогда что-то где-то обязательно всплывёт, произойдёт утечка, возникнут вопросы, почему кому-то дают право нарушать закон, а кому-то нет…

— Очень закономерные вопросы, — перебила я.

— Да, разумеется. Но вместо того, чтобы заниматься всей этой волокитой, мы делаем полезное дело. Пустынных существ нужно исследовать — чтобы понять, какое оружие можно изготовить, и быть готовыми, когда они придут. А они придут, Эстина, всё говорит об этом. Они будут обходить Стержень стороной, но Стержень — это всего лишь точка… Остров значительно больше.

— Как я понимаю, разрешения на то, чтобы мучить людей, у вас тоже нет, — холодно заметила я.

Тонг-Эмай снова вздохнул. Я ему очень надоела, и он явно хотел спать. Неудивительно: шёл второй час ночи, а вставал старший хранитель наверняка очень рано.

— Они знали, на что идут. Все перед посвящением подписывают бумагу о том, что готовы посвятить себя Библиотечному Дворцу полностью и стать его собственностью. Собственностью! Мы специально используем это выражение. И всегда говорим: если для дела потребуется ваша смерть, вы должны будете умереть.

— Не верю, что кто-то в здравом уме на это согласится.

— Обычно у людей, которые приезжают сюда для того, чтобы стать служителями, нет больше места, куда можно пойти. И по-настоящему никто никогда не умирал за Библиотечный Дворец — но каждый из нас готов это сделать. Несколько капель крови — это ерунда по сравнению с тем, к чему они изначально должны были быть готовы. И они знают, что эта кровь послужит благому делу. К тому же дисциплина у нас железная. Те девочки на днях сбежали в город за какой-то ерундой. Тали была против этой затеи и пыталась отговорить их — но не сумела. А они, в свою очередь, уговорили её составить им компанию, сказав, что ничего страшного не будет… С силой воли у неё большие проблемы. Пока. Но, возможно, в следующий раз она будет убедительнее. А они в следующий раз послушают, потому что вспомнят, что один раз она уже мучилась из-за них.

— Это варварство, — отчеканила я.

— Это служение. Настоящее служение с полной самоотдачей. Не все выдерживают, да… Кто-то сбегает. Но остаются лучшие. Потому что по-другому у нас нельзя. Потому что жертвуя собой на благо Библиотечного Дворца люди зачастую жертвуют и на благо всего государства. Опыты, которые мы проводим с вияком, используя имеющиеся только у нас материалы, могут в будущем спасти тысячи жизней. И я не преувеличиваю, поверьте…

Я невесело хмыкнула.

— А как же быть с побочными эффектами?

Тонг-Эмай, явно раздосадованный тем, что вынужден посреди ночи упражняться в красноречии — да ещё для такой неблагодарной слушательницы — позволил себе нетерпеливо щёлкнуть языком.

— Эстина, этот вияк шастал недалеко от Дельсуна, там таких отлавливают по несколько штук в неделю. Он не представляет ни для кого опасности…

— Допустим, прямой опасности для людей нет, — согласилась я. — Но то, что вы делаете, мягко говоря, вызывает недовольство вияка. Возмущение чувствуется на энергетическом уровне. — Я хотела сказать, что ощутила это на себе, но вовремя прикусила язык: сверхчувствительность к магии и порождениям Пустынного Берега нигде не приветствуется. — Это, в свою очередь, пробуждает и другие силы… Вам не приходило это в голову, так ведь, уважаемый старший хранитель?

Мне не удалось скрыть издевку в голосе (да я и не особо старалась). Тонг-Эмай сухо спросил:

— И что? У нас всё под контролем…

— Ой, не думаю. Ведь мощь, в том числе, набирают призраки и полтергейсты… Ага, — протянула я удовлетворённо, глядя на изменившееся лицо старшего хранителя, — вижу, что и вы начинаете понимать. Ведь вам привратник не раз жаловался на «слабенького полтергейста», который разбил тарелку. Только никто не учёл, что появление такой твари, как вияк, прибавит этому полтергейсту энергии. Он станет значительно сильнее и даже разумнее. И захочет ещё больше… Он знал о вашем желании вызвать Чёрные Кинжалы — и когда появилась я, решил, что вы выполнили свою угрозу. Пока мы общались с господином Гартоком в приёмной, он стёр энергетические следы ребёнка, а заодно и свои собственные — ведь полтергейсты с возросшей силой, ко всему прочему, отлично работают с энергетическим пространством…

— Думаете, это он похитил Баура, — утвердительно произнёс Тонг-Эмай.

— Да. И если мальчик ещё жив, то лучше поторопиться — это может быть ненадолго.

Мы действительно обнаружили Баура на чердаке. Живого, хоть и очень ослабшего. Я впервые без сожалений воспользовалась лампой-ловушкой, дополнив её действие символом. Полтергейст прекрасно осознавал, что делал, и заслужил свою участь. Когда всё было кончено, Тонг-Эмай понёс ребёнка родителям, пожелав нам с Каусом спокойной ночи.

— Подождите, мне нужно поговорить с господином Гартоком…

— Завтра, — отозвался старший хранитель, не обернувшись.

— Но это срочный деловой разговор!

Ответом мне послужило молчание, хотя я знала, что Тонг-Эмай всё прекрасно услышал.

Меня аж перекосило. Опять он меня с кем-то путает! Я не подчиняюсь его приказам, ау нас с Гартоком договор. Завтра радость от встречи с сыном немного поутихнет, и секретарь будет слишком тщательно выбирать, какой информацией со мной делиться.

Я было решительно направилась за Тонг-Эмаем, однако Каус удержал меня — мягко, но настойчиво.

— Боюсь, господину Гартоку сейчас будет не до вас. Его сыну нужен уход, а жене — поддержка. Да и ночь — не самое подходящее время для срочных деловых разговоров. Оставьте до утра.

— Я смотрю, вы обо всех беспокоитесь, — заметила я.

Но в конце концов всё равно пришлось признать, что Каус прав. Да я и сама валилась с ног.

— Позвольте, провожу вас до вашей комнаты.

— Не стоит, я… — Тут я чуть было не ляпнула, что и без него прекрасно помню, где моя комната, но вовремя спохватилась. В конце концов, Каус не виноват, что мне больше не на ком срываться, и что мужская обходительность с некоторых пор вынуждает меня моментально ощетиниваться. — …Я прекрасно дойду сама, благодарю вас. А вы наверняка сами устали с дороги и… и после всего этого…

Тут я снова сбилась. Мысли путались, язык еле ворочался во рту. Теперь, когда всё закончилось, из меня будто в момент исчезла вся энергия.

— Мне всё равно в ту же башню. — Каус деликатно взял меня под локоть и повёл с чердака вниз по лестнице, держа в свободной руке мой светильник. — Поздравляю, вы неплохо справились с этим делом. Для вчерашней выпускницы это большой успех. Я только не уловил, почему полтергейст выбрал именно Баура? Потому что он начинающий маг?

— Вы и об этом знаете? Вы неплохо осведомлены для человека, который приехал сюда выяснять про какую-то аномалию.

— Мы с Библиотечным Дворцом часто работаем вместе и сдружились. У нас одна компания, по большому счёту… Так что я знаю и о Бауре, и об эксперименте, в котором он участвует.

— Тогда вам несложно будет понять, что именно произошло. Магическая оболочка Баура увеличивалась — постепенно, но всё же слишком быстро для ребёнка. Это — да и сам эксперимент, всплеск энергетической активности — спровоцировало полтергейста. Как я уже сказала, ему хотелось ещё больше энергии, чтобы стать ещё сильнее, и он полагал, что сможет питаться ею, если мальчик будет находиться рядом с ним. Он ждал всплесков энергетической активности, но без белых часов Баур её не проявлял. Увидев меня, полтергейст запаниковал; и так как от мальчика толку не было, он вполне мог его убить.

Пока я говорила, мы покинули башню и вышли во двор. Я снова посмотрела на негаснущий огонь, разведённый в чаше. После истории с вияком я могла построить множество предположений, для чего зажгли это пламя, включая самые неприятные. И знала, что правда навсегда недоступна для меня.

— Они здесь иногда мясо жарят, — вдруг сказал Каус, проследив за моим взглядом.

— Чего-о? — Я резко обернулась и вытаращилась на него.

Каус улыбнулся. Я уже заметила, что он всегда улыбается очень светло, и при этом словно извиняясь за что-то.

— Служители и хранители Библиотечного Дворца — тоже люди, а развлечений здесь не так много.

— Но там алфавит Миор-ри, я видела!

— Да, но чаша защищена множеством охранных символов, и это делает её почти обычной.

— И зачем тогда жечь огонь круглые сутки?

— Во дворе нет других источников освещения, — резонно заметил Каус.

Я фыркнула.

Мы молча пересекли двор и вошли в башню. И почему они не оставляют несколько светильников на ночь? Гасят все, которые есть на этажах, и огромный дворец превращается в склеп.

Мне казалось, перед дверью моей комнаты Каус просто пожелает спокойной ночи и уйдёт, но он вдруг сказал:

— Вы не хотели бы поехать работать в Дельсун? Это, конечно, сложная, опасная, но очень интересная работа. А собеседование вы пройдёте без труда, я уверен.

У меня сладко ёкнуло сердце. Дельсун! Пустынные аномалии! О такой работе многие и мечтать не смеют, а я…

— Я на исправительных работах, господин Каус. Вернее, я была на исправительных работах, когда решила уехать из Морлио на полдня — и попала в ту железнодорожную катастрофу. Некоторое время я лечилась, потом поехала сюда, по личным причинам, чего тоже не должна была делать. Но теперь я активировала кинжал, и Гильдии известно, где я. Не знаю, чем это всё закончится, и что меня ждёт. Вполне возможно, тюрьма. Так что спасибо за предложение, но боюсь, ничего не получится…

— Но за что вас приговорили к исправительным работам?

Я сказала, что разбила лампу-ловушку, потому и была назначена помощником фонарщика. Чуть было не ляпнула о своём папаше, отказавшем мне в деньгах, но вовремя прикусила язык. Так бы получилось, что я плачусь Каусу, а я не люблю напрашиваться на жалость.

Но он кажется, и так всё понял.

— Если вы пройдёте собеседование, ваши проблемы с полицией можно будет решить в два счёта. Центру очень нужен хороший сотрудник — а вы будете хорошим сотрудником, я в этом не сомневаюсь. И директору вы тоже понравитесь, уверен… Подумайте об этом до завтра.

Я пообещала подумать, пожелала Каусу спокойной ночи и вошла в свою комнатку. Из её глубины на меня внезапно двинулась тень, и я уже вскинула свободную от светильника руку для символа, когда увидела, что это всего-навсего Айза.

— Что ты тут делаешь?! — выдохнула я шёпотом.

— Я волновалась за тебя. Прости, что сбежала. Я пряталась за занавеской, когда появилась эта девушка, а потом ты вышла из своего укрытия, и я поняла, что мне нельзя там больше задерживаться… Я очень подвела тебя?

— Подводит обычно тот, на кого рассчитывают.

Честно говоря, я даже забыла про Айзу. Я и сейчас хотела, чтобы она ушла, но воспитание не позволяло сказать об этом прямым текстом, а уставший мозг не мог подобрать правильные слова.

— Ты как-то продвинулась в поисках мальчика?

— Мальчика нашли, он с родителями. Послушай, Айза, не сердись, но я очень…

— Да, я понимаю, сейчас уйду. Рада, что всё хорошо закончилось. Возможно, завтра нам не удастся попрощаться, так что…

Слово «попрощаться» резануло меня. Я уезжала — а Айза оставалась. Чтобы стать служительницей.

— Ты хочешь сказать, что не передумала? — спросила я. — Это же страшное место. Ты ведь тоже видела, если была там…

— Видела, — спокойно ответила Айза. — Но это не значит, что я должна отсюда уезжать.

— Они служителей даже за людей не считают!

— Всё верно, — согласилась Айза. — Служитель Библиотечного Дворца и не человек. Он выше, чем человек.

Я стиснула зубы.

— Тонг-Эмай говорил о них как о «собственности».

— Неважно, как это называется. Служитель Библиотечного Дворца служит людям, и всё, что он делает, идёт на пользу обществу…

— Да тебе просто задурили голову! — не выдержала я.

— Нет. Это то, для чего я рождена. Я всегда это чувствовала. Я не умею общаться с людьми, не переношу шума, я всегда хотела отгородиться от мира, но при этом познать его до самых глубин. А здесь собрана память всего человечества, здесь такие тайны, которые знают лишь избранные — и я стану этой избранной! Меня вдохновляет мысль, что я буду частью совершенной системы, что Гроус будет стоять и процветать — отчасти благодаря мне…

В её голосе вдруг зазвучала такая страсть, что я испугалась. Она будто стала столпом огня, который мог поджечь всю комнату, включая и меня. Я невольно отступила на шаг, и Айза, заметив это, смутилась.

— Твоя работа ведь тоже предполагает опасность, — уже спокойнее заметила она. — Ты ведь тоже пошла в Гильдию Чёрных Кинжалов, чтобы сделать мир лучше. Такие, как ты, всегда рискуют и платят подчас слишком большую цену… но если бы этого не было, воцарился бы хаос. Так что ты сможешь меня понять…

«Нет, — подумала я. — Не могу. Во-первых, я не шла в Гильдию, а бежала из дома, Гильдия просто вовремя подвернулась. Всё остальное приложилось после. Во-вторых, я люблю разгадывать загадки. А в-третьих… закопать себя заживо среди пыльных манускриптов, да ещё и стать чьей-то собственностью, не имея прав и возможности защититься в случае чего — как об этом можно мечтать?».

Однако я как-то сразу поняла, что поддерживать этот разговор бесполезно. То, что я назвала бы «подчинением кучке сомнительных личностей», Айза упорно продолжала бы называть «самопожертвованием во имя великой идеи», и если и существовало средство, чтобы изменить её сознание, то у меня его не было.

— Хорошо, Айза… Удачи тебе.

***

Я зря опасалась, что Гарток забудет о нашем уговоре или пересмотрит его. Он действительно подготовил для меня список книг и даже написал их примерное содержание, зная, как и я, что ознакомиться с ними мне не дадут. В приёмную за своим кинжалом я пришла часам к одиннадцати, и у секретаря уже всё было готово.

— А кто консультировал Аргеллу, когда она работала с дипломом? — спросила я, проглядывая список.

— Господин Суртей, насколько мне известно. И ещё пара служителей, но тоже под наблюдением старшего хранителя…

Гарток говорил негромко и с оглядкой. Меня это по-прежнему раздражало, но уже не так, как поначалу. Кто их знает, этих библиотекарей с их тайнами… Если они не подчиняются никаким законам, то вполне могут за слишком длинный язык посадить Гартока в какой-нибудь тёмный подвал. Или его ребёнка. Для поддержания треклятой дисциплины.

— И тут все книги, которые она читала в зале, правильно?

— Верно. Она, правда, набрала больше, но некоторые ей не позволили взять.

— Это какие? — тут же заинтересовалась я.

— Не могу сказать точно. Я только слышал, как старший хранитель Тонг-Эмай просил смотрителя читального зала не давать ей мемуары Мантера Сиу.

— Вы это слышали, потому что тоже находились в читальном зале?

— Нет, я находился тут, — невозмутимо ответил Гарток. — Просто старший хранитель и смотритель Тебай вышли на лестницу, когда это обсуждали.

Ну да, разумеется… Читальный зал у них на втором этаже, слышно здесь должно быть хорошо. Занятно только, что об этом нельзя было поговорить внутри. Настолько, что Аргеллу оставили там одну — ведь кроме смотрителя там мало кто бывает из служащих Дворца. Это я успела узнать во время вчерашних шатаний по этому замечательному месту.

— А кто такой этот Мантер Сиу?

Гарток посмотрел на меня, как на блоху.

— Известный художник, госпожа Кей-Лайни. Жил около трёхсот лет назад.

Я сделала вид, что не заметила презрения в его взгляде. Вместо этого спросила:

— Зачем Аргелле понадобились мемуары художника?

— Он обладал даром, а тогда ещё не был изобретён состав эликсира, блокирующего доступ человека к магической оболочке. Если вы посмотрите на его картины, то увидите, что они не совсем обычны. Он видел мир не так, как нормальный человек — что неудивительно для того, кто находится в постоянном контакте с магией. И разумеется, это отражалось на его творчестве. Для того, кто исследует влияние магии на сознание, его дневники должны быть очень интересны.

Я рассеянно поблагодарила секретаря за обстоятельный ответ. Мысли мои в те секунды вернулись на несколько месяцев назад.

«Землю пронзила большая хрустальная игла, и люди лишились защиты… — нараспев читала Аргелла. — Красиво, правда? Что бы это могло значить? Может, у господина Тормура спросить?.. Хотя нет, ему это не понравится… Я не должна была видеть эту книгу… Но красиво ведь, да?»

— И почему же, интересно, ей не позволили взять эти мемуары?.. — проговорила я, задрав голову — словно бы могла увидеть двух мужчин, стоявших этажом выше и договаривающихся скрыть от любопытной студентки записки сумасшедшего художника. Могу поспорить, что пока они договаривались, любопытная студентка уже заглянула туда, куда было нельзя. Вопрос, узнали ли они об этом?..

— Некоторые старинные книги просто разваливаются в руках, — со вздохом заметил секретарь. — Их могут брать только специально подготовленные люди в особенных перчатках, сделанных в Гильдии Белых Часов… Полагаю, мемуары Мантера Сиу относятся к таковым.

— Ну да, — медленно кивнула я, — так я и подумала.

9.

Морлио, Морлио… Когда я теперь тебя увижу?..

Лошади бежали быстро. Дилижанс подскакивал на ухабах, и что-то в животе противно сжималось, как от дурного предчувствия. Я спрашивала себя, действительно ли это то, что мне нужно делать, правильно ли я поступаю — и не находила ответа. Казалось, в моей жизни всё упорядочивается. Сглаживаются острые углы, рассеивается облако неизвестности. Я была уверена, что пройду собеседование и устроюсь на прекрасную работу. Каус сказал, что тогда и о проблемах с законом можно будет забыть — и я почти не сомневалась, что Центру удастся решить этот вопрос. У меня будет хорошее жалование, вдоволь загадок, чтобы их разгадывать, а в отпуск я смогу ездить, куда захочу, включая тот же Морлио… но всё же, всё же. Что-то безвозвратно исчезало из моей жизни, что-то очень важное. И потом, как быть с Аргеллой?..

— Не стоит грустить, — сказал мне Каус. — Если тебе что-то не понравится, ты всегда сможешь уехать.

Мы недавно перешли на ты, но он по-прежнему говорил с некоторым официозом, продолжая держать дистанцию. Мне подумалось, что это и к лучшему. Я пока не могла сказать, как отношусь к Каусу. Слишком он был положительный. Участлив, вежлив, не назойлив, проницателен. Да ещё и красив.

«Но при этом он позволил порезать руку Тали во второй раз, — напомнила я себе. — Да, он хотел предложить свою кровь, но отступился, когда ему сказали «нет».

Нельзя было утверждать, что он испугался. Просто доверился чужому понимаю ситуации. Кауса убедили, что он не знает, как правильно — и он согласился. Почему, интересно? Потому что Суртей — авторитет, с которым сложно спорить? Потому что Каус не хотел портить отношения между Центром Пустынных Аномалий и Библиотечным Дворцом?..

«Или потому что он всегда так делает?»

— А там есть что-то, что может мне не понравиться? — спросила я, сделав вид, что не заметила его попытки меня подбодрить. Честно говоря, не люблю, когда мне говорят, какие эмоции мне следует испытывать, а какие нет. Хочу — и грущу. А если вам не нравится моя кислая физиономия, то никто не заставляет вас на неё смотреть. И это если не упоминать того, что моё состояние на тот момент вообще имело мало общего с грустью.

Прозвучало, тем не менее, резковато. Пожилая женщина в чепце — единственный пассажир дилижанса, если не считать нас — посмотрела на меня с явным недовольством. Как будто наш разговор её как-то касался. Её взгляд я встретила с вызовом, и женщина отвернулась.

Каус же, по своему обыкновению, вообще не обратил внимания на мой тон. Он дипломатично заметил:

— Везде есть то, что может не понравиться. Там мало расследований, как таковых, тем более у начальства они не очень приветствуются — понятно, что есть обязательства перед Кодексом Гильдии, но в Центр нас берут не для этого. Зато там много суеты. Особенно поначалу. Иногда нужно будет выезжать с учёными на опасные участки, много консультировать… К тому же в Дельсун пробирается немало пустынных тварей, а отдела очистки у нас нет. Приходится самим заниматься отловом и уничтожением… В основном, кстати, отловом, потому что Центр именно исследовательский. Но бывает, что и убиваем.

Я нахмурилась.

— А мне говорили, там есть какие-то специальные отряды для этих целей…

— Есть, но не в самом Дельсуне, а ближе к Свен. Дельсун, хоть и находится в районе Приграничья, расположен милях в трёх от реки. Пустынных тварей там не так уж и много, особенно если сравнивать с более близкими к Свен населёнными пунктами. Но намного больше, чем в Морлио, разумеется…

Я представила, как мне, с моей восприимчивостью к энергетике явившихся из-за Свен существ, придётся ходить по улицам Дельсуна, постоянно ощущая присутствие невидимых теней на изнанке города. Ни дома, ни в Морлио мне так и не удалось привыкнуть к этому ощущению — а в Дельсуне оно явно будет сильнее.

— Но иногда попадаются настолько интересные случаи, что это того стоит, — убеждённо сказал Каус. — Именно с точки зрения изучения пустынных аномалий. То, что приходит с Пустынного Берега, постоянно изменяется, очень много мутаций, очень причудливое воздействие на вещи, не сразу понимаешь, в чём соль… И, к сожалению, люди тоже попадают под влияние этих процессов. Некоторых мы так и не смогли излечить…

— Излечить? В Центре есть и Зелёные Трубки?

— Есть… — не сразу отозвался Каус. — Один человек. И он обычно на выездах.

— Всего один?!

Каус в раздумьях почесал переносицу, подбирая слова:

— Понимаешь… Это не совсем те болезни, которые должен лечить врач. Это больше по нашей части…

— Как это?

— Ты всё увидишь на месте.

Я заметила, что перед тем, как ответить, Каус скользнул взглядом по нашей попутчице. Он не стал выразительно на неё коситься, но я и так поняла: темы, которые мы затронули — не для чужих ушей. Не для моих, кстати, тоже — ведь меня пока не взяли на работу.

***

На ночь мы остановились в городе Свирстек, в скромной, но довольно уютной гостинице. За номер расплатился Каус, хотя я была против и даже вспылила — я в состоянии заплатить за себя сама! Даже если это будут мои последние деньги.

— Если ты устроишься в Центр, мне всё компенсируют, — сказал Каус, слегка растерявшись от моей реакции.

— А если нет?

— Устроишься. Я почти уверен в этом.

— А если нет?!

— Позволь всё-таки мне, — терпеливо ответил Каус. — Я буду неловко себя чувствовать, если женщина в моём присутствии будет сама за себя платить.

Тут ещё вмешалась хозяйка гостиницы, неестественно румяная рыжая тётка, которая слышала наш разговор.

— Мы все поначалу ломаемся, — доверительно сообщила она.

Я вспыхнула и, подавив желание отвести глаза, гневно на неё уставилась. По крайней мере, надеюсь, что на моём лице отразился именно гнев. Как на неё посмотрел Каус, я не видела. Но, судя по всему, у него получилось лучше, потому что улыбка женщины увяла именно при взгляде на него.

Каус молча расплатился, вручил мне ключ, и настроение у меня испортилось окончательно. Я молча ушла в номер, не сказав «спасибо» и не пожелав спокойной ночи. Если бы это был Морлио, я бы непременно отправилась гулять, но шататься по незнакомому городу после захода солнца было глупо. Поэтому я просто уселась в номере на свободный стул и принялась злиться.

Злилась я, разумеется, на себя. И знала почему. И Каус тут был не виноват совершенно.

Признавать свою неправоту всегда нелегко. Особенно перед кем-то, кроме самой себя. Я промаялась полчаса, убеждая себя, что завтра Каус всё равно сделает вид, будто ничего не произошло, и мы будем общаться, как обычно. А раз так, то лучше не ходить и не позориться.

Но я чувствовала, что так будет неправильно. И если мы действительно станем напарниками, то некоторые вещи лучше объяснять. Даже если сложно.

Я вышла и подошла к соседнему номеру. Дверь на мой нерешительный стук открылась почти сразу.

— Что-то случилось? — спросил Каус, увидев меня. На его бледном лице не было привычной благожелательности, но не было и недовольства. Честно говоря, оно вообще было каким-то отсутствующим, это лицо.

— Я хотела извиниться. И поблагодарить за номер.

— А… Не стоит, всё в порядке, — сказал Каус.

— Нет, не в порядке. Я не хочу, чтобы ты думал, что я так всегда себя веду. И чтобы знал, что это никак не связано с тобой.

Каус вздохнул и вышел в коридор. То, что он поступил именно так, а не стал приглашать меня в номер, тоже многое мне сказало и слегка смутило. Я уже и забыла, как это бывает, когда кто-то думает о том, чтобы тебя не скомпрометировать. В Гильдии на все эти церемониалы давно никто не обращал внимания, особенно в студенческом квартале — а Каус, не сомневаюсь, и там вёл себя так же… Хотя, возможно, сейчас этот жест был вызван неосторожной репликой хозяйки гостиницы.

— Разумеется, не связано, — сказал он. — У тебя был сложный день. И, насколько я понимаю, не один. Так что успокойся и не бери в голову. Всё хорошо.

— Не такой уж и сложный, были и посложнее, — возразила я.

— Наверное, накопилось… — Каус вежливо улыбнулся, и у меня появилось настойчивое желание взять его и хорошенько потрясти. Хотя он наверняка и это списал бы на сложный день.

— В последний раз за меня расплачивался мужчина, который обкрадывал моего отца. — Я вовсе не собиралась вспоминать эту историю, но меня словно кто-то за язык дёрнул. — Разумеется, я тогда не знала об этом. Но с тех пор…

Я запнулась.

— С тех пор ты всё время ждёшь подвоха, — подсказал Каус.

— Нет, с тех пор я каждый раз вспоминаю о том, какой была дурой, что не раскусила этого типа раньше, — раздражённо возразила я. Не люблю, когда за меня договаривают, да ещё неправильно. Потом вздохнула и взяла себя в руки — в конце концов, я пришла сюда не для того, чтобы ухудшать ситуацию. — Просто этот человек обманывал и меня, и всю мою семью, а я…

А я в упор не замечала того, что потом оказалось таким очевидным. Хотя мы постоянно были вместе, и столько гуляли, и столько говорили, и на все встречи с поставщиками я ездила с ним. Потому что просто невозможно было расстаться ни на минуту. Я считала дни до шестнадцатилетия, когда о нашей помолвке можно будет объявить всем. Папаша потирал руки: союз нашей фабрики с этой обещал такие суммы, что больше не пришлось было бы тратить столько усилий, чтобы казаться богатыми — мы действительно стали бы ими. Мы уже провернули несколько сделок, но мой брак с сыном и помощником директора фабрики сделал бы сотрудничество ещё более тесным и долгим. И если бы я своими глазами не увидела, что Мартан не платит за красители ни одной монетки, в то время, как мы еле набирали денег на эту статью расходов… Он, конечно, сам сглупил, что взял меня с собой в тот день. Иначе я никогда бы не узнала, что поставщик красителей — друг его детства, который, к тому же, по гроб жизни ему за что-то обязан. Тогда-то я решила присмотреться получше к документам. Я читала — и на меня постепенно наваливались воспоминания о десятках, а то и сотнях подаренных мне букетов, об обедах в маленьких городских ресторанчиках, о прогулках по рекам на лодке со специально нанятым скрипачом…

Я поняла, что мы молчим уже с минуту. Каус то ли ждал, когда я договорю, то ли просто рассматривал меня. Выражение его лица было мне непонятно.

— Ладно, извини. Тебе это знать совершенно необязательно. Я просто хотела извиниться и сказать «спасибо».

Каус немного помолчал и вдруг произнёс:

— Тяжело тебе будет в Дельсуне.

— Из-за моего дурацкого характера? — мрачно спросила я.

— Нет… Скорее, наоборот. Не знаю, как тебе объяснить… но учти на будущее: тебе иногда придётся поступать против совести. И даже против закона, потому что далеко не все законы там могут работать. Обстановка другая, не такая, как в Морлио…

— Законы придумывались для всей страны, — отрезала я.

— Да, и тем не менее. Взять, например, тот случай, с которым я приехал в Библиотечный Дворец…

Каус понизил голос и огляделся. Если бы не любопытство, я бы уже закончила этот разговор — он мне окончательно перестал нравиться — но вместо этого решительно толкнула дверь в его номер.

— Пошли, там поговорим.

— Но…

— Да брось ты, — отмахнулась я. — Было бы о чём беспокоиться… И всё равно никто нас не видит, коридор пустой. А вот услышать могут…

Его комната меня напугала. В своей я уже умудрилась устроить бардак — это было сложно, учитывая почти полное отсутствие вещей, однако я справилась. На кресле, раскинув рукава, расположился мой плащ, кепка пристроилась на столике под небольшим овальным зеркалом, а содержимое сумки устилало кровать — это я искала просыпавшиеся на дно мелкие монетки.

В комнате Кауса же было ощущение, что здесь вообще никто не живёт. Не было ни верхней одежды, ни чемоданчика, с которым он приехал.

— А где всё? — изумилась я.

— В шкафу, — не менее удивлённо отозвался Каус.

«Одежда на плечиках, остальное на полке сверху, — поняла я. — То есть, это надо было открыть, развесить, разложить… м-да».

— Так что за случай привёл тебя в Библиотечный Дворец? — обернулась я, решив оставить увиденное без комментариев.

— Люди стали сходить с ума и убивать, — сказал Каус. — Зверски. Потому что кроме сумасшествия в них также просыпается нечеловеческая сила. Некоторые перегрызали горло своим жертвам, а то и вообще вырывали глотку голой рукой. Был случай, когда одна сестра убила таким образом другую на глазах у матери, а потом принялась пить кровь убитой. Мать, разумеется, должна была донести на неё, тем более, мы не раз предупреждали, что о таких случаях следует сообщать. Но она этого не сделала, и девушка сбежала. Они все сбегают, и спустя какое-то время — если мы не успеваем сразу среагировать — их находят мёртвыми. Безо всяких видимых изменений. Считаешь ли ты, что мать нужно привлечь за сокрытие преступницы?

— Да, — без колебаний ответила я. — Девушка могла убить кого-то ещё.

Вообще-то странная история. Сложно было представить пустынную тварь, способную свести с ума человека, да ещё и не оставить при этом видимых следов. «Очень много мутаций, — вспомнилось мне. — И люди, к сожалению, тоже…»

Вот они, болезни, которые не в силах вылечить Зелёные Трубки, и которые больше относятся к нашей деятельности. Любопытно, любопытно… Но всё равно, сумасшедший на свободе, способный убивать — это огромный риск. И её мать должна была это понимать.

— Да девушка могла убить, — откликнулся Каус на мой аргумент, — но не убила. А у женщины и так горе — в один день она потеряла двух дочерей.

Я подумала и пожала плечами:

— Не знаю. Я бы смотрела по обстоятельствам. И вообще, мать — это забота полиции, разве нет?

— Тут тоже не всё однозначно, — сказал Каус. — Зачастую такие вещи приходится решать нам.

— И как же вы решили в этом случае?

— Мы отпустили женщину. Пришлось пойти на небольшой обман, но можешь ли ты осуждать нас за это?

— Могу. Может, эта мать и убила их, а подстроила всё так, будто одна из дочерей взбесилась?

— Это исключено, были и другие свидетели.

— Час от часу не легче, — проворчала я. — Эти же свидетели будут знать, что женщина осталась безнаказанной. Между тем, как и полиции, и Чёрным Кинжалам, следует быть беспристрастными. Такие вещи не должны случаться.

— Не должны, — согласился Каус. — Но у нас они случаются. И если ты не примешь этого, то не приживёшься в Дельсуне.

Я хотела было запальчиво возразить, что всё равно буду действовать по закону, и пусть что хотят, то и делают — это не только моя репутация, это престиж всей Гильдии… Но тут мне вдруг вспомнилось нападение разбойников на Вирму с Айзой. Там мы тоже пошли против закона — но я ничуть не сомневалась в правильности этого решения. А вияк в Библиотечном Дворце?.. Тонг-Эмай попотчивал меня сомнительным оправданием, но если то, что я увидела, и правда шло во благо…

— А что ты имел в виду, когда говорил, что придётся идти и против совести тоже?

— Ну… всякое бывает. — Каус немного растерялся. — Например, если бы среди этих самых свидетелей нашёлся тот, кто стал бы слишком много болтать, его пришлось бы припугнуть. И очень жёстко. Потому что при всём при этом должно оставаться доверие к властям, иначе, сама знаешь, случится хаос.

— Это обман!

— Нет. — Каус покачал головой. — Это необходимость. Это случай, когда приходится выбирать между одним напуганным горожанином и благополучием государства. Потому что страна, жители которой не могут положиться на тех, кто управляет их судьбами, не будет благополучной. А они не смогут положиться, когда внезапно поймут, что в Городе Высших тоже сидят люди, также, как в полиции и в Чёрных Кинжалах.

Он стал каким-то взволнованным. На бледных щеках появился румянец, интонации ужесточились. Как будто законник Центра пытался убедить сам себя в том, о чём говорил. Причём говорил он как по написанному, словно повторял за кем-то. Впрочем, может, мне показалось.

Я хотела резко ответить на всю эту тираду, но передумала. В самом деле, люди — всего лишь люди. И не я ли сама пыталась расследовать не своё дело, а потом ещё оказалась на исправительных работах, испортив городское имущество?! Разумеется, такие вещи надо скрывать. Потому что законник должен быть безупречен.

— По правде говоря, везде так, не только в Дельсуне, — заметил Каус, смягчившись. — В Морлио… — Он на секунду запнулся. — В Морлио подчас ещё хуже. Утешает только, что к подобным мерам приходится прибегать крайне редко… А вообще — не бери в голову. Может, тебе и не придётся с этим сталкиваться. Особенно поначалу.

Я пожала плечами и кивнула. Всё это нужно было хорошенько обдумать. Но про себя я решила, что всё равно буду действовать, следуя закону и собственной совести. Разжалобить меня безответственной тёткой, которая не сдала свою дочь только потому, что она дочь, было бы сложно. Да, пускай девушка больше никого не убила — но ведь могла! А что до престижа Чёрных Кинжалов и прочего… Если я стану действовать по правилам, то ничего этому престижу угрожать не будет. Следовательно, и беспокоиться не о чем. Я не буду врать ради того, чтобы делать вид, что всё хорошо. Я давно это решила, ещё когда папочка сказал, что убыток от махинаций Мартана у нас небольшой, но будет гораздо больше, если мы потеряем контракт с этой швейной фабрикой. Поэтому я должна выйти за этого мерзавца — и никаких разговоров! — а потом, когда Мартану некуда будет деваться, папуля осторожно отведёт свежеиспечённого зятя в сторонку и поговорит с ним, хе-хе…

После двух дней непрерывных скандалов я сбежала в Морлио. Горечь, гадливость и глубокая обида на отца сжимали мне горло. Подумать только, предки этого человека когда-то были приближены к королю, защищали его в войнах за остров, грудью бросаясь на вражеские штыки, сражались на дуэлях за малейшие оскорбление — потому что для этих людей честь была дороже жизни! И дороже денег, само собой. Бесчестный человек в их мире переставал быть человеком. А уж чтобы выдавать за него родную дочь…

Тогда я решила: в моей жизни такого больше не будет, нет. В моей жизни всё будет честно. Чёрные Кинжалы казались идеальным местом для того, чтобы начать жить, как мне хотелось, и чтобы обезопасить себя от таких людей, как мой отец и Мартан. Пока я училась, я стала меньше идеализировать Гильдию… но всё-таки, всё-таки…

— А тебе поначалу было легко? — спросила я.

— Ну, я довольно быстро сработался с директором и с двумя напарниками. Не скажу, что работа была простой, но она меня сразу увлекла… К тому же я очень хотел уехать подальше от столицы.

— Ты попал туда сразу после выпуска?

— Нет, я какое-то время проработал в филиале Гильдии в Штатбурте. Это мой родной город, там до сих пор живут мои мать и сестра…

— В Штарбурте? — оживилась я. — У меня подруга родилась в тех краях. Аргелла. Вы не были знакомы?

— Не знаю. Имени такого я не слышал, но всё может быть… В каком районе она жила?

— В пригороде.

— Тогда, боюсь, вряд ли… — Каус подавил зевок. — Извини. В общем, может, и встречались, хотя я жил именно в городе, в пригородах бывал редко…

— Спишь, — усмехнулась я.

— Нет, совсем нет. Я поздно ложусь.

— Но я всё-таки пойду. И так замучила тебя разговорами. Спокойной ночи.

Конечно, Каус начал убеждать меня, что я его вовсе не замучила, и что за приятной беседой время течёт незаметно, но было бы странно, если бы он говорил что-то другое. Я ушла.

Разговор оставил у меня неприятный осадок, и мысленно я ещё не раз возвращалась к нему.

***

На следующий день было жарко, и мы ехали, приоткрыв створки окна. На сей раз без попутчиков. Я разглядывала дорогу, щурясь от влетавшего в дилижанс ветра. В зелёном мареве мелькали коричневые пятна деревень. Они почему-то навевали тревогу, и прикосновения ветра к лицу тоже, и ощущение это росло и росло — до тех пор, пока не сменилось осознанием: что-то приближается. Уже приблизилось. Что-то быстрое, любопытное, жаждущее крови.

Скрипели спицы, стучали копыта. Шипел змеёй ветер.

«Закрыть окно», — подумала я. Подняла руку — и не успела.

Тварь ворвалась в дилижанс стремительным смазанным пятном, сгустком темноты, мгновенно принявшим очертания маленького тела с треугольной головой и большими ушами. Мелькнули оскаленные клыки, длинный хвост махнул из стороны в сторону, будто отгонял невидимую муху.

Так как я была внутренне готова к чему-то подобному, то уже через пару секунд после появления твари в моих руках оказался кинжал. Мне оставалось только активировать его (воткнуть можно и потом, чтобы соблюсти инструкцию), но Каус действовал быстрее. Моя ладонь не успела коснуться рукоятки, когда чёрное лезвие его кинжала проткнуло сиденье. Ещё миг — и без лишних взмахов кисть Кауса начертила в воздухе связывающий символ.

— Ну у тебя и реакция, — выдохнула я, невольно восхитившись. Себя в данном случае я могла бы похвалить только за то, что умудрилась удержать собственную ладонь — бесцельная активация сулила бы массу проблем в добавок к уже имеющимся.

Каус улыбнулся.

— Поработаешь у нас, у тебя тоже такая будет. Я же говорил, в Дельсуне твари гораздо наглее, чем в Морлио… Хм, придётся нашему вознице задержаться, пока я не смогу вынуть кинжал. Надеюсь, это не доставит ему лишних хлопот.

Я задумчиво оглядела пищащего незваного гостя.

— Ни разу не видела таких. Даже на картинках.

— Помесь вияка и кабра. Названия пока не имеет, только народное: шнырок.

— Помесь?! Они что, скрещиваются и размножаются?

— Да, причём в больших количествах. К ним привыкли не только мы, но и рядовые дельсунцы.

Я потрясённо взирала на то, что раньше считала невозможным в природе. Шнырок, словно польщённый моим вниманием, заверещал ещё пронзительнее.

— И что ты с ним будешь делать? — спросила я Кауса. — Понесёшь в Центр для исследований?

— Наука уже извлекла из них всё, что могла, так что я его просто уничтожу. Есть у нас специальный подвал, блокирующий энергетические всплески. Почти как в морлийской службе очистки.

Я кивнула, всё ещё пребывая в несколько ошарашенном состоянии.

Творец всевидящий, куда меня везут?! Как я там жить буду?!

В Дельсун мы прибыли на закате. Мягкие лучи засыпающего солнца были намотаны на пузатые башенки, как на челноки. На шпилях замерли забавные флюгеры в виде птиц. Я нашла длиннохвостую сороку, сову, петуха…

На первый взгляд он казался совсем безобидным, этот город. Дель-сун. Его имя было как карамелька на языке, как шаг по хрустальному мосту или звонок колокольчика. Что может ожидать путник, въезжающий в эти смешные, для вида установленные деревянные ворота, где стоят улыбающиеся караульные? Что может ожидать путник, въезжающий в Дельсун на закате, когда город становится красивым золотым миражом? Миражи всегда манят, зовут… Кто-то наверняка хотел бы здесь остаться.

Я хотела убежать. Я чувствовала их, слышала. Под кожей бегали мурашки от постоянного присутствия тех, кто пришёл из-за Свен. Такого не должно быть. Люди не должны жить в таких местах.

— Ты привыкнешь, — заверил меня Каус.

— К чему?

Он улыбнулся.

— Ты сидишь, как на иголках, и стараешься делать вид, что ничего не происходит… Мой совет, хочешь что-то скрыть — следи за руками.

Я раздражённо скрипнула зубами и с трудом разжала пальцы, уцепившиеся в складки плаща.

— Я догадался по тому, как ты отреагировала на шнырка — ещё до его появления. Я понял, потому что и сам такой же.

— Ты о чём?

— О повышенном восприятии к пустынным тварям. Когда ты обуздаешь свой страх…

— У меня нет никакого страха! — разъярилась я.

— Страха не может не быть. Эти существа противоестественны, их боятся все люди. И никуда тут не денешься — инстинкты. Но с этими инстинктами можно и нужно работать, и тогда они станут тебе хорошим подспорьем. Можешь мне не верить, но я тоже боюсь. Однако при этом чувствую, откуда может прийти опасность, и знаю, что пока она даже не смотрит в мою сторону.

Я промолчала. Может, Каус был и прав, и страх тоже имел место быть. Но то, что происходило со мной, я бы больше отнесла к дурным предчувствиям.

У меня было стойкое ощущение, что в Дельсуне мне не понравится.

10.

 Я сидела на подоконнике узкого окна в комнате, которую мне удалось снять на часть подъёмных. Кстати, недурных — целых двести фертов. В клетке на тумбочке весело щебетал мой новенький, пока безымянный, письмоносец, которого я пока не решилась выпускать. Пусть сначала привыкнет ко мне.

Деньги я получила сразу, как прошла собеседование, ещё пару дней пришлось потратить на поиски жилья. Комнатка была маленькая, прямо под чердаком, и из окна виднелись крыши соседних домов, острые, багряные, с замшелой черепицей. Они были так близко, что при желании можно было бы преодолеть по ним весь квартал, используя для поддержки карнизы, водосточные трубы и узкие пожарные лесенки. За крышами проглядывалась площадь, маленькая, мощёная, с аккуратным фонтаном. Над площадью парил шпиль с флюгером в виде трубки — филиал Гильдии медиков, отражал низкие вечерние облака стеклянный купол Дельсунской Оперы, но я смотрела не на них, а на видневшуюся мне с подоконника балюстраду длинного двухэтажного здания, бледно-серого, с белыми колоннами. Именно здесь находился Центр Пустынных Аномалий.

Здание было нарядным только снаружи. Внутри оно разваливалось. Эдакий большой трухлявый пень с окошками в гнилых рамах. Впрочем, видела я пока не много. Длинные мрачные коридоры, лабораторию со стеклянными кубами, в которых сидели застывшие существа… И, конечно, кабинет директора, Грента-Райи, широкоплечего мужчины с залысинами, напоминающего большого приземистого пса — из тех, которых держат для того, чтобы было кому вцепиться в ногу грабителю. Даже речь его была похожа на собачий лай — отрывистая, громкая, напористая.

Мы сразу друг другу не понравились.

— Расследованиями не увлекаемся, — сердито сказал он, подписывая мои документы. — Первое время будешь ловить тварей и докладывать мне. Сразу мне! Лично! Даже если это будут вонючие шнырки, ясно?! Впрочем, на них лучше время не трать, мимо проходи…

— Клятва, которую я приносила после выпуска, не позволит мне пройти мимо, — сухо ответила я.

Грента-Райи пожевал губы. Недобрый взгляд из-под большого лба не сулил мне ничего хорошего. Мысленно я была готова к тому, что он взорвётся, устроит мне разнос… но он не взорвался. Вместо этого веско сказал:

— Гильдия далеко. А здесь я управляю. Так что делай, как я говорю. От Тормура отмажу, если что… Всё, свободна. Каус, останься.

Всё то время, пока мы общались с директором, Каус стояла возле моего стула, молчаливый и прямой. Мне казалось, он мне улыбнётся, когда я пойду к двери, но парень даже не посмотрел в мою сторону.

Последующие два дня я его тоже практически не видела. Хотя, надо сказать, что времени на общение у меня не было бы в любом случае: Каус оказался прав, и существа из-за Свен действительно попадались здесь слишком часто. Как бродячие кошки. Я бегала по городу, едва успевая присесть, а вчера забыла даже про обед. Пойманные мною тварюшки скапливались в кабинете Грента-Райи и исчезали вечером. Каждый мой пленник удостаивался либо недовольного взгляда, либо такого же недовольного кивка. Я старалась не обращать на это внимания, помня, что должна радоваться хотя бы тому, что меня избавили от преследования властей Морлио, не говоря уже о том, что я получила престижную работу, но… сложно было радоваться, осознавая, что тебя едва ли считают человеком.

Однажды, столкнувшись с Каусом по дороге из столовой, я поинтересовалась, нельзя ли мне вообще не общаться с директором.

— К сожалению, вряд ли это возможно, — ответил тот.

— Он похож на пса.

— Прости?

— Грента-Райи похож на сторожевого пса, — повторила я громче. Проходивший мимо лаборант как-то странно на меня покосился, но я, любившая точные определения, не считала, что сказала что-то неправильное. — Такого, знаешь, низкорослого, кругломордого, который гавкает, когда подходят к вверенному ему дому. Только непонятно, что он сторожит…

— У тебя изумительные аналогии.

Я подозрительно покосилась на Кауса. Тот насмешливо улыбался, но осуждения в его взгляде не было.

— Знаешь, меня всегда настораживали люди, которые так легко используют в речи слово «изумительный», — проворчала я, отчего его улыбка стала ещё шире. — Послушай, а тебя вообще устраивает, как он с тобой обращается? Он же разговаривает с нами, как будто мы огрызки!

Каус тихонько фыркнул.

— Какие огрызки?

— Яблочные! Которые валяются под ногами, и можно пнуть!

— Директор немного резковат, — признал Каус. — Но он всегда стоит горой за своих сотрудников. И за тебя будет, так как ты теперь одна из нас. Он, кстати, говорил, что очень доволен твоей работой.

Я скрипнула зубами.

— Он перестанет быть довольным моей работой, когда я взорвусь. А я могу. В любой момент — если так пойдёт дальше.

— А ты, когда входишь в его кабинет, представляй, что на месте директора действительно сидит собака. Лучше игрушечная. Сложно срываться на игрушечную собаку.

Я призадумалась и поблагодарила за совет, но воспользоваться им у меня не получилось: чтобы этот совет сработал, Грента-Райи должен был молчать. В итоге я прилагала все усилия, чтобы смириться с его манерой общения, как с неизбежным злом, и гордилась тем, что у меня получается.

К Дельсуну, как и предсказывал Каус, я действительно притерпелась на удивление быстро. Он мне даже начинал нравиться — было в этом городке особое очарование, действовавшее даже на мою, далёкую от романтики душу.

Правда, нельзя было сказать, что город отвечал мне взаимностью. То и дело я ловила на себе неприязненные взгляды, а как-то раз, идя по улице, услышала за спиной недовольный женский голос:

— Новенькую они прислали… Из наших налогов, конечно, ей жалованье выдают. А мы ещё ножки должны ей целовать, небось… за собственные-то деньги…

Отличали они меня очень просто — по форме. В Центре мне выделили удобные чёрные брюки, рубашку им в тон, жилет в тонкую полоску и пояс с металлическими резными украшениями — специально для таких же резных ножен. Сюда же должна была крепиться и на редкость компактная переносная лампа-ловушка, но я её с возмущением отвергла.

— Но это распоряжение начальника службы Чёрных Кинжалов, господина Кор-Тейви… — пролепетала кладовщица. — Такие должны быть у всех дельсунских законников, сколько бы их ни было.

Я удивилась. Кор-Тейви — это была фамилия Кауса, от которого я не ожидала предрассудков. То, что он был начальникомслужбы Чёрных Кинжалов, тоже оказалось для меня неожиданностью, хотя я почти сразу догадалась, что должность эта была номинальной. Он работал здесь дольше всех — обычно наши долго не задерживались в Центре — и только поэтому, наверное, и был назначен на этот пост. О том, чтобы о чём-то ему докладывать, вопрос вообще не поднимался — директор упирал на то, что о своих действиях я должна была сообщать ему лично.

— Ничего страшного, — сказала я кладовщице. — Если ко мне будут вопросы, я с ним сама поговорю.

Рукава рубашки я тут же закатала, потому что деньки стояли довольно жаркие, но всё остальное — а особенно ножны с кинжалом — выдавало во мне представителя законников. Которых, как я наивно полагала, уважать должны везде, не только в Морлио.

В тот раз, услышав злопыхателей, я прошла мимо, и лишь Творец знает, каких волевых усилий мне это стоило. Но настроение оказалось испорченным на весь день. И это ещё больше усугубилось, когда хозяин дома, где я снимала комнату, хмуро кивнул мне в ответ на пожелание доброго вечера. Раньше я имела дело только с хозяйкой — радушной женщиной, не позволившей себе и косого взгляда в мою сторону. Но пришлось убедиться, что она была лишь исключением, подтверждающим правило.

Теперь я сидела и разглядывала город с подоконника — проще говоря, предавалась безделью. На этот вечер у меня было запланировано несколько дел, но пойти и заняться ими я не могла, потому что слишком погрузилась в меланхолию. Кончилось это всё тем, что я рассердилась на себя. Какие-то очередные дураки, ругающие власть, а заодно и меня, как её представителя! Людей, склонных к подобным обобщениям, вообще не стоит принимать в расчёт — а я позволила какой-то язвительной бабёнке испортить мне остаток дня! А ведь между прочим, темнеть ещё даже не начало, и я могу многое успеть до заката… что ж я, буду терять время из-за какого-то пустяка?

С этими мыслями я решительно слезла с подоконника, заперла дверь и бегом спустилась по скрипучей деревянной лестнице. В первую очередь я собиралась пойти поесть — это всегда поднимало мне дух, а потом неплохо было бы поискать библиотеку или, на худой конец, хорошую книжную лавку… Но увы, дойти до ближайшей забегаловки у меня не получилось.

По правде сказать, я заблудилась. Хотела срезать путь, который успела выучить за эти два дня, и оказалась в вязи переулков, прерывавшихся тупиками. В конце концов, я бы оттуда выбралась, но мне не позволили.

Я не сразу поняла, что подростки, то и дело попадавшиеся мне в разных частях этого квартала — на самом деле, знакомы между собой. А когда увидела на лице очередного встреченного мальчишки злорадную ухмылку и резко отступила к ближайшей стене, было уже поздно.

— Ну что думаешь, Умай, прямо здесь? — спросил один у своего приятеля, но глядя при этом на меня. — Или в подвальчик затащим?

В свете заходящего солнца их фигуры казались мне уродливыми низкорослыми тенями с едва различимыми лицами. И я скорее угадывала, чем видела выражения этих лиц — но даже то, что угадывалось, не внушало надежд. Передо мной были хоть и малолетние, но вполне состоявшиеся насильники и, возможно, убийцы.

— Затащим, — лениво отозвался второй. Явно самый главный — ростом не вышел, но зато нарастил мускулы, и двигался так, будто ему принадлежал весь город. — Вопить начнёт, услышат.

— Можно подумать, ей кто-то на помощь придёт! Посмотрят, что чернуля, и вернутся к своим делам. А если и подойдут, так только чтобы в рожу плюнуть…

Прислонившись спиной к стене, я выискивала лазейки, но не находила. Ребята специально обозначили свои намерения именно здесь, более идеального места и придумать было нельзя. Очередной тупик, почти ничьи окна сюда не выходят, а до ближайшего просвета между домами нужно бежать не меньше минуты. Парней было шестеро, и четверо из них обступали меня полукругом; двое стояли чуть подальше, и если бы я проскользнула меж кого-то из первых, то вторые бы тут же кинулись наперерез. Драться, даже с кинжалом в руках, тоже было занятием бесперспективным, тем более что драчун из меня всегда был довольно посредственный.

«Это всего лишь какая-то шпана, — убеждала я себя. — Кучка жестоких балбесов. Таких бояться глупо. И недостойно…»

Но увещевания не помогали: я дрожала от страха. Потому что знала: выхода нет. Я ничего не смогу сделать. Разве что…

Я сунула повлажневшую ладонь в карман брюк.

— Эй, девка, без глупостей!

Они все резко подались вперёд, но я умудрилась не вжаться в стену и даже не вздрогнуть. Вместо этого усмехнулась:

— Не бойтесь, малыши. Это всего лишь детектор магии. — И, воспользовавшись их замешательством после «малышей» (разница в возрасте, на самом деле, у нас была лет пять максимум), я вынула из кармана заветный кругляш. — Я всегда его достаю, когда чувствую что-то нехорошее. Нет, это я не про вас. Про кое-что куда более страшное. Видите ли, у меня нюх на всякую пустынную нечисть… И, могу поспорить, сейчас она где-то рядом.

Я нажала кнопку, и детектор засветился ярко-оранжевым. В результате я не сомневалась — при желании, можно было бы втыкать кинжалы в мостовые Дельсуна хоть на каждом шагу, они кишели потусторонними существами. Ярко-оранжевого сигнала, правда, было недостаточно для активации, следовало бы ещё побродить и поискать источник, но я сомневалась, что эти недоноски знают значения цветов детектора.

— Так и есть, — вздохнула я, вынимая из ножен кинжал. — Кто-то из вас, голубчики, одержим пустынной тварью. Других объяснений у меня нет — больше я не вижу ничего, на что детектор мог бы так среагировать… Сейчас мы выясним, кто это может быть. Хотя мне кажется, я и так вычислила.

Я вперилась взглядом в одного из мальчишек, доселе молчавшего и выглядевшего самым пугливым, после чего поудобнее взяла кинжал за оголовье, сделав вид, что собираюсь его активировать.

— Это не я! — заверещал подросток, быстро попятившись.

Остальные отпрянули от него, как от чумного. Все они слышали истории о людях, сходивших с ума под влиянием неведомой твари и нападавших на всех вокруг. Кто-то пробормотал: «Это всё из-за оторванной головы, нечего дрянь всякую брать…» Как это удобно: стоит только подтолкнуть человеческое воображение, а оно уже само даст всему подходящее объяснение!

— И вообще, я бы уже на вас напал, сразу, как только стал одержимым! — Голос мальчика становился всё более плаксивым, и я поняла, что не ошиблась в выборе козла отпущения.

— Не обязательно сразу, — спокойно ответила я. — Последние исследования показали, что тварь перед решительным ударом ещё обживается пару дней в выбранном человеке… Да ты не бойся так, может, всё и обойдётся. Я тебя просто свяжу и доставлю в экспериментальный отдел…

Слово «экспериментальный» добило пацанёнка. Он тут же развернулся и дал стрекача, только пятки засверкали.

— А ну стой!

Не мешкая, я устремилась следом, крепко сжимая в руке кинжал. Мне бы только добраться до людной улицы… О том, чтобы свернуть в первый попавшийся переулок, не было и речи — во-первых, он вполне мог закончиться очередным тупиком, а во-вторых, топот за моей спиной говорил о том, что я веду преследование не одна. За кем они бегут, за мной или за товарищем, я старалась не думать. Но надеялась на второй вариант, потому что бегали они явно быстрее меня.

Золотой солнечный свет оставался где-то над крышами, в то время, как стены кутались в фиолетовый полумрак, тени от домов удлинялись, а подворотни и вовсе затопила непроглядная чернота. Вдалеке я увидела фонарщика, но слишком, слишком уж вдалеке. Пока я соображала, бежать к нему, или это мне не поможет, тот, кого я преследовала, неожиданно свернул во мрак одной из арок.

Я поудобнее перехватила кинжал и шагнула следом. Если эта мелочь вздумает затаиться в темноте и напасть на меня, я наверняка сумею его ткнуть. Тем более, что меня учили освобождаться от самых разных захватов. От кинжала, правда, могут остаться магические отпечатки… но что-то мне подсказывало, что здесь это мне особенно не повредит.

— На Горячую двинул, — уверенно сказал кто-то из мальчишек за моей спиной. Ну да, разумеется, они знали здесь все проходы-выходы. — И хорошо! Братцы, навались на чёрную сучку, чтоб она мелкого не порезала!

Они бы, конечно, навалились, но тут впереди раздался полный ужаса крик, и «мелкий» сам выбежал из арки, чуть не снеся по дороге меня.

— Драпаем! — закричал он.

Паника оказалась заразительна — а может, мальчишки просто решили последовать совету, а потом уже разбираться, насколько он был дельный.

Я же осталась стоять, где стояла, вглядываясь во мрак. От Дельсуна можно было ожидать какой угодно пакости, и я мысленно приготовилась к любому повороту событий… но тут вдруг впереди забрезжила светящаяся белёсая фигура.

Призрак. Подумать только, дельсунский мальчишка испугался какого-то призрака!

К тому же призрак не казался мне враждебным. Более того, это был призрак женщины — я поняла это, стоило духу приблизиться. Платье, перехваченное в талии широким поясом, вроде бы было расписано каким-то узором, хотя это сложно было утверждать наверняка.

— Простите, вы не подскажете мне сквозной проход через эти дворы? — попросила я.

— О, вы заблудились? — Я вздрогнула от звука её голоса. Очень спокойного, нежного и… знакомого. — Я сама пока не очень хорошо ориентируюсь в городе… Но проход через дворы знаю. Ой… Подождите, мне кажется, что…

Она подплыла ближе, и я поняла, что у меня подгибаются колени.

«Мне кажется, что мы где-то встречались», — видимо, хотела сказать девушка-призрак.

Потому что это было правдой. Теперь я отчётливо видела, с кем говорю.

Передо мной в воздухе парила Эриза. 

***

Она не помнила, как меня зовут. Она вообще почти ничего не помнила, в том числе и то, как оказалась в Дельсуне.

— Мне просто было нужно… идти вперёд, — неловко подбирая слова, сказала Эриза.

— Сюда?

— Сюда… и дальше. Ещё дальше. Но пока я здесь, потому что дальше… страшно.

— Ты хочешь знать, кто стоит за твоим убийством?

Я наугад прощупывала почву, теряясь в догадках, что могло помешать этой душе упокоиться. То, что её фактический убийца погиб в том же крушении, я почти не сомневалась. Значит, что-то другое держало здесь Эризу. Что?

Пока мы шли через дворы, я пересказывала призрачной девушке её земную жизнь — всё, что знала. А знала я, к своему стыду, очень немного, хотя мы и проучились вместе три года. Например, то, что её мать владела магазином одежды, мне открылось только в день Эризиной смерти. Когда я вспомнила о её матери, Эриза произнесла, неожиданно оживившись:

— Ткани! Какие там были цвета! А фактура… Прикасаешься, гладишь ладонью вышитое полотно, и кажется, что нет на свете занятия приятней…

Она замолчала и пытливо вгляделась в собственную ладонь — тонкую, окутанную белым свечением, под которым пряталась чернота. Выглядело это так, будто девушка ждала, что ощущения от прикосновения к тканям вернутся сами собой. Ну или хотя б какие-то ощущения.

— Эриза… — У меня вдруг сдавило горло. — Прости меня, пожалуйста. Я виновата в том, что это случилось с тобой. Если бы я не затеяла поехать в Библиотечный Дворец, ничего бы не было. Это меня хотели убить, не тебя… Прости.

— Хорошо, — покладисто согласилась Эриза. — Если для тебя это важно, я тебя прощаю. Правда, я не знаю, о чём ты говоришь… Но я прощаю тебя.

Легче не стало. Однако слова вдруг полились из меня, словно вода из прорвавшейся плотины. Я говорила о том, как хотела найти убийцу Аргеллы, о том, как всё и все вокруг твердило мне: не надо, не лезь! А я всё равно…

— И ведь, по большому счёту, — говорила я, — для Аргеллы это уже не имеет значения, но из-за моих глупых амбиций погибли вы с Тантаром, и ещё куча человек…

— Тантар… — медленно проговорила Эриза, будто пробуя имя на вкус.

— Да, так звали нашего однокурсника. Вы с ним встречались.

— Тантар, — повторила она. — Нам нужно было уехать…

— Да, вы собирались сюда, в Дельсун.

— Далеко-далеко, — сказала Эриза.

Кажется, она меня даже не услышала.

Вскоре мы подошли к людной улице, и Эриза остановилась.

— Дальше я не пойду. Приходи сюда, если захочешь поговорить, или нужна будет помощь… Мне кажется, нам нужно общаться.

Я пообещала, что приду.

Как только Эриза скрылась в подворотне, я села на корточки, прислонясь к стене дома. От всего пережитого у меня тряслись поджилки, а на сердце будто лежал большой камень. Происшествие с мальчишками и встреча с Эризой выбили меня из колеи настолько, что у меня уже не было сил ничего делать. В тот вечер я даже ужинать не пошла — добрела до дома, где снимала комнату, и скрылась у себя.

Уснуть мне удалось далеко не сразу.

***

В последующие несколько дней я почти не видела Кауса. Он уезжал ближе к Свен, в то время как мне приходилось работать в городе. Директор, наконец, перестал требовать от меня личных докладов, и я научилась уничтожать пустынных тварей самостоятельно в специальном подвале. Кроме того, я познакомилась с несколькими учёными, которым передавала самые интересные с точки зрения науки экземпляры, а ещё успела раскрыть одну кражу и одно убийство. С кражей даже возиться не пришлось — мальчишка, попавшийся в местном банке, сам пострадал от своего амулета. Пока ему перевязывали обожжённую ладонь, он рассказал, что амулет сделал его отец несколько лет назад, использовав шерсть убитой им пустынной твари.

— Папаша преставился, а я подумал, чего добру зря пропадать… Он мне показывал, как амулет работает, хоть и не разрешал самому пользоваться. Его ударить ладонью несколько раз — и силу приобретёшь. Только сила ненадолго даётся, поэтому я взял висюльку с собой в банк, чтобы ударить на месте.

— И как же ты собирался с его помощью колдовать? — поинтересовался полицейский, которому я привела юного преступника для допроса. Этот полицейский мне сразу понравился: лет пятидесяти, очень спокойный, с умными насмешливыми глазами и щёточкой седеющих усов под носом.

— Я собрался нарисовать в воздухе вот такую штуку. — Парень неуклюже левой рукой изобразил что-то, что удалённо напоминало «пирамидку». — Я видел, как мужик в колпаке нарисовал её, и человек перед ним упал с дыркой в груди. Я и попробовал повторить…

— Что за мужик в колпаке? — спросила я. — Где ты его видел?

— Да у нас, в Больших Лисах…

— Большие Лисы — это одно из самых близких к Пустынному Берегу селений, — пояснил мне полицейский. — Там когда-то действительно видели очень больших лис, отсюда и название. Народ там на редкость осведомлённый по части магических символов. Не первый раз уже натыкаемся…

— Так ведь надо же нам как-то себя защищать! — озлобленно выкрикнул мальчишка. — Если уж вы этого не делаете! Боитесь, ещё бы! Делаете вид, что так и должно быть! У нас есть грамотные люди, которые читать умеют, и заряженных вещей куча! А вам это не нравится, да? Вы хотите, чтобы одним вам магия подчинялась? Да только мы поумнее будем, а вы всех не пересажаете!

— Пересажаем, — сказала я. — Рано или поздно, но мы посадим всех, кто направляет боевые символы на людей. И твоего затейника в колпаке — первым делом.

Мальчишка развеселился:

— Руки у вас коротки, чтобы Колпака посадить!

Мальчишка отправился ждать суда, а я пошла к банку, вытаскивать кинжал. Но не дошла, потому что по дороге наткнулась на обгоревший труп. Вернее, не то, чтобы наткнулась, просто почувствовала до мурашек близкое присутствие пустынной твари и огляделась. То, что когда-то было человеком, сидело в переулке, прислонившись к стене, а над ним возвышалось нечто массивное, приготовившееся к обеду. Через секунду тварь была надёжно связана и вытащена на свет, после чего я побежала в переулок.

Так мне удалось заполучить ещё одно дело, которое, впрочем, я тоже размотала довольно быстро. Женщина ударила мужа деревянной лопаткой, которой переворачивала блины, а та оказалась заряженной, причём сильно, и рванула в самый неподходящий момент. Убила наповал. Испугавшись, что её казнят за убийство, женщина потихоньку, обливаясь слезами — мужа она всё-таки любила — дворами тащила жертву подальше от дома, когда увидела тварь. Справедливо рассудив, что если погибший муж сгинет в чьём-то желудке, то следов её преступления не останется, женщина бросила свою ношу и поспешила убраться. К сожалению для невольной убийцы, я появилась до того, как тварь успела приступить к трапезе.

Я пришла с отрядом полицейских в здание городской тюрьмы, где меня уже видели сегодня и встретили поздравлениями. Два дела в один день! Был уже вечер, я валилась с ног, а более того, совершенно не ощущала себя победительницей. Женщина плакала и просила о пощаде. Не знаю, у кого — ведь не я буду её судить, и не те полицейские, которые почти торжественно сопровождали меня. Но от её слёз мне было тошно, будто я что-то делала не так. И ещё более тошно стало от поздравлений. Я буркнула «до свидания» и вышла на улицу — туда, где ждала меня обездвиженная тварь. И мы с тварью отправились в Центр. Перед собой я, как факел, несла грозную лопатку для переворачивания блинов.

Один из лаборантов, которым я вручила свою добычу, сказал, что меня искал Каус. Был уже конец рабочего дня, и мне, наверное, можно было бы проигнорировать эту информацию. Но я, на свою беду, решила, что законнику может быть нужна моя помощь. И вообще, он был моим начальником, а просьбами начальства пренебрегать не следует. У секретарши я выяснила, что Каус у директора, и осталась в приёмной перед кабинетом Грента-Райи, ждать.

Директор выглянул из кабинета минут через десять. Он собрался было обратиться к секретарю, но увидел меня.

— А ты что здесь делаешь?!

— Меня искал господин Кор-Тейви, — сухо ответила я.

— Зайди в кабинет, есть пара вопросов. А ты, Галика, подготовь сводку о делах, где преступники использовали символы.

— За какой период? — с готовностью спросила секретарша.

— За последний месяц. Кей-Лайни?

Я мрачно последовала в кабинет, несмотря на интуицию, настаивавшую на том, что мне туда идти не нужно.

Каус стоял там, у окна, тонкий и казавшийся ещё бледнее из-за чёрной одежды. Он лишь ненадолго коснулся меня взглядом и улыбнулся краешком рта.

Директор бросил:

— Садись.

И указал на стул у стены, рядом с входной дверью. Это было далеко и от окна, и от стола директора, но я всё же села. А Грента-Райи — нет.

— Я говорил поменьше заниматься расследованиями? — рыкнул он. — За один день — два дела!

— По-вашему, я должна была оставить всё, как есть? — Я почувствовала, что закипаю. — Лучше бы связались с Морлио и вызвали сюда отдел очистки! Местные жители ненавидят Центр, и Чёрные Кинжалы в частности, потому что не чувствуют себя защищёнными…

Грента-Райи сверкнул глазами.

— Ты что же, девочка, осуждаешь политику губернатора?

На это я ничего не могла ответить, поэтому промолчала. Директор хмыкнул и решил додавить:

— Не лезь туда, где ничего не понимаешь.

Я вскочила на ноги быстрее, чем поняла, что, собственно, собираюсь говорить.

— Мне кажется, нужно ввести госпожу Кей-Лайни в курс дела, — поспешил вставить Каус. — Колпак всё чаще заявляет о себе, и она должна быть готова, как и мы все…

Его голос подействовал бы на меня успокаивающе, если бы Каус не нервничал сам. То ли он побаивался директора, то ли просто обстановка стала слишком напряжённой, и ему сложно было её вынести.

Но меня подобным было не пронять.

— Мне интересно, господин Грента-Райи, — проговорила я с напускным спокойствием, — как вы умудрились…

«…занять такой высокий пост при вашей безответственности?» — хотела закончить я, но не успела. Каус, словно почувствовав, что я собираюсь произнести непоправимое, шагнул ко мне, вскидывая руку, точно хотел нарисовать связывающий символ. Это выглядело не угрожающе, но как-то очень странно, почти нелепо, и удивление притушило во мне остальные эмоции.

— Эстина, прошу, давай потом, — попросил Каус. — Сейчас не время.

Странно, но это подействовало. Я как-то сразу пришла в себя, передумала ругаться с директором и даже немного устыдилась.

— Нет уж, пусть договорит, — пророкотал Грента-Райи.

Но Каус, к моему удивлению, и ему умудрился напомнить о реальности:

— Пожалуйста, господин директор. Колпак за последние сутки убил пятерых, трое из них — полицейские. Надо придумать, как его остановить. Я понимаю, госпожа Кей-Лайни может быть несдержанной, но прошу вас тоже проявить терпение, а ещё лучше — уважение к человеку, благодаря которому улицы Дельсуна стали чуть-чуть спокойнее сегодня.

Надо же, как выразился. Как будто заранее эту фразу продумывал. Вообще я уже не раз размышляла над тем, как мне повезло, что моим напарником оказался Каус. Он как-то очень проворно сглаживал все острые углы, а значит, был совершенно незаменимым человеком для того, кто при общении с людьми только и делает, что эти самые углы создаёт. То есть для меня.

Директор, несмотря на Каусову пламенную речь, не спешил выражать мне своё уважение, только промычал что-то неодобрительное. Но всё же вернулся к делу.

И Каус стал рассказывать про Колпака. Как выяснилось, ни в каком колпаке тот не ходил. Главный на данный момент преступник Приграничья носил коричневый плащ с островерхим капюшоном, который он никогда не снимал, а лицо скрывал маской из чёрной ткани.

— Сам я его не видел, — сказал Каус. — Но знаю, что он вроде местной легенды. Колпак появился относительно недавно, недели две или три назад, на поясе носит то ли саблю, то ли кривой меч — вполне возможно, заряженный. И, судя по всему, неплохо умеет цедить силу из всего, что попадётся под руку. Причём не только цедить, но и вовсю использовать. Просто феномен какой-то…

— Только не говори, что ты им восхищаешься, — хмуро сказал Грента-Райи.

— Нет, не восхищаюсь. Но я заинтересован.

Я, чего греха таить, тоже заинтересовалась. Мальчишка, несостоявшийся грабитель банка, тоже упоминал о Колпаке.

Если он такая известная личность, то узнать о нём побольше не составит труда…

— Будем иметь его в виду, — постановил Грента-Райи. — Но заниматься поисками этого чудика в капюшоне не станем. Это дело полиции.

— Одного символа хватит на то, чтобы связать десяток не умеющих колдовать полицейских, — тут же возразила я. — Почему вы не хотите прислать сюда отряд Чёрных Кинжалов? Дело-то серьёзное, люди погибают…

— Мы живём в Дельсуне. — Тон директор сделался ледяным. — В Больших Лисах и соседних деревнях есть отряды, которые разбираются с такими случаями — оставим это им. Ясно?

— Куда яснее, — презрительно отозвалась я и поднялась со стула. — Я могу идти?

— Можешь. Но если будешь проявлять излишнюю самодеятельность и не заниматься своими прямыми обязанностями, останешься без работы. Вернёшься отмывать фонари в Морлио, учти.

— Учту, — почти выплюнула я. Факт, что директор знает о фонарях, неприятно меня удивил.

И, стараясь не замечать красноречивых взглядов Кауса, я покинула кабинет.

11.

— Пигментация странная… — Девушка в белом халате вертела туго связанное невидимыми путами тельце рябого существа с двумя разными ушами. Звали девушку Маграна, и она была здесь одной из самых уважаемых фигур. Хотя по внешнему виду и не скажешь — худенькая, бледная, с растрёпанными волосами мышиного цвета. — И эти уши… Потомок двух тварей, одна из которых — саламандра. Очень опасно… У него надёжно рот связан? Я боюсь, как бы не прожёг…

— Надёжно, надёжно, — успокоила я Маграну. — Не думала, что здесь водятся саламандры.

— Здесь все водятся. Но видишь, эта пигментация — из-за контакта с какой-то магической штукой… Нехорошей. Таких даже в Приграничье немного: зарядить таким образом предмет могли либо несколько пустынных сущностей, либо одна, но очень мощная, либо маг — во что верить совсем не хочется. Причём контакт произошёл недавно. Тварюшка должна сдохнуть без посторонней помощи в течение суток. А сколько уже прошло — мы не знаем…

— Только тварюшка? — Я нахмурилась. — А на человека эта штука как может повлиять?

— Хороший вопрос. Мы же не знаем точно, что это. И не знаем где. Может, эта мелочь вообще из Горогоров к нам прибежать успела после заражения…

— Откуда?!

— Один из посёлков возле Пустынного Берега. Там в окрестностях какой только дряни не валяется… Бывают раритеты, которым лет по сто. Кто знает, что в них скопилось.

— И почему, интересно, этим никто не занимается? — ядовито поинтересовалась я. — Почему заряженные вещи валяются возле человеческих селений, и никто не додумался их убрать оттуда?

— Все не уберёшь. — Маграна пожала плечами. — Да и кому этим заниматься? Отряды очистки едва с тварями успевают справляться, а выпускники Гильдии… Скажи, ты бы согласилась на такую работу?

— При чём тут согласилась или нет? У нас не у всех свободное распределение. Забросили бы человек пять на полгода — и проблема была бы решена!

— Я не знаю, Эстина. Иногда мне кажется… — Маграна понизила голос. — Иногда мне кажется, что Дельсун и окрестности предоставлены сами себе. С нас строго не спрашивают, но и помогать не рвутся. Как местные власти решают, так и получается. Если бы был запрос с нашей стороны, что-нибудь да придумали бы… Но, наверное, одним запросом горю не поможешь, потому что это не единственная проблема, их очень, очень много. А бросить все ресурсы государства на один участок — слишком нецелесообразно.

— По-твоему, это правильно?

— По-моему, это рационально. В центре страны идёт жизнь, а у нас… задворки. Если бы наши не справлялись, приняли бы меры. Но они справляются пока… как-то.

— Вот именно, что как-то!

Маграна пожала плечами, почти виновато. В самом деле, что я к ней прицепилась? Она всего лишь местный учёный.

— Ладно, извини, — буркнула я.

Потом распрощалась и вышла, надеясь, что вскоре забуду этот разговор.

А он не забывался. Метался внутри головы, клевался, не оставлял в покое. Сильно заряженные предметы, валяющиеся где не попадя… Всё-таки это плохо. Очень плохо. На такие вещи нельзя закрывать глаза. А губернатор закрывает. Что, интересно, будет, если я пойду к нему и спрошу прямо в лоб — почему?.. Ничего хорошего. Может, для начала поговорить с Каусом?..

— В это зеркало смотреть нельзя! — донеслось до меня. — Почему ты его забрала? Даже Колпак тебе сказал: выкини!

Я остановилась, словно налетев на что-то, и повернула голову.

Обыкновенный дом — высокий, на несколько семей, с единственным двориком. Как раз из этого дворика и долетел до меня голос — громкий и дребезжащий, как трещотка. Сквозь железные прутья тянулись гибкие ветви молодых кустов — Дельсун нечасто радовал зеленью, но этому кварталу с растениями явно повезло: девичий виноград на стенах, и даже чахлая осинка на крыше какого-то сарая.

Я медленно прошлась вдоль ограды, высматривая места, где сквозь переплетение зелени и металла можно было что-то различить. Нашла, пригляделась.

Бабушка с внучкой. Всего лишь бабушка с внучкой. В руках обеих — большие корзинки, накрытые тканью. Что там, продукты с ближайшего рынка?.. Девочка закутана с ног до головы, несмотря на тёплый день. Из-под тёмно-серой шляпы торчат рыжие кудряшки. Шляпа девочке великовата, и малышка похожа в ней на крошечного волшебника из моей любимой в детстве сказки. Волшебник исполнял желания тех, кто исходил сотню дорог, и я когда-то думала, что вырасту, и… Впрочем, то давно было.

В свободной от корзинки руке — зеркальце. Обычное зеркальце с ручкой. Даже с моего места видно, какое оно потёртое и старое, будто само проползло эти самые сто дорог. Но даже такое для Дельсуна — редкость. Уровень жизни здесь так себе.

— Брось, кому сказала! Надо же было забрать такую гадость!

Девочка, вздохнув совсем по-взрослому, выкинула зеркальце в кусты. Бабушка повела её к дому, не переставая ворчать. А я осталась.

Даже Колпак сказал… С чего бы женщине прислушиваться к советам убийцы? И где, скажите на милость, она вообще умудрилась с ним столкнуться?!

Внезапно вспомнилась услышанная от подростков фраза: «Потому что нечего дрянь всякую подбирать…»

Очень любопытная и очень нехорошая получалась ситуация.

Я развернулась и быстрым шагом пошла обратно к Центру. Мне нужно было найти Кауса.

***

Повезло. Глава дельсунских законников встретился мне почти сразу — я столкнулась с ним в коридоре первого этажа. Вернее, не столкнулась даже, а почти налетела, чудом не снеся парня с ног.

— Нужно поговорить, — выпалила я, забыв поздороваться.

— Ну… хорошо, — несколько неуверенно отозвался Каус и отвёл глаза, словно от чего-то смутившись.

Я не сразу сообразила, что ему просто стало неловко за меня — вряд ли до моего появления кто-то передвигался по Центру с такой скоростью. Здесь ходили серьёзные люди, занятые делом. Чем-то непременно озабоченные. Вдыхавшие на каждом шагу аромат времени, пропитавший стены разваливающегося здания. Никому бы и в голову не пришло осквернять это место непочтительным топотом!

Но вслух Каус ничего не сказал. Подвёл меня к ближайшему кабинету, распахнул дверь. Внутри никого не было. Кабинет, по всей видимости, обычно использовался для совещаний: здесь стоял длинный стол и несколько деревянных стульев весьма плачевного вида. Каус выбрал тот, что выглядел самым надёжным, и пододвинул его мне. Сам же садиться не стал. И не потому, что боялся свалиться — в законнике чувствовалось какое-то напряжение, словно он не ждал от грядущего разговора ничего хорошего. Впрочем, я и сама была отнюдь не спокойна, поэтому стул проигнорировала, встав за ним и нетерпеливо забарабанив пальцами по спинке.

— О чём ты хотела поговорить? — спросил Каус.

— У меня есть подозрение, что жители Дельсуна ходят к Приграничью.

— Да, такое случается, — осторожно ответил Каус. — Но не очень часто…

— Откуда ты знаешь? — тут же поинтересовалась я. — Ты ведь не следишь за всеми, а они тебе не докладывают.

— У меня есть несколько… скажем так, осведомителей. Они позволяют мне быть в курсе общей обстановки. Я тебя попозже с ними познакомлю, сейчас нет необходимости.

— Хорошо, — сдержанно ответила я. — Тогда объясни мне хотя бы, зачем дельсунцы это делают? Сегодня я видела девочку с заряженным зеркальцем в руках. Жаль, не догадалась попросить заглянуть в корзинку! Скажи мне, что я не права, и они не собирают там заряженные предметы регулярно!

— Боюсь, что…

— Да вы что, серьёзно?! — не выдержала я. Каус едва уловимо поморщился, и я, опомнившись, чуть понизила голос. — Но так ведь нельзя, это нужно срочно запретить!

— Запрещали уже, — отозвался Каус. — Повышали штрафы. Чуть до бунта не дошло. В Дельсуне и без того высокие налоги, люди выживают кое-как… А заряженные вещи они берут, в основном, для защиты. Ты ведь понимаешь, мы можем защитить далеко не всех…

— Потому что в Дельсуне должен быть филиал Гильдии! Ещё бы, мы вдвоём на весь город, не считая приграничных селений — это же просто смертоубийство!

— Эстина, ты сама не понимаешь, о чём говоришь, — вздохнул Каус. — Это невозможно. Если кинуть сюда кучу законников, в других городах начнутся недовольства. А тут нужна именно куча. От десятка толку не будет…

— Значит, нужно работать над тем, чтобы не начинались! Это же самый слабый регион в стране! Я уверена, никто не представляет, что здесь творится на самом деле — а ведь это ужас какой-то! А ещё, знаешь, кто у местных специалист по заряженным предметам? Колпак! Это он сказал бабушке девочки, что в зеркало лучше не смотреться!

Каус пожал плечами.

— Наверное, он не законченный ублюдок — прости за это слово — и способен пожалеть пожилую женщину и ребёнка. Такое бывает.

— А тебя не пугает, что какой-то преступник может стать для них большим авторитетом, чем мы? Если уже не стал!

— Ты преувеличиваешь, — терпеливо ответил Каус.

Я досадливо тряхнула головой и принялась мерить шагами кабинет.

— Эти вещи, которые приносят люди, притягивают тварей! Разумеется, мы не всех можем защитить!.. Как ты думаешь, — я остановилась, — этот Колпак, он не может заряжать вещи сам?

— Зачем? — Каус недоумённо посмотрел на меня. — Там и без того хватает этого добра.

Я вкратце рассказала ему о потомке саламандры, которого поймала сегодня, и о выводах Маграны.

— Думаю, просто совпадение, — ответил на это Каус. — К сожалению, ситуации, когда вещь получает такой мощный заряд, здесь не редки. Я бы сказал, что они случаются всё чаще и чаще… Послушай, ты слишком суетишься. Всё не так страшно, как тебе кажется. Просто ты здесь не так давно, потом успеешь…

— Привыкнуть? — перебила его я. — Каус, я не собираюсь привыкать. Я собираюсь узнать, что здесь происходит на самом деле. И когда увижу картину полностью — и сама, а не с чужих слов — тогда напишу в Морлио.

— Отговаривать тебя бесполезно, насколько я понимаю? — спросил Каус, глядя на меня с каким-то странным выражением.

— Бесполезно.

— А перспектива потерять работу тебя не пугает? Ты же слышала, что сказал директор.

Я рассмеялась. Довольно натянуто, впрочем.

— Я в любом случае не нравлюсь господину Грента-Райи.

— А проблемы с полицией?

— Значит, быть подмастерьем фонарщика — моя судьба, — весело заключила я.

Каус улыбнулся.

— Но ты ведь достаточно разумный человек, чтобы понимать, что в одиночку туда идти опасно?

Я заинтересованно наклонила голову.

— Неужели ты хочешь составить мне компанию?

— Я готов предложить свою помощь. Если ты, конечно, её примешь.

Интересно, он умел разговаривать проще? Он когда-нибудь выходил хоть за какие-то рамки? Я очень хорошо представляла Кауса в детстве: худенький послушный мальчик, который сидит с книжкой в сумрачной библиотеке, не обращая внимания на солнце. Солнце взрывается, горит, настойчиво бьётся в окно, забранное позеленевшей от времени решёткой, кричит — пойдём, пойдём! — а мальчик не слышит, он зубрит формулировки, которые ему предстоит надеть, как маску… Но что-то же есть там, внутри. Под маской, под формулировками…

— Нет, — сказала я.

— Что — нет? — Каус растерялся.

— Я думаю, ты пойдёшь мне мешать. Не знаю, из добрых ли побуждений, или… В общем, не трудись, я сама. Сделаем вид, что этого разговора не было, и ты ничего не знаешь.

— Но я ведь знаю. Знаю, что ты собираешься сделать глупость.

— Но это моя глупость.

— Ты можешь погибнуть, если пойдёшь одна.

— Я буду не одна. Я возьму с собой призрака.

— Что?.. — Каус медленно пошёл в мою сторону и остановился в нескольких шагах. Глаза у него замерли, как стрелки на треснувшем циферблате. На бледных щеках проступил румянец. — Ты с ума сошла? Какого призрака?

Ого. Вот оно, пошло — его истинное, живое. Странно, что подобную реакцию вызвало упоминание такой безобидной сущности, как призрак, но эффект того стоил — прежде мне не приходилось видеть Кауса таким. Мне бы остановиться в этот момент, помолчать немного — но я чувствовала себя так, будто меня подхватило невидимым потоком и несёт куда-то вдаль, и город Дельсун слетает с меня, как тяжёлая броня, которая раньше мешала подняться в воздух. Как тут можно было остановиться?..

Этот город был несерьёзный, неправильный. Он был воплощённым беспорядком, а меня учили: главное, чем должен руководствоваться законник — это порядок. Если мне придётся заплатить за него своей карьерой или даже свободой… что ж, да будет так. Но я буду знать, что поступила правильно.

Хотя… я допускала, что у меня своеобразные представления о порядке.

— Я видела на днях призрака моей погибшей однокурсницы. Хочу попросить её пойти со мной…

— Эстина, нельзя иметь дел с призраками, — отрывисто произнёс Каус. — Я… я запрещаю тебе. Слышишь? Не смей.

Я оскалилась.

— Запрещает он мне… Неужели ты ещё не понял, что мне всё равно? Мне нечего терять, Каус. И, кстати, призраки — тоже неплохая агентурная сеть. В Морлио они не раз выручали меня…

— То — в Морлио! Хотя и там я лично никуда бы не ходил без переносной ловушки. А здесь… ты себе представить не можешь, чем способен обернуться призрак в этих местах!

Он не кричал, но говорил очень быстро и веско. Слова вылетали из него, как пули. Я почти прониклась. Почти.

— Каус, я училась в Гильдии Чёрных Кинжалов. Я прекрасно разбираюсь в призраках. Хорошо чувствую всякую нежить — ты и сам это заметил. Я не ошибаюсь в таких вещах.

Я шагнула назад, к двери — шаг получился большой, как прыжок. Каус подался было вперёд — но тут же замер.

Всё-таки понял? Признал своё поражение?

Жаль. Этот человек мог бы меня остановить. В глубине души я в это, оказывается, верила…

Отмахнувшись от непрошенного страха и горечи, я выскочила в коридор и побежала к выходу.

***

Я не видела летевшую рядом Эризу. Только иногда, в тени дома или дерева, проступали её зыбкие контуры.

— Тебе точно не тяжело? — спросила я призрака не знаю уже в какой раз.

— Нет, — мягко отвечала Эриза. — Ты ведёшь меня по верной дороге, Тина, и это главное. Тем более, сегодня пасмурно. Солнце прячется… от этого легче.

«Ты ведёшь меня по верной дороге…» С чего она взяла, интересно?

Я шла пешком. Можете называть это глупостью и ослиным упрямством, но быть чем-то должной такому заведению, как Центр Пустынных Аномалий, я больше не хотела. А если бы я взяла лошадь из принадлежавшей этому почтенному заведению конюшни, то не смогла бы гарантировать, что та вернётся в целости и сохранности.

К Большим Лисам вела тропа, но я опасалась преследования, и потому решила свернуть в небольшой лесок у дороги. Предыдущий мой опыт хождения по лесам кричал о том, что идея плохая, но со мной рядом летела Эриза, которую тянуло к Пустынному Берегу, будто магнитом. Я старалась не думать, почему.

«Потому что она призрак!» — сказал бы мне Каус.

Однако из всех неживых существ призраки наименее подвержены влиянию Пустынного Берега. Я не верю, что они хотят вытеснить людей с острова. Они просто… есть. Слишком явный, заметный для всех отпечаток в энергетическом поле, который не может исчезнуть по каким-то причинам. Призраков нужно исследовать, а не тупо бегать от них, как делают все, даже образованные, казалось бы, люди. То, что эти сущности необъяснимы с помощью известных законов мироздания, не делает их врагами человечества. Главный враг человечества — это невежество, и бороться нужно, в первую очередь, с ним.

Так что Эризу не могло тянуть в сторону Пустынного Берега из-за её призрачности. Она никак не была связана с пустынными тварями.

Получается, её тянуло туда какое-то незавершённое дело. Судя по тому, что я знала об Эризе, этого никак не могло быть. Но с другой стороны, об Эризе я знала ужасно мало.

Лес, на моё счастье, оказался вполне проходимым. Довольно редкие деревья, ровная земля и почти полное отсутствие комаров. Я даже не стала расправлять рукава, которые по-прежнему носила подвёрнутыми до локтей, хотя кто-то когда-то объяснял мне, что по лесу лучше с голыми руками не ходить.

Шагали мы часа полтора. Потом я выбралась туда, где из песчаной почвы высовывались зелёные клювики травы — здесь она никогда не вырастала выше, я почему-то сразу это поняла. Холмы, свойственные этой части страны, давно сгладились. Передо мной лежала равнина: поле в жёлто-зелёных разводах, наводившее на мысли об испортившемся сыре или ещё чём-то таком, несъедобном. Прервавшийся лес вновь возникал дальше к горизонту, снова слева от меня — недружелюбное мохнатое пятно. Издалека он казался безлиственным. Я невольно поёжилась — сложно было прикинуть расстояние, но я откуда-то знала, что этот лес растёт уже на берегу реки Свен. Возможно, ещё на этом. Но то, что приходит оттуда, любит эти чёрные деревья. И оно остаётся в этом лесу, чтобы никогда его не покинуть…

Первая деревня была ближе, чем этот лес. Она начиналась за полем овса, в которое перерастала песчано-травяная пустошь, где я стояла. Правее виднелись ещё какие-то поля — серая земля с вкраплениями зелени. Что там было: картошка, морковь?.. Что бы ни было, росло оно явно с трудом, несмотря на усилия людей, которые трудились там и сейчас. Сама деревня представляла собой несколько стоявших рядом, словно вцепившихся друг в друга домиков. Таких же чёрных, как лес.

Ещё одна деревня — дальше от леса и дальше от меня. Или это был посёлок?.. Скорее, посёлок. Или даже маленький городок. Он занимал куда больше места. Больше были и окружавшие его поля. Остальные селения шли правее, тянулись, куда хватало глаз. Между ними попадались небольшие перелески и одинокие домишки. Вдали паслось стадо коров.

Могло показаться, что здесь течёт обыкновенная жизнь. Я видела жителей Приграничья, которые работали, не покладая рук, я видела их животных и возделанные поля. Но для меня всё это было пропитано духом обречённости. Так огонёк пытается пробиться сквозь пепел. У него нет шансов, у этого огонька.

У людей их тоже не было. Здесь властвовала сила, с которой они не могли совладать, и которая рано или поздно должна была убить их. И двинуться дальше. Я ощущала это всей своей кожей, мне казалось, что за мной наблюдают тысячи враждебных глаз. И запах… Такой же, какой порой настигал меня в Морлио: то ли перепрелая хвоя, то ли болотный дух… Можно было бы подумать, что он долетает из леса, но я уже достаточно далеко от него отошла. Это был запах Свен. Это был запах тех, кто здесь проходил до меня минувшей ночью.

— Эриза, — шепнула я, — ты чувствуешь?..

— Рядом, — невпопад отозвалась призрак. Я обернулась, и увидела, что глаза её закрыты. — Совсем рядом… Скоро…

Не скажу, что её слова вдохновили меня.

Я вздохнула. Мне нужно было идти. Мои собственные ощущения — это пустое. Я должна дать объективную оценку, как профессионал. Подробно рассказать, что здесь происходит.

Почему я была так уверена, что моё письмо что-то изменит в Приграничье — не знаю. Должно быть, виновато воспитание. Мне просто в голову не приходило, что может быть как-то иначе, что у Города Высших могут быть какие-то другие интересы, кроме благополучия граждан своей страны.

И я пошла вперёд, с каждым шагом утопая в тоске и остро чувствуя свою уязвимость на этом просторе.

Твари снова станут мыслящими. Они вспомнят. Они уже почти… Пустынный Берег — это как одно сплошное пожарище. Много, много лет летит по острову чёрный дым, который мы не видим. Гарь забивает лёгкие. Чем ближе ты к Границе — тем больше этой гари. Чем ближе ты, тем меньше веришь спасительной фразе «всё будет хорошо» — она теряет убедительность, превращается впыль. И надежда исчезает.

— Это мне всё кажется, — упрямо повторяла я вслух. — Мне кажется… Не всё так плохо.

Не всё так плохо. До катастрофы далеко. Я просто слишком восприимчива к нежити, которая так часто ходит здесь. Её будет ходить гораздо меньше, если я сделаю то, что должна. А чтобы сделать это, мне нужно идти вперёд.

Только это тяжело, это почти невозможно. Это страшно. Очень.

Хорошо хотя бы, что я не одна.

— Я покину тебя, — говорит Эриза. — Прости. Я должна лететь. Я должна сказать…

И она улетает, не услышав ответа. Я почти не вижу её: только воздух дрожит. Скоро закат, но пока светло; тень прячется только под деревьями — а там, где я иду, деревьев нет. Если Эриза и машет мне рукой на прощание — я этого не знаю.

Я зажмуриваюсь. Мне хочется плакать, и я даю себе мысленную пощёчину. Соберись! Ты даже не приблизилась к селениям, а люди живут там. Они привыкли к тому, к чему ни в коем случае нельзя привыкать.

Сколько я шла? Не знаю. Время растянулось, стало резиновым; когда так случается, каждая секунда превращается в час, и сложно сказать что-то наверняка. Помню только, что каждую из этих секунд-часов я потратила на то, чтобы вглядываться в землю у себя под ногами. Я смотрела сосредоточенно, внимательно, пристально, выискивая то, что выискивали здесь до меня дельсунцы и другие жители Приграничья. Может, что-то и пропустила. Вглядываться пристально — не всегда означает видеть.

А потом я сама почувствовала, как в меня пристально вглядываются. Или, может, поймала краем глаза неподвижную тень. Я подняла взгляд — и обнаружила в нескольких шагах перед собой девушку-подростка. Лет четырнадцати, наверное. Старенькое короткое платье, острые коленки, выпирающие ключицы.

Я совершенно не удивилась тому, что не заметила её приближения — все мои чувства притуплялись здесь, я это уже потом поняла, хотя самой мне казалось, что они обострены до предела.

Лицо незнакомки было бледное и какое-то удивлённое. Огромные голубые глаза смотрели на меня, не отрываясь. Давно немытые русые волосы не портили её красоты — той, которой только суждено было расцвести, но которая уже была заметна.

— Добрый день, — сказала я. — Вы что-то…

И тут случилось несколько вещей сразу. Очень быстро.

Девушка шагнула в мою сторону, и в следующий же миг её голова неестественно склонилась вбок. Судорога исказила тонкий рот. Ещё миг — и голова оторвалась от тела с жутким чавкающе-щёлкающим звуком, отлетела в сторону. Кровь веером разлилась по короткой траве. Несколько капель брызнули на меня, но я даже не вздрогнула. Я, кажется, даже забыла, как дышать. Отмерла только, когда тело рухнуло на землю. Вернее, это мои ноги отмерли и как-то сами собой заторопились назад, так, что я едва равновесие не потеряла. Но всё-таки устояла. Почему, зачем, как — не знаю.

А окончательно прийти в себя мне помогла фигура человека, видневшаяся футах в сорока от меня. Коричневый плащ с островерхим капюшоном. Чёрная маска, скрывающая низ лица.

Я решила, что справляться с шоком буду потом.

Кинжал я активировала моментально, и связывающий символ полетел в Колпака всего лишь через секунду после того, как он обезглавил девушку. Мужчина отбил его с удивительной лёгкостью. Потом, стремительно слевитировав, увернулся от пущенной мной пирамидки. Ещё одна, которую я бросила уже ему в спину, наткнулась на невидимую преграду.

— Стой, скотина!

Крик получился хриплый, но он наверняка его услышал.

Я сама не заметила, как от ярости за секунду преодолела едва ли ни половину разделявшего нас расстояния. Однако больше Колпак не позволял приблизиться к нему. Ноги у него были длиннее, он быстрее бегал, и все мои удары словно ощущал каким-то невероятным чутьём, ловко избегая каждого. Несколько раз он оборачивался, чтобы перехватить очередной мой символ. Использовал левитацию, барьеры, помехи. Всё это Колпак делал, чтобы сбежать от меня, не принимая боя. И у него, чтоб его твари сожрали, получалось!

В это сложно было поверить, но мне противостоял обученный маг. Причём всё указывало на то, что если бы он действительно мне противостоял, и стал бы драться, а не убегать — у меня бы не было шансов.

Чёрная, ближайшая к лесу деревня осталась за нами — Колпак направлялся к тому, что я определила для себя как «посёлок». Этого никак нельзя было допустить, потому что там у убийцы было больше возможностей затеряться. Но я всё же допустила.

Ржаное поле, ближайшее к нам, Колпак преодолел за несколько секунд. Я же к тому моменту выдохлась окончательно; мне не хотелось тратить энергию на левитацию, и ей я воспользовалась всего пару раз, а физическая подготовка у меня, к сожалению, была не очень — спортивные занятия в Гильдии я ненавидела всей душой. Уже тогда я знала, что придёт момент, когда я об этом пожалею. И вот, он пришёл. Впрочем, вряд ли даже ежедневные утренние пробежки в течение последних трёх лет помогли бы мне: Колпак был навскидку выше меня головы на полторы, да и хиляком отнюдь не казался: плотное телосложение не скрывал и мешковатый плащ.

Но чего мне было не занимать, так это упрямства.

— Никуда ты от меня не денешься… — выдохнула я. Колпак при всём желании не мог меня услышать, но саму себя приободрить удалось.

Я стиснула зубы и, ускорившись, добежала до конца поля. Можно было сказать, что Колпака уже и след простыл — если бы у меня не было на вооружении отличного символа, не так давно использованного против библиотечного полтергейста.

Энергетические отпечатки главного монстра Приграничья оказались спокойного цвета луговой травы, правда, с сердитыми проблесками багрянца. Это были на редкость крупные облака, смазывающие очертания улиц. Оно и хорошо — улицы в этом посёлке оказались неприглядными. Лица, кстати, ещё хуже. Измождённые, серые… враждебные. Мне здесь были очень не рады.

След оборвался на первом же повороте. Колпак не пожалел времени, чтобы уйти от меня как можно дальше.

Навыки работы с энергетическим пространством, значит. Это ещё больше говорило в пользу того, что я имею дело не с самоучкой…

Ох, попадись ты мне, предатель.

Можно было бы, конечно, попробовать прочитать и магические следы, но что-то мне подсказывало, что их постигла та же участь. Если уж стирать, то все уровни.

— Тут только что был Колпак, — сказала я, обращаясь к мужчине в мясницком фартуке. Мужчина почему-то показался мне самым безобидным, несмотря на то, что его фартук был заляпан свежей кровью и пах соответствующе. — Куда он направился?

— Я не видел никакого Колпака, — степенно отвечал мясник. — Никакого Колпака здесь не было и нет. Уходите.

— Этот человек только что убил ребёнка! — взвилась я. Они ещё выгораживали этого подонка. — Если вы не скажете мне, куда он делся, пойдёте за соучастие!

— Никакого Колпака нет, — повторил мясник.

— Нет, сказали же тебе! — Это ему уже вторила какая-то визгливая баба в платке. — Пошла вон отсюда, чернуха!

— Ну что ж, я преду…

Бам!

В конце улицы что-то грохнуло, оттуда повалил дым. Я сощурилась — и увидела выходящий мне навстречу силуэт. Он был гораздо ниже Колпака, но выглядел устрашающе. Квадратные суставы, выпирающие кости… Я изготовилась бросить связывающий символ, когда силуэт вышел, наконец, из клубов дыма, и предо мною предстала… женщина.

Прежде я подобное видела только в музеях. Именно там ныне лежали доспехи, которые носили в битвах с захватчиками острова дворяне короля Костермуса. Шлемы, кольчуги, наколенники и прочее.

Впрочем, то, что надела женщина, отнюдь не выглядело тяжёлым или неудобным. Это были современные облегчённые доспехи, где резины использовалось гораздо больше, чем металла, и где ничто не сковывало движений. В таком обмундировании, конечно, было жарковато, но я сомневалась, что женщина носит его постоянно. А вот болтавшиеся на её поясе мечи — пожалуй. И многочисленные амулеты, чьи шнурки сейчас были придавлены чёрным нагрудником с металлическими нашлёпками. Только один амулет был выправлен наружу и я, даже не приглядываясь, могла сказать, что именно эта штука вызвала взрыв и напустила дыму.

— Отлично! — невесть чему обрадовалась женщина и обнажила один из мечей. — Сейчас на одну чернулю станет меньше.

Я снова бросила «связывание», но незнакомка неожиданно блокировала символ — неловко, но так мощно, что у меня загудело запястье.

— Не трудись, — хмыкнула воительница. — Я эти ваши штуки знаю. Поэтому лучше помолись Творцу, если веришь в него. Ты ведь не думаешь, что голой магией можно победить магию и клинок?

— Магия у тебя так себе, — отозвалась я. — Я тебя скручу за две минуты. Так что лучше сдайся добровольно.

— Это ты-то меня скрутишь? — Женщина звонко рассмеялась. — Хотела бы я на это посмотреть! Да ты еле на ногах стоишь!

Как это ни печально, она была права. Символы давались мне всё с большим трудом, долгий бег вымотал меня.

— Посмотрим…

Я бросила сразу две пирамидки. Одну девушка блокировала, от второй увернулась, одновременно продвинувшись ко мне. Быстрота её движений поразила меня. Пусть она не была специалистом в магии, но мечи она носила явно не для красоты.

Жители посёлка отошли от греха подальше, но не слишком далеко — всё-таки зрелище намечалось занимательное. Вот только сомневаюсь, что болели они за меня.

Первый удар меча я блокировала магическим барьером, едва успев нарисовать нужный символ. Преграда была хлипковата и быстро разлетелась — но движения противницы я всё же замедлила, и поэтому смогла увернуться.

— Как-то не очень честно, на безоружного сразу с двумя мечами, — заметила я. — Может, одолжишь один?

— А я сюда не в благородство пришла играть. — Ещё взмах — и меч разрубил борт телеги, за которую я едва успела спрятаться. — Это Колпак у нас учтивый. А я с тобой церемониться не хочу. Чем больше вас, проклятых законников, передохнет, тем проще нам будет делать свою работу.

— Какую работу?

Диалог не клеился. То, что я до сих пор не получила ни единой царапины, было чудом. Но я понимала, что везению вот-вот придёт конец. Так оно и случилось, когда, незаметно для меня, ножны покинул второй меч. Я только осознала, что их два, и за мгновенье до взмаха успела начертить символ, понимая, что всё пустое, что он вряд ли меня спасёт…

Спасти-то он всё-таки спас. Но одновременный удар по магическому барьеру двумя стремительными железяками породил ослепительную вспышку силы, которая заставила мою противницу попятиться — а меня опрокинула на спину.

Женщина с мечами не сочла меня достойной прощального слова. Чего, впрочем, и следовало ожидать.

«Не может быть», — подумала я, увидев над собой металлический росчерк. И успела пожалеть обо всём, о чём знала, что буду жалеть. И почему-то маму вспомнила — вернее, её спину. Там, на вокзале.

Внезапно женщина вскрикнула и выронила один из мечей. Второй сломал траекторию, но всё равно летел на меня. Я зажмурилась — и почувствовала, как лезвие обожгло мне шею.

— Змеёныш… — зашипела женщина. И вдруг снова рассмеялась: — Думаешь, меня это проймёт?!

Тут я приподнялась на руках и в очередной раз кинула «связывание». Но моя противница заметила движение и успела вытащить какой-то очередной амулет, разбивший мой символ. Выкрутилась, опять! Больше я, к сожалению, ничего не успела сделать — она подобрала обронённый меч и стремительно скрылась в соседнем проулке.

Каус не стал её преследовать. Вместо этого подбежал ко мне, и я впервые услышала, как он ругается. Надо признать, брань была вдохновенной и заковыристой, вот уж от кого не ожидала.

— На, прижми. — Он вручил мне носовой платок. Чёрный почему-то. Наверное, под цвет рубашки.

Я послушно зажала царапину на шее и, опираясь свободной рукой на руку Кауса, кое-как поднялась.

— Ну что, насладилась красотами? — с тонкой, почти незаметной издевкой поинтересовался мой начальник. — Составила уже письмо в Морлио?

— Нет… Каус, подожди. Я ничего не успела, я ничего не нашла…

— Они отвозят это всё в лес. То, из чего боятся делать амулеты. Там и так достаточно тварей и их останков, десятком больше, десятком меньше… Впрочем… вот пёрышко, видишь?

Я тупо посмотрела на чёрное пёрышко с серой подпушкой, лежавшее у телеги, за которой я только что скрывалась от меча.

— Как думаешь, воронье?

— Н… не знаю. — Я едва шевелила губами. — Похоже.

— Похоже, говоришь… — Каус извлёк из кармана детектор и нажал кнопку. Красный. — Ну да, нормальные вороны облетают эти места за милю. А это одна из местных кровопийц. Ты, наверное, сталкивалась с ними и в Дельсуне… нет? Они там бывают. Клюв у них тонкий, острый и при этом очень крепкий, при желании может и кость пробить, не сломается. Кровки — так их называют. Очень хитрые и умные твари, считают людей своими личными врагами. В городах они попадаются по одиночке, но если путник подходит поближе к Свен, то потом из него получается решето. Зато после таких пиршеств их кровь способна дать силу тому, кто её выпьет, не так ли?

Каус поднялся на ноги и оглядел подступивших к нам селян. Те разом отпрянули, словно речь шла не о них вообще.

— Так, а здесь у нас что? — Каус пригляделся к засову ближайшей калитки. — Очень похоже на…

— Пошёл вон, мерзавец! — вскинулась какая-то тётка и тут же загородила собой калитку, отрезав законнику путь. — Вместо того, чтобы честных людей своими огоньками пугать, лучше бы прогнали тварей поближе к Свен и налоги снизили! Хотишь — казни меня, за то, что защитить себя хочу, а всех всё равно не пересажаешь, черняк!

Знакомая песня. Кажется, это их любимый аргумент — о том, что мы всех не пересажаем. Верный, в общем-то.

— Ну что вы, — кротко отозвался Каус, — вы ошибаетесь, принимая меня за палача. Наоборот, я согласен с вами: защищаться — это всегда правильно. К тому же места здесь неспокойные, а хороший засов — он и тварь пустынную прогонит, и от вора убережёт, верно? Конечно, если бы засов был с нелегальным оберегом, это было бы грубейшим нарушением. Всё-таки злоупотребление магией, да ещё с возможными жертвами… вы ведь в курсе, что слюна головоглота может реагировать и на человека, да? — Каус подкинул на ладони детектор и вновь поймал. — Вижу, что в курсе. Вот и хорошо. А можно ли мне, уважаемая, ваш замечательный передник?

Женщина оторопело посмотрела на улыбавшегося Кауса и нервно потеребила карман на новеньком тёмно-синем переднике, ещё чистом и не прожжённом у плиты — в мелкий цветочек, с тесьмой по краю.

— А… зачем?

Снова бросок — и снова детектор падает на ладонь.

— Прошу вас. Вы меня очень этим обяжете.

Глядя, как женщина снимаете передник, я чувствовала себя по-идиотски. Я не могла понять, что задумал Каус, и зачем ему понадобился передник. Неужели тоже заряженный? Но это же ткань… туда что-то вшито?

Вопросы отпали, когда Каус, свернув передник в рулон, подошёл ко мне и, выкинув набрякший от крови платок, перевязал мне шею, пока я неудобно, одной рукой, держала волосы. Когда они уже станут нормальной длины? А то даже в хвост не убрать. Растут, как им вздумается: какие-то быстро, какие-то медленно.

— Странно, — задумчиво заметил Каус. — У тебя на лице брызги крови. А поранили шею…

Я машинально поднесла к лицу руку — и вдруг вспомнила:

— Колпак!

— Что — Колпак? — Каус нахмурился.

— Колпак снёс голову девочке. А я рядом стояла… Мне нужно умыться. Мне нужна вода… — Я лихорадочно озиралась вокруг. Люди тупо таращились в ответ, и у меня появилось чувство, что даже если я умру, выражения их лиц нисколько не изменятся. — Можно воды, пожалуйста?.. Пожалуйста, дайте кто-нибудь воды…

Каус какое-то время тоже смотрел на меня ошарашенно, но потом всё-таки пришёл в себя и перехватил мою ладонь, которая так ожесточённо тёрла щёку, словно собиралась проделать в ней дыру.

— Пойдём, — сказал он, — там колодец на выходе, умоешься.

12.

— Спасибо, — проговорила я, когда мы шли прочь от колодца. Шли, как трогательная пара старичков — медленно и под ручку. — Я у тебя в долгу.

Я старалась говорить ровным, спокойным тоном, но это было нелегко — перед глазами стояло искажённое лицо девушки за мгновенье до того, как её голова сорвалась с плеч. Мне казалось, я до сих пор чувствую тёплые капли на лице, хотя только что долго плескалась у колодезного ведра, и мой спутник подтвердил, что крови больше не видно.

— Да, — согласился Каус, — ты у меня в долгу. И ты отдашь его мне, если больше не будешь ходить в эти места. По крайней мере, в одиночку.

— Я была не одна.

Он промолчал, но так громко подумал, что я не выдержала:

— Призраки всегда мне помогали!

— Так что же твой призрак не помог тебе сейчас?

— Она… Я не знаю. — Я в замешательстве остановилась. — Не знаю даже, куда она делась! Я её потом не видела…

Получилось на редкость нервно, и я глубоко вздохнула. Нет, нужно успокоиться. Хватит и той истерики, которую я чуть было не устроила.

— Что и требовалось доказать, — негромко резюмировал он.

— Нет, ты не понимаешь…

Я резко дёрнула головой, и поморщилась — по шее словно рубанули топором.

— У призраков свои интересы, Тина. — Каус остановился, пережидая, пока я отдышусь. — Им нельзя доверять… Посидеть не хочешь? Извини, но ты похожа на труп.

— Не хочу.

Я покосилась на прицепленную к его поясу переносную лампу-ловушку.

— Ты их боишься? — спросила я, когда мы зашагали дальше.

— Боюсь, — не стал хитрить Каус. — Особенно здесь. Ты же сама говорила — когда рядом наблюдается активность пустынных тварей, призраки становятся сильнее…

— В Библиотечном Дворце был полтергейст, это другое…

— Призрак может быть скрытым полтергейстом, и тебе это наверняка известно.

Да, в самом деле. Иногда призрак — просто слабый полтергейст, и его истинная сущность проявляется тогда, когда он набирает силу. Но это единичные, очень редкие случаи.

— Может, — не стала отрицать я. — Но в таких условиях получается очень слабый полтергейст…

— Даже слабый полтергейст способен причинить немало бед.

— То же можно сказать и про людей! Но почему-то людей не убивают за то, что они теоретически могут быть опасны. А призраков…

— А про призраков никто толком ничего не знает.

— И поэтому их нужно уничтожать?! Что за ограниченность! Нельзя быть таким твердолобым, Каус!

Нет, меня всё-таки ощутимо потряхивало до сих пор. То ли от злости, то ли от шока, то ли от всего вместе. Сложно было сдерживать себя и не повышать голос.

Каус не обиделся, а только хмыкнул невесело.

— Мой однокурсник тоже так говорил. А потом такой, как ты его называешь, слабый полтергейст задушил простынёй его мать. На первом курсе это было, как сейчас помню…

— Ты про Рейтега?! — опешила я.

— Вы знакомы?.. Впрочем, да, он же остался работать в Школе…

— За что его выгнали? — тут же спросила я, не уточняя, где и как познакомилась с сыном жертвы полтергейста. — Он что-то говорил про драку.

— Так и было, — медленно подтвердил Каус. — Его выгнали за драку.

— А из-за чего она произошла?

Парень тяжело вздохнул.

— Это была моя вина, — признался он.

— Так он с тобой дрался?!

Каус не был похож на человека, который вообще когда-нибудь с кем-нибудь дрался. Ему это как-то было… не к лицу, что ли.

— Рейтег всегда был очень несдержанным. — Каус сделал вид, что не заметил моего удивления. — А я не принял этого в расчёт… Ты хорошо его знаешь?

— Не очень. Виделись полтора раза.

— Понимаешь, бывают такие люди, которых любой пустяк приводит в бешенство. Рейтег как раз из таких. Был, по крайней мере. Но думаю, вряд ли он сильно изменился.

В этот момент я прихлопнула наглого комара, впившегося в мою щёку, и жестоко за это поплатилась — от резкого движения рана на шее словно бы расползлась ещё шире. Мы снова остановились, и Каус терпеливо подождал, пока перед моими глазами развеется темнота, и я переведу дыхание.

— Может всё-таки посидим? — спросил он, когда я изъявила готовность идти дальше. — Я дал извозчику такой аванс что он нас будет ждать хоть до завтра. А я вообще думал, что задержусь дольше… — Он вынул свободной рукой из жилетного кармана часы на цепочке. — Ну да, в ближайший час возница про меня даже не вспомнит. Пойдём, отдохнёшь, вон, кажется, вполне удобный камень…

— Нет. — Я раздражённо смахнула со щеки останки убитого комара. — Пошли. Где он нас ждёт, твой извозчик?

— У леса. Мы доехали где-то до середины поля, когда лошади стали брыкаться. Хотя это хорошие лошади — бурсунская порода, они очень устойчивы к влиянию Пустынного Берега…

— Хорошие — мягко сказано, — заметила я. — Они ведь столько денег стоят, эти бурсунцы…

— У нас на конюшне есть парочка. Подарок господина Тормура.

— Странно… — пробормотала я. — Зачем господину Томуру дарить лошадей Центру Аномалий?

Каус ответил не сразу, потом, наконец, признался:

— Честно говоря, он подарил их мне лично. Я оказал ему кое-какую услугу, когда был в Морлио последний раз.

— Странно, что ты не приехал сюда до меня, на таком-то транспорте.

— Сложно было уйти, не вызывая подозрений. Сама понимаешь, я не хотел говорить директору, куда ты пошла. Боюсь, ты лишилась бы работы.

— Спасибо, но мы уже говорили об этом. Я в любом случае не уверена, что долго здесь продержусь. Всё как-то… неправильно…

Я облизнула пересохшие губы. Вроде бы не так давно пила. Надо было фляжку с собой взять… Не догадалась.

— Тогда ты не продержишься нигде, — заметил Каус. — Мир не делится на чёрное и белое, Эстина. Если хочешь дальше состоять в Чёрных Кинжалах, тебе придётся идти на компромиссы.

Где-то я уже это слышала. Про чёрное и белое.

— Здесь дело ведь не в том, что какой-то преступник останется на свободе, — попыталась объяснить я. — Речь идёт о людях… Нельзя жить в таких условиях…

— Но эти условия нельзя и поменять. Мы делаем всё возможное. Но если выяснится, что на границе такое творится, доверие к государству исчезнет. Люди поймут, что первыми, кого следует отправить на плаху, должны стать Высшие. И тогда пиши пропало. Порядка не будет никакого, никогда.

— Должен быть способ, — упрямо твердила я.

— Его нет. Пока нет. Я надеюсь, ты когда-нибудь это примешь. И чем скорее это произойдёт, тем лучше.

Я отогнала от себя воспоминание о Вирме — в конце концов, мы ничего не нарушили тогда, и это была мелочь, сущая мелочь! — и покачала головой.

— Я не смогу, Каус… Компромиссы — не для меня. Если так обстоит дело, то паршивый из меня законник… Впрочем, учили-то меня по-другому.

— Всех нас учили по-другому. Студентам такого не говорят. Но чем более законопослушным был человек, тем тоньше он потом чувствует грань, которую ему придётся переступать. И будет делать это с умом. Таким, как ты, сложнее всего. Ломать себя всегда сложно. Но ты тоже научишься, и станет легче.

«Мне не станет», — хотела сказать я, но сил уже не было.

К счастью, мы как раз подходили к опушке, где послушно ждал нанятый Каусом кучер. Две превосходные гнедые лошади щипали короткую траву.

Я забралась в коляску и обхватила себя обеими руками, предварительно опустив закатанные рукава. Сомкнула неожиданно горячие веки, осторожно откинула голову назад.

— Каус… что там с Рейтегом, ты так и не рассказал.

— Тебя надо перевязать, подожди.

— К тварям… — Я качнула головой и в очередной раз поморщилась. — Потом. Лучше воды принеси.

Моего лба коснулась прохладная ладонь.

— М-да… Хорошо, сейчас.

Каус поднял плотный фартук коляски, отгородив меня от мира, а потом я слышала, как он разговаривает с кучером. Где-то рядом гулял ветер, в лесу прятались пустынные сущности, не желая показываться, но следя за нами. Сейчас я ощущала их ещё сильнее, чем когда-либо. Мне казалось, что я сама стала одной из них, что вот-вот душа моя отделится от тела и скользнёт в чёрные кущи, в тени, в немую влажную землю… Так же, как душа той девочки…

— Каус, когда мы поедем?

— Ш-ш… Сейчас поедем. Вот, попей.

Он не обманул. Коляска действительно вскоре тронулась, а потом почти полетела — одна из лучших гроусских пород оправдывала свою репутацию. Я забилась в угол, прижавшись одновременно к спинке сиденья и к жёсткому фартуку, чтобы меньше трясло.

— Расскажи, из-за чего ты подрался с Рейтегом, — не отступала я.

— Зачем тебе?

— Ну пожалуйста!

Каус тихонько усмехнулся.

— Боюсь, если я расскажу, ты во мне разочаруешься.

— Меня сложно разочаровать.

Каус понял, что я не отстану, вздохнул — и принялся рассказывать.

Было лето. Каникулы. Рейтег пригласил однокурсника — единственного, с которым смог подружиться — погостить у него в деревне.

— Ты же жизни не знаешь, — говорил Рейтег. — Торчишь в своём Штатбурте, как фарфоровая вазочка под стеклом, на всём готовеньком… А я тебя рыбачить научу! И в лес за черникой ходить будем!

Каус чернику терпеть не мог, но друга обижать отказом не хотелось. Тем более, Рейтег говорил, что хозяйство у них большое, и что тётке теперь, когда нет матери, приходится делать там всё самой, пока Рейтег учится. Надо же когда-то и отдохнуть бедной женщине! Как с этим самым хозяйством управляться, Каус, потомок старого дворянского рода, понятия не имел: его семье хватало денег, чтобы соблюдать древние традиции и держать при себе слуг. Однако он решил, что ничто не мешает научиться чему-то новому и обзавестись полезным опытом…

В этом месте рассказа я фыркнула, не понаслышке зная о том, что ждало Кауса в доме Рейтега. Хозяйство, судя по всему, у них значительно уменьшилось, но мне и того хватило.

…В деревне в пять утра орали петухи. В шесть мычали коровы. Ночью гавкали собаки. В доме по утрам было холодно, по вечерам — жарко от протопленной печи. На окнах не висели отгоняющие насекомых амулеты, к которым Каус привык настолько, что даже не сообразил, что их может где-то не быть, и сколько бед принесёт их отсутствие.

В огороде росла крапива, а ещё куча какой-то непонятной травы, которую нужно было выдирать с корнем. Каус честно старался отличать лебеду от проклюнувшихся огурцов, но, кажется, пару раз всё-таки что-то перепутал.

— И ещё мы копали грядки, — после небольшой паузы вспомнил Каус, и тон его был настолько нарочито небрежным, что я поняла: он ни за что не признается, чем именно ему досадили грядки. Но досадили точно.

— Не подумай, что я жалуюсь, — продолжал он. — На самом деле мне там скорее нравилось, чем нет. Кормили меня как на убой, мне нравилась река и даже почти понравилась рыбалка, когда я притерпелся к комарам. Я вообще довольно быстро ко всему привыкаю и приспосабливаюсь в конце концов к любым обстоятельствам… Чернику я так и не полюбил, но в лесу тоже было хорошо, я туда даже один ходил. И, в отличие от Морлио, вокруг почти не было людей. Как в том же лесу — идёшь, и никого, вообще никого. Очень непривычно…

Я вспомнила напугавший меня простор и поёжилась. И правда странное ощущение. Но не менее странно то, что оно могло кому-то понравиться.

— Мне по-настоящему не давало покоя только одно. Дело было в его так называемой тётушке.

— Почему «так называемой»? — удивилась я. — Ты ведь про Мавву, да?

— Ты и её знаешь?.. — Каус смерил меня внимательным взглядом. — Тогда странно, что ты сама не поняла.

— Что не поняла?

— Она не человек. Она пришла с Пустынного Берега.

Я резко повернулась к нему, позабыв про многострадальную шею — и тут же об этом пожалела.

— Ляг и положи голову мне на колени. — Голос Кауса звучал словно издалека, и жалость в нём была почти невыносимой. — Так будет легче.

— Не думаю, — процедила я. — Я потом не встану… Так как всё это ты узнал? Про Мавву?

— Я с самого начала чувствовал, что с ней что-то не так, — сказал Каус. Настаивать на том, чтобы я легла, он, к счастью, не стал. — Ты уже в курсе, что у меня очень хороший нюх на этих существ. Хотя нюх — не слишком удачное в данном случае слово. Впрочем, кому я объясняю…

Действительно, не нюх. Что-то вроде внутреннего зуда, тревоги и ощущения то нарастающей, то утихающей, опасности — как будто кто-то целится тебе в спину или собирается схватить за ногу. То, к чему я не могла привыкнуть в Морлио и что так мучило меня здесь, в Дельсуне и на подступах к Свен…

С Маввой такого не было. Вернее, было, но как-то по-другому. Да, рядом с Рейтеговой тётушкой меня охватывало какое-то странное чувство: что-то не так, твердило мне оно, что-то неправильно… Но страх? Тревога? Нет.

— Я старался держаться от неё подальше, — продолжал Каус, — не делился с Рейтегом своим беспокойством. Это я в Дельсуне научился разбираться в своих ощущениях, а тогда был уверен, что у меня что-то вроде паранойи. Я списывал всё на новизну впечатлений. Убеждал себя, что Мавва, конечно, довольно своеобразна, но мало ли, дефекты речи у неё, например. Да и остальные странности легко можно было объяснить возрастом или болезнями… Но однажды я случайно увидел её рано-рано утром, на рассвете. Мне не спалось. Я гулял по берегу реки, и заметил фигуру человека… Хотя нет, вру. Я сразу понял, что это не человек.

Как он понял? По движениям. В полутьме у фигуры не было ни лица, ни рук, ни просто каких-либо контуров. Это была тень, облако тёмного тумана, которое… летело. Да, именно. Оно медленно летело по направлению к лесу.

Было страшно, но Каус пошёл за этим существом, словно заворожённый. И пока шёл, смог приблизиться настолько, что различил балахон, в котором тогда ходила Мавва, а в отблеске первого солнечного луча блеснули на макушке седые волосы.

— Сам не знаю, что на меня нашло, — пожал плечами законник. Лицо у него было отрешённое, словно бы он и в этот момент видел тётушку друга, летевшую над берегом реки. — Я шёл за ней через лес, переступая по корням деревьев, уворачиваясь от веток, чтобы не шелестеть… Причём я не осознанно это делал. Во мне как будто какой-то инстинкт проснулся, как у животных… Я видел, как она разувается и идёт по болоту, не проваливаясь. Как пьёт воду из бочагов. А один раз она крикнула, пронзительно так, совсем не по-человечески. На птицу похоже… Я так и сел у дерева, за которым прятался. Она ушла, а я всё сидел, никак не мог в себя прийти. Но потом всё-таки взял себя в руки и вернулся в деревню.

— Ты сказал Рейтегу?

— О том, что его тётка — пустынная тварь? Конечно. Но выяснилось, что он и так знал. Он мне объяснил, что Мавву они с матерью приютили несколько лет назад. Что бывают исключения, что далеко не все, кто населял Гроус до нас, стали тварями во время Великого Изгнания. Кто-то сохранил облик и разум… Такое редко, но случается, говорил мне Рейтег — как будто я сам этого не знал. Говорил, что Мавва никому не делает ничего плохого…

— Она меня вылечила, — вставила я.

— Верю. Но тогда я сомневался в его словах. Во-первых, тон был такой, как будто это больной вопрос, и Рейтег не хотел говорить правду. Во-вторых, я всё время ощущал от его тётки какую-то опасность… Я решил пока не делать никаких выводов и понаблюдать за Маввой. Но через несколько дней прилетел письмоносец сестры с известием о смерти отца. Я уехал, и больше не видел Рейтега до конца месяца. Потом начался новый учебный год…

Каус замолчал, задумавшись.

— И вы подрались, — поторопила я.

— На нём лица не было, — сказал Каус. — Он выглядел так, будто за этот месяц ни разу не ел и не спал. И взгляд у него был такой… бешеный какой-то. Я спросил, что случилось. Ничего, говорит, всё в порядке. Болел, спрашиваю? Нет. Я пытался докопаться до правды, но Рейтег в конце концов посоветовал мне не лезть не в своё дело. Потом вроде всё шло обычным чередом, он начал потихоньку приходить в себя. Но через две недели съездил на выходные домой — и снова приехал, как будто с похорон. Тут я и заподозрил, что дело в Мавве. Решил, что она потягивает из него энергию, и этим живёт. На первом курсе мы с Рейтегом почти не общались, и я не помнил, таким же он приезжал в Школу, или нет. Но теперь мне было очевидно, что происходит. Мы сходили на обед, где Рейтег почти ничего не съел, а на пути из столовой я сказал ему, что так нельзя, и что он должен заявить о Мавве. И если он этого не сделает, то сделаю я.

— После того, как Рейтег попросил тебя не лезть? — усомнилась я.

— Я был уверен, что он в опасности, только сам этого не понимает. — Каус пристально посмотрел на меня, уголок его губы странно дёрнулся. — Я был уверен, что поступаю правильно. И ни на что больше не обращал внимания, кроме этого ощущения: я прав.

Я поёжилась. Мне очень хорошо было знакомо такое чувство.

— Я дал ему понять, что не собираюсь отступать, — медленно произнёс Каус, по-прежнему внимательно разглядывая меня. — Ну и понеслось.

Он вздохнул и отвернулся к окошку. Я тоже украдкой перевела дух, избавившись от прицела этих проницательных глаз.

Кто бы мог подумать, что Каус действительно понимал меня. Он сам был таким же. Но со временем научился расставлять приоритеты, не делить мир на чёрное и белое, идти на компромиссы… всему тому, чему пытался научить меня.

Неужели и меня это ожидает? Неужели и я всё-таки привыкну?

Нет, решительно сказала себе я. Никогда. Не дождётесь вы от меня компромиссов.

— Если бы я додумался начать этот разговор в безлюдном месте, всё вышло бы по-другому, — сказал Каус окошку. — Если бы я не был упёртым высокомерным дураком, драки бы вообще не случилось. Но она случилась, и множество свидетелей подтвердили, что Рейтег ударил первым. Сама знаешь, в Школе Гильдии очень жёсткие правила. Я ходил к Тормуру, говорил, что не имею никаких претензий. Рейтег был очень способным студентом, и я надеялся, это его спасёт. Но всё было без толку. Имел значение сам факт. Начал драку — до свидания. Единственное, чем Тормур смог помочь Рейтегу — это дать ему работу. Но я всё равно с тех пор ни разу с ним не встречался. И все хозяйственные помещения старался обходить стороной. — Каус помолчал немного, и добавил: — Я знал, что специально он не будет мне мстить, но если случайно увидит, то может и убить.

Может и убить…

«Один мой однокурсник оказался законченной сволочью», — вспомнила я слова Рейтега. Он не стал тогда рассказывать о причине ссоры. Он по-прежнему хранил секрет Маввы. Честно говоря, я была рада этому. Мавва мне понравилась, мне было бы жаль, если бы её схватили…

Но фактически… фактически Каус был прав. И я теперь разделяла с ним эту тайну. Я теперь знала, что в деревне под видом человека живёт пустынная… Нет, стоп. Я не могла назвать Мавву тварью.

Только ведь она не имела права там находиться. Она… она должна была умереть. В лучшем случае отправиться в Центр Пустынных Аномалий, где её бы изучали. Держали под присмотром.

— Ты так на неё и не донёс, — сказала я.

— Я не смог, — отозвался Каус и повернулся ко мне. — Считаешь, я был не прав? Считаешь, я должен был поступить по закону?

— Не знаю.

Беспомощность, прозвучавшая в моём голосе, удивила меня саму.

Каус улыбнулся. В этой улыбке мне померещилось сочувствие, и я поджала губы.

— Ты так и не выяснил, это из-за неё с Рейтегом творилось что-то непонятное?

— Выяснил, — не сразу Каус. — Нет, это не имело к Мавве никакого отношения. Так что я получился кругом виноват… Хм… Эстина Кей-Лайни, скажи-ка мне, пожалуйста, где твой кинжал?

Отвернуться я не могла, поэтому закрыла глаза, чтобы не видеть лица Кауса, когда он услышит правду.

— Там, где Колпак убил девочку.

Каус немного помолчал, подбирая слова.

— Сейчас, конечно, мы разворачиваться не будем. Но когда ты поправишься, мы вернёмся сюда и ты дезактивируешь кинжал. И не спорь. Ты не можешь сражаться с Колпаком.

Я посмотрела на него настолько сурово, насколько могла.

— Поздно. Или ты хочешь, чтобы я нарушила правила?

— Да, я хочу, чтобы ты нарушила правила. — Голос Кауса звучал очень спокойно. — И вообще Колпаком занимаюсь я. Он не один, их там целая шайка, мы с большим отрядом полиции разрабатываем операцию по поимке всех, поэтому, пожалуйста, не мешай.

— Грента-Райи ведь просил не заниматься расследованиями, — напомнила я.

— Да, но Колпак, помимо прочего, мешает нам работать. Так что это расследование, нужное всем, Грента-Райи и сам это признал. Я бы взял в помощники и тебя, но, прости за прямоту, у тебя ещё недостаточно опыта.

Я презрительно фыркнула.

— Когда ты приглашал меня на работу, тебе так не казалось. Пожалуйста, давай оставим этот разговор. Я уже сказала… — Я облизнула снова пересохшие губы, — что не буду нарушать правила…

Каус вздохнул и замолчал.

Я улыбнулась, довольная тем, что оставила за собой последнее слово, и снова закрыла глаза.

— Может, у тебя и получится, — услышала я сквозь полудрёму. — Я уже могу только смириться, но ты… почему бы и нет?..

Мы летели вперёд по дороге, и что-то шумело, шумело в ушах… Ветер?..

Речные воды. То горячее, что текло из моей шеи, стало тёмной рекой. Вон и пар над ней поднимается, кутая горошину солнца. Варятся в моей горячей воде корни камышей. Рыба в этой реке давно умерла от жара, поэтому очень странно видеть человека с удочкой на берегу. Но он там сидит; сосредоточенное загорелое лицо, густые брови чуть сдвинуты, между ними — складка. Что-то случилось у него, не так давно…

«Мать умерла, — вспоминаю я. — Пока он учился, прилетел призрак, скрытый полтергейст, и задушил его мать бельём».

Второй парень давно бросил удочку рядом с опрокинутым ведром и переносной лампой-ловушкой. Он лежит на траве, закинув одну босую ногу на другую. Из-под чёрной охотничьей шапки выбиваются светлые волосы. В тонких пальцах соломинка, которую он периодически покусывает. Чуть прищуренные глаза, полуулыбка. Обаятельное до невозможности лицо.

«Пошли бы лучше на пастбище», — скучающе замечает он.

Человек с удочкой резко оборачивается.

«Руки прочь от неё, понял?»

Говорит вполголоса, чтобы рыбу не распугать. Но звучит всё равно угрожающе.

Светловолосый тихонько смеётся.

«Ты что, ярлык на неё наклеил? «Собственность Рейтега, инвентарный номер…»

«Иди ты».

Рыбак поворачивается обратно к воде, ещё более хмурый.

«Да шучу я, — фыркает светловолосый. — Мне как бы хватает. Так что можно сказать, я о тебе забочусь. И вообще, лучше по лужайке погулять, чем здесь комаров кормить… Серьёзно, Рейтег. Бросил бы это всё, пошёл бы, нарвал ромашек…»

«А то она ромашек не видела».

«Если ей не понравится, скажешь, что козе принёс. Вряд ли эту козу так часто кормят ромашками…»

«Отвяжись от меня. Это не твоё дело вообще».

«Лето короткое, дружище. Если ты в ближайшее время не созреешь, её козу будет кормить ромашками кто-то другой».

«Ты, например?» — недобро зыркает на него Рейтег.

«Ты можешь представить меня кормящим козу?»

«Ты вчера отвешивал козе комплименты. Поэтому меня уже ничто не удивит».

Светловолосый снова смеётся и отправляет в рот кончик соломинки.

«Это был повод для беседы», — невнятно произносит он.

«Знаю я эти твои беседы. Чтобы я больше тебя рядом с ней не видел! И с её козой тоже!».

«А сам-то пойдёшь?»

Рейтег ничего не говорит, только снова отворачивается к воде, и светловолосый парень, ухмыльнувшись, выносит диагноз:

«Дурак».

Дурак. Упёртый высокомерный дурак… Но это Каус про себя говорил…

Рейтег резко дёргает удочку и вытаскивает рыбёшку. Та почему-то живая, брыкается, расплёскивая кипяток.

Светловолосый легко встаёт на ноги, идёт босиком по берегу. Улыбается как-то лукаво, словно собрался показывать фокус. Подходит ко мне вплотную и говорит:

«А я вовсе не дурак. Я поймаю Колпака».

Потом наклоняется, легонько хлопает меня по щеке. Горячая река идёт рябью.

«Эстина, слышишь?..»

— Слышу…

Пейзаж сменился. Никакой реки, никаких камышей. Я сидела в коляске, фартук был уже опущен, а рядом с открытой дверцей стоял Каус. Только жар никуда не делся.

— Каус… Мы приехали, да?

Я попыталась оглядеться, и чуть не завопила. Что я увижу вместо собственной шеи, когда сниму с неё повязку из фартука, представлять не хотелось.

— Пойдём сразу в Зелёные Трубки. — Каус помог мне выбраться и повёл к уже замеченному мной небольшому зданию по соседству с Центром, теперь поддерживая обеими руками.

— Каус, что ты говорил насчёт Рейтега? Что с ним происходило тогда?

— Я не говорил.

— Но собирался.

— По правде говоря, нет. Всё это уже неважно, Тина.

— И всё-таки… Это ведь из-за девушки, да? Сколько ему лет было, семнадцать?

Каус отозвался не сразу.

— Ну, раз уж ты сама догадалась… Всё верно, из-за девушки. Она жила там же, в деревне. Они встречались какое-то время. Рейтег просто голову потерял, а девушка не могла поехать с ним в Морлио. Ему уже было не до учёбы. В общем-то, я мог бы догадаться, а не приплетать сюда Мавву…

— А потом что с ней случилось, с этой девушкой?

— Уехала куда-то.

— А… а как же Рейтег?

— А Рейтег остался, — отстранённо произнёс Каус.

Я с трудом повернула голову и вгляделась в его профиль, пытаясь отыскать там того светловолосого парня, который приснился мне под скрип колёс.

Что-то общее, конечно, было. Но… немного.

13.

Вылечили меня довольно быстро, но так как Каус предупредил медиков, что лезвие меча могло быть заряжено, то те прописали мне постельный режим хотя бы в течение дня.

Я, разумеется, чихать хотела на их предписания.

Может, конечно, я бы и была более послушной пациенткой, если бы женщина, у которой я снимала комнату, не стала рассказывать мужу о краже в оружейном магазине.

— Мы с его свояченицей на рынке столкнулись. А она своими глазами ту деваху видела! Вся в каких-то нашлёпках, в маске, да ещё и с двумя мечами! Прыгает, как коза, амулетами сверкает, как будто не боится никого…

Я тут же сбежала с лестницы.

— Простите, где это было?..

И пока женщина, слегка удивлённая, отвечала на мой вопрос, я представила Кауса, который может легко выяснить, чем я занимаюсь вместо того, чтобы соблюдать постельный режим или, на худой конец, прийти в Центр на работу. Я знала, что он меня прикроет перед директором, поручится за меня в очередной раз, и всё же…

Но в конце концов, я же не собиралась «проявлять излишнюю инициативу», от которой предостерегал меня Грента-Райи. Я просто хотела помочь полиции расследовать это дело. Благо знала, где бывает злоумышленница, и на какой улице маленького приграничного посёлка с ней можно было столкнуться ещё вчера.

И это всё если не упоминать о том, что полиция обязана помогать Чёрным Кинжалам, а на мне со вчерашнего дня висело дело Колпака — где помощь бы отнюдь не помешала. Девушка же явно была как-то связана с этим хмырёмв капюшоне.

Да, разумеется Каус предупреждал о том, что Колпаком занимается он — но мог бы предупредить и пораньше, чтобы избежать подобных ситуаций. Мог бы предвидеть!.. Теперь ничего не поделаешь.

В общем, уже после обеда я была в полицейском участке и давала показания.

— Конечно, пожелаю, — заявила я следователю на робкий вопрос о том, не пожелаю ли я их сопровождать. — Во-первых, мне проще показать на местности. Во-вторых, у меня там есть и своё дело. Причём я подозреваю, что наши фигуранты знакомы друг с другом…

«Это Колпак у нас вежливый…» — вспомнила я слова той, кому была обязана шрамом на шее.

И в который раз, словно воочию, увидела срываемую с плеч голову девочки.

Вежливый. Ну да.

 ***

Мы быстро доехали до посёлка, и я продемонстрировала улицу, где мне накануне чуть не снесли голову.

Понятное дело, там уже не было девушки с мечами.

— Мы опросим жителей, — наконец постановил Риад, главный из сопровождавших меня полицейских, очень толковый мужчина чуть постарше меня, с отливающими рыжиной волосами. — Будет любопытно, что они расскажут по этому поводу.

Хорошая формулировка. Видно, что человек привык обращать внимание не только на то, о чём ему рассказывают — но и на то, как о чём-то умалчивают.

Мы разошлись в разные стороны. Я целенаправленно зашагала к знакомой калитке — той самой, с заряженным засовом.

Чтобы отстирать передник, пришлось воспользоваться магией, но я была уверена, что оно того стоит. Нужно было всё-таки начать налаживать контакты с жителями Приграничья, а раз никому больше это не казалось важным, то получалось, что заниматься этим должна я.

Никто не вышел меня встречать. То ли из чувства протеста, то ли из страха. То ли в доме и в самом деле никого не было.

Я повесила фартук на калитку, в перекидку, надеясь, что никто из соседей на него не покусится, и пошла вдоль по улице.

Я так и не спросила у Кауса, что это за место. Посёлок, или всё-таки маленький городок. Как его называют местные жители, как его воспринимают дельсунцы? Какой-то он был пёстрый, несмотря на общее впечатление заброшенности. Дома из камня, дома из дерева. Но чаще — из дерева и камня сразу: светлые стены расчерчены деревянными рейками на прямоугольники и квадраты. Односкатные крыши, наклон которых иногда едва заметен. Глухие заборы. И за каждым, за каждым словно кто-то прячется, выжидает, когда можно вонзить меч тебе в спину…

Кажется, я становлюсь параноиком.

Днём, на самом деле, народу на улицах не так уж и много. Мы, когда шли сюда, видели, что большинство из них работает в полях. По домам отсиживались больные или немощные, или женщины из больших семейств, которым и без поля работ хватает — и есть, кого туда отправить при этом… Мы решили вернуться к тем, кто в поле, потом. С человеком хорошо разговаривать, когда он один, и не за кем прятаться.

Не переставая оглядывать заборы, я внезапно наткнулась на прохожего. В этой части городка, нелепой из-за своих вытянутых двух- и трёхэтажных домов с почти горизонтальными, с лёгким наклоном, крышами, он внезапно оказался единственным человеком на тот момент. Словно бы все остальные вымерли. Он стоял и смотрел на меня с ничего не выражающим лицом — но я уже была достаточно подкована в общении с местными, чтобы увидеть в этой фигуре враждебность.

Я сердито поддёрнула закатанные до локтей рукава — кажется, это жест вошёл у меня в привычку, — и решительно направилась к незнакомцу. Молодой мужчина, невысокий, в поношенной одежде. Выгоревшие на солнце каштановые волосы. Вроде бы ничего особенного, но чем ближе я подходила к нему, тем ощутимее у меня сосало под ложечкой.

Тревога. Разъедающая, растравливающая изнутри. Мурашки. Была бы я животным, у меня бы шерсть поднялась дыбом.

Где-то рядом, совсем близко, находилась пустынная тварь. Каус был прав — я действительно научилась истолковывать свои ощущения на их счёт. Но пока не научилась различать нюансы…

А следовало бы.

Только я замерла, прислушиваясь к себе, как незнакомец ринулся на меня — быстро и бесшумно. Это было настолько неожиданно и выглядело настолько не по-человечески, что я только и смогла, что попятиться. Я даже не вспомнила о магии в этот момент. И была бы, несомненно мертва — если бы кто-то не подхватил меня под мышки и не унёс вверх.

Высокое небо хлынуло в глаза, скрутилось в воронку в солнечном сплетении. Я тихо пискнула, не в силах закричать — и тут же рухнула на какую-то крышу. Строение было ветхое, деревянное, довольно высокое и неуловимо знакомое. Голубятня. За неимением письмоносцев, простые люди часто прибегали к услугам этих птиц, и в каждом, даже самом маленьком селении, жил как минимум один заводчик голубей.

У меня была всего секунда до того, как я смогла поднять голову.

Возле меня в такой же неудобной позе полулежал Колпак.

Я не успела ни закричать, ни спросить что-то, ни даже подумать. Удар нечеловеческой силы пришёлся на какую-то опорную сваю. Мне казалось, я чувствую, как подо мной, под тонким деревянным настилом, вспархивают перепуганные птицы, которым некуда лететь. Голубятня накренилась, я перекатилась к краю крыши, в полмгновенье поняв, что не успею начертить символ при всём желании. Колпак тоже не успевал его начертить — если бы он вдруг вздумал зачем-то помогать мне второй раз.

Я полетела вниз, беспомощно мазнув руками по карнизу.

«Не расшибусь, так калекой…», — пронеслась в голове короткая рваная мысль.

И тут на моём запястье словно сомкнулись большие клещи. Плечо едва не выдернулось из сустава. Повиснув на одной руке, я с размаху налетела на стену недообрушившейся голубятни.

Колпак потянул меня вверх, и моё тело тут же принялось ему помогать — не посоветовавшись со мной, инстинктивно. Я зацепилась второй рукой, и мы вместе с моим неожиданным спасителем вытащили меня наверх.

Убедившись, что я больше не падаю, Колпак выпустил меня и быстро кинул в мужчину внизу сразу несколько «пирамидок». Те его буквально пригвоздили к земле, распялив, как звериную шкуру. Когда я встала и, с трудом держа равновесие, глянула вниз, то увидела лишь кровавое месиво.

Я посмотрела на Колпака.

Он был гораздо выше меня. Плащ не скрывал ни размах плеч, ни висящей на поясе сабли, которую он мог пустить в ход в любой момент. Вот только почему он до сих пор этого не сделал? Что это вообще было сейчас?! Я — человек, который пришёл, чтобы ускорить встречу Колпака с эшафотом! Вряд ли он этого не понимал.

Но всё же спас меня. Почему?

Я услышала голоса. Совсем рядом, внизу.

— Что это там?.. Кто-то лежит…

— Это не Эстина? Она ведь куда-то сюда…

Я развернулась, чтобы крикнуть Риаду, что со мной всё в порядке, но тут рука, которая в прямом смысле вытащила меня с того света, зажала мне рот. Моя кисть сама собой взметнулась вверх, но Колпак тут же стиснул мне пальцы свободной ладонью. Я уже была готова садануть его ногой по щиколотке, как учили на занятиях по технике боя, но вдруг услышала над самым ухом до ужаса знакомый голос:

— Тихо, Лягушонок. Я тебя спас уже трижды. Теперь просто дай мне спокойно уйти.

***

Я почти дошла до дома, когда меня перехватил письмоносец директора. Завис в воздухе перед самым лицом, раздражающе шумно махая крыльями.

Придя к выводу, что меня ждёт увольнение, я отстранённо подумала о том, что новая куртка — бледно-голубая, лёгкая, для летних вечеров, — наверное, не влезет в ту сумку, которую дала мне Мавва. Значит, хорошо бы купить новую сумку. А лучше небольшой рюкзачок — с ним должно быть удобно в поезде…

Поезд. Спина Тантара, маячащая впереди; я следую за ней, уверенная, что вот-вот узнаю тайну смерти Аргеллы. Узнаю, кто убил Эризу. И вернусь домой. Спина Тантара, голос Тантара и его последний — я думала, что последний! — нарисованный в воздухе символ, отправивший меня в реку.

Спасший мне жизнь.

«Тихо, Лягушонок».

Я должна была связать его. Я должна была доставить его Риаду. Просто потому, что Тантар убивает людей, а значит, и сам должен быть повешен на главной Дельсунской площади в День Справедливости. И неважно, что он делал до этого. И не важно, что он мой однокурсник.

Я должна была хотя бы пошевелиться — но не смогла. Так и стояла на крыше, словно истукан.

Как глупо.

Я постучалась и вошла в кабинет Грента-Райи.

— Вот и ты. — Он никогда не тратил время на приветствия. — Кор-Тейви сказал, ты болеешь, но его самого сейчас нет, а у нас проводится служебное расследование, и нужен маг. Кинжал при тебе?

— Да, — глухо ответила я.

— Очень хорошо. Нужно, чтобы ты его активировала в нашем подвале и посмотрела следы в энергетическом поле. Нужно будет пойти по тому, который окажется ближайшим к месту преступления.

— Простите, могу я узнать суть дела? Что за служебное расследование?

— Какая разница? Просто делай — и всё.

Я отвела глаза.

Какая разница, действительно?

Во-первых, я покрываю убийцу. Что бы я ни делала сейчас, это не уравняет чаши весов. Всё уже слишком плохо, и намного хуже не будет.

Во-вторых, Городу Высших плевать на то, что здесь творится. Гильдии тем более плевать. Никто не будет отслеживать мой кинжал.

В-третьих, если я буду думать ещё и об этом, то взорвусь.

— Хорошо, — сказала я.

— Пойдём в подвал.

Они вычислили с помощью особых детекторов расползающуюся тёмную энергетику. Я же её даже без детекторов почувствовала. Подобное редко встретишь. Тот, кто оказывается в таком невидимом облаке, может сойти с ума.

Но я не сойду, конечно. Я недостойна спасительного сумасшествия. Мой мозг будет работать на всю катушку, пока не постигнет случившееся до конца.

К тому же я могу убрать эту энергетику, стоит только активировать кинжал… Так просто.

Задание Грента-Райи я выполнила очень быстро. Подчистила поле там, где это было необходимо, разглядела самые свежие следы цвета спелой малины и безропотно пошла по ним.

— Халатность! — кричал потом директор на какого-то мужчину в очках, которого я никогда прежде не видела. — Преступная халатность! Как будто нам мало чокнутых убийц!

Я молча смотрела на невысокого учёного, теребившего в руках пустую пробирку. На его лице явственно читались растерянность и страх. Я видела, что он брился два дня назад, что у него скол на дужке очков, и что за весь день никто так и не сказал ему, что передник на нём надет не той стороной. Человек не от мира сего. Одинокий. Увлечённый.

— Чтобы духу твоего здесь не было уже завтра!.. А ты можешь идти. Спасибо за работу. Выздоравливай.

Первое «спасибо» за все те дни, что я работала в этом Центре. И «выздоравливай». Какая забота. И всё потому, что я безропотно сплясала под его дудку.

Я молча развернулась и ушла.

Дома я села на пол возле окна, обняв колени и прислонившись лбом к подоконнику. Если бы можно было сделаться ещё меньше и сесть ещё ниже — я бы сделалась меньше и села ниже.

Чего я ждала? Того времени, когда можно будет лечь спать. Потому что ложиться спать до заката глупо, а бодрствовать я не могла. Это было мучительно.

Я подгоняла минуты, я ощущала лбом подоконник, я ощущала ноющие синяки от удара о голубятню. Вот и свет, наконец, позолотел, и я, не выглядывая в окно, могла видеть, как преобразился Дельсун. Я знала, что навсегда запомню его таким, закатным. Что бы ни случилось со мной потом. Где бы я ни оказалась.

В дверь постучали, и я вскочила, как будто меня пнули с размаху. Глянула в зеркало, пригладила ещё более взъерошенные, чем обычно, волосы, насильно растянула губы в улыбке. Больше всего я боялась момента, когда меня начнут спрашивать, что не так. Знала, что сил соврать мне не хватит.

— Да-да, войдите. — Я встала возле подоконника, вцепившись в него руками, будто в единственную мачту, не рухнувшую во время кораблекрушения. Вернее, рею. Это ведь реи горизонтальные.

На пороге появился Каус. И, конечно, не стал закрывать дверь.

— Добрый вечер, Тина. Хочу пригласить тебя в одну таверну. Здесь недалеко.

— Спасибо, Каус, я недавно поужинала.

Он наклонил голову, вглядываясь в моё лицо.

— У тебя что-то случилось.

— Нет, всё в порядке.

— Это был не вопрос.

Я закатила глаза. Терпеть не могу, когда так настойчиво пытаются влезть в мои дела.

— Послушай, если ты хотел поговорить, то сейчас, честно говоря, не самое удачное время…

— У тебя синяки на руке, — перебил меня Каус.

Я машинально дёрнула засученный рукав рубашки, и тут же разозлилась. Подумаешь, синяки! Какое его дело?!

— И что, что синяки? — Я потёрла запястья, где и в самом деле успели проступить синеватые следы от пальцев Тантара. — Это я просто…

— Упала, — вежливо подсказал мне Каус.

Я поняла, что он издевается, и стиснула зубы.

— Если бы упала, синяки бы были расположены не так, тебе это известно не хуже меня. Я просто нарвалась на очередного идиота, которому не нравятся Чёрные Кинжалы, и он слишком крепко схватил меня за руку.

Каус закрыл дверь. Негромко, но я отчего-то вздрогнула.

— Почему ты мне до сих пор не доверяешь?

— О, обожаю душещипательные разговоры! — объявила я далёким от радости голосом и уселась с ногами на подоконник. — Если ты за этим звал меня в таверну, то я тем более никуда не пойду.

— Хотя и соврала про ужин, — вставил Каус.

— Хотя и соврала, — не стала спорить я. — Просто не хочу есть.

На самом деле, есть мне хотелось — мне просто не хотелось ни с кем общаться. Но в ящике стола у меня было припрятано печенье, которым меня угостила хозяйка прошлым вечером, а оно вполне могло стать заменой ужину.

Каус улыбнулся и подошёл ближе.

— Послушные девочки едят три раза в день, — сказал он вкрадчиво.

— А я никогда не была послушной девочкой.

— Почему же? Взять хотя бы сегодняшний день. Съездила, дезактивировала кинжал, как я тебя просил. Потом без лишних споров помогла господину Грента-Райи уволить неосторожного сотрудника. Я, правда, не думал, что тебя удастся так быстро сломать… Но сложно, наверное, строить из себя человека с принципами, когда ты всего лишь обыкновенная слабая женщина. И глупо было ожидать, что всё закончится иначе.

В глазах на мгновенье потемнело. Слабая, значит. Глупо было ожидать.

— А ты что, ожидал всё-таки? — с вызовом поинтересовалась я. — Говорил одно, а думал другое?

— Нет, что ты, я очень доволен тобой, — неубедительно отозвался Каус и огляделся. — Мило у тебя тут. Как зовут твоего письмоносца?

Я покосилась на клетку. Мой пернатый рыжий питомец, ещё ни разу не выпущенный на свободу, преспокойно дремал на жёрдочке. Меня кольнула совесть — нужно всё-таки дать ему полетать, Птицы Радуги чахнут, если долго держать их в неволе.

— Никак не зовут, — угрюмо ответила я Каусу.

— Да, понимаю, — кивнул тот. — Ведь дать имя или прозвище — это значит, создать связь. А ты не любишь создавать связи, не так ли? Разве что с призраками.

— И это ты мне говоришь?! — окрысилась я. — Если бы ты сам их создавал, здесь бы гораздо лучше относились к Чёрным Кинжалам.

— По-твоему, обстановка в регионе может зависеть от моих личных отношений с его жителями? Да если бы я даже женился на старосте Пеньков — а она мне предлагала, кстати, — то вряд ли решил бы проблему. Пеньки, может, и стали бы лучше ко мне относиться, но это всё-таки не единственная деревня на всю округу.

Я помотала головой — слова Кауса налипали на меня, садились, как какие-то неприятные насекомые, и мне хотелось их стряхнуть.

— Какие Пеньки, Каус? О чём ты?

— Я же говорю, деревня. Ты, наверное, видела — она стоит ближе всех к лесу.

Я вспомнила небольшое скопище чёрных домиков у опушки.

— И что ж ты не женился на этой старосте, раз она предлагала? — спросила я.

— Потому что староста всё-таки старовата. Я бы смотрелся её старшим сыном. Которых, кстати, у неё шесть… Но знаешь, это не единственный вариант. Староста Больших Лис тоже ничего такой. Ещё в самом соку. Давай ты за него замуж выйдешь?

Я чуть не фыркнула, но вовремя сдержалась. Ещё решит, не приведи Творец, что я люблю такие шутки!

— Большие Лисы — это вам уже не Пеньки, — продолжал Каус. — Хотя бы потому, что там проживает больше людей. Староста Лис, кстати, тоже вдовец. Неплохая партия. А почему нет? Если тебе кажется, что налаживание личных контактов — это такой действенный способ в данной ситуации. Нет, разумеется, чтобы заставить человека повлиять на вверенных ему людей, выходить за него замуж необязательно … Будь на твоём месте менее целомудренная девушка, я бы предложил вариант попроще. Хотя… откуда мне знать, на что ещё ты готова ради нашего дорогого Центра и родной Гильдии? Сегодняшний день показал, что на многое…

— Ты… — прошипела я, слезая с подоконника. Руки сами собой сжались в кулаки. — Ты либо сейчас заткнёшься, либо… либо я за себя не отвечаю, ясно? Ты ничего не знаешь! Поэтому не смей… не смей говорить такие гадости!

Каус ухмыльнулся. Весело, нахально, как тот парень из моего сна. Значит, моё подсознание откуда-то знало, что он так умеет. Видимо, это выражение уже мелькало на его лице, только редко и ненадолго.

— Ты что, драться со мной собралась?.. Забавно. — Он снова хмыкнул, но тут же снова стал серьёзным. — Ладно, прости. Я перегнул палку. Не хотел, сорвался… Это была просто дурацкая шутка.

Я перевела дух, зыркнула на него исподлобья и вернулась на подоконник. Золотой солнечный свет стал ярко-розовым, почти красным. Дома превратились в тени. Это было недоброе небо, предвещавшее сильный ветер на следующий день…

— В самом деле, Эстина… — Каус подошёл и легонько коснулся моего плеча. — Мне очень стыдно. Я не знаю, что на меня нашло. Что мне сделать, чтобы загладить свою вину? Можно я тебя завтра обедом угощу, раз уж ты отказываешься от ужина?

Я ответила не сразу. Голос Кауса звучал искренне, но мне всё равно мерещилась фальшь. Может, потому что раньше этот человек проявлял удивительную деликатность, тонко чувствуя грани, которых лучше не касаться. А сейчас… «Сорвался», говорит? Но почему на мне? И что…

— Что так тебя расстроило? — спросила я.

— Прости?

— Ты сказал, что «сорвался». Значит, у тебя тоже что-то случилось. В смысле, не «тоже», — быстро поправилась я. — Просто случилось.

Каус ответил не сразу.

— Сложно сказать. День… не из лёгких. Прости ещё раз… Так что насчёт обеда завтра?

Угу. Если он во все «нелёгкие дни» так себя ведёт, то у меня никакого терпения не хватит.

С другой стороны, я тоже не подарок.

— Не надо никакого обеда. Вчера ты сделал то, за что я до конца жизни не расплачусь.

Сказав это, я подумала, что за последнее время меня слишком часто спасают. Я могла бы умереть уже давно. Если бы не Каус. Если бы не Тантар.

— То, что я сделал вчера, не даёт мне права вести себя с тобой… вот так. Это отвратительно, и ты такого не заслужила.

— Ладно, забыли, — буркнула я.

А про себя подумала: забудешь такое, как же. Теперь я точно знаю, что он считает меня бесхарактерной дурой, не умеющей общаться с людьми. И это по меньшей мере.

Каус вздохнул. Спросил осторожно:

— Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?

«Почему ты мне до сих пор не доверяешь?» — вспомнила я.

Что ж. Это был закономерный вопрос от человека, который накануне спас мне жизнь.

Однако Тантар спасал мне жизнь уже неоднократно. И перед ним я была виновата даже больше, чем сейчас перед Каусом.

Я снова покачала головой.

— Хорошо, — сказал Каус. — Но если что, я к твоим услугам.

— Спасибо.

Он ушёл, а я медленно слезла с подоконника. Ощущение было, будто я только что разгрузила десяток вагонов. Подошла к клетке, открыла дверцу. Потом, слушая радостный писк проснувшегося письмоносца, распахнула створку окна.

— Лети, Огонёк.

14.

В следующие пару дней мы с Каусом виделись мельком, и то успевали лишь поздороваться. Я почти всё время торчала в лаборатории, он пропадал на выездах, куда меня до сих пор с собой не брали. По правде говоря, я даже радовалась, что не брали. Знала, что там может появиться Колпак — и тогда мне придётся помогать его арестовывать.

А на третий день в Центр неожиданно пожаловал Рейтег.

Вообще-то я знала, что нам из Гильдии должны привезти коробку новых детекторов. Но эта информация, за ненадобностью, быстро вылетела у меня из головы. Поэтому я очень удивилась, увидев из окна коляску с гербом Гильдии, которая остановилась на площади возле здания Центра. И ещё больше удивилась, когда из этой коляски выбрался Рейтег и, одной рукой прижав к себе какой-то ящик, закрыл дверцу.

Пока я размышляла, хочу ли выйти и поздороваться с ним, драгоценные секунды уходили. Рейтег поговорил с конюхом, пошёл в сторону входа… и только тут я сообразила, куда его отправили с этими детекторами.

Конечно, в «сарай». Точнее, в кабинет Чёрных Кинжалов, который, по правде говоря, только числился таковым, мы там практически никогда не бывали. Но необходимые артефакты, оборудование, документы — всё лежало именно в этом кабинете. «Сараем» его окрестила я, и со временем не только Каус, но и все, кто работал в Центре, подхватили это название.

«Сарай» находился в главном коридоре второго этажа. Как и кабинет директора. Как и небольшая комната, которую Каус оборудовал для совещаний с отрядом полиции, отлавливающим Тантара. То есть Колпака. Когда Каус бывал не на выезде, его можно было найти именно в этих двух помещениях. Или в коридоре между ними.

«Но он наверняка на выезде», — подумала я. Что бы Каус ни говорил о невозможности убрать бардак в Приграничье, он работал там так, будто ничего невозможного нет. Спасал людей от чудовищ, арестовывал тех, кто пытался колдовать, уничтожал заряженные предметы. Даже затеял чистку леса, куда жители Приграничья относили всё, что оставалось от пустынных тварей…

У него слишком много работы — там, рядом со Свен. Что ему делать в Центре?..

Лаборатория, где мы с Лантегой и Нинтой исследовали труп дельсунца с прокушенной глоткой, находилась всё на том же втором этаже. И мне ничего не стоило выйти ненадолго и перехватить Рейтега до того, как он окажется там, где может оказаться Каус. Забрать у него детекторы, поблагодарить, и отнести коробку в «сарай».

Но тогда не исключена вероятность, что мы столкнёмся все втроём. А я не хочу… Не хочу и не буду в это вмешиваться.

В конце концов, что такого — встретятся в коридоре двое бывших друзей. Они же не дураки, чтобы отношения тут выяснять.

А если дураки — им же хуже.

Рассердившись непонятно на что, я продолжила с помощью символов прощупывать рану, отделяя «чужеродные элементы» — то есть биологические следы пустынной твари: слюну, шерстинки… Слюны, как это не удивительно, в ране почти не осталось: зубы у твари словно были сделаны из раскалённого металла: края раны обуглились, влага испарилась, а остатки вещества схватились с плотью убитого так, что извлечь их было практически невозможно. Но я всё равно пробовала, потому что одного короткого волоска — серого, с тёмным кончиком — было явно недостаточно для того, чтобы понять, какая из тварей отправила несчастного на тот свет. Впрочем, меня не оставляло ощущение, что это очередной новый вид… Сколько же их, в конце концов, будет здесь плодиться?! И что с этим делать?..

Грохот в коридоре прозвучал, как выстрел.

Я выскочила из лаборатории прежде девочек и увидела Рейтега, стоявшего через пару дверей от нас возле коробки с детекторами, и Кауса, сидящего посреди рассыпанных ящиков, ранее выстроенных рядами у стены. Лицо у законника было в крови, и я на мгновенье лишилась возможности вдохнуть — но потом сообразила, что Рейтег просто разбил своему бывшему другу нос. Нинта за моей спиной подняла такой визг, что заложило уши. Коридор стал наполняться встревоженными голосами, хлопали двери, но Рейтег как будто ничего не слышал и не замечал. Он пошёл было на Кауса снова, но уже через шаг рухнул, словно от подставленной подножки.

Вообще-то этот символ часто так и называется — «подножка». Очень популярен был в Школе Гильдии во время сессии, когда разрешалось активировать кинжалы для отработки материала.

Рейтег сел и уставился на меня ненавидящими глазами.

— Ты… — прошипел он.

Вот она, радость встречи.

— Лежачего не бьют, — хмуро сообщила я, взмахом кисти уничтожив повисший в воздухе символ. — Ты ничего умнее придумать не мог, кроме как выяснять отношения посреди Дельсунского Центра?

Рейтег огляделся и обнаружил, что вокруг куча народу. Большинство в халатах или в прорезиненных передниках — с непривычки, наверное, жутковато смотрится. Как будто сейчас все вынут из-за спин мясницкие ножи и бросятся на тебя.

— Господин Кор-Тейви! — Нинта со всех ног кинулась к законнику, потиравшему ушибленный затылок.

Вообще-то силе удара Рейтега можно было только позавидовать — Каус пролетел добрых пять футов, и летел бы, наверное, ещё дальше, если бы не ящики. Неудивительно, что он так приложился головой, и, кажется, теперь вообще с трудом мог сказать, где находится.

— Что здесь творится?! — громыхнул голос, и зрители почтительно расступились, давая дорогу директору. — Кор… — Грента-Райи, кажется, потерял дар речи, увидев начальника дельсунских Чёрных Кинжалов в таком неприглядном виде.

— Всё в порядке, господин Грента-Райи, — спокойно ответил тот, поднимаясь на ноги не без помощи маленькой Нинты. — Интендант Чёрных Кинжалов привёз нам детекторы, но не рассчитал своих сил и выронил коробку.

— А что у тебя с лицом?!

— Споткнулся. — Губы Кауса исказила уже знакомая мне ухмылка, выглядевшая сейчас очень впечатляюще, учитывая, что лицо законника от носа до подбородка было залито кровью. — Не из-за чего было поднимать такой переполох.

Но переполох не утихал ещё где-то час. Кто-то причитал, кто-то ругался, кто-то помог мне отнести коробку с детекторами в «сарай». Когда я вышла, Рейтег помогал составлять ящики на место, Лантеги и директора в коридоре не было, как и ещё многих, кто выбежал на грохот и визг Нинты. Сама Нинта торопливо и настойчиво тащила Кауса к лестнице, настаивая на том, чтобы он как можно скорее показался медикам. Не знаю, к чему была вся эта суета — если у Кауса и был перелом носа, в Зелёных Трубках его должны были вылечить в минуту. Именно это законник и пытался объяснить говорливой лаборантке, но вскоре сдался и ушёл вместе с ней на улицу.

Рейтег, оторвавшись от ящиков, проводил их мрачным взглядом. Потом заметил меня и сказал:

— Мы с ним учились вместе. И знаешь, за эти годы ничего не изменилось. Каус всё такой же надменный ублюдок с замашками принца крови, а вокруг него бегает толпа активно сочувствующих девок. Тебе очень не повезло, что ты связалась с ним.

— Это мне судить, повезло или не повезло, — сухо ответила я. — И я тебе не девка. А устроишь такое ещё раз, я тебе шею сверну.

— Ой, нашлась воительница! — хохотнул Рейтег. — Смогла воткнуть кинжал, и теперь нос задирает. Смотри, как бы не отрезали, малявка.

— Это воспринимать как угрозу? — Я недобро сощурилась.

— Это воспринимать как добрый совет. Здесь такие выскочки долго не задерживаются. Хотя, если ты полезла на защиту этого сопляка, то у вас сложились… хм, доверительные отношения. — Рейтег осклабился. — Так что вполне возможно, тебя не вытурят в ближайшие полгода. Пока ты ему не надоешь. Кстати, ты его уже называла трусом за лампу-ловушку? Или решила пожалеть?

Я скрестила руки на груди, стараясь не кривить лицо в яростной гримасе.

— Во-первых, я встану на защиту любого, кому ни за что ни про что сломают нос…

— Ни за что, ни про что?..

— Во-вторых, — повысила я голос, — у вас очень похожие идиотские шутки. Так что у тебя с Каусом гораздо больше общего, чем ты думаешь. А в-третьих, ты отвлекаешь меня от работы. Спасибо за детекторы и счастливого пути.

Я развернулась и зашагала обратно в лабораторию, неслышно скрипя зубами.

— Эстина, — догнал меня голос Рейтега, — я не из тех людей, кто может сломать человеку нос просто так.

— Конечно, нет. — Я не удержалась и всё-таки остановилась, чтобы сказать последнее слово. — Ты из тех мстительных идиотов, которые будут ломать нос за дело — за одно и то же, при каждой встрече.

— Я смотрю, он тебе уже всё растрепал, да?!

Рейтег снова кипел от гнева, но я даже не стала поворачиваться, только презрительно фыркнула и продолжила свой путь…

— Послушай-ка сюда…

Размечтался.

Я молча ускорила шаг и скрылась в лаборатории.

***

С четверть часа я работала. Потом, сделав всё, что могла, отправилась на предписанный обход — раз в день кто-нибудь из нас с Каусом обязательно обходил хотя бы центр города, взяв с собой пару-тройку полицейских. С пустыми руками, надо сказать, мы никогда не возвращались.

В этот раз со мной был Риад — он хотел поговорить по делу той женщины с мечами — и его коллега Тельмер, невысокий, темноволосый парень, с которым мы и прежде не раз работали здесь.

Но мы не успели обойти и один квартал — ко мне подлетел письмоносец Грента-Райи. На редкость глупый для Птиц Радуги, он всегда раздражал меня, но в этот день, при виде приближающегося ко мне жёлтого пятнышка на фоне серых облаков, вместо раздражения я ощутила что-то вроде дурного предчувствия. Как выяснилось, не зря.

«Госпожа Кей-Лайни, — вчиталась я в убористый почерк секретаря, — так как господин Кор-Тейви по состоянию здоровья не может поехать сегодня на вызов, убедительно прошу вас заменить его и срочно, после прочтения данного письма, направиться в деревню Семидеревка для обезвреживания пустынного существа (предварительный класс развития — 3) и доставки его в Центр Пустынных Аномалий для изучения. Карта и письмо жителя деревни прилагаются».

— Мы поедем с вами, — тут же сказал Риад, когда я объяснила, что дальше продолжать обход не могу. — Возьмём нашего толкового возницу, Мельда — он поможет, в случае чего…

— Но это может быть до вечера, — запротестовала я.

Риад посмотрел на меня с укоризной.

— Выезды с Чёрными Кинжалами — приоритетная часть нашей работы. Я надеюсь, вы не собирались отправляться к Свен в одиночку?

Я посмотрела на карту. Деревня Семидеревка действительно была одной из ближайших к Границе. У меня снова ёкнуло под ложечкой, и я помотала головой.

— Не волнуйтесь. — Риад, правильно истолковав моё растерянное молчание, легонько хлопнул меня по плечу. — Я видел, как вы работаете. Всё будет в порядке.

Легко сказать — в порядке. Я-то надеялась, что впервые поеду на вызов вместе с Каусом. Конечно, я не сомневалась в полицейских, но, как ни крути, колдовать они не умеют. А ловкость, храбрость и смекалка — мягко говоря, не достаточно надёжные помощники, когда речь идёт о пустынной твари с третьим классом развития. Потому что третий класс означает, что тварь не только хищная, но ещё и очень умная.

Я отнюдь не была уверена в своих силах, но понимала, что это моё первое серьёзное задание, провалить которое нельзя. Так как я уже точно знала, что не буду до скончания веков сидеть в Дельсуне, мне нужен был блестящий послужной список для будущей работы.

Очень быстро растерянность уступила место лихорадочному возбуждению. Пока мы ехали в полицейском экипаже, я пристально вглядывалась в карту, уточняя у сидящего рядом Риада детали местности. В письме я вычитала, что какая-то полоумная женщина, живущая на отшибе, держит у себя пустынную тварь в качестве домашнего питомца. Саму тварь никто не видел: она сидит на цепи в небольшой конуре, из которой днём раздаётся рычание, а по ночам берег Свен оглашает жуткий нечеловеческий вой. Третий класс этой твари присвоили уже в Центре, из тех соображений, что менее развитое существо приручить бы не удалось. А о том, что это существо именно прирученное, говорила сохранность конуры — для дикой твари хлипкая деревянная постройка не помеха, да и цепь, честно говоря, не всегда. Для своего монстра хозяйка покупает мясо на кости, сырую печень и бычье сердце. Пару раз местный мясник по пьяни давал женщине банку говяжьей крови (на трезвую голову он эту чокнутую даже на порог не пускает).

Ну что ж, посмотрим.

Часа через полтора я выскочила из кареты, как пробка из бутылки с игристым вином. Я так хотела поскорее заняться делом, что почти не обращала внимания на сосущее чувство тревоги — а ведь в глубине души боялась, что здесь, рядом со Свен, оно станет для меня значительной помехой. Во мне будто зажёгся огонёк, согревающий изнутри и не позволяющий страху подбираться слишком близко к сердцу.

Но мой пыл всё же слегка поумерился, стоило мне оглядеться. Никогда не видела ничего подобного.

— Семь деревьев, — негромко сказал за моей спиной Риад.

Деревьев, здесь, конечно, было больше. Но именно семь выделялись на фоне остальных, как семь уток в стае воробьёв. Они возвышались в стороне от невысокого холма, облепленного домиками, там, где могло быть усеянное овсом или пшеницей поле, но не росло даже травы. Когда-то это были ивы. Теперь же казалось, что к деревне подступают высоченные монстры в три, а то и в четыре обхвата. Тёмно-серая кора собиралась складками, причём как-то по спирали, словно чья-то невидимая рука пыталась скрутить стволы в огромные жгуты. Кривые ветки, похожие на большие изломанные руки, тянулись в сторону холма, трепеща редкими листочками.

— Что с ними?! — поразилась я.

— Аномалия, — отозвался Тельмер. — Появилась пару лет назад. Раньше-то были ивы как ивы, а потом вот случилось что-то… Ваши, из Центра, тогда приезжали сюда, с пробирками да детекторами, пытались что-то выяснить… Так что спросишь, при случае.

Я кивнула. Действительно, у меня были более насущные проблемы. Да и потом, в таком месте всё возможно…

Я кинула короткий взгляд на блестевшую в полумиле от нас воду широкой реки, потом на знакомый мне чёрный лес, от которого веяло жутью… Ладно, будем надеяться, оттуда ничего не полезет, чтобы нас поприветствовать.

Холм надлежало обойти — нужный нам дом находился с противоположной стороны. Я решительно зашагала туда, стараясь лишний раз не смотреть на монструозные деревья — они сбивали меня с правильного настроения.

— Эй, стойте! — крикнул возница, которого мы оставили на козлах.

Я обернулась, машинально схватившись за кинжал, но оказалось, что наш кучер просто заметил всадника вдалеке. Тот мчался галопом мимо остальных деревень, не делая попытки куда-то свернуть, из чего я заключила, что направляется он именно сюда. Стук копыт приближался, и вскоре я смогла разглядеть плещущиеся в бешеном ветре светлые волосы…

— Господин Кор-Тейви… — удивился Тельмер.

Каус спешился рядом с нашей повозкой, машинально, без приязни, потрепал по холке своего прекрасного коня и подвёл того к небольшому деревцу.

— Это же бурсунец, — удивился Риад.

— Да, у нас в Центре два таких, — отозвалась я, глядя, как одетая в чёрное фигура с ножнами на поясе идёт в нашу сторону. — Я недавно узнала…

— Ничего себе. Почему же он раньше никогда на них не ездил? Такую драгоценность грех в конюшне держать…

— Добрый день, — вежливо поздоровался Каус. — Я приехал вам помогать. Пойдёмте?

— А почему ты решил, что нам нужна помощь? — хмуро спросила я. — И как, кстати, ты себя чувствуешь?

— Всё в порядке. Правда, придётся привыкать к слегка изменившемуся отражению… Но, если бы ты не вмешалась, всё могло кончиться ещё хуже. Так что спасибо.

Каус улыбнулся, но я на улыбку не ответила. Я смотрела на его переносицу, которая обзавелась заметной горбинкой в том месте, где медики из Зелёных Трубок срастили сломанные хрящи. Раньше я редко обращала внимание на то, какое у него правильное, красивое лицо. Было.

— Зачем ты приехал? Я бы сама справилась.

— Не сомневаюсь. Но лучше две головы, чем одна, разве нет?

Я чуть не крикнула, что после ускоренного лечения его голова может соображать намного хуже обычного, а про замедленные реакции и говорить не стоит. Но вовремя поняла, что такие вещи в присутствии посторонних лучше не обсуждать. Пожав плечами, я хотела было продолжить путь, но Каус удержал меня.

— Давай активируем кинжалы здесь.

Я одарила его мрачным выразительным взглядом.

— Можно для проформы достать детектор, — сказал Каус. — Но поверь моему опыту, Эстина, бледнее оранжевого он гореть не будет. А случиться может всякое, ты не всегда успеешь даже рукой шевельнуть.

Я решила послушаться доброго совета и достала кинжал. Хотя, по правде сказать, не ощущала ничего особенного. Если не считать уже ставшего привычным чувства тревоги, можно было бы сказать, что здесь на редкость спокойно.

Мы одновременно воткнули кинжалы в землю и медленно поднялись на ноги, привыкая к обретённой силе. Пусть сейчас я и колдовала чаще обычного, но внезапно разливавшаяся по телу мощь по-прежнему была чем-то, с чем я не в силах была совладать за пару секунд. Даже если я ухитрялась сразу после активации кинжала нарисовать символ, опьянение магией всё равно обрушивалось на меня, пусть и мгновением раньше. А в бою это может сослужить плохую службу… Каус снова был прав.

Мы обошли холм и двинулись вдоль заборов вперёд. Теперь, когда я могла лучше видеть берег Свен, мне всё-таки стало не по себе.

Сочно-зелёная летняя травка перемежалась с чёрными прожжёнными пятнами. Попадались обугленные ветки кустов. Пепел, какие-то обломки, черепки. Кости. Кое-где — серая дымка, о природе которой не хотелось и задумываться.

— Видимо, там, — изрёк флегматичный Тельмер.

Небольшой домик, обнесённый ветхим плетнём, производил впечатление нежилого, но я сразу поняла, что Тельмер прав. Даже если бы не видела карту, которая показывала, что женщина, приручившая тварь, живёт на некотором удалении от холма. Было в этом доме что-то ещё более жуткое, чем везде вокруг. Я ощущала это своим обострившимся чувством на магическую заряженность предметов и мест; от дома веяло такой силой, что казалось, даже воздух сделался густым.

Мы постучались в хлипкую калитку — никто не вышел нас встречать. Проникли в небольшой огород. Выглядел он неопрятно, но что-то на нём явно росло.

— Картошка, — узнал Тельмер кустики на одной из грядок.

На это замечание никто не отреагировал. Двинулись дальше, мимо большой пустой конуры, мимо ржавого умывальника — к маленькому крылечку. Позеленевшая, в пятнах лишайника древесина смотрелась очень ненадёжно, но ступеньки выдержали и Кауса, и меня, поднявшуюся следом. Риад с Тельмером остались караулить на улице.

Дом был пуст, это можно было сказать уже на пороге, так как никаких перегородок внутри не существовало: веранды не было, кухни тоже — только на столике рядом с плитой стояла стопка глиняных плошек и кувшин с водой. Комод, пара стульев и ворох тряпок вместо кровати — вот и всё убранство.

— Удручающе, — заметила я.

Каус пожал плечами:

— Здесь многие так живут… — Он машинально пригладил волосы на затылке, поморщился. Я вспомнила, что его голове сегодня тоже пришлось несладко, а ей, в отличие от носа, вряд ли вообще занимались. — Ну что, останешься тут с Тельмером? А мы с Риадом пройдёмся по деревне, поищем хозяйку, с соседями поговорим…

— А почему не наоборот? — заупрямилась я. — Ты остаёшься, а я хожу по деревне?

— Я не вижу разницы, но если тебе хочется так, то конечно.

После мне пришлось пожалеть о том, что я настояла на таком распределении обязанностей. Возможно, всё сложилось бы иначе, если бы мы с Тельмером остались вместо Кауса и Риада.

А возможно, ещё хуже. Этого мне так и не суждено было узнать.

Полтора часа спустя, наслушавшись сплетен от на редкость разговорчивых жителей деревни, мы вернулись к дому подозреваемой. У калитки, склонив голову, стоял Риад. Неподвижность его фигуры показалась мне неестественной, неправильной; повинуясь смутному инстинкту, я замедлила шаг.

И это спасло мне жизнь.

— Ну что, вернулась наша… — начал Тельмер, размашисто подходя к напарнику — и не договорил.

Движение Риада человеческий глаз уловить бы не смог. Я даже не сразу поняла, что полицейский шевельнул рукой — просто его кисть внезапно оказалась на горле Тельмера. Пальцы стремительно сомкнулись, дёрнули, брызнула кровь — и Тельмер упал с вырванной глоткой. Риад быстро и плавно перетёк в сидячее положение, подался к напарнику, словно принюхиваясь к жуткой ране…

Я завизжала от ужаса и на мгновенье потеряла способность думать и даже дышать.

Хорошо, что только на мгновенье. Потому что когда из калитки выбежал Каус, и Риад, проворно вскочив, сжал горло ему, я уже была рядом. Здесь не помогли бы ни «связывание», ни «пирамидка», но я из каких-то глубин своей памяти извлекла символ «топор» — из тех, что заучиваются к одному экзамену и благополучно забываются. В другой ситуации я бы даже не вспомнила о его существовании, но сейчас пальцы сами собой совершили необходимое движение. Бросок — и символ полетел вперёд, удар, ещё один…

Каус осел, заходясь в судорожном кашле, а Риад, не обращая внимания на хлещущую из обрубка кровь, повернулся ко мне. И двинулся вперёд.

— Придите в себя… — попросила я, отступая. — Пожалуйста… Я же знаю, вы там…

Вдруг послышался гулкий собачий лай, а потом мимо меня что-то промелькнуло — и бросилось на Риада.

Только когда полицейский оказался повержен наземь, я увидела, кто пришёл на помощь.

На животе Риада сидела на коленях молодая женщина. Длинные светлые, до пояса, волосы, платье из некрашеного полотна, грубые ботинки. Она оскалилась — и я увидела, что белые ровные зубы удлиняются. Раздалось шипение, от которого у меня кровь застыла в жилах.

Значит, не было никакого монстра на цепи. В конуре сидела обыкновенная собака, а говяжью кровь хозяйка покупала для себя. И именно её силой — мощнейшей силой пустынной твари первого класса развития — пропитался ветхий домишко.

Риад дёрнулся, сбросил её, но женщина снова на него кинулась. Я едва различала, что происходит — настолько быстрыми и в то же время плавными были их движения. Наконец, женщина резко выбросила вперёд руку, схватила Риада за подбородок и дёрнула вбок. Что-то хрустнуло; полицейский остался неподвижен.

На секунду меня охватил такой ужас, что я зажмурилась. И в этот момент мне показалось, что что-то жуткое коснулось моего плеча — но женщина снова зашипела, и прикосновение исчезло, и страх тоже слегка ослаб. Я открыла глаза.

За моей спиной прекратился лай, и к женщине подбежала большая мохнатая собака. Ткнулась в руку, только что убившую Риада, завиляла хвостом.

Пустынная тварь повернула голову ко мне. Она снова выглядела по-человечески, и я была уверена, что если она улыбнётся, то я увижу самые обыкновенные зубы. Однаконезнакомка не улыбалась.

— Чёрное пришло, — сказала она свистящим шёпотом. — Чёрное пришло с того берега, поселилось в нём… Всех сожрёт, если ничего не сделаете…

— Я чувствовал… — хрипло сказал Каус. — Я знал, что тут что-то…

Он снова закашлялся.

Женщина повернулась к нему, посмотрела. И вдруг сказала:

— Подойди ко второму. Он уходит. Тебе будет полезно посмотреть.

— Что?.. — задохнулась я, переводя взгляд на Тельмера. — Он ещё жив?!

Я оказалась у умирающего быстрее, чем Каус. Глаза полицейского с ужасом глядели вверх, впитывая небо, в горле клокотала кровь. Я зачем-то осторожно погладила белый лоб, убрав налипшую на него тёмную прядь. Заговорила вдруг о том, что нужно держаться, что помощь уже рядом, что всё будет хорошо… Думаю, Тельмер мне не поверил. Я всегда плохо врала.

Когда всё кончилось, Каус протянул руку и закрыл ему глаза.

Я поднялась на нетвёрдых ногах. Посмотрела на женщину и сказала, сама удивляясь спокойствию собственного голоса:

— Вам нужно поехать с нами.

Я понимала, что её не выпустят быстро. Что её будут изучать. И, может быть, даже убьют. А если бы не она, то кто знает, что было бы со мной и Каусом. Но проклятые предписания оказались единственным, за что я могла зацепиться в данной ситуации. Когда не знаешь, что делать — делай то, что должна.

Возражений со стороны Кауса не последовало, из чего я заключила, что ему сейчас тоже не до компромиссов.

После недолгого обсуждения, мы решили, что Каус повезёт женщину вместе с её собакой в Дельсун, а я останусь ждать, когда приедет повозка за погибшими полицейскими.

— И оставайся там, не приезжай больше, — сказала я. — Тебе нужно к медикам опять.

— Посмотрим, — прохрипел в ответ Каус.

— Не выдумывай. Я всё сама сделаю. И кинжал лучше сейчас забери, вряд ли он тебе понадобится.

— Спасибо, Эстина.

— За что? — удивилась я. — Это просто самый приемлемый в данном случае вариант, я всего лишь…

— За то, что спасла мне жизнь, — сказал Каус.

У меня вдруг перехватило горло, как будто мне тоже только что пытались его вырвать. Я отрубила руку. Я отрубила руку человеку, который столько поддерживал меня. И сейчас он мёртв.

— Теперь мы квиты, — выдавила я.

— Ты потрясающая. — Он взял меня за плечи, пытливо заглянул в глаза. — Ты большущая молодец.

Я помотала головой.

— Нет, Каус… Если бы я была молодец, я бы остановила Тельмера. Я видела, что с Риадом что-то происходит. Я могла успеть…

— Так всегда кажется. На самом деле, ты ни в чём не виновата… — Он снова закашлялся, но всё-таки продолжил говорить. Быстро, словно опасаясь, что не успеет. — Так сложилось… Я тоже мог бы не игнорировать то, что мне подсказывало чутьё, и выйти за калитку уже тогда, когда почувствовал, что что-то не так. Но ведь здесь постоянно ощущается присутствие пустынных тварей, я не мог знать, что оно придёт именно за Риадом…

«Но ты всё равно мог бы проверить, — подумала я. — Так что не обманывай себя: ты виноват. И я тоже. И мы теперь должны как-то с этим жить».

Но вслух я спросила другое:

— А как здесь вообще оказался Риад?

Каус вздохнул — что привело к новому приступу кашля. Я подождала. И заметила, что за ним в двух шагах так же терпеливо ждёт женщина с собакой. Понимает ли она, что ей может быть уготовано?..

— Мы услышали что-то… — просипел Каус, откашлявшись. — Какое-то шипение, или шелест… Он решил сходить, глянуть… Послушай, Эстина, не хочется мне тебя здесь оставлять. Поехали с нами.

— Нет… Нехорошо. Вдруг что…

— Вот именно. Вдруг что.

— Я поставлю все барьеры, которые только возможно, — пообещала я.

Каус посмотрел на меня с тревогой, но всё-таки согласился.

15.

 — Что здесь произошло? — Старший из полицейских, присланных Каусом, таращился на двух парней, связанных спина к спине невидимой верёвкой.

— Небольшое недопонимание с местными жителями, — проговорила я невнятно. Разбитая губа распухла, и я жалела, что не взяла с собой снадобья, которые мне давала Мавва. — Сейчас я развяжу их, и пусть убираются.

— Но ведь нападение на сотрудника Чёрных Кинжалов! На женщину!!

Я невесело хмыкнула.

Вообще-то я сама была виновата. Поставила все барьеры, кроме тех, которые предупреждали бы о приближении людей. А потом сидела, до такой степени погрузившись в себя, что потеряла бдительность.

Конечно, мой вопль услышал не только Каус, выбежавший за калитку, но и вся деревня. Однако встревать они не спешили — затаились и ждали. Знали, что один из нас останется, а другой уедет.

А жалование в дельсунских Чёрных Кинжалах было отнюдь не тайной.

Впрочем, нас и без того ненавидели. Нашли угнетателей…

Подозреваю, это всё закончилось бы не одним только грабежом, но я, к счастью, смогла вырваться и нарисовать символ. Двоих я связала, остальные разбежались… а потом я уже была настороже.

— Думаю, они и так в штаны наложили, — громко сказала я полицейскому, чтобы пленники тоже слышали. — Так что пускай катятся на все четыре стороны. Если что, я их запомнила. Тем более, один из них и написал директору Центра, так что найти его будет проще простого.

Да и потом, жители Приграничья правы. Всех пересажать нельзя. А вот обозлиться они могут, и там уже до бунта недалеко…

Как только губернатор умудрился такое допустить?!

Впрочем, злиться или даже размышлять над этим у меня уже не было сил. Дезактивировав кинжал, я забралась в одну из повозок, предназначенную для живых людей, а не для несчастных Риада с Тельмером, забилась в уголок и молча ехала до самого Дельсуна, хотя попутчики и пытались поначалу втянуть меня в беседу.

Меня высадили прямо у дома. Были сумерки. Я вышла, пошатываясь, открыла дверь своим ключом. В гостиной слышались приглушённые голоса — я не стала туда заглядывать, опасаясь не отделаться одним «добрым вечером». Поднялась по лестнице, вслушиваясь в скрип ступенек — ничего больше, кроме этого скрипа, не было в моей голове.

«Сейчас приду и рухну», — отстранённо подумала я.

Но стоило мне закрыть дверь и зажечь газовый рожок, как я услышала стук в окно.

Я подняла голову… и встретилась глазами с сидящим на карнизе Тантаром.

***

Я думала, что ни на какие эмоции уже неспособна, но стоило мне увидеть Колпака — впрочем, без «колпака», то есть, без плаща с капюшоном — как я тут же почувствовала такую злость, что разве что не зарычала.

Подбежав к окну, я распахнула одну из створок, да так резко, что Тантару пришлось слевитировать, чтобы не свалиться.

— Эй, осторожней, — вполголоса попросил он, усаживаясь обратно.

— Я тебе дам, осторожней! — зашипела я. — Думаешь, что если я тебя один раз прикрыла, то значит, буду с удовольствием с тобой общаться? Ты глубоко заблуждаешься!

— Я бы хотел тебе кое-что объяснить. Можно я войду?

Я только фыркнула и скрестила на груди руки, не отходя от подоконника. Вторая створка окна была на шпингалете, и что-то мне подсказывало, что Тантар ломать её или тем более вышибать окно не будет. А единственное место, куда бы он мог пролезть, загораживала я.

— Прости, но… — Его пальцы стремительно начертили в воздухе символ, и я, пролетев через всю комнату, шмякнулась в кресло. Тантар залез внутрь, стараясь не наступать на подоконник, и закрыл за собой окно. Одёрнул видавший виды серый сюртук, заменявший ему сегодня плащ. — Я слишком долго выяснял, где ты живёшь, и слишком долго ждал, чтобы уйти, не поговорив.

— Ну ты и скотина… — протянула я, поднимаясь на ноги. Швырнуть меня в кресло! Бросаться в меня символами в моей же собственной комнате! — Выметайся отсюда! У меня есть полное право активировать кинжал, и тогда тебе не поздоровится!

С крыши шкафа меня поддержал сердитым щебетанием Огонёк. Тантар с любопытством посмотрел на птицу и улыбнулся.

— У твоего нового письмоносца такой воинственный вид… Это он с тебя дурной пример берёт. Пожалуйста, перестань разговаривать со мной, как с закоренелым бандитом.

— Ты и есть бандит! Ты на моих глазах убил двух человек!

— Они были не люди. И им уже ничем нельзя было помочь. Успокойся, пожалуйста.

Я стояла, с шумом втягивая носом воздух. Тантар приблизился, протянул руку к моему лицу. Я инстинктивно отпрянула назад, но тут он шевельнул пальцами, и… перестала ныть разбитая губа.

— Завтра к утру и следа не останется. Кто тебя так?

Я неопределённо пожала плечами:

— Какие-то идиоты из деревни возле Свен… Ты что, ещё и в Зелёные Трубки перешёл?

Тантар негромко рассмеялся:

— Я просто знаю кое-какие интересные символы. Их ведь любой может делать, несмотря на специализацию. Просто нас учат одним вещам, а Трубки — другим. У меня отец, аптекарь, втихаря баловался магией, и я кое-что запомнил. Могу стянуть края раны, например, или убрать боль… Иногда получается то и другое вместе, вот как у тебя сейчас. — Он озорно улыбнулся. — Прости, что вот так заявился, без приглашения, но я должен был поговорить с тобой. Раз уж ты теперь знаешь, что я не погиб…

— Об этом, кстати, кто-то ещё знает? — спросила я.

— Да, мои родители. Я им написал, когда смог, что жив-здоров, но уезжаю с острова.

— Обманул?

— Не совсем. Я действительно давно собирался уехать, но было много дел…

— О, ну ещё бы! — воскликнула я. — У разбойников всегда много дел.

Тантар закатил глаза.

— Я не разбойник. Я никого никогда не грабил, а убивал только если выбора не было. Я вообще в библиотеке работаю. Под вымышленным именем, разумеется. На жизнь мне хватает…

— Но ведь ты — Колпак!

— Да, я Колпак, — согласился Тантар. — Но вы считаете Колпака преступником, потому что он незаконно использует магию. Он не состоит в Гильдиях, он смеет с помощью магии давать отпор стражам порядка, когда они пытаются его схватить — значит, преступник. На самом деле, Тина, я — тот человек, к которому люди приходят за помощью. Официальные отряды не справляются с наплывом тварей, а как только жители пытаются защитить себя, их арестовывают…

— Их никто давно не арестовывает, — буркнула я. — Все всё понимают.

— Кого-то не арестуют, а кого-то и посадят, а то и казнят, чтобы изобразить видимость деятельности. Лучше бы боролись с тварями!

— Это невозможно, — сказала я.

— Да? С чего бы? — Презрительный тон Тантара заставил меня отвести глаза. Он говорил сейчас примерно то же, о чём я пыталась говорить с Каусом. — Может, с того, что если люди узнают, как далеко всё зашло, то это сильно ударит по авторитету Города Высших? А они узнают, если кинуть сюда все силы Чёрных Кинжалов! Люди погибают десятками в месяц, но это замалчивается! А знаешь, сколько одержимых шляется по берегу Свен? Вы же туда катаетесь только по вызовам, а далеко не всякий желает с вами связываться…

— А с тобой почему-то желают, — саркастически заключила я.

— У них ведь нет других вариантов, — развёл руками Тантар. — Я организовал специальную группу, которую сам обучил магии, они установили контакт с магическими оболочками, и теперь мы каждый день патрулируем ближайшие к Границе населённые пункты. Я скрываю с помощью специального символа заряженные предметы, чтобы они не реагировали на детектор — разумеется, только те предметы, которые жизненно необходимы, и те, которые проверил собственноручно…

— Проверил?.. — тупо переспросила я.

— Да. Мне приносят разные штуки, чтобы узнать, насколько они опасны. Любой завалящий амулет с на чёрного рынка, любая, пусть и не отличимая от собачьей, косточка, найденная в Приграничье — всё проходит через мои руки.

— Откуда… Как ты это всё…

— Просто я очень хороший маг, Эстина, — без скромности ответил Тантар на мой недосказанный вопрос. — Это то, что я действительно умею делать. Я, наконец, нашёл своё призвание, но законы Гроуса не позволяют мне его реализовать в полной мере. Хорошо, что мне стало плевать на законы.

— Ты свихнёшься, — сказала я. — Если уже не свихнулся. Твой кинжал ведь пропал во время крушения поезда, так? Значит, ты его не дезактивировал с тех пор?

Тантар пожал плечами:

— Если свихнусь, то так тому и быть. Но пока мне кажется, что я — самый здравомыслящий человек на многие мили вокруг.

— Так всем сумасшедшим кажется, — заверила я Тантара.

Он снова рассмеялся и скрестил на груди руки:

— Неудивительно, что тебе проще поверить в то, что я сумасшедший, чем признать, что я чего-то добился.

— Чего?! — изумилась я. — Чего ты добился, Тантар? Тебя разыскивает вся полиция Приграничья! По тебе виселица плачет!

— Я спас сотни жизней, — спокойно ответил он. — И это факт. Факт, который здесь знают все, кроме вас. Я уверен в том, что я делаю. И ни разу ещё мне не пришлось сомневаться, что я поступаю правильно. А тебе?

Я невольно попятилась. Он и правда был воплощением уверенности. Открытый взгляд. Улыбка довольного жизнью человека. И эти скрещенные на груди руки — как отдельный символ превосходства. При этом я не сомневалась, что Тантар не до конца доверяет мне и готов к нападению. Под налётом спокойствия лежала готовность среагировать на любое моё движение — и знание, что как бы всё ни обернулось, он выйдет победителем.

«Ни разу ещё мне не пришлось сомневаться, что я поступаю правильно».

— А я поступаю так, как меня учили! — запальчиво крикнула я, забыв о том, что могут услышать хозяева дома. Чуть понизила голос, только когда Тантар успокаивающе вскинул руки. — Потому что нельзя, чтобы все поступали так, как ты! Потому что есть закон! И если единственное, до чего ты додумался — это преступить закон, то я найду другое решение! Почему ты не написал в Город Высших?! Когда ты понял, что здесь творится, почему ты не объяснил им ситуацию?!

— А ты? — насмешливо спросил Тантар.

— Я просто не успела. Я хотела, но… — Мне вспомнилось, как я шла по полю с перевязанной шеей, опираясь на руку Кауса и не помышляя ни о чём, кроме того, чтобы эта боль, наконец, закончилась. — Я не могу… Их так много, они все против меня, и я не могу…

Я уткнулась лицом в ладони. Прав был Каус. Я всего лишь обыкновенная слабая женщина, и глупо было бы ожидать, что я смогу что-то сделать. Я ничего не добилась. Не нашла убийцу Аргеллы. Не смогла ничего изменить в Приграничье. Я — бесполезнейшее из существ.

Ненавижу реветь на людях. А когда обнимают при этом, ещё больше ненавижу. Потому что тогда я начинаю реветь ещё сильнее, и конца-края этому нет. И очень неудобно потом.

— Я знаю, ты старалась, Лягушонок… — Ладонь Тантара легла мне на затылок, провела по волосам. — Но так уж повелось: чёрная рубашка здесь для них — как красная для быка. Ничего не поделаешь…

— Но ты же смог, — пискнула я.

— Когда я стал Колпаком, то уже знал, как обстоят дела.

Я отстранилась от него, вытерла слёзы.

— Извини. День… ужасный. Просто ужасный. Двух человек потеряли.

— Понимаю, — кивнул Тантар. — Не самое удачное место работы ты выбрала, честно говоря. Конечно, я помню, оно считалось у нас очень престижным, но… но нам вообще редко говорили правду.

— Я особо не выбирала. Так получилось… Прости, заняла твоё место. — Я усмехнулась, и тут же снова судорожно всхлипнула.

— Я бы всё равно его не получил, — отмахнулся Тантар.

Он налил воды из стоявшего на тумбочке кувшина, протянул мне стакан.

— Спасибо. — Я немного отпила и опустила глаза. — Я видела призрак Эризы.

— Знаю. Я тоже. Это она сказала мне, что тебя наметила в жертву одержимая.

— Та девочка, которой ты снёс голову?

— Да… Мне жаль, что тебе пришлось это пережить. Но другого способа избавиться от них нет. В лесу появилось что-то… бесплотное, и при этом живое. Оно питается кровью и смертью. Вселяется в человека, наделяет его сверхъестественной силой и убивает других. От самого убийства оно получает энергию и становится ещё сильнее, а из человека выпивает кровь. Не знаю, каким образом это всё питает именно то, что сидит внутри, но я боюсь, что оно увеличивается и даже размножается. Пора бить тревогу — а эти твои тугодумы молчат. Как будто ничего не знают…

— А тебе не приходило в голову, что одержимого можно вылечить — просто ты не знаешь как?

Тантар вздохнул и запустил пальцы в волосы — до боли знакомый жест.

— Однажды нам удалось сделать так, чтобы оно выскочило. Само. Но когда это произошло, человек был мёртв. Сердце не выдержало.

Я скрипнула зубами. Каус говорил, что проводили вскрытие той девочки, что убила свою сестру, и нашли, что она умерла от остановки сердца.

— Всё равно, — упрямо повторила я, — если бы кто-то из вас поймал такого и привёл его в Центр, его бы исследовали, и поняли, что делать…

— Это невозможно. Оно рвёт связывающий символ, на него не действует «усыпление», «блокировка магии»…

— А это-то зачем? — удивилась я.

— На всякий случай.

— Но магия ни при чём, это же не…

— Эстина, не будь занудой, — попросил меня Тантар. — Я просто хочу сказать, что перепробовал всё. Я даже пробовал направленную телепортацию…

— Которая тоже запрещена, — вставила я. — Не говоря уже о том, что этот символ мало кому удаётся.

Тантар пожал плечами с напускной небрежностью.

— Мне удаётся, — сказал он. — Как, по-твоему, я смог выбраться с поезда?

Стакан дрогнул в моих руках, но воды там уже оставалось совсем чуть-чуть, поэтому она не пролилась.

— Ты телепортировался?.. — недоверчиво посмотрела я на однокурсника.

— Ну да. Я подумал, что если всё равно помирать, то какая разница? Успел за долю секунды — это ведь просто галочка, ты в курсе. Не знаю, как я умудрился сосредоточиться, мне уже брови опалило. Но всё получилось! Правда, тогда я ещё слабо владел этим символом. Я хотел просто покинуть поезд, а меня вынесло на берег Свен. На этот, но далеко от жилья.

— Ты и правда… очень хороший маг.

Тантар просиял.

— Да неужели? Первый раз слышу, как ты меня хвалишь! А можно ещё?

— Обойдёшься, — фыркнула я и, подойдя к тумбочке, поставила на неё пустой стакан.

— Ладно, — покладисто согласился Тантар. — Слушай, я… я вообще ещё и попрощаться пришёл.

Я обернулась:

— Ты всё-таки уезжаешь?

— Да.

— Каким же образом?

Тантар как будто даже смутился под моим требовательным взглядом, но твёрдо ответил:

— Я не могу сказать, прости.

— Жаль, — оборонила я. — Жаль, что ты мне не доверяешь.

Он покачал головой:

— Это не моя тайна. Если бы не говорливые клиенты Эризиной матушки, я бы никогда об этом не узнал. Но она подслушала и собиралась мне рассказать, если я не получу место… Она знала, что я давно мечтал покинуть Гроус.

— Так призрак… — начала я.

— Да. Эриза сказала то, что собиралась, и исчезла. И благодаря ей я теперь смогу уехать… — Тантар перевёл дух, и я вдруг поняла, насколько нелегко ему говорить об этом. Прошло не так много времени, и рана оставалась свежей. И болела ещё — там, под этой бронёй из найденного призвания, уверенности в себе и разных побед. — Я буду здесь ещё дней пять. Если я зачем-то тебе понадоблюсь, ты сможешь найти меня в городской библиотеке — Трем, так меня зовут теперь — или оставить там записку…

— Ясно, — перебила я. — Хорошо, поняла. Буду иметь в виду.

— Но на всякий случай — прощай. Я надеюсь, ты найдёшь способ… и у тебя всё наладится. У всех…

— Счастливого пути.

Мы больше не сказали друг другу ни слова. Тантар молча открыл окно и бесшумно выбрался. Было уже темно, но я знала, что за него можно не переживать — такой маг, как он, может шутя пользоваться левитацией. И пользуется. Да и в любом случае, с чего вдруг я должна за него переживать?!

Я на негнущихся ногах подошла к креслу и села.

Пять дней. Всего пять дней…

Я вдруг обратила внимание, что в комнате тихо, и поискала взглядом Огонька. Письмоносца нигде не было. Наверное, вылетел вслед за Тантаром, а я и не заметила…

От вида пустой клетки с открытой дверцей мне захотелось взвыть.

***

На следующий день я наловила шнырков и засела в подвале. Мне никого не хотелось видеть и ни с кем не хотелось разговаривать. Я не выходила даже на обед.

Часа в два пополудни в подвал заглянул Каус.

— Вот ты где.

Он вошёл, закрыл за собой дверь. Оглядел подвал, пол которого устилал чёрный пепел — то, что осталось от уничтоженных мной тварей. Посмотрел на меня, усевшуюся на один из валявшихся здесь железных ящиков.

— Я принёс тебе апельсин, — сказал Каус. — В южном порту разгрузился корабль с материка, и оттуда поехали караваны. Нам тоже завезли всякой всячины. Ты любишь апельсины?

— Да. — Я приняла из его руки рыжий, как уставшее солнышко, фрукт. — Спасибо.

Упоминание порта зацепило засевшую в груди со вчерашнего вечера занозу. Тантар наверняка поплывёт на корабле. Не по воздуху же… это слишком дорого, да и над морем, говорят, тяжело летается и воздушным шарам, и дирижаблям. Значит, корабль… Парусное судно, о котором писали в приключенческих книжках, или, может, пароход, тяжёлый плавучий дом с трубами. Я всё пыталась представить, как Тантар, который совсем недавно так гордо демонстрировал корзину с найденным мопсом, будет стоять на такой вот штуке, и ощущать на лице солёные брызги, и кричать «Полный вперёд!», или что там кричат в таких случаях — счастливый, свободный, идущий навстречу новой жизни — и не сомневающийся, что эту жизнь заслужил…

— Ты вчера общалась с кем-то из Зелёных Трубок?

— Что? — Я удивлённо воззрилась на Кауса.

— Мне сказали, что тебе разбили губу. Она бы не зажила так быстро.

— Нет, никаких Зелёных Трубок, — поспешила ответить я. — Просто у меня есть… чудо-мазь.

— Что за чудо-мазь? Я тоже такую хочу.

— Мне Мавва дала когда-то кучу скляночек. При случае поделюсь.

Каус сощурился:

— То есть ты хочешь сказать, что взяла у пустынной твари какие-то лекарства, и теперь пользуешься ими?

— Я же тогда не знала, что она пустынная тварь, — пожала я плечами. — А лекарствами пользовалась, и ничего со мной не было. И они помогают, как видишь… Кстати, что там со вчерашней пустынной тварью?

— Она под наблюдением. Обращаются с ней хорошо, не волнуйся, — поспешил добавить он, наткнувшись на мой подозрительный взгляд.

— Ладно… — Я подкинула в ладонях апельсин и вновь поймала. Лёгкий цитрусовый аромат, идущий от шкурки, чуть приглушал едкий запах дыма и тления. — Каус, ты был когда-нибудь на побережье?

— Был. — Каус слегка удивился. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто так. — Я снова подкинула апельсин. — Как там? Там действительно пахнет солью, и… волны шумят, да?

— Там… Это сложно объяснить. — Каус улыбнулся извиняющейся улыбкой. — Это знаешь… из тех мест, где нужно побывать. Посмотреть. Понюхать. Послушать. Походить по гальке — лучше босиком, потому что она нагревается на солнце… Это если на пляже. А в порту пахнет рыбой, и все галдят, и столько кораблей у причала, что очень сложно не сесть на один из них и не уехать. Всё равно куда…

Я заставила себя перестать на него таращиться по-лягушачьи и посмотрела на апельсин в руках. И тут же снова подкинула его вверх.

— Ясно, — сказала я.

Каус сел передо мной на корточки.

— Давай в ближайший выходной съездим туда. Я имею в виду, ну… по-дружески. Это всего несколько часов езды. Возьмём лошадей… Тебе всё равно неплохо было бы развеяться. Да и мне тоже, честно говоря.

«По-дружески». Это очень странно прозвучало в его устах, и он сам как будто немного смутился, когда это произносил. Я задумалась, могу ли назвать Кауса своим другом. Я так привыкла к нему… и он всегда поддерживал меня и не осуждал… Да, наверное, это можно было назвать дружбой.

С другой стороны, между нами как будто всегда что-то стояло. Я не могла объяснить, что именно, но Каус словно сознательно держал какую-то дистанцию — которую я и сама не хотела нарушать.

— А когда у нас ближайший выходной? — поинтересовалась я.

— Сразу, как я поймаю Колпака.

Апельсин, зацепив лишь краешек моей дрогнувшей ладони, пролетел мимо неё и упал было — но Каус успел подхватить его над самым полом.

— А с чего ты взял, что это вообще случится? — спросила я.

— Случится. — Каус вложил апельсин в мою ладонь. — И очень скоро.

Вот оно что.

Другу я бы рассказала о том, что узнала вчера от самого Колпака. Что он не преступник, что помогает людям, что скоро уедет… При этом добавила бы, конечно, что всё это бездоказательно, но что я верю Тантару. И мы бы вместе придумали, как быть в данной ситуации.

Каусу я ничего такого сказать не могла. Конечно, он бы повёл себя как друг. Но что такое друг в его понимании? То же, что и в моём?..

Вполне вероятно, что если бы я проговорилась, судьба Тантара повисла бы на волоске. А я по-прежнему не могла его предать.

Поэтому я просто спросила:

— Получается, ты на него уже вышел? И каким же образом?

— Через магические следы.

Я уставилась на Кауса.

— А что, этот идиот их не стирает?!

— Стирает. Но не везде. Это долгая история, Эстина, я потом расскажу… Но уверяю тебя, всего несколько дней — и Колпак будет у меня в кармане.

Несколько дней, значит?.. А если несколько — это меньше пяти?

— И чего тебе не хватает, чтобы пойти и повязать его прямо сейчас?

— Я жду весточку из Морлио, — ответил Каус. — И тогда всё сойдётся. И тогда я их возьму. А потом мы с тобой поедем на побережье… договорились?

— Там видно будет. — Я надорвала апельсиновую кожицу. — Не люблю загадывать.

16.

 В тот же вечер, после работы, я направилась в библиотеку, чтобы договориться о встрече с Тантаром. Но его на месте не оказалось. С одной стороны, хотелось бы всё-таки предупредить его поскорее, с другой — неподалёку от библиотеки я наткнулась на Кауса. Это встревожило меня, однако, законник выглядел так, будто оказался там случайно.

— Ты из библиотеки? — спросил он, как ни в чём ни бывало. — Какую книжку взяла?

— Никакую. Там не было той, что мне нужна.

— Это какой же?

— Мемуаров Мантера Сиу, — ляпнула я первое, что пришло в голову. В конце концов, этой-то там точно не было, раз даже в Библиотечном Дворце её отказывались выдавать.

По взгляду Кауса я поняла, что он знает, кто такой Мантер Сиу. И считает, что мне лучше не видеть ни строчки из того, что он написал.

— Ты спрашивала о ней в Библиотечном Дворце? — вдруг поинтересовался Каус.

— Нет. Но о ней спрашивала моя однокурсница.

— Та, с чьим призраком ты общалась на днях?

— Нет, другая. Но её тоже убили.

— Значит, их было две… Я знаю о той, которая была убита в Морлио. Что случилось со второй?

— Её зарезали в поезде. В том самом. Перед катастрофой. А откуда ты знаешь об Аргелле? О том, что случилось в Морлио?

— Это известный факт. Писали в газетах… А о той, что была в поезде, я не знал, я думал… впрочем, ладно. — Каус подошёл ко мне ближе и понизил голос: — Послушай, я… читал эту книгу. Не будем её снова называть. Я могу тебе рассказать, о чём там. Но только если ты пообещаешь, что больше никогда, ни с кем и ни при каких обстоятельствах не будешь её обсуждать и даже упоминать о ней. Ты больше не произнесёшь имени этого человека. И разумеется, не скажешь, что узнала обо всём от меня. Мы с тобой тоже поговорим об этом один раз. И всё. Договорились?

Я помолчала, покусывая губу.

— Мне надо подумать, — наконец решила я. — Но сначала скажи, как ты умудрился её прочитать, если она такая… если её нигде не найти?

Каус улыбнулся — но не виновато, как всегда, а немного меланхолично.

— Я был глупым маленьким мальчиком, который лазал туда, куда не просили. И брал то, что нельзя было брать.

— И почему ты решил рассказать мне о ней?

— Потому что я вижу, что ты не остановишься. И лучше будет, если ты хотя бы примерно будешь понимать, во что лезешь.

— Я и так понимаю, — отрезала я. — Девушку в поезде убили потому, что перепутали со мной. Но это мне не помешало поехать в Библиотечный Дворец, Каус. И я…

— Ты не остановишься, — повторил он.

Я кивнула:

— Боюсь, что так.

— Но это лишь до тех пор, пока ты думаешь, что дело в опасности, которая тебе грозит. А ведь дело в другом. Просто… нельзя ничего изменить. Таких людей, которые могли бы — их вообще не осталось. И когда мы поговорим, ты поймёшь… я надеюсь, что поймёшь.

— И когда мы поговорим?

Каус прикинул что-то в уме.

— Давай через пару дней, — наконец решил он.

— Ну хорошо, — облегчённо выдохнула я. — Я уж думала, ты сейчас опять скажешь, что, мол, после поимки Колпака.

— Может, и после поимки. — Каус улыбнулся. — Но всё равно через пару дней. Максимум через три. Я дам тебе знать, когда именно и где. Но ты согласна на мои условия, да?

Я тоже заставила себя улыбнуться. Пару дней! Где тебя твари пустынные носят, Тантар!

— Согласна.

***

К счастью, в записке от Тантара, которую мне передал какой-то мальчишка, был указан уже следующий вечер. Не знаю почему, но я весь день нервничала и не могла собраться с мыслями.

Что я скажу Тантару? Что надо тщательнее работать с энергетическим пространством? Но уже поздно об этом думать. Что нужно уезжать?.. Но он и так собрался уезжать.

Одно я знала точно: я обязана его предупредить. А дальше пусть думает сам.

Я никогда не бывала в том районе, где должна была состояться наша встреча, поэтому вышла загодя, на случай, если заблужусь. Кто знает, как бы всё сложилось дальше, если бы я этого не сделала, но именно благодаря этому своему решению я неподалёку от Центра наткнулась на… Горну.

— О… Какие люди.

Она подошла ко мне несколько неровной походкой. Стройная, высокая, в идеально сидящем на ней костюме для верховой езды, с распущенными огненно-рыжими волосами… Я поймала себя на том, что расправляю плечи и пытаюсь изогнуть губы так, чтобы результат можно было назвать «снисходительной улыбкой успешной женщины».

К счастью, вовремя опомнилась.

Пускай я работаю в Дельсуне. Пускай я попала на то место, о котором грезят многие студенты нашей Гильдии. Но делать вид, что я горжусь таким положением вещей, пусть даже для того, чтобы досадить этой мымре — нет уж, увольте. Никогда не любила «делать вид».

Горна подошла вплотную, и на меня повеяло винными парами.

— А я слышала, что ты здесь, — сказала она на удивление внятно. — Поздравляю. Пойдём, отметим? Выпьем за встречу? Ты извини, я немного… В общем, я в последнее время открыла для себя прелесть вина… Когда выпьешь — всё кажется таким… неважным. Пойдём. Пожалуйста. Я угощаю.

У меня совершенно не было желания с ней сидеть и тем более пить. И что мной руководило, когда я свернула с Горной в ближайший кабак, я понятия не имела. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это, скорее всего, была жалость. Я просто не подозревала, что Горна может быть такой. И никогда бы не подумала, что могу услышать в её голосе нотки отчаяния и тоски.

Мы сели, заказали по кружке вина. Я сразу решила, что эта кружка будет для меня первой и последней. Пьянела я плохо, но лучше было не рисковать. Тем более, из закусок Горна взяла только блюдечко солёных сухариков, и то лишь с аргументом: «мы же приличные люди».

— Как ты здесь оказалась? — спросила я.

— Да… — Горна отмахнулась. — Работаю беговой лошадкой. Выполняю мелкие поручения.

Я удивлённо подняла брови.

— Мне казалось, тебе обещали место помощницы Тормура.

— Так и есть. Я действительно стала помощницей. Сначала просто помощницей, потом — одной из самых доверенных… А толку-то?

— В смысле? — опешила я.

— В смысле, я лучшая. И могу стать ещё лучше. И что?

Я не нашлась, что на это ответить. Горна подняла кружку:

— Давай за встречу, что ли.

Чокнулись, выпили. Вино оказалось довольно приятным на вкус — не та кислятина, которую можно было ожидать от задымлённого неуютного кабака с неотмывающимися пятнами на столах.

— Ты-то довольна? — спросила Горна.

— Да не то чтобы, — призналась я.

— Так я и думала. А ведь ты тоже была в пятёрке лучших на курсе. Нам открывалось столько дверей. Сплошные возможности… Мы ими и воспользовались ведь, да?.. Получили лучшие места, которые только можно было бы желать. И всё равно недовольны. Почему так получается, как ты думаешь?

Горна захрустела сухариком.

Она была права, на самом деле. И я не удивилась бы, если бы единственным довольным человеком из тех, что учились на нашем курсе, в конечном итоге оказался бы Тантар.

Только зачем об этом разговаривать?.. Как случилось, так и случилось. Если хочешь, чтобы было по-другому — меняй. Если не можешь менять — молчи.

Я сказала об этом Горне, и довольно резко сказала, но она только рассмеялась.

— Ты просто мало выпила, Лягух. Допивай, я тебе ещё вина закажу.

— Боюсь, что не смогу с тобой подольше посидеть. У меня встреча. Я туда и шла, когда тебя встретила.

— Про встречу надо было раньше врать.

— Я не вру!

— Ты… — Горна прищурилась. — Что ж, ты, возможно, и не врёшь. А с кем встреча? С мужчиной?

— С мужчиной, а что?

Горна хмыкнула.

— А была такая тихоня…

— Да мы по делу! — возмутилась я.

— Угу. Мы с Ребеном тоже так всем говорили… Что по делу… Помнишь Ребена? Ты его в оранжерее видела, когда ко мне заходила.

— Ты нас не представила, — ядовито напомнила я.

— Ах, да. Извини, что я с тобой в тот раз так бесцеремонно обошлась. Я раскаиваюсь, правда. Было бы из-за кого рисковать… Я всё боялась, что его жена узнает про нас, это доходило до паранойи. Но он оказался такой сволочью, что мне и правда стыдно. Ты такого не заслужила. И я серьёзно сейчас, хотя ты мне никогда особо не нравилась… Ну, ты и сама это знаешь.

Вот оно что.

— У тебя был роман с женатым мужчиной? — уточнила я.

Горна поморщилась:

— Слушай, вот только не надо мне морали читать!

— Я не хотела тебе морали читать. Но этот твой таинственный Ребен много крови мне подпортил. Ты встречалась с ним в вечер смерти Аргеллы, помнишь?

— Вполне возможно. Я встречалась с ним почти каждый день. Я с ума от него сходила. — Горна хохотнула. — Ну, сама знаешь, как это бывает… Послушай, — осенило её, — а ты что, думала, что я наняла кого-то, чтобы убить Аргеллу? Ты серьёзно так думала?

Я отвела глаза, проворчав:

— Не исключала такой возможности.

Я думала, Горна рассердится или, наоборот, рассмеётся, но она казалась огорошенной.

— Мне никогда не приходило в голову, что это так выглядело со стороны… Нет, Лягух, Ребен не убивал Аргеллу. И я бы никогда не стала этого делать. Мне вообще, честно говоря, было не до того… Занятно, что мы об этом заговорили. Я здесь как раз из-за дела Аргеллы.

— В смысле? — тут же встрепенулась я.

— Тут у вас какой-то живчик прыгает, — небрежно произнесла Горна. — В плаще и в маске. Кучу человек, говорят, порешил… Ты знаешь, наверное. Некто Кор-Тейви прислал в Морлио с гонцом образец его магических следов в колбе и просил поискать по базам. Вот мы и нашли. У этого вашего преступника магический след идентичен тому, который был найден на месте убийства Аргеллы. Собственно, поэтому я здесь. Я привезла обе колбы, чтобы узнать наверняка. У вас в Центре оборудование точнее. 

***

Дом стоял на окраине. Небольшой, но добротный, с наличниками и небольшим балкончиком на чердаке. С одной стороны окна выходили на узенькую улочку, сплошь в амбарах и других невысоких постройках, с другой — на бурьян, за которым угадывалась высокая городская стена. До опушки леса отсюда было рукой подать, и было понятно, как господин Колпак добирается до тех населённых пунктов возле Свен. Причём наверняка пользуется левитацией и преодолевает это расстояние гораздо быстрее, чем его преодолела я, не говоря уже о самой стене.

Я отметила занавесочки на окнах, горшок с цветком, идущий из трубы дым — прозрачно-белый, уютный. Поднялась на крошечное — одно название — крылечко. Единственная ступенька не скрипнула, а приглядевшись, я поняла, что её недавно заменили.

На стук мне открыла дверь… та самая девушка, которая давеча чуть не отправила меня на тот свет. Сейчас она была без мечей, поверх лёгкой туники болталась часть «доспехов», ещё не застёгнутых. Светлые волосы были заплетены в косу, из-под тёмных, облегающих ноги штанов торчали босые пятки.

— Ты смотри-ка. Одна. — Она высунулась на улицу и демонстративно огляделась. — А Кор-Тейви с дружками по соседним амбарам попрятались?

— Хайна! — послышался из глубины дома голос Тантара.

Девушка закатила глаза, громко крикнула:

— Ладно, ладно!

И ушла куда-то по коридору, застёгивая ремни нагрудника.

Дверь осталась открытой, и я расценила это как приглашение.

Нужную мне комнату я нашла по запаху. Там кто-то тушил невыносимо вкусное мясо, аромат которого разносился по всему дому. Пройдя по коридору, я оказалась в том, что, по всей видимости, было гостиной — и одновременно штабом. Какой-то незнакомый светловолосый парень сидел за столом возле двух кучек амулетов и что-то писал длинным облезлым пером. За его спиной маячил Тантар, переливавший воду из ведра в какую-то бадейку, рядом с которой стояла стопка грязных тарелок.

— Тина, будешь жаркое? — спросил он, не глядя.

— Кто не успел, тот опоздал, — отрезала Хайна.

— Не вредничай. Я тебе уже сто раз говорил, не надо грести всех под одну гребёнку. То, что Эстина из Чёрных Кинжалов, вовсе не означает, что её надо сразу убивать.

— Сразу не получилось, — с сожалением признала Хайна. — А теперь…

Она оценивающе посмотрела на меня. Я ответила мрачным взглядом. Из-за этой белобрысой у меня теперь был шрам на шее. Не говоря уже об остальных трудностях, которые мне пришлось пережить по её милости.

— Так ты будешь есть? — повернулся ко мне Тантар.

— Нет, спасибо. Мы можем выйти, поговорить? Не хотелось бы при свидетелях.

— Хайна с Хлу собираются уходить…

— У меня не так много времени, — отрезала я.

— Надо же, деловая какая, — прокомментировала Хайна.

Я резко развернулась к ней, но девушка не смотрела в мою сторону — она занималась тем, что приторачивала к поясу ножны.

Тантар укоризненно покосился на неё.

— Хорошо, пойдём на улицу.

— Не забудь, за нами слежка, — сказала Хайна.

Тантар немного смутился:

— Я помню, но не думаю, что они дошли досюда.

— Пока нас не будет, постарайся закончить список, — продолжала раздавать указания Хайна. — Хлу не успеет. И не забывай, завтра западный отряд пришлёт к нам посыльного, им нужен работающий детектор. Работающий!

— Не занудствуй, — попросил Тантар. — Всё сделаю.

— Угу, ты уже сегодня упражнения сделал. — Мечи, один за другим, отправились в ножны. — На отработку нижней защиты.

Тантар скорчил в её сторону недовольную физиономию (тоже оставшуюся без внимания) и повёл меня на улицу, ухватив за локоть.

Теперь всё вставало на свои места. Танар мог красиво рассказывать, как он кого-то там организовывал, и даже быть убеждённым в этом, но сейчас я увидела настоящего лидера.

— Она будет главной, когда ты уедешь?

— Нет, главным будет её брат, Хлу… В смысле, Хлурен. У Хайны есть организаторские способности, но видишь, она слишком предвзята. И проблемы решает очень поспешно и радикально… Это не всегда хорошо.

— Она мне чуть голову не снесла. И я знаю, что она участвовала в ограблении оружейного магазина.

— Да, я поговорил с ней об этом… — Тантар немного смутился, явно жалея, что его не было, когда Хайна накинулась на меня с мечами. — Надеюсь, она теперь не будет налетать на первого встречного блюстителя закона. Но её тоже можно понять: полицейские убили её отца, бывшего наёмника — кстати, работавшего когда-то на Город Высших… А магазин — для оружия ведь документы нужны, и с этим у нас проблема… Так о чём же ты хотела поговорить?

Мы как раз спустились с крыльца и теперь стояли на обочине дороги. Силуэты сарайчиков выделялись на фоне покрасневшего неба, где кляксами расползались лиловые облака. Погода завтра будет не очень, наверное…

И никого нет. Можно было бы отвлечь внимание, оттянуть разговор.

— Эстина?

— Скажи мне, пожалуйста, Тантар…

— Трем.

— Трем. Скажи мне, пожалуйста, как твои магические следы оказались на месте убийства Аргеллы?

Тантар молчал. Я не видела его лица — смотрела на закат. Кроваво-красный, в Дельсуне такие редкость. Где-то неподалёку деловито стучали молотки: на месте одного из окрестных амбаров вскоре должен был вырасти большой и красивый дом… Все города потихоньку растут, преображаются, и Дельсун — не исключение. Подумаешь, пустынные твари. Подумаешь, магические преступления. Жизнь идёт, и мы идём вместе с ней… только уже без Аргеллы.

— Ты расследовал исчезновение этого проклятого мопса и не успел дезактивировать кинжал к тому вечеру. Поэтому у тебя была возможность использовать магию. Мне стоило сразу об этом вспомнить, но я и подумать не могла…

— Я хотел помочь, — наконец выговорил Тантар.

— Да ну, неужели? И кому же ты, интересно, помогал? Уж явно…

Я вдруг поняла, что наш разговор слушают. Замолчала, вгляделась в силуэт на дороге… и попятилась.

Всё-таки правильно говорят: если много колдуешь, тоже можешь сойти с ума. То, что я наконец смогла использовать кинжал, не спасло меня от галлюцинаций.

Длинный тёмный плащ, капюшон. Пустота вместо лица.

Невидимка сделал шаг навстречу.

— Твой знакомый? — настороженно спросил Тантар.

Я резко развернулась к нему.

— Ты… ты тоже его видишь?!

— Вижу. — Тантар вышел вперёд и громко сказал: — Если ты разумен и не желаешь зла, лучше уйди. Мы тебя не тронем.

Я посмотрела на его спину, и подумала, что если бы он решил меня убить, то вряд ли стал бы подставляться под возможный удар прежде меня. Значит, пока стоит выдохнуть… А разговор, так уж и быть, продолжим потом.

Невидимка постоял мгновенье — и вдруг бухнулся на колени. Склонил голову. Поражённая, я двинулась к нему, но Тантар удержал меня за плечо:

— Стой, не подходи! Мало ли…

Я раздражённо вывернулась. Указывать он мне ещё будет.

— Вам нужна помощь? — спросила я у невидимки.

Тот энергично закивал, чтобы нам было понятно: да, нужна. И очень.

— Вы, как я понимаю, не можете говорить? А писать?..

Невидимые плечи под плащом дёрнулись.

— У вас нет рук? — догадалась я. — А… встать вы можете? Попробуйте написать ногой на земле.

Кое-как, извиваясь всем телом, невидимка поднялся. Тантар подошёл, встал вровень со мной. Я видела, что его рука замерла на изготовке. Но я, зная теперь, что моя галлюцинация — вовсе не галлюцинация, понимала, что не чувствую враждебности от этого существа. Кто он? Пустынная тварь первого класса, вроде Маввы или моей недавней знакомой с собакой?

Сдвинулась пола плаща, и в пыли — дороги здесь, на счастье невидимки, были немощёные — проступило слово: «Снимите». И какая-то закорючка, в которой я не сразу распознала очертания знакомого символа.

— «Связывание»? — изумилась я. — На вас наложили связывание? Но сколько же времени прошло? Этот символ нейтрализуется сам спустя несколько часов…

— Мой остаётся минимум двое суток, — вставил Тантар. — Может, и дольше, я не пробовал…

Я задумчиво хмыкнула. Разумеется, то, что длительность действия символов зависит от силы мага, я знала. Но обычно речь действительно шла о часах. Дни — это очень, очень редкий случай, и если Тантар и тут выделился, то пускай. А невидимка… Сколько он ходит с этим?

Впрочем, потом разберёмся.

— Значит, это был сильный маг, — резюмировала я и неприязненно покосилась на Тантара. — Снять сможешь?

— А если его связали за дело? — тут же отозвался он. — Если мы его отпустим, а он полгорода перережет?

Я раздражённо дёрнула уголком рта, но признала, что предосторожность не помешает. Достала кинжал, ударила по рукоятке ладонью и вогнала лезвие себе под ноги.

— Вдвоём мы его удержим, если что.

Собственный голос донёсся до меня словно издалека — в ушах шумело, организм заново привыкал к магической оболочке.

Осторожно подойдя к невидимке, я распахнула его плащ — очевидно было, что связан он под плащом. Когда я отошла, Тантар нарисовал в воздухе нужный символ.

Человек, который был слишком долго связан, не смог бы сразу после освобождения проворно двигаться. Но наш невидимка не был человеком, и потому довольно скоро мы увидели, как он сел на корточки, и прутик, который держала невидимая рука, вывел: «Мне нужны перо и чернила. История долгая».

Пришлось подождать, когда Хайна и Хлу выйдут из дома. К счастью, это случилось очень скоро. Только невидимка отошёл в тень возле крыльца, как дверь распахнулась, и брат с сестрой отправились к лесу. Путь их явно лежал в сторону Свен.

Было жаль, что так и не удалось поговорить с Тантаром, но я рассудила, что, может, оно и к лучшему — наш разговор обещал быть длинным. К тому же невидимое существо, как это ни удивительно, сейчас интересовало меня больше.

Про Тантара я и так всё поняла.

Мы обосновались в той же комнате, где по-прежнему пахло тушёным мясом. Невидимка сел, удивительно материальный, несмотря на свою бесплотность. Он даже дышал! Я пристроилась поодаль, выдвинув стул так, чтобы видеть и самого невидимку, и что тот будет писать. Тантар садиться не стал вообще. Аккуратно отодвинув в сторону две кучки амулетов и незаконченный список, он положил перед гостем чистый лист желтоватой бумаги и перо, поставил чернильницу.

Кончик пера нырнул в чернила и устремился к листу. Потекла вязь излишне украшенных букв:

«Моё имя Тейреш. Три века назад я был заколдован своим братом, превращён в получеловека-полупризрака. Маги были иными тогда, и сама магия была иной, и была везде. После брат мой собрал её в единый столб и создал Стержень…»

Мы с Тантаром недоумённо переглянулись. Стержень появился здесь не триста лет назад, а гораздо раньше. Может, этот человек свихнулся, пока ходил в невидимках… Впрочем…

Я вдруг вспомнила, как Гелптом при упоминании Стержня начинал трястись и говорить о том, как дрожала земля… Хотя, по идее, должен был родиться гораздо позже, чем появился Стержень. Меня это всегда удивляло, но если допустить, что этот Тейреш не ошибается… Да нет. Не может быть.

Я вчиталась в новые строчки. Полупризрак писал о тех временах, когда королями становились сильнейшие, а это почти всегда означало — маги. Очень мало свидетельств дошло до нас после сильнейшего пожара, случившегося в главной резиденции династии Арен Ло, и более-менее известны как раз последние три века, начиная с правления мага и короля Костермуса. Костермус Арен Ло известен, среди прочего, тем, что именно он с огромным риском для жизни смог изгнать злобных существ, населявших Гроус, за реку Свен, лишив их силы и разума. К тому времени они расплодились так, что не давали людям прохода, убивали, душили, выпивали кровь и силы… Сам Костермус потерял своих родственников: мать и родного брата…

«Я есть этот брат, — писал Тейреш, — а матушку нашу он лишил жизни, когда она пыталась помешать ему собрать рассеянную по острову магическую силу. Брат мой знал, что людьми, лишёнными силы магической, управлять легче. Магия стала привилегией, наградой за хорошую службу. До того, как был рождён Стержень, мир лишён был тварей. Души аборигенов острова, обычных людей, коих убил брат, соединились с наступившим на острове мраком и пришли мстить тем, кто захватил их землю, и чем слабее была душа, тем больше мрака в ней поселилось. Они мстят до сих пор»

— Если они были обычными людьми, то как же Миор-ри, и магические символы? — ядовито спросила я.

«Миор-ри был задолго до Великого Изгнания. Это язык древнейших магов, которым владеют и на материке. Символы похожи, но они другие и сотворены были специально для магии»

— Хорошо, — нетерпеливо встрял Тантар, — что было дальше?

Тейреш послушно написал:

«Доверенные лица Костермуса, причастные тайне, стали первыми знатными людьми Гроуса. Старейшие семьи страны до сих пор носят пожалованные им фамилии и по сю пору хранят секрет появления Стержня, иногда даже ценой жизней человеческих. Всё потому, что власть по-прежнему принадлежит потомкам Костермуса и его приближённых, и им проще убить, нежели делиться ею. О временах до Стержня нигде прочитать нельзя, истинная история создания Стержня тоже сокрыта. Умалчивали, уничтожали документы. Все немногочисленные свидетельства, какие остались, хранятся в Библиотечном Дворце. Тем, кто приехал на остров позже, суждено было услышать историю о Великом Изгнании. К таким принадлежали и предки госпожи Эстины — фамилии Кей-Лайни не было среди сподвижников Костермуса, иначе я бы никогда не подошёл к ней…»

— А зачем же вы вообще ко мне подходили? — хмуро спросила я, стараясь не думать о том, как складно выглядит эта история. — Зачем я вам сдалась?

«Я уповал на Вашу помощь. Костермус связал меня мощнейшим символом; магов, способных противостоять ему, и тогда было немного, сейчас же их не осталось вовсе. Разве что я мог тягаться с ним в магическом искусстве, однако, брат мой оказался проворнее и хитрее. Только, посмотрев в глаза мне, он меня убить не смог. Но тогда он развоплотил меня, укрыл плащом и отправил вечно скитаться по острову. Все эти годы пытался я просить о помощи, только меня не понимали. Более того, люди боятся призраков, в лучшем случае — не доверяют им. Но однажды в Морлио я увидел девушку, которая общалась с призраками постоянно…»

Да, он увидел меня. И увидел во мне надежду. Наблюдал за мной, верил, что я могу услышать его и помочь. Только я боялась. Чувствуя его приближение, я уходила прочь. Однажды он случайно услышал, что я еду в Библиотечный Дворец и надеялся перехватить меня по дороге — именно тогда я, выбравшись из реки, потеряла сознание, увидев старую знакомую галлюцинацию. Соваться в Библиотечный Дворец Тейреш не решился — там многие знают о нём — но вскоре разузнал, что я получила место в Дельсуне и направился сюда. Тейреш решил попробовать снова достучаться до меня. Он верит, что я не устрашусь поразить несправедливость (так и написал!), что найду способ разрушить Стержень, или хотя бы превратить его, Тейреша, обратно в человека — потому что тогда к нему вернётся сила, и он всё сделает сам. И это положит конец пустынным тварям.

«…потому что, — писал Тейреш, — они по-прежнему есть тьма, и тьма приумножается, и если ничего не сделать, она скоро захватит Гроус полностью. Однако тьма отступит, когда по острову разольётся яркий свет магии»

— Ого… — только и смог выдавить Тантар, когда его гость отложил перо.

Услышав это, я тут же взорвалась:

— Доверчивый дурак! — Мне хотелось что-то куда-то кинуть, да так, чтобы с грохотом, с дребезгом. — Я тебе таких сказочек знаешь, сколько могу наплести?!

— А какой смысл ему врать? — удивился Тантар.

— Ты же сам говорил: вдруг его связали за дело? Вот поможем мы ему, а он остров уничтожит… — Я резко повернулась к тому, кто называл себя Тейрешем. — Какие у вас есть доказательства?

«К сожалению, — тут же принялся писать невидимка, — единственным моим доказательством могут послужить свидетельства очевидцев. Но все они в Библиотеч…»

— Например, мемуары Мантера Сиу? — быстро спросила я прежде, чем он дописал.

«Да, — был ответ. — Его называют сумасшедшим, но Мантер был гением. И, кстати, моим другом — я помог ему с его первой выставкой. Его убили подло, тайком, как до сих пор убивают многих, дерзнувших во весь голос заявить о том, что отняли у жителей Гроуса триста лет назад».

— А как же сумасшествие жителей материка? — не сдавалась я. — У них доступ к магии не ограничен, но всем известно, что они расплачиваются за свою свободу здоровьем — и физическим, и психическим…

«Это ложь, — написал невидимка. — То, что современные люди называют пропагандой. Жители не должны узнать, что власть дурит им головы. Такова цель Властителей, Города Высших, всех Гильдий и Библиотечного Дворца. Даже мелкие служащие, которые не могут быть во всё посвящены, выполняют их волю. Если люди узнают правду — власти нынешней не будет. Особенно если разрушить Стержень и позволить людям свыкнуться с магией»

— Неподготовленные могут умереть от такого… — пробормотал Тантар.

«Те, у кого нет дара, ничего не почувствуют. Остальным же не будет большого вреда»

Неизвестно, до чего бы мы договорились, если бы в этот момент в коридоре не послышался грохот.

— Всем оставаться на местах!

Их было много, и они шли к нашей комнате.

Невидимка вскочил со стула, скинул плащ и шляпу. Я же повернулась к дверному проёму, чтобы увидеть, как в него вскакивает полицейский с револьвером на изготовку.

— Ты… — услышала я яростный шёпот Тантара.

Я оглянулась на него, но сказать ничего не успела. Стремительный росчерк его пальцев заставил запылать столешницу. Вместе с амулетами, списками — и нашей беседой с Тейрешем. Я вздрогнула, но не двинулась с места, хотя пышущий жаром стол был совсем рядом. Послышался звон разбитого стекла.

Потом вдруг руки Тантара прижались к туловищу, и он едва не потерял равновесие.

В комнату вошёл Каус. Водяные символы полетели на стол, ещё двое полицейских принялись тушить пожар с помощью покрывала и других подручных средств.

— Понимаю, что это бесполезно, господин Колпак, — мягко произнёс мой начальник, — но всё же спрошу: где ваши сообщники?

Да, это было бесполезно. Тантар худо-бедно смог выпрямиться, и теперь стоял возле меня в нелепой позе. И, конечно, молчал.

— Что ж, попробовать стоило. — Каус вздохнул. — Столько работы, а мыши разбежались из мышеловки… Только зачем было разбивать окно? Неужели вы и впрямь думали, что сможете выбраться через него?.. А ты умница, Эстина. Хоть я и просил тебя не мешать, ты как-то умудрилась сама выйти на этого типа, да ещё втайне от меня. Может, ты знаешь и как его зовут?

— Тантар, — ответила я.

— Вот как… Мне очень жаль.

Я молчала, по-прежнему разглядывая стол. Бумаги на нём уже невозможно было даже в руки взять, не то, что прочитать. Каус тоже это заметил, цыкнул с досадой.

— А это чьё? — спросил он, подняв с пола плащ и шляпу невидимки Тейреша.

Тантар не ответил, я пожала плечами. Тоже молча.

— На редкость поношенные вещи, — заметил Каус.

— Может, потому их и сняли? — предположил кто-то из полицейских.

— И пошли к Свектеру, — сказала я.

Повисло молчание.

— Почему к Свектеру? — спросил Каус осторожно. В его голосе явственно звучало сомнение в моём душевном здоровье.

— Потому что у него лучшая портновская лавка в Дельсуне, — ответила я. — Тем, кому не во что одеться, лучше идти туда… О старой одежде не жалеют. — Я подняла глаза на Кауса. — О бывших однокурсниках тоже. Мы даже не были друзьями.

— Да у тебя вообще не было друзей, — буркнул Тантар.

Неправда. Были. Была.

— Ты знаешь, именно этот человек причастен к убийству твоей однокурсницы, Аргеллы, — мягко сказал Каус, будто прочитав мои мысли. — Его магические следы были найдены на месте преступления.

Надо было как-то на это прореагировать. Я ограничилась кивком.

— Сам ли он убил, или кто-то ему помог — установит следствие. — Каус приблизился к Тантару и внимательно на него посмотрел. — У госпожи Рой-Тарон в запасе имеются несколько свидетелей. В том числе, капитан судна, который незаконно перевозит граждан Гроуса на материк. Ведь именно с ним, господин Тантар, вы должны были встретиться в тот вечер? Вы собирались покинуть остров, так? Он не знал, как вас зовут, не видел ваших примет, поскольку любовь к маскараду проявлялась в вас уже тогда. Однако у него превосходная память на голоса, в чём следователь по вашему делу уже убедилась, проведя ряд экспериментов. Уверен, он сможет вас опознать. Не говоря уже о ваших магических следах, которые очень просто сличить с теми, что остались на месте убийства.

Тантар склонил голову, уставившись себе под ноги. Понял, что выпутаться ему будет ой как не просто.

— Вы будете доставлены в Морлио сразу, как только я докажу хотя бы часть тех преступлений, которые вы совершили здесь, в Приграничье, — посвятил Каус Тантара в дальнейшие планы.

— Попробуйте, — пожал плечами Тантар. — Но не думаю, что вы так уж много сможете узнать.

— Отнюдь. Кое-что мне уже известно.

Каус, заложив руки за спину, прошёлся по комнате. Развернулся. Я невольно посмотрела на его сверкающий пояс. На пустые ножны, на крошечную переносную лампу-ловушку… Ну да, на улице уже, наверное, совсем темно, и высока вероятность натолкнуться на призрака или полтергейста.

— История Колпака начинается на берегу возле Свен, — негромко произнёс Каус. — На этом, правда, но так близко к Границе, что мне оставалось только удивляться, как человек в здравом уме вообще решился туда прийти… Теперь я понимаю. Не слишком удачная телепортация, не так ли, господин Тантар? Вы телепортировались из поезда за мгновенье до того, как случилась катастрофа. Разумеется, визит на берег Свен не прошёл для вас даром. Стая кровок едва не отправила вас на тот свет. Но вы умудрились добраться до ближайшей к Границе деревни, не дошли всего чуть-чуть — слишком много крови потеряли. Если бы не счастливый случай, там бы и померли, в двух шагах. Но вас нашли, привели в чувство… Только, к сожалению, нашла вас не самая лояльная семья…

Всё действительно было более-менее ясно. Вдохновившись речами того, кто его приютил, Тантар обрядился в коричневый плащ, закрыл лицо маской и стал помогать жителям Приграничья по мере своих сил.

— Вы быстро собрали вокруг себя людей, которые могли худо-бедно колдовать, нашли способ наладить их связь с магическими оболочками, чему-то даже научили, наверное. Вы ведь неплохой маг, на самом деле. У вас существовали убежища почти в каждом населённом пункте возле Свен, но вы куда чаще бывали здесь, в Дельсуне. Разумеется, безо всяких масок и плащей. Вы жили в доме друзей — своих сообщников — и даже работали, как порядочный гражданин, получая жалованье в добавок к тем деньгам, которые отнимали у населения…

— Я ни у кого никаких денег не отнимал, — процедил Тантар.

— Ну да, разумеется. Однако именно библиотека сослужила вам плохую службу. Вы довольно часто уходили к Свен именно оттуда. Выходя из города, вы подчищали энергетическое поле, но след, обрывающийся у городской стены, показался мне слишком уж подозрительным. Вот я и решил присмотреться к сотрудникам библиотеки…

Дальше Каус, согласно инструкции, перечислял, в чём подозревают Тантара. В убийстве мирных жителей, в убийстве полицейских, незаконном использовании магии…

— …и конечно, в убийстве госпожи Аргеллы. — Каус остановился и тоже посмотрел себе под ноги. — Доверчивой девочки, которая пошла за вами, не зная, что её ждёт. Возможно, вы совершенно не хотели этого делать. И сами испугались, когда всё случилось, потому и пытались её вылечить, отсюда и магические следы — ведь госпожу Аргеллу убили холодным оружием, умерла она не сразу, и ещё оставался шанс. Но некоторые вещи невозможно исправить, как ни старайся… — Он снова поднял глаза на Тантара. — Да и вы не из Гильдии Зелёных Трубок. К сожалению.

Он вздохнул — действительно с сожалением. Потом добавил к связыванию ещё один символ — блокировку энергетической оболочки. Лишённый и магии, и возможности двигать руками, беспомощный Тантар молча пошёл вслед за полицейскими.

В мою сторону он даже не посмотрел. 

17.

 Каус вызвался довести меня до дома. Потому что я одна, потому что город страшный и тёмный, а дезактивированный кинжал уже лежал в моих ножнах. Конечно, Каус подумал, что я планировала использовать магию против Тантара. Просил меня больше никогда не действовать в одиночку. Говорил, мол, мы же команда. Обещал заглянуть на следующий день прямо ко мне домой и рассказать о мемуарах несчастного художника. Если, конечно, я согласна с его условиями. Потом, помявшись, поведал, что он бы схватил Колпака на день позже, подгадав к тому моменту, когда в доме будут все, но ему доложили, что туда направилась я, и пришлось действовать.

— Прости, но директор позаботился, чтобы за тобой некоторое время приглядывала пара полицейских. Рейтег, видишь ли, намекнул Тормуру, что у тебя были сложности с контролем энергии, а тот, в свою очередь, написал в Центр…

Мне вспомнилось, что однажды я спрашивала у Рейтега, появились ли у него проблемы, когда он прекратил использовать кинжал. Выходит, парень запомнил, и теперь решил мне отомстить… Наверное, очень злился после нашей последней встречи.

— Я сначала хотел тебе сказать, но потом подумал, что может, оно и к лучшему, если ты ничего не будешь знать. Учитывая, что ты имеешь привычку к таким опасным вылазкам… Надеюсь, ты не злишься меня из-за этого?

Я что-то отвечала невпопад. Уже точно не помню что. Наконец, Каус понял, что разговора со мной не получится, и мы просто молча шли до моего дома.

Под конец он всё-таки не выдержал и спросил:

— Скажи, Эстина… извини, что спрашиваю, но всё-таки… что ты сейчас чувствуешь по отношению к Тантару? Ты презираешь его, ненавидишь? Ты хочешь увидеть его в петле? Или… ты ещё сама не поняла?

— Зачем тебе это знать?

— Прости, я… я просто так спросил. Можешь не отвечать, если не хочешь.

— Мне больно, — призналась я. — Всё, что я пока могу сказать по этому поводу.

Каус кивнул и пробормотал, опустив глаза, что если я захочу поговорить…

— Да, — сказала я. — Спасибо.

Он ушёл, наконец. А я, открыв дверь своим ключом, поздоровалась с суетившейся в кухне хозяйкой и поднялась к себе.

Там меня встретила пустая клетка с распахнутой дверцей и не застеленная кровать, которую я тотчас же застелила — медленно, аккуратно, как не делала никогда.

Ненависть. Презрение. Нет, я и правда не чувствовала ничего подобного. Что до петли…

Мне вдруг вспомнилось, как Эриза рассказывала о преступнике, который так долго не мог умереть на виселице, что палачу пришлось тянуть его за ноги. И на посмертной маске до сих пор было видно, как чудовищно распухли его губы и язык…

Меня передёрнуло.

Я со странным чувством оглядела комнату. Подоконник, откуда я часто смотрела на закатный город. Кривая картинка на бересте, которую хозяева повесили, чтобы чуть-чуть прибавить уюта голым стенам. Глиняная собачка на столике перед зеркалом, пустая ваза… Если меня схватят я всего этого никогда больше не увижу.

Ну и ладно, зло подумала я.

Я взяла недавно купленный рюкзачок из плотной ткани, на пуговицах, положила туда Маввины лекарства и бинты, спички, нож и бумажник. Часть денег из бумажника выгребла на кровать, чтобы потом сунуть в карман куртки, рядом бросила паспорт. Спустилась в кухню и сделала два гигантских бутерброда под предлогом, что мне нужно будет ночью поработать с документами, и я, скорее всего, захочу есть. Хозяйка с изумлением посмотрела на мои кулинарные творения, но ничего не сказала по этому поводу. Только пожелала удачи в работе.

Своевременно. Удача мне была необходима.

Я разложила на столе классификацию пустынных тварей, которой занималась по очередной придури директора Центра, но писать ничего не стала. Просто сидела (как обычно, на подоконнике) и ждала, пока все уснут. Наблюдала в открытое окно, как гаснут редкие огни Дельсуна, как густеет тьма, проглатывая силуэты похожих на птиц флюгеров… Пора.

Кинжал в моих бледных ладонях казался ещё чернее обычного, будто вобрал в себя все краски этой ночи, все тени города Дельсуна, всю пустоту мира… Расслабиться, успокоиться. Сосредоточиться…

Активация, символ, удар, движение пальцев — и кинжал входит в половицу. Каус был прав, я действительно научилась всё это проделывать так быстро, что могла бы соревноваться с ним в скорости… Теперь призыв пустынной твари — на случай, если кто-то будет проверять комнату специальным детектором. Всё должно выглядеть так, будто какая-то дрянь влетела в открытое окно, а я не смогла с ней разделаться в два счёта.

Символ призвал всего-навсего вияка. Я двумя взмахами руки отправила его снова на улицу и выпрыгнула следом, уже в воздухе нарисовав символ, который позволил мне благополучно приземлиться. Вияк удрал в ближайшую подворотню, но мне было на него плевать. Послужной список меня больше не интересовал: если сегодня всё получится, и никто ни в чём меня не заподозрит — я всё равно уволюсь. Возможно, не только из Центра, но и из Гильдии вообще. Буду фонари протирать. Чем не работа?..

Но об этом у меня будет возможность подумать потом.

Сейчас главное — тюрьма.

***

«Это не так уж страшно, — уговаривала я себя, прячась в маленьком парке неподалёку от тюрьмы. — Если смог Тантар — сможешь и ты».

Но Тантар сильнее. Из него вряд ли когда-то получился бы хороший сыщик, однако, в магии ему нет равных. А я всего лишь…

«А ты всего лишь крыса с пожатым хвостом! — начал сердиться внутренний голос. — Крыса, которая боится рисковать!».

Я объективно оцениваю свои способности.

«И поэтому специально подошла настолько близко, насколько возможно! — напомнил внутренний голос, по-прежнему злясь. — Ты знаешь, что из трёх камер предварительного заключения была свободна только одна. Ты знаешь, где она находится. Ты знаешь человека, возле которого хочешь оказаться. Для меньшей трусихи хватило бы всего одной из этих переменных!»

Ну… ладно. В конце концов, если я этого не сделаю, то никогда себя не прощу. А так… ну подумаешь, ухо потеряю. Или… или меня разорвёт на сотню кусков.

Нет. Не разорвёт. Я просчитала всё, что было возможно.

Моя рука решительно поднялась. Пальцы вывели в воздухе светящуюся галочку — знак телепортации.

«Слишком бледный!!» — успела ужаснуться я, когда меня безжалостно скрутило, уменьшило и…

Я свались на пол камеры, кашляя и борясь с тошнотой. Тело мелко дрожало. Никогда в жизни больше, никогда!..

Вспомнив, что нужно ещё будет как-то выбираться обратно, я чуть не застонала.

— Хочешь собственноручно меня казнить? — услышала я знакомый голос. Холодный, прямо-таки ледяной.

Ответить сразу не получилось — я снова закашлялась. Тантар встал с койки, на которой валялся прямо в сапогах, медленно приблизился.

— Нет, хочу… хочу тебя освободить, — выдавила я, когда, наконец, отдышалась.

— С чего вдруг?

Я всё-таки поднялась и отряхнула по-прежнему дрожавшие ладони.

— Во-первых, ты единственный, кто может вернуть Тейрешу его человеческий облик. Во-вторых, я знаю, что ты не убивал Аргеллу.

Тантар спросил негромко:

— А кто убил, знаешь?

— Да. Но это сейчас не главное. Главное, я знаю, что это не ты, и не хочу, чтобы тебя повесили.

— А почему ты сказала этому смазливому типу, как меня зовут на самом деле?

— Ты дурак? Здесь Горна. А она бы точно не стала тебя прикрывать. Согласись, было бы странно, если бы я не узнала собственного однокурсника… — Я стащила рюкзак, попутно похлопав по карманам, чтобы проверить, не сунула ли по ошибке паспорт вместе с бутербродами. Но паспорт оказался на месте. — Вот. Здесь деньги, лекарства, еда. Не знаю, сколько фертов тебе нужно, чтобы уехать, так что если не хватит, извини — сделала, что могла…

— Всё-таки кто её убил, Эстина?

Я чуть не зарычала.

— Ты меня слушаешь вообще?!

— Слушаю. Но…

— Тогда слушай и не задавай дурацких вопросов! Бери рюкзак. Если хочешь выручить своих дружков, то это бесперспективная затея, потому что в доме засада…

— Они туда не сунутся, — сказал Тантар, забрав рюкзачок, но не спеша вешать его за спину. — Я разбил окно, это условный знак. Они поймут, что надо уходить.

Я пожала плечами. По правде сказать, на Хлу и Хайну мне было плевать.

Быстрым взмахом я начертила в воздухе символ и кинула его на Тантара. Тот слегка пошатнулся, повёл плечами.

— Теперь ты снова можешь колдовать, — сказала я. — Телепортируйся отсюда к Свектеру. Если Тейреш меня понял, значит он там…

— Так вот почему ты…

— Разумеется. Всё, уходи, не болтай! Тюремщик может в любую минуту приоткрыть заслонку, чтобы посмотреть, как у тебя дела, а я бы не хотела, насколько ты понимаешь…

— Подожди, — остановил поток моих слов Тантар. — Ты-то куда сейчас?

— Домой.

— Но … если ты хочешь расколдовать Тейреша, значит, ты поверила ему, так?

Я кивнула.

— У меня было время подумать. Плюс, есть некоторые косвенные доказательства…

— Ты хочешь помочь Тейрешу?

— Надорвусь, — буркнула я. — Ты расколдуешь его, а дальше пусть решает сам. Нет, конечно, если он что-то попросит, по мелочи… Я не знаю, Тантар, — раздражённо оборвала я себя. — У меня нет сил думать ещё и о судьбах Гроуса! Подумаю потом. Всё, хватит об этом! Ты помнишь, что мы ещё в твоей камере?

— Поехали со мной, — сказал Тантар.

Я замотала головой, даже отшатнулась от него.

— Нет!

— А что тебе здесь делать? Если у Тейреша всё получится, никаких Чёрных Кинжалов не останется…

— Я в любом случае хотела увольняться. — Я нервно хмыкнула. — Думала мыть фонари. Чтобы стало светлее…

Он схватил меня за плечи.

— Эстина, тебе нужно отсюда уезжать. Раз в неделю из секретной бухты отплывает корабль. Мне о нём рассказала Эриза. Ближайший отходит послезавтра вечером. Если возьмём лошадей, приедем ещё и с запасом. А с дороги пошлёшь письмо родным… Как бы дальше ни складывалась судьба Гроуса, ты пропадёшь здесь. А там можно запросто найти работу, особенно для твоих мозгов. И никто тебя не выдаст — Гроус на материке не любят…

Я зажмурилась. Для меня всё это слишком. Слишком много слов, эмоций. Слишком всё быстро, головокружительно быстро, и нервно… Но при этом так хочется вскочить на коня и лететь — туда, где пахнет солью, где шумно бьются волны, где ветер, много ветра, и можно стоять, вцепившись в разъедающий ладонь канат, и орать, не слыша себя: «Полный вперёд!»…

Только могу ли я лететь? Я, Эстина Кей-Лайни, девица девятнадцати лет, покину страну, которую клялась защищать от таких, как Колпак, в обществе этого самого Колпака, и брошу свою семью, и затеряюсь на дальнем берегу?..

Он вздохнул.

— Ты боишься.

— Я… я не знаю. Мне надо подумать.

— Времени нет, — грустно сказал Тантар.

Он понял, что я никуда не поеду. На такие предложения соглашаются, не мешкая. И если я сразу не крикнула «Да!» — значит, всё потеряно.

— Ты же говорил, что послезавтра! — Эта обречённость в его голосе напугала меня больше, чем идея бросить Гроус навсегда. — До послезавтра можно успеть… Но… нужны ведь деньги, Тантар. На лошадей, не говоря уже о проезде…

— Я припрятал кое-что, нам хватит.

— Но я не знаю, когда смогу отдать!

Тантар вздохнул.

— Слушай, Лягуш… Давай дружить.

Звучало это настораживающе.

— Дружить? — переспросила я.

— Ну, мы с тобой уже много помогли друг другу. Ты сейчас, мне, между прочим, не просто жизнь спасаешь, а даёшь возможность полностью её поменять — к лучшему. Пора перестать подсчитывать, кто сколько кому должен. Если тебе будет проще, можем договориться, что отдашь потом, при случае.

Я вздохнула. Как у него всё просто!

— Дружить — это я с радостью, — наконец сказала я. — Но ехать… Так сразу… Я… не знаю. Мне всё-таки нужно время, Тантар, в любом случае… Мне нужно… поговорить кое с кем. Кстати, скажи, ты случайно не знаком с парнем, который работает интендантом в Гильдии?

— С Рейтегом?

18.

 Я была у Кауса всего один раз, когда он забыл на работе детектор. И то «была» — громко сказано. От приглашения я отказалась, и дальше порога не заходила.

Несмотря на то, что он уже мог позволить себе купить жильё, законник не торопился с приобретением, и снимал комнату у одинокой вдовы в благоустроенном дельсунском квартале. Вернее, не комнату, а половину дома, с кухней и отдельным крыльцом. В светлое время суток в этом квартале можно было увидеть множество клумб с яркими цветами, мозаичные фасады домов и фонтанчик. Сейчас почти ничего. Только округло подстриженные кусты зияли, как огромные дыры в ткани улицы, и свет редких фонарей не мог истребить их черноту.

«Несдержанный»… «Любой пустяк приводит в бешенство»… «Может и убить»… Странно, что я не догадалась раньше.

Я поднялась, взялась за кольцо и постучала.

Как я и думала, он не спал. Прошло не более двух секунд, прежде чем я услышала из-за двери:

— Кому обязан?

— Каус, это я. Прости, что так поздно. Надо поговорить.

Когда Каус появился на пороге и пригласил меня войти, выяснилось, что он даже не переодевался. Так и ходил по дому в форменной чёрной рубашке и брюках. Только снял пояс с ножнами и жилет.

— Не возражаешь, если я буду в куртке? На улице холодно, я подзамёрзла…

— Не возражаю. У меня тоже холодно… Я, кстати, как раз хотел вина выпить, не спалось. Составишь мне компанию? Чтобы согреться…

Мы прошли по небольшому коридору в гостиную — маленькую, но довольно уютную. Диванчик, креслица, камин, дубовый стол по центру и сервант у стены. Каус как раз направился к нему, перед этим гостеприимно указав мне на кресло… но не дошёл.

Невидимая верёвка скрутила его, прижав к туловищу руки. Потом я, не особо церемонясь, с размаху бросила его на диванчик, который, в свою очередь, жалобно скрипнул.

Каус даже не сказал ничего. Кое-как приняв вертикальное положение, он смотрел на меня выпученными глазами.

Я отошла от кресла, в которое так и не села. Каус следил взглядом за каждым моим движением, но молчал. И почти не двигался, только один раз сделал попытку сесть чуть поудобнее. Я запоздало поняла, что связала его слишком крепко. Плечи Кауса оказались так сильно заведены назад, что, наверное, уже начинали ныть. Но извиняться и переделывать я, разумеется, не стала. Ничего, потерпит.

— У меня только один вопрос к тебе, — сказала я. — Почему Рейтег?

Каус вежливо улыбнулся.

— Нельзя ли с начала, пожалуйста?

Делает вид, что не понимает? Этого следовало ожидать.

— Изволь, — отчеканила я. — Ты убил Аргеллу, а потом упорно пытался убедить меня в том, что это сделал Рейтег. Вот я и спрашиваю: почему он? По-твоему, он недостаточно от тебя натерпелся?

Каус не стал изображать ещё большее удивление и отпираться. Только вздохнул и склонил голову.

— Не знаю, — сказал он. — Сперва это было как-то инстинктивно, что ли. Я знал, кто ты. Меня предупредили, что есть человек, который вцепился в это дело по личным причинам. Когда я тебя увидел, мне как-то сразу захотелось отгородиться… Как-то заявить о своей непричастности. Рейтег был первым, кто пришёл мне в голову. Я допускал, что ты его знаешь, ты ведь училась в Гильдии…

— Ты его спровоцировал? Тогда, когда он тебе нос сломал? Рейтег злопамятный человек, но он не будет бить за одно и то же, — сказала я, повторяя слова Тантара, благодаря которому нашла подтверждение своим мыслям. — И он сам мне тогда сказал, что не сломал бы никому нос просто так.

— Да, я его спровоцировал. Но я не думал, что так всё закончится. Думал, он меня просто толкнёт на эти ящики… Его появление в Центре было для меня неожиданностью, но я решил воспользоваться шансом. На всякий случай. Тем более, я видел, что ты не оставляешь это дело… Я пытался перестраховаться. Был уверен, что рано или поздно ты вспомнишь мои слова, вспомнишь этот случай и заподозришь…

— Я и подозревала его, — призналась я. — Совсем недолго. Когда я поняла, что за убийством Аргеллы стоит Гильдия во главе с Тормуром, я вспомнила, что Рейтег очень уважает его, и, возможно, сделал бы всё, что бы тот ему не приказал… К тому же он ходит с переносной лампой-ловушкой, а призрак, который был неподалёку от этого места, чувствовал ужас… Ламп-ловушек там нет, но мне стоило сразу вспомнить о переносных. Однако их носит не только Рейтег. А ещё ты, например. И если Рейтег мстит призракам, то ты их боишься.

— Боюсь, — спокойно согласился Каус. — Я тебе так и говорил. Я много чего боюсь, все потусторонние сущности внушают мне страх. Только этот страх никогда не мешал мне работать. Я бы сказал, наоборот…

— Нет, — отрезала я. — Ты становишься менее объективным. Потому что боишься всех тварей и всех призраков без исключения. Они ведь, кстати, убили её — ту женщину, которая спасла нам жизнь? Я слышала, будто она кинулась на кого-то… но это враньё.

— Враньё, — согласился Каус. — Но я ничего не мог с этим поделать, клянусь.

Я ему поверила почему-то, хотя слова клятвы у таких людей обычно ничего не стоят.

— А кто тебя предупредил насчёт меня? — спросила я. — Тормур?

Каус молча кивнул.

— Ну да. — Я презрительно скривилась. — Он так хорошо делал свою работу, которую поручала ему ваша шайка, что сумел встать во главе Гильдии. Вы поделились с ним властью…

— Не надо про «нашу шайку», пожалуйста. Тормур старше меня. Он ровесник моего отца.

— Вы все заодно! Неудивительно, что я и раньше слышала твою фамилию. Твой род появился именно тогда, триста лет назад! Он один из древнейших в Гроусе. Это твои предки видели, как образовался Стержень, и поклялись королю в вечной верности и вечной сохранности тайны…

— Я и мои предки — вещи разные. И я никому ни в чём не клялся. Я просто прочитал книжку, которую не должен был читать — отец вообще планировал не посвящать меня ни во что до последнего… Ты, значит, всё-таки узнала про Стержень? Как?

— Связи, — буркнула я. — И прекрати со мной спорить! Ты сам говорил, что вы все — одна компания. И Центр, и Гильдия, и Город Высших…

— Я никогда не хотел быть в этой компании! — воскликнул Каус, потеряв терпение.

— Зачем же ты тогда убил её?! Зачем ты убил Аргеллу?

Каус закрыл глаза.

— Ты бы знала, как я сожалею об этом. Если бы можно было как-то повернуть время вспять, я бы… Она была такой хорошей девушкой, Эстина. Я это видел. Но… я слабый человек, понимаешь.

— Так себе отговорка, — холодно заметила я.

— Да, но это правда. Со временем я начал понимать, что всё это началось с Рейтега. Я тогда был так уверен в своей правоте — и это, в конце концов, привело к тому, что у моего друга полностью разрушилась жизнь. Его исключили из школы. От него ушла девушка, которую он интересовал только вместе со своими перспективами в Чёрных Кинжалах… Он ведь был блестящим студентом… На похороны матери Рейтег занял большую сумму денег, ему нужно было её отдавать, а стипендии больше не было — поэтому он и согласился на это место. Довольно унизительное — на мой взгляд. На его тоже, я не сомневаюсь в этом. Хотя Рейтег, конечно, никогда не признается… Но так получилось, что это разрушило не только его жизнь, но и мою тоже. Ты спрашиваешь, почему я наталкивал тебя на мысль, что это он убил Аргеллу… Я ответил, но это не единственная причина. Правда ещё и в том, что часть меня всё ещё ненавидит его и хочет отомстить. — Лицо Кауса исказилось. Действительно от ненависти. Я ещё не видела его таким ни разу. — Потому что это он полез в драку. Он первым начал кулаками размахивать. Он, не я. Если бы не это — ничего бы не было.

Процедив последние фразы через стиснутые зубы, Каус с трудом откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он старался взять себя в руки, и преуспел — его лицо разгладилось, не осталось и следа злости.

— Что-то со мной произошло тогда, — продолжал он. — Я больше не был тем самоуверенным мальчишкой, каким пришёл в Гильдию. Я словно лишился воли. Прежде я только смеялся, когда отец говорил, что я обязан работать во имя сохранения порядка — так они все это и называют до сих пор. Если бы в детстве я не залез в запретную для меня часть отцовской библиотеки и не прочитал Мантера Сиу… впрочем, тогда, возможно, меня посвятили бы во всё это как-то по-другому. Я старался от всего этого отгородиться, но когда отец умер, Тормур перестал юлить. Но он очень умён, глава Гильдии. Он мог бы сказать, что такая тайна должна принадлежать только лояльному человеку — или мертвецу. Но от отца он успел узнать, на какие точки надо давить, чтобы убедить меня, и что угроза для жизни — не самое эффективное средство… Да, ты знаешь, при всех своих страхах — я имею в виду пустынных тварей и прочее, всё то, через что мне приходится перешагивать каждый день — я никогда по-настоящему не боялся смерти. Такой вот парадокс.

— И что же такого сказал тебе Тормур?

— Сказал, что государство твёрдо стоит на земле, пока в нём есть люди с твёрдой рукой. И что порой нужно приносить жертвы. Иначе наступит хаос, и будет гораздо больше жертв… И я верил, — с горечью сказал Каус, снова попытавшись выпрямиться. Глаза уставились в пространство и как-то неуловимо потемнели. — Верил изо всех сил. После случая с Рейтегом я боялся иметь своё мнение. Мне казалось, люди, которые меня окружают, которые старше и мудрее меня — они знают лучше… И всё это продолжалось до минувшей весны. До Аргеллы. А потом… Когда протыкаешь кому-то печень, мир меняется. Когда видишь глаза… Нет, мне не объяснить. Но никогда ещё у меня не было ощущения такой чудовищной ошибки.

Меня пробрала дрожь. Я, как это ни странно, начала забывать лицо Аргеллы. Но сейчас вспомнила снова, и почти увидела этот взгляд, о котором говорил Каус.

— После того, как это случилось, ты решил действовать против Тормура? — спросила я, уже зная ответ.

Каус невесело усмехнулся.

— Я же сказал, что слабый человек. Я убедил себя, что ничего с этим не сделаешь, что их слишком много, они слишком сильны, а я и сам вляпался по самую макушку. И всё пошло по-прежнему. Почти.

— Ты даже не намекнул Тормуру, что был другой выход?

— Разумеется, был выход. Он и без меня это знал. Но так проще, Эстина… Уничтожать всегда проще. К тому же Тормур совершил ошибку, неправильно оценил Аргеллу. Он её не очень хорошо знал, насколько я понял… Думал, она карьеристка.

— Дурак, — буркнула я.

— Угу, — кивнул Каус. — Написав диплом, она стала задавать неудобные вопросы. Пошла прямо к нему. Стала расспрашивать про Стержень, про людей, у которых отнимают возможность колдовать, про магию, которая служит средством контроля общества… Тормур и рассказал. Во время выпускного, чтобы было поменьше народу вокруг. Думал привлечь на свою сторону… Я точно не знаю, о чём они говорили. Не думаю, что Аргелла стала шантажировать его, но дала понять, что и молчать не будет. Как раз в это время я зашёл к нему — мы должны были кое-что обсудить, я за тем и приехал в Морлио. Тормур пообещал Аргелле, что они договорят в следующий раз. Мне сказал, что рад меня видеть, но что наш разговор тоже может подождать. Время тёмное, сказал, улицы в квартале неспокойны. Проводи девушку до общежития… Бал скоро закончится, возвращаться туда нет смысла… А у вас, сказал, будет о чём побеседовать, вы почти земляки…

Голос Кауса становился всё тише и тише, потом и вовсе смолк. Я подошла ближе, села возле пленника на корточки.

— Что было дальше?

Каус перевёл взгляд на моё лицо.

— Я пропустил её вперёд себя, — прошептал он, — хотел выйти следом, но Тормур удержал меня. Вынул мой кинжал из ножен, вложил в них другой, от которого бы точно не остались магические следы — с нашим-то ещё вопрос, даже если без активации… Кинжал был очень похожий, но обычный. В темноте никто бы не заметил разницы. Тормур быстро сказал, что Аргелла — очень опасный человек. Что её нужно убить, иначе произойдёт беда. Убить прямо сейчас. Прямо… прямо сейчас. И он подтолкнул меня в спину, не позволив ничего ответить… иначе, возможно…

Каус порывисто вздохнул и снова замолчал.

— Ты не смог сделать это так, чтобы она умерла сразу, — сказала я. — И когда там оказался Тантар, пришедший на встречу с капитаном нелегального судна, Аргелла была ещё жива. У неё прощупывался пульс. В отличие от тебя, Тантар рассказывал мне о себе безо всякой задней мысли. О том, что знает символы, которые используются в лечении. Причём речь об этом зашла именно после того, как он вылечил мою разбитую губу, и только после моего прямого вопроса… Поэтому когда он сказал, что хотел помочь Аргелле, я сразу ему поверила. Только у него ничего не получилось. И перепугавшийся до отупения Тантар повёл себя так, как будто последние три года ему в Гильдии не вдалбливали ничего о мотивах и доказательствах. Он просто сбежал, предоставив мне право первой обнаружить труп своей подруги… Это означает, что сегодня ты пошёл ещё дальше, Каус — ты хладнокровно обрёк на виселицу невиновного человека, обвинив его в преступлении, которое совершил сам.

— Мы сейчас говорим про Колпака. Который убил куда больше людей, чем я.

— Только в целях самозащиты, — отрезала я. — Он убивал только тогда, когда иначе был бы убит сам — а твои люди ему прохода не давали. Я молчу об одержимых… Его больше нет в камере, Каус. Мне жаль. Для тебя всё так хорошо складывалось.

— Что ты планируешь со мной делать? — спросил он, помолчав.

— Ничего. Когда действие «связывания» исчезнет, я буду уже далеко. А ты… делай, что хочешь.

— А если бы у тебя были доказательства?

— А с чего ты взял, что у меня их нет? — Я пожала плечами. — То есть, да, их, конечно, нет, но не думаю, что достать их было бы такой проблемой. Теперь, когда я всё знаю. Просто… просто я не уверена, что мне это нужно. Если тебя повесят, Аргеллу это не вернёт. А так… Вероятно, ты что-то изменишь. Я думаю, скоро у тебя появится возможность. Просто реши для себя, на какой ты стороне. И поступи правильно. По-настоящему правильно…

Каус грустно улыбнулся.

— Я был уверен, что если ты как-то до всего докопаешься, то будешь вести себя по-другому. Ты ведь даже поехалав Библиотечный Дворец… Находясь на исправительных работах… Я так удивился, когда понял, что ты — это ты. Ты поехала в это ужасное место и стала проводить там расследование! Ты была великолепна, Эстина. Честное слово.

— Ты поэтому решил взять меня на работу?

Каус немного помедлил перед ответом.

— Ты проявила себя умным, справедливым и находчивым следователем, и поэтому…

— Ой, не надо, пожалуйста! — не выдержала я. — Если ты сам сказал, что понял, кто я, то вряд ли дело было в этом.

— В этом тоже, — не отступил Каус. — Но ещё, конечно… Ещё, конечно, я понял, что если не заберу тебя в Дельсун, то обреку на смерть. Они ведь уже посылали за тобой наёмного убийцу. И не остановились бы, разумеется. А ты… ты была такой живой. Ты была как ребёнок. Требовательный. Непосредственный. Искренний. Ранимый. И я подумал…

— Да у нас с тобой разница всего-то в два года, — обиделась я.

Каус усмехнулся:

— И тем не менее… Ты чем-то напоминала мне мою сестру. Ты мне сразу очень понравилась… Ты расплёскивала вокруг себя жизнь. Была такой энергичной, такой упрямой. У тебя было то, чего мне не хватало — и не хватает — в себе самом. И ещё в тебе была… надежда. Надежда на то, что всё изменится… Я увидел её… — Каус болезненно поморщился, снова попытавшись переменить положение. — И мне стало жутко от мысли, что ты можешь умереть. Я вообще, знаешь… После того, что случилось с Аргеллой, в тот самый миг, когда я сделал это и увидел её лицо, я вдруг остро ощутил, насколько это хрупкое создание — человек. Особенно женщина. Одно движение — и всё… Была бабочка — и нет. И такое ведь про каждого сказать можно… Нельзя убивать бабочек ради порядка, каким бы он ни был… А тут и порядка никакого и нет. Одна видимость. Есть только кучка трусов — ещё больших трусов, чем я… Очень умных, предусмотрительных. Для которых дряхлый миф и мягкое кресло дороже жизни беззащитной, невинной и, на свою беду, очень умной девочки. Так не должно продолжаться… Всё это — не должно продолжаться… — Каус перевёл дыхание и прикрыл глаза. Лицо его было бледнее обычного, на лбу выступила испарина. Если бы он попросил, я бы, наверное, развязала путы. Я почему-то не сомневалась, что он ничего мне не сделает и не попытается сбежать. Но Каус не просил. — Столько народу погибло во имя их вранья, во имя их благополучия. Можешь не верить, но именно ты вдохновила меня сделать… хоть что-то. Глядя на тебя, я подумал, что убив одну, просто обязан спасти вторую. Сказал Тормуру, что присмотрю за тобой. Что ты ценный сотрудник и грех такими разбрасываться. Кроме того, оказавшись в Дельсуне, ты бы лишилась возможности продолжать ковыряться в деле Аргеллы… по крайней мере, я так думал. Если бы ты не справлялась с испытаниями, я бы как-то подсказывал, или даже подтасовывал результаты письменных вопросов — но ты оказалась молодцом… А потом ты продолжала меня восхищать. Ты шла вперёд, ты поступала так, как хотела, независимо от обстоятельств, независимо от того, что тебе говорили и чего от тебя ожидали. И в конце концов мне стало казаться, что ты — действительно тот самый человек, который что-то изменит в этой жизни… Во всей этой ситуации… Я тогда решил, что не буду больше вешать тебе на уши ту лапшу, которую вешали мне. И что если ты пойдёшь дальше — я пойду за тобой. И плюну на всё. Мне казалось, ты своим упорством можешь добиться многого, можешь пробить любую стену, даже самую безнадёжную, а я буду помогать тебе, чем смогу… Но потом вдруг…

— Потом ты понял, что я не железная, — угрюмо отозвалась я, вспомнив разговор в моей комнате.

— Прости, — вздохнул Каус. — Я чувствовал такое разочарование от того, что ты пошла у кого-то на поводу, что не мог сдерживаться. А когда я не сдерживаюсь, то способен наговорить много неприятных вещей.

— Ты виртуозно умеешь выводить из себя, — согласилась я. — Так же было и с Рейтегом, верно?

— Теперь сложно сказать… Может быть. С Рейтегом, конечно, вышло некрасиво… И сейчас тоже. Понятно же было, что без доказательств ему ничего не грозит, но я так боялся… нет, не того, что меня отправят на виселицу — а того, что ты почувствуешь, когда узнаешь, каков я на самом деле. И каждый раз… то ты обмолвишься о призраке своей однокурсницы, то ещё что… каждый раз, иногда почти неосознанно, я пытался навести тебя на мысль, что это всё он, он — не я! Глупо, конечно. Этим, полагаю, я в конце концов и выдал себя.

— В основном, да, — кивнула я. — Но потом я стала вспоминать и другие разные мелочи, которым не придавала значения в своё время. Например, когда я сказала тебе про то, что у меня была подруга из пригорода Штатбурта, ты не уточнил, почему я говорю о ней в прошедшем времени. Не хотел заострять на этом внимание, чтобы разговор не сошёл к неприятной для нас обоих теме, не говоря уже о том, что ты бы начал ходить по тонкому льду…

— Разве я не мог решить, что она, например, уехала?

— Мог, но обычно люди всё-таки уточняют. Плюс ты тогда сказал, что не слышал её имени, но совсем недавно дал мне понять, что читал о её смерти в газетах. А у тебя память профессиональная, ты даже имя Тантара вспомнил, хотя я произносила его при тебе один раз. Ты не мог просто взять и забыть, как её звали. Я молчу о том, что ты ни разу не заводил об этом разговор.

— Ты тоже, — сказал Каус. — А ведь здесь, в Дельсуне, тебе больше не с кем было обсудить смерть своей подруги. Ты как будто чувствовала, что не стоит со мной разговаривать об этом. Хотя неопределённость и беспомощность раздирали тебя изнутри, и я это прекрасно видел… Но может, оно и к лучшему, что ты так и не начала мне доверять. Тебе было бы гораздо больнее. А сейчас… я уверен, ты справишься.

— Куда ж я денусь.

Мы молча смотрели друг на друга. Мне вспоминался скрученный синий передник, фляжка у губ, апельсин в ладонях.

— Прощай, Каус, — сказала я наконец.

— Прощай. И… спасибо. Из тебя бы вышел отличный следователь Эстина. Жаль, что ты попала сюда.

Я подумала о кинжале, которому совсем недавно придавала столько значения, и который сейчас торчал из пола моей комнаты. Абсолютно бесполезная, как выяснилось, вещь. Слишком их много — бесполезных вещей. И бесполезных слов, и бесполезных действий. Слишком много мишуры, скрывающей чёрную сердцевину Гроуса.

— Нет, — сказала я. — Хорошо, что я сюда попала.

Я хотела было повернуться к выходу, но Каус остановил меня:

— Подожди… Я никому не скажу о том, что ты была у меня, но ты ведь понимаешь, что после твоего исчезновения вместе с Тантаром за вами вышлют погоню… Возьми моих лошадей. С магией ты без проблем отвлечёшь внимание конюха, а потом вас никто не сможет догнать.

Я презрительно усмехнулись.

— Лошадей, которых тебе подарили за то, что ты расправился с Аргеллой? Нет уж, уволь.

— Не глупи, — сказал Каус. Опровергать мою догадку он не стал, что заставило мои губы скривиться ещё больше. — Если их не возьмёшь ты, возьмут другие. А Аргелла была твоей подругой. Эти лошади на твоей стороне.

Как ни прискорбно, но он в очередной раз был прав.

— Я найду способ отослать их тебе обратно, — сказала я. — Надеюсь, они будут жить долго. И ты тоже.

С этими словами я ушла, оставив его одного в холодном доме — ждать исчезновения невидимых пут.

***

— Всё-таки это неправильно, — хмуро говорил Тантар, когда мы ехали прочь от городской библиотеки, опустошив его тайник. — Он должен понести наказание.

Улица спала, подкованные копыта неторопливо цокали по брусчатке — мы решили, что пошлём лошадей в галоп уже на выезде из города.

— Он сам себя наказывает, — отозвалась я. — И он всего лишь исполнитель.

— По-твоему, это его оправдывает?

— Нет, конечно. Но определять, кто должен понести наказание, а кто нет, я лично больше не хочу. Пусть с ним разбирается Горна — в конце концов, это её дело. Если она придёт к тем же выводам, что и я, то значит, такая судьба у Кауса — быть повешенным.

Последние слова дались мне с трудом, хотя я и пыталась придать своему тону беспечность. Я могла сколько угодно рассказывать о том, что Каус куда полезнее живой, чем мёртвый, и что его совесть — худший для него палач. Всё это было бы правдой, но… но я ещё и очень не хотела, чтобы его повесили.

— Горна думает, что это я, — сказал Тантар.

— Нет, мне так не кажется. Она не зря была лучшей на нашем курсе. Она понимает, что если твои магические следы обнаружили на месте преступления, то это означает, что ты там был и колдовал. А то, что ты ударил Аргеллу кинжалом — ещё нужно доказать.

Тантар немного помолчал, потеребил конец повода.

— Прости, что из-за меня тебе пришлось… ну, увидеть её там. Такой. Это было малодушием — сбежать оттуда.

Я отвернулась, внезапно заинтересовавшись флюгером в виде фазана.

— Ничего.

Какое-то время мы молчали, погрузившись в неприятные воспоминания.

— И всё-таки я не понимаю, — снова начал сердиться Тантар, — какой нужно быть сволочью, чтобы хладнокровно всадить кинжал в безоружную девушку?

— Слушай, хватит перемалывать одну и ту же тему! — вспылила я. — Не нравится тебе, как я поступила — иди и разбирайся с этим сам!

— Да я ни слова не говорю о том, как ты поступила, — пошёл на попятный Тантар. — Я просто пытаюсь понять, что двигало человеком, который оказался способен на такое!

— Человеком всегда двигает либо он сам, либо другой человек, — буркнула я. — Это был второй случай.

— Но он же не марионетка, в конце концов!..

Я выместила остатки злости на кинувшемся под копыта шнырке.

— Не знаю, Тантар. — Окровавленная тушка шлёпнулась на мостовую. — Я тоже вряд ли когда-нибудь пойму. Но как случилось, так случилось. Я сама не уверена, что всё сделала правильно. Но во-первых, мне кажется, я больше никогда не буду уверена в подобном, а во-вторых, это не повод всё переделывать. В конце концов, Каус — способный парень. Тейрешу такой пригодится.

— Если только Каус займёт его сторону, — процедил Тантар.

— Мне кажется, займёт… Знаешь, любопытно даже, что здесь в итоге получится. Я имею в виду, в Гроусе.

— Узнаем из газет. Мы своё дело сделали. Дальше разберутся без нас.

Тантар говорил непривычно жёстко, и я подумала, что он хочет скрыть волнение. По крайней мере, мне хотелось верить, что волнуюсь не только я. Впрочем, может, он просто устал… Не самый лёгкий день и не самая лёгкая ночь в его жизни. Которая ещё к тому же не кончилась.

— Это сложно было? — спросила я. — Превращать Тейреша?

— Сложно, — признал Тантар. — Но, наверное, такие вещи и не должны получаться легко. Человек — непростая штука.

— Точнее и не скажешь, — фыркнула я. — О, Огонёк!

Мой письмоносец, мелькнув в свете газового фонаря рыжим оперением, приветственно заверещал. Стремительно описал круг вокруг моей головы и поднялся выше. Я не стала его снова окликать. Я почему-то была уверена, что он нас не потеряет, подождёт на берегу.

Мы с Тантаром подъехали к городским воротам. Оставленный на посту стражник дремал, сев на землю и прислонившись к столбу опоры. Мы не стали его будить, бесшумно открыв засов символом. Так же неторопливо, чтобы быстрый перестук копыт не разбудил служивого, проехали по тракту. Потом я натянула поводья, и Тантар последовал моему примеру. Лошадью он управлял не очень умело — та нервничала, раздражённо фыркая на слишком резкие движения всадника.

— Ну что, помчались? — весело предложил Тантар.

Я не ответила. Оглянулась на город — чёрные силуэты домов с башенками слепо смотрели на меня. Мой взгляд снова зацепился за какой-то флюгер; на сей раз, кажется, это была фигурка чайки.

— А вдруг у меня морская болезнь?.. — задумалась я вслух.

Тантар рассмеялся.

— Боишься, Лягушонок? — вкрадчиво спросил он.

— Ещё раз назовёшь меня Лягушонком, я тебе зубы повыбиваю! — рассвирепела я.

— Ха, догони сначала!

Он пустил коня в галоп. Я — следом, не сразу сообразив, что для того оно всё и задумывалось.

Я усмехнулась. С этим типом не соскучишься!

Проскакав немного вперёд, я снова обернулась через плечо, чтобы в последний раз взглянуть на Дельсун. Но мы уже были так далеко, что я не смогла различить ни окон, ни башен, ни флюгеров. Позади оставалась чёрная бесформенная пустота.

Я повернулась обратно. Увидела голубоватую трещинку на горизонте — занимавшийся рассвет. И подхлестнула коня.

Оглавление

Гильдия Чёрных Кинжалов

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

  8.

  9.

  10.

  11.

  12.

  13.

  14.

  15.

  16.

  17.

  18.