Страна Комсомолия [Сергей Алексеевич Баруздин] (fb2) читать онлайн
- Страна Комсомолия 1.47 Мб, 14с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Сергей Алексеевич Баруздин
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Сергей Баруздин Страна Комсомолия
Рисунки
Ю. ГЕРШКОВИЧА
Об этой книжке, или просто ДЛЯ НАЧАЛА
Ты прочитаешь эту книжку сам. Ну конечно, сам! «Сам! Сам! Сам!» И я так говорил, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас. Но я тогда повторял слово «сам», а сам читать ещё не умел. И мне помогали взрослые люди — воспитательница детского сада, потом учительница в школе. Дома — мама, папа, бабушка и дедушка. Они делали за меня то, что я пока не умел делать сам… Ты, конечно, знаешь слова «дедушка», «бабушка», «папа» и «мама». Ты много раз слышал слова «комсомол», «комсомолец», «комсомолка». Комсомол — это Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодёжи, Может быть, у тебя даже старшая сестра — комсомолка? Или старший брат? Но ты, слышавший эти слова не раз, наверно, удивишься: «Комсомол, бабушка, дедушка, папа с мамой и ещё Страна Комсомолия? Почему все эти слова стоят рядом?» Почему? Эта книжка расскажет тебе почему. И почему страну нашу можно назвать Страной Комсомолией. И ещё она расскажет тебе об Алёшке, твоём ровеснике, который, как и ты, без конца спрашивает: «Почему?»
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ О хитром Алёшке — будущем комсомольце
Алёшка — обычный человек. Сейчас — октябрёнок. Потом пионером станет. Чуть позже — комсомольцем. Вполне взрослый, серьёзный человек — Алёшка. В яслях Алёшка был. В детский сад ходил. Сейчас учится. Уже в третьем классе. По арифметике — пять с минусом. По русскому — три с плюсом. От роду Алёшке — десять, но тоже пока с минусом. Десять будет через несколько месяцев. И всё же Алёшка странный человек, не похожий на всех других. Во-первых, Алёшка не любит ложиться спать. Это — раз. Два — другое. Когда Алёшку загонишь в постель, он начинает хитрить. — Давай поговорим! — говорит Алёшка. — Ну, две минутки! — Давай поговорим, — соглашаюсь я и сажусь рядом с Алёшкой на его постель, в тёмной комнате. И мы говорим. Говорим о всяком — об улице нашей и о школе, о том, что Алёшка видел по телевизору, и о машинах. — А ты, «Запорожец» новый видел? — Видел, — говорю я. — А я не видел. Зато я «Волгу» новую видел. Знаешь, как здорово! Она… — Знаю, — соглашаюсь я. — Её даже хотели сначала назвать «Волной», а потом решили по-старому, «Волгой». Как «Москвич». Он меняется, а марка остаётся. — А почему сейчас в цирке Олег Попов не выступает? — перескакивает Алёшка. — Наверно, он выступает в других городах или в других странах, — отвечаю я. — А ты знаешь, что Олег Попов очень любит книжки читать? Не как ты!.. — Ну папочка! — восклицает Алёшка. — Я тоже люблю… Поговорили. Хватит! Всё хорошо! Вроде бы и спать можно!
Но, оказывается, нет! Алёшка просит всех по очереди: — Давай поговорим! Нас много: дедушка, бабушка, мама, старшая сестра Клава и я. — Что делать будем? — спросила мама. — Нельзя же так! Парень засыпает в результате этих «поговорим» в одиннадцать… Мы собрались на тайное от Алёшки семейное собрание и решили: каждый по очереди. Надо же как-то перехитрить хитрого Алёшку. Договорились: перехитрить! И не просто перехитрить, а с пользой для Алёшки. Алёшке я сказал: — С сегодняшнего вечера все говорят по очереди. Начнём со старших. Сначала — дедушка. Это на сегодня. Бабушка — завтра. Послезавтра — я. Послепослезавтра — мама. Ну, а Клава, как самая молодая среди нас, не считая тебя, на послепослепослезавтра тебе выделяется. Только, чур, разговор о серьёзном. Согласен? — И я хочу о серьёзном, — сказал Алёшка. — Ясно, согласен!
РАССКАЗ ВТОРОЙ О дедушке и о том, о чём рассказал дедушка
— Дедушка, давай поговорим! — попросил Алёшка, когда лёг в постель. — Давай, — согласился дедушка. — Только о чём? — О чём-нибудь… — Вот Клаву нашу сегодня в комсомол приняли, — сказал дедушка. — Ну и что? Подумаешь, меня тоже примут, когда мне четырнадцать лет будет… — Важное событие! А ты её даже не поздравил… — Я поздравил. Просто тихо — вы не слышали… Ну, давай, дедушка, поговорим! — Тогда хочешь, расскажу тебе, как я молодым был? — Расскажи! — Расскажу… Был я лет пятьдесят назад молодым, как ты, ну, чуть постарше. Года на четыре. Работал на Путиловском заводе в Петрограде, в Ленинграде по-нынешнему. В пушечной мастерской. Сначала подмастерьем, учеником, а потом настоящим рабочим. Токарем. Делали мы пушки. Ну, не такие, как сейчас, а по тем временам пушки. Трудные это годы были. По десять — четырнадцать часов работали. И ещё боролись с хозяевами, капиталистами. Как раз Февральская революция наступала. Мы, молодые, — конечно, за революцию, чтобы свергнуть проклятых капиталистов вместе с царём! Бастовали… Вот тут и вышла у меня неувязка, неприятность большая. Мастером у нас был Христофор Васильевич. Все знали, что он хороший, большевик. Однажды бросился я к нему: «Я тоже, Христофор Васильевич, хочу против царя воевать!» «Как?» «Я всё знаю, — говорю. — Вы против царя, и я — против!»
Посмотрел на меня мастер и спрашивает: «То, что ты против, догадываюсь, а вот стрелять ты умеешь или не умеешь, не знаю». «Не умею», — признался я. «Не умеючи против никак нельзя, — шепнул мне Христофор Васильевич. — Научись сначала…» Стал я учиться стрелять. Из винтовки и нагана. Старшие ребята помогали. Тайно, чтоб никто не видел. Уезжали по воскресеньям подальше от завода, за город. Там и тренировались. Как-то, когда мы так занимались стрельбой — на окраине это было, на свалке, — появляется вдруг Христофор Васильевич. Вроде бы поначалу и удивился: «Чем это вы, ребята, занимаетесь?» А потом говорит: «Есть важная новость. Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии сообщает: твердыни русского царизма пали, по всей России поднимается красное знамя восстания!..» Это всё было в феврале, как я уже говорил. И вот октябрь, семнадцатый год. Штурмовали мы вместе с революционными матросами и солдатами Зимний дворец. Охраняли Смольный, откуда Ленин Владимир Ильич руководил революцией… С Владимиром Ильичем я тогда лично беседовал. Встретил меня Ленин у входа в Смольный, спрашивает: «Рабочий?» «Рабочий, — говорю, — с Путиловского». «Молодой. Сколько же лет-то, товарищ?»
«Да уже немало, товарищ Ленин, — отвечаю. — Пятнадцатый год. Два года на Путиловском». «Революция — дело молодое, — сказал Владимир Ильич. — И вам, рабочей молодёжи, надо объединяться, чтобы бороться за дело революции, защищать её». И верно. Один — хорошо. Два — лучше. А сотни вместе — ещё лучше! Вот мы и объединились. Создали мы у себя на заводе кружок рабочей молодёжи, чтоб за революцию бороться, за новую жизнь… Таких кружков и союзов молодёжи много было. И на Путиловском, у нас, и на других заводах Петрограда и по всей России. По ночам несли мы патрульную службу на улицах Петрограда. Тогда что ни улица, что ни дом — опасность. Из-за угла в тебя враги стреляют. Из подъездов стреляют. Из окон домов стреляют. Всякое случалось. Однажды мы узнали: враги решили пробраться в Смольный. А там ведь штаб революции, там — Ленин. Три дня и три ночи искали мы, красногвардейцы, их по всему Петрограду. Куда ни заходим, люди как люди. Там — дама какая-нибудь с мужем, здесь — студент с мамой. В другой квартире — старушка с внуком. Ещё в соседней — мужчина в пиджаке телеграфиста. И жена его. Правда, когда зашли мы к этому телеграфисту, он мне сразу не понравился. Но так будто ничего подозрительного. Вернулись. А меня всё сомнение берёт. На обратном пути говорю товарищам: «Давайте, ребята, всё же опять пойдём на Литейный проспект к этому телеграфисту. Что-то не так…» Поначалу пошутили надо мной товарищи.
Потом согласились: «Сходим ещё разок, а вдруг…» И что ты думаешь, вернулись на Литейный, поднялись потихоньку на третий этаж, а там, в квартире телеграфиста, слышим странный разговор. Не то чтоб он один с женой говорит, а много мужских голосов. Стучим в дверь — паника, шум, и вдруг всё стихло. Никто не открывает. Ещё стучим — молчание. Взломали дверь, а в нас стреляют. Семь человек, как потом узнали, стреляли. Двоих мы убили, а пятерых живьём забрали. Оказалось, что телеграфист — никакой не телеграфист… Меня тогда в этой квартирной переделке пуля саданула… Это в октябре семнадцатого года было. А через год после революции, в октябре восемнадцатого года, приехали мы, молодые рабочие делегаты, в Москву на Первый съезд комсомола. Тогда он назывался Первый Всероссийский съезд союзов рабочей и крестьянской молодёжи. Москва, да и вся наша страна, разутая была, раздетая. Вот мы, комсомольцы, на этом съезде и поклялись: всегда будем вместе с большевиками бороться за Советскую власть, защищать её от всех врагов, строить счастливую жизнь для людей. — Значит, ты был комсомольцем, дедушка? — удивился Алёшка.
— Был, а как же! И горжусь, что был. Вот так и рождалась она, наша комсомолия, в которую Клава сейчас вступила… А за подвиги на фронтах гражданской войны вручили нашему комсомолу первую большую награду — орден Боевого Красного Знамени.
— А бабушка? — И бабушка. Это и её награда, и моя, и всех нас, комсомольцев. — Бабушка молодая была, да? — Конечно, молодая. Как сейчас Клава. — Здорово! — С бабушкой твоей мы и познакомились в Москве, на первом комсомольском съезде. А потом, как это водится, поженились. Только уже после гражданской войны…
РАССКАЗ ТРЕТИЙ О бабушке и о том, о чём рассказала бабушка
— Бабушка, а мы поговорим, когда я лягу спать? — спросил Алёшка в следующий вечер. — Если мама с папой не заругают, чего ж не поговорить! — Не заругают! Папа сам мне сказал. Только ты мне знаешь о чём расскажи? — О чём? — Какая ты была, когда с дедушкой встретилась. И про гражданскую войну. А я пойду скорее ложиться. Ладно? Лёг быстро, не в пример другим дням, просит: — Бабушка, теперь поговорим? — Поговорим. А начну я так, с чего ты просил. Со съезда нашего первого комсомольского. Ленин был у нас почётным председателем. Нас тогда на съезд пришло и приехало совсем немного. Человек сто пятьдесят, может, побольше. А комсомольцев по всей России тоже немного было — двадцать две тысячи. Но по тем временам это и не так уж мало… Боевые все ребята и девчата… Вот хоть дедушка твой тогда. Молодой, а уже с врагами сражался. Он и со съезда прямо на фронт ушёл — бороться с белыми генералами. Тогда многие делегаты — комсомольцы — ушли на войну… — А ты? — перебил бабушку Алёшка. — А нас, девушек, не брали. Я на «Трёхгорке» ведь работала. Ткачихой. Старались мы, комсомольцы, фронтовикам чем можно помочь. Конечно, не только комсомольцы, а и все, но комсомольцы в первую очередь. Работали, на фабрике ткани выпускали, а после работы одежду шили для красноармейцев и ещё по вечерам выступали перед комсомольцами, которые на фронт уходили.
Разгромим мы всех буржуев,
Мировой пожар раздуем, —
так мы пели тогда. И конечно, наш «Интернационал», партийный гимн:
Вставай, проклятьем заклеймённый.
Весь мир голодных и рабов!..
А через год и я ушла на войну. Белые генералы воевали против нас. Враги из многих стран посылали им на помощь свои войска. Была я сестрой милосердия. Или, как сейчас говорят, медицинской сестрой. А ещё меня в нашем полку называли красной санитаркой. Это потому, что приходилось не только раненых перевязывать на поле боя, а и из пулемёта стрелять, и в разведку ходить по тылам белых, и многое другое приходилось. Раз так случилось. Неожиданно прорвались беляки в село, где стоял наш отряд. Бились наши ребята отчаянно, но врагов было больше. Отступили наши, а мы, восемь красноармейцев и я, санитарка, отстали. Засели в доме и стреляем. Вдруг патроны стали кончаться. У меня уже нет, и у соседа моего. Только двое продолжают стрелять по белякам. А они наседают. Почти к самому дому подходят. — Братцы, не стрелять! — шепнул Ваня Стрехов, отчаянный командир наш, комсомолец. — Я сейчас… Мы поначалу даже не поняли: почему не стрелять? Лучше умрём, а в плен врагам не сдадимся. А Ваня шмыгнул куда-то и вдруг тащит бидон. «Давай, сестрица, спички!» — шепчет. Плеснул он из бидона керосин прямо перед окнами, у которых мы засели. Я — за спички. Вспыхнул огонь, взметнулось пламя. Тут даже беляки растерялись, стрелять перестали. Что, мол, такое? А мы тем временем через сени, коровник, задними дворами — и к своим! Перехитрили белых! А наутро собрались с силами и выбили их из села…
Потом послали меня, красную санитарку, на съезд комсомола. В Москву. Это уже Третий съезд комсомола был. Тут на съезде и я Владимира Ильича Ленина увидела. Да так близко, что и сейчас вижу его словно живого. Ленин на съезде с речью выступал. Говорил о наших комсомольских делах и задачах. И ещё тогда, хотя вокруг война шла, сказал, что надо молодым учиться. Без ученья, знаний коммунизм только пожеланием останется. Так говорил Ленин. А съезд наш был как раз там, где сейчас Театр ленинского комсомола находится. На улице Чехова, знаешь? — Конечно, знаю, — сказал Алёшка. — Рядом с кинотеатром, «Россия» и памятником Пушкину. — После съезда опять мы, комсомольцы, разъехались по фронтам. И воевали, пока всех врагов не разбили… А под конец гражданской я встретилась опять с дедушкой твоим… И как встретились! Прямо в бою. Я раненых перевязывала. Одного, другого, третьего забинтовала, а тут командир кричит мне: «Давай скорей сюда!» У меня ещё — на очереди. На траве лежат. «Не могу, — говорю. — Подождите чуток». «Давай сюда! Срочно! Кому говорю!» — прикрикнул он. Подбежала я. «Перевяжи, — говорит командир и показывает на бойца в будёновке, в длинной такой шинели. — Сейчас садануло, видишь, в плечо. Посыльный из штаба…»
В горячке и не разглядишь, а тут стала я его перевязывать и глазам своим не поверила. Он! Дедушка твой… Вот так и свиделись. Отлежался он у нас, поправился, а после его секретарём комсомольским избрали. В нашем полку. А война закончилась — новые дела. Где нас, комсомольцев, тогда не было. Надо было восстановить страну после войны, после разрухи. И не просто восстановить, а построить новую — новые заводы, фабрики, железные дороги, города, деревни. И в деревне мы с кулаками боролись, а потом поехали на Магнитку — там знаменитый магнитогорский комбинат строили. Металлургический. Вторая комсомольская домна. Тут уже мы всё время вместе с твоим дедушкой были, не как на войне. С утра работаем, а вечером — концерты… Какие там концерты: кто во что горазд… Я, конечно, в хоре. Дедушка твой — на гармонике. Он ещё в гражданскую научился… И вот поём:
Наш паровоз, вперёд лети,
В коммуне — остановка.
Иного нет у нас пути,
В руках у нас винтовка…
Любимая комсомольская песня у нас была! Вот там-то, на Магнитке, и родилась у нас дочка — твоя мама. Шутя, так и говорили все: «Папа — комсомолец, мама — комсомолка, место работы — Комсомольская домна, Комсомольская дочка!»
А после Магнитки — Дальний Восток. Комсомольцы в тайге первый свой город заложили — Комсомольск-на-Амуре… Всю страну, всю жизнь переделывали тогда люди. И мы, комсомольцы… Много потрудился комсомол в те годы. Вот и получили мы вторую большую награду — орден Трудового Красного Знамени. За революцию и гражданскую войну — орден Боевого Красного Знамени. А за то, что разрушенное хозяйство восстановили после войны и что построили новое, чего раньше не было, — орден Трудового Красного Знамени. Вот какие награды мы получили.
— И ты? — спросил Алёшка. — И я, и все комсомольцы, — сказала бабушка.
РАССКАЗ ЧЕТВЁРТЫЙ О папе и о том, о чём рассказал папа
Настала папина очередь. — Давай поговорим? — Поговорим, — сказал папа. — Ты мне расскажи, как всё дальше было — о комсомольцах, — попросил Алёшка. — В мои годы в комсомоле уже были не сотни, не тысячи, а миллионы людей. Если не изменяет память, почти пять миллионов молодых рабочих, пограничников, колхозников, студентов, лётчиков, моряков, строителей… Это они и заводы автомобильные строили — в Москве и Горьком, и Московское метро, и Сталинградский и Харьковский тракторные заводы. И всё же я не с этого начну, а с другого, более позднего. Двадцать второго июня сорок первого года началась война с Германией. Такой страшной войны ни у одной страны ещё не было. Меня в комсомол приняли как раз перед войной, в Красной Армии. И вот в Таллине первая бомбёжка. Немцы с самолётов обстреливают нас, бомбы бросают. А наши ребята не только от фашистов отстреливаются, а и жителей спасают. На железнодорожной станции мы ребятишек в эшелон грузили, когда туда немцы налетели. Двадцать вагонов ребят. Женщины с ними, старики. Под немецкой бомбёжкой отправили мы эшелон в глубь страны. Спасли от фашистов. И не только у нас в Таллине было так. Четыре трудных года шла Отечественная война, и все четыре года люди наши, весь народ стоял насмерть, защищая Родину. А коммунисты и их младшие братья и сёстры — комсомольцы — были первыми в боях. Они воевали под Киевом и Москвой, Ленинградом и Одессой, Севастополем и Сталинградом. Они воевали на фронте и в тылу врага — в партизанских отрядах… Ты слышал о Зое Космодемьянской, Лизе Чайкиной, Александре Матросове, Викторе Талалихине, Тимуре Фрунзе, Марии Мельникайте, молодогвардейцах? Все они были комсомольцами.
— Слышал, — согласился Алёшка, — но не о всех. — А ведь тебе надо знать обо всех, и даже о тех, о которых я не говорил, — сказал папа. — Надо, — признался Алёшка. — А о Саше Чекалине слышал? — спросил папа. — Конечно, слышал! Мама Саши Чекалина у нас в, «Дружбе» работает, в кинотеатре. Она рассказывала нам про Сашу… — Саша Чекалин жил и воевал в Тульской области. Правильно? — Правильно, — сказал Алёшка. — Так вот там же, под Тулой, и мы воевали. И Саша помогал нам, командирам и красноармейцам. Он в разведку ходил по немецким тылам и приносил нам важные сведения: где какая немецкая часть стоит, какие у немцев орудия, где расположены танки, где самые главные немецкие офицеры находятся. По этим сведениям, которые приносил Саша, наши бойцы уничтожали врага. А я в то время уже комсоргом был. Комсомольским организатором. А в батальоне нашем почти все комсомольцы. Бои за Тулу трудные были. Немцы рвались к Туле, а через неё к Москве. Ночью перед боем проводили мы комсомольское собрание. «Не пустим немца в Москву, — говорили наши ребята. — Умрём, но не пустим». Сто шестьдесят комсомольцев из ста восьмидесяти семи погибли у нас в боях за Тулу, за Москву. И немцы не взяли Тулу. И к Москве враг не приблизился со стороны Тулы ни на километр!
Москву мы спасли. Ленинград от фашистской блокады освободили. А под Сталинградом нанесли такой удар немцам, что они уже опомниться не могли. И потом покатились назад, к своим границам. А в Берлине, когда враг был разбит, помню такую надпись на стене рейхстага: «Рядовой Севрюков. Член ВЛКСМ». Заметь: «Член ВЛКСМ». То есть комсомолец, член Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи…
Третий орден мы за войну получили. Орден Ленина украсил знамя комсомола. За заслуги перед Родиной в годы Отечественной войны.
РАССКАЗ ПЯТЫЙ О маме и о том, о чём рассказала мама
— А ты ведь тоже комсомолкой была? — спросил Алёшка маму. — Была, — сказала мама. — Но только ничего особенного я не делала. Ведь и в комсомол я вступила под конец войны. Когда война началась, мне было чуть больше десяти лет. Многие комсомольцы нашей школы на фронт ушли и в партизаны, как Зоя. Первого сентября сорок первого года, как всегда, пришли мы в школу. А через две недели слышим: «В нашей школе госпиталь будет для раненых. А нас по другим школам распределяют…» И верно, стала наша школа госпиталем. Девушки-комсомолки и мы, младшие, пионерки, дежурили в госпитале, помогали ухаживать за ранеными. Дежурили и днём и ночью. Много было тяжелораненых. От них не отойдёшь. Но зато как было приятно, когда люди поправлялись, вставали на ноги. «Спасибо, сестрица!» — сказал мне как-то один солдат. А я смотрю на него и плачу. Мол, какая я сестрица? А он завтра на фронт уходит опять… Ночи особенно тревожные были. Ночью раненые беспокойно спали. И ещё немецкие самолёты прорывались к Москве. Мы дежурили на крыше, тушили зажигательные бомбы. Страшно было. Каждая зажигалка могла дом спалить. Наш госпиталь. И всех раненых… Ну, и окопы рыли, когда враги подошли к городу. Сначала на окраинах Москвы, а потом и в самом городе. В каждом скверике, в каждом парке. На Садовом кольце, на бульварном. Ставили укрепления против танков, окна домов закрывали мешками с песком. Во дворах строили землянки и убежища. Чего только не делали!
В сорок третьем году я пошла на завод, ученицей слесаря. Делала детали для автоматов. «Петушки» — так мы эти детали называли. Часто по нескольку дней не уходили из цеха. Поспишь тут же часок-другой и опять за работу. Много оружия нужно было, чтоб победить врага, вот мы и старались. Часто за смену в три-четыре, а то и в пять раз больше оружия выпускали, чем полагалось. Работали тогда у нас на заводе такие же девчонки и мальчишки, как я. Почти все — комсомольцы. Только я не была ещё комсомолкой. Но потом и меня приняли в комсомол. Там, на заводе. А когда война закончилась, нам медали вручили — «3а оборону Москвы» и «3а доблестный труд в Великой Отечественной войне». Почти все наши заводские комсомольцы получили их. Кончилась война. Думаешь, отдыхать можно? Веселились, отдыхали, гуляли, и всё же… С концом войны передышки у нас не было. Враг разрушил так много городов, заводов и фабрик, что надо было нам, комсомольцам, за новое дело браться: восстановить всё разрушенное, построить новые города и сёла, школы и электростанции. Разъехались тогда мы по всей стране — работать, строить. Ещё несколько лет прошло, и по призыву коммунистов взялись комсомольцы за новое дело — целинное. Тысячи комсомольцев поехали в Казахстан и Сибирь, чтобы освоить новые богатые земли… — И ты ездила на целину, — сказал Алёшка. — И мы ездили, — подтвердила мама. — Ездили, чтоб помочь целинникам строить совхозные посёлки: дома, школы, детские сады, больницы.
— И потому ты получила медаль «За освоение целинных земель»? — спросил Алёшка. — Наверно, потому, — согласилась мама. — А ещё медаль и орден? — Орден у меня просто за работу, — сказала мама, — а медаль — особая, юбилейная. Называется она «Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне». И у папы такая есть, и у всех, кто воевал против фашистов.
Ну, а комсомол наш за большой труд после войны и за подвиг на целине получил ещё два ордена Ленина. Так что стал комсомол пять раз орденоносным!..
РАССКАЗ ШЕСТОЙ О Клаве и о том, о чём рассказала Клава
— Клава! Клавочка! Пойди, пожалуйста, сюда! Подошла Клава к хитрому Алёшке, села рядом: — Ну, что? — Давай поговорим немножечко? — просит Алёшка. — Ты ведь тоже теперь комсомолка… Расскажи! — Что же тебе рассказать? Я как комсомолка ещё ничего не сделала. Вот другие комсомольцы… — А ты про других расскажи, — соглашается Алёшка. — Тогда давай помечтаем, — говорит Клава. — Давай! — Вот сейчас сидим мы с тобой, разговариваем, и вдруг у нас в комнате появился чудесный экран. И мы с тобой всю большую-пребольшую страну нашу видим. Скажу тебе по секрету: когда меня в комсомол принимали, я сама как бы видела всё это… Строятся огромные заводы, города, и всё это — комсомольская работа. В полях и садах растут хлеба, овощи, фрукты и рядом новые сёла, деревни, и всё это — дела комсомольцев. В космос взлетают ракеты с космонавтами на борту, и все они — комсомольцы. В морях и океанах, по Волге и Днепру, Енисею и Ангаре плывут мимо плотин белые красавцы корабли, и их ведут комсомольцы. Из заводских ворот выходят сильные машины, тракторы и комбайны, и всё это тоже комсомольцы сделали. На границах стоят могучие ракеты, танки, пограничники уходят в дозор, и они — комсомольцы. А у нас в школе самый справедливый и честный человек комсорг Сеня Королёв создал музей Боевой славы. Красные следопыты вместе с Сеней Королёвым почти пять лет создавали этот музей. И есть теперь в этом музее всё о наших бывших учениках-комсомольцах, которые погибли в боях за Родину…
— Я знаю, — перебил её Алёшка, — ты дружишь с Сеней. — Дружу. Потому что он хороший, настоящий комсомолец… — Он правда хороший, — согласился Алёшка. — Вот и выходит, что страна наша в самом деле Страна Комсомолия, потому что все, кто живёт в ней, или был комсомольцем, или сейчас комсомолец, или будет им, когда подрастёт! — И правда, — сказал Алёшка. — Дедушка с бабушкой были. Папа с мамой были. Ты — сейчас. И я буду!
Последние комментарии
7 минут 36 секунд назад
12 минут 36 секунд назад
16 минут 36 секунд назад
21 минут 29 секунд назад
1 час 54 минут назад
1 час 56 минут назад