Ледовые пути Арктики [Гурий Николаевич Яковлев] (fb2) читать онлайн

Яковлев Г. Н. ЛЕДОВЫЕ ПУТИ АРКТИКИ М., «Мысль», 1975. 

ВВЕДЕНИЕ

История борьбы русского народа за освоение Арктики, открытие и освоение Северного морского пути, как известно, тесно связаны с именами М. В. Ломоносова, П. А. Кропоткина, Д. И. Менделеева, Ф. П. Врангеля, С. О. Макарова, Г. Я. Седова и многих других русских ученых и путешественников. Все они были уверены, что русские люди в конце концов добьются освоения «Студеного моря», будут регулярно плавать среди его льдов. Однако их чаяниям суждено было осуществиться только с установлением Советской власти в России. Еще не успели отгреметь залпы гражданской войны, а В. И. Ленин уже поставил вопрос об изучении Арктики и освоении Северного морского пути.

С тех пор Север нашей Родины неузнаваемо изменился. На некогда пустынных берегах появились многочисленные поселения: полярные станции, морские порты, радиостанции, авиапорты, промышленные предприятия, рабочие поселки и современные города. А вдоль северных берегов Европы и Азии проторен среди льдов и туманов морской путь, о чем долгие годы мечтали наши ученые, мореходы, — все, кому дороги интересы Родины.

Несколько позже, в конце 30-х годов, началось изучение Центральной Арктики, неразрывно связанное с развитием авиации. 21 мая 1937 года четырехмоторные самолеты во главе с флагманспим кораблем, пилотируемым прославленным полярным летчиком М. В. Водопьяновым, совершили посадку в районе Северного полюса и высадили на дрейфующую льдину героическую четверку папанинцев. Этот знаменательный день и был началом нового этапа в изучении приполюсной части Арктики.

В течение девяти месяцев И. Д. Папанин, Э. Т. Кренкель, Е. К. Федоров и П. П. Ширшов в чрезвычайно трудных условиях жизни на льду вели метеорологические, океанологические и геофизические наблюдения. Они собрали исключительный по ценности материал в неисследованных ранее районах.

В 1941 году была организована высокоширотная экспедиция на самолете СССР Н-169, пилотируемом известным полярным летчиком И. И. Черевичным. Были совершены три посадки на лед и проведены океанологические и геофизические наблюдения в районе полюса относительной недоступности, который также ранее не исследовался человеком.

Успешное проведение этих экспедиций положило начало широким научным исследованиям Арктического бассейна. Велась подготовка по организации новой дрейфующей станции, но вначале помешала тяжелая ледовая обстановка на Северном морском пути, а затем началась Великая Отечественная война, которая на длительное время прервала намеченный план научного наступления на Арктику.

Исследования в Арктике возобновились только в 1948 году с организацией ежегодных высокоширотных воздушных экспедиций «Север». В каждой экспедиции участвовало несколько групп самолетов, которые совершали кратковременные посадки (3-5 дней) в намеченных точках. Этот новый метод позволил в сравнительно короткий срок провести обследование большой акватории Северного Ледовитого океана в Наиболее интересных и мало изученных районах.

Наряду с этим назрела необходимость организации сезонных и годовых циклов наблюдений гидрометеорологического и ледового режима океана, чтобы более точно составлять прогнозы погоды и ледовых условий на Северном морском пути. С этой целью весной 1950 года на лед была высажена вторая дрейфующая станция. Ее участники успешно работали на льду целый год и провели обширный комплекс наблюдений за природой Северного Ледовитого океана.

На основе приобретенного опыта жизни и работы на дрейфующих станциях СП-1 и СП-2 было решено организовать постоянно действующие дрейфующие станции в разных районах Центральной Арктики. С 1954 года в Северном Ледовитом океане ежегодно стали работать две дрейфующие станции.

Сейчас никого не удивляет, что далеко на севере на льдинах несут научную вахту советские полярники. В 1974 году в Центральной Арктике реяли флаги 21-й и 22-й советских дрейфующих станций. Многие станции дрейфовали по два, три, а станция СП-19 почти четыре года. Общая протяженность дрейфа всех станции составляет ныне около 80 тысяч километров. Трассы дрейфа станций покрыли карту Северного Ледовитого океана густой сетью извилистых переплетающихся линий.

Многое изменилось в условиях жизни и работы на льду со времени высадки первых дрейфующих станций. Вместо промерзающих насквозь палаток появились теплые домики. Повысилась техническая оснащенность станций, значительно механизирован тяжелый ручной труд. Если папанинцы при производстве гидрологических наблюдений целыми сутками, сменяя друг друга, вручную крутили лебедку, вытаскивая из океанических глубин подвешенные на тросе приборы, то теперь эту тяжелую работу за несколько минут выполняют электромеханические лебедки. Появились различные самопишущие приборы. В распоряжении станций имеются автомашины, тракторы, самолеты и вертолеты. Последние не только выполняют транспортные и научные операции, но и обеспечивают безопасность полярников в случае разломов льдины, от чего не гарантирована ни одна дрейфующая станция.

Механизация труда и улучшение бытовых условий дали возможность освободить ученых-полярников от части тяжелой физической работы, значительно расширить программу научных исследований.

Но, несмотря на все это, жизнь и работа на дрейфующих станциях остаются по-прежнему очень напряженными и опасными. Дрейфующий лед остается дрейфующим льдом, и зимовщики ни на минуту не забывают, что у них под ногами не твердая земля. Они должны быть постоянно готовы к тому, что уклад их жизни и работы может быть нарушен внезапным вторжением стихийных сил, неподвластных воле человека.

Дрейф каждой из 22 станций СП отличается теми или иными неповторимыми особенностями, и каждая из них внесла свой определенный вклад в познание природы Центральной Арктики. Рассказать в этой книге о всех дрейфующих станциях, конечно, не представляется возможным. Мы остановимся на описании дрейфа, жизни и работы лишь отдельных станций СП. На одних из них автор книги был непосредственным участником дрейфа, другие особенно интересны по некоторым чертам дрейфа и научным результатам (например, высадка станции не на обычную льдину, а на ледяной остров; необычный путь в Арктическом бассейне и т. п.)

* * *

Прежде чем перейти к рассказу о дрейфующих станциях, представим себе ледяной покров Арктического бассейна. Ведь на льдинах приходится жить и работать полярникам дрейфующих станций, на них садятся и с них взлетают самолеты, через льды пробиваются корабли на трассе Северного морского пути.

В литературе часто встречаются прямо противоположные суждения о ледяном покрове Арктики. Нередко в описаниях путешествий по просторам Северного Ледовитого океана прочитаешь такие выражения, как «вечная ледяная пустыня» или «застывшее полярное безмолвие». Это невольно наводит на мысль, что ледяной покров является неизменным. В других книгах, наоборот, описываются захватывающие картины «бушующей стихии льда».

Вот что записал в своем дневнике Юлиус Пайер, участник австро-венгерской экспедиции 1872 года на судне «Тегеттгоф», попавшем в ледовый плен и чудом избежавшем гибели: «Лед поднялся против нас, будто народ во время восстания. На месте ровных полей выросли угрожающие горы. Из слабого стона возникали звон, треск и гул, переходившие в тысячеголосый злобный рев. Подобно бесчисленным полкам дьяволов, одетых в белое платье невинности, насмешливо вопило все кругом. Наша льдина оказалась разбитой, разлетелась на отдельные глыбы, громоздившиеся друг на друга. Горы ледяных обломков возвышались над судном на много саженей…»

Много таких эмоциональных описаний содержат суровые летописи полярных экспедиций, нередко кончавшихся гибелью раздавленных льдом судов и людей. Так погибла паровая яхта Де Лонга «Жаннетта», пошел ко дну «Карлук» и не выдержал ледовых объятий знаменитый «Челюскин». Против страшной силы ледяной стихии в недалеком прошлом мало кто мог устоять.

Итак, два диаметрально противоположных восприятия царства льда: застывшее полярное безмолвие, вечная ледяная пустыня, с одной стороны, и грозная ледяная стихия, титанические силы природы, сметающие все на своем пути, — с другой. Какое из них правильное, чему можно верить?

Надо сказать, что обе характеристики верны. Полярная природа настолько разнообразна и многогранна, что одно наблюдение освещает лишь одну из граней всего этого многообразия, создает своего рода статическое представление о ней. Только длительные непрерывные наблюдения могут охватить и охарактеризовать все стороны, все закономерности сложных и противоречивых процессов и явлений, свойственных природе Арктики.

Сегодня ледяная стихия спокойна, она настоящее «застывшее полярное безмолвие». Человек любуется величественной северной природой и мечтает о близкой возможности ее покорения. А завтра все приходит в движение, ледяная стихия бушует и все сметает на своем пути. Ничтожной, бессильной снежинкой чувствует себя человек в этом первозданном хаосе; только собрав мужество и волю, он сможет отстоять свою жизнь в борьбе со стихийными силами, которые все еще ему неподвластны.

Ледяной покров океана непрерывно меняется. Под влиянием окружающей среды, различных гидрометеорологических условий в разных районах и их сезонных изменений в одних и тех же пунктах в нем протекают сложные процессы, видимые и невидимые глазу. Прежде всего постоянно изменяется толщина льда: зимой она увеличивается из-за нарастания его, главным образом снизу, а летом уменьшается благодаря таянию сверху.

Кроме того, льды находятся в постоянном движении под влиянием ветра и течений. Поэтому ледяной покров Арктического бассейна — это не однородная сплошная пластина, а сочетание отдельных льдин различных размеров, возраста и толщины. Размеры льдин бывают самые разнообразные: от огромных, на которых может разместиться целый поселок, до таких маленьких, что их легко поднять руками.

Согласно принятой классификации полярных льдов, наиболее крупные льдины называют ледяными полями; среди них различают пять видов. В просторах океана можно встретить льдины, имеющие более 10 километров в поперечнике. Это гигантские ледяные поля. Льдины с поперечником от 2 до 10 километров называются обширными ледяными полями. Затем идут большие поля (0,5-2 км в поперечнике), а также обломки полей (100-200 м) и крупнобитый лед (20-100 м).

Льдины менее 20 метров в поперечнике — это мелкобитый лед, а менее 2 метров — тертый лед. Наконец, встречается измельченный и истертый лед; последняя стадия дробления льда — так называемая ледяная каша.

Еще более пестрая картина представится, если классифицировать льды по толщине, или, как говорят специалисты, по возрастным стадиям: от самых старых толстых льдов, могущих выдерживать огромную нагрузку, до самых молодых, толщина которых исчисляется сантиметрами, а возраст — сутками. Прочность последних настолько мала, что они не выдерживают тяжести человека. Различают также начальные виды льда: ледяные иглы, ледяное сало, снежуру и шугу. Каждая из этих форм имеет свои особенности. Затем идут ниласовые^[1] льды (темный, светлый нилас, склянка) — самые тонкие сплошные льды — и блинчатый лед. Следующая возрастная стадия — это молодые льды: серый (до 10-15 см) и серо-белый, достигающий толщины 15-30 сантиметров. За ними следуют однолетние льды, просуществовавшие одну зиму. Толщина их колеблется от 30 сантиметров до 2 метров. Последняя возрастная стадия — это старые льды. Среди них различают двухлетние и многолетние, толщина которых достигает 3 метров и более. Очень старые льды иногда называют паковыми.

Очень редко в Северном Ледовитом океане можно встретить мощные ледяные образования, называемые ледяными островами. Площадь их достигает иногда 700 квадратных километров. Они возвышаются над водой на 5-6 метров и более и имеют холмистую поверхность. Издали их легко можно принять за настоящие острова. Долгое время их происхождение было загадкой, но теперь установлено, что это куски шельфовых ледников и многолетнего припая, оторвавшегося от берегов Канадского Арктического архипелага. Они дрейфуют в океане в течение нескольких лет. На некоторых из них работали советские и американские дрейфующие станции.

Такова в общих чертах классификация дрейфующих льдов по возрасту и толщине. Но, как всякая классификация, она не может полностью, охватить все многообразие льдов, существующих в природе, а только пытается упорядочить это множество. На самом деле в Северном Ледовитом океане и в арктических морях встречаются льды еще более разнообразные по видам, возрасту и толщине.

Ежедневно, ежечасно, за исключением, пожалуй, немногих теплых дней короткого полярного лета, в только что образовавшихся разводьях, полыньях, трещинах, каналах, снежницах и озерках начинает расти и крепнуть новый лед, словно торопясь пройти как можно больше возрастных стадий, пока он не будет разрушен дыханием океана при очередной подвижке льдов. Но сразу же среди льдов появляется открытая вода и сызнова начинается ледообразование. И так без конца.

При таком многообразии льдов в Северном Ледовитом океане, естественно, возникает вопрос, какие же из них преобладают. Ранее господствовало мнение о сплошном распространении паковых льдов в Центральной Арктике, но оно оказалось ошибочным. Высокоширотные экспедиции и дрейфы научно-исследовательских станций показали, что в приполюсном районе есть ледяные поля различного возраста и довольно много разводьев. Мощные паковые льды преобладают только в районах, примыкающих к Канадскому Арктическому архипелагу и морю Бофорта. Большую часть года в Арктическом бассейне льды покрывают 90% площади.

Большие скопления сплоченных льдов называются ледяными массивами. В Арктическом бассейне выделяют два главных массива многолетних льдов: Канадский — самый мощный, расположенный в восточной части Северного Ледовитого океана, и Приатлантический — гораздо меньшей мощности, состоящий преимущественно из льдов двух-трехлетнего возраста — в западной части Северного Ледовитого океана. Естественный раздел между ними — подводный хребет Ломоносова, протянувшийся на 1800 километров от Новосибирских островов через полюс к Канадскому Арктическому архипелагу. От обоих массивов в разных направлениях отходят отроги — так называемые языки.

Ледяные массивы Северного Ледовитого океана

I — Приатлантический массив с отрогами:

Гр — Гренландский; Шп — Шпицбергенский; сК — северный Карский; Т — Таймырский

II Канадский массив с отрогами:

А — Айонский; сЧ — северный Чукотский; Б — Бофортовский; 1—гипотетическая зона повышенной трещиноватости; 2 — зона эпизодических разводий; 3 — преобладающее направление дрейфа

Все эти чрезвычайно разнообразные по виду и возрасту льдины, мозаичным ковром покрывающие поверхность океана, находятся в непрерывном движении. Движение льдин в океане напоминает ледоход на реках, только в океане направление дрейфа льдов может быть самым разнообразным и часто меняется. Льдины сталкиваются друг с другом, разламываются, громоздятся одна на другую.

Тонкие, молодые льды при сжатиях обычно наслаиваются друг на друга, причем часто образуются многослойные льдины. В таких случаях толщина молодого льда бывает значительно больше, чем при естественном намерзании. Старые, толстые льды при сжатиях ломаются и громоздятся друг на друга, образуя торосы. Естественно, что, чем толще лед, тем в более внушительных масштабах происходит его торошение. Нередко оно охватывает большие районы, и тогда человек становится свидетелем одного из самых потрясающих явлений природы. Высота торосов достигает 3-5 метров, а при очень сильном сжатии — 10 и более метров. Не бывавшим в Центральной Арктике трудно вообразить эту картину всторошенного, вздыбленного льда, невообразимой массы нагроможденных льдин всевозможных размеров. Когда льды приходят в движение, нет такой силы, которая может остановить их.

Но как ни грандиозна разбушевавшаяся ледовая стихия, как ни страшны последствия ледовых бурь, советские люди проникают, в Арктику, живут и работают на дрейфующих льдах, планомерно и настойчиво изучают природу этого сурового края, имея конечной целью подчинить ее своему разуму и воле.

376 ДНЕЙ НА ЛЬДИНЕ

Первые дни

 Сон бежит от меня, и я, ворочаясь с боку на бок на коротких и жестких нарах, думаю о том, что рано утром покину маленькую полярную станцию на острове Врангеля, чтобы отправиться на север, где намечено создать вторую в истории полярных исследований дрейфующую станцию.

Было принято решение организовать эту станцию к северу от Берингова пролива. Именно эта часть Северного Ледовитого океана очень слабо изучена, так как она находилась в стороне от путей дрейфа всех предыдущих полярных экспедиций, проходивших к юго-западу от линии Северный полюс — Гренландия. Так, в 1893-1896 годах в этих местах дрейфовал зажатый льдами «Фрам» — судно Фритьофа Нансена; через сорок лет, в 1937 году, работала первая дрейфующая станция «Северный полюс-1», с 1937 по 1940 год здесь находился в ледовом плену ледокольный пароход «Г. Седов».

В ночь на 1 апреля 1950 года самолет с первой группой зимовщиков во главе с начальником станции М. М. Сомовым благополучно сел на ровный лед замерзшего разводья. Однако устраиваться на этом относительно тонком льду было опасно, поэтому в километре от естественной посадочной площадки за небольшой грядой сильно занесенных снегом торосов на многолетнем ледяном поле с толщиной льда 3-3,5 метра было выбрано подходящее место для будущего лагеря.

В следующие дни на льдину были доставлены другие сотрудники дрейфующей станции, а затем наступила и моя очередь прощаться с Землей.

…Под крылом самолета промелькнули и исчезли маленькие домики полярной станции. Потом пошли нагромождения скал с голыми черными вершинами, наконец потянулись бесконечные и однообразные ледяные поля. Через несколько часов самолет стал постепенно снижаться, затем, сделав круг, пошел на посадку, а я по-прежнему ничего не вижу, кроме бескрайних льдов. Но вот, коснувшись колесами льда, машина сильно подпрыгнула и побежала, вздрагивая на каждой неровности посадочной площадки. Показался человек, размахивающий двумя флажками. Повинуясь ему, самолет свернул с дорожки и вскоре застыл на месте.

Как только я вылез из самолета, мириады снежинок, сверкавших под яркими лучами солнца, ослепили меня, и я не заметил, как попал в чьи-то объятия. Это сзади тихонько подкрались товарищи, прибежавшие меня встречать: молодой ледовед И. П. Петров, океанолог 3. М. Гудкович и начальник радиостанции К. М. Курко.

Я огляделся. Так вот она, наша льдина, наш новый дом под 76°03' северной широты и 166°36' западной долготы! Солнце, в апреле еще невысоко стоящее над горизонтом, освещает бескрайнюю ледяную равнину, покрытую белым снежным ковром. Ослепительно сверкающие торосы отбрасывают длинные тени с холодным синеватым отливом, что придает всему окружающему какой-то сказочный вид.

Поглощенный созерцанием этой красоты, я совершенно не ощущал холода и даже забыл опустить «уши» своей пыжиковой шапки, хотя, как я вскоре узнал, термометр показывал —38°. Ровная площадка, на которую сел самолет, представляла собой замерзшее разводье. Вокруг нее возвышались гряды торосов — следствие происходивших здесь грандиозных сжатий льдов. Когда подвижки прекратились, ледяные поля разошлись, и между ними образовалось разводье шириной 300 метров. Зимой оно покрылось молодым гладким льдом и превратилось в естественный «аэродром», припущенный ровным слоем снега толщиной 5-6 сантиметров.

Но пора приниматься за работу. Нагрузив нарты, мы впряглись в них и отправились в путь. Сначала довольно быстро двигались по ровному льду замерзшего разводья, но, как только достигли первой гряды торосов, отделявших разводье от ледяного поля, пошли значительно медленнее. Полозья нарт и ноги стали глубоко проваливаться в огромные сугробы снега, наметенные возле торосов.

Вскоре, выбившись из сил, мы вынуждены были остановиться. Немного передохнув, отправились дальше. Кое-где приходилось прокладывать путь с помощью кирки и лопаты.

Преодолев последнюю гряду торосов, мы воспрянули духом. Но, увы! Ледяное поле оказалось не более гостеприимным, чем торосы. Пришлось делать большие зигзаги, идти по высоким буграм и перешейкам между замерзшими снежницами — там снега было меньше.

Перевозка грузов продолжалась до поздней ночи, пока усталость не свалила всех с ног.

Своего жилья у нас с Ваней Петровым еще нет, приходится устраиваться на ночлег в одной из двух установленных на льду палаток, чтобы хоть немного отдохнуть до прибытия очередного самолета.

«Неужели уже утро?» — подумал я, просыпаясь от того, что кто-то сильно тряс меня за плечо. Кажется, всего несколько минут тому назад я, смертельно усталый и замерзший, залезал в свой спальный мешок. И вот уже надо вставать. До чего не хочется вылезать из теплого мешка! Руки и ноги ноют от вчерашней «лошадиной» работы. Сегодня нам предстоит то же самое. Дрожа от холода, натягиваю теплые брюки на гагачьем пуху и выскакиваю из палатки. Мороз —22°. Метет поземка. Все небо покрыто слоисто-кучевыми облаками.

Умывшись водой из снега, растопленного на газовой плитке, и позавтракав, идем к «аэродрому». Груженые нарты так тяжелы, а дорога настолько плоха, что приходится впрягаться в них четверым, а то и пятерым да еще одному подталкивать «воз» сзади. Из-за частых поземок и метелей дорогу никак не удается накатать.

Не прошло и часу, как в воздухе показалась машина. Это был самолет, пилотируемый полярным летчиком В. Н. Задковым. Мы разгрузили его, и на льду выросла новая колоссальная гора самых разнообразных грузов, втрое больше прежней. Весь день прошел в напряженной перевозке, а к вечеру мы с тоской заметили, что количество грузов на аэродроме почти не уменьшилось.

Через несколько дней прибытие одного из самолетов доставило нам несказанную радость. Едва смолк гул моторов, как из раскрытой дверцы самолета на лед стали выскакивать собаки. Вот радость! Нам привезли десять сильных псов, которые так помогут нам при перевозках! Едва собаки оказались на льду, как мы наперебой стали тормошить их. Каждый старался придумать им самую красивую кличку. Нам хотелось окрестить всех десятерых псов одним коротким, но выразительным именем. И вот кому-то пришла в голову удачная мысль называть нашу собачью упряжку по аналогии с названиями самолетов, и псы получили необычную, но очень ласковую кличку ПСИ-10.

Но чтобы управлять упряжкой, нужен умелый и ловкий погонщик собак — каюр. Кого назначить на эту должность? Долго судили-рядили, и наконец Сомов решил, что лучше всех подойдет самый молодой участник дрейфа — Зяма Гудкович. Сегодня, в первый день работы, нашему «каюру» пришлось, конечно, довольно солоно.

Но прошло несколько дней, и Зяма уже хорошо овладел техникой управления ПСИ-10, стал заправским каюром. Только одежда его, превратившаяся почти в лохмотья, напоминает о том, что в первые дни часто разыгрывались такие сценки: мчавшаяся на всем ходу упряжка неожиданно налетает на какой-нибудь бугор, бочку или иное препятствие. Ящики сваливаются, но собаки, не разбирая дороги, продолжают тащить опрокинутые нарты и вцепившегося в них Зяму. Бедняга всеми силами пытается остановить собак, но тщетно!

На четвертый день нашего пребывания на льдине погода стала портиться. С утра подул сильный ветер, вскоре он достиг скорости 10 метров в секунду. Начались подвижки льдов, и вскоре в 50 метрах к востоку от лагеря появилась узкая трещина, отделившая наш лагерь от аэродрома. Все не на шутку встревожились. Если трещина разойдется, то мы не сможем перевозить грузы в лагерь, ведь в нашем распоряжении нет ничего, кроме двух надувных резиновых лодок.

Наскоро забив трещину снегом и немного утрамбовав его, мы с удвоенной энергией взялись за перевозку грузов. К середине дня погода окончательно испортилась. Скорость ветра достигла 11 метров в секунду, температура поднялась до видимость резко ухудшилась. Тяжело сегодня дежурному по лагерю; он обязан следить за состоянием льдов, поведением трещин, соблюдением внутреннего распорядка, а ночью охранять лагерь.

Метель продолжалась несколько дней. Трещина под влиянием приливо-отливных течений по-прежнему «дышала», становясь то уже, то шире. Дорога от аэродрома к лагерю часто выходила из строя. Приходилось искать все новые переправы через трещину. И вот встал вопрос: оставаться ли на прежнем месте, вблизи трещины, или искать более подходящее место для лагеря и переезжать? Устанавливать жилые и рабочие палатки, размещать оборудование и приборы, пробивать во льду лунки, необходимые для гидрологических работ, вмораживать в лед реперы и т. д. — все это требует огромных затрат труда и времени.

Решили все же перебазироваться. Внимательно осмотрев ближайшие окрестности, нашли подходящий участок в 300 метрах западнее старого лагеря. И тотчас же стали переезжать. Три уже установленные палатки перенесли в собранном виде. Многие грузы в пургу до такой степени занесло, что пришлось порекапывать каждый квадратный метр, чтобы их обнаружить. Собак и нарты так замело, что только легкий парок, выходивший из-под снега, указывал место, где бедные животные спасались от непогоды.

Наконец мы установили и свою жилую палатку. Обычно на дрейфующих станциях используют палатки КАПШ-1 и КАПШ-2 (каркасные арктические палатки конструкции инженера Шапошникова). Эти палатки имеют двойной слой покрытия, обтекаемую форму и жесткий каркас. Благодаря этому они свободно выдерживают напор ветра, не требуют крепления в виде кольев и растяжек, их удается довольно легко переносить с места на место в собранном виде. Вверху палатки, под вентилятором, укреплено большое металлическое кольцо для сушки одежды и обуви.

В нашей палатке мы устроились втроем: Ваня Петров, Зяма Гудкович и я. Сразу же втащили в палатку баллон с жидким газом, установили газовую плитку и зажгли газ. Вскоре в палатке стало так тепло, что мы даже сняли ватные куртки. Разложив на раскладушках, меховые спальные мешки, в первый раз за время пребывания на льдине раздеваемся, забираемся в теплые вкладыши (матерчатые мешки с прокладкой из гагачьего пуха), застегиваем «молнию», оставляя открытыми только нос и рот, и засыпаем на полуслове…

Должности повара на дрейфующей станции не было, поэтому пищу нам приходилось готовить по очереди. Сегодня наступил мой черед выступить в незавидной роли кока. Дежурство по камбузу в наших условиях по существу начинается еще с вечера предыдущего дня. Все продукты (за исключением спирта) замерзают. А привезенные буханки хлеба давно уже превратились в настоящие кирпичи. Поэтому продукты и хлеб приходится отогревать в жилой палатке еще с вечера, подвязывая их на ночь к потолку. Натопленная из снега вода, необходимая для приготовления пищи, тоже успевала за ночь замерзнуть. Утром следовало ее поскорее оттаять, чтобы успеть вскипятить чай или сварить другой, менее желательный для повара, но более приятный для остальных напиток — кофе или какао. Пока не было разработано определенное меню на каждый день недели, по утрам на столе чаще всего появлялся чай: приготовить его было проще всего.

Помимо приготовления пищи сколько посуды надо перемыть за день при трехразовом питании: целую гору кружек, чашек, тарелок, ложек, вилок! Да еще кастрюли вычистить. И сколько для этого воды надо натопить из снега! Только здесь оценили мы невидный и неблагодарный труд женщин и стали его по-настоящему уважать.

Большинство участников экспедиции совершенно не было искушено в кулинарии, а те, кто даже и имел кое-какие навыки в этом деле, обычно умели готовить лишь для двух-трех человек. Здесь же надо было накормить минимум 14 мужчин, причем часто это число еще увеличивалось за счет гостей и летчиков. Поэтому дежурному коку приходилось решать задачи, связанные не только с качеством нищи, но и с ее количеством. А в этом никто совсем не имел опыта. Правда, перед отъездом из Ленинграда я консультировался с женой, как приготовить то или иное блюдо. Полученные мною сведения были чисто теоретическими и совершенно вылетели из головы, за исключением рецепта одного супа, называемого в нашей семье «охотничьим».

Когда подошла моя очередь дежурства на камбузе, я решил удивить товарищей этим самым «охотничьим» супом. А на второе выбрал гречневую кашу и жареные эскалопы — вроде немудреные блюда.

Итак, я дебютировал в роли повара. Прежде всего я взял одну из самых больших кастрюль и собрался насыпать туда крупу. Но сколько же? Этого я не мог себе представить. Я обратился за консультацией к «опытному» в этом деле товарищу, он посоветовал мне насыпать почти полную кастрюлю.

Я так и сделал. Но едва каша закипела, объем ее стал катастрофически увеличиваться, и вскоре мое варево неудержимо полезло из кастрюли… Пришлось действовать решительно. Я быстро сгреб поварешкой возвышавшуюся над краями кастрюли лишнюю кашу, но крупа все продолжала разбухать, так что мне пришлось не раз повторять этот маневр. Вскоре вся свободная кухонная посуда была занята полуразварившейся крупой, а из кастрюли как из рога изобилия продолжала лезть все новая и новая каша.

Я поминутно поглядывал на часы: не наступило ли время, когда нужно стучать колотушкой о подвешенный на треноге пустой баллон из-под газа — созывать всех на обед. Поглощенный лихорадочной борьбой с кашевой лавиной, я не сразу обратил внимание на запах горелого. Это подгорела каша. Я схватил последнюю свободную кастрюлю и, заполнив ее крупой только на одну треть, начал варить кашу заново, стремясь во что бы то ни стало поспеть к началу обеда.

Три удара в «гонг» — и из разных уголков лагеря к «кают-компании» быстро зашагали проголодавшиеся товарищи. Через несколько минут они, весело подшучивая друг над другом, шумно рассаживаются за большим самодельным столом. Стульями служат обшитые мешковиной металлические коробки, в которых хранятся наши десятидневные пайки.

Все поглядывают на кастрюли и сковородки. Чтобы несколько отвлечь внимание товарищей от сегодняшнего меню, я уставил стол всевозможными закусками: тут и колбаса разных сортов, и мороженый сыр, и сливочное масло, и разные рыбные консервы.

Приходит время ставить на стол суп. Большая кастрюля прямо с пылу с жару на столе. Поднимаю крышку, и, как мне кажется, приятный аромат заполняет всю палатку… Костя Чуканин, признанный авторитет в вопросах кулинарии, берет поварешку и начинает искать на дне густую, наиболее вкусную (по мнению большинства) часть супов и борщей. Увы! В «охотничьем» супе ее вообще не оказалось! Мелко нарезанный картофель и мясной фарш, положенные (в соответствии с рецептом) в суп, совершенно разошлись в бульоне, образовав однородную жидкую массу… Каша оказалась все же недоваренной, эскалопы пережаренными. Только компот, в которой я добавил клюквенной эссенции, был на высоте.

Да, случается, что колпак повара потяжелее шапки Мономаха! Конечно, от кулинарных упражнений страдали не только повара, но и потребители нашей стряпни. Однако эти страдания переносились всем коллективом с мужеством и юмором. Объяснялось это не только завидным аппетитом, но и сознанием того, что каждому в свое время придется выступить в роли кухарки.

Прошли первые десять дней нашей жизни на льдине, связанные с тяжелыми работами по устройству лагеря и перевозке грузов. Наконец появилась возможность заняться установкой оборудования и приборов, организацией наблюдений.

Одними из первых оборудовали свою площадку наблюдений и установили на ней приборы метеорологи. Сразу же после высадки станции они наладили регулярную передачу по радио на Большую Землю метеорологических сводок, необходимых для предсказания погоды.

Аэрологи также успешно подготовились к сложным наблюдениям за верхними слоями воздуха. Под защитой установленной на одной из площадок брезентовой ширмы они собрали газогенераторную установку, наладили с ее помощью получение водорода и зарядили им два больших газгольдера. Недалеко от этой площадки оборудовали и другую, для выдержки и запуска радиозондов.

У гидрологов работа очень трудоемкая, поэтому им помогают все свободные от работы товарищи. Действуя то пешней, то взрывчаткой, они пробивают лунки в трехметровом льду, над лункой для защиты от непогоды устанавливают палатку. Скоро гидрологи опустят в океан свои приборы и начнут промеры глубин, измерения температуры и солености воды, скорости течения на различных горизонтах. С помощью трубок они будут извлекать со дна океана пробы грунта, а специальными сетками вылавливать мелкие и микроскопические растительные и животные организмы — фито- и зоопланктон. Эти организмы, переносясь течениями, служат косвенными показателями проникновения в Северный Ледовитый океан атлантических и тихоокеанских вод.

Магнитологи установили на треноге свой теодолит и, как только позволяет погода, определяют координаты нашей льдины, чтобы нанести на карту ее капризный дрейф. Как ни странно, но он удивительно беспорядочен, направление его меняется чуть не каждый день: то нас тащит на север, то несет обратно на юг. Часто обнаруживается перемещение ледяного поля на запад или на восток. Наладив радиосвязь с Большой Землей, радисты установили затем телефонную связь между лагерем и аэродромом.

Наша ледоисследовательская группа состоит всего из двух человек — Вани Петрова и меня. Днем, захватив с собой буры, мы измерили толщину льда на замерзшем разводье. Лед там ровный, в среднем около 1,4 метра. Заодно пришлось заняться выбором площадок для наблюдений над таянием и нарастанием льда, образованием снежниц, температурой льда на разных горизонтах и т. п.

Юго-восточная часть многолетнего ледяного поля, где расположен наш лагерь, имеет очень неровный рельеф. Старые обтаявшие и сглаженные бугры высотой до 1-1,5 метра здесь чередуются со впадинами — замерзшими снежницами, отделенными друг от друга перешейками самой разнообразной формы, причем лёд на перешейках и буграх темнее, чем на замерзших снежницах.

Снежный покров распределен очень неравномерно. На буграх снега нет: обычно он сдувается ветром и только в тихую погоду ненадолго задерживается. Часто на поверхности бугров лежит тонкий слой белого разрушенного летним таянием зернистого льда, который обычно принимают за снег. На перешейках между буграми снега немного, а на самых высоких местах его и вовсе нет. Замерзшие снежницы хорошо замаскированы снегом. Наибольшая мощность снега, достигающая местами 1-1,5 метра, отмечается в сугробах, образовавшихся у оснований бугров и торосов.

Таким образом, снег сглаживает неровную поверхность ледяного поля, а ветер непрерывно переносит снежные массы на поверхности льда; сугробы и многочисленные заструги медленно передвигаются в том же направлении, в каком дует ветер.

Сегодня к нам прибыл кинооператор Женя Котляренко, и тотчас же по всему лагерю замелькала его подвижная фигура с киноаппаратом в руках. Теперь надо быть постоянно начеку, а то, того и гляди, окажешься «героем» какого-нибудь комического кинокадра.

После осмотра ледяного поля нам удалось в 250 метрах к северо-востоку от лагеря выбрать место для актинометрических и термометрических площадок и распланировать их. Покончив с этим делом, мы успели пробурить еще одну скважину под мощным сугробом, где толщина льда оказалась минимальной — 285 сантиметров.

15 апреля. Ослепительно светит солнце. Мороз —28°. В такие дни немногие решаются ходить без темных очков: от нестерпимо яркого блеска снега можно серьезно повредить глаза.

Удивительно прозрачный воздух создает прекрасную видимость, и даже удаленные торосы можно рассмотреть до мельчайших подробностей. Кажется, что горизонт раздвигается до бесконечности.

В такую тихую погоду появляется также исключительная слышимость. Однажды я испугался: находясь один вдали от лагеря, вдруг услышал за спиной негромкий разговор. Обернулся — никого нет. Оказалось, что это доносятся обрывки слов из лагеря.

Несмотря на мороз, солнце пригревает настолько сильно, что обжигает кожу. Уже все загорели, у многих облупились носы и высыпали на коже веснушки. Потрескавшиеся от ожогов губы стали очень болезненны.

Сегодня мы с Ваней собрали и установили подставку для актинометрических приборов, протянули за 50 метров от нее в рабочую палатку провода и присоединили к ним самописцы-гальванографы для наблюдений за приходом солнечного тепла — солнечной радиацией.

Надо установить, какое количество солнечного тепла поступит на поверхность льда за год, сколько льда и снега нарастет и растает за время нашего дрейфа, как будет изменяться прочность ледяного покрова в различные сезоны года.

Лучистая энергия солнца, поступающая на поверхность Земли, представляет собой прямую радиацию, идущую прямо от Солнца в виде, пучка лучей, и рассеянную — отраженную от всех точек небесного свода. Сумма потоков прямой и рассеянной радиации носит название суммарной радиации, которая измеряется специальными приборами — пиранометрами. Достигая поверхности льда, лучистая энергия Солнца также частично отражается. Этот поток солнечной энергии называется отраженной радиацией и измеряется теми же приборами, что и суммарная радиация.

Кроме этих основных видов тепловой энергии Солнца известны и другие её виды. Лед, поглотивший часть солнечного тепла, сам становится источником теплового излучения в атмосферу, а она в свою очередь тоже излучает тепловые лучи. Таким образом, существуют различные потоки лучистой энергии; все вместе они и составляют радиационный баланс измеряемый особыми приборами — балансомерами. Измерением всех видов лучистой энергии и радиационного баланса мы и будем заниматься на актинометрической площадке.

Покончив с установкой актинометрических приборов, начали бурить скважины для электротермометров на различных горизонтах бесснежного льда. Для последнего, десятого термометра, который должен находиться в воде подо льдом, пришлось пробурить лед насквозь. Эта работа оказалась очень тяжелой: весь полутораметровый бур ушел в скважину, но воды не достиг. Затем мы удлинили его еще на 1,5 метра, но и на этот раз воды не было. Пришлось добавить вторую насадку, и только тогда вся толща льда — 345 сантиметров — оказалась пробуренной. Это, вероятно, максимальная толщина нашего ледяного поля.

Вечером был аврал по установке десятиметрового столба ветряка. Для этого подтащили одним концом к заранее вырубленному во льду двухметровому шурфу деревянный столб и стали за оттяжки медленно поднимать другой его конец. После нескольких попыток столб был водружен, колодец засыпан ледяной щебенкой, залит водой, а оттяжки столба прикреплены к кольям, также вмороженным в лед. Теперь мы располагаем энергией не только движка и аккумуляторов, но и ветряного двигателя. Был бы только ветер!

Все научные группы устанавливают приборы и готовятся к наблюдениям. Нам с Ваней тоже удалось смонтировать часть наших приборов и подготовиться к некоторым научным наблюдениям. Так, на двух площадках — со снежным покровом и без него — мы установили две серии электротермометров. Рядом с ними разместили различные приборы для измерения солнечной радиации: актинометр, балансомер, пиранометр и пиргеометр, а также гальванометры, помещенные в утепленных ящиках, которые позволяют использовать их на открытом воздухе. Затем поставили психрометрическую мачту (для приборов, измеряющих их метеорологические показатели), укрепив ее растяжками, вырубили три шурфа и установили в них реперы с крестовинами. Кроме того, на разных участках вморозили 15 реек для наблюдений за стаиванием льда, пробурили скважины для измерения нарастания льда.

В ночь на 19 апреля удалось сделать пробные отсчеты поступления солнечного тепла, а днем благодаря безоблачной и тихой погоде сделали первую проверку всех приборов: ведь они проделали вместе с нами путь из Ленинграда до Центральной Арктики. Вечером мы начали постоянные четырехсрочные наблюдения, которые будем производить в 3, 9, 15 и 21 час по московскому времени.

После утренних наблюдений занялись монтажом и подготовкой к установке 10-метровой градиентной мачты, необходимой для измерений температуры воздуха и скорости ветра одновременно на пяти горизонтах.

Обнаружили свежую трещину между лагерем и нашей ледоисследовательской рабочей палаткой. Оказывается, наше ледяное поле не представляет собой единого крепкого монолита, а состоит из смерзшихся обломков. Должно быть, это старая льдина, уже не раз испытавшая сжатия и разломы. Пока обнаружена одна из трещин, а сколько их еще может быть скрыто под снегом?!

24 апреля. Несколько дней стоит ясная погода. Ночью температура воздуха падает до —34°, а днем повышается до —17°. Сегодня координаты станции 76° 18' северной широты и 192°33' восточной долготы.

Наша группа все эти дни в свободное от наблюдений время вела монтаж градиентной установки. Днем был объявлен аврал. Несколько попыток — и десятиметровая мачта с пятью реями уже гордо высится над лагерем. Вершина ее увенчана флюгаркой, имеющей вид стрелы с двойным оперением; ниже веером рассыпались разноцветные штыри, указывающие направление стран света. На реях висят электротермометры, напоминающие белые фарфоровые изоляторы высоковольтных передач, и легкие анемометры с четырьмя полуцилиндрическими лопастями. Протянутые от градиентной мачты кабели ведут в палатку, где установлены регистрирующие и измерительные приборы. Теперь с помощью градиентной установки мы сможем исследовать структуру приледного слоя воздуха, измерять его температуру, регистрировать скорость и направление ветра на разных высотах.

Солнце светит круглые сутки, и даже в полночь над горизонтом видна половина его диска. Погода начала улучшаться: последние дни ночью стоят тридцатиградусные морозы, а днем температура повышается. Как показывают радиозонды, на высоте 1 километра воздух значительно теплее минус 12°, но зато в стратосфере, на высоте 12 километров,сильный мороз —60°.

Увезли — к общему горю — нашу милую упряжку, с помощью которой за это время нам удалось перевезти более 20 тонн грузов. С нами остался только Ропак — ласковый и чрезвычайно умный пес.

Все сильнее чувствуется приближение праздника. Убираем территорию лагеря, аккуратно укладываем грузы, расчищаем дорожки между палатками. Котляренко начал строительство первомайской трибуны из снежных кирпичей. Сегодня по проекту изобретательного аэролога Васи Канаки начали сооружать первую баню на льду: ведь прошел уже месяц с тех пор, как мы в последний, раз парились в баньке.

Мое предпраздничное настроение испортил наш общий любимец и баловень Ропак. Утром я неожиданно обнаружил, что вся вторая термометрическая площадка истоптана, ртутные термометры из снега выдернуты, разбросаны, а один максимальный термометр разбит и валяется недалеко от площадки. Затем когда я начал отсчеты по термометрам Савинова, то заметил, что один из них, углубленный в снег на 10 сантиметров, тоже сломан. Этот термометр был привязан к воткнутому в снег колышку, поэтому Ропак, пытаясь его выдернуть, откусил кончик. Я ужасно рассердился. Если бы в этот момент пес попался мне под руку, я бы его отколотил. Но когда спустя 2-3 часа Ропак подбежал и ласково положил лапы мне на грудь, приветливо виляя своим пушистым и ослепительно белым хвостом, рука не поднялась его наказать. В его умных черных глазах не было никакого смущения, они спокойно и открыто смотрели на меня. Через некоторое время раздался крик аэролога Кости Чуканина. Оказывается, сегодня Ропак решил «позавтракать» хлорвиниловой оплеткой кабеля градиентной установки и перегрыз ее…

Прилетел самолет. С ним отправили на материк первые материалы наблюдений, которые хранить на льду небезопасно.

29 апреля. После завтрака Ваня, Зяма и я, нагрузив на нарты буры, рейки, пешни, кирки, пилу, механический пресс и другое необходимое снаряжение, поехали на однолетнее ледяное поле вырубать первый куб льда — «кабан» — для определения его механических свойств. Работа настолько затянулась, что пришлось устроить перерыв и сходить в лагерь пообедать.

Возвращаясь, мы неожиданно наткнулись на одну из многочисленных каверз, которыми так богата арктическая природа. Через поле, где мы работали, прошла трещина шириной 0,5 метра, расколовшая наш аэродром на две неравные части. Смогут ли теперь садиться самолеты? А ведь еще не все грузы доставлены на льдину. Ване пришлось бежать обратно и сообщить Сомову эту грустную новость, а мы с Зямой перебрались через трещину и пошли заканчивать работу. Вскоре к нам присоединился и Ваня.

Прошел час. И вдруг мы услышали винтовочные выстрелы. Что случилось? Быстро вернувшись к краю трещины, мы остолбенели: трещины не было, а на ее месте чернело широкое разводье. Сомов приказал немедленно перебираться обратно. Но как? Решили соорудить из пустых бочек из-под горючего плот. Это оказалось нелегким делом: надо было прочно скрецить бочки друг с другом, чтобы плот не рассыпался на середине разводья.

Сначала плот оказался очень неустойчивым. Только когда подвязали с боков еще две бочки, он стал кое-как держаться на воде. Затем через разводье перекинули длинную веревку, и мне пришлось совершить первый рейс на этом импровизированном пароме. Испытание он выдержал.

Закончилось строительство бани. Во льду был вырублен шурф с удобными ледяными ступеньками — они казались сделанными из нежно-голубого мрамора. На дне шурфа установили мощную авиационную лампу (АПЛ), на нее поставили распиленную пополам бензиновую бочку — «котел» для растапливания снега и подогревания воды. Сверху шурф был накрыт палаткой. Тепло, идущее от лампы, поднималось кверху и кроме воды нагревало еще и воздух в палатке. Завтра попробуем помыться.

Все волнуются, удастся ли самолету сесть на укороченный аэродром. В первые дни пребывания на льдине своеобразие обстановки и большое физическое напряжение отвлекали от дум о далекой земле, о близких и родных. Теперь же, когда мы немного привыкли к новым условиям, мысли о доме стали тревожить нас все чаще. Поэтому каждый самолет, приземлившийся на льдине, был той единственной ниточкой, которая связывала нас с Землей, где мы оставили все самое дорогое. Самолеты привозили долгожданные письма, газеты, журналы, книги. Как бывал счастлив тот, кто получал письмо из дому! Сначала он тут же, на морозе, жадно пробегал его, а затем уже шел в палатку и еще несколько раз подряд перечитывал дорогие строчки. Потом приходили товарищи, спрашивали, какие новости, и маленькие странички опять перечитывались.

Напрасно мы волновались: самолет сел и привез двух новых сотрудников — аэролога П. Ф. Зайчикова и магнитолога М. М. По-гребникова.

Сегодня состоялось торжественное открытие бани. Первыми отправились париться Сомов и начальник аэрометеорологической группы К. И. Чуканин. Все притихли. Вскоре из «банного павильона» раздались обычные выкрики: «Ух! Ох!.. Так, так… Три сильнее! Ну, хватит, смой хорошенько… А теперь давай я». Через некоторое время из бани объятые облаками пара, одна за другой выскочили две полуодетые фигуры с благодушными физиономиями. Постепенно, пара за парой, перемылись все.

Завтра 1 Мая. Наш добровольный шеф-повар Вася Канаки уже составил обширное меню. В ассортимент блюд входят необыкновенные для наших условий закуски. Пока он готовит одну из них, никто не может пробыть на камбузе дольше минуты, потому что в кастрюле кипит неразведенная уксусная эссенция, отравляя ядовитыми парами всю палатку.

Первое мая! С этим днем у всех связано представление о солнце, весне, тепле. Невольно вспомнил прошлогодний первомайский праздник. На Неве выстроились боевые корабли, разукрашенные гирляндами разноцветных флажков. В воздухе стоит неумолчный гул. А дома уже накрыт праздничный стол.

Здесь Май совсем другой, необычный. Погода как назло скверная, метет поземка. При отсчетах показаний термометров, установленных в снегу, колючий снег залепляет очки и не дает разглядеть выпуклый мениск ртути. Ползешь по снегу, отворачиваешься от неистового ветра, немного приходишь в себя и снова подставляешь лицо под снежные ядра. Журналы с записями наблюдений быстро намокают, цифры, написанные карандашом, становятся едва различимыми, а чернилами и вообще писать невозможно: все расплывается. Даже одежда не выдерживает — снег проникает повсюду. Мы с Ваней, хорошо зная об этом, догадались захватить с собой брезентовые плащи — единственное спасение от такого ветра. Сначала все смеялись над нами, но потом сами не раз в непогоду просили их у нас.

Митинг назначен на 12 часов. Но праздничное расписание дня неожиданно нарушилось прибытием самолета Задкова. Он доставил нам различные грузы, а также двух новых участников дрейфа — кинооператора Е. П. Яцуна и механика М. С. Комарова. Задков привез и необходимые нам точные приборы, с которыми в качестве сопровождающего прилетел Н. А. Миляев.

Самолет быстро разгрузили, и Задков стал собираться в обратный путь. С этим самолетом улетают Котляренко и известный мастер парашютного спорта А. П. Медведев, совершивший в 1948 году первый прыжок с парашютом на Северном полюсе. У нас он был «комендантом» ледового аэродрома, принимал и отправлял самолеты. Первые дни дрейфа, проведенные с ними, показали, какие они хорошие люди и заботливые товарищи. Всем жаль расставаться с ними. Да и сами отъезжающие переживали расставание с нами.

Новый механик М. С. Комаров привез нам в подарок трехнедельного белого медвежонка, оставшегося на острове Врангеля сиротой. «Бедный ребенок», как назвал его П. Ф. Зайчиков, привлек всеобщее внимание. Однако забавляться с ним было опасно, так как он, видимо, не имел никакого желания подружиться с незнакомыми ему существами. Когда мы к нему приблизились, шерсть его вздыбилась, он весь насторожился и поднял такой сильный рев, что даже Ропак побоялся подойти, а только смотрел издали, хотя псу, видимо, очень хотелось поближе познакомиться с медвежонком.

Незаметно наступил вечер. После аврала все оделись потеплее и отправились к трибуне на митинг, который открыл наш парторг океанолог М. М. Никитин. Выступил Сомов. Теперь приглашают на трибуну меня. Взволнованный, я тоже произношу небольшую речь. В заключение митинга Ваня Петров прочитал наше коллективное письмо на Большую Землю. Все внимательно слушали. Даже Ропак терпеливо сидел около нас на задних лапах, смотрел на трибуну и не проявлял своей обычной веселости. После закрытия митинга мы дали залп из всего нашего оружия.

Затем был роскошный обед. Стол ломился от бесчисленных яств и напитков. Чего только тут нет! Вот чудо поварского искусства — заливное из полутораметрового осетра, доставленного на льдину с далекой Лены. Вот удивительный винегрет из сушеных овощей, колбаса разных сортов, мороженый сыр, всевозможные рыбные консервы, икра, разные пироги и наконец таинственная закуска с резким уксусным запахом. Это оказался чернослив, разваренный в уксусе. Несмотря на ужасную остроту, она вызвала всеобщее восхищение и молниеносно стала исчезать с тарелки. Сколько было тостов за Родину, за науку, за успех в работе, за дорогих и любимых!

На следующий день обследовали трещину № 2, расколовшую аэродром. Причиной образования трещин является волна, распространяющаяся под ледяным покровом вследствие приливо-отливных течений. На гребне этой волны ледяное поле ломается. Так случилось и в этот раз. Ночью со стороны трещины был слышен глухой шум, напоминающий далекую канонаду, а утром увидели его результаты — всего в 400 метрах от лагеря! Первую трещину, отделившую аэродром от нашего лагеря, опять сжало. Отколовшийся от аэродрома участок, где мы недавно выкалывали кабан, разломало на мелкие куски. Площадки с вмороженными в лед электротермометрами исчезли.

Механик Комаров — удивительно изобретательный человек. Сейчас он создает первый в мире «водопровод на дрейфующих льдах». С помощью нашего завхоза Саши Дмитриева он вымыл одну из бензиновых бочек, а затем установил ее возле камбузной палатки над лампой АПЛ. Снег в ней быстро таял. От бочки в камбузную палатку был протянут резиновый шланг с краном на конце. Теперь дежурный повар имел сколько угодно горячей воды.

Трещины замерзли, и мы отправились на разведку в район изломанных опытных площадок. Захватив пешни и лопаты, вооружившись винтовками, мы выступили в поход. Вместе с нами, конечно, отправился и Ропак. Он часто то убегает далеко вперед, то возвращается назад, описывая круги огромного диаметра и как бы призывая поиграть с ним. Но едва он заметит, что люди не обращают на него внимания, сразу обижается и удирает обратно в лагерь. А как чутко реагирует он на звон рынды, зовущей нас на завтрак, обед или ужин! Достаточно ему услышать этот звон, и уже никакие силы не могут удержать его.

Дошли до первой трещины между лагерным полем и аэродромом. Лед на ней оказался уже крепким и гладким. Все изломанные части льдины смерзлись по трещинам. Ропак первый проверил ее прочность, оставив на тонком налете инея ровную цепочку следов. За ним двинулись и мы. Перебравшись через молодую гряду торосов, мы подошли к старым опытным площадкам. Оказалось, что весь этот участок из-за перегруппировки льдов сдвинулся метров на двести к востоку.

После длительных поисков нам удалось разыскать обе серии электротермометров. Лед был разломан на мелкие куски, и оставалось только удивляться, как не разорвало кабели термометров. Одну серию термометров решили выколоть из льда, а другую рискнули оставить на месте, чтобы, пока возможно, вести и здесь измерения температуры.

Прилетает последний самолет. На аэродром вместе с нами отправился и Ропак, а за ним увязался самый молодой житель лагеря — медвежонок. За эти дни медвежонок привязался к Ропаку. Еще совершенно беспомощный, он инстинктивно тянулся к нашему псу, спал вместе с ним, согреваясь около него. Все с интересом следили за этой удивительной дружбой. Ведь собака и медведь — исконные враги. Каждому, конечно, было скучно без своих собратьев, и волей-неволей, затевая игры, им приходилось преодолевать инстинктивную вражду.

Девятимесячный щенок и четырехнедельный медвежонок развлекались целыми днями. Ропак иногда изменял другу и убегал вместе с нами. Тогда медвежонок ревом выражал протест против коварного поступка Ропака. Еще очень неуклюжий, он не мог бегать так же быстро, как Ропак.

При перевозке грузов с аэродрома кто-то в шутку решил использовать силу нашего единственного бездельника — Ропака, который только и знал, что бегал, играл или беззаботно спал, свернувшись калачиком где-нибудь в укромном местечке, защищенном от ветра. Но как только Ропака начали впрягать в одну из нарт, медвежонок стал бросаться под ноги, мешая всем. Тогда догадливый Яцун решил второй постромкой привязать к нартам сзади Ропака и медвежонка.

Запряженный Ропак не имел никакого желания тянуть нарты, а медвежонок тем более. Поэтому, как только его впрягли, он пришел в ярость и сразу пустил в ход свои острые клыки. Метнувшись к стоявшим поблизости людям, медвежонок отогнал их на почтительное расстояние, затем несколько раз хватил зубами нарты и наконец набросился на Ропака, очевидно считая и его одним из виновников совершенного над ним насилия. Бедный Ропак едва успел отскочить в сторону и избежать мишкиных зубов.

Но тут случилось самое неожиданное: от общих усилий медвежонка и Ропака нарты двинулись. Медвежонок бежал, стараясь догнать Ропака, и что есть мочи натягивал постромку, чтобы достать до него. Ропак же прилагал все усилия, чтобы избежать нападения, и тоже натягивал поводок изо всех сил, так что нарты двигались все дальше и дальше. Но такой цирковой номер нам удался только один раз.

В первые дни пребывания на льдине Ропак отворачивался от колбасы и хлеба, а вареному мясу предпочитал сырое. Но довольно быстро изменил свои вкусы. Сначала перестал есть сырое мясо и рыбу, полюбив колбасу и сгущенное молоко. Вскоре он стал есть даже шоколад, но особенно полюбил шкурки от колбасы и бумажки от конфет.

Несколько другое отношение к выбору пищи проявлял медвежонок. Будучи уже с первых дней жизни лишен материнского молока, он, как только попал к нам, очень пристрастился к сгущенному молоку, которое мы давали ему сначала разведенным в теплой воде, а затем и без воды. Ни к сахару, ни к конфетам медвежонок не мог привыкнуть и сразу же выплевывал их, но все остальное, что ему давали, глотал почти не разжевывая.

Сначала в виде наказания за какие-нибудь проказы его привязывали. Но он быстро научился перегрызать веревку, и тогда заменили ее стальным тросиком. Подрастая, медвежонок стал шкодить: заберется в продуктовую палатку — одно повалит, другое просыплет, третье прольет. Иногда весь изваляется в муке.

Правда, он поражал всех своей сообразительностью. Один раз он здорово насмешил всех. На одном из сугробов лежал мешок с мороженой нельмой. Кто-то разорвал его, чтобы удобнее было доставать рыбу. Медвежонок наткнулся на него и стал таскать рыбу к себе в домик или к Ропаку.

Обнаружив эти проделки, сложили рыбу повыше, на пустую бочку, откуда мишка уже не мог ее достать. Однако медвежонок нашел выход: выбрав момент, когда поблизости никого не было, он разбежался и, подпрыгнув, попробовал зацепиться когтями за верхний край бочки. Наконец это ему удалось, и, подтянувшись на лапах, он схватил зубами первую попавшуюся рыбину и отнес ее Ропаку. Потом пошел за второй. И так несколько раз, до тех пор пока мы его не отогнали.

7 мая. Солнечная и сравнительно теплая погода. В палатки даже не хочется заходить: там темно и душно. Воздух необыкновенно чист; на защищенных от ветра местах заметно, как он колышется, дрожит и тонкими струйками медленно поднимается вверх. Работа спорится. Сегодня удалось провести измерения плотности снега на термометрических площадках и разметить на льду двухкилометровый профиль для нивелировочных работ. В такую погоду бурить скважины даже приятно; тянет и полюбоваться окружающим пейзажем.

Как ослепительно блестят и переливаются всеми цветами радуги немного подтаявшие снежинки инея, осевшего на поверхности снега! Благодаря рефракции живописные гряды торосов на белесоватом горизонте кажутся неимоверно высокими. Взглянешь в одном направлении — огромные беспорядочно наваленные серебристые глыбы, ослепительно сверкающие под лучами солнца, кажутся страной первобытного хаоса. С другой стороны гряды торосов напоминают сказочные замки. А вот старинная крепость с причудливыми стенами и древними башнями вроде таллинского Длинного Германа или Толстой Маргариты. Немного правее на горизонте массивные грозовые облака — ку мул юсы — слились с белоснежными торосами, и там возник изумительный хрустальный дворец, словно вознесенный на вершину высокой горы.

Как показали измерения, толщина льдины, на которой мы живем, неравномерна. На больших буграх, свободных от снега, лед достигает 330 сантиметров, под сугробами и на месте промерзших снежниц — 297 сантиметров, а на старой замерзшей трещине — всего 110 сантиметров, но зато на ней много снега. Когда мы пробурили здесь лед, то из скважины выступила вода.

Сегодня надо выпиливать кабан на годовалом поле для определения физико-механических свойств льда: его плотности, солености, структуры, временного сопротивления на сжатие, на изгиб, срез и удар.

Только к обеду с помощью ледорезной пилы с огромными фасонными зубьями нам удалось выпилить крупный кабан размером 0,7 х 0,7 х 1,6 метра. Теперь надо вытащить его на льдину. А это нелегко. Накинув на кабан толстую веревочную петлю, подвели под него доску и вдвоем с Ваней попытались вытащить. Яцун приготовился снимать. Но, увы, его желание получить уникальные кадры не увенчалось успехом. Кабан в результате наших судорожных усилий только наполовину высунулся из лунки и застыл. Дальше поднять его мы не смогли, ведь вес его достигал 750 килограммов, а упереться нам было не во что: ноги скользили и разъезжались. Яцун, вздохнув, положил свой аппарат на чехол и стал нам помогать. Все трое изрядно попотели, пока кабан был «дожат» до поверхности льдины и оттащен от проруби.

Вечером трещина, через которую мы днем благополучно перешли, стала расходиться. Пришлось бежать обратно на площадку и спасать оборудование и добытый с таким трудом кабан. Кое-как, прыгая по плавающим в разводье кускам льда нам удалось перетащить оборудование, но кабан пришлось распилить на четыре части и каждую из них перетаскивать на нартах через трещину. Однако самый большой кусок все-таки соскользнул с парт и свалился в воду. Пришлось его вылавливать.

12 мая. Метет метель. Северо-восточный ветер дует со скоростью около 13 метров в секунду. Температура воздуха минус 12- 14°. Под влиянием ветра льдина продолжает дрейфовать к юго-западу. Наблюдения проводить трудно: снег забивается в приборы, залепляет лицо. Даже очки не спасают. Ветер рвет из рук тетрадь и, если зазеваешься, моментально унесет ее. Стрелки гальванометров, несмотря на защитный кожух, мечутся, что очень затрудняет отсчеты. Снег переметает так быстро, что цепочка моих довольно глубоких следов за время наблюдений исчезла. Подует ветер с одной стороны — и мириады снежинок летят за ним, изменит направление-снежинки несутся в другую сторону. Поэтому меняется и рельеф поверхности снежного покрова. Оси всех сугробов и застругов ориентированы по направлению ветра.

За ночь пурга поработала на славу — приборы и оборудование совсем замело. Занесены входы в тамбуры и палатки, а около штабелей грузов образовались высокие сугробы.

Разгребаем сугробы у входов в палатки, очищаем от снега приборы, откапываем грузы, на месте которых возникли целые снежные холмы. Даже самый опытный глаз не сможет определить, что под ними погребены какие-то грузы. Дежурный повар в течение двух часов искал мешок с замёрзшим хлебом, отчаялся и уже хотел кормить нас за обедом галетами, как вдруг обнаружил его под одним из таких бугров.

Вчера два выпущенных аэрологами радиозонда поднялись до высоты 20 километров, что позволило получить «разрез» двух циклонов, проникших так далеко на север. За период дрейфа такие наблюдения позволили опровергнуть неправильное представление о неизменности нижней границы стратосферы — тропопаузы и ее небольшой высоте в Центральной Арктике. Теперь мы знаем, что тропопауза в высоких широтах подвержена таким же колебаниям, как и в средних.

Вообще весьма существенно изменилось представление о вертикальном строении атмосферы над Центральной Арктикой. Стало известно, что в высокие широты через Охотское и Берингово моря проникают массы теплого воздуха с Тихого океана. Этот воздух часто распространяется над приледным (100-200 м) холодным слоем по всей высоте тропосферы, причем мощность этих теплых масс воздуха достигает иногда 7-8 километров. При подобных условиях часто происходит «обвал» холодного арктического воздуха из околополюсного района на европейскую часть Советского Союза и Западную Сибирь.

14 мая была отмечена самая высокая температура воздуха: минус 2,8°. Морозы постепенно отступают. Трещина между лагерем и аэродромом разошлась на 20 сантиметров. Пытаясь сфотографировать ее, я не заметил, как ступил ногой на висячий снежный карниз. Под моей тяжестью снег обрушился, и я свалился вниз, но быстро выбрался из трещины на кромку льда и отполз подальше от опасного места.

Становится тепло, и солнечные лучи, проникая сквозь снег, вызывают порчу продуктов. Особенно быстро портятся эскалопы, бифштексы и отбивные. Надо спасать их. Но как? Решили построить нечто вроде ледника. Ледник для продуктов на дрейфующих льдах — вот парадокс! Проект ледника разработал Ваня Петров. Мы сколотили из досок каркас, затем из фанеры сделали крышу, а потом все сооружение засыпали снегом, оставив только узкий лаз.

Занимаясь нивелировкой профиля ледяного поля, мы неожиданно натолкнулись на полутораметровую трещину, которая проходила в 300 метрах западнее лагеря с юга на север, хотя до сих пор никто и не подозревал о ее существовании. Днем в районе самого лагеря была обнаружена еще одна трещина. Размеры льдины сейчас невелики: с востока на запад длина ее составляет около 800 метров, с юга на север — около 1000 метров, причем эту площадь разрывают еще две узкие трещины. А сколько их еще скрыто под снегом, неизвестно.

Составили аварийное расписание с указанием обязанностей каждого в случае катастрофы. Рассредоточили грузы. Для спешного переезда держим наготове трое аварийных нарт с запасами продовольствия, горючего, одежды, отопительными приборами и аварийной радиостанцией. Приготовили индивидуальные аварийные рюкзаки, в которых должны быть шоколад, шпиг, мясные консервы, сгущенное молоко, какао, галеты, коньяк, а также папиросы, спички, мыло, кружка, иголка с нитками, полотенце, шерстяные носки, теплые портянки, шерстяное белье, перчатки, шерстяные и меховые рукавицы и сапоги.

Вечером установили новую 15-метровую радиомачту, подъем которой оказался очень сложным делом: она состоит из нескольких металлических трубок, насаженных одна на другую. Поднимать ее пришлось за тросовые оттяжки. Это требует большой согласованности движений всех работающих: достаточно посильнее потянуть за одну из оттяжек, как мачта изгибается и падает. Наконец мачта поднята, но стоит не прямо, а изогнувшись, как огромный знак интеграла. Курко сразу забегал от растяжки к растяжке, манипулируя тальрепами^{1}, и вскоре мачта выпрямилась.

При проведении дневных наблюдений я обнаружил, что на наших термометрических площадках, должно быть, опять похозяйничал Ропак вместе со своим приятелем-медвежонком. Они утащили куда-то максимальный термометр и меховые подстилки, лежавшие у актинометрического пульта и термометрических столиков, разбросали остальные термометры и истоптали снег на площадке.

Немного спустя выяснилось, что Ропак этими проказами не ограничился. У Чуканина пропал минимальный термометр. После первых проказ Ропака пробовали привязывать, но кто-то его постоянно освобождал.

На этот раз я твердо решил выдрать пса — поймал и потащил его на место преступления. Почуяв неладное, он пытался сопротивляться, но я был неумолим. Во всем этом происшествии удивительно вел себя медвежонок. Когда я поволок Ропака на площадку, медвежонок засеменил сзади на своих коротких неуклюжих лапах, норовя вплотную прижаться к собаке. Притащив Ропака на истоптанную площадку, я потыкал его носом в лунку, оставшуюся на месте исчезнувшего термометра, а затем, решив, что Ропак понял, в чем его вина, приступил к экзекуции, воспользовавшись для этого вторым концом поводка. Но пес, очевидно, не понял, за что его бьют, и сначала даже растерялся, а потом, несмотря на свой мирный нрав, рассвирепел, шерсть на нем вздыбилась, и он весь ощетинился.

Как только я стал хлестать Ропака, медвежонок самоотверженно бросился к нему. Если удар вместо Ропака попадал медвежонку, он отскакивал, ревел от боли и обиды, но затем опять бросался на выручку друга, и все повторялось сначала. Наконец я отпустил Ропака, и он большими прыжками помчался в лагерь. Медвежонок бросился догонять своего перепуганного друга.

Но едва я успел вернуться в лагерь, как Чуканин позвал меня за радиопалатку и указал на лежащие на снегу три ртутных термометра. Два из них оказались моими, а один — чуканинским. Перетащил их сюда действительно Ропак.

24 мая. К юго-востоку на низких облаках стали хорошо заметны темные полосы «водяного» неба. Очевидно, там находятся большие участки чистой воды. На западе видно белесоватое отсвечивание облаков, так называемое ледяное небо, что свидетельствует о скоплении там льдов.

Ваня Петров и Женя Яцун отправились осматривать аэродромное поле, чтобы выяснить, не разломало ли его еще за последние дни сильным ветром. Кроме винтовки они захватили с собой электромостик (прибор для измерения температуры с помощью электротермометров), так как мы давно не измеряли температуру льда на опытных площадках аэродромного поля. Я ушел осматривать западную трещину.

Подошло время дневных наблюдений, а Ваня с Женей еще не вернулись. Обеспокоенный долгим отсутствием товарищей, я отправился их разыскивать. Вскоре я нашел их. Оказывается, одна из трещин так быстро разошлась, что они не успели перетащить электромостик и теперь бегали вдоль края разводья, пытаясь как-нибудь достать оставленный прибор. Трещина вскоре превратилась в широкое разводье. Боясь, что при дальнейших подвижная льда прибор может погибнуть, мы бросились в лагерь, разыскали клипербот, быстро надули его и на нартах подвезли к разводью.

Особенно неприятные ощущения охватили нас при взгляде на свинцовую воду разводья. Понятно, что ни малейшего желания выкупаться в воде с температурой около —2° у нас не было.

Шагнуть в резиновую лодку с кромки трещины, возвышающейся над водой более чем на полметра, не только трудно, но и просто опасно, потому что кромка под тяжестью человека может легко обломиться. Женя Яцун чуть-чуть не принял такую «ванну», неосторожно ступив на край снежного карниза, который рухнул в воду. Такие карнизы — выступы снежного берега, нависшие над водой, — представляют собой настоящие ловушки. Пришлось обрушить его. После этого стало несколько удобнее садиться в лодку. Первому это удалось легко, так как второй в это время удерживал клипербот за веревку, а последнему — значительно труднее, ибо подтягивать лодку к «берегу» было уже некому. Но все обошлось благополучно.

Мы с Ваней, оставив Яцуна на берегу, удачно переплыли 25-метровое разводье. Лодка пристала к другому «берегу», но вылезти на лед оказалось очень трудно. Мне пришлось прижимать клипербот к берегу веслом, пока Ваня осторожно выбрался на лёд сходил за мостиком и снова залез в лодку. Затем мы вернулись обратно, передали мостик Яцуну и так осмелели, что решились на более рискованное путешествие — обследовать трещины из клипербота. Осторожно оттолкнувшись от «берега», мы тронулись в путь. Сначала подвигались очень осторожно и медленно, гребя, как на каноэ-двойке.

Понемногу наши движения становились все более уверенными, и лодка заскользила на воде. Я сидел на носу и зорко следил за тем, чтобы мы не налетели на льдинки, которые плавали в разводье и легко могли порвать лодку.

Первое разводье кончилось, вернее, слилось со вторым. Если первое казалось речкой, то второе — шириной 50 метров — было уже настоящей рекой только с необычными «берегами» из свежевсторошенных глыб молодого полутораметрового льда. Льдины были хаотически нагромождены друг на друга, их сочетания можно было принять за причудливые скульптурные группы и отдельные фигуры, словно изваянные из белого и голубого мрамора.

Вот перед нами белый медведь, вставший на дыбы. В первый момент я даже бросил весло и схватился за винтовку: прямо на нас надвигался ледяной берег, а на нем стоял, как живой, подавшись вперед всем корпусом и опираясь передними лапами на глыбу льда, громадный мишка. Немного дальше на самом обрыве виднелась огромная ледяная голова, напоминавшая голову из «Руслана и Людмилы». Близко приближаться к ней опасно: она хотя и не чихнет, но может легко обрушиться в воду.

Медленно плывем дальше. Встречаем и тяжеловоза-першерона, застывшего в порыве сдвинуть громадный груз, и доисторического мамонта, и какой-то невообразимый этюд ньюиста, изобразившего непонятные геометрические формы.

Мимо отвесных стен торосов по кромкам льда, возвышающимся на 2-3 метра над водой, проезжать было опасно, так как они при малейшем дуновении могут легко обрушиться и раздавить лодку. Сквозь прозрачную воду легко разглядеть причудливо выступающие подсовы льда — результат сжатий. В одном месте подсовы полуметрового льда состояли из четырех слоев. Какие силы сжатия были нужны для того, чтобы взломать лед и нагромоздить льдины на льдины! В воде особенно резко выделяется темно-голубая окраска льда, а сама вода, казавшаяся с берега серой и холодной, здесь, у ледяных кромок, совсем другая — прозрачная и нежно-бирюзовая, что придает ей даже теплоту.

После такой прогулки вернулись в лагерь в очень хорошем настроении. Путешествие принесло и существенную пользу: теперь на карте глазомерной съемки нашей льдины вся сеть трещин и разводья будут изображены точно.

Два месяца спустя

31 мая. Сегодня исполнилось два месяца работы нашей дрейфующей станции. Сколько вложено труда в организацию и устройство этого настоящего научного городка, возникшего на льду! Когда смотришь на лагерь издалека, то он кажется целым поселком. Вот резко выделяются на белоснежном фоне палатки: там большие, здесь поменьше, одни черные, другие белые, есть и зеленые. Среди них есть и жилые, и палатки-лаборатории, в которых установлены точные и сложные приборы вплоть до новейших магнитных «комбайнов», записывающих на пленку малеишие изменения магнитного поля земли. В отдельной палатке стоит замысловатый маятниковый прибор. Погребников иногда по целым суткам возится над определением величины ускорения силы тяжести земли.

В дальнейшем эти наблюдения будут использованы учеными для уточнения истинной формы земли — геоида.

В центре лагеря выделяется большая камбузная палатка, служащая одновременно и кают-компанией. К ней от всех палаток тянутся извилистые тропинки.

А вот жилая палатка гидрологов. Прямо против входа в нее, у круглого иллюминатора, сооружен большой стол, заставленный разной химической посудой и множеством склянок с реактивами.

На полу в ящиках и чемоданчиках хранятся многочисленные бутылочки с пробами воды, взятыми с разных глубин океана. Особенно тщательно хранятся бутылочки с надписью «Хранить от мороза». В них находятся склянки с «нормальной» водой эталоном для химических анализов.

Большая палатка аэрометеорологов имеет «предбанник», отделенный от основной ее части матерчатым пологом. Здесь живут трое: Костя Чуканин, Вася Канаки и Вася Благодаров. В «предбаннике» установлен ртутный барометр, хранится разное оборудование. Здесь же, у входа, стоит всегда наготове снайперская винтовка Васи Канаки. В самой палатке кроме трех коек втиснуты еще три стола. На одном находятся приборы и рация для приема сигналов радиозондов. Эти сложные приборы с радиопередатчиками, привязанные к шарам-пилотам, регистрируют давление, температуру и влажность воздуха, передавая радиосигналы с высоты до тех пор, пока шар не лопнет. Рядом стоит второй стол, где ведется монтаж и проверка приборов, предназначенных для новых радиозондов. В другой стороне можно разглядеть и стол метеоролога, где размещены его приборы и журналы с записями.

Непременная принадлежность всех жилых палаток — живописно подвешенная к потолку для просушки мокрая одежда и обувь. А сделать это в наших условиях — целая проблема. Больше всех страдаем от этого мы, ледоисследователи, так как нам все время приходится находиться на открытом воздухе и иметь дело со снегом и льдом.

Заглянем по дороге и в палатку магнитологов. Здесь живут два Миши — Рубинчик и Погребников. Всю середину палатки занимает стол, за которым и тот и другой часами бьются над сложными вычислениями координат станции. Нанесенные на карту, они показывают, какой сложный зигзагообразный путь проделала наша льдина за время дрейфа. Всякий раз, когда координаты удается удачно вычислить, радостный Рубинчик мчится в палатку Сомова, чтобы поскорее сообщить начальнику станции точное местоположение нашей льдины.

Рядом с палаткой магнитологов находится палатка, пожалуй, более известная как «Комаровская», хотя здесь трое жильцов. Шире всех расположился в палатке наш искусный механик Комаров — «полярный Кулибин», как его называют товарищи. По всей палатке у него разложены инструмент, материал и масса приборов, ждущих ремонта. Даже снаружи палатка напоминает мастерскую. Вокруг нее высится целый лес воткнутых в снег металлических трубок, прутьев, железных полосок. Здесь же громоздятся литы железа, жести, фанеры, раскромсанные железные бочки и несчетное количество всяких других материалов.

Остальные жильцы палатки кажутся незаметными. Так, почти совершенно лишен жилплощади наш милый, энергичный, но чрезвычайно скромный Женя Яцун, один из самых талантливых кинооператоров Арктики. Без его участия за последние годы не проходила почти ни одна арктическая экспедиция. Однако едва успеет он вытащить из-под койки и разложить на столе свои фотоаппараты, коробки с пленкой, экспонометры и химикалии, как Миша Комаров, принявшись за очередной срочный ремонт, снова загонит Женю вместе с его хозяйством на койку. Исключение делается только для ведра с особо чистой водой, необходимой Жене для составления проявителей и фиксажа, но и это Миша разрешает только потому, что вода часто бывает нужна и ему самому. Третий жилец — П. Ф. Зайчиков — совсем тихий человек и таким остается при любых обстоятельствах в отличие от Жени Яцуна, характер которого при киносъемках несколько портится. Зайчиков даже не пытается бороться с Комаровым за «жизненное пространство» и давно смирился с положением «углового жильца», который приходит сюда только спать. Все время он проводит в палатке аэрологов или на площадке, наполняя водородом оболочки или выпуская очередной радиозонд.

 Палатка радистов — это святая святых. Здесь кроме двух радистов, Кости Курко и Жоры Щетинина, устроился Саша Дмитриев. Почти все место в палатке занимает радиостанция, которая все время трещит, передавая и принимая непонятные непосвященному уху точки и тире. На щитках радиоприборов постоянно вспыхивают  два якают и гаснут красные и зеленые огоньки миниатюрных лампочек. Очень редко в этой палатке бывает тихо. То дежурный радист  Жора, надев громадные наушники, быстро записывает в журнал  несущийся из эфира поток цифр, то Костя с каменным лицом выстукивает на ключе бесконечные многозначные цифры. Изредка он  вскакивает и бросается регулировать бензиновый движок, который постоянно работает.

Но вот и наша палатка. Вдоль стенок размещаются койки, в центре стоит самодельный стол, заставленный различными приборами, которые мы сушим, ремонтируем и проверяем, — обычно они находятся на открытом воздухе. В них проникает снег и влага, а поверхность их даже обледеневает. На одной из стенок палатки висит расписание сроков и порядка работы нашей группы. В него приходится часто заглядывать, так как нужно выполнять множество заданий, а на это не хватает ни времени, ни сил.

Над Ваниной койкой к пологу палатки пришиты две потемневшие фотографии, с которых весело смотрят глазастые и бойкие детские мордашки — его сыновья. Не только он, но и мы с Зямой часто смотрим на них. Мне особенно приятно глядеть на этих крепких малышей потому, что они напоминают мне моих ребят Гулю и Сережу, фотографии которых я в спешке забыл захватить. Зяма же завидует совсем по другой причине: он молодожен и детей пока у него нет. Очень часто смотрит он на фотографию жены, которую бережно хранит и с гордостью показывает нам.

Недалеко от нашей жилой палатки приютилась остроконечная треугольная палатка с красной звездой над входом. В ней находится сердце градиентной установки — самописцы скорости и направления ветра на различных горизонтах и электромостик. От палатки по льду к градиентной мачте тянутся два кабеля. На мачте на разной высоте подвешены приборы, измеряющие температуру воздуха, скорость и направление ветра.

Рядом с ней находится метеорологическая площадка, а по другую сторону ее — площадка аэрологов, с которой регулярно, два раза в сутки, выпускаются радиозонды. Недалеко расположена вторая аэрологическая площадка, огороженная со всех сторон ветровой защитой из брезента. Здесь ведется трудоемкое добывание водорода. Как громадные пауки, лежат на льду привязанные к железным штырям, вбитым в лед, огромные газгольдеры, уже наполненные газом.

На северной окраине лагеря выделяется ряд причудливых сооружений из снежных кирпичей, напоминающих недостроенные сакли — ветровые защиты для различных геомагнитных приборов. В Здесь же на треноге красуется небольшой теодолит, около которого, стараясь согреться, подолгу приплясывают геофизики в часы определения координат льдин. В центре геофизической площадки стоит остроконечная шестигранная палатка, где установлен магнитный «комбайн» — прибор для определения составляющих магнитного поля.

К западу от лагеря видны две рабочие гидрологические палатки, полузанесенные снегом. Внутри одной палатки в голубом льду чернеет широкая прорубь, огороженная четырехугольной деревянной рамой из толстых досок. А над ней склонилась моторная лебедка, с блока которой на целые километры под воду убегает тонкий трос. Около стенок палатки в строгом порядке развешены глубоководные термометры для измерения температуры воды на разных глубинах и батометры для взятия проб воды с разных горизонтов. Во второй палатке находятся длинные стальные трубки для взятия проб грунта с морского дна, сетки и тралы для сбора зоо- и фитопланктона, бентоса, а также много другого оборудования.

План гидрологических исследований очень обширен. Сюда входят измерения глубин океана по пути дрейфа станции, взятие проб грунта для изучения его геологической истории, определение температуры воды на различных горизонтах океана со взятием проб для последующего химического анализа.

Все это позволит выяснить картину происхождения и распределения водных масс в Северном Ледовитом океане. Ведутся также измерения скорости течений на разных глубинах с помощью вертушек (что необходимо для изучения динамики вод и характера водообмена с Атлантическим и Тихим океанами), сборы планктона для установления происхождения водных масс по биологическим показателям.

Несколько в стороне от гидрологических палаток стоит банная палатка. Почти в центре лагеря вблизи камбуза находится остроконечная шестигранная палатка-кладовая. Здесь хранятся самые ценные продукты: масло, сушеные овощи, мука, крупа, консервы, спирт, разнообразные концентраты и много других продуктов. Вокруг палатки высятся штабеля ящиков, мешков, оленьих туш и мороженой рыбы, в основном вкусной северной нельмы.

В 200 метрах на северо-восток от лагеря одиноко стоят две ледоисследовательскне палатки. Одна из них установлена над вырубленным в многолетнем льду шурфом. В ней производятся механические испытания льда на прочность. Там стоят прессы и приборы, позволяющие определять сопротивление образцов льда на различные виды деформации, а также плотность, соленость и строение льда. Сам шурф, покрытый палаткой, выглядит чрезвычайно красиво. Его глубокие стенки светятся ярким голубовато-зеленоватым светом, иногда переходящим в нежно-синий. Кажется, что даже воздух в палатке какого-то мерцающего цвета. Во второй палатке размещаются самописцы-гальванографы для записи прихода солнечной радиации и радиационного баланса. От самописцев провода идут к актинометрнческой площадке.

Значительное место в программе работ нашей группы отводится исследованиям температурного режима ледяного и снежного покрова, а также приледного слоя воздуха. Для этого недалеко от рабочих ледоисследовательских палаток оборудованы две термометрические площадки: одна со снежным покровом, другая без него. На каждой площадке находятся вмороженные в лед на разных глубинах электротермометры. Есть и третья площадка, где измеряется температура снега и воздуха на разных высотах. Наблюдения проводятся четыре раза в сутки.

Помимо этих наблюдений наша группа занимается также исследованием составляющих радиационного баланса и самого баланса. Для этого существует специальная площадка с актинометрическими приборами. Все четыре площадки тщательно оберегаются. Мы ходим по узеньким тропинкам, стараясь не сделать лишнего шага по снегу, чтобы сохранить его поверхность в естественном состоянии. Проводятся наблюдения и над таянием, нарастанием и изменением поверхности льда. По всему ледяному полю видны вмороженные в лед рейки и реперы, по которым отмечается таяние снега и льда. Рядом с рейками находятся скважины, где регулярно измеряется толщина ледяного покрова.

Над лагерем возвышается много мачт. В центре мачта с алым флагом станции, недалеко от нее мачты радистов, аэрологов, флюгер метеорологов и, наконец, наша красавица — градиентная мачта. Далеко заметен столб ветряка, увенчанный лопастями, напоминающими пропеллер самолета.

Май не порадовал нас солнечными, весенними деньками. За исключением редких ясных иотносительно теплых дней, преобладала пасмурная погода с частыми метелями и снегопадами. Бесконечные циклоны почти непрерывно сменяли друг друга, а ветер в течение суток капризно менял направление и скорость.

1 июня выдался первый настоящий весенний день. Температура воздуха поднялась до нуля, ветер стих. Снег начал быстрой таять. Через тонкие, прозрачные облака свободно проходят лучи солнца и по-весеннему греют.

Но недолго весенняя погода баловала нас. К середине дня небо затянулось тучами, появился туман, усилился ветер, а вскоре посыпалась отвратительная мелкая «крупа». Сразу стало холоднее.

5 июня. Весь день неистовствует пурга, то затихая, то возобновляясь с новой силой. По поверхности льда несутся массы липкого и мокрого снега. Температура около нуля. В такую погоду очень трудно проводить наблюдения. Во время дневных наблюдений порывом ветра у меня из рук вырвало жестяную крышку футляра гальванометра и покатило по ледяному полю. Когда я бросился за ней вдогонку, крышка была уже далеко. Добежав до разводья, я увидел, что след ее обрывается у самой воды.

7 июня. Наконец ветер стал стихать и сквозь несущиеся по небу разорванные облака неуверенно выглянуло солнышко. После пурги лагерь сильно изменился. Палатки наполовину занесло снегом, а вокруг образовались высокие сугробы. Придется вновь протаптывать дорожки между палатками и к площадкам. Такие горы снега в лагере очень опасны: под его тяжестью лед сильно прогибается.

Сегодня дежурный повар Саша Дмитриев. Закончив стряпню, он выскочил полураздетый из душного камбуза, чтобы немного подышать свежим воздухом. Не торопясь закурил и стал поджидать кого-нибудь, чтобы узнать, не пора ли подавать сигнал к обеду. Ждать пришлось недолго. Вскоре из аэрологической палатки, находившейся метрах в пятидесяти от камбуза, вылезла закутанная фигура.

— Вася, это ты? — обрадованно крикнул Саша, узнав Канаки. — Который час? Не пора ли нам обедать?

— Без десяти… — начал было тот, но вдруг не своим голосом закричал: — Сашка, медведь!.. — и кинулся обратно в свою палатку.

Саша обернулся и остолбенел. Рядом на вершине сугроба высилась фигура огромного медведя. Он стоял на задних лапах и, вытянув шею, осматривался.

Первой мыслью Саши было броситься за своей винтовкой, но она в его палатке, поэтому бежать за ней надо почти наперерез медведю, да еще по сугробам. Тогда, уже ни о чем не думая, он мгновенно вскочил обратно в камбуз.

Медведь, видя, что его добыча ускользает, одним прыжком перелетел через сугроб и очутился у двери камбуза. Еще мгновение — и разъяренный зверь сильным ударом лапы разорвал бы палатку. Но в этот момент раздался выстрел, и раненный зверь грузно осел на снег. Однако он еще был жив и, собравшись с силами, прыгнул на сугроб, намереваясь удрать. Но тут вдогонку грянуло еще несколько выстрелов, и он, не успев сделать и пяти шагов, рухнул на снег.

Первый спасительный выстрел принадлежал Канаки. Он молниеносно добежал до своей палатки, схватил винтовку, на ходу загнал в ствол патрон, выстрелил и ранил медведя, причем даже не заметил, как потерял с одной ноги унту.

На крик «Медведь!» из палаток выскочили полуодетые полярники и открыли беспорядочную стрельбу. Я тоже успел пустить несколько пуль в убегающего зверя. Он оказался очень крупным — около двух метров длины.

Бедный Саша был ни жив ни мертв. Юркнув в палатку, он не нашел там даже топора, который забыл на складе, когда рубил оленью тушу. Да и какое оружие, кроме винтовки, могло спасти от такого хищника?

Сомов разрешил снять с медведя шкуру. За это дело, конечно, взялся Канаки. Сделав по всем правилам несколько надрезов, он очень умело отделил шкуру от туши.

Нашлись любители зоологии: их очень заинтересовало, чем питается белый медведь на дрейфующем льду, находясь за тысячи километров от земли. Дождавшись, когда Канаки снимет шкуру, они сразу же вспороли желудок зверя и, рассмотрев содержимое желудка, невольно ахнули. Там оказалось немного кислой капусты, несколько спичек и окурков от папирос. Действительно, было чему поразиться!

Зяма и Миша Погребников решили отправиться по следам медведя, чтобы выяснить, откуда он пришел. Следы четко отпечатались на снегу в виде больших почти круглых вмятин величиной с тарелку. Сначала они привели наших следопытов к хранилищу мясных полуфабрикатов. У входа в ледник весь снег был разворочен; видимо, медведь подбирался к припасам, но, услышав голоси Саши Дмитриева, переменил решение. Дальше следы вели к краю ледяного поля и, перевалив через торосы, направлялись к деревянному столбику — реперу, вмороженному в лед и обложенному для предохранения от вытаивания пустыми мешками. Медведь и здесь искал что-нибудь съедобное, так как мешки были разбросаны. Далее следы поворачивали к заброшенному аэродрому и там петляли  в разных направлениях. В одном месте снег был разрыт, а под ним Зяма обнаружил грязный изгрызенный лед.

— Миша, смотри. Вот где разгадка содержимого медвежьего I желудка. Здесь когда-то летчики вылили остатки борща, они и привлекли зверя.

— Видимо, эта вегетарианская пища не очень пришлась ему по вкусу, — смеясь ответил Миша, — раз он пошел искать более сытного завтрака в лагере.

С аэродрома следы уходили прямо на север и терялись вдали.

— Эх, если бы у нас был самолет, — с горечью сказал Зяма, — мы бы узнали, откуда зверь пришел к нам в лагерь.

Действительно, если самолет летит низко, то на снегу хорошо заметны медвежьи следы. Они идут ровной цепочкой по гладкому льду, петляют в торосах, затем снова вырываются на ровный лед. Часто с самолета видны и сами медведи. Услышав гул самолета, они не убегают, как трусливые волки, а, наоборот, останавливаются и, подняв морду, с любопытством разглядывают незнакомого шумного гостя.

14 июня. Первый дождь — и без перерыва целый день! Снег тает прямо на глазах, под ним скапливается масса талой воды. Даже в сугробах снег пропитался водой, стекающей в более низкие места. Возле буровых скважин стоят большие лужи, хотя отверстия скважин замерзли.

Все натянули высокие резиновые сапоги, так как остальная обувь быстро намокает. Снег сделался рыхлым, ноги глубоко проваливаются. Ходить стало не только трудно, но и опасно: под снегом много замаскированных ям и трещин, куда можно неожиданно провалиться.

Даже Ропак не решается теперь беззаботно резвиться: он поминутно проваливается до самого туловища, оставляя в снегу глубокие вмятины. Только мощные рывки дают ему возможность освободиться из снежного плена. К удивлению, он очень ловко определяет местонахождение трещин и ям, за что мы в шутку прозвали его трещиноискателем. Должно быть, он просто чует их, потому что мы не раз видели, как бегущий Ропак неожиданно останавливался, обнюхивал снег, затем сворачивал в сторону и, обойдя опасное место, продолжал бежать в прежнем направлении. Проверишь — действительно, на этом месте яма или трещина, и даже позавидуешь его способностям…

15 июня. Дождь льет вторые сутки. Можно сказать, что период таяния, о котором по-разному говорили в кают-компании, вступил в свои права. Все тает, кругом вода. Снег быстро оседает. На буграх и перешейках обнажилась сетка термических трещин, густо покрывающих лед. То тут, то там появляются темные пятна. Это участки смоченного талой водой снега, места будущих снежниц. Гряды торосов, ранее сливавшиеся с однообразной белизной поля, сбросили снеговые шапки и серо-голубыми надолбами опоясали нашу льдину.

Ходить приходится уже по колено в талой воде. Работать в таких условиях очень трудно: сильно мерзнут ноги. Кто догадался взять обувь на два-три номера больше, чувствует себя прекрасно: на шерстяные носки натягивают еще меховые «унтята».

Вода атакует палатки. Палатку Комарова пришлось перетащить на более высокое место. Но шутка ли перенести обжитую палатку, да еще такую, которая одновременно служила и оптико-механической мастерской, и «кинофабрикой»! Она была начинена таким количеством имущества, что оставалось только удивляться, как все это там умещалось. Когда содержимое палатки вытащили, то оно заняло почти половицу территории станции. Пустую палатку перенесли на ледяной бугор, установили и стали вносить вещи. Вскоре оказалось, что половина имущества обратно не влезает…

Сомов и Никитин не пошли на такую операцию со своей палаткой, хотя она тоже находилась в плачевном состоянии. Комаров даже предлагал соорудить для них плот, чтобы подъезжать к их жилью. Конечно, им труднее переносить палатку, так как там разместилась целая гидрохимическая лаборатория с огромным количеством стеклянной посуды. Они решались только на полумеры: очищали от снега лед вокруг палатки. Но вода неумолимо блокировала ее, подступая все ближе и ближе. Долго ли они выдержат этот натиск? Аэрологи тоже с тоской смотрят на свое жилье. Вода забралась к ним под брезентовый пол. Площадку для добычи водорода также залило. Лишь нашей палатке, расположенной на ледяном бугре, вода пока не грозит. Такой удачный выбор места мы, естественно, приписали преимуществам нашей профессии.

Актинометрическая тренога из-за таяния льда все время перекашивается, и ее Постоянно приходится выправлять. Когда это уже стало невмоготу, от доски отрезали три небольших квадратных кусочка, в центре их продолбили отверстия Для ножек треноги и с такими «гетрами» установили ее вновь. Лед под деревянными квадратиками не таял, и тренога больше не перекашивалась.

Особенно много хлопот с электротермометрами, установленными на верхних горизонтах. Они втаивают в лед, и ежедневно приходится определять их новые глубины. Резиновые кабели прорезают лед и тонут в нем. Если их вовремя не вытащить и не переложить на новое место, они могут очень углубиться, а к утру в этих щелях вода замерзнет, и тогда их вообще не достанешь.

Вода все-таки подтопила палатку аэрологов со всех сторон — пришлось им менять место. Сомов предложил новый способ перестановки, которым и воспользовались. Отшнуровав пол палатки от каркаса, они переставили его в сторону. На старом месте остался только пол со всей внутренней утварью. Зрелище было неприглядное, оно вызвало шутки и смех. А когда отодрали ото льда перкалевый пол, то увидели, что лежавшие под ним оленьи шкуры совершенно раскисли и плавали в бурой зловонной жиже.

Таяние льда происходит очень своеобразно. В первую очередь он тает в промежутках между кристаллами, и на поверхности образуются торчащие вверх шестики (высотой 10-12 см) — лед словно ощетинивается. При дальнейшем разрушении ледяного покрова шестики обтаивают и объем пустот-ячеек между ними увеличивается. Образующаяся талая вода стекает на дно этих ячеек и может даже там вначале замерзнуть. Ветер обламывает верхушки шестиков, и появляется сыпучий слой — ледяной песок, очень похожий на крупные кристаллы снега. Во время дождей этот «ковер» обычно стаивает, снова обнажая щетку шестиков.

Интересен характер таяния льда около небольших предметов, находящихся на поверхности: они постепенно втаивают в лед, и над ними возникают углубления по форме предмета, заполненные водой. Оригинально тает лед там, где пролит мазут. На этом месте образуется заполненная водой яма глубиной 30 сантиметров, а масло собирается на поверхности воды в виде круглого пятна.

21 июня. Ночью шел дождь. Ледяное поле почти залито водой. Снежницы соединяются ручейками и даже речками, по которым с журчанием бежит вода.

Если посмотреть на льдину с самолета, то видны полные воды снежницы, между ними ледяные бугры и узкие извилистые перешейки. Кажется, что если на льдину ступить ногой, то она сразу расколется. Ходить приходится с большой осторожностью: поскользнувшись, легко можно свалиться в снежницу и — в лучшем случае — выкупаться в ней… Начали появляться снежницы, протаявшие насквозь, особенно опасные.

Вода стала настоящим бедствием, все предлагают способы борьбы с ней. Наш метод спуска воды из снежниц путем бурения скважин оказался малоэффективным: из-за небольшого диаметра скважины вода в ней быстро замерзала и сток прекращался. Лишь когда Комаров сконструировал бур-развертку, позволяющий расширить диаметр обычной скважины до 10 сантиметров, вода, весело журча, стала быстро уходить. Ее втягивает в скважину настолько сильно, что даже образуется воронка.

26 июня. Погода ужасная: густой туман, видимости нет и в довершение мокрый снег. На снежницах сплошная каша из снега и льда. До чего же неприятно дежурить в такую погоду! Сырость проникает сквозь одежду и обувь, холод пронизывает до костей. Во время таких мокрых снегопадов всегда чувствуешь себя отвратительно. Ноги очень мерзнут в резиновых сапогах, а теплее одеть ничего нельзя: все время бродишь по воде. При ходьбе по колючему снегу и шестикам льда сапоги часто рвутся, мокрые ноги быстро замерзают. Только и спасаешься горячим чаем или кофе. Даже Ропак не склонен в такую погоду сопровождать дежурного в его прогулках по лагерю. Бедный пес, тоже весь мокрый, дрожит и тщетно пытается согреться, свернувшись калачиком на ящике около камбузной палатки.

После ужина состоялся аврал по переносу камбузной палатки, так как около нее образовалось глубокое озеро. Пройти к ней можно вброд или по шатким мосткам. На новом месте пол сколотили из досок, затем застлали фанерой, а сверху прикрыли чистым перкалевым брезентом.

В разгар лета

1 июля. Три месяца живем мы на дрейфующем льду. Срок небольшой, но кажется, что мы здесь уже очень давно — ко всему привыкли и приспособились. Сегодня удивительно неустойчивая погода, типично ленинградская. За день она много раз менялась, переходя от тихой, безоблачной к шквалам, метелям и снова к штилевой. Словом, первый день лета порадовал нас и снегом, и дождем, и туманом, и моросью — всем, чем богата Арктика.

Однако, несмотря на неприветливое лето, ледяная пустыня в это время оживает. В трещинах и разводьях около кромок льда развиваются бесцветные и прозрачные нитевидные водоросли. Водоросли очень нежные, слабые и, засыхая, превращаются в тонкие ниточки, которые вскоре рассыпаются в пыль. Если же их поместить в банку со спиртом или формалином, они быстро растворяются. Как Сомов ни пытался сохранить их, чтобы отправить для исследования на Землю, ничего не получалось.

Первыми вестниками с далекой Земли были маленькие серые птички пуночки, или арктические воробьи. Прилет первой пуночки в лагерь был настоящим праздником. Забыв свой солидный возраст, мы чуть ли не бегали за ней, а о Ропаке и говорить нечего. Он не давал бедной пуночке присесть и в конце концов до того забегался, что свалился в изнеможении.

Затем на льдину стали прилетать чайки и утки, появились нерпы и морские зайцы. Однажды Сомов и Яцун заметили в широком разводье пару каких-то морских животных, вынырнувших из воды. От неожиданности Яцун растерялся и не успел заснять их, а когда опомнился, они уже исчезли. Поэтому определить, что это были за звери, так и не удалось. Только по характерному звуку, напоминающему выход сжатого газа из баллона, да по белым облачкам пара над их головами можно предположить, что это были или огромные белухи, или нарвалы с громадным бивнем в левой половине верхней челюсти.

3 июля. Температура воздуха упала до —3°. Ветер западный, то сильный, то слабый. Солнце светит почти непрерывно целый день, только изредка набегают небольшие тучки и закрывают его.

Во время проведения дневных наблюдений Ваня вдруг заметил медведя, подкравшегося со стороны аэродрома. Зверь находился всего в 150 метрах, причем нас разделяла только рабочая палатка, у входа в которую лежало наше единственное спасение — винтовка. Но до нее целых 50 метров! Со всей прытью, на какую только был способен, я бросился за винтовкой, а Ваня — в лагерь, чтобы поднять тревогу.

Медведь, оказавшийся большим увальнем, не торопясь приближался ко мне. Наконец винтовка в моих руках. Взглянув на конец ствола, я с ужасом увидел, что из дула торчит какая-то тряпка! К счастью, она только затыкала отверстие. Ствол как будто чист. Медведь продолжал приближаться…

Загнать в ствол патрон было делом нескольких секунд. И только тогда, крепко сжимая в руках заряженную винтовку, я почувствовал уверенность. Прицелившись, я уже хотел спустить курок, но, взглянув в сторону лагеря, увидел, что Ваня подбегает к лагерю, а из палаток, вероятно на его крик, выскакивают зимовщики. Вот от них отделилось несколько человек, они быстро бегут ко мне. Впереди всех мчалась фигура, вооруженная вместо винтовки каким-то странным предметом. Через несколько секунд я узнал бегущего: Женя Яцун. С кинокамерой в руках он самоотверженно бросился заснять интересный кадр. Следом за ним с винтовками наперевес бежали Канаки, Комаров, Погребников; они кричали, чтобы привлечь внимание медведя. Медведь остановился…

В тот момент, когда я выстрелил, раздались и выстрелы бегущих. Медведь заревел и упал. Еще несколько выстрелов — и он был мертв. Наш закон, по которому шкура убитого медведя принадлежала тому, кто его первый заметил, вступил в действие. Шкуру получил Ваня. Он был очень доволен. Ведь это его первая медвежья шкура!

6 июля. С помощью самодельного бульдозера начали подготовку посадочной площадки. Молодой лед, сильно разрушенный таянием, стал очень непрочным, на нем уже появляются сквозные проталины.

Разыскивая старую скважину, в которой нужно было измерить толщину льда, я пешней, как миноискателем, ощупывал лед и вдруг провалился. Спасла пешня, которая при моем падении, к счастью, оказалась поперек отверстия и уперлась в лед. Не успел Ваня подбежать, как я, оттолкнувшись от пешни, выпрыгнул, приняв, однако, холодную ванну до самого пояса. Стащив резиновые сапоги, вылил из них порядочное количество воды. Одежду тоже снял и тут же при бодрящей температуре выжал. Конечно, это приходилось делать «в темпе», так как зубы уже начинали стучать. До чего же неприятно облачаться в сырую одежду! А резиновые сапоги из-за мокрых портянок вообще еле удалось натянуть. Пришлось мчаться в лагерь, причем в конце пути мне стало даже жарко. Стопка спирта и сухая одежда предотвратили нежелательные последствия такого купания.

11 июля. Продолжается интенсивное таяние. Весь день держится густой туман. Он, так же как и дождь, прямо на глазах съедает снег и верхний слой льда. Температура чуть выше нуля. Приборы, требующие точной установки, «плывут». Оттяжки мачт ослабли, колья и железные штыри, вмороженные в лед, вытаяли, и мачты несколько раз падали. Особенно приходится следить за градиентной мачтой, так как ее падение может вывести из строя укрепленные на ней приборы.

Сегодняшние координаты — 78°24' северной широты и 192°52' восточной долготы — показали, что наша льдина движется на северо-восток.

12 июля. На небе — ни облачка. Открылись безграничные голубые дали, и только далеко у горизонта они, теряя синеву, переходят в белесоватые тона. Солнце греет по-летнему. Как приятно, сняв шапку, подставить лицо и голову ласковым лучам солнца!

Мы с Петровым продолжали поверку приборов, как вдруг он вскакивает и с криком «Пожар, пожар!» бросается в лагерь. Я — за ним. Горит палатка радистов. Все, кто оставался в лагере, черпали ведрами воду из ближайших снежниц и обливали стенки палатки. Но огонь разгорается. Через несколько минут на движке взорвался бачок с бензином, и струя огня высотой около четырех метров с шипением взметнулась вверх. Все отпрянули. Начали взрываться винтовочные патроны, оставленные в палатке. В этот момент подбежали и мы, крича, что в палатке материалы наших наблюдений. Но так как радисты недавно перенесли ее на новое место, то мы не знали, где стоят наши чемоданы с материалами. Вспоров полог палатки, мы в последний момент выхватили охваченные огнем чемоданы и сунули их прямо в снежницу.

Палатка сгорела дотла. Радиостанцию спасти не удалось. Вот она, черная, обгорелая и безмолвная, стоит на обуглившемся столе. Опустив головы, мы молча обступили ее. Огонь выбрал самый главный объект — теперь мы немы. Что бы с нами сейчас ни случилось, никто в мире об этом не узнает, пока не будет собран новый передатчик.

Оказывается, в палатке горел керогаз. По-видимому, произошла вспышка, и палатка загорелась.

Только через двое суток удалось собрать передатчик и восстановить связь с Землей.

15 июля. Прилетел самолет. Черевичный покружился над льдиной, очевидно производя съемку окружающего района и лагеря. Затем дверь самолета открылась, и летчики выбросили три тюка на парашютах, которые медленно стали опускаться на лед.

Особенно все ждали вскрытия самого маленького тюка. В нем, видимо, находилось самое дорогое для нас — письма. В двух других была новая радиостанция. Наконец маленький тюк вскрыт. Так и есть, письма! Сомов, окруженный товарищами, читает фамилии и передает счастливцам… Мне пока ничего нет…

20 июля. Лагерь живет кипучей жизнью. В тихую погоду это особенно хорошо можно проследить по привычным повседневным звукам. Вот затарахтел мотор гидрологической лебедки; значит, гидрологи начинают поднимать из глубины океана какой-то прибор. Из аэрологической палатки понеслись звуки приемника, следящего за работой радиозонда, поднимающегося ввысь. В унисон мотору лебедки в радиопалатке начинает трещать движок и на высоких тонах разносится резкий писк — идет очередная передача метеосводки.

Снежницы за ночь покрываются наслудом — тонкой корочкой льда, которая днем не всегда успевает растаять. Неглубокие снежницы за ночь промерзают, и на дне их образуются своеобразные «ледяные цветы» из пластинок — лепестков льда размером до 10 сантиметров в диаметре, собранные в небольшие кустики-«бутоны». Скелет лепестка состоит из игольчатых кристаллов, они веером расходятся из центра, находящегося на дне снежницы. Промежутки между иголочками затянуты пленкой из пузырчатого мутноватого льда. По виду такие пластинки напоминают гусиные лапки с перепонками. Толщина лепестков всего 1-2 миллиметра.

25 июля. Нам все-таки пришлось перенести палатку на новое место, как мы ни старались продержаться до осени. Вода окружила нас полукольцом, но затопить не смогла. В результате таяния льда вокруг палатки стенки ее опускались все ниже и ниже, а пол оставался на прежнем уровне, так как под ним лед не таял. Поэтому если раньше Ваня свободно мог стоять во весь рост в центре палатки, то теперь приходилось сгибаться не только ему, но и мне. Особенно неудобно стало входить и выходить из палатки, так как у двери образовался ледяной порог и в нее приходилось забираться почти на четвереньках. Выходить из палатки было не менее сложно. Приходилось сначала высовывать одну ногу, нащупывать лед, затем опускать другую, а потом протискиваться самому.

Помня град насмешек, посыпавшихся на аэрологов, когда обнажилось «нутро» их палатки, мы избрали другой способ переноса. Кое-как вытащили через дверную щель все наше имущество. Затем отодрали палатку ото льда и, не отстегивая пола, перенесли на новое место. На старом месте под палаткой оказался голубовато-зеленоватый ледяной цоколь высотой 60 сантиметров.

Погода плохая: пасмурно, туман. Замедлившееся было таяние льда возобновилось. На поверхности образовались лепестки льда, напоминающие рыбью чешую. Изредка то здесь, то там лепестки осыпаются с характерным звуком, напоминающим шорох.

Борьба лета с осенью

1 августа. Кончилось короткое полярное лето. Солнце уже не так высоко поднимается над горизонтом, а его лучи, с трудом прорывающиеся сквозь толстые облака, не оказывают прежнего действия на снег и лед. Все чаще идет снег. Ночные заморозки становятся более устойчивыми, и дневное тепло уже не в силах справиться с их холодом. Снежницы крепко затянуло мутным льдом с большим количеством маленьких пузырьков воздуха, захваченных в плен при намерзании льда. Под наслудом тоже скопились большие пузыри. Шестики льда и ледяной песок подмерзли, окрепли и при ходьбе обламываются и шуршат.

С 17 июля по 1 августа нашу льдину отнесло к северо-западу более чем на 2°. Разводья все время «дышат». На кромках поля происходит торошение льда, слышен треск. Все старые торосы за лето обтаяли, потеряли свою угловатость. На их кромках висят гирлянды сосулек, они под косыми лучами солнца красиво переливаются всеми цветами радуги.

5 августа. Вчера температура воздуха была 0,3-0,5° тепла. Весь день шел настоящий осенний дождь, наши жилые палатки промокли насквозь. Дождь прекратился только после обеда. Ветер стих. Еще раньше мы замечали: как только прекращается ветер, происходит сжатие льдов. Так случилось и сегодня. На южной и северной окраинах нашего поля началось сжатие. Вскоре на кромках разводьев вздыбились двухметровые гряды торосов. От сжатия сильно пострадало аэродромное поле: от него отломило еще кусок длиной 150 метров и вдоль прошла новая трещина.

В одном из разводий видели трех нерп, которые подплывали довольно близко к кромке. Нерпы — большие любители музыки. Услышав пение, они выплывают на поверхность и, нежась на волнах, слушают и с любопытством смотрят на исполнителя своими немигающими глазами.

13 августа. Сегодня Курко принял неожиданную телеграмму: руководство Главсевморпути запрашивало согласие коллектива на продолжение дрейфа до весны 1951 года. До этого предполагалось, что мы продрейфуем до осени, а затем нас снимут. Теперь же представлялась возможность продолжить работу еще полгода — перспектива очень заманчивая! Можно собрать весьма интересный материал о режиме дрейфующего ледяного покрова за целый год, что будет иметь большое научное значение. И хотя, впереди долгая полярная ночь, страшные морозы, сильные ветры, торошение льда и, может быть, еще многое другое, решено — остаемся. Будем работать в полярную ночь!

14 августа. Ветер дул со стороны лагеря, и до опытных площадок, находившихся от него на расстоянии 200 метров, изредка доносились слабые звуки голосов. Вдруг я услышал громкие, возбужденные крики. Оглянувшись, я увидел, что по льду быстро катился огромный черный шар, а за ним с криком бежали несколько человек.

В этот момент откуда-то появился Ропак. Он тоже погнался за шаром, увлеченный криком бегущих людей. Пес, конечно, легко мог догнать его, но не понимал необходимости этого и превратил погоню в увлекательную игру. Он легко обгонял шар, описывал около него круги, громко и радостно лаял, но подбежать вплотную не решался. Крики «Ропак, держи!» только увеличивали его интерес, и он, бегая вокруг шара, еще громче лаял.

А шар (это был большой газгольдер, наполненный водородом) катился все дальше и дальше. У торосов, отделяющих наше поле от соседнего, он на мгновение задержался, но налетел порыв ветра, шар подскочил и понесся дальше, увлекаемый ветром. Через несколько мгновений он исчез за торосами.

15 августа. Ждем самолет. Говорят, уже очень заманчивый груз везет он нам — свежие овощи! Да и писем давно не было. И вот около 5 часов раздается гул моторов. После нескольких заходов от самолета отделяется какой-то предмет, и почти сразу над ним раскрывается парашют. Вслед за первым парашютом появляется второй, третий… Несколько посылок сбрасывают просто так, без парашютов. Два ящика с луком и капустой падают неудачно. От удара о ледяные бугры они разбиваются вдребезги, а содержимое разлетается.

Все бросаются собирать головки лука с оторванными перьями и то, что осталось от когда-то крепких кочанов свежей капусты. Почти половина их угодила в снежницы. Пришлось, подтянув повыше голенища сапог, вылавливать их из воды. Теперь у нас есть и зеленые огурчики, и лук, и капуста, и картошка, и даже целый ящик красных помидоров.

А вот и посылка со свежими газетами, журналами и письмами.

19 августа. Дрейф на юго-восток продолжается. Сегодня зафиксировано самое восточное с начала дрейфа положение станции — 78°50' северной широты и 194°54' восточной долготы.

Постепенно ночные заморозки стали побеждать скудное солнечное тепло, и таяние прекратилось. Ледяной песок, покрывший мягким толстым ковром поверхность льда, настолько смерзся, что перестал шуршать при ходьбе. Глубокие снежницы затянулись тонкой корочкой наслуда, под ней виднеются большие и маленькие пузырьки воздуха. Выпавший снег замаскировал все ямы и трещины. На замерзших снежницах снег стал скапливаться по краям и сравнял их крутые берега. Только по середине озерков еще чернели пятна чистого льда, но вскоре и их занесло снегом.

Ледяное поле приобрело обычный осенний вид: между ослепительно белыми снежницами чуть выделялись серые перешейки и бугры, еще лишенные снега, да по краям чернели широкие разводья, над которыми клубился густой серый пар, словно вода там кипела.

Но вот температура воздуха еще понизилась. Вскоре замерзли и разводья. Однажды утром перед нами встала трудная задача: как перебраться через разводье на соседнее ледяное поле, где нужно бурить лед и измерять его толщину. Неужели придется ждать, пока лед настолько окрепнет, что будет выдерживать тяжесть Человека? Мне пришла мысль использовать для переправы резиновый клипербот. Конечно, это было очень опасно. Достаточно одной острой льдинки — и в борту лодки моментально будет дырка. Но другого выхода не было, и мы решили попробовать.

Разбив лед у берега, осторожно спустили клипербот на воду. Я сел на нос, чтобы пешней ломать лед впереди лодки и отпихивать льдинки в стороны, Ваня — на корму, чтобы веслом направлять лодку в образовавшийся проход. Конечно, стоя на берегу, рассуждать о таком способе передвижения было куда легче, чем осуществлять его. Когда у тонких резиновых бортов лодки с шуршанием поползли тонкие льдинки с острыми краями, у меня по спине побежали мурашки. Хорошо, что лед на разводье был настолько тонким, что, как только Ваня упирался в него веслом, чтобы подтолкнуть лодку, по нему веером разбегались трещины и он сразу ломался. Взглянув назад, я заметил, что за клиперботом, как за настоящим ледоколом, некоторое время держится канал, в котором плавает много льдинок.

25 августа. Началась осень. На снежницах нарос лед толщиной 5-6 сантиметров. Он уже выдерживает тяжесть человека. Однако возникла новая неприятность: стало трудно добывать питьевую воду; приходится делать проруби во льду снежниц, но вода в них может оказаться соленой. Иногда прорубаем 5-6 снежниц, пока не нападем на пресную воду.

До последних дней все сотрудники станции были здоровы. Но вот заболели сразу двое — Чуканин и геофизик М. Е. Рубинчик. У Чуканина что-то происходит с желудком, и, несмотря на то, что он принимает всякие лекарства и питается исключительно кашами, все-таки облегчения не чувствует. Рубинчик, очевидно, простудился и вот уже несколько дней лежит, страдая от сильных болей в пояснице и суставах.

27 августа. Ждем гидросамолет И. И. Черевичного. Он должен привезти почту и продукты, забрать материалы наблюдений. Как ни жалко расставаться с Чуканиным и Рубинчиком, придется отправить их домой. Все заняты упаковкой материалов наблюдений, которые здесь на льду хранить очень опасно.

Весь день прошел в томительном ожидании. Наконец радисты сообщили, что самолет скоро будет, и все поспешили к разводью. Туда же повезли оба наших клипербота и дымовые шашки. Отъезжающие отправились вместе с нами.

Всем даны задания. Я должен зажечь дымовые шашки для указания направления ветра. Заранее подготовив несколько штук, я застыл в ожидании сигнала, по которому их надо быстро поджечь.

Около 2 часов ночи над лагерем появился самолет. Я зажег одну, затем другую, третью, четвертую шашку. Они разгорелись, и вскоре из них повалил ярко-оранжевый густой дым; подхваченный ветром, он стал расползаться по льду в виде настоящей дымовой завесы.

Заинтересованный этим необычным зрелищем, Ропак оживился и погнался во всю прыть за рыжим облаком, попробовав даже сунуться в гущу дыма. Однако резкий запах быстро выгнал его оттуда, и Пес продолжал резвиться уже около цветного облака, то прыгая на дым, то отскакивая в сторону.

Наконец гидросамолет пробил облака, пронесся над лагерем и свернул к разводью, как бы выбирая место для посадки. Все застыли в ожидании. Но, пролетев над разводьем, он опять повернул к лагерю и на бреющем полете сбросил три посылки: одну с парашютом, две другие без него Затем, сделав несколько заходов вдоль и поперек Ледяного поля, скрылся в облаках. Я опять бросился к шашкам, запалил еще несколько штук, чтобы оживить дымовую завесу. Но все оказалось бесполезным: самолет скрылся. С сожалением смотрел я на догорающие шашки и ярко-оранжевый след, оставленный на чистом снегу осевшим дымом.

Мы были в недоумении. Что случилось? Почему самолет не сел? Величина разводья вполне достаточная. Может быть, там плавают коварные обломки льда, наткнувшись на которые самолет пробьет лодку? Но нет. Причину мы узнали из записки Черепичного, вложенной в одну из посылок. У них остался, писал летчик, лишь небольшой запас горючего, которого едва хватит до базы. Цель — ледовая разведка, а к нам прилетит другой самолет.

В посылках оказался свежий хлеб. Вот это замечательно! Ведь последнее время мы ели совсем черствый или галеты.

11 сентября. Сегодня начальник станции объявил нам решение руководства Главсевморпути о продолжении дрейфа до весны 1951 года. Штат станции установлен в 10 человек. Аэрологические наблюдения на зиму решено прекратить совсем, а геомагнитные — частично. Должны будут улететь Чуканин, Канаки, Влагодаров, Зайчиков, Рубинчик и Погребников, а также кинооператор Яцун. Они очень расстроены этим сообщением. Но и мы были опечалены не меньше их.

12 сентября. Свирепствует пурга. Из-за снежной пелены ничего не видно даже в двух шагах. Все в движении: и воздух, и снег, летящий по воздуху и переметаемый по поверхности льда, и даже предметы, оставленные на снегу. Все куда-то несется в вихре бешеного танца. След, оставленный на снегу, моментально исчезает. Даже в тамбуре не укрыться от метели, и туда заносится снег.

16 сентября. Наконец пурга прекратилась, стало тихо. Небольшой мороз. Выглянуло солнце. Пушистые кусты и гирлянды изморози, красиво переливающиеся всеми цветами радуги под низкими лучами солнца, покрывали провода, мачты и флюгера. Особенно хороша градиентная мачта. Если слегка ударить по ней, то гирлянды изморози рассыпаются, оставляя в прозрачном воздухе облака сверкающих снежных иголок.

С наступлением осени пришлось подумать о подготовке станции к зиме. Прежде всего нужно перенести палатки на более чистое и ровное место и ближе поставить их друг к другу. Иначе во время полярной ночи и продолжительных пург связь между ними будет очень затруднена.

17 сентября. Ночью, не выдержав тяжести изморози, с грохотом упала высокая тонкая радиомачта. Однако последствия аварии удалось быстро ликвидировать.

Встал вопрос об отеплении палаток. При сильных морозах поддерживать в них более или менее сносную температуру будет чрезвычайно трудно, не говоря уже о том, что это приведет к большому расходу газа, а его надо экономить. Уже сейчас тепло из палаток быстро выдувает.

Палатки надо отеплить, но как? У нас ничего подходящего нет — ни кирпичей, ни досок, ни фанеры. Но полярники — народ изобретательный. Вспомнив свой опыт, решили воспользоваться самым распространенным на дрейфующих льдах «стройматериалом» — снегом, очень хорошим теплоизоляционным веществом. Не зря эскимосы широко применяют его при постройке своих временных жилищ. Они выкладывают из «кирпичей», вырезанных из плотного снега, домики в виде полушара, называемые ими «иглу». И мы нарежем снежных кирпичей и обложим ими палатки — это будет защищать их от ветра и выдувания тепла.

Для постройки снежных «футляров» для палаток выделили строительную бригаду. За день она заготовила 350 снежных кирпичей, да еще каких размеров!

На место, выбранное для зимнего лагеря, первой перенесли жилую палатку гидрологов. Завтра начнем обкладывать ее снегом.

19 сентября. На территории будущего лагеря кипит работа. Вначале кирпичи просто укладывали друг на друга, а теперь стали применять снежный «раствор». Для этого прорубили в соседней снежнице лунку и теперь таскаем оттуда ведрами воду для поливки кладки. Кирпичи быстро смерзаются, образуя прочные стенки.

После обеда пришлось и нам заняться переносом своей палатки на место, обозначенное на территории нового лагеря маленьким красным флажком. Участок оказался неровным, и нам пришлось изрядно поработать киркой и пешней. Затем перетащили палатку прямо в собранном виде, а после этого перевезли на нартах вещи.

В новом лагере высятся уже две палатки. Гидрологическая, наполовину обложенная снегом, и наша. Теперь палатки установим по кругу, в середине которого будет стоять камбуз.

Гидрологи произвели взрыв для устройства второй лунки, причем его жертвой чуть не пал Ропак, который вдруг подбежал к подожженному бикфордову шнуру, заинтересовавшись его потрескиванием. Испуганные голоса, звавшие его обратно, не произвели на Ропака никакого действия. И только когда в небо полетели куски льда, один из которых попал в него, пес возмущенно взвизгнул и убежал.

20 сентября. Сегодня закончили «футляр» гидрологической палатки. Около входа в эту палатку вырос обширный снежный тамбур, в котором, кажется, может разместиться половина всего лагерного имущества. Словом, не тамбур оказался пристроенным к палатке, а сама палатка выглядела маленькой пристройкой к нему.

Полугодовой юбилей

1 октября. Прошло полгода нашего пребывания в Центральной Арктике. Льдина продолжает упорно дрейфовать на восток. Сегодня мы находимся на 79°03' северной широты и 199°44' восточной долготы. На зиму нужно перенести площадки наблюдений ближе к лагерю. Актинометрическую и психрометрическую площадки перенести легко, но что делать с двумя термометрическими? Двадцать электротермометров, прочно вмороженных в лед, извлечь невозможно. Поэтому остается только один выход — оборудовать новую площадку.

Перенесли на новое место актинометрическую подставку со всеми приборами и оборудованием. Самописцы для записи радиационного баланса, суммарной и отраженной солнечной радиации поставили в жилой палатке, протянув к ним 50-метровые провода. При больших морозах они перестанут работать на открытом воздухе. В палатке стало очень тесно, но зато чрезвычайно удобно следить за работой гальванографов.

Сегодня откопали из-под снега, выкололи изо льда и перевезли на новое место свою рабочую палатку, установив ее около жилой. Потом перенесли психрометрическую мачту (на ней устанавливается психрометр — прибор для определения влажности воздуха) и термопарную установку. На старых площадках остались только электротермометры и датская палатка.

Толщина льда на снежницах увеличивается очень медленно. Утром на многих из них обнаружены красивые ледяные цветы, которые «выросли» за одну ночь. Это пучки торчащих ледяных пластинок, но форме напоминающих листья папоротника. Пластинки имеют «скелет» из кристаллов льда в виде иголочек, промежутки между которыми затянуты малопрозрачным льдом, напоминающим бутылочное стекло. Сверху ледяные цветы припудрены пушистым инеем.

13 октября. Ночью разразилась пурга. Поднятый ветром снег так перемешался с воздухом, что желтые огни палаток почти не были видны. Обычно ночью дежурный по лагерю сопровождал наблюдателя, но сегодня Ваня Петров сам дежурил по лагерю и провожать его было некому. К площадкам вели тропинки, мы ходили по ним, освещая себе путь аккумуляторным фонариком. А сегодня тропинки замело и разыскать дорогу к площадкам было трудно.

Держа аккумулятор в одной руке и электромостик — в другой, Ваня зашагал по направлению к площадкам, отворачиваясь от обжигающего ветра, дувшего ему прямо в лицо. Когда он вышел за пределы лагеря, то тропинки найти не смог и пошел наугад.

Очевидно, отворачиваясь от ветра, он все больше и больше отклонялся в сторону. Не встретив знакомых ориентиров, он решил, что еще не дошел, и продолжал идти вперед, но, как ни вглядывался в темноту, ничего не видел. Не помогал и фонарик: он с трудом разгонял мрак только в двух шагах. Почувствовав, что сбился с пути, Ваня решил возвратиться обратно, но даже только что оставленные следы ветер уже успел замести.

Куда идти? Лагерь, конечно, где-то рядом, но где? Взял немного вправо — пусто, влево — тоже… Хотя бы какой-нибудь звук донесся из лагеря! Но если бы в лагере и раздались какие-нибудь звуки, их все равно было бы невозможно услышать из-за воя пурги.

Его стал охватывать страх, но вдруг сбоку он заметил какое-то темное пятно. Пройдя несколько шагов, он наткнулся на маленькую палатку, стоящую на аэродроме. Вот куда его занесло! Ну конечно, вот и помпа, а вот и инструмент, которым он вчера срубал ледяные «лбы».

На душе сразу стало легко. Теперь он уже отчетливо представлял, что лагерь находится вправо. Он быстро пошел не разбирая дороги и неожиданно наткнулся на газовые баллоны. Значит, лагерь еще немного правее. Ну конечно, вот склад, палатка радистов. Наконец своя палатка! Она показалась ему в этот момент самым прекрасным местом на свете.

Немного передохнув и согревшись, Ваня снова отправился в путь — ведь наблюдения надо провести во что бы то ни стало. Второй поход окончился благополучно.

С первых дней дрейфа у нас установилась традиция устраивать в воскресенье праздничный ужин, который все с нетерпением ждали целую неделю. По воскресеньям дежурному повару помогали все, кто умел приготовить что-нибудь вкусное. Закусывали вы когда-нибудь черносливом, разваренным в уксусной эссенции, который с таким мастерством приготовлял Канаки? Едали ли компот с лавровым листом, который удачно варил Рубинчик? Очевидно, немногие могут похвалиться знакомством с такими необычными произведениями кулинарного искусства. Удар гонга, и все усаживаются за стол. Тост за близких, дорогих и любимых создает на некоторое время грустное настроение. Но вот кто-то включил репродуктор, и палатку наполнили звуки знакомой мелодии.

Мы очень любим и сами петь. Песня вырывается из палатки и разносится по безграничным просторам ледяной пустыни. Даже неистовая пурга, казалось, затихала, прислушиваясь к нашему веселью.

18 октября. Пересекли 80-ю параллель. Дрейфуем дальше на северо-восток. Уже давно у нас возникла мысль сделать посадочную площадку на самой лагерной льдине. До сих пор «аэродромами» на дрейфующих льдах служили замерзшие разводья с более ровным льдом. Коллектив СП-2 впервые решил попробовать сделать посадочную площадку намноголетней льдине, поверхность которой очень неровная. Много труда затратили на это. Сначала срубили небольшие торосы и бугры, а самые крупные взорвали. Осколками льда заполнили низины, потом залили их водой с помощью самодельной мотопомпы, сконструированной Мишей Комаровым.

Кончился полярный день. Наступили сумерки, исчезли тени, и на льду стало трудно ориентироваться. Все работы приходится вести с помощью искусственного освещения. Но хороших фонарей на станции пока нет. Надо ждать самолетов, они должны доставить нам и фонари.

26 октября. Около 3 часов ночи получили сообщение, что долгожданные самолеты к нам вылетели. А в 4 утра Чуканин и Курко, занятые на передаче авиапогоды, услышали какой-то резкий звук, напоминающий выстрел. Это где-то треснул лед. В 6 часов утра, как только стало немного рассветать, они пошли проверить состояние нового «аэродрома» и оцепенели.

Почти посередине посадочной площадки прошла трещина шириной в полтора метра, сохранив на нашей стороне полосу всего в 500 метров. Трещина разошлась, обнажив рваные голубые края.

Курко сразу сообщил об этом по радио идущим к нам самолетам. Все стали гадать, рискнут ли летчики сесть на укороченную площадку. В томительном ожидании прошло несколько часов.

Только в девятом часу мы услышали шум моторов. Самолет снизился, прошел над площадкой на небольшой высоте и ушел вдаль. Неужели решил не садиться?!

Все столпились около рулежной дорожки, напряженно прислушиваясь. Прошло несколько минут, показавшихся вечностью. Неужели улетел?! Но вдруг мы услышали усиливающийся гул моторов, и над посадочной полосой показался низко летящий самолет с выпущенным шасси. Вот он миновал трещину и, мягко коснувшись колесами льда, побежал, вздрагивая и переваливаясь с бока на бок. Мы со страхом вглядывались вдаль: остановится перед торосами или врежется в них?

Но все кончилось благополучно. Самолет остановился и стал разворачиваться, скрывшись в поднятом им облаке снега. Затем, вырвавшись из снежной пелены, вырулил на дорожку, засыпав нас снежной пылью, и наконец остановился. Все бросились к самолету. Дверца открылась, и на лесенке показалась могучая фигура полярного аса М. В. Водопьянова, удивительно легко сбежавшего на лед, а затем и все прилетевшие очутились в наших объятиях.

Через 10 минут встретили второй самолет, не менее искусно посаженный полярным летчиком М. А. Титловым. Прилетел наш знакомый — магнитолог Н. А. Миляев, известный своим веселым нравом.

М. В. Водопьянов привез нам в подарок огромные примусы, в которые можно наливать и бензин, и керосин. Эти гигантские «агрегаты» были сделаны по его заказу специально для нас. Вскоре самолеты улетели.

29 октября. Утром прилетел еще один самолет с последним участником зимнего дрейфа Виталием Воловичем, эксцентричным мужчиной лет тридцати двух — нашим врачом и (по совместительству) поваром. Наконец-то мы избавимся от изнуряющих дежурств по камбузу! Многие из нас знали Воловича. Это он вместе с Медведевым совершил смелый парашютный прыжок на Северном полюсе. Виталий обладал общительным характером и неиссякаемым оптимизмом. Но и порисоваться любил! Появившись в дверях самолета, он неожиданно выстрелил из револьвера в воздух, а затем спрыгнул прямо на лед, минуя трап, и быстро подошел к нам, щеголяя своим еще совсем чистым шоколадного цвета меховым полупальто.

Самолет быстро разгрузили, и через полчаса он улетел, захватив Чуканина, Канаки и Рубинчика. Тепло проводили мы первых трех товарищей, проживших вместе с нами целых семь месяцев.

Вскоре над льдиной закружился большой самолет. Он сбросил нам грузы без парашютов, прямо на лед. Конечно, от такой «доставки» часть их пострадала. Некоторые жестяные банки, в которые были упакованы пельмени, при ударе о лед лопались, и пельмени разлетались во все стороны.

31 октября. Вечером прилетел Титлов, доставивший еще одну партию груза. Улетая, он захватил Погребникова. Теперь Миляеву одному придется вести все геомагнитные наблюдения.

1 ноября. Начался первый зимний месяц. Днем прилетел Задков. Наша посадочная площадка заслужила похвалу экипажа самолета Задкова, который дважды садился на нее. Но если мы неплохо потрудились над ее устройством, то летчики открыли новую страницу в освоении Центральной Арктики. Нельзя не восхищаться не только их мастерством в вождении самолетов, но и умением совершать блестящие посадки в самых сложных, почти немыслимых условиях. Какие летчики еще рискнут садиться в полярную ночь на дрейфующий лед?

…Черная-черная ночь. Только в разрывах облаков сверкают яркие звезды с красивыми звучными названиями, которые были даны этим мирам еще в глубокой древности: Орион, Лира, Пегас, Центавр. У рулежной дорожки оживленная группа людей. Радостные голоса то и дело заглушаются веселым смехом.

Неожиданно доносится крик: «Самолет!..» Все зажигают факелы, сделанные из тряпок, смоченных бензином, и устремляются зажигать посадочные огни. Какое это красивое зрелище! Из одной точки по всем направлениям разбегаются огни факелов, рассекая тяжелый мрак. Вот они уже далеко друг от друга, но вдруг, словно по волшебству, число огней начинает быстро расти. Все яснее и яснее вырисовываются в темноте две параллельные линии ярких огней — границы посадочной площадки. Это факелоносцы зажгли бензин в консервных банках, прикрепленных к вмороженным в лед кольям по обеим границам площадки.

Почти одновременно с двумя линиями огней, зажженных по обеим сторонам площадки, в конце ее вспыхнул ослепительно яркий посадочный знак в виде гигантской буквы «Т». Для устройства этого диковинного фейерверка Миша Комаров целый месяц собирал по всему лагерю большие консервные банки, которые затем установил на льду в четыре ряда.

Когда огни загорелись, в густом мраке полярной ночи эффектно обрисовалась граница площадки, которая напоминала площадь средневекового города во время карнавала.

Внезапно в небе, словно две яркие звезды, появились быстро летящие нам навстречу красный и зеленый огоньки. Вот они уже совсем близко, почти над самым посадочным знаком. В этот момент вдруг вспыхивают еще два огромных белых огня — самолетные фары. Перед ними огни площадки меркнут, тускнеют. Вот уже огни самолета, покачиваясь, бегут по льду. Моторы, взревев, ровно зарокотали, а фары стали ощупывать своими мощными лучами окружающее пространство. Еще несколько поворотов, и огни погасли. Началась выгрузка.

Через несколько часов прилетел в последний раз Титлов. Он захватил остальных покидающих нас друзей. Теперь нас осталось одиннадцать человек: девять старожилов и два новичка — Миляев и Волович.

Экипаж самолета Титлова, прощаясь с нами, оставил такую запись в нашем вахтенном журнале:

«Уходя от вас последним самолетом на материк и оставляя ваш маленький коллектив на долгую и суровую полярную ночь, хотим заверить вас в том, что летный состав полярной авиации всегда с вами. В любую точку на льду мы прилетим к вам, если нужна будет наша помощь. Уверенно и спокойно продолжайте выполнение возложенных на вас задач.

Мы восхищены вашей работой и мужеством, которое вы проявляете ежедневно, а в особенности в дни организации аэродрома и приема самолета в суровую полярную ночь Арктики.

Желаем вам успешной работы, бодрости духа.

Жмем ваши руки. Экипаж Н-556».

4 ноября. Около 2 часов ночи опять прилетел Титлов, теперь уже действительно в последний раз. Он привез нам в разобранном виде автомашину ГАЗ-67.

7 ноября. Праздник начался почти на полсуток раньше, чем в Москве. С утра — обычный рабочий день, но в кают-компании идет подготовка к праздничному ужину. Все, у кого появляется свободное время, прибегают на камбуз помочь Воловичу. Правда, в этой подготовке не чувствуется того размаха, который был свойствен нашим праздникам во времена пребывания здесь признанных кулинаров Канаки и Чуканина. Новый шеф-повар не смог предложить ничего оригинального, подобного канакинскому черносливу.

Зато за ужином он поразил всех остроумными тостами и был признан самым блестящим тамадой. Недостаточный ассортимент закусок, выставленных им на праздничный стол, был совершенно забыт.

Праздничный ужин закончился поздно, и начальник станции объявил, что завтра общелагерных работ не будет и все свободные от наблюдений могут отдыхать. Это будет первый выходной день за все время жизни на льду. К сожалению, не все смогут им воспользоваться. Ване пришлось прервать ужин и бежать выполнять ночные наблюдения, а мне сразу после ужина отправляться на утренние.

Полярная ночь

11 ноября. Рано утром проснулись от сильного шума, напоминающего прибой волн у скалистого берега в штормовую погоду. Вокруг лагерной льдины идет интенсивное сжатие. Треск торосящегося льда слышен совсем рядом, кажется, будто лед ломает прямо под палаткой. На соседнем годовалом поле, где весной была посадочная площадка, образовалось несколько гряд торосов. В полдень при слабых сумерках с кромки нашего поля можно было видеть, как растут эти гряды.

На границе нашего поля тоже происходит сильное торошение. Обломки годовалого льда вылезают на нашу льдину и образуют высокие торосы. Нагрузка, созданная их весом, приводит к образованию трещин и отлому больших глыб. Местами на поверхности прогнувшегося от тяжести торосов льда выступает вода. Кое-где заметны небольшие «окна» чистой воды. Мороз доходит до 38°, поэтому вода словно кипит, и сквозь густой клубящийся над ней пар ее не сразу разглядишь.

Ломка льда происходила весь день, и размеры нашей льдины значительно уменьшились.

Но арктическая природа очень изменчива. К вечеру задул северо-восточный ветер и торошение льда начало ослабевать. Ночью ветер усилился до 12-14 метров в секунду, и радиомачта, не выдержав его натиска, упала и сломалась.

12 ноября. Разыгралась пурга. Палатка при порывах ветра ходит ходуном, где-то рядом бешено хлопает оторвавшийся край брезента. Анемометр Фусса (прибор для измерения скорости ветра) вращается с такой скоростью, что кажется, вот-вот оторвутся его чашечки.

Термометры, лежащие на снегу, занесены, и их можно найти только по деревянным столбикам, тоже почти погребенным под снегом. Начались зимние сюрпризы: ртуть в термометрах затвердела и они вышли из строя. Пришлось заменять их спиртовыми.

Особенно сложно в полярную ночь вести наблюдения на дальних площадках, где установлены электрические термометры. Вот и сегодня, с трудом добравшись до площадки, я откопал из-под снега маленький столик с коммутатором и установил на нем измерительный прибор. Маленький электрический фонарик беспомощен перед мраком полярной ночи. Ветер пригоршнями швыряет в лицо колючий снег, залепляет глаза, забивается в складки одежды и, кажется, проникает до самой кожи. На минуту отвернешься, чтобы передохнуть от снежной атаки, и ждешь малейшего ее ослабления, чтобы побыстрее сделать отчет и перейти к следующему. А их еще так много! В короткие промежутки между ними напряженно вслушиваешься, не подкрадывается ли к тебе медведь. Проверишь, лежит ли за пазухой пистолет, и снова склоняешься над приборами.

Вой пурги не ослабевает. Но вдруг я не то что услышал, а скорее почувствовал вблизи какой-то шорох. Медведь?! Выхватив пистолет, я только хотел загнать в ствол патрон, как прямо передо мной выросла белая фигура и чьи-то лапы опустились мне на грудь. Сердце словно оборвалось… Кто же это? И тут прямо в лицо меня лизнул своим шершавым языком Ропак!

Лишь через несколько минут я стал приходить в себя от пережитого испуга. Сердце бешено колотилось, руки дрожали, и мне стало очень жарко. С одной стороны, я был очень рад, что Ропак прибежал ко мне, а с другой — страшно зол, что он так напугал меня. Отлупить его? Но ведь он оказался единственным живым существом, кто был рядом со мной в эту тревожную бурную ночь.

Как хорошо, что я не успел выстрелить! Ведь с такого короткого расстояния я наверняка убил бы его. А Ропак тем временем уже скрылся во мраке, продолжая свою ночную прогулку. Днем его часто можно видеть свернувшимся в клубок возле какой-нибудь палатки, а ночью он совершает таинственные прогулки.

Но вот все отсчеты закончены, и можно возвращаться домой. Как приятно попасть в свою палатку, зажечь плитку, немного согреться и нырнуть в спальный мешок…

21 ноября. Два дня прохворал — простыл. А сегодня уже дежурю по лагерю. Пурга кончилась. Из-за туч показалась луна и залила ледяные просторы холодным белым светом. Под ее лучами окружающий пейзаж напоминает безжизненную лунную поверхность.

В темноте вести отсчеты по приборам на открытом морозном воздухе стало очень трудно. Стали строить снежный домик, чтобы установить там гальванометр и электротермометрический мостик с коммутатором. Во льду вырубили углубление и над ним выложили снежный купол. Сбоку сделали узкий наклонный лаз, по которому и скатывались в домик вперед ногами. Вход закрыли оленьей шкурой — внутри стало довольно тепло.

21 декабря. Морозная погода, —35°. Уже давно пересекли 80-ю параллель, а до 81-й никак добраться не можем. Возвращаясь после обследования разводья, залюбовались ледяными полями. Совершенно тихо. Луна освещает высокие гряды переторошенных льдов, бескрайние снежные просторы, медленно плывущие по высокому темному небу серебристые облака. Тени, падающие от торосов и бугров, расцветили лед множеством неуловимых оттенков.

Около 10 часов вечера загорелось северное сияние. Даже самые бывалые полярники, не раз видевшие его, признали, что это — совершенно особенное. Сначала появились очень подвижные полосы разных цветов и оттенков, но преобладали голубовато-зеленоватые. Свет загорался то тут, то там, а затем вдруг вспыхнул сразу во многих местах и быстро распространился в разных направлениях. Разноцветные полосы словно танцевали на небосклоне: сливались, меняли оттенки, пропадали в одном месте, чтобы неожиданно ярко вспыхнуть в другом.

Вдруг полосы задрожали, замигали и неожиданно превратились в извилистые цветные дорожки, пересекающие небосвод во всевозможных направлениях. Тут они красновато-розовые, там зеленые, левее оранжевые, еще дальше синие. Порой они переплетались в сложный, причудливый узор поразительной красоты и колыхались, словно огромный занавес.

Долго любовались мы волшебным миром сполохов, и только когда сияние постепенно погасло, замерзшие, но очарованные этим чудом северной природы, вернулись в лагерь.

Новый год — новые события

1 января. Наступает вечер. В кают-компании все уже готово к встрече Нового года. Где-то в тайниках Дмитриеву удалось сохранить белоснежные скатерти, и теперь он достал их. На столе среди массы закусок — оттаявшие маринованные грибы и размороженный виноградный сок. Радуют глаз и поблескивающие бутылки портвейна, которые заботливо хранились в теплой палатке радистов. Лишь благодаря их стараниям мы сегодня сможем выпить незамороженное вино. На стене висит свежий номер стенгазеты «Во льдах Арктики», первый в 1951 году. Дружеские шаржи остроумно рассказывают о новогодних снах сотрудников дрейфующей станции.

Бьют куранты… С последним ударом дружно поднимаем все 11 бокалов, начальник станции произносит первый тост. Поздравляем друг друга с Новым годом. Дмитриев читает только что полученную телеграмму: дома все благополучно. Родные желают успеха в работе и с нетерпением ждут нашего возвращения. Все мы веселы и полны надежд на благополучное окончание дрейфа.

2 января. Погода неустойчивая. Мороз 32°, Небо затянуто облаками.

В кают-компании установили самодельный камелек, сделанный Комаровым из газового баллона. Теперь здесь стало теплее и уютнее. Все прибегают сюда из своих холодных палаток погреться и посушиться. Волович — очень гостеприимный хозяин и рад каждому, кто не прочь послушать его рассказы (не лишенные, правда, порой и мюнхаузеновекой фантазии) под аккомпанемент кухонных ножей.

9 января. Мороз 40°. Сегодня день рождения Вани Петрова — ему стукнуло 29 лет. В первую половину дрейфа дни рождения праздновали кто как умел, а теперь стали отмечать в кают-компании за общим Столом. Ваню все торжественно поздравили и выпили за его здоровье по рюмочке вина.

12 января. В полдень на юге стала появляться полоска зари, правда еще очень слабая. Температура упала до —49°. Ветер 4-5 метров в секунду. Такой погоды мы еще не видали! Лед непрерывно трещит, вдали слышен грозный шум торошения. Работать на открытом воздухе при таком морозе и ветре очень тяжело.

Наша собака Майна, привезенная на льдину еще осенью, оказалась героиней дня. Она ухитрилась при пятидесятиградусном морозе произвести на свет пятерых щенят прямо на улице, где-то между ящиками с грузом. Когда Волович вдруг наткнулся на новое семейство, щенки уже обмерзли, а Майна делала отчаянные попытки их обогреть. Сразу же все семейство перетащили в палатку. Саша Дмитриев принес оленью шкуру и постелил ее на поля Там Майна немедленно и улеглась, собрав вокруг себя своих голодных и полузамерзших слепых малышей, которые в поисках молока неумело тыкались своими черными влажными носиками во все мягкое. Несмотря на подстеленную шкуру, на полу было все-таки очень холодно. Пришлось зажечь обе газовые горелки.

22 января. Я снова заболел, теперь уже основательно. Когда мы в последний раз бурили лед, у меня очень мерзла спина. Казалось, что леденящий ветер пробирается до самых костей. К тому же я сильно вспотел, а во время передышки меня продуло. Сегодня доктор определил воспаление правого легкого и уложил меня в постель. Ване теперь придется очень трудно: все четыре суточных срока наблюдений надо проводить одному.

Появившаяся недавно на горизонте полоска зари с каждым днем разгорается все сильнее. Полярная ночь скоро кончится.

Саша Дмитриев с трогательной заботливостью ухаживает за щенками. Малыши подросли, растолстели и уже неуклюже бегают по палатке. Они всегда голодны, и поэтому на Майну страшно смотреть: от нее остались кожа да кости. Сколько Саша ни кормит малышей разведенным в теплой воде сгущенным молоком, им все мало. Мерзнут они теперь меньше: на них заметно отросла короткая, но пушистая и густая шерсть.

29 января. Всю ночь ломает лед на южной окраине нашей льдины. Молодой лед наползает на наше поле, образуя свежие гряды торосов. Под их тяжестью по краям льдины обламываются глыбы шириной 5-10 метров.

Кромка льдины неумолимо приближается к лагерю: за 15-20 минут она продвигается на 3-5 метров. Все время слышится грохот, напоминающий шум яростного прибоя у скалистого берега, ощущаются сильные толчки. Кажется, что лед ломается рядом с палатками.

Ночью возобновилось прекратившееся было сжатие льдов и торошение на южной окраине нашего поля. От ударов льдин друг о друга пол в палатке заметно сотрясается. Кажется, что раскачивается даже висящая на шнуре лампочка.

Февральская катастрофа

4 февраля. Наконец доктор разрешил мне выходить на улицу, и сегодня я должен приступить к выполнению наблюдений. Ваня устал и заметно похудел за время моей болезни. Надо вставать, но как не хочется, едва оправившись после болезни, вылезать из спального мешка, когда в палатке —20°! Чтобы на несколько минут оттянуть неизбежное, я закурил и задумался. Неужели прошло всего десять месяцев с тех пор, как нас высадили на дрейфующее ледяное поле? Сколько испытаний уже выпало на нашу долю! Промелькнула солнечная холодная весна, прошло относительно теплое и туманное лето, подходит к концу беспросветная, морозная и вьюжная полярная ночь! Какие трудности нам предстоит еще вынести в последние месяцы дрейфа?

Вдруг около палатки под чьими-то унтами заскрипел снег, и в дверь палатки протиснулась закутанная фигура. Это был дежурный по лагерю Коля Миляев.

— Коля, зажги, пожалуйста, газ, — попросил я, заранее радуясь, что мне не придется в одном белье вылезать из мехового мешка на двадцатиградусный мороз. Коля и сам не прочь был погреться, поэтому с удовольствием стянул длинные меховые рукавицы, энергично потер руки и склонился над газовой плитой. Вспыхнул газ, голубое пламя осветило палатку, и вскоре начало разливаться по воздуху блаженное тепло.

Десять минут горит газ, в палатке уже настолько тепло, что можно спокойно одеваться. Надев теплые, на гагачьем пуху, штаны и накинув на плечи меховой полушубок, я стал натягивать противные мерзлые унты. Нахлобучив меховую шапку, взял полевую сумку, маленькую лампочку с аккумулятором, электромостик для измерения температуры льда и, засунув за пазуху револьвер, натянул рукавицы. Вылезаю из палатки. Кругом непроглядный мрак, но сравнительно тепло: сегодня температура поднялась до —18°. При такой погоде проводить наблюдения даже приятно.

К полудню полярная ночь мало-помалу уступила место сумеркам, и можно уже кое-как передвигаться без фонарика. Освещать приходится только циферблаты приборов.

Добравшись до площадки наблюдений, я быстро записал показания приборов, находящихся на улице, а затем полез в рабочую палатку, где стоял тщательно оберегаемый зеркальный гальванометр. Склонившись над низеньким столиком, я пытался сделать отсчет по капризному световому зайчику прибора, как вдруг ощутил резкий толчок и услышал звук, напоминающий выстрел. Световой зайчик моментально исчез, а ноги мои почему-то стали разъезжаться. Взглянув вниз, я оторопел: прямо подо мной зияла, постепенно расширяясь, черная трещина. Ухватившись за что-то, быстро перебрался на одну сторону трещины.

В палатке было полутемно. Один из приборов — психрометр Ассмана — упал в трещину и медленно погружался в темную, со свинцовым отблеском воду. Вслед за ним вместе с обвалившимся снегом соскользнул в воду и тяжелый аккумулятор.

Трещина прошла через середину палатки и предательски разорвала лед у самого ее входа. Хотя я и не провалился в нее, но оказался в ловушке: выйти из палатки было невозможно. Высота отвесных ледяных краев трещины достигала 1,5 метра.

Первой мыслью было спасти гальванометр, который я инстинктивно перенес в безопасный угол палатки. Надо спасаться самому, но как? Выхватив из-за голенища унта нож, я хотел распороть палатку, как вдруг услышал чей-то крик и треск рвущегося брезента. Трещина медленно расходилась и растягивала палатку в разные стороны, пока натянувшийся, как струна, брезент не лопнул. Куски разорванной материи повалились мне на голову. Быстро сбросив их, я увидел, что метрах в сорока от меня, по ту сторону трещины, на снегу в одном белье, босой, прижимая к себе треногу с теодолит том, прыгает Коля Миляев. Из всех палаток выскакивали полуодетые перепуганные люди.

Наше многолетнее ледяное поле, в течение десяти месяцев стойко отражавшее натиск окружающих льдин, на этот раз не выдержало их напора и раскололось на несколько частей. Две трещины прошли через лагерь. Одна из них, словно специально выбирая самые важные участки, протянулась извилистой линией от северной кромки льдины к нашей старой рабочей палатке, а от нее свернула к «бане» и прошла прямо под ней. Далее она коснулась снежного футляра палатки-мастерской и подошла к рабочей палатке магнитолога, откуда резко повернула к его жилой палатке, пройдя около самого входа, так что снежный тамбур рухнул в воду. Затем, сделав крутой разворот, трещина разорвала астрономический павильон, сложенный из снежных кирпичей, и прошла под треногой теодолита, по которому мы определяли местоположение станции по звездам. Опрокинувшийся теодолит однако уцелел, чудом удержавшись на краю. Затем трещина направилась прямо к нашей рабочей палатке, где захватила меня в плен, и наконец в пяти метрах от градиентной мачты слилась со старой трещиной.

В тот момент, когда это произошло, Коля Миляев, сменившийся с ночного дежурства, крепко спал. Проснувшись от резкого толчка и еще не понимая, в чем дело, он услышал сильный треск льда и шум рухнувшего в трещину снежного тамбура. В одном белье он выскочил из спального мешка и бросился вон из палатки. Но у самого входа зияла трещина, и только плававшие в ней большие глыбы смерзшегося снега — остатки тамбура — спасли Колю от купания в ледяной воде. Перепрыгивая с одной глыбы на другую, он перебрался через трещину и, увидев висящий над водой теодолит, схватил его. Только теперь он почувствовал, как обжигает снег его босые ноги. По тем же плавающим глыбам снега он бросился обратно в палатку, вмиг натянул меховые унты и, схватив куртку, кинулся спасать другие приборы.

Первая трещина отделила от лагеря Наши рабочие палатки, снежный домик, где были установлены измерительные приборы, опытные площадки наблюдений и площадку метеорологов. Ширина трещины постепенно увеличивалась и за час достигла полуметра.

Вторая трещина наделала еще больше бед. Возникнув у северного конца поля, она пересекла аэродром, отделила друг от друга наши старые площадки наблюдений, где находились электротермометры, прошла около радиопалатки и жилой палатки гидрологов. Наконец, приняв, как приток, первую трещину, ушла к южной оконечности нашей льдины. Эта трещина отделила от лагеря обе рабочие палатки гидрологов, палатку-гараж с автомашиной, склад продуктов, баллоны с газом и посадочную площадку.

На глазах у всех обе радиомачты стали изгибаться и вскоре упали на лед, а вслед за ними со страшным треском рухнул и толстый деревянный столб ветряка. Пропеллер с динамомашиной разбились, а от столба остался только трехметровый обломок, торчащий, словно срезанный снарядом ствол дерева. Это случилось потому, что часть оттяжек мачт и ветряка оказалась по другую сторону трещины. После этой аварии станция лишилась радиосвязи и электроэнергии ветряного двигателя.

Вскоре мне пришлось все же заканчивать наблюдения. Но для этого нужно было забраться в снежный домик, лаз в который после образования трещины оказался у самой кромки. А это крайне неприятно: лезешь и слышишь, как совсем рядом плещется вода. Находиться в домике оказалось еще хуже. Толчки здесь ощущались гораздо сильнее, стрелка прибора беспрестанно рыскала по шкале, а в голове только одна мысль: только бы успеть кончить, пока лед не проломился.

В лагере тем временем кипела работа. От трещин оттащили все оборудование и снаряжение, затем начали установку радиомачт. Мы с Петровым и Гудковичем отправились на разведку окружающего района и в нескольких шагах от лагеря наткнулись еще на одну трещину. Центр лагеря оказался в вершине узкого клина, образованного двумя трещинами и зажатого между двумя массивами льда. Совершенно ясно, что если эти громады придут в движение, то нашему обломку конец.

Срочно проверили все аварийное снаряжение, сложили в чемоданы научные материалы и вынесли их на лед. Наступил вечер, затем ночь. Никто не раздевался.

5 февраля. После длинной тревожной ночи наконец наступило долгожданное утро. Ясная, но ветреная погода. На небе ярко сверкают звезды. Температура воздуха упала до —34°. В 9 часов утра на небе появилась узкая розовато-фиолетовая полоска зари, к полудню она заметно увеличилась. В середине дня настолько посветлело, что можно было читать.

Я снова отправился на разведку. Вся льдина раздроблена на части. Трещины образовались не только в районе лагеря — они шли по всему полю в различных направлениях. От посадочной площадки осталась только короткая полоска. Широкая трещина в лагере по-прежнему «дышит», через нее можно перейти по длинной доске. В лагере все время горит электрическая лампочка, позволяющая ориентироваться. С запада доносится непрерывный гул.

13 февраля. Стоит ясная погода. Температура упала до —44°. Ночью ветер совсем стих. Как мы уже не раз замечали, подвижки и торошение льда происходят, как правило, после смены ветреной погоды на тихую. Действительно, с середины ночи в восточном направлении стал слышен грохот торошения — вероятно, это ломало соседнее поле. Тщетно пускал я ракету за ракетой, пытаясь при их скудном красном или зеленом свете разглядеть, что под покровом темноты готовила нам коварная арктическая природа.

Спали неспокойно, многие не раздевались. Когда усиливался грохот и ощущались особенно сильные толчки, из палаток выскакивали полуодетые встревоженные люди и напряженно всматривались в непроглядный мрак.

Утром, как дежурный, я должен был приготовить завтрак. Будить, правда, сегодня никого не пришлось: почти никто не спал. Чрезвычайное положение заставляло меня то и дело выбегать из камбуза. Только успеешь подбросить в котел снега или подкачать большой примус, как усилившийся грохот торошения гонит тебя на улицу. Не успеешь оглядеться, как вспомнишь, что, должно быть, уже убегает кофе или подгорает каша, и мчишься обратно в камбуз.

Около 8 часов утра произошел очень сильный толчок. От такого «будильника» забеспокоились даже самые «толстокожие». За толчком последовал сильный грохот. Петров и Курко решили попытаться осмотреть наше поле в том направлении, откуда доносился грохот. Но не успели они пройти и 200 метров, как позади них раздался страшный грохот. Обернувшись, они увидели, что на месте трещины, через которую они только что перебрались, ломает лед и появляется гряда свежих торосов.

Не раздумывая, они бросились назад и по наползающим друг на друга льдинам, ежеминутно рискуя быть раздавленными, перебрались обратно в лагерь.

Между тем гряда торосов, так внезапно возникшая на трещине, неумолимо росла. Громадные, многотонные глыбы льда с грохотом, как при артиллерийской канонаде, наползали одна на другую, образуя ледяной вал. Он двигался к лагерю и перемалывал, как в гигантской мясорубке, толстый, четырехметровый лед. Впереди вала по льду бежала сетка трещин, по которым лед затем обламывался. Глыбы льда, обрушиваясь с большой высоты на льдину, ломали ее. Один край отломанного куска под тяжестью падающих на него обломков погружался в воду, а другой вздымался над водой, обнажая рваные края. Под страшной тяжестью падающих сверху ледяных глыб обломки льдины исчезали под водой, потом всплывали вверх. Теперь уже они громоздились на вершине вала, а тонули другие. Вскоре движущаяся ледяная гряда достигла высоты 7-8 метров.

Внезапно впереди вала, ближе к лагерю, льдина снова лопнула. На образовавшейся трещине стал расти второй ледяной вал. Он еще быстрее двинулся к станции. Когда он достиг такой же высоты, как первый, впереди него, уже всего в 40 метрах от палаток, появился третий вал, который вскоре был уже всего в 10 метрах от камбуза и закрыл половину горизонта.

Возникла новая сетка трещин, обломок льдины, на котором еще держался наш лагерь, продолжал разрушаться. К 10 часам утра площадь этого обломка составляла всего 30 х 40 метров. Льдина содрогалась от ударов напирающих на нее со всех сторон льдов, готовых в любой момент сомкнуться и раздавить все, что еще уцелело.

Над станцией нависла смертельная опасность. Радисты Курко и Щетинин передали на Большую Землю сообщение начальника станции о случившемся и только после этого стали готовить радиостанцию к эвакуации. Дальнейшее пребывание в лагере стало невозможным, надо было немедленно переезжать. Но куда? В темноте очень трудно ориентироваться. Неизвестно, что творится вокруг.

Прежде всего необходимо отступить от наступающих ледяных валов. Перебросив через трещины доски, перетащили подальше радиостанцию, аварийный запас продовольствия, материалы научных наблюдений, самые ценные приборы и все необходимое для существования на льду. Потом откопали из-под снега и перенесли на другой обломок льдины, в 200 метрах от лагеря, одну из рабочих палаток гидрологов, в которой сразу же начали оборудовать радиостанцию. Возле палатки установили временную радиомачту. К вечеру наступление валов на лагерь приостановилось.

15 февраля. Ночью поднялась пурга. Дул сильный юго-восточный ветер, иногда достигавший 16 метров в секунду. В воздухе стояла туманная мгла от поднимающегося с поверхности разводий пара.

16 февраля. Пурга прекратилась. Днем с трудом удалось взобраться на ближайший ледяной вал высотой 8 метров. Снег уже успел засыпать пустоты между глыбами льда, и только их отдельные рваные края еще сверкали зеленовато-голубым светом. Подниматься было очень опасно. Любая из глыб могла обвалиться и придавить человека.

С вершины вала мы увидели страшную картину: высокие ледяные валы несколькими полукольцами окружили наш лагерь, словно застывшие волны разбушевавшегося моря. Между валами сохранились узкие полосы сильно изломанного, но мало всторошенного льда. Это был какой-то невообразимый хаос. Бесследно исчез аэродром, маленькая и рабочая палатки. На месте термометрических площадок также возвышался огромный ледяной вал. Неужели все погребено под вздыбленными льдами?!

От нашего когда-то крепкого многолетнего поля остались только небольшие, всторошенные по краям обломки, на один из которых мы и перетащили кое-какое оборудование и радиопалатку. Все остальное пространство к северу, востоку и западу представляло сплошное месиво из переторошенных ледяных глыб.

Ввиду крайней ненадежности, обломка льдины, куда мы временно перебазировались, было решено подыскать другое место для лагеря. После продолжительных поисков примерно в километре от старого лагеря удалось обнаружить многолетнее ледяное поле, гораздо менее пострадавшее от сжатий. Однако добраться туда через две гряды торосов и несколько трещин было чрезвычайно трудно.

Готовиться к переезду мы стали без особого энтузиазма: очень уж не хотелось бросать старый, обжитой лагерь и устраиваться на голом месте. А сколько труда придется опять потратить на его оборудование!

18 февраля. Неизвестно, сколько времени мы оттягивали бы переезд, если бы на пятый день после катастрофы не произошли события, заставившие нас немедленно перебазировать станцию. Начался этот памятный день очень торжественно. Впервые за всю историю исследований Центральной Арктики советские люди, дрейфующие на льдине, избирали депутатов в Верховный Совет РСФСР.

Долго не хотелось уходить из жарко натопленной кают-компании, но надо идти строить дорогу к новой станции.

Не успели мы добраться до участка, где надо было начинать строить ее, как послышалось столь знакомое нам потрескивание льда — верный признак сжатия. Действительно, вскоре широкая трещина около старой палатки радистов стала на глазах сжиматься, а молодой лед на ней начало ломать и выталкивать на старые торосы, окаймляющие трещину. Затем сжатие усилилось, и вдоль трещины стал тороситься уже старый лед. Вскоре высота торосов достигла 3 метров. Грохот усиливался. Ледяные валы также начали проявлять признаки жизни.

Сжатие все продолжалось… Когда оно достигло апогея, наша льдина лопнула и через лагерь побежали новые трещины. Над станцией опять нависла страшная опасность.

Через разошедшуюся уже на 2 метра трещину быстро перебросили единственный трап и начали эвакуацию лагеря. Как муравьи, люди забегали взад-вперед по трапу. Вот перенесли палатку радистов. Затем, разломав снежные стены у жилой палатки гидрологов, перетащили ее за широкую трещину.

Сжатие льдов прекратилось только к вечеру. Ночью установилась ясная погода, мороз достигал 43°. Все валились с ног от усталости, но закончить аврал удалось только под утро. Теперь у всех была лишь одна мысль: спать. Но где? Спешно оборудовали для жилья две перенесенные через трещину палатки. В них прямо на полу разместились восемь человек, а радисты и Зяма Гудкович устроились в радиопалатке.

20 февраля. Вторую ночь провели в неутепленных палатках.

В них очень холодно. Все вспоминают старый лагерь и теплые, обложенные снегом палатки. Подвижки и торошение льда продолжались. Это создавало угрозу сохранившемуся обломку льдины, на котором мы пока приютились. Нужно опять срочно переезжать! Но как перевезти такую массу снаряжения и оборудования? Надо строить дорогу для автомашины. Мы разделились на две группы: одна перетаскивала грузы через трещину из старого лагеря, а другая занялась дорогой. К вечеру удалось прорубить проход в двух грядах торосов, расчистить сугробы и устроить две переправы через трещины. Наконец дорога готова. Комаров сел за руль, мотор заработал, и под радостные крики «ура» наш газик зачихал, задымил и поехал. Кузов у машины был очень мал и не мог вместить много груза. Тогда стали прицеплять к машине по двое-трое нарт.

Самое трудное — это подтащить грузы к машине, которая из-за трещин и бездорожья сама не может подъехать к ним. Оборудование приходится вывозить на нартах или выносить на руках. Но как перевезти на новое место жилые палатки? Никак не удается их разобрать — так сильно они обледенели. Переносить же палатки в собранном виде на руках тоже невозможно.

Тогда неистощимый на выдумки Миша Комаров предложил I перевозить палатки в собранном виде прямо на газике. Для этого сколотили из досок большую четырехугольную раму, укрепили ее 1 на машине, поставили на нее палатку и прочно привязали. Машины совсем не было видно, казалось, что это палатка на колесах.

К 4 часам утра нам удалось перевезти пять палаток и много другого груза. Первая ночь, вернее, несколько утренних часов, проведенных в новом лагере в более спокойной обстановке, показались очень приятными, хотя в неутепленных палатках было холодно и согреться после ночной работы на 40-градусном морозе никак не удавалось.

25 февраля. Постепенно новый лагерь приобретает все более обжитой вид. Кроме двух жилых и палатки-радиостанции стоят рабочие палатки. Оборудованы на новых местах и все площадки наблюдений. Гидрологи начали долбить новые лунки, а магнитолог заканчивает установку своих приборов. Мы тоже ведем наблюдения на новых площадках по новой серии электротермометров, а старые электротермометры, вмороженные в лед, пришлось оставить на прежнем месте. Поэтому регулярно ходим с Ваней Петровым в старый лагерь проводить наблюдения.

В перерыв навестили единственных живых существ, остававшихся в старом лагере, — щенков. Все пятеро уже покрылись густой и пушистой шерстью и довольно уверенно держатся на ногах. Майна их почти бросила, и они предоставлены самим себе. Если кто-нибудь из нас отправлялся в старый лагерь, то подкармливал их.

Когда мы зашли к ним в палатку, они, сбивая друг друга с ног, бросились нам навстречу. Мы принесли четыре банки мясных консервов, зажгли газ и поставили на него таз со снегом, чтобы нагреть воду и сварить суп. Щенки настолько изголодались, что, невзирая на огонь, лезли к посуде. Приходилось все время следить за ними и отгонять от таза. Когда суп сварился, мы остудили его на снегу, после чего внесли в палатку к щенятам. В наступившей тишине слышалось только громкое чавканье и рычание.

Занявшись щенками, мы чуть не пропустили самого важного события — первого появления солнца после окончания полярной ночи. Около полудня мы забрались на вершину ледяного вала. Сначала горизонт стал красного цвета с каким-то мрачным оттенком. Постепенно он становился ярче, и наконец над ним вытянулись длинные пурпурные лучи, напоминающие устремленные ввысь лучи прожектора. Они все удлинялись, пока не исчезли, словно растворились где-то вверху. Но вот над горизонтом появился небольшой багрово-красный сегмент, совсем непохожий на обычное солнце.

26 февраля. Стоит ясная, тихая погода, мороз —42°. С утра отправились на поиски подходящего места для посадочной площадки. Примерно в 5 километрах от лагеря удалось найти более или менее ровную площадку длиной около 450 метров. Я провел наблюдения в старом лагере, а затем, накормив щенят, выпустил их погулять. Яркий свет в первое мгновение их ослепил. Потом они с удивлением стали рассматривать расстилавшийся перед ними незнакомый пейзаж, пытались бегать, но их нежные лапки не переносили обжигающего холода снега. Щенки поджимали то одну, то другую лапку и жалобно скулили. Пришлось посадить их обратно в палатку.

Перевезли из старого лагеря свои приборы, а последним рейсом прихватили и щенков. Комаров соорудил для них из большого ящика домик. Внутри он был обит оленьей шкурой, кусок которой закрывал вход, а сверху и с боков ящик обсыпали снегом. Вход был таким маленьким, что через него с трудом пролезала тощая Майна, а жирному Ропаку вообще невозможно было протиснуться.

Когда я прихожу в старый лагерь, то всегда испытываю какую-то необъяснимую грусть. Сейчас он выглядит как селение, спешно покинутое людьми. Вон там виднеются еще не вывезенные штабеля грузов, а через несколько шагов натыкаешься на разбросанные ящики из-под продуктов. Немного дальше лежит полузанесенная снегом пустая бочка, а возле нее — обломки досок и консервные банки. Там, где находилась жилая палатка гидрологов, возвышается только огромная куча снега, бывшая когда-то ее снежным футляром. Перед зияющим проломом тамбура ветер шелестит листами газетной подшивки, рядом валяются старые валенки…

Эта картина бедствия окаймлена, словно рамой, высокой стеной ледяного вала, вплотную подошедшего к палаткам и застывшего в последний момент своего наступления.

^{Лагерь после катастрофы на СП-21 — баллоны с газом; 2 — склады продовольствия; 3 — ветряк; 4 — жилая палатка 5 — радиостанция; 6 — радиомачты; 7 — жилая палатка ледоисследователей; 8 — жилая палатка гидрологов; 9 — камбуз; 10 — мастерская; 11 — палатка магнитологов с приборами; 12 — баня; 13 — жилая палатка магнитологов; 14 — снежный футляр для защиты от ветра астрономических приборов; 15 — магнитный павильон: 16 — рабочая палатка ледоисследователей; 17 — снежный домик с приборами; 18 — ледоисследовательская площадка; 19 — градиентная мачта; 20 — метеорологическая площадка; 21 — рабочие палатки гидрологов; 22 — туалет. Сплошными линиями изображены трещины, возникшие 4 февраля, пунктирными — образовавшиеся 18 февраля.}

Участок льдины к северу, востоку и западу представляет собой сплошное нагромождение торосов и гряды ледяных валов. С трудом перевалив через один из них, стали пробираться к предполагаемому местонахождению термометрических площадок. Долго бродили мы среди нагромождений ледяных глыб. Вот здесь, кажется, были термометры, а вот там — палатка, но сейчас нет даже их признаков. Узнать ничего нельзя. Отчаявшись уже что-нибудь найти, мы перебрались еще через одну гряду торосов, которая шла в юго-восточном направлении, и вдруг увидели небольшой более или менее ровный участок льда с какими-то выделяющимися на беломфоне снега предметами. Быстро добежав туда, обнаружили, что это две наши Г-образные рейки, по которым мы следили за стаиванием снега и льда. Недалеко в стороне виднелись аккуратно разложенные черные предметы. Оказалось, что это консервные банки, изображавшие громадный посадочный знак в виде буквы «Т». Рядом с ними находилось еще несколько вешек, оконтуривавших посадочную площадку. Должно быть, восточный кусок посадочной площадки длиной около 150 метров во время сжатия был отодвинут к югу и развернут по часовой стрелке.

Еще более интересна судьба северо-западной части старого ледяного поля с остатками посадочной площадки и маленькой палаткой. Этот кусок, весь переторошенный, был обнаружен южнее нашей новой станции. Палатка исчезла. Какие удивительные метаморфозы ледяного покрова приходится здесь видеть!

И снова весенний месяц!

4 марта. Начало марта радует нас хорошей погодой: уже четвертый день ясно, тихо и морозно. Ждем самолет Мазурука.

Все волнуются. На этот раз даже хладнокровный Комаров не остался безучастным. Он хлопотливо бегал по площадке, проверяя, все ли в порядке, причем совершенно не заметил, как надел большую меховую рукавицу на руку, в которой была заряженная ракетница. В этот момент с ним вздумал поиграть Ропак. Отмахиваясь от собаки, Комаров нечаянно нажал на курок, ракетница выстрелила, ракета загорелась внутри рукавицы. Сбросить горящую рукавицу оказалось не так просто, и, когда бедняге удалось стащить крагу, рука уже была обожжена. Доктор Волович едва успел перевязать Мише руку, как самолет был над головами.

Лишь только самолет сел, члены экипажа попали в объятия зимовщиков. Писем не оказалось, но зато какие подарки! Вот мороженая рыба, огурцы и даже 80-килограммовая свиная туша, свежий лук и… шампанское! Но самым приятным из того, что привез Мазурук, были три ящика свежих сдобных булочек, специально испеченных для нас в Крестах-Колымских. Узнав, что на СП-2 осталось мало топлива, летчик отдал нам из своего «НЗ» большой баллон газа. Забрав материалы научных наблюдений и произведя разведку окружающего района, Мазурук улетел.

6 марта. Всю ночь слышался гул торошения. Свежая трещина расколола наше поле на две части и уже разошлась на полметра.

Над выступившей в ней водой клубился легкий пар. Вышла из строя автомобильная дорога. Начинает ломать и нашу льдину.

12 марта. Сегодня я долго любовался окраской неба при восходе солнца: на северо-западе, у самого горизонта, оно темно-синее; выше, к зениту, незаметно светлеет, постепенно становясь бледно-красным. Трудно себе представить, что небо может иметь столько оттенков. Но вот у горизонта все ярче разгорается золотисто-фиолетовая полоска, и наконец робко появляется холодное и не очень яркое солнце, как бы вставленное в круглую красную рамку с размытыми наружными краями. Теперь заря видна всю ночь.

22 марта. Курко с Гудковичем ходили на поиски новой посадочной площадки и неожиданно обнаружили, что площадка, на которую принимали самолет Мазурука, цела! Если ее расчистить, то можно прекрасно использовать.

Последние дни

28 марта. Получили радиограмму о предполагаемом снятии станции 10-12 апреля.

Надо заканчивать плановые работы: начальник распорядился к 1 апреля наблюдения сворачивать и готовиться к отъезду. Внимательно осмотрели посадочную площадку. Посередине ее уже успела пройти трещина, и лед на ней слегка наторосило. По пути наметили трассу автомобильной дороги к площадке. Сейчас нас тревожит только одна мысль: уцелеет ли наша посадочная площадка до середины апреля?

1 апреля. В ледовой обстановке изменений нет. Солнце начало немного пригревать. На южных склонах палаток подтаивает снег. Арктическая природа словно отмечает годовщину нашего пребывания на льдине.

2 апреля. Вырубаем последний кабан льда в районе старого лагеря. От сильных сжатий лед здесь испещрен трещинами, и по ним он легко расслаивается и ломается. Верхний 25-сантиметровый слой разрушен летним таянием и после смерзания имеет много воздушных полостей — раковин. На вкус он совершенно пресный. Около ледяных валов лед приподнят на 1,5-2 метра. Очевидно, под ним много глыб льда, подсунутых одна под другую при торошении. Ледяные валы заметно оседают, сейчас высота их достигает 5-6 метров.

Начали строить дорогу к посадочной площадке, которая находилась в 2,5 километра от лагеря. Разгребали глубокие сугробы, а в грядах торосов прорубали проходы. Трещины забивали льдом.

К вечеру дорога была закончена, хотя никто не ожидал, что за один день удастся это сделать.

^{Новая лагерная льдина СП-2}

4 апреля. Наступили напряженные дни подготовки к отъезду. Погода нам благоприятствует: ветер слабый, морозы небольшие.

Сегодня с утра отправились приводить в порядок посадочную площадку. Поехали туда почти все на машине, прицепив сзади трое нарт и основательно их загрузив. До прилета самолетов надо перевезти все предназначенные к отправке грузы на посадочную площадку. Как только добрались до нее, работа дружно закипела.

Торосы срубали, куски льда грузили на волокушу или железные листы и, прицепив их к машине, отвозили за пределы площадки.

Скоро она стала вполне пригодной для приема самолетов.

С 4 часов дня в северо-западном направлении началось сильное торошение. Часть автомобильной дороги, проходящей по ровному тонкому льду замерзших разводьев, на протяжении 1,5 километра разрушена. На границе нашего поля лед торосится прямо на глазах, и льдины медленно наползают друг на друга. Все очень тревожатся о судьбе посадочной площадки и грузов. Сейчас попасть туда невозможно, придется ждать до утра.

5 апреля. Сжатие льдов прекратилось; площадки и грузы целы, разрушена только дорога. Весь день упаковываем приборы и оборудование.

7 апреля. С утра начали строить новую дорогу к посадочной площадке. Работали дружно, и скоро машина пошла. Отвезли туда круглую палатку и поставили в ней газовую плитку, чтобы обогреваться.

Теперь в лагере все чаще и чаще можно слышать слово «последний»: последний срок наблюдений, последний раз съездил в старый лагерь, последний раз определил координаты и т. п. Съездили еще раз в старый лагерь за остатками имущества, а затем и на посадочную площадку. Горы грузов на площадке быстро растут.

8 апреля. Последние дни стоит очень устойчивая погода. Морозы держатся около 30°. Получили радиограмму от Мазурука: он предполагает быть у нас 10 апреля. Усиленно упаковываем оборудование, приводим в порядок материалы наблюдений.

9 апреля. Мы с Миляевым должны уехать с первым рейсом. Около 2 часов дня Мазурук вылетел к нам. Метеорологи ежечасно передают авиапогоду. Надо спешно собираться.

Миляев — удивительный весельчак, он может шутить в любой обстановке. Перед отъездом он подошел к Сомову и, взяв под козырек, отрапортовал:

— Товарищ начальник дрейфующей станции! Я улетаю, но оставляю на льдине своего заместителя. Разрешите передать ему дело?

С этими словами он указал рукой в направлении геомагнитной площадки. Все невольно обернулись и… увидели там фигуру, удивительно похожую на Колю. Что такое? Откуда на льдине взялся еще один человек, да еще настолько похожий на Миляева? Все застыли в изумлении. Только странная неподвижность «наблюдателя» дала возможность угадать, что это — чучело… Но какое! Такому произведению искусства мог бы позавидовать и сам Образцов!

Оказывается, Коля смастерил своего «двойника» из собственной донельзя заношенной ватной куртки с капюшоном и таких же брюк, укрепив их на Т-образной палке. На голову куклы он надел свою старую пыжиковую шапку, а на руки натянул огромные рукавицы. Особенный смех вызвало то, что чучело было наряжено в ту самую куртку, в которой Коля проходил почти всю зиму, и подпоясано тем же замызганным обрывком веревки, который, несмотря на насмешки, использовал вместо ремня наш магнитолог. Только перед самым отъездом Коля решился расстаться с этой одеждой.

После погрузки оборудования и приборов я задержался на льдине, чтобы попрощаться с лагерем. Медленно шел я по направлению к посадочной площадке. Низкое солнце освещало льды. Ослепительно сверкали под его лучами чуть подтаявшие вершины ледяных валов и торосов. Огромные ледяные глыбы отбрасывали длинные синие тени. Тишина. Кругом ледяная пустыня. Только следы колес на дороге напоминают, что здесь тоже есть люди.

Я уже почти дошел до узкого прохода в высокой гряде торосов, за которыми находится посадочная площадка, как мое ухо уловило далекий гул мотора. Вскоре шум стал громче, и вот уже вдали показалась маленькая точка, которая затем превратилась в самолет. Мазурук! Быстро ныряю в проход между торосами и сразу попадаю на посадочную площадку. Возле палатки — люди. Они приветливо машут снижающемуся самолету.

Плавно коснувшись колесами льда, самолет немного пробежал и остановился. Первыми, как всегда, выскочили механики, а за ними в дверях показался и сам Мазурук. Последним выскочил наш старый знакомый — кинооператор Женя Яцун. Он сразу деловито забегал с киноаппаратом по льдине, словно и не улетал отсюда.

Самолет быстро загрузили, и мы с Колей, едва успев попрощаться со всеми, поднялись в кабину. Трудно передать те противоречивые чувства, которые нахлынули на меня. Конечно, очень хотелось домой. Я так соскучился по жене и ребятам, устал от тяжелой работы и полной опасностей жизни на дрейфующем льду. И в то же время как жалко покидать льдину, которая стала нашим вторым домом!

Самолет в воздухе. И опять, как 376 дней назад, мы прильнули к иллюминаторам, но теперь чтобы в последний раз взглянуть на свою льдину. На миг я увидел посадочную площадку, одиноко стоящую там палатку и небольшую группу людей, машущих нам руками. Завтра и они последуют за нами!

Около 4 часов утра самолет сел на остров Врангеля. Незабываемое чувство испытал я, когда мои ноги коснулись твердой земли. Я находился в каком-то забытьи. Незнакомые люди окружили нас и, как самые близкие друзья, горячо обнимали. Они не дали нам даже прикоснуться к нашему грузу и повели нас в поселок.

Механик полярной станции, переселившись к соседу, уступил нам свою комнату. Несмотря на раннее утро, была жарко натоплена настоящая баня. В кают-компании для нас приготовили изумительное угощение, но из всего обилия блюд самое большое впечатление произвел на нас белый хлеб — пышный, свежий, с хрустящей корочкой, вкус которого мы уже почти забыли.

Наконец идем спать. Ложимся в настоящие постели, на тщательно выглаженное белье. Как приятно спокойно раздеться в тепле и забраться под одеяло, от которого мы тоже отвыкли… Несмотря на все пережитое, едва моя голова коснулась подушки, я моментально заснул.

Мы проснулись, когда в окно уже пробивались солнечные лучи: был двенадцатый час дня. Понежившись еще немного в мягких постелях, решили вставать. Не торопясь я оделся, расчесал свою длинную бороду, которую успел отрастить на льдине и не хотел сбривать до Ленинграда, чтобы удивить, словно Дед Мороз, своих ребят.

Сегодня у нас праздничное настроение. Первый спокойный день. Никуда не надо торопиться! Не нужно больше думать о «тонкой ледяной корочке», а можно уверенно ходить и по-настоящему отдыхать. Странно, за что ни возьмешься, все кажется необычным. Обыкновенный умывальник, и тот привел нас в умиление. Долго мы плескались возле него, подставляя под его теплые струйки наши лица.

Прошло три дня. Вот наконец пришел последний самолет. Операция по снятию участников дрейфа станции «Северный полюс-2» успешно завершена. Одиннадцать товарищей опять собрались все вместе на острове Врангеля, а покинутая нами льдина будет продолжать свой дрейф на север. Мы же через несколько дней будем дома.

СНОВА В ВЫСОКИХ ШИРОТАХ

Минуло три года после окончания работы дрейфующей станции СП-2. За это время десятки научных сотрудников занимались обработкой материалов наших наблюдений и их подготовкой к изданию. Материалов было чрезвычайно много — целый годовой цикл наблюдений по различным вопросам океанологии, ледоведения, метеорологии и геофизики. Трудно переоценить их научное значение: таких уникальных данных, собранных в восточном районе Северного Ледовитого океана, получить еще никому не удавалось. Метод исследования природы Ледовитого океана в течение целого года оказался очень перспективным.

Опыт работы станций СП-1 и СП-2 позволил более продуманно подготовиться к организации новых дрейфующих станций.

Весной 1954 года на лед были высажены сразу две станции: СП-3 — в приполюсном районе и СП-4 — на востоке, к северу от острова Врангеля. Высадку производила шестая высокоширотная воздушная экспедиция, возглавляемая В. Ф. Бурхановым. В ней участвовали десятки самолетов под командованием известных полярных асов — И. П. Мазурука, И. С. Котова, М. А. Титлова, В. Н. Задкова, В. И. Масленникова, М. И. Козлова и многих других.

Никогда еще не было так оживленно на воздушных трассах Арктики, как в ту весну. По ним следовали многочисленные грузы, участники дрейфа двух станций и научные сотрудники высокоширотной экспедиции.

Основными базами, где сосредоточивались горючее, научное оборудование, различное полярное снаряжение и продовольствие, были материковые полярные станции: для СП-3 — на острове Диксон, для СП-4 — в бухте Тикси и частично на мысе Шмидта. Отсюда грузы отправляли прямо в районы высадки дрейфующих станций.

Я, как участник дрейфа станции СП-2, тоже вошел в состав высокоширотной экспедиции в качестве «ледового консультанта» для оказания помощи в выборе льдины для станции СП-4, посадочной площадки для самолетов и решения многих других вопросов.

Вылетать в Арктику мы должны были из Москвы. Сразу же после торжественного митинга на еще существовавшем тогда аэродроме Измайлово самолеты экспедиции один за другим взлетали и брали курс на север. Торжественность проводов передалась участникам экспедиции: все чувствовали особую гордость и большую ответственность за порученное дело.

И невольно мне вспомнился скромный отъезд на станцию СП-2. Все тогда было буднично, словно мы уезжали не на дрейфующие льды, а в какую-то обычную экспедицию. Об организации и высадке станции в силу разных обстоятельств тогда мало кто знал. И называлась она во время дрейфа «Восточная дрейфующая станция», а наименование СП-2 получила лишь спустя несколько лет.

Сейчас все по-иному. За полетом следит вся страна. Министерство связи изготовило специальные конверты и штемпеля гашения: «Дрейфующая станция Северный полюс-3» и «Дрейфующая станция Северный полюс-4». Нам будут писать все, кто интересуется жизнью на дрейфующем льду, а также филателисты многих стран.

Несколько часов полета — и мы в Архангельске. На следующее утро снова в путь. Обедаем в Амдерме, ужинаем на Диксоне. Здесь эскадрилья значительно поредела: часть самолетов пошла на север — на СП-3, а мы — дальше на восток. Прошло немногим более трех суток, а мы уже почти за 8 тысяч километров от Москвы.

Но вот и мыс Шмидта. Ничего, кажется, не изменилось в поселке с тех пор, как я был здесь весной 1951 года. Тот же резкий северный ветер гонит поземку; снежные ручейки стремительно несутся по отполированному до блеска насту. Все время приходится отворачиваться от колючего ветра, поплотнее запахивать меховое пальто, поглубже натягивать шапку.

Как игрушечные, стоят зеленые домики-близнецы с одинаковыми белыми наличниками, занесенные почти до крыши снегом.

В одном из них находится гостиница, в другом — хозяйственные службы. А рядом раскинулся поселок, где живут зимовщики с семьями, находятся служебные помещения, высятся многочисленные радиомачты.

Прибытие множества людей в такой маленький поселок — целое событие. Но в конце концов все разместились. Нас поселили в столовой, поставив в два ряда топчаны с новыми, еще не просохшими матрацами.

Первые дни самолеты прилетали один за другим, днем и ночью — только успевай разгружать. На сон времени не хватало. Затем начались поиски подходящей льдины для станции СП-4. По плану ее нужно было высадить к северу от острова Врангеля в районе 77°30' северной широты. Первую ледовую разведку произвели 28 марта. На борту самолета находились начальник будущей станции Е. И. Толстиков и его помощник А. Г. Дралкин — оба бывалые полярники, много лет отдавшие освоению Арктики. Результаты первой ледовой разведки оказались малоутешительными: в намеченном районе преобладают молодые льды, непригодные для организации станции.

Пришлось вести разведку сразу несколькими самолетами. Рано утром 1 апреля на самолете Титлова я также отправился на ледовую разведку, но нам не повезло. В районе поисков льдины оказался туман, выбирать площадку было невозможно. Пролетели дальше на север, вернулись обратно в район поисков, но туман по-прежнему нависал над льдами. Пришлось возвращаться домой. В районе острова Врангеля видели много разводий, кое-где покрытых молодым льдом. У самого острова чернела большая полынья шириной до 10 километров. Вылетевший вслед за нами И. П. Мазурук, воспользовавшись коротким прояснением, нашел подходящую площадку и даже сел на нее.

На следующее утро и мы с Титловым там сели. Я сразу же занялся обследованием площадки, которая представляла собой замерзшее разводье. Лед на разводье осеннего образования, и хотя сейчас он имеет достаточную толщину (110-130 см), но испещрен массой старых трещин.

Убедившись в ненадежности этой площадки, 4 апреля вылетели на поиски новой. Несколько севернее нашли ровное замерзшее разводье, но толщина его оказалась всего 70 сантиметров.

Поиски льдины продолжались. Нашли две подходящие площадки, остановились на самой ровной и длинной. Единственным ее минусом было то, что она находилась значительно южнее намеченного района высадки — под 75°48' северной широты. Это обстоятельство имело и положительные, и отрицательные стороны. В случае неблагоприятного дрейфа льдину могло вынести на юг, в Восточно-Сибирское море, где льды летом сильно тают. Это минус. Зато в начале дрейфа можно изучить малоисследованный подводный материковый склон, который в этом районе простирается очень далеко в море. Это плюс.

Весь день 7 апреля грузили на самолеты оборудование, продукты, палатки. Вечером в последний раз на Большой Земле сходили в баню. В 6 часов утра 8 апреля вылетели на льдину. Самолет ведет И. П. Мазурук.

…Летим уже около 4 часов. Под крылом самолета белая вата облаков. Подлетаем к льдине. С большим трудом даже такому асу, как Мазурук, удалось посадить самолет. Сразу после посадки обследовали площадку. Длина ее 900 метров. Измерили толщину льда, она оказалась достаточной — 120-130 сантиметров.

Рядом за грядой торосов обнаружили вторую удобную площадку длиной около 2 километров при толщине льда 145-165 сантиметров. Вот на этой площадке, если ее немного подровнять, смогут садиться все самолеты. Нужно будет только забить снегом старые снежницы, залить их водой и проморозить, как мы это делали на станции СП-2.

9 апреля выдался хороший, ясный день. Мороз —29°, сильный ветер. При таких условиях не замерзнешь, если только будешь работать. А нам отсутствие работы не грозит.

Ходили с Толстиковым на разведку. С трудом перебравшись через высокую гряду торосов, вышли на соседнюю многолетнюю льдину. Поверхность ее неровная, с буграми высотой 1,5 метра. Кое-где встречались гряды свежих торосов, видимо, льдину недавно ломало. Для устройства лагеря она, конечно, не пригодна.

11 апреля в 3 часа утра прилетел большой самолет Задкова. На нем находился заместитель начальника станции А. Г. Дралкин с сотрудниками — метеорологом, гидрологом и радистами.

Толстиков, Дралкин и я снова вылетели на поиски подходящей льдины. На этот раз нам, кажется, повезло. Километрах в трех к востоку заметили старое ледяное поле округлой формы с бугристой поверхностью длиной около 3 километров. Поперек поля виднеется смерзшаяся гряда старых торосов, которая образовалась на месте трещины. А за ним извилистой полосой чернеет свежее довольно широкое разводье.

Делаем несколько заходов, внимательно осматриваем льдину со всех сторон. Как будто эта льдина подходит для высадки станции. Вокруг нее более слабые молодые льды, они при сжатиях будут раздавлены в первую очередь, а сама льдина год-другой должна послужить людям.

Толстиков сразу повеселел и в тот же вечер дал телеграмму руководителю экспедиции, что льдина найдена и на днях начнем переезд. Тем временем Дралкин собрал гидрологическую лебедку и, не теряя времени, измерил глубину океана. Она оказалась 1103 метра. Дрейфуем на северо-восток. Наши координаты — 75° 53' северной широты и 182° 02' восточной долготы.

Первые дни на льдине самые тяжелые. Разгрузка самолетов, перевозка грузов, устройство жилья. Сегодня все так замучались, что даже не могли ужинать, едва дотащились до коек. Но не прошло и 3 часов, как снова аврал. Прилетел Задков. Не успели разгрузить его самолет, сел Титлов, а за ним Масленников. Горы груза растут. На льдину прилетели еще два сотрудника.

Сегодня уже 12 апреля. Участники дрейфа и грузы все прибывают и прибывают. Работаем без передышки, а станция все еще не открыта. Найденная льдина до сих пор не обследована. Нам с И. С. Песчанским, моим коллегой-ледоведом, поручено добраться до нее пешком, обследовать ее и, если можно, дать «добро» на переезд.

Взяв винтовки, бур, рейку и рюкзаки с аварийными запасами продуктов, мы двинулись в путь. Дорога до льдины была очень тяжелой, особенно вначале, на участке всторошенного льда. Льдина оказалась довольно ровной. Торосы имели вид сглаженных бугров, и только один достигал высоты 4 метра. Поперек поля шла старая смерзшаяся трещина с грядой торосов. Нас интересовала толщина льдины. Выбрав наиболее характерное место, стали бурить лед. Когда бур глубоко погружался, приходилось вытаскивать его из скважины, чтобы очистить от ледяной крошки. На отметке 270 сантиметров бур в последний раз провернулся и до рукоятки ушел в воду. Толщина льда хорошая. Для контроля на расстоянии 200 метров стали бурить вторую скважину. Тут уж нам стало так жарко, что, несмотря на мороз, изрядно пощипывавший нос и уши, сняли меховые пальто. Дело сразу пошло веселее. Здесь льдина оказалась еще толще — 285 сантиметров. Наша работа затянулась до вечера, и когда мы добрались до своей палатки, то едва передвигали ноги — так ужасно устали.

14 апреля произвели аэрофотосъемку окружающего района. Место не очень спокойное: кругом много всторошенного льда. У нас с Песчанским новое задание: выбрать дорогу для автомашины. Ходили-ходили и пришли к выводу, что тот путь, которым мы пробирались на льдину два дня назад, единственно подходящий.

Вчера прилетели еще двое участников дрейфа — аэрологи. Скоро соберутся все сотрудники станции.

Еще не закончена расчистка посадочной площадки, хотя в эту работу включился М. С. Комаров, который еще на станции СП-2 творил чудеса. Он привез сюда сконструированные им механизмы, в том числе мотобур на санках и мотопомпу, с помощью которой мы на СП-2 залили посадочную площадку.

Сегодня приземлилось уже шесть машин. Вся льдина завалена грузами. Прилетели еще двое участников дрейфа — ледоисследователь и радист. Сенсацией для нас было появление в высоких широтах «красной стрекозы» — вертолета Ми-4. Он прилетел в сопровождении небольшого одномоторного самолета Ан-2. В те годы мало кто видел вертолет. По своему виду — пузатая кабина с длинным тонким хвостом и четырьмя огромными лопастями над ней — вертолет напоминает гигантскую стрекозу. Ярко-красная машина эффектно выглядит на фоне синего неба и белоснежных льдов.

Когда вертолет плавно опустился на льдину, из него выскочил экипаж — пятеро молодых ребят во главе с командиром Мельниковым. Они совершили первый в мире перелет на вертолете из Москвы до мыса Шмидта протяженностью более 8 тысяч километров, а затем еще прыжок на север — к нашей льдине. Перелет был чрезвычайно сложным и ответственным экзаменом и для машины, и для ее экипажа. При этом они не только с честью выдержали испытание, но и спасли чукчу — охотника на нерп, которого унесло на льдине в море близ мыса Шмидта. Ему спустили с вертолета веревку, которой он обвязался, и подняли его в машину.

После обеда мы целой группой полетели на вертолете выбирать место для станции. Машина летит медленно, ледяные поля, разводья, гряды торосов, проплывающие внизу, можно рассмотреть гораздо лучше, чем с самолета.

Всего несколько минут полета — и мы на месте. Да, это лучше, чем пешком идти по бугристым льдам и перелезать через гряды торосов! Долго ходили по льдине, пока выбрали подходящее место для станции. В центре будет стоять мачта с красным флагом станции, рядом — кают-компания, а вокруг разместятся жилые палатки. Место каждой из них обозначили флажком. Вокруг жилых палаток будут находиться служебные палатки, склады продовольствия и имущества.

Учитывая опыт станции СП-2, места для палаток и складов выбрали на ледяных буграх: весной при таянии льда их будет меньше затоплять. Пробурили скважину в районе будущей станции. Толщина льда здесь оказалась 2,3 метра. На обратном пути искали площадку для посадок самолета Ан-2, но поверхность льдины везде неровная.

Е. И. Толстиков быстро разработал порядок переселения на лагерную льдину. Первыми полетят туда радисты, затем — аэрометеорологи, гидрологи, магнитологи, а за ними — остальные сотрудники. Надо отдать должное Толстикову — он на редкость умелый и спокойный организатор, причем успевает познакомить всех со своими планами и выслушать мнение других. Вот и сегодня после ужина он подробно рассказал о плане переселения и познакомил с распорядком дня на станции.

16 апреля. Сегодня наконец удалось провести нивелировку посадочной площадки и измерить в нескольких точках толщину льда. Она колеблется от 115 до 210 сантиметров.

Вертолет сделал семь рейсов и перевез на станцию 10 тонн груза и 9 человек. Станция СП-4 начала свою жизнь. Невольно вспомнился наш переезд на СП-2 от места посадки самолетов до лагеря станции, когда мы впряглись в нарты и перевозили тяжелые грузы в лагерь. Вот уж действительно, перефразируя известную песню, можно сказать: «Нарты хорошо, а вертолет лучше!»

20 апреля определили координаты станции: льдина, к сожалению, дрейфует не на север, а на юго-восток.

Второй день строим автомобильную дорогу от посадочной площадки к станции. Особенно трудным было начало пути. За день трактору-бульдозеру удалось продвинуться всего на 300 метров. Стоящие на пути торосы приходится срубать, а иногда и взрывать. Пока мы строили дорогу, радисты протянули телефонный провод до лагеря. Маловероятно, что его не разорвет при первых же подвижках льда.

На следующий день с утра работы возобновились. Здорово мы помучались на участке между двумя многолетними льдинами: путь нам преградили трещины и снежные сугробы. Трактор застревал в глубоком снегу — приходилось его вытаскивать. Выбрались на более ровную лагерную льдину, думали, что здесь дело пойдет быстрее, но нет — трактор застрял в огромном сугробе, наметенном у высокого ледяного холма. Долго откапывали его. Наконец последние метры дороги пройдены, и мы, измученные, мокрые, но довольные, достигли лагеря. Пообедали, немного передохнули и двинулись в обратный путь, на посадочную площадку.

На станцию привезли четырех лохматых собак. Теперь нашей Пальме, привезенной ранее с острова Врангеля, будет веселее. Она быстро познакомилась с ласковой и общительной Динкой, жуликоватым и ужасно лохматым Цыганом, ленивым Пеленгом и старым медвежатником огромным белым Антоном, признанным собачьим вожаком.

Рано утром 22 апреля я разобрал свою палатку и приготовил весь багаж к перевозке в лагерь. Со вторым рейсом вертолета я был уже на новом месте. Вскоре мы с командиром самолета Ан-2 П. К. Ошурковым отправились на поиски подходящей посадочной площадки для его самолета вблизи лагеря. Найденная мной площадка к западу от лагеря ему понравилась, и летчик сделал пробную посадку. После пробной посадки площадку выровняли: самые высокие сугробы срубили, впадины засыпали обломками льда. Теперь для перевозки грузов можно использовать и самолет «Аннушку».

Командир вертолета Мельников стал сажать вертолет с грузом почти в любой точке лагерной льдины, там, где его попросят. Удобно доставлять грузы близко к тому месту, где они должны лежать, но, как оказалось, небезопасно. Сегодня при посадке вертолета около площадки магнитологов от воздушной струи опрокинулись два теодолита, причем один из них разбился. Последующие посадки вертолета стали более обдуманными.

23 апреля — день открытия станции СП-4. К полудню погода улучшилась. На самолете Мазурука прибыло руководство высокоширотной воздушной экспедиции во главе с В. Ф. Бурхановым. После торжественного митинга был поднят флаг станции, а вечером состоялся праздничный ужин.

^{План льдины СП-4}

На следующий день, несмотря на плохую погоду, Ан-2 сделал с утра несколько рейсов, а днем еще один. На обратном пути погода испортилась, и самолет при посадке налетел на ледяной бугор и вышел из строя. Никто, к счастью, не пострадал.

Научные наблюдения в лагере идут уже полным ходом. Аэрологи ежедневно выпускают по два радиозонда, гидрологи вырубают лунки во льду.

Самый молодой из нас, гидролог Миша Извеков, совсем замучился. Когда долбили вторую лунку, использовали электропилу. На глубине 3,2 метра воды не оказалось, но лед был сильно пропитан рассолом. Находиться в шурфе стало опасно: вода может внезапно прорвать дно и моментально затопить шурф. Поэтому дно его взорвали, выловили всплывшие на поверхность куски льда. Можно начинать океанологические наблюдения. Толщина льда здесь оказалась 3,8 метра. Установили лебедку. Когда укрепленный на тросе груз достиг дна, на счетчике показалась цифра 1018 метров. Вот какая глубина под нами!

После выхода из строя самолета Ан-2 наши бедные вертолетчики работают чуть ли не круглые сутки, но все равно не успевают перебрасывать грузы в лагерь. Надо использовать ледяную дорогу. Сегодня трактор с волокушей на прицепе доставил на станцию первый груз, в том числе пять бочек горючего и самодельный водогрей, над которым немало потрудился наш Шутяев. Первый рейс продолжался 8 часов.

Научные наблюдения ведутся уже почти в полном объеме, но всех очень отвлекают авральные работы. Наконец удалось соорудить кают-компанию и камбуз, соединив две большие овальные палатки КАПШ-2. Первый раз будем обедать все вместе; до сих пор приходилось есть в палатках, сидя на своих койках.

Сегодня, 28 апреля, будет баня. Еще накануне вечером установили и оборудовали банную палатку. Дежурные быстро растопили водогрей, установленный рядом с банной палаткой, из его трубы повалил густой дым, длинной лентой протянувшийся над белой ледяной равниной. Дымные шлейфы, к сожалению, очень загрязняют лед и снег, что осложняет научные наблюдения актинометристов, метеорологов и ледоисследователей, уменьшая отражательную способность снега, а следовательно, увеличивая его таяние. Искажается также температура поверхностного слоя снега и льда.

За час с небольшим наши банщики натопили целую бочку горячей воды, и первые счастливчики с бельем под мышкой уже исчезли за дверью импровизированной бани. Когда из бани вышел наш обычно сдержанный начальник, все увидели его довольное, улыбающееся лицо. Вытирая мокрый лоб, он усмехнулся и проговорил:

— Ну и банька! Отчего только я не акробат? Вот было бы здорово: замерзли ноги — становись на руки и грей под куполом палатки пятки, согрелись — можешь опять постоять на ногах!

Действительно, вверху, у потолка палатки, — жарища, а внизу, под деревянной решеткой, — лед. Ноги ужасно стынут.

Лагерь постепенно благоустраивается. Уже горят электрические лампочки в кают-компании, а в палатках можно слушать радио. На днях свет будет везде. Был аврал по уборке лагеря. Вырубили во льду шурф для помойной ямы.

За обедом начальник станции сообщил нам удивительную новость: примерно в 300 километрах к востоку от станции Масленников заметил на льду полузанесенный снегом поврежденный самолет Си-47, а около него медведицу с медвежатами. Я разволновался и стал было объяснять Толстикову, что именно нашел Масленников.

— Знаю, знаю, — смеясь ответил Евгений Иванович. — Он нашел льдину СП-2.

Да, именно там осенью 1950 года произошла авария с самолетом Си-47. Летчики уцелели, а сильно поврежденный при падении самолет так и остался лежать на льду. Впоследствии фюзеляж отделили от крыльев и волоком протащили его почти целый километр до лагеря. Потом оборудовали в нем камбуз и кают-компанию, обложив для тепла снежными кирпичами. Было тесновато, но гораздо удобнее, чем в палатке.

Итак, найдена наша льдина, да еще в таком неожиданном районе! Как тут было не разволноваться? Если даже отбросить лирическую сторону, сам факт нахождения льдины в том же районе, где на нее четыре года назад была высажена станция СП-2, представляет исключительный научный интерес. Это позволяет решить спорный вопрос о направлении дрейфа льдов в северо-восточной части Северного Ледовитого океана.

До последнего времени в науке по этому вопросу существовало два диаметрально противоположных мнения. Большинство ученых, в том числе и крупнейший советский океанограф Ю. М. Шокальский, исходя из анализа дрейфа судов предыдущих экспедиций, зажатых во льдах, утверждали, что льды из всех районов Северного Ледовитого океана движутся в одном направлении — на запад, к широкому проливу между Шпицбергеном и Гренландией. Меньшая часть географов во главе с Н. Н. Зубовым придерживалась иной точки зрения. Они считали, что в восточной части океана перемещение ледяных полей происходит более сложным путем — по замкнутой кривой, причем движутся они по часовой стрелке, то есть, иными словами, в этом районе наблюдается так называемый антициклональный дрейф льдов.

Это предположение явилось результатом установленной Н. Н. Зубовым теоретической зависимости движения льдов от распределения атмосферного давления (дрейф по изобарам). На основании такой гипотезы и был рассчитан возможный путь льдины с остатками лагеря СП-2 после снятия станции. Двигаясь по замкнутому кругу, льдина должна была вернуться в тот же район, где весной 1950 года на нее была высажена станция СП-2. Находка льдины в предсказанном месте разрешила научный спор в пользу сторонников гипотезы антициклонального движения льдов в этой части Северного Ледовитого океана.

Другим доказательством правильности этой гипотезы послужили проведенные в последние годы нашими полярными летчиками наблюдения за перемещением так называемых ледяных островов. На одном из таких ледяных островов находилась американская дрейфующая база Т-3. Этот «остров» тоже двигался по антициклональному пути, пока летом 1954 года не застрял среди припайных льдов моря Линкольна у берегов Северной Америки. Впоследствии он опять попал в дрейф.

Помимо вопроса о характере дрейфа льдов огромный интерес представляет и сама льдина станции СП-2. Чрезвычайно важно выяснить, что она представляет собой сейчас, какие изменения претерпела с того момента, как мы ее покинули. Интересно было бы продолжить наблюдения на станции еще несколько лет подряд, определить межгодовые различия в ходе природных процессов. Очень важно, например, установить средние многолетние величины нарастания и таяния ледяного покрова, прочности льда, а также их максимальные показатели в теплые и холодные годы.

И вот теперь, спустя три года, появилась возможность посетить нашу льдину и провести сравнительные наблюдения. Какой интересный для ледоисследователей случай! В свободное время я принялся за составление инструкции для обследования льдины с остатками лагеря станции СП-2.

Прежде всего нужно выяснить, как изменились размеры льдины, ее толщина на буграх, ровных местах, снежницах, каково распределение снега на льду. Для установления закономерностей изменения рельефа верхней поверхности льда необходимо провести нивелировку, обследовать ледяной вал, едва не раздавивший станцию, и образовавшиеся при его движении трещины, определить величину стаивания льда за три года и его физико-механические свойства, составить карту льдины, произвести аэрофотосъемку окружающего района, сфотографировать ледяные объекты, выполнить много других наблюдений для сравнения их с данными, полученными три года назад, во время дрейфа станции СП-2. Льдина, вероятно, образовалась около семи лет назад, поэтому очень заманчиво получить характеристики морского льда столь солидного возраста. Таких данных еще ученые не имеют. Кроме того, интересно выяснить, в каком состоянии находится различное хозяйственное оборудование, оставленное на льду: брезент и перкалевый пол палаток, иллюминаторы, бочки из-под горючего, газовые баллоны и плитки, посуда, а также продукты питания. Все это я и написал в инструкции.

Е. И. Толстиков разрешил мне с Масленниковым лететь на поиски льдины СП-2. Завтра летим! Всю ночь ворочался на койке, смотрел на часы, ждал утра.

И вот мы летим на восток. Ярко светит солнце, блестит снег. Много трещин и разводий. Какой неспокойный район — сплошные сжатия и торошения! Я все думаю, каким увижу наш лагерь, насколько изменился рельеф льдины, как выглядят огромные ледяные валы, едва не раздавившие наш лагерь, обломок льдины, что стало с широкими трещинами, в которых погибла часть оборудования.

Я почему-то совершенно уверен, что быстро найдем нашу льдину, ведь ее от СП-4 отделяет всего около 300 километров. Для самолета это сущий пустяк — чуть больше часа полета. Но вот прошел час, мы заняли удобные места у иллюминаторов. Я ежеминутно протираю очки и со всевозрастающим беспокойством жду, что вот-вот раздастся возглас счастливца: «Вижу станцию Северный полюс-2!»

Самолет все кружит и кружит в районе предполагаемого местонахождения льдины, но ничего не видно. Погода испортилась, плохая видимость очень затрудняет поиски. Время идет, а нам нужно еще сделать несколько посадок на лед и измерить глубину океана в заданных точках. Это входит в программу работ высокоширотной экспедиции. Командир самолета решает прекратить поиски.

Самолет берет курс на север и через полчаса находит удобную площадку для посадки. Перед посадкой штурман зажигает дымовую шашку и бросает ее в полуоткрытую дверь. В иллюминатор видно, как шашка, падая, оставляет за собой яркий оранжевый хвост. Вот она упала на лед, и густой, далеко заметный дым длинным шлейфом тянется по направлению ветра. Теперь можно садиться. Посадка на неизвестную льдину очень сложна и опасна, она требует от пилота высокого мастерства. Самолет благополучно сел, вырулил и приготовился на всякий случай к быстрому взлету. Хотя машина и остановилась, но моторы не выключают до тех пор, пока не будет определена толщина льда возле самолета. Быстро пробурили первую скважину.

Толщина оказалась достаточной. Теперь можно пробивать лунку, а затем, установив над ней лебедку, измерить глубину. Пока мы возились с установкой лебедки, Масленников, очарованный красотой хаотически нагроможденных торосов, раскрыл свой походный мольберт и прямо из кабины самолета стал писать величественный северный пейзаж. Поздно ночью мы вернулись в лагерь.

* * *

Опять, который раз в жизни, я встречаю 1 Мая на дрейфующих льдах Центральной Арктики. У всех праздничное настроение. Радисты бегают по лагерю с поздравительными телеграммами. Они идут со всех концов Советского Союза. Нас поздравляют, желают здоровья, счастья, успешного завершения задания и возвращения домой.

Около 12 часов все собрались возле самодельной трибуны, провели митинг, потом отправились в кают-компанию, где нас ждал праздничный обед.

Но на дрейфующих станциях выходных нет. Повеселились — и снова за работу. Геофизики определили сегодня новые координаты льдины — 76° 25' северной широты и 181° 25' восточной долготы. Гидрологи измерили очередную глубину океана — 1103 метра. В этом районе она изменяется мало.

Утро 2 мая началось необычно: в лагерь зашла крупная медведица с двумя маленькими медвежатами, привлеченная запахами нашей кухни. Жалея медвежат, все пытались ее отогнать, подняли ужасный шум. Но голодная медведица не уходила. Собаки рычали, особенно неистовствовал медвежатник Антон. Пришлось применить крайнюю меру. Двумя меткими выстрелами медведица была сражена и осталась лежать на снегу. Медвежата быстро удрали за торосы, но вскоре, оправившись от испуга, вернулись к матери. Мы с трудом их поймали.

К вечеру на самолете Мазурука прилетел Бурханов. Его сопровождали ученые Д. И. Щербаков и Е. К. Федоров, а также бывший начальник станции СП-2 М. М. Сомов. Сомов тоже горел желанием принять участие в поисках лагеря СП-2.

На следующий день около 6 утра мы с нетерпением стали ждать вертолета, который должен был доставить нас к самолету. Сегодня опять полетим на поиски. А вдруг на этот раз нам повезет? Ждем, ждем, а вертолета все нет. Погода, как назло, стала портиться. Небо затянуло облаками, вскоре пошел густой снег.

Наутро, несмотря на пасмурную погоду, все же вылетели. Летали очень долго, но безрезультатно. Плохая видимость не позволяла подняться повыше, а с небольшой высоты найти льдину очень трудно, можно только случайно наткнуться на нее. Словом, нам опять не повезло. 5 мая рано утром прилетел Тптлов, он доставил электростанцию «Луч» весом около 1,2 тонны. С трудом погрузили ее на сани, и трактор потащил их в лагерь. «Луч» обеспечит СП-4 электрической энергией. Вертолет привез из лагеря ящик с медвежатами. Их нужно быстрее отправлять в Москву, в зоопарк.

Пока мы работали на разгрузке, Е. И. Толстиков с А. Г. Дралкиным успели обобщить и передать в Москву результаты научных и общелагерных работ с 15 апреля.

Научные наблюдения развернуты полностью. Гидрологи уже взяли 7 океанологических станций и сделали 24 промера глубин океана. Метеорологи тоже неплохо поработали: выполнили 306 серий метеонаблюдений, 3 наблюдения за составляющими солнечной радиации и дали 310 авиапогод. Аэрологи выпустили 43 радиозонда с максимальной высотой подъема 26 километров. Начали свои исследования магнитологи и ледоисследователи, а радисты (кроме своей основной работы) закончили электрификацию и телефонизацию лагеря. Лагерь СП-4 превратился уже в настоящий поселок.

Днем погода немного улучшилась, и мы решили еще разпопытаться разыскать льдину СП-2, так как времени остается совсем мало: 8 мая участники высокоширотной экспедиции должны собраться на острове Диксон. В 2 часа дня вылетели, но в районе поисков опять оказался туман. Снова ничего не нашли. 6 мая вылетели с Сомовым в Певек.

Когда подлетели к Певеку, я попытался рассмотреть искусственный канал во льду, но напрасно — ничего не увидел. Дело в том, что ледоисследовательской лаборатории Арктического института^[2], где я работаю, поручено провести работы по устройству так называемого радиационного канала во льдах на подходах к бухте Певек для открытия ранней навигации — прохода судов в бухту в более ранние сроки. Лаборатория разработала метод ускоренного протаивания льда с помощью посыпки его каким-нибудь черным веществом — угольной пылью, шлаком, черным песком. Когда прилетели на место, выяснилось, что сотрудников лаборатории здесь еще нет. А я должен был проконсультировать их. Опять неудача!

Утром 7 мая расстались с Сомовым. Он полетел на остров Диксон, а я — обратно на СП-4 за своим имуществом и уже оттуда отправлюсь на остров Диксон.

Вот и Диксон. Здесь уже собрались почти все участники высокоширотной экспедиции. Начались рассказы о работе, шутки, воспоминания о разных курьезах — время пролетело незаметно.

8 мая выдалась холодная, ветреная, хотя и солнечная погода. Весной здесь еще и не пахнет. Весь день готовили материалы наблюдений и отчеты о проделанной работе. На другой день вылетели в Москву.

* * *

Станция СП-4 продолжала свой дрейф.

Неожиданно в конце мая льдина лопнула. Трещина разорвала ее на две части, причем прошла в 300 метрах к югу от лагеря и сразу разошлась на 1,5 метра. Откололся «кусочек» размером 2000 х 900 метров. Но произошло это не во время сжатия льдов, а под действием приливной волны.

В начале июня появились новая широкая трещина между лагерем и аэродромом и несколько узких трещин, перерезавших тракторную дорогу. Размеры лагерной льдины сократились до 1300 метров в длину и 400 метров в ширину на западе и до 1000 метров в длину на востоке. Местами появились гряды торосов пятиметровой высоты. Несколько раз прерывалась телефонная связь между лагерем и аэродромом: обрывался провод. Только ценой огромных усилий удавалось восстанавливать связь, иногда даже перебираясь через разводья на клиперботе.

Самая широкая трещина — к северу от лагеря — разошлась на 60 метров, и волны, с шумом ударяя в край ледяного поля, подмывают слабый, подтаявший лед. Да, картина не из приятных, ничего не скажешь. К тому же глубины продолжают резко уменьшаться: льдину выносит на материковый склон. С юга до горизонта видны большие разводья с плавающим мелкобитым льдом. У края льдины сильный прибой ломает лед и уносит отломанные куски в море. И все это происходит возле самого лагеря, в каких-то 100-300 метрах. Поля многолетнего льда, как показала ледовая разведка с вертолета, сохранились только в 15-20 километрах к северо-западу. Не зря Е. И. Толстиков беспокоился, что скоро лагерная льдина может оказаться среди чистой воды. В случае окончательного разлома льдины средством спасения будет только вертолет.

Льдина с лагерем станции СП-2 нашлась снова! В поисках ее принял участие вызванный из Ленинграда бывший участник дрейфа СП-2 И. Г. Петров. На льдину был направлен вертолет, и она довольно быстро была обнаружена. Вертолет опустился метрах в пятидесяти от заброшенного лагеря. Сама льдина округлой формы выделялась среди окружающих льдов сравнительно небольшими размерами и грядами торосов. На границе ее с северной стороны громоздились свежие торосы; в западной части, у самых торосов, сохранились остатки лагеря.

Трудно передать волнение, охватившее Ваню Петрова, когда он ступил на лед. Кругом царила тишина, нарушаемая только скрипом унтов по снегу. Как тут все изменилось за эти три года! Оставленные палатки из черных превратились в совершенно белые — выгорели под жаркими лучами полярного солнца. И стояли они теперь не на ровных местах, а, как грибы на ножках, на высоких, почти в человеческий рост, ледяных столбах. Сдвинув одну из палаток с такого «пьедестала», Ваня быстро выяснил причину его появления: лед под палатками был устлан оленьими шкурами, которые и предохраняли его от таяния. Высота ледяных столбов могла служить показателем величины стаивания льда за эти три года. В среднем она составила 160 сантиметров.

Сохранившиеся палатки позволили Ване ориентироваться, так как в памяти хорошо удержалась прежняя планировка лагеря. Вот фюзеляж разбитого самолета, в котором были устроены камбуз и кают-компания; за ним были когда-то наводившие такой страх ледяные валы, вплотную подступавшие к лагерю. Но отчего они так изменились? Где громадные глыбы льда с острыми изломанными краями, причудливо нагроможденные на вершине вала? Глыбы льда сильно обтаяли, а ледяные валы приобрели сглаженную форму и стали монолитными.

Напрасно Петров искал многочисленные трещины, расколовшие лагерь на части. Не оказалось даже широкой трещины около палатки гидрологов, которая послужила причиной падения радиомачт и ветряка. Все сравнялось при таянии льда.

В это время из вертолета притащили бур и стали бурить скважину. Долго пришлось вгрызаться в толстый лед, пока наконец не осилили его. Ледомерная рейка показала 3 метра. Ваня не поверил и сам еще раз измерил толщину льда. Да, так и есть. Сделали еще несколько скважин — то же самое. За три года толщина ледяного поля не изменилась. Оказывается, наступило равновесие между количеством наросшего снизу в холодное время молодого льда и стаявшего в теплое время старого. Какой слой за три года нарос внизу, такой же стаял сверху. Таким образом, обнаружился любопытный факт: лед обладает свойством «омолаживания». За три прошедших года он «омолодился» примерно наполовину.

Долго еще полярники ахали и охали над разными интересными фактами, обнаруженными в этой замечательной полевой лаборатории, но попытка разыскать последний лагерь так и не увенчалась успехом. Та льдина либо была перемолота во время очередного мощного сжатия, либо переместилась при перегруппировке льдов этого района: компас показал, например, что льдина старого лагеря развернулась за три года на 270° вправо.

* * *

Стоят последние дни июня. Океанологи регулярно берут гидрологические станции. На днях Извекову удалось вытащить с глубины 30 метров прилипшую к тросу большую (около 15 сантиметров в диаметре) медузу. Как показали наблюдения, слой теплой воды, поступающей из Атлантического океана, находится в этом районе на глубине 295-835 метров, а температура ее уже упала ниже 0°. У поверхности же температура всего —1,8°. Улов трала показал, что на дне океана жизнь очень скудная.

Аэрологи продолжают выпуск радиозондов. Они уже закончили серию наблюдений с аэростатом, который поднялся до высоты 500 метров. Регулярно ведут наблюдения метеорологи, трудятся актинометристы, магнитологи, которые помимо магнитных наблюдений вычисляют координаты станции; ведутся наблюдения за ледовой обстановкой в районе лагеря с помощью вертолета, а также ледоисследовательские работы на самой льдине.

Все работают с большим энтузиазмом, чему немало способствует соревнование между научными группами. Много времени приходится уделять работам по благоустройству лагеря, а раз или два раза в месяц каждый еще дежурит по лагерю.

Впервые на дрейфующие льды привезли утепленные домики Шапошникова. Домик этот размером 4,6 X 2,7 метра. Он состоит из небольшого тамбура и жилой комнаты. У входа в комнате стоит двухкомфорная газовая плитка и четыре койки — две вверху, две внизу. В стене маленькое окошко, под ним стол. Домики очень уютные и, конечно, несравнимы с палатками. Сборка домиков занимает немного времени, но на всех их пока не хватает.

Прошло уже два месяца со дня организации станции. Началось полярное лето. Жизнь в лагере полностью вошла в привычную колею, все уже чувствуют себя старожилами. Прилетела с далекой земли первая пуночка. Нанес визит и белый медведь, его отогнали выстрелами из ракетницы.

Полярное лето принесло и новые трудности: началось бурное таяние снега и льда. На льдине сначала как-то незаметно набухли темные пятна пропитанного водой снега. Постепенно их число и площадь стали быстро расти, а затем лед потемнел. Из темных пятен образовались снежницы и озерки.

Если на залитую водой льдину взглянуть из окна самолета, то даже самый бесстрашный человек не решится на нее высадиться. Она сплошь покрыта озерками, соединенными ручейками и речками. В конце лета лед в озерках иногда протаивает насквозь, и тогда образуются опасные проталины. Талая вода на льдине — настоящее бедствие. Она подтопляет палатки и домики, грузы и вообще все, что находится на льдине.

Учитывая опыт борьбы с талой водой на станции СП-2, при устройстве лагеря СП-4 палатки с самого начала установили на ледяных буграх. Воду из образовавшихся снежниц стали спускать в океан через пробуренные в них скважины. Грузы поднимали на самодельные стенды, сооруженные из ящиков, бочек и досок. В разгар таяния стало портиться мясо, закопанное в снег. Пришлось и его переложить на стенды. Как правильно заметил Е. И. Толстиков, станция была высажена слишком «южно», поэтому здесь процессы таяния снега и льда протекают гораздо интенсивнее, чем на станции СП-3.

Спуск воды в океан через прорубленные во льду скважины помогал бороться с талой водой на льдине только до тех пор, пока; уровни воды в снежнице и океане не сравнивались. С этого момента уже никакими силами нельзя избавиться от наводнения. Но тут на помощь приходит природа. В разгар таяния вода сама находит много путей в океан: она стекает по всем углублениям, трещинам, промоинам, а также с краев льдины. Благодаря стоку талой воды вес льдины уменьшается, она всплывает и немного осушается. Но воды остается еще много. Ходить по льдине можно только в высоких резиновых сапогах.

Очень нас тревожат и сильные подвижки льдов. Вертолет все чаще поднимается в воздух для уточнения ледовой обстановки вокруг лагеря. А она не сулит ничего хорошего: появляется все больше широких разводий, где нередко резвятся нерпы и морские зайцы. Над льдиной часто летают чайки, утки, кайры. Льды все время находятся в движении. Льдина уже несколько раз поворачивалась вокруг своей оси под влиянием ветра.

Много внимания требует и аэродром. Таяние льда продолжается, посадочная полоса часто приходит в негодность. Садиться на нее очень опасно: при посадке из-под колес самолетов вылетают фонтаны воды и ледяной каши. Поверхностный слой льда разрушен таянием и имеет вид щетки из обтаявших, торчащих кристаллов длиной 20-30 сантиметров. При ходьбе по такому льду кристаллы обламываются и рассыпаются, образуя сыпучий слой в виде крупнозернистого ледяного песка. Для сохранения посадочной полосы приходится спускать воду под лед, засыпать снегом и льдом снежницы и трещины, выравнивать поверхность. Вручную такие работы отнимают уйму времени и много сил. Стали перегонять на аэродром трактор, но добрались до трещины и — стоп, не перебраться! Отправились на разведку вдоль трещины. Удалось найти участок, где она сошлась. Забили льдом трещину, положили деревянный помост и решили рискнуть. Бесстрашный Шутяев дал полный газ и перескочил на другую сторону. Сломалось только несколько досок. С трактором работа пошла гораздо быстрее.

Впервые в истории работы дрейфующих станций в период таяния стали готовить посадочную площадку для самолетов. На СП-2 летом самолеты принимать было невозможно. А сюда 12 и 14 июля прилетали самолеты и, пожалуй, впервые летом в таких широтах садились на лед. Они доставили свежие овощи, картошку, фрукты и, конечно, письма от родных и близких. Потом почти месяц самолеты сбрасывали нам посылки. 11 августа на льдину опять сел самолет, доставивший группу врачей. Они провели осмотр всех полярников и через три дня улетели на материк.

Таяние все продолжается. Многие домики уже передвинули, так как вокруг образовались целые озера. Под самими домиками лед не стаял, и они стояли на ледяных цоколях. Радисты в свое жилище взбираются по морскому трапу — так высоко оказался их домик из-за стаявшего вокруг льда.

На востоке до самого горизонта вода. Снежницы достигли глубины более метра, и многие из нас уже успели выкупаться в них. Аэродром, оказавшийся на другом обломке льдины, стало быстро уносить в сторону, а после пурги с южным ветром, который отогнал льдину на север, его уже нельзя было отыскать даже с помощью бинокля. Вылетевший на поиски вертолет обнаружил аэродром совсем в другой стороне на расстоянии 10 километров.

Кончился август — последний летний месяц. Средняя температура августа была —1°. Пасмурных дней было 29, из них 19 с туманами. Весь месяц преобладали циклоны.

На СП-4 впервые в течение всего дрейфа находился вертолет. Его использовали не только для перевозки грузов, но и для расширения района научных исследований: ледовых разведок, измерения глубин океана и т. д.

Не всегда посадки вертолета на льдины проходили гладко. Так, 7 сентября, вылетев в намеченную точку, вертолет стал снижаться как будто на подходящую льдину. Но едва колеса машины коснулись льда, как он стал оседать и на его поверхности выступила вода. Выскочивший на лед Прохоров едва успел вскарабкаться обратно. Хорошо, что не был выключен мотор и вертолет успел подняться в воздух. Пять раз командир вертолета Мельников пробовал садиться, но колеса проваливались, а один раз вертолет чуть не опрокинулся. Оказывается, все льдины припорошило свежим снегом, замаскировавшим снежницы. Поэтому невозможно было определить, где прочный, толстый лед, а где опасный, тонкий.

Осень все увереннее вступает в свои права. Начались продолжительные пурги, усилился ветер — его порывы достигали 25 метров в секунду. Температура воздуха понизилась до 8-10° мороза, в домиках стало сыро и очень холодно. Газовые камины обогревают плохо, да и газ надо экономить. Все стали одеваться теплее.

Хорошо подготовленная посадочная полоса позволила снова принимать самолеты, но только при хорошей погоде. С одним из них прилетел и художник Рубан. Он не новичок в Арктике: я познакомился с ним еще в 1946 году во время экспедиции на ледоколе «Северный полюс». С тех пор Арктика покорила его, и он отдает свой талант изображению ее суровой и величественной природы. Вот и сейчас он целыми днями сидит на улице, спеша зарисовать лагерь, торосы, разводья, низко висящее над горизонтом солнце и многое другое.

Близится зима. Новый сезон — новые трудности. Разработали план подготовки станции к зимовке в полярную ночь. Переместили ближе друг к другу домики и рабочие палатки, подумали об их утеплении и противопожарных мерах. Особенно нужно следить за газовым отоплением; решили не оставлять на ночь горящих плиток, чтобы исключить возможность отравления газом. Ко всем площадкам наблюдений и рабочим палаткам протянули леера, чтобы не заблудиться в пургу.

Подготовили трактор и вертолет для работы в зимних условиях. Вертолетчики соорудили на аэродроме маяк-мигалку, чтобы видеть его прямо из лагеря, и радиостанцию. Из снежных кирпичей построили склад, магнитный павильон, ангар для газгольдера, рабочий домик актинометристов. Провели освещение на метеоплощадку. Закончили радиофикацию лагеря — в каждом домике и в палатках стоят динамики.

С начала октября начался завоз грузов на период полярной ночи. Титлов привез продовольствие; Мазурук, Осипов и Бахтинов в числе прочих грузов привезли еще несколько домиков. Прилетел конструктор домиков Шапошников. Едва он сошел на лед, как все наперебой стали жаловаться ему на плохую вентиляцию в домиках. Шапошников быстро решил этот вопрос — просверлил в стене домика дырку и заткнул ее пробкой от шампанского. Вот и вентилятор! Домики, конечно, несравненно лучше и теплее палаток, хотя в них еще много несовершенного.

Работы все прибавляется. Самолеты прилетают один за другим. Разгрузка, погрузка, перевозка грузов, подготовка станции к зиме — все это отнимает более половины времени.

А природа не дремлет и создает все новые трудности. Накануне праздника Октябрьской революции сообщили, что скоро будет самолет Черевичного. На вертолете на аэродром вылетела группа полярников во главе с Шутяевым для встречи. Дали согласие на прием, а спустя несколько часов все изменилось. Сначала с аэродрома сообщили, что появилась трещина, а вскоре взволнованный радист передал, что разлом аэродрома продолжается, трещины появляются одна за другой. Палатку с радиостанцией отрывает, и трещина идет прямо к вертолету. Связь прервалась. Затем уже с вертолета сообщили, что аэродрома больше не существует, а люди возвращаются в лагерь. Пришлось срочно отказывать в приеме самолету Черевичного. В темноте при начавшемся снегопаде вертолет с трудом нашел лагерную льдину.

В довершение несчастья вышел из строя вертолет (сломалась деталь, без которой запустить двигатель невозможно), а самолет АН-2 упал на бок и провалился — из трещины торчит только часть крыла. Трактор на другом обломке льдины. Газик по сугробам не пройдет. А нам нужна новая посадочная площадка. Несколько дней искали подходящую льдину, ходили на поиски в лунные ночи или освещая дорогу факелами.

Наконец выбрали площадку на молодом льду в 3 километрах от лагеря. Выровняли ее вручную. В конце ноября удалось принять на нее несколько самолетов с продовольствием и запасными частями для вертолета. Грузы в лагерь доставляем по старинке — тащим на листах фанеры. Какая была радость, когда удалось починить вертолет! Ведь все совершенно замучились с перетаскиванием грузов.

Наступило 31 декабря. Это самое тяжелое время. Темнота, метели, мороз, беспрерывные подвижки и разломы льдов. Тем не менее встреча Нового года — всегда торжественное событие. В кают-компании накрыты праздничные столы, стоит украшенная елка. Звучат удары Кремлевских курантов. Звенят бокалы. Все поздравляют друг друга. Здравствуй, Новый год!

В начале января начали сооружать посадочную площадку на лагерной льдине для приема самолета Ли-2 на лыжах. Ледяные бугры и торосы подрывали. Для выравнивания только одной гряды торосов на границе льдины срубили и вывезли на фанерных листах около 200 кубических метров снега и льда. Наконец площадка готова. Но теперь плохая погода на материке, и самолеты вылететь не могут.

18 января заря впервые осветила лагерь. С 10 утра до часу дня брезжат сумерки. Все оживленно разговаривают, многие любуются чуть видимым горизонтом. А на другой день, точно прощаясь с зимовщиками, на небе заполыхало полярное сияние. За всю зиму никто ни разу не видел таких ярких и красочных сполохов. Прозрачные волны света всевозможных оттенков, от зеленоватого до темно-красного, струились на небосводе.

В конце января несколько раз прилетал самолет Москаленко, Он доставил продукты, химикалии для аэрологов, бензин, долгожданную почту и даже новую кинокартину «376 дней на дрейфующем льду». Это первый, очень содержательный документальный фильм о работе СП-2. Привезли и новый трактор, о котором все давно мечтали.

Заря все дольше и дольше освещает своим неярким светом льды. Но мороз не сдается: несколько раз термометр показывал ниже 40°. А на небосводе солнце показалось 23 февраля. Как радостно его появление!

Наступил март. Из Москвы пришла радиограмма о том, что дрейф СП-4 решено продлить еще на год. Смена зимовщиков будет в апреле. Новым начальником станции назначен известный полярный исследователь П. А. Гордиенко. Перед передачей станции новому составу измерили толщину льдины в 10 местах. Средняя толщина льда оказалась 305 сантиметров. Начертили план льдины; максимальная длина ее — 1083 метра.

Все научные группы спешат закончить до отъезда предварительные отчеты. Так, метеорологи установили, что погода в районе дрейфа станции часто зависит от циклонической деятельности. Самым теплым месяцем года оказался июль со среднемесячной температурой воздуха —0,5°. В июне она была —1,7°, в августе —1,0°. Максимальная температура (+3,3°) отмечена в июне. Среднемесячные зимние температуры были такими: в декабре —30°, в январе —32,8°, в феврале —37°, в марте —31,8°.

В начале апреля прилетел П. А. Гордиенко, и началась передача станции. Вместе с новыми сотрудниками на льдине появились и необычные гости из Москвы — концертная бригада. Впервые на дрейфующих льдах выступали Рина Зеленая, Борис Брунов, Вера Дулова и другие. Концерт состоялся в кают-компании. Для акробатов и жонглера помещение оказалось тесноватым. Пришлось расстелить ковер прямо на улице, невзирая на 32-градусный мороз и ветер. Но и в таких необычных условиях выступления прошли с большим успехом. Не обошлось и без юмористических сценок. Во время исполнения одного из цирковых номеров на ковре неожиданно появились наши четвероногие друзья. Собаки, привлеченные необычным зрелищем, прыгали вокруг акробатов, визжали от возбуждения и в общем оригинально вписались в номер.

Наступили последние дни. Один за другим участники дрейфа улетают на Большую Землю, а новая смена приступает к работе. Дрейфующую станцию «Северный полюс-4» сдал Е. И. Толстиков, принял П. А. Гордиенко.

Впервые в истории изучения Северного Ледовитого океана дрейфующая научная станция, проработавшая на льдине год, продолжила свои исследования в следующем году.

Станция СП-4, высаженная в точке 75°48′ северной широты и 178°25' западной долготы, за 374 дня дрейфа проделала огромный путь по Северному Ледовитому океану и 17 апреля 1955 года оказалась в точке 80°50' северной широты и 175°35' западной долготы. Ее дрейф со всеми петлями и зигзагами составил 2532 километра, а генеральный — 585 километров. Средняя скорость дрейфа льдины была 6,77 километра в сутки по истинному пути и 1,56 километра в сутки по генеральному курсу. За год полярниками собраны ценнейшие научные данные о природе огромного неизученного района^[3].

Второй год дрейфа

Прибывшую 7 апреля 1955 года первую группу сотрудников новой смены поразил своеобразный вид станции. Это был настоящий поселок, живописно раскинувшийся на небольшой льдине. Вокруг высокой наблюдательной вышки стояли девять домиков, несколько больших и малых палаток, склады, гараж, электростанция. Чуть подальше виднелся вертолет, возвышались магнитный и аэрологический павильоны. Всего можно было насчитать до 30 построек. В ясном весеннем небе четко вырисовывались стройные мачты, на одной из которых развевался флаг станции. От мачт во все стороны тянулись провода: электрические, телефонные, радиотрансляции.

Да, второй смене будет куда легче! В обжитом лагере не нужно тратить времени на поиски подходящей льдины и строительство станции. Надо только решить, переносить ли лагерь на новое место.

Конечно, снегу кругом много. Под его тяжестью лед опасно прогнулся, летом здесь окажется много талой воды. Но перетаскивать занесенные снегом домики и палатки, сложное оборудование, размещенное в павильонах, склады, гараж — очень трудоемкая работа. Подумали-подумали и решили жить пока на старом месте.

Апрель был месяцем сплошных авралов. Почти ежедневно прилетали самолеты с грузами: прибывало продовольствие, оборудование, топливо и различные материалы.

В мае все исследования шли уже своим чередом. Новые хозяева перестраивали научные павильоны, лаборатории и рабочие палатки по своему вкусу. Много сил потратили и на уборку жилых домиков: в углах, под койками, столами и ящиками наросло много льда. Сотни ведер льда были срублены со стен и пола. Были установлены новые радиомачты, подставки для актинометрических приборов, переоборудован камбуз.

Большой реконструкции подверглась кают-компания. Потолок и верхнюю часть стен обтянули тюлем, а нижнюю — обили светло-коричневым сукном, чтобы прикрыть пятна сырости. Получилось очень уютно.

Учитывая опыт предыдущих дрейфующих станций, предусмотрительный и хитроумный «полярный Одиссей» П. А. Гордиенко заранее принял меры против летнего наводнения. Провели нивелировку территории лагеря, определили высоту льда в разных точках, а также высоту оснований всех помещений и домиков относительно уровня воды в океане. Измерили толщину льда, проверили мотобуры и мотопомпу; вокруг домиков и палаток, стоявших в низких местах, на расстоянии метра от стенок убрали снег и во льду для стока талой воды вырубили глубокую канаву шириной до 80 сантиметров.

Таяние снега в лагере началось 3 июня, на 13 суток раньше, чем на остальной льдине, хотя температура воздуха не поднималась выше —1°. Яркое солнце сильно пригревало. Температура в палатках поднималась до 15°, и снег вокруг начал таять. В самом лагере снег был очень грязен от дыма и копоти, и он, конечно, начал таять раньше и интенсивнее. К тому же здесь снега скопилось в 8-10 раз больше, чем на других участках. Поэтому можно было ожидать, что лагерь станет центром скопления талой воды.

Действительно, вскоре канавы наполнились талой водой, и первой под угрозой затопления оказалась палатка-склад. Перенести ее на сухое место было невозможно, так как пол в ней намертво примерз ко льду. Пробурить скважины для спуска воды было опасно: лед сильно прогнулся и на льдину мог хлынуть фонтан воды из океана. Что делать? Старым, опытным полярникам ничего во приходило в, голову, а новичок, впервые оказавшийся на льдине, аэролог Дунаев, предложил пробурить отверстие во льду и туда вморозить длинную деревянную трубу, в нее вставить выходной шланг мотопомпы, а заборный опустить в канаву. Через час работы мотопомпы уровень воды в канаве стал падать, и скоро ее удалось осушить.

Но через некоторое время вода, скопившаяся вокруг построек промыла во льду настоящие каньоны и хлынула к месту откачки.

Вначале помпа работала по несколько часов, но вскоре пришлось около нее установить непрерывное круглосуточное дежурство.

Растаял снег, а за ним начал таять лед. Кругом образовались глубокие озерки. Льдина, освободившись от тяжести снега, немного всплыла. Вода стала интенсивнее уходить под лед в естественные трещины и промоины, а также в искусственные скважины. Грязный лед в лагере за лето стаял в среднем на 100-130 сантиметров, а чистый — только на 20 сантиметров. Все постройки оказались на высоких ледяных постаментах, окруженных озерами. Трапы и сходни лежали у всех дверей.

Но ледяные постаменты, на которых стояли домики, быстро обтаивали с боков, так что домики могли упасть. Чтобы спасти постройки, стали обкладывать их мешками из-под угля и другими предметами. Удалось сохранить домики до зимы, лагерь продержался два лета на одном месте. Затраченный на это труд вполне себя оправдал.

Благодаря продуманной организации быта бесперебойно выполнялись научные наблюдения по расширенным программам.

Но вот кончилось лето и наступила короткая арктическая осень, а за ней — длинная и суровая полярная ночь.

Мрак полярной ночи, частые метели и пурги, жестокие морозы, разломы, подвижки и торошение льдов часто нарушали ритм научных исследований. Казалось, что сама природа восстала против пребывания человека в этих местах и хочет уничтожить все, что он здесь создал. Но люди трудились с еще большим упорством.

Пришлось показать свое искусство и врачу станции Л. Е. Пономареву. Более полугода его деятельность ограничивалась лечением мелких травм и простуд, если не считать его исследования по приспособляемости человеческого организма к суровым условиям Арктики. Но в конце января у радиотехника Ю. Н. Репина начался приступ гнойного аппендицита, потребовавшего хирургического вмешательства. Сначала думали вывезти больного на материк. Но Пономарев — опытный хирург — решил делать операцию сам. (До сих пор на дрейфующих льдах еще не делали операций.) Выбрав себе двух ассистентов, он стал готовить «операционную». Отделив половину кают-компании пологом, составили вместе три стола и покрыли их простынями. Натопили печку, и температура поднялась до + 15°. Вскоре операция началась.

Все с беспокойством ждали ее окончания. Операция прошла успешно, больного вскоре перенесли в домик врача. А вечером, когда хирург пришел в кают-компанию ужинать, все встретили его дружными аплодисментами. Пациент же через 5 суток уже сам пришел обедать.

18 апреля 1956 года вторая смена станции СП-4 закончила работу. За 367 дней дрейфа льдина переместилась на север еще на 770 километров. Со всеми петлями и зигзагами ее путь составил 2500 километров. Научная программа исследований (по сравнению с предыдущей она была несколько изменена и дополнена) была полностью выполнена. При наблюдениях за течениями кроме стандартных приборов стали применяться автоматические самописцы и регистраторы течений, бифилярные измерители течений Теляева, тяжелая глубоководная лебедка, дрейфограф-самописец, удлиненные грунтовые трубки. Самописцы течений, установленные на различных глубинах, проработали более 52 тысяч часов и значительно облегчили труд океанологов.

За время дрейфа была выполнена 21 гидрологическая станция и столько же гидробиологических станций, проведено 900 химических анализов морской воды, взято 20 колонок грунта с предельной длиной 120 сантиметров, что позволит исследовать геологическую историю этой части океана за несколько десятков тысячелетий. Некоторые тралы приносили на поверхность образцы обломочных пород со дна океана.

С помощью лота измерена глубина океана в 334 местах. Эти измерения позволили установить, что океаническое дно между 80 и 86° северной широты по пути дрейфа станции имеет сильно расчлененный рельеф с изменением глубин в пределах от 1800 до 3500 метров. Дальше к северу расположена глубоководная впадина с очень ровным дном. Здесь глубины колеблются незначительно — от 3950 до 4000 метров.

Гидробиологические уловы показали, что в летнее время в поверхностном слое воды находится множество различных водорослей, медуз, бокоплавов и других мельчайших организмов. Летом и в конце полярной ночи трал изредка приносил отдельные экземпляры мелкой полярной трески. В глубинах океана даже в условиях полной темноты обнаружены различные представители плавающих организмов.

Данные о температуре и солености воды позволили уточнить динамику водных масс, в частности проникновение вод Тихого океана через Берингов пролив.

Ледоисследователи во главе с П. А. Гордиенко при участии сотрудников арктических обсерваторий составили прогноз ледовых условий на лето 1956 года для восточного сектора Арктики. Этот прогноз явился одним из примеров непосредственного практического использования материалов наблюдений дрейфующих станций для нужд народного хозяйства и, как показала дальнейшая проверка, хорошо оправдался.

Важные исследования по изучению строения атмосферы провела группа аэрологов под руководством С. С. Гайгерова. Ими было выпущено 800 радиозондов со средней высотой подъема более 20 километров. Для арктических районов это большое достижение. Впервые на дрейфующих станциях был применен радиотеодолит, действующий по принципу локатора. Аэрологам удалось проследить сезонные изменения направления и скорости ветра, а также колебания температуры в верхних слоях атмосферы.

Очень интересные исследования составляющих радиационного баланса, проникновения солнечной радиации в толщу снега, льда и воды провели метеорологи Н. Т. Черниговский и Г. А. Хлопу-шин. Последний вместе с Б. Н. Рожковым по 8 раз в сутки проводил метеорологические наблюдения. Не одна тысяча сводок погоды была передана по радио на Большую Землю.

Наблюдения по магнитологии, сейсмологии и астрономии вел один из старейших полярников — А. В. Теологов. Его астрономические определения отличались высокой точностью и сразу же использовались специалистами в повседневной работе. Результаты изучения магнитного поля Земли в этом районе значительно расширили наши знания в этой области науки. Новую и важную область ледоисследования представляют выполненные им наблюдения за колебаниями ледяного покрова под воздействием внешних сил.

Слаженной и бесперебойной работе дрейфующей станции немало способствовали опытные радисты Ф. Ф. Захарьин и Л. И. Богданов, которые обеспечивали надежную связь с Большой Землей. Количество передаваемой информации было очень велико.

Итак, вторая смена полярников, успешно выполнив программу наблюдений, покидает льдину, а вместо нее прилетает новая смена.

Судя по генеральному дрейфу станции за два года, можно ожидать, что и третий год она также будет дрейфовать на север и пересечет Северный полюс. Большой научный интерес после наблюдений станции СП-3 представят повторные исследования в приполюсном районе. Вероятно, дрейф станции СП-4 будет близок к прошлогоднему дрейфу станции СП-3^[4].

19 мая 1956 года южнее места высадки СП-4 была открыта станция СП-6, возглавляемая К. А. Сычевым. Таким образом, весной 1956 года впервые на дрейфующих льдах стали работать три станции.

Третий год дрейфа

16 апреля 1956 года на льдину прилетела первая группа новой смены во главе с А. Г. Дралкиным, который уже зимовал на этой станции в первый год ее работы.

Два дня продолжались сдача и прием научных объектов и оборудования. На станцию прибыли начальник экспедиции «Север-8» Е. И. Толстиков, начальник Управления полярной авиации М. И. Шевелев и начальник штаба экспедиции А. П. Штепенко. Для Толстикова, как и для Дралкина, посещение льдины было особенно волнующим: ведь они организовывали эту станцию два года назад. Поэтому оба любовно и ревниво осматривали лагерь. Размеры льдины с тех пор почти не изменились, лагерь оставался на прежнем месте, только некоторые палатки совсем засыпало снегом.

18 апреля станция СП-4 начала третий год дрейфа. В этот день льдина находилась в точке 87°24' северной широты и 477°46' западной долготы. Глубина океана достигала 3876 метров. Началась обычная жизнь с бесконечной выгрузкой, перевозкой и размещением по складам многочисленных грузов и оборудования. На льдину прилетели вертолет и самолет Ан-2 и сразу стали перевозить грузы в лагерь.

Наконец на месте все участники третьей смены — 20 человек, включая экипаж вертолета. Прилетел и И. Г. Петров, мой соратник по дрейфу станции СП-2. Он будет заместителем начальника станции. Вместе с ним изучение льда будет вести молодой полярник Ю. Л. Назинцев. В институте он был моим неизменным помощником при обработке и анализе материалов наблюдений по тепловому балансу и термическим свойствам ледяного покрова, полученных на станции СП-2. Здесь он должен продолжить эти исследования, проведя второй годовой цикл наблюдений.

Дрейф станции СП-4 с новым составом сотрудников начался неспокойно.

В конце апреля в восточной части льдины образовалась трещина шириной до 22 метров, но она быстро затянулась молодым льдом. Старая трещина на северо-западе временами «дышала». Образовалась еще одна трещина, в северной части льдины. Откололся кусок 300 х 300 метров. В результате сжатия льдов на северо-восточной и юго-восточной границах поля образовались гряды торосов.

Пока на станции разворачивались работы, в Ленинграде собралась группа ученых-ледоисследователей, возглавить которую было поручено мне. Нашей группе предстояло совместно с сотрудниками станции СП-4 провести исследования термичесного режима и морфологии ледяного покрова, физико-механических свойств льда и сделать структурную съемку многолетних ледовых образований.

Во второй половине мая мы прибыли на СП-4. Ледовая обстановка в районе станции совершенно изменилась по сравнению с той, которая была два года назад. Лед на сотни километров вокруг раздроблен, много разводий и трещин. Очень редко встречаются поля старого льда, и еще труднее отыскать площадку молодого льда.

Я вышел из самолета и снова оказался на той же льдине, где был ранее. Солнце, выглянув из-за гряды высоких торосов, осветило станцию холодным светом, и под ним заискрились белые сугробы снега. Порывистый ветер неистово рвет уши пыжиковой шапки и выжимает капли влаги в уголках глаз. Под ногами хрустит снег. Собаки Цыган и Черныш, сильно выросшие, прибежали нас встречать. Все старое, и все новое. Больше стало домиков, меньше — палаток. Сильно изменилась планировка лагеря. Появилась большая кают-компания с камбузом. В центре возвышается, напоминая старую деревянную нефтяную вышку на Каспии, наблюдательная вышка с прожектором.

Ваня Петров дал нам для жилья и работы целый домик, где уже устроился прилетевший немного ранее Н. В. Черепанов. Мне еще не приходилось жить на льдине в домике. И говорить нечего, домики — это просто рай. В них значительно теплее и безопаснее. Спать за стенкой совсем не то, что за матерчатым пологом: его белый медведь может разодрать одним ударом лапы.

Первая ночь в лагере прошла неспокойно. На аэродроме образовалось несколько трещин, был объявлен всеобщий аврал.

Коля Черепанов здесь уже свой человек, а мы с С. Е. Николаевым еще знакомимся с зимовщиками, хотя многих из них знали раньше. На следующий день Петров и Назинцев показали нам рабочие площадки и палатки, и мы с Сережей Николаевым занялись установкой приборов и оборудования. Наиболее трудоемким оказалось вморозить в лед и смонтировать электротермометры.

Скважина, пробуренная между двумя ледяными буграми, показала, что толщина льда здесь 435 сантиметров. На этой площадке нам предстоит пробурить несколько скважин и вморозить два десятка электротермометров на разных горизонтах. Эта работа заняла у нас два дня. Затем вырубили шурфы во льду, откуда по слоям брали образцы льда для испытаний на механическую прочность, определения физико-механических свойств, солености, текстуры и структуры с помощью кристаллооптического анализа. Готовили шлифы льда для фотографирования структуры льда в поляризованном свете. Вместе с Петровым и Назинцевым бурили лед, измеряли его толщину по профилям, проводили снегомерные съемки, картирование ледяного поля, вели градиентные наблюдения в приледном слое воздуха. Вскоре начали наблюдения за таянием снега и льда. Вырубали кабаны в молодом льду для определения его физико-механических свойств. Работы много, дни пролетают незаметно.

Кончается последний весенний месяц. Ясные, но ветреные дни чередуются с пасмурными, поземки сменяются снегопадами. Морозы стали спадать, теперь уже они не превышают —19°. В пасмурную погоду очень трудно ориентироваться: теней нет и все сливается.

23 мая в южной части льдины, всего в 250 метрах от стоянки вертолета и вблизи от нашей рабочей площадки, образовалась трещина, и на ней сразу началось торошение льда. Ходили на лыжах ее осматривать. Картина невеселая!

Зато полюбовались резвившейся в студеной воде красавицей — нерпой. Она первый гость. Скоро можно ожидать визита и самого хозяина Арктики — белого медведя.

Работы во всех научных группах идут полным ходом. Программа работ третьей смены станции СП-4 значительно отличается от предыдущих. В ней нет исследований по магнитологии и несколько сокращены наблюдения по океанологии. Зато включены комплексные ледоисследовательские работы, включая аэрофотосъемку льдов в районе дрейфа.

Впервые дрейфующая станция стала научной базой проведения исследований по широкой программе с привлечением ряда научных учреждений. Так, в ледоисследовательских работах участвуют сотрудники Главной геофизической обсерватории Московского университета и Арктического института. В весенне-летний период на станции работали представители и других учреждений, занимавшиеся изучением природы центральной части Арктического бассейна. С середины апреля до середины мая на станции находилась группа профессора А. Е. Крисса из Института микробиологии АН СССР. Впервые в этом районе проводились микробиологические наблюдения. В конце апреля изобретатель ДАРМС^[5] Ю. К. Алексеев установил для всесторонних исследований два своих автомата. В мае группы МГУ и Морского гидрофизического института АН УССР, возглавляемые А. Г. Колесниковым, организовали исследования теплообмена и тангенциального трения на нижней поверхности льда. Одно время число обитателей станций СП-4 дошло до 35 человек, то есть почти удвоилось.

В напряженной работе время летит незаметно. Кончилась весна, наступило лето. Последний день мая был первым днем таяния снега. Он сделался настолько влажным, что всем пришлось вместо меховых унтов надеть высокие сапоги.

2 июня пришла моя очередь дежурить по кухне. Я сразу вспомнил свои мытарства в качестве кока на СП-2. Здесь совсем другое дело! Камбузом заправляет настоящий шеф-повар с дипломом техника-кулинара, так что за качество блюд волноваться нечего. Дежурному по камбузу нужно выполнять только подсобную работу: натопить из снега воды, вымыть посуду, сервировать стол, убрать помещение. Да и с этими делами здесь несравнимо проще. Снег натапливают с помощью электрогрелки — только успевай подбрасывать его в бочку, и воды сколько угодно, мой посуду хоть в трех водах. И сам камбуз не то, что импровизированная столовая и кухня в фюзеляже самолета на СП-2; здесь гораздо просторнее, чище, уютнее.

В ночь на 4 июня образовалась трещина, отколовшая кусок ледяного поля размером 800 x 200 метров. За два года дрейфа лагерная льдина много раз ломалась. Например, уже к концу первого года ее площадь уменьшилась в 10 раз. Второй год дрейфа протекал в относительно спокойных условиях, и размеры льдины даже увеличились за счет примерзшего к ней небольшого поля молодого льда, которое к началу третьего года дрейфа уже стало двухгодовалым и прочно срослось с лагерной льдиной. К этому времени площадь льдины составляла около 2 квадратных километров, тогда как в начале второй смены она была всего около 0,7 квадратных километра.

Третьей смене не повезло. В мае через льдину прошла одна за другой целая серия трещин, и льдина, как шагреневая кожа в романе Бальзака, вновь сократилась — теперь уже до 1/3 ее первоначальной площади; куски отламывались от льдины со всех сторон, кроме южной. Одна из трещин нанесла серьезный ущерб нашим установкам: разрушила снегомерную площадку, причем палатка с термометрической установкой и градиентная установка оказались за трещиной. Одна ДАРМС была смята, а другая еле держалась у самого края трещины. Вторая трещина прошла в 50 метрах от вертолета и в 80 метрах от домика аэрологов. Размеры льдины сократились до 0,34 квадратных километра. А прошло всего полтора месяца с начала дрейфа третьей смены, и не все еще привыкли к жизни на льдине.

Два дня пришлось потратить на исправление повреждений. Все оборудование, оказавшееся на другой стороне, перенесли через трещину, в том числе психрометрическую мачту,термометры, палатку, и установили его на новом месте. Нельзя было только вытащить вмороженные в лед на разных глубинах дистанционные электротермометры и обычные термистеры. Выкалывать их изо льда было опасно. Сняли только большую палатку, а на ее место поставили маленькую — датскую. Работы очень затрудняет сильный порывистый ветер с метелью, который бушует уже вторые сутки.

В каждой научной группе идет напряженная работа. В моей ледоисследовательской группе сейчас шесть человек. Кажется, не так уж мало, но мы с трудом успеваем выполнять все наблюдения. После очередных наблюдений за температурой льда, воздуха и скоростью ветра на нескольких горизонтах я пошел помогать Черепанову подготавливать к фотографированию выпиленные из шурфа образцы льда. Для исследования физико-механических свойств и структуры льда выпиливались образцы по всей его толще с каждого горизонта льда. Это очень тяжелая и трудоемкая работа. Вырубка шурфа длится уже много дней. Черепанов тщательно шлифует одну из стенок шурфа и сантиметр за сантиметром изучает строение льда, как заправский петрограф. Затем полезли вдвоем в шурф очищать его от снега и углублять. Удалось врубиться в лед на глубину 2,6 метра. Сколько еще можно углубляться? Где вода? Очень важно не пробить лед насквозь, не то хлынет вода, затопит шурф и вся работа пойдет насмарку, не говоря уже о том, что это опасно для работающих. Поэтому после обеда Николаев пробурил контрольную скважину рядом с шурфом. Толщина льда оказалась 3,6 метра. Значит, можно спокойно углублять шурф дальше.

Капризна погода в Арктике! К вечеру выглянуло солнце, стало тепло, и приятно работать на воздухе, а это так редко здесь бывает. Даже вертолетчики после длительного вынужденного бездействия из-за непогоды вылетели на разведку окружающих льдов и сделали аэрофотосъемку. Льды вокруг сильно переторошены. Не удалось обнаружить и посадочную площадку, на которую садился наш самолет. Она находилась в 12 километрах от лагеря. Должно быть, ее смяло или далеко унесло. До 2 часов ночи вертолет разыскивал площадку, пригодную для приема самолетов, но тщетно.

Наступила тихая ясная ночь. Втроем — Назинцев, Черепанов и я — отправились на лыжах полюбоваться видом свежих торосов. Из лагеря не доносилось ни звука. Все в природе величаво, торжественно: полная тишина, прозрачность воздуха, блеск льдов. Солнце словно дремлет у самого горизонта среди быстро бегущих белых облаков. Кругом хаос из всторошенных льдин. В тишине то здесь, то там возникает чуть слышный хрустальный перезвон падающих с вершин торосов и рассыпаюйщхся от удара комьев мерзлого хрупкого снега. Из-за низкого солнца от вздыбленных торосов тянутся длинные черные тени, резко оттеняя их причудливые грани.

Ночь, но светло. На широком разводье белеет стайка маленьких льдинок. На той стороне, в узком коридоре между грядами торосов, таинственно синеет снег с извилистой цепочкой следов — прошел человек в унтах. Совсем вдали обычный лагерный пейзаж с домиками. Там, видимо, уже все спят, но легкий дымок еще вьется над трубой.

На другой день с утра опять пасмурная погода с сильным ветром. Ваня Петров дежурит по камбузу, и нам втроем пришлось вырубать кабан в годовалом льду. Очень долго капризничал мотобур, и мы с трудом пробурили две скважины. Толщина льда — 130 сантиметров. Затем начали пилить лед между скважинами, чтобы отделить кабан. После обеда его наконец одолели и вытащили на лед. Вес кабана оказался огромным: ведь его объем почти полкубометра. С трудом довезли его до лагеря. А там прилетел гость с далекой земли — маленький куличок. Наши собаки Черныш, Цыган и Динка носятся за ним по льдине. Кончилось тем, что куличок не выдержал преследования и улетел.

10 июня — первый летний день. Солнце, глубокое синее небо без единого облачка. Удивительно тихо. Мороз —9°, но снег немного подтаивает, особенно снежные кирпичи, которыми обложены домики. Все тропинки почернели. Мы с Черепановым весь день строим домик для дизеля. Петров с Николаевым берут образцы льда и проводят испытания его на прочность на специальном прессе. Сережа Николаев в пылу работы оступился и упал в прорубь. Когда его вытащили, он стремглав бросился домой переодеваться. А потом даже позагорал.

Я весь день ходил в шляпе. Этот совершенно неарктический головной убор я захватил из дому, чтобы проверить, как он защищает от дождя. Меховая шапка быстро промокает, и вода начинает капать за шиворот, что не особенно приятно. Правда, дождей пока не было. Зато как хорошо в шляпе в солнечный день! В меховой шапке стало жарко, вот я и разыскал во вьючном ящике шляпу, которая пока служила прокладкой для зеркального гальванометра. Вытащил, расправил, почистил, надел и вышел в таком необычном на дрейфующих льдах наряде. Все хохотали, а собаки стали рычать. Наш признанный острослов бортрадист вертолета Тарарухин сказал:

— Ну что ж, появилась первая «шляпа» на Северном полюсе — значит, Арктика освоена!

Вертолет все летает на поиски пропавшего аэродрома. Сегодня видимость прекрасна, может быть, на этот раз и повезет. Действительно, в 18 километрах от лагеря аэродром нашли, но от него ничего не осталось, льдина вся разломана. Забрали с обломков палатки и другое имущество.

По солнцу удалось определить новые координаты станции: 88°17′ северной широты и 20°10' восточной долготы. Направление дрейфа в последнее время было северо-восточным; мы дважды пересекли 88-ю параллель, и теперь до полюса совсем близко — около 200 километров.

Сегодня моя очередь проводить ночные наблюдения. Дал вздремнуть дежурному по лагерю — славному и очень трудолюбивому Андрею Бушуеву. Когда закончил наблюдения, походил на лыжах. Хорошая солнечная погода, тихо-тихо. Вообще ночи здесь бывают удивительно тихие и ясные. Природа успокаивается и словно отдыхает от дневных дел.

Днем заготавливали снег для получения воды. Нарезали снежных кирпичей, загрузили трое саней, и Шутяев на маленьком и очень красивом французском тракторе потащил их к камбузу, по дороге завяз в глубоком снегу, и мы здорово попыхтели, пока вытащили его из сугроба. Петров с Николаевым разбили новые профили для измерения толщины льда. Таким здоровякам ничего не стоило за день вручную пробурить семь скважин, из которых самые глубокие достигали 3,8 метра.

Почти три дня продолжались измерения толщины льда на профиле. Даже Петров с Николаевым начали сдавать. Скважина за скважиной, одна глубже другой! В помощь им подключился Назинцев. Первая его скважина — и сразу неожиданность! Толщина льда 6,5 метра. Все замучились, пока пробурили. А в лагере, у домика электростанции, из скважины вырвался фонтан воды высотой около 40 сантиметров. Как сильно прогнулся лед под тяжестью сугробов, построек и оборудования! На окраине лагеря тоже забили фонтаны, но пониже, высотой всего 10-15 сантиметров. Больше бурить в лагере не стали — ведь так недолго и затопить льдину.

Вертолетчики наконец разыскали пригодную для постройки аэродрома льдину, но далеко — в 25 километрах от станции. Правда, там можно сделать площадку длиной до 900 метров и снега на ней немного. Толщина льда 1,5 метра.

13 июня — число хотя и несчастливое, но день опять чудесный. На небе ни облачка, в тени температура —9°. Снег почти не тает, но так и искрится под лучами солнца, сверкая всеми цветами радуги. Сейчас льдина дрейфует на северо-запад, и до хребта Ломоносова остается всего около 30 километров. Резко упала глубина океана — с 4000 до 3100 метров.

Прошел всего месяц пребывания нашей группы на дрейфующей станции, а всем кажется, что мы здесь уже давным-давно. Самолеты не прилетают: некуда их принимать. Все ждут писем, газет, но пока единственная связь с Большой Землей осуществляется по радио.

Вчера наша бригада топила баню, и все мы стали черными, как негры. Но игра стоила свеч! Только здесь можно по достоинству оценить баню, да еще перед субботним праздничным ужином.

За последние дни льдина начала быстро двигаться на север. На днях за сутки она прошла около 8 миль, сегодня — 4,2 мили. Оказывается, наша станция дрейфует быстрее станции СП-3. Видимо, и до полюса доберемся раньше ее. 

19 июня. Мороз 6°. Метет. Настоящий зимний день, не скажешь, что лето. Захворал Юра Назинцев, лежит с горчичниками. Провожу за него утренние и дневные наблюдения.

Сильный ветер быстро гонит льдину на северо-северо-запад. За сутки она прошла 3,7 мили. Судя по координатам, мы находимся в районе хребта Ломоносова. Океанологи волнуются: несколько раз в день измеряют глубину океана, стараясь не пропустить это резкое поднятие дна. Пока глубина все еще 4 километра. Неужели прошли уже хребет?

Пасмурные дни чередуются с солнечными, но тепла все еще нет. Снег слегка подтаивает. Только на южных склонах торосов появились гирлянды длинных хрустальных сосулек.

Черепанов все возится с бесчисленными шлифами льда, и наконец ему удалось сделать такой, что, посмотрев в микроскоп с поляроидами, я был просто поражен. Тонкий срез льда выглядел настоящим цветком, напоминающим по форме ромашку.

Исследование строения льда — дело очень тонкое и кропотливое. Наблюдения за видимым строением льда — текстурой — производятся на стенке шурфа и на образцах льда — кабанах или кернах-колонках, вырезанных кольцевым буром. У нас на льдине вырублен шурф, одна из стенок которого тщательно выровнена и слегка оплавлена. Там с помощью увеличительного стекла, линейки и циркуля-измерителя производится детальное описание каждого слоя льда. В описании указывается прозрачность, наличие во льду воздушных и солевых включений, их форма и размеры, наличие включений минеральных (песок, глина) и органических (микроорганизмы, водоросли). Описание сопровождается схематической зарисовкой строения льда с краткой характеристикой.

После визуального описания текстуры и составления схемы переходят к описанию структуры льда. Для этого из каждого слоя льда берутся образцы, из них делаются тонкие срезы по вертикальному и горизонтальному сечению. По этим срезам определяются форма кристаллов, их размеры, дается характеристика поверхности кристаллов. Для выявления кристаллической структуры используется оптический метод с применением двух поляроидов, находящихся в скрещенном положений. Между ними помещают тщательно изготовленную тонкую (1-1,5 мм) пластинку льда, называемую шлифом.

Вследствие интерференции (усиления или ослабления) световых волн в эфире кристаллы приобретают различную окраску. Это позволяет хорошо рассмотреть их контуры, а также определить форму и размеры. Иногда шлифы фотографируют с определением масштаба съемки. В этих случаях описание структуры льда можно проводить по снимкам и после окончания экспедиции, что гораздо удобнее.

Обошли с Сережей Николаевым на лыжах вокруг льдины. Нерадостная картина предстала нашим глазам: льдина со всех сторон окружена водой. С южной стороны ширина разводий местами доходит до 300 метров. Извиваясь, они тянутся до самого горизонта. С севера и запада ширина их меньше (20-30 м). Кое-где соседние льдины вплотную подошли к нашей льдине.

В этих местах весь лед переторошен. К тем грядам торосов, которыми мы недавно любовались, не подойти. Дорогу преграждают трещины и плавающие льдины. В разводьях рябит на солнце вода, кое-где они покрыты тонким серым ледком.

22 июня. Обломок льдины, на котором остались электротермометры, вмороженные в лед, раскололся пополам. Трещина прошла рядом с палаткой, где находится электромостик. Температура около —1°. Идет то ли снег с дождем, то ли дождь со снегом.

Днем заметили плавающую в разводье нерпу. Все собрались с кино- и фотоаппаратами, а радист Вася Сидоров захватил даже винтовку. Нерпа медленно отплывала, изредка лениво ныряя в воду.

Вася был опытным охотником. Выбрав момент, когда нерпа вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, он выстрелил. Выстрел его оказался снайперским: пуля попала в голову нерпы и вышла под лопаткой. Мы спустили байдарку, подплыли к нерпе, набросили веревку на ее ласты и подтащили к краю льдины. Вытащить ее на лед оказалось нелегким делом: уж очень она была большой и скользкой. Выяснилось, что это не нерпа, а морской заяц — лахтак с круглой мордой и колючими усами. Вес его достигал 200 килограммов.

Миша Извеков дважды измерил глубину, она составила 1896 и 1347 метров; значит, дрейфуем над хребтом Ломоносова.

Пересекли 89-ю параллель. Вертолет сегодня уже второй раз летал на поиски посадочной площадки, но все безрезультатно. Прилетела чайка, собаки гоняются за ней. А вот к кулику, который у нас прижился, они уже так привыкли, что он может спокойно расхаживать по мусорной яме.

Вечером погода окончательно испортилась, а ночью началась пурга. Сильный северный ветер угрюмо воет, лед трещит. Какая неспокойная ночь!

25 июня. Наутро пурга немного утихла, но все тонет во влажном липком снегу. Он забился через невидимые щели даже в тамбуры. Двери в домики не открыть, снег лежит по самые крыши. Когда я пришел за журналом наблюдений, то Юра Назинцев с трудом просунул его в дверную щель. Лыжи по такому снегу не скользят, а без них ноги проваливаются глубоко в сдег. Еле перебрались на тот обломок льдины, где вморожены термометры. Трещину развело, кромки сместились, и доска, по которой мы переходили, упала. Вытащили ее из воды и снова перебросили через трещину. Однако переходить четыре раза в день по скользкой доске через трещину — занятие не из приятных. Делать это приходится с большой осторожностью. Даже наши собаки боятся такого способа переправы.

Наконец с вертолета удалось найти старый аэродром. Льдина, на которой он находился, была уже в 40 километрах от лагеря. После обеда целая бригада вылетела туда, чтобы привести его в порядок.

Конец июня. Стоит прекрасная, солнечная погода. День почти безветренный, но снег не тает, хотя везде висят хрустальные сосульки, даже на снежных кирпичах, заготовленных для камбуза.

В последние дни льдину понесло обратно на юг. К вечеру небо затянуло перисто-кучевыми облаками. Значит, надо ждать ухудшения погоды.

Наступил июль, а только вчера был первый теплый день. Температура воздуха на полградуса выше нуля. Снег тает и оседает под ногами. Скоро будут появляться снежницы. Все чаще и чаще нас посещают гости: пролетали три чайки, с вертолета видели в разводьях несколько нерп.

Миновали хребет Ломоносова, и глубина океана сразу перевалила за 4200 метров.

Готовим материалы наблюдений для отправки их на материк. Погода опять плохая: не то снег, не то дождь. Метет поземка. Температура воздуха — около нуля.

К началу июня генеральное направление дрейфа станции было северо-восточным. Когда пересекли 88-ю параллель, дрейф изменился на северный и льдина стала двигаться почти к полюсу. С 20 июня по 1 июля мы прошли над подводным хребтом Ломоносова с наименьшей зафиксированной глубиной 1217 метров.

Сегодня утром Бушуев определил координаты: 89°43' северной широты и 207°30' восточной долготы. До полюса остается около 30 километров. И ветер попутный. Скорость дрейфа небывалая — 1200 метров в час. По расчетам, мы должны пройти совсем близко у полюса.

Готовимся торжественно отметить это событие. Не каждому удается побывать на этой точке Земли. Андрей Бушуев не знает ни минуты покоя, все бегает и вычисляет координаты. В 3 часа утра 5 июля координаты станции были 89°52,6' северной широты и 190°00′ восточной долготы. Скорость — 11 миль в сутки!

К вечеру мы оказались всего в 12,7 километра от Северного полюса. Это наиболее северная точка, достигнутая в дрейфе за все время исследования Арктики. Станция СП-1 была высажена в 65 километрах от полюса, а станция СП-3 в августе 1954 года приблизилась к нему на 31,4 километра.

Вечером состоялся торжественный ужин. А. Г. Дралкин поздравил всех участников дрейфа с радостным событием.

Ночью, когда снова определили координаты, оказалось, что льдину несет уже на запад, в сторону от полюса. Очень жаль, что нас уносит от полюса, ведь район его мало исследован.

Пока тепло и светит солнце, вертолет сделал еще один рейс на аэродром. Снег там тоже сильно тает и уже осел на 20 сантиметров, но максимальная высота его еще достигает почти 30 сантиметров. Самолеты Ли-2 можно принимать и сейчас, а если немного укатать площадку, то и Ил-12 сядет. Но для этого туда надо перебросить трактор. Вертолет вернулся на станцию, и в него вкатили трактор. Такой груз для вертолета оказался тяжеловат. При взлете он, как куличок, подпрыгивал, подпрыгивал на снегу, пока наконец рывком не оторвался ото льда. Благополучно долетев до аэродрома, вертолет вернулся и, забрав механика А. Шутяева и штурмана В. Королькова, опять улетел туда. Они будут там жить и работать несколько дней, пока не закончат подготовку площадки.

Ходить по снегу стало совсем невозможно: ноги проваливаются так глубоко, что он попадает даже за голенища сапог.

После обеда долго обсуждали с Николаевым, как нам добраться до оторвавшейся площадки наблюдений с электротермометрами. Решили переезжать разводье на байдарке. Хотя это и ненадежное средство переправы, когда в трещине плавают льдинки, но другого выхода нет. Самым трудным оказалось сесть в байдарку. Ледяные берега высокие и обрывистые, на самом краю стоять опасно: лед может обломиться; да и сама байдарка верткая, при посадке может перевернуться.

Тогда придумали вот что. У края трещины вырубили и выровняли площадку, нечто вроде причала, очистили ее от снега и откололи две большие глыбы льда, которые, перевернувшись, поплыли по разводью. У самой воды воткнули в лед бур для опоры при посадке в лодку. Держась за него, я попробовал забраться в байдарку. Трудно, скользко, но можно. Завтра, когда переедем через разводье (а оно разошлось уже на 50 метров), сделаем такой же причал на другой стороне.

Лето на дрейфующих льдах напоминает позднюю осень в средних широтах. Уже июль, а погода ужасная: весь день идет дождь, тает снег, на льду скапливается вода. На старом месте банной палатки образовался грязевой бассейн, около дизельной — другой. На аэродроме отшельниками живут Шутяев и Корольков. После ужина мы и они выпускаем по зеленой ракете — сигналим, что все в порядке.

После вчерашнего дождливого дня опять чудесная погода. Солнце заливает все ярким светом, тепло, снег бурно тает, а на буграх начал таять даже лед. На горизонте виден туман — это поднимается пар от разводий. В воде у берега под лучами солнца блестят, будто маленькие иголочки, кристаллики льда длиной до 2-2,5 сантиметра. На самом деле это не иголочки, а пластинки или чешуйки, но видны только их верхние грани.

На другой день опять пасмурно, немного подморозило. Какая капризная погода! Откопали рабочую палатку магнитологов: ее залило водой. Теперь на очереди наша.

«Аэродром» все еще не готов. Укатано только чуть больше половины площадки. С вертолета заметили в 6 километрах к северо-востоку от лагеря ледяное поле, которое с воздуха кажется пригодным для посадки самолетов. Сверху поле выглядит синеватым: снег сильно подтаял и пропитан водой. Длина поля оказалась около 700 метров, толщина льда — 2,4 метра.

Вечером состоялся второй тур шахматного турнира (открытие турнира и первый тур были вчера). Играет 7 человек, среди которых есть закаленные бойцы вроде метеоролога П. Н. Глинского и аэролога Ю. К. Федорова. Самый опасный противник — радист А. Ф. Тарарухин. Я играл с Федоровым, и наша схватка закончилась вничью.

11 июля опять выдался пасмурный день — снег с дождем. Пожалуй, это самое плохое время года для жизни на льду: все мокрые, посушить одежду и обувь как следует негде.

Домик радистов оказался на высоком бугре, окруженном водой, точно Ласточкино гнездо. У нас перед входом тоже глубокая лужа, с которой Сережа Николаев героически борется, все время засыпая ее снегом и очищая от мусора. Но это плохо помогает. Везде озера и лужи. Затопило водой и домик нашего доктора, даже в тамбуре вода. Он всех спрашивает, что предпринять, ведь его домик не только жилье, но и «больница».

Вечером все вышли на аврал — спасать домик доктора. Но что делать? Перетащить его на новое место нам не под силу. Трактор на аэродроме, да и он забуксует в этой каше из снега и воды. Решили приподнять домик и установить на бочках из-под горючего. Но как поднять сооружение в тонну весом да еще залитое водой? Притащили толстенную балку и, действуя ею, как рычагом, стали поднимать угол дома. Домик дрогнул, качнулся, оторвался от льда, и один его угол стал медленно подниматься вместе с пристроенным к нему фанерным тамбуром. С трудом подсунули под домик бочку, вытащили балку, и угол домика опустился на бочку. Та жалобно крякнула, но выдержала. Затем все перешли к другому углу дома и повторили ту же операцию.

Едва домик выровнялся, как из-под пола хлынула вода, — и туда набралась! Поставленный на бочки домик стал походить на большой автобус. Сходство дополнял висящий в воздухе, словно шоферская кабина, тамбур. Шутник Тарарухин, отойдя в сторону, чтобы полюбоваться работой, тоже обнаружил это сходство и крикнул доктору:

— Вениамин Борисович! Вот уснешь крепко ночью, а тебя в этой колымаге так и укатит ветерок прямо в разводье…

Вскоре вода подтопила все домики. Между кают-компанией, домиками радистов и метеорологов образовалось большое глубокое озеро, хоть на лодке катайся! Около нашего жилища — озерко. Так и прыгаем по ящикам, набросанным Николаевым, от края озерка до своего крылечка. Все время засыпаем снегом ямы вокруг домика, где стоит дизель, сам домик и баню. Сверху на снег положили матрацы и мешки. Использовали даже шлак. Может быть, хоть это немного замедлит таяние.

14 июня. Опять мерзкая погода. Вот тебе и лето — каждый день идет снег. Наводнение одолевает нас. Ходить по снегу невозможно — проваливаешься в мокрую кашу по пояс и беспомощно барахтаешься в этой жиже.

Да, вода на льду — настоящее бедствие. Хотим попробовать спускать воду в океан, но, прежде чем бурить скважину, нужно проверить уровень воды на льду, а то вдруг он ниже уровня океана. Тогда льдину затопит еще больше, как это и было во второе лето дрейфа.

Проведенная нивелировка показала, что уровень воды в океане ниже на 15 сантиметров. Значит, можно бурить. Глубина скважины оказалась около 4 метров. Вода сначала медленно, потом все быстрее стала уходить под лед. Тогда решили пробурить большую скважину механическим буром у стоянки вертолета, чтобы к нему можно было подойти. На другой день уровень воды упал на 10 сантиметров. Льдина начала постепенно всплывать. Сделали еще несколько скважин в разных местах.

Сегодня небольшой морозец, на озерках образовался тонкий лед. Но в середине разводья — чистая вода: ветер не дает ей замерзнуть, гонит волны. Видели на разводье уточку-нырка, которая беспечно резвилась, не обращая внимания на лай сбежавшихся собак.

17 июня. Какой замечательный день — солнышко и небольшой мороз — 2°. Но самое главное, утром наконец-то прилетел долгожданный самолет. К обеду были свежий хлеб и салат из только что привезенных помидоров и огурцов. Москвичам много писем.

Я дежурю на камбузе. Ну и досталось мне: до 6 часов вечера мыл посуду. А когда кончил с уборкой, наступило время сервировать стол для ужина. В последнее время у нас не хватало посуды, особенно больших тарелок и чашек, поэтому нам привезли целый ящик посуды. Ее тоже пришлось всю перемыть. Зато я поставил на стол такие красивые кружки и тарелки, что, прежде чем приступить к еде, все долго их разглядывали.

На ужин опять салат из свежих овощей, но какой! От одного вида у всех разыгрался волчий аппетит. Перед обедом наш шеф-повар имел мало времени для приготовления салата и сделал его просто, по-домашнему. А сейчас, имея в своем распоряжении такого безропотного «кухонного мужика», как я, шеф представил изумительное произведение кулинарного искусства. Из огурцов и срезок помидоров он смастерил красные сыроежки, крепостные стены и дозорные башни с причудливыми зубцами и бойницами. Долго никто не решался разрушить этот живой натюрморт. Наконец наш начальник А. Г. Дралкин, чуть-чуть поколебавшись, взял приступом наиболее высокую башню и красный гриб у ее основания. Тогда все быстро перенесли в свои тарелки и остальные сооружения. Повар был очень счастлив, что доставил своим товарищам радость, и, подбоченившись, наблюдал за веселой трапезой.

В ночь на 20 июня самолет прилетел еще раз. На нем прибыло шесть сотрудников Главной геофизической обсерватории во главе с профессором Д. Л. Лайхтманом. Все они специалисты в области метеорологии и динамики атмосферы.

Потянулись однообразные дни: пасмурно, идет то дождь, то снег, то тает, то слегка подмораживает. Настоящая осень — наперекор календарю. Июль оказался самым пасмурным месяцем. Никак не удается определить координаты. Через разводье ездить на байдарке уже нельзя: около берегов нарос молодой лед. Обломок льдины, где остались наши вмороженные в лед термометры, то отплывет метров на триста, то опять прижмется к нашей льдине. Когда идем проводить наблюдения, каждый раз выбираем средство переправы. Сейчас между той льдиной и нашей вклинилась еще одна, маленькая. Сначала по доске перебираемся на нее, а затем на тот обломок. Маленькая льдина, когда на ней находятся два человека, не выдерживает тяжести и тонет.

Часто идет снег. Он уже засыпал дорожки, на снежницах появилась корка льда из снежной каши, а под коркой, как медузы, собрались большие сплюснутые пузырьки воздуха. Их очень много. Льдина немного осушилась, вода чуть-чуть отступила от домиков, и они высятся на маленьких ледяных островках, как свайные постройки.

Только 24 июля Бушуев смог определить новые координаты: 89°14' северной широты и 89°11' восточной долготы. От полюса удаляемся, скоро пересечем 89-ю параллель. Последние дни держится устойчивая отрицательная температура воздуха — 2°. Снег немного окреп и меньше проваливается под ногами. Дорожки и наши следы-ямки замело снегом. Ледяное поле снова приобрело зимний вид.

Разрез снежного покрова показал, что на уровне воды образовалась корка прозрачного льда толщиной 3-4 сантиметра. Ниже находится мутный снежный лед с сильно обтаявшими зернами, выше — снег тоже из обтаявших и слабо смерзшихся зерен, причем, чем выше, тем зерна мельче.

Льдину с нашей площадкой наблюдений отнесло на целый километр. Каждый раз добираться туда приходится с большим трудом — то на байдарке, то по доске, перескакивая с льдины на льдину.

Наступил август, последний месяц пребывания нашей группы на СП-4. Интенсивно ведет исследование группа Д. Л. Лайхтмана: они проводят уже третью серию наблюдений. Снег опять стал таять, вода снова прибавляется. На снежницах образовалась довольно толстая корка льда, но тяжести человека она еще не выдерживает.

Как красиво сейчас ледяное поле! На ослепительно белом фоне свежевыпавшего снега причудливо разбросаны синие с зеленоватым отливом снежницы. На этом красочном фоне особенно черной кажется вода в разводьях. Окаймляющие их ледяные берега, покрытые ярким белым снегом, еще усиливают черноту воды.

Плывя по извилистым разводьям на байдарке, всегда любуешься сказочным видом крутых ледяных берегов с живописно нагроможденными торосами. Вблизи вода уже не черная, а темно-зеленая и кажется густой и липкой, когда опускаешь в нее весла.

Под водой видны причудливые очертания льдин тоже зеленого цвета и их четкая нижняя кромка. Ниже, куда свет уже не достигает, почти ничего не различить, но кажется, глубинам нет предела.

В разрывах торосистых ледяных берегов, в низинах, клубится туман. До вершин торосов туман не поднимается — они чисты и уходят ввысь, как неприступные горные пики, выступающие из-за облаков.

2 августа выдался опять сравнительно теплый день, и таяние возобновилось с новой силой. Провели с Николаевым утренние и дневные наблюдения на оторванном куске льдины, а вечерние не удалось: обломок отнесло еще дальше и его окружили мелкие льдины. Тщетно я пытался на байдарке найти хотя бы узкий проход во льдах. Как дальше проводить наблюдения — неизвестно.

На следующий день упросил А. Г. Дралкина дать вертолет, чтобы добраться на площадку наблюдений. Полет мне очень понравился — это куда лучше, чем плавать среди льдов на ненадежной байдарке. Только наблюдения пришлось проводить в темпе, так как вертолету нужно было срочно возвращаться.

На обратном пути мы осмотрели окрестности лагеря. Кругом небольшие ледяные поля, между ними много обломков льдин. Лагерь темнеет небольшим пятном среди белых льдов. Посредине видно огромное озеро, кругом голубеют и зеленеют снежницы (мелкие и не сообщающиеся с океаном — голубые, а глубокие — зеленые).

Первые дни августа продолжалось таяние снега и льда, но с 5-го стало подмораживать. Термометр показывает —2°, но после таяния лагерь опять имеет летний вид: озеро не только не замерзает, а наоборот, лед на дне его тает.

6 августа провели последний тур шахматного турнира на первенство СП-4, и я, выиграв партию у упорно защищавшегося П. Н. Глинского, набрал 10 очков из 12 возможных и стал чемпионом. Второе место занял Федоров, на третьем месте оказался страстный любитель шахмат Глинский. Ему явно не повезло, но как был доволен Тарарухин, который хотя и занял четвертое место, но оказался единственным, кто выиграл партию у чемпиона.

На следующий день опять оттепель. Изредка выглядывает солнышко и «зарядами» идет снег. Подмерзшая было снежная корочка снова раскисла. На небе среди толстых кучевых облаков виднеются маленькие просветы голубого неба, а в нескольких местах сквозь эти окна струится какой-то необычный ярко-синий свет. Даже облака около этих просветов имеют синюю окраску, только более слабую, размытую, с удалением от них постепенно исчезающую.

На аэродроме кипит работа: завтра должна быть закончена площадка для приема самолета, на котором наша группа улетит домой. Опять похолодало, хотя морозы небольшие — около —4°. Проводим последние наблюдения, летая на площадку наблюдений на вертолете. Снова ходим по скрипучему снегу — как приятно! Не то, что шлепать по колено в воде.

11 августа снова оттепель. Вечером собрались все вместе перед отъездом нашей группы. А. Г. Дралкин похвалил нас, отметил дружбу с коллективом станции и пожелал благополучного пути. Я произнес ответную речь, в которой поблагодарил начальника и весь коллектив СП-4 за гостеприимство, хлеб-соль, помощь в проведении исследований и, конечно, пожелал им счастливого дрейфа в полярную ночь. Затем нам преподнесли пирог, специально испеченный в дорогу, а мне торжественно был вручен приз за победу в шахматном турнире — роман В. Костылева «Иван Грозный» в трех томах.

Последние дни пребывания на льдине… Собираемся в дорогу, хотя еще продолжаем вести наблюдения.

13 августа в 4 часа ночи вертолет доставил нас на аэродром. Идет дождь, видимость плохая — туман. Прилетевший за нами самолет благополучно сел и, подняв фонтаны брызг, подрулил к остановке. Расцеловавшись со всеми, взбегаем по трапу. Прощай, станция СП-4! Ужасно грустно уезжать, и вместе с тем очень хочется домой.

14 августа ранним утром прилетели на остров Диксон. Снова на земле! Вышли с Колей Черепановым за поселок и вместо бесконечных снегов и льдов увидели травку, зеленое поле, усыпанное белыми цветочками. Мы бросились на траву, но ни лежать, ни сидеть на ней нельзя: земля холодная и сырая. Я сорвал цветок, понюхал его и еще раз убедился, что северные цветы не пахнут. На следующий день мы вылетели домой, в Ленинград.

* * *

Дрейф станции СП-4 продолжается. Осень — самое ответственное время на дрейфующей станции. Помимо проводимых строго по плану научных исследований нужно готовиться к работе в полярную ночь — от этого зависит успех дальнейшего дрейфа. Доставка грузов для зимовки была успешно осуществлена в сентябре — октябре. Последние рейсы самолеты совершали уже в темное время, когда чрезвычайно трудно не только садиться на льды, но и доставлять грузы с аэродрома на станцию, а также поддерживать в нормальном состоянии посадочную площадку.

Весь этот период напряженной подготовки к зимовке природа милостиво относилась к людям. Льдина не подвергалась сильным сжатиям, дело ограничивалось небольшим обламыванием ее кромок. Она теперь имеет форму трапеции. Площадь ее немногим более 0,8 квадратных километра. Лагерь находится у ее юго-западной границы. От центра лагеря до южной кромки — всего 170 метров, на запад — 236 и на север — 286 метров.

10 октября при нажиме льдов на юго-западный выступ льдины она раскололась. Трещина прошла примерно с севера на юг через юго-западную и южную часть лагеря, разделив его на две части. Площадь основной части сократилась до 0,28 квадратных километра.

Теперь лагерь оказался на двух кусках льдины. На меньшем обломке остались аэрологи со своим сложным хозяйством, вертолет со всем имуществом, часть горючего, весь запас кокса и многое другое, а также часть метеоплощадки.

Вскоре трещина разошлась на 5-10 метров. Поблизости от нее находились домики экипажа вертолета и двигателя радиотеодолита, в 2 метрах — актинометрическая площадка и другие постройки. Трещина разорвала палатку-склад аэрологов, а палатка-склад вертолетчиков повисла над водой. Лопнули кабель и провода. Разлом произошел ночью, когда все спали. По сигналу «ледовая тревога» все вскочили, вертолетчики успели перепрыгнуть через расходившуюся трещину, и 2 часа спустя их машина была готова к полету.

Прежде всего перевезли аэрологов, материалы научных наблюдений, потом наиболее ценное имущество. Оставшуюся часть снаряжения оттащили подальше от трещины. Вертолет перебазировался на основную льдину и все время находился в готовности к полету. Запустили двигатель, и прожектор, рассекая тьму, осветил трещину и лагерь. Все занялись спасением оборудования. Из домика вертолетчиков вынесли все имущество, сам домик отодвинули от края трещины. То же самое сделали с домиком метеорологов, затем перенесли приборы. Как хорошо, что имущество и продовольствие станции находились в разных местах, иначе многое бы погибло.

Восемь дней все усиленно трудились над исправлением повреждений и переброской имущества. Одновременно перевозили и размещали грузы, доставляемые самолетами, так как осенний завоз для обеспечения станции на второе полугодие дрейфа еще не был закончен.

Чтобы не прерывать работу аэрологов (из-за трудностей оборудования на новом месте), решили пока оставить их на отколовшейся части льдины.

Это, конечно, очень осложняло работу станции. Самым трудным оказалось поддерживать с аэрологами непрерывную связь, которая была необходима для передачи на материк в определенные сроки данных радиозондирования. Нужно было обеспечить радиотеодолит, рабочие и жилые помещения электроэнергией. Без телефона и радиотрансляции тоже было невозможно работать.

Когда трещина замерзла, стали пешком добираться до аэрологов. Но подвижки льда часто нарушали связь, рвали кабель и провода. Сделали 6-метровые трапы для перехода через узкие места разводья.

29 октября трещину развело на 500 метров, теперь с «островитянами» можно было держать связь только по радио и сигнальными ракетами.

3 ноября перебазировали аэрологов с частью их имущества на вертолете в лагерь, а несколько позже, уже по замерзшему разводью, перевезли домик и тяжелый радиотеодолит.

Несмотря на дальнейшее уменьшение площади льдины и на то, что лагерь теперь находился у самого ее края, решили не трогаться с места. Переезд станции с ее огромным и сложным хозяйством в условиях полярной ночи практически невозможен. Только в исключительных случаях, когда жизнь людей подвергается прямой угрозе, как это было на СП-2, приходилось идти на такой шаг. Конечно, проведение научных наблюдений у самой кромки льдины связано с опасностью и большими физическими трудностями. Но льдина хотя и очень сильно уменьшилась по площади, но все-таки оказалась прочнее окружающих льдов.

В январе во время начавшегося торошения откололась часть льдины с южной стороны, а вскоре прошла еще одна трещина и отделила еще один большой кусок. Общая площадь ледяного поля сократилась до 0,2 квадратных километра.

В апреле, за неделю до окончания работы станции, льдина подверглась еще более сильному разлому. Несколько трещин прошло в северной и южной частях лагеря, отделив палатки ледоисследователей, гидрологическую палатку и другие важные объекты. Площадь ледяного поля снова сократилась, так что размеры его составляли теперь всего 200 х 400 метров.

Наблюдения над льдиной станции СП-4 впервые в практике ледоисследовательских работ удалось вести в течение трех лет в относительно различных климатических условиях. Это позволило установить ряд закономерностей, определяющих живучесть льдины и возможность ее продолжительного дрейфа, несмотря на разломы и постоянное уменьшение площади.

Главные причины подвижек льда — резкие изменения направления ветра, которые приводят к переформированию ледяных полей и их торошению. Этим процессам значительно сильнее подвержены более молодые льды с меньшей прочностью. Разлом старых ледяных полей в основном связан с колебаниями уровня океана, которые особенно значительны в районах резкого изменения глубин. Торошение же обычно вызывает надломы краев. Расколам ледяных полей способствует также их неоднородность. Большое значение имеет и форма льдины. Меньше всего подвергаются разломам льдины округленной формы. Таким образом, живучесть старых полей определяется их возрастом, однородностью и формой.

Льдина станции СП-4, пройдя рядом с Северным полюсом, стала отходить к юго-юго-западу. В дальнейшем, до 10 января, дрейф протекал в секторе, ограниченном меридианами 0-85° (шхеры Минина), и между Северным полюсом и 86°33′ северной широты. Эта область Северного Ледовитого океана была наименее изученной и потому представляла большой интерес для ученых. Кроме нескольких посадок самолетов экспедиции «Север» в период 1954-1955 годов, этот район больше не посещался. Дрейф станции СП-4 восполнил этот пробел, подтвердив, в частности, образование каналов и разводий в ледяном покрове вдоль хребта Ломоносова.

В зиму 1956/57 года обнаружилось нарушение выносного дрейфа льдов между Шпицбергеном и Гренландией из-за преобладания восточных ветров, что обусловило длительную задержку станции в этом районе. Сравнение данных показывает, что скорость выносного дрейфа льдины СП-4 в приполюсном районе была в четыре раза меньше, чем ледокольного парохода «Г. Седов».

5 марта наша льдина пересекла нулевой (Гринвичский) меридиан и вошла в западное полушарие. Дрейф принял устойчивое направление на юго-юго-восток, оно сохранилось вплоть до снятия станции 19 апреля 1957 года. В этот день льдина находилась на 85°53' северной широты и нулевом меридиане. Истинный дрейф за третий год работы станции (366 суток) составил 1937 километров, а по генеральному курсу — 756 километров.

Впервые в исследовании Арктики советская дрейфующая станция СП-4 непрерывно проработала на льдах три года. За это время (1007 суток) льдина прошла огромный извилистый путь в 7647 километров. Она пересекла Северный Ледовитый океан с востока на запад, из района острова Врангеля через Северный полюс до берегов Гренландии.

За это время удалось провести свыше 1400 измерений глубин океана. Батиметрические исследования коренным образом изменили старые представления о рельефе дна Северного Ледовитого океана. Оказалось, что по пути дрейфа дно океана имеет сильно расчлененный рельеф с отдельными возвышенностями и котловинами. Подводный полуостров материковой отмели, протянувшийся от Берингова пролива к северу, имеет чрезвычайно изрезанные очертания. Наблюдения станций СП-2 и СП-4 в этом районе позволили довольно подробно охарактеризовать глубины этого мелководья. Наименьшая из них составила 293 метра, а наибольшая — 3286 метров.

На участке между 80 и 86° северной широты обнаружен сильно расчлененный рельеф с резкими перепадами глубин, изменяющихся в пределах 1800-3500 метров. Севернее 86° до хребта Ломоносова расположена глубоководная впадина с удивительно ровным дном. Глубины здесь меняются крайне мало — от 3950 до 4000 метров.

Над хребтом Ломоносова глубина океана всего 1347 метров, а затем она резко увеличивается до 4000 метров и более. К концу дрейфа были открыты отдельные поднятия дна, наибольшее из которых составляет 728 метров. Впоследствии в этом районе был открыт новый подводный хребет — хребет Гаккеля.

Колонки грунта и образцы пород, взятые со дна океана, позволили исследовать геологическое прошлое этого района.

Много научных данных из различных областей знания было собрано за время дрейфа. Одних только метеорологических наблюдений было проведено свыше 13 тысяч, выпущено 2400 радиозондов для изучения верхних слоев атмосферы, сделано свыше 1100 астрономических определений координат. Гидрологические наблюдения позволили уточнить карту распространения тихоокеанских вод, поступающих через Берингов пролив.

Дрейф станции СП-4 проходил по слабоизученным и в магнитном отношении районам, особенно в восточной части океана. Поэтому собранные магнитологами данные имеют большое значение для изучения магнитного поля Земли и построения магнитных карт. Длительные наблюдения магнитных вариационных станций позволили отметить сезонные изменения переменного магнитного поля Земли в Арктике.

Одновременно со станцией СП-4 закончила работу первая смена станции СП-6, о которой мы расскажем в следующей главе ^[6].

ТРИ ГОДА НА ЛЕДЯНОМ ОСТРОВЕ

Судьба новой дрейфующей станции СП-6 сложилась необычно. Организация ее, как и других станций, началась с поисков подходящей льдины. Станцию решили высадить в районе 80° северной широты и 190° восточной долготы — там, где проходил заинтересовавший всех необычностью направления дрейф станции СП-2.

Опыт работы предыдущих станций показал, что выбирать ледяное поле больших размеров не следует. Оно легче ломается и часто оказывается смерзшимся из кусков льдин разного возраста и толщины, то есть не представляет собой единого крепкого монолита. Высаживаться на многолетнюю маленькую льдину тоже плохо. В случае ее разлома переезд станции на другую льдину связан с большими трудностями и известным риском, не говоря уже о том, что надо иметь рядом запасную льдину. Лучше всего выбирать льдину средних размеров, площадью 2-3 квадратных километра, по форме, близкой к кругу или овалу. Такой льдине при сжатии легче выдержать натиск окружающих льдов.

Несколько дней поиски льдины для станции СП-6 были безрезультатными. Но выручил случай. Масленников, командир самолета, на котором велись поиски льдины, обнаружил средидрейфующих льдов севернее острова Врангеля плавучий ледяной остров размерами 11 x 14 километров. Он заметно возвышался над окружающими морскими льдами и выделялся удивительно белой и сравнительно ровной поверхностью, напоминавшей тундру, покрытую снегом. Льды вокруг были сильно переторошены и окаймляли остров высоким барьером нагроможденных друг на друга льдин. Видимо, при сильном сжатии льдины крошились у берегов ледяного острова. С южной его стороны виднелась большая полынья.

Как известно, с дрейфующими ледяными островами связано немало «открытий» земель и островов, которые затем куда-то таинственно исчезали, и долгие годы тайна их исчезновения оставалась загадкой. О них было сложено много легенд, нередко совсем фантастических. Так, в 1707 году китобой Джиллис севернее Шпицбергена увидел высокие берега неизвестной земли, которая впоследствии была даже нанесена на карты под названием Земля Джиллиса. Ее долго искали многие путешественники, но безрезультатно. В 1764 году сержант Андреев обнаружил к северу от Медвежьих островов большой низменный остров. В течение почти 150 лет «Землю Андреева» безуспешно старались отыскать, но она бесследно исчезла. В 1811 году промышленник Санников с северного берега о. Котельного усмотрел «новую землю». Видели издали «Землю Санникова» и другие путешественники, но поиски ее так и не увенчались успехом. Русскому геологу Э. Толлю эти поиски стоили жизни.

Загадка этих и других «земель» разъяснилась, когда советские, а затем и американские летчики открыли дрейфующие ледяные острова. Первый такой остров обнаружили наши летчики весной 1941 года в районе исчезнувшей «Земли Андреева». В послевоенные годы они почти ежегодно наблюдали ледяные острова в разных районах Северного Ледовитого океана, причем размеры их нередко достигали 20-30 километров в поперечнике. С 1941 по 1956 год советскими летчиками и моряками были найдены девять больших и десятки мелких дрейфующих ледяных островов.

И вот впервые в практике организации советских дрейфующих станций было решено высадить станцию на ледяной остров, хотя он находился значительно южнее района предполагаемой высадки станции. Вблизи острова летчик Москаленко нашел небольшую ровную площадку и искусно посадил на нее самолет.

Небольшая группа полярников во главе с начальником станции К. А. Сычевым обследовала остров. Им удалось пройти на 3 километра в глубь острова, поверхность которого действительно была сравнительно ровной. Когда в километре от берега пробурили скважину глубиной 3,5 метра, то оказалось, что лед на поверхности пресный, а ниже слегка солоноватый. Заночевали в палатке, разбитой около самолета. Утром, пока еще все спали, Москаленко неподалеку нашел более удобную площадку для посадки самолетов. Летчик встретился с медведем, неожиданно появившимся из-за торосов. К счастью, зверь не проявил агрессивных намерений, и Москаленко потихоньку от него отошел. Весь день расчищали от снега новую посадочную площадку, и только поздно вечером работы были закончены. Теперь можно принимать самолеты. Днем произошла встреча с другим крупным медведем. Он появился на посадочной площадке, но повел себя иначе: увидев людей, бросился к ним. Только выстрел из ракетницы отрезвил его. Он сразу остановился, застыв на задних лапах, а потом быстро повернулся и убежал за торосы. Две встречи с медведями за день! Видимо, их на острове немало и надо всегда носить с собой оружие.

Самолеты стали садиться один за другим — только успевай разгружать! Радисты собрали радиостанцию, метеорологи оборудовали площадку наблюдений и астрономический пункт. Вот уже определены первые координаты станции: 74°24' северной широты и 182°57' восточной долготы. 19 апреля 1956 года станция СП-6 начала свою работу.

Плохая погода задержала переезд на остров, но, как только она улучшилась, самолеты стали перебрасывать грузы. Включился в работу и трактор, доставленный на самолете. От посадочной площадки до лагеря прорубили среди лабиринта торосов дорогу, и трактор стал совершать по четыре рейса в день, каждый раз забирая 4 тонны груза.

Быстро собрали два домика: всем хотелось встретить Первое мая уже в лагере. Но поспешишь — людей насмешишь. Когда обследовали площадку, то оказалось, что домики поставили не на острове, а на припае — морском льду, примерзнувшем к кромке острова, толщиной всего 2,5 метра. Место ненадежное. При сжатии льдов этот участок может легко раздавить о ледяной остров.

Спешно подыскали новое место в 600 метрах от прежнего. Там под слоем снега был островной лед, покрытый тонким слоем илистого грунта. Начали бурить пробные скважины, но достигли только глубины 6 метров — насколько хватило штанг-насадок для бура. Лед здесь сухой и прочный.

Вечером 1 мая, совершив длительный перелет со станции СП-4, приземлились вертолет Ми-4 и самолет Ан-2. Теперь переброска грузов с площадки на остров пойдет куда быстрее!

Кипит работа по строительству поселка. Градостроительные вкусы Сычева разошлись с установившейся традицией размещения построек на старых станциях. Если раньше придерживались обычно круговой планировки (в центре кают-компания, вокруг остальные постройки), то начальник СП-6 оказался поклонником «перспективной» планировки. По обе стороны проспекта — «главной улицы» — будут стоять домики метео- и радиостанции, аэрологов, гидрологов, экипажей самолета и вертолета. В центре разместится крупное строение — камбуз и кают-компания, а напротив — красиво оформленная наблюдательная вышка с 15-метровым флагштоком. Проспект откроет «триумфальная арка» с названием станции. Через нее будут переброшены на другую сторону провода электро- и радиотрансляции и телефонный кабель.

Строительство лагеря заняло ровно месяц. 19 мая были закончены все работы, а через два дня на станции отмечался знаменательный юбилей: ровно 19 лет назад на Северном полюсе была высажена первая — папанинская — дрейфующая станция.

Всех интересовал вопрос, какова же толщина ледяного острова, но из-за отсутствия нужного количества штанг-насадок на бур сделать это затруднительно. Наши обычные ледовые буры имели насадки для бурения морского льда, толщина которого не превышает 4-5 метров. А другого специального оборудования нет, так как заблаговременно не знали, что станция будет на ледяном острове. На днях с большим трудом пробурили лед до глубины 8,5 метра, но бур там примерз, вытащить его из скважины не удалось: он сломался. Спустя две недели сделали еще одну попытку пробурить лед. Первые 5 метров прошли благополучно, а затем стала мешать ледяная стружка. Через каждые 10-15 поворотов ручки приходилось вытаскивать штангу и прочищать скважину. Когда достигли глубины 8 метров, лед стал сырым и бур начал примерзать к стенкам. Останавливаться было нельзя, чтобы опять не лишиться бура. Пришлось удвоить и утроить усилия, и только к 12 часам ночи наконец пришла победа — толщина ледяного острова оказалась 11,6 метра!

Южное положение острова не замедлило сказаться: уже с конца мая стали появляться пернатые, прилетало много пуночек. Все с удовольствием любовались ими и слушали невзыскательное чириканье. Однажды над лагерем пролетела целая стая гусей. Верные друзья — собаки Барс, Тарапунька и Лялька целыми днями пропадают. Один раз они трое суток гоняли медведя — уже шестого! У гидролога Е. М. Гущенкова завелась «подруга» — нерпа, которая постоянно появляется в лунке, когда он ведет наблюдения.

На вертолете осмотрели остров с воздуха. Среди разреженных льдов он заметно выделяется гигантскими размерами. Трещин нигде не видно. Нивелировка острова по профилю показала, что в среднем он возвышается над уровнем моря на 85 сантиметров, а в самом высоком месте — на 163 сантиметра. Хотя он и незначительно «высунулся» из океана, зато глубоко погрузился в воду, ведь его толщина около 12 метров.

Глубина океана в районе дрейфа небольшая: 250-340 метров, что позволяет определять скорость дрейфа острова с помощью лота. Утром скорость была 3 километра в сутки, а вечером усилился северный ветер и скорость возросла до 20 километров. Остров несет на юг. Оказывается, несмотря на свои огромные размеры, он очень чувствителен к изменению направления ветра. С наступлением лета началась борьба с талой водой. 13 июня температура воздуха уже оказалась выше нуля и снег начал сильно таять. Частыми спутниками стали дожди, мокрый снег и туманы. Крышу кают-компании пришлось обтянуть брезентом, а щели в крышах домиков замазать пластилином, чтобы они не протекали. Появились озера талой воды. Гидрологи составили план стока воды в понижении рельефа. Вырубили канавы, и лагерь удалось немного осушить.

Но на другой день вода опять стала прибывать. Все надели высокие резиновые сапоги. Видимо, есть только единственный способ борьбы с талой водой — спуск ее в океан. У острова в этом отношении есть преимущество: он значительно больше возвышается над уровнем океана, чем обычные льдины. Но как трудно бурить такой толстый лед без специального оборудования!

Опять аврал. Четыре бригады по четыре человека в каждой, сменяя друг друга, бурят скважины. Первая пробурила 4 метра и передала вахту следующей, но на глубине 5 метров бур перестал проворачиваться и примерз к стенкам скважины. Там температура льда минус 3-5°. Еще один бур потеряли, остался последний. Что же делать?

Рискуя потерять и его, начали бурить скважину на новом месте. Но, учтя предыдущий горький опыт, на этот раз приняли все меры предосторожности: в скважину все время лили горячий соляной раствор. Только через 18 часов напряженная работа дала плоды: лед пробурили. Здесь его толщина оказалась 9,6 метра. И сразу же, прямо на глазах измученных людей, вода стала медленно уходить в скважину. Диаметр скважины был всего 4,5 сантиметра, вскоре ее стало забивать шугой. Пришлось быстро прочистить скважину и установить возле нее дежурство. К утру поток воды значительно расширил скважину, льдина стала осушаться быстрее, а к вечеру уже вся территория лагеря освободилась от талой воды. Никто не ожидал такого эффекта. По дрейфующему проспекту, как назвали единственную улицу в лагере, стало возможно ходить посуху.

Но арктическая природа заставляет всегда быть начеку, никогда нельзя расслабляться и благодушествовать. После небольших заморозков скважина-спасительница замерзла, а когда таяние возобновилось, вода опять залила дрейфующий проспект, и он превратился в продолговатое озеро. Домики и палатки, стоящие на ледяных пьедесталах, стали выглядеть как ондатровые хатки.

Спустив байдарку и две резиновые лодки, стали плавать по бывшему проспекту. Не всегда удавалось благополучно добраться до своего домика. Бывало, что от одного неосторожного движения байдарка переворачивалась.

Борьба с наводнением продолжалась. Штурман вертолета Баранов смастерил прекрасный ледовый бур для льда большой толщины, и 10-метровый лед был пробурен за два часа. Лагерь опять обсох.

В разгар лета стаял весь снег и обнажилась ледяная поверхность острова, покрытая тонким слоем ила. Как на материке, в углублениях образовались озера, потекли ручейки и речки. Речка с западной стороны лагеря вытекала из небольшого озера, а у края острова, возле гидрологических палаток, она достигала ширины 3-4 метра и глубины 70 сантиметров.

На автомашине ГАЗ-69, которую привезли на остров в самом конце июля, удалось совершить путешествие по острову. За два дня объехали его весь, хотя передвигаться по неровной поверхности было трудно. Если мелкие речки газик форсировал, то крупные были для него непреодолимым препятствием, и приходилось двигаться вдоль берегов. В первый день путешествие закончилось в восточной части острова, причем проехали около 100 километров. Следуя вдоль русла реки, на четвертом километре от станции обнаружили озеро площадью 2 х 2,5 километра и глубиной 0,5-1 метр. Проехав еще один километр, наткнулись на широкую трещину, в которую с двух сторон водопадами низвергалась вода. Длина трещины была около 500 метров, а толщина льда на кромках — 6 метров.

Через 10 дней отправились на машине в западную часть острова. Здесь также текло много ручейков и речек, причем все с юга на север. Ширина водоразделов между ними не превышала 500-700 метров. Повсюду на поверхности льда виднелись небольшие скопления илистого грунта. В отличие от восточной части острова озеро здесь значительно меньше.

Несколько раз поднимались на вертолете, осматривали остров с воздуха, фотографируя его. В некоторых местах берега острова очень красивы: огромные вздыбленные льдины нависают над водой, как скалы. Поверхность острова волнистая, бугры чередуются с ложбинами, причем возвышенности беловатого оттенка, а впадины грязновато-серого из-за тонкого слоя ила. Остров окружает полоса разреженного льда, а с южной стороны — большая полынья. Дальше расположены сплоченные льды, среди которых много паковых. Отчетливо вырисовывается граница между островом и окружающими льдами.

Во время короткого полярного лета здесь, не в пример другим станциям, встречалось много различных представителей арктической фауны: и мелкая рыбка сайка, и птицы, и нерпы, и медведи. Над островом постоянно летали чайки и пуночки, на озерах плавали утки, бакланы, в полыньях показывались нерпы. А медведи буквально одолели — за лето приходили чуть не 20 раз. И только благодаря высокой бдительности встречи с ними заканчивались благополучно.

Лагерь СП-6 на ледяном острове

^{1 — многолетний припай с бугристой поверхностью; 2 — многолетний припай со{2} сглаженными торосами; 3 — двухлетний припай со старыми и молодыми торосами; 4 — гряды торосов; 5 — старые торосы; 6 — свежие торосы}

В анналах истории дрейфующих станций осталось «сенсационное открытие», сделанное на СП-6: белые медведи не только хищники, но и «всеядные». Тогда в желудке медведя были обнаружены окурки, спички и квашеная капуста. Биологов это как будто не удивило. Но то, что сейчас оказалось в желудке одного из медведей, превзошло все ожидания: он был набит резиновыми пакетиками, в которых оказались железные гайки и мелкие детали к гидрологическим приборам — магнитные стрелки и бронзовые шарики! Хорошо, что все эти детали не успели перевариться в желудке зверя, — ведь они дефицитные!

Дрейф острова представлял собой сложные, запутанные петли. Вместо того чтобы двигаться в определенном направлении, он все вертелся в одном и том же районе, а через три месяца оказался почти в том же месте, откуда начался дрейф.

Заблаговременно начали готовиться к полярной ночи. Утеплили домики, рассортировали и сложили в палатки продовольствие, топливо, снаряжение. Часть оставили на открытом воздухе, отметив склады вешками, чтобы легко было найти их под снегом. На дрейфующем проспекте вморозили в лед столбы с уличными фонарями, а на вышке смонтировали мощный прожектор.

16 декабря были определены координаты станции: 75°21' северной широты и 173°38' восточной долготы. Оказывается, дрейфуя опять на юг, остров пересек 200-метровую изобату, которая является границей между океаном и Восточно-Сибирским морем. За всю историю дрейфующих станций еще не было случая, чтобы хотя одна из них отошла так далеко на юг и попала в окраинное море.

Миновал Новый год, но пурги и метели не ослабевали. Иногда ветер достигал 30 метров в секунду. Снег засыпал все домики и кают-компанию до самой крыши, но зато на острове не происходило ни разломов, ни торошений. Окружающие льды не угрожали мощному ледяному монолиту.

15 февраля, в первый раз после долгой полярной ночи, появилось солнце, а через два месяца на станцию прибыла новая смена. 19 апреля 1957 года был подписан акт о передаче станции. Первая смена прожила на острове 336 дней.

Новая смена на старом острове

Второй смене повезло: ее участники поселились в построенном лагере и не тратили времени на устройство станции. Это позволило сразу начать научные наблюдения, тем более что с 1 июля начинался Международный геофизический год. Ученые многих стран мира договорились, что в тысячах пунктов земного шара в течение года будут проводиться геофизические наблюдения по единой согласованной программе. Советский Союз принял деятельное участие в подготовке и проведении МГГ. Наблюдения по его программе будут проводиться на материковых и островных полярных, а также дрейфующих станциях.

На вторую смену станции СП-6 была возложена двойная задача: продолжить начатые первой сменой работы и провести новые исследования по программе МГГ. Начальником второй смены был назначен опытный полярник ученый-геофизик В. М. Дриацкий. Коллектив станции насчитывал 13 человек.

Впервые на станции были организованы исследования ионосферы^[7] с помощью специального регистратора. Этот прибор позволяет определять высоту каждого ионизированного слоя и его электронную плотность.

По программе магнитных наблюдений будут проводиться непрерывные записи трех элементов магнитного поля для изучения его возмущенности, а также исследования природы этих явлений. Предполагалось вести исследования горизонтальной и вертикальной составляющих и склонения магнитного поля Земли. Магнитные карты, подготовленные по этим данным, необходимы для навигационных целей. В комплекс геофизических исследований входили и наблюдения за полярными сияниями.

Несколько расширялись метеорологические наблюдения.

В связи с большой программой геофизических исследований были исключены наиболее трудоемкие — аэрологические наблюдения, тем более что они ведутся на близлежащих островах и материке. Решено было также отказаться от вертолета, так как острову разломы не грозили.

Несмотря на то что лагерь был целиком построен, работы по его благоустройству и организации новых наблюдений оказалось много. Одни метеорологи могли воспользоваться старыми установками — смонтировали только флюгер с тяжелой доской, которого раньше не было. Гидрологи же прорубили две новые лунки: одну — для записи течений на разных горизонтах, другую — для взятия проб воды на химический анализ и измерения температуры. Был сооружен фанерный немагнитный павильон — без железных деталей и гвоздей, которые искажают работу приборов. Использовались только медные и латунные детали и гвозди.

Самые большие работы развернулись по строительству ионосферной станции. Ее оборудовали в 300 метрах от лагеря, чтобы она не мешала работе радиостанции, а та — ей. Соорудили 24-метровую мачту. Рядом поставили домик на полозьях, где разместилась сложная аппаратура.

Много труда потратили и на поддержание посадочной площадки. Трактор целыми днями возил взад-вперед тяжелую волокушу, укатывая площадку. Доставка грузов на станцию закончилась только в середине мая.

В конце июля провели съемку плана острова полуинструментальным способом. На плане остров походит на эллипс с большой и малой осями. Поверхность его сравнительно ровная, лишь по краям нагромождены торосы высотой до 10 метров — следы столкновений окружающих льдин с островом. Недалеко от лагеря в остров вдается бухта, скованная припайными льдами.

Окружающие остров льды сильно разредились, и он начал совершать непонятные развороты. С 15 по 18 августа он повернулся на 100° против часовой стрелки, а с 18 августа по 15 сентября — на все 180°! Этот период характеризовался частыми сменами направления и силы ветра.

Как и в прошлом году, летом остров ожил: прилетели пуночки, чайки, чистики, утки; геофизик Селиванов умудрился подстрелить гуся.

В прошлом году медведей было здесь множество. За время дрейфа первой смены они приходили на станцию 42 раза, а сейчас — всего 3 раза. Почему же звери покинули ледяной остров? Вероятно, его унесло слишком далеко от острова Врангеля, и они вернулись обратно. Белый медведь — прирожденный бродяга. Большую часть жизни он проводит на дрейфующих льдах. Только медведицы устраивают берлоги на суше и там выводят потомство.

Больше всего медвежьих берлог на острове Врангеля. Довольно много их на Земле Франца-Иосифа, у берегов Гудзонова залива, на острове Саутгемптон и в Гренландии. В других районах Арктики их мало. Как только медвежата немного подрастают, самки вместе с потомством устремляются на дрейфующие льды, где среди полыней и разводий живут и охотятся на тюленей. Медвежата рождаются в декабре или январе слепыми и глухими. Это белые пушистые комочки весом 600-800 граммов, но уже к концу марта — началу апреля вес их достигает 10-12 килограммов. Так быстро они растут благодаря отличному материнскому молоку, жирность которого достигает 30%. Питаются молоком детеныши более полутора лет. Медведицы приносят потомство на четвертый год жизни и только раз в три года. Обычно малышей бывает два, реже один, крайне редко три или четыре.

В конце ноября зачастили песцы, собаки поймали их пять штук. Видимо, песцы прибегали с ближайшего из островов Де-Лонга, соблазненные далеко разносящимися запахами лагерной помойки.

Дрейф острова, как и в прошлом году, изобиловал зигзагами. Первые месяцы под воздействием арктического антициклона льдина двигалась в основном в северо-западном направлении, затем повернула обратно, а в октябре двинулась опять на запад. Дрейф в этом направлении вызывал тревогу: ведь на пути были острова Де-Лонга, где глубины достигали всего 70-80 метров. Ледяной остров мог налететь на скалистые острова Шаннетты, Генриетты или подводные камни возле них, тогда судьба его оказалась бы печальной. Остров мог сесть и на мель и стал бы медленно разрушаться под ударами волн.

Срочно приняли меры безопасности: в двух километрах от лагеря устроили аварийный лагерь. Там стояли палатки, лежали запасы продовольствия, одежды, горючего и другое необходимое имущество. Л. Н. Жигалов установил на сторожевой вышке теодолит и следил, не покажутся ли на горизонте арктические Сцилла и Харибда — прибрежные скалы Жаннетты и Генриетты.

Опасность возрастала в связи с большой скоростью дрейфа, достигавшей почти 2 километров в час, и надвигавшейся полярной ночью. Солнце уже поднималось над горизонтом всего на 3°. Опасения оказались не напрасными, и когда 22 октября погода прояснилась, то всего в 90 километрах к юго-западу в лучах низко стоящего солнца засверкал ледяной купол острова Жаннетты. Через 4 дня стал виден и остров Генриетты. К счастью, с первых дней ноября резко изменился ветер, и ледяной остров понесло на северо-запад, а остров Генриетты остался в стороне. Тревоги быстро улеглись.

В середине января ледяной остров стал приближаться к материковому склону. Глубины начали быстро возрастать: 12 февраля — 611 метров, а 20 февраля — уже более 1000 метров.

Вторая смена закончила свою работу 8 апреля 1958 года. Она провела на острове 354 дня. Третья смена во главе со старейшим полярником С. Т. Серлаповым приняла станцию в точке 80°86' северной широты и 150°15' восточной долготы.

Третий год на острове

Третий год живут полярники на ледяном острове. Они продолжают исследования по программе МГГ. В этом году ледяной остров стал плавучей научно-исследовательской базой для многих экспедиций различных научных учреждений нашей страны. Особенно надо отметить одну из них — Ледоисследовательскую экспедицию Арктического института с участием ученых физического факультета Ленинградского университета. Задачей этой экспедиции были детальные гляциологические исследования ледяного острова для выяснения природы его происхождения.

Экспедиция, возглавлявшаяся Н. В. Черепановым, проделала огромную работу. На острове было заложено несколько шурфов. Главный шурф достиг глубины 8,5 метра при поперечном сечении 1,7 квадратных метра. При бурении шурфов было вынуто около 32 тонн льда. Ученые составили подробное описание льда на каждом горизонте и взяли образцы для определения его солености, плотности, структуры и кристаллооптического анализа. До сих пор никто еще так детально не изучал природу дрейфующих ледяных островов и их происхождение.

В результате проведенного анализа было установлено, что ледяной остров СП-6 — не часть ледника, сползшего с материка в море, а обломок многолетнего припайного льда, длительное время находившегося в прибрежной мелководной части моря, на что указывает присутствие илисто-глинистых частиц на поверхности острова. Лед имеет отчетливо выраженную волокнистую структуру, характерную только для морских льдов. На морское происхождение указывает и его соленость — 2%. Обнаруженная при анализе однородность текстуры и структуры льда в различных шурфах подтверждает мысль о том, что намерзание его происходило с нижней поверхности и характеризовалось стабильными условиями ледообразования.

Впервые на СП-6 под лед спускались ученые-водолазы. Они вели наблюдения за температурой воды и скоростью течения в верхнем 15-метровом слое, провели съемки нижней поверхности льда. Этими сложными работами занимались сотрудник кафедры физики МГУ В. Г. Савин и сотрудник лаборатории термики Морского гидрофизического института АН УССР Ю. Г. Пыркин.

Погружение происходило в двух гидрологических лунках глубиной до 4 метров на припайном льду, над лунками поставили отапливаемые газом палатки. Температура воздуха в них держалась 3-5° тепла. Особое внимание было уделено экипировке водолазов, ведь температура воды здесь значительно ниже, чем в пресных водоемах, — минус 1,8°. Основная одежда — гидрокостюмы легководолазного типа с дополнительным грузом в 20 килограммов. Под низ они одевали свитер, меховой жилет, ватные брюки, меховые носки, шерстяной шлем и двойные шерстяные перчатки из комплекта полярной одежды. Чтобы не мокли перчатки и не мерзли руки, эластичные манжеты у рукавов костюма были отрезаны, а на их место приклеены трехпалые резиновые перчатки. Для дыхания под водой использовали аппарат «Подводник-1» с двумя воздушными баллонами емкостью 7 литров каждый. Связь осуществлялась по телефону. Погружения в воду постепенно достигли глубин 15-18 метров. Съемка нижней поверхности льда показала, что она такая же ровная, как и верхняя, но более рыхлая, довольно темная и непрозрачная. Лед там состоит из однородных зернистых кристаллов размерами до 1 сантиметра. Толщина рыхлого слоя не превышает 7-10 сантиметров, а выше находится обычный смерзшийся прозрачный лед.

Таким образом была установлена возможность изучения закономерностей нарастания и разрушения льда с нижней поверхности и особенностей его структуры, а также подледных гидрологических и актинометрических (проникновение солнечной радиации через лед) исследований.

Очень важные работы велись на станции по измерению глубин, что позволило внести серьезные поправки в карту глубин Северного Ледовитого океана, в частности уточнить изобаты в районе хребта Ломоносова. Во время дрейфа станции СП-6 открыты новые поднятия дна к западу от 80° восточной долготы.

До 27 мая ледяной остров находился в восточной части океана, где глубины были удивительно постоянными — 2400-2500 метров. В конце мая остров подошел к хребту Ломоносова, и глубины стали быстро уменьшаться, а 14 июня была измерена наименьшая глубина под хребтом Ломоносова — 1036 метров. Через два дня глубины стали резко возрастать: за сутки они увеличились на 200 метров, хотя скорость дрейфа острова была незначительной. Западный склон хребта оказался значительно более крутым, чем восточный. За километр дрейфа глубина возрастала в среднем на 45 метров, а иногда и на 70 метров, тогда как у восточного склона — только на 10-15 метров (дрейф проходил под углом к оси хребта).

Когда станция миновала хребет Ломоносова и перешла в западную часть океана, то на участке от 140-го до 80-го меридиана дно океана было ровным с глубинами в среднем 4340 метров; изредка отмечались небольшие поднятия дна до 300 метров. А после 80° восточной долготы рельеф дна оказался сильно изрезанным: поднятия чередовались со впадинами. Для более детального исследования пришлось чаще проводить наблюдения.

14 февраля 1959 года произошла сенсация: было открыто новое поднятие дна в том месте, где на карте значилась глубина 4000 метров. Даже всегда спокойный С. Т. Серлапов заволновался. А события развивались так. Рано утром гидролог Б. В. Тарасов сообщил, что глубина уменьшилась уже до 1700 метров и просил его подменить, так как он после ночной вахты очень устал.

Начальник станции, захватив дежурного Архипова, сам стал измерять глубину каждые 15 минут, и не напрасно. При каждом промере глубина уменьшалась на 35-50 метров. Видимо, под ледяным островом находился очень крутой склон поднятия. Взволнованный Тарасов не смог уснуть и тоже вернулся к лунке. Глубина все уменьшалась и дошла до 900 метров. Неужели открыли новый пик? 15 февраля в 10 часов утра счетчик показал 728 метров, а через 15 минут — уже 825 метров, затем снова 900 метров. Глубины стали быстро расти.

Итак открыт пик с глубиной над ним 728 метров — самая высокая точка дна центральной части Северного Ледовитого океана^[8]. Он возвышается над дном океана более чем на 3500 метров и имеет в поперечнике по линии дрейфа около 30 километров. На карте глубин будет сделана серьезная поправка. Видимо, поверхность подводной горы скалистая, так как все попытки взять пробу грунта с его вершины не увенчались успехом: грунтовая трубка каждый раз возвращалась пустой. Только на склоне, с глубины 1424 метра, она принесла пробу длиной 21,5 сантиметра.

Предварительный анализ показал, что грунт состоит из двух слоев: верхний 13-сантиметровый слой составляют современные отложения, а нижний — отложения ледникового периода. Накопление илистых отложений происходит чрезвычайно медленно: 1-2 сантиметра за тысячу лет. Нижний слой — это желтовато-серый илистый песок с неровным разломом. Вероятно, открытое поднятие связано с другими поднятиями дна — архипелагами Земли Франца-Иосифа или Шпицбергена.

Коллектив третьей смены прожил на ледяном острове 370 дней. Путь станции за этот год составил, считая все зигзаги, 2537 километров при средней скорости 3,3 километра в сутки. Такой большой скоростью дрейфа не могла похвастаться ни одна дрейфующая станция, за исключением СП-1, которая попала в выносный дрейф. Вначале дрейф СП-6 проходил вблизи линий дрейфа «Фрама», «Г. Седова» и станции СП-5, а иногда и пересекался с ними, а затем отклонился на север и пошел по неизведанному пути.

Закончила свою работу на ледяном острове третья смена. Весной 1959 года в точке 86°18' северной широты и 39°37′ восточной долготы хозяином станции СП-6 стала четвертая смена. Смену личного состава производила, как обычно, экспедиция «Север», теперь уже одиннадцатая по счету. В план работ входила также эвакуация личного состава станции СП-7, которую унесло далеко к берегам Гренландии, и организация новой дрейфующей станции — СП-8 в восточном районе Центральной Арктики (чтобы продолжить исследования в этой части океана).

Последняя вахта на острове

Предполагалось, что ледяной остров в своем стремительном дрейфе, видимо, будет вынесен к осени в широкий пролив между Гренландией и Шпицбергеном. Поэтому срок работы четвертой смены был ограничен всего 5-6 месяцами, после чего станцию предполагалось эвакуировать. Несмотря на это, программа работ была полностью сохранена, а океанологические исследования даже значительно расширены, так как район предполагаемого дрейфа представлял большой научный интерес. Начальником станции был назначен опытнейший полярник В. С. Антонов.

Большинству вновь прибывших лагерь показался непривлекательным. Домики стояли на высоких ледяных цоколях, достигавших 3 метров высоты, а вокруг них виднелись глубокие снежные котловины. Что же будет летом, когда снег начнет таять?

За прошедшие три года сильно изменились размеры острова. Обычно льдины так основательно ломало, что нередко создавалась угроза для жизни полярников. Здесь же все получилось наоборот. Площадь острова не уменьшилась, а наоборот, увеличилась в два раза за счет образования вокруг него припайного льда. Если по аэрофотосъемке 1958 года площадь острова составляла 74,8 квадратных километра, то теперь она достигла 150 квадратных километров. От лагеря к гидрологическим лункам и дальше припай протянулся на 10 километров (в прошлом году его длина составляла всего около 3 километров). Правда, он был непрочным и в дальнейшем при первом резком повороте ледяного острова оторвался.

За лето было пробурено 8 скважин для спуска талой воды в океан. По ориентировочным подсчетам, остров сбросил огромный груз талой воды — около 40 миллионов тонн, то есть 15% своего объема. Освободившись от такого груза, остров поднялся над водой на 15 сантиметров. Всплытию способствовало и нарастание льда с нижней поверхности. Видимо, часть пресной воды, стекающей в океан при таянии, перемешивалась с холодной морской водой и, соприкасаясь со льдом, снова замерзала. Таким путем происходило своеобразное «омолаживание» льда. С верхней поверхности острова стаивал старый лед, а с нижней — нарастал молодой. Толщина льда на острове колебалась от 4,8 до 12,1 метра, причем наиболее неровной оказалась его нижняя поверхность.

Несмотря на небольшие отклонения, ледяной остров неуклонно несло в сторону Гренландского моря. Наибольшая скорость в июле была 6,1 километра в сутки. Остров сделал четыре петли, временами поворачивался вокруг своей оси. С начала апреля до начала нюня он двигался по пути дрейфа ледокольного парохода «Г. Седов» осенью 1939 года.

За время дрейфа резко изменились глубины океана. Если вначале они неожиданно оказались более 5000 метров, то в приатлантической части океана, на подходах к порогу Нансена, были всего 750 метров. Имевшиеся карты глубин часто приходилось исправлять. Так, в этих районах на картах указаны глубины 3000 метров, а в действительности они не превышали 1000 метров. Видимо, открытые поднятия дна являются или подводным продолжением островов Шпицбергена, или тянущимися на север отрогами порога Нансена^[9].

Всех очень тревожил вопрос, как поведет себя ледяной остров, попав в очень разреженные льды, особенно на чистую воду, где ветры вызывают сильное волнение и даже может возникнуть мертвая зыбь. Одни ученые считали, что крепкий ледяной остров выдержит любые испытания. Другие утверждали, что при дрейфе в штормовых районах Гренландского моря еще не было случая сохранения в целости даже таких прочных образований, как ледяные острова: северной части Атлантического океана достигали только их обломки.

Вопрос безопасности людей, находившихся на острове, был заранее продуман. Когда остров достигнет опасных районов, на Земле Франца-Иосифа будут находиться самолеты, чтобы в случае необходимости снять зимовщиков. Кроме того, в тот момент, когда остров выйдет на чистую воду или в разреженные льды, намечалось направить в район его дрейфа ледокол Для снятия людей и вывоза наиболее ценного оборудования. Участников дрейфа снабдили аварийными средствами, в число которых входили стройматериалы для сооружения плота и клиперботы. Полярники тоже подготовились к возможным разломам острова. Они рассредоточили тщательно упакованные и привязанные к саням аварийные грузы: продовольствие, теплую одежду, снаряжение, палатки, топливо.

К осени остров начал разрушаться. Он приблизился к выходу в Гренландское море, пересек место, где в 1898 году «Фрам» освободился из ледового плена, прошел район, где в 1958 году дизель-электроход «Лена» проводил исследования в сильно разреженном льду. Продолжать работу дрейфующей станции в полярную ночь в штормовом Гренландском море было крайне опасно, приняли решение об эвакуации станции.

По данным ледовой разведки, с юга находилась 10-мильная полоса сплоченного льда, что не давало возможности использовать ледокол. Надежда была только на самолеты. Участники дрейфа срочно сооружали посадочную площадку: прежняя летом была совсем разрушена. Но и новую в это время года сделать очень трудно: лед непрочный, только-только начинает сверху промерзать, в низинах и озерах — вода, затянутая тонкой корочкой слабого льда и замаскированная свежим снегом. Пришлось бурить скважины для спуска воды, срубать наиболее высокие бугры, засыпать низины и снежницы ледяной крошкой и снегом, а после этого укатывать.

30 августа пробную посадку на разрушающийся остров произвел знаменитый полярный ас П. И. Черевичный. Посадка прошла хорошо, но взлет оказался чрезвычайно трудным: лед на снежницах не выдерживал и ломался. Пришлось площадку еще несколько дней укатывать. 6 сентября Черевичный прилетел опять. Теперь площадка оказалась хорошей, и за несколько дней на Землю Франца-Иосифа были вывезены все люди, ценный груз и даже трактор, для погрузки которого в самолет пришлось сбивать специальный трап.

14 сентября 1959 года станция СП-6 была закрыта. За 155 дней пребывания на ледяном острове четвертой смены он прошел со всеми зигзагами 965 километров, а по прямой 590 километров. На острове осталась часть домиков, наименее ценное имущество и небольшой запас продовольствия. В кают-компании была оставлена написанная на русском и английском языках записка:

«На этой льдине с апреля 1956 года по сентябрь 1959 года находилась Советская арктическая научно-исследовательская станция СП-6, которая продрейфовала 8700 километров по общему, или около 3000 километров по генеральному, пути.

Друзья, берите и пользуйтесь всем, что вы найдете на этой льдине.

Убедительно просим вас сообщить координаты этой льдины по адресу: Ленинград, Арктический и Антарктический институт».

Как показали дальнейшие события, эвакуация станции оказалась очень своевременной. Через несколько дней после ее закрытия ледовая разведка обнаружила, что ледяного острова больше не существует, — волны разрушили его.

ЗАГАДКА ПОКИНУТОЙ ЛЬДИНЫ

До весны 1957 года линии дрейфа советских станций СП проходили, иногда пересекаясь, в основном в западной части Северного Ледовитого океана. А в восточной его части оставила свой след только станция СП-2. Ее необычный путь вызвал огромный интерес у океанологов всего мира. Исследования в этом наименее изученном районе, естественно, представляют большой научный интерес. Поэтому весной 1957 года новую дрейфующую станцию СП-7 решили высадить в том районе, где начала свою работу станция СП-2.

Кроме необходимости проверить особенности характера выноса льдов в этом районе перед станцией СП-7 стояла и другая важная задача — организовать исследования по программе МГГ, включающей наблюдения по метеорологии, аэрологии, земному магнетизму и ионосфере. Для работы по этой программе на территории нашей страны было организовано 320 станций. Теперь к ним прибавится еще две в Центральной Арктике — СП-6 и СП-7. Начальником станции СП-7 был назначен молодой полярник-океанолог В. А. Ведерников. Предполагаемый район высадки станции находился далеко от берегов Земли, поэтому на льдах океана была организована промежуточная база для посадки самолетов — «подскок».

23 апреля 1957 года на льдину, находившуюся в 60 километрах севернее места, где в 1950 году начала свою работу станция СП-2, высадилась первая группа полярников. Это было относительно ровное многолетнее ледяное поле размерами 2,7 х 2,5 километра и толщиной около 3 метров. Место для лагеря выбрали на невысоких сглаженных ледяных холмах, чтобы летом меньше страдать от наводнения.

Самолеты летали один за другим, доставляя грузы с материка, а некоторые приборы и оборудование — со станции СП-6, которая продолжала свой дрейф в другом районе Северного Ледовитого океана. Появился вертолет, совершивший перелет над океаном протяженностью почти 1500 километров.

В самом начале дрейфа льдина, вероятно под действием приливо-отливной волны, раскололась. Трещина шириной от 2 до 8 метров прошла в 300 метрах от лагеря. В окружающем районе начались сильные подвижки льдов. Четыре дня отколовшийся обломок со скрежетом и шумом напирал на лагерную льдину, лед ломался, куски льда налезали друг на друга, и вскоре образовался движущийся ледяной вал, который стал приближаться к лагерю. Появлялись все новые трещины, и за несколько дней площадь льдины сократилась почти в 5 раз.

С вертолета была обнаружена совсем нерадостная картина: весь лед вокруг изломан, много трещин и разводий. Соседняя льдина, которую считали запасной на случай вынужденного переезда, тоже оказалась раздавленной.

Летом, спуская воду в океан, пришлось пробурить десятки скважин, что позволило одновременно измерить толщину льда в разных точках. Она оказалась неравномерной — от 3,5 метра на ровных местах до 6 метров у основания ледяных бугров. В середине июля стаял весь снег и началось таяние льда.

Из-за разломов льдины и образования трещин пришлось переносить рабочие палатки. Оказались разрушенными основная и запасная посадочные площадки. Основная площадка находилась далеко — в 30 километрах от лагеря. Теперь решили готовить новую, уже на самой лагерной льдине.

Осенью все были заняты подготовкой станции к полярной ночи. Аэрологи перевезли свое громадное хозяйство подальше от трещины. Метеорологи установили на площадке второй флюгер и прожектор для освещения. Пришлось протянуть леера к площадкам наблюдений, чтобы не заблудиться во время пурги. Магнитно-вариационные станции перенесли поближе к жилью, построив один большой магнитный павильон. Гидрологи вырубили новую лунку, закрыли ее утепленной двустворчатой крышкой, а над ней установили большую электролампу для обогрева и освещения лунки.

Утеплили, насколько было возможно, и жилые домики, построив из снежных кирпичей защитные стенки и входные тамбуры.

К осени закончили подготовку посадочной площадки. В октябре, во мраке наступающей полярной ночи, в пургу и стужу полярные летчики, преодолевая расстояние 1500 километров, сделали по нескольку рейсов и снабдили станцию всем необходимым.

В отличие от других станций лагерь совсем не посещали медведи. Летом над льдиной часто пролетали пуночки, чайки, утки. В конце полярной ночи в гидрологической лунке неожиданно появилась усатая нерпа. Испугавшись людей, она нырнула, но вскоре опять высунулась из воды, и так повторялось несколько раз. Нерпа оказалась воинственной — стала бросаться на приборы, опускаемые в лунку, ударяя по ним ластами и хвостом. Она могла оборвать трос и утопить барометр.

С трудом удалось поймать ее специальным тралом, предназначенным для ловли морских животных, обитающих в придонном слое океана. Нерпу вытащили из лунки, положили на нарты, отвезли за 300 метров к разводью и выпустили туда. Когда успокоившийся гидрологвернулся в палатку, он вскрикнул от неожиданности. Из лунки немигающими глазами смотрела на него старая знакомая, точно никуда ее и не увозили. Когда прилетел самолет, решили отправить нерпу в зоосад, но она выскочила из трала и нырнула под лед. Поймать ее так и не удалось, но и появляться в лунке она стала реже.

За 353 дня дрейфа станция СП-7 совершила извилистый путь длиной 1920 километров в малоизученном районе полюса относительной недоступности. По пути дрейфа станции СП-2, как ожидали многие, она не пошла.

До сентября станция дрейфовала на северо-запад, достигнув наиболее северного положения в точке 87°27' северной широты. Такое направление дрейфа определялось устойчивыми восточными и юго-восточными ветрами. В октябре льдина, не дойдя до хребта Ломоносова из-за перемены направления ветра, повернула обратно на юго-юго-восток, и дрейф ее принял устойчивый характер. С декабря станция дрейфовала в основном на восток. Такие изменения пути льдины подтвердили предположение, что в районе полюса относительной недоступности дрейф льдов происходит в значительной степени под влиянием ветра. Очень значительно менялась в течение года скорость дрейфа: летом в отдельные дни она достигала 1 километра в час, а зимой иногда составляла менее километра в сутки. Отмечалось и вращение льдины вокруг своей оси, причем максимальный поворот в 90° был зафиксирован в конце лета.

Вскоре стало ясно, что станцию в 1958 году не вынесет в пролив между Шпицбергеном и Гренландией, а ее дрейф будет проходить в очень интересном и еще неисследованном районе, особенно в отношении глубин океана. Оказалось, что рельеф дна здесь более сложный и пересеченный, чем считалось прежде. Иногда на расстоянии 6 миль глубины изменялись от 3000 до 1600 метров.

В связи с этим было решено продолжить дрейф еще на год.

11 апреля 1958 года, когда льдина находилась на 86°21' северной широты и 149°38' западной долготы, состоялась передача станции второй смене. Этой смене нужно было изучить геологию морского дна океана с применением нового, более совершенного оборудования. Таких морских геологических работ еще не проводилось, тем более с дрейфующих льдов. Руководство новой сменой было поручено гидрогеологу Н. А. Белову, которому очень заманчиво было «прочесть» геологическую историю Северного Ледовитого океана по пробам грунтов, взятым с морского дна.

В зависимости от направления дрейфа предполагалось охватить исследованиями хребет Менделеева и котловину Макарова, расположенную между этим хребтом и хребтом Ломоносова, и сам хребет Ломоносова.

Льдина к моменту передачи станции была всего около квадратного километра, ее окружали мощные торосы, красноречиво свидетельствовавшие о перенесенных ею испытаниях. Лагерь решили оставить на прежнем месте, ведь рядом располагалась посадочная площадка. Правда, длина полосы недостаточна для приема больших самолетов, но для них нашли подходящую льдину в 75 километрах от станции.

Очень рано началось таяние снега; видимо, сказывалось то, что льдина дрейфовала южнее всех предыдущих. Она уже находилась в западном полушарии, и ее несло вдоль берегов Канадского Арктического архипелага. В конце мая снег стал влажным, осел, а в конце первой декады июня образовались первые снежницы. Лето 1958 года было продолжительным. Температура воздуха благодаря значительному переносу тепла в высокие широты Центральной Арктики стояла сравнительно высокая и была отмечена максимальная (+4,3°) за последние 5 лет. Часто шли дожди, иногда даже ливни. В связи с этим оказались и аномально большими величины стаивания льда. Например, за 64 дня (с 23 июня по 25 августа) стаяло в среднем 49,3 сантиметра льда (максимальное было 80 сантиметров, минимальное — 21 сантиметр). Показатели стаивания льда были вдвое выше, чем на станции СП-3, в 1954-1955 годах дрейфовавшей немного севернее.

Организация морских геологических исследований потребовала больших усилий. Для впервые примененной 10-метровой поршневой грунтовой трубки потребовалось вырубить во льду широкую лунку, размером 3 X 3 метра. Еще весной вокруг нее сделали сруб, наморозили лед и настелили пол из толстых, 12-сантиметровых плах, чтобы он мог выдержать нагрузку более 2 тонн. Специальная глубоководная лебедка весила больше тонны, да еще почти такую же нагрузку испытывает трос во время отрыва грунтовой трубки от дна.

28 мая для первого испытания установки применили прямоточную трубку длиной 4 метра, опустив ее на дно в районе котловины Макарова. Счетчик показал глубину 3033 метра. Первая колонка грунта была длиной 175 сантиметров. С помощью микроскопа в колонке рассмотрели ряд слоев, которые образовались в различных климатических условиях за 150-200 тысяч лет. Исследуя вещественный состав каждого слоя, можно будет проследить прошлое Северного Ледовитого океана за несколько геологических периодов.

В августе, когда понадобилось доставить на станцию некоторые продукты, пришлось сбрасывать их с самолета, так как посадочная полоса совершенно раскисла.

Подготовка станции к полярной ночи заканчивалась. 14 сентября солнце впервые зашло за горизонт, а 30-го с ним простились почти на полгода, до марта. Стало совсем темно, и работать приходилось при свете прожекторов. Иногда на небе в зените вспыхивали лучистые полярные сияния в виде полос и дуг.

В ноябре станцию посетили советские и иностранные журналисты. Это были уже не первые гости: еще в апреле прилетали бойкие киношники «Мосфильма». Они снимали панорамную кинокартину «Волшебное зеркало» и старались как можно лучше запечатлеть природу Арктики и показать занимающихся ее изучением полярников.

Как всегда, гости вносили большое оживление в будни полярников. Представитель чехословацкого радио Иржи Бруннер вручил коллективу станции вымпел Чехословакии. Корреспондент шведской газеты «Нью даг» Карл Стафа подарил свою книгу о Советском Союзе. Н. А. Белов поблагодарил гостей за теплые пожелания и подарки и в свою очередь подарил им сувениры, в том числе пробы грунта, взятые с хребта Ломоносова.

Очень неспокойным оказался дрейф льдины в полярную ночь. Еще в августе начались подвижки и торошение льда, от лагерной льдины откололась полоса шириной 100 метров. В ноябре образовались еще две трещины. 21 декабря прилетел самолет, а через несколько часов после его отлета посадочная площадка раскололась на две части; трещина отрезала от лагеря рабочие палатки гидрологов и ионосферистов. Вслед за первой появилась вторая трещина, которая сократила льдину до размеров 30 х 60 метров.

Разлом продолжался. От сильного сжатия лед под ногами заметно содрогался. В кромешной тьме слабые электрические фонарики плохо помогали разобраться в окружающей обстановке, а густой туман, поднимавшийся из разводьев, скрывал людей, оказавшихся на другой стороне. В наиболее узком месте трещины соорудили переправу из бревен и досок, по ней трактор перетащил домик и оборудование гидрологов с оторванной части льдины.

Вскоре началось новое торошение. Широкое разводье сжало, на его месте образовалось два вала торосов. За ними остался домик и оборудование ионосферистов. Пришлось прорубать дорогу сквозь эти торосы и перевозить домик с оборудованием в лагерь. В эти тяжелые дни небольшому коллективу станции пришлось мобилизовать все свои силы для борьбы со льдами.

Капризы арктической природы с небольшими перерывами изматывали полярников и после Нового года. Особенно сильные подвижки льда произошли 18 февраля 1959 года после штормового ветра, свирепствовавшего двое суток. На месте старой трещины вырос сначала один ледяной вал, а затем и второй. Валы медленно двигались к домику электростанции, перемалывая перед собой лед. Выдержит ли льдина такой натиск? Вертолет и трактор стоят наготове. Прошло несколько томительных часов, и сжатие льдов наконец начало ослабевать. Но сколько за эти часы пришлось пережить?!

Неспокойная ледовая обстановка в районе дрейфа станции объяснялась резким изменением направления дрейфа с восточного на южный, то есть в направлении Канадского Арктического архипелага, где находился сильно сплоченный лед. Были дни, когда станция находилась в 300 километрах от Земли Элсмира.

Еще летом льдина проходила от подводного хребта Менделеева через котловину Макарова к подводному хребту Ломоносова, а зимой стала медленно двигаться вдоль него. Это позволило обследовать хребет Ломоносова и его склоны, а также изучить донные отложения. Исследованиями, проведенными на станции СП-7, установлено, что склон этого хребта в сторону котловины Нансена более крутой, чем считалось раньше.

Поверхность дна, примыкающая к Земле Элсмира, представляет собой сглаженную равнину с глубинами 1000-1200 метров, а южнее, к заливу Линкольна, она переходит в гребень, возвышающийся над этой равниной на 500-600 метров. Здесь была обнаружена наименьшая глубина — 489 метров.

С хребта Ломоносова удалось взять восемь колонок грунта длиной до 175 сантиметров. Анализ их позволил сделать очень интересные выводы относительно геологической истории этого района. Прежде всего был установлен абсолютный возраст осадков: 150-200 тысяч лет, так как скорость накопления современного слоя на хребте Ломоносова в среднем составляет всего 0,4 сантиметра за 1000 лет. Изучение вещественного состава осадков показало, что накапливались они в морских условиях, следовательно, подводный хребет в этом районе не выходил на поверхность.

За двухлетний период работы станция СП-7 выполнила широкий комплекс исследований. Важно то, что они велись в западном полушарии вдоль Канадского Арктического архипелага, где не бывала ни одна советская станция. Большой интерес представляют геофизические исследования, проведенные на станции по программе МГГ. Это был год повышенной солнечной активности, поэтому наблюдались частые геомагнитные и ионосферные возмущения, а также были зафиксированы случаи полного поглощения радиоволн и нарушения коротковолновой радиосвязи, особенно в месяцы равноденствия.

Во второй половине февраля 1959 года льдину быстро понесло к проливу в бурное Гренландское море, и 8 апреля она находилась уже в 210 километрах от берегов Гренландии. Оставаться на льдине стало опасно, и 11 апреля станция была закрыта. В лагере осталось три домика и часть имущества. В каждом домике находились письма со сведениями о дрейфе станции за два года и с просьбой сообщить в Ленинград, если кто-нибудь посетит брошенный лагерь. Как ни маловероятна эта находка, но все же такие случаи известны в истории Арктики.

И действительно, осенью 1961 года в Ленинград, в Арктический и Антарктический институт, пришло письмо от Канадского национального исследовательского совета. В нем сообщалось, что во время ледовой авиаразведки в апреле 1961 года в Баффиновом море был обнаружен вмерзший в припай обломок многолетнего поля, на котором стояли домики и палатки. Посетившие льдину канадские ученые Т. Харвуд и X. Сэрсон осмотрели находку и обнаружили в одном из домиков письмо:

«СССР

Дрейфующая научно-исследовательская станция.

«Северный полюс-7»

11 апреля 1959 года

Внимание! Всем морякам, исследователям!

Здесь, на этой льдине, 16 апреля 1957 г. на широте 82°09' С., долготе 164°30′ 3. была организована научная дрейфующая станция «Северный полюс-7» Союза Советских Социалистических Республик. Станция вела научные наблюдения по программе Международного геофизического года в течение двух лет.

Истинный дрейф льдины за два года составил более 2500 км. В апреле 1959 г. станцию стало выносить в пролив между Шпицбергеном и Гренландией. Поскольку основная задача, поставленная перед станцией СП-7, была выполнена, было принято решение эвакуировать ее. Вместо нашей станции организована дрейфующая станция «Северный полюс-8». Мы закончили свою работу и оставили эту льдину 11 апреля 1959 г. на широте 85°14'С., долготе 33°05' 3. и вылетели на свою Родину — Союз Советских Социалистических Республик.

Здесь, на льдине, мы оставили часть оборудования, несколько домиков, палаток и значительное число доброкачественного продовольствия.

Всех, кто найдет нашу льдину и обнаружит это письмо, просим сообщить ее местонахождение (координаты) по следующему адресу: СССР, г. Ленинград, Фонтанка, 34, Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт.

Продовольствие, оставленное на льдине, разрешается использовать по своему усмотрению.

Начальник научной дрейфующей станции «Северный полюс-7»

кандидат географических наук Н. А. Белов».

Теперь возникла загадка, каким путем через два года льдина попала в Баффиново море. Возможны два варианта дрейфа. Наиболее вероятен путь на юго-запад через узкие проливы Робсона и Смита, соединяющие Северный Ледовитый океан с Баффиновым морем. Он составляет около 1600 километров. А может, льдина совершила более длинный и извилистый путь, обогнув южную оконечность Гренландии, и через широкий Девисов пролив вышла в Баффиново море, где и вмерзла в припай.

Очень необычно, по рассказу канадцев, выглядел покинутый лагерь. Он напоминал оставленный на льдине и найденный спустя три года лагерь станции СП-2. Домики и палатки, как огромные шляпки грибов, также стояли на высоких ледяных пьедесталах высотой более 3,5 метра. Сами палатки были полны льда: ледяные основания выросли, прорвали пол и лед заполнил палатку.

Толщина льдины за это время уменьшилась и составляла всего около 2 метров, зато снега прибавилось до 61 сантиметра. Летом припай, в который вмерзла лагерная льдина, взломало, и Лабрадорское течение унесло ее в Атлантический океан, где она и растаяла.

ПЕРВАЯ КОМСОМОЛЬСКО-МОЛОДЕЖНАЯ

Мысль об организации комсомольско-молодежной дрейфующей станции родилась у самих комсомольцев. Как только стало известно о создании такой станции, в Арктический и Антарктический институт стали поступать многочисленные заявления от желающих принять участие в ее работе. Но счастливых оказалось только 16, причем, несмотря на молодость, большинство участников дрейфа во главе с начальником станции инженером-синоптиком В. М. Рогачевым (участником дрейфа СП-7) имели опыт работы в Арктике.

Высадить станцию СП-8 предполагалось в восточной части океана, где необходимо было продолжить исследования за дрейфом льдов. Ведь станция СП-2 дрейфовала на восток по антициклональному пути, а станцию СП-7 понесло на запад, в сторону Гренландии. А какой путь предстоит проделать новой станции?

15 апреля 1959 года в нескольких сотнях километров от острова Врангеля нашли подходящее многолетнее ледяное поле. Оно имело овальную форму и размеры 4 х 3 километра при толщине льдины около 3 метров. В 2 километрах от нее оборудовали посадочную площадку, и самолеты начали доставлять грузы. В тот же день участники дрейфа прибыли на льдину и приступили к строительству лагеря.

Точно желая проверить стойкость и мужество комсомольцев, погода испортилась: начался снегопад, замела пурга, усилился ветер, который вскоре достиг 15-17 метров в секунду. Все исчезло в снежной мгле — и домики, и люди. Но, невзирая ни на какие трудности, все работали дружно, стремясь быстрее закончить устройство лагеря и приступить к выполнению научных исследований.

27 апреля был поднят Государственный флаг Советского Союза, и комсомольско-молодежная станция СП-8 начала свою работу. В этот же день на Большую землю была передана первая метеосводка и определены первые координаты станции: 76°11' северной широты и 164°24′ западной долготы.

Самым трудным оказался первый месяц жизни на дрейфующем льду. В начале мая льдина внезапно раскололась, между посадочной площадкой и лагерем образовалось сразу пять трещин, которые стали быстро расходиться. Ширина разводий достигла 60 метров. Вскоре началось сжатие льдов, образовавшийся ледяной вал высотой до 7 метров стал надвигаться на станцию. Пришлось спешно переносить лагерь подальше. А льдину все ломало и ломало почти весь май.

За это время лагерь несколько раз переносили с места на место. Какая это изнурительная работа! К концу мая сжатие и торошение наконец прекратились, и жизнь вошла в нормальное русло.

Летом, как обычно, началось наводнение, и все силы были брошены на борьбу с ним.

Кроме проведения запланированных научных исследований в области океанографии, ледового режима, метеорологии, актинометрии, аэрологии, геофизики комсомольцы сверх программы вели наблюдения за содержанием озона в атмосфере и за нижней границей облаков. Радисты не только обеспечивали радиосвязь с Большой землей и регулярно передавали данные научных наблюдений, но и увлекались любительской радиосвязью. Позывные комсомольской станции стали известны многим радиолюбителям земного шара. Станция СП-7 разговаривала с Мурманском, Якутском, Сахалином, Чикаго и Кейптауном. Однажды удалось связаться даже с Антарктидой.

В ноябре солнце в последний раз чуть-чуть показалось и надолго скрылось. Началась полярная ночь с метелями и морозами. То и дело возобновлялись подвижки льда — почти каждый день слышался грохот торошения. Семнадцатая трещина разорвала посадочную площадку, пришлось забивать ее льдом и снегом. Но если она начнет «дышать», весь труд пойдет насмарку.

Волею судеб станция СП-8 оказалась по соседству с американской дрейфующей станцией «Альфа-2», которая находилась от нее всего в 60 километрах. Вдруг американская радиостанция передала тревожный сигнал: «Через льдину прошла трещина!» Затем сообщила, что ищут льдину для перебазирования и, если не найдут, будут эвакуироваться. Через некоторое время комсомольцы услышали гул самолета — американские исследователи покинули свой хорошо оборудованный лагерь и большую взлетно-посадочную полосу, залитую фосфоресцирующей жидкостью.

А на СП-8 полярники продолжали работать, хоти в конце дрейфа льдину успело поломать 20 раз! Много потребовалось сил, мужества и упорства от молодого (коллектива, чтобы в тяжелых ледовых условиях выполнить возложенное на него задание. 342 дня провели на льду комсомольцы. И вот теперь радостные и счастливые они встречают вторую смену — тоже молодых, веселых и задорных комсомольцев.

3 апреля 1960 года комсомольцы второй смены стали хозяевами станции СП-8. Возглавил ее молодой, но уже опытный океанолог, участник дрейфа станции СП-7 Н. И. Блинов. На их долю выпала сложная задача подготовить длинную взлетно-посадочную полосу для пробной посадки турбовинтового самолета Ан-10. Еще никогда такие воздушные корабли не садились на дрейфующие льды. На маленьком самолете Ан-2 Н. И. Блинов разыскал в 18 километрах от станции подходящее ледяное поле, и сразу же там началась подготовка «аэродрома». Посадка Ан-10 закончилась благополучно, что подтвердило возможность использования таких самолетов для доставки грузов на станцию.

Молодежи всегда свойственны поиски нового и в работе, и в жизни. Летом, в часы досуга, в тихие солнечные дни, ребята играли на льду в футбол с неменьшим азартом, чем на травяном поле. Одно мешало — уж очень скользко! Энтузиасты привезли с материка землю, и в домиках радистов, метеорологов и гидрологов в небольших ящиках перед иллюминаторами потянулись вверх розовые астры, душистый горошек, ростки лука и чеснока.

Однажды самолет вместе с другим грузом привез на льдину несколько ящиков картофеля. Их погрузили на сани и, завернув в оленьи шкуры, быстро привезли в лагерь. Ящики поставили в кают-компании, где хранились продукты, боящиеся мороза. Утром за завтраком всеобщее внимание привлек какой-то новый звук, отдаленно напоминавший жужжание зуммера. Ко всем звукам в лагере привыкли, знали их, а тут появилось какое-то неизвестное жужжание, которое то затихало, то усиливалось. Вскоре загадка разъяснилась, и перед глазами удивленных полярников появился… комар! Обыкновенный комар, который совершил необыкновенное путешествие в несколько тысяч километров в ящике с картофелем. Первый комар на дрейфующей станции!

Окрестили комара Тимкой, он стал всеобщим любимцем. Каждый входящий в кают-компанию замирал у входа и, лишь услышав писк Тимки, садился за стол. Теперь все стали беречь здесь тепло: сами, без напоминаний повара, плотно и очень быстро закрывали дверь — боялись, чтобы Тимка не замерз или случайно не вылетел на мороз. Но комариный век, как известно, недолог. И вот однажды, придя на завтрак, никто не услышал Тимкиного писка. В молчании позавтракали и, немного опечаленные, отправились на работу.

В июле сломало посадочную полосу, а к осени нужно было соорудить новую, чтобы обеспечить завоз грузов на период полярной ночи. Решили ее строить на лагерной бугристой льдине. Размеры полосы должны быть немалые: длина — 1000 метров, ширина — 45 метров. Для этого нужно выровнять лед на площади в 45 тысяч квадратных метров. Какая это трудная работа, знает только тот, кто сам в ней участвовал. Ежедневно по нескольку часов выравнивали площадку всеми способами: взрывали бугры, укатывали трактором, срубали неровности вручную — киркой и лопатой. Полтора месяца продолжалось строительство, и вот наконец аэродром готов. Осенний завоз грузов прошел хорошо.

Как всегда, полярная ночь с ее постоянной темнотой, морозами, пургами и подвижками льда потребовала от молодых полярников мобилизации всех физических и духовных сил. Самое неприятное, что все происходит в темноте, когда не можешь ничего рассмотреть, принять правильное решение.

С нетерпением полярники ждали появления солнца после длинной полярной ночи. С середины февраля в полдень на востоке небо стало загораться багряным заревом. Появились сумерки, они становились все более продолжительными и наконец у горизонта на небо выплыл сплющенный шар светло-розового цвета. Только через несколько дней солнце приняло свой обычный вид, стало ярким, но холодным.

Лагерь сразу оживился, все стали готовиться к передаче станции новой смене. Необычно рано прилетел начальник высокоширотной воздушной экспедиции П. А. Гордиенко (ПАГ — как все зовут его в Арктике) и П. И. Москаленко. Вместе с ними прибыл экипаж самолета Ан-2, законсервированного на зиму на льдине. Нужно было срочно перевезти сюда со станции СП-9 больного гидролога В. В. Измайлова, а затем на большом самолете отправить на материк.

Если на станции СП-8 год прошел относительно спокойно, то станции СП-9 пришлось очень трудно. Льдину часто ломало, а весной доломало вконец; не стало у них и аэродрома. Станцию успели перенести на один из больших обломков прежней льдины, но взлетную полосу сделать было уже нельзя.

Через неделю после эвакуации Измайлова начались такие сильные подвижки льда, что почти все постройки станции были разрушены. Чудом уцелели люди. В тот день на станциях СП-8 и СП-9 были получены тревожные радиограммы: «Весьма срочно… Сложившихся обстоятельствах приступить немедленно переброске людей на СП-8. Брать только научные материалы… Гордиенко, Москаленко».

Самолет Ан-2 сразу же улетел на СП-9. За два дня оттуда удалось вывезти измученных людей, научные материалы и наиболее ценное оборудование. Вскоре они улетели на Родину, а 15 апреля 1961 года вторая смена станции СП-8 закончила свою работу.

С приездом новой смены начался третий год дрейфа станции СП-8. Теперь ее возглавил океанолог И. П. Романов. Сразу начались разломы, только в мае льдину ломало пять раз. Первоначальные размеры ледяного поля (1050 х 700 метров) сократились почти вдвое, трещины разошлись, образовались широкие разводья. Пополам разорвало и посадочную полосу. Завозить грузы пришлось только на небольших самолетах Ли-2. На одном из обломков лагерного поля оказалась ионосферная станция, которую отнесло от лагеря на 3 километра. Впоследствии с помощью трактора ее удалось по стыкам льдин перевезти обратно в лагерь.

Для приема больших самолетов в 15 километрах от станции подготовили новую посадочную площадку. Но она из-за начавшегося таяния совершенно раскисла, превратившись в вязкую ледяную кашу. В эту ловушку и попал один самолет. Он благополучно сел, но подняться в воздух не смог. Шесть попыток взлететь сделал пилот — и все напрасно. Тогда самолет вырулил на паковый лед и там был законсервирован до заморозков. Только в конце сентября ему удалось подняться в воздух.

Осенью опять начались разломы льдины. Было решено сократить объем наблюдений, что дало возможность значительно уменьшить завоз грузов — с 70 до 30 тонн. Исключили из программы самые трудоемкие наблюдения — аэрологические и ионосферные, а метеорологические и актинометрические сократили. На льдине осталось 10 человек.

Наиболее тяжелые испытания выпали на долю оставшихся участников дрейфа с 24 февраля до 17 марта. Это было время самых интенсивных разломов ледяного поля; вокруг него образовались мощные валы торосов, которые угрожали станции до последнего дня ее работы.

В ночь с 12 на 13 марта льдина раскололась сразу на несколько кусков. На одном обломке оказалась часть жилых домиков, на другом — кают-компания и радиостанция, на третьем — электростанция, основной склад продовольствия и запасы угля.

Трое суток без отдыха и сна 10 человек на сорокаградусном морозе перетаскивали домики, палатки, приборы и оборудование станции на самый большой обломок льдины, но и его размеры были всего 120 х 60 метров. Продолжать дрейф на таком маленьком и ненадежном обломке было нельзя. С 17 по 19 марта 1962 года на самолете Ан-2 вывезли всех участников дрейфа, наиболее ценное оборудование и приборы.

За 1057 дней дрейфа станции СП-8 прошла извилистый путь в 6090 километров. Только станция СП-6 совершила более длинный путь, но она и работала дольше — 1245 дней. Очень интересным было направление дрейфа СП-8. В первый год льдина двигалась к северо-западу, пройдя более 600 километров. Весной 1960 года направление дрейфа изменилось на северное, затем до весны 1961 года льдина дрейфовала на северо-восток. В третий год чрезвычайно извилистым путем она неизменно двигалась на восток, подтвердив существование антициклонального движения льдов и поверхностных вод в Канадско-Аляскинском секторе океана.

После дрейфа СП-2 несколько станций высаживали в надежде, что они проделают путь, по которому прошла льдина этой станции, а затем ледяной остров с американской дрейфующей станцией Т-3. Но ни одна из станций (СП-4, СП-6, СП-7) не повторила антициклонального дрейфа: их обычно уносило на северо-запад. И только станции СП-8 посчастливилось повторить этот путь и внести свой вклад в изучение характера дрейфа в этой части океана. Когда дрейф станции проходил вдоль южного склона хребта Менделеева, удалось исправить некоторые неточности в отношении глубин и рельефа дна океана, а также уточнить положение южных отрогов хребта.

Трехгодичный дрейф станции СП-8 дал обширный материал по гидрологии, ледоведению, метеорологии, аэрологии, земному магнетизму, ионосфере в малоизученной части Северного Ледовитого океана, не говоря уже о постоянном обеспечении метеосиноптической службы страны ежедневными метеорологическими и аэрологическими данными.

В последующие годы в этом районе океана работали новые дрейфующие станции. Но тяжелые ледовые условия крайне осложняли жизнь и работу полярников, требовали от них предельного мужества и выносливости. Только 370 дней смогла просуществовать в 1962/63 году дрейфующая станция СП-11. На смену ей пришла станция СП-12, которая также героически боролась за сохранение льдины и проработала на льду 725 дней. Затем пришла очередь СП-13, но и она не была вовлечена в антициклональный дрейф.

ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ АРКТИКИ

На палубе атомохода «Ленин» стоит оживленная группа людей, нетерпеливо всматривающихся вдаль. Вот-вот должна показаться огромная паковая льдина, где предполагается открыть новую дрейфующую станцию с юбилейным номером СП-10.

Высадка дрейфующих станций с судов у нас раньше никогда не производилась. Теперь это стало возможным благодаря мощному ледоколу, обладающему повышенной ледопроходимостью и прочностью корпуса. Использование атомохода для организации станции имеет преимущества по сравнению с авиацией. На ледоколе можно сразу, за один рейс, завезти все необходимые грузы — оборудование, продовольствие и топливо на целых полтора года.

Использовать ледокол, правда, возможно только в период навигации, когда льды становятся более слабыми и разреженными. Пробиваться сквозь торосистые ледяные поля весной, когда лед очень прочный и толстый, пока еще невозможно. Поэтому станцию СП-10 и решили высадить осенью. Начальником ее был назначен молодой океанолог Н. А. Корнилов, показавший себя на зимовках талантливым организатором.

В конце сентября 1961 года атомный ледокол «Ленин» вышел из Мурманского порта и 9 октября, закончив проводку судов в проливе Вилькицкого, направился на восток. Самым сложным участком для ледокола с его большой осадкой оказался мелководный пролив Санникова, отделяющий Новосибирские острова от материка. Но за сутки он был благополучно пройден, и атомоход вышел на просторы Восточно-Сибирского моря.

Много пришлось поработать ледоколу, пока он пробивался сквозь льды трех арктических морей к месту предполагаемой высадки станции — северо-восточнее острова Врангеля, в квадрат 74-75° северной широты и 185-190° восточной долготы. Для осмотра и выбора льдины в этот район вылетел самолет ледовой разведки.

В намеченном районе обнаружили американскую дрейфующую станцию «Арлис-2», которая была высажена на ледяной остров в мае 1961 года в 150 милях к северу от мыса Барроу. Остров имел размеры 6,5 х 3,7 километра при средней толщине льда около 24 метров. На нем было много скоплений обломков коренных пород и валунов. Станцию «Арлис-2» высаживали с самолетов в течение 22 дней. В октябре ее принесло в район высадки станции СП-10. Нецелесообразно, конечно, было высаживать одну станцию по соседству с другой, поэтому для советской станции выбрали другой район, несколько западнее, между 175° и 180° восточной долготы. Там нашли подходящее ледяное поле, к которому ледокол и стал пробиваться.

Под проводкой вертолета, используя все разводья, по возможности обходя зоны мощного всторошенного льда, ледокол достиг намеченной льдины и ошвартовался у ее края. Это произошло на 75°27' северной широты и 177°10' восточной долготы.

…Метет метель, несется колючий снег. Солнце чуть просвечивает сквозь густую пелену низких облаков. Холодно, неуютно.

Началась выгрузка. Предстояло спустить на лед около 600 тонн различных экспедиционных грузов, в том числе 3 трактора и 10 домиков на полозьях, из них 7 домиков, заранее собранных на палубе ледокола. Подхваченные мощным краном, домики легко взмывали вверх, проплывали по воздуху и выстраивались один за другим на льдине. Трактор по одному тащил их на перевалочную базу в 400 метрах от края льдины. Горы ящиков, бочек, мешков, баллонов с газом и тюков всевозможной формы, веса и вида быстро росли. Тишину нарушали деловитый грохот лебедок и пронзительный лязг гусениц трактора.

Выгрузка проходила круглосуточно, в три смены. Надо было торопиться: осень, недалека полярная ночь, а ледоколу предстоит нелегкий обратный путь. Через три дня, в ночь на 15 октября, все грузы были на льду. Место для лагеря было выбрано в 2,5 километра от стоянки ледокола, дороги туда пока еще не было. Пришлось ее спешно строить.

Во время выгрузки льдину посетили нежданные гости. Привлеченная соблазнительными запахами камбуза, из-за торосов вдруг вышла медведица с двумя большими медвежатами. Не обращая никакого внимания на людей, они вспороли ближайший пакет с мясными полуфабрикатами и жадно стали их поедать. Механик станции Юрий Гуляев, работавший на тракторе, первым обнаружил нахальных гостей и, включив фары, поехал прямо на медведей. Но голодные медведи не обращали никакого внимания ни на шум приближающегося трактора, ни на свет его фар. Только шипящая и брызжущая искрами ракета, выпущенная прямо над головами зверей, заставила их ретироваться.

Как только дорога была готова, в лагерь перевезли домики, часть оборудования, необходимого для постройки станции, продукты и газ. Дорога была очень тяжелая, один рейс трактора занимал около 4 часов.

За двое суток основные сооружения лагеря были готовы, и 17 октября торжественно подняли флаг новой станции. В этот знаменательный день в Москве открылся XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза, и высадка дрейфующей станции с атомного ледокола «Ленин» была трудовым подарком съезду от советских полярников.

24 октября, дав три долгих прощальных гудка, ледокол отошел от льдины. Ему предстояло выполнить еще другое задание: установить ДАРМС и радиовехи вдоль южной кромки льдов в западном направлении. Путь ледокола проходил в высоких широтах Центральной Арктики, где раньше никогда не ходили суда, если не считать отдельных точек, которых они достигали в наиболее благоприятные в ледовом отношении годы.

Следуя вдоль кромки льдов, ледокол в нужном пункте врезался в ледяной массив, где устанавливали автоматическую станцию или радиовеху. В этих местах океанологи брали гидрологическую станцию, ледоисследователи с помощью электромагнитного измерителя определяли толщину льда, измеряли модуль упругости ненарушенного ледяного покрова, вырубали из ледяного поля кабан и на борту ледокола выпиливали из него образцы для определения физико-механических свойств, структуры и солености льда.

Регулярно проводились метеорологические и ледовые наблюдения с борта ледокола. Гидрографы непрерывно измеряли глубины судовым эхолотом, а на стоянках — обычным лотом. Всего было сделано 1230 промеров глубины. Наибольшую глубину — 3460 метров — обнаружили в точке 80° северной широты и 130° восточной долготы. Самая северная точка, достигнутая ледоколом во время плавания, — 81°30'. Ледокол вполне мог проникнуть и дальше на север, но такая цель перед экспедицией не ставилась.

Чрезвычайно интересен был обратный путь ледокола. Расставив радиоавтоматы в северной части моря Лаптевых, ледокол двинулся к югу и, установив последние радиовехи на восточной окраине Таймырского ледяного массива, вошел в пролив Вилькицкого. Еще ни одно судно не проходило этим проливом в такое позднее время, поскольку этот пролив даже в период навигации является одним из самых труднопроходимых участков Северного морского пути. А ледокол прошел пролив за 14 часов, легко форсируя молодой и годовалый лед, затем направился к северу вдоль западных берегов Северной Земли и провел там ледовую разведку. Оттуда судно повернуло обратно, к архипелагу Норденшельда, и, пройдя пролив Матисена, подошло к острову Диксон. Здесь путь ему преграждали сжатые и сильно всторошенные молодые льды. На отдельных участках ледоколу приходилось врезаться в них с разбега. От острова Диксон ледокол прошел Карским морем, затем судно проследовало мимо Новой Земли и вошло в Баренцево море. Здесь льдов не было, но на смену им пришел свирепый шторм, затруднявший плавание. Только 22 ноября ледокол достиг Мурманского порта.

Так закончился выдающийся поход атомохода «Ленин», вписавшего еще одну славную страницу в историю исследований Арктики. Почти за два месяца плавания им было пройдено 8153 мили, из них 5669 миль во льдах. Этот поход доказал более широкие возможности судоходства в Северном Ледовитом океане с помощью мощных ледоколов, а также организации дрейфующих станций с судов, установки на льду радиометеорологических станций и радиовех в условиях полярной ночи и проведения обширного комплекса научных наблюдений.

На зимовку на СП-10 осталось 15 человек во главе с Н. А. Корниловым.

Организация станции и строительство лагеря поздней осенью в условиях наступающей полярной ночи оказались делом очень трудным. Устройство аэродрома осложняли большие неровности и недостаточно прочный лед на еще плохо промерзших снежницах. Трактор, укатывая полосу, то и дело проваливался в такие ловушки. Пока стоял ледокол, коллективу станции СП-10 большую помощь оказала команда судна и участники экспедиции на нем.

Сама лагерная льдина представляла собой многолетнее ледяное поле размером 4 х 6 километров с очень неровной поверхностью, изобилующей снежницами. Для лагеря было выбрано место почти в центре поля, на пологих склонах большого ледяного холма, где толщина льда была очень значительной — от 4 до 15 метров. По-видимому, это была очень старая льдина, претерпевшая много сжатий и торошений, а затем вмерзшая в окружающий ее более молодой лед.

После ухода ледокола главной задачей стала доставка грузов в лагерь, особенно соляра и угля, запас которого в лагере был невелик, всего на два месяца.

21 декабря через ледяное поле прошла трещина, отделившая лагерь от баз и строящегося аэродрома. Перевозка грузов оказалась невозможной. Только в январе, когда лед на трещине окреп, перевозка возобновилась. Через трещину грузы перевозили на ручных волокушах, а дальше трактором. Из-за многочисленных разломов и торошения льдины часть оборудования и продовольствия погибла.

Несмотря на непредвиденные трудности, научные наблюдения проводились в полном объеме. Велись исследования дрейфа льдов, гидрологического режима водных масс, характера рельефа дна и донных отложений, а также погодных условий в приледном и верхнем слоях атмосферы, радиационных свойств снежно-ледяного покрова и магнитного поля Земли. Станция передавала также в научно-оперативные центры синоптические и аэрологические сводки, обеспечивала авиапогодой самолеты высокоширотной экспедиции «Север-14» и самолеты ледовой авиаразведки.

С началом весны участники дрейфа с новыми силами взялись за подготовку лагеря к летнему таянию. Оно не замедлило наступить, и пошли, как обычно, бесконечные авралы по спуску воды под лед, очистке от снега домиков и других сооружений.

Природа просыпалась, и любители-фенологи пытались записывать даты появления животных и птиц, фотографировать их. В январе и феврале у склада продуктов весь снег был испещрен следами песцов. Весной и летом гости стали гораздо разнообразнее. В мае в гидрологической лунке появилась нерпа, а в разводье не раз резвился морж. В июне двое суток на льдине жил гусь-казарка, три поморника и один кулик. Интересно наблюдать за пернатыми вестниками лета. Как эти птицы залетают так далеко на север?! Снова видели плавающую в разводье нерпу, приходили и медведи. Собаки быстро отогнали их от лагеря. В июле над лагерем летали поморник и чайка-моевка. В августе станцию посетил кулик, мимо пролетели чистики и чайки-моевки, а в сентябре в больших разводьях плавали две нерпы и над водой кружились стаи уток по 5-6 штук. Затем зачастили медведи. За лето и осень они приходили 12 раз! Их удавалось отгонять, так как летом они не бывают такими голодными, как поздней осенью, — вокруг немало нерп.

^{Разломы поля на станции СП-10}

23 октября 1962 года на станции произошла смена полярников. 371 день несла научную вахту первая смена. Коллектив второй смены во главе с В. И. Архиповым продолжит ее. Новые зимовщики получили в наследство обжитой лагерь, а подготовить его к полярной ночи им гораздо легче, чем строить заново на пустом месте. Но работы, связанной с перевозкой и складированием многочисленных, грузов на долгую полярную ночь, с лихвой хватило и им. Завоз закончился успешно, и сразу развернулись научные наблюдения.

В напряженном труде прошла длинная полярная ночь. В коротких, скупых телеграммах, полярники сообщали о выполненных научных исследованиях, своем здоровье, трудностях и достижениях, разломах и торошении льда и обо всех главных событиях на станции.

В марте 1963 года в Арктику вылетела высокоширотная экспедиция «Север-15». Ей предстояло доставить на СП-10 необходимые грузы и на летнее время четыре научных отряда для проведения сезонных исследований. Вначале завоз грузов проходил успешно, но капризы арктической природы всем известны. Началось сжатие льдов, и 7 апреля через льдину СП-10 прошла трещина. К несчастью, она расколола аэродром на две части, а он находился всего в 200 метрах от лагеря и был очень удобен. Остался неповрежденным только конец полосы длиной около 400 метров, но он был слишком короток. Завоз пришлось прекратить.

Много времени и сил потратили на поиски льдины, подходящей для устройства посадочной площадки, но в радиусе 3 километров такой льдины не было. 10 часов летал в районе СП-10 самолет, и наконец подходящую льдину нашли только в 8 километрах от станции.

С 16 апреля возобновился завоз грузов на новый аэродром, который кто-то остроумно окрестил «подскоком». Самолеты садились и разгружались на «подскоке», а в лагерь грузы доставлял маленький самолет Ан-2. То, что за один рейс доставлял большой самолет, Ан-2 мог перевезти только за два рейса. 15 мая основная работа по завозу была закончена.

Весной в связи с болезнью уехал В. И. Архипов, а вместо него прибыл молодой, но уже бывалый полярник Ю. Б. Константинов. Он работал в обсерватории Певек, плавал на судах, проводил ледовую разведку.

Как только закончился завоз грузов, метеорологи и радисты немного освободились от большой дополнительной работы. Им ведь приходилось давать ежечасные сводки погоды для самолетов, некогда даже было нормально поспать. Теперь у них остались только обычные метеорологические и актинометрические наблюдения.

В каждый сезон года появляются свои специфические работы. Весной — это сплошные авралы по приему, перевозке и складированию грузов, подготовке помещений и складов к лету. Летом — борьба с таянием льда и наводнением на льдине, очистка территории лагеря от мусора, накопившегося за полярную ночь, принятие мер для сохранения скоропортящихся продуктов. Осенью — подготовка к отъезду и строительство взлетно-посадочной полосы. И на протяжении всего года — неукоснительное проведение научных наблюдений. Особенно ответственный момент наступает в период навигации на Северном морском пути. Данные метеорологических, гидрологических и аэрологических наблюдений, а также наблюдений за дрейфом льда нужны при составлении синоптических и ледовых прогнозов.

15 июня полярники услышали по радио сообщение ТАСС о еще одной замечательной победе в космосе. Корабль «Восток-2^{3}», пилотируемый Валерием Быковским, в полете! А через день другое сообщение: первая женщина — Валентина Терешкова в космосе! Новости обсуждаются особенно оживленно.

В июле в связи с бурным таянием снега и льда провели «санитарную неделю»: очищали территорию лагеря, отвозили мусор и грязь на край льдины.По меткому замечанию начальника станции Ю. Б. Константинова, льдина напоминала в это время осушаемое болото с магистральными и отводными каналами и канавками. Вода по каналам бежит к лункам и с журчанием стекает в океан. Лунки уже размыло до 1,5—2 метров в диаметре, так что к ним опасно подходить: можно попасть в водоворот. Удалось сбросить с льдины около 100 тысяч тонн воды. Все домики и кают-компания стоят на высоких ледяных фундаментах. У входов видны разнообразные трапы, сооруженные из досок, ящиков и бочек. Наиболее комфортабельный трап с поручнями ведет в кают-компанию.

Самым трудным оказалось сохранить до осени поверхность аэродрома. Все попытки выровнять бугры, засыпать снежницы и спустить воду не помогают — лед на поверхности раскисает с каждым днем все больше и больше. Всюду озера. Взлеты и посадки самолета Ан-2 напоминают представления «Цирк на воде». Кажется, что самолет садится просто на воду: его бывает совсем не видно в громадных фонтанах воды и брызг.

Живности почти не видно. В первый год дрейфа, когда льдина находилась в Восточно-Сибирском море, ее часто навещали гости — птицы и морские животные. Теперь, когда до ближайшей земли — Новосибирских островов — больше 1000 километров, на льдину залетела единственная пуночка.

17 июля была отмечена самая высокая за лето температура воздуха — плюс 4,1°. Светит солнце, все стараются подольше быть на открытом воздухе.

Завтра праздник — День Военно-Морского Флота. Потрепанный ветрами и метелями, выжженный солнцем старый флаг осторожно спустили, и тут же на высокой мачте торжественно, под салют карабинов и ракетниц, развернулось новое красное полотнище. После этого церемониала провели соревнование по стрельбе из карабинов. Чемпионом оказался участник Отечественной войны метеоролог Федя Заяц, которому и был вручен приз.

В августе лето пошло на убыль: 8-го были уже первые заморозки, снежницы покрылись тонкой корочкой льда. Надо готовиться к передаче станции и отъезду домой. В первую очередь нужно подготовить взлетную площадку для самолета Ан-2 на лагерной льдине, а затем разыскать подходящую льдину для посадок больших транспортных самолетов.

14 августа начали строительство взлетной площадки около лагеря. Лед еще не окреп, вязкий, почти не поддается кирке. По четыре часа долбили его, срубали бугры и на волокушах отвозили к снежницам. И так каждый день. А погода совсем испортилась. 18 августа разыгралась первая пурга.

Еще одно испытание выпало на долю участников дрейфа СП-10. 27 августа началось сильное сжатие. Пришлось проверить волокуши с аварийным запасом продуктов, собрать и упаковать материалы наблюдений. Большой участок льдины, отколовшийся от основного поля, раздавило. Образовавшийся ледяной вал наползал на лагерную льдину, отламывая от нее куски и надвигаясь на лагерь. Всего в 8 метрах от палатки геофизиков он наконец остановился.

Последний день августа. Закончили подготовку взлетной площадки. Теперь надо искать подходящую льдину для больших самолетов. Все вокруг исходили, но безрезультатно. Тогда стали искать с самолета — та же неутешительная картина. В радиусе 15 километров годовалые льдины сплошь покрыты снежницами, кое-где зияют даже сквозные промоины. Решили остановиться на каким-то чудом уцелевшей многолетней льдине в 5 километрах от станции, где раньше была перевалочная база и находился запасной трактор. Но и здесь предстоят большие работы: пологие ледяные бугры чередуются с глубокими снежницами. За первый день упорной работы по 4 часа в три смены удалось выровнять полосу длиной 50 и шириной 40 метров. На второй день продвинулись еще на 40 метров. Бугры разрушали взрывами, а лед на волокушах отвозили к снежницам. Трактор тащил сколоченный из бревен планировщик, который выравнивал поверхность аэродрома.

Надвигающаяся полярная ночь заставляла торопиться. Хотя солнце еще только начинает уходить за горизонт и появились лишь двухчасовые сумерки, но с каждым днем они становятся все длиннее. А тут еще часто портится погода, и в некоторые дни из-за туманов, пурги и подвижек льда летать на строящийся аэродром нельзя.

18 сентября до заветного флажка в конце полосы осталось 400 метров. Но последние метры — самые трудные! Все очень устали, да и работать приходилось теперь только в две смены. Для третьей уже не хватало светлого времени. Через две недели наступит ночь.

Пять дней свирепствовала пурга. Даже научные наблюдения проводили с большим трудом. Особенно тяжело аэрологам: три часа подряд на пронизывающем ветру и 20-градусном морозе пытались они выпустить радиозонд. Четыре раза готовили в полет новые приборы, наполняли резиновые оболочки газом, а неумолимый ветер один за другим бросал их на лед и разбивал. Только при пятой попытке им удалось благополучно выпустить шар.

30 сентября основные работы на аэродроме были закончены. За короткий срок 15 человек взорвали, вырубили кирками и развезли на волокушах по снежницам более 1000 тонн льда!

Пошел последний месяц дрейфа, идет подготовка к передаче станции новой смене. Проведен профилактический ремонт дизелей, проверены линии электропередачи, приборы и оборудование, отремонтирован камбуз. Часть приборов, требующих ремонта и поверки после года работы, уже упаковывают для отправки на землю. Готовят к сдаче материалы наблюдений.

23 октября 1963 года прилетели первые участники новой смены, а к концу ноября закончился завоз всех грузов. В полярную ночь дрейф будет возглавлять кандидат географических наук В. Ф. Захаров.

Выбор места для лагеря при создании станции СП-10 был очень удачным: за два с лишним года ни разу не возникала необходимость переноса жилых или рабочих помещений. Но это относится только к тому участку льдины, где расположен лагерь, разломов же самого ледяного поля было более чем достаточно.

В первый год дрейфа, когда льдина находилась в районе материковой отмели, размеры ее значительно уменьшились. Если вначале площадь ее достигала 24 квадратных километров, то через 2 года она сократилась до 0,3 квадратных километра. Она была округлой формы, по кромке ледяного поля располагались торосы высотой от 3 до 5 метров. Толщина льда колебалась от 3 до 15 метров. Удачная форма, небольшие размеры и солидная толщина льдины спасли ее. Этому способствовало и положение льдины среди тонких осенних льдов, выполнявших роль естественного буфера при сжатии.

Научные наблюдения велись бесперебойно, а программа исследований геофизической группой была даже расширена — добавили измерение вариаций космического шума с помощью риометров. Была сделана и новая гидрологическая лунка, где энтузиаст своего дела М. В. Извеков отрабатывал методику наблюдений за дрейфом льда с помощью изобретенного им прибора — дрейфографа.

В конце декабря на станцию вылетел самолет с новогодней елкой, почтой и подарками. Принять его было некуда, поэтому грузы, упакованные в три контейнера, были сброшены с парашютами. Из-за сильного ветра один контейнер отнесло за пределы льдины, и только спустя несколько дней его удалось найти.

В начале марта приступили к работам по подготовке полосы на «подскоке». За 10 дней ее очистили от снега и укатали, но разыгравшаяся пурга за три дня свела на нет всю работу. Пришлось отложить ее до апреля. 25 апреля прилетел Ан-2. Полоса на «подскоке» оказалась сильно занесенной снегом, стали разыскивать другую, более подходящую льдину. Искали два дня и нашли только в 90 километрах к югу от станции. Учитывая сложность оказания помощи участникам дрейфа в случае разлома льдины, ее небольшие размеры (длина в самом широком месте всего около 500 м), решили эвакуировать станцию. Вместо нее начнется дрейф новой станции, СП-13, в северной части Чукотского моря.

В конце апреля 1964 года, спустя два с половиной года с момента организации, станция СП-10 закончила свою работу. Интересной особенностью дрейфа этой станции явилось некоторое отклонение от обычного пути в районе, где льды чаще дрейфуют на запад. Так двигались «Фрам», «Г. Седов», станции СП-5 и СП-6.

Станцию СП-10 в отличие от них несло преимущественно на север, вдоль западного склона хребта Ломоносова, в непосредственной близости от него. 18 апреля она находилась в самой северной точке своего дрейфа — всего в 73 милях от полюса северной широты и 94°02/^{4} восточной долготы). За последние годы ни одна станция не подходила так близко к нему.

Дрейф СП-10 позволил уточнить глубины и изучить гидрометеорологический режим в этом малообследованном районе океана.

СТОЛКНОВЕНИЕ С ОСТРОВОМ

Уже столько написано о жизни и работе дрейфующих станций, а открываешь вахтенный журнал, начинаешь читать и видишь: нет, не было и, видимо, не будет двух одинаковых дрейфов. Конечно, есть много общего, но много и уникального, неповторимого, такого, что было только на этой станции.

Поэтому так велик интерес к каждой дрейфующей станции. Захватывает напряженность ритма жизни, самоотверженность советских людей, работающих подчас в неимоверно тяжелых условиях, при подвижках льда, под грохот торошения, во мраке полярной ночи. Горсточка полярников, находящаяся на льдине в просторах Северного Ледовитого океана, должна быть всегда готова к схватке с коварной арктической природой.

Все лучше становится оборудование и снаряжение дрейфующих станций, но льдина, плывущая по бескрайнему «Студеному морю», не перестает быть льдиной — никакие силы не могут уберечь ее от разломов и торошений. В любой момент она может расколоться, станцию могут взять в клещи беспощадно наступающие ледяные валы, все перемалывающие на своем пути.

Словом, в Арктике нет проторенных дорог и дрейф каждой станции — подвиг. Немало трудностей выпадает на долю участников дрейфа каждой станции, но коллективу станции СП-14, о которой мы сейчас расскажем, пришлось выдержать одну из самых острых и непредвиденных схваток с полярной стихией.

Станция СП-14 была высажена 3 апреля 1965 года на льдину, найденную после довольно продолжительных поисков к северу от острова Врангеля, в северо-западной части Чукотского моря, значительно южнее, чем предполагалось. Льдина казалась достаточно прочной: толщина ее была около 3 метров. Через три дня здесь уже стояли палатки, виднелись штабеля грузов, газовые баллоны, разобранный на части трактор. Завоз шел полным ходом. Начальник станции Ю. Б. Константинов участвовал в выборе льдины и руководил всеми работами. С первых дней со станции передавали погоду для летчиков, совершающих рейсы на льдину с материка.

Требовалось определить местоположение льдины — вычислить ее координаты, а специалиста-астронома на станции не было. Этим должен был по совместительству заниматься гидролог И. И. Романов. Проверив ход хронометра и установив треногу с теодолитом, он не без тревоги приступил к наблюдениям. Перед отлетом на станцию он прослушал только краткий курс лекций по астрономии, а практических навыков совершенно не имел. Провозившись целых 40 минут вместо 5-8, которые понадобились бы специалисту, он рассчитал наконец, где находилась льдина. Координаты ее были 74°20,4' северной широты и 175°19,7' западной долготы.

Первые пять дней стояла чудесная, солнечная погода, и самолеты летали круглые сутки. Если такая погода продержится до конца апреля, завоз грузов будет закончен. Но Арктика есть Арктика: в середине апреля погода резко ухудшилась и начались неприятности — от посадочной полосы оторвало кусок в 200 метров. Принимать самолеты Ил-14 стало невозможно.

Срочно пришлось удлинять посадочную полосу в другую сторону. Тут сразу же пригодился трактор: с его помощью удалось за двое суток выровнять недостающий участок. Когда погода улучшилась, самолеты продолжили завоз грузов. Привезли щиты для сборных домиков, угольные печи. Первый домик размером 12 квадратных метров удалось собрать почти за 2 часа. По сравнению с палаткой он кажется настоящим дворцом. В нем разместится радиостанция, к монтажу которой Ю. Кузнецов вместе со своими радистами сразу же приступил.

Из двух других домиков, поставленных вплотную друг к другу, соорудили кают-компанию. Надо было подумать и о двух дизелях. Их установили на больших санях, вокруг них возвели из фанеры стены, накрыли также фанерой, и получился балок с потолком — нечто вроде домика.

Гидролог И. Романов и гидрохимик В. Рачков долго возились с лункой. Сначала вырубали лед пешнями, затем подорвали его, и получилась хорошая прорубь, куда нужно будет спускать трос с батометрами и другими приборами для изучения водных масс и дна океана. Вокруг лунки положили доски, на них установили лебедку, а сверху поставили палатку. Можно начинать океанологические исследования.

Метеорологи и аэрологи тоже приступили к наблюдениям. Появились на льдине и ДАРМС, которые должны автономно работать целый год. Но обычно они по неизвестным причинам прекращают подавать радиосигналы значительно раньше. На льдине станции их установили для того, чтобы выяснить причины выхода из строя.

В течение апреля монтажные работы закончили, а в начале мая все научные группы уже приступили к наблюдениям по полным программам.

Тем временем льдина, беспрерывно петляя, медленно плыла на северо-запад. Солнце не заходило: начинался полярный день. Нелегко было привыкнуть спать, когда солнце ярко светило. Жизнь на станции шла своим чередом, но вдруг 12 мая льдина раскололась, трещина прошла в 200 метрах севернее лагеря. Часть льдины, на которой находилась станция, была еще достаточно велика — 2 километра в длину и 900 метров в ширину. Но посадочной полосы опять не стало. А на материке еще осталось 10 домиков, их в ближайшее время надо перебросить на льдину. В третий раз приходится строить взлетно-посадочную полосу. Подходящий участок нашли только в 2 километрах от станции, на соседней льдине. Трактору туда не добраться, строили вручную. Хотя для самолета на лыжах снег со льда особенно сгребать не нужно, но все же на строительство ушло три дня. Прилетевший самолет Ли-2 сел на эту не очень удобную площадку. До лета удалось доставить только четыре домика, шесть завезти не успели, они так и остались на материке. Началось сильное таяние, и полеты до осени пришлось прекратить.

Итак, из 25 участников дрейфа половине придется жить в палатках. 15 мая льдина опять треснула. Сетка трещин покрыла ледяное поле, многие из них прошли через лагерь. Одна широкая, двухметровая трещина отделила домик гидрологов, их палатки наблюдений, склады с продуктами и углем. Радиостанция и метеостанция стояли у края небольшого обломка. Продолжать работу при таких обстоятельствах было опасно. Решили перебазировать станцию на более крупный обломок поля, но путь туда преграждала трещина, которая то сходилась, то расходилась. В тот момент, когда она сузилась, по перекинутым через нее деревянным брусьям трактор перетащил домик радиостанции. Вскоре трещина снова разошлась. Остальные грузы пришлось перевозить на резиновой лодке.

Когда края трещины снова сошлись, опять положили брусья, и трактор перетащил кают-компанию и два домика. Вскоре переправа снова нарушилась, трещина беспрерывно «дышала». Сани с дизелями и аэрологический павильон пришлось перевозить по частям. Разобрали фундамент под дизелями, демонтировали систему отопления. Десять дней длилась перевозка. На новом месте почти все пришлось строить заново, а научные наблюдения нельзя прерывать. Нагрузка на людей была очень тяжелой.

Наступает лето. Часто льет дождь, усиливается таяние. Все сыреет, одежда и обувь вообще не просыхают. В июле на льдине появились настоящие озера с голубоватой пресной водой. Стали очень портиться продукты: хлеб плесневеет, свежее мясо тухнет — приходится его засаливать.

Одно только несколько скрашивает эти неприятности: природа и здесь оживает с наступлением лета. Приплывают нерпы, морские зайцы, прилетают чайки, пуночки. Так приятно увидеть кого-нибудь из них.

Однажды в конце июля в разводье забили непонятные фонтаны. То там, то тут поднимались ввысь струи воды высотой до 3 метров. Но вот над водой показалась и тут же исчезла темная, с коричневым отливом спина неизвестного морского животного. Судя по окраске животного и виду фонтана, это был, вероятно, серый кит. Такие киты теперь редко летом проходят из Тихого океана через Берингов пролив в Северный Ледовитый и поднимаются к северу, но в высокие широты они почти никогда не заходят. Этот кит заплыл так далеко, вероятно, в поисках пищи: летом в разводьях и прикромочной зоне обильно развивается планктон — любимая пища этих огромных млекопитающих.

Произошел еще один любопытный случай. В начале сентября, когда гидрологическая лунка стала уже затягиваться тонким ледком, по нему вдруг побежали тонкие трещины, потом лед выгнулся, словно его кто-то подпирал снизу, а затем лопнул. В образовавшемся отверстии на мгновение показалась клыкастая и усатая голова какого-то зверя. Когда она появилась второй раз, очевидцы подумали, что она принадлежит моржу-хищнику. Келюч, как называют его чукчи, в отличие от других моржей, питающихся моллюсками, нападает на нерп и поедает их. Он еще в нескольких местах пробил лед, а когда показывалась его голова, то обращали на себя внимание его красные, словно налитые кровью, злые глаза.

Белые медведи почти всегда посещают дрейфующие станции. Многих удавалось отгонять выстрелами из ракетниц. Они отбегали, но недалеко: голод снова заставлял их возвращаться. Два мишки уж особенно набезобразничали: разбросали ящики с аварийным запасом продуктов, съели много замороженной рыбы, а один наглец даже разорвал когтями клипербот. Пришлось их пристрелить. Несколько раз над льдиной пролетали стаи уток и канадских гусей.

Но вот прошло лето, надвигалась осень. В августе выяснилась одна из причин выхода из строя ДАРМС. Метеоблок установки все время работал нормально, передатчик — тоже. Но под действием тепла деревянные анкеры, к которым крепятся оттяжки мачты, вытаивают. Тонкий защитный брезентовый тент не может уберечь лед под установкой от действия солнечных лучей, и он тает.

Однажды после сильного ветра сигналы ДАРМС прекратились. Когда удалось добраться до одной из них, увидели печальную картину: на центральной штанге еще держалась коробка передатчика, на месте оставался и метеоблок, а мачта лежала на льду, поваленная сильным ветром.

Пора думать о строительстве ледяного аэродрома. В это время года ровных полей не найти: на разводьях молодой лед тонок, а многолетние льдины за лето изъедены таянием. Пришлось выбирать участок на самой лагерной льдине. Работа предстоит огромная: нужно срубить или взорвать все ледяные бугры, разровнять полосу и вывезти все куски льда за ее пределы.

Целый месяц ушел на строительство аэродрома. Только к концу сентября он был наконец готов. Но арктическая природа снова сыграла с полярниками злую шутку. Неожиданно в совершенно тихую погоду льдина опять раскололась на несколько кусков, образовались трещины. Одна из них проходила под гидрологической палаткой, оттяжками радиомачты и убегала в сторону нового аэродрома. Вторая отделила склады, где лежал уголь, газовые баллоны и бочки с соляром.

От аэродрома оторвало кусок длиной 150 метров. И хотя трещина была узкая, не более полуметра, но это дела не меняло — на оставшуюся часть полосы самолеты садиться не могут. Нужно, как весной, продлевать аэродром в другую сторону — и побыстрее: скоро должны прибыть самолеты. Но и склады оставить на оторвавшемся куске льдины тоже нельзя. Вдруг его унесет?

Но легко сказать — продлить посадочную полосу. Те 100-120 метров, что оставались до края льдины, можно сравнить только с первозданным хаосом. Высота монолитных, обтаявших за лето торосов достигала 7 метров. Приходилось применять все средства — от пешни и лопаты до аммонала. Трактор, превращенный в бульдозер, метр за метром отгребал в сторону куски льда после взрывов ледяных бугров. Через 10 дней аэродром был восстановлен. Перевезли с оторвавшегося куска льдины уголь, соляр и газовые баллоны.

В первых числах октября температура уже не поднималась выше —18°. Наступила зима. Солнце показывалось уже не больше чем на 2 часа и вновь пряталось за горизонт, координаты теперь определяли по звездам. В начале дрейфа льдина СП-14 двигалась на северо-запад, затем повернула к югу, а в октябре направилась прямо к архипелагу Де-Лонга. Если направление дрейфа не изменится, то льдина должна пройти вблизи одного из островов архипелага. Это очень интересно: до сих пор ни одна из дрейфующих станций, высаженных к северу от острова Врангеля, не оказывалась в этом районе. Результаты научных наблюдений должны быть уникальными.

В середине октября стало почти совсем темно. Посадка самолетов ночью да еще на укороченную полосу — дело исключительно сложное. Тут необходимы и точный расчет, и верный глаз пилота, и большая смелость, и хладнокровие. Но наши полярные летчики не раз садились на ледяные аэродромы во тьме полярной ночи при свете самодельных факелов.

С одним из первых самолетов в октябре на станцию прилетел художник И. П. Рубан. Несмотря на мороз, он почти целыми днями писал этюды. Чтобы работать в темноте, он придумал оригинальный способ освещения: привязывал к карандашу маленькую лампочку, соединенную проволочкой с батарейкой, висевшей у него на поясе.

Шли дни. Погода не особенно баловала участников дрейфа. Часто задувала пурга. Летящий снег забивался во все складки одежды, залеплял очки, рвал из рук журнал наблюдений, заносил приборы и установки. Но все наблюдения проводились точно в установленные сроки.

Льдина по-прежнему двигалась в сторону архипелага Де-Лонга, подходя к нему все ближе и ближе. И вот 24 ноября в сероватой мгле на горизонте дежурный заметил серый холмик. Вычислив координаты станции, Романов сказал, что это должен быть остров Жаннетты. До него еще оставалось 24 километра. Вскоре ни у кого уже не осталось сомнения, что это твердая земля, по которой не побежит сетка трещин и не двинутся страшные ледяные валы.

Остров Жаннетты, который уже четко вырисовывался на горизонте, открыт 16 мая 1881 года американской экспедицией под командованием Джорджа Де-Лонга. Это небольшой необитаемый скалистый остров площадью всего несколько квадратных километров. Растений на острове нет, кругом только камни, лед и снег.

Никто не мог предположить, что ветры и течения занесут льдину СП-14 к этому безлюдному архипелагу. Впервые в истории дрейфа станций СП льдина подошла так близко к земле.

Одни ученые думали, что, так же как станции СП-6, СП-10 и СП-13, эта станция из северной части Чукотского моря будет вынесена на северо-запад и через полтора-два года подойдет к Северному полюсу. Другие предполагали, что по примеру станции СП-2 она будет дрейфовать сначала на север, а затем на северо-восток, к островам Канадской Арктики, где льды перемещаются по замкнутой кривой — по антициклональной системе дрейфа. А на самом деле СП-14 не повторила пути ни одной из дрейфующих станций. Первоначально она дрейфовала на северо-запад, петляя, возвращалась назад. В июне ее уже почти по прямой несло на запад, а в июле — на юго-запад. Ветры северной четверти оттесняли льды к побережью Чукотки. В августе, сентябре и октябре льдина СП-14 очень медленно двигалась на северо-запад. И вот в конце ноября она уже с юго-востока подходила к острову Жаннетты.

Приближение к земле и радовало, и пугало. Как произойдет сближение с островом? Что будет со льдиной: налетит ли она на его скалистые берега или спокойно обойдет?

На станции велась подготовка к возможной эвакуации на остров в случае полного разрушения льдины. Разработали аварийное расписание, опробовали походную радиостанцию. Положили на волокуши запас продуктов, снаряжение и палатку.

Напряжение все усиливалось. Метели и темнота не позволяли рассмотреть окружающую обстановку, а остров приближался. Теперь, несмотря на сильный ветер, льдина то останавливалась, то медленно двигалась в противоположном направлении. 27 ноября она вдруг остановилась и не двигалась более суток. Затем медленно, толчками тронулась на юго-запад. Ясно, что на пути льдины стояла большая преграда — остров.

На восточной окраине лагерного поля стало торосить лед. Глухой шум возвещал, что валы торошения приближаются к станции. Опять по льдине во все стороны побежали трещины — большие и маленькие. Становилось все тревожнее: одна из трещин прошла рядом с домиком радиостанции, по другую сторону оказался склад продуктов. Совсем невесело!

Сообщив в Ленинград о создавшемся положении на льдине, получили ответ: сократить число участников дрейфа до 10 человек, аэрологические наблюдения прекратить, ждать самолета Ан-2, вывезти все материалы наблюдений. Но на льдине не было посадочной полосы — опять пришлось всем взяться за пешни и кирки.

1 декабря прилетел самолет Ан-2. Посадка прошла благополучно. На материк улетают 15 участников дрейфа.

…Вот и уходят самолет, в жаровнях догорает соляр. Все молчат и долго смотрят в темноту, где растаял силуэт самолета. Каждый думает об уехавших товарищах, о своем доме, о том, что ждет станцию впереди. Как пройдут последние месяцы этого напряженного дрейфа?

Временами с севера доносятся отвратительные шуршащие звуки — это торошение. Полная луна заливает все вокруг холодным белым светом. В этом призрачном освещении остров Жаннетты кажется еще суровее и мрачнее.

В середине декабря льдину потихоньку стало относить от острова. В эти дни от нее откололся еще один кусок. От аэродрома осталась полоса длиной всего 300 метров. Узенькая трещина отделила от лагеря домики радистов и метеорологов. Но прошло два дня, и трещина стала расходиться. Оставлять радиостанцию на оторванном куске было опасно. Да и под домики из трещины просачивалась вода. Это тоже опасно: вода замерзает и лыжи, на которых стоят домики, намертво соединяются со льдом. Тогда и не думай сдвинуть домики — никакой трактор не поможет. Пришлось их срочно перевозить в центр оставшегося куска ледяного поля. Дизельную и кают-компанию оставили на месте. Перевозить их невозможно, да и не известно, в каком направлении пойдут трещины.

Ежедневно слышится шум торошения, временами переходящий в скрежет. Жизнь на льдине становится все более напряженной. Особенно угнетает темнота. Когда видишь приближение опасности, с ней гораздо легче бороться.

Ощущаются сильные толчки, весь обломок льдины сотрясается. В домиках висят своеобразные «регистраторы толчков» — различные грузики (гайки, батарейки от фонариков), подвешенные на шнуре к потолку. Как только грузик начинает качаться, значит, начались толчки или торошение. Особенно ощущаются толчки в помещении, а на открытом воздухе они почти не заметны.

Кончается декабрь. Кругом непроглядная мгла. Лишь изредка вспыхнет полярное сияние — это чудо Севера. Тогда в небе долго горят разноцветные сполохи, озаряя ярким холодным светом ледяные просторы.

Станция продолжает дрейфовать в малоисследованном районе, и на плечи оставшихся полярников легла нелегкая работа — выполнение всего комплекса гидрометеорологических и ледовых наблюдений.

В конце девятого месяца многотрудного дрейфа станции СП-14 ее льдина отошла от острова настолько, что даже в лунные ночи он почти не виден. Но на пути движения появилось новое препятствие — припай. Вся юго-западная часть моря оказалась скованной неподвижным льдом. На кромке припая лед сильно переторошен, словно изжеван каким-то гигантским чудовищем.

В начале января льдина снова стала приближаться к острову. Опять начались разломы. Кажется, и ломаться-то нечему: от льдины остался просто огрызок — от дизелей до разводья всего 10 метров. На днях оторвало и унесло еще кусок льдины, на котором находился склад продуктов и часть баллонов с газом.

В середине января стали появляться первые признаки конца полярной ночи: в полдень небосклон делается серым. Но до восхода солнца еще далеко — целый месяц. Полярная ночь, разломы и торошения, неясность окружающей обстановки — все это изрядно измотало людей.

24 января до острова оставалось всего 8-9 километров. Разломы следовали за разломами; трещина прошла в 6 метрах от кают-компании, а от домика гидрологов — в 2 метрах. На другой стороне остались гидрологическая палатка и продуктовый склад. Хотели в первую очередь передвинуть подальше от трещины домик гидрологов, но помешала начавшаяся пурга. Снег слепит глаза, заметает все неровности на льду и даже узкие трещины. В такую погоду по льдине ходить становится опасно.

Как только стихла метель, перевезли в безопасное место гидрологическое оборудование, волокушу с аварийным запасом продуктов и спальными мешками.

Через два дня — снова сильное сжатие. Тот кусок льдины, где осталась гидрологическая палатка, весь перемолот. Движущийся вал подошел вплотную к палатке. Еще мгновение — и на его вершине мелькнули куски брезента, перекореженный остов палатки, куски досок. Через секунду все исчезло в пучине океана…

Движение ледяного вала продолжается. Вот он уже приближается ко второй палатке. Все бросились спасать оборудование. Вытащили грунтовую трубку, кое-какие приборы и хотели вывезти лебедку, установленную на санях. Но сани в дверь палатки не проходили, пришлось тащить лебедку на руках.

Скрежет ломаемого льда заглушал даже свист ветра. Ночь тянулась томительно медленно. Около 2 часов ночи льдину сильно тряхнуло, все выскочили из палаток. Стихшее немного торошение возобновилось с новой силой. Ледяные валы почти вплотную подошли ко второй гидрологической палатке и кают-компании. К утру под натиском другого ледяного вала, надвигавшегося с севера, навсегда исчез тот участок льдины, на котором находилась посадочная полоса. Словно насытившись, вал остановился. Только с запада доносился зловещий гул.

В 6 часов утра льдину так встряхнуло, что висящий в домике грузик-маятник ударился об стенку. Выскочив на льдину, люди увидели, что с западной стороны возвышается что-то черное. Все напрягали зрение, стараясь понять, откуда взялась эта черная гора. И вдруг поняли: остров!

В полдень, когда немного разошлась темная пелена, скрывавшая все вокруг, удалось разобраться, где находится льдина. К счастью, она ткнулась не прямо в прибрежные скалы, а в битый припайный лед, остановившись метрах в двадцати от берега острова Жаннетты. Черной горой оказались серые скалы острова, нависавшие над льдиной.

При ударе льдина опять раскололась, на восточном крае началось торошение. Но напор льда шел вдоль края льдины, поэтому обламывались только ее выступы.

Положение станции становилось критическим. Необходимо было немедленно решить вопрос, оставаться на льдине или эвакуироваться на остров. Остаться на льдине — значит решиться с риском для жизни продолжать работу; эвакуироваться на остров — значит прекратить наблюдения, не завершив годичный цикл.

Конечно, оказаться на твердой земле после стольких тревожных дней и ночей — ох, как было заманчиво! Разбить палатку, поставить баллоны с газом, зажечь газовую плитку, бросить спальные мешки на раскладушки — и спать, спать, не думая о ледяных валах, трещинах и бездонных океанских глубинах…

Но отступать даже в минуты крайней опасности не в правилах советских людей, а тем более полярных исследователей. После короткого совещания единодушно было решено продолжать дрейф. Словно одобрив это, льдина тихо тронулась. Дрейф продолжается, прощай Жаннетта!

Льдина вместе со всей массой льда двинулась на запад и вскоре обогнула остров. Сжатий больше не было. Но впереди, километрах в пятидесяти, должен быть другой остров — Генриетты. Он значительно больше того, возле которого побывала льдина, и также открыт экспедицией Де-Лонга. Как и Жаннетта, остров Генриетты также почти весь покрыт ледниками.

Потери после последнего сжатия в общем невелики: мотобур, гидрологическая лебедка, две палатки, около десяти баллонов с газом да несколько бочек соляра. А вот от льдины остался всего лишь кусочек размером 100 х 200 метров. На таком осколке станция должна просуществовать еще два месяца. Удастся ли это?

Целые сутки бушевала пурга, намело высокие сугробы. Как обычно, непогоду использовали для приведения в порядок материалов наблюдений. Когда метель стихла, по звездам определили координаты: до острова Генриетты оставалось 10 километров. Если так будет дрейфовать льдина, то через сутки покажется остров…

Утро 31 января выдалось пасмурное. Шел небольшой снег. Все было спокойно, но в середине дня вдруг стали ощущаться толчки. Началось торошение, оно все усиливалось. В его грохоте невозможно расслышать голоса.

Гряда торосов пришла в движение, ледяной вал стал расти и опять двинулся на станцию. Вот он уже подошел вплотную к домику с радиотеодолитом. Еще секунда — и антенна мелькнула в воздухе. Домик стал крениться и вдруг повалился на бок, затем словно взлетел на гребень вала и скрылся в морской пучине.

Вал продолжал свое движение. Промелькнули в воздухе мешки с углем, газовые баллоны, обломки ящиков и что-то еще разбитое и перекореженное до неузнаваемости, и все это исчезло под ледяными глыбами.

Льдине наступал конец. Страшный грохот, вой ветра, скрежет ломаемого льда — все слилось в один нестерпимый гул. Лед лопался прямо под ногами, толчки следовали один за другим. Трещины веером ползли по льдине. Ледяной вал подошел к кают-компании, лед под ней лопнул, и она стала крениться на бок. Другая трещина прошла под продовольственной палаткой и протянулась к дизелям. Запасы продовольствия также отделила трещина.

Быстро перевезли все уцелевшее на самый большой обломок размером 150 х 80 метров. В Ленинград полетела тревожная весть об окончательном разломе льдины станции СП-14. Тем временем обломок ледяного поля и все уцелевшее от станции продолжало нести к острову Генриетты. 2 февраля льдина благополучно обогнула остров, и снова стало тихо. Сжатия прекратились. Дорогой ценой удалось льдине пройти архипелаг Де-Лонга!

3 февраля над льдиной появился самолет. На его борту находился летчик П. П. Москаленко. Сначала была надежда найти неподалеку крепкую большую льдину и с помощью вертолета перебазировать станцию. Но такой льдины в окружности 20 километров найти не удалось — обломок лагерной льдины находился в самом центре зоны разломов. Было принято решение немедленно приступить к эвакуации людей и наиболее ценного оборудования на остров Жохова.

Утром 7 февраля прибыл вертолет, забрал часть людей и улетел. До острова Жохова 100 километров, поэтому за день он успевал сделать только 3-4 рейса. Последними покинули льдину начальник станции, радист и метеоролог. Домики и трактор оставили на льдине.

Так закончился многострадальный дрейф станции СП-14^[10].

ИСПЫТАНИЕ МУЖЕСТВА

Летом 1969 года комсомольцы Арктического и Антарктического института предложили организовать еще одну комсомольско-молодежную дрейфующую станцию. Инициативу комсомольцев поддержали. Начальником новой дрейфующей станции СП-19 был назначен молодой ученый-океанолог Артур Чилингаров, который около 6 лет проработал на Крайнем Севере, в заполярном поселке Тикси.

Долго подбирали достойных участвовать в дрейфе. Наконец кандидатуры утверждены, все имеют опыт работы на полярных и дрейфующих станциях. Основной костяк — молодежь. Всего в составе станции 21 человек. Дрейф станции было решено посвятить предстоящему 100-летию со дня рождения В. И. Ленина.

…Раннее утро 27 октября 1969 года. Ленинградский аэропорт. Четыре самолета Ан-12 готовы к полету. Проводить участников дрейфа СП-19 пришли родные и близкие, товарищи по работе, комсомольцы Ленинграда, секретари ЦК ВЛКСМ. Митинг, добрые пожелания, прощальные объятия. И вот самолеты один за другим отрываются от земли и набирают высоту. Курс на северо-восток, к устью сибирской реки Индигирки.

Организация дрейфующей станции СП-19 предполагалась на большом ледяном острове, еще весной обнаруженном ледовой авиаразведкой в Чукотском море. К моменту высадки станции он уже находился в северо-западной части Восточно-Сибирского моря. С самолета остров отчетливо выделялся своей огромной почти четырехугольной серой массой на фоне белых морских льдов. Это столообразный айсберг, один из осколков шельфовых ледников Канадского Арктического архипелага. Его длина — 14 километров, ширина — 8 километров, толщина — 30 метров. А толщина окружающих его морских льдов — всего около 3 метров!

1 ноября самолеты начали перевозить на ледяной остров людей и завозить необходимые грузы — около 70 тонн. Первыми прилетели на остров руководитель высокоширотной экспедиции «Север-21» П. А. Гордиенко и начальник СП-19 Артур Чилингаров.

7 ноября в точке 74°34,1' северной широты и 161°48,4' восточной долготы новая дрейфующая станция была открыта. Вечером — торжество по случаю 52-й годовщины Октябрьской революции и начала дрейфа.

А наутро обычный день, до предела заполненный работой. Самолеты прилетают по 6-8 раз в день, только успевай разгружать. На посадочной площадке уже высятся горы ящиков, газовых баллонов, бочек с соляром, щитов разборных домиков, частей трактора. Днем в этих широтах уже темно. У домиков горят электрические лампочки, только что собранный прямо на морозе трактор работает с зажженным прожектором.

К 1 декабря, закончив оборудование научных павильонов, подготовку лунок для гидрологических исследований, метеоплощадки и площадки для ледоисследовательских работ, приступили к научным наблюдениям по полным программам. Лунки гидрологов и шурф ледоисследователей вырубили на морском льду, в километре от самого острова.

Сама станция выглядела так: по одну сторону «улицы» стояли дизельная, домик механиков и кают-компания, по другую — домики начальника станции, гидрологов и врача. Поперек «улицы» находились домики радистов и метеорологов, а перед ними — высокая мачта с флагом станции и радиомачты. Сзади, за домиками, разместились склады продовольствия, оборудования и топлива. Подальше — аэрологический павильон. Заработала дизельная, и окружающий гнетущий мрак разорвали лучи прожекторов. В жилых домиках тепло и уютно: горят угольные печи. Вдоль стен стоят раскладушки со спальными мешками. На столах книги, журналы наблюдений, необходимые приборы. В каждом домике телефон и радиоточка, так необходимые в полярную ночь.

Конец декабря, заканчивается второй месяц дрейфа. Несколько дней свирепствовала пурга, все занесено. С трудом открываются двери в домиках. Скоро прибудет самолет — предновогодний, с елкой, письмами и подарками! Нужно срочно выровнять и очистить I от снега посадочную площадку и электростарт — цепь лампочек, ограничивающих аэродром.

К моменту посадки самолета все, кроме дежурного, собрались у аэродрома. Моментально выгрузили почту, посылки и елку. С этим самолетом льдину покинули все, кто временно находился на ней, помогая при строительстве станции. До весны остается на ледяном острове 17 человек.

И вот уже позади новогодний праздник. Жизнь и работа идут своим чередом, бесперебойно ведутся научные наблюдения. Остров, который сначала двигался то к югу, то к северу, сейчас перемещается к юго-западу, направляясь в пролив между островами архипелага Де-Лонга. Справа остаются острова Жаннетты и Генриетты, слева — Жохова и Беннета. Места очень опасные. В 1881 году раздавило льдами судно Де-Лонга «Жаннетту». Неподалеку в 1893 году был зажат льдами «Фрам», а в 1938 году — советский ледокольный пароход «Г. Седов». И совсем недавно здесь налетела на остров и раскололась льдина станции СП-14.

Все были уверены, что такому супермонолиту, как ледяной остров, ничто не может угрожать. Но, увы, 4 января 1970 года поздно вечером началось сильное торошение льдов, вокруг острова все пришло в движение.

Освещая путь ручными фонариками, пятеро полярников бегут к краю ледяного острова, где трещина прошла прямо под домиком и палаткой с оборудованием. Вскоре подошел трактор. Спешно прицепили к нему домик, трактор рванул с места, но примерзший домик оставался неподвижен. Тракторист снова и снова делает попытки сдвинуть домик, мотор ревет, но все безрезультатно.

В это время раздался сильный треск, и от старой трещины побежала целая сетка новых. Если они разойдутся, домик провалится. Из палатки, которая тоже примерзла ко льду, нужно вытащить оборудование, но не все пролезает в дверь. С трудом повалили каркас палатки на бок и стали оттаскивать подальше от края трещины все, что успели схватить.

Вдруг край острова вместе с палаткой и всеми, кто там находился, осел вниз, а рядом выросла отвесная ледяная стена. Нужно немедленно возвращаться на остров. Но как? Пологого спуска нет, взобраться на такую высоту невозможно.

Только когда сверху спустили трап, людям с трудом удалось взобраться обратно на остров. Оторвавшийся от острова солидный обломок вскоре стал медленно переворачиваться, и его нижняя поверхность, обычно погруженная глубоко в воду и недоступная для исследования, неожиданно предстала перед глазами. Она поразила всех своим видом: очень неровная, покрытая множеством бугров и впадин и — что самое удивительное — черного цвета от приставших ко льду ила и грязи. Льдина напоминала скалу, выступающую из моря.

На всторошенном морском льду возле острова, где находилось гидрологическое оборудование, многого не досчитались полярники. Уцелели только батометр и вертушка. Лебедки погибли, а без них нельзя проводить гидрологические наблюдения. Пока при слабом свете ракет пытались разобраться в обстановке на краю обрыва, из лагеря пришла еще одна тревожная весть: прямо под кают-компанией прошла трещина. Все бросились в лагерь.

Ночь прошла тревожно, спать почти никто не мог. К утру шум торошения утих, а в полдень, когда чуть-чуть посветлело, внезапно раздался страшный треск. Еще одна трещина прошла через лагерь совсем рядом с продуктовым складом и стала быстро расходиться. Целая гора мешков и ящиков повисла над трещиной с той и другой стороны. Все кинулись туда и стали спасать продовольствие. Слышалось странное шипение, трещина все расходилась. Несколько ящиков и мешков с мукой полетели вниз.

Началась метель. Лед продолжал скрипеть и шуршать. Передвигаться приходилось с величайшей осторожностью, чтобы не провалиться в какую-нибудь трещину, припорошенную сверху снегом. Еще нельзя было определить, что произошло с островом: все скрывал мрак полярной ночи.

Спешно сложили на большую волокушу аварийную радиостанцию, запас продуктов, материалы наблюдений. И вовремя. Там, где всего час назад был край обрыва, уже высилисьгромадные ледяные валы. Под их колоссальным давлением остров разламывался на куски; они сначала вздымались вверх, потом со страшным скрипом, треском и грохотом низвергались вниз.

Ледяной вал неуклонно приближался к ближайшему домику — радиостанции. Все бросились туда — рубить кабель, ломать снежный тамбур у домика. Туда же двигался трактор. Вскоре удалось оттащить радиостанцию от опасного места, которое, вероятно, оказалось в самом центре сжатия. Оставаться там было уже крайне опасно. На следующий день решили переехать к другому краю острова, но дорогу туда преграждали трещины, хотя и не очень широкие.

Отчего же произошла такая катастрофа? Всему виной оказался юго-западный ветер, который резко усилился и погнал остров на северо-запад, в проливы между островами Де-Лонга. Там, по-видимому, передний край острова налетел на мель, и от давления огромной массы лед стало ломать. Сначала оторвался большой кусок — примерно 1/5 часть острова, затем остров был раздроблен на несколько кусков.

Станция оказалась теперь на краю самого большого обломка — размером 1 х 1,5 километра. Основная часть острова уцелела и дрейфовала в 2-3 километрах позади. Даже бывалым полярникам не приходилось быть очевидцами таких необыкновенных разломов^[11].

Молодежный коллектив станции перед лицом внезапной опасности не растерялся. На следующий день, 6 января, начали перевозить станцию на другое место, в 150 метрах от прежнего.

Вскоре из Ленинграда сообщили, что на станцию вылетает самолет Ли-2. Он доставит лебедку, батометры и другое необходимое гидрологическое оборудование, погибшее при катастрофе. Если будет луна, то пилоты постараются произвести ледовую разведку в окружающем районе. Нужно готовить взлетно-посадочную полосу, но пока нельзя: из строя вышел трактор. Пришлось подыскивать относительно ровную площадку, на которую самолет на лыжах, может, и сядет.

И вот самолет уже на подходе к станции. Все с волнением следят, удастся ли ему благополучно сесть на такую неважную площадку. Самолет коснулся лыжами льда и заскользил по льду, прямо к гряде торосов… Неужели не сможет остановиться?.. Но ничего, все обошлось благополучно.

Летчиков поразил перевернувшийся обломок острова, «днище» которого было совершенно черным. Должно быть, он так сильно проехал по дну пролива, что грунт плотно пристал ко льду.

Время шло. Обломок острова со станцией и сам остров, дрейфующий следом, миновали проливы архипелага Де-Лонга и вышли в океан. Теперь разломы больше не грозят: все мели и подводные банки остались позади.

Но возникла другая проблема. Оставаться До конца дрейфа на обломке или переезжать на самый остров? На обломке нет посадочной площадки для больших самолетов. А весной нужно будет завозить продовольствие и оборудование.

Полярная ночь стала подходить к концу. В феврале сумерки уже стали более светлыми и продолжительными. Скоро, 13 февраля, покажется солнце.

Наконец наступил долгожданный день, но погода выдалась пасмурная, метет метель. Только на следующий день красный шар выплыл из-за горизонта и сразу же исчез.

Через несколько дней с большим трудом удалось добраться до основной части острова. До нее всего 3 километра, но путь лежал через гряды торосов, замерзшие трещины и вздыбленные куски льда. Только сейчас, с появлением солнца, полярники увидели во всей красе хаотическое нагромождение всторошенных льдов.

Посещение основной части острова сразу позволило решить вопрос о переезде. Там сохранилась посадочная полоса и склады горючего. Значит, надо перебазировать станцию, хотя это и очень тяжелое дело. Все постройки надо разобрать, а на новом месте вновь собрать, все оборудование и снаряжение погрузить здесь и выгрузить там. Вновь долбить лунки.

В начале марта прибыли самолет Ли-2 на лыжах и вертолет, и сразу же начали переезд. Много сил, энергии и самоотверженности отдали молодые полярники передислокации станции. К 17 марта в новом лагере был собран последний домик. И над станцией на высокой мачте заалел флаг.

В апреле комсомольцы СП-19 участвовали в Ленинском зачете и Всесоюзном комсомольском собрании. А через несколько дней коллектив станции за достойную встречу 100-летия со дня рождения В. И. Ленина наградили Почетным вымпелом ЦК ВЛКСМ и Памятным знаменем Якутского обкома комсомола.

В апреле начальник станции СП-19 А. Чилингаров, летавший на остров Жохова, привез с собой двух маленьких медвежат — Фильку и Машку, очень похожих на белых ежиков.

Ухаживать за медвежатами взялся повар. Сначала он разводил им в горячей воде сгущенное молоко. Они выпивали в день литров десять теплого молока, вылизывая свои миски досуха. После еды медвежата забирались в свой ящик и спали. Их сон охранял «дядька» — глуповатый, но добрый пес Васька. Когда медвежата немного подросли, то стали есть почти все, но по-прежнему очень любили сладкое. Во время авралов они всегда вертелись тут же, изрядно мешая всем: то ящик перевернут, то баллон с газом укатят. А однажды забрались в гидрологическую палатку: Машка прыгнула в лунку, плавала там и никак не хотела вылезать, а Филька хватил лапой по горячему таганку, обжегся и заревел во все горло… Кое-как справились с ними.

Скоро 1 Мая. На комсомольском собрании решили организовать демонстрацию. Домики украсили флажками, в центре лагеря из больших снежных кубов смастерили нечто вроде трибуны. Плотный смерзшийся снег — хороший строительный материал, так что получилось неплохо.

В середине июня ледяной остров достиг 78°40' северной широты. Подгоняемый течениями и циклонами, он, петляя, двигался к юго-востоку. Средняя скорость дрейфа составляла 4 мили в сутки. В это время дрейф станции проходил в районе, где еще не бывала ни одна станция СП. Поэтому гидрологические наблюдения здесь особенно важны для изучения природы Северного Ледовитого океана. Ведь никто точно не знает, какая тут глубина, температура и соленость воды.

Наступило полярное лето. Температура воздуха днем поднимается до +1°. Льдину заливает талая вода. Портятся продукты, плесневеет хлеб. Повар жалуется, что в воду попадает соляр, посуда пахнет керосином. Приходится ее мыть с горчицей и уксусом. Однажды на ледяной остров из тяжелых плотных облаков обрушился настоящий ливень. В щели между неплотно прижатыми щитами на крышах домиков заливалась вода. Каждые 10-15 минут приходилось выносить полные воды банки, тазы, ведра и другие емкости.

Вода подступила и к леднику, где хранились продукты. Он представлял собой колодец трехметровой глубины. Возле него образовалось целое озерко. Сделали небольшую канаву для отвода воды — сток по наклонной от озерка к «речке». Продукты удалось спасти. После ливня таяние снега и льда очень усилилось. Протекавшая неподалеку от станции «речка» значительно углубилась и даже вздулась, как настоящая река. А вскоре на месте этого довольно широкого потока побежал очень глубокий узкий ручей с крутыми, почти отвесными берегами.

Нужно думать о подготовке аэродрома: скоро будут прилетать самолеты. На старой посадочной полосе образовалась река, полоса стала непригодной. Новый аэродром стали строить на водоразделе между двумя речками, у самого лагеря. Правда, площадка очень бугристая, но ведь лето — природа поможет ее подровнять. Верхний слой льда от таяния сильно разрушается, превращаясь в своеобразную «щетку» непрочных, торчащих вверх кристаллов льда высотой 20-30 сантиметров. Этот слой на буграх решили периодически срезать, а обломками засыпать впадины. Механик станции Анатолий Быков очень искусно приделал к трактору нож бульдозера, и работа закипела. Где бульдозером, где кайлом, где лопатой орудовали комсомольцы. Работа продвигалась быстро, и к осени была подготовлена вполне пригодная посадочная полоса.

Наступил август. На СП-19 впервые предполагалось провести исследование подводного рельефа острова с помощью аквалангистов. На льдину прилетела группа подводников во главе с В. Грищенко. Опускаться решили через лунку на припае острова. Многим участникам дрейфа хотелось самим заглянуть в глубины океана и посмотреть, что собой представляет подводный мир. Особенно всех интересовал вид подводной части острова.

Первым спустился старший по группе аквалангистов Володя Грищенко, а за ним — начальник станции Артур Чилингаров. Потом испытал это удовольствие руководитель гидрологического отряда Эдуард Саруханян.

Подводные исследования дали много очень интересного и важного для науки. Так, оказалось, что осадка ледяного острова составляет 26-28 метров, а края его почти отвесно уходят в воду. Нижняя и боковая поверхности острова под водой испещрены глубокими выемками. Установлено сильное экранизирующее влияние острова на поверхностные течения.

Прошло лето. Похолодало, температура уже устойчиво держится ниже нуля. Опять надо готовить посадочную площадку. Ее расчистили от снега, укатали с помощью трактора, и уже к началу октября она была готова к приему самолетов. Началась подготовка к отъезду и передаче станции второй смене. И вот уже подписан акт о сдаче и приемке станции. 29 октября 1970 года разноцветные ракеты, салютуя отъезжающим и прибывшим, взлетают в серое октябрьское небо.

Несмотря на крайне неблагоприятные условия дрейфа, молодежный коллектив станции полностью выполнил программу научных наблюдений. Этот дрейф внес много нового в науку о природе Центральной Арктики. Постоянные смещения острова к югу не позволили станции достичь больших океанических глубин. И хотя все наблюдения проводились в районе материковой отмели на глубинах, не превышающих 100 метров, они проводились там впервые. На карту в результате гидрологических исследований на станции СП-19 нанесены 342 новые точки глубин, взяты 12 проб грунта. Кроме того, помимо стандартных наблюдений гидрологи провели большой цикл исследований за подледными течениями и дрейфом льда в этом районе по синхронным астрономическим определениям трех станций, выполнявшихся два раза в сутки.

Основной задачей ледоисследовательских работ, которые проводились на СП-19 под руководством М. И. Серикова, являлось изучение природы такого уникального образования, как ледяной остров. Были собраны материалы для установления его происхождения, возраста, термического режима и строения. Большие исследования провела и аэрологическая группа. Ею было выпущено 559 радиозондов для наблюдений за физическими процессами, происходящими в толще тропосферы, и колебаниями высоты тропопаузы. Ионосферная группа занималась изучением состояния ионосферы и поглощения радиоволн для решения практических задач радиосвязи, радиопрогнозирования и радионавигации в высоких широтах. На станции также регистрировались космические шумы и велись наблюдения за искусственными спутниками Земли.

* * *

Прошло два с половиной года с момента высадки дрейфующей станции СП-19. Весной 1972 года в Арктику вылетела высокоширотная воздушная экспедиция «Север-24» под руководством заместителя директора Арктического и Антарктического института Б. А. Крутских. Этой экспедиции предстояло помимо проведения научных исследований в различных точках Центральной Арктики доставить продовольствие и снаряжение третьей смене станции СП-19 для продолжения ее работы до осени. Кроме того, нужно было снять станцию СП-16, которая оказалась слишком далеко от берегов Советской Арктики в неспокойном районе с частыми подвижками и разломами льда.

Дрейф СП-16 оказался самым продолжительным. Она была организована почти 4 года назад — 10 апреля 1968 года — и проработала на льду около 1500 суток, причем значительную часть времени в приполюсном районе, мало посещавшемся исследователями. В дни эвакуации станция находилась в 500 километрах от Канадского Арктического архипелага. Покидая льдину, по традиции оставили на ней домики, продовольствие и записку о дрейфе станции.

Также успешно была проведена операция по снятию дрейфующей станции СП-20 и организации новой станции, СП-21, к северо-западу от острова Врангеля.

Таким образом, в 1972 году научную вахту в Центральной Арктике несли две дрейфующие станции — СП-19 и СП-21. В конце июня начальник третьей смены станции СП-19 Ю. Б. Константинов радировал, что станция находится в районе Северного полюса. Зимой ледяной остров вышел из приполюсного района и дрейф его очень замедлился. Он словно стоял на перепутье, не зная, куда двинуться — в Гренландское море или к Канадскому Арктическому архипелагу.

Наступила весна 1973 года. В Арктику вылетела высокоширотная воздушная экспедиция «Север-25», одной из задач которой была смена полярников станции СП-21, завоз туда грузов и закрытие станции СП-19. В середине апреля, послав в эфир последнюю сводку погоды с позывными станции СП-19, полярники покинули ледяной остров и вылетели на Землю Франца-Иосифа.

Станция СП-19 работала три с половиной года. За это время ледяной остров прошел огромный путь в 7 тысяч километров через весь Северный Ледовитый океан от острова Врангеля к Северному полюсу, а затем в западное полушарие — к берегам Гренландии. Ледяной остров, теперь уже покинутый людьми, вынесло в бурное Гренландское море, где он быстро разрушился. Но природа на смену ему уже приготовила другой — он был замечен гидрологами-разведчиками, участниками экспедиции «Север-25», во время полета с полярным летчиком Л. А. Вепревым.

Новый ледяной остров дрейфует севернее острова Врангеля. Это плоский столообразный айсберг площадью более 10 квадратных километров. Такие ледяные образования, как показал опыт станций СП-6 и СП-19, являются идеальными плавучими базами для организации станций.

Осенью 1973 года в Арктику отправилась высокоширотная экспедиция «Север-26», возглавляемая Н. И. Блиновым. Впервые в истории изучения Арктики эта внушительная по масштабам экспедиция должна проводить исследования по международной программе «Полярный эксперимент» (ПОЛЭКС) на огромной территории Северного Ледовитого океана. Одна из задач этой экспедиции — организация на ледяном острове новой дрейфующей станции — СП-22, которая и стала основной дрейфующей базой экспедиции. Певек — полярный город и порт на арктическом побережье — стал береговой базой, там и была развернута подготовка к высадке СП-22 на ледяной остров. Было решено высадить эту станцию с помощью кораблей — мощного ледокола «Владивосток» и дизель-электрохода «Капитан Кондратьев». Взяв на борт полярников и груз, корабли отправились на северо-восток от острова Врангеля. Корабли пришвартовались к ледяному острову. Быстро сгущающиеся сумерки разорвали мощные корабельные прожекторы, началась выгрузка всего необходимого для станции СП-22. В марте 1974 года воздушные корабли доставили на ледяной остров первую группу ученых для проведения исследований по программе ПОЛЭКС. О масштабах работ говорят, например, такие цифры: число участников экспедиции на станции в отдельные дни достигало 100 человек, в океане на лед должно быть высажено 180 научных десантов.

Трехмесячная научная работа до наступления лета была успешно завершена. На станции СП-22 остались только зимовщики во главе с В. П. Морозом, которые продолжат исследования.

АРКТИКА ОТКРЫВАЕТ ТАЙНЫ

Если нанести на карту Северного Ледовитого океана пути различных путешествий, дрейфы кораблей и научно-исследовательских станций СП, то весь океан будет пересечен множеством извилистых линий. Каждая линия, будь она короткая и обрывающаяся где-то в безграничных просторах океана или, наоборот, очень длинная, протяженностью в несколько тысяч километров, — это история смелых научных подвигов путешественников и исследователей, прокладывавших пути в одной из самых суровых областей нашей планеты.

Особенно много линий на карте появилось за последние 20 лет, когда на дрейфующих льдах ежегодно стали вести научную вахту советские полярники. Причем дрейф каждой станции — это не повторение пройденного, а новый шаг в изучении арктической природы, в открытии ее тайн.

Трудно переоценить значение исследований, проведенных на дрейфующих станциях с целью изучения природы Центральной Арктики. Благодаря этим исследованиям удалось значительно расширить и углубить наши знания во многих областях науки, впервые изучить те или другие вопросы. Были также сделаны важные географические открытия, которые изменили наши представления о природе северной полярной области.

В этой небольшой книжке невозможно рассказать обо всех результатах научных работ, проведенных на дрейфующих станциях и в арктических экспедициях. Им посвящены сотни научных трудов, в которых рассматривается широкий круг вопросов о природе Арктики — от геологической истории Северного Ледовитого океана и строения его дна до особенностей солнечной радиации, магнитного поля Земли, полярных сияний в высоких широтах. Такие науки, как география, океанология, ледоведение, метеорология, актинометрия, аэрология и геофизика, обогатились новыми уникальными сведениями о полярных районах нашей планеты.

Мы рассмотрим только наиболее важные результаты исследований, выполненных на дрейфующих станциях и во время высокоширотных экспедиций «Север». Пожалуй, самыми интересными являются открытия, связанные с рельефом дна и геологической историей Арктического бассейна.

Если взглянуть на старую батиметрическую карту Северного Ледовитого океана, составленную до 1948 года, то на ней дно океана представляет собой подобие ровной чаши с глубинами в центре более 4 тысяч метров. Современная карта выглядит совершенно иначе: наши представления о рельефе дна океана за эти годы в корне изменились. Многочисленные измерения, выполненные в различных районах, показали, что он чрезвычайно сложен. Если бы можно было взглянуть на обнаженное дно океана, то мы увидели бы и высокие затейливо изгибающиеся подводные хребты, и обширные глубоководные котловины. Изучение рельефа дна дало возможность выявить главнейшие морфологические области различного происхождения.

Сейчас уже достоверно известно, что Северный Ледовитый океан расчленен тремя трансокеаническими хребтами и поднятиями: хребтом Менделеева (образующим вместе с поднятием Альфа единый порог), хребтом Ломоносова и хребтом Гаккеля.

Вокруг этих хребтов расположены глубоководные котловины, наиболее значительные из них — Канадская, Макарова (отделенная с юга от котловины Подводников отрогом хребта Ломоносова), Амундсена и Нансена.

Открытие советскими учеными хребта Ломоносова — выдающееся географическое открытие нашего века. Это крупное поднятие дна шириной от 60 до 200 километров, протянувшееся почти на 1800 километров от Новосибирских островов через Северный полюс до Земли Элсмира, делит Северный Ледовитый океан на две части, резко различные по строению земной коры и режиму водных масс.

Этот гигантский «подводный мост» соединяет материковые платформы Азии и Америки. Высота его достигает 3300 метров со стороны Тихого океана и 3700 метров в противоположном направлении. Наименьшая из пока обнаруженных над хребтом глубин составляет 954 метра. Во время дрейфа станции СП-3, а также американских дрейфующих станций был открыт хребет Марвина протяженностью 300 километров, который является отрогом хребта Ломоносова.

Хребет Менделеева, второе крупное поднятие дна океана, расположен восточнее хребта Ломоносова. Первоначально под этим названием понималось обширное поднятие с минимальной глубиной 1234 метра, простирающееся на 1500 километров от района острова Врангеля по направлению к Канадскому Арктическому архипелагу. Он менее расчленен и имеет более пологие склоны, чем хребет Ломоносова.

В центральной части хребта был обнаружен разрыв в виде подводной долины с глубинами до 2700 метров (ущелье Содружества). Впоследствии частям хребта, лежащим по обе стороны подводной долины, были присвоены разные наименования.

Название хребет Менделеева сохранилось лишь за частью, тяготеющей к нашей стране, а остальную часть хребта стали называть поднятием Альфа (по названию американской дрейфующей станции, которая работала в этом районе Северного Ледовитого океана).

Хребет Гаккеля расположен по другую сторону хребта Ломоносова и имеет протяженность более 1000 километров. Он состоит из нескольких цепей конусообразных гор. Наибольшее подводное поднятие, высотой 400 метров, названо горой Ленинского Комсомола. Первые признаки этого поднятия замечены в 1957 году, когда было открыто несколько конусообразных гор с глубинами над ними от 3000 до 1000 метров, тогда как вокруг глубина океана достигала 4000 метров. Самым примечательным является то, что эти многочисленные подводные поднятия имеют вулканическое происхождение, столь необычное для Арктического бассейна.

Между хребтами Ломоносова и Гаккеля располагается котловина Амундсена с наибольшей глубиной 4321 метр и довольно ровным рельефом дна. По другую сторону хребта Гаккеля находится котловина Нансена со средней глубиной около 3450 метров. Рельеф дна этой котловины неровный, с чередующимися поднятиями и впадинами. Наиболее примечательная из них — котловина Литке, оконтуренная изобатой 5000 метров. Здесь обнаружена самая глубокая точка океана — 5449 метров.

Ранее наибольшей глубиной Северного Ледовитого океана, нанесенной на карты, считалась точка Уилкинса к северо-востоку от острова Врангеля (76°46' северной широты), где этот американский исследователь совершил посадку и с помощью эхолота определил глубину 5440 метров. Когда советские ученые измерили глубину океана в этом районе, то она оказалась всего 2048 метров. Так была «закрыта» одна сомнительная глубина, что имело принципиальное значение для составления новой карты рельефа дна океана. Промеры на станции СП-6 позволили значительно уточнить положение отмели к северо-западу от Шпицбергена, получившей название поднятие Ермака.

^{Рельеф дна Северного Ледовитого океана по современным представлениям}

В приполюсном районе между хребтом Ломоносова и поднятием Альфа находится котловина Макарова, вернее, межгорная впадина с максимальной глубиной 3940 метров. На юге она отделяется от котловины Подводников отрогом Геофизиков.

К востоку от поднятия Альфа и хребта Менделеева расположена Канадская котловина, самая большая в Арктическом бассейне, с наибольшей глубиной 3838 метров. В ее центральной части имеются отдельные поднятия дна с глубинами до 2894 метров.

Наименьшей из подводных котловин Арктического бассейна, в поперечнике всего 150-200 километров, является котловина СП. Она расположена между материковым склоном Чукотского моря, Чукотским поднятием и хребтом Менделеева. Она была определена по данным измерений глубин на дрейфующей станции СП-2.

В последнее время в Арктическом бассейне было открыто еще несколько новых поднятий и впадин.

Вопрос о происхождении рельефа дна Арктического бассейна очень сложен. Многие геологи считают, что характер его рельефа указывает на образование этого глубоководного бассейна в мезозойскую эру. В результате горообразовательных процессов в конце этой геологической эпохи, вероятно, сформировались хребты Ломоносова и Менделеева, произошло опускание соседних участков и возникновение котловин между ними. Окончательное формирование рельефа относится к кайнозойской эре, когда происходили значительные вертикальные сдвиги земной коры, вызвавшие дальнейшее изменение рельефа. Эти выводы геологов достаточно хорошо увязываются с геологическими структурами окружающих Северный Ледовитый океан материков. На основе полученных данных была составлена новая тектоническая карта, на которой отражены все результаты геологических исследований Арктики.

Важные сведения о геологической истории Центральной Арктики дало изучение донных отложений. Так, удалось установить, что скорость их накопления в разных районах океана неодинакова, а главное, чрезвычайно мала — в среднем 1-2 сантиметра за тысячу лет.

По данным распада радиоактивных веществ и послойного анализа наиболее длинных колонок грунта, поднятых со дна океана (300-400 см), была разработана общая схема строения донных отложений. На основе этих выводов и данных об абсолютном, возрасте осадков удалось проследить геологическую историю Северного Ледовитого океана за последние 150-200 тысяч лет, сопоставить эти данные со сменой в северной полушарии эпох потепления, и похолодания климата, установить изменения гидрологического ¹¹ ледового режимов океана.

Орографическая схема дна Арктического бассейна (по А. Ф. Трошникову)

1 — суша; 2 — шельф; 3 — подводные хребты и поднятия дна; 4 — абиссальные равнины; 6 — рифтовые долины; 7 — границы материкового склона

В частности, предполагается, что за этот период неоднократно прекращался доступ атлантических вод в Арктический бассейн, а хребет Ломоносова возвышался над водой целиком пли в виде цепочки островов. В ряде районов происходила вулканическая деятельность. Некоторые ученые считают, что вулканизм в Северном Ледовитом океане проявляется и в настоящее время.

Многочисленные научные материалы по огромной акватории океана позволили составить карты распределения грунтов, химического состава и вещественно-генетических видов отложений. Эти карты показывают, где могут находиться минеральные ресурсы океана. Без сомнения, исследования, продолжающиеся на дрейфующих станциях, внесут дальнейшие уточнения в геологическую историю Северного Ледовитого океана.

Благодаря многочисленным полетам самолетов над океаном и большому количеству промеров глубин полностью развеяны легенды о существовании в Северном Ледовитом океане мифических земель (даже нанесенных в свое время на карты): Джиллиса, Петтермана и Макарова — в районах Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа; Санникова и Андреева — в северной части морей Лаптевых и Восточно-Сибирского; Крокера, Президента и других — к северу от Гренландии и Канадского Арктического архипелага.

Теперь стало ясно, что за эти иллюзорные «земли» ошибочно принимались или дрейфующие ледяные острова, или большие торосистые нагромождения льдов, казавшиеся высокими благодаря рефракции, или, наконец, скопления густых туманов над открытыми пространствами воды.

Совершенно иными представляются теперь режим и распределение водных масс Северного Ледовитого океана, дрейф льдов и другие вопросы океанологии.

Так, было установлено, что водная толща океана не представляет собой однородной массы, а состоит из разных по своим свойствам и характеристикам слоев. Сейчас выделяется пять основных типов океанических вод, различных по температуре и солености.

Верхний слой, или первый тип вод, — это поверхностная арктическая вода с отрицательной температурой (около —1,8°) и пониженной соленостью. Ниже находится промежуточный холодный слой. Это второй тип вод. Для него характерна летом более низкая температура, чем у поверхностной арктической воды. Глубже располагается третий тип вод — мощный слой атлантической воды. Ее главные отличительные особенности — положительная температура и высокая соленость. Мощные глубинные течения приносят эти воды из Атлантического океана, и они, подобно огромной грелке, постепенно отдают свое тепло более холодной воде Северного Ледовитого океана. Толщина слоя атлантической воды достигает 800 метров, причем ее верхняя граница находится на глубине 200-300 метров от поверхности. Постепенно при движении на восток «язык» этих вод становится тоньше, как говорят, выклинивается, а температура воды понижается. Вначале она достигает 3-4°, а по мере отдачи тепла падает и в притихоокеанском секторе составляет лишь 0,5-0,6°.

Теплые атлантические воды обязаны своим происхождением Гольфстриму, некоторый несет огромные массы воды от берегов Центральной Америки к берегам Северной Европы. Оттуда они проникают дальше к северу и через широкий пролив между Шпицбергеном и Гренландией вливаются в Северный Ледовитый океан. Скорость движения атлантических вод в океане небольшая, поэтому Чукотского моря они достигают только через 5 лет. Эта огромная «река» ежегогодно приносит в океан в среднем 153 тысячи кубических километртров теплой воды. Вот какую гигантскую «грелку» создала природа!

Четвертый тип вод — тихоокеанские воды, поступающие из Тихого океана через Берингов пролив. Они обнаружены только в последние годы и находятся на небольшой глубине. Температура их немного выше температуры холодных арктических вод.

Тихоокеанские воды, залегающие на глубине 50-100 метров, распространяются далеко на север, вплоть до хребта Ломоносова.

Интересно сравнить в количественном отношении воды, поступающие в Арктический бассейн из Атлантического и Тихого океанов. Оказывается, из Тихого океана вливается в 5 раз меньше воды (30 тысяч 14 кубических километров), чем из Атлантического, а тепла тихоокеанские воды приносят в 9 раз меньше, чем атлантические.

Таким образом, в восточной части океана существует два слоя вод с повышенной температурой — тихоокеанские воды и на глубине 400-500 метров атлантические воды.

Последний, пятый тип — это придонная холодная вода, заполняющая впадины океана (ниже 800-1000 м). Ее температура в приатлатическом секторе около —0,9°, а в притихоокеанском, по другую сторону хребта Ломоносова, —0,4°. На границе раздела основных типов в вод образуются промежуточные слои со средними значениями температуры и солености.

Значительно уточнились наши представления также и о динамике вод, поверхностных течениях и дрейфе льдов. Приток вод из Атлантического и Тихого океанов, а также сток материковых вод Европы и Северной Америки в совокупности с режимом ветров создают в Арктическом бассейне относительно устойчивую систему поверхностных течений. Основное из них — трансарктическое течение пересекает Арктический бассейн в генеральном направлении с востока на запад. Однако в Канадской котловине с центром к северу от моря Бофорта существует антициклональная циркуляция вод, а в районе Северной Земли — циклональная (против часовой стрелки). Выявлены и другие локальные циркуляции, в частности над хребтом Ломоносова. Даны характеристики этих течений и установлено их влияние на ледово-гидрологические условия. Следует отметить, что скорость и направление этих течений довольно изменчивы.

^{Сглаженные траектории дрейфа станций СП (по П. А. Гордиенко). Дрейф в системе выноса льдов}

От поверхностных течений и ветра в основном зависит и характер дрейфа льдов. Однако наблюдениями на дрейфующих станциях установлено, что скорость дрейфа может изменяться в больших пределах и от года к году, и от сезона к сезону. Это объясняется тем, что она зависит, кроме того, и от состояния льдов в данном районе (их сплоченности, мощности и прочности).

По вопросу о направлении дрейфа льдов в Северном Ледовитом океане раньше существовало два противоположных мнения. Большинство ученых, в том числе и крупнейший советский океанограф Ю. М. Шокальский, исходя из анализа дрейфа судов «Фрам» и «Г. Седов», а также дрейфующей станции СП-1, полагали, что из всех районов океана льды выносятся в Гренландское море через пролив между Шпицбергеном и Гренландией. Другие исследователи придерживались мнения, что такая простая схема дрейфа льдов существует только в той части океана, где проходил дрейф этих судов и станции СП-1. В остальной части океана дрейф льдов происходит по более сложной схеме, основой которой служит их круговое перемещение по замкнутой траектории (по направлению движения часовой стрелки), или, как иначе говорят, антициклональное движение льдов.

Только дрейф льдины станции СП-2 окончательно разрешил этот спор в пользу сторонников антициклонального движения. Впоследствии это подтвердилось дрейфами американских станций Т-3, «Альфа» и советских СП-8, СП-11, СП-12, СП-16. Однако круговой дрейф льдов нельзя считать устойчивым. Он может нарушаться в зависимости от синоптических условий. Вообще на фоне генерального дрейфа ледяные поля проделывают сложный петлеобразный и зигзагообразный путь, во много раз превышающий расстояние по прямой. По генеральному направлению в Гренландское море движется основная масса льдов. Так, подсчитано, что в среднем за год туда выносится огромное количество льда — около 900 тысяч квадратных километров, что соответствует 20% всей площади океана.

Гидробиологические исследования в корне изменили существовавшее представление о крайней бедности органической жизни под ледяным покровом в толще океана. В его глубинах обнаружена довольно богатая фауна. Хотя жизнь в толще вод в приполюсных районах, конечно, развита значительно слабее, чем в более южных, но все же здесь найдено много десятков видов зоо- и фитопланктона (веслоногие рачки, бокоплавы, медузы, диатомовые водоросли и др.).

^{Сглаженные траектории дрейфа станций СП (по П. А. Гордиенко).}

^{Дрейф в системе антициплонального круговорота льдов}

Уловы этих организмов с помощью различных сетей открыли новые, ранее неизвестные виды, обнаружили специфическую глубинную фауну, не встречающуюся в других районах Мирового океана. В зоопланктоне встречаются как представители атлантических и тихоокеанских вод, так и значительное количество эндемиков — видов местного происхождения. На таком, казалось бы, безжизненном и холодном теле, как лед, развивается своеобразная ледовая микрофлора. Обнаружено более 20 видов диатомовых водорослей. Воды и грунты океана населены различными бактериями, причем установлено, что они не имеют северной границы распространения, то есть встречаются даже на полюсе. В уловах организмов, населяющих дно океана, обнаружено более 100 различных видов, среди которых преобладают корненожки — класс простейших микроскопических животных.

Даже на значительном удалении от берегов (более 1000 км) встречаются различные представители животного мира полярных областей. Среди них белые медведи, песцы, нерпы, морские зайцы, белухи, сайки, утки, чайки, пуночки и даже гуси.

В комплексных исследованиях природы Центральной Арктики, проводимых на дрейфующих станциях, важное место занимают вопросы арктического ледоведения, связанные с изучением свойств льда как материала и ледяного покрова в целом как географического объекта.

Ледоисследовательские работы охватывают широкий круг вопросов. Во-первых, это вопросы, связанные с изучением физико-механических свойств льда различного возраста в зависимости от его структуры и изменения внешних условий. Во-вторых, это исследования собственно ледяного покрова: формирование льдов различного возраста, морфология и формы рельефа, нарастание и таяние, термический и радиационный режим, снежный покров на дрейфующих льдах, упругие свойства ненарушенного ледяного покрова, его напряженное состояние, колебания и, наконец, искусственное изменение рельефа ледяного покрова для нужд практической деятельности человека. В результате исследований удалось значительно расширить и углубить наши знания о ледяном покрове.

Впервые начатое на станции СП-2 изучение теплового баланса ледяного покрова, продолженное затем на станциях СП-4 и СП-13, позволило установить основные закономерности теплообменных процессов на верхней и нижней поверхностях ледяного поля и перейти к рассмотрению географических особенностей формирования льдов различного возраста.

На основе годичных циклов актинометрических наблюдений, проведенных на дрейфующих льдах, ведется изучение радиационного режима, определено количество солнечной энергии, получаемое и отражаемое поверхностью льда. Собраны данные о прямой, рассеянной, суммарной и отраженной радиации, а также о радиационном балансе в целом. Так, оказалось, что прямая солнечная радиация из-за большой прозрачности воздуха в Арктике при одних и тех же высотах солнца на 20% выше, чем в умеренных шпротах, и регистрируется даже в полночь. Однако основная часть приходящей лучистой энергии солнца падает на долю рассеянной радиации (70-80%). Значения рассеянной радиации здесь также относительно выше, чем в более низких широтах, вследствие высоких отражательных свойств снега и льда и значительной белесоватости неба. Благодаря продолжительному полярному дню суточные суммы рассеянной радиации превышают таковые в более южных пунктах.

Таким образом, вопреки ранее существовавшему мнению оказалось, что в летние месяцы дрейфующие льды в Центральной Арктике получают гораздо больше солнечного тепла, чем территории умеренных широт. Например, на станции СП-2 общая сумма поступившего солнечного тепла составила 137% суммарной радиации в Павловске, под Ленинградом (за тот же период наблюдений).

Естественно, возникает законный вопрос: почему, если на дрейфующие льды поступает большее количество солнечного тепла, не могут растаять все льды? Действительно, этого тепла достаточно, чтобы растопить лед толщиной в несколько метров, т. е. фактически весь лед, а на дрейфующих льдах за лето успевает стаять только снег и в среднем около 50 сантиметров льда.

Разгадка этого арктического парадокса состоит в том, что снежно-ледяная поверхность обладает особенным свойством: она очень интенсивно отражает лучи солнца. Благодаря этой особенности большая часть солнечного тепла (иногда до 90% и более) отражается и уходит обратно в атмосферу, а на таяние льда остается очень мало тепла. С учетом этого природного эффекта полярниками разработан оригинальный метод искусственного ускорения таяния и ослабления прочности льда в проливах, бухтах и заливах путем создания радиационных каналов для более раннего начала навигации. Этот способ, получивший название радиационного метода, предусматривает посыпку поверхности льда каким-нибудь темным материалом (угольной пылью, песком, шлаком и т. п.) для уменьшения его отражательной способности. В результате лед начинает таять гораздо быстрее.

На дрейфующих льдах родился новый метод создания искусственного зеркала воды на многолетнем льду. Для этого неровную поверхность льдины посыпают темным измельченным материалом, что вызывает интенсивное таяние льда и образование снежниц. Последние, соединяясь, образуют сплошное озеро. С наступлением морозов оно замерзает, и создается ровная поверхность, пригодная для приема самолетов. Как известно, многолетние льды подвергаются разломам гораздо реже, чем молодые. Таким образом, полярники освобождаются от огромного труда по устройству посадочной площадки на неровной льдине. Природа сама работает на человека! В дальнейшем разнообразные рекомендации по сохранению ровной поверхности с успехом применялись в практике исследований Центральной Арктики.

Представляет интерес и процесс так называемого «омолаживания» льда. Благодаря стаиванию сверху старые слои льда постепенно обнажаются и тают, тогда как снизу образуется молодой лед. Обнаруженные три года спустя после снятия станции СП-2 ледяные столбы под палатками наглядно подтвердили существование этого явления. За прошедшее время вокруг палаток стаял слой льда около 1,5 метра, но общая толщина его осталась прежней — около 3 метров. Следовательно, снизу намерз такой же слой. За три года ледяное ноле «омолодилось» на половину своей толщины. Следовательно, время, необходимое для его полного «омолаживания», исчисляется всего несколькими годами.

Большие работы были проведены по изучению неравномерности процесса таяния различных по рельефу ледовых образований. Оказалось, в частности, что масса растаявшего льда на сплошь всторошенном поле в 3 раза превышает таковую на ровном льду.

Метеорологические и аэрологические наблюдения, охватившие всю центральную часть Северного Ледовитого океана, позволили значительно расширить наши знания и в этих областях. Господствовавшее на протяжении многих лет мнение, что Арктика является своего рода «кухней погоды», оказалось неверным. Установлено, что атмосферные процессы в Арктике теснейшим образом связаны с общей циркуляцией атмосферы всего северного полушария.

Существовавшее представление о постоянной «шапке» холодного воздуха и устойчивого полярного антициклона (области высокого давления) было опровергнуто еще в 1937 году при дрейфе станции СП-1. Оказалось, что в высоких широтах дней с циклонической погодой не меньше, чем с антициклональной. Впоследствии на СП-2 удалось установить, что циклоны в Центральную Арктику очень часто проникают со стороны Тихого океана. Они несут пасмурную погоду, осадки и значительное количество тепла.

Для изучения общей циркуляции атмосферы и разработки прогнозов погоды эти выводы имели чрезвычайно важное значение. Они коренным образом изменили представление о характере циркуляции воздуха в Арктике. Дальнейшие наблюдения дали возможность впервые получить ясное представление о пространственном и временном распределении метеорологических элементов над Арктическим бассейном.

Существенно уточнены сведения о пространственном распределении температуры и давления, установлены зависимости распределения метеорологических элементов от характера циркуляции атмосферы и изменения ледовитости арктических морей. Важные результаты дали аэрологические наблюдения. По этим данным была изучена вертикальная структура атмосферы, и в частности колебания высоты нижней границы тропопаузы, имеющие практическое значение для авиации и другой летательной аппаратуры. Интересно отметить, например, что летом в арктической атмосфере на высоте 20 километров температура воздуха на 17-20° выше, чем на юге нашей страны.

Важные для авиации сведения получены об обледенении самолетов. Вследствие малых концентраций и размеров капель в облаках интенсивность обледенения самолетов в Арктике меньше, чем в умеренных широтах.

Большое место в работах, проводимых на дрейфующих станциях, занимают геофизические исследования. Характер этих работ определяется задачами познания природы различных явлений в магнитном поле Земли, а также полярных сияний, ионосферы и распространения радиоволн. Распределение элементов магнитного поля Земли в Центральной Арктике длительное время оставалось неясным. Старые магнитные карты, составленные главным образом на основе расчетов и предположений, были недостаточно надежными. Благодаря первым наблюдениям было выявлено, что магнитные меридианы удивительно близко сходятся севернее Таймырского полуострова и Северной Земли. Дальшеони узким пучком тянутся через океан в район Канадского Арктического архипелага, где расположен магнитный полюс. Некоторые ученые высказали тогда предположение о существовании второго магнитного полюса в северном полушарии, расположенного в Северном Ледовитом океане в районе 86° северной широты и 182° восточной долготы.

Последующие наблюдения опровергли эту гипотезу и доказали, что второго магнитного полюса не существует. Причиной сильного сближения магнитных линий оказалась крупная магнитная аномалия, открытая в этом районе. Для обеспечения мореплавания и полетов самолетов в Арктике были построены новые магнитные карты на основе новейших данных наблюдений.

Длительные ряды наблюдений за изменениями составляющих магнитного поля дали возможность установить закономерности изменчивости магнитного поля, возникновения магнитных возмущений и магнитных бурь, которые обычно сопровождаются нарушением радиосвязи. Были построены карты магнитной возмущенности.

Кроме важного теоретического интереса большое практическое значение имеет исследование ионосферы как среды распространения радиоволн. Перед геофизиками стоят задачи повышения надежности радиосвязи в высоких широтах, а также оценки радиационной обстановки в космическом пространстве по данным наземных наблюдений.

На основе экспериментальных данных об ионизации верхних слоев атмосферы под действием вторгающихся сюда потоков заряженных частиц были выяснены основные закономерности и особенности регулярных и аномальных процессов в ионосфере высоких широт. Практическим итогом этих исследований была разработка методики расчета и выбора наиболее эффективных частот для радиосвязи и метода прогноза условий прохождения радиоволн на высокоширотных расстояниях. Полученные материалы дали возможность внедрить в практику радиосвязи службу радиопрогнозов.

Все материалы наблюдений дрейфующих станций широко используются для оперативной работы Гидрометеорологической службы нашей страны, а также для нужд арктического мореплавания. Они способствуют дальнейшему освоению Северного морского пути.

С дрейфующих станций на Большую землю регулярно передаются сведения о погоде, состоянии верхних слоев атмосферы, водных масс и ледяного покрова Северного Ледовитого океана, а также о различных геофизических явлениях.

Восемь раз в сутки проводятся на дрейфующих станциях метеорологические наблюдения, и сразу же эти данные по радио передаются на Большую землю, где синоптики гидрометеорологических станций и других учреждений наносят эти сведения на карты и начинают «колдовать» над будущей погодой.

Раньше, когда не существовало дрейфующих станций и не имелось данных о погоде в Центральной Арктике, синоптики часто бывали в затруднении, не зная, какой «сюрприз» можно оттуда ожидать. Теперь, при регулярном поступлении метеорологических сводок, обвалы холодного арктического воздуха уже никого не застают врасплох. Агрометеорологические данные используются всеми бюро погоды Гидрометеорологической службы не только нашей страны, но и всего мира.

Данные, собранные на дрейфующих станциях, становятся достоянием многих советских научно-исследовательских институтов и учреждений. Они широко используют эти сведения для составления синоптических, гидрологических, ледовых и других прогнозов. По материалам наблюдений дрейфующих станций разрабатываются многие важные научные проблемы, написано множество научных работ.

Работа ученых-полярников на дрейфующих станциях имеет также большую практическую ценность для освоения полярных районов, значение которых в экономике нашей страны все более повышается.

Яковлев, Гурий Николаевич ЛЕДОВЫЕ ПУТИ АРКТИКИ

Редактор Е. И. Белев

Младший редактор 3. В. Кирьянова

Редактор карт 3. А. Киселева

Художественный редактор Е. А. Якубович

Технический редактор В. Н. Корнилова

Корректор Ч. А. Скруль

Сдано в набор 11 октября 1974 г. Подписано в печать 20 января 1975 г. Формат 60х84 1/16. Бумага типографская, № 2. Усл. печатных листов 12,09. Учетно-издательских листов 13,25. Тираж 60 000 экз. А01603. Заказ № 1811.

Цена 48 коп.

Издательство «Мысль».

117071. Москва, В-71, Ленинский проспект, 15

Ордена Трудового Красного Знамени Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова Союзполиграфпрома при Государственном комитете Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, М-54, Валовая, 28

Примечания

1

Нилас — тонкая эластичная корка льда, изгибающаяся на волне и зыби.

(обратно)

2

Ныне Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт.

(обратно)

3

20 апреля 1955 года закончила работу дрейфующая станция СП-3, а 21 апреля того же года начала работать дрейфующая станция СП-5. Ее задачей было исследование океана в приполюсном районе. Предполагалось, что дрейф станции СП-5 будет проходить в районе, расположенном между линиями дрейфа СП-4 и СП-3, с одной стороны, и линией дрейфа ледокольного парохода «Георгий Седов» — с другой.

(обратно)

4

20 апреля 1956 года успешно закончила цикл исследований первая смена станции СП-5. За 365 дней первого года дрейфа станция СП-5 прошла самый длинный путь по сравнению с предыдущими станциями.

(обратно)

5

ДАРМС — дрейфующая автоматическая радиометеорологическая станция.

(обратно)

6

Станция СП-5 в соответствии с планом закончила свою работу в октябре 1956 года.

(обратно)

7

Ионосферой называют сильно ионизированные электропроводящие слои атмосферы на высоте от 80 до 500-600 километров. Она оказывает большое влияние на распространение радиоволн.

(обратно)

8

Несколько лет спустя было выяснено, что эта точка — одна из вершин хребта Гаккеля.

(обратно)

9

Впоследствии было установлено, что это части Хребта Гаккеля.

(обратно)

10

При организации новой станции, СП-15, были использованы оборудование и приборы, перевезенные со станции СП-14 на остров Жохова. Была также найдена льдина с остатками лагеря СП-14.

(обратно)

11

Только, пожалуй, станции СП-17 удалось закончить дрейф спокойно, избежав разломов льдины. На всех других станциях полярников изматывали разломы льдины, торошения и надвигавшиеся ледяные валы, которые нередко ставили под угрозу существование станции и даже жизнь людей.

Льдину первой послевоенной дрейфующей станции СП-2 в 1951 году колоссальным сжатием льдов перемололо, как в гигантской мясорубке. Чудом уцелевший лагерь срочно перебазировали на другое ледяное поле. Льдину СП-5 ломало за время дрейфа 25 раз, льдину станции СП-9 так раздробило, что участников дрейфа пришлось немедленно эвакуировать. В 1966 году в этом же районе, где разломало ледяной остров СП-19, произошло столкновение льдины станции СП-14 с островом Жаннетты. Станцию СП-16 из-за разломов льдины несколько раз переносили с одной льдины на другую.

За все время работы дрейфующих станций сжатия, разломы и торошения ледяных полей отмечались несколько сот раз — это закономерное явление в Арктике. Но обычно происходят разломы морских льдов, имеющих меньшую толщину и прочность, чем ледяные острова. Разлом ледяного острова СП-19 показал, что в исключительных случаях могут происходить катастрофы и с такими мощными образованиями, как ледяные острова.

(обратно)

Комментарии

1

Так в тексте. Правильное написание — талреп — V_E.

(обратно)

2

Исправлено. В оригинале — с — V_E.

(обратно)

3

В издании допущена ошибка. Валерий Быковский пилотировал космический корабль «Восток-5». Космический корабль «Восток-2», пилотируемый Германом Титовым, совершил полет в августе 1961 г. — V_E.

(обратно)

4

Так в тексте. Видимо, должны были быть указаны минуты — V_E.

(обратно)

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ

376 ДНЕЙ НА ЛЬДИНЕ

  Первые дни

  Два месяца спустя

  В разгар лета

  Борьба лета с осенью

  Полугодовой юбилей

  Полярная ночь

  Новый год — новые события

  Февральская катастрофа

  И снова весенний месяц!

  Последние дни

СНОВА В ВЫСОКИХ ШИРОТАХ

ТРИ ГОДА НА ЛЕДЯНОМ ОСТРОВЕ

ЗАГАДКА ПОКИНУТОЙ ЛЬДИНЫ

ПЕРВАЯ КОМСОМОЛЬСКО-МОЛОДЕЖНАЯ

ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ АРКТИКИ

СТОЛКНОВЕНИЕ С ОСТРОВОМ

ИСПЫТАНИЕ МУЖЕСТВА

АРКТИКА ОТКРЫВАЕТ ТАЙНЫ

*** Примечания ***