Белый край [Антон Пешкин] (fb2) читать онлайн

Белый край

Пролог

Взмах черных крыльев, пестрящих серебром на концах взъерошенных перьев, разрезал ледяной воздух. Заснеженный край мелькал где-то внизу, вдали, там, где копошатся крошечные смертные. Голубоглазый ворон, прищурившись, с усмешкой глядел на их разросшуюся деревню. Дым очагов поднимался в серое небо плотными столбами, смешиваясь, обретая форму беспокойных знамений.

В этом поселении не было предсказателей, однако даже обычные люди могли бы сейчас почувствовать то, что приближалось. Сама природа, снег и ветер говорили об одном — быть беде.

Ворон плавно спустился вниз и беззвучно сел на ветвь молодой ели. Ун разглядывал выросшие, словно грибы после дождя, крохотные домики, небольшое святилище бога-ворона, снующих туда-сюда людей. В этой деревне не было места ленивым — даже зимой все были заняты делом. Не было места и больным, старым — те, кто начинали осознавать свою немощь, попросту исчезали без следа. Они уходили вдаль, в ледяную пустыню севера, где и встречали свою смерть. Так решили они сами — сперва один старик, затем безрукий преступник, а за ними эту традицию переняли и другие. В этой деревне нет места жалости и слабости — все помнили голод, войну и смерть, и лучше было отдать себя на растерзание волкам, чем стать обузой. Так решили они сами.

Ворон взмахнул крыльями и взлетел ввысь — лишь для того, чтобы приземлиться на самом большом, длинном доме, каркасом которому служил скелет пакицета — болотной твари из самых страшных кошмаров. Он был побежден когда-то благодаря всеобщим усилиям и уму одной маленькой девочки, и именно ее дом теперь украшали его кости.

Дух заглянул в отверстие в крыше, из которого валил густой, черный дым. Внутри ярко горел очаг, являющий собой каменную чашу. Много времени потребовалось, чтобы вытесать из камня подобное, но люди деревни единогласно решили, что в доме старосты должен быть очаг, достойный ярла. Так решили они сами.

Но внутри дома была уже не девочка — девушка, хорошевшая с каждым днем. Ее красота расцветала все больше и больше, и лишь кривой длинный шрам на ее лице напоминал о том, кто она есть на самом деле.

Майя Бортдоттир. Соленый Ворон. Младший Ворон. Убийца пакицета. Целитель. Сверкающие Перья.

У нее было много имен, много титулов и прозвищ, но ясным оставалось одно — эта прекрасная девушка, несмотря на свой юный возраст, успешно правила этой деревней и привела ее к процветанию.

Ун глядел на то, как она, обнаженная, сидя на шкурах у каменной чаши, обтирает свое тело мокрой тряпкой и мылом. Свои сильные руки, шею, широкие плечи, крепкие бедра и небольшую аккуратную грудь. Ее коротко стриженные золотистые волосы намокли от пота и влаги в воздухе, и ей то и дело приходилось смахивать непослушную мокрую прядь с лица.

Ворон, сидевший на крыше, усмехнулся. Он снова взглянул на небо, в котором тучи и дым собирались, словно мозаика, в мрачное предзнаменование.

Голова медведя с яростно разинутой пастью нависла над деревней.

Майя оглянулась, взглянула вверх, на дымоход, но ворон уже скрылся в морозных скалах.

— Ладно, пора выходить. — сказала девушка самой себе и устало вздохнула.

Глава 1: Прошедшие зимы

— Ладно, пора выходить, — вздохнула я, оглядываясь по сторонам.

В длинном доме было тихо. Лишь с улицы доносились голоса прохожих и веселые крики детей. Здесь же меня могла услышать лишь моя мать, безмолвно восседающая на резном деревянном подобии трона, устланного мягкими шкурами. Но она мне не ответит. Вряд ли она кому-то когда-то снова даст услышать свой мягкий голос.

Я встала и начала собираться, напевая себе под нос нехитрую мелодию. Такие мотивы постоянно застревали у меня в голове после очередного выступления старика Хендерсона, но впрочем, это помогало мне думать, а потому ничего плохого я в этом не видела.

Немного времени заняло одеться к выходу — белое платье, пахнущее примитивным мылом, кожаные штаны, лапти поверх теплых обмоток. Осталось лишь накинуть темный шерстяной плащ с меховым воротником, и я уже готова была выходить. От одних только мыслей о том, сколько всего предстоит сегодня сделать, у меня шла кругом голова, но с этим ничего не поделаешь — назвался груздем, так полезай в короб.

С таким девизом я прошла все последние шесть лет. Именно столько прошло с тех пор, как в этом краю после победы над чудовищем пакицетом воцарился мир. И все эти шесть лет я продолжала, как могла, исполнять свои обязанности старосты нашей деревни. Нашего нового дома.

Вскинув на плечо тугой лук и колчан с десятком стрел, я вышла, наконец, на улицу, вдыхая морозный воздух и улыбаясь, глядя на процветающую деревушку. За шесть лет население нашего когда-то крошечного лагеря испуганных людей успело вырасти до невероятных пяти сотен. Когда-то я слышала о том, что человек способен эффективно поддерживать лишь около ста или ста пятидесяти социальных связей, и из-за подобной проблемы мне приходилось все чаще полагаться на помощь своих друзей и людей достаточно умных, чтобы руководить другими. Разумеется, я говорю о пиявках, Свене, Кнуде и Хьялдуре. Если бы не они, стоит признать, мне не удалось бы достичь всего этого.

Множество небольших домиков было разбросано по склону фьорда, а также на его вершинах. Крепкие, ровные скалы оказались замечательной площадкой для строительства, и единственной проблемой была наледь, которая, казалось, в период зимы вовсе не исчезала. Впрочем, если кто и

умудрялся поскользнуться, на помощь приходил наш бессменный друид и целитель — старина Хьялдур.

Я пошла по скалам в сторону спуска. Сегодня предстояло проверить нашу рыбную ферму, убедиться что краны в доках работают исправно, заглянуть в недавно открытую школу. Но, разумеется, перво-наперво нужно было закончить ежедневные упражнения с луком и проверить готовность ополчения.

Не то чтобы я сомневалась в их прилежности, напротив, я прекрасно понимала, что память о событиях шестилетней давности еще очень даже жива в умах многих из тех, кто окружал меня. Но таков был долг хорошего старосты — проверять всё и вся, критиковать, иногда даже ругать, но затем прощать, чтобы люди трудились еще усерднее прежнего. И в случае ополчения эта моя обязанность была важнее прочих — развитие важно, однако я научена горьким опытом — боеспособная армия превыше всего. Либо ты кормишь и тренируешь своих бойцов, либо вражеских, все просто.

— Утречко! — хихикая, с крыши моего дома спрыгнула рыжая бестия. Кира бесфамильная, до ужаса вредная и еще более ужасно умная.

— Привет, сестричка, — улыбнулась я ей, но прежде, чем я успела помахать ей рукой, девочка бросилась мне на шею, крепко обнимая.

Как и я, и все прочие дети этого края, она росла не по годам. К ее одиннадцатилетнему возрасту она хоть и не отличалась высоким ростом, как прочие мои соплеменники, тем не менее была на редкость правильно сложена. В какой-то момент мне пришла мысль о том, что она становится похожа на гиперактивную обезьянку — ее руки были так сильны, а тело было столь подвижным и гибким, что, казалось, пусти ее резвиться в джунгли, и... скорее всего они сгорят к вечеру того же дня. А она лишь будет сидеть на самом высоком дереве и хохотать что есть мочи.

— Сегодня я сравняю счет! — звонко прикрикнула она, отпуская меня и убегая вперед.

За плечами у нее покоился тугой лук, чуть поменьше моего, а колчан, полный стрел, хлопал по ее бедрам.

— Не дождешься! — весело ответила я, но бежать за ней не решилась.

В конце концов, как шутила сама Кира, она до сих пор оставалось незамужней лишь потому, что никто в деревне не мог за ней угнаться. Это ей все веселье да шутки, а у меня впереди еще целый день, так что ни к чему было растрачивать силы на всякие глупости.

Когда я проходила дальше по вершине фьорда, мне наперерез прошли двое. На плечах у них взгромоздился огромный ствол сосны, и если обычному мужику было явно тяжко от подобного груза, то вот второй, Снорри Ульксон, великан и настоящий богатырь, которому, казалось, и помощь-то не была нужна, чувствовал себя вполне комфортно.

— М, Майя, — пробасил Снорри и махнул мне рукой, отчего бревно скатилось по его огромному плечу прямо на ногу несчастного мужика, решившего помочь моему огромному засранцу.

Тот застонал от боли, стал ругаться на старшего Ульксона всеми известными ему проклятиями, но стоило лишь Снорри взглянуть на него, как спесь человека поубавилась, и он лишь продолжал шипеть от боли.

— Людей моих калечишь, а, Снорри? — усмехнулась я, протягивая ему руку.

— Мпф, — только и произнес в ответ он, так крепко сжав мою ладонь, что я едва не завизжала от боли.

— Ладно... — сквозь зубы простонала я, и он наконец отпустил мою руку. — Ты знаешь где меня искать.

— Мгм, — кивнул он в ответ и, как ни в чем не бывало, поднял огромное бревно одной рукой, зажав его под мышкой, и побрел себе дальше.

Я лишь усмехнулась ему вслед и помогла раненому рабочему встать. Тот шипел от боли и все продолжал материться себе под нос, злобно зыркая в спину огромного юноши. За это я отвесила ему звонкую оплеуху, а затем помогла опереться на свое плечо.

— Мы все здесь — одна большая семья, — строго сказала я ему, — а в семье все друг друга уважают. Он-то найдет в себе силы извиниться, только бревно дотащит, а ты, Мелькор?

— Извини, Соленый Ворон... — виновато пробурчал мужик.

— То-то же, — улыбнулась я. — Хьялдур!

Свободной рукой я замахала маячившему вдали друиду. Он обходил по кругу большой тотем ворона, который мы поставили на вершине фьорда две зимы тому назад. Услышав мой голос, стареющий мужчина отвлекся от своих ритуалов и помахал рукой в ответ.

Быстрым шагом Хьялдур подошел к нам и поцокал языком, вздыхая и глядя на раненого рабочего.

— Снорри ему бревно на ногу уронил, — виновато улыбнулась я.

— Березовое? — протянул друид, снимая с пострадавшего обувь из мягкой кожи и осматривая раскрасневшуюся стопу.

— Сосновое, — усмехнулась я.

— Снорри-Снорри... — вздохнул Хьялдур и наконец взглянул мне в глаза. — Настоящий великан вырос, а, Майя? Не то что братец его.

— У Варса сила в другом, — ответила я и передала пациента на плечо друида. — Ладно, увидимся еще!

Я пошла прочь и лишь услышала вслед тяжелый вздох. Я знала, что на самом деле забота о раненых и больных Хьялдуру была по душе, поэтому это скорее было безмолвное наставление для меня: "Держи своих террористов в узде, Бортдоттир!"

А как их удержишь, когда это они помогали мне со всеми моими обязанностями? Дети выросли, теперь вместо них я видела подле себя бесстрашных воинов и лидеров, хоть с этим и не были согласны все жители нашей деревни.

Но и такие вещи были вполне естественны. В конце концов, не все здесь жили с самого начала, многие из тех, кто теперь делит с нами пищу и очаг, пришли сюда из дальних земель, лишь услышав о месте, где всеми правит мудрая и справедливая девушка-друид.

Впрочем, ничто из этого не было правдой. Я не была друидом, да и мудростью со справедливостью в решениях похвастать не могла. В конце концов, в таком примитивном обществе даже наказание смертью за любую провинность видится многим из моего племени справедливым и беспристрастным правосудием. К счастью, до таких радикальных мер мы еще не доходили, однако мне лично пришлось отдать приказ, когда вору, пойманному на краже, я же и приказала отрубить руки.

Но целью всего были дети. Один только вид того, как они резвились и беззаботно хохотали, не страшась голода, чудовищ или захватчиков из других земель, делал меня счастливой. Ради такого я была готова на гораздо большие зверства, если в конечном итоге они приведут к процветанию. К тому же, наказания, которые я выбирала, были хоть и суровы, но вполне четко давали понять: нарушения порядка не будут прощаться. Пока что этого хватало, чтобы держать всю эту толпу в узде.

И стоило мне лишь начать оправдывать себя детским смехом, как мимо меня, огибая и бегая вокруг моих ног, пронеслась кучка детей. Их звонкие, беззаботные визги эхом разносились по фьорду, делая это место чище и светлее, чем когда-либо.

— Да стойте ж вы! — за детьми неслась одна из женщин, что в нашем поселении были няньками.

Рабочих рук всегда не хватало, и поэтому логично было назначить некоторых из матерей воспитательницами, чтобы они приглядывали за всеми детьми сразу. Некоторые возражали против такого решения, однако даже те, кто были против, довольно быстро признали преимущества подобного порядка.

— Никак не угомонятся, м? — улыбнулась я воспитательнице.

— Ох, Староста! — начала причитать она. — Вот ведь чертята маленькие! Как мошкара, ей богу! Только к ним, а они разлетаются во все стороны!

— Ну-ну, — усмехнулась я. — В баню их ведешь?

— Да уж пытаюсь.

— Дети! — воскликнула я, и мельтешащие подо мной карапузы вдруг остановились. — А вы знаете про пакицета? Вон того, м?

Я указала на длинный дом, над входом в который покоился массивный череп чудовища, сверкающий множеством длинных, острых зубов.

— Говорят, что раз в год, в эту самую ночь, он оживает, — таинственным, заговорщицким тоном начала я. — И охотится на детишек, которые не моются как следует, потому что чувствует их запах!

Дети завизжали, заверещали, и все как один со всех ног понеслись вниз по склону, к бане, сложенной из толстых бревен и стоящей на фундаменте из глиняных кирпичей. Их нянька понеслась за ними вдогонку.

Я еще пару секунд постояла на месте, глядя им вслед и следя за тем, чтобы никто из детей не покатился вниз по склону. После одного такого инцидента мы построили длинную деревянную лестницу, ведущую к самой вершине, но осторожность никогда не повредит.

Затем я, удостоверившись, что все в порядке, пошла дальше. Поднимаясь на небольшой деревянный мостик, построенный над рукотворной рекой, осушающей до этого болотистую равнину, я встретилась с рыбаками, у каждого из которых была в руках большая сеть. Они что-то бурно обсуждали, да так, что и не заметили меня рядом, а я прислушалась к их разговору.

— Да говорю же тебе, прикормка из пшена никуда не годится! Рыба дохнет, а та что остается, на вкус как вода — пресная!

— И что ж нам их, мясом теперь кормить?! — восклицал другой. — Так и турнов на весь косяк не напасешься!

— Не жалейте сушеных червей, работяги. — я, усмехнувшись, хлопнула одного из них по плечу. — И давайте там усерднее! Сегодня приду проверять рыбу!

— Будет сделано, Старейшина! — чуть ли не хором ответили они мне и быстро поклонились.

Я прошла по ровной улочке, где располагались производственные здания. Все, кроме солеварения, происходило здесь — был здесь и небольшой домик под ткацкую мастерскую, и сушильня для еды, в которой воздух раскалялся и сушился торфом, добытым с болот. Здесь же была и небольшая мастерская по обработке камня для создания инструментов — ее мы возвели совсем недавно, и здание еще не было до конца достроено, но работа в нем уже кипела. Последним зданием на улице была мастерская плотников — здесь они корпели над тем, чтобы как можно скорее обрабатывать древесину и делать из нее доски для строительства драккаров.

Сразу после этой улицы начиналась большая тренировочная площадка, огражденная плетеным забором с основанием из ровно сложенных камней. Такие меры предосторожности оказались необходимыми после того, как кто-то из арбалетчиков случайно попал болтом в плечо Снорри. Здоровяку-то было наплевать, выдернул и перевязал, а вот кого-то более хилого такой штукой можно было и убить.

Еще подходя к стрельбищу, я услышала знакомый голос мальчишки, который был со мной рядом все эти года. Варс теперь занимался строевой подготовкой и тренировочной программой нашего ополчения. Разумеется, все методы разработала я (не без помощи Киры, впрочем), однако мальчишка, у которого к этому моменту над верхней губой уже появился первый мягкий пушок, вполне справлялся с тем, чтобы командовать такой толпой.

— Ап! Ир! — ломающимся юношеским голосом прокричал он.

Бойцы, повинуясь его командам, почти синхронно стали натягивать тетиву и целить в соломенные чучела, чтобы были от них в двадцати лагах.

Стоит сказать, что теперь каждая семья в нашей деревне была обязана иметь как минимум один арбалет, ухаживать за ним, а также предоставлять как минимум одного бойца в ополчение, будь то женщина или мужчина. Надо ли говорить, что большинство семей чуть ли не полным составом отправлялось учиться стрелять и сражаться?

Для женщин программа была попроще, в нее входило только обучение стрельбе из арбалета, в то время как мужчины задерживались на площадке подольше и между ними устраивались тренировочные бои на дубинах и копьях. Таким образом, наше ополчение включало в себя не только стрелков, но и довольно внушительное число мужчин, что могли бросить арбалеты и биться врукопашную.

Варс не заметил, как я подошла к нему сзади и в уже привычной манере обвила руками его торс, а затем впилась пальцами в его ребра, принявшись яростно щекотать, отчего мальчуган взвизгнул и подпрыгнул на месте. Кира, прибежавшая сюда гораздо раньше меня, залилась звонким смехом.

— М-Майя! — воскликнул Варс, а затем, отшатнувшись от меня на пару шагов, ударил кулаком себе в грудь. — Отдать честь Старейшине!

Стрелки, все как один, встали по стойке смирно и, повернувшись ко мне лицом, почти синхронно ударили себя кулаками в грудь. Я же лишь прыснула от смеха, в очередной раз думая о том, что, наверное, переборщила с порядком и дисциплиной в моей маленькой армии, но все же взяла себя в руки и максимально серьезным тоном отдала приказ:

— Вольно.

Варс расслабился, вздохнул, а затем улыбнулся мне.

— Кира мне все уши прожужжала, что в этот раз наберет больше очков.

— Ну-ну, — усмехнулась я и показала девочке язык. — Пусть сперва догонит, у меня все еще на четыре больше.

— Пф-ф, как будто я четыре раза в мишень не попаду, — Кира наигранно обиженно надула щеки и показала мне язык в ответ, а затем резким движением сняла с плеча лук. — Давай уже!

— Ага, — кивнула я ей в ответ, ухмыльнувшись, и сделала то же самое.

Мы отошли чуть поодаль, туда, где стояла одна большая круглая мишень. По сути дела, она представляла из себя дартс в том виде, в котором я запомнила его из прошлой жизни. Разные сектора дают разное количество очков, однако мы усложнили игру, сильно уменьшив по размерам сектора с ценностью более одного очка, из-за чего мы с Кирой, как правило, за выстрел получали лишь по одному.

Варс изредка поглядывал на нас, пока мы тренировались, и всякий раз, как я смотрела на него в ответ, смущенно отводил взгляд. В конце концов это заметил даже отряд, который он тренировал, поэтому скоро он приказал им сворачиваться и объявил, что на сегодня тренировка закончена.

Мы же с Кирой еще примерно полчаса упражнялись с луками, пока целых стрел у нас не осталось от слова совсем, а затем, позвав за собой скучающего в сторонке Варса, я пошла прочь.

Когда же я выходила из стрельбища, к нам присоединился и Снорри с огромной деревянной палицей с каменным навершием наперевес. Он извинился за то, что опоздал на тренировку, но я знала, что всему виной его пробудившееся в последние годы трудолюбие, и потому ругать мне его было абсолютно не за что.

Мы вышли на вершину фьорда и я в окружении своих верных пиявок в очередной раз с удовольствием оглядела свою процветающую деревню. Люди трудились в ней не покладая рук, чтобы создать свое собственное светлое будущее, одно на всех. Даже сейчас, зимой, когда традиционно люди этого края отдыхают и согреваются запасенной брагой, мои соплеменники трудились, не останавливаясь.

Мы еще три года назад окончательно отказались от выращивания собственной пищи. Проблема была в том, что земля быстро уставала от земледелия, да и ее было не так уж и много. Поэтому все те клочки плодородной почвы, что встречались в скалах близ деревни, мы либо не использовали, давая почве отдохнуть, либо выращивали на них более специфические культуры — лён, коноплю и яблони. Экономика деревни была сконцентрирована уже не на производстве пищи, а на производстве различных ценных товаров, таких, как ткань, мыло, соль, обработанная древесина и, разумеется, драккары. К счастью, спрос на все это оставался огромным, и мы торговали уже не только со Скагеном, но и со всеми окрестными деревнями, в которых практически задарма скупали зерно и овощи.

Мы двинулись вниз по склону, по широкой деревянной лестнице. Следовало бы смотреть под ноги, но меня с самого утра не покидало ощущение чего-то большого, темного, надвигающегося с моря. Довольно большую часть водного пространства фьорда мы отвели под рыбную ферму, которая спустя несколько лет наконец-таки начала стабильно приносить нам большое количество рыбы. Она, разумеется, не покрывала всей потребности в рыбе, однако позволяла сэкономить часть чистой прибыли на закупке пищи, поэтому было бы неприятно, если бы сейчас порвались сети, или погибла вся рыба.

Другим поводом для волнения был наш сухой док. Настоящее произведение искусства по меркам этого времени — для строительства драккаров мы использовали подъемный кран из системы блоков и веревки, тщательно промазанной мылом. Механизм этот был на данный момент, наверное, самым сложным из всего, что я успела создать, но даже он не был и на одну сотую так же продвинут, как то, что я помнила из прошлой жизни.

Неужели действительно быть беде? Неужели произойдет несчастный случай? Новые проблемы. Новые задачи, которые требуют решения. Все это в очередной раз замедлило бы меня, а ведь у меня на уме столько новых проектов, только и ждущих, чтобы быть реализованными!

И стоило мне только ступить на землю, занесенную мягким снегом, как я едва не упала от боли, пронзившей мое тело.

Я схватилась за живот, стараясь не закричать. Чувство было такое, словно в меня вонзили длинный, кривой нож, прямо под пупком, и, чтобы наверняка добить, еще и провернули пару раз.

Я почувствовала, как по бедру у меня под одеждой заструилась горячая кровь.

Мои опасения подтвердились, когда белые обмотки на ногах стали пестреть кроваво-красными пятнами.

Нет-нет-нет. Только не сейчас! У меня только все начало получаться, черт возьми!

— Тревога! — завопил кто-то на берегу.

Я с трудом подняла взгляд, Снорри помог мне встать во весь рост. Я тяжело дышала от боли, захлестнувшей меня, все тело ныло, отказываясь двигаться.

Когда же я наконец сфокусировала взгляд, то увидела, как с моря к нам приближается армада драккаров, а на мачтах их развеваются флаги Коммунахты.

Глава 2: Последняя улыбка

Ты не та, за кого себя выдаешь, тварь!

Никакая ты не Майя! Хватит притворяться! Ты это я! ВСПОМНИ СВОЕ ИМЯ!

Я громко застонала, пытаясь унять ужасную боль по всему телу. Словно что-то разрывало меня изнутри. Словно кто-то другой, живой человек рвался наружу из моего тела. И еще немного, и моя голова станет новым большим взрывом, розовым туманом на морозном ветру.

— Хвати-и-ит! — отчаянно закричала я, снова падая на колени.

Мои друзья окружили меня, но я не слышала их голосов. Лишь громкий, ритмичный стук сердца, разрывающегося от напряжения. И голос. Чужой голос. Мой собственный голос.

Ты не Майя! Вспомни свое имя! ВЕРНИ МЕНЯ!

— Нет! Нет! — вновь закричала я, хватаясь за голову.

Вдруг я почувствовала ужасную боль в животе, словно меня раз за разом пронзали тупым копьем. Я схватилась за живот, тяжело дыша, и ощутила, словно все мои органы разом сейчас разорвутся, словно я вот-вот выплюну их на белый снег.

Стоя на четвереньках, я извергалась всем, что съела на завтрак. Закашлялась, окропив мерзлоту подо мной каплями горячей крови.

Прекрати! Прекрати! Уйди из моей головы!

Вспомни свое имя. Вспомни его!

— Дми... трий! — завопила я что есть мочи, но боль не утихала.

Снорри подхватил меня под руки и что-то закричал людям вокруг. Я огляделась, кое-как различая помутневшим взглядом силуэты друзей. Дрожащей рукой, грязной от крови и рвоты, я потянулась к Варсу, и он схватил ее, обхватывая обеими руками и пытаясь что-то мне говорить.

— Построе... ние... — тяжело дыша прохрипела я. — Всех... На берег!

Варс кивнул и со всех ног понесся к берегу, на бегу трубя тревогу в небольшой рожок из кости.

— Снорри, я...

— Тише, тише. — неожиданно взволнованно прошептал он мне, придерживая меня чтобы я снова не упала. — Тебе надо к Хьялдуру.

— Нет! Не надо! На берег, быстрее!

— Майя!

— Заткнись! — не выдержав, выкрикнула я и попыталась ударить его свободной рукой, но та была столь вялой, что я едва могла ее поднять.

Боль никак не хотела отступать, но я уже могла хотя бы видеть и слышать то, что происходит вокруг. Мужской голос в голове теперь уже не говорил со мной — он вопил в агонии, рыдал и всхлипывал. И в голосе этом чувствовался лишь страх и ярость.

Я забыла свое имя. Отказалась от него давным-давно.

Нет, я — Майя Бортдоттир! Я не ты, форр фан да! Кричи сколько угодно, заполняй мои мысли, но я не была и не буду тобой!

Ты это я. Я! Дмитрий! Студент! Выпусти меня! Хватит держать меня в яме!

— Заткнись, заткнись же ты... — прошипела я сквозь стиснутые зубы.

Снорри непонимающе взглянул на меня, но ничего мне не сказал.

Мы медленно продвигались все дальше и дальше, к заснеженному берегу черного песка. Туда, где я сейчас и должна быть.

Прошли мимо алтаря бога-ворона, где у идола даже сейчас лежали подношения от людей моего племени. Мимо теплых деревянных домов, которые я дала им. Мимо огромных шатров из шкур мамонтов. Туда, где в два ровных ряда уже выстроилось ополчение моей деревни.

Тем временем драккары замедлялись. Захватчики убирали паруса, бросали в воду каменные якори. Но они не доплыли до берега. Там, где сейчас стоял их флот, вода все еще была столь глубокой, что добраться до земли можно было только вплавь.

Пошатываясь, я встала на берегу впереди моих людей, стараясь хотя бы сделать вид, что со мной все нормально. Сжав кулаки и стиснув зубы я смотрела, как с одного из драккаров опускается лодка, а в ней к берегу поплыл всего один человек в меховой шубе и без оружия.

Но они все еще не бросили топор в воду. Значит, опасность все же есть. Но чего они добиваются? В прошлый раз они напали неожиданно, мы не успели даже выставить дружину на защиту деревни, а в этот раз от них к нам плывет переговорщик.

Разрезая промерзлые воды, лодка неспешно приближалась к берегу. Варс отдал приказ зарядить арбалеты, однако враги, видимо, не придали этому особого значения — судя по всему, они все еще не понимали что это за устройства. Ненадолго.

Наконец, лодка причалила к берегу. Высокий, худощавый мужчина ступил на берег и попытался подойти ко мне, однако между нами тут же встал Снорри с огромной палицей наперевес.

— Майя Бортдоттир — ты? — наглым, самоуверенным голосом спросил он.

Я лишь плюнула себе под ноги, со злобой глядя на человека. Он усмехнулся.

— Племя Коммунахты предлагает вашему племени сделку. Ты станешь женой ярла и твои люди не пострадают.

Я, оскалившись, улыбнулась и сдавленно засмеялась. Оглянулась назад, на своих людей, направивших арбалеты на вражеские драккары, на баллисты, заряженные и готовые к бою.

— Что же мы ответим врагам, которые посылают на переговоры евнуха?! — с яростью закричала я и мои воины вторили мне яростным боевым воплем.

— Вы... Вам всем... — зашипел посол.

— Убей его! — вдруг закричала я, сгибаясь пополам от боли в животе. — Убей его! Раздави его голову! Скорми его сердце нашему богу!

Голос, разрывающий морозный воздух гнилого фьорда, был моим. Но слова, сорвавшиеся из моих уст, мне не принадлежали.

Дмитрий. Дух, мертвец, что все эти годы был заперт в моем теле, словно обхватил мой мозг ледяными, костлявыми руками покойника. И тело мое, и губы мои меня не слушались.

Нет...

— Убей его!!! — истошно завопил Дмитрий, когда Снорри обернулся и взглянул на меня. — Я хочу увидеть цвет его черепа!

Быстрый, мощный взмах палицей, и Снорри мгновенно размозжил голову послу. Верхняя часть черепа была раздроблена, уничтожена, и от лица его осталась лишь нижняя челюсть и окровавленный язык. Осколки костей, мозг, раздавленные глаза всплыли через пару секунд на поверхности воды у самого берега.

— ЙОР! — выкрикнула я, и десятки болтов устремились во врагов.

Снорри и Варс, схватив большие щиты из досок, скрепленных животным клеем, выбежали вперед, вставая передо мной и защищая меня от ответного града стрел, посыпавшегося с кораблей.

Враги затянули боевой клич, я услышала, как на воду, одна за другой, падают лодки.

— Ап! Ир! — продолжала раздавать команды я.

Тренировки принесли свои плоды — действия были отточены до автоматизма. Даже когда нескольких моих бойцов поразили вражеские стрелы, они все так же продолжали держать строй и быстрыми движениями перезаряжали арбалеты.

С убийства пакицета я еще не раз возвращалась к доработке механизма и дизайна оружия. Теперь каждый арбалет был снабжен примитивной системой спуска из рычага, а также петлей из волос турнов. Благодаря этому перезарядка стала еще быстрее, чего, впрочем, нельзя сказать о баллистах.

— Йор! — я взмахнула рукой, и вновь десятки болтов синхронно устремились к цели.

Враги вопили, падали в воду. Одна из баллист мощным, огромным снарядом угодила в мачту одного из драккаров. Раздался громкий скрип древесины, хруст, а затем грохот. Крики со стороны моря усиливались.

Выглянув из-за щита я увидела, что те, кто пытался подплыть к берегу, уже были мертвы. Те немногие, кто остался в живых в лодках, уже не представляли угрозы.

Но к имеющимся кораблям подплывали новые. И эти уже будут осторожнее, а значит простой обстрел на них не сработает.

— Внимание! — крикнула я. — Фир!

— Еще не готово! — крикнул мне в ответ Свен.

Я оглянулась. Те, кто не обстреливали противника, сейчас занимались подготовкой костра и подносили особые снаряды — вокруг наконечника у них был намотан пропитанный смолой и обогащенный торфом сухой мох.

— Фир я сказала! — снова прикрикнула я.

Свен показал мне большой палец. Кто-то подбежал к костру с факелом, однако метко выпущенная стрела попала сородичу прямо в сердце, и тогда Свен схватил не успевший погаснуть факел и зажег пламя костра.

Стрелки тут же стали заряжать арбалет особыми болтами. Они были длиннее обычных чтобы не сжечь ненароком само оружие.

— Йор!

По команде стрелки синхронно сделали залп. Больше половины снарядов не попали в цель, однако те, что все-таки угодили в драккары, сделали свое дело — доски и паруса быстро разгорались. Вражеские воины в панике вопили и пытались потушить пламя, однако было уже слишком поздно.

— Ап! Ир! Йо-о-ор! — выкрикнула я и снова град болтов посыпался на врагов.

Несколько драккаров уже целиком охватило пламя. Двое уцелевших стали поспешно разворачиваться, но оттого лишь столкнулись друг с другом. Воины Коммунахты прыгали в воду, всплывали, и тут же их черепа пронзали все новые и новые снаряды.

— Фор! Фор! — выкрикнула я и подняла руку.

Осторожно выглядывая из-за щитов, я наконец начала подниматься во весь рост. Сердце бешенно колотилось от напряжение, но губы растянулись в злой, полной удовольствия улыбке. Я победила. Отомстила тварям, которые разрушили мой дом и отобрали мое детство.

Но этого мало.

— Вытаскивайте живым из воды! Живо, живо! — прикрикнула я. — Первый и второй отряды, держать оборону! Варс, бегом к постовым на перевале!

— Есть! — ответил он и побежал прочь.

И чем больше я успокаивалась, тем больше вновь начинало болеть мое тело.

Я оглянулась и увидела, что на месте, где я командовала войском, снег был окрашен в красный. Яркие алые капли напоминали, что все худшее еще впереди.

— Свен, какие потери? — держать обеими руками за живот я, пошатываясь, подошла к юноше.

— Двенадцать человек убито, еще пятнадцать ранено.

— Точно правильно посчитал? — я взглянула ему в глаза.

В ответ он лишь уверенно кивнул. Лицо не выражало никаких эмоций, как и всегда.

— Оставляю это на тебя. Они уйдут с почестями. Приготовь уцелевший драккар.

Он снова кивнул а я, сгибаясь от боли, побрела дальше, оглядывая поле битвы.

Все могло быть еще хуже. Если бы я не готовилась к этому дню, то все могло быть так же, как и в прошлый раз.

В конце-концов я не выдержала и от боли медленно опустилась на снег. Ко мне тут же подбежал Снорри и поднял меня на руки. Учитывая то, что он обычно носит, я для него была не тяжелее собаки.

— Прочь! Расступись! — взревел он и со всех ног понесся со мной на руках к дому Хьялдура.

Ты забыла свое имя. Ты забыла свое имя. Ты забыла его. Забыла!

Заткнись же ты...

Звуки становились все тише, казались все более и более далекими, непонятными, а зрение быстро мутнело, угасало. Последним, что я услышала в своей голове, была идиотская песня из прошлой жизни. Идиотская, заедающая в голове песня про дожди в африке. Форр фан да...

***

Весь день я провела в бреду. Все тело горело, а в галлюцинациях мне являлись образы небоскребов другого мира, железных птиц, рассекающих небо, людей, технологий. Мир, который я оставила позади, никак не выходил из моей головы, и внезапно проснувшийся дух лишь подливал масла в огонь.

Изредка, впрочем, сознание пробивалось сквозь бред и иллюзии и я могла слышать и даже видеть то, что происходит вокруг. Хьялдур все это время суетился, метался по своей хижине и пытался отпаивать меня различными отварами, но ничего не помогало.

— Я не повитуха! Я не... — прикрикнул он на кого-то, кого я не могла разглядеть в полумраке.

Из дальнего конца хижины доносился почти неразличимый женский голос. Кем бы она ни была, она пыталась успокоить Хьялдура.

— Но это ненормально! — воскликнул он и упал на колени возле моего лежбища. — Так не должно быть! Она...

Женщина снова что-то тихо, почти ласково проговорила.

— Хельга, послушай же..!

Хельга? Мама..?

Я с трудом, простонав, повернула голову и пригляделась. На крохотной табуретке, сложив руки на коленях и легка покачиваясь, сидела моя мать. Взгляд ее был пустой, отрешенный, но она, казалось, понимала о чем говорит.

— Да, так не должно быть. — тихо сказала она.

— И что ты предлагаешь?

Мама что-то ответила друиду, но как назло я не смогла разобрать ни единого ее слова.

Сознание вновь ускользало куда-то в пучину безумия, и лишь горячее тело обнаженной Киры, обнимающей меня, я продолжала чувствовать в последние секунды.

— Тш-ш-ш... Все будет хорошо... — прошептала она мне на ухо и посильнее прижалась ко мне, пытаясь согреть своим телом.

Вот чего ты добилась, да?

Дмитрий.

Не надо говорить обо мне так, словно я другой человек. Я и есть ты. Ты прекрасно это, мать твою, знаешь!

Нет, нет... я уже давно не ты. Я не могу быть тобой. Ведь ты говоришь со мной чужим голосом.

О нет, ты прекрасно знаешь кто ты и откуда. Но забыла. Решила забыть, чтобы проще жилось. Без лишних мыслей, без ностальгии. Ты хоть раз вспоминала дом? Вспоминала тех, кого мы оставили позади? Свою настоящую мать, которая не пыталась сделать из тебя пай-девочку? Своего отца, который вкалывал в офисе чтобы мы могли учиться на бесполезную профессию?

Не тебе меня судить, Дмитрий! Это не я прожигала жизнь в пьянках, наркотиках и распутных девушках!

Охо-хо, не-е-ет, это была ТЫ. Потому что ты это я. Ты прекрасно это знаешь.

Неправда.

Правда.

Я оглянулась и поняла, что очутилась в глубокой, сырой яме. Лишь наверху, где-то совсем далеко мерцали на ночном небе холодные звезды.

— Вот что ты со мной сделала.

Дмитрий схватил меня за плечо, я отдернула руку и отшатнулась.

— Вот куда ты меня запихнула! В могилу!

— Ты сам себя сюда загнал! — выкрикнула я в ответ. — Ты сам виноват в том, что с тобой случилось!

— И это ты забрала меня! — продолжал кричать он. — Украла мои воспоминания, знания, и теперь говоришь, что я другой человек и тебе не нужен!

— Неправда! — истошно завопила я. — У тебя нет никаких знаний! Ты ничтожество, которое не прочитало за всю жизнь ни одной книги! Убогий идиот, который покупал рефераты и курсовые!

— И тем не менее ты забрала меня. — усмехнулся он и сел, облокотившись на промерзлую земляную стену. — Забрала, когда я умер. Зачем?

— Ты думаешь я знаю? — прошипела я сквозь стиснутые зубы. — Ты думаешь я понимаю что все это значит?

— Но это была ты.

Я тяжело вздохнула и обхватила голову обеими руками, пытаясь унять ужасную боль, преследующую меня даже во сне.

— И вот к чему все это привело. Всякий раз, как ты откликалась на свое новое имя, моя могила становилась все глубже и глубже. Но не в этот раз.

Он вдруг вскочил на ноги и принялся расхаживать взад-вперед по небольшому, тесному пространству, а затем вдруг щелкнул пальцами и под ногами у нас начала прибывать мерзлая почва. Мы быстро поднимались все выше и выше, и казалось, что даже звездно небо становилось ближе, ярче.

— Хватит держать меня в яме, Майя Бортдоттир. Я всегда был тебе верным помощником. Это благодаря мне ты знаешь все то, что делаешь здесь сейчас. Благодаря мне вспоминаешь все те вещи, благодаря мне можешь сказать, сколько будет 15983 + 42312.

— Пятьдесят восемь тысяч двести девяносто пять. — не раздумывая ни секунды выпалила я. — Это не можешь быть ты, нет. Ты глуп и бесполезен!

— Это не я и не ты. Это мы. Единое целое.

— Так значит...

— Да. Я никуда не уйду.

Наконец, земли под ногами стало так много, что Дима легко вылез из уже не такой глубокой ямы и подал мне руку.

Пару секунд понадобилось мне на размышления, но выбора у меня не было.

Либо так, либо война с самой собой.

Я схватилась за его руку и в этот же миг сознание вернулось ко мне.

В холодном поту я очнулась от странного, бредового сна и вскочила с мягких шкур, оглядываясь вокруг. Дыхание сбивалось, Кира, лежащая рядом со мной, непонимающе смотрела на меня заспанными глазами, хлопая длинными ресницами.

Вокруг все было тихо. Хьялдур готовил очередной отвар, всю хижину заполнял густой, резкий запах диких целебных трав.

В дальнем углу теперь сидели два брата. Варс положил голову на плечо Снорри и мирно посапывал, и не думая просыпаться, а Снорри нервно грыз ногти на руках.

— Не надо... Червяки в животе заведутся. — я махнула ему рукой.

Увидев, что я очнулась, онне сдержался и выдавил из себя кривую, слабую улыбку, но затем лицо его снова приняло привычный суровый вид.

Хьялдур тут же обернулся на звук моего голоса и подбежал к моему лежбищу. Опустившись передо мной на колени он схватил меня за руки и заглянул мне в глаза.

— Ты как? — взволнованно спросил он.

— Нормально. Все прошло, не беспокойся.

Хьялдур облегченно выдохнул и отпустил мои руки. Оглядевшись вокруг, он, впрочем, снова серьезно взглянул мне в глаза и строго сказал:

— Но лекарство все-равно придется выпить.

Я, улыбнувшись, кивнула и поднялась. И стоило мне только вылезти из-под теплой шкуры, как я почувствовала прохладу северного воздуха, просачивающегося через щели в ставнях и по тому, как смущенно отводили взгляд мальчишки поняла, что на мне нет одежды.

— А раздевал-то... кто? — усмехнувшись, спросила я друида.

— Я! — весело ответила Кира, вскочив с постели и повиснув у меня на шее в объятьях.

— Тогда ладно, — я улыбнулась и приобняла ее за худые веснушчатые плечи. — Хьялдур, тут была...

— Твоя мать, да, — негромко ответил он, кивнув. — Она, кажется, пришла в себя когда услышала что тебе плохо.

— Ага... — вздохнула я. — Но...

— Я не смог ее отговорить, Майя. — обернувшись, он с грустью в глазах взглянул на меня. — Не смог. Она ведь твоя мать.

— В каком смысле? — непонимающе переспросила я. — Хьялдур, от чего не смог отговорить?

— Тебе было очень плохо... — вздохнул он. — И я не знал что делать. Женские болезни мне неизвестны, этим друиды не занимаются, и...

— Хьялдур, что вы натворили?! — воскликнула я.

— Она послала в Скаген за повитухой, — тихо ответил он. — Скоро они узнают что время договора пришло.

— Форр фан да... — тихо выругалась я и схватилась за голову.

Так. Не время расслабляться!

Тряхнув головой чтобы прийти в себя, я вскочила на ноги и принялась искать свою одежду. Она была аккуратно сложена рядом со шкурами, на которых я спала, и, найдя свои вещи, я принялась спешно одеваться.

— Майя. — негромко сказал Хьялдур.

— Тихо! Вы не уговорите меня на такое!

— Но Майя, ты могла бы достичь большего, стань ты женой ярла! — тут в разговор вмешался уже Снорри. При его словах Варс нахмурился.

— Нихрена подобного! — воскликнула я. — Это клетка, из которой я уже не выберусь! Я должна уйти на юг, найти тех, кто знает о сияющем камне и как делать из него оружие, я должна..!

— Майя. — Хьялдур перебил меня.

— Заткнись! — выпалила я.

Друид тяжело вздохнул и опустился на стул. Затем поставил на столе перед собой чашку с бурлящей темной жижей и странного вида инструмент, напоминающий внешне небольшую заостренную мотыгу или клевец, но размером со столовый прибор.

— Ты должна уйти, это правда. — Хьялдур слабо улыбнулся, но в его тронутых морщинками глазах виднелась грусть.

— Хьялдур? — непонимающе прошептала я.

— Ты готова. Иди ко мне, друид.

Он принялся низким, гортанным голосом тихо распевать какую-то непонятную для меня молитву, обмакивая инструмент в горячую краску.

Я медленно подошла к нему и встала перед ним на колени.

— Майя Бортдоттир... — тихо проговорил он, прислонив инструмент к моей шее, а затем стал аккуратно постукивать по нему небольшой деревяшкой. — Соленый ворон, друид бога-ворона, поклонница духа Уна...

Я стиснула зубы от боли, стараясь думать о чем-нибудь хорошем, но заточенная кость, царапающая мою кожу, вгоняющая горячую краску в свежие раны, не давала мне отвлечься ни на секунду. Дыхание стало тяжелым, сбивчивым, но я пыталась сидеть ровно и не дергаться.

— Сегодня ты принимаешь обет друида, и с тем клянешься, что будешь послом мира между людьми и духами.

— Клянусь. — прошипела я от боли.

— И с тем клянешься, что суд твой и помощь твоя будут тогда, когда они необходимы.

— Клянусь.

— И клянешься, что суд твой и помощь твоя будут беспристрастны и неподкупны.

— Клянусь!

Снорри подбежал ко мне и обхватил мою голову обеими руками, не давая мне пошевелиться.

Вся шея словно горела от свежих ран, а на глаза наворачивались слезы, но я должна была вытерпеть это. Я шла к этому двенадцать лет. Настал мой час.

Постепенно боль утихла, осталось лишь непрекращающееся жжение и стук дерева об кость, вперемешку с негромкими песнопениями друида. Я старалась дышать ровно, спокойно, несмотря на то, что сердце колотилось так же сильно, как и на берегу во время нападения.

И спустядолгие часы боли наконец мой знак был закончен. Варс подал мне ведро с водой и поднес лучину, чтобы я могла разглядеть результат.

Теперь на шее моей красовалась большая метка друида — гнилое древо мира. А над ним, обнимая крыльями мироздание, был мой Бог — ворон Ун.

Откуда-то с небес раздался оглушительный крик ворона. Хьялдур тихо выругался себе под нос, а я лишь самодовольно ухмыльнулась.

— А теперь лекарство. Я не отпущу вас пока она не выпьет его.

— Выпьете со мной? — я, улыбнувшись, оглянулась на друзей.

Все они уверенно кивнули в ответ и мы чокнулись глиняными стаканами, принявшись быстрыми глотками выпивать отвратительного вкуса варево. Я поморщилась и едва сдержала рвотный позыв, а вот мои друзья один за другим, пошатываясь, упали на пол.

— Корень сонного вейника? — я улыбнулась, глядя на Хьялдура.

— Он самый, — он медленно кивнул в ответ. — Проспятся, ничего страшного.

— Спасибо. Правда.

— Брось, — друид махнул рукой и тяжело вздохнул. — Я знал что ты захочешь уйти одна.

— Я дала обещание их матери.

— Знаю, знаю я, — Хьялдяур снова вздохнул и поднялся на ноги для того, чтобы пройти вглубь дома и поднять увесистый полотняный мешок с двумя веревками в качестве лямок. — Здесь все что тебе нужно. Кира умыкнула даже ту вашу посудину из сияющего камня.

— Хьялдур, я... — я хотела как следует попрощаться, но никак не могла подобрать нужных слов. В конце-концов я просто вздохнула и обняла его.

Своими большими руками старик приобнял меня в ответ и я услышала как он тихо всхлипывает. Да и мне, чего греха таить, было так паршиво на душе, что слезы сами по себе скатывались по моим щекам, а дышать становилось тяжело.

— Береги себя, ладно? — он улыбнулся сквозь слезы и громко шмыгнул носом. — Иди на север. Найди белую крепость, в которой служил твой отец. Там ты получишь еще одну метку, и тогда никто в северных землях не посмеет лишить тебя свободы.

— Угу. — я слабо улыбнулась и шмыгнула носом в ответ.

Наконец, накинув на плечи теплый плащ с мехом, я открыла дверь хижины. Стояла тихая, спокойная зимняя ночь, и деревня, которую я построила своими руками, выглядела сейчас невыносимо уютно и сонливо.

Напоследок я оглянулась и в последний раз взглянула на своего учителя и своих друзей.

Вот и все.

Пришло время уходить.

Глава 3: Клятва

Мешок за плечами, ледяной ветер северной ночи и огромная луна, нависшая надо мной в безоблачном черном небе — вот и все, что окружало меня в эту минуту.

Деревня спала. Разумеется, тут и там виднелись огоньки факелов дозорных — я много раз говорила им, что свет ночью лишь слепит их, не помогает разглядеть в темноте врага, однако они все же тянулись к дрожащему пламени из-за бесконечного холода и страха перед темной ночью. Даже сейчас я не могла обещать никому абсолютную безопасность, ведь в лесах, спрятанных в темных расщелинах, все также бродили черные волки, а злые духи никогда и не покидали этих мест.

Все еще нужно было кое-что сделать. Я знала, что этот день когда-нибудь придет, и поэтому подготовилась заранее. И как бы ни было мне стыдно перед друзьями, но даже их я не посвятила в свои планы. Сейчас главным было держаться тени и добраться до моего небольшого тайника незамеченной.

Я глубоко вздохнула и принялась как можно тише ступать по свежему, скрипящему под ногами снегу, постоянно оглядываясь и вздрагивая при каждом шорохе. В такие моменты все твои нервы напряжены до предела, а чувства обостряются, но сколько бы я ни тешила себя подобными мыслями, я не могла выкинуть из головы тот факт, что я была сейчас в большой опасности. Сколько речей я произнесла перед моими людьми, а теперь покидаю их в трудную минуту — за такое на их месте я бы бросила себя в море с вершины фьорда.

Каждый мой шаг, как мне сейчас казалось, отдавался эхом по безлюдным улочкам деревни. Дома жались друг к другу, как замерзающие звери, места у нас всегда не хватало. Впрочем, сейчас это играло мне на руку — легко остаться незамеченной, легко найти укрытие от ненужных взглядов.

Я продвигалась все дальше и дальше вверх по склону, к своему длинному дому, построенному на костях пакицета. Огоньки факелов дозорных все время сияли где-то вдалеке, и я уже вздохнула было спокойно, как вдруг...

— Не спится?

Голос Свена из темноты едва не заставил меня подпрыгнуть на месте. Я прошипела на него и приложила палец к губам — под полной луной он должен был разглядеть мой жест.

— Уходишь?

— А ты как думаешь? — сквозь зубы процедила я.

В темноте я нащупала рукой небольшой уголок ткани, что была спрятана под свежим снегом. Одним резким рывком я сорвала покров с моего тайника и принялась вытаскивать из-под насыпи щебня то, что поможет мне сбежать.

— Ты забыла, — снова раздался из темноты голос.

Я обернулась. Свен протягивал мне мой лук и колчан со стрелами.

— И ты не собираешься меня останавливать? — я недоверчиво взглянула ему в глаза, вскидывая лук со стрелами на плечо.

— Нет, — коротко ответил он. — Я отвлеку дозорных.

Я кивнула и наконец вытащила все нужное из тайника. Нагнувшись, я тут же принялась закреплять нужные веревочки и хлопковые ремешки.

— Что это?

— Лыжи, — ухмыльнулась я. — Не такие, как используют другие.

— А палки зачем?

— Отталкиваться.

Наконец, я туго затянула крепления и попробовала сделать шаг, пытаясь привыкнуть к весу и динамике лыж. Было нетрудно уговорить Кнуда сделать мне их на заказ — старик и сам понимал, что мне придется сбежать, да и против не был. В конце концов, в мое отсутствие именно он станет старейшиной, а быть главой процветающей деревни было не просто почетно, но и выгодно.

— Готова? — спросил Свен.

— Нет, подожди, — я остановила его и отложила одну из палок в сторону. — Они решат что ты помог мне.

— Угу. Я понял, — Свен кивнул и подошел поближе, слегка нагнувшись.

Резким движением я ударила его сжатым кулаком по брови, зашипела от боли, однако Свен даже не шелохнулся. Лишь когда тонкая струйка крови побежала по его лицу он вытер ее рукавом и встал наконец во весь рост.

— Идем, — я кивнула.

Он уверенно двинулся по занесенной снегом дороге в сторону скалистого перевала, ведущего к дороге на Скаген. По сути, это был единственный путь, которым я сейчас могла уйти — все остальные были либо слишком опасны, либо вели в никуда. К тому же посреди зимы путешествовать не по крупным дорогам было банально опасно.

Я же оттолкнулась палками, стукнув ими по камню под снегом, и лыжи легко, как по маслу, заскользили вперед. В отличие от Свена, правда, мне приходилось держаться в тени и жаться к скалам, из-за чего и он шел медленнее.

Недалеко от дозорного пункта на перевале я остановилась, а Свен пошел вперед, к посту дозорных. Если все правильно, то сейчас там должно быть двое дежурных, однако они не выдавали себя светом — небольшое крытое соломой укрытие на вершине скалы едва виднелось на фоне черного звездного неба.

— Кто там?! — донесся до меня крик дозорного.

— Свен. Мне нужна ваша помощь, спускайтесь.

— Нам нельзя покидать пост, приказ старейшины!

— Вот поэтому, форр фан да, и спускайтесь живо! — рявкнул в ответ Свен. — Она сбежала, нужно спускать на воду драккары!

Дозорные что-то тихо проговорили, однако я не смогла разобрать ни слова. Но затем я услышала, как они стали спускаться по деревянной лестнице.

— Это она..?

— Быстрее! — прикрикнул Свен и побежал в сторону деревни.

За ним побежали и двое дозорных. Мне пришлось буквально вжаться всем телом в скалу, неловко разводя ноги в стороны из-за лыж, чтобы они не смогли меня заметить.

И лишь когда их спины начали скрываться за склоном, я наконец вышла из своего укрытия и, налегая на лыжные палки, тихо двинулась в сторону Скагена.

Но далеко уйти мне не удалось.

— Стоять! — раздался за моей спиной крик третьего часового.

Я уже знала, что он направил на меня оружие. Быть может, выстрелить в меня он и не смог бы, однако поднять шум — запросто.

Развернуться на лыжах — та еще задачка, особенно когда за плечами у тебя с десяток килограммов груза. Все, что мне оставалось, так это подпрыгнуть, пытаясь в воздухе хотя бы частично провернуть направление лыж и суметь повернуть корпус так, чтобы я могла натянуть лук и прицелиться.

От резкой боли в животе (прыгать все же сейчас не лучшее время) я, стиснув зубы, простонала. И когда я уже натянула было тетиву лука, дозорный изо всех сил дунул в небольшой рожок, пронзительный звук которого пронесся над фьордом. Я выпустила стрелу, однако стрелять из такого положения было крайне неудобно, и она со свистом пронеслась мимо цели. Повернувшись еще немного, я выстрелила еще раз, и на этот раз стрела угодила часовому в плечо, однако и он успел вскинуть заряженный арбалет.

Я громко вскрикнула, когда короткий болт с тихим свистом вонзился в мой бицепс, отчего я выронила очередную стрелу. Горячая кровь заструилась по руке, однако ее было не так много чтобы это стало опасным — болт хоть и ненадежно, но закупорил нанесенную им же рану.

Стискивая зубы от боли, я закинула лук на плечо и уже одной рукой налегла на лыжную палку — попытавшись согнуть раненую правую руку, я едва не потеряла сознание от сильнейшей боли.

Когда лыжи вновь заскользили по хрустящему сухому снегу, я уже слышала за спиной отдаленные сигнальные рожки и голоса людей. Они приближались и вот-вот схватят меня, если я не потороплюсь.

Кое-как помогая себе палкой, я стала, как умею, бежать на лыжах по расщелинам и провалам гнилого фьорда. Проходы ветвились, некоторые наверняка вели в тупик, однако я старалась держаться самой широкой, протоптанной тропы, по которой ходят караваны в Скаген. Рука горела огнем, а я все не решалась выдернуть болт, в то время как позади все не стихали голоса моих бойцов.

— Вон она! — послышался мне отдаленный голос, лагах в двухстах.

С такого расстояния они не смогут попасть по мне, однако и оторваться от них с моей раной будет сложно.

Все, что мне оставалось, так это скользить прочь, пока силы медленно покидают меня. Перенапряжение, боль и ледяной воздух, обжигающий легкие зимним холодом, заставляли меня все больше и больше сбавлять темп.

Если бы я только хоть раз покинула деревню! Если бы хоть раз занялась изучением этих троп!

Но корить себя за то, что я была занята, уже не было времени. Сейчас нужно лишь запутать следы, оторваться от погони, а значит была не была. Резко повернув и едва не падая в заносе, я свернула в одну из ветвящихся от основной расщелин, где даже под полной луной я не могла разглядеть никаких следов.

Здесь путь еще больше шел под гору, чем основная дорога. Весь фьорд представлял из себя, по сути, нависающую над горной долиной Скагена гигантскую каменную плиту, испещренную множеством расщелин, провалов и обрывов, причем первые тянулись в большинстве случаев почти параллельно. Если говорить об основной дороге, которая была изучена и относительно безопасна, то она тянулась не прямо, а слегка под углом, что делало склон более пологим. Здесь же, на неизвестном мне пути, он был куда более крутым и, если мне повезет, быстрее приведет меня к Скагенскому плоскогорью. Однако управлять лыжами и тормозить на таком склоне было куда сложнее.

В какой-то момент я снова услышала голоса позади себя и обернулась. В темноте, где-то далеко, угадывались яркие огоньки факелов. Мои люди все еще преследовали меня, хотя, возможно, и сами не понимали зачем. Я быстро выбросила эту мысль из головы и взглянула вперед.

Черт.

— О нет-нет-НЕТ! — во всю глотку заорала я, видя то, как я все быстрее несусь навстречу высокому обрыву.

Я попыталась затормозить, повернуть, однако лыжи под слоем снега зацепились за камень и я упала, кубарем покатившись дальше вниз. Сердце бешено колотилось от адреналина и паники, я то и дело билась лицом об снег, а болт в моей руке обломился и вонзился еще глубже.

Я закричала, когда подо мной закончилась земля. Свободный полет быстро заканчивался, голос мой уже сорвался от перенапряжения. А внизу лишь чернели древние сосны.

Поздно было пытаться сгруппироваться. Поздно пытаться схватиться за что-нибудь. От страха я закрыла глаза и перестала дышать.

А затем удар, шершавые ветви, задирающие одежду, и острые ветви, царапающие кожу. Я билась то об одну, то об другую толстую ветвь, пытаясь ухватиться хоть за одну, но боясь при этом открыть глаза — потерять их было проще простого. С каждым новым ударом из моей груди вырывался скрипучий стон, а одежда и тело к этому моменту превратились, наверное, в рваное месиво из ткани, крови и кожи.

— А-ах! — хрипло вскрикнула я, когда ветви, смягчившие мое падение, закончились, и я упала спиной в высокий сугроб.

Я открыла глаза, часто и шумно глотая ртом воздух. Надо мной было далекое, звездное небо, скалы, окружавшие меня словно стенки могилы, и острые ветви сосны, на которых виднелись клочки моей одежды, мешка и все мои запасы.

От избытка адреналина я не сразу почувствовала боль, однако она все продолжала нарастать с каждой секундой, пока наконец не стала столь сильной, что из глаз у меня брызнули слезы. По всему телу у меня были кровоточащие раны и ссадины, левый плечевой сустав был неестественно выгнут, а правая нога болела сильнее всего — именно она меня и беспокоила.

Кое-как, опираясь на раненую левую руку, я медленно приподнялась, утопая ей в глубоком снегу, и ощупала правую руку. Я могу ошибаться, но, насколько я понимаю, она всего-навсего вывихнута. Нога же меня беспокоила гораздо больше, ведь всякое движение отдавалось ужасной болью ниже колена. Она начинала раздуваться и опухать, едва помещаясь в изорванных тканевых штанах.

— Черт... Черт! — простонала я, глотая соленые слезы и стискивая зубы.

Левой рукой я, дрожа всем телом от страха, взялась за правую. Вдох-выдох, вдох-выдох... Рывок!

— С-с-сука..! — сквозь слезы застонала я на языке, который начала было забывать.

Боль была столь сильной, что я едва не откусила свой собственный язык, удержавшись лишь тем, что стиснула зубы с такой силой, что десны начали кровоточить. На мгновение я даже едва не потеряла сознание — перед глазами возникла темно-красная пелена, а все чувства притупились, однако вскоре все та же боль вернула мне чувства.

— Так... Так... — глубоко вздыхала я, двигая вправленной рукой и осматривая свою ногу.

Нож был у меня с собой, но при падении улетел куда-то в снег, и искать его сейчас было бы просто невозможно. С протяжным стоном и вздохами я кое-как надорвала штанину пополам и принялась осматривать сломанную ногу.

Разумеется, без рентген-аппарата было сложно понять тяжесть ранения, а ориентироваться по ощущениям я, увы, не умела. Впрочем, по виду все было не так плохо — нога не болталась на куске плоти и кожи, как это могло бы быть. Вместо этого у меня, скорее всего, треснула большая или малая берцовая кость. Хорошо было и то, что это был закрытый перелом, что немного упрощало задачу.

— Так... — снова вздохнула я, пытаясь не думать об агонии, которую сейчас испытывала. — Шина, шина...

Для шины подошла бы любая достаточно прочная и прямая палка. Для этого крайне удачно недалеко от меня приземлилась одна из моих лыжных палок и я легла на живот для того чтобы подползти к ней.

Продвижение вперед давалось мне с трудом. Снег был рыхлым и глубоким, руки проваливались в него, застревали, и площади моего тела не хватало, чтобы распределить нагрузку и не проваливаться вниз. К тому же под слоем снега могут быть и другие расщелины и провалы.

И пока я ползком, понемногу пробиралась к торчащей из снега палке, адреналин в крови быстро иссякал, и меня начинала пробирать дрожь от ужасного холода. По ощущениям температура была в районе минус двадцати, в расщелине завывал порывистый ветер, а моя одежда тут и там зияла дырами и оторванными кусками. Тело быстро остужалось, конечности начинали неметь, а я лишь добралась до лыжной палки.

Схватив ее трясущимися руками, я аккуратно, но плотно приложила ее к ноге и, оторвав кусок ткани с подола рубахи, принялась накладывать тугую шину, чтобы хоть как-то зафиксировать перелом.

Когда все было сделано, я вздохнула и оглянулась. Это был небольшой сосновый лес, спрятанный от посторонних в глубокой расщелине. Возможно, даже священный.

Как ни посмотри, а я все еще быстро теряла кровь, хоть сосуды на морозе и сужались, у меня не было почти никакой защиты от холода и у меня сломана нога. Да и даже если бы она была цела, снег здесь такой глубокий, что моих сил хватило бы лишь на сотню-другую лагов.

Единственное, что мне оставалось, это использовать то, что у меня есть. С ветвей упал мой лук без стрел (их разбросало вокруг дерева, и найти их я теперь не могла), котелок, несколько обломившихся сухих ветвей и различные травы, высыпавшиеся из порванного походного мешка. В темноте я не смогла бы найти нужную, и потому схватила лишь те, что были ко мне ближе всего. Пошарив в снегу рукой, я также нащупала небольшую лепешку, одну из тех, что Кира положила мне в дорогу.

Форр фан да, вот чья помощь мне сейчас пригодилась бы! Кира, хитрая лисичка, точно что-нибудь да придумала бы!

Думай как она, думай! Вокруг тебя одни сугробы, так что ты можешь?!

— Эврика! — хрипло простонала я, зажимая правой рукой рану на левой.

В другом мире эскимосы строили свои дома из снега и льда, и при этом в них всегда было тепло. Агрономы каждый год молились на хороший, толстый слой снега, но зачем? Да потому что он прекрасно сохраняет тепло, а из-за обледенения и образования корки не плавится изнутри, а лишь укрепляется благодаря теплу.

Мне предстояла тяжелая, отчаянная работа. Выкопать в снегу себе укрытие, постоянно в него проваливаясь, да и к тому же всего одной рукой и без инструментов? Звучит как план. Как очередной план.

И все всегда идет по плану... Иначе ведь и не бывает. Только устала я. И замерзла. Очень-очень устала, на самом деле — в сон так и клонит, и чем меньше сил оставалось, тем теплее казалось посреди ледяного бурана. Всего... Всего минутку. Всего одну минутку...

***

— Она ж не дышит! Сам послушай.

— Дышит она, хватит чепуху нести. Живая еще.

— Живая... Хе-хе.

Во мне будто бы не было ни капли силы. Ни одним мускулом я не могла пошевелить, тело словно полностью онемело, и даже глаза открыть я никак не могла.

— Хм-м-ф... — тихо простонала я.

— Я ж говорил, — послышался надо мной голос мужчины.

— Ага, ага... — прозвучал еще один, старше и грубее.

— Ну-ка, какие прелести у девок с новой деревни, поглядим-ка... Форр фан да!

— Стой-стой, убери руки руки от нее!

— Да вижу я, вижу!

— Дерьмо мамонта, да не может такого быть...

— Друид.

Слова быстро исчезали, отдаляясь, заглушаясь. Я погружалась все глубже и глубже туда, где не было ничего. Лишь тепло, темнота и невесомость... Как тогда. Прямо как тогда.

***

Первым, что я услышала вновь, было тихое пение. Низкий, басистый голос негромко напевал где-то справа от меня медленную, меланхоличную песню.

— Там в замке изо льда и крови... Где мертвым и живым где нет покоя... Там, где душа вновь в тело возвратится... Там, где в очах свет душ их отразится...

Раздались шаги, кряхтение, тихий шорох тяжелых шкур. Повеяло холодом.

— Так чего с ней?

— Вот у нее и спроси. Я тебе что, лекарь?

— Боги... Мы же не можем вечно за ней мочу и кровь убирать!

— А ты-то заубирался, — усмехнулся голос, что до этого пел. — У тебя другие предложения? Она юна, может, даже девственница. Ее продать можно как десяток рожавших шлюх.

— И кому же ты ее продашь? — ворчливо произнес другой. — Она уродина. Вся в шрамах, даже лицо. Неказистая. Грудь мала, бедра узкие, плечи широкие. Да будь она хоть трижды девственницей, такую нескладную только за турнов пасти.

— Узнаешь, — снова усмехнулся "певец". — Узнаешь ты все, умерь свой пыл только. Девушка-друид да еще и новой деревни... Хо-хо, покупателей будет пруд пруди.

И снова силы покидали меня. Я должна бороться, должна выбраться отсюда, где бы я ни была. Ради моих людей, ради мечты, которую я преследую. Но сейчас я была слишком слаба. Слишком много сил и крови я потеряла. Если б только было у меня немного времени, форр фан да...

***

Когда я снова очнулась, то сразу поняла, что все мое тело связано. Меня трясло из стороны в сторону, а под спиной раздавался дребезг деревянных колес.

С трудом разлепив глаза, я тут же пожалела о том, что вообще очнулась. Яркий свет солнца слепил, а все тело горело от боли. Было трудно сфокусировать свой взгляд хоть на чем-нибудь, но я все же смогла разглядеть фигуру широкоплечего мужчины, сидящего в повозке рядом со мной.

— Очнулась? — хмыкнул он и наклонился вперед.

Я едва могла разобрать черты его лица. Его кожа была красной от мороза, испещренной многочисленными оспинами и шрамами, а длинные светлые волосы и борода заплетены в неаккуратные косы.

— Ку... да..? — прошептала я.

— Лежи, не дергайся, — прохрипел он и одной рукой приподнял мою голову, а второй преподнес к губам меха с холодной водой.

Я жадно припала к узкому деревянному горлышку губами и принялась пить. Влага стекала по моему подбородку, по шее, и в конце концов я подавилась, хрипло закашлявшись.

— Куда..? — снова повторила я свой вопрос, едва сумев удержать кашель.

— Майя Бортдоттир... — задумчиво произнес мужчина. — Только из уважения к твоему отцу я не позволил брату надругаться над тобой. Ты должна быть благодарна.

— Куда, дери тебя семеро волков, вы меня везете? — попыталась закричать я, но из моей глотки раздавалось лишь жалкое шипение.

— Люди из Коммунахты хорошо заплатят за тебя. Их ярл одержим тобой, Соленый Ворон. Чудо, что мы нашли тебя первыми.

— Не смей... Я сво... свободна...

— Свободна? — хмыкнул он. — А что ты знаешь о свободе, когда не знаешь ей цены? Твой отец что, не рассказывал тебе про рисунок черепа у него на спине?

Я промолчала.

— Лишь тогда ты познаешь свободу, когда оказываешься заперт в ледяной крепости посреди бесконечной пустоши, беспечная девка. Там, где зима длится вечно, и где бродят мертвые, что не желают умирать. Лишь тогда ты...

— Заткнись... — прохрипела я.

Мужчина усмехнулся.

— Я туда и шла. В белую... крепость.

— По стопам отца? — с неожиданно доброй улыбкой протянул он. — Эх, дура...

Черт бы все это побрал! И этих братьев-спасителей, и весь этот побег, и все, что с ним связано!

В очередной раз свобода была от меня в одном шаге, стоит лишь руку протянуть, и она здесь, у меня, но... Черт!

— Не надо к ним, — прошептала я.

— А это уже не тебе решать. Это... Чего там?!

Он вдруг вскрикнул и вскочил на ноги, хватая массивную дубину со дна повозки.

Сама же она вдруг резко остановилась, послышался громкий, испуганный рев турна.

— Ложи..!

Не успел мой "спаситель" прокричать и слова, как сразу с десяток стрел пронзили его тело со всех сторон. Он с грохотом рухнул на меня, придавив своим весом сломанную ногу, отчего я зашипела, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Что за чертовщина происходит со мной в последние дни?!

Спустя пару секунд раздался предсмертный хрип второго брата, а затем наступила тишина. Откуда-то сверху до меня донесся отдаленный голос, но я не смогла разобрать ни слова. Затем шаги. Шаги множества людей.

— Осмотрите телегу! Ищите! Она должна быть там!

Я вздохнула и с трудом повернула голову в сторону. Повозку окружали люди в теплых шубах, с копьями и луками в руках. Некоторые из них обернулись, ударили копьями в землю. Ко мне быстрым шагом подходил кто-то еще.

И вскоре надо мной нависла довольная, улыбающаяся морда Куаннинга, посла ярла, что шесть лет назад обрек меня на ужасную участь стать женой наследника. С тех пор юноша возмужал, оброс бородой, но его лицо оставалось все таким же хитрым, словно усмехающимся.

— Не думала ли ты сбежать от клятвы, Майя Бортдоттир?

Глава 4: Скаген

— Повозку, быстрее! — крикнул Куаннинг, а затем повернулся к кому-то из своих людей. — Ты, шубу и варежки, живо!

Один из солдат тут же начал раздеваться прямо на морозе, скидывая с себя тяжелую, теплую меховую одежду и стягивая с рук нагретые его теплом шерстяные варежки. Куаннинг буквально выхватил у него из рук одежду и одним прыжком перемахнул через борт телеги, в которой я лежала.

— Изверги... — процедил он сквозь зубы, осматривая меня. — Это они с тобой сделали, Майя Бортдоттир?

— Нет... — прохрипела я. — Я упала... С обрыва.

— Упала? — юноша удивленно поднял бровь. — Ничего другого от деревенщины и не ожидал, но как так вышло?

Он стал аккуратно стягивать с меня шкуру, которой я была укрыта, и осматривать мое тело. На мне все также была та рваная одежда, в которой я бежала из деревни, а нога была зафиксирована моей же шиной. Эти идиоты не додумались даже поменять бинты, спасибо хоть на том, что остановили кровотечение из ссадин и раны в плече.

— Форр фан да... — прошептал себе под нос Куаннинг, аккуратно поднимая мою руку и надевая на нее варежку.

И лишь стоило мне взглянуть на то, что со мной стало, как сердце у меня ушло в пятки. Я и так не чувствовала конечностей, но теперь я поняла почему. Мои руки вплоть до локтей были болезненно-красного оттенка, по всей коже от обморожения начали надуваться гнойные пузыри, а пальцы на руках были мертвенно-синеватого цвета.

Мое дыхание участилось, я попыталась дернуться, но смогла лишь слегка двинуть корпусом, испуганно глядя на очередного своего спасителя. Даже на его насмешливой морде сейчас застыло выражение тревоги, если не ужаса.

— Это... — наконец сорвалось у него с губ и, взглянув мне в глаза, он тут же отвел взгляд. — Боги... Зачем ты сбежала?

— Не хотела стать женой сынку ярла.

Куаннинг усмехнулся. Уголки его губ застыли в слабой, горькой улыбке.

— Все хотят, а ты одна не хочешь, Майя Бортдоттир. Но зачем было бежать от своих же людей?

— Они... хотели отдать меня вам, — солгала я, облизывая пересохшие губы.

Разумеется, большая часть населения моей деревни никогда и не подумала бы о том, чтобы так со мной поступить. Разумеется, все они были душой и телом мне преданы и защитили бы меня от людей ярла ценой своей жизни, но... Именно этого я и не могла допустить. И все мои молитвы в этот час были лишь о том, чтобы Куаннинг поверил мне, и беда Скагена обошла мой дом стороной.

— Значит, не такая ты великая, как о тебе молвят? — Куаннинг ухмыльнулся и накинул на меня шубу. — Эй, сюда!

— Ага... — прохрипела я в ответ, закрывая глаза.

Я сглупила. Не смогла уйти тихо. Плохо инсценировала побег от якобы предавших меня в пользу ярла людей. Не изучила маршрут заранее. И все лишь потому, что я была слишком слепа и самонадеянна.

Голос мертвеца в моей голове подсказывал мне по ночам, что созревание женщины зависит от ее питания. Полные — раньше, худые — позже. И я изо всех сил старалась ограничивать себя в еде и нагружать свое тело физическими нагрузками, чтобы этот момент настал как можно позже. И все-таки он настал слишком рано. Мне попросту не хватило времени подготовиться ко всему как надо.

Двое крепких мужчин из дружины ярла обступили меня и легко подняли на руки. Хриплым голосом я попросила их быть аккуратнее, однако услышал меня лишь все тот же Куаннинг.

— Эй, дуболомы! Она сказала вам быть аккуратнее! — заорал он на них, брызжа слюной. — У нее сломана нога!

Я слабо улыбнулась. Было странно слышать все это и пытаться сопоставить с образом наглого юнца, что пришел в мой дом когда-то с оружием и красным словом наголо. И что это именно этот самонадеянный мальчишка обрек меня на участь, к которой меня везет легко тронувшаяся повозка с запряженным в нее турном. Он повзрослел, его пыл никуда не делся, но он научился себя контролировать. А вот я повзрослеть так и не смогла.

— …гонца на Гнилой Фьорд… — донеслись до меня негромкие команды Куаннинга, когда повозка отъехала от места засады уже на несколько десятков лагов.

— С-стой! — прохрипела я севшим голосом. — Не надо..!

Он мне не поверил. Разумеется, черт его дери.

Я все испортила. Сделала хуже, чем могло бы быть. Во всем, что грядет дальше, виновата я и только я.

С такими мыслями я обессиленно прикрыла глаза и провалилась в глубокий, беспокойный сон.

Человек в странной одежде сидел за железным столиком на зеленой поляне, окруженной бесконечно синеющим небом со всех сторон. Маленький островок, плавающий в голубой бездне, и ничего кроме него словно не существует.

— Ну и идиотка же ты, — сказал мне Дмитрий. — Присаживайся.

— А смысл? Я же сплю, — усмехнулась я.

— И то верно, — кивнул он в ответ. — Ну что, облажалась?

Тяжело вздохнув, я рухнула на пустующий стул и уронила голову на стол, обхватывая ее руками.

— Наломала ты дров, Майя, — цокнул языком Дима.

— И без тебя знаю… — пробурчала я в ответ.

— Так сказать, села в лужу, — он смаковал каждое слово, ухмыляясь. — Дала маху. Потерпела сокрушительное фиаско.

— Да знаю я! — не выдержав, выкрикнула я.

— Одним словом, проебалась ты, — сдерживая смех, кивнул он, скрестив руки на груди. — А значит, и я тоже.

— Ты тут виноват только в том, что ко мне в голову полез.

— А когда ж еще? — парень развел руками. — Выброс гормонов, психологическая нестабильность, перестройка организма. Одним словом, это был мой единственный шанс выйти на свет. И смотри, как теперь тут красиво, а?

— Ага… — вздохнула я. — Стоило того?

— Ну, ты мне в любом случае ничего не сделаешь. Лучше подумай над тем, когда ты перестала быть мной. Подумай серьезно. Откроется интересная деталь в этом событии.

— Что за херню ты несешь? — я нахмурилась и встала из-за стола, принявшись расхаживать взад-вперед по островку в бездне. — Лучше вспомни, как можно заработать бесплодие подручными средствами. Или как срастить сломанную кость в условиях каменного века.

— Тебе не эти знания сейчас нужны, — Дима покачал головой. — А то, о чем я тебе говорю. Серьезно. Подумай о том, когда мы разделились.

— Ну когда… — задумалась я, вздыхая. — Когда, э…

— Ну-у? — он улыбнулся, глядя на меня.

— А когда?

— Точно! — вскакивая со стула, выкрикнул в ответ мертвец и кинулся ко мне. — Этого момента нет! Его не было никогда! Ты просто поехала крышей!

— Успокоил, называется...

Если подумать, то он действительно прав. У меня нет образования в области психиатрии, однако даже мне сейчас ясно то, что не было никаких предпосылок к тому, чтобы личность Дмитрия отделилась и ушла на второй план, в то время как формировалась личность Майи, моя личность. Да, определенно, мы с ним разные люди с разными взглядами на... Да на все! Но почему? Почему появилась я, и исчез на долгие года он?

— И это правильный вопрос, — Дима прочитал мои мысли.

Все-таки неудобно, когда ты делишь одну голову с другим человеком.

— Согласен, но! — прервал мои размышления он. — Ты не додумала до конца. Подумай еще. Тебе как раз пора просыпаться, послушай.

Я непонимающе взглянула на него. Парень прислонил ладонь к уху, словно прислушиваясь к чему-то сверху, в небе, и я повторила этот жест за ним.

— …езжаем к городу… — слабо услышала я разговор воинов сквозь сон.

Дима щелкнул пальцами, и я раскрыла глаза.

Я все еще была в крытой телеге, укутанная в шкуры и шубу. Чувствительность моим рукам и ногам так и не вернулась, но, просыпаясь в этот раз, я наконец-таки смогла набрать в себе достаточно сил, чтобы нормально видеть все вокруг себя и медленно двигать головой.

— И чего, ее сразу к ярлу?

— Капитан сказал, что так.

Чтобы привлечь к себе внимание, я слабо, тихо простонала. Воин на вожжах обернулся, глядя на меня из-за массивного плеча.

— Все нормально? — неуверенно пробасил он.

— Лучше… Не бывает… — прохрипела я в ответ. — Просьба…

— Хм?

— Посадите меня, хочу видеть… Скаген…

Воин переглянулся с кем-то, кого я не видела из лежачего положения, а затем второй мужчина в телеге залез внутрь и принялся аккуратно меня приподнимать, усаживая рядом с облучком, чтобы я смогла видеть все, что впереди нас.

И когда я наконец уселась, то поняла, что хотя бы пятой точкой могу хоть что-то почувствовать, а вернее не почувствовать — не было стука и вибраций, не гремели деревянные колеса, лишь слышался мерный стук тяжелых копыт турна. Видимо, я была в огромных санях, которые тянул за собой огромный мохнатый бык.

В первую секунду я слегка прищурилась от яркого света, ударившего в глаза. Мешало и то, что от постоянного сна и бессознательного состояния на ресницах и уголках глаз скопилось много засохшей глазной слизи и сами глаза постоянно чесались. Просить их почесать, впрочем, я не решилась — слишком уж недовольными выглядели мои провожатые.

Но вскоре я наконец смогла раскрыть глаза и взглянуть вперед. Сани медленно поднимались вверх по склону — Скаген находился на плоскогорье, на вершине высокой и скалистой горы, окруженной огромными пустошами, где были лишь холодные скалы и каменистая мертвая почва. Но вот сам город находился в этаком оазисе посреди ледяной пустыни — вокруг было много деревьев, виднелись заборы, отмечающие границы владений тех или иных землепашцев. Наверняка здесь, на вершине этой горы, была довольно плодородная почва, но зимой все было занесено толстым слоем снега.

Но самым главным был город, возвышающийся над всем плоскогорьем всей своей величественной мрачностью. По меркам другого мира его можно было назвать лишь большой деревней, однако для меня сейчас это было нечто невероятных размеров — десятки и сотни домов жались друг к другу, словно пытались спрятаться от вечных метелей Севера. Массивная стена из частокола закрывала большую часть из них, но сквозь опущенный бревенчатый мост, выступавший в роли примитивных ворот, я видела узкие улочки, заполненные людьми, темными цветами, пятнами света и голосами. Весь город был похож на старика, чье тело обгорело на солнце от бесконечной работы в поле, и темные бревенчатые стены домов Скагена буквально стонали мне о своей древности, когда я въезжала в город.

Улицы были узкими, хаотичными, и я сразу поняла, что никакого плана или порядка в постройке города не было. Во всяком случае, таким был нижний город, который мы проезжали, не останавливаясь. Здесь обитали разномастные ремесленники, от лавок которых разило ужасными запахами труда — аммиаком, отходами, кашлем смертельно больного… Казалось, словно можно войти в одну из дверей, приподнять тяжелую шкуру и очутиться в бесконечном темном лабиринте смрада и застоя, откуда уже нет выхода. Некоторые окна здесь не открывались даже по весне — ставни их были покрыты грязью и пылью, в которых прорастал северный мох.

И даже снег, ложащийся ровным покрывалом на тело города, не мог долго оставаться в своей первозданной форме. Не было ни одной прекрасной снежинки, что не была бы втоптана в грязное месиво тысячами ног, что каждый день топтали безобразные улицы Скагена.

И вот здесь все мечтают однажды оказаться? Увидеть, как душные улицы заполнены помоями и грязью, почувствовать смрад первобытного города и бояться каждого шороха? Люди были здесь ничем не лучше — угрюмые, лишенные радости, кутающиеся в грязные, потемневшие одежды. Лишь торговцы, разложившие товар у дороги, пытались придать лицу дружелюбный вид, но подобной улыбке я бы никогда и ни за что не поверила.

Это — пик цивилизации. Высшая точка, которой смог достигнуть мой народ.

Я устало закрыла глаза, не желая больше видеть ужасную правду о мире, в котором я живу. То, что я увидела, открыло мне правду о многих вещах: о грабительских налогах, о суровости ярла. Если этот идиот держит свой дом в таком состоянии, то не было ничего удивительного и в его поступках.

Но вскоре нижний город остался позади. Сани остановились у бревенчатого моста, перекинутого через узкую речку, и воины ярла обступили мой экипаж. Среди них был и Куаннинг — он с половиной своих людей покинул нас еще в начале пути, чтобы вернуться в город и подготовить все к моему приезду.

Меня вытащили из повозки двое крепких мужчин, держа вдвоем на весу. Сейчас мне было тяжело даже держать голову прямо, не говоря уж о том, чтобы на своих ногах доковылять до дворца ярла.

Впереди же, за мостиком, на возвышенности, располагался длинный дом, своей громадной тенью нависая над остальным городом. Вокруг него также был выстроен частокол, и виднелся темнеющий ров. Когда меня проносили через него, я успела заметить, что дно рва было усеяно заостренными кольями, на некоторых из которых виднелись истлевшие скелеты тех, кто посмел посягнуть на власть ярла.

Во дворе у длинного дома меня уже ожидал Куаннинг, сгорбленная старуха, чье лицо было частично скрыто за глубоким капюшоном, и, по-видимому, местный друид — высокий худощавый мужчина в капюшоне из волчьей шкуры и черепа.

— Где ярл? — прохрипела я Куаннингу.

— Увидишься с ним еще, не переживай, — раздался тихий голос старухи.

— Мне нужен ярл! — повысила голос я.

И, словно готовая к этому, старуха ударила меня тонкой тростью по здоровой ноге, однако из-за обморожения я ничего не почувствовала.

— Хм, — мрачно вздохнула она. — Ингиред, займись ей.

Друид кивнул в ответ и молча указал рукой на одну из многочисленных дверей, ведущих в дом. Судя по всему, отдельные комнаты не были связаны изнутри, либо же дворец был поделен на отдельные зоны. Не скажу, что полностью согласна с таким решением, но сейчас размышлять об этом было бы странно.

— Я хочу увидеть ярла! — прикрикнула я вслед, когда меня заносили внутрь. — Ярла!

И в миг перед тем, как дверь с грохотом захлопнулась, я увидела, как воины ведут к длинному дому Свена, чьи руки были туго привязаны к телу веревкой.

Мои носильщики аккуратно положили меня на деревянную кровать, устланную шкурами и соломой, и, когда друид кивнул им, поспешно вышли прочь.

Друид Ингиред, разминая шею и руки, медленно прошел вглубь комнаты. С одной из полок, усеянных горшочками и сосудами, он достал кривой огарок свечи и, щелкнув пальцами, зажег его. Он поднес пламя совсем близко к моему телу, медленно убирая прочь шкуры, и принялся осматривать мои раны.

— Мне нужно к ярлу, — снова сказала я, тяжело дыша.

Друид покачал головой.

— Говори со мной, форр фан да!

Ингиред медленно повернул ко мне свое исхудалое лицо. Его впалые глаза, окруженные темными кругами татуировок, слегка подрагивали, ему явно было трудно задержать на мне взгляд. А затем он вдруг молча раскрыл свой рот и поднес к губам горящую свечу — я увидела, что его язык был вырван, а на его месте виднелся лишь грубый, рубцеватый кусок плоти.

— Твою же… — прошептала я и шумно сглотнула слюну.

Он вынул из-под одеяния вторую свою костлявую руку и длинным, тонким пальцем, оканчивающимся крючковатым черным ногтем, указал на мою татуировку на шее.

— Я, а… — из-за увиденного я не сразу смогла что-либо сказать ему. — Я друид Бога-Ворона, Майя Бортдоттир, ученица друида Бога-Оленя, Хьялдура.

Ингиред понимающе кивнул и тихо вздохнул.

Оставив свечу в чаше на столе, он принялся искать нужные травы среди тех пучков, что висели под потолком. Запасы у него были что надо, даже старой хижине Хьялдура с ним не сравниться. Были здесь даже те сушеные травы, о которых я лишь слышала, но не видела своими глазами.

Вскоре он зажег от свечи небольшой каменный очаг посреди комнаты и стал кипятить воду. Я не нашла ни одной темы, которую могла бы обсудить с ним — в конце концов, он ведь даже не мог мне ответить. Но и молчание не было выходом. Если он, наверное, привык так жить, то мне от всего этого было как-то не по себе.

— Значит… Ты друид на службе у Ярла?

Он медленно кивнул в ответ, смачивая чистые лоскуты ткани горячим отваром трав.

— И ты единственный друид в Скагене?

Ингиред покачал головой. Выходит, есть и другие. Почему-то сама мысль о том, что здесь может быть больше одного лекаря, казалась мне странной.

— Я скоро увижусь с ярлом?

Ингиред кивнул и принялся накладывать бинты на самые страшные мои раны, а остальные лишь протирал тряпкой с отваром.

— Ты поможешь мне сбежать? — решила я задать вопрос прямо. В конце концов, он ведь никому не сможет рассказать, верно?

Ингиред кивнул и спустил шубу с моих плеч.

Его тонкие, страшные пальцы коснулись моего раненого плеча, и я тихо зашипела от боли. В этом месте чувствительность никуда не делась, а когда друид принялся разматывать грязные бинты, то я почувствовала омерзительный запах разложения.

— Стрела все еще внутри? — сквозь полное страха учащенное дыхание спросила я.

Он кивнул.

— Форр фан да... — вздохнула я.

Друид вскоре достал из небольшого мешка необходимые инструменты — каменный нож, деревянные щипцы, представляющие из себя всего-навсего расщепленную вдоль тонкую ветку и... Все. Не было в этом мире хирургии, не было и инструментов.

— Стой! — остановила я его. — Брось их в кипящую воду! Прошу тебя, Ингиред!

Он непонимающе взглянул на меня, и все, что мне оставалось, это попытаться хотя бы взглядом убедить его в том, что я права.

— И руки помой… Пожалуйста.

В конечном итоге он согласился и сделал то, что я ему сказала. Меня это хоть немного успокоило, но в отсутствии мыла я не могла быть ни в чем уверена на сто процентов. Впрочем, это лучше, чем ничего.

— Только… Аккуратнее. Я чувствую боль в этом месте.

Друид кивнул и резко полоснул меня острым каменным ножом по плечу, отчего я взвыла сквозь стиснутые зубы. Горячая кровь и гной заструились по моей руке, а Ингиред стал быстро расширять рану пальцами, одновременно просовывая внутрь деревянные щипцы.

Но хуже всего было тогда, когда он стал вытягивать наружу обломок арбалетного болта. Слава всем богам что мы экономили кремень и обсидиан и поэтому не делали наконечников — внутри меня была лишь заточенная древесина. Острый болт медленно выходил из моей плоти, и я успокаивала себя лишь тем, что было бы хуже, реши я делать их отравленными или зазубренными.

От боли из глаз брызнули слезы, но я старалась не показывать свою слабость. В конце концов, этот человек увидел во мне не ребенка, а равную себе коллегу-друида. Нужно соответствовать статусу.

Вскоре обломок болта был вынут, и Ингиред просто бросил его себе под ноги, тут же зажимая рану смоченной целебным отваром тряпкой и закрепляя ее тугой повязкой.

Затем он указал мне на мою сломанную ногу.

— Сломала. Это… Как же там называлась эта кость…

Я принялась судорожно вспоминать то, как друиды называют кости в теле человека. Не хватало еще, чтобы он неправильно наложил мне новую шину.

— Кость оленьей радости! — выкрикнула я.

Все кости друиды знали по названиям животных-богов, прибавляя к ним душевные состояния. Не самый эффективный и научный метод, однако онработает. Правда, не всем костям было название, но в этом случае мне повезло.

Вскоре Ингиред сменил повязки и наложил новую шину, куда крепче и туже прежней. К этому моменту я уже не надеялась на то, что кость срастется как надо, но, видимо, мне повезло. Во всяком случае, этот друид, казалось, знал, что делает.

Все процедуры заняли у нас добрые несколько часов, после чего Ингиред с ложечки покормил меня жесткой, пресной кашей и накрыл теплой шкурой. Очаг все также ярко горел в середине комнаты, и друид отдыхал после проделанной работы, глядя на пляшущие огоньки пламени и иногда подбрасывая свежие дрова. Засмотрелась на них и я и даже не заметила, как уснула.

Проснулась я, судя по ощущениям, спустя несколько часов от того, что в комнату кто-то вошел. В одном из голосов я различила старуху, что встретила меня у длинного дома, но второй, голос старика, был мне незнаком.

— Плечи широкие, шрамы, бедра узкие… Ой… — причитала старуха. — Послушайте же мудру сваху, она не переживет и одних родов! Не даст наследника! А если бы и пережила... Да разве ж сын ваш возжелает такую уродину?

— Возжелает, кого скажут, — грубо прохрипел старик, перебивая ее. — Не ему выбирать себе невесту.

— Ярл Дургальф, послушайте же вы! Столько красивых и здоровых невесток я могу подыскать, столько...

— Мне не нужно, чтобы ты кого-то искала, Мария! Мне нужно лишь знать, когда будет свадьба!

— Ох, Ярл Дургальф… — вздохнула сваха. — Она слаба, ей нужно вылечиться…

— Значит, утром я заставлю ее исцелиться, — отрезал Ярл и, хлопнув дверью, вышел прочь.

Чертов дурдом этот ваш Скаген… Я чудом выжила после своего фееричного падения, а этот идиот думает лишь о том, как бы побыстрее женить меня на своем сынке. Зачем вся эта спешка? Почему именно я? Почему ему просто не назначить меня своим советником? Так я могла бы сделать гораздо больше, нежели будучи женой такого же агрессивного дуболома.

Утром... Я и думать не могу о том, что ждет меня утром. Ничего хорошего, это точно. Ничего хорошего меня не ждет.

После услышанного я так и не смогла сомкнуть век этой ночью, а утром меня растряс друид.

Я не спала и слышала, как в его жилище зашли воины ярла, но в ответ на то, что меня якобы разбудили, не могла не вздохнуть.

— Что теперь? Сразу под венец? — усталым тоном протянула я, взглянув на воинов. — И нормально будет сынку ярла в постель тащить полуживую бабу, а?

— Свадьбы в такой день не проводят, — ухмыльнулся воин и подхватил меня за плечи, пока другой аккуратно поднял за бедра.

Они вынесли меня из жилища друида. Он, разумеется, никак не стал им препятствовать.

Меня несли к широкому двору, в котором собралось множество людей. Горожане собрались, чтобы поглазеть на то, что свершится здесь сегодня. И в центре всего этого был Свен. Он стоял на коленях, связанный по рукам и ногам, словно свинья, которую притащили на убой. И что-то мне подсказывало, что так все и было.

— Люди Скагена! — закричал ярл, выходя вперед. — Сегодня я сужу Свена Юрсона, ибо юноша этот своими поступками и глупостью допустил, чтобы невеста сына моего пришла в мой дом изуродованной и побитой!

Толпа недовольно загудела. Слышались голоса разозленных людей, кто-то кинул в Свена комком грязи, попав ему в затылок, но он даже не шелохнулся.

— Это бред! — выкрикнула я, перебивая ярла.

Худощавый, высохший старик с длинной седой бородой повернулся ко мне. На лице у него читалось лукавство и злое торжество, как у меня, когда я заставила свою деревню признать меня лидером, а Уна — их богом.

— Но ведь по его вине ты сумела сбежать! По его вине покинула Гнилой Фьорд и получила все эти ужасные травмы!

— Да! — завопила толпа.

— Заткнитесь, идиоты! — закричала я в ответ. — Свен ни в чем не виноват! Я избила его до потери сознания!

— А вот это уже смешно! — ухмыляясь, заявил Дургальф. — Хрупкая девочка поборола рослого мужчину?! Все ли мужчины твоей деревни такие же хилые?!

По возбужденной толпе прокатилась волна унизительных смешков. Я стиснула зубы от злости, готовая зубами перегрызть горло этому уроду, испортившему мне всю жизнь, но сейчас я могла лишь беспомощно висеть на руках у двух его воинов.

— Довольно! Свен Юрсон, можешь решить, кому доверишь свои последние слова.

— Майе Бортдоттир, — спокойно ответил он.

Ох, Свен, драть бы тебя всеми чертями! Ну хоть сейчас испугайся! Ну хоть немного! Или улыбнись, черт!

Воины Ярла поднесли меня к Свену и опустили перед ним на землю. Подрагивая всем телом, я наклонилась ухом к его губам так, что почувствовала его горячее дыхание.

— Жди, когда над Скагеном трижды завоет испуганный волчонок, — прошептал он.

— Что?! — воскликнула я.

Люди вокруг стали переглядываться, перешептываться, а ярл махнул рукой, и воины стали уносить меня прочь.

— Какого дьявола?! — закричала я на Свена. — Свен! Почему ты позволил им?! Почему ты им позволил, форр фан да?!

Я в последний раз оглянулась. Во мне кипела злость, негодование и вместе с тем страх и радость. Чувства, которые я испытывала в миг, когда каменная палица размозжила Свену череп, украсив его мозгом двор, невозможно было описать.

Но в памяти у меня навечно отпечаталась слабая, теплая улыбка на его лице. В последний миг он показал ее мне.

Глава 5: Двор Ярла

Было очень трудно не впасть в отчаяние в той ситуации, в которой я оказалась. Сейчас я сутками напролет лежала в темном жилище друида Ингиреда, и все мои мысли были лишь о том, не случилось ли беды у меня дома.

Казнь Свена показала — Ярл не догадался о том, что мой побег был всего-навсего фарсом, чтобы отвести его подозрения от моих людей, но... Черт бы его побрал, этого Ярла! Этому старому идиоту и не такое может взбрести в голову. В конце концов, все, что его интересует, это заполучить меня в качестве рабыни при его доме. Именно такой мне виделась роль жены его сына. Именно для этого он бросил свои силы для моего захвата.

Плохо то, что я не знала о текущей политической ситуации между племенами. Очевидно то, что какие-никакие взаимоотношения все-таки были: Коммунахта регулярно нападала на земли Скагена, но вот о других событиях я не знала абсолютно ничего, а единственный человек, который все время находился рядом со мной — немой. Значит, я должна решить эту проблему.

Решительность ко мне вернулась лишь тогда, когда я наконец смогла худо-бедно двигать своими обмороженными конечностями. Чувствительность к ним тоже вернулась, но боги, лучше бы она не возвращалась вовсе — дни и ночи были наполнены хоть и не сильной, но постоянной болью и жжением. Вскоре я смогла наконец самостоятельно есть, садиться в кровати и переворачиваться на другой бок. Не хватало мне еще пролежней.

Кожа на руках и ногах сперва была покрыта кровяными волдырями, но примерно через неделю они прошли, и на их месте осталась грубая, зарубцованная кожа. В то же время пальцы и кисти рук в целом покрылись шершавым, грубым слоем кожи. Словно об меня теперь можно ножи точить, если бы наше племя знало как обрабатывать металлы.

Наконец, в один из холодных зимних дней, когда я наконец более-менее пришла в себя, я обратилась к Ингиреду:

— Эй, друид.

Он поднял голову и медленно обернулся ко мне. Сейчас он был занят предсказаниями, бросал руны, вырезанные на костях и читал будущее. Было странно видеть такое, ведь он никому даже не мог рассказать о том, что прочел по ним.

— Я хочу узнать за что тебе вырвали язык.

Ингиред тяжело вздохнул и покачал головой.

— И я узнаю. Узнаю от тебя. — сказала я и привстала на кровати а затем, опираясь на дрожащие руки, села. — Я верну тебе дар речи.

— Хм. — тихо произнес он.

По моей просьбе он покинул дом и отправился искать кого-нибудь из рабов Ярла. У него их было, по меньшей мере, шесть человек — они приносили мне пищу и на вопрос об их происхождении друид всякий раз тяжело вздыхал. Кроме всего прочего, на лбу у них я заметила кривые шрамы в форме примитивного рисунка человека, держащего над головой камень — символ раба, который я видела среди тех, кто посещал мою деревню в прошлом.

От рабов мне нужно было одно — писчий материал. Уверена, у Ярла найдется береста — на Севере ее использовали для примитивных рисунков когда это было необходимо. Были здесь даже художники, которые, царапая по бересте, могли изобразить лицо человека, пусть и несколько упрощенно. Такие изображения очень нравились влиятельным людям, помню даже как один бродячий мастер нарисовал таким образом портрет Мудрой Офы, а по бокам от нее морды двух волков.

Вскоре друид вернулся в сопровождении маленькой девочки лет девяти, которая несла в руках несколько листов бересты, скрученных в трубочки.

— Спасибо, — я улыбнулась ей, отчего она смутилась и, судя по ее лицу, запаниковала. — Как тебя зовут?

Она непонимающе оглянулась на друида. Тот, вздохнув, жестом показал мне, что она не может говорить.

— Она немая? — переспросила я.

Ингиред покачал головой, а затем поднес к ее лицу свечу. Девочка отшатнулась, испугалась, но друид грубо схватил ее за руку, не давая сбежать.

Я нахмурилась, но все же смогла разглядеть, что у нее была смуглая кожа и черные волосы, чего я не могла разглядеть до этого из-за темноты. Видимо, она попросту не знает нашего языка.

— Майя, — я указала на себя рукой, а затем плавно указала рукой на нее.

— Самина... — тихо ответила она.

Я кивнула и улыбнулась ей.

— Не надо, ей больно, — обратилась я уже к друиду и он отпустил ее. — Скаген, Север...

Я попыталась спросить ее откуда она, так же указывая на себя рукой, но девочка никак не могла понять чего я от нее хочу. Было больно видеть как эксплуатируют маленького ребенка, который, наверное, не всегда даже может понять чего от нее хотят, но сейчас я не могла ничего с этим поделать. Нужно вернуть голос хотя бы одному моему знакомому.

— Пусть идет. — я кивнула Ингиреду.

Он поставил чашу со свечой на стол и открыл девочке дверь. С улицы с огромной силой подула завывающая в горах метель, что даже я почувствовала холод. Когда же Самина вышла из дома, Ингиред захлопнул за ней дверь и раскатал подвязанную сверху шкуру, чтобы ветер не просачивался через огромные щели.

— Мне нужно сесть за стол. Помоги, Ингиред.

Друид подошел ко мне и позволил опереться на свое плечо. Если бы не сломанная нога, то я, наверное, сама могла бы доковылять, однако у меня до сих пор не было ни костылей, ни хотя бы какой-нибудь палки или посоха. Он усадил меня за стол и я жестом сказала ему сесть рядом.

— Только, пожалуйста, не пугайся. Мой учитель испугался дурных знамений когда я показала ему это.

Я раскатала один из листов бересты и взяла дрожащими руками каменный нож. Поставив свечу поближе, я принялась выцарапывать на ней руны, используя их не как смысловые значения, но как буквы алфавита.

— Смотри... — я оглянулась на него чтобы убедиться что все нормально, а затем продолжила. — Каждая руна имеет свое имя, и первый звук в ее имени это звук в слове, в котором она стоит. М-а-й-я, видишь? Понимаешь что я пытаюсь сказать?

Друид задумчиво разглядывал написанное мной, однако на его лице, к сожалению, не проступало ни намека на понимание.

— Так... — вздохнула я и принялась записывать все руны, которые использовала в свое время для создания алфавита.

В целом количество рун было более чем достаточным, однако они не составляли собой цельный алфавит. Всего друиды использовали сорок два символа для гаданий, но среди них не было ни одного, который начинался бы, например, с букв "Ч" и "Ж", и этом при том, что такие звуки присутствовали в языке северного народа. Их я дополнила символами, которые придумала сама. Они были максимально простыми и угловатыми, чтобы их можно было выцарапать на глиняной дощечке, камне или бересте.

Через пару минут я закончила вспоминать составленный алфавит и показала его Ингиреду.

— Смотри. Тебе нужно составить слово из отдельных звуков. Покажи пальцем на руну, и я скажу за какой звук она отвечает.

Ингиред ткнул крючковатым ногтем в первую букву.

— "А", — тут же сказала я. — А это "Б". Если написать их рядом, вот так, то получится аб.

— Хм... — задумчиво произнес он, а затем указал на руну "Сигу".

— Это "С". Сигу. Первый звук в имени.

Он кивнул и указал на другую руну.

— "П", руна Парва.

Ингиред жутковато улыбнулся из-под капюшона и ткнул еще в несколько букв.

— Так, так, подожди... — я принялась записывать то, на что он указывал. — С-п-а-с-и-б-о... Ты понял, Ингиред!

Он радостно кивнул и буквально выхватил нож у меня из руки и тут же принялся увлеченно что-то писать.

"Умная Майя", — написал друид.

— Подожди меня хвалить, это еще не все! — улыбнулась я и стала показывать ему остальные руны.

Весь оставшийся день я учила его письму. Разумеется, правил орфографии в нашем языке не существовало, поэтому он записывал слова так, как слышал, но даже это меня уже радовало. Впрочем, Ингиред радовался куда больше моего — ему наконец-таки вернули способность говорить.

***

Прошла еще неделя прежде чем я смогла самостоятельно выходить из дома.

Одним ранним утром Ингиред растолкал меня, громко мыча и тыкая в лицо исписанной рунами берестой. Я с трудом разлепила глаза, громко зевая, и принялась читать написанное, поднося свечу к тексту.

"Мая все гатово ани прешли пасматри принесли папробуй скарее доброе утра", — сказал Ингиред. На лице у него, как и все время после того, как я научила его писать, сияла улыбка.

— Хорошо-хорошо, я встаю. — улыбнулась я и стала выбираться из-под шкур.

Слегка поежившись из-за холода я нащупала руками в темноте свою одежду и стала спешно одеваться. Ярл отказал мне в моей просьбе дать мне штаны, поэтому я просунула голову и руки через прорези в отлично сшитом белом платье, обвязала ноги портками и на здоровую ногу натянула кожаный сапог с меховой подкладкой. Верхней одежды у меня пока не было, так как до сих пор мне не приходилось выходить на улицу.

Ингиред отошел от моей кровати и поднес свечу к столу. Возле него стояли новенькие костыли, которые местный мастер изготовил по моему чертежу — примитивные, но для периода выздоровления более чем достаточно. Друид принес их мне и я, вздохнув, стала медленно вставать, опираясь на ручки и перекладины для подмышек. Здоровая нога ужасно тряслась после двух недель постельного режима, да и руки заметно ослабли из-за травм, но вскоре я наконец поднялась во весь рост и невольно улыбнулась.

— Я вернула тебе речь, а ты вернул мне мои ноги, — улыбаясь, сказала я Ингиреду, в ответ на что он стал быстро что-то царапать на бересте. — Спасибо.

"Спасиба тибе Мая", — ответил он.

Подойдя ко мне со спины он помог мне накинуть на плечи свою собственную шубу. Он прекрасно понимал что я порядком засиделась, а вернее сказать залежалась у него дома, и пора бы мне уже немного прогуляться. От мыслей о выражении "размять ноги" мне становилось немного грустно, но в очередной раз за много дней, полных боли и беспокойных снов ко мне медленно возвращалась уверенность.

Я не сдамся, это уж точно. Не этому учил меня мой отец. Я должна быть сильной ради своих людей, ради своего народа. Ради тех, кого я назвала своими детьми.

Глубоко вздохнув, я открыла дверь и сразу же зажмурилась от яркого света, ударившего по глазам. Я медленно открывала глаза и наконец увидела над собой голубое небо и яркое солнце, зависшее над Скагеном. Все еще было очень холодно, однако ветер уже не завывал в вышине, а наоборот ласкал мои спутанные волосы, задувая откуда-то далеко с юга.

— Эй, Ингиред, — я обернулась через плечо. — Ты ведь ведешь календарь? Какой сейчас месяц?

Со всей суматохой с побегом, потерей сознания и травмами я несколько потеряла счет времени. Да и в целом тяжело следить за датами когда проводишь все свое время в доме с настежь закрытыми ставнями.

Через минуту Ингиред протянул мне бересту.

"не знаю цифри сиичас начала марта".

Как я и думала. Пока я отлеживалась у него дома, уже прошла зима. Времена года в этих краях вообще меняются довольно быстро — хоть холода и не уйдут вплоть до середины апреля, воздух и тепло от солнца прямо-таки говорят о том, что все самое худшее уже позади. Снег все так же лежал тяжелым слоем на крышах домов, вокруг дорог и за пределами города, однако совсем скоро он начнет таять и весна окончательно вступит в свои права.

Я сделала первый, робкий шаг, опираясь на костыли, и наконец вышла из затхлой, спертой атмосферы жилища друида на свежий воздух. Под ногами лежал тонкий слой снега, под которым костыли стучали о мерзлую, твердую землю. Впереди, вниз по склону, виднелась стена, а за ней нижний город, который, казалось, ожил после долгой зимы. Сейчас он уже не казался таким мрачным и безжизненным — в конце концов, жизнь возвращалась на улицы Скагена вместе с его жителями. Даже отсюда я видела, как они снуют по грязным улочкам, как торговцы раскладывают на прилавках свои товары и как телеги, груженные последними в этом году налогами приезжают в городе сопровождении воинов Ярла Дургальфа. Интересно чем он сам сейчас занят, небось сидит себе в своем тронном зале и радуется что меня поймал. Хотя... Да нет, не будет же он таким бредом заниматься.

В этот момент одна из дверей распахнулась, из нее вышел Куаннинг, а изнутри доносился громкий, ликующий голос Ярла:

— ...поймал как кролика! Она родилась на моей земле, и эти свиньи из Коммунахты ее не получат!

Да уж...

— О, решила почтить нас своим присутствием, Соленый Ворон? — с издевкой произнес Куаннинг, завидев меня.

— Знаешь, как раз собиралась уйти из города. Сбежать прямо через вон те ворота, мои воины как раз подходят сюда. — со скучающим видом ответила, а затем вздохнула, когда этот кретин решил подойти ко мне.

— Фух! — он помахал рукой у себя перед носом. — Девочка, продолжай в том же духе и тебя точно никто замуж не возьмет!

— Иди-ка ты знаешь куда?! — огрызнулась я и попыталась стукнуть его костылем, но поверенный Ярла ловко увернулся. — Я пролежала без движения хрен знает сколько дней!

— Сходи-ка ты на источники, раз уж теперь можешь. — ухмыльнулся Куаннинг. — Я вот как раз туда и собирался. Вся эта болтовня при дворе...

— Источники? — удивленно переспросила я. — Какие источники?

— Горячие источники. Здесь, на вершине, есть маленькие озера, в которых вода всегда горячая. Благословение духов, знаешь ли.

— И ты молчал?! — невольно весело выкрикнула я. — Веди, живо!

— Идем-идем, юная невеста. — усмехнулся он в ответ.

Сперва он зашагал в своем привычном ритме, сильно обгоняя меня, однако стоило мне разок прикрикнуть на парня, как он замедлился и стал идти рядом со мной. Мы обогнули дом и пошли по узкой, расчищенной от снега и протоптанной множеством ног тропе куда-то вверх по склону. Куаннинг тут даже проявил свою положительную сторону и помог мне, позволив опереться на его плечо, так как идти вверх на костылях оказалось задачей непосильной.

— Так ты, значит, — сквозь одышку начала я. — Сбежал от бахвальства Ярла? Чего это вдруг?

— Да потому что у старика все рассказы только о том, как ОН, — Куаннинг выделил это слово с ядом в голосе. — Поймал тебя. Как ты пыталась убежать, но он весь из себя молодец, все сразу понял. Пф.

— Забрали у тебя твои заслуги, мальчик на побегушках? — ухмыльнулась я, услышав это.

— Да и не надо мне никаких заслуг, — высокомерно ответил Куаннинг. — Моя награда в другом. В этом городе ты никто, если не целуешь сапоги Ярлу, но не всех к его сапогам даже подпускают.

— И ты гордишься тем, что твои губы круглый день лобызают его пятки, Куаннинг?

Парень вздохнул и покачал головой. Лицо у него вдруг стало мрачнее тучи.

— Нет, ничуть.

Наконец мы поднялись и впереди я увидела небольшое строение, окруженное множеством бурлящих и дымящихся источников. Некоторые из них даже на глаз выглядели так, что в них можно сварить человека живьем, однако другие, судя по всему, вполне подходили для того, чтобы помыться.

— Ярл построил баню над главным источником, самым большим. — пояснил Куаннинг. — В нее нельзя заходить никому кроме него самого, даже его сыну. Все говорил, мол, это привилегия Ярла. А вот те, что вокруг...

— Что они?

— Они ничего. — пожал плечами Куаннинг. — Ну что, забудем старые обиды и разделим баню? Образно, конечно, конкретно в баню нам нельзя.

Он протянул мне руку, лукаво улыбаясь. Я же с недоверием взглянула на протянутую мне ладонь, думая как мне быть: с одной стороны, здесь, в Скагене, у меня не так много союзников, а с другой... Куаннинг сам выразил свое недовольство Ярлом, открыто. Он доверил мне свое мнение, что, как показывает практика, в этом месте крайне опасно. Не знаю уж насколько он мне доверяет, но я явно ему для чего-то нужна, и, судя по всему, это что-то выгодно и для меня.

— Идет. — я крепко пожала ему руку.

На Севере есть традиция — те, кто разделяют друг с другом баню (или в нашем случае источник) смывают друг с друга все обиды. После такого принято не вспоминать в открытую о всем плохом, что тебе сделал человек, а также простить ему все долги. Разумеется, можно и отказать, но некоторые могут счесть это за оскорбление, особенно учитывая то, что как правило инициатором подобного ритуала становится как раз обиженная сторона.

Я скинула с плеч тяжелую шубу и, прыгая на одной ноге и пытаясь не упасть, стянула с себя платье, оставшись перед Куаннингом в чем мать родила. В этом не было ничего постыдного — нравы здесь были нисколько не пуританскими и парни и девушки, как правило, привыкли к виду обнаженных тел другого пола. Чего уж говорить — даже в нашей деревне баня была общая, и никто и не думал прикрываться когда мылся. К тому же, что касается девушек, то у нас, в силу отсутствия бритвенных станков, в любом случае все было прикрыто, а на голую грудь мужчины редко когда реагировали — кормить ребенка сидя у крыльца своего дома было обычным делом.

Куаннинг также быстро сбросил с себя все лишнее и первым зашел в воду, в один из тех источников, что хотя бы не бурлили. Я медленно проковыляла на костылях за ним и вошла в воду, отчаянно стараясь не подскользнуться на мокрых от воды и растаявшего снега камнях. Впрочем, стоило мне только по шею забраться в горячую воду, как все мои проблемы мгновенно отошли на второй план, а сама я блаженно прикрыла глаза, глубоко вздыхая и улыбаясь.

— Так зачем ты решил заключить со мной мир? — наконец спросила я, погружаясь еще чуть глубже и в конце концов ныряя под воду, чтобы намочить волосы.

—Хм, думаешь, не стоило? — ухмыльнулся в ответ Куаннинг. — Или тебе это не нужно?

— Нет, просто ты не из тех, кто делает что-то просто так, — ответила я. — И тебе явно что-то от меня нужно.

— Тогда задавай вопросы.

Я кивнула ему в ответ и стала обдумывать вопрос, который все это время вертелся у меня на языке. Вопрос довольно простой и банальный, который, впрочем, можно было понимать по-разному.

— Какой он, Ярл?

— Хо-хо, а можно чего попроще? — усмехнулся Куаннинг. — Если говорить в целом, то он не так прост, как кажется. Скаген стоит на этом месте уже много сотен лет, и, как говорят, с момента основания городом правил один и тот же род.

— Род Дургальфа, — кивнула я. — И в чем подвох?

— А подвох в том, Майя... — Куаннинг вздохнул и опустился поглубже в воду. — Что вот уже несколько поколений, после правления Мальфа Зеленобородого, завоевателя запада, люди считают, что эта семья произошла от богов. И не от абы кого, а от бога-медведя Уруса и богини-волчицы Айовы.

— Продолжай, — тихо произнесла я, чувствуя, как наконец-таки боль уходит из моих рук и ног.

— И Мальф Зеленобородый решил, что нельзя больше разбавлять сильную кровь браками с простыми смертными...

— Погоди-погоди! — вынырнув, резко оборвала я его на полуслове. — Он решил, что возьмет в жены свою сестру, угадала?

— Свою дочь, — ухмыльнулся в ответ Куаннинг. — И наказал своему наследнику не брать в жены смертных, а тот своему... Предпоследним был отец нашего Ярла, Ярл Куньирф. Это при нем Ингиред, молодой тогда друид, мальчишка совсем, пришел в этот дом и сказал, что боги запрещают кровосмешение и что это мерзость. Ну и...

— Они вырвали ему язык, — мрачно протянула я, усаживаясь обратно в воду. — Форр фан да...

— Эй-эй, полегче, так даже я не выражаюсь, — усмехнулся Куаннинг. — А Ингиред моложе чем выглядит, а? Говорят, у вас, друидов, есть особый эликсир чтобы не стареть и жить столетиями, это правда?

— Не знаю ни о каком эликсире, — пробурчала я в ответ. — Но мой учитель тоже выглядел молодо, это правда.

Куаннинг усмехнулся, а я задумалась над его словами.

Если в этом роду в ходу кровосмешение, то зачем им я? И почему именно я?

— Слушай, а зачем тогда Ярл женит своего сына на мне? — я взглянула Куаннингу в глаза. — Я ж не их крови.

— О, он верит что ты тоже крови духов, Майя, — ухмыльнулся Куаннинг. — И к тому же умная как целое стадо друидов.

— Так что же такого в этом сыне что понадобилась моя кровь?

Куаннинг загадочно улыбнулся.

— О, это будет для тебя сюрпризом.

После этого как бы я ни пыталась, мне не удалось выудить из него ни капли дополнительной информации, однако те предположения, которые у меня уже появились, никак меня не радовали.

Если подумать, Ярл сильно торопится со свадьбой, а значит она будет проведена сразу же, как я приду в норму. Конечно, я могла бы еще раз сломать себе ногу, но тогда я уже точно никуда не убегу, а так у меня был хоть какой-то шанс.

Уверенности не прибавляло еще и то, что я до сих пор не слышала воя волчонка, как того мне обещал Свен. Я уже поняла что он проболтался пиявкам о том, где я, да и Кира сама бы догадалась, что я в беде, а уж этих маленьких чертей теперь никто не удержит. Но чего же вы тогда тянете, ребята..?

С такими мыслями я спустилась обратно к длинному дому и на прощание Куаннинг сказал мне:

— Мы с тобой еще пообщаемся, Майя, вот увидишь. Держись.

И затем, коварно улыбаясь, ушел в сторону нижнего города.

Я же стала ковылять в сторону дверцы в жилище друида, однако еще подходя к месту я увидела, что дверь была слегка приоткрыта, а изнутри доносился крайне неприятный, режущий слух голос старухи.

— ...и вот удумал же — отпустил невестку невесть куда! Тебе сказано было: лечить, а не выпускать на все четыре стороны!

Резким ударом костыля я раскрыла дверь и недобрым взглядом посмотрела на сгорбленную сваху Марию.

— Перестань. На него. Орать! — выкрикнула я.

— О, явилась-не запылилась! — развела руками она.

— Удобно кричать на того, кто не может ответить, да? — оскалилась я. — Да, тварь?!

— Как ты со мной разговариваешь, наглая девка?! — воскликнула старуха и замахнулась на меня тростью, но я ловко отбила удар своим костылем.

— Что здесь происходит?! — позади меня проревел голос Ярла Дургальфа.

Я обернулась и увидела правителя собственной персоной. Он зло смотрел на меня, изредка переводя взгляд на Марию.

— Я зашла за невестой, ее надо отвести в женскую почивальню! — возмущенно начала Мария.

— Она наорала на друида! Это легкий способ навлечь беду на дом, так и знай! — воскликнула я, перебивая старуху.

— Тихо! — взревел Ярл, нахмурив густые брови. — Ты пойдешь с Марией или я отсеку пальцы Ингиреду!

— Ты... Ты идиот?! — не выдержав, закричала я, краснея от злости. — Он друид, проводник между людьми и духами! Он..!

Но прежде, чем я успела закончить мысль, Дургальф подошел и резким движением ударил меня тыльной стороной ладони по щеке, отчего я, пошатнувшись на костылях, упала на снег.

— Молчать, девка! — зло процедил он и стал тыкать в меня пальцем, проговаривая каждое слово. — Ты. Идешь. С Марией. Уяснила? Мне не нужны твои уроки в моем доме. Ты здесь никто. Я купил твою жалкую шкуру за два года без налогов и теперь ты принадлежишь мне, понятно?

— Да пошел ты...

Я плюнула ему в лицо и попыталась встать, однако Дургальф резким ударил меня уже кулаком под глаз, отчего я отлетела назад и ударилась затылком об косяк двери, тут же теряя сознание.

***

— Просыпайся давай! — услышала я над собой голос старухи.

— Форр фан да... — простонала я, разлепляя глаза.

Я оказалась в тускло освещенном помещении, и лишь стоило мне с трудом приподняться, как на меня тут же уставилось несколько пар глаз. большая, просторная комната, весь пол которой был устлан шкурами, была заполнена женщинами и девушками разных возрастов, а сама я лежала у очага, на котором медленно готовилось ароматное варево. В воздухе витал едва ощутимый запах цветов, разительно отличавшийся от резкого, стойкого запаха целебных трав в жилище друида.

— И не выражайся так в моем доме! — воскликнула Мария.

— Молчи уже, старуха... — простонала я, потирая ушибленный затылок.

На месте удара об косяк уже набухла приличных размеров шишка, да и когда я прикоснулась к своему лицу, то поняла, что веко уже начало опухать.

— Если бы ты так не нужна была Ярлу, то тебя давно повесили бы на ближайшем дереве! — все продолжала причитать она.

— Заткнись, говорю! — уже громче воскликнула я, за что тут же получила тростью по макушке. — Совсем решила из меня все мозги выбить, старая?!

— Были бы у тебя мозги, ой... — насмешливо вздохнула она и села на табурет, стоящий неподалеку. — Ты теперь будешь жить здесь. Нечего с друидом дом делить.

— Я полжизни делила дом с друидом. Я сама друид!

— Не мели чепухи, девка! Не бывают бабы друидами!

Я сплюнула и огляделась вокруг в поиске своих костылей. Они стояли в дальнем конце комнаты, недалеко от женщины с ребенком, чьих лиц отсюда я не могла различить.

— Подайте, а? — обратилась я к ним.

Реакцией же на мои слова был страх. Женщина обняла девочку покрепче, словно пытаясь спрятать от меня и Марии.

— Да что б вас всех... — пробурчала я и стала ползти в сторону костылей.

— То-то же! Знай свое место и глядишь бить меньше будут! — воскликнула сваха.

— Молчи! — шикнула я на нее, продолжая ползти.

Пока что я боялась вставать на ноги, так как мой перелом вряд ли зажил к этому моменту. Из прошлой жизни я не могла вспомнить сколько должна срастаться кость при подобном переломе, так как Дима никогда себе ничего не ломал и в целом мальчиком был довольно спокойным и домашним. Во всяком случае до определенного периода.

— А, это ты, — улыбнулась я, когда наконец смогла разглядеть девочку за ее матерью. — Привет, Самина.

— Н-не... — вдруг заговорила ее мать на моем языке, пусть и с заметным акцентом. — Не трогай мою дочь...

— Чего? — непонимающе взглянула я на нее, поднимаясь на костылях.

— Она просто маленькая девочка...

Я тяжело вздохнула, оглянувшись на Марию. Даже интересно стало каких же сказок она про меня понапридумывала.

— Как вас зовут? — я обратилась к темноволосой смуглой женщине, матери Самины.

— Надия. — тихо ответила она, избегая взглянуть мне в глаза.

— Красивое имя, — я улыбнулась, и она снова вздрогнула. — Вам рассказали про меня что-то плохое, Надия?

Она тут же стала истерично мотать головой, крепко обнимая свою дочь. Вздохнув, я костылем подвинула табурет поближе к ним и медленно села на него, поставив костыли рядом.

— Пожалуйста, — тише, почти шепотом сказала я. — Мне нужно знать что обо мне говорят.

Надия шумно сглотнула и сделала глубокий вдох.

— Говорят... — начала она тихим голосом. — Что ты убила чудовище... И съела его... И что твой дом был построен на костях детей.

— Это правда, — кивнула я и вздохнула, думая как бы ей получше все объяснить. — Понимаете... Что бы вы сделали ради Самины? Окажись она в опасности, вы не стали бы защищать свою семью?

— Стала бы, конечно стала! — вдруг увереннее ответила она.

— И я стала, — я кивнула. — Я не стану лгать и признаю, что убивала людей. Убила тех, кто убил моего отца и свел с ума мою мать. И убила их детей, потому что иначе они убили бы меня.

— Месть — не решение проблем... — она тихо процедила слова сквозь зубы.

— Но послушайте же, Надия...

— Не трогай меня!

От ее крика у меня на мгновение волосы встали дыбом и я невольно отшатнулась. Вздохнув, я огляделась вокруг и поняла, что все, кто меня окружал, все эти рабыни и, возможно, любовницы нашего Ярла, боялись меня. Не без причины они были в ужасе от того, что им придется делить дом с такой как я, и я могла их понять. Но все же...

Из моих раздумий меня вырвал тихий кашель. Надия тут же шелохнулась, закрыла рот Самины рукой, но я поняла, что ее дочь явно чувствует себя хуже, чем могла бы.

— Что с ней? — обратилась я к ее матери.

Надия не ответила.

— Форр фан да... — пробурчала я себе под нос. — Эй, старуха! Почему ребенка никто не лечит, а?

— Хм, — он скрестила руки на груди, отложив в сторону длинную ложку, которой помешивала варево в горшке. — Кто будет лечить раба, дурочка?

Да вашу ж мать!

Я быстро поднялась на ноги, опираясь на костыли, и стала как могла ковылять к двери. Все смотрели на меня, а Мария ушла со своего поста у очага и перегородила мне путь.

— Куда это ты?

— К Ярлу! — я ударила костылем ей по трости и старуха упала на четвереньки.

Позади меня послышались удивленные вздохи и тихие возгласы, а Мария попыталась схватить меня за ногу, но я отпихнула ее и резко распахнула дверь.

Там, где есть я, не будут страдать дети, мать вашу!

Глава 6: Поветрие

— Да стой же ты, дурочка! — кряхтя, Мария поднялась на ноги и последовала за мной на улицу.

Даже уже снаружи я слышала, как удивленно переговариваются между собой женщины из дома ярла. В какой-то мере это заставляло меня гордиться собой — дерзость хоть и была для меня сейчас опасна, но я хотя бы могла похвастаться своей храбростью и решительностью.

— Майя, стой же, ой... — простонала старуха, догоняя меня и хватая за руку.

— Отвяжись от меня! — выкрикнула я и резко выдернула руку, едва не упав на костылях.

— Глупая же ты все-таки... — вздохнула Мария. — Майя, не нужно идти напролом. Ты доказала свою смелость, молодец, но пожалуйста, не нужно делать подобного.

— И что же ты тогда предлагаешь? — раздраженно вздохнула я. — Закрыть глаза на то, как страдает маленький ребенок?

Сваха ничего мне не ответила и лишь виновато опустила взгляд себе под ноги. На пару секунд я даже замешкалась, было странно видеть такую резкую перемену в ее характере, ведь еще совсем недавно она так и норовила ударить меня своей тростью за любое лишнее слово.

Хотя в чем-то она все-таки была права. Какой у меня вообще был план? Ворваться к ярлу и начать предъявлять что-то, орать на него? И какой в этом смысл, если этот человек не чурается лишний раз съездить мне по лицу?

Возможно, стоило навестить Куаннинга, вот только я понятия не имела, где он, и чем он занят. К друиду Ингиреду идти тем более смысла нет — он здесь человек подневольный, как и, наверное, все в этом доме. Даже если, например, у меня или Марии до сих пор нет клейма раба, то это вовсе не значит, что мы считаемся свободными или имеем хоть какой-либо намек на свободу воли и действий.

Значит, действовать нужно было хитрее.

Все то время, что я провела здесь, в этом мире, я занималась одним и тем же — обеспечивала людям моей деревни подобающий уровень жизни. И единственный стопроцентно точный вывод, который я успела сделать за эти годы — со Скагеном, а значит и с Дургальфом, можно договориться, а если нет возможности договориться, то он всегда готов поторговаться. Выходит, мне нужно предложить ему что-то, что не нанесет ущерба моей родной деревне и в то же время будет достаточным, чтобы получить хоть какую-то власть в этом доме.

К тому же из разговора с Ингиредом я успела понять, что далеко не все дела здесь крутятся вокруг одного только ярла. Разумеется, тем же воинам платит он. Именно ярл кормит их, платит зерном сверху и, наверное, обеспечивает им какие-никакие условия жизни. Однако это вовсе не значит, что они полностью преданны одному только ярлу. В конце концов, Куаннинг командует одной из дружин, и его люди в первую очередь подчиняются именно его приказам, а уже Куаннинг подчиняется ярлу. Не всегда уважение и преданность можно заслужить подачками и статусом, часто в таких делах решает харизма, опыт лидера и его прямые отношения с воинами.

Иными словами, я должна найти себе больше союзников. Больше тех, кто готов открыто выступить против Ярла. Но пока что это лишь далеко идущие планы, а сейчас нужно заняться более насущными вопросами.

— Майя, — Мария положила руку мне на плечо. — Не глупи, девочка, прошу тебя. Ты здесь так долго не протянешь.

— Прекрати изображать из себя заботливую мать, старуха, — я отдернула плечо. — У меня уже была одна, и ее забота мне многого стоила.

Старуха горько вздохнула, а я поковыляла дальше. Она уже не пыталась меня остановить, и мне это было как никогда на руку.

Дойдя до двери, ведущей в главный зал дома, я остановилась. А что я вообще скажу Дургальфу? Чего я такого могу предложить? Я не гений инженерии, и о достижениях будущего знаю лишь отрывочные факты. Иными словами, я не более чем упертая посредственность, которой нечего предложить взамен.

Нет, нельзя думать о таком. Нельзя снова загонять себя в пучину отчаяния. Я придумаю что-нибудь. Обязательно придумаю.

Дверь медленно приоткрылась, и передо мной предстал тускло освещенный длинный зал. Вдоль стен виднелись поддерживающие крышу резные деревянные колонны, барельефы которых изображали мифических и не очень существ и храбрых воинов, сражающихся с ними. Над каждой из колонн пустыми, мертвыми глазницами в пустоту уставилось по черепу какого-нибудь животного: от оленя до волка и медведя. А в конце зала, над массивным деревянным троном, устланном шкурой мамонта, нависало множество связанных между собой черепов людей. Хозяин дома явно постарался над тем, чтобы произвести на гостей вполне конкретное впечатление, однако мой дом в деревне все равно был несравнимо круче. В конце концов, этот ваш ярл даже не сразил пакицета!

Помимо правителя, праздно восседающего на своем троне, в комнате находились и другие люди. Судя по всему, то были воины и командиры из числа приближенных. От мыслей о том, что среди них мог быть мой будущий муж, мне стало слегка не по себе, но в нависшей вдруг тишине я тем не менее проковыляла внутрь.

— Ярл Дургальф, — начала я, нахмурившись. — Я пришла к тебе как гость. Не опорочь свое честное имя и пригласи к очагу.

Ярл усмехнулся и что-то шепнул худому, высокому человеку, стоящему рядом с троном.

— Ну, входи же, Майя Бортдоттир, — наконец ответил он насмешливо.

Я кивнула и, стискивая зубы от боли в руках, вызванной долгой ходьбой на костылях, медленно прошла дальше. Кто-то из мужчин поставил мне невысокий деревянный стул, и я, благодарно кивнув, села.

— И с чем же ты пожаловала, буйная девица? — снова усмехнулся хозяин дома, прищурившись. — Аль мало было, и пришла снова мне грубить?

— Оставь свою силу при себе, почтенный Дургальф, — безэмоционально ответила я, разминая плечи. — Или ежели желаешь силой помериться, то обожди, покуда раны мои не перестанут беспокоить меня. Иначе же давай говорить как друзья.

В северном языке было как минимум несколько диалектов, известных мне. Разговорный был самым грубым и примитивным из них, в нем использовались сокращения и простые, понятные предложения. Еще одним было наречие, на котором мужчины говорили на охоте: оно отличалось еще более короткими фразами, но тем не менее включало в себя емкие, информативные слова и смысловые конструкции. Третьим же был официальный язык, который использовался реже прочих — на нем редко говорили даже при переговорах, однако умение им владеть считалось редким достоинством. Ему я научилась от Кнуда, который, по его заверениям, в прошлом не раз присутствовал на племенных собраниях и даже осмеливался подать свой голос. Что интересно, очень часто именно этот диалект северного использовался в сказаниях и песнях, однако были и такие произведения, которые принято было исполнять на разговорном наречии.

— Пусть так, коль ты того просишь, Соленый Ворон, — Дургальф улыбнулся, а вокруг меня послышались тихие смешки. — Так что же привело тебя в мой дом?

— Я здесь, дабы обсудить с тобой, ярл, дела рабов твоих. Одна из жен, что тебе принадлежат, больна, и ежели не лечить ее, то сгинет она и все рабыни твои, а вместе с ними и я, и другой люд.

— Почему же такая дума пришла в твою голову? — с явным интересом продолжал ярл. — Аль ты друид, дабы судить, кому жить, а кто уже ногой одной на небесах?

— Истинно так, почтенный Дургальф, — кивнула я и одной рукой убрала волосы с плеча. — Друид я, ученица друида другого, мудрого и умелого.

— Так ли оно? Ведь не быть вовек жене друидом, — он улыбнулся, а люди вокруг замолчали, уставившись на рисунок на моей шее. — Так было всегда, и так всегда будет.

— Все так, почтенный Дургальф, нарушили и я, и мой учитель древние традиции, — я кивнула, едва заметно улыбнувшись. — Но не то ль доказательство, что я достойнейшая из дев края нашего? Аль недостойна я и сына твоего?

Услышав это, ярл тут же перестал улыбаться. Он нахмурил свои густые брови, от злости прикусил губу и сжал руку в кулак, однако сдержался и глубоко вздохнул, чтобы не опозориться ненароком перед людьми вокруг. Затем он спокойным, ровным тоном продолжил:

— Пусть так, достойнейшая ты, о чем и ходят слухи. Но в моем доме я хозяин, и не друиду даже меня наставлять.

— А как же ты решишь, коль предложу тебе сделку?

Вокруг послышались перешептывания. Высокий человек рядом с троном наклонился и что-то прошептал ярлу.

— Сделку? — Дургальф повысил голос. — И что же ты, достойнейшая дева, желаешь предложить мне?

— Был уговор, что с первой лунной кровью я стану невесткой сыну твоему, — я прокашлялась и поудобнее села на стуле. — Но не было ни слова обмолвлено о том, что секреты и знания мои станут твоими или сына твоего. И я готова взять грех и сокрыть все от мужа, коль ты решишь отвергнуть мою дружбу.

Ярл сердито запыхтел, его лицо побагровело. Он принялся оглядываться вокруг, желая найти хоть кого-нибудь, кто нагрубил бы мне вместо него, но все лишь слушали наш разговор, не смея проронить ни слова в повисшей тишине. И только изредка слышались тихие возгласы и шепот: люди обсуждали меня, и именно это мне и было нужно.

— Пусть так! — выкрикнул наконец раскрасневшийся правитель. — Но помни, что дружба моя дорога и не каждому дарована. Пусть и твои дары будут таким же сокровищем.

— Не сомневайся, — загадочно улыбнулась я. — Будут, ярл.

На этом наш разговор был окончен. Один из мужчин помог мне встать, я оперлась на костыли и медленно вышла из дома на морозный воздух.

Старухи Марии уже не было снаружи, но оно и понятно: кому захочется дрожать на холоде из-за какой-то, как она говорит, буйной девки? Впрочем, пусть так и думает обо мне. Сейчас меня вполнеустраивало то, что думают обо мне люди, и пока что мой план шел, как и должен был. Пришло время перевернуть этот прогнивший дом вверх дном.

Первым делом я зашла к Ингиреду и, объяснив ему ситуацию, вскоре помогала приготавливать целебные отвары из трав, чтобы помочь больной девочке. Это не было быстрым делом, однако к вечеру все необходимое было уже готово.

Затем уже вместе с ним я зашла в женскую часть дома, чтобы забрать Самину на лечение. Девочке действительно не стоило сейчас находиться среди здоровых людей, потому что малейший чих в этом мире мог обернуться эпидемией, которая погубила бы нас всех. Радости не прибавляло еще и то, что девочка была из другой страны, из другой культуры, а значит, и болезни она с собой привезла, стоит полагать, экзотические.

— Нет, не троньте ее! — закричала на нас с друидом ее мать.

— Мы пытаемся помочь! — воскликнула я.

Друид схватил Самину за руку и потащил от сопротивляющейся Надии. Девочка начала громко плакать, но сейчас было совсем не время для того, чтобы жалеть плачущего ребенка. Сперва ей нужно спасти жизнь.

— Отдай им девочку, Надия, — вдруг послышался голос старухи Марии. — Пусть лечат.

— Мария! — уже в слезах взмолилась женщина. — Прошу, не надо!

— Слушай, что тебе говорят, дурочка! — воскликнула старуха.

И Надия ослабила хватку, позволяя друиду прижать к себе брыкающуюся Самину.

— Идем, — я кивнула ему, и мы вышли из дома.

В какой-то мере я понимала, почему Самине сейчас было так страшно. Все, что ей рассказывали про меня — правда, однако это лишь половина правды. Да, я убивала людей, и даже кровь маленьких детей на моих руках, однако я все это делаю во благо. Так и сейчас я лишь пытаюсь спасти ей жизнь, и для этого буду использовать любые методы.

— Привяжи ее к кровати! — прикрикнула я Ингиреду, а сама навалилась на девочку, прижимая ее к лежбищу.

Друид размотал моток веревки и принялся крепко связывать больную по рукам и ногам, а другие концы привязывать к ножкам кровати. Девочка заливалась слезами, ее крики, полные ужаса, и всхлипы разрывали мое сердце на части, но у меня просто не было права давать слабину сейчас.

— Та-а-ак... — протянула я и присела на стул у кровати. — Открой ротик. Скажи "а-а-а"!

Я взяла из рук друида чарку с отваром и поднесла к лицу девочки, однако та яростно вертела головой и изо всех сил стискивала губы.

— Форр фан да, открой же рот! — уже более раздраженно воскликнула я и с силой зажала двумя пальцами ей нос.

Сперва она все так же сжимала губы, не давая мне влить в нее ни капли лекарства, однако вскоре кислород стал заканчиваться, а легкие начали гореть от углекислого газа в альвеолах, и она наконец раскрыла рот, делая глубокий вдох.

Именно в этот момент я схватила ее за щеки и принялась вливать в горло горячее содержимое чарки, а Самине не оставалось ничего, кроме как пить, иначе вдохнуть у нее так и не получилось бы.

Ее лицо исказила гримаса отвращения, когда она лишь чудом не исторгнула из себя отвратительно горький отвар. Затем, когда все до последней капли было выпито, она громко закашлялась, отхаркиваясь и сплевывая.

— Вот так... — вздохнула я и вытерла рукавом пот со лба. — Ингиред, я останусь здесь, прослежу за лечением. И...

Я принялась шарить глазами вокруг в поисках какой-нибудь подходящей ткани, однако, не найдя ничего сносного, резким движением оторвала длинный лоскут с подола своего платья и кинула друиду.

— Прокипяти. Лучше в отваре, — сказала я ему. — И завяжи вокруг рта и носа, чтобы дышать только через ткань. Так надо, так побеждали болезни в далеких краях.

Пару секунд он непонимающе смотрел на меня, однако позже все-таки кивнул в ответ и отправился выполнять приказ. Я же осталась возле Самины, тяжело дышащей и всхлипывающей на кровати.

— Не дергайся, — тихо, как можно более ласково сказала я и приложила ладонь к ее лбу.

Форр фан да, как я и думала. У нее жар. И ведь совсем недавно она чувствовала себя хорошо, раз смогла выполнить поручение друида и принести сюда бересту. Я немногое знаю о медицине развитого мира, однако я точно помню, что быстрое развитие симптомов и общее течение заболевания явно указывает на вирусную природу оного. А вот это уже было плохим знаком.

Вскоре друид возвратился, вокруг лица у него была намотана прокипяченная тряпка, и такую же он протянул и мне. Самина вскоре окончательно выбилась из сил и уснула. Даже во сне ей было тяжело, тело ломило от жара, на лбу проступал пот. Увы, но даже в том, развитом мире, люди не придумали, как легко победить вирусы. Единственный способ обезопасить себя — пройти вакцинацию, однако в условиях каменного века такие фокусы были невозможны. Все, что мы могли сделать, так это убедиться, что она не будет страдать от обезвоживания и просто наблюдать. Все остальное теперь зависело от ее иммунитета.

Вскоре за ней уснула и я, прямо так, сидя на стуле. Ингиред не спал и заготавливал лекарства всю ночь после того, как я сказала ему, что, вероятно, это поветрие распространится дальше. Все еще было неясно, насколько серьезна эта болезнь, и кто входит в группу риска, однако, я полагаю, скоро это станет ясно.

На следующий день я первым делом занялась изготовлением дополнительных комплектов защиты. В первую очередь нужно было обезопасить жителей этого дома, чтобы, разумеется, обезопасить и саму себя. Жители дома сперва не восприняли мои требования всерьез, однако ближе к обеду я попросила ярла созвать всех во дворе.

— Слушайте же! — воскликнула я. — Если вы не верите моим словам, то поверьте же друиду, которого признаете и уважаете! Ингиред, нужно ли всем нам сейчас покрыть свои лица тканью?

Ингиред медленно кивнул.

Это небольшое выступление убедило почти всех. Не согласны со мной остались самые упертые, включая самого ярла и Куаннинга, которые, видимо, считали, что я пытаюсь заколдовать их. Что ж, если болезнь унесет их обоих в могилу, то мне же будет легче жить.

К вечеру почти все обитатели дома были обеспечены чистыми масками, и я показала им, как правильно их носить, чтобы не допустить заражения. Я все еще надеялась, что еще не слишком поздно, и что эпидемию можно предотвратить, однако, когда солнце начало заходить за горизонт, я вдруг почувствовала, что слабею сама, во рту быстро начинает пересыхать, а тело колотит от жара.

— Ингиред, я тоже... — сквозь одышку сказала я, усаживаясь на стул. — Передай... А, форр фан да, ты же не можешь... Позови кого-нибудь, кто может говорить, прошу.

Ингиред кивнул и направился к двери своего жилища, временно ставшего карантинной зоной. И когда он распахнул ее, то я услышала взволнованные голоса с улицы.

— ...пожалуйста, ярл!

— Дети болеют!

— И что я могу сделать?! — выкрикнул вышедший к людям ярл.

Черт бы вас побрал...

Из последних сил я снова поднялась на костыли и поковыляла к выходу. Увидев это, Ингиред подбежал ко мне, взял один из костылей и помог мне идти, позволив опереться на него.

— Лю... ди! — простонала я. — Выслушайте!

Во дворе собралась небольшая толпа горожан, среди которых были и дети. Все взрослые выглядели здоровыми, однако почти все дети едва стояли на ногах.

А вот и группа риска. Болезнь поражает детей. Черт возьми, я все время забываю, что мне и самой всего двенадцать.

— Люди! — выкрикнула я, и разговоры стихли.

Все они обернулись и взглянули на меня.

— Сделайте так! — я указала пальцем себе на лицо. — Бросьте тряпку в кипящую воду и затем плотно обвяжите ей рот и нос! Поветрие передается через дыхание больного!

— Молчи, девка! — закричала женщина из толпы.

— Не слушаете меня, так послушайте друида! — сердито крикнула я на нее в ответ. — Друид Ингиред, права ли я?!

Ингиред снова выступил посредником между мной и народом, который меня еще пока не уважал. Он кивнул, и в этот же момент возмущенные голоса стихли, люди начали перешептываться.

— Болезнь опасна для детей, — продолжала я. — Но и взрослые мужи, и женщины тоже могут ею заболеть, сами того не зная, и через их дыхание начнут заболевать дети! Старайтесь держаться друг от друга на расстоянии в три локтя и носите ткань на лице! Больным давайте пить много теплой воды!

Вскоре, когда люди начали расходиться и возвращаться с нижний город, я пересеклась взглядами с ярлом, который был крайне недоволен тем, что я отдаю приказы в его городе, однако он не стал спорить со мной. Оно и к лучшему.

Ингиред вернул меня обратно в дом и уложил на пол, на шкуры. Кровать, к сожалению, уже была занята.

К ночи у меня еще сильнее поднялась температура, я начала ужасно потеть и кашлять, не отхаркивая мокроты. Ко всему этому вскоре прибавилась ломота в теле и суставах, из-за которых у меня с трудом получилось сомкнуть глаза.

Черт, если я не проснусь утром, то это будет хреновым концом. Лишь об этом я думала, закрывая глаза и наконец-таки проваливаясь в сон.

Но я проснулась. Проснулась, как мне показалось, всего через пару секунд после того, как сомкнула глаза. Не было ни сновидений, ни чувства, что я как следует отдохнула. Лишь боль в теле, кашель и резь в глазах всякий раз, как я осмеливалась взглянуть на свет очага, ярко горящего посреди темноты друидского жилища.

Но, как ни странно, я не увидела в комнате Самины. Не было и Ингиреда. Я была одна. На секунду даже показалось, что они бросили меня умирать в этой затхлой лачуге одну, как прокаженную, чтобы не заразиться самим, однако вскоре дверь распахнулась, и я увидела друида со все так же замотанным лицом.

— Где Самина?.. — простонала я, тяжело дыша.

— Хм, — коротко ответил Ингиред.

— Ей лучше?

Ингиред кивнул и поставил на очаг большой горшок с отваром, подогревая его.

— Ты не лжешь? — улыбнулась я, сама не зная почему.

Ингиред покачал головой, а затем зачерпнул из горшка пахучего отвара чаркой и поднес ее к моим губам.

— Это не поможет, Ингиред... — вздохнула я. — От таких бо..!

Но не успела я договорить, как друид до боли стиснул мой нос двумя пальцами и стал грубо заливать содержимое чарки мне в горло. Я принялась глотать отвар, зажмурившись и обжигая свое горло, едва сдерживаясь, чтобы не вернуть его обратно вместе со всем содержимым моего желудка.

— Боги! — закашлявшись, воскликнула я, когда он наконец отпустил мой нос. — Форр фан да, Ингиред!

Но друид лишь ухмыльнулся и пожал плечами.

Самине стало лучше ко второму дню, а значит, болезнь протекает быстро. В условиях, в которых я сейчас находилась, это, тем не менее, была опасная ситуация, которую я никак не могла контролировать.

А значит, мне остался еще один день, который все решит. Еще один день, который мне надо выдержать. Выдержать ради тех, кто сейчас ждет моей помощи в нижнем городе.

— Дьявол бы все побрал... Давай еще лекарство! — твердо сказала я друиду.

Глава 7: Друиды

Лишь только я почувствовала себя лучше, только горячка отпустила меня, как я сразу же принялась собираться. Нельзя терять еще больше времени — может произойти что-то ужасное. Быть может, уже произошло.

Ингиред присел рядом со мной и положил руку мне на плечо, обеспокоенно глядя на меня своими впалыми глазами.

— Не надо. Я должна идти.

Он покачал головой и взял со стола бересту, принявшись на ней что-то выцарапывать. Я все продолжала одеваться, и когда он увидел, что я попыталась встать, то запротестовал, начал мычать и протягивать мне берестяную грамоту.

"Ни нада, друди другие справяца, ни вставай". — написал он.

— Ингиред! — воскликнула я и принялась подниматься на костылях. — Я тоже друид, форр фан да! И я знаю, как лечить это поветрие!

Друид тяжело вздохнул и сел за стол, обхватывая голову руками. Он указал на дверь, а затем провел большим пальцем себе по шее.

— Плевать мне, — сквозь зубы прошипела я. — Если действительно хочешь помочь, то иди в город. Созови друидов на тинг.

Он взглянул на меня снизу вверх. По его виду можно было явно понять, что последние дни у него выдались тяжелыми — забота сразу о двух больных девочках, постоянная тревога и стресс оставили на его лице свой отпечаток. Его и без того безобразные длинные волосы спутались, темные круги вокруг глаз стали еще ярче, а губы потрескались. Не удивлюсь, если у него вовсе не было времени на отдых.

В конечном итоге он кивнул мне, и мы вместе вышли из его жилища.

Снаружи было безлюдно. Завывал прохладный ветер, не приносящий теперь голосов людей из нижнего города. Лишь изредка до моих ушей доносился кашель детей и лай собак на опустевших улицах.

И хоть и следовало торопиться, я все еще не могла просто так покинуть двор ярла. Значит, первым делом нужно заглянуть к нему и договориться об условиях моей частичной свободы хотя бы на период пандемии. Я распрощалась с Ингиредом, который уходил в нижний город, и сама направилась к двери, ведущей в жилище правителя.

Длинный зал встретил меня все тем же полумраком, однако теперь здесь было безлюдно. Несколько солдат дремали по углам, Дургальф сонно восседал на своем троне, глядя на меня из-под полуприкрытых век, но кроме них никого не было.

— Ярл, — я как могла поклонилась. — Я ищу вашего дозволения выйти в город.

— Зачем? — зевнул он в ответ.

— Я друид. А значит, я обязана помочь с болезнью.

— Хм? — тихо произнес ярл. — Вот как. Выходит, решила сгубить себя до свадьбы?

— Что? — непонимающе переспросила я. — О чем вы говорите?

— Мало тебе одной болезни, так ты снова рвешься к больным. Храбро, но глупо. Не позволю.

— Ярл! — воскликнула я. — Вы не понимаете, что происходит! Я не могу заболеть дважды!

— И кто же так сказал? — устало спросил он.

— Я так сказала! Я друид!

Дургальф вздохнул и медленно поднялся со своего трона. Обойдя его, он резким взмахом руки дал подзатыльник одному из спящих воинов, и тот, вздрогнув всем телом, вскочил со стула.

— Что будет, если я не пущу тебя? Ты и так достаточно опозорила меня перед моими людьми.

— В том не было моей вины, — мой тон стал серьезнее. — Лишь необходимость.

— Необходимость... — усмехнулся он и что-то шепнул воину. — У тебя будут свои дети, Майя Бортдоттир. Твои дети, мои внуки. Вот о них тебе стоит беспокоиться, а не о люде Скагена.

— Так вы заботитесь о своем народе? — зло спросила я его. — Так оберегаете свой дом?

— Я делаю все, что в моих силах, — Дургальф обернулся и, нахмурив брови, сердито взглянул на меня. — И друиды делают все, что в их силах тоже. Впрочем...

По его команде проснувшийся воин, а с ним еще пара соратников быстрым шагом подошли ко мне, вставая рядом.

— Ежели ты так уверена в своих силах, то ступай. Но не смей забыть о том, кто дозволил тебе это.

— Спасибо. — тихо ответила я, кивнув. — А они?

Я оглянулась, разглядывая приставленных ко мне воинов. На мой вопрос ярл усмехнулся, усаживаясь обратно на свое место и лукаво улыбаясь.

— О, они тебе понадобятся, Майя Бортдоттир.

Черт бы его побрал этого ярла!

Старик оказался не так прост, как я думала. Намеренно выжидать, не предпринимать никаких действий, зная, что я возьмусь за дело и вероятно преуспею, чтобы позже почивать на лаврах моего труда. Это был, безусловно, коварный и рискованный ход, однако именно такие действия с его стороны в очередной раз доказывали: этот человек не просто так правит этими землями.

Вместе с воинами я отправилась в нижний город.

Один из них взял мои костыли под мышку, а меня саму усадил себе на плечи, поскольку для него я была, наверное, легкой как перышко, а идти так было гораздо быстрее.

Вскоре мы вышли за ворота двора ярла, и я еще раз убедилась в том, что город практически опустел. На улицах все еще попадались редкие прохожие, да и некоторые торговцы не прекратили свою деятельность, однако большинство горожан прислушалось к моим словам и теперь оставалось в своих домах в страхе перед болезнью. Главное, что они поняли необходимость изолироваться друг от друга на время эпидемии, а все остальное могла сделать я сама.

Но не успели мы пройти и нескольких домов, как из-за угла на нас выбежал немолодой мужчина, размахивая палкой.

— Убийца! — закричал он, кидаясь на меня.

Двое воинов встали между мной и нападающим, угрожающе потрясая палицами с каменными навершиями. Мужчина, взглянув на это, плюнул себе под ноги и зло прошипел:

— Ты получишь то, что заслужила, жрица дьявола!

Вот как. Вот это имел в виду ярл, когда говорил, мне что мне понадобится охрана? Выходит, горожане винят во всем меня. Их можно понять, ведь начало эпидемии примерно совпало с моим прибытием в город, и сейчас я вряд ли смогла бы доказать им, что я здесь абсолютно ни при чем.

Оглядываясь вокруг, я заметила, как тут и там приоткрываются ставни окон, а из домов на меня глядят рассерженные лица горожан. Кто-то даже осмеливался выйти на улицу, перегородить путь мне и моим охранникам, однако после пары мощных ударов палицей в живот они расступались, давая пройти.

— Не надо! — воскликнула я, когда один из воинов в очередной раз занес палицу на согнувшимся пополам человеком.

В ответ он тихо хмыкнул и оттолкнул горожанина рукой, заставляя того упасть на промерзлую землю.

Мне лишь оставалось надеяться, что Ингиред уже созвал друидов на тинг — собрание, на котором обсуждались насущные дела, решались коллективными дебатами сложные вопросы, и можно было обмениваться с другими друидами новыми открытиями в медицине или общении с духами. Будучи ученицей Хьялдура я ни разу не была на таких собраниях и лишь слышала о них от учителя, который ежегодно покидал деревню и отправлялся куда-то на север.

— Эй, — обратилась я к воину, несущему меня на своих плечах. — Ты знаешь, где встречаются друиды?

— В тисовой роще, — кивнул он в ответ. — Но нас туда не пустят.

— Меня пустят, — я похлопала его по плечу. — Скорее, времени мало.

Мы продвигались все дальше и дальше по узким улочкам города. То и дело я слышала за спиной выкрики горожан, но уже никто не осмеливался встать на моем пути. Впрочем, было вопросом времени, когда боеспособные мужчины соберутся в достаточно большую группу, чтобы одолеть моих телохранителей.

Подходя к роще, я издалека заприметила довольно большое скопление народа перед массивной каменной аркой наподобие тех, из которых был сложен Стоунхендж. Все собравшиеся были воинами, и среди них я увидела даже капитанов — здесь был и Куаннинг, и его коллеги постарше. Все они что-то бурно обсуждали перед входом в рощу.

— Расступись! — рявкнул воин, несший меня и аккуратно поставил меня на ноги, придерживая за руку.

Я встала на свои костыли и заметила, что все взгляды сейчас были обращены ко мне. И, чего и следовало ожидать, никто не улыбался и не приветствовал меня как спасительницу.

Тем не менее, мне дали пройти через каменную арку. Власть ярла все еще была достаточно сильна для того, чтобы меня не растерзали в клочья, как бы того ни хотелось многим из присутствующих.

За аркой меня ждала небольшая роща из тисовых деревьев, образующих собой идеальный круг. Пышные хвойные ветви образовывали над рощей закрывающий небо потолок, а в середине окруженные деревьями сидели вокруг небольшого костра пять друидов, в числе которых был и Ингиред.

Никто не обратил внимания на то, как я пришла, хотя не заметить меня было практически невозможно. Один только Ингиред поднял взгляд и коротко кивнул мне, приветствуя на тинге.

— Я предлагаю кровопускание, — тихо произнес один из друидов в капюшоне-олене. — Оно укрепит силы детей.

— Нельзя, они сейчас слишком слабы, — покачал головой другой, чье лицо закрывал волчий капюшон. — Нужно провести обряд.

Друиды замолчали. Я негромко прокашлялась, дабы привлечь к себе внимание, и некоторые из них наконец-таки взглянули на меня.

— Ты пришла на тинг с непокрытой головой, женщина. Убирайся, — друид бога-медведя грозно взглянул на меня из-под густых темных бровей.

— Свой капюшон я потеряла, когда упала с обрыва, но это не лишает меня права присутствовать здесь, — нахмурившись, ответила я ему. — И я как друид имею право говорить.

— Не знаю, кто сделал тебя друидом, девочка, — усмехнувшись, начал другой, друид бога-лисицы. Он был очень молод, усы и бородка на его лице были совсем короткими, а губы, казалось, всегда были искривлены в коварной улыбке. — Но этот человек нарушил закон, существовавший сотни лет.

— Мой учитель — Хьялдур, друид бога-оленя, — я перевела взгляд на него. — И за честь того, кто сделал меня друидом, я готова биться и убивать, учти это.

Парень саркастично ухмыльнулся, кивая с видом, явно дающим понять, что он не воспринимает сказанное мной всерьез.

— Форр фан да, вы так и будете огрызаться на меня или же выслушаете, что я вам скажу?! — не выдержав, выкрикнула я. — Вы твердите, что я не могу быть той, кем являюсь по праву, вместо того, чтобы помочь людям!

— Людям не всегда нужна помощь... — тихо, почти шепотом протянул друид, чей капюшон был сшит из змеиной кожи. — Иногда следует пустить дело на самотек, а не ставить себя под удар...

— Нет-нет, девочка права, — снова усмехнулся друид бога-лисы. — Помочь мы должны, но как же? Лекарства не помогают, дети продолжают умирать.

— Лекарства и не помогут, — отрезала я. — Это не та болезнь, с которой можно справиться травами и эликсирами. Только тело больного может победить заразу, не иначе.

— И тело не справляется, — прохрипел друид в капюшоне волка.

— Верно, — я кивнула. — Но мы все еще можем помочь. Больным нужно пить много горячей воды. Нужно побороть жар. Нужно...

— Ну-ну? — саркастично ухмыльнулся друид лисы. — Вспоминай, девочка, чем можно побороть жар, м-м-м?

— Кора ивы! — наконец-таки вспомнила я. — Отвар из коры ивы!

Друид-медведь тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Он молча прошел мимо меня, едва не столкнув меня с пути своим огромным телом, и вышел прочь из рощи.

— Значит, ритуал? — не обращая на мои слова никакого внимания продолжал друид волка.

— Все, что мы можем, — друид лисы пожал плечами, улыбаясь.

— Да послушайте же вы! — выкрикнула я, однако никто, кроме Ингиреда, и не подумал взглянуть в мою сторону. — Гр-р... идиоты!

Резко развернувшись на месте, я быстро пошла на костылях в сторону каменной арки, едва сдерживаясь от того, чтобы не обматерить собравшихся всеми злыми словами, которые я только слышала от своего буйного отца. Из всех друидов города лишь у Ингиреда мозг не закостенел до состояния дерева, но он даже не мог и ничего сказать. Что б их всех...

Выйдя из рощи я вновь оказалась среди воинов, столпившихся у ее пределов. Они о чем-то негромко переговаривались, пока друиды один за другим покидали священное место. Я лишь закрыла глаза и глубоко вздохнула, наполняя грудь морозным воздухом.

Получить поддержку остальных друидов у меня не получилось, но меня и Ингиреда все еще должно хватить. В конце концов, Хьялдур был единственным лекарем на всю деревню, а ведь ему приходилось лечить не только детей, как нам сейчас. Но здесь возникает другая проблема: я все еще малоподвижна. Кость постепенно срасталась, однако, насколько мне известно, процесс заживления продлится еще пару недель, а столько времени в запасе у меня, увы, не было. Это означало, что в данный момент при всем желании я не могла посещать больных на дому. Значит, необходимо создать госпиталь.

— Эй, бойцы, — я окликнула людей, что сопровождали меня по дороге к роще. — Мне нужно к ярлу.

Трое мужчин переглянулись между собой, а затем вышли из общей толпы. Остальные воины после окончания тинга либо расходились кто куда, либо окружали других друидов, осыпая их вопросами.

Черт возьми, а я ведь и не подумала о том, что у дружинников ярла тоже могут быть дети. Более того, у большинства из них должна быть семья, о которой они заботятся. Вот почему все они собрались здесь. Самые храбрые из скагенцев были в страхе, и именно страх объединил их и собрал сегодня здесь. И неизвестно, когда страх станет сильнее, чем авторитет ярла, и они решат расправится со мной.

Один из сопровождающих снова усадил меня себе на плечи, и мы быстрым шагом направились обратно в верхний предел, к дому правителя. В голове у меня крутились мысли о том, как избежать линчевания, и как бы мне ни было стыдно за себя, сейчас я все же не могла сконцентрироваться на методах лечения.

Обратная дорога заняла у нас меньше времени, поскольку воины своей массой быстро наводнили улицы города, и обычные горожане уже не рисковали выходить наружу, чтобы помешать мне. Вскоре я уже снова была на своих двоих перед дверью в дом Дургальфа.

— Ярл, — я в привычной манере поклонилась.

— Боги, да что ж такое? — ярл хрипло усмехнулся. — Неужели так пришлась по нраву моя компания?

— Нет, — покачала я головой. — Я снова к вам с просьбой.

— И какой же на этот раз? — Дургальф со скучающим видом подпер голову рукой.

— Чтобы вылечить больных, мне нужен отдельный дом. Большой, чтобы можно было вместить всех, а также теплый, с очагом.

— А чем же плохо им сидеть у себя по домам?

— Так я не успею помочь каждому. Моя нога все еще не зажила, и я не могу быстро ходить по городу.

— Майя-Майя... — вздохнул Дургальф и щелкнул пальцами.

К нему тут же подбежал высокий худой человек, которого я видела ранее. Судя по всему, это был поверенный ярла, исполняющий его волю, чтобы сам правитель мог не отрывать свою дряхлую задницу от насиженного места и не выходить на мороз лишний раз.

— А что другие друиды? — поинтересовался он у меня.

— Они... Избрали другой метод. Я же верю, что больным нужно помочь своими руками, пока не стало слишком поздно.

— Выходит, лечить будете сразу двумя способами?

— Выходит так, — я кивнула. — Но их метод вряд ли кому-то поможет.

В момент, когда я договорила, дверь в дом распахнулась. Обернувшись, я увидела, что на пороге стояли двое: друид бога-лисы и бога-медведя. Второй сразу же без лишних предисловий прошел в дом, к трону ярла, так близко, как не позволяла себе даже я. Он не стал кланяться, не стал здороваться, а сходу заявил:

— Сегодня будет проведен ритуал. Ты разгневал богов, ярл Дургальф, и твой народ страдает из-за тебя.

— Хм? — Дургальф усмехнулся. — И чем же я так провинился, скажи мне, Бернард?

— Тем, что притащил в город нечистивую деву! — вдруг яростно взревел здоровяк, указывая на меня пальцем. — Друиды не поклоняются богу раздора, ибо молитвы ему ведут лишь к гибели, вот почему!

— Ну же, дорогой друг, не нужно так горячиться, — улыбаясь, протянул друид бога-лисы, обходя меня. — Быть может, девочка и впрямь желает помочь, м-м-м?

Каждое слово, что срывалось с губ этого парня, было словно пропитано медом, и в то же время я чувствовала, как из его речей сочится злой яд. Он вел себя спокойно, шутливо, однако по одной только манере речи и тому, как он двигался, я понимала, что капюшон, украшенный черными перьями, куда лучше бы смотрелся на его голове, нежели лисья шкура.

— Замолчи, Эгиль, — тихо пробасил Бернард. — Неважно. Уже слишком поздно, она навлекла на нас беду. Ее нужно отдать богам как жертву.

— Эй-эй-эй! — возмущенно воскликнула я. — А меня спросить забыли, да?!

— Ш-ш-ш, — Эгиль прислонил палец к губам и лукаво улыбнулся, взглянув на меня из-за плеча. — Милый ярл, позвольте мне высказать свое мнение.

Ярл коротко кивнул.

— Быть может, эта дева и виновна во множестве злодейств, как о том говорят люди, но не думаю, что она бы стала поступать так подло. Верно, Соленый Ворон?

— Я не могу согласиться с тобой полностью, но лишь отчасти, — вздохнула я. — Хитростью я заработала свое право на жизнь. Но каждый в этом краю знает, что я ни за что не стала бы вредить невинным детям.

— Вот видите, я...

— Лгунья! — взревел Бернард, не дав Эгилю договорить. — Ты уже забирала жизни детей, чьи родители были тебе неугодны!

— Но в этом городе у меня нет врагов. Умерь свой гнев, дорогой друг, — проговаривая последнее слово, я не удержалась и едва заметно усмехнулась.

— Если позволите, — поднял руку Эгиль, делая шаг вперед к ярлу. Воины, что оставались в доме, тут же повставали со своих мест. — Если позволите, ярл... Духи и боги разгневаны, но отнюдь не потому, что кто-то стал поклоняться ворону. Они разгневаны потому, что вы осмелились пленить друида, кем эта дева, как ни посмотри, является. Вы перешли черту, нарушили тонкое равновесие мира между людьми и духами, и потому они так злы на вас.

Буквально каждое слово, что я слышала от него сейчас, было самой искренней и чистой ложью. И я, и он, и наш медвежий коллега прекрасно знали, что болезнь на нас навлекли совсем не духи, но каждый пытался получить из сложившейся ситуации выгоду для самого себя. Бернард желал моей смерти как человек с крайне консервативными взглядами на нашу профессию, я хотела помочь детям и остаться в живых, а Эгиль... С ним все не так просто. За его сладкими речами, которые в накалившейся обстановке этого разговора легко можно было бы окрестить голосом разума, скрывалось нечто большее. Он определенно пытался помочь мне не попасть на жертвенный алтарь, но какой ему с этого прок? И ведь при всем при этом он не отрицал и того, что духи разгневаны и требуют жертвоприношения. Что же ты задумал, хитрый лис?

— И жертва должна быть сделана, — наконец подытожил он. — Но это не может быть она. Любая друга дева, желательно непорочная, вполне подошла бы...

— Мелкий засранец... — прорычал Бернард себе под нос, резко разворачиваясь и уходя прочь из дома ярла.

— Так что же вы скажете, дорогой ярл?

Дургальф задумчиво глядел на языки пламени, нежно обвивающие дрова в очаге. Казалось, он словно пытается придумать какую-нибудь альтернативу, иной выход из сложившейся ситуации. Но, как всегда, правда оказалась куда прозаичнее.

— Я подумаю над тем, кого из дев отдать в жертву богам, — наконец кивнул он. — Что же касается просьбы Майи, то так и быть, тебе дадут дом под нужды больных.

— Кроме этого мне нужны воины, ярл. Нужны те, кто смогут доставить детей в этот дом, добровольно или нет.

— Хочешь чтобы я начал похищать детей своих людей? — усмехнулся он. — Будь по-твоему, сами они вряд ли согласятся на подобное. Но знай, что свой триумф ты разделишь со мной, а за свои ошибки будешь отвечать сама.

— Я поняла вас, — кивнула я в ответ.

Когда все вопросы наконец-таки были решены, я и друид Эгиль покинули жилище ярла. Напоследок парень обернулся и неожиданно для меня подмигнул мне, а затем быстрым шагом стал возвращаться в нижний город.

Вскоре я встретилась с Ингиредом, который в это время заготавливал отвар из коры ивы. Радовало уже то, что хотя бы он мог довериться мне, и причиной тому, как мне кажется, послужила демонстрация моего интеллекта в виде дарования ему знаний о письменности. Еще несколько часов я помогала ему как могла, а затем за нами в его скромное жилище зашли люди ярла. Несколько крепких мужчин взяли горшки с готовым отваром, остальные же несли в руках оружие, готовое к бою, и отряд проводил нас к большому зданию в нижнем городе. Еще подходя к нему, я почувствовала омерзительный запах, явно намекающий на то, что это была кожевенная мастерская, которую на скорую руку переоборудовали в лазарет. Внутри повсюду были устланы теплые шкуры и заготовлены шерстяные одеяла. В основном, они были старыми, изношенными, но все же это было лучше чем ничего.

В центре дома ярко горел очаг, а воин, что сторожил дом до нашего прибытия, как раз подкидывал в него свежих поленьев. Внутри и так уже было достаточно жарко, но я понимала, что для того, чтобы детям было легче справиться с болезнью, нам придется топить дом куда больше, чем сейчас.

— Майя, — меня окликнул один и воинов, что тащил кувшины в лазарет.

— Да?

Он огляделся и понизил голос, наклонившись к моему уху:

— Если моя дочь... Форр фан да... Если ты обидишь мою дочь, то я выдавлю твои глаза, поняла?

— Поняла, — с серьезным видом кивнула я в ответ.

Удовлетворенный ответом воин медленно кивнул и отошел от меня.

Вскоре дружинники начали приводить в дом первых детей. С улицы я слышала крики горожан и плач матерей, которые умоляли не отдавать их детей в мои руки, однако сами дети не могли сопротивляться — большинство из них находилось в бреду с такой высокой температурой, что она вредила уже им, а не вирусу.

— За работу, Ингиред! — прикрикнула я, подбрасывая поленья в огонь.

Дом быстро наполнялся изнеможенными детьми, стонущими и плачущими. Ингиред и я то и дело носились меж лежанок, давая выпить горячего отвара то одному, то другому ребенку.

— М-мама... — тихо всхлипнул мальчик в углу, весь дрожащий не то от страха, не то от холода.

— Тише... — ласково прошептала я, медленно опускаясь перед ним на одно колено. — Все хорошо. Попей, ну же.

Я поднесла чашку к его губам, и мальчик вяло припал к ней, делая пару глотков. Второй рукой я стала медленно гладить его по голове, мокрой от пота, а затем укрыла одеялом.

— Тебе нужно согреться. Полежи под одеялком, хорошо? — я ласково улыбнулась ему и пригнулась ниже, касаясь губами его лба.

Мальчик, тихо всхлипывая, кивнул, прикрывая глаза. Видимо, мой поцелуй хоть немного смог его успокоить, хотя таким образом я всего-навсего проверяла температуру его тела. Было сложно делать это в силу отсутствия градусников, поэтому ориентировалась я исключительно на тактильные ощущения, в чем мои обмороженные руки меня сильно подводили.

Но стоило мне закончить с одним, как заплакал уже другой ребенок. А за ним еще один, а затем еще. Сейчас у меня не было и минуты на отдых, и то же можно было сказать про Ингиреда. Вид мрачного немого друида поначалу пугал детей, однако то ли из-за жара, то ли из-за того, что они успели к нему привыкнуть, вскоре мальчики и девочки спокойно принимали питье из его рук.

Лишь спустя несколько часов, когда на улице уже опускалась тьма, я смогла найти минутку, чтобы немного передохнуть. Ингиред махнул мне рукой и криво, жутковато улыбнулся, давая знак, что я могу выйти подышать, и, пользуясь шансом, я на костылях вышла на улицу.

Вдыхая морозный воздух, я блаженно прикрыла глаза. Такое же ощущение я испытывала в прошлой жизни, когда Дмитрий работал в ресторане с большой желтой буквой "М". Точно также после тяжелой смены он выходил на мороз с сигаретой в зубах, чувствуя, наконец, как сильно он устал. Но в отличие от него я чувствовала удовлетворение от проделанной работы.

"Вообще-то я тоже чувствовал. Я кормил людей, а это хорошее дело", — раздался где-то на задворках разума тихий голос.

Молчи уже, мертвец.

Наконец я открыла глаза, услышав как по улице мимо меня проезжает, стуча колесами по мерзлой земле, телега. А затем я услышала плач, полный боли — за телегой плелась женщина, одетая очень легко для такой погоды.

— Что с ней? — я обратилась к возничему.

— А ты как думаешь? — мрачно ответил мне старик.

В этот момент турн, тащивший за собой телегу, остановился, саму телегу тряхнуло а женщина споткнулась, едва успев схватиться руками за бортик.

Я оперлась на костыли и сделала шаг вперед, пока возничий прикрикивал на турна. Приподнявшись на одной ноге я заглянула в телегу и все поняла.

— Форр фан да... — тихо вымолвила я.

Телега была полна маленьких, совсем еще незрелых тел. Мертвые дети лежали друг на друге, а их посиневшая кожа, казалось, поблескивала под яркими звездами.

Я не успела. Не успела помочь всем. И нашлись те, кто скрыл от дружинников своих детей.

— Блять... — прошептала я, отходя от телеги, когда она наконец тронулась.

Я прислонилась к стене госпиталя, закрывая глаза и чувствуя, как изнутри рвется отчаянный крик. Горячие слезы, замерзая на моих ресницах, побежали по щекам, а все тело начинало трясти от едва сдерживаемых эмоций.

Я медленно опустилась на землю, бросая костыли рядом с собой. Обхватив руками голову я наконец не выдержала, раскрывая рот в беззвучном крике и чувствуя, как вздымается грудь от каждого всхлипа.

Твою мать... Твою-то мать! Почему дети? За что? Это и правда из-за меня?!

Я же... Я же просто девочка... Это же несправедливо, в конце концов! Это нечестно!

Задыхаясь от рыданий и собственного бессилия, я почувствовала прикосновение к своей щеке. Что-то мягкое и теплое гладило меня, вытирало слезы с раскрасневшихся на морозе щек. Длинные, густые перья на огромных крыльях обнимали мою голову, а в ушах у меня начала звучать тихая, спокойная мелодия. Нежный голос юноши напевал мне колыбельную, а я не могла заставить себя открыть глаза, лишь прижимаясь лицом к теплой груди ворона.

Слушая прекрасный, усыпляющий юношеский голос, я постепенно успокоилась, слезы перестали литься ручьем из моих глаз, но я все еще боялась открыть их. Боялась спугнуть того, кто помог мне в трудную минуту. Того, кто последним остался со мной здесь, в чужом краю.

— Ун... — всхлипывая, тихо прошептала я.

Мягкие крылья крепче приобняли меня.

— Ты так на нее похожа...

Глава 8: Искра

Когда я открыла глаза, то вокруг меня снова была лишь пустая улица. Глубоко вздохнув, я вытерла слезы со щек рукавом, и в этот момент дверь в лазарет приоткрылась и наружу выглянул Ингиред.

— М? — тихо произнесла я, взглянув на него.

Жестом он обеспокоенно показал мне чтобы я срочно заходила обратно. Одновременно с этим он нервно оглядывал пустынную улицу и, казалось, к чему-то прислушивался. И вскоре я поняла к чему именно.

До моих ушей донесся гомон сотен голосов и топот множества ног, приближавшийся со стороны верхнего города. Над крышами домов поднимались столбы дыма, смешиваясь и образуя причудливые узоры в морозном воздухе. К нам приближалось зарево множества горящих в ночи огней.

Ингиред схватил меня за плечо и буквально силой втянул обратно в дом. Я все продолжала прислушиваться к происходящему и когда голоса оказались совсем рядом наконец-таки чуть приоткрыла дверь, чтобы увидеть как великое множество людей единым факельным шествием идет по городу в сторону рощи.

— Так они не за мной? — я взглянула на друида и тот покачал головой. — А что это? Что происходит? Куда все идут, Ингиред?

— Хрм... — озадаченно произнес он а затем снял с пояса нож и принялся царапать буквы на стене.

"Ритуал", — прочла я.

Твою мать! Они все-таки решили это устроить!

— Ингиред, побудь с детьми! — воскликнула я, поднимаясь на ноги. — Побудь с ними, слышишь?!

— М-м! — беспокойно замычал он, пытаясь меня остановить.

— Не надо, будь с детьми! — выкрикнула я в ответ и распахнула дверь.

К этому моменту шествие по этой улице уже закончилось и замыкающие были уже в ста-ста пятидесяти лагах вниз по улице. Покрепче вцепившись руками в опоры костылей я как могла стала ковылять за ними, но голоса и свет факелов все отдалялся.

Неужели ярл все-таки дал добро на жертвоприношение? Неужели эти идиоты друиды не понимают, что так ничего не решить?! Нужно лечить больных, а не убивать еще больше детей, черт возьми!

Тяжело дыша, я приближалась ко входу в тисовую рощу, у которого столпилось огромное количество людей. Их было так много, что сосчитать всех было бы попросту невозможно, однако было очевидно, что далеко не все горожане собрались здесь сегодня.

— Ирумей! — пронесся над толпой звериный рев друида Бернарда. — Йог сар, ирума!

В его словах я узнала молитву на древнем и забытом языке, который в данный момент использовали исключительно друиды, да и то далеко не все. Даже Хьялдур обходился речами и песнопениями на современном северном языке.

Вместе с ревом друида раздался ритмичный грохот множества копий — воины ярла выстроились вокруг друидов и били о землю своим оружием. Еще несколько человек стали дуть в рожки.

— Аусен вассе йауф! — продолжал реветь Бернард, пока за его спиной, из рощи, друигие друиды выносили огромную соломенную фигуру человека. — Аус! Ируме!

Возбужденные крики и ритмичный топот ног гремели над городом, пока друиды водружали чучело на огромный костер, возле которого скандировал мотивы Бернард. А затем я увидела, как маленькая фигура в будто бы сверкающем белом платье медленно вышла из рощи.

Это была Самина. Та, чью жизнь я спасла еще в самом начале эпидемии.

— Не-! — попыталась закричать я, однако кто-то позади меня резко зажал мне рот ладонью.

Я сразу же начала сопротивляться, пытаться вырваться чтобы остановить это безумие, но крепкие мужские руки не давали мне ни малейшего шанса. Все, что я могла сейчас — почти беззвучно мычать и смотреть.

— Эй-эй, успокойся, — раздался у меня над ухом издевательски-успокаивающий голос Куаннинга, капитана дружины ярла. — Куда это ты рвешься, а?

— М-мнф! — зло промычала я и он тут же убрал ладонь с моего рта. — Их надо остановить! Они убьют ее!

— Тише-тише, смотри, — он указал рукой на то, что происходило у рощи.

Самина явно была напугана происходящим, однако даже не пыталась сбежать и не плакала. Лишь хрупкие девичьи плечи слегка дрожали от страха, пока на нее голодными, жадными до крови глазами пялились горожане с факелами.

— Варуней! — воскликнул Бернард и его крик подхватили воины вокруг. — Варуней!

Эгиль, друид лисьих богов, выводил из рощи теленка, чья морда была белой от пепла. Бернард оглянулся на него, кивнул, а затем протянул Самине короткий каменный нож, сверкающие отблесками факелов.

— И пусть сгинет болезнь! — закричал Бернард, взяв Самину за руку.

Ведомая его огромной ручищей, девочка резко полоснула ножом по горлу животного. Горячая кровь хлынула на промерзлую землю, и даже отсюда я видела пар, исходящий от нее. Вместе с этим люди один за другим стали подходить к соломенному чучелу и бросать в разгорающийся костер свои факела. Пламя быстро разгоралось, слышался треск сухих дров, а в ночное небо вздымались тысячи ярких искр. Когда большинство горожан отошло в сторону, Бернард зачерпнул горсть какого-то порошка из мешочка и бросил в пламя — на секунду огонь сверкнул ярким зеленым светом.

Толпа ревела в экстазе, наблюдая за тем, как фигура человека сгорает, превращаясь в пепел и унося с собой их тревоги и проблемы. Куаннинг наконец ослабил свою хватку, а затем и вовсе отпустил меня, когда я увидела, что Самина цела и невредима.

— Они..? — я обернулась и взглянула в лицо парню.

Он лишь загадочно улыбнулся и кивнул в сторону празднества. Средитолпы я отчетливо различала друидов, и один из них, Эгиль, друид лисьих богов, смотрел сейчас прямо на меня. Когда я наконец заметила на себе его взгляд, он улыбнулся и подмигнул мне.

Всю оставшуюся ночь я не смыкала глаз.

У нас с Ингиредом все еще оставалось много работы, но, к счастью, многим детям уже к утру стало лучше. Болезнь протекала быстро, стремительно, и так же быстро она отпускала их тела. Когда над Скагеном встало солнце, многие из них уже могли самостоятельно есть, стали общаться между собой, а небольшая группа девочек даже вызвалась помочь мне. Для них это была не более чем игра, однако забота об оставшихся больных была делом первой важности, а я уже больше суток не смыкала глаз, поэтому я с благодарностью приняла их помощь. Вскоре я наконец нашла время чтобы немного подремать, однако сон мой продлился недолго.

— М! М-м! — возмущенно мычал Ингиред, пытаясь остановить кого-то, кто ворвался в дом.

— С дороги, колдун! — взревел мужчина в огромной шубе, чье лицо было красным от злости.

— Что происходит? — я встрепенулась, моментально придя в себя. — Вы кто?

— Где мой сын?! Где мой мальчик?! — продолжал рвать и метать мужчина, угрожающе потрясая увесистой дубиной. — Роло! Роло! Отдайте мне моего сына!

— Пап? — раздался недалеко от меня голос маленького мальчика. Одного из тех, за кем я следила всю эту ночь. — Папа!

Ребенок вскочил на ноги, словно болезнь его и вовсе не коснулась и, быстро семеня маленькими ножками, побежал к отцу, падая в его теплые объятия.

— Может не будете мешать, а? — устало простонала я, глядя на эту картину. — У нас все еще есть больные. Им нужен покой.

Мужчина, выронивший дубину из рук при виде своего живого и здорового сына, поднял взгляд на меня. На его лице читалась дикая смесь из множества эмоций — от страха до неподдельной радости, от негодования и до благодарности. Но в конце концов он, не сдержав улыбки и скупой мужской слезы, энергично кивнул мне и вместе со своим сыном ушел прочь из лазарета.

Но это был далеко не последний наш посетитель. С самого утра у дома, в котором мы разбили инфекционное отделение, столпилась огромная масса народа, едва ли не больше чем та, что ночью сжигала соломенное чучело. Один за другим люди заходили в дом, а выходили наружу широко улыбаясь и плача от счастья. Их дети были живы. Никто не умер в эту ночь.

— ...что касается вашего... Эй, эй! — мой разговор с матерью одной из девочек прервал старик, ворвавшийся в лазарет. — Выйдете! В очередь!

В конце концов его вытянули наружу несколько крепких рук тех, кто еще не увиделся со своим ребенком, а я, вздохнув, продолжила разговор.

— Ваш сын в порядке, не волнуйтесь, — я устало улыбнулась матери и положила свои огрубевшие ладони поверх ее. — Но ему еще нужно побыть здесь. Жар его больше не беспокоит, но кашель еще не прошел. Не переживайте, хорошо?

Мать мальчика, взглянув на меня глазами, полными слез радости, быстро закивала, а затем бросилась мне на шею, крепко обнимая. Ее сын в это время сидел у меня на здоровом колене — мальчику было всего три года и его пока еще слабый иммунитет не так легко справлялся с заразой.

— Позовите следующего, хорошо? — я улыбнулась ей.

Еще несколько часов я поочередно принимала одного за другим взволнованных родителей, многие из которых спокойно забирали своих детей по домам. Возможно не стоило отпускать их так быстро, но и держать их в пропахшем кожей и аммиаком затхлом доме тоже было нельзя. Оставалось лишь надеяться, что симптомы не вернутся хотя бы в ближайшие пару дней, а если и вернутся, то их родители додумаются обратиться ко мне за помощью. Впрочем, у меня самой симптомы поветрия больше не проявлялись, да и повторно я не заболевала даже при том, что постоянно работала с больными.

К середине дня дом практически опустел — осталось лишь небольшое количество детей, в основном самых маленьких или хилых. С ними уже мог без труда справиться Ингиред, а значит я наконец-таки могу немного отдохнуть. Во всяком случае так я думала, однако у вселенной на меня были свои планы.

— Майя, — в дом, резко распахнув дверь, вошел Куаннинг. Лицо у него было мрачнее тучи. — Ярл зовет тебя обратно в верхний город.

— Спасибо на том, что хоть не посреди ночи... — вздохнула я, поднимаясь со стула и опираясь на костыли.

За все то время, что я потратила на прием родителей больных детей мое тело ужасно затекло и я едва не упала на ватных, ослабевших ногах. Куаннинг тут же подбежал ко мне и позволил опереться на него, а затем я, кивнув Ингиреду на прощание, вышла из лазарета.

Дорога до верхнего города не заняла много времени — кожевенная мастерская находилась не так далеко от дома ярла. Проблема была в другом: уже на подходе к воротам в верхний город я заметила, что помимо меня туда стекаются и другие люди, среди которых были и те, что совсем недавно приходили в мой лазарет за своим ребенком. Люди собирались во дворе ярла, но зачем? Что опять задумал этот полоумный старикан?

Ответ не заставил себя ждать. Едва завидев меня, идущую почти что под руку с Куаннингом, дозорный у дверей в длинный дом забежал внутрь, а уже через минуту наружу вышел, грузно топая тяжелыми сапогами по земле, сам ярл Дургальф. Он жестом подозвал меня к себе, а затем что-то прошептал одному из воинов и тот побежал уже к двери в женскую часть дома.

Не имея других вариантов я, ковыляя на костылях, подошла к ярлу и тот как-то странно, по-отечески приобнял меня за одно плечо, наклоняясь к моему уху.

— Ты хорошо справилась, Майя, — улыбнулся он. — Молодец.

— Могла бы и лучше, если бы меня больше слушали.

— О, это все будет, не сомневайся, — усмехнулся Дургальф. — Ты заслужила любовь моего народа.

Вместе с воином из женской части дома к нам вышла старуха Мария — сваха на службе у ярла, одновременно управляющая за него его рабынями. Впрочем, как показывает увиденное мной до этого, она и сама не то чтобы свободна в этом доме и полностью зависит от ярла, как и все остальные.

— Начинаем. — он кивнул своему помощнику, длинному человеку в шерстяном плаще.

Тот на секунду склонил голову, а затем снял с пояса небольшой рожок. Люди все еще продолжали стекаться ко двору ярла, когда над городом звонко застонал сигнал, призывающий к тишине.

Наконец, когда толпа стихла и лишь новые люди, приходящие ко двору, продолжали негромко перешептываться, ярл Дургальф начал свою речь:

— Добрый люд Скагена! — наигранно улыбаясь громко возвестил он. — Мои братья и сестры!

Ага, куда уж там. Феодал никогда всерьез не будет считать своих подданных даже равными себе, не говоря уж о родстве и каких-либо связях.

— Я рад видеть улыбки на ваших лицах! Словно весна в этом году пришла раньше!

По толпе прокатились легкие смешки, а я непонимающе взглянула на ярла.

— И все это — заслуги одной маленькой, но умной девочки, уродившейся на земле нашего племени. Майя Бортдоттир — прекрасный цветок нашего края, звезда, что сияет, указывая нам всем путь!

— Да! — бурно воскликнули люди в толпе.

— И своими поступками она доказала многим из вас, что не желает зла этому городу! Ведь никто из тех детей, кого она взяла под свое крыло, не умер этой ночью!

— Да-а-а! — снова взревел народ.

— И поэтому... — ярл вздохнул и приостановился, прочищая горло. — И поэтому я рад объявить, что Майя Бортдоттир сегодня становится невестой моего любимого сына! Через неделю, когда он вернется из похода на юг, я приглашаю всех и каждого на праздник, о котором будут слагать песни скальды! Я приглашаю всех на свадьбу, объединяющую два божественных рода!

Толпа буквально взорвалась бурными аплодисментами, свистом и криками радости. Вверх полетели меховые шапки, сразу несколько воинов дунули в рожки, а ярл, до боли сжимая пальцами мое плечо, крепко прижимал меня к себе.

— Люди будут тебя слушать, доченька, — улыбнулся он, наклонившись к моему лицу. — Ибо ты будешь мудро и справедливо править от имени моего сына когда я умру.

Я не нашлась что ему ответить, лишь рассеянно глядя куда-то мимо него. Из всей толпы я разглядела всего двух человек, которые не радовались прозвучавшей сейчас новости — Куаннинг и Эгиль о чем-то переговаривались в стороне, поглядывая на меня.

— Идем, давай, — Мария положила руку мне на плечо, подталкивая к двери в женскую часть дома. — Идем, девочка.

— Убери свои руки от меня! — зло прошипела я, вырывая плечо.

В последний раз оглянувшись назад, я вздохнула и побрела в сторону дома.

Где же вы, пиявки?

***

Как бы я не волновалась, как бы не злилась на судьбу, но сделать я, тем не менее, ничего не могла. Слишком мало времени, слишком мало доступных ресурсов. Я только-только начала зарабатывать авторитет среди местных, как Дургальф, видимо, предвидев все мои ходы наперед, в форсированном режиме начал подготовку к церемонии бракосочетания. На севере это был чуть ли не самый сложный ритуал, а сам праздник грозился затянуться на добрые несколько дней гуляний.

— Майя, милая, не переживай... — Мария пыталась меня подбодрить. — Все будет хорошо. Женщине иначе здесь не выжить, тебе ведь повезло...

— Заткнись, старуха! — неожиданно яростно даже для себя самой выкрикнула я. — Ты могла его остановить, могла! Но не стала!

— Девонька, я ведь... — вздохнула она. — Я ведь все для твоего же блага... И поверь, я оттягивала этот момент как могла, но Дургальф очень торопится со свадьбой.

— Прекрати врать, поняла? — я зло взглянула на нее. — Не смей мне, форр фан да, врать!

Морщинистое лицо старухи выражало такую грусть, что, казалось, она витала в самом воздухе. Остальные женщины в доме не осмеливались заговорить со мной, но приятным было уже то, что после исцеления Самины и других детей они хотя бы перестали меня бояться.

— Ну и думай как хочешь! — обиженно насупилась Мария. — Дура невоспитанная!

Мария резко встала со своего места и ушла в другой конец дома, оставляя меня, наконец, наедине со своими мыслями.

Солнце клонилось к горизонту, и через щели в ставнях окон постепенно начал просачиваться теплый розоватый цвет заката. Желание спать как рукой сняло после объявления даты свадьбы и весь день я только и делала что размышляла о том, как мне сбежать отсюда. Разумеется, в голову ничего дельного не приходило.

Время шло, и вскоре некоторые из женщин уже устраивались среди шкур, готовясь ко сну. Только я да старуха не спали, сидя по разным углам — она так и не заговорила со мной и в какой-то момент мне даже стало немного стыдно за свои слова. Тем не менее, даже если она действительно просто волнуется за меня, то это все-равно не оправдывает ее посильную помощь ярлу.

Я прикрыла глаза и устало вздохнула, прокручивая у себя в мыслях события прошедших дней. Я многого добилась, в этом нет никаких сомнений, однако, в конечном итоге, все приводит меня туда же, откуда я и начала. Я не спасительница этого города, не его правитель и не лидер. Я все еще пленница в этих дряхлых, пыльных залах, и пока что не было ни одного малейшего проблеска свободы в той тьме, в которую я все больше и больше погружалась.

Из моих размышлений меня вырвал внезапный стук по ставням. Я оглянулась, пытаясь в темноте разглядеть щель, через которую ночью уже не пробивался свет, а затем вновь услышала стук.

— Майя! — раздался шепот снаружи. — Это Куаннинг! Старуха спит?

Я оглянулась на Марию, которая длинной палкой переворачивала угли в едва горящем очаге. Она все это, разумеется, слышала. Впрочем, поймав на себе мой взгляд, она медленно кивнула, а я в ответ показала ей большой палец, полосующий горло — вот что случится с ней, если она удумает кому-либо рассказать о происходящем.

— Да, — шепотом ответила наконец я. — Что там?

— Выходи! — прошептал он. — Только тихо!

Наконец-таки начало происходить что-то, что ярл не мог контролировать. Куаннинг, молодой воин и в целом активный паренек, явно задумал что-то, и мне лишь оставалось подчиниться ему и узнать что именно.

Наспех накинув на плечи шерстяной плащ я тихо вышла на улицу, приоткрыв деревянную дверь. К счастью, она хотя бы не скрипела — петлей как таковых не было вовсе, двери держались на толстых деревянных штырях.

Куаннинг в окружении еще двух человек жестом подозвал меня к себе, в темноту, и я тут же поспешила последовать за ним, ковыляя на костылях.

— Тише, — прошептал он. — Нас не должны видеть.

Я кивнула ему в ответ и, опершись на его плечо, вместе с ним медленно пошла по темному двору наверх, в сторону горячих источников и бани. Воины, что пришли вместе с ним, пошли вперед, судя по всему чтобы убедиться, что путь чист, и вместе с Куаннингом мы лишь следовали за ними.

В темноте было трудно что-либо разглядеть, однако я увидела у источников нескольких людей, что грелись от горячего пара, толстым столбом поднимающегося в звездное небо. Один из них, завидев нас издалека, поднял руку в приветствии. Вскоре мы подошли достаточно близко, чтобы я смогла разглядеть на нем капюшон из лисьей шкуры.

— Приветствую, милая, — улыбнулся мне Эгиль. — Замерзла?

— Нет, нормально, — ответила я ему. — Я так и не поблагодарила за...

— Нет-нет, не переживай, — продолжал улыбаться он. — Ты свой долг оплатишь иначе. Об этом позже. Пока познакомься с остальными.

Помимо Эгиля здесь было еще несколько мужчин, некоторые из которых были мне знакомы. Все они так или иначе являлись родителями спасенных мной детей, но относились к разным сословиям — среди нескольких ремесленников был и один из капитанов дружины.

— Твою-то мать, ты живой... — протянула я, разглядев лицо старика. — А я уж думала что днем призрака увидела, Вургар.

На меня смотрело исхудалое, осунувшееся лицо одного из капитанов. Того самого, что каждый год забирал еду у моих людей. Того самого, кто так и не смог победить моего отца в четном бою. Того самого, кто с моим отцом, черт бы его побрал, как-то связан!

— Майя, — он кивнул мне в знак приветствия. — Соболезную.

— Засунь свои соболезнования себе в задницу и заткни своим гнилым языком чтобы не вывалилось, псина вшивая! — сквозь зубы прошипела я и едва не кинулась на него с кулаками, позабыв было о сломанной ноге, но меня вовремя остановил Куаннинг.

— Ну-ну, что же вы, в самом-то деле, — усмехнулся он, вставая между мной и стариком. — Майя, не надо, пожалуйста.

— Это он не пришел на помощь моей деревне когда напали уроды из Коммунахты! Он не привел воинов!

— Мы даже не знали что они вторглись на наши земли, — тихо ответил Вургард. — Они пронеслись как ураган, настоящее бедствие. Но если тебе так легче, то да, можешь винить во всем меня. Теперь у тебя есть такое право.

— В общем... — неуверенно протянул Куаннинг прежде, чем я успела ответить. — Майя. Здесь собрались люди, верные тебе. Это те, кому можно доверять.

— И ты тоже? — саркастично спросила я парня, приподняв бровь. — Никому нельзя верить, так меня учил отец.

— Ну, твой отец видный мудрец был, — раздался ехидный голос Эгиля из темноты. — Или все же крушителем черепов, м? Нет, конечно, ты можешь плюнуть нам под ноги и пойти домой, решать все самой, но много ли ты успеешь сделать?

Я стиснула зубы от злости, пытаясь сдержаться и не наорать еще и на коллегу, и, в конце концов, глубоко вздохнула и заставила себя успокоиться.

— Хрен с вами. Доверюсь верному псу ярла, друиду лисы и... А ты-то вообще при чем тут, Куаннинг?

— У меня свои интересы. — пожал плечами он в ответ.

— Ладно, проехали. Зачем позвали?

— Познакомиться, для начала. — вперед вышел один из горожан, что также пришли на это тайное собрание. — Мое имя...

— Не запомню, — покачала головой я. — Да это и неважно. Важно то, зачем вы здесь собрались. Неужели решили помочь мне бежать из Скагена?

— Отчасти, — кивнул Куаннинг. — Здесь собрались те, кто придерживаются такого же мнения, что и ты.

— Это какого еще мнения? — переспросила я.

— Что ярл засиделся на своем троне. — прохрипел Вургард. — Он умен, но слишком честолюбив и жаден. Его волнует не Скаген и наше племя, а свой род.

— Как и всех нас, — кивнула я и тут же поймала на себе непонимающие взгляды собравшихся. — Все, что я делала, я делала ради себя. Да, детей я люблю, но мне гораздо важнее моя жизнь и жизни тех, кто мне дорог.

— И тем не менее ярл в своей корысти заходит слишком далеко, — продолжил Вургард. — Твой отчий дом разрушили в том числе и потому, что он не прислушивался к советам капитанов и бежавшего люда.

— Так значит вы все-таки обо всем знали, а? — усмехнулась я. — Сам себе противоречишь, старик.

— Догадывались, — кивнул он. — Коммунахта расположена далеко на западе. Сам город стоит на Великоречьем Перешейке — это единственный путь на юг по суше. И вся торговля с народами запада проходит через Коммунахту.

Я молча слушала, невольно нахмурившись из-за нахлынувших мыслей. Выходит, не было никаких мотивов, кроме наживы? Но зачем? Если моя соль шла на запад, то Коммунахта в любом случае получила бы выгоду. Или же дело не в этом? Может, они пытались не завладеть мной, а уничтожить меня тогда, когда напали в первый раз? Если так, то все обретает смысл — я нарушила устоявшиеся торговые отношения, на которых держится их племя. Вместо того, чтобы покупать соль с запада, северяне стали использовать тот продукт, который производила я, что привело к обвалу цен на специи.

— Было очевидно что они нападут, — подал голос другой горожанин, одетый в массивную шубу и меховую шапку. — Пока север бедствует, Коммунахта процветает. Им и людям юга невыгодно чтобы наш народ развивался.

— Но почему? — возмущенно спросила я. — Кому может быть выгодна торговля с нищим народом?

— Дело не только в торговле, — покачал головой горожанин. — Дело в нас самих. Каждый год жители достаточно больших деревень собираются и плывут на юг, отобрать у иноземцев еду и богатства. Представь себе, Майя, что станет с ними если мы превратимся из слабых племен в одну орду? Они боятся нас. Боятся того, что уже случилось много сотен лет назад.

— Первое Царство... — тихо произнесла я. — Значит, это правда?

— Конечно правда, — усмехнулся Эгиль. — На этой земле стояло Царство, богатству которого завидовали многие. Но случилось много ужасных вещей, включая, кстати, твоего любимого бога, и некогда процветающие земли превратились в скалистые ледяные пустыни.

— Подожди-подожди! — остановила я его. — А Ун здесь причем?

— Ну, знаешь ли, — друид ухмыльнулся. — На великих срединных равнинах, где нынче стоит Великолесье, был не менее великий город. И как говорят легенды, именно Ун в своей ярости принес в этот город раздор. Брат убивал брата, отец сына... В конце концов, Первое Царство погрузилось во мрак, и даже мужчины с женщинами больше не желали делить ложе. Тогда-то все и закончилось.

— И ты правда веришь что это Ун? — усмехнулась я. — Ун просто взял и разрушил целое царство?

— Так, погодите, — Куаннинг снова вмешался в разговор. — Не надо спорить, прошу. Речь сейчас вообще не об этом. Вернемся к тебе нашего разговора.

— Верно, — раздался хриплый голос Вургарда. — Что было в прошлом пусть там и остается. Сейчас же давайте о Скагене и ярле.

— Майя, — Куаннинг отошел к собравшимся и все они теперь смотрели на меня. — Мы все желаем одного — чтобы ты правила нами. Разумеется, каждый из присутствующих сам хотел бы заполучить власть в свои руки, но... Ты ведь стоишь всех нас, верно?

— Отказываюсь, — сразу же резко ответила я. — Если и править, то не сейчас. Я уже покинула дом и намерена пройти уготованный мне путь до самого конца.

— Я ж говорил. — ухмыльнулся Эгиль.

— Цыц! — шикнул на него Куаннинг. — Хотя в общем да, мы догадывались что ты так ответишь. Решение за тобой, так или иначе. Но ты стала бы прекрасным ярлом.

— Чем становится ярлом, Куаннинг, — начала я и облизнула пересохшие губы. — Я лучше пройду все то, что лежит на юге. Увижу все своими глазами. Заново построю Северное Царство.

Куаннинг улыбнулся и медленно кивнул.

— Значит, решено, — он негромко хлопнул в ладони и потер руки. — Майя Бортдоттир, ты станешь той искрой, что зажжет огонь восстания. А мы убедимся, что в нем сгорит все дряхлое и старое.

Глава 9: Оберег

Почти все время я проводила в своих снах, пахнущих дымом и кровью. Беспамятство, забвение стали мне надежным убежищем в надвигающейся буре. И когда я просыпалась, то все, о чем я могла думать, это как бы поскорее снова уснуть. Меня переполнял гнев и отчаяние, сухие губы были искусаны в кровь и уже не заживали. Я чувствовала, как внутри меня пробуждается то, что я пыталась заглушить, скрыть от взора людей. С каждым днем темная сторона меня самой крепла и заставляла мое сердце биться чаще что во сне, что наяву.

Меня уже больше не выпускали из дома, и на то была веская причина. В один из дней женскую часть дома посетил Ингиред, безмолвно протянувший мне берестяную грамоту. Пробежавшись глазами по написанному, я лишь коротко кивнула в ответ, и друид достал нож.

— Что ты творишь, нечистый?! — воскликнула Мария, когда увидела все это.

Но одного лишь моего взгляда хватило, чтобы она поняла — не нужно снова лезть ко мне со своими советами и причитаниями. Ни сейчас, ни завтра, ни когда-либо еще. Этого хватило, чтобы ее дряхлый, морщинистый рот закрылся. Остальные женщины и без того не решались со мной заговорить.

Ингиред осторожно ощупал мою ногу, закрепленную тугой шиной, и удовлетворенно кивнул. Ножом он разрезал полосы ткани, удерживающие деревянные палки, и наконец-таки моя нога была свободна.

Я тут же попыталась встать, однако друид положил руку мне на плечо, заставляя сесть обратно на стул. Он покачал головой и протянул мне посох, с которым пришел в дом.

Кивнув ему, я крепко схватилась рукой за этот посох, а Ингиред подхватил меня за плечо, помогая встать. Медленно, стиснув зубы и чувствуя, как по ноге снова начинает, как прежде, струиться кровь, я наконец встала, не сдерживая улыбки.

— Спасибо, брат мой, — прошептала я ему и приобняла свободной рукой.

— Ху-у, ху-у... — успокаивающе произнес он и приобнял меня в ответ.

И лишь в этот день я решила больше не спать. Не проводить все свои дни в бесконечных, сладких, как мед, грезах, дарованных мне звездным оленем Хомелином. Нельзя больше бездействовать. Я буду делать то, что могу, пусть это и будет всего-лишь пылью на ветру. Но, если хоть один человек от этой пыли чихнет, значит, я не зря старалась.

Мария, впрочем, уже к вечеру снова начала мне докучать. У нее был интересный и крайне раздражающий подход к тому, как мягко подвести человека к разговору — сперва она просто как бы невзначай оказывалась рядом: что-то разглядывала, брала в руки, вздыхала, садясь за один стол. Затем она начинала причитать себе под нос, да так, что невольно спросишь, о чем она говорит. И уж потом, и то, заходя издалека, она начинала говорить.

— Ой, Майя... — вздохнула она наконец, глядя куда-то мимо меня. — Ты ведь и не знаешь, как свадьбы-то проходят, небось...

— Знаю.

— Да чего ты там знаешь-то, ох... — страдальчески вздохнула она. — Ты хоть сплела будущему мужу оберег?

— Нет.

— А надо бы, надо бы... — все не унималась сваха. — А то ж люди не поймут... Уважать перестанут...

— Я сплету его, если ты поклянешься, что не заговоришь со мной больше никогда, — я взглянула на нее, нахмурив брови, и старуха в тот же момент отвела взгляд.

На севере, во всяком случае в моем племени, есть традиция. Помимо обмена свадебными ожерельями из березовых бусин невеста дарила своему жениху сплетенный ею из своих же волос оберег, а жених — венок из диких цветов, в который вплетался один, сделанный из ткани. Оберег из волос означал, что девушка беременна от своего любимого, и так частичка ее и их дитя всегда будут с ним. Муж, в свою очередь, даря венок, клялся, что разлюбит свою любимую лишь, когда последний цветок завянет. Разумеется, искусственный цветок никогда не увядал.

Сидя вечером у очага я расплела свою тугую, толстую косу и принялась расчесывать волосы костяным гребнем. Никогда не любила я эту процедуру — волосы буквально вырывало из головы тонкими зубчиками, отчего весь дом заполнялся, в моем случае, матом и шипением от боли. Будь на то моя воля, я давно бы срезала свои волосы, как сделала это перед битвой с пакицетом, но, как показывает практика, у людей моего племени странное отношение к девушкам с короткими волосами. Как мне рассказывала мать Варса и Снорри, короткие волосы носят воительницы из народа на севере, с пустошей за немым лесом, и людей этих боятся все без исключения. На мой вопрос о природе этого страха она лишь ущипнула меня, сказав, чтобы я больше такого не спрашивала.

Наконец, расчесав длинные волосы, я принялась вытягивать с гребня наиболее длинные и собирать их в отдельные пучки. В том, чтобы скрутить веревочку, не было ничего принципиально сложного, сложнее было сделать так, чтобы она была длинной, и при этом из нее не торчали кончики волос.

Занятие это оказалось на удивление расслабляющим и успокаивающим, хотя и не помогало до конца заглушить ярость, не прекращающую закипать внутри меня. Так я проводила теперь каждый вечер, молча сидя в своем углу и занимаясь плетением длинной, прочной и при этом тонкой веревочки из своих волос. Впрочем, вскоре волосы стали слишком грязными и жирными, чтобы из них можно было продолжать плести, и я послала одну из женщин просить за меня ярла о возможности сходить на источники.

На следующий день, как того и позволил Дургальф, я вышла из дома посреди бела дня. Его условием было то, что меня должно быть хорошо видно, чтобы я не попыталась сбежать, скрывшись в темноте. Но в этом не было никакого смысла: выйдя на улицу, я увидела, как много десятков человек тащили из нижнего города длинные, обтесанные бревна с пазами на концах. За всем этим следил также Куаннинг, беспечно жующий кедровые орехи на лавочке у дома.

— Эй! — шикнула я на него, отчего парень встрепенулся и выронил всю горсть орехов. — Что происходит?

— О, тебя выпустили, — усмехнулся он и поднялся на ноги. — На источники?

— Ты на вопрос-то ответь, не юли, — раздраженно прошипела я вместо ответа. — Что это за действо такое, а?

— Вот сама и увидишь, — вновь усмехнулся Куаннинг. — Ты иди-иди. Я сам удивился.

Бурча себе под нос от негодования, я побрела в сторону горячих источников, стараясь опираться на посох, что мне дал Ингиред. Все-таки хоть кость и срослась, все еще нужно было быть осторожной, потому как сейчас она очень и очень хрупкая.

Однако не успела я пройти и половину тропы до источников, как увидела, куда все эти люди тащат бревна. Чуть выше дома ярла, на склоне, сейчас была видна полноценная стройка нового дома на каменном фундаменте. Гомон и крики строителей заглушал лишь смех, доносившийся, казалось, из моей собственной головы — мертвец внутри меня злорадствовал.

— Эй! — я окликнула одного из рабочих. — Что происходит?

— Майя! — весело улыбаясь ответил он. — Да будет твоя совесть чиста, а твой дом всегда полон хлеба, дор...

— Ты на вопрос-то ответь! — не выдержав, выкрикнула я.

Человек тут же перестал улыбаться, оглянулся вокруг, словно в поисках путей к отступлению. Но затем, натянув на лицо все ту же улыбку, он наконец ответил:

— Мы все слышали, что у тебя, Майя, нет приданого...

— Боги... — отчаянно простонала я. — И так вы меня благодарите за спасение ваших детей!

— А, ну... — замешкался он.

Но прежде, чем мужчина успел бы мне что-либо ответить, я махнула рукой и побрела дальше в сторону горячих источников.

Буквально все вокруг меня постоянно кричало, напоминая о скорой свадьбе, от которой я, видимо, не могу уйти. Желая лишь снова забыться и расслабиться, я скинула со своих плеч шерстяной плащ и длинное платье. Наспех развязав портки на ногах и оставшись совершенно обнаженной, я наконец медленно вошла в воду. Но отдохнуть мне так и дали.

— Эге-гей! — снова раздался голос Куаннинга. — Ну как тебе подарок от благодарных родителей, а?

— Заткнись уже... — измученно вздохнула я.

— Ладно, ладно, — улыбнулся капитан, заходя в воду с другой стороны. — Но ты должна взять его в мужья.

Он огляделся вокруг, желая удостовериться, что никого рядом нет, но, как назло, сейчас повсюду были воины ярла, причем не из числа тех, кто подчиняется Куаннингу или Вургарду, а значит, не из числа тех, кому можно доверять.

— Ну, ты знаешь, — Куаннинг подмигнул. — Свой долг исполнить. Сделать то, что должно произойти. А то ведь, знаешь ли, у ярла других детей нет... Было бы плохо, если бы на нем род закончился, да?

Я медленно кивнула, давая знак, что я все поняла.

Ничего удивительного. Разумеется, если уж свергать власть, если разрушать этот дом, то до самого основания. Не должно, как и прежде, остаться никого, кто захотел бы мести. Не должно остаться никого, кто осмелился бы заявить о своих правах на трон. Лишь оставив после себя пепелище и выжженную пустошь я могу двигаться дальше. Такова моя доля.

— А как вообще дела? Тебя и не видать совсем, — решил поддержать разговор Куаннинг.

— Да так, знаешь. Сижу, как рабыня, из дома выйти не могу. Даже готовить самой запретили, ножа в руки не дают.

— Чтоб руки на себя не наложила? — прыснул парень.

— Да пес его знает, — пробурчала я в ответ. — Как будто ты сам понимаешь мысли ярла.

— Никто не понимает, — он улыбнулся. — Поэтому он до сих пор у власти. Как бы еще он смог править и жить так долго, м? Ему ведь лет-то... Да я даже не знаю сколько.

— Да уж... — вздохнула я, откидываясь назад и закрывая глаза.

Дальше разговор у нас не пошел, да и обсуждать в присутствии воинов было нечего. Не хватало еще, чтобы Дургальф узнал что-то о нашем заговоре раньше, чем мы соберем достаточно сил для захвата города.

Когда я уже собиралась уходить прочь, Куаннинг, все еще сидящий в горячей воде, окликнул меня:

— И кстати, — он прокашлялся. — Тебе горячий привет от волчонка, лисички и медвежонка.

Я улыбнулась и кивнула в благодарность.

Значит, это правда. Они не забыли про меня. Не бросили гнить в Скагене. Не затаили на меня обиду за то, что я бросила их на Гнилом Фьорде.

Но время шло, и свадьба все приближалась, а я так и не слышала воя, проносящегося над крышами домов. Все еще не было знака, не было ничего. Было еще слишком рано, но, черт возьми, уже утром могло стать слишком поздно.

И этот день в конце концов настал.

Рано утром меня разбудила Мария. Все это время она не прекращала жужжать у меня над ушами о свадебных традициях и о том, как я должна себя вести. Но, спасибо Хьялдуру, я все это и так знала. И спасибо Куаннингу, теперь я готова принять правила игры. Война шла не на моей земле, а значит, нужно было делать вид, что я уже проиграла.

Ставни окон были широко распахнуты, и в доме было холодно, но по традиции я должна была одеться при солнечном свете. Мария и остальные женщины помогли мне нарядиться в белоснежное платье, поверх которого красовались яркие красные ленты.

Снаружи протрубили в рог. Он уже в городе. Он уже идет сюда. Кунникт Дургальфсон, наследник трона скагенского племени.

Все, что я о нем знала, так это то, что он был примерно одного со мной возраста. Может, на несколько лет старше, но разница была несущественной. Ярл давно планировал все это, и еще когда Кунникт был младенцем, его уже нарекли моим женихом, еще до того, как я об этом узнала.

В дверь постучались. Из окон я видела множество воинов в шубах, поверх которых сверкали на солнце костяные доспехи.

Я взяла со стола богато украшенный глиняный стакан, наполненный до краев ледяной водой и встала перед дверью. Мария, вздохнув, с улыбкой распахнула ее.

Он и вправду был молод. По виду Кунникту было лет восемнадцать, а то и на год-два меньше. На его круглом, полноватом лице еще не росла мужественная борода, а лишь мальчишеские короткие усы.

Жених сделал шаг вперед, заходя в дом, и я молча протянула ему стакан воды. Выпивая, он, как того требуют традиции, оглядел меня с ног до головы, медленно поднимая лицо. И когда он взглянул мне в глаза, то на мгновенье мне показалось, что он переживает не меньше моего — слишком уж напряженным было выражение его лица, слишком бегали ясные голубые глаза.

Наконец, допив воду до последней капли, он с силой швырнул стакан на пол, разбивая его вдребезги, и протянул мне свою руку. Это был знак того, что он доволен тем, как я выгляжу и приглашает меня уйти прочь из моего дома.

Чувствуя, как в груди колотится, едва не выскакивая наружу, сердце, я протянула ему свою руку, огрубевшую от холода, и мы вместе медленно вышли наружу.

Во дворе, казалось, собрался весь город. Сотни и тысячи людей столпились вокруг, молча глядя на нас, пока мы обходили двор по кругу и медленно шли к Дургальфу, стоящему подле друида бога-оленя. Прежде, чем мы дошли до них, к ним присоединилась и Мария.

Наконец, мы остановились и оба преклонили колено перед ярлом и друидом. Дургальф положил руки нам на головы и медленно кивнул, улыбаясь.

— Скажи мне, мудрая женщина, — обратился он к Марии. — Хороша ли невеста? Станет ли она хорошей женой сыну моему?

— Истинно так, отец. — кивнула Мария. — Лучше невесты тебе не сыскать ни в нашем краю, ни в краю чужом.

Дургальф убрал свои руки и жестом приказал нам встать.

— А что же ты скажешь, мудрый друид? Хороши ли жених и невеста? Чисты ли их души?

— А чьи чисты? — тихо ответил он. — На то мы и люди. Но души их уже связаны, я вижу это.

Лжец хренов. Нет бы остановиться на том, что у меня душа испорчена, так нет, сразу связаны. Такое чувство, будто для него все эти традиции такой же фарс, как и для Дургальфа.

— А ты, добрый люд Скагена, скажи мне! — воскликнул ярл уже громче. — Есть ли средь вас те, кто против этого брака? Есть ли те, кто станет врагом для влюбленных? Скажи свое слово сейчас или же молчи во веки веков!

Толпа благоговейно молчала. Лишь откуда-то из глубины собравшихся слышались тихие всхлипы чересчур сентиментальной женщины.

— Да будет так! — ярл поднял руки, словно обращаясь к небесам. — Так скрепите же свой союз, Майя Бортдоттир и Кунникт Дургальфсон!

Друид протянул нам ожерелья. Кунникт, взглянув мне в глаза, молча надел одно мне на шею. Трясущимися от волнения руками я сделала то же самое.

Толпа людей, собравшихся на свадьбу, взорвалась гомоном голосов и радостных выкриков. И лишь у меня и жениха на лице сейчас не было улыбок.

Зазвучали тагельхарпы и флейты — скальды начали свою праздничную песнь. Люди ярла вокруг засуетились, вынося во двор длинные столы и стулья, а его рабыни выносили одно за другим множество блюд. Здесь были даже те, что я раньше никогда не видела — красные плоды, выглядящие как маленькие арбузы, жаренные тушки невиданных животных, ароматные специи. Последним, уже с помощью мужчин, вынесли зажаренного целиком турна.

Самые важные из гостей рассаживались по своим местам за столом, а во главе стола сидела я и Куанникт, прямо напротив ярла. Люди кричали, радовались и смеялись. Они поздравляли нас и в особенности именно меня. Начался пир и праздник, и только мне одной за этим столом было мерзко от всех тех яств, что здесь были.

Праздник продолжался весь день до глубокой ночи, когда над городом нависла полная луна. Весь день звучала музыка, не прекращались пляски и прыжки через костры. Но сколько бы не упрашивали меня потанцевать молодые парни города, я отказывала всем и каждому. Кунникт же и не пытался пригласить меня.

— Красное яблоко! — закричал кто-то из толпы.

— Красное яблоко! Красное яблоко!!! — подхватили остальные.

Ярл ухмыльнулся, глядя на меня, и издевательски поднял глиняный бокал с брагой.

Кунникт медленно встал и прежде, чем я успела что-либо сказать, без особых усилий поднял меня на руки.

Люди вокруг аплодировали, пока он нес меня вверх по склону к нашему общему дому. Было настоящим чудом то, как быстро справились горожане с его постройкой. Все они все еще думали, что поступили правильно и сделали мне приятно. Все они думали, что так они возвращают свой долг за спасение детей.

Кунникт распахнул дверь и занес меня в темный, холодный дом. Аккуратно положив меня на кровать, он затем запер дверь на засов.

— Почему ты не раздеваешься? — спросил он наконец.

И это было первым, что я услышала от своего мужа.

— Папа сказал, что должна быть первая брачная ночь, — странным тоном произнес он, и я уловила в его голосе нотки того, о чем меня предупреждали раньше.

Он был странно, не так как все сложен, да и его безэмоциональное лицо казалось мне... Неправильным. Но лишь услышав его голос, я поняла, что он действительно отличается от других. В его глазах не было блеска, не было ни намека на интеллект, присущий людям его возраста. Кунникт был ребенком в теле взрослого, и для него самого все это было дикостью.

Сдерживаясь, чтобы не расплакаться, я яростно покачала головой, прикрывая руками свое тело, несмотря на то, что я все еще была одета. Я не хочу, чтобы он касался меня. Не хочу всего этого, не хочу!

— Почему ты плачешь? — непонимающе произнес он. — Тебя обидели?

Чувствуя, как по щекам бегут горячие слезы, я кивнула ему в ответ, содрогаясь всем телом от плача.

— Тебя мой папа обидел?

Я снова кивнула.

— Папа всех обижает.

Кунникт подошел к кровати и присел на край. Я инстинктивно отпрянула от него, отползая дальше, но он протянул руку и неловко погладил меня по голове.

— Я тебя не обижу, — сказал он. — И я не хочу слушать то, что сказал папа.

— Т-то есть?.. — сквозь слезы перепросила я его.

— Не надо первую ночь, если ты обидишься, — Кунникт сжал руку в кулак. — Я ему не дам тебя обижать, обещаю.

Я слабо улыбнулась ему, чувствуя, как начинаю задыхаться от слез. В каком мире я живу, если единственный человек, бескорыстно желающий защитить меня в этом городе... Такой вот? Почему только недоразвитый мужчина готов творить добро ради других, не требуя ничего взамен?

С этими мыслями я медленно легла на кровать, сжимая в руке сплетенный из моих волос оберег и содрогаясь от беззвучного плача. От холода и от страха я невольно сжалась всем телом, сворачиваясь в позу эмбриона, пока Кунникт, мой муж, разводил огонь в очаге.

— Только не плачь больше, хорошо?

Глава 10: Весна в сердцах

Утром я проснулась от стука в дверь. Кунникт уже не спал и открыл ее, впуская внутрь своего отца.

— Красное яблоко, сынок, красное яблоко, — Дургальф широко улыбнулся, потирая руки. — Все уже собрались снаружи, пора вывешивать простынь!

— Уйди, папа, — тихо ответил Кунникт, сжав кулаки.

— Так... — протянул, нахмурившись, ярл. — Почему она одета? Почему ты одет? Кунникт, я же тебе объяснял...

— Уйди! — проревел Кунникт и с силой ударил огромным кулаком по столешнице. — Ты ее обижал, она не хочет тебя видеть!

— Кунникт! — прошипел ярл, а затем положил руку ему на плечо, оглядываясь на улицу. — Сынок, что случилось? Что она тебе наговорила, а? Вы должны были провести эту ночь вместе, форр фан да!

Пока они разговаривали, повернувшись ко мне спиной, я тихо сползла с кровати, пытаясь выцепить взглядом хоть что-нибудь в комнате, за чем я могла бы спрятаться. Но, к сожалению, кроме очага, выложенного камнем, стола с двумя стульями и широкой кровати здесь ничего не было.

— Уйди, тебе же сказали! — не найдя лучшего варианта, воскликнула я. — Ничего не было!

— Ах, не было?! — вскипел Дургальф, краснея в лице. — Не было, значит?!

Старик сжал руки в кулаки с такой силой, что его пальцы и костяшки побелели, но Кунникт тут же встал между нами, загородив меня. Будь его отец помоложе хотя бы лет на десять, они еще могли потягаться в силе, однако сейчас было понятно, что в теле моего мужа куда больше мощи.

— Кунникт, прочь с дороги! — воскликнул ярл. — Прочь, девку надо воспитать!

— Уйди от Майи! — яростно взревел Кунникт.

Резким ударом под дых он заставил отца застонать и согнуться пополам. Старик не мог сейчас даже нормально вздохнуть, и этого ему хватило, чтобы понять серьезность своего сына и медленно отойти на пару шагов назад, к двери.

— Ты ее обижаешь! — продолжать кричать его сын. — Ты напугал ее!

— Ты не понимаешь... — прохрипел Дургальф, медленно разгибаясь и держась за живот. — Не понимаешь, что стоит на кону. Не она, не ты, а судьба целого племени, идиот! Боги, Кунникт... Ты же мой единственный, любимый сынок...

Дургальф, пошатываясь, распростер руки, приглашая сына в свои объятия, но тот снова поднял в воздух мощный кулак и старик не осмелился подойти.

— Уходи, — сказал он отцу.

— А что скажут люди, а? — не унимался ярл. — Что скажут люди? Что твоя жена — шлюха. Что ей стыдно показать чистую простынь. Что она не невинна!

— Идиотизм, — с отвращением произнесла я, выглядывая из-за плеча мужа. — В моей деревне не было такой отвратительной традиции. И люди женились, потому что ждали общего ребенка. Люди свободны в своих желаниях.

— Не говори мне о свободе... — сквозь зубы процедил ярл. — Он — мой сын. Сын ярла, форр фан да! И его жена должна быть чиста!

— Уходи! — еще раз крикнул Кунникт и сделал шаг в сторону отца. — Уходи, уходи, уходи!

Взглянув на нас с Кунниктом, Дургальф со злостью плюнул себе под ноги и, ругаясь себе под нос, вышел из дома, громко хлопнув дверью.

И лишь стоило ему уйти, как я обогнула Кунникта и подбежала к закрытым ставням на окнах, прижимаясь щекой в холодному дереву. Через узкую щель я видела множество людей, собравшихся на склоне горы, к которым вышел ярл, что-то тихо говоря.

Действительно ли для правителей существовали такие ужасные обычаи? Красное яблоко — традиция, согласно которой молодожены обязаны вывесить простынь с каплями крови на ней после брачной ночи как доказательство невинности невесты. Но в нашей дереве, да и в деревне кораблестроителей никто не делал подобного. Относится ли это к Скагену в целом, или же это своего рода требования, необходимые для получения власти, мне было неизвестно, но факт оставался фактом — зевак я явно огорчила.

Отходя от окна и падая на стул, я тяжело вздохнула, закрывая лицо ладонями. Что со мной стало? Как я могла попасть в подобную ситуацию? И главное: что теперь будет делать ярл? При всем моем уважении к чистому и доброму сердцу Кунникта он все же был не в моем вкусе. Форр фан да, да я бы с Кирой с удовольствием провела первую ночь, но не с умственно отсталым мужиком!

"Да, вот это звучит как неплохой вариант", — раздался голос мертвеца в моей голове.

Заткнись уже. Это из-за тебя, из-за того, что ты в моей голове, я испытываю такую неприязнь к мужчинам.

И ведь это было чистой правдой: я могла видеть в мужчинах братьев, друзей, союзников, но никак не любовников. И это было не столько отвращение, сколько страх и непонятное отторжение. Словно я все еще сама была мужчиной.

— Майя, — тихо окликнул меня муж. — Ты испугалась?

— Нет... Да. Не совсем. Не знаю, — отрывисто ответила яи помотала головой. — Не хочу никогда видеть твоего отца.

— Ладно, — спокойно ответил Кунникт и сел напротив меня.

Я вздохнула, пытаясь не думать о том, что произошло вчера, и где я сейчас нахожусь. И больше всего, разумеется, я старалась выкинуть из головы то, с кем именно я сейчас нахожусь. Я вспоминала свой дом, своих друзей. Вспоминала то, чего достигла за последние шесть лет, а ведь вспомнить действительно было что. Но всякий раз из моего транса меня выводило одно и то же: вздохи, покашливания и причмокивания, которые издавал Кунникт.

— Ты хочешь что-то сказать? — я подняла взгляд на него, глядя из-за раздвинутых пальцев.

— Покушать надо, — спокойно сказал он.

— Хм, — я слабо улыбнулась, выпрямляясь и глядя на узкую полосу света, пробивающуюся через щель в ставнях. — А знаешь, согласна с тобой. Знаешь, где можно перекусить?

Кунникт пожал плечами.

— Я ел у папы дома.

— Та-а-ак, хорошо... — протянула я, почесывая голову. — А папе еду откуда приносили?

— Мясо готовили дома... Мама еще постоянно ругалась с Марией, ей не нравилось, как она готовит. Хлеб приносили из города...

— Из города, говоришь? — сразу же оживилась я, привстав и нависая над столом. — А знаешь откуда?

— Не-а, — пожал плечами он.

— Сходим проверить? — улыбнулась я.

— Ага, — так же безэмоционально ответил Кунникт.

Сразу же после этого я вскочила со стула и тут же стала накидывать на себя верхнюю одежду. Обувь я так и не сняла на ночь — слишком быстро отрубилась из-за усталости и стресса, так что уже через минуту я была готова выходить. У Кунникта же с этим возникли проблемы.

— Майя-я-я... — протянул он негромко. — Позови завязать кого-нибудь.

— Хм? — я непонимающе взглянула на него.

Мой муж сейчас сидел на краю кровати с кое-как намотанными на ноги портянками, пытаясь понять, как завязать две ленты в узел. И, как ни прискорбно, пока что он не мог ничего придумать и, видимо, был готов сдаться.

— Боги... — вздохнула я и опустилась перед ним на колени. — Ты не умеешь завязывать портянки?

— А ты умеешь?

— Умею, конечно, — невольно улыбнулась я. — Смотри, ты неправильно сделал. Так, сначала ставь ногу вот сюда... Ага, правильно. Потом туго затягиваешь вот так. И сюда. Видишь?

— Угу, — промычал Кунникт.

— Дальше вот так... И затыкаешь. Понял?

Я подняла взгляд и увидела, как этот огромный, сильный, как медведь, парень огорченно покачал головой, тихо вздыхая.

— Ладно, ничего, ничего... — вздохнула я. — Давай, обувайся и пойдем. Эй, ну ты чего?

Поднимаясь, я увидела, как по щеке Кунникта, сверкнув, быстро пробежала слезинка. Его лицо искривилось, он громко шмыгнул носом, готовый расплакаться.

— Ну ты чего, м? — неожиданно для самой себя обеспокоенно спросила я, положив руку ему на плечо. — Ты расстроился?

— Просто... Просто... — шмыгая носом и едва сдерживая плач, ответил он. — Просто мама... Так же рассказывала, показывала... Прям как ты...

И после этих слов он не выдержал, гулко завывая и захлебываясь собственным плачем. Все его громадное тело вздрагивало от каждого неровного вздоха. Как бы он ни выглядел, стоит признать, что он все еще оставался всего-навсего ребенком, который не понимает этот четырежды проклятый мир. И, не в силах сопротивляться своим инстинктам, я присела на кровать возле него, приобнимая обеими руками и поглаживая по косматой голове. Он прижался ко мне в ответ, к моему плечу, и очень скоро мех моей шубы стал мокрым от его слез.

— Тш-ш-ш... — тихо прошептала я. — Все будет хорошо... Ну, ну...

— Когда... — сквозь слезы промычал он. — Когда мама... Ушла... На небо... Папа такой злой стал...

— А давно это было?

— Не зна-а-аю... — протянул он, рыдая.

И после этого я уже не решилась задавать ему еще больше вопросов, которые причинили бы ему боль. Он и так достаточно настрадался от своего неугомонного папаши — надо же такое придумать — отправить сына-инвалида в военный поход! Хотя, наверное, как воин Кунникт как раз-таки был хорош. Во всяком случае, хоть он и уступал по размерам и мускулатуре гиганту Снорри, но был несколько крупнее обычного мужчины. Обычного, разумеется, в рамках этого города — своего отца я в расчет не беру, тот тоже был необычайно огромен.

Так мы и просидели с Кунниктом еще, наверное, час, прежде чем он окончательно успокоился. За все это время он не сказал больше мне ни слова, будучи погруженным в свои собственные мысли. И хоть я и догадывалась, о чем, а вернее, о ком он думал, все же как я могла понять так сильно отличавшегося от меня человека? Все, что сейчас в моих силах, это хоть как-то помочь ему отвлечься от всего этого, забыться. И желательно без алкоголя.

— Кушать пойдем? — в конечном итоге промычал он, отлипая от моего плеча.

— Да, идем, — я слабо улыбнулась.

Выходя, я поймала себя на мысли, что хоть меня и должна мучить совесть из-за того, что я, по сути, использую этого ребенка для того, чтобы попасть в город, я все-таки не ощущала ровным счетом ничего. И то ли дело было в его отце, то ли это я так очерствела за последнее время, но факт оставался фактом — я лишь двигалась вперед по плану, не оглядываясь на людей, по чьим головам я шла.

Мы беспрепятственно прошли до двора перед длинным домом, где все еще продолжался праздник. Музыка уже не звучала, да и плясок почти не было, но самые стойкие продолжали пить брагу и доедать остатки давно остывшей пищи со стола, за которым сидел один лишь ярл. Дургальф устало прикладывался к деревянной кружке со спиртным, со скучающим видом глядя на остальных. Видимо, он планировал, что после обряда красного яблока праздник продолжится, как и вчера, но я и Кунникт не оправдали его надежд.

— Эй! — окликнул он нас, когда мы прошли мимо. — Куда это вы?!

— В город, — коротко ответила я.

— Это зачем?!

— За говном, дорогой ярл! — не выдержав съязвила я, низко поклонившись. — Уж простите, что теперь я не ваша рабыня! Я теперь принадлежу мужу, а муж ведет меня в город!

— Кунникт, сынок, что это...

— Идем, — Кунникт схватил меня за руку и потащил к воротам, не обращая внимания на отца.

Я же напоследок оглянулась через плечо и показала Дургальфу язык. Теперь он и вправду не мог ничего сделать — я уже не принадлежу ему, и если бы он держал меня, любимицу горожан, взаперти, то очень быстро бы столкнулся с последствиями.

Воины, стоявшие на страже возле ворот, не стали нам препятствовать, и мы прошли мимо, спускаясь по тропе в нижний город. Праздник закончился так же быстро, как и начался, и теперь жители Скагена возвращались к привычному ритму жизни. Все они словно по щелчку пальцев снова натянули на лица маски уныния и безразличия и заполонили собой грязные, тесные улицы города.

Но что-то было определенно не так. Повсюду чувствовалось и слышалось явное беспокойство, люди то и дело переговаривались между собой о неких беженцах, что прибыли в город. Взяв Кунникта за руку, я повела его в сторону внешних ворот, куда стекались зеваки, и вскоре увидела, что в город прибывало множество людей. Я не видела их лиц — каждый из них был замотан в огромные грязные плащи или же обычные куски ткани, но почти все они были женщинами. Лишь некоторые из них, судя по фигуре, явно были мужчинами, но их было гораздо меньше.

— Что происходит? — обратилась я к случайной горожанке возле меня.

— Беда, Майя, — вздохнула она. — Племя Коммунахты вернулось. Они разрушили деревню этих людей, убили почти всех мужчин, а детей забрали в рабство. Этим, — она кивнула на цепочку беженцев, идущих через ворота, — повезло. Сбежали, бедные. Но дети, ох...

— Вернулись, значит... — нахмурилась я и нервно прикусила губу. — Форр фан да...

Нет, я не хочу этого видеть. Не хочу думать об угрозе, которая снова нависла над нашим краем. Не хочу думать о том, какая опасность теперь грозила людям моей деревни, моим людям. Они справятся, я дала им достаточно, чтобы они могли постоять за себя.

Кунникт потянул меня за руку, явно намекая на то, чтобы мы пошли дальше искать где поесть, и я не стала сопротивляться. Не глядя на дорогу и погружаясь все глубже в мрачные думы, я брела вслед за мужем по улицам города. Вскоре мой нюх уловил ощутимый, приятный запах свежей выпечки, и Кунникт повел меня в сторону пекарни.

В этом городе жили по большей части мастера и ремесленники разного рода. В том числе здесь были и повара, которых приглашали к себе в дома готовить зажиточные горожане, и пекари, и браговары. На одну из пекарен города мы в итоге и наткнулись. Не стоит пытаться представить себе первобытное кафе, потому как такого здесь никогда не существовало. Это здание походило скорее на прочие дома вокруг с одним лишь отличием — ставни окон были распахнуты из-за невыносимого, бесконечного жара глиняной печи внутри дома.

— Эй, есть кто? — я просунула голову в открытое окно.

Внутри было светло от яркого огня примитивной печи без трубы. По сути это была надстройка над привычным очагом, способная сохранять тепло в камере для выпекания, а уже под ней, в небольшой ямке, разводился огонь.

— Аю? — раздался голос пожилой женщины. — Кто там?

— Майя Бортдоттир и Кунникт Дургальфсон, — ответила я. — Мы... Ну, вы знаете, кто мы.

— Ох! — воскликнула старушка, подбегая к двери и тут же открывая ее. — Заходите, заходите! Я всегда рада таким гостям!

— Спасибо, — я коротко склонила голову и вошла внутрь вместе с Кунниктом.

Здесь же, в пекарне, эта женщина и жила. В той же самой комнате располагалась и соломенная кровать с дырявым одеялом, и мешки с зерном, и скромная мебель в виде крохотного столика, и пенька в качестве стула.

— Мы, э... — начала было я, но задумалась, пытаясь понять, как объяснить наше положение. — Буду честна: мы не желаем есть за столом ярла.

— Ох... — обеспокоенно вздохнула пекарь. — Поссорились с отцом так быстро? Ну ничего, ничего... Вот, вы присаживайтесь, сейчас... На чем бы...

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — я покачала головой. — Я постою. Кунникт, присядь.

Мой муж не стал спорить и занял место на пеньке, который был настолько мал для его тела, что казалось, будто он сидит на полу.

— Мы, в общем... — продолжила я, почесывая затылок. — Нам поесть бы... Мы вернем, вы не думайте...

— Что вы! — воскликнула, разведя руками, старуха. — Нет-нет, угощайтесь! Подарок молодым! И заходите, когда вам будет угодно, всегда накормлю!

— Спасибо, — я слабо улыбнулась ей. — Правда, спасибо.

— Будет тебе, девочка. — улыбнулась она.

Вскоре она вернулась к столу с полной глиняной тарелкой пышных, горячих булочек. Без понятия, как она смогла приготовить подобное в таких условиях — моя мать, как и все жители деревни, были способны максимум на плоские, жесткие лепешки. Это же был самый настоящий хлеб с по-настоящему мягким и нежным мякишем, который словно таял на языке. Чувствуя безумный голод из-за того, что я не ела уже больше суток, я едва не простонала от удовольствия, жадно прожевывая выпечку.

— Нравится? — улыбнулась бабушка. — Так моя мать готовила. И мать ее матери.

— Офень! — широко улыбаясь, ответила я с набитым ртом.

— Ну и кушайте, кушайте...

Пока мы обедали, меня все не покидала одна простая мысль: я ошибалась насчет этих людей. То, что сперва показалось мне мрачным и неприветливым городом, оказалось поселением хоть и угрюмых, но добрых людей. Да, их жизнь здесь была трудна, может, даже труднее, чем наша, но в их сердцах все еще было добро. Ведь добрые люди не ограничиваются одним лишь Кунниктом или этой старушкой — многие из горожан хотели отблагодарить меня и день и ночь строили мне новый дом. В конечном итоге они оказались не злом, но добром, что давным-давно злу проиграло. Это мир вокруг сделал их черствыми и неулыбчивыми, не они сами.

Могу ли я помочь им? Могу ли спасти их? И как добру бороться со злом, когда зло уже победило? Все это были вопросы, на которые я не могла найти ответ. Очередная дилемма, про которую и не подумаешь, размышляя о быте людей в каменном веке. Но я не строка в учебнике истории, а мир вокруг меня — не иллюстрация. Все это было реально, все эти люди дышали и плакали так же, как и я сама. И все мы хотели одного.

Возвращаясь домой уже ближе к вечеру, когда красное солнце стало клониться к закату, а на небе собирались темные тучи, горящие огнем от лучей закатного солнца, я чувствовала, что на сердце у меня лежит огромный груз. Двери домов вокруг меня закрывались, на многих из них чернели темные пятна — криво нарисованные углем символы ворона. Наверное, так люди хотели поздравить меня со свадьбой или же, быть может, благодарили Уна за спасение их детей.

И лишь когда мы подходили к своему дому, у меня в голове промелькнула странная мысль. Тучи на небе все продолжали сгущаться, и первые тяжелые капли упали мне на лоб, скатываясь по худому лицу со шрамом. Но гроза гремела не только в далеких, высоких небесах, но и в моей голове.

Зачем людям рисовать на дверях своих домов метку бога раздора? Зачем рисовать мою метку?

Кунникт лег на кровать, отвернувшись лицом к стене, и я тихо присела рядом на край.

— Майя, — тихо обратился он ко мне. — А ты знаешь сказки?

— Знаю, — так же тихо ответила я. — Про что хочешь?

— Про что-нибудь счастливое.

— Будет тебе сказка, Кунникт, — я слабо улыбнулась и медленно провела рукой по его волосам.

Ложась рядом с ним, я принялась вспоминать все те сказки и легенды, которым меня учил старик Хендерсон, скальд из нашей деревни. Большинство сказок севера были совсем не про счастье, но про кровь, месть и холод. Такая уж была наша жизнь, и детей с ранних лет готовили к тому, чтобы они все это выдержали.

— Расскажу тебе... — протянула я полушепотом. — Про одного мальчика. Первого мальчика, который начал петь.

— М-м... — тихо протянул Кунникт и медленно кивнул.

— Жил-был один мальчик, которого звали... Звали Унфрик. И мальчик это был необыкновенный, потому что он был первым, кто придумал сделать из стебля кишивицы дудочку, а из своих слов — прекрасную песню...

Я медленно рассказывала Кунникту легенду об Уне, не упоминая о всем том дерьме, которое с ним в конечном итоге произошло. Не нужно это мальчику в теле взрослого, нет. В сказке, что я придумана лишь для него, мальчик Унфрик завоевал сердце принцессы своей прекрасной песней, а ее отец, ярл, был так восхищен его голосом, что дал свое благословение.

— И жили они долго и счастливо, — закончила я.

На несколько секунд в темной комнате повисла мертвенная тишина. Лишь с улицы доносился лай собак и шаги где-то вдалеке. Но наконец Кунникт тихо спросил:

— А мы тоже будем долго и счастливо, Майя?

Я вздрогнула, когда услышала, как с гор донесся плач волчонка. А за ним еще один, протяжный, полный скорби. И еще один, последний. Грозный, смелый, зовущий.

— Да, Кунникт. Долго и счастливо.

Глава 11: Грязь и кровь

Я медленно приобняла лежащего рядом со мной мужчину, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Кунникт не сопротивлялся, позволяя моим рукам нежно гладить его волосы и крепкую шею.

— Я сделала тебе подарок... — тихо прошептала я и разжала кулак, в котором сжимала оберег из волос.

— Красивый, — тихо ответил он.

— Позволь мне... — так же тихо произнесла я, всхлипывая и обхватывая концы оберега двумя руками.

Тонкая, крепкая нить обвилась вокруг его шеи. Я крепко сжала ее и в последний миг прильнула губами к уху своего мужа, нежно целуя.

— Прости меня... — сквозь слезы прошептала я и резко потянула за концы оберега.

Кунникт дернулся, схватился руками за свое горло, пока я душила его. Своими огромными кулаками он стал махать в воздухе, пытаясь ударить меня, и в конце концов попал мне в живот. Но я не отпускала. Сквозь слезы и боль я продолжала тянуть, продолжала душить его, пока, наконец, огромное тело не начало слабеть. Удары становились вялыми, едва ощутимыми, и вскоре огромные руки безвольно упали на кровать. Беззвучно рыдая, я продолжала тянуть, пока его сердце не остановилось.

В конце концов, я отпустила его и сама безвольно упала на пол, сжимаясь в крошечный клубок, обхватывая свои колени и содрогаясь от плача.

— Прости меня... Прости меня... — продолжала стонать я сквозь слезы, не в силах успокоиться.

Вокруг было тихо, словно и не было воя волчонка. Словно это все мне почудилось, и я зря лишила жизни ребенка, застрявшего в теле взрослого.

Но вдруг послышался до боли знакомый голос. Прямо за дверью, тихий, зовущий голосок той, которую я нарекла своей сестрой.

— Майя! — полушепотом позвала Кира. — Майя, выходи скорее! Форр фан да...

Снаружи послышались шаги, и я, вытирая слезы рукавом, подбежала к окну. Сквозь щель в ставнях я видела Киру, чье лицо было скрыто глубоким шерстяным капюшоном, и воина ярла, приближающегося к ней.

Я побежала, было, к двери, уже приготовившись распахнуть ее, как вдруг услышала, что Кира заплакала. Никогда до этого я не слышала ее плача, и даже так он казался мне наигранным и неискренним. Быть может, именно потому, что в жизни этой девочки не было слез, я и не верила ей.

— Дяденька-а-а! — взвыла она.

Приоткрыв дверь, я увидела, что она уселась у двери, обхватив колени и пряча лицо.

Воин подбежал к ней и поставил свое копье у стены.

— Что случилось? Девочка, ты из рабынь ярла? Что стряслось, а? — обеспокоенно начал он, нагнувшись над ней.

Но Кира только этого и ждала. Резким, отточенным движением она выхватила из-под плаща каменный нож и резко всадила его в горло воину. Сдерживая смех, рвущийся из ее груди, она пару раз провернула его в мягкой плоти и ударила второй рукой воина в грудь, заставляя труп упасть на промерзлую тропу.

Я резко распахнула дверь и схватила Киру за плащ, пытаясь втянуть внутрь, как вдруг послышался еще один голос:

— Эй! Форр фан да! — закричал другой воин, натягивая тетиву.

Я ничего не успела сделать, когда стрела со свистом пронеслась совсем рядом, пронзая насквозь темный плащ Киры. Она упала на спину, огромное красное пятно быстро разрасталось по ее белой рубахе под плащом.

Воин побежал в нашу сторону, и я приготовилась было дать ему отпор, но руки мои дрожали от страха и непонимания. Как такое могло случиться?! Как она могла вот так вот просто умереть, черт возьми?!

Воин усмехнулся, глядя на бездыханное тело Киры, под которым быстро увеличивалась лужица свежей крови.

— Что, спасла тебя твоя по... — начал он, но не успел закончить, отчаянно взвыв от невыносимой боли.

Кира вдруг вскочила на ноги и стрелой, что пронзила ее тело, стала раз за разом быстро вонзать в пах противника. Тот упал от боли, хватаясь за свое мужское достоинство, и в этот момент Кира вскочила ему на грудь и схватила его за волосы. Несколько резких ударов головой об твердую землю прекратили его страдания.

Я непонимающе смотрела на Киру, чья одежда насквозь пропиталась ее и чужой кровью, но она лишь хищно улыбнулась мне в ответ. Рукой она залезла себе под рубаху, доставая оттуда что-то склизкое и ярко-красное.

— Пузырь рыбы-костеплюя и кровь турна, — объяснила она, широко улыбаясь. — Идем, нам надо спешить!

— К-Кира... — только и смогла произнести я, бросаясь на нее и сжимая в своих объятиях.

Слезы потекли ручьем по моим щекам, а грудь вздымалась от плача, с которым я никак не могла совладать. Она жива... Во имя всех богов, эта девочка невыносима!

— Я тоже рада тебя видеть, сестренка, — улыбаясь, тихо сказала она и погладила меня по голове. — Но нам надо идти. Варс и Снорри скоро начнут атаку.

— Как? — вздохнула я. — Вдвоем?

— Нет-нет, наши стрелки уже в городе, — покачала головой рыжая бестия. — Пришли сюда как беженцы и пронесли под одеждой арбалеты в разобранном виде, хе-хе. Это я придумала!

— Боги... — вздохнула я. — Но...

— Нет времени, Майя! — шикнула Кира и отпрянула от меня. — Идем, нам надо перерубить канаты на воротах, пока не пришли наши!

Я шмыгнула носом и вытерла слезы с лица мокрым от них же рукавом, а затем, слабо улыбаясь, кивнула ей в ответ.

Она не перестает меня удивлять. Я и не сомневалась, что план атаки будет придумывать именно она, но ей удалось превзойти все мои ожидания. Вместе со стрелками Гнилого Фьорда у отрядов Куаннинга и Вургарда были все шансы подавить сопротивление лоялистов ярла. Но только если мы откроем им ворота — верхний город мог находиться в осаде очень и очень долго, а я и Кира все еще были здесь. Все-таки не зря ярл настаивал на том, чтобы хранить львиную долю зерна при своем доме.

Кира схватила меня за руку, и мы вместе побежали в сторону частокола. Еще отсюда, со склона горы, я видела, что ворота были подняты и в текущих условиях не было никакой возможности преодолеть стену.

Когда мы подбегали к дому ярла, наконец-таки раздался отдаленный рев сигнального рожка. В городе началось восстание.

Но проблемы сейчас были не только у союзников в нижнем городе. Когда мы с Кирой, оглядевшись вокруг, выбежали на пустующий в ночи двор, то услышали, как натягивают тетиву своих луков множество воинов вокруг.

— Ну-ну, Майя Бортдоттир, — из длинного дома, сияя довольной улыбкой, вышел ярл Дургальф. — Решила нас покинуть? Очень жаль, но я о вашем маленьком восстании давно уже прознал.

— Пошел ты, осел старый... — процедила я сквозь зубы.

Несколько воинов подбежали к нам, окружая и направляя в нашу сторону острые копья с каменными наконечниками. Один из них схватил Киру, которая тут же попыталась укусить его, а другой крепко держал меня, заломив руки за спиной. Я не успела разглядеть его лица, но они все равно все уже покойники, а значит, моя месть не заставит себя ждать.

— Твой дружок Куаннинг... Как же он пытался тебе угодить! Но знаешь, кому он пытался угодить еще раньше? Мне... — продолжал свою речь Дургальф, расхаживая перед нами. — Эта собака ничего не знает о верности, ничего! Я дал ему кров, дал пищу... И вот как он расплачивается со мной?!

— Ты не ценил его заслуг, — прошипела я в ответ. — Он совершал ужасные поступки ради тебя одного, а ты не давал ему воли, не давал проявить себя!

— Вот как? — ухмыльнулся ярл. — Что ж... В любом случае он и его отряд предателей сейчас в нижнем городе, в темнице. А значит, у тебя больше не осталось друзей, Майя.

— Стой смирно, — воин, что держал меня, тихо прошептал мне на ухо. — Мы ждем, когда прибудут остальные. Мы в меньшинстве.

— И скоро твоих друзей поймают, — продолжал Дургальф. — Двух мальчиков, что решили, будто они могут выступить против целого города!

— Ничего ты не знаешь о них, идиот, — усмехнулась я. — Ни-че-го.

В ответ на мои слова ярл хрипло рассмеялся, а затем жестом приказал вести нас с Кирой к частоколу. Видимо, он хотел использовать нас в качестве живых щитов, хотя, судя по его словам, он и не догадывался о численности войск моих союзников.

Со стороны нижнего города слышались крики, топот. Крики женщин, детей. Яростные возгласы мужчин. Теперь уже даже ярл напрягся и не был столь уверен в своих словах.

И звуки битвы приближались. Все ближе и ближе становились ужасные предсмертные крики, все ближе становился стук копий и свист стрел. Но вскоре все затихло — лишь в нижнем городе слышался плач, эхом отражавшийся от стен домов и склона горы.

— Господа лоялисты, вы окружены, это во-первых! — взревел вдруг за стеной Снорри. — Во-вторых, может быть, вы не слышали, что Дургальф уклоняется от ответов на некоторые вопросы. О сыне, о зерне, о верности своего племени!

— Ха-ха, хорошо! — громко засмеялся Дургальф. — Вот только эти идиоты пусть и прорвали оборону города, не смогут войти сюда. Никому не пересечь эти великие стены!

А вот в этом он был прав — не было никакой возможности пойти на штурм верхнего города. Хоть мы и собрали внушительное войско, пока готовились к захвату, не было никакой возможности скрытно соорудить лестницы или таран.

Но в этот момент мимо меня прошел друид Ингиред, держа в руке каменный топор. Обсидиановое лезвие сверкнуло в лунном свете, когда он беспрепятственно шел к поднятым воротам.

— Стой! — закричал Дургальф! — Остановите его!

Несколько воинов с оружием наголо кинулись к друиду, но тот уже занес топор над толстым канатом. Резкий взмах, и острое лезвие обрушилось на него, прорубая часть нитей, из которых он был сплетен.

Воины окружили друида, но не решались напасть. Авторитет любого друида был достаточно сильным, чтобы обычные люди боялись напасть на него.

— Дай сюда, идиот! — взревел Дургальф и выхватил из рук одного из воинов лук со стрелой.

— Ингиред, нет! — закричала я, пытаясь вырваться.

Дургальф умело натянул тетиву и выпустил стрелу. Она со свистом пронеслась мимо меня и вонзилась друиду точно в горло, пробивая его насквозь. Ингиред пошатнулся, ноги его тут же подкосились. Из последних сил он схватился руками за канат, притягивая свое тело к месту удара топором, и стал двигать головой, острием стрелы в своей шее разрезая веревку.

И в тот момент, когда его бездыханное тело рухнуло на землю, канат с громким звуком оборвался, и ворота упали вниз, образовывая собой деревянный мост через овраг.

Снаружи стояло множество людей — воины, арбалетчики, разъяренные горожане. Все они были вооружены кто как мог — кто-то и вовсе обходился вырванной из забора палкой. Но все они были настроены решительно.

— А вот теперь пора, — прохрипел у меня над ухом голос воина, что держал меня, и он отпустил мои руки.

С яростным кличем люди бросились внутрь, окружая ярла. Я обернулась и увидела, что все это время меня держал сам Вургард — один из капитанов ярла, что поклялся мне в верности. Некоторые из солдат во дворе были из его отряда, и они вместе с остальными бросились на ярла.

Верных Дургальфу воинов осталось совсем мало — всего десяток человек, большинство из которых сразу же побросали оружие. Двое, впрочем, отказались сдаваться и кинулись на моих людей — сейчас их холодеющие тела, пронзенные десятками болтов, лежали у крепостной стены.

Толпа остановилась, окружая ярла и ликуя. Боевой клич превратился в радостный смех и выкрики, все обнимались и праздновали победу. Ярл же с ужасом на лице медленно отходил назад, к своему дому, а затем спешно забежал внутрь, захлопнув за собой толстую дверь.

Из толпы ко мне вышли трое — братья-пиявки и Куаннинг. У последнего видок был не из лучших — все тело покрыто синяками и ссадинами, огромные клоки волос выдраны, у уголков губ виднелась засохшая кровь.

— Фух, — усмехнулся он, — Тяжко было, знаешь ли. Нет, не спорю, твои бойцы, конечно, молодцы — воины ярла и пискнуть не успели, как их утыкали стрелами. Но могли бы и пораньше прийти.

— Извини, — виновато улыбнулась я. — Варс, Снорри...

— Ау-у-у! — взвыл по-волчьи Варс, кидаясь мне на шею.

Он крепко обнял меня и засмеялся. От мальчика пахло свежей кровью и потом, но сейчас я не испытывала ни капли отвращения и лишь радостно обнимала его в ответ.

— Я уж думала, вы меня бросили тут, — улыбнулась я.

— Хрмф... — вздохнул Снорри.

— Да ни в жизнь! — воскликнула Кира и ударила себя кулаком в грудь. — Просто сложно спланировать подобное, знаешь ли.

— Уж представляю, — улыбнулась я и погладила сестренку по голове. — Ты молодец. Я тобой горжусь.

Пока мы разговаривали, из толпы вышел еще один человек. Я сразу узнала его — это был один из дозорных в ту ночь, когда я бежала из деревни. Именно он выстрелил мне в руку, что стало одной из причин, почему я не смогла успешно скрыться.

— Старейшина, я... — виновато начал он, но я сразу же его перебила.

— Ты все сделал правильно, — с серьезным видом сказала я и подала ему свою руку. — Я тебя прощаю.

Он с благодарностью схватил мою ладонь и коротко поцеловал запястье, облегченно улыбаясь.

— Но радость радостью, а мне кажется, что мы еще не закончили, верно?! — прикрикнула я, обратившись к толпе.

— Да-а!!! — взревел народ, да так, что в ушах у меня зазвенело.

— Кира, Варс, Снорри, Куаннинг, — я кивнула им и жестом сказала идти за мной. — Мне есть, что ему сказать. Снорри, ты не мог бы...

— Угу, — проревел здоровяк.

Покрепче перехватив свою огромную дубину, он резким взмахом ударил ей по двери в дом ярла, разнося ее в щепки. Я кивнула ему, и мы впятером вошли внутрь.

— Не подходите ко мне! — ярл в страхе направил на нас копье.

— Так... — вздохнула я и взяла из рук Варса арбалет.

Тетива звонко тренькнула и болт, устремившись вперед, пронзил ладонь ярла, отчего тот выронил свое оружие и взвыл от боли.

— Проклятая... — зашипел он, падая на колени и держась за раненую руку. — Проклятая! Проклятая дева!

— Заткнись, — сказала я. — Ты сидел на троне из костей и черепов, и вот к чему это привело.

— Я правил мудро и справедливо! — брызжа слюной, закричал ярл.

— Ты грабил свой народ! — взревела я и в ярости ударила его ногой под ребра. — Заставлял людей голодать, а сам предавался утехам!

— Неправда... — зашипел он в ответ.

— Вот как? — усмехнулась я. — А что же ты делал три года назад, когда лето так и не наступило?! Что ты делал, чтобы помочь своему племени?! Любой горожанин помнит голод и холод, когда ты запер врата в верхний город и оставил все зерно для себя и своих псов!

— А что я должен был делать, а?! Оставить воинов голодать?! Ждать, пока придет войско Коммунахты и перебьет ослабленную армию?!

— Ты должен был помочь им! — я снова ударила его, но уже в челюсть. — Должен был!

— Ты ничего не понимаешь... — сплевывая кровь прохрипел Дургальф. — Мой род правит здесь уже много поколений... И будет править и дальше. Этот трон — по праву принадлежит моему сыну!

— Твой сын мертв, — мрачно сказала я. — Твой род оборвался.

— Лжешь! — зашипел он.

Я ничего ему не ответила. Лишь обошла сгорбившегося старика, слишком жадного до власти, и со всей злости пнула его трон, опрокидывая его.

— Ваше время кончилось, — тихо сказала я, заряжая арбалет.

— Ты все разрушила... — содрогаясь всем телом от плача произнес он. — Враги придут сюда, перебьют людей, сожгут город дотла...

— Нет.

Положив болт в желоб, я протянула арбалет Куаннингу.

— Ты станешь новым правителем Скагена, — сказала я ему. — И это — твой символ власти. Пусть мастера создадут тысячу таких же, и тогда никто не сможет больше разорять наши земли.

— Благодарю тебя... — Куаннинг склонил голову, а затем навел арбалет на Дургальфа. — Соленый Ворон.

Щелчок, дрожание тетивы, свист летящего снаряда — и все было кончено.

— Прощай... Папа, — тихо произнес Куаннинг над бездыханным телом Дургальфа.

***

Вместе с пиявками я спускалась в нижний город. Грязь на улицах была красной от крови, повсюду лежали тела убитых воинов и горожан. Кто-то еще был жив, но кровопотеря добьет и таких.

Все дома, на дверях которых не было символа ворона, были разорены, а тела их жителей лежали у порога. Над городом завывал холодный ветер, пахнущий кровью.

— Зачем вы убили их? — тихо обратилась я к пиявкам.

— Только тех, кто отказался примкнуть к тебе, — пробасил Снорри и пнул огромной ногой тело молодой девушки, из чьей груди торчали несколько болтов.

— Форр фан да... — вздохнула я, глядя на результат моих трудов.

Почти половина города была безжалостно вырезана в эту ночь. Все еще слышались отдаленные крики и плач — некоторые из тех, что фанатично следовали за мной, добивали непокоренных.

Мы прошли мимо пекарни, в которой добродушная старушка угощала меня великолепными булочками. Дверь была распахнута настежь, печь, в которой она готовила — разрушена. Сама же она лежала где-то в тени, в глубине комнаты, а вокруг ее тела была рассыпана окроплённая кровью мука.

— А ее-то за что? — в ужасе тихо произнесла я. — За что, пиявки?! Она даже не могла дать отпор!

— Майя, мы не могли их остановить, — тихо ответил Варс, прикрывая дверь в пекарню. — Наши люди были в ярости, когда узнали, как тут с тобой обращаются.

— И вы не додумались им солгать?! — воскликнула я. — Да плевать на меня! Чем провинилась эта старушка?! Она была добра ко мне!

Варс неожиданно подошел ко мне и сжал в крепких объятиях. Я пыталась вырваться, даже ударила его, но он все не отпускал.

— Ты ведь сама говорила... — тихо произнес он. — Говорила, что твой путь куда важнее. Что ты сделаешь всех счастливыми.

— Но я не хочу идти вперед по горе трупов! — воскликнула я.

— Значит, мы поведем тебя за руку, — улыбаясь, ответила Кира и обняла меня с другой стороны.

— А если надо — потащим, — тихо пробасил Снорри и присоединился к объятиям.

Что же я натворила? Что за чудовищем я стала? И главное, что за чудовищ я создала в своем стремлении сделать мир лучше? Форр фан да, вот это я называю лучшим миром?! Где та грань, через которую нельзя было переступать? Я ведь... Я действительно хотела сделать как лучше. Все, чего я хотела — счастья для всех вокруг. Чтобы все могли сытно есть и спать в тепле.

Но я не могу им этого дать. Пока не могу. Я слишком слаба, слишком мало знаю и умею. А значит, нужно идти вперед несмотря ни на что. Пусть по дороге, устланной черепами, но главное — вперед. Моя цель оправдывает любые средства.

Вскоре мы вернулись по опустевшим улицам к верхнему городу. Люди, собравшиеся здесь, грабили дом ярла, вытаскивали из запасов зерно и алкоголь. Кто-то уже складывал костер из обломков мебели, среди которых — трон.

— Эге-гей, Майя! — весело воскликнул Куаннинг, уже позабывший о своих ранах благодаря браге. — Присоединяйтесь! Празднуем, заслужили!

— Не сейчас, — я покачала головой.

Все еще оставались пара дел, которые мне надо было как можно скорее закончить.

Я тихо приоткрыла дверь в женскую часть дома и вошла внутрь. Весь гарем ярла сейчас жался друг к другу в углу, со страхом глядя на меня. Лишь Мария в печали сидела у очага, переворачивая угли.

— Вы свободны, — коротко сказала я. — Никто вам больше не хозяин.

Но тишина была мне ответом. Лишь слышался тихий плач и всхлипы из дальнего угла комнаты. Мария тихо, устало вздохнула.

— Почему вы не рады? — непонимающе спросила я, проходя дальше.

Девушки и женщины боязливо отвернулись от меня, пытаясь не встречаться со мной взглядами. И из этой кучи вышла лишь одна — Надия, мать Самины. Глаза ее, красные от слез, со злостью смотрели на меня.

— Рады?! — воскликнула она и плюнула себе под ноги. — Засунь свою свободу себе в зад, Майя!

— Что...

— Что нам теперь делать?! — продолжала кричать она. — На нас клейма рабынь! Или ты, колдунья, можешь вернуть меня и мою дочь в Банграбад?!

— Нет, но...

— Вот и заткнись! Уходи отсюда! Ты добилась чего хотела, а теперь оставь нас, свободных, в покое, наконец!

Я не нашлась, что ответить ей на это.

И вправду, я не могла вернуть их на родину. Черт, да я ведь и понятия не имела, где находится этот Банграбад и цел ли этот город сейчас. Мир был слишком большим, а я была слишком маленькой и неопытной, чтобы понимать все, что в нем происходит. Чтобы понимать людей, которые меня окружают.

— Прощайте, — сказала я им на прощание и вышла, захлопнув за собой дверь.

Мои друзья ждали меня снаружи, не подпуская к двери кого-то из темноты. Прищурившись, я вскоре разглядела Эгиля, друида бога-лисы. Он помахал мне рукой, хитро улыбаясь и прищурившись.

— Все нормально, он свой, — сказала я пиявкам.

— Ничего ты не знаешь! — воскликнула Кира. — Этот хитрый змей сдал Куаннинга!

— А иначе все ваше восстание бы захлебнулось, — улыбнулся Эгиль. — Я отвел подозрения от "беженцев", не более того.

— Так, дайте мне с ним поговорить, — я кивнула пиявкам, и они расступились.

Эгиль, подойдя ко мне, положил мне руку на плечо и пригнулся к моему уху. Я почувствовала его горячее дыхание, щекочущее меня, а затем он шепотом сказал:

— Насчет платы... Когда будешь в Белой Крепости, скажи капитану, кто бы он там сейчас ни был, чтобы они предали огню Вискиля. И передай, пожалуйста, что мне очень стыдно за все хлопоты.

— А тебе и вправду стыдно? — ухмыльнулась я.

— Не-а, — улыбнулся он в ответ.

После этого мы с пиявками вернулись ко двору длинного дома, где уже разгорался огромный костер. Кто-то даже нашел в городе уцелевшего скальда, и тот изо всех сил бил смычком по струнам тагельхарпы, пока кто-то из воинов угрожающе покачивал копьем перед его лицом.

Праздник был в самом разгаре, люди веселились и танцевали. Танцевали на крови, на костях тех, кому пришлось умереть, чтобы этот день настал. Они плясали на горе из трупов своих же соседей, братьев, сестер, отцов и матерей.

Так вот как ты разрушил первое царство, Ун?

— Прошу внимания! — воскликнул, перекрикивая музыку и смех, Вургард.

Он стоял подле Куаннинга на небольшом постаменте, если так можно было назвать стол, вытащенный откуда-то из дома.

— Сегодня мы победили, — начал свою речь Вургард, когда шум стих. — Дорогой ценой, но мы одержали победу. Ярл мертв, как и его сын.

По толпе пробежалась волна негромких возбужденных восклицаний.

— Но Скагену нужен новый ярл. Тот, кто будет править нами во веки веков. И я хотел бы дать той, благодаря кому все это случилось, слово. Майя!

Я вышла вперед и встала перед постаментом, оглядывая толпу. Все собравшиеся здесь были очень разными — воины, торговцы, ремесленники, лесорубы, пахари, строители. Но всех их объединяло одно — общая идея, сплотившая их. И меткой их стали черные круги углем вокруг глаз.

— Я знаю, многие желают, чтобы я села на трон, — начала я. — Ведь, как говорят, я умна и мудра. Однако я вынуждена отказать всем вам.

Толпа зашелестела от шепота. Люди оглядывались, непонимающе переспрашивали. Никто не верил своим ушам.

— И я прошу за это прощения, но моя миссия куда более важная, а потому я должна буду идти дальше. На север и на юг, на запад и на восток — всюду, где живут люди, останутся мои следы. И изо всех уголков мира я принесу на родину по крупице знаний. И все мы сложим их вместе, чтобы Север снова стал великим! Ждите моего возвращения, и я построю для нас Второе Царство!

Толпа радостно взревела. Люди кричали, поддерживая меня, обнимались и ликовали. В их головах уже возникла картина, где я, сияя в лучах закатного солнца, возвращаюсь домой и приношу им величие и силу в своих руках. Если бы только все было так просто.

— Но это не все! — выкрикнула я, заставив людей замолчать. — Скагену все еще нужен сильный лидер! Он должен быть умен, справедлив и мудр. И я знаю, кто станет достойным правителем.

Я протянула руку Куаннингу, и он, взяв ее, спустился со стола.

— Будь же суров, но справедлив, ярл Куаннинг!

Глава 12: Первый шаг

На следующий день в городе провожали павших. И тех, кто сражался на моей стороне, и "предателей", с одной лишь разницей в том, что вторых сжигали на братском костре, да и березовое надгробие у них было одно на всех. Однако все без исключения, кто остался в живых, собрались сегодня для того, чтобы проводить в последний путь героически павшего во время осады Ингиреда. Его бездыханное тело, завернутое в белоснежную ткань, покоилось на огромном кострище. Звенящая тишина повисла над двором ярла, когда Эгиль вышел вперед с горящим факелом.

— Подожди, — я остановила его и сделала шаг вперед. — Мне есть что сказать об усопшем.

Эгиль понимающе кивнул, и я встала рядом с ним. Он пару раз стукнул пальцами себе по горлу, а затем я протянула руку и прижала к этому месту два пальца — известный фокус некоторых друидов, позволяющий многократно усилить голос говорящего.

— Люд Скагена, — прогремел мой голос из глотки друида. — Свершилось великое и ужасное, но теперь этот город свободен от тирании Дургальфа.

— Да... — раздался тихий голос старика из толпы. Остальные понимающе закивали.

— Но вы должны знать, что Ингиред был героем, и имени его будут посвящать легенды скальды наших земель. И я вижу непонимание в ваших глазах, это нормально. Я поясню.

Я прочистила горло и огляделась вокруг, оценивающе обводя взглядом собравшихся. Многие из них были либо пьяны, либо страдали от похмелья. Над городом по небу тянулись черные столбы дыма от многочисленных похоронных костров.

— Лишь только я прибыла в этот город, Ингиред поклялся помочь мне, — продолжила я. — И свою клятву он исполнил. Пожертвовал собой ради великой цели.

— Скажи какой! — громким шепотом прошипела Кира, высовывая рыжую голову из толпы.

— Цыц, — я шикнула на Киру, и та, тихо посмеиваясь, спряталась. — Ингиред пожертвовал собой ради моей свободы. И его жертва не станет напрасной, ибо я клянусь вам, что отправлюсь на юг, буду смотреть по сторонам и учиться, а когда вернусь, весь Север больше не будет таким, как прежде. Никто больше не будет страдать!

Как ни странно, толпе мое обещание не приглянулось. Не было ни бурных оваций, ни криков поддержки — все так же, как и прежде, стояли молча, понурив головы. Мысли каждого занимали воспоминания той ночи, штурма города, завершившегося всего за полчаса, тела, истекающие холодной кровью в грязи. Мы победили, но сейчас каждый начинал осознавать, что цена была слишком высока.

Я кивнула Эгилю и вернулась обратно в толпу людей. Друид медленно подошел к кострищу, держа в руке факел. Сухие дрова начали быстро разгораться, трещать и плеваться в чистое небо снопами ярких искр. Тело Ингиреда объяло пламя, воздух наполнил удушливый, сладковатый запах горящей человеческой плоти. Люди сгорают на удивление быстро — через минуту уже нельзя было различить тело среди полыхающих поленьев. Еще один столб дыма поднимался вверх, в небо, где смешивался с десятками подобных ему. Со всех окрестных земель сейчас было видно, как горят скагенские плоскогорья.

— Пс, — ко мне подошел Эгиль и дернул меня за рукав, не отрывая взгляда от пламени. — Ты не забыла? Пора уже.

— Помню, помню! — шикнула я, отмахиваясь от друида. — Просто... Дай мне немного времени.

Никто из толпы так и не проронил ни слова. Никто и не знал, о чем говорить — друид Ингиред всегда был далек от народа и служил одному только ярлу. Лишь когда в городе появилась я, он помог мне лечить больных детей. Вскоре люди начали расходиться.

— Нагрустилась? — усмехнулся Эгиль. — Идем теперь?

— Слушай, вот ты вообще ничего не чувствуешь, а? — нахмурившись, спросила я его. — Он был таким же, как ты. Он был друидом. И благодаря ему мы победили.

— Люди умирают, — пожал плечами друид. — В этом и есть красота жизни. Сегодня ты радуешься тому, что не ты сделал последний вдох, а завтра кто-то будет радоваться над твоим телом.

— Но как же память? Как же уважение к усопшему?

— Мы сожгли его тело с достоинством, Майя. Не всякому друиду достается такой большой костер. И не всякий собирает у костра столько людей в день прощания.

— Это все очень... Не знаю, жестоко, Эгиль.

Друид усмехнулся и похлопал меня по плечу.

— То ли еще будет.

С этими словами мы вместе с ним направились к длинному дому, где в этот час должны были собраться самые мудрые и влиятельные люди города. Куаннинг решил собрать совет из таких людей, что однозначно было правильным решением,ведь он ничего не смыслил в управлении целым племенем.

Когда мы вошли в дом, я увидела, что многие из тех, кто были приглашены, уже собрались у очага. Людей было не так много, считая меня, Эгиля и самого Куаннинга, наверное, человек десять. Остальные же, как я понимаю, решили не участвовать в этом собрании. Тем проще — излишний плюрализм в городской политике не приводит ни к чему хорошему.

— А вот и вы, — Куаннинг кивнул нам. Он не восседал на троне, как это делал прошлый ярл, а вместо этого устроился на шкурах у очага. — Проходите, грейтесь.

— Не за теплом я пришла к тебе в дом, ярл Куаннинг. — я поклонилась. — Пусть наш разговор не будет долгим, ибо впереди у меня еще долгий путь.

— Я это понимаю, — вздохнул ярл. — Поэтому будем говорить без этих фамильярностей, да?

— Хорошо бы, — ответила я, присаживаясь у очага прямо напротив него.

Бегло оглядев собравшихся, я поняла, что большинство из них были воинами-ветеранами из отрядов самого Куаннинга и капитана Вургарда. Логично было предположить, что при новой власти эти люди получили повышение, и теперь сами будут возглавлять отряды дружины.

— На повестке дня очень важный вопрос, Майя, — Куаннинг взглянул на меня через огонь. — Ты не сможешь уйти на юг.

Не знай я того, что знает он, я бы возможно испугалась. Но сейчас я была спокойна как стоячая вода.

— Да знаю я, — я отмахнулась. — За ледяным морем война между двумя царствами, даже к берегу не подплыть. А на Великоречном Перешейке стоит Коммунахта.

— Да, — он кивнул. — И до сих пор каждый мелкий ярл и старейшина желает заполучить тебя.

— Поэтому мне и нужно в Белую Крепость.

— Все не так просто... — вздохнул Куаннинг. — Я боюсь, что ты не дойдешь до нее сама, а мне некого отправить вместе с тобой.

— Это почему же? — напряглась я.

— Твой путь лежит через немой лес и мертвую тундру. Лес-то ты, может, и пересечешь, если не будешь сходить с тропы, но тундра...

— Земля красного племени. Знаю.

Воцарилось молчание, прерываемое лишь потрескиванием дров в очаге. Кто-то из капитанов коротко кашлянул, все тут же обратили взгляды на него, но он лишь потупил взгляд и покачал головой.

Красное племя было, наверное, самой большой проблемой, с которой я сталкивалась до сих пор. Дело в том, что красное племя было народом каннибалов-кочевников, населяющим мертвую тундру. Также они частенько пересекали горы и наведывались в немой лес, ставший своеобразной границей между землями Скагена и их территорией. Этих людей никто не мог понять, все их сторонились, и единственный путь к Белой Крепости лежал через их земли.

— Я думала присоединиться к каравану, — наконец, подала голос я. — Люди многих племен отправляются на север.

— Но согласится ли кто-нибудь взять тебя с собой? Лидер каждого народа желает...

— Желает заполучить меня, да-да... — устало вздохнула я и подперла голову рукой. — Значит, сама пойду. Не надо, не спорь, вижу, что хочешь. Лучше выслушай меня.

Куаннинг наклонился вперед, пристально глядя на меня. Остальные присутствующие напряглись не меньше него. Я же лишь улыбнулась.

— Последуют ли другие народы за той, кто объединит их, и на ком есть метка Белой Крепости?

— Что ты..? — начал было Куаннинг, но я подняла руку, прерывая его.

— Это моя просьба к тебе. И твоя плата за трон Скагена.

— Майя...

— Ярл Куаннинг, велю тебе собрать к моему возвращению армию, которая сметет Коммунахту с лица земли.

***

Вечером мы с пиявками отдыхали у горячих источников. Сейчас здесь было безлюдно, закатное солнце розовыми лучами освещало черные скалы. Мальчики тренировались во владении копьем, пока мы с Кирой сидели на небольшом пригорке с кувшином браги — сейчас алкоголь был единственным способом заглушить запах смерти, витающий над городом, а вместе с ним и мрачные мысли о произошедшем.

Киру же, казалось, все случившееся и вовсе не волновало — на ее лице как и всегда была хитрая ухмылка, а глаза, прищурившись, то глядели на братьев, то украдкой поглядывали на меня. От алкоголя у Киры порозовели щеки, и раз в пару минут она издавала случайный, ничем не спровоцированный смешок.

— Кир, — тихо обратилась я к ней.

— М-м? — она широко улыбнулась, глядя на меня и болтая ножками в воздухе.

— А моя цель точно стоила того?

Кира на мгновение нахмурилась и закатила глаза, словно размышляя над моим вопросом. Но то было лишь мгновение, и почти сразу она уверенно кивнула в ответ.

Я вздохнула и приложилась к кувшину, делая пару небольших глотков. Кислая, густая брага пусть и не отличалась вкусовыми качествами, но приятно обжигала горло и согревала в груди.

— А почему ты спросила? — наконец подала голос девочка.

— Я просто... — неуверенно начала я. — Не знаю. Много людей погибло.

— Зато сколько людей будет жить! — воскликнула она и внезапно вскочила на ноги, но, пошатнувшись, рухнула прямо на меня. — Ты ведь умная!

Ее дыхание пахло алкоголем, а маленькие ноздри раздувались от напряжения. Я аккуратно усадила ее рядом и погладила по макушке, зарываясь пальцами в густые рыжие волосы.

— Ага... — горько вздохнула я. — Умная...

Я снова пригубила браги, морщась от вкуса, и едва смогла сдержаться, чтобы не исторгнуть ее обратно. Пожалуй, с меня хватит.

А вот Кире все было нипочем — алкоголь ей явно понравился, и она с удовольствием прижималась алыми губами к краю кувшина.

— Сестренка, — неожиданно серьезным тоном вдруг сказала она. — Не надо думать о том, что поступаешь плохо. Если будешь делать только хорошо, то ничего хорошего не выйдет. Надо быть сильной и всем это показывать. Может, потом и не придется никого убивать, все и так будут знать что ты сильная!

— Ну...

— Правда ведь! — она обеспокоенно взглянула мне прямо в глаза.

Чувствуя, как от спиртного слегка кружится голова, я попыталась сфокусироваться на ее лице, но все, что я видела — два огромных зеленых глаза, в которых я невольно утопала, не в силах отвести взгляд.

— Мы тебя не бросим, — так же серьезно заверила меня она. — И всех-всех убьем, кто будет против тебя!

— Я не хочу убивать...

— Но иногда надо! — воскликнула она. — Тебя же даже твой папа так учил!

Борт. Чертов маньяк с силой медведя, который, наверное, в своей жизни ничего кроме битв и не видел. Наверное, странно было бы прислушиваться только к нему одному, но он был прав в одном: не со всеми можно договориться.

Почти все, кого я встречала в своей жизни, были против меня. Даже Куаннинг в нашу первую встречу не был мне другом — он видел во мне лишь способ выслужиться перед Дургальфом. Все в этих краях желают чего-то для себя самого и ради своей цели готовы биться насмерть. Почему не должна я, если я желаю счастья для всех вокруг?

— Значит, дорога из черепов, да?

— Ага! — весело воскликнула Кира и снова кинулась на меня, крепко обнимая за шею. С ее губ сорвался тихий шепот, дыхание щекотало у самого уха: — Майя, скажи...

— М? — непонимающе протянула я.

— А ты целовалась с ним? Ну... С твоим мужем.

— Нет, — я покачала головой. — Он не трогал меня. Не хотел оби...

Прежде, чем я успела договорить, Кира неожиданно сильно схватила меня за голову, обхватывая щеки ладошками, и впилась в мои губы поцелуем. Я хотела было отпихнуть ее, закричать, но она лишь сильнее прижималась ко мне, не желая прерывать поцелуй и лишь тихо вздыхая, прикрыв глаза.

В конце концов, я почувствовала, как силы покидают меня. То ли от выпитого, то ли от общей усталости, но я перестала сопротивляться ей, чувствуя, как внизу живота начинает приятно ныть. Легкая, тянущая боль распространяется по всему телу, делая меня слабой и беззащитной перед этой рыжей бестией, а она с удовольствием этим пользуется.

Но вскоре она наконец, громко глотая воздух, отпрянула от меня и безвольно повисла у меня на шее, тяжело дыша. Я чувствовала, как мои щеки горят огнем от стыда и возбуждения, как вздымается моя грудь от тяжелого дыхания. А вот Кира, кажется, совсем не выглядела смущенной — на ее лице застыла блаженная улыбка, и, поглаживая меня по голове, она медленно приподнялась и спрятала свое лицо в моих волосах, у самого основания шеи.

— К-Кира... — неуверенно прошептала я, не зная, как реагировать на подобное.

"Хе-хе-хе!", — ликовал в моей голове голос покойника.

— Тш-ш-ш... — тихо ответила Кира, прошептав мне на ухо, не переставая гладить меня. — Не хотела рисковать, что кто-то другой заберет первый поцелуй у сестрички...

Твою ж мать. Как я могла не замечать, что она, оказывается, так на меня смотрит? Как я могла не замечать, что ее одержимость мной, тянущаяся с самого детства, переросла во что-то подобное?

Сердце колотилось как бешеное от волнения, но шепот Киры и ее нежные руки успокаивали меня. Медленно, но верно дыхание выровнялось, стало спокойнее, и лишь сейчас я поняла, что перестала думать о чем-либо, перестала корить себя за произошедшее, перестала чувствовать сладковатый запах смерти. Все было где-то далеко, все казалось неосязаемым, призрачным.

Мои тревоги развеялись вместе с дымом кострищ, и сейчас надо мной было лишь чистое, ярко-оранжевое вечернее небо. А рядом со мной была Кира — девочка, которая ни за что не позволит мне сойти с пути, не позволит отказаться от моей цели. И если уж я не могу продолжать ради других, то обязана продолжать хотя бы ради нее.

— Я тебя не подведу, — слова будто сами сорвались с моих губ.

— Я знаю, — улыбнулась в ответ Кира.

***

Оставалось еще много дел, прежде чем мы смогли бы окончательно покинуть Скаген. Каждый день город оживал все больше и больше — люди выходили на улицы, чинили то, что пострадало при нападении. Даже торговцы и ремесленники начинали постепенно открывать свои лавки. Словом, жизнь возвращалась на грязные улочки старого города.

Первым делом необходимо было поприсутствовать еще на нескольких совещаниях старших города — Куаннинг повадился собирать их чуть ли не каждый день, отчего народу в его доме становилось все меньше и меньше. Я же, впрочем, присутствовала на каждом из них, потому что мне было что сказать новому ярлу.

— Это невозможно! — воскликнул он, усмехнувшись. — Бред!

— Не бред, а справедливость, — настаивала я. — Несправедливо брать с каждого одинаковый налог. Послушай, Куаннинг, я знаю о чем говорю, поверь мне! Начни брать с каждого землевладельца третью часть от того, что у него вырастет, и через три года ты увидишь результат. Твои люди не будут больше голодать.

— Скаген будет! — воскликнул он. — Мы не можем отправляться в походы на юг, там воины со сверкающим камнем на теле!

— Форр фан да, Куаннинг! — я сорвалась на крик. — Не спорь с финансистом!

— Кем-кем? — непонимающе переспросил он.

— Третью часть! Не более!

Куаннинг усмехнулся и скрестил руки на груди. По его лицу было видно, что мое предложение ему совершенно не понравилось, однако и ослушаться меня напрямую он никак не мог.

— Дай им три года. Через три года ты увидишь, что зерна в городе стало больше, чем при Дургальфе. А кроме зерна...

— Нет в море больше рыбы! Нет ее!

— Есть, — улыбнулась я. — Люди Гнилого фьорда разводят треску, и часть ее выпускают в море. Пусть каждая прибрежная деревня начнет делать так же, старейшина Кнуд расскажет как.

— Хрмф... — угрюмо проворчал он, прикусывая губу. — Если б ты открыла мне секрет мыловарения...

— Исключено, моей деревне тоже нужно на что-то жить, — я покачала головой. — Но они могут делать его в больших количествах, нужны только ингредиенты. Весь Скаген сможет кормиться за счет перепродажи на запад.

— Перепродажи... Коммунахта своим же дерьмом подавится, но покупать у нас мыло теперь не станет.

— Тем больше для тебя причин собрать для меня войско, Куаннинг. А я вернусь со смеющимся черепом на спине и соберу еще больше.

Такие обсуждения случались у нас чуть ли не каждый день, и никто не осмеливался вмешаться в наш разговор. Дело в том, что среди новых капитанов не было достаточно умных или хотя бы опытных людей, чтобы что-либо возразить или предложить свое решение проблемы. Изредка голос подавал Вургард, но лишь в вопросах, касающихся обороны. Через неделю споров Куаннинг все-таки согласился ввести систему процентного налогообложения. Также его гонцы отправились к Гнилому фьорду за мастерами, которые могли бы научить других разводить рыбу так, как это делали мы.

Помимо этого, важной реформой стало массовое разведение турнов. Они и до этого являлись довольно распространенным скотом, который был в любой мало-мальски зажиточной семье, однако я уговорила Куаннинга начать разведение на базе одной из ближних к Скагену деревень, тем самым полностью переквалифицировав ее в деревню скотоводов. Таким образом должен был получиться большой цех, поставляющий Скагену молоко, мясо, шерсть и кожу, а при наличии большого количества соли, поставляемой из Гнилого фьорда, мясо можно было еще и засаливать, что позволяло надежно консервировать его, даже учитывая летнее поветрие с юга.

Еще одним важным пунктом стала грамота. Возможно, она и не была особо нужна в данный момент, однако я понимала, что в один день я вернусь сюда, и мне нужно будет управлять сразу несколькими городами, для чего неплохо было бы вести архив с информацией о деревнях и населении, а также промыслах, продовольствии и общем экономическим состоянии региона. А для всего этого нужны грамотные люди.

Эгиль довольно быстро схватывал то, чему я его учила — концепция текста не была для друидов чем-то принципиально новым, так как они уже умели читать руны, нужно было лишь объяснить ему альтернативный способ их чтения. Уже через неделю занятий он стал самостоятельно записывать похабные слова на бересте и заборах, мерзенько хихикая, а мне лишь оставалось верить, что этот человек сможет открыть первую школу в Скагене и обучать детей местных.

Когда же все в конце концов было готово, я наконец-таки легла спать с чувством внутреннего удовлетворения. Разумеется, было бы лучше остаться здесь еще хотя бы на год, убедиться, что все идет как надо, но времени катастрофически не хватало. Если на юге сейчас идет война, то черт его знает, чем она может закончиться — победители могут и обратить свой взор на Север, если их цель это захват территорий. Нужно было как можно скорее отыскать технологии, которые помогли бы мне объединить племена Севера в одно государство, а для этого мне нужно отправиться а юг. А юг для меня откроется лишь тогда, когда на моей спине будет красоваться смеющийся череп.

Пять лет. Пять лет, по слухам, должен отдать тот, кто желает получить такой узор себе на спину. Пять лет в Белой Крепости, расположенной, как мне рассказали, внутри огромного айсберга посреди чертового ничего. От нее, как мне сказал Эгиль, рукой подать до самой границы мира, до точки, где день и ночь длятся ровно полгода. Белая Крепость находится у самого северного полюса. И в этом месте мне придется застрять на целых пять лет.

С этими мыслями я наконец уснула, а на утро проснулась мрачнее тучи. Даже одежда сегодня не хотела нормально надеваться — все казалось неудобным, нескладным, мешковатым и тесным. Но в конце концов я собралась, затянула потуже пояс, накинула на плечи шерстяной плащ и вышла из дома.

Стояло солнечное весеннее утро. Светило ярко пригревало своими лучами, а свежий горный воздух наполнял мои легкие приятной прохладой. Я накинула на плечи мешок с лямками, где было все необходимое, поздоровалась с пиявками, также собранными и готовыми отправиться в путь, и сделала свой первый шаг. Свой первый, робкий шаг в страну дремучих лесов, туманов и высоких гор. Туда, где начинается и заканчивается мир.

Тугой лук и колчан со стрелами приятным грузом легли на плечи. Кира беззаботно улыбнулась мне, Варс смело оскалился, а Снорри прохрустел костяшками пальцев.

Я вдохнула полной грудью холодный ветер, несущий запахи горных цветов. Самой кожей я почувствовала тайны, что ждут меня впереди.

Прощай, Скаген. Мое путешествие начинается.

Глава 13: Под солнцем, холмами и камнями

Когда мы с пиявками покидали Скаген, почти никто не вышел нас провожать. Плохая примета прощаться с тем, кто идет к Белой Крепости — слишком часто такой путь заканчивается смертью самого путника, и поэтому считается, что если не было слов прощания, то и вернуться он просто обязан. Поэтому, когда мы ступили за городскую стену и зашагали по каменистой тропе вниз по склону, не слышалось ни плача моих почитателей, ни пожеланий удачи. Только гулкий вой ветра, запутавшегося где-то в горах.

Земли Скагена простирались довольно далеко, хотя по меркам старого мира такое расстояние показалось бы многим смехотворным. По моим подсчетам, сделанным на основе расчетов времени пути со слов путников, граница земель скагенского племени заканчивалась примерно через сто килагов к северу. Там-то и начинался немой лес, куда не всякий матерый воин отваживался заходить.

Сейчас же, в первый день нашего пути, наш путь пролегал по скалистым равнинам у подножья спящей огненной горы Скаран, на которой и располагался город, пленивший меня в своих старческих объятиях. Вокруг столицы племени, на равнинах, было не так много деревень в силу отсутствия пахотных земель и выхода к морю, а те, что были, располагались вдоль реки Вёрсен, берущей свое начало где-то у подножья горы. Протяженность реки была совсем небольшой, всего несколько десятков килагов, однако у нее была целая уйма притоков, которые превращали ее в бурный поток, пенистым водопадом ниспадающий в ледяное море на Мшистом фьорде.

Наш же путь с этой рекой не пересекался вовсе — мы видели ее, поблескивающую в лучах весеннего солнца, когда покидали Скаген, но шли в противоположном направлении.

Основной проблемой путешествия, как то показал первый же день в пути, стала Кира. Дело в том, что за ней надо было постоянно следить, хоть я и понимала, что она, пожалуй, куда лучше меня умеет выживать в дикой природе. Эта непоседливая, вечно гиперактивная рыжая бестия носилась взад-вперед, словно пытаясь без слов подгонять нас идти быстрее, осматривала птиц на ветках мертвых деревьев, цветы, мох на камнях. Но, к несчастью для нее, идти быстрее мы никак не могли — Снорри был хоть и силен, но не показывал особых успехов в ловкости, а порой и вовсе был неуклюжим и мог споткнуться на ровном месте. Варс, в целом, не жаловался, однако было видно, что ему непросто идти под гору по скалистой, разбитой тропе. У меня же проблема была самая банальная — апрельское солнце нещадно сверкало в вышине, напекало голову и в целом заставляло потеть. Но и теплый плащ я снять не могла — ветра в горах были слишком уж сильными, и со взмокшими волосами я могла легко простудиться.

— Майя-Майя, смотри! — в очередной раз воскликнула Кира. — Смотри-смотри, там на ветке чибис сидит! Смотри, какой хохолок, Майя! Ну вот, улетел!

— Еще бы... Фух... — вздохнула я, вытирая рукавом пот со лба. — Ты кричишь громче сверчков в июне.

— Так столько всего интересного! Гляди!

— Погоди ты... — вздохнула я и остановилась, оглядываясь. За плечами далеко вверх тянулась тонкая нить протоптанной множеством ног дороги. Скаген был уже далеко позади, в нескольких лагах, хотя гора все так же нависала над нами, своим дымным дыханием множества очагов делая небо над собой пепельно-серым. Скалы и огромные валуны вокруг нас, испещренные рунами и рисунками охотников и животных, никак не хотели дать хоть какую-то тень, малейшую защиту от солнца — оно пусть и не было в зените из-за географического расположения, но тем не менее высоко сверкало в небе, из-за чего все вокруг отбрасывало очень короткие, густые тени. Вздыхая, я скинула с плеч рюкзак и уселась под один из валунов, прижимаясь взмокшей спиной к холодному камню и прикрывая глаза.

— Мне никто не говорил, что это бывает так трудно, — улыбнулась я. — Фух, так ведь и воды в мехах не хватит хоть куда-нибудь добраться.

Говоря это, я развязала тонкую льняную нить на поясе и сняла свой бурдюк. Сейчас, прикладываясь к нему губами, я размышляла о том, что вода действительно может стать проблемой. Объем бурдюка, в конце-концов, был чуть меньше литра, а учитывая солнцепек и интенсивные нагрузки в виде ходьбы, мне очень часто будет хотеться пить.

— Ну, может, в деревнях колодцы есть, — пожал плечами Снорри, падая под камень, что совсем не помогло ему, ведь его широкие плечи и голова торчали из-за него.

— Стоп! — вдруг воскликнула Кира, выпучив глаза. — Я забыла!

— М? — я непонимающе взглянула на нее. — Что забыла, Кир?

— Забыла-забыла! — она легонько постукала себя маленьким кулачком по лбу и скинула с плеч мешок с вещами.

После нескольких секунд рытья в походном скарбе она вынула из него что-то настолько черное, что в лучах яркого солнца мне было трудно разглядеть, что именно это было. Но когда Кира подошла ко мне с этой вещью...

— Мы нашли его! — радостно воскликнула она, протягивая мне мой капюшон друида.

На мгновение у меня перехватило дыхание, когда пальцами я провела по черным перьям, сверкающим на свету. Я аккуратно взяла капюшон в руки, принявшись рассматривать его со всех сторон — Хьялдур так крепко сплел вещицу, что даже при падении с высоты ни одно перышко не открепилось от тугой ткани.

— Спасибо! — восторженно воскликнула я, широко улыбаясь.

Пусть по такой жаре он и не спасет меня от прямых солнечных лучей, но я тем не менее сразу же натянула его на голову, блаженно вздыхая от знакомого, привычного ощущения на своей голове. В нем мне было уютно и казалось, что пока тень этих перьев прикрывает мое лицо, я ничего не буду бояться.

— Теперь будет легче идти? — улыбнулась Кира.

Я уверенно кивнула и, схватившись за ее руку, поднялась на ноги. За спиной я услышала, как Снорри устало вздохнул, что-то проворчав себе под нос и поднимаясь на ноги. Варс же и вовсе не садился — не в его характере было показывать свою усталость и слабость.

Наконец, после небольшого перерыва, мы двинулись дальше. Когда склон горы окончательно остался позади, то идти стало труднее, ведь тропа теперь шла прямо, а не вниз. Однако и камней, так и норовящих попасть под ноги, уколоть в пятку, спрятанную в лапте, стало меньше. Вскоре закончились и валуны вокруг, и нам открылось огромное поле еще на пару килагов вперед, после чего тропа, виляя, сворачивала куда-то вправо, к темнеющей на горизонте сплошной стене дремучего леса.

И поля эти явно использовались человеком — то тут, то там можно было увидеть, как вместо молодых побегов зеленой травки лишь чернела вспаханная земля, а там, где трава все же проросла, она была пожевана турнами. Над всем этим простиралось на многие-многие килаги бесконечное голубое небо, по которому медленно, словно корабли в безветренную погоду, плыли кудрявые белые облака.

Мы все шли и шли вперед по тропе, от которой иногда уходили в стороны тропинки поменьше. Вокруг виднелись заборы, где-то были оставлены инструменты, но было во всем, что нас окружало, что-то странное. Что-то, что я пока не могла объяснить.

— Хм... — протянула я, поднимая взор на яркое небо. — Вроде бы и ветер есть, и погода хорошая, но...

— Что-то не так? — обеспокоенно спросил Варс, сжимая одной рукой длинное копье.

— Тш! — прошипела Кира, пригибаясь к земле. — Я тоже это чувствую. Что-то не так.

Все замолчали, медленно оглядываясь вокруг. Было тихо. Очень и очень тихо. В этом и была проблема.

— Где все люди? — негромко спросила я, нахмурившись. — Сейчас день, начало посевов... Где все?

— Оружие... — прошептала Кира, снимая с плеча свой лук.

Я последовала ее примеру, а Варс со Снорри покрепче сжали в руках свои копья. Мы встали спина к спине, занимая круговую оборону, однако ничего не происходило. Совсем ничего. Словно здесь и вовсе ничего не должно было произойти.

Но внутреннее чутье подсказывало, что это не так. В раскаленном под палящими лучами солнца черепе буквально звенела непонятная тревога, беспокойство, хотя никакой опасности на первый взгляд не было.

— А ведь... — тихо сказала я, оглядывая поля, где траву не успели пожевать турны. — Ведь и по дороге никого не видели, да?

— Ага... — тихо протянул Варс и облизнул пересохшие губы.

— Хрмф... — фыркнул Снорри и ткнул меня в плечо своим локтем.

Я тут же натянула тетиву и взглянула в том направлении. Прищурившись, я мгновенно прицелилась вперед, и то же сделала и Кира, однако никакой опасности не было. Впереди, в двухста-трехста лагах от нас, стояла фигура. Это была, насколько я могла разглядеть, девушка, одетая в чистое белое платье, а волосы ее были цвета полуденного солнца. Она неподвижно стояла в поле, среди колосящейся волнами от ветра травы, и безмолвно наблюдала за нами.

— Тс-тс, — подала знак я, и пиявки разом опустили оружие. — Мы испугались деревенской девки.

— Хм, — усмехнулся Снорри, закидывая копье на плечо.

— Может, ловушка? — с подозрением сказал Варс, уперев копье в землю.

— Да непохоже... — неуверенно протянула я, все еще держа лук наготове. — Твою ж, не разглядеть ничего. Как будто само солнце нам мешает идти дальше.

— Ага, ярко... — протянула Кира, с открытым ртом глядя в ясное небо.

Девушка в белом платье сделала шаг, и в этот же миг Кира безвольной куклой упала на землю, выронив свое оружие. Стрелы высыпались из ее колчана, но самым страшным сейчас было совсем не это.

— Кира! — воскликнула я и бросилась к ней.

— Майя, она идет к нам! — закричал Варс, направив копье в сторону незнакомки.

— Кира, Кира, очнись! — закричала я, пытаясь растрясти подругу, но та никак не приходила в себя. — Снорри!

— Понял! — взревел он и одной рукой легко закинул Киру себе на плечо.

Я же схватила свободной рукой все стрелы, которые смогла подобрать с земли, и, второй рукой держа лук, натянула одну из них, прицелившись в девушку.

— Ни шагу! — закричала я.

Но мои слова будто и не долетали до ее ушей. Она все продолжала идти на нас, и я все отчетливее могла видеть ее. На солнце тонкое белое платье просвечивало, и я видела ее неестественно худое тело под одеждой. Золотисто-белые волосы развевались на ветру, закрывая от меня ее лицо.

— Бежим! Скорее! — я крикнула братьям и понеслась прочь от тропы, в поля.

Бежать было легко, не считая жара от полуденного солнца. Земля здесь была вспаханная, мягкая, не то что жесткая тропа в Скаген, усеянная острыми камнями.

Кира все так же безвольно болталась на плече у Снорри, все еще не приходя в себя, а мы втроем продолжали бежать. Вскоре вспаханная земля закончилась, и под ногами начала путаться, словно хватая и пытаясь удержать на месте, невысокая зеленая трава.

На бегу я оглянулась через плечо. Девушка в белом все продолжала идти к нам и, казалось, ничуть не отставала, несмотря на то, что мы двигались явно быстрее нее.

— Варс, Снорри! — прикрикнула я, указывая рукой направление. — Там деревня, туда!

Но не успели мы пробежать и десяти лагов, как вслед за Кирой сознание потерял Варс, падая в заросли травы и едва не напарываясь на собственное же копье.

— Форр фан да! — выкрикнула я. — Хватай его!

Снорри коротко кивнул и кинул мне свое копье. Я кое-как взяла его под мышку вместе с оружием Варса, и мы побежали дальше. Впереди виднелись густые заросли чего-то, что я никак не могла разглядеть в ярких лучах солнца.

— Туда! — крикнула я. — Спрячемся там!

Силы постепенно покидали меня. Я обернулась, лишь для того, чтобы увидеть, как уже буквально за нашими спинами за нами по пятам следовал злой дух. Ее светлые волосы наконец не закрывали ее лица, но смотреть на нее я не могла — несмотря на то, что солнце находилось с другой стороны, само ее лицо источало яркий, подобный небесному светилу, свет. Быть может, это и был ее лик.

— Сн... — начала было я, отворачиваясь от нее, но в этот же момент здоровяк с громким всплеском воды упал в заросли рагоза.

Форр фан да! Вот что это за растение! Здесь болото!

— Снорри, нет! — истошно закричала я, бросая все вещи и кидаясь на выручку к друзьям.

Я зашла в мутную воду, чувствуя, как приятная прохлада распространяется по телу. Но из-за ужаса, который я испытывала, вода ледяной хваткой сковывала мои ноги, а где-то внизу, у самого дна, густой ил связывал своими путами стопы, не давая идти дальше.

Я схватила Снорри и Варса, упавшего в воду вместе с ним, за шиворот и кряхтя потащила обратно к берегу. Ноги проваливались вниз, утопали, мое тело быстро затягивало под воду. Из последних сил я толкнула их вперед, и мальчики упали лицом вниз на берег у самой кромки воды.

Я же в панике пыталась схватиться хоть за что-нибудь, как-нибудь вытянуть саму себя из этого болота, но с каждой секундой лишь глубже погружалась в зловонные воды. Впереди засиял яркий, ужасающий свет, и девушка со сверкающим лицом наклонилась надо мной. Чувствуя, будто бы сам мой мозг вскипает от жара и перенапряжения, я медленно закатила глаза, чувствуя, как теряю сознание.

"Нет, ты уже просыпаешься.", — раздался в блаженном мраке голос Дмитрия.

Но я ведь только... Только немного отдохну. Просто прилегла ненадолго.

"Уже", — повторил он, и над моей головой раздалось пение птиц.

— Эй! — услышала я над ухом мужской голос. — Эй, странница, проснись!

— М? — простонала я, разлепляя глаза.

Вокруг был полумрак и прохлада, которой так не хватало мне во время пути. Лишь через открытые ставни дома пробивался яркий свет, лишь взглянув на который, у меня начинала болеть голова.

— Майя! — звонко прокричала Кира и запрыгнула на меня сверху, прижимаясь щекой к моей груди.

Я невольно улыбнулась и потрепала ее по волосам. Когда же она наконец отпустила меня, я медленно приподнялась, оглядываясь вокруг. Мои друзья сейчас сидели прямо на полу посреди небогато обставленной комнаты, а надо мной стоял мужчина лет сорока, длинная борода которого сверкала сединой.

— Что случилось? — спросила я.

— Да вы, это... — почесывая затылок начал он. — В обморок упали посреди дороги.

— В обморок? — переспросила я. — Как посреди дороги? Там же... Болото и...

— Я ему то же самое сказал, — кивнул Снорри.

Мужчина улыбнулся.

— Да нет здесь никаких болот, — словно извиняясь, сказал он. — Поля да леса вокруг. И Скаген там, к югу.

— Подождите... — нахмурилась я. — Мы же шли и... Как нет болот?

— Ни одного, — покачал головой он. — Но вы, конечно, придумали — по самому солнцепеку разгуливать. Хоть бы шляпу надели, правда. Так ведь, неровен час, и к полуденнице угодить можно...

— Полуденнице? — удивленно переспросила я, перебивая его. — Из сказки?

— Да, тоже мне, сказка! — усмехнулся он. — У нас вон в прошлом году мужик один, хороший, работящий... Да заработался, бедняга. Нашли в полях, весь обгоревший, словно над костром коптили.

— Но ведь... Я думала, что полуденница только в сказках и бывает. Хотя...

Я оглянулась, поочередно вглядываясь в лица своих друзей. Все они кивнули мне, подтверждая, что не одна я видела девушку в белом платье.

— Это вам повезло, что я корзину в поле забыл! — усмехнулся мужик. — А то бы пришла за вами да в белом платье, солнца невеста...

— Она и пришла... — тихо промямлила я, застыв на мгновение от ужаса. — Как мне вас благодарить?

— Ой, перестань, — отмахнулся он. — Тоже мне. Хотя если имя мое запомнишь и в историях рассказывать потом будешь, то хоть запомнят меня как-нибудь.

— А как вас зовут?

— Хаминг, девочка, — улыбнулся мужчина.

— Спасибо, Хаминг, — я улыбнулась ему в ответ.

Вскоре я встала с лежанки и подошла к окну. Солнце к этому моменту уже пару часов как перевалило за полдень, и жара была уже не такой невыносимой.

Просто так уйти, впрочем, нам не дали.

— К столу давайте-ка! — улыбаясь, в какой-то мере ласково, сказал бородач Хаминг.

Стыдно было это признавать, но все мы знатно проголодались за время в пути. Пить хотелось еще больше, но благо хозяин дома поставил перед нами огромное ведро с ледяной колодезной водой и каждому дал по глиняному стакану, так что и жажду мы утолили.

Едой же было ароматное варево в глиняном котелке. По жирной, наваристой поверхности густого бульона плавали лесные орехи, ягоды и коренья.

— Кушайте-кушайте, — улыбаясь, продолжал он. — Мяса у меня в доме не водится, тут уж простите. Больно жалко мне зверьков...

— Ничего-ничего! — поспешила успокоить я его. — Очень вкусно!

А суп и вправду был вкусным и очень питательным. Даже соли, которая здесь, вдали от моря, была в дефиците, Хаминг не пожалел, и мы с пиявками вчетвером быстро уминали похлебку большими деревянными ложками.

Когда же в котелке не осталось ни капли бульона, ни одного крошечного орешка или ягоды, мы с ребятами лишь удовлетворенно расселись, поглаживая набитые животы. Хаминг, насколько я могу судить, был крайне доволен тем, что смог нам угодить, и после трапезы развлекал нас интересной беседой о местных духах и зверях.

— ...а еще в лесу, в низинах, прячутся ауки. Они так кричат: "Ау! Ау!", но вы не слушайте! Местные в лесу никогда не заблудятся, а эти проказники так развлекаются.

— Вы очень много знаете о духах, уважаемый Хаминг, — с едва скрываемым восхищением произнесла я.

— Брось, — отмахнулся он, улыбаясь. — Так, сказок наслушался где-то и сам кого видал... А так... Ты лучше про вас расскажи, девочка. Уж очень люблю я слушать путешественников истории.

— Да в общем-то... — неуверенно протянула я, задумавшись о том, что бы ему такого рассказать. — Да и рассказывать нечего. Мы все с Гнилого фьорда, где Соленый Ворон живет.

— Соленый Ворон?! — удивленно вздохнул мужчина. — А расскажи о ней!

— Ну... — я смутилась, потому как рассказывать о себе, значит самой себе льстить или излишне ругать. Ни того, ни того я не любила.

— Давайте я расскажу?! — с горящими глазами воскликнула Кира, едва заставляя себя сидеть на одном месте. — Давайте, давайте?!

— Ну давай, — усмехнулся Хаминг. — Какая она, Соленый Ворон?

— Очень красивая! — тут же выпалила рыжеволосая. — Да, Варс?!

Я взглянула на Варса и тот, когда к нему обратилась Кира, поперхнулся и закашлялся.

— А-ага... — прохрипел он. — Очень, да...

— А еще умная, да, Снорри?!

— Хрмф... — проворчал здоровяк, ковыряясь в зубах деревянной щепкой.

— Она сто-о-олько всего придумала! И соль варить, и мыло, чтобы чисто-чисто было, и...

— Хо-хо! — улыбаясь, засмеялся Хаминг. — Видать, хорошая она, ваш Соленый Ворон?

— О-о-очень! — широко улыбаясь, протянула Кира, яростно кивая. — Ее там все-все любят!

— Я бы еще про нее послушал, — улыбнулся хозяин дома. — Дело к вечеру, оставайтесь у меня ночевать? А с утра пораньше позавтракаете да пойдете, я вам дорогу покажу.

— Ну мы как бы... — неуверенно протянула я, оглядываясь на пиявок.

Кира все так же яростно кивала, потому как ей очень нравилось обхваливать меня со всех сторон. Варс пожал плечами, а вот его брат вообще никак не отреагировал, словно ему было абсолютно без разницы, где и как ночевать.

— Ладно уж, так и быть, — смущенно улыбнулась я. — Останемся на ночь.

Хаминг с довольным видом кивнул, и Кира продолжила мой рассказ.

Весь оставшийся день они наперебой рассказывали друг другу разные истории, и, стоит признать, Кире было куда проще наладить общение с этим бородатым любителем животных. Оба они проводили большую часть времени на природе, подальше от людей, и оба дружили со всяческим зверьем, что мне в жизни никак не удавалось.

Рассказывая обо мне, Кира поступала хитро и говорила только про хорошие вещи, тактично обходя стороной убийства детей и кровавую расправу над несогласными. Она рассказывала про чудесные свойства мыла, про то, как метко я стреляю из лука, про школу, про победу над пакицетом... Словом, поговорить им было о чем.

Снорри же вскоре прилег на шкуру, расстеленную на полу, а затем и вовсе крепко задремал. Его все эти рассказы не волновали, да и вообще человек он был простой и прямолинейный.

Зато Варс слушал, развесив уши, когда старик начал рассказывать про битвы храбрых героев севера с чудовищами из леса. Хаминг рассказывал про то, как они побеждали раз за разом мшистого Люна, что своим ледяным дыханием убивал все побеги в полях. Рассказывал про стоглавого змея и про воина, что в каждую из ста голов попал диким яблоком, да не просто попал, а прямо в сверкающий желтый глаз.

Мне же было просто приятно здесь находиться. Да, жилище этого старика можно было смело назвать бедняцким, однако такой аскетизм совершенно не вредил этому месту. Было приятно наконец-таки вырваться из затхлого, пахнущего болезнями города туда, где над людьми нависали дикие леса и поля, где под каждым камнем прятался проказник-росовичник. Здесь по утру туманы застилали землю, а людей будили не крики торговцев и шум работы мастерских, а крики петухов.

Было приятно снова оказаться здесь. В месте, так похожем на то, где я родилась, и где прошли мои самые счастливые годы. Здесь все пахло, чувствовалось и слышалось как дом. Дом, где меня ждут.

Тяжелые веки медленно опускаются. Меня окутывает приятный полумрак весеннего вечера. Хозяин дома задувает лучину и, сидя на невысокой табуретке, затягивает тихую, медленную мелодию.

***

Мы проснулись рано утром от криков петухов. Не то чтобы это было плохо, ведь в пути мы вымотались и уснули довольно рано, а теперь у нас было много времени на дальнейший путь.

Хаминг поставил перед нами горшок с ароматной полбяной кашей с ягодами, а пока мы завтракали, он, сидя в углу, что-то мастерил, ловко перебирая цепкими пальцами.

— Спасибо вам, Хаминг. Правда, спасибо, — опустошив миску, поблагодарила я его еще раз.

— Брось, — отмахнулся он, улыбаясь. — На-ка, примерь лучше.

Он протянул мне широкополую соломенную шляпу, сплетенную, казалось, прямо под размер моей головы. От подобной заботы (а ведь он сплел по шляпе и для моих друзей) у меня на глаза едва не навернулись слезы, и я, не зная уже, как и благодарить его, приспустила капюшон и надела шляпу на голову.

Увидев татуировку на моей шее, Хаминг нахмурился и тяжко вздохнул. Я тут же прикрыла ее волосами, стараясь не встречаться с ним взглядами.

Уходя из его дома, Варс и Снорри крепко пожали ему руку, а нас с Кирой он крепко обнял на прощанье.

— Может, хоть ты будешь держать Уна в узде, Майя, — прошептал он мне на ухо во время объятия.

Я не смогла найти правильных слов, чтобы ответить ему. От стыда, что я скрывала от него то, кем я на самом деле была, у меня тут же порозовели щеки, но Хаминг лишь успокаивающе похлопал меня по плечу.

— Пойдете по тропе и дойдете до опушки. Там издревле стоит камень, на котором надписи на древнем языке. После него будет два пути — налево придете к деревне у Верескового озера, а направо — к яблочным садам. Лучше налево, правая тропа огибает курган, где, говорят, мертвецам покоя нет.

— Спасибо, Хаминг, — улыбнулась я. — Мы тебя не забудем!

— Идите уж, — лишь улыбнулся он в ответ.

Мы пошли по тропе сквозь просыпающуюся деревню, к лесу. Редкие жаворонки выглядывали из открытых окон, с интересом глядя на нас, а один из таких, мужчина с кувшином, полным браги, окликнул нас:

— Эй! А вы откуда будете! Ночью что ль шли?

— Мы из Скагена, — ответила я. — Заночевали у вашего соседа, Хаминга.

— У Хаминга?! — удивленно воскликнул мужчина, а затем громко засмеялся. — Ха! Ну да, ну да, у Хаминга ночевали! У духа-хранителя этих мест, как же!

— Чего ты несешь? — непонимающе воскликнула я. — Вот же...

Я обернулась, указывая рукой в сторону дома, где мы провели ночь. Но не было на том месте никакого дома. Лишь холм, на котором одиноко громоздился древний рунический камень, поросший мхом.

Глава 14: Стюрког

Деревня находилась на краю древнего леса, и поэтому, стоило нам пройти по тропе мимо крайнего дома, мы очутились перед стеной вековых деревьев. Буки, березы и ели чернели в утреннем свете, а у самых корней, лаская невысокую голубоватую траву, расстилался густой утренний туман. Я в последний раз оглянулась назад, едва различая отсюда гору Скаран, скрытую холмами. Отсюда до Скагена было навскидку около тридцати килагов, которые нам удалось пройти за день. Впрочем, на этом хорошие новости заканчиваются, ведь дальше не было такой удобной дороги, а лишь узкая, порой едва различимая лесная тропа.

Сразу было видно, что здесь редко проезжают повозки. Не было накатанной, удобной колеи, да и негде было бы раскинуться здесь подобной дороге — деревья возвышались слишком близко друг к другу. Если мои расчеты верны, то с Верескового озера и яблоневых садов должен быть обходной путь, на восток, пролегающий по равнинам. Там, на берегу Ледяного моря, есть несколько деревень, непосредственно связанных со Скагеном рекой Вёрсен и удобной дорогой. Сложно представить чтобы кто-то делал огромный крюк в сорок-пятьдесят килагов, чтобы просто обойти лес, однако если вспомнить, что леса охраняются местными духами, а прибрежные деревни представляют из себя, по сути, отдаленный портовый район Скагена, то все сразу встает на свои места. Вести торговлю в таком случае безопаснее не с самим городом, а именно с этими деревнями — некоторые из городских торговцев промышляли конкретно маршрутом Скаген-восточный берег лишь для того, чтобы привезти в город мед — главный товар, идущий с северного предгорья. Впрочем, иные товары с севера, такие как обсидиан и травы из немого леса, везли в Скаген напрямую, поскольку, в отличие от меда, они не перевозились в огромных бочках.

Так или иначе, наш путь лежал на север, через лес Стюрког или же просто Большой лес. Насколько мне удалось узнать от Эгиля, с запада на восток он простирался на несколько дней пути, что можно грубо описать как сто килагов или половину земель Скагена в длину. С севера на юг он имел размеры примерно в тридцать килагов, но был в форме мелькинского торкинга — этакой примитивной сушки. Если говорить проще, то он имел форму вытянутой по ширине подковы, и мы проходили в самой узкой его части, а значит путь до перекрестка составлял этак килагов пятнадцать. Но это были пятнадцать килагов труднопроходимого леса, а потому оставалось надеяться, что мы успеем выйти из него к вечеру. Так или иначе, путь обещал быть приятным, а цель — еще приятнее:

— Вперед, за медом! — радостно воскликнула я и шагнула в лес.

Стоило нам сделать несколько шагов, как меня окутало знакомое ощущение таинственности и неизвестности. Так было и когда я бродила по священному лесу с Хьялдуром, будучи еще совсем ребенком. Туман опутывал мои ноги, и из-за него опасность потерять тропу становилась вполне реальной. Нужно быть начеку — любой лес живой, и неизвестно куда в нем можно забрести.

Медленно, держась поближе друг к другу, мы стали продвигаться вперед, и с каждым нашим шагом мрак вокруг сгущался, свет солнца меркнул, а плотная стена деревьев становилась все ближе. В конце концов, начали попадаться места,где корни прорастали прямо сквозь тропу, и нужно было глядеть в оба, чтобы не запнуться.

— Как тогда... — негромко протянул Варс. В его голосе явно слышалось волнение.

— Что я слышу? — ехидно ответила Кира. — Смелый волчонок перестал быть таким смелым, м?

— Отстань от него, — прогудел Снорри.

— Тихо вы! — шикнула я на них, но тут же пожалела об этом.

В лесу было тихо. От ветра лишь скрипели стволы древних деревьев, да иногда слышалось редкое пение птиц откуда-то из глубины чащи. Куда спокойнее было, когда я все-таки слышала, что рядом со мной кто-то есть.

— Ну, в этом лесу хоть покойников на деревьях не видно... — усмехнулась я.

— Будет, если Кира не перестанет задирать Варса, — проворчал Снорри.

— Еще посмотрим, кто кого, — усмехнулась в ответ она.

Когда свет почти перестал пробиваться сквозь плотный потолок густых крон, я замедлила шаг. Было уже по-настоящему тяжело разглядеть едва заметную тропу под ногами, и я начинала понимать, почему некоторые так сторонятся этого леса.

Лес мог стать как могущественным союзником, так и страшным врагом для любого, кто войдет в чащобу. Друиды в таких местах чувствовали себя как дома, поскольку духи становились для них в каком-то смысле второй семьей, однако я, как бы грустно это ни было, не была полноценным друидом. Разумеется, в голове у меня много теории, и даже была практика, однако Хьялдур не успел научить меня всему, что должен уметь настоящий друид. Чего уж там — я не умела даже правильно говорить с духами, приглашать их на разговор, как это делал мой учитель. Не знала я и других фокусов, которые показывали мне эти мудрецы. Слишком мало времени у меня было, чтобы учиться — тот же Эгиль наверняка занимался этим еще лет с пяти, а ведь ему сейчас как минимум лет двадцать пять. И даже со своим опытом, знаниями и навыками он не пользовался авторитетом среди коллег.

Спустя несколько часов, когда, как мне казалось, солнце уже должно было подняться достаточно высоко, чтобы люди в полях побросали мотыги и пошли отдыхать, лес вокруг вдруг пришел в движение. Сперва одна крохотная, тусклая вспышка света зависла в воздухе, а затем к ней присоединилась вторая, третья... Яроши, младшие духи, любящие уводить детей в глубины леса для игр, пока те не умрут с голоду, один за другим появлялись вокруг нас, освещая темные стволы деревьев. Голубые, зеленоватые, белые, розовые — огоньки самых разных цветов окружали нас, из-за чего пиявки крепко сжимали оружие и постоянно оглядывались.

— Не бойтесь, — негромко сказала я им и жестом остановила. — Это яроши, они не опасны. Главное не ходить за ними, не пытаться догонять.

— Лучше б я с людьми друг другу морды бил... — вздохнул Снорри, не выпуская из рук копья.

— Да с тобой-то все понятно, — улыбнулась я, оглядываясь на Снорри. — Так, думаю, сейчас около полудня. Нужно немного передохнуть. Оставайтесь у тропы, а я представлюсь местным духам.

Пиявки сразу же поскидывали с себя тяжелые мешки с вещами и расселись на траве у тропы. Варс и Снорри на всякий случай даже положили копья так, чтобы острие указывало в ту сторону, в которую мы шли, и касалось самой тропинки. Кира же принялась, низко пригибаясь, ползать у самой земли, обнюхивая каждую травинку и палочку.

Убедившись, что все нормально, я оставила свои вещи и свое оружие с ребятами и, глубоко вздохнув, шагнула прочь с тропы, медленно уходя в чащу леса. Духи не любят те места, где бывают люди, и поэтому не услышат меня, если я буду разговаривать с ними там.

Главное не нервничать и не бояться. Нужно помнить, что я друид, черт возьми, а значит справлюсь с этим. Не зря же меня столько лет через слезы и пот учил Хьялдур, чтобы я испугалась какого-то лесочка!

Отойдя от тропы на такое расстояние, что она уже не была видна, а голоса друзей стихли, я отломила от высокого бука тонкую веточку. Разломав ее на три части, я выложила ее в виде стрелки, указывающей в сторону тропы. Смелость смелостью, а рисковать все же не стоило.

Еще раз глубоко вздохнув, я села на траву, скрестив ноги под собой, и закрыла глаза. Вспоминая все то, чему меня учил старик, я попыталась выровнять дыхание, придать себе хотя бы уверенный вид и лишь тогда открыла глаза и громко произнесла:

— Гун дарр!

Эти слова были своеобразным приветствием, дающим всем духам вокруг знать, что ты здесь находишься. К моему удивлению, яроши, кружившие вокруг меня, начали медленно гаснуть, а мрак вокруг сгущаться еще сильнее. Туман, до этого низко стелившийся у самой земли, стал подниматься выше и выше, закручиваясь в спирали и опутывая ими стволы деревьев вокруг.

— Мое имя — Майя. Я друид Бога-ворона, ученица Хьялдура, друида Бога-оленя, — продолжила я, чувствуя, как от волнения ком встает поперек горла. — И я пришла в этот лес как друг всякого, кто здесь живет. Я не желаю зла и распрей и лишь смиренно прошу пройти людской тропой на север.

Сердце стучало все сильнее с каждой секундой. Непонятная, иррациональная тревога поглощала меня, и я невольно стала вертеть головой из стороны в сторону в поисках опасности. Краем глаза я постоянно замечала, что лес движется. Скользят вокруг стволов неясные тени, двигаются корни, пригибаются к земле ветви елей, но лишь стоило мне взглянуть на них, как все замирало.

От страха начинала кружиться голова, а зрение помутнело. В нос ударил запах железа, я попыталась встать и, пошатнувшись, оперлась на ствол дерева, глубоко и часто дыша. Схватившись за голову, которую, казалось, наполнили рыжими муравьями, я закрыла глаза, успокаивая себя всеми светлыми мыслями, что только могли прийти мне в голову.

Лес не желает тебе зла. Ты друид. Ты можешь преодолеть это. Ты со всем справишься!

Но стоило мне открыть глаза, как я тут же понимала, что лишь обманывала себя. Вокруг поднялся холодный, сырой ветер, а над головой заскрипели деревья. Кто бы ни обитал в этом лесу, он не был мне рад.

Наплевав на все, я в ужасе поплелась куда глаза глядят, даже не пытаясь найти стрелочку из сломанной ветки. Пару раз ударив себя по щекам, я смогла собрать силы, чтобы побежать вперед. По спине стекали крупные капли ледяного пота, а волосы на затылке и шее вставали дыбом.

Оно прямо за мной!

— Майя! — раздался у меня за спиной взволнованный голос Киры, и девочка бросилась мне на шею, крепко обнимая.

Не выдержав, я, пошатнувшись, упала на землю, вздрагивая всем телом от холода и плача. Кира никак не хотела меня отпускать и прижималась к моей спине, согревая, но и она содрогалась, едва сдерживая слезы.

— М-Майя... Майя!.. — продолжала она, крепко сжимая меня обеими руками.

Чтобы не заплакать, она вцепилась своими острыми зубами мне в шею, крепко стискивая и едва не прокусывая, но я не сопротивлялась. Боль от укуса приводила в чувство, а ощущение ее крохотного тела успокаивало.

— Форр фан да! — взревел Снорри, и я услышала, как он со всей своей мощью ударил кулаком по стволу дерева. — Я обещал тебя защищать, но за такое и убить могу!

— Майя! — воскликнул Варс недалеко от брата.

Копье младшего вонзилось в землю, и он быстро подбежал ко мне, падая на колени перед моей головой и ощупывая, словно проверяя, на самом ли деле это я.

— Кира, слезь с нее! — строго прикрикнул он.

— Не-е-ет! — продолжала стонать Кира и сжала меня ее крепче, отчего мне стало тяжело дышать.

— Ты ее сейчас задушишь! — не унимался Варс.

В конце концов, я положила одну руку поверх ладони Киры и принялась медленно вставать. Она никак не хотела меня отпускать, но я и не была против этого. Я оглянулась вокруг, осматривая Снорри и Варса — оба выглядели паршиво. Под глазами яркие синяки, будто бы от недосыпа, волосы спутались и полны пожухлых листьев.

— Что случилось? — морщась от головной боли, спросила я.

— Что случилось?! — взревел Снорри и стал широкими шагами подходить ко мне, сжав кулаки. — Тебя не было два дня, вот что случилось!

Варс вскочил на ноги и схватил свое копье, крепко сжимая его обеими руками и перегораживая путь своему брату. Но Снорри будто бы и не замечал его — огромной рукой он легко отпихнул его в сторону и продолжал идти ко мне. Я зажмурилась, ожидая удара, но тут вдруг здоровяк упал на колени и, пожалуй, впервые обнял меня, громко шмыгая носом.

— Дура! — проревел он, прижимаясь к моему плечу.

— Два дня..? — тихо, медленно произнесла я, не понимая, о чем он говорит.

— Два дня... — вздохнул Варс, медленно опускаясь вниз, прижимаясь спиной к стволу дерева. — Два дня без сна, без отдыха...

— Мы думали, ты у... у... у-умерла-а-а! — уже во весь голос заревела Кира, беспорядочно ощупывая мою спину, руки, голову.

— Но я... — начало было я, как снова почувствовала невыносимую боль, словно вот-вот мой череп лопнет. — Наперстянку...

Шмыгая носом, Кира, не вставая на ноги, на четвереньках подползла к моей сумке, которую принес Варс, и принялась рыться в ней. Вскоре она нашла отдельный мешочек именно для этого растения, оторвала от стебля лист и стала растирать его в руках. Я открыла рот, и рыжеволосая положила его мне на язык, после чего я, поморщившись, тут же его проглотила.

Медленно, но верно мне становилось лучше. Я уже могла нормально видеть и разглядела позади Варса узкую борозду вскопанной земли, уходящую куда-то вдаль и петляющую между деревьев.

— Я не понимаю, — тряхнула головой я. — Меня не было совсем немного, я только пришла сюда!

— Тебя не было два дня, — тихо произнес Снорри, отстраняясь от меня. — Нужно уходить, пока они снова не пришли.

— Они? — встревоженно переспросила я. — Какие они? Кто?

— Проклятый лес! Нет времени! — Снорри поднялся на ноги. — Идем, скорее!

Кира наконец отпустила меня и, вытирая слезы рукавом, медленно встала на ноги. Все они были измотаны настолько, что едва стояли на ногах, и неизвестно, сколько еще они бы продержались.

Снорри зачем-то протянул мне руку, и я ухватилась за нее. Резким рывком он поднял меня на ноги, видимо, считая, что я устала не меньше их. Правда в том, что для меня действительно прошло не больше десяти минут, но говорить об этом не было времени.

Откуда-то сверху послышался оглушительный крик ворона. Я почувствовала ветер в волосах, взмахи огромных крыльев развевали густой туман под ногами. Ун, мой покровитель, мягко приземлился на толстую ветвь, пристально глядя на нас.

— Уходите! — гаркнул он, не раскрывая клюва. — Уходите, быстрее!

— Вот он! — закричал Снорри, хватая копье и целясь в духа. — Форр фан да, спускайся, или я сам тебя спущу!

— Нет, стой! — остановила я его. — Стой, он не виноват!

— А то как же! Матушка говорила, что ему бы только над людьми издеваться!

Снорри никак не хотел успокаиваться, но и Ун не желал отступать. Кончики его крыльев серебром сверкали в немногочисленных лучах солнца, пробивающихся сквозь густые кроны деревьев, а сам он выглядел решительно и не показывал ни капли страха перед смертным.

— Форр фан да! — сплюнул Снорри себе под ноги. — Идем!

Он схватил меня за руку и буквально потащил за собой вдоль борозды, пропаханной посреди леса. Кира и Варс побежали за нами, держась за руки, и рыжая бестия крепко сжимала мою руку. Видимо, они уже терялись в этом лесу за эти два дня, и мне страшно было даже представить, через что им пришлось пройти.

Но вдруг Снорри резко остановился, пиная ногой землю и крича от злости. Выглянув из-за его плеча, я увидела, что борозда прерывается, а там, где она должна быть, густо растет трава, словно никто и не касался этой земли.

— Я же говорил, что не поможет! — закричал он.

— Что делать, Майя?! — воскликнула Кира в ужасе.

А что делать? Что делать?! Думай-думай-думай! Вот в такие моменты быть лидером кого-либо оказывается невероятно сложно — они готовы без пререканий подчиняться моим приказам, но с трудом могут сами выработать план если я рядом.

— За мной! — пронесся у меня над головой резкий, каркающий голос Уна.

Расправив крылья, он ловко лавировал между стволов деревьев, уворачивался от кривых ветвей и паутины. Лишь иногда она взмахивал крыльями, останавливаясь, если замечал, что мы отстаем.

Со всех ног мы бежали за духом, стараясь не сбавлять темп, но то и дело кто-нибудь из пиявок спотыкался на огромных, кривых корнях или и того лучше врезался в ствол какого-нибудь дерева. Усталость сказывалась на их способностях катастрофически.

— Слева! — крикнул Варс, и Снорри тут же взмахнул копьем.

Я успела разглядеть лишь темное пятно, на мгновение сверкнувшее двумя бледными глазами, как оружие старшего из братьев рассеяло его. Но в тот же миг из темноты к нему потянулись тонкие, темные отростки. Словно каждая из теней вокруг хотела убить их.

Ун мощно взмахнул крыльями, каркая, и сильным потоком ветра всю нечисть снесло прочь. Путь снова был свободен, и мы, тяжело дыша от напряжения, вчетвером снова из последних сил погнались за вороном.

Постепенно лес начал расступаться. Туман под ногами становился все менее и менее густым, пока не исчез вовсе. Откуда-то спереди подул приятный, легкий ветерок, и в этот момент я поняла, как мне не хватало свежего воздуха во время пребывания в лесу Стюрког.

Забрезжил солнечный свет, деревья начали расступаться, и Кира, не выдержав, расхохоталась, задыхаясь на бегу. Ун, каркнув напоследок, взмахнул крыльями и скрылся в вышине быстрее, чем я успела и глазом моргнуть. Впереди слышалась музыка, негромкое звучание флейты. Вскоре мы увидели тонкую тропинку, уходящую вдаль, туда, где не было леса. Над головой наконец-таки снова было голубое небо.

Мы замедлили ход, отчаянно пытаясь отдышаться. Ноги уже сами по себе несли нас вперед, потому что каждый знал — останавливаться нельзя даже сейчас. Пусть опасность и осталась позади, это совсем не значило, что здесь мы могли вздохнуть спокойно. Но усталость моих друзей давала о себе знать, и с каждым шагом, что приближал нас к большому валуну, на дереве у которого сидел паренек с флейтой, они расслаблялись все больше и больше, едва не падая без сил прямо здесь.

— О, братцы-путники! — весело выкрикнул музыкант. — Не поможете ли...

Когда мы подошли ближе, раздался раздирающий уши вопль вепря, скребущего копытами ствол дерева. Он не давал бродячему скальду спуститься, но не успел тот попросить нас как следует, как Снорри, стиснув зубы, одним мощным броском копья пробил животному голову насквозь. Жирная, покрытая мехом тушка упала замертво, разбрызгивая кровь по стволу, и паренек стал аккуратно спускаться с дерева.

Снорри же даже не успел дойти до перекрестка, как просто рухнул на траву лицом вниз и, судя по всему, сразу же отключился. За ним упал и Варс, устроившись у брата под боком, а неподалеку от них рухнула Кира. Все трое спали как убитые, и, наверное, даже если протрубить сейчас в рог, они бы все равно не проснулись.

Парень с флейтой наконец спустился с дерева и пошел мне навстречу, чтобы поприветствовать. Он дружелюбно протянул руку, улыбаясь:

— Цугин. Плохой день, а?

Но его слова уже не волновали меня. Я даже не смотрела на него — мой взгляд сейчас был прикован к камню, криво исписанному буквами, которые я не видела уже очень давно.

Я грубо отпихнула его одной рукой и прошла мимо, ускоряя шаг. И уже у камня, подбежав вплотную, я упала на колени, затаив дыхание. Головная боль возвращалась, а сердце билось так сильно, что я могла чувствовать всем телом, как внутри меня струится кровь.

— Эй, не нужно так грубо, я ведь могу помочь, — наигранно-обиженно произнес он.

— Заткнись, — негромко ответила я, раз за разом вчитываясь в написанное и не веря своим глазам.

Надпись на камне была сделана на чистом русском и гласила:

"ЗОНА №41, РУДОПРОЯВЛЕНИЕ, МЕДНО-КОЛЧЕДАННЫЙ, МЕДЬ, ... , МЕДЬ, 10 ... ... ТЫС. Т."

Глава 15: На перепутье

— Агрх! Прекрати так... Сильно... Думать! — сокрушался Дмитрий, хватаясь за голову.

Потеряв сознание, я очутилась на одной из граней гладкого серого куба, зависшего посреди чернеющего ничего. Молодой человек ходил передо мной взад-вперед, стуча себе по голове, и было кое-что странное в том, как он выглядел. Все та же толстовка, джинсы, лицо тоже осталось неизменным, но весь его образ словно раздваивался, подрагивал. Вдруг я ощутила, как мою голову в очередной раз словно зажимают в раскаленные тиски, и уже даже сама бездна окрасилась на миг в кроваво-красный.

— Ты не понимаешь, что ли?! — закричал он, падая на колени. — Ты не одна в этой голове! Прекрати волноваться и забивать ее всякими мыслями!

— Ну-ну, — моей головы коснулись мягкие перья огромного черного крыла, и боль стала понемногу стихать. — Ей надо думать. Она кроме этого ничего не умеет.

— И ты туда же? — вздохнула я, не оглядываясь. — Прекратите лезть в мою голову, вы оба!

— О-о-о, нет-нет-нет! — протараторил Дима, подбегая ко мне и обхватывая ладонями мое лицо. — Не оба, а он! Этот пернатый мудак сейчас будет засирать это место еще большим количеством ненужной информации!

— Это профилактика болезни Альцгеймера! — возразила я. — И вообще, у нас есть вопросы посерьезнее мигрени.

— Вот-вот! — парень щелкнул пальцами. — Русский язык в сраном фэнтезийном... В... Где-то! Откуда, а?

Ун перестал гладить меня по голове и, взмахнув крыльями, плавно опустился передо мной, рядом с Димой.

— Важно не это, — раздался его хриплый, каркающий голос, словно из старого граммофона. — Ты должна выслушать меня, я не могу оставаться здесь надолго.

— Она не будет тебя слушать! — воскликнул Дмитрий. — Майя, надо вернуться назад! Искать другие следы! Искать повсюду!

— Ни в коем случае! — громогласно прокричал ворон, отчего я почувствовала в затылке тупую тянущую боль. — Ты не должна возвращаться туда!

Весь этот цирк начинал порядком надоедать, и я вскочила на ноги, подбегая к Диме. Он был выше меня сантилагов этак на тридцать, но мне удалось заткнуть ему рот ладонью.

— Спасибо. Выслушай, — кивнул Ун.

— Слушаю.

— Не возвращайся туда. Избегай мест, где живут другие духи.

— Но почему?! — непонимающе воскликнула я. — Почему я, друид, не должна с ними говорить, видеть их?

— Потому что ты не друид! — прогремел голос ворона, когда тот широко раскрыл крылья и клюв. — Ты сама это знаешь! Так, слушай и не перебивай. Твой учитель рассказывал тебе о мировом древе, о мире людей, Ратхейме, о его кроне, что зовется Ёрвхеймом и корнях Нумхейма, где обитают злые духи. Но твой учитель ничего не понимает. Никто из вас не понимает.

— Ты про другие миры? Про тот, откуда пришел этот? — я кивнула на Диму, который не мог вырваться из моей хватки лишь потому, что я отчаянно пыталась об этом не думать.

— Ты не живешь в одном лишь древе, но в целом лесу, растущем на великом Колесе. Но здесь, на севере, много мест, где... Быстрее, — ворон тряхнул головой, его серебристые кончики перьев, кажется, начинали сверкать ярче. — Не ходи к духам! Это места пересечения с Ёрвхеймом и Нумхеймом, и нам с тобой там не рады! Берегись...

Но не успел он договорить, как все его тело начало сиять и расплываться, словно какой-то неясный образ из только что увиденного сна поутру. И лишь стоило мне моргнуть, как Ун исчез, оставляя меня наедине с моим вторым Я.

— Так, ну-ка прекрати! — воскликнул Дима, когда наконец вырвался. — И вообще, тебе пора. Давай-давай, не хватало еще, чтобы почки застудила!

И в этот миг я, крича во все горло, очнулась:

— А-а-а!

— Ва-а-а! — воскликнул в ответ бродячий скальд, склонившийся надо мной, и от испуга упал на спину. — Да что с вами не так?!

Медленно поднимаясь на руки, я огляделась. Пиявки все так же спали у обочины, даже не сменив позу, а солнце уже перевалило за полдень. Не то чтобы я знала, сколько сейчас должно быть времени, ведь, судя по всему, я исчезла на два дня в кроне или корнях мирового древа, но то, что сейчас хотя бы был день, само по себе не могло не радовать.

— А, ты еще здесь? — простонала я, массируя виски и глядя на скальда исподлобья. — Как там бишь?..

— Цугин, — он коротко склонил голову, улыбаясь. — Скальд и путешественник. Интересный у тебя рисунок, э...

— Майя, — прохрипела я. — Попить есть?

Он кивнул и достал с пояса из-под плаща небольшой бурдюк, в котором приятно плескалась вода. Лишь стоило ему протянуть его мне, как я жадно впилась в него губами и за несколько добрых глотков осушила полностью. Протягивая бурдюк обратно, я заметила, что Цугину явно было неловко от всей этой ситуации, ведь я лишила его последних глотков воды, а сказать об этом мне напрямую было бы пиком невежливости.

— А твои друзья...

— Не трогай их, — вздохнула я. — Они не спали два дня, устали.

— Вот как.

— Ага.

Разговор явно никак не хотел завязываться, отчего скальду, в чьи умения, как правило, входит как раз-таки умение вести приятные и занимательные беседы, стало не по себе. Мне же сейчас было абсолютно наплевать на это, потому что до сих пор меня занимал лишь камень, поросший мхом.

Из-за того, что буквы на поверхности пришлось выцарапывать, они чем-то походили на руническую письменность друидов, однако меня, в отличие от местных, этим не обмануть. Я прекрасно понимала этот язык и написанное на камне, и с каждым разом, как я прокручивала в голове все возможные варианты, становилось все яснее: я здесь не первая.

Неплохо было бы сейчас спросить Уна об этом, но он исчез, оставив меня наедине с моими же мыслями. Хорошо хоть этот скальд не пытается навязать мне беседу, иначе мне было бы совсем паршиво.

Более-менее придя в себя, я тряхнула головой и встала на ноги. Кости и суставы хрустели так, будто я пролежала здесь целую вечность, но времени на разминку у меня не было.

— Ну, чего стоишь? — я взглянула на Цугина, отчего тот, не зная, как реагировать, стал оглядываться по сторонам в поисках ответа. — Хворост собирай.

— А, это... — неловко усмехнулся он. — Д-да, я мигом!

Его дружелюбие в какой-то мере даже раздражало. Не может в этом мире быть таких простодушных и радостных людей. Доставая из-за пояса свой нож и вонзая его в тушу убитого вепря, я тихо материлась себе под нос, выплескивая свое раздражение на несчастного скальда так, чтобы сам он этого не услышал.

— Улыбается он... — ворчала я. — Пикке, фан дет...

Обсидиановое лезвие легко отделяло пахнущую мускусом шкуру от жирного мяса, пока еще теплая кровь медленно стекала на землю. Большую ее часть уже впитала трава, на которой лежал зверь, но все же еще немного оставалось в его остывающей туше. Кире мясо с кровью нравится, а значит это хорошо.

Такое нехитрое дело как свежевание хорошо помогало отвлечься от ненужных мыслей, потому как оно вовсе не было нехитрым. Умелые охотники знают, как снять шкуру с добычи, совершенно не повредив ее и не оставив на ней прилипшие куски мяса. Я же не заботилась о том, чтобы сохранить ее в целости, потому как шкуры вепрей дурно пахли, и их почти не использовали для изготовления одежды или мебели. Вскоре большие лоскуты уже были разбросаны вокруг меня, мои руки были покрыты кровью, а сочные ребрышки торчали наружу, ничем не прикрытые. Возможно, такое зрелище и вызвало бы у меня аппетит, если бы не вонь, исходящая от внутренностей зверя.

Когда вернулся Цугин, я как раз закончила свежевать самые мясистые части туши. Скальд специально обошел меня и стал подходить спереди, чтобы я увидела его заранее. Я устало подняла взгляд и в ответ на его улыбку резко дернула рукой, с громким хрустом выламывая ребрышки. Скальд тут же перестал улыбаться.

Лучше всего было бы замариновать мясо в клюквенном соке, а затем от души посыпать солью и медленно обжаривать на костре, но ни клюквы, ни лишней соли у нас с собой не было, а значит придется обходиться тем, что есть. Скинув с плеча охапку хвороста, Цугин сел напротив меня, облокотившись на исписанный камень, явно намекая на разговор. Я как могла игнорировала его, но в конечном итоге гнетущая тишина стала побеждать и меня, и я негромко спросила:

— Чего ты с нами возишься? Шел бы, куда шел.

— А я никуда и не шел, — улыбаясь, с толикой гордости ответил он.

— Хм? — я непонимающе взглянула на него. — Ты ж странник. Или ты странствуешь от дерева до дерева, шарахаясь от каждой встречной зверушки и ожидая, когда тебя спасут?

— Вовсе нет! — возмутился Цугин, скрестив руки. — Просто, понимаешь ли... А, впрочем, да, тебе не понять.

— Чего не понять? — невольно усмехнулась я. — Тонких порывов души скальда?

— А-а-а, так ты понимаешь! — с довольным видом протянул он и подполз поближе. — У моего странствия есть высокая цель, скажу тебе по секрету. Всем этим глупым деревенщинам такого не понять.

— Оседлать всех баб на севере? — подняв бровь, съязвила я.

— Отнюдь! — воскликнул он, ударив себя кулаком в грудь. — Всего одну!

В этот момент его ораторское искусство одержало окончательную победу над моим скверным настроением, и я, едва сдерживаясь, тихо засмеялась. Затем мне в голову вдруг пришла странная мысль, и я, перестав улыбаться, серьезным тоном спросила:

— Не меня же?

— Увы, милая, ты не в моем вкусе, — картинно вздохнул скальд. — Я странствую вот уже несколько лет, обошел север вдоль и поперек, но... Ох, Майя! Таких красивых дев, как она, я нигде не встречал!

— Дай-ка угадаю: она где-то неподалеку. Возможно, мертвая, а сам ты труп спрятать не в силах.

— Да чтоб у тебя язык отвалился! — ахнул он в ответ. — Она жива, жива! Но твоя правда: не так уж она далека... И при этом до нее мне как до звезд.

— Безответная любовь? — хмыкнула я. — Известная история.

— Отнюдь, отнюдь, — Цугин покачал головой, вставая во весь рост. Он повернулся ко мне спиной, глядя в сторону тропы, ведущей в приозерную деревню. — Наша любовь прочнее камня и прекрасней горных цветов, но... Увы, ее отец стоит между нами.

— Ага, — коротко сказала я. — И ты решил его грохнуть. Но сам не можешь.

— Из какой дыры ты вылезла, раз на уме у тебя такие мрачные вещи? Не в обиду, конечно, но ты очень сурова для своих лет.

— Вообще-то мне почти тринадцать! — наигранно-обиженно воскликнула я. — Я из разоренной деревни к югу от срединного тракта, близ леса Стайнког. Потом жила на Гнилом фьорде.

Скальд присвистнул, неловко поглядывая на меня. Сама не знаю почему, но рассказывать ему такие подробности о своей жизни не казалось сейчас чем-то страшным. Я мало видела в своей жизни таких людей, как он, и возможно именно это в нем и привлекало — его речи, его повадки и образ мышления притягивали, заставляли поверить в его добродушную непосредственность.

— Тогда да, не повезло тебе, — он цокнул языком. — Эх, родись ты севернее, у реки Паган...

— А что у той реки? — спросила я и попыталась сдуть прядь волос, выбившуюся из косы.

— Да тоже ничего хорошего, — горько вздохнул он. — Все так же, как и везде, да только земли пахотной побольше. Но там другая беда.

— И какая же?

— Соседи, — пожал плечами Цугин. — Там, где есть еда, там всегда будут и те, кому она, как они думают, нужнее. Ни разу не слышал, чтобы ярлова дружина вовремя поспевала к тем деревням.

— Как и к моей... — вздохнула я. — Ладно, не будем о грустном. Надо бы...

Я взглянула на небо, щурясь от яркого света. Солнце клонилось к закату, и уже через пару часов должна была опуститься на землю вечерняя прохлада. Нельзя спать на таком холоде, а значит придется разбудить пиявок на ужин и нормально разбить лагерь.

Когда солнце наконец начало опускаться к горизонту, а из дремучего леса потянулся густой туман, я подошла к пиявкам, все так же мирно посапывающем на своем прежнем месте. Стараясь ненароком их не напугать, я стала мягко трясти то одного, то другого за плечи.

— Эй, давайте поднимайтесь.

— Ну, это ж... — сквозь сон пробормотал Варс. — Нет, ну...

— Давайте живее! — прикрикнула я, отчего Снорри вздрогнул всем телом и тут же принялся шарить вокруг руками в поисках оружия. — Нечего на голой земле спать! Вставайте, ужин почти готов.

— Мгм... — устало вздохнул Снорри, первым поднявшись на ноги.

Затем он встряхнул уже своего брата, и они оба медленно поплелись в сторону тихо потрескивающего костра, где в углях жарилось сочное мясо.

Оставалось лишь разбудить Киру, но она лишь мотала головой из стороны в сторону, покачивая длинными рыжими кудрями.

— Кир, Ки-и-ир, — протянула я, касаясь ее плеча. — Вставай, сестренка.

— Мхм... — простонала она. — Только если поцелуешь...

— Вставай, форр фан да! — крикнула я, чувствуя, как краснеют щеки, и схватила ее за руки, резко поднимая с земли.

Кира засмеялась и бросилась мне на шею, обнимая и прижимаясь ко мне. Громко зевая, она, казалось, так бы и уснула стоя, но я не могла ей этого позволить.

— Давай, пора поесть. А потом снова спать.

— Вдвоем? — промурлыкала она, крепче сжимая меня в объятьях.

— Вдвоем, вдвоем, — вздохнула я и отстранилась. — Давай идем.

Наконец, все собрались у костра, а наш ужин уже был готов. Снорри и Варс, шипя от боли, жадно вгрызались зубами в сочное мясо — у них явно не было времени нормально поесть в лесу. Кире же достался кусок, в котором больше всего осталось свежей крови, и пока она жевала его, то с уголков губ ее стекали крупные красные капли.

— Вы так и не рассказали, что случилось там, в лесу, — наконец заговорила я.

— Ну, мы... — начал Варс с набитым ртом, но затем проглотил кусок и продолжил. — Ждали-ждали... А ты никак не возвращалась. Вот и пошли искать.

— Перепугались! — воскликнула Кира, обиженно надув щеки.

— А потом...

— Потом, форр фан да, началось это все! — рявкнул Снорри, ударив огромным кулаком по земле.

— Угу, — Варс кивнул, вторя словам брата. — Тени сгущались, тянулись к нам. И вой... Странный такой. Как будто гул ветра, но при этом живой.

Я нахмурилась, стараясь представить то, через что им пришлось пройти. Солдатам во время войн тоже редко удается нормально поспать, но пиявки все эти два дня не спали вовсе — во всяком случае именно так они сейчас выглядели. И у меня не было причин не верить им, ведь уж кто-кто, а они всегда были со мной максимально откровенны.

— Простите, — наконец тихо произнесла я, склонив голову. — Это моя вина.

— Не извиняйся, — махнул рукой Варс, слабо улыбнувшись. — То ли еще будет.

— То ли еще будет? — удивленно повторил за ним Цугин. — Боги, да вашу жизнь явно скучной не назовешь! Как будто специально сходите с троп там, где не следует.

— Не совсем, — я покачала головой. — Но мы держим путь на север, в Белую Крепость.

— В Белую... — скальд широко раскрыл глаза от удивления, и в этот же миг поперхнулся куском мяса. — В Белую Крепость?! Боги, да вы ж совсем еще дети! Куда вам...

— Туда, — раздраженно отрезал Снорри, грозно взглянув на парня, и тот сразу же умолк.

— Увы, но у нас нет выбора, — я пожала плечами. — Либо так, либо сидеть нам вечность в Скагене, пока одни кости не останутся.

— М-да уж... — вздохнул Цугин. — Тогда вам стоит знать, что безопасный путь к немому лесу сейчас закрыт. Весна, пчелы у них там.

— Пчелы? — я удивленно подняла бровь. — А что с ними?

— О, вот это интересно! — радостно воскликнул скальд, заметив мой интерес. — Земляные пчелы! Местные разводят их по ту сторону озера. Говорят, размером каждая с ладонь, но сам, признаюсь, не видел.

— Хм, — вздохнула я. — И что с ними не так?

— А то, что сейчас у них брачный сезон! — Цугин щелкнул пальцами. — И они злые как собаки. К ним в такое время лучше не подходить, а не то зажалят до смерти. И, собственно... — он вздохнул, а затем убрал прядь волос с лица и взглянул мне в глаза. — Тропа пролегает через холмы по ту сторону Верескового озера, где пчелы и гнездятся.

— Форр фан да... — тихо выругалась я себе под нос.

— Но! — продолжил скальд прежде, чем я успела впасть в отчаяние. — Вам повезло, потому как ваш покорный слуга знает тайные тропы по восточной тропе, мимо кургана!

Я с интересом взглянула на него и тут же заметила, как в глазах у него сверкнул нехороший огонек. Это было едва уловимое выражение, которое буквально кричало: "Мне от вас кое-что нужно".

— Но, если позволите...

— Отца той девахи прибить? — со спокойным, скучающим видом спросила я.

— Прекрати уже! Нет, нет и нет! Я ведь хочу завоевать любовь дамы, а не сделать ее своей рабыней!

— Ну... Ты подумай, — я пожала плечами. — Неплохой вариант, как по мне.

Снорри едва заметно усмехнулся, а затем громко шмыгнул носом. Кира же лишь согласно закивала, присоединяясь ко мне, хотя и не знала, о чем идет речь.

— Нет, прошу тебя, Майя, — вздохнул Цугин. — Мне лишь нужно, чтобы кто-то поговорил с ним. Меня самого он на дух не переносит, даже видеть не желает.

— Просто поговорить? — с подозрением переспросила я. — И все?

— И убедить его, что жених я хоть куда, — широко улыбнулся Цугин.

Если так посмотреть, то он и вправду вполне себе мог считаться завидным женихом. Во всяком случае, кое-какая красота и харизма у него присутствовали, почему мне и казалось странным, что он мог так сильно не понравиться отцу девушки. Впрочем, не всех устраивает жених, который только и делает, что ходит по деревням да побирается, играя на флейте. Может, именно это стало причиной отказа.

В любом случае сейчас рано заключать сделки и думать о чем-то подобном. Пока что нужно приготовиться ко сну, чтобы завтра до обеда добраться до Верескового озера и лично убедиться в правдивости слов бродячего музыканта. Если он действительно не лжет, то у нас возникала серьезная проблема, с решением которой нам мог бы помочь только действительно опытный путешественник, коим, судя по всему, Цугин и являлся.

Когда все мясо было съедено, а пригодные для обработки кости очищены от остатков жира, пепла и всего прочего, настало время разбивать лагерь. В этом плане мастера Скагена порадовали нас больше всего — плащи Снорри и Варса, в отличие от моего, были как бы двойными. При ношении на спине плотная ткань складывалась пополам, а когда это было нужно ее можно было развернуть и использовать как небольшое укрытие.

Воткнув в землю палки подходящего размера, мы натянули плащи поверх, расположив обе "палатки" у самого костра, чтобы спалось теплее. Места в них было катастрофически мало, но если спать в обнимку или же просто прижавшись друг к другу, то мы кое-как умещались внутри. Кира, разумеется, наотрез отказывалась спать с кем-либо кроме меня, поэтому Варсу пришлось тесниться в одной палатке со своим огромным братом, который из-за роста не мог даже полностью в ней уместиться. Впрочем, так ему, пожалуй, было даже теплее — его ноги торчали наружу у самого костра, в который мы подкинули еще немного хвороста.

На землю в палатках мы постелили тонкие оленьи шкуры, которые несли мы с Кирой. Так нам хотя бы не приходилось спать на голой земле, а значит и снижался риск простудить себе что-нибудь важное. Разумеется, когда мы пойдем на север, такие приспособления нам уже не помогут, но пока что это вполне работало.

Засыпая в обнимку с Кирой я снова вернулась к мыслям о загадочном камне на перекрестке. Кто сделал эту надпись? Как он выглядел? Давно ли это было? Давно, раз камень весь зарос мхом. Форр фан да, неужели я не одна здесь такая?

Мысли роились в голове подобно пчелам, но жужжание тревог и забот вскоре заглушило приятное ощущение усталости, накрывающее меня с головой. Веки тяжелели, а тихое сопение Киры и треск костра успокаивали, и вскоре я провалилась в глубокий сон без сновидений.

***

— Ну как, готовы? — спросил Цугин, глядя на нас, закидывающих мешки себе на плечи.

— Ага... — зевнула я.

Утро начиналось в целом неплохо, но быстро стала очевидной одна важная проблема: у нас совершенно не было воды.

— Есть один ручей, — сказал скальд, когда я поделилась своим беспокойством. — Но он в лесу.

Такая идея абсолютно всем показалась крайне неудачной, поэтому мы выдвинулись в путь как есть. Одна только Кира умудрилась слегка смочить горло, ползая у самой земли и слизывая росу с травинок. Она явно делала так не в первый раз, и каждый такой трюк, что она проворачивала, удивлял меня.

До приозерной деревни отсюда было рукой подать, как можно было подумать, если не видеть здешние тропы. Цугин уверял меня, что мы доберемся до нее еще до полудня, однако солнце все выше и выше поднималось в ясном голубом небе, а мы все так же шли по протоптанной дороге куда-то вдаль сквозь светлый, редкий лесок на склоне длинного холма.

Все время, что мы шли, я то и дело заглядывала вниз, в овраг, где ярко поблескивала влага. Цугин, впрочем, настойчиво рекомендовал даже не пытаться ее пить, потому как это не был источник, а всего-навсего низина, в которой скапливалась стоячая вода. Внизу было прохладнее, чем на тропе, и поэтому она не испарялась, однако гнилостный запах, то и дело достигавший моего носа, подтверждал слова скальда — вода непригодна для питья.

Вскоре холм закончился, и идти стало легче. Даже тяжелый мешок за плечами сразу же показался легче, да и тропа стала менее ухабистой и неудобной. Чем дальше мы шли, тем яснее становилось — здесь живут люди. Еще через несколько килагов лес окончательно расступился, открывая вид на холмистые просторы, чернеющие вскопанной землей под ярким утренним солнцем. Если здесь люди выращивают пищу, то и сама деревня должна быть недалеко — во всяком случае в родной деревне до полей можно было дойти за пятнадцать-двадцать минут.

Все чаще вокруг нас виднелись покосившиеся деревянные ограды, отделявшие участки одних землепашцев от других. Вскоре мы увидели и самих крестьян, пропалывающих землю перед посевом.

— Лучше не здоровайтесь, — негромко сказал Цугин. — Мне тут не очень рады.

Я опасением взглянула на него, когда мы поднимались на очередной холм. Воздух здесь становился заметно свежее, чувствовалась влага, исходящая от огромного озера. И когда мы наконец достигли вершины, Цугин с улыбкой раскинул руки, словно обнимая раскинувшуюся у водной глади деревушку.

— Добро пожаловать на Вересковое озеро! — он обернулся, а затем указал рукой на противоположный берег. — И да, я не соврал, видишь?

Я прищурилась, вглядываясь в холмы на другой стороне озера, что были от нас в нескольких килагах. Над ними что-то чернело, словно сгущающаяся туча или дым множества костров. Но это не было ни грозовой тучей, ни дымом.

— Форр фан да... — произнесла я себе под нос, вглядываясь в гигантскую тучу пчел, заполонивших собой, казалось, половину неба.

Глава 16: Вересковое озеро

Под холмами, у самого берега Верескового озера, раскинулась довольно большая по меркам Севера деревня. С первого взгляда было понятно, что дела у местных идут как надо — дома у них были аккуратные, не виднелось ни одного покосившегося. Более того, интересна была местная архитектура — сами здания представляли из себя нечто вроде землянки, уходящей под землю, а крыши были устланы почвой и поросли травой, почти сливаясь с окружающими их холмами. По огромному, сверкающему блюдцу озера медленно плавали небольшие рыбацкие лодки, которые, впрочем, не заплывали слишком далеко. Думаю, это все из-за пчел — над противоположным берегом нависала огромная черная туча этих созданий, и наверняка у самого берега можно было даже услышать жужжание тысяч и тысяч крыльев.

Мы быстро спускались вниз по крутому склону холма. Воды у нас все еще не было, а пиявки, похоже, были на грани полного обезвоживания — у Снорри и Варса к этому моменту пересохли и потрескались губы. В сопровождении Цугина мы быстро проходили через людную деревню к берегу, и каждый встречный оглядывался на нас. Одна полноватая розовощекая женщина даже цокнула языком, взглянув на скальда:

— Опять тебя недобрая принесла. Сколько ж можно уже, а?

— Я всего-лишь помогаю путникам найти воду! — воскликнул он, улыбнувшись. Было понятно, что такие слова его давно уже не задевали.

— Путникам он помогает! Небось и этим бедным девочкам уже венки плести начал, а?

— Не переживайте, он нас не трогал, — улыбнулась я и показала ей большой палец. — Да, Кир?

Кира в подтверждение моих слов лишь улыбнулась, оскалившись всеми своими острыми зубками. Если приглядеться, то становилось понятно, что они у нее куда острее обычных — клыки были слегка длиннее, а передние зубы словно подточили. Более того, и задние, которые у нормальных людей были плоскими и предназначались для растительной пищи, у нее выглядели несколько иначе. Словом, натуральная хищница.

— О боги... — вдохнула женщина, прикрыв рот ладонью. — А ее-то ты как сюда притащил?

— Вообще-то я сама пришла! — воскликнула Кира, обиженно надув щечки.

— Она еще и разговаривает! — ахнула наша собеседница, и, что странно, я не почувствовала в ее голосе фальши. Она искренне этому удивлялась.

— Что вы имеете в виду? — я прищурилась, глядя то на нее, то на Киру.

— Идите куда шли, ребятишки, — лишь махнула рукой она. — Лишь бы за ней ее сородичи не пришли да нас не пожрали.

Я хотела было спросить ее о "сородичах" Киры, но женщина, причитая и вздыхая, пошла прочь. Кира непонимающе смотрела на меня, на лице у нее читалось беспокойство.

— Почему она так про меня думает? — обиженно протянула она, нахмурив брови и растерянно глядя мне в глаза.

— Да кто ж знает... — вздохнула я. — Пойдем, ребят. Напьемся вдоволь.

— Вот это дело, — пробасил Снорри и вместе с братом и Цугином уверенно зашагал дальше.

Мы же с Кирой шли слегка позади них. Я то и дело поглядывала на подругу, и мне больно было видеть, как она искренне не может понять, в чем дело. Оно и понятно — этим людям она не сделала ничего плохого, но, видимо, у них были свои причины с недоверием относиться к ней.

— Я же даже никого не обидела... — тихо произнесла она.

— Ну, Кир, — я положила руку ей на плечо, пытаясь успокоить. — А ты вспомни тот раз, когда Арви пыталась тебя постричь. Что ты сделала?

— Ну укусила, — буркнула Кира в ответ.

— Не укусила, а откусила ей палец.

— Ну подумаешь...

— И проглотила.

— Это ничего не значит! — Кира обиженно скрестила руки на груди и дернула плечом, убирая мою руку.

Я улыбнулась, не в силах противостоять ее природной миловидности, и одной рукой взялась за ее ладонь. Она нехотя опустила руки и не сопротивлялась мне, хотя на лице у нее все еще читалась детская обида.

— Не переживай, — улыбнулась я. — Я тебя в обиду не дам.

В этот момент Кира не выдержала и крепко сжала мою ладонь, широко улыбнувшись мне, и мы стали нагонять ребят.

Берег Верескового озера был, не побоюсь этого слова, приятным. В теплое время года я бы с удовольствием полежала под солнцем на мягком песке, в котором лишь изредка проглядывалась мелкая галька. Вода тоже была чистой — не идеально прозрачной, но, во всяком случае, пригодной для питья. По-хорошему нам следовало бы прокипятить ее, прежде чем пить, но пиявки испытывали такую сильную жажду, что все втроем припали к водной глади губами, жадно глотая холодную воду. Я не успела даже слова им сказать, как они уже упали на песок, тяжело дыша от того, как наполнены были их желудки.

Комне же, наблюдавшей за этой картиной со стороны, тихо подошел Цугин и встал рядом, скрестив руки на груди. Он явно хотел завести со мной разговор, но сделать это так, словно я сама с ним заговорила, и поэтому изображал, словно просто стоит здесь рядом и смотрит на красивое озеро.

— Ладно-ладно, сдаюсь, — устало вздохнула я наконец. — Выкладывай.

— Помнишь про свое обещание? — как бы невзначай спросил он спокойным тоном, не глядя на меня. — Можешь поговорить с отцом прелестной дамы?

— Я все еще не знаю ни его, ни эту даму, — пожала плечами я.

— Все просто, — Цугин улыбнулся. — Взгляни налево.

Я медленно повернула голову, стараясь не привлекать внимание кого-либо, кто мог бы быть в той стороне, и вскоре наткнулась взглядом на одиноко сидящего на берегу старика.

Хотя стариком его называть было бы кощунством — скорее немолодой мужчина, в бороде и волосах которого только-только начали появляться полосы проседи. Он не обращал на нас внимания, потому как был увлечен более интересным делом. Прямо перед ним стоял кувшин, а также большой плоский камень, в который он что-то активно втирал, периодически поливая водой.

— Это он? — негромко спросила я Цугина.

— Ага, — кивнул он, улыбнувшись. — Местный мастер по камню и кости.

— Делает инструменты?

— Ха! — Цугин усмехнулся и смахнул непослушную прядь волос с лица. — Инструменты — самое простое, что он делает. Нет-нет, Майя, все не так просто. Это не обычный ремесленник, а настоящий мастер, каких мало. Он делает украшения, да такие, что люди со всего Севера съезжаются в эту деревню лишь чтобы взглянуть на эти чудеса.

— Вот как, — протянула я. — Хорошо ты замахнулся, однако.

— Я не виноват что самой прекрасной девушке на белом свете повезло иметь самого умелого отца, — скальд пожал плечами, улыбаясь. — Сама понимаешь, это все порывы моей широкой души.

— Да-да, души, — усмехнулась я. — Ладно, есть у меня мыслишка. Дай мне немного времени.

Цугин в ответ лишь кивнул и, когда я уже уходила прочь, в сторону мастера, негромко добавил, что приглядит за пиявками. Так и хотелось ответить ему, что это скорее они будут за ним приглядывать, но мне чудом удалось сдержаться, я лишь тихо посмеялась себе под нос.

Ноги буквально утопали в песке с каждым шагом, что я делала. Вскоре я уже смогла разглядеть лицо человека — вид у него был напряженный, сосредоточенный. Обычно, когда кто-то настолько погружен в работу, его лучше не отвлекать, но сейчас у меня, к сожалению, попросту не было времени.

— Извините, — обратилась я к нему, подойдя совсем близко, но он не обратил на меня внимания. — Извините!

— Хрмф... — вздохнул он, продолжая тереть маленький камушек об влажную поверхность валуна.

— Мое имя...

— Работаю, не видно, что ли?! — хрипло проворчал он, подняв взгляд. — Приходи вечером!

— Я бы пришла, да времени нет, — продолжала я настаивать на своем. — Мое имя — Майя. Я странница.

— Не запомню, — буркнул он в ответ, явно стараясь не думать о том, что я стою перед ним. — Отойди, свет загораживаешь.

— Сперва представьтесь, — я улыбнулась, но, кажется, ему мое хорошее настроение ни в коей мере не передавалось.

— Стейн, — вздохнул он. — Слушай, девочка, иди обратно к родителям. Мне сейчас некогда.

— Не уйду, пока мы не поговорим, — уже более серьезно ответила я, нахмурившись и прожигая мужчину взглядом. — И вы, поверьте мне, хотите со мной поговорить.

— Да? — усмехнулся он. — С чего бы это?

— С того, что перед тобой стоит Соленый Ворон, — ответила я, приспуская капюшон и показывая ему татуировку на шее. — И мы многому можем научиться друг у друга.

Стейн нахмурился, оглядывая меня с головы до ног. Вид у него был такой, словно он не удивлен, а скорее разочарован. Спустя пару секунд он махнул рукой, вздыхая:

— Спрячь. Не хватало еще, чтоб местные увидели, — с этими словами он медленно поднялся на ноги и так же медленно разогнул спину, отчего раздался громкий хруст, а после — облегченный вздох мастера. — Пришла поглазеть на мои поделки, Соленый Ворон? Приглашаю тебя в свой дом.

— Не совсем, но приглашение я принимаю, — я покачала головой.

Старик вылил остатки воды из кувшина прямо на песок и взял его под мышку, после чего мы вместе направились в сторону деревни. Всякий местный житель, стоило ему только завидеть мастера, уважительно склонял голову — видимо, рассказы Цугина про его мастерство не были преувеличением.

— Мы здесь ведем простую, мирную жизнь, — негромко начал разговор Стейн. — И нам проблемы не нужны.

— Я не причиняю проблем тем, кто ко мне добр, — также тихо ответила я ему, оглядываясь по сторонам. — А вы?

— Я вообще никому не причиняю зла. И никому не советую. Мы пришли.

Старик аккуратно поставил кувшин у двери в небольшой, я бы даже сказала, скромный дом почти на самом краю деревни. Он, впрочем, находился на возвышении, и отсюда открывался неплохой вид на деревню и вересковое озеро. Стейн открыл дверь и небрежным жестом пригласил меня внутрь, и я, благодарно кивнув, вошла.

Хоть дом снаружи и выглядел скромно, но зато внутри все было, пожалуй, побогаче, чем в длинном доме ярла Дургальфа. Стол и стулья были практичными, крепкими, но при этом красивыми — на спинках и ножках виднелись вырезанные на дереве узоры. Да и все остальное было сделано на славу — тут и там виднелись деревянные фигурки животных, людей, рыб и насекомых, а все стены были заполнены многочисленными природными узорами, выполненными кровью. Самым же главным признаком достатка служила белоснежная скатерть с красным узором, прикрывающая столешницу.

— Сразу видно дом мастера, — не без удивления сказала я, осматриваясь.

— Благодарю, — прохрипел Стейн. — Уверен, твой дом ничуть не хуже.

— О нет, поверьте, — улыбнулась я, присаживаясь на один из стульев. — На Гнилом фьорде все жили подобно аскетам, даже я.

— Вот как? А я слыхал, словно твой дом был построен на костях чудища.

— Это правда, да, — я кивнула. — Но не было ни узоров, ни украшений. А чем вы, говорите, торгуете?

Стоило мне задать этот вопрос, как Стейн взял что-то с подоконника и бросил мне. Я поймала крохотный сверкающий предмет и, когда разжала кулак, увидела, что это был самый что ни есть драгоценный камень — прозрачный, мутно-желтоватый, сверкающий на солнце полированный камень. Единственное, что отличало его от привычных мне драгоценных камней — белесые прожилки внутри, но они, стоит сказать, ничуть не портили его внешний вид.

— Я делаю украшения, — словно подтверждая мои догадки, сказал Стейн. — Смельчаки ныряют за галькой на дно озера. Из десяти камней один внутри оказывается прозрачным.

— Хм... — задумчиво протянула я, разглядывая его. — И затем..?

— И затем я делаю украшения, говорю же, — раздраженно проворчал он. — Неважно. Чего ты хотела?

Я положила сверкающий камень на стол и повернулась в пол-оборота к Стейну, с серьезным видом глядя ему в глаза.

— Я хочу купить вашу дочь.

Стейн до белых костяшек с силой сжал кулаки, и я буквально услышала, как заскрипели от напряжения его зубы. Он нахмурился, зло глядя на меня, и шумно выдохнул:

— Что?!

— Хорошо, я не так выразилась, простите, — тут же сказала я и неловко прокашлялась, стараясь подобрать правильные слова. — Я хочу поговорить с вами о вашей дочери. О ее замужестве.

— О боги! — воскликнул Стейн, подняв руки к небу. — Не бывало еще такого, чтобы руки ее просила другая девушка, а ведь женихов приходило множество!

— Нет-нет-нет! — воскликнула я, неловко засмеявшись, и поспешила поправить саму себя. — Я про то, что... Скажите, почему вы не даете ей быть с тем скальдом, Цугином?

— Боги... — старик вздохнул и присел на стул напротив меня, глядя куда-то в сторону открытого настежь окна. — И тебе на уши подсел? А ведь я слышал, что ты, Соленый Ворон, умная не по годам.

— Это правда, — я кивнула. — Но мне нужна его помощь. А взамен он попросил, чтобы я с вами поговорила.

— Майя, — Стейн взглянул мне в глаза. — Ты думаешь, я запрещаю ей, м? Боги... Пойми, она единственная моя дочь, а мать ее померла при родах. Я желаю ей только счастья.

— Но они были бы счастливы! — возразила я, повысив голос и едва не вскакивая с места. — Цугин поведал мне об их любви!

— Не все ж так просто, Майя, — покачал головой мастер. — Ты можешь, как ты сказала, купить ее у меня, но ты не можешь купить ее сердце. Я знаю, ты наверняка сможешь предложить мне что-то очень ценное, но даже я не в силах заставить ее полюбить кого-то.

— Заставить? В каком смысле "заставить"?

Стейн лишь горько усмехнулся, отводя взгляд, а затем медленно встал и открыл дверь наружу, намекая, что мне пора бы уйти.

— Говори не со мной, а с ней. Я уже немолод и мечтаю о внуках, но, увы, дело тут только в ней.

Я встала из-за стола и проследовала к выходу. Уже уходя, я обернулась, еще раз взглянув на Стейна:

— Как мне найти ее?

— Приходи ночью к безлюдному берегу по правую руку от деревни. Она не желает меня видеть, но в детстве она всегда убегала туда, когда мы ссорились.

Я кивнула ему в ответ и, развернувшись, поплелась обратно к берегу, где оставила пиявок.

Ситуация, выходит, странная. С одной стороны у меня Цугин, который клянется в том, что у них любовь на века. С другой — отец девушки, который утверждает, что она вообще всех подряд от себя отгоняет и никого видеть не хочет. Для полноты картины нужно выслушать еще и ее саму, но это я смогу сделать только ночью, а пока нужно встретиться с пиявками и найти место для ночлега. И, разумеется, найти немного меда.

Пиявки к этому времени удобно устроились на теплом песке: Снорри и Варс спорили о том, как лучше всего наносить удары копьем, а Кира о чем-то болтала с Цугином. Завидев меня, они помахали мне рукой, а я, подходя, лишь вздохнула.

— Цугин, — начала я серьезным тоном. — Ты точно уверен в том, что дама твоей души тебя любит?

— Конечно! — воскликнул он, ударив себя в грудь. — Не может и быть иначе!

— Ла-а-адно, — с недоверием протянула я, а затем тряхнула головой. — Сейчас не об этом. Пиявки, пойдем разбивать лагерь.

— Есть! — с энтузиазмом в голосе воскликнула Кира, вскакивая на ноги.

Мы выдвинулись в сторону восточного берега озера, где раскинулся небольшой тенистый лес. В общем-то, он и лесом как таковым не был — деревья находились друг от друга на достаточном расстоянии, чтобы было видно небо, да и сразу за ним виднелась речка с крутыми берегами, берущая начало в озере.

Цугин вежливо отказался от ночевки с нами, объяснив это тем, что слишком уж переживает за свою шкуру. Оно и понятно — знакомство у нас вышло странным, да и с его умениями наверняка было довольно просто найти ночлег где-нибудь в деревне.

Снорри рубил крупные ветки на дрова, а Кира ставила ловушку на мелкого зверя, когда мы услышали шаги позади себя. Я обернулась и увидела, что к нам приближается та самая краснощекая полноватая женщина, которая так старательно поносила на чем свет стоит скальда и оскорбила Киру. Вид у нее был виноватый, она явно не знала, как начать разговор.

— Ребятишки, вы... — неуверенно сказала она, почесывая затылок. — Уж извините, ладно? Это я дурня того увидала и распереживалась, бывает со мной такое.

— Ничего, — я кивнула ей. — Понимаю.

— Вы, это самое... Чего на улице-то спать? — продолжила она, и от ее слов у меня невольно по лицу поползла улыбка. — Пойдемте лучше ко мне. В доме положить не смогу, уж простите, детей у меня самой... Но, в общем, в стойле турнов есть сено, там хоть не холодно по ночам.

Я обернулась, дабы увидеть реакцию пиявок на ее слова. Снорри, как впрочем и всегда, было в общем-то все равно, но вот Кира и Варс активно закивали.

— А мед у вас есть? — улыбнулась я.

— Конечно! — воскликнула женщина. — Чтоб в доме у Вертэнди и не было меда!

Быстро собрав наши вещи, мы поспешили за грузной женщиной обратно в деревню. Уже вечерело, солнце медленно клонилось к горизонту где-то на западе, за холмами, и на землю опускалась приятная освежающая прохлада. С полей возвращались крестьяне, неся с собой свои нехитрые инструменты, кто-то даже вел за собой турнов, привязав веревку к длинным рогам. Вскоре мы добрались до дома Вертэнди, и она пригласила нас на ужин.

Дом у нее и вправду был небольшой, и места в нем решительно не было — детей, бегающих друг за другом, я не смогла бы сейчас даже посчитать.

— Да это не все мои, просто не бросать же сироток, — вздохнула она. — Вы проходите. Сесть некуда, простите уж, но чем богаты.

Кивнув ей в благодарность, мы вошли в дом и скинули свои вещи в углу. Тут же их буквально облепило множество маленьких детей, удивленно разглядывая копья и луки со стрелами. Другая же половина ребятни окружила нас.

— Путники! Путники! — верещала одна из девочек, у которой в силу возраста не было передних зубов.

— Какой здоровенный! — раскрыв рот, мальчишка лет десяти смотрел на Снорри, которому пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой потолок.

— Ну-ка, расступились! — строго, но с веселым огоньком в голосе воскликнула хозяйка дома, вынося в комнату огромный глиняный котелок, от которого исходил великолепный аромат горячей каши, обильно политой медом.

Старшие девочки, жившие в доме, помогали ей с посудой, так что вскоре у всех и каждого было по деревянной тарелке и ложке. Лишь когда все уселись есть, в доме наконец наступила тишина.

Больше всего компания гиперактивных друзей понравилась, что логично, Кире. После ужина она с радостью согласилась поиграть с ними в догонялки, а я лишь беспокоилась, чтобы она ненароком не решила покусать кого-нибудь из них. Впрочем, она держала себя в руках, ловко подхватывая на руки то одного, то другого карапуза. Это, в общем-то, было несложно, ведь места в доме было крайне мало, и здесь толком даже не побегаешь, но им это мало мешало.

Варса и Снорри же облепили дети постарше, среди которых были, в основном, мальчишки. Они расселись перед ними в круг, и пока Снорри тихо дремал, склонив голову, Варс рассказывал им про наше путешествие:

— ...и когда мне показалось, что я убежал... — загадочным голосом протянул он, отчего дети потянулись к нему со сверкающими глазами. — ...они снова меня туда затащили!

— Ух ты-ы-ы! — воскликнул кто-то из мальчишек. — А про битвы, про битвы!

— Про битвы? — усмехнулся Варс. — И в битвах я участвовал... Слушайте!

Я усмехнулась, не без удовольствия глядя на то, как каждый из моих друзей нашел себе занятие по душе. Мне же удалось избежать пристального внимания со стороны детей только потому, что Кира и Варс отвлекли их на себя, в то время как я вскоре после ужина незаметно выскользнула наружу.

Здесь, у порога дома, на лавочке сидела их приемная мать, глядя на сверкающую в закатных лучах бронзовую гладь озера. Я тихо присела рядом, вглядываясь в даль.

— Хорошо у вас тут, — негромко сказала я. — Мирно.

— Не всегда так было, — с сожалением в голосе ответила она. — Уж три года прошло, некоторые забывать стали, но дети-то все помнят...

— Красное племя? — попыталась угадать я.

Она молча кивнула и тяжело вздохнула.

— Там, за холмами, — она указала рукой на север, за озеро. — Горная гряда, а за ней немой лес. Вот оттуда-то они и приходят.

— Вы поэтому так сказали про мою подругу?

— Не обижайся, милая, — слабо улыбнулась она. — Просто не видала я еще такого, чтоб кто-то из этого народа жил среди нас, простых людей. Они ж сидят себе на севере и все, но тут вдруг... Ладно, не будем об этом.

— Не будем, — согласилась я.

Мы просидели так еще, наверное, полчаса, пока не начало совсем темнеть. Разговор не шел, а банальные темы вроде урожаев, погоды и прочего, казалось, надоели даже самой Вертэнди, поэтому сидели мы почти в полной тишине. Но с наступлением темноты настало время ложиться спать, а значит для нее небольшая передышка между тяжелым трудом закончилась, и теперь нужно уложить каждого непоседу.

— Вы располагайтесь, — она махнула рукой на отдельно стоящее здание. — Там немного пахнет, но, думаю, всяко лучше, чем на холоде.

— Спасибо, — я улыбнулась и кивнула ей.

Вскоре пиявки полным составом вышли из дома с нашими вещами, и мы тихо, стараясь не тревожить двух турнов, спящих в своем стойле, вошли внутрь. В углу была огромная куча сухого сена, куда сразу же рухнул Снорри, приминая ее своим весом почти до самой земли. Рядом лег Варс, а вот Кира пока что спать не собиралась.

— Мне еще нужно кое-куда сходить, — шепотом сказала я ей. — Все нормально, будь тут и сторожи мальчишек.

Кира в ответ показала мне большой палец, и я со спокойной душой вышла из стойла.

Ночь опускалась на этот край, а значит пора было идти на восточный берег озера. Там мне нужно будет свернуть с тропы у двух дубов и пройти вниз по оврагу, после чего я доберусь до тайного пляжа, где, как сказал мне мастер Стейн, должна быть его дочь.

В деревне сейчас было безлюдно, все ее жители к этому времени уже разошлись по домам, поэтому я спокойно шла между домов в сторону пролеска. Дойдя до него, я не без труда отыскала узкую тропинку, уходящую в сторону реки, и медленно пошла по ней, пытаясь в темноте разглядеть хоть что-нибудь. Впрочем, найти нужные два дуба оказалось несложно — они росли вплотную друг к другу, почти переплетаясь, и стволами образовывали своеобразный проем, в который протиснуться можно было только имея весьма и весьма тощую фигуру.

Я медленно шла вперед, стараясь не споткнуться и не упасть с крутого склона. Внизу, в свете полумесяца, блестела водная гладь озера, и виднелся берег, поросший кустами. На берегу стояли, образуя собой полукруг, несколько больших, вытянутых вверх валунов, и у одного из них сидела, обхватив колени, молодая девушка лет шестнадцати.

Тихо, чтобы не спугнуть, я подошла поближе и прошептала:

— Гун дарр.

У моей головы медленно зажегся крохотный огонек — дух-яроша заплясал вокруг, путаясь у меня в волосах и слабо освещая поросшую мхом поверхность камней. Я указала ему рукой на девушку, и тот медленно поплыл к ней по воздуху.

— Привет, — негромко сказала я, когда она наконец подняла голову, чтобы взглянуть на духа. — Это яроша, они неопасные.

— Как ты нашла это место? — раздраженно спросила она, отмахиваясь от духа рукой, отчего тот обиженно растворился в воздухе. — Это отец тебя послал, да?

— И да, и нет, — честно ответила я, приближаясь к ней.

— Не подходи, или я брошусь в воду!

— Да тут глубины-то локтя не наберется.

— А я вниз головой!

Я вздохнула, покачивая головой и улыбаясь. Вот такой должна быть нормальная девушка, а не соль варить и людей убивать. Я бы с удовольствием обменялась с ней проблемами, если могла бы.

— Меня Майя зовут, — продолжала я и, дойдя до спокойной кромки воды, присела на землю. — А тебя?

— Линн, — негромко ответила она, усаживаясь обратно на свое место. — Чего тебе от меня надо?

— Хм, — хмыкнула я, пристально вглядываясь в ее лицо. — Ты правда красивая, не соврал Цугин.

— А, ты от него, — вздохнула она.

— А что в этом такого? Разве он тебе не нравится?

Она со злостью в глазах зыркнула на меня, нахмурив брови, и сразу же отвернулась.

— Тебе легко говорить... Нравится — не нравится...

— А что в этом сложного? — улыбнулась я. — У меня, между прочим, муж был.

— Был? — непонимающе переспросила она.

— Ничего сложного ведь, — я проигнорировала ее вопрос. — Человек не может вечно быть один. Кто-то ведь тебе точно нравится, м?

Она задумчиво взглянула на ночное небо, усеянное звездами. Ее светлые волосы развевались на ветру, словно передо мной сидел не живой человек, а призрак — настолько невесомой и хрупкой она казалась.

— А почему мне должен кто-то нравиться? — снова нахмурилась она. — Я не хочу ни с кем быть.

— А чего ты хочешь? — я склонила голову набок.

— Хочу быть как Соленый Ворон, — вздохнула она. — Мне рассказывали путники. Она... Она сильная. И смелая. Ей никто не указ.

— Ошибаешься, — улыбнулась я, стараясь сдержать смешок. — Даже Соленый Ворон не свободна, уж поверь. Видела я ее и не раз.

— Правда?! — оживилась Линн. — Какая она, расскажи!

— Да плевать на нее, пойми ты! — я повернулась к ней и встала на ноги. — Плевать! Хочешь быть сильной — ну так и будь. Твой отец только хочет, чтобы была счастлива, вот и все.

— Но я... — неуверенно произнесла она, отводя взгляд. — Я не буду счастлива со скальдом. Он мне не нравится. Я ответила ему взаимностью только чтобы отца позлить.

— Но наполнила его сердце радостью, — улыбнулась я. — Пусть ему Цугин и не по душе, но твой отец решил, что так ты будешь счастлива.

Я обернулась чтобы уйти, но в последний раз обернулась на прекрасную деву и негромко сказала:

— Что до мужа... Я его убила.

Линн ничего не ответила мне, задумчиво глядя на водную гладь, в которой отражались мириады звезд и небо цвета обсидиана.

Глава 17: Прочь от теплого очага

Спалось, как это часто бывает, довольно паршиво.

Стоило мне вернуться к моим друзьям, в хлев, и прилечь, как меня словно окутала пелена кошмарных воспоминаний. Я вспоминала все самое плохое, что случалось в моей жизни: горящую деревню, отца, погибшего на моих глазах дважды, мать, что потеряла рассудок. Но больнее всего в моем разуме отпечаталось другое клеймо — всего лишь звук и ощущение веревочки в руках. Предсмертные хрипы, конвульсии того, кто был чище, чем я когда-либо могла бы быть, того, кто не заслуживал смерти.

Но я не плакала. Все, что я ощущала сейчас — пронизывающий меня липкий холод, словно я вновь оказалась ребенком, которого оставили умирать в сырой пещере. Мне не хотелось верить, что я могла сделать такое своими собственными руками, но умом я понимала, что это цена, которую я заплатила за свою свободу и за будущее моего народа. Только прервав род Дургальфа, я могла быть уверена в том, что Скаген станет моим окончательно и бесповоротно. Я не могла оставить Кунникта в живых, как бы мне того ни хотелось. Слишком много в этом случае "если". А если бы он начал меня искать? А если бы в ярости отправил войско на Гнилой фьорд? А если бы... А впрочем, какая уже разница?

Что сделано, то сделано. Я много раз слышала о том, что моя цель оправдывает все средства, но вот только ни один из голосов так и не смог меня в этом убедить, даже мой собственный.

"И мой", — прозвучал в голове тихий шепот мертвеца.

Разве ты пытался меня остановить? Пытался вразумить?

"Нет", — с сожалением добавил он. — "Но хотел бы".

Ты — избалованный ребенок, выросший в окружении благ развитой цивилизации. Ты не знаешь, что такое голод. Не знаешь, что такое страх, что за тобой вот-вот придут. Не знаешь, что такое война.

"Я знаю", — тихо ответил Дима. — "Когда-то и я был тобой. Был у штурвала. Но я бы не смог так поступить".

Не смог бы? Или не захотел бы?

"Не захотел бы".

Вот как.

Выходит, все-таки я действительно чудовище, каким меня считали когда-то. Черт возьми, да ведь и до сих пор считают — не знаю, что там рассказали пилигримы и путники этой глупой девке Линн, но она явно не знает и половины того, что я совершила. Но хоть многие и слышали обо мне только хорошее, пусть они и считают меня великим вершителем, который всем помогает... Все еще есть те, кто видел меня, кто говорил со мной. И кто знает, что я из себя представляю.

"Черствый кусок хлеба, который крошится от собственной черствости".

Философия тебе никогда не давалась.

"Прогуливал пары", — усмехнулся он, и у меня в голове возник образ, где он пожимает плечами. — "Но даже черствый хлеб, если его засунуть в микроволновку, может снова стать вкусным".

И что? Ты предлагаешь меня сжечь? О да, взойти на костер определенно вызовет во мне целую бурю эмоций. Будь ты проклят за то, что твоя часть мозга дает мне такое яркое воображение.

"Ну и дура. Я-то говорю про чувства. Что-то, что зажжет в тебе огонь, главное чтобы это была не ярость. Ну, оно так и так придет когда-нибудь, так что сейчас, пожалуйста, заткни свои мрачные мысли и спи. Завтра длинный день".

Не сомневаюсь.

Надо сказать, что разговор с голосом в голове мне немного помог — во всяком случае я смогла кое-как заглушить собственную совесть и в кои-то веки нормально уснуть. Выспаться, впрочем, мне так и не удалось — Кира растолкала меня рано утром, когда хозяйка Вертэнде приготовила завтрак. Утро в деревнях вообще начиналось рано — даже в моей родной деревне, помню, родители вставали порой еще до восхода солнца, чтобы успеть поработать на поле до полудня. Учитывая события последних дней, теперь я понимаю, почему они так спешили. Хотя, наверное, отец просто хотел поскорее отвязаться от рутины и пойти выпивать с мужиками — уж это-то дело он любил.

На завтрак у нас были свежие лепешки, наполненные изнутри небольшим количеством меда. После завтрака хозяйка честно призналась, что обычно не балует своих подопечных сладким, однако она увидела, как сильно мне понравился ужин, и решила порадовать за то, что пиявки помогли ей присмотреть за детьми вечером.

После завтрака мы устроились отдыхать возле дома. Кира все так же бегала вокруг детей, резвилась с ними, а Варс теперь учил мальчишек махать длинными палками так, словно это было копье. Снорри в какой-то момент не выдержал и отобрал у него "оружие" со словами:

— Ну ты и пень, братишка. Смотрите, как надо!

С этими словами старший резко ткнул Варсу палкой в живот, да так, что тот упал на спину, отлетев назад на добрые пару лагов. Кто-то из детей засмеялся, остальные же восхищенно глядели на огромного Снорри, который, будучи центром внимания, залился краской и смущенно оглядывался вокруг в поисках поддержки.

У меня же на утро были свои планы. С Цугином мы договорились встретиться около полудня на берегу, поэтому времени еще было много. Впрочем, и дела мои требовали времени, а значит нужно было выдвигаться в путь.

Прихватив с собой на всякий случай нож, я пошла по сонной деревне, где то тут, то там люди выходили из своих домов и, громко зевая, плелись в сторону поля. Многие из них, впрочем, завидев меня, здоровались, кто-то даже улыбался. И это при том, что они меня даже не знали. Улыбчивые люди — явный признак того, что в этих местах все идет хорошо.

Путь мой лежал туда же, где я была вчера — в дом местного мастера Стейна. Он жил на возвышенности, но сейчас, отдохнув, я легко поднималась вверх, не чувствуя боли в ногах. Все-таки я не была опытной путешественницей, и пока что большие расстояния давались мне с трудом — сказывается тот факт, что я постоянно была занята делами своей деревни и никогда ее не покидала.

Ставни дома были открыты нараспашку, ровно как и дверь, которую мастер подпер деревянным бруском. Из вежливости я постучалась и просунула внутрь голову.

— Входите! — прохрипел его голос из глубины дома.

Я воспользовалась предложением и снова очутилась в богато украшенной комнате. Все-таки приятно видеть работу мастера — такие люди, как он, встречаются, наверное, один на тысячи, а то и реже.

Сам же хозяин дома сейчас, судя по звукам, работал где-то в дальнем конце здания. Дом был разделен на три комнаты, что уже указывало на социальный статус и богатство живущего в нем, и я мысленно сделала пометку, чтобы позже указать ему на это. В разговоре, особенно когда ты пытаешься заставить человека делать то, что тебе нужно, важно использовать любую деталь, за которую можно зацепиться.

Стейн сейчас находился в комнате, которую я описала бы как примитивную мастерскую для работы по дереву. Здесь у него были и заготовки, и удобный, прочный стол, и даже деревянные тиски, которые представляли из себя две деревяшки, одна из которых была прочно закреплена на столе, а вторая банально туго привязывалась к первой, благодаря чему в них можно было что-нибудь зажать. Сейчас мастер работал над очередной деревянной фигуркой, изображающей маленького бородатого человечка в капюшоне, держащего в руках большой камень. Он ловко обтесывал мягкую древесину каменным зубилом, прищуриваясь и измеряя расстояние по засечкам на собственном ногте.

— Я поговорила с Линн этой ночью.

— М-гм, — пробурчал Стейн, даже не поворачивая в мою сторону голову.

— Она не любит Цугина.

— Какая неожиданность, — саркастичным тоном произнес он, вздыхая. — Еще чего расскажешь?

— Я хочу сделать тебе подарок, мастер Стейн, — серьезным тоном продолжала я. — Такой, который поможет тебе создать вещи куда более сложные, чем простые украшения да игрушки.

— Да неужели? — он наконец взглянул на меня исподлобья, саркастически приподняв бровь. — И что же это?

— Вы все узнаете. Но сперва нам нужно это сделать.

Вскоре, как только он закончил с изготовлением фигурки, мы принялись за дело. Материалом служила, разумеется, древесина, коей здесь было в достатке. Достаточно широкое полено мы закрепили в тисках, а затем стали отпиливать от него каменной пилой и зубилом кругляшок, да так, чтобы толщиной он был не слишком большим. Интересна была конструкция пилы — как и мастера Гнилого фьорда, Стейн использовал деревянную ручку, на которой клеем из угля и смолы закреплялись маленькие острые зубчики. Но, в отличие от моих соотечественников, он закреплял их на тонкой дощечке, которую предварительно обжигал для прочности, благодаря чему пила получалась тонкой и плоской, и ей можно было отпиливать даже широкие куски древесины.

Когда два деревянных кругляшка были готовы, мы принялись придавать им более-менее идеальную круглую форму. Здесь работать грубыми инструментами уже было нельзя, и поэтому мы использовали нечто вроде примитивной наждачной бумаги. Стейн несколько слоев ткани промазывал клеем, а затем обильно посыпал мелким песком. Позже, как он рассказал, оставалось только "размять" наждачку, чтобы клей потрескался и она хоть немного гнулась из стороны в сторону. Это нужно было для того, чтобы было удобнее полировать угловатые предметы.

Вскоре мы закончили придавать древесине нужную форму, и я углем стала чертить на них места отпила, используя в качестве линейки прямой деревянный брусок.

— Ты все еще не сказала мне, что мы делаем, — недоверчиво протянул Стейн, поглядывая на заготовки из-за моего плеча.

— Это называется шестеренка, — улыбнулась я, продолжая чертить. — И она изменит все.

Когда все было готово, я стерла лишние линии рукой и мы принялись отпиливать от заготовок большие куски, придавая им хорошо знакомую мне форму. Это уже было куда проще — сейчас не требовалось огромной точности, и можно было оставить их в виде грубого примера того, на что способна механика, поэтому Стейн просто вытесывал лишнее при помощи зубила.

Еще через, наверное, час все было готово, и я позволила себе улыбнуться, глядя на результат наших трудов. Две шестеренки, кривые, несуразные, но все-таки полноценные шестеренки!

— А теперь смотри внимательно, — прошептала я, соединяя их зубчики, а затем стала крутить одну, из-за чего пришла в движение и вторая. — Ты можешь соединять ими разные части изделия. Здесь можно сделать отверстие и сделать вал, как у повозок. Тогда представь... Река будет двигать вал, а шестеренки двигаться благодаря нему! И из этого можно сделать что угодно! Можно даже...

Стейн с интересом наблюдал за моим представлением, а я в это время чертила прямо на столе углем другую фигуру — круг с выступающими из него всего двумя зубчиками.

— А вот это будет передавать вращение не постоянно, а с промежутками. Ты можешь... Не знаю, ты можешь сделать молот, который будет бить по чему-нибудь сам по себе! Ты...

— Да что б меня... — наконец-таки сдался старик, прикрывая рот ладонью.

Он отпихнул меня в сторону и схватил шестеренки в руки, словно пытаясь сам убедиться в том, что они работают.

— Оно же... Это...

— Это механика, старик, — улыбнулась я.

— Спасибо тебе, — он взглянул на меня, и я мельком заметила, как на глазах у него выступили слезы, которые он тут же смахнул рукой. — Я сделаю... Столько всего сделаю, форр фан да!

— Я знала, что вам понравится.

Он аккуратно, словно родное дитя (коим шестеренки, по сути, и являлись) положил изделие на стол и выбежал из комнаты, принявшись с шумом рыться где-то в глубине дома.

— Подожди, не уходи! — воскликнул он.

Я усмехнулась и принялась смиренно ждать его возвращения. Все это не затянулось надолго, и вскоре старик возвратился, сжимая что-то в руке.

— Это тебе. Моя лучшая работа. Такие камни особенно ценные — попадаются очень редко.

Он протянул мне небольшое ожерелье, кулоном для которого служило сверкающее кольцо. Я тут же почувствовала, как мое сердце забилось чаще, голова начала ныть, а когда он надел его мне на шею, то ноги стали подкашиваться.

Оно было медным. Сделано из чертовой меди!

— Эй, ты в порядке? — обеспокоенно спросил он. — Воды может?

— Нет-нет, все нормально, — вздохнула я, пытаясь прийти в себя. — Все хорошо, правда. Просто... Откуда у вас такое?

— Со дна озера, — Стейн оглянулся, вглядываясь в открытое окно. — Такой камень... Он необычный. Если по нему бить, то он принимает любую форму, словно глина. И сверкает на солнце, если хорошенько отполировать. Говорят, из такого материала люди с юга носят доспехи и оружие.

— Да, это уж точно... — усмехнулась я, сжимая в руке кулон. — Спасибо вам. Правда, спасибо.

— Да чего уж, — махнул рукой старик. — Вы ведь на север идете? В Белую Крепость... Ну, такая безделушка хоть поможет от красных людей откупиться. Жизнь дороже любых богатств.

— Да, это точно, — я улыбнулась.

После проделанной работы Стейн пригласил меня выпить чаю, и я, видя, что время еще есть, согласилась. Я уселась за резной стол, никак не в силах оторвать взгляда от гипнотических узоров на стенах, в то время как хозяин дома разводил в очаге огонь.

— Ты ведь так и не сказала, чего ты хочешь от меня взамен, — вдруг сказал он, стуча двумя кусками кремня друг о друга.

— Такие люди, как вы, мне бы очень пригодились бы через пять лет. Я иду на запад и буду воевать с Коммунахтой.

— О-о-ох! — усмехаясь, протянул Стейн. — Это вы уж без меня, прости, Майя. Я старый человек и не хочу участвовать в войне.

— Вы могли бы собирать для меня боевые приспособления, — продолжала я, но в ответ старик цокнул языком.

— Майя, видишь ли... — вздохнул он, разгибаясь, когда огонь наконец начал разгораться. — Здесь никто не последовал бы за тобой, чего бы ты им ни пообещала. На север — это да, красных людей побить мы бы были готовы, но Коммунахта... Эх. Они никогда не вторгались в эту деревню, и ни я, ни другие местные не испытывают к ним зла так, как испытываешь ты.

— И я никак не смогу убедить вас? — с надеждой в голосе спросила я напоследок.

— Никак, — он покачал головой в ответ. — Я не хочу делать то, что будет убивать. Лучше я превращу твои шестеренки в игрушки, в то, что поможет людям в полях.

Я невольно улыбнулась, увидев, наконец, доброту в его глазах. Когда Стейн не хмурил брови, становилось ясно — он вовсе не умеет злиться. Просто жизнь и постоянные проблемы с дочерью сделали его угрюмым, но это вовсе не значит, что внутри он был злым. В нем была искорка, которую я, надеюсь, смогла сегодня превратить в пожар — желание сделать мир лучше, прибегая только к гуманным методам. А значит, мы с ним слишком разные люди, чтобы идти одной дорогой.

Стоило лишь хозяину дома присесть на стул в ожидании, когда закипит вода, как входная дверь, которую я закрыла за собой, медленно отворилась. На пороге стояла его дочь, Линн, которая в лучах рассветного солнца была еще красивее, чем этой ночью. На самом деле она была так красива, что я поймала себя на том, что пялюсь на нее уже неприлично долго, и пора бы, наверное, и честь знать.

— В общем... — вздохнула я, поднимаясь со стула. — Спасибо за гостеприимство. Чая еще выпьем, когда буду возвращаться, а сейчас... Думаю, вам нужно поговорить.

Стейн с улыбкой кивнул мне, и я прошла мимо Линн, выходя из дома. Лишь снаружи я выдохнула, сдавленно смеясь над самой собой за то, что таким взглядом пожирала женское тело. Черт возьми, да что ж со мной не так, в самом деле?

Отойдя, наконец, от нахлынувших на меня эмоций, я неспешным шагом пошла вниз, в деревню. Солнце поднималось все выше, и, наверное, пиявки уже встретились с Цугином на берегу и теперь ждали только меня.

Подходя к сверкающей водной глади я убедилась в правдивости своих размышлений — все четверо расселись на мягком песке, что-то обсуждая. Завидев меня, Варс помахал рукой, и все остальные вскоре тоже со мной поздоровались.

— Ну как? — спросила я их, оглядываясь. — Мы готовы?

— А что с Линн? — тут же задал волнующий его вопрос Цугин. — Что сказал ее отец?

— Что ты — шут гороховый, Цугин, — усмехнулась я и положила руку ему на плечо. — Он не против, если бы она была с тобой. Да только Линн тебя не любит — то было представление, чтобы отец позлился.

— Вот как... — вздохнул Цугин, понурив голову, однако буквально спустя секунду поднял ее и широко улыбнулся. — Тогда — в путь! Искать других девах, которые заставят мою душу трепетать!

Пиявки, да и я с ними, искренне засмеялись, а Цугин выглядел явно довольным собой, что сумел нас рассмешить.

Наконец, мы выдвинулись обратно в деревню, а оттуда — на тропу, которой пришли сюда. Цугин сказал, что мы могли бы пойти напрямик через сады, но их хозяева не любят нарушителей и порой жестоко их наказывают.

Мы прошли по деревне, и у всех нас на душе было чувство, словно мы оставляем позади что-то приятное, что-то ценное и близкое сердцу. И ведь правда: деревня была самая приятная из возможных, если забыть про беду с севера, которая пришла к ним несколько лет назад. Даже люди, что жили здесь, с улыбками провожали нас, когда мы покидали этот край.

— И больше его сюда не приводите! — закричал кто-то из местных мужиков нам вслед, указывая на Цугина.

Все мы засмеялись и пошли дальше, поднимаясь вверх по склону.

Проходя мимо "детского дома", мы не могли не попасть под пристальное внимание многочисленных карапузов, которые облепили нас со всех сторон. Их мачеха сейчас занималась тем, что перемалывала зерно в муку на большом камне у дома.

— Вы уже уходите, да? — огорченно протянула девочка лет четырех, дергая Киру за плащ.

— Только чтобы получше потренироваться бегать и обогнать всех вас! — улыбаясь, задорно ответила та и погладила девочку по голове.

— И орудовать копьем! — добавил Варс, взглянув на мальчишек. — Когда вернемся — чтоб научились бить так же, как мой брат!

— Пока! Пока! — верещали дети вслед, еще несколько десятков лагов преследуя нас по дороге из деревни.

И только когда мы стали подниматься наверх по тропе, я услышала, как сзади меня кто-то окликнул.

— Стойте! — кричала нам вслед Линн, тяжело дыша и спотыкаясь. — По-до-жди-те..!

Мы все обернулись, и я пошла к ней навстречу. Ее прекрасное лицо от бега покраснело, грудь вздымалась от одышки. Я же лишь непонимающе взглянула на нее.

— Ты... Правда... Соленый Ворон? — сквозь одышку спросила она.

— Да, — я кивнула в ответ. — Так меня называют.

— Фух... Майя... Скажи, правда ли так трудно быть свободной?

— У всего своя цена. И у полной свободы тоже. Если хочешь хороший совет — отправляйся в Скаген, найди друида по имени Эгиль и попросись к нему в ученики. А затем возвращайся домой и учи детей. Всем от этого будет лучше.

Прежде, чем я успела отреагировать, она, широко улыбнувшись, бросилась мне на шею, крепко обнимая, и поцеловала в щеку на прощание.

— Спасибо тебе, — прошептала девушка.

Так она и стояла там, маша рукой на прощание. Снорри пришлось держать Киру за руки, чтобы она не сорвалась с места и не отгрызла деревенской девушке лицо, но вскоре мы наконец ушли достаточно далеко, чтобы она более-менее успокоилась.

И, когда мы наконец поднялись на крутой холм, я остановилась, с сожалением взглянув на Вересковое озеро и маленькие, поросшие травой домики. Вздохнув, я улыбнулась, прощаясь с этим местом, возможно, навсегда, и отправилась дальше. Чего грустить, когда мои друзья все так же идут со мной бок о бок? Чего грустить, если впереди такая длинная дорога, полная новых встреч, загадок и приключений?

Пусть мой путь труден и опасен, я ведь, в конце концов, пообещала самой себе, что пройду его до конца. Да и пиявки, несмотря на то, что сами прикипели к местной тихой пасторали, за уши потащили бы меня дальше, на север. Все мы искренне желали остаться здесь еще ненадолго, и так же искренне рвались вперед, в путь.

Так прощай же, Вересковое озеро. Прощай тихая и спокойная деревушка, давшая мне приют и покой, пусть и ненадолго. Надеюсь, что мы сможем увидеться вновь.

Глава 18: Мертвое поле

К вечеру того же дня мы наконец-таки добрались до перекрестка, где решили сделать привал до утра. У нас имелось немного пищи в запасе — сушеный хлеб, который нужно было размягчать водой, чтобы нормально есть, небольшая глиняная баночка меда и около половины килограмма копченого мяса. Впрочем, впереди предстоял еще огромный путь, и неизвестно, как мы будем решать вопрос пищи, когда перейдем через Черные Горы, поэтому все перечисленное пока что было лишь неприкосновенным запасом.

К счастью, Кира довольно умело ставила ловушки на мелкого зверя, поэтому в течение всего пути нам было обеспечено какое-никакое пропитание. Впрочем, этим вечером, пока братья-пиявки и Цугин занимались костром и лагерем, мы отправились с Кирой на охоту в ту часть леса, что лежала чуть севернее перекрестка. Как сказал нам скальд, эти места были относительно безопасны, и именно туда ходили местные охотники.

Вернулись мы спустя лишь пару часов, которые провели в засаде, ожидая, когда зверь подойдет к водопою — крошечному источнику, который заканчивался почти там же, где и начинался — в скалистых утесах в паре сотен лагов от дороги. Когда к журчащему источнику наконец-таки, боязливо оглядываясь, подкралась серая лисица, Кира натянула тетиву лука и, затаив дыхание, приготовилась стрелять. Я в это время сидела в засаде с противоположной стороны источника, и стоило зверю пригнуть голову и начать пить, как мы с Кирой почти синхронно выпустили две стрелы, пронзившие туловище лисы.

Когда мы вернулись в лагерь, солнце уже почти опустилось за горизонт. Небольшой костерок приветливо потрескивал, а силуэты парней отбрасывали длинные тени на высокие деревья вокруг. Лишь когда туша была освежевана, Цугин подкинул в костер побольше дров, и Снорри принялся раздувать его во всю мощь своей огромной груди. Вскоре воздух наполнил приятный аромат жареного мяса, и, наконец поужинав, мы легли спать. Цугин настаивал на том, чтобы еще немного посидеть и порассказывать друг другу истории, но никто не воспринял его предложение всерьез — пиявки прекрасно понимали, что нужно хорошенько выспаться. Завтра нам предстоял долгий путь, и я надеялась, что мы сумеем добраться до горной гряды к вечеру. В целом, это было более чем возможно — Черные Горы возвышались всего в сорока-пятидесятикилагах к северу, и, если идти достаточно быстро и держаться дороги, мы наверняка смогли бы преодолеть такое расстояние за день.

Вперед всех проснулся Варс. У него вообще была крайне полезная в путешествии привычка — просыпаться с первыми лучами солнца. Это был навык, который он приобрел за годы тренировок в военном деле и физической подготовки, которые требовали от него огромной самоотдачи и приличное количество свободного времени. Разумеется, этого времени вечно не хватало, и поэтому мальчик приучил себя меньше спать, чтобы успевать сделать все запланированное на день.

А вот его брат такого распорядка не придерживался — Снорри можно было бы сравнить с медведем как по физической силе, так и по складу характера. Он был довольно ленив и часто, что называется, впадал в спячку — иной раз мог проспать и шестнадцать часов, просыпаясь лишь потому, что в животе урчало от голода.

Варс растолкал нас, и мы, зевая и потягиваясь, кое-как сумели проснуться. Здесь хорошо помогло бы умывание, но до ближайшего источника, у которого мы вчера и охотились, было полкилага, поэтому время, которое мы бы на это потратили, мы потратили на завтрак остатками лисицы и сборы.

Еще через час, когда все наконец были готовы идти, мы выдвинулись дальше.

— ...а еще, говорят, — Цугин всю дорогу продолжал пытаться развлекать нас историями, — что в тех горах живет странный народец. Черные, как уголь, маленькие, как дети...

— Гномы, что ль? — скучающе вздохнул Снорри.

— Они самые, — Цугин щелкнул пальцами. — Говорят, что в Черных Горах они живут под каждым камнем.

— Да и хрен бы с ними, — подытожил Снорри, пожимая плечами.

До полудня дорога давалась легко, и когда солнце было уже высоко, мы наконец-таки выбрались из леса и оказались на скалистых равнинах, раскинувшихся к северу от него. Где-то впереди, вдалеке, как мне рассказывали, раскинулись древние яблочные сады, и люди, что живут рядом и питаются их дарами, не испытывают особой симпатии к пришлым.

— Поговаривают даже, — скальд продолжал свой рассказ про местных, — что здесь пропадали путники. Очень отличается от озерной деревни, а?

— А с чего они такие злые? — спросила я его.

— А с того, что не желают ни с кем делиться дарами своих садов. Я слышал, что где-то там можно отыскать яблоню, на которой растут плоды цвета солнца. Съешь такое яблоко и обратишься в ребенка, вернешь себе молодость.

— А если не говорить про слухи?

— А если так, то... — Цугин задумался, подняв взгляд к небу. — Думаю, они просто привыкли так жить. У них все хорошо, им ничего не нужно. Даже Красное племя к ним не ходит, ведь на пути к ним находится курган.

— А что с курганом, кстати? — решила заодно спросить я. — Почему все так его боятся?

— О, а вот это хорошая история! — наш спутник широко улыбнулся. — Но давайте остановимся где-нибудь. Нужно переждать жару.

Вспоминая проблемы, с которыми мы столкнулись в начале своего пути, я и пиявки охотно согласились на привал. К тому же, от нескольких часов пути начинали побаливать ноги, а от груза за плечами — спина.

Вскоре мы подыскали подходящее место под большой скалой, кое-как укрывшей нас от палящего солнца. Скинув с себя ношу, мы расселись под ней, прижимаясь взмокшими от пота спинами к холодному камню. Чувство непередаваемое, когда после долгого пути наконец-таки останавливаешься и просто позволяешь телу немного отдохнуть.

— Так вот, — начал свой рассказ Цугин. — Про курган.

— Расскажи, да! — воскликнула Кира, буквально прожигая взглядом скальда.

— Ладно-ладно, — усмехнулся он. — Слушайте. Давным-давно, когда здесь еще стояло Первое Царство, была построена Белая Крепость — оплот людей на самом краю мира, где нет ничего, кроме бесконечной снежной пустыни. Она была построена не просто так — в тех местах по ночам в небесах загорается нефритовая тропа, ведущая в другие миры, и очень часто по ней в наш мир приходят незваные гости. Все, что им нужно — лишь найти подходящий сосуд для самих себя, мертвое тело, которое уже покинула душа, и они занимают его, оживляют, вспоминают все, что помнил прежний владелец тела... И развращают каждую частичку того, что когда-то было живым. Все светлые воспоминания становятся мраком, а печаль, злоба и алчность усиливаются до предела. И чтобы защитить людей от того, что может прийти по нефритовой тропе, и была создана Белая Крепость, привлекающая оживших мертвецов своим ярким светом в ночи и теплом огня и живых людей.

— А причем тут курган? — непонимающе спросила я.

— А при том, — продолжил Цугин, улыбнувшись. — Что Белая Крепость однажды пала, и все ее защитники отправились на юг в виде оживших мертвецов. Лишь благодаря усилиям сотни друидов их удалось сдержать и запечатать в кургане, где они и по сей день несут свою вечную службу. Они поклялись, что будут защищать северные пределы от любого, кто слишком слаб, чтобы выдержать натиск нефритовой тропы, и лишь когда проход в иные миры будет окончательно закрыт, они наконец-таки станут свободны.

— Хм... — задумчиво протянула я. — Выходит, мертвецы защищают живых от мертвецов?

— Верно, — скальд кивнул. — Вернее даже сказать, что они защищают живых от их самих же — лишь сильных они пропускают на север, а слабые пополняют ряды их дозора.

— Вот как, — нахмурилась я, размышляя над сказанным. — Не узнаешь, пока не попробуешь?

— И попытка у тебя всего одна, — кивнул Цугин. — Впрочем, есть и другие пути в земли за Черными Горами. Такой тропой мы туда и пойдем.

Переведя дух, мы наконец-таки двинулись в путь.

Соломенные шляпы, подаренные нам Хамингом, стоит признать, очень помогали сохранить силы — когда твою голову не печет яркое солнце, гораздо легче дается каждый шаг, и ты сохраняешь больше сил для дальнейшего пути. Это было особенно полезно на таких марш-бросках, как тот, что мы совершали сегодня.

Помогало и то, что пока что мы двигались по удобной протоптанной дороге шириной в добрый лаг-полтора. Видимо, несмотря на рассказы Цугина, люди из деревни близ яблочных садов очень даже покидали место своего обитания и выходили на контакт с внешним миром. Это, впрочем, ни в коем случае не означало, что они были бы рады увидеть нас на своей территории, и поэтому возможность пройти по садам вдоль восточного берега Верескового озера, к сожалению, отпадала.

Еще через пару часов мы добрались до поворота, сворачивающего вниз, под холм, к яблочным садам. Эта тропа была такой же удобной и протоптанной, как и весь наш путь до этого, однако мы свернули направо, где дорога изрядно поросла травой и дикими цветами. Вдоль дороги бурно росли подорожник и ярко-желтые огоньки одуванчиков.

Вскоре мы добрались до места, где скальд беззвучным жестом приказал нам остановиться. Я взглянула на него, а в ответ он лишь молча указал рукой вперед, туда, где посреди чистого поля возвышался рукотворный холм в форме почти идеальный полусферы. На фоне местности курган выглядел жутковато — не было ни крестов, ни исписанных рунами камней, но на нем совершенно не росла трава. Словно земля, из которой он был сложен, множество раз посыпалась солью и предавалась огню.

— Здесь нам направо, — прошептал Цугин, у которого при виде зловещего кургана пропала привычная улыбка. — За мной.

Глубоко вздохнув, он сделал шаг в сторону и сошел с тропы. Мы двинулись за ним по дикому полю, где ноги наши утопали в высокой траве и блеклых цветах. Каждый шаг приходилось обдумывать заранее, глядеть, чтобы не попался под ногу злосчастный валун или яма. Это только со стороны поле выглядело как идеально ровная поверхность, покрытая травой, а на деле же оно было усеяно различными преградами, в числе которых были и многочисленные канавки — русла пересохших весенних ручейков.

Мы медленно, стараясь не потерять друг друга в высокой траве, продвигались вперед. Ничего не предвещало беды — солнце все так же ярко светило, лишь иногда укрываясь пышным плащом высоких облаков, вокруг стрекотали кузнечики и изредка пролетали мухи и пчелы. Словно и не было в этих местах никакой опасности — знай себе гуляй да наслаждайся жизнью.

Но напряжение буквально физически ощущалось в воздухе. Каждый вдох, что я делала, давался мне с трудом — воздух был тяжелый, тревожный, а волосы на затылке так и норовили встать дыбом. Казалось, что за нами кто-то следует, следит из зарослей полевых трав, но когда оглянешься — лишь пустота.

Уверенным сейчас выглядел один только наш проводник. Возможно, он тоже боялся, но старался выглядеть уверенно, чтобы придать нам сил, и, стоит признать, это работало, пусть и только до тех пор, пока не начинаешь об этом задумываться.

Спустя полчаса таких блужданий я вдруг услышала то, что по какой-то неведомой причине придало мне сил и немного успокоило первобытные инстинкты. Впереди звонко журчал ручеек.

— Сюда, — негромко подозвал нас Цугин. — Здесь наш путь.

Мы с пиявками поспешили нагнать скальда и вскоре вышли к крохотному, едва заметному в зарослях травы ручейку, бегущему по неглубокому оврагу, дно которого было устлано мелкой галькой. Я сразу поняла, что имел в виду Цугин под "тайной тропой" — через ручей были перекинуты пара сухих, уже начавших гнить березовых бревен, образуя собой что-то вроде простенького моста, а сразу за ним — спрятанная в бурьяне тропинка, видимая лишь благодаря тому, что по обе стороны от нее прорастала крапива.

Один за другим мы по хлипкому мосту пересекли ручей и двинулись дальше. Тропа под ногами хоть и не очень помогала идти, но хотя бы придавала уверенности, и благодаря этому мы стали продвигаться значительно быстрее. Нам нужно было лишь обойти курган и добраться до нормальной дороги по другую сторону от него, по моим расчетам вскоре мы должны были уже выйти на свет из бесконечного лабиринта высокой травы.

— Я же говорил, — Цугин на ходу обернулся, улыбаясь нам, — со мной не пропадешь.

Его уверенность придавала сил всем, кроме Снорри, который все это время буквально впивался пальцами в древко своего копья. Впрочем, его нельзя было в этом винить — почти все его встречи с духами и ожившими мертвецами заканчивались плачевно, а самая первая и вовсе привела к тому, что он теперь вдали от дома, защищает вечно сующую свой нос куда не следует меня. Стоит отдать ему должное — он никогда не жаловался и в целом был верным другом, несмотря на вечно кажущееся недовольным выражение лица.

Еще спустя полчаса тропинка медленно начала уходить вверх по пологому склону, и все выше и выше наши головы поднимались над бесконечным зеленым морем. Когда мы наконец вышли на основную дорогу, я облегченно вздохнула, снимая шляпу и тихо посмеиваясь — курган остался далеко позади, опасность миновала.

— Ну вот! — Цугин, широко улыбаясь, глядел на нас, отряхивая руки. — Ваша цель впереди. Вон они, Черные Горы!

Он махнул рукой на север, и мы наконец-таки смогли разглядеть вдалеке тянущуюся с запада на восток, казалось, бесконечную горную гряду, чернеющую на фоне голубого неба. Сами горы не были такими уж высокими, и наверняка путь по ним не займет много времени, что меня, разумеется, очень и очень радовало.

— Ну, Майя Бортдоттир, — Цугин улыбнулся и протянул мне руку, — рад был с тобой по...

Не успел он договорить, как что-то белое, словно туман над водной гладью, пронзило его живот. Скальд широко раскрыл глаза, словно не веря в происходящее, и упал на колени, все так же протягивая мне руку.

— Цугин! — воскликнула я, кидаясь к нему.

Юноша упал на землю, изо рта у него сочилась свежая, густая кровь и белая пена. По его телу расходились судороги, и я невольно отошла на пару шагов назад, в ужасе глядя на то, как молодой и улыбчивый скальд погибает в мучениях.

Снорри и Варс тут же вышли вперед меня, выставив копья в сторону потенциальной опасности, а мы с Кирой сняли с плеч свои луки. Я выглянула из-за плеча Варса и увидела, что Цугина уже почти перестало трясти — еще пара секунд, и он издал свой последний хрип, а его тело безвольно обмякло.

И в этот момент я увидела то, что отпечаталось в моей памяти навечно.

Со стороны кургана к нам приближалось множество белых безликих фигур, чьи силуэты постоянно искажались, словно от жара пламени. Они шли на нас ровным строем, держа в руках длинные, каждое лага три в длину, копья, а их стати и величественности мог бы позавидовать любой из ныне живущих воинов.

Из плотно сомкнутых рядов привидений вперед вышло одно. Вернее, оно не шло, а будто бы скользило по узкой тропе, остановившись лагах в тридцати от нас. Существо медленно подняло тонкую руку, указывая на бездыханное тело Цугина, и в тот же миг прямо из-под земли стало прорастать множество иссохших рук покойников, обнимая мертвое тело и утягивая его под землю.

— Нет! — воскликнула я и хотела было броситься вперед, чтобы остановить их, но меня схватил Снорри, крепко прижимая к себе. — Он даже не шел на север! Он был нашим проводником!

Но призрак не ответил мне. Всего полминуты, и тело Цугина исчезло под землей. Последнее, что я видела — выражение ужаса и непонимания, застывшее на его бледном лице.

Мертвая армия безмолвными рядами стояла у кургана, пока их предводитель пристально смотрел на нас, словно пытаясь решить, достойны ли мы пройти дальше. Но вскоре из высокой травы показалась еще одна бледная, расплывчатая фигура — новый несмертный дозорный вышел из мрака, в руках у него появилось длинное копье, и вскоре он занял свое место в длинных, ровных рядах белого войска. Еще пара мгновений, и все закончилось — с дуновением холодного сырого ветра все они исчезли, будто наваждение.

Снорри наконец отпустил меня, и я упала на землю там, где пролилась кровь нашего спутника. В горле застрял ком, не позволяя мне сказать ни слова, но ни слезинки не упало с моего лица. Я сжала рукой землю, где стоял он в миг своей смерти, грудь подрагивала от беззвучного плача без слез. До боли прикусив губу, я прикоснулась лбом к прохладной земле и тихо прошептала:

— Пусть там у тебя будут самые прекрасные девы, Цугин.

Пиявки молча стояли надо мной, не зная, что сказать в этой ситуации. Мы все знали говорливого скальда не так долго, чтобы проливать по нему слезы, но за прошедшие дни успели к нему привыкнуть. Да и не заслуживал он такой смерти — наверняка самое плохое, что он сделал за свою жизнь, так это обрюхатил какую-нибудь деревенскую девицу и сбежал, не попрощавшись.

— Идем, Майя, — наконец негромко сказал Варс, протягивая мне руку.

Я медленно кивнула и схватилась за нее, вставая на ноги. Курган все так же безмолвно возвышался над полями, на небе все так же ярко светило солнце, а ветер волнами гулял в высокой траве. Словно ничего и не произошло.

— Не хочу так же бесславно умереть, — тихо сказала я, напоследок оглядываясь на курган.

— Не переживай. Такая идиотка, как ты, умрет смешнее, — хмыкнул Снорри.

Я слабо улыбнулась ему в ответ и кивнула. Мы закинули наше оружие обратно на плечи и двинулись дальше. До гор оставалось еще много килагов, а солнце уже приближалось к горизонту и уже через пару часов начнет утопать в бесконечном зеленом океане, в котором, словно драгоценные камни, сверкали полевые цветы.

Весь оставшийся путь мы провели в тишине. Сейчас каждый был погружен глубоко в свои мысли и думал о том, как все-таки просто умереть человеку. Всего секунда, и жизнь странника и музыканта оборвалась — начался его вечный дозор в рядах мертвого войска. И это могло случиться с любым из нас, будь мы хоть чуточку слабее — северные пустоши, как-никак, опасное место, и правы были те, кто приказали не пускать туда слабых.

Когда небо окрасилось медью, а на землю опустилась вечерняя прохлада, мы наконец-таки начали подниматься вверх. Здесь уже не росла трава — слишком жесткой и каменистой была почва. Зато дорога стала куда лучше, ведь именно здесь проходили все караваны, идущие на север. Черные Горы возвышались над нами, темнея в лучах закатного солнца, и почему-то я чувствовала, что путь по ним будет куда легче и безопаснее, чем все, что мы пережили до этого.

На небе одна за другой зажигались первые звезды. Солнце на прощание подарило нам еще несколько слабых, совсем тусклых лучей у самого горизонта и наконец окончательно скрылось вдали, вверяя заботу о нас своей младшей сестре. Лунный лик высоко нависал над нами, ярче всех звезд сияя на черном полотне. Мертвое дерево, одиноко стоявшее у тропы, зажатое между возвышающимися над нами скалами, стало нашим очагом на эту ночь.

Завтра будет длинный день.

Глава 19: Шутники

Утро в Черных горах было холодным. Высокий ветер завывал меж мрачных скал, и казалось, что весна в эти края не приходит никогда. Тем грустнее было взглянуть назад, туда, откуда мы пришли, в страну, где лето уже вот-вот придет и пригреет светловолосых людей теплом лучей яркого солнца. Но не нас. Впереди нас ждет лишь холод, и он начинается здесь.

Тепло — вот что я почувствовала в это утро, отчего и проснулась. Странное, расползающееся по телу тепло, от которого по спине бежали мурашки. Это то, чего никак не могло быть в этом краю, и все-таки я это чувствовала.

Я медленно открыла глаза. Сон, что снился мне, скрылся за горизонтом, и теперь я слышала лишь хриплое дыхание и тихое журчание влаги.

На меня определенно кто-то мочился.

— Форр фан да! — вскрикнула я, вскакивая на ноги.

В нос ударил едкий, омерзительный запах мочи, да такой, что во всем севере не сыскать человека, способного так сильно вонять. От моего крика пиявки тут же проснулись и вскочили на ноги. Мы спали с оружием в обнимку и потому быстро были готовы к бою, но вокруг ничего не было. Лишь острые черные скалы.

— Фу... — протянула Кира, поморщившись.

— Покажись! — воскликнула я, натягивая тетиву своего лука.

Но сколько бы я ни вглядывалась в окружающие меня холодные скалы, сколько бы ни искала мерзавца, посмевшего так бесстыдно опорочить спящую меня, я не могла никого увидеть.

— Хе-хе-хе, — раздался высокий, словно искаженный хриплый голос. Словно кто-то от души вдохнул гелия из воздушного шарика. — С днем рождения!

Я мгновенно повернулась в сторону звука и выпустила стрелу, не целясь. Каменный наконечник звонко оцарапал черный камень, но и там никого не было.

— Это грубо! — раздался тот же голос с другой стороны.

Но, взглянув туда, я все еще не могла никого найти.

— У тебя сегодня день рождения?! — радостно воскликнула Кира и хотела было меня обнять, но, подумав, все-таки не решилась, зажимая нос двумя пальцами.

— Я... — протянула я, вспоминая календарь, который вела вместе с Хьялдуром. — Да, сегодня... Во имя богов, что здесь происходит?!

— Это подарок! — снова раздался высокий насмешливый голос. — Идем, скорее-скорее! А я буду рассказывать шутки!

— Эта вонь... — поморщилась я, едва сдерживая рвотные позывы. — Боги...

— Нет времени отмываться, — пробасил Снорри, разбирая плащ-палатку. — Да и воды лишней нет.

— И не отмоете! — засмеялся голос шутника. — Идем, идем!

В эту минуту все, чего мне хотелось, так это провалиться под землю от стыда. И, разумеется, сходить в баню — просидеть бы в ней пару часов сейчас, форр фан да...

Но голос был прав, нельзя терять ни минуты более. Позавтракать мы успеем и в пути, если, конечно, сможем есть при такой невыносимой вони. От запаха, которым моя одежда буквально пропиталась, резало глаза, и из носа текла вода, но и переодеться было решительно не во что.

Спешно собрав свои вещи, мы наконец-таки выдвинулись вперед. Кто его знает, что еще может взбрести в голову этому идиотскому голосу?

Подниматься вверх по узкой горной тропе было тяжело. Склон был крутой, а камни скользкими от утреннего тумана, и поэтому приходилось смотреть в оба, чтобы не упасть на очередном уступе. Не помогал и вечно пищащий где-то неподалеку голос, который все это время, как и обещал, не переставал рассказывать шутки.

— Эй-эй! — снова начал он, хрипло посмеиваясь. — Что сказала Соленый Ворон, когда узнала, что холмы у черных гор все в пчелах?

— Удиви... Меня, — сквозь одышку произнесла я, скрипя зубами.

— Ж-ж-жуткое дело! — воскликнул голос, заливаясь мерзким, ехидным смехом.

— Откуда ты столько про меня знаешь?! — не выдержав, закричала я, наплевав на то, что так я рискую привлечь к нам ненужное внимание. — Кто ты такой?!

— А мы всегда знаем, как хорошо пошутить, хе-хе-хе, — продолжал хихикать он. — О, придумал-придумал! Специально для тебя! — голос прочистил горло и громко харкнул. — Заходит как-то в бар ковбой, а двое, что сидели у барной стойки, переговариваются. "Это ж неуловимый Джо!", — говорит один. "А почему он неуловимый?", — спрашивает второй...

— Майя, что он говорит? — непонимающе взглянула на меня Кира.

И только в этот момент я осознала, что последнюю шутку он произносит на чистом русском.

— Какого... — только и смогла произнести я.

— "Так а нахер он кому нужен?!" — закончил анекдот мерзкий голос и залился смехом, задыхаясь.

— Откуда?! — завопила я. — Откуда ты знаешь этот язык?! Откуда знаешь, кто такие ковбои?!

— Я же говорю — мы всегда знаем, как хорошо пошутить. Так вот, заходят, значит, в бар...

— А-а-а! — закричала я, хватаясь за голову и тяжело дыша. — Прекрати! Прекрати-и-и!

Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Никогда бы в жизни не смогла подумать, что анекдоты станут для меня худшей пыткой на свете. Но я клянусь всем, что у меня есть — лучше бы мне сейчас выдергивали ногти.

Варсу и Снорри пришлось взять меня под руки, потому как сама я идти уже не могла. Голос, звучащий будто бы отовсюду, сводил меня с ума, и моя грудь то содрогалась от невыносимого, неконтролируемого смеха, то мое дыхание сбивалось от плача, полного отчаяния.

— Хватит! — взмолилась я, захлебываясь слезами.

— ..."Да, имя-то не татарское!".

Я вновь закричала от отчаяния.

Это уже не было просто плохими шутками. Не было обычной пыткой. Кто-то или что-то в этих горах издевалось надо мной. Оно забиралось ко мне в голову, заглушало все мысли, копалось в моей памяти. Голос пытался свести меня с ума, и у него это, стоит признать, получалось на славу.

— Хватит! — закричал Варс. — Не издевайся над ней, слышишь?!

— О-о-о! — протянул голос. — Кто это у нас тут такой храбрый, м? Защищает свою подругу... А если я расскажу ей, почему на самом деле ты так рвешься ей помочь, м?

— Н... Н-не надо! — неуверенно, но пытаясь казаться храбрым, выкрикнул волчонок. — Лучше шути надо мной! Давай, я вынесу это!

— Ты так в этом уверен? — ехидно усмехнулся некто. — Но ты ведь не именинник... А мне так хочется поздравить Майю с тринадцатилетием!

— Просто... Просто оставь ее! Не надо! Шути надо мной, надо мной, слышишь?! — продолжал кричать Варс, отчего я невольно улыбнулась. Это была первая искренняя улыбка за день.

— Ладно-ладно! — ворчливо ответил шутник. — Будут тебе шутки! Эй, Бин-бин!

— Ась, Дук-ним?! — раздался откуда-то из возвышающихся над нами скал второй голос, еще противнее и ехиднее прошлого.

— Тут мальчик шуток просит, а я уже занят девочкой! Можешь подсобить?

— К'нечно! — радостно ответил второй.

Твою мать. Твою мать!

— Твою мать! — закричала я. — Ва-а-арс!

И вскоре скалы вокруг нас наполнил гомон уже двух голосов, которые не прекращали осыпать нас шутками.

Варсу поначалу даже нравилось. Эти существа (если они таковыми являлись), действительно умели шутить так, чтобы шутка точно понравилась тому, кому она предназначается. Вот только спустя уже полчаса Варс заливался слезами, все так же продолжая хохотать и хватаясь за живот.

— Не-е-ет! Ха-ха-хах! — кричал он, пока изо рта у него стекали слюни от постоянного перенапряжения.

Я же к этому моменту и вовсе едва могла дышать. Смеяться уже не было сил, но то и дело живот напрягался от случайного короткого смешка от очередной шутки в мой адрес.

— Кир-вел! — прикрикнул один из голосов. — У нас тут один толстяк хмурится!

— Уже бегу-у-у! — завопил еще один голос. — Дус-бас, Дус-гас, тут еще рыжая одна, нужны самые отборные шутки!

— Есть! — синхронно раздались еще два голоса.

Мы пытались идти вперед изо всех сил, но каждый шаг давался с трудом. Путь по горам и так был труден — здесь черт ногу сломит, не то что дети, решившие отправиться на крайний север. А голосов, к тому же, становилось все больше и больше, и они явно не собирались прекращать этот аншлаг — воздух заполнился гомоном десятков и сотен голосов, наперебой рассказывающих шутки, смеющихся и спорящих друг с другом.

— Нет, там в конце была черепаха! — кричал один.

— Да нет же, улитка! — настаивал другой.

— У улитки не может дом гореть, она его на спине носит, болван!

— Точно! — зашипел, признавая ошибку, он.

Вскоре силы окончательно покинули нас. Все мы держались за животы, обливаясь потом и слезами, пока вокруг нас гремел целый оркестр омерзительных ехидных голосов. И они никак не хотели смолкать до тех самых пор, пока Снорри, беззвучно смеясь (ибо ни разу я не слышала, чтобы он смеялся в голос), не упал на землю, содрогаясь от боли в животе.

Не выдержав, я из последних сил приподнялась на согнутых руках и, не сдерживаясь, исторгнула из себя весь сегодняшний завтрак. Живот ужасно болел от смеха, все тело, казалось, стало ватным, и последний лучик надежды на спасение угасал где-то вдалеке. Свет вокруг меня меркнул. Вот он, конец — я выбиралась из множества передряг, но никогда не думала, что умру от смеха.

— Сто-о-оп! — тоном настоящего командира прокричал один из голосов. — Они готовы!

— Ну погоди, еще одну! — взмолился другой голос.

— Нет! — отрезал первый. — Они насмеялись! Дальше им страшно не будет!

— Думаешь, можно отпускать? — заговорщицким тоном протянул третий.

— Заткнулись! — продолжал командовать первый. — Да! Они готовы! Вперед, на север! Поднимайтесь, живее-живее!

Тяжело дыша, я стала медленно подниматься, оглядываясь. Не хватало только, чтобы они снова начали свою психологическую атаку. Второй такой я точно не выдержу.

Вокруг все так же было пусто. Я так и не смогла разглядеть в скалах никого и потому искренне думала, что сошла с ума. Да, пиявки тоже все это слышали, но откуда мне знать, что я сейчас вообще в сознании?

— Боги... — измученно простонал Снорри, медленно поднимаясь и оглядываясь вслед за мной.

Вскоре после нас встали и Варс с Кирой, поглаживая свои животы и вытирая слюни и сопли с лица рукавами. Вокруг было тихо, но это был тот редкий момент, когда тишина вокруг не пугала, а наоборот дарила покой и расслабляла. И лишь прохладный ветер все так же завывал в черных скалах.

— Идем... — прохрипела я пересохшими губами и приложилась к бурдюку. — Форр фан да, вода...

— Да, идем! — воскликнул один из высоких голосов. — Пошли, вода рядом совсем! Поднимайтесь!

— Тьфу... — только и произнес Снорри, нахмурившись.

— Сюда! — звал голос куда-то вперед, дальше по тропе.

И нам не оставалось ничего, кроме как следовать его указаниям. Ехидные смешки то раздавались где-то впереди, в скалах, то петляли вокруг нас, то вовсе звучали где-то далеко позади.

— Сюда-сюда! — продолжал звать он.

Я медленно взглянула в сторону, откуда прозвучал голос. Там не было ничего, кроме холодных, черных скал, на которых почему-то даже мох не растет. Монолитная шероховатая стена, непреодолимая преграда, еще и ведущая в сторону от тропы.

— Открывайте! — воскликнул голос.

И сотни других, повинуясь, забегали, как мне казалось, где-то прямо внутри горы. Словно эти существа всегда там и находились, внутри камня, и именно поэтому я никак не могла их увидеть.

Но вскоре скала, на которую я все это время так пристально смотрела, пришла в движение. Раздался низкий, приятный скрип камня, и она стала отъезжать в сторону, открывая темный проход, спрятанный за ней. Это был длинный естественный тоннель, пещера, стены которой были покрыты слабо светящимися в темноте голубоватыми грибами. И где-то там, в глубине горы, я слышала тихое журчание подземного источника. Наверняка где-то здесь берет свое начало великая река Паган.

Во рту пересохло, словно ни капли не было у меня во рту уже, наверное, неделю. Да и с бесконечными шутками я потеряла счет времени — может, мы шли по горам несколько часов, а может прошло уже несколько дней. Когда сходишь с ума, довольно трудно следить за днем и ночью, потому как ты погружен лишь в собственные страдания и бесконечный бред, которым теперь казалось мне все путешествие через горы.

— Пошло оно все... — прохрипел Снорри и едва не столкнул меня, проходя мимо и заходя внутрь пещеры.

— Нет, стой! — хрипло воскликнула я ему вслед. — Нельзя...

— Да все нормально, бэйба! — воскликнул из глубины горы ехидный голос. — Мы не как те придурки из лесов. Мы — народ цивилизованный. Давайте, пейте уже.

— Я иду... — тяжело вздохнула Кира и вошла внутрь.

Варс никак не решался последовать за ними и все поглядывал на меня. В его взгляде читалась немая мольба, жизненная необходимость войти туда, в пещеру, где журчит ледяной источник, но без меня и моего разрешения он войти был не готов.

— Ладно... — вздохнула я, кивая.

Варс схватил меня за руку и буквально потащил внутрь. Я боязливо оглянулась, ожидая, что каменная дверь сейчас начнет закрываться, однако проход все так же был широко распахнут и ничего не мешало нам вернуться.

Буквально через десяток лагов мы наткнулись на Снорри и Киру, жадно хлебающих воду, ключом бьющую из широкой щели в скале. Варс упал на четвереньки и вместе с ними прижался губами к спасительной влаге, но я все сдерживалась, оглядывалась, готовая бежать, если камень на входе вдруг придет в движение.

— Да брось ты, пф-ф-ф! — раздался из каменной стены голос. — Хотели бы, так уже бы вас тут закрыли. Пей спокойно.

Да и черт с ним.

Я, как и пиявки, упала на колени и стала жадно пить ледяную воду, от которой все мое нутро словно сковывало зимней стужей. Горло очень быстро начало болеть от холода, и даже сами мои внутренности словно остужались, замирали. Впрочем, не как у мертвецов — я прекрасно помнила ощущения смерти. Сейчас же это скорее был бесконечный покой и удовольствие, которое захлестнуло меня с головы до пят.

И вдруг я услышала то, чего боялась больше всего. Скрежет камня раздался позади, проход стал быстро уменьшаться, нас закрывали внутри пещеры.

Я тут же вскочила на ноги и понеслась к выходу. Впереди все еще мелькала узкая щель, сияющая дневным светом. Я смогу, я успею! Хотя бы руку..!

— Да ладно-ладно, шутим мы, — ехидно усмехнулся голос. — Чего так сразу нервничать-то?

— Да какого хрена вам от нас надо?! — закричала я во всю глотку, да так, что у самой уши закладывало.

— Нам? — наигранно-удивленно протянул голос. — Нет, это вам надо от нас!

— Я не понимаю... — тряхнула головой я.

— И не надо! — усмехнулся невидимый собеседник. — Поймешь еще. И вы это, грибочков возьмите. Дальше жрать нечего будет.

Каменная дверь стала неспешно отъезжать в сторону, вновь открывая проход наружу. Я облегченно выдохнула и устало съехала вниз, прижимаясь спиной к холодной каменной стене и закрывая лицо руками. Злые духи, холод, враги — все это меркло в сравнении с тем, что я пережила сегодня.

Пиявки выглядели не лучше — напившись, они разлеглись прямо на полу пещеры, тяжело дыша. Ни у кого из нас не было сил продолжать путь, а в голове были очень странные, противоречащие друг другу мысли. Никто не предупреждал нас о подобной опасности в этих горах, если только... Неужели никто не воспринимает эти голоса как опасность? Или же никто с ними до этого не сталкивался? И если они желают нам зла, то почему пустили в эту пещеру? Почему дали напиться из источника и почему не пытаются нас убить?

Вопросов становилось все больше, но ни одного ответа я так и не получила. Зато за подобными размышлениями я не заметила, как прошло какое-то время, и силы стали постепенно возвращаться ко мне. Я вновь почувствовала пронизывающий холод гуляющего меж скал ветра и поежилась, поглубже кутаясь в свой шерстяной плащ. Стоит отдать должное шутникам — благодаря ним мы совершенно не мерзли в пути, слишком сильно мы для этого смеялись. Да и сам путь, хоть и прошел в ужасных мучениях, тем не менее, кто знает, от чего они нас могли спасти.

Все это было слишком странно, чтобы осмыслить вот так быстро. Я взглянула на пиявок и увидела, как они неспешно поднимаются на ноги. Кира набирала воду в свой бурдюк, пока Варс с интересом разглядывал светящиеся грибы.

— Майя, — обратился он ко мне, не оборачиваясь. — А что это за грибы такие?

— Не знаю, я таких не видела, — честно ответила я. — И Хьялдур не рассказывал.

— Съедобные, как думаешь? — задумчиво протянул Варс.

— Понятия не имею. Но мы их с собой возьмем. Впереди долгий путь.

Еще спустя, наверное, минут двадцать, мы наконец-таки восстановили силы и были готовы продолжить путь на север. Я за это время набрала грибов, аккуратно срезая их ножом, отчего они тут же прекращали светиться и теперь выглядели как обычные грибы с поправкой на то, что были голубыми.

Вскоре мы снова закинули на плечи наши рюкзаки, взяли свое оружие и беспрепятственно вышли из пещеры на свет, щурясь от ярких лучей солнца, бьющих по глазам. Впрочем, ярким оно только казалось — небо было затянуто тяжелыми свинцовыми облаками, как обычно бывает в конце ноября. И, разумеется, стоило нам только выйти, как тут же появился где-то в отдалении уже знакомый нам голос:

— Идемте! — прохрипел он. — Уже почти пришли! Дальше идти легче!

Нам ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, особенно учитывая тот факт, что он исчезал где-то впереди, по направлению узкой горной тропы.

Мы, как могли, следовали за голосом, но все-равно не поспевали за ним. Словно для этого существа и вовсе не было никаких преград, не было камней под ногами и крутых склонов. Впрочем, оно и логично — ведь голоса раздавались прямо из недр Черных гор, из самого камня.

Через, наверное, час пути, мы наконец-таки вздохнули свободно, потому как стояли на вершине горной гряды. Разумеется, были пики и повыше, однако бесспорным оставался тот факт, что это высшая точка, через которую проходит тропа, а значит дальше нам нужно будет лишь спускаться.

Я оглянулась, но отсюда уже не было видно зеленых равнин предгорья — черные скалы заслоняли собой все, что мы оставили позади, а серые облака туманом опускались на склоны, закрывая собой даже тот путь, что мы прошли совсем недавно.

Но впереди, на севере, все было прекрасно видно. Черные горы, образуя собой кольцо с долиной в середине, гигантской стеной окружали огромную черную пустошь и далекий, едва различимый где-то у горизонта Немой лес. Его красные кроны возвышались над чернеющей бездной перед нами, и мы в лучшем случае доберемся до него лишь через день, а то и больше. Сегодня перед нами стояла одна задача — спуститься вниз и добраться до Смолистых полей.

Немного передохнув и полюбовавшись видами, мы выдвинулись дальше. Голосов уже не было слышно, что успокаивало и придавало сил, однако то и дело я слышала в скалах вокруг нас топот множества маленьких, словно детских ног. Они шлепали, казалось, по голому камню, однако никто не проходил ни над нами, ни позади нас. Существа вокруг все так же скрывались от наших глаз, видимо, опасаясь мести за убийственный поток анекдотов.

Спускаться же оказалось не сильно легче, нежели подниматься. Да, с одной стороны сил мы затрачивали меньше, меньше напрягали и без того уставшие и забитые ноги, однако нужно было проявлять крайнюю осторожность, чтобы не споткнуться и не упасть — такой исход грозил множеством синяков, а то и переломов, потому как покатиться вниз по склону кубарем было более чем возможно.

Шаг за шагом мы спускались вниз, и чем ниже мы оказывались, тем холоднее становился воздух вокруг. Словно зимний мороз для всего севера копится в этой долине, словно в огромной чаше, чтобы к ноябрю северные ветра разнесли его по южным побережьям. Я все сильнее куталась в шерстяной плащ, понимая, что он мало чем помогает, и это при том, что у нас с собой почти не было теплой одежды — Снорри нес за плечами свернутые в рулон теплые шкуры, в которым можно было бы укрыться от холода, но они даже не были одеждой. Так, постелить да укрыться на морозе, чтобы совсем не окочуриться.

Впрочем, если слухи правдивы, то этой дорогой часто проходят караваны, идущие на север, к Белой Крепости, а значит мы могли бы присоединиться к одному из них. И как бы ни было печально это признавать, сейчас это было нашим единственным шансом туда попасть — просто тихо и мирно сесть на краю Немого леса и дожидаться проходящих на север путников. И все лишь потому, что мы не могли позволить себе взять с собой теплую одежду — даже Снорри не унес бы четыре огромных шубы в дополнение к тому, что он уже тащил на своих плечах.

Вскоре склон начал становиться более пологим, ровным. Явно чувствовалось, что мы уже совсем близко к подножию горы, и что вот-вот черные скалы расступятся, открывая нам вид на не менее черную долину — Смолистые поля. И когда до них нам оставалось всего-ничего, я вдруг услышала ехидный голос позади себя:

— Эй! — воскликнул наш шутливый проводник, и я наконец-таки увидела его.

Это было странного вида существо, размером с пятилетнего ребенка и полностью замотанное в серый плащ с огромным капюшоном. Из-под него торчал лишь длинный, черный как уголь нос и белоснежные усы с бородой.

Оно помахало нам рукой, и в этот момент из-за скал стали высовываться другие точно такие же фигуры, присоединяясь к прощанию.

— Передавайте привет гномам Белой Крепости от гномов Черногорья, вонючки! — воскликнул первый из них.

Я невольно улыбнулась, скорее нервно, чем с теплотой, и, тряхнув головой, пошла дальше. Пиявки пожали плечами и последовали за мной, ступая по узкой тропе, петляющей меж черных скал.

Впереди лежала гигантская темная пустошь, усеянная бурлящими черными озерами. Где-то вдалеке, впереди, тускло поблескивала речка, неестественно выделяющаяся на общем фоне. Над головой сгущались черные грозовые тучи.

Я поежилась от холода и оглянулась, глядя на друзей. На их лицах читалась решительность такой силы, что мне стало стыдно за свою минутную слабость, и я, вздохнув, шагнула на мягкую, липкую землю Смолистых полей.

Назад дороги нет.

Глава 20: Смолистые поля

Длинной нитью тропа, проложенная тысячами ног, тянулась на север, к немому лесу. Но до него были еще многие килаги, и этот путь мы никак не могли бы преодолеть за остаток дня, а оставаться в горах было слишком опасно для морального здоровья, и потому мы двинулись дальше, в смолистые поля.

Вокруг нас была лишь голая, липкая черная земля и небольшие озера нефти, бурлящие от напора из-под земли. Здесь ничего не росло, да и не могло расти — ни одного мертвого дерева, пожухлой травинки или сухого кустика не было вплоть до самого немого леса. Это мертвая, изувеченная земля, но лишь здесь мы могли пройти дальше.

Даже на тропе, сереющей на фоне окружающей нас черноты, было тяжело идти вперед. Ноги то и дело утопали в почве на десяток сантилагов, и приходилось прилагать усилия, чтобы тебя не засосало глубже. Словом, идти здесь крайне тяжело, и такими темпами мы не пройдем и половины к заходу солнца.

Впрочем, я не могла быть в этом полностью уверена, ведь солнца здесь не было видно вовсе — небо затянули черные тучи, которые, казалось, вот-вот грозились обрушиться на нас сильнейшим ливнем, но почему-то лишь закрывали собой высокую голубизну. Если то, что говорил покойный Цугин — правда, то впереди по тропе должен быть небольшой холм, возвышающийся над полями, где обычно останавливаются путники. Он располагался примерно в трети пути до немого леса, и такое расстояние мы как раз сумеем преодолеть к темноте, если окончательно не выбьемся из сил.

— Да что ж за дерьмо такое... — прорычал Снорри сквозь зубы, с трудом выдирая ногу из тягучей трясины.

Ему идти было тяжелее всех — из-за своего веса он постоянно проваливался ногами вниз, застревал и, словом, замедлял передвижение отряда.

"Скорость передвижения войска равняется скорости самого медленного солдата", — подсказал мне Дима.

Да, именно. И сейчас, из-за того, что Снорри физически не мог двигаться быстрее, скорость наша меня отнюдь не радовала.

— Давай, дружище... — прокряхтела я, вытягивая его из очередной ловушки за руку. — Надо спешить. Здесь нельзя разводить огонь, мы должны добраться до холма прежде, чем станет темно.

— Почему это? — непонимающе взглянула на меня Кира, склонив голову набок. — С факелами мы могли бы идти и ночью.

— Нельзя, нет! — воскликнула я. — Эта смола... Ну, не просто смола. Это нефть, и...

— Нефть? — все так же продолжала вопросительно смотреть на меня рыжая девчонка. — Что это такое?

— Она хорошо горит, — ответила я. — Вот и все. Не хотелось бы здесь сгореть заживо, Кир.

Кира задумчиво промычала, делая вид, что все поняла, однако по ней явно было видно, что с подобным она сталкивается впервые. Разумеется, на Гнилом фьорде после осушения болота остался слой плодородного и горючего торфа, который мы в том числе использовали в качестве топлива, однако увидеть сырую нефть для нее было в новинку. Признаться честно — для меня тоже, но воспоминания из прошлой жизни подсказывали, что это была именно она. Этот запах сложно с чем-либо спутать.

Медленно, но верно мы продвигались вперед, в то время как солнце, скрытое за тучами, явно уже опускалось за горизонт, из-за чего становилось все темней и темней. Я до сих пор не могла разглядеть впереди никакого холма, несмотря на то, что мы, собрав последние силы, ускорились. Видимо, придется нам остановиться на ночь прямо на тропе, что не прибавляло радости — в ширину она была около половины лага, и окружали ее порой скрытые слоем почвы нефтяные лужи и озера. Спать в таком месте нормально не получится, да и опасно это — за ночь можно крепко увязнуть, так, что утром при всем желании не выберешься.

— Темно... — прошептал Варс, и его голос в тишине смолистых полей был слышен невероятно громко и отчетливо. — Держитесь друг за друга, а то потеряемся.

Это было крайне удачным предложением, и поэтому мы с пиявками положили друг другу на плечи руки, следуя шаг в шаг по цепочке. Впереди шла Кира как самая легкая и глазастая — ее было бы легко вытащить, попади она в топь, да и только ее глаза все еще видели в почти что кромешной тьме хоть что-то.

Но и она вскоре остановилась. Для меня уже давно вокруг была только непроглядная тьма, но она смогла провести нас еще на добрых сто-двести лагов, после чего тоже перестала различать тропу.

— Значит, останавливаемся, — вздохнула я. — Не отпускайте друг друга. Садитесь на землю как есть, там же, где и стоите. И не спать!

— Хрмф... — недовольно буркнул Снорри, опускаясь на землю.

Других вариантов у нас попросту небыло — неверный шаг в сторону, и можно было очутиться в нефтяном озере, из которого уже не выберешься. И, что особенно плохо, все мы устали от долгого пути, и глаза слипались сами собой, особенно учитывая то, как долго мы дышали испарениями нефти.

Во всяком случае, хорошо было то, что здесь, в низине, окруженной горами, было довольно тепло. Хотя, пожалуй, слово "тепло" здесь никуда не годится — воздух был теплым и душным, словно все тепло Черных гор опускалось сюда, откуда ветра уже не могли его унести.

Разговор у нас никак не шел, да и говорить было не о чем, и поэтому вокруг нас была лишь гнетущая тишина, прерываемая лишь редкими всплесками, когда на поверхности какого-нибудь нефтяного озера лопался огромный пузырь. И эта тишина как назло расслабляла еще сильнее — после непрекращающегося потока шуток и подколок от гномов находиться в ней было пусть и непривычно, но приятно. Через час я невольно начала зевать, чувствуя, как веки сами по себе опускаются, прикрывая уставшие глаза. Я отчаянно боролась с этим, вспоминала анекдоты, которые пусть и ненадолго, но бодрили меня, однако силы все больше и больше покидали меня. Сердцебиение замедлялось, дыхание становилось ровнее, тишина вокруг и мягкая земля подо мной казались мне мягкой и теплой кроватью. Вот и Кира уронила голову мне на плечо — не выдержала, за что я не могу ее винить, ведь сама нахожусь на грани.

Вдох, выдох. По затылку пробежались неприятные мурашки, спина начала потеть и в нее словно впивались сотни крохотных иголок. Что-то было не так.

Вдох, выдох. Но дышала не я и не пиявки — слишком странным был ритм, слишком шумно втягивал чей-то нос воздух. Я тут же растолкала Киру, та тихо простонала, но я тут же зажала ей рот рукой, замирая сама.

Что-то двигалось в темноте. Двигалось бесшумно, не оставляя следов и не касаясь нас. Что-то большое, живое — оно рассматривало нас, оценивало, в то время, как мы могли видеть лишь абсолютно черную бездну, окутавшую смолистые поля.

И что бы это ни было, оно явно не собиралось уходить просто так. Тяжелое дыхание существа становилось все ближе, и в звенящей тишине я буквально могла услышать, как напрягаются мускулы его ног, как дрожит все его естество.

Я схватилась за нож, зажмурившись и понимая, что так я вижу больше чем, с открытыми глазами. Теперь передо мной плясали цветные пятна, и казалось, что я спряталась от любой угрозы, что могла оказаться рядом. Я вытянула вперед дрожащую от страха руку, крепко сжимающую рукоять ножа, и почувствовала легкое дуновение ветра своими пальцами — оно обнюхивало меня.

И вдруг послышалось громкое, недовольное фырканье. Существо, чем бы оно ни было, почуяв запах гномьей мочи, тут же отшатнулось. Я все еще слышала его дыхание, фырканье, но оно становилось все дальше и дальше... А затем стало приближаться вновь. И снова, как и в первый раз, лишь стоило ему почуять мой запах, как оно начало фыркать и чихать от отвращения, и лишь после этого раздалось омерзительное, булькающее лошадиное ржание, и наступила полная тишина.

Но и она продлилась недолго — краем уха я улавливала какой-то шум, словно шелест ветра в кронах деревьев. Он все усиливался и усиливался, и наконец-таки я поняла что происходит — на меня, одна за другой, стали падать крупные капли дождя, все чаще и чаще, пока через полминуты не хлынул сильнейший ливень.

— Нам надо уходить! — закричала я, перекрикивая шум дождя. — Варс, дай копье! Я пойду первой, вы за мной!

— Не получится! — закричал мальчик в ответ. — Слишком темно!

И ровно в тот момент, как он протянул мне свое копье, ярко сверкнула молния, ослепительной трещиной на миг разделив черное небо надвое. Вслед за вспышкой оглушительно прогремел гром, от звука которого в ушах у меня зазвенело.

Я крепко взяла копье обеими руками и дождалась, когда Кира, идущая второй, положит руку мне на плечо. Наконец, когда сверкнула еще одна вспышка, я на короткий миг смогла разглядеть тропу и двинулась вперед, проверяя свой путь длинным копьем.

Идти нужно было быстро, потому что, как показывает практика, здесь было небезопасно. Да, гномы пообещали, что этот запах мы отстирать не сможем, однако под таким ливнем можно было даже грехи со своей души смыть, не то что запах мочи с одежды. А значит, когда существо из темноты вернется, оно уже не будет убегать прочь, а наверняка решит полакомиться человеческим мясом.

Под ливнем мы медленно продвигались вперед, буквально утопая в еще сильнее размякшей почве. Иной раз ноги погружались в тягучую кашу по самую щиколотку, и всякий раз, проваливаясь вниз, я едва сдерживала панический крик. Сказать, что идти здесь было страшно, значит ничего не сказать — сердце колотилось как бешеное, словно вот-вот выпрыгнет из груди, а каждый раскат грома сотрясал промокшее насквозь тело и гулко отдавался где-то внутри.

Но с каждой вспышкой молний, что сверкали в вышине практически постоянно, мы шли все дальше и дальше вперед. Из-за дождя, впрочем, тропу разглядеть становилось все труднее, но останавливаться было нельзя.

— Помогите! — раздался позади полный страха крик Варса.

Я обернулась, и когда в очередной раз сверкнула молния, я увидела, что младший из братьев провалился в жижу по колени и отчаянно барахтался, пытаясь выбраться. Снорри тут же схватил его за руки и принялся тянуть, но мальчик лишь глубже погружался под землю.

— Кира, тяни! — закричала я и сама схватилась за ее талию.

Втроем мы, тужась и взбивая тягучую грязь под ногами, стали изо всех сил вытягивать Варса. От напряжения я закричала, но, судя по ощущениям, он медленно выбирался наружу.

— Варс, не двигайся! Не дергай ногами! — крикнула я. — Так только хуже!

Он послушался и замер, а мы все продолжали тянуть. Силы быстро покидали нас, а вскоре и мои собственные ноги стали погружаться под землю.

— Майя, не выходит! — взревел Снорри. — Он тонет!

Я в панике стала прокручивать в голове все возможные варианты, чтобы придумать хоть что-то, что могло бы помочь Варсу. Ответ пришел лишь когда снова сверкнула молния.

На краткий миг, взглянув по правую руку, я увидела в темноте нечто, выжидающе смотрящее на нас пустыми глазницами. Существо, что принюхивалось к нам, выглядело как ужасно худая лошадь, скелет, едва обтянутый кожей, жирно поблескивающей от нефтяной пленки. Рот существа был полон острых как бритва зубов, вместо глаз — две зияющих черных дыры, а на лбу огромный, в лаг длиной, спиральный рог, с которого капала нефть. Жадно принюхиваясь к нам и обходя нас по кругу, оно хищно раскрывало неестественно огромный рот, длинный язык, похожий на червя, извивался и истекал черными слюнями.

Я отпустила Киру и быстро скинула с себя рюкзак со своими вещами. Было непросто в темноте на ощупь отыскать в нем моток конопляной веревки, и еще сложнее было завязать ее в узел-удавку.

— Снорри, обвяжи Варса! — крикнула я и протянула ему свободный конец. — Скорее!

Не дожидаясь ответа, я стала раскручивать получившееся лассо над головой, прицеливаясь в существо в короткие промежутки, когда над головой сверкали молнии. Оно приближалось к нам с каждой минутой, но именно это мне сейчас и было нужно.

Взмахнув рукой, я бросила удавку в сторону существа, которое, из-за отсутствия глаз, даже не увидело опасности. Резко дернув, я затянула удавку у него на шее, и оно в панике начало омерзительно булькать, вырываться. В отличие от нас, этот "единорог" не тонул в нефти, а скакал по ним, словно по чистому полю.

— Давай! Беги! — закричала я на него и ножом отрезала лоскут ткани с рубашки. — Беги!

Я скомкала ткань и бросила в эту тварь, отчего она, учуяв отвратительный смрад, понеслась прочь. Лишь когда веревка натянулась и тренькнула, "единорог" остановился и отчаянно заржал, пытаясь вырваться и вытягивая из трясины Варса.

— Получается! — крикнул Снорри. — Получается, Майя!

— Тяни, форр фан да! — крикнула я в ответ.

Снорри снова схватил брата за руки и стал вытягивать. К этому моменту Варс провалился вниз уже по пояс, но благодаря твари наконец-таки стал подниматься над землей. Еще через десять секунд Снорри, взревев, подобно медведю, наконец вытянул брата из трясины, а я тут же стала быстро перерезать веревку ножом, чтобы существо не унесло Варса прочь, к озерам.

— Ха-ха! — воскликнул Варс. — Сначала брата, а теперь меня спасаешь?!

— Заткнись и иди! — завопила я. — Быстрее! Уходим!

Ливень постепенно начал сходить на нет, а мы наконец-таки продолжили свой путь. Идти вперед становилось все труднее и труднее, ноги болели и едва сгибались, а дыхание сбилось от напряжения. Но вскоре я почувствовала, будто бы идти стало значительно легче, почва под ногами становилась тверже, и когда в очередной раз сверкнула молния, я увидела, как впереди нас возвышается пологий холм с одиноко покоящимся на нем менгиром.

— Вперед! Мы почти дошли! — крикнула я, не оборачиваясь.

Последние капли дождя падали на пропитанную нефтью землю, когда мы, вымокшие до нитки, замерзшие и уставшие наконец-таки упали на размытую, грязную землю холма. Я лишь прислонилась спиной к холодному камню, тяжело дыша и крепко сжимая в руках копье. Неизвестно, будет ли "единорог" следовать за нами сюда, но расслабляться еще рано.

— Всем быть наготове. И тихо, ни звука, — скомандовала я, пытаясь успокоить дыхание.

Где-то вдалеке слышался еще шум дождя, но и тот быстро затихал. Вскоре мы остались одни, в кромешной темноте и звенящей тишине. Все было спокойно.

— Форр фан да... — наконец облегченно вздохнула я.

— Это было круто! — взвизгнула Кира, вскакивая на ноги. Вот уж у кого, а у нее-то энергии всегда было хоть отбавляй. — Ты так... А потом... Раз, и заарканила эту штуку!

— Да-да, Кир, — слабо усмехнулась я. — Не кричи, пожалуйста. Голова раскалывается.

Рукой я нашарила в рюкзаке мешочек с наперстянкой и, скомкав ее в ладони, закинула себе в рот, тут же проглатывая. Черт его знает, что я буду делать по прибытию в Белую крепость без моего лекарства, но, надеюсь, того, что есть, хватит надолго.

Тучи на небе медленно расползались в стороны, и вскоре сверкнул первый луч убывающей луны. Я наконец-таки могла хоть что-то видеть, и принялась вглядываться в темноту ночи, пытаясь разглядеть в ней угрозу, но чудовище, видимо, пока что решило от нас отстать.

В промокшей одежде было холодно, и это еще мягко сказано — все тело мелко дрожало и требовало тепла. Но костер развести было нечем — даже на холме не было ничего, кроме водруженного здесь когда-то мегалита.

— Разбивайте лагерь. Здесь заночуем, — приказала я пиявкам. — И разденьтесь на ночь, одежду надо просушить.

Пока Варс и Снорри разбирали плащ-палатки, я сняла с себя груду промокших под ливнем тряпок и стала развешивать их на камне. Парни же, после того, как разложили укрытия, соорудили бельевую веревку из своих копий и, собственно, веревки, а вернее того, что от нее осталось.

Ужинали мы черствым хлебом, который вымок под дождем и теперь вполне себе жевался. Когда же мы доставали запасы из сумок, то с удивлением обнаружили, что грибы, которые мы набрали в пещере, скукожились до весьма скромных размеров по сравнению с тем, какими они были изначально, и теперь напоминали скорее сушеные опята. При этом сухими они как раз-таки не были — они все так же оставались мягкими внутри.

Этой ночью сон не заставил себя ждать — все мы спали как младенцы, не видя снов.

Проблемы же начались поутру.

Проснувшись, я, как всегда, чувствовала рядом с собой теплое тело Киры, однако жар, который согревал меня всю ночь, теперь не казался мне нормальным.

— Доброе утро, — тихо сказала она и громко шмыгнула носом.

Не говоря ни слова, я прижалась губами к ее лбу, отчего она с довольным видом улыбнулась. Вот только мне улыбаться не хотелось — у Киры явно был жар.

— Да нормально я себя чувствую... — простонала она и попыталась встать, но, пошатнувшись, рухнула на землю.

— Оно и видно, — покачала головой я. — Нет, так дело не пойдет. Давай, я помогу тебе одеться.

— А, ну раз так то да, мне ужасно плохо! — широко улыбаясь, воскликнула она, картинно приложив ладонь ко лбу.

— Зараза ты рыжая, — усмехнулась я, помогая ей завязать пояс на штанах. — Пиявка самая настоящая.

— Я знаю, — ухмыльнулась она, оскалившись.

Снимая одну за другой более-менее просохшие тряпки с камня, я сперва не обратила внимания на то, что на нем было что-то написано. Но когда Кира перестала отвлекать меня разговорами, я наконец-таки взглянула на шершавую поверхность, с замиранием сердца читая надпись на русском:

"Здесь я приму последний бой. Две тысячи воинов идут за мной на смерть. Я знаю, что не смогу победить. Если ты можешь прочесть это — не верь Ему и Его обещаниям. Его нельзя победить. Твое поражение всего лишь вопрос времени. Не пытайся что-то изменить и проживи обычную жизнь."

Я не заметила, что стою у этого камня с рубашкой Киры в руках уже несколько минут, раз за разом перечитывая написанное. В голове копошились тысячи мыслей, и ни одна из них не была приятной. Кто такой "Он"? Кто сделал эту надпись? Это тот же человек, что оставил надпись на камне у перекрестка? Черт возьми, я действительно не единственная?

Но как бы там ни было, ясным оставалось одно: тот, кто был здесь до меня, уже давно мертв, а то, что я вижу вокруг, вся эта пустошь — результат битвы, что произошла здесь, возможно, тысячи лет назад. Ни скальды, ни друиды никогда не рассказывали ни о каких битвах в этих местах, а значит это было слишком давно.

— Майя? Ма-а-айя! — протянула Кира, выводя меня из транса.

— А? — я оглянулась на нее. — Ох, извини. Тут просто...

— Это опять тот язык? — Кира склонила голову набок. — Он не похож на тот, которому ты учила нас с Хьялдуром и детей из деревни.

— Да, это... — я тряхнула головой, пытаясь не нагружать свою голову чтобы не мучаться снова от мигрени. — Неважно. Извини, давай одеваться.

Вскоре проснулся Варс и растолкал своего брата, который в ответ на это плашмя съездил младшему ладонью по затылку. Нахмурившись, я подошла к их палатке и уже сама пошлепала Снорри по щекам.

— Вставай, совиный хрен! — улыбнувшись, воскликнула я, и тот медленно разлепил глаза. — Понесешь Киру, ей нездоровится.

— Что ни день, то будто очередной прыщ на жопе... — вздохнул он и громко зевнул.

— Я возьму у тебя часть вещей, — успокоил его Варс. — Сколько смогу унести.

— Ага... — снова зевнул Снорри.

Завтракали мы остатками хлеба и решили на свой страх и риск попробовать грибы. Надо сказать, что вкусовыми качествами они не отличались, были довольно пресными, а сок внутри и вовсе был как вода. Зато буквально через минуту проявился другой интересный эффект, который объяснил веселую натуру горных жителей.

— Хе-хе... — глупо усмехалась себе под нос Кира, не в силах сдержать внезапно возникшее хорошее настроение.

В иной ситуации я бы поостереглась в больших количествах есть такое, но сейчас нам как никогда нужны были силы и хорошее настроение. Не собираюсь я оставаться в этих краях еще на одну ночь, а значит нам нужно преодолеть за день добрые десять-пятнадцать килагов по труднопроходимой местности.

К тому же все усугублялось тем, что на одежде налипла нефть, которая далеко не полностью смылась под дождем. Во всяком случае, теперь не придется повсюду ощущать запах гномьей мочи — запах сырости и нефти его кое-как перебивал, к лучшему или к худшему. Да и в целом, стоит сказать, одежда просушилась далеко не полностью, и поэтому мы решили вместо привычной верхней одежды замотать Киру в спальные шкуры. Сейчас ей нужно оставаться в тепле, чтобы простуда не усугубилась.

И наконец примерно к полудню мы вновь выдвинулись в путь. Сегодня идти было легче, несмотря на то, что тропу размыло — сказывалось то, что нам удалось хоть немного отдохнуть, да и съеденные веселые грибы ощутимо придавали сил. Один только Снорри все так же недовольно поглядывал то на меня, то на бурлящие нефтяные озера вокруг, периодически что-то бурча себе под нос.

А вот Кире было веселее всех — вскоре температура у нее поднялась, на вскидку, градусов до тридцати девяти, и она начала бредить. Причем бред у нее явно был веселый и приятный благодаря все тем же грибам.

— Ма-а-айя-я-я! — простонала она и тихо захихикала. — А почему у тебя нет рогов, как у Хьялдура?

— У Хьялдура нет рогов, глупая, — улыбнулась я. — Это его капюшон.

— О нет! — воскликнула она в ответ. — Мне лгали всю мою жи-и-изнь!

После этих слов она залилась смехом, а затем громко чихнула, заливая соплями шкуру, в которую была замотана, и руки Снорри.

— Прости, — с улыбкой извинилась она.

— Какая же ты... — начал было ее носильщик, но прикусил губу, решив не продолжать.

— Какая? — улыбнулась Кира. — Ну какая, м?

— Плавучая, — вздохнул Снорри. — Хочешь, кину в смолу и проверим, а?

— Тебя Майя за это прибьет.

— И я тоже, — кивнул Варс. — Девочек обижать нельзя, так отец говорил.

— И помер, — пожал плечами Снорри.

— Он не умер! — неожиданно зло воскликнул Варс, остановившись.

Я обернулась, удивленно глядя на разворачивающуюся сцену. Варс со злостью в глазах глядел на своего брата, что был едва ли не в два раза выше него, и крепко сжимал в руках копье.

— Не умер! Они забрали его в Коммунахту!

— Варс... — начала я, но он тут же меня перебил.

— Не говори ничего! — воскликнул волчонок. — Я чувствую сердцем, что он жив! Ждет, когда мы придем и спасем его!

Я хотела было возразить, но лишь беззвучно раскрыла рот и затем, улыбнувшись, качнула головой. Подойдя к Варсу, я положила руку ему на плечо и, взглянув прямо в глаза, сказала:

— Тогда дойдем до Коммунахты и спасем его. Хорошо?

Варс, широко улыбнувшись, уверенно кивнул.

Наконец, когда конфликт был решен, мы двинулись дальше. Тропа петляла меж больших черных озер и луж, проходила по тем местам, где почва была прочнее всего, и иногда поднималась вверх, по кочкам, что словно гнойники набухли на черной земле.

Впереди все ближе и ближе виднелся немой лес, сплошной красной стеной возвышающийся над пустошами. До него оставалось еще десять килагов, может, чуть меньше, а времени у нас было в достатке — судя по солнцу, сейчас было около трех часов дня.

Но с каждым часом Кире становилось все хуже — вскоре она перестала бредить и смеяться, а вместо этого провалилась в полный галлюцинаций сон. И даже сон не был полноценным — она лишь стонала и вертела головой, тяжело дыша и обливаясь потом. И самое мерзкое то, что я не могла ей никак помочь, ведь для жаропонижающего отвара нам нужно было развести костер. Все, что я могла сейчас, это протирать ей лоб мокрой тряпкой, смоченной остатками нашей воды, и давать пожевать сушеные листья мяты. Разумеется, такое лечение ей не помогало, и поэтому мы ускорились, чтобы как можно скорее добраться до леса.

Время тянулось медленно, а немой лес все еще маячил где-то вдалеке. Лишь когда солнце начало заходить за горизонт, скрываясь за горной грядой, почва начала становиться все более плотной и твердой, и когда на долину стала опускаться темнота, мы наконец-таки добрались до чернеющего на фоне свинцово-серого неба леса.

— Скорее, клади ее, — сказала я Снорри, указывая на небольшую полянку меж трех деревьев.

Не было времени искать подходящее место для лагеря, поэтому мы начали разбивать его прямо здесь, у самого входа в лес. Варс быстро набрал хвороста, а я тем временем смешивала в ступке нужные травы и измельчала их, а затем завернула в ткань.

Проблем с водой не возникло — самым странным в смолистых полях была, несомненно, река, протекающая от самых гор и петляющая далее где-то в глубине леса. Странное в ней было то, что вода была вполне себе чистая, и там, где начинался лес, даже слышались всплески от выпрыгивающей из реки рыбы.

Наконец, когда мы развели костер, я принялась кипятить воду и отваривать в кипятке травы. Теперь отвару нужно настояться, а пока он не был готов, я разделась догола и легла с Кирой под одну шкуру, крепко обнимая ее и прижимаясь к ней всем телом, чтобы согреть. Она улыбнулась сквозь сон, слабо приобнимая меня одной рукой. Ее кожа была влажная и липкая от пота, дыхание было шумным и тяжелым, и с каждой минутой я все больше волновалась за нее — она буквально горела, еще немного, и ее собственное тело начнет вредить ей же.

Когда отвар наконец был готов, я кое-как растормошила ее и, приподняв ее голову, прижала к губам чашку с горячим напитком — его я предварительно подогрела на огне. Кира жадно припала к ней пересохшими губами, на уголках которых образовался белый налет, и осушила ее буквально за несколько глотков.

Наконец, я облегченно выдохнула. В этом отваре я собрала самые мощные лекарственные травы, которые у меня были с собой, включая растертую кору ивы. Если это не поможет сбить жар, то вряд ли я вообще могу ей как-либо помочь.

Я глубоко вздохнула, потирая виски пальцами и устало закрывая глаза. Весь наш путь дается нам с трудом, всюду нам приходится стараться изо всех сил просто чтобы не умереть — везде ли так? Каждый год мой отец с другими мужчинами деревни плавали на юг, грабить прибрежные поселения чужаков, неужели и они каждый раз так рисковали своими жизнями? Но ведь всякий раз им удавалось вернуться домой целыми и невредимыми, а единственные потери были связаны с людьми, а не со всякого рода мистикой или природными явлениями.

Единственное, что я понимаю, так это то, что ничего не понимаю.

Костер приятно потрескивал, освещая пепельно-серые стволы деревьев вокруг. Тонкий, густой столб дыма медленно поднимался вверх, путался в густых красных кронах и улетучивался в вышине.

Я услышала над собой пение птиц. Две или три птицы вокруг свистели, перекликаясь между собой.

Вот только какие птицы будут петь посреди ночи?

И лишь стоило мне оглядеться, как я увидела, что деревья вокруг усеяны множеством рыжеволосых людей, которые пристально следили за нами, натянув свои длинные, черные луки и направив на нас стрелы.

Глава 21: Немой лес

Я медленно, стараясь не делать резких движений, подняла руки вверх, оглядывая окруживших нас людей из Красного племени.

Как я и думала, они не были похожи на нас, зато с Кирой у них было много общего — все те же рыжие кудрявые волосы, торчащие из-под меховых капюшонов, звериный оскал, в котором вместо вторых резцов были лишние клыки, поменьше обычных. Помимо этого у каждого из них на лице были шрамы — множество маленьких точек, складывающихся в причудливые узоры.

Снорри, заметив их, потянулся к копью, и в ту же секунду в землю перед ним, поросшую кроваво-красной травой, вонзилась стрела.

— Нет! — воскликнула я. — Варс, Снорри... Не надо. Мы сдаемся.

— Гр-р-р... — негромко зарычал младший брат, поднимая руки вверх.

Снорри же обиженно фыркнул и скрестил руки на груди, уставившись в огонь.

Лучники один за другим стали спускаться с деревьев, обступая нас. При этом они не говорили ни слова, и лишь двое из них активно жестикулировали руками и пальцами, иногда добавляя к этому свист и птичье пение. Я завороженно смотрела на то, как ловко они общаются между собой при помощи языка жестов, из-за чего на секунду даже забыла об опасности, которую они для нас представляют.

Несколько человек обступили лежащую под шкурами Киру, переглядываясь и общаясь при помощи жестов. Они явно друг с другом спорили — по выражениям лиц я могла хотя бы понять суть разговора, хоть и не понимала их языка. В конечном итоге один из них осторожно поднял Киру на руки.

— Не надо нас убивать, — без особой надежды сказала я. — Мы путники, идем в Белую крепость. Слышите?

Но охотники Красного племени будто бы игнорировали меня. Если они на меня и смотрели, то только с явным гастрономическим интересом, отчего мне становилось, мягко говоря, не по себе.

Один из них что-то сказал остальным при помощи жестов, указывая на Варса и Снорри, а затем кивнул в мою сторону. Другой лучник тут же натянул стрелу, направив на меня лук, я зажмурилась от страха и затаила дыхание, но в ту же секунду послышался свист.

Открыв глаза, я увидела, как двое охотников о чем-то спорили. Один из них в конце концов подошел ко мне и убрал стрелой волосы, заплетенные в косу, с моей шеи, открыв вид на татуировку. Второй нахмурился и покачал головой, а затем что-то сказал первому и натянул лук, но тот, что был рядом со мной, загородил меня своим телом.

— Я, э... — начала я, и он обернулся. — Вам нужен друид?

Они переглянулись. Тот, что хотел меня убить, плюнул себе под ноги и кивнул остальным. Другие же к тому моменту уже связали Варса и Снорри и погнали их вперед по тропе, в чащу леса.

Молодой парень, лицо которого было усеяно множеством шрамов, складывающихся в узор, пристально оглядывал меня, а также ступку с пестиком и остатки отвара в чарке. Наконец, он открыл рот и тихо прохрипел, а затем, прокашлявшись, шепотом спросил:

— Ты — друид?

Я кивнула в ответ.

— Помоги.

Я снова кивнула, и после этого он протянул мне руку, помогая встать.

Они явно куда-то спешили, и поэтому почти все вещи, что были у нас собой, нам забрать не разрешили. Я успела лишь закинуть на плечи свой рюкзак, в котором самым ценным был мешок с травами, а мой лук и колчан взял с собой парень, заступившийся за меня.

Вслед за другими охотниками мы не пошли, но побежали по лесной тропе. Понятия не имею, чем продиктована такая спешка, однако, учитывая то, что им понадобился друид, могу предположить, что у них есть раненые.

— Эй! — окликнула я своего нового спутника. — Как тебя зовут?

— Не говори, если нечего сказать, — нахмурившись, агрессивно ответил он.

— Но имя-то у тебя есть? — продолжала я. — Постой! Какая помощь вам нужна?

— Не говори! — зло прошипел он, оглянувшись через плечо, и схватил меня за руку, буквально утаскивая за собой. — Идем к святому месту. Не говори!

Все становилось все страннее и страннее, но когда за время нашего путешествия было иначе?

Мы бежали по лесной тропе, наверное, около двадцати минут, пока основной отряд не свернул с нее, углубляясь куда-то в чащу леса. Я на секунду остановилась, хотела было сказать, что для меня это плохая идея, но ведущий меня охотник потянул за собой, и я, нервно прикусывая губу, побежала следом.

Вскоре мы выбежали на небольшую полянку, и, еще подбегая к ней, я услышала то, чего не слышала с самого Скагена — впереди лаяли собаки. Поляна была заставлена огромным количеством небольших колесниц, в каждую из которых были запряжены три-четыре огромных пятнистых черно-серых собаки. Мне они напомнили породу, которая считалась невероятно красивой в том, другом мире — хаски, но эти звери были еще крупнее их и, в отличие от "земных", эти могли лаять, а не только подвывать.

Киру осторожно положили в одну из колесниц, в то время как Варса и Снорри буквально толкнули на них. Охотники Красного племени один за другим щелкали языками и собаки срывались с места, унося их в гущу леса. Меня, к счастью, в колесницу не кинули, а разрешили спокойно встать рядом с ее хозяином.

Он громко цокнул языком, и собаки, злобно лая, сорвались с места. От неожиданности я схватилась за талию охотника, пытаясь не упасть, ведь колесницу ужасно трясло, и она подпрыгивала на каждой кочке. К тому же стиль езды Красного племени не отличался аккуратностью — на некоторых поворотах нас чудом не опрокидывало набок.

Впрочем, как мне показалось, эти люди явно знали, куда ехать. Более того, скорее всего они знали этот лес как свои пять пальцев — слишком уже уверенно мы мчались по окутанной ночным мраком чаще, петляя между кривыми деревьями и глубокими оврагами.

— Так что... Ой! Так что вам надо? — спросила я, все так же крепко держась за охотника.

— Помощь! — крикнул он и снова цокнул языком, отчего собаки ускорились.

— Какая помощь, форр фан да?! — не выдержав, возмущенно воскликнула я. — И я не стану помогать, если ты не пообещаешь мне, что нас не убьют!

— Не мне решать, — спокойно ответил он.

Из темноты леса вдруг послышался волчий вой. Я испуганно огляделась и увидела, как в лучах лунного света сверкают глаза рыжих волков, несущихся на всей скорости по обе руки от нас.

Кто-то из охотников впереди просвистел, и в ту же секунду несколько других выпустили упряжь из рук и быстро выпустили в темноту несколько стрел. Послышался жалобный вой, скулеж, и волков, преследующих нас, поубавилось на несколько особей.

— Дай мне помочь! — крикнула я. — Я лучница!

— Нет! — рявкнул охотник. — Ты — добыча!

— Дай помочь, — уже серьезнее сказала я, приставив острие ножа к его животу.

Именно этим и удобны длинные волосы — в густой косе можно спрятать уйму вещей, и мало кто догадается, что они там. Разумеется, быстро нож из волос не достать, ведь он был обмотан тканью, чтобы не отрезать их, но в такие вот моменты это очень помогало.

— Бери мой лук, — сквозь зубы процедил он, и я убрала лезвие.

Быстрыми движениями рук я сняла с его плеча оружие и вынула стрелу из колчана у него на поясе. Лук его был необычным, сильно отличался от моего — древесина была серая, скорее всего из этого леса, а с внутренней стороны на плечи были приклеены сплющенные половинки рогов какого-то животного.

Я натянула тетиву и прицелилась в темноту. Как раз в этот момент из чащи выскочил волк, клацая зубами и кидаясь на наших собак, и я выпустила стрелу, которая со свистом пробила ему грудь. Сила этого лука была в разы больше моей, и, черт возьми, теперь мне стало интересно, почему!

Мы мчались вперед, а я с охотниками отстреливалась от стаи волков. Их становилось все меньше, пока, наконец, оставшиеся не убежали прочь, поджав хвосты — явно поняли, что эта добыча им не по зубам.

Мы же все продолжали углубляться в лес, и я уже начала было подозревать, что они довезут нас прямиком до Белой крепости, но мое предположение было вскоре развеяно. Колесницы впереди замедлялись, одна за другой они проходили по узкому мосту через небольшую лесную речку, а уже за ней охотники один за другим спрыгивали на землю.

Киру сразу унесли прочь, а вот нас с парнями повели дальше вдоль берега. Деревьев вокруг становилось все меньше, а в свете луны я увидела, что нас окружают крутые скалы лага два в высоту, а в красной траве тут и там виднеются цветы, спрятавшие свои бутоны на ночь.

Вскоре мы вышли к берегу небольшого озера, с трех сторон окруженного скалами. Место было по-настоящему прекрасное: водную гладь разрывал небольшой водопад, ниспадающий со скал, а с других сторон к пруду тянулись поблескивающие нити ручьев.

На берегу, опустив ноги в воду, сидела молодая рыжеволосая девушка в окружении нескольких охотников, которые то и дело нервно оглядывались по сторонам. Завидев нас, они помахали в знак приветствия и начали о чем-то быстро переговариваться на языке жестов. Я же потянула своего проводника за рукав и сказала:

— Еще раз повторю: я не стану помогать, если нам не гарантирована безопасность.

— Не мне решать, — как и прежде ответил он.

— А кому, форр фан да?!

— Ей.

Он кивнул на девушку, тело которой было охвачено судорогами. Не слышно было ни стонов, ни плача, но она явно испытывала огромную боль и едва сдерживала крик.

Мой проводник что-то сказал остальным на языке жестов, и те недоверчиво посмотрели на меня. Я же лишь испуганно оглядывалась вокруг, замечая, как из чащи к нам выходят все больше и больше лучников Красного племени. Всего здесь, на берегу, собралось, наверное, человек двадцать, если не считать нас с пиявками.

— Ты друид? — обратился ко мне мужчина лет сорока.

Пристально взглянув ему в глаза и затем оглядев с ног до головы, я мысленно подметила еще одну особенность этого народа: у мужчин было абсолютно гладкое лицо, бороды и усы у них не росли от слова совсем. А из-за длинных волос особо юных мальчиков было сложно отличить от девушек. Впрочем, как я поняла, девушка здесь была всего одна — та, что сидит на берегу.

— Да, — ответила я наконец, — друид.

— Мы не доверяем колдунам, — прищурился он и цокнул языком, оглядываясь на окружающих его охотников. — Но говорят, вы умны.

— Смотря что от меня требуется.

Он понимающе кивнул и жестом пригласил меня пройти к озеру.

Еще подходя к девушке, я заметила большой округлый живот и поняла: она рожает. А если им понадобилась помощь друида, значит, роды идут не так, как надо.

— Привет, — тихо сказала я, подходя к ней. — Я друид.

Девушка ничего не ответила мне. Она с силой жмурилась, лицо было красным от напряжения, а по щекам стекали слезы. Она тяжело дышала, но сдерживала стон так, как не смогла бы сильнейшая из моего племени.

— Согласна, не лучшее время для знакомства... — вздохнула я. — Позволь...

Я протянула руку чтобы приподнять подол ее платья, как тут же ко мне кинулись несколько охотников, натягивая свои луки. Я обернулась и увидела, что несколько других, включая старого мужчину и моего проводника, встали между мной и ними, не подпуская ко мне.

Вздохнув, я наконец приподняла подол ее платья и увидела, что ее бедра были залиты кровью, и она все продолжала течь. Увы, но Хьялдур не обучал меня навыкам акушера, но даже так я понимала, что такое количество крови было отнюдь не нормальным.

— Сколько она уже пытается родить? — я обратилась к охотникам.

— Солнце было еще высоко, когда начала, — с обеспокоенным видом ответил мужчина.

— Уже должна была родить... — прошептала я себе под нос, нервно прикусывая губу. — Что-то не так.

— Принесем жертву Всематери! — воскликнул кто-то из молодых охотников.

— Не говори, если нечего сказать! — рявкнул на него тот, что встал на мою защиту. — Не дорос еще болтать!

— Нельзя верить колдунам! — закричал другой.

— Тихо! — крикнула я, заставив замолчать их всех. — Я помогу вам! Слышите?! Нужно развести огонь, нужно... Форр фан да... Нужно много воды вскипятить!

Когда я сказала это, то услышала тихий всхлип откуда-то снизу, а затем почувствовала руку девушки, коснувшуюся моей ноги. Я взглянула на нее сверху вниз и увидела, что она улыбается сквозь слезы, а потрескавшимися, сухими губами она тихо прошептала:

— С-спасибо...

Увидев это, даже те охотники, что хотели принести нас с пиявками в жертву, опустили оружие. Старый кивнул им, и они тут же разбежались прочь выполнять мое поручение.

Дима, я взываю к тебе. Услышь мой зов. Услышь мои мысли!

"А?", — лениво ответил мертвец в голове.

Помоги мне.

"Пф-ф-ф!", — усмехнулся он. — "Ты думаешь, я акушер?"

Вспомни... Черт, вспоминай маму! Вспоминай!

Лишь стоило мне подумать о своей матери из прошлой жизни, как голову сковало резкой волной боли, и задрожали от внезапной слабости колени. Все-таки копошиться в чужой памяти было довольно трудно и опасно.

Вспоминай. Ты появился на свет не естественным путем, Дмитрий. Вспоминай же...

По вискам еще раз ударила боль, и я упала на колени, держась за голову. Казалось, словно внутри меня все пульсирует, а зрение в такт этой пульсации темнело и прояснялось.

"Я не помню свое рождение!", — вскрикнул от боли покойник. — "Прекрати!"

Вспомни. Тебе четыре. Ты с мамой на море. Она ругает тебя за то, что ты лезешь в воду без нарукавников. Ты виновато опускаешь взгляд. Когда она гладит тебя по голове, ты медленно поднимаешь его, оглядываешь эту женщину. Что ты видишь?

"Хватит! Хва-а-атит!", — завопил Дима. — "Это слишком больное воспоминание!"

Ты поднимаешь взгляд и видишь... Видишь... Видишь! Ты видишь тонкий горизонтальный шрам, прямо над лобком. Выходит, нижняя часть живота, примерно... Черт возьми, какого хрена ты ничего не помнишь?!

Я отпустила воспоминания и упала на четвереньки, пытаясь отдышаться. Боль постепенно утихала, и я достала из мешочка с травами немного наперстянки, принявшись жевать ее и обдумывать предстоящую операцию.

Кесарево сечение изобретут спустя тысячи лет. Должны изобрести. Я же открою его сегодня.

Нет времени думать. Лишь только боль ушла, я принялась готовиться к предстоящей операции. Пусть у меня и не было всего, что было нужно для подобного, зато мои руки уже не раз бывали по локоть в крови и теперь не дрожали так, как дрожали руки алкоголика, которым я была в прошлой жизни. Я смогу это сделать.

Когда наконец развели костер, я принялась кипятить воду в глиняном горшке, и в нем же кипятить нехитрые инструменты — нож, костяную иглу и тонкую хлопковую нить, которой обычно зашивали раны друиды. После этого я тщательно помыла руки с твердым мылом и взялась за уже стерильный нож.

— Не дергайся, — строго сказала я девушке и приподняла подол платья.

Тщательно отмыв ее мыльной водой от крови и грязи, я как следует намылила ее лобок, а вместе с ним и свой нож. Разумеется, в эту эпоху никто не заботился тем, чтобы ухаживать за растительностью между ног, но перед операцией, насколько я знаю, от нее обязательно нужно избавиться.

Натянув капюшон друида, я стала аккуратно выбривать лобок и нижнюю часть живота девушки. Было непросто делать это, когда из света у тебя только костер да пара масляных ламп, которые прямо у твоего лица держат трясущимися руками мужчины, но после нескольких минут мучений и пары порезов мне удалось более-менее избавиться от лишней растительности. Еще раз промыв нож с мылом, я оставила его в кипящей на костре воде и взяла пучок сушеной конопли, который приготовила заранее.

Стиснув и скрутив его посильнее, я зажгла дурман-траву от огня и принялась махать ей перед лицом роженицы, негромко напевая заклинание, которому меня научил Хьялдур. Вряд ли в нем было что-то волшебное, но, прислушиваясь к монотонному песнопению, человек быстрее расслабляется и отправляется в нирвану от едкого дыма.

— Гаррум веди офо ир... Гаррум веди офо аус...

Вскоре взгляд девушки стал более туманным, и она медленно легла на мягкую траву. Ее дыхание стало более ровным, тело уже не так дрожало от боли, но все еще возникали редкие спазмы, и потому я обратилась к охотникам:

— Держите ее за руки и ноги. Ребенок не выйдет сам, его нужно вытащить.

— Она ее убьет! — воскликнул молодой охотник.

Тот же, кто попросил меня о помощи, лишь шикнул на него, призывая замолчать, и отвесил ему звонкий подзатыльник.

Вашу ж мать... Не на это я рассчитывала, когда уходила на север!

Глубоко вздохнув, я стиснула зубы и крепко обхватила пальцами рукоять ножа. Пусть они и убьют меня если я не справлюсь, но это значит лишь то, что я должна приложить все усилия, чтобы мать и ребенок выжили.

Наконец, когда девушку зафиксировали четверо крепких парней, я стала медленно, стараясь не давить слишком сильно, делать горизонтальный разрез на вздувшемся животе. По моим рукам побежала горячая кровь, капая на землю, но я продолжала, пока наконец не разрезала живот до конца. Едва подрагивающими от волнения руками я раздвинула кожу в сторону, а за ней аккуратно отодвинула содрогающиеся в спазмах мышцы. Прямо за ними виднелся большой, вздутый родовой пузырь, и я, снова взявшись за нож, принялась делать надрез и на нем.

Здесь медлить уже было нельзя, не хватало еще занести инфекцию в тело, и поэтому я стала быстрее резать тонкую пленку. Из вскрытого пузыря хлынула прозрачная жидкость и вскоре я увидела краснокожего младенца, который не мог выйти из матери потому, что был повернут в матке не той стороной. Я аккуратно обхватила его руками, придерживая крохотную голову, и стала вытаскивать наружу. За ним тянулась длинная пуповина, а за ней виднелась тонкая синеватая плацента. Взяв в руку нож, я одним движением руки перерезала пуповину и быстро затянула ее нитью у самого пупка. И когда я наконец закончила с младенцем, то он оглушительно закричал, как и я когда-то осознавая свою участь быть рожденным в этом мире. Крохотная ручка цепко вцепилась в мой палец, отчего я невольно улыбнулась, но на этом операция не закончилась, и потому я передала младенца стоящему рядом мужчине.

После этого я рукой вытащила из утробы плаценту и остатки пуповины — резать их не пришлось, они легко отделялись от плоти. Выбросив их прочь, я отбросила нож в сторону и на всякий случай быстро вымыла руки с мылом, а затем взялась за иглу с уже продетой в нее нитью.

Увы, но не существовало в этом мире саморассасывающихся шовных материалов, а значит придется довольствоваться тем, что есть. Глубоко вздохнув, я стала ловкими, отточенными за годы практики движениями быстро зашивать матку девушки, а затем, когда с ней было покончено, принялась зашивать и сам живот. И лишь когда последний стежок был затянут, а кончик нити крепко связан в узел, я медленно отползла от девушки, все еще приходящей в себя от дурмана, и упала на траву, тяжело дыша.

Вашу ж мать, я сделала кому-то кесарево сечение! Я, форр фан да, настоящий хирург!

Открыв глаза, я взглянула на девушку и на мужчину, стоящую рядом с ней с младенцем на руках. На мой скромный взгляд, это был обычный, крепкий ребенок без каких-либо отклонений. Впрочем, если бы мы не добрались досюда так скоро, то все могло бы закончиться куда плачевнее.

— Девочка! — радостно воскликнул мужчина, и окружавшие его охотники, улыбаясь, по очереди касались его плеча. — Это девочка!

— Мф... — простонала ее мать, мотая головой. — Ика...

— Тебя зовут Ика, доченька! — радостно воскликнул отец. — Ика, дочь Нэны!

Глава 22: Голоса в снегах

Ребенок замолчал лишь спустя, наверное, полчаса, но слышать плач новорожденной для меня сейчас было приятнее всего. Понятия не имею, к чему приведут мои действия, и выживет ли после такой операции мать, но пока что я старалась об этом не думать и была на седьмом небе от счастья.

В конечном итоге я ведь сделала то, что было невозможно по меркам этого мира. Я дала рождение тому, кто был обречен на смерть. И если бы я не решилась поступить так, как поступила, то, скорее всего, погибли бы оба — и мать, и дитя.

Малышка сейчас покоилась на руках матери, кормилась от ее груди, и все было спокойно. Лишь на короткий миг люди Красного племени показали свою искреннюю радость, но затем, как и прежде, замолчали и сели в круг, взявшись за руки и, судя по всему, медитируя. Их культура сильно отличалась от нашей, это я уже поняла, но не надраться в такой день (а если точнее — ночь), как по мне, настоящее кощунство. В конечном итоге...

"Да.", — раздался в голове смешок покойника. — "На необмытые покупки гарантия не распространяется."

Это точно.

В любом случае хорошо, что все так закончилось. Теперь у нас действительно был шанс выжить в этой передряге, пусть даже Варс и Снорри моего хорошего настроя не разделяли. Они все так же были связаны по рукам и ногам и сидели немного в отдалении, под тенью деревьев.

Вскоре отец новорожденной Ики подошел к своей жене и забрал у нее младенца. Девочка крепко спала, и Нэна без раздумий отдала ее отцу лишь для того, чтобы после подозвать меня к себе коротким жестом и теплой улыбкой. Делать было нечего — я встала наноги, все еще пошатываясь от волнения, захлестнувшего меня, и подошла к девушке, усаживаясь рядом.

— Чудо, что вы оказались здесь, — улыбнулась она. — И что среди вас оказался колдун.

— Я не умею колдовать, поверь мне, — усмехнулась я. — Мой учитель мог. Я — нет.

— Но то, что ты сделала — настоящее чудо! — воскликнула она. — Ох... Прости, я все еще слишком слаба, чтобы как следует отблагодарить тебя. Ты, эм...

— Майя, — я кивнула. — Майя Бортдоттир. Некоторые называют меня Соленым Вороном, но это долгая история.

— Я буду рассказывать о тебе своей дочери, — широко улыбнулась Нэна.

— Кстати, об этом... — неуверенно протянула я, и на лице девушки возникло явно беспокойное выражение. — Все сложно. Я не знаю, насколько хорошо я справилась. Возможно, в твоем животе сейчас идет кровь, и это может привести к твоей смерти. И, скорее всего, ты больше не сможешь иметь детей. Просто...

— Что? — со страхом в глазах спросила новоиспеченная мать.

— Никто до меня не делал подобного, я думаю. Это первый раз, когда ребенка вытащили прямо из живота матери.

— Вот как... — негромко произнесла Нэна, склонив голову. — Но что с Икой? Она...

— Она крепкая, здоровая малышка, — слабо улыбнулась я. — С ней все будет в порядке.

— Слава Всематери... — облегченно вздохнула в ответ девушка и улыбнулась.

— В общем... Да. Я не могу подобрать нужных слов, чтобы попросить у тебя прощения, но иначе погибла бы и ты, и твоя дочь, Нэна.

— Я понимаю, — кивнула она. — Женщины нашего народа мудры и рассудительны. Злость и ненависть — удел мужей. Я обещаю, что тебя никто не тронет, даже если я не переживу эту ночь.

— Кстати, об этом, — я щелкнула пальцами и взглянула в огромные зеленые глаза девушки. — Ваш народ не слишком разговорчив. Почему ты тратишь на меня столько слов?

— Женщинам дозволено говорить там, где это безопасно. У нас нет времени излагать мысли нашими руками, ведь к югу от нашего дома повсюду кроется опасность.

Я понимающе кивнула, прикидывая в голове ту картину их общества, которую в данный момент могла обрисовать.

Во-первых, в Красном племени царит явный ярко выраженный матриархат. У них даже божество женского пола, чего уж там. И это объясняет, почему Киру с такой заботой унесли охотники, когда они только-только нашли нас. Не думаю, что ей понравилось бы такое обращение, будь у нее больше сил, но сейчас это неважно.

Во-вторых, по какой-то причине они крайне неразговорчивы. Особенно меня смутили слова Нэны про "безопасные места, где можно говорить". Что бы это могло значить? Загадка на загадке.

И, наконец, в третьих... Впрочем, нет времени погружаться так глубоко в свои мысли. Над ухом у меня снова раздался плач ребенка, и Нэна осторожно взяла ее на руки и стала кормить своей грудью. Пора бы и мне заняться своими детьми.

— Я оставлю вас, — шепотом сказала я, поднимаясь на ноги.

В первую очередь, мне нужно проведать Киру. Ей пора выпить жаропонижающего отвара, и если не сделать это прямо сейчас, то ее болезнь может иметь крайне негативные последствия. Проблема заключалась в том, что я понятия не имела, где они ее держат, а сказать об этом мне могли только сами люди Красного племени. С этим вопросом я подошла к самому старшему из них, отцу Ики.

— Кира? Ее имя? — нахмурился он. — Там. Пойдем.

Под странными, словно оценивающими взглядами охотников, мы отошли с ним в сторону от священного пруда и направились в чащу леса, туда, где отдыхали собаки и стояли колесницы. Здесь же располагалась пара палаток, у одной из которых сидел в полудреме охотник с длинным луком. Мой сопровождающий тихо подошел к нему и звонко ударил открытой ладонью по макушке, отчего молодой охотник вскочил на ноги, оглядываясь. Мужчина что-то быстро говорил ему на языке жестов, и, хоть я его не знаю, общий контекст разговора понять было нетрудно.

— Сюда, — наконец позвал меня старший, приподнимая одну из шкур палатки.

Я пригнула голову и зашла внутрь. Темнота здесь была кромешная, но вскоре за мной внутрь залез и отец Ики, держа в руке слабо горящую лучину. Я взяла ее и осветила лицо Киры — даже в темноте было ясно, что ей становится хуже. Лицо было бледным от изнеможения, лоб покрыт крупными каплями пота, а грудь часто вздымается от тяжелого дыхания. С этим надо срочно что-то делать.

Я прикоснулась к ее лбу тыльной стороной ладони и почувствовала, что жар у нее, к сожалению, не спал. Что делать в таких ситуациях, я не знаю, и поэтому мне оставалось лишь протереть ее голову мокрой тряпкой и дать выпить еще чашку отвара.

— Ей нужно в Ойкон, — негромко сказал мне мужчина, сидевший рядом. — Там ей помогут.

— Вы не можете даже женщине родить помочь, как вы справитесь с болезнью Киры? — вздохнула я.

— Мы умеем лечить, — нахмурившись, ответил он. — Есть знахари.

— Ойкон, говоришь... — задумчиво протянула я.

Если я все правильно понимаю, то Ойкон — их родной город, если у них вообще есть города. Было логично, что вся эта братия в конечном итоге соберется и двинется на север, в родные края, однако неизвестно, сколько еще протянет Кира.

— Значит, едем туда, — кивнула я наконец. — Как скоро отправимся?

— На рассвете, — коротко ответил мужчина и вышел из палатки.

На ночь я осталась с Кирой, пытаясь хоть как-то согреть ее своим телом и следя, чтобы ей не стало хуже. Отвар помогал, стоит признать, но незначительно — навскидку, температура не опускалась ниже тридцати восьми с половиной. Этого, впрочем, достаточно, чтобы помочь моей сестренке справиться с заразой и протянуть немного дольше до того, как мы доберемся до этого самого Ойкона.

Прекрасно, конечно, было бы покинуть общество этих крайне приятных людей прямо сейчас, чему вряд ли кто-то из них воспрепятствовал бы, однако в таком случае шансы Киры на выживание стремятся к нулю. Я не готова отпустить еще одного дорогого мне человека, попросту не справлюсь без нее, а значит придется пойти на риск и отправиться в самое логово хищника.

Утро пришло быстрее, чем я успела выспаться, но времени отдыхать больше не было. Лагерь спешно сворачивали, охотники завтракали сырым волчьим мясом, и вскоре мы были готовы отправиться в путь. Нэна с ребенком ехала вместе со своим мужем, а я предпочла ту же компанию, что и в прошлый раз — охотник по имени Исе пусть и с неохотой, но позволил мне ехать вместе с ним при условии, что я отдам ему нож, спрятанный в волосах.

Колесницы одна за другой тронулись, красный лес огласил лай десятков собак, и мы двинулись вглубь чащи. После того, как пересекли реку, вскоре добрались до дороги, по которой должны были пройти мы с пиявками, и ехать стало значительно проще и комфортнее — колесницу все еще безумно трясло из стороны в сторону, но далеко не так сильно, как прежде.

Проезжая по Немому лесу, я не переставала удивляться тому, как же все-таки странно и сюрреалистично выглядит все вокруг нас. Здесь не было ни одного растения, цвет которого не был бы каким-либо из оттенков красного, кроме редких лесных цветов. Словно художник, что хотел изобразить на холсте дремучий лес, вдруг понял, что зеленая краска у него кончилась, и решил вместо похода в канцелярский магазин сделать картину кроваво-красной. Здесь было множество трав и растений, которые я едва успевала разглядеть в дикой скачке, однако одно я понимала точно: я нигде и никогда не видела ничего подобного. Тем страннее выглядит то, что на самом рубеже между землями Скагена и бесконечной заснеженной пустошью простирается подобный лес, ведь он был по-настоящему живым. Не в том смысле, что здесь не было мертвых деревьев, а скорее в значении того, что каждая ветка, каждый листочек, казалось, двигались, словно очень странные конечности живого существа.

Хоть лес этот и был удивительным местом, я была рада, что вскоре дорога начала круто подниматься вверх, в горы, и плотный красный потолок над головой в конечном итоге расступился. Наверняка путники пропадают здесь не только потому, что их ловят охотники Красного племени, но и потому, что их сжирает сам лес — не удивлюсь, если есть там и такие растения, что вполне не прочь отведать свежего мяса.

Когда мы наконец поднялись высоко в горы, я сразу же почувствовала, что именно здесь начинается настоящий северный рубеж. На вершине завывал сухой ледяной ветер, такой холодный, какой бывал на моей родине лишь зимой. Я отчаянно куталась в шерстяной плащ, но даже так не могла укрыться от пронизывающего все мое тело холода.

Черные горы, судя по всему, служили своеобразным буфером между двумя регионами, не позволяя теплым ветрам просачиваться на север и холодным на юг. Разумеется, с приходом зимы ледяные потоки все же опускались и на земли Скагена, но до тех пор защитой от холодных циклонов служили именно эти горы.

Поднявшись на вершину, колесницы одна за другой останавливались. Охотники молча смотрели на своего предводителя, а тот что-то активно вещал на языке жестов. Ни слова я, разумеется, не поняла, однако после своей "речи" он подошел ко мне и другим пиявкам и негромко сказал:

— Мы входим в тундру. Ни слова, или вам придет конец.

— Что? — непонимающе переспросила я. — В каком смысле?

— Ни слова, — повторил он и, развернувшись, ушел.

Нэна все это время грудью кормила своего ребенка, однако когда ее муж закончил с нами, то взял малышку Ику у нее из рук. Та пронзительно закричала, а ее отца с ней на руках стали обступать охотники. То, что я увидела после, никак не укладывается у меня в голове.

Отец ловкими, быстрыми движениями завязал ребенку рот, предварительно заткнув его чем-то вроде деревянной соски, а затем повязку стали вымазывать животным клеем, не давая никакой возможности ребенку самостоятельно снять ее. Девочка пыталась кричать, пыхтела крохотным носиком, но все, что доносилось до меня — приглушенное мычание.

— Ни слова! — еще раз воскликнул ее отец, грозно взглянув на нас.

Видимо, есть в традиции молчания нечто большее, чем простой обычай.

Закончив с этим, мы наконец-таки выдвинулись дальше в путь, и чем ниже мы спускались, тем холоднее мне становилось. В конце концов, Исе снял с себя теплую шубу и накинул мне на плечи, чтобы я не замерзала так сильно, а когда я хотела возразить, он резко заткнул мне рот ладонью и прижал палец к губам. Я кивнула, давая понять, что все поняла, и мы стали нагонять остальных.

Пейзаж сменился невероятно быстро. Еще два дня назад мы шли по цветущим лугам северных пределов Скагена, а уже сейчас, дважды перейдя через Черные горы, Смолистые поля и Немой лес, мы оказались в самой настоящей тундре. Ветер здесь дул так сильно, а мелкая метель так больно хлестала по щекам, что мой разум буквально отказывался верить в то, что мы могли так быстро оказаться буквально в другом климате.

Наконец, когда все колесницы спустились вниз, а солнце было высоко в зените, охотники остановились и стали молча снимать со своего транспорта колеса. Здесь, у подножья гор, я заметила множество длинных валов и снятых колес, оставленных прямо так, у скал, и вскоре к ним присоединились и те, что сняли мои знакомые. Все это заняло не меньше часа, но после таких нехитрых манипуляций колесницы превратились в сани, что было очень кстати, учитывая что под ногами хрустела ледяная корка, сковывающая сантилагов двадцать снега с промерзшей землей под ним.

Дорога дальше проходила уже гораздо медленнее — собаки устали за время в пути, да и двигаться по снегу им было куда труднее, чем по тропам Немого леса. Вокруг на многие килаги простиралась сплошная морозная пустошь, и лишь где-то вдалеке я едва могла различить невысокие шатры из шкур и пасущиеся стада северных оленей.

Я то и дело нервно оглядывалась, потому как постоянно казалось, словно я слышу какой-то голос. Дима яростно отрицал свою причастность к таким фокусам, да и вскоре я сама убедилась, что слышу его наяву, а не только в своей голове.

— Помогите! — звал откуда-то из заснеженной пустоши, из зарослей стелящейся по земле березы, напоминающей кустарник, голос маленькой девочки.

Я прикусила губу, стараясь думать лишь о том, что нам было велено. Оставалось лишь надеяться, что Варс с его рвением помочь и защитить каждого слабого не станет кричать в ответ.

— Помогите! — снова раздался девичий голос, но что-то в нем было странно. — Помогите!

Лишь услышав этот зов в третий раз, я поняла: этот голос явно не принадлежит человеку. Слова, долетающие до моих ушей, были словно проигрываемой раз за разом записью на старой пластинке, слышался даже жутковатый треск и шипение между отдельными звуками. Кто или что бы это ни было, оно очень старалось походить на человека, но оставался открытым вопрос, зачем.

Вскоре голос затих где-то далеко позади нас, и мы снова остались наедине с завывающим в пустоши ветром и собственными мыслями. Но тишина продлилась недолго: буквально через несколько минут пути я вновь услышала искаженный человеческий голос, уже мужской:

— Помогите! — звал он, но никто не отвечал. — Помогите!

Еще через минуту к нему присоединился еще один, голос старухи:

— Помогите!

— Помоги-и-ите! — вторил ей другой, еще более неестественный и жуткий.

— Помогите! Помогите!!! — зазвучал вскоре целый хор голосов вокруг нас, и все они, как один, умоляли о помощи.

Но никто не откликнулся на их зов. Медленно ко мне приходило осознание: когда-то голоса, звучащие из глубин тундры, принадлежали тем, кто не прошел мимо и подал голос. Свой голос.

Я зажмурилась, стараясь не думать об очередных ужасах, которые меня окружают, но тяжело абстрагировать от чего-то настолько явного и реального. Все равно что пытаться убедить себя в том, что льва нет, если ты его не видишь. Все вокруг было настоящим, и это действительность, в которой приходится жить людям этого племени.

Ближе к вечеру мы наткнулись на огромное стадо оленей, не меньше ста голов, за которыми следил немолодой мужчина в таких же, как у нас, санях с запряженными в них собаками. Он помахал в знак приветствия нашему вожаку и подъехал поближе. Вся наша процессия остановилась.

Двое мужчин сняли с рук теплые меховые варежки и начали о чем-то оживленно беседовать на языке жестов. Оленевод кивал и улыбался, а затем одобряюще похлопал знакомого по плечу. Когда же речь зашла о нас, на секунду в его глазах промелькнули недобрые огоньки, а затем он указал рукой куда-то вдаль, где, как мне казалось, не было ничего кроме многих килагов снежной пустыни. Наш предводитель, судя по всему, поблагодарил собеседника и надел обратно теплые варежки. Махнув рукой остальным, он тронулся вперед, и мы снова отправились в путь в том направлении, куда указал нам случайный встречный.

Солнце уже начинало опускаться за горизонт, а голоса вокруг, умоляющие о помощи, никак не хотели заканчиваться. Словно все эти земли были пропитаны остатками душ тех, кто когда-то не выдержал здешних холодов и опасностей. Лишь когда последними лучами закатное солнце осветило белые равнины, голосов наконец-таки начало становиться все меньше и меньше, пока они наконец не умолкли вовсе.

Я хотела было облегченно вздохнуть, но, поняв, какую страшную ошибку могла бы совершить, тут же зажала рот руками, прикрывая глаза. Когда-нибудь все это закончится. Форр фан да, а я ведь думала, что живу в страшном месте...

Когда на тундру уже опускалась ночь, а на небе зажигались первые яркие звезды, я разглядела из-за спины своего "кучера" впереди, где-то вдалеке, тускло мерцающие огоньки человеческого поселения. Оно явно было небольшим, всего несколько домов, но над всем этим возвышался особо яркий огонек, сверкающий в ночи, словно маяк.

Подъезжая ближе, я наконец-таки смогла рассмотреть большую по меркам тундры стоянку оленеводов. Над пустошью высились круглые шатры из шкур, на самой вершине которых располагалось отверстие-дымоход, и каждое из них было украшено какой-нибудь скульптурой из дерева. Именно они и сверкали в ночи в отблесках очагов внутри домов, подумала я, ведь ни окон, ни дверей в домах не было.

И над всей стоянкой возвышалось, особенно выделяясь в ночи, большое здание, сооруженное несколько иначе, нежели остальные. Оно высилось на большой плоской скале, которую словно кто-то специально воткнул посреди тундры как ориентир для усталых путников. Шкуры не были растянуты на деревянном каркасе, как это было у остальных домов, а вместо этого накрывали собой саму скалу и веревками с кольями были закреплены за промерзшую землю под скалой. Оно явно было единственным, которое не разбиралось для переезда на новое место — это здание стояло здесь круглый год.

Нэна с мужем и дочерью на руках жестом приказала мне идти за ней, и я, не имея иных вариантов, спрыгнула с саней и пошла по глубокому снегу за ними. Они поднимались вверх по скале по выдолбленным в камне протоптанным ступеням, и лишь только мы оказались наверху, как отец девочки тут же перерезал ножом липкие тряпки, сковывающие ее рот. Девочка громко закричала, заплакала, и ее мать стала прижимать ее к своей груди, пытаясь убаюкать.

— Здесь можно говорить, — улыбнулась Нэна, взглянув на меня. — Идем, я познакомлю тебя со своей матерью.

Я неуверенно взглянула сперва на нее, а затем на ее мужа, но он в ответ лишь молча кивнул. Вместе с ними я зашла внутрь шатра, вздыхая и расслабляясь от тепла, что царило в нем, и огляделась. Внутри царил полумрак, разгоняемый лишь горящим посреди шатра небольшим очагом, но даже в темноте я смогла разглядеть сморщенное лицо старухи. Она медленно подняла на меня взгляд своих полуслепых глаз и улыбнулась, сверкнув острыми, как бритва, зубами.

— Долго же я ждала тебя.

Глава 23: Ойкон

Пламя очага ярко вспыхнуло, отблесками освещая множество осколков человеческих костей и черепов, подвешенных под потолком. Я поежилась от внезапного порыва ветра, ворвавшегося в жилище, а дитя на руках своей матери громко заплакало.

— Вон, — коротко сказала старуха, взглянув на свою дочь и ее мужа. — Оставьте нас.

— Но, матушка... — начала было Нэна.

— Вон! — прохрипела, перебивая, ее мать.

Коротко поклонившись, родители с новорожденной на руках спешно покинули жилище, оставив меня наедине с жутковатой женщиной. Она широко и криво улыбнулась и дружелюбным жестом дрожащей руки указала мне на место у очага.

— Присядь, Майя, — улыбнулась она. — Разговор стоя не пойдет.

Шумно сглотнув, я кивнула и присела на теплую шкуру мамонта, расстеленную у очага, сложив руки на коленях. Сейчас я старалась вести себя не слишком вызывающе, так как, судя по всему, попала не просто в логово врага, а дом такого недруга, который знает обо мне все.

— Не удивляйся тому, что я знаю тебя, Майя, ибо это не так, — продолжила старуха, когда я села. — Я лишь помню тебя, но до сего момента мы с тобой не встречались.

— Что? — непонимающе переспросила я. — Вы меня... Помните? При том, что мы никогда друг друга не видели? Что это значит?

— Мое имя — Инга, — игнорируя мой вопрос, представилась она. — Нас с тобой ждет долгий разговор, поэтому скажи мне, милая, не голодна ли ты?

— Я, э... — неуверенно протянула я в ответ. — Нет, благодарю. Я не могу есть сырое мясо, особенно...

— Человеческое? — улыбнулась Инга. — Верно. Наше племя — страх любого путника, ищущего путь на север. Но тебе не стоит бояться нас, потому как никто не рассказывает о нашей гостеприимности.

— Гостеприимности? — невольно усмехнулась я. — У вас человеческие останки под потолком висят. Не сочтите за неуважение, но это о многом говорит.

— Ты и сама знаешь, что такое голод, Майя, — горько усмехнулась старуха и взяла в руки длинную узорчатую трубку. — Я помню это. Помню, что ты поведаешь мне свою историю этой ночью.

— Как... Почему помните? Что это значит? — тряхнула головой я, непонимающе глядя в глаза собеседнице. — Я уже приходила к вам? Это был... Кто-то до меня? Тот, кто оставил на моем пути послания, высеченные в камне?

— Нет, — Инга покачала головой, набивая трубку пахучими красными травами. — Те люди давно сгинули, давно забыты. Не осталось даже имен тех, кто был до тебя. Но ты мыслишь неправильно, — старуха обхватила бритвенно-острыми белоснежными зубами длинный мундштук и зажженной от очага лучиной принялась раскуривать трубку. — Ведь даже ты сидишь здесь не впервые. Я помню это. Помню, что все это повторялось раз за разом, и всякий раз ничего не менялось. Всякий раз, как древо мира совершает свой оборот по колесу, все повторяется вновь... И те, кто были до нас, и мы сами, и те, кто будут после...

Я в замешательстве уставилась на ярко горящее пламя, наблюдая за языками пламени, ласкающими сухие поленья. В голове роились тысячи мыслей, но все они сводились к одному:

— Вы видите будущее? — спросила я напрямую.

— Ох-хо, нет, милая! — ответила Инга, хрипло засмеявшись. — Будущее всегда окутано туманом. Я лишь помню прошлое, то, что переживала раньше, и могу предугадать то, что случится в этот раз. Но кто знает, будет ли все идти своим чередом и теперь, или же что-то изменится, зажжется новая звезда... Кстати, не обожгись.

Всего мгновенье мне понадобилось, чтобы понять, что я протянула руки слишком близко к огню — пламя коснулось мехового рукава, я почувствовала запах паленой шерсти и тут же принялась сбивать огонь, шипя от боли.

— Но скажи мне вот что, Майя, — продолжила Инга. — Сбить пламя сейчас было твоим решением? Решила ли я сама сказать тебе об этом?

— Если все повторяется вновь и вновь... — нахмурившись, пробормотала я себе под нос. — То нет никакой разницы, верно? Исход предопределен, я обожгла бы свою одежду в любом случае.

— А вот тут ты не права, — улыбнулась старуха, выпуская кольцо едкого дыма, запах которого смешивался с ароматом горящих дров и запахом сырого мяса и крови. — Мы вольны выбирать. Но приведет ли наш выбор к чему-либо, м-м-м... ощутимому, зависит не от нас. Мироздание умеет латать дыры в полотне времени, уж поверь.

— Но как вы помните все это? Как можно так точно помнить то, что случалось... Когда бы оно ни случалось?

— Трудно забыть свою последнюю ночь в мире живых, — усмехнулась Инга. — И потому давай поговорим о чем-нибудь хорошем. Уверена, у тебя много вопросов, и я с радостью отвечу на каждый из них, но сперва скажи мне: что с моей дочкой?

Всю ночь мы провели за странными, наполненными тайнами и неразрешимыми вопросами разговорами. Инга не солгала — всю ночь я наблюдала за тем, как жизнь постепенно покидает ее тело, и чем ближе к утру, тем тусклее становился огонь в ее глазах. Должно быть, это невыносимая ноша, знать когда и как ты умрешь. Конечно, это позволяет распланировать свою жизнь до мелочей, быть уверенным в том, что ты сумеешь довести до конца, а на что времени у тебя не хватит, но... Наверное, я такого не вынесла бы.

А вокруг нас была лишь тишина. Словно и не было ничего за пределами этого маленького, скромного жилища. Словно были лишь мы вдвоем, и разговор, что так увлек меня, лишь подкреплял это ощущение. Сегодня я узнала множество тайн, что хранит в себе само мироздание, но почти ничего не поняла из туманных, загадочных слов Инги. Быть может, просто не пришло еще время понять абсолютно все. Быть может, оно и не придет. Но обязательно наступит утро, взойдет над горизонтом яркое солнце, своими лучами осветит блистательную белизну снежной пустыни — вот что мне пообещала Инга. Куда бы я ни пошла после этой ночи, и что бы со мной ни случилось, солнце все-равно взойдет по утру.

Она стала совсем слаба, когда в дымоходе под потолком забрезжили первые лучи солнца. Небо было ослепительно ясным, и голубые просторы, накрывшие холодную тундру, ознаменовали для всех нас новое начало. Начало новой эры для Красного племени, начало долгой жизни маленькой девочки Ики. И лишь истории Инги пришел конец.

— Пора, — вздохнула она и попыталась встать, но конечности ее дрожали, а легкие едва могли втянуть в себя воздух. — Ох...

Я тут же вскочила на ноги и помогла ей встать. Старуха оперлась о мое плечо, и мы вместе медленно пошли наружу, к свету. Приподняв меховую занавеску, я сощурилась от ярких лучей утреннего солнца, сверкающих на белом снеге, а Инга наконец вдохнула полной грудью.

Внизу, под скалой, нас заметил один из мужчин. Он что-то показал жестами, в ответ на что Инга коротко кивнула, и раздался птичий свист. Тут и там из домов выходили множество мужей и жен, дети и старцы. Они собирались у скалы, пока мы медленно, шаг за шагом спускались вниз.

Когда же мы наконец оказались у подножья скалы, Инга отпустила мое плечо и трясущимися, бессильными руками сделала несколько широких жестов. Она сделала шаг вперед, сжимая в руке обсидиановый нож, и, вздохнув в последний раз, резким движением полоснула себя по горлу. Я хотела было закричать, но, опомнившись, зажала рот руками и лишь с ужасом смотрела, как ее тело падает на залитый алой кровью снег.

Наконец, когда все было кончено, вперед вышел один из охотников, а нему присоединились и другие. Они обступали ее со всех сторон, потянули к бездыханному телу свои руки и начали раздевать. И некому было мне задать вопрос о том, что, черт возьми, происходит, и я лишь молча смотрела на все это, затаив дыхание.

А затем один из людей упал перед мертвой женщиной на колени, обнажил свои острые зубы и впился в ее плоть, отгрызая, как зверь, кусок ее руки. К нему присоединился еще один, а за ними вперед стали выходить все новые и новые люди. Женщины, старики, дети — все падали на колени перед телом мертвой старосты и жадно пожирали его. Я отвернулась, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, и едва сдержалась, чтобы не исторгнуть из себя все, что осталось в моем желудке.

Через несколько минут все было кончено. Остались лишь обглоданные кости, кровь, оросившая белый снег, и несколько органов, которые бросили собакам.

По ступеням медленно поднималась новая владычица этих земель. Нэна, дочь Инги, входила в дом на скале так, словно садилась на трон, что, наверное, и было чем-то подобным. И несмотря на то, что только что произошло, она ослепительно улыбалась, держа в одной руке свою дочь, а в другой — кровавый череп своей матери, все так же ярко сверкающий острыми зубами.

***

Кире вскоре стало лучше. Врачевательница, приехавшая на стоянку Ойкон по просьбе самой Нэны, не отходила от постели моей подруги ни на секунду. Она поила ее едкими отварами из трав Немого леса, сутками напролет молилась богине-Всематери и даже принесла в жертву самца северного оленя с великолепными ветвистыми рогами. Счастье наполнило мое сердце, когда я увидела, наконец, как Кира радостно бежит ко мне и бросается мне на шею, чтобы обнять.

Варса и Снорри отпустили в тот же день, как Нэна взошла на престол снежных пустошей — она была благодарна мне за спасение двух жизней — ее и дочери. Впрочем, мальчики не отходили от меня ни на шаг все то время, что мы пребывали в Ойконе — они до сих пор не могли довериться людям Красного племени, и я их очень хорошо понимала. Далеко не каждый здесь был рад нашему присутствию, и лишь благодаря авторитету правительницы мы до сих пор не оказались в желудке кого-нибудь из местных.

— Я рада, что вы пришли, — улыбнулась Нэна, приветствуя нас в своем доме. — Но боюсь, что мужчинам запрещено входить в этот дом.

— Хрмф, — недовольно фыркнул Снорри. — Говорить нельзя, входить в дом нельзя... Чего у вас вообще можно, чтоб тебя за это не сожрали, а?

— Ты можешь говорить, — Нэна прищурилась, лукаво улыбаясь. — И тогда твоим голосом заговорит тундра.

Снорри лишь нахмурился и хлопнул брата по плечу, разворачиваясь и спускаясь вниз по ступеням:

— Идем, тут бабы ненормальные.

— Снорри! — воскликнул Варс, но ушел вместе с ним.

Мы же с Кирой зашли в дом на скале и сели у ярко горящего очага, облегченно вздыхая от ощущения тепла. Нэна села напротив, с лучезарной улыбкой на лице глядя на нас обеих.

— Вы направляетесь в Белую крепость, верно? — спросила она наконец.

— Да, — кивнула я в ответ. — Но мы не можем уйти прямо сейчас.

— Почему же? — с удивлением спросила хозяйка дома. — Вы здесь гости, а не пленники. Вас никто не тронет до самых ледяных пределов, я могу вам это обещать.

— Ваше нутро всему виной, — с серьезным видом ответила я. — Я скрепила ваше чрево нитью из хлопка, привезенной далеко с юга. Тело человека не может само от нее избавиться, и когда раны затянутся, я должна буду вытащить ее из вас.

— Вот как... — задумчиво протянула Нэна, склонив голову. — Пусть так, вам рады в моем доме. Но...

— Но?

— Близится теплое время года. Льды начнут таять, и дороги до Белой крепости не станет.

— Форр фан да... — я прикусила губу. — И нет никакого способа пересечь море не по льдам?

— Что ж, некоторые отваживаются переплыть его на отколовшейся льдине, но это небезопасно.

— Неважно, — я покачала головой. — Мы все равно отправимся туда, успеем мы или нет. Нам нельзя терять время.

Нэна глубоко вздохнула, оглядывая нас через пламя очага. Во взгляде ее я уловила едва различимую грусть — видимо, дорога до Белой крепости действительно была очень опасна.

— Есть еще один вопрос, который я хотела бы задать тебе, юная Кира, — она обратилась к моей подруге, глядя ей прямо в глаза. — Ты — потерянное дитя нашего племени, и мы были бы рады, если бы ты решила остаться с нами. Я слышала, что ты умна и храбра не по годам, ты могла бы помочь своему народу.

— Ну уж нет! — воскликнула Кира самым невежливым тоном из всех возможных. — Бросить Майю? Да ни за что!

Нэна тихо засмеялась, прикрыв рот ладонью. Наконец-таки ее глаза засверкали от радости, которую она вовсе не пыталась скрыть, и я невольно облегченно выдохнула.

— Значит, и слухи про тебя, Майя, были правдой, — улыбаясь, сказала она. — Ты действительно столь сильна, умна и прекрасна, что люди готовы умереть за тебя.

— Бросьте, — махнула я рукой. — Красоты во мне, как в облезлой курице. Лицо страшное, глаза черные, нос круглый...

— Нет, — она перебила меня, качая головой. — Твоя красота внутри. Ты достойна того, чтобы последовать за тобой на смерть.

— Тогда... — начала я неуверенно. — Тогда следуйте и вы, люди Красного племени. Сражайтесь на моей стороне в грядущей войне, и я обещаю вам...

— Нам не милы ваши теплые земли и богатства ваших земель, — Нэна снова перебила меня, и я из вежливости замолчала. — Да и я не властна над людскими сердцами. Я лишь даю советы, а не отдаю приказы, как то делают ваши правители. И, вынуждена сказать, за тобой не последует никто из нашего племени.

— Но почему?! — непонимающе воскликнула я. — Вместе мы могли бы достигнуть величия! Мы могли бы...

— Майя, — мягко прервала мой поток мыслей хозяйка дома. — Это не то, чего ищут мои люди. Нас слишком мало, и мы слишком слабы, чтобы идти на войну. Лишь иногда те, кто достаточно глупы, собираются вместе и уезжают на юг, за черную пустыню и горы, чтобы напасть на людей твоего племени.

Я не нашлась, что ответить ей на это. Мне действительно нечего было предложить этим людям — они оказались не каннибалами, изгнанными на север когда-то давно и лишь жаждущими людской крови, а обычными людьми, как я и мои друзья. Все, чего они хотят — мира и покоя в своем неприветливом холодном краю. Их устраивает такая жизнь, устраивает пасти оленей и хоронить умерших в своих желудках. И я не могу их за это судить.

Дни пролетали быстро, будто бы сливаясь вместе. Особенно остро это ощущалось потому, что солнце светило с вышины все дольше, а ночи становились короче. Мы отдыхали, познавая культуру и обычаи Красного племени так, как могли — их языка жестов мы все еще не знали, хотя Кира с упоением учила его, и к концу недели уже могла кое-как объясниться с местными сказительницами.

Вскоре пришел день, когда нужно было снимать внутренние швы. Операцию было решено проводить прямо в доме на скале, поскольку на морозе и метели это делать было бы слишком опасно. Пусть здесь и темно, но, во всяком случае, я могла быть хоть в какой-то степени уверена, что не занесу в тело Нэны инфекцию.

— Готова? — спросила я ее.

Девушка коротко кивнула, и я зажгла пучок конопли, сама стараясь не дышать ее дымом. Мне, все-таки, твердость рук еще понадобится.

— Вдыха-а-ай... — протянула я, маша дурманом перед ее лицом.

Вскоре примитивная анестезия начала действовать, и я еще раз проверила готовность к операции. Нужные инструменты были продезинфицированы в кипятке, руки и ноги Нэны крепко привязаны к опорным балкам дома длинными веревками, чтобы она в случае чего лишний раз не дернулась.

Наконец, глубоко вздохнув, я взялась за нож и легко вскрыла шов на животе, оголяя мышцы и внутренние органы. Я прекрасно помнила где и что находится с прошлого раза, поэтому уверенно отодвинула мышцы в сторону, оголяя мочевой пузырь и матку. В полумраке "операционной" я могла различить пропитанные кровью нити, торчащие из толстого рубцеватого шрама на матке, и теперь оставалось самое сложное — снять их, не повредив при этом орган.

Специально для этого в Ойконе нашелся тонкий костяной нож, которым обычно мастера занимались резьбой по дереву. Всяко лучше толстого и большого каменного ножа.

Изогнутым кончиком я подцепила темную нить, отчего Нэна тихо простонала, стискивая зубы. Аккуратное движение вперед, и узелок легко разрезался, а я кинула нож в чашу для нестерильных инструментов. Щипцов, что логично, у меня тоже не было, поэтому подцеплять нить пришлось пальцами, благо что перед этой операцией я специально отрастила ногти подлиннее.

Когда я начала тянуть, вытягивая нить из матки девушки, она от боли выгнула спину, и я на момент приостановилась, дабы не задеть ничего важного.

— Тише, тише... — попыталась успокоить ее я. — Вот так... Еще немного.

Я потянула дальше, и в этот раз Нэна изо всех сил старалась не шевелиться. По нити побежала капля крови, но я и не надеялась закончить операцию идеально. Милилаг за милилагом нить покидала образовавшийся на матке рубец, и уже через минуту я вытащила ее всю и поднесла к ране лучину, внимательно осматривая на случай, если хоть небольшой кусок остался внутри.

Убедившись, что я вытащила все, снова взялась за нож и поднесла его к пламени очага.

— Сейчас будет очень больно. Но ты должна терпеть. Вот, прикуси, иначе откусишь себе язык. — сказала я Нэне и поднесла к ее губам небольшой деревянный прикус, в который она с силой вцепилась зубами.

Главное — не оставлять кровотечение внутри открытым. С этими мыслями я резко прижала кончик ножа, раскаленный над огнем, к плоти девушки, и она, кусая деревяшку, отчаянно застонала. Мне пришлось второй рукой надавить ей на грудь, чтобы она не начала вырываться, и я не сожгла ей мочевой пузырь, но вскоре, к счастью, кровь запеклась, и я бросила нож в чашу для грязных инструментов.

— Все, все, — прошептала я ласково. — Теперь только зашить живот. Потерпи.

Наконец, я взялась за иголку со свежей, чистой ниткой и начала быстрыми стежками зашивать кожу живота. Уж что-то, но снять этот шов местные врачевательницы точно смогут. Чего уж там, сама Нэна смогла бы вытащить нить, когда рана заживет.

Когда все закончилось, я бросила костяную иглу в чашу и глубоко вздохнула, вытирая рукавом пот со лба. Затем я быстро развязала девушке руки и ноги и села возле ее головы, медленно поглаживая ее рыжие волосы.

— Не плачь, Нэна, дочь Инги. Рожать нормальным способом, говорят, больнее. — улыбнулась я.

Она ничего мне не ответила, от бессилия и дурмана проваливаясь в глубокий сон.

На следующий день мы с пиявками уже собирались в путь. Мы сидели на вершине скалы Ойкона, негромко переговариваясь и проверяя свои вещи. В этот раз в дорогу нас снарядили люди красного племени — они поделились с нами замороженным мясом, дали теплую одежду, валенки и снегоступы — этакие большие деревянные сандалии, надевающиеся поверх обуви и увеличивающие площадь соприкосновения со снегом, благодаря чему идти было немного легче.

Вдруг к скале подошел юноша по имени Исе — тот самый, в колеснице которого я пересекала немой лес. Он явно хотел мне что-то сказать, но не решался взойти вверх по ступеням и заговорить со мной голосом. Когда же из-за моего плеча с интересом выглянула Кира, он указал на нее рукой и сделал несколько медленных жестов руками.

— Что он говорит? — спросила я подругу.

— Он говорит... говорит "спасибо". Говорит, "хорошо волк умер". И что-то про собаку, вроде бы. Не понимаю.

— Как ты так быстро выучила язык жестов? — улыбнулась я.

— Ну должна же я хоть в чем-то быть лучше тебя! — радостно воскликнула в ответ Кира. — А, точно! Он хочет подарить тебе... А нет, нам подарить. Подарить нам собак.

— В смысле, сани с собаками? — уточнила я.

В ответ на мой вопрос, юноша кивнул.

Еще минут двадцать понадобилось, чтобы скинуть все наши вещи в новоприобретенные сани с запряженной в них пятеркой сильных кобелей. Одна из собак радостно гавкнула, когда я коснулась поводьев.

— Постойте! — раздался сверху, со скалы, голос Нэны. — Майя, Кира, вы ведь лучницы?

Мы с Кирой переглянулись, а затем почти синхронно кивнули в ответ.

— Ваши луки никуда не годятся, мне так муж сказал, — улыбнулась Нэна. — Дайте им хорошее оружие и стрелы!

Повинуясь ее слову, вскоре нам принесли два лука, плечи которых с внутренней стороны были усилены сплющенными спиральными рогами. Если я чего и понимаю, так это то, что именно благодаря им у этих луков такая огромная разница с нашими.

В благодарность за подарки я кивнула Нэне, а затем, улыбаясь, шутливо отдала честь. Наконец-таки мы были готовы двинуться дальше, и когда Снорри цокнул языком, собаки сорвались с места, унося нас в заснеженную даль.

Обернувшись, я увидела, как Нэна и еще несколько человек ее племени отдают мне честь.

Глава 24: Последний рывок

Собаки радостно несли наши сани в снежную пустыню. Ярко светило морозное солнце, ветра не было вовсе и, если не считать сотрясаемый сотнями нечеловеческих голосов воздух, поездка была более чем приятная. Удивительно, как быстро привыкаешь молчать, перестаешь замечать бесконечный рев голосов чудовищ вокруг тебя. Да и говорить, в общем-то, было не о чем.

Наш путь лежал, как и всегда, на север. Ориентироваться было довольно легко, несмотря на то, что вокруг не было никаких, собственно, ориентиров — нужно было лишь следить за тем, чтобы солнце всегда было у тебя за спиной. В этом краю оно никогда не поднималось над горизонтом настолько, чтобы тени, отбрасываемые нами, не показывали на север.

Каждые несколько часов, впрочем, нам все же приходилось останавливаться — собакам нужен был отдых. Первая остановка была неподалеку от стоянки Красных людей под названием Метига. Здесь, в тундре, словно были рассыпаны множество гладких, плоских скал, напоминающих следы гиганта, когда-то прошедшего здесь. Разумеется, почти все скалы были заняты меховыми шатрами, но когда Кира вызубренными жестами сказала местным о том, что мы друзья Нэны, дочери Инги, то нам разрешили остановиться на одном из камней, который сейчас пустовал.

Уже на нем, наверху, мы развели огонь — с собой у нас было немного дров, которые, не считая нас самих, составляли большую часть груза. Для собак, впрочем, такая нагрузка не была чем-то особенно напрягающим — они, пожалуй, утащили бы и целую тонну, если бы понадобилось, особенно учитывая тот факт, что их нам дали с запасом. Разумеется, после достижения нашей цели, нам следовало отпустить их, и они вернутся домой, но сейчас мне грело душу осознание того, что не пришлось тащиться по снегам так далеко.

Сидя у костра, над которым приятно дымилась кипящая вода из растопленного снега, я все-таки решилась завязать разговор. К тому же, как нас заверили местные, на камнях можно было говорить — голоса были опасны лишь на равнинах, на снегу и на земле, потому как те, кто умоляют о помощи, прятались где-то под землей.

— Кир, — обратилась я к подруге, пока распиливала покрытое коркой льда оленье мясо ножом. — А почему ты не осталась с ними? Где-то здесь ведь твоя семья. Ты могла бы найти своего папу, свою маму.

— Глупая ты, сестренка! — широко улыбаясь, ответила Кира. — Ты — моя семья!

После непродолжительного привала мы снова выдвинулись в путь. Из-за отсутствия чего-либо посреди снежной пустыни было трудно определить, с какой скоростью мы двигаемся, и я не могла сказать точно, какое расстояние пересекаем за день. Впрочем, было очевидно то, что путь наш шел теперь куда быстрее, чем до этого.

На ночь остановились у огромной пологой горы, которая при этом не отличалась высотой, если сравнивать ее с горами Скагена. В том, другом мире, такую гору назвали бы сопкой.

Здесь, к сожалению, не было скал, и поэтому после ужина нам пришлось туго завязать друг другу рты — мера предосторожности на тот случай, если вдруг кто-то заговорит во сне. Существам в снегах достаточно услышать одно слово, почувствовать вибрацию голоса, тянущуюся по земле, чтобы найти живого человека в этих краях. Что его ждет после этого — загадка, наверное, первая, ответ на который я искать уж точно не хочу.

Ночь прошла спокойно, хотя спать в тундре было довольно холодно. Для сна нас снарядили полноценными спальными мешками из шкуры мамонта, что Кире крайне не понравилось — места в каждом спальном мешке было строго на одного человека. Особенно трудно пришлось Снорри, потому как даже в самом большом спальном мешке ему было крайне тесно, и он молча недовольно ворчал, не в силах пошевелить в нем руками.

Весь следующий день мы также провели в пути, и чем дальше мы уходили на север, тем меньше вокруг становилось стоянок оленеводов. Как мне рассказала Инга в последнюю ночь перед своей смертью, самым северным поселением Красного племени была стоянка Ну, знаменитая среди этого народа тем, что располагалась в долине гейзеров. До нее нам, по моим расчетам, за один день было не добраться, однако, как и всегда, я могу ошибаться.

К середине дня мы наткнулись на мигрирующее стадо мамонтов. Огромные звери мерно вышагивали по заснеженной долине, иногда останавливаясь и раскапывая гигантскими бивнями что-то под снегом. Удивительно, что они при всех своих размерах умудрялись себя прокормить, ведь вокруг ничего не росло, во всяком случае на первый взгляд.

В обратном я убедилась лишь вечером того же дня, когда мы проезжали мимо заснеженного хвойного леса. Деревья в этом лесу были сильно меньше своих южных сородичей, хотя во флоре явно угадывались привычные мне сосны, ели и прочие деревья моей родины. Из-за сильных ветров и постоянного холода большинство из них низко пригибались к земле, стволы были кривыми, искаженными, словно кто-то специально прошелся по этому лесу, загибая каждое дерево вниз. Здесь мы и остановились на ночлег, дабы не тратить ценный запас дров.

Что удивительно, находясь в лесу, мы не слышали голосов, что окружали нас в тундре. Поговорить мы тем не менее не решились, но было приятно хоть немногоотдохнуть от постоянного гомона, плача и стонов.

Засыпая, я думала лишь о том, что как-то подозрительно гладко проходит наше путешествие по землям Красного племени. Может быть, конечно, я себя слишком накручиваю, но за столько дней мы до сих пор не подвергались нападениям злых духов, никто не пытался сбить нас с пути... Ничего. Словно всю магию и мистическую составляющую мироздания в этих краях кто-то попросту отрезал, закрыл путь духам в эти места. Жаль, что полноценным друидом я так и не стала — Хьялдур бы наверняка смог сказать что не так с этим местом. Но не было здесь ни Хьялдура, ни Уна, сколько бы раз я ни взывала к последнему. Надеюсь, что с моим покровителем ничего не случилось с тех пор, как он вернулся в Ёрвхейм. В конце концов, он не пользуется почетом среди прочих богов.

На следующий день мы наконец-таки достигли стоянки Ну. Здесь не было ни одной плоской скалы, вокруг которых обычно и вырастали поселения Красного племени, но вот насчет гейзеров Инга не солгала — огромные потоки кипятка то и дело вырывались из кипящих проломов в земле с оглушительным шипением.

Подъезжая к стоянке, мы заметили нескольких людей, спокойно моющихся в одном из гейзеров, который, видимо, был не из самых горячих. На прочих же местные умело готовили еду — мясо на пару я еще ни разу не пробовала за всю свою текущую жизнь, а здесь оно было основным рационом.

Поговорить с Кирой, которая одна из всех нас кое-как могла понимать язык жестов, было, увы, негде, но мы быстро нашли решение этой проблеме. После разговора с рыжеволосой старушкой в огромной шубе с капюшоном, Кира принялась выводить копьем Варса на снегу буквы. Что удивительно, именно грамота ей давалась труднее всего, но упорство и упертость в желании быть не хуже меня все-таки заставили ее научиться кое-как читать и писать. Нахмурив брови, она напряженно выводила руны на снегу, а затем, закончив, хлопнула меня по плечу, довольно улыбаясь от проделанной работы.

"Море скоро.", — прочла я.

Оставалось лишь надеяться, что мы еще успеваем пересечь его по льду, и что оно не начало таять, как о том предупреждала нас Нэна. Впрочем, вечером того же дня мы увидели нескольких мужчин, возвращавшихся с рыбалки — они несли с собой полные мешки поблескивающей на солнце серебристой рыбы, а в руках несли длинные костяные гарпуны. При этом у них с собой не было никаких инструментов для проделывания во льду лунок, а значит уже начался ледоход. Возможно, мы и сможем пересечь море на одной из льдин, но это было крайне опасно и требовало от нас тщательной подготовки, времени на которую у нас, как всегда, не было. Сейчас был важен каждый лишний час, ведь мы все еще можем успеть пройти по какой-нибудь неоттаявшей части моря по ледяной тропе.

Ночью мне не спалось от избытка лишних мыслей. Пришлось даже покуситься на запасы наперстянки, которая к этому моменту уже окончательно высохла, и эффект ее стал куда слабее. К счастью, в последнее время меня не так беспокоят головные боли и повышенное давление, что давало надежду на то, что я смогу как-нибудь протянуть в Белой крепости положенные по правилам пять лет.

Проснулись мы так рано, как только смогли. Вещи уже были, в общем-то, собраны, а завтракали мы холодным мясом на пару, приготовленным еще прошлым вечером. Можно было бы, конечно, его разогреть на все тех же гейзерах, но времени катастрофически не хватало, и нужно было выдвигаться прямо сейчас.

Собаки вновь понесли нас в заснеженную даль. Сегодня солнце уже не светило так ярко, и по небу неспешно плыли густые серые облака, сквозь которые изредка проглядывался голубой небосвод. С каждым часом пути мы все реже слышали зов таинственных голосов из тундры, и в какой-то момент они стихли совсем. Здесь заканчиваются немые земли, и можно бы выдохнуть с облегчением, но заговорить мы пока так и не решались.

Когда солнце уже клонилось к закату, мы наконец смогли разглядеть впереди сверкающую водную гладь, по которой медленно плыли огромные белые льдины. На фоне снега море казалось не черным, как на родине, а ярко-голубым, словно мы попали не на крайний север, а на какие-нибудь берега средиземноморья.

Также издалека, с возвышенности, мы заметили на берегу группу людей, с которыми было несколько турнов, тянущих две повозки, доверху груженые различными припасами. Причем одна из повозок была полностью загружена сосновыми бревнами, в то время как во второй виднелись разнообразные мешки, шкуры и прочее.

Вскоре и караванщики заметили нас, и, разглядев наконец их лица, я на пару секунд потеряла дар речи. Среди них не было ни одного человека из Красного племени, но, более того, были среди них люди, совершенно не похожие на моих сородичей. У них были темно-русые и каштановые волосы, лица их были менее округлыми, чем у нас, а мужчины носили длинные усы, в то время как подбородок был гладко выбрит. Были среди них и северяне — один из них, улыбчивый мужчина лет пятидесяти с длинной седой бородой, вышел вперед, помахав нам рукой. Вскоре мы остановились и спрыгнули с саней.

— Привет, земляки! — воскликнул мужчина. — Угбар, рад познакомиться.

— Майя и пиявки, — кивнула я в ответ и пожала протянутую мне руку.

— Пиявки? — весело рассмеялся он, надувая раскрасневшиеся от мороза щеки. — А почему ж пиявки?

— Мелкие, но вцепимся, и хрен отдерешь! — весело воскликнула Кира. — Я Кира!

— И такие же приставучие, — сдержанно улыбнулся Варс, протягивая руку. — Я Варс, это мой брат Снорри.

— Угу, — промычал старший, скрестив руки на груди.

Караванщик с силой сжал руку мальчика и стал энергично трясти ее, не прекращая широко улыбаться.

— Хорошо, хорошо! Приятно увидеть земляков так далеко от дома!

— А они... — начала было я, указывая на иностранцев.

— А! — воскликнул Угбар. — Это южане, геты. Самые смелые из них забираются так далеко ради даров Белой крепости.

— Даров? — непонимающе переспросила я. — Каких даров?

— Нефрит, конечно же! — широко улыбнулся Угбар. — Им нефрит, нам обсидиан, а Белой крепости — еда да прочие припасы! Нет, есть, конечно, и те, кто туда почивших родственников везут, но это совсем пропащие люди. Словом, здесь южане частенько бывают!

Я не решилась спрашивать его о том, откуда на северном полюсе берется нефрит. Впрочем, таких загадок у меня в голове накопилось уже предостаточно, и когда-нибудь я обязательно найду на них ответ. Сейчас же лучше не перегружать свой мозг лишними размышлениями.

— Вы, к слову, очень вовремя, ребятки, — сказал нам Угбар, когда мы подходили к берегу. — Мы только-только собирались грузиться.

— Грузиться? — спросила я.

— На льдину! — рассмеялся старик. — Я частенько сюда желающих вожу, аж до самой Белой крепости. Хочешь верь, хочешь нет, но от желающих отбоя нет круглый год. Я им говорю, мол, не надо туда соваться в такое время года, там опасно, так нет, все равно лезут, представляешь?

— Могу представить, да, — невольно улыбнулась я, заражаясь его жизнерадостностью. — А тебе-то какой с этого прок, старик?

— Старик?! — ахнул он. — Да ты что, мне всего восемнадцать! Ну, может, еще пару годков накинул бы, но в душе мне всегда восемнадцать!

Я сдавленно засмеялась, глядя на то, как его седая борода развевается по ветру, пока он с такой искренней уверенностью рассказывает мне все это. Люблю таких людей, несмотря на то, что они редко бывают серьезны: пока живы подобные ему, я хотя бы могу быть уверена, что мир не скатится в бездну окончательно.

— А так-то я этим на хлеб зарабатываю, знаешь, — наконец ответил он. — Да и на юг меня частенько с собой берут, там новых клиентов и нахожу. Эй! — он прикрикнул в сторону своих попутчиков. — Ворбец корецно, а?

— Драп, драп, — махнул рукой иноземец. — Навигат ун челец ди урма!

— Астапта ты, форр фан да, астапта! — усмехнулся Угбар. — Ладно, ребятки, давайте вещи на льдину. Вон туда, видите?

Он указал рукой на большую просторную льдину, в которую был вбит сверкающий на солнце бронзовый кол. К нему была привязана толстая веревка, которой наш "корабль" был пришвартован к берегу.

— А собачек вы отпустите, им дальше ходу нет. У них хозяева из местных?

— Ага, — кивнула я. — Одолжили нам.

— Это хорошо, это правильно. Дружба народов это всегда хорошо, да. Эх, была б зима, так вы б на них уже к вечеру добрались...

— А плыть сколько? — спросила я, вытаскивая из саней свой наплечный мешок.

— А это как грести будем! — усмехнулся в ответ Угбар. — В лучшем случае дня три, не меньше.

— Не так уж плохо звучит, — я пожала плечами.

— Это ты ночи дождись — слова свои назад возьмешь, — рассмеялся Угбар. — Костер-то на льдине не разведешь.

Вскоре все наши самые необходимые в дороге вещи были погружены на льдину, а телеги каравана аккуратно затащили на самую середину нашего транспорта. В этот момент у меня возникли сомнения по поводу прочности такого вида транспорта, однако Угбар заверил меня, что до Белой крепости доплыть этого более чем достаточно.

Наконец, когда все приготовления были закончены, я погладила на прощание каждую из собак, что так старательно везли нас через пустоши, и отпустила восвояси. Радостно лая на прощание, они вскоре скрылись в тундре вместе с санями.

Швартовую веревку отвязали от колышка, вбитого на берегу, льдина медленно тронулась. Пара человек из народа гетов взялись за короткие весла и стали неспешно грести в сторону севера, выслушивая постоянные команды Угбара на их языке.

— Стынга, стынга! — прикрикивал он. — Супрап!

Заснеженный берег медленно отдалялся, пока мы неспеша двигались сквозь потрескавшиеся льды северного моря. Снорри сел спереди, вооружившись длинной палкой, и, следуя указаниям Угбара, то и дело отталкивался от проплывающих мимо льдин, корректируя наш курс.

Вскоре берег окончательно скрылся за горизонтом, и мы остались наедине со спокойным безветренным морем. Где-то вдалеке кричали, словно провожая нас в путь, летящие высоко в небе буревестники.

Через пару часов уставших людей на веслах сменили мы с Варсом. Угбар честно признался, что не ожидает от нас многого, но мы в силу своих возможностей продолжали грести, и наша льдина продолжала движение.

В таком темпе прошел весь день, и лишь ближе к ночи все бросили свои дела и собрались в центре нашего судна, в повозках. Лишь сейчас я заметила, что с них, на манер транспорта Красного племени, были сняты колеса, которые покоились внутри самих повозок, а сами они стояли на паре бревен, служивших примитивными полозами.

— А как мы дальше пойдем, когда доберемся до берега? — спросила я Угбара, уминая за обе щеки обледенелый хлеб.

— А не придется идти толком, — пожал плечами он. — Белая крепость это айсберг. Вокруг нее, правда, всегда есть такая площадка ровная. Это из-за мертвых.

— Мертвых? — удивленно переспросила я. — А что мертвые?

— Оживают же. И становятся холодней льда. Вот их Белая крепость больно уж привлекает, надо сказать, и, собственно... Промерзает все вокруг. Оттаять там вода не успевает, как мертвые снова на крепость лезут, и все мерзнет.

Весь оставшийся вечер мы провели за беседой, пока Угбар не откланялся и не отправился спать, вежливо прервав наш разговор. Он, как он сам сказал, должен проснуться хорошо отдохнувшим.

— Это первое правило путешественника, — улыбнулся он. — Спите.

Весь следующий день мы провели точно так же, налегая на весла и медленно продвигаясь вперед. Впрочем, двигаться стало немного легче — вдали от берега льдин стало значительно меньше, хоть они и попадались достаточно часто.

Я задумалась о том, что, наверное, зря я жаловалась на отсутствие ориентиров в тундре — определять скорость в море было еще сложнее. К тому же, я понятия не имею, насколько далеко находится Белая крепость.

Как и прежде, вечер мы провели за приятной беседой, а когда наконец опустилась темнота, геты зажгли в повозке небольшую масляную лампу и достали круглую деревянную доску с выскобленными в ней маленькими лунками, а также огромное количество черных и белых шариков.

— Настольная игра! — удивленно воскликнула я.

— Слышала про такое? — улыбнулся Угбар. — Глупость, как по мне. Ставят там свои камушки, туда-сюда, туда-сюда, ничего не понятно! Тьфу. Нет, ребятки, я спать.

Весь оставшийся вечер я пристально наблюдала за ходом игры, но, как бы я ни пыталась, я так и не смогла понять ее правил. Дело в том, что оно не было похоже ни на шахматы, ни на шашки — оба игрока могли ходить шариками обоих цветов, и непонятно было, что вообще нужно сделать. Впрочем, даже так было интересно посмотреть на то, чего я до этого в этом мире ни разу не видела.

В ходе игры я не заметила как уснула, а проснулась лишь, когда уже высоко светило солнце. Кто-то ночью укрыл меня теплой шкурой, благодаря чему я почти не замерзла. Оглядевшись вокруг, я сразу заметила, что льдин вокруг заметно прибавилось — верный знак того, что мы приближаемся к нашей цели.

— Парнишка ваш, — усмехнулся Угбар. — Здоровый, Снорри, гребет как зверь! Его одного можно на весла сажать, так еще и быстрее доплывем, чем с двумя!

— Снорри, почему ты такой сильный? — усмехнулась я, ожидая привычного ответа.

— Просто кушаю хорошо. — раздраженно вздохнул он, нахмурившись.

Угбар рассмеялся и протянул мне разогретый над огнем масляной лампы черствый хлеб, и я вместе с остальными принялась за завтрак.

После еды мы с новыми силами налегли на весла. В этот раз гребли трое — иноземцы, а вместе с ними и Снорри, помогая то одной, то другой стороне. Плыть так по заверениям Угбара входило значительно быстрее, что не могло не радовать.

Я и не заметила, как прошел целый день. Вскоре темнота вновь начала опускаться на вечно холодный край, а мы отдыхали, ужиная остатками парного мяса и хлебом. Я удобно уселась на длинном, забитом гвоздями деревянном ящике и завороженно смотрела, как одна за другой на небе загораются звезды.

— Приплыли... — неожиданно тихо вздохнул Угбар.

Я посмотрела в направлении его взгляда и замерла, не в силах оторвать глаз от зрелища, представшего предо мной. Где-то вдалеке, на севере, быстро разгоралось опутывающее небо ярко-зеленое северное сияние. С каждой минутой оно становилось все ярче, и вскоре ночь превратилась в мерцающий зелеными и сиреневыми огнями день, а я от восхищения выронила свой ужин из рук.

— Нефритовая тропа, — сказал Угбар. — Взгляни, Майя. Вот она — Белая крепость.

Я прищурилась, пытаясь разглядеть в сиянии ночи хоть что-то, а затем заметила короткую вспышку света. На горизонте один за другим загорались крохотные огоньки, сливаясь в один, и над покрытой льдами водной гладью медленно поднималась огромная ледяная махина. Айсберг размером с десятиэтажный дом ярко сверкал в ночи огоньками окон и бойниц, выбитых прямо во льду. Над краем нависали высеченные изо льда толстые башни, и, если приглядеться, можно было заметить, что окна и бойницы, казалось, хаотично разброшенные по айсбергу, сливались во множество лиц. И самым большим было то, что по центру. Смеющийся череп.

— Земля мертвых. Дорога в иномирье, — развел руками Угбар, и один из гетов медленно похлопал.

Северное сияние ярче вспыхнуло над головой, освещая нашу льдину ярким магическим светом. Длинный ящик, на котором я сидела, задрожал, дернулся. Изнутри послышался стук.

Глава 25: Белая крепость

— Ну, началось, — вздохнул Угбар. — Ты бы слезла оттуда, красавица. Эй! — он щелкнул пальцами, глядя на перепуганных внезапным стуком иноземцев. — Кутья эс ту путэрна, а?

— Да, да! — воскликнул в ответ один из них. — Фуарте!

Когда я вновь почувствовала, что подо мной что-то рвется наружу, то в ужасе спрыгнула с ящика и схватилась за лук. Пиявки непонимающе смотрели то на меня, то на нашего проводника, но я быстро смекнула, в чем тут дело.

— Сюда везут почивших родственничков, — вздохнул Угбар. — Иногда потому что скучают. Но чаще всего чтобы разрешить спор по наследству.

— Вы тащите с собой труп?! — воскликнула я. — И он ожил?! Угбар, форр фан да, о таких вещах надо говорить заранее!

— Не переживай, — улыбнулся он в ответ. — Чужеземцы, вон, говорят что ящик крепкий, не вырвется.

Я с недоверием взглянула на трясущийся от чего-то живого внутри ящик и вдруг почувствовала, как от него тянет ужасным холодом. Словно внутри было что-то, что еще холоднее северной ночи. Из щелей в местах, где одни доски были прибиты к другим, потянуло морозным дымком — явный знак того, что существо внутри было неестественно холодным.

Наша льдина тем временем все приближалась к ледяному берегу близ Белой крепости. Вокруг не было слышно ни звука, даже ветер стих, словно вот-вот разразится буря. И, судя по напряженному лицу Угбара, беды действительно не миновать.

— Так, а теперь слушайте, — он повернулся к нам. — Я вижу, что вы ребятки бывалые, драться кое-как умеете, но забудьте все, что знали до этого. Мертвых просто так не убить, они вообще здесь покоя не знают. Постарайтесь бить по локтям и коленям, это их немного замедлит.

— А как же Белая крепость? — непонимающе спросила я. — Они нам не помогут?

— В нее ходу нет, они поднимают людей и товары на веревках, — ответил он и вынул из-под громоздкого мехового плаща сверкающий короткий меч из бронзы. — Так что помочь они особо не смогут, если чего начнется. В общем... Готовьтесь.

Я шумно сглотнула и покрепче сжала в руке свой лук. Оглянувшись, я удостоверилась, что пиявки готовы к бою — из них один лишь Варс сейчас нервно оглядывался по сторонам и сжимал копье с такой силой, что казалось, словно он сейчас раздавит древко голыми руками. Снорри, как и всегда, было наплевать кого бить, лишь бы был противник, а вот Кира широко улыбалась в предвкушении.

Наконец, льдина столкнулась с холодным берегом, и пришло время уходить. Белая крепость нависала над нами, словно огромная гора, в бойницах и окнах слабо мерцал свет, а на одной из рукотворных, высеченных прямо во льду башен, я увидела часового. Казалось, что при нашем приближении он вовсе не испытал никаких эмоций — ни удивления, ни радости, и лишь скучающе наблюдал за тем, как выводят со льдины перепуганных турнов вместе с повозкой.

Мы же с пиявками сошли следом, и я успела заметить, как заколоченный гроб медленно покрывается ледяной коркой, а вместе с ним и вся повозка. Стук ненадолго прекратился, но лишь стоило нам подойти к высоким ледяным стенам крепости, как он возобновился с новой силой, а изнутри послышался человеческий голос.

— Эй! — закричал покойник, и иноземцы, сопровождавшие нас, испуганно переглянулись. — Элибраре! Ласа ма-сайес!

— Угбар! Йель трайещте! — крикнул один из них. — Авем невойе...

— Ну! — отрезал Угбар. — Интерцис!

— Угбар! — взмолился человек. — Йель есте таталь меу!

— Идиоты... — вздохнул Угбар. — Ну! Ну! Тихо!

Все резко замолчали, а Угбар стал прислушиваться к звукам вокруг. Все было так же тихо, и лишь слышались откуда-то сверху шаги часового на башне — он ушел вглубь крепости, судя по всему, за своим командиром, чтобы доложить о нашем прибытии. По крайней мере, в это мне хотелось верить.

— Вигдис! — прикрикнул наш проводник, подняв взгляд на стены. — Ви-и-игдис!

Из крепости послышались шаги нескольких пар ног, негромкие разговоры. Затем голос женщины — она на кого-то кричала, отчитывала. В ее словах, которые я никак не могла разобрать, звучали грубость и злоба, и ни единого намека на хоть что-нибудь позитивное.

Вскоре сверху, со стен, на нас уставились несколько лиц, неразличимых в темноте. Хорошо видно было лишь одно — лицо, не побоюсь этого слова, огромной женщины, словно нависающей над другими людьми на стене. Она держала в руке факел и, грозно нахмурившись, смотрела на нас сверху вниз.

— Вигдис! — радостно воскликнул Угбар, разведя руки. — Сколько лет, сколько зим!

— Угбар, видела я тебя, твою мать и всю твою семью в канаве, старый хрен, чтоб ты сдох уже наконец-таки! — прикрикнула в ответ она, и хоть можно было подумать, что это она так по-дружески шутит, тем не менее в ее голосе не было слышно ни единой смешливой нотки. Она абсолютно серьезно материла старика на чем свет стоит. — Опять приперся, собака блудливая?! Когда ж у тебя уже срака твоя сморщенная сгниет, а?!

— Я тоже рад тебя видеть! — рассмеялся Угбар, пока я могла лишь непонимающе смотреть за разворачивающейся картиной. — У нас тут куча всего: лес, еда, оружие из сверкающего камня... Вы бы скинули веревки, а? А то не нравится мне тут, в ваших краях, в открытом поле стоять.

— Можешь поцеловать меня в зад, огрызок мужика! — закричала в ответ Вигдис. — Упёрдывай обратно на своей сраной льдине!

— Вигдис, ну чего же ты так? — все продолжал улыбаться старик. — Разве вам не нужны припасы? О, а я ведь вам и новых бойцов привел, погляди! — он обернулся на нас и нагнулся, чтобы прошептать: — Давайте вперед, покажите себя с лучшей стороны.

С этими словами он подтолкнул меня вперед, а пиявки вышли вместе со мной. Нервно оглядываясь, я обратила свой взор наверх, на хозяйку, как мне казалось, Белой крепости, и громко, стараясь придать своему голосу уверенность, сказала:

— Мы пришли..!

— Заткнись, дура несмышленая! Никого не принимаем, все пошло по одному месту!

— Но...

— Я сказала вам проваливать! — вновь перебила меня Вигдис. — Прочь, пока мертвых не навлекли!

— Я никуда не уйду! — закричала я в ответ, чувствуя, как внутри меня закипает злость. — Не уйду, понятно?! Я Майя Бортдоттир, пришла служить в Белую крепость!

Вигдис хотела было снова закричать на меня, но на секунду замешкалась, в ее взгляде на мгновение промелькнула эмоция, которую сложно было описать. Словно кто-то, кого она всем сердцем уважает, дал ей понять, что она слишком сурова, и что слова ее слишком грубы.

После этого она что-то негромко сказала своим подопечным, те кивнули в ответ, и Вигдис снова обратилась ко мне, уже тише и спокойнее:

— Ты, — она кивнула на меня. — И ты — поднимаетесь. Остальные прочь.

Я переглянулась с Кирой, на которую Вигдис также указала, а затем возмущенно воскликнула:

— Нет! Только всех четверых!

— Форр фан да, девка! — воскликнула женщина. — Вы посмотрите на нее! А кормить огромного оболдуя тоже ты будешь, а?!

— Только всех! — продолжала я.

В этот момент со стены сбросили две длинные, толстые веревки, и Вигдис выжидающе смотрела на нас, ждала, что мы с Кирой схватимся за них. Однако рыжая бестия, поддерживая меня, не желала уходить в крепость без наших друзей, без братьев-пиявок.

— Хватайтесь быстрее, вы обе! — воскликнула Вигдис, закипая от злости. — Они приближаются!

Я непонимающе оглянулась и застыла от ужаса, пронзившего все мое тело. Где-то там, вдалеке, в ледяной пустыне через ночную тишину к крепости медленно приближались несколько темных фигур. Казалось, словно их не заботит ни мороз вокруг, ни глубокий снег — они медленно шли к нам, и в свете северного сияния я смогла разглядеть, что эти люди были одеты совсем не по погоде. Один из них был почти что обнаженным, в одной лишь легкой тунике на плечах, в то время как второй был одет в легкие, ставшие твердыми на морозе холщовые штаны и плотную тканевую куртку. Их бледная, почти синяя кожа еще больше убедила меня в том, что это были не живые люди.

— Тьфу... — тихо выругался Угбар. — Так, ребятишки, быстро назад, на льдину. Уплываем отсюда.

— Нет! — воскликнула я. — Вигдис, форр фан да, всех четверых!

— Ты мне тут свои правила диктовать собралась, блоха?! — закричала она в ответ. — Две! Не больше!

— Четверо! Пиявки, к оружию!

Братья тут же покрепче схватились за копья, вставая передо мной и Кирой. Мы же с подругой натянули стрелы и приготовились стрелять во врага, на случай если Вигдис откажется поднимать всех четверых.

— Да нет у нас столько места! — уже будто бы взмолилась она. — Нет!

— Пока не найдется — не уйду с этого места! — продолжала настаивать я. — Кира, огонь по готовности!

— Поняла! — кивнула в ответ она.

Ожившие мертвецы, игнорируя снег и наш, как мне казалось, угрожающий вид, все продолжали приближаться. Очень быстро между нами осталось всего каких-то сто лагов, и я, выдохнув, прицелилась и выпустила стрелу в ближайшего противника.

Стрела со свистом устремилась в ночь, каменный наконечник легко пронзил тонкую кожу мертвеца, вонзившись ему в грудь... И со звоном отскочила от него, словно под кожей он был сделан из стали.

— Какого... — прошептала я. — Стрелы их не берут!

— Хорошо, возьмем еще и мелкого! — крикнула наконец Вигдис. — Но здоровяка никак не можем приютить! Слишком прожорливый!

— Э! — обиженно воскликнул в ответ Снорри.

— Ребятки, уходим! — Угбар схватил было меня за руку, но я дернула плечом, вырываясь из его хватки. — Прошу вас! Их не убить!

— Всех четверых! — я продолжала стоять на своем и снова выстрелила в нежить.

В этот раз я целилась в колено, как и говорил Угбар. Стрела устремилась в цель, костяной наконечник вонзился куда-то под коленную чашечку и оживший мертвец упал на землю, но лишь для того, чтобы со злобой на лице выдернуть стрелу из ноги и снова подняться.

— Форр фан да! — крикнула вновь Вигдис, когда расстояние между нами и нежитью стало еще вдвое меньше. — Хорошо, ладно, блядь! Хватайтесь быстрее!

Невольно ухмыльнувшись, я закинула лук за плечо и схватилась за одну из четырех веревок, свисающих со стены. После того, как я пару раз за нее дернула, со стены послышались мужские голоса, а я стала быстро подниматься вверх.

Вслед за мной на стену потянули Киру, а затем и Варса со Снорри. Когда поднимали старшего брата, то сверху послышались особо громкие крики и маты, а затем, судя по всему, за эту веревку схватились еще несколько человек лишь для того, чтобы поднять здоровяка.

Когда же он наконец оторвался от земли, то за его ногу схватился один из мертвецов, потянув его вниз.

— Майя! — взревел Снорри, пытаясь отпнуть врага от себя. — Что делать?!

— Форр фан да! — воскликнула я. — Бросай мешок!

Снорри, держась за веревку одной рукой, быстро снял с плеч лямки своего походного мешка и сбросил его на мертвеца, и от огромного веса груза нашего здоровяка тот упал наземь, придавленный им. Наконец, Снорри стал медленно, но верно подниматься вверх, на стену, а я облегченно выдохнула.

Медленно поднимаясь наверх, я лишь сейчас заметила, что из ледяных стен крепости на меня смотрят десятки мертвых глаз. Прямо в стенах были замурованы множество покойников, в основном обращенные ко мне спиной, но были и те, что смотрели сейчас прямо на меня, не в силах пошевелиться, но неустанно двигая глазами. От увиденного я нервно сглотнула и зажмурилась, стараясь не думать о том, в какое место я попала.

Наконец, когда нас всех подняли на стену, я вздохнула и поднялась на ноги. Нас окружали с десяток человек, укутанных в две, а то и три шубы, с замотанными тряпьем лицами. Не все они были северянами — были здесь и люди со смуглой кожей, и темноволосые, и даже один крайне странный человек, увидев которого в любом другом месте я, не думая, выпустила бы пару стрел. Он был, не считая Вигдис, единственным, чье лицо не было замотано несколькими слоями ткани, а вместо этого оно было целиком покрыто длинными, густыми волосами, как у обезьяны. Он улыбался, поглядывая то на нас, то на свою начальницу, которая, нависая над нами всей своей громадной фигурой, недовольно оглядывала нас, скрестив руки на груди.

— Вы двое, — она указала взглядом на нас с Кирой. — Раздевайтесь. Полностью. И бегом за мной.

— Раздеваться? — непонимающе переспросила я. — Зачем?

— Живо! — закричала Вигдис. — Не хватало мне еще неподчинения в моем доме! Одежду долой, да побыстрее!

— Так нельзя! — воскликнул Варс, схватив меня за руку, когда я хотела было уже развязывать пояс. — Они замерзнут!

— Так, крысеныш, — Вигдис смерила младшего из братьев взглядом, полным презрения. — Если хочешь погеройствовать, то у тебя такая возможность еще будет. А сейчас мне нужны те, кто смогут протиснуться в расщелину. Поэтому захлопни свой мелкий, поганый рот и отойди в сторону!

— Варс, — я взглянула на своего маленького защитника и улыбнулась. — Все хорошо. Не переживай.

Он лишь недовольно пробурчал что-то себе под нос и наконец-таки отпустил мою руку.

Уже сняв с себя шубу, я почувствовала, как же все-таки холодно здесь, на крайнем севере. Все тело начало дрожать, мышцы сковывал мороз, но я продолжала стягивать с себя одежду, пока не осталась абсолютно обнаженной. То же сделала и Кира, и мы быстрым шагом проследовали за Вигдис, жестом позвавшей нас за собой.

— У нас проблема, — на ходу начала она свой инструктаж. — Западная стена дала трещину. Это уже не впервой, мы укрепляли ее балкой, но она, похоже, сдвинулась.

— В-вы х-хотите чтобы мы... — дрожащими от холода губами спросила я.

— Да, там никто не протиснется, — кивнула огромная женщина. — А вы как раз подходите. Эй, Дарий, ленивый ты сукин сын, где масло?!

— Несу, несу! — воскликнул бегущий по ледяному коридору человек с темными волосами. В руках у него был большой горшок, накрытый крышкой. — Мы его разогревали!

— Быстрее, быстрее давай! — поторопила его Вигдис. — Лей!

Мужчина коротко кивнул и откупорил горшок, а затем, прежде чем мы успели отреагировать, вылил на нас его содержимое. Теплое масло растекалось по телу, хоть немного согревая и делая нас двоих скользкими. Кожа поблескивала теперь в свете факела, и Вигдис удовлетворенно кивнула.

— Сюда, — она махнула нам рукой. — И побыстрее.

Мы все дальше шли внутрь Белой крепости, в самые ее глубины. Изнутри она была похожа на ледяной лабиринт, и где бы ты ни проходил, всюду из стен на тебя пялились обездвиженные, застрявшие во льдах покойники. Уже здесь, внутри, я увидела, что к каждому из них, к груди, вело отверстие, проделанное в стене, и у каждого трупа была раскрыта грудная клетка, внутри которой виднелся поблескивающий на свету обсидиан.

Проходя мимо одного из них, Вигдис вдруг остановилась и негромко обматерила своих людей себе под нос, глядя на один из трупов. У того кусок обсидиана в груди был больше обычного, и Вигдис, быстро натянув толстую меховую перчатку, просунула через отверстие в стене руку и буквально вырвала из груди покойника камень, а затем бросила его на пол.

— Каждый раз, как на небе загорается нефритовая тропа, у них в груди появляется обсидиан. И если не вынуть его, то он будет расти, распространяться по телу, пока не превратит труп в чудовище, целиком сделанное из черного камня, — пояснила она. — Это то, как они размножаются.

— З-значит... Это н-не просто н-н-нежить? — дрожащими губами спросила я.

— Ха! — громко воскликнула Вигдис. — Это и не нежить вовсе! Трупы для них — всего-лишь коконы для молодняка!

Вскоре мы по запутанным коридорам добрались до места, у которого дежурил спящий на посту мужчина. Вигдис от души влепила ему звонкую пощечину, отчего он тут же встрепенулся и вскочил на ноги, хватаясь за булаву с тяжелым каменным навершием.

— Все нормально! — тут же отчитался он. — Никто не...

— Придурок ты, спишь как медведь! Может, еще лапу пососешь, а?! — закричала на него Вигдис, явно не удовлетворенная его рапортом. — Так вот знай, что пока ты спишь, твари за стеной нихрена не спят, понятно тебе?!

— Д-да, командир! — воскликнул часовой. — А это...

— А это твои спасители, — ухмыльнулась командир и похлопала его по плечу. — Вот сюда вам и надо забраться.

Я взглянула на огромную, широкую горизонтальную трещину у самого пола, которая тянулась на многие лаги в обе стороны, и лишь в этом месте превращалась в еще более широкую расщелину, ведущую куда-то вглубь ледяных стен. Впрочем, сказать, что она широкая, значит соврать самому себе, когда тебе предстоит в нее лезть — ширина проема была не более тридцати, в лучшем случае сорока сантилагов, и наверняка уменьшалась далее.

— Вам нужно добраться до выемки, вы ее не пропустите, — продолжала инструктаж Вигдис. — Там будет большая деревянная балка. Одна из вас должна держать ее снизу, пока вторая будет направлять наверху — там будет желоб, в который балку нужно упереть. Не справитесь — сдохнем все. Понятно?

— П-понятно! — воскликнула я, стараясь придать самой себе уверенности.

— Тогда вперед!

Первой решила лезть я, чтобы в случае чего меня могли вытянуть за ноги. Это было логично, поскольку грудь у меня была немного больше, нежели у Киры, и застрять шансов у меня, соответственно, было больше.

Чтобы протиснуться в щель, мне пришлось склонить голову набок, и даже так я едва могла пошевелить руками или сделать хотя бы один вдох. Ощущение, словно вся эта огромная льдина давит тебе на грудь и вот-вот сойдет с места, прижмет тебя, раздавит ко всем чертям, а ты ничего не сможешь с этим сделать.

Сзади меня кто-то подтолкнул за ноги, и, благодаря маслу, я стала проскальзывать вперед. Форр фан да, я искренне думала, что после рождения мне уже не придется такого переживать, и вот я опять в какой-то тесной дыре, где даже дышать нормально не получается.

Паника нарастала с каждой секундой. Впереди не было видно никакой выемки, никакой надежды выбраться наконец из этого плена, а дышать становилось все труднее. Я не могла уже сделать даже маленький вдох без боли, айсберг давил мне на плечи и ребра, будто бы вот-вот сломает их. Но когда меня в очередной раз протолкнули вперед, я наконец-таки смогла сделать пусть и неглубокий, но все-таки вдох, и паника немного отступила.

Еще пара рывков, буквально лаг пути по узкой щели, и я наконец-таки вывалилась в просторной по сравнению с ледяным пленом помещение. Вернее сказать, это была еще одна расщелина, но уже куда больше — можно было легко увидеть, как по стене здесь пошла трещина, как огромный кусок льда медленно откалывался, как увеличивался зазор. Здесь же я увидела и балку, которая, не выдержав давления, соскочила в сторону.

Вскоре после меня из ведущей к этому месту щели выскользнула и Кира. Она тяжело дышала, дрожала от ужасного холода, но все так же, как и прежде, широко улыбалась мне.

— Давай-ка ты снизу, — кивнула я ей, когда наконец отдышалась.

Кира стала двигать балку, которая была, по сути, обычным бревном, пока не нашла правильную позицию, в то время как я с трудом продвигалась выше, то и дело соскальзывая из-за покрывающего мое тело масла. В темноте я могла лишь нащупать небольшой желоб, выскобленный во льду, где, как я поняла, и должна покоиться балка.

— Готова? — прикрикнула я. — Давай, толкай! Раз-два-давай!

Мы синхронно ударили по балке, заставляя ее на милилаг-другой протиснуться обратно, на положенное ей место. Еще пара секунд, и мы снова ударили по ней, медленно но верно вбивая ее обратно. Дерево заскрипело, бревно слегка согнулось, но пока что держало напирающие на нее льды.

— Как там? — спросила я Киру.

— Еще немного! — выкрикнула она в ответ.

Еще несколько ударов, и балка наконец-таки уперлась в край желоба. Я аккуратно, стараясь не давить на нее, спустилась вниз, туда, где сидела дрожащая от холода Кира, и похлопала ее по скользкому от масла плечу.

— Давай вылезать. Ты первая.

Кира кивнула мне в ответ и стала протискиваться в щель, из которой мы вылезли. Я же уперлась в стену ногами, спиной в другую часть расщелины, и стала руками толкать Киру вперед, пыхтя и стискивая зубы от напряжения. Она медленно но верно продвигалась вперед, пока наконец ее ноги полностью не скрылись в узкой щели.

Следом полезла уже я, и это было бы куда сложнее, если бы из щели не показался конец веревки. Я схватилась за нее, крепко сжимая сколькими руками, пару раз дернула, и с того конца меня стали медленно вытаскивать наружу. Я вновь почувствовала, как весь ледяной массив словно давит мне на грудь, но во второй раз перенести это было куда легче — не было того же страха и паники, как впервые.

Я медленно, затаив дыхание, проскальзывала наружу, пока наконец не увидела впереди слабый огонек. Форр фан да, второе рождение какое-то, и не скажешь по-другому.

Наконец, меня вытянули из щели и я упала на пол. Надо мной послышался гомон голосов, аплодисменты, кто-то тут же накинул мне на плечи теплую шубу.

Я медленно поднялась, неловко улыбаясь и оглядываясь. Сейчас здесь собралась целая куча народу, среди которых были и пиявки, и Вигдис, и странный человек, покрытый шерстью. Командующая вышла вперед и похлопала меня по плечу, слабо улыбаясь.

— Добро пожаловать в Белую крепость, — ухмыльнулась она.

Глава 26: Обсидиан

Моя жизнь в Белой крепости началась.

Сразу же после операции по спасению падающей стены Вигдис повела нас с пиявками по крепости, показывая, что и где находится. И с каждым шагом, с каждым живым мертвецом, следящим за мной из ледяных стен, я все больше дрожала от ужаса, стараясь не думать о том, что здесь мне предстоит провести целых пять лет.

— Так, малыши, — тон командира крепости всегда был суровым, жестким. — Здесь у нас бараки, как раз рядом с теплом. Мальчики — налево, девочки — направо, и никаких мне, блядь, гостей, понятно?! Не хватало еще беременностей в моем доме.

Я оглянулась, едва различая очертания стен в темном, искривленном ледяном коридоре. Свет сюда наверняка не просачивался даже днем, а про ночь и говорить было нечего — никто не стал бы расходовать жир и масло на освещение тех мест, где люди должны спать. Но кое-что все-таки привлекло мое внимание — здесь было теплее, чем в прочих помещениях крепости, а под потолком виднелись отверстия, выдолбленные прямо в стене.

— А откуда берется тепло? — негромко обратилась я к Вигдис.

Женщина усмехнулась, явно довольная тем, что я спросила ее об этом, и жестом позвала нас за собой.

Мы прошли дальше, в конец коридора, прошли через узкий ледяной проем в стене и добрались до крохотной винтовой лестницы. Устройство крепости было явно на порядок выше того, на что способны мастера-строители Севера, но ее происхождение было для меня всего лишь очередной нерешенной загадкой.

Спустившись вниз, мы оказались в большом, я бы даже сказала ненормально огромном по меркам этого места помещении. Здесь ледяные своды нависали над нами лагах, как минимум, в десяти, а сама круглая комната, в которой было не просто тепло, а даже жарко, была в диаметре не меньше двадцати лагов. В центре помещения, в свете нескольких масляных ламп, виднелся наполовину обледеневший гейзер, напоминавший сейчас огромную перевернутую сосульку, из самой верхушки которой слабо вырывался горячий пар.

— Здесь начинается каждая смена в нашем доме, — неожиданно тихо, словно даже уважительно начала Вигдис. — Мы боремся за то, чтобы он не замерз окончательно, и всякий раз, когда лед сковывает источник, начинается следующая смена.

— И что тогда? — спросила я.

— Ну, сейчас вот ваша смена, — ухмыльнулась Вигдис и кивнула на несколько толстых бронзовых ломиков, прислоненных к стене неподалеку. — И она начинается с того, что вы ломаете лед на источнике тепла. А затем пар идет по всей крепости.

Я подняла взгляд и наконец-таки смогла увидеть, что весь потолок комнаты был испещрен множеством отверстий одинакового диаметра. Если те, кто построил это место, додумались сделать полноценную систему отопления, работающую благодаря пару и горячему воздуху, бегущему по ледяным трубам, то я вряд ли додумаюсь до того, как еще можно улучшить местный быт.

— Ломайте лед, — уходя, сказала Вигдис. — Потом ко мне, на верхний этаж. Спросите у часовых дорогу.

— Но... — хотела было остановить я ее, но женщина молча ушла вверх по лестнице.

Вздохнув, я окинула взглядом темную комнату и огромный ледяной сталагмит, сковывающий горячий источник. Почему он вообще замерзает? Ведь не может быть такого, чтобы на протяжении сотен лет здесь денно и нощно дежурили люди, ломая лед и продлевая жизнь крепости еще на один день. Впрочем, если слова Вигдис верны, то из источника получился неплохой таймер, отсчитывающий время смены для жителей крепости. Такая модель разделения труда, должна признать, в этом случае была самой оптимальной — так воины могут нести дозор круглосуточно, не жертвуя при этом сном и отдыхом.

В конечном итоге мы собрались с силами и вчетвером взялись за ломики и принялись откалывать куски льда от замерзшего гейзера. Работа шла быстро, с огоньком, потому как лед легко крошился от качественных металлических инструментов, явно завезенных сюда из далеких земель на юге. Если бы я знала, как наладить производство металла на таком же уровне, если бы могла начать промышленную революцию, то давно уже покончила бы с голодом хотя бы на территории Скагенского племени. Увы, но таких знаний у меня все еще не было, и все, что мне оставалось, это продолжать делать то, что я могу прямо сейчас. А прямо сейчас я должна разбить этот лед.

Мы все больше откалывали застывшую влагу, и все сильнее становился поток пара, исходящий откуда-то из-под Белой крепости. Очень скоро в помещении стало жарко и очень влажно, шубы быстро намокали и становились тяжелыми, и мы все остались в одних только рубахах. В то же время металл в руках был холодным, пальцы быстро деревенели оттого, с какой силой приходилось сжимать лом, но мы все продолжали наш путь через лед, пока наконец последний огромный кусок не откололся, полностью освобождая гейзер из ледяного плена. В этот момент мне даже показалось, что многочисленные трупы с обсидианом внутри их тел, замурованные в стены, стали нам аплодировать, но то было лишь игрой моего воображения.

Под сталагмитом оказался небольшой пруд кипящей воды, из центра которого в загадочном красноватом свете вырывался столб горячего пара. Я приблизилась к кромке воды и осторожно, шипя от высокой температуры, заглянула в кристально чистую воду. И то, что я там увидела, заставило меня отскочить прочь от источника, в панике хватаясь за отчаянно колотящееся сердце.

Под толщей воды, испуская лучи обжигающего красного света, лежал скрестивший руки на груди человек. Он не был похож на труп, скорее напоминая мирно спящего, а на лице его было блаженство, какое испытывает крестьянин после долгого дня в полях. Сердце в его груди ярко горело, и именно от него кипела вода, а через ребра и плоть просвечивали красные лучи, подрагивающие в такт биению его сердца. Он определенно был жив. Совершенно обычный человек, мужчина средних лет, запертый навечно под Белой крепостью, дающий тепло ее обитателям.

В груди кололо, а голову пронзила тупая ноющая боль. Я зажмурилась, стараясь дышать ровно, но ничего не помогало. Лишь когда ко мне подбежала обеспокоенная Кира с шариком наперстянки в руках и положила его мне в рот, я начала медленно успокаиваться. Все те ужасы, трупы и холод, окружавшие меня, тяжким бременем, клеймом страха оседали в моей голове. Все труднее было выбросить из мыслей тот факт, что я находилась, пожалуй, в самом страшном сне, какой я могла себе только представить. Здесь не должнобыть людей. Это место не предназначено для таких слабых существ, как мы. И все-таки мы здесь, несем вечный дозор и следим за тем, чтобы те, кто мирно спят на юге, не стали жертвой ледяного обсидиана.

— Сестренка... — взволнованно прошептала Кира, мягко обнимая меня и прижимая мою голову к своей груди.

— Мне страшно, — честно призналась я, едва двигая дрожащими губами. — Простите...

— За что извиняться, м? — Кира слабо улыбнулась. — Мы же не могли тебя бросить. Верно, мальчики?

Но ни Варс, ни Снорри не сказали ни слова.

После всего этого мы все вместе направились наверх. Быстро прошли по лестнице, затем по коридору. Всю дорогу я старалась не смотреть на множество трупов вокруг, в стенах, полу и потолке, но это было очень тяжело, потому как они были повсюду. У каждого нет кистей рук, по колени отрублены ноги, у многих вырвала нижняя челюсть — меры предосторожности на тот случай, если чудовище все-таки как-то сумеет вырваться на свободу. По указаниям дозорного, мерзнущего у крошечной бойницы, мы все дальше углублялись внутрь крепости, петляли по узким, извилистым коридорам, в расположении которых не было никакой логики, то поднимались, то спускались по скольким ступеням. Наконец, мы добрались до верхнего этажа крепости, где с внешних стен открывался вид на бесконечную заснеженную пустыню и дрейфующие в море льдины. К этому времени солнце уже взошло над горизонтом и ослепляло, отражаясь от водной глади. В этих широтах, если я все правильно понимаю, скоро оно и вовсе не будет заходить, и наступит долгий полярный день.

На самой же вершине крепости, в этаком шпиле, верхушке айсберга, была вырублена небольшая комнатка, вход в которую был завешен шкурой с длинным мехом. Здесь не было отопления, и после влажной комнаты с гейзером мы мерзли на морозе, который, казалось, ничуть не смущал Вигдис. Она сидела за большим деревянным столом, ножки которого были покрыты инеем, сгорбившись над испещренными квадратами и палочками ломкими от мороза берестяными грамотами. Ее бледные губы беззвучно шевелились, пока она пыталась что-то высчитать, понять написанное. Я довольно быстро поняла, что перед ней был грубо расчерченный календарь друидов.

— Мы закончили с гейзером, — негромко начала я, но командир не обратила на меня внимания. — Вигдис?

— Подожди ты, — раздраженно отмахнулась она.

Я сразу поняла, что такого человека, как она, лучше не злить. Она держала всю крепость и всех ее жителей в ежовых рукавицах, что, пожалуй, было оправдано, учитывая обстоятельства. И все же меня не покидало ощущение, что она порой перебарщивает в грубости. Хорошего лидера его подопечные должны не только бояться, но и уважать, чего я до сих пор не увидела.

Через пару минут она наконец оторвалась от грамоты и, осторожно взяв ее в руки, отложила в сторону, а затем устало взглянула на нас. Теперь, в свете дня, я увидела, что у нее под глазами были огромные темные круги от недосыпа, а раскрасневшиеся от мороза щеки, казалось, не знали искренней улыбки уже много лет. Это был уставший, измученный человек, который, тем не менее, не бросал своего дела и стойко продолжал нести свою ношу через года. Подумав об этом, я даже на мгновение прониклась к ней уважением, но чувство это быстро растворилось, лишь только она начала говорить:

— Небось кое-как подолбили и бросили, огрызыши мелкие, — вздохнула она. — Знаю я таких, как вы, ничего вам дельного доверить нельзя.

— Неправда! — невольно возмутилась я, но быстро осеклась и глубоко вздохнула. — Мы очистили гейзер от льда. И я... Я увидела...

— Теперь верю, — кивнула Вигдис. — Да, не удивляйтесь, крепость стоит на мощах всего одного человека. Не спрашивайте, я понятия не имею, кто он и откуда, мы знаем лишь, что он был первым, кто встал против обсидиановых тварей. Он — основатель Белой крепости. Какого хрена ты дрожишь, мелкая?

Она взглянула на меня, прямо мне в глаза, и в этот миг мне очень хотелось отвернуться, чтобы не чувствовать на себе пронзительный взгляд ее глаз. Он словно обжигал, внутри от него загоралось что-то, что я успела позабыть. Что-то знакомое, что-то болезненное.

— Я не дрожу, — неуверенно ответила я.

— Оно и видно. Еще обоссысь здесь давай. Нахера приперлась сюда, если такая трусиха?

— Она не трус! — воскликнула Кира, выйдя вперед и словно закрывая меня своим телом.

— Так пусть сама об этом скажет! — усмехнулась командир. — Хорош предводитель, раз прячется за спинами своих людей!

Услышав это, я мягко отодвинула Киру в сторону рукой и сделала шаг вперед. В самом деле, почему я показываю себя такой слабой? Пусть у меня и начинал побаливать шрам на лице от одного только вида покойников, я все-таки Соленый Ворон, черт меня побери! Я должна быть сильной!

— Не боюсь я, — нахмурившись, наконец ответила ей.

— Хрен с ним, — Вигдис махнула рукой. — Расскажи о сильных сторонах своих друзей. Мне надо решить, где вы будете работать.

— Ну, они... — я оглянулась, окинув взглядом пиявок. — Кира, рыжая, очень быстро бегает, много времени проводила в дикой природе, хорошо охотится. Снорри сильный, часто работал на стройках. А Варс много тренировался с копьем и даже учил других людей.

Когда я говорила это, то невольно почувствовала, как же все-таки я горжусь за своих друзей. Но Вигдис, похоже, моего энтузиазма не разделяла — на ее лице все так же было выражение презрения и недоверия.

— А ты?

— Я? Ну, я... — я замешкалась, не зная, что ей ответить.

А ведь и правда, в чем я хороша? Всю свою жизнь я занималась тем, что придумывала способы выжить и сделать жизнь лучше, но все они сводились к каким-нибудь абсолютным банальностям, вроде варки соли или разведению рыбы. Командовать людьми? Да, я могла бы, но только с теми, кто прожил со мной много лет. Здесь же я никто, меня не знают, мое имя не слышали. Чем я могу быть полезна для крепости?

— А Майя умная! Очень-очень умная! — воскликнула Кира вместо меня, отчего я зарделась краской.

— Пес бы с вами, — вздохнуа командир. — Кира, к охотникам. Снорри — строительство. Варс — на стены. А ты... Старуха Надья вечно причитает, что ей не помешала бы помощь.

— Старуха Надья? — переспросила я. — Какая помощь?

— На кухню! — прикрикнула Вигдис.

От ее слов у меня сердце в пятки ушло. Вот она моя настоящая ценность. Я бездарность, которую отправили готовить харчи для настоящих воинов.

Даже в битве я помочь бы никак не смогла, ведь мои навыки стрельбы из лука здесь никому не нужны. Шутка ли, но здесь вообще никто луками не пользуется — слишком мало древесины, чтобы тратить ее на стрелы. В ходу здесь были пращи, снарядами для которых были ледяные пули, изготавливаемые на третьем этаже крепости при помощи все тех же пораженных обсидианом трупов.

Вскоре мы разошлись по своим местам. Напоследок Кира с грустью в глазах взглянула на меня и на прощание вяло помахала мне рукой, а я, еле-еле переставляя ноги, поплелась на кухню.

Располагалась она недалеко от бараков, и на то была веская причина. Развести очаг было бы крайним расточительством, да и столько дерева, чтобы каждый день готовить на огне, попросту не было, поэтому большая часть пищи варилась в воде из горячего источника, а подогревалась паром из него же.

Я тихо, стараясь никого не побеспокоить, прошла внутрь кухни. Она была ровно такой, какой ее можно было представить — длинное, темное помещение с множеством вытесанных из льда столов, на которых были навалены кучи сырого мяса. В центре комнаты — огромный бронзовый чан, стоящий над выходом паровой трубы, в нем кипела вода, и горбатая старушка в шубе то и дело подкидывала в варево то какие-то травы, то щепотку соли, то мясо и зерно.

— Извините, — обратилась я к ней, но она, кажется, меня не услышала. — Извините!

— Чего орешь-то?! — воскликнула она, обернувшись. — Проваливай! Еда по расписанию, и нечего мне тут канючить!

— Меня прислала Вигдис, сказала, что я буду здесь работать, — сглотнув, ответила я, сжимая кулаки.

— Ах, святый клатик! — всплеснула руками Надья и вдруг тепло улыбнулась. — Я уж думала не доживу! Заходи, заходи скорее! Голодная небось? Сейчас покормлю, щас-щас-щас!

— Нет-нет, что вы! — воскликнула я. — Все хорошо, не переживайте! Так, это...

Я прошла дальше, оглядывая кухню. Здесь было прохладно, но из-за близости к источнику и вечно кипящей воды в чане с потолка то и дело капала вода. Тем не менее, как и другие помещения крепости, стены и пол с потолком здесь не могли разморозиться полностью из-за вмурованных в них покойников.

— Так ты, выходит, девка рукастая, да? — спросила меня Надья. — Готовить умеешь? Чем дома занималась? Ох, наверное, не такое ты представляла, когда сюда шла...

— Да нет, я... Я ничего, в общем-то, не представляла. Такое сложно представить, если честно.

— Ну это ничего-ничего, пройдет! Главное сейчас работать начни, а там и не заметишь, как страх уйдет, это я тебе точно говорю.

— А готовить-то я, кстати... — неловко начала я, почесывая затылок и глупо улыбаясь. — Не то чтобы умею...

Надья взглянула на меня из-под темных седеющих прядей волос, спадающих на ее морщинистый лоб. Она задумчиво оглядела меня с ног до головы, цокая языком и слегка покачивая головой, а затем махнула рукой и тепло улыбнулась.

— Да это ничего! Научишься, милая, все придет. Ох, тебе тут понравится, обещаю! У вас, на севере, небось и ножей-то таких нет. О, смотри!

Он взяла со стола огромный бронзовый тесак с деревянной рукоятью, покрытый кровью, и протянула мне. Я осторожно взяла его, прикидывая его вес и вздыхая. Этим мне предстоит заниматься следующие пять лет?

Осматривая лезвие тесака, я боковым зрением заметила, как на столе рядом что-то шевелится. И чем больше я вглядывалась в полумрак, тем отчетливее понимала, что все то мясо, коим была завалена кухня, шевелилось и извивалось.

— Форр фан да! — закричала я, ударив тесаком по груде мяса.

Раздался звон, лезвие прорубилось сквозь промерзшую плоть и ударилось об небольшой кусочек обсидиана внутри него. Тяжело дыша от страха, я взглянула на все это и поняла, что в каждом куске мяса был заключен небольшой кусочек ледяного обсидиана, а тот, что из него вылетел, постепенно начинал теплеть, насколько это возможно при температуре на кухне.

— Какого хрена?! — закричала я, сжимая в руке тесак. — Почему... Как?!

— Тише-тише, девонька, успокойся, — ласково обратилась ко мне Надья, положив костлявую сморщенную руку мне на плечо. — Эта дрянь же не только в целых трупах заводится. Пока на небе висит тропа эта, которая нефритовая, в любом куске мертвой плоти может появиться обсидиан.

— Какой же пиздец... — вздохнула я, медленно сползая вниз по стенке, все еще не в силах выпустить из рук рукоять тесака.

— Нам с тобой надо нарезать мясо, мелко-мелко, и вытащить из него обсидиан, чтоб на зуб не попало. А потом уже, когда отварим, там и заводиться его не будет. Все просто.

Я подняла взгляд и посмотрела в глаза кухарке. Ее теплая заботливая улыбка никак не соответствовала тому ужасу, в котором мы находились. Она мягко положила руку поверх моих ладоней и забрала тесак у меня из руки.

— Начни с чего поменьше. Вот, начинай нарезать мясо, — с этими словами Надья протянула мне нож поменьше, сделанный не из металла, но из все того же обсидиана.

— А каменными инструментами здесь можно пользоваться вообще? — спросила я, поднимаясь на ноги. — Мясо не оживет?

— Нет, что ты! — махнула рукой старушка. — Его как из тела вытащишь, так он обычным камнем становится. Ну, только если...

— Только если что? — переспросила я, вонзая каменное лезвие в кусок мяса.

— Только если это не кусок от большой твари, — вздохнула Надья. — Они ж, знаешь, полностью камнем покрываются. Вот ежели человек аль зверь какой им зарастет, то становится сам таким, полностью. А потом бродят они, убивают, а в мертвых куски своего тела запихивают. И оживает труп.

— Я думала, что тела оживают из-за тропы.

— И из-за нее тоже. Тебе бы командиршу нашу спросить, она поболе знает. Вроде как через тропу просачивается совсем немного, как раз на то, чтоб труп поднять. А вот потом уже он зарастать начинает. И когда зарастет, то может на юг пойти, дальше трупы искать. Мы потому здесь и сидим, чтоб такие дальше не прошли, а то их, может, и не остановишь уже.

Я прикусила губу, раз за разом вонзая ледяной каменный клинок в мягкое мясо, выковыривая из него кусочки обсидиана, после чего плоть мгновенно затвердевала, покрывалась льдом. Если это не само зло, то я и представить не могу, какое у него должно быть лицо. Семя зла, прорывающееся из покрова северного сияния, жаждет поглотить этот мир, жаждет плоти, жаждет создать себе подобных. Так было и в мире, где железные птицы разрезали своими крыльями облака, где трубы заводов дышали ядовитым смогом. Отчаяние и страх движет всем, что создает вселенная, и все мы — поглотители, пожиратели жизни, жаждущие лишь следующего вдоха.

Всего-лишь еще один день. Борьба продолжается.

Когда мясо было нарезано, я под руководством старухи аккуратно вывалила кучу сырой плоти в кипящую воду. Мутное варево, бурлящее мышцами некогда живых существ, скоро будет готово. Воины крепости соберутся вместе, обсудят прошедший день, нас с пиявками. Набьют животы, отправятся в дозор или спать, а цикл продолжится.

Зажмуриваясь, чтобы не видеть ужасающий склеп вокруг себя, коим была Белая крепость, я представляла себе дом. Спокойная гавань, где пусть и была еще свежа память о голоде и страхе, но все же была надежда на завтрашний день. Это же место было обречено. Рано или поздно обсидиановые твари прорвут оборону, сметут жалкую горстку защитников, и мы все тоже встанем бок о бок с ними, пойдем на юг. Туда, где за ледяным морем простираются прерии, леса и пустыни. Где мать заплетает дочери черные как смоль косы, рассказывает ей сказку о былых героях на языке, который я никогда не слышала. Этот мир был куда больше, чем стены ледяного бастиона, но от этих хрупких залов и их уставших защитников зависели и небо, и земля.

— О чем задумалась? — вырвала меня из транса старуха Надья.

— Хм... — нахмурилась я в ответ. — Обсидиан не сильно отличается от нас, верно? Они ведь хотят оставить потомство. А для этого нужно убивать, охотиться.

— Ох, милая... — вздохнула старуха. — Дай-ка я тебе кое-что расскажу. Ты, наверное, еще и не испытывала такого, но есть у нас то, чем мы от них отличаемся. Чем все живое отличается от обсидиана.

— Что это?

— Это любовь, — она тепло улыбнулась, морщины на ее лице стали глубже, но в глазах лучились теплые воспоминания. — Дети — продолжение нас, да, но... Дитя станет настоящим человеком только если его окружить любовью и заботой. Я пришла сюда, когда была еще совсем юной девчонкой, немногим старше тебя. Пришла за своим любимым, потому что чувствовала сердцем, что не могу без него. Это было не желание оставить потомство, не страх перед смертью, а просто желание быть рядом.

— Он умер?

— Как и все, кто остаются здесь на слишком большой срок, родная.

— Почему же вы не ушли?

— А как они тут без меня? — улыбнулась Надья в ответ. — Мир снаружи меняется, а здесь все остается по-прежнему. Многим уже и неинтересно слушать приезжих пилигримов и торговцев. И чтобы все оставалось по-прежнему, нужны такие люди как я, как Вигдис... Да все, кто здесь сидят.

— Ты просто боишься вернуться обратно, — я нахмурилась, раздраженная трусостью старой женщины. — Привыкла к заточению. А снаружи целый мир, столько всего можно увидеть!

— И как он без нас? — она лишь продолжала улыбаться. — Ну да неважно. Идем, помоги-ка снять чан с очага, руки у меня уже не, те что прежде.

Я была права. Все, кто обитают здесь, могут обойтись без мира на юге, а он без нас — нет. И пусть мы, люди, так похожи на чудищ, что бродят по этой земле, пусть мы и немногим лучше, но я начинаю понимать, что этот мир еще стоит того, чтобы за него побороться. Пусть вечно стоят на страже воины крепости, а я позабочусь о том, чтобы им было интересно слушать новости из внешнего мира.

Готовка еды на, как мне сказала Надья, двадцать семь человек, включая нас, новоприбывших, заняла несколько часов. Помимо мяса в стандартный рацион также входила каша из полбы, зерно для которой привозили пилигримы и торговцы, а также, что удивило меня больше всего, горячий чай. Оказывается, запасы крепости хоть и нельзя было назвать огромными, тем не менее того, что сюда привозили, хватало для того, чтобы держать людей в сытости и достатке. Учитывая тот голод, который испытывают крестьяне, работающие в поте лица на полях, для меня это стало неожиданностью. Впрочем, учитывая тот факт, что сюда стекались путники не только с Севера, но и из далеких южных земель, все вставало на свои места. Чего уж говорить, если треть гарнизона была иноземцами.

В обеденном зале, тускло освещенном масляными лампами, постепенно становилось все больше народу. Мы с Надьей выкатили огромный чан каши с мясом и приятно дымящуюся кастрюлю с чаем на небольшой деревянной тележке. Уставшие воины довольно улыбались и потирали руки, а кто-то из толпы даже похлопал мне, явно радуясь тому, что Надье теперь не придется трудиться на кухне в одиночку.

— Ну наконец-то, вкусная еда от красивой девушки! — воскликнул один из них.

— Заткнись и жри, Ролло, а к Майечке лапы свои даже и не думай тянуть! — возмущенно прохрипела старуха в ответ.

Невольно я заулыбалась, наверное, впервые за этот день, видя счастливые лица соратников. Несмотря на тот ужас, с которым они сталкивались каждый день, они находили в себе силы, чтобы смеяться и радоваться, шутить друг над другом и от души, по-доброму материться. Клянусь, нигде я еще не слышала столько ругательств, и оттого, как у смущенного Варса уши скручивались в трубочку, я не могла сдержать хохота.

Наконец, когда каждому из голодных собратьев была выдана его порция ароматного варева, мы с Надьей навалили пару порций и себе. Мне она, разумеется, дала куда больше еды, чем остальным, но непохоже, чтобы кто-то был против.

Когда я уже собиралась сесть на одну из расстеленных на полу шкур (столов здесь не было, все ели прямо на полу), к нам подошел тот странный, покрытый густой шерстью человек, приветливо улыбаясь.

— Командир просила занести ей порцию, но так и тянет посидеть, поболтать с новенькой, — он по-доброму оскалился, глядя на меня. — Надо ж знать, кого ругать за куски обсидиана в мясе!

— Не шипи на мою помощницу, Бруни, засранец! — осекла его старуха Надья. — Давай быстрее жри, а то холодное Вигдис понесешь и огребешь от нее!

Я взяла свою глиняную тарелку с горячей пищей и хотела было сесть рядом с пиявками, которых сейчас окружали их новые соратники, о чем-то оживленно переговариваясь и смеясь, но решила все-таки уделить внимание Бруни и села рядом с ним у одной из стен. Он тут же начал быстро есть огромной деревянной ложкой, громко чавкая и пыхтя. Затем вдруг остановился, поморщился и вытащил изо рта кусочек обсидиана, размером не больше ногтя.

— Ну, я ж сказал, — усмехнулся он и бросил камешек на пол. — Не переживай только, это, небось, старуха и пропустила. Нихрена ж уже не видит все-таки.

— Ага... — я неловко усмехнулась. — Слушай, а...

— Да я сын медведя просто! — опередив мой вопрос ответил он. — Гра-а-ах!

От его внезапного громогласного рыка я поперхнулась и закашлялась, и Бруни, хлопая меня по спине, звонко засмеялся.

— Шучу, — улыбнулся он. — Просто такой уродился. У меня и отец, и дед такими были.

— А почему..?

— Почему сюда пришел? — Бруни снова угадал мой вопрос. — Ну, знаешь... Погодка мне здесь нравится.

Он, улыбаясь, уставился на меня, ожидая моей реакции. Но до меня слишком долго доходило, что это всего-навсего очередная шутка, и мохнатый, не выдержав, засмеялся сам. Смех у него, надо сказать, был одним из самых заразительных, что я когда-либо слышала, и не начать смеяться вместе с ним было просто невозможно.

— Ну хорошо-хорошо... — посмеиваясь, протянула я. — Небось такого, как ты, в первые ряды ставят, а? Вон, здоровый какой, не то, что я.

— Тебе не нравится твоя работа? — усмехнулся он. — Майя, да я нужник чищу!

Он снова засмеялся, однако в голосе у него не было ни капли фальши. Было нетрудно понять, что он говорит абсолютно серьезно.

— Беру, вырезаю лед, в котором застывшее дерьмо с мочой, а потом в море, — рукой он показал, как сбрасывает со стены огромный кусок замерзших отходов. — А как в немертвого попаду, так это вообще праздник!

— Значит, мне еще повезло с работой... — нервно усмехнулась я. — И как же ты терпишь такое? Постоянно убирать вот это все, еще и вопли Вигдис выслушивать.

— Ай, ты на нее не обижайся! — Бруни махнул рукой. — Она на самом деле добрая и обо всех печется, как о своих детях. Просто общается вот так вот, что ж тут поделаешь?

— Ага... — протянула я. — А вот...

Но не успела я задать ему еще один вопрос, как с верхних этажей крепости до моих ушей донесся звук боевого рога. Все, кто сидел сейчас здесь, напряглись, стали спешно вставать на ноги и выходить из обеденной комнаты.

А за рогом раздался крик.

— РА-ЗЕ-РИ!

Мою голову пронзили сотни воспоминаний о самом близком мне человеке. Фигура отца предстала перед глазами, вот он, живой и здоровый, снова защитит меня.

Но это было лишь видение.

— Давай, подруга, вставай! — воскликнул Бруни, протягивая мне руку. — Сражаются здесь все!

Я оглянулась и увидела, что даже старуха Надья побежала на кухню и вскоре вернулась с длинным бронзовым копьем. На лице ее читалась решительность, и ни капли страха, чего нельзя сказать обо мне.

— А что это за слова? — тяжело дыша от страха, спросила я нового товарища.

— Мы используем боевые кличи для скорости и для того, чтобы враг не мог нас понять, — пояснил он. — Этот значит: "Враг у порога"!

Глава 27: Страх

Я бежала по ледяным коридорам, ничего не видя. Лишь сердце колотилось в груди от волнения, пока мертвецы в стенах со злой улыбкой наблюдали за мной.

 В руке я сжимала свой лук и десяток стрел, оставшиеся после долгого пути. Что я смогу изменить всего десятью выстрелами? Было бы неплохо хоть пару раз попасть по врагу, хоть как-то помочь своим новым товарищам.

 Весь гарнизон крепости вскоре собрался на северной стене. Двадцать пять мужей и жен, храбрых и стойких, сжимали в руках оружие — кто копье, кто пращу, с заготовленным в ней ледяным снарядом. Ни камней, ни тем более металлических пуль здесь не было и в помине — ремесленники замораживали воду в глиняных емкостях в форме полусферы, а затем примораживали две половины друг к другу. Бруни, а вместе с ним еще несколько мужчин, спешно перетаскивали большие, грубо обтесанные куски льда, чтобы позже сбрасывать их со стены. Среди них были в том числе и мутные, грязные, как и говорил Бруни — швыряться отходами жизнедеятельности, замороженными во льду, ему явно нравилось.

 Последней на стене появилась, как ни странно, Вигдис, командир крепости. Для нее это была лишь очередная тревога, очередной бой, который ей нужно принять. Наверняка в ее жизни были сотни и тысячи подобных случаев, а потому она выглядела все такой же усталой.

 Она вышла вперед, к краю стены, со скучающим видом осматривая собравшихся внизу врагов. По меньшей мере три десятка мертвецов стояли ровным строем лагах в ста от крепости, не двигаясь и ничего не предпринимая. Перед ними медленно расхаживал белый медведь с распоротым брюхом и мутными мертвыми глазами, а на звере восседал покойник, чья грудь и руки были полностью покрыты обсидианом. Вооружены противники были довольно интересным образом — все их оружие было целиком сделано из кости, в основном это были, разумеется, копья и булавы. Были среди них, впрочем, и пращники — несколько мертвецов были готовы метать ледяные снаряды по первому слову своего командира.

 Наконец, войско мертвых пришло в движение. Впереди всех медленно, без страха ехал верхом на медведе их капитан. Он неотрывно смотрел на стены Белой крепости, особенно долго задерживая взгляд на Вигдис. Она же со спокойным видом держала в одной руке глиняную тарелку с кашей и ела.

 Стены загудели. Всю крепость пронзила мелкая, угрожающая дрожь — мертвые в стенах тщетно пытались вырваться, чувствуя, что их вожак рядом. Когда он наконец остановился почти у самых стен крепости, то поднял руку, приказывая своим воинам остановиться. Задрав голову и белыми мутными глазами глядя на Вигдис, он громко сказал:

 — Сдавайтесь.

 — Они могут говорить?! — полушепотом удивленно спросила я Бруни. Тот кивнул.

 — В жопу меня поцелуй, — спокойно ответила Вигдис, продолжая есть.

 — Вам не выстоять. Не сегодня, так завтра ваш бастион падет, — продолжал мертвый командир.

 — Да насрать мне, — хмыкнула в ответ командир живых. — Без боя сдаются только трусы. Хочешь напасть — вперед, а то мы уже заскучать успели. Верно, детишки?!

 Она обернулась, окинув взглядом гарнизон крепости. Толпа взревела радостным, полным ярости кличем. Из всех, кто был здесь, не разделяли то же настроение лишь я с пиявками — взглянув на них, я увидела то же, что чувствовала сама. Страх сковывал тело, а руки предательски дрожали. Сейчас боялся даже Снорри, особенно он, и одного лишь короткого взгляда друг другу в глаза нам хватило, чтобы события семилетней давности вновь пронеслись перед глазами: запретный лес, повешенный, сотни костлявых сгнивших рук, желающих затянуть нас двоих в сырую землю.

 — Не ссы, Майка! — Бруни с силой хлопнул меня по плечу, и от неожиданности я чуть не упала. — Спорим, вон тому в голову заряжу? Как раз, во, кусок хороший, явно Любош срал, раз зерно не переварилось!

 — Твою-то мать, Бруни, ты отвратителен! — воскликнула я, чувствуя, как на место страху приходит чувство стыда. — Ты хоть руки моешь?

 — А то! — воскликнул он и сплюнул на волосатые ладони, а затем растер. — Во!

 Я тряхнула головой, стараясь не думать о том, насколько сильный у этого человека должен быть иммунитет, и в этот момент Вигдис бросила глиняную миску вниз со стены и подняла вверх правую руку.

 — Куда посуду бьешь, корова?! — возмущенно воскликнула Надья.

 — Молчать! — отрезала командир. — Снаряды к бою! Целься!

 Те из нас, кто держал в руках пращи, вложили в них ледяные шары и стали раскручивать над головой. Мы с Кирой почти синхронно натянули луки, целясь в мертвое войско.

 — Пли!

 По команде Вигдис стрелки метнули во врага ледяные снаряды, многие из которых утонули в глубоком, мокром снегу. Два из них все же попали во врага — один раскроил голову мертвецу, отчего тот лишь шелохнулся, а другой угодил в грудь. Я же выдохнула, отпуская натянутую тетиву, и стрела устремилась в ряд врагов, попадая одному из них в руку. Мертвец лишь одарил меня злобным взглядом, выдергивая стрелу из своей плоти, а затем все они как один двинулись вперед.

 Когда мертвецы стали приближаться к стенам, а некоторые из них стали вбивать в лед костяные колья и забираться по ним наверх, бойцы крепости стали сбрасывать вниз большие куски льда. Они падали на головы противника, кто-то из мертвецов и вовсе головы лишился, но, упав вниз, в снег, вставал и продолжал идти вперед.

 — Вот ведь... Гады живучие! — сквозь зубы прошипел Бруни, скидывая вниз очередной кусок льда.

 И хоть таким образом и удавалось замедлить продвижение противника вверх по стене, тем не менее, они продолжали приближаться. Вскоре некоторые из бойцов гарнизона бросили кидаться льдом и схватились за копья, сверкающие бронзовыми наконечниками в рассеянном свете солнца, скрытом за облаками. Они кололи задубевшие тела, пытаясь сбросить мертвецов вниз, металл со звоном бился об обсидиан внутри, и вот уже первая нежить забирается на стену.

 — Берегись! — воскликнула я, увидев, как над Бруни мертвец заносит заостренную кость.

 Я тут же выпустила стрелу ему в руку, и противник выронил свое оружие, шипя от боли. Бруни, похожий сейчас не на человека, но на разозленного зверя, схватился за булаву и резким взмахом сломал мертвецу шею, отчего тот упал. Еще пара ударов, жуткий хруст, и ноги мертвого воина были переломаны.

 — Нет! Умоляю! — взмолился мертвец, закрываясь рукой от очередного удара.

 Тяжелое навершие булавы обрушилось на его голову, ломая череп и снося врагу половину лица. Но он не умер окончательно — лишь продолжал кричать и умолял о пощаде, пока Бруни перемалывал его тело в кровавое месиво. Наконец, покрытый мехом воин выдернул из груди мертвеца большой кусок обсидиана, и тело его обмякло, тут же покрываясь ледяной коркой.

 — Воду! — закричала Вигдис, сбрасывая со стены очередного мертвеца.

 В ту же секунду пара бойцов крепости потащили к краю стены большую деревянную бочку, наполненную водой, и опрокинули ее, заливая влезающих на стены мертвецов.

 Коснувшись их тела, вода мгновенно начинала застывать, превращаясь в лед и сковывая их движения. Пара мертвецов не удержались на костяных кольях и упали вниз, лишь для того, чтобы на них снова вылили добрые тридцать литров воды, примораживая их к земле.

 — Чего стоишь, дура?! — закричала Вигдис, со злостью глядя на меня. — Сражайся!

 Я тряхнула головой и наконец-таки снова смогла двигать задубевшими от страха конечностями. Я вновь подняла лук, прицеливаясь во врага, и выпустила стрелу. Каменный наконечник пронзил щеку мертвеца и застрял где-то в горле, отчего он омерзительно захрипел. Руки сами вновь натянули тетиву, и на выдохе стрела устремилась во врага, угодив ему в бедро. Наконец, мертвый, шипя от боли, упал вниз, и на него тут же сбросили огромный кусок льда, раскрошив половину ребер и плечевой сустав.

 Натиск мертвого воинства становился все слабее. Некоторые из тех, кто были внизу, утаскивали своих сородичей прочь от крепости. Вряд ли их будут лечить, ведь каждый, кого утаскивали в ледяную пустыню, кричал в ужасе и хватался за рыхлый снег, оставляя на нем темную полосу застоявшейся крови.

 Многие из тех, кто стоял сейчас подле меня, радостно завопили, победный клич сотрясал воздух и стены крепости. Под нами оставались лишь те немногие, кто еще мог двигаться, и на них все продолжали сбрасывать ледяные глыбы.

 Но радоваться было рано. Вновь в морозном воздухе пронесся тревожный призывный звук боевого рога. К нам, собравшимся на стене, бежал один из часовых, что следил за другой стороной крепости. Лицо его было искажено гримасой ужаса, а на голове не хватало части скальпа. Свежая кровь струилась по лицу мужчины, а оголенный череп вызывал отвращение. Но он все еще был жив, все еще был нашим братом.

 — Тревога! Ра-зе-фан! — кричал он на бегу.

 Все мы вновь схватились за оружие и приготовились к бою. И в этот миг бегущего к нам бойца пронзило длинное костяное копье. Дрожащими руками он схватился за конец оружия, убившего его, словно не веря в то, что это в самом деле происходит. Мертвец, стоящий за умирающим воином, по-садистски провернул копье в ране и резко выдернул его. Бездыханное тело, заливая горячей кровью ледяные стены, рухнуло, на небе сверкнула фиолетово-зеленая вспышка, и вдруг он сделал резкий вдох. Труп поднимался на ноги, и тот, кто только что убил его, протянул ему руку. Наш павший брат схватился за нее и поднялся на ноги. Теперь он уже не бежал к нам за помощью — в его помутневших глазах была ярость, а оружие его было направлено против нас.

 — Обошли! Форр фан да! — выругалась Вигдис. — Стена копий!

 В тот же миг несколько человек встали перед нами, выставив вперед длинные копья. Так они могли хоть как-то задержать обсидиановых тварей.

 — Мы окружены! — закричал кто-то у меня за спиной, и я оглянулась. — Отсюда тоже!

 С другой стороны стены к нам также приближалось несколько мертвых бойцов, среди которых был еще один часовой Белой крепости. Шаг за шагом они наступали на нас, заставляя плотнее прижиматься друг к другу. Ни страха, ни сомнений — лишь слепая ярость движила ими.

 — Вперед! — закричала Вигдис и бросилась на врагов с одной стороны.

 Она замахнулась булавой, и мертвый воин не смог защититься от ее полного свирепой мощи удара. Воины крепости яростно завопили и бросились за ней, бросились прямо на врага, забыв о страхе и сомнениях. Копья скрещивались с копьями, ломались кости, но мало-помалу живые теснили мертвых, а кого-то и вовсе сбрасывали со стен.

 Не могла сражаться лишь я. Беспорядочно оглядываясь по сторонам, я думала лишь об одном: бежать, бежать без оглядки, куда угодно, лишь бы подальше от этого ужаса. Даже заключенные в стенах мертвецы сейчас, казалось, тянули ко мне обрубки своих рук, желали растерзать меня, залить моей кровью стены и сделать одной из них.

 Едва справляясь с паникой, я натянула тетиву и выпустила стрелу в ряд нежити. Она со звоном отскочила от груди покойника, и когда я потянулась к колчану на поясе за новой стрелой, то поняла, что их больше нет. Я осталась одна посреди ожесточенного боя, без оружия и без сил продолжать. В панике я упала на колени, закрывая глаза и затыкая уши руками. Вдруг чья-то сильная рука схватила меня за длинную косу, поднимая на ноги, я почувствовала ужасающий холод. Ноги подкосились, дрожали, а все, что я съела сегодня, казалось, вот-вот выйдет наружу.

 Вдруг я услышала, как мертвец позади меня зашипел, захрипел от боли и выпустил из цепкой хватки мои волосы. Я вновь упала на колени и оглянулась — мужчина в глубоком капюшоне с кожей, черной, как уголь, тремя точными, быстрыми ударами странного серповидного меча отрубил мертвецу ногу, руку и голову. Расправившись с мертвым, воин тут же подбежал ко мне и протянул мне руку:

 — Вставать. Или смерть, — сказал он, не скрывая явного акцента.

 Я схватилась за его черную ладонь как за спасительную соломинку, и человек резко поднял меня на ноги. Пошатываясь, я взглянула на него, хотела было что-то сказать, но не могла подобрать нужных слов. Он же, не поведя и бровью, вложил мне в руки копье и жестом головы сказал следовать за ним.

 Мы вернулись в бой, туда, где мои соратники продолжали теснить мертвецов, гнать их прочь со стен. Коротким движением руки темнокожий мужчина указал мне на одного из мертвецов.

 — Он. Низ, — сказал он.

 Я тут же выбросила вперед копье, сжимая его обеими руками, и оно мягко вошло в живот покойника. Было несложно почувствовать твердый камень внутри, но оружие словно само нашло путь дальше, меж органов и мышц, а когда мертвец стал двигаться навстречу, древко уперлось в ледяной пол. И пока он был насажен на него, мужчина с мечом кинулся вперед, точными, быстрыми ударами отсекая трупу кисти и нижнюю челюсть. Истошно вопя, враг упал наземь, извиваясь и закатывая глаза от боли.

 — Продолжайте! — кричала Вигдис с другой стороны битвы. — Тесним! Майя, ко мне!

 Темнокожий спаситель кивнул мне, и я, сжимая в руках копье, кинулась к Вигдис, скрестившейся свое оружие в бою с очередным немёртвыми воином. Выскочив вперед нее, резким выпадом копья я ударила врага в подреберье, а командир размозжила ему череп.

 — Смотри туда! — закричала она и указала на дальнюю часть стены. — Видишь веревку?!

 Я прищурилась, стараясь разглядеть меж мелькающих передо мной фигур воинов то, на что указывала Вигдис. И, наконец, смогла увидеть зацепившийся за бойницу крюк-кошку с привязанным к нему длинным канатом, по которому взбирались наверх мертвецы.

 — Беги туда и режь его! — приказала Вигдис.

 — Но там враги! — в панике закричала я ответ.

 — И будет еще больше, если не отрубить! — продолжала скалиться командир. — Я дам тебе коридор, пошла!

 С этими словами Вигдис, хлопнув по плечу ближайшего бойца, понеслась вперед, на врагов, размахивая над головой тяжелой палицей. Ряды вновь столкнулись, но командир из последних сил отбрасывала живых мертвецов прочь от себя, скидывая их со стен.

 — Пошла! — вновь крикнула она, и от ее крика у меня по спине пробежали мурашки.

 Мои ноги двигались теперь сами по себе. Конечности онемели от страха, я уже не чувствовала своего собственного тела, но что-то, кто-то внутри меня поддерживал меня в этот миг.

 "Возьми себя в руки, тряпка!", — прозвенел в раскаленном до бела сознании голос Димы.

 Умерший странник из другого мира заставлял меня бежать вперед. Заставлял смотреть по сторонам, заставил даже пригнуться, когда над головой просвистел ледяной снаряд, что метнул один из мертвецов. И когда крюк-кошка, путь на стены, оказался всего в паре лагов от меня, он заставил мои руки ударить по веревке наконечником копья. Промерзшие волокна с треском обрывались под бронзовым лезвием — еще удар, и канат, треща, оборвался, падая вниз вместе с тремя влезавшими по нему покойниками.

 Вигдис кинулась ко мне, но было слишком поздно. Один из мертвецов, схватив меня за волосы, перемахнул через зубец крепостной стены и прыгнул вниз, к сородичам, потянув меня за собой. Я истошно закричала от боли и страха, когда он повис на моих волосах, но Вигдис схватила мое копье и одним ударом отсекла мои волосы. Покойник упал вниз, все еще сжимая в руках косу, а я рухнула на землю, пытаясь отдышаться и дрожа всем телом.

 — Не время отдыхать! — закричала Вигдис у меня над ухом и влепила мне звонкую пощечину. — Быстро встать!

 Но встать я уже не могла. Я лишь смотрела, как оставшиеся на стенах мертвецы предпринимают отчаянные попытки забрать с собой хоть кого-то из живых. Вот один из красного племени вцепился острыми зубами в руку моего товарища, алая кровь хлынула на холодный лед, и кисть руки повисла на тонком лоскуте кожи. Воин упал на спину, держась за хлещущую кровью культю, и в этот момент вспыхнуло зеленым огнем северное сияние — его собственная рука ожила и схватила его за горло, пытаясь задушить.

 Снорри, взревев, поднял над головой мертвеца и скинул его со стены. Тут же на него кинулись еще двое, но Варс отвлек на себя одного, ударяя копьем по хладному телу, а второму старший брат голыми руками переломил хребет.

— Еще немного! Давайте! — кричала Вигдис.

 Она бросила меня одну на стене и снова ринулась в бой, сплюнув себе под ноги. Все смешалось в одну большую мутную картину из алых пятен и сверкающей бронзы. Я пыталась прийти в себя, дрожащими руками хлопала по щекам, но ничего не помогало. Тело не слушалось ни меня, ни того, кто все это время был заперт в моем теле. Дикий ужас обуял меня, липкий холод сковывал мышцы, а шрам на лице горел огнем.

 Отрубленная голова, лежащая у моих ног, вдруг резко распахнула глаза. Она пыталась сделать вдох, в панике беззвучно, как рыба, раскрывала рот, но все было тщетно. Хотелось кричать, бежать прочь отсюда, но от страха я не могла даже нормально вздохнуть. Наконец, увидев меня, голова стала клацать зубами с такой дикой силой, что зубы в окровавленном рту крошились и ломались.

 Рукой я нащупала костяной крюк и крепко сжала его одеревеневшими пальцами. Наконец, вскрикнув, я ударила по безобразной голове заостренной костью, а затем еще и еще, пока лицо покойника не превратилось в кровавое месиво. По щекам побежали горячие соленые слезы, тут же застывающие на морозе. Я закрыла лицо ладонями, лишь бы не видеть ужаса, что творился вокруг меня.

 И вскоре звуки битвы начали стихать. Вселенная сжалась до одной точки в момент нападения, а теперь она стала необъятной, энтропия достигла своего пика, и, наконец, над крепостью взревел двумя десятками голосов победный клич.

 Я медленно приходила в себя и нашла силы взглянуть на то, что происходит вокруг, когда бойцы гарнизона расправлялись с оставшимися частями тел, дергающимися в конвульсиях под северным сиянием. У бойца, потерявшего руку, сейчас столпились женщины, перевязывали культю, а он лишь шипел от боли, крепко зажмуриваясь.

 Темнокожий воин с кривым мечом рубил оставшихся мертвецов на части, отрубал им руки и ноги, которые вскоре начинали дергаться отдельно от своих тел. Вместе с ним этим занимались еще несколько человек, а другие собирали части расчлененных тел в корзины и уносили куда-то вглубь крепости.

 — Зачем они? — негромко спросила я, едва двигая пересохшими губами.

 На мой голос обернулась Надья. Она нахмурилась, прикусила губу.

 — Зачем в крепости части тел? — я повторила вопрос. — Надья! Надья...

 Старушка молчала, помогая собирать людскую плоть в корзины.

 — Чье мясо мы сегодня ели, Надья..?

Глава 28: Люди и духи

В Белой крепости наступила тишина. Короткий миг, когда стихли все звуки, и даже раненные, и даже мертвые в вечных ледяных стенах умолки. Затихли все стенания, исчезла боль, страх. Но лишь на короткий миг. И первым голосом в ледяном кошмаре был голос маленькой девочки, по глупости своей пришедшей в царство смерти, страха и отчаяния.

— Не-е-ет! НЕ-Е-ЕТ!!! — голос Майи Бортдоттир, дочери северного края, в клочья разорвал холодную тишину.

Девочка упала на колени, хватаясь за голову и крича от боли и ужаса. Все ее тело тряслось в мучительной дрожи, ее разум стал подобен звериному, и даже мертвец, что застрял в ее голове, сейчас рыдал, словно испуганный младенец. Но некому было ей помочь. Никто не обратил внимание на ребенка, чье сознание трещало, ломалось под весом ужасающей судьбы.

— Связать их, связать, быстро! — закричала командир крепости, храбрая и отчаянная Вигдис, дочь ётуна и снежной бури. — Вяжите, блять, мертвых!

Бойцы крепости накинулись на павших товарищей, чьи лица исказила гримаса звериного ужаса, пытаясь удержать их. Другие же бежали за веревкой, чтобы связать тех, с кем еще сегодня делили пищу. Нельзя было позволить им сбежать, нельзя было позволить им выдать секреты крепости.

Мертвые кричали то ли от злости, то ли от страха, когда живые стали стягивать тугой канат на их конечностях. Один из павших стражей крепости пытался вырваться, умолял, угрожал, но ему не давали и шанса подняться на ноги и продолжить бой. Его руки словно поразили сильнейшие конвульсии, и, когда он в очередной раз попытался вырвать конечность, раздался омерзительный хруст ломающейся кости, а мертвец истошно завопил от боли. Ему вторили и те, кто был заперт в ледяных стенах — приветствовали нового товарища, разделяли его боль и криками призывали держаться, терпеть.

— Хватит! Хва-а-атит! — рыдая, кричал покойник. У него не было ни слез, ни пота, но дыхание сбивалось словно у живого.

Майя же свернулась в позу эмбриона, широко раскрытыми глазами наблюдая эту картину. На ее лице уже не было ни ужаса, ни сожалений — лишь непонимание. Ее разум не был готов принять такое, не был готов поверить в то, что существует подобное зло. Но зло в эти минуты было практически осязаемым — в воздухе, в мыслях, в желаниях, всюду было лишь оно и ни капли сострадания.

Мужчина, лишившийся руки, сидел теперь недалеко от поверженной Майи, держа и сжимая оставшейся кистью окровавленные тряпки, которыми наспех был обмотан обрубоктого, что было его рукой. В отличие от девочки он не плакал, в его глазах и вовсе не было страха — только злость и желание отомстить тем, кто сделал его таким. Но его время еще придет, а сейчас главное разобраться с ранеными и покончить с теми трупами, что все еще могли дать отпор — так думал каждый боец Белой крепости.

А с высоты, с высокого ледяного шпиля крепости, за всем этим наблюдал странный, непохожий на сородичей ворон. Серебром сверкали его крылья и хвост, а глаза у него были голубыми, человеческими. И он бы и рад помочь своей подопечной в этот тяжелый час, но все, что он мог, так это наблюдать за тем, как девочка медленно сходит с ума. А вместе с ней гаснет надежда в разуме ее верного защитника. Никто из воинов не заметил, как Варс, маленький, но страстно желающий стать храбрым и сильным мальчик сейчас пустым взглядом смотрел на происходящую вокруг канитель. Только древний ворон и Вигдис, мудрая и сильная женщина, смогли заметить этот взгляд. Огонь в его глазах потух, и теперь он всем своим видом напоминал старика — даже волосы его, казалось, были покрыты пеплом, такой сильный ужас он пережил.

— Бруни, эй, — Вигдис окликнула волосатого мужчину, тот тут же подбежал к ней. — Возьми детей, уведи их в спальни. И... Девчонку, светленькую, неси на руках, она сама не встанет. Понял?

— Понял, — вздохнул в ответ он и устало улыбнулся. — А...

— Не надо вопросов, ага? — с раздражением в голосе осекла его командир. — Просто отведи и все. Дальше разберемся.

Бруни кивнул в ответ и ушел в сторону. Мальчики, Снорри и Варс, а также Кира, что все еще могли стоять на ногах, без единого слова последовали за ним. Крепкими, сильными руками, покрытыми густой шерстью, он поднял измученное тело Майи, мелко подрагивающее, и вместе с остальными понес ее прочь, вглубь крепости, где было тепло и безопасно.

Ворон еще несколько минут наблюдал за тем, как живые без капли жалости разрубают на части мертвых, что отказывались покидать свои тела, как они ломали им кости и рвали сухожилия, лишь бы те не набросились на них снова. Корзина за корзиной человеческая плоть, останки и конечности скрывались в глубине Белой крепости. А что с ними будет дальше, никто и никогда не расскажет за пределами этих ледяных стен.

Наконец, широко взмахнув огромными сверкающими крыльями, ворон взлетел, описывая широкий круг над всей крепостью. Гигантский айсберг тут и там сверкал десятками тусклых огоньков, а в стенах терялись и блуждали солнечные лучи, иногда обнажая скрытых во льдах мертвецов.

Все выше и выше поднимался древний дух, его крылья разрывали морозный воздух. Вокруг его тела вдруг завихрилась буря, которую на такой высоте не смог бы увидеть ни один смертный муж. Крупные хлопья снега складывались в воронку, иногда в диком вихре проглядывались древние символы и руны, и Ун летел через этот снежный тоннель, сожалея лишь о том, что никак не может помочь Майе, той, кто украла его глаза.

Когда буря расступилась, ворон уже не увидел ни заснеженной пустыни, ни огромного айсберга, населенного безумцами. Вместо этого под ним простирался до самого горизонта древний лес, где росли гигантские, словно от боли скрученные в стволах сосны. Сквозь бесконечную, похожую на море долину темно-зеленых крон не было видно земли, но даже если бы ворон осмелился опуститься вниз, то лишь увидел бы, как гигантские корни, переплетаясь, покрывали собой всю землю этого мира, словно и не было ничего, кроме вечных древних деревьев. Корни и ветви, переплетаясь, образовывали собой лабиринт коридоров, куда никогда не падет луч солнца, огромные залы, в которых в вечном танце сплелись невообразимые духи и бледные силуэты покойников. Их лица размыты, голоса сливаются с пением птиц и музыкой, звучащей из давно сгнивших сердец, но остались воспоминания. Воспоминания о том, кем они были, что совершили и как погибли — бледная дымка, блаженные тени тех, что когда-то были людьми.

Но Уну было безразлично веселье, не привлекала его охота на темных, укрытых корнями полянах, не желал он и просто забыться, как то выбирали некоторые, кто сюда попадал. Он летел, осматривая странный искаженный мир внизу, уже зная, что возможно не сможет выбраться отсюда. Но он должен сделать хоть что-то, чтобы помочь той, кто украла его глаза.

Наконец, вид далеко внизу сменился. У самой земли, возвышаясь над кронами гигантских деревьев, высился холм в форме солнца с тысячей лучей, а на вершине его произрастало огромное тисовое дерево — это был пик мирового древа, последняя ветвь мироздания. Выше были лишь звезды, сияющие отголоски других миров и бесконечный океан черной неизвестности, невыразимой и непокоренной. Вокруг тиса, что на корнях своих словно на огромных лапах нависал над холмом, высились древние менгиры с письменами на тысяче языков — свод первых законов, история всего, истина мироздания, заточенная в камне. Ворон в последний раз взмахнул крыльями, плавно опускаясь на толстую ветвь мирового древа, оглянулся, окинув взглядом сотни духов-птиц, слетевшихся, чтобы посмотреть на него, и закрыл глаза. Он знал, что те, с кем он желает говорить, не заставят себя ждать. Скоро они будут здесь.

Один за другим на холм приходили старшие из духов. Те, кто вел за собой древние кланы — старейшины, как их назвали бы люди. Но духи не любили слово "старый", потому как вечная жизнь стирает понимание того, что старо, а что ново. Поэтому никто из духов не называл их так, все лишь молча соглашались с тем, что они могут говорить от всего клана.

Первым на священный холм взошел статный серебристый северный олень, чьи рога ветвились так сильно, что в них прорастали деревья, вили гнезда птицы, росли причудливые, невиданные плоды. Лицо же его было соткано из нескольких человеческих лиц — три пары глаз, два рта, один над другим, плоский нос без переносицы. Взойдя на холм, он с печалью в глазах взглянул на Уна, словно тот был ему старым другом, вставшим на неправильный путь, и, молча кивнув ему, лег на влажную от росы траву.

Когда вокруг старшего оленя стали кружиться в танце маленькие яроши, освещая множеством огоньков его лицо и могучие рога, на холм пришел второй. То был человек с кожей чернее угля, со звериными лапами вместо ног и головой слепого медведя. Весь он был покрыт сотнями шрамов, словно не осталось на его теле здорового места. Из спины его торчали двенадцать копий, по которым вилась шипастая лоза, а в груди зияла дыра, через которую было видно, как бьются два его сердца.

— И вот ты здесь, — вздохнул Медведь. — Осмелился осквернить своим присутствием такое священное место! Ты, чертов предатель!

Он готов было кинуться на Уна, но его остановил старший Олень.

— Тише, — спокойным тоном сказал он. — Не нарушай покоя.

— Пернатая мразь... — сквозь зубы прошипел Медведь, но все же сел на сырую траву, тяжело дыша от злости.

— Кто же, по-твоему, мразь? — раздался высокомерный статный голос взрослой женщины.

Это был третий из старших духов. Огромная сова плавно приземлилась на мягкий ковер темной травы, оглядывая присутствующих единственным глазом, сверкающим подобно рубину. Ее тело было покрыто просторным балахоном, сотканным из бровей смертных, ее последователей. Наконец, Сова заметила Уна, притаившегося на ветви мирового древа.

— Ах... — понимающе вздохнула она. — Что ж...

Следом за ней на холм поднялись двое — волк с пятью головами, каждая из которых клацала сразу двумя пастями, полными острых, изогнутых зубов, и птица на шести звериных лапах, чьи перья переливались всеми цветами радуги, а голова у нее была лисья.

— Заждались? — Лиса ослепительно улыбнулась, оскалилась, окидывая взглядом всех присутствующих. — Простите, заигралась со смертными. Знали бы вы, что они придумали!

— Заткнись... — низкое угрожающее рычание прозвучало из всех пастей Волка, и он злобно клацнул зубами в сторону Лисицы. — Никому не интересны твои извращения.

— Хорошо-хорошо! — хихикнула Лиса. — Так что же, начнем?

— Еще один, — спокойным тоном ответил Олень, и в тот же миг тряхнул головой, отчего сотни бабочек взлетели с его пышных рогов.

Лиса понимающе кивнула и устроилась рядом с Волком. Попыталась даже приобнять его пышным, сияющим крылом, но тот клацнул зубами, и пестрый дух сразу же прекратила попытки сблизиться.

Впрочем, последнего из старших долго ждать не пришлось. Из темноты леса, из самых мрачных и мокрых его глубин на холм устремились сотни крыс, в панике убегающих от чего-то. Одну из них Волк ловко поймал одной лапой и проглотил целиком. Наконец, из-за деревьев показалась голова огромного змея, чье тело вместо чешуи было покрыто человеческой кожей болезненно-бледного оттенка. Сквозь кожу проступали сотни ребер, сильные мышцы, синеющие вены и сосуды. Змей плавно поднимался вверх по холму, не глядя ни на кого, а из глаз его сочился бурый яд. Лиса все это время старательно отводила от него взгляд, не прекращая шепотом жаловаться Волку на мурашки по телу, но Сова и Олень почтительно кивнули Змею в знак приветствия. Наконец, когда тот занял свое место на холме, все старшие духи были в сборе. Ун открыл глаза, чувствуя, как на загривке разливается липкий холод от страха того, что может случиться.

— Я приветствую вас, благородные духи, — он склонил голову. — И благодарю за то, что откликнулись на мой призыв.

— У-у-у, это будет интересненько! — возбужденно пролепетала Лиса.

— Ты можешь не говорить, зачем пришел, Ворон, — хмыкнул Медведь, скрестив руки на груди. — Ты бы не смог скрыть от нас эту девочку.

— Это правда, — Ун кивнул. — И я прошу прощения за то, что пытался.

— Ха! — Медведь зло усмехнулся. — Видимо, конец близок, раз этот пернатый хрен перед нами извиняется!

— Я бы попросила, — Сова неодобрительно взглянула единственным глазом на Медведя. — Продолжай, Ворон. Огласи, чего желаешь.

Ун благодарно кивнул и вздохнул.

— Майя Бортдоттир, дочь Борта и Хельги, желает покорить Север. И я прошу вас не вмешиваться в то, что грядет.

— Я тебя прямо здесь убью, слышишь? — Медведь зло взглянул на Уна, сжимая кулаки. — И мне будет плевать на закон. Это стоит того.

— Медведь... — Жутко прохрипел змей, подползая к нему и касаясь своим омерзительным хвостом его ног. — Заткнис-с-сь...

Медведь раздраженно отмахнулся от змея, но все же послушался и снова сел на сырую траву. Ун же, убедившись, что его не перебивают, продолжил:

— Это не дело духов. Она человек, и мы не должны вмешиваться в ее дела.

— Так-так... — протянула Сова, распахивая свой балахон из бровей. Она нагнулась к нему, что-то шепча. — Нет, Ворон... Это уже дело духов, мои мудрецы не лгут. Ты хочешь объявить войну Медведю, потому как... Ох, вот как? Верно, Медведю верно служат уже много веков правители Коммунахты, да...

— Но Майя здесь — жертва, — наконец подал голос Олень. — Я видел все глазами смертного, что служит мне, ее учителя. На ее дом напали, ее изгнали в мертвые земли, вынудили сражаться.

— Да плевать мне! — снова закричал, вскакивая с места Медведь. — Я буду помогать смертным под моим покровительством! Вы разве сами не понимаете, что она собирается натворить?!

— Что-то интересненькое! — воскликнула Лиса.

— Кровавое, — прорычал Волк.

— Подлое и з-з-злое... — прошипел змей.

— Она мертворожденная, идиоты! — взревел Медведь.

Духи замолчали, над холмом повисла тишина. Даже яроши от такого дикого крика разлетелись кто куда. Все взгляды сейчас устремились на Сову, что шептала что-то своему одеянию.

— Он... — она не решалась сказать это. — Он говорит правду.

— Ух ты! — воскликнула Лиса. — Сколько зим прошло? Ух, давно их не было!

— Рожденная через смерть... — задумчиво протянул Волк, а затем оскалился, глядя на Медведя. — Мне нравится. Я поддержу Ворона.

— Так, хватит! — вновь взревел Медведь и, сжав кулаки, кинулся на Уна.

Тот лишь расправил крылья и встретил его удар своим клювом. Посыпались искры, раздался звон раскаленного металла, словно в кузне, и Медведь упал, ошеломленный.

— Как... Как?! — закричал он на Ворона. — Тебе никто не поклоняется, никто! На моей стороне половина Севера!

Ун лишь покачал головой, цокая языком. Разумеется, делал он это не буквально — слова и звуки доносились из его глотки даже с закрытым клювом. Он кивнул на Сову, а та уже и сама прислушивалась к своему одеянию.

— Слухи разносятся быстро... — протянула она. — О девочке, что накормила многих. О той, что победила могучего зверя. Что смогла прогнать врагов, превосходящих по силе.

— Только не говори мне... — Медведь прищурился.

— Да, — Сова кивнула в ответ. — Ун больше не изгой. Единственный в своем клане, но не изгой. Люди верят в него, просят его о милости.

Медведь, ошарашенно озираясь по сторонам, оглядывался вокруг, но ни в чьих глазах он не мог найти поддержки. Лиса и Волк уже были в предвкушении того, что устроит маленькая девочка, Олень смиренно и спокойно думал о чем-то, а Змей все кружился вокруг холма, окропляя землю ядом.

— Она все разрушит. Все, — уже более спокойно, хоть и обеспокоенно произнес Медведь. — Все, что так долго строилось. Все, чего добились мои верные слуги...

— У твоих слуг нет права на правление, — Ун повысил голос и развел крылья в стороны, угрожающе глядя на Медведя. — Они не добьются ничего, как не добились за сотни лет!

— А кто она такая?! — закричал в ответ медведь. — Что она с тобой сделала, что ты так ее защищаешь?! У тебя даже перья белеть начали, идиот!

— Она — законная наследница престола Севера, правительница всего, что лежит к северу от моря!

Лиса восхищенно ахнула, захлопала крыльями. Другие, правда, не разделяли ее энтузиазм.

Медведь встал со своего места и вплотную подошел к Уну. Своими слепыми белесыми глазами он заглянул в глаза Ворона, в те глаза, что должны были принадлежать Майе.

— Того престола, что ты сам и разрушил, Ворон. А перед тем убил прошлого Ворона, чтобы занять его место. Так скажи мне, Ун...

Духи вокруг удивленно ахнули, услышав, что Медведь не побоялся назвать имя Ворона.

— Неужто ты готов отдать ей свое тело, когда придет время, а? Той, кто даже не твоя любимая — всего-лишь ее потомок, жалкая тень былого величия?

По клюву Ворона побежала одинокая, сверкающая в свете чужого солнца слеза. Упав на травинку, она разбилась на сотни крохотных ярких капель, и на их месте распустились черные ромашки.

— Тысячу раз, — ответил он.

***

После долгого северного дня на Белую крепость наконец опустилась короткая светлая ночь. Солнце уже не заходило полностью, сияя где-то у горизонта даже по ночам, но в сравнении со слепящими лучами дня это было настоящим спасением.

И когда в крепости наконец-таки стало темно, в мужской спальне раздались тихие шорохи. Варс, укрытый огромной шкурой мамонта, тихо всхлипывал, не в силах уснуть после пережитого ужаса. Его поседевшие волосы намокли от пота и слез и неприятно липли к лицу, но он словно и не замечал этого. В этот тихий полуночный час он, едва унимая плач, тихо выбрался из-под шкуры, и, как оказалось, он уже был в теплой одежде.

Мальчик понимал, что ему здесь не выжить. Сколько бы он ни клялся Майе в верности, но даже она сломалась из-за тех ужасов, с которыми они здесь сталкиваются. Он не может защитить ее, не может быть ей полезен. Он — всего лишь до смерти напуганный мальчик, который все чаще по ночам зовет свою маму.

Выбравшись из-под шкуры, Варс на цыпочках прокрался к выходу из ледяной комнаты, приподнял меховой занавес, служивший дверью в спальню и не выпускавший наружу тепло, и тихо выбрался наружу, в ледяной коридор.

Однако стоило ему лишь оглянуться, как он едва не закричал от испуга, увидев перед собой огромную, полную силы фигуру Вигдис. Она стояла прямо перед ним, скрестив руки на груди и лениво ковыряясь заточенной костью в зубах.

— Устал? — спросила она.

Варс не знал, что ответить. Даже кивнуть или покачать головой сейчас было бы неправильным решением. Он понимал, что нарвался, пожалуй, на худшего врага, что есть в этой ледяной пустыне — на ту, кто держит своих воинов в черном теле, кто не гнушается есть человеческое мясо и постоянно кричит на всех подряд. Из всех чудищ, что Варс видел за свою жизнь, Вигдис была, пожалуй, самым страшным.

— За мной, живо, — она поманила его жестом руки и пошла куда-то по ледяным коридорам.

Тело мальчика мелко подрагивало от страха. Сколько бы он ни бился со своей природой, сколько бы ни тренировался, он все-равно остался тем же трусом, каким был много лет назад. Сейчас ему казалось, что этот факт ничто не изменит, что он так и останется жалким подобием мужчины, которое не достойно даже находиться рядом с такой девушкой, как Майя.

Но Вигдис не стремилась его успокаивать. Да и зачем? Наверняка сейчас она будет наказывать его за попытку побега — заставит мертвецов разделывать или вышвырнет в дозор на мороз в одной рубахе. Что бы ни задумала эта женщина, Варс был уверен, что это не может быть ничем хорошим.

Но они все шли и шли, минуя повороты, ледяные лестницы и крошечные бойницы в стенах. Углублялись все дальше и дальше к самому сердцу крепости, но до зала с мертвецом, у которого сияет сердце, так и не дошли. Вигдис подтолкнула Варса вперед, заводя в комнату, едва освещенную пробивающимся снаружи тусклым солнечным светом. Иными словами, темно было — хоть глаз выколи.

И тут Варс почувствовал, как Вигдис вложила ему в руки что-то длинное, деревянное. Копье, сомнений быть не может. Наверное, заставит его самого насадиться на оружие, принять смерть как мужчина. Не самый плохой исход, как думал сейчас Варс.

Но вместо этого Вигдис зажгла от двух кремней небольшой трут, а от него — три масляные лампы, стоящие в выбитых в стенах полочках. Комнату хоть и не залил яркий свет, но теперь Варс хотя бы мог видеть лицо огромной суровой женщины. Вскоре она также взяла в руки копье — разумеется, тренировочное, без наконечника.

— Скажи-ка мне, Варс, — Вигдис подошла к нему вплотную и положила руку на плечо, нагнулась, глядя ему прямо в глаза. — Тебе нравится Майя?

— А? — непонимающе взглянул на нее мальчик. — То есть? Ну, как бы... Она умная и...

— Красивая? — Вигдис неожиданно тепло улыбнулась. — Еще б у Борта дочка вышла уродиной. Ну, не красавица, конечно, врать не стану, но...

— Красивая... — неуверенно кивнул Варс, перебивая Вигдис.

Женщина удивленно посмотрела ему в глаза, а затем вдруг залилась добрым, полным материнской заботы и любви смехом. Она потрепала его поседевшие волосы и отошла на пару шагов назад.

— Молодец! — улыбалась она. — Как знала, что ты ее любишь. Ну зачем еще сюда кто попрется, верно?

— Ну... — неуверенно произнес Варс. — Вообще-то, я мог сам..!

— Да-да, — отмахнулась Вигдис. — Хватит уже. Если любишь, то учись защищать, понял? Я тебя научу, если захочешь, нет — проваливай. Но если согласишься... Чтоб ни одного волоска с ее головы не упало, понял, мелкий?!

Варс выпрямил спину, расправил плечи. Мысли о Майе грели его душу и сердце, наполняли уверенностью. Вмиг он вспомнил все — зачем пришел сюда, зачем подвергает себя опасности, а если быть точнее — ради кого. И в тот же миг все стало ясным, он уже знал, что делать дальше.

— Да! — уверенно ответил он, хватаясь за копье обеими руками.

— Вот и молодец! — ухмыляясь, воскликнула Вигдис. — Нападай, выпердыш полуросликовый!

Варс кинулся на Вигдис, а та стала отражать его удары. Комнату в глубинах крепости наполнили звуки боя, вскрики боли мальчика и смех его командира.

А сверху, сидя в бойнице, за этим наблюдал древний дух. Ворон, укрывшись белыми крыльями, смотрел на то, как подрастает защитник его подопечной.

Серебро, захватившее его крылья и хвост, все дальше и дальше медленно распространялось по его телу. Он знал — грядут большие перемены.

Глава 29: Ледяная пустыня

Всю ночь я провела в бреду. Уже и не счесть, сколько раз со мной случалось подобное — тело, уставшее от страха, просто проваливалось в глубокий сон. Но в этот раз мне не снились далекие страны, я не чувствовала запахов пряностей, не видела людей, которых никогда не знала. Мне снился лишь тот, дороже кого для меня не было никого в этом мире.

Но папа ничего мне не говорил. Он лишь молчал, улыбался и смотрел на меня. Я пыталась докричаться до него, пыталась сказать хоть слово, но не могла выдавить из себя ни звука. И все, что мне оставалось в итоге, так это смотреть на его добрую, вечно немного пьяную улыбку. Вспоминать силу его рук, его огромный рост, которому завидовали даже другие мужики-северяне. Думать о том, как все могло бы сложиться, будь он жив.

На мгновение мне стало стыдно, что в своих снах я никогда не видела матери, Хельги. Она всегда пыталась меня защитить, наверное, даже больше, чем Борт, но делала это по-своему. Для нее я так и осталась ребенком, который творит глупости и нарывается на проблемы, от этого она и хотела меня защитить. Но Борт... Он был другим. Он не пытался защитить меня. Он учил меня защищаться, позволял расти над собой и становиться лучше. Поэтому память о нем так для меня дорога.

Но все проходит. И этот сон прошел. Меня словно вытянули из него, забрали из того места, где я наконец чувствовала покой и безопасность. И, проснувшись, я увидела недовольное лицо Снорри.

— Вставай, ворона, — проворчал он. — Пора уже.

Очнувшись, я снова оказалась в царстве мрака и ужаса. Это место не было создано для людей, и я никак не могла понять, почему некоторые добровольно приходят сюда и здесь же остаются. Вигдис, Бруни, старуха Надья — все они порой казались мне безумцами. Но, видимо, было здесь нечто, чего я до сих пор не поняла.

Пошатываясь и подрагивая от холода, я медленно поднялась со своего места. Спящие женщины вокруг недовольно ворчали, кто-то даже проснулся и хотел силой выгнать Снорри из женской спальни, но куда им до великана Гнилого фьорда. Самый взрослый из пиявок отказывался уходить без меня.

Дабы не испытывать судьбу, я не стала одеваться там, лишь взяла свои тряпки и шкуры, которые местные ласково называют одеждой, и вышла в коридор.

Дорога до комнаты с человеком во льдах прошла в тишине. Снорри очень старался не показывать это, но я видела на его лице сомнения. Будь он хоть трижды великаном и силачом, даже для него вчерашние события были слишком уж запоминающимися. Как бы парень психическое расстройство не поймал, вот главная проблема.

Варс и Кира уже ждали нас внизу и даже начали откалывать куски льда с замерзшего гейзера бронзовыми ломами. Я поздоровалась с ними и тоже принялась за дело — хоть мне и было сейчас паршивее некуда, все же нельзя было заставлять друзей делать всю работу в одиночку.

Правда, стоит признаться, я все время отвлекалась, глядя на пиявок. Снорри все так же пытался сохранять каменное выражение лица, чем все больше напоминал каменную голову с острова Пасхи. Кира же, чего и следовало ожидать, к работе подходила с энтузиазмом — непонятно, что на нее так повлияло, или, быть может, ей и вовсе вчерашняя резня пришлась по вкусу, но она как всегда широко улыбалась и напевала себе под нос незатейливую мелодию.

Но больше всех меня беспокоил Варс. Даже здесь, в полумраке, я могла видеть, что его волосы приобрели иной оттенок, словно страх пережитого впитал в себя весь цвет из его пшеничного взъерошенного гнезда на голове. Сейчас же они если и не стали седыми, то были очень близки к этому — тусклые, почти белые они теперь напоминали голову глубокого старика, нежели мальчишки. Более того, Варс был вялым, то и дело шипел от боли и словно вот-вот норовил упасть и уснуть крепким сном. Неужели вчерашний бой настолько вымотал его физически? И я не припомню, чтобы мертвецы хоть раз его задели, не говоря уж о том, что болело у него явно все тело.

Так или иначе, вскоре работа была закончена. Напоследок я снова заглянула в бурлящий омут на лицо того, кто дает нам тепло. Кем он был? Почему лежит здесь? И почему, черт возьми, его сердце горит? Вопросов, как всегда, становилось все больше, а ответов на них так и не было.

После того, как лед был расколот, мы поднялись наверх, в столовую. Кира бежала впереди всех, принюхиваясь к запаху вареного мяса и злаков, и ей он явно нравился. А вот меня, сказать честно, едва не вырвало — я чудом сдержалась, когда вспомнила, чьим именно мясом мы здесь питаемся.

Завтрак, разумеется, никак не лез в глотку. Я пыталась кое-как отделить мясо от каши, съесть только ее, но лишь стоило моей ложке коснуться куска вареной плоти, как я с омерзением отбросила ее в сторону и стала, обжигаясь и шипя от боли, есть кашу руками. Приходилось буквально запихивать ее в себя, закрывая при этом глаза, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о местном рационе.

Но запах, который теперь казался мне омерзительным, взял верх. Меня едва не стошнило, но Бруни, сидящий рядом, вовремя это заметил, и, когда все съеденное уже поползло вверх по пищеводу, он зажал мне руками рот и нос.

— Тише, тише... — успокаивающим тоном сказал он. — Уж не знаю, как там в твоей деревне готовят, но мы такого рода соусы тут не приветствуем.

Кое-как справившись с рвотными позывами, я зажмурилась, глубоко вздыхая. Слезы наворачивались на глаза от отчаяния, но тут Бруни с такой силой хлопнул меня по спине, что я резко выдохнула от неожиданности. После этого он указал мне на конец зала — в столовую вошла Вигдис.

— Зуб даю, сейчас что-то будет.

Я принялась наблюдать за тем, как командир берет себе порцию еды. Надья с недовольством зыркнула на нее, явно неохотно выдавая ей новую тарелку взамен старой, разбитой, но все же сунула положенный паек. Вот только есть его Вигдис не стала — как и сказал Бруни, еда была для Вигдис лишь предлогом, чтобы прийти сюда.

— Народ, — негромко обратилась она к нам, но разговоры в столовой не утихали. — Народ, форр фан да!

После ее крика в комнате тут же воцарилась тишина. Все взгляды были обращены на нее, чего она и добивалась, и через пару секунд дверь-занавес за ней приподнялся, и в столовую вошли те, чья смена еще не началась, и у них было время сна. Все они выглядели крайне недовольно, сонно, но их появление лишь подтвердило догадку о том, что Вигдис есть что сказать.

— Так, ребятишки, — когда все собрались, она начала свою речь. — Мы в жопе.

— Ура-а-а! — столовая взорвалась дружными овациями.

Вигдис сдавленно засмеялась и прикрыла лицо ладонью. Затем, смахнув непослушную прядь, продолжила:

— Нехер радоваться, дурачье. Я не шучу, ситуация и вправду хреновая.

Бойцы притихли. Все ждали, что скажет командир, а та лишь закинула в рот ложку каши с мясом. Меня снова чуть не вырвало.

— Вот скажи, Йольфран, когда последний раз мертвецы лезли на крепость с двух сторон? Да еще и в таком количестве.

— Э... — бородатый чумазый мужик замялся. — Да не было такого.

— Именно, — Вигдис щелкнула пальцами. — Никогда такого не было. А сейчас они кинули на нас такое количество. Это не к добру.

— Да вмажем им в ответ и все! — прикрикнул Бруни. — Обоссать и сжечь!

— Да! — поддержали его остальные.

— Дурак ты мохнатый, Бруни, — вздохнула Вигдис. — Сдается мне, что это были разведчики. И они смогли залезть на стены, увидели, где и как организована оборона.

— Нужно узнать, — голос подал чернокожий мужчина, что спас меня вчера. — Нам нужно знать о них. Число. Место.

— И тут ты прав, Сих, — командир кивнула. — Мы не можем контратаковать, не сейчас. Но нам нужно узнать, сколько их, и насколько они готовы к бою. Наступает долгий день, они не осмелятся прийти сюда без нефритовой тропы над головой, но мы оглянуться не успеем, как снова придет ночь. И она будет становиться все длиннее с каждым днем.

Все в зале молчали. Возможно, у кого-то сейчас и возникали какие-нибудь мысли по этому поводу, но мозгового штурма все не было. Да и Вигдис, надо сказать, была права — вне крепости мы все превращались в мишени для мертвых. Нет никаких сомнений, что они найдут нас в пустоши, они явно могут чувствовать живых, и того количества бойцов, что у нас есть, даже в полном составе не хватило бы на ответный удар.

В эту минуту и я задумалась над тем, как могу помочь крепости. Чисто технически, я могла бы сделать арбалеты, вооружить ими людей, однако дерево, особенно качественное, было в дефиците, да и каждый здесь умел довольно точно метать снаряды из пращи. Плюс ко всему, как показал вчерашний бой, деревянное оружие крайне не любит мороз — мой лук едва не треснул пока я из него стреляла, а тетивы явно надолго не хватит. Нужно было что-то другое, что-то мощное и дешевое, что могло бы ударить мертвым по слабому месту. Но сколько бы я ни пыталась сконцентрироваться на этой мысли, все, о чем я могла думать, было жалостью к самой себе. Мысли заполонял страх и сомнения, и ни одной дельной идеи на ум никак не приходило. Плохо, черт возьми, быть такой тряпкой!

— И еще кое-что, — Вигдис продолжила уже тише, без улыбки на лице. — Мы потеряли двоих товарищей в той заварушке. И Нефострат лишился руки. Завтра на закате мы будем прощаться с павшими.

Казалось, что напряжение, повисшее в воздухе, можно потрогать рукой. Все вспомнили о том, что именно произошло вчера. Вспомнили о потерях, о смерти, о товарищах, которые теперь представляли из себя кровожадных монстров и которые теперь закованы во льдах. Такое сложно переварить, однако, кажется, бойцы гарнизона привыкли не думать о подобном. Во всяком случае до того момента, как Вигдис напомнила им.

— Все, теперь за работу, — подытожила она. — Все по своим местам. Охотникам — каждому взять по одному бойцу на выбор, пойдете на разведку. Рыжая не идет, остается в дозоре. Остальные как обычно.

— П-подожди! — я вскочила со своего места, когда Вигдис уже вышла в коридор.

Выбежав за ней, я схватила ее за рукав и посмотрела на нее снизу вверх.

— Вигдис, прошу, дай мне пойти наружу!

— Это еще нахрена? — она удивленно вскинула бровь. — Топай на кухню, мелочь пузатая.

— Вигдис, я...

Она нахмурилась.

— Боишься теперь это мясо трогать?

Тяжело вздохнув, она отошла на один шаг и присела, поравнявшись со мной взглядами.

— Я знаю, что там, снаружи, ты вроде как была легендой, про тебя рассказывали всякие сказки. Но здесь — другой мир. И в этом мире не место маленьким девочкам, так что пошла с глаз моих, пока под жопу ускорение не получила!

— Вигдис, прошу тебя! — выпалила я. — Умоляю, дай пойти наружу! Я буду аккуратна, только дай шанс понять, как с ними бороться!

Женщина вздохнула, распрямляясь. Она хрустнула шеей, костяшками пальцев и снова взглянула в столовую, на Сиха. Кивнув в его сторону, командир коротко сказала:

— Если он тебя, дуру безмозглую, возьмет, то хрен с тобой. Но потом не жалуйся.

— Спасибо! — выкрикнула я, не в силах сдержать улыбки, и побежала к южанину.

— И могла бы нормально помочь, раз ты у нас "друид", э! — прикрикнула Вигдис мне вслед, когда я уже забегала в зал.

Однако поговорить с Сихом мне не удалось. Сразу после еды он накинул свой огромный капюшон и быстрым шагом вышел из коридора. Сколько бы я ни пыталась окликнуть его, он попросту не обращал на меня внимания. Решив, что, наверное, сейчас у него есть дела поважнее, я оставила попытки поговорить и отправилась на стены.

За стенами крепости в ледяной край медленно приходило лето. Северное солнце согревало землю, таял снег, обнажались скрытые под холодной толщей темные скалы, покрытые мхом. Где-то вдалеке на льдинах сидело множество нерп, иногда соскальзывая в воду и выныривая наружу уже с рыбой. И сейчас, при свете дня, северный полюс казался настолько тихим и спокойным местом, что в голове не укладывалось то, как вообще здесь может происходить что-либо ужасное. Но оно происходило, этого никак нельзя было забывать.

Так я провела, наверное, полчаса, прежде чем сзади не послышался голос Сиха.

— Идти? — коротко обратился он ко мне.

— Ты меня возьмешь? — на всякий случай уточнила я, в ответ на что он молча бросил мне копье.

Собрались уже и остальные охотники и их спутники, всего десять человек, включая меня и Сиха. Было опасно оставлять крепость без половины гарнизона, однако другого выбора сейчас не было. Отправлять меньшее количество людей было бы слишком рискованно, велик риск потерять их вовсе, и это понимала даже я.

В Белой крепости не было ворот. Со стен мы спускались по веревкам, которые часовые услужливо сбросили вниз. И, скажу я вам, в тяжелой шубе, с копьем за плечом да еще и на снегоступах это отнюдь не простая задача. Но вскоре мы были готовы выдвигаться, а впереди лежала бескрайняя ледяная пустыня, где лишь изредка проглядывались темные скалы, высокие ледники и горы.

Путь пролегал на север, вглубь края. Оно и понятно — с юга Белую крепость с началом лета теперь омывало море, по которому бесконечно дрейфовали большие льдины. Да и просто по логике вещей мертвецы должны были расположиться где-то севернее, там, куда тяжело добраться нам.

— Откуда ты, Сих? — в какой-то момент я решила прервать повисшую тишину.

— Санджрахан.

— Это... Далеко?

— Смотри.

Он приостановился и указал рукой на солнце. Сейчас был полдень, поэтому оно висело высоко, хотя и не так высоко в сравнении с моей родиной.

— Там солнце в пик дня... — он медленно провел пальцем по небу, пока наконец не указал на ту часть, что была у нас над головой. — Там.

— Далеко... — протянула я.

— Да, — коротко кивнул он.

Поддерживать разговор мой собеседник явно был не намерен. А вот мне напротив уже надоело молча шагать по глубокому снегу, глотая пот и отбивая сосульки с носа.

— А почему пришел сюда? — снова попыталась поговорить я.

— Зло... — он попытался что-то сказать, но по его лицу я поняла, что он не знает нужного слова. — Зло. Я.

— Кто-то был зол на тебя?

— Нет, я.

— Хм... Ты был зол? — спросила я. Он кивнул. — Ты совершил преступление?

— Преступление, да.

— Понятно...

И все-таки разговор никак не шел. Да и по взглядам остальных я поняла — лучше вне крепости особо не шуметь. Все бойцы, особенно те, что занимались охотой и часто бывали вне безопасных стен, постоянно оглядывались вокруг и были, одним словом, наготове. Я решила последовать их примеру и просто молча продолжила идти вперед.

Пока мы шли, один из охотников с большой кожаной сумкой постоянно что-то подбирал с земли, рыл руками влажный снег. Заметив это в очередной раз, я ускорила шаг и догнала его. В его руке я увидела маленький, похожий на застывшую аморфную каплю воска зеленый камень, гладкий и сверкающий на солнце. Заметив мой интерес, брат по оружию пояснил:

— Это нефрит, — он протянул мне камень, и я принялась его разглядывать. — Всякий раз, как на небе бурлит нефритовая тропа, капли падают с неба и превращаются в эти камни. За ними приезжают со всего света.

— Белая крепость торгует ими? — спросила я, отдавая камень обратно.

— Да, иначе б мы тут не выжили.

Дорога тянулась все дальше. Спустя, наверное, часов шесть мы наконец-таки остановились на привал у большой черной скалы. С собой у нас были кое-какие припасы: сухие, жесткие лепешки, уже давно остывшее вареное мясо, пресная вода. Разумеется, от мяса я отказалась, поэтому лишь сидела и кое-как старалась прожевать черствую лепешку. И только когда люди вокруг начали есть, зазвучали, наконец, их негромкие голоса.

— А Вигдис-то у нас молодец все-таки, а?

— Ага... Вместо нее никого и не представить.

С нехитрым перекусом мы расправились довольно быстро. Еда наполняла силами, даже немного согревала, хотя, конечно, больше всего оставаться в тепле позволяла огромная толстая шуба, под которой на мне была еще и кофта с рубахой. Впрочем, из-за долгой дороги я начинала потеть, и теперь любой, даже самый слабый порыв ветра, который случайно задувал под одежду, заставлял меня вздрагивать от холода. Но жаловаться было бы неуместно — назвался груздем, так полезай в короб.

Свой марш мы продолжили в том же темпе, что и прежде. Вскоре, когда солнце стало все больше клониться к горизонту, а на небе начинало проглядываться тусклое, едва заметное северное сияние, я заметила, как Сих стал часто принюхиваться, раздувая широкие ноздри.

— Рядом? — спросил его один из охотников.

— Мгм, — ответил темнокожий.

Однако понятие "рядом" для местных, как оказалось, весьма и весьма растяжимое, потому как шли мы еще долго. Однако теперь постоянно меняли направление, словно по некоему запаху, который я никак не могла уловить, Сих пытался определить точное местоположение противника. В конечном итоге его нюх повел нас в сторону высокой темной скалы, над которой кружили буревестники.

Солнце опускалось все ниже, и на небе все ярче загоралось северное сияние. Полной темноты так и не будет, это я знаю, однако сейчас было время года, когда темнота все еще существовала как явление. А вскоре ее может не стать вовсе. Впрочем, внутри крепости всегда довольно темно — свет плохо просачивается через мутный лед.

Когда мы стали подходить к скале, Сих вдруг рукой дал нам знак остановиться и пригнулся. Мы все последовали его примеру и чуть ли не ползком стали продвигаться к предполагаемой базе противника. Теперь уже и для меня было ясно — здесь точно кто-то был. На снегу было полно свежих следов, а также вокруг было рассыпано довольно много сверкающих зеленых камней. Нефритовая тропа здесь кипела не переставая.

Мертвецов мы заметили, когда уже добрались до скалы. Один из них патрулировал окрестности, забыв про холод и глубокий снег — на нем не было даже рубахи. Зато вот в руках у него красовалось длинное, целиком сделанное из кости копье.

Стараясь не шуметь, мы стали продвигаться дальше, однако мертвец вдруг пошел в нашу сторону. Сих рукой приказал нам прижаться к скале, а сам достал свой серповидный клинок и приготовился. Покойник все приближался и приближался, и когда он наконец оказался метрах в трех от поворота, за которым спрятался Сих, тот выбежал и кинулся на него, зажимая ему рот и отрубая голову. Бездыханное тело упало на рыхлый снег, голова тоже сперва показалась мне мертвой, однако над головой вспыхнул яркий зеленый огонек и тело начало трепыхаться, а голова — щелкать зубами, беззвучно открывая рот. Пара ударов, и Сих отрубил трупу запястья и стопы, чтобы обездвижить.

— Идти, — шепотом сказал он, обернувшись.

Мы последовали за ним наверх, по скалам. Уже отсюда были слышны голоса — кто-то разговаривал на неизвестном мне языке. Слышны были стоны, полные боли, и омерзительный хруст, которому я могла дать лишь одно объяснение. Однако то, что я увидела, превзошло все мои самые смелые ожидания.

Когда мы поднялись на небольшой подъем над скалой, то смогли увидеть, как мертвые разделывают на части собственных сородичей, отрезают конечности, ломают и вытаскивают кости. И некоторые из "подопытных" словно вовсе не были против — лишь с силой сжимали в зубах кость, чтобы не откусить самим себе язык.

В этот момент северное сияние над головой вспыхнуло, свечение завертелось, складываясь в спираль. Из зеленоватого тумана потянулись черные густые нити, словно кто-то пустил из неба струю едкого дыма. И когда воронка схлопнулась, то я увидела то, чего никак не могла объяснить.

С неба из открывшегося портала вниз падали бездыханные трупы людей, которые, приземлившись, тут же вставали, оживали. Их сородичи даже нагребли снега в большую кучу, чтобы тела не ломались при падении, однако это помогало не всем. Именно те, кто повредил себе что-то после приземления и шли на "материалы" для мертвого войска.

Однако самым страшным было не это. Чуть поодаль, там, куда меньше всего падает свет, я пыталась разглядеть нечто странное. И когда нефритовая тропа вспыхнула в очередной раз, озаряя снежную долину, я наконец увидела эту неописуемую мерзость.

Мертвые воины разделывали сородичей не просто так. Там, вдалеке, я увидела огромного, омерзительного кадавра, сшитого из множества частей разных тел. Мертвые пришивали ему разные конечности, вбивали кости в плоть, укутывали в шубы и изготавливали для этой твари костяную броню. Оно выглядело как многоножка, сшитая воедино из пары десятков людей, белого медведя и черт знает кого еще. Мне хотелось отвести взгляд, хотелось убежать, однако я понимала, что все это не просто так. И вдруг меня осенило.

— Это таран...

— Что? — Сих взглянул на меня.

— Таран! — я указала рукой на тварь. — Они делают из них таран! Они будут ломать стены!

Сих тяжело вздохнул и тряхнул головой. На лице его читалось беспокойство, и я очень даже могла его понять. Мало того, что мертвых здесь куда больше, чем на вчерашнем штурме, так они еще и догадались изготовить осадное орудие. И это было лишь одно из многих — до наступления долгой ночи у них еще куча времени, и я сомневаюсь, что они потратят его на отдых. Как же нам дать отпор такой штуке?

Но сейчас было не время об этом размышлять. Сих коснулся моего плеча, и по его команде все мы стали возвращаться назад. Оно и понятно — в лагере мертвых я все отчетливее и громче слышала гомон голосов на неизвестных языках. Они уже знают о том, что мы здесь, и вопрос лишь в том, как скоро они смогут найти нас среди скал.

Но мне было не до этого. В голове я прокручивала различные варианты того, как можно противостоять таким орудиям, и все они казались мне несусветной чушью. Если эта тварь действительно так крепка и может выдержать несколько ударов об стену, то противостоять ей нам, в общем-то, нечем.

Из-за своих мыслей я шла последней, замыкающей в цепочке, и не заметила взгляд из тени, направленный прямо на меня. Покойник с длинным костяным ножом кинулся на меня, пытался кричать, но лишь сдавленное бульканье вырывалось из его глотки.

Я выставила вперед копье, стараясь не закричать, однако он, отбив его рукой, бросился на меня.

В последний миг меня спас Сих, который услышал шум и двумя ударами отрубил чудовищу голову и руку.

— Берегись! — крикнула я, когда на моего спасителя сзади накинулось еще одно чудовище.

Он обернулся, но было слишком поздно. Мертвец крепко вцепился в воина, повалил его на землю, отчего Сих выронил меч. Между ними завязалась борьба, и лишь тогда я заметила, что остальные пытаются сдержать еще нескольких покойников.

— Надо уходить! — крикнул кто-то из охотников.

Я кинулась на помощь Сиху, с разбега вонзила копье в труп, но тот лишь завопил и еще яростнее вцепился руками в горло темнокожего воина.

В панике я сдернула с пояса меха с водой и наугад плеснула ей трупу в лицо. Чудовище завопило, зарычало, хватаясь за свои глаза, которые моментально покрылись ледяной коркой, но все, что он смог с этим сделать, так это самолично вырвать свои собственные обледеневшие очи.

После этого мертвый упал, наощупь пытался встать, но Сих схватил свой меч и отрубил ему голову. К нам приближались враги.

— Убегать! — прикрикнул Сих и хлопнул по плечу одному из охотников.

Мои союзники стали отступать. Они старались копьями держать мертвых нарасстоянии, но те насаживались на них животами, крича от боли и продолжая идти.

— Бросайте! Бежим! — крикнула я в панике.

Один за другим мои товарищи стали бросать свое оружие и убегать. В узком проходе образовался затор, мертвые, насаженные на копья, мешали пройти остальным. Впрочем, впереди, внизу, нас ждало еще несколько человек, чьи руки и плечи были покрыты обсидианом.

— Давай! — прикрикнула я.

Как и при осаде, я кинулась с копьем на мертвеца, атакуя снизу. Сих подхватил и мощными ударами обрубил монстру лишнее. Второй кинулся на меня, но Сих пнул его ногой, и тот, не удержавшись, упал на острые темные скалы, которые пронзили ему грудь.

Мы побежали прочь от этих скал, не оглядываясь. За нами была погоня, я слышала голоса мертвых, и я знала, что они могут бежать сколь угодно долго. Сердце колотилось как бешеное от страха, ноги подкашивались, и Сих, увидев, что я в таком состоянии, подхватил меня на руки и уже вместе со мной побежал дальше.

— Сит расеп! — раздался позади нас громкий, властный голос.

Я пыталась повернуть голову, посмотреть, что там происходит, но ничего не могла разглядеть. Мертвые, что бежали за нами, один за другим начали отставать, а затем и вовсе возвращаться назад. В этот раз мы отделались несколькими синяками и царапинами, но будет ли нам так же вести и дальше по дороге домой? Путь, как-никак, неблизкий.

Через какое-то время Сих опустил меня на землю, и мне пришлось идти самой. И после всего пережитого, после очередной стычки с мертвыми каждый шаг давался мне с трудом. Сказывалось также недоедание и сильная усталость в целом — не помешал бы привал, ночевка, однако слишком опасно было оставаться в открытом поле, где нас увидит даже слепой.

И поэтому мы шли. Изнывая от боли в ногах, обливаясь потом, мы шли. Усталость — единственное, что не давало мне снова впасть в состояние паники, не давало мне окунуться в страх. Она была сильнее всего, что я пережила за последние дни, но надо было идти. Идти, пока не начну видеть бред. Пока впереди не замаячат огоньки Белой крепости.

Но я не смогла. Такой путь оказался слишком трудным для маленькой девочки. Я упала в холодный снег, и все, что могла сейчас выдавить из себя — хриплый стон да протянутая к товарищам рука. Но отряд не заметил потери бойца. Все были слишком измождены.

Теряя сознание и сдаваясь, погружаясь в сон, я думала лишь об одном. И оттого, что сейчас, умирая, я думаю об этом, мне становилось даже смешно.

Что я могу?

Глава 30: Перерождение

Я вновь оказалась на дне глубокой, сырой могилы.

Вот только в этот раз я была здесь совсем одна. Того, кто был со мной с момента моего рождения, здесь больше не было. Он был там, под солнцем, среди зеркальных стен и голубого тумана. Я же лишь могла смотреть туда, где высилось расколотое небо. Разорванные в клочья облака медленно проплывали вдалеке, над моей головой, а в самой голове было пусто.

Не так должно выглядеть настоящее посмертие. Дима, студент без надежд на будущее, и тот стал мной, получил второй шанс. Не могу же я быть лишена такой возможности? Не может же все закончиться глубокой ямой?

Но в миг, когда я окончательно запуталась, мертвец наконец показался. Он смотрел на меня вниз взглядом, полным печали, и курил длинную резную трубку.

— Не устала быть слабой? — спросил он, выпуская спираль едкого дыма.

— Устала, — кивнула я. — Но что я могу?

Мертвец усмехнулся.

— То же, что и раньше, — только и ответил он. — Давай, это ведь твои мысли, я лишь перевожу их в речь. Да и то, надо сказать… Только твой личный бред.

— Я могу…

— Можешь взять себя в руки, — подытожил он и протянул мне руку. — Готова вернуться в строй или так и будешь дальше жалеть себя?

Я неуверенно взглянула на его ладонь. Как и при жизни, она была покрыта шрамами от погашенных сигарет, на среднем пальце красовались три крохотные точки — последствие пьяного спора.

— Я…

— Ты так и будешь продолжать надеяться на других?! — закричал Дима. — Так и будешь принцессой, которую спасают?! Даже я, блядь, ни на кого не надеялся, когда был на твоем месте!

Он был прав.

Все те года, что я еще не была собой, что он все еще просыпался в моем теле, он боролся. Боролся с голодом, с врагами, с предателями, с чудовищами. Что сделала я за свои семь лет? Построила баню, открыла школу? Черт возьми, да я даже в Скагене ничего не сделала, меня спасли!

— Вот именно, — сказал Дима. — Ты такая же тряпка, каким был я в прошлой жизни. И если не возьмешь себя в руки, то кончишь так же. Страшнее даже, я думаю.

Я снова взглянула на его руку. В лучах невидимого солнца я почти не могла разглядеть его лица, но знала, что он не сердится на меня. Напротив, сейчас он широко улыбался, потому что знал — я все поняла. Воспоминания о том, какую жизнь прожила я отдельно от него нахлынули с новой силой. Я никакая не Мать Севера, я всего лишь девчонка, которая пользуется чужой славой. Пусть даже эта слава была заработана в моем теле. Но я готова измениться.

Я схватилась за его руку. Стены глубокой могилы расширялись, в глаза ударил яркий свет, прямо как тот, что увидел Дима тринадцать лет назад. Вот только сегодня родится не он. Сегодня мой черед, Майи Бортдоттир.

С криком, полным ужаса, я вернулась в реальность. Вокруг меня столпились защитники крепости, а на месте, где когда-то был Хьялдур, сейчас была Вигдис. Конечно, мне никто не собирается давать новое имя, но сейчас это и неважно.

Я схватила Вигдис за руку и, скрючиваясь от невыносимой боли в животе, поднялась со шкур. Командир непонимающе смотрела на меня, но не решалась ничего сказать, а я лишь, хватаясь за живот, поплелась вперед.

Выходя из комнаты, я глубоко вздохнула. Все смотрели на меня, ждали, а я, неожиданно для самой себя, ударила себя в брюхо, пытаясь хоть как-то заглушить боль.

— Не сейчас… Не сейчас! — крикнула я всем вокруг, едва шевеля пересохшими губами.

Ноги сами понесли меня вперед по ледяным коридорам. Вперед, затем налево, вниз по узкой лестнице и снова вперед, пока не добралась до кухни. Она была пуста — старуха Надья, как и все, стояла у моей постели, но сейчас спешила за мной. Я ворвалась в комнату, где на пару стоял чан, полный варева из человеческого мяса. Не обращая внимания на боль я сунула руку прямо в бурлящую воду, вытаскивая кусок вареного мяса и, зажмурившись, проглотила его целиком.

— Стой, дуреха! — воскликнула Надья. — Подожди, тарелку дам!

Старуха принялась накладывать мне порцию пищи, но я не могла ждать. Нужно было унять голод. Нужно было восстановить силы. Главное — позаботиться о теле, а дальше поглядим.

Пока Надья вылавливала из похлебки куски мяса пожирнее, я так же голыми руками залезла в котелок с кашей и принялась жадно ее есть. Когда же наконец повариха протянула мне тарелку, я, обжигая язык, стала закусывать мясом.

И лишь когда я почувствовала, что мой желудок не может вместить больше, я плавно осела на пол, тяжело вздыхая от усталости.

— Форр фан да, все, я больше не буду обузой! — захлебывалась я собственным криком. — Сих, ребята, простите, что меня пришлось тащить.

Темнокожий воитель, выглядывая из дверного проема, молча кивнул.

— Вигдис! — наконец окликнула я капитана. Та усмехнулась, скрестила руки на груди и стала выжидающе смотреть на меня. — Шла б ты на конский хер, Вигдис!

Ребята, что смотрели на меня из коридора, весело загоготали. Засмеялась даже сама командир.

— Вот теперь ты одна из нас, — улыбаясь, кивнула она.

Наконец, я вернулась в строй.

В крепости был вечер. В это время планировалось проститься с павшими товарищами, однако церемония была отложена из-за меня. Сих нехотя рассказал, что когда я потеряла сознание в пустошах от изнеможения, он потащил меня на своих плечах. Не то чтобы ему было тяжело, однако он все равно рисковал своей шкурой, а значит мне еще предстоит найти способ его отблагодарить.

Что касается самой погони, то по рассказам отряда разведки мертвые попросту отпустили нас. Причина этого до сих пор была неясна, однако я отчетливо помню, что погоня отстала после команды кого-то вроде их командира — человека, почти полностью покрытого обсидианом. После слов, сказанных им на языке, который был мне неизвестен, мертвые даже не пытались догнать нас. И это, честно говоря, беспокоило и меня, и Вигдис больше всего.

— Они так не поступают, — вздохнула командир. — Никогда и никого они не отпускали, всегда шли до самой крепости.

— Вигдис, — я перебила ее. — Они готовят живой таран, собираются ломать стены. Это ведь…

— Да-да, я слышала, — она отмахнулась.

— Заткнись уже и дай сказать! — я снова перебила ее, на этот раз Вигдис кивнула. — Они отпустили нас, зная, что мы выведали их план. Я предлагаю спросить об этом павших товарищей, они могут что-то знать.

— Но не скажут, — отрезала Вигдис. — Хрен там, Майя, они уже по другую сторону этой заварушки. Все, что им сейчас надо, так это вырваться и сбежать к своим, желательно прихватив с собой кого-нибудь из живых.

— Нет, они… — задумчиво протянула я. — Они ведь делают оружие из костей, так? Из костей себе подобных. И некоторые действительно отдают себя на растерзание, но большинство…

— Кричат? — ухмыльнулся сидящий неподалеку Снорри. — Ворона, они все кричат. И так понятно, что они чувствуют боль.

Однако продолжать обсуждение не было времени. Все еще нужно было проводить павших со всеми почестями, насколько это возможно в этом проклятом краю.

Гарнизон крепости собирался в нижних залах, у самого основания айсберга. Здесь покоились ее бывшие защитники, рядом с основателем крепости, становились ее основой и несли свою службу уже вечно.

В отличие от прочих мертвецов, защитников крепости не обезображивали в той же степени. Им все еще отрубали руки и ноги, однако оставляли им их лица. В таком месте это было, пожалуй, величайшей честью.

Собрались не все. На стенах все еще были дозорные, которые смогут отдать дань уважения позже, однако остальные были здесь. Павшие были приколочены к ледяной стене медными гвоздями, частично закованы в лед, чтобы не допустить побега.

— Не надо, умоляю! — взмолился один из них. — Не надо! Я ни в чем не виноват! Это черный глаз! Черный глаз!

— Что за черный глаз? — шепотом спросила я Бруни. Тот шикнул в ответ, что-то пробурчал.

Первой к павшему подошла Вигдис, держа в руках чашу с водой. Мертвец с ужасом смотрел на плескавшуюся жидкость, искал поддержки хоть в ком-нибудь из собравшихся. Но было слишком поздно. Заковать его в лед — лучшее, что мы могли.

— Ты храбро сражался и нес свою службу, Нер, сын Када. И я благодарю тебя за все, что ты сделал.

Сотни глаз во льдах направили свой взгляд на новоприбывшего, когда Вигдис плеснула на его тело водой. Она мгновенно заледенела, превращаясь в твердую корку, лишь только встретилась с телом покойника.

— Ты храбро сражался и нес свою службу, Бьерн, сын Стефана. И я благодарю тебя за все, что ты сделал.

Второй не кричал. Он уже, казалось, принял свою судьбу, хотя во взгляде его читалась чистая злоба. Словно мертвый не был готов поверить в подобное предательство. Словно наши жизни, принесенные в жертву полярному сиянию, вернут к жизни его искалеченное тело.

— Черный глаз… Придет. Ничего не сделать, — лишь сказал он, а затем Вигдис плеснула ему водой в лицо.

Один за другим защитники крепости подходили к мертвецам, поливали их водой. Снорри с остальными строителями уже приготовили большие кувшины с водой, чтобы окончательно заморозить павших товарищей, но пока что ждали своей очереди.

Наконец, пришел мой черед. Глубоко вздохнув, я плеснула водой в лицо первого мертвеца, и оно замерло в выражении ужаса, как и у многих в этих стенах.

Вода сковывала их, была их большей слабостью. И в этот момент ко мне пришло озарение.

У нас было несколько месяцев до того, как наступит ночь, долгая настолько, чтобы мертвое войско снова пошло в атаку. Они не осмелятся пойти сюда без нефритовой тропы над головой, потому как не смогут оживать вновь и вновь. Но даже так у них были свои слабости.

И самая большая из них — они не были мертвы полностью. Их тела, во всяком случае тех, кто не был с ног до головы покрыт обсидианом, были такими же, как у живых. Они так же ощущали боль, так же слышали ушами и смотрели глазами. Единственное, что их отличало от нас — непреодолимая тяга к теплу, совершенное его чувство. Так отрубленная рука одного из защитников крепости набросилась на хозяина наощупь, лишь чувствуя его тепло, но, будучи отброшенной в сторону, не смогла найти новую жертву.

И я уже знала, что делать.

Все свободное время я потратила на проект, который сейчас казался мне наиболее важным. Если нападение неизбежно, то нам необходим каждый боец, и каждый нужен нам целиком, чего нельзя было сказать про покалеченного Нефострата, потерявшего свою руку.

— Так, не дергайся! — твердила я ему, меняя бинты на обезображенной культе. — Ну-ка…

Жаль, что я так и не сделала рулетку, с ней все было бы гораздо проще. Впрочем, снять мерки с его руки можно и так, просто отмечая обхват на ткани при помощи угля.

— Что ты собралась делать, Майя? — он непонимающе смотрел на меня.

— Увидишь, — улыбнулась я. — Не могу же я, друид, бросить калеку, а?

— Пошла бы ты, — засмеялся Нефострат. — Я не калека, я — герой!

— Да-да, — посмеиваясь, отмахнулась я. — Так, все. Руку не беспокой, пусть заживает.

Проект, впрочем, несколько затянулся, но и отказаться от него я не могла.

Я все так же помогала Надье на кухне. Вигдис пристально следила за тем, чтобы я не отлынивала от работы, а я, в общем-то, и не пыталась освободиться от своих обязанностей. С каждым днем мне становилось все проще рубить и резать человечину так же, как становилось все проще ей питаться. Выбора все равно не было — в этих снегах ничего не росло, один лишь лишайник, да и тот слизывают северные олени. Конечно, в море была рыба, да и оленьи туши охотники иногда приносили, но, как правило, этого не хватало чтобы прокормить всех, поэтому все доступное мясо мы мешали в кучу, чтобы не знать, чью именно плоть мы едим.

В свободное же время я занималась изготовлением того, что вернет Нефострата в строй. С одной рукой он вряд ли сможет нормально сражаться, а потому я уже две недели вырезала для него протез. Делать это металлическими инструментами было куда проще, однако я все еще не была плотником или хоть каким-либо ремесленником, занимаясь до этого умственной и управленческой деятельностью, и потому процесс затянулся.

Но в конечном итоге я снова встретилась с ним, якобы для перевязки. Дни рождения люди его народа не отмечали, да и не знала я, когда он родился, поэтому было сложно придумать повод для такого подарка.

— Не открывай глаза, калека! — строго сказала я ему, обматывая его культю несколькими слоями шерстяной ткани.

— Да-да, — вздохнул он.

Наконец, я достала простенький протез — вырезанную из дерева руку, сложенную в кулак. В середине было вырезано отверстие, как раз под размер копья, а там, где был указательный палец, я сделала небольшую щель, чтобы он мог держать этой рукой ложку. Конечно, ему нужно будет долго привыкать к новой руке, однако время еще есть.

Аккуратно надев протез на руку, я обвязала его сверху тканью, чтобы крепче закрепить на руке. Не сказать, чтобы он сидел как влитой, но для первого раза, думаю, вышло неплохо, да и я хорошенько потренировалась на нем вырезать что-то из дерева, что было необходимо для следующего, самого важного проекта.

— Так, открывай!

Нефострат открыл глаза и уставился на деревянную руку. Медленно поднял ее перед своим лицом, повертел, глядя на нее как ошарашенный. Словно он и не верил, что такое возможно.

— Майя, это…

— Ага! — улыбнулась я. — Намучилась я с ней, знаешь ли. Вот тут отверстие, туда можно продеть копье, всяко будет подспорьем здоровой руке. А вот тут…

Договорить я не успела. Парень кинулся мне на шею, крепко обнимая и подрагивая всем телом от плача. Он негромко всхлипывал, не прекращая благодарить меня, а мне вот от такой сцены было слегка неловко. В конечном итоге я хлопнула я его спине и отодвинулась.

— Ну, осваивайся. У тебя не так много времени, учись с ней обращаться. И постоянно не носи — снимай как можно чаще, как минимум для сна, иначе рука начнет гнить. Если что, я помогу надеть.

— Спасибо… — глядя на меня глазами, полными слез счастья, тихо сказал он.

Жизнь продолжалась. С приходом полярного дня в крепости наконец-таки воцарилось хоть какое-то подобие мира — не было постоянной угрозы нападения, часовые на стенах часто позволяли себе заснуть на посту, и даже Вигдис закрывала на это глаза.

У меня же из головы никак не вылетало то, что повторяли наши павшие братья. О каком черном глазе они говорили? Почему никто не обсуждает это, никто не пытается понять что это, собственно, такое?

Побороть эти мысли мне удалось лишь на праздник летнего солнцестояния. В Белой крепости, как выяснилось, вполне себе отмечали праздники, поэтому за пару дней до этого гарнизон начал приготовления.

За день до праздника к крепости приплыли торговцы из, как выразилась Надья, «странного народа». Для меня, впрочем, в них было мало странного — как и красное племя, эти люди жили в заснеженной тундре и даже на ледниках. Они часто приплывали к Белой крепости летом, когда оттаивало море и путешествовать становилось безопаснее, однако даже не пытались с нами торговать. Вместо этого эти люди приносили в крепость еду и шкуры в виде подношения.

Странным же в них, по мнению гарнизона, было то, как они выглядели. Отнюдь, у них не было странных одежд, да и голыми они не ходили, вот только ни на северян, ни на южан похожи не были. Их лица были круглыми, кожа красной, а разрез глаз был точь-в-точь как у северо-восточных народов России. Словом, всякий раз, когда эти молчаливые и, казалось, вовсе не говорящие на нашем языке приплывали к нам на своих длинных лодках, воины крепости старались не попадаться им на глаза, просто на всякий случай.

Я же, впрочем, вышла на стену, чтобы поприветствовать гостей. Всего их было четверо, по двое на лодку, и на каждой лодке они везли с собой большие мешки с провиантом. Когда они подплыли почти вплотную к айсбергу, я скинула вниз веревку, на которую юноша, сидящий в одной из лодок, привязал, как оказалось, тяжелый мешок.

— Спасибо! — крикнула я ему.

В ответ он взглянул на меня снизу вверх, переглянулся с товарищем в лодке, словно не понимая, почему я вообще с ним заговорила. Впрочем, вскоре он едва заметно улыбнулся и сделал незнакомый мне жест рукой — приложил ко лбу три пальца и провел ими до правой щеки.

Вскоре они уплыли, а мы с Надьей принялись разгружать провиант, который был в мешках. Нельзя сказать, чтобы в них было что-то особенное, но, впрочем, гости привезли нам большое количество замороженной красной рыбы, и из одной из них мне даже удалось вынуть ястык с красной икрой.

— Брось это, Майечка, — ласково сказала мне Надья. — Вон, в требуху.

— Икру выбросить?! — воскликнула я. — Старуха, это ж самое вкусное!

Надья лишь тяжело вздохнула, взглянув на меня, как на совсем уж безнадежную неумеху, и махнула рукой.

Зато я уже знала, что я буду делать.

К празднику солнцестояния мы наготовили большое количество еды — хлеба, мяса, бульона и чая из лишайника. Хлеб, к слову, был здесь гораздо вкуснее, нежели в моей родной деревне — лепешки не обжаривались и не запекались, а готовились на пару в отсутствие огня, отчего и получались нежными и мягкими. Пока Надья занималась остальными блюдами, я принялась нарезать готовые лепешки на равные куски, их обмазывать расплавленным оленьим жиром в отсутствие масла и щедро добавлять к этому красную икру. Возможно, соратники побоятся такое есть, но у меня уже был на это план.

Когда праздник наконец пришел, большая часть гарнизона собралась в обеденном зале. Столов у нас не было, поэтому чаны с варевом и блюдами мы с Надьей ставили прямо на ледяной пол, когда приходила пора их выносить. И всякий раз, когда мы выносили очередное блюдо, зал взрывался гомоном одобрительных криков.

— Майя! — закричал Бруни. — Хорош уже, айда к нам!

— Сейчас-сейчас! — засмеялась я. — Парни, завяжите мохнатому глаза!

— Эй-эй, это вот зачем?! — завопил Бруни, когда на него со смехом набросились другие парни. — Эй, я не любитель такого!

И пока они разбирались с моим волосатым другом, а Надья наконец присоединилась к празднику, я отправилась на кухню за миской с бутербродами. Это был, пожалуй, первый раз, когда присутствующие не встретили меня одобрительным свистом, а вместо этого молча смотрели на подозрительно выглядящее блюдо.

— А чего все притихли? — с подозрением спросил Бруни. — Чего музыка затихла, э?

— Да как бы…

— Держите-держите его, — не унималась я. — Бруни, ты ж мужик, а?

— Ну…

— Рот открой.

— Зачем?

— Твою ж мать, Бруни. После чистки сортира тебя еще что-то смущает?

Воины вокруг тихо засмеялись. Бруни, проворчав что-то себе под нос, нехотя открыл рот.

Я же только этого и ждала — тут же сунула бутерброд с икрой ему в рот, а второй рукой вдарила по подбородку, заставляя начать жевать.

И если поначалу соратник под выжидающие взгляды остальных поморщился от непривычного вкуса и консистенции, то вскоре, распробовав, удивленно воскликнул:

— Еб твою мать, это ж вкусно!

Собравшиеся удивленно переглядывались, никто не понимал, что происходит.

— Бред, — фыркнула откуда ни возьмись появившаяся на горизонте Вигдис. — Ну-ка дай сюда!

Она схватила с тарелки бутерброд и, зажав нос, откусила. Как и Бруни, она сперва поморщилась, но вскоре на ее лице я увидела нечто новое, эмоцию, которую Вигдис еще не показывала — удовольствие.

— Шоленый, фука, ворон! — с набитым ртом воскликнула она, запихивая в рот еще один бутерброд. — Вкуфно!

И когда командир подтвердила, что опасаться нечего, на меня буквально набросились остальные, требуя бутерброд на пробу:

— Мне, мне!

— Мне оставь кусочек, птичка!

— И мне один!

Я, не сдерживая эмоций, во весь голос засмеялась. Впервые с моего прибытия в крепость мне было по-настоящему весело и радостно здесь находиться, и я была счастлива, что смогла хоть как-то скрасить соратникам унылые дни пребывания в этой ледяной тюрьме. Как-никак, а крепость была даже без ворот, так что мы здесь были заперты.

Когда же все бутерброды были съедены, все животы набиты, и вся припасенная брага выпита, начались танцы. Кто-то из девушек достал тагельхарпу, и заиграла веселая энергичная музыка. Я кружилась в танце то с одним, то с другим товарищем — да даже с девушками, особенно с моей любимой рыжей бестией. Кира вообще была здесь, пожалуй, энергичнее прочих — ее батарейка никогда не садится, и от усталости она, в отличие от других, так и не упала, все плясала и плясала.

Последним, кто пригласил меня на танец, был Варс. Он, как и прежде, был застенчив, из-за чего мне пришлось напрямую спросить, хочет ли он станцевать, на что он мне не ответил, но схватил за руку и пустился в пляс. И было в нем сейчас что-то другое, что-то, что сильно поменялось с нашего сюда прибытия. В его движениях стало больше уверенности, он не боялся заглянуть мне в глаза, а щеки розовели у него теперь явно не от смущения, а скорее от радости.

Наконец, когда ноги заныли, словно свинцом налитые, я упала на мягкую шкуру, тяжело дыша. Недалеко от меня разлеглась Вигдис, которая все это время наблюдала за праздником из самого темного угла комнаты, не принимая в нем активного участия.

— А ты молодец, — вдруг сказала она, не поворачивая головы в мою сторону. — Оправилась. Я думала, уйдешь.

— Не могу я уйти, — вздохнула я. — Я здесь не по своей воле.

— Тебя хотят все ярлы Севера, знаю, — кивнула командир. — Торговцы приносят не только товары, но и новости. Наворотила же ты делов, малявка.

— Что есть, то есть, — улыбнулась я в ответ.

Праздник постепенно сходил на нет, теперь все отдыхали и общались на отвлеченные темы. Снорри соревновался с Бруни в силе, поднимая соратников из гарнизона, Кира, натанцевавшись, свернулась калачиком на шкуре и уснула, а Варс и вовсе куда-то запропастился. Наступила пора спокойно посидеть в кругу друзей, рассказать пару историй и вспомнить былое.

Вигдис же молчала. Тишина с ней, впрочем, не доставляла дискомфорта — словно ты чувствовал, что этому человеку свойственно мало говорить и много молчать. Но поговорить все-таки хотелось, и поэтому я спросила ее:

— Вигдис, а что это за черный глаз такой? Все о нем говорят, но я, видимо, что-то упустила.

Вигдис медленно повернула голову в мою сторону. На ее лице явно читалось беспокойство, даже тревога. Она отчаянно вглядывалась в мои глаза, словно пытаясь что-то понять из моего взгляда, а затем негромко, чтобы остальные не услышали, спросила:

— Майя… Что тебе снится с приезда в крепость?

Глава 31: Глаза

Шли недели, сливаясь в месяцы. Я все больше привыкала к той жизни, которая возможна в Белой крепости. Жаловаться пусть и было на что, но я все-таки сама выбрала этот путь. Да и потом, это все-равно проще, чем умереть и переродиться в теле младенца.

С приходом лета, особенно когда горечь от утраты товарищей стала сходить на нет, моральный дух гарнизона быстро рос. В ледяных залах и коридорах снова звенели шутки, иногда доносился отборный мат Вигдис и ворчание старухи Надьи. Даже Снорри и Варс, которые, пожалуй, переживали не меньше меня, постепенно обвыклись и снова стали улыбаться. Особенно сильные перемены я заметила в младшем из братьев — он стал куда больше времени проводить со взрослыми мужчинами, учился общаться и грубить, смеяться и злиться. И пусть он все меньше тянулся ко мне, я была счастлива, что он наконец-таки становился настоящим мужчиной — набирался силы и храбрости, что для меня оказалось невероятно сложной задачей.

Вскоре после праздника солнцестояния ранним утром меня разбудил звонкий смех Киры, навалившейся на меня всем телом.

— Сестренка! — закричала она, яростно расталкивая меня и пытаясь разбудить.

— Да-да, встаю... — сонно ответила я, стараясь прикрыться шкурой.

Как и всегда, день начался с того, что мы сбили лишний лед над водяным гейзером. Вечный защитник крепости все так же безмолвно лежал под толщей кипящей воды, а его сердце билось в унисон с сердцами всех нас. Этот утренний ритуал, заменивший нам привычное умывание, стал теперь уже чем-то нормальным и знакомым. Более того, умыться можно было и водой из источника, нужно было лишь разбавить ее, чтобы не обжечься.

К этому времени меня перестала раздражать даже моя работа. Чем больше я занималась рубкой мяса, тем проще и привычнее это становилось. Не сказать, чтобы это было необходимым навыком в моем последующем путешествии, но могу уверенно заявить, что тесаком я теперь орудовала как никто другой.

И всякий раз, вспоминая про то, какой путь мне предстоит через несколько лет, я задавалась одним и тем же вопросом: а готова ли я? Победить Коммунахту и их приспешников это одно, но вот действительно отправиться на юг, общаться с людьми других народов и культур — совсем другое. Я быстро поймала себя на мысли, что, несмотря на тот факт, что многие из защитников крепости не были северянами, до сего момента я даже не пыталась спросить их об их родине. Так, разве что слышала, что за Коммунахтой находится государство, называемой Гетской вольницей, еще дальше — Западное царство, но что это были за страны, я не знала вовсе. А идти в абсолютную неизвестность без каких-либо навыков или знания языка, пожалуй, слишком опасно.

— Надья, а Надья, — обратилась я к старухе.

— Чего, Майечка? — ласково отозвалась она.

Всякий раз, как она заговаривала со мной этим милым, заботливым тоном, мне едва удавалось сдерживать смех. Всех остальных эта милая старушка поносила трехэтажным матом и ругала за каждую крошку на полу и лишь ко мне, как к своей помощнице, относилась с добротой. Впрочем, как мне кажется, она была добра сама по себе, просто не показывала этого, чтобы ее не посчитали слабой.

— Да я вот тут подумала, — протянула я, не зная как подойти к теме разговора. — Ты ведь из народа гетов, да?

— Да, дочка, оттуда, — кивнула она и рукавом вытерла пот со лба. Все-таки на кухне было очень и очень жарко. — Из деревушки под Ставкой.

— Ставка — это город? — уточнила я.

— Город-город, — ответила Надья. — Самый большой. Вот там гетман, вожак наш, и сидит, вожакует.

— Понятно, да... — протянула я, все-еще не зная, как бы поделикатнее попросить ее об услуге. — И язык у вас, наверное, сильно отличается?

— Сильно, да, — кивнула старуха. — Хотя вот в Коммунахте, в ваших краях, его лучше понимают.

— А я вот тут подумала... А почему бы мне ваш язык не выучить, Надья?

— Тебе? — удивилась она. — А зачем же он тебе, доченька?

— Да я, как бы... Собиралась мир повидать, когда из крепости уйду. Ну, через пять лет-то.

— А, ну тогда учи, это правильно.

Надья, судя по всему, была удовлетворена своим ответом и не поняла, к чему я клоню. А вот меня такой расклад не устроил — в конце концов, именно с ней я общалась больше всех в крепости, и именно во время работы я могла бы проводить время с пользой, обучаясь языку гетов.

— Так, это... — протянула я. — Может, ты меня научишь, Надья?

— Я? — ахнула старуха. — Девочка, так я ж не учитель!

— Ну и что? — улыбнулась я в ответ. — Просто учи так, как учат детей. Не говори со мной на северном языке, заставляй учить слова из вашего. Глядишь, и научусь чему-нибудь.

— Ну не знаю... — вздохнула Надья, помешивая варево в большом котле. — Я ж не учитель совсем...

— Надья, прошу тебя, — взмолилась я. — Мне некого больше просить, никто не станет тратить на меня время, а мне это очень-очень нужно!

Какое-то время старуха хранила молчание. Я не знала даже, решила ли она просто проигнорировать мою просьбу или же думала над этим. Но, когда варево наконец было готово, она обернулась ко мне и сказала:

— Дут аич! — с этими словами она тряхнула головой, явно подзывая меня к себе.

Я невольно широко улыбнулась и радостно понеслась помогать ей снять котел с пара. Так я начала учить язык гетов.

Двумя неделями позже нас посетил уже знакомый мне проводник, старик по имени Угбар. Дозорные издалека заметили его приближение — в этот раз он вместе с торговцами прибыл на небольшом парусном судне, около шести-семи лагов в длину. Я узнала о его прибытии благодаря крику дозорного:

— Лан-зе-ри!

— Надья, скузи, вой фуги! — отпросилась я у старухи и сразу же побежала наверх, на стены.

— Фуджи, не фуги! — крикнула она мне вслед.

Быстро поднявшись наверх, я высунулась из-за высокой стены, для чего пришлось встать на цыпочки. Небольшой кораблик медленно приближался к крепости — сейчас она, будучи дрейфующим айсбергом, была «пришвартована» к заснеженной долине, в которой тут и там возвышались поросшие лишайником скалы.

Следом за мной и еще парой человек, на стены вышла Вигдис. Вид у нее был все таким же скучающим и раздраженным, и она лениво облокотилась на стену, глядя на приближающееся судно.

— Ты еще не сдох, старый пень? — воскликнула она.

— Не дождешься! — послышался снизу голос Угбара. — Здравствуй, родная!

Вигдис сдавленно засмеялась и что-то сказала стоящему рядом дозорному. Тот кивнул и сразу же побежал вглубь крепости.

— Покойников хоть не везете? — спросила командир. — Сейчас они не оживают, помнишь ведь?

— Да помню, помню! — старик отмахнулся, а затем прищурился и наконец-таки разглядел мою белобрысую макушку. — О, Майя, ты живая!

— Живее всех живых, селезень ты морщинистый! — радостно выкрикнула я, подпрыгивая на месте.

— И обжилась, смотрю, — усмехнулся он. — Так, давайте сюда свои веревки, они привезли вам еду и дерево, хотят…

Но не успел Угбар договорить, как с другой стороны крепости послышался новый сигнал:

— РА-ЗЕ-РИ! — дозорный не жалел глотки, чтобы его точно могли услышать все.

Мы с Вигдис невольно переглянулись, она хлопнула меня по плечу и побежала в ту сторону по внешней стене. Я же на прощание еще раз выглянула вниз, взглянула на Угбара и крикнула:

— Отплывайте, ждите в водах! У нас проблема!

Не дожидаясь его ответа, я побежала вслед за Вигдис. Когда мы пробегали один из проходов вглубь крепости, наружу выбежал Бруни вместе с пиявками и кинул мне длинное бронзовое копье. Поймав его, я поднажала, догоняя Вигдис, и приготовившись к бою.

— Ну, что скажешь? — обратилась ко мне командир, глядя вниз со стены. — Ты же у нас великий вождь, скажи свое слово.

Я раздраженно вздохнула, ткнув ее локтем в бок, и высунулась вниз. С севера к нам приближался отряд мертвецов, все вооруженные длинными костяными копьями, однако у них не было видно осадного вооружения.

— Думаю, они хотят отрезать нам пути снабжения, — наконец сказала я. — Не подпустить корабль к берегу.

Услышав это, Вигдис отвесила мне звонкую оплеуху и громко усмехнулась:

— Великий вождь! Думай шире: таким отрядом они не стали бы пытаться напасть, знают ведь, что опасно, только бойцов потеряют. Где-то есть еще, готовятся атаковать, когда мы спустимся для контратаки.

— И что тогда делать? — я взглянула на нее.

— Бойцы! Несите веревки!

Вскоре несколько воинов принесли длинные мотки веревок. План Вигдис заключался в том, чтобы приманить мертвецов ближе к стенам, свесив несколько наших товарищей на веревках. Не факт что они клюнут на подобное, однако, учитывая численность мертвого войска в целом, они, вероятно, рискнут одним отрядом, чтобы достать хотя бы пару наших бойцов.

— Вигдис, — я снова обратилась к ней, но она даже не взглянула в мою сторону. — Вигдис!

— Вот не время сейчас, Майя! — раздраженно отмахнулась она. — Что?!

— Можно захватить одного-двух целыми?

— Сдурела, что ли?! — закричала командир. — У меня лишних людей нет! И я еще не забыла про то, что ты единственная, кому не снится этот сраный глаз! Как мне тебе доверять, а?!

— Я сама спрыгну на веревке, только дай приказ захватить хотя бы одного целым! — я продолжала настаивать на своем. — Пожалуйста, Вигдис, это важно! Я хочу помочь, но мне нужно кое в чем удостовериться!

Командир тяжело вздохнула и прикрыла огромной ладонью лицо. Затем, устало взглянув на меня, закатила глаза и нехотя сказала:

— Хрен с тобой. Давай обвязывайся!

Улыбнувшись своему маленькому успеху, я принялась быстро накидывать на себя веревки, пропуская их под руками и обвязывая вокруг талии на манер снаряжения скалолаза, чтобы не задохнуться под собственным весом. Мертвецы тем временем все приближались, их медленный, уверенный шаг давал понять — они не дадут Угбару причалить без боя.

Наконец, когда они остановились лагах в двадцати от стен, я взглянула на своих собратьев по несчастью. Среди «отряда самоубийц» были также Варс с Кирой как самые легкие из крепости. Сзади веревки, привязанные к нам, держали по два человека, что оставляло мало людей для самой атаки, но позволяло, в случае чего, быстро вытянуть нас наверх. Хватило бы, может, и одного человека на подстраховке, но предосторожность никогда не бывает лишней.

— Готовы?! — выкрикнула Вигдис, глядя на нас.

Я с силой, до белых костяшек сжала в руках копье. Если мертвые начнут нас атаковать, то лучше бы мне суметь отбиться, хотя бы отвести в сторону их удары.

— Давай!

Под боевой клич товарищей мы одновременно спрыгнули вниз. Веревка устремилась вслед за моим телом и спустя пару секунд резко натянулась, больно впившись в грудь и в плечи, отчего воздух тут же вышел из моих легких с хриплым вздохом.

Краем глаза я тут же увидела, как мертвые бросились в атаку. Они действительно клюнули на этот трюк, неслись на нас, выставив вперед копья, но сверху, на стене, уже стояли наготове наши соратники. Когда первый враг оказался в опасной близости к нам, кто-то швырнул со стены огромный кусок льда, который начисто размозжил голову мертвецу. Его тело безвольно упало в мокрый снег и уже не шевелилось, не поднималось, как это было раньше.

Но приближались и другие. Мертвецы, выставив копья перед собой, пытались пронзить кого-нибудь из нас своим оружием, но пока что их атаки удавалось блокировать. Удар, еще один, наши копья скрестились, и пришлось приложить все свои силы, чтобы отвести удар в сторону. Вслед за этим на мертвеца упал, придавив к земле, кусок льда, и его подрагивающее в агонии тело не смогло подняться на ноги.

— Кидай веревку! — выкрикнула Вигдис.

В тот же момент в нескольких лагах от меня пролетел очередной канат, связанный в прочную петлю. Угодив одному из мертвецов на шею, он тут же крепко затянулся, и противника стали поднимать вверх, на стены. В то же время к крепости из-за скал, как и сказала Вигдис, приближались еще несколько покойников, также вооруженных копьями.

Один из них замахнулся, приготовившись метнуть свое оружие, и я в последний миг успела напрячь живот и подтянуться вверх, чтобы оно не пронзило мне голову. Костяной наконечник вонзился в лед и застрял в стене, а я тем временем снова бросилась вниз и ударила своим копьем противника в шею. Тот хрипло застонал, закатил глаза, и когда я вместе с копьем вырвала у него из шеи кусок плоти, упал в снег.

— Они отступают! — крикнула Вигдис. — Поднимай!

Веревка вздрогнула, натянулась, и я почувствовала, как стала медленно подниматься вверх. Вскоре я вновь оказалась на стене, где несколько крепких мужчин пытались удержать целого, почти не имеющего повреждений на теле мертвеца.

— Лучше бы оно того стоило, Бортдоттир, — негромко сказала мне Вигдис, а затем быстрым шагом ушла обратно в свой кабинет на вершине крепости.

Мертвеца отвели вглубь крепости, в пустые залы, которые обычно используются как складские помещения. Сейчас, летом, торговцев было меньше, и поэтому часть их них пустовала.

— Отрубите ему кисти рук и стопы, — приказала я бойцам, что притащили мертвого. — Но ничего более.

Пара взмахов бронзовым топором, и покойник с диким воплем лишился конечностей. Не полностью, конечно, но тем не менее. Для того, чтобы проверить возникшую теорию, мне не нужен был целый мертвец, достаточно было того, что он мог хоть как-то двигаться.

Наконец, когда он остался лежать на полу, взмахивая обрубками рук и ног и пытаясь подползти ко мне, я плеснула ему в лицо водой, которая тут же застыла, замораживая его глаза и нос. Мертвец завопил от боли, стал пытаться отколоть лед со своего лица, но вместе с этим полностью лишил себя органов зрения.

— Зачем это? — спросил меня стоявший неподалеку Снорри с большим кувшином воды наготове.

— Мне нужно проверить, может ли он ориентироваться без глаз.

С этими словами я подошла к трепыхающемуся на полу покойнику и с силой пнула его в бок, заставляя упасть на спину, а затем быстро и как можно более тихо отошла в другой конец комнаты. Враг медленно перевернулся, тяжело дыша и омерзительно хрипя, и в этот момент я щелкнула пальцами. Он тут же повернул голову в мою сторону и устремился ко мне, хищно разевая пасть — последнее, чем он мог мне навредить. Но я уже отошла в сторону, и он лишь встретился с ледяной стеной, где были вморожены его павшие сородичи. Еще один щелчок, и мертвец снова устремился в сторону звука, однако не было похоже, чтобы он мог видеть меня и нормально ориентироваться без глаз.

Когда покойник в очередной раз добрался до конца комнаты, я встала у него за спиной, стараясь не издать ни звука. Он стонал, выгибался всем телом, и тогда я провела ладонью над ним. Никакой реакции. Я стала опускать ее все ниже и ниже, мертвец замер, прислушиваясь к ощущениям, и когда между моей рукой и его телом оставалось около сорока сантилагов, он заревел и попытался укусить меня. В тот же миг Снорри вылил на него воду, пригвоздив к полу, и резким ударом ноги раскроил череп. Мертвец теперь лежал без движения, мертвый как никогда.

— Я была права, — невольно улыбнувшись, сказала я. — Они видят глазами! Да, они чувствуют тепло, но тепло человека для них слишком слабое, чтобы ощущать его издалека!

— И что это значит? — вздохнул Снорри.

— Я сделаю новое оружие. Такое, что лишит их зрения. Быстрое и точное.

— И что это за оружие такое? Тут арбалеты не сделаешь, ворона.

Не отвечая своему другу, я присела возле переставшего шевелиться трупа. Лед, образовавшийся от воды, что я плеснула ему на лицо, покрывал всю его безумную морду. Глаза намертво примерзли к ледяной корке, и мертвец вряд ли мог бы избавиться от нее, не повреждая органы зрения.

— Я создам водяной пистолет! — воскликнула я, оскалившись.

Глава 32: Оружие будущего

Самым сложным оказалось, внезапно, придумать, как именно сделать то, что я задумала.

Дело в том, что конструкция именно водяного пистолета, такого, каким играются дети в другом мире, слишком сложная, чтобы повторить ее здесь в условиях отсутствия нормальных ресурсов. Говоря проще, из материалов у меня была только древесина (которую Вигдис с большой неохотой выделила для проекта), кожа и медные гвозди. Плюс ко всему была еще разнообразная требуха из тел людей и животных, такая как кишечники, сухожилия и прочие внутренние органы.

— И хрен ли тут думать-то? — не унимался голос у меня в голове. — Не помнишь, как из бутылок водометы делали в детстве?

Наши с ним споры касательно нового изобретения стали обыденной, привычной вещью. Я, надо сказать, даже не была против этого — всяко лучше думать вдвоем, пусть и будучи двумя сторонами одного и того же человека.

— Ты идиот, что ли? — вздохнула я. — Кожа — не пластик. Когда ты берешь бурдюк в руки, он легко из них выскальзывает, его сложно держать прямо и целиться.

— Так сделай его из более толстой кожи!

— Чтобы на него вообще надавить нельзя было? — уже не сдерживаясь, засмеялась я. — Я тебе напомню, что идея отмерять сантилаги путем перебора была ТВОЕЙ, алкоголик безмозглый!

— Вот обижусь и уйду, — проворчал он, и в голове у меня возник образ, как он обиженно скрещивает руки на груди. Мне же от этого становилось лишь смешнее. — Уйду, да!

— Далеко уйдешь-то, Дима?

— Все, хватит, думай давай!

Я продолжала перебирать все возможные варианты и прототипы, но у всех их был хотя бы один существенный недостаток. В какой-то момент я задумалась даже над тем, чтобы просто сделать огромный деревянный шприц, но быстро отбросила эту идею, так как не смогла бы создать внутри хотя бы какое-то подобие вакуума и герметичности.

Впрочем, эта идея сильно помогла с последующим опытным образцом. Суть концепта заключалась в том, чтобы объединить прошлые наработки в одну: шприцеподобная емкость, выполняющая роль корпуса, внутри которой находился бы бурдюк с водой.

— А вот это уже может сработать, — задумчиво протянул мертвец. — Но надо изготовить первый образец как можно скорее,времени в обрез.

— Знаю-знаю, — вздохнула я. — Придется отпроситься с кухни на пару дней.

Надья, мягко говоря, была недовольна такой просьбой с моей стороны. Оно и понятно: кормить целый гарнизон было тяжело, даже вдвоем нам иной раз приходилось торопиться, когда что-то шло не так. К тому же поступление пара на кухню было ограничено тремя сменами в день: каждая смена ломает лед над мертвецом с горящим сердцем, и тогда гейзер пышет жаром на полную мощность. В остальное время вода в котле могла и вовсе не закипеть, настолько мало было тепла.

— Надья, пож…

— Цыц! — резко оборвала она мою просьбу. — Ну ворба куть поци!

— Драп, уйта, — я виновато опустила голову, вспомнив, что сама просила говорить со мной на языке гетов. — Ведда друмуль?

Надья вздохнула и покачала головой. Вместо ответа она лишь махнула рукой в мою сторону, намекая, что я могу идти. От радости я подскочила на месте, подбежала к ней и, крепко обняв за шею, поцеловала в щеку, а затем сразу же побежала прочь.

— Мульцум! — поблагодарила я ее напоследок.

Теперь у меня наконец-таки было время. Именно его мне постоянно не хватало с самого момента, как я появилась в этом мире. На меня всегда давят самые разные факторы, события, которые вот-вот случатся, и всякий раз мне едва удается успеть к этому подготовиться. Так было и сейчас — по словам Вигдис, согласно ее расчетам достаточно долгая для атаки ночь наступит уже через две недели. А это значит, что у меня самой осталась максимум неделя для того, чтобы убедить всех в эффективности своего изобретения и потребовать помощи в изготовлении еще пары десятков штук.

Но сейчас нужно было сконцентрироваться на работе. Самим устройством я занималась на складе, что не очень-то помогало в силу того, что здесь не было никакого отопления. Ножом орудовать приходилось в толстых варежках, из-за чего рукоять то и дело норовила выскочить у меня из рук. Но Вигдис, как назло, не разрешила мне заниматься изготовлением водяной пушки где-либо еще: по ее словам, другого места просто не было, а здесь я хотя бы никому не мешала.

Щеки и нос краснели от мороза, и я постоянно шмыгала, пока вырезала вытянутый корпус в форме прямоугольного параллелепипеда. С обеих малых сторон в корпусе находились отверстия — одно для выхода «дула», второе для деревянного поршня.

Внутри самого корпуса располагался бурдюк с водой из тонкой кожи. На морозе он легко становился твердым и ломким, поэтому вода, которой мы будем стрелять, должна быть теплой — кипяток не подходит в силу слишком большой разницы температур, к тому же он при стрельбе на морозе мгновенно превращался в снег, чего нельзя сказать про слегка подогретую воду.

Бурдюк внутри фиксировался с двух сторон — со стороны «дула» орудия его открытая часть была приклеена к корпусу при помощи клея из смолы и измельченного древесного угля. С другой стороны «бак» тем же самым клеем крепился к поршню, который свободно перемещался внутри корпуса и прижимал бурдюк к передней стенке, выдавливая из него воду.

Горлышко же бурдюка я также заклеила смоляным клеем и тонкой костяной иглой проделала крохотное отверстие — таким образом вода будет выстреливаться тонкой, мощной струей.

Наконец, когда опытный образец был закончен, я облегченно вздохнула и наконец-таки спокойно села передохнуть. На всю конструкцию у меня ушло четыре дня, с учетом того, что в качестве исходного материала мне выделили целое бревно — нужно было вырезать все части вручную. Но теперь, наконец-таки, можно было испытать мое изобретение, для чего я принесла оружие вниз, к гейзеру.

Разбавив кипящую воду источника холодной водой из кувшина, я опустила в нее передний конец пушки и потянула за поршень на себя. Приходилось прикладывать огромные усилия, но вода постепенно набиралась в бурдюк, а рычаг все дальше и дальше выходил из корпуса орудия. Наконец, когда плоская часть поршня уперлась в заднюю стенку, я взяла оружие двумя руками, пытаясь прикинуть как удобнее будет из него стрелять. Глубокий вдох, и…

Нажав на поршень, я выпустила мощную струю воды, которая пролетела через весь зал и туго хлестнула ледяную стену с другой стороны. От радости я подпрыгнула на месте, едва не выронив при этом пушку, и во весь голос закричала:

— Получилось!

Мертвец в моей голове тоже улыбался. Сейчас я могла чувствовать его мысли — его переполняла радость, вызванная тем, что я наконец-таки смогла что-то сделать сама, что я перестала быть принцессой, которую надо спасать.

Крепко держа пушку под мышкой, я понеслась наверх, на стены, где сегодня дежурили Варс и Бруни. Взбегая по узкой ледяной лестнице я едва не столкнулась лоб в лоб с одной из девушек, застрявших здесь, по имени Керма.

— Прости! — выкрикнула я, не оборачиваясь, и побежала дальше.

Дыхание быстро сбивалась, ноги устали, но я все продолжала бежать. Энергия переполняла меня, и когда я наконец-таки выбежала на внешнюю стену, то буквально кинулась Варсу на шею, крепко его обнимая.

— Получилось! Я смогла!

Мальчик нервно засмеялся и, похлопав меня по спине, мягко отстранился. По одному его взгляду было понятно, что ему невдомек, почему же я так рада.

— Смотри! — выкрикнула я и направила пушку в сторону заснеженной пустоши.

Варс и Бруни с интересом разглядывали орудие у меня в руках, а я поудобнее взялась за корпус и схватила крепкой хваткой ручку рычага. Когда я на него нажал, тонкая, тугая струя ударила вдаль, лагов на пятьдесят, а то и больше, после чего она начинала терять энергию, рассеиваться и падать вниз.

— Охренеть, — недоуменно произнес Бруни, почесывая густую шерсть на лбу. — А зачем э…

Но не успел он договорить, как я направила пушку на него и выстрелила ему в лицо. Мохнатый едва успел зажмуриться и стал прикрываться руками, но я лишь продолжала «стрелять», звонко смеясь.

— Вот зачем, Бруни! Мы лишим их зрения, покроем льдом их глаза!

— Нихера у тебя не получится, — вздохнула внезапно появившаяся на стене Вигдис. — Молодец, сделала игрушку, а теперь марш на кухню, мелочь бесстыжа…

Но и ее дослушивать до конца я не собиралась — нажав на рычаг, выстрелила струей воды ей в лицо. Она попала ей в нос, отчего Вигдис закашлялась и сплюнула себе под ноги, а затем, зло глядя на меня, двинулась ко мне, сжимая кулаки.

— Разве ты не видишь?! — воскликнула я, отбегая на пару шагов назад и снова стреляя ей в лицо водой. — Посмотри правде в глаза, Вигдис! Оно работает! Мы можем сильно ослабить их первые ряды!

— Майя! — взревела Вигдис и побежала в мою сторону.

— Да стой ты, медвежатина лохматая! — завопила я в ответ и перешла на бег, одновременно отстреливаясь от командира.

Но она оказалась куда быстрее и проворнее, чем казалась из-за своей огромной фигуры. Вигдис быстро нагнала меня и схватила за шиворот, поднимая над землей. Краем глаза в этот момент я заметила, как тут и там из проходов в крепость высовываются головы моих товарищей, пришедших на шум.

Вигдис замахнулась на меня раскрытой ладонью, хотела было влепить звонкую пощечину, как вдруг ее руку схватил Сих, темнокожий воин. Командир взглянула на него, а он лишь покачал головой. К его мнению Вигдис всегда прислушивалась и поэтому поставила меня обратно на землю.

Сих протянул руку в мою сторону, и я отдала ему водяную пушку. Воин с интересом принялся ее разглядывать, вертеть в руках, а затем вдруг навел «дулом» на Вигдис и, нажав на рычаг, выстрелил ей в лицо.

Я и все присутствующие не просто засмеялись — даже в лучших конюшнях гетов, наверное, никогда не слышали такого ржания.

— Ах ты… — протянула Вигдис и резко выхватила пушку из рук Сиха, а затем выстрелила в него в ответ. Я засмеялась еще сильнее, сгибаясь от хохота, но в этот момент она выстрелила и в меня. — И ты получай!

Вигдис пошла вразнос, принявшись поливать водой всех, кто попадался ей на глаза. Защитники крепости, громко смеясь, кинулись врассыпную, но то и дело тугая струя воды настигала то одного, то другого.

Когда вода в пушке наконец-таки закончилась, Вигдис устало упала на ледяной пол, едва не задыхаясь от смеха. Впервые я видела ее настолько счастливой, и в голове даже пронеслась мысль о том, что, пожалуй, в этой крепости очень не хватает вот таких вот маленьких, беспечных моментов, когда можно забыть про борьбу и просто побыть детьми.

Но вскоре командир успокоилась и медленно встала на ноги. Взглянув сперва на меня, а затем на пушку, что она все еще держала в руках, она спросила:

— Думаешь, сработает?

— Я уверена, — кивнула я. — Но нужно сделать еще. Одна я не справлюсь.

Вигдис тяжело вздохнула и вернула мне сделанное мной оружие. Наконец, окинув взглядом всех собравшихся, сказала:

— Ну, кто будет помогать вороненку?!

Крепость взорвалась гомоном одобрительных криков, а я в этот момент буквально светилась от счастья. У меня получилось, а значит мы победим.

Всю следующую неделю все тратили все свое свободное время на помощь в изготовлении водометов. Мужчины вырезали корпуса и поршни, женщины обрабатывали кожу и делали из нее бурдюки для воды. Я, впрочем, лишь контролировала процесс в свободное время, так как мне все еще нужно было помогать на кухне. Все может подождать, кроме пищи — воинов нужно кормить, иначе нет никакого смысла в борьбе.

Из тех материалов, что у нас были, удалось сделать еще пятнадцать водяных пушек. Дерево было в огромном дефиците, поэтому Вигдис не одобрила создание еще орудий, чтобы каждый был вооружен водометом, но это и не было важно. Шестнадцати пушек должно было хватить для того, чтобы значительно ослабить первую волну противников при осаде, а значит битва обещала быть гораздо легче, чем могла бы быть.

Но время шло, и с каждым днем тревога все возрастала. На горизонте каждую ночь мы теперь видели отряды мертвецов, которые патрулировали условные границы между миром живых и мертвых. И с каждой ночью они подходили все ближе и ближе, с каждой ночью их становилось все больше. Особую тревогу вызывало и то, что среди них мы видели большое число тех, что были полностью покрыты обсидианом — сражаться с такими было тяжело, их тела сами по себе были прочной броней, которую было не пробить копьями. К тому же, они отличались гораздо большей физической силой, не чувствовали боли и не испытывали страха, как многие из мертвого войска.

В вечер перед атакой мы собрались на ужин, и каждый сейчас понимал, что, возможно, для некоторых он станет последним. Создание пушек прибавило уверенности защитникам, но тем не менее мы все сидели в тишине, пытаясь не поддаться страху и не думать о том, что грядет.

Нас было слишком мало. Два десятка людей, пусть и имеющих странное, но эффективное оружие, тактику и защитные укрепления, все же казались песчинкой по сравнению с армией, которая на нас надвигалась.

Никто сейчас не хотел говорить. Даже Вигдис не пыталась толкать пафосные речи, а вместо этого наедалась как в последний раз. Лишь когда она отложила пустую тарелку в сторону, я услышала, как командир негромко обратилась ко мне:

— Ты все еще не видишь глаз во снах?

Я покачала головой, вздохнула. Вигдис цокнула языком.

— Значит в тебе действительно что-то есть.

В обеденном зале повисла мертвая тишина. Ужин был окончен, некоторые уже покинули зал и таскали на стены большие глиняные вазоны, наполненные теплой водой.

И в миг перед бурей крепость едва ощутимо задрожала. Мертвецы внутри стен пришли в экстаз, чувствуя, как их собратья подходят к нам для решающей атаки.

— РА-ЗЕ-РИ! — раздался наконец крик часового.

Глава 33: Тьма

Весь гарнизон крепости срочно собирался на северной внешней стене, там, откуда мертвые должны были нанести удар. Мы все бежали по ледяным коридорам, пролетам, хотя торопиться не было смысла — дозорные видят угрозу издалека, нам нужно лишь прийти на бой примерно за пять-десять минут, пока враги не добрались до стен.

Наверху же уже все было готово. Бронзовые копья, сверкающие в свете нефритовой тропы, которая сейчас будто бы кипела, ровным рядом стояли вдоль стены, дожидаясь своих хозяев. У самого края же стены, спрятанные за ледяными зубцами, стояли три больших глиняных чана с теплой водой — легкий парок медленно поднимался от водной глади. Здесь же были и те водяные пушки, что мы успели изготовить. Времени потренироваться с ними особо не было, но это не стало большой проблемой, так как принцип работы устройства был интуитивно понятен, а глаз у каждого здесь был наметан.

Я подошла к краю стены и прищурилась, глядя вдаль. Там, в ледяной пустыне, под прикрытием голубоватой вьюги выстроились в ровные ряды мертвецы.

— Твою-то мать… — тихо произнесла Вигдис.

Мои мысли, как и мысли всех здесь собравшихся, полностью совпадали с ее словами. Это был уже не отряд — войско. Я не смогла бы подсчитать, сколько всего врагов собираются штурмовать Белую крепость, даже если бы попыталась, однако их точно было не меньше двух-трех сотен. Перевес сил был ужасающим.

Впереди войска, как и прежде, восседал на мертвом белом медведе предводитель орды — статный, высокий человек, чье тело теперь почти полностью было покрыто обсидианом. Лишь шея и голова его оставались нетронутыми. С таким противником будет тяжело справиться.

Вигдис отошла от края стены, окинула взглядом своих людей. Сейчас никто не улыбался, а некоторые из девушек и вовсе дрожали всем телом, сжимая в руках копья. Прочистив горло, командир взревела:

— Обоссались, недомерки?!

— Вигдис! — возмущенно воскликнула я, но она не обратила на меня внимания.

— Командир, сейчас не время, — поддержал меня Бруни.

— Молчать! — рявкнула она. — Взгляните туда, на эту срань! Вы видите их? Видите, как сильно они мечтают разделаться с нами, а?!

Кто-то из воинов вздохнул. Бруни махнул рукой и сел на пол, облокотившись о стену.

— Взгляните на них еще раз. Это — твари, которые хотят сломить нас. Чудовища, которые жаждут уничтожить нас и все, что лежит за этой крепостью. Они пойдут на юг, сметут северные племена и перейдут Ледяное море. И чем дальше они будут идти, тем сильнее будут становиться. Их войско будет расти. Дети, старики — все сдохнут и станут такими же, как они. Вы этого хотите?!

Воины переглянулись. Первым встал, на удивление, Варс.

— Нет! — воскликнул мальчик.

Вигдис сдержанно улыбнулась и кивнула.

— Что вы за воины, если мальчишка храбрее вас?! — снова закричала она. — Как вы смеете называться защитниками живых, если боитесь боя?!

На лицах товарищей постепенно появлялась уверенность. Кто-то от ярости сжимал кулаки, другие вставали на ноги и хватали копья.

— Я спрошу еще раз, — уже тише сказала командир. — Вы хотите, чтобы они прошли на юг, убили всех ваших близких и разрушили ваши дома?!

— Нет! — хором закричали бойцы.

— Вы позволите им сделать это?!

— Нет!

— Тогда к бою, сучьи дети! К бою! Мы ужинали в Белой крепости, а завтракать будем по ту сторону!

— Да-а-а! — взревели бойцы, поднимая в воздух оружие и потрясая им в порыве ярости.

Теперь гарнизон был готов к бою.

Вигдис принялась раздавать команды бойцам, назначать их на те или иные позиции. Это было логично, ведь таким большим войском мертвые вряд ли будут атаковать лишь по одной секции стены. Конечно, распределить людей по всей стене было попросту невозможно, но на нашей стороне была мобильность — все-таки Белая крепость не была очень уж большой.

— Надья! — Вигдис окликнула повариху. — Не сражаешься, подноси горячую воду.

— Этим и собиралась заняться! — ворчливо ответила старуха.

— Снорри, пробегись по отряду строителей, передай, чтобы были готовы экстренно чинить стены.

— Ага, — кивнул здоровяк.

— А ты… — Вигдис взглянула на меня. — Держись поближе ко мне, поняла?

Спорить с ней сейчас было бесполезно — не было вокруг никого, кто поддержал бы меня, встал на мою сторону, поэтому я просто коротко кивнула в ответ.

Наконец, все были готовы. Воду в пушки мы пока набирать не стали — температура была около минус сорока, поэтому был шанс, что вода внутри может попросту замерзнуть, но все были готовы быстро привести оружие в боевую готовность.

Войско мертвых все ближе подходило к крепости. То мерзкое создание, что я видела на разведке, живой таран, медленно вышагивал на множестве человеческих ног позади основных сил противника. Впереди же всех верхом на белом медведе к крепости медленно приближался их главнокомандующий.

— Сдавайтесь, — все таким же холодным, отстраненным голосом сказал он, глядя на Вигдис. — Вам не выстоять. Примите легкую смерть, не истязайте себя.

— Бойцы! — воскликнула Вигдис. — Что мы ответим?!

Один за другим воины крепости стали стягивать с себя штаны и приподнимать тяжелые шубы, оголяя задницы в сторону противника. Вигдис, ухмыльнувшись, сделала то же самое.

— Фанн фитта, фокк дрег, ду сопарр йавель! Дра тиль хельватте, дин стагге фанн! — заорала она всеми самыми страшными оскорблениями, что только были в северном языке. — Нападайте, ублюдки!

Услышав это, мертвый полководец молча поднял вверх правую руку. Крепость задрожала, мертвецы, замурованные в стенах, пришли в экстаз, и, когда он взмахнул ею, битва наконец началась.

Мертвецы сломя голову понеслись вперед. Они быстро приближались к стенам, у первых рядов тут и там виднелись сделанные из костей длинные лестницы и крюки с веревками.

— Готовься! — скомандовала Вигдис.

Все, кто держали в руках водяные пушки, разом опустили их в чаны с водой и потянули за рычаги.

— Целься! Ждите когда подойдут!

Враги были все ближе и ближе, до стен крепости им оставалось уже совсем ничего, каких-то жалких пятьдесят лагов. Стены дрожали, из недр ледяных залов доносился низкий, протяжный гул.

— Давай! — взревела командир.

Я, как и остальные, подняла тяжелую, полную воды пушку вверх и прицелилась. Легкий толчок второй рукой, рычаг погружается в корпус, и тугая струя воды бьет мертвецу в лицо. Тот падает, вопя от боли и хватаясь за глаза.

— Лестницы! — закричала Вигдис. — Не подпускайте их!

Пытаясь успокоиться и не нервничать, я перевела взгляд на тех, что несли длинные лестницы и принялась стрелять по ним. Но сколько бы врагов не падало наземь, другие вставали на их место и пытались приставить лестницы к стенам.

Одна из них рухнула на стену совсем рядом со мной, и теперь я стреляла уже по тем, кто взбирался по ней. Один из мертвецов лишился глаз, но не смог закричать — вода попала ему в рот и в нос. В панике он не смог лезть дальше и упал вниз, сталкивая с лестницы тех, кто был позади него.

— Ну уж нет! — вдруг раздался у меня над ухом басовитый рев Снорри.

Он отпихнул меня в сторону и схватился обеими руками за края осадной лестницы. Крича и напрягая каждый мускул в теле, он стал поднимать ее, мертвецы начали падать вниз, не в силах удержаться на шатких перекладинах, и, наконец, Снорри с силой толкнул ее в сторону. Костяная конструкция вместе с теми, кто на ней был, упала вниз и разбилась на несколько частей.

— Лево, лево! — прикрикнула Вигдис и ткнула меня локтем в плечо.

Я сразу же прицелилась в ту сторону и стала стрелять по мертвецам, что почти вплотную подошли к краю стены. Из-за ветра струя воды так и норовила попасть не туда, но это сыграло на руку — одному из мертвых приморозило к лестнице руки, и другие, попытавшись лезть прямо по товарищу, заставили хлипкие костяные перекладины затрещать и сломаться под слишком большим весом.

— Хорошо, продолжаем! — весело прикрикнула Вигдис. — Не забывайте набрать воды!

Как раз в этот момент в моей пушке закончилась вода, и я отошла на несколько шагов в сторону, чтобы набрать еще. Приходилось прикладывать силу, чтобы зарядить бурдюк внутри, и пока я занималась этим, взгляд невольно ускользал вниз, туда, где к стенам подходило все больше и больше мертвых.

Сколько бы мы ни стреляли в них, их словно вовсе не становилось меньше. Один за другим они падали в снег, но другие продолжали штурмовать стены, шагая прямо по павшим товарищам. Северное сияние над головой кипело, с неба один за другим падали сверкающие куски нефрита.

Первой пала левая секция стены. Мертвецы сумели прорваться наверх, забрались на стены и теперь вступили с защитниками в ближний бой. К этому моменту водяные пушки начали замерзать, отказывали и леденели изнутри, но это было неважно — они свою задачу уже выполнили.

— Бросайте пушки! — закричала я. — Бросайте! Берите оружие!

Мой крик был, к счастью, услышан — воины крепости один за другим побросали водяные пушки на пол и теперь сражались тем, что было им более привычно. Одного за другим мертвецов спихивали вниз копьями, булавами. Бруни скидывал на столпившихся под стенами врагов огромные куски льда, которые, впрочем, быстро заканчивались, Сих же своим серповидным мечом рубил канаты, по которым мертвецы забирались наверх.

Но нас все еще было слишком мало. Пока что нам удавалось сдерживать натиск мертвецов, но на стенах их становилось все больше и больше, а наши воины начинали выдыхаться. К этому моменту уже закончились ледяные снаряды, глыбы льда, и нам приходилось сражаться в ближнем бою в отчаянной попытке столкнуть очередного мертвеца вниз.

Я все так же держалась рядом с Вигдис, стараясь не впадать в панику. Одна за другой крюки и лестницы закреплялись на стенах, и по ним наверх ползли множество противников. Плечом к плечу с командиром, я из последних сил била то одного, то другого копьем, пыталась столкнуть их вниз, но все было тщетно. На стенах уже было куда больше мертвых, чем живых.

— Отступаем! — вдруг закричала Вигдис. — Отступаем! Закрепляемся внутри!

Но ее крик услышали не все. Я с ужасом наблюдала за тем, как четыре мертвеца набросились на парнишку Нефострата. Они раздирали его на части, пронзали его тело костяными кинжалами, кто-то впился в его шею зубами, отрывая кусок плоти. Другого бойца, мужчину по имени Навир, у которого вечно болел живот, мертвецы оттаскивали к краю стены, где в него вцепились еще десятки рук, сбрасывая его вниз, где его ждала не менее ужасная участь.

Вигдис вместе с остальными побежала в сторону прохода, ведущего внутрь, но я не смогла сдвинуться с места. Мертвые окружили молодую девушку из западного царства, Лену, и один за другим наносили быстрые удары острыми копьями. Я понеслась к ней, совершенно забыв в этот миг о страхе и логике, вонзила копье в одного из мертвецов, вырывая кусок плоти из его шеи.

— Лена! — закричала я. — Лена, беги!

Девушка испуганно оглянулась, ее взгляд встретился с моим. Именно в этот миг длинное костяное копье пронзило ее живот, кровь хлынула из ее рта и она, закатив глаза, упала на колени, лишь чтобы воскреснуть через мгновение. Теперь в ее взгляде было лишь безумие, она смотрела на меня как на своего злейшего врага и медленно поднималась, чтобы кинуться на меня.

Но не успела она занести копье, как ей в лицо прилетел округлый ледяной снаряд, как те, что используют пращники. Я оглянулась — ко мне со всех ног неслась Кира, на лице ее читалась первобытная ярость, а растрепанные волосы словно горели огнем.

— Руки прочь от Майи! — яростно завопила она, вонзая копье прямо в глаз одному из мертвецов, лишь чтобы сразу же накинуться на другого.

Без оружия, одними лишь зубами она вцепилась в его ногу, отрывая окровавленный кусок плоти. Еще один противник кинулся было на нее, но она ловко проскочила у него между ног и, вынув из-за пазухи длинную, заточенную кость, вонзила ее ему в пах.

Сразу после этого она кинулась ко мне, хватая меня за руку и утаскивая прочь в крепость. На ватных ногах, не веря в то, как яростно и умело эта девочка может сражаться, я побежала за ней, и наконец мы забежали в длинный ледяной коридор, где нас встретили остальные.

— Форр фан да! — закричала Вигдис. — Я сказала тебе быть рядом!

— Они убили Лену! Вы ее бросили! — завопила я в ответ, хватаясь за голову.

И в этот момент огромный кулак Вигдис со всей силы врезался в мою щеку, отчего я упала на пол и отлетела на пару лагов. Сплюнув кровь, я медленно поднялась на ноги. Вигдис протянула мне копье.

— Сражайся, твою мать, — прорычала она.

Я кивнула и взяла копье в руки.

Мертвые продолжали свой натиск. Теперь они заполоняли ледяные залы и коридоры крепости, и большая часть из них устремилась в тот проход, в котором столпились мы.

— Держать строй! Не подпускайте их! — прикрикнула Вигдис. — Нам надо продержаться до рассвета!

В бешенном порыве мертвецы налетали на острые копья, буквально сами насаживались на них. Их тела закупоривали проход в крепость, словно пробка, и даже тогда они продолжали извиваться, махать руками в отчаянной попытке достать хоть кого-нибудь.

— Отходим, назад! В нижний зал!

Мы медленно продвигались по ледяным коридорам, что еще этим утром были такими спокойными и привычными. Мертвецы с трудом продолжали натиск в узких проходах, здесь у нас было явное преимущество в виде копий. Но все же они постепенно прорывались все дальше и дальше, и надежда на победу угасала с каждой минутой.

Финальным аккордом отчаяния стал грохот, пронесшийся по всей крепости. Мощный удар сотрясал ледяные стены, за ним следовал еще один, а затем еще и еще. Льды древнего айсберга затрещали, по внешней стене побежала паутинка трещин.

— Они ломают стену, — сказала я Вигдис. — Что нам делать?

— Сука… — выругалась она. — В нижний зал! Нужно защитить все проходы к Основателю! Бегом!

Мы понеслись вперед, к лестнице, ведущей вниз. То, когда мертвые найдут проход к Основателю и тем самым положат конец всей Белой крепости было лишь вопросом времени.

Мы быстро спустились вниз, на нижние этажи, где уже носились немногочисленные прорвавшиеся внутрь мертвецы. С таким малым количеством расправиться не составляло труда, и поэтому вскоре мы добрались до одного из проходов, ведущих в нижний зал.

— Разделяемся на группы, защищаем проходы! — скомандовала Вигдис. — Ты — туда. Вы двое, в эту сторону. Бегом, бегом! Майя, за мной!

Я побежала вслед за ней, вниз, в теплый, наполненный горячим паром зал. Грохот снаружи никак не прекращался, с каждым ударом от стен откалывались крупные куски льда. Воины замерли в ожидании атаки.

И, наконец, стена рухнула. Прямо в зал, где под толщей бурлящей воды лежал мертвец с горящим сердцем, стали прорываться мертвецы. Они же атаковали и с других направлений, бились с моими товарищами в узких проходах.

Основная же масса хлынула в пробитую тараном брешь. Десятки мертвецов, спотыкаясь и продолжая бежать друг по другу, заполоняли комнату. Я мысленно приготовилась умереть, мы с Вигдис стали плечом к плечу, выставив копья вперед, но в этот миг под нами треснул лед, и десятки мертвецов оказались в ледяной воде, где мгновенно превращались в безмолвные ледяные статуи.

Лишь в небольшом радиусе вокруг бурлящего источника осталось хоть немного места. Я и Вигдис стояли на небольшом ледяном островке, пока вокруг нас творился ад. Лед трескался под весом мертвецов, они падали вниз и тут же образовывали новый ледяной покров, по которому шли другие.

— Скажи мне напоследок, Майя, — вдруг обратилась ко мне Вигдис. — Как там Борт умер?

— С оружием в руках, — тяжело дыша от страха, ответила я. — Защищая меня.

— Да уж, — командир усмехнулась. — Братец мой всегда был таким идиотом.

— Что? — непонимающе взглянула я на нее.

— Не отвлекайся! Смотри!

Тряхнув головой, я снова взглянула на брешь в стене. Там, верхом на белом медведе, в окружении шести фигур из чистого обсидиана к нам приближался мертвый генерал. Он спрыгнул с медведя и достал из-за пазухи короткий бронзовый меч.

— Отдай мне девочку, — он протянул вперед руку. — Мне нужна она.

Вигдис непонимающе взглянула на предводителя мертвых. Он сделал шаг вперед.

— Отдай девочку! — впервые за все время закричал он. — И я уйду!

Обсидиановые фигуры разом наставили на него длинные копья, но мертвый полководец вдруг топнул ногой, и под чудовищами образовались трещины. Он сбросил своих собственных товарищей в море, а те наставили на него оружие. Теперь я совсем ничего не понимала.

Вдруг полководец схватился за голову, закричал от боли. Я увидела, как обсидиан все выше поднимался по его шее, начал захватывать его голову. Вскоре, человеческим осталось лишь его лицо.

— Шанс упущен, — прохрипел он и бросился вперед.

Вигдис кинулась ему наперерез, не позволяя замахнуться на меня коротким мечом, и мощным ударом ноги отбросила его в сторону. Затем она пошла уже в контратаку, занося копье над головой и пытаясь попасть противнику в лицо.

Тот резко отпрыгнул в сторону, и копье Вигдис вонзилось в ледяную стену. Она бросила его и приготовилась сражаться голыми руками, лишь бы не подпустить мертвеца ко мне.

— Берегись! — крикнула я, когда он попытался вонзить лезвие Вигдис в живот, и она едва успела копьем отвести его удар в сторону.

— Беги отсюда! — закричала Вигдис.

— Нет! — вырвалось из моей груди. — Я не брошу тебя!

— Беги, блять, отсюда! — продолжала кричать командир.

Но я бросилась ей на помощь, стараясь не дать мертвецу ударить ее. Взмахами меча он все больше и больше теснил ее в сторону потрескавшегося ледяного пола, в ледяную воду, из-под которой Вигдис уже не выбраться.

Но когда я в очередной раз ударила копьем по его обсидиановому телу, он вдруг переключился на меня. Теперь уже мне нужна была помощь — шквал быстрых ударов, вкупе с тем, что ему невозможно нанести какой-либо вред, были тяжелым испытанием. Я как могла пыталась защищаться, но лезвие меча все чаще вонзалось в мою плоть.

Очередной его удар стал слишком тяжелым. Он разрубил древко моего копья напополам, и я осталась совсем беззащитной. Сверкающие лезвие он занес надо мной, от страха я попыталась закрыться рукой, но меч вонзился в грудь Вигдис, вставшей на мою защиту.

Командир упала на колени, истекая кровью. Мертвец отошел на несколько шагов в сторону. Обсидиан продолжал расти, захватывал его лицо, и он руками пытался отодрать его, освободиться от проклятой оболочки.

Я же кинулась к умирающей Вигдис, попыталась зажать рану, но лезвие меча вонзилось прямо в ее сердце.

— Нет-нет-нет, я не потеряю тебя! — закричала я в отчаянии, чувствуя, как горячие слезы бегут по щекам. — Как ты можешь меня бросить, если ты у меня только появилась?! Тетя! Тетя Вигдис!

Она улыбнулась, дрожащей рукой коснулась моей щеки.

— Ты и правда его дочь…

Последний вздох вырвался из ее груди, перед тем как ее тело обмякло, а глаза стали стеклянными. Через брешь в стене прорывался солнечный свет, рассвет наконец-таки пришел, и нефритовая тропа уже не кипела в темном ночном небе.

Я безвольно упала на грудь погибшей Вигдис, захлебываясь в плаче. Она все еще была теплой, словно живая, словно все еще была со мной.

— Дура… Почему раньше не сказала… — сквозь рыдания произнесла я.

В этот миг мне было плевать на то, что здесь, рядом со мной, стоит почти что полностью обсидиановый монстр, тот, кто убил ее. Плевать было даже если я сама сейчас сдохну. Теперь это все не имеет смысла.

— Майя — твое имя? — вдруг раздался голос главнокомандующего мертвых. Я не смогла найти силы, чтобы ему ответить. — Тебя не видит черный глаз. У меня есть просьба.

— Просьба, блять?! — воскликнула я, яростно глядя на него.

Но на его лице явно читалась печаль, а обсидиановые руки дрожали. Он стоял передо мной на коленях, словно признавая поражение.

— Какого…

— Тебя не видит черный глаз, — продолжал он. — Прошу тебя, Майя… Спаси мой народ.

После этих слов он накрыл каменной ладонью свое лицо и резким ударом размозжил остатки своей головы. Обсидиановая фигура разбилась на десятки маленьких осколков.

Глава 34: Ледяной феникс

В ледяной долине повисла мертвая тишина.

Остатки мертвого войска поспешно отступили, лишь только стоило их командиру упасть замертво, но в этот миг мне было на это плевать. Я сидела на коленях у холодного трупа своей тетки, возможно, последнего родного человека, что у меня был. И теперь ее нет.

Слез не было — я лишь уткнулась лицом в ее грудь, не издавая ни звука. Скорбь переполняла мое сердце, и она не могла быть выражена ни словом, ни криком. Лишь пустое, сковывающее чувство в груди, когда сердце словно останавливается.

Вскоре оставшиеся защитники крепости спустились вниз, ко мне. Ледяная метель задувала в огромную брешь в стене — подняв взгляд, я увидела, что всей северной секции больше не было. Огромный кусок Белой крепости откололся, обрушился на тех, кто был под ней, погребая живые трупы под грудой мутного льда.

Всего нас осталось десять. Половина гарнизона в одночасье была сметена сильнейшей атакой мертвой армии, и, казалось, что больше у нас не было никаких шансов устоять против того, что грядет следующей ночью. Теперь у нас даже не было наших стен, наших укреплений — все пропало.

Люди молча стояли рядом, окружив бездыханное тело Вигдис и меня, плачущую над ней без слез. Никто не решался сказать ни слова, но я отчетливо чувствовала их взгляды на своем затылке. Их и кого-то еще. Где-то в глубине души меня не покидало ощущение, что Ун сейчас рядом, ждет, наблюдает, желает, чтобы я сдалась и бежала на юг. Но бежать было нельзя — главная битва все-еще была впереди, и все это понимали.

Один за другим люди бросали свои копья и булавы, устало садились в продуваемой всеми ветрами комнате. Никто не обращал внимания даже на то, как из-под обломков стены выползают остатки тел, пытаются скрыться в заснеженной пустыне. Сейчас на это всем было попросту наплевать, да и не пытались мертвые навредить нам — пострадали обе стороны.

— Они оправятся… — вздохнул вдруг сидящий рядом Бруни, — А вот мы — вряд ли.

Он озвучил мысль, которая вертелась на языке, пожалуй, каждого из здесь присутствующих. Конечно, было бы лучше просто постараться не думать о подобном, но выбора не было — люди отчаялись.

— Что дальше? — задал в пустоту вопрос один из выживших мужчин.

Я медленно подняла голову. Чувствуя, как дрожат губы от холода и горечи, я окинула взглядом всех собравшихся. Все они уже начинали замерзать — погода становилась все хуже и хуже, ветер задувал со все большей силой, и если мертвые не доберутся до нас первыми, то погода наверняка нас прикончит.

— Нам нужно… — начала было я, но на ноги вскочила Афина, женщина лет тридцати.

— Нам нужно сматываться отсюда! — криком перебила она меня. В ее глазах читался страх. — Разве вы не видите?! Это конец! Мы не продержимся и ночи!

— Продержимся, — спокойным тоном ответил Сих. — Вот.

Он подошел к груде тел, погребенных под ледяными глыбами, и достал из-под обломков нечастного, что потерял ноги и нижнюю часть туловища. Темнокожий мужчина с силой бросил его на пол, мертвец от боли беззвучно разинул рот, и в этот момент Сих начал лить на него воду. Она застывала, и вместе с тем воин поливал тело все аккуратнее и медленнее, отчего поверх него вырос острый ледяной сталагмит.

— Браво, гизиец, браво! — нервным, срывающимся голосом закричала она. — И как это поможет нам, а?! Как спасет от холода?! Не будьте идиотами, надо уходить, сейчас!

— Заткнись ты уже! — не выдержала я. — Заткнись, пожалуйста, хоть на мгновение! Если будет что предложить кроме как убежать — говори, нет — засунь голову поглубже в свой зад и кричи туда!

Афина явно опешила от такого, непонимающе оглядывалась то на меня, то на остальных. Впрочем, тон, который так часто использовала Вигдис, помог, и теперь испуганная женщина в кои-то веке умолкла и села на пол.

— Мы выживем. Выживем достаточно долго, чтобы все восстановить, — начала я. — Но для этого мне понадобится помощь каждого из вас. Каждого, понятно?

Афина виновато отвела взгляд. Остальные, впрочем, тоже не могли похвастать былой решительностью.

— Бруни, Снорри, — обратилась я к самым большим людям из всех здесь присутствующих. — Бегите наверх, тащите сюда все шкуры, которые сможете унести. Нам нужно будет заночевать здесь.

— Здесь? — Снорри склонил голову набок. — На кой хер?

— Согласен, — кивнул Варс. — Наверху проще было бы держать оборону, когда придет ночь, Майя.

— А его, — я кивнула на лежащего в бурлящем омуте мертвеца с горящим сердцем. — Тоже наверх потащите? Мы должны защищать его пока не починим стены. Без него нам конец.

После моих слов, лица присутствующих исказились. Никто не хотел признавать этого, но нам действительно придется рискнуть жизнями, чтобы иметь хоть какой-то шанс продержаться здесь в долгосрочной перспективе. Разумеется, никого не прельщала идея спать на морозе, пусть и под шкурами, но другого выхода не было.

В конце концов, Бруни первым встал со своего места и, хлопнув Снорри по плечу, ушел вместе с ним наверх. Теперь нужно было занять остальных, и перво-наперво необходимо было избавиться от всего, что могло представлять опасность.

К счастью, большая часть оживших тел и частей тел были либо вморожены в лед, когда провалились в водный резервуар внутри айсберга, либо были искалечены настолько, что не представляли особой опасности. Те, кто мог идти, давно сбежали отсюда, унося с собой более пострадавших сородичей.

Сегодня всем вне зависимости от прошлого назначения пришлось поработать в строительном отряде. Мы возводили посреди зала с гейзером небольшой лагерь, а брешь в стене как могли попытались залатать — получилось скверно, позже нужно будет переделать, однако стены в два лага хватит на первое время. В то же время снаружи, как и предложил Сих, у низкой стены льдом были выращены острые колья — это задержит потенциальную атаку мертвых на какое-то время, пока мы сможем выстроить линию обороны внутри зала.

Лишь ближе к вечеру, когда солнце, что так и не поднялось высоко над горизонтом, стало клониться к закату, мы расселись вокруг гейзера, чтобы решить, что делать дальше.

— Крепости нужен командир, — высказался Бруни. — Кто-то опытный, толковый.

— У! — воскликнула вдруг Кира, потянув руку вверх.

— Умный. — добавил Сих.

— А! А! — не унималась рыжеволосая.

— И чтоб его слушались. — вздохнула Надья, держащая над горячим паром длинный шампур с мясом.

— Ну-у-у! — не выдержав, воскликнула Кира и вскочила на ноги. — Разве не понятно?!

Все остальные вопросительно уставились на девочку. К моему сожалению, она, как я и думала, кинулась ко мне и вцепилась мне в шею, крепко обнимая.

— Майя! — воскликнула она. — Она будет главной!

Бруни усмехнулся. Засмеялись и другие — один лишь Сих да пиявки оставались серьезными.

— Сколько тебе лет, Майя? — спросил мохнатый.

— Тринадцать. — пожала плечами я, мягко отталкивая Киру.

— Рехнулись? — подал голос Квигг, охотник. — Она здесь и года не пробыла. Не говорите мне что и вправду думаете об этом.

Остальные переглянулись между собой. Было отчетливо видно, что хоть никому эта идея не нравилась, но альтернатив попросту не было. Честно говоря, я тоже не горела желанием становиться местным командиром, потому как к такой ответственности не была готова, но и я не могла примерить эту роль на кого-либо еще. Надья разве что могла бы чисто в силу опыта, однако вряд ли ей захочется нести такую ответственность.

— Не смеяться, — вдруг подал голос Сих. — Думайте. Она была главой.

— Вот-вот! — воскликнула в поддержку его слов Кира. — Майя управляла целой деревней!

Квигг устало вздохнул и взглянул наружу через брешь в стене. Кроваво-красное солнце озаряло ледяные стены, не давая забыть о том, что скоро наступит темнота, и, возможно, настанет время нашей с товарищами смерти. Затем он перевел взгляд на меня, словно спрашивая меня без слов о том, правда ли это. Я молча кивнула и опустила взгляд. Слишком много мыслей крутилось в голове, и даже с двумя личностями внутри было сложно разобраться со всеми ими — будто письменный стол, заваленный бумагами.

— А она ведь придумала те штуки, — наконец заговорил первым Бруни, жестами в воздухе показывая, как стреляет водяная пушка. — Без них мы бы не выстояли.

— Вигдис верила. Доверяла. — добавил Сих.

Невольно я перевела взгляд на обвязанное веревками пока еще бездыханное тело моей тетушки. Одного лишь короткого взгляда на нее хватило чтобы почувствовать, как ком скорби подступает к горлу, и я поспешила отвернуться, стараясь не думать о том, во что она вот-вот превратится.

— Тогда спросим ее. — подытожила Афина, кивнув на мертвого командира. — Все-равно скоро оживет.

— Нет! — воскликнула я, но тут же осеклась. — Не надо… Надо ее похоронить.

— Ее негде похоронить, доченька, — горько вздохнула Надья. — Нет здесь земли.

— Но… — хотела было возразить я, но не нашла слов. — Но ведь…

— Майя, — успокаивающим тоном обратился ко мне Бруни и положил большую, волосатую руку мне на плечо. — Мы все понимаем, что ты чувствуешь. Она была твоей теткой, как-никак, и…

— А вы, суки, все знали и не сказали! — обиженно воскликнула я, перебивая его. — Вы… Агрх! Хотя бы давайте не будем ее уродовать, прошу.

Бруни вздохнул и переглянулся с Сихом. Тот держал на коленях поблескивающий в свете закатного солнца меч, и, спустя пару секунд раздумий, кивнул. Я вздохнула с облегчением.

Увы, но кроме Вигдис нам некого было провожать в последний путь. Остальные наши соратники, обратившись в обсидиановых тварей, сбежали прочь, когда пал командир мертвого войска. Осталось лишь тело Вигдис, которое вот-вот должно ожить, обратиться в одно из этих существ.

Поужинав пресным мясом на пару, мы принялись готовиться к церемонии прощания. Когда Бруни медными гвоздями прибивал Вигдис к стене, я, не в силах смотреть на это, отвернулась и закрыла уши. Каждый удар молотка отдавался внутри меня волной неприятной, будто бы липкой вибрации, склеивающей мышцы и органы. Будто бы все внутри меня замирало на короткий миг, а затем неприятно, с усилием приходило в движение вновь.

И наконец, когда погасло солнце, Белая крепость вновь ожила. Под завалом, остатками стены, послышались стоны павших, но никто из них не мог выбраться наружу. Ожило и тело Вигдис. Она с хрипом, сплевывая кровь, медленно открыла мутные глаза и обвела взглядом разрушенную комнату, нас, пышащий жаром гейзер.

— Вы все покойники, — сквозь зубы процедила она. — Вам… Агрх! Больно…

Я медленно подошла к ней, держа наготове чашу с водой. Вигдис морщилась от боли, стискивала зубы до такой силы, что из десны побежала струйка крови, но не кричала, держалась. Едва сдерживаясь от того, чтобы не закончить все здесь и сейчас, я тихо спросила:

— Тетя… Ты помнишь меня?

— Конечно, блять, помню! — зло выкрикнула она. — Оно… Я так… Зла!

— Вигдис…

— Заткнись и слушай пока у меня еще есть силы! — рявкнула павшая командир, брызжа слюной. — Черный глаз ослаб, у него мало сил… Он… Борется.

Она кивнула всторону заточенного под толщей воды мертвеца с горящим сердцем. Ей явно тяжело давалось каждое слово, она изо всех сил сопротивлялась зову злобы, разгорающейся внутри. От ее дыхания веяло холодом.

— Слушай, слушай! — тяжело дыша прохрипела она. — У тебя… У тебя четыре года. Четыре года! Он борется, но у них обоих осталось мало сил. Горящий… Он был там. Он вернется на зов подобного себе, поняла?!

— Вигдис, я… — едва шевеля губами тихо произнесла я. — Я не понимаю…

— Четыре года! У вас четыре года! Вы все сдохнете через четыре года, твари! Сдохните!

Все тело Вигдис напрялось, она попыталась вырваться. Была готова даже разорвать свои собственные ладони, лишь бы вырваться и убить кого-нибудь из нас. Но пока я, замешкавшись и не решаясь прекратить ее мучения лишь молча смотрела на нее, подбежал Снорри с большим кувшином воды и заковал в лед лицо мертвого командира. Один за другим оставшиеся в живых подходили к ней и выплескивали на нее воду. Тело Вигдис быстро покрывалось льдом, движения давались ей все труднее и труднее. Наконец, когда лед сковал ее почти полностью, я собралась с силами и дрожащими руками выплеснула воду, закрывая глаза.

Все молчали — никто сейчас не хотел нарушать установившийся покой. Даже погребенные словно вмиг застыли, замерли, и был слышен лишь вой холодного, колючего северного ветра.

— Вот и все, — вздохнул первым Бруни. — Хорошая баба была.

— Да, — коротко поддержал его Сих.

Ее лицо навечно осталось заперто в ледяных стенах крепости. Наверное, так она и хотела уйти из жизни — там же, где и сражалась столько лет. Мне же лишь оставалось надеяться, что когда-нибудь она сможет обрести покой.

Вскоре один за другим люди начали готовиться ко сну. Спать, впрочем, можно было не всем — двое человек обязательно оставались караулить наш лагерь на случай, если мертвецы вдруг решат атаковать. Остальные же, пока не настала их смена, могли позволить себе долгожданный отдых.

Под шкурами, в окружении Киры и Афины, было тепло, но все равно приходилось спать в шубе. Наверное, наше лежбище прогрелось бы за ночь от тепла наших тел, но все мы слишком замерзли и устали, чтобы ждать этого.

Кира уснула почти моментально — эту бестию не заботила ничья смерть, не волновали неудачи и поражения. Ей было весело — это главное, а сейчас она набиралась сил, чтобы продолжать свое безумство завтра. Афина же уснула вскоре после нее — сказывалась сильная усталость, как и у всех здесь. Не спалось лишь мне, слишком много было мыслей, сомнений и страхов. Раз за разом в течение всей моей жизни они наваливаются на меня в, казалось бы, самый неподходящий момент. Правда же в том, что ни один момент не подходит для страха. Но, тем не менее, иногда я волей-неволей задумывалась, что в этом мире слишком много плохого, и что как бы я ни старалась, справиться со всем этим, увы, не в моих силах.

— Это неважно, — вдруг раздался в голове голос Димы. — Главное — пытаться, а не сидеть на месте.

— Ты прав, — мысленно ответила я. — Но мне страшно.

— Мне тоже. Поэтому и надо продолжать.

Я вздохнула и, чувствуя, что явно не смогу уснуть, аккуратно выползла из-под шкур и тихо прошла к наспех возведенной ледяной стене. Дозорным сейчас был Сих, с которым я никак не находила времени нормально поговорить, и, пожалуй, сейчас был идеальный момент.

— Не спишь, — скорее утвердительно, нежели вопросительно сказал он.

— Да, — я кивнула и оперлась на край стены, глядя в темную даль. — Не спится.

Он молчал. Этот человек вообще был не из говорливых, и дело не в том, что он плохо знает северный язык. Просто, видимо, такая вот он натура — этакий типаж загадочного человека с темным прошлым, если, конечно, можно так выражаться в адрес темнокожих людей.

— Что за преступление ты совершил? — спросила я, выдыхая облачко пара.

— Нет, — он тряхнул головой. — Говорят, совершил. Я — нет.

— Ты не делал этого? — не без интереса продолжила я осыпать воина вопросами. — Тебя подставили?

Сих молча кивнул.

На небе ярко горели звезды, отражаясь и сверкая в снегах. Северное сияние в вышине было спокойным, тихим, словно море в штиль — совсем непохоже на то, что было прошлой ночью. Тут и там виднелись упавшие с неба куски нефрита, но сейчас было бы слишком опасно выходить за ними.

Вдруг вдалеке, к востоку от крепости, я смогла разглядеть крохотный огонек в ночи. Сих ничего мне не сказал, но, судя по прищуру, тоже увидел это. Снимая меч с пояса, он кивнул мне, и я приготовила копье, стараясь не высовываться из-за стены слишком сильно.

Огонек все приближался, но был слишком далеко, чтобы можно было разглядеть источник света. Я взглянула на воина рядом со мной и тихо спросила:

— Мертвые?

— Нет, — он покачал головой. — Мертвые без света.

Он был прав — мертвецы никогда не разводили огня. Жар пугал их, злил, да и ни к чему им был свет — в конце концов, под полярным сиянием, особенно когда оно кипит в разгар сражения, все было видно достаточно хорошо.

Наконец, когда между крепостью и огоньком оставалось чуть меньше ста пятидесяти лагов, я смогла разглядеть небольшой караван — трое людей, один турн и во главе отряда, как и почти всегда, старик Угбар, опирающийся на длинную палку. Люди, что были с ним, в страхе оглядывались вокруг и сжимали в руках оружие — явно боялись засады.

Я перемахнула через стену и прошла мимо ледяных кольев. Оглянувшись, я лишь увидела, как Сих кивнул мне, и пошла дальше, навстречу каравану.

Заметив меня, Угбар поднял было руку, хотел поздороваться, но улыбка почти мгновенно сползла с его лица, когда он увидел разрушенную стену крепости. Его глаза расширились от страха, в шоке он молча раскрыл рот, и, наконец, проморгавшись, тихо сказал:

— Да чтоб меня…

Караван вместе с Угбаром провел у нас ночь — все-таки под северным сиянием двигаться было достаточно рискованно. Старик объяснил, что люди, которых он сопровождает, настояли на том, чтобы как можно скорее добраться до крепости, дескать, не выносят этого дикого холода. И я могла их понять — как и Сих, судя по цвету кожи, они были из мест гораздо более теплых и засушливых. Впрочем, в отличие от нашего соратника, эти выглядели иначе, и своим видом напоминали скорее индусов, нежели африканцев.

— Вот значит как… — угрюмо вздохнул Угбар, когда я закончила свой рассказ.

— Да, — тихо ответила я. — Паршиво.

Старик отчаянно думал о том, как приободрить меня и остальных в крепости, но ничего не приходило ему на ум. Даже новости, которые он принес с юга, были плохими — за ледяным морем продолжается кровопролитная война, геты находятся между молотом и наковальней, а на земли Скагена то и дело вторгаются грабители из Коммунахты. Судя по его рассказам, Куаннинг сумел взять власть в свои руки, однако у людей свежа была память о кровавом захвате поселения, и многие отказывались подчиниться новому ярлу. Даже среди тех, кто встал на мою сторону во время осады города, находились те, кто считал действия захватчиков слишком жестокими. Признаться, иногда у меня проскальзывала та же мысль.

Когда же после ночи, проведенной за разговорами, наконец наступило утро, пришла пора прощаться с Угбаром. Пришлые пилигримы оставили в крепости немного зерна, веревок и ткани, и теперь явно спешили убраться отсюда поскорее. Наверняка среди моих братьев по оружию и сейчас были те, кто желал того же.

Пожав руку Угбару, я приобняла его и похлопала по спине.

— Помни, старик, — сказала я. — Разнеси весть, что Белая крепость просит о помощи. Нам нужны люди, оружие, пища и древесина.

— Да запомнил уже, — усмехнулся старик. — Не настолько я старый, не боись.

Наконец они, кутаясь в тяжелые шубы и плащи, медленно ушли прочь. А нам предстояло много работы — если то, что сказала Вигдис, правда, то нельзя было терять ни минуты.

— Ну, — я окинула взглядом всех, кто был здесь, со мной. — Дадите мне поуправлять крепостью, или кто-то хочет встать на мое место?

— А хлеб с икрой будет? — усмехнулся Бруни.

— Сто херов тебе в рот, волосатый, а не икру, — устало рассмеялась я. — Ну, за работу!

Глава 35: Смерть и золото, часть первая

На самой вершине вечного айсберга, в тесной, холодной комнате было разложено множество глиняных табличек и берестяных грамот, исписанных рунами и числами. Никто, пожалуй, не смог бы прочитать все, что было написано на них, но это не имело значения. Главное — помнить. Помнить все то, что произошло, анализировать прошлое и готовиться к будущему.

Я тяжело вздохнула, разминая затекшие от письма руки. Еще раз пробежалась глазами по множеству записей, сравнила данные и, как и всегда, итог был один:

— Я ничего не понимаю! — устало простонала я.

С той ужасной ночи прошло два с половиной года. И все это время я, как могла, старалась записывать все, что происходит в Белой крепости.

Год первый с начала моего командования крепостью. Нас мало, мы окружены врагами со всех сторон, отчаянно пытаемся восстановить разрушенную секцию стены. Но мертвые не нападают. Словно со смертью их военачальника они потеряли к нам всякий интерес.

Тот же год, долгожданная весна. Борьбе за выживание, войне с холодом и голодом пришел конец, когда стена наконец была закончена. Всем нам приходилось работать без отдыха, ограничивая себя даже во сне, лишь бы поскорее вернуть себе хоть какие-то шансы на выживание. И лишь когда в ледяных стенах были отреставрированы все узкие ходы, вентиляция, по которой струился неестественно горячий пар, мы смогли вздохнуть спокойно.

Год…

— Майя. — мои размышления вдруг прервал Варс, заглянувший в мое холодное убежище.

Из-за приподнятой тяжелой шкуры на меня смотрел уже не мальчик — юноша с горящими глазами и седыми волосами. Как и я, он рос, становился сильнее с каждым днем, пусть и, пожалуй, несколько отставал от меня, что нормально для мужчин.

— Не сейчас, — я отмахнулась. — Зайди позже.

Год первый, конец лета. С юга приплыл длинный корабль. С носа на меня смотрят сквозь бронзовую маску два серых глаза. Человек, закованный в чешуйчатый доспех, а за ним, на веслах — усталые оборванцы, дрожащие от холода. Шесть мужчин — воры, убийцы, еретики. Западное царство, называемое Окцитийской империей, первым откликнулось на зов о помощи. Видимо, даже в таких далях знают о том, как нужна людям Белая крепость.

— Майя, тебя Сих зовет. — все продолжал докучать мне Варс.

— Уйди, собака плешивая! — резко огрызнулась я, но парень лишь широко улыбнулся.

Год первый, зима. Длинная, темная ночь, когда солнце и не думает вставать из-за далекого горизонта. Холод стоял такой, что никакие паровые трубы не помогали согреться. Людям приходилось спать в одежде, а Надья, которую к этому времени начала одолевать старческая слепота, не прекращая кипятила воду и заваривала чай из лишайника, лишь бы хоть как-то помочь согреться.

И все еще нет атаки. Мертвецы, окрепшие и осмелевшие после событий годичной давности, подходили к крепости на опасную дистанцию. Все чаще мы видели с высоких стен, как там, вдали, бродят в темноте твари, полностью покрытые обсидианом. Смотрят. Ждут. А северное сияние высоко над головой не кипит — небо походит на гладь озера, в которое бросили камень.

— Майя, форр фан да! — воскликнул Варс и ворвался наконец в комнату.

Я устало подняла на него взгляд, отчего он на мгновение смутился. Еще бы — видок у меня был, прямо скажем, не очень свежим, сказывалась постоянная занятость в роли командира крепости. С каждым новым днем, с каждым новым человеком, что по глупости или по неволе приходит сюда, мне становилось все тяжелее.

— Что? — вздохнула я.

— Тебе бы поспать… — протянул Варс, но затем тряхнул головой. — Пойдем. Сих ждет тебя. Прибыли новые люди.

Ворча себе под нос, я с недовольным видом встала из-за стола и медленно потянулась. Все-таки сидячая работа плохо сказывалась на физическом здоровье, даже с учетом того, что я пыталась поддерживать себя в форме. Каждый раз, как я задумываюсь над этим, я все меньше понимаю каким образом Вигдис удавалось с этим всем справляться.

Вслед за Варсом я вышла из крохотной, вырубленной в айсберге комнатки на самой его вершине и поспешила вниз по узким, скользким ступенькам. Над головой ярко светило солнце, отчего я невольно прищурилась и потерла ладонью красные от недосыпа и усталости глаза.

— Майя, слушай, — вдруг негромко начал волчонок. — А ты думала…

— Я, дорогой мой, постоянно думаю, — как обычно проворчала я. — О чем конкретно?

— Что ты собираешься делать после того, как уйдешь отсюда?

Он остановился, обернулся и заглянул мне в глаза. В эту игру могут играть двое: в ответ я уставилась на него, не моргая, и вскоре юноша, признав поражение, отвел взгляд. Тем не менее, его вопрос поставил меня в тупик.

— Спрашиваешь еще, — хмыкнула я. — Коммунахта, кажется, все еще стоит там же, где и стояла.

— А ты не думала о том, чтобы… Ну… — Варс замялся, я же терпеливо ждала, когда он наконец-таки родит мысль. — Оставить все это? Ну, знаешь, построить дом, завести семью, детей…

— Это, дорогой друг, — я похлопала его по плечу и прошла мимо. — После того, как все гады сгниют в братских могилах.

Проходя мимо него, я краем уха услышала тихий, разочарованный вздох. И я могла понять беспокойство Варса — за свои шестнадцать лет я пережила, пожалуй, больше, чем следовало бы обычной деревенской девочке.

— Он в тебя втрескался. — усмехнулся мертвец, застрявший у меня в голове.

— Замолчи ты уже. То, что ты был озабоченным, еще не значит что все вокруг такие, — вздохнула я в ответ.

— Но ты — это я, сама ж знаешь. Серьезно, задумайся над тем, как он себя ведет, дурочка.

— Как верный и надежный друг, — уверенно ответила я, пожимая плечами. — И он всегда таким был. Вон, даже поседел от страха, но клятву пиявок не нарушил.

Дима вздохнул и мысленно перевернулся на другой бок, отворачиваясь от меня в сторону затылка. Было странно все чаще и отчетливее ощущать его именно как кого-то отдельного, живого, а не просто голос в голове. Порой чувство это становилось настолько явным, что я, кажется, могла бы коснуться рукой его невидимого тела.

Отбросив лишние мысли, я наконец быстро спустилась вниз, на стены. Здесь, в дозоре, укутанные в шубы проходили мимо меня два бойца — как раз из тех, что первыми прибыли сюда по воле своего правителя. Увидев меня, они тут же встали по стойке смирно и приложили ладонь к сердцу.

— Командир! — разом выкрикнули они.

— Ага, она самая, — проворчала я, подходя к ним вплотную и разглядывая. — Керций, какого, скажи-ка мне, хрена у тебя уши такие грязные?

— А, да как бы… — боец замялся.

Я похлопала его по плечу, а затем отвесила звонкую оплеуху. Тот факт, что люди из Окциты были на порядок ниже северян очень и очень помогал — даже в свои шестнадцать я, как правило, была немного выше взрослых мужчин из западного края.

— Не хватало мне еще, чтобы ты заразу по крепости распустил, — строго сказала я. — Чтоб сегодня чистым был!

— Е-есть! — выкрикнул он.

Удовлетворенная ответом, я пошла дальше, вниз, вглубь крепости.

Возможно, такая строгость и была лишней, однако нас стало слишком много, и все мы были слишком разными, чтобы оставаться свободными и веселыми раздолбаями. Разумеется, я старалась не давить на своих подчиненных, особенно тех, кто был здесь дольше, чем я, однако уже с прибытием первого пополнения стала придумывать правила и порядки, которые позволили бы сделать из преступников настоящих солдат.

Как и в прошлой жизни, в этих командах и уставах не было никакого смысла, кроме усиления власти командира над подчиненными. Не было смысла выпрямляться и прижимать руку к груди, обращаться ко мне не иначе как «командир», но это позволяло держать людей в своей власти и не давать им расслабиться.

Из-за угла, судя по всему, завидев меня еще на спуске со шпиля, выскочила Кира. Высокая, с огромными рыжими кудрями, она была теперь похожа на ходячий огненный одуванчик. Впрочем, в ней все также оставалась та детская непосредственность, энергия и задор.

— Сестренка! — весело воскликнула она и, как обычно, кинулась мне на шею, крепко обнимая.

Я похлопала ее по плечу и уже вместе с ней и Варсом пошла дальше. Кира тут же принялась рассказывать о том, как у нее прошел день, как она поругалась а затем помирилась с Надьей, но все-равно ее не простила, пару раз оскорбила Афину, а затем нахваливала ее всеми словами, которые знала. Словом, Кира оставалась Кирой.

— Как остальные? — спросила я ее, все еще будучи погруженной в свои мысли.

— Хорошо! — отрапортовала рыжая бестия. — Ничего не случилось!

Киру я довольно быстро назначила кем-то вроде начальника по внутренней безопасности крепости. Дело в том, что почти сразу после своего прибытия новые бойцы решили установить свои порядки — один из них чуть не изнасиловал Афину, ворвавшись во время ее сна в женскую спальню. Женщину спасла как раз-таки Кира, откусив насильнику правое ухо и оскопив куском обсидиана. Он не пережил ту ночь, однако даже такая ситуация сыграла мне на руку — Киру боялись, не побоюсь этого слова, все. Даже мне порой было жутковато от того, с какой легкостью она способна совершить нечто настолько жестокое. Зато теперь каждый в крепости знал — за любую провинность с ним будет разбираться она, и от этой девочки никак не скрыться.

Провинности, провинности… Этот этап мы прошли, была введена система субординации, новые правила. Не все, конечно, согласились с таким, но большинство «старичков» понимали необходимость подобных реформ. В конечном итоге угроза нападения никуда не исчезла, и расслабляться было нельзя.

И все-таки они не нападали. Случалось, конечно, такое, что охотники, выходившие за пределы крепости, натыкались на отдельные, разрозненные отряды нежити и вступали с ними в бой, но мертвецы не осмеливались атаковать крепость. Они копили силы, готовились к решающему бою, это было ясно как день. Времени оставалось все меньше.

В одном из коридоров я повстречала Снорри — он показывал новичку-строителю, как правильно вынимать из груди мертвецов разросшийся обсидиан. Если оставлять куски внутри на слишком долгий период, они начинали расти, поглощать плоть покойника и делать его сильнее. Этого допустить было нельзя.

— Снорри, — я кивнула ему.

— Майя, — кивнул он в ответ и пошел за мной, оставив подопечного одного.

На этом разговор со здоровяком закончился. За прошедшее время он вымахал еще больше, все больше походил на великана, и, осмелюсь сказать, рост его уже перевалил за отметку в двести двадцать сантилагов. Теперь он едва помещался в ледяных залах, постоянно пригибал голову, чтобы не задевать потолок, а то и вовсе сгибался чуть ли не вдвое, чтобы куда-нибудь пройти.

Наконец, вместе с пиявками я добралась до тренировочного зала. Это было большое, холодное помещение в основании айсберга, куда едва попадал солнечный свет. Всякий раз заходя сюда, Варс почему-то горько вздыхал, но когда я спрашивала его, в чем дело, он предпочитал промолчать или перевести разговор в иное русло. Сейчас здесь собрались новобранцы, пять человек, четверо из которых были северянами. Сих медленно прохаживался вдоль ровного строя, ничего им, впрочем, не говоря — оно и понятно, многим из тех, кто прибывает сюда, приходится сперва учить наш язык, и лишь потом они могут начинать нормально нести службу.

— Сих, — поздоровалась я. — В чем дело?

— Новенькие, — он указал рукой на бойцов. — Тот, окцитиец, говорил.

— Что-то важное? — спросила я, глядя на гладко выбритого темноволосого мужчину.

— Наверное. Не знаю язык. — пожал плечами Сих.

За то время, что я была командиром, у меня, к сожалению, не было возможности посвятить себя изучению других языков. Кое-как удавалось иногда встретиться с Надьей, чтобы поговорить на языке гетов, но, как правило, не было времени и на это.

— Варс, беги за Афиной, — кивнула я волчонку.

— Понял, — ответил он и убежал прочь.

Сих смотрел прямо на меня, сверкая глазами из-под глубокого капюшона. В его взгляде читался немой вопрос, и через несколько секунд я поняла, чего он ждет.

— Так, — начала я, встав перед строем новобранцев. — Нахрена приперлись?

Северяне, стоявшие передо мной, переглянулись. Один из них, парень лет двадцати, робко ответил:

— Ну… Служить тут, бороться…

— Бороться? — ехидно переспросила я, прищурившись. — Ты? Не смеши меня.

Он стушевался, опустил взгляд, а я лишь хищно оскалилась, продолжая осматривать новоприбывших.

— Вы все — ничтожества, которые не знают ничего о том, что их ждет. Приперлись сюда в надежде на славу и почет? Думаете, вернетесь домой, с красивой картинкой на спине и все, все бабы ваши, а?!

По ряду прошлась волна шепота.

— Я вам даю последний шанс, — я подняла вверх указательный палец, указывая на каждого из мужчин по порядку. — Каждому. Уходите сейчас же. Не позорьтесь, вы не воины, а трусы, которые решили, что мы тут сидим и сопли жуем. Уходите нахрен из МОЕЙ крепости, забудьте про все, что здесь видели и никогда больше не вылезайте из своих поганых нор, понятно?!

Кто-то из мужчин в ярости сжал кулаки, кто-то скрипел зубами, а вот самый молодой, совсем еще мальчишка, не старше Варса, поджал губы. Ему явно было страшно.

— А ты кто такая, чтобы так с нами разго…

Один из них начал было кричать на меня, пошел вперед, сжимая кулаки в бессильной злобе, но я тут же резко ударила его кулаком в солнечное сплетение. Он согнулся пополам, задыхаясь, а я в это время двумя пальцами сжала его кадык.

— Ты не выдержал удар девки из глухой деревни, — усмехнулась я. — Куда тебе с мертвыми сражаться, шут гороховый?

Ударом ноги под колено я заставила его упасть на пол и отошла на пару шагов назад. Наконец, увидев в глазах пришедших непонимание и страх, я удовлетворенно кивнула и улыбнулась:

— Те, кто не готов стать настоящим воином — пошли вон. Остальных ждет кое-что похуже этого.

К этому моменту наконец-таки вернулся Варс. С ним в комнату спустилась Афина, сонно зевая — сейчас было ее время для сна.

— Афина, переведи его слова, — кивнула я ей на окцитийца.

Она что-то коротко сказала ему на сложном, резком языке Окциты, после чего парень, засияв, начал быстро тараторить, пересказывая ей то, что сказал до этого Сиху.

— Он говорит, что пришел не служить, — начала переводить его слова Афина. — Его послали вперед как разведчика. Говорит, что он — человек принца Адона.

— И что ему здесь надо? — прищурилась я, подходя вплотную к пришельцу.

— Говорит… — Афина прислушалась и склонила голову набок, словно не до конца понимая, что он сказал. — Говорит, что принц Адон и принц Герот едут сюда. И…

Женщина беззвучно открыла рот, шокированная услышанным. Отошла от нас на пару шагов, прикрывая рот ладонью.

— Что? Не тяни.

— Царь Реций умер, — наконец продолжила она негромко. — И не сказал о том, кто должен наследовать престол. Его везут сюда, Майя.

— Боги… — вздохнула я. — Идиоты. Хрен он им теперь что скажет, только слюной подавится. Он, — я кивнула на разведчика. — Проверял безопасность пути, так?

Афина молча кивнула в ответ.

— Понятно… — протянула я. — Ты свободна. Сих, отпусти окцитийца.

Сих кивнул разведчику на проход в ледяной коридор, и тот, опасливо оглядываясь, тут же убежал прочь. Несколько секунд подумав, постояв на одном месте, я наконец пришла в себя и последовала тем же путем. Нужно вернуться в мою комнату и все обдумать. Нужно все записать.

— Ко мне никого не впускать, — отдавала я приказы, проходя по внешней стене. — Варс, лично доложишь о прибытии принцев.

— Понял.

— Кира, следи за порядком. Тут есть те, кто принцев заживо сожрут. Подними Афину, пусть она слушает, о чем говорят окцитийцы.

— Есть! — весело ответила рыжеволосая.

— Снорри… — я взглянула на здоровяка. Тот лениво почесывал густую бороду. — Тащи брагу.

— Угу. — пробасил он.

Я заперлась в своей комнате с кувшином браги, намереваясь как следует обдумать то, о чем думала каждое утро. Впрочем, запереться у меня не было возможности — вход в комнату прикрывала лишь большая, тяжелая шкура, но в условиях северного полюса и это было спасением.

Откупорив кувшин, я пригубила слабенькой, едва ощутимо алкогольной браги, вспоминая напитки из прошлой жизни. В этом пойле, навскидку, было не более десяти градусов, а может и того меньше, но, впрочем, согревала она тоже неплохо.

— Может, хватит уже пить, Майя? — раздался в голове голос Димы, и я почувствовала, как кто-то касается моей руки.

— Без тебя все знаю! — воскликнула я, начиная ощущать, как загораются румянцем щеки.

После смерти Вигдис брага стала для меня единственной отдушиной в этом царстве мрака. Слишком большая ответственность лежала на моих плечах, и тот факт, что мертвые никак не хотели нападать, лишь усугублял мои страхи. Каждый день я просыпалась в холодном поту, ожидая, что вот сегодня они точно пойдут в атаку, что наступит мой конец, и я умру так же, как и моя тетка. Но они не приходили. Маячили вдалеке, пугали, наблюдали, но не приходили.

Впрочем, меня хотя бы не мучили кошмары. Всякий, кто попадал сюда, начинал видеть во снах одно и то же — огромный черный глаз, наблюдающий за тобой, пока ты спишь. По словам Варса, чувство на утро было премерзкое, как будто глаз все еще смотрел на тебя, пусть ты его и не видел. И все как один защитники крепости божились, что смотрит он сверху, из пучины северного сияния.

Еще раз. Они не напали в первую длинную ночь, когда мы были слабы. Не напали, когда мы починили стены. Не напали, когда нам привезли новых воинов. Они… Не нападают.

— Почему? — в отчаянии воскликнула я, уставившись в потолок, и снова пригубила браги. — Ну почему вы даже не пытаетесь?!

Все еще оставалась актуальной теория о том, что мертвое войско копит силы, выжидает лучшего момента. Но разве этих моментов было недостаточно? Черт возьми, да я сама спустилась со стены посреди ночи, лишь бы кто-нибудь пришел оттуда, из снегов, и ничего!

Эта загадка не давала мне покоя. Черный глаз ждал. И все это время с ним боролся тот, чье сердце не прекращает гореть. Что все это значит? Кого именно ждет мертвец, согревающий нас? Может, мне нужно найти кого-то из его народа, его семьи? Тогда, наверное, нужно бы отправиться на юг, прошерстить каждую деревню и каждый город. Но я не могу. Ровно как и отправить кого-либо — слишком велик страх перед нападением.

Я не заметила, как впилась ногтями в кожу на шее, царапая. Нервы шалили с каждым днем все сильнее, на моей одежде постоянно была кровь и пятна от браги.

Я безвольно уронила голову на стол, чувствуя, как алкоголь согревает тело. Аккуратно коснулась рукой живота — от всего перенесенного месячных не было уже больше трех месяцев. Забеременеть у меня возможности точно не было, а значит оставалось только одно объяснение:

— Я устала…

Дима, мертвец в моей голове, осторожно коснулся рукой моей макушки. Его касания не были похожи на прикосновение обычного человека — это было скорее тепло, легкие мурашки на коже. И в то же время я почувствовала, как мою спину накрывает большое, теплое крыло, защищая от холода и страхов. Вот они, два моих защитника: идиот-алкоголик и бог несчастий. Наверное, и вправду судьба у меня такая — вечно чего-то бояться и страдать от недостатка времени.

Впервые за несколько дней я, напившись, крепко уснула. Разбудил меня голос Варса, который, на вскидку, поднялся ко мне через несколько часов. Судя по всему, отряд принцев был недалеко от крепости, и они лишь проявляли дополнительную осторожность, чтобы не подвергать себя риску.

Я медленно поднялась из-за стола и потянулась, разминая мышцы. Вся комната все так же была завалена глиняными табличками и берестой, исписанными рунами, цифрами и таблицами. Осталось здесь и многое от Вигдис — календарь, например, который она вела много лет. Благодаря нему я могу рассчитывать остаток времени до длинных ночей, подогревая свою нервозность и нагоняя на саму себя страха.

Выйдя на стену, я уставилась вдаль. Было темно, но я смогла разглядеть множество огоньков, приближающихся к крепости с юга. Северное море сейчас было сковано льдом, и поэтому караван шел пешком, вместо того чтобы плыть сюда на льдине или корабле.

Надья тихо подошла ко мне сзади и протянула тарелку супа. Без особого энтузиазма я стала есть, но не смогла осилить всю порцию и поставила тарелку на стену.

— Ну-ка доедай! — возмущенно воскликнула Надья и ущипнула меня за бок.

— Ай! — обиженно воскликнула я и тихо засмеялась.

Кое-как удалось запихнуть в себя остатки пищи, успев как раз к тому моменту, как лицо старины Угбара стало различимо в свете металлического фонаря.

— Хэ-хэй! — закричал он на подходе к крепости. — Привет ледяным гномам!

Я прокашлялась и громко скомандовала:

— Бойцы! Команда «Здрасьте»!

— Здрасьте, Угбар! — хором выкрикнули все собравшиеся на стенах, отчего я сдавленно засмеялась.

За стариком к нам приближалось несколько повозок-саней, груженных различными припасами. Их окружали люди в чешуйчатых доспехах и с большими овальными щитами — воины Окцитийской империи, которых называли «Стратами».

В центре каравана медленно ехала большая крытая повозка, напоминающая скорее карету. Ее медленно тянули два турна, а экипажем управлял северянин. Оно и понятно, на лошадях сюда не доедешь, а окцитийцы не умеют управляться с быками-переростками.

Когда вся процессия остановилась, центральную повозку окружили воины империи, выставив большие щиты вперед. Я с интересом наблюдала за тем, как из нее выходят два похожих как капли воды юноши в огромных шубах.

— Принцы… — ахнула Афина. — Мне мама про них в детстве рассказывала, но я никогда не видела никаких правителей вживую…

— Меня видела, — вздохнула я. — Я, вообще-то, отказалась от трона ярла.

— Тихо! — отмахнулась женщина. — Не сравнивай свои варварские племена с империей, это совсем другое!

— Ну-ну… — протянула я.

Укрываясь за воинами, двое принцев медленно подошли к стенам крепости, по щиколотку утопая в снегах. Я заметила, как за их спинами другие их приспешники достают из одной из телег длинный, узорчатый гроб, из которого то и дело слышался стук и приглушенные стоны.

— Афина, поприветствуй их от моего имени, — я кивнула окцитийке.

— Сальмата, мегалитате туама! — выкрикнула она, склонив голову.

— И скажи, что ворот нет, подниматься придется на веревках. — добавила я.

— Э… Сипана! Ам…

Она долго мялась, но, в конечном итоге, произнесла нечто настолько длинное и запутанное, что, пожалуй, я и на северном языке смысл всего сказанного не поняла бы. Это отлично иллюстрирует разницу в сословиях и культуре между нашими народами — перед ярлом тоже склоняют голову, но не распинаются огромными тирадами лишь, чтобы показать уважение. В конце концов, уважение северяне выказывают не словом, а делом — хороший воин всегда нужен в военном походе на юг.

Принцы о чем-то переговаривались за спинами своих солдат, что-то приказали своим людям. Вскоре воины расступились, и я, наконец, увидела двух юношей в полный рост — они были чуть старше меня, было им на вид лет по двадцать. Кожа у них была смуглая, хотя и гораздо более светлая, нежели у их воинов и слуг. Волосы, как и у многих окцитийцев, черные, кудрявые.

И вдруг из кареты вышел третий. Человек, казалось, наплевавший на суровый холод и лютый ветер, был одет в длинный черный балахон с глубоким капюшоном. На его шее висела сверкающая в ночи цепь, на которой я разглядела незнакомый мне символ — трехконечную звезду.

— Здравствуй, Соленый Ворон. — произнес человек, снимая капюшон.

Глава 35: Смерть и золото, часть вторая

Принцы, похожие друг на друга как две капли воды, медленно поднимались со своей свитой на стены Белой крепости. Вместе с ними на веревках поднимали также и толстый гроб, и мешки с провизией, и небольшой сундук, скованный цепями и тяжелым навесным замком. Последним на стены поднялся, как я поняла, священник — я наконец смогла как следует разглядеть его.

Это был мужчина лет тридцати с длинной, неухоженной бородой, завязанной в узел. Голова его была начисто обрита, а брови укорочены так, что от них оставались лишь две точки по центру. Сложив три пальца вместе, он сделал жест, доселе мною невиданный — коснулся ими сперва левого плеча, затем правого, и, наконец, своего лба, что-то тихо шепча. Нормально было бы ожидать от него более бурной реакции на мертвецов в стенах, на лютый холод, однако мужчина оставался спокоен. Более того — на его лице явно читалось удивление, но не то, что истово верующие испытывают, встретив иноверца, а скорее чисто научный интерес. Иными словами, он удивлялся и радовался всему вокруг, словно маленький ребенок.

— Афина, переводи, слово в слово, — не оборачиваясь приказала я.

Впрочем, это и не требовалось — девушка уже смирилась со своей ролью синхронного переводчика и внимательно прислушивалась, ожидая того, что скажут принцы.

— Ты — главная здесь? — обратился ко мне один из близнецов. — Это принц Адон. — тихо добавила Афина.

Как она их различает?

— Да, — кивнула я в ответ. — Мое имя — Майя Бортдоттир. Прошу, пройдемте внутрь, в тепло.

Принцы эту идею оценили, и вскоре вся делегация двинулась вглубь ледяной крепости. У нас вряд ли нашлись бы достаточно большие залы, чтобы разместить их всех, поэтому решено было направить гостей в самый вместительный — в столовую. Вряд ли царские особы были готовы к такому уровню "комфорта", учитывая то, что у нас не было ни столов, ни стульев, однако шкуры — лучшее, что я могла им предложить.

Впрочем, к моему удивлению, юноши не стали возмущаться или хоть как-то показывать признаки недовольства. Напротив, они пусть и несколько безэмоционально, но все-таки с благодарностью приняли предложение присесть на шкурах. Возможно, тут сказывалось то, что их визит сюда, в крепость, носил несколько неформальный характер, а то и того хуже — был совершенно секретным.

— Мы пришли сюда с горечью в сердцах, — начал один из них. Какой — не пойму.

— Это принц Герот, дура, — усмехнулся в моей голове мертвец.

А ну молчать! Не хватало еще чтобы ты меня позорил!

— Наш отец умер, не оставив прямого наследника, — продолжил второй принц. — Матушка скрыла от нас и кого бы то ни было, кто родился первым — я или мой брат. А отец не успел принять решение, кому перейдет престол.

— И вы хотите спросить его сейчас? — уточнила я, саркастически подняв бровь. — Вам не сказали о том, что мертвецы, вернувшись к жизни, особой разговорчивостью не отличаются?

— Майя! — ахнула Афина. — Я не буду это переводить!

— Тогда, позвольте мне, — с улыбкой тихо сказал священник на северном языке. — Я много странствовал и знаю ваш язык.

Я кивнула ему в знак согласия, и он негромко начал повторять мои слова принцам, уже на окцитийском языке. На их лицах все так же не было ни тени каких-либо эмоций.

Сейчас, пристально разглядывая лица близнецов, я медленно начинаю понимать, почему все так легко различают их, и почему это не удалось поначалу мне. Дело в том, что я старалась отличить их по форме лиц, губ, носов, но все это было одинаковым — различались едва заметные, скупые эмоции. Нет, не были они безэмоциональными, как бы ни пытались таковыми казаться — скорее скрывали свои мысли и чувства за маской безразличия, как профессиональные игроки в покер.

— Мы понимаем и принимаем возможные риски, — продолжил принц Адон. Его лицо, как мне показалось, излучало чуть больше уверенности и смелости, нежели физиономия брата. — Но также мы слышали, что в Белой крепости живут и сражаются те, кто знают, как разговорить даже мертвых.

— Умеем, — усмехнулась я. — Но тут вопрос. Я вот вроде бы понимаю, что должна быть вам благодарна — как-никак, отправили сюда людей, помогли в тяжелый час. Но то ведь было совершено вашим отцом, да и без корыстного умысла. Так ответьте мне: что нам будет за помощь?

— М-Майя! — снова воскликнула Афина и принялась быстро-быстро что-то говорить, явно извиняясь перед принцами.

Я кивнула своим людям, стоящим в стороне, и пара крепких мужчин схватили Афину под руки, уводя прочь. Не хватало еще, чтобы она мне образ суровой и непреклонной начальницы нарушала!

Принцы молчали. Один из них, Адон, кивнул кому-то из своих людей, и меж нами поставили окованный цепями сундук. Небольшим ключом принц с легким щелчком отворил его, и, открыв крышку, показал мне то, что было внутри: множество сверкающих в свете масляных ламп золотых монет.

— Это — твоя награда, — сказал он, смотря мне прямо в глаза.

Я невольно прикусила губу. Мысли в голове вертелись те же, что и у моего покойного альтер-эго.

— Бери! — завопил мертвец. — Бери и не думай! Даже воевать не придется, ты просто купишь весь Север!

Но я лишь усмехнулась и захлопнула крышку ларца. Подвинув его обратно к законному владельцу, я негромко ответила:

— Мне не нужны твои богатства, Адон.

— Дура! — сокрушался Дима.

— Ду-у-ура! — завопил откуда-то из-за спины Бруни.

— Ой, дура… — вздохнул Снорри.

Принцы непонимающе смотрели на меня. Все еще довольно странно было видеть их совершенно одинаковые лица, словно это был один и тот же человек, и у меня просто двоилось в глазах от браги.

— Кто бы из вас ни стал царем, — продолжила я. — Я прошу о помощи.

— О какой помощи ты говоришь? — спросил принц Герот.

— У нас, — я окинула взглядом собравшихся в зале бойцов, — мало времени. Войско мертвых придет сюда на закате второго года. У нас не хватает сил.

— Пусть так, — кивнул принц Адон. Его брат поддержал его кивком. — Страты встанут с вами плечом к плечу, когда придет время. Это мы можем пообещать.

— Тогда, — улыбнувшись, я хлопнула в ладоши и потерла руки. — Приступим!

Гроб с мертвым царем уже был поднят в Белую крепость. Сейчас он стоял, недвижимый, дожидаясь своего часа в окружении окцитийских стратов и моих людей. Из-под толстой деревянной крышки то и дело доносились приглушенное мычание и стуки.

Я приказала своим людям открыть его, но меня остановил священник. Не говоря ни слова, он подошел к гробу и встал перед ним на колени, закрывая глаза и складывая руки в странном жесте. Он молился, как и должно верному богослужителю.

Когда с его губ сорвалось тихое, едва слышное бормотание, я заметила, как многие из окцитийцев сняли с головы шапки и капюшоны. Преступники, будь они хоть трижды изгнаны, все равно держались за свою веру, за своего бога. Для меня и многих северян это, может быть, и выглядело смешно — в таком-то месте молиться, однако я все же могла их понять. Вера, пожалуй, была тем, чего так не хватало многим в этих ледяных стенах. Ее не заменишь красной икрой и отвратительными шутками Бруни.

Наконец, литания была закончена, и священник, поднявшись с колен, кивнул. Пара бойцов подцепили бронзовыми ломами крышку гроба, и она со скрипом оторвалась от ящика. На мертвеца, в панике попытавшегося выскочить из своей тесной клетки, тут же наставили множество копий.

В ответ на нашу агрессию, страты сами схватились за оружие. Ситуация накалялась — нужно было заранее подумать о том, как сдержать мертвого царя и не вызвать гнев его подданных.

— Стойте! Прохитиси! — меж острых копий выскочил вдруг богослов, расставив руки в стороны.

Вот уж от кого я точно не ожидала подобной храбрости, так это от священника. Впрочем, его словам на неизвестном для меня языке солдаты Окциты внимали с уважением — их проводники в потусторонний мир пользовались не меньшим уважением, чем наши друиды.

Наконец, напряжение стало медленно сходить на нет. Гостям было явно неприятно подобное обращение к своему пусть и почившему, но все-таки царю, однако здесь правила устанавливала я. И я прекрасно знала, что от величественного правителя уже не осталось ничего доброго и светлого — лишь мерзкая, злобная тень того, что было человеком.

— Тид эс? — вдруг заговорил мертвец. — Адон! Герот!

— Батре… — тихо прошептал принц Герот.

— Батреас, — более суровым тоном сказал Адон. — Сельвас.

Сцена эта, возможно, и была трогательной, только вот в моем сердце такие проявления любви между отцом и сыновьями никакого отклика уже не вызывали. Особенно с учетом того, что отец был мертв, и сейчас его устами говорил Черный глаз.

— Хватит, — сказала я и кивнула священнику, чтобы тот начал переводить. — Это уже не ваш отец.

— Не он? — поджимая губы от злости промолвил Герот. — А кто же?

Удивительно, как даже в такой ситуации ему удавалось сохранять какое-никакое внешнее спокойствие, сдержанность.

— Мертвые — не живые. Он уже не тот, кем был при жизни.

Под наставленными на него копьями, мертвый царь медленно встал во весь рост и ступил на ледяной пол. Он то и дело оглядывался по сторонам, его пышная кудрявая борода, некогда ухоженная и красивая, сейчас напоминала скорее взъерошенную, неухоженную массу. В мутных глазах мертвеца виднелся страх.

— Царь, — обратилась я уже к неживому гостю крепости. — Кто из твоих сыновей станет преемником?

Священник перевел мои слова, но правитель не спешил с ответом. Его губы слегка дрожали от скрываемого им страха, но вдруг он, оскалившись, сдавленно засмеялся.

— Ха-ха-ха! Какая разница?! — жутким голосом ответил он. — Черный глаз… Он уничтожит все. Он стремится сюда, и у него получится. С такой силой нельзя совладать!

Потирая висок, я тяжело вздохнула. Не было сомнений, что все именно так и выйдет — не хотят мертвые нам помогать, и либо накидываются на кого ни попадя, либо забиваются в угол от страха и вопят, пока глотка не порвется.

— Давай, — скомандовала я, сплевывая себе под ноги.

В ту же секунду ряды моих людей расступились, и вперед вышел Сих, держа в руках длинный мэнкэтчер из кости. Спасибо сериалам, Дима знал, что это такое, и такое оружие показало себя более эффективным средством сдерживания, нежели копья и веревки.

Одним метким, сильным ударом он нацепил оружие на шею мертвому царю, и тот рефлекторно дернулся в сторону, хватаясь за горло. Острые костяные шипы впились в синевато-белую кожу, струйка мерзлой крови побежала по кадыку и ключице, падая вниз и в полете обращаясь в лед.

— Один неверный шаг — голова с плеч, — нахмурившись, сказала я. — Вы ведь уже знаете, как все работает, а, царь? Черный глаз вам все рассказал.

На лице мертвеца читался первобытный ужас. Он хватался за мэнкэтчер, не понимая, что происходит, ему явно хотелось убежать прочь, к сородичам, но позволить этого мы никак не могли. Как-никак, у меня с принцами был уговор.

— Ему больно! — воскликнул, не выдержав, принц Герот.

— Он мертв, — опередив меня, осадил его Адон.

Герот отошел на пару шагов назад, громко сглотнув от злости и отчаяния. Но, как бы ни была сильна его ярость, как бы сильно он нилюбил своего отца, факт остается фактом — это уже не тот человек, что был прежде.

— Значит, царь, вы отказываетесь назвать наследника, так? — обратилась я к мертвецу, нахмурившись. — Не хотите по-хорошему?

— Он… — священник хотел было перевести слова правителя, но не решился. — Он проклинает тебя, Соленый Ворон.

— Не называй меня так, — вздохнула я. — Это не имя, а прозвище, которое мне дали сородичи.

Священник кивнул. Я щелкнула пальцами и указала на один из ледяных коридоров, проход, ведущий в зал, отстроенный по моим задумкам.

— Раз так, — я ухмыльнулась. — То мы заставим говорить. Готовьте Скьоллранг!

Мои люди, даже те, что были из Окциты, радостно загоготали. Не понимали происходящего лишь наши гости, но мы уже двинулись единым скопом вглубь крепости, и скоро они поймут, в чем дело.

Идея постройки Скьоллранга, названного в честь великана из детской сказки, пришла ко мне в конце первого года моего правления. Все трупы было не уничтожить — какие-то шли в пищу, другие становились стенами, но их всегда было слишком много. В то же время оставлять их «в живых» было бы слишком опасно. Для этого мы и построили ужасающую машину, сводящую на нет любую угрозу со стороны оживших мертвецов.

— Бруни, у нас есть уцелевшие твари? — обратилась я к товарищу.

— Хе! — усмехнулся он. — Тащи того, что поймали!

В большом, высоком ледяном зале мои люди поставили мертвого царя на колени. Мимо них прошли еще двое, таща за собой вырывающийся труп, подошедший слишком близко к крепости. Они бросили его в яму, глубиной около двух лагов, откуда он при всем желании не смог бы выбраться — это было возможно лишь с использованием веревочной лестницы, которая сейчас была убрана. В то же время несколько крепких мужчин тянули веревки, укрепленные блоками, и под потолком, что наконец-таки заметили наши гости, медленно поднимался огромный ледяной блок, весом не меньше тонны.

— Так вот, царь, — продолжила я. — В твоем мертвом сердце страх, а в горле — ярость. Ты не хочешь помогать нам, но ты не учел одну вещь…

Я наклонилась, почти столкнувшись лбами с мертвым царем. Он с ужасом и непониманием смотрел мне в глаза, а я лишь улыбалась.

— У нас всех здесь давно уже мозги сдвинулись набекрень. Особенно у меня. Бросай!

Мужчины отпустили веревки и попадали на пол от измождения. Тяжелый ледяной блок устремился вниз и с грохотом обрушился на оживший труп на глазах воинов Окциты, их принцев и умершего царя. Последний в ужасе разинул рот, не в силах ответить мне что-либо, глядя на кровавые ошметки, оставшиеся от тела моего врага. Он понимал, что то же самое будет и с ним, если он откажется сотрудничать.

— Боишься смерти? — усмехнулась я. — Зря. Бойся меня, мертвец, — я взглянула ему прямо в глаза и плюнула себе под ноги. — Потому что я здесь страх.

Сих отпустил мэнкэтчер и раздвинул костяные створки, отпуская мертвого царя. Тот упал на пол, дрожа всем телом от страха и хватаясь за грудь — обсидиан внутри обжигал его, не давал сотрудничать с нами, помогать живым, но страх был еще сильнее. Он отчаянно пытался назвать имя своего сына, но лишь хрипел от боли внутри своего мертвого тела.

— У тебя один день, — бросила я напоследок, уходя прочь. — Бежать некуда. Соберись с силами и прими решение, царь.

***

Оставшееся время я, как и всегда, провела у себя в кабинете. Браги, к счастью, оставалось еще довольно много, поэтому у меня всегда был способ отвлечься от мрачных мыслей.

И все же, что, если и меня ждет подобная участь? Я рву их, давлю, издеваюсь, но ведь и сама в любой момент могу оказаться на месте любого из оживших мертвецов. Проблема не решалась приходом войск Окциты, хотя и, пожалуй, они могут оказаться очень значительным подспорьем в грядущей битве.

Но ясно было одно: назревает нечто крупное. Возможно, такого боя Белая крепость еще никогда не видела.

Мои мысли прервали звуки шагов. Кто-то поднимался по узкой ледяной лестнице, и вскоре шкура на входе приподнялась — вошел священник, оглядываясь всякий раз, как из стен доносился стон или щелчок.

— Ну здравствуй, святой, — устало усмехнулась я, все еще погруженная в свои мысли. — Проходи, угощайся.

— Служители Трехликого не пьют, — мягко улыбнулся мужчина. — Но спасибо за предложение.

Он все так же был одет в свою темную робу, капюшон накинут на голову. Никак не перестаю удивляться — как ему удается терпеть такой лютый холод? Пройдя вглубь комнаты, он смиренно встал у моего стола, словно ожидая, пока я начну разговор.

— М? — я непонимающе подняла на него взгляд. — Что-то стряслось?

— Нет-нет, что вы, — улыбнувшись, священник потряс головой. — Просто мне казалось, что у вас есть вопросы.

— Есть, — вздохнула я. — Но я уже давно смирилась с тем, что не могу найти на них ответы.

— Что ж, — священник, наконец-таки, сел на колени на теплую шкуру. — Быть может, я смогу помочь тебе, Майя Бортдоттир?

Я отложила в сторону глиняную табличку, которую рассматривала чисто, чтобы не проявлять излишнего внимания к гостю, и наконец-таки уставилась на вошедшего. По виду он был обыкновенным смиренным монахом, добрым и чутким, но такая доброта в голосе и действиях меня скорее настораживала, чем располагала. В конце концов, показушно добрым людям я научилась не доверять, спасибо Офе.

— Тебя не волнуют мои сомнения, святой, — усмехнулась я. — У тебя свои вопросы. Так задавай же, я слушаю.

Мужчина вздохнул и слегка подрагивающей рукой коснулся святого символа у себя на груди. Костлявые пальцы нежно гладили трехконечную звезду, а пересохшие губы были чуть приоткрыты, словно он никак не решался заговорить.

— Знаешь, Соленый Ворон, — наконец начал он, а я вздохнула, услышав свое прозвище. — Я сам вызвался пойти сюда с принцами.

— Вот как? — не без интереса сказала я. — И зачем же?

— Слухи о тебе уже давно дошли до Окциты и до Пушара. О тебе говорят цари и рабы, Майя.

— И что же обо мне говорят? — на лице у меня невольно проскользнула саркастичная улыбка.

— Разное, — улыбнулся священник. — О твоей доброте и о твоей злобе. О том, как ты лечишь людей, и о том, как ты их убиваешь. О твоем уме и твоей красоте.

— Красоте? — у меня не получилось сдержать смеха. — Да мне всю жизнь говорят, что я на мужика похожа. Да и чего твердить о красоте, если я выше любого вашего мужа?

— Не прибедняйся. Правда в том, что я хотел встретиться с тобой в этом путешествии, знал, что ты отправилась сюда, в Белую крепость, но и не думал, что ты стала ей управлять.

— Встретиться со мной? Сватаешься, старик?

— Ох-хо, нет-нет! — засмеялся он. — Я лишь смиренный слуга Трехликого, мирские дела меня не заботят. Но многие верят, что ты, Соленый Ворон, ходишь и среди людей, и среди демонов.

— Это для вас они демоны, святоша. Для нас — боги.

— Так я прав? Поэтому в тебе столь много силы, дочь Севера? — священник слишком уж оживился, в его глазах проскочил недобрый огонек.

— Знаешь что, — я наклонилась над своим столом и, нахмурившись, взглянула ему в глаза. — Иди-ка ты отсюда, лысый, пока цел. Не нравишься ты мне.

Вздохнув, мужчина медленно кивнул и поднялся на ноги. Он низко поклонился мне и пошел прочь, лишь у самого выхода обернувшись и добавив:

— Мое имя — Леродот. Иерей Леродот. Надеюсь, что нам еще удастся поговорить как друзьям.

Сомневаюсь.

Наконец, он ушел, и я осталась одна. Лишь в голове копошилась тень того, что когда-то был мной. Я чувствовала внутри его души странные, неописуемые эмоции — сомнения, злость, страх, непонимание. Все это создавало дикий коктейль из чувств, которые передавались и мне.

— Он может помочь понять этот мир, — прозвучал наконец в голове голос Димы.

— Ага, — коротко ответила я, откидываясь назад и прикладываясь к кувшину с брагой. — Насрать.

Вскоре солнце начало клониться к закату, наступала темная ночь. На небе еще не виднелась нефритовая тропа, но она вот-вот зажжется, мертвые оживут, и наступит новый виток моих страхов и паранойи. Это же значило, что пришло время узнать ответ почившего царя.

Я спустилась вниз, в зал Скьоллранга, где уже собирались как мои люди, так и подданные Окциты. Принцы, наверное, пришли сюда в числе первых — они стояли рядом со своим отцом, что за время моего отсутствия не сдвинулся ни на лаг. Царь все так же стоял на коленях, борясь с внутренним чудовищем и собственным страхом, пытаясь накопить силы на то, чтобы дать ответ.

Я прошла вперед, по пути кивнув своим людям. Те начали натягивать веревки, медленно поднимая вверх ледяной блок. Встав рядом с принцами, я повторила свой вопрос:

— Кто станет твоим преемником, старик?

Но он молчал. От этого я начинала скрипеть зубами, внутри закипала злость.

— Кто?!

Ответа не последовало.

От злости я схватила мертвого царя за шиворот и силой бросила вперед. Он споткнулся и упал прямо в яму под Скьоллрангом, с ужасом глядя вверх и ожидая своей участи.

— Последний шанс!

— Батре! — воскликнул принц Герот и бросился вперед, но я поймала его одной рукой и оттолкнула от ямы.

— Отвечай!

Стиснув зубы, мертвец взглянул на своих сыновей. Адон был все так же холоден, он лишь ждал ответа отца, в то время как Герот едва сдерживал слезы.

— Герот! — воскликнул царь.

Удовлетворенная ответом, я кивнула своим людям. Те отпустили веревки, и прежде чем раздался невообразимый грохот, короткий крик покойника прозвенел в стенах крепости. Тело мертвого царя было раздавлено, превратилось в месиво из осколков костей и плоти. Он наконец обрел покой.

— Что ж… — вздохнула я. — Кира!

Девочка, скрывавшаяся все это время в тени переходов наверху, тут же натянула тетиву лука. Со свистом стрела пронеслась мимо меня, разрезая морозный воздух, и вонзилась в грудь принца Герота. Он упал на колени, горячая кровь растекалась по его одежде, красное пятно становилось все больше и больше.

Принц Адон, его кровный брат, завершил начатое — коротким взмахом кинжала он перерезал горло Героту, и тот, захлебываясь собственной кровью, упал наземь.

— Мои верные подданные, — Адон, поставив ногу на голову брата, чье тело начало оживать и трепыхаться, начал свою речь. Священник зачем-то переводил. — Вы все стали свидетелями ужасного святотатства. Мой брат, Герот, настоял на том, чтобы отвезти покойного отца в это проклятое место и выслушать его последние слова. Трехликий будет мне свидетелем — я был против.

Никто не издал и шороха. Все замерли, затаили дыхание, в ожидании слов принца.

— В его сердце были лишь страхи и слабость. Он не мог управлять Окцитой. А я не мог допустить борьбы за власть. К счастью…

Принц Адон убрал ногу с головы брата и медленно подошел ко мне. Положив руку мне на плечо, продолжил:

— Эта храбрая варвар понимала ответственность, что на мне лежит, и помогла исполнить то, что было необходимо. Майя Бортдоттир, теперь ты навечно мой друг.

С этими словами принц приобнял меня и слегка похлопал по спине. Наконец, отпустив меня, он завершил свою речь:

— Наступает новая эра Окцитийской Империи. Я торжественно клянусь сокрушить мятежников юга и вернуть моей родине былое величие. Те же, кто посмеют рассказать хоть одной живой душе о том, что здесь было, станут моими заклятыми врагами.

Не было оваций, криков поддержки. Что мои люди, что страты Окциты пребывали в шоке. Да чего уж там — даже у меня были несколько смешанные чувства касательно произошедшего.

— Зря ты с ним договорилась, — в голове раздался голос мертвеца. — Аукнется.

— Теперь, вы ведь поможете мне, принц? — спросила я Адона на языке гетов.

В ответ он коротко кивнул и сдержанно, фальшиво улыбнулся.

***

По прошествии дня гости крепости стали собираться в обратный путь. В общем-то, и собираться особо не надо было — их стало немного меньше, да и часть своего груза они оставили здесь, у нас.

Принц, который вскоре станет царем Окциты, и его воины спустились с ледяной стены. Остался на ней лишь священник Леродот.

— Я не прощаюсь с тобой, Майя Бортдоттир, — напоследок сказал принц, забираясь в свою крытую повозку. — Этот человек — заложник. Требование церкви. Не сочти за оскорбление.

— Ничего, — усмехнулась я. — Найдем и священнику место.

Принц кивнул.

— Жди моих воинов в назначенный час. Они придут.

Он наконец скрылся в повозке, и царский отряд медленно побрел прочь, сквозь снег и метель.

Внутри меня боролись смешанные чувства — сожаление и радость. Я понимала, что поступила неправильно, однако в то же время не могла скрыть свою радость тому, что у меня появился союзник в лице целой империи.

— Лучше бы ты плакала так же, как в Скагене, — горько прошептал в моей голове Дима.

Глава 36: Вера

Мне стали сниться странные, пугающие сны.

Небо, затянутое черными тучами, а за ним, за пеленой мрачной завесы — космос, трещащий по швам. Звезды, планеты и само пространство разрывалось, словно лист бумаги, мир сжимался до одной единой точки, становился все меньше и меньше, а внизу, на земле, плакали дети и их матери.

Тяжело дышать от черного тумана, повисшего в воздухе. В нем, словно песчинки кварца, сверкают крохотные огоньки, складываясь в тонкие нити и устремляясь вверх — туда, где все заканчивается. От грядущей катастрофы не было спасения, можно было лишь пытаться отсрочить неизбежное.

Белое крыло с растрепанными перьями становится красным от крови. Оно закрывает меня от чего-то, что желает причинить мне вред. Меня оглушает пронзительный, полный боли крик юноши, и на черную землю падают капли его крови и слез.

Еще вспышка, удар, но сильное крыло не дрогнуло, все также крепко и надежно. Мое маленькое убежище в липком, холодном кошмаре. Я вижу его голубые глаза — мои глаза. Ун оборачивается, бросает на меня полный скорби взгляд, и я просыпаюсь.

От неожиданности я вздрогнула всем телом, а из глотки вырвался панический крик. Из руки выпал почти пустой кувшин, покатился по полу, и вошедший в мою комнату Сих поставил на него ногу.

— Прекрати, — сухо и холодно сказал он, с неким презрением в глазах глядя на меня, уснувшую на полу. — Ты убиваешь себя.

— Без тебя… Ай… — я потерла затылок, почувствовала пальцами под волосами шишку. — Знаю…

— Идем, — мужчина протянул мне руку. — Хотела стать сильнее — становись.

Голова ужасно раскалывалась после очередной попойки в гордом одиночестве. Хотя какая там гордость — с каждым днем мне становилось все более мерзко и одиноко в этом месте. По какой-то причине складывалось ощущение, что рядом со мной нет никого, кто мог бы меня поддержать. Никто бы не понял моих проблем — все считали, что отсутствие нападений есть хороший знак.

Простонав, я схватилась за руку Сиха, и он резко поднял меня на ноги. Я пошатнулась, в желудке штормило, как в октябрьском море, но мне чудом удалось сдержать рвотные позывы. Стыдливо взглянула Сиху в глаза — все тот же отрешенный, отсутствующий взгляд. Черт его знает, что у этого человека на душе.

— Сих, я… — почему-то захотелось извиниться.

— Стой, — он оборвал меня на полуслове и рукавом вытер мой рот. — Не показывай слабость воинам.

Пару секунд я лишь непонимающе смотрела на него, а затем сдавленно засмеялась. Чем лучше гизиец начинал говорить на нашем языке, тем больше неожиданной философии и глубоких мыслей он изрекал. Словно мальчишка, понахватавшийся красивых фраз, с той лишь разницей, что из уст Сиха они звучали искренне и по-настоящему мудро. Правда, это все-равно было смешно.

— Идем, — он похлопал меня по плечу. — Справишься?

— А что у нас на сегодня? — спросила я, уже спускаясь по ледяной лестнице.

Мы быстрым шагом прошли мимо часовых на стене, которые, лишь увидев меня, встали по стойке смирно. Стали спускаться вниз, в тренировочный зал.

— Трое, — не оборачиваясь, ответил темнокожий.

— Сдурел, что ли? — усмехнулась я в ответ. — Меня наизнанку сейчас вывернет.

— Умей подавлять слабость.

Мы вошли в зал, где сейчас прохлаждались несколько новоприбывших. Северяне, в отличие от окцитийцев, выглядели внушительно — высокий рост и постоянная угроза набегов способствовали, однако даже они и рядом не стояли с моим отцом. Борли, Келья и Нервуд были простыми фермерами, как и многие из моей родной деревни, с одним лишь отличием от южан в том, что кое-как умели махать дубиной.

Люди о чем-то негромко переговаривались, сидя на полу и тыкая тренировочными копьями в лед, когда мы вошли. Увидев меня, бойцы тут же вскочили на ноги и отдали честь так, как я этого требовала — к счастью, несмотря на мой прогрессирующий алкоголизм, порядок все еще удавалось поддерживать на должном уровне.

— Вольно, — я махнула рукой. — Ну, гномики ледяные, помашем палками, а?

Люди с довольным видом закивали, кто-то одобрительно хмыкнул.

Сих протянул мне тренировочное копье, и я крепко сжала его одной рукой, наспех привыкая к весу оружия. Быстро окинула взглядом помещение, прикидывая то, как буду справляться с противниками.

— Знаете, — начала я, вставая в стойку. — Мой отец, Борт, много пил. Много, мно-о-ого пил.

С этими словами я резко бросилась на Келью, которая едва успела прикрыться от моего удара древком своего копья. Борли и Нервуд тут же встрепенулись, выставили копья вперед.

— Но его хрен кто мог уделать! — весело выкрикнула я и сделала выпад копьем, который отбил рослый мужчина. — С одной рукой он умудрился дать предателям просраться!

Наконец, они контратаковали. Нервуд кинулся вперед, занося копье над головой и пытаясь ударить меня древком, но я вовремя пригнулась и быстрым пинком под колено уронила мужчину на пол.

Следующим был Борли. Он был немного умнее и не стал размахивать двухлаговой палкой в тесном помещении, а вместо этого попытался уколоть меня. Я же сделала шаг в сторону, из-за чего древко с тихим стуком ударилось об лед и треснуло — ударом руки я доломала палку окончательно.

— Думайте, вашу ж мать, как и куда бьете! — закричала я, раздраженная их неумением драться. — В тесном помещении, с копьем! Думайте!

Оставалось лишь расправиться с Кельей. Девушка испуганно вскрикнула, когда я, бросив копье, кинулась к ней, заходя для удара снизу. И, наконец, сблизившись с ней на расстояние удара рукой, я легонько похлопала неумеху ладонью по щеке.

— И никогда не закрывайте глаза во время боя. Страшно, да, но надо глядеть в оба.

Улыбаясь, я оглянулась на Сиха. Воин удовлетворенно кивнул — его уроки я усваивала как надо.

Вдруг из прохода на лестницу раздались редкие хлопки. Из полумрака появилась плечистая фигура Варса — паренек улыбался, аплодируя мне.

— Майя! — воскликнул он. — Ты так… Хорошо так получается!

Я лишь усмехнулась в ответ и смахнула со лба прилипшую от пота светлую прядь волос.

— Хватит, вытащи уже свой язык из моего зада, — стараясь не обидеть, по-дружески ответила я волчонку, подходя ближе. — Ты ж не собака.

Варс смутился и поспешно отвел взгляд куда-то в сторону. Я переглянулась с Сихом, и тот кивнул на мой незаданный, но очевидный вопрос.

— Ладненько! — я хлопнула в ладоши и потерла руки. — Давайте тренируйтесь. И чтоб каждый был, как Сих цветом от синяков, поняли?!

— Да! — воскликнули бойцы.

На этом я распрощалась с ними и направилась наверх. Очередной день в крепости начинался хорошо — тренировка помогла взбодриться и собраться с мыслями, и мучавший меня алкогольный кошмар уже не тревожил так, как прежде. Оставалось лишь проверить, как идут дела у разных отрядов гарнизона и, по сути дела, задач больше нет. Это, разумеется, если не найдется какая-либо проблема, которую без меня не решить.

Выйдя на стены, я прищурилась от яркого летнего солнца. С инцидента с принцами прошло уже полгода, наступило и почти закончилось короткое, холодное лето. В ясном голубом небе кругами летали буревестники, а далеко на севере, в сверкающих снегах, меж поросших мхом и лишайником скал, прячутся где-то мертвые. Выжидают. Ну ничего, я тоже умею ждать — последние три года меня этому прекрасно научили.

— Майя! Командир! — вдруг раздался голос кого-то из бойцов крепости.

Я худо-бедно знала по имени каждого, кто служил под моим началом, однако запомнить голоса я смогла лишь немногих. Проблема заключалась в том, что людей становилось слишком много — сейчас число воинов уже перевалило за пять десятков и возможно станет еще больше в грядущие годы.

К счастью, проблем с продовольствием не было. Из-за того, что мертвые не нападали, нефритовая тропа не кипела и не бурлила осколками драгоценного камня — нам нечего было продавать заезжим торговцам-смельчакам. Однако эту дыру успешно закрывали поставки из Окцитийской империи — как только принц, теперь уже император Адон вернулся домой, сюда, на север, потянулись караваны и вереницы гребных суден, груженых самыми различными припасами. Было понятно, что Адон очень и очень желает сохранить статус-кво и, как следствие, платит за мое молчание чистыми ресурсами. Меня это, впрочем, устраивало, главное чтобы люди не голодали.

— Твою-то мать, потише! — простонала я, чувствуя, как с похмелья от любого шороха звенит в голове. — Зачем же так орать?

— Командир..! — боец запыхался. — Там… Там проблема!

— Настолько серьезная, что стоит испортить такой прекрасный день? — вздохнула я. — А начиналось-то все неплохо…

Вместе с испуганным бойцом я направилась обратно в тесные, холодные коридоры и переходы крепости. И, к моему сожалению, он вел меня туда, куда мне больше всего не хотелось заходить.

Священник по имени Леродот отказался брать в руки оружие. Вообще-то, как я позже узнала, это не воспрещается законами их религии, однако есть одно но: по словам окцитийцев, существует два вида монахов, и различаются они как раз-таки отношением к насилию. Первые, к которым мой лысый друг и относился, склоняются к такой трактовке святых заповедей, при которых любое насилие — зло. Вторые, более умные, приемлют насилие в качестве самообороны — такие живут и служат в укрепленных монастырях-крепостях, стоящих на границе Окциты и Гетской вольницы.

Из-за этой неспособности биться Леродот начал приносить сомнительную пользу, открыв в Белой крепости филиал веры в Трехликого, кем бы он ни был. Иными словами, мне пришлось пойти на уступки моим окцитийским бойцам и позволить священнику обустроить небольшую молитвенную комнатку, находящуюся почти что в самом низу крепости. Туда меня и вел искавший меня боец.

Масштаб проблемы был ясен с одного лишь взгляда — потолок комнаты рухнул, и вся она была завалена мутным, неестественного цвета льдом. Сбывались мои худшие опасения.

Несколько окцитийцев во главе с Леродотом хватались за головы, сетуя на ужаснейшее богохульство. Чуть в стороне от них стоял, понурив голову, мохнатый с макушки до пят Бруни. Он-то, судя по всему, и был виновником произошедшего.

— Майя, Майя! — лишь увидев меня начал он. — Майя, послушай!

— Это… — кто-то из окцитийцев упал на колени, глядя на придавленный изгаженным льдом деревянный идол. — Такое… Он должен поплатиться за то, что сделал!

— Да! — поддержали его остальные, не считая священника. — Голову с плеч!

— Майя! — испуганно продолжал бормотать Бруни.

— Тихо! — наконец воскликнула я, подняв ладонь в воздух. — Заткнулись все! Цыц! Молитвенник лысый, какого хрена тут произошло?

Леродот никак не отреагировал на мою маленькую колкость в его адрес. Его вообще мало что заботило — даже случившийся конфуз не выводил его из состояния полного душевного равновесия. Все тот же расслабленный, теплый нейтралитет.

— Здравствуй, Майя, — он кивнул мне. — Потолок обрушился, когда зверолюд откалывал лед в выгребной яме.

Я присвистнула. Такое, честно сказать, было вполне возможно — место, куда мы сливали и выбрасывали все нечистоты, находилось прямо над святилищем. И не стоит винить в этом меня, ведь священник, умоляя меня позволить ему соорудить алтарь, сам выбрал именно это место.

— Снорри и компанию уже позвали? — спросила я.

— Они в пути, — кивнул Леродот. — Но нужно успокоить паству.

Он был прав — люди за его спиной, казалось, готовы были разорвать Бруни в клочья. А мой шерстистый друг, пусть, наверное, и не был виноват, действительно боялся расправы. Оно и понятно, ведь нет злее человека, чем тот, чью веру похоронили подо льдом из дерьма.

— Мы требуем его голову! — еще яростнее закричал кто-то из прихожан.

— Голову! — поддержал его другой. — Его или всех язычников в крепости!

— Да! — завопили остальные.

Ситуация быстро накалялась. В проходе становилось все больше народа, окцитийцы, словно мухи на говно, слетались сюда один за другим, дабы принять участие в акте правосудия. К счастью, вскоре подоспел и Снорри со своей командой строителей.

Я отвела рукой Бруни в сторону, за свою спину, и шепнула Снорри, чтобы он оценил ущерб. В свою очередь, священник пытался сдержать и успокоить разъяренную толпу, которая начинала теснить нас уже и с другой стороны.

— Так, становится жарко… — я прикусила губу, пытаясь придумать лучший выход из ситуации.

— Голову язычника! — раздался в толпе крик.

— Голову!

Они начали прорываться вперед. Леродот уже не мог сдержать их, ровно как и я была лишь незначительной помехой на их пути. Кто-то вынул из-за пояса кинжал, другие в злости своей сжимали кулаки. Вот-вот прольется кровь.

— Да стойте же! — отчаянно закричал священник и бросился к Бруни.

Волосатый испуганно отшатнулся, я попыталась прикрыть его своим телом, но, к моему удивлению, Леродот вдруг обнял помойного здоровяка. Пастырь прижался к нему всем телом, зажмурившись и беззвучно читая молитву, лишь шевеля губами. И это сработало, разъяренная толпа остановилась, непонимающе глядя на развернувшуюся картину.

— Язычник, прошу тебя! — взмолился вдруг Леродот. — Прими мое прощение!

— Чего? — непонимающе вылупился на него Бруни. — А?

— Я прощаю тебя! — громче воскликнул священник. — Прощаю! И ты прости нас всех!

По толпе прошлась волна непонимающего шепота. Люди переглядывались и смотрели на своего пастыря, пытаясь понять его мотивы, а тот лишь продолжал обнимать Бруни, закрывая его своим телом.

В этот момент наконец обернулся Снорри, цокнув языком. Он покачал головой и коротко пробасил:

— Не он это. Лед истончился от тепла и откалывания, вот и все.

Бруни облегченно выдохнул и нервно засмеялся.

— Слышали?! — воскликнул он, глупо хихикая. — Не я! Не я это! Аха-ха-ха-хах!

— Успокойся, тс! — я что есть сил ударила его в плечо. — Тихо!

— Ну как, форр фан да, в анекдоте про друида и зловонного духа… — выдохнул волосатый.

Леродот наконец отлип от мусорщика и отошел от него на пару шагов, отряхивая свой балахон. Пожалуй, это было самым правильным решением в данный момент — запах от Бруни был непередаваемым.

— Братья и сестры! — священник раскинул руки. — Что же вы делаете? Зачем вы судите несчастного еретика?!

— Ну так ведь… — кричавший громче всех окцитиец замялся.

— Разве этому учит нас наша вера? — с горечью в голосе продолжил Леродот. — Мы должны прощать, как прощает нам наши грехи Трехликий. Нельзя поддаваться злобе!

— Мы отстроим новое святилище, — добавила я, скрестив руки. — Так что, вашу ж мать, успокойтесь!

— Вот! — воскликнул пастырь, положив руку мне на плечо. — Прощайте… Прощайте так же, как Соленый Ворон прощает своих врагов. Вам есть чему поучиться у этой неверной девы.

Окицитийцы склонили головы в стыде, осознавая, что чуть не совершили огромную ошибку. Миниатюрная гражданская война внутри крепости могла привести к краху всего, за что мы сражаемся — просто попереубивали бы друг друга и все, конец. Наконец-таки, после речи своего пастыря, они это поняли.

— Идите с миром, дети, — священник перекрестил своих людей. — Да направит вас Лик Сострадания на путь истинный.

— Менос, — негромко, в голос ответили окцитийцы.

Толпа постепенно расходилась кто куда. Я же после пережитого стресса тихо съехала вниз по ледяной стене и достала из мешочка на поясе засушенный цветок наперстянки. Только это ядовитое растение помогало мне унять то и дело мучающее меня сердце.

— Спасибо тебе, Майя, — улыбнулся Леродот. — Ты храбрая девушка.

— Давай, иди уже, — я махнула рукой. — Дай помереть спокойно.

— Пусть будет светел твой путь.

Бруни медленно сел рядом со мной, вздыхая. Из-подо льда торчал бронзовый лом, которым он откалывал куски грязного льда, рядом с ним — деревянный идол. По ледяному полу медленно растекался пролитый жир из масляной лампы, замерзая.

Краем глаза я заметила вдалеке, в конце коридора, темную фигуру в капюшоне. Это был Сих, который, скрестив руки, наблюдал за всем этим со стороны. Глядя прямо на меня, он плюнул себе под ноги и, развернувшись, пошел прочь. Для него такое яркое проявление эмоций было чем-то очень и очень редким, поэтому я, вскочив на ноги, устремилась за ним.

— Сих! — окликнула я темнокожего воина, но он и не думал оборачиваться. — Сих, постой!

Он свернул за угол, и как только я добежала до поворота, его сильная, жилистая рука вдруг схватила меня за шиворот и затащила в маленькую боковую комнатку. Я непонимающе уставилась на него, а он в это время выглянул наружу дабы убедиться, что никого рядом нет.

— Сих, что ты…

— Агрх! — воскликнул он с яростью, которую, казалось, копил годами.

— Сих…

— Майя… — начал было он, но до боли прикусил нижнюю губу и зажмурился, пытаясь сдержать эмоции. — Не верь священникам. Никаким!

— Что ты..?

— Да послушай! — он схватил меня обеими руками за плечи, заглянул в глаза. Впервые я увидела в его взгляде страх. Страх и ужасное, тяжелое сожаление. — Они… Не верь им. Не поддавайся его речам, умоляю!

— Сих, в чем дело?

Я отошла от гизийца на пару шагов. Он вздохнул, распрямил плечи и снова натянул на лицо маску безразличия. Медленно сел, опершись об стену.

— Хочешь узнать кто они такие на самом деле? — негромко сказал он. — Спроси о том, что они делали с племенем гизи. С какой злобой убивали тех, кто не молился их богу.

Я присела рядом, вздыхая. У темнокожего товарища тряслись руки, его колотило от злобы, и, казалось, он вот-вот взорвется.

— Они… Не верь им, прошу… Ни им, ни другим.

— Сих… — прошептала я, положив руку на плечо воину.

Его плечи задрожали. Он отвернулся, но я с полной ясностью понимала: он плачет. Стойкий, сильный мужчина сейчас поддался эмоциям, выпустил наружу весь гнев и горечь, что отравляли его сердце. И он не доверил их никому, кроме меня.

— Они… — начал он, но прервался, отрывисто вздыхая. — Они звери, Майя. Все они, каким бы богам они ни поклонялись.

Горячие слезы падали на ледяной пол. Одна, вторая.

— Нет у них сострадания и прощения. Ничего нет. Животные, которые убивают из-за веры.

— Сих, — я не знала, как реагировать на такую откровенность, поэтому приобняла его одной рукой. Воин положил голову мне на плечо, тихо всхлипывая. — Как я могу помочь тебе забыть о горе?

— Ты… Пообещай мне кое-что. Пустяк.

— М-гм, — кивнула я в ответ.

— Когда отправишься на юг… — вздохнул он, сглатывая ком, засевший в горле. — Найди его. Иштаар из Кури. Убей предателя. Заставь мучаться, как мучались дети и жены. Отомсти за нас… И за меня.

— Хэй, — я легонько ткнула его в бок, слабо улыбаясь. — Вместе отомстим, вот увидишь.

Сих едва заметно улыбнулся и медленно кивнул.

Глава 37: Лиса и волк

Оружие всегда должно быть наготове. Даже когда ты спишь, даже когда ты ешь или справляешь нужду — держи при себе копье, булаву, меч — что угодно. Так распорядилась Майя, капитан Белой крепости.

И Варс, молодой волк, ревностно следовал этому приказу. Даже сейчас, стоя у входа в комнату капитана и не решаясь войти, он прижимал к груди длинное древко копья. Его седые волосы трепал ледяной осенний ветер, а сам юноша кутался в тяжелую шубу. Даже для северян, рожденных в холоде и снегах, такая погода была суровым испытанием.

Он стоял, прислушиваясь к каждому шороху, каждому слову, доносившемуся из-за толстой шкуры, закрывающий вход. Слушал, как из стен раздаются хрипы, щелчки, когда у кого-то из мертвецов внутри трещали от давления кости. Слушал, и не понимал ни слова.

— Нет, не-а... — бормотала во сне Майя на языке, который во всем мире знала лишь она одна. — Не хочу...

Вдруг, Варс замер. Его уши уловили едва слышный, тихий шорох. Он крепче сжал копье, в панике обернулся, но та, что притаилась за его спиной, нанесла удар первой. Кира, широко улыбаясь, влепила ему звонкую затрещину и прикрыла рот ладонью, тихо хихикая.

— Неприлично это, волчонок, — с улыбкой протянула она. — За сном девицы следить.

— Кира! — полушепотом возмутился юноша. — Ты-то чего приперлась?!

Но девушка не спешила отвечать. Она ловко, с естественной, природной элегантностью и гибкостью молодого тела обошла его и оперлась на стену у входа. Движения ее были настолько плавными и уверенными, что казалось, будто бы она вот-вот крепко обнимет друга.

Она уже не была крохотной, вечно смеющейся девчонкой. Дикий хохот сменился на сдержанную, но чуть ли не постоянную улыбку, тело ее стало взрослее, женственнее, и даже непослушные рыжие кудри уже не торчали во все стороны, а были собраны в аккуратный хвост. Нарушала образ лишь одна непослушная прядь, спадавшая на ее лицо, которую она то и дело убирала за ушко.

— Кир, а она..? — неуверенно начал Варс, указывая рукой на вход в комнату Майи.

— Спит, спит, — кивнула Кира в ответ, скрестив руки. — Она ведь всегда во сне разговаривает.

— А что она говорит?

— Пхах! — иногда безумный смех прорывался наружу. — Ты думаешь она кого-то учила этому языку?

Варс недовольно что-то пробурчал себе под нос, вновь прислушиваясь к стонам и словам, доносившимся из-за тяжелой шкуры. Он нахмурился, протянул было руку, чтобы убрать завесу и войти внутрь, но рыжеволосая, молниеносно взмахнув рукой, ударила его по ладони.

— М-м, — Кира осуждающе покачала головой. — Дай ей поспать.

Пару секунд юноша недоумевающе смотрел на подругу, но затем все же понял, что она права. Коротко кивнув в ответ, Варс отошел на шаг назад и громко вздохнул, направив взор в ледяную пустошь. Впрочем, насладиться уже приевшимися видами ему не дали — Кира взяла парня за рукав и потянула за собой, вниз.

— А? — Варс оглянулся.

— Пойдем уже, — усмехнулась Кира. — Ты же не будешь тут весь день стоять?

— Куда? — юноша все так же ее не понимал.

— Пойдем-пойдем, освежишься, подышишь.

Вздохнув, Варс нехотя спустился вслед за Кирой. Она вела его вдоль северной секции стены, к месту, где обычно спускались и поднимались на веревках в Белую крепость люди и грузы.

— Пошли на охоту, а? — Кира, резко остановившись, обернулась на друга. — Ты ведь за стенами не был... Сколько?

— Давно, — протянул Варс неуверенно. — Ну, не знаю. Моя работа — на стене стоять и смотреть в оба, а не по снегам шастать.

— Брось, — отмахнулась лиса. — Майя вообще на кухне работала, и ничего, ходила наружу вместе с охотниками.

Юноша неуверенно уставился на приставленные к стене костяные гарпуны с веревками. На него же, в свою очередь, со скучающим видом смотрел часовой, ожидавший решения пиявок.

— Спускаетесь, нет? — со скучающим видом спросил он двоих.

— Э...

— Да! — воскликнула Кира, перебив Варса. — Бросай!

Выбора у парня уже не оставалось, все было решено за него. Впрочем, он не был против — немного пройтись и размять ноги действительно не помешало бы. В конце-концов, Белая крепость своими ледяными стенами довольно сильно давит на психику, и у многих, кто приходил сюда, в первые пару лет случались сильнейшие приступы клаустрофобии.

Веревки были сброшены со стен, Кира закинула за плечо длинный моток и пару гарпунов и стала спускаться. Варс же в нерешительности оглядывался по сторонам.

— Вдвоем?! — крикнул он, свесившись вниз.

— Спускайся уже! — ответила ему Кира.

В нерешительности почесывая подбородок, юноша еще раз взглянул на возвышающуюся над головой вершину айсберга. Где-то там, словно на вершине высокой башни, сейчас видела неспокойные сны Майя, с кем-то говорила, боялась. Но он не мог ей ничем помочь, как и множество раз до этого. Сколько бы Варс ни пытался, он попросту не находит нужных слов, не знает как подойти к вороненку, чтобы не наскучить ей в первые же секунды. Впрочем, в то же время он понимал, что проблема, скорее всего, не в нем — Майе в принципе не было свойственно открываться всем подряд.

Наконец, решившись, Варс закинул на плечо гарпуны с веревкой и быстро спустился вниз по стене, где его ждала Кира. Когда юноша оказался внизу, рыжеволосая одобрительно похлопала его по плечу и вручила пару снегоступов.

— Надевай, иначе далеко не уйдем.

Вскоре все приготовления были готовы. Варс слегка дрожал, но вовсе не от холода, как можно было бы подумать, а из-за страха, с которым борется всю жизнь. Каждый новый шаг, даже такой малый, как этот, давался ему с трудом из-за слабой натуры. Но это же и делало его сильнее — храбрость труса куда ценнее, чем таковая у смельчака.

Наконец, пара выдвинулась на север, шагая по глубокому снегу. Лишь благодаря снегоступам, которые Кира предусмотрительно взяла заранее, можно было продолжать хоть как-то двигаться вперед — ноги без них утопали бы в снегу, вероятно, по колено, а может и того хуже.

— А на кого мы охотимся? — спросил Варс, пыхтя и едва переставляя ноги.

— На моржа! — звонко выкрикнула Кира. — Скоро они уйдут дальше, надо успеть поймать хотя бы одного.

От одних только мыслей о моржах и их огромных бивней кровь стынула в жилах. Во всяком случае, в мысли Варса точно закрались сомнения, а вот Кира, как обычно, не подавала никаких признаков сомнений.

Они все шли и шли, туда, где слой снега становился тоньше, и из-под холодных белых дюн торчали черные, острые скалы. Здесь начиналась земля, которая раз в несколько лет даже могла оголиться, полностью очистившись от снега. А там, еще дальше, за грядой черных скал, виднелась длинная, почти идеально ровная линия берега, различимая лишь благодаря тому, что лед еще не сковал море. Там, на дрейфующих льдинах и на присыпанном снегом черном песке нежились, греясь в последних за год лучах солнца, моржи.

— Кир, — наконец заговорил Варс, не переставая удивляться тому, что девушка не заговорила первой. — Почему Майя тебя так любит?

— Любит? — усмехнулась Кира и цокнула языком, тряхнув головой. — Не-а, Варс. Майя никого не любит. Может, конечно, и любила, но...

— Но что?

Кира остановилась, обернулась на товарища и пожала плечами.

— Ну, не знаю, может все, кого она любила, умерли, нет? — ответила она так, словно это было самой очевидной вещью на свете. — Она вообще никого не подпускает. Не надо думать что я у нее на особом счету — мы не говорили уже несколько месяцев.

— Несколько месяцев? — словно не веря своим ушам переспросил Варс. — Вы же с ней близки!

— Близки? — Кира усмехнулась. — Как это, близки? Ты так подумал потому что я ее целовала? Так я это сделала, чтобы ее поцелуй не достался какому-нибудь старому ярлу или еще кому похуже.

Кира засмеялась и смахнула со лба непослушную прядь волос. Поудобнее закинув на плечо гарпуны, она двинулась дальше, лишь бросив, не оборачиваясь:

— Много ты думаешь, Варс! Слишком!

Волчонок же смотрел ей вслед, нахмурившись. Безусловно, слова Киры имели смысл, и он это понимал. Но как можно принять такую правду после всех тех раз, когда рыжая бестия буквально липнула к Майе?

Они стали подбираться ближе к берегу, когда Кира жестом приказала Варсу пригнуться. Она направила взгляд вдаль, туда, где на фоне белого снега тут и там чернели темные точки. Десятки и сотни моржей сбились в огромную стаю, отдыхали перед долгой и холодной зимой.

— Нам не нужно сразу его убивать, — пояснила Кира. — Только сильно ранить. Выцепить одного, который отбился от остальных, обездвижить.

— И как же?

— Подберемся поближе, медленно. Будь готов кинуть гарпун.

Пиявки медленно, стараясь не делать резких движений легли на снег и стали ползком пробираться дальше. Животные, кажется, либо до сих пор их не заметили, либо пока что не обращали на охотников внимания.

Нужная жертва вскоре нашлась, один из моржей находился в отдалении от остальных. Более того — один из самых крупных, самец, чуть ли не кидался на изгнанника, когда тот пытался подползти поближе.

— Тот, — шепотом сказала Кира. — Слабый самец.

— Тебе его не жалко? — также шепотом спросил Варс.

— Для него так даже лучше. — девушка усмехнулась.

Все ближе и ближе охотники подбирались к своей жертве. Им становилось труднее оставаться незамеченными — здесь, на расстоянии в сотню лагов, моржи уже наверняка заметили их. Кто-то из стаи уже по-тихоньку отползал к воде, некоторые соскальзывали со льдин и скрывались в темной, морозной пучине. Оставался неподвижным лишь изгнанник — он оказался между молотом и наковальней, без возможных путей отступления.

— Раз, — шепотом начала Кира.

— Два... — подхватил Варс.

— Три! — крикнули они оба.

Каждый кинул в моржа по гарпуну с привязанными к ним веревками. Заточенные, крючковатые наконечники впились в жирную тушку, зверь отчаянно взвыл от боли. Теперь их заметили уже все — остальная стая поспешно отступала к морю, туда, где было безопасно.

— Тяни! — крикнула Кира.

Они оба схватились за веревки, стали тянуть их на себя, пытаясь не дать моржу уйти далеко. Впрочем, даже на суше зверь поражал своей силой — им вдвоем удавалось лишь немного его задержать, но силы заканчивались как у пиявок, так и у моржа-изгнанника.

— Держи его, держи! — воскликнула Кира и отпустила веревку.

Морж потянул Варса за собой, тот оставлял ногами в снегу глубокие борозды. Кира же в это время вскинула второй свой гарпун и метнула в цель. Костяной наконечник впился в хвост, оставляя глубокую, болезненную рану.

— Давай, рви! — закричала Кира и схватилась за ту же веревку, что и Варс. — Раз, два, три!

Они разом резко потянули за нее. Гарпун, вырывая большой кусок плоти, выскочил из туши. Морж стонал от боли, истекая кровью, пытался сбежать, но быстро терял силы. Догоняя его, пиявки схватились и за вторую веревку, открывая в теле животного еще одну рану.

Наконец, морж почти перестал сопротивляться. Он обессиленно упал на снег, за ним тянулся длинный кровавый след. Кира с Варсом тут же подбежали к нему, держа на изготовке по гарпуну.

— Получилось! — радостно воскликнула Кира.

С лицом, полным непринужденной радости и детского веселья, она вонзила гарпун в тело своей добычи. А затем еще раз, и еще, добивая несчастное животное. Ее руки и лицо стали красными от брызгающей из тела крови, но она лишь с довольным видом облизнулась.

— Давай, надо разделать и забрать все, что сможем унести. — улыбаясь, сказала она Варсу, доставая короткийбронзовый нож.

***

Вечерело. Солнце быстро клонилось к закату, угрожая вот-вот опуститься за горизонт и оставить пиявок в кромешной темноте, разгоняемой лишь зловещим сиянием над головой.

Все это время Кира занималась тушей убитого животного, а Варс помогал ей, морща нос и пытаясь не исторгнуть из себя сегодняшний завтрак.

— Они весят ого-го! — с упоением рассказывала ему о моржах Кира, продолжая кромсать мертвое тело с завидной легкостью и умением. — Мы всем отрядом утащить не всегда можем!

— А-ага... — отворачиваясь, отвечал Варс.

— Вот, вот тут, надави. Смелее давай, рви!

Варс схватился руками за толстую кость, погружая кисти прямо в холодеющую плоть. Он поморщился, стараясь не думать о том, чем занимается, и затем резко рванул на себя. Раздался неприятный хруст костей, за которым последовали четкие, отточенные движения рук Киры. Нож плавно входил в красную от крови плоть, отделяя самое вкусное.

— А еще мы как-то раз...

— Кир, — вздохнул Варс, едва сдерживая эмоции. — Давай не об охоте, ага?

Кира в ответ лишь усмехнулась и продолжила свое занятие молча.

Закончить они могли, по правде говоря, уже давно — на снегу валялось огромное количество больших кусков красного мяса, готовых к транспортировке в крепость. Но, казалось, Кире просто нравился сам процесс разделки туши, и потому она никак не желала уходить — благо, погода в это время года была теплой, относительно обычных для этих мест температур.

— И все-таки... — неуверенно начал Варс, складывая куски мяса в большой полотняный мешок. — Ты правда не общаешься с ней?

— С Майей-то? — Кира едва заметно улыбнулась. — Варс, милый, я же говорю: нам ее не понять. Ты сам-то попробуй ей довериться — если сидит там, наверху, безвылазно, то, наверное, так и надо. Она ведь могла сама попросить о помощи, если бы она ей была нужна, верно?

— Да хрена лысого она попросит! — вдруг неожиданно зло выкрикнул Варс. — Кира, ты правда настолько слепо ей доверяешь? Правда думаешь что она не может ошибаться?!

Кира помедлила с ответом. Она отбросила нож в сторону, глубоко вздохнула и облизнула покрытые пока еще теплой кровью пальцы. Затем, медленно повернув лицо к Варсу и взглянув ему в глаза, ответила:

— Она постоянно ошибается, Варс, — голос ее звучал неожиданно серьезно. — И если уж даже она может ошибаться, то что взять с нас?

— Ты... — Варс хотел было ответить, но не нашел слов.

— Все, что мы можем — идти за ней. Ты ее не поймешь, я ее не пойму. Никто не знает что у нее в голове, сам ведь знаешь. Остается только надеяться, что там что-то хорошее.

— Так ты... Ты любишь ее? — неуверенно спросил волчонок. — Не просто так ведь ты в нее веришь.

— Она — все, что у меня когда-либо было, Варс, — с улыбкой ответила Кира. — Я была чужой и для красного племени, и для племени Скагена. Только она приняла меня, несмотря на все мои недостатки.

Варс отвел взгляд, прикусил губу в нерешительности. Такой ответ его устраивал, но все еще оставалось стойкое ощущение, что все не настолько просто, как это пытается показать Кира. Казалось, что должно быть что-то еще, что-то, что упускали все пиявки, включая и его, и рыжую бестию.

С этими мыслями он молча поплелся за Кирой обратно в крепость, волоча за собой тяжелый мешок с мясом. Солнце все ниже и ниже опускалось за горизонт, отпечатывая на белом снегу длинные, темные тени двух охотников. Вскоре наступила темнота.

На полпути к крепости пара остановилась. Нужно было хоть немного передохнуть, набраться сил — путешествия в глубоких снегах отнимали много энергии. Варс с Кирой побросали мешки и сели на них сверху — всяко лучше, чем сидеть на голом снегу.

Разговор никак не шел. Кира в принципе не пыталась поговорить с волчонком, так было раньше и так это остается и сейчас. А вот Варс, несмотря на то, что вопрос вертелся у него на самом кончике языка, все не знал как правильно его задать.

— Ох, боги, да спроси уже! — раздраженно воскликнула Кира. — Ты меня битый час разглядываешь так, словно на сеновал затащить хочешь!

— Кхм, — кашлянул Варс, краснея. — Нет, ничего такого.

— А что тогда? — улыбнулась Кира.

— Я просто... — юноша нахмурился. — Как мне стать ближе к ней? Как это удается тебе, а?

Кира подняла взгляд к небу, разглядывая сверкающее в вышине северное сияние. Она прекрасно знала ответ на этот вопрос, но хотела совсем немного помучить друга, потянуть с ответом. Впрочем, она наконец взглянула на него:

— Отстань от нее, — улыбнулась она, пожимая плечами. — Просто прекрати носиться за ней, как хвост за собакой. Верность это хорошо, но не такая вот.

— Так ты же сама говорила...

— А ты меня больше слушай. — тихо усмехнулась Кира.

Наконец, они снова выдвинулись в путь. Предстояло пройти еще пару килагов, и крайне желательно было преодолеть это расстояние до начала следущей смены — в конце-концов, Майя могла проснуться и не обнаружить Варса на посту, что было чревато, как минимум, гневными выкриками и осуждающим взглядом. Юноша очень не хотел испытать на себе подобный взгляд.

Однако прежде, чем они успели дойти до крепости, волчонок и лиса увидели нечто странное. То, чего еще никогда прежде не было здесь, у ледяных чертогов.

По темной глади спокойного моря, лавируя меж дрейфующих льдин, к Белой крепости приближались множество небольших кораблей. На палубе каждого из них сверкал крохотный огонек масляной лампы — способ не потерять друг друга во тьме. С каждой секундой Варс и Кира замечали все новые и новые судна, и на каждом из них — семьи. Отцы и матери, дети и старики — кочующий народ крайнего севера, пилигримы из которого иногда привозили в крепость дары, стекался к ледяным стенам. И чем ближе они приближались, тем отчетливее был слышен плач детей и женщин.

— Что-то случилось. — обеспокоенно прошептал Варс.

Глава 38: Покой

Сон становился все более похожим на смерть. Казалось, каждое мое пробуждение — новый виток ада, а мир вокруг — юдоль страха и отчаяния. Смерть в этом случае не казалась таким уж плохим вариантом.

Сон становился все более похожим на смерть. Небо, скрытое за спиральными тучами, изумрудное сияние зла, крики детей и резкий, соленый запах ужаса. Так, наверное, выглядит ад, и я готова к нему.

Сон становился все более похожим на смерть. События приняли образ бесконечного цикла. На языке отчетливо проступал терпкий вкус браги. Черные, сверкающие тут и там серебром крылья укрывали меня, словно саван. Сладкоголосый юноша тихо всхлипывал, его алая кровь крупными каплями окропляла мое лицо. Попадая на длинный шрам, она заставляла мою кожу гореть, а мои глаза становились сухими, как губы старца.

Сон заканчивается. Начинается реальный ад.

— Командир! — дозорный в панике вбежал в мою комнату и принялся трясти меня за плечи. — Командир, просыпайтесь! Командир!

Я с трудом разлепила глаза. Мутным взглядом пробежалась по его лицу — небритый, неухоженный, самый настоящий варвар, как и все здесь. Губы мужчины пересохли, в глазах читалась паника.

Но мое выражение лица выдавало нескрываемую радость. Дозорный непонимающе смотрел на меня, пока в комнате собиралось все больше и больше людей. Пришла Кира, за ней Варс, даже Снорри поднялся в шпиль айсберга.

— Хах... — не выдержала я. — Аха-ха-ха!

Я залилась диким хохотом, таким, что самой становилось жутко. Мой голос звучал звонко, не так, как обычно. Пожалуй, некоторые из собравшихся такого и не слышали — я не могла скрыть своей радости.

— Командир... — негромко прошептал дозорный.

— Они пришли?! — воскликнула я, вскакивая на ноги и хватая его за плечи. Он дрожал как лист клена на осеннем ветру, паника в глазах сменилась страхом и непониманием. — Они пришли, да?! Нас атакуют?!

Силой вырвавшись из моей хватки, мужчина отошел на несколько шагов назад. Ко мне хотел было подойти Варс, но Кира, положив ему руку на грудь, не позволила.

— Нет, Майя, — тихо произнесла она. — Это друзья.

Улыбка быстро исчезала с моего лица, сменяясь привычным выражением едва сдерживаемой злобы. Внутри моей груди будто бы застрял огромный ком, из-за которого стало тяжело дышать, руки едва заметно задрожали, ровно как и губы, влажные от алкоголя.

— Форр фан да! — не сдерживаясь закричала я.

Правая рука будто бы обрела собственное сознание — цепкие пальцы схватили пустой кувшин за горлышко, я метнула его в пришедшего в мою обитель дозорного. Он разбился об его лоб с неприятным звоном, по носу мужчины побежала струйка крови.

— Что вам всем, вашу мать, от меня надо?! — я не могла сфокусироваться ни на ком из присутствующих, взгляд перебегал с одного грязного лица на другое. — А?! Я вас спрашиваю?!

Раненого дозорного, дабы не случилась беда, вывели другие. Комната быстро пустела, и вскоре я осталась наедине с пиявками.

— Майя, успокойся, — Кира быстро подбежала ко мне и взяла мою ладонь своими холодными руками. — Ну же, ну.

— Не трогай меня! — воскликнула я, отдергивая руку. — П-прочь!

— Майя, — лицо Киры вдруг стало серьезным, ее вечная улыбка погасла, а зеленые глаза сверкнули в полумраке. — Тебе нужно выйти. Прошу. Это важно.

Ее голос звучал непривычно серьезно, будто бы это вовсе была не Кира. Каждую фразу, а порой и отдельные слова, она проговаривала четко, с паузами, так, что не подчиниться ей было невозможно.

— Да как... — пробормотала я себе под нос. — Как же я..?

— Идем. Пожалуйста. — лиса не отступала.

— Я... — с тяжелым вздохом я рухнула на шкуру. — Да, сейчас...

Тряхнув головой, я поморщилась от мерзкой, гудящей боли внутри черепной коробки. Очень хотелось пить, еще больше хотелось избавиться от странного привкуса во рту, но, в конечном итоге, я совладала с собой и вышла наружу вслед за пиявками.

Яркий свет, коим было залито побережье под стеной, ударил в глаза. Я поморщилась, прикрыла глаза ладонью, и лишь спустя несколько секунд смогла наконец взглянуть вниз.

Наконец-таки я увидела зачем мои подчиненные прервали мой беспокойный сон. Внизу, прижимаясь к Белой крепости, словно щенки к груди суки, столпились сотни, а то и тысячи кораблей странного народа. Тут и там горели тусклые огоньки, в свете которых были различимы фигуры людей, корзины и мешки с провиантом, небольшие меховые палатки, разбитые прямо на палубах кораблей — этакие передвижные дома кочевников северных морей.

— Твою же... — сухие губы едва слушались меня, шептали. — Какого..?

— Тебя хочет видеть их вождь, — сообщила Кира. — Поднимать его или спустишься сама.

— Поднимайте... — махнула я рукой в ответ. — Как его там..?

— Выгыргырлеле.

— Чего? — взгляд мгновенно оказался прикован к лицу подруги, но я не заметила и тени иронии. — Как-как?

— Выгыргырлеле, звезда-корабль, как они называют своего предводителя.

— Выг... Выгры... Блять, — я попыталась произнести его имя, но похмелье и недостаток воды в теле никак не позволяли мне этого сделать. — Звезда-корабль, я поняла.

Кира же тем временем свистнула часовым, и те скинули пару веревок вниз со стен. Вскоре после этого я заметила, как они натянулись, словно струны тагельхарпы, и люди стали тянуть, поднимая в крепость неожиданных гостей.

В окружении пары воинов, вооруженных длинными костными гарпунами, на стену поднялся невысокий мужчина в глубоком меховом капюшоне. С его шеи свисало множество ожерелий с ракушками и бусинками, вырезанными из кости. Увидев меня, он без промедления приложил три пальца ко лбу и провел ими до правой щеки — это, как я в итоге узнала, был жест приветствия кочевого народа.

В ответ я лишь кивнула и поправила тяжелую шубу, чтобы выглядеть хоть сколько-нибудь презентабельно. Выгыргырлеле быстрым шагом подошел ко мне, пристально уставился в мои глаза, а затем вдруг приблизился еще больше, принявшись меня обнюхивать.

— Э... — только и протянула я. — Я...

— Я знаю кто ты, Майя соль-птица, — перебил меня вождь кочевников и наконец отошел на уважительные несколько шагов. — Крепостью все еще главствуешь ты?

— Да, — короткий кивок. — Добро пожаловать.

— Не надо этого, — вздохнул Выгыргырлеле и ударил кулаком по раскрытой ладони. — Вигдис передала тебе договор?

— Договор? — непонимающе переспросила я. — Какой еще договор?

— Мертвые прогнали нас с пастбищ моржей, сковали море льдом, убили рыбу, — едва не вскипая от злости стал перечислять звезда-корабль. — Был договор — мы приходим за защитой, когда придет время.

— Эй-эй! — воскликнула я в ответ. — Подожди-ка! Я ни о каком договоре ничего не знаю! У меня слишком мало людей чтобы защитить вас, а крепость не вместит всех!

В этот момент в разговор вмешалась внезапно появившаяся Надья. Она, держась рукой за поясницу, неторопливо вышла на стену из темного прохода, и вздохнула, взглянув на армаду кораблей, причаливших к берегу у крепости.

— Майечка, я тебе и этому жабролюду погрела еды, — обратилась она ко мне, совершенно игнорируя вождя кочевников. — Проходите в...

— Надья! — шикнула я на нее, жестом показывая, что лучше помолчать. — Он говорит на..!

— Ой! — испуганно вздохнула старушка. — Трехликий защити, Абба попутал, проходите, пожалуйста, дорогой гость!

В один миг она выпрямилась, дружелюбным жестом пригласила гостя на ужин, но тот все продолжал пристально рассматривать меня. На мгновение мне даже показалось, что он будто бы пытается понять, достойна ли я управлять крепостью и смогу ли выполнить обещание, которое дала ему когда-то моя тетка.

— Нам наверх, — бросила я кухарке напоследок. — Выгыргр... Выг... Пройдемте туда.

Мужчина коротко кивнул и быстрым шагом проследовал за мной в мою уединенную комнату на вершине айсберга.

Лишь войдя внутрь я поняла, что, возможно, стоило провести переговоры в столовой. На полу тут и там валялись пустые и разбитые кувшины, у спальных шкур виднелись пятна крови из разбитого лица дозорного, да и в целом обстановка была не очень благоприятной. Шутка ли — даже масла в лампе не было уже как пару дней просто потому, что мне хотелось темноты.

Впрочем, гость явно бывал здесь и раньше. Он уверенно вошел внутрь, достал из-под огромной шубы небольшой бурдюк, откупорил крышку и налил в масляную лампу немного густого топленого жира. Хотела бы я похвастать умениями друидов-старейшин и зажечь свечу щелчком пальцев, да только настоящим друидом я так и не стала — даже маленькие, незначительные духи отказывались со мной разговаривать.

Выгыргырлеле вскоре зажег толстый фитиль от тусклого трута, который, в свою очередь, он зажег парой кусочков кремня. Словом, чувствовал он себя здесь даже более уверенно, чем я, оккупировавшая единственную личную комнату в крепости.

Наконец, мы сели друг на против друга на теплой шкуре мамонта. Мужчина снял капюшон, и теперь я смогла как следует разглядеть черты его лица. Похожий на своих соплеменников, он, тем не менее, отличался от многих из них своим возрастом. Он не был стар, однако явные, пусть и неглубокие морщинки уже виднелись на лбу и у уголков раскосых глаз. В черных как уголь волосах проступала седина, а во взгляде серых глаз явно виднелась усталость.

Я невольно засмотрелась на его правую руку — его запястье было украшено причудливой татуировкой в виде спирали, состоящей из рун. Не тех рун, что используют друиды для предсказаний, а других, доселе мною невиданных и, соответственно, для меня не понятных.

— Мертвые близко, — наконец заговорил он, пряча руку в рукаве, отчего мне пришлось переключить внимание на его лицо. — Они идут с севера. Топят корабли, убивают мой народ.

— Хм... Насколько близко?

— В пяти днях пешего пути. Но идут медленно.

В комнату вошла Надья с двумя тарелками горячего варева. Мой гость кивком головы поблагодарил повариху и тут же принялся жадно, быстро есть, словно голодал уже несколько дней.

— Почему они не торопятся? — задумчиво протянула я, не желая пока притрагиваться к еде. — Длинные ночи скоро начнутся. К чему ждать?

Но мой собеседник не ответил на этот вопрос. В общем-то, и правильно сделал — такие мысли вслух я адресовала скорее сама себе.

"Или второму "я"", — вдруг прозвучал в голове голос Димы.

Если знаешь ответ, то не молчи.

"С чего бы?", — усмехнулся он.

И то верно. Голову мы делим одну.

— Мой народ... — наконец продолжил свою речь Выгыргырлеле, когда миска его опустела. Я вежливо предложила ему свою порцию, но мужчина лишь тряхнул головой и продолжил: — Никогда не имел земли. У нас есть угодья, есть рыба и мясо, но не земля. С твоего дома нас прогнали красные люди и твои родичи, с дома на восходе солнца — зеленые люди.

— В Белой крепости вы точно дом не найдете, — вздохнула я. — Уж простите, но мы тут пытаемся нашествие сдержать.

— Я знаю что и как вы делаете, Майя, — мужчина поднял взгляд на меня. — Знаю, что мертвые могут воскрешать других мертвых лишь здесь. Знаю, что мертвые могут воскрешать других мертвых и на юге, если туда придут обсидиановые люди. Знаю, что вы для них как ком в горле.

— Отрезаем возможность расширять армию, да, — я кивнула. — Без постоянного потока обсидиановых тварей их армию остановит даже красное племя.

— Но сейчас защита нужна нам, — будто бы игнорируя меня продолжил Выгыргырлеле. — Нам некуда идти, я не смог найти нам дом. Я отдам тебе всю кость, все богатства, только укрой хотя бы женщин и детей.

— Боги... Да я же не отказываюсь!

Он непонимаще взглянул на меня, а я, поднявшись на ноги, принялась ходить взад-вперед по комнате.

— Поймите вы, что все просто не поместятся! Тут и так стало так тесно, что нужник чистят по три раза в день!

— Хотя бы женщин и детей, — повторил мужчина. — Вот...

Я заметила, как он протянул мне искусное ожерелье из костяных бусинок, каждая из которых была выкрашена в ярко-синий и была украшена спиралью. Раздраженно хлопнув гостя по руке, я вновь села на место и зло посмотрела ему в глаза, стараясь говорить как можно более серьезно:

— Я вам не отказываю. Мы здесь для этого и есть — защищать людей. Но мужчинам места точно не хватит.

— Мужчины останутся снаружи, — кивнул звезда-корабль. — И помогут защититься.

— Да твою же мать, а! — воскликнула я. — Опять вот это пафосное самопожертвование! Ты идиот?! Вы все идиоты?! Бери мужчин и...

Я хотела было сказать ему, чтобы они как можно скорее уплывали на юг, в более безопасные места. Чтобы забирали своих жен и детей, чтобы молили о помощи у других племен. Но что-то внутри меня не позволило ему этого сказать.

— Еда с собой есть?

— Да.

— Сражаться умеете?

Он коротко кивнул.

Сразу же после этого я протянула ему руку, он крепко ее пожал. Особенность любых кочевников — они всегда легко понимают значение любых жестов любых народов, потому как постоянно учатся чужим повадкам, обычаям и культуре.

Наконец-таки, будущее переставало быть таким уж безрадостным. У меня появился план.

Вместе с Выгырлеле мы вышли наружу, где его ожидали его воины. На языке, неизвестном мне, он что-то быстро им проговорил, и те, кивнув, побежали к краю стены чтобы спуститься вниз.

— Дозорные! — выкрикнула я. — Будить всех! Поднимаем женщин и детей!

Пара окцитийцев с копьями в руках пристально смотрели на меня. Почему-то они не торопились выполнить приказ.

— Вы меня плохо слышите что-ли, блохастые?! — снова закричала я. — Быстро за людьми! Бегом!

Вперед вышел один из них. В его взгляде, сверкающем в свете северного сияния, я увидела презрение и злобу.

— Катись оно все к Аббе, — прохрипел мужчина и плюнул себе под ноги. — И ты туда же.

Он бросил копье. Его примеру последовал и второй. Вскоре, один за другим, окцитийцы десятками стали собираться в толпу, бросать оружие и хвататься за веревки. Меня охватила паника — бойцы спешили сбежать отсюда прочь.

— Какого хрена вы творите?! — борясь с пересохшим горлом закричала я. — Быстро в строй!

— Варварская шлюха... — донесся до меня один из голосов.

— Сама тут подыхай, сумасшедшая! — в сердцах выпалил другой.

Они сбросили вниз веревки, закрепили их на кольцах в стенах, вот-вот готовились сбежать, оставить свой пост. Тем временем другие их товарищи выносили наружу мешки с провиантом.

— Воины, к оружию! — скомандовала я тем, кто еще остался мне верен. — Всем на стены!

Но и на этот мой призыв почти никто не спешил откликнуться. Где-то в стороне стояли с копьями пиявки, мялся у прохода в крепость Бруни, явно сомневалась Афина. Даже Сих, что искренне рассказывал мне о своем прошлом, сейчас держал клинок в ножнах.

— Остановите их! Остановите же, ну!

Никто не желал кровопролития. Все знали, что они имеют право уйти. Имеют право на свободу. Никто никого не держал здесь насильно.

— Именем Трехликого, остановитесь! — вдруг прозвучал неожиданно громкий бас священника.

Словно призрак, он вышел на стену, облаченный в свой черный балахон. Святой символ на его шее причудливо переливался в свете полярного сияния.

Окцитийцы остановились. Они не могли ослушаться того, кто, возможно, был их единственной надеждой на рай после смерти.

Священник Леродот встал передо мной, положив руку мне на плечо. Из-под темного, огромного капюшона он медленно окинул взглядом дезертиров, тяжело вздохнул.

— Братья, сестры, — начал он свою речь. — Вы боитесь. Так же, как боюсь и я.

Над крепостью повисла мертвая тишина. Все слушали святого, никто не смел его перебить. Лишь Бруни неловко покашлял, прикрывая рот рукой.

— Но вы здесь неспроста. Воры, убийцы... Вас всех сюда направила воля Трехликого. Кто мы, смертные, такие, чтобы сопротивляться длани его? Как смеем мы, смиренные рабы, отступать, когда Он призвал нас на бой?

Леродот отпустил мое плечо и я отошла от него на шаг назад, пряча руки в рукавах. Колючий, пронзающий ветер завывал над головой, невольно я поежилась от холода. Священник раскинул руки в стороны, словно желая обнять всю свою заблудшую паству.

— Не бойтесь! Пусть нас и ведет язычница, пусть мы и не понимаем Его воли, но так было предначертано. За нами наши семьи и наши дома, за нами те, кого мы должны защитить. И я... Я верю этой деве. Я верю что она приведет нас к победе. Поэтому прошу вас, одумайтесь и возьмите в руки оружие. Пройдет совсем немного времени и всех вас будут чествовать как героев.

На лицах дезертиров проступили явные сомнения. Кто-то все еще держался за веревки, но большинство медленно но верно приходили в себя, поднимали с ледяного пола копья. Леродот, как бы мне не хотелось этого признавать, скорее всего спас нас всех — целая половина гарнизона не ушла прочь с нашими запасами лишь благодаря его речи.

Наконец, священник обернулся, взглянул на меня с теплой улыбкой. Впервые я почувствовала, что этот человек и вправду желает мне добра. В его взгляде чувствовалась безвозмездная, отеческая любовь и сострадание, как те, что когда-то я увидела в глазах Хьялдура.

— Пойдем, Майя, — он мягко коснулся моей руки. — Пойдем. Я помогу тебе.

Словно зачарованная, я пошла с ним наверх, в свою холодную, темную комнату. Масло в лампе уже догорело, от фитиля остался лишь пепел, но священника ничуть не смущал мрак, укрывший нас с головой. Жестом он попросил меня сесть, и сам сел на колени напротив меня, смотря мне в глаза.

— Майя, девочка... — с сожалением в голосе вздохнул он. — Прошу тебя, сбрось груз со своих хрупких плеч. Поведай мне о том, что тебя беспокоит. Позволь мне разделить твои страхи.

"Не делай этого", — вдруг проснулся Дима.

Но было уже слишком поздно.

— Я... — голос дрожал от неуверенности. — Я...

Я рассказала ему все.

Про страх, про боль, про отчаяние. Про то, как сильно я боюсь прихода мертвых, про то, как сильно я этого желаю. Слова сыпались из меня нескончаемым потоком, а Леродот все слушал и слушал, даже и не думая перебивать меня или пытаться меня учить.

Он всего-лишь слушал. И от счастья, что меня действительно просто-напросто слушают, я не смогла сдержать слез.

— И я... Я..! — всхлипывая, почти прокричала я. — Я ведь вижу! Меня все... Все не... Ненавидят...

— Майя, Майя... — успокаивающе прошептал он. — Тише, тише. Ты ошибаешься.

— Никто не понимает... Никто... И не пытается понять!

— Это сложно, — согласился священник. — На тебе лежит огромная ответственность.

— И я... Я ведь... Одна...

— Нет, — он сдержанно, но тепло улыбнулся и покачал головой. — Ты не одна, Майя.

Тонкими, крючковатыми пальцами Леродот снял с шеи священный символ — трехконечную звезду. Затем второй рукой он мягко взял мою ладонь и положил на нее свой амулет.

— Ты не одна. Трехликий всегда с тобой. И я всегда здесь, когда буду нужен.

Впервые за несколько месяцев я, не прекращая рыдать, уснула крепким сном младенца. И не было в эту ночь ни кошмаров, ни бреда — лишь блаженное забвение и покой.

Сон становится все более похожим на смерть.

Глава 39: Надежда

Ужасная, невыносимая метель продлилась несколько дней, прежде чем наконец-таки небо стало ясным и светлым. Под завывающий ветер мне спалось все лучше и лучше, меня все меньше мучали кошмары, и за все те месяцы, прошедшие с прихода странного племени, я успела хоть немного восстановить свое тело и душу.

— Для меня это все, как бы сказать... — священник пытался подобрать нужные слова, но то ли мог вспомнить их на нашем языке, то ли старался не оскорбить.

Теперь Леродот частенько заглядывал в мою комнату. В основном мы просто беседовали обо всем, что придет на ум, благо священник оказался крайне умным и эрудированным человеком.

— Необычно? — предположила я после недолгой паузы.

— Это еще мягко сказано. — усмехнулся в ответ Леродот и пригубил горячего травяного чая.

Солнечный свет едва пробивался через мутный, полный живых трупов лед, но нам и не нужен был свет. Для рождения слов нужно лишь желание двух.

— Видишь ли... — он вздохнул. — Это все и вправду странно. Это не то, чему меня учили в монастыре.

— А чему тебя учили?

Священник задумчиво пригладил длинную бороду ладонью, глубоко вздохнул.

— Ты ведь знаешь про различие между монашьими школами, Майя?

— Да-да, гестрафакты и листраты, — кивнула я в ответ. — Все сводится к трактовке священных писаний, так?

— Не совсем, — Леродот покачал головой. — Все немного сложнее. Спорами о трактовке занимаются люди другой веры, мы же... Скорее идем на компромиссы. Листраты ведь не нападают, а лишь защищаются.

— К чему ты клонишь? — невольно я улыбнулась и прищурилась.

— Листратов учат защищаться, учат защищать нашу веру. В том числе и от еретиков, язычников и богопротивного колдовства.

— Ну, тут ты колдовства насмотрелся вдоволь, — усмехнулась я. — Хочешь сказать, что собираешься переметнуться к боевым монахам?

— Нет-нет, что ты! — Леродот сдержанно засмеялся. — Лишь хочу сказать, что все вокруг... Не соответствует тому, чему меня учили. Мне с самого детства твердили, что никакой магии нет, что язычники — заблудшие овцы, и зло идет лишь от Аббы. Но здесь, на севере, я вижу, как то, что казалось мне невозможным, претворяется в жизнь. Мертвые оживают и падают с небес, живые общаются с лесами и горами, заключают с ними сделки, и...

— И? — я чуть наклонилась вперед, ожидая заключения Леродота.

— И единственное, на что все это похоже — конец света. Апокалипсис. Именно так он был описан в "Либио".

Либио — так он называл священное писание своей веры. Насколько я поняла из его рассказов, слово это, в общем-то, можно было перевести просто как "книга", если бы такое слово существовало в языке северян. Можно подумать, будто бы в Окците не было иных книг, кроме Либио, но оказалось, что иные, не относящиеся к религии книги, они называют в связке либио-название.

— И что ж нам теперь, умирать? — вздохнула я. — Не очень-то хочется, честно говоря. Да и не так моему народу был обещал конец времен.

— Я не знаю. Честное слово, я в смятении. Я никогда не видел подобных чудес, и просто не знаю что и думать.

— Да и не надо тут думать, Леродот, — усмехнулась я и похлопала священника по плечу. — Пойдем, проверим как там строители.

Мы вышли из темной, заметно более теплой, чем воздух снаружи, комнаты и я слегка поморщилась от алого осеннего солнца. Когда же мои глаза адаптировались к свету, я н без удовольствия взглянула на происходящее внизу, под стенами.

Вокруг крепости, окружая ее массивным полукругом с северной стороны, с каждым днем все больше росла наружная стена. Нам было необходимо пусть и не обеспечить каждого беженца кровом и теплом, но хотя бы расширить наши оборонительные рубежи, чтобы все наши воины могли поместиться на стенах во время сражения.

Вместе с Леродотом я спустилась вниз. Видя меня со священником, окцитийцы и геты неожиданно уважительно приветствовали меня, отдавая честь, а вот северяне не были столь благосклонны. То и дело я слышала, как они презренно фыркали мне вслед, но, тем не менее, мои уши и глаза в крепости в лице Киры и Бруни докладывали, что беспокоиться не о чем. Полагаю, что презирали в первую очередь Леродота, а не меня, воспринимая наше общение скорее как культурный обмен и медленное, но верное склонение священника к нашей, северной вере в кланы богов. И все же мне было сложно поверить в то, что меня уважают.

— Не обращай на них внимания, — будто бы чувствуя мои мысли успокоил меня Леродот. — Уважение можно заслужить лишь делом. Я уверен, после битвы твое имя будут произносить с трепетом.

Я невольно усмехнулась и покачала головой. Нет, не будут меня здесь уважать. Если у меня и был шанс заслужить уважение, то он был давно потерян. Я показала свой страх, свою слабость, и это было огромной ошибкой. Но, как бы я ни старалась в тот момент, паранойя и ужас вечного ожидания опасности захватили мой разум. Но сейчас я вновь была спокойна.

Вместо веревок, сбрасываемых со стен, мы соорудили высокие лестницы из костей. На то была веская причина — во вторую защитную секцию постоянно спускались строители, были места, куда нельзя было попасть, не спускаясь со стен, и постоянно вытягивать людей наверх дозорные бы не смогли.

Быстро спустившись вниз, я пробежалась глазами по разросшемуся отряду строителей. Сейчас он был, пожалуй, самым многочисленным, не уступая даже отряду охотников — работы оказалось очень много, а времени оставалось все меньше. Во главе отряда все так же стоял Снорри, возвышаясь своей огромной фигурой над головами прочих и то и дело взрыкивая, словно медведь — отдавать команды иначе он не умел.

— Ну что, мишка, работа кипит? — усмехнулась я, подходя к нему.

— Достали они меня уже! — в сердцах проревел великан.

— Что такое? — скрыть легкий смешок я не смогла.

— Эти... Эти... Дурачье это узкоглазое не знает как лед растить! Тут и там пузыри, смотри!

Он указал своей огромной ручищей на секцию ледяной стены. Приглядевшись, я поняла, что Снорри был абсолютно прав — мелкие пузырьки воздуха оставались в застывшей жидкости, что сильно снижало прочность конструкции.

— Так а чего ж ты им не покажешь как правильно?

— Так они не понимают нихрена! — возмущенно воскликнул Снорри. — Я им говорю, говорю, а они головами вертят и смотрят на меня как на дурака!

— Хм... — я призадумалась.

Окинув взглядом рабочих, я выцепила из толпы одного странноплеменника. Щелчком пальцев подозвав его к себе, тут же принялась расспрашивать о причинах такого поведения:

— Почему вы его не слушаетесь? М?

В ответ на это паренек лишь непонимающе взглянул на меня, а затем покрутил пальцем у своего уха. Пара слов, совершенно мне незнакомых, сорвались с его губ, и, услышав это, я сдавленно засмеялась.

— Снорри... Так они ж на другом языке говорят!

— А мне какое дело?! — снова взревел здоровяк. — Вон, даже Сих выучил нашу речь, хотя сам черный как сажа.

— Так Сих-то тут живет уже сколько лет, Снорри, — продолжала улыбаться я. — Ну, попробуй им делом показать как надо. Бери да ломай то, что непрочно стоит, вытягивай и показывай как надо.

— Ай... — Снорри махнул рукой, вздохнул.

Не считая подобных мелких инцидентов, работа по-настоящему кипела. Стена росла с каждым днем, и каждый день я чувствовала, как наши шансы на выживание растут так же, как растет высота ледяной крепости.

Внутри же, за второй стеной, странноплеменцы разбили небольшой городок чисто "для своих". Из материалов кораблей они быстро возвели себе жилища, укутанные в шкуры, словно в шубы, иногда даже жгли часть древесины для производства клея и готовки пищи. Есть тела мертвых они отказались, и поэтому пришлось уговаривать Надью готовить на них отдельно. Она, впрочем, даже с помощью трех новых кухарок не справлялась с таким количеством людей, и потому мужчины-странноплеменцы готовили себе сами. Хотя и сырую рыбу они, как я успела заметить, ели с не меньшим удовольствием.

С внутренних стен на нас и рабочих смотрели десятки любопытных черных глаз. То были жены и дети этих мужчин, наблюдающие за тем, как работают их мужья и отцы. Как и у прочих обитателей крепости, у них были свои задачи и обязанности, а также свободное время, которое дети любили проводить на стенах.

"Внутри нам слишком жарко", — так сказал Выгыргырлеле.

Детям, даже если бы они мешали моим людям, я отказать не могла. Один лишь взгляд и больших, полных наивности и доброты глаз вводил меня в ступор и согревал мое сердце, поэтому частенько детишкам прощались небольшие шалости, за которые мои воины бы бегали по внешней стене без одежды.

Мы поднялись на внешнюю стену и я устремила свой взгляд вдаль, вглядываясь в бесконечную белую пустыню и надеясь увидеть хотя бы след своих врагов. Но сколько бы времени ни прошло, они все медлили, выжидали. Их силы росли с каждым днем, все больше следов на снегу замечали разведчики и охотники. От мыслей, что вся эта мощь вскоре обрушится на наши головы, мне становилось не по себе.

— Это очень печальный край, — вдруг сказал Леродот. — Белый край. И ничего больше.

— Разве ты никогда не видел снега? — спросила я, не поворачивая головы.

— О нет, что ты, конечно видел, — улыбнулся священник. — Но там, в Остмарике, снег совсем другой. Мне трудно описать это на вашем языке, но я бы хотел, чтобы ты увидела, как он покрывает ветви древних дубов. Как иногда спадает с крыш домов, попадая на головы детей. А они радуются, радуются...

— Да уж, — я вздохнула. — Надеюсь увидеть этот ваш город всех городов.

— Увидишь, непременно увидишь.

Так проходили дни, недели. Жизнь продолжалась своим чередом, тут и там возникали мелкие проблемы, которые я старалась решить, но в целом все было хорошо. Крепость жила своей жизнью, а мне оставалось лишь наблюдать за всем этим с высокого шпиля, лишь иногда вмешиваясь в происходящее.

Печальным было то, что Леродот часто был слишком занят, чтобы побеседовать со мной. Его пастве нужна была вера, нужен был пастух, что направит свое стадо на путь истинный. Это не вера северян, где к духам мог обратиться любой, кто бы их заинтересовал, нет. Трехликий молчал, этот бог был глух к молитвам своих людей, и говорил с ними лишь устами священников.

Задумавшись о том, какой удивительный мир лежит к югу от этого проклятого места, я не заметила как в комнате появилась темная фигура с кривым мечом на поясе. Сих покашлял, дабы привлечь мое внимание, и, наконец, я взглянула на него.

— Да?

— Зря ты так. — негромко сказал он.

— О чем ты? — я непонимающе взглянула ему в глаза.

— Майя, — его тон был серьезным, даже мрачным. — От священника нужно избавиться.

С этими словами он медленно вынул свой меч, крепко сжал его в руке. Я почувствовала, как по спине ползут неприятные, холодные мурашки, и потянулась правой рукой к ножу, припрятанному в сапоге.

Но вместо этого Сих перехватил оружие за лезвие и протянул мне. Я непонимающе смотрела то на потускневшее лезвие, то на его хозяина, искренне не понимая чего он хочет.

— Сих, ты совсем умом тронулся? — прохрипела я так, чтобы никто не услышал. — Да на нем половина крепости держится! Даже мне он помогает!

— Он одурманивает тебя! — воскликнул воитель. — Не слушай его речей. Все они... Все они такие. Одинаковые. Короли и генералы — все слушают то, что говорят эти твари. И все они становятся их марионетками.

— Ты не в своем уме, — я покачала головой. — И мне не нравится то, о чем ты говоришь.

— Ты и сама понимаешь, что это правда, — продолжал стоять на своем Сих. — Ты понимаешь, что не правишь окцитийцами. Это он ими управляет. Ты позволила ему взять власть в свои руки, как это было у меня на родине.

— Так, Сих, — не выдержала я, повысив тон. — Прекрати. Немедленно. Сейчас ты не делаешь ничего хорошего, лишь убеждаешь меня в том, что ты опасен.

— Ты... — он хотел было что-то сказать, но, взглянув мне в глаза, стиснул зубы, сдерживаясь.

Он молча вернул клинок на пояс и, в последний раз взглянув на меня из-за плеча, ушел прочь.

— Твою мать... — вздохнула я, падая на шкуры. — Почему все должно было полететь к чертям в тот момент, когда у меня только-только начало все налаживаться?

"Потому что тебе так только кажется", — прозвучал голос в голове.

— О, проснулся, — усмехнулась я. — Ну давай, изрекай.

"Сих прав. Ты допускаешь большую ошибку, полагаясь на Леродота."

— Во-о-от как, мгм, — я зевнула. — И что же ты предлагаешь? Надо было отпустить тогда дезертиров? Мол, да, ребят, тут страшно, идите-ка вы домой, ага. И я пойду. Вообще всем уйти надо, чтобы мертвые твари на юг прорвались и начали творить анал-карнавал.

"Спасибо, что ты хотя бы говоришь на русском. Тебя и так считают поехавшей, а ты вслух разговариваешь с воображаемым другом."

— Да и пусть считают. Даже ты можешь так думать. Хоть будильник поставь и по расписанию напоминай мне о том, какая же я двинутая.

"Ты...", — Дима раздраженно вздохнул. — "Ты и вправду невыносима."

— Девочка-подросток, что поделать, — усмехнулась я, пожимая плечами. — Сам-то не лучше был.

"В восемнадцать лет? Милая, в твои годы я хотя бы не пытался оправдываться возрастом, а честно говорил, что я мудак."

— Вот и я вся в тебя. Так, все, прочь, думать мешаешь.

Я помахала рукой у лица, словно пытаясь смахнуть голос, засевший в голове, как надоедливую муху. На прощание Дима лишь недовольно что-то проворчал, и, наконец-таки, в моей черепной коробке снова была лишь я наедине со своими мыслями.

Сих, впрочем, не смог уйти надолго. Вскоре он вернулся, молча кивнув мне головой в сторону выхода. Он был не из тех, кто станет звать меня по пустякам, и поэтому я вышла наружу следом за ним.

Было темно. Темно настолько, что хоть глаз выколи. Даже северное сияние почему-то исчезло с небосвода в эту холодную ночь.

С севера задувал леденящий, пронзительный ветер, завывавший в коридорах белой крепости. Кутаясь в шубу так, что торчали лишь мои глаза и лоб, я спешила за Сихом к юго-западной секции первой стены, туда, где собралось множество людей, пришедших поглазеть на что-то, приближающееся по замерзшему морю. Подойдя к краю, я вгляделась в чернеющую вдали пустоту, и почти сразу же заметила, как к крепости приближалось великое множество крохотных огоньков.

Чем ближе подходили очередные гости, тем лучше я могла их разглядеть. Бронзовые ламеллярные доспехи поблескивали в свете тусклых фонарей, толстые шубы словно пытался разорвать в клочья злой северный ветер. Вскоре я разглядела высокий стяг с изображением перекрещенных дубовых листьев, пронзенных мечом.

— Страты... — вздохнул кто-то рядом со мной.

Сомнений что это были они не было. Никто на севере не смог бы так качественно вооружить войско, не говоря уж о том, чтобы хотя бы просто собрать столько людей. Это же были дисциплинированные, подготовленные солдаты, и было их, по меньшей мере, три-четыре сотни. Помимо самих стратов, в длинном, хорошо организованном караване следовали за войсками повозки с припасами, передвижные палатки, сделанные на манер северян из шкур мамонтов, и даже, если я не ошибаюсь, полевая кухня. Впрочем, последняя не была полноценным зданием — небольшой деревянный сарай на повозке, из крыши которого торчала длинная металлическая труба.

Вскоре войско Окциты подошло к нашим стенам. Ряды продрогших до костей солдат расступились, и вперед вышел их военачальник — лысеющий смуглый мужчина с аккуратной, седой бородкой. На голове его была высокая меховая шапка, украшенная бронзовой пластиной с изображением герба войска.

— Услышьте! — вдруг воскликнул он в рупор, который ему подал один из стратов. — Царь Адон отклинулся на ваш зов о помощи! Специальный легион "Зимний дуб" прибыл на помощь!

Глава 40: Смеющийся череп

Медленно, но верно войско Окциты перемещалось за внешнюю стену крепости. Тяжелее всего было поднять наверх огромные повозки, полные провианта, но с помощью все тех же окцитийских стратов, которые были подготовлены к таким событиям, постепенно легион оказался за высокой стеной.

Командующий армией вел себя довольно странно — потребовал немедленной встречи со мной, и при этом заставлял себя ждать. Он стоял на вершине стены, пристально наблюдая за тем, как грузы, людей и повозки поднимают наверх. К моему удивлению, он и сам время от времени принимал активное участие в процессе — хватался за веревки, помогал тянуть. Большинство повозок, впрочем, было оставлено за стеной в силу того, что не было никакой надобности прятать их — в нашей ситуации сохранность транспорта и припасов не имела значения, если мы не выстоим в предстоящей битве.

Все это время я, нервно скрипя зубами, стояла и ждала, когда этот старик наконец-таки перестанет красоваться перед своими воинами и решит со мной заговорить. Но, видимо, легат был превосходным психологом, потому как понимал важность подобного ритуала. Именно ритуала, потому как в его руках не было столь много силы, как в молодости, и пользы он приносил немного, но своими действиями заставлял стратов ощущать, что они равны ему. Разумеется, в действительности это было не так.

Наконец, последняя партия груза была поднята на стену. За время долгого ожидания даже я, северянка, успела ужасно продрогнуть на лютом морозе, а вот командующий Окциты не показывал ни единого признака слабости. Сложно сказать что помогало ему сохранять бодрость духа и теплоту тела — активная физическая работа или очень качественная теплая шуба, но как бы то ни было, сейчас я ему завидовала.

— Ты — Майя Бортдоттир, если правильно произнес? — обернулся наконец мужчина, грозно осматривая меня с головы до ног и сдвигая густые седые брови.

— Д-да, — от холода губы едва шевелились. — Д-добро пожаловать.

— Август Понтос, я легат... Вождь этого легиона. — пренебрежительно бросил он, даже не протягивая мне руку.

— Не сомневайтесь, легат, я узнаю ваше звание, — с ноткой раздражения ответила я. — А разве легион не должен быть больше? Или вам не доверяют полноценного войска?

"Уделала", — усмехнулся Дима.

Взгляд легата стал еще болеезлым, я буквально могла ощущать, как растет внутри него раздражение. Ему не хотелось здесь быть, но пришлось, и все почему? Потому что едва занявший престол мальчишка так ему приказал.

— "Зимний дуб" — особый легион, — прохрипел Август. — Собранный специально для ведения боевых действий в холодных регионах. Малая численность, необходимая для минимизации потребности в поставках продовольствия. Поверьте мне, варварская девица, малая численность с лихвой компенсируется навыками моих стратов.

Я ухмыльнулась, даже не пытаясь скрыть свою радость. Такой ответ меня более чем устраивал — меньше будет голодных ртов при том, что их боевые навыки весьма высоки. Во всяком случае, я на это надеюсь, а иначе всем нам придет конец.

— Пройдемте. — пригласила я легата с его свитой.

Быстрым шагом мы поспешили покинуть стены и войти в теплую по сравнению с улицей крепость. К этому моменту каждый шаг уже давался мне с трудом из-за холода, и я все меньше понимала как этот человек может выдерживать такое после долгого пути.

Наконец, я почувствовала, как меня окружают приятные, слегка влажные потоки воздуха. Онемевшие руки и щеки приятно защипало, к ним возвращалась чувствительность, ровно как и к ногам, а мы продолжали идти. Единственное место, где я могла встретить гостя как подобает — пресловутая столовая.

— Кира! — воскликнула я. — Всех прочь! Никого не пускать!

Рыжая бестия ничего мне не ответила, но я услышала мягкие звуки ее легкой походки. Приказ она услышала и поняла.

В столовой было еще теплее, что не могло не радовать. С легатом и его свитой, а также пришедшим сюда Леродотом, мы уселись на мягкие шкуры. У гостя были вопросы, и моим долгом было не ударить в грязь лицом и ответить на них.

— Итак, — Август снял с себя огромную шапку, оголяя почти лысую голову. — Численность гарнизона?

— Если считать именно гарнизон, то шестьдесят восемь человек. Вместе с беженцами, способными держать в руках оружие — чуть больше двух сотен.

— Вы не знаете сколько у вас бойцов? — раздраженно вздохнул Легат. — Мне нужны точные цифры.

— Точных цифр я вам не дам, потому как беженцы продолжают прибывать, — хмыкнула я в ответ. — Их может стать больше в грядущие недели.

— Недели? — Август наклонил голову, будто бы спрашивая о том, серьезна ли я. — Легион будет стоять здесь максимум месяц. На большее у нас не хватит припасов и мы вернемся в Окциту.

— Месяц?! — воскликнула я. — У нас есть припасы, так что давайте без вот этих внезапных условий! Мертвые не шли в атаку на крепость уже почти четыре года, и вы думаете они атакуют в течение месяца?!

Мой резкий, наглый тон явно не понравился мужчине. Он с силой сжал кулаки, стиснул зубы, отчего на его скулах проступали жилки. Впрочем, будучи человеком явно воспитанным, Август сдержался и не стал мне отвечать.

— Месяц, — повторил он, пытаясь сохранять спокойствие. — Не больше. Я не позволю моим солдатам есть...

— Что? — усмехнулась я. — Трупы? Дядя, очнись ты и послушай: нет у нас их! На нас не нападают, понимаешь? Мы питаемся за счет подношений пилигримов, рыбы и моржей. Здесь не едят людей. Мы даже стены строим на моржовой плоти!

— На моржовой..? — легат прищурился, но в этот момент один из его людей что-то прошептал ему на ухо. — Понял. У вас закончились трупы людей, и для образования льда вы используете...

— Мясо моржей, да, — я кивнула. — Надья! Готово?

С окошка, ведущего на кухню, показалась голова старухи. Она не сказала ни слова, словно боясь хоть как-то обидеть гостя, но уверенным кивком головы заверила, что еда вот-вот будет подана.

— Я откажусь, — вздохнул Август. На мой непонимающий взгляд добавил: — Нет веры язычникам. А теперь... Прошу меня простить.

С этими словами он поднялся со шкуры и, коротко кивнув вместо поклона, поспешно удалился. Снаружи его уже ждала Кира с еще парой людей, которые повели их наружу.

И только сейчас в столовую чуть ли не вбежала Надья с двумя мисками, полными ароматного мясного варева. От одного только запаха пищи у меня урчало в животе, но есть сейчас не было времени. Нужно было многое решить.

— А... — старуха оглянулась. — Унде эст эль?

— Ну'у врас манче. — отмахнулась я. — Пусть мне принесут наверх.

— Хорошо, Майечка. — немного расстроенно ответила Надья, обиженная поведением гостя.

***

Проблемы со стратами начались вскоре после их прибытия.

Утром, когда разговоры и шепот в крепости немного поутихли, солдаты Окциты начали разбивать свой лагерь. Проблема же заключалась в том, что легион делился на так называемые контуберниумы — отряды по десять стратов, делящих общую палатку. Таким образом, при численности легиона в, как оказалось, три сотни человек, нам нужно было найти место, где мы могли бы разместить столько людей.

— Я отказываюсь работать в таких условиях! — яростно воскликнул легат. — Или выгоняйте этих голодранцев, или найдите место для размещения моих людей!

— Август, твою-то мать! — не выдержала я. — Куда мне их, форр фан да, разместить?! У нас и так крепость переполнена, люди друг у друга на головах сидят!

Как и прежде, легат зло сжал челюсть и кулаки, пытаясь не сорваться. Иногда его злость брала над ним верх, но старик отчаянно продолжал строить из себя воспитанного человека.

— Тогда хотя бы заставь их подвинуться, — наконец процедил он сквозь зубы. — Они устроили здесь очень милый городок, но мои люди в это время замерзают.

Я тяжело вздохнула, отходя от края внутренней стены. Положение складывалось не самое приятное — мне и вправду было негде разместить столько народа. Мы и так уже использовали холодные склады для размещения той части беженцев, которой не хватило места в теплых помещениях, и больше людям некуда было приткнуться.

— Я... — неуверенно начала я, сомневаясь в собственной идее. — Думаю, можно разместить часть беженцев в коридорах. Это... Опасно, вообще-то. Будет мешать в бою. Но...

— Прекрасно! — воскликнул Август. — Так и сделайте!

Тяжело и раздраженно вздохнув, я быстрым шагом пошла прочь. Все больше и больше я понимала, как ничтожен был мой страх в сравнении с раздражением, которое я испытываю по отношению к этому человеку. Впрочем, он действительно может всех нас спасти, и поэтому мне следовало всеми силами пытаться помочь ему выполнить приказ.

Другая же проблема заключалась в субординации. Нет, никто из стратов не пытался оскорбить кого-либо из моих людей, ровно как и мои люди старались избегать окцитийцев, проблема снова заключалась в их легате.

Спустя несколько дней мы встретились на внешней стене. Там он во всем своем великолепии наблюдал за тем, как его солдаты ведут быт и тренируются в пределах своего тесного палаточного городка.

Зрелище это было и вправду приятным — даже в условиях ужасной тесноты люди старались уместиться как сумеют, и при этом сохраняли какой-никакой порядок. Их палатки, сделанные из шкур мамонтов, стояли впритык друг к другу ровными рядами, а люди перемещались по лагерю прямо сквозь жилища. Никто ни с кем не спорил, никто ни на кого не кричал, не было драк и распрей — так, как и должно быть в настоящей армии.

— Нравится? — ухмыльнулся Август. — Еще бы. Это — гордость Окцитийской империи. Это вам не дикари с дубинами.

— Вы делаете очень поспешные выводы о моем народе, Август, — пытаясь подрожать его высокомерному тону сказала я. — Мои люди тоже отлично натренированы. Вы скоро сможете сами в этом убедиться.

— Вот как? — он усмехнулся. — Тогда почему же вы, раз вы столь опытны в военном деле, не изучили за столько лет своего противника? Мои воины помимо копий вооружены молотами — идеальным оружием для того, чтобы остановить ожившего мертвеца. Раздробив ему кости, можно полностью его обездвижить.

— М-м, понятно, — я хитро улыбнулась и похлопала легата по плечу. — Желаю вам удачно помахать молотом со стены. Ах, и да... Расскажите потом вашей разведке о том, что мертвые чувствуют боль и перестают оживать днем. Думаю, они удивятся этому факту.

Так проходили дни, сливаясь в сюрреалистичную картину, смысла которой я уже не понимала.

Северяне, южане, дешевая копия древнеримского легиона и девушка со шрамом пытаются остановить орду оживших мертвецов...

"Звучит как сюжет к японскому боевику", — Дима улыбнулся.

— Знаю, — вздохнула я. — Знаю.

Я потерла пальцами разболевшиеся виски. Моя тревожность с каждым прошедшим днем все больше возвращалась ко мне, я боялась, что страты уйдут обратно на юг, так и не дождавшись нападения. И единственным человеком, который пытался мне помочь, был Леродот. Впрочем, у него сейчас было много работы — пусть большинство стратов и не стремилось к познанию религии, но, тем не менее, среди них были и те, кто с радостью прибегал к услугам священника. Кроме того, оставались еще и мои люди, что родом из Вольницы и Окциты — все они верили в Трехликого.

Мне же не давала покоя одна навязчивая мысль. Вигдис, покоящаяся во льдах в основании крепости, пыталась предупредить меня, дать знать что меняя ждет... Но я так и не смогла понять смысла сказанного. Сейчас, как и множество раз до этого, я спускалась вниз, к жаркому залу с гейзером и телом, у которого горело сердце.

— Что же ты скрываешь? — вздохнула я, наклоняясь к прозрачной, бурлящей воде. — Кого ты ждешь? Откуда ты?

Возможно, наше спасение было именно в нем. Возможно, я должна была тратить все свое время на поиски человека, что сможет пробудить его. Но с чего начать эти поиски?

Мои мысли прервал тихий шорох у меня за спиной. Кто-то пытался подкрасться ко мне, я чувствовала это по мурашкам на спине. Рука медленно потянулась к ножу в сапоге. Он все ближе, я почти могу услышать его дыхание...

Резко обернувшись, я выбросила вперед руку, сжимающую нож, но нападавший резко схватил меня за запястье, заламывая мою руку.

— Ай-ай-ай! — завопила я. — Тре..!

Не успела я позвать на помощь, как огромная, покрытая шерстью рука заткнула мне рот. Бруни, никогда не унывающий выродок, накинул мне на голову мешок, заткнул рот кляпом и без единого слова закинул себе на плечо, словно тряпичную куклу.

Я пыталась вырваться, пыталась бить и пинаться, но для него мои удары были сродни жужжанию надоедливой мухи. Он все нес и нес меня, я пыталась слушать его шаги, пыталась уловить направления поворотов, но все тщетно. Белая крепость была слишком сложным и запутанным лабиринтом, чтобы угадать где именно тебя убьют.

Сердце яростно колотилось от страха и желания сбежать, но силы покидали меня. Руки и ноги были словно налиты свинцом от перенапряжения, но я все продолжала попытки бороться. Разумеется, все было тщетно.

Наконец, он бросил меня на холодный пол, небрежно и грубо, и сорвал с головы мешок. Было темно, темно настолько, что я не видела и собственного носа.

— М-хм! — раздалось мычание где-то рядом со мной.

Кира! Ее голос я узнаю всегда, его нельзя было ни с чем спутать. И она не была напугана — в приглушенном мычании слышалась злость. Не завидую заговорщику, что решит ее развязать.

Впрочем, как ни странно, мои руки и ноги не были связаны. Наощупь в темноте я вынула кляп изо рта и нащупала Киру. Девочка дернулась, словно пытаясь меня укусить, но я поспешила ее успокоить:

— Кира, тш-ш-ш! — прошептала я. — Это я, Майя!

— М-мхм-м-м! — радостно промычала она.

Нашарив в темноте руками ее лицо, я осторожно вынула кляп у нее изо рта. Как и ожидалось, она тут же начала вопить:

— Форр фан да! Я убью вас! Убью вас всех! Я сожру ваши сердца, отрежу вам члены и запихну вам же в..!

— Кира, тише! — шикнула я на нее. — Тихо! Мы... Кажется мы тут одни. Не кричи.

— М-м. — справа от меня послышался еще один голос. Это явно был Снорри.

— М-м! — промычал сразу после этого Варс.

Черт. Они решили убрать не только меня, но и тех, кто, возможно, стал бы за меня мстить. Ситуация принимала скверный оборот, нужно было действовать быстро.

Развязав руки и ноги Кире, я тут же кинулась к братьям, в темноте нащупав Варса — его выдавало худощавое телосложение, в отличие от огромного и мускулистого брата.

И в тот миг, как все пиявки освободились от оков, мы услышали стук камней. Ледяной зал озарили яркие искры, послышалось дыхание кого-то, кто все это время был рядом с нами, в темноте.

Надья зажгла масляную лампу. Тусклый огонек осветил ее лицо, лицо Афины, Бруни и Сиха.

— Вы... — прошептала я. — Твари...

— Хе-хе... — мрачно усмехнулся Бруни. — Мы-то твари, да?

— Гр-р-р... — злобно зарычала Кира, готовая наброситься на похитителя.

— Мы — твари? — повторил свой вопрос волосатый здоровяк. — Пха-ха-ха-ха! Это, вообще-то, обидно!

Он звонко, по-доброму засмеялся. Вслед за ним не выдержала Афина, тихо посмеиваясь в ладошку, а к ним двоим присоединилась, хрипло хихикая, Надья. Даже Сих слегка улыбнулся.

— Чего, пересрались небось? — сквозь хохот спросил Бруни. — Видели б вы свои лица!

Они все продолжали смеяться, а я, как и пиявки, все меньше понимали что происходит. Все это походило на идиотский розыгрыш, но здесь явно было скрыто нечто, что я никак не могла уловить.

— Какого... Что происходит, а? — наконец произнесла я.

Надья, услышав эти слова, отдала лампу в руки Бруни, а сама отошла куда-то в темноту. Буквально через пару секунд она вернулась, держа в руках ступку с пестиком, а также небольшой мешочек.

— Да мы, старожилы крепости, все думали, думали... — протянул Бруни. — Это ведь обязанность командира — татуировки воинам дарить, ага? Только вот командир у нас сама без рисунка.

— И мы решили, — продолжила за него Афина. — Проголосовать. Мы здесь сидим дольше всех в крепости.

— Единогласно, — пробасил Сих. — Вы достойны.

Пребывая в состоянии легкого шока, я непонимающе смотрела то на одного, то на другого "похитителя". Достойны? Татуировки?

"Дура!", — воскликнула Дима, смеясь. — "Ты сюда за такой и пришла, забыла?"

Твою же мать...

— Я уже... — тихо произнесла я. — И забыла... Зачем я здесь...

— Хех, — усмехнулся Бруни. — Ну, это... Как бы сказать-то...

— Но ведь еще рано, разве нет?! — воскликнула я. — Не прошло еще пяти лет! Еще должна пройти зима, и...

Надья с какой-то необъяснимой печалью в глазах посмотрела на меня. Ее морщинки на секуну стали глубже, казалось, что она вот-вот заплачет.

— Вам нужно уходить, дети, — вздохнула она. — Получить рисунки и уходить. Нечего вам тут помирать.

— Уходить?! — я вскочила на ноги. — Сдурели совсем?! Ну-ка, убирайте это все нахер! Не надо мне...

— Да успокойся ты, — усмехнулся Бруни и положил свою огромную ладонь мне на макушку. — Мы просто даем вам шанс. Не хотите — не пользуйтесь. В конце-концов, в Скагене ж все того... Дебилы.

— Бруни! — ахнула Афина, но здоровяк звонко засмеялся.

Тем временем Надья села на пол, скрестив ноги. В свете лампы я увидела, как в ступку она наливает из крохотной глиняной емкости топленый жир, а затем крючковатыми, костлявыми пальцами развязывает мешочек.

— Издревле... — начала она свой рассказ. — Этот символ значил принадлежность к семье. Каждый, кто носил его — был братом множеству братьев и сестер, сестрой множеству сестер и братьев.

Из мешочка в растопленный жир она высыпала черный прах и принялась его размешивать. В руке Бруни в этот момент я заметила костяную иглу, подобную той, которой Хьялдур рисовал на мне мировое древо.

— И каждый член этой семьи дорожил остальными, — продолжила Надья. — Как настоящими родичами. Так же, как мы дорожим вами, детки.

Сих и Бруни усадили нас с пиявками в ряд. Афина же прошла следом, стягивая с наших плеч шубы, кофты и рубахи, оголяя наши спины.

— И поэтому мы клянемся вам, что оставим свой пост и пойдем на юг, ежели кто-то захочет лишить вас свободы, заработанной трудом в Белой крепости. — слова Надьи словно превращались в спирали, сила ее клятвы чувствовалась в самом воздухе.

— И накажем обидчиков. И не будем бороться с мертвыми. — продолжил Бруни, неожиаднно серьезный, но от того не менее счастливый и гордый.

— И найдем вас. И защитим вас. — произнес Сих в своей вечно спокойной, хладнокровной манере.

— И вернем вашу свободу в честном бою. — улыбнулась Афина, отчего ее острое, худое лицо вдруг стало добрым и нежным, как лицо матери, впервые видящей своего ребенка.

Костяная игла впилась в кожу. Я зашипела от боли, но Бруни не прекращал раз за разом пускать мою кровь, после чего Афина сразу же втирала в рану краску из праха.

— Клянемся на прахе наших предшественников! — воскликнули все четверо в один голос.

Глава 41: Зима в сердцах

Я зашипела от боли в очередной раз — татуировка заживала медленно, болезненно. Медленно провела кончиками пальцев по жесткой корке засохшей крови, и на подушечках остались следы мутной черно-желтой жидкости. Пусть это и было необходимо, но от того не менее неприятно. Но все это можно перетерпеть.

Терпеть можно до бесконечности, если есть достаточно веская причина. Терпеть боль, терпеть собственную слабость. Стерпела я и то, что никто даже не поздравил меня с получением татуировки — пиявки молчали, старожилы крепости и вовсе делали вид, что ничего не произошло. Тайный ритуал, загадочность? Нет, черт возьми, просто у каждого есть свои причины.

Пиявки... Разочаровались во мне. И я не смею их в этом винить — мне и самой от себя становилось тошно. Сухое, жесткое тело, слабый дух, черствое сердце. Каждый день я просыпалась с одной мыслью — мне было ужасно стыдно за то, что я не отговорила их от похода на север. Все могло бы сложиться иначе. Варс давно бы женился, может быть даже завел ребенка. Снорри вряд ли бы отставал от брата — такой крепкий, сильный парень не был обделен вниманием, лишь сам игнорировал всех молодых девушек вокруг. А Кира... Даже если бы ее не ждало счастье на нашей родине, в красном племени ей были рады. Мне очень стыдно перед каждым из них.

Старожилы? Сих давно плюнул на меня. Для него я стала пособницей священника, и вряд ли могла бы убедить его в обратном. Афина и вовсе считала меня не более чем варваром. Что до Бруни, так тот, пожалуй, скучает по Вигдис — ей много лет удавалось находить баланс между строгостью и заботой, чего так и не удалось мне. Даже Надье при моем правлении стало хуже, ведь сильно возрос масштаб ее работы, не оставляя бедной старушке времени на заслуженный отдых.

Я всех подвела. Но все это можно было стерпеть ради цели, что лежала впереди.

— Я не подведу тебя, пап... — вздохнула я, прикрыв глаза и стискивая от бессильной злобы зубы.

Глубокий вдох. Биение сердца выравнивается. Мрачные мысли никуда не уходят, но их мерзкие, змеиные голоса я заглушаю голосом моего отца. Он похож на рык медведя, на хриплый голос старого пса, и все же я не могу перестать любить его.

Я дала обещание. Ни один ребенок больше не будет плакать. А значит надо взять себя в руки.

Пару раз с силой хлопнув себе по щекам, я наконец встрепенулась и вышла из своей комнаты. Солнце зависло совсем низко над горизонтом — зимний день был короток и темен. Август потребовал, чтобы я встретилась с ним на закате, а значит время пришло. Нужно показать те остатки силы, что у меня пока еще есть.

Быстро спустившись с внутренней стены, я оказалась в лагере стратов. Все это время я наблюдала за ними, за их тренировками, и теперь могла сказать, что в их армии не было ничего выдающегося. Каждый солдат знал свое место в боевом построении, каждый знал что ему делать и умел подчиняться приказам, но в их тактике и методах борьбы не было ничего невероятного. Даже экипировка, показавшаяся мне по началу вершиной ремесла, оказалась не такой уж продвинутой. Щиты они использовали овальные, сплетенные из множества гибких ветвей, и обтянутые снаружи кожей. Ламеллярные доспехи не были произведениями искусства — порой ламели и вовсе имели разный размер, неровные края, на каких-то сохранялись следы литья, выдавая спешку мастера-доспешника в выполнении заказа.

И все же у них было чему поучиться. И лучше этому научусь я, чем племя Коммунахты.

— Чего ты тут разглядываешь?! — рявкнул вдруг у меня над ухом Август.

Я невольно вздрогнула всем телом и испуганно обернулась. Мужчина грозно смотрел мне прямо в глаза, а затем резким движением руки оттолкнул в сторону щит, что я рассматривала.

— Варварам не положено знать о секретах Окциты!

— Боги... — вздохнула я раздраженно. — Секреты у вас, прямо скажем, так себе. Тут и скрывать-то нечего. Чего хотел?

Август пробурчал себе под нос что-то еще, что я не смогла разобрать из-за незнания языка, а затем, гордо выпрямившись, взглянул наверх, в быстро темнеющее небо. Над крепостью разгоралось зловещее северное сияние, оно кипело как никогда, и это, впрочем, было закономерно — последний день становился все ближе.

— Осталось три дня, — продолжил он наконец негромко. — Три. Не более.

— Возьмите наш провиант наконец, — едва не взмолилась я. — Вы же видели откуда берется наша пища.

— Ни в коем случае, — отрезал легат. — И дело не только в моих принципах. Пойдут слухи. Церковь узнает об этом. И... Да.

— Форр фан да... — невольно выругалась я, нахмурившись. — Даже если вы возьмете зерно?

Легат перевел взгляд вниз, окидывая им ровные ряды меховых палаток. Где-то там, ближе к внешней стене, стояла небольшая походная кухня, из ее длинной медной трубы тянул легкий, приятный дымок, извивающейся лентой уходящий в небо.

— Здесь тридцать контубериумов, — мрачно ответил Август. — Я видел ваши запасы. Как бы мрачно это ни звучало, но вы обречены. Даже если победить нашествие, у вас просто не остается еды. Зерна только моим людям хватит всего на пару дней.

Я с силой стиснула зубы, стараясь не выругаться от злости и обиды. Он был абсолютно прав — пилигримов не было уже больше месяца, а торговцы избрали другие маршруты после того, как с неба перестал капать нефрит. Все, что мы сейчас могли — надеяться на наших добытчиков и остатки того, что было в запасе. Но даже так, даже без учета стратов, наши запасы иссякали на глазах.

— Когда я вернусь в Окциту, — негромко продолжил Август. — Я позабочусь о том, чтобы вам доставили продовольствия. Обещаю.

— Август, вы ли это? — слабо усмехнулась я. — Что на вас нашло?

— Ты, конечно, дикарка, знаешь ли, — он прицокнул языком, прищурился и едва заметно ухмыльнулся. — Но отчаянная. За твоей спиной люди. Дети, старики. Целый мир, который больше, чем твой скудный ум может себе представить. И его не защищают ни цари, ни священники — только дикари с севера, мерзнущие в этом проклятом месте.

— Проникся-таки нашим положением, а, старик? — усмехнулась я и ткнула его локтем в бок. — Так и плюнь тогда на все. Оставайтесь. Найдется и для вас место в нашем прекрасном краю.

— Эх, девка... — с грустью вздохнул Август. — Да как ты не поймешь? Это ведь Император дал приказ выдать нам так мало провизии. Вы все здесь — бельмо на глазу у тех, кто живет к югу от моря. Все северяне. Я, может, и проникся к вам симпатией, даже язык ваш вороний выучил, да ведь...

Он прикусил губу, прикрыл глаза. И вдруг, легат тряхнул головой, расправил плечи и своим привычным, жестким тоном сказал:

— Пошла вон отсюда, варварша! Давай, давай! Иди внутренности жри или чем вы там занимаетесь!

Я не смогла сдержать улыбки и даже сдавленно засмеялась. Было же все-таки в этом старом уроде что-то человеческое, что-то живое. Не стал за годы службы идеальной машиной убийства, не растерял свое "я". И за это уже я уважала его.

Поднявшись на внешнюю стену, я привычно встала у самого края, вглядываясь в темную даль. Слегка влажный снег поблескивал в свете то и дело вспыхивающей в небе нефритовой тропы. Ночь была тихая, безветренная, и в такие моменты казалось, что и вовсе не может здесь случиться ничего плохого.

Вдруг я услышала шаги. Признаться, и оборачиваться не нужно было — такие мягкие, но в то же время неуклюжие шаги здесь были лишь у одного человека. И все же я взглянула в сторону священника лишь для того, чтобы выказать свое уважение.

— Леродот, — кивнула я ему. — Добрый вечер.

— Здравствуй, Майя, — мягко сказал он в ответ. — Отдыхаешь?

— Думаю, ваше святейшество, думаю. Тоже ведь своего рода работа, м?

— О чем думаешь?

Я указала рукой вперед, на ровную, покрытую снегом равнину. Обычный человек, пожалуй, и не заметил бы изменений, но привыкшие к однообразному пейзажу служители гарнизона быстро уловили, что что-то было не так. Да и не скрывался факт подготовки к решающей битве.

— Видите? — сказала я наконец священнику. — Там вбиты колья. Веревки спрятаны под снегом так, что их не видать. Когда придет враг, мы разломаем лед, часть утонет в море. Для этого крепость отплыла на сотню шагов южнее, мы занимались этим последние две недели.

— И что же тебя беспокоит, Соленый Ворон?

— Вот опять вы за свое, — усмехнулась я, вновь услышав это прозвище. — Да как бы сказать-то... А сработает ли? Лед устойчивый, по нему можно ходить, но, по моим расчетам, если разом дернуть веревки, то клинья образуют большую трещину. Да только...

Леродот молча взглянул на меня. В его глазах, как и прежде, я видела неподдельный интерес. Сейчас он был похож на маленькую меня, когда я только-только стала ученицей друида Хьялдура.

— Может и не сработать, в общем, — вздохнула я слегка раздраженно. — Мертвые замораживают воду, делают лед крепче. Не знаю. Не хочу об этом думать.

— Понимаю тебя... — успокаивающим тоном тихо произнес священник, мягко коснувшись моей руки. — Главное, что бы ты... Что это?

— Что?

Я взглянула туда, куда он указал мне своей рукой. Там, вдали, в воздух поднимался снежный вихрь. Метель, непроглядная белая буря рвала в клочья снежные барханы. Вдруг резкий порыв ветра чуть не сбил меня с ног, с головы моей слетел капюшон, и лишь тогда я смогла разглядеть то, отчего в груди перестало биться сердце.

— Началось... — тихо, едва шевеля губами произнесла я. — Н... Началось!

Под покровом снежной бури одна за другой из тьмы вырастали темные фигуры. Едва различимые на таком расстоянии, они медленно шли в сторону крепости, и не было среди них ни единого огонька — огонь пугал мертвых, заставлял их страдать.

Северное сияние над головой сверкнуло ярче. Мрачное знамение предстоящей битвы разгоралось над головой. Дышать стало тяжело, словно вокруг был один лишь вакуум.

Я безмолвно раскрыла рот. Должна была закричать, но ни единый звук не мог сорваться с моих губ. В горле мгновенно пересохло, от страха я могла лишь хрипеть и тихо пищать.

— Ра... — едва смогла выдохнуть я.

"Майя, соберись! Дай свое тело мне!"

Но я не...

"Подвинься!"

— РА-ЗЕ-РИ! — вдруг заорала я во всю глотку будто бы не своим голосом. Крик Димы эхом пронесся над ледяной долиной, отражался от стен крепости и врывался в каждый коридор, каждую комнатку.

Мертвые в стенах затрещали. Я почувствовала вибрацию под ногами, дрожь самой крепости. Даже плоть тел моржей содрогалась от экстаза.

— РА-ЗЕ-РИ! — продолжала кричать я, не в силах управлять собственным телом.

Мертвец в голове делал все за меня. Ноги понесли меня по стене, я спотыкалась, но поднималась и продолжала бежать. И раз за разом крик, разрывающий голосовые связки:

— РА-ЗЕ-РИ! — кричала и кричала я. — РА-ЗЕ-РИ! РА-ЗЕ-РИ!

Когда слух наконец-таки вернулся ко мне, я услышала крики. Крики, звуки сотен шагов, приказы и мат. Белая крепость просыпалась, люди хватались за оружие.

— Воду, воду! — кричала я, потерявшись в толпе людей. — Несите воду и пушки!

Но меня уже никто не слышал. Вся та толпа, что собралась за этими стенами, сейчас превратилась в один сплошной балаган. Люди бежали в разные стороны, хватали оружие, сталкивались и падали.

Кто-то небрежно толкнул меня в спину. Я едва не упала со стены, но устояла на четвереньках. Один за другим я ощущала удары ног по своим ребрам, спине, рукам. Стало не хватать воздуха.

— Вставай! — вдруг раздался надо мной крик Выгыргырлеле.

Он схватил меня за руку и резко дернул на себя. В глазах на мгновение потемнело, но затем я увидела его коренастую фигуру. Он сжимал в руке костяной гарпун.

Оглянувшись, я наконец увидела, как один за другим люди выстраивались на стенах. Они готовились к атаке, не зная, что их теперь ждет. Северное сияние яростно кипело, брызги сотен зеленых камней озаряли ночное небо, словно звезды.

— Тау-у-у! — вдруг взвыл Выгыргырлеле.

— Па! — разом ответили ему его люди.

— Тау!

— Па!

Они стучали гарпунами по льду, звуки эти сливались в унисон, в ужасающий, агрессивный ритм.

Неожиданно организованно они пошли на стены, ни на секунду не прекращая выкрикивать свой боевой клич. Мне оставалось лишь смотреть на то, как воины странного племени встают у края, готовые к бою.

Так поступили и страты. Они без паники, организованно поднимались на стены по лестницам, приставленным к ним, занимали свободное место. Его, впрочем, оставалось совсем мало — люди выстраивались уже в два, а то и в три ряда. Защитников оказалось слишком много.

Я прошла вперед вместе с людьми странного племени. Видя мою светловолосую голову, возвышающуюся над ними, мои воины расступались, давая спокойно пройти. Наконец, взяв у кого-то из рук копье, я встала на краю стены.

Над крепостью повисла тишина. Сошла на нет паника, сменившись холодным, длинным ожиданием. Лишь ветер все сильнее завывал в долине, да колючий снег хлестал по лицу. И мне бы сказать что-то, произнести речь, но сил совсем не осталось, а в голове был вакуум.

И вдруг, послышался плачь. То был не голос одного из детей, спрятавшихся в крепости — он доносился с севера. Вместо боевых горнов и барабанов, мертвые шли к нам под звуки детского плача. Вскоре к нему присоединился еще один, а затем еще и еще. Они кричали в унисон, надрывая глотки, в их голосах был первозданный ужас и непонимание.

— Какого... — сквозь одышку произнесла я.

Метель словно по чьему-то приказу расступилась. Наконец, я увидела их.

Ни одного воина. Лишь сотни матерей, ведущих за руки и несущих на своих руках детей. Исхудавшие, покрытые инеем, бледно-синие, они из последних сил шли к нам навстречу. Некоторые матери плакали так же, как и их дети. Эти люди были в отчаянии.

— И это... — вздохнул Август. — Твоя армия мертвых, Бортдоттир?

— Нет, подождите, здесь что-то... — непонимающе произнесла я, вглядываясь вдаль.

Но никого больше не было. Лишь толпа обездоленных, измученных матерей с детьми, чьи тела едва были прикрыты изорванной тканью. Они бы давно замерзли насмерть в таком месте, да только никто из них давно уже не дышал. Это были мертвые, и мертвые плакали.

— Стратас! — вдруг воскликнул Август.

— А-во! — в один голос выкрикнули в ответ солдаты.

— Скаллес! — приказал им легат.

Быстро, слаженно они стали скидывать вниз, наружу лестницы и веревки. Один за другим страты спускались вниз и выстраивались в боевое построение уже за пределами толстых ледяных стен.

— Нет-нет-нет! — выкрикнула я в панике. — Стойте! Здесь что-то не так!

— Отцепись, варварша! — рявкнул Август. — Я здесь для того, чтобы бороться с мертвыми! Будешь мне мешать — отсеку голову!

Август стал спускаться вниз следом за своими воинами, а я могла лишь наблюдать за тем, как все больше и больше стратов готовятся к бою. Это, казалось, не пугало мертвых — женщины и дети шли так же, как и прежде, не оглядываясь и при этом словно бы ничего перед собой не видя.

— Стратас! — снова выкрикнул Август, подняв правую руку. — Харотас!

— А-во! — в унисон проревели страты и выставили вперед копья.

— Стратас! Энпрос!

— А-во!

Гремя тяжелыми сапогами, они двинулись вперед, прикрываясь щитами и выставив оружие вперед. Сделав три шага, они вдруг остановились, снова выкрикнули "А-во!" и сделали еще три шага.

— Стойте! — закричала я. — Стойте же вы!

Но ни Август, ни страты меня будто бы не слышали. Они медленно, но верно продвигались вперед, готовясь к атаке.

И раздался крик.

Копье солдата пронзило тело неживой женщины. Та закрыла собой своего малолетнего сына. Ребенок плакал, кричал от ужаса, пока его мать, не способная умереть, раз за разом принимала на себя удары копья, пока не упала в алый от ее крови снег.

— А-во! — выкрикнули страты, продолжая идти.

Копья сталкивались с телами мертвых. Они кричали от ужаса и боли. Матери пытались защитить своих детей, но страты хладнокровно и неумолимо пронзали каждого, пока тот не перестанет шевелиться. За ними оставалась лишь усеянная подергивающимися в конвульсиях трупами земля.

— А-во!

Это была бойня. От криков, полных боли, мне стало дурно. И не мне одной — кто-то из моих людей, не выдержав, упал на четвереньки, исторгая из себя сегодняшний ужин.

— А-во!

Крики становились все тише, сменяясь слабыми, протяжными стонами. Уже никто из тех, кто пришел сюда, не мог стоять на ногах, а тех, кто пытался, добивали красными от крови копьями страты.

— А-во!

Они остановились. Легат резко опустил руку, и построение быстро сменило направление, выставив копья уже в сторону крепости. Солдаты вновь пошли вперед, топча ногами дергающиеся, стонущие тела и добивая тех, кто еще мог поднять руку.

— А-во!

Когда никого не осталось, легат что-то скомандовал своим воинам. Те, держа копья остриями к противнику, стали оттаскивать трупы к морю, где кромка воды еще не успела замерзнуть после перемещения айсберга.

Они скидывали тела людей в ледяную воду, где те мгновенно застывали во льдах, некоторые тонули. Маленькие тела детей, алые от их крови и крови их матерей, навечно застревали в ледяных тюрьмах, прекращалось любое движение. Ни вздоха, ни стона.

И наконец, все затихло. Ветер все так же завывал над нами, и все, кто был на стенах, дрожали, словно на них совсем не было одежды. Одни только страты во главе с Августом радовались своей победе, поздравляли друг друга, хлопали друг друга по плечам и улыбались.

Август взглянул на меня, улыбнулся. Я не выдержала, во рту скопился мерзкий соленый привкус, и, подступив к горлу, рвота исторгнулась из моего дрожащего тела.

А дальше все было как в тумане. Люди сновали туда-сюда, что-то делали, куда-то собирались. Выгыргырлеле вместе с кем-то еще оттащили меня в сторону, прочь от стен. Мутным взором я увидела, как одна за другой падают ряды меховых палаток стратов, как поднимаются и спускаются со стен их припасы, люди.

В голове словно был стержень раскаленного железа. Сердце было зажато в тисках, и было тяжело сделать хоть один вдох из-за невыносимой боли в груди. Лишь инстинктивно я нашарила на поясе мешочек с наперстянкой и закинула себе в рот последнюю горсть, прежде чем все вокруг потемнело, а звуки стихли до минимума.

Но и это длилось недолго, во всяком случае так мне казалось. Вскоре я медленно разлепила глаза и увидела, что никого вокруг уже не было. Внешняя стена не ломилась от людей, как всего каких-то пять минут назад, не было паники, суеты. Белая крепость уснула, как уснули ее защитники.

— Майя? — раздался над моим ухом голос Киры.

Я медленно, едва находя в себе силы повернула лицо в ее сторону. Она нахмурилась, обеспокоенно разглядывала меня. Да, сестренка, знаю — жалкое зрелище.

Медленно поднявшись на ноги, я оглянулась. Все та же ночь, все та же крепость. Можно было подумать, что я просто напилась и уснула, и на мгновение такая мысль проскочила у меня в голове, но нет — все произошедшее было реальностью. Случилось нечто ужасное, нечто, что я не могла понять, что я просто неспособна была понять!

Наконец, ко мне вернулось осознание страшного факта.

— Где страты? — испуганно уставилась я на Киру. — Где страты?! Где они?!

— Майя, Майя! — взволнованно затараторила Кира. — Майя, присядь, прошу!

— Где они, блять?! Где, форр фан да, страты?!

Я побежала. Побежала по внутренней стене, ничего перед собой не видя. Мой взор был направлен туда, наружу, в темную даль. На очередном повороте я с кем-то столкнулась, молодая девушка выронила копье и упала на лед, но у меня не было времени ей помогать.

Я побежала дальше. К южной стороне стены. Туда, где, попивая брагу, стояли с десяток защитников крепости.

— Твою мать! — закричала я, расталкивая их.

Крохотные огоньки в темной дали медленно удалялись все дальше и дальше. Страты возвращались домой.

— Нет... — тихо произнесла я, сползая вниз по стенке. — Нет-нет-нет...

— Ну... — вздохнул кто-то рядом. — Вот и все.

— Ага... — цокнул языком другой.

— Нет... — я простонала, вставая на четвереньки. — Нет... Не... Нет же...

Меня окутал первозданный страх.

Мы снова остались одни. Мы снова остались без защиты и надежды на выживание.

Мы... Я. Мне нужна брага. Нужно выпить. Я так не могу.

Ноги сами несли меня вниз, в кладовые. Туда, куда я так много раз спускалась за эти годы. Туда, где хранились наши запасы спиртного — спасибо старику Угбару.

В коридорах было тихо и безлюдно. Словно все куда-то разом подевались. Осознание того факта, что со стратами на юг ушло и множество защитников крепости, пришло довольно быстро. Но сейчас это все было неважно.

Я схватила кувшин и побежала наверх. Дыхание сбивалось, а ноги налились свинцом. Губами я на ходу припала к горлышку, делая несколько больших глотков, лишь бы избавиться от привкуса рвоты на языке. Алкоголь обжигал, спускаясь по пищеводу, и грел, оказавшись в желудке. Становилось легко, комфортно.

Вот я уже добежала до лестницы наверх. Припорошенные снежком ступени, тяжелая шкура на входе. В комнате горит тусклым огоньком масляная лампа. И вдруг чьи-то тонкие, нежные руки обняли меня за талию, легли поверх моих рук, сжимающих кувшин с брагой.

— Тише... — успокаивающе прошептала Кира.

Она мягко взяла из моих рук кувшин. Сил сопротивляться совсем не было.

Ведомая ею, я легла на мягкую шкуру. Кира нежно, насколько это возможно аккуратно приподняла мою голову и положила себе на колени.

— Кира, я...

— Тише, тише... — продолжала шептать она, поглаживая меня и зарываясь пальцами в волосы.

— Я всех подвела... — слезы наворачивались на глаза, но сестренка смахнула их большим пальцем.

— Ты никого не подвела, — улыбнулась она. — Мы все тебя любим и ценим. И Варс, и Снорри... И я.

Становилось спокойно. Эмоции утихали, оставалась лишь незримая энтропия, заполоняющая голову, да нежный голос Киры и касания ее рук.

— А помнишь... — прошептала она. — Как ты нашла меня? Тогда, у полей. Твой отец хотел огреть меня палкой за воровство, а ты закрыла меня собой.

Я молчала. Все-равно отвечать было нечего — я помнила и этот, и любой из дней, проведенных с ней.

— А потом ночью ты вынесла мне огромную жареную рыбину... Ты правда тогда легла спать голодной?

— Кир...

— А когда сосед прогнать меня хотел, помнишь? Я тогда спала в хлеву, а он на меня кричал, кричал... А ты на него чем-то посыпала, что он потом целый день чесался, до крови все расчесал.

Ее тонкие, холодные пальцы, нежно массировали кожу под волосами. Иногда касались моего уха, блуждали вокруг него и едва ощутимо касались кончика и мочки. Плавно, незаметно, ее ласка переходила все ниже, на мои щеки, шею.

— Как тебя можно не любить, Майя? — ласково улыбнулась она. — Потому я и оставила тебя... Я хотела чтобы ты стала сильной, чтобы с тобой ничего не случилось, если меня не будет рядом.

"Она лжет", — раздался в голове слабый, едва различимый голос Димы.

Плевать.

— Будь рядом всегда. — невольно прошептала я, прикрывая глаза.

— Буду. — прошептала в ответ Кира, опускаясь на шкуру рядом со мной.

Ее рука медленно, но уверенно проскользнула под мою шубу, пальцы коснулись ключицы. От легкого холода я поежилась, по руке побежали мурашки.

Кира вдруг закинула одну свою ногу поверх моей, приблизилась еще больше. Я чувствовала, как вздымается от тяжелого дыхания ее грудь, как пышет жаром ее молодое тело.

"Она лжет, Майя", — не унимался мертвец, но голос его был слышен, словно старая грампластинка. — "Она лжет. Она использует тебя. Майя!"

— И я хочу, чтобы мы всегда были вместе, — еще тише прошептала Кира, ее губы почти коснулись моего уха, обдавая его горячим дыханием. — Чтобы ты была только моей.

Кира задула тусклый огонек масляной лампы.

Глава 42: Исход

После ночи, проведенной с Кирой, я едва нашла в себе силы проснуться. Все тело сковывала приятная, ноющая боль, на губах остался привкус крови той, что призналась мне в любви, а в самом низу живота ощущались легкие, приятные мурашки.

Было темно. Но темнота не мешала мне, о нет. В этот короткий миг я могла лишь лежать на теплой шкуре, ощущая тепло ее обнаженного тела, думая о том, как все могло так обернуться. Неловкий жест, ее поцелуй, бесконечные объятья — клетка ее тонких, жестоких рук. Все шло именно к этому моменту, и когда тебе остаются на жизнь лишь считанные дни, а то и вовсе часы, сложно жалеть о чем-то подобном. И все-таки меня не покидало ощущение нереальности и неправильности произошедшего.

Кира тихо, сонно простонала. Ее рука мягко, плавно проскользнула с моего живота на едва выросшую грудь. Она накрыла ее своей ладонью, чуть приподнялась. Я чувствовала ее дыхание на своей щеке.

— Доброе утро. — улыбнулась лиса.

Я не смогла ничего ей ответить. За осознанием того, что произошло, медленно приходил и стыд. Щеки горели, как после нескольких сильных пощечин.

— Надо вставать, — наконец негромко сказала я, едва шевеля пересохшими губами. — Пить...

— У нас осталось еще немного, — промурлыкала она и потянулась за кувшином. — Ой, нет, все разлито...

Вздохнув, я наконец приподнялась на руках и села, проводя ладонью по своему лицу. Под подушечками пальцев прощупывался уродливый, перечеркнувший мою возможную красоту шрам. Впрочем, Киру он, казалось, совершенно не заботил — ей бы я понравилась любой, даже лысой или безносой.

Нашарив рукой в темноте свои штаны, я принялась одеваться. Руки едва слушались меня, ныли и дрожали после бурной ночи, но кое-как мне все же удалось совладать с собственным телом и натянуть на себя хотя бы штаны с рубахой. О том, где сейчас валяется моя шуба, мне и думать не хотелось.

Через едва прикрытый шкурой вход в мое обиталище задувал прохладный северный ветер. Я поежилась от холода, но почти сразу же Кира обняла меня, крепко прижимаясь всем своим телом.

— Что ты делаешь? — неловко спросила я.

— Грею тебя. — улыбнулась в ответ она.

В конечном итоге, мы обе стали одеваться. Под толстыми шкурами, да еще и вдвоем, было, конечно, тепло, но в провести в таком комфорте еще хоть немного времени для меня было непозволительной роскошью. Наконец, я укуталась в тяжелую шубу, крепко затянула пояс и подняла воротник, чтобы он прикрывал шею и щеки. Пора выходить.

Лишь стоило мне приподнять шкуру, как в комнату ворвался сильнейший, порывистый ветер. На улице была настоящая буря, сквозь которую едва ли что-то можно было разглядеть. Колкие снежинки липли к глазам и ресницам, веки склеивались меж собой если начать щуриться, ипо такой ужасной погоде мы с Кирой, крепко держась за руки, почти наощупь пошли вниз, в столовую.

Там сейчас было довольно людно. Множество людей, в основном из странного племени, ели все вместе. Но никто даже не пытался начать разговор. Слишком тяжелые камни сейчас были на сердце у каждого, и я прекрасно их понимала. Даже дети уже не носились по ледяным коридорам, а прижимались к своим матерям, прятались в их тепле от холода снаружи.

— Ну и погодка... — мрачно протянула Надья, протягивая мне миску с едой.

— Боги разгневаны, — не поведя бровью ответила я. — Как-то хреново все складывается.

Старушка лишь отмахнулась и пробурчала что-то вроде "И не такое видали", а затем вернулась к своим обязанностям. Нам же с Кирой оставалось лишь найти куда приткнуться в столовой и начать есть. Лишь у нее сейчас, и, пожалуй, Бруни на лицах были хоть и слабые, но улыбки.

Я, Кира, старожилы крепости и пиявки собрались в кучу в одном из дальних углов столовой. Варс и Снорри молча слушали что-то, о чем им рассказывал мохнатый здоровяк Бруни. Афина, словно в трансе, уставилась в свою миску и, казалось, ни на что не реагировала. Сих раз за разом проводил по своему и без того сверкающему серповидному мечу тряпочкой, полируя его.

— А вот, помню... — мечтательно протянул Бруни. — Как-то раз, пришли сюда торговцы. Из Пушара, кажется, или... Да, точно, из Пушара были. Ну, черные вон как Сих, точь-в-точь. И, в общем, жаловались, что холодно у нас тут. Так Вигдис им и сказала: "Это вы еще зимы не видели!".

Бруни сдавленно, хрипло засмеялся. Никто его в этом не поддержал, только Кира все продолжала улыбаться. Черт возьми, я опять ловлю себя на том, что не могу отвести от нее глаз. Почему-то лишь сейчас ее тонкие, острые черты лица, маленький, аккуратный носик, тонкие губы и яркие веснушки показались мне привлекательней любого сокровища на свете. Я, пожалуй, никогда за эти годы и не пыталась смотреть на нее, и сейчас, в последние моменты, жалела об этом чуть ли не больше прочего.

Она поймала на себе мой взгляд и улыбнулась еще шире. Впервые я увидела, как краснеют от смущения ее щеки. Мы обе почти синхронно отвели взгляды в стороны, так ничего друг другу и не сказав.

— Так это... Что теперь? — вдруг спросил Бруни, ткнув меня локтем. — Все? Спета наша песенка?

— Не знаю, Бруни, — буркнула я. — Я даже не знаю сколько нас осталось.

— Ну... — протянул он. — Из гарнизона ушло больше тридцати человек, в основном окцитийцы. Согласились на заточение вместо несения караула в крепости, и ушли с легионом.

— А северяне?

— А северянам еще проще, — усмехнулся мохнатый. — Ушли и ушли. У них дом, родные может. Так и так ведь вернутся героями.

— Да уж... — вздохнула я.

Наши ряды сильно поредели, и это еще мягко сказано. Дезертирство, впрочем, в подобной ситуации — вполне закономерное явление.

И в миг, когда мы все погрузились в собственные мысли, все вдруг затихло. Мир вокруг замер, словно в ожидании чего-то, что вот-вот случится. Я почувствовала, как по телу пробежали мурашки, а волосы встают дыбом — оглядевшись, я увидела, что у той же Киры и вправду волосы торчали кверху, словно от статического электричества.

— Да что же это... — прошептал Бруни.

Копья, стоящие у стены, вдруг коротко сверкнули, раздался громкий щелчок. Я взглянула на них, и увидела, как меж двух медных наконечников то и дело пробегает короткий, но громкий разряд электричества.

— Ра-зе-ри..! — раздался крик часового, заглушаемый бурей.

— Началось. Они здесь. — сказала я, неторопливо поднимаясь на ноги.

Все, кто был способен держать оружие, устремились наружу. Коридоры заполонили толпы людей, так же, как это было вчера. Но в этот раз не было паники, не было страха и спешки. На лицах каждого вокруг — смирение и безнадежность. Никто уже не верил в нашу победу, никто не желал пытаться.

Я вышла на внутреннюю стену, сразу осознавая тот факт, что буря закончилась так же внезапно, как и началась. Вместо этого вновь бурлило, вздувалось крупными зелеными пузырями небо. Но теперь меня окружали мои друзья, мои братья и сестры. Пусть у нас и были разногласия, пусть я и могла кого-то разочаровать, но сейчас все это было неважно. Из последних сил мы боролись за выживание плечом к плечу, все вместе.

— Давайте их порвем. — прохрипела я, облизывая губы.

Мы быстро побежали на внешнюю стену. Подготовка шла полным ходом, и без излишней паники все получалось гораздо лучше. Люди занимали свои позиции, таскали баки с теплой водой, водяные пушки. К счастью, некоторые из странного племени овладели навыком стрельбы из них, а значит у нас был шанс на победу. Надежда, что, казалось, давно угасла, теперь теплилась внутри меня крохотным, но горячим огоньком.

Вглядевшись вдаль, я увидела черную тьму, заполонившую всю долину до самого горизонта. Невольно усмехнулась себе под нос — куда тягаться с такой силой? Но все же стоило попытаться. Стоило сделать все, что в наших силах.

Приоткрыв свою шубу, я достала из-под одежды свой капюшон друида. Черные перья покрывали мою голову, придавая мне уверенности. В победе или чем-то ином — я и сама не могла понять, но так я чувствовала себя сильной, как никогда.

Теперь я наконец-таки готова.

— Ун! — воскликнула я, ударяя копьем по льду. — Ун!

Я призывала своего бога. Последнего, на кого я могла надеяться.

Люди вокруг непонимающе оглядывались, смотрели на меня. Но вскоре они, один за другим, начали присоединяться ко мне, выкрикивая имя моего покровителя, пытаясь достучаться до него своим оружием.

— Ун! Ун! — взревела толпа. — Ун!

Ослепительно ярко сверкнуло ночное небо. Я взглянула на него, увидев, как оно буквально трещало по швам — кипящее северное сияние напоминало теперь дыру в полотне ткани, которая быстро расширялась. И из портала, возникшего над головой, в белой вспышке света сверкнуло серебряное крыло. Раздался оглушительно громкий крик ворона, и в своем великолепии Ун пронесся над грядущим полем боя, словно призывая нас к оружию, призывая нас не сдаваться.

— Я вижу тебя..! — раздался в голове странный, незнакомый мой голос.

Образ черного глаза возник в моем подсознании. Наконец-таки мы встретились.

— Ун! — воззвала я к богу обмана. — Позволь мне видеть твоими глазами! Молю тебя, Ун!

С очередным, подобным грому криком ворона, я почувствовала, как холодный ветер развевает мои крылья. Как острый клюв разрезает наполненный злом воздух.

Его глазами — моими глазами я увидела то, чего и ждала все эти годы. Это была не армия, не отряд — орда мертвецов стояла у последнего рубежа, готовясь к финальной, отчаянной атаке. Не было видно белой, покрытой снегом земли из-за количества врагов. Их были сотни и сотни тысяч — столько, сколько не было здесь еще никогда.

Через мгновение видение закончилось. Я потерла глаза, чувствуя, как к ним приливает от напряжения кровь. Разлепив их, я, как и в прошлый раз, поняла, что заплатила свою цену за магию. Зрение стало немного хуже, темные фигуры вдали стали расплываться, сливаясь в единую, мутную черную линию.

— Нам нечего бояться! — воскликнула я, пытаясь солгать самой себе. — За нашими спинами — весь мир! У нас нет права проиграть!

Казалось, что моя речь никого не впечатляет. Выгыргырлеле пытался переводить мои слова, но и его люди дрожали от страха. Все знали, что грядет.

— Крепче сожмите в руках оружие, братья и сестры! — продолжила я. — К бою, сучьи дети! Мы завтракали в Белой крепости, а ужинать будем по ту сторону!

Никто не подхватил мой клич, но десятки и сотни копий в унисон ударили по льду.

Армия мертвых пришла в движение. Я подняла руку, приготовившись отдать первый приказ.

— Бойцы! Веревки!

Те, кто были назначены на эти позиции, синхронно схватились за длинные, скрытые под снегом веревки. Орда наступала все быстрее, землю сотрясал грохот сотен тысяч ног.

— Майя, — вдруг раздался рядом со мной тихий, но радостный голос Леродота. — Я все понял. Ко мне снизошло озарение.

— Ох и не вовремя же ты! — процедила я сквозь зубы. — Готовность!

Сильные руки до бела сжали веревки. Каждый мускул в теле напряжен, нервы натянуты, как струны тагельхарпы.

— Это важно! — воскликнул священник. — Мертвые возвращаются к жизни... Это не происки Аббы! Это знамение!

Мертвецы ступили на пока еще тонкий лед. Стены крепости сотрясались от их топота.

— Тяни!

Разом, в одну секунду мужчины дернули за веревки, налегли на них всем телом, и... Ничего не произошло. Раздался крик, кто-то упал со стены во внутренний двор.

— Какого..?

— Веревки обрезаны! — выкрикнул один из воинов. — Их обрезали!

Я медленно повернула взгляд в сторону священника. Он широко улыбался, раскинув руки в стороны, словно приветствуя мертвецов как старых друзей.

— Это начало конца! — воскликнул он со слезами радости на глазах. — Возрадуйтесь! Трехликий зовет нас к себе! Это его ангелы спустились с небес!

— Ты... — прохрипела я.

— Командир, вода! — воскликнул боец с водяной пушкой.

Одного взгляда хватило, чтобы понять — священник успел бросить в большую часть чанов с водой куски мяса. Она заледенела, не оставляя ни единого шанса использовать наше главное оружие.

— Ты! — яростно закричала я и схватила Леродота за плечи.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Конец времен! Вечное царство!

— Агрх! — в отчаянии прокричала я.

Один удар, в который я вложила все свои силы. Фигура священника в темном балахоне, падающего со стены. И в последний миг — короткий крик, полный ужаса, когда мертвые стали разрывать его заживо, рвать его плоть и ломать кости.

— Тварь! — закричала я. — Тва-а-арь! Бойцы, копья!

Воины с пушками бросили орудия и схватились за оставшиеся копья. Мертвые уже лезли на стены — в этот раз они и не пытались бросать веревки, ставить лестницы. Их было так много, что они попросту шли друг по другу, их тела наваливались друг на друга в один огромный холм из плоти, высотой с наши стены.

Подобно морской волне, орда мертвых захлестнула стены. Мы пытались отбиваться, скидывали их вниз, но их было так много, что не было никакой надежды на то, чтобы дать им отпор. Они сражались яростно, без страха, хотя у каждого по щекам стекали слезы.

Я ударила копьем в лицо одного из них. Короткий миг, и мертвый парнишка, лет восемнадцати, вопя боли, кубарем покатился вниз. На меня сразу же накинулись его сородичи, их было так много, что я и не пыталась защищаться. Лишь в последний миг Снорри могучим ударом дубины смел наступающих и оттолкнул меня назад.

— От... Отступаем! — закричала я. — В крепость, живо!

Все защитники со всех ног устремились по внешней стене обратно в крепость. На внутренние стены уже лезли мертвые, несколько врагов выбежало нам навстречу, но воины странного племени набросились на них, гарпунами вырывая осколки обсидиана из груди.

— Тау! — воскликнул откуда-то издалека Выгыргырлеле.

— Па! — в один голос проревели в ответ его воины.

Я слышала крики, полные ужаса и боли. Мертвые были быстрее, сильнее. Они напирали, давили нас сзади, били в спины. Один за другим мои соратники падали замертво, лишь чтобы через мгновение вновь подняться на ноги и примкнуть к мертвой армии.

— Берегись! — прокричал Сих.

В паре сантилагов от моего уха просвистел его клинок. Я услышала гортанные, булькающие звуки, прежде чем рядом со мной упал труп пожилого мужчины, одетого в тунику. Еще через мгновение уже Кира, яростно крича, ударила копьем мне за спину, не давая мертвым добраться до меня.

Не чувствуя ни усталости, ни страха, я добежала с выжившими до входов в крепость. Выгыргырлеле что-то прокричал, и его воины ответили:

— Па!

— Майя! — крикнул он мне вслед.

Я остановилась, обернулась. Он смотрел на меня, а в глазах его была ярость и отвага. Он знал, что настал финальный момент его жизни.

— Защити их! — наконец добавил он. — Тау!

— Па!

Воины странного племени встали плечом к плечу, окружая входы в крепость, закрывая нас своими телами. Лишь благодаря им нам, выжившим, удалось скрыться внутри. В последний миг я увидела, как Выгыргырлеле пронзают копьем в живот, он захлебывается кровью, прежде чем другой мертвый начинает сдирать с него скальп.

— Вниз! — закричала я. — Вниз, все!

Мы бежали и бежали, попутно отбиваясь от наступающих со всех сторон мертвецов. Белая крепость дрожала, вибрировала. По ледяным стенам тут и там расползались глубокие трещины.

Вдруг раздался треск, а за ним оглушительный грохот. Не выдержала балка, подпиравшая стену, что ставили мы с Кирой когда только пришли сюда. Лед обрушался, весь айсберг начал накреняться в сторону, и в шаге позади меня целая секция крепости обрушилась на мертвое войско.

— Держу! — схватила меня за руку Кира, не давая упасть.

— Скорее! — закричал Варс, хватая меня за вторую руку.

Мы устремились дальше. С каждой секундой живых оставалось все меньше, но, к счастью, до женщин и детей эти твари еще не добрались.

Древние ступени, пролеты, горячий пар, валивший из всех возможных отверстий. Лишь благодаря тому, что крепость была настоящим лабиринтом, нас еще не смогли догнать. Но с каждым мгновением топот становился все ближе. Мертвые кричали, проклинали нас на своем языке. Они не хотели дать нам добраться до защитника с горящим сердцем.

Но мы были быстрее. По разрушающимся, осыпающимся ступеням мы добрались до гейзера. Вода в нем бурлила как никогда, с потолка капали крупные капли, крепость в буквальном смысле таяла. Получали один за другим свободу древние трупы, что были скованы здесь десятками и сотнями лет. Падали на пол, извивались, пытались убить нас.

— Ребята! — воскликнул Бруни в панике. — Перед смертью... Я хочу чтобы вы знали. Дерьмо Афины пахнет хуже всех!

— Никакой смерти! Не в мою смену! — выкрикнула я.

Он вернется. Он должен вернуться. Защитник, горящее сердце. Кого ты ждешь, кого?!

Время словно замедлилось. Мертвые стали прорываться вниз, один за другим погибали последние защитники крепости. Сих, в отчаянной попытке защитить нас, бросился наверх, крепко сжимая меч в руке. Он был похож на ураган — рубил мертвых так, как косят траву. Но их было слишком много. Сразу три копья вонзились сперва в его руки, а затем и в грудь. Сих, кашляя кровью, упал на колени, и, собрав последние силы, взмахнул мечом в последний раз, отрубая противнику ноги.

Я склонилась над бурлящим омутом. Пар обжигал мое лицо, руки становились красными от кипятка. Я схватила обжигающе горячее тело, взглянула в глаза того, кто должен нас спасти, и прокричала на русском:

— Вернись!

Столб света ударил с неба прямо в Белую крепость. Один за другим этажи разрушались, повсюду разгоралось пламя, мертвые кричали и стонали, сгорая и превращаясь в прах.

— У меня... — прохрипел мертвец, хватаясь за горящее сердце. — Была дочь... Похожая на тебя.

— Кто ты? — спросила я, отшатываясь от него.

Человек встал во весь рост, расправил плечи. Находясь в ослепляющем столбе света я заметила, что время снаружи почти остановилось. Мертвые не двигались, капли воды с обрушенного потолка почти не падали, зависнув в воздухе.

— Меня зовут Виктор, — сказал наконец покойник. — Последний царь севера. У нас мало времени.

— Чт... Что..? — непонимающе переспросила я. — Ты ведь... Крепость..?

— Прошло много времени, да? — с грустью в голосе сказал он. — Здесь... А там, откуда появляются мертвые, не столь много.

— Я не понимаю, — тряхнула головой я. — О чем ты? Кто ты?!

— По ту сторону прошло всего два дня, — вздохнул он. — Их мир коллапсирует, исчезает.

Он поднял взор к небу, глядя наверх сквозь разрушенный потолок крепости. От крепости вообще мало что осталось — пара стен тонущего в море айсберга. Но там, наверху, зеленый портал окрасился в черный. На землю с неба падали обсидианово-черные раскаленные капли, а сквозь портал я видела иную землю. Выжженную, умирающую. И даже, словно старая картина, трескалась и разрушалась, превращаясь в белое ничто.

— Это... — прошептала я. — Это не захватчики...

— Это беженцы, — кивнул он в ответ и обвел все вокруг своим взглядом. — И все это — моя вина. Я был слишком глуп и зол, и...

— Твою же мать...

— У нас мало времени, — повторил он. — Я не могу сдерживать его больше. Ты... Открыла парадигму?

— Пара... Что? Я не понимаю тебя!

Виктор, мертвец с горящим сердцем, разочарованно вздохнул. Он сжал кулаки от злости, зажмурился, и снова устремил свой взгляд в небо.

— Просто... Не бойся, хорошо? Вы все должны бежать когда я скажу.

— Что ты собрался делать? Что происходит? Объясни наконец!

— Нет времени... Запомни одно: всю свою жизнь в этом мире, каждый миг и каждый свой вдох посвяти борьбе с ложным Богом. Ты должна ему сопротивляться.

Сразу после этих слов, столб света исчез так же внезапно, как и появился. Через разрушенную крышу капал черный дождь, попадая на лед, отчего он закипал и плавился.

Мертвые остановились. Повисла тишина.

— Уходите, — сказал наконец Виктор и указал рукой на одну из стен. Та мгновенно начала плавиться, растекаться потоками воды, образуя проход наружу, в сторону юга. — Быстро, уводи их!

Я оглянулась, бросила взгляд на остатки странного племени, на своих друзей. До боли прикусив губу, я сплюнула и выкрикнула:

— Всем уходить! Отступайте в проход, быстрее!

Люди в панике побежали прочь, даже те, кто не понимал моего языка. Бурным потоком люди рвались прочь, спешили покинуть крепость, или, вернее будет сказать, то, что от нее осталось.

Я же осталась внутри. Я не могла бросить его, не могла уйти, не получив ответы на свои вопросы. Он был таким же, как и я, так же попал сюда, в этот мир, из мира, где нет подобного кошмара.

Но было слишком поздно задавать вопросы. С неба вниз спускалась темная фигура. Человек с черными волосами, укутанный в строгое, элегантное черное пальто с трехконечной звездой на рукаве.

— Виктор, — раздался его голос. Голос черного глаза. — Пора решить все. Здесь и сейчас.

— Да, — ответил наш защитник, когда второй спустился и ступил ногами на лед. — Давно пора.

Они оба почти синхронно взглянули наверх. Там, за подрагивающим черным порталом другая земля все быстрее превращалась в ничто. Белая пелена застилала все, что раньше было по ту сторону.

Двое мужчин молча встали друг напротив друга. Черный глаз достал из пальто что-то, напоминающее рукоять меча. Взмах, и из нее вырос длинный черный клинок, сделанный из обсидиана.

— Я не могу отступить, — сказал он, внезапно взглянув на меня. — Я знаю, что вашей вины ни в чем нет, но я просто не могу.

— А ты-то кто такой? — едва шевеля губами спросила я.

— Хм... Неважно. Другие бы назвали меня Лектором, но это неважно. Уже неважно.

— Что ты имеешь в виду? — я прищурилась.

— Какая тебе разница? — усмехнулся он. — Девочка, ты ведь даже не понимаешь что происходит. Ты не знаешь кто такой акролог, не знаешь что это такое, — он покачал мечом в своей руке. — Так к чему тебе ответы?

— Не вмешивай в это ее, Лектор! — воскликнул Виктор. — Не смей! Она ничего не знает!

— Я это вижу, — вздохнул Лектор. — Что ж... Начнем.

В мгновение ока он устремился к Виктору, занося меч для удара сбоку. Виктор, чьи руки вдруг покрылись горящими огнем рунами, сделал шаг в сторону и схватился ладонью за обсидиановый клинок. Тот треснул, рассыпался в тысячу мелких осколков, но на его месте тут же вырос новый.

— Виктор! — воскликнула я и, схватив копье, бросилась на помощь.

В голове пронеслось все, чему меня учил Сих. Используй все преимущества, что у тебя есть. Обстановка, оружие. Мое оружие длиннее, удар дальше. Мышцы рук напряглись, стали твердыми, как дерево, и я выбросила вперед удар, вложив в него всю оставшуюся силу.

Но вдруг Лектор взмахнул своим оружием, лезвие стало длиннее в несколько раз, и острый обсидиан ударил меня по губе. Горячая кровь наполнила рот, языком нащупала, что обе губы были рассечены пополам, чуть правее середины.

Сплюнув кровь, я вновь бросилась в отчаянной попытке достать его. Было слишком очевидно то, что силы его на исходе, чтобы упустить такой шанс. Но в тот же миг, как я ударила копьем, обсидиановое лезвие раздвоилось, словно язык змеи, и обрубило древко пополам, одновременно блокируя атаку Виктора.

Лектор взмахнул рукой, кулаком ударил меня под дых и я согнулась пополам, не в силах сделать ни единого вдоха. Лишь могла сплевывать струящуюся в рот кровь и смотреть, как удар за ударом Лектор оставляет глубокие раны на теле Виктора.

Но мой взгляд уловил шанс на победу. Последний выход, последний вариант. Я потянулась рукой к лежащей на полу водной пушке, с трудом поднялась, простонав от боли в животе и набрала кипящей воды из источника. Дрожащие руки едва могли удержать оружие, но я из последних сил прицелилась и грудью нажала на рычаг.

Струя кипятка ударила Лектора в лицо, он завопил от боли, зажмурившись и закрывая глаза ладонью. В этот короткий миг Виктор вдруг обеими руками с силой обнял своего врага, не оставляя ему ни шанса вырваться. От жара его тела начало гореть и плавиться пальто Лектора.

— Нет! — закричал наш общий враг. — Нет! Не здесь!

— Беги! — крикнул мне Виктор. — Беги и не оглядывайся!

— Что мне делать?! — завопила я, придерживая порванные губы пальцами. — Что я должна сделать?!

— Парадигма! Ты поймешь, ты все поймешь! Беги!

Пошатываясь, я поднялась на ноги и из последних сил, спотыкаясь, побежала прочь. Я не оглядывалась, как и сказал тот, кто был до меня. Кто был таким же, как и я.

Лишь когда остатки Белой крепости остались позади, а меня поймала в свои объятия Кира, я оглянулась. Из-за ледяных стен ярко горел свет такой силы, что глаза начинали болеть и слепнуть.

— Клио, владычица солнца! — раздался многократно усиленный голос Виктора. — Защити мой народ от зла!

Ударная волна от взрыва отбросила меня и всех, кто был слишком близко к эпицентру. Я упала в глубокий снег, лишь видя над собой чистое, лишенное северного сияния небо, быстро растущий и угасающий огненный шар и одинокую звезду на небе, сверкнувшую на короткий миг. Мертвые горели в пламени чужого солнца, сотни тысяч душ теперь были свободны, заканчивали свой путь и избавлялись от страданий.

И вскоре наступила тишина.

Эпилог

Медленно, но верно оставшиеся в живых люди приходили в себя.

Кира, как единственная, кто был хоть как-то знаком с ремеслом врачевания, вызвалась зашить мои разорванные губы. Я шипела от боли, очень хотела ударить ее, но девушка лишь смеялась и иногда гладила меня по голове, пытаясь успокоить.

Вскоре взошло солнце. Небо окрасилось в кроваво-красный, не было ни ветра, ни снега. Словно весь мир в мгновение ока затих, дал мне и всем, кто был вокруг меня, возможность перевести дух.

— Тш-ш-ш, не дергайся! — засмеялась Кира. — А то некрасиво заживет!

Я прохрипела от боли в ответ и сплюнула скопившуюся во рту кровь. Все-таки мерзкий у нее вкус.

— Да уж... — вздохнул Бруни, падая на снег рядом со мной. — И что теперь, командир?

Хотела бы я ему ответить, если бы у меня была такая возможность. Но, кажется, он это прекрасно понимал, и от этого хотелось смеяться. Вот только больно это, и потому я несильно ударила его в грудь.

Но цель действительно все еще была впереди. Взрыв, уничтоживший армию мертвых, обнажил скалы, скрытые в снегах. Там, под вечным слоем снега, моему взору открылся древний менгир, вместо рун покрытый русскими буквами:

"Борись с лжебогом. Подчини парадигму. Зеленый, хрупкий камень — медь."

Я улыбнулась и снова зашипела от боли. Кира игриво поцеловала меня в лоб, засмеявшись.

Пришло время возвращаться домой.

Послесловие

Вот и подошла к концу вторая книга.

Это было долгое путешествие как для героев, так и для меня самого. Частенько приходилось пропадать, частенько я перегорал и не мог писать, но, в конечном итоге, я счастлив, что смог довести это дело до конца.

Что же будет дальше? Я определенно продолжу писать эту серию. Я слишком влюбился в этот мир и героев, чтобы остановиться здесь. Дальше Майю ждет долгий путь к Коммунахте, кровопролитная война и новые опасности. Увы, но героине покой лишь снится, и цель ее слишком серьезна и обширна, чтобы останавливаться на пути и отдыхать.

Буду рад видеть всех и каждого в следующей части, которая начнет выходить уже совсем скоро. Буду рад читать ваши комментарии и отвечать на них, даже если они окажутся негативными. Словом, буду рад всем, кто разделит со мной и Майей этот путь.

При желании, вы, как и ранее, можете пройти небольшой опрос. Это поможет мне лучше понять свою аудиторию и сделать следующую книгу еще более качественной и интересной. Ссылка активна до конца света.

https://docs.google.com/forms/d/e/1FAIpQLSc7suRyGB9fEBaH4MXn5vksw7JjNYW-px3SCVIh4mlz_UOA5A/viewform?usp=sf_link

Не прощаюсь, а говорю вам - до скорой встречи.

Оглавление

Пролог

Глава 1: Прошедшие зимы

Глава 2: Последняя улыбка

Глава 3: Клятва

Глава 4: Скаген

Глава 5: Двор Ярла

Глава 6: Поветрие

Глава 7: Друиды

Глава 8: Искра

Глава 9: Оберег

Глава 10: Весна в сердцах

Глава 11: Грязь и кровь

Глава 12: Первый шаг

Глава 13: Под солнцем, холмами и камнями

Глава 14: Стюрког

Глава 15: На перепутье

Глава 16: Вересковое озеро

Глава 17: Прочь от теплого очага

Глава 18: Мертвое поле

Глава 19: Шутники

Глава 20: Смолистые поля

Глава 21: Немой лес

Глава 22: Голоса в снегах

Глава 23: Ойкон

Глава 24: Последний рывок

Глава 25: Белая крепость

Глава 26: Обсидиан

Глава 27: Страх

Глава 28: Люди и духи

Глава 29: Ледяная пустыня

Глава 30: Перерождение

Глава 31: Глаза

Глава 32: Оружие будущего

Глава 33: Тьма

Глава 34: Ледяной феникс

Глава 35: Смерть и золото, часть первая

Глава 35: Смерть и золото, часть вторая

Глава 36: Вера

Глава 37: Лиса и волк

Глава 38: Покой

Глава 39: Надежда

Глава 40: Смеющийся череп

Глава 41: Зима в сердцах

Глава 42: Исход

Эпилог

Послесловие