Когда плачут львы [Светлана Пригорницкая] (fb2) читать онлайн

Светлана Пригорницкая Когда плачут львы

ЧАСТЬ 1

Июнь 2016

От звонкого шлёпанья берёзового веника плотная стена пара вибрировала, создавая мистическую колышущуюся ауру. Сквозь паровую завесу, словно голоса из тёмного фэнтези, продирались жалобные всхлипывания и глухие женские стоны, Старые железные тазики с замоченными вениками, покорно ожидали следующую жертву, а распаренные тела молодых женщин расплывшимися плюшками лежали на деревянных полках, с безнадёгой гипнотизируя взглядами дверь. Все ждали, кто же первый начнёт процесс отступления.

Наконец, полненькая блондинка мягко соскользнула на пол и медленно, не поднимаясь с колен, направилась к выходу.

–– Полинка удирает, – тут же прокомментировала событие стройная шатенка, единственная из присутствующих, получающая истинное наслаждение от банных процедур. – Слабачка. Это тебе не в ванной балдеть. Тут суровая закалка нужна.

–– Мне сегодня нельзя умирать, – прошептала Полина. – У меня в понедельник зарплата.

Закрытая дверь на некоторое время остановила движение. Женщина сделала небольшой отход и с новой силой врезалась головой в дубовую дверь. Сидевшая рядом Анфиса, приняла «рэтирэ» подруги как сигнал к общему отступлению. Резво подскочив, она навалилась на дверь и вылетела в предбанник.

Прислонившись спиной к тёплой стенке, Полина убрала со лба мокрую чёлку и, облегчённо выдохнув накопившийся в лёгких жар, блаженно прошептала:

– Вот оно, счастье.

–– Чего же ты из «счастья» с такой скоростью вылетела? – улыбнулась Анфиса, доставая из холодильника запотевшую бутылочку воды.

Полина перевела на подругу оценивающий взгляд. По весу Анфиса ей не уступала, но в отличии от Полины, никогда из-за этого не комплексовала. Не комплексовала из-за небольшой груди, ни по поводу тонких непослушных волос. Просто натягивала дешёвые футболки из Бёршки, собирала волосы в серый пучок и притягивала взгляды всех мужиков в округе. Лизка называла подругу «харизматичной», чем жутко злила Полину. Какая, на фиг, харизма. Просто везёт бабе и всё.

–– Дурочка ты, Анфиска, – поднимаясь, прошептала она. – Счастье – это, когда неприятности ушли, а ты живая. Помнишь анекдот про мужика, у которого обувь была на несколько размеров меньше. И каждый вечер, снимая туфли, он понимал, что такое счастье. У Наташки в селе я тоже это понимаю.

Дверь снова скрипнула, выпуская вместе с горячим паром, остальных любительниц деревенской бани. Глухо шлёпая мокрыми ногами по деревянному полу, высокая, сухая брюнетка прошла к вешалке. Порывшись в огромной кожаной сумке, она вынула чёрный мешочек для очков и мобильный телефон.

Тонкие фиолетовые очки выскальзывали из мокрых пальцев. Раздражённо встряхнув рукой, Алла подняла дужку и нацепила очки на нос. Полина с Анфисой дружно хихикнули. Мокрое чёрное каре на голове подруги, такое изысканное на работе, после бани топорщилось ёжиком и в комплекте с элегантными очками, делало лицо смешным.

Поняв, что банные процедуры закончены, Анфиса воспряла духом. Покачивая пышными бёдрами, женщина подошла к накрытому столу.

–– «Ламбруско»? Уважаю. Лангусты? Респект. Мидии? Шик. Вот это подготовка – на двенадцать баллов. Что бы мы без тебя делали, Натали?

На правах хозяйки Наташа достала из ведёрка со льдом бутылку и вынув пробку, разлила розовое вино. Расслабленно развалившись на скамейке, Полина разглядывала поднимающиеся со дна фужера пузырьки. Казалось, что от одного вида этой завораживающей прохлады в животе взлетели мошки. Как сказала бы Лизка – «газики». Закрыв глаза, Полина удовлетворённо вдохнула щекотящий ноздри, прохладный запах. На скамейку, рядом с ней, что-то шлёпнулось. Очарование холодящих пузырьков сразу исчезло. Приоткрыв глаза, Полина улыбнулась. Конечно, Алка. Самая худая из девчонок, но места всегда занимала больше всех.

–– А Лизка так и не позвонила, – удивлённо объявила Алла, пряча очки в мешочек. – Кто-нибудь знает, что у неё за уважительная причина?

–– Я знаю, – поджала губы Наташа. – О-чередной о-чаровательный о-боже. Она мне звонила, что пропустит бордельеро. Кстати, если её Юрий Владиславович будет интересоваться, как провели ночь, просьба воздержаться от комментариев по поводу ночи непутёвой Лизаветы. Докажем сами себе, что женская дружба всё-таки существует.

– Вот и скажи, где справедливость? – раздражённо вздохнула Алла, снова ныряя в залежи огромной «дамской» сумки. – И муж пылинки сдувает, и любовников по два раза в день меняет… А тут – работа, дом, дом, работа. Иногда вылезешь в люди и понимаешь, что жизнь проходит мимо.

–– Прекрати немедленно, – смеясь, закричала Наташа, возвращая бутылку в ведёрко. – Собираемся раз в году, а ты со своими проблемами. Подумаешь, любовников меняет… Какие твои годы.

–– Мои? – задиристо вскинула голову Алла, продолжая автоматически переворачивать содержимое сумки. – Тридцать третьи мои годы. И меньше уже не будет.

Наконец женщина нашла то, что искала. Бросив сумку под стол, она потуже затянула хрустящую простынь. Белая коробка полетела в мусорное ведро, а на стол Алла небрежно поставила увесистый тюбик, обмотанный длинным листком с инструкцией.

–– Скраб. «Соматолине косметик», – представила она покупку таким тоном, словно находилась, как минимум на красной дорожке в Каннах. – Тот, который, следуя рекламе, сошкрябывает с тебя всё, включая целлюлит, жиры, лишние килограммы.

–– Дожились, – разочарованно пробормотала Анфиса. – Раньше коньяки приносили, а теперь скрабам радуемся. Ещё лет пять и валидолом делиться будем.

Первой подхватила тюбик, естественно, Полина и тут же развернула вкладыш. Тонкий белый листочек, испещрённый мелкими буквами, скручивался, отказываясь показывать нужный абзац, но Полина не сдавалась. Закусив губу, она старательно искала инструкцию на русском языке. Глядя, как заблестели глаза женщины, подруги добродушно перемигивались. Розовая мечта Полины – скинуть килограмм этак десять, иногда заставляла её совершать смешные поступки.

–– Дорогое удовольствие, – сквозь зубы процедила женщина, найдя наконец заветный абзац. – Год назад тоже разорилась на этот «Соматолине», только не скраб, а крем против целлюлита. Тот, который намажешь, ложишься спать, а он тебя дренажит всю ночь. Утром встаёшь, к зеркалу подходишь и… О боже, кто эта Василиса Прекрасная? К сожалению, не мой вариант оказался.

–– Борьба была кровавой, но безрезультатной, – беззлобно поддела подругу Наташа.

–– Почему же, – вздохнула Полина, возвращая скраб на край стола. – Результатной. Три ноль в пользу целлюлита. – Проведя ладонью по выпирающему животу, она перевела взгляд на обмотанную простынёй, стройную фигуру подруги. – Не всем же везёт так, как Наташке. Сколько её помню, ест, как не в себя и худеет. Поделись рецептом.

–– Странно вы рассуждаете, девочки, – поддержала разговор Наташа, хищно разглядывая крупных лангустов. – Все эти кремы не панацея, но действуют. Просто надо правильно их использовать. Не есть после шести вечера, делать пробежку до шести утра…

–– Да-да-да, – зло захохотала Алла, – потом позавтракать пророщенным льном и в маршрутку, на массаж. После всего этого я не только до обеда, я и до работы не доживу. Ну уж нет, обещают десять килограммов убрать за две недели, пусть отвечают за базар.

Женщины удивлённо переглянулись.

–– Так, сегодня Алку шкрябаем первой. Сошкрябывем с неё весь негатив и в картишки, – менторским тоном заявила Наташа,

–– Я пас, – тут же отреагировала Анфиса. – Если на деньги, я в игре, а на желание не буду. – Глядя на удивлённые лица подруг, женщина раздражённо развела руками: – Мне до сих пор звонит тот мент, который меня штрафанул год назад. Когда я выполняла ваше извращенческое желание и ночью рекламировала на трассе презервативы с Микки-маусом.

Подруги дружно опустили глаза, сдерживая смех. Полина попыталась налить игристое вино в фужер, но, пролив половину, поставила бутылку на место и, уже не сдерживаясь, захохотала. Перед глазами, как и год назад, встала Анфиса в коротенькой юбочке и на высоких каблуках. С несчастным видом женщина голосовала проезжающим дальнобойщикам и, краснея и заикаясь, предлагала купить презервативы с носиком, ушками и усиками.

–– А я так наоборот, после проигрыша осталась в выигрыше, пардон за тавтологию, – похвасталась Алла, засовывая в рот веточку петрушки. – Уже третий год на Восьмое марта обалденные торты получаю.

Полина, Наташа и Анфиса переглянулись. Ну да, три года назад, ночью, в чёрной накидке с капюшоном, Алла косила траву возле кладбища. Тогда Алла неожиданно пропала из поля зрения подруг, а потом появилась запыхавшаяся, без накидки и косы. Единственным объяснением был рассказ о том, что «какая-то баба вещи спёрла». Анфиса тогда предположила, что, наверное, хозяйка косы пришла за своим инвентарём.

–– Мне в том году здорово повезло, – засмеялась Алла, вытирая салфеткой клеёнку и разливая очередную порцию «Ламбруско», – ведь из нас я одна спокойно отношусь к кладбищу. Ещё когда Лизка желание загадала, я подумала, хоть бы мне досталось, а то вас, после подобных полевых работ, пришлось бы в Кащенко отправлять. Косить-то я не обучена. Но качество работы в данном вопросе было не главное, поэтому не столько косила, сколько наслаждалась тишиной, покоем, пением цикад. Вдруг остановилась, словно кто-то под руку дёрнул. Поворачиваюсь, а метрах в двадцати от меня мужик стоит и руками машет. Зрение-то у меня всегда было нулевое, а в ту ночь ещё и очки сняла – показался кощунственным образ «Её Величества» с косой и в очках. В общем, мужик машет, а я думаю, может кто-то знакомый, сослепу не узнаю, ну и помахала в ответ. Косой. Он как завизжит и бежать. А я за ним. И ведь в здравом уме и трезвой памяти, лечу и думаю: мужик-то, наверное, по делам бежит, а ты-то чего несёшься. Только решила остановиться, как этот спринтер через забор перескочил, дверь в дом лбом выбил и под кровать нырнул. Ну я-то остановилась, поняла, что забор, хоть и невысокий, мне не преодолеть. Решила возвращаться. И тут, как в жутких триллерах, на плечо мне опускается чья-то рука. Поворачиваюсь, женщина стоит сзади. «Ты кто?» спрашивает. Говорю: «Алла». «А с косой чего?» Говорю: «В карты проиграла». Она у меня косу с накидкой забрала и пинок ускорительный в обратную сторону дала. Я в тот момент отношения выяснять не стала, поздно уже было, да и разные у нас с Алевтиной Петровной весовые категории оказались. А через несколько дней мне Наташка звонит, спрашивает, где коса. Выяснилось, что это не просто коса, а реликвия семейная. С ней ещё Наташкин прадед под Смольным бегал. В общем, никак нельзя её терять. Делать нечего, пришлось возвращаться в село, искать тот дом и идти на поклон к Алевтине Петровне. Нашла, объяснила ситуацию. А она, как только узнала кто я, косу вынесла и меня в магазин потащила. У неё свой кондитерский бизнес. Выносит торт огромный и говорит, если продержится год, то в кондитерских изделиях у меня недостатка не будет.

–– Кто продержится? – удивлённо спросила Анфиса. – Торт?

–– Дура. Муж. У неё муж – потомственный алкоголик. Алевтина Петровна его и подшивала, и кодировала. Ничего не помогало. А после нашего забега, как бабка отшептала. Неделю мужик ничего, кроме воды, в рот не брал.

–– Класс, – хитро улыбнувшись, пропела Наташа. – Пусть «кладбище» будет темой и этого сезона. Предлагаю желание: пойти на кладбище и принести со свежей могилы ленточку. У нас сегодня хоронили Петровича из девятого дома, вот его и почтим визитом.

–– Чудненько, – подхватила предложение Алла. – Принести ленточку «Петровичу от безутешной вдовы».

–– У него не было жены. Она лет пять назад преставилась.

–– Ну не важно от кого, любую ленточку. Вот за это и выпьем.

Женщины вальяжно откинулись на тёплые брёвна скамейки, любовно срубленной ещё дедом Наташи и закрыв глаза, смаковали щекочущее гортань, розовое вино. Горка тонких панцирей лангустов смешалась с чёрными раковинами мидий и мелко дрожала под лёгкую дробь, выбиваемую ладонями по столу в такт заводного мотива, нёсшегося из динамиков. Наконец, убрав со стола и намазав тела дорогим скрабом, подруги достали карты.

***

Полина сделала ещё несколько шагов и, прижавшись к тонкому стволу молодой калины, сползла в густые колючие кусты. Ну за что ей такая невезуха? Из пятнадцати партий одиннадцать проиграла именно она. Вот и ползи теперь, хоть на четырёх, хоть на чистом, выпаренном в старой деревенской бане, пузе. Надо было, как Лизка, выдумать себе уважительную причину и не участвовать в этом шабаше. И это ей-то, даме, которая не только мёртвых и кладбищ, она даже тишины панически боялась. Когда жители нескольких домов вышли на митинг протеста из-за ночной дискотеки, расположенной под окнами дома, она удивлённо шептала о праве на отдых людей, оравших в пьяном угаре популярное «караоке». Но когда два года назад Наташа уговорила её остаться ночевать в селе, Полина пережила незабываемую ночь и на всю жизнь поняла, что в деревне тишина, так же, как и звуки ночи для неё равномучительны. Сначала она напряжённо следила за каждым шорохом мышей в подполе, а после того, как ухнул за селом филин, зарылась лицом в подушку и всю ночь переходила из одного истерического состояния в другое. Полночи Полина молилась, чтобы прекратили летать огромные, закрывающие луну, чёрные птицы за окном, потом следующие полночи молилась, чтобы птицы вернулись и хоть немножко нарушили навалившуюся и поглотившую её тишину. Проснувшаяся в шесть утра Наташа нашла подругу на пороге дома, полностью одетую, обутую и готовую к побегу в город на электричке, на попутке, пешком, главное прямо сейчас и надолго.

Закрыв глаза, Полина представила спокойные, волевые глаза Аллы. Всего десять минут прошло с тех пор, как подруга мягко прижала тёплые ладони к её испуганным щекам и, гипнотизируя взглядом, тихо спросила:

–– Памперсы нужны?

Полина автоматически кивнула и лишь услышав хохот подруг, поняла вопрос.

–– Извини, не ожидала, что ты в таком трансе, – закусила губу Алла и, повернувшись в сторону входных ворот, приподнялась на носочки, пытаясь рассмотреть загороженную местность. – Вон там твоя промежуточная цель.

Цели Полина не видела, но дорогу до старой берёзы помнила. Потом повернуть, найти молодую калину и ещё несколько метров идти на этот ориентир. Рядом с калиной свежая могила неизвестного Петровича. Срезать с венка ленточку и бежать назад.

–– Молодец, – похвалила Алла. – Препятствий не существует. Не переоценивай себя. Ты у нас не Панночка при Вые, не графиня Дракула и не юная очаровательная вампирша, так что ни один товарищ с того света не станет подниматься, ради твоей легендарной красоты. Местные жители, я имею в виду жителей кладбища, вообще самый спокойный и покладистый народ. Живых бояться надо. А за это не беспокойся. Если что, кричи громче. Ты же знаешь, я спринтер, мне это – восемь с половиной секунд в лёгком ритме. Ты ещё верхнюю «до» не закончишь, как я уже буду рядом.

Как Полина преодолела расстояние до старой берёзы, останется в её памяти на всю жизнь. Такие яркие, чарующие солнечными пушистыми головками, одуванчики, закрывшись, превратились в маленькие колючие зрачки ужаса, затягивающие в жуткое царство тьмы. Нога, соскользнув с протоптанной дорожки, увязла в мягкой влажной земле и мозг тут же наполнился сценами из триллеров. Полина просто физически ощутила, как нога мягко и безвозвратно начала погружаться под землю. Взвыв от страха, она вытащила застрявший в прошлогоднем покрове кроссовок и понеслась вглубь кладбища.

Всё, надо заставить себя подойти и срезать ленточку. Благо, что высокий свежий холм, укрытый разнокалиберными венками из живых и искусственных цветов, находился совсем рядом. Медленно сделав шаг, Полина в очередной раз почувствовала, как волна страха наэлектризовывает кожу. Ноги подкосились, роняя женщину на мягкий лиственный покров. Какие бы там Алка не рассказывала мифы о загробной жизни, доказывая, что всё это бабушкины сказки, но только проведя несколько минут на территории этой несуществующей жизни, поймешь, как правы были наши предки. Не существует, как же. Вон как эта самая загробная жизнь чешет через кусты. Ещё и парами ходят, чтобы было с кем проблемами потусторонними поделиться. Тяжёлый приглушённый топот приближался к кустам, в которых спряталась Полина. Скосив глаза, она разглядела два мужских силуэта. Потоптавшись около могилы, одна из фигур тихо произнесла:

–– Самылин Александр Петрович. Вот эта могила, здесь и копай. Земля свежая, сегодня отпели.

–– Яму-то выкопать легко, – поплевав на руки, произнёс его собеседник. – Только если придётся труп вынимать, то тут я один не справлюсь. Надо было мальца моего взять, командир.

Венки полетели в разные стороны, освобождая земляной холмик. Один из венков повис на тонких колючих ветках разросшегося кустарника, прямо над головой Полины. Чёрная лента с позолоченной надписью качнулась перед самым её носом, напоминая, что время идёт, а желание так и не исполнено.

–– Не надо труп вынимать, – глухо произнёс «командир», кутаясь в тёмный шарф. – Я же сказал, только документы закопаем и всё. Больше чем на метр вниз не копай.

«Спокойно, главное не нервничать, – пыталась привести нервы в порядок Полина. – Это безутешные родственники. Наверное, не успели попрощаться. Сейчас раскопают, попрощаются, закопают и дальше пойдут. А ты срежешь вот эту ленточку и больше никогда не сядешь за карточный стол». Главное, чтобы эти кладоискатели не услышали, как воздух ураганом влетает в её лёгкие и с таким же устрашающим грохотом летит назад.

Подняв голову, Полина в очередной раз наткнулась глазами на чёрную ленточку. Не сдержавшись, она судорожно втянула воздух носом. Тонкая ткань ленты вздрогнула под воздушной струёй, залетая прямо Полине в нос. Ниточки защекотали и без того раздражённую влажным ночным воздухом слизистую, Клокочущая волна, распирая лёгкие взлетела вверх и Полина громко надрывно чихнула.

–– Кто здесь? – тут же отреагировал мужчина, копавший яму.

–– Чего ты испугался? – нервно засмеялся второй, ещё туже закутываясь в большой чёрный шарф, – Это филин.

–– Ну, филин так филин, командир. Тебе виднее

–– Копай, не отвлекайся, – раздражённо буркнул «командир». Сделав несколько шагов в сторону кустов, мужчина стукнул кулаком по стволу калины.

Полина сравнялась с землёй и не дышала, забыв даже молитву, чтобы мысли, бешено носящиеся в пустой голове, не выдали её присутствия. Наконец, мужчина отошёл от дерева. Вынув из портфеля небольшую железную коробку, передал подельнику.

–– Клади в угол и можно закапывать. Давай лопату.

Пока мужчина, стоявший по пояс в яме, укладывал коробку, Полина подняла голову. До сих пор ей казалось, что испугаться больше, чем она уже испугалась невозможно, но в этот момент ужас снова скрутил тело. В руках у мужчины, стоявшего на краю ямы, блеснул в свете полной луны длинный чёрный пистолет. В ночной тишине глухой хлопок прозвучал, как полноценный выстрел. Не в состоянии отвести глаза, Полина наблюдала, как мужчина размашисто забрасывал безжизненное тело своего помощника комьями земли. Вдруг из ямы послышался стон. «Командир» чертыхнулся и продолжил закапывать с удвоенной скоростью. Когда яма сравнялась с землёй, мужчина установил несколько разбросанных венков и не оглядываясь, пошёл в сторону северного выхода.

Полина судорожно всхлипнула. Поднявшись на трясущихся ногах, она, не разбирая дороги, побежала в другую сторону, к южному выходу. Туда, где, нервничая и подпрыгивая от нетерпения, ждали подруги.

***

Услышав скрип двери, Роман убрал ноги со стола и принял позу роденовского мыслителя. Как и предполагалось, зашла Лариса. По тишине, заполнившей кабинет, лейтенант Роман Аросев понял, что сейчас будет буря. Предчувствие плохого, как всегда, не обмануло. По-кошачьи мягко майор Чередниченко подошла к столу, за которым «мыслил» Ромка и тихо прошипела:

–– Ещё раз увижу эту сцену из жизни копов штата Миссури, заставлю весь кабинет с хлоркой вымыть.

–– Никак нет, сэр, – звонко отрапортовал лейтенант, подскакивая и вытягиваясь по стойке «смирно». – Больше не повториться, сэр.

Задранный вверх подбородок нависал над головой Ларисы. Рассматривая две свежие царапины на шее парня, она невольно закусила губу. Высокий, красивый, двадцать шесть лет. Выглядит, вообще, лет на двадцать не больше. Ей и в юности так не везло, а уж после рождения дочери на себе-любимой был поставлен большой жирный крест. Где уж тут молодиться, когда ночью встаёшь раз пять, то Надюшка писять захотела, то пить, то приснился кошмарик, а утром на работу со звёздочками в глазах.

Высказав всё, что кололо язык, Лариса, швырнула папку на стол и подошла к окну.

–– Достали, уроды? – заботливо спросил Ромка, наливая стакан воды.

–– Достали, – кивнула Лариса. – Преступление совершено с субботы на воскресенье, сегодня понедельник, а им уже результаты подавай. Преступника, голубой ленточкой перевязанного. Так искренно удивляются нашему нежеланию работать. Вот они, в нашем возрасте, из кабинетов не выходили пока преступление не было раскрыто. Не то, что мы, вялые.

–– Забейте, Лариса Михайловна. Такое впечатление, что первый раз фэйсом об тэйбл получили.

Разглядывая, открывшийся со второго этажа вид на небольшую городскую площадь, Лариса вспоминала услышанную ещё в детстве фразу о том, как два человека смотрят вниз, один видит лужу, а второй звёзды, которые в ней отражаются. Проведя пальцем по серым потёкам на стекле, она разочарованно вздохнула. Хотелось увидеть звёзды, а получилось, как всегда. Поддержка юного лейтенанта волшебной силой вывела Ларису из состояния депрессии.

–– Фэйсу больно, Ромка. Что в первый раз, что в тридцать первый. Вот, когда станешь генералом, вспомни мои слова и не долбай подчинённых. Ладно, где Звонарев?

–– В лаборатории, занимается изъятыми документами. Которые из ямы изъяли.

Лариса улыбнулась. «Изъяли из ямы» прозвучало прикольно. Даже настроение, кажется, поднялось.

Закрыв глаза, Лариса каким-то шестым чувством выделила из общего шума стук двери в глубине коридора. Развернувшись, скрестила руки на груди и оперлась спиной о стену. Слух не обманул. Дверь кабинета распахнулась. Прикрыв глаза, Лариса принюхалась. Не так давно Илья отметил десятилетие брака. Среди прочих подарков, золотисто-жёлтым кубиком блеснула коробка с мужским парфюмом «Миллион» от Пако Рабан. В тот день Лариса пообещала себе, что на день рождения подарит мужу такой же. Но посмотрев цену, поняла, что подарок придётся отложить, как минимум, лет на десять. Чтобы не подкармливать некрасивое чувство зависти, она резко открыла глаза. Ромка тоже не сводил завистливых глаз с вошедшего. То, что аккуратная стрижка, открытая улыбка и всегда идеально чистая рубашка капитана Звонарёва вызывали восхищение женской части отдела и тихую зависть мужской, она знала, но то, что даже юного Ромку не обошла эта участь, увидела только сейчас.

С трудом сдержав улыбку, Лариса вышла в коридор. У двери своего кабинета она долго рылась в сумке. Под руку попадалось всё что угодно, кроме ключей. Нервно вытащив половину содержимого сумки, она, наконец, на самом дне, обнаружила связку.

Дверь шкафа привычно накренилась. Верхняя петля расшаталась и грозила вот-вот сбросить дверь на голову хозяйки кабинета. Подкрутить петлю уже два месяца обещали и муж, и капитан Звонарёв, и даже Ромка. Но, как-то так получалось, что, когда у Игоря было время – она была занята и наоборот. Увидев своё отражение в зеркале, Лариса разочарованно поморщилась: такое впечатление, что живёт жизнь в черновом варианте, вот вырастит Надюшка, вот выплатим кредит за квартиру… Вот тогда и начнётся жизнь. Тогда сходит она в парикмахерскую, уложит в красивую причёску тусклые, тонкие волосы, собранные в «пучок» старенькой китайской «махрушкой», купит дорогую косметику и наконец, приведёт в порядок это серое мышиное лицо, на котором прописалась мировая усталость и обречённость. Быстро закрыв дверцу, Лариса мысленно дала себе правильную установку. Только на хорошее. Повесив на лицо улыбку, она безразлично наблюдала, как рассаживаются за столом Звонарёв и Ромка.

–– Давайте начнём с бомжа.

Лейтенант Аросев, бросил косой взгляд на сухие подмышки майора Чередниченко и прижал покрепче руки к туловищу. Под рубашкой глухо чавкнуло. Опустив глаза, он затравленно покосился на сидящего рядом Звонарёва. После довольно прохладной весны, жара опустилась на город так резко, что организм не успел перестроиться. Последнее время Ромка страдал от ощущения постоянной немытости. А ведь всего пару часов назад принял душ. Ещё раз тяжело вздохнув о жизни своей задрипаной, лейтенант перевернул страничку блокнота и начал отчёт.

–– Обижаете, Лариса Михайловна. Бомж, как вы его назвали, на деле оказался домовладельцем, а также бизнес у него крупный. Это он мне так представился. Ну, а если серьёзно, то жертва наша, Герега Олег Викторович, сорока пяти лет, прописан в селе Пантелеевка, в хатке, которую ещё его дед соорудил. Безработный, но активный. На жизнь зарабатывает тем, что помогает на похоронах. Сёла в нашем районе вымирающие, одни старики живут. Ну и когда время приходит, бизнесмен Герега кому яму поможет выкопать, кому гроб до места назначения дотранспортировать. В общем, и швец, и жнец, и на дуде игрец. В своём окружении личность известная.

–– Как себя чувствует наш селебрити?

–– Жить будет. Хотя, если не прекратит с неизвестными типами по кладбищам шататься, то недолго. Рана сквозная, жизненно важных органов пуля не задела. Сознание потерял больше с перепугу, чем от потери крови. Так что уже сегодня можно провести допрос.

Капитан Звонарёв вынул из папки несколько листов бумаги и протянул Ларисе. Несколько минут женщина сосредоточенно изучала заключение баллистической экспертизы и, удовлетворённо махнув головой, отложила документы на край стола.

–– Ладно, с жертвой понятно. Теперь общий отчёт. Сигнал поступил ночью, в два часа пятнадцать минут о том, что на кладбище села Кочановка, совершено убийство. Гереге очень повезло, что в деле появилась свидетельница. Как только преступник скрылся, она сообщила о попытке убийства и о том, что жертва, предположительно, может быть жива. Женщины, одна из которых оказалась медиком, снова раскопали могилу, достали нашего горе-Герегу и вовремя оказали квалифицированную помощь. Если бы не слаженные действия этих дам, вряд ли бы наш герой отделался так легко. В общем, к моменту приезда «скорой» и наряда полиции, наш недобитый друг уже настолько очухался, что попытался скрыться с места преступления.

–– А что у нас по свидетельнице и группе поддержки? – вклинился в доклад Звонарёв.

Выдержав паузу, Лариса сузила глаза. Что-то в поведении капитана подсказало, что торопится подчинённый. Словно хочет как можно быстрее пройти все детали дела и подойти к чему-то более интересному.

–– Евсеева Полина Марковна. Переводчик фирмы «Интерконтиненталь», замужем, детей нет. Каждый год они с друзьями, в данном случае с подругами, ходят в баню. Ситуация до боли знакомая, с той лишь разницей, что после бани дамы не летят из Москвы в Питер, а играют в картишки на желание. В этом году проиграла Полина Марковна и, «по щучьему велению, по дамскому хотению», должна была прогуляться ночью по кладбищу. В общем, было бы, как в старые добрые времена, пара коровёнок, с десяток курочек, огорода полгектара, да семеро по лавкам, то по кладбищам шляться было бы некогда. Но эти дамы адреналином в туалет ходили. Хотя, в нашем конкретном деле, искательница приключений появилась очень вовремя. По словам Евсеевой, убийца – мужчина лет сорока двух-сорока пяти, рост метр восемьдесят два…

–– Откуда такая точность? – удивлённо поднял брови Ромка.

–– Свидетельница чихнула невовремя, убийца подошёл к дереву и одна из веток находилась как раз над его головой. Так что небольшая погрешность допустима, но она в пределах одного-двух сантиметров. Среднего телосложения, хотя это тоже с погрешностями. На мужчине был плащ, скрывающий фигуру. Стрижка короткая, стандартная, волосы слегка вьющиеся, брюнет. Хотя цвет при ночном освещении тоже может варьироваться. Про лицо свидетельница ничего сказать не смогла, лицо было закрыто тёмным шарфом и очками. Речь правильная, голос без особенностей. Остальные женщины ничего добавить не могут, так как появились на месте преступления уже после того, как наш фигурант покинул кладбище. Пистолет нашли в мусорном бачке на выходе. Там же были очки, перчатки. Естественно, всё без единого отпечатка. Да, одна немаловажная деталь, когда фигурант подошёл к дереву, свидетельница заметила у него на запястье тёмный рисунок.

–– Кстати по рисунку, – довольно улыбаясь, прервал её Звонарёв. – Татуировка в виде орла, а под ним слово «Кабул» и цифры 1987 имеется у господина Далматова. Эту инфу я получил у паренька из налоговой, который знает Далматова лично. И документы фирмы Долматова достали из ямы вместе с жертвой.

–– Ну, что сказать? Профессионально сработано, – сыронизировала Лариса. – По этому блоку вопросы есть?

–– Да, – поднял руку, как учили в первом классе, Ромка. – Зачем этот маскарад, если он собирался убрать Герегу? Какая разница, запомнит он его или нет, а подозрения могли возникнуть.

–– Логично. Хотя, меры предосторожности опытный преступник всегда будет соблюдать. Представляешь, если бы он пришёл на кладбище без этого, как ты назвал «маскарада»? Сразу бы сделали фоторобот и дело в архив сдали, а так… Не дал нам расслабиться.

–– Ладно, с этим всё понятно. Илья, что у тебя с найденными документами.

Капитан Звонарев несколько минут сосредоточенно стукал пальцами по планшету, выводя на экран нужные файлы. Развернув планшет, он установил его перед коллегами. Судя по тому, как Илья разглядывал Ромку и Ларису, складывалось впечатление, что за труды он ждал по меньшей мере медаль и похвальную грамоту. Склонившись над планшетом, майор и лейтенант внимательно изучали документы. Переглянувшись, они непонимающе подняли головы.

–– Не выпендривайся, рассказывай, что говорят эксперты.

– Вот эти документы, – глупо улыбаясь, прокомментировал капитан. –«Чёрная бухгалтерия» фирмы «Видалтранс». Международные перевозки. Фирма принадлежит Виталию Далматову. Стоит довольно прочно на рынке труда. Все документы оригиналы, подписи Далматова подтверждены графологами. Ну, в нашем случае, всё это семечки. Хотя с налоговой надо взять отступные, мы им раскрываемость на этот год обеспечили. Для нас же гораздо интереснее вот эта накладная. Старая, затёртая, но ребята из лаборатории с пониманием отнеслись к моей просьбе, – капитан сделал многозначительную паузу и продолжил, выводя на экран следующий файл. – И вуаля, та же самая накладная в девственно чистом виде. И что мы имеем?

–– Что? – дружно отреагировали Лариса и Ромка, не сводя глаз с накладной.

–– Лариса, – возмущённо взвыл Звонарев. – Открой глаза, надень очки, чем ещё тебе помочь? Неужели ни о чём не говорит? Посмотри куда ушёл трал…

–– Стоп, – восторженно прошептала Лариса, по-новому увидев данные. – Да это же копия «десертной накладной».

–– Она самая, – в шутливом поклоне склонился капитан.

–– Что ещё за «десертная накладная»? – расстроенно кусая губы, прошептал Ромка.

–– Около года назад у военной прокуратуры было дело резонансное. На границе с Польшей взяли трал с контрабандой. По накладным на сельхозтехнику, везли БТР-ы. Шёл трал из нашего города, поэтому нас тоже подключили. Тогда, как нам казалось, мы знали, кто за этим стоит. Проблема перестала быть томной, когда, при задержании, водитель и сопровождающий заблокировались в кабине. Пока наши ребята выбили двери, сопровождающий съел всю документацию. Успели спасти одну зажёванную накладную, но никаких данных по ней установить не удалось. Когда этого гурмана вытаскивали из кабины, откуда-то прилетела пуля-дура. И прямым попаданием в лоб, лишила нас малейшего шанса довести дело до конца. Сопровождающий замолчал навсегда. Водитель оказался рабсилой, которого наняли на неделю. Крутил мужик баранку в ту сторону, куда укажет сопровождающий и не задавал лишних вопросов. Номера фальшивые… Всё сходилось на том, что производитель контрабанды наш местный авторитет Завалов…

–– Мы так думали, Лариса Михайловна, – перебил майора Звонарев. – От того, что тебе, вернее нам, не нравится Завалов, ещё не значит, что он вор и есть. Доказательств по этому делу так и не собрали.

–– И о чём это нам говорит? – поучительно подняла палец вверх Лариса. – О том, что плохо работаете, господа офицеры.

–– Наговариваете вы на нас, Лариса Михайловна, – обиженно вздохнул Илья, приглаживая пятернёй и без того идеально лежащие волосы. – Глядя на сегодняшний улов, не имеет, честный и порядочный бизнесмен Завалов, к этому делу никакого отношения. А теперь смотри внимательно, – серьёзно подытожил Звонарёв, отходя к окну. – Если в то дело, вместо фигуранта Сергея Завалова поставить Виталия Далматова, то пазл полностью закроется. Надо признать, что машиностроительный завод Завалова и мастерские Далматова не встанут в один ряд по уровню производства. Но собрать с десяток БТР-ок для Виталия Владимировича, вопрос хорошего инженера и парочки ребят головастых. Ну и контрабандные комплектующие с его связями достать вообще не проблема. Может, сам вышел на покупателя, может, его нашли, но Далматов подходил для этой цели даже лучше, чем Завалов. Хотя репутация у него и не кристально чистая, но всё же в контрабанде подобного масштаба не замаранная. Да и, по правде говоря, про мастерские Далматова мы ничего толком не знаем. Как-то не было необходимости интересоваться. Ну, в общем, в свете открывшихся перспектив, придётся тебе, Лариса Михайловна, снова идти в кабинет большого босса и просить ордер на арест Далматова Виталия Владимировича. Кстати, сорока пяти лет от роду, рост метр восемьдесят один сантиметр, телосложение нормальное, что полностью совпадает с описанием преступника, сделанным Евсеевой.

Заходить в очередной раз в кабинет, где её полчаса назад отчитали, как нерадивую двоечницу, не хотелось, но выбора не было. Послав Ромку в больницу, допрашивать потерпевшего, Лариса долго сидела с закрытыми глазами, стараясь правильно настроиться на разговор. Время шло, а чакры не открывались. Поняв, что медитация всё равно не поможет изменить настроение шефа, она тяжело вздохнула и вышла из кабинета.

***

Тихое летнее утро набирало силу, грозя перерасти в ещё один жаркий день. Выйдя из здания управления, Ромка медленно направился к остановке. Середина рабочего дня, а людей на остановке собралось на три автобуса. Обведя взглядом встрепенувшуюся толпу, он обречённо посмотрел на приближающийся переполненный автобус и потопал в сторону городской больницы пешком. Торопиться было некуда, потерпевший из палаты не убежит, а возвращаться в кабинет совсем не хотелось. Поэтому прогулка по свежему воздуху было как раз то, что надо в понедельник, за тридцать два дня до отпуска.

Свой первый отпуск лейтенант Аросев ждал с особым нетерпением. Хотелось забросить подальше корочки, о которых мечтал всю жизнь и уехать к родителям на дачу. Вставать не раньше десяти утра, купаться в речке, гонять со знакомыми ребятами на мотоцикле, как все предыдущие годы. И хотя Ромка знал, что жизнь разбросала ребят в разные стороны, но волнующие воспоминания о лете, с запахом ила и сена, остались в памяти самым приятным моментом.

Стать милиционером Ромка хотел всегда. Ещё будучи десятилетним мальчишкой, он подходил к зеркалу и, сделав страшное лицо, рычал: «Вор должен сидеть в тюрьме. Я сказал». Потом были доводившие до головокружения тренировки, многокилометровые пробежки, подтягивания и вердикт соседа: «Не возьмут Ромку в академию. Туда только по блату берут». Ромка в тот день испуганно смотрел на мать, понимая, что судьба его повисла на волоске. Ну, где дальнобойщику и учительнице математики взять «блат». Мама же, подумав несколько минут, уверенно произнесла: «Ну что же, раз нужен блат, будем искать блат». И весь вечер просидела, разглядывая старые фотографии выпускников и делая на полях пометки. Весь следующий день Ирина Борисовна посвятила восстановлению забытых связей. Звонила выпускникам, интересовалась, как сложилась их жизнь и в конце дня всё-таки нашла заветный «блат». Игорь Ружин никогда не учился под руководством Ирины Борисовны, но оказался братом жены Ванечки Березина, которому лет десять назад она незаметно исправила на выпускном экзамене элементарную ошибку. Получив заслуженное «отлично», Ваня, может и не пылал вечной благодарностью, но не отказался представить учительницу влиятельному родственнику. Впоследствии оказалось, что к «блату» ещё полагается и три тысячи долларов заплатить. При этом Ружин подчеркнул, что «заведение элитное, тут деньги от кого попало не возьмут». Потом оказалось, что кроме «блата» и денег, ещё надо и экзамен сдать. И если сочинение и историю тебе помогут, то физическую подготовку придётся сдавать самостоятельно. Ромка до сих пор с ужасом вспоминал забег на три километра. Пот застилал глаза, сердце вырывалось из груди, а в мозгу железным молоточком стучало: «Три тысячи долларов, три тысячи долларов». Именно этот мотив не позволил ему сойти с дистанции, подталкивая всё ближе и ближе к одинокой фигуре офицера с секундомером в руках. После забега Ромка оглядел будущих товарищей по учёбе и понял, что большинство из них имели ту же самую мотивацию, что и он.

Больница встретила Ромку давно немытыми окнами, потрескавшимися стенами с тёмными грязными потёками. Здание, в котором люди, теоретически, должны были выздоравливать и возвращаться к нормальной жизни, угнетало своей запущенностью и несчастным видом. По сухому рыжему газону скакали взъерошенные бомжеватые воробьи, а по комковатому асфальту бродили несколько сгорбленных замученных стариков. «Дай Бог подольше не попадать под опеку здешних последователей Гиппократа» подумал лейтенант, стараясь побыстрее проскочить парк, прилегающий к больнице. Поднявшись по широкой лестнице на шестой этаж, Роман нашёл палату, в которой под охраной, лежал потерпевший Герега.

Открыв дверь, Роман автоматически сделал шаг назад. Из палаты ударил в лицо ком спёртого горячего воздуха. Крепко сжав челюсти, лейтенант с трудом сдержал эмоции. Окна в небольшой палате были заклеены, наверное, не один год. Когда-то белые, ленточки бумаги на створках, призванные спасти больных от зимнего холода, превратились в коричневые, въевшиеся в дерево полосы. В школе Ромка читал, что в мире существуют лаборатории, в которых изучаются лимиты выживаемости человеческого организма. Может местная больница тоже участвует в каком-то эксперименте?

Одинокая кровать посреди палаты протяжно скрипнула. Ромка непроизвольно вздрогнул. Взгляд упёрся в пластиковый пакет, подвешенный на крюк железного штатива. Несколько секунд лейтенант, словно загипнотизированный, следил, как лекарство тягучей волной перекатывалось из одного края пакетика в другой. Тряхнув головой, он стряхнул наваждение и только сейчас заметил под серой простынёй жертву вчерашнего покушения.

Увидев вошедшего, Герега заметно сжался. Сделав несчастное лицо, он жалобно вздохнул:

–– Командир, за что? За что свободы лишаете невинного человека?

Роман растерянно моргнул. В словах лежащего на кровати мужчины ему почудилась ирония. Как будто это не он пришёл допрашивать потерпевшего, а Герега позвал его, чтобы проверить уровень профессионализма. Почувствовав себя незваным гостем на премьере кружка художественной самодеятельности в деревенском клубе, Ромка сцепил зубы, расправил плечи и, сев на старую пошарпанную табуретку, нарочито залихватски раскрыл кожаную папку.

–– Никто вас свободы не лишает. Охраняют для вашей же пользы. Вот узнает подельник, что вы живы, вернётся и добьёт. Так что давайте по порядку и предупреждаю, чем больше вы нам расскажите, тем длиннее будет ваша жизнь.

–– Я-то тут с какой стороны? Я вообще не при делах.

–– Ну, ответственность за профанацию могил у нас ещё никто не отменял, – буркнул Ромка и скосил глаза в сторону потерпевшего. А ну, как спросит статью об этой самой «профанации». И всё, влип «отличник, комсомолец и просто красавец».

–– Так не профуни… рацировали… мы могилу. Просто мужику бумажки свои спрятать надо было. Я и помог по доброте душевной.

–– По доброте ли душевной? – иронично хмыкнул Роман, доставая чистые бланки допроса.

–– Пообещал, паразит, заплатить хорошо. Кто же знал, что он о такой оплате говорил?

Герега расстроенно вытер нос здоровой рукой и даже попытался выдавить одинокую мужскую слезу. Печальный вид потерпевшего снова показался Ромке каким-то показательным, но акцентировать внимание он не стал.

–– Ладно, Олег Викторович, если у вас нет жалоб на здоровье, начнём по порядку. Что вы можете рассказать о своём подельнике? Как зовут? Где работает? Как познакомились? Что вообще за человек?

Герега медленно подтянулся к спинке кровати и удобно сел, поправив раненную руку. Искоса разглядывая обнажённый торс собеседника, лейтенант Аросев пытался набросать словесный портрет пострадавшего: метр семьдесят пять-метр восемьдесят, широкоплечий, стройный, лицо тонкое, в нижней части покрыто длинной бородой, глаза большие голубые, правильной формы нос… На словах получался просто красавец-мужчина. Ромка удивлённо закусил губу. Почему-то вчера Герега запомнился ему, как затюканный, замученный жизнью маргинал. Сейчас же ему показалось, что было в мужчине какое-то противоречие. Словно маленькое простое предложение, вдруг приобрело возвышенный непонятный смысл.

–– Откуда же я знаю, что он за человек? Если бы знал, разве помог бы ему? Как зовут, где работает тоже не знаю.

–– Как и где вы познакомились?

–– По телефону. Он мне позвонил на мобильный.

Роман удивлённо поднял глаза. До чего дошёл прогресс, нынче и у безработных бомжей мобильные телефоны. Конечно, сотовый давно уже стал доступным и удобным средством общения, но тем не менее, требовал определённых вложений.

–– Откуда он узнал ваш номер?

–– Номер чего? – удивлённо переспросил Герега.

–– Номер вашего телефона.

–– Так у меня нет телефона.

–– Что значит нет? Только что вы сказали, что подельник позвонил вам по телефону.

–– Да. Только это был не мой телефон, а его. Давай, командир, я лучше всё по порядку расскажу. Пару дней назад я пришёл в Качановку. Бизнес у меня такой, «ритуальные услуги» называется. В Качановке уже пару дней Даниловна доходила, со дня на день должна была преставиться. У меня на это дело нюх, а как же иначе, – мужчина замолчал, взбивая здоровой рукой тонкую подушку и укладывая её поудобнее под спину. – Внашем деле без чуйки пропадёшь. Вот и в тот день, пришёл я, чтобы, значит, в нужный момент быть под рукой. Благо дело, лето, там яичко выпил, там яблочко погрыз, с голоду не пропадёшь. А тут Васильевна бежит. Кричит, Олег Викторович пойдём со мной к Петровичу во двор, что-то у него второй день куры гуляют без догляда. Сама-то она идти не захотела. Видишь ли, вредный мужичонка этот Петрович. Мне-то собраться, только подпоясаться. Поднял котомку и пошли. Жил Петрович один, жена его лет пять назад преставилась, а сын зимой речушку нашу переходил и не рассчитал веса, ушёл под лёд. Только весной нашли. Петрович после всего этого чуть умом не двинулся, бросаться на людей начал. Вот никто к нему лишний раз и не подходил. Зашли мы в дом, а Петрович уже там, – Герега указал пальцем в небо и быстро перекрестился. – И видать не первый день, потому как то, что на грешной земле осталось, уже вонять и разлагаться начало. Воздух спёртый, мух не считано. Васильевну, как полагается, тут же вывернуло. Как будто без её переработанного завтрака вони мало было. Она-то побежала, а я остался. Окна пооткрывал, мух выгнал и начал готовить покойника. Вскоре и бабки подошли. Похоронили по-христиански. Я, как водится, вещи новопреставленного раба божьего собрал, упаковал. Наследников-то нет, только родственники дальние. Им его штаны ни к чему, а для меня бизнес. У одного взял, другому продал. После похорон решил заночевать в том же селе, чтобы не тащиться на ночь глядя с пожитками. Даниловна-то помирать передумала, поднялась да командовала так, что понял я, делать тут нечего до следующего кандидата. Лёг на центральной площади на лавочку и, только заснул, как слышу музыка заиграла. Проснулся, туда-сюда обернулся, гляжу под лавкой телефон лежит. Поднял, кнопку с трубочкой нажал, слышу голос мужской: «Уважаемый, не знаю, как вас по имени-отчеству, вы сейчас говорите по моему телефону. Я его потерял сегодня в Кочановке, когда знакомого хоронил, а в «контактах» осталось очень много нужных номеров. Вы не могли бы мне вернуть телефон, за вознаграждение. «Ну, – говорю, – за вознаграждение, чего же не вернуть. Говорите куда нести». Договорились встретиться там же, в парке. Вскоре он подошёл. Я тогда удивился, что июнь начался, а хозяин телефона в плаще, да ещё в шарф кутается. Но мужик сразу сказал, что на кладбище целый день простоял и простыл. Глаза слезятся, кашель, насморк, вот и вынужден теперь одеваться теплее. Мне-то всё равно, телефон отдал и тут он кошелёк вынул. Гляжу… денег не считано. Говорю, если ещё какая услуга нужна, то за вознаграждение я всегда с дорогой душой. Вот тут он и предложил: а не поможете ли мне документики нужные спрятать, а я вам по-царски заплачу. Говорю, отчего же не помочь хорошему человеку. На том и поладили. Так что извините, товарищ начальник, ни имени, ни фамилии, ни каких-либо других данных об этом паразите, я вам сказать не могу.

–– Понятно. – Ромка задумчиво кусал колпачок дешёвой ручки, стараясь мысленно нарисовать картинку встречи фигурантов. Казалось бы, куда проще всё складывается, но что-то в этой буффонаде с плащом и шарфом напрягало. – Олег Викторович, похороны были простые, семьи у Александра Петровича не было, наверное, народу собралось не много. Видели вы среди пришедших этого человека?

–– Семьи не было, – безразлично пожал плечами Герега, незаметно скосив глаза на лежавшее на тумбочке яблоко, – зато дом в центре села остался добротный да хозяйство. Так что родственников, откуда ни возьмись, собралось несчитано. До третьего колена слетелись на бесхозный каравай. Пока жив был Петрович и не знали, что у него столько родни. Может и был. Много пришло народу незнакомого. Да и не узнал бы я его. Говорю же, нос, подбородок у него были шарфом завязаны, а на глазах очки.

Выйдя из палаты, Роман закашлялся. Казалось, что каждое помещение больницы имело свои неприятные запахи. Смешавшиеся в коридоре «ароматы» хлорки, лекарств, старости и болезни, давили на сознание, подталкивая к выходу. Взявшись за ручку входной двери, он неожиданно ощутил очередной виток дискомфорта. Словно буравчик в висок вкрутился. В конце длинного коридора на скамейке сидел худенький светлоголовый мальчик Увидев лейтенанта, мальчик поднялся. Во взгляде незнакомца было столько затаённой надежды, какого-то щенячьего жалобного ожидания, что Ромка невольно поёжился.

Прибавив скорость, лейтенант постарался как можно быстрее выскочить из здания. Идя по широкой дорожке к выходу из больницы, он снова почувствовал на спине пронизывающий взгляд и резко обернулся. Всё тот же паренёк, испуганно вздрогнув, опустился на одно колено. Дрожащими пальцами мальчик старался завязать короткие обтрепавшиеся верёвочки, служившие шнурками. Развернувшись, Ромка быстро преодолел разделяющее их расстояние и присел рядом.

–– Могу я узнать, как зовут этого агента ноль, ноль, семь?

–– Джеймс Бонд, – растерянно прошептал мальчик.

–– Я хотел узнать, как тебя зовут и почему ты следишь за мной?

–– Я не слежу, я только хотел узнать, как там Олег Викторович. Баба Аня сварила ему картошки, огурцов из теплицы собрала. А меня дяденька не пустил.

–– Понятно. А имя у тебя есть?

–– Так Андрюшка я. Андрей Налимов. Из Пантелеевки. Работаю я у Олега Викторовича.

–– Что значит «работаю»? – удивлённо поднял брови Роман.

–– То и значит, работаю в его бюре.

–– Бюро, – автоматически поправил лейтенант.

–– Ну да, в бюро ритуальных услуг. Олег Викторович, значит, начальник, а я подчинённый. Вы, дядечка, не смотрите, что я щуплый. У меня конституция щуплая, а силы во мне на троих. Я один за пару часов могилу выкопать могу. Гроб нести пока не способен, ростом не вышел, а попу помочь, или с бабами картошку почистить, это я всегда готов.

–– Лет тебе сколько, подчинённый?

–– Почти шестнадцать. А какая разница? – задиристо вскинул голову Андрей. – Другой и в тридцать лет ничего тяжелее ложки поднять не может.

–– Бардак, – раздражённо покачал головой Роман. – Полиция-то у вас в селе куда смотрит?

–– А нам полиция не указ, – опустил глаза мальчик. – Когда меня отец вожжами хлестал, где была ваша полиция? Когда я ночевал под забором, потому что батя буянил дома так, что войти было страшно? Когда родители запили, и я неделю яйца из-под кур да морковку воровал, где была ваша полиция? Только Олег Викторович за меня заступился.

–– Ладно, «подчинённый», некогда мне с тобой болтать. Жив-здоров твой Олег Викторович. А ты тут не сиди. Всё равно к нему сейчас не пустят, –буркнул Ромка, снова направляясь к воротам больницы.

–– Спасибо, дядечка, – донеслось вслед. – Лишь бы здоров был Олег Викторович, а уж мы его в обиду не дадим. Вот уж, правда, посмотришь на таких людей, как Олег Викторович и поверишь в бога. То я его от смерти спас, а как меня рядом не оказалось, так бог ему свидетельницу послал.

Забыв о желании как можно скорее покинуть территорию больницы, Ромка несколько секунд переваривал новую информацию, затем медленно повернулся к мальчику.

–– Стоп, Андрюха. А вот отсюда поподробнее. Что значит, ты спас от смерти? Его что, не первый раз пытаются убить? И откуда ты знаешь детали преступления?

–– Так и я о том же, товарищ лейтенант, – возбуждённо заблестев глазами, прошептал новый знакомый. – Я ещё в тот раз сказал Олегу Викторовичу, в полицию надо идти. Не добили один раз, вернутся и добьют. А он смеётся: «Не говори глупости. Не убийцы они, просто шельмы дворовые. Чтобы убить человека, нужен характер другой». А я ему говорю, характер не брюхо, впереди тебя не бежит. Откуда знать, что у человека на уме.

–– Пошли-ка в столовую, Андрюшка. Ты, наверное, с утра ничего не ел.

–– Не ел, – махнул рукой мальчик, направляясь за Романом к больничной столовой. – Мне не в первый раз. Я недавно одну картошину съел, что баба Аня сварила. Много-то не съешь. Я и потерпеть могу, а Олегу Викторовичу силы нужны.

Разглядывая голодными глазами расставленные за стеклянной витриной тарелки с едой, Андрюшка старался незаметно прижать руки к животу и сдержать глухое урчание желудка. Посмотрев цены в меню, он расстроенно вздохнул. Ромка тоже изучал цены. Вспомнив, сколько наличных осталось в кошельке, он понял, что комплексный обед не потянет и заказал котлету с картофельным гарниром. Столовый нож, принесённый официанткой, вогнал Андрея в состояние ступора. Прикусив губу, он растерянно перекладывал прибор из одной руки в другую, но так и не вспомнил основы правил этикета. Покосившись на лейтенанта, Андрюшка отложил нож в сторону и принялся за еду.

Вытерев кусочком хлеба последние капли соуса, мальчик тяжело откинулся на спинку стула и, протирая кулаками осоловевшие глаза, начал разговор.

–– Бабушка Аня рассказывала, что раньше к нам в село на работу из города ездили, а уж местные ни в чём не нуждались. В Пантелеевке и ферма была своя, и элеватор, и завод по переработке сельхозпродукции. Потом всё это куда-то исчезло. Во всяком случае я хорошей жизни не застал. Да и людей в селе, практически, не осталось. Пока автобусы нормально ходили, народ только на работу ездил в город, а когда транспорт начал ходить два раза в неделю, разъехались кто куда. Все, кто помоложе да с руками в город перекочевали. Остались в Пантелеевке одни пенсионеры да алкаши, типа моих родителей. Половина домов стоят закрытые. Дети хозяев их под дачи используют. Места-то у нас красивые, лес, речка, да и до Краснореченска на машине полчаса. А пару недель назад начался в нашем селе просто детектив. Сначала понаехали дядьки на машинах огромных и давай по домам ходить, дом дяди Славы искать. Зашли к нам, в смысле, к Олегу Викторовичу, трое, за стол сели, бутылку привезли, закуску. Разлили по первой. И тут, гляжу, а один из приезжих в стакан таблетки какие-то кидает. Я давай кричать: «Олег Викторович, к вам в огород курица бабы Оксаны забежала». Курица эта знаменитая, на людей не хуже петуха кидается. Олег Викторович подскочил и во двор, а те трое к окну подошли, чтобы, значит, на «петушиные бои» посмотреть. В этот момент я и вылил водку с таблетками, а в стакан налил воды. Вернулся Олег Викторович, сели, выпили по первой. Олег Викторович только крякнул удивлённо. Выпили по второй, а после третьей гости начали про дядю Славу спрашивать. Почему тот дом на Олега Викторовича переписал? Как умер? Олег Викторович сначала вежливо удивился и, почти тихо, послал их. Тем дядькам понять бы, что что-то не так, а они за своё тянут. Тут мой начальник и показал зубы, вышвырнул гостей незваных за дверь. Я Олегу Викторовичу потом всё, как было рассказал, а он хохочет. Говорит, чего же в полицию идти, когда ни доказательств, ни улик против них нет.

–– А дядя Слава – это кто?

–– Так брат двоюродный Олега Викторовича. Помер он от туберкулёза около года назад.

Роман взял из рук Андрея пакет, вынул глиняную миску с картошкой, завёрнутую в чистое полотенце, отнёс на кухню и попросил разогреть.

–– Сейчас на пять минут зайдём к твоему начальнику, потом поедем в Пантелееку. Познакомишь меня с бабушкой Аней. Пусть расскажет, чем закончился этот детектив.

***

Капитан Звонарёв открыл дверь офиса и, прежде чем войти, несколько минут рассматривал сверкающую чёрную табличку фирмы «Видалтранс». Ни царапинки на поверхности, ни отпечатков, словно повесили её пять минут назад. Интерьер приёмной тоже поражал одновременно и роскошью, и скромностью. Кожаные диваны, угловатые и простые на первый взгляд, подчёркивали рабочее настроение, в то же время создавая изысканный шик, свойственный прочно стоящим на ногах европейским фирмам. По тому, как преломлялись лучи солнца, проходя сквозь абсолютно чистые окна, Илья сделал вывод, что даже самый низкооплачиваемый обслуживающий персонал, вышколен здесь до состояния роботов.

Секретарша улыбнулась, оборачиваясь на стук открывающейся двери. Капитан с удовольствием отметил, что никаких декольте, мини-юбочек или туфлей на высоких устрашающих шпильках здесь не было. Классический светлый костюм, лодочки и, несмотря на довольно жаркий день, тонкие колготки. Единственное, что смогла себе позволить секретарша – это очаровательный локон, выбившийся из закрученного на затылке «узла». На белом бейджике чёрными буквами имя «Маша». В том же строгом, классическом стиле. Но при этом именно Маша, а не Мария.

Оценив взглядом вошедших, Маша сдержала разочарованную гримасу: судя по костюмам, по тому, с какой уверенностью зашли эти двое, сразу видно – полиция. Вот и скажи, чем отличается полицейский от дальнобойщика. А ведь никогда не спутаешь. Полицейский и лёжа под дешёвым «Москвичом» останется полицейским. И даже ключ «на двенадцать» будет просить так, словно у себя в кабинете допрос ведёт.

–– Я хотел бы поговорить с вашим шефом, – улыбнулся капитан, доставая из кармана документы.

«Сама хотела бы с ним поговорить – с досадой подумала Маша. – Кто же знает, где этот шеф моржовый шляется».

–– Виталия Владимировича сегодня нет на работе, – вежливо улыбнулась она, краем глаза наблюдая процесс предъявления знаменитых корочек. «Налоговая? Вряд ли. Те бы сразу подход к шкафам перекрыли, чтобы не успела достать «чёрную бухгалтерию» и съесть её, или сжечь, или чего они там ещё боятся. Ну а если не налоговики, значит просто так почирикать залетели».

–– Тогда мы подождём, – безразлично буркнул второй офицер, тяжело опускаясь на мягкий кожаный диван.

«Даже тут норовят ничего не делать, – хмыкнула про себя Маша. – Сидите. Работа у вас такая».

–– Пока мы ждём Виталия Владимировича, не расскажите ли вы нам, Машенька, чем занимался ваш шеф последние несколько дней.

Маша долго рассматривала протянутый документ, старательно изучая записи. Когда прочитано было всё, вплоть до последнего слова в штампе, она откинулась на спинку стула.

–– Вам отчёт за всю неделю или какие-то конкретные дни интересуют?

–– Если было что-то внеплановое, что вас удивило или насторожило, то за всю неделю. Если ничего интересного, то обойдёмся четвергом и пятницей прошлой недели.

Задумчиво переведя взгляд на пейзаж за окном, Маша несколько минут считала воробьёв на козырьке соседнего дома и искренне надеялась, что сейчас дверь откроется и на пороге появится всегда весёлый и подтянутый Виталий Далматов. И возьмёт решение всех проблем на себя, избавляя её от необходимости отвечать. Но чуда не произошло, Далматов не появился, и молчание стало затягиваться.

–– В пятницу мы ждали партнёров из Польши. Очень важные и нужные клиенты. Поэтому почти всю предыдущую неделю шеф провёл в мастерских, доводя состояние наших фур и камионов до безупречного, а состояние наших водителей до истерического. В пятницу всё прошло, как на параде, поляки остались довольны. Мы подготовили к подписанию контракт, затем, как водится, пир на весь мир. Ну, а если учесть, что в субботу Виталий Владимирович принимал участие в инаугурации фирмы «Транскоммуникейшен», то субботний банкет, наложенный на пятницкие дрожжи, должен был загнать нашего любимого шефа в состояние близкое к астральному.

–– Любит шеф это дело? – беззлобно спросил второй мужчина, щёлкая себя тыльной стороной ладони по шее.

–– Наш шеф больше по другому делу ходок, – не смогла сдержать сарказма Маша.

–– По какому «другому делу»? – хмыкнул Звонарёв.

Маша раздражённо закусила губу, пожалев о вырвавшейся фразе. Теперь она старательно искала способ загладить неприятный эффект.

–– Работает много Виталий Владимирович, – мило улыбаясь, пропела Маша, показательно взмахнув длинными густо накрашенными ресницами. – Не до глупостей ему.

Покусывая нижнюю губу, Маша попыталась изобразить бурную деятельность, но буквы на мониторе расплывались, собираясь в чёрный устрашающий квадрат. Вытянув руку с треснувшим на безымянном пальце лаком, она краем глаза рассматривала подтянутую фигуру капитана. Раз-два-три, невольно считала она чёткие шаги, мешающие сосредоточиться и понять цель визита нежданных гостей.

В этот момент стоявший на столе телефон ожил, разряжая обстановку мягкой приятной мелодией.

–– Алёнка, солнышко, привет, – наигранно радостно закричала в трубку Маша. – Не могу с тобой разговаривать, у нас тут полиции полный офис.

Серая тень метнулась к столу. Маша автоматически сжалась, прикрываясь трубкой, как щитом. Капитан в два шага преодолел разделяющее их расстояние и грубо вырвал телефон из рук Маши.

–– Виталий Владимирович, – по кошачьи тихо произнёс гость. – С вами говорит капитан Звонарёв. В ваших интересах немедленно подойти по адресу, который я оставлю в вашем офисе. Пока мы только хотим задать вам несколько вопросов, но если вы не появитесь в течение ближайших пары часов, то ваша неявка будет расценена, как доказательство вины.

–– Какой вины, капитан? – растерянно прошелестело в трубке. – О чём вы, вообще, говорите?

–– Вы даже не подозреваете, в чём вас могут обвинить?

–– Я частный предприниматель, у меня крупный бизнес, так что обвинить меня можно в чём угодно. Если не трудно, конкретизируйте, пожалуйста, ваши претензии, – прячась за бравурной иронией, хохотнул Далматов.

– Это не телефонный разговор. Жду вас в моём кабинете с шести до семи вечера.

–– А если я не приду?

–– Тогда вас объявят в розыск.

С грохотом опустив трубку на рычаг аппарата, капитан Звонарёв навис над Машей.

–– Все данные фирмы «Транскоммуникейшен», где, по вашим словам, провёл субботний вечер Далматов. И быстро.

Не поднимая головы, Маша вынула из резной коробочки светло-фиолетовую визитку и почти швырнула её капитану.

***

С трудом втиснувшись в переполненный рейсовый автобус, Роман снова ощутил в полном объёме прелести летней жары. Пухленькая девушка, стоявшая рядом, подняла руку и из глаз лейтенанта Аросева брызнули слёзы. Андрей же, вцепившись в ручку кресла, казалось, не замечал неудобств, с удовольствием разглядывая проплывающие за окном пейзажи. Хотя до Пантелеевки было всего час езды, путешествие показалось Ромке бесконечным. Выйдя на остановке, он нервно глотнул наполненный жарой и выхлопами бензина воздух и бросился вслед за Андреем.

Образ сельской избушки, созданный на сюжетах детских сказок, рисовал Ромке невысокое увитое плющом строение, возвышающееся над колышущимся морем жёлтых подсолнухов. А внутри обязательно домотканые половички, раскинутые тонкими цветными полосами, фотографии в рамках под вышитыми рушниками и иконостас в углу. Сельский домик, встретивший лейтенанта в Пантелеевке, ломал все знакомые стереотипы. Переступив порог, они окунулись в лёгкую прохладу кондиционера. Пройдя следом за Андреем на кухню, лейтенант присвистнул от удивления. Казалось, здесь была собрана вся возможная бытовая техника, призванная облегчать жизнь женщины. В общем, сразу стало понятно, что пирожки с лесной малиной здесь давно уже не пекут. Да и сама хозяйка дома никак не походила на сельскую бабушку. По дороге Андрей рассказал, что не так давно Анна Иосифовна бурно отметила семидесятилетие, но солидная дата в паспорте так и не приблизила её к общепринятым понятиям. Навстречу вышла моложавая элегантная «бабушка» в тонких чёрных брюках и широкой жёлтой блузе-тунике. Увидев гостей, женщина улыбнулась так искренне, что лейтенант начал судорожно вспоминать, может они были знакомы раньше, но он позабыл. Хотя нет, тут же одёрнул себя Роман: если бы ему представили эту женщину, он бы не забыл.

–– Андрюша, сынок, ты ко мне гостя привёл? Здорово. Давно уже нас никто не навещает. Лето ещё только началось, отдыхающих да дачников пока нет, даже косточки перемыть некому, – щебетала Анна Иосифовна, разглядывая «корочки» лейтенанта. – Проходите, вы меня на пороге застали. У нас Филипповна заболела, сегодня моя очередь ей помогать. Вот приготовила обед, надо накормить. Ну раз уж у меня гости нежданные, ты, Андрюшенька, отнеси бабе Наде обед и скажи, что я попозже зайду. Ну, а вы лейтенант, проходите. Не на «погляделки» пришли. Наверное, вопросы хотите задать по поводу нашего Олега Викторовича. Давайте я вас кофе с чизкейком угощу. Хоть раз в году кофеварку включу, а то сын на каждое день рождение дарит мне то тостер, то блендер, то ещё какую-нибудь бормашинку, а угощать некого. На шестидесятилетие подарил комбайн домашний и книгу кулинарную какого-то Карлоса Ангуриньо. А там чего только нет, и паэлья, и макароны с соусом «писто», и кролик «оли-оля», и чизкейки. Вот я паэльей и решила сердца наших сельских гурманов покорить. Сын всё, что надо купил, всё по рецепту сделала, только наши бабы этот испанский изыск не оценили. Котлеты да курочка улетели, а паэлью потом три дня доедали. Вчера заглянула в холодильник, а там творог уже третий день лежит, надо что-то с ним делать. Я его в чизкейк замесила.

Речь Анны Иосифовны журчала и убаюкивала. Роман расслабленно наблюдал, как зашипела новенькая кофеварка, щекоча ноздри горьковатым густым ароматом. Белоснежный чизкейк, покрытый сверху тонким слоем малинового желе, таял во рту и не имел ничего общего с тем продуктом, который под его именем продавали в кафе. Наконец, когда первое желание проглотить это белое чудо было исполнено, Роман приступил к делу.

–– Анна Иосифовна, как-то странно, что Герегу в селе называют по имени-отчеству. Чем он заслужил такой респект? Или с детства был какой-то особенный?

–– Откуда же нам знать какой он был в детстве? – удивилась хозяйка, подливая гостю в чашку кофе. – Действительно, между своими у нас не принято церемониться, но Олег Викторович – это особый случай. Вот Славика Мазура, брата его, каким бы умным он не был, по отчеству ни у кого язык не повернулся бы назвать.

– Это того Славика, который умер год назад? Он-то чем знаменит, что его до сих пор вспоминают?

–– Ну, тут даже не Славик, а семья Мазуров в целом у нас знаменитая. Эта семья – история нашего села. Я вам, товарищ лейтенант, всё по порядку расскажу.

Село наше довольно известное. И не только потому, что места здесь красивые. В наших лесах во время войны партизанский отряд действовал очень активно. Говорят, целое поселение было, и подрывники свои, и связисты, и разведчики. Уж сколько немцы в сорок втором ни прочёсывали лес, а никогда даже следа не обнаружили. Да и потом, во времена моего тимуровского детства, мы целые марш-броски устраивали, но так и не нашли места их дислокации. Так вот командовал этим отрядом Прохор Мазур, дед Славика. Потом, когда война закончилась, он в Пантелеевке остался, женился на нашей девушке Рае. Поговаривают, что она тоже с его отрядом как-то связана была. Но точно не скажу, замкнуто они жили, то ли война такой отпечаток наложила, то ли характеры закрытые. Здесь же и сыновья их родились Володя и Витя. Витя, старший, ещё в молодости, как уехал из села, так больше его никто и не видел. Говорили, что за границу удрал. Только никогда ни Раису, ни Прохора из милиции не беспокоили. А Володя, младший сын, в селе остался. Семью завёл, но от родителей не уходил. У Прохора Степановича с годами старые раны начали открываться, да и Раиса здоровьем не радовала, вот и жили молодые при них. Когда Лена, жена Володи, забеременела, врачи уговаривали её сделать аборт. Что-то у неё по женской части было не в порядке. Но Лена упёрлась и не в какую. А во время родов, началось то, о чём предупреждали доктора, какой-то орган не справился с нагрузкой, и она умерла. Вскоре и Прохор Степанович отошёл, так что все заботы о маленьком Славике легли на плечи бабушки Раи. А Славик рос чудным ребёнком. А уж какой умница был. Ещё в садике заведующая говорила, что будущий академик растёт. Он, действительно, в институт поступил, да не на какой-то там факультет физкультуры, а на экономический. После окончания устроился на работу и очень быстро в гору пошёл. Но при этом всё равно оставался нашим деревенским Славиком. Когда приезжал в гости и косил, и урожай собирал вместе со всеми… А потом, как гром среди ясного неба, милиции понаехало в село, всё перерыли, перекопали, весь урожай уничтожили, искали что-то. Оказалось, что связан был наш Славик с каким-то бандитом. Баба Рая к тому времени уже в возрасте была. Когда зачитали внуку приговор, семь лет, упала в обморок и, не приходя в сознание, на следующий день умерла. Володя тоже не дождался сына из тюрьмы. Года через три, выпивши, заснул в поле, а утром его косилкой и резануло. Сразу насмерть. Вернулся Славик из зоны, устроился на работу в городе, с девушкой из соседнего села познакомился, женился. А через несколько лет опять в тюрьму угодил. В этот раз ему всего года три дали. И вот когда вернулся Славик в село после этого срока, Олег Викторович как раз и приехал. Только мне кажется, что я его и раньше видела. Но как-то мельком. Впрочем, может и не он. Так вот на следующий день пришёл Олег Викторович к председателю нашему, рассказал, что он двоюродный брат Славика, пропавшего Виктора Мазура сын. После развода родителей взял фамилию матери. А ещё рассказал, что у Славика туберкулёз на последней стадии. Поэтому он и приехал в родное село досматривать брата, чтобы не остался родной человек в последние минуты жизни один. Жена Славы, после того как его забрали, к родителям уехала. Развелись они или нет не знаю, но не видела её больше. А после смерти Славы вообще, говорят, пропала. Олег Викторович попросил председателя предупредить людей, чтобы в гости к ним не ходили. Да и в целом, чтобы обходили дом стороной. Потом договорился с Андрюшкой и каждое утро выносил ему сумку, список продуктов и деньги, чтобы самому лишний раз по селу не ходить. Андрюша покупки делал и на скамеечке перед домом оставлял. Мы тогда очень благодарны были Олегу Викторовичу. Сейчас ведь какие времена, ходят эти несчастные туберкулёзники, раскашливают бациллы и никто за ними не следит, даже не лечат. Не то, что раньше. Протянул Славик недолго, буквально через месяц и отошёл. И опять-таки Олег Викторович попросил, чтобы не отпевали, так как не верующий Славик был. И чтобы на похороны не приходили. Просто дал денег Свете-продавщице, они с Андрюшей конфет за упокой Славика раздали и на том поминание закончилось. Олег Викторович, да ещё пара мужиков незнакомых гроб с телом Славика уже закрытый вынесли, сами могилу вырыли, сами закопали. А через неделю он снова к председателю зашёл. На стол бумажку положил из тубдиспансера, что здоров и никаких признаков туберкулёза в лаборатории не выявили. Вымыл с хлоркой дом дедов и поселился в нём. Мы его после смерти Славика очень уважать стали, а уж как он взял на себя обязанности участкового, то совсем за своего приняли.

–– Как это он взял на себя обязанности участкового? – удивлённо перебил рассказчицу Роман.

– А так, – вытерла губы чистым платочком Анна Иосифовна. – Участковый у нас официально один на два села, а неофициально, то и на три. В Качановке такой алкаш, что порой не добудишься его. Наш Пал Алексеевич катается туда-сюда, а жизнь-то ждать не будет. Порой участковый на вызове в Качановке, а в Пантелеевке драка. Вот и в тот раз, слышу вечером крики истошные, выбегаю, а Митька, алкаш наш местный, Андрюшку, сына своего, вожжами отхаживает. Бабы собрались, кричат, а подойти никто не рискует. Митька буйный, как перепьёт, не смотрит ребёнок или женщина, молотит кулаками, не увернёшься. Вот тут и выскочил Олег Викторович, да с ходу Митьке по самому больному месту как заедет, звон по всему селу пошёл. Андрюшку на руки взял и, не поворачиваясь, говорит: «Ещё раз кого в селе тронешь, будешь иметь дело со мной. А за яйца не переживай, таким, как ты размножаться нельзя». И унёс мальчишку к себе. С тех пор Андрюшка за ним, как собачонка бегает, всем рассказывает, что работает у Олега Викторовича.

–– А что это за разборки у Гереги были? Что-то с домом, Андрюшка рассказывал.

Роман, не сдержавшись, бросил взгляд на последний кусочек чизкейка и внутренне облизнулся, вспоминая плывущий по языку, мягкий вкус. Перехватив его взгляд, Анна Иосифовна легко поднялась и, специальной ложечкой положила кусочек на тарелку лейтенанта. Не давая возможности отказаться от угощения, женщина повела рассказ дальше:

–– Было дело, Роман Васильевич. Спасибо Олегу Викторовичу, что не продал нас. Если бы он свой дом отдал, остальные не выстояли бы перед этими злодеями Пару недель назад приехал в Пантелеевку джип огромный, а внутри несколько молодчиков, как в кино показывают, с бритыми затылками, только глянешь и уже со страху под стол лезешь. У Архиповны нашей, из третьего дома, спрашивают вежливо так: «Не подскажите, бабушка, где здесь дом Мазура Вячеслава Владимировича». Архиповна показала, чего же не показать, благо всё рядом, а пока те по нашим буеракам скакали, бегом ко мне. Мы в окошко вылезли и ждём, с чем гости пожаловали. Минут через сорок в доме Мазуров скандал завязался и полетели из дверей сначала один амбал, следом и остальные. А потом дверь закрылась. Один из парней, по-моему, кавказец, подскочил и давай на дверь кидаться. Прыгает, шипит что-то на своём языке. В этот момент стекло в джипе опустилось. Мужчина в возрасте пальцем в их сторону щёлкнул и в сторону машины махнул. Все трое разом замолчали и как щенки нашкодившие в джип полезли. Ну, а как только они за горизонтом скрылись, мы с Архиповной выскочили и к Олегу Викторовичу. Там и узнали, что пытались его уговорить дом свой продать, а если односельчан убедит с насиженных мест съехать, то ещё доплатить обещали. Вроде как собираются на месте нашей Пантелеевки игральный городок построить, типа Лас-Вегаса. Казино, центр досуга и развлечений для сливок общества. А нас в дома престарелых или к детям. Детям нашим, конечно, выгодно, им за наши избушки пятачок заплатят, они и рады, а мы здесь всё своими руками поднимали, всё с нуля начинали. Поздно нам жизнь менять. У меня вот, считай, невестка золото, умница, в доме всегда порядок, готовит, пальчики оближешь, казалось бы, переезжай и радуйся жизни. Только я-то знаю, что мы два золота, пока каждая в своём доме живёт, а как сойдёмся на одной кухне, тут любви и конец. Она привыкла в своём доме хозяйкой быть, да и я под невестку не прогнусь. У Архиповны своя судьба. Тоже, вроде, неплохие сын с невесткой. Работают, девчонок растят. А по субботам привыкли гостей собирать. Гуляют, аж дым коромыслом. Сколько Архиповна ругает их, лучше бы на эти деньги девчонкам платья новые купили. Да кто же её послушает. На платья нет денег, зато на гульки – сколько хочешь. Разве уживётся она в городе? Вот кого ни возьми, все испугались такой перспективы. Здесь-то мы одной семьёй живём, вот на днях Надежда заболела, так мы между собой поделили, кому, когда посидеть с ней, чем помочь. А как же, это жизнь. Дети на работе, разве их дождёшься? А если нас всех по разным районам разбросают, то совсем тяжело старикам будет.

–– Странно, – удивлённо поднял глаза лейтенант. – Андрюха рассказывал, что Славой Мазуром интересовались.

–– Может не знали, что Славик дом на Олега Викторовича переписал? –пожала плечами собеседница. – Кто ж его сейчас знает? В селе по- разному болтают.

–– Анна Иосифовна, – улыбнулся Роман. – Какой-то у вас Герега Робин Гуд получается. Того отбил, за другого постоял, а когда трое молодчиков пришли, то всех одной левой уложил. Что-то не вяжется этот образ с жизнью его полубомжатской. Или я не прав?

–– Вы тоже заметили, товарищ лейтенант? – испуганно подняла глаза бабушка. – Олег Викторович всегда был не такой, как все. Вот, хотя бы, когда Славик заболел. Повязок накупил, перчаток резиновых. Чтобы не заразиться, хлорку через день покупал для посуды, для белья. В общем не на любви и энтузиазме, а на последних разработках медицины за брата радел. А когда он за Андрюшку заступился… Наши ребята как дерутся? Развернутся и кулаком в ухо или в челюсть. А Олег Викторович тогда руками Андрюшку взял, ногой дёрнул, никто и не заметил, как эта самая нога, как нож в масло вошла куда надо. Вроде и не целился вовсе, а нога сама по себе взлетела.

–– Чак Норрис, – засмеялся Роман.

–– Джекки Чан, – поправила со знанием дела собеседница. – Норрис как-то натужно дерётся, хекает, а вот Джекки Чан точно, как Олег Викторович. Вроде играючи ногами машет. Впрочем, наверное, просто мне Джекки Чан больше нравится. Мы об этом постоянно с внуком спорим. У Джекки как-то всё весело, нога в одну сторону полетела, зубы в другую. Совсем не страшно, не то, что в американских боевиках. Ну это я отвлеклась. Потом уже не только я стала замечать. Месяц назад мой день рождения праздновали, народу много собралось. В доме душно, и дочка Лены Боженовой в обморок упала. Сидела-сидела и вдруг, встала, покачнулась, мы ещё и осознать, что произошло не успели, а она уже у Олега Викторовича на руках лежит. Мы потом с Архиповной пытались вспомнить: пил он или не пил? Вроде вместе со всеми сидел, тост говорил, рюмку поднимал, а стали девочку на свежий воздух выносить, глянула, а глаза-то у него трезвые. Вот тогда мы и заподозрили, Мазура ли он сынок или пришлый нинзя. Может от кого-то прячется? Ничего плохого про него никто не скажет, а вот то, что не тот он, за кого себя выдаёт, это вполне возможно. Хотя документы в порядке, наш председатель проверял его паспорт и завещание на дом, покойным Славой сделанное.

***

Лариса проследила за пролетающим за окном самолётом и снова перевела взгляд на чёрную поверхность стола. «Ещё два часа и можно будет бежать домой. Как Надюша одна с такой высокой температурой? И ведь с работы не уйдёшь, как назло, всё начальство на месте. Когда надо, никого не найдёшь, зато, когда не надо, как приклеенные сидят». Ничего уже завтра свёкр отпросится с работы, потом мама возьмёт отгул, посидит, а там и отпуск. Главное сегодня продержаться. Час назад звонил Игорь, прибегал домой на обед, покормил дочку, лекарство дал, вроде заснула. Только ведь такая растёт огневушка-поскакушка, ни минуты не посидит спокойно. Не повезло им с Игорем, оба городские. Бабушки и дедушки молодые, сами ещё по работам бегают, вот заболела Надюша и посидеть не с кем. Были бы родственники в селе, было бы и молочко парное, и свежий воздух, и трудовое воспитание. В их случае всё лето придётся провести в душном, жарком городе. В июле у неё отпуск, поедут к подруге на дачу на пару дней. В августе – у Игоря, может на недельку на море съездят с дочкой. Вот и всё лето. А ребёнок растёт, ей свобода нужна. И фрукты.

Мысли Ларисы прервались оттого, что тишина стала приобретать почти физически ощутимую консистенцию.       Вернувшись в реальность, она подняла взгляд.

–– Шла бы ты домой, Лариса. Всё равно из тебя сегодня работник никакой.

Майор благодарно улыбнулась сидевшему напротив Илье и закусила губу: только что ребята закончили отчёт о проведённой работе, а она не услышала ни слова.

–– Григорьев сегодня на месте, – раздражённо бросила Лариса, изучая кричащих за окном воробьёв. Стряхнув собственные проблемы, она расстроенно повернулась к Роману: – Так что ты там рассказывал насчет Гереги?

Лейтенант, не проявляя признаков раздражения, ещё раз подробно описал результат своей беседы с Андреем Налимовым и Анной Иосифовной Ярко.

–– Что же это получается, – нахмурила лоб Лариса. – Изначально всё было так просто и понятно: Виталий Далматов, пытаясь избавиться от компрометирующих документов, подтверждающих его участие в прошлогоднем деле о нелегальной переброске за границу партии военного транспорта, нанимает безработного Герегу. Под конец операции пытается захоронить его вместе с документами. Теперь же оказывается, что безработного пытаются уничтожить уже не первый раз. В деле с этими типами я так и не поняла, Мазуром интересовались гости или домом? А если рассматривать этот визит, как операцию с целью уничтожить тёмную лошадку Герегу? Тогда при чём здесь документы Далматова. В общем, чтобы сложить всё, надо узнать, кто такой этот Олег Герега.

–– Лошадка более чем тёмная, – сосредоточенно разглядывая записи в блокноте, подтвердил Роман. – Я сегодня посмотрел в наших архивах, но ни по одному делу он не проходит, в поле зрения полиции никогда не попадал, в нарушениях, злодеяниях и прочих преступлениях не замечен. Но… В качестве Гереги Олега Викторовича. А Герегой Олегом Викторовичем он стал год назад, женившись на Герега Ольге Александровне. Сия жительница нашего города после заключения брака, неожиданно разбогатела настолько, что смогла вместе с дочкой выехать на постоянное место жительства в Испанию. Замуж Ольга Александровна вышла за Малокостова Олега Викторовича. А в архиве я нашёл заявление от Малокостова о пропаже паспорта. Побеседовал с Герегой. Тот слёзно вздыхал, жаловался на головные боли, бил себя в грудь кулаком, доказывая, что он и есть Малокостов. В общем, между героем Пантелеевки, Качановки и всех прилегающих сёл и тем дурачком, которого пытается продемонстрировать нам потерпевший, чересчур заметная разница.

–– Малокостова, потерявшего паспорт, нашли?

–– Ищем-с. Соседи говорят, что уехал на заработки.

–– Ладно, пока отложим на «подумать», – перевела разговор Лариса. – Что у нас по Далматову?

–– Пустился в бега Далматов, – расстроенно буркнул Звонарёв. – На моё предложение побеседовать в интимной обстановке ответил невежливо и, сославшись на мигрень, на рандеву не явился. Дома его нет, на работе не видели.

–– Какие меры приняты?

–– Аэропорта и железные дороги перекрыты, объявлена операция «Перехват», зарубежные посольства…

–– Прекрати идиотничать, – раздражённо стукнула ладонью по столу Лариса.

–– Извини. Пока только установили наблюдение за женой и секретаршей. На вторую возлагаю больше надежд, чем на жену. Что-то в её поведении подсказывает, что неровно дышит юная Маша в сторону шефа. Время покажет, которая из курочек бросится защищать это яичко Фаберже.

***

Маша переложила пакет с продуктами в другую руку и, достав ключ, отключила сигнализацию. «Пежо 206», приветливо моргнув фарами, поднял крышку багажника и принял поклажу. Закрыв багажник, Маша несколько минут постояла, подставив лицо заходящему вечернему солнцу. Кажется, ничего не забыла: пара телячьих отбивных, картошка фри, салат из морепродуктов, кусок торта бисквитного, хорошо пропитанного и шоколадка с орехами. Воды «Ланжерон» не было, пришлось взять «Фонт Белья» и бутылка вина на её вкус. Всё то, что входило в «Долматовский антикризисный набор». В элитном кругу города Далматова знали, как аристократа с безупречной родословной. И только очень узкий круг родственников и друзей знал другого Далматова: мальчишку-хулигана, выросшего на окраине Краснореченска и с детства научившегося зубами и кулаками добиваться поставленной цели.

Запив белым вином омара, Далматов, хватал Машу за руку и нёсся в недорогой ресторан. Развязав тугую «бабочку», он ещё раз перечитывал только что подписанный контракт и заказывал «антикризисный набор». Поглощая хорошо прожаренное мясо, констатировал: «Парня, выросшего на куче дерьма, лангустами не накормишь».

«Дома нет, на работе не появлялся. Значит залёг на дно», устало вздохнула Маша, выводя машину на переполненный проспект.

Открыв дверь своим ключом, она зашла в пустую квартиру и в тот же момент ухо уловило еле слышный глухой хлопок. Крошки чипсов на кухонном столе подтвердили её предположения. Поставив на стул сумки, она прошла в небольшую уютную комнату. Маленький ключ послушно повернулся, дверца бара бесшумно открылась. Бутылка коньяка стояла почти пустая Взяв двумя пальцами горлышко квадратной ёмкости, Маша нарочито громко прошла на кухню и выбросила её в мусорное ведро. Открыв посудомоечную машину, восторженно покачала головой. Машинка оказалась пуста. Вернувшись в зал, Маша распахнула стеклянные створки шкафчика, внимательно осмотрела посуду и довольно улыбнулась. Высохшие потёки на одной из рюмок ясно дали понять, что мыли рюмку вручную. Это что же должно было случиться, чтобы Далматов так шифровался?

Снова открыв бар, Маша достала бутылку «Бейлиса», бросила на дно стакана несколько кубиков льда и приготовив напиток, села на диван. Ждать пришлось недолго. Паркетные панели бесшумно поднялись и из тёмного прохладного подвала поднялся Виталий Далматов. Ни слова не говоря, мужчина сел на пол напротив Маши, опёршись спиной о стену. Молчание затягивалось.

–– За тобой никто не следил? – наконец спросил мужчина

–– За мной всегда кто-то следит, – буркнула Маша, поднимаясь и проходя на кухню.

Тяжёлый ковёр снова издал характерный хлопок, пряча от посторонних глаз и без того незаметный люк. Несколько лет назад Наташа, бывшая секретарша Далматова, хохотала, обозревая подобные меры предосторожности. Но Далматов знал, что тыл должен быть прочно прикрыт и, как бы не идеален был план А, план В всегда должен быть в стадии абсолютной готовности.

Сервировав стол, Маша искоса наблюдала с какой жадностью Далматов набросился на еду. Пожалуй, за год их знакомства, это был первый случай, когда мужчина находится в таком жалком, подавленном состоянии. Волна любви и жалости затопила её сердце. Сделав несколько шагов. Маша обняла голову Далматова.

–– Узнала, что мне «шьют»? – устало закрыл глаза Виталий, прижимая к щеке её тёплую ладонь.

–– Да. В селе Качановка пытались убить какого-то бомжа.

–– А я тут при чем?

–– Рядом с несостоявшимся трупом была обнаружена шкатулочка, в шкатулочке документы, а в документах «чёрная бухгалтерия» нашей фирмы. Следишь за цепочкой?

–– Угу, – промычал мужчина, снова принимаясь за еду. – Бухгалтерию проверила? Что за документы убежали?

–– Всё на месте, – будничным голосом заверила Маша, засовывая в рот поджаристый кусочек картошки. – Что за документы попали в руки нашим энкаведешным друзьям неизвестно. Как они оказались в этой шкатулочке тоже покрыто мраком. Ну и какие отношения связывают бомжа с нашей фирмой тоже предстоит узнать. Но есть и хорошая новость: преступление совершено в ночь с субботы на воскресенье, как раз в то время, когда ты был на банкете после инаугурации. Я дала все данные организаторов мероприятия. Свидетелей, подтверждающих твоё алиби, найдётся не один десяток. Завтра, пожалуйста, не задерживайся. С утра совещание, приедут поляки. Твоё присутствие необходимо.

Маша собрала со стола грязную посуду. Почувствовав сгустившуюся тишину, она резко развернулась и несколько долгих секунд изучала покрытую лёгким налётом седины голову шефа. Глаза её наливались яростью. Словно в замедленной съёмке, Маша присела перед Далматовым.

–– Виталик, не пугай меня, – тихо прошептала она. – Ты же был на банкете?

Глядя на нервно прикусившего губу Далматова, Маша искала его взгляд, надеясь найти отрицание своим подозрениям. Но чуда не случилось. Швырнув на пол пакет с грязными пластиковыми тарелками, она глухо зарычала:

–– Кобель, где на этот раз тебя носило? И не смей врать, что ты кого-то хоронил на том кладбище. Я тебя, как облупленного знаю.

Резко поднявшись, Маша развернулась. Фарфоровая ваза для фруктов, подарок итальянских партнёров, грохнулась на пол и разлетелась на мелкие осколки. Следом за вазой со стола полетели светлые чашки сэротическим рисунком на дне, затем хлебница. Далматов, не поднимая глаз, рассматривал сложившиеся в яркую мозаику кусочки стекла и фарфора, орошённые остатками кофе, понимая, что оказался в закрытой клетке. Когда первый порыв истерики прошёл, Маша устало опустилась на стул, рядом с Далматовым.

–– У тебя жена брюнетка на десять лет моложе тебя. У неё сеть косметических магазинов и она может поддержать любой разговор, касающийся бизнеса. Она может дать тебе совет, предостеречь от ошибок. У тебя любовница блондинка, на двадцать лет моложе тебя. Я секретарша и, может быть, пока не могу соответствовать твоему интеллектуальному уровню, – в её голосе, перемешиваясь со слезами, проскальзывали горькие нотки сарказма, – но я люблю тебя. Я готова делить тебя с женой, но я не буду мириться с твоими постоянными загулами.

На кухне повисло тяжёлое, почти искрящееся молчание, прерываемое хрустом орешков. Далматов монотонно жевал шоколад.

–– Ну и хрен с тобой. – наконец безжизненно произнесла Маша, направляясь к двери. – Сядешь, передачи носить не буду.

–– Нельзя мне садиться, Машка. Ещё неделю продержаться надо, пока подпишем контракт.

–– Зачем тебе всё это? Разве мало мы на тракторах имели. По крайней мере всё было легально.

–– Что было легально, Машуль? Или ты думаешь, что я на ремонте сенокосилок бизнес держу? Нет, все трактора и прочий металлолом, который мы собираем и доводим до состояния экстра-класса – нелегальщина. Только та нелегальщина стоит три копейки, а эта – состояние.

Дверной звонок нарушил повисшую тишину. Обернувшись к Далматову, Маша почувствовала, как сердце испуганно замерло. Если бы Виталий начал метаться по комнате, прятаться, она, пожалуй, не так бы испугалась, как испугалась, увидев его потухшие, полные безысходности глаза. Медленно поднявшись, Далматов застегнул пуговку на рубашке и пригладив пятернёй волосы, пошёл к двери. Только сейчас Маша заметила, что уже несколько минут не дышит, прижавшись спиной к стене. Выйдя из шока, она шумно втянула носом воздух, схватила Далматова за руку и почти силой потащила к люку. Опустив ковёр на место, Маша прошла взглядом по усыпанному осколками и крошками хлеба полу и пошла открывать дверь.

***

Лариса раздражённо швырнула папку на стол. Ну вот и всё. Чао, отпуск, чао. Вчера был ты таким радужным, весёлым и долгожданным. Капитан Звонарёв уныло курил у окна, а Ромка старательно сортировал документы, которые обещал разобрать ещё неделю назад. Да уж, никто не ожидал подобного облома. Сначала ребята по-дилетантски опростоволосились в квартире, принадлежащей фирме «Видалтранс» (чего, спрашивается, ждали?). Потом, конечно, нашли и подвал, и доказательства присутствия Далматова, только доказательствами этими теперь можно туалет обклеить. Машенька хлопала глазами и удивлённо поднимала густые бровки, заглядывая в пустой подвал. «Завтра приезжают клиенты из Польши, зашла проветрить квартиру». А кто съел две огромные отбивные, пол кило салата и ещё перечень продуктов, способный удовлетворить аппетиты десяти таких миниатюрных дамочек? Щёчки розовые, губки дрожат, вот-вот расплачется: «кушать очень хотелось». Самое неприятное, что вышел Далматов из соседнего подъезда и направился в сторону остановки. Наверное, предотпускное настроение совсем мозги ребятам прожарило. Ну что ж, отдохнули? Теперь будем все дружно работать. Впрочем, огрех с Далматовым ещё можно было бы как-то замять, если бы, в то же время, не сбежал Олег Герега. Рядового, который охранял потерпевшего наказали. Нашли на ком оторваться. Что же ему, как роботу, ни на кухню, ни в туалет ни выйти? Смену парнишке ещё пару часов назад должны были прислать.

–– Ладно, проехали, – наконец тусклым голосом буркнула Лариса. – Что нового удалось узнать о Гереге?

–– Практически, ничего, – пробасил Роман, прочищая горло. – Имеет ли он отношение к семье Мазуров выяснить не удалось. Виктор Мазур в своё время окончил Московский Государственный Университет и, как говорят помнящие его люди, отличался умом и сообразительностью. Преподаватели возлагали на него большие надежды, но на четвёртом курсе, парень связался с какой-то радикальной организацией и попытался сбежать за границу. При попытке нелегально пересечь кордон был застрелен. В те времена перебежчики не только преследовались законом, но ещё и от народа получали. Наши высшие чины оказались перед нелёгким выбором: отец-то у парня герой войны, партизан-разведчик, обвешанный медалями сверху донизу, а теперь, оказывается, у героя сын предатель. В общем, посоветовались великие мира сего и решили не портить розовую картинку и, ни Прохору Степановичу, ни Раисе Алексеевне о смерти Виктора не сообщили. Впрочем, судя по тому, что Прохор Степанович никогда не пытался разыскать сына, о чём-то старый разведчик догадывался и не будил лихо, пока оно тихо.

Так же и к Малокостову Олегу Викторовичу наш подозреваемый Герега не имеет никакого отношения. Связался я с настоящим Малокостовым. Он подтвердил, что паспорт то ли спёрли, то ли сам посеял, о чём и написал в заявлении на следующий день.

–– Так что же, совсем никаких зацепок по Гереге? – Лариса расстроенно запустила руки в волосы, массируя кожу.

–– По Гереге никаких, – Ромка скосил на начальницу взгляд и перевернул листок в блокноте. – Но я, попутно, прошёлся по биографии друга или брата нашего Гереги, покойного Славика Мазура. Парень закончил школу почти с золотой медалью. В том смысле, что, если бы родители подсуетились, где-то подмазали, где-то орденами потрясли, то получил бы Славик Мазур заслуженную награду, но Владимир Прохорович уже в то время выпивал и было ему не до сына. А Раиса Алексеевна, воспитанная в духе советского патриотизма, абсолютно доверяла школе, искренне считала, что все преподаватели там Крупские и Макаренки. Словом, парню руку мохнатую никто не протянул и вышел он из школы с обычным дипломом, но твёрдыми знаниями. Поступил в институт и курсе на третьем заметили способного паренька умные люди. А теперь, вопрос для знатоков: кто эти умные люди?

–– Завалов? – удивлённо спросил капитан.

–– Бинго, капитан Звонарёв. Именно люди Завалова начали опекать Мазура, помогая ему двигаться вперёд не по кочкам и колдобинам, а на «Мерседесе» по автобану. Красный диплом он не получил, но только потому, что господину Завалову нужен был экономист с мозгами, а не с медалями. После института Славика сразу взяли на работу в банк. Это официально, а неофициально, занимался Мазур финансовыми делами Завалова и компании.

Перелистнув следующую страничку блокнота, Ромка замолчал. Илья, расстроенно сопя, исподтишка оценивал уровень рабочего состояния коллег. Искренне пытаясь проникнуться рабочими проблемами, он постоянно ловил себя на том, что утренняя перепалка с женой не позволяет сосредоточиться на преступной деятельности тандема Мазура-Завалова. Переведя взгляд на майора Чередниченко, не сводящую глаз с жужжащей мухи за стеклом, Илья облегчённо вздохнул: не одному ему сегодня тяжело.

–– Бухгалтер, милый мой бухгалтер, – пропела себе под нос Лариса. – Интересный фигурант. Другими словами, Славик Мазур держал руку на всех финансовых махинациях Завалова. И выйдя после очередной отсидки, умирает от туберкулёза. И рядом со всем этим находится наш Герега.

–– Наши ребята тогда землю, что только не носом рыли, чтобы найти заначку Завалова. И заметьте, что при огромной базе второстепенных доказательств, точно зная о существовании незадекларированного золотого запаса и о том, что именно Мазур следит за распределением средств, ничего так и не нашли. Хотя перерыли и перелопатили не только двор Мазуров, но и весь близлежащий лес. Дед нашего бухгалтера был партизаном-разведчиком, держал в лесу большой отряд. Но сколько его не просили после войны, так и не указал дорогу к лагерю. Так что, базу партизанского отряда, как место хранения финансов Завалова, оставим как основную версию. Дальше по личной жизни. Пока учился парень, ничего, кроме учебников и амбиций не замечал, очень уж ему хотелось выбраться из села. Вернее, очень ему хотелось вернуться в село на белом «Мерседесе», поэтому дамы в этот период жизни не навещали Славика. Потом увлекательная работа, быстрое продвижение по службе… Перед первой отсидкой женился на Лопатиной Наталье Самсоновне. После возвращения с работой в банке прошлось распрощаться. В тот период Славик работает главным бухгалтером на заводе Завалова. Через пару лет снова едет на три года на зону. Когда Мазур вышел на волю, у него уже был туберкулёз в последней стадии. Где он познакомился с Олегом Герега? Непонятно. Но по дороге из зоны, он не задерживался и через три дня после освобождения был в родном селе.

Огромная чёрная муха уже несколько минут отчаянно штурмовала пыльное окно. Лариса, не сводила глаз с насекомого, строя предположения, хватит у мошки мозгов свернуть немного вправо и вылететь в форточку. Поймав на себе удивлённый взгляд Ромки, Лариса вздрогнула и опустила глаза. Надо же, и сама не заметила, как начала в унисон с мухой бодать виртуальную преграду. Поднявшись, она прошла к окну и отогнала отвлекающий фактор. Мозг снова переключился на рабочие темы.

–– Герега может быть человеком Завалова?

–– По логике вещей получается, что именно Завалов послал Герегу к Мазуру. Ведь кому, как не ему необходимо, чтобы Вячеслав Владимирович до «отхода» передал всю бухгалтерию человеку, который его заменит.

–– Погоди, Роман, – перебил парня Илья, стараясь проявить хоть минимальное участие в обсуждении, потому что складывалось впечатление, что делом сегодня занимается только молодой лейтенант Аросев. – Когда, говоришь, Мазур вышел после второго срока?

–– Второго апреля, чуть больше года назад.

–– Операция с военным транспортом и «десертной накладной» прошла в начале июля. А в апреле, за три месяца до задержания трала, Завалов был в Варшаве. В то время дела на заводе решал правая рука шефа Коля Неаполь, парень недюжинной силы, но весьма средних умственных способностей. У них в начале того года такой форс-мажор был, что вряд ли бы Коля вспомнил о выходе из тюрьмы Мазура.

– Это в том случае, если трал с техникой принадлежали Завалову, а если всё-таки Далматову?

–– Всё равно был форс-мажор на заводе. Наши ребята тогда крепко сидели на хвосте у этой компании. В то время Завалов и дышать старался через раз. Да и Неаполь был не заинтересован в возвращении Мазура. Я прошёлся беглым взглядом по штату этой гоп-компании, так вот место Мазура во время его «отпуска» занял племянник Неаполя. Парнишка во всех отношениях неглупый, но до Славика ему было далеко. Как показал послужной список «милого бухгалтера» Мазура, отличался сей товарищ гениальным даром по откачиванию денег у государства. Такие схемы придумывал, что ребята из налоговой до сих пор его биографию, как учебник по спецтехнологии читают.

–– Ну, со Славиком Мазуром всё понятно, осталось только придумать, как его с Герегой и Далматовым связать, – Лариса задёрнула тонкие шторы, перекрывая доступ солнца в помещение.

–– А если проверить брак Гереги. Жена уехала, но родственники должны остаться. Может они что-то расскажут об этом «колобке», – подал идею Ромка.

–– Если брак фиктивный, то вряд ли. Скорее всего дама поставила подпись, пересчитала купюры и сделала новоиспечённому мужу оривидерчи из Италии.

–– Адьёз из Испании, – поправил Роман.

–– Правильно, – согласилась Лариса. – Вот ты, Ромашка полевая, этим и займёшься. Илья, что у нас по драке с теми типами в селе? Выяснили, что за люди?

–– Ещё одна загадка. В общем, деревнями этими усиленно интересуются уже не первый год. Но, на удивление, главы сельсоветов там оказались порядочными. Земли в аренду сдают, но документы подписывают только в присутствии адвокатов. Так что, как не старались некоторые товарищи, а выкинуть людей с этих территорий не получилось. Но в последнее время всё затихло и никаких подвигов там не намечалось. Во всяком случае официально. Никто земли не выкупал, никаких планов по расширению города, ни обновления картографии, как любят объяснять рейдерские захваты наши политики, не замечалось. Данные проверенные, сама знаешь, что мимо наших парней такая информация не прошла бы.

Лариса затравленно перевела взгляд на окно и заметив, что муха покинула поле боя, облегчённо вздохнула. Какой-никакой план работы на завтра распределили, а там, либо Герега где-нибудь всплывёт, либо «осёл сдохнет».

***

Часы на стене показывали одиннадцать ночи. Где-то за окном громко прогудел клаксон и заскрежетали железные двери. Захлопнув очередную папку, Маша положила её на стопку таких же папок слева. Переведя взгляд на стопку, сложенную справа, раздражённо нахмурилась. Перебирает-перебирает час за часом, а папок справа меньше не становится. Белый электрочайник на полке в очередной раз привлёк внимание. Сейчас бы кто-нибудь заварил чай и поставил горячую чашечку прямо на стол. Ох, как бы она была благодарна. Можно, конечно, и самой встать. Но Маша точно знала, если сейчас встанет, то рабочее состояние, считай прошло. А найти документы, которые попали в шкатулку к незнакомому бомжу надо сегодня. Знать бы ещё, что это за документы. А то ищи то, не знаю что.

Дверь тихо скрипнула. Маша испуганно подняла голову. Заместитель Далматова Ярослав Волох прислонился плечом к дверному косяку и поднял вверх бутылку шампанского. Во второй руке мужчины сверкнули в тусклом свете настольной лампы два высоких фужера из богемского стекла.

–– До границы проводил? – спросила Маша, устало откидываясь на спинку кресла.

–– Зачем до границы? – удивился Волох, подходя к столу. Пренебрежительно оглядев бардак на её рабочем месте, он по-хозяйски смёл на пол бумаги, грязные салфетки, фантики от конфет. Привычным жестом открыл запотевшую бутылку.

–– Чтобы не вернулись, – выдохнула Маша, наблюдая, как искристая жидкость, пенясь и шипя наполняет фужер.

–– Да уж, денёк сегодня выдался жаркий. Даже не предполагал, что поляки такая вредная нация. Ведь не варшавяне, даже не из Кракова, а гонору. Словно на голове пирамида их трёх корон зависла. В жизни на меня столько не пшикали, сколько напшикали эти паны деревенские. И то им не так, и это, и тралы не такие, и водилы плохо улыбаются. Я, пока по мастерским и по гаражам с ними ходил, молился, чтобы наши мужики этих партнёров с запахом лаванды, не разорвали. Ну, а как в нижние помещения спустились, сразу расслабились. Товар разве что не облизали.

Волох поднял свой фужер, чокнулся с Машиным и, сев в кресло напротив, развязал тугой узел галстука. Разговаривать не хотелось. Закрыв глаза, Маша несколько минут смаковала маленькими глотками холодный французский брют.

–– Что ты сказал им про Далматова?

–– Рассказал сказочку про больную мамочку, которая со смертного одра срочно вызвала сыночка, чтобы попрощаться. Любят наши европейские братья слезливые истории с поучительным концом. А уж если касается больной мамочки, то считай сто процентов прокатит. Ещё завтра позвонят, поинтересуются здоровьем старушки. Постарайся ответить с дрожью в голосе, что пока ничего не ясно. Кстати, у Далматова есть мама? А то как-то стрёмно похоронить старушку без его ведома.

–– Есть. И эта мамахен ещё всех нас переживёт.

–– Не звонил шеф?

Смахнув с подбородка сверкающую каплю, Волох не сводил с неё прищуренных глаз. Раздражённо скрипнув зубами, Маша сделала вид, что не услышала вопрос. Вроде по делу спросил, а такое впечатление, словно в унитаз головой окунул.

–– Не удостоил, – наконец, зло прошипела она, отводя глаза в сторону.

–– Что собираешься делать сегодня ночью?

–– Хочу ещё раз бухгалтерию проверить. Я тебе говорила, что в полицию попали какие-то наши документы. Надо хотя бы приблизительно знать, о чём идёт речь. Вчера просмотрела за этот год, но ничего подозрительного не нашла. Всё на месте. Сегодня хочу поднять архив за прошлый год. Посмотрю, может Наташка что-то напартачила.

– Вот это уж вряд ли, – захохотал Волох, закидывая голову на спинку кресла. – Наташка была педантом в работе. У неё все бумажки по часам разложены, всё подшито, стиплером скреплено. Ни одна накладная за всё время, что она работала, за бортик не закатилась. То качество, которому тебе, Машка-растеряшка, поучиться надо.

–– Идеальных людей не бывает, – раздражённо закусила губу Маша, опуская на стол полупустой фужер. – Кто-то умный, кто-то красивый.

–– Ну не скажи, – вальяжно потянулся в кресле Волох. – Наташка была и умная, и красивая. Никогда не скажешь, что из деревни вылезла. Впрочем, нет, была в ней какая-то деревенская стервозность. По головам вверх лезла. Наверное, из-за этого её шеф и попёр. От таких баб надо держаться подальше. Вот в Германии девиз женщин: киндер, кирхен, китхен, что в переводе, дети, церковь, кухня.

Маша неприязненно подняла глаза на расслабившегося в кресле Волоха и чуть искривила идеально нарисованные губы. На крыле носа Ярослава кокетливо чернела небольшая аккуратная родинка, всегда вызывавшая у Маши необъяснимое чувство отвращения. Взяв за горлышко бутылку, она придвинула её поближе и сведя брови на переносице, пробуравила собеседника злым взглядом.

–– То-то у них в Германии канцлер разрывается между кирхеном и кухеном. Ладно, допивай шампусик и катись со своими эротическими проблемами. Как будто мне без тебя и твоей Наташки настроение испортить некому.

Вытянув руки вверх, Маша с хрустом потянулась и аккуратно протерла краешки слезящихся от долгого чтения глаз. Вынув дорогую пудреницу, она несколько минут раздражённо поправляла расползшийся под глазами макияж. Бледная ночная бабочка шуршала крыльями по стеклу, пытаясь пробиться к тусклому свету ночника. Переведя взгляд, Маша несколько минут наблюдала за насекомым, переваривая неприятные слова Волоха. Подумаешь, пару накладных потеряла. Никто не умер и не застрелился. Было бы о чём вспоминать. Она допила последний глоток шампанского и снова перевела взгляд на часы. Без пятнадцати два, а результат нулевой. Если в её документации возникали иногда сомнения, то в Наташином архиве всё было безупречно. Даже скрепки от стиплера пробивали листы на одном и том же уровне. «Робот, а не секретарь» раздражённо пронеслось в голове. Нет, её рабочего потенциала хватало ровно на восемь часов несложной деятельности, регулярно прерываемой, сначала несколькими чашечками кофе, после обеда несколькими чашечками чая, периодическим просматриванием «Космополитен», «Вог», ну и то, что под руку попадёт.

Маша снова потянулась за фужером. Пустой. Рука устало скользнула по столу и одна из папок с документами полетела вниз. Несколько листов выскользнули. Маша безразлично проследила взглядом, как листы, сделав круг, исчезли под столом. Прошипев несколько непечатных слов, она тяжело вздохнула и, повыше подняв юбку, полезла вниз. Если бы не разговор с Волохом, она, пожалуй, оставила бы «потеряшки» там до лучших времён, но сравнение с Наташкой до сих пор давило на сознание. Гладкие и чистые с обратной стороны, листы оказались важными контрактами. Где-то в глубине мозга щёлкнуло. Что-то привлекло её внимание. Вернувшись на место, Маша внимательно осмотрела листок. Затем, приблизила его к свету настольной лампы и снова осмотрела. Отложив документ на край стола, она судорожным движением вынула из папки ещё несколько документов и так же внимательно осмотрела их, направив на яркий неоновый свет.

Через полчаса Маша аккуратно сложила всю документацию и, закрыв кабинет вышла на стоянку. Заводя свой маленький «Пежо 206», она не переставала загадочно улыбаться и довольно рассматривать своё отражение в зеркале заднего вида.

***

Выйдя на улицу, Роман полной грудью вдохнул свежий воздух. В этот момент казалось абсолютным счастьем выбраться из душного помещения, пропитанного нервозностью и подавленностью. Его отпуск, хотя по графику и должен был начаться через месяц, наверное, тоже придётся отложить. Потому как, сколько бы они не старались, но со стартовых позиций так и не сошли.

Ольга Александровна Герега, вместе с дочерью была прописаны в районе, находящемся на самом краю города. Поняв, что пешком, по жаре он дойдёт туда только к вечеру, Роман направился к остановке.

Дворик дома, где проживала семья Ольги Александровны встретил лейтенанта итальянскими страстями. Вокруг верёвок для развешивания белья, словно английские призраки, летали простыни, бусы из прищепок выбивали чечётку. И в центре всей этой вакханалии две немолодые женщины яростно швыряли друг в друга всё., что попадало под руку, сопровождая действия сочной ненормативной лексикой. Судя по всему, спор вышел из-за места на верёвках, ну а попутно вспомнили всё, вплоть до выброшенного мимо урны яблочного огрызка. Несколько местных бабушек переместились с лавочек поближе к месту событий и теперь вертели головами, выслушивая бурные прения. Так как в потоке эмоций аргументация явно хромала, то и приоритеты «судейской коллегии» переходили от одной пострадавшей стороны к другой.

Поздоровавшись и предъявив документы, Роман с удивлением отметил, с какой скоростью дамы переключились со своих собственных проблем на проблемы соседей. Вполне мирно собрав грязное мокрое бельё, женщины забыв о ссоре, разглядывали фотографию. Мужчину на фото? Нет. Не видели. Погоди, очки надену. Олька Герега? Так она с дочкой в Испанию на заработки подалась (знаем, чем они там зарабатывают), а в квартире Людка живёт, сестра Ольки. Квартира-то ещё материна. Всё надеялись, что, Ольке с Агашкой, как семье погибшего воина-интернационалиста, хоть коммуналку маленькую выделят, но так и не дождались. Прожили вчетвером в двух комнатах. Две вдовы, старая дева и ребёнок. Людка надеялась, что Семёновна, мать Валерки, заберёт невестку с внучкой к себе, но у той, после похорон сына с головой плохо стало. Вместо того, чтобы ближе к родным, к соседям быть, совсем замкнулась. Даже сын Володька с ней жить не смог. Всё его винила, что не уберёг Валерку в Афганистане. А разве от судьбы спрячешься?

Узнав, где живёт «Людка», Роман, почти бегом бросился к подъезду, активно махая головой на несущиеся вдогонку советы и комментарии.

После нелестных определений в адрес искомой женщины, лейтенант Аросев ожидал встретить в дверях типичную старую деву с маленькой тугой «дулькой» на голове. Когда дверь открыла красивая моложавая блондинка, он слегка растерялся и вместо приветствия просто протянул документ в развёрнутом виде.

–– Так вот ты какой, цветочек аленький, – певуче растягивая гласные, улыбнулась Людмила, возвращая лейтенанту документ. – Извините, Роман Васильевич, больше сорока лет прожила, а с милицией никогда не сталкивалась. Даже корочки ваши только в детективных сериалах видела. Проходите, товарищ лейтенант. Или сейчас более распространено господин офицер?

–– На господина я пока не заработал, – угрюмо бросил Роман, проходя в небольшую уютную кухню.

Ещё в коридоре он мимоходом отметил скромный интерьер квартиры одиноко живущей женщины. Дешёвые ситцевые шторки, отороченные розовыми рюшами, словно сошли с картинок русских народных сказок. Даже доски, хлебница, прихватки радовали глаз яркой росписью и всё теми же, в тон шторкам, рюшами. Привычно поставив на стол белые большие чашки, Людмила спохватилась и, убрав, вынула из шкафчика яркий парадный сервиз. По тому, как женщина бросилась протирать чашки, Роман сделал вывод, что гости в этом доме бывают не часто.

За чашкой ароматного чая лейтенант начал разговор.

–– Людмила Александровна, я пришёл поговорить о муже вашей сестры.

–– О Валере? – удивлённо подняла глаза женщина. – Неужели через столько лет родное государство вспомнило своих героев?

–– Нет, не о Валерии. Я хотел спросить, что вы знаете о втором муже Ольги Александровны, Гереге Олеге Викторовиче?

–– Не понимаю, о чём вы говорите, – растерянно опустила чашку Людмила. – Какой второй муж? Не было у Ольги второго мужа.

–– За несколько месяцев до отъезда, Ольга Александровна зарегистрировала второй брак с гражданином Малокостовым Олегом Викторовичем. Неужели вы не в курсе?

Людмила, не глядя взяла из белой розетки варенье и, задумчиво облизывая ложечку, прислушалась к тишине за окном. Через открытые створки первого этажа доносился шум машин, крики играющих на площадке детей и… приглушённое сопение соседок. Медленно подойдя к окну, Людмила выглянула наружу и слащаво пропела: «Драсси, соседи. Окно для ваших ушей не узковато?» Захлопнув створки, женщина вернулась на место.

–– Абсолютно правы, Роман Васильевич. По этому вопросу вы осведомлены лучше меня. Или у вас неточные сведения. Кто вам сказал подобную чушь?

–– Отдел регистрации актов гражданского состояния выдал справку. Чуть больше года назад ваша сестра официально заключила брак с данным гражданином и вскоре, вместе с дочерью, покинула пределы страны. Как вы думаете, на какие средства медсестра детского сада смогла выехать в Испанию?

–– Что значит на какие средства? – растерянно вскинув руки, Людмила разбрызгала оставшееся на ложке варенье. Тяжёлые тёмно-красные капли, шлёпнувшись на клеёнку, превратились в ажурные снежинки. Некоторое время женщина тупо смотрела на узор, затем нервно встала, бросила грязную ложку в мойку и взяв тряпку, долго вытирала с клеёнки сладкие узоры. – Во-первых, она зарабатывала неплохо. Во-вторых, получала пособие после смерти Валеры. В-третьих…

–– Что в-третьих? – тихо спросил Роман.

–– Ничего. Больше никаких ресурсов у нас, конечно, не было. Но, я думаю, этого оказалось достаточно, чтобы прожить первое время, до того, как она нашла работу в Теруэле.

Клеёнка уже была идеально чистой, а Людмила всё возила и возила яркую жёлтую фланельку по столу. Новость, явно, застала женщину врасплох. Занимая руки бесполезной работой, она тщетно старалась выиграть время и разложить информацию по полочкам.

–– Может она занимала деньги у вас или у своих подруг? – снова подтолкнул её к разговору Роман.

–– Нет, – уверенно махнула головой собеседница. – У меня не занимала, а подруг она так и не нажила. Сначала им с Валеркой никто не нужен был, а после его смерти у Оли начался такой стресс, что удивительно, как она руки на себя не наложила. Пожалуй, только Агаша и держала её на этом свете. Честно говоря, когда Оля закончила медицинское училище и получила диплом, мы с мамой вздохнули спокойно. Боялись, что не дотянет учёбу. Они ведь с Валеркой ещё в песочнице поженились. Разница у нас с сестрой небольшая, всего два года, поэтому мои первые воспоминания связаны именно с ними. Сколько же лет мне было? – Людмила снова села за стол, теребя в руках тряпку. – Года четыре, а им по шесть лет. Помню, сидим мы в песочнице, во дворе, Володя, брат Валеры, машинки по бордюру возит, я с куклой играю, а Оля с Валерой «в семью». Я хоть и маленькая была, а тогда очень сестре завидовала, как у них с Валеркой всё слажено. Валера строил дворец, а Оля лепила пирожки и несла мужу обед на работу. Потом они ложились на песок и могли часами обсуждать своих детей, проблемы на работе, свой «Запорожец». Обязательно гранатового цвета. Даже не знаю почему, но оба хотели именно гранатового цвета. Они уже тогда создали свою маленькую семью. Володя с Валерой братья-близнецы, но очень разные по характеру. Володя «Дон Жуан», душа любой компании, яркий красавец, по которому все наши девчонки сохли, а Валера… Его абсолютная копия, но при этом был настолько запрограммирован на семью, что его никто не замечал. Все девчонки знали, что он занят и даже не пытались флиртовать. У Валеры с Олей никогда не было бешенной страсти, никто не совершал глупостей ради любимого, но именно это состояние стабильности делало их счастливыми. Ни ему, ни ей никто больше был не нужен. Впрочем, нет, вру. Володя и Валера, несмотря на разные характеры, были очень привязаны друг к другу. Это и погубило Валеру. Как только ребятам стукнуло восемнадцать, Валера и Оля расписались, Оля тогда уже беременна Агашей была, а через пару месяцев мальчишки получили повестки из военкомата. Валеру, как человека женатого, направляли служить в Москву, а Володю – в Афганистан. В тот же день Валерка пошёл в военкомат и заявил: или в Москву вместе, или в Афган вместе. Никто его не уговаривал, хочешь в Афган, вперёд и с песней. А уже из Афганистана привёз Володя брата в цинковом гробу. Оля, после этого известия впала в истерику, затем месяц в прострации пролежала и вот уже сколько времени прошло, а другого мужчины у неё так и не появилось.

Грузно поднявшись, Людмила прошла к мойке. Уткнувшись взглядом в белые квадратики кафеля на стене, автоматически мыла грязную посуду. Вытерев руки розовым полотенцем, она вышла из кухни и через пару минут вернулась, неся в руках большое фото в белой рамке. На фоне сочного зелёного поля сидела, словно мифическая Мавка, хрупкая женщина в венке из полевых цветов. То, что это и есть Ольга Герега, Роман определил сразу, очень уж похожи оказались сёстры. Сзади женщину обнимала девушка, доверчиво положив голову ей на плечо. Неожиданно, Людмила улыбнулась и, забирая портрет из рук Романа, спросила:

–– А у вас нет фото моего предполагаемого родственника? Хочется посмотреть на человека, которого считают мужем Ольги.

–– Да, конечно, – засуетился Роман, доставая из папки карточку Олега Гереги. – Я и сам хотел попросить посмотреть, возможно вам знаком этот человек?

–– О боже, какой ужас, – засмеялась Людмила, по-детски прикрывая рот ладошкой. – И это чудо выдаёт себя за Олиного мужа?

–– Присмотритесь внимательно, возможно, за его нечёсаной бородой вы увидите знакомые черты.

Женщина повернула фото, разглядывая с разных ракурсов и лейтенант заметил, что выражение её лица изменилось, словно перенося из маленькой кухни на окраине города в другой мир. Людмила задумчиво похлопала фотографией по губам и, возвращая её лейтенанту, неуверенно произнесла:

–– У меня слабая зрительная память, но его глаза мне кого-то напоминают. Если бы не эта бомжатская борода…

–– Бороду можно убрать, – подсказал Роман, доставая из кармана мобильный телефон и выводя на экран программу «фотошоп».

Скользя пальцами по экрану, Роман долго «стирал» бороду с лица Гереги. Рассматривая изменившееся фото, он поймал себя на мысли, что образ потерпевшего изменился, поднимаясь с уровня «старого бомжа» на уровень почти аристократический. Тонкие черты лица сразу выдали далеко не деревенское происхождение Олега Гереги. А когда длинная неаккуратная чёлка уступила место базовой мужской стрижке, на первый план вышел волевой, как определил Роман, «офицерский» взгляд начальника агентства ритуальных услуг.

–– Похож на режиссёра, – неуверенно произнесла Людмила, разглядывая фото из-за спины лейтенанта.

–– Какого режиссёра? – растерялся Роман.

–– Ну, так сразу фамилию я не вспомню.

–– Не стоит, – разочарованно вздохнул лейтенант, убирая фотографию с экрана. «Похож на режиссёра, – раздражённо пронеслось в голове, – Ага. Ещё на президента похож». – Это не режиссёр.

–– Режиссёр, режиссёр, – задумчиво потёрла переносицу Людмила. – Я сейчас вспомнила, что за два месяца до отъезда Ольги в Испанию, заболела Оксана Семёновна, мама Володи и Валеры. Я в тот день возвращалась с работы и бабушки на лавочке рассказали, что приезжала «скорая». Я сказала Ольге, а она говорит: «Я знаю. Володя с Режиссёром заходили, рассказывали». Я удивилась. Не знала, что она поддерживает отношения с ребятами. Ольга ответила, что не часто, но они навещают её, помогают, в общем, не забывают.

–– Погодите, Людмила, так режиссёр – это не режиссёр? Я имел в виду, что это не профессия?

–– Кто он по профессии я не знаю, – улыбнулась Людмила и, как показалось Роману, слегка покраснела. – Может быть и режиссёр. Я его знала, как друга Володи и Валеры. Он с Вовкой Валеру привёз из Афганистана. И имя у него такое смешное, украинское. Помню, в день похорон все рыдают, сплошная истерика, а я, как вспомню имя Режиссёра, так и смеюсь. Дура семнадцатилетняя. Вспомнила, – радостно выкрикнула Людмила, улыбаясь собственным воспоминаниям. – Грыня его зовут. И фамилия в том же духе, Гры… Гры… Грыбень? Нет. Грыня Грыбинюк. Точно, Володя в тот день подошёл ко мне и представил: «Знакомься Людка. Это Режиссёр Грыня Грыбинюк. Поступает в полное твоё распоряжение». Он тогда здорово нам помог, Володя должен был постоянно находится рядом с тётей Оксаной, мама с Ольгой, а вся бумажная волокита легла на меня и Грыню. А можно ещё раз посмотреть фотографию? – смущённо улыбнулась хозяйка квартиры. – В то время я была почти влюблена в Грыню. Конечно, тогда он был не таким, как на фотографии. Этакий задумчивый красавец, лермонтовский «герой нашего времени». Всё, что он делал, выглядело, словно делалось с ленцой, а потом оказывалось, что всё закончено вовремя, быстро и качественно. Невысокий, да и красотой не отличался, но потом оказалось, что все девчонки его отметили. Притом каратист. Знаете, в то время было модно ногами махать, у нас пол города в секции карате записывались, но до подобного уровня никто не дошёл. Они с Володей по утрам на площадке тренировались. Мы специально в шесть утра поднимались, чтобы посмотреть, как они ногами машут. Это сейчас, какой канал не включи, сплошные Джеты Ли да Джекки Чаны прыгают, а в то время подобное шоу было в новинку.

–– Людмила, у вас, случайно, не сохранилось фото Режиссёра? Может с похорон остались?

–– Вы знаете, нигде его нет, – засмеялась женщина. – Я потом просматривала все фотографии, хотела найти, но ни одной так и не нашла.

Допивая остывший чай, Роман прокручивал в голове полученную информацию, изредка поднимая глаза на углубившуюся в собственные воспоминания собеседницу. Наблюдая за скользящей по её лицу полуулыбкой, Роман с завистью подумал, что оставить воспоминания, заставляющие женщину и через двадцать лет, смущённо улыбаться, может только очень светлый человек.

***

Лариса влетела в кабинет и, включив компьютер на столе Звонарёва, резко опустилась на стул. Восстанавливая дыхание, она приняла рабочую позу, внимательно рассматривая чёрную заставку загружающегося аппарата. Дверь снова открылась. В проёме появилась громоздкая фигура полковника Григорьева. Оглядев тяжёлым взглядом притихших сотрудников, он поискал глазами к чему бы придраться, но спокойная рабочая обстановка не дала повода. Повернувшись к майору Чередниченко, полковник недовольно кивнул:

–– Лариса Михайловна, через пять минут зайдите ко мне в кабинет.

–– Слушаюсь. – чётко, по-военному ответила Лариса.

–– И повинуюсь, – прошептал перебирающий документы Звонарёв.

Полковник удивлённо перевёл глаза с одного сотрудника на другого и, не прощаясь, покинул кабинет.

–– Лариса, уже можно дышать, – буркнул Илья, глядя на остекленевшие в рабочем задоре глаза майора.

–– Он знает, что я уходила?

–– Успокойся, никто тебя не спрашивал. Как Надюшка?

Вынув из сумки пакет влажных салфеток, Лариса долго вытирала лицо, стараясь успокоиться.

–– Температура спала, теперь не заставишь дома сидеть, всё рвётся во двор, к подружкам. Ничего, сегодня свёкр отработал последний день и уже едет к нам. Григорьев сейчас будет требовать отчёт по работе. Ты занимался Далматовым? Что-то выяснил?

Илья опасливо оглянулся на закрытую дверь. Расслабившись, он сел напротив Ларисы и по привычке качнулся на старом, доживающем последние дни, стуле. То, что завхоз закупил новые кресла, уже несколько дней служило главной новостью отделения. Констатацией факта, что «вас много, а стульев мало», завхоз дал понять, что новую мебель получат только вместо самых старых, не подлежащих ремонту стульев. С тех пор из всех кабинетов, с раздражающим постоянством несся ритмичный скрип, доводящий стулья до состояния «не подлежащих ремонту».

–– Просмотрел его послужной список, но зацепок, к сожалению, никаких. Родился у нас, в Краснореченске. После восьмого класса ушёл в профтехучилище, получил диплом механика. Призвался в армию, служил в Афганистане. Правда там он прослужил всего один год, потом перевели в Коми. Остаток положенного срока служил в исправительно-трудовой колонии. Именно там познакомился и сблизился с Колымой и стал его правой рукой. После окончания срока службы домой не вернулся. Много лет отработал на нефтяных вышках Колымы, а когда того взяли, сбежал, и по нашим данным, с неплохим капиталом. Где его носило ещё несколько лет, неведомо. Но пять лет назад Далматов вернулся в родной город и сразу же выкупил у Завалова автозаправочную станцию. Через три года у него уже было два автомагазина, четыре заправочные станции и гараж-мастерская за городом, укомплектованная тралами, фурами и камионами для международных перевозок. Ребята из налоговой поговаривают, что собирают далматовские парни нелегально тракторы, комбайны, сеялки-сажалки. В общем, и швец, и жнец, и на дуде игрец.

–– Неужели человек с таким богатым опытом так ни разу и не попался на глаза нашей доблестной милиции?

– Как говорила ворона из старого детского мультика: «В нашем деле главное вовремя смыться» и тут нюх его никогда не подводил.

–– Илюш, а что случилось во время службы в Афганистане? – Откинувшись на спинку стула, Лариса закрыла глаза. Перед отчётом у начальства хотелось хоть немножко расслабиться. – Почему его перевели в Коми?

–– Ну, во-первых, восемьдесят восьмой год, советские войска массово выводили из страны. Хотя их взвод расформировали позже, но несколько человек перевели в срочном порядке. Там получилась очень неприятная история. Далматов и ещё один солдат шли куда-то и по пути встретили девушку местную. То ли она за водой к ручью, то ли ещё по какой надобности из кишлака вышла, ну и Далматов, известный своей любвеобильностью, решил пофлиртовать с селянкой. Вряд ли в его планы входили противозаконные действия, скорее всего, просто хотел познакомиться, но девушка испугалась, стала звать на помощь. Из села выбежали мужчины. Увидев, что дело запахло керосином, Далматов не стал ждать развязки и сбежал. Второй же парнишка решил, что в данной ситуации он выглядит скорее защитником, чем агрессором, остался. Наверное, хотел извиниться перед родственниками девушки и объяснить, что ничего плохого с ней не случилось. Но горячие афганские парни даже не остановились на «послушать» и с разбегу раздробили «дипломату» голову. Когда выяснили, что убили не того, эти последователи сицилийских мачо, объявили «вендетту» и поклялись, что не успокоятся, пока тот, который посягнул на честь сестры не поплатится за позор. Поэтому начальство, во избежание большего кровопролития, перевело любвеобильного трусишку в места не столь отдалённые, но более спокойные.

–– Понятно, – задумчиво пробормотала Лариса. – Где Ромка бегает?

–– Позвонил минут десять назад, сказал, что скоро будет. Он занимается Герегой и его окружением.

–– Хоть бы Аросев что-то накопал, а то совсем каюк. Да и ещё. Ты сказал, что Далматов ставленник Колымы. Посмотри, где сейчас Колыма и чем занят. Так, на всякий случай.

Лариса перевела взгляд на часы и снова достала салфетки. Протирая руки, она с надеждой сверлила глазами дверь. Интересно, «скоро будет» – это минут десять или все полчаса? В коридоре раздалось грузное топанье. Ещё не зная, кто за дверью, Лариса облегчённо вздохнула. Предчувствие не обмануло. Дверь распахнулась и в кабинет влетел запыхавшийся Роман. Махнув рукой, парень прошёл к графину, стоявшему на столе, налил в стакан воды и долго жадно пил. Затем мокрыми пальцами расстегнул пуговицу на рубашке, вынул из кармана большой клетчатый платок и начал вытирать вспотевшее лицо.

–– Когда закончишь санобработку, намекни, – не выдержала Лариса. – У меня через двадцать три секунды отчёт по делу. Если ты не против, чтобы я ещё немножко пожила, начинай выдавать информацию.

Сознательно кивнув, Ромка чётко, как учили в Академии, отчитался о проведённой беседе с Людмилой Жуковой, сестрой Ольги Герега. Вынув справку из военкомата, он довольно помахал ею в воздухе.

–– Сходил в военкомат, поднял архив тех лет. Кстати, не представляете, Лариса Михайловна, какие гадкие хапуги работают в нашем военкомате. Вместо того, чтобы, как индеец индейцу, сесть на коня и поскакать на помощь, мне вставляли такие палки в коня, что я сегодня лишний раз с благодарностью вспомнил мою учительницу русского языка, правильное воспитание которой взяло верх над моими эмоциями и не позволило моему подсознанию…

–– У тебя пистолет заряжен? – тихо выдавила майор Чередниченко, медленно поворачиваясь к капитану.

–– Я уже чеку из гранаты выдернул, – в тон ей ответил Звонарёв.

–– В ходе расследования выяснилось, что братья Владимир и Валерий Герега, Виталий Далматов и Григорий Гребенюк проходили службу в одной дивизии. Потом я связался с Зиночкой, которая подтвердила мне адрес Григория Гребенюка. Не факт, что возьмём Режиссёра, он же Олег Герега, по этому адресу, но проверить считаю необходимым. Илья Александрович, – жалобно повернулся парень в сторону Звонарёва, – чеку верните на место.

–– Режиссёр, Режиссёр, – задумчиво прикусила губу Лариса. – А ведь это имя уже мелькало. И как раз по делу о «десертной накладной». И что хуже всего, это кто-то из наших.

–– Этого только не хватало, – раздражённо буркнул Звонарёв. – Нет ничего хуже, чем со своими бодаться. И кто же этот деятель киноиндустрии? Может наш Ромка – шпион законспирированный?

Ромка растерянно почесал нос.

–– Не пугайся шпион, не ты это, – засмеялась Лариса. – Тот Режиссёр ставил нашего Григорьева в такие позы, которые тебе не по рангу. Когда дело по тралам с контрабандой шло полным ходом, Григорьев пятиминутки через каждые полчаса устраивал. Тогда из его кабинета генерал московский не вылезал. Так вот я как-то замешкалась, вышла позже всех, а в это время телефон зазвонил. Этот генерал и командовал в трубку, типа, никакой самодеятельности. Если Режиссёр сказал один трал брать – значит берём один. Я ещё тогда подумала, что это за Режиссёр кино нам снимает. Ладно, я на ковёр, остальные работать.

–– А как теперь работать-то? – растерянно развёл руками Ромка.

–– А как обычно, – взорвалась Лариса. – Как будто ничего не знаем. Идёшь по адресу, арестовываешь, доставляешь в отделение.

–– А если он, реально, наш?

– Значит хреновый «наш», раз так легко вычислили.

***

Застоявшиеся запахи хот-догов и шаурмы нависли над центром плотным покрывалом. Казалось, что даже листья на деревьях источают запах прожаренного, утонувшего в старом подсолнечном масле, лука. Лёгкие мокасины вязли в плавящемся асфальте, а по спине, нескончаемыми ручейками тёк липкий, противный пот. Почему Ромка посчитал, что по свежему воздуху пройтись будет полезнее, чем тащиться в переполненном автобусе? Повернув голову в сторону проезжающего транспорта, он встретился взглядом с несчастными глазамираздавленного в дверях пассажира и взбодрился. Путь пешком, конечно, в несколько раз дольше, но по крайней мере, никто из знакомых не увидит тебя в таком позорном виде. Ничего, сейчас найдём Герегу, выясним, где скрывается Далматов и в отпуск. К маминым пирожкам с малиной, к сладким летним компотам, сваренным из фруктов, собранных в саду. Воспоминания о вечерних чаепитиях под раскидистой грушей, сейчас казались вершиной блаженства.

Подходя к высокому серому зданию, в котором был прописан Григорий Анатольевич Гребенюк, Ромка удивлённо задержал дыхание. Всё в этом фигуранте оказалось загадкой. Даже предположить, как мог человек, живущий в элитном новом доме, расположенном в самом дорогом районе города, быть одновременно начальником бюро ритуальных услуг в полузаброшенном селе, не поддавалось осмыслению.

Дверь лейтенанту открыла миниатюрная девушка в огромных очках. Глаза под линзами казались нарисованными на маленьком остром личике. Девушка удивлённо склонила голову на бок и стала похожа на нахохлившуюся сову.

–– Могу я поговорить с Гребенюком Григорием Анатольевичем? – вежливо обратился лейтенант, доставая из кармана, ставшие горячими на дневной жаре, корочки.

–– Папа на работе, но через десять минут он должен прийти на обед. Если хотите, можете подождать.

–Хочу, – устало произнёс Роман, заходя в прохладную тень коридора.

Судя по интерьеру, семья Гереги-Гребенюка, ни в чём себе не отказывала. Свежий воздух, искусственно охлаждённый кондиционером и пропитанный едва уловимым запахом кокоса, опущенные жалюзи, создавали оазис прохлады и спокойствия, замешанный на неплохом достатке и не менее хорошем вкусе. Приглушённые, мягкие тона превалировали и в мебели, и в окружающих деталях. И даже девушка была одета в светлые брюки и длинную рубашку такого же приглушённого серо-голубого оттенка, словно подбиралась в дополнение к интерьеру.

–– У меня завтра экзамен. – извиняющимся тоном пояснила хозяйка, занося на маленьком подносе высокий стакан воды с плавающим на поверхности кусочком лимоном, – поэтому вам придётся подождать папу в одиночестве.

Роман зачарованно следил за тем, как стукаются друг о друга кубики льда в стакане, как покачивается и переливается всеми оттенками солнца кожура цитруса. Закрыв глаза от удовольствия, он проглотил ломающую зубы воду. Опрокинув голову на спинку мягкого кожаного дивана, Роман выдохнул из лёгких холодный воздух и закрыл глаза.

Ровно через десять минут дверь хлопнула. Тишину заполнили шорох, топанье, хлопанье, словно в квартиру вошёл, как минимум взвод солдат.

–– Кирунчик, папунчик дома.

–– У папунчика гостюнчик, – в тон мужчине ответила из соседней комнаты девушка.

В проёме двери появился мужчина и заполнил своими необъятными формами всё прилегающее пространство. Энергия била из хозяина квартиры непрекращающимся потоком, заставляя все части тела двигаться одновременно, делая его крупную фигуру ещё более комичной. Поправив спадающие с небольшого курносого носа очки, вошедший уставился на гостя.

– Здравствуйте, –громко поприветствовал мужчина. – Чем обязан визиту?

–– Здравствуйте. – промямлил, поднимаясь Роман. – Пришёл поговорить с Григорием Анатольевичем.

–– Замечательно, – радостно потёр руки вошедший и громогласно скомандовал: – Кирунчик, ставь на стол три прибора. Я надеюсь, что вы не против поговорить за обедом? А то у меня, честно говоря, в такую погоду аппетит просто взрывается. Если прямо сейчас не сяду за стол, будет беда. Тем более моя Кирюха готовит, как богиня. Вот ведь счастье кому-то достанется, и красавица, и умница, и готовит…

–– Папа, – закричала, забегая в комнату девушка. – Опять начинаешь? Просто какая-то паранойя, выдать меня замуж. Не обращайте внимание, Роман Васильевич, вообще-то он у нас нормальный, но как только на горизонте появляется молодой человек и всё… Замыкание.

–– Что значит «молодой»? – засмеялся мужчина, подталкивая Романа в сторону ванной. – Молодой, красивый, здоровый, умный…

–– Вы кто? – наконец сумел вставить слово Роман.

–– Ах, простите, – остановился мужчина, – я не представился. Профессор Гребенюк Григорий Анатольевич. Вы пришли со мной поговорить. Я был уверен, что вы меня знаете.

–– Как Гребенюк?

По-видимому, в голосе Романа прозвучало столько разочарования, что профессор растерянно остановился. Сняв очки, он вынул из кармана платок.

–– А где Герега?

–– Не знаю, – улыбнулся Григорий Анатольевич. – Кирунчик, тебе знакома эта фамилия?

Появившаяся на пороге ванной комнаты Кира, задумчиво покачала головой. Пройдя в зал, она положила на стол приборы и снова вышла на кухню.

–– Подождите, Григорий Анатольевич. Вы утверждаете, что вы Гребенюк Григорий Анатольевич?

–– Со всей ответственностью это утверждаю, – кивнул профессор, с долей сострадания глядя на собеседника. – Вот уже сорок пять лет, как я с гордостью ношу эту фамилию.

Роман безжизненно опустился на стоявший у стены пуфик. Мир, только что играющий всеми цветами радуги, снова рухнул в чёрную дыру безысходности. Всего пять минут назад он, разнежившись в прохладных сумерках чужой квартиры, планировал, как проведёт отпуск. И снова, так же, как и несколько дней назад, отпуск растворился и исчез в небытие.

–– Тот самый Гребенюк, который служил в Афганистане в восемьдесят восьмом году?

Блуждающий взгляд Романа где-то на уровне подсознания отметил, как непроизвольно вздрогнули руки профессора. Подняв глаза, Ромка упёрся в побледневшее лицо визави. Пальцы Григория Анатольевича бессмысленно перебирали ставший ненужным платок.

–– Григорий Анатольевич, – тихо продолжил лейтенант. – Вы служили в Афганистане?

–– Да, – задиристо, по-детски вскинул голову профессор. – Можете проверить в военкомате.

–– Уже проверили, – подтвердил Роман, медленно поднимаясь. – Действительно, в течение года в девяностой мотострелковой дивизии проходил службу рядовой Гребенюк Григорий Анатольевич. Вопрос в другом, Гребенюк Григорий Анатольевич, проходивший службу в Афганистане и Гребенюк Григорий Анатольевич, профессор, стоящий передо мной – это одно и то же лицо?

–– Как вы смеете подозревать папу в чём-то противозаконном? – подала голос, вышедшая из кухни Кира.

–– Кирунчик, не готовь ничего. Мы с лейтенантом пообедаем в ресторане напротив.

Резво развернувшись, профессор выбежал из квартиры. Не попрощавшись с девушкой, лейтенант бросился следом.

Влетев в небольшое помещение ближайшего ресторана, Григорий Анатольевич раздражённо махнул рукой официанту. Уже наступило время обеда и зал был заполнен. «А говорят плохо живём», подумал Ромка, обведя затравленным взглядом мирно жующих посетителей. Найдя свободный столик, профессор, не глядя в меню, сделал заказ. Бросив насупленный взгляд на Ромку, поднял в сторону официанта два пальца. Ромка расстроенно закусил губу. Разглядывая интерьер ресторана, он сразу понял, что ценами на шаурму здесь и не пахнет. Сколько в кармане наличных, лейтенант знал с точностью до копейки. Вытянув, словно проштрафившийся первоклассник руку, он стыдливо заказал стакан воды. «Что ещё за аристократические замашки? – буркнул профессор. – Обеденное время. Чтобы нормально продолжить рабочий день, человек должен достойно пообедать». «Хорошо сказал, – расстроенно подумал Ромка, – знать бы ещё, за чей счёт банкет?» Впрочем, на приличный обед денег в кармане хватало, а как потом месяц дожить?… Как говорила бабушка: «будет день, будет и пицца». Ожидание казалось бесконечным. Ромка исподтишка изучал лицо профессора. А посмотреть было на что. Дожив до седых волос, профессор Гребенюк так и не научился скрывать свои эмоции. Целая гамма чувств отражалась на его лице. Нервно покусывая полные губы, Григорий Анатольевич, казалось, разговаривал с невидимым собеседником, спорил, прислушивался, обсуждал. Короткие ресницы взлетали, неухоженные брови то сходились на переносице, то разбегались к вискам. Даже руки принимали участие в невидимой дискуссии.

Когда принесли обед, Гребенюк с жадностью набросился на еду и в течение считанных минут опустошил посуду. Салат и бифштекс с жареной картошкой сделали своё дело. Успокоившись, профессор задал вопрос:

–– В чём меня обвиняют? Впрочем, как я понял, не меня, а Гребенюка Григория Анатольевича?

Не прилагая больших усилий, Ромка, к своему удивлению, закончил обед почти одновременно с профессором. Вести беседу в переполненном ресторане не хотелось, но выходить из помещения в уличную жару хотелось ещё меньше.

–– Пока мы просто должны уточнить кое-какие данные.

–– Я думаю, вы понимаете, что удовлетворить ваше любопытство я вряд ли смогу.

–– Именно поэтому мы и хотим выяснить, кто скрывается под вашим именем.

Фразы, как маленькие пластмассовые мячики, летали с одного края стола на другой. Профессор обращался к Роману, стараясь не смотреть в глаза и с изяществом шпиона-недоучки, пытался выяснить, что же инкриминируют неизвестному Гребенюку.

–– В данный момент никто не может скрываться под моим именем.

–– Правильно. В данный момент этот гражданин носит имя Герега Олег Викторович. До этого он был Малокостовым. А до этого его опознали, как Гребенюка Григория Анатольевича. Извините профессор, но у вас на лице написано, что вы знакомы со своим «добле». Лучше сами расскажите, что вы знаете о начальнике бюро ритуальных услуг села Пантелеевка Гереге.

–– О начальнике бюро ритуальных услуг? – удивлённо переспросил Гребенюк. – Тот образ, который вы только что нарисовали, больше смахивает на какого-то криминального типа. Вы уверены, что мы с вами говорим об одном и том же человеке? Мне кажется, что Никита никогда не пошёл бы в криминал, и уж тем более не стал бы работать в бюро ритуальных услуг в селе. Я ничего не имею против села, ни против ритуальных услуг. Просто надо знать Никиту Вершинина, чтобы сделать подобное заявление. – Набрав в лёгкие воздух, профессор выдохнул так, что лёгкая вазочка с цветами, стоявшая в центре стола, перевернулась. Жалобно разглядывая растёкшуюся лужицу, он продолжил. – Ладно, раз уж зашёл такой разговор, я расскажу вам о нашей афере. Навредить мне своими разоблачениями вы всё равно не сможете, двадцать пять лет прошло. Но если моё признание поможет, то буду только рад.

Родился я в малообеспеченной семье. Мама работала уборщицей, папы не знал, и, на беду, родился очень способным. Любые предметы давались без труда. К сожалению, дети очень жестоки и в классе меня не любили. Хотя я давал списывать всем желающим, усиленно подсказывал плавающим у доски, но одноклассники видели только мой избыточный вес и старые очки. К окончанию школы я в полной мере прошёл курс дедовщины и армии боялся до нервного срыва. Единственная дисциплина, которая не дала мне получить золотую медаль, была, конечно, физкультура. Я не умел подтягиваться, не мог перескочить через «коня». Последней надеждой избежать службы, стало поступление в институт. Как я готовился, это отдельная история и то, что вступительные экзамены успешно сданы, был уверен на сто процентов. Представляете степень моего ужаса, когда в списке поступивших я не нашёл своей фамилии. А повестка из военкомата была уже на руках. В общем, в состоянии, близком к прострации я просидел в парке у института и очнулся только тогда, когда к лавочке подошла группа пьяных ребят.

В общем, за всю бывшую и будущую жизнь у меня не было дня, так плотно забитого неприятностями. Началось с обычного «дай закурить», затем «ты меня уважаешь», кто-то толкнул, кто-то ударил ногой, и я уже приготовился к худшему, когда в глубине парка появилась невысокая фигура. Не задавая лишних вопросов, незнакомец кинулся мне на помощь. Парень махал ногами с такой ловкостью, что я, поначалу решивший помочь ему меня защитить, через минуту понял, что это тот случай, когда лучше не мешать. Через пару минут драка пришла к своему логическому завершению. Оставив протрезвевшую компанию вытирать кровавые сопли, парень подошёл ко мне, рывком поднял с земли и потащил в сторону выхода из парка.

Лето 1987

Колючие ветки кустов царапали руки, но Гриша не замечал боли и, стараясь не отставать, нёсся следом за незнакомцем. Наконец, впереди засверкали яркие огни проспекта. Нежданный спаситель, остановившись, повернулся к нему лицом.

–– Спасибо, – прошептал Гриша, сгибаясь и стараясь успокоить выскакивающее от непривычного бега, сердце.

–– Не за что, – ответил парень, не сводя глаз с его разбитой губы. – Это тебе спасибо. Давно мечтал попасть в такую ситуацию. Все эти спарринги в спортзале – это классно, но вот такая тренировка… это мечта любого каратиста. А я тебя помню. Мы вместе писали экзамен по математике. Поступил?

–– Нет, – угрюмо процедил Гриша, заправляя в брюки порванную рубашку. Эту красивую импортную вещь мать купила на последние деньги и одеваясь сегодня утром, Гриша верил, что именно она принесёт счастье и покой в его душу. Не свершилось. Ладно, спасибо хоть живой остался.

–– А я поступил, – грустно бросил стоявший напротив парень и опустился на нагретую за день лавочку. – Представляешь, пять лет за партой. Как пацан дешёвый.

В голосе незнакомца звучала такое разочарование, что Гриша удивлённо поднял глаза, вытирая запёкшуюся возле носа кровь. Искоса разглядывая фигуру собеседника, Гриша непроизвольно втянул живот и почувствовав дискомфорт, сковавший внутренности, обречённо расслабился. Мама всегда была широкоплечей, жилистой, неулыбчивой. Вкалывала по восемнадцать часов в сутки и потолстеть некогда было. А он, хоть и старался помочь, пух, как на дрожжах. Папашины гены, наверное.

–– Зачем же ты поступал, если учиться не хочешь?

Каратист сокрушённо вздохнул, срывая с ветки молодой зелёный листок. Разорвав его на части, зло прокомментировал:

–– У меня дедушка-кремень, так что выбора не оставалось. Хорошо напишу экзамен или плохо, Константин Петрович всё равно засунет в институт. Хотя, с моими трояками только в Краснореченске и смог договориться

–– Радуйся, – Гриша обречённо втянул носом влажный воздух, – по крайней мере от армии тебя точно спас.

–– А чего от неё спасать? – удивлённо повернулся парень и глаза его затуманила лёгкая дымка грусти, свойственная юным романтикам. – Это же так здорово. Представляешь, жить в казарме, ни тебе дедушки, ни школы, ни уроков, только ты и твои друзья. Общие подъёмы, общие тренировки, опять же оружие… Тебя как зовут?

–– Гриша.

–– А я Никита.

–– Дурак ты, Никита, – жестоко прокомментировал Гриша, чувствуя себя на несколько жизней старше сидящего рядом парня. – Ничего хорошего в армии нет. Мне вот повестка пришла. И хотел бы отмазаться, да не с нашими доходами.

–– Гришка. – возбуждённо зашептал Никита, хлопая нового знакомого по плечу. – Давай меняться. Ты учись вместо меня, а я вместо тебя служить пойду.

–– Ну и как ты себе это представляешь? – засмеялся Гриша. – В паспорте-то моя фотография.

–– Тоже мне проблема, – махнул рукой собеседник. – Фотография сделана два года назад, что же тут удивительного, что ты похудел и изменился. Хотя кое-что подправить, конечно, не мешало бы. У меня есть девочки знакомые, которые могут на раз-два изменить фэйс. А самое главное, если бы ты хотел откосить от армии, тебя бы рассматривали со всех сторон, а когда парень идёт служить без проблем, никто длину его носа сравнивать с той, что на фотографии не будет. Волосы перекрашу, а если будут цепляться, что не похож, скажу, что спортом начал заниматься, похудел, изменился. Давай, Гришка, это же так интересно. Мне интересно в армии, тебе в институте.

–– А твой дедушка-кремень?

–– Я из Москвы приехал, так что часто навещать меня он не сможет. Звонить ему буду регулярно, а в случае опасности предупрежу, уедешь куда-нибудь, типа, на практику. Если захотеть, всё можно сделать.

-– И что же, никто и не заметил подмену? – удивлённо улыбнулся Роман.

–– Представьте себе, нет. Во всяком случае, в институте. В те редкие моменты, когда кто-то случайно видел моё личное дело и спрашивал, почему на фотографии лицо чересчур отличается от того, что есть в наличии, я грустно вздыхал, скромно опускал глаза и шептал с болью в голосе: «Диабет, знаете ли. За год двадцать килограмм набрал». Любопытные сразу прятали глаза и откладывали мои документы без лишних вопросов. Так мы прожили полтора года. А потом Никита вернулся. Если я до его возвращения боялся службы в армии, то, глянув, как изменился мой спаситель, мой страх, бесформенный и необоснованный, приобрёл вполне реальные черты. Та перемена, которая произошла с весельчаком-каратистом ввергла меня в панику. Если бы вы видели, Роман Васильевич, взгляд Никиты. Это был взгляд-убийца, готовый выстрелить, раздавить, взорвать всё, что внезапно выскочит на пути. Он странно ходил, странно смотрел, даже ел он так, словно в процессе участвовали только мышцы челюстного аппарата, всё остальное: уши, глаза, сердце, мозг были заняты постоянной охраной, перманентным жутким недоверием. Я не спрашивал, что случилось, а он не очень-то хотел откровенничать. Только когда мы прощались, Никита, глядя куда-то вдаль, прошептал: «Ты оказался прав, Гришка, ничего хорошего в армии нет. Особенно в том аду, в котором мне пришлось побывать». Его, то есть меня, перевели в наш город, и я остаток срока службы работал на дачах у местных генералов. Вместе с документами из части пришла положительная характеристика, так что никто меня не доставал. Через полгода я, отслуживший в Афгане воин-интернационалист, поступил в институт. Правда в другой. Но это уже не важно. Никиту, после этого разговора, я не видел. Больше ничем вам помочь не могу. Но, по-моему, Никита Вершинин не способен на криминальные поступки. Конечно, Афганистан даже самых сильных ломал, но стержень у парня был железный.

Роман разглядывал макушку профессора Гребенюка и мрачно прокручивал цепочку: Герега – Малокостов – Гребенюк – Вершинин. Сколько ещё имён у этого загадочного типа, спасающего толстых мальчиков от армии, беззащитных пареньков от родителей-алкоголиков, бабушек от обнаглевших рейдеров? Сколько ещё придётся пройти по его следу и познакомиться с людьми, в орбите которых он оставил след?

***

Телефон пискнул, принимая сообщение. Нажав кнопку, Лариса безразлично посмотрела на экран. «Надюшка спит. Температуры нет». Слава богу хоть дома всё в порядке. Солнце безжалостно било прямо в глаза, но она, казалось, не замечала неудобств. Полученная из военной прокуратуры информация раздавила поднявшийся росток надежды на то, что дело сдвинется с мёртвой точки Переведя взгляд на часы, Лариса подавила тяжёлый вздох и вошла в кабинет. Боковым зрением она автоматически фиксировала лёгкое движение сбоку. Лейтенант Аросев молниеносно убрал ноги со стола. Лариса расстроенно хмыкнула, но замечания не сделала. Настроение было испорчено и выплёскивать раздражение на подчинённых не хотелось.

–– Кофейком угостите, – попросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Роман ни на минуту не засомневался, кто будет готовить кофе начальству. Не ожидая повторной просьбы, он налил воду в электрочайник. Лариса прошла к окну. Снова окунувшись в прессингующую жару летнего дня, она, казалось, забыла о своей просьбе. Ромка насыпал в чашку растворимый кофе, затем, посмотрев на замершую у окна Ларису, добавил ещё одну ложку. Постучав крышкой старой металлической сахарницы, он всё-таки не рискнул насыпать сахар по своему вкусу. Протянув чашку, Роман аккуратно пододвинул сахарницу.

–– У меня такое впечатление, – тихо начала Лариса, отпивая глоток обжигающего напитка, – что чем больше мы крутимся в этом деле, тем дальше уходит наш с вами отпуск.

–– Прекрати, Лариса, – расстроенно вздохнул Звонарёв, вспоминая вчерашнее предупреждение жены, что если отпуск не «придёт» вовремя, то на острова она поедет одна. – Первый раз, что ли? Всегда первые дни заморочки, а потом само пойдёт.

–– Первые дни прошли неделю назад, – напомнила Лариса. – А воз и ныне там. Нет, воз летит в обратном направлении с такой скоростью, что у меня начинается нервный стресс. Только что разговаривала с ребятами из военной прокуратуры, попросила их поднять архив по делу о «десертной накладной», рассказала о нашей находке. Вердикт умных людей гласит, что не мог Далматов в то время прокрутить подобное дело. В прошлом году ребята крепко сидели на хвосте у Завалова, знали все связи, вели усопшего сопровождающего. Всё это были люди Завалова. И ни разу в поле зрения не мелькнул Далматов. Завалов, как блоха на черенке, крутился из Варшавы – сюда, отсюда – в Варшаву. Далматов нет. Но, что самое интересное, что последнее время Завалов снова активизировался. И снова в том же направлении. Но, в этот раз, в том же направлении мелькает и Далматов. Пока ещё инфантильно, как массовик-затейник из сельского клуба, но решительно. А теперь ещё раз соберём цепочку. Умирает Слава Мазур и появляется рядом с ним Герега. Далее, допустим, Завалов готовит второй конвой БТР-ов по проторенной в прошлом году трассе, но теперь на хвосте у него сидит Далматов и пытается перехватить клиентов. Завалову он не конкурент, но постоянная копошня под ногами мешает. Поэтому, разрабатывается план, в котором некто, очень напоминающий Далматова, пытается убить Герегу и в ту же яму закапывает документацию Далматова, присовокупив к ней и фальшивую накладную с прошлогоднего рейса.

–– Подпись Далматова настоящая, – вмешался в ход рассуждений Звонарёв, но Лариса, казалось, не заметила его реплики.

–– А как они хотели потом вытащить их на белый свет, – тихо спросил Ромка, наливая себе очередную чашку кофе. – Ведь если бы не появилась в деле Евсеева, то могли бы и не найти эти документы?

–– Они бы подсказали, где искать, – махнула рукой Лариса. – Это уже детали.

–– Почему же тогда Далматов прячется? – удивлённо спросил Ромка и, поморщившись, схватился за мочку уха. Занятый сведением информации, лейтенант автоматически схватил горячую чашку. Подув, как в детстве на пальцы, он продолжил: – Он же, получается, невиновен.

–– Наверное, у Виталия Владимировича просто нет алиби на это время. Но он прекрасно понимает, что до выяснения обстоятельств, его могут задержать, а это значит потерянный заказ. И не только этот, а скорее всего и все остальные амбиции Виталия Владимировича придётся похоронить. Поэтому он любыми способами пытается находиться на свободе. Возможно, надеется провести своё расследование после выполнения заказа. Кстати, Завалов вчера улетел в Швейцарию.

В кабинете снова повисло напряжённое молчание. Лариса сделала глоток и только теперь заметила, что кофе без сахара. Положив несколько ложечек, она безразлично помешивала наполовину остывший напиток, уперев взгляд в серую стенку металлического шкафчика.

–– Ларис, а зачем Завалов с поляками связался? – спросил Звонарёв. – С чего бы ему делать эти шахматные кульбиты? Что ему с румынами плохо жилось? Ведь сколько лет он вершил дела через Румынию и вдруг подключает Польшу.

–– Наверное что-то не поделили.

–– Ничего личного, – тихо хохотнул Ромка, – но все румыны, которых я знал, такие вороватые товарищи. Мы в академии всегда старались держаться от них подальше. Иногда, сядешь с румыном в столовой, так он хоть ложку алюминиевую, но сопрёт. Говорю, на фига она тебе? Плечами пожимает, не нужна, но сила привычки.

–– Да, румыны – они такие. Хотя поляки тоже не сахар. Насколько я поняла схему, они встречают заваловские тралы перед прохождением границы Евросоюза, меняют номера и дальше везут груз, как польский. Они же договариваются с таможенниками, с покупателем и получают полный расчёт. Ну и тут, по-видимому, произошли тёрки. Так что в этот раз Завалов решил, что и сам может договориться напрямую, без поляков. А полякам можно заплатить просто, как сопровождающим. Завалову экономия, а вот польским панам потеря дохода. Поэтому они тоже решают искать другого поставщика. Находят Далматова. Он новичок в этом деле, а посему более покладистый. Права не качает, все их придирки выслушивает с умным видом.

–– Но если Завалов полетел в Швейцарию, значит за деньгами. То есть он-то точно знает, что заказ будет его, – пыталась дальше понять логику поляков Лариса. – Чего ж тогда они его снова, на Завалова променяли? Держались бы за Далматова.

–– Ну, ты сравнила, – хохотнул Звонарёв. – У Далматова для такой масштабной операции всего три трала. Ну загрузит он на них шесть БТРов. Разве это размах? Наверное, решили проверить, как отреагирует Завалов, узнав, что его могут заменить? Да и Далматову дать годик на раскрутку. Поэтому Виталию Владимировичу намекнули, что всё будет окей. Только не сказали когда.

–– Ладно. Какие новости по Гереге?

Выслушав отчёт Романа, майор Чередниченко поставила пустую чашку на стол и прижала руки к груди, словно не могла согреться.

–– А мальчик этот? Налимов Андрей? Может он что-то знает о своём шефе?

–– Исчез, – расстроенно шмыгнул носом Ромка. – Вчера заезжал в село, пытался расспросить, где он, но никто ничего не знает. Анна Иосифовна говорит, что уехал в другой город учиться. А родители в такой отключке, что разговаривать с ними просто невозможно. Мать растряс, спрашиваю: «Сын где?», так она мне столько рифмы подобрала к этой простой фразе, что я не знал куда глаза прятать от стыда. Колоритная женщина.

Лариса разочарованно плюхнулась в кожаное кресло, полученное от завхоза несколько дней назад. Положив голову на скрещённые на столешнице руки, она безнадёжно спросила:

–– А что-нибудь хорошее для разнообразия?

–– Сходил в университет, поднял документы за конец восьмидесятых и нашёл Вершинина, – улыбнулся Ромка. – Лариса Михайловна, мы на правильном пути. Завтра же поеду в Москву, к деду нашего «колобка» и допрошу с пристрастием.

–– Что-то мне подсказывает, что и это не последний корешок, который мы вытянем безрезультатно. Кстати, что у нас по Колыме?

–– Вышел на свободу в двенадцатом году, – снова вступил в разговор Звонарёв. – И первый визит, действительно, нанёс своему другу Далматову. Но никаких тёрок между ними не было. Разбежались мирно. Сейчас осел на Урале.

–– На Урале, – задумчиво прошептала Лариса. – Хорошее место для закупки нелегальных комплектующих к БТР-ам. Илья, а ты помнишь, в «чёрной бухгалтерии» «Видалтранса», которые мы вытащили вместе с Герегой, мелькали какие-то странные накладные из Уфы.

–– Ты думаешь, что Колыма в доле?

–– Мне кажется, что самому Далматову такой кусок не потянуть.

***

Яркие лучи солнца заглядывали в окно маленького номера отеля, затерявшегося между пятиэтажками старого района. В солнечном свете окна казались особенно грязными. Впрочем, так же, как и шторы с люрексом, помнившие ещё славный период «застоя». Вцепившись пальцами в тонкую подушку, Далматов резко поднял её и со злостью бросил себе в лицо. Как будто этот пропахший хлоркой перьевой квадрат был способен защитить его от реальности. Не хватало ещё разреветься. Разве он мог подумать всего пару недель назад, что придётся отсиживаться в самом дешёвом отеле и считать удачей, то, что до сих пор на свободе.

Опустив руку с кровати, Маша лениво подняла тоненький кружевной лифчик. Далматов заворожено провёл пальцами по длинной спине девушки, ощущая приятную бархатистость кожи. Тигриная грация Маши заставила дыхание в очередной раз сбиться и, убрав руки, он быстро перевёл взгляд на скомканную подушку.

Совсем недавно, глядя на свою секретаршу, он, как и во всех женщинах, замечал только высокую грудь, упругую попу, длинные ноги… Сколько их было в его жизни? Молодых, красивых. Попа, грудь, ноги, а если ещё и пухлые губки, то это девушка не на один раз. При этом Далматов никогда не ждал ответной любви, прекрасно понимая, что все эти длинноногие наяды в минуту опасности превратятся в самых обычных крыс и первыми побегут с тонущего корабля. И если понадобится побежать по его голове, то сделают это с особым удовольствием. И вдруг эта голубоглазая блондинка, эталон женской глупости, уже второй раз находит его, смело врёт в глаза представителям власти, успокаивает разволновавшихся водителей. Затем выдаёт правдоподобную версию его отсутствия нервным клиентам и одним движением тонкого пальчика держит на плаву его разбитый, готовый идти ко дну корабль.

Перекатившись со спины на живот, Далматов подполз к девушке и положил голову ей на колени, уткнувшись губами в маленький аккуратный пупок. Сексуального желания уже не было, было давно забытое, а может и никогда не изведанное, чувство защищённости. Желание зарыться лицом в её волосы и забыть о поляках, об идущих по пятам представителях закона. Забыть о тяжёлом, голодном детстве, о вечно недовольной, уставшей жене, забыть Афганистан. И Валерку, так часто в последнее время приходящего к нему во сне. У Валерки, кажется, дочка осталась. Почему же он, Виталик Далматов, которого Валерка считал своим другом, человек в общем, не злой и не бедный, так ни разу и не поинтересовался, как живёт семья парня, погибшего по его вине? Наверное, боялся. Боялся посмотреть в глаза Ольге, боялся увидеть слёзы маленькой девочки, оставшейся без отца. Стоила ли та юная афганка такого конфликта?

Словно почувствовав его настроение, Маша тихо сидела, поглаживая волосы Далматова. Наконец, грустно вздохнув, девушка щипнула его за щёку, прерывая сладкое наваждение и завела руки назад, застегивая лифчик. Далматов убрал её волосы со спины и привычным движением ввёл крючки на своё место.

–– Профессионал, – иронично улыбнулась Маша.

–– Что поляки? – опустил глаза Далматов, переводя разговор на другую тему.

–– Звонили, интересовались здоровьем мамаши. По контракту сделали некоторые замечания. Ничего серьёзного. Через неделю запланировали последнее совещание. За эти дни я всё сделаю, как они просят и к четырнадцатому числу ты мне нужен белый и пушистый на рабочем месте.

Далматов, не поднимая головы, натянул несвежую рубашку. Застёгивая пуговицы, он исподтишка повёл носом, старательно принюхиваясь. Отвык, отвык, бродяга. Сколько же лет прошло с тех пор, когда старые, неделями не меняемые рубашки стояли колом на сгорбленных плечах и ничего. Даже не замечал. А сейчас и в мозгу не сработает надеть два дня подряд одну и ту же вещь. Мелочь, а стало стыдно. Даже не за душок, скорее за разбившийся вдребезги имидж, который почему-то захотелось поддержать именно перед Машей. Приступ ностальгии, не покидающий его в последние дни, грозил перейти в перманентную фазу и это уже пугало.

–– Спасибо, Машка, – прошептал Далматов, поднимая валяющиеся на полу брюки. – Что бы я без тебя делал? Кстати, ты выяснила, какие документы попали в руки полиции?

–– Выяснила. И только благодаря моему прекрасному зрению и интуиции.

Достав из кожаного портфеля несколько листов, Маша протянула их шефу. Присев рядом, она внимательно наблюдала за его реакцией. Тонкие исписанные листы сворачивались Далматов раздражённо встряхивал руками и кусал побледневшие за последние дни губы.

–– Контракты и передвижения за ноябрь прошлого года. Ничего не понимаю. Это по камионам, перевозившим пиво из Бухареста в Новгород. Наш транспорт тогда шёл вполне легально. Вот к этим документам, за двенадцатый год, конечно, возникнут вопросы у налоговиков, но при чём здесь прокуратура, попытка убийства? Зачем их вообще прятать? Нет, прятать их, естественно, нужно. Но на фоне нашей бурной деятельности, эти – чистые одуванчики. Ты уверена, что речь идёт именно об этих контрактах и накладных?

–– Я пока не знаю, что это значит, но то, что твоя Наташка свистнула именно эти документы – факт.

–– Почему свистнула? Они же на месте были.

–– А ты переверни листочки. Ничего не напрягает?

Далматов несколько минут внимательно рассматривал обратную сторону листа, но ничего особенного не привлекло его внимания.

–– Виталик, это копии. В архиве у Наташки лежали копии, а оригиналы исчезли.

–– Почему ты решила, что это копии?

–– Потому что, когда ставишь печать на документе, лист продавливается и уже не может быть таким гладким, как тот, который ты держишь в руках.

–– Странно, – нахмурился Далматов, – Какое отношение имеет Наталья ко всему этому базару? Ты не знаешь, где она сейчас работает?

–– Не знаю и мне это не интересно. Могу я задать тебе вопрос? В ту ночь, когда все нормальные мужики пошли на банкет после инаугурации, куда пошёл господин Далматов? Впрочем, можешь не отвечать. К Елизавете Берендеевой. Далматов, ну что ты за мужик? Что вы вообще за мужики? Берендеев обожает свою Лизку, но при этом считает вполне нормальным в любой подходящий момент поиметь другую даму. Ты рассказываешь мне о любви, но, как только появилась возможность оседлать Лизку, бросил всё и поскакал. Ладно Лизка, другие твои дамочки, все они одна другую стоят, но мне-то за что такое отношение? Естественно, Лизка даже под пытками не подтвердит твоё алиби, так что выпутываться тебе, дружочек, придётся самому. А толкает тебя в это дерьмо кто-то сознательно и этот кто-то ненавидит тебя по полной программе. А ввиду того, что людей таких может набраться не одна сотня, то работы у тебя непочатый край.

–– Ничего, – уставшим голосом прошептал Далматов, подходя к окну. – Мне бы, как Мальчишу-Кибальчишу, ночь простоять, да день продержаться. Вот четырнадцатого подпишем контракт и всё, там мне уже ни Завалов, ни Колыма не страшен. Там уже можно будет нанять хорошего адвоката, парочку толковых детективов и вся эта ахинея разрулится за пару часов.

–– Завидую вашему оптимизму, товарищ начальник, – грустно улыбнулась Маша, собирая документы в портфель. – Может отложим рейс?

–– Если бы это только от меня зависело. Колыма мне лажи не простит.

***

Увидев вошедшего, девушки-парикмахеры быстро отвернулись, всем своим видом демонстрируя, сколько неотложных дел не дают им возможности заняться клиентом. Громко шипя, они долго выясняли, кому же, всё-таки придётся обслуживать этого бородатого хиппи. Брезгливо поморщившись, самая молодая из девушек накинула на плечи клиента покрывало и клацнула ножницами, обрезая бороду. На нижней полке парикмахерского столика лежал старый модный журнал. Раскрыв, Никита безразлично разглядывал фотографии моделей с зализанными вверх волосами и с трудом сдерживал смех. Трудно было даже представить реакцию ребят, появись он дома в таком виде. Наконец, найдя самую простую стрижку, он уверенно ткнул пальцем в постер.

Пройдя последний раз расчёской по идеальной причёске, девушка довольно улыбнулась. Никита невольно улыбнулся в ответ. Контрастный белый подбородок делал его смешным, но попросить парикмахера замазать кожу тональным кремом не повернулся язык. Протянув руку к старой кепке, он краем глаза заметил в отражении напротив, как напряглась девушка. По лицу скользнул лёгкий ветерок. Никита еле успел увернуться, провожая взглядом пролетевший мимо головной убор. Глядя, как старая кепка приземлилась на дно мусорного ведра, он тяжело вздохнул и оставив на столике «чаевые», вышел из парикмахерской. Проведя ладонью по чисто выбритой щеке, Никита поднял лицо вверх, ловя кожей лёгкое дуновение ветра.

Дверь квартиры привычно скрипнула. Володя постоянно ругался на несмазанные петли, но Никита предпочитал оставить так, как есть. Скрип двери успокаивал его, подпитывал чувство безопасности. Холостяцкая квартира, которую он купил несколько лет назад, не подразумевала ничего лишнего. Светлая мебель из «Икеа», большой плоский телевизор, диван, стол и несколько стульев. Стандартная обстановка зала обычной городской квартиры. Не разуваясь, Никита прошёл к небольшому бару. Вынул из нижнего ящика бутылку «Вдовы Клико» и смахнул накопившуюся за много лет пыль.

–– Неужели отошёл? – тихо спросил Володя, выходя из комнаты. —Немного ему времени понадобилось.

Никита отвёл глаза, сделав вид, что не заметил, как напряглось лицо друга. Эту новость они ждали много лет. Медленно направляя своего врага к сегодняшней развязке, знали, что она будет именно такой. Никита ещё раз внимательно осмотрел бутылку на свет солнца. Яркая радуга, отскочившая от старого стекла, ударила по глазам. Невольно зажмурившись, он повернул голову:

–– Ещё нет, но старик на правильном пути. Положу шампанское в холодильник. А где ребята?

–– Наташа в село уехала, у неё что-то с отцом случилось. То ли упал неудачно, то ли на него что-то упало. Слава поехал проводить её до станции. Рассказывай, потом ребята приедут и под брызги шампанского расскажешь ещё раз.

Забыв о холодильнике, Никита поставил бутылку на стол. Много лет они с Володей шли по жизни рука об руку, но редко получалось просто посмотреть друг другу в глаза, поговорить. Впрочем, не общались не потому, что не было времени, а потому что все проблемы знали без разговоров. И способы их решения тоже. Сейчас, вглядываясь в лицо друга, Никита рассматривал всё те же большие зелёные глаза, вздёрнутый нос, крупные уши. Валера всегда старался спрятать их под тонкими светлыми волосами, а Володя никогда не комплексовал по поводу внешности. Как будто ничего не изменилось, только морщины, седина и грусть, не отпустившая ни сердце, ни глаза.

–– Рассказывать особо нечего, всё прошло по плану. Поляки, конечно, предпочтение отдали Завалову, всё-таки даже десять процентов от сделки с Заваловым больше, чем пятьдесят от Далматова. То, что год назад полиция конфисковала трал с товаром, забыли. Тем более, что Завалов сам разобрался с покупателями. Наша доблестная полиция так обрадовалась, что взяла трал с военной техникой, что даже не заметила, как оставшиеся два прошли мимо. Оценив все эти нюансы, поляки решили остаться с Заваловым, но и Далматову окончательное «нет» не сказали. Посоветовали что-то переработать, что-то доработать, чтобы был делом занят и под ногами не путался. А когда всё было готово, Завалов вместе со своим экономистом, полетел в Швейцарию. Предъявил банковский договор, по которому он под проценты положил на пять лет приличную сумму и услышал неприятный мессенж: денег на счету нет. И сняты они, уже год как скончавшимся Вячеславом Мазуром. И дальнейшая судьба этих денег неизвестна. И сколько бы господин Завалов ни кричал, что подобное невозможно, так как раньше вчерашнего числа снять деньги не позволяли условия контракта, а Вячеслав Мазур уже год как на том свете, его вежливо слушали, улыбались и в сто первый раз повторяли, что именно вчера господином Мазуром была снята сумма в полном объёме. Там же Завалову объяснили, что даже если бы счёт не был опустошён этим мистическим господином Мазуром, он всё равно не смог бы забрать эти деньги. Так как они оформлены на предъявителя банковской книжки с определённым номером. И этот номер никак не совпадает с тем, который предъявляет так ими уважаемый клиент. На этом приседания закончились, и швейцарцы ненавязчиво дали понять, что их время ограничено. После потери «золотого запаса» лишиться ещё и этой суммы для Завалова оказалось невыносимым, и он здесь же, в банке, получил заслуженный инфаркт. Оттуда его со всеми почестями отправили в реанимацию, где, даже за огромные деньги, врачи не смогли дать другой ответ, кроме как: «готовьтесь, прощайтесь, завтра в путь». Поляки, услышав прогноз, прощаться не полетели, а галопом бросились к Далматову. Так что в ближайшие дни договор с Виталием Владимировичем будет подписан, а для этого ему придётся вылезать из норы. Потерпи, Володька, гулять Далматову осталось недолго.

Никита прошёл на кухню и, открыв холодильник, положил внутрь бутылку шампанского. Подойдя к окну, он прислонился лбом к тёплому стеклу. Словно и не было этих двадцати пяти лет, словно он снова всё тот же глупый романтик, насмотревшийся «Офицеров» и «Резидентов» и тупо верящий, что только армия может превратить парня в настоящего мужчину. С потемневшего неба маленьким фугасом слетела звезда. Никита грустно улыбнулся. Загадывать желания он никогда не умел, вернее, так и не научился быстро формулировать то, чего хочет. Да и не верил, что кто-то выполнит его обязанности. Только он и его верные друзья способны довести начатое до конца и поставить точку в преступлении, которому нет наказания ни в одном уголовном кодексе.

ЧАСТЬ 2

1987-1988 год.

Пожилой врач в очках с толстыми линзами недовольно изучал медицинскую карточку. Закончив, он прошёлся цепким взглядом по фигуре стоявшего напротив паренька и раздражённо покачал головой.

–– Что вы мне рассказываете про гормональный рост? Дело ведь не в весе. Дело в том, что на фотографии совершенно другой мальчик. Уходите, молодой человек и пусть придёт настоящий Гребенюк, иначе у него будут проблемы.

Никита тряхнул чёлкой, закрывающей половину лица и, сжав губы, по-военному чётко выпалил:

–– Подпишите лист медосмотра и поставьте дату.

–– Зачем? – удивился врач, поправляя на носу тяжёлую оправу.

–– Чтобы в следующий раз, когда мне придёт повестка, я мог сослаться на то, что именно вы не дали мне возможность пройти медкомиссию. Потому что в следующий раз всё равно приду я и никакого другого «я», кроме «я», который стоит перед вами у меня нет.

–– Бред, – раздражённо буркнул врач и, подняв трубку, набрал внутренний номер. – Товарищ подполковник, у нас возникла проблема.

Несколько минут он витиевато вводил начальство в курс дела. Дёрнув рукой, растерянно убрал трубку от уха. Никита понимающе отвёл глаза в сторону, слушая заполнивший помещение ор:

–– Сколько призывников по списку? Сто пятьдесят восемь? Сколько в наличии? Сто пятьдесят восемь? Где проблема?

Зудящий писк оповестил, что разговор окончен. Врач медленно налился кровью, положил трубку на место и размашисто расписался. Швырнув Никите лист медосмотра, он с издевательской улыбкой прокомментировал:

–– Ну что ж, очень хочется Родине послужить? Вперёд. Здоровье отменное. Думаю, в Афганистане ваш пыл быстро поутихнет.

Подхватив на лету документ, Никита облегчённо вздохнул. Мечта превращалась в реальность. Формальности пройдены и уже через несколько недель поезд унесёт его выполнять «интернациональный долг». В районе сердца ёкнуло, но Никита со свойственным юности безразличием, не обратил на это никакого внимания.

Полгода в учебке в Пржевальске пролетели, как один день. Слушая, как кряхтит и жалуется на жизнь бегущий сзади Виталик Далматов, Никита искренне не понимал нового друга. Ну как можно не любить ранние подъёмы? А пробежки, сдача нормативов? Всё было именно так, как он мечтал. Разве могли какие-то мелкие проблемы, типа постоянных слипшихся макарон на обед, заставить его пожалеть о принятом решении.

***

Из-за высоких вершин медленно поднималось солнце. Никита восторженно задрал голову и долго рассматривал особую красоту афганский гор. Когда-то он ездил с дедушкой в Карпаты и после этого пренебрежительно рассуждал в компании друзей, что все горы одинаковы. Но горы Афганистанаоказались совершенно другими. Они пугали и завораживали одновременно. Колючие выступы с коричневыми пучками неизвестной растительности, словно предупреждали о суровом характере, как гор, так и тех, кто здесь живёт. «Урал» трясло и ребята хватались за деревянные скамейки, стараясь не слететь на пол на очередном повороте. Виталик, как всегда, жаловался на неустроенность, но сейчас в его тоне Никита заметил нечто новое. Повернувшись, он увидел глаза Виталика. В них был страх.

Крепость Бахарак, куда привезли ребят, показалась Никите печальным недостроем. Само строение оказалось небольшим, метров семьдесят на семьдесят, да внешний периметр, ещё метров тридцать с каждой стороны. Жилые помещения располагались в крепостных стенах, сложенных из необожжённых глиняных кирпичей. Маленькие, низко сидящие окошки, затянутые полиэтиленовой плёнкой, выходили на галерею, опоясывающую внутренний периметр. Плоские крыши из веток засыпаны землёй, которая за многие годы спрессовалась в монолит. В общем, скромненько и экономно. Небольшая экскурсия не заняла много времени, но, закончив осмотр, Никита с удивлением понял, что устал. Достав из вещмешка леденец на палочке, купленный на одной из остановок, он опустился на мягкий от пыли пол. Сопровождавшего его всю дорогу радужного настроения сейчас не было и в помине.

Олег Воронец аккуратно завёл руку за спину и слегка нажал на согнутый локоть. Пять лет прошло с тех пор, как он в первом бою неудачно упал со скалы, а боль до сих пор время от времени напоминает о себе. Кость привычно хрустнула. Сколько раз обещал себе сходить к физиотерапевту, ведь не может так продолжаться постоянно. Когда-нибудь, в самый неподходящий момент, боль скрутит и не отпустит без врачебной помощи. Травматолог, приезжавший в их батальон, настаивал на срочной операции.

–– Войду, – то ли спросил, то ли констатировал капитан Андрей Кваша, входя в тёмную комнату, иронично именуемую среди бойцов «конторой».

– Уже вошёл, – буркнул майор, стараясь скрыть от заместителя своё состояние. – Как пополнение?

–– В основном нормальные ребята, в бой не рвутся, но и за мамкой не плачут.

–– Ещё бы им плакать, – зло огрызнулся Воронец. – Перемирие на вас плохо действует. Пошли пацанов окопы рыть, займитесь чисткой оружия… Ну, мне что ли тебя учить. Что вчера ночью у пацанов связистки делали? А главное, где был в это время мой заместитель по личному составу? Дрых. А где должен быть?

–– Впереди, на боевом коне, – беззлобно огрызнулся Кваша, доставая из кармана мятую пачку сигарет.

–– Ржёшь? Доиграетесь у меня. Сегодня же пройду, всё проверю и не дай бог хоть каплю грязи на оружии найду. Будете языком всё вылизывать. Ладно, рассказывай, чего припёрся.

–– Пришёл спросить, как ты себя чувствуешь?

–– Брешешь, – не поднимая глаз от лежавшей на столе карты местности, буркнул Воронец.

–– Чего сразу «брешешь»? – обиделся Андрей. – Я же от чистого сердца. Ну и по делу тоже. У нас в пополнении парнишка прибыл…

–– Ну и?.. Вызывает интерес?

–– Ещё какой. Вчера разбирал личные дела новобранцев. Заинтересовался одним. Фотка в военном билете, конечно, без слёз не глянешь, но спутать невозможно. Нарисован этакий «ботаник» килограммов сто весу, морда еле в аппарат влезла, а на деле крепенький парнишка, но не толстый. Да и в целом не похож.

–– Бывает. Они в период гормонального роста так меняются, что не узнать. Подумаешь, похудел. Я в семнадцать-восемнадцать лет за год сантиметров на двадцать вытянулся, так что вес, это не аргумент.

–– Возможно. Но есть и ещё кое-какие нюансы. Например, парень рос без отца, мать за три копейки жилы рвёт, а он с головы до ног в «Монтану» одет.

–– Тоже не аргумент. Нынче мы все в «Монтану» одеваемся.

–– Ну не скажи, Олег. Наш «Монтана-сан из Пекина-сити» резко отличается от того, в котором приехал этот парнишка. И самое главное, вчера захожу в блиндаж, а наши ребятишки решили в «дедов» поиграть, ну и жертву выбрали неудачно. Я хотел вмешаться, но когда увидел, как этот Грыня ногами машет, то не рискнул даже приблизиться. Так и простоял в сторонке, пока наши солдатушки-бравы ребятушки по норам расползались

–– А что ты хотел, – довольно хохотнул Воронец. – Мы, деревенские, мужики суровые, к нам без кувалды не подходи.

–– Какой «деревенский», Олег? Там карате девятый дан. Или «чёрный пояс»? Или как там у них высший пилотаж оценивается. Неужели меня удивила бы стандартная драка? В том-то и дело, что парнишка не тот, за кого себя выдаёт.

–– Беседовал?

–– Да. Говорит, что толстый был, в школе дразнили, решил спортом заняться. В общем под дурачка косит.

–– Может тебе показалось? – с сомнением покачал головой майор.

–– Что показалось? Как он пятерых пацанов одной левой уложил? Нет, Олег, такой уровень во Дворце спорта не достигается. Это всё детство надо в СДЮШОРе провести.

–– Где? – удивлённо поднял глаза Воронец.

–– Спортивная детско-юношеская школа олимпийского резерва, – засмеялся капитан. – Одноклассник у меня хоккеем увлекался, так мы его «здюшором» дразнили.

–– Злые вы были, однако. Ладно, позови, сам посмотрю.

Никита вошёл в тёмный коридор и вытер грязные руки о штаны. То, что вызывает командир, не насторожило. Он прекрасно понимал, что после вчерашнего инцидента разговор неизбежен. Последние три часа, пока бойцы копали траншеи, Никита усиленно отшлифовывал «историю» своей физической подготовки.

Боль от разорвавшегося на ладони волдыря вернула в действительность. В детстве, рассматривая ровные ряды марширующих перед трибунами солдат, Никита понимал, что всей этой красоте и изяществу предшествуют долгие и выматывающие часы тренировок. Но, даже после учебки, многочасовое рытьё окопов, строевая подготовка, обучение другим необходимым простому солдату навыкам службы в горячей точке, застали его врасплох. Слегка пригнув голову, Никита вошёл в «контору» и столкнулся взглядом с пронизывающими насквозь глазами майора.

–– Проходи, Грыня, – наконец буркнул Воронец и кивнул на лежащий на столе пакет. – Бери конфетку. Расскажи, что произошло вчера? Что не поделили с ребятишками?

Забыв о мозоли, Никита схватил конфету. Поморщившись от боли, развернул её и целиком засунул в рот. Зубы сразу забило приторным, некачественным шоколадом, но он продолжал молча пережёвывать скользкий батончик.

–– Не подавись, – понимающе кивнул майор. – Времени у нас много, Гришаня, а конфет мало, так что отвечать на поставленный вопрос всё равно придётся.

–– Мы с ребятами… это… – промямлил Никита, расстроенно глядя на пакет с конфетами. Можно было взять ещё одну и оттянуть ответ на несколько секунд, но тут уж восстал организм, воспитанный на более качественных продуктах.

Разглядывая серые в сумерках стены, Никита тяжело вздыхал, краем глаза рассматривая одинокий детский рисунок над головой майора. Странно, в рамке на столе стояла фотография симпатичной полненькой шатенки с мальчиком лет семи, а на картинке нетвёрдой детской рукой нарисовано яркое зелёное поле, солнце, и несколько фигурок людей. И никаких тебе танчиков, пистолетиков. Впрочем, кому чего не хватает, наверное, маленький Воронец в избытке насмотрелся военного арсенала и для счастья ему нужно было только, чтобы эти три любимые фигурки всегда были рядом. И солнце.

За дверью зашуршало. Внимание офицеров переключилось. Облегчённо вздохнув, Никита сделал несколько шагов в сторону и присел у стены. Грубо бурча про «хреновые ступеньки», «хреновую жару», и ещё что-то не менее хреновое, в «контору» вошёл замполит. Махнув рукой в знак приветствия, он устало опустился на старый расшатанный стул.

–– Плохие новости, – произнёс он, вытирая покрытый мелкой россыпью пота лоб. – Разведка донесла, что к Бахадыру снова пришло пополнение. Только БТРов штук пять привезли. Все новенькие, в заводской смазке. Так что в ближайшие дни лупить нас будут с обновлённой силой. А у нас, как на зло, половина состава новобранцы необстрелянные. Куда их в бой кидать? Вот такая хрень.

–– Опять сукин сын Завалов постарался?

–– А кто же ещё? Попомнишь моё слово, через десять лет этот урод всю мелочь, которая нынче, словно трава поганая повылазила, за пояс заткнёт.

–– Плохо, – уныло провёл пятернёй по грязным волосам Кваша. – Арсенал у нас на сегодняшний день – три гранаты, личный состав – пацаны голубоглазые, зато из центра видеокамеру прислали. Кино снимать будем.

–– Не будем, – зло заверил Воронец, кроша окурок в стеклянной грязной пепельнице. – Вещь классная, но инструкция на английском языке, так что даже тут непруха.

–– Давайте я переведу, – подал голос Никита.

Офицеры дружно обернулись в сторону парня, о присутствии которого успели забыть.

–– А ты что здесь делаешь? – удивлённо спросил замполит.

–– Так вызывали, – вытянувшись в струнку, напомнил Никита.

Тяжело вздохнув, майор достал из сейфа небольшую коробку.

–– Ну, если знаний, полученных в десятилетке среднестатистической школы, тебе хватит, чтобы осилить технический текст, – не скрывая иронии, усмехнулся Воронец, – то вперёд. Миномётчик из тебя никакой. Судя по волдырям, сельский труд – тоже не твоё. Так что бери аппаратуру и через два дня буду требовать результат.

–– Какие будут пожелания? – глухо поинтересовался Никита, рассматривая новенькую «Кварц-1-8С-2». – Снимаем военную кинохронику в стиле Стивена Спилберга или в стиле Хичкока?

Аппарат был качественный, но не профессиональный и, судя по инструкции, сделанный на экспорт. С подобной техникой Никите уже приходилось сталкиваться. Сравнивая надписи на аппарате и в инструкции, он без проблем разобрался в кнопках. Загорелась красная точка, жужжание камеры заполнило повисшую в «конторе» тишину. Подняв глаза, он ощутил себя препарированной мышью.

–– Послушай-те сюда, мистер Грыня Гребенюк, – растягивая слова, произнёс капитан Кваша. – Ваши глубокие познания в некоторых областях науки и техники…

–– Интерпретированные на нескольких иностранных языках, – поддержал товарища майор.

–– Точно. В комплекте с изысканными манерами, чистой риторикой и тонким юмором, никак не вписываются в избранный и поддерживаемый вами образ сельского паренька с десятилеткой за плечами.

–– Ничего не хочешь сказать? – издевательски-вопросительно поднял глаза Воронец, сгребая в ящик стола пакет с конфетами. – Дессерта больше нет.

Никита ещё несколько долгих секунд изучал камеру и наконец, подняв её на уровень лиц собеседников, серьёзно предложил:

–– Давайте я вас запечатлею для потомков.

–– Не надо, – хмыкнул Андрей. – Я не фотогеничный. Иногда смотрю в зеркало, мужик как мужик, а сфотографируюсь – несчастье в чистом виде. Сядешь в тенёчке отдохнуть – милостыней забросают.

Никита вышел из «конторы» и снова развернул книжку-инструкцию. Внезапно солнечные лучи взметнулись прерывающейся ломаной линией, словно сигнал опасности. Земля, качнувшись, ушла из-под ног. Взрыв, прогремевший поблизости, чуть не разорвал барабанные перепонки. Никита пока не научился определять с какой стороны прилетел снаряд, на каком расстоянии произошёл взрыв. Услышав глухое уханье, он и не пытался ничего определить. Закрывшись тем, что под руку попало, Никита кинулся к ближайшему блиндажу.

Перед глазами возникла картина, как в первый день службы Володя, «брат один», догнал его и за шиворот приволок в блиндаж. Зарывшись в одеяло, лежавшее на кровати, Никита с абсолютной точностью слышал, как в пустой голове, словно в огромном колоколе, скакала неизвестно откуда взявшаяся фраза: «и дорогая не узнает, какой у парня был конец». Откуда в такой жуткий момент взялась эта эротическая заставка, Никита так и не понял. Когда всё закончилось, первое, о чём он подумал, что обязательно прочитает всю психологическую литературу о поведении в стрессовых ситуациях.

Впрочем, неадекватным поведением в моменты атак отличалась половина личного состава взвода. Особенно интересно было наблюдать за братьями-близнецами Володей и Валерой Герегой с позывными «Брат один» и «Брат два». Весельчак и балагур Володя, услышав взрыв, заходил в блиндаж, садился на низенькую скамейку у входа, закуривал дешёвую папиросу и до самого окончания обстрела смотрел на дверь, не произнося ни слова. Валера же, в обычной жизни тихий и застенчивый, во время обстрелов превращался в балагура и весельчака. Испуганно втянув голову в плечи, парень без остановки давал смешные комментарии доносившимся снаружи звукам, подкалывал залетающих в последний момент в блиндаж ребят, вспоминал истории из жизни… Бойцы никогда не прерывали потоки его юмора, словно понимали, что, если Валера не разрядится таким образом, страх просто порвёт его изнутри. Когда всё затихало, Валера смущённо краснел и тихо шептал: «Простите, сэры, был напуган».

Раздался новый выстрел. Подскочив на месте, Никита заячьим зигзагом понёсся ко второму блиндажу, напрочь забыв, что находится в двух шагах от входа в первый. Последним залетев в помещение, он замер, опираясь на горячие, дрожащие брёвна.

–– О, а вот и Никита Сергеевич, – радостно заорал Валера «Брат два», указывая на хрипящего у стены Никиту.

Кровь, до того момента клокотавшая в горле, неожиданно замерла и перекрыла дыхание. Обведя затравленным взглядом сослуживцев, Никита вытер рукавом нос и трясущимися губами прошептал:

–– Я не Никита, я Гриша.

Коричневые усталые лица, потрескавшиеся от солнца и грязи, равнодушные тусклые глаза… Откуда они узнали?

–– Ты чего Гришаня? – хлопнул его по плечу стоявший рядом солдат. – Валерку что ли не знаешь? Увидел тебя с камерой наперевес и закричал, что Никита Сергеевич Михалков к нему спустился. Он ведь, кроме Михалкова, больше и режиссёров не знает.

–– Ну я-то хоть Михалкова знаю, а для Гришани и эта фамилия в новинку, – беззлобно огрызнулся Валера и, подмигнув Никите, гордо посоветовал: – КультурнЕе надо быть, Ригорий. КультурнЕе.

Это залихватское «культурнЕе», с ударением на последнем слоге, словно ударило Никиту по голове. Прижав к груди камеру, он разразился громким истерическим хохотом.

–– После вчерашних разборок, ещё неизвестно, кто вас культурнЕе. Дайте парню воды, – прохрипел рядом пожилой боец-контрактник с позывным «Лопата». – Ногами махать нынче все горазды, а внутри молодёжь хлипкая пошла.

Обстрел закончился так же внезапно, как и начался. Подняв глаза вверх, Володя «Брат один» прислушался к тишине. Затушив о подошву окурок, он медленно расправил плечи.

–– Что-то сегодня быстренько отстрелялись, – вздохнул он, поднимаясь со скамейки. – Ну, отстрелялись и ладненько.

Обведя взглядом сослуживцев, Володя озорно подмигнул и громко скомандовал:

–– Взвод, в очередь на смену подгузников становись,

–– Оч смешно, – прошептал Валера «Брат два», стараясь поглубже спрятаться в тёмном углу.

Никита, расслабившись, тянул маленькими глотками невкусную тёплую воду. Унимая дрожь во всё теле, он рассеянно думал: «Положительный момент истерики в том, что не начал выпендриваться и объяснять пацанам, что с камерой работает не режиссёр, а оператор».

Забыв о пережитом, бойцы занимались своими делами.

–– Режиссёр, – пронеслось над головой. – Запечатлей меня с «калашом».

Володя «Брат один», громко хрустя сочным яблоком, встал перед Никитой, демонстративно играя накачанными бицепсами.

–– Режиссёр, – неуверенно подал голос Валера, – А ты и во время боевых действий снимать будешь?

–– Начинается, – тут же бурно отреагировал Володя. – Опять ты, Валерка, за своё. Ты же взрослый парень, а в сказки веришь.

–– Да, верю, – поднялся со скамейки Валера. – Если подбить танк или бронетранспортёр, то могут и наградить. Мне много не надо, пусть бы нас в очереди на квартиру продвинули, а ордена пусть себе оставят. Куплю квартиру кооперативную…

–– Пиджак с отливом пошью и в Ялту. Кремлёвский мечтатель ты, Валерка.

–– Куплю, – уверенно пообещал Валера, беря с низенького столика флягу. –Квартиру, потом «Запорожец». Обязательно гранатового цвета. Вот подобью танк и куплю.

Полностью успокоившись, Никита из-под полуопущенных век наблюдал за братьями Герега. Будучи абсолютно одинаковыми внешне, ребята воспринимали жизнь по-разному. Для Володи понятие «счастье» было безбрежным и всеобъемлющим. «Счастье» – это свобода, это вольные горы Афганистана, это друзья, хлебающие рядом с тобой наваристый суп из тушёнки. Самую незначительную мелочь парень воспринимал, как подарок судьбы и находил прекрасное в лучах палящего солнца так же, как и в мелком, противно моросящем дожде.

Валерино «счастье» было материально, имело точный адрес, а в последнее время даже точный вес: три килограмма сто граммов. И именно этому счастью парень посвящал всё свободное время, строча домой полные обожания письма жене, а затем, аккуратно вырезал маленькие сердечки для, ещё незнакомой, но уже горячо любимой дочери Агаши.

Всего несколько месяцев назад Никита тоже думал, что знает, что такое «счастье» и лишь очутившись в этом аду понял, что армия – это не только красота показательных парадов, но и кровь. И забивающая лёгкие пыль. И боль.

Своё боевое крещение Никита получил при обстреле одного из кишлаков, занятых духами. Заряжающий Игорь Литвинов служил уже не первый год. В тот день миномёт дал осечку. Игорь зарядил вторую мину. Взрывной волной, находившегося в метре от орудия Никиту отбросило на ящики со снарядами. Подскочив, он долго кашлял, тёр слезящиеся глаза и, когда дым рассеялся, увидел раскрывшийся, словно цветок ствол миномёта и разорванное осколками тело Игоря. После этого случая Никита думал, что никогда не сможет подойти к оружию, но уже на следующий день, услышав сквозь грохот взрывов: «Заряжай!», автоматически выполнял команды, словно и не было перед глазами жуткой картинки.

Очень быстро и Никита, и прибывший вместе с ним Виталик Далматов осознали, что, находясь на передовой, глаза, как у мухи, должны делиться на тысячи фасеток. Надо было видеть одновременно и растяжку, поставленную на тропинке, и блик солнца, отражающийся в каске снайпера, спрятавшегося в развалинах разрушенного дома. Даже испуганный крик птицы, внезапно взлетевшей с насиженного места, предупреждал о крадущемся в ночи незваном госте. Глаза ловили малейшее шевеление травы, уши еле слышный шорох, руки, в постоянной готовности сжимали тёплое дерево приклада. И только спина была абсолютно спокойна. Потому что Никита точно знал, что его всегда прикроет такая же верная, напряжённая спина друга. Четвёрка, ставших неразлучными, друзей, шли по жизни создавая прочный и надёжный квадрат, защищая и прикрывая тыл, идущего рядом. «Режиссёр» Грыня, Володя «Брат один», Валера «Брат два» и Виталик «Далматинец». Ребята очень быстро научились ценить и жизнь, и дружеское плечо.

Принимая покрытые синими штампами конверты из рук почтальона, Валера в который раз поймал завистливый взгляд Далматинца. Да и не мудрено, всего полгода назад Виталик, так же, как и он, получал охапки писем, «забывая» на видных местах фотографии то одной, то другой девушки. Но время шло, писем становилось всё меньше и последние пару месяцев, парень показательно отворачивался от почтальона, точно зная, что никто ему не пишет.

– Вот Ольке делать нечего, – добродушно хохотнул Володя, подставляя солнцу заросшее щетиной лицо. – Через день письма строчит. О чём хоть пишет?

–– А то ты не знаешь? – лениво повернул голову в сторону друга Никита. – Люблю. Чмок. Жду. Чмок.

Получив письмо от матери с прошлой почтой, Володя не ждал сегодня посланий и также, как и Никита, вообще никогда не получавший писем, с некоторой грустью смотрел на товарищей, вскрывающих конверты.

–– Нет, – уверенно покачал головой «Брат один». – Здесь ежедневный почасовой отчёт: покакали во столько-то, консистенция такая-то, покушали то-то, поверещали там-то.

–– Не романтик ты, Володька. – Никита поднялся с земли и, отряхивая пыль со штанов, подтянул тяжёлый ремень. – Это же верность лебединая, а ты «покакала». Как там у Мартынова? И земля казалась ласковой, и-и-и в этот миг… – Никита схватил стоявшую около скамейки лопату и, «прицелившись» в сторону Володи, «выстрелил». – Вдруг по птицам кто-то выстрелил, вы-ы-ырвался крик.

Отбросив лопату, Никита подскочил к Володе. Оседлав упавшего, согласно песенному сюжету, он, дурачась, затряс его плечи.

–– Что с тобой моя люби-и-и-и-мая, – дуэтом взвыли ребята и, хохоча покатились по сухой земле, под одобрительные смешки окруживших их бойцов.

Валера не обижался на друзей, понимая, что им ещё предстоит узнать, что значит в жизни мужчины настоящая любовь. Не сводя глаз с брата, парень незаметно ощупывал прошедшие несколько границ конверты и, как всегда, сразу определил в каком письме находится весточка от дочки. Так было и в прошлый раз, когда, вскрыв конверт, он нашёл внутри обрисованный контур маленьких ножек Агаши с подписью «Целуй нас, папка» и потом долгой прохладной ночью перечитывал строки, в сотый раз измеряя длину и ширину ступни дочери. Разве словами объяснить пацанам, что за своих девчонок он готов жизнь отдать, что каждая мысль о маленькой Агаше заливает сердце вязким сладким потоком нежности и помогает преодолевать все трудности армейской жизни. Когда ребята показывали друг другу фотографии девчонок, ждущих их из армии, Валера с гордостью доставал из-за ремня самодельный фотоальбом и краснея от гордости, показывал жену и дочь. Обычно просмотр заканчивался уже на десятой странице. Новенькие ребята откладывали фотографии и бросив на Валеру сочувствующие взгляды, тихо спрашивали: «А ты точно Володькин брат?»

–– Делать не хрен? – добродушно громыхнуло над головами, и ребята вытянулись по стойке «смирно» перед капитаном Квашой. – Чем фигнёй маяться, лучше бы воды натаскали. Брат два и Далматинец на блокпост. Через пять минут отправляется смена. Довезут вас до Рабата. Оттуда они поворачивают на точку, а вы до блокпоста пешочком. Там минут пять не больше. Да, и зайдите в санчасть, таблетки возьмите.

–– Что-то случилось?

–– Ага. Калина опять обделался. Как ребёнок малый. Что не найдёт под ногами, то в рот и тянет.

Валера аккуратно сложил конверты и засунул их во внутренний карман. Читать письмо от жены на ходу показалось кощунственным. Решив перенести приятные моменты на время вечернего отдыха, парень наполнил небольшую чёрную флягу и, не оборачиваясь, пошёл в сторону санчасти.

–– Бери Красная Шапочка пирожки и пошли навещать бабушку. Лес ты знаешь, секс любишь, – балагурил Виталик Далматов, догоняя напарника.

Володя и Никита махнули рукой и, подняв автоматы, пошли в сторону реки. День выдался неприятный, как и большинство дней в Бадахшанской провинции. Утром моросил мелкий холодный дождик, к обеду погода кардинально поменялась и теперь солнце нещадно палило, заставляя снимать и тёплые свитера, и майки.

Чистая, прозрачная река Вардудж, скакала по огромным валунам, пенилась на частых перекатах. Войдя по колено в ледяную воду, Никита ощутил пальцами ног мелкие, колючие камни. Кажется, здесь не действовали законы природы. Вода не церемонилась с маленькими камнями, кидала их друг на друга, ломала, создавала острые, опасные ловушки для непосвящённых. Суровая природа, суровые люди, суровые отношения. Последнее время Никита всё чаще вспоминал дом, ловя себя на мысли, что учёба в институте, наверное, не худший вариант для будущей жизни.

Вода в сорокалитровых флягах плескалась, била по спине, словно подгоняла и без того бодро бегущих в гору ребят.

–– Режиссёр, а как у тебя в школе с математикой было? – пыхтя, спросил Володя.

–– Смотря с кем сравнивать, – улыбнулся Никита. – Если с Декартом, то плохо, а если с тобой, то может и нормально.

–– Декарт – это тот, о ком я подумал?

–– Не пугай меня Вовка. Ты умеешь думать?

–– Хорошо, Декарта проехали, – хохотнул Володя, облизывая потрескавшиеся губы. – Только скажи мне, Грыня, почему так получается, что ты учился в школе, и я учился в школе, но ты знаешь, кто такой Декарт, а я нет?

Никита расстроенно поморщился. Уже не первый раз Володя намекал, что липовая биография даёт сбой. И уже не первый раз Никита задумывался, что надо всё честно рассказать ребятам. Надо. Но в следующий раз.

–– У нас в кабинете математики висел портрет Декарта. Он там на бабу похож. Волосы до плеч, воротничок прикольный. Вот и запомнил. А ты к чему про математику вспомнил?

–– Просто подумал, под каким углом сейчас мы поднимаемся?

–– Градусов сорок пять, наверное. А что?

Внезапно металлический грохот покатился вниз, перескакивая с одного камня на другой. Автоматически Никита шлёпнулся на землю и отполз за ближайший выступ. Глядя на свернувшегося на горной тропинке Володю, он, выхватил из-за спины автомат. Сжимая голову руками, Володя сидел на земле, раскачиваясь из стороны в сторону.

–– Ранен? – испуганно прошептал Никита, подползая к другу.

–– Голова, – процедил Володя сквозь зубы.

Трясущимися руками Никита намочил форменную кепку. Натянув её на голову Володи, он старался одновременно следить и за горами, и за состоянием друга.

–– Чёрт знает, что такое, – смущённо улыбнулся «Брат один». – Совсем тургеневской барышней становлюсь, начинают мигрени мучать,

Володя попытался подняться, но покачнулся и снова опустился на прежнее место.

–– Опять голова?

–– Нет, – растерянно прошептал Володя. – Просто плохо.

–– Тошнит? Голова кружится?

–– Нет, Гришка, – Володя потёр грудь в области сердца и прошептал: – Что-то плохо, а что, не могу понять. Сердце. Только оно не болит, а ноет. У тебя такое бывает?

–– Нет, – удивлённо пожал плечами Никита.

Доведя Володю до санчасти, Никита сдал сопротивляющегося друга доктору и снова вышел в закипающую духоту. Неожиданно дикий вопль прорезал тишину. Тренировавшиеся у санчасти ребята автоматически шлёпнулись на землю, разглядывая окрестности. Вой не прекращался. Переплетаясь с жуткими всхлипываниями, сопением, он пугал и завораживал одновременно. Медленно поднимаясь с земли, ребята переглядывались, ища глазами источник звука.

Выбежавшего из-за скалы парня узнали не сразу. Грязный, оборванный, он с трудом перебирал заплетающимися ногами. Тяжёлый кирзовый сапог, словно не поспевая за своим хозяином, глухо падал на землю то носком вправо, то влево. Вторая нога, чёрная от крови, была без сапога. Пыльная штанина монтылялась вокруг раненой стопы и казалось, сошла с полотен американских чёрно-белых триллеров. Никита даже перевёл взгляд на скалу, из-за которой выбежал парень. Наверное, ещё секунда и оттуда выскочит как минимум монстр с окровавленной пастью. Но никто никого не преследовал. Подняв перекошенное лицо, бегущий парень остановился и резко упал, уткнувшись лицом в дорожную пыль. Виталик Далматов.

Растерянно озираясь, Никита наблюдал, как все дружно кинулись навстречу Далматову. Крик снова трансформировался в глухой, протяжный вой. Опустив голову, Виталик тёрся лбом о сухую потрескавшуюся землю. Кровавые полосы, смешиваясь с коричневой пылью, оставляли на дороге мистические разводы, складывались в коричнево-красный жуткий орнамент. Постепенно вой ослабел. Далматов завалился на бок, подтягивая ноги к животу. Эта «поза эмбриона» сразу рассказала Никите, что случилось что-то непоправимое. Когда человек, поняв, что обратного пути нет, пытается спрятаться от действительности, закрыться от жестокости жизни, уйти назад, туда, где был защищён.

–– Что случилось? – неслось со всех сторон.

–– Валерка, – прошептал Виталик, глядя бессмысленными глазами вдаль.

–– Где? – сухо задал вопрос Никита.

Что случилось с Валеркой, он и без слов понял.

Дальнейшие события Никита видел, словно со стороны. И как загружались в БМП, и как летели к шестому блокпосту, и как переносили искалеченное тело Валеры, молясь, чтобы боевики не начали обстрел, так как почти все ребята оказались за территорией базы без оружия.

Потом было самое страшное: из санчасти вышел Володя. Увидев тело брата, распластавшееся на сожжённой траве, парень медленно пошёл в его сторону. Остановившись в нескольких шагах, он тихо позвал:

–– Валерка. Вставай, придурок.

Жалобно обведя глазами поникшие лица столпившихся ребят, Володя наконец, осознал, что случилось и кинулся к брату.

–– Валерка, вставай. Что я мамке скажу?

Упав на колени перед братом, он схватил его за плечи и затряс. Парализованными от ужаса глазами Никита смотрел, как из разбитой головы Валеры во все стороны полетели брызги крови. Ничего не соображая, Никита упал на попу и, перебирая всеми четырьмя конечностями начал отползать. Мелкие камни впивались в ладони, какие-то осколки резали кожу, но остановиться он не мог. Наконец, спина упёрлась в тёплый валун. Шаря кирзовыми сапогами по пыльной земле, он автоматически пытался продолжить отступление, втискиваясь в неподвижный камень. Перед глазами вспыхнул яркий рубиновый сполох. Капля крови Валеры, сверкая и звеня, пролетела и врезалась в его щёку. Никита зажмурился. Казалось, что сквозь вой и грохот он услышал шипение летящей капли. Услышал, как звонко она впечаталась в его кожу. Истерично взмахнув рукой, Никита вытер кровь. Подскочив, бросился к Володе. Оторвав друга от трупа брата, он крепко прижал его голову к своей груди. Несколько долгих секунд, в течение которых он удерживал друга показались Никите бесконечными.

Наконец, тело Володи ослабело. Разжав сведённые судорогой пальцы, он отпустил разорванный камуфляж Никиты и заплетающимся языком прошептал:

–– Всё. Я в порядке.

Снова опустившись на потрескавшуюся горячую землю, Никита обхватил голову руками. Из-под локтя он не сводил глаз с шатающихся сапог Володи. Подняв взгляд, Никита не смог сдержать рвущийся стон. По освобождённому пространству, вместо огромного жизнерадостного парня, шёл маленький старик. Еле передвигая ноги в тяжёлых стоптанных сапогах, Володя обречённо приблизился к брату и лёг рядом с ним. Чья-то тень мелькнула, пытаясь помочь Володе подняться, но Никита удержал солдата. «Брат один» именно так хотел попрощаться с «Братом два».

«Когда маленькая собачка умерла, лев несколько дней в бешеной злобе носился по клетке, не подпуская никого из персонала. Чтобы успокоить зверя ему бросили другую собачку, но лев тут же разорвал её, затем подполз к мёртвому другу, обнял и тихо умер». «Обнял и тихо умер», повторил про себя Никита. «Что-то плохо, а не пойму, что. Сердце не болит, а ноет. У тебя такого не бывает?» Нет, у Никиты такого никогда не было, потому что у него не было брата-близнеца. У него не было даже просто брата. Отца тоже не было. Тот умер, так и не узнав, что мама носила под сердцем его ребёнка. Да, по большому счёту и мамы у него не было. Она всю жизнь с чем-то боролась, за что-то воевала, отстаивала чьи-то права и до Никиты ей не было дела. Только дедушка и бабушка. И сейчас, глядя на замершего в ногах брата Володю, Никита понял, почему дед приложил все усилия, чтобы внук не служил в армии. Год назад Константин Петрович поднял все связи, израсходовал все сбережения и поступил его в институт. Именно так. Не Никита поступил в институт, а дедушка поступил Никиту в институт. Неожиданно для себя, в этот момент он понял, что, если с ним что-то случится, есть на свете два человека, которые так же, как Володя, как лев из рассказа Толстого, лягут рядом и умрут.

–– Зайди в санчасть, я тебе раны продезинфицирую.

Доктор, только что сделавший Володе успокоительный укол, подтолкнул застывшего Никиту в сторону медицинского модуля. «Какие раны?» осенней мухой прожужжало в голове, пока ноги автоматически понесли его вслед за уходящим в санчасть врачом.

Зайдя в помещение, Никита столкнулся со своим отражением в зеркале и испуганно вздрогнул. На него смотрело окровавленное, расцарапанное лицо, под глазом наливался фиолетовым свежий синяк. Никита даже не заметил, как разукрасил его в порыве горя Володя. Разбитое лицо казалось нечувствительным к боли, но в тот момент, когда доктор прикоснулся к ранам пропитанной йодом ватой, Никита непроизвольно вздрогнул и отчаянно, горько заплакал.

Три дня, пока ребята сопровождали гроб с телом Валеры, Никита почти не спал. Ему постоянно казалось, что, если он заснёт, Володя либо выпрыгнет из поезда, либо сделает ещё какую-нибудь глупость. Три дня он не сводил глаз с уткнувшейся лицом в стену фигуры друга и даже когда Володя вставал, Никита старался незаметно проследить за его передвижениями. Когда в конце третьего дня усталость свалила с ног, Никита почувствовал, как сильные руки, осторожно придерживая голову, уложили его на полку. Приоткрыв глаза, Никита сквозь пелену усталости различил лицо Володи и попытался встать.

–– Спи, Гришка. Я в порядке. Завтра нам нужны будут силы. Как Валерка?

–– Нормально, – прошептал, проваливаясь в сон Никита. – Я утром был у него. Если хочешь, сейчас сходим вместе.

–– Нет, – покачал головой Володя, натягивая на друга тонкое потёртое одеяло. – Я сейчас не могу. Спи.

Похороны Валеры прошли, как в тумане. Володя разрывался между постоянно рыдающей, падающей в обморок матерью, и Ольгой. Никита, понимая, что другу сейчас не до возни с бумагами, взял всё оформление на себя и бегал по кабинетам, собирая справки, выписки и другие документы.

Только когда гроб с телом опустился в землю, Никита почувствовал, что абсолютно опустошён. Несколько бессонных ночей, сменяемые заполненными сумасшедшей беготнёй днями, сделали своё дело, и он заснул прямо на лавочке у подъезда, где жили ребята.

Ещё три дня Никита оставался в доме семьи Герега, стараясь поддержать Володю. Он поднимал его по утрам, заставлял делать пробежку, час тренировки, затем шли к Валере и убирали могилу, меняли воду в цветах, ставили ограду, красили…

***

1995 год

Осень медленно вступала в свои права. Всё, положенное по календарю было выполнено: в лужах плавали красно-жёлтые кораблики из кленовых листьев, а прохожие, несмотря на яркое солнце, повыше поднимали воротники тонких осенних курток.

Последний раз Никита был в этом городе семь лет назад, на похоронах Валеры, но с тех пор ничего не изменилось. Даже в кафе работала всё та же немолодая официантка. Никита заказал кофе и посмотрел на часы. Прошло уже десять минут с того времени, на которое они договорились встретиться с Володей, но того всё не было. Взгляд мимоходом отметил лысого сгорбленного старика и скользнул дальше. Внезапно Никиту словно пронзил электрический разряд. Сдерживая эмоции, он не сводил глаз с подошедшего «старика».

–– Привет, Гришаня. Не узнал?

Яркие лучи издевательски сверкали на бритой голове друга, а растянутые в улыбке губы лишь подчёркивали серую сухость когда-то пронзительно зелёных глаз. Никита изумлённо разглядывал лысую голову в комплекте с серыми бесформенными усами и не мог произнести ни слова.

–– Жуткое зрелище, да? – то ли спросил, то ли подтвердил Володя, проведя пятернёй по гладкому черепу. – Знаю, что жутко, но выбора другого не было. Ольга, как только видела меня, сразу в истерику впадала. Да и мать не могла смотреть. Пришлось кардинально менять имидж.

–– Как живёшь Володька?

–– Плохо, – безразлично махнул головой парень. – Мама совсем с ума сошла. Только и разговоров, что я не уберёг брата. Что это из-за меня он попёрся в Афган. Что на мне его смерть…Представляешь жизнь? Веселуха. С одной стороны – мать, с другой – Ольга.

–– Их можно понять.

–– А меня кто поймёт? – взорвался Володя. – Кто поймёт, каково это потерять брата. Я, Гришка, сейчас домой только ночевать прихожу. Не могу там находиться. Всё время кажется, что Валерка где-то рядом. Глаза открою, а его нет. Даже на могилу к нему не могу пойти, потому что там постоянно то мама, то Ольга, а я вроде как лишний. Вкалываю по две смены, только чтобы домой не возвращаться.

Володя истерично вдохнул. Только сейчас Никита понял, что время идёт, а боль не уходит и для Володи уже никогда понятие «счастье» не будет таким всеобъемлющим, как раньше.

–– А я несколько лет вкалывал на стройке, – заговорил Никита, стараясь занять образовавшуюся паузу. – Думал, что это лучшее лекарство от Афгана. Тупо вкалывать и не о чём не думать. Только «не думать» не получалось. В прошлом году восстановился в институте. А сейчас перевёлся на заочный. Квартиру снял недорого. Работу нашёл. Если хочешь, переезжай ко мне. Будешь жить и от матери недалеко, и отдельно. И кое-что ещё должен сказать тебе. Давно должен был сказать, да как-то не получалось. На самом деле я не Гриша Гребенюк. Меня зовут Никита. Никита Вершинин.

Казалось, новость не стала для Володи сюрпризом. Подождав, пока официантка поставит на стол чашечку кофе, парень тихо повторил, словно пробовал имя на вкус:

–– Никита Вершинин. Ну, что-то подобное я подозревал. Как-то не смотрелся ты под именем Грыни.

–– А что Грыни выглядят как-то по-другому?

–– Ага, – улыбнулся Володя. – Очкастыми, толстыми «ботаниками».

–– Откуда ты знаешь? – удивлённо выпрямился на стуле Никита.

–– Тоже мне, секрет Полишинеля. Об этом почти все знали.

–– Кто все?

–– Я, Валерка, капитан Кваша, майор Воронец…

–– Почему же…

Отряхивая грязные сапоги, Володя устало прошёл в «контору». Ночь простоял в наряде, сейчас бы отдохнуть, пока тишина отоспаться. Так нет же, кое-кому общения не хватает. Сдерживая раздражение, парень вытянулся по стойке «смирно» и проорал приветствие. Уж если он не спит, значит никто спать не будет.

–– Садись Володя, – махнул рукой майор. – Хотел узнать твоё мнение по поводу «Режиссёра» Грыни. Вы, вроде, сдружились с ним.

–– Нормальный парень, – удивлённо пожал плечами Володя. –Хватает всё на лету. Уже не страшно с ним в разведку ходить. А откуда такой повышенный интерес?

–– Из личного дела, – ответил майор, бросая перед солдатом серую тонкую папку.

Среди справок и характеристик, Воронец нашёл фотокопию военного билета и протянул пожелтевший лист Володе. С фотографии на «Брата один» смотрели маленькие, чуть прищуренные глаза незнакомого парня.

–– Кто это?

–– Григорий Гребенюк.

–– Тёзка нашего Гришки?

–– Нет. Согласно сведениям из личного дела – это один и тот же человек.

–– Не может быть, – уверенно ответил Володя, рассматривая фото ближе. – У них ничего общего.

–– Абсолютно с тобой согласен. Ну, а теперь второй вопрос, что же с ним делать?

–– Надо сообщить в военкомат по месту прописки.

–– Опять молодец. Пусть заберут нашего Гришку «Режиссёра», отчаянного каратиста, рвущегося защищать идеи… Неважно какие, важно, что в целом, смелого, верного, способного на настоящий поступок. Немного романтика, склонного к приключениям, но человека, с которым, как ты выразился, не страшно идти в разведку. Человека, который не задумываясь прикроет твою спину и не бросит в трудной ситуации. Что же мы получим взамен? Толстого увальня, который филигранно ушёл от службы. Труса, которого придётся тащить на себе всему взводу. Судя по характеристике из школы, бесхребетный, не пользующийся уважением товарищей зубрила.

Володя снова взял фотокопию со стола и несколько минут внимательно рассматривал, поднося и убирая от тусклого света настольной лампы. Жёлтый листок сворачивался, оставляя ломаные разводы и искажая и без того размытое изображение.

–– А с этого ракурса вроде и похож, – наконец неуверенно протянул парень. – Вот уши однозначно его. И щёки… Если их похудеть килограмм на сорок.

– Значит, ты считаешь, что «Режиссёр» Грыня и парень на фотографии одно и то же лицо? – улыбаясь спросил Воронец, забирая из рук Володи фотокопию.

–– Так точно, – отрапортовал Володя, не отводя глаз от смеющегося, внимательного взгляда майора Воронца.

Никита, растерянно глотал остывший кофе. Кто бы мог подумать, что за год службы ни один из людей, знающих его тайну, даже словом не обмолвился об этом.

–– Ты знаешь, где сейчас Далматов? – наконец нарушил тишину Никита.

–– Где-то на севере, – скрипнул зубами Володя, отводя колючий взгляд за окно. – Ничего попутешествует и приползёт в нору, змеёныш. А мне не к спеху, я подожду.

–– Почему ты не отвечал на мои звонки?

–– Потому что не хочу тебя впутывать. Потому что то, что есть на сегодняшний день между Далматинцем и мною, это только моё.

–– Не только твоё, – устало сказал Никита, отодвигая пустую чашку. – На протяжении самого тяжёлого года моей жизни рядом были ты и Валерка. И сейчас я приехал, чтобы быть рядом.

Звон ложки о края фарфоровой чашки, из которой Володя так и не сделал ни одного глотка, колокольным набатом гудел в маленьком пустом кафе. Несколько секунд он рассматривал образовавшуюся в чашке воронку, затем медленно откинулся на спинку стула и расслабленно закрыл глаза.

***

Жизнь потекла своим чередом, сменяя чёрные полосы светлыми и снова омрачая тёмными. Ребята закончили институты и началась стабильная рабочая жизнь.

2008 год

Возвращаясь с работы, Никита вспомнил о пустом холодильнике. Кляня себя на все корки, свернул к магазину. Выстояв очередь, он купил рыбу, хлеб, гречку и бутылку «Пепси-колы». Хотя рыба и не радовала яркими глазами, но настроение улучшилось. Всё-таки успеть скупиться перед закрытием было большой удачей. Подходя к дому, он поднял глаза на окна своей квартиры. В зале горел свет. Значит в гости зашёл Володя. Бабушки у подъезда привычно поджали губы и милостиво кивнули. Вежливо кивнув в ответ, Никита постарался как можно быстрее нырнуть в подъезд. Вроде никогда не ссорился, не конфликтовал с соседями, но почему-то постоянно казалось, что старушки с подозрением провожают его взглядами.

Открыв дверь квартиры, он прошёл на кухню. В белом пространстве холодильника ничего не изменилось. И хотя мышка из анекдота ещё не повесилась, но. Никита в очередной раз подумал, что при такой жизни, есть все шансы умереть от голода. Неясное сопение из зала показалось странным. Поставив на плиту кастрюлю с водой, он прошёл в зал. Володя лежал на диване, уткнувшись носом в яркую думочку.

–– Что-то случилось? – поинтересовался Никита, хлопая по протянутой руке друга.

–– Мама сказала, чтобы пришёл на ужин.

–– Ну и в чём проблема?

–– Пойдём вместе, – жалобно попросил Володя, поднимаясь с дивана.

После переезда в Краснореченск, Никита долго не мог заставить себя навестить маму Володи и Валеры. И дело было даже не в том, что рядом жили знакомые, которые могли опознать его, как Режиссёра Грыню. Зайдя как-то на пять минут к другу, он потом несколько дней не мог избавиться от морального дискомфорта. Казалось, это была не квартира, а мавзолей. Все стены пестрели портретами Валеры, на полочках стояли любимые чашки Валеры, детские игрушки Валеры, на крючках развешены пинетки, шапочки, соски, в рамочках табели успеваемости за все годы, дневники… И всё мятое, с размытыми от слёз потёками. Да и сама Оксана Семёновна в пятьдесят лет выглядела неухоженной старухой, неразговорчивой и постоянносбивающейся на плач. Опухшие выцветшие глаза женщины терялись в чёрных кругах, глубокие морщины кривыми тропинками прорезали коричневую, сухую кожу щёк.

Никита даже не подозревал, что мама друга может быть иной.

Сегодня же на кухне хозяйничала совсем другая женщина. Оксана Семёновна словно перешагнула какой-то невидимый рубеж и перешла на новый виток жизни. Тонкие волосы, старательно выкрашенные в светлый, чуть рыжеватый цвет, были завиты в некое подобие локонов, но главное, с её лица не сходила счастливая улыбка. Почему-то именно эта улыбка заставила Никиту вздрогнуть.

Кухня щекотала ноздри ароматами наваристого куриного супа и котлет. Вынимая из пакета бутылку «Пепси-колы», сырокопчёную колбасу и кусок голландского сыра, купленного в дорогом ночном супермаркете, Никита бросал косые взгляды на большую фотографию Валеры, стоявшую на столе. Он помнил это фото в первичном виде. На нём были изображены Володя и Валера в тот день, когда уходили в армию. Лысые, лопоухие, счастливые. Маленький чёрно-белый снимок, который Валерка, вместе с остальными фотографиями носил в своём «семейном» альбоме. Теперь фотография была обрезана и лицо Валеры увеличено так, что изображение потеряло чёткость. Глядя, как женщина кладёт на стол четыре прибора, Никита переглянулся с Володей. Для кого предназначен четвёртый прибор, он понял сразу. И так же сразу понял, почему друг боялся идти в гости к матери один.

–– Давай, Никита, твою тарелку, – весело щебетала Оксана Семёновна. – Ешь, пока горячий. Вас ведь не дождёшься в гости. Вечно занятые. Спасибо, хоть Валерочка меня не оставляет. Володенька, нарежь хлеба. Ты же знаешь, что Валера без хлеба не ест.

Глядя, как Оксана Семёновна поставила рядом с фотографией сына тарелку супа, Никита успокаивающе сжал локоть друга. Под кожей щёк Володи перекатывались крупные колючие желваки, одеревеневшая рука набирала ложку супа, несла её ко рту и пыталась засунуть в сведённые судорогой губы. За столом повисло неловкое молчание. Залпом выпив стакан «Пепси-колы», Никита, снова поднял глаза на фотографию Валеры. Да, тот даже пельмени ел с хлебом. Даже арбуз.

–– Тёть Оксана, – неожиданно захохотал Никита, стараясь протолкнуть образовавшийся в горле ком. – Не разрешайте Валерке лопать столько хлеба. У него уже щёки на плечах лежат.

–– Ты заметил? – восторженно всплеснула руками Оксана Семёновна. – Валерочка и правда поправился. Но, это не потому, что много хлеба ест, а потому что жизнь размеренная. Семья, Агаша… Не то, что вы, оболтусы. Когда уже женитесь?

–– Не любят нас девушки, тёть Оксана. Мы уж и так, и сяк, а им всё таких, как Валерка подавай. – Никита поднялся из-за стола, вытер салфеткой губы. – Всё, убегаю. Спасибо, что накормили, а то мы скоро от ветра качаться начнём. До свиданья, тёть Оксана. Валерка, – Никита дал щелбана по стеклу на фотографии, – семье привет. И не лопай столько хлеба, а то Олька сбежит от тебя.

–– Я тоже, пожалуй, пойду, – поднялся с табуретки Володя.

–– Сидеть, – по-военному строго прошептал Никита. – И общаться с семьёй. И с Валеркой.

Когда за Никитой закрылась дверь, Володя почувствовал себя ещё хуже. Незаметно разглядывая покрытое морщинками лицо матери, он хлебал суп, не зная, как себя вести.

–– Хорошо, что наконец-то мы собрались втроём, – улыбнулась Оксана Семёновна. – Давно хотела с вами поговорить, да всё времени не было. Ты уж прости меня, Володенька, может иногда я Валерочке уделяю больше внимания, но это не потому, что отношусь к нему как-то по-другому, просто жизнь так сложилась. Когда вам исполнилось три месяца, Валера попал в реанимацию со страшными судорогами.

Оксана Семёновна собрала со стола тарелки и аккуратно опустила их в мойку. Достав из шкафчика чистую посуду, разложила по тарелкам пюре, сделала ложкой ямку и щедро полила соусом. Затем выложила по паре горячих ароматных котлет, украсив простенькое блюдо пёрышками молодого укропа.

–– Ты никогда не рассказывала, – растерянно произнёс Володя.

–– Тебе не рассказывала, а с Валерочкой мы часто разговариваем об этом.

Оксана Семёновна теребила в руках старое кухонное полотенце и не знала, как продолжить разговор. Наконец, бросив вещь в корзину для грязного белья, она подошла к окну. Первые звёзды уже зажглись над крышами домов. Задвинув тюлевые шторки, она долго стояла, разглядывая последние блики солнца.

–– Два месяца врачи обследовали Валеру, пытаясь понять причину судорог. Но, сердце оказалось крепкое, желудок работал исправно, исследование на томографе тоже не обнаружило никакой патологии. И получалось, что, при абсолютно здоровом организме, Валерочка медленно умирал. Время шло, судороги повторялись через каждые полчаса. Он уже даже не плакал, только тихо стонал от непрекращающейся боли. Когда нас положили в реанимацию он весил почти шесть килограммов, а уже через месяц стал похож на маленький, обтянутый синей сухой кожей скелетик. Я брала его на руки, а он не только не держал голову, но даже ручки и ножки свисали, словно сломанные веточки. Это было не просто страшно, это убивало. К тому времени он уже почти ничего не ел. Я постоянно молилась, чтобы хоть несколько капель смеси добрались до желудка. Но после каждого кормления всё, что удавалось залить, фонтаном вырывалось назад. Когда первый раз озвучили предполагаемый диагноз у меня внутри всё умерло. Герпетический энцефалит. Ребёнок-овощ. Ребёнок, который никогда не встанет на ноги, никогда не узнает свою мать, никогда не произнесёт ни слова. Это постоянная, непрекращающаяся боль, жизнь на таблетках и ожидание смерти. Врачи предлагали мне написать отказ от Валерочки. Сдать в дом инвалидов. Рассказывали, что там будет хороший уход., профессиональное обслуживание. Но я знала, что никто не будет любить его больше, чем я. Никто не будет носить целую ночь на руках, петь колыбельные и успокаивать его боль. Тогда я поняла, что нам с тобой, Володенька, придётся стать ножками Валеры, его глазами, придётся жить Валериной жизнью. Знала, что будет тяжело, но мы справимся.

Володя судорожно сглотнул и, протянув руку, вцепился в угол фотографии.

–– Как же ты пережила весь этот ужас?

–– Сейчас я и сама не знаю как. Когда заведующая неврологическим отделением поняла, что я не собираюсь отказываться от Валерочки, она дала мне последний шанс. В одном из институтов Москвы, специализирующихся на изучении энцефалитов, работал её однокурсник. Попасть на обследование туда было невозможно, но Раиса Захаровна смогла договориться, чтобы в лабораторию приняли анализы Валерочки. Результат пришёл отрицательный. Это был самый счастливый день моей жизни. «Чего ты ревёшь, дурёшка, раньше мы хоть предполагали, что лечить, а теперь вообще тёмный лес», – расстроенно сказала Раиса Захаровна. Но я верила, что именно с этого дня всё будет хорошо. Нет, даже не верила, а твёрдо знала, что всё плохое закончилось. И предчувствие меня не обмануло. Вернувшись в палату, я увидела открытые окна. Медсёстры решили в моё отсутствие проветрить помещение. У Валерочки поднялась температура. К вечеру пришёл отоларинголог. А через двадцать минут мне рассказали, что у Валеры за ушком есть маленький аппендикс. Именно в этом аппендиксе скапливался гной, давил на мозг и провоцировал судороги. На следующий день Валерочку прооперировали.

Оксана Семёновна резко развернулась и прижала голову Володи к груди. Нервными движениями она долго гладила волосы сына. Затем, пододвинув ближе фотографию, прошептала:

–– Я не переживу, если с вами что-нибудь случится. Пообещайте мне, мальчишки, что всегда будете вместе. Что будете поддерживать друг друга. Что никогда не оставите друг друга в беде.

Никита слышал, как где-тот за окном гудели машины, готовились ко сну соседи. Настенные часы старательно отсчитывали секунды. Надо было что-то сказать, но слов не находилось. Да Володя и не ждал ответа. Казалось, что ему просто надо было высказаться, поделиться с кем-то своими проблемами.

–– Я как услышал об этом, почему-то подумал, что Валерке на судьбе была написана смерть. Бывает же такое, что ты человека вытаскиваешь-вытаскиваешь, а смерть всё равно забирает его. Ты считаешь мамино состояние нормальным? После всего, что она пережила, нормальной быть просто невозможно. По-моему, её срочно надо показать специалисту.

–– Зачем? – не поднимая глаз, сквозь зубы спросил Никита. – Пойми Володька, для неё Валера жив. Тётя Оксана встречает его с работы, заботится о нём. Не удивлюсь, если время от времени стирает его вещи. Ну, приведёшь ты в дом специалиста, психолога или психиатра, что он расскажет? Что Валерка уже много лет лежит в земле? Что твоя мать шизофреник? Что ещё? Ну, примет она действительность такой, какая она есть, впадёт в депрессию, будет опять лежать и плакать целыми днями у Валеры на могиле. Ты этого хочешь? А если нет, то прими свою мать такой, какая она есть. И если ей нравится кормить Валерину фотографию супом, то приди, сядь и ешь рядом с братом. И общайся. И рассказывай новости. И поверь мне, так будет лучше.

Никита пружинисто поднялся со стула и несколько минут задумчиво ходил по комнате. Достав бутылку вина, он безразлично разглядывал содержимое бара. Пара бутылок виски, водка, бутылка дорогого коньяка, кожаные бирдекели, привезённые из Германии, и алюминиевая фляга, с которой Никита не расставался со времён Афгана … Подойдя сзади, Володя достал из специального ящичка штопор и протянул другу. Зная Никиту много лет, он не задавал вопросов. Когда придёт время, тот сам всё расскажет. Разлив по бокалам вино, Никита сделал большой глоток и тихо спросил:

–– Володя, помнишь, ты мне рассказывал, что в институте с тобой учился Слава Мазур? Заваловский протеже. Что он за человек?

Володя удивлённо поднял голову, стараясь сосредоточиться. Такого вопроса он не ожидал.

–– Помню. Мы с ним учились на разных факультетах, но парень запоминающийся. Умница редкий. Жаль, что с Заваловым связался. А почему ты интересуешься Славкой?

В комнате повисло неловкое молчание. Никите казалось, что тяжелее всего начать разговор. Но вот разговор начался, и теперь возникла проблема, как его продолжить. Как объяснить другу историю, в которую он сам некоторое время назад не мог поверить.

–– Недавно ездил домой, – неуверенно начал Никита. – Дедушка уже совсем плохой, хотел сюда забрать. Но он ни в какую. У нас сейчас дальний родственник живёт. Учится в медицинском институте и, наверное, дедушке с ним комфортнее, чем со мной. Дома я перебирал документы, письма старые и случайно нашёл фотографию моего отца.

–– Что значит «случайно нашёл»? – удивлённо вскинул брови Володя.

–– То и значит, – раздражённо буркнул Никита. – Раньше дедушка никогда не разрешал рыться в его документах. А сейчас сам попросил перебрать.

–– Но у тебя же нет отца.

–– Как это нет? – обиделся Никита. – Официально моя мама одиночка, но откуда-то же я взялся. Кто-то же в моём производстве принимал участие. В детстве я часто спрашивал дедушку о папе, но он всегда переводил разговор на другую тему. Никогда не рассказывал про папу-космонавта, погибшего при исполнении сверхсекретного задания, но и правду не говорил. На этой фотографии мама была вместе с папой. Сначала я даже не сообразил, что это мой отец. Просто напрягло, что снимок лежал вместе со свидетельством о смерти мамы. Потом на обратной стороне прочитал надпись и всё стало на свои места. Фото было сделано за полгода до моего рождения. Когда подошёл к дедушке, я понял, что не ошибся. Реакция его была поначалу странной. У дедушки даже через столько лет не было ни злости, ни ненависти, ни обиды. Оказалось, что он практически не знал этого человека. Так вот, получается, что моя фамилия Мазур. Мазур Никита Викторович. И отец мой, Мазур Виктор Прохорович, родом из села Пантелеевка, нашего района.

–– Вся эта информация была написана на обратной стороне фотографии?

–– Не идиотничай, – раздражённо бросил Никита, так и не ответив на вопрос.

Володя затряс головой, стараясь сосредоточиться на рассказе. Теперь перед Никитой снова сидел прежний Володя, верный друг и помощник. Общее горе и много лет, прожитых рядом, научили их без слов понимать друг друга.

–– Ни фига себе, Никитос. Напиши сценарий о своей жизни, отошли в Бразилию и тебя засыпят деньгами. Сериал получится – женщины утонут в собственных слезах.

Бросив взгляд на часы, Никита вспомнил о лежавшей в холодильнике рыбе.

–– Двенадцать десять, – констатировал он. – Это время последнего ужина или первого завтрака?

Выйдя на кухню, он вынул рыбу, достал сковороду и занялся приготовлением. Прижавшись к косяку, Володя расслабленно наблюдал за слаженными действиями друга. Тарелка, салфетка, мука, рыба, подсолнечное масло, сковородка. И в обратном направлении: салфетка с использованной мукой в мусорное ведро, тарелка на место. Просто робот какой-то. Когда Володя готовил, кухня напоминала поле боя. Через пятнадцать минут простой, сытный ужин был готов.

–– Ты только не ржи, Никита, я в «Одноклассниках» зарегистрировался, – Володя исподлобья глянул на друга, зная его скептическое отношение к разного рода социальным сетям. – На днях, не поверишь, кто ко мне в «гости» зашёл. Сашка Калина. Помнишь ту мелочь из нашего взвода? Видел бы ты его сейчас. Толстый, лысый, в очках. В университете в Москве преподаёт.

Убрав тарелку в раковину, Володя налил себе чашку чая. Громко отхлёбывая, он подошёл к компьютеру и вывел заставку на экран. Сегодня к нему в «друзья» попросились ещё два одноклассника. Разглядывая снимки, Володя удивлённо покачивал головой, забыв о стоявшем за спиной друге. Никита вежливо кашлянул. Маленькая стрелка поползла по списку друзей. Через страничку одного «друга» перейдя к страничке другого, Володя наконец, нашёл Мазура Вячеслава Владимировича.

–– Есть. Место рождения… Село Пантелеевка. Ты думаешь, что вы с Мазуром братья? Хотя нет, ты Викторович, а он Владимирович. Двоюродные? Насколько я знаю, он и сейчас при Завалове крутится. Умнейший парень. Только прожуёт его эта дрянь и выплюнет. И так Славка лет семь отсидел за чужие грехи. Сейчас рад бы с крючка спрыгнуть, но это болото затягивает так, что не вылезешь.

Отодвинув Володю, Никита занял его место. Стрелка нервно подпрыгивала на экране, «переворачивая» одну фотографию за другой. Забыв о сайте, Володя следил за подрагивающим пальцем Никиты. Наконец, откинувшись на спинку стула, Никита снова вывел на весь экран главное фото.

–– Я хочу с ним познакомиться.

–– Без проблем. В воскресенье можем рвануть на рыбалку в Пантелеевку. Места там, говорят, классные. Поздно уже. Я у тебя заночую.

–-Ложись в моей комнате. Я лягу на диване.

В два часа ночи Володю разбудил тусклый свет, идущий из зала. Приподнявшись на кровати, он полусонными глазами наблюдал за сидевшим за компьютером другом. Положив голову на сложенные рядом с клавиатурой руки, Никита не сводил глаз с экрана. На мониторе всё так же грустно и доверчиво улыбался Слава Мазур.

***

Разговор занял совсем немного времени и, когда закончился, Никита резко поднялся. Он понимал, что информацию надо пережить. Эмоции, которые всколыхнулись и всплыли на поверхность, должны успокоиться, войти в новые берега. Подойдя к самой кромке реки, Никита набрал пригоршню воды.

–– Помнишь, как пахла Вардудж? – бросил он куда-то вдаль, не обращаясь ни к кому конкретно. – Она пахла камнем. Металлом. Именно запах Вардудж стал для меня запахом войны. Сильный запах. Он проникал в тебя, открывал всё внутри. А эта речка пахнет миром.

Ополоснув лицо, Никита, не прощаясь, пошёл в сторону села. Медленно спустившись к воде, Володя долго принюхивался, затем, так же, не прощаясь, бросился вслед за другом.

Наташа сняла с крючка маленького окунька и аккуратно отпустила рыбу назад в речку. Со знанием дела поплевав на свернувшегося клубком червяка, она насадила наживку и размахнувшись, снова забросила удочку. Слава не сводил глаз с застывшего поплавка., Пальцы, не останавливаясь теребили тонкие зелёные травинки, разрывали их на мелкие кусочки и искали следующие.

То, что намечается непростой разговор, он понял ещё в тот момент, когда институтский знакомый со своим другом появился на пороге его дома. Желание порыбачить было понятно, но Славу смущал какой-то отрешённый взгляд Володиного друга. В глазах Никиты он увидел тоску. Тоску городского жителя, которого приучили к другой жизни, забыв вырвать из сердца воспоминания о родине. И вот он снова чуствует горьковатый запах травы, слышит мычание коров… Всё то, к чему уже нет возврата, но, к чему так хочется прикоснуться, оставить кусочек в своём сердце.

Поведение Володи тоже оставалось загадкой. Исподлобья разглядывая его, Слава старался понять зачем тот, глупо хихикая пытается увести Наташу. Всё это напоминало театральное представление. Приглашения, то пойти собирать цветы, то искать какой-то ботанический экземпляр, произрастающий только в одном месте планеты и, о чудо, это место как раз на соседнем лугу, вызывало массу вопросов и было совсем не типично для Володи. Во всяком случае, для того Володи Гереги, которым его запомнил Слава. Несколько минут он угрюмо следил за потугами институтского знакомого и, наконец, тихо произнёс:

–– Разговаривать будем или в присутствии Наташи, или не будем вообще.

Володя тяжело вздохнул и опустился на влажную землю. И разговор состоялся. Незваные гости ушли, а Слава никак не мог прийти в себя от услышанного.

–– Чего ты так разнервничался? – раздражённо буркнула Наташа. – Он тебе даже не родня. Подумаешь, двоюродный брат. Седьмая вода на киселе.

Слава не сводил глаз с колышущейся под лёгкими дуновениями ветра воды. Казалось, что мысли его ушли вслед за Никитой и Володей. То, что Никита его брат, Слава поверил сразу. И дело было даже не в том, что впервые увиденный им мужчина оказался внешне очень похож на пропавшего брата отца. Дело было в нём самом. В его желании иметь родственников. В том желании, о котором Слава никогда никому не рассказывал. Даже Наташе.

–– Извини, Наташа, но в словосочетании «двоюродный брат» для меня главным есть слово «брат».

Наташа отбросила в сторону удочку. Несколько секунд она тревожно рассматривала лицо Славы. Он никогда не рассказывал о своей жизни, но Наташа подсознательно чувствовала, что после смерти отца и бабушки, ему не хватает родственных связей. И, к сожалению, она так и не смогла заполнить эту пустоту.

–– Почему ты ему веришь? Эта фотография могла попасть к нему любым путём. Это совсем не значит, что Никита тоже Мазур. То, что он знает некоторые нюансы из жизни твоего пропавшего дяди, тоже ни о чём не говорит. Ну знает он, в каком институте учился Витя Мазур, на каком факультете… Но эти данные может узнать любой, подняв архив института.

–– А смысл?

–– А у него морда ментовская, от него КГБ за километр тянет. Тебе не кажется, что он не столько с тобой хочет познакомиться, сколько к Завалову поближе подойти.

–– Если у него морда ментовская, – безразлично смахивая с руки дотошного муравья, пробормотал Слава, – то он знает, что Завалову я после отсидки перестал быть интересен.

–– Ну, мне-то ты не рассказывай, – чуть слышно прошептала женщина.

–– Извини, Наташа, – Слава тяжело поднялся и, выкинув застрявшую между пальцами травинку, сдавленным голосом прошептал: – Я всё выясню сам. Отец очень любил своего брата и, наверное, мне с детства внушил, что брат – это святое.

Слава закрыл глаза и воспоминания детства тёплым байковым одеялом накрыли его с головой. Старый дом в селе, построенный ещё молодым партизаном Прохором Мазуром, хранил историю уже третьего поколения славной рабочей фамилии. В бауле, бережно обёрнутые пластиковыми обложками лежали тетради, дневники, детские фотографии братьев Вити и Володи Мазуров. В отдельной стопочке похвальные листы Вити, грамоты со всевозможных математических олимпиад, конкурсов и зачётные книжки за все курсы. В конце четвёртого курса Виктор Мазур исчез. Отец впоследствии долго пытался найти след брата, но никто ничего о его последних днях не знал.

За окнами автобуса пролетали бескрайние поля кукурузы. Славка мог часами смотреть на колосящиеся нежно-салатовые столбики, покрытые острыми длинными листьями. В городе, конечно, больше возможностей, но только в поле за селом, растерев между ладонями кукурузные рыльца, Слава вдыхал их ненавязчивый аромат и чувствовал себя совершенно счастливым. Закончив экзамены, он вернулся в село на каникулы. Зайдя в дом, Слава застал отца в компании с бутылкой, ставшей в последнее время постоянной спутницей Владимира Прохоровича.

–– Опять? – безнадёжно вздохнул Слава, опуская сумку с грязным бельём на плетёную корзину, спрятанную в закутке.

–– Да, сынок. Поздравляю с окончанием третьего курса.

Владимир Прохорович нетрезвыми глазами смотрел вдаль, стараясь не замечать осуждающий взгляд сына. Рядом с бутылкой, опираясь на горбушку чёрного хлеба, стояла небольшая чёрно-белая фотография брата Виктора. Чуть дальше, почти такая же карточка Лены, матери Славы.

–– Не сердись, Слава. И не осуждай. – Виктор Прохорович провёл ногтем дрожащего пальца по резной кромке снимка. Резко схватив наполненный стакан, он опрокинул содержимое в рот и уткнулся носом в рукав старой, застиранной рубашки. – Жизнь очень рано забрала всех, кого я любил. Сначала уходит и не возвращается Витька, брат, которого я боготворил, потом Лена, отец…

–– У тебя есть я и бабушка.

–– Да. И только это держит меня на свете. Мне очень жаль, что мы с Леной не подарили тебе брата. Ты даже не знаешь, какое это счастье – брат. С Витей у нас было четыре года разницы и когда пацаны выходили по вечерам играть в «Казаки-разбойники» я бежал в его компанию. Среди Витиных друзей я был самым маленьким и всегда отставал. Я никогда не звал брата, не жаловался, но Витя сам видел, что я отстал и тогда он возвращался и грозно шипел: «вот навязался на мою голову», затем сажал меня к себе на спину и тащил следом за ребятами. Это ощущение, когда ветер бьёт в лицо, ногти впиваются в шею брата, стараясь удержаться, когда ты материшь бегущих впереди пацанов, точно зная, что никто и никогда не посмеет тебя обидеть. Это невозможно описать. А наши блинчики. За всю жизнь я не ел таких вкусных блинчиков, как те, которые мне приносил из школы Витька. Мама каждый день давала двадцать копеек, чтобы он на перемене купил себе что-нибудь перекусить в школьной столовке. Витя покупал блинчики. Такие тонкие, квадратные. – Владимир Прохорович замолчал, наливая очередную порцию самогона. Ни слова не говоря, Слава убрал стакан. В этот момент он хотел дослушать простую на первый взгляд, историю, не дающую отцу и через много лет забыть пропавшего брата. Владимир Прохорович безразлично проводил взглядом стакан и тяжело вздохнул. Наверное, ему впервые показалось неправильным пить в тот момент, когда речь зашла о брате. Опустив голову на сложенные на столе руки, он продолжил: – Витюха немного съедал сам, а остальное засовывал в карман. А я целый день ждал. Когда он доставал эти пропитанные маслом, покрытые шелухой от семечек, стружками от карандашей, блинчики, я был абсолютно счастлив. Мама постоянно ругалась, пытаясь по вечерам отстирать жирные пятна на форме, но на следующий день пятна возвращались.

Наташа вылила из ведра так и не пригодившуюся воду, привычно смотала старые удочки и снова перевела взгляд на Славу. Лёгкий летний ветер шевелил короткие волосы, солнце серебрило раннюю седину, а в глазах застыла немая, гложущая боль.

–– Если Никита действительно сын дяди Вити, мне будет не важно с какой целью он меня разыскал. Я буду благодарен ему за то, что он подарил мне брата.

***

Через три месяца Слава уже не представлял жизни без Никиты. Хотя он был на два года младше, но, неожиданно для себя, превратился в маму, папу, старшего брата и не засыпал до тех пор, пока не узнавал, как прошёл день у «братишки». Отсидев семь лет, в течение которых умерли все родственники, Слава понял, насколько нуждается в родных людях. И теперь с новой силой учился ценить и беречь отношения.

У входа в редакцию журнала «Закон» затормозил новенький «Ford Fiesta» насыщенно-гранатового цвета. Казалось бы, ничего особенного не случилось, но вышедший из здания Никита не сдержал улыбку. Засунув руки в карманы брюк, он несколько минут наблюдал, как жёлтый кленовый листок опустился на капот автомобиля и завораживающе-медленно скользил по блестящей поверхности. Словно маленький кораблик плыл в океане дорогого вина. Никита даже облизнулся.

–– Принимай аппарат. Махнул, не глядя, – довольно улыбаясь пробасил Володя, выглядывая из открывшейся двери. – Извини, «Запорожца» не было.

Прежде чем сесть в салон машины, Никита автоматически потопал, стряхивая с ботинок невидимую пыль.

–– Поздравляю с покупкой. Конечно, не «Запорожец», но тоже круто.

–– Поехали в Пантелееку? Неделю уже Славку не видели.

Машина легко тронулась с места и, мигнув фарами, выехала на проспект. Молчание затягивалось. Володя не ждал ответа. От и так знал, почему Никита последнее время перестал навещать Славу. Он тоже заметил, что Наташе явно не по душе чересчур быстро возникшие близкие отношения братьев.

–– Давай лучше ко мне, – наконец сказал Никита. – Только по пути в магазин заедем. А то от меня холодильник скоро сбежит.

–– Понятно, – расстроенно пробормотал Володя. – Опять пицца.

Скрепя и покачиваясь, лифт подъезжал к пятому этажу. Никита безразлично рассматривал свежее граффити на стене. Местные бабушки регулярно выходили на собрания, ругались, требовали соблюдать чистоту стен. Затем объявляли субботники, мыли. Но через несколько дней юные дарования вновь украшали отмытые пространства шедеврами современного искусства. Неожиданно, сквозь запахи краски, смешавшиеся с запахами домашних питомцев, обоняние Никиты отфильтровало эфемерный аромат борща. Скосив глаза в сторону Володи, он, по напрягшемуся лицу друга, с удивлением отметил, что не ошибся. Дверь лифта медленно раздвинулась. У порога квартиры сидела Наташа.

–– Что-то случилось? – испуганно спросил Никита.

–– Да, – огрызнулась женщина, поднимаясь со ступеньки. – Вы почему не приезжаете?

–– Я думал, что тебе неприятны наши визиты? – удивлённо буркнул Никита, открывая дверь.

Наташа по-хозяйски прошла по коридору и тут же из кухни понёсся звон кастрюль и тарелок. Теперь запах борща витал по всей квартире.

–– Брат с ума сходит, не понимает, что случилось, а он, видите ли, «думает», – беззлобно бормотала Наташа, накрывая на стол. – Руки мойте, обормоты. Через пять минут Славка приедет и за стол садимся.

Терпкое вино щекотало горло. После борща, отбивных, салата из огурцов и помидор, ощущение сытости настолько расслабило, что не хотелось даже разговаривать. Из-под полуопущенных век Никита наблюдал, как Слава с Володей изучают свидетельство о регистрации автомобиля. Закрыв книжку, Слава устало протёр очки и тяжело вздохнул.

–– Сам-то чего пешком ходишь? Никогда не поверю, что с твоими мозгами на колёса не заработал, – тихо спросил Никита.

–– Заработал, – Слава поднёс к свету бра очки и ещё раз прошёлся тряпочкой по идеально чистым линзам. – У меня такой «мерседесик» был, Коля Неаполь завидовал.

–– Ух ты, – не сдержав иронии, хохотнул Володя. – Ну, если сам Коля…

Схватив с дивана думочку, Слава запустил её в друга.

–– А где же сейчас этот предмет зависти самого Неаполя? – спросил Никита.

–– Конфисковали. И не только «Мерседес». А что не конфисковали, то спёрли. В общем, после некоторых событий, я сделал вывод, что покупать дорогие вещи, в моём случае, это делать рождественские подарки родной полиции.

–– Чего ж Завалов тебя не отмазал? Впрочем, если ты не хочешь говорить об этом, мы закроем тему.

–– Не стоит. Я не хочу, чтобы у нас были закрытые темы. Я отвечаю на твой вопрос, ты – на мой. Так вот, для Завалова любой финансист, даже такой крутой как я, – Слава шутливо задрал нос вверх, – всего-навсего посадочный материал. Один сел, другой на его место встал.

–– А почему не сдал его? Сидели бы вместе. Хоть не обидно было бы, – буркнул Володя, поудобнее устраивая под руку маленькую подушку.

–– Дурак ты, Володя. Что бы я не сказал, всё было бы против меня. Только себе срок бы намотал. А за шмотки я не думал. Легко пришли – легко ушли. Завалову выгодно, когда бухгалтер возвращается из зоны без штанов. Покладистее будет. Куда ты с судимостью пойдёшь, как не обратно к нему. А он ещё выпендриваться будет, возьму-не возьму. Это, конечно, не мой случай. Меня он с поезда встретил и под белы ручки до села допёр. Даже квартиру предлагал за счёт завода снимать. А теперь спрошу я. Ты из-за Завалова меня разыскал?

–– Нет. Хотя, именно Завалов навёл на тебя.

–– Зачем он тебе?

–– Как тебе ответить на этот вопрос… – задумчиво разглядывая светлую стену, начал Никита.

Володя краем глаза заметил, как вздрогнула и замерла на клеёнке розовая байковая тряпка. Только что Наташа вытирала стол, весело напевая себе под нос бравурный мотивчик, а теперь лицо женщины стало каменным. Кусая губы, она растерянно сверлила взглядом Славу. Володя не знал, как помочь Никите, но внутренне понял, что если сейчас они закроют тему, то вернуться к ней будет непросто. Доверчиво положив руку на ладонь Наташи, он тихо предложил Никите:

–– Расскажи, как в Афгане Олегу Латышу ногу на растяжке оторвало. Мы втроём, ты, я и Валерка пять километров тащили его на себе. Расскажи, сколько ты просидел в больнице рядом с Калинкой, когда все думали, что он никогда не выйдет из комы. Расскажи об Ольге и Агаше, которые потеряли отца и мужа.

И Никита повёл медленный, жестокий рассказ. Из далёкого прошлого перед глазами снова вставали величественные горы Афганистана. Полные опасности и ужаса. Горы, где за каждым выступом могла притаиться безжалостная фигура бородатого мужика, с головы до ног увешенного оружием. Состояние той беспомощной злости к моджахедам, обстреливающим со всех сторон. К правительству, бросившему их, молодых и необученных в мясорубку чужой войны. К Завалову, БТРы которого регулярно приходили на сторону боевиков.

–– Глядя на лежавшего на траве Валерку, – прервал рассказ Никиты Володя, – у меня было не столько ненависти к афганцам, которые его убили, сколько к Далматову, подставившему и бросившему брата. И к Завалову.

Секундная стрелка, не сбиваясь с ритма, медленно ползла по яркому циферблату, а в комнате тяжёлой пеленой повисло молчание. Слава снова снял очки, вынул серую тряпочку из футляра. Казалось, что ещё немного и его пальцы встретятся, протерев дырку в стекле.

–– Я, конечно, знал, что Завалов поставляет военный транспорт в воюющие страны, но это были какие-то абстрактные страны, в которых погибали абстрактные солдаты… – прошептал Слава.

–– А этих абстрактных солдат дома ждали какие-то абстрактные матери, жёны, дети… – безжалостно продолжил Володя.

–– А ведь сломать Завалова проще простого, – хитро подмигнул Слава. – Особенно, когда в вашем распоряжении человек, владеющей полной информацией о передвижениях его бизнеса. Займёмся?

Володя, Слава и Наташа не сводили глаз с Никиты, ожидая решения. Его лёгкий кивок был неким перерезанием ленточки, знаменующий начало работы нового предприятия. Никита почувствовал, как огромный камень медленно скатился с души. Это был не шажок впотьмах, это был прорыв. Сигнальная ракета взвилась и осветила поле деятельности.

Уже через полгода ребята смогли привести в исполнение финансовую операцию, разработанную Славой.

Володя и Наташа сидели вокруг круглого стола и не сводили глаз с закрытой двери. Никита барабанил пальцами в чёрное окно, напряжённо рассматривая тусклый в ранних зимних сумерках пейзаж городского двора. Наконец, к подъезду подъехала серая «Тойота-корола», купленная пару месяцев назад Славой. Мигнув фарами, авто припарковалось рядом с другими машинами. Никита замер, прильнув к стеклу. Никто не дышал, не мигал, даже старался не думать, чтобы не нарушить тишину, в которой, наконец, раздался топот шагов.

–– Живой, – тихо произнёс Слава, заходя в квартиру.

– Значит всё прошло, как задумано, – то ли спросила, то ли подтвердила Наташа.

–– Естественно, – радостно пробасил Володя. – Если бы произошёл хотя бы малейший сбой, нашего Славика привезли бы по частям.

–– Типун тебе на язык, – с облегчением прошептал Никита, доставая из холодильника бутылку «Вдовы Клико». – Рассказывай, как всё прошло.

–– Идеально. Самолёт приземлился вовремя, банк открылся вовремя, директор был предупреждён. Переводчик с их стороны, что для нас стало козырем.

–– Почему? – удивлённо спросил Володя, поднимая бокал.

Слава по-домашнему чмокнул жену в нос, поставил на стол небольшой чёрный чемоданчик и прошёл в ванную. Как всегда, после денежных операций, он долго, с удовольствием намыливал руки, рассказывая ребятам подробности командировки.

–– Потому что никто из них не знает, кто такой Завалов. Для них это очередной русский миллионер, сделавший неплохой вклад. Наши начали бы стелиться перед таким клиентом, предлагать варианты, сто раз перечитывать контракт, показывая, какие они умные, как ценят и уважают такого клиента и, не дай бог, вычитали бы чего ненужного. А швейцарцы стояли с серьёзными лицами, комментарии сугубо по делу, сухой перевод, «подпишите здесь», «поставьте закорючку тут» и никакого плезира. А поэтому Завалову некому было подсказать, чтобы он обратил внимание, что в графе «получатель» стоит не конкретный человек, а предъявитель счёта с определённым номером. А кто из вкладчиков заберёт деньги, Завалов или его доверенное лицо Мазур, неважно. Контракт оформили на пять лет. Без права получения денег раньше завершения срока действия контракта. Так что в течение пяти лет Завалов будет искренне верить, что деньги ждут его под тремя замками и тремя процентами годовых, что в конце срока будет составлять неплохую сумму в плюсе. Вместе с Заваловым приехал племянник Неаполя, студент экономического факультета. Я переживал, что парень начнёт вопросы задавать. Но там такие амбиции, замешанные на собственном нарциссизме, что парнишка видел только зеркальные дверцы шкафа и отражение себя любимого, красивого и, как он уверен, умного.

Никита гипнотизировал взглядом яркое малиновое полотенце с разводами по краям и, дождавшись, когда Слава опустился в кресло, спросил:

–– Зачем Завалов его взял? Может подозревает что-то или не доверяет?

–– Не думаю, Никита, – громко отхлебнул шампанское Слава. – Если бы не доверял, то моя подпись там бы не стояла. Скорее всего ищет замену. Сергей Алексеевич ведь понимает, что официальный главбух должен быть кристально чистым. А если один раз отсидел, то второй раз посадить тебя, дело несложное.

Наташа рассеянно разглядывала заставленный грязной посудой стол. Хорошо, когда мужчины не привередливы: три корочки хлеба – молча съели, ни крошки не оставили, целый день на кухне простояла, и щи, и мясо «по-баварски» в пиве запекла, и по старинке, «оливье» – всё смели и, опять же, только крошки оставили.

Володя, поглаживая вылезший из-под ремня живот, с сожалением разглядывал бардак, оставленный после ужина. Некоторое время он искоса наблюдал за отрешённым лицом Наташи, догадываясь, что бардак – это последнее, что тревожит её в этот миг.

–– Наташ, – тихо позвал он. – Говори, что тебя напрягает. Чем раньше мы узнаем новости, тем больше времени у нас будет на отреагировать.

–– Честно говоря, – медленно повернулась Наташа, не отводя глаз от чёрной косточки маслины, плавающей в маленьком судочке, – ты последний из ребят, с кем я хотела обсудить новость.

–– Ну, спасибо, – обиженно надулся Володя.

–– Далматов вернулся, – Наташа подняла тяжёлый взгляд на мгновенно изменившееся лицо, сидящего напротив мужчины.

–– Откуда знаешь?

Стрелки на часах давно уже перескочили отметку одиннадцать, а со двора всё ещё раздавались пьяные завывания, празднующих юбилей, соседей. То, что веселье после одиннадцати перенесли на свежий воздух, раздражало Наташу. Окна спальни, которую они занимали, когда оставались ночевать у Никиты, выходили как раз на эту сторону. Закрыв форточку, она поплотнее задёрнула шторы. Несколько минут разглядывала расслабленное во сне лицо Славы. Глубокие складки вокруг тонких губ разгладились, возвращая ту доверчивость и наивность, которая покорила её много лет назад. Снова подойдя к окну, она прижалась лбом к тёплому стеклу. Весёлая компания в очередной раз пила на «посошок». Выйдя из комнаты, Наташа осторожно, чтобы не разбудить Славу, закрыла дверь.

Ребята сидели в тех же позах и, казалось, за время её отсутствия не произнесли ни слова. Наташа понимала, что информация, полученная вчера из случайного разговора с подругой, окажет эффект разорвавшейся гранаты. Особенно, для живущего в ожидании этого события, Володи.

–– У меня подруга есть, Лизка Берендеева. Муж её владеет риэлтерской конторой, совладелец одной из строительных компаний… Может ещё что-то, не знаю. В целом, неплохо мужик устроился. Вчера мы встречались с девчонками, и Лизка рассказывала, что вернулся друг детства её мужа, Виталька Далматов. Фамилия для нашего города не слишком распространённая, поэтому я заинтересовалась. Приехал Виталий Владимирович с неплохим капиталом и сразу к Завалову. Выкупил у него автозаправочную станцию. Сейчас идёт разговор об открытии автосалона. Но, главная новость, что набирает Далматов новый штат. И в этом штате ему не хватает секретаря. Я попросила Лизку замолвить словечко. Типа надоела прежняя работа, хочу новых впечатлений… Она пообещала рекомендовать меня на это место.

Никита поднял тяжёлый взгляд на Володю и по напряжённым костяшкам пальцев, понял какие бури переворачивают душу друга. Под тусклым светом бра Никита снова рассматривал раннюю седину Володи. Он понимал, что боль, гложущая изнутри все эти годы, не ушла, не стала меньше, просто Володя научился жить с этой болью, заковав сердце непробиваемым панцирем. Наташа поставила в посудомоечную машину грязные тарелки и, не прощаясь, прошла в спальню.

***

С тех пор, как вернулся Далматов, в Володиной жизни начался новый виток. Словно выползший после долгой спячки медведь, он фонтанировал злыми идеями, мечтая как можно быстрее довести своего врага до мест, не столь отдалённых. Отчёты Наташи о деятельности «Видалтранса», Володя впитывал до последнего звука, стараясь одновременно быть и финансистом, и криминалистом, и просто Джеймсом Бондом.

В отличии от Володи, безоговорочно верящего в финальный салют, Никита и Слава не тешили себя иллюзиями, зная, что намечается сверхсложная задача. В понятие «Завалов», а следом за ним и «Далматов», входила целая система, собранная из крепких, десятилетиями проверенных специалистов, которые будут зубами перегрызать каждого, кто осмелится нарушить мир, приносящий им огромные доходы. Но теперь у их команды была полная информация и по деятельности машиностроительного завода Завалова и по фирме «Видалтранс» Далматова.

Как-то само собой получилось, что штаб команды обосновался в квартире Никиты. Может потому, что однокомнатная «берлога» Володи находилась на краю города, а в Пантелеевку каждый день ездить было неудобно, а может просто потому, что Никитина квартира располагала к умным мыслям. Пряча улыбку, Никита наблюдал, как каждый из друзей обустраивает в его квартире свой собственный уголок.

Столик в углу с компьютером и папками, степлер, скотч. Всё подписано, прошито, стопочка три сантиметра вперёд, три вправо и ни пылинки – это рабочее место Славы. Столик у дивана, заваленный всевозможными автомобильными журналами, кроссвордами и прочим хламом, принадлежал Володе. Ну а приткнувшийся на другом конце дивана ноутбук ждал Никиту.

Подсчитывая доходы будущих жертв, Слава нарисовал на экране компьютера жирную точку и, потянувшись так, что кости захрустели, прокомментировал:

–– У Завалова на сегодняшний день собралась такая внушительная сумма в «золотом запасе», что пришло время заняться ею вплотную.

Никита, писавший статью для очередного номера журнала, почесал кончик носа. То, что Завалов имеет незадекларированный золотой запас, спрятанный на затерянной в лесу партизанской базе, Слава рассказал давно. Уже несколько месяцев ребята отслеживали поступления, просчитывая, когда можно будет без риска для Славы, изъять накопления.

–– Что предлагаешь?

–– Где спрятана «заначка» Завалова, знаю я, сам Завалов и правая рука Сергея Алексеевича, Коля Неаполь. Это теоретически. Фактически же, спасибо дедушке Прохору Степановичу, бесконтрольный доступ к «золотому запасу Завалова» имею только я.

–– А Завалов и Неаполь?

Слава выдержал значительную паузу. Открыв холодильник, он достал бутылку воды. Затем нехотя пил, ожидая, кто же из ребят первый не выдержит. Но Никита и Володя, хорошо знакомые с характером друга, улыбались, терпеливо ожидая окончания спектакля. Выпив всю воду и не дождавшись реакции, Слава тяжело вздохнул и продолжил:

–– Даже когда мне было пятнадцать лет, возраст самый любознательный и без маразма, бабушке Рае пришлось раз пять показывать дорогу, пока я разобрался в лесном лабиринте. В то время, чтобы запомнить невидимые тропинки, я даже деревьям имена давал. Они мне стали, как родные. Так вот, когда мы первый раз несли на партизанскую базу вклады, а в то время это было всего несколько чемоданов денег, и Завалов, и Неаполь пытались сделать карту местности. Я не мешал, хотя было нелегко сдержать смех, разглядывая, как они, тупо глядя на компасы, пытались определить север-юг. Неаполь пошёл дальше и начал искать мох на деревьях, как будто это поможет ему отыскать дорогу. На обратном пути Неаполь пытался считать шаги, но уже через пол километра его познания в математике закончились. Потом ломались ветки, делались пометки на коре деревьев, в общем, всё, что в детстве нам продемонстрировал Гойко Митич, пошло в ход.

Спустя неделю ко мне подошёл Завалов и попросил снова отвезти его на базу. Я сразу и не понял зачем, пока он не начал кричать на весь лес: «Неаполь, отзовись!» Оказывается, два дня назад, Неаполь решил съездить к месту хранения, чтобы ещё раз, самостоятельно, пройти по прежнему пути. И вот уже третий день бродил по лесу в поиске дороги домой. Хорошо, что Завалов догадался снабдить его старой, доброй «антипотеряшкой». По этому визгу мы его и нашли. Деловые такие. Поставили ему на телефон программу поиска. Потом звонят, удивляются, почему не отвечает? Как будто в лесу сеть специально для них провели. В общем, когда нашли бедолагу, я даже расчувствовался. Представляешь, сидит под ёлочкой это горе луковое, увидел нас, аж взвыл от радости. Оно и понятно, без подготовки два дня в лесу провести. Как ещё крыша не поехала? После этого они не экспериментировали, все вклады вносилисьи выносились только в моём присутствии.

–– Слава, а почему Завалов все деньги не переведёт в банк?

Подойдя к столу, Никита сосредоточенно изучал финансовый отчёт завода. Переворачивая листы, испещрённые тонкими столбиками цифр, он изредка делал на полях пометки. Слава ещё раз попытался пройти к холодильнику, но Володя перекрыл путь. Рассматривая крупную фигуру друга, полностью закрывшую холодильник, Слава, сделал несколько выпадов, чтобы отвлечь внимание и, сам того не ожидая, оказался у Володи на плече. Поняв, что второй раз история с бесконечным ожиданием не пройдёт, Слава, швырнув в Володю карандаш, повернулся к брату.

–– Мне кажется, что он человек старой, совдеповской закалки. Нашим банкам не доверяет и тому есть резоны. А с зарубежными маетно. Компьютером он владеет слабо, ездить туда-сюда времени нет, а посвящать лишних людей в дела финансовые тоже опасно. Да и языкам господин Завалов не обучен, а переводчики – люди чужие, что говорят непонятно… В общем, сплошные проблемы. Определённую сумму, благодаря моим стараниям, он, конечно, вложил в банк, но некоторый капитал, так сказать, на домашние расходы, держит поближе.

–– Слава, давно интересовался, – нахмурив лоб, спросил Володя. – Как у вас работает эта система? Вы закапываете деньги? Или, как пираты, в сундуке держите?

–– Угадал, в сундуке. А сундук на дереве, а в сундуке заяц, а в зайце утка…

–– Никита, – задумчиво позвал друга Володя. – Это только мне показалось, что Славка сейчас кричал: побейте меня, ребята, побейте?

–– Тогда не задавай глупых вопросов. Там всё по последнему слову техники оборудовано. Таджиков, которые двери ставили, вели к базе с завязанными глазами. В общем, обхохочешься. Так что, даже если какой-нибудь суицидник найдёт вход в подземные лабиринты, то чтобы зайти, надо три двери открыть, а ключи есть только у Завалова. Во всяком случае он так думает. Но даже если двери откроют, не факт, что найдут сейф, ну а если найдут сейф, то код от сейфа знает только Завалов. Во всяком случае, он, опять же, так ошибается. Это раньше мы всё подряд туда несли, а сейчас только золотые слитки. Так что, валютные накопления мы в Швейцарии спрятали, теперь можно тем, что поближе заняться.

–– По-моему рановато. Завалов ещё слишком силён, связей у него много, и мы пока не настолько готовы, чтобы без проблем завершить это дело.

Слава не спеша подошёл к окну. Прижавшись лбом к стеклу, он долго рассматривал серый пейзаж. Вот уже и декабрь не за горами, а зимы как не было, так и нет. Иногда пробивающийся снежок, так и не смог полностью закрыть асфальт и, постоянно подавая надежды, таял, оставляя чёрную, неприятную грязь. Вздрогнув от созерцания зимнего холода, Слава быстро отвернулся и, опершись пятой точкой о горячую батарею, продолжил:

–– Для начала мне проще пересидеть годика три, а вы проследите, чтобы в бизнесе Завалова всё шло гладко. В том смысле, чтобы расходы совпадали с доходами, чтобы эти три года он смог протянуть, не заглядывая в «золотой запас». «Законсервировать», конечно, не лучший вариант, так как поступления пойдут в другую сторону, но, зато и изымать оттуда ничего не смогут. А из тюрьмы мне лучше не возвращаться. Куда я денусь это уже детали, можно «погибнуть» при попытке побега, или умереть от какой-нибудь заразы неизлечимой, или…

–– Никаких побегов, – тут же отреагировал Никита. – много свидетелей, никогда не знаешь, что просочится в массы, а рисковать в этом деле никак нельзя.

–– Может во время возвращения домой?

–– Тоже не получится. Завалов обязательно пошлёт кого-нибудь, чтобы тебя встретили и довезли до дома в целости и сохранности. До тех пор, пока шеф не найдёт достойную замену, которая будет водить к тайнику и не задавать лишних вопросов, он пылинке на тебя сесть не даст. Но подумать над этим предложением можно.

Ребята переглянулись и решили ещё раз обговорить эту тему утром, на свежую голову. Слава, собирая бумаги и закрывая файлы компьютера, довольно покачивал головой. Зная своих друзей, он был стопроцентно уверен, что всю ночь Володя и Никита будут думать именно на эту тему и к утру правильное решение будет совместно принято.

Получив компромат о финансовых махинациях на машиностроительном заводе Сергея Завалова, работники налоговой в очередной раз посетили администрацию. В очередной раз были подняты все возможные документы, в очередной раз служители Фемиды раздражённо грызли ногти и, закипая от злости, «повесили» сроки главному бухгалтеру завода Вячеславу Мазуру и нескольким подчинённым. Завалов кусал губы, сдерживал гнев, но ничего изменить не смог.

***

Три года пролетели незаметно. Даже в колонии Слава не выпускал из вида все нюансы деятельности Завалова и Далматова. Наташа продолжала трудиться в приёмной у Виталия Владимировича, собирая по крупинкам сведения, которые шеф не доверял даже облачным хранителям информации. Далматов считал, что на любом «облаке» можно найти документ и только собственная голова не подведёт. А так как голова в последнее время была забита до предела, то записывал данные в амбарную книгу, как в старые добрые времена. Женщина скрывала саркастическую улыбку, наблюдая, как трепетно прячет Далматов «чёрную бухгалтерию».

День, когда возвращался из заключения Слава, был под стать настроению Наташи. Тоскливым, серым, словно тоже устал от ожидания. Поставив между тарелкой с тарталетками и хамоном бутылку дорогого вина, Наташа обвела взглядом стол. Вроде всё в порядке. Никита позвонил полчаса назад, сказал, что встретил Славу, едут домой… Всё хорошо. А душа неспокойна. Горячая волна снова залила сердце. В груди заломило. Скоро приедут Слава с Никитой, а торт до сих пор не готов.

Вернувшись на кухню, она взбила уже готовый крем. Коржи в этот раз получились неровные, постоянно ломались. Убрав лопатку, которой обмазывала коржи, Наташа опустилась на стул и положила голову на дрожащие руки. То ли состояние нервного ожидания, то ли три года, в течение которых она ни разу не затеяла выпечку, дали себя знать, но торт явно не получался. «Надо было купить или заказать» раздражённо подумала Наташа, вытирая выступившие слёзы.

Входная дверь хлопнула. Испуганно дёрнув рукой, Наташа уронила со стола венчик. Нет, не Слава. Такие тяжёлые шаги были только у Володи. Словно медведь протопал. У Никиты шаги чёткие, как на параде. И только у Славы шаги были «наивные». Наташа невольно улыбнулась, смакуя словосочетание. Именно «наивные». Мягкие. Как будто боялся нарушить чужой покой. Впрочем, разве только шаги.

Володя протопал на кухню. Оглядев маленькое пространство, он остановил взгляд на торте и восторженно закатил глаза.

–– Сказка, Натали, от одного вида дух захватывает,

Очередной поток слёз не заставил себя ждать. Тяжело вздохнув, Володя отправил кусочек сухого коржа в рот и сел рядом.

– Натуля, прекрати истерику. Через час вернутся Слава с Никитой, а ещё через пару месяцев будешь греть косточки на берегу Средиземного моря. Всё будет хорошо.

Солнце медленно опускалось за крыши домов. Наташа сидела перед окном и не сводила взгляд с окутанного сумерками двора. Кровавые сцены аварии, в которую попала машина Никиты, сменялись сценами не менее кровавых разборок, устроенных людьми Завалова, и из глаз снова и снова катились слёзы. Поняв, что до приезда Славы успокоить Наташу не удастся, Володя молча сидел рядом, мысленно призывая друзей прибавить скорость. Наконец серая «Тойота» въехала во двор и Наташа, хрипло выдохнув, бросилась к лифту.

Яркая луна смотрела в незаштореные окна, отражаясь в глазах сидящих за столом мужчин. Похудевший и счастливый Слава с сожалением оглядел опустевшие тарелки и, наконец, обратил внимание на сидящих рядом ребят. Глаза Никиты рассеянно бродили по лицу брата, разглядывая появившиеся морщины. Ещё не глубокие, почти незаметные в темноте, но спрятавшие в себе всю боль последних лет. Молчание затягивалось, но не угнетало. Говорить о делах не хотелось. Было простое желание сидеть рядом и чувствовать, что родной человек в безопасности. Половицы скрипнули, нарушая идеальную тишину. Володя встал, помогая Наташе поставить на стол торт. Рассматривая сердечко из консервированных вишен на белом креме, Слава по-детски сморщил нос и по старой привычке закусил ноготь большого пальца. Чтобы скрыть сжавший горло спазм, он показательно отрезал большой кусок, положил его на свою тарелку и начал разговор.

–– Встретил меня племянник Неаполя. Хотел до села довезти, но я отказался. Придумал, что надо по магазинам пройтись, вещи новые купить. А он только рад был от меня отделаться. До центра подвёз, дверью хлопнул и в другую сторону свалил. Сколько ехали, таким неприязненным взглядом сверлил. Если б мог, из машины выбросил бы. Да, видать, дана была чёткая установка: довезти живым и непопорченным. Парень закончил университет, отработал положенный срок, дающий ему право претендовать на определённую вакансию при Завалове и, судя по поведению, прочно занял моё место. Осталось только дождаться, когда я поведу его к тайнику. Не знаю, какой трюк придумал этот проныра, будет ли это нить Ариадны или крошки Ханселя и Гретель, но выглядел он уверенно, разговаривая на эту тему. Я покашлял ему для затравки, рассказал, что плохо себя чувствую и договорились, что отложим путешествие на несколько дней. Согласился он легко, из чего я сделал вывод, что сейчас другие, не менее важные дела есть и поход в лес можно перенести до лучших времён. Наверное, это связано с активизацией Завалова в польском направлении?

Взяв вилку, Слава поддел огромный кусок торта и, отправив его в рот, восторженно закатил глаза. Глядя, как в уголке его губ повисло облачко крема, Наташа протянула руку, чтобы убрать, но так и застыла на полпути. Белый, пушистый комок настолько гармонично смотрелся на заросшей губе, что убирать его показалось Наташе то же самое, что испортить шедевр, созданный самой природой. Володя почесал затылок, пряча улыбку. Наверное, сейчас даже если бы таракан сел на нос Славке, Наташа и его сочла бы произведением искусства.

–– Да, – подтвердил Никита, – Завалов уже две недели не вылезает из Варшавы. По нашим сведениям, через месяц к переброске готовят три трала с военной техникой. Вот здесь его и возьмут.

–– Нельзя его брать через месяц, – высунув язык, Слава слизал крем и вытер губы. – Если сейчас сломать планы, Завалов занервничает и начнёт раньше времени делать глупости. Хотя и просто так тралы пропускать не стоит. А то подумает, что он бессмертный. Надо попугать, но не оставлять с голым задом, полным проблем. Допустим, пусть ребята возьмут только один трал. Этот убыток Завалов сможет пережить. Это возможно, Никита?

Все вопросительно повернулись к Никите. Обведя растерянным взглядом внимательные лица друзей, Никита только сейчас понял, что ребята давно уже обо всём догадываются. И как со Славой обсуждали финансовые вопросы, а с Володей организационные, так и вопросы поимки преступной организации обсуждают именно с ним, майором службы безопасности Никитой Викторовичем Вершининым.

–– Сделаем, – прочистив горло прошептал он.

– Значит, можно начитать операцию «Туберкулёз»? – нервно грызя ноготь большого пальца, спросил Слава. – Только показываться в селе под именем Никиты Вершинина тебе, братишка, нельзя. Надо достать другой паспорт.

–– Никите надо обзавестись не фальшивым паспортом, а настоящим. Всё-таки операция не на один день рассчитана. Какие будут предложения? – засовывая в рот кусок торта, поинтересовался Володя.

–– Достать паспорт не проблема. Но при любой проверке есть шанс засыпаться. Идеальный вариант, жениться и взять фамилию жены. Паспорт выдадут чистый. Вопрос, где взять жену?

–– Женись на Ольге, – подсказала Наташа, собирая со стола грязную посуду. – И отправим её куда-нибудь за границу.

–– Зачем за границу? – не понял Володя. – Здесь она в безопасности.

–– Нет, – поддержал Наташу Никита. – На неё очень быстро выйдут. Начнут допрашивать. Зачем Ольге эти проблемы? Пусть уезжает. Чем дальше отсюда – тем спокойнее. Иначе просидит всю жизнь у Валеры на могиле.

На следующий день Слава вернулся в село, а через две недели Никита, заросший и похудевший, с документами на имя Олега Гереги, приехал в старый дом семьи Мазуров. Жители села безоговорочно поверили в болезнь Славы и не мешали компании готовиться к следующей фазе операции. Спасённый от издевательств отца-алкоголика Андрюша Налимов исправно носил Славе и Никите продукты. Всё шло своим чередом.

Темной весенней ночью Слава, Никита и Володя сели в старые «Жигули» и выехали в сторону леса. Через сутки всё те же «Жигули» притормозили у дома Славы. В подвал, со всеми предосторожностями, был опущен «золотой запас Завалова». «Три З», как прозвали его ребята.

Автобус, затормозив у остановки, облил жидкой грязью идущего по тропинке Никиту. Вышедшие женщины сочувственно качали головами и крестились, глядя вслед идущему. Никто его не останавливал, ни о чём не спрашивал. Казалось, все без слов догадались о постигшем его горе. Из-за поворота выскочил Андрюшка. Расстроенно сопя, он засунул ладошку в руку Никиты и пошёл рядом.

У сельсовета Никита долго вытирал грязную обувь, затем, стащив с головы шапку, переступил порог. Председатель тоже всё понял без слов. Налив в стакан водки, он заставил Никиту сделать несколько глотков. Проследив краем глаза, что посетитель отвернулся, председатель быстро опустил пустой стакан в мусорное ведро и приготовил дежурные слова.

Пряча опухшие от слёз глаза, Никита скупо сообщил, что Слава вчера потерял сознание и, не приходя в себя, умер. Приехавший из города врач, в сопровождении вечно подвыпившего местного фельдшера, во дворе подписал все необходимые документы, протёрли руки спиртом и уехал. Старушки у забора понимающе поджали губы, заметив сверкнувший в лучах заката яркий жёлтый платок с деньгами.

Тусклое солнце отражалось в грязных лужах. В сочное чавканье резиновых сапог вклинивались редкие всхлипывания повисших на заборах соседей. Не отваживаясь подойти к закрытому гробу, женщины издалека крестились, смахивали редкие слёзы и негромко переговаривались, вспоминая покойного. При всём том, что Слава не часто появлялся в селе, долгие отсидки и работа в городе отдалили его от местных жителей, но, как всегда, смерть сблизила людей.

Гроб с телом покойного несли Никита, Володя, надевший маску, закрывающую половину лица, отец Андрея и председатель. Налимов-старший и председатель от масок отказались. С грустными лицами мужчины рассовали по карманам несколько бутылок водки, засунули подмышку пакет с закуской и ушли на дезинфекцию. После похорон ребята вернулись в дом. Проследив, чтобы Володя плотно задёрнул сатиновые занавески, Слава вылез из подвала.

–– Как прошло? – нервно вздрогнув всем телом, спросил он. – Я тут поседел, пока всё закончилось. Боялся, что заподозрят подвох. Я-то вешу меньше, чем «золотой запас». Гроб, по-моему, слишком тяжёлый получился.

Володя, старательно отряхнул запылённую во время «похорон» обувь, внимательно осмотрел в окно окрестности села. Весело подмигнув Славе, он достал из кармана пачку дорогих сигарет. Прикурив, беззаботно пожал плечами:

–– Нормально прошло. Никита всплакнул, рассказал, как ты мучился перед смертью, похудел, усох… Впрочем, этим товарищам было по барабану вес гроба. Они несли его, подгоняемые мыслью, что через десять-пятнадцать минут получат заслуженное вознаграждение. Всё остальное прошло мимо них.

После псевдопохорон дни полетели однообразно. Никита ждал реакции Завалова на смерть своего экономиста. Время шло и складывалось впечатление, что печальное сообщение не внесло никаких корректив в активную деятельность завода. Новый сотрудник справлялся с бухгалтерией и, так как форс-мажорных ситуаций не случалось, необходимости в дополнительных деньгах не возникало. Наташа приносила оригиналы документов, разоблачающие махинации Далматова и всё чаще хмурилась.

Никита вышел из ванной, вытирая на ходу мокрые волосы. Всё было здорово в Пантелееке, но отсутствие душа стало для него проблемой. Володя уже не первый раз предлагал поставить в огороде деревянную кабинку, но Никита считал, что его образ безработного пошатнётся. Всё-таки, даже самая маленькая постройка требовала денег, которых не могло быть у Гереги. Разглядывая розовое махровое полотенце, Никита не сдержал улыбку. После того, как Наташа со Славой поселились в его квартире, здесь всё изменилось. За пару недель современные жалюзи дополнили светлые шторки на окнах, на кухне появились яркие резиновые прихватки, расписные доски. Теперь, приезжая в собственную квартиру, Никита чувствовал себя здесь всё более неуютно.

Выхватив из рук Никиты мокрое полотенце, Наташа бросила его в корзину для грязного белья и, воткнув в розетку шнур, включила фен. Никита скептически посмотрел на электроприбор, вообще-то он предпочитал, чтобы волосы сохли сами, но ничего не сказал. Обдавая горячим воздухом бороду, он наблюдал, как изменилась Наташа. Казалось, жизнь в городе раскрепостила женщину, выпустила наружу собиравшуюся много лет энергию. В такие моменты он даже завидовал Славе.

Пробежав в комнату с горкой тарелок, Наташа переступила через ноги сидевших на диване Володи и Славы и негромко бросила:

–– У Далматова сегодня посетитель был. Я бы его определила, как интересный.

–– В каком смысле? – мгновенно напрягся Володя.

–– В том смысле, что, когда он вошёл, в кабинете резко завоняло.

–– Виталий Владимирович так громко испугался?

–– Ну о децибелах не скажу. Не пианистка. А вот то, что испугался – это точно. Ещё бы не испугаться, когда вошли три таких амбала, что у меня в приёмной потемнело. Вам имя Колыма ни о чём не говорит?

–– Неужели навестил друга, бродяга? – не сдержался Никита и резко выключил фен. – И о чём разговаривали?

–– Ну вот сейчас они тебе с секретаршей вопросы обсуждать будут, – засмеялась Наташа. – Но, кода я кофе заносила, услышала фамилию Завалова. А после ухода «друга и Ко», Далматов попросил меня отправить документацию по нашим тралам и общую информацию по ремонтной мастерской вот на этот адресок. – Наташа бросила на стол бумажку с электронным адресом. – Поинтересовалась я, куда ушли документы. Оказалось, в чудный уральский город – Уфу.

–– Уфа, Уфа, У-фа-фа, – задумчиво промурлыкал себе под нос Никита. – Интересные дела творятся в башкирском королевстве. Кажется, гадюшник начинает разрастаться. Просто так Колыма не навестит. А раз ребятки ушли, оставив Далматова с ушами и с остальными частями тела, значит договорились. Мелькала фамилия Завалова, говоришь. Круто берёт Колыма. Бизнес и у Завалова и у Далматова схожий. Разве что по масштабам не сравнить. Но масштабы можно и перемасштабить. Подвинуть Завалова Колыме по силам. А вот, что останется после этого от Далматова? Вопрос.

–– И ещё одна новость. Скорее всего меня скоро уволят. У Далматова завелась юная Маша, которая не двузначно намекает мне на «подвинуться».

–– Так это же чудесно, – обрадовался Никита. – Судя по развивающимся событиям, надо вытаскивать тебя оттуда как можно быстрее. Собранного компромата хватит на пожизненное с посмертным и больше рисковать мы не можем. Предлагаю совместить приятное с полезным. Увольняйся, сделаем вам загранпаспорта и в Испанию, к Ольге. Пару лет там пересидите, а потом будет видно.

Сидевшие на диване ребята замолчали, дружно опустив головы. Слава расстроенно сопел, думая о предстоящем путешествии.

–– С нами-то всё ясно, а вот что будешь делать ты и Володя? – не поднимая глаз, пробормотал Слава.

Никита лёгким пружинистым шагом прошёл из одного конца комнаты в другой. Столкнувшись с небольшой пальмой, примостившейся под подоконником, он бросил угрожающий взгляд на Славу. Брат виновато сжался, одновременно указывая пальцем на суетившуюся у стола Наташу. Никита задумчиво приценился к горшку. Килограмм пятнадцать, не меньше. Вот как могла миниатюрная женщина тащить на себе это чудо из цветочного ларька. А то, что притащила именно она, Никита не сомневался. Ларёк находится метрах в двухстах от дома, значит экономная Наташа даже такси не взяла. Всё-таки не зря слово Россия женского рода. Умом, что женщину, что Россию не понять.

–– Пока на свободе Завалов и Далматов, я не могу уехать отсюда. Слишком большую сумму мы сняли с Завалова, так что искать её будут до победного конца. Мне надо держать руку на пульсе, если вдруг кто-то задумает сделать эксгумацию «тела» Славы. Работа по налаживанию связей с Польшей идёт по плану, деньги на выполнение этого заказа Завалов найдёт. Но заказ небольшой, экспериментальный, особых затрат не потребует. А вот через год, когда по мнению Сергея Алексеевича, он сможет взять из швейцарского банка всю сумму, которую он положил четыре года назад, и пойдёт основной конвой.

Обойдя огромный горшок с пальмой, Никита прижался лбом к стеклу. Пыльный городской пейзаж вызвал отторжение. Совсем недавно под окнами дома в Пантелеевке отцвела вишня. Поднимаясь утром с кровати, он подходил к окну, чтобы увидеть зелёно-белое облако в серой дымке утреннего тумана. Этот простенький вид заряжал его энергией на целый день. Казалось бы, пятьдесят километров отделяют, а словно два разных мира. За спиной раздался металлический звон. Обернувшись, Никита понял, что за столом ждут только его.

Спустя два месяца, перенеся несколько пластических операций, супруги Игорь и Ульяна Дорошенко пересекли границу и уехали устраиваться на новом месте. Слава в самолёте грустно вздыхал и расстроенно жевал чипсы, конфетки и всё, что предлагали крупные белокожие проводницы компании «Люфтганза». Наташа же, не скрывала восторг от путешествия. Выехав первый раз за окрестности родной области, она по полной программе наслаждалась новыми впечатлениями.

Никита, приютив у себя Андрюшку, ходил по сёлам, помогал во время ритуальных обрядов и ждал. Уже не раз до него доходили слухи, что в лесу встречали людей, кто-то говорил с миноискателями, кто-то упоминал ещё какую-то технику. Никита никогда не комментировал и не вступал в разговоры на эту тему, хотя лучше других знал, что ищут «грибники». Когда в дом постучали неизвестные, он встретил гостей предельно сконцентрированным, хотя таблетку, растворённую в водке, не заметил. Пожалуй, если бы не своевременная помощь Андрюхи, выпытали бы у него тайну «Славиной могилы». Выкинув из дома бандитов, Никита сделал сам себе устное замечание и стал ждать следующего хода.

Весна в этом году как-то неуверенно передавала права. Последняя неделя мая, а грязь так и оставалась непроходимой. Судя по прогнозам, обычный календарный график будет нарушен и сразу после затяжного периода холодных весенних дождей, придёт летняя удушающая жара.

Прогоревшие поленья тихо потрескивали в печке, навевая сонливое состояние. Казалось бы, предобеденное время – лучшее для работы. Но статья застопорилась на первых строках. Простенькая ручка, вместо того чтобы писать умные вещи, рисовала на полях грустные рожицы. Сбоку раздался глухой хлопок. Никита с трудом сдержал улыбку. За столом, испуганно моргая и потирая ушибленный лоб, сидел Андрей. Время от времени Никита бросал взгляды, наблюдая, как голова мальчика сонно покачивалась, грозя вот-вот соскользнуть с удерживающей её ладони. Но только он поднялся, чтобы уложить в кровать, наказание настигло мальчика. Сделав вид, что не заметил полусонного состояния Андрея, Никита подошёл к окну и долго смотрел на коричневую комковатую грязь, облепившую посыпанную гравием дорожку. В серой дымке тумана тусклый пейзаж Пантелеевки терял чёткость очертаний, рассеивался и казался каким-то неестественным, словно качался на волнах желейно-кисельного месива. Наверное, именно поэтому неожиданно выскочившая из-за забора женская фигура застала Никиту врасплох. Крепко зажмурившись, он резко открыл глаза. Нет, не привиделось. По дорожке к дому бежала Анна Иосифовна.

Удостоверившись, что Никита занят своими делами, Андрей изобразил интерес к учебнику и громко перелистнул страницу, даже не пробежав её глазами. Бросив строгий взгляд на мальчика, Никита прошёл к двери. В темноте маленького коридора лицо соседки выглядело болезненно-белым. Даже с каким-то синеватым оттенком. Никита посторонился. Нервно оглянувшись, Анна Иосифовна вошла. Пожалуй, это был первый раз, когда он увидел женщину такой напуганной.

–– Здравствуйте, Олег Викторович, – пробормотала Анна Иосифовна. – Как тут наш Андрюшка? Голова от знаний не лопнула?

Соседка задавала вопрос, одновременно разглаживала невидимые складки на светлом молодёжном плащике, выглядевшем смешно в комплекте с грязными галошами. Не дожидаясь ответа, задавала следующий вопрос. Никита внутренне напрягся. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, что заставило её преодолеть расстояние в несвойственном темпе и не заботясь об имидже.

–– Рассказывайте, Анна Иосифовна, что случилось.

–– Даже не знаю с чего начать, – чуть не плача подняла глаза женщина. – Вчера мне плохо стало, в боку закололо. Всю ночь промаялась, а с утра побежала к Юрке, нашему фельдшеру. Думаю, пока трезвый, может чего посоветует. Мужик-то он умный, если успеешь до того, как в лохмотья превратится. Захожу, рассказываю про свои болячки, он мне и говорит: «Идите, Анна Иосифовна за ширмочку, раздевайтесь по пояс. Я вас осмотрю». Зашла, разделась, легла. Вдруг слышу шум, гам, заходят оболтусы какие-то. По голосам, вроде, трое или четверо их было. Испугалась я так, что забыла, что, пардон, топ-лесом валяюсь. К кушетке прикипела и не дышу. Слышу табуретками задвигали, уселись и давай вопросы задавать. Типа, а какие симптомы были у Вячеслава Мазура? А почему решили, что у него туберкулёз? Юра им отвечает, что похудел очень Слава и кашлял с кровью. А один смеётся так гаденько и цедит сквозь зубы: «Там, откуда он вернулся по-другому не кашляют, но это не значит, что у них туберкулёз. Справку из тубдиспансера видел?» Юра им говорит, что справка, мол, у родственника осталась, у вас значит. Те опять за своё: а труп как выглядел? Юра объясняет, что хоронили в закрытом гробу. Те как подскочат и давай материться, звонить кому-то. Потом вылетели из амбулатории, слышу машина зарычала. Что же это делается-то, Олег Викторович? Год со смерти Славика прошёл, никто не вспоминал, а сейчас всё сначала. Не дадут ему, горемыке, и на том свете спокойно лежать.

Никита медленно подошёл к окну. Мирный деревенский пейзаж оставался всё таким же удручающе-успокаивающим. Даже листья на вишне в палисаднике замерли. Никита напряг слух, пытаясь уловить хоть малейший шорох, но Андрей и Анна Иосифовна, казалось, не дышали. Странно, но даже поленья в печке перестали трещать. Год назад Наташа повесила на стену часы с плавающими стрелками. И вот теперь, даже с этой стороны вместо тиканья – тишина. Никита резко дёрнул шпингалеты и распахнул створки окон. Словно в ответ на его ожидание, где-то на другом конце села закричал петух. Тут же крик подхватил соседский петух. Никита облегчённо вдохнул влажный воздух. Это скрипучий петушиный крик всегда был для него началом нового дня, новых ожиданий. В общем, чего-то нового и хорошего. Обернувшись, он столкнулся с двумя парами испуганных глаз. Опасность вплотную приблизилась и в ближайшее время надо будет принимать последние решения.

Проводив до порога Анну Иосифовну, Никита успокоил как мог соседку и закрыв дверь, повернулся к Андрею.

–– Собирай учебники, завтра мы отсюда уезжаем.

Андрей облегчённо вздохнул, захлопнув книгу и занялся более нужными, с его точки зрения, делами.

Муха жужжала противно и настойчиво. Никита протянул руку, пытаясь прогнать насекомое, но жужжание не прекратилось. Рука стукнулась обо что-то жёсткое. Услышав грохот, он резко открыл глаза и сел. Теперь жужжание неслось откуда-то снизу. Опустившись на колени, Никита долго шарил рукой в темноте и наконец, нащупал под кроватью старый мобильный телефон.

–– Спишь, что-ли? – обиженно прошептал в трубку Слава.

–– Спал, – подтвердил Никита, бросая взгляд на часы.

Два пятнадцать ночи. В лёгких пробежал неприятный холодок. Слава редко звонил, понимая, что любой контакт можно вычислить. Отсутствие нормального общения, делала его жизнь в Испании особенно беспросветной.

–– Я тут подумал на досуге, – жалобно засопел в трубку брат. – Может нам уже возвращаться?

–– Неужели всё так плохо? – облегчённо вздохнул Никита, натягивая на плечи тёплое одеяло.

–– Ты даже представить себе не можешь, братишка, какие они скучные. Я вчера в городе встретил случайно наших мужиков, русских или украинцев, в общем, братьев славян. Идут три дядьки и матерятся. Причём, не ругаются, не злятся, а просто погоду обсуждают. Из печатных слов – только местоимения. Всё остальное, и глаголы, и прилагательные, всё мат. Я минут сорок шёл за ними и чуть не плакал. Никитос, я домой хочу. У меня от их паэльи изжога, я уже видеть не могу эти оливки со всевозможными привкусами. Я так по щам соскучился.

–– Что с Наташей случилось? Она разучилась готовить щи?

–– Готовила один раз. Не получилось. Они не знают, что такое солёная капуста. Не знают, как вкусно селёдка со свежей молодой картошкой. У них огурцы картонные. Причём мягкий картон. Они даже пахнут картоном. Никита, я же в селе вырос, мне эта пластмассовая агрокультура поперёк горла встаёт. Наташа тоже из села, но у неё нет ни грамма ностальгии. Носятся с Ольгой по магазинам, радуются, как дети. А я места себе не нахожу. Первые полгода всё было новое, интересное, а сейчас только раздражает.

–– Удивил, – тихо прокомментировал Никита, ставя на плиту старый чайник. – А говорят, что испанцы гостеприимный и общительный народ.

Засунув руки в тёплую пижамную кофту, Никита нарезал хлеб, достал из холодильника сало и маринованные огурчики. Так было всегда, если по какой-то причине проснулся ночью, уснуть без внеочередного ужина не получалось. Промучившись несколько часов, Никита вставал, делал бутерброд и чувствовал, как глаза затягивала спокойная убаюкивающая пелена сна. В молодости он пытался доказать сам себе, что человек выше инстинктов и стойко держался до утра, но последние годы внесли корректировки в его устои. Пришло понимание, что ничего так не ценится, как хороший сон, спокойное пробуждение.

Голос в телефоне снова перенёс Никиту из мира запахов кухни, в далёкий мир зарубежного заключения. Жуя бутерброд, он открыл форточку. Голос Славы в ночной тишине заживляюще действовал на его истощённую нервную систему. Да и тишина за окном давно уже перестала быть чужой и равнодушной. В этой тишине он различал умиротворяющее уханье филина, мирное шуршание листьев, стрекотание ночных цикад. Всё то, что можно было услышать и оценить только в тихие ночные часы.

–– Неделю назад, возвращались с дискотеки, а на проспекте два пьяных паренька-испанца дерутся. Знаешь, как они дрались? Сначала кричали, прыгали, друг другу средние пальцы тыкали. Потом побежали к мусорным контейнерам и давай мешки грязные оттуда вытаскивать и швырять друг в друга. Мои девчонки чуть от смеха не лопнули, а я даже не знал, как реагировать. Домой хочу.

–– За мордобоем соскучился.

–– Представь себе и за ним тоже.

– Значит, приезжай. У Далматова уже всё на последней стадии. Сейчас решаем, каким образом в полицию документы подкинуть далматовские и можно Андрюшку готовить с номерами тралов. Тем более, что нас тут тоже вычислили. Так что придётся сворачивать деятельность и выводить операцию на завершающий этап как можно быстрее.

–– Правда? – восторженно зашептал в трубку Слава. – Ты, реально так считаешь? Спасибо, брат.

–– Ну, ты ещё всплакни, – удивлённо поднял брови Никита.

–– Ну, в общем, завтра в пятнадцать сорок наш самолёт приземляется в Шереметьево. Встреть, пожалуйста.

Пока Никита растерянно переваривал информацию, Слава бросил трубку. Слушая назойливое пиканье, Никита, наконец, пришёл в себя.

–– Можешь бросать трубку сколько угодно, а я всё равно скажу. На фига в два часа ночи звонить, мог бы и за пять минут до прилёта сообщить. Мне-то что, я же на метлу сяду и через пять минут в Шереметьево буду.

Отключив телефон, Никита несколько минут молча стоял, сверля взглядом темноту за окном. Наверное, сегодня даже двойной бутерброд не поможет заснуть. Сразу навалилась масса проблем, которые надо будет решить до приезда Славы с Наташей. Первое время ребята поживут в его квартире, но потом надо что-то решать с реинкарнацией брата. Долго прятаться и скрываться он не сможет. Да и у Наташи остались родственники. «Подумаю об этом завтра», приказал себе Никита. Вздрогнув под прохладным воздухом ночи, он быстро захлопнул форточку и нырнул под тёплое одеяло.

Почти все столики в кафе аэропорта оказались заняты. Лавируя между чемоданами, Никита, наконец, нашёл свободное место. Люди, сидевшие вокруг, тут же подтянули поближе вещи. Никиту всегда удивляла реакция на бородатых мужчин. Такое впечатление, что ухоженный, пахнущий одеколоном от «Chanel» человек не может быть вором и насильником. Сделав первый глоток кофе, он расслабился. До прилёта самолёта из Мадрида оставалось четверть часа. Первые воспоминания о полёте у Никиты были связаны с дедушкой и Карпатскими горами. Тогда он тащил тяжёлый чемодан, перетянутый для прочности ремнём, в кафетерии аэропорта продавали светлый чай с резиновыми булочками, а деревянные кресла были расписаны непристойностями одна похлеще другой.

Прошло совсем немного времени, а жизнь шагнула вперёд. Вместо коричневых коробок из кожзама, повсюду катились яркие чемоданы, представители знаменитых зарубежных брендов, дорожные сумки сменили удобные рюкзаки, всё стало проще, веселее, но… Вспомнятся ли эти вещи через двадцать лет? Наверное, нет. Они не предполагают усилий, идут незаметным бесплатным приложением к путешествию. Впрочем, может это и к лучшему. Человек запомнит горы, море, а не то, как всем гостиничным номером пытались закрыть чемодан. Задумавшись, Никита едва не пропустил время посадки самолёта.

Стоя в первом ряду встречающих, он заметно нервничал. Прошло уже минут сорок с тех пор, как самолёт приземлился, а Славы с Наташей всё не было. Ну сколько времени надо человеку, чтобы забрать с ленты чемодан? Десять? Двадцать минут? Стеклянные двери время от времени автоматически разъезжались, выпуская одну группу туристов за другой. Наконец, из дверного пролёта выползла наполненная доверху тележка. Два огромных розовых чемодана, две дорожные сумки на колёсиках и, как вишенка на торте, небольшой кожаный рюкзачок с Мини-Маус. За всем этим багажом медленно плыла фигура Славы. «Откуда? – с ужасом оценил поклажу Никита. – Откуда у ребят, выезжающих год назад с одним чемоданом на двоих, набралось столько вещей?»

–– Привет.

Никита раскрыл объятия в сторону приближающейся Наташи. Даже губы вытянул трубочкой для поцелуя.

–– Угу, – буркнула женщина, проходя мимо.

–– Я тоже рад встрече. – Слава подскочил и дурашливо чмокнул Никиту в подставленные губы.

–– Дурак, – обиженно бросил Никита, вытирая рот тыльной стороной руки. – Что это с Наташей?

–– Не обращай внимание, – прошептал Слава. – Тяжёлый перелёт.

Слава же, после «тяжёлого перелёта», просто фонтанировал энергией. Растрепав брату волосы, он дёрнул его за бороду, а затем ещё и побоксировал, перепрыгивая с одной ноги на другую. Поняв, что Никита не расположен к шуткам, Слава, забыв о багаже, бросился догонять жену.

Шаркающей походкой Наташа прошла по залу, остановилась у полочки с книгами. Бросив гневный взгляд на Никиту, размашисто написала: «Вытри пыль, грязнуля!» Никита расстроенно крякнул. Володя понимающе хихикнул. Действительно, последнее время Никита совсем забросил квартиру. Появлялся раз в неделю, принимал душ и снова бежал по делам. Сделав замечание, Наташа забыла о пыли и занялась чемоданами. Кажется, здесь упаковали подарки для ребят, купленные в последний день. Хотя, может и в дорожной сумке. Штук пять чёрных кружевных трусиков от «Intimissimo», выскользнули из чемодана. Наташа нервно сцепила зубы. Глядя, как картинно поползла прозрачная слеза по бордовым пятнам, появившимися в последнее время на щеках жены, Слава старался скрыть бурные эмоции, опускал глаза и вздыхал в унисон. Наконец, не выдержав траурного настроения, он сел рядом с Наташей, поцеловал её в макушку и прошептал:

–– Я обещаю тебе, Натуля, что каждый год мы будем ездить отдыхать туда, куда ты захочешь. Но жить мы будем здесь. Может не в родном селе, но не за рубежом.

Повернувшись к стоявшим у окна друзьям, Слава вздохнул с облегчением и уже не скрывая радости от возвращения, бросил:

–-. Ладно, рассказывайте, как дела?

Закончив отчёт по передвижениям Далматова, Никита довольно потёр руки. Последнее время Виталий Владимирович расслабился и, несмотря на постоянную опеку Маши, даже позволил себе несколько походов налево. Казалось, что в этот период жизни его волновал только грядущий контракт с поляками.

–– Осталось занести в прокуратуру документы «чёрной» бухгалтерии «Видалтранса», номера далматовских тралов и время пересечения границы. И можно садиться в VIP-зону, чтобы не пропустить самое интересное.

Из кухни донеслось шипение неплотно закрученной кофеварки. Чертыхнувшись, Наташа бросила сумку и выбежала из зала. На столе выстроились коробки с брендовыми одеколонами. «Paco Rabanne», «Calvin Klein», «Lacoste». Наверное, единственный бутик, который смогла посетить Наташа перед отъездом, находился в Duty free аэропорта. Воспользовавшись правом первенства, Володя забрал со стола золотистую коробочку от «Paco Rabanne». Никита исподлобья следил за другом. Чем ближе подходил час расплаты Далматова, тем хуже чувствовал себя Володя. Его нервное состояние передавалось и ребятам.

–– А если Далматов скажет, что Завалов арендовал его тралы? Что он не несёт ответственность за содержимое? И вообще он белый и пушистый. И ведь сможет доказать.

–– Ну, в прокуратуре тоже не дураки сидят, – пробормотал Слава. – Хотя ты прав. Нужен финальный аккорд. Надо «утяжелить» бумажки. А если мы на Далматова повесим первый конвой Завалова? Накладные уничтожены, сопровождающий убит… Почему решили, что это груз Завалова?

–– А чей же ещё? – удивлённо поднял брови Никита.

–– Далматова, – улыбнулся Слава. – Теоретически мог Далматинец год назад провернуть эту операцию?

–– Теоретически, наверное, мог, но как ты собираешься предложить этот факт ребятам из прокуратуры?

Слава после годового отпуска просто искрился от желания создать что-нибудь новое, заняться делом, быть полезным. Своей знаменитой «думающей походкой», он быстро перемещался из одного конца комнаты в другой, ставя ногу на пятку, плавно перенося тяжесть тела на носок и резко выкидывая вторую ногу пяткой вниз. «Как кулик по болоту», смеялся Никита, внутренне задаваясь вопросом: почему кулик? Ведь ни кулика, ни болота он, выросший в городе, никогда не видел, но ассоциации складывались именно такие. Слава тоже не мог объяснить откуда взялась такая привычка «думать на ходу», но именно несколько километров, намотанных по комнате в подобном ритме, создавали в его голове гениальные схемы.

–– Наташ, у тебя остались накладные с подписью Далматова? – резко остановился он, напротив вошедшей с подносом Наташи.

–– Осталось пару штучек, – ответила женщина, расставляя на столе тарелки с хамоном, оливками и сухариками.

– Вот и чудненько. Номер задержанного трала из первого конвоя Завалова узнать не сложно, а дальше уже дело техники. Я в своё время и не такие фальсификашки проворачивал. Поможем нашей доблестной прокуратуре раскрыть дело годовалой давности. Если они возьмут тралы на границе, приплюсуют их к прошлогоднему грузу… А «единичный случай» и «организованная преступная группировка, осуществляющая постоянный поток контрабанды»… Это две разные статьи. План может испортить то, что мы не знаем, чем конкретно занимался Далматов в день отправки первого конвоя Завалова, – сквозь зубы пробормотал Слава.

–– А какая разница?

Чтобы занять подрагивающие руки, Володя нервно отправлял в рот одну оливку за другой. Слава резко подошёл к столу и убрал тарелки на другой край. Чёрно-зелёное мелькание раздражало его и мешало думать.

–– Прекрати нервничать, Володя. Сядет Далматинец, и надолго. А разница в том, что в тот день на фирме могли быть ребята из налоговой или из какой-нибудь другой организации, которые подтвердят, что все тралы были в гараже.

В наступившей тишине особенно громко раздавался звон вилок, но сделать замечание жене Слава не решился.

– Значит, надо сделать так, чтобы у Виталия Владимировича не было возможности разбираться с документами за тот период, – предложил Володя, глухо хрустя сведёнными суставами пальцев. – Поджёг в офисе? Покушение? Желательно, что-нибудь феерическое, чтобы он чувство реальности потерял.

–– Поджёг, покушение… Ну, к чему такие сложности. Просто пусть убьёт кого-нибудь, – буднично подхватила цепочку Наташа.

–– И кого же он убьёт?

–– Меня или ещё кого. Это уже детали. Главное, чтобы были свидетели и, чтобы у Виталия Владимировича не было алиби.

–– Звучит, как предложение, – заинтересованно поднял глаза Никита.

–– Пока в очень сыром виде, но… – Наташа, забыв обиды по поводу внезапного отъезда из Испании, обвела хитрым взглядом мужчин. – Мы с подружками каждый год ходим в баню.

–– Креативненько, – кивнул головой Володя.

–– А главное ново, – поддержал друга Никита. – Спорим, что перед Новым годом.

–– Нет, когда испачкаются, – хихикнул Слава и сжался под грозным взглядом жены.

–– Дураки, – обиженно насупилась Наташа. – Когда душа просит.

–– А чего так редко просит? – не унимался Володя.

–– Просит часто, получается редко. Так вот, после бани мы играем в карты на желание.

–– И кто задумывает желание? – начиная вникать в суть предложения, задумчиво спросил Никита.

–– В этом году задумаю я. Допустим, пойти на кладбище и что-нибудь принести. И на кладбище эта кто-то станет свидетельницей убийства кого-то. В ту же яму можно и документы подбросить.

–– Мне нравится, – задумчиво подытожил Никита. – А алиби Далматова?

–– Если всё это прокрутить через пару недель, то выходит, как в сказке. Девчонки уже давно пытаются меня вызвонить, чтобы договориться о банном дне. Сегодня, не успела телефон подключить, как нашли. Обещала завтра сказать точную дату. А второго июня одна американская компания открывает новый офис в нашем городе и устраивают шикарную инаугурацию с банкетом. Далматов обычно, такие мероприятия не пропускает, но в этом году что-то мне подсказывает, что не пойдёт он на банкет.

–– И это что-то называется «чуйка»?

–– Нет, это «что-то» зовут Лизка Берендеева, моя подружка, которая рекомендовала меня секретаршей пять лет назад. По совместительству она илюбовница Далматова. Не постоянная, а так…

–– Когда душа просит, – подсказал Слава.

–– Не сбивай с мысли, – оттолкнула Наташа мужа и, нахмурив лоб, продолжила: – Смотрите, что получается: девчонки предлагают собраться и только Лизка отказывается, сославшись на другие планы, при этом просит меня назначить встречу на второе июня и, в случае если её Берендеев спросит, сказать, что была с нами.

–– А почему ты решила, что она ждёт Далматова? Может у неё на эту субботу рандеву с молодым сексуальным негром запланировано.

–– Вряд ли. При всей своей распущенности Лизка довольно предсказуемая дама и между молодым сексуальным негром, неизвестно по каким Техасам таскавшимся, и проверенным Далматовым, выберет второго. Сегодня позвоню Лизавете и будем знать точно. И если будет такое совпадение по всем пунктам, то нельзя упускать подобный шанс.

–– Допустим, жертвой буду я, – задумчиво пошёл по комнате Никита, старательно вытягивая ногу острой пяткой вниз, но поняв, что «Славин метод» в его случае не помогает, сел на стул и яростно потёр лоб. – В роли Далматова выступит Володька, у вас рост приблизительно одинаковый, и телосложение похожее. Если прикрыть каким-нибудь плащиком-распашонкой, то выйдет один в один.

–– А главное у нас с Далматовым татуировки одинаковые, мы в Афгане в один день били, я, Валерка и Далматинец.

– Значит судьба, – задумчиво прошептал Никита. —Конечно, планчик слабенький, раскусят его на второй день. Но, даже пару дней дадут нам заметный бонус. Занервничает господин Далматов, а, перенервничав, начнёт делать глупости. Ну, а если он сбежит, это автоматически докажет его причастность, как к первому, так и ко второму конвою.

–– А с Заваловым что будет?

–– Загибай пальцы. Сначала он узнаёт, что «золотой запас» увели в неизвестном направлении. Сегодня Завалов вылетел в Швейцарию, а значит завтра узнает, что денежки из банка тоже исчезли. Без денег ему конвой не довести. Тем более, что поляки, узнав о его проблемах, не откажут себе в удовольствии попрыгать на голове бывшего партнёра. Завалов дядька, конечно, не старый, но поношенный. Если после всего этого останется жив, то ему придётся научиться содержать себя на пенсию. Как наказание, меня это устраивает.

***

Выйдя из электрички на Белорусском вокзале, Роман недовольно вглядывался в поток людей, бегущий к выходу в город. Ему торопиться было некуда. Вряд ли старший Вершинин в свои восемьдесят шесть лет пойдёт с утра на длительную прогулку. Дурацкое мамино воспитание, типа, кто рано встаёт, тому бог даёт, уже не раз играло с Ромкой злые шутки. И ведь точно зная, что ему, Ромке, по утрам бог даёт только пендели, всё равно решил сделать все дела пораньше. Будильник честно зазвонил в шесть утра, но Ромка до последнего нажимал кнопку десятиминутной отсрочки. Из дома вылетел без завтрака, едва успел на электричку. Стоя в проходе переполненного вагона, он задавался вопросом: чего так спешить, если электропоезда ходят через каждый час? Можно было и выспаться, и принять нормально душ, и позавтракать.

Достав телефон, он ещё раз позвонил Вершинину, предупреждая о визите и уныло шаркая подошвами о пыльный асфальт, пошёл к остановке

Нажав кнопку домофона, Ромка услышал щелчок, потянул на себя массивную дубовую дверь подъезда. Старая конструкция лифта предполагала полную открытость процесса. Сначала сверху сползли чёрные, обтянутые резиной трубы, затем появилась и сама кабинка. Войдя, Роман с опаской прислушался к приглушённому визгу закрывающихся створок. Этажи медленно проплывали перед глазами, словно несли его по жутким сценам старых американских триллеров. Наконец лифт вздрогнул и, устало качнувшись, остановился.

Две квартиры на этаже расходились в разные стороны. Две стандартные, безликие двери. Складывалось впечатление, что их не меняли со дня установки. Даже коврики у дверей, хотя и новые, но серые, ничего не говорящие о своих хозяевах. «Роботы тут живут, что ли?» раздражённо подумал Роман, приближаясь к одной из квартир. Вправо он повернул автоматически. Наверное потому, что его квартира находилась справа от лифта. И не ошибся. Ключ в замке повернулся, дверь резко распахнулась. На пороге появился высокий толстый парень в огромных ярких очках. Рыжие вьющиеся волосы весёлым одуванчиком обрамляли круглое, конопатое лицо. Даже сквозь толстые линзы юноша щурил глаза, рассматривая собеседника. Наконец, он добродушно развёл руки в стороны и одарил Ромку щедрой улыбкой.

–– Вы Роман Васильевич? – радостно спросил парень. – Константин Петрович вас ждёт. Только очень прошу не задерживаться. Дедушке Косте уже далеко за восемьдесят и, сами понимаете, в таком возрасте надо беречься.

Проходя по длинному коридору, Роман восторженно разглядывал чёрно-белые снимки, развешенные на стенах. Пройдя до конца, он удивлённо оглянулся и подумал, что если бы не знал, что Константин Петрович Вершинин всю жизнь прослужил в органах, то, никогда бы об этом не догадался. Все фотографии были очень мирными. Вот молодая семья отдыхает на даче. Девочка с огромными бантами идёт в первый класс. Театр. Горы… И ни на одном снимке не было ни формы, ни намёка на службу. Как не было фотографий и Вершинина-Гереги.

Константин Петрович встретил Романа в зале. Даже сидя в инвалидном кресле, мужчина не создавал впечатление немощного старика. Зачёсанные назад волосы, умные выцветшие глаза, цепкий взгляд. Всё говорило о том, что, придя к довольно пожилому возрасту, бывший заместитель руководителя Департамента экономической безопасности генерал-майор в отставке Вершинин в нужный момент с лёгкостью поднимется, сядет на коня и разгромит всё, что мешает людям идти к светлому будущему.

–– Я правильно понимаю, молодой человек, что цель вашего визита – это разговор о моём внуке Никите? Но, как я вам объяснил по телефону, юноша ведёт совершенно самостоятельный образ жизни и мною уже давно не интересуется.

Голос мужчины звучал бесцветно и устало, но именно это насторожило Романа. Было в этом безразличии что-то образцово-показательное, словно хорошо выученный урок перед доской. И это абсолютно не совпадало с первым впечатлением о Константине Петровиче.

–– Неужели не приходит, не звонит, не поздравляет на день рождения?

–– На день рождения? – рассеянно переспросил Вершинин. – Я и сам, честно говоря, не помню, когда у меня день рождения.

Рыжий парень вошёл в зал и поставил на столик чёрный поднос, расписаный под «хохлому». Две бутылочки воды и два высоких стакана, наполненных кубиками льда. После такого угощения Ромка ещё сильнее ощутил чувство голода.

Взяв в руки запястье Константина Петровича, парень несколько секунд шевелил губами, подняв глаза в потолок. Удовлетворённо кивнув, он дал разрешение на продолжение беседы.

–– Антош, – улыбнулся Константин Петрович, – а ты помнишь, когда у меня день рождения?

–– Двадцать восьмого сентября, – словно на параде продекламировал Антон, с высоты своего роста разглядывая макушку лейтенанта Аросева.

–– И когда же последний раз Никита звонил мне или навещал?

–– Я живу здесь уже два года, но с Никитой не имел чести познакомиться. Хотя и находимся с ним в родственных отношениях, – сочувственно поджал губы парень и, улыбнувшись, добавил: – Дальних.

–– Могу я посмотреть последние фотографии Никиты, – подавил тяжёлый вздох Роман, заранее зная ответ.

–– Нет, Роман Васильевич. Лет десять назад умерла моя дочь, потом ушла из жизни жена. Никита бросил меня. В порыве истерики, не свойственной мне в лучшие времена, я уничтожил все его фотографии.

Выйдя из квартиры Вершининых, Роман старательно растянул губы в улыбке, прощаясь с Антоном. Столько добирался по жаре. Поездка в переполненном утреннем транспорте, неразбериха с адресом… В результате всех этих перипетий встретился с Вершининым почти к обеду. Если учесть, что позавтракать ему не удалось, то пропущенный обед сделал его пребывание в Москве незабываемо пакостным. А результат нулевой. Нажав на кнопку лифта, Роман несколько минут прислушивался к тишине. Лифт не работал., День продолжал фонтанировать неприятностями. Голодный, уставший, теперь ещё и пешком тащиться с пятого этажа. Вздыхая и кляня судьбу-злодейку, Ромка поплёлся вниз. Лифт, естественно, стоял на первом этаже И не просто стоял, а был специально заблокирован. Прислушиваясь к невнятному бормотанию, Роман приготовил гневный спич. Но увидев женщину, стоявшую на коленях у раскрытых дверей лифта, растерянно крякнул. Немолодая полная женщина вглядывалась в чёрную щель, разделяющую кабинку с шахтой лифта. В руках у незнакомки блеснул перочинный ножик. Бесшумно приблизившись, Ромка вытянул шею, пытаясь понять суть манипуляций. Неожиданно женщина прошипела несколько неприличных выражений и, подняв голову, испуганно дёрнулась.

–– Вы кто? – раздражённо буркнула дама, пряча в сумку ножик.

Ромка недоверчиво следил за действиями незнакомки. Глядя на её холёное лицо, лейтенант пытался применить на практике лекции психологов. В конце концов, он всё-таки решил, что на криминальный элемент визави не похожа.

–– Лейтенант Аросев, – представился Роман, доставая документы. – Могу я узнать, что вы здесь делаете?

–– Можете, – вздохнула собеседница, поднимаясь с колен. – В дырку ключи упали, держатся на колечке, которое зацепилось между рейками. Если сейчас лифт тронется, ключи упадут в шахту. И всё. А у меня, как назло, ничего нет, чтобы подцепить их.

Роман подошёл ближе. Действительно, в щели шахты покачивалась связка ключей. Порывшись в кармане, он нашёл брелок, который капитан Звонарёв привёз ему из отпуска. Брелок был некрасивый и носил его Ромка только из уважения к старшему товарищу. Тоненькая пластинка с надписью «Бердянск» и магнитом по внутренней стороне. К магниту цеплялось всё что можно, и скрепки, и кнопки, а один раз, Ромка даже обнаружил на нём женскую шпильку. Как она попала в его карман, непонятно. Но в данной ситуации магнит оказался незаменим. Просунув пластинку в пространство между рейками, он без труда подцепил колечко с двумя ключами.

–– Спасибо, – улыбнулась женщина, затащив в кабинку два объёмных пакета из супермаркета. Но старый агрегат, будучи заблокированным в течение некоторого времени, теперь отказался работать.

Женщина растерянно вышла из лифта, жалобно глядя на остановившегося у выхода лейтенанта. Проклиная своё хорошее воспитание, Роман вернулся, поднял поклажу и поплёлся к лестнице.

–– Пятый этаж, – радостно прочирикала, догоняя его, случайная знакомая.

«Я бы удивился, если бы был второй» пронеслось в голове лейтенанта. Добравшись до нужной квартиры, он аккуратно поставил пакеты и повернулся, чтобы попрощаться. В этот момент живот, не получивший своевременной дотации, издал гулкий устрашающий рокот. Кровь бросилась в лицо, в глазах позорно защипало. Кончится когда-нибудь этот день или нет? Затравленно кивнув на прощание, Ромка бросился к лестнице. Сосредоточившись на своём позорном бегстве, он не заметил, как властная женская рука схватила его за подол рубашки и резко вернула на место.

–– Подождите, лейтенант, я вас накормлю. Наверное, целый день носитесь, не отдохнуть, не покушать. У меня сегодня сын должен был прийти на обед, а в последний момент перезвонил, что всё отменяется. Вот такая вы, молодёжь. Растишь вас, растишь, а вы вылетаете из гнезда и забываете, где это гнездо и находится. У нас дом старый, заселённый ещё нашими родителями и большинство из них, к сожалению, доживают в одиночестве.

Войдя в длинный коридор, Роман облегчённо вздохнул, увидев, что хозяйка прошла на кухню не разуваясь. Не то, чтобы его носки были не новые, но год назад они имели более изысканный вид. Квартира соседки Вершининых, оказалась похожей планировки, но без инвалидной коляски и батареи лекарств, выглядела больше и светлее.

– Вот так и живу одна, в вечном ожидании, когда же мой любимый сыночек вспомнит о маме и позвонит.

–– А муж? – спросил Роман, разглядывая висевшее на стене семейное фото. – Умер?

–– Почти, – подошла сзади женщина, вытирая руки маленьким вафельным полотенцем. – Всё хочу выбросить, да рука не поднимается. Ушёл мой муж к молоденькой. Хотя надо признать, что сама виновата. Знаете, как бывает в молодости, две дурочки из переобеспеченных семей решили на спор поприкалываться. Суть спора состояла в том, чтобы «снять» парня из нищеты и вывести его в люди. «Вывести в люди» в том смысле, чтобы поднялся до нашего уровня. Адреналин в голове бегает, всё пытается мозги найти, а их нет. Отсюда все беды. Нашли ребят малообеспеченных и давай их раскручивать. Я своего Дениса одела в «Levis», «Adidas», научила ножом и вилкой пользоваться, институт ему закончила, – сняв со стены фотографию, хозяйка квартиры долго смотрела на улыбающиеся лица. Стряхнув пыль со стекла, швырнула фото на полку и, выходя на кухню, продолжила: – А ведь был неплохой парень, всё пытался сам заплатить. Даже пару раз бросал меня. Думала всё, проиграла Тамарке, но не тут-то было. И пары лет не прошло, как понял мой Дениска, что пальто от Армани делает его фигуру гораздо стильнее, чем китайский пуховик, а в итальянских туфлях намного теплее и удобнее. И всё, пропал мужик. Из грязи в князи. То ли сущность у него всё же была дерьмовая, то ли дерьмо со временем, как целлюлит появляется, но уже через три года он обедал только в ресторанах, а официантам хамил, как самый настоящий гавнюк.

А лет пять назад приходит моё сокровище домой и с видом уставшего от жизни денди, сообщает мне: «Дорогая, прости, я полюбил другую. Давай расстанемся мирно и всё разделим пополам». Я поулыбалась, уложила спать, собрала всё его барахло, занесла в гараж, затарила в его новенький «Лексус» и … пуф. Оказалось, что качественные вещи от ведущих кутюрье горят не хуже, чем дешёвый ширпотреб с фабрики из подвалов Пекина. Это был его первый инфаркт. Полиция сокрушённо качала головой, обещала найти бандитов и расстрелять. А когда Денис рассказал, что все вещи сожгла я, потёрли руки, похихикали, что милые бранятся, только тешатся и посоветовали разобраться самим. Денис гордо забрал свой китайский пуховик, который я хранила, как антиквариат, и ушёл. На следующий день он узнал, что лишился работы. А пока восстанавливал сожжённую карточку, счёт оказался пустой. Это был его второй инфаркт. Но он и это выдержал, только попросил своего шефа дать рекомендации. Забыл, глупыш, что его бывшая жена с его бывшим шефом лет пятьдесят назад шалаши из одеял строили и в «прятки» вместе играли. Дал ему Сашка рекомендацию, с тех пор нигде устроиться не может. Девочка молоденькая его бросила ещё в начале новой карьеры «мистера никто». Одно дело быть женой обеспеченного банкира, другое – тянуть на себе бомжа безработного. Сейчас приходит иногда, стоит под окнами. Пару раз даже накормила.

–– Со временем всё плохое забудется и останутся только хорошие воспоминания, – философски улыбнулся Роман, забирая поднос из рук вошедшей женщины

–– Или, наоборот, – пожала плечами та. – Вы, Роман Васильевич, бутербродики с красной икрой больше уважаете или с чёрной? Меня, кстати, зовут Вероника Эдуардовна.

Роман хлопал глазами и кусал губы, придумывая, как ненавязчиво намекнуть хозяйке, что на бутерброд можно положить слой красной икры, потом слой чёрной, потом повторить и можно без хлеба. Но при этом гордость не позволяла ему опуститься до уровня голодного попрошайки. Поэтому он искренне надеялся, что Вероника Эдуардовна правильно расценит его молчание.

Когда тарелочка с тарталетками заняла центральное место на столе, Ромке пришлось вспомнить уроки психологии, Посчитав до десяти, он небрежно бросил на колени белоснежную хрустящую салфетку и медленно, на счёт «одиннадцать-двенадцать», положил в рот маленькую вкусняшку.

–– Спор я выиграла, а вот в жизни проиграла, – продолжила женщина, ставя перед лейтенантом тарелку с бульоном. – Впрочем, Тамаре ещё хуже пришлось. Её Витя тоже был неплохим парнем. Умным, аж дух захватывало. Даром, что в деревне родился, не было такой книжки, о которой он не имел собственного мнения. Впрочем, это-то его и погубило. Они с Тамарой учились в одном институте, он на четвёртом курсе, а она на первом и как она не пыталась ввести его в наш круг, уже через полгода оказалось, что это он ввёл её в свой. А его круг общения состоял из ребят-диссидентов. Умных и недовольных тем режимом. В общем, очень скоро с Тамарой стало невозможно общаться. Она с пеной у рта рассказывала, как тяжело живёт народ, как необходимо менять мавзолей, который правит страной, что к власти должны прийти молодые энергичные люди… Сами понимаете, что в то время подобное опасно было не только говорить, но и слушать, поэтому, постепенно дороги наши разошлись. А потом Витя исчез. Тамара осталась беременной. Ни жена, ни вдова. Первое время на неё страшно было смотреть, но потом родила, бросила сына и снова в бой. Сначала недовольны политикой Советского Союза, потом недовольны современным строем и во время одного из митингов её сильно ударили по спине. Развилась опухоль. Когда она нашла время обратиться к врачу, опухоль уже была неоперабельная. А уж сколько сил и здоровья потратили Константин Петрович с Марианной Леонардовной, чтобы доставать дочку из каталажек. Думали, что со временем Никита заставит её взяться за ум, но в Тамару словно бес вселился. Незадолго до смерти, она в своей организации одной из самых обезбашенных была. Всё равно или прибили бы где-нибудь, или посадили бы на всю оставшуюся жизнь

–– Погодите, Вероника Эдуардовна, – рука Ромки с наполненной ложкой остановилась на пол пути. – Тамара, Константин Петрович, Никита…

–– Вершинины. Соседи мои. Сейчас из всей семьи только дедушка Костя остался, да Антошка, который переехал к нему жить.

–– А Никита? Разве не навещает деда?

Вероника Эдуардовна, сделав извиняющийся знак в сторону юноши, вытерла губы и, легко поднявшись, вышла из комнаты. Ромка, затравленно вытянув голову в сторону двери, схватил с тарелки ещё одну тарталетку и, засунув в рот, аккуратно сдвинул оставшиеся, закрывая образовавшийся пробел. Перевернув языком «корзинку» из песочного теста так, чтобы икринки упали на язык, он в очередной раз зажмурил глаза, стараясь на уровне подсознания зафиксировать вкус. Вернувшись, женщина поставила в центр стола вазочку с хлебом и, снова положив салфетку на колени, продолжила:

–– Сейчас, наверное, даже не узнала бы его. С тех пор, как Никита уехал учиться в другой город, редко приезжал, а последние лет пять вообще его не видела. Хотя Константин Петрович не одинок, несколько раз видела, как к нему мужик какой-то приходит. Около года назад ждала лифт, а он заходит. В спортивном костюме, типа «Адудас», в стоптанных кроссовках, бейсболка, а главное, эта борода толстовская и хвостик хипповский сзади висит. Я расстроилась, что придётся в лифте с незнакомым мужиком подниматься, но он кивнул и пошёл к лестнице. Потом, вспоминая этого великовозрастного хиппи, я обратила внимание, что, хотя его спортивный костюм был поношенный, но при этом, абсолютно чистый. И волосы не висели засаленным хвостиком. И не воняло, что так свойственно опустившимся людям. Знаете, Роман Васильевич, после революции, многие аристократы остались в Советском Союзе. Выполняли самую чёрную работу, но при этом всё равно оставались вежливыми и чистоплотными. Один из них, как-то сказал: «Я могу ходить в штопанных носках, но я никогда не надену рваные носки». Вот такое же впечатление у меня осталось после встречи с этим хиппи-аристократом. Я доехала до своего этажа первая, зашла в квартиру и сразу к глазку. Смотрю, он вверх пошёл. Но у нас-то дом заселён бывшими сотрудниками милиции, так что меня на мякине не проведёшь. Я ещё несколько минут простояла у двери. Действительно, не прошло и минуты, как спустился этот хиппи и своим ключом дверь Вершининых открывает. Я испугалась, хотела полицию вызывать, когда прислушалась, слышу Антошка хохочет. А у нас, хоть стены и непробиваемые, но Тошиного хохота не выдерживают. Вот уж здоровые лёгкие у парня. Я и успокоилась. Поняла, что пришёл знакомый человек. Потом ещё раз видела издалека, как он в наш подъезд заходил. А недавно у Константина Петровича парнишка поселился. Заходит с сумками, наверное, продукты помогает покупать. Такой славный мальчик, всё время улыбается, аж светится. И это его «Здравствуйте, тётенька» … Так мило, по-деревенски.

Роман достал из папки фотографию Олега Гереги и протянул женщине. Прежде, чем взять в руки снимок, Вероника Эдуардовна долго вытирала губы салфеткой, затем вынула из футляра чёрные элегантные очки и отодвинув фотографию, долго рассматривала.

–– Точно он. А что он натворил?

–– Посмотрите на фотографию внимательнее, Вероника Эдуардовна, может он вам кого-то напоминает, – попросил Роман, протягивая женщине второе фото, на котором Олег Герега был без бороды

–– На Витю очень похож, – с ностальгией в голосе прокомментировала хозяйка. – Конечно, по возрасту не он, Виктор был нашим ровесником, исчез, когда ему было чуть за двадцать, так что сейчас нам всем за шестьдесят… Или Никита? Очень похож, но не видела его много лет, сейчас с уверенностью сказать трудно.

–– А Никита был на отца похож?

–– Вылитый, – припечатала Вероника Эдуардовна, возвращая фото, – ничего Вершининского. Мазур в чистом виде.

– Значит, всё-таки, Мазур, – задумчиво прошептал Роман, пряча фото в папку.

Спускаясь по лестнице, Роман был почти счастлив. Такого вкусного обеда он не ел, пожалуй, никогда в жизни. На все праздники мама готовила котлеты, запекала курочку в духовке, но всё это делалось без изысков, на десерт подавались пирожки с яблоками или ватрушки с творогом. Чёрную и красную икру Роман видел только в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», а мидии с овощной нарезкой долго не решался брать, пока не увидел, как их ест Вероника Эдуардовна. Не сказать, что деликатес произвёл неизгладимое впечатление, но сам факт того, что он это пробовал, поднимал на следующую ступеньку иерархической лестницы.

Входная дверь подъезда хлопнула, выводя Романа из эйфорического состояния. Подняв глаза, лейтенант нос к носу столкнулся со светлоголовым худеньким пареньком.

Резко развернувшись, тот попытался выскользнуть на улицу, но Роман протянул руку и захлопнул дверь.

–– Здравствуй, Андрюшка, на голове стружка, – довольно улыбаясь, пошутил лейтенант. – Что ты тут делаешь?

–– Ха-ха-ха, на голове стружка, – громко захохотал Андрей, приглаживая пятернёй светлые вихры. – Придумаете же такое, товарищ лейтенант.

Роман облокотился плечом о стену, наблюдая, как старательно хохочет собеседник., стараясь выиграть время. Заготовленной версии, объясняющей его присутствие здесь у парня, кажется, не было и ничего умного в его вихрастую голову на данный момент не приходило.

–– Я придумаю, – подтвердил Роман. – Я такой. Если хочешь ещё немного похохотать, то не стесняйся, времени у меня много. Впрочем, можешь не отвечать, я и так знаю к кому ты идёшь. Как поживает твой шеф? «Дяденька Олег Викторович» в порядке?

Андрей разочаровался в пользе смеха и теперь стоял перед Романом с несчастным видом, жалобно кусая губы и натужно вздыхая. Тяжёлая сумка перекосила нескладную фигуру, но парнишка не замечал веса.

–– Ну, раз уж у нас такой разговор получился, – чуть слышным шёпотом начал Андрей, – то Олег Викторович передаёт вам привет и вот это. Должен был завтра в село возвращаться, чтобы заехать к вам и передать, а тут вы сами нарисовались. Наверное, судьба.

Парнишка поставил на пол сумку. Достав из кармана смятую пачку сигарет, он вынул одну и протянул Роману. Еле заметные синие разводы на папирусе сразу привлекли внимание Ромки. Осторожно сорвав верхнюю часть сигареты, он развернул тонкий листик. Несколько рядов букв и цифр, написанные мелким убористым почерком ничего не сказали. Роман снова вопросительно перевёл глаза на собеседника.

–– Ну и что это за «код да Винчи»?

–– Никакая это не «давинчи». Это номера тралов, которые послезавтра в три тридцать ночи пройдут польско-украинскую границу в районе Чопа. Тралы принадлежат фирме «Видалтранс». Официально, по документам будут перевозить трактора, а неофициально, под брезентом находится военная техника.

Пока Роман устанавливал челюсть на место, паренёк, с лёгкостью подхватив сумку, проскользнул мимо и понёсся в сторону лестницы.

Эпилог

Никита разглядывал грузную фигуру генерала Васнецова, мысленно просчитывая возраст шефа. То, что шестидесятилетие праздновали несколько лет назад, он помнил, но вот сколько времени прошло с тех пор, забыл. Лишний вес оптически добавлял лет, да и глубокие морщины, свидетели бурной молодости, никого не делали моложе. Переведя глаза на отливающее породистым коричневым цветом стекло старого деревянного серванта, Никита улыбнулся собственному отражению, чего уж чужие года считать, когда свои подпирают.

Генерал, тяжело дыша, прошёлся по кабинету. Достав из бара небольшую бутылку «Хеннеси», опустился в огромное кожаное кресло. Два пузатых бокала наполнились густой коричневой жидкостью. Лучи солнца преломились, оставляя на стенках, покрытых разводами коньяка, маленькую яркую радугу. Протянув ёмкость сидящему напротив Никите, генерал устало улыбнулся и слегка качнул бокал, следя за разбежавшимися солнечными зайчиками.

–– Новые звёздочки уже обмыл?

–– Не с кем, – улыбнулся Никита, сделав первый глоток. – Я по-прежнему делаю вид, что работаю в редакции местной газеты. Ребята старательно делают вид, что верят.

–– Давай, Никита, за удачно проведённую операцию. Честно говоря, уже и не ожидал, что мы свалим этот столп. Крепко стоял Завалов, но и на него нашли управу. Знаешь, что для меня было самым несправедливым в этой операции? То, что Завалов умер так легко.

–– Не ожидал, Василий Михайлович, – захохотал Никита, – да у вас зверское начало так ярко выражено. Только вы, не хуже меня знаете, что другим путём мы бы Завалова ещё сто лет брали. Пусть уж лучше так, умер старик и закрыто дело.

–– Представь себе, искренне считаю, что лёгкую смерть надо заслужить, а люди, типа Завалова, должны ещё на этом свете помучиться. Что ты на меня смотришь так удивлённо? Как будто только ты друзей хоронил в цинковых гробах. За Далматова не беспокойся, будет лес рубить до конца дней своих. Так Володе и передай. Ты, кстати. Завалова с какого года знаешь?

–– Да ещё в конце восьмидесятых, в Афгане его имя на слуху было, но, конкретно стал работать по этому делу лет пять назад. Я ещё по одному вопросу хотел посоветоваться с вами, Василий Михайлович. —Никита не сводил тяжёлого взгляда с маленькой боевой гильзы, вмонтированной в бронзовый постамент. Это была та самая гильза, которую вынули из грудной клетки капитана Васнецова ещё в далёкие восьмидесятые годы в Кабуле. С тех пор поцарапанный хирургическими инструментами кусочек металла напоминал, уверенно поднимающемуся по карьерной лестнице офицеру, о том, что жизнь человеческая бесценна, будь то жизнь генерала или рядового солдата. Отведя взгляд, Никита продолжил: – После смерти Завалова на заводе хозяйничает Неаполь, а это бомба замедленного действия.

Васнецов медленно отпил глоток коньяка и, расслабившись, расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки. Никита не торопил начальство. Судя по затянувшемуся молчанию, генерал Васнецов пока не имел готового решения по данному вопросу.

–– Какие будут предложения? – наконец, тихо спросил Васнецов.

Никита выдержал долгую паузу, перекатывая во рту лимонную косточку. Незаметно опустив её в кулак, он сделал глоток коньяка, перебивая заполнившую нёбо кислоту.

–– А не реанимировать ли нам Славика? – Никита снова отпил глоток и просчитал до десяти. – Всю заваловскую бухгалтерию он знает, как свои пять пальцев, с ребятишками тоже знаком. Если нейтрализуем Неаполя, то ввести его снова в игру будет совсем не сложно.

–– Мазур в курсе о предполагаемом назначении?

–– А кто же его введёт в курс? Журналист? Нет уж, если понадобится вводить Славу снова в игру, сделать это придётся профессионально. Как-нибудь так, чтобы у шишек, сидящих в правлении завода, не осталось другого выбора. Очень удачно, что Неаполь в последнее время всех настроил против себя. Там, по-моему, несколько ведущих инженеров подали заявление об уходе.

– Вот тебе, Вершинин, и карты в руки. Придумай что-нибудь этакое, профессиональное, как ты любишь. Внедри мне Мазура так, чтобы все аплодировали его возвращению. Парень он с головой, глупости совершать уже по возрасту не положено, так что, думаю сработаемся. Кстати, ребята с Урала тебе благодарность передают. Там по Колыме работа, как снежный ком с горы покатилась.

Опрокинув в рот остатки коньяка, генерал повернул к себе постамент с маленькой гильзой и долго рассматривал его с разных ракурсов. Никита не мешал, бездумно покачивая в бокале, переливающуюся всеми оттенками коричневого, жидкость,

–– И ещё одна просьба. По поводу лейтенанта Аросева. Умнейший парнишка и желание работать зашкаливает, но умрёт он среди этих, типа, офицеров, на домашних проблемах зацикленных.

–– Если мы всех хороших сотрудников начнём к себе перетаскивать, кто же на местах будет работать? Но за парнишку не переживай. Лично за ним присмотрю.

Никита вышел из здания и медленно пошёл к своему району. Идти по, ставшему родным, городу, доставляло настоящее удовольствие. Казалось бы, какие мелочи, дорогая рубашка, короткая аккуратная стрижка, чисто выбритые щёки, но как же ему этого не хватало в течение тех несколько лет, которые он прожил жизнью другого человека. Подставив лицо солнечным лучам, он впитывал тепло, составляя план за ближайшие дни: съездить навестить деда, позвонить Ольге, устроить праздник друзьям. А главное быть собой, жить своей жизнью…

В маленькой кухне негде было иголке упасть. Володя, Слава и Наташа с Оксаной Семёновной сидели вокруг стола, выдвинутого на середину кухни. Фотография Валеры и ещё одна тарелка с супом, как всегда, стояли в центре. Володя помнил, что раньше, когда приходили гости, мама накрывала стол в зале, но если обед не предполагал посторонних, то вся семья садилась за этот стол. Было тесно и весело. Почти как сейчас.

Слава и Володя усиленно работали ложками, загребая наваристый суп с мелкой, почти прозрачной вермишелью. Наташа уныло водила ложкой, поднимая со дна тарелки светлое картофельное месиво. Иногда она поднимала глаза, подозрительно глядя на сидевшую напротив Оксану Семёновну.

–Мам, – задиристо закричал Володя, – вот опять ты Валерке хлебушек подкладываешь. Что он инвалид, что ли? Хлеб сам взять не может.

–– Чем завидовать брату, лучше пример с него возьми, –по-птичьи дребезжал голос Оксаны Семёновны. – Сколько уже можно одному бегать. Вот на Славика посмотри, на Валеру…

–-Ну, на Валерку понятно, а Славик-то какой пример мне может показать?

–– Скоро папой станет, – подмигнула женщина растерявшемуся Славе.

–– А вы, Оксана Семёновна откуда узнали? – опешил тот.

–– Так у Наташеньки всё на лице написано. Вон и пятнышки, и прыщики… Сразу видно девочка будет. Это они всю мамину красоту забирают.

–– Я что, такая страшная стала? – с ужасом прошептала Наташа и, подскочив, понеслась к зеркалу.

–– Ну что ты, Наташенька, – закричал, бросаясь за женой, Слава. – Ты у меня всегда самая красивая.

–– Брехун, – взвыла Наташа, заливаясь слезами.

–– Что это с ней? – удивлённо прошептал Володя.

–– Ничего страшного. При беременности ещё и не так капризничают. Придётся Славику потерпеть.

–– Ни фига себе новости, – обиженно прошептал Володя, – а я всё последним узнаю.

–– Ну, извини, – расстроенно сказал Слава, возвращаясь на место. – Сам только на прошлой неделе узнал. Представляешь, каково мне в сорок три года папашкой становиться. Нормальные люди внуков ждут, а у меня испанский кулеброн.

–– Славка, – сдерживая хохот, шипел Володя, – а может Натаха тебе рожки приделала? Столько лет не получалось, а в Испании раз и залетела?

–– Чего это не получалось? – обиженно засопел Слава. – Просто не хотел детей заводить. Пока Завалов меня за горло держал да по этапам водил, я не только детей, даже то, что женат не афишировал.

–– Правильно, – поддержал Володя, – зато теперь сам себе хозяином заживёшь, возьмёшь руководство заводом в свои руки…

–– Вовка, – закричал Слава, бросая в Володю хлебный мякиш, – сказал же, что не будет этого. Не моё, не хочу…

Наташа медленно вышла из туалета. Подойдя к хохочущим мужчинам, она ласково провела рукой по густым волосам Славы.