Красный бакен [Сергей Тимофеевич Григорьев] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
Сергей Григорьев Красный бакен
Рисунки Ю. Молоканова
НА БЕРЕГУ РЕКИ
Максим, съёжась, сидел на возу и почти спокойно смотрел, как положили на телегу и покрыли брезентом, словно мёртвых, отца и мать. Каждое утро увозили больных, и ещё никто из них не вернулся обратно. Больше месяца стоят табором беженцы под городом, по волжскому берегу. Спасаясь от наступления казаков, снялись со степных хуторов, чтобы уйти куда-то за Волгу, в такое вольное место, где нет войны. Волга стала преградой. Сначала ждали переправы, посылали в исполком просить — обещали. Да где же переправить десять тысяч возов! Беженцы стояли на берегу, ломали заборы и сараи и жгли по ночам, дрожа от лихорадки, костры… И Максима знобило. И хотелось ему сказать тем, кто забрал на воз отца и мать: «Возьмите и меня». Не взяли бы. Остался один. А дядя Игнат — разве он чужой? Дядя Игнат посмотрел, как мальчик пытается прикрыть на груди прорехи старой свитки, и сказал: — А, чтоб и тебя холера забрала!.. Да, вот если бы Максим заболел холерой, его бы тоже увезли в больницу. А с ним «трясця». Это всех бы надо забирать — всех на берегу трясёт лихорадка. Дядя Игнат ушёл куда-то. А Максим боялся сойти с воза: волы хотя и исхудали так, что мослы торчат, но всё же свои — у них добрые морды и тёмные печальные глаза. Впустую жуют жвачку. Кругом всё чужие: всех, кто знал Максима, тоже свезли в больницу. Только воз, да волы, да плуг, опрокинутый вверх поржавелым лемехом, — своё… В пыли берег серый, серые на нём дома, и серые, полуживые, среди табора бродят люди, роясь в кучах — нет ли чего съестного. Видит Максим, что ребятишки вылавливают у заплёса из воды арбузные корки и жуют их, и хочется ему тоже, да боится кинуть воз: ведь теперь хозяин-то он… А хочется есть и пить. Солнце всё выше в белёсой, пыльной мгле. Максиму нестерпимо печёт открытую голову, а под ложечкой лёд, и бьёт озноб… Пить хочется… И река плещет жёлтой волной рядом. Кто бы принёс испить… — Мамынька! — шепчет Максим, склоняясь к нахлёстке фуры. — Пить!.. Мамыньки нет. И дядя ушёл куда-то и вернётся ли, кто знает? Мальчик тяжко забылся под солнечным пеклом — припадок лихорадки прошёл сном, и было уже за полдень, когда он проснулся, услыхал сквозь дрёму кем-то сказанные слова: — А мальчишка-то чей? И голос дяди Игната ответил: — А кто его знает. Теперь все хлопцы ничьи. Максим поднялся в фуре и увидел, что дядя Игнат стоит перед волами, а вместе с дядей — в поддёвке и картузе — старый прасол с посошком из можжевеловой узловатой палки в руке. Прасол потыкал посошком исхудалые бока волов: — Одна кожа да кости… Максим понял, что дядя продаёт волов на мясо. Мальчик, вцепись в грядку фуры руками, сипло, но громко сказал: — Волы-то мои! Старик посмотрел на Максима из-под седых бровей щёлочками серых, пустых глаз и спросил: — А ты кто? — Хозяин. — Как — хозяин? — Так хозяин. И Максим рассказал, что батьку и мамку свезли в холерный барак. — А это всё теперь моё. Мальчик положил руку на грядку фуры, потом на плуг, протянул руку к волам и повторил: — Моё. Старик рассмеялся: — Так, говоришь, хозяин ты? — Хозяин. — Теперь, милый мой, хозяев нет. — Я наследник, — ответил Максим серьёзно. Отец его всегда называл «наследником». Старик рассмеялся ещё пуще. — Наследник? И наследников ноне не полагается. Прасол снова обратился к волам и, тыча в их бока палкой и щупая кожу, стал торговаться. Дядя Игнат не уступал в цене, и Максим с радостью понял, что продажа расстраивается. — Два с полтиной, — говорил прасол, стукая в землю посошком. — Три, — угрюмо повторял Игнат, уставясь в землю, и в это время он был похож на быка. Волы, не зная и не думая о том, что их ожидает, всё так же печально и добродушно жевали свою пустую жвачку. — Да и волы-то не твои, быть может, — сказал прасол. — Вон хозяин-то сидит. Будьте здоровы! Старик Взялся за козырёк, где было засаленное пятно, будто хотел снять картуз для поклона, и, отшвырнув с дороги камень посошком, ушёл, постукивая им о землю. Вечерело. Пыль слеглась. Ярче загорелись по табору здесь и там дымные костры. Волны Волги следом за шумным пароходом заалели, загорелись и, с плеском добежав до берега, затихли. Лес за Волгой стал червонно-золотым, а там, за лесом, — где-то вольная земля. Но Максим больше не думал о вольной земле. Его опять знобило. А дядя Игнат, лёжа с ним рядом, ворчал сердито: — «Хозяин»! «Наследник»! Пошумлю заутро милицейского — он тебя спытает, який ты есть хозяин. Максиму думалось, что дядя шутит и подсмеивается над ним, а тот спросонья с усталой злобой говорил всё то же, пугая мальчика, пока и сам не задремал… И Максим забылся тяжело и тревожно. Ему снился сон, что вдруг в- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
Последние комментарии
4 часов 3 минут назад
4 часов 23 минут назад
4 часов 48 минут назад
4 часов 52 минут назад
14 часов 23 минут назад
14 часов 26 минут назад