Тревога [Тимофей Николаевич Печёрин] (fb2) читать постранично

Тимофей Печёрин Тревога

Харон

И вот в ладье навстречу нам плывет

Старик, поросший древней сединою,

Крича: «О, горе вам, проклятый род!

Забудьте небо, встретившись со мною!

В моей ладье готовьтесь переплыть

К извечной тьме, и холоду, и зною.

А ты уйди, тебе нельзя тут быть,

Живой душе, средь мертвых!»

Данте Алигьери «Божественная комедия»

Михаил Лукич уснул в автобусе.

Вроде бы на секундочку всего прикрыл глаза от лучей яркого майского солнца, проникавших в салон через окошко. И… вот те на: когда записанный на пленку голос объявил об очередной остановке, оказалось, что свою Лукич уже пропустил. Да еще одну в придачу.

Да, две пропущенных остановки — это вроде бы и не так много. Ну так и Михаил Лукич не в гости собирался, чайку попить. На работу. А опаздывать на работу он не привык.

Пришлось вылезать из автобуса, переходить на другую сторону улицы и ждать, когда подойдет автобус, движущийся в обратную сторону. И исправит невольный промах Лукича.

Пока переходил — успел мельком заметить, какое оживленное на улице движение. Как много… непривычно много машин заполнило ее. И сколько шуму все это сборище производит. Да и машины сплошь какие-то яркие, блестящие; каких даже в зарубежных фильмах не увидишь.

Плюс сама улица… на взгляд Михаила Лукича была она какая-то слишком широкая. Точнее, слишком далеким показался ему путь от одной ее стороны до другой. Лукич запыхался даже. Тому же поспособствовал негодник-светофор. Точнее, забавная новация, которой он был оборудован. Таймер, отсчитывавший время, остающееся у пешеходов до того, как зеленый сигнал сменится красным.

Объективно Михаил Лукич мог бы признать секундомер на светофоре даже полезным. В том смысле, что какой-нибудь торопыга едва ли кинется под колеса всем этим, готовым стартовать в нетерпении автомобилям, зная, что в его распоряжении осталась пара-тройка секунд. Безопаснее. Риска меньше.

Но это — на объективный взгляд. Субъективно же Лукич был этим новаторским светофором недоволен. Уж очень мало, по его мнению, оказалось этих секунд, выделенных пешеходам. Даже если начать переходить сразу же, как зеленый свет загорался.

Вдобавок, пока секунды сменяли одна другую, таймер пищал. Сперва медленно, в ритме с сердцем здорового человека. Но потом все чаще и чаще. Навевая ассоциации с часовым механизмом бомбы. И будто подгоняя оставшихся пешеходов. А тот же Михаил Лукич — не мальчик все-таки, чтобы беготней заниматься. Да и сердце от этого учащавшегося писка тоже принималось биться чаще.

Отдышавшись и дойдя до павильона остановки, Лукич сперва принялся было разглядывать расписание. Но от множества табличек (по одной на каждый маршрут) и мешанины букв и цифр на них рябило в глазах. Потому, быстро отчаявшись вычислить, какие из маршрутов проходят мимо института, где он работал, и по какому из этих маршрутов автобус подойдет первым, Михаил Лукич решил поступить проще. Вспомнив народную мудрость, что язык-де до Киева доведет. Или до Москвы. Кому куда надо.

Заглядывая в каждый из подходивших и открывавших свои двери автобусов, Лукич спрашивал, не идет ли тот на улицу такую-то.

С третьей попытки ему повезло. Вдобавок, какой-то паренек уступил Михаилу Лукичу место.

С облегчением вздохнув, Лукич устроился поудобнее, откинувшись на сиденье. И надеясь, что если и опаздывает, то на минутку-другую. Не катастрофа. Начальство и коллеги — надеялся Лукич — поймут.

Еще он надеялся, что снова не уснет в дороге.

Михаил Лукич представить себе не мог, что возможность уснуть в автобусе — это меньшая из неприятностей, грозивших ему в этот едва начавшийся день.

Это ведь такой прекрасный солнечный майский день. Разве можно ждать от него чего-то дурного?

* * *

Автоматические двери автобуса разошлись со звуком, похожим на вздох, выпуская Лукича на нужной остановке.

Лукич выбрался наружу. Огляделся. И понял, что светофором-торопыгой с таймером сюрпризы и странности этого дня не исчерпывались.

На пути к институту располагался небольшой скверик. Точнее, несколько развесистых деревьев и заросли кустарника. Словно гигантскими ножницами вырезали кусочек леса, и какая-то неведомая сила перенесла его и влепила посреди города. На манер детской аппликации.

То есть, конечно, ни в какую неведомую силу Михаил Лукич не верил. И вдобавок свысока посматривал на тех, кто его взглядов на мир не разделял. Школа и партия давно убедили Лукича… или, если угодно, заставили смириться с тем, что ничему неведомому в мире места нет. А любой странности, любому якобы чуду найдется объяснение. Рациональное. И зачастую скучное, как лекции по диамату или материалы очередного съезда.

Так и с уголком дикой природы этим, за скверик принимаемым. Просто его не учли при планировании города и не добрались при застройке. А