Не рискуй [Кристен Эшли] (fb2) читать онлайн

Кристен Эшли Не рискуй

Переведено для группы Life Style ПЕРЕВОДЫ КНИГ

Перевод осуществлен исключительно для ознакомления, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.

Глава 1

Никаких связей

Я знала, что пора возвращаться в отель.

Но я не хотела уходить.

Потому что он все еще сидел у барной стойки, потягивая пиво из бутылки, болтая с барменом и улыбаясь ей, мило и дружелюбно. Она была очень красивой, но старше его, лет на пять, может десять. Они определенно знали друг друга и нравились друг другу. Но не в том смысле. А как друзья. Может, как хорошие друзья. Он часто заходил сюда, или они часто сталкивались на улицах этого маленького городка.

Так или иначе.

Это была просто дружба.

Что было хорошо.

Не то чтобы я собиралась что-то сделать по этому поводу. Я не могла.

Никаких отношений.

Никакого риска.

Все же, если бы я смогла завязать отношения с кем-либо, если бы могла послать все к чертям, если бы рискнула, то сделала бы это с ним. За время моих скитаний и из всего, что я видела, из всех людей, которых встречала, он стал бы единственным, кому бы я улыбнулась, и я сделала бы это, оставив всякую осторожность.

Мне бы хотелось, чтобы он улыбнулся в ответ.

Пора идти.

Я допила остатки своего пива, поставила стакан на стол перед собой, натянула свою куртку, застегнула ее и замотала шарф вокруг шеи. Затем я перекинула ремешок своей сумки через голову, повесив ее на одно плечо и разместив перед собой. А потом, глядя прямо на дверь, я выскользнула из кабинки и ушла.

Я не посмотрела на него.

Не смогла.

Так что, я ушла, даже не взглянув на него.

Холод ударил меня, как пощечина. Был поздний январь. Мы должны были быть на юге. Я не знала, что мы здесь делали. Но Кейси командовал, а я подчинялась. Так было всегда.

Всегда.

Пол квартала вниз, перейти дорогу, два квартала вверх, затем через парковку к бетонному тротуару, затем прямо к нашей двери.

Я остановилась у двери и уставилась на нее.

Мне не нужно было видеть табличку Не беспокоить, чтобы понять, что не стоит входить. Я услышала хихиканье, стоны и хрюкающий смех.

Черт возьми!

Я вздохнула, подняла руку и посмотрела на свое запястье.

На часах было две минуты двенадцатого. В этом городе уже все закрыто, кроме того бара.

И он был там.

Я не могла туда вернуться.

А на улице было холодно.

Я сделала глубокий вдох, подняла руку и постучала в дверь.

Хихиканье, стоны и хрюкающий смех резко прекратились, и я громко сказала.

— Пятнадцать минут, чтобы закруглиться!

Затем я развернулась и пересекла парковку, посмотрела по сторонам дороги, даже несмотря на то, что в этом крошечном городишке в такой час движение было небольшим, а именно, его вообще не было.

Все же, я не хотела погибнуть под колесами машины на какой-то пустынной дороге в захолустном городишке в двадцать два года.

Я перешла дорогу и направилась в парк, который приметила там ранее. Я обратила внимание, что даже в такую погоду дети играли на детской площадке, взрослые выгуливали своих собак, мужчины занимались бегом, женщины занимались бегом-ходьбой. Активное общество. Безопасное общество.

Я знала, что, если позволю себе подумать об этом, то мне это понравится. Это заинтересует меня. Это вызовет чувства, которые я не могла испытывать, заставит меня захотеть то, что я не должна хотеть.

Поэтому я не думала об этом.

Я направилась на детскую площадку, села на качели, обхватила руками холодные цепи и начала раскачиваться.

Мне нужны были перчатки.

У нас не было денег, и я не так много времени проводила на улице. Поэтому на самом деле они мне не были нужны, за исключением настоящего момента.

Итак, перчаток нет.

Мне повезло, что у меня был шарф.

Отталкиваясь ногами, я раскачалась, невысоко. Я просто качалась туда-сюда, плавно, успокаивающе. Что-то, чтобы занять свои мысли, пока я ждала; что-то, чтобы отвлечься, пока я ждала.

Неожиданно я услышала грохот автомобиля, и не очень хороший. Мой взгляд скользнул вниз по улице, и я увидела видавший виды пикап, направлявшийся в мою сторону. Он продолжал двигаться. В свете уличных фонарей он оказался светло-голубого цвета. Очень ржавый. И не просто старый, древний. Он и выглядел так, и звучал так. Я продолжала качаться, пока он не проехал мимо.

Потом я перестала смотреть и продолжила раскачиваться.

Я все еще качалась, когда мое сердце забилось чуть быстрее, потому что он вновь появился в поле моего зрения, на этот раз, сдав назад.

Это не к добру.

Он остановился напротив парка, напротив меня. Затем остался стоять, не заглушив двигатель.

Я начала считать. Один, два, три...я дошла до двенадцати, двигатель заглох, и загорелись фары.

На самом деле не к добру.

Я услышала, как громко скрипнула дверь грузовика, она серьезно нуждалась в WD-40, а потом с тем же звуком дверь захлопнулась.

Теперь, я увидела его, и мое сердце забилось еще быстрее, и тем не менее я все равно продолжала качаться, медленно и плавно, пока мужчина из бара обходил свой грузовик и направлялся ко мне.

Потертые джинсы. Кожаная куртка. Шарф. Руки - в карманах его кожаной куртки. Но я знала, что у него есть перчатки.

Все это я видела несколько часов назад, когда он вошел в бар. Шарф и перчатки говорили о том, что о нем кто-то заботился, или он работал снаружи, пожалуй, последнее. Такие мужчины, как он, не покупали шарфы, женщины делали это для них. Кожаная куртка была классной, дорогой, но не новой. Она доходила ему до бедер и имела фланелевую подкладку, которую я заметила, когда он скинул куртку и повесил ее в баре. Куртка была поношенной, но не ободранной. Она хорошо на нем сидела.

Слишком хорошо.

Как и джинсы.

Он направлялся в мою сторону, и в темноте, в дали от уличных фонарей, я не видела, смотрит ли он на меня.

Я чувствовала его взгляд.

Я опустила ноги, и задела каблуками замерзшую грязь, смешанную со слежавшимся снегом. Я продолжала качаться, и остановила качели ногами за полсекунды до того, как он остановился в шести футах от меня.

— Парк закрывается в девять.

Это плохо. Не то, что я находилась в парке после его закрытия, а то, что у него был красивый голос, глубокий, грудной голос. Он был притягательным. И даже очень.

Что тоже нехорошо.

Думаю, ему было за двадцать, не такой молодой, как я, но и ненамного старше. И все же, его голос и манеры обладали авторитетом и уверенностью. В большом количестве. Больше, чем бывает в его возрасте при обычных обстоятельствах. Мужчины в этом возрасте все еще мальчики.

Пока жизнь не сделает из них мужчин.

— Просто жду, когда на горизонте будет чисто, — сказала я ему тихо. — Я не задержусь тут надолго.

— Сейчас больше одиннадцати, темно, холодно, и никого поблизости. Совсем не безопасно для женщины сидеть и качаться на качели в парке в одиночестве. Ты должна быть где угодно, только не здесь, — сказал он мне.

Что ж, ладно, это было интересно. Он не относился к местным жителям, которым не нравились чужаки, нарушающие правила в его городе. Он был мужчиной, которому не нравилось видеть женщину в одиночестве в относительной безопасности, тогда как всегда существовала опасность в любой ситуации.

И он действовал согласно этому принципу.

И он делал это поздним, холодным, темным, зимним вечером.

Это говорило о нем многое.

То, что он произнес дальше, сказало еще больше.

— Провожу тебя туда, куда тебе нужно, — предложил он.

— Я остановилась в отеле. Я вижу дверь своего номера. Спасибо, но все хорошо.

Он повернулся и посмотрел на отель. Я не отводила от него взгляда. Он был высоким. Он был стройным. У него были широкие плечи, и они были такими даже без его кожаной куртки. Очень длинные ноги. В них чувствовалась сила. Сила также ощущалась в его плечах. В его руках с выступающими венами. В его широкой груди. Я заметила все это еще в баре, когда смотрела на него. Даже в его возрасте, он не принадлежал к тому типу мужчин, с которым стоит связываться. Наполовину это было связано с тем, как он держался, как двигался. А наполовину - с его телосложением. У него было прекрасное тело, и сейчас его силуэт вырисовывался в свете уличных фонарей. И несомненно он знал, что с ним делать. Я полагала, что он был быстрым. Я полагала, что он был сильным. Я полагала, что он был умным.

А я никогда не ошибалась, так что я знала, что мои предположения были верными.

Только глупец станет недооценивать этого мужчину, независимо от его возраста.

Он повернулся обратно ко мне и спросил,

— Почему ты не можешь пойти внутрь?

— Мой, э...друг развлекается. Я дала ему пятнадцать минут. Полагаю, у него осталось около пяти.

Он не ответил и какое-то время молчал. Затем он кивнул и сделал шаг назад.

— Доброй ночи, — пробормотал он, развернулся и пошел обратно через парк.

Я не должна была смотреть ему вслед, не стоило этого делать.

Но я смотрела.

Я не могла отвести от него глаз.

Мне нравилось, как он двигался. А именно его походка. Мне она нравилась.

Очень.

Чересчур.

Поэтому я наблюдала, как он двигался, как обошел капот своего обшарпанного, светло-голубого, ржавого пикапа. Я наблюдала, как он забрался в машину. И как завел двигатель. А потом, я наблюдала, как он уехал на своем грохочущем грузовике.

Затем я сильно зажмурилась, сделала вдох и пожалела, не впервые, но на этот раз безумно, чего никогда раньше не испытывала, и это было больно, очень больно, что мне нельзя рисковать.

А потом, я открыла глаза, посмотрела на свои часы, спрыгнула с качели и направилась в отель.

Глава 2

Мне бы это понравилось

Тридцать четыре часа спустя...

Я выглянула из окна закусочной, стараясь не замечать того, что видела.

Но я видела это.

Я побывала во многих городках многих штатов, и я уже встречала такое.

Главный город округа, тихого округа. Главная площадь города, в центре которой находилось здание суда-тире-полицейский участок из красного кирпича и цементного раствора цвета слоновой кости. Симпатично. Вверху, с обеих сторон, широкие лестницы с большими вазонами у основания балюстрад, которые, несомненно были бы в цветах, если бы не январь. Внизу - две другие лестницы, не привлекавшие особого внимания. Это объяснялось тем, что на первом этаже были камеры предварительного заключения. Кабинеты и залы судебных заседаний располагались на следующих трех этажах. Над зданием, на флагштоке, развевался большой американский флаг.

Площадь представляла собой большие участки, которые весной и летом несомненно будут покрыты зеленой ухоженной травой, но в настоящий момент там лежал снег. Огромные деревья, которые росли тут десятилетиями, а может и дольше, сейчас стояли без листвы, но с весны до осени они будут отбрасывать большую тень. Скамейки, чтобы люди могли посидеть. Более крупные, но соответствующие по стилю вазоны в настоящее время пустовали, но летом будут усеяны цветами. Пересекающиеся тротуары, ведущие к четырем сторонам здания суда, были тщательно очищены от снега вплоть до газонов. Красивые уличные фонари с причудливыми завитушками из кованного железа больше не были украшены рождественскими декорациями.

В конце января в этом городке уже не было рождественских украшений. Этот городок заботился о себе. Город украшали к торжественной церемонии зажжения Рождественской елки, на которую собирались все горожане на следующий день после дня Благодарения, а затем украшения тихо снимали и убирали сразу после Нового Года. Я провела здесь уже три дня, был конец января, так что я не знала об этом наверняка, но все же была уверена, что это так.

Мой взгляд переместился на здания, окружавшие площадь. Большинство из них, как и то, в котором располагалась закусочная, были двухэтажными и из красного кирпича. На некоторых, ближе к крыше, висели известково-цементные кремового цвета таблички с датами. На одной был указан 1899 год, что удивило меня, старинное здание, особенно для этого места. Другая гласила 1907. Магазины, рестораны и закусочные на первых этажах, офисы с вывесками на окнах (в основном адвокаты и поручители) на верхних этажах.

Одно здание, правда, было занято огромным универмагом. Табличка на здании утверждала, что оно было построено в 1912 году. Как, черт возьми, оно сохранилось, я никогда не узнаю, учитывая, что здание бесспорно принадлежало местным владельцам и не было поглощено конгломератом. Это многое говорило о городе. Если горожанам нужно было что-либо, что продавалось в этом универмаге, они не ходили в какой-то другой магазин, где могли бы купить то же самое, возможно, за меньшие деньги. Они заботились о своих интересах, желая поддержать такую достопримечательность. Этот универмаг возможно принадлежал одной семье на протяжении четырех, пяти поколений, а может и с самого его основания, с 1912 года. И город не позволит ему исчезнуть.

То же самое и с мясной лавкой, расположенной по ту сторону площади напротив закусочной. Ни в одном городе больше не было мясных лавок. Мясо тут стоило, вероятно, вдвое дороже, чем в продуктовом магазине, и даже если, оно было лучше, чем вы могли бы купить в любом продуктовом магазине, двойная цена всегда была двойной, а деньги всегда оставались деньгами. И все же, лавка была там, и в ней было многолюдно.

Как и на тротуарах. Люди прогуливались, улыбаясь и приветствуя друг друга.

Это место могло бы быть жутким, если бы треть квартала двухэтажных зданий из красного кирпича, располагавшихся через улицу за зданием суда, не были бы снесены, а их место не занял бы современный (на тот момент, я думала, что это, как минимум, два десятилетия назад), застекленный, в какой-то мере пафосный (сейчас потускневший со временем, старомодный и не в хорошем смысле, ему потребуется по меньшей мере еще десятилетие или два, чтобы приобрести ретро стиль) ресторан. Кто-то повлиял на Городской Совет, чтобы построить это уродливое сооружение. Оно запятнало это место, выбивалось из общей картины, и выглядело ужасно. Кто-то полагал, что его дерьмо не завоняет, думал, что это круто, и так будет всегда. Они ошибались. И все же, наличие этого ресторана доказывало, что город не идеален. Что он не был жутким, странным, потерянном во времени городком, в котором мы с Кейси каким-то образом оказались и никогда не выберемся отсюда, потому что, в конечном итоге, нас поймают, перепрограммируют в идеальных жителей маленького городка. Я - домохозяйка, а Кейси по-мужски обеспечивает семью. Или нас съедят зомби, или мы сами станем зомби.

Так что, хорошо, что тот ресторан был тут.

Мне кажется, уродство этого ресторана заставило меня полюбить этот городок еще больше.

По-моему, этот ресторан превратил городок с невероятно крутым названием Мустанг в неидеальное совершенство.

— Привет.

При этом слове, произнесенным низким мужским голосом, я моргнула, глядя в окно, и повернула голову.

А затем замерла.

Потому что в кабинке, напротив меня, сидел тот мужчина из бара, мужчина, которого я встретила тем вечером на детской площадке.

Неужели я настолько потеряла бдительность, что даже не почувствовала не только его приближение, но и то, что его задница оказалась в кабинке напротив меня, его глаза смотрели на меня, а его великолепная рука разматывала шарф?

— А...привет, — тихо ответила я.

Нехорошо все это.

Стоял солнечный день. В закусочной были огромные, витринные окна, и моя кабинка была как раз у одного из них. Это не затемненный бар и уж тем более не темная детская площадка.

И он не был привлекательным.

Он был красивым.

Я была потрясена, увидев, что его волосы не темно-каштановые. На самом деле они были русыми, но я никогда не встречала такого цвета раньше. Очень темный русый с оттенком рыжеватого блеска, который совсем не делал из него рыжеволосого, лишь слегка облагораживал его густые, длинноватые волосы, отчего они выглядели не просто фантастическими, а потрясающими.

Его телосложение не было крепким, рельефным и привлекающим внимание. Оно было великолепным.

И я могла рассмотреть цвет его глаз, опушенных густыми, длинными, темными ресницами, с тем же самым рыжеватым оттенком, как и его волосы.

Они были насыщенного, темно-голубого цвета.

А когда он снял шарф, я увидела жилистую, в высшей степени мужественную шею, отчего мои ладони вспотели.

Черт!

Я взяла себя в руки.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила я.

Он открыл рот, чтобы ответить, бросив шарф рядом с собой на сиденье, но я услышала окрик,

— Грей! Завтрак или кофе?

Он повернул голову, и мой взгляд последовал за ним, я увидела свою официантку на другой стороне прохода. На ней были потертые джинсы, чересчур в обтяжку, определенно купленные до того, как она набрала лишние пятнадцать фунтов, и эти пятнадцать фунтов стали дополнением к лишним тридцати, которые уже у нее были. То же относилось и к ее свитеру. Передник был повязан на ее исчезающей талии, что, к сожалению, ее не красило.

— Уже позавтракал, Энж, только кофе, — ответил он и повернулся ко мне. Сняв свою куртку, он перекинул ее вперед и бросил на свой шарф. — Я Грей, — заявил он, устроившись.

— Привет, Грей, — ответила я, а затем повторила, — Могу я тебе чем-то помочь?

Он улыбнулся, и ему действительно не стоило этого делать. Правда, не стоило этого делать.

Потому что на левой щеке у него была ямочка, что превращало его из потрясающе красивого в потрясающе красивого с налетом очаровательности как дополнение. И как будто этого было недостаточно, его улыбка привлекла мое внимание к его губам, которые, я не знала, почему не заметила раньше, были полными и соблазнительными.

У меня пересохло во рту.

— Я - Грей, — повторил он, я оторвала взгляд от его теперь двигающихся, великолепных губ и посмотрела в его не менее прекрасные глаза, и он продолжил, — А ты?

Я снова взяла себя в руки.

— А я задаюсь вопросом, чем могу тебе помочь.

В его взгляде появилось веселье, и, слегка наклонив голову на бок, он посмотрел на меня, оценивающе и внимательно.

Затем выпрямился и заметил,

— Ты все еще в городе.

Я посмотрела вниз на себя, потом на него, и согласилась,

— Ага.

Он снова улыбнулся.

Черт побери!

— Ты согрелась той ночью? — спросил он.

— Ага, — повторила я.

— Хорошо, — пробормотал он, и Энж, наша официантка, подошла к столу с кружкой кофе для Грея.

Мы оба посмотрели на нее. Она смотрела на Грея.

— Как Мирри? — спросила она.

— Она в порядке, — ответил Грей, снова улыбаясь и демонстрируя ямочку.

О, Боже, эта улыбка.

Нужно убираться отсюда.

— Давно я ее не навещала. Ей нужна компания? — спросила Энж Грея.

— Всегда, — ответил Грей.

— Она сможет пережить визит выводка? — продолжила Энж, и улыбка Грея стала шире.

Да. Ах, да. Пора уматывать отсюда.

— Ты же знаешь, что сможет, Энж, — ответил он.

— Тогда ладно, я соберу своих монстров и заскочу сегодня после школы, — заявила Энж, кивнула Грею, взглянула на меня, оглядев с головы до груди, затем снова посмотрела на Грея и, склонив голову на бок, она понимающе ухмыльнулась, а затем ушла вразвалочку (надо сказать, что это определенно была походка вразвалочку).

Великолепные голубые глаза Грея вернулись ко мне.

— Это Энж, — сказал он мне.

— Я поняла, — прошептала я.

Он снова улыбнулся.

Боже. Мне нужно выбраться отсюда.

— У нее один мальчик, три девочки, мальчик...-- по-прежнему улыбаясь, он покачал головой. — Не уверен, какой путь выберет этот малыш, только предполагаю, но думаю, мое предположение оправдается. Все ее девчонки - пацанки. Дикие. Никогда не видел ничего подобного. Они больше мальчишки, чем большинство мальчиков, а ее парнишка более женственен, чем любая девочка.

— Это интересно, — сообщила я. Так и было, и даже больше, мне было приятно, что он рассказал об этом. Я не знала, почему. Может из-за того, с какой легкостью он это сделал, словно мы общались, чтобы познакомиться друг с другом поближе, словно это могла быть одна из многих подобных ситуаций, в которых мы окажемся, вместе, как тогда, общаясь, делясь, узнавая друг друга, пока не сблизимся, вот почему мне нужно было прекратить это. — Но ты все еще не ответил на мой вопрос.

Его улыбка исчезла, а взгляд стал настороженным. Он ничего не говорил.

Какое-то время он изучающе смотрел на меня, пока я рассматривала возможные варианты своих действий и решила достать деньги, бросить их на стол, чтобы заплатить за свой уже съеденный до чистой тарелки завтрак и почти допитую, но не до конца, третью кружку кофе, взять свои вещи, попрощаться, не грубо, но окончательно, и убраться ко всем чертям.

Прежде чем я смогла осуществить свой план, Грей снова заговорил.

— Мужчина с которым ты здесь, недостаточно взрослый, чтобы быть твоим отцом, очень похож на тебя, должно быть твой родственник. Он твой брат?

Это привлекло мое внимание.

Когда он успел увидеть Кейси?

Но я не спросила об этом.

Вместо этого я высказала предположение.

— А ты шериф или кто?

Он покачал головой, не отводя от меня взгляда.

— В таком случае, не могу сказать, что мне по душе такое внимание, — сказала я ему.

— Еще бы, — тихо ответил он.

— Я — я начала говорить, но замолчала, когда он наклонился ближе.

— Не могу сказать, что мне нравится это говорить, но все равно скажу. Ты здесь не для того, чтобы подработать официанткой у Дженкинса, лучше тебе и твоему парню уехать.

Нехорошо.

— Извини? — спросила я еще тише, чем он говорил.

— Не знаю, в какие игры вы играете, меня это не волнует, и я не жду, что ты поделишься этим, так как даже не назвала мне своего имени. Но я знаю, что он делает, и не я один. Не знаю, когда он потребует, чтобы ты выполнила свою часть работы. Что хочу сказать, если ты пойдешь по тому пути, который он выбрал, попадешь в неприятности. Они рассчитывают на это. Его засекли. Тебе нужно уезжать.

Я была права. Это плохо.

Кейси выследили. И Грей, понимая, что я скрывалась, вычислил меня.

Грей был прав. Нам пора было двигаться дальше.

Я уже собиралась это сделать, когда он продолжил говорить.

— И все же, девочки Дженкинса получают хорошие чаевые. Еда превосходная, дорогая, и всегда была. Чаевые большие. Шелли, старшая официантка, получила почти сорок тысяч за прошлый год. Немалые деньги. Ей доплачивают за найм и обучение персонала, но всем девочкам, которые работают там уже какое-то время, нравится там работать. Только Диана ушла, ее муж получил работу в Оклахоме, поэтому ей пришлось. Отличное место, чтобы остаться, если ты ищешь такое место.

Я уставилась на него, и теперь у меня пересохло во рту и в горле. Не потому, что он был красив, и все такое, а потому, что он сидел там и спокойно предлагал мне мечту.

Я, наверно, была единственной девушкой в мире, которая хотела бы быть официанткой.

И не официанткой я хотела быть.

Но меня бы это устроило.

В этом городе.

С ним в этом городе.

Связи.

Знакомства.

Каждое утро просыпаться и знать, где ты находишься, и каждый вечер ложиться спать, зная, что проснешься там же.

Мне бы это понравилось.

И от самой мысли об этом мне хотелось заплакать.

Поэтому, я должна была убраться прочь к чертовой матери.

Чем я и занялась, доставая деньги и кутаясь от холода, и одновременно пробормотав,

— Я благодарна, Грей. За твое время. За твою честность.

Я не застегнула свою кофту и не замотала шарф, едва положила свой кошелек обратно в свою сумку, когда выскользнула из кабинки, все еще натягивая пальто на одно плечо, шарф в руке, сумка зажата вместе с ним.

Но я позволила себе это, одну последнюю вещь. Глупо. Но мне этого хотелось. Ужасно. И я не получила то, что хотела, так что позволила себе это.

Я снова посмотрела в его прекрасные глаза на его потрясающем лице, с его великолепными губами, густыми, необыкновенными волосами, все это поверх широких плеч и мощной груди, скрытых под джинсовой рубашкой в стиле "Вестерн" с перламутровыми пуговицами-кнопками, и я прошептала,

— Удачи.

Затем я свалила оттуда ко всем чертям.

Глава 3

Я обязана ему всем

Пятнадцать минут спустя...

— Меня это устраивает, — заявил Кейси, и я уставилась на него.

— Что? — спросила я.

Он улыбнулся, и я узнала эту улыбку.

Мой брат.

Проклятье.

— Прошлой ночью поимел горячую штучку, собираюсь повторить это снова. Хорошо, когда есть свободное время, и не надо работать.

Я рассказала ему о том, что сказал Грей, что его засекли, что Грей вычислил меня. Ситуация была опасной. Мы не могли тут оставаться.

Мы должны были убраться из этого города.

— Кейси, не думаю, что должна напоминать тебе, но у нас осталось пятьсот двенадцать долларов и тринадцать центов. Нам пора уезжать.

Его улыбка ничуть не померкла.

— Только одна ночь, — ответил он.

Я покачала головой,

— Нет, мы должны ехать.

— Айви, — его голос стал подлизывающимся, и он двинулся ко мне, — у нас есть ночь.

— Нет. У нас есть пятьсот двенадцать долларов и тринадцать центов без всяких заигрываний. Мы должны уезжать, найти новый городок, найти новый заработок. На это нужно время. У нас есть неделя до того, как мы останемся без денег.

— Дорогая, — определенно подлизывался, его улыбка стала шире, — это всего лишь одна ночь.

— Одна ночь означает еще одну ночь в отеле, и один день мы не в пути, день, который мы теряем. У нас нет еще одной ночи.

Кейси отступил назад, и выражение его лица стало сердитым.

Это тоже было плохо.

Моя жизнь была наполнена проблемами. Такое часто случалось. И чаще это происходило тогда, когда Кейси вел себя таким образом.

— Господи, Айви, какого хрена? Это всего лишь одна ночь! — громко огрызнулся он.

— Кейси —

— Нет, — он покачал головой. — К черту все. Она мне понравилась. Она заставила меня смеяться. Твое общество, я люблю тебя, сестренка, ты знаешь это, — он ударил себя кулаком в грудь, — всем сердцем, ты ведь знаешь, - последние три слова он произнес, подавшись вперед и особо подчеркнув их своим тоном, своим телом, своим лицом, он часто делал на этом ударение, — но с тобой не прикольно, солнышко. Она заставила меня смеяться. Мне было весело. У меня такое не часто бывает. Я не прошу неделю, я прошу лишь об одной ночи. Это самое малое, что ты можешь мне дать.

За последние десять лет было очень много "самое малое, что я могу дать Кейси"

И как и тогда, я дала им это.

— Одна ночь.

Он не перестал злиться.

— Господи, — пробубнил он, удаляясь, — почему ты заставляешь меня плясать под твою дудку... — он умолк, и я закрыла глаза.

Я делала это, потому что научилась давным-давно. Я управляла нашими сбережениями. Я следила за ними. Я не давала нам сбиться с цели. Кейси не был в этом хорош.

Кейси не был хорош во многом.

За исключением заботы обо мне.

По-своему.

И я точно знала, как долго пятьсот двенадцать долларов и тринадцать центов смогут добывать нам еду, бензин и проживание в отелях.

У нас была неделя.

Мы не могли потратить впустую лишний день.

Но я потеряю один день ради Кейси. Я задолжала ему это. Я обязана ему всем.

— Сегодня вечером мне надо, чтобы ты исчезла отсюда, — заявил он, взяв свой телефон с подставки для подзарядки.

О, нет.

Я предоставляла ему ночь, он не получит номер.

— Ни за что, — ответила я, повернувшись к нему лицом.

Его по-прежнему сердитый взгляд вернулся ко мне.

— Что?

— Ни за что, — сказала я. — Номер был в твоем распоряжении прошлой ночью. Только не снова. Я сидела в баре три часа, а потом на холоде на улице. Тебе нужно встретиться со своей горячей штучкой, прояви фантазию, но номер мой.

Он вернул телефон на подставку и развернулся,

— Я не могу трахнуть ее в машине. Она - высший класс.

Конечно. Она была высшим классом.

Я ни на секунду не поверила в это.

Мой брат перетрахал изрядное количество шлюх, но ни одна из них не относилась к высшему классу.

— Тогда, как я сказала, прояви фантазию, — ответила я.

— Это некруто, — огрызнулся он

— Что? — спросила я. — Мы не должны оставаться здесь лишний день, и ты это знаешь. Хочешь немного повеселиться, посмеяться, насладиться ее обществом, пожалуйста. Я сдалась. Мы не можем себе этого позволить, но она твоя. К тому же, прошлой ночью номер был твой. Сегодня, он мой. Я знаю, что ты можешь быть изобретательным, Кейси. Так что, прояви изобретательность.

Он бросил на меня сердитый взгляд.

Я позволила ему.

Я много раз уступала, в большинстве случаев я позволяла ему вытирать об себя ноги. Я была ему обязана, поэтому позволяла ему это.

Но, я не собиралась сидеть в том баре, не сегодня вечером, не тогда, когда Грей мог войти. Грей, который знал, что Кейси из себя представлял, что я из себя представляла. Ни в коем случае. Ни за какие деньги.

Кейси ждал, надеясь, что я смягчусь. Я часто это делала, поэтому он был полон надежд.

Я выдержала его сердитый взгляд и не смягчилась.

— Бл*дь, — прошипел он, схватил телефон с подставки, порылся в заднем кармане и вытащил клочок бумаги. Затем посмотрел на него и начал со всей силы нажимать на кнопки телефона.

— Дам тебе минуту, чтобы поговорить со своей девушкой, — пробормотала я, и он косо посмотрел на меня.

— Спасибо, как благородно с твоей стороны, — язвительно сказал он.

Я вздохнула.

Затем он перевел взгляд на свои ноги, и на его лице появилась улыбка.

— Привет, красотка, это Кейси, — сказал он в телефон.

Я вышла из номера.

Глава 4

Нецелованная

— Кухня еще работает? — спросила я бармена.

Я вернулась в бар. Глупо было сюда возвращаться. Это последнее место, где мне стоило бы быть. Последнее место, где я хотела находиться. Но, я была здесь.

И я знала почему.

Потому, что лгала себе.

Это не было последним местом, где я хотела находиться. Это — единственное место, где, я знала, мог быть он.

Идиотка.

Это был тот же бармен. Большая копна густых, темных волос, почти такой же длины, как и мои, которые струились по ее плечам и спине. И хотя стоял январь, она была одета в обтягивающую майку и узкие джинсы. Думаю, так больше давали чаевых. Она была высокой и, как ни странно, очень подтянутой, ничего лишнего, хотя у нее была большая грудь. Она казалась натуральной, хотя, я, естественно, не знала этого. Либо кто-то сделал феноменальную работу, либо Бог ее очень любил.

Я решила, что Бог любил ее гораздо больше. При более близком рассмотрении, она была не на пять лет старше Грея, и не на семь-десять лет старше меня. Она была на десять лет старше Грея, но не выглядела на свой возраст. Она не скрывала свой возраст. А выглядела моложе своих лет.

Она чувствовала себя в своей тарелке. На своем месте.

Она либо владела этим баром, либо спала с его владельцем. Это было ее место, и ей нравилось находиться тут.

— Пять минут, дорогая, — сказала она мне с искренней, доброжелательной улыбкой. — Тебе повезло.

Я кивнула и улыбнулась в ответ, моя улыбка, возможно, не была искренней или приветливой, но мне хотелось, чтобы она такой была.

— Тогда, можно мне бутылку холодного пива и то, что проще приготовить, так как я не привередлива, и кухня сможет закрыться после приготовления моего заказа.

Ее улыбка стала шире.

— Сэндвич с рубленной свининой, — ответила она. — Не знаю, является ли он самым простым в приготовлении, но ты не можешь уехать из Мустанга не попробовав один из сэндвичей Rambler с рубленной свининой. И мы подаем картошку фри в виде спиралек, изысканное лакомство.

Моя улыбка тоже стала шире, и я снова кивнула.

— Звучит прекрасно.

Она склонила голову на бок,

— Никаких предпочтений, как прошлым вечером?

Да. Ее чаевые были огромными. Она обращала внимание на своих посетителей. Была середина недели, но в этом городке имелось два бара, и только этот находился в нескольких минутах ходьбы от главной площади и жилых кварталов, так что, я не сомневалась, что бывали вечера и даже дни, когда тут становилось довольно оживленно. На самом деле, бар располагался на площади суда. В другом баре мы с Кейси собирались заняться нашим делом. Он был все еще в черте города, но далеко от центра. Когда мы первый раз проехались по городу, я сказала Кейси, что не собираюсь работать в Rambler. Второй бар был злачным местом, не таким гостеприимным, и даже близко не таким славным, то же самое и с его посетителями. Я не возражала поднять там деньги. Однако, с любым, кто заходил в Rambler, совсем другая история.

Но она запомнила меня с прошлого вечера, пусть даже в баре было не многолюдно. Это было мило, позволить мне узнать о том, что меня запомнили.

Она была милой.

Ей нравился Грей.

Грею нравилась она.

Ее улыбки были искренними.

И снова я поймала себя на том, что мечтаю о другой жизни.

— Никаких предпочтений, — подтвердила я. — Любое пиво, которое под рукой.

— Хотелось бы мне, чтобы все мои клиенты были как ты, — не переставая улыбаться, сказала она.

Но она не знала. Она не знала меня. Если бы она знала меня, она, наверное, вышвырнула бы меня вон.

Она достала бутылку Короны, открыла ее и поставила передо мной.

— Пойду, передам твой заказ. К счастью для тебя, уже поздно, и они не будут возиться.

Я кивнула еще раз, а затем пробормотала,

— Спасибо.

Она направилась к середине бара и вышла через двустворчатые двери на кухню.

Я скользнула взглядом по помещению.

Было без пяти девять. В нашем номере имелось кабельное телевидение, но не так много каналов. Я этого не хотела, но мне стало скучно.

Мы с Кейси путешествовали налегке. Я читала три книги, которые держала при себе, по меньше мере раз десять. У нас не было денег, чтобы заскочить в книжный магазин, который я видела на площади, и купить еще одну. После телефонного разговора Кейси выскочил из номера злой и сказал мне не ждать его. Я подозревала, что это означало, что он заявится домой не раньше рассвета. Это также значило, что на следующий день первой машину поведу я.

Обычное дело.

Я должна была остаться в номере, в тепле, просто остаться.

Я этого не сделала. Я ушла. Я сглупила. Освежила свой макияж. Взбила волосы. Надушилась. Обула свои чуть более симпатичные ковбойские сапоги.

Затем я совершила еще большую глупость, придя в этот бар.

Я не делала глупостей. Вела себя осторожно. Не рисковала. Никогда.

Я не знала, что на меня нашло.

Но мне хотелось есть, и мне было скучно, и я провела в этом гостиничном номере весь день, и по телевизору ничего интересного не показывали, а в баре было тепло, прошлым вечером я чувствовала запах еды, и видела еду, и выглядела она вкусно.

И Грей мог бы быть тут.

Его не было.

Я сказала себе, что почувствовала облегчение.

Но это не так.

Этим вечером народа в баре было меньше, чем вчера. Толпа ужинающих (если тут такая была) рассеялась, люди находились дома перед своими телевизорами.

Двое мужчин сидели за квадратным столом, рядом друг с другом, а не напротив. Навалившись на стол, ссутулившись, бутылки пива на столе зажаты обеими руками. Их разговор был тихим и вероятно неинтересным. У них либо были женщины дома, с которыми они не хотели находиться, или, судя по их виду, у них не было ни женщин, ни перспектив. Они оба нуждались в парикмахере. Их одежда нуждалась в лучшем уходе и ей не помешала бы стирка. Их тела не были храмом души. Ссутуленные плечи означали, что они не хотели привлекать внимание и/или старались отвлечь его от нездорового объема своих тел. Они были здесь прошлым вечером. Они, возможно, являлись лучшими посетителями красивого, опрятного, пышногрудого, искренне дружелюбного, веселого бармена. Они, наверно, приходили сюда каждый вечер, в основном потому, что ничего хорошего их не ждало дома, и им не хотелось вспоминать об этом.

Я перевела взгляд и увидела ее у стойки бара. Я не хотела замечать ее, не хотела смотреть на нее, но сделала это. Я повидала много подобных ей вследствие своего ремесла. Слишком много косметики. Наложенной как попало, потому что она была пьяна, когда красилась, и причина этого в том, что в некотором роде, она всегда была пьяна. Скромная одежда, о которой тоже не очень хорошо заботились, но она пыталась. Сейчас на ней был кардиган и узкая юбка. Позже этот кардиган снимется, и она будет демонстрировать свое тело. Она будет искать внимание или проведет какое-то время, пока относительно трезва, убеждая себя, что не собирается делать этого, не собирается снова так поступать с собой. Затем она напьется и захочет компании, ей захочется поговорить, захочется, чтобы кто-то заверил ее, что ее жизнь не смыта в унитаз. Ей захочется, чтобы, хотя бы на час, кто-то заставил ее считать себя красивой. Она отсосет ему за это. Она сделает что угодно. И даже больше, если он купит ей выпить.

Местная пьянчужка.

Я увидела это в своем будущем, как будто у меня был хрустальный шар и дар предвидения.

Я увидела это, и оно привело меня в ужас.

Я посмотрела вниз на свое пиво. Затем подняла его, словно показывая средний палец своей жизни и своему будущему, и сделала глоток.

Жизнерадостный бармен вернулась и наклонилась ко мне.

— Заказ готовится.

— Круто, — сдержанно сказала я. — Спасибо, но я сожалею. Они наверно не особо обрадовались, получив заказ в последнюю минуту.

Ее сверкающие карие глаза оставили меня и осмотрели бар, затем вернулись ко мне.

— Четверг. Они не особо вымотались, и должны положить мне в кассу лишние пять баксов.

Ее касса. Как обычно, я была права. Она владела этим местом.

— Точно, — сказала я и сделала глоток пива.

Она слегка нахмурилась.

— Ты новая официантка Дженкинса?

Я покачала головой и опустила руку.

— Новая учительница? — продолжила она.

Хотелось бы.

У меня даже не было аттестата об окончании средней школы. Вряд ли я могла стать учителем.

— Не-а, — ответила я.

— Я - Дженни, — представилась она и протянула мне руку, которую я пожала, пока она продолжила говорить. — Мустанг, хорошее место, чтобы поселиться. — я отпустила ее руку, и она опустила ее вниз, но продолжила. — Последовала сюда за мужчиной, избавилась от этого мужчины, он свалил из Мустанга, слава Богу. Я перебралась в город, когда мы расстались.

— Итак, вы преуспели в жизни, — отметила я, и она снова улыбнулась.

— Определенно. К тому же, я заполучила мужчину в Мустанге. Он намного лучше.

Я опять улыбнулась в ответ.

— У тебя есть мужчина? — спросила она с любопытством, но все же по-дружески. Я была в ее баре накануне вечером, пришла одна, ушла одна. То же самое сегодня. Я была молода. Она подумала, что я новенькая в городе. Должно быть, она хотела свести меня с кем-нибудь.

Но у меня не было мужчины. У меня ничего не было. Только три пары джинсов, четыре футболки, пять рубашек с длинным рукавом, две из которых с горловиной на пуговицах, в одной из них я была сейчас, теплый свитер, тонкий кардиган, две майки, пол дюжины пар трусиков, три лифчика, две ночные сорочки, семь пар носков, две пары ковбойских сапог, одна пара шлепок, три пары шорт, бикини, три книги, наручные часы, джинсовая куртка, шарф, семь флаконов духов (единственное, на что я раскошелилась, мне понравился аромат), немного косметики, различные дешевые украшения, не так уж и много, и брат.

Это все, что у меня было в этом мире. И больше ничего.

У меня больше ничего не было, кроме моей жизни, моего здоровья и особого таланта, который помогал заработать достаточно денег на пропитание, на крышу над нашими головами в дешевых гостиничных номерах и на топливо для бака Кейси.

Я поднесла бутылку к своим губам, отвела взгляд и пробубнила,

— Нет.

— Такая красавица, как ты? — спросила она, и я снова посмотрела на нее, сделав глоток.

Я не ответила.

Затем поставила пиво.

Затем, как бы сильно мне не хотелось поболтать с симпатичным, дружелюбным, веселым барменом, я знала правила.

Так что, она тоже должна была их знать.

Я повернулась и покопалась в своей сумочке, лежавшей сбоку, вытащила купюру и положила ее на барную стойку. Чаевые были приличными, больше, чем я могла себе позволить, столько, сколько она заслуживала.

— Оставьте себе. Я собираюсь немного поиграть в бильярд, — не встречаясь с ней взглядом, сказала я. — Приятно познакомиться, Дженни.

Затем я схватила свою сумку, куртку и шарф, слезла со стула, забрала бутылку пива и побрела дальше по бару, мимо расставленных то тут, то там столиков, и вверх по двум ступенькам на платформу, на которой стояли два бильярдных стола, обитых красным сукном.

Мне нравился красный. Он создавал теплую атмосферу в помещении.

Мне также нравилось, что столы были бесплатными. Никаких табличек, говорящих, что ты должен заплатить за шары в баре. Никаких отверстий для монет или купюр. Шары в свободном доступе. Доказательство, что Дженни была дружелюбной. Она хотела, чтобы люди приходили в ее бар и проводили там какое-то время. Бильярд был просто бонусом, за который им приходилось расплачиваться покупкой пива.

Я установила шары и выбрала себе кий.

Я разбила пирамиду и загнала в лузы полдюжины шаров к тому времени, как Дженни подошла к платформе с моей красной овальной корзинкой, с белой лощеной бумагой на дне, моим сэндвичем и картошкой фри с соответствующими мягкими пластиковыми бутылками кетчупа и горчицы, красного и желтого цвета, ловко обхваченными пальцами другой руки.

— У тебя хорошо получается, — отметила она, поставив мою корзинку на высокий стол у стены между двумя бильярдными столами и тремя стульями вокруг.

— Спасибо, что принесли еду, — сказала я в стол, прицелилась, отвела руку назад и ударила.

В лузу закатилась шестерка.

Она заколебалась, я почувствовала это, когда она отошла.

Я оглянулась, зная, что она этого не видела. Я могла часами наблюдать за людьми, и они не знали о том, что я за ними наблюдала. Я отработала этот навык до совершенства. Не сделай я этого, и денег бы не было.

Выражение ее лица изменилось. Немного разочарованное, слегка обиженное. Я была не столь дружелюбна, как казалась. Это долгий вечер, а долгое может быть скучным. Но в основном, она предпочитала проявление дружелюбности в ее баре. Она думала, что я ей понравлюсь. Она ошиблась. Поэтому, ей не хотелось моего присутствия в ее баре.

Но она взяла мои деньги.

Я выбросила это из головы. Это больно, всегда так было, но я привыкла. Потом я играла в бильярд и ела.

Нельзя сказать, что в моей жизни было много классных вещей, хоть чего-то. Ни разу. Но я достаточно много времени провела в дороге и побывала в достаточно большом количестве баров и закусочных, чтобы попробовать действительно вкусную еду.

Этот сэндвич с рубленной свининой с первого же укуса попал в пятерку, может даже в тройку лучших блюд.

Он не был превосходным.

Он был бесподобным.

Я доела его, допила свое пиво и спустилась к Дженникупить еще одно. Она больше не пыталась быть дружелюбной. Вот тогда я поняла, что она работала в этом баре какое-то время. Она поняла меня.

Я купила пиво, сразу заплатив за него, и побрела обратно к столу.

Я с легкостью выполняла сложный удар, когда появились они, поднявшись на платформу со своим пивом и направившись к другому столу.

Мой взгляд скользнул по ним, и я сразу же их раскусила.

Они были одного возраста с Греем, может немного старше. Они были хулиганами в школе. Спортсменами, несомненно. Не так давно окончили школу, так как их тела еще не потеряли былую форму, но, по крайней мере, у одного из них это уже началось. Вероятно, он был женат или имел постоянную подружку, которую, он знал, никогда не бросит. Двое других все еще искали ту "единственную" или просто снять кого-то на ночь. Поэтому, считали необходимым держать себя в хорошей форме, желали внимания, хотели трахаться и часто. Прилагали усилия. Одежда, прически, тела. Говорили сами за себя.

Но их взгляд, такой взгляд мне никогда не нравился. Заносчивый. Нельзя сказать, что они не были привлекательными. Но даже близко не обладали внешностью или манерами Грея. Хотя, их внешность не была отталкивающей, и эти парни знали об этом. Либо дети богатых родителей, либо сами зарабатывали. Закончили колледж. В их жизни были прекрасные вещи. Они надеялись, что будут наслаждаться прелестями жизни и в будущем. Может не ежедневно, но у них будут развлечения. Будут свои секс-бомбы. Они женятся на одной из них. Возможно, она потеряет форму после рождения второго или третьего ребенка, но будет из кожи вон лезть, чтобы держать себя в руках, с тем, чтобы удержать их. Ей это не удастся, в основном потому, что они будут изменять. Эти парни привыкли иметь то, что хотят, и будут брать это. Бедняжка поймет это, потом потеряет самообладание так или иначе, затем потеряет их.

Развод после тридцати - сорока лет. Замена секс-бомбы на другую, которая, в конечном итоге, тоже перестанет заботиться о своем внешнем виде и потеряет былую красоту, когда они наконец-то пошлют к чертям дни своей минувшей славы, либо она сделает это сама.

С болтающимися вокруг детьми.

Они закончат жизнь в Аризоне или Флориде недалеко от поля для гольфа.

Я не хотела, чтобы они играли рядом со мной.

Я играла в бильярд в течение десяти лет, много. Борис Беккер играл в теннис и выиграл турнир Уимбелдона в семнадцать. Я играла в бильярд и к пятнадцати могла разбить наголову любого. Это было моим даром. Я не могла объяснить. Дело даже не в практике. Я просто видела стол, видела, как выполняются удары, чувствовала их, знала, как их делать и делала. Я загоняла шары в лузы такими ударами, которые не могли выполнить игроки мирового класса.

И мне повезло, что я могла это делать. Это давало нам с братом пропитание, одежду, бензин и крышу над головой.

Я была каталой (игрок, зарабатывающий деньги игрой в бильярд. Прим.пер.), и это, вероятно, все, кем я когда-либо буду.

Но не этим вечером. Этим вечером в моем желудке был вкусный сэндвич и кий в моей руке.

Я играла только для себя.

Я загнала все шары, снова установила их, затем снова загнала в лузы, в своей зоне, не обращая внимания на них. Не замечая никого.

Однако, я совсем не удивилась, когда почувствовала мужское присутствие в конце стола, в то время как склонилась над ним, чтобы еще раз разбить шары, и услышала,

— Дорогуша, ты умеешь обращаться с инструментом.

Я подняла глаза, но не голову. Это был съем и довольно грубый. К другому типу девушки, он подкатил бы по-другому. Но, он увидел мои изношенные сапоги, заметил качество моей кофты. Он знал, что мои джинсы потерты, потому что я носила их долгое время, а не потому, что купила такими.

И он наблюдал за моей игрой в бильярд.

Он считал меня такой же, как та женщина в баре, только моложе, менее грубоватой, способной скрывать, что жизнь меня изрядно потрепала.

Я возненавидела его с первого взгляда.

Я снова посмотрела на стол, пробубнив,

— Ага, — и ударила по шару.

Шары покатились врассыпную, два попали в лузы.

Я выбрала, по какому ударить, прицелилась, выполнила удар, и шар закатился в лузу.

Я отодвинулась, удаляясь в противоположном от него направлении, когда он заявил,

— Ставлю сто долларов, что я тебя сделаю.

Он был грубым, заносчивым и наглым. Он видел, как я играю.

Тупой придурок.

Я прислушалась к своим чувствам. Становилось довольно поздно. В баре появилось больше посетителей. Я чувствовала их присутствие. Стоял небольшой гул, не громкий. Не оживленный. Но людей стало больше. Я привлекла к себе внимание; я ощущала на себе взгляды и не только тех четверых мужчин за соседним со мной бильярдным столом.

— Спасибо, но нет, — пробормотала я, наклонилась, прицелилась к шару, несильно ударила и закатила его в лузу.

— Судя по всему, легкие деньги для тебя, — отметил он.

Он был прав. И они мне были нужны. Очень. Сто долларов я могла растянуть надолго.

Ответ по-прежнему был отрицательным.

У него на лбу было написано неприятности, неприятности, которые мне не нужны.

— Я просто хочу немного уединения, только я и стол, — сказала я столу, перемещаясь вокруг него, не отрывая от него взгляда, не давая этому парню ничего.

— Две сотни, одна партия, — настаивал он.

Проклятье.

На две сотни я могла бы протянуть еще дольше.

— Спасибо, но нет, — повторила я, нашла шар, который хотела забить, наклонилась над столом, ударила, и он закатился в лузу.

— Пятьсот, серия до двух побед, — продолжил он, и я посмотрела на него.

Пять сотен — это еще одна неделя. Пять сотен — это большая сумма. С пятью сотнями нельзя было расслабиться, но можно было передохнуть.

Но я все-таки не собиралась навлекать на себя неприятности.

— Серьезно, без обид, но я бы хотела провести спокойный вечер. Только я, пиво и бильярд.

Он усмехнулся. Коротко стриженные темные волосы. Клетчатая рубашка, купленная не в магазине ковбойской одежды, а в дизайнерском отделе какого-то шикарного универмага и не в том, который напротив здания суда. Джинсы не потертые. Ухоженные руки.

Он занимался административной работой. Парень, вероятно, работал в руководстве.

— Ладно, красотка, я оплачу твое пиво, пять сотен, серия до двух побед.

Я вздохнула. Затем констатировала очевидное,

— Я действительно хороша в этом.

Он улыбнулся.

Абсолютно самоуверенный. Его улыбка была совсем не такой, как у Грея. Она не отражалась в его глазах. У него не было ямочки на щеке, которая придавала бы его мужской красоте легкую очаровательность. Мне захотелось презрительно скривить губы, но я не стала этого делать.

— Ты еще меня не видела.

Двойной смысл.

Он продолжал говорить.

— У меня дома есть бильярдный стол, стоит ещё со времен моего детства.

Ну что ж, посмотрим.

А он еще не закончил.

— Я достойный соперник.

Я изучающе посмотрела на него, затем прошлась взглядом по его друзьям. Двое из них наблюдали. Один склонился над бильярдным столом, прикидываясь, что не слушал. Самоуверенный Нахал был самым привлекательным из их компании, он это знал, и они тоже это знали. Они были его прихвостнями, возможно, еще со старших классов.

Пятьсот долларов.

Мы впустую потратили три дня, ничего не заработав.

Это будет легко, и это удвоит наши сбережения.

Завтра мы уедем.

Черт побери.

— Серия до двух побед, ты покупаешь мне пиво, — согласилась я.

Он улыбнулся, и его взгляд стал ленивым. Он думал, что был в игре. Он хотел наблюдать, как я склоняюсь над столом. Затем он подумал, что заберет мои деньги. Потом подумал, что ему, вероятно, удастся напоить меня, затем поиметь меня, и к тому же он считал, что я запомню такое счастье на всю свою оставшуюся жизнь.

Идиот.

— Дженни! Моей девушке нужно пиво! — закричал он, и я посмотрела в сторону бара.

И у меня перехватило дыхание.

Грей сидел на стуле у бара со стороны, ближайшей к бильярдной платформе, Дженни стояла за барной стойкой напротив него, но он сидел к ней спиной, опираясь сапогами на перекладины стула, и смотрел на меня.

Проклятье.

Я сосредоточилась на бильярде.

— Имя есть? — спросил местный плейбой, и мой взгляд вернулся к нему, он вытаскивал шары из луз.

— Ага, — ответила я, не сказав больше ничего.

Он подождал. Потом на его лице появилось растерянное выражение. Он меня не понял, и не понял, почему это я была невосприимчива к его чарам. Он подумал, что такая девушка, как я, бросив лишь один взгляд на такого молодца, как он, на его внешность, его одежду, его очевидное состояние, воспарю в мечтах, хотя у него не было намерения дать мне что-то большее, чем пару бутылок пива и немного внимания.

Да. Идиот.

Я взяла мелок и натерла им кончик своего кия.

Он продолжил попытки, пока составлял пирамиду из шаров,

— Давно в городе?

— Не-а, — ответила я, положив мелок.

Он посмотрел на меня.

— Останешься надолго?

— Не-а, — повторила я, и к нам подошла Дженни с моим пивом. Я посмотрела на нее, взяла пиво, улыбнулась и пробормотала, — Спасибо.

— Конечно, — ответила она, затем придвинулась ближе, именно так, как делают девочки, другими словами, не глядя, что она и делала, и прошептала, — Осторожнее.

Я поймала ее взгляд, когда она уходила, и слегка кивнула.

Затем я сделала глоток своей Короны.

Затем взглянула на Самоуверенного Нахала.

— Разобьешь?

— Дамы вперед.

Полный придурок.

— Серьезно, разбивай, — снова сказала я.

Он убрал треугольник и усмехнулся.

— Ты начинай, дорогуша.

Я посмотрела на него и постаралась не думать о Грее, наблюдавшем за мной. Но я знала, что он наблюдал. На самом деле, я знала, что все наблюдали за мной.

Как обычно, я не разочаровала. Я разбила и потом, примерно семь минут спустя, я закатила в лузу восьмой шар, было три очень трудных удара, где, как я знала, Самоуверенный Нахал думал, что сделает меня, но я выполнила их и глазом не моргнув.

Я вернулась к своему пиву, сделала глоток, поставила его на полку на стене и заявила,

— В этот раз разбиваешь ты.

Он больше не выглядел самоуверенным. Он выглядел взбешенным. Я не только забила все шары за семь минут, я ни разу не взглянула на него.

Затем я обошла стол вокруг, вытаскивая шары. На этот раз он позволил мне составить пирамиду. Он перешел во главу стола, наблюдая за мной и ожидая. Я составила пирамиду, убрала треугольник и вернулась к своему пиву.

Он выполнил отличный удар. Затем закатил три шара. Парень был неплох, но его варианты иссякли, и с четвертым шаром он промазал.

Я сделала глоток пива, подошла к столу и примерно за семь минут загнала все свои полосатые шары в лузы вместе с восьмым шаром.

— Мать твою, — пробурчал он.

Я поднялась, оперлась тупым концом кия об пол и сказала,

— Две победы. Пятьсот долларов.

Он посмотрел на меня.

— Серия до трех побед, тысяча.

Проклятье!

Я покачала головой.

— Не было такого уговора.

— У меня едва ли была возможность сыграть, — поспешно ответил он.

— Ты видел, как я играю. Я предлагала тебе разбивать первым. Такова жизнь. — я подняла руку ладонью вверх. — Пятьсот долларов.

Он прищурился и обвинил меня,

— Ты катала.

Он не солгал.

Все же, с ним я не жульничала.

— Я хорошо играю в бильярд, ты знал это и сделал ставку, — ответила я с все еще поднятой рукой. — Пятьсот долларов.

— Это глупо, — прошипел он.

— Пятьсот долларов, Бад. — услышала я за спиной. Я посмотрела через плечо и увидела Грея, который стоял в трех футах у края платформы.

— Не влезай в это, Коди, — предупредил Самоуверенный Нахал.

— Ты сделал ставку, ты проиграл, плати. Пятьсот долларов, — заявил Грей, сделав еще один шаг в нашу сторону.

Самоуверенный Нахал со злостью уставился на него, когда его прихвостни обступили его.

Это не к добру.

Черт возьми.

Я спиной почувствовала присутствие Грея рядом.

Черт!

— Бад, пятьсот долларов. Сейчас, — сказал он низким, похожим на рык голосом, его терпение явно иссякало.

Мне хотелось взглянуть на него, чтобы оценить и сравнить. Я понимала, что он знает этого парня; они, наверное, ходили вместе в школу. Но, каким-то образом, он в тысячи раз был более зрелым и мужественным, чем Самоуверенный Нахал. Он был настоящим мужчиной. И он терял терпение, его энергетика заполнила пространство, и не только Самоуверенный Нахал, но и его приятели восприняли это всерьез. Им это не нравилось, но они начали относиться к этому серьезно.

Может, они не были полными идиотами.

Наконец, Самоуверенный Нахал пробубнил,

— У меня нет с собой такой суммы.

— Тогда достань ее. Банкомат на углу. Мы подождем. Не вернешься через десять минут, тебе придется иметь дело со мной, — ответил Грей.

Ух ты. Это было мило.

Самоуверенный Нахал продолжал свирепо смотреть через мое плечо на Грея, потом он перевел взгляд на меня, потом снова на него.

Затем он спросил,

— Вы, двое, знаете друг друга?

— Да, она мой друг, — мгновенно ответил Грей. — А я забочусь о своих друзьях. Теперь, банкомат. На углу. Пятьсот долларов. Десять минут. Тебе стоит вернуться через пять.

Самоуверенный Нахал продолжал сверлить взглядом Грея, чтобы сохранить лицо, потом затопал прочь. Я с облегчением выдохнула. Его друзья вернулись назад к своему столу. Грей схватил меня за локоть и повел к противоположному краю платформы.

Когда мы туда подошли, он не отпустил меня, а, удерживая за локоть, поставил перед собой

Я посмотрела на него.

Он по-прежнему был красивым и сейчас выглядел немного рассерженным, несомненно нетерпеливым, а это означало, что он стал еще красивее. Он также был идеального роста, гораздо выше меня, но я знала, что, если встану на цыпочки, то смогу обнять его за плечи. И если он слегка наклонит голову, то сможет поцеловать меня.

Мои ладони снова начали потеть.

— Куртка, шарф, сумка, возьми их, надень их. Забери деньги, спрячь их и уходи отсюда, — приказал он. — Не задерживайся. Иди быстро, вернись в гостиницу, закрой дверь, накинь цепочку.

Звучало не очень хорошо.

— Это парень доставит неприятности? — спросила я.

— Ты сама это знаешь, куколка, — тихо ответил он.

Он назвал меня куколкой.

Мне это понравилось.

Я сглотнула.

— Ладно, от него больше неприятностей, чем я думала?

— Да, — сразу же ответил он.

— Что ж, так как я знала, что от него определенно нужно ждать проблем, серьезных проблем, насколько все плохо?

— По шкале от одного до десяти? — спросил Грей, и я кивнула. — Сто пятьдесят.

Это меня удивило. Я редко кого-либо недооценивала, особенно, когда дело касалось неприятностей.

Я почувствовала, как мои брови поползли вверх от удивления.

— Серьезно?

Выражение его лица лишь подтвердило его односложный ответ.

— Серьезно.

Ух ты.

— Ты не забрала свои вещи, — подсказал он, отпустив мой локоть.

Я выдержала его взгляд, затем подошла к стулу, где оставила свои вещи. Я натянула и застегнула свою джинсовую куртку, замотала свой шарф вокруг шеи и перекинула ремешок своей сумки через голову.

Как только я сделала это, мой взгляд вернулся к Грею, который так и стоял у края платформы. В тот миг, когда я посмотрела на него, он поднял руку, поманив меня указательным пальцем к себе.

И когда он это сделал, я поняла, что определенно была глупой. Глупой не потому, что играла с Самоуверенным Нахалом в бильярд. Глупой потому, что пришла в этот бар. Пришла в бар, чтобы получить именно то, что получила. Еще раз полюбоваться (и потом побыть рядом с) Греем.

И я поняла это потому, что, когда он поманил меня своим длинным, красивым пальцем так самоуверенно, по-мужски, он заставил меня почувствовать то, что я никогда в своей жизни не чувствовала. Ни разу. Я ощутила это внутри и не была уверена, что смогу скрыть свои ощущения внешне. А также я не была уверена, что смогу устоять на своих внезапно задрожавших ногах.

Я пошла к нему.

Когда я подошла, его рука снова вернулась на мой локоть, но на этот раз я почувствовала ее, каждый сантиметр. Прикосновение было легким, он не был грубым, не пытался мне что-то доказать. Но я чувствовала каждый сантиметр его пальцев, прикасавшихся ко мне.

Каждый сантиметр.

— Ты и твой партнер не уехали из города, — отметил он.

— Э-э...он хотел кое-что сделать. Мы сразу же уедем утром.

— Он сейчас в вашем номере в гостинице?

Мне не хотелось делиться с ним этим.

Мне пришлось рассказать.

— Сомневаюсь.

Грей изучающе посмотрел на меня. Затем кивнул.

Затем он приказал.

— Не покидай свой номер, пока его не будет рядом. Не ходи в закусочную завтракать. Ничего не делай. Понятно?

Ой.

— Он что, настолько опасен? — спросила я.

— Безусловно, — ответил Грей.

Черт, черт.

Я посмотрела в сторону и прошептала,

— Проклятье.

— Куколка, — позвал он, и у меня в животе запорхали бабочки, очень приятное ощущение, и я снова посмотрела на него. — Я не думал, что ты сделаешь ставку.

Я уставилась на него. Затем спросила,

— Прости?

— Ты отшивала его. А потом внезапно сделала ставку. Я не думал, что ты сделаешь это.

Он говорил, что вмешался бы, если бы знал, что я собиралась уступить.

Это тоже было мило.

Он просто был милым.

Мне это нравилось.

Глупая, глупая я.

Я кивнула.

Вернулся Самоуверенный Нахал и, не теряя времени, зыркнул на нас и сунул мне деньги.

Грей отпустил меня и взял деньги.

— Хорошо, что ты тут проездом, — сказал мне Самоуверенный Нахал, и его намек был очевиден. Мне были не рады в его городе.

Я не ответила.

Краем глаза я заметила, что Грей пересчитывал купюры.

Затем он тихо сказал,

— Тут все, милая.

Я посмотрела на него, кивнула, опустила глаза, взяла деньги, посмотрела на свою сумочку и обеими руками запихнула деньги в свой кошелек, не доставая его из сумки.

Затем я взглянула на Самоуверенного Нахала.

— Приятно было познакомиться.

— Да пошла ты, — пробурчал он и ушел прочь.

Ну, вот так это было. Грубо.

Потом я посмотрела на Грея.

— Еще раз спасибо, — прошептала я.

— Уходи отсюда, — прошептал он в ответ.

Не эти два слова я хотела, чтобы он сказал мне, но сейчас, по сути, он сказал их дважды.

Я хотела быть такой девушкой, которой хватило бы смелости прижаться и поцеловать его. Пусть даже в щеку в знак благодарности.

Я не была такой девушкой. Я никогда не целовала мужчину, меня никогда не целовали.

Так что я этого не сделала.

Я лишь глубоко вздохнула и убралась из бара.

Глава 5

Отбить всех красоток

Восемнадцать минут спустя...

— Бад, не хорошо.

Лежа на спине на своей кровати в темном номере гостиницы, я вздохнула.

Это не заняло много времени. Я была в своем гостиничном номере, самое большее, через пятнадцать минут.

И эти слова, сказанные, как я поняла, Греем, послышались из-за моей закрытой на замок и цепочку двери.

— Да пошел ты, Коди. Иди домой. Ты не знаешь эту суку. Не влезай.

Это был Самоуверенный Нахал.

Свет был выключен. Я лежала в сапогах. В куртке. С бейсбольной битой в руках.

У Кейси был пистолет. Я не умела обращаться с оружием.

Я умела обращаться с битой.

Я поднялась и, повернувшись, опустила ноги вниз с одной стороны кровати. Мои ковбойские сапоги тихо коснулись пола. Моя рука крепко сжала биту.

— Не двигайся, ты знаешь, если захочешь попасть внутрь, тебе придется иметь дело со мной.

Это был Грей.

— Клянусь Богом, ты та еще мразь, но ты не справишься с нами четырьмя.

Это был не Самоуверенный Нахал. Это был его прихвостень.

Они все пришли.

Грей был прав, не хорошо.

— Не уверен, что ты хочешь проверить.

Это был Грей.

Я встала на ноги.

Затем я услышала стон боли.

Черт побери!

Я рванула к двери и посмотрела в глазок.

Они все там были; все четверо против Грея.

Грей.

Грей, мужчина, который видел меня три раза, трижды выказывал заботу обо мне, а на четвертый — защищая меня, подвергся нападению на парковке у гостиницы маленького городка.

Мне не стоило вмешиваться. Я должна была позвонить администратору. Должна была сказать, чтобы он вызвал полицию. Или мне просто следовало позвонить в полицию.

Я этого не сделала.

Я сняла цепочку, открыла замок и вышла на улицу.

Я подошла и размахнулась.

Я целилась низко и попала одному из корешей по колену. Он взвыл и отскочил в сторону. Я оставила его, замахнулась и затем ударила по спине второго прихвостня. Еще один вопль, он дернулся и двинулся на меня с тем парнем, которого я ударила ранее, и который уже оправился.

Я нанесла еще один сильный удар, врезав второму чуваку по бедру. Он снова крякнул от боли, но быстро пришел в себя. Я ткнула первого прихвостня в живот дважды, сильно. Он отступил, одновременно пытаясь вырвать биту у меня из рук.

Я крепко держала ее в руках, затем размахнулась, со всей силы, на этот раз повыше. Он поднял согнутые руки, и одной из них отразил удар, и застонав от боли, немного подался назад.

Я переключила внимание на кореша номер два, от которого инстинктивно отодвигалась. Первый не вызывал опасений, а глаза второго были злыми. Когда я замахнулась в пятый раз, второй прихвостень, быстро двигаясь, ухватился за биту. Он, крутанув, дернул ее, я крепко вцепилась в нее. Он крутанул сильнее, вперившись в меня гневным взглядом. Он был выше, сильнее, я ему не ровня. Он вырвал биту из моих рук, затем отшвырнул ее в сторону.

Хреново.

Они надвигались. Я отступала назад, задев каблуком край тротуара, расположенного перед гостиничными номерами, и упала прямо на задницу. Сильно ударившись. И это было больно. Времени, чтобы чувствовать боль не оставалось, они приближались, и я попятилась назад на руках и ногах.

Прихвостень номер два ухмыльнулся.

Да. Мерзко.

Я продолжала пятиться, и ударилась головой и плечами о кирпичную стену.

Это тоже было больно.

Я услышала выстрелы из ружья и одновременно, как зазвучала и заглохла полицейская сирена.

Я замерла на месте, но скользнула взглядом в сторону, и увидела мужчину в майке, поношенном темного цвета махровом халате и брюках, переходящих в пару шлепанцев, который держал в руках ружье. Затем мои глаза метнулись к въезду на парковку, куда заезжала патрульная машина без проблесковых маячков. Затем я перевела взгляд на двух корешей перед собой. Я увидела, что Грей расправился с одним парнем. Он стонал и вроде как катался из стороны в сторону, но больше казалось, что он пытался не потерять сознание. Самоуверенный Нахал стоял на коленях, отклонившись назад, а Грей сжимал в одном кулаке ворот его рубашки, а второй рукой замахнулся, чтобы нанести удар. Кровь текла по его щеке из пореза над левым глазом, но Самоуверенный Нахал, казалось, истекал кровью. У него были разбиты нос, губа и большая ссадина на скуле.

Боже, вся потасовка не заняла больше пяти минут. Как ему удалось нанести столько ран за пять минут?

— Бадди, какого черта? — громко спросил парень в майке. — Господи, ты еще не научился? Сколько еще раз Грей должен преподать тебе урок?

Мне показался этот комментарий интересным.

Парень из гостиницы не стал больше распространяться об этом, и увы, не объяснил ничего, потому что полицейский остановил машину и вылезал из нее.

Я нашла это тревожным.

Я не была большим поклонником копов, и мне не нравилось находиться рядом с ними. Поначалу, в прошлом, это было опасно для здоровья. Сейчас, это профессиональный риск.

Коп облокотился о верх открытой двери своей машины и спросил на всю парковку.

— Скажите, что мои глаза меня обманывают

Два моих преследователя осторожно отступили, когда один из них пробубнил,

— Дядя Ленни.

Дядя Ленни?

Внезапно, полицейский резко выпрямился, и он сделал это, когда молодой человек отошел, и взгляд копа наткнулся на меня.

— О, нет, — услышала я, как он тихо произнес. — Черт, нет. — затем он отошел от двери автомобиля, яростно захлопнул ее и направился к чуваку, которого я ударила по колену. Он шел быстро, агрессивно и выглядел настолько злым, что ярость, исходившая от него, прижала этого самого чувака к боку машины, дядя - коп угрожающе склонился над ним.

— Убеди меня не отрывать тебе твой член, — прорычал он.

Ух ты.

— Дядя Ленни — начал паренек дрожащим голосом.

— Я так понимаю, это девчонка сидит на заднице? — спросил коп.

— Мы были — начал прихвостень, но его дядя придвинулся еще ближе, и я затаила дыхание.

— Так это...девчонка...как я понимаю...сидит на заднице?

— Она кинула Бада в бильярд, — быстро ответил прихвостень.

— Это не так! — огрызнулась я, одновременно услышав низкий голос Грея, который заявил. — Это наглая ложь.

Я посмотрела на него и увидела, что он оттолкнул Самоуверенного Нахала в сторону, Самоуверенный Нахал поднимался на ноги, а Грей направлялся ко мне. Он подошел ко мне, протянул руку, и я вложила свою ладонь в его. Он мгновенно поднял меня на ноги и притянул к себе, крепко держа за руку и не отпуская.

Его рана над глазом все еще кровоточила и довольно сильно. Кровь стекала вниз по его виску, щеке и капала с подбородка на его кожаную куртку.

Все это время полицейский не двигался.

Между тем, он заговорил и сказал следующее,

— Мне наплевать, кинула ли она его, напала на него с целью ограбить, подмешала наркоты или откусила член, отсасывая у него. Бада поимели, в некотором роде, он — мужчина; он должен принимать это, как мужчина. Если у него возникает юридическая проблема, он решает ее законными методами. Чтобы не произошло с Бадом Шарпом, ты не вмешиваешься. Особенно, когда у него возникают претензии к девицам. И чтобы я больше никогда не подъезжал на патрульной машине и не видел, как ты угрожаешь беззащитной девушке, поимевшей тебя, Бада или хоть самого Папу Римского. Ты меня понял?

— Я тебя понял, дядя Ленни, — прошептал прихвостень.

— Господи, мать твою, безмозглый идиот, — пробубнил коп, отошел и повернулся лицом к собравшимся, его взгляд остановился на мне. — У вас есть претензии?

— Если они оставят меня и Грея в покое, то нет, — незамедлительно ответила я, и он кивнул также быстро, потом перевел взгляд на парня в майке. — Ты будешь писать заявление, Мэнни?

— Если они оставят моих клиентов в покое, и на моей парковке больше не будет драк, скажем так, в течение вечности, то — нет.

Мэнни показался мне немного забавным.

Я так думала, но мне уж точно было не до смеха.

Взгляд полицейского скользнул по Самоуверенному Нахалу и его корешам.

— У этой девушки, Грея или Мэнни будут какие-то проблемы с вами, мальчики?

— Нет, сэр, — незамедлительно ответил его племянник.

— Нет, — вместе с ним ответил прихвостень номер два.

Третий покачал головой. Он был единственным, кто старался не отключиться. Теперь он уже стоял на ногах, немного покачиваясь, но я не была уверена, что он мог говорить.

Самоуверенный Нахал со злостью смотрел на Грея.

— Бад? — окликнул его полицейский, и Самоуверенный Нахал оторвал взгляд от Грея и посмотрел на копа. Когда он сделал это, коп продолжил тихим, предупреждающим голосом. — Не связывайся со мной, сынок. Ты ведь знаешь, что тебе лучше со мной не связываться. Ты смышленый, иди домой, промой раны, нанесенные Греем, и подумай над этим. По моим подсчетам, это уже третий раз, когда Грей пускает тебе кровь. Усвой это, чтобы не было четвертого.

Мне показалось, что у Грея с Самоуверенным Нахалом давняя история.

— Она развела меня на пятьсот долларов, — выплюнул Самоуверенный Нахал копу.

— Лен, я был там, и это чертова ложь, — тихо и явно раздраженно сказал Грей, и полицейский взглянул на него.

Затем он посмотрел на меня. Прошелся взглядом с головы до ног.

Я могла читать людей, мне приходилось. Ради выживания.

Копы тоже могли читать людей. Я знала, что он с первого взгляда понял, что я собой представляю.

Хреново.

Грей снова заговорил.

— Она охренительна в бильярде. Он и его парни наблюдали за ее игрой, он знал, что у нее талант. Весь бар это знал. Он предложил пари, она отказалась. Он настаивал, подняв ставку. Она согласилась. Он проиграл. То, что он говорит, бред собачий. Спроси Дженни.

Полицейский удерживал мой взгляд, я удерживала его. Он опустил глаза на мою руку, которую все еще крепко сжимал Грей. Затем он мельком взглянул на Грея. Затем снова повернулся к Самоуверенному Нахалу.

— Думаешь, я не понимаю, что все это значит? — тихо спросил коп Самоуверенного Нахала, я не поняла, о чем он говорил, но увидела в свете уличных фонарей на парковке, как побледнел Самоуверенный Нахал, даже при том, что черты его лица ожесточились. — Иди домой, Бадди, — закончил он почти шепотом.

Его кореша сразу же поплелись прочь. Не имея другого выбора, Самоуверенный Нахал нахмурился, пронзив Грея, а потом меня убийственным взглядом, затем откашлялся и сплюнул в нашем направлении.

— Денег до хрена, и ни грамма интеллигентности, — пробормотал Грей, пристально глядя на Самоуверенного Нахала, когда тот последовал за своими дружками.

Мэнни, полицейский, Грей и я наблюдали, как он удалялся.

Затем Мэнни обратился к полицейскому.

— Спасибо, что так быстро приехал, Лен.

— Это моя работа, Мэн, — проворчал он, и Мэнни посмотрел на меня.

— Вы в порядке, мисс?

Я кивнула, затем тихо ответила,

— Спасибо.

Он кивнул в ответ, затем взглянул на Грея.

— Хочу сказать, что рад тебя видеть, сынок, но лучше без крови на лице.

— Верно, — ответил Грей, ему было весело.

— Выпьем как-нибудь в The Rambler, — продолжил Мэнни.

— Обязательно, Мэн, — тихо ответил Грей.

Затем Мэнни развернулся и направился в сторону своей конторы.

Коп посмотрел на нас с Греем, бросив взгляд на наши руки, Грей по-прежнему держал меня за руку.

Затем он взглянул на Грея и ухмыльнулся.

— Возможно Бад перестал бы быть таким ослом, если бы ты не отбивал всех красоток.

Мне это понравилось и не понравилось. Понравилось, потому что это был комплимент. А не понравилось, потому что это означало, что у Грея полно подружек, и, хотя это не в коем разе не удивило, и совершенно не волновало меня, я не хотела знать об этом.

— Все наоборот, Лен. Не будь он таким мудаком, ему могло бы повезти, — ответил Грей.

Это правда.

Лен одобрил меня, я поняла это, потому что он продолжал ухмыляться, кивая головой. Затем его взгляд метнулся ко лбу Грея.

— Есть хоть один шанс, что ты поедешь в больницу, чтобы наложить швы?

— Со мной все будет хорошо, — ответил Грей.

Это означало нет.

Лен снова быстро взглянул вниз на наши руки, затем на меня, потом на Грея.

Затем его ухмылка переросла в улыбку, и он сразу же опустил глаза на свои ботинки и сказал,

— Так и думал. — Он вновь посмотрел на меня. — Вы уверены, что с вами будет все хорошо, мисс?

Я кивнула.

— Я в порядке. Спасибо, что вмешались.

— Как я уже сказал. Это моя работа, — ответил он, кивнул и направился к своей патрульной машине.

Грей сжал мою руку, и взглянув на него, я поняла, что он смотрел на меня сверху вниз.

— Кроме шуток, ты в порядке? — спросил он.

И тут, даже не пытаясь остановить себя, я сделала кое-что глупое. Кое-что небезопасное. Кое-что, чего никогда не делала, и не думала, что когда-либо сделаю.

Я ответила,

— Я буду в порядке, если ты позволишь осмотреть твою рану.

И вот тогда я получила то, что вероятно искала, то, чего безусловно хотела.

Он улыбнулся мне, и я увидела его ямочку.

Глава 6

Впрочем, это приятно

— Как думаешь, смыв кровь с моего лица и все прочее, ты могла бы сказать мне свое имя?

Это был Грей, сидевший на краю моей кровати в гостиничном номере, пока я стояла над ним, делая именно то, что он сказал, смывала кровь с его лица.

Кровь, которую он пролил из-за меня.

Черт возьми.

Я оторвала взгляд от его небольшой, но глубокой и зияющей раны, и посмотрела ему в глаза.

Он находился близко, очень близко. Я включила весь свет, какой был в номере, чтобы видеть, что делаю, и заметила, что цвет его ресниц был не каштановый. Они были темно-каштановые.

А кончики ресниц -  каштановые.

Вот блин.

— Куколка? — позвал он, и я моргнула, а мое тело дернулось.

Мне необходимо было взять себя в руки.

— Айви, — пробубнила я, вновь посмотрев на рану.

— Айви, — тихо повторил он, и могу поклясться, то как он произнес мое имя, вызвало у меня мурашки.

— Да, — прошептала я, затем провела мокрой салфеткой по его лицу, вытирая кровь.

— Что у нас есть? — Спросил он, и мои глаза метнулись к его, но я уже была научена.

Не смотри долго. Не попадай в плен его глаз.

Я снова посмотрела на кровь, продолжая нежно вытирать ее, и спросила,

— Что у нас есть?

— Рана, — пояснил он. — Насколько все плохо?

Я посмотрела на его рану, затем, отвечая, начала опять очищать его лицо,

— Небольшая, но глубокая. Тебе стоит наложить швы.

— Никаких швов, — проворчал он, и я взглянула на него, предварительно собравшись духом.

Не-а. Мои попытки собраться духом не увенчались успехом, я пыталась смотреть на него, хотя, кончилось все тем, что я в основном пялилась на его нос.

— Никаких швов? — Спросила я.

— Не-а.

— Порез глубокий.

— Заживет.

— У тебя останется шрам.

— Ага, но он заживет.

Я вновь взглянула в его глаза.

— Грей, серьезно, тебе стоит взглянуть на него. Если не накладывать швы, нужно заклеить его пластырем и продезинфицировать.

— У тебя есть аптечка?

У меня была аптечка, но она находилась в машине Кейси.

— Она в машине моего брата.

— Выходит, он твой брат.

Черт!

Именно поэтому ты не заводила знакомств. Вот почему ты не рисковала. Играя с огнем, ты сгоришь.

Но он пролил кровь из-за меня, что мне оставалось делать?

— Да, Кейси. Он мой брат, — прошептала я.

Грей широко улыбнулся мне, показав ямочку, и мое признание того стоило.

Я отошла от него и направилась в ванную.

— Когда он вернется? — Спросил Грей мою спину, и я развернулась к нему.

— Прости?

— Твой брат. Когда он должен вернуться?

Я не могла сказать ему этого.

И я сказала ему об этом.

— Поздно, очень поздно, и это самое раннее. Возможно не вернется до утра.

Грей поменялся в лице, и это была не хорошая перемена. Он выглядел слегка рассерженным.

— Не раньше утра?

— Он...э—э...ну, он занят кое-чем, так что да, будет очень поздно или утром.

Тогда Грей поднялся и заявил,

— Ты едешь домой со мной.

Я застыла на месте и уставилась на него.

Затем я заставила себя прошептать,

— Прости?

— Ты едешь со мной ко мне домой.

— Я —

Он перебил меня.

— Во-первых, у меня есть аптечка. Ты можешь продезинфицировать и заклеить рану. Во-вторых, у меня есть бабушка, которая живет со мной, она не древняя, она не молодая, но будь ей даже триста лет, слух у нее как у немецкой овчарки. Каждое воскресенье она ходит в церковь и с ума сойдет, приведи я домой девушку с каким-либо другим намерением, кроме как накормить ужином или изучать Библию.

Я не могла удержаться. Это было так смешно, что мои губы дернулись.

Грей заметил это и открыто улыбнулся.

Затем он снова начал говорить.

— И последнее, у меня есть свободная кровать. Мэнни гордится этим местом, — он обвел рукой пространство вокруг нас, оно было чистым, и своим наметанным глазом я знала, что за последние пять лет тут проводился ремонт, и, хотя, кабельное состояло из основных каналов, и мне не хотелось бы прожить здесь остаток лет, место было довольно милым для гостиницы и намного лучше, чем многие места, где мне приходилось ночевать, — но спорим, кровать в моём доме удобнее, и я могу гарантировать, что в ней не спали тысячи других людей. Так что, я просто говорю, что ты в безопасности, тебе будет удобно и последнее, и самое важное, ты в безопасности.

Я поняла, о чем он, и пристально посмотрела на него.

— Ты думаешь, они вернутся, — тихо сказала я.

— Кто знает. Джим, Тед и Пит, ни в коем случае. Особенно Пит. Бадди - козёл, и он был очень зол. Ты не поддалась его чарам, затем обыграла его, потом я надрал ему задницу. Такое дерьмо с ним не прокатит, так что.... — он умолк и пожал плечами

Это было не к добру.

Ещё одна струйка крови стекла вниз по его лицу. Небольшая, но рана по-прежнему кровоточила.

Что тоже было плохо.

Пропади оно все пропадом.

Я закрыла глаза.

— Айви, клянусь Богом, со мной ты будешь в безопасности. — Я услышала, как он тихо сказал.

Я открыла глаза в основном потому, что его тихий голос был милым, а с закрытыми глазами казался гораздо приятнее.

— Возьми все необходимое и напиши своему брату записку. Я привезу тебя назад утром.

Мне хотелось прикусить губу.

Но я этого не сделала.

Я пошла в ванную, старательно смысла его кровь с салфетки, намочила другую, затем отнесла её ему.

Затем, остановившись так далеко от него, как могла, я протянула ему салфетку и тихо сказала,

— Рана все ещё кровоточит. Возможно мне стоит сесть за руль.

Он взял у меня салфетку, но сделал это улыбаясь.

Вот блин.

*****

— Проходи на кухню, я отнесу это наверх и принесу аптечку, — велел Грей, щелкнув выключателем и включив свет в коридоре.

Он уже включил освещение на входе.

В конце коридора располагалась кухня.

Он повернулся и направился к лестнице, и взбежал наверх, неся в руках мою сумку.

Я осталась в коридоре и позволила себе прикусить губу.

Он жил не в городе.

Он жил за городом, вдалеке от всех. В темноте сложно было сказать, животноводческая ферма это или фруктовый сад. Рядом с его домом росло многих тенистых деревьев. Также там располагались надворные постройки и несколько обнесенных забором, но пустых загонов. Одной из построек была конюшня.

Но мне понравился именно его дом.

Он был старым. Он не был в стиле ранчо, это был фермерский дом. Небольшой. Компактный. Двухэтажный. Насколько я могла судить, снаружи он был белый, но деревянные элементы выкрашены в другой цвет. Прямоугольное крыльцо у входа с подвесными качелями, эркер гостиной выступал вперед, так что веранда была открыта только с двух сторон

Дверь с витражным стеклом.

Не было необходимости тщательно осматривать оставшуюся часть дома, вход говорил сам за себя.

Здесь жили люди, те же люди на протяжении многих поколений. Говоря это, я имею в виду одну семью. Мебель в доме была старой и красивой. Фотографии на стене выцветшими и симпатичными. То же и с обстановкой. Дом имел обжитой вид, возможно, какие-то вещи добавлялись, но ничего не выносилось. И все же, вместо захламленного с удушающей атмосферой, дом казался теплым и гостеприимным.

Затаив дыхание, я направилась дальше по коридору к неосвещенной кухне. Пошарив рукой в открытом дверном проеме без двери, я нашла выключатель, и кухня залилась светом.

Я закрыла глаза, но все же видела это.

Никакого ремонта, в течение долгих лет. Этот дом вероятно был построен еще до появления современной бытовой техники, но он был модернизирован чуть позже, таким и остался.

Я открыла глаза.

Шкафчики выкрашены в ярко красный цвет. Маленькие белые керамические ручки на их дверцах напоминали горошек в этом море яркого цвета. Откосы оклеены обоями, на белом фоне которых красовались зеленые виноградные лозы и листья, белые и желтые цветы и огромные ягоды клубники. Бежевый холодильник, старомодный с выпуклой передней частью, огромными ручками и закругленными краями. Большая, старая газовая кухонная плита. Кто-то вырезал несколько шкафчиков, чтобы поместить рядом с мойкой бежевую посудомоечную машину. Разделочный стол столешницы, которым так часто пользовались, что он весь был покрыт не простыми бороздками, а волнообразными, закругленными по краям. Большой, обшарпанный деревенский стол находился в середине комнаты, вокруг него стояло шесть стульев, одинаковыми из которых были только три, при этом, все стулья были украшены большими красными мягкими подушками, привязанными к спинкам. Огромная чаша, наполненная яблоками, апельсинами и бананами располагалась в центре. Столешница была уставлена бытовой техникой и подставками для кухонной утвари. На окне задней двери, которая сейчас вела в темноту, висели тонкие белые занавески, подвязанные красными лентами. Над двойной бежевой керамической мойкой располагалось огромное окно с такими же тонкими белыми подвязанными красными лентами занавесками. Еще одно окно — сбоку, под которым находился невысокий, отделанный деревом шкафчик, дверцы которого были инкрустированы деталями из олова, наверху находились ваза с немного повядшими цветами, какие-то открытки, повернутые на бок и чаша, полная ключей, монет и других житейских мелочей.

Я огляделась вокруг.

Большое количество ужинов на День Благодарения было приготовлено здесь. На Рождество. На дни рождения. И просто, чтобы поесть.

Мне она понравилась.

Каждый дюйм.

Каждый чертов дюйм.

— Аптечка для оказания первой помощи. — Услышала я, подпрыгнув от неожиданности, развернулась и увидела Грея, который не спеша шел ко мне по коридору, держа в руках большую с синим низом и белым верхом коробку размером, размером с ящик для снастей настоящего рыболова. Если это была аптечка для оказания первой помощи, у меня возникло ощущение, что у него была история не только с Самоуверенным Нахалом Бадди.

— Это большая аптечка, — ляпнула я, и он опять наградил меня своей ухмылкой.

— Сейчас я мужчина, Айви, но когда-то был мальчишкой, — интригующе пробормотал он, поставил коробку на стол, затем щелкнул замочками и открыл ее.

В ней было полно медикаментов.

Он вырос в этом доме.

Дом не принадлежал ему, это был дом его бабушки.

Мне стало интересно, было ли это лукавством, или еще чем-то.

Мне хотелось узнать о многих вещах.

Но ни о чем из этого я не спросила бы.

— Спиртовые салфетки, пластырь, ножницы, — пробубнил он, копаясь в аптечке и вытаскивая все это, пока я бросила свою сумку на стол, размотала свой шарф и сбросила свое пальто, кинув их на спинку стула. Затем он повернул голову и встретился со мной взглядом. — У нас все есть.

Я кивнула, опустив голову и изучив своим опытным взглядом содержимое, затем я взглянула на него и скомандовала,

— Садись.

Уголки его губ слегка приподнялись с одной стороны, затем он скинул свою кожаную куртку, повесил ее на спинку стула, развязал свой шарф, кинул его поверх куртки и сел, подняв свое лицо ко мне.

Я выкинула из головы мысли о том, насколько красивым он был, и что, если бы я чуть наклонилась, то смогла бы поцеловать его в губы, и как только мне это удалось, я занялась делом.

Я раскрыла упаковку с салфетками, бросила ее на стол и осторожно приложила салфетку к ране.

Он с шипением втянул воздух, и его голова дернулась.

— Извини, — прошептала я, по какой-то причине его реакция сильно взволновала меня. Слишком сильно. Я ненавидела то, что причинила ему боль. На самом деле ненавидела.

Не то,чтобы я не делала этого раньше. До (и после) того, как мы стали жульничать в бильярд и отточили свое мастерство до совершенства, Кейси повидал много чего плохого, что заканчивалось ранами и синяками, так что я уже была в такой ситуации, обрабатывала раны в качестве медсестры — самоучки.

Мне не нравилось, когда я причиняла боль Кейси, ухаживая за ним, но я действительно не хотела, чтобы Грей испытывал еще больше боли из-за меня.

Поэтому я сделала кое-что безумное. Я сделала кое-что глупое. Я полностью забыла, кем я была, где я находилась, с кем я была, и сделала то, что обычно делала, когда лечила Кейси.

Я наклонилась, легонько приложив салфетку к ране, и после каждого касания я наклонялась еще ближе и слегка дула на его рану.

Я трижды сделала это, прежде чем Грей обратился ко мне таким голосом, который я никогда в жизни не забуду. Никогда. Даже если бы я дожила, как он говорил ранее, до трехсот лет. Он был ласковым и тихим, и он был нежным, граничащим с любовью.

— Куколка, твое дыхание действует, как антисептик.

Я резко выпрямилась и посмотрела на него.

Он ухмыльнулся и продолжил

— Впрочем, это приятно.

— Извини, — прошептала я.

Затем его глаза изменились. Эти красивые голубые глаза, опушенные ресницами с каштановыми кончиками. Его взгляд изменился, его я тоже не забуду. Никогда. Я буду вспоминать его глаза каждый день, по десять раз на дню до конца своей жизни.

Его взгляд изменился, став такими же, как его голос. Нежным, граничащим с любовью.

— Не стоит извиняться, — прошептал он в ответ.

Мое сердце заколотилось в груди.

Что со мной случилось?

Я должна была взять себя в руки.

Так что я собралась и продолжила нежно обрабатывать и дезинфицировать рану, очищая ее от крови, затем мастерски отрезала пластырь, соединила вместе края пореза и наложила три тонких, точно отрезанных полоски пластыря, чтобы рана не разошлась.

Затем я сделала шаг назад и объявила,

— Сделано.

Он поймал мой взгляд.

— Ты быстро управилась.

Я не ответила.

Он удерживал мой взгляд.

— Практика, — точно предположил он.

Я повернулась к аптечке и начала наводить порядок.

Я почувствовала, как Грей поднялся на ноги позади меня; он собрал использованные салфетки и их обертки и отнес их к мойке. Открыл шкафчик под ней, выкинул салфетки в мусорное ведро, закрыл шкафчик и повернулся ко мне.

— Спать, — заявил он.

Я кивнула.

— Я покажу тебе твою комнату.

— Хорошо, — ответила я.

Он шел первым, я следовала за ним, и он выключал свет по дороге. Он поднялся по лестнице наверх, я следом за ним.

Наверху, как и внизу, обстановка была обжитой, уютной и приятной, и все предметы мебели находились здесь уже какое-то время.

Он повернул налево и привел меня в комнату, в которой уже был включен свет, мягко и заманчиво лившийся в коридор. Он исчез в дверях, и я последовала за ним и увидела, как он остановился.

— Ванная в конце коридора, последняя дверь справа, — сказал он мне, затем предложил, — чувствуй себя, как дома.

Я отвела взгляд от комнаты с выкрашенной в белый цвет, кованой с причудливыми завитушками кроватью (с высоким изголовьем и высоким, но все же ниже, чем изголовье, изножьем), покрытой невероятной красоты лоскутным покрывалом с рисунком из свадебных колец, с мягким на вид, сложенным одеялом и большими мягкими подушками с рюшами. Деревянные полы теплого медового цвета были покрыты большим, толстым пастельных тонов ковром со спутанной с двух краев, выцветшей бахромой, но изначально, насколько я могла судить, она тоже была пастельного цвета. Неподходящая по стилю мебель стояла вперемешку, часть ее была выкрашена в белый цвет, но местами виднелись сколы, а часть была из полированного дерева, но вся она выглядела очаровательно, а на одном комоде сверху было прикреплено большое овальное зеркало. На прикроватных тумбочках светили включенные лампы на высоких, тонких ножках, с круглыми стеклянными абажурами в горошек и подвешенными снизу кристаллами. А на стенах — репродукции цветов в рамах, потертых от времени, а не потому что так было задумано.

Это была деревенская красота во всем своем великолепии. Комната, которую вы ожидали увидеть в деревенском доме. Комната, за которую вы заплатили бы кругленькую сумму в какой-нибудь мини-гостинице с завтраком, потому что ее владельцы отдали кучу денег, чтобы сделать ее в таком стиле. Комната, которая просто очаровывала своей естественностью.

— Хороших снов, Айви, — тихо сказал Грей.

Я кивнула.

Он поднял руку, обхватил своими длинными пальцами мое плечо, сжал его и вышел за дверь.

Я снова затаила дыхание.

Затем я взяла себя в руки, подошла к двери и закрыла ее.

Потом я решила быстро подготовиться ко сну, забраться в кровать, выключить свет, закрыть глаза и постараться стереть все это из памяти.

Завтра он отвезет меня обратно в гостиницу. Завтра я соберу наши вещи. Завтра Кейси вернется, мы загрузим все в машину и уедем прочь.

Мы оставим Мустанг позади, в зеркалах заднего вида.

Мустанг станет воспоминанием.

Так же, как и Грей.

Я направилась прямиком к сумке, которую Грей оставил на кровати, и сделала то, что собиралась.

В своей ночной сорочке с гелем для умывания, зубной щеткой, зубной пастой и зажимом для волос, я выскочила за дверь и быстро помчалась по коридору, опустив глаза вниз. Я не хотела больше ничего видеть. Не могла больше этого выносить.

И знаете, что было отвратительным?

Глядя в пол, я по-прежнему видела ковровую дорожку, расстеленную в коридоре, привлекательно истрепанную и потертую в середине, где много ходили, но по краям она выглядела практически новой и, за ее пределами, был виден теплый, медового цвета деревянный пол.

Да, даже пол был уютным и гостеприимным.

Черт побери.

Я добралась до конца коридора, дверь в ванную была прикрыта, свет включен. Я толкнула дверь, вошла, подняла голову и остановилась, как вкопанная.

Грей, одетый только лишь (только!) в светло—голубые пижамные штаны, с зубной щеткой во рту повернулся ко мне.

Боже мой.

Боже мой.

У него были широкие плечи. Широкая грудь.

И...и...

Неужели настоящие мужчины так выглядят?

Я имею в виду, мой брат Кейси был относительно подтянутым. Он был стройным. Он много отжимался и делал приседания. Он считал себя бабником, и у него было много интрижек, возможно, он им и был.

Но его тело не было таким рельефным. Особенно живот.

И у него не было таких вен, спускавшихся вниз по его рукам.

Боже мой.

— Достаточно большая, места хватит. — Услышала я Грея, и моё тело дернулось, мой взгляд метнулся от его груди к его лицу, и я увидела, что он вытащил зубную щётку изо рта, полного пены, и отодвинулся в сторону у умывальника.

Как, чёрт возьми, мужчина с полным ртом пены от зубной пасты мог выглядеть просто...настолько...красивым?

— Айви? — позвал он, и я моргнула, но не сдвинулась с места. — Куколка, ты в порядке?

Нет. Я была не в порядке.

Но должна была притвориться, что в порядке.

— Просто странный вечер, — пробубнила я, стараясь определить, будет ли это грубо, если я скажу, что вернусь позже и оставлю его одного.

Мне не приходилось бывать гостем в чьем-либо доме. Никогда.

Каковы были правила?

Как по мне, если бы кто-то наткнулся на меня, когда я чистила зубы, я предпочла бы, чтобы они незаметно исчезли.

Он продолжал чистить зубы, глядя на меня и оставаясь на своей половине раковины. Казалось, что моё вторжение его совсем не беспокоило, и его поведение, казалось, было приглашающим.

Возможно, это было грубо.

Черт.

Я направилась к раковине.

Я положила свои вещи на раковину, держась своей стороны так далеко от него, как только возможно. Я подняла руки и собрала свои волосы, закрутила их и заколола зажимом. Я почувствовала, как они рассыпались вокруг заколки, но не падали мне на лицо, поэтому я могла умыться.

Я осторожно подвинулась к середине раковины (таким образом, ближе к Грею), наклонилась над ней и включила воду.

— Господи, клянусь Богом, никогда не видел так много волос, — все еще с пеной во рту заметил Грей, и я повернула голову к нему, подняв на него глаза.

— Прости?

— У тебя очень густые волосы, — сказал он сквозь пену.

— Ну...да.

Он улыбнулся с пеной во рту, и мое сердце замерло на мгновение, потому что обнаженный по пояс, с пеной от зубной пасты, с улыбкой, от которой появлялась ямочка, Грей заставил бы сердце любой женщины замереть.

Я повернулась обратно к воде.

Затем я быстро умыла лицо.

Этого я не хотела делать при нем.

Я не пользовалась большим количеством косметики, но, по крайней мере, мне необходимо было сделать хотя бы маску.

Никто кроме Кейси не видел настоящую меня.

И теперь еще Грей.

Я выключила воду, дотянулась до полотенца и, наклонившись над раковиной, вытерла лицо.

— Подвинься, дорогуша, мне надо сплюнуть, — пробубнил Грей, и я сделала все возможное, чтобы не отпрянуть от него, освобождая ему место, и у меня получилось.

Он наклонился над раковиной, сплюнул, прополоскал рот, схватил другое полотенце и вытерся.

Ладно, хорошо. С этим было покончено. Все закончилось. Он уйдёт.

Он открыл шкафчик и достал зубную нить.

Не стоило говорить, что я заметила, какие хорошие у него были зубы. И все же, я вынуждена признать, что предпочла бы, чтобы он не стал уделять своим зубам столько внимания этим вечером, зубной щетки было бы достаточно.

Он оторвал кусок зубной нити, положил ее обратно и отошел в сторону.

Я вернулась к заботам о своих зубах.

Грей снова подошел к раковине, опять сполоснул рот до того, как я закончила, и я почувствовала облегчение.

Ну теперь он уйдёт.

Он не ушёл.

Он прислонился к раковине и сложил руки на своей потрясающей груди.

Я снова стала чистить зубы и взглянула на него.

Затем я заставила себя продолжать чистить зубы, и мое сердце снова замерло, потому что он улыбался, глядя на меня.

И он продолжал улыбаться, глядя на меня, пока я чистила зубы.

Это продолжалось какое-то время.

Я вытащила щетку изо рта и сказала с пеной во рту,

— Что?

— Никогда, за всю свою жизнь, я не делил раковину в этой ванной комнате с женщиной. Теперь, я делаю это и даже не знаю ее фамилии.

— Я не знаю твоей фамилии, — отметила я с полным ртом пены.

— Коди.

Я уставилась на него. Затем все еще с полным ртом пены я спросила,

— Тебя зовут Грей Коди?

— Грейсон Коди, — поправил он.

Господи. Это было самое ковбойское имя из всех ковбойских имен. Оно было лучше, чем имя "Джон Уэйн". Чертовски лучше, чем "Рой Роджерс". Однозначно круче, чем "Уайатт Эрп", который был не ковбоем, а безбашенным стражем закона, прославившимся своим участием в перестрелке, что явно круче самого крутого ковбоя, и все-таки имя Грея переплюнуло имя Эрпа.

Это было лучшее ковбойское имя в истории.

— Отдам целое состояние, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь, — пробормотал он, по-прежнему улыбаясь, все еще глядя на меня, по-прежнему скрестив свои потрясающие руки на своей широкой, прекрасной груди.

— У тебя лучшее ковбойское имя за всю историю, — сказала я ему.

Он разразился смехом.

Мое сердце остановилось.

Затем я наклонилась над раковиной, сплюнула, прополоскала рот, сполоснула свою зубную щетку, вытерлась и собрала свои вещи.

Затем я убралась оттуда ко всем чертям, пробубнив,

— Спокойной ночи, Грей.

И я сделала это быстро.

И я сделала это потому что мне пришлось быстро поумнеть.

Потому что я могла бы справиться с его красотой и с его улыбкой. Я могла бы справиться с его ямочкой. Я могла справиться с тем, что он присматривал за мной и даже с его нежностью и лаской в голосе и взгляде, которым он смотрел на меня ранее.

Но я не могла вынести его смех.

Определенно не мне его смешить.

Его смех был самой прекрасной вещью в длинном списке прекрасных вещей, касаемо его. Он был низким и раскатистым, сердечным и заразительным, таким, который вы хотели бы слышать ежедневно, по сто раз в день до конца своей жизни. Настолько, что вы бы старались, из кожи вон лезли, вы бы жили тем, чтобы вызвать этот смех, чтобы насмешить его, чтобы он подарил вам эту красоту.

Поэтому мне нужно было поумнеть.

Быстро.

Глава 7

Варенье

Шесть часов спустя...

Я услышала шаги и приглушенный шум голосов внизу и вылезла из кровати.

Грей был прав; она была намного удобнее, чем кровать в гостинице Мэнни. Одеяло тонкое, но тяжелое и теплое, а постельное белье — старое, и его часто стирали, поэтому оно было мягким.

У меня все еще было около двух часов для сна.

Но мне нужно было встать, вернуться в город и убраться из Мустанга.

Я оделась в комнате, затем быстро прошла по коридору. На этот раз я прислушивалась, даже несмотря на то, что слышала тихие голоса внизу, звуки, что что-то происходит на кухне, запах жареного бекона, поэтому я предположила, что наверху никого нет.

Дверь в ванную комнату была открыта, свет включен. Я поспешила внутрь, закрыла дверь и увидела, что на ней не было замка.

Конечно же нет.

Семья знала, если дверь закрыта, ванная занята.

Это я не знала о таких вещах.

Я сделала свои дела, умылась, почистила зубы. Теперь, без Грея рядом, я заметила, что ванная комната имела деревенский шарм, как и все остальное. Ванна на ножках в виде лап. Керамический умывальник- стойка, с очень широкой квадратной раковиной, высокими бортиками сверху и по бокам, чтобы складывать вещи. Зеркало с волнистыми, скошенными краями и витой гравировкой наверху. Я была удивлена, заметив, что Грей (или его бабушка) не заморачивался с полотенцами. Они не были старыми, потертыми и мягкими, как все остальное. Они были довольно новыми, толстыми и мягкими. Там была полка с несколькими старомодными хромированными коробками на ней, а также небольшая ваза с немного повядшими цветами.

Бабуля Грея явно любила цветы.

Было бы здорово, если бы у меня были деньги, чтобы заехать в цветочный магазин в городе и заказать доставку цветов в качестве благодарности ей за такого замечательного внука.

К сожалению, у меня не было денег.

Я вышла из ванной, поспешила обратно по коридору, аккуратно заправила кровать, взбив подушки, разровняв простыни, а затем покрывало и, под конец, расправив одеяло. Потом я быстро собрала свою небольшую сумку, застегнула молнию и вышла из комнаты. Внизу, на первом этаже, голоса стали громче, запах жаренного бекона слабее, теперь был слышен стук столовых приборов по тарелкам.

Демонстрируя свои намерения, я бросила сумку у входной двери, развернулась и пошла по коридору на кухню.

Я почти споткнулась, когда увидела ее.

С длинными, эффектными седыми волосами, собранными на затылке заколкой, в закрытой ночной рубашке, девственно белой, застегнутой на все пуговицы вплоть до украшенного оборками, высокого воротника. С накинутой на плечи пушистой, свободной вязки, серой, шерстяной шалью. Она была прямо, как бабушка из сериала про ферму в прериях 1800х годов. Я почти что ожидала увидеть, как Майкл Лэндон (Майкл Лэндон — Американский телевизионный актёр, продюсер, сценарист и режиссёр, наиболее известный благодаря главным ролям в трёх длительных телесериалах «Бонанца», «Маленький домик в прериях» и «Шоссе в рай». Прим.пер.) заходит через заднюю дверь, щеголяя подтяжками и отбрасывая в сторону свою шляпу.

Я даже не знала, что подобные ночные рубашки еще шьют, и я никогда, ни разу в жизни, не видела никого, завернутого в шаль.

Ее взгляд был направлен в коридор, на меня.

Она сидела в инвалидном кресле.

Теперь я поняла, почему Грей жил с бабушкой.

Да. Он был хорошим человеком. До мозга костей.

Когда я подошла ближе, то натянуто улыбнулась и тихо сказала,

— Привет.

У нее были проницательные голубые глаза, она окинула меня с головы до ног быстрым опытным взглядом, затем ее взгляд, ничего не выражая, вернулся к моему лицу, и она ответила,

— Доброе утро, Айви.

Грей рассказал ей обо мне.

Я вошла в кухню и увидела, Грея, сидящего за столом напротив меня, спиной к раковине, тарелка с недоеденной яичницей и беконом перед ним (как и перед бабушкой ее тарелка), еще одна тарелка со стопкой тостов стояла между ними. Кофейные кружки, сахарница, небольшой молочник, масленка, баночка клубничного джема, не из продуктового магазина, с серебряной ложкой в нем.

Он смотрел на меня, и его глаза сияли.

— Утро, Айви, — поприветствовал он.

Я остановилась в дверном проеме.

— Доброе утро, Грей.

— Хорошо спалось? — спросил он.

— Да, — солгала я.

Сияние его глаз отразилось в его улыбке, и на щеке показалась ямочка.

У меня засосало под ложечкой

Не глупи, напомнил мне мой мозг.

— Хочешь позавтракать? — спросил он, кивая головой на свою тарелку.

Я покачала головой.

— Спасибо, но нет. Я ценю это, но мне пора возвращаться обратно в город. Могу я воспользоваться твоим телефоном? Я вызову такси, чтобы не причинять тебе неудобств.

Его глаза перестали сиять, и он открыл рот, чтобы что-то сказать, но бабушка его опередила.

— Всем нужно завтракать.

Я посмотрела на нее.

— Обычно я не встаю так рано. Я перехвачу что-нибудь по дороге.

Она изучала меня мгновение, затем заявила,

— Я Мириам Коди.

Черт. Я была грубой. Мне стоило представиться.

Я подошла к ней, не близко, не слишком далеко, так, чтобы она могла дотянуться до меня, и протянула ей руку.

— Очень приятно с вами познакомиться. Как я полагаю, вы знаете, что я — Айви.

Она слегка пожала мою руку, затем отпустила ее, все это время не спуская с меня глаз.

Она кивнула головой в сторону стула, который стоял спинкой к двери, и пригласила меня,

— Садись. Я приготовлю тебе яичницу.

Она приготовит мне яичницу?

Как она собиралась сделать это, сидя в инвалидном кресле?

Я не спросила, даже несмотря на то, что хотела знать.

— Серьезно, — я покачала головой, — спасибо, но нет. Грей был очень добр, я уже отняла у него кучу времени, и я действительно не завтракаю. Особенно в такую рань. Но еще раз спасибо.

Я задалась вопросом, не перегнула ли я палку с благодарностью. Судя по ее оценивающему взгляду, непроницаемому выражению на лице и сдержанности, я могла сказать, что ей не нравилось то, что она увидела во мне. Я привыкла к такому отношению, особенно от женщин, а еще больше от пожилых женщин. У них был опыт. Они замечали то, что другие не видели. Ей не понравилось то, что она увидела во мне. Ей не нравилось, что ее внук появился за завтраком с серьезной раной над глазом, которую пришлось заклеить пластырем. Ей не нравилось, что ее внук появился за завтраком с раной над глазом и с новостью, что в их комнате для гостей была девушка.

Ей не нравилось видеть своего внука со мной.

— По крайней мере, выпей кофе, съешь пару тостов, — предложила она.

Черт побери.

Я никогда не была гостем в чье-либо доме, но подозревала, что будет грубо отказать в третий раз.

— Спасибо, — прошептала я, направившись к стулу, на который она указала, когда Грей сорвался с места.

— Я налью, — пробормотал он.

— Нет, — сказала я быстро и резко, хотя не знала почему, и мне не следовало этого делать.

Грей посмотрел на меня, и я почувствовала на себе взгляд его бабушки. Грей слегка нахмурился, сбитый с толку моим тоном.

— Пожалуйста, — тихо сказала я, — не прерывай свой завтрак из-за меня. Я могу налить себе чашку кофе.

Он изучал меня секунду, слегка вскинул подбородок, уселся обратно на свой стул и подвинулся к столу.

Я подошла к кофеварке с наполовину полным кофейником. Она была подвинута ближе к краю столешницы, вероятно, чтобы бабушка могла дотянуться до нее, если захочет сама подъехать и налить себе еще кофе. Рядом с кофеваркой находилась подставка с кучей разных, но занятных кружек (и все они были большими, судя по всему, фермеры или владельцы фруктовых садов любили пить кофе), висевших на крючках.

Я схватила кружку, перевернула ее, поставила на разделочную часть столешницы, и взяла кофейник. Затем меня осенило, и я повернулась к столу.

— Кто-нибудь хочет добавки? — спросила я, приподняв его.

Грей взглянул на меня и ответил,

— Спасибо, мне не надо, Айви.

— Я бы выпила еще кофе, — сказала бабушка Мириам.

Я кивнула, подошла к ней, налила ей кофе, затем вернулась обратно к столешнице и налила себе.

Едва я села на стул рядом с бабушкой Мириам, как Грей предложил,

— Съешь хотя бы парочку тостов. Ты должна попробовать бабулино варенье.

Я посмотрела на баночку с джемом.

Она готовила яичницу.

Варила джем.

Сидя в инвалидном кресле.

Я сочла это очень интересным.

— Звучит замечательно, — пробормотала я и прежде чем смогла возразить, Грей встал со своего места, залез в шкафчик и вернулся с маленькой тарелочкой с волнистыми краями и цветочным рисунком, и, перегнувшись через стол, поставил ее передо мной.

Тосты уже были намазаны маслом, отлично поджарены, до золотистой корочки. Я взяла один и намазала джемом. Затем я добавила в свой кофе молоко и сахар. Молча потягивая кофе, я принялась за еду.

Вкусный кофе. Я была права насчет тостов — отличные. А джем был восхитительным. Я думала, джем — это просто джем. Но я была неправа.

Бабушкина ночная рубашка. Домашнее варенье. Обои с изображением клубники. Увядшие цветы тут и там.

Я полюбила бабушку Мириам, но такова моя судьба, она никогда не полюбит меня.

— Итак, сколько тебе лет, Айви? — спросила бабушка Мириам, и мой взгляд скользнул к ней.

Это не к добру. Если она хотела устроить допрос с пристрастием, я сидела за ее столом. Пила ее кофе. Спала на одной из ее кроватей. Ела ее варенье. И ее внук пролил кровь из-за меня.

Я не могла избежать этого.

Блин.

— Двадцать два, — ответила я.

Ее глаза прошлись по моему лицу, прежде чем вновь встретиться со мной взглядом, и она сделала мне комплимент,

— У тебя очень красивые волосы.

— Спасибо, — прошептала я.

— И необычные глаза, — продолжила она. — Прекрасные.

— Спасибо, — повторила я шепотом.

— Они у тебя от мамы или от папы?

Холодок прошелся вниз по моему позвоночнику, и мне пришлось сделать невозможное — уступить и в то же время побороть его.

— Глаза от мамы. Я не знаю, от кого я унаследовала свои волосы.

Она удерживала мой взгляд, не дрогнув.

Я отвела глаза и съела свой тост.

Я не посмотрела на нее снова, когда она спросила,

— Откуда ты родом?

— Мы много переезжали, — уклончиво ответила я.

Затем молчание,

— Понятно.

Да. Я была уверена, что ей все понятно.

Я доела тост, откинулась назад, не поднимая глаз от стола, и потягивала кофе.

Проходили минуты, затем бабушка снова заговорила, но не со мной,

— Лучше отвези Айви в город, дорогой. Я помою посуду.

Я не позавтракала, но поняла, что должна, по крайней мере, предложить, поэтому снова рискнула взглянуть на нее.

— Почему бы вам не позволить мне сделать это? Мой способ сказать спасибо за тосты, варенье и кофе, — я скользнула взглядом мимо Грея к окну, и закончила, — и за все остальное.

— Это необязательно, Айви, — сказала бабушка Мириам, и я посмотрела на нее.

Она хотела, чтобы я уехала в город, прочь из ее дома, надеялась, что как только я сделаю это, то уберусь прочь из жизни ее внука.

— Никаких проблем. Уверена, что справлюсь за пару минут и больше не буду вас беспокоить.

— Мне больше нечем заняться, дитя, — тихо ответила она. — Теперь, отправляйся в город с Греем.

Иными словами, отправляйся куда угодно, просто уходи.

Я кивнула и встала.

Тотчас же я надела куртку, шарф, перекинула сумочку через плечо, Грей отнес мою сумку в багажник своего грузовика, и мы отправились в город.

Было раннее утро, и еще темно, поэтому я по—прежнему не могла понять, что это было за место такое, где он жил. Ранчо или фруктовый сад. Но здесь не было запаха, характерного для ранчо, хотя я не могла сказать, что знала, как должно пахнуть на ранчо. И все же, если по близости находился домашний скот, то им должно было как-то пахнуть.

Зато я действительно увидела, что его грузовик был не только обшарпанным. Он серьезно нуждался в чистке. Кое-кто любил сладкое, судя по большому количеству оберток от шоколадок. Этот кое-кто также имел пристрастие к соленому, если большие, пустые пакеты от чипсов что-то значили. Там также валялись смятые банки от газировки, скомканные бумажки, похожие на чеки и обертки от жвачки, автомобильные коврики были облеплены грязью, и все покрывал тонкий слой пыли.

Я выбросила из головы мысли о том, как странно, но увлекательно было бы прибраться в его грузовике, и тот факт, что я очень, очень хотела сделать это, и взяла себя в руки.

— Как рана? — спросила я.

— Не первая. В этом городе, вероятно, не последняя. Я переживу, — снова интригующе ответил Грей, и опять мне хотелось спросить, и опять я не стала.

— Будешь находиться поблизости, она изменит свое мнение, — тихо сказал он, и я перевела взгляд от дороги на него.

Он хорошо смотрелся в профиль.

Я уже знала об этом. И все же, это поразило меня, и в некотором роде я интуитивно догадывалась, что так будет всегда. Если бы я жила такой жизнью, что была бы вольна завязывать отношения, и у нас были бы прочная связь с ним, то я осознавала, что его красота, неважно как время сказалось бы на нем, всегда поражала бы меня. Возможно, с течением времени, это заставало бы меня врасплох, но все—таки, иногда она не оставляла бы меня равнодушной.

— Прости?

Он взглянул на меня, потом опять на дорогу.

— Побудешь какое-то время поблизости, бабушка, она изменит свое мнение.

О, Боже.

Он хотел, чтобы я осталась. Он хотел, чтобы у его бабушки была возможность изменить свое мнение. Он действительно считал, что такое произойдет.

Я тоже отвернулась и посмотрела на дорогу, борясь со слезами.

Грей продолжал говорить.

— В ее жизни было шесть мужчин, трое из них — хорошие. Ее отец, ее муж и мой отец. Все эти мужчины умерли.

Я закрыла глаза.

Его отец был хорошим, возможно, как и он.

И еще его отец умер.

Мне это не понравилось

Грей продолжил, и я открыла глаза.

— Осталось три непутевых сына. Отчасти, они непутевые, включая моего отца, потому что у них отвратительный вкус на женщин. Их выбор, но все же, она несла основную тяжесть на себе. Она осторожна, научена этому злой мамой, а потом жизнью, в течение которой она вынуждена мириться с плохими женщинами. Но, будешь находиться рядом, она изменит свое мнение.

Его бабушка прочитала меня, как книгу. Она никогда не изменит своего мнения.

И он явно был таким же, как мужчины в его семье. Если он был неравнодушен ко мне, у него отвратительный вкус на женщин.

Он также сказал "включая моего отца", что означало, что его мама была плохой женщиной.

Это мне тоже не понравилось.

Я ничего не сказала.

Грей продолжал вести машину.

Мы добрались до города, Грей остановился на стоянке напротив моего гостиничного номера. Я уже вытащила свои ключи.

Машины Кейси нигде не было видно. У него была очень хорошая ночь.

Везунчик.

Я взялась за дверную ручку, повернулась к Грею, открыв рот, чтобы попрощаться и сказать ему, что не нужно помогать мне с моей сумкой.

Он уже повернулся ко мне и опередил меня.

— Останься, сегодня вечер стейков у ОВИВ (ОВИВ — Организация Ветеранов Иностранных Войн — прим.пер.).

Я уставилась на него, растерявшись от его странных слов.

Затем спросила,

— Что, прости?

— Останешься еще на день, я заеду за тобой пол шестого. ОВИВ организует пикник по вечерам, каждую пятницу, они жарят стейки. — Он улыбнулся. — Это страна мяса, дорогая, лучшая говядина, какую можно найти в окрестностях, и стейки ОВИВ — лучшие, что я пробовал, это точно. Ты не захочешь пропустить это.

Он звал меня на свидание?

Определенно, отвратительный вкус на женщин.

— Мы сегодня уезжаем, — сказала я ему.

— Останешься, получишь стейк, — ответил он.

— Я люблю стейки, Грей, — тихо ответила я. — Но мы уезжаем сегодня.

Выражение его лица изменилось, появился тот взгляд, тот нежный, почти любящий взгляд, и я напряглась.

— Айви — начал он, наклоняясь ко мне, но я покачала головой и прервала его.

— Ты знаешь меня, — прошептала я.

Он наклонился ближе.

— Куколка...

Я опять покачала головой.

— Ты знаешь, Грей. Не будь таким, как твой отец. Будь умнее. Найди хорошую девушку, которую можно привести домой к твоей бабушке. Ты знаешь, что я не такая.

Его лицо снова изменилось и "почти" исчезло. Оно стало любящим.

Боже. Он прекрасен.

Я больше не могла этого выдержать.

Я развернулась, открыла дверь, и она громко скрипнула. Я выскочила наружу, закрыла ее, она опять скрипнула. Я услышала скрип с его стороны, потому что он открыл свою дверь. Я бросилась к багажнику грузовика, наклонилась, протянула руку, схватила свою сумку, услышав, как его дверь со скрипом закрылась. Я рванула мимо него, с опущенной вниз головой, пряча лицо за волосами, и направилась к двери гостиничного номера.

Я вставила ключ в замок, когда почувствовала его тело сзади и его губы у моего уха. Он прошептал,

— Не надо, Айви.

Я закрыла глаза, но все-таки повернула ключ.

Затем я открыла глаза, открыла дверь и бросилась внутрь.

Я закрыла дверь перед ним, не оглядываясь.

Глава 8

Жил ради тебя

Четыре часа спустя...

— Я влюбился!

Это был Кейси.

Он обхватил меня рукой, мои ноги оторвались от пола, и закружил меня.

Это что-то новенькое.

Абсолютно новенькое.

И это не к добру.

Точно — не к добру.

Со своей стороны, я уложила обе наши сумки и ждала у двери.

Кейси поставил меня на ноги, отпустил меня, отошел, и я посмотрела на него.

Он светился от счастья.

Мне хотелось плакать.

— Боже, сестренка, Господи, подожди, когда познакомишься с ней. Она — предел мечтаний. Я имею в виду, никогда не встречал такой женщины. Никогда. Забавная. Милая. Забавная. Сексуальная. Я упоминал забавная?

— Кейси — начала я, а он резко развернулся, направившись к сумкам.

— Мне нужны деньги, детка. На хороший ужин для моей девушки сегодня вечером.

У меня сжалось сердце.

— Кейси, нам надо уезжать, — сказала я ему.

Он взял мою сумку и направился к кровати.

Должен был бы знать. Наших денег не было в сумке. Их также не было и в моей сумочке. Он должен был вернуться. Я спрятала их в надежное место. Засунула их в свой лифчик.

— Мы не уезжаем, — заявил он, бросил мою сумку и открыл молнию. — Сто долларов. Хорошее вино. Сочный стейк. Для моей девочки, — пробубнил он, роясь в моей сумке.

— У меня были проблемы прошлым вечером, — объявила я, он резко повернул голову и бросил на меня взгляд.

— Что?

— Мне стало скучно, я пошла в бар, играла в бильярд. Местный парень решил, что может обыграть меня. Он сделал ставку. Проиграл. Ему это не понравилось.

Кейси усмехнулся и выпрямился.

— Он проиграл?

Конечно же он проиграл. Кейси мог бы и не спрашивать.

— Да, и ему это не понравилось.

— Сколько он потерял?

— Кейси, не важно. Ему это не понравилось. Тут и до этого было опасно. Теперь стало еще хуже.

Кейси обошел кровать и приблизился ко мне.

— Сколько он проиграл, сестренка?

— Как я сказала, — я наклонилась вперед, — это не важно. Он приехал сюда прошлым вечером, другой местный парень понял, что так и будет, он знал, что от этого парня одни неприятности и защитил меня. На парковке была потасовка, владелец гостиницы вмешался, и полицейский тоже. Коп понял, кем я являюсь. Нам нужно уезжать.

Кейси уже подошел ко мне, но отпрянул.

— Полицейский?

Я кивнула.

— Полицейский.

— Он тебе что-нибудь сказал?

Я покачала головой.

— Нет, но он лишь взглянул на меня, стоящую перед гостиничным номером, а тот парень обвинил меня в мошенничестве. Я не жульничала, местный парень, который заступился за меня, подтвердил это, но полицейский не дурак. Нам нужно уезжать.

Кейси внимательно посмотрел на меня.

Затем спросил.

— Сколько ты выиграла, Айви?

Я вздохнула, затем начала,

— Кейси —

— Сколько... — на этот раз он наклонился ко мне, — ты выиграла?

— Пятьсот долларов.

Он улыбнулся и отошел, бормоча,

— Охренительно.

— Кейси, серьезно —

— Дай мне сотню, — он поднял руку ладонью вверх. — Нет, сто пятьдесят. Я куплю своей девушке цветы.

Я уставилась на него.

Мне нужны были перчатки.

В то время как Кейси кутил, я нуждалась в книгах, чтобы не скучать.

Мужчина пролил кровь из-за меня, и, если я собиралась потратить хоть какую-то часть тех денег, что выиграла, я бы купила ему еще один теплый шарф. Или шапку. Или, не знаю, пятьдесят шоколадок. Или, может быть, послала цветы его бабушке, которая ненавидела меня, затем уехала бы из города, чего она от меня больше всего и хотела.

Чтобы Кейси потратил сто пятьдесят долларов на какую-то девицу, безусловно нет.

— Ты спятил? — тихо спросила я.

— Ага, я влюблен. — Он помахал рукой передо мной. — Давай, выкладывай, Айви.

Я покачала головой.

— Нет, Кейси. Честно, мы должны уехать.

— Ты не обманывала его, коп не приставал к тебе, мы в порядке и при деньгах, ты заработала еще больше денег. Мы можем остаться еще на день или два.

Господи!

Мой брат!

— Кейси! — рявкнула я, он изменился в лице, сделал шаг, наклонился и посмотрел мне в глаза.

— Она особенная, Айви. Я не обманываю тебя, это совсем другое. Я люблю ее. Ты всегда ныла о том, чтобы найти безопасное место, где мы могли бы поселиться и обосноваться. Думаешь, она не может быть той самой, может это то, что нам нужно?

Вот так. И это мой брат, Кейси.

Я всегда ныла по этому поводу, или имела такую привычку раньше. Я перестала. Пустая трата времени.

Но раньше я постоянно это делала.

Хватит жульничать. Хватит переезжать с места на место. Хватит отслеживать, где мы уже были, чтобы быть уверенными, что не вернемся туда. Хватит жить в гостиницах, на колесах. Заиметь больше, чем несколько вещей, книг, косметики и украшений. Купить кофеварку. Есть еду, приготовленную самими, а не ту, что приготовили для тебя.

Он никогда не сдавался. Никогда не хотел осесть. Он запрещал заводить знакомства, особенно мне, с таким рвением, которое многие бы сочли нездоровым, но, учитывая, через что мы прошли, через что прошла я, затем через что прошел он ради меня, это определенно было не так.

Теперь, это стало возможным, потому что он нашел что-то, что ему нравилось.

Как по мне, Мустанг был именно тем местом, где я хотела бы жить. Я это знала. Дело в Грее, и не только в нем. Дело в Джейн. В том, что полицейские этого города были хорошими полицейскими, или, по крайней мере, один из них. В том, как тот замечательный ресторан разрушал совершенство городской площади.

Дело было в Грее.

И ради Грея, я должна была убраться из города к чертовой матери.

— Кейси, я не хочу, чтобы это было тем, что нам нужно, — солгала я.

— Мне плевать. Я жил ради тебя. С той минуты, как мама родила тебя, Айви, я посвятил всю свою долбанную жизнь тебе. Теперь, ты дашь мне чертов день или два, пару сотен долларов и ты позволишь мне пожить для себя.

Я задержала дыхание и выдержала его злобный взгляд.

Он не был прав.

И также он не был абсолютно неправ.

Я закрыла глаза.

— Я влюбляюсь в нее, сестренка, я чувствую это. — Услышала я его шепот.

Я открыла глаза.

Черт.

— Я не могу дать тебе сто пятьдесят долларов, Кейси, и ты это знаешь.

Он улыбнулся.

— Ты получишь шестьдесят, не больше, — тихо сказала я.

Он вскинул руку, обхватил меня за шею, притянул к себе и поцеловал в лоб.

Затем он отпустил меня и широко улыбнулся.

— Мне хватит.

Черт.

Глава 9

Ты не уехала

Три с половиной часа спустя...

 Я находилась в библиотеке Мустанга, которая располагалась по диагонали через площадь, напротив нашего отеля. Это было узкое, кирпичное, отдельно стоящее здание, довольно привлекательное, табличка из бежевого камня гласила, что оно было построено в 1928 году. Отдельный вход, пол лестничного пролета вниз, на цокольный этаж, полный книжных полок, полпролета на первый этаж, заставленный полками, и еще ступеньки на следующий этаж, заполненный книжными полками.

Как и с универмагом, я не думала, что Мустанг мог содержать библиотеку, не такую, как эта. Но на цокольном этаже я слышала группу детишек, школьников, так что очевидно школа действительно организовывала сюда походы. И нельзя было сказать, просматривая полки с книгами, что тут не находилось много пожилых людей, несомненно с фиксированным доходом, которые искали бесплатные развлечения, то же самое касалось нескольких домохозяек, чьи мужья явно едва сводили концы с концами, в связи с чем свое пристрастие к любовным романам дамочки не могли утолить, приобретая книги, вместо этого они их заимствовали.

Я пришла туда, чтобы взять книгу на время, но у меня не было читательского билета. Моя книга смогла бы поместиться в моей сумочке. Я быстро читала, и у меня была вся ночь впереди. Я вернула бы ее в корзину для возвратов, которую я видела на входе. Я не была воровкой, я была каталой. Но, даже если бы я была воровкой, я бы никогда не украла из библиотеки.

В связи с расцветающей любовью Кейси и пребыванием в Мустанге на неопределенный срок нам нужно было быть еще более экономными с деньгами. Это означало, что я не могла купить книгу, определенно, или даже журналы, которые действительно были пустой тратой денег. Я не собиралась возвращаться в бар, ни за что. И если бы по телевизору ничего не было, а как показывал опыт, там никогда ничего не было, мне нужно было чем-то себя занять, чтобы не заскучать.

Я нашла книгу, которая мне понравилась, запихнула ее в свою сумочку и широко и открыто улыбнулась библиотекарю, когда выходила. Может я и не вор, как упоминалось ранее, но я была каталой. Чтобы жульничать, ты учишься, что стоит скрывать, а что не стоит. Уверенное выражение лица. Если будете вести себя странно и скрытно, проиграете.

Я подумала, что это может сработать и с незаконным заимствованием библиотечных книг, и была права. Библиотекарь улыбнулась в ответ, и я ушла.

В конце квартала, через дорогу, в сквере, я увидела Кейси, направлявшегося в мою сторону, с широкой улыбкой на лице и огромным букетом цветов в руке. Букет более двадцати долларов, возможно тридцать или даже, глядя на него, сорок. Я понятия не имела. Я никогда не покупала и не получала цветы. Но это выглядело, как очень много цветов.

Это означало, что он собирался выпрашивать у меня еще денег.

Снова.

Я подумывала попросить у него машину, чтобы проехать пару городов (может три), найти бар и срубить деньжат по-быстрому. Одноразовое представление, без Кейси, прощупывающего "почву", устанавливающего мишень, а затем зовущего меня. Лишь я, много раз наклоняющаяся над бильярдными столами, прикидываясь, словно не знаю, что делаю, наблюдая за тупыми мужиками, пьющими виски и наблюдающими за мной, затем я забрала бы их деньги. Я уже делала так и часто. Обычно это небольшие деньги. Иногда двадцать, обычно пятьдесят, если мне везло, а если парень был дебилом с кучей налички, то сотня или две.

Но я решила, что это было слишком опасно. Кто знал, какие сплетни Бад Шарп и его прихвостни распускали в округе, и как далеко эти сплетни могли распространиться? А также, кто знал, как долго эта влюбленность Кейси продлится, и как долго нам придется сидеть тихо и не высовываться.

Черт побери.

Мой брат был в полквартала от меня, по-прежнему улыбаясь, как идиот, нес свои цветы, направляясь ко мне, когда я вдруг больше не шла на встречу ему.

Вместо этого, рука обхватила мою талию, мое тело переместилось, мое движение вперед изменилось вместе с ним, и я оказалась прижатой лицом к высокому, твердому телу.

Я узнала эту куртку. Я узнала этот шарф.

Я посмотрела вверх.

Грей.

Он улыбался, и его улыбка тоже была широкой, с ямочкой и все такое.

— Ты не уехала.

Черт побери!

— Э-эм — пробубнила я.

— Йоу! Бро! Могу я помочь тебе?

Я повернула голову и увидела, что Кейси стоял рядом. Затем я повернула голову обратно и увидела, что Грей повернулся к моему брату.

— Привет, — поздоровался он, протянув руку моему брату. — Я Грей.

— А я несказанно рад, — грубо ответил Кейси. — Теперь, не хочешь убрать свои руки от моей сестры?

Грей посмотрел на Кейси, затем вниз, на меня. Я попыталась отстраниться от его руки, обнимавшей меня.

Он крепче сжал руку.

О, Боже.

Грей снова посмотрел на моего брата.

— Я повторюсь. Я Грей. Грей Коди, друг Айви, — заявил Грей, все еще пытаясь быть вежливым, но опустил руку.

— У Айви нет друзей, — ответил Кейси, и, словно от спазма, рука Грея сжалась еще сильнее вокруг меня.

Он молчал, и я взглянула на них обоих, видя, что они затеяли игру в гляделки на тротуаре на городской площади.

Это было не хорошо.

— Э-эм — снова начала я.

— Ты ошибаешься, — тихо сказал Грей. — У нее есть. Я.

Я боролась с собой и преуспела, поэтому не прикусила свою губу.

Взгляд Кейси скользнул ко мне.

— Ты знаешь этого парня?

— Я говорила тебе, что кое-кто вступился за меня прошлой ночью, и этот кое-кто и был Грей, — осторожно ответила я, но недостаточно осторожно.

И вот тогда я поняла, что Кейси сделал предположения. Кейси предположил, что какой-то потерявший форму завсегдатай баров защитил меня. Кейси не учел возможность, что молодой, высокий, красивый мужчина с уверенными манерами и прирожденным авторитетом мог вступиться за меня.

Если бы Кейси рассмотрел такую возможность, мы были бы уже в трех с половиной часах езды от Мустанга, неважно влюбился ли он в первоклассную цыпочку или нет.

Он прищурился, глядя на меня, и я почувствовала напряжение в его взгляде. Потому что Кейси расценил это как предательство. Он говорил — никаких связей. Он требовал, чтобы я не рисковала. И то, что я завела дружбу, хоть и против своей воли, с прекрасным незнакомцем, не считалось безопасным для Кейси.

Затем он перевел взгляд на Грея.

— Тогда ладно, прими мою благодарность, бро. Теперь я на посту, проваливай.

Грей не ушел. Грей не отвел своих глаз от Кейси, и я не очень хорошо его знала, но вам и не нужно знать, чтобы понять, что ему действительно не нравилось то, что он видел.

Затем глаза Грея метнулись к цветам, затем снова к лицу Кейси, прежде чем он тихо сказал,

— Стоило быть на посту прошлым вечером...— пауза, затем — бро.

Вот черт.

Кейси выпрямился, или, лучше сказать, стал держать спину прямее.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — отрезал он, и Грей покачал головой. Один раз.

— Я думаю, ты понимаешь, будучи парнем и все такое, ты ее брат, но ты также явно не слепой. Она вышла, то, как она выглядит, как двигается, даже проведя тихий вечер, оставаясь в одиночестве,такое дерьмо может случиться. Оно случилось. Ты не был на посту. Не было бы меня поблизости, могло стать еще хуже, — отметил Грей.

— Ну, этого не случилось, — парировал Кейси. — И, как я сказал, прими мою благодарность. Теперь, я здесь, и, не знаю, как выразиться яснее, через две секунды тебя здесь нет.

Все это происходило прямо здесь, прямо при мне.

Но все, о чем я могла думать, было...

То, как я выглядела?

То, как двигалась?

Кейси ошибся. Через две секунды Грей не ушел.

Вместо этого, он воспользовался этими двумя секундами, чтобы наклонить свою голову к цветам и спросить,

— Это для Айви?

— Не твое дело...— пауза, затем, — бро.

— Не для нее, — прошептал Грей, он уставился на Кейси, его рука все еще обнимала меня, я все еще была прижата к нему, но он повернулся к Кейси, поэтому я была прижата к его боку.

— Что я сказал? — прошептал Кейси в ответ. — Не твое собачье дело.

— Планы на вечер, — сделал вывод Грей.

Кейси открыл рот, чтобы заговорить, но Грей посмотрел вниз, на меня.

— Ты свободна для стейка и меня.

Мой живот сделал сальто, сердце сжалось, а ноги стали ватными.

Кейси вторгся в наше пространство и, таким образом, уткнулся в лицо Грея.

— Этому, мать твою, не бывать, — зарычал он.

Грей повернул голову и наклонил ее вниз на несколько сантиметров, чтобы посмотреть Кейси в глаза. Это дало мне подтверждение его роста. Кейси был метр восемьдесят три ростом. Я — метр семьдесят семь. Что ставило Грея на метр восемьдесят девять.

Поняли? Высокий.

— Почему? — спросил Грей.

— Опять же, не твое дело. А теперь, в последний раз говорю, отвали.

Судя по эмоциональному настрою Грея и напряженности его тела, которую я ощущала, ситуация ухудшалась. Судя по эмоциональному настрою Кейси и выражению на его лице, его терпение кончилось.

Мне необходимо было вмешаться.

— Кейси, он хороший парень. Все хорошо.

Кейси покосился на меня.

— Не лезь в это, — огрызнулся он, чем разозлил меня.

Внезапно разозлил и очень сильно.

По многим причинам.

По многим причинам, которые не давали мне покоя, не только тогда, но и в течение долгого, очень долгого времени.

Но именно тогда, он связался с какой-то девушкой, покупал ей цветы, сорил деньгами, которые я выиграла, рискуя своей задницей. Грей был прав. Он развлекался, а я, как обычно, нет.

Кейси не достаточно развлекался?

Кейси не достаточно веселился?

Со мной было не весело?

Что ж, с ним тоже.

Он был занозой в моей заднице.

И он был ею уже какое-то время.

Если он решил, что Мустанг может быть тем местом, где мы можем осесть, тогда, кто он такой, чтобы решать, что я не могу заводить знакомства?

Только одно.

Только одно с тех пор, как мне исполнилось двенадцать вонючих лет.

Это он "завязывал связи" все время.

Не я.

И я больше не была двенадцатилетней. Мне было двадцать два. Я могла на законных основаниях пить в любом штате страны. Я могла водить машину. Могла голосовать. Могла пойти в армию.

Я была взрослой, черт побери.

И была такой уже какое-то время.

Я не нуждалась в старшем брате, присматривающим за мной и, откровенно говоря, если бы мы были честными относительно этого (хотя, таким Кейси никогда не будет) последние пять лет именно я присматривала за Кейси.

Я повернулась к Грею и твердо заявила,

— Я буду готова к половине шестого.

Напряжение покинуло его тело, Грей посмотрел вниз, на меня, и улыбнулся.

Показав ямочку.

Черт, но мне нравилась эта ямочка.

Я улыбнулась в ответ.

— Этого не будет, сис, — предупредил Кейси, его голос дрожал от ярости.

Я посмотрела на него.

— Будет.

— Не глупи, — прошипел он, что разозлило меня еще больше.

— Серьезно? — спросила я. — Видишь этот порез на лбу Грея, Кейси? Он получил его из-за меня. Я прилепила этот пластырь. Ты развлекался, а я была в опасности, и Грей вступился за меня. Тебе бы стоило благодарить его, а не препираться с ним. Он хороший парень. У него замечательная бабушка. Она варит очень вкусное варенье. И я буду есть с ним стейки сегодня вечером.

Брови Кейси взлетели вверх от удивления.

— Ты познакомилась с его бабушкой?

— Да, и она варит очень вкусное варенье.

Тогда Кейси прищурился и посмотрел на меня.

— Думаю, ты кое-что упустила этим утром, сис.

— Правильно думаешь, но я не спрашиваю, ты не рассказываешь, и я не спрашиваю, потому что, когда я спрашиваю, ты не рассказываешь. Теперь моя очередь, — выпалила я в ответ.

Кейси сердито посмотрел на меня.

Затем он прошептал:

— Мне не нравится эти изменения, сестренка.

Я знала, что так и будет.

Но в тот момент, стоя на милой городской площади, прижавшись к теплому твердому телу красивого мужчины, который был хорошим парнем, который заботился о своей бабушке, бабушке, которая даже сидя в инвалидном кресле, готовила вкусное клубничное варенье, мне было все равно.

Поэтому я не ответила.

Он продолжал сердито смотреть на меня.

Я выдержала его взгляд, и все это время Грей обнимал меня.

Затем Кейси покосился на Грея и потребовал, что было нелепо (и чудовищно),

— Я хочу, чтобы она была дома в десять.

Грей расхохотался.

Я переосмыслила свой бунт, услышав его смех и осознав, что он мне понравился.

Да, понравился. Это была любовь. Она пробрала меня до костей. Иначе говоря, он очень сильно мне нравился. Я слышала его смех дважды, и он уже настолько сильно проник в меня.

Да, я определенно пересмотрела свой бунт.

— Я не шутил, бро, — предупредил Кейси, и Грей успокоился, вроде как. Главным образом он хмыкнул, улыбаясь, и снова посмотрел на Кейси.

Затем он сказал,

— Ты будешь в отеле в десять, чтобы проверить?

Кейси сжал зубы, и его челюсть напряглась.

Это означало — нет.

И Грей понял это.

— Точно, — пробубнил Грей, по-прежнему улыбаясь.

Кейси наклонился еще ближе, привстав на цыпочки, и я затаила дыхание, когда он прижался нос к носу к Грею.

— Думаю, ты понимаешь, что мне это не нравится, обидишь мою Айви, и у тебя будут проблемы, — прошептал он

— А я думаю, ты не понимаешь, что не все мужчины подобны тебе, — ответил Грей, тихо зарычав и больше не улыбаясь. — Я бы никогда ничего не сделал Айви или любой другой женщине против их воли. А теперь отвали до того, как я не сделал тебе ничего такого, чего бы не хотела Айви.

О, Боже.

Кейси выдержал пристальный взгляд Грея.

Грей ответил тем же.

Я задержала дыхание.

Затем, я не могла больше этого делать и заявила,

— Если вы, двое, не прекратите, я потеряю сознание.

Удивительно, но Кейси тут же отстранился. Когда он это сделал, Грей отодвинулся назад, потянув меня за собой.

Кейси метнул в Грея убийственный взгляд, слегка смягчив его, прежде чем взглянуть на меня, затем он резко развернулся и зашагал в сторону отеля.

Грей повернулся так, что теперь я прижималась к нему спереди, а не сбоку.

Я посмотрела на него снизу-вверх.

И сразу поняла, что оно того стоило. Пережить эту сцену стоило того. И это было потому, что Грей не улыбался, не было ямочки, не было нежного взгляда, не было смеха, а лишь его глаза по-доброму смотрели на меня, но все равно, я знала, что оно того стоило.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я кивнула.

— В пять тридцать? — спросил он.

Я снова кивнула.

Вот тогда он улыбнулся.

О, да. Безусловно стоило того.

— Рад, что его дерьмо задержало тебя в городе, куколка, — прошептал он.

Я опять кивнула. Я тоже была рада. Очень рада.

Он поднял руку и приподнял мой подбородок.

Я перестала дышать.

Пожалуйста, поцелуй меня, пожалуйста, поцелуй меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, поцелуй меня, монотонно повторял мой мозг.

— Увидимся в пять тридцать, — пробормотал он, на мгновение слегка сжав пальцами мой подбородок, а затем отпустил меня.

Я отодвинулась без всякого выражения и наблюдала, как он направился к своему грузовику, припаркованному на площади.

Затем я облизала губы, развернулась и отправилась в отель.

*****

Час спустя...

Я была в затруднительном положении.

Никаких связей. Никакого риска. Никаких корней. Разъезды. Отели. Бары. Никого кроме Кейси и меня.

Это означало, что я не знала, что делала.

Я никогда не была на свидании.

Я даже не знала, что такое ОВИВ.

Я лишь знала, что стейки были особенным блюдом. Мы с Кейси разорялись на них на дни рождения, Рождество и на День Благодарения. Мы копили (или я копила) деньги и спускали их на стейки. Никаких подарков. Просто единство душ, вкусная еда и тост, что мы протянули так долго, и еще один за надежду, что наше будущее позволит нам продолжать делать это.

Но сейчас, мне светило свидание.

С Грейсоном Коди.

И хотя я полагала, будет лишь одно свидание, но ради него я не хотела все испортить.

Но я и понятия не имела, что делала.

Кейси пялился в телевизор, ожидая, когда его девушка закончит работать, и игнорируя меня. Когда он желал затаить обиду, он мог обижаться столь долго, сколько хотел, и делал это, играя в молчанку.

Но, даже, если бы он не дулся, я вряд ли могла спросить его, что нужно делать на свидании.

Когда мы сбежали из дома, ему было семнадцать. К тому времени он был всего лишь на нескольких свиданиях. И с тех пор его свидания заключались в том, чтобы напоить какую-нибудь девушку в баре, затем залезть к ней в трусики либо в его машине, либо, пока я исчезала, он веселился в нашем номере отеля.

Я не думала, что Грейсон Коди водил женщин на такие же свидания.

Мой брат не смог бы мне помочь.

А мне нужна была помощь.

И я знала, кто не только мог бы мне помочь, но и помог бы.

Я просто не знала, смогу ли найти ее.

Но я собиралась попробовать.

Я захлопнула полу-украденную/в основном позаимствованную библиотечную книгу, которую я не читала, но по-прежнему держала открытой у своего лица, кинула ее на покрывало и скатилась с кровати.

Затем я схватила свою куртку, на ходу натягивая ее, шарф – тут же заматывая его, и сумочку – попутно закидывая ее на плечо.

Потом я подошла к двери, пробурчав,

— Скоро вернусь.

Кейси даже не оторвал взгляда от телевизора.

Действительно, он умел по-настоящему обижаться.

Я оставила его обижаться дальше, выскочила из номера и поспешила по холодным послеобеденным тротуарам Мустанга к площади.

Пусть она будет там, пусть она будет там, пусть она будет там, повторяла я про себя, опустив голову вниз, ссутулившись от холода.

Я протолкнулась через двери бара The Rambler и посмотрела прямо в сторону барной стойки.

Она была там.

Спасибо, мысленно прошептала я.

Она посмотрела на меня, когда я направилась к бару

— Привет, — сказала она, кивнув. — Рано сегодня, — заметила она.

Еще одна дружелюбная попытка. Эта дверь все еще была открыта.

Спасибо, повторила я шепотом про себя.

— Да, можно мне диетическую газировку?

Она кивнула, взяла стакан, погрузила его в большой контейнер со льдом и поставила на стойку. Затем наполнила его газировкой из пистолета.

— Слышала, Бад и его дружки доставили тебе хлопот прошлым вечером, — с

любопытством сказала она тихо и осторожно. Она ожидала, что я осажу ее.

Я не стала это делать. Я подняла глаза от стакана и посмотрела на нее.

— Грей знал, что от них будут проблемы, он приглядывал за мной.

Она вздохнула и ответила:

— В этом весь Грей.

Еще больше интриг вокруг этого парня.

Увы, у меня не было времени на интригующую информацию о Грее.

У меня было свидание с ним этим вечером.

— В любом случае, появился полицейский по имени Ленни, и Мэнни услышал потасовку, так что Грей получил подкрепление, и все разрешилось благополучно, — закончила я.

— Лен — хороший человек. А Мэнни не любит проблем в своем отеле. Бад, он мудак. Ему не впервой попадать в неприятности, и Мэнни, или Лен в этом случае, особенно Лен, не раз сталкивались с фирменными неприятностями Бада.

Вот оно что. Бад славился своей придурковатостью на весь Мустанг. Не удивительно.

— Мне не стоило соглашаться на этот спор, — пробубнила я.

— Ты не могла всего предвидеть, подруга, — улыбнулась она. — За пятнадцать минут выиграть пятьсот долларов? Я бы это сделала.

Я выдержала ее взгляд. Затем медленно улыбнулась в ответ.

Она заметила это, восприняла правильно, как откровенность, чем это и было, и сразу же наклонилась вперед.

— Где ты научилась так играть в бильярд? — спросила она, затем, не дожидаясь моего ответа, продолжила. — Серьезно, я глазам не могла поверить. Все говорят об этом.

О, нет. Это было плохо.

Она продолжала говорить.

— Тебе ведь не может быть больше двадцати одного.

— Мне двадцать два, — сказала я ей.

— Ладно, — она снова улыбнулась, — ты не можешь быть старше двадцати двух. Итак, в твоем возрасте, как ты научилась так играть в бильярд?

Я не привыкла к этому. Делиться. Я не знала, как это делать. Я лишь знала, как не делать.

Поэтому, я сказала ей правду.

— Я не училась. Это само пришло. Я просто взяла в руки кий и стала играть. Мой брат вышел из себя. Не могу сказать, что играла тогда также, как играю сейчас, но... — я пожала плечами, — это просто случилось. Это просто то, что я умею делать.

— Здорово, — прошептала она, широко улыбаясь.

Мне понравилось это, разговаривать с ней. Приятные ощущения. Достаточно приятные, чтобы делать это время от времени. Настолько приятные, что вероятно я могла бы разговаривать с ней часами.

Но у меня была цель.

И с этой целью, я ляпнула,

— Что такое ОВИВ?

Она резко наклонила голову на бок и нахмурилась.

Затем она подняла голову, перестала хмуриться и открыто улыбнулась.

— Общество Ветеранов Иностранных Войн, — ответила она

Какого черта?

Дженни продолжала говорить.

— У них здесь местное отделение. Общество ветеранов, они что-то делают, зарабатывают деньги, отдают их на благотворительность, устраивают пикники, не знаю, подобные вещи. И они готовят отменные стейки. Делают это каждую пятницу, как мероприятие по сбору средств, но также, это дает им больше поводов, чтобы пообщаться, поесть мяса, выпить пива.

— Так, это крутое мероприятие? — осторожно спросила я.

Она покачала головой и наклонилась еще ближе, положив обе руки на барную стойку.

— Нет, детка. Стейк такой вкусный, что можно умереть, убить за него, но это обычная вечеринка. Все будут там. Классная. Непринужденная. — Она пристально посмотрела на меня, и тихо сказала, — Ты хороша такая, какая ты есть.

Я не была уверена, что фраза "все будут там" вызвала у меня большой восторг, но я все равно кивнула.

Затем она странно взмолилась,

— Пожалуйста, скажи мне, что это Грей.

— Сказать тебе, что Грей что?

— Скажи мне, что это Грей ведет тебя сегодня к ОВИВ.

— Это Грей, — прошептала я.

Она широко улыбнулась.

Я была удивлена. Также, я была рада ее одобрению. И наконец я была в замешательстве.

— Почему ты хотела, чтобы я сказала тебе, что это Грей?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Он — Грей.

— Что это значит? — спросила я, и вот тогда Дженни, изучающе посмотрела на меня.

Потом она наклонилась еще ближе и заявила.

— В этом городе живут хорошие люди, очень много таких людей. Плохие тоже есть, так устроен мир, и к счастью, в Мустанге плохих людей не так много, как в большинстве других мест. Везде всегда есть кто-то, кто больше, чем хороший, почти лучше всех, и в Мустанге этот кто-то — Грей.

Из меня выбило весь дух.

— Итак, — продолжила она, — есть парень, такой как Грей, и все, не только я, но и все остальные надеются, что он найдет что-то замечательное. Что-то потрясающее. Кое-что другое. В городе полно милых девушек, должна сказать, но ни одна из них не подходит. — Пристально глядя на меня, она закончила, — Это должен быть кто-то замечательный. Кто-то потрясающий. Кто-то другой. Как двадцатидвухлетняя девушка, которая входит в бар, считая себя невидимкой, и понятия не имеет, что она двигается, как кино звезда. Как двадцатидвухлетняя девушка, которая заставляет поношенные ковбойские сапоги, потертые джинсы и обтягивающую рубашку "хенли" выглядеть дорого и модно. Как двадцатидвухлетняя девушка, которая мила с поварами из бара, с которыми никогда не повстречается, потому что она голодна, но не хочет задерживать их, так как их рабочий день почти закончился. Как двадцатидвухлетняя девушка, которая с одного взгляда понимает, что собой представляет Бад Шарп, видит его выпендрежную одежду, знает, что она хорошо выглядит, что сможет заставить его ползать на коленях и умолять, и что она может иметь шикарную жизнь, даже в маленьком городишке, но она не хочет иметь ничего общего с таким мудаком, как он. Как двадцатидвухлетняя девушка, у которой есть свои секреты, и она хранит их при себе, но Грейсон Коди ей совсем не безразличен, она раскрывает свои карты, чтобы быть уверенной, что, когда он приглашает ее на свидание, она не пойдет развлекаться с ним под ручку и не выставит его в плохом свете. Как ты, которая может открыть перед Греем дверь сегодня вечером, выглядя так, как ты выглядишь сейчас, одетая в ту же самую одежду, что и сейчас, и, говорю тебе, он не будет разочарован, и никто, ни Грей, никто в этом городе, никто на этой чертовой планете, взглянув на вас двоих, не подумает, что вы не подходите друг другу.

У меня был большой опыт в сдерживании своих чувств, надежно.

Но не настолько, чтобы не оказаться задыхающейся от эмоций, опираясь рукой на барную стойку, и глядя глазами, полными слез, на женщину, которую я не знала, которая сказала самые приятные вещи обо мне, которые я когда-либо слышала в свои двадцать два года.

— На этом я закончу, малышка, — прошептала она. — Я не знаю, чем ты занимаешься, это маленький город, ты выглядишь так, как выглядишь, ты играешь в бильярд так, как играешь, ты привлекаешь внимание Грея Коди, и он вступается за тебя, слухи распространяются. Все уже судачат. Ты решаешь бросить то, чем бы ты там не занималась, я была готова повесить на окно объявление. Мне нужна помощь. Я не знаю, кем ты работаешь, но я знаю, что мужчины из семи округов будут приезжать в The Rambler, чтобы купить у тебя пиво. Если хочешь работу, она твоя. Если тебе нужно место, где ты могла бы переждать, пока не соберешься с мыслями, я владею этим местом, включая второй этаж. В основном там склад, а остальное — ничего особенного, но там есть кухонька и ванная комната. Можешь жить там, пока не встанешь на ноги. Месяц, два. Потом, если захочешь остаться, мы поговорим об арендной плате. Захочешь найти что-нибудь получше, продолжай улыбаться, выглядеть также великолепно, как сейчас и продавать чертовски много пива, и все прекрасно. Если не хочешь этого и уйдешь, я пойму. Жизнь есть жизнь. Но предложение остается в силе. Да?

Я все еще тяжело дышала, борясь со слезами, когда кивнула.

— Диетическая газировка подана, — тихо сказала она, затем улыбнулась.

Я втянула губы и закусила их.

Потом отпустила их и улыбнулась в ответ.

Затем я сделала глубокий вдох.

Потом схватила стакан со своей газировкой и сделала глоток.

Затем я с большой осторожностью поставила его обратно, не отрывая от него своего взгляда, и моя рука выполняла этот маневр так, словно в конце бара сидели судьи, которые должны были поднять таблички с оценками моего выступления.

Затем я подняла глаза на Дженни и прошептала,

— Спасибо, Дженни.

— Отблагодари меня своим именем, — ответила она.

— Айви, — я все еще шептала.

— Айви, — она протянула мне свою руку, — приятно познакомиться.

Я посмотрела на ее руку. Затем приняла ее. Потом снова посмотрела на нее.

— Мне тоже.

Затем я улыбнулась.

Глава 10

Я предпочитаю вонзить свои зубы во что-то

Два часа и сорок пять минут спустя...

— Привет, Грей!

— Здорово, Грей!

— Привет, Коди!

Мы шли по площадке с навесом, на которой ОВИВ организовала вечер, и, как и сказала Дженни, это было место для пикников. Полноценное место для пикников. Длинные столы и многие из них со скамейками, которые были заняты пожилыми людьми, молодыми парочками, целыми семьями.

Грей положил свою руку на мою поясницу, направляя меня.

Он знал всех, и все знали его. Отсюда и выкрикиваемые приветствия. Многие ему улыбались, женщины приветствовали его наклоном головы, мужчины кивали, а дети махали рукой.

Я же просто получила множество взглядов, и каждый из них был любопытным. Дружелюбным, но любопытным.

Кроме нескольких взглядов женщин помоложе. В их взглядах отсутствовало дружелюбие.

Грей привёл меня к последнему столу, где два места на краю скамейки были свободными, все остальные места за столом были заняты.

Я скользнула на скамейку напротив Грея, думая, что не смогу сделать это.

Я могла обманывать больших плохих бородатых байкеров, способных разломать меня пополам, забрать их деньги и свалить из города с Кейси за рулём и с пистолетом в руке, а я — с бейсбольной битой, но это...я не могла сделать это.

Но у меня не было выбора. Мне пришлось найти способ, как с этим справиться.

Я сняла куртку, чувствуя себя неуверенно. Дженни сказала, что мне не нужно переодеваться. Но у меня была майка с красивым кружевом по верху, и кардиган был вроде как клевым. Так что я надела и то и другое. Я также освежила свой макияж и духи. В конце, я добавила парочку симпатичных украшений и серьги, немного большего размера, чем обычно носила. Это было незначительным, но кое о чем говорило, и Грей заслуживал, чтобы девушка, которая откроет ему дверь, немного постаралась.

Так что, я постаралась.

И, глядя вокруг, никто не был в бальных платьях. На самом деле, даже несмотря на то, что мои старания были незначительными, я была одета лучше, чем большинство присутствующих.

От этого мне стало легче.

Грей был в том же, в чем я видела его сегодня утром и днем. Темно-синяя водолазка, джинсы и ботинки. Он совсем не изменился.

Ему и не нужно было. Грею Коди не нужно было прилагать никаких усилий. Он был от природы впечатляющим.

Он скинул свою кожаную куртку, размотал шарф и, как и я, положил их на скамейку между собой и человеком, сидевшим рядом с ним.

— Привет, Грей, — услышали мы, и я наблюдала, как его взгляд опустился к столу, откуда раздались новые приветствия.

Он кивнул и затем представил меня,

— Народ, это Айви.

Я подняла руку, посмотрела на всех, сидевших за столом, и слабо помахала.

Затем, я сообразила, что, вероятно, выглядела неубедительно, поэтому опустила ее и зажала обе руки между бедрами. Сделав это, я получила много любопытных, дружелюбных взглядов, улыбок и несколько приветствий.

Затем, к моему удивлению, на этом все и закончилось. Они повернулись друг к другу или к своей еде.

Давая нам уединение (вроде как).

Ух ты. Это было мило.

— Вечер, Грей, привет, прекрасное создание, воплощающее собой причину, почему я рисковал своей задницей ради этой страны, — услышала я, и мои глаза расширились от удивления, моя голова повернулась на сиплый голос, и я запрокинула ее назад, чтобы посмотреть на старика, который стоял возле нашего стола и смотрел на меня. — Грей знает правила. Он заказывает Ти-бон, с кровью, картофель в мундире и пропускает овощи. Я должен знать, что будешь ты. Хочешь Ти-бон, с которым такая красотка, как ты, не справится. Стрип, который рекомендую. Филе, которое тает во рту, но вообще — ничего особенного. Или сирлойн, который в принципе нормальный, но все же,

рекомендую стрип. (Ти-бон (T-bone) — стейк на Т-образной кости, состоящий сразу из двух видов стейкового мяса — филе-миньон с одной стороны косточки и «Нью-Йорк» — с другой. Стрип стейк (Strip Loin), также известен как: Канзас Стейк, Нью Йорк, Стриплойн — вырезается из бескостной полосы поясничной части, мясо нежное, но уступает рибаю или филе миньону. Сирлойн-стейк (sirloin) — стейк из филейной части вырезки. Прим.пер.)

— Хм...тогда, я возьму стрип, — сказала я ему.

— Ладно, тогда, как ты хочешь, чтобы его приготовили?

— Средней прожарки, — заказала я.

— Неженка, но ты — девушка, так что прощаю.

Мои глаза стали еще больше.

Он продолжал говорить.

— Запечённый картофель или фри, и прежде чем ты зря потратишь моё время, картофель в мундире подаётся с маслом, солью и перцем, сметаной и луком. Если ты собираешься есть картофель, ты мне понравишься, если закажешь в мундире.

Тут я открыла рот от удивления.

— Ладно, тогда картофель. В мундире.

То есть, а что ещё я могла сказать?

Все равно, по правде говоря, я хотела картофель в мундире.

— Хочешь овощей? — спросил он.

— Эм...конечно? — спросила я в ответ.

— Женщины, они едят овощи и/или заставляют своих детей их есть. Мужчины есть мужчины, потому что они вырвались из-под опеки своих мам и могут сказать громко "к черту овощи". Я никого не осуждаю, женщина хочет свои овощи, — проинформировал он меня.

— Ну, это хорошо, — пробубнила я.

— Однако, можешь напрячь меня, заказать хорошо прожаренный стейк, просто картофель, без добавок, и попросить меня приготовить овощи на пару, и я сделаю это для тебя, потому что ты красавица.

Вот это да!

— Спасибо, прошептала я.

— Однако, с другой стороны, для меня это будет такой геморрой.

Я услышала, как Грей тихо засмеялся, и мне это понравилось, мне нравилось смотреть на него, когда он веселился, но я не могла глаз отвести от этого парня.

— Сонни, — женщина, сидевшая дальше за столом, окликнула его, — здесь дети.

Сонни, наш необычный официант, посмотрел на неё и спросил,

— Моё семя произвело этого ребёнка?

Я услышала, как Грей снова усмехнулся, а мои глаза увеличились ещё больше.

— Конечно же, нет! — воскликнула она обиженно.

— Тогда должно ли это меня волновать? — выстрелил Сонни в ответ.

Я сжала губы. Усмешка Грея переросла в смех.

— Да в самом деле! — фыркнула женщина.

— Вот и все, — пробубнил Сонни, затем, не сказав больше ни слова, удалился.

Я наблюдала, как он уходил, затем мой изумленный взгляд вернулся обратно к Грею, и я увидела ямочку во всей красе, что нисколько не уменьшило мое оцепенение.

— Сонни тот ещё тип, — отметил он очевидное.

— Думаю, я это поняла, — сказала я в ответ.

Его ямочка стала глубже.

При виде этого, мой разум поглотила надежда, что это свидание закончится поцелуем.

— Он ходил в школу с моим отцом, — сообщил мне Грей.

Я отвлеклась от своих мыслей и кивнула.

— Дедушка умер и оставил дом отцу. Отец умер, он оставил его мне, — продолжал делиться Грей.

Я снова кивнула, и вот оно. Его бабушка жила с ним, и это был её дом. Он не лгал мне, и я была рада узнать об этом.

Затем он спросил чуть тише,

— Чем занимается твой отец?

Я отвела от него взгляд и почувствовала, что мою грудь сжало, словно стальными тисками.

— Айви, — позвал он меня, и я снова посмотрела на него.

— Я не знаю своего отца.

Он удерживал мой взгляд, и я позволила ему.

Затем он спросил,

— Никогда?

Я покачала головой.

Я наблюдала, как он вздохнул.

И сменила тему.

— Что из себя представляет твой дом?

— Повтори?

— Что из себя представляет твой дом? Это фруктовый сад, ранчо или ферма?

— Ранчо и фруктовый сад. Мы выращиваем персики и разводим лошадей.

Это было интересно.

— Лошадей? — спросила я.

Грей кивнул.

— Разводим их, выращиваем, объезжаем, дрессируем, продаём.

— О, — прошептала я, мне это понравилось. Я никогда не каталась на лошадях, но считала их очень красивыми.

— Мустанги, — продолжил он, и я пристально посмотрела на него, потому что это мне понравилось еще больше, хотя я понятия не имела, почему. — Или были когда-то ими, — сказал он и улыбнулся. — Разумеется больше не дикие.

— Точно, — тихо сказала я, не особо понимая, что он имел в виду.

Видимо, он прочел это по моему выражению, потому что наклонился вперед ко мне и объяснил,

— Мустанги были и до сих пор являются свободно кочующими животными. Другими словами — дикими. Иногда, чтобы держать под контролем популяцию, разрешено отлавливать их и приручать. Но, чтобы быть настоящим мустангом, конь должен быть диким. Мой прадед и его отец до него выезжали и отлавливали их, приучали и разводили их, прежде чем те становились управляемыми. Иногда мы приручаем, чтобы получить новую кровь, это необходимо, так как предок всех наших лошадей — мустанг.

Я подумала, что это очень интересно.

— Ты отловил хоть одного? — спросила я.

— Да, — ответил он.

Это было ещё более захватывающе.

Настолько, что я улыбнулась.

Грей улыбнулся в ответ

Затем он предложил,

— Останься еще на день, куколка, я свожу тебя в свою конюшню и покажу тебе своих красоток.

Я собиралась остаться еще на день. Несомненно. Безусловно. Мне было плевать, если дурацкая любовь Кейси превратится в раскаленный огненный шар, и он безрассудно телепортируется из Мустанга в другую галактику. Я оставалась, потому что собиралась посмотреть на "красоток" Грея.

— Мне бы хотелось.

Он снова улыбнулся.

— Я никогда не каталась на лошади, — поделилась я, и его брови поднялись вверх от удивления.

— Серьёзно? — спросил он.

Я покачала головой.

— Тогда, мы посадим тебя на одну.

О, нет.

Я покачала головой.

— Все в порядке. Просто взглянуть на них было бы замечательно.

— Ни за что, Айви. Ты не жила, если не сидела на лошади.

— Я — начала я, но он наклонился ближе.

— Ты поедешь со мной. Если тебе не понравится, ты в безопасности, тебе не нужно будет что-либо контролировать. Я буду делать это. Если тебе понравится, и ты захочешь попробовать, мы посадим тебе на лошадь одну. Тебе решать, милая, но ты должна позволить мне дать тебе это и позволить себе попробовать. Сделаешь так, Богом клянусь, ты никогда не пожалеешь об этом.

Я поеду с ним.

Я влипла. Прогулка на лошади с Греем.

— Ладно, — согласилась я и заработала ещё одну улыбку.

Я улыбнулась в ответ.

Затем внезапно я почувствовала, что настроение за столом изменилось. Быстро и ощутимо, и я поняла почему, когда ощутила чье-то присутствие, и в конце стола раздался ехидный женский голос.

— Все тот же Грей, транжира. Пикник у ОВИВ на первом свидании.

Я посмотрела на Грея и увидела, что его взгляд стал каменным, а челюсть напряглась. Он повернул голову и поднял глаза.

Я сделала то же самое.

Она была симпатичной, не красивой, но симпатичной. Очень симпатичной.

Но она полагала, чтобы была даром Божьим. Это было ясно, как день.

— Сесили, — пробурчал Грей не очень приветливо, и у меня возникло такое чувство, что он хотел сказать больше, но она его опередила.

Ее взгляд обратился ко мне.

— Знаю, ты новенькая в городе, а каждая девушка в городе знает, так что справедливости ради, ты тоже должна знать, именно сюда он водит всех нас.

— Боже мой, — пробормотала женщина, сидящая дальше за столом.

Я уставилась на Сесили.

— Я должен был бы верить этому, ведь это ты, но я все еще не верю, — выдавил Грей сквозь стиснутые зубы, но я не смотрела на него. Я не могла оторвать своих глаз от нее, когда ее злобный взгляд метнулся к Грею.

— Мы — девушки. Мы не играем в игры, как вы мальчики. — Она снова посмотрела на меня. — Не так ли, милая?

Я узнала. Этот злобный взгляд, я узнала его.

Она была с ним. Она потеряла его. Она хотела вернуть его. Она знала, что этого не произойдет, в основном потому, что она была визгливой стервой. Если она могла устроить такое и считать, что это нормально, то могла закатывать и другие сцены, искренне полагая, что сможет убедить того, для кого она их устраивала, а именно — вероятно, в не столь далеком прошлом — Грея. Но таким образом она бы только потеряла этого человека.

А именно...Грея.

Ее темные, изогнутые брови взметнулись вверх, и она спросила,

— Ты умеешь разговаривать? — она посмотрела на Грея. — Она немая?

Не знаю, собирался ли Грей ответить, потому что я по-прежнему смотрела на нее, когда заговорила.

— Я умею разговаривать, хотя, стараюсь этого не делать, когда не могу сказать ничего хорошего, и боюсь, последние несколько секунд я испытывала затруднения, пытаясь придумать что-нибудь приятное в ответ.

Она взглянула на меня и прищурилась

По какой-то, непонятной мне причине, я не замолчала.

— Я не знаю, то есть, знаю, так как ты ясно дала понять, что не понимаешь, но некоторые из нас, девушек, считают, что ужин в семейном месте, где деньги идут на благотворительность, а официант ходил в школу с твоим отцом, который ушел из жизни, это чертовски хорошее первое свидание. Очень плохо, что ты так не думаешь. — Я слегка наклонила голову в сторону Грея и закончила, мой намек был практически очевиден, — действительно, очень плохо.

— Прелестно, — прошипела она, будучи недостаточно умной, чтобы удержать Грея, но и недостаточно глупой, чтобы не уловить мой намек.

— Забавно, вот, что я думала, — тихо сказал я.

Она сжала зубы.

— Ты поела? — спросила я, когда она не ушла, затем, не дожидаясь ее ответа, я продолжила, — если нет, хотя ты уже бывала тут, просто для информации, стрип тут очень рекомендуют.

— Я ела стрип, — резко возразила она.

Я и бровью не повела.

— Было вкусно?

Она высокомерно задрала свой нос.

— Я предпочитаю филе.

Ее цель была понятна.

Абсолютная стерва.

— Сонни сказал, и также по собственному опыту могу сказать, нет ничего особенного в филе.

Она немного наклонилась ко мне и тихо сказала,

— Оно тает во рту.

Я пожала плечами.

— Что касается меня, то я предпочитаю вонзить свои зубы во что-то.

На это Грей разразился смехом, я посмотрела прямо на него, но не раньше, чем Сесили сделала то же самое.

Все еще смеясь, глядя на меня искрящимися от смеха глазами, Грей выдавил,

— Не останавливайся, дорогая, я и все остальные наслаждаются шоу за ужином.

Черт побери.

Я сжала губы.

Глаза Грея опустились на мои губы, его затихающий смех снова стал громким, и тогда я услышала вокруг несколько тихих смешков.

Мой взгляд скользнул к Сесили, и я увидела, что она покраснела.

— Ты закончила приветствовать меня в Мустанге? — подсказала я, ее взгляд метал молнии.

— Наслаждайся своим стрипом, — ответила она злобно.

— А я и собираюсь, — пробормотала я, смех Грея продолжал звучать, как и смешки многих других.

Боже. Как неловко.

Сесили, естественно, задрав нос, бросилась прочь.

Я глубоко вздохнула.

— Это...было...великолепно, — прошептала мне через стол женщина, которая пыталась отчитать Сонни.

Я улыбнулась, закусив губу.

— Куколка, дай мне свою руку.

Это был Грей, и я посмотрела на него и увидела его руку, протянутую ко мне через стол ладонью вверх. Я подняла свою руку с колен, вложила в его руку, и его пальцы ласково сжали мои.

— Прошлой ночью я заплатил кровью за тебя. Сесили — женская версия целого батальона озлобленных придурков. Теперь, я у тебя в долгу, — сказал он, улыбаясь мне.

— Он прав, — пробубнил мужчина рядом со мной, нагнувшись ко мне, затем он перешел на шепот, возможно потому, что за столом были дети. — Она думает, что ее дерьмо не воняет. Пожалуй, не удивительно, но ты не одна такая. Она сеет этот хаос повсюду. Действует всем на нервы.

Я кивнула ему.

Рука Грея сжала мою, и я снова посмотрела на него.

— Спасибо, что вступилась за меня.

— Пожалуйста.

Его пальцы сжали мои еще раз.

Это были приятные ощущения.

Подошел Сонни, и Грей быстро отпустил мою руку, чтобы освободить поверхность стола, поскольку, лежали бы наши руки на столе или нет, Сонни в любом случае поставил бы две тарелки на стол.

Как только это было сделано, его глаза встретились с моими.

— В следующий раз, когда решишь втянуться в словесную перепалку, позови меня прежде, чем вступать в бой. Да? — потребовал он.

Что ж, слухи быстро распространялись.

— Хм...ладно, — прошептала я.

— Съешь все до последней крошки, или ты разобьешь мое сердце. — приказал он.

— Я бы не хотела этого делать, — пробормотала я, глядя в свою тарелку.

Еда выглядела великолепно.

— Надеюсь, что нет, — прошептал Сонни, и что-то было в его интонации, что побудило мой взгляд метнуться к его лицу, это были эмоции, которые заставили меня проделать это в рекордные сроки.

Поймав мой взгляд, он удерживал его, его глаза отражали эмоции, звучавшие в его голосе.

Затем он кивнул и зашагал прочь.

Я смотрела, как он уходил.

Я все еще смотрела на него, когда Грей тихо напомнил,

— Ешь, пока горячее, куколка.

Я посмотрела на него.

Затем, я кивнула.

Затем начала уплетать за обе щеки.

Благотворительный ужин или нет, но Грей был прав.

Это был не только лучший стейк, который я когда-либо пробовала, это была лучшая еда.

Мне понравился каждый кусочек.

*****

— Спокойной ночи, Дженни, — крикнул Грей.

Я помахала рукой.

— Спокойной ночи вам обоим, — ответила Дженни, помахав и широко улыбнувшись.

Грей обнял меня за плечи, ведя к выходу из The Rambler, где после вкусного ужина со стейком и разговора, последовавшего за радушным приемом Сесили, в который были вовлечены все, сидящие за столом, и те, кто присоединился после того, как поели предыдущие, мы выпили по несколько бутылок пива и сыграли полдюжины партий в бильярд.

Во время которых я уделала Грея, но он совсем не возражал.

Я подумала, что отчасти это было связано с тем, что он наблюдал за моей игрой, не только пялясь на мою задницу (что я замечала много раз, и это заставляло меня чувствовать томление, которого я никогда раньше не испытывала), но и просто смотрел, как я загоняю шары.

Он был впечатлен и не скрывал этого.

Это всегда была работа — шулерство — вторая натура.

Тот вечер, когда мы играли в бильярд и по сути я развлекала красивого, добродушно-веселого, часто улыбающегося мужчину, который мне очень нравился и с каждой секундой нравился все сильнее, стал чем-то намного большим.

— Честное слово, ты просто взяла кий и начала играть? — спросил Грей.

Разумеется, мы болтали. После того, как мне пришлось уйти от ответа о моем отце, Грей приложил усилия, чтобы разговор был легким, для меня.

Не для него.

Я узнала, что, когда Грею было двадцать, его отец погиб в автокатастрофе, которая также лишила ног его бабушку. Трагедия без дополнительных трагических обстоятельств, типа подростков на угнанной машине или пьяных водителей. Тем вечером шел сильный снег, и они столкнулись в лобовую с другим пикапом, оба не справились с управлением на обледенелой дороге, и результаты были плачевными. Его отец умер, бабушка лишилась ног, другой водитель потерял руку.

Я также узнала, что его мама ушла от его отца, когда Грею было пять лет, после перенесенного ею третьего выкидыша после рождения Грея. Она исчезла на двенадцать лет, ни слуху, ни духу, но затем нежданно-негаданно вернулась и попыталась продолжить с того, на чем остановилась с ними двумя, Греем и его отцом. Отцу Грея, тогда еще живому, не очень понравилась эта идея. Как и его бабушке. Как и самому Грею, который без сомнения заботился о них обоих. Его отец любил его мать, и то, что она бросила его и его сына, понятное дело, было воспринято не очень хорошо, а ее возвращение только все ухудшило.

Она сдалась, но не уехала. Грей сказал мне, что сталкивался с ней время от времени, но не уделял ей свое время. Она работала медсестрой в местной больнице. В ночную смену.

Это объясняло, почему он не захотел наложить швы прошлым вечером.

Я также узнала, что была права; ему было двадцать пять, в марте исполнится двадцать шесть.

С моей стороны Грей узнал, что Кейси было двадцать семь лет, что в настоящее время он полагал, что влюбился, и что у меня врожденный талант к игре в бильярд.

Это был не равный обмен информацией, но я была новичком в этом, я не торопилась и была напугана.

Я была тем, кем была, и чувствовала, что он знал, кто я, и его это не волновало.

И все-таки, я не ожидала, что он будет настолько очарован девушкой, жульничающей в бильярд, путешествующей со своим братом по континентальной части Соединенных Штатов, играя в бильярд, разводя идиотов и изредка возвращаясь назад, которая пошла с ним на ужин к ОВИВ.

Я не знала, что делала, и к чему все это шло.

Именно в тот момент, впервые на моей памяти, может даже впервые в жизни, я поняла, что мне нравится находиться именно там, где я была.

Так что, я жила настоящим моментом и делала все, что могла.

Грей, кажется, был не против.

— Да, — ответила я на его вопрос, когда мы вышли на холод, и Грей повел нас по тротуару в направлении отеля, который находился в стороне от его пикапа, таким образом, стало ясно, что мы совершим небольшую прогулку. — То есть, у меня получалось не так хорошо, как сейчас, но близко к тому.

— У тебя математический склад ума? — спросил Грей, и я посмотрела на его профиль, чувствуя его руку на своей талии, свою руку, скользнувшую вокруг его талии, и подумала, что, как ни странно, но если идти в обнимку с ним, прижимаясь к его боку, то, становилось не так холодно.

Совсем не холодно.

— Математический склад ума? — спросила я в ответ.

— Да. Совершенно очевидно, ты можешь свободно играть в бильярд, у тебя способности к геометрии и физике. Если ты видишь углы, можешь мгновенно оценить скорость, силу, ударную силу, тогда у тебя способности к науке, числам.

Я не думала об этом.

Плюс, я бросила школу в двенадцать, поэтому, действительно понятия не имела об этом.

С другой стороны, я хорошо умела обращаться с деньгами, например, я могла, даже не задумываясь, рассчитать процент чаевых. Я также могла, не задумываясь, взять наши сбережения и разделить их, зная до последнего пенни, на сколько нам хватит этих денег до того, как придется искать новую жертву обмана.

Может у меня были способности.

— Может и есть, — сказала я Грею. — На самом деле, я не думала об этом. Просто думала, что умею играть в бильярд.

— Ты не играешь в бильярд, куколка, ты доминируешь. Никогда не видел ничего подобного. Это поразительно. Словно наблюдать за художником у полотна. За прима-балериной на сцене, — его рука слегка сжала меня, и мои глаза, опущенные на наши ноги, вернулись к его лицу, и я увидела, что он улыбается мне, — не то, чтобы я когда-то видел кого-то из них. Я просто предполагаю.

Я улыбнулась ему.

Затем тихо ответила,

— Я тоже никого из них никогда не видела, но то, что ты сказал, было приятным.

Он снова слегка сжал меня; я почувствовала, что должна ответить взаимностью, поэтому сделала то же самое.

Его ухмылка переросла в улыбку.

Я учла это на будущее.

Он перевел взгляд вперед на дорогу.

Я опустила глаза к своим ногам.

И мы оба замолчали.

Затем, казалось, словно прошло несколько мгновений, (но было больше похоже на минуты, просто мне очень понравилось гулять с Греем в обнимку на холоде) и мы стояли у моей двери.

С животом, полным вкусной еды и пива, проведя время за интересной и легкой беседой, пока Грейпостоянно смотрел на меня, а я могла любоваться Греем в любой момент, когда захочу, и с Дженни, счастливо улыбающейся нам, я потерялась в этом вечере. Прекрасном вечере.

Нет, великолепном вечере.

Это был лучший вечер в моей жизни. Ничего подобного у меня не было. Даже лучше того, когда мы с Кейси выиграли по-крупному у того идиота с часами Ролекс, который поставил пять тысяч долларов на одну партию в бильярд.

И я была на свидании.

Так что мне и в голову не пришло, что мы были у двери моего гостиничного номера, и это был конец моего свидания.

Я также не думала о том, что обычно происходит в конце свидания.

Даже, когда Грей развернул меня одной рукой и прижал к себе, а другой — обнял за талию.

— Вернусь завтра, свожу тебя позавтракать в закусочную, затем отвезу к себе и покатаю на лошади. В восемь тебе подойдет? — спросил он, его голос был тихим.

Я улыбнулась, мне нравилось, что я лягу спать, думая о том, что ждет меня, когда я проснусь.

Очень нравилось.

Затем я кивнула.

— Хорошо, — прошептал он, перевел взгляд на мой рот, и затем наклонил голову, а потом...потом...

Потом его прекрасные губы опустились на мои, и он поцеловал меня.

Он целовал меня!

Мой первый поцелуй.

Это не было неожиданным нападением, но я все равно удивилась, что сыграло мне на руку, потому что прикосновение его губ к моим, твердость его тела напротив моего, его тепло, его запах, все это мне нравилось. Настолько сильно, что я потерялась в этом, и мое тело непроизвольно прижалось к нему, мои руки, обнимавшие его, крепко сжались, и я провела ими вверх по его спине. Мои руки почувствовали кожу куртки, а под ней твердость тела, и прижались сильнее.

Затем Грей дотронулся языком до моих губ.

У меня внутри все сжалось, дрожь прошла вниз по внешней стороне моих бедер, и мои губы раскрылись.

Его язык скользнул внутрь.

О, Боже.

Это было приятно.

О, Боже.

Это было хорошо.

Мои пальцы сжались в кулаки, ухватившись за его куртку, колени ослабли, ноги начало покалывать от дрожи, но это была другая дрожь, более сильная, поднимаясь вверх, прямо между моих ног, когда Грей обнял меня еще крепче и прижал к себе еще ближе, а мой язык интуитивно танцевал с его языком.

Он выглядел хорошо. Его голос был приятным. Он приятно пах. Приятно ощущался.

А теперь я узнала, что он был приятным на вкус.

Потрясающий.

Лучший вкус для моего языка.

Безусловно.

Затем стало еще лучше. Его рука на моих плечах передвинулась, его длинные пальцы пробежались по задней стороне моей шеи, зарывшись в мои волосы, обхватив мой затылок, даря прекрасные ощущения.

Затем, слегка склонив мою голову в бок, он наклонился в другую сторону и поцелуй углубился.

Намного.

Прямо через рот, вниз по моему горлу, вдоль живота, отразившись спазмом между ног, в то же самое время опалив мою душу.

Я невольно всхлипнула, этот звук, звук, который я никогда не издавала, говорил о многом.

При этом, Грей передвинулся, потянув меня назад. Я натолкнулась на дверь, Грей прижался ко мне всем своим телом, и поцелуй достиг стратосферы.

Когда он оторвался от меня, я обнаружила, что моя рука, каким-то образом, пробралась под его кожаную куртку, обнимая его, и мой кулак теперь сжимал его свитер. Моя другая рука проскользнула в его мягкие густые волосы, удерживая его голову рядом с моей, а я стояла на носочках, крепко прижимаясь к нему.

Я моргнула. пребывая словно в тумане, и посмотрела на него, когда он пробубнил,

— Черт.

— Что? — сказала я, сама того не сознавая.

— Твой брат непредсказуем, бабуля с ума сойдет, если я приведу тебя домой, и черта с два я затащу кого-то такого сексуального и милого на сидение старого, холодного, грязного пикапа.

Я перестала дышать.

— Скажи спокойной ночи, Айви, — зарычал он, не отпуская меня.

Что-то происходило, и, возможно, у меня никогда не было свиданий раньше, и, возможно, это был мой первый поцелуй, величайший поцелуй за все время, но я не была наивной.

Я знала, что происходило.

Мой брат был моим братом, и он регулярно трахался. А я большую часть времени проводила в сомнительных закусочных или просто барах среди мужчин. Они кое-что говорили, говорили своими ртами и глазами.

Я точно знала, что происходило.

И мне нравилось, что это происходило между Греем и мной.

Я слишком долго медлила, чтобы сделать то, что мне было сказано. Я поняла это, когда руки Грея напряглись, а его бедра прижались к моему животу.

— Скажи...спокойной ночи...Айви, — снова проворчал он.

— Спокойной ночи, Грей, — прошептала я.

— Черт, — прошептал он в ответ, прикоснулся губами к моим губам и отпустил меня.

Покинув его объятия, его тепло, его силу, меня сразу же пробрал холод.

— Зайди внутрь, — потребовал он.

Я кивнула, опустила голову вниз, достала из сумочки ключ и повернулась к двери. Я открыла ее, сделала полшага и повернулась обратно.

Грей все еще стоял там, где я его оставила.

— Включи свет, дорогая, — тихо сказал он.

Не отводя от него взгляда, я нащупала выключатель на стене и включила свет.

— Хорошо, иди внутрь, я хочу услышать, как ты закроешься на цепочку.

Я кивнула, но не сдвинулась с места.

— Сейчас, Айви.

Я снова кивнула, но не пошевелилась.

Он улыбнулся, и я увидела ямочку.

И я влюбилась, прямо тогда, именно тогда, сразу, быстро и сильно.

— В восемь, детка, — прошептал он.

— В восемь, — прошептала я в ответ.

— Оденься потеплее, милая.

Я кивнула.

— Спасибо за приятный вечер.

— У нас их будет больше.

У нас их будет больше.

Я почувствовала, как в носу защипало от слез, когда мысленно воздала благодарность небесам.

Спасибо, Господи.

— В восемь, — повторил Грей.

Я улыбнулась.

Затем, чтобы он больше не стоял на холоде, я заскочила внутрь, закрыла дверь, защелкнула замок и накинула цепочку.

Затем, я отодвинула занавеску. Стараясь спрятаться, я выглянула в окно, но мне не нужно было стараться.

Он медленно уходил.

Я наблюдала, улыбаясь.

Затем, потеряв его из виду, я отошла от занавесок и оглядела гостиничный номер.

Потом, я обхватила себя руками.

Затем, я так широко улыбнулась, что стало больно лицу, я покружилась, как подросток, дотанцевала до кровати и завалилась на нее, все это время хихикая.

Глава 11

Я была свободна

Двенадцать часов спустя...

Грей натянул поводья, и несмотря на то, что вид был захватывающий — снежные долины, текущий ручей, края которого были покрыты ледяной коркой, сверкавшей на ярком солнце, горы, синевшие вдалеке на фоне горизонта — я не хотела, чтобы он это делал.

Потому что, сидя на великолепном животном с Греем, который крепко прижимал меня к себе, обхватив рукой мою талию, я не хотела останавливаться. Никогда.

Никогда.

Все же, он сделал это.

Впрочем, мы были далеко от его ранчо — тире — фруктового сада (и я видела, при дневном свете, бесконечные ряды густо посаженых, невысоких персиковых деревьев, которые почти окружили дом и хозяйственные постройки и которые, несомненно, весной выглядели великолепно), поэтому нам нужно было возвращаться обратно.

Опять же, было на что надеяться.

В предвкушении ожидать чего-то еще.

Я не знала, смогу ли я к этому привыкнуть. Ничего подобного у меня не было до вчерашнего вечера.

Мне понравился вчерашний вечер, даже несмотря на то, что я не сомкнула глаз ночью, потому что была настолько взволнована тем, что ожидало меня утром. И меня не волновал тот факт, что Кейси не вернулся до моего ухода. Я просто оставила ему записку, собралась и с нетерпением ждала, когда Грей постучит в мою дверь.

Завтрак в закусочной, встреча с его "красотками", которые такими и были (и их было двенадцать, двенадцать!), а теперь это.

Поездка верхом на лошади по его владениям.

И его владения были достаточно большими.

Он спешился, затем его руки ухватили меня за талию и сняли меня с лошади. Затем его рука в перчатке обхватила мою руку, которая тоже была в перчатке, так как он сходил в дом и прихватил пару перчаток его бабушки, чтобы я могла их позаимствовать.

Бабушки Мириам не было дома, кстати. Она была в городе с какими-то женщинами, занимаясь "вязанием или чем там они занимаются, скорее всего просто болтают", (слова Грея).

Этим бабушка меня также удивила. Она была прикована к инвалидному креслу, поэтому, по глупости, я думала, что ей тяжело ходить по гостям, и я предположила, что она этого не делает.

Очевидно, она не сидела на одном месте.

Грей подвел меня к краю ручья, его лошадь следовала за нами, так как Грей по-прежнему держал поводья. Он остановился, отпустил мою руку, но обнял меня за плечи и посмотрел на ручей.

Я обняла его за талию и взглянула на его профиль.

— Это твое любимое место? — предположила я, и он перевел свой взгляд от ручья на меня и улыбнулся.

— Одно из них. У меня много земли, куколка, и это великолепная земля. Так что у меня много любимых мест.

Это можно было понять. Наша поездка заняла какое-то время, может десять минут, и это была не степенная прогулка (что было весело). Все, что я видела, могло бы претендовать на лучшее место.

Он повернул голову, кивнув в сторону ручья, и мой взгляд последовал за ним.

Когда я посмотрела вперед, он сказал:

— Землей за ручьем владеет отец Бада Шарпа.

Надо же!

— Правда? — спросила я, уставившись на другую сторону ручья.

— Его папаша пытался купить нашу землю у меня. Отец его отца пытался купить ее у моего деда. Это продолжается уже в течение четырех поколений, милая. Вот уже четыре их поколения хотят наложить свои руки на землю Коди.

Это все объясняло.

Грей продолжил делиться суровой правдой.

— Бад хотел получить Сесили до меня, получил ее после меня.

Меня передернуло.

Нет. Теперь все стало понятно.

Его рука слегка сжала мое плечо, я посмотрела на него и увидела, что он смотрел на меня.

— До нее была Конни. До Конни была Донна. До нее — Дебби. И так со средней школы, когда он связался с девчонкой по имени Эмили, после того, как мне надоело целоваться с ней на переменах. — Он снова усмехнулся. — Что случилось как раз, когда она поставила брекеты. Мне нравились мои губы такими, какими они были. Бад ходил с разодранными губами в течение месяца, прежде чем до него дошло.

Мне не хотелось находить это забавным, потому что по многим причинам это было пугающим. Одна из них — что он начал целоваться в средней школе, то есть ему было лет двенадцать или тринадцать, а я считала, что это было немного рановато. А другая причина заключалась в том, что он уже целовался в том возрасте, а мой первый поцелуй случился лишь вчера вечером. Но я не смогла удержаться и захихикала.

Ухмылка Грея переросла в улыбку.

Я прикусила губу и опять посмотрела на другую сторону ручья, решив не думать об этом, и заметила:

— На мой взгляд он не сильно похож на ковбоя с ранчо.

Он им и не был. Холеные руки. Приличная одежда. Одежда Грея тоже была приличной, мужской, хорошего качества, привлекающей внимание, но добротной, а не напоказ. И его руки были нежными, на самом деле, красивыми, но это не означало, что они не были мозолистыми. Грей был мужчиной, который работал руками. А Бад Шарп таким не был.

— У Бадди Шарпа куча проблем. Одна из них — он неженка. Он не любит тяжелой работы. Доводит отца до крайности. Получил какую-то степень, не знаю, в чем, работает в другом штате в крупнейшем отделении банка того штата. Слышал сплетни, так как Бад сам их распространяет, что он зарабатывает большие деньги. У него есть две сестры. Папаша Шарп, кажется, не особо доволен своим сыном. Когда у тебя есть земля, ты передаешь ее своему сыну, которого всю жизнь учил обрабатывать ее. И ты передаешь ее мужу своей дочери только, если у тебя нет сына.

— Папаша Шарп делится этими мыслями со своим сыном? — тихо спросила я.

— Часто и на людях, а значит также часто с глазу на глаз, — ответил Грей.

— Значит, видя, что Бадди не интересуется фермерством и, возможно, ему плевать на твою землю, он затеял семейную вражду по другому поводу?

Я почувствовала, как Грей шевельнулся, и мой взгляд вернулся к нему. Я увидела, что он смотрел на меня.

— Никакой семейной вражды, Айви, мы неплохо ладим. Они делают предложения, мы их отклоняем. У них земли в два раза больше, чем у нас, хотя, она не так хороша. — Он снова улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. Затем он продолжил:

— Они разводят скот, у них есть два сада, виноградники, они делают вино. Я нанимаю работников для сбора персиков и обращаюсь за помощью, когда объезжаю очередную лошадь. Во всех остальных случаях есть только я. У Джеба Шарпа пять работников на ранчо, на постоянной основе. Если бы я лишился рассудка и принял их предложение, они были бы рады расширить масштабы своей деятельности. Мой ответ "нет", и Джеб не расстраивается.

— Тогда, в чем проблема Бадди?

— Если бы я только знал, черт возьми, — пробурчал он, снова посмотрев через ручей. — Хотя, мой отец в течение своей жизни часто говорил мне, что любил меня и гордился мной. Он умер, но я хорошо усвоил эти две вещи. Не знаю, что бы двигало мной, если бы мой отец был откровенно разочарован во мне просто за то, кем я был, не таким уж и плохим, пока я не стал мудаком.

Я опять не смогла сдержаться и молча рассмеялась, отчего мое тело затряслось, и Грей взглянул на меня сверху вниз, на его щеке появилась ямочка.

Тогда я успокоилась и тихо сказала,

— Ты тот, кем его отец хочет его видеть.

— Повтори?

Я развернулась и прижалась к нему с боку, откинув голову назад.

— Грей, Джеб Шарп хочет, чтобы его сын был таким, как ты. И, если он не прочь часто и прилюдно говорить своему сыну, что он разочарован в том, кем он стал, совершенно очевидно, что он не раз упоминал об этом.

Взгляд Грея скользнул за ручей,

— Да чтоб меня!

— Впрочем, может Джеб Шарп ничего и не говорит, но Бад Шарп смотрит на тебя и понимает это. Вот почему он пытается обойти тебя хоть в чем-то, с женщинами или зарабатывая больше денег, или в чем угодно, он доказывает своему отцу и всем остальным, что он лучше. — Грей снова посмотрел на меня, и я дала ему совет, — может тебе стоит уступить ему в чем-то.

Этим я заработала себе кое-что особенное, лучший подарок, когда-либо полученный мной. Он разразился смехом, а я наблюдала и слушала, его тело тоже развернулось так, что мы стояли лицом друг к другу, он обнял меня другой рукой и тесно прижал к себе.

Когда он успокоился, но все еще улыбался, его улыбка была широкой и прекрасной, он опустил на меня свой взгляд и спросил,

— И в чем по-твоему я должен уступить ему, куколка? — прежде чем я успела ответить на этот риторический вопрос, его лицо смягчилось, он крепче обнял меня и продолжил говорить. — Потому что, видишь ли, я только что нашел ту, которая мне очень нравится, и Баду она нравится не меньше, и черта с два я уступлю ее ему.

Я почувствовала, как мое тело прижалось к нему, когда мои ноги задрожали.

— Грей, — прошептала я.

Одна рука Грея скользнула вверх по моей спине, по моей шее и задержалась у ее основания.

— Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел, Айви, — тихо сказал он, и я прижалась к нему еще сильнее, почувствовав, как мои глаза защипало от слез. Я пыталась контролировать себя, пока он продолжал, — у меня есть дела на сегодня, и это хреново, но вскоре я посажу тебя в свой грузовик и отвезу обратно. Я имею в виду, что когда закончу свои дела, то собираюсь вернуться в город и забрать тебя. Я хочу, чтобы ты поужинала со мной сегодня вечером у меня дома, затем, хочу, чтобы ты осталась и посмотрела со мной телевизор. У твоего брата есть, где остаться, я поговорю с Мэнни после того, как высажу тебя у гостиницы, ты откажешься от номера, потому что, я полагаю, тебе нужны деньги. Без каких—либо обязательств, без глупостей, ты спишь под моей крышей, но в своей кровати. Мы не будем торопиться. И тебе не стоит тратить на гостиницу свою, какую бы там ни было, заначку, пока он болтается без дела и спит с кем попало, а мы с тобой начинаем узнавать друг друга. Ты согласна?

И да, и нет.

— Грей, твоя бабушка, — прошептала я.

— Я люблю ее, она помогла вырастить меня, но, милая, я — взрослый мужчина, и принимаю решения, касающиеся моей жизни, и это мой дом, несмотря на то, что он является нашим общим домом. Не буду лгать, ей это не понравится, но меня это также не волнует. Она взрослый человек, ты взрослый человек, и я тоже. Ей придется с этим смириться.

— Не уверена, что это здравая мысль, — тихо сказала я.

— Может и нет, но я поступаю так впервые в жизни, так что, надеюсь, она поймет меня, и, теперь зная об этом, я надеюсь, ты тоже.

Ничего себе.

Я поняла.

Я определенно поняла его.

И мне понравилась его точка зрения.

Я не ответила, лишь посмотрела в его голубые глаза, обрамленные темными с рыжеватыми кончиками ресницами.

— Айви, милая, ты со мной?

— Если ей будет некомфортно, и я это почувствую, ты отвезешь меня обратно в гостиницу? — спросила я.

— Несомненно, — ответил он.

Я прижалась к нему чуть сильнее, затем прошептала:

— Я постараюсь не врываться к тебе в ванную.

Он улыбнулся.

— В прошлый раз я не жаловался.

Нет, не жаловался.

Я улыбнулась в ответ.

Его улыбка исчезла за полсекунды до того, как он опустил взгляд на мои губы, затем наклонил голову и поцеловал меня.

Этот поцелуй был едва ли не лучше, чем первый, за исключением того, что в этот раз он не спешил, я не стонала, и поцелуй не вышел из-под контроля. Он был мокрым, он был глубоким, и он был нежным.

И я наслаждалась каждой секундой, проведенной на морозе в его объятиях на заснеженной равнине у ручья, пока он целовал меня.

Каждой чертовой секундой.

Он поднял голову, не отрывая от меня своего взгляда, и пробубнил,

— Давай отвезем тебя назад в гостиницу, чтобы ты разобралась со своим братом, а я — со своими делами, и потом я смогу привезти тебя обратно домой.

Дом.

Именно так он сказал.

Дом.

Это мне тоже понравилось.

— Хорошо, — прошептала я.

Грей улыбнулся.

*****

Три часа спустя...

Я гуляла по улицам Мустанга.

Кейси вернулся и Кейси был вполне согласен освободить гостиничный номер, потому что "Моя девочка, она по уши в меня втюрилась. Это потрясающе. Я переночую у нее. Мы с тобой пересечёмся завтра за ланчем в полдень в кафе".

Он не спросил о моем первом в жизни свидании.

Он не спросил, вернулась ли я домой к десяти (не вернулась, но это было ненамного позднее).

Его не волновало, что я собиралась ночевать у Грея.

Он лишь яростно желал вернуться к своей девочке (конечно же после того, как умолял меня дать ему еще одну сотню баксов, которые я, конечно же, будучи собой, дала ему).

Затем он забрал свою сумку, я забросила свою к Мэнни, который был за стойкой регистрации и заверил меня, что Грей разговаривал с ним, и несмотря на то, что мы освобождали номер поздно, он не собирался брать с нас за лишний день. Я заплатила ему за то время, что мы тут жили, и потом...я была свободна.

На один день я...была...свободной.

Я прогуливалась по тротуару вдоль площади, едва сдерживаясь, чтобы не начать посвистывать. На полпути я повернула направо и толкнула дверь, чтобы войти.

Мой взгляд метнулся к бару.

Взгляд Дженни обратился ко мне.

Мое тело двинулось к бару.

Дженни следовала за мной взглядом.

Я положила руки на барную стойку.

Дженни не сводила с меня глаз.

Я открыла рот, и спросила следующее:

— Та вакансия еще открыта?

Дженни широко улыбнулась, и таков был ее ответ:

— Полагаю свидание с Греем удалось.

Теперь настала моя очередь широко улыбнуться.

Глава 12

Я подожду

Семь часов спустя...

— Она даже готовить не умеет, — прошипела бабушка Мириам Грею на кухне, пока я сидела в их уютной, обжитой, деревенской гостиной, в которой спинки дивана и кресел были украшены вязанными крючком салфетками (да, салфетками), мой взгляд был прикован к телевизору, который совсем не заглушал ее голос.

— Ба, Айви в соседней комнате, — проворчал Грей.

Она проигнорировала его.

— Где это слыхано, чтобы двадцатидвухлетняя девушка не умела готовить?

— Сесили умела готовить, и все же, на вкус ее стряпня была отвратительной, — ответил Грей.

— По крайней мере, она умела, — возразила бабушка Мириам.

— А Нэнси была чертовски ветреной, она знала, что делала, но все равно забывала, и каждый раз, когда я приходил к ней на ужин, в ее доме стоял запах, словно там только что был сделан ужасный ремонт после массивного взрыва, потому что она либо сожгла что-то к чертям собачьим, либо у нее что-то выкипело, газ вышел из-под контроля, загорелись обои на стене, и наше свидание начиналось с того, что я орудовал огнетушителем, — парировал Грей.

Я не хотела смеяться, потому что в действительности до смерти была напугана тем, как сильно я не нравилась бабушке Мириам, и тем, что она совсем не возражала, чтобы я об этом знала, но, надо сказать, Грей был забавным.

— Она, все же, умела готовить, — снова возразила бабушка Мириам.

— Да, и я тоже, как и ты, и если уж на то пошло, ба, то это наше второе свидание, и почему ты вышла из себя, я не понимаю, к тому же ты научишь ее готовить, или я научу, — ответил Грей.

— Я вышла из себя, потому что еще до первого свидания ты заработал порез над глазом из-за проблем этой девчонки, и, может, это и второе свидание, но это также вторая ночь, когда эта девчонка спит под этой крышей.

— В гостевой спальне.

— Грейсон Коди, посмотри на меня. Мне семьдесят лет, и у меня четыре сына. Четыре. И я была замужем за твоим дедушкой. Думаешь, после всего, что я пережила с мужчинами Коди, я не понимаю, что происходит?

О, Боже.

— Во-первых, — перебил Грей, и я закусила губу от его тона, — я бы не стал проявлять такое неуважение по отношению к тебе. Во-вторых, я не стал бы этого делать и по отношению к Айви. Я — Коди, бабуля, и сейчас я знаю о дерьме трех других твоих мальчиков в большей степени, чем ты, но я сын своего отца. Не забывай об этом.

Еще одна тайна Грея.

Бабушка Мириам молчала.

Очевидно, Грей добился своего.

Тогда бабушка Мириам решила высказаться по другому поводу.

— Неважно, сколько тебе лет, пять или двадцать пять, Грейсон Коди, ты должен следить за своим языком.

Грей, безусловно, не был склонен принимать всерьез это замечание, учитывая, что я едва расслышала, но все же услышала, как он пробурчал:

— Тебя забыл спросить.

— Грей! — рявкнула бабушка Мириам.

Я прикусила губу, чтобы не засмеяться, потому что, может мне и было страшно, но все равно это было смешно.

Грей больше ничего не говорил, и бабушка Мириам тоже, пока я не услышала, как она заявила,

— Я буду смотреть телевизор в своей комнате.

— Дело твое, — ответил Грей.

— Я хочу смотреть его, лежа на своей кровати, — сказала она ему.

— Хорошо, хочешь приготовиться ко сну? Или хочешь посмотреть какое-то время и позовешь меня позже ?

— Немного посмотрю, — сказала она намного тише.

— Тогда, пойдем, дорогая, — пробубнил он.

На это раз я закусила губу, потому что может они и поругались, но это закончилось тем, что Грей собирался помочь своей бабуле устроиться на кровати, чтобы его бабушка могла посмотреть телевизор спокойно и не в присутствии девушки, с которой ее внук неожиданно начал встречаться, и которая ей совсем не нравилась, лишь для того, чтобы позже он мог вернуться к ней и помочь приготовиться ко сну, когда ей это потребуется.

И я считала это очень милым.

Выезжая из кухни, Бабушка Мириам крикнула мне по пути:

— Просто хочу посмотреть другую программу, дитя. — Это была ложь, и, хотя я уже довольно давно не была в церкви, я была почти уверена, что Бог осуждал ложь не меньше, чем, Он не любил сквернословие. — Желаю спокойной ночи.

— Спокойной ночи, миссис Коди, — крикнула я в ответ и заметила, что она не посмотрела на меня, когда объезжала лестницу.

А Грей, следовавший за ней, посмотрел.

— Вернусь через минуту, куколка.

— Хорошо, — тихо сказала я.

Они исчезли.

Я вернулась к просмотру телевизора.

Достаточно сказать, что ужин прошел не так хорошо. Грей приехал за мной, и мы вернулись в его дом до того, как еда была приготовлена. По прибытии, бабушка Мириам попыталась заставить меня помочь, и прежде чем я храбро взялась бы помогать и отрезала себе палец или взорвала их кухню, я призналась им, что никогда не готовила.

Грей ничего не сказал, даже не взглянул на меня, хотя мне ужасно страшно было признаваться в этом. Впрочем, такое невозможно скрывать, и, если бы мы продвинулись дальше второго свидания, он, в конце концов, узнал бы, поэтому мне пришлось признаться.

Бабушка Мириам восприняла это не так уж хорошо, о чем свидетельствовала их ссора, произошедшая после того, как я помогла Грею убрать со стола, и мы все сели, чтобы посмотреть комедийное шоу, а затем бабушка Мириам сказала своему внуку, что ей нужно с ним "поговорить".

Я почувствовала его до того, как увидела, входящим в гостиную через двойные двери. Я наблюдала за ним, готовая произнести свою речь, но он лишил меня этого шанса, сделав кое-что, отчего у меня перехватило дыхание.

И вот, что он сделал — стащил меня с дивана и притянул в свои объятья, сразу после чего он лег на спину на диван вместе со мной, прижатой к нему сверху и частично к спинке дивана.

Я изо всех сил старалась отдышаться, затем пыталась прийти в себя, после чего я немного приподнялась, опираясь рукой на его грудь, и посмотрела на него.

Его прекрасная голова с великолепными густыми волосами покоилась на подушке с цветочным узором и оборками по краям, а его глаза были устремлены в телевизор до тех пор, пока он не почувствовал на себе мой взгляд и не посмотрел на меня.

— Думаю, наверно, мне стоит вернуться в гостиницу, — прошептала я, и его рука, обнимавшая меня за талию, напряглась.

— Айви…

— Она чувствует себя некомфортно.

— Она переживет.

— Хорошо, может быть, но сейчас ей неуютно, а это ее дом, и, думаю, можешь меня поправить, но он является таковым уже давно. Никто не должен чувствовать себя неуютно в своем доме.

— Включая меня?

Я замолчала.

Другой рукой он заправил мне волосы за ухо, но не убрал ее, его пальцы задержались в моих волосах, ладонь — под моим ухом.

— Она переживет это, — тихо сказал он.

Я продолжила осторожно настаивать на своем:

— Грей, дорогой, ты же обещал, что если мне станет неудобно от того, что она почувствует себя некомфортно, ты отвезешь меня обратно в город. Это произошло.

— Айви, дорогая, сколько денег у тебя осталось?

Это заставило меня замолчать снова.

— Ты слишком многое скрываешь, скажи мне. — Теперь была его очередь настаивать.

— Шестьсот двадцать шесть долларов и шестьдесят семь центов.

Он покачал головой, его рот дернулся, словно он не знал улыбнуться ему или нахмуриться.

Затем он пробурчал,

— И шестьдесят семь центов.

Я закусила губу, потому что понимала, то, что я знала о своих сбережениях до последнего цента, говорило обо всем.

Грей удерживал мой взгляд какое-то время, а потом не громко, но твердо заявил:

— Она переживет.

Он заботился обо мне.

Осознание этого нахлынуло на меня, и от того, как это произошло, какие чувства вызвало, я ляпнула:

— Я устроилась на работу в Рамблер сегодня.

Тело Грея замерло подо мной.

Затем он спросил,

— Повтори?

— Мы с Дженни болтали, и она сказала, что искала себе работника, я спросила, могу ли я быть этим работником, она сказала да. Я начинаю с понедельника.

Он уставился на меня, не говоря ни слова и не шевелясь.

Поскольку это было второе свидание за всю мою жизнь, в некотором роде это было странно, хотя я не много знала о свиданиях. Все же, я полагала, что лежать со своим парнем, растянувшись на его диване, в то время как его бабушка находилась в дурном расположении духа в соседней комнате, а через несколько часов отправиться спать в его гостевую спальню, для любого человека было бы странным. Грей был единственным мужчиной, с которым я ходила на свидания, не говоря уже о том, что единственным мужчиной, которого я когда-либо действительно знала за пределами нашего парада "дядюшек", был Кейси, поэтому я не знала, как воспринимать его реакцию.

— Грей? — позвала я робко, и совсем не скрывая своей нерешительности.

— Мучительно, — странно пробубнил он.

Я подняла голову и встретилась с ним взглядом, прошептав:

— Что?

Внезапно, я больше не была зажата между ним и диваном. Тут же, я оказалась на спине, а Грей на мне, прижимаясь ко мне своим длинным, твердым телом, и теперь моя голова лежала на цветастой с оборками подушке, и я пристально смотрела на него.

Мне стало тяжело дышать, и не потому что он был тяжелым (хотя, он был, но он перенес большую часть своего веса на руку, которой упирался на подушку рядом со мной). А просто потому, что никогда еще мужчина не лежал на мне.

И мне нравилось, что этим мужчиной был Грей.

Очень нравилось.

— Мучительно, — повторил он, — учитывая, что ты жульничаешь в бильярде, чего не должна делать, ты сходила со мной на одно свидание, которое было чертовски нереальным. Ты почувствовала то же, что и я, потому что твой отказ от этого образа жизни означает, что ты также сильно, как и я, хочешь узнать, куда это приведет, и я очень, очень хочу показать тебе, как я ценю это, но в данных обстоятельствах не могу, так как моя бабуля находится в соседней комнате.

О, Боже.

— Не смотри на меня так, куколка, и не прикасайся ко мне, и не целуй меня, иначе мы вернемся к Мэнни, но проведем там ночь вместе, — предупредил он.

О...Боже.

— Эм...как я на тебя смотрю? — спросила я.

— Вот так, — ответил он, его взгляд заскользил по моему лицу.

Я прикусила губу, потому что не знала, чем помочь, но более того, я не знала, хотела ли я.

Затем я отметила очевидное,

— Я не прикасаюсь к тебе, Грей, ты лежишь на мне.

— Детка, серьезно. Я чувствую каждый дюйм твоего тела, и, если бы я не боялся сейчас пошевелиться, твоя задница была бы в кресле в другом конце комнаты, а я направлялся бы наверх, чтобы принять холодный душ.

О.

Боже.

— Грей…

— Я добавлю, на данный момент не смей даже разговаривать, особенно шептать мое имя с таким придыханием.

Я сжала губы.

Взгляд Грея опустился на них.

Мои глаза стали больше, потому что в последнее время, каждый раз, когда такое случалось, мгновением позже его губы оказывались на моих губах. Он подарил мне только два страстных поцелуя, но до того, как он подвез меня до гостиницы и с того момента, как он заехал за мной, каждый раз, когда его глаза опускались на мои губы, его рот следовал за ними.

Да, даже перед его бабушкой (дважды).

Что было не очень хорошо.

Его взгляд вернулся к моим глазам, но не остановился на них, он прошелся по моему лицу, прежде чем пробормотать:

— Самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал, лежит на моем диване, подо мной, а ее чертовски великолепные волосы рассыпались по всей моей подушке.

В ответ на это я ляпнула:

— Это твоя подушка?

Его взгляд вернулся к моим глазам.

— Да.

— Она с оборками.

Наконец он ухмыльнулся и тихо сказал,

— Да.

— Ты сам выбирал ее?

— Черт, нет.

Что ж, какое облегчение.

Видимо, мои мысли отразились на моем лице, потому что Грей расхохотался. И можно было с уверенностью сказать, что стоять в его объятьях, наблюдая за ним и слушая его смех, было потрясающе, но лежать под ним, глядя на него, слушая и чувствуя, как он смеется, было еще лучше.

К тому времени, как он почти успокоился, я тоже пришла в себя, потому что кое-что из его слов дошло до меня.

— Ты знаешь, что я жульничаю в бильярде? — прошептала я.

Веселье исчезло из его взгляда, и его лицо приблизилось, когда он ответил:

— Да.

Я догадывалась об этом. Но все равно, мне было неприятно услышать подтверждение.

— Откуда? — спросила я.

— Бар, к которому присматривался твой брат? Алиби?

Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не закусить губу, и кивнула.

— Мой дядя владеет тем баром, а два других моих дядьки зависают там. Твой брат заприметил одного из них и решил кинуть. Мой дядька изворотлив, и может быть жестоким, но он ни в коем случае не дурак. Они проследили за твоим братом, увидели тебя и догадались об обмане. Я был там, они рассказали мне об этом, описали тебя, и я точно понял, о ком они говорили, учитывая, что я едва ли мог глаз отвести от тебя, когда ты была в Рамблере. Я нашел тебя и предостерег.

— Твой дядя владеет тем баром?

Он кивнул.

— Он изворотлив и, кроме того, может быть жестоким, но не часто идет таким путем.

Потом, я поняла еще кое-что из того, что он сказал.

— Ты едва ли мог отвести от меня свой взгляд в Рамблере?

Он ухмыльнулся.

— Куколка, ты не единственная, у кого есть способность наблюдать за кем-то так, что он даже не знает, что ты смотришь.

Черт побери.

— Ты знал, что я наблюдала за тобой?

— На протяжении всего вечера.

Блин.

Его ухмылка превратилась в улыбку, и прежде чем она исчезла, он прошептал:

— Ты ушла до того, как я успел подойти к тебе, и ты даже не взглянула в мою сторону. Когда увидел тебя на детской площадке, ты сказала мне, что остановилась в гостинице, клянусь, было чертовски обидно узнать, что ты полагалась на волю случая. Тогда я этого не понимал, — он наклонился ближе ко мне, — сейчас понимаю.

Мое сердце тяжело забилось в груди.

Грей не закончил.

— Рад, что ты решила воспользоваться возможностью начать достойную жизнь в достойном месте, где к тебе будут относиться по-доброму.

Мое сердце заколотилось еще сильнее.

Грей все еще продолжал.

— И я рад, что ты решила попытать счастья со мной.

Мое сердце начало бешено стучать, а глаза наполнились слезами.

— Грей…

— Самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал, — прошептал он.

Еще больше слез появилось в моих глазах.

— Грей…

— Сейчас на моем диване.

Слеза скатилась из уголка моего глаза.

Грей поймал ее большим пальцем.

Потом, все еще шепотом, он сказал мне:

— Мой отец учил меня, что удача улыбается тем, кто умеет ждать. Он был терпеливым человеком, и научил этому меня. Всю свою жизнь я прожил в этом городе, но это не значит, что я не знаю, как устроен мир. Я понимаю, что что-то привело тебя к такой жизни, но я смотрю на тебя и не вижу в тебе ни капли озлобленности, ни в твоем поведении, ни в твоих разговорах, ни в твоих глазах, ни в чем. Что бы там не привело тебя к такой жизни, это было что-то плохое, но ты не позволила этому ожесточить себя. Когда-нибудь настанет время, и ты расскажешь мне об этом. Не торопись, Айви, я подожду.

Еще одна слеза скатилась, следом еще одна. И потом еще одна. И еще.

Грей поймал те, которые успел поймать своим большим пальцем, но остальные катились по моему виску и увлажнили мои волосы. Я смотрела в его голубые глаза с ресницами, кончики которых были каштановыми, и думала, но не произнесла этого вслух, что он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела, и дело было не только в его внешней красоте, которая делала его таким.

Затем он перевел свой взгляд на мои дрожащие губы, опустил голову и прикоснулся своими губами к моим.

Затем он перекатился на спину, прижав меня к своему боку, и тихо сказал:

— А сейчас, куколка, давай расслабимся перед телевизором.

Я прижалась щекой к его плечу, скользнула рукой по его животу, обняв его, и прошептала:

— Хорошо.

Его рука, обнимавшая меня сзади, слегка сжала меня.

Я сморгнула прочь слезы, подняв руку с его живота, вытерла свой висок, затем опустила ее обратно.

Затем, несмотря на то, что я впервые в жизни валялась на диване с мужчиной и смотрела телевизор, я подумала, что чувствую себя при этом невероятно удобно.

И это случилось само собой.

Глава 13

Глупая

Одна неделя и один день спустя...

— Черт, — хрипло прошептал Грей в мои губы, а затем его язык снова оказался у меня во рту.

Да.

Мы были наверху в его доме, и он прижал меня к стене у двери в ванную. Моя юбка была задрана до талии с одной стороны, потому что его рука была в моих колготках и трусиках, обхватив меня за задницу. Другая рука была у меня под свитером, крепко обнимая меня, его пальцы почти касались моей груди сбоку. Я вытащила его рубашку из штанов, и мои пальцы исследовали накачанные мышцы его спины, другая рука была в его волосах, прижимая его рот к моему.

В нашем поцелуе было столько страсти, что я превратилась в жидкость в его объятиях, и, если бы он не обнимал меня так крепко, я упала бы на колени. Между ног возрастало напряжение, моя грудь набухла, соски затвердели и прижимались к его груди. Я не могла насытиться его губами, его языком, руками и его телом, а он не мог насытиться мной.

— Грей!

Это бабушка Мириам звала с первого этажа.

Я слышала ее, и знаю, что Грей тоже, но никто из нас не остановился, вот как сильно мы были поглощены друг другом.

— Грей!

Послышалось снова, и он отстранился от моих губ.

— Черт! — рявкнул он, я чуть приоткрыла глаза и встретилась с его горящим взглядом. Я уже была возбуждена, но при виде его красивых глаз, разъярённых и одновременно очень, очень возбужденных, очередная порция влаги пропитала область между моих ног.

— Грей! — бабушка Мириам крикнула снова.

— Иду! — крикнул Грей в ответ, я была возбуждена и не хотела останавливаться, но нам не следовало начинать что-либо. Мы планировали поехать в церковь; мы должны были сидеть в грузовике через десять минут, и несмотря на то, что страсти накалились, как и всегда, мы оба понимали, что не могли продолжать. Не перед церковью. Не в этом доме. Не в присутствии бабушки Мириам.

— Прости, куколка, — пробурчал Грей, нежно убрав руки из-под моей одежды, и я улыбнулась ему.

— Все в порядке, — прошептала я.

Его взгляд стал ленивым, таким милым, привлекательно, обаятельно ленивым, что я поднялась на носочки и поцеловала его, потому что не могла остановиться.

Напоследок он сжал мою задницу еще раз, прежде чем одернул юбку вниз, хотя сделал это, чтобы в последний раз пощупать меня, и я знала это. Юбка была длинной и широкой, и опустилась до лодыжек, как только его рука покинула мои трусики.

Я позволила ему это в основном потому, что мне это нравилось, но больше, мне нравилось, что он этого хотел.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб, затем развернулся и направился прочь по коридору, заправляя свою рубашку в брюки. Все еще прислоняясь к стене для поддержки, я наблюдала за ним, пока он не исчез из виду на лестнице. Затем я судорожно вздохнула и улыбнулась.

Я оттолкнулась от стены и, завернув за дверь, вошла в ванную и включила свет. Я подошла к раковине и посмотрела на себя в зеркало.

Бабушка Мириам была проницательной, один взгляд на мои припухшие губы и мечтательный взгляд, и она поняла бы, что мы с Греем обжимались.

Что ж, она не в первый раз это видела.

Достаточно сказать, что последняя неделя была насыщенной. На самом деле, у меня никогда не было такой насыщенной недели.

Или такой фантастической.

После посещения церкви в прошлое воскресенье с Греем и бабушкой Мириам (в джинсах, что было унизительно, и стало ещё хуже, когда бабушка Мириам косо посмотрела на них, как только я спустилась вниз), Грей подвёз меня до города, и я пообедала с Кейси.

Я думала, что он воспримет новости о том, что я нашла работу и собиралась остаться в Мустанге, очень эмоционально.

Но я не учла, каким влюбленным он был. Кейси и его таинственная женщина (я до сих пор не знала ее имени), похоже, сблизились друг с другом, как и мы с Греем. На самом деле, он спешил побыстрее покончить с обедом, так как это было воскресенье, ее выходной, и он хотел побыстрее вернуться к ней. Он был даже рад и горд, что я устроилась на работу.

Он был обеими руками за то, чтобы остаться в Мустанге. Ни слова против не сказал. Даже не пискнул.

Вместе с тем он не спросил про Грея. Также он не поинтересовался, жила ли я у Грея дома, или заботился ли он обо мне.

Зато, он попросил денег.

Так что, я отдала ему двести долларов, а затем отправилась в универмаг и спустила кучу денег на новый наряд. Это были всего лишь юбка, свитер и пара колготок. Но я сделала это, чтобы в следующий раз, когда поеду в церковь с Греем и бабулей Мириам, она не бросала на меня сердитые взгляды из-за моего наряда.

И мне нравилось то, что я купила. У меня не было юбки так давно, даже не знаю, была ли она у меня вообще когда-нибудь. Более того, моя юбка была лучшим (поэтому, к сожалению, дороже), чем все, что у меня было. Купленный мною наряд состоял из длинной, широкой, черной, шерстяной юбки, спускавшейся до лодыжек, и такого же толстого, но облегающего, шерстяного свитера с воротником "хомут". Мои ковбойские сапоги подошли бы, но, к счастью, черные были красивее.

После того, как я прошлась по магазинам, Грей заехал за мной, и часть того воскресного дня я провела, убеждая его, что буду в безопасности в комнате, которую Дженни мне предложила над Рамблером. Потом еще какое-то время в то воскресенье я занималась тем, что помогала Грею находить и паковать вещи, чтобы отвезти в ту комнату. Потому что Грей позвонил Дженни, и она сказала ему, что в комнате кроме двуспальной кровати и дивана больше ничего не было. Остаток дня я наблюдала с некоторым восхищением, как Грей приволок старую неработающую кофеварку и возился с ней какое-то время, чтобы она заработала.

В свой черед, бабушка Мириам то и дело появлялась там, где находились мы с Греем. Она делала это с таким выражением на лице, которое говорило, что она не была уверена, замечательная ли это новость, что я, как постоянный соблазн для Грея превратиться в безбожника, больше не собиралась оставаться под ее крышей, или она считала, что я исчезну с их старьем и заживу роскошной жизнью, ширяясь в трущобах наркотиками, которые куплю, заложив ее барахло.

В понедельник утром Грей привез меня в город, и мы встретились с Дженни в баре. Она показала мне мою новую комнату, и Грей принес туда коробки с вещами. Она была права. Комната была маленькой. На одной стороне располагались шкафы, очень маленький кухонный стол, холодильник без морозилки, который ей пришлось включить, и старая, узкая кухонная плита. В ванной комнате было все необходимое, но не было самой ванны, только душевая кабина, но без шторки. Еще был диван. И двуспальная кровать, но без подушек, поэтому мне повезло, что Грей упаковал две для меня.

Дженни ушла домой, Грей отправился по своим делам, а я немного распаковала вещи и заправила кровать, но к одиннадцати я должна была быть на работе, и я была там.

Вот, по сути, и вся моя неделя.

Но для меня все это имело большое значение.

Образ моей жизни полностью изменился.

Я сходила в универмаг за чистящими средствами изанавеской для душа.

По утрам я наводила порядок в комнате, понемногу распаковывала вещи, заглядывала в магазин и просто валяла дурака.

На работе я, в основном, была официанткой, но также делала некоторые напитки. Я работала с одиннадцати до восьми. Работа не была тяжелой, и учитывая, что я на лету могла посчитать сдачу и обнаружила у себя способности к запоминанию заказов, даже сложных, я втянулась уже на второй день. Дженни была в восторге.

И я тоже. Моя смена приходилась на обслуживание обедов и ужинов, и я оказалась права, в баре было более многолюдно в это время. Чаевые были немаленькими, и я не могла объяснить, как невероятно себя чувствовала, имея в кошельке наличку каждый день и зная, что завтра я заработаю больше.

Заработаю.

Мне это нравилось.

В мой первый рабочий день Грей пришел поужинать во время моей смены, а потом поднялся наверх, чтобы занести старый телевизор, который он где-то раздобыл для меня. Затем, мы целовались и обнимались на моем диване, и прежде, чем все вышло из-под контроля, Грей уехал домой.

На второй день Грей пришел за полчаса до окончания моей смены, я провела ещё полчаса, сидя рядом с ним, пила пиво и болтала с Дженни. Затем мы отправились в мою комнату, обнимались на моем диване, и прежде, чем все стало слишком горячо, он ушел домой.

На третий день Грей пришел за полчаса до конца моей смены, после, он отвёз меня к себе, и мы смотрели телевизор с бабушкой Мириам, которая нисколько не стала дружелюбнее по отношению ко мне. Затем Грей помог ей лечь спать, вернулся, мы пообжимались на его диване, и он отвёз меня домой прежде, чем мы успели зайти слишком далеко.

Так продолжалось до вчерашнего дня, моего первого выходного. Грей встретился со мной в кафе за завтраком, затем отвёз к себе домой, чтобы начать учить ездить верхом.

Но, после того, как он надел седло на покорную кобылу, и мы уже собирались вывести ее из конюшни, чтобы Грей показал мне, как на нее взбираться, он подарил мне пару перчаток, которые купил для меня.

Они были прекрасны; песочного цвета замша, простроченные красивыми стежками, и отороченные мягким мехом кролика.

Я посмотрела на перчатки, затем на него, затем снова на перчатки, потом, вместо того, чтобы расплакаться, так как он был первым человеком, подарившим мне подарок с тех пор, как мы с Кейси сбежали, я решила броситься ему на шею.

Что и сделала.

Грей поймал меня, и так как бабушки Мириам в конюшне не было, не нужно было на работу следующим утром, и не было никаких важных дел, мы оказались (серьезно!) в стоге сена, где Грей подарил мне лучший подарок среди множества других, подаренных им.

Его губы на моих губах, его язык у меня во рту, его тело прижато с боку к моему, его рука в моих джинсах, его длинные, сильные пальцы творили волшебство. Он подарил мне первый в жизни оргазм.

Это было потрясающе. Крышесносно. Дело в том, что, кончив, я чувствовала себя настолько ошеломлённой, что не могла сосредоточиться на его лице, по меньшей мере, целую минуту.

А когда смогла, его красивое лицо улыбалось мне настолько сексуально, что я почти испытала второй оргазм.

И меня также осенило, что он подарил мне его, и не получил собственного.

— А как же ты? — прошептала я.

— Когда я возьму тебя первый раз, куколка, это будет не на стоге сена.

Сено было тёплым, и мне нравился его запах, но оно также было колючим, и, хотя в конюшне было не так холодно, как на улице, жары особой тоже не было.

Следовательно, я понимала, о чем он.

Так что, мы выбрались из сена, и он дал мне мой первый урок верховой езды.

У меня довольно хорошо получалось, Грей даже сказал об этом.

Но то, что он сделал для меня на сеновале, положило начало чему-то. Чему-то, что я не могла полностью понять из-за своей неопытности, но интуитивно я чувствовала, что ему понравилось делать это для меня, ему понравилось то, что он увидел, когда делал это, в результате чего все барьеры пали.

Неделя поцелуев и объятий, страстных ласк, привыкание к нему, к его вкусу, запаху, рукам, к его телу, знакомство со всем этим было фантастическим. Мне нравилась каждая секунда. Но после того, как Грей сделал для меня то, что сделал на сене, я поняла, что раньше он держал себя под строгим контролем.

Потому что после, этот контроль исчез.

И надо сказать, то, что он мне подарил, зная, какие ощущения я испытала, как прекрасно это было, и желая испытать еще больше, возможно, это помогло, и я тоже потеряла контроль.

Весь вчерашний день после нашего пребывания на сене, каждый раз, когда его взгляд падал на мои губы, он не опускал голову, чтобы прикоснуться ко мне. Он обрушивался на меня, его рот накрывал мои губы, его язык проникал в мой рот, а потом мы набрасывались друг на друга, словно в последний раз. Он прижимал меня к стене, к столешнице, брал меня за руку и вытаскивал из комнаты, в которой находилась его бабуля, а там уж прижимал к стене и страстно целовал меня. Переплетение языков и рук, казалось, нам обоим стоило огромных усилий оторваться друг от друга.

Мне нравилось это. Нравилось, что он любил прикасаться ко мне, познавать меня, обнимать и позволять мне узнать, что ему это нравилось. И мне нравилось делать все эти вещи с ним.

На самом деле, мне действительно все нравилось.

Мне нравился Мустанг.

Мне очень нравилась моя маленькая комнатка, несмотря на то, что в ней не было ничего особенного, даже никакой индивидуальности (пока). Все же, она была моей, а для девушки, чьи пожитки умещались в одной сумке, эта комната казалась огромным шагом вперед.

Мне нравилась Дженни. Мне нравилась моя работа. Мне нравились наши посетители. Мне нравилось иметь деньги в кошельке. Нет, мне нравилось иметь в кошельке деньги, которые я заработала и заработала нормальным способом, не говоря уже легально.

Мне нравилось варить по утрам кофе в своей кофеварке, налив его в свою кружку (ну, в одну из позаимствованных у Грея, но все же, вскоре у меня будет и собственная) и встав у окна, наблюдать, как просыпается город Мустанг. Мне нравилось заливать свои собственные хлопья своим собственным молоком. Нравилось ходить на рынок на площади за всякой всячиной. Нравилось ложиться спать в кровать, зная, что буду спать в ней же следующей ночью, и следующей, и следующей.

А ещё был Грей, который нравился мне больше всех.

По-настоящему, всецело...я влюбилась в него и была не против этого; было совсем не больно, поэтому я не сопротивлялась.

Поскольку я собиралась с ними в церковь, и провела у Грея дома весь вчерашний день, я завалилась спать в его комнате для гостей, а не отправилась обратно в город, чтобы он заехал за мной утром.

И провела полночи, пытаясь уснуть, вместо того, чтобы откинуть одеяло, пройтись по коридору, найти Грея и убедить его проявить неуважение к его бабушке в их доме.

К счастью, мне это удалось.

Но я чувствовала, что совсем скоро получу Грея, целиком, и я...не могла...дождаться.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале, и видя свои припухшие губы и мечтательный взгляд, я поняла, что выгляжу счастливой.

И это тоже было что-то новое, чего я никогда в своей жизни не видела, не имела и не чувствовала.

— Куколка. — Услышала я Грея, у него был странный голос. Я обернулась и увидела, что выражение на его лице тоже было странным.

Внимательно посмотрев на него, я поняла, что оно было обеспокоенным.

— Что такое? — тихо спросила я, спеша к нему.

— Не знаю. Это бабуля. Она в своей ванной комнате, говорит, чтобы я позвонил ее подруге Ширли. Она запрещает мне входить. С ней что-то случилось.

О, Боже.

Я подошла к нему, не отводя взгляда, затем обошла его и бросилась по коридору к лестнице, затем вниз по ступенькам.

Комната бабушки Мириам была за лестницей, в конце коридора, который шел параллельно основному коридору, который вел на кухню. Грэй говорил мне, что после того, как она попала в аварию, он переделал их старый рабочий кабинет в ванную комнату, оборудованную для лиц с ограниченными физическими возможностями, но я никогда не была там.

Тем не менее, войдя туда, я поняла, что комната не выглядела, как переделанный кабинет. Она выглядела так, словно была спальней с момента постройки дома. Безусловно, он перенес все, что у нее было из ее старой спальни и разместил здесь.

Опять же показатель того, насколько милым мог быть Грей.

Дверь в ванную была закрыта. Я подошла к ней и постучала.

— Миссис Коди, вы в порядке?

Тишина, затем,

— Грей позвонил Ширли?

— Ба, — позвал Грей из-за моей спины, — Ширли живет в сорока пяти минутах отсюда. Айви здесь, если тебе что-то нужно, она может помочь.

Грей рассказал мне, что его бабушка получила травму нижнего одела позвоночника, и она была "частичной", то есть, бабуля могла полностью двигать верхней частью своего тела и немного ногами. Тем не менее, ее ноги были слабыми и непредсказуемыми, другими словами, они не могли держать ее, когда она ходила с ходунками, или могли неожиданно отказать. Грей с бабушкой знали об этом по опыту.

Также он рассказал мне, что каждый день, кроме воскресения и среды, приходила медсестра, чтобы помочь бабушке Мириам принять душ. Лучшая подруга бабушки Мириам, Ширли, в прошлом парикмахер, приезжала каждую среду, чтобы вымыть и уложить ей волосы. Но одевалась она, в основном, самостоятельно, а также у нее было много приспособлений, которыми ее научили пользоваться в реабилитационной клинике. А еще он рассказал, что, управляя инвалидным креслом и перемещая себя с кресла, куда ей необходимо и обратно, верхняя часть ее тела стала сильной, как у тяжелоатлета, и она также могла сама пользоваться туалетом. Из всего того, что рассказал Грей, и что я видела, она была невероятно самостоятельной, хотя, он помогал ей в некоторых вещах. Например, он установил зеркало над плитой, чтобы она могла готовить на двух передних конфорках и наблюдать за процессом приготовления, глядя в зеркало.

Это было гениально.

А также мило.

Но Грей не помогал ей с личными делами. Она сама переодевалась в свои ночные сорочки; он лишь переносил ее в кровать. Или из кровати. Он не одевал ее и не купал.

А сейчас она была за закрытой дверью в ванной.

— Позвони Ширли! — крикнула она, и я поняла волнение Грея. Её голос звучал забавно, не похоже на нее. В нем не было боли, но я ее не настолько хорошо знала, чтобы понять, в чем дело.

Хотя, я достаточно хорошо ее знала, чтобы услышать нотки нетерпения и раздражения.

Я подняла глаза на Грея, его челюсть была напряжена, он тоже выглядел нетерпеливым, и одновременно обеспокоенным, направившись к прикроватной тумбочке за ее телефоном.

Прежде чем он дошел до телефона, я повернулась обратно к двери, дважды постучала, взялась за ручку и крикнула через дверь,

— Миссис Коди, я вхожу!

Затем я пару раз подергала ручку, просто чтобы дать ей немного времени до того, как открыла дверь и вошла.

Затем я быстро закрыла ее за собой, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Она упала с унитаза.

Я не знаю, как это произошло. Но она лежала на боку на полу, ее трусики неуклюже натянуты вверх, подол платья натянут вниз. Ее инвалидное кресло стояло в странном положении, наклонившись и привалившись к боку ванны, как будто она налетела на него, когда падала, и перевернула его. Она каким-то образом перекрутила свои трусики и подол платья, возможно, из-за паники и смущения, вследствие чего, ее платье было заправлено в трусы в таких местах, до которых трудно дотянуться, видимо, ей пришлось, перекатываться туда-сюда в маленьком пространстве, чтобы сделать такое. И ее попытки, вероятно, только ухудшили ситуацию.

— Я сказала, позвонить Ширли, — прошептала она, и мне не нужно было знать её очень хорошо, чтобы понять, что она сгорала от стыда.

Я не ответила и не встретилась с ней взглядом. Я просто подошла к ней, опустилась на колени и поправила ее одежду. Я сделала это быстро и ловко, не сказав ни слова. Затем я обхватила ее, приподняла, перевернула на попу и усадила так, чтобы спиной она опиралась на шкафчик. Сделать все это было непросто из-за маленького пространства, и застрявшее инвалидное кресло не облегчало ситуацию.

Затем я развернулась к унитазу, закрыла крышку и смыла.

И только потом, повернувшись к ней, я посмотрела ей в глаза.

— Вы не ушиблись? — спросила я.

Она поджала трясущиеся губы и покачала головой.

— Уверены? Нигде не болит? — настаивала я.

Она кивнула.

— Как думаете, смогу я поднять и усадить вас в кресло без помощи Грея?

Она удерживала мой взгляд, и я заметила, как сверкнули ее глаза, но она не ответила.

— Миссис Коди, — начала я снова, — я смогу усадить вас в кресло, или нам стоит позвать Грея?

— Я не хочу, чтобы он узнал, что я упала, — прошептала она.

— Хорошо, — прошептала я в ответ, — мы сможем посадить вас в ваше кресло?

— Я потянулась за чем-то. Глупая. Мне следовало бы знать, — все ещё шепотом сказала она мне.

Я придвинулась к ней и взяла ее за руку.

— Мы все делаем глупости, но сейчас нам нужно попасть в церковь. Я не слабая, но я не знаю, как делать эти перемещения, о которых говорит Грей. Можете объяснить мне, как это делается, чтобы я смогла усадить вас в ваше кресло?

Она пристально посмотрела на меня и кивнула.

— Подвези его сюда, дитя, затем проверь, чтобы колеса были застопорены. Я буду объяснять тебе в процессе.

Я кивнула в ответ, слегка улыбнулась ей, затем сделала, как она сказала, и продолжала следовать ее указаниям, пока мы не подняли ее, опустили ее платье, усадили ее в кресло и поставили ноги на подставки.

— Мне нужно вымыть руки, Айви, — тихо сказала она. — Я тянулась за своими духами. Можешь достать их для меня?

Я увидела флакончик с духами на стеллаже напротив и чуть дальше от унитаза, и теперь поняла, как она подумала, что сможет их достать, а также поняла, почему у нее не получилось.

Я поставила их на столешницу шкафчика, пока она мыла руки.

— Я опаздывала, — сказала она, глядя на свои руки, пока вытирала их полотенцем. — Подумала, что сделаю сразу несколько дел, сэкономлю время.

— Господи! — заорал Грей снаружи. — Не хотите сказать, что там у вас происходит? Все в порядке?

Мои глаза метнулись к двери при первом же его слове, затем я посмотрела на бабушку Мириам и увидела, что мои огромные глаза отразились на ее лице.

Затем, к моему шоку и полному восторгу, она захохотала.

— Все хорошо, Грей, держи себя в руках! — крикнула она в ответ, когда перестала смеяться. — Айви помогает мне с моими духами!

Тишина, затем через дверь послышалось,

— Мать вашу, я думал, вас обеих засосало в черную дыру.

На это, к моему еще большему ужасу и, вместе с тем, полнейшему восторгу, она поймала мой взгляд и закатила глаза. Затем схватила флакончик своих духов и надушилась ими.

Затем она прокричала,

— Грейсон Коди, мы собираемся в церковь, а ты выражаешься!

— Черт побери, — услышали мы его бормотание, — хорошо! — крикнул он. — Я пошел прогревать машину.

Бабушка Мириам умело развернула свое кресло, наклонилась, распахнула дверь и затем выехала из ванной, заставив Грея, который стоял под дверью, отскочить.

И сделав это, она ответила, ее голос звучал очень счастливо,

— Сделай это, дорогой.

Грей хмуро посмотрел на нее, затем взглянул на меня, он перестал хмуриться, и его брови вопрошающе взлетели вверх.

Я проигнорировала его немой вопрос, поджала губы, положила руки на спинку ее кресла и начала толкать его. Она, на удивление (опять-таки!), убрала свои руки с колес и позволила мне везти ее.

И делая это, я заявила,

— Давайте наденем наши пальто, пока Грей прогревает машину.

— Хорошая идея, дитя, — пробормотала бабушка Мириам.

Я посмотрела на Грея через плечо, пока катила ее к двери.

— Увидимся, дорогой.

Он застыл, как вкопанный, рядом с дверью ее ванной комнаты и уставился на меня.

Мы завернули за дверь, и я потеряла его из виду.

Десять минут спустя мы с креслом бабушки Мириам, сложенным сзади, Греем - за рулем, его бабулей - на пассажирском сиденье, и мной, втиснутой между ними на многоместном сиденье, направлялись в церковь.

*****

Семнадцать минут спустя...

Стоя рядом с Греем в зале Общины, мы наблюдали, как бабушка Мириам общалась с другими также, как она делала это в прошлое воскресенье (и мне нравилось наблюдать за ней). Принимая во внимание, что она знала каждого человека в этой церкви, это подтверждало слова Грея о том, что она родилась в Мустанге и прожила здесь всю свою жизнь.

Затем, я почувствовала, как рука Грея скользнула по моим плечам, а затем его губы приблизились к моему уху.

— Ты собираешь рассказать мне?

Я повернула голову, он тоже, и наши взгляды встретились.

— Ты должен перевесить полки в ее ванной так, чтобы ей удобнее было дотягиваться до них с унитаза — прошептала я.

В его голубых глазах сверкнуло беспокойство и понимание, затем он кивнул и пробормотал,

— Хорошо.

Я слегка прижалась к нему и улыбнулась.

Грей посмотрел на мои губы, и, к счастью, учитывая, что мы находились в церкви, когда его губы последовали за его взглядом, это было лишь легкое прикосновение.

Затем он повел нас вперед, чтобы мы смогли забрать бабушку Мириам и устроить ее на церковной скамье.

Глава 14

Это прекрасно, правда?

Почти два часа спустя...

— Может, сходим в кино? — предложила я.

Грей был за рулем. Я сидела на пассажирском сиденье. Мы направлялись обратно к нему домой.

Бабушка Мириам сообщила нам, еще немного пообщавшись в зале Общины, после того, как пение, проповедь, молитвы и еще немного пения закончились, что у нее появились планы (именно тогда) с ее подругой Ширли. Они собирались поехать к дочери Ширли на воскресный обед. Затем дочь Ширли со своим мужем собирались пойти погулять, а бабушка Мириам и Ширли решили присмотреть за внуками Ширли.

Она собиралась вернуться домой не раньше десяти вечера.

— Ты можешь, — начала она, ее взгляд скользнул ко мне, губы дернулись, затем она снова посмотрела на Грея, — заказать пиццу или еще что-нибудь.

— Думаю, я смогу накормить себя и свою девушку, — пробурчал Грей, затем неожиданно, без лишних церемоний, наклонился, поцеловал свою бабушку в щеку, схватил меня за руку и потащил прямо к грузовику.

Во время этой короткой, быстрой прогулки я спросила, нужно ли помочь Ширли с бабушкой Мириам и ее креслом, но Грей заверил меня, что муж дочери Ширли знает, что надо делать, и сам разберется с этим.

И вот так мы уехали.

Теперь в нашем распоряжении был целый день. У меня снова был выходной, и я хотела заняться чем-нибудь, чем занимались нормальные люди.

Раньше, когда я была ребенком, Кейси водил меня в кино. Не так часто, это было вроде подарка, и я это любила. Я обожала попкорн в кинотеатре. Я любила находиться в темном зале, где чувствуешь себя в одиночестве, даже когда это не так, твое внимание поглощено тем, что происходит на экране.

Но, когда я выросла и поняла, что фильмы были роскошью, которую мы не могли себе позволить, я положила этому конец.

Теперь, я варила свой собственный кофе. Заливала молоком свои собственные хлопья. Я ходила в продуктовый магазин (вроде как, если магазин на углу можно было отнести к таковому, но я думала, что можно, так как большинство товаров, которые там продавали, были продукты). У меня была работа. У меня была юбка. У меня было свое собственное жилье.

Я была почти нормальной.

И хотела заняться чем-нибудь нормальным.

И я надеялась, что Грей тоже хотел.

Мы свернули на длинную, узкую дорогу, которая вела к его дому, и он пробормотал:

— Мы не поедем в кино.

Я в удивлении повернулась к нему. Потому что он был чем-то озабочен. А еще потому, что в тот момент мне пришло в голову, что Грей давал мне все, что я хотела, и меня удивило, что он отказал мне.

Не то, чтобы я о чем-то просила. Ни ужин с лучшим стейком, независимо от того, что его подавали у ОВИВ. Ни оплату за мой завтрак, когда мы ходили в закусочную. Ни пару перчаток, при одном взгляде на которые и определенно на ощупь, можно было сказать, что они были далеко не из дешевых.

Но он все равно дал мне все это.

Затем меня осенило, у него был прекрасный фермерский дом, много земли, приличная одежда и отличная кожаная куртка, но первые два он унаследовал, и ему приходилось поддерживать их в должном состоянии. У него также имелись обшарпанный пикап, которому, должно быть, было не меньше десяти лет, и бабушка, которой нужна была сиделка пять дней в неделю, чтобы заботиться о ней.

Может, он не мог позволить себе и купить дорогие перчатки, и отвести меня в закусочную, и сводить в кино.

— Я плачý, — радостно сказала я, и я могла себе это позволить. Не то, чтобы я собиралась уйти на пенсию на Ривьере через год, но без оплаты гостиницы и с тем, что Дженни предоставляла мне комнату в течение двух месяцев бесплатно, я могла сводить нас в кино и сэкономить на все, что мне было необходимо, чтобы начать свою жизнь.

И я с нетерпением ждала этого. Приобрести свою собственную машину. Свои собственные кружки. Собственное столовое серебро. Купить свой собственный плед. Заменить телевизор Грея новым.

Я не могла дождаться этого.

— Мы не пойдем в кино, детка, — пробубнил Грей, тихим, ласковым голосом, но по-прежнему отстраненно.

— Ладно, — прошептала я.

Может быть, ему не нравились фильмы, или ему не нравилось ходить в кинотеатр. Может быть, я сама схожу в свой следующий выходной. Хотя, я не знала, где находился кинотеатр. Я знала, что в городе его не было. А у меня не было машины, поэтому я могла добраться туда только, если бы попросила Грея подбросить меня, а потом забрать, но я не собиралась это делать.

Поэтому, возможно, я должна была подождать, когда у меня появится своя собственная машина, что могло бы случиться в ноябре, мало ли что я очень давно не была в кино. Я могла бы подождать до ноября.

Грей припарковал свой грузовик на обычном месте, рядом с домом, и его дверь распахнулась еще до того, как он заглушил старушку. Когда я открыла свою дверь, она заскрипела, я спрыгнула вниз, и она снова заскрипела, когда я ее захлопнула.

Затем я подпрыгнула, потому что Грей стоял прямо передо мной, он схватил меня за руку и потащил в дом.

Какого черта?

То есть, он держал меня за руку и делал это часто. Обычно, он обнимал меня за плечи и прижимал к себе, но держать меня за руку не было редкостью. Он даже ждал со своей стороны грузовика, когда мы приезжали к нему домой, пока я обойду его, чтобы взять меня за руку или обнять за плечи и пройти небольшое расстояние до его дома.

Но он никогда не подходил с моей стороны, не хватал мою руку и не тянул меня в дом.

Вверх по трем деревянным ступенькам к крыльцу, мимо качели на крыльце, прямо к входной двери и внутрь. Затем он остановился, закрыл дверь и незамедлительно скинул свою кожаную куртку, и бросил ее в коридоре на ближайший к двери предмет мебели. Это была одна из тех вещей, похожих на странный стул с подлокотниками и очень высокой спинкой, в которую было встроено зеркало, сиденье открывалось так, что там можно было хранить какие-то вещи, а вокруг зеркала были крючки.

Пока он снимал куртку, я перекинула ремешок своей сумки через голову.

Как только я сняла сумку, Грей схватил ее и бросил на свою куртку.

Я моргнула и застыла на месте.

А Грей — нет.

Он скинул свой пиджак (к слову сказать, Грей надевал в церковь костюм, и выглядел в нем потрясающе, темно-синий с темно-синей или серой рубашкой под ним и необыкновенным галстуком. Он нравился мне в джинсах, но, должна сказать, что в костюме он выглядел великолепно). Грей швырнул пиджак на свою куртку, и я посмотрела на него.

— Что..? — начала я, но он схватил меня за руку и потащил вверх по лестнице.

Тогда я поняла, в чем дело, и в животе у меня запорхали бабочки.

Бабушки Мириам не было дома.

Весь дом был в нашем распоряжении.

До десяти вечера.

И вчера все барьеры пали.

Вот и последствия.

Боже мой.

Биение моего сердца ускорилось, и к тому моменту, как мы добрались до последней ступеньки, я чувствовала каждый его удар.

Поднявшись наверх, вместо того, чтобы пойти налево, в мою комнату, он повел нас направо.

В его спальню.

Я никогда не видела его комнаты, хотя она располагалась напротив ванной. Дверь всегда была закрыта.

По какой-то странной причине, мне не терпелось ее увидеть.

За рекордное время Грей провел меня по коридору, протянул руку, повернул дверную ручку и втащил меня в свою комнату.

Я понимала его спешку, знала его намерение, но все равно, впервые войдя в его спальню, я оцепенела и просто смотрела в изумлении.

Потому что, мы словно вошли в другой мир.

Ни кружевных салфеточек. Ни цветов. Ни ковров в пастельных тонах. Ни симпатичных лоскутных одеял.

Стены были такого же цвета, как и его рубашка — темно-синие с серым. Мебель — массивной, мужской, из темного дерева, аскетической и со строгой, подобающей мужчине отделкой на ящиках и шкафах.

В их доме было чисто и опрятно, хотя и полно всяких вещей.

Его комната не была чистой и опрятной или заполненной всяким барахлом. Никаких наград, которые он завоевал, занимаясь спортом в юности, никаких почетных лент. Над кроватью висела огромная черно-белая фотография гор Колорадо, которую, как я знала, сделал Коттон, знаменитый фотограф, живший в этих горах. На полу валялись джинсы, ботинки, футболки с длинными рукавами и фланелевые рубашки. На тумбочках — книги, так много книг, что часть их упала на пол. На одном из комодов стояла небольшая чаша с мелочью. На прикроватных тумбочках — по-мужски солидные, одинаковые светильники, и еще один — на невысоком комоде с зеркалом.

И все. Никаких других декоративных штрихов. Ничего.

А кровать была большой.

Огромной.

Квадратные изголовье и изножье с рейками, темно-серое покрывало на пуховом одеяле, темно-синие простыни. У изголовья незаправленной кровати валялись в беспорядке шесть подушек.

— Снимай сапоги, милая, — пробубнил Грей, я слегка подпрыгнула от неожиданности и посмотрела на него, он развязывал свой галстук.

— Чт...что?

— Сапоги... — его глаза остановились на моих, и страсть, горевшая в них, соответствовала жару, охватившему мое тело, — снимай.

О...

Боже.

Я опустила голову, подняла ногу и стянула сапог. Затем сделала то же самое с другой ногой.

Только я выпрямилась, а Грей уже был рядом и, обойдя меня, прижимался ко мне, пока разматывал мой шарф с шеи, а затем отбросил его в сторону.

У меня снова все внутри сжалось, сердце стало биться сильнее, а между ног разлилось тепло.

Он двинулся вперед, подталкивая меня спиной к кровати, его руки были на моей джинсовой куртке, он стянул ее с моих плеч, вниз по рукам, и затем она исчезла.

У меня во рту все пересохло.

Затем он крепко обнял меня одной рукой, зарывшись пальцами другой в мои волосы, Грей обхватил мою голову и слегка наклонил ее, его голова наклонилась в другую сторону, и он обрушился на мой рот.

Его язык скользнул в мой рот, когда, непроизвольно обхватив его руками, я упала назад на его кровать, и он приземлился сверху.

Ох, да, это было удивительно.

У меня перехватило дыхание под тяжестью его тела, но он сразу же перекатился на спину, увлекая меня за собой, и я оказалась на нем, а он все продолжал целовать меня.

Я не переживала, что у меня захватывало дух. Я к этому привыкла. Грей доводил меня своими поцелуями до такого состояния постоянно.

Затем он отпустил меня, ухватился руками за свитер и потянул, заставив мои руки подняться вверх, я откинула голову назад и вжик! Свитер исчез.

Едва я поняла, что случилось, как снова была на спине, губы Грея — на моих губах, но сам он отстранился от меня, пытаясь расстегнуть пуговицы на своей рубашке.

Я потерялась в его поцелуе, пока он полностью не отклонился, прошептав:

— Помоги мне, куколка, хочу почувствовать тебя кожа к коже.

Ох, да. Я тоже этого хотела.

Но еще больше я хотела снова увидеть его грудь.

Трясущимися руками я начала помогать ему расстегивать пуговицы на рубашке. Когда это было сделано, он рывком стянул ее с плеч вниз по рукам, и она исчезла.

У меня была лишь наносекунда, чтобы полюбоваться им.

Как я и запомнила. Потрясающий.

Затем его губы снова вернулись к моим, его язык — в мой рот, его теплая, твердая грудь вжималась в мою, его руки — на мне, мои — на нем, и ощущать его было так приятно, каждый сантиметр.

Его руки скользнули мне за спину, я почувствовала его пальцы на лифчике, затем он расстегнул его, снял, и лифчик исчез из виду.

За последнюю неделю Грей не избегал моей груди. Когда мы обжимались на его диване, он обхватывал рукой мою грудь поверх лифчика, лаская большим пальцем сосок, и это было потрясающе. А вчера, в стогу сена, скользнув руками под мою одежду, он уделил им немалое количество внимания.

Но он никогда ее не видел.

Внезапно я почувствовала неуверенность, когда он снова отстранился и прошелся взглядом по моему телу, рассматривая меня.

И тут до меня дошло, что все шло слишком быстро. Действительно быстро.

А я была девственницей.

Мне нужно было притормозить.

— Грей — прошептала я, его взгляд перешел с моего тела на мои глаза, и я закрыла рот, увидев его.

Он был обжигающий. Он был признательный. И он был жаждущий.

У меня снова перехватило дыхание.

— Самое прекрасное, что я когда-либо видел, — прошептал он, затем снова наклонился ко мне, немного развернувшись. В то же самое время его рука двинулась вверх по моим ребрам и обхватила мою грудь снизу, слегка приподняв ее, и затем его рот оказался рядом, и он резко втянул мой сосок своими губами.

Меня обдало жаром, я выгнула спину и, застонав, скользнула руками в его волосы.

И все, я пропала. Исчезло все, лишь наши губы и языки играли друг с другом, посасывая и покусывая, и наши руки исследовали тела друг друга, лаская и царапая. Я услышала звук расстегиваемой молнии на юбке, затем ее не стало, следом отправились колготки с трусиками. Потом я услышала звук молнии на брюках Грея, и вдруг он остался обнаженным. Я этого не заметила, я была слишком занята, лаская языком его шею, одной рукой скользя по его спине, другой — по рельефному прессу. Я услышала, как от этого он сделал резкий вдох, а затем устроился поудобнее. Подтянув меня к себе, пока я не оказалась на спине, вес Грея на мне, его бедра прижались сильнее. Я непроизвольно раздвинула ноги, он устроился между ними, торопливо проведя руками по моим ногам сзади, подхватив их под коленками и резко дернув вверх, и вошел в меня.

Выгнув спину, я вскрикнула, не от удовольствия, а от боли, когда она неожиданно пронзила мое тело

Грей на секунду замер, по-прежнему оставаясь во мне, затем он лишь приподнял голову.

Я повернула голову и открыла глаза, когда его руки обхватили мое лицо.

— Господи, Айви, — прошептал он.

— Я вроде...— замялась я, — слишком возбудилась и забыла, э-э... — я снова замолчала, — упомянуть, что я девственница.

— Как, черт побери, это произошло? — спросил он.

Что за странный вопрос.

— Эм...когда у тебя не было секса? — ответила я вопросом на вопрос.

Он пристально посмотрел на меня, затем на его лице появилось то, почти влюбленное, выражение, но на этот раз оно стало ещё лучше, потому что при этом в его взгляде появилась такая нежность, которой я не видела раньше (а взгляд Грея почти всегда был нежным). В некотором роде это снова возбудило меня, его губы расплылись в улыбке, и появилась ямочка.

Невероятно.

— Да, моя прекрасная Айви, но как, на хрен, такая девушка, как ты, дожила до двадцати двух лет и не занималась сексом?

У меня опять все внутри сжалось, но на этот раз не в хорошем смысле.

— Такая, как я, в смысле бильярдный жулик? — прошептала я, а его большой палец сразу же скользнул по моей щеке, Грей наклонился ближе, его улыбка исчезла, на ее место пришла нежность.

— Нет, куколка, такая, как ты, в смысле самая красивая девушка, которая появилась в Мустанге, черт, может и во всем штате Колорадо за сто лет. Такая девушка.

От его слов у меня в животе запорхали бабочки.

— В моей жизни было не так много привязанностей и знакомств, — тихо сказала я, и его улыбка вернулась.

— Теперь у тебя есть привязанности, детка.

Да, так и было. Определенно. Во многих смыслах.

И все хорошие.

Я улыбнулась в ответ.

Он убрал руку с моего лица, провел ею по моему плечу, руке и опустил между нашими телами вниз.

— Оберни ноги вокруг моих бедер, Айви. Я позабочусь о том, чтобы ты смогла принять меня, — нежно приказал он, я задрожала, а его ухмылка превратилась в улыбку.

— Моей девушке нравится это, — прошептал он.

— Да, — прошептала я в ответ.

Его палец нашел заветное местечко, слегка надавил и погладил.

Я закрыла глаза и откинула голову назад.

— И моей девушке нравится это, — зарычал он.

— Да, — выдохнула я.

Он продолжал поглаживать и надавливать, я крепко обнимала его. Он продолжал ласкать меня, я цеплялась за него еще крепче, приподняла голову и уткнулась лицом ему в шею. Все еще лаская мой клитор, он начал медленно двигаться во мне.

О, да.

Это было очень приятно.

Я повернула голову и прошептала ему на ухо,

— Грей.

Он остановился.

Я вцепилась в него руками и ногами и снова пробормотала, задыхаясь,

— Не останавливайся!

Он продолжил двигаться.

Двигался и ласкал меня рукой.

О, да.

Да.

— Грей, — простонала я ему в ухо.

— Я здесь, Айви, — прошептал он мне.

Здесь, настолько близко, насколько это возможно.

Инстинктивно я приподняла бедра, двигаясь навстречу каждому его движению.

Когда я это сделала, Грей застонал и стал толкаться глубже, затем быстрее, и жестче, его палец давил на мой клитор и кружил вокруг.

Да.

Еще, быстрее, жестче, глубже. Я ухватилась за него еще крепче.

Да. Ощущения были очень, очень приятные.

— Грей, — прошептала я.

— Я рядом, детка.

— Боже, мой, — ахнула я, и вот оно.

Моя голова упала обратно на подушки, пальцы зарылись в его волосы и сжались в кулаки, я вскрикнула, затем громко застонала, а затем просто ощутила это. Мои губы раскрылись, и я перестала дышать, испытывая всю прелесть оргазма, который накрыл меня.

Лучше, чем на сеновале.

Лучше, чем что-либо в мире.

Самое лучшее.

Когда мое тело расслабилось под ним, его палец оставил мой клитор, и Грей потянулся к моим рукам, обнимавшим его. Наши пальцы переплелись, и он поднял наши руки, прижимая их к подушке рядом с моей головой. Перенеся свой вес на другую руку, Грей приподнялся на локте, скользнув ладонью вверх и запутавшись пальцами в моих волосах, поднял голову, и, когда наши взгляды встретились, он продолжил погружаться в меня.

Я двигала бедрами навстречу ему, принимая его и поощряя. Я наблюдала, как Грей скользил в меня, и он был прекрасен, пожалуй, то наслаждение, что он дарил мне сейчас, было даже лучше того, что я уже испытала.

Затем он толкнулся в меня еще глубже, его пальцы сжались, другой рукой он схватил меня за волосы и, слегка потянув голову в сторону, уткнулся лицом в мою шею и застонал.

Мне понравилось это. Звуки, ощущения, это было прекрасно.

Ладно, нет.

Это было лучше, чем прекрасно.

Он оставался во мне, и я прижимала его к себе до тех пор, пока его дыхание не успокоилось, и он начал ласкать мою шею губами, наши пальцы все это время оставались переплетенными.

И вот оно.

Неделю и один день назад у меня была лишь сумка с вещами, немногие из которых были хорошими.

А сейчас я лежала в огромной мужской кровати на мягких темных простынях, обнимая самого красивого мужчину, которого я когда-либо видела, и у меня было все.

Подумав об этом, у меня вырвалось.

— Как такое возможно — сегодня у тебя почти ничего нет, а неделю и один день спустя у тебя есть все?

Грей поднял голову, наши взгляды встретились, и в его появилась нежность, когда он поднес мою руку, которую держал, к себе и прошёлся губами по костяшкам моих пальцев.

Это было так мило, наблюдать за ним, чувствовать его губы, у меня сердце замерло.

Затем отпустив мою руку, его рука вернулась к моему лицу и, проведя большим пальцем по моим губам, он ответил:

— Не знаю, куколка, но это прекрасно, правда?

О, Господи.

Он чувствовал то же самое.

— Да, — прошептала я напротив его пальца.

— Да, — прошептал он в ответ.

Затем он заменил свой палец губами.

Минутой ранее я думала, что у меня было все, но, обнимая Грея, который все еще находился во мне, его губы на моих губах, он дал мне больше, как и свойственно Грею.

Глава 15

Король Мустанга

Два часа спустя...

На Грее были только джинсы. Он лежал в своей кровати на спине, подложив под голову четыре подушки и прижимаясь плечами к изголовью. На животе он держал тарелку с кучей крекеров, ломтиками сыра, порезанным на дольки яблоком и пригоршней магазинного печенья. На прикроватной тумбочке стояли две только что открытые бутылки пива.

Обед.

На мне были надеты трусики и его рубашка, застегнутая на четыре пуговицы. Я лежала рядом с ним, на боку, закинув одну ногу на него и подперев голову рукой.

Я нежилась в огромной, потрясающей кровати Грея, пока он спустился вниз, чтобы нарезать сыр и яблоко, достать крекер и печенье и прихватить пару бутылок холодного пива, а затем поднялся обратно в комнату.

Он был прав в том, что сказал бабушке Мириам. Он мог накормить себя и свою девушку.

После секса мы обнимались, тихо разговаривая, затем еще немного подурачились. Но Грей не пошел до конца.

— Через пару дней, милая, не хочу снова сделать тебе больно, — пробормотал он мне в шею, его руки ласкали мою спину.

Я не хотела ждать пару дней. Секс был фантастическим. Или просто, может быть, секс с Греем был нереальным.

С другой стороны, было немного крови (что слегка смущало, но я перестала стесняться, когда Грей не придал этому большого значения), и надо сказать, я испытывала там некоторую боль, что не вызывало желания привлекать дополнительное внимание к этой области.

Поэтому мы подождем пару дней.

Ради Грея я могла подождать несколько дней.

Ради Грея, я могла бы ждать вечность.

Я протянула руку к тарелке на его животе, положила на крекер ломтик сыра и засунула все это в рот.

Затем я заметила, как задрожала тарелка на его животе, и, откинув голову назад, я прошлась взглядом (наслаждаясь увиденным) вверх по его телу и увидела, что Грей улыбался, но его глаза и остальная часть тела смеялись.

— Что? — спросила я с набитым ртом.

— Господи, куколка, внизу есть еще. Тебе не обязательно так набивать рот.

Я прожевала, проглотила и ответила ему:

— Не хочу накрошить тебе на кровать.

— Мне все равно, — сказал он мне.

— Никому не хочется спать в крошках, — сообщила я.

— Я их стряхну, — ответил он.

Я поморщилась.

— Фу ты - ну ты. Нет. В этой комнате их никогда не подметут, ты будешь ходить по ним, они попадут в твои носки, а потом, летом, у тебя заведутся муравьи.

По-прежнему улыбаясь, он наклонил голову на бок и спросил:

— Ты сказала "фу ты - ну ты"?

— Да, фу ты - ну ты.

— Никто не говорит фу ты - ну ты.

— Я только что сказала.

Он продолжал улыбаться мне, а потом ответил:

— Признаю свою ошибку. Но хочу отметить, что только женщина с прекрасным лицом и великолепными густыми волосами (настолько густыми, что это несправедливо по отношению к остальному женскому населению) в добавок к фантастическому телу, которая произносит мое имя с придыханием, когда возбуждена или в настроении быть милой, что бывает часто, и издает еще более страстные звуки, когда кончает, и затем, придя в себя, в ее глазах появляется невероятно сексуальный взгляд, может сказать "фу ты - ну ты".

Я смотрела на него, чувствуя, как эмоции переполняют мое сердце.

Затем я взяла себя в руки и заметила,

— Довольно много условий.

Удерживая мой взгляд, он тихо ответил:

— Я знаю.

Боже мой.

Я почувствовала, что краснею от его комплимента, и чтобы спрятать румянец, опустила голову и потянулась за долькой яблока.

— Во-вторых, — начал он, и мой взгляд вернулся к нему. — Крошки не будут валяться тут вечно. Раз в две недели приходит Мэйси, чтобы убраться в доме и постирать белье.

Я сильнее оперлась на руку.

— Мэйси?

— Третья жена моего дяди Олли.

Всего пять слов, но за ними скрывалось намного больше.

— Дядя Олли? — подтолкнула я.

— Да, дядя Олли. Оливер. Отец был самым старшим. Следом Оливер. Потом Фрэнк, а затем уже Чарли. Всех их назвали в честь знаменитых ковбоев.

Здорово.

— Неужели? — спросила я.

— Да, отца звали Абель в честь Абеля Пирса. Олли в честь Оливера Ловинга. Фрэнка в честь Фрэнка Итона, а Чарли назвали в честь Чарли Гуднайта. Фамилии этих ковбоев стали их вторыми именами.

Хоть я и понятия не имела, кто были эти люди, все равно это было круто.

— Я не знаю никого из них, — призналась я.

— Не многие знают. Нужно быть ковбоем, чтобы знать других ковбоев, а мой дед был настоящим ковбоем.

Это тоже было круто.

— И ты?

— Отчасти, но это не то же самое. Сейчас всё уже не так, как мой отец рассказывал, не так, как, по его словам, мой дед учил его. Те времена давно прошли.

Увы, так и было.

— Значит, Олли был женат три раза? — спросила я.

— Олли три. Фрэнк только недавно избавился от второй жены и работает над третьей. Чарли все еще во втором браке, но, учитывая, как обстоят дела, думаю, этот продлится недолго.

— Ничего себе, — прошептала я, Грей усмехнулся, и я заметила, — Они повидали много женщин.

— С ними тяжело ужиться.

— Похоже на то.

— К счастью, Мэйси напористее, чем остальные. Олли владеет и управляет баром. Мэйси владеет и управляет Олли. Они с бабушкой не ладят, но Мэйси наплевать. Она все равно приезжает раз в две недели, убирает дом, занимается стиркой и глажкой, расставляет цветы повсюду, потому что Мэйси любит цветы, и такая у нее привычка, а потом она уходит.

Что ж, это объясняет цветы в доме.

— Они с бабушкой не ладят? — спросила я.

Грей покачал головой.

— Мэйси хочет, чтобы в семье царил мир. Бабушка умеет обижаться. Мой отец был первенцем, это означало, что он наследует землю. Я, будучи его единственным сыном, унаследовал ее от него. Когда отец умер, ее сыновья захотели каждый свой кусок и были не против рассказать о своем желании. Они все не умолкали, и бабуля пришла в бешенство. В течение многих лет они женились, разводились, кутили и куролесили. Ей всё это не нравилось, но они, куколка, живут так до сих пор. Поэтому, когда отец умер, и они постарались добиться своего (и, хотя у них не получилось), они всё не унимались, тогда, ее терпению пришел конец. Уже много лет она не общалась и не встречалась ни с одним из своих сыновей, не считая тех случаев, когда не может избежать встречи с ними в городе, но тогда она игнорирует их.

Меня это обеспокоило.

— Они до сих пор хотят свою долю?

Он покачал головой.

— Они уступили. Мои дядьки не плохие, просто очень бестолковые. Они пришли в себя, обратили внимание, увидели, что у них есть племянник, который остался без отца, мама, которая потеряла сына и одновременно с этим — ноги, они потеряли брата и тогда начали думать головой. Все они, по-своему, постарались уладить дело миром, хоть и не лучшим образом, но все же. Но было уже слишком поздно. Бабуля затаила обиду.

Я почувствовала, как выражение моего лица смягчилось, когда я прошептала:

— Это печально.

— Да, — тихо ответил Грей. — Так и есть. Но Коди владеют этой землей в течение шести поколений, Айви, и так было всегда. Это традиция. Земля передавалась от отца старшему сыну. На протяжении многих лет остальные члены семьи жили и работали на этой земле. Мои дядьки никогда этого не делали. Когда им исполнилось по восемнадцать, они уехали и начали сеять хаос где-то еще. Бабуля тоже относилась к работе на ранчо без особого энтузиазма. Но все оставалось без изменений на протяжении шести поколений. Все началось со скотоводства и разведения лошадей, но мой дедушка распродал скот и посадил сад, — Грей снова улыбнулся, — выглядит лучше, пахнет лучше и намного меньше хлопот. Но лошади у нас были всегда. Этот город был назван Мустангом, потому что мой прапрадедушка был против, чтобы город назвали Коди, в честь него, но он отлавливал, объезжал и разводил мустангов, так что жители назвали его Мустангом.

Узнав об этом, я потрясенно моргнула. Затем уставилась на Грея.

Он продолжал говорить.

— Так что, учитывая, что Коди были первыми поселенцами в этих местах, и город вырос вокруг них и их ранчо, вроде как важно соблюдать традицию.

— Город Мустанг назван Мустангом, потому что твоя семья отлавливала, приручала и разводила мустангов? — спросила я на одном дыхании.

— Ага.

— Город Мустанг назван Мустангом, потому что твоя семья отлавливала, приручала и разводила мустангов? — спросила я, словно он не ответил мне.

Грей широко улыбнулся и снова повторил:

— Ага.

— То есть, ты, типа, королевских кровей Мустанга.

Его улыбка стала еще шире, а его прекрасное тело качнулось, когда он снова повторил,

— Ага.

— Вот это да! — прошептала я.

Грей сверкнул белозубой улыбкой, и его тело, как и голос затряслось от смеха, когда он заметил:

— Ты лежишь в постели короля Мустанга, в его рубашке, после того, как он лишил тебя девственности, куколка. Повезло же тебе?

Я не сводила с него глаз и понимала, что он шутил, но мой ответ прозвучал ужасно серьезно,

— Да.

Услышав это, Грей перестал улыбаться. Он схватил тарелку, перегнулся через меня, переместил ее на кровать за моей спиной, а затем обхватил меня руками и потянул вверх по своему телу.

Затем он поцеловал меня.

У его поцелуя был яблочный вкус.

Это было восхитительно.

Он провел рукой вверх по моему телу в его рубашке, затем опустил ее вниз, в мои трусики, и у меня было около трех секунд, чтобы подумать о том, как сильно мне это нравилось, прежде чем мы услышали стук в дверь.

Я подняла голову, и мы оба посмотрели на открытую дверь его спальни.

Затем Грей раздраженно пробурчал,

— Черт побери, я остался наедине со своей девушкой в своем доме, и кто—то стоит под чертовой дверью.

Он не двинулся с места. Так как я лежала практически на нем, я тоже не шевелилась.

Раздался повторный стук, на это раз громче.

— Ты не собираешься открывать? — прошептала я, словно кто бы там ни был, смог бы меня услышать.

— По возможности, — ответил Грей, но не шепотом.

Мы продолжали лежать вместе и молчали, наши взгляды были прикованы к двери его спальни.

Раздался еще один стук, еще громче и продолжительнее.

— Черт, — рявкнул он, перекатил меня на спину, затем отпустил и скатился с кровати.

Думаю, это невозможно было игнорировать.

Он схватил с пола первую попавшуюся грязную футболку с длинными рукавами и натянул через голову.

Все ещё натягивая ее на себя, Грей встретился со мной взглядом, и приказал:

— Не двигайся. Я скоро вернусь.

— Я никуда не уйду.

Он удерживал мой взгляд, затем пробежался глазами по моему телу, в его взгляде появился жар, и мои щеки запылали.

В дверь снова постучали.

— Дерьмо, — проворчал он, развернулся и выскочил из комнаты.

Я села, передвинула подушки себе за спину, а затем нагнулась, чтобы достать тарелку.

Тарелка располагалась у меня на бедрах, и я аккуратно жевала, чтобы не накрошить, независимо от того, что сказал Грей, и потом услышала:

— Тебя это не касается, ублюдок, я буду разговаривать со своей сестрой!

Я застыла на месте.

Кейси.

Какого черта он кричал, и что он тут делал?

И как он вообще узнал, где жил Грей?

Я не видела его с тех пор, как он ушел из закусочной. Ни у кого из нас не было мобильных телефонов, нам они были не по карману. Но он знал, где я работала, и сказал, что заглянет. Но не сделал этого, а я закрутилась на работе, увлеклась Греем и счастливо погрузилась в нормальную жизнь настолько, что должна признать, даже не вспоминала о своем брате.

На самом деле, если честно (за что очень стыдно), я в некотором роде наслаждалась этой передышкой.

А теперь он находился здесь и кричал.

Затем Кейси разорался еще громче.

— Отойди, черт побери, и дай мне увидеться со своей сестрой!

Я поставила тарелку на кровать, быстро соскочила на пол и выскочила из комнаты, помчавшись по коридору, а затем вниз по ступенькам.

Я спустилась только до середины лестницы, потому что увидела Грея, стоящего у входной двери и не пускающего Кейси внутрь. Но Кейси заметил движение на лестнице, поднял взгляд и как только он увидел меня, его лицо исказилось такой яростью, что я застыла на месте.

— На ней нет ничего кроме твоей рубашки, — прошептал он, переводя взгляд на Грея.

Грей повернул голову и посмотрел на меня.

— На моей сестре ничего нет кроме твоей рубашки, — повторил Кейси, и Грей повернулся обратно к Кейси, но недостаточно быстро.

Я ахнула и воскликнула,

— Кейси, нет! — когда на мгновение Грей потерял бдительность, предоставив Кейси возможность наброситься на него, и тот ею воспользовался. Кейси ринулся вперед, пихнув Грея в грудь плечом, и оттолкнул его на пять шагов назад.

Это все, что ему удалось.

У меня перехватило дыхание, когда Грей быстро, решительно и проворно, что ясно свидетельствовало о большом опыте, увернулся от плеча Кейси, и тот начал падать вперед, но быстро выпрямился, развернулся и сразу же шагнул к Грею, намереваясь ударить его. Грей уклонился от него, размахнулся и нанес ответный удар в челюсть Кейси. Пока Кейси, покачиваясь, приходил в себя, Грей двинулся на него и пихнул Кейси плечом в живот, но не оттолкнул назад. Он поднял его, развернулся и, будучи босиком, быстрыми широкими шагами вытолкал его на улицу.

Я помчалась за ними, содрогнувшись от холода снаружи, и бросилась к крыльцу, наблюдая, как Грей швырнул Кейси вниз через крыльцо. Мой брат упал на спину в холодный снег рядом с очищенной дорожкой.

Боже мой.

Должно быть, было больно, не только его телу, но и гордости.

Я прижалась к Грею сзади и уставилась на своего брата, совершенно не зная, что делать.

— Иди в дом, милая, — с ворчанием приказал Грей, и я вскинула голову, чтобы посмотреть на его профиль, и увидела его злой взгляд, направленный на моего брата. Его лицо ожесточилось от ярости. — Ты, гребаная шлюха! — выкрикнул Кейси, Грей замер на месте от напряжения, и мой взгляд метнулся к моему брату, который старался быстро встать на четвереньки, снег летел с него со всех сторон. Затем он поднялся на ноги, продолжая выкрикивать.

— Ты, гребаная шлюха!

Ярость Грея мгновенно возросла, наполнив холодный воздух потрескивающим электричеством. Он вышел из оцепенения и двинулся вперед, но я быстро обхватив его руками, прижалась к нему, отчего он остановился.

— Кейси, не надо, — прошептала я.

— Не могу поверить! — Кейси все еще кричал. — Я, бл*дь, не могу поверить в это дерьмо!

— Кейси, не надо, — взмолилась я.

— На неделю оставил тебя без присмотра, на долбаную неделю, и ты уже на спине ради гребаного ковбоя! — рявкнул Кейси.

— Грей мне небезразличен. Мы встречаемся, и он кое-что значит для меня, — ответила я, почувствовав, как его тело снова напряглось, но мое внимание было сосредоточено на моем брате.

— Да ты ни черта не знаешь. Ты не знаешь, что это "кое-что" значит, — выпалил Кейси в ответ, и я начала сердиться.

— Откуда тебе знать, что я знаю? — огрызнулась я в ответ. — У меня для тебя новости, Кейси, мне больше не двенадцать. Я — взрослая женщина, и знаю, что чувствую, насколько сильны мои чувства, и что они значат.

— В тебе столько дерьма, — парировал Кейси.

— Почему? Почему ты так думаешь? Почему, когда ты встречаешь какую-то женщину, через день влюбляешься и ждешь, что я поверю в это и дам тебе время разобраться в своих чувствах? Почему ты не готов поверить мне, когда я испытываю те же чувства, и почему не можешь дать мне то же самое?

При этих словах Грей снова напряженно застыл, но я все еще была полностью сосредоточена на своем брате.

Поэтому продолжила говорить.

— Почему, вместо этого, пропав на целую неделю, ты появляешься здесь, орешь на меня и обзываешь гадкими словами? Я с тобой так не поступала.

— Это не то, что ты думаешь, Айви, твоей головой управляют гормоны, — ответил Кейси.

Серьезно?

Мой тупоголовый брат!

— Так это они управляют тобой всякий раз, когда ты при любом удобном случае цепляешь очередную подружку? Ты застрял в подростковом возрасте, управляемый гормонами? — выпалила я в ответ. — Повторяю, Кейси, очнись. Мне не двенадцать лет. И не шестнадцать. Мне двадцать один. Я, как и ты, повидала многое. Как и ты, повстречала изрядное количество людей. Ко мне подкатывали достаточно часто, чтобы я знала, когда хочу получить внимание. И я знаю, что чувствую. Я в состоянии понять, когда человек, к которому я испытываю чувства, становится важным для меня. Я не глупая. И в эмоционально плане не застряла в возрасте тринадцати лет. Я знаю.

Кейси сменил тему разговора, свернув на проторенную дорожку эмоционального шантажа,

— Я потратил свою жизнь, заботясь о тебе.

— Тогда, во-первых, у тебя не очень хорошо получалось, и, во-вторых, хорошие новости, дружище, твоя работа закончена.

Грей произнес эти слова низким, рокочущим от злости голосом, и взгляд Кейси метнулся к нему.

— С хрена ли, — был странный ответ Кейси.

Грею, должно быть, он тоже показался странным, потому что он ничего не сказал в ответ.

— Она — моя сестра, — объявил Кейси Грею то, что тот уже и так знал.

— Да, я знаю, — ответил Грей. — А еще я знаю, что она двигается дальше, это ее решение, и она его приняла. Ты от этого не в восторге, но я прослежу, чтобы ты согласился с мнением Айви.

Черт побери.

Кейси прищурился и посмотрел на меня.

— Я понял, сестренка. Меня заменили.

— В таком случае, ты не понял, потому что это совсем не так. Или ты понимаешь, но просто ведешь себя, как мудак, — заявил Грей, и Кейси снова посмотрел на Грея, но тот еще не закончил. — Теперь, раз уж ты заботился о ней какое-то время, ты также понимаешь, что она стоит на крыльце при минусовой температуре в одной рубашке, поэтому я знаю, ты хотел бы, чтобы ей было тепло. Так что, может, поделишься с нами, зачем ты сюда приехал, чтобы мы могли покончить с этим, и я смог бы отвести свою девушку обратно в дом.

Когда Грей не пошевелился, не протянул руку к входной двери или дал понять, что этот разговор произойдет где-то еще, а не там, где мы стояли, Кейси рявкнул,

— Ладно, что ж, вижу, ты счастлив затащить мою сестру к себе в постель, но не пригласишь ее брата к себе в дом.

— Да, не приглашу, — подтвердил Грей. — Пригласил бы, но ты все испортил, когда ворвался внутрь, толкнув меня плечом в грудь. Когда успокоишься, перестанешь думать своей задницей и докажешь мне, что ты не мудак, тогда получишь приглашение. Хотя, хочу тебя предупредить, после того, как ты себя вел, и какую хрень нес по отношению к моей девушке, это займет некоторое время. Так что сегодня ты не узнаешь моего гостеприимства. А теперь, когда мы с этим разобрались, какого хрена ты тут делаешь?

Глаза Кейси забегали, и я сразу же поняла, зачем он приехал.

— Ты можешь оставить меня ненадолго, чтобы поговорить с сестрой наедине? — попросил он, стараясь придать своему голосу нормальный тон, но злость все еще сквозила в нем.

— Нет, — коротко ответил Грей, ничего больше не сказав.

Кейси свирепо посмотрел на него.

Грей не пошевелился и не сказал ни слова.

Я открыла рот, чтобы заговорить, но Грей опередил меня.

— Встретимся в закусочной, завтра в девять утра. Я принесу пятьсот долларов. — Я затаила дыхание и замерла на месте, но Грей не закончил. — Ты их возьмешь и останешься доволен. Ты не получишь ни цента больше. Ни от меня, ни от Айви, никогда.

— Грей, — прошептала я, сжав его, но он не пошевелился, не посмотрел на меня, не отвел взгляда от Кейси.

Кейси также не двигался, просто стоял на дорожке, ведущей к крыльцу, и сердито смотрел на него.

— Я ошибаюсь? — спросил Грей в тишине. — Ты ведь приехал, чтобы выпросить у Айви денег?

Кейси заметно стиснул зубы.

Ага. Я так и знала, как и Грей, что он был прав.

Мой брат.

Грей продолжил:

— Пять сотен долларов. Завтра в закусочной. В девять утра. На этом всё, и ты можешь делать, что душе угодно, но Айви больше в этом не участвует. Понятно?

Кейси не пошевелился и ничего не сказал.

— Ты меня понял, — пробормотал Грей, а потом приказал, — Забирайся в машину, дружище, убирайся с моей земли, и пока я не разрешу, ты не вернешься сюда. Если сделаешь обратное, дверь не откроется. Я возьму телефон и позвоню в полицию, а я знаю, что ты этого не хочешь. И ты меня не знаешь, так что позволь просветить тебя, я не угрожаю. Ты меня понял?

Кейси оставался неподвижным и молчал.

Грей ждал.

Я ждала.

Потом Грею надоело ждать.

— В машину, Кейси, — тихо сказал он и закончил, — сейчас же.

Кейси злобно посмотрел на него, затем перевел свой взгляд на меня, потом развернулся и зашагал к своей машине.

Я наблюдала за ним, держась за Грея. Мое тело трясло, но не от холода.

Грей тоже наблюдал и пошевелился только для того, чтобы обнять меня за плечи и крепче прижать к себе.

Кейси забрался в машину, резко сдал назад и помчался прочь по узкой дороге.

Когда он скрылся из виду, Грей сразу же развернул нас и быстро повел меня в дом, захлопнув дверь и закрыв ее на замок.

Я отстранилась и, посмотрев на него, прошептала,

— Я дам тебе завтра пятьсот долларов, чтобы ты отдал их Кейси.

У меня были деньги. Да, чаевые были настолько хорошими. Но все равно это большая сумма.

— Ты в меня влюбляешься?

Когда Грей спросил об этом, мои мысли о чаевых, которые мне придется отдать Кейси вспыхнули ярким пламенем, как и мои щеки и большая часть тела.

— Прости? — прошептала я.

— Ты влюбляешься в меня? — спросил Грей.

Я уставилась в его темно-голубые глаза, обрамленные темными ресницами с рыжеватыми кончиками.

А затем тихо сказала:

— Да.

Затем, вдруг я оказалась на плече у Грея, и мы поднимались по лестнице.

Быстро.

— Грей! — воскликнула я, держась руками за его талию, но он не произнес ни слова, и мы в мгновение ока поднялись по лестнице и оказались в его комнате.

А затем я оказалась на его кровати на спине.

А Грей был сверху.

— Хорошо, — сказал он, обхватив мое лицо руками, — я хочу оказаться в тебе. Господи, боже, я хочу быть в тебе, но не могу, не могу дать тебе это. Поэтому я доставлю тебе удовольствие ртом, потом научу, как доставить удовольствие мне. Тебя это устроит?

Боже.

— Да, — прошептала я.

— Хорошо, — шепотом ответил он.

Затем поцеловал меня.

Затем довел меня своим ртом до оргазма.

Затем, научил меня, как сделать ему то же самое.

Это было невероятно потрясающе.

И мы были так увлечены этим, что никто из нас не заметил, разбросанные по всей кровати крекеры, сыр, яблоки и купленное в магазине печенье.

Глава 16

Я сама заботилась о себе.

Три недели и три дня спустя...

Я открыла глаза и увидела, как лучи февральского колорадского солнца падали на подушку в тусклом свете раннего утра.

И в то же время я почувствовала сильное, теплое тело Грея, прижимавшееся ко мне сзади, его ровное дыхание на моей шее и его руку, крепко обнимавшую меня за талию.

Уже в третий раз мы проводили целую ночь вместе.

Я не могла дождаться того дня, когда это будет происходить постоянно.

Ужасно было то, что прошлой ночью это произошло из-за того, что сделал Кейси.

Я закрыла глаза и придвинулась ближе к Грею. Не просыпаясь, он прижался ко мне еще сильнее, слегка развернув меня, его рука еще крепче сжала меня.

В этом был весь Грей. Он проявлял свои чувства даже во сне.

Я вздохнула.

Затем воспоминания о последних трех с половиной неделях пронеслись у меня в голове.

*****

В те недели я была удивлена, обнаружив, что нормальная жизнь вовсе нескучная, и необязательно должна иметь отношение к Кейси, до прошлого вечера.

Я всегда мечтала об обычной, спокойной, размеренной жизни, стабильном доходе. Но поняла, что наша с Кейси жизнь, половину которой мы проводили в дороге, а другую половину - зависая в барах и при случае мошенничая в бильярд, имела больше стабильности, чем повседневная жизнь.

Это, решила я, вероятно имело отношение к тому факту, что большую часть времени я проводила с Кейси, и в этом заключалась стабильность.

В обычной жизни я проводила время со всеми, кто был связан с Греем, и с каждым, кто приходил в бар, а это, надо сказать, практически все жители Мустанга.

Например, Дженни любила своего мужчину, Денни, и он был милым. Я познакомилась с ним, и мы с Греем выпили с ним, Грей знал его очень давно. Он был здровяком с бородой и длинными густыми волосами, непринужденной улыбкой и раскатистым смехом. Но это не значило, что Денни не ругался с Дженни, они делали это довольно часто. А это, в свою очередь приводило к тому, что Дженни часто жаловалась на него. Их отношения были страстными и напряженными, и Дженни была не против рассказать об этом. Подробно.

Другой пример - я встретила Мэйси, тетю Грея, и мне не надо было в течение десяти лет учиться разбираться в людях, чтобы сразу догадаться, что она была напористой. Я поняла это, когда она зашла в бар - ростом метр шестьдесят четыре, широкоплечая, с большой грудью, пышными от химической завивки, мышиного цвета волосами - и устроила мне выволочку за то, что я пошла работать к Дженни в конкурирующий бар Мустанга.

Тогда Дженни возразила ей в мою защиту, и я подумала (а постоянные посетители, мужчины, внимательно наблюдали за происходящим), что мне придется разнимать драку. Но как ни странно, когда Дженни объяснила, что я начинаю новую жизнь, и что в дополнение к этой работе я получила комнату над баром, Мэйси отступила.

Затем она снова обратила свое внимание на меня и заявила,

- Тебе стоит научиться готовить, чтобы Мирри не доставала тебя всю оставшуюся жизнь. Начнёшь учиться в свой следующий выходной. У меня дома. Слышала, у тебя нет машины, поэтому скажи Грею, чтобы он затащил свою задницу в этот его кусок дерьма, а не грузовик и привез тебя ко мне домой. В одиннадцать. Будешь готовить обед.

После чего она ушла.

В мой следующий выходной, Грей, ухмыляясь, подвёз меня до дома Олли и Мэйси.

Я научилась готовить гамбургеры и картошку фри.

Было совсем несложно.

Следующим заявился дядя Грея, Чарли, который был очень похож на Грея, если бы Грей был лет на двадцать или около того старше, любил выпить и поесть в пять раз больше, чем сейчас, и проводил большую часть своего времени, сидя за барной стойкой или в большом кресле. И, когда я сказала, что дядя Чарли заявился, я имела в виду, что он направился сразу к барной стойке, подошел напрямую ко мне и без каких-либо приветствий начал разговор.

-Черт, издалека ты была довольно недурна, а вблизи - я влюбился.

Да, именно с этих слов он начал разговор, одновременно осмотрев меня с головы до ног пять раз.

Затем продолжил,

- Также слышал, что ты чертовски хороша в бильярде. В Алиби есть у меня парень, которого нужно проучить. Когда освободишься сегодня вечером, пусть Грей привезет тебя. Я его разогрею, затем ты возьмешься за свой кий. Увидимся в девять.

Он ушел прежде, чем я успела хоть слово сказать в ответ.

Не стоит говорить, что, когда Грей пришел тем вечером, намереваясь выпить пива в те полчаса, что мне осталось отработать, а затем забрать меня наверх, чтобы поваляться в обнимку на диване, дать волю рукам, и потом заняться любовью, он был не особо рад изменению планов, как хотел его дядя.

Я поняла это, пока он пристально смотрел на меня, когда я поставила перед ним открытую бутылку пива. Он прижал горлышко к губам, но не сделал ни глотка, его взгляд был направлен на меня, и Грей не двигался. Затем, когда я закончила рассказывать ему о планах его дяди на этот вечер, он резко поставил бутылку на барную стойку, его ботинки с грохотом опустились на пол, и он ушел.

Час спустя, когда я сидела в своей комнате, читая книгу, законно взятую в библиотеке (да, у меня был адрес проживания, поэтому я смогла получить читательский билет!), появился Грей. Он промаршировал прямо ко мне, стащил меня с дивана, завалил нас на него так, что я оказалась на спине, а он на мне, и заявил:

- Ты приняла решение завязать с мошенничеством. Если получишь предложение, которое захочешь принять, тебе решать. Но никто не заставит тебя жульничать и никто, что значит ни один человек, не воспользуется тобой с этой или какой-либо другой гребаной целью. Тебе понятно?

Выражение его лица, его взгляд и то, как он держал свое тело, даже лёжа на мне, вынудили меня дать ответ, который я дала бы в любом случае.

- Да.

На мой ответ Грей сразу перешел к ласкам, пропустив объятия на диване, а затем занялся со мной любовью.

И я подумала, если это была моя награда (даже несмотря на то, что мне нравилось обниматься, несомненно), я бы согласилась почти на все, что решит Грейсон Коди.

*****

Время от времени, после моих смен, но безусловно в мои выходные (когда я не была занята уроками кулинарии с Мэйси), Грей возил меня к себе домой. После того случая в ванной отношение бабушки Мириам ко мне изменилось. Иными словами, теперь я ей условно нравилась, и это означало, что я позволяла ей командовать собой, как она, кажется, делала со всеми остальными.

Что включало в себя такие замечания, как: "Айви, у тебя такая красивая фигура, а ты все время носишь джинсы и ковбойские сапоги. Тебе нужны симпатичные юбки и туфли на каблуках". Или: "Каждый раз, когда я встречаюсь с тобой, ты пользуешься разными духами. У девушки должен быть единственный и неповторимый аромат. Тебе нужно остановиться на одном и пользоваться только им". Или: "В Колорадо тебе на самом деле нужно что-то посерьезнее джинсовой куртки. Ты должна съездить в Хейс за зимним пальто. За хорошим. Длинным. Шерстяным. Думаю, тебе пойдет светло-коричневый цвет. И как раз вовремя, так как у них распродажа зимней одежды". Или: "У тебя такие замечательные волосы, дитя, но они такие длинные и густые. Тебе стоит записаться к Стейси и подстричь их, возможно до плеч".

К сожалению, этот последний комментарий прозвучал, когда мы сидели за столом, ужиная спагетти, приготовленными мной (у меня уже действительно все лучше получались блюда из говяжьего фарша), и Грей тоже там был.

В большинстве случаев он не обращал внимания, когда бабушка Мириам командовала мной, потому что сам любил это делать.

Но не в этот раз.

- Она не обрежет волосы. Никогда. - Заявил он, и бабушка Мириам взглянула на него. И хотя она знала его с рождения, она явно недооценила его тон и взгляд, потому что продолжила говорить.

- У нее прекрасные волосы, Грей, но ты - мужчина. Ты ничего не понимаешь в таких вещах. Более короткая стрижка придаст форму ее лицу.

- Она не обрежет волосы. Никогда, - повторил Грей, и на этот раз его тон стал намного жёстче.

- Грей! - рявкнула бабушка Мириам. - Не тебе решать. Это не твои волосы.

- Да, это так. Ты ведь сама это знаешь и, даже если ты хочешь прикинуться, что не знаешь, вряд ли захочешь, чтобы я тебе это объяснял. Но хочу прояснить одну вещь - они и...не...твои, - закончил Грей.

Бабушка Мириам закрыла рот, и ее щеки покраснели, и в то же самое время в ее голубых глазах вспыхнуло раздражение. Я поспешно извинилась, выскочила из-за стола и побежала в ванную, и там расхохоталась.

Думаю, они меня слышали.

Но мне было все равно.

Ну что сказать? Они были забавными.

Позже, после страстных поцелуев в его грузовике, перед тем, как я отправилась в свою комнату, я пообещала ему, что, если и соберусь подстричь волосы, то только чтобы подравнять.

Этим я заработала ещё один крепкий поцелуй, а затем он нежно прошептал напротив моих губ

- Спасибо, куколка.

Мое обещание было честным, но с нежным, милым и ласковым отношением Грея оно стало клятвой.

*****

Став официанткой в баре маленького городка, я довольно быстро поняла, что у нас были завсегдатаи, и, если они чувствовали, что ты становишься местной, они принимали тебя. Они делали это, делясь подробностями о своей жизни, показывая фотографии своих детей, рассказывая, какие фильмы недавно посмотрели и рекомендуя их посмотреть. Они также советовали, какой ресторан в соседнем городке не стоит посещать из-за недавней неудовлетворительной проверки санитарной инспекции, и записывали какой-нибудь рецепт аж на четырех салфетках, который стоит попробовать.

И тому подобное.

И мне это нравилось.

Хотя, надо сказать, может я и научилась готовить мясо для гамбургеров, но рецепт, который занял четыре салфетки, был выше моих возможностей. Тем не менее, я сохранила его.

Также, я познакомилась с двумя лучшими друзьями Грея. С Шимом - высоким, неуклюжим, рыжеволосым парнем, который работал на ранчо Джеба Шарпа и был помолвлен с Честити, очень миниатюрной, пышной блондинкой, и вместе они выглядели довольно мило, несмотря на то, что он был выше ее на шестнадцать сантиметров. И с Ронаном, которого назвали Роан, и который был выше меня где-то на пять сантиметров. Он работал с мужчиной Дженни, Денни, на каком-то местном заводе по производству гравия (кто-нибудь когда-нибудь слышал о производстве гравия? Все же, из того, как они описывали свою работу, именно этим они и занимались). Роан, казалось, посвятил себя процессу увеличения своего пивного живота, не имел девушки и любил рассказывать длинные шутки, которые были восхитительными. И он знал кучу таких шуток.

Они стали регулярно наведываться в Рамблер, и мне нравилось их присутствие, потому что я им явно нравилась, а это мне определенно нравилось.

К сожалению, работа в одном из двух баров города означала, что Бадди Шарп, его прихвостни Джим, Тед и Пит, а также бывшие девушки Грея, в особенности Сесили, наведывались время от времени. И если говорить о Шиме, Честити и Роане, они ясно дали понять, что я им нравилась, Бадди, Джим, Тед и Сесили, в свою очередь, совсем не скрывали своей неприязни.

Я не позволяла их отношению беспокоить меня, потому что, к счастью, даже если я им не нравилась, и они это открыто показывали мне, они все равно оставляли чаевые.

*****

Дважды (до вчерашней ночи) Грей не побоялся гнева бабушки Мириам, подкрепленного господом богом и словом божьим, Библией, и договорился, чтобы его двоюродная сестра Оди провела ночь в его доме, присматривая за бабушкой Мириам, а он смог остаться у меня.

Я сомневалась, что все прошло хорошо. Но знала одно, как бы там все не закончилось между ними, Грей и бабушка Мириам оставили это между собой, потому что, когда я приехала к нему домой после, она все также раздавала мне распоряжения, но ничего не сказала об этом. И она не показывала никаких признаков того, что была сердита или разочарована в Грее или во мне.

Я решила, что причина этого заключалась в том, что Грей, не допуская никаких возражений, заявил, что он - мужчина, а я - его женщина, что его личная жизнь является его личной жизнью, и, даже если он и живет со своей бабушкой, будет так, как он сказал. Также, я предположила, что он посоветовал ей не игнорировать его и не выказывать мне ее отвращения к нашим современным отношениям.

Поэтому она помалкивала, и Грей делал то, что ему было угодно.

Благо то, что ему было угодно, означало, что он проводил со мной всю ночь.

И мне это нравилось.

*****

Так что наличие работы, жилья, парня и установившегося распорядка не было скучным.

Это было прекрасно.

До вчерашнего вечера, и совсем не Бад Шарп или Сесили, или жители Мустанга помешали моей жизни быть такой, какой я хотела.

Это был Кейси.

И после прошлого вечера мне совсем не хотелось признавать это, потому что я была обязана ему всем. Но в течение долгого времени именно Кейси делал мою жизнь совсем не такой, какой я хотела.

*****

Было без четверти восемь, пятнадцать минут до прихода Грэя, но наплыв посетителей к ужину уже иссяк. В Мустанге люди ужинали рано, начиная в пять и заканчивая к семи. Потом бар пустел, и оставались только мы с Джейни и несколько постоянных клиентов, прежде чем (в будние вечера), в районе полдесятого-десяти бар немного оживлялся, но не настолько, чтобы Дженни не смогла справиться сама. В выходные была совсем другая история, но у Дженни работала еще одна девушка, неполный рабочий день, чтобы помочь ей с этим.

Я работала в дневную смену. Или до восьми вечера, что в основном означало весь день и вечер.

Так вот, в баре было тихо, я стояла перед барной стойкой, Дженни - за ней, мы болтали о всякой ерунде, и в баре находилось только четыре посетителя.

Я приходила в себя после работы, но чувствовала радостное возбуждение от предстоящей встречи с Греем. Мы встречались уже целый месяц, но я была права. Я так и не привыкла к нему или его красоте. Я весь день с нетерпением ждала нашей встречи. С ее приближением, меня это начинало волновать, а потом, когда он наконец входил в бар, я испытывала благоговение.

И эти чувства обострились после того, как наши отношения стали физическими.

Так как Дженни была непротив поделиться своей личной жизнью со мной, я закинула удочку и рассказала Дженни о своей. Она сказала мне, что подобное случается редко, и скорее является исключением, что я испытала оргазм в свой первый раз.

- Впрочем, - тихо продолжила она, - не удивительно, что такой мужчина, как Грей, подарил его тебе. Скажу тебе одно, я очень рада, что ты отдала такому мужчине, как Грей, то что должна была ему отдать.

Должна признаться, Дженни мне очень сильно нравилась.

В первый раз было хорошо, но с каждым разом становилось все лучше. Грей сказал, что отец научил его терпению, и я поняла, что это соответствовало действительности. Не знаю, кто научил его нежности, но она тоже была настоящей, как в постели, так и за ее пределами. Нагота, прикосновения, ощущения, поцелуи, объятия и занятия любовью - все это было безопасно с Греем. Я не чувствовала смущения, ни разу. Чаще всего он общался не словами, а взглядом, руками, губами. Он направлял. Он учил. Он прислушивался. Он окружал заботой. Грей выяснил, что нравилось мне (и мы оба этим наслаждались , я определенно больше), и он показал мне, что нравилось ему (и мы оба получали от этого удовольствие, он в большей степени, хотелось бы надеяться).

И всё становилось только лучше и лучше.

Дженни сказала мне, что это тоже было необычно.

Поэтому я с радостью предвкушала встречи с Греем, чтобы поговорить с ним, пообниматься и наконец быть с ним.

И я с нетерпением ждала этого момента.

Так что, я была в хорошем настроении, в замечательном месте, через пятнадцать минут собиралась встретиться с Греем, и совершенно не готова к тому, что Кейси ворвется в бар.

Но даже если бы он пришел ровно в полдень, и мне бы пришлось еще несколько долгих часов ждать появления Грея, я все равно не ожидала бы такого. Потому что, пусть Грей и встретился с ним в закусочной, как и обещал, и отдал Кейси свои собственные пятьсот долларов (о чем мы поговорили наедине, но он не позволил мне потратить свои деньги, мне это не нравилось, но для него это явно что-то значило, так что я позволила ему), я больше не видела Кейси с того дня у дома Грея.

А также потому что я была не готова ни тогда, ни когда-либо вообще к тому, что Кейси сделает или скажет.

Всё прошло примерно так.

Он торопливо направился ко мне, о чем-то глубоко задумавшись, его мысли витали где-то далеко. Я знала его слишком хорошо, поэтому сразу это поняла.

Я просто не знала, что у него на уме, где он хотел быть, и я в жизни бы не подумала, что он считал само собой разумеющимся, что я должна быть с ним, где бы это место не находилось.

Подойдя ко мне, он сказал,

- Давай, Айви, пойдем.

Я уставилась на него и спросила:

- Куда?

- Здесь чертовски холодно. Я устал от холода. Думаю что-нибудь в Южной Калифорнии, Сан-Диего или, может быть, Тусоне.

- Сан-Диего или Тусон?

- О чем ты? - спросила я. Моя новая жизнь настолько поглотила меня, что его слова не доходили до меня.

Он сосредоточился на моем лице.

- Следующая остановка. Сан Диего. Тусон. Может, Феникс. Собирайся. Мы выезжаем сегодня вечером.

Он с ума сошел?

- Кейси, - тихо ответила я, - я не собираюсь в Сан Диего или Тусон. У меня есть работа. Жилье. Я никуда не поеду.

После моих слов всё его внимание было приковано ко мне.

После чего он заявил,

- Нет, поедешь. Ты поедешь со мной.

И до меня наконец дошло, что его отношения с загадочной жительницей Мустанга обернулись полным провалом.

- Ох, Кейси, - прошептала я, подойдя к нему, - ты расстался со своей девушкой?

Он вздернул подбородок, его взгляд был жестким, не желающим показывать какие-либо эмоции окружающим, но я знала его. Он не мог скрыть свои чувства от меня.

- Сучка вышвырнула меня. Просто так. Сказала, пакуй чемоданы и выметайся до вечера. Так что я собрал свои вещи и убрался. Мы выдвигаемся, и это захолустье останется позади.

Я внимательно присмотрелась к нему и поняла, что он не врал, когда рассказывал о ней после их знакомства. Она ему действительно нравилась. И сейчас ему было больно.

- Если вы поругались, может тебе стоит дать ей остыть. Сходи к ней завтра. Обсудите это, - посоветовала я.

- Айви, - огрызнулся он, - ты меня не слушаешь. У нас все кончено.

- Милый, я серьезно, дай ей время.

- Да, дай ей время, - прошипел он с сарказмом, затем продолжил в том же духе. - Ты позволишь мне перекантоваться на твоем диване? А, знаю, твой дружелюбный ковбой разрешит переночевать у него.

Это означало, что у него не было денег.

- Да, Кейси, я позволю тебе переночевать на моем диване, - осторожно предложила я, одновременно стараясь сообразить, как мне убедить Грея, что это хорошая идея.

- К черту это, - ответил он. - Мы уезжаем.

- Кейси, милый, я не поеду, и, если она хоть что-то значит для тебя, ты тоже не должен уезжать. Ты должен дать ей шанс, помириться.

- Советы в вопросах отношений от моей чертовой сестры, - пробурчал он.

- Ну, да, Кейси. Я тебя знаю. Я тебя люблю. И по всему видно, что тебе больно. Так что я забочусь о тебе и советую, чтобы ты постарался все исправить.

Он наклонился ко мне, скорчив гримасу и рявкнул со злостью,

- Мне не больно. Эта сучка хотела охомутать меня. Каждый вечер твердила: "Кейси, ты ходил на завод, узнавал насчёт работы?" или "Кейси, дорогой, я видела объявление в газете насчет продажи автомобилей, у тебя бы это хорошо получилось". Продажа автомобилей. Чёртов бред. Это не для меня. Я ей говорю, а она не слышит, лишь продолжает долбать меня этой хренью. К черту всё, мне надоело.

После его тирады до меня наконец-то дошло. Все стало ясно как день, что в течение последнего месяца, пока я начинала нормальную жизнь в этом городе с работой, комнатой и парнем, Кейси жил на деньги, которые ему дала я, Грей и, без сомнения, давала его девушка. А он конечно же безответственно их тратил. И она устала давать ему деньги, кормить его, обеспечивать ему крышу над головой и постель. Вероятно, он пообещал ей, что найдет работу. Но не сделал этого. И ей это надоело.

- Может тебе стоит еще раз подумать над тем, что она сказала, и посмотреть правде в глаза, Кейси, - шепотом посоветовала я. - Ты ведь не знаешь. Тебе это может понравиться. Я знаю, что мне нравится работать официанткой. Это весело. Может, тебе тоже понравиться заниматься чем-то постоянным.

- Ты, мать твою, сдурела? - огрызнулся Кейси в ответ. - Это не моя жизнь и не твоя. Мы уезжаем.

- Ладно, если ты решил, что не можешь так жить, дело твое. Но мне нравится эта жизнь, и я никуда не поеду, - ответила я.

- Мы уезжаем, - повторил Кейси.

- Ты езжай, я не поеду, - снова сказала я.

И тут он поразил меня в самое сердце.

Потому что именно в этот момент мой брат Кейси полностью потерял контроль над собой, сделав то, чего никогда в жизни не делал по отношению ко мне.

А именно - он схватил меня за руку, наклонился к моему лицу, резко дернул меня и прошипел,

- Собирай свои вещи, сестренка, мы...уезжаем.

Глядя в его разъяренное лицо, чувствуя, как его пальцы крепко сжимали мою руку, слыша, как Дженни что-то шептала, вероятно, в телефон, я поняла.

Я поняла тогда.

Он нуждался во мне.

Я понимала это и раньше, но несколько иначе.

Он не мог позаботиться о себе. Он не мог заправить свою машину. Не мог прокормить себя.

Если только не использовал меня.

Использовал меня.

Когда Грей разозлился на своего дядю и заявил, что никто не будет использовать меня, он имел в виду не дядю Чарли. Он имел в виду Кейси. Он совсем немного времени провел рядом с нами, но понял это раньше меня.

Вот почему не было никаких связей, но это правило относилось только ко мне. Вот почему я не должна была рисковать, когда он делал обратное.

Он нашел себе девушку, которая заставила его сердце биться чаще; и ничего страшного, что я тоже повстречала кого-то.

Но когда его любовь прошла, я тоже должна была последовать его примеру.

Я была его кормилицей.

Я - всё, что у него было.

Когда-то давно он был для меня всем. Но когда мы повзрослели, это изменилось. И вместо того, чтобы найти для нас что-то безопасное, что-то стабильное, что-то правильное, что-то хорошее и начать жить такой жизнью, Кейси был слишком напуган, или глуп, или слишком зависим от мошенничества, чтобы сделать это.

И он не мог никого облапошить без меня.

Так что он держал меня на коротком поводке и использовал.

- Убери от меня свою руку, - прошептала я, но он этого не сделал.

Он до боли сжал её и встряхнул меня.

- Не собираюсь повторять, - произнес он сквозь зубы.

Я яростно дернула руку, но мне не удалось вырваться, и стало ещё больнее, так как он держал меня очень крепко. Я перестала вырываться и повторила, повысив голос от злости и чувствуя лёгкую панику,

- Убери от меня свои руки!

Он снова встряхнул меня, нависая надо мной, отчего мне пришлось отклониться назад, и заорал,

- Собирай свои вещи и залезай в машину!

Я опять попыталась выдернуть свою руку из его хватки, было больно, но он по-прежнему не отпускал меня. Я завизжала,

- Кейси, отпусти меня!

- Парень, делай, как говорит Айви, - Барри, один из двух мужчин (я тогда правильно предположила), который почти каждый вечер сидел, сгорбившись, со своим другом Джином в Рамблере, сейчас стоял рядом со мной и Кейси.

Кейси повернул голову и произнес со злостью,

- Не лезь не в свое дело.

- Отпусти ее и отойди, - приказал Джин, встав с другой стороны от Кейси.

Кейси повернул голову в его сторону.

- Да пошел ты!

- Последнее предупреждение, парень, либо сам отпустишь её, либо мы заставим тебя, - предупредил Барри, и Кейси оглянулся на него.

- Ага, сейчас, толстожопый, типа ты можешь это сделать, - огрызнулся он, скривив рот.

- Кейси! - рявкнула я, он посмотрел на меня и снова начал меня трясти. Тогда Джин положил обе руки ему на плечи, а Барри схватил Кейси за запястье, и они вдвоем оттащили его от меня.

И тут началось. Кейси вырвался из их хватки и полез к ним с кулаками.

- О, господи. - прошептала я. - Боже! - воскликнула я. - Кейси! Перестань! - заорала я.

Он не остановился. Он набросился на Барри и Джин и недооценил их.

Что было свойственно Кейси.

Они возможно были большими мальчиками, но опять же они были большими парнями, и их было двое. Кейси обладал скоростью и ловкостью, но они превосходили по размерам и количеству, и повалили его на живот, скрутив руку за спину, Джин, для верности, прижал его к полу коленом, а Барри обратился к Дженни.

- Ты позвонила Лену? - спросил он, и она кивнула.

- Ленни и Грею, - подтвердила она.

Я закрыла глаза, затем быстро открыла их.

Извивающийся, разъяренный Кейси потребовал:

- Отпусти меня, козел.

Я подошла так близко, как осмелилась и сказала своему брату:

- Кейси, Дженни позвонила копам и Грею, ты ведь не хочешь находиться тут, когда кто-то из них приедет. Поверь мне. Если я попрошу Джина отпустить тебя, обещаешь, что уберешься отсюда по-быстрому?

- Пошла на ***, ты тупая, эгоистичная п***да! Пошла...ты! - заорал Кейси.

Это была плохая идея и очень, очень не вовремя.

Это была плохая идея, потому что я не раз болтала с Барри и Джином. Я видела их почти каждый вечер в течение месяца. Они мне нравились, я нравилась им, и их не радовало, когда меня называли словом на букву "п", даже мой брат.

А не вовремя потому, что именно в этот момент в бар влетел Грей.

Так что у Джина была всего секунда, чтобы с силой выкрутить руку Кейси, вынудив его заорать от боли, и я боялась, что он сломал ее, прежде чем Грей оттолкнул Джина в сторону.

Он перевернул Кейси на спину, резко поднял его на ноги, оттолкнул и предложил низким, рокочущим и очень сердитым голосом,

- Давай сделаем это.

Последний раз, когда они столкнулись лицом к лицу, Грей бросил его на спину прямо в снег, но Кейси, мой глупый, глупый брат, не колебался.

И Грей мгновенно стал выбивать всю дурь из моего брата, в то время как я стояла, пытаясь вырваться из рук Барри, который удерживал меня, и кричала, чтобы они остановились.

Он этого не сделали.

До тех пор, пока не появился Ленни в униформе, со значком на груди и пистолетом на бедре. Он оттащил Кейси от Грея, который удерживал его за воротник, чтобы тот не упал, пока наносил удары кулаком по лицу моего брата.

Кейси отлетел, мотая головой, настолько сбитый с толку ударами, что даже не попытался схватиться за что-нибудь, чтобы не упасть.

Ленни положил ладонь на грудь Грея, пристально глядя ему в глаза, и проворчал,

- Остынь, Грей.

Грей тяжело дышал и с такой силой сжал зубы, что желваки заходили. Он не сводил глаз с Кейси, который, пошатываясь, все еще мотал головой, стараясь прийти в чувства.

Бесплодные усилия.

Ленни дал ему минуту, удерживая свой взгляд на Грее, пока тот не посмотрел нанего, и только тогда Ленни отступил и опустил руку.

Затем он громко спросил всех, находящихся в баре,

- Что здесь произошло?

Пег, местная пьянчужка, которая как Барри и Джин сидела здесь каждый вечер, подала голос, и судя по всему, несмотря на то, что она обычно всегда была пьяна, это не мешало ей следить за тем, что происходило вокруг.

- Этот парень пришел, разорался на Айви. Она пыталась спокойно поговорить с ним. Он не желал ее слушать. Начал распускать руки, Барри и Джин вмешались, они предупредили его, чтобы он остановился, он этого не сделал. Они оттащили его от нее, затем он обозвал Айви словом на букву "п", и тут вошел Грей, услышал это и побил его, что вполне оправдано.

Хотя, рассказ был сжатым и все сказанное - правдой, пусть даже Пег немного и добавила от себя, Грей слышал, как Кейси обозвал меня словом на букву "п", но он не знал, что Кейси распустил руки. Услышав ее слова, Грей быстро взглянул на меня, осмотрев с головы до ног, и, к сожалению, на мне была футболка вместо одной из моих хенли с длинными рукавами, и он увидел красные отметины на моей левой руке, оставленные Кейси.

К счастью, Ленни знал Грея. Он среагировал быстрее, и его рука уже упиралась в грудь Грея к тому времени, как тот перевел свой взгляд обратно на Кейси. Грей наклонился вперед, готовясь в очередной раз наброситься на него, и его ярость заполнила помещение.

Джин подошел ближе, чтобы помочь Ленни держать ситуацию под контролем, а руки Барри еще крепче сжали меня, чтобы я не натворила глупостей.

- Успокойся, Грей, - рыкнул Ленни, сильнее надавив на грудь Грея.

Грей продолжал пристально смотреть на Кейси.

- Грей, сынок, послушай меня. Держи...себя...в руках, - повторил Ленни.

Пару жутких мгновений Грей продолжал пристально смотреть на моего брата, затем сделал глубокий вдох, его ярость, наполняющая воздух, ослабла, и он отошел назад.

Ленни опустил руку.

После чего взглянул на Кейси.

- Ты достаточно ясно мыслишь, чтобы понять, что сказал свидетель?

Губа, нос и порез над и без того заплывшим глазом Кейси кровоточили, но он уже пришел в себя, и я поняла это потому, как хмуро он смотрел на Ленни.

Он не ответил.

- Все так и было? - спросил Ленни.

Кейси продолжал хмуриться.

- Все так и было, - вмешалась Дженни позади меня.

- Именно так, - подтвердил Джин.

- Ага, так и было, - добавил Барри, все еще удерживая меня.

Ленни посмотрел на каждого из них, затем обратно на Кейси.

- В общем, я могу арестовать тебя за нарушение общественного порядка, нападение на свою сестру и драку с Греем. Это значит, что я также должен задержать Грея. Понимаю, что тебе, вероятно, нравится эта идея, но у Грея нет приводов, у него нет действующих ордеров на арест, у него тут семья, которая будет блюсти его интересы, и у него имеется определенная репутация, поэтому судья, вероятно, не будет слишком суров к нему. Что касается тебя, не знаю. Ты, полагаю, должен прямо сейчас хорошенько подумать о том, как ты хочешь, чтобы все произошло. Обычно я охотно арестовываю людей. Это помогает бороться со скукой. Но сегодня у меня нет настроения. Так что тебе повезло, поступаешь по-умному и убираешься из этого бара. Но у моей доброты есть условия. Когда я говорю убери свою задницу из этого бара, я имею в виду проваливай из моего города, а заодно и из моего округа. Захочешь пообщаться со своей сестрой, которая явно желает задержаться в Мустанге на какое-то время, ты посылаешь ей открытку. Ты меня слышишь, сынок?

Кейси свирепо посмотрел на Ленни, затем перевел свой злобный взгляд на меня.

И прошептал,

- Я бросил всё ради тебя.

Его слова резанули по мне словно нож, но совершенно по другим причинам, чем раньше.

И я сказала в ответ,

- А потом я начала делать то же самое для тебя. Разница в том, Кейси, что мне было двенадцать. У меня никого больше не было, и я нуждалась в тебе. Когда я начала отдавать, тебе было двадцать, и ты просто брал это от меня.

Моему брату хватило совести вздрогнуть, прежде чем он продолжил.

- Ты всё, что у меня есть.

- Прости, милый, но ты не всё, что есть у меня . Больше нет, - тихо ответила я.

С моими последними словами Барри отпустил меня, и Грей занял его место.

Взгляд Кейси скользнул вверх за мое левое плечо, и он поморщился, затем посмотрел на меня.

- Я поступал так, потому что любил тебя.

Я знала это. Ещё тогда, я знала об этом. Кейси был для меня всем, и я была всем для него. До того как мы сбежали из дома, у нас была мама, абсолютно никчемная, и у нас было много проблем и больше ничего.

У нас никого не было, кроме друг друга.

Но сейчас это изменилось.

- Тогда продолжай любить меня и позволь мне сохранить то, что я нашла, - прошептала я.

Я видела, как он сглотнул.

Грей сильнее сжал меня в своих объятиях.

Мои глаза наполнились слезами.

Не говоря больше ни слова и опустив глаза вниз, мой брат отвернулся и вышел из бара.

Я знала, что у него не было ни денег, ни навыков, ничего.

Я понятия не имела, куда он отправится, чем будет заниматься, как он туда доберется, и с каким количеством проблем столкнется, когда окажется там, где окажется.

И это убивало меня.

Но одному мой брат Кейси научил меня - это самой заботиться о себе.

И потому, слезы безмолвно катились по моим щекам, и Грей развернул меня к себе лицом. Я обняла его, уткнувшись ему в грудь, и сосредоточилась на этом, вместо того, чтобы побежать за братом и отдать ему все свои деньги, позаботившись о его безопасности на какое-то время.

Вместо этого, впервые с того времени, как мне исполнилось пятнадцать, я не присматривала за своим братом.

Я плакала в объятиях Грея и заботилась о себе.

*****

- Куколка, знаю, что ты не спишь.

Я моргнула в подушку, вздохнула и повернулась к Грею.

Он прекрасно выглядел в лучах солнца, при лунном свете, в тусклом освещении бара и в свете, излучаемом телевизором.

Но он никогда не выглядел красивее, чем утром, лёжа на моей подушке.

- Привет, - прошептала я, проведя руками вверх по его груди, и на его губах появилась улыбка.

- Привет, - прошептал он в ответ, притянув меня ближе к себе.

Он опустил подбородок, я запрокинула голову, и он коснулся губами моих губ.

После, он немного отстранился, его волосы скользнули по подушке, но он еще крепче прижал меня к себе.

- Как ты? - спросил он, пристально глядя на меня своими голубыми глазами.

- Не очень, - честно ответила я.

- Все наладится, - тихо произнес он.

Так и будет. Потребуется какое-то время, но мне станет легче. И будет больно, но я все равно справлюсь.

- Он - мужчина, - продолжил Грей. - Пришло время вести себя соответствующе, детка. Самому решать свои проблемы. Ты до сих пор ничего не рассказала, и я говорил тебе, что подожду. Я подожду. Но я знаю одно, то, чем вы занимались, и у меня такое впечатление, что это продолжалось довольно долго, вам дико повезло, что это не закончилось какой-либо трагедией. И он ведь мужчина. И те опасные ситуации, в которые он мог попасть, случаются намного реже и пережить их ему было бы намного проще, чем с тем, с чем может столкнуться женщина. Он впутал тебя в это. Тебя. Чудо, что такая жизнь тебя не сломила. Ты выжила. Держись за это. Старайся сохранить порядочность, которую ты в себе воспитала, и забудь обо всем остальном.

- Он все, что у меня было в течение долгого времени, Грей, - прошептала я.

- Да. И то, что ты сказала вчера вечером - верно. Теперь у тебя есть не только он, Айви. Теперь у тебя есть люди, которым ты не безразлична. - Когда я открыла рот, чтобы ответить, он слегка сжал меня и продолжил. - Я имею в виду небезразлична в хорошем смысле, а не те хреновые, неадекватные отношения, которые у вас зародились из-за какой бы там ни было случившейся с вами херни. Я понимаю, что ты любишь его. Я понимаю, что он твой брат. Понимаю, что ты переживаешь за него. Но он давным-давно должен был разобраться со своим дерьмом и твоим тоже, и я думаю, что ты это теперь понимаешь. Не позволяй чувству вины и беспокойству вводить тебя в заблуждение, милая. Ты движешься в правильном направлении. Не позволяй ему сбить тебя с пути.

Какое-то время я смотрела на него, после кивнула и опустив голову уткнулась лицом в его шею.

Грей откинул голову назад и стал перебирать мои волосы. И продолжал делать это какое-то время.

Я позволила ему, потому что мне это нравилось, это успокаивало, и через какое-то время я спросила, уткнувшись ему в шею:

- Знаешь, чего я хочу?

- Я могу догадаться, куколка, но все равно скажи мне.

- Жаль, что я не встретилась с твоим папой, потому что мне хотелось бы иметь возможность познакомиться с человеком, который вырастил такого мужчину как ты.

Его рука остановилась, и все тело замерло.

Я откинула голову назад, а он наклонился ко мне, и я сразу же поняла, что его догадка была неправильной. В его глазах отражалось удивление и что-то еще, что-то, чего я раньше никогда не видела ни у него, ни у кого-либо еще.

Но, что бы это ни было, это согрело мне душу.

- Грей? - обратилась я к нему, пока он продолжал молчать.

- Ты все еще влюбляешься в меня?

Я смотрела на него, не отводя взгляда, на моих щеках появился румянец, и я открыла рот, чтобы утвердительно ответить, но он продолжил.

- Потому что ты должна знать, детка, я люблю тебя.

Мой рот оставался открытым, но теперь уже от изумления.

Затем я резко закрыла его и спросила,

- Ты меня любишь?

- Да, - ответил Грей.

- Ты любишь меня, - произнесла я, но это все еще был вопрос.

Грей улыбнулся, на его щеке показалась ямочка, и он повторил,

- Да.

Мои глаза наполнились слезами, и я снова прошептала,

- Ты любишь меня.

Улыбка Грея померкла, он перекатил меня на спину, а сам практически навис надо мной. Он наклонился ко мне ближе и прошептал в ответ,

- Да.

Я смотрела в его голубые глаза, обрамленные ресницами с рыжеватыми кончиками, и тихо сказала,

- Я влюбилась в тебя после того, как ты впервые поцеловал меня.

И в ответ я услышала,

- Я выиграл, так как я влюбился в тебя в тот вечер, когда ты дула на мою рану у меня на кухне.

О боже.

Когда я дула на его рану.

Боже мой!

Он стал расплываться, так как слезы застилали мои глаза.

- Скажи, что ты любишь меня, Айви, - потребовал он.

- Я тебя люблю, Грей, - подчинилась я его просьбе.

- Это хорошо, детка, потому что я тоже тебя люблю, - прошептал он.

А затем он, наконец-то, поцеловал меня.

И занялся со мной любовью, медленно и нежно. Это было прекрасно, и, если бы я и задавалась вопросом, правильно ли я поступала (чего я на сам деле не делала), то после этого все сомнения отпали.

Я объехала всю страну туда и обратно, возможно, раз восемь.

Но, наконец-то, я двигалась в правильном направлении.

Глава 17

Резкий вираж

Шесть недель и один день спустя...

— Черт, мне надо было все спланировать, — пробормотал Грей, прижимаясь губами к моей шее, и я поняла, о чем он говорил.

Мы лежали голыми в моей постели. Мы только что кончили. Было потрясающе. Так потрясающе, что обычно нам хотелось повторения.

Но ему необходимо было возвращаться домой к бабушке Мириам.

Его ладони скользнули вверх по моим бокам, одна переместилась, накрывая грудь, но я обхватила его талию.

— Грей, слезь с меня, ты должен идти домой к бабушке, — прошептала я, хотя на самом деле не хотела этого, и раздавшийся возле моего уха рык, говорил, что я не одинока в своем желании.

Я вздрогнула.

Грей поднял голову, оторвав ладонь от моей груди, чтобы обхватить ею мое лицо.

— Дорогая, я люблю ее, ты знаешь. Когда мама ушла, она была рядом со мной. Когда она потеряла ноги, я поклялся, что отплачу ей, и она всегда сможет положиться на меня, независимо от того, как долго это продлится. Но сейчас мне бы хотелось, чтобы дяди не вели себя как придурки, а большинство моих двоюродных братьев и сестер не свалило из Мустанга, убегая от своих идиотов-папаш, потому что это дерьмовая ситуация меня убивает.

И на этот раз я тоже поняла, о чем он говорил.

Оди заменял Грея раз в неделю, и после происшествия с Кейси в «Рамблере», Оди отправился домой к Грею, чтобы тот смог остаться у меня. Но Оди ясно дал понять, что это все, что получил Грей. А бабушка Мириам отказывалась позволять кому-либо, кроме Оди, Грея или меня, заботиться о ней.

Но сегодняшний вечер был особенным.

Для сегодняшнего вечера я купила новый наряд, включая туфли на высоких каблуках и чулки, и сегодня вечером Грей пригласил меня на изысканный ужин в «Дженкинс». Мы пили вино и ели стейки, очень вкусные, но не такие, как в Центре ветеранов. Тем не менее, они подавались с необычным, потрясающим на вкус соусом, и еще «Дженкинс» славился умопомрачительными, просто феноменальными десертами.

Даже Грей принарядился.

Мы здорово повеселились. Лучше, чем во время походов в кино, куда Грей возил меня и которые я обожала. Почти лучше, чем все остальное.

Кроме дня рождения Грея, который мы отметили у него дома, куда пришли Шим, Честити, Роан и Оди. Бабушка Мириам испекла торт, я помогла приготовить ужин, и мы отлично провели время.

Оди остался на ночевку, а мы с Греем вернулись ко мне.

И ему понравился мой подарок, но сначала не очень сильно.

Потому что на дворе стоял март, а я подарила ему шарф, и когда он открыл упаковку, то ухмыльнулся и поддразнил:

— Куколка, сейчас март. Еще пару дней и мне не понадобится шарф на целых восемь месяцев.

На что я ответила:

— Когда я увидела, как ты идешь ко мне по детской площадке в ту первую ночь, я подумала, что шарф говорит о том, что у тебя есть женщина, которой ты дорог. Поверь мне, шарф на мужчине говорит именно об этом. Так вот, сейчас у тебя две женщины, которым ты дорог, следовательно, — два шарфа.

После этих слов он меня поцеловал, затем занялся со мной любовью, и только потом сказал, что ему нравится подарок.

Так что, этот день был самым лучшим.

Но сейчас его разочарование было вызвано не только тем, что эта ночь была особенной.

Мы наслаждались счастьем два с половиной месяца, и Грей хотел, чтобы я засыпала и просыпалась рядом с ним, так же сильно, как этого хотела я.

Он сам сказал мне об этом.

Кстати, от этого я тоже расплакалась, как и в тот момент, когда он признался мне в любви.

— Я поговорю с ней, — решил Грей, и мои глаза распахнулись.

— О чем?

— О том, что ты переезжаешь ко мне, — ответил Грей.

Я быстро заморгала, а затем сказала то, что он уже и так знал:

— Ты не можешь этого сделать.

— Чертовски уверен, что могу.

— Грей! — воскликнула я. — Она сойдет с ума.

— Лучше она, чем мы. Я должен в очередной раз вытаскивать свою голую задницу из твоей постели, одеваться, ехать домой и в одиночестве ложиться спать, когда это последнее, чего мне хочется, куколка. Это сводит меня с ума. И ты хочешь, чтобы я бегал туда-сюда так же сильно, как и я.

— На самом деле, больше, — сообщила я. — Тебя, по крайней мере, на завтрак ждет клубничное варенье миссис Коди. Мэйси закончила обучать меня готовке гамбургеров, и мы перешли к жаркому и запеканкам, но десерты лишь маячат на горизонте. Я не успеваю готовить себе завтрак и, определенно, не умею варить варенье, поэтому с утра меня ждут лишь хлопья из коробки или тосты, так что в этом плане ты опережаешь меня на очко.

Грей секунду смотрел мне в глаза, потом расхохотался, рухнул на меня, а затем перекатился так, что я оказалась сверху.

Я вскинула голову, и он поднял руки, заправляя мне волосы за уши, и, удерживая их там, не переставал посмеиваться.

— К твоему сведению, куколка, варенье не компенсирует парню то, что он ложится в кровать один, когда может засыпать, глядя на твое лицо, волосы и тело, и просыпаться с твоей улыбкой, хриплым «привет» и твоим талантом рассмешить.

Я позволила комплименту осесть глубоко внутри, пробормотав:

— Приятно знать.

— Но так как я очень тебя люблю, то стяну банку бабулиного варенья и принесу тебе. Она ведет учет каждой баночке, чтобы предъявить Мэйси, если что-то пропадет, и надрать ей зад, но я приму этот удар на себя.

Я улыбнулась и прошептала:

— Спасибо, Грей. И, к твоему сведению, если бы у меня была бабушка, у которой я могла бы украсть варенье и получить за это нагоняй, то тоже сделала бы это ради тебя, потому что люблю тебя.

Он покачал головой, ухмыльнулся, отчего на его щеках появились ямочки, затем, все еще улыбаясь, прикоснулся к моим губам.

Перевернув меня на спину, сделал это снова.

После чего поднял голову, посмотрел мне в глаза и пробормотал:

— Я должен сказать, иначе не выдержу.

Я поняла его. Уходить было нелегко, и с каждым разом становилось все труднее.

Я ненавидела это почти так же сильно, как и он.

Потому что отпускать его было нелегко, и с каждым разом становилось все труднее.

— Хорошо, милый, — прошептала я.

Он приподнялся, поцеловал меня в лоб, соскользнул с кровати, убедившись, что я укрыта одеялом, но все же натянул его мне на плечо. Подложив ладони под щеку, я смотрела, как он одевается. Когда он закончил, то подошел ближе и убрал мои волосы от лица, низко наклонился и поцеловал в висок.

Повернув голову, я потянулась к нему и коснулась его шеи сбоку, прежде чем он отстранился.

— Спасибо за сегодняшний вечер, дорогой, — тихо сказала я.

— Все что угодно для моей девочки, — также тихо ответил Грей. — Увидимся завтра. Я поговорю с Оди, посмотрим, смогу ли уломать его провести еще одну ночь с бабушкой.

Я знала, что не сможет, потому что Грей просил об этом Оди каждый день. Но я была рада, что он хотел попытаться.

Я кивнула.

— Было бы здорово.

— Скажи, что любишь меня, Айви.

— Я люблю тебя, Грей.

Он ухмыльнулся, подарив мне ямочку, а затем прошептал:

— Я тоже люблю тебя, детка. — Он снова наклонился, коснулся моих губ, а затем прошептал в них: — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — прошептала я в ответ.

И он ушел, воспользовавшись своим ключом, чтобы запереть за собой дверь.

Я закрыла глаза, вздохнула, затем откинула одеяло, встала с кровати, натянула нижнее белье и ночную рубашку, убрала свое красивое новое платье и красивые туфли на высоких каблуках, бросила чулки в корзину для стирки, умылась, почистила зубы, выключила свет и легла спать.

И я делала все это, не зная, что дорога к прекрасному, по которой я двигалась, сделает резкий вираж.

*****

Пять часов пятнадцать минут спустя...

— Айви!

Меня кто-то тряс за плечо, я вздрогнула и с бешено колотящимся сердцем проснулась.

— Айви!

Я в ужасе метнулась через кровать.

— Айви, сестренка, это я, — прошептал Кейси.

Я моргнула, глядя на тень во мраке комнаты.

Что за черт? Как он сюда попал?

— Как ты сюда попал? — озвучила я свои мысли.

— Не важно, Айви, у меня не так много времени. Оно… оно уже на исходе, дорогая, за мной охотятся.

О Боже.

— Кто? — спросила я, двигаясь к лампе у кровати.

— Не включай свет! — прошипел Кейси, и я остановилась как вкопанная.

— Кто тебя преследует, Кейси, и почему я не могу включить свет?

— Потому что я боюсь, что они уже близко, и не хочу, чтобы они узнали, где ты живешь.

О Боже!

Я села на кровать и потребовала:

— Что происходит?

— Я наткнулся на кое-кого из нашего прошлого.

О Боже!

Нет.

Этого мы всегда боялись.

Всегда.

— Кейси, — прошептала я.

— Они хорошо меня отделали, — прошептал он в ответ. — Это плохие парни. Серьезные, плохие парни. Чуть меня не прикончили. Даже не знаю, как мне удалось сбежать. Но я сбежал, а они последовали за мной. Если бы ты включила свет, то увидела бы, как все плохо, сестренка. Они в ярости и хотят меня грохнуть, а пока они меня били, требовали сдать тебя.

Я закрыла глаза.

Затем открыла их.

— Ладно, я оденусь, и мы поедем к Грею.

— Ты сбрендила? — яростно прошипел он. — Айви, их пятеро, у них есть цель и оружие. Хочешь, чтобы твой ковбой заступился за тебя и заработал дырки в джинсовой рубашке?

Сердце бешено заколотилось.

Нет, этого я не хотела.

— Тогда пойдем в полицию, — предложила я.

Комнату заполнила гнетущая тишина. С тех пор, как Кейси исчез из моей жизни, я на какое-то время забыла об этом чувстве. Но теперь оно вернулось и не предвещало ничего хорошего. Что-то мне подсказывало, что Кейси сильно облажался.

— Когда ты выставила меня, Айви, мне было больно. Я натворил дел, и если мы пойдем в полицию, они сложат два и два и поймут, что это был я.

Боже!

Мой глупый, глупый, ГЛУПЫЙ брат.

— Что ты сделал?

— То, за что меня арестуют, и я буду мотать от пяти до десяти лет в местной тюряге.

Да, это мой глупый, глупый брат.

— Вставай, собирай вещи, нам нужно сваливать, — приказал Кейси.

При этих словах сердце сжалось.

— Сваливать? — прошептала я.

— Сваливать, милая, рвать когти. Быстро.

— Но я не могу. У меня здесь работа, арендованная квартира...

Грей.

— За мной слежка, они найдут тебя. Это не составит труда, Айви, и все те люди, кто встанет на твою защиту, попадут под удар. Ты не можешь так поступить с ними. Это наше дело, и мы с тобой должны испариться, сестренка, чтобы выжить и обезопасить этих людей.

— Кто за тобой охотится, Кейси? Где мы их обыграли? Как они здесь оказались?

— Я все объясню по дороге, — уклонился от ответа Кейси.

— Кейси!

Он зажег свет, лишь на мгновение, но в этой вспышке я успела увидеть его избитое, опухшее лицо, затем комната вновь погрузилась в темноту, а я застыла на кровати, но его образ жег мне глаза.

— Вставай, Айви, одевайся, собирай вещи, у нас не так много времени, если оно вообще осталось.

Тяжело дыша, я продолжала сидеть на кровати, затем заявила брату:

— Я должна написать Грею записку.

— Сестренка, я же сказал, у нас не так много времени.

— Я напишу Грею записку! — прошипела я.

— Бл*дь! Похрен! Просто сделай это и пойдем!

С бешено колотящимся сердцем и горящими легкими, я встала, оделась, собрала вещи и написала Грею записку.

Затем выскользнула в темноту весенней ночи, в которой все еще чувствовалась прохлада, но не морозная свежесть, и убежала со своим глупым, глупым братом.

*****

Бадди Шарп

Восемь часов двадцать три минуты спустя...

— Ты должен сходить к ней домой, она оставила записку, — прошептал ему на ухо Кейси или как там его.

— Об этом позаботились, — сказал Бадди Шарп придурку. — Не забудь избавиться от телефона.

— Блин, это хороший телефон, жалко выбрасывать, — ответил идиот.

— Да, хороший, так что делай, что сказано. Иначе придется объяснять сестре, откуда ты его взял.

Далее последовала пауза:

— Понял, к чему ты клонишь, — пробормотал он.

Бл*дь, парень конченый дебил.

— Как я объяснял, отправишься в банк в Шайенне, о котором я тебе говорил, там получишь оставшиеся деньги, — сообщил ему Бадди.

— Понял, — продолжал бормотать он.

— Все кончено. Ты не возвращаешься. Мне больше не звонишь. Не привозишь эту сучку обратно. И убедишься, что она не вернется сама, или то, что мы с парнями сделали с твоей рожей, чтобы убедить ее уехать с тобой, покажется тебе нежными ласками. Понял?

— Боже, братан, я понимаю по-английски. И знаю, какую сделку заключил.

— Между ней и Грейсоном Коди не должно быть вообще никакой связи. Она пытается позвонить, ты ее останавливаешь. Попытается вернуться, ты свяжешь ее, если придется. Пошлет гребаную открытку на день рождения, ты проникнешь в Почтовую службу Соединенных Штатов, чтобы ее украсть. За это я заплатил тебе десять кусков, если облажаешься, я найду тебя, а ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. У меня есть средства и охеренно серьезная мотивация. Теперь тебе все ясно?

— Реально, братан, я ж не дебил.

На этот счет он ошибался.

— Мы закончили, — заявил Бадди и захлопнул телефон.

Затем взглянул в окно банка и ухмыльнулся.

*****

Шесть часов и тридцать шесть минут спустя...

Дверь в квартиру Бадди Шарпа открылась, и, волоча сумку и ухмыляясь, вошла Сесилия.

На лице Бадди не было улыбки, но внутренне он, черт возьми, ликовал.

— Ты обо всем позаботилась? — спросил он.

— Сразу же, как только увидела, что они уехали. Забрала все ее вещи. Много чего там, похоже, принадлежит Джейни: простыни, старый телевизор, всякое барахло. Это я оставила.

— Завтра скажешь своим подружкам разнести слух, будто они видели ее брата. Видели, как она с ним уходила. Поняла?

Сесилия кивнула.

— Они наготове, и мой двоюродный брат приедет в гости из Гранд-Джанкшн и расскажет, как его друзей развела в биллиард дерзкая блондинка с копной густых волос.

Именно тогда Бадди кивнул, а затем спросил:

— Ты забрала записку?

Ухмылка Сесилии стала шире; бросив сумку, она открыла сумочку, порылась в ней и достала сложенный листок бумаги.

Бадди забрал его у нее.

Он прочитал написанное, и его губы скривились в усмешке.

Подойдя к камину, он взял спичку, чиркнул, поднес к записке Айви, оставленной Грею, и та загорелась.

Бросив листок в камин, он смотрел, как он сгорает дотла.

Только тогда он улыбнулся.

Затем повернулся к Сесили, бросил ее на диван, стянул с нее одежду ровно настолько, чтобы обеспечить доступ к тем местам, которые ему были нужны, и начал трахать, хотя она даже еще не успела как следует возбудиться. С другой стороны, Сесилия была хреновой любовницей, никогда не расслаблялась, никогда не становилась достаточно мокрой.

А Бадди Шарпу никогда не приходило в голову, что это потому, что сам он не прилагал достаточно усилий, чтобы сделать ее мокрой или помочь расслабиться.

И все время, пока он вгонял член в Сесилию, он не открывал глаза.

Представляя себе вместо нее Айви.

Глава 18

В толще бетона

Два года, одиннадцать месяцев и одна неделя спустя…

Я смотрелась в зеркало над раковиной в ванной и видела это.

Суровость во взгляде, жесткие линии возле губ.

Я уставилась на них.

Затем убрала волосы с лица и собрала их в хвост.

Такое случалось часто. И даже спустя почти три года, все равно происходило. Воспоминания накрывали меня. Иногда я могла с ними справиться и все проходило терпимо. Иногда они причиняли адскую боль.

Но каждый год в этот день они убивали.

День рождения Грея.

Когда мне удалось сбежать от Кейси, я вернулась в Мустанг.

До этого я звонила раз пять, и всякий раз отвечала бабушка Мириам и бросала трубку. Я звонила ему и на мобильный, но номер больше не обслуживался. Я также дважды звонила в «Рамблер», и оба раза Джейни кидала трубку.

Я ничего не понимала.

Поэтому отправилась в Мустанг.

И проехала прямо через него.

Потому что, двигаясь через площадь, увидела, как по тротуару прогуливается Грей с симпатичной девушкой примерно моего возраста, он обхватил ее рукой за шею, притянул ближе, их лица находились очень близко, а его улыбка с ямочками на щеках была обращена ей.

Так что я поехала дальше.

Я отсутствовала три месяца.

Три.

И мне нашли замену.

На самом деле, я не должна была удивляться. До меня были Сесилия и Конни, Донна, Дебби, Нэнси, и еще Эмили.

За три месяца у меня не возникло ни единой причины для улыбки, кроме Грея. А он гулял по улице, обнимая хорошенькую девушку, и дарил ей свои ямочки.

Как я могла поверить, что он захочет меня? Кидалу в бильярд. Девственницу, которую до него никто никогда не целовал.

Чему тут удивляться?

Но я верила, и это тоже причиняло адскую боль.

Я чувствовала себя настолько опустошенной, что сердце разорвалось в клочья.

Признание этого меня убивало, но мой глупый, глупый брат оказался прав.

Я не должна была рисковать.

Теперь я поняла. Усвоила урок. Потребовались месяцы, чтобы просто научиться дышать, не боясь, что сердце разорвется на части от одного лишь вдоха. Но как только мне это удалось, когда рана затянулась, я приступила к работе. Слой за слоем, участок за участком, я возводила вокруг своего сердца бетонную стену. А рядом с ней еще одну. Затем еще. И еще. И еще. Пока сердце не утонуло в толще бетона.

Оказавшись на самом дне.

Никто больше не приблизится к нему.

Моя мать была шлюхой, сукой и неудачницей. Мужчины, которых она водила в наш дом, представляли опасность, но ей было на это насрать.

Особенно, один из них.

И на него ей тоже было насрать.

Брат спас меня, а затем использовал, чтобы скрыть тот факт, что он тоже неудачник.

И первому мужчине, которого я полюбила, было насрать, что я ушла. И его бабушке. И его друзьям. Я исчезла в ночи, оставив записку, где написала, что попала в неприятности, а он просто продолжил жить дальше.

Просто жил дальше.

Так что с меня хватит. Довольно. Никто другой не доберется до моего сердца.

И поэтому, да, часть цемента, что я использовала для защиты сердца, коснулась моих глаз и осела вокруг рта. Пусть будет так.

Умным людям достаточно было одного взгляда на меня, и они все понимали. Тупицы понимали суть по-другому, и обычно ее им объясняла я.

Никто не подходил близко.

Никогда.

Я научилась не рисковать, и это единственный путь, которым я пойду в своей жизни, пока не перестану дышать.

Я услышала гудок машины, и повернула голову к двери.

Выйдя из ванной в спальню, взяла дизайнерскую сумочку со стильного цветастого пухового одеяла и на дизайнерских босоножках с ремешками и высокими каблуками процокала через дом к входной двери, вышла из нее и направилась к ожидающей меня машине.

*****

— Как дела у моей девочки этим вечером?

Я повернула голову к двери гримерки и увидела входящего Лэша.

Лэш был моим боссом. Клуб принадлежал Лэшу. Лэш лишь бросил взгляд на меня, когда я подавала напитки в скудном наряде в казино, и тут же нанял. Высокий, стройный, красивый, Лэш выглядел, как мачо-альфа, но, на самом деле, был скрытым геем.

Из всех девочек Лэша об этом знала только я.

Все девочки Лэша считали, что он спит со мной.

Мы с Лэшем не отрицали.

Быть прикрытием красивого, богатого гея — лучшее, что можно пожелать, поверьте. Если бы я могла поделиться этим секретом, не раскрывая тайну Лэша, я бы так и сделала. Каждая девушка должна это знать. Это избавило бы меня от многих огорчений.

Я знала, что он гей, потому что Лэш был моим единственным настоящим другом во всем мире, и я была таким же другом для Лэша.

Он знал меня. Знал обо мне все.

А я знала все о нем.

И я знала, что он будет охранять мои секреты ценой своей жизни, также как и он знал, что я буду хранить его.

— Все хорошо, — ответила я, поворачиваясь к большому зеркалу с крупными круглыми лампами, и вновь поднося кисточку к глазам и нанося тени.

Макияж уже и так был насыщенным, как и всегда, но таков шоу-бизнес.

— Народу много? — поинтересовалась я.

— Милая, это Вегас, и у звезды моего шоу лучшие сиськи, задница, ноги и волосы во всем этом гребаном городе, и ты живешь здесь почти три года, и знаешь это и что это означает. У мужиков есть члены. И эти мужики ежедневно толпами проезжают через этот город. Так что, да, зал чертовски переполнен, даже несмотря на стоимость билета в сто пятьдесят долларов, надо очень постараться, чтобы попасть сюда и увидеть тебя, а затем уехать и весь следующий год провести в воспоминаниях об увиденном, — ответил Лэш.

Кстати, я обнаружила, что у меня есть два таланта.

Умение играть в бильярд.

И умение раздеваться.

То есть раздеваться, как это делали девочки Лэша.

Я была звездой бурлеск-шоу Лэша. Места в первом ряду стоили триста долларов. В задних — сто пятьдесят.

У Лэша работали двадцать девочек.

Но зрители шли на меня.

Я знала это. Лэш знал это. Девочки знали это (одна из причин, по которой моим единственным настоящим другом в этом мире был Лэш, потому что, хотя девочки и притворялись, за глаза все меня ненавидели).

Триста долларов за первый ряд, и два танца за вечер. Оба по пять минут, две из этих минут в одних трусиках со стразами и туфлях на шпильках, кричащих «трахни меня», с двумя огромными веерами из перьев, которые я держала так, чтобы никто ни смог увидеть ничего лишнего.

Я была обладательницей длинных ног, великолепных волос, упругой округлой попки и красивого личика, но дело было не в этом.

Мой танец мог заставить возбудиться мужчину, который десять лет сидел на Виагре.

Итак, очевидно, что таланты, дарованные мне Богом, вывели меня на мой жизненный путь.

Я на собственном горьком опыте научилась идти вперед, не сворачивая, не пытаясь найти какую-то нелепую мечту, которая включала бы неидеальные городские площади и красивых ковбоев с милыми ямочками на щеках, а просто идти туда, куда вела меня жизнь.

Даже если это бурлеск-шоу, которым руководил латентный гей.

Я со всей серьезностью принялась за дело. Лэш платил мне хорошо. И предоставил мне водителя, чтобы забирать и отвозить домой, главным образом потому, что среди зрителей нет-нет, да и находились неудачники, которые частенько считали, что могут трахнуть меня на парковке или проследить за мной до дома.

Брут (это не его имя, я так его прозвала, в жизни его звали Фредди), мой водитель, — чернокожий здоровяк весом двести пятьдесят фунтов и ростом шесть футов пять дюймов.

Неудачники, которые следили за мной до дома, проезжали мимо, когда видели, как Брут выходит из машины, чтобы открыть мне дверцу.

Еще у меня была собственная гримерная. Потому что я была звездой шоу.

Но еще и потому, что Лэш знал, другие девочки тайно ненавидели меня.

Это была не роскошная гримерная из тех, где стояли шезлонги и шелковые ширмы.

Но это лучше, чем сидеть с теми сучками, которые притворялись со мной милыми.

Лэш подошел сзади к моему стулу и опустил руки мне на плечи, я отложила кисточку для теней и потянулась за блестками, которые наклею вокруг глаз.

— Ладно, Айви, я спросил — ты ответила, ты солгала — я спрошу еще раз, — тихо сказал он. — Как дела у моей девочки этим вечером?

От его странного вопроса и тона мои руки замерли, и я посмотрела на его отражение в зеркале.

— Лэш, у меня все хорошо.

На мгновение он удержал мой взгляд в отражении, затем прошептал:

— Сегодня его день рождения.

У меня перехватило горло.

Это был Лэш. Такое он бы не забыл.

С другой стороны, в первый раз, когда он пережил этот день со мной, я напилась, выболтала всю историю и закончила ночь, рыдая в его объятиях.

Так что такое дерьмо не забывается.

— Я в порядке, милый, — прошептала я в ответ.

Он продолжал смотреть мне в глаза. Затем сжал мои плечи. Опустил свою красивую голову, коснулся прекрасными губами моего плеча.

Он отпустил меня и, выходя, напомнил:

— Твой выход через десять минут.

— Хорошо, — ответила я ему в спину.

Он вышел за дверь.

Я посмотрела на себя в зеркало.

Боже, серьезно, я любила Лэша.

Наклонившись вперед, я начала наклеивать блестки вокруг глаз.

*****

Я танцевала три с половиной минуты.

С помощью макияжа и прожекторов мне удавалось скрыть суровость в глазах и вокруг губ.

Но никто все равно бы их не заметил.

Все, на что смотрели зрители, — это волосы и плоть, и все, что они видели, — то, как я двигалась.

Танец я начинала в лифчике, корсете, трусиках и с веерами из перьев. Их у меня было десять комплектов. Фиолетовый с оттенками розового и бледно-розового. Изумрудно-зеленый с оттенками синего и нежно-голубого. Ярко-розовый с оттенками алого и насыщенного красного.

И так далее.

Мне нравились мои наряды. Они были бомбическими. И они были такими, потому что Лэш выложил кучу денег, чтобы достать для меня лучшие из всех.

Корсет исчезал первым. За ним — лифчик. Вот тогда-то и шли в ход веера.

Я поворачивалась, выгибалась, приседала, выпячивала и медленно покачивала попкой, взмахивала веерами и бросала призывные взгляды, сопровождая их соблазнительной улыбкой и фальшивыми обещаниями большего, что не составляло труда, макияж делал всю работу.

Мужчины покупались на это с потрохами.

Два танца, десять минут, шесть вечеров в неделю, и Лэш платил мне пятьсот долларов за ночь.

Лучшая работа на свете.

Я размахивала веерами вокруг, слегка наклонившись вперед, голова откинута назад, губы приоткрыты и улыбаются. Я почувствовала, как волосы рассыпались по спине, выпятила попку и, медленно раскачиваясь, скользнула призывным взглядом по столам сбоку от сцены, и тут увидела его.

Грея.

Грея.

Сердце перестало биться, наши глаза встретились, но я не перестала танцевать.

О, нет.

Шоу должно продолжаться.

Даже если любовь всей вашей жизни, разбивший вам сердце и которого вы не видели три года, сидел возле сцены, пока вы, по сути, танцевали на ней стриптиз.

Он хорошо выглядел. Боже, потрясающе. Как и раньше, но немного старше, так бы он и выглядел по прошествии трех лет, справив три дня рождения.

Как сегодня.

Он сидел, откинувшись назад, вытянув одну руку, которая покоилась на столе, закинув лодыжку на ногу.

Да, он выглядел потрясающе.

И взбешенным.

Я оторвала от него взгляд, увидев вместе с ним Шима и Роана.

Поездка парней в Вегас.

Чтоб меня.

Друзья Грея тоже не выглядели счастливыми.

Я оторвала от них взгляд; я работала на сцене, для аудитории, мое тело принадлежало моим поклонникам.

Я понимала, как такое могло случиться.

Я не позволила Лэшу использовать мое фото в рекламе и объяснила, почему. Если бы кто-то, кого я обманула в прошлом, случайно оказался в клубе Лэша, он мог бы меня не узнать. А если бы узнал, то, безусловно, им не удалось бы пройти через вышибал или Брута.

Но если бы я красовалась на плакатах и рекламных щитах, это была бы совсем другая история.

И меня могли попытаться разыскать.

Сначала Лэшу это не пришлось по душе, но потом, поняв, что это сыграет ему на руку, понравилось. Фотографии могли сказать многое, но молва справлялась с этим намного лучше, и если бы обо мне говорили, но никто не мог увидеть, пока не заплатит и не придет на шоу, то билеты скупались только ради того, чтобы увидеть меня. И не на рекламном щите, буклете, плакате или в журнале.

И я танцевала под именем Ру. Его придумал Лэш, подумал, это забавно. Лэша на самом деле так звали, родители дали ему это имя. Он хотел, чтобы я называла себя Лару, но я убедила его, что это слишком банально.

Так что, я стала просто Ру.

Только несколько избранных из круга приближенных (а именно, Лэш и Брут) знали, что меня зовут Айви.

Никто не знал, что я танцевала здесь, пока не увидит.

И под всем этим макияжем, объемной прической и блестками, узнать меня было практически невозможно.

Не говоря уже о том, что большинство мужчин не смотрели мне в лицо.

Я закончила танец, приняла аплодисменты, как профессионал, с улыбкой на лице. Затем убрался нах*й оттуда, как обычно, помахав на прощание одному из поклонников, бросив взгляд через плечо, когда уходила со сцены с голой спиной, в изумрудно-зеленых трусиках со стразами, прижимая спереди веер.

Оказавшись за кулисами и вне поля зрения толпы, я побежала в гримерку.

Отбросив веера, схватила халат и накинула его, туго затянув пояс.

Затем принялась расхаживать по комнате.

Грей здесь.

Грей здесь!

Боже.

Боже!

Смогу ли я выйти на следующий танец?

Мне придется выйти на следующий танец.

Но там Грей.

И выглядел он потрясающе.

И взбешенным.

Почему он выглядел взбешенным?

Из-за чего ему злиться?

Ему, определенно, не из-за чего злиться.

Черт возьми, ему повезло, что я не спрыгнула со сцены и не поколотила его веером из перьев.

Он был мудаком, как и все мужики (кроме Лэша, но это по моему скудному опыту общения с геем, по словам же Лэша, среди геев встречались свои мудаки, в первую очередь, любовники, сворачивающие налево, прежде чем стать бывшими любовниками, так что не зависимо от мира, к которому вы принадлежали, мудаков хватало везде).

Я подошла к туалетному столику, взяла телефон и позвонила Бруту.

— Йоу! — ответил он, звуки клуба на заднем плане говорили о том, что, когда Брут не забирал меня и не отвозил домой, он работал вышибалой.

— Брут, детка, это Айви.

— Женщина, у меня высвечивается твое имя на определителе номера, тебе не нужно представляться каждый раз, когда ты мне звонишь.

Брут часто говорил это.

— И меня зовут не гребаный Брут.

Это он тоже часто говорил.

Как видите, Брут не был большим поклонником своего прозвища.

— Слушай, можешь после шоу забрать меня у заднего входа?

— Почему? — рявкнул он, насторожившись. Я просила его об этом только тогда, когда у меня возникало плохое предчувствие или мне в гримерку из зала прислали что-нибудь, отчего могло возникнуть плохое предчувствие.

Я научилась такое распознавать.

— Просто предчувствие, — ответила я.

— Будет сделано, Айви.

— Спасибо, милый, — прошептала я.

— Черт, сучка, ради тебя, что угодно, только шепни.

Брут был крутым парнем, мачо, телохранителем, водителем, вышибалой, но он был большим добряком.

— Пока, — сказала я.

— Пока, детка, — ответил он.

Я захлопнула телефон.

Сделала глубокий вдох.

Села за туалетный столик и приготовилась второй раз за ночь наносить макияж, это раздражало, но разные по цвету наряды требовали разный по цвету макияж.

И пока я его делала, надеялась, что не получу сообщения о том, что Грей хочет встретиться со мной.

Мне не следовало беспокоиться.

Никакого сообщения не последовало.

И во время второго танца столик Грея, Шима и Роана был пуст.

Глава 19

Трагедия

В дизайнерских босоножках на высоких каблуках, дизайнерских джинсах, милом дизайнерском топе, с большой, громоздкой, пугающе дорогой дизайнерской сумкой на плече я вышла через заднюю дверь клуба.

Черный «Линкольн» Лэша, на котором Брут возил не только меня, но иногда Лэша или VIP-гостей, с включенными фарами был припаркован в пяти футах от выхода, готовый к отъезду.

Стуча каблуками по асфальту я направилась к нему, а затем услышала безошибочно узнаваемый голос, произнесший:

— Айви.

Я остановилась как вкопанная.

Грей.

Дерьмо.

Дерьмо!

Я стиснула зубы, сглотнула, собралась с духом и повернулась.

Место позади меня было хорошо освещено. Там были камеры. Вышибалы часто выходили посмотреть, что, да как. Лэш относился к делу серьезно, ведь там парковались его девочки.

Здесь всегда было безопасно, но не сейчас.

Я видела его ясно.

Такой же высокий, широкоплечий и красивый, как и раньше.

— Грей, — поприветствовала я, запрокинув голову, когда он подошел ближе.

— Эй! Никаких контактов со звездой! — крикнул Брут, и я оглянулась через плечо, увидев, что он вышел из машины и направляется в нашу сторону.

— Все в порядке, малыш, он свой. Я его знаю. Он мой старый друг.

Брут остановился и уставился на меня. Он знал меня два года, что работал со мной. Считал, что я трахалась с Лэшем, и Лэш — мой единственный друг.

Он перевел взгляд на Грея, потом на меня, потом снова на Грея, и опять на меня.

Затем кивнул и крикнул:

— Ру, я в машине. Дай знать, если я буду тебенужен. Я приглядываю за тобой.

— Спасибо, милый, — откликнулась я в ответ, наблюдая, как он идет к машине и, бросив на нас прощальный взгляд, устраивает свое большое тело за рулем.

Я снова посмотрела на Грея.

Его взгляд был прикован к машине, потом он перевел его на меня и пробормотал:

— Старый друг.

Толщи бетона, годы строительства, но лишь услышав его голос, он разрушил целые мили возведенных вокруг моего сердца стен.

— Выходные с парнями в Вегасе? — спросила я.

— Роан женится, — ответил он.

— Я ее знаю?

— Без понятия. Возможно. Если ты кого-то помнишь.

Я помнила всех в Мустанге, каждую проведенную там секунду, каждого человека, которого встречала, каждую чертову деталь.

Этого я ему не сказала.

— Значит, мальчишник в выходные?

— Да, — подтвердил Грей.

Я молчала.

Как люди это делали?

У меня был один парень, один любовник, так что я не сталкивалась с ними везде, куда бы ни шла. У меня не было никакого опыта в подобных вещах.

Неважно. Это была я, и может я и ожесточилась, но грубиянкой не была никогда.

— Хочешь, куда-нибудь сходим? Выпьем по бокальчику? Брут нас отвезет.

— Нет, Айви, я, бл*дь, не хочу никуда идти и не хочу выпить по бокальчику, мать его.

На это ушли все мои силы, но я не отступила. Нет. Я не сжала губы и не сглотнула из-за внезапной сухости, образовавшейся в горле.

Я даже не вздрогнула.

Да, он злился.

— Господи, охереть, ты раздеваешься за деньги, — прошептал он, будто не мог в это поверить.

— Грей...

— Три года назад только я мог видеть это тело. Теперь его видели тысячи гребаных парней.

Он был прав.

— К чему говорить об этом? — спросила я, приподняв бровь.

— К чему? — вспылил Грей в ответ, сузив глаза.

Я вздохнула, а затем спросила:

— Нам обязательно это делать?

Он уставился на меня, и я почувствовала, как эмоции выплескиваются из него, наполняют воздух, проникают мне в ноздри, горло, душат меня, и вдруг его рука взметнулась вверх. Большим и указательным пальцами он схватил меня за подбородок, и прежде чем я успела как-то отреагировать, он запрокинул мою голову назад, подался вперед и внимательно вгляделся.

У него было три секунды, потом я резко вырвалась из его хватки.

Я скользнула по нему взглядом, и не успела и слова вымолвить, как он сделал это за меня.

— Тверда, — прорычал он, а затем закончил, — как сталь.

— Дерьмо случается, — прошипела я, ослабляя броню.

Что я могла сказать?

Это был Грей, и он стоял передо мной, злой как черт, спустя три года после того, как растоптал меня.

— Да. И это ты позволила ему случиться. Ты сама его ищешь. Так что, да, дерьмо, определенно, бл*дь, случается.

В этом он был прав. Это я позволила ему случиться, мы с Кейси искали его. И оно случилось.

И когда я наконец-то, наконец-то, избавилась от него и вернулась в единственный дом, который у меня был за всю жизнь, то обнаружила другое дерьмо, еще похлеще предыдущего.

— Господи, я стою здесь, смотрю на тебя, и мне кажется, что я никогда тебя не знал.

— Ты все сказал? — коротко спросила я.

— Я все сказал, — тут же ответил Грей, но ни один из нас не двинулся с места. Мы так и стояли, просто глядя друг на друга.

Наконец, Грей приказал:

— Уходи, Айви.

Внезапно, из ниоткуда, в голове я услышала его голос, приказывающий: «Скажи, что любишь меня, Айви».

«Скажи, что любишь меня, Айви».

«Скажи, что любишь меня, Айви».

Затем я услышала свой голос, отвечающий: «Я люблю тебя, Грей».

Я выдержала его пристальный взгляд и не двинулась с места.

Как и Грей.

А потом он нанес смертельный удар.

— Я тебе говорил, что разразится трагедия. Чего я не знал, когда говорил это, что трагедия будет в том, что милая, забавная девушка, самая красивая из всех, кого я когда-либо видел, превратится в хладнокровную суку в модной одежде, которой платят за то, чтобы каждую ночь, дважды за ночь, она притворялась шлюхой.

Я затаила дыхание.

— И это пи*дец какая трагедия, .— закончил Грей, развернулся и ушел прочь.

Я смотрела ему вслед, пока он не завернул за угол здания и не исчез.

Подойдя к машине, я открыла дверцу и скользнула на пассажирское сиденье.

Я пристегивала ремень безопасности, когда Брут тихо спросил:

— Айви, все в порядке?

— Все в порядке, Фредди, — прошептала я, почувствовав его шок, когда назвала его настоящее имя, но перевела взгляд на окно.

Мы не доехали до моего дома миль пять, когда тяжесть произошедшего обрушилась на меня.

Брут помог мне подняться в дом, взял у меня ключ, открыл дверь и усадил на большой, дорогой, удобный диван, пока звонил Лэшу, а я рыдала.

Потом приехал Лэш.

Лэш спал в моей постели, потому что я проревела всю ночь, сжимая его в объятиях, пока не вырубилась.

Фредди спал на диване.

Глава 20

Особое удовольствие

Четыре года и два месяца спустя...

— Айви, детка, телефон! — крикнул Лэш, и я перевела взгляд с больших цветочных горшков, которые поливала из шланга на Лэша, стоявшего в проеме французских дверей.

— Кто звонит? — откликнулась я.

— Не знаю. Какая-то дама. Говорит, это срочно.

Здорово.

Таинственная дама звонит на домашний телефон и говорит, что это срочно.

Очевидно, мне экстренно нужно снять квартирку где-нибудь подальше, например в Бока.

Лэш такой простофиля. Как он стал миллионером, можно только догадываться. Единственное, что я знала, — несмотря на то, что он гей, Лэш прекрасно разбирался в великолепных женщинах, обладал талантом находить тех, у кого было то, что требовалось для сцены, тех, кто не испытывал отвращения к тому, чтобы зарабатывать на жизнь, по сути, торгуя своим телом, и, что совершенно обычно для гея, у него имелся талант к костюмам и декору интерьера.

Я отпустила рукоятку, остановив подачу воды, положила шланг на шезлонг и направилась к Лэшу.

Наши отношения обрели статус официальных. Мы не поженились или типа того, но съехались три года назад. Мы сделали это, потому что я была решительно настроена против брака и зареклась от мужчин, а Лэш, по своим причинам, должен был сохранить репутацию дамского угодника, хотя был кем угодно, но только не им. Лично я считала его причины несколько шизанутыми. Но они во многом были связаны с тем фактом, что у него была потрясающая мама, которая жила неподалеку, и рядом с которой бабушка Мириам походила на милую бабульку, любительницу печь печенье (чем она и занималась), вязать крючком салфетки (этим она тоже занималась) и щипать вас за щечку, улыбаясь сияющими глазами, в которых безоговорочно читалось одобрение любых ваших действий (а вот это уже было не в ее характере). Лэш мог безбожно хвастаться, что отхватил лучший лакомый кусочек во всем Вегасе, а я освободилась от мужчин, считающих, что могут справиться с такой трудной задачкой, как я.

К счастью, Лэш не только выглядел горячим, но еще был крупным мужчиной и знал, как постоять за себя, поэтому большинство парней со мной не связывались.

А если бы и решились на такое, Брут прикрыл бы мне спину. Я уже больше не танцевала, а стала управлять клубом. И все равно Брут всегда находился при мне. Он также забирал меня и отвозил в клуб каждый вечер, но домой я уезжала с Лэшем, так как мы жили в одном доме.

Брут делал это, потому что был моим вторым настоящим другом во всем мире.

Вот видите? Так и появляются настоящие друзья, когда женщина рыдает ночь напролет, потому что мужчина, которого она любила всем сердцем, растоптал его, а затем неожиданно появился на шоу, где она раздевалась, вырвал его и снова растоптал. И не важно, будь это горячий гей, крепкого телосложения. Или здоровенный, крутой черный парень. Кто угодно.

Я дошла до Лэша, он протянул мне телефон, и прежде чем уйти, наклонился и поцеловал в щеку.

Серьезно. Кому нужен настоящий любовник, когда у вас был красивый, любящий мужчина, который вас обожал, построил для вас красивый дом, дал отличную работу, дарил потрясающую одежду, обувь, сумочки и украшения и который никогда не разобьет вам сердце?

С этой счастливой мыслью я поднесла телефон к уху и поздоровалась:

— Алло?

— Айви? — спросил очень знакомый голос, но я не могла его сразу вспомнить.

— Да, это Айви. Могу я вам помочь?

— Это Джейни. «Рамблер»? Мустанг? Помнишь?

Сердце сжалось так сильно, что мне едва удалось сделать вдох. Практически спотыкаясь, я шагнула вперед, протянула руку, пока не зацепилась за спинку кресла, чтобы удержаться.

Что-то случилось с Греем.

Она бы никогда мне не позвонила, если бы что-то не случилось с Греем.

Что-то плохое.

— Конечно, я помню тебя, Джейни, — тихо промямлила я.

— Ладно, — сказала она деловито. — Короче, без понятия, будет ли тебе плевать на это, но ты должна знать: Грей вот-вот потеряет свою землю.

Я дернулась, и сердце снова сжалось, я испытала не меньшую боль, чем минутой ранее.

— Что? — прошептала я.

— Он вот-вот потеряет свою землю. На самом деле, он вот-вот потеряет все. Дом, сады, лошадей — все. По возвращении из Вегаса Шим и Роан рассказали всем о тебе, а потом Роан еще несколько раз приезжал в Вегас и слышал, что ты сошлась с миллионером, так что ты единственная, кого мы знаем с такими деньгами, кто мог бы ему помочь. Я понимаю, тебе, наверное, плевать, и Грей потерял бы голову, узнай он о моем звонке тебе, не говоря уже о том, что я рассказала о его проблемах, но это Грей, это Мустанг, и это меньшее, что ты могла бы сделать.

В ее словах очень много чего прозвучало.

Во-первых, меня убило, что все знали, что я зарабатываю на жизнь танцами.

Во-вторых, меня убило то, что она считала, что мне плевать на Грея.

В-третьих, меня убило то, что Грей потерял бы голову, узнай он о ее звонке мне.

И последнее и самое главное, меня убило то, что Грей вот-вот потеряет свою землю.

— Для тебя, — продолжала она, — эти деньги, наверное, капля в море, учитывая, что ты живешь с крутым парнем. Но для Грея это его земля. И ты должна знать, что банк, в котором хранится вексель, принадлежит Бадди Шарпу.

Я снова дернулась.

О Боже.

Она еще не закончила.

— И ты также должна знать, что Бадди Шарп собирает деньги, чтобы купить этот вексель. Итак, лишившись права выкупа, банк не будет владеть им, и Джеб Шарп не будет. Он окажется в руках Бадди.

О Боже!

— Как такое произошло? — спросила я.

— Мирри с годами не молодеет, — огрызнулась она, будто я должна была догадаться, но, честно говоря, не в обиду бабуле Мириам, но мы с ней познакомились, когда ей было семьдесят, а это случилось более семи лет назад. Я немного удивилась, что она все еще жива.

— Дошло до того, — продолжила Джейни, — что Грей больше не мог о ней заботиться, все его дяди — засранцы, кузены и кузины — тоже, поэтому ему пришлось поселить ее в дом престарелых. Он работает на себя, у него нет страховки, и ты знаешь Грея. Он не мог засунуть ее в какую-то дыру. Он отвез ее в лучшее место в округе. Плохой урожай персиков и зерновых в прошлом году, счета из дома престарелых, — дерьмо случается.

— Какой ужас, — прошептала я.

— Ну... да, — снова огрызнулась она, как будто на такое можно было бы сказать «нет».

— А что насчет его дядей, кузенов и кузин, они могут помочь?

— Разве я не сказала, что они засранцы?

— Да, Джейни, сказала, но это земля их семьи. Она принадлежали ей на протяжении шести поколений, — напомнила я.

— Ага, только вот отец Грея умер около двенадцати лет назад, и им всем захотелось урвать свой кусок. Им этого не удалось. Похоже, это оставило в их душе осадок, так что они и пальцем не пошевелят. От них помощи не жди.

Вот ведь засранцы!

Я сдержала странную вспышку гнева, потому что, на самом деле, ко мне это не имело никакого отношения (больше уже нет), и спросила:

— Я... э-э... сколько ему нужно?

— Ты вложишься?

Я выпрямилась и повторила:

— Сколько ему нужно?

— Ты вложишься? — тоже повторила она.

— Да, — мгновенно ответила я, совершенно не понимая, почему.

— Хорошо, я попрошу Шима или Роана выяснить, что смогут, и перезвоню.

— Я не хочу, чтобы он знал, что деньги от меня, — быстро предупредила я.

— Ну... да. — И снова это не прозвучало как «нет».

— Джейни, — тихо сказала я, — я помогу.

— Знаешь, мне потребовалось много сил, чтобы позвонить тебе, учитывая то, как ты ушла от Грея, то, как ушла от меня. Так что я ценю это и все остальное, рада, что ты не конченая сука и хочешь помочь, но не думай, что это значит, что кто-то будет целовать тебе задницу.

Я перестала дышать.

Поэтому мне пришлось выдавить:

— Так, как я ушла от Грея?

— Да, в одну минуту он дома, выслушивает дерьмо от Мирри, потому что сказал ей, что ты к нему переезжаешь, а в следующую — я звоню ему, потому что ты не вышла на смену. Следующее, что мы узнаем, — тебя видели убегающей с братом. А затем до нас доходят слухи о том, как некая парочка облапошила кого-то в бильярд в Гранд-Джанкшн. Отдам тебе должное, ты пыталась. Жаль, что не смогла удержаться и при этом уничтожила Грея. Я смогла бы найти девушку тебе на замену. Ему гораздо труднее это сделать.

Сердце кувалдой билось о грудную клетку, давление взлетело до небес.

— На самом деле, ему не составило труда заменить меня, поскольку, когда я вернулась три месяца спустя, чтобы все объяснить, то увидела, как он обнимался на улице с милой миниатюрной брюнеткой, так что, пожалуйста, я знаю, что ты Грею друг и думаешь, он находится в одном шаге от статуса божества, но не вешай мне лапшу на уши.

— Что? — прошептала она.

— Полагаю, ты меня слышала. И еще, я никогда не была в Гранд-Джанкшн, разве что проезжала через него. Последний раз, когда я играла в бильярд, — перед тем, как отправилась в Мустанг. С того самого пари с Бадди Шарпом я не брала ни доллара с игры. Так что, если люди говорили про меня гадости после того, как я уехала, пусть идут на х*й. А раз вы с Греем верите в это, тогда и вам туда же. А теперь, хоть наш телефонный разговор и принес мне особое удовольствие, мне нужно полить цветы. Позвони, когда узнаешь, сколько ему нужно, и я дам денег. Береги себя, Джейни.

Я отключилась и бросила телефон на кресло.

Глубоко вдохнула и не переставала этого делать долгое время.

Затем появился Лэш и спросил:

— Детка, кто это был?

Я посмотрела на своего фальшивого парня, ярко улыбнулась и солгала:

— Никто.

После чего вышла из сказочной гостиной через сказочные французские двери на сказочную, украшенную цветами, классную террасу, окружающую сказочный бассейн, подняла шланг и продолжила поливать.

Глава 21

Артиллерия

Два дня спустя…

Я сидела в дальнем углу бара клуба, три стула рядом со мной пустовали, Брут охранял меня, стоя у стены.

К сожалению, это была вынужденная мера. Я уже давно не танцевала, но все же, танцовщица бурлеск-шоу Ру слыла легендой Вегаса.

И я работала в клубе.

А значит, нанимала, увольняла, назначала и управляла официантками, барменами, баром и залом.

Каждый вечер я приходила на работу в клуб в сногсшибательных платьях, которые обнажали изрядную долю плоти (классно, думала я, и Лэш считал также, учитывая, что все платья выбирал и покупал он), в туфлях на высоком каблуке, так и кричащих «трахни меня», и дорогих украшениях. Я часто прохаживалась по залу, улыбалась, прикасаясь к рукам, плечам мужчин, наклонялась и проводила кончиками пальцев по их коленям или внешней стороне бедер, не переставая следить за столами, чтобы их бокалы всегда были полными. Если они были наполовину пусты, я подавала знак скудно одетой официантке, и натренированной, зазывной улыбкой убеждала гостей, что, хотя они допили свой напиток лишь наполовину, им нужен еще один.

Я продавала огромное количество выпивки. Лэш сказал, что за месяц после того, как я обосновалась в клубе, оборот бара удвоился.

Вот почему он платил мне кучу бабок и обеспечивал потрясающими платьями, туфлями и украшениями. Кроме того, официантки и бармены действовали ему на нервы, они вечно трахались друг с другом, потом ссорились, расставались и тащили весь этот бардак на работу. Когда я сняла этот груз с его плеч, он пришел в неописуемый восторг.

А еще он просто меня обожал.

Так что я все время маячила на виду. Заплати деньги, и появится шанс увидеть Ру. Она не станет танцевать на высоких каблуках с веерами на сцене, но так даже лучше. Она будет среди посетителей и сможет подойти поближе, одарив вас зазывным взглядом, и вы увидите эти знаменитые волосы и ее улыбку прямо перед собой, а, если вам чертовски повезет, возможно, эта невероятная блондинка даже прикоснется к вам.

Я считала мужчин, по большей части, довольно глупыми созданиями. Разбрасываться такими деньгами, чтобы увидеть, как танцуют полуголые женщины (тем не менее, девочки Лэша были классными, лучшими в Вегасе, и даже я должна была признать, что в этом виделась величественная чувственная красота) и заводиться, потому что какая-то женщина коснулась его бедра и наклонилась, чтобы он мог заглянуть ей в декольте.

Серьезно?

Хотя, плевать. Это обеспечивало Лэшу роскошную жизнь, а Лэш обеспечивал роскошную жизнь мне, так кто я такая, чтобы жаловаться?

— Айви, красавица, Патрик подал знак, — прозвучал голос Брута возле моего уха, и я почувствовала прикосновение его ладони к спине, обнаженной низким вырезом платья. — В другом конце зала, возможно, назревает проблема. Ему нужно подкрепление. Скоро вернусь.

Я оторвала взгляд от заметок в расписании, лежавшем на стойке бара, рядом с ним стоял бокал мартини с клюквенным соком, повернула голову и, улыбнувшись ему, кивнула.

Он слегка надавил мне на спину, а затем направился между столами к противоположной стороне зала.

Я склонила голову к расписанию и вернулась к делу.

Мне нравилось сидеть здесь. Из-за приглушенного освещения казалось, будто я вдали от толпы. Это было самое дальнее место от сцены, так что никто сюда не рвался. Брут всегда стоял на боевом посту, а темнота и удаленность от сцены, ради которой все платили, чтобы, в первую очередь, оказаться там, создавали уединение.

Но не в эту ночь.

И об этом я узнала спустя десять секунд после ухода Брута, когда возле уха раздался голос:

— Не суй свой нос в дела Коди.

Я повернула голову и в шоке уставилась на Бадди Шарпа, стоявшего рядом со мной — на лице читалась суровость, глаза злобно блестели даже в тусклом свете.

Да, Бадди Шарп.

Какого хрена?

— Прошу прощения? — спросила я.

— У нас маленький городок. Слухи распространяются быстро. Джейни — тупая сука. Я знаю, она тебе звонила. Не суй свой нос в дело Грейсона Коди.

Я почувствовала, как что-то нехорошее побежало по коже. На самом деле, очень-очень нехорошее.

Он лично приехал в Вегас, чтобы предупредить меня. Он жил в Колорадо, а не в Италии, но все же, до сюда не час езды.

И я не думала, что его визит сулит мне что-то приятное. Я не знала, что это предвещало, но у меня было отчетливое предчувствие, что что-то происходит, вот только пока не понимала, что именно, но нечто очень-очень плохое.

Очень-очень плохое для Грея.

Пристально посмотрев ему в глаза, я заявила:

— То, что я делаю или не делаю, — не твое дело.

Он подошел ближе, угрожающе ближе, ошибки здесь быть не могло. Я видела лишь его, и злоба, отражавшаяся в его глазах, пропитывала воздух вокруг ядом.

— Вступишься за Коди — пожалеешь. Держись, бл*дь, подальше от Коди и Мустанга. Ты меня поняла?

Да, что-то происходило, и очень-очень плохое.

Для Грея.

Я выдержала его взгляд, не отстранилась в испуге, вместо этого приказав:

— Отойди от меня, сейчас же.

Он не отступил ни на шаг.

— Не испытывай меня. Не связывайся со мной. Для Коди ты не существуешь, как не существуешь и для всего Мустанга. Пошевелишь хотя бы пальцем, чтобы изменить это, пожалеешь.

— Отойди... — прошипела я, затем наклонилась к нему: — от меня.

— Не связывайся со мной, — прошептал он, и от яда, пропитавшего эти четыре слова, я испытала настоящий страх.

— Ру, у тебя проблема?

Слава Богу, Брут.

Не сводя с Бадди взгляда, я ответила Бруту:

— Да, этому джентльмену больше не рады у нас в клубе. Пожалуйста, Фредди, проводи его. Сейчас же.

Фредди сжал рубашку на спине Бадди, и тот попытался стряхнуть его руку, но ни за что на свете Бадди не мог бы избавиться от Фредди. Черт возьми, даже у Невероятного Халка возникли бы сложности с тем, чтобы избавиться от Фредди.

Мой взгляд переместился с Бадди на Фредди, и, встретившись с ним глазами, я тихо произнесла:

— Вышвырни его вон. И не пускай. Увидишь снова, избавься, с полицией я разберусь позже.

Брут кивнул, рывком развернул Бадди и за шиворот потащил к выходу.

Только тогда я сглотнула.

Сделала глубокий вздох.

по мне ползло коварное чувство.

Тревога.

И если я ее не запру, я знала, она меня поглотит.

Я отпила клюквенного сока и еще раз глубоко вдохнула.

И заперла тревогу на замок.

Затем вернулась к расписанию.

*****

Семь двадцать, следующее утро...

Зазвонил телефон. Я открыла глаза и увидела атласную наволочку цвета слоновой кости, и почувствовала Лэша, свернувшегося калачиком сзади, его рука крепко обхватила меня.

Да, мы с Лэшем спали вместе. В первое время все было не так, но в ту минуту, когда я к нему переехала, его мама, — у нее был свой ключ, — начала заявляться по утрам без предупреждения, устраивая нам сюрпризы. Прожившая всю жизнь в Вегасе, бывшая танцовщица (поэтому она назвала сына Лэш), пришла в неописуемый восторг от того, что Лэш сошелся со мной, другой танцовщицей Вегаса, затмившей всех своих сестер по сцене.

Однако, она не пришла в неописуемый восторг, застав нас в разных спальнях.

Возникли вопросы, любопытство, и после четвертого раза стало ясно, она не купилась на оправдания Лэша, что накануне вечером мы повздорили.

В общем, мы с Лэшем поговорили.

Я вошла в его положение. Он любил свою маму, а она, к сожалению, была из тех матерей, кто не примет его таким, какой он есть. Его отец работал дальнобойщиком и редко бывал дома, мать Лэша танцевала в шоу, поэтому, в основном, о нем заботилась она или же Лэш был предоставлен сам себе. Для танцовщицы нелегко было совмещать работу и заботу о маленьком сыне, но она справлялась, и делала это хорошо, ей это нравилось, так что, она не жаловалась. Она любила своего красивого мальчика.

Просто не хотела, чтобы он был геем.

Это было связано с тем, что отец Лэша был настоящим мужчиной. У меня сложилось впечатление, что отец Лэша более благосклонно отнесся бы к этому вопросу, но не намного. Он гордился сыном, его бизнесом, репутацией и успехами. Я поняла, что Лэш любил отца и не хотел лишать этого чувства, и понимала, почему.

А еще в бизнесе Лэш имел репутацию крутого парня и плейбоя. Многие из его VIP-клиентов не согласились бы тусоваться с геем, предпочитая думать, что общаются накоротке с кем-то, таким же амбициозным, богатым, напористым и сексуальным хищником, как они. Лэш, безусловно, был всем из вышеперечисленного, кроме последней части, преследуя жертв другого пола.

Как бы то ни было, я любила Лэша. Он всячески заботился обо мне. И если он нуждался во мне, как в прикрытии, то это был мой маленький способ отплатить ему добром на добро.

Я совершенно не возражала спать с ним. Перед сном мы шептались, делясь событиями прошедшего дня, и того, что принесет нам грядущий, или же болтали о всем подряд. Это было приятно.

И он обнимал меня, мне нравилось — привязанность, близость.

И его кровать была застелена атласными, чертовски классными, простынями.

Я почувствовала, как Лэш пошевелился, убрал с меня руку, и услышала сигнал телефона, затем глубокий голос Лэша сонно произнес:

— Алё. — Последовала пауза: — Она здесь. — Он откатился назад и сонно проворчал мне: — Должен сказать, я не большой поклонник принимать звонки от мужчины моей девушке в гребаные семь утра.

Когда я слышала его сонное рычание, в такие редкие моменты я бы хотела, чтобы он не был геем.

Увидев перед лицом телефон и находясь в полудреме, я без колебаний взяла его.

Затем приложила к уху и поздоровалась:

— Алло?

— Айви?

Сердце перестало биться.

Грей.

Звонок был от Грея.

Я приподнялась на локте и спросила:

— Грей?

— Да.

О Боже.

Я почувствовала, как Лэш грудью прижался к моей спине.

— Грей, что...?

— Знаю, Джейни звонила тебе. Мне не нужны твои деньги. Держись от этого подальше.

Сердце снова забилось, но быстро.

— Грей... — начала я.

— Мне не нужны твои гребаные деньги, Айви. Держись, мать твою, подальше от этого.

Во мне начал подниматься гнев.

— Грей, это не...

Он снова меня прервал.

— Охренеть, Джейни тебе позвонила. Полный пи*дец. Мне не нужна эта херня, и деньги твои не нужны. Держись от этого подальше.

Мой гнев взлетел до стратосферы.

Он хотел вести себя как мачо-ковбой, владелец ранчо без ранчо и лошадей, прекрасно. Погибели предшествует гордость.

Похрен.

Его проблема.

Не моя.

Не моя.

— Отлично, — огрызнулась я.

— Прекрасно, — отрезал Грей в ответ.

Я еще не закончила.

— И, сделай мне одолжение, хочешь, чтобы я держалась от твоих дел подальше, хочешь, чтобы я держалась подальше от Мустанга, держи Мустанг подальше от меня.

— Без проблем, Айви. Джейни больше тебе не позвонит, — заверил меня Грей.

— Я говорю не о Джейни. Я говорю о Бадди.

Тишина, затем:

— Что?

— Бадди, — прошипела я. — Прошлой ночью он заявился в клуб, набросился на меня, угрожал, сказал, чтобы я не совала нос в твои дела, как ты только что. За исключением того, что, хотя твой голос сейчас не источает божественный нектар, он был намного менее любезен, и совершенно ясно донес свою точку зрения. Настолько ясно, что мне пришлось силой выставить его из клуба. Итак, Грей, хочешь, чтобы я не вмешивалась, держи подальше от меня не только Джейни, но и себя и этого отвратительного тролля. Мне в жизни такие, как он, не нужны. Ты меня понял?

— Бадди приходил к тебе в клуб? — тихо спросил Грей.

— Да. Пришел, набросился на меня и стал угрожать. И он не шутил. Абсолютно. Мне это не понравилось. Если хочешь, чтобы я держалась от твоего дерьма подальше, держи свое дерьмо подальше от меня.

Грей молчал.

Я — нет.

— Удачи, Грей. Надеюсь, ты во всем разберешься. Счастья тебе.

И отключилась.

Я бросила телефон на атласное одеяло, после чего взорвалась:

— Боже!

— Детка? — позвал Лэш, я подвинулась и плюхнулась на спину.

Он встретился со мной глазами, поднял руку и обхватил мою челюсть.

— Детка, — прошептал он.

Я почувствовала на глазах влагу и снова глубоко вдохнула.

— Ох, девочка моя, — продолжал шептать Лэш, его красивое лицо излучало нежность, глаза — теплоту и обеспокоенность. В итоге, я рассказала ему о звонке Джейни. Такие у нас отношения. В конце концов, я рассказала ему все. Он узнал также о вчерашнем визите Бадди.

Я продолжала глубоко дышать.

Затем заперла свои чувства на замок.

— Я в порядке, — наконец, прошептала я.

Голова Лэша склонилась набок.

— Уверена?

Боже, как же я его любила.

— Конечно, милый.

Он изучал меня. Затем наклонился и поцеловал в лоб. После чего снова улегся рядом и опять притянул меня в объятия.

— Давай поспим, детка, хорошо?

Мы никогда не возвращались домой раньше двух ночи и никогда не вставали раньше девяти утра.

Лэш был прав, нам нужно было поспать.

— Да, — тихо согласилась я.

Лэш притянул меня ближе.

Это заняло некоторое время, сон никак не шел, в голове слишком много всего вертелось, слишком сильное беспокойство грызло изнутри, слишком мощная артиллерия палила из всех орудий по стенам, окружающим мое сердце.

Но, в конце концов, я заснула.

Глава 22

Выстрел в сердце

День и четыре часа спустя...

Зазвонил телефон, мы с Лэшем и его матерью Рондой стояли в гостиной, я слушала, как они обсуждали планы на ремонт (очередной). Лэш купил дом пять лет назад и ремонтировал каждую комнату, по крайней мере, по одному разу. Гостиной предстояло преобразиться в третий раз.

Серьезно. Как Ронда не раскусила, что ее сын гей, не представляю.

— Я возьму, — пробормотала я, прижалась к Лэшу и коснулась его губ поцелуем.

В ответ он опустил руку мне на талию и сжал.

Это не выглядело наигранно. Таковы были наши отношения. Нежные. Чистые.

Может, именно поэтому Ронда нас не раскусила. Из-за нашей привязанности невозможно было разглядеть суть, потому что мы с искренней нежностью любили друг друга.

Выйдя из комнаты, я подошла к телефону, нажала кнопку и поднесла к уху.

— Алло.

— Айви?

Черт. Джейни.

— Привет, Джейни.

Секунду она молчала, а затем:

— Я... я... ох, Айви, прости меня. Это я сказала Роану и Шиму, что звонила тебе. Они должны были разведать, какую сумму нужно Грею, но я забыла, что у Роана длинный язык. Он рассказал своей жене Стейси, а у нее свой салон красоты и язык еще длиннее. Слухи распространились. Дошли до Бадди и Грея. Я понятия не имела, что Бадди, что он... — она сделала паузу, а затем продолжила: — сделает то, что сделал. Это не круто. Прости, что тебе пришлось с ним столкнуться.

— Это не проблема, Джейни, если он не вернется. Не волнуйся.

— Думаю... — еще одна пауза, затем: — Очень мило, что ты хотела помочь Грею, но он поговорил со мной, и он, вроде как... — снова пауза, затем: — не доволен.

Держу пари.

— В общем, — продолжила она, — Грей сам займется своими проблемами, и нам велено держаться от этого подальше. Но, все же, с твоей стороны было очень мило выразить желание вмешаться.

Итак, Грей собирался действовать в одиночку и потерять свою землю, потерять все.

Мужчины.

Глупцы.

Я старалась не испытывать по этому поводу боли, но когда мне это не удалось, попыталась притвориться, что мне совсем не больно.

Это у меня получалось лучше.

— Ладно, надеюсь, он справится, — сказала я.

— Никаких шансов, — пробормотала она.

Я не хотела, правда, не хотела…

Но все же спросила:

— Почему?

— Айви, в следующем месяце Мирри выселяют из дома престарелых. Грей больше не может позволить себе оплачивать ее проживание. Ее засунут в какое-нибудь государственное учреждение. Сама я в них никогда не бывала, но у пары моих посетителей родственники оказывались там. Они говорят, в таких учреждениях не очень приятно. А учитывая, что она в инвалидном кресле, будет еще хуже. Не думаю, что там очень уж чисто, и персонал не такой внимательный.

Мне словно выстрелили в сердце, я стояла неподвижно, но меня била дрожь.

Джейни еще не закончила.

— Грей с ума сходит, но что он может сделать? Оплачивать счета нет возможности. Отовсюду съезжаются покупатели, он распродает всех лошадей. Всех до единой. Пытается собрать деньги, чтобы заплатить по векселю. Впервые за более чем сто лет на этом ранчо не будет мустангов. Город лихорадит. Ты, может, не придаешь этому большое значение, но это так. Старожилы говорят: грядет конец эпохи. И даже я, прожив здесь всего половину жизни, тоже чувствую это. Для нас это огромная потеря.

Еще один выстрел прямо в цель, и я почувствовала, что падаю.

Джейни не остановилась.

— А его гребаная семейка даже не может позаботится о родной матери. Безумие какое-то. Никому нет до них дела. Бросить Грея на растерзание стервятникам — совсем не круто, но оставить собственную мать на произвол судьбы?

Она резко остановилась и замолчала.

Я была сражена, истекала кровью.

— Прости, Айви, — прошептала она. — Я не должна вешать все это на тебя. Извини. Грей очень взбес... — она снова остановилась, затем продолжила: — Подумав немного, я пришла к выводу, что у тебя были свои причины, чтобы бросить все и уйти, не объяснив ничего даже Грею. Я всегда считала тебя хорошей девушкой. И рада, что ты нашла свое место, где можешь быть счастлива. Наверное, я просто хотела, чтобы это место было рядом с Греем, чтобы он мог быть счастлив тоже.

Кровь хлынула фонтаном.

Мне нужно сопротивляться.

— Я оставила ему записку, — прошептала я.

— Что?

— Я оставила ему записку, Джейни. Не знаю, что он тебе сказал, и я верю, что Грей хороший парень, и он тебе небезразличен, поэтому не хочу влиять на твои чувства к нему, но он не рассказал тебе всей истории. Он точно знал причину моего ухода, куда я направилась и что при первой возможности намеревалась вернуться. Почему он не поделился этим с тобой, понятия не имею. Полагаю, на это у него были свои причины, и по прошествии стольких лет, теперь это не имеет значения.

— Ты не оставляла записки, — возразила она.

— Оставляла, Джейни.

— Где?

— В своей комнате, — я сделал паузу, — в твоей комнате, неважно.

— Айви, я поднялась туда с Греем, и там не было...

Серьезно? Зачем мы это обсуждали?

Не следовало мне ничего говорить.

— Ладно, Джейни, прости, — оборвала я ее. — Но мама моего мужчины пришла в гости, и я не могу больше говорить. Мне жаль, что все так вышло с Греем, что переживаешь ты и весь город. Это ужасно. Но вы пройдете через это. Я уверена.

— Айви... — начала она, но я не стала слушать.

— Береги себя и будь здорова. Пока.

И отключилась.

Затем я уставилась на телефон.

Он зазвонил снова, но я не ответила.

Когда я этого не сделала, Лэш крикнул:

— Детка? Ты возьмешь трубку?

— Нет, пусть звонит, — крикнула я в ответ. — Расскажу тебе позже, — добавила я.

Лэш ничего не ответил.

Телефон замолчал.

Потом начал звонить снова.

Я не ответила, а Лэш меня не позвал.

Телефон перестал звонить, на этот раз насовсем.

Я продолжала на него смотреть.

Но ничего перед собой не видела.

Все мои мысли занимала женщина, которая единственная в жизни проявила ко мне материнские чувства, пусть даже на краткий миг, и вскоре ей придется отправиться в дрянной, финансируемый государством дом престарелых, где не соблюдались все нормы и не работал хороший персонал. А единственный мужчина, которого я когда-либо любила, терял все, что у него было, все, что он любил, все, что его семья создавала на протяжении шести поколений. А единственный город, в котором я чувствовала себя как дома, терял огромную часть своей истории.

И с этими мыслями я обнаружила, что мои ноги двигаются.

Я направилась в кабинет Лэша и уселась в его кресло.

Я потянулась к мышке и включила компьютер.

Затем сделала то, что должна была сделать.

Подойдя к своей сумочке, взяла ключи от машины и крикнула Лэшу и Ронде, что вернусь через час.

И поехала в банк.

Вернувшись домой, направилась прямиком к Лэшу, а после — в спальню.

И принялась собирать вещи.

Когда вошел Лэш и увидел, чем я занята, я рассказала ему о своих планах.

После чего уже Лэш принялся собирать вещи.

Подойдя к компьютеру, Лэш сделал то, что должен был сделать.

Затем он позвонил Бруту.

На следующий день Брут отвез нас в аэропорт. Но высадив нас, не уехал.

Он припарковал автомобиль и сел с нами на самолет.

Глава 23

Распутница

Милое местечко. Вы могли бы определить это с первого взгляда. Очень симпатичное, одноэтажное, но просторное здание. Красивая и обширная территория с безопасными дорожками, множеством растений, цветущих в Колорадо даже в мае.

Я могла понять, почему Грей выбрал это место.

Бабушка Мириам была властной, но любила его и заслуживала жить в подобной красоте.

Я подошла к входной двери, на носу у меня восседали огромные, как у кинозвезды, солнцезащитные очки. Я с головы до ног была облачена в красное. Прозрачная блузка с пышными рукавами сидела на мне как влитая, под ней — облегающий топ приглушенного розового оттенка. Смотрелось сексуально, соблазнительно, но давало лишь намеки, которыми могло бы использоваться ваше воображение. Темно-красная юбка-карандаш до колен обтягивала зад и бедра. Темно-красные босоножки с заостренным носком на убийственно высоком каблуке. Изящный, тонкий, темно-красный кожаный клатч я засунула под мышку. На шее красовалась подвеска с рубином, окруженным бриллиантами, она не выглядела ни громоздкой, ни маленькой, но не замеченной точно бы не осталась. Такие же серьги и браслет дополняли ансамбль. Все это, включая украшения, подарил мне Лэш на год нашего совместного проживания.

Я подарила ему «Ролекс».

У него уже были одни.

Тем не менее, мой псевдопарень любил часы, а я очень любила его, так что подарком стал «Ролекс».

Я выбрала этот наряд потому, что раз Мустанг считал меня распутницей, то я собиралась показать им, что они еще ничего не видели.

Лэш и Фредди следовали за мной, оставив блестящий, длинный, черный, с затененными окнами арендованный «Линкольн» у обочины.

Фредди нес кейс.

Я толкнула дверь и направилась прямо к стойке регистрации.

— Я бы хотела поговорить с директором, — объявила я, сдвигая солнцезащитные очки на макушку.

При виде меня администратор моргнула, затем моргнула, увидев высокого, стройного красавица Лэша, остановившегося с одной стороны от меня, затем моргнула, увидев огромного, мощного, черного красавца Брута, стоящего за моей спиной, после чего ее глаза вернулись ко мне.

— А вы? — спросила она с придыханием.

— Айви Лару.

Да, я сменила фамилию на Лару. Во-первых, ради себя, потому что это означало лишиться единственного, что у меня оставалось общего с матерью и Кейси. Во-вторых, я сделала это в качестве подарка Лэшу, когда переехала к нему. Он был так счастлив, что на глаза у него навернулись слезы. Он всегда вел себя как мачо, так что его реакция стала сюрпризом, и он на словах выразил, как сильно ему это понравилось.

— Я здесь, — продолжила я, — чтобы оплатить пребывание Мириам Коди на год вперед.

Она снова моргнула, но на этот раз у нее отвисла челюсть.

Затем она прошептала:

— Что?

— Я здесь, чтобы оплатить пребывание Мириам Коди на год вперед.

— Но... в следующем месяце Мирри съезжает, — сказала мне администратор.

— Уже нет, — ответила я.

— Я... мы должны… не знаю... — Ее глаза перебегали от меня к моим сопровождающим. Затем она взяла себя в руки, сосредоточилась на мне и заявила: — Не уверена, но полагаю, нам нужно позвонить Грею.

— Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали, потому что у меня нет на это времени. У меня запланированы еще две остановки и заказан ужин на сегодняшний вечер. Я бы хотела закончить дела и двигаться дальше, — сказала я.

— Вы хотите внести платеж анонимно? — спросила она.

— Нет. Можете рассказать мистеру Коди и его бабушке о моем жесте, у меня просто нет времени на то, чтобы вы сейчас звонили мистеру Коди.

— Вашем, э-э... жесте? — Она казалась ошеломленной.

— Да, — подтвердила я.

— Я, э-м, вы знаете, что годовая стоимость за проживание в отдельной комнате, какую Грей оплачивает Мирри, составляет...

Потом она озвучила цену.

Я сразу же разделила ее на помесячную оплату.

Черт побери. Неудивительно, что Грей терял ранчо. Святое дерьмо.

Я обернулась и посмотрела через плечо на Брута. Он подошел, шлепнул кейс на стойку, щелкнул замками и открыл его, повернув так, чтобы администратор могла увидеть пачки денег.

Ее глаза вылезли из орбит.

Потом они устремились на меня.

— Схожу за директором, — прошептала она.

— Буду вам очень благодарна, — ответила я.

Затем улыбнулась.

*****

Мы устроились за столом, Лэш в кресле рядом, Брут с кейсом у меня за спиной, а напротив нас сидел мужчина в дешевом, но хорошо подогнанном костюме.

Я видела его, когда вошла.

Бадди Шарпа за огромным письменным столом в угловом кабинете со стеклянными стенами.

За минувшие семь лет он, несомненно, продвинулся вверх по карьерной лестнице.

Мудак.

Взгляд специалиста по предоставлению кредитов остановился на мне.

— Это очень необычно, мисс Лару, и должен еще раз сообщить вам, что я не могу обсуждать с вами подробности кредитной истории мистера Коди.

— Мне не нужны подробности. Я просто хочу знать, сколько будет стоить покрыть его долг, включая любые штрафы, и сколько потребуется, чтобы внести платеж за год вперед. Я заплачу наличными. Вы распечатаете и предоставите мне выписку по этой сделке и отправите копию мистеру Коди, — сказала я ему.

— И все же, мисс Лару, это очень необычно, — повторил он.

— Может быть, но мне это не интересно. У меня очень мало времени, сэр, и еще много дел на сегодня, так что, если вы просто... — Я сделала паузу, повернулась к Бруту, и он проделал трюк с кейсом, на этот раз на углу стола специалиста по кредитам. Как только крышка открылась и сотрудник банка оказался лицом к лицу с наличными, я продолжила: — назовете сумму, мы сможем продолжить.

К сожалению, наш с Фредди трюк не сработали так, как в прошлый раз.

— Мисс Лару, — начал специалист по кредитам, — если вы не договорились с мистером Коди об инвестициях в его собственность, это, по сути, подарок, а о любом подарке физическому лицу, сумма которого превышает пять тысяч долларов, должна быть проинформирована налоговая. Та сумма, что хотите внести вы, намного превышает пять тысяч долларов. Придется уплатить налог.

— Это не ваша забота, — ответила я. — Это наше дело с мистером Коди.

Ложь. Я ни за что на свете не собиралась разговаривать с Греем. Я заплатила за прошивание бабушки Мириам в доме престарелых, сохранила его землю, но налоги он может заплатить сам.

Его взгляд скользнул к кабинету Бадди.

Желудок скрутило.

Лэш увидел это и вмешался.

— Весьма вероятно, что отказ такого авторитетного учреждения, как ваше, в оплате кредита гражданина, независимо от источника поступления денежных средств, может быть истолкован неверно и, безусловно, попадет в поле зрения ряда властных структур, особенно если имущество, о котором идет речь, окажется в руках сотрудника банка, который отказал в платеже. На самом деле, это может привести к расследованию. И столь же высока вероятность того, что расследованию придадут огласку, что принесет вашей организации ряд неудобств. Насколько я понимаю, мистер Коди и земля, которой он владеет, имеют особое значение для жителей соседнего округа, что, несомненно, привлечет дополнительное внимание, если вы откажетесь принять оплату за сохранение этой земли в семье, которая ухаживала за ней на протяжении шести поколений. Мисс Лару объяснила свои намерения, а также тот факт, что мы ограничены во времени. Я был бы признателен, если бы вы быстро обдумали то, что я только что разъяснил и незамедлительно приступили к действиям.

Специалист по кредитам следил за словами Лэша, затем оглядел его костюм, который не был дешевым, его «Ролекс», стрижку, загар и отбеленные в кабинете дантиста зубы. Затем оглядел все, что представлял из себя Брут. Осмотрел меня, мой наряд, блузку, стоившую больше, чем его костюм, хотя он мог бы этого не знать, но она выглядела такой изысканной, что он мог догадаться, и мои украшения.

После чего принял разумное решение.

Повернувшись к компьютеру, он пробормотал:

— Я открою счет.

Я незаметновыдохнула.

Тридцать минут спустя, когда кейс стал заметно легче, мы встали, обменялись рукопожатиями, но не направились к выходу.

Мы пошли к кабинету Бадди, нас вел Лэш.

Там сидел посетитель, но Лэш, не колеблясь, открыл дверь и вошел.

Я шагнула следом.

Брут все также держался у меня за спиной.

— Прошу прощения за беспокойство, но, к сожалению, мое послание ждать не может, — объявил Лэш, глядя на посетителя в кресле перед Бадди, затем на самого Бадди. — Ру рассказала мне о вашем визите и угрозах, заставивших ее чувствовать себя неуютно. Вы угрожали ей на работе. Но независимо от того, где это произошло, ни один джентльмен, по сути, ни один настоящий мужчина не может угрожать женщине. Никогда. Смотрите, чтобы такого больше не повторилось.

Бадди уставился на него, потеряв дар речи, на его лице застыла ярость.

Мужчина, сидевший в кресле для посетителей, уставился на Лэша, потеряв дар речи, на его лице застыл шок.

Лэш еще не закончил.

— Будет справедливо предупредить вас, что отсюда мы отправимся в полицейский участок Мустанга, чтобы сообщить о ваших действиях в моем клубе в Лас-Вегасе. Насколько я понимаю, вы работаете здесь, но живете в Мустанге. Примерно через час местная полиция узнает о ваших угрозах.

Бадди не двигался и не говорил, как и его посетитель.

Лэш повернулся, положил руку мне на поясницу и повел к двери, Брут последовал за ним.

Но он остановился у двери и обернулся.

— Понимаю, вы большая рыба в маленьком пруду, — тихо сказал Лэш, его глубокий, изысканный баритон нес более красноречивую угрозу, чем Бадди мог когда-либо надеяться осуществить. — Но я вам объясню: если хотите поплавать в океане, то должны понимать, что в океане полно акул, и они никогда не дремлют.

И на этом восхитительном финальном аккорде Лэш повернулся и вывел меня за дверь, а Брут последовал за ним.

Мы с Лэшем сидели на заднем сиденье «Линкольна», Брут вел машину, взяв курс на Мустанг, когда заметил:

— Лэш, чистый класс. Акулы никогда не дремлют.

Я повернулась к Лэшу, наклонилась к нему и улыбнулась.

— Правда, дорогой. Гениальный ход.

Лэш ухмыльнулся мне и пробормотал:

— Абсолютная импровизация.

— Мне понравилось, — прошептала я.

— Хорошо, — прошептал он в ответ.

Я наклонилась и коснулась его губ поцелуем.

Брут наблюдал за происходящим в зеркале заднего вида.

Мы трое были близки, но все же Брут считал, что Лэш меня трахает. Возможно, однажды Лэш откроет ему правду. Это не мне решать, но я надеялась. Я не хотела, чтобы между моими друзьями были секреты.

Как в настоящей семье.

Я пристроилась к Лэшу сбоку, свернулась калачиком, положила голову ему на плечо и обхватила рукой его живот. Он обвил рукой мою талию, и повернулся лицом к окну.

Я посмотрела в зеркало заднего вида, поймав взгляд Брута.

И улыбнулась.

*****

Идея принадлежала Лэшу и Фредди. Они поделились ею со мной, мне она не пришлась по душе, но они хотели сделать это ради меня.

Так что мы не заскочили незаметно в Мустанг.

После моего краткого и последнего возвращения они хотели, чтобы я заявила о себе. Так мы и поступили.

Блестящий Линкольн с затененными стеклами подкатил прямо к площади и остановился. Затем вышел Брут и открыл дверь для нас с Лэшем. Появилась я, после чего позади меня возник высокий, фантастически прекрасный Лэш.

На мне были темные очки. На Лэше тоже. Как и на Бруте.

В сопровождении Брута и Лэша я с важным видом перешла улицу, Лэш поддерживал меня за поясницу, чуть касаясь задницы.

Мы произвели сенсацию. Я почувствовала это. Я не знала, помнил ли меня кто-то из тех, кто наблюдал за нами, но я была в ударе, жаждая покончить со всем этим и убраться отсюда, поэтому отгородилась от всех.

Два дела сделано, осталось одно.

Оглядевшись вокруг, хотя мне этого и не хотелось, я заметила, что все эти годы была права. Летом площадь выглядела идеально ухоженной: ослепительно зеленый газон и цветы в вазонах, пышно и обильно изливающие повсюду яркие краски. И все же, я не предполагала, что уличные фонари будут украшены огромными, яркими кадками с вьющимися растениями.

Неплохо придумано.

Мы поднялись по ступенькам здания суда, вошли внутрь и последовали за указателем в полицейский участок. Затем подошли к стойке.

— Мы бы хотели поговорить с офицером Ленни, — объявил Лэш.

— Имеете в виду капитаном? — спросил мужчина за стойкой, его взгляд настороженно скользнул по нам.

Похоже, Ленни тоже продвинулся по карьерной лестнице.

Рада за него.

— Видимо, да, — ответил Лэш.

— Для чего? — поинтересовался офицер.

— Мы хотели бы сообщить об угрозах Бадди Шарпа в адрес моей подруги, — ответил Лэш, кивнув в мою сторону.

Парень уставился на него. Затем ухмыльнулся.

Он явно не принадлежал к фанатам Бадди Шарпа.

Неудивительно.

Он схватился за телефон.

Пять минут спустя, идя по коридору, я увидела офицера... нет , капитана Ленни, шедшего мне навстречу. Как ни странно, но при виде меня, он не пытался скрыть удивления.

— Айви, — поприветствовал он, скользнув глазами по Лэшу и Бруту, а затем вернувшись ко мне. — Сколько лет, сколько зим.

— Капитан, — ответила я. — Познакомьтесь с моим парнем, Лэшем Колдуэллом. — Я указала на Лэша, тот пожал Ленни руку. — А это Брут. — Я указала на Брута, который, кивнув, занял свое место позади меня и чуть сбоку, приблизившись к моей спине. Ленни правильно истолковал намек и не протянул руку для приветствия.

Его взгляд вернулся ко мне.

— Слышал, что случилось с тобой в Вегасе, Айви, — тихо сказал он.

Кто бы сомневался.

— Мисс Лару здесь, чтобы сделать заявление, — вставил Лэш, и Ленни посмотрел на него, а затем снова на меня.

— Полагаю, Грей уладил ситуацию.

Я почувствовала, как Лэш рядом со мной напрягся, затем спросил:

— Может, объясните?

Ленни вздохнул и посмотрел на меня.

— Ты, по всей видимости, сообщила Грею о визите Бадди.

— Да, — подтвердила я.

— Ну, после этого Грей нанес визит Бадди. Публично, с эмоциями. В трех соседних округах не так много людей, кто бы не знал, что Бадди — придурок, но теперь уже в семи округах не так много людей, кто бы не знал, что когда Грей злится, он не шутит, и ему все равно, кто рядом. Грею удалось держать руки подальше от Бадди, и это хорошо. У него достаточно проблем и без того, чтобы его задница загремела за решетку. Но его послание было довольно ясным.

Лэш взял меня за руку, но, хотя это было приятно, ничто не могло замедлить мое бешеное сердцебиение.

— Айви, как бы то ни было, — продолжил Ленни, — инцидент произошел в Вегасе. Это выходит за рамки моей юрисдикции. Я ничего не могу сделать.

— Я понимаю, Ленни, но из того, что он мне сказал, я поняла — что-то происходит. Мало того, что он угрожал мне, и я бы хотела, чтобы это где-то официально задокументировали, было ясно, что он плетет интриги против Грея, планируя что-то или уже приводя план в действие. Если мое заявление будет зарегестрировано, в случае неприятностей со мной или Греем, у вас уже будет зацепка.

Ленни и так держался настороже, но после моего рассказа стал еще более настороженным.

— Он угрожал тебе и Грею?

— Не напрямую. — Я покачала головой. — Нет. Не совсем так. Мне — напрямую, Грею — косвенно.

Ленни провел языком по нижней губе, в его глазах угадывалось понимание.

Затем он отступил назад, указал в конец коридора и заявил:

— Позвольте представить вас одному из наших офицеров, который примет ваши показания.

Мое сердцебиение замедлилось.

Лэш подтолкнул меня, Брут держался позади, но когда я поравнялась с Ленни, то остановилась, все остановились вместе со мной, и я поймала взгляд Ленни.

— Спасибо, Ленни, — прошептала я.

— Это моя работа, Айви, — тихо ответил он.

Он уже говорил мне это раньше, и я помнила эти слова, будто услышала их только вчера. Воспоминание чертовски ранило меня, но я не подала виду, кивнула и двинулась дальше по коридору с двумя моими лучшими друзьями.

*****

Мы ужинали в потрясающем ресторане у черта на куличках, а перед нами стояли дорогие стейки. Они были не столь вкусными, как в Центре ветеранов, но тоже неплохими.

Дайте Лэшу волю, и он откопает элегантность и экстравагантность даже на горных равнинах Колорадо. Не только ресторан, но и спа-отель, где мы решили отдохнуть пару дней, тоже располагался в глуши.

Я улыбалась Лэшу, который только что сказал что-то в своем духе, заставив меня улыбнуться; взяла бокал с вином и поднесла к ухмыляющимся губам, когда заговорил Брут, и мы с Лэшем посмотрели на него.

— Ладно, воспользуюсь моментом и скажу, что не понимаю, чего вы двое чудите, забрасывая того гребаного чувака, который разбил сердце Айви, пачками зеленых. — Он посмотрел на меня, и его голос смягчился. — Но я знаю, как уже знал раньше, что ты делаешь это потому, что сердце у тебя из чистого золота, детка. Этот чувак, пи*дец как налажал, потеряв тебя. То, что ты сделала сегодня, я бы никогда не сделал, но я горжусь тем, что у тебя хватило на это сил.

Мое сердце затопила нежность, слезы наполнили глаза, и я прошептала:

— Спасибо, малыш.

— Не за что, детка, — прошептал Фредди в ответ.

Лэш коснулся под столом моего бедра и сжал его.

Я глубоко вздохнула, сосредоточилась на этом и посмотрела на них обоих.

Затем улыбнулась.

Глава 24

Нет ничего лучше тебя

Следующее утро девять тридцать…

Я возвращалась с завтрака с Лэшем, шла по коридору к нашему номеру.

Мы с Лэшем не увидимся целый день. Тренажерный зал, джакузи, сауна, душ, стрижка в местном салоне, профессиональное бритье и маникюр. В одном только спортзале он проведет больше часа. В Вегасе он посещал популярный фитнес-клуб, который отнимал у него много времени, но он любил работать над своим телом, и ему не часто удавалось хорошенько потренироваться. Сауну он посещал и того реже. А профессиональное бритье и маникюр не делал никогда.

Здорово, что, потратив время на то, чтобы разобраться с моими делами, он получит от этого то, что ему нравилось.

С Брутом мы тоже не увидимся весь день. Несмотря на то, что он тоже работал над своим телом, и за это платил Лэш, досуг Брута не включал в себя длительные визиты в тренажерный зал и услуги салона красоты. Он включал шикарную красотку с кожей цвета мокко, работавшую за стойкой регистрации отеля, на которую Брут положил глаз и с которой в данный момент резвился за закрытыми дверями с табличкой «Не беспокоить». Сегодня у нее был выходной, так что у них было много времени.

Брут получил свое удовольствие.

Что касается меня, то я пребывала в растерянности, не зная, чем заняться. Моя жизнь включала регулярные спа-процедуры. У нас дома был бассейн, и я им часто пользовалась. Я проводила много времени за покупками, потому что мне это нравилось, и я могла себе это позволить, и, в целом, моя жизнь исключала стресс. Если жители Мустанга не наносили мне визитов с угрозами и не палили из базук по защитной стене, возведенной мною вокруг моего сердца.

Я с нетерпением ждала возможности вернуться к прежней жизни.

Но следующие несколько дней я не знала, чем заняться.

Да, это была я. Я. За исключением блуждания по клубу и фальшивого флирта с мужчинами, моя жизнь была отпуском.

Представьте себе.

Я решила заказать еду в номер, переодеться во что-нибудь удобное, пересмотреть кучу фильмов и провести время, устроив киномарафон и валяясь в постели.

Дома я такого не делала и решила, что будет потрясающе.

Я вставила ключ-карту, загорелся зеленый свет, я нажала на ручку и вытащила карту. Затем толкнула дверь.

Внезапно что-то теплое и жесткое коснулось моей спины, толкая меня и дверь.

Я вскрикнула, повернулась и врезалась плечом во что-то твердое, и, вскинув голову, увидела его.

Грея.

Крик застрял у меня в горле, и я не сопротивлялась, когда Грей втолкнул нас внутрь, затем остановился лицом ко мне, закрыл за собой дверь и встал перед ней.

Я сделала три быстрых шага в комнату и резко обернулась.

Дерьмо. Он выглядел хорошо.

Нет.

Он выглядел чертовски великолепно.

Время благосклонно отнеслось к нему, чему я не должна была удивляться, потому что знала, что так и будет. То, каким его создала природа, по-другому и быть не могло. Но я также видела у него в доме фотографии его отца. С возрастом он тоже выглядел красивым.

Не то чтобы прошло тридцать лет. Грею исполнилось всего тридцать три.

Но он выглядел хорошо, точно так же, как выглядел бы в пятьдесят три, шестьдесят три и, если повезет, восемьдесят три.

— Как ты меня нашел? — спросила я, отрывая взгляд от всего, что было им, чтобы посмотреть в синеву его глаз.

— Куколка, ты приехала в Мустанг и произвела фурор. Не найти тебя было бы невозможно.

Он продолжал говорить, но увидев как я дернулась, словно от удара, замолчал и нахмурил брови.

Это произошло из-за первого сказанного им слова.

Куколка.

— Айви? — позвал он, голос прозвучал мягче, в нем сквозила нить беспокойства.

Я собралась с мыслями и расправила плечи.

— Убирайся.

Беспокойство исчезло, и выражение его лица снова стало суровым.

— О нет, мы поговорим.

— Нам не о чем говорить, — сообщила я ему.

— Сутки назад, я бы с тобой согласился. Но ты пронеслась своей попкой по двум округам, оставляя заметный след из денег своего мужчины, и ткнула этим всем в лицо, особенно мне, так что теперь мы поговорим.

— Дело сделано, ты ничего не можешь изменить, так что просто уходи и живи дальше, — посоветовала я.

— Ты снова права, Айви. Дело сделано, и я ничего не могу изменить, но это не значит, что мне нечего сказать по этому поводу. И я скажу то, что должен, а ты выслушаешь.

Серьезно?

Почему эти люди не могли просто оставить меня в покое?

— Это так необходимо? — огрызнулась я.

— Для меня, да. Ты, Айви, ты заявляешься в Мустанг и решаешь мои проблемы с помощью денег другого мужика? Какого хрена?

— Грей...

— Это не круто, — грубо оборвал он меня, в его голосе нарастала ярость. — Швыряешь мне в лицо своего мужика и его деньги, Айви. Это... не... круто.

— Это не его деньги, Грей, а мои, — выпалила я в ответ, Грей отшатнулся, и на его лице отразилось удивление. Я продолжила: — Так что можешь перестать вести себя как мачо-ковбой с ранчо, злясь из-за того, что другой мужчина разобрался с твоими проблемами. Теперь можешь начать вести себя как мачо-ковбой с ранчо, злясь из-за того, что с твоими проблемами разобралась женщина. Но, ради Бога, делай это где-нибудь в другом месте.

— Это его деньги, — настаивал Грей, удивление исчезло с его лица, ярость вернулась.

— Нет, Грей, — надавила я в ответ.

— Его, Айви, ты с ним живешь, трахаешься с ним, он использует тебя, твои волосы, твою задницу и твои ноги, чтобы заработать деньги, которые тебе платит, так что это его деньги. Господи, за все эти годы ты так ничему и не научилась. Все стало только хуже.

Расплавленная сталь пронеслась по моим венам, обволакивая позвоночник, и в этот момент я потеряла рассудок.

— Как ты смеешь? — прошипела я.

— Очень просто, — отрезал Грей в ответ.

— Ты понятия не имеешь, что между Лэшем и мной.

Он наклонился, выражение его лица, поза и тон говорили, что его гнев нарастал вместе с моим.

— Дорогуша, ты забываешь, что я видел тебя. Ты виляла своей упругой задницей прямо у меня перед носом. Я заплатил триста долларов за место на том шоу, как и сотня других мужиков у той сцены. Ты можешь говорить целый год, но тебе не убедить меня, что мужчина, которого ты трахаешь, просто так дал тебе все эти деньги. Он использует тебя так же, как и твой брат. За исключением того, что в отличие от твоего брата он имеет тебя другим способом, а ты так чертовски глупа, что позволяешь ему это.

— Ты не знаешь, какие у нас отношения, — огрызнулась я.

— Я точно знаю, — отрезал он.

— Нет, не знаешь, Грей. Лэш — гей.

Я так взбесилась из-за его слов и тона, что это просто вырвалось из меня.

Я хотела, чтобы мои слова испарились, прежде чем достигнут ушей Грея, но через наносекунду увидела, что чуда не произошло. Это стало понятно по шоку, отразившемуся на его лице.

И я должна была немедленно исправить нанесенный ущерб.

— Ты не можешь никому рассказать, — прошептала я.

Грей уставился на меня, не говоря ни слова.

В отчаянии я бросилась к нему и повторила:

— Ты не можешь никому рассказать. Никто не знает. Никто, кроме меня. Ты никому не можешь рассказать.

Грей посмотрел на меня сверху вниз, все еще не в силах вымолвить ни слова, и я подняла руку, стиснула в кулаке его рубашку и прильнула к нему.

— Грей, ты должен пообещать мне, что не скажешь ни слова. Он доверяет мне. Я единственная в этом мире, кому он доверяет. Я знаю о нем все, он знает обо мне все. Единственная причина, по которой он сделал мне этот подарок, заключалась в том, что он доверил мне хранить его секрет. — Я прижалась теснее, приподнимаясь на цыпочки. — Пожалуйста, Грей, умоляю. Он мой единственный друг в этом мире, и он мне доверяет. Ты должен пообещать, что никому не обмолвишься о том, что я только что сказала.

Взгляд Грея скользнул по моему лицу, задержавшись на нем, но он по-прежнему ничего не говорил.

— Пожалуйста, — прошептала я, чувствуя, как слезы навернулись на глаза, слыша отчаяние в одном единственном слове, Грей поднял руку, обхватывая мой кулак с зажатой в ней рубашкой, его касание было крепким и теплым.

— Айви, кому я могу рассказать? — прошептал он в ответ.

— Никому, пожалуйста, пообещай мне, — взмолилась я, и его пальцы сжались.

— Я обещаю, дорогая.

Я уставилась в его глаза, ища малейший признак того, что он мне лжет, и, когда ничего не увидела, выдохнула.

Потом я поняла, что прижимаюсь грудью к его груди, моя рука вцепилась в его рубашку, а его рука держала мою, поэтому я отдернула руку и сделала два шага назад.

Грей наблюдал за этим и продолжал пристально смотреть, даже когда я остановилась. На его лице не было ярости. Никакого шока.

Но он все еще изучал меня настороженным взглядом, некие мысли крутились в глубине его глаз.

Я услышала телефонный звонок, он исходил из заднего кармана джинсов Грея, но он проигнорировал его, и я тоже.

Я сделала еще один успокаивающий вдох, выпустила его и вместе с ним собралась с мыслями.

Итак, придя в себя, я спокойно заявила:

— Не понимаю, что сподвигло меня помочь тебе, но дело сделано. Если это ранит твою гордость, уверена, ты справишься. Но миссис Коди отнеслась ко мне с добротой, хоть сделала это по-своему, и мне не нравилось, что она не будет жить в чистом доме, где ей нравилось. И Мустанг был по-своему добр ко мне, и мне не нравилось, что он теряет свое наследие. Так что, имея для этого средства, я захотела помочь. Прошу, прими это, двигайся дальше, также поступлю и я.

Его телефон перестал звонить только затем, чтобы начать снова.

Но он проигнорировал его, продолжив смотреть на меня.

Когда его телефон снова перестал звонить, а Грей продолжал молчать, я сказала:

— Грей...

— Она там, — перебил он меня шепотом, — я только что ее видел.

Я почувствовала, как мои брови сошлись на переносице, и спросила:

— Что?

Его телефон снова зазвонил, он пробормотал: «Черт», потянулся к заднему карману, вытащил его, посмотрел на экран, открыл и приложил к уху.

— Джейни. Сейчас не время.

Я уставилась на него, сильно желая, чтобы он не был таким красивым, очень сильно желая не выдать секрет Лэша, и, наконец, желая, чтобы он просто ушел, и я могла бы начать свой киномарафон.

Этот марафон, несомненно, включил бы в себя пару коробок носовых платочков, но неважно. Я выживала раньше, выживу и теперь.

Просто сейчас мне нужно держать себя в руках.

Я пересекла просторный номер, который начинался с чего-то вроде гостиной. Она вела через широкий открытый дверной проем в другую комнату, где стояла двуспальная кровать, рядом находилась огромная, безупречная ванная комната, а в конце — куча шкафчиков и встроенный шкаф. За полкой, уставленной хрустальными бокалами разного размера, было зеркало, мини-бар, который не был таким уж маленьким, сейф за шкафом и тому подобное дерьмо. Комната была просторной, удобной и элегантной. Недавно отреставрированной и милой.

Никаких полумер для Лэша, никогда.

Я села на край стула, скрестив ноги, моя нога, обутая в сандалии на шпильке с ремешками, подпрыгнула, когда я услышала, как Грей сказал в свой телефон:

— Да, я ее нашел. Сейчас я с ней.

Здорово. Джейни и Грей говорили обо мне.

Я облокотилась на согнутое колено, подперла голову рукой и продолжила нетерпеливо покачивать ногой, ожидая, когда он договорит, уйдет отсюда, а я буду свободна, чтобы пережить миллирадный по счету нервный срыв, когда дело касалось Грейсона Коди.

Затем Грей резко выпрямился, и я увидела, как его тело замерло.

Ох, нет.

Я замерла вместе с ним.

Затем он прошептал:

— Что?

Он слушал, что ему говорили.

Я ждала.

Затем его взгляд остановился на мне.

Ох, нет!

Что Джейни ему говорила?

— Повтори еще раз? — тихо спросил Грей в трубку. Он снова стал слушать, и я наблюдала, как его лицо сменилось непонятной мне эмоцией, но что бы это ни было, оно чертовски напугало меня, и я пыталась (к счастью, успешно) заставить себя продолжать дышать. — Ясно, — тихо сказал он, а затем снова: — Ясно. Пока.

Он захлопнул телефон и повернулся ко мне.

— Что? — спросила я, когда он ничего не сказал, но он не ответил, просто смотрел на меня с таким выражением, что оно напугало меня до чертиков. — Что, Грей? — подтолкнула я.

— Ты написала мне записку? — все также тихо сказал он.

Дерьмо.

Снова та же песня.

Встав, я скрестила руки на груди.

— Да, Грей. Семь лет назад я исчезла в ночи, но прежде написала тебе записку. Это случилось семь лет назад, и об этом я говорю тебе первый и последний раз. Все, хватит. Все закончилось семь лет назад. Я не собираюсь возвращаться к этой теме.

Он как будто не слышал меня, и я поняла это, когда он спросил:

— Ты вернулась?

Ладно, теперь ему совсем не захочется ввязываться в это.

— Слушай, ты сказал, что должен был сказать, мы все уладили, теперь можешь просто уйти?

— Ты вернулась, — заявил он, снова не слушая меня.

— Грей, я попросила относительно вежливо, и сделаю это снова. Пожалуйста, уйди.

— Ты вернулась, — повторил он, и я убрала руки с груди, уперла руки в бедра и рявкнула:

— Да, я вернулась.

— Почему ты не пришла ко мне?

Я сделала шаг назад, потому что у меня не было выбора. Его слова донеслись до меня ревущей стеной звука, физически врезавшись в меня.

— Я... — начала я, сбитая с толку, ошеломленная, неспособная думать.

— Почему, черт возьми, ты не пришла ко мне, Айви? — Его голос был глубоким и скрипучим, очень резким.

— Грей...

— Почему, черт возьми, ты не пришла ко мне? — заорал он, и я снова не выдержала.

— Потому что я видела тебя, придурок! — крикнула я в ответ, шагая вперед. — Видела в городе, ты шел по тротуару с симпатичной брюнеткой, обнимал ее, прижимал к себе, улыбался ей. Всего спустя три месяца, как ты также обнимал меня! — продолжала я кричать. — Я знала о Сесилии и Нэнси, обо всех них, вплоть до Эмили, всю твою историю. Двадцатипятилетний плейбой Мустанга, который играл со мной. Так что не стой там и не притворяйся, что не получил мою записку, и не вешай мне лапшу на уши, что я тебя бросила. Дело в тебе, твоей гордости и необходимости снять камень с души. Плевать. Ты сделал то, за чем пришел. А теперь выметайся нахрен отсюда.

— Я не был с другой женщиной, Айви, — выдавил он, его горящий взгляд встретился с моим.

— Чушь собачья, Грей, это такая гребаная чушь. Я видела тебя с ней. Мне это не померещилось. На улице не стояла глухая ночь. Светило солнце. Ты улыбался. Не... вешай мне лапшу на уши.

— Я не был с другой женщиной, — повторил он.

— Хватит врать! — закричала я, подавшись вперед.

Он не шевельнулся, ни единым мускулом, просто уставился на меня.

Затем прошептал:

— Брюнетка.

— Да, Грей, брюнетка. Видимо, ты любишь переключаться на другой типаж. Сесилия тоже брюнетка.

Его глаза встретились с моими, и я заметила, что его грудь сильно вздымалась и опускалась (точно, как и моя), затем он оторвал взгляд от меня, одновременно запустив пальцы в волосы. Опустил руку, и когда его взгляд вернулся ко мне, мне потребовались все силы, чтобы удержаться на ногах от боли, отразившейся на его лице.

— Я не находил никакой записки, — прошептал он. — И та девушка была моей кузиной, Чандлер. Тогда она уезжала в Оберн. Вернулась на летние каникулы. Кроме Оди, она — единственная кузина, которая мне нравится. Черт, я ближе с ней, чем с Оди. Ближе, чем с кем-либо, кроме бабушки.

Каждое слово поражало меня, как удар, каждое несло в себе слишком много силы, и я не могла удержаться, чтобы не отшатнуться назад. Я наткнулась на стул и замерла.

— Ты должна была прийти ко мне, — тихо сказал Грей, но каждое слово весило, по меньшей мере, тонну.

Я не могла раздумывать над этим. Если бы я дала этим словам время, они бы меня раздавили.

Вместо этого я прошептала:

— Я оставила тебе записку.

Он покачал головой.

— Я был не в себе, когда ты исчезла. Искал тебя повсюду. Мы с Джейни поднялись наверх. Из комнаты все вынесли подчистую. Там ничего не осталось, кроме тех вещей, что ты позаимствовала у меня.

Сердце начало бешено колотиться, и что-то ползло в животе, разрывая меня изнутри, пытаясь выбраться.

— Неправда, — тихо сказала я. — Я собиралась в спешке. Оставила одежду. Книги. Обувь. Я же написала тебе, что вернусь.

— Айви, никакой записки не было. От тебя вообще ничего не осталось.

Теперь была моя очередь не слышать его.

— Я же написала тебе, что вернусь, — прошептала я, когда нечто прорвалась сквозь желудок, проникнув в тело, врываясь в мозг.

— Детка, никакой записки не было.

— Я же написала тебе, что вернусь, — повторила я таким тихим голосом, что почти не было слышно, потому что в этот момент все это поразило мое сознание.

То, что тогда произошло никак не укладывалось у меня в голове.

До этого момента.

Кейси.

И вся кислота, вытекающая из невидимый раны в желудке, пропитала организм, я больше не могла сдерживаться, поэтому повернулась и бросилась в ванную. Я больно ударилась о плитку, когда, поскользнувшись, упала на колени. Я едва успела поднять крышку унитаза, как меня вырвало.

Завтрака как не бывало.

От силы спазмов моя спина выгибалась и горбилась, но я могла блевать вечно и никогда не избавиться от всего этого.

Оно струилось по моим венам.

Оно было мной.

Рвота. Боль. Грязь.

Чертов Кейси.

Мой тупой, гребаный неудачник, придурок, паразит, мудак-братец.

— Айви, детка, Господи, ты пугаешь меня, — прошептал Грей совсем близко, поднимая мои волосы вверх. Я не могла вынести его прикосновения, поэтому отшатнулась.

Упав на задницу в угол, зажатая между стеной и ванной, я увидела, как Грей, присев у унитаза, начал придвигаться ко мне.

Я выбросила руку ладонью вперед и закричала:

— Не надо!

Он замер.

— Не надо, — захныкала я, опуская руку.

Осмотрев стену, я потянулась за полотенцем, стянула его с перил, прижала ко рту и телу, словно оно могло меня защитить.

Грей закрыл крышку унитаза, спустил воду, сел сверху и уперся локтями в колени, прежде чем взмолился:

— Куколка, поговори со мной.

— У него были деньги, — сказал я своим согнутым коленям, обхватив их одной рукой и прижимая ближе.

— Выбирайся из угла, милая, идем со мной. Поговорим в комнате.

Я не пошевелилась.

— У него были деньги. Много денег, — повторила я.

— Айви...

Мои глаза были прикованы к коленям.

— Я думала, он их украл. Теперь не знаю. Я не знаю, где он их взял.

Грей молчал.

— Он сказал, — продолжила я, — что за ним охотятся... за нами. Его сильно избили. Я видела. Но мы провели в бегах несколько месяцев. Он не суетился. Не просил денег. Не заставлял жульничать. Я порылась в его вещах и нашла деньги. Но решила, что он их украл.

— Детка, прошу, позволь мне подойти к тебе и поднять с пола.

Я проигнорировала его.

— Я никогда их не видела. Он сказал, что они следили за нами, но я умела распознавать «хвост». У меня это получалось лучше, чем у него. Он вел себя странно. Все время был со мной. Никогда не оставлял одну. Никогда. Не подпускал к телефону. Постоянно был каким-то дерганым. Боже, таким чертовски нервным. Это меня пугало.

— Ладно, Айви, я иду к тебе.

Я продолжала игнорировать его, даже когда мой зад внезапно оторвали от пола, его место занял зад Грея, а я оказалась у него на коленях.

Я прижала полотенце ко рту, посмотрела ему в глаза и продолжила шепотом:

— С ним что-то было не так.

— Да, — прошептал в ответ Грей, прижимая меня к себе, не сводя с меня глаз, его лицо выражало явную озабоченность, когда он пристально смотрел на меня.

— Я так и не поняла этого. В конце концов, я решила, что он разыграл меня только для того, чтобы вернуть, чтобы мы могли снова продолжить кидать людей в бильярд, потому что без меня он бы не справился. Но я не думаю, что дело было в этом. Не знаю, что это было, но все те деньги, Грей. Не думаю, что дело было в бильярде.

— Значит, ты его бросила и вернулась ко мне, — тихо сказал Грей.

Я неопределенно кивнула.

— В записке я тебе обещала, что, когда опасность минует, я вернусь. Но я не чувствовала опасности, Грей, и пока мы преодолевали мили, город за городом, штат за штатом, дни шли, превращаясь в недели, а я так ее и не почувствовала. За нами не следили. Кейси мне солгал. То, как он вел себя со мной, весь такой ласковый, но настороженный, нервный, — было неправильно. Я не могла ничего понять, а потом до меня дошло. Я украла его машину, сбежала от него и вернулась к тебе.

Грей закрыл глаза и откинул голову на кафельную стену.

Затем он открыл их и посмотрел на меня.

— И увидела меня с Чендлер.

Глаза наполнили слезы, и я кивнула.

— Бл*дь, детка, — прошептал он, уставившись на меня.

— Я решила, ты увидел мою записку и тебе все равно. Думала, ты меня бросил. Что тебе не нужны мои проблемы. Думала, тебе все равно, что за мной гонятся плохие люди. Я думала, — слеза скатилась по щеке, — я думала, тебе на меня плевать.

— Айви, я любил тебя и думал, что ты меня бросила.

— Я написала тебе записку. — На этих словах мой голос сорвался.

Он втянул в себя воздух, затем выдохнул.

— Твой гребаный брат, у него была возможность забрать эту записку?

Я подумала об этом и кивнула, но добавила:

— Хотя он не мог забрать мои вещи, Грей. А я оставила вещи. Не так много, но для меня они что-то значили. Я работала ради них, купила их на свою зарплату. Юбка, платье, туфли. Я бы не оставила все это. Я бы не оставила тебя.

— Бл*дь, как бы я хотел, чтобы ты, черт побери, пришла ко мне, — прорычал он.

— Кейси сказал, что у них оружие. Сказал, что они тебя пристрелят. Я не могла пойти к тебе.

— Ладно, тогда я хотел бы, чтобы ты, бл*дь, пришла ко мне, когда вернулась.

— Ты был с другой женщиной, — напомнила я.

— Она моя кузина, Айви, и ты знала меня лучше, я не из таких парней.

— С тобой был мой первый поцелуй, — выпалила я, он моргнул, и его руки судорожно сжались вокруг меня.

Затем он прошептал:

— Что?

— Ты был не просто моим первым любовником, Грей, ты был моим первым всем.

— Та боль, которую я видела раньше, резанула по его чертам, и его руки снова дернулись, но не перестали крепко обнимать меня.

— У меня не было достаточно опыта, — продолжила я. — Мне казалось, что я не... — Я покачала головой. — Я была девственницей, мошенницей, и меня впервые поцеловали в двадцать два года. И этот поцелуй подарил мне ты. Я знала, что ты был слишком хорош для меня и решила, что ты тоже это понял, поэтому перешел к кому-то лучше, чем я.

— Детка, бл*дь, — прошипел он почти рыча, его глаза сузились, а объятия стали очень крепкими. — Не было ничего лучше тебя.

И прямо тогда, да, я снова потеряла контроль.

Пять слов, в которых заключалась сила ядерного взрыва, разрушили годы кропотливого труда по возведению стены, защищающей мое сердце. Она исчезла, была уничтожена, превратилась в руины из-за... пяти... слов.

Не было ничего лучше тебя.

Но я не вышла из себя, не взбесилась и не выболтала секреты своего любимого друга.

Я потеряла контроль над эмоциями. Слезы катились из глаз, тело сотрясали рыдания, я упала лицом ему на плечо и просто плакала.

Грей осторожно выдернул полотенце из моих рук, вместе со мной поднялся с пола. Вывел нас из ванной. Потом мы легли на кровать. Согнув колени, Грей прислонился спиной к изголовью, я прижалась к нему, он крепко обнимал меня, окутывая собой.

Всем, что представлял собой Грей.

Мне хотелось утонуть в этом великолепии. Я хотела выжечь это в мозгу, чтобы сохранить навсегда. Но я этого не сделала. Единственное на что я была способна, — это плакать.

Черт. Как всегда.

Все эти годы, столько пролитых слез из-за Грейсона Коди, а я так и не научилась сдерживаться.

Все еще плача, я вдруг почувствовала, как его тело напряглось, и мы приподнялись. Он прижал меня к себе, обняв одной рукой за спину, но осторожно опустил руку мне под колени. Мои сандалии упали на пол, но он крепко стиснул меня в своих объятиях, все еще не избавившись от напряжения, и я поняла почему, когда услышала:

— Какого хрена?

Лэш.

Я повернула лицо от груди Грея и посмотрела на Лэша.

Проблема заключалась в том, что Лэш увидел в каком я состоянии.

И он слетел с катушек.

Быстро приблизившись, он угрожающе прошептал:

— Какого хрена?

— Успокойся, мужик, — предупредил Грей, поднимая руку в предостерегающем и в то же время усмиряющем жесте.

— Ты опять сделал это с ней. Она потратила каждый гребаный пенни со своего сберегательного счета, чтобы прикрыть твою задницу, а ты заявляешься сюда, и она снова в гребаном беспорядке из-за тебя, — выпалил Лэш, и, пока он говорил, тело Грея становилось все напряженнее и напряженнее.

— Лэш... — прошептала я, отстраняясь, чтобы подойти к нему, но рука Грея крепко сжалась.

— Успокойся, и я все объясню, — приказал Грей.

— К черту твое объяснение, отпусти ее и убирайся отсюда нах*й, и, ради всего святого, если тебе когда-нибудь, хоть на самую малость, было не наплевать на нее, держись подальше от ее жизни, — ответил Лэш.

— Это не то, что ты думаешь, — сказал ему Грей.

— Это именно то, что я думаю, мудак. Ты не собирал осколки. Ты, вероятно, каждый год наслаждаешься своим днем рождения, а она так крепко удерживает в себе все свои эмоции, чтобы не разлететься на части, что удивительно, как она может двигаться. Ты не заботишься о ней днем и ночью, удерживая волков на расстоянии, чтобы ей не пришла в голову мысль впустить одного из них, отдать ему свое сердце без остатка, чтобы они могли снова его уничтожить. Не стой, бл*дь, там с ней на руках, когда ее лицо все красное и залито слезами, и не говори мне, что это не то, что я думаю. Я знаю, что это такое, ублюдок, и знаю, что тебе пора убраться отсюда.

— Я думал, она твоя, — тихо солгал Грей, ради Лэша, ради меня, и я почувствовала, как нечто теплое скользнуло по мне, поражая, когда оно проникло сквозь холод, который я считала непроницаемым.

Но голова Лэша дернулась, и прежде чем закрыться, он понял, что выдал себя.

— Ру никому не принадлежит. Она принадлежит Ру.

Грей пропустил это мимо ушей и сказал ему:

— Каким-то образом нас обвели вокруг пальца.

— Что? — рявкнул Лэш.

— Каким-то образом… нас обвели вокруг пальца, — повторил Грей с нерешительностью и некоторым нажимом на последние слова.

Лэш скрестил руки на широкой груди.

— Какого хрена это значит?

— Я знаю, она с тобой, и то, что я скажу дальше тебе не понравится, но перед тем, как уйти от меня, Айви оставила записку с объяснением, но я ее не получил. Я думал, она меня бросила. Она этого не делала. Значит, кто-то обвел нас вокруг пальца. Мы не знаем, кто, но Айви только что выяснила, что в этом, скорее всего, был замешан ее брат. Зная ее брата, несомненно, так и есть, я не знаю тебя, мужик, но надеюсь, судьба уберегла тебя от встречи с этим куском дерьма. Это потрясло ее и меня. Хуже того, Айви вернулась и увидела меня с моей кузиной. Она не знала, кем она мне приходится. Чендлер сейчас живет в Денвере, но я покажу ее фотографию Айви, это докажет, что я говорю правду. Нас обвели вокруг пальца, потом случилось недоразумение, и из-за этого дерьма мы потеряли семь лет. Итак, вот, что будет дальше, если ты ее любишь, а это очевидно, ты должен отпустить ее, отпустить ко мне.

Лэш смотрел на него также ошеломленно и растерянно, как и я, на его лице отражалась боль, понимание, разбитое сердце, и все это из-за меня, но Грей не дал ему больше времени.

Его рука, которая все еще была протянута к Лэшу в удерживающем и успокаивающем жесте, приблизилась к моему лицу, обхватила за челюсть, запрокидывая голову назад, пока наши взгляды не встретились.

Подушечки его пальцев впились в кожу, и его взгляд, пылающий там огонь, прожег меня насквозь.

— Мы не можем продолжать этот разговор здесь в его присутствии. Но мы должны поговорить, Айви. Нас разыграли. Не знаю, кто, почему или как, но у меня есть несколько чертовски хороших догадок. Кто-то забрал тебя у меня и использовал для этого Кейси. — Его лицо приблизилось, и огонь в глазах запылал ярче, соответствуя вспыхнувшему во мне жару. — Никогда раньше, никогда потом я, черт возьми, не испытывал таких чувств ни к одной женщине, кроме тебя. Я хочу вернуть это. Хочу вернуть свою девочку. Она там, Айви, я видел ее, и у тебя хватило духу показать ее мне. Но это ты должна принять решение, куколка. Ты должна подумать, принять решение, и я надеюсь, что, когда оно будет принято, ты придешь ко мне. Ты знаешь, где я живу. Я буду ждать.

Я потеряла из виду его темно-синие глаза с прекрасными ресницами с рыжинкой на кончиках, когда его лицо приблизилось. Он прикоснулся к моим губам поцелуем, затем отпустил, прошел через комнату мимо Лэша и исчез за дверью.

Мой взгляд переместился на Лэша, который, повернувшись, смотрел на дверь.

Затем он развернулся назад и его взгляд остановился на мне.

Мои глаза снова наполнились слезами.

— Черт, — прошипела я, поднимая руки, чтобы закрыть лицо.

Я почувствовала, как объятия Лэша сомкнулись вокруг меня, и услышала, как он прошептал:

— Детка.

— Черт, — повторила я, и мой голос сорвался.

Руки Лэша напряглись.

Снова потекли слезы.

Лэш забыл что-то для спортзала и вернулся, поэтому пропустил визит в джакузи, сауну и салон, чтобы остаться со мной.

Черт.

Глава 25

Ключ-карта

Лэш Колдуэлл

Восемь часов спустя…

— Если чувак учудит и это выведет меня из себя, могу я его уложить? — спросил Фредди, ведя машину. Пока они приближались к причудливому фермерскому дому, Лэш с пассажирского сиденья наблюдал, как мимо проплывают фруктовые деревья.

— Видимо, ты не улавливаешь, кто этот парень для Айви, — тихо ответил Лэш.

— Ясно, — ответил Фредди, и Лэш понял, что тот уловил.

На крыльце на кресле-качелях сидел мужчина, он вытянул руку вдоль широкой спинки, в руке у него была бутылка пива.

Грейсон Коди.

У Айви не было его фотографии, но она дала подробное описание.

Лэш подумал, что она его перехвалила.

Но она даже и близко не описала его внешность.

Выцветшие джинсы, обтягивающая грудь серая футболка, эти плечи, волосы, задница, эти длинные ноги и охрененно синие глаза.

Иисусе.

Он не был во вкусе Лэша, слишком брутальный (чрезвычайно), но это не означало, что Лэш не мог оценить его внешность.

Фредди припарковался за старым, ржавым, светло-голубым пикапом, который действительно нуждался в том, чтобы его избавили от страданий.

Пока они подъезжали, парковались и даже сейчас, длинное тело Грейсона Коди продолжало раскачиваться на этих качелях, но его глаза не отрывались от машины.

Лэш повернулся к Фредди, глубоко вздохнул и тихо произнес:

— Ладно, друг мой, через минуту ты услышишь кучу дерьма, от которой у тебя снесет башню. Итак, две секунды на подготовку, Айви — моя лучшая подруга, кроме тебя, мой единственный настоящий друг, это ты знаешь. Чего ты не знаешь, так это то, что мы с ней не любовники. Мы друзья. А я — гей. И если ты кому-нибудь скажешь об этом, я тебя пристрелю, и ты знаешь, я не шучу. Справься с этим. Потому что сейчас нам нужно действовать.

Глаза Фредди были огромными, но у Лэша не было времени на Фредди, он отвернулся от него и вышел из машины.

Пройдя по густой зеленой траве, он остановился у крыльца напротив Грейсона Коди.

По дороге к дому он уже осмотрелся, поэтому теперь не сводил глаз с Коди.

Но он понял. Понял это по мужчине, сидящему напротив него. По тому, как он смотрел, как обнимал ее, прикасался к ней и говорил. Он также понял это по всему, что его окружало. Персиковые деревья, горы вдалеке, поля, переливающиеся волнами зелени и коричневой пшеницы, этот дом.

Он понял это.

Понял, почему этот мужчина был единственным для прекрасной Айви Лару.

Теперь тоже самое нужно было понять Грейсону Коди.

Он услышал, как вышел Фредди, как хлопнула водительская дверца, и понял, что Фредди прислонился к машине.

Коди перевел взгляд на Фредди, затем снова на Лэша.

Затем он задал правильный вопрос.

— Как она?

— Плохо, — ответил Лэш и увидел, как квадратная челюсть Коди напряглась, хотя его тело оставалось расслабленным, развалившись и покачиваясь на качелях.

Айви выглядела бы мило, свернувшись калачиком рядом с ним на сгибе этой широко раскинутой руки.

Пришло время начать вечеринку, чтобы Айви могла жить своей жизнью, свернувшись калачиком рядом со своим мужчиной, на этих качелях, на сгибе этой широко раскинутой руки.

— Это Айви, поэтому она рассказала, что ты обо мне знаешь, — поделился Лэш, и Коди секунду смотрел на него, а затем кивнул.

Но на этом все.

Лэш скрестил руки на груди и устроился поудобнее, затем заявил:

— Теперь моя очередь рассказать ее секреты.

Лэш с немалым восхищением наблюдал, как Коди напрягся.

Очень мило.

— Я делаю это ради нее, — продолжил Лэш: — а значит, ты кое-что выиграешь от этого. Она понятия не имеет, что мы здесь. Если узнает, для меня это может обернуться двояко. Но то, что я о ней знаю, то, как она к тебе относится, то, что ты ей рассказал, надеюсь, она найдет в себе силы простить меня. Но в твоих руках вот-вот окажется дар, и если не будешь обращаться с ним осторожно, то ответишь передо мной и Фредди. Не сейчас, но, в конце концов, обещаю, ты заплатишь, если снова ее сломаешь. Мы причиним тебе такую боль, которая не сравнится с той, что обрушивалась на нее всю ее жизнь. Не только те семь лет, что она мучилась из-за тебя, но и все двадцать девять лет ее жизни. И когда я говорю, что ты отнесешься кэтому осторожно, я имею в виду, что следующие двадцать девять и более лет тебе лучше компенсировать каждую минуту прошлого, и если, делая это для нее, ты не сломаешь свой хребет, я сам тебе его сломаю. Ты меня понял?

Его взгляд был острым, как бритва, он слушал, слышал, ему было неинтересно, но Грейсон Коди не сказал ни слова.

Лэш решил воспринять это как согласие и продолжил.

— Ты сказал ей, что будешь ждать. Мой тебе совет, Коди, начни проявлять нетерпение и делай это чертовски быстро. Если ты этого не сделаешь, она ускользнет от тебя, потому что моя девочка не собирается приходить к тебе. Ты знаешь часть ее прошлого, видел, как она раздевалась, тогда ты наговорил ей кучу дерьма, также, как и сегодня, и она провела день, убеждая себя, что, выручив тебя, понесла покаяние за то, что не поверила в тебя, и теперь лучшее, что она может сделать, — это позволить тебе жить своей жизнью. Ты должен разубедить ее в том, что считаешь ее чуть лучше шлюхи, и тебе нужно сделать это быстро.

На то последовала некоторая реакция.

Отрывистое, раздраженное «бл*дь».

— Хорошо, я понял тебя, друг мой. Ты был у нее первым и ты из тех мужчин, кто разозлится, увидев, что она вытворяет на сцене. И являясь таким мужчиной, разозлившись, ты высказал ей свое мнение. Поэтому тебе нужно быстро исправить свою ошибку.

Это дало ему кое-что еще. Кресло качнулось назад, когда Коди наклонился вперед, облокотился на колени, но все также не отрывал взгляда от Колдуэлла.

Затем он сказал:

— Передвинь свой шикарный «Линкольн», чтобы я мог выехать на грузовике.

Лэш улыбнулся и тихо сказал:

— Я еще не закончил.

— Тогда, заканчивай поскорее, мужик. У меня не так много времени.

Улыбка Лэша стала шире.

Затем она исчезла с его лица.

Он опустил руки, сделал два шага вперед и снова скрестил их на груди.

— От ее мамаши были одни неприятности.

Лэш услышал, как Коди с шипением втянул воздух, но продолжил.

— Размышляешь над тем, как мать может доставить неприятности своему ребенку? Считай, у матери Айви собрался полный комплект. Айви с братом родились от разных отцов. Никто из них не знал, кто их отцы. Айви, потому что ее отец в тюрьме, ему дали от двадцати пяти до пожизненного за убийство первой степени. Предупреждаю, я сам раскопал это дерьмо. Она об этом понятия не имеет, и я ей не говорил. К тому возрасту, когда она смогла что-то понимать, он уже сидел, а ее мать так ей ничего и не рассказала. Кейси не знал своего отца, потому что даже его мать не знает, кто он. Они росли в небезопасном доме. Единственное, что Кейси знал всю свою жизнь, — это то, что нужно присматривать за младшей сестренкой. Кормить ее. Одевать. Отводить в школу. Годы шли, она росла, становилась красоткой, и теперь ему приходилось защищать ее от тех мужчин, которых их мать водила в дом. Он любил сестру, поэтому был бдительным. Случилось то, чего он боялся. Один из маминых мужчин положил глаз на Айви и начал устраивать сцены. Кейси старался как мог. Мать ни хрена не замечала, а даже если бы и замечала, ей, бл*дь, было на все плевать. Поэтому этот мужчина продолжал приходить к ним. Однажды ночью Кейси услышал шум, который ему очень не понравился, сделал то, что делал всегда, присматривая за сестрой, пришел к ней в комнату и застал свою двенадцатилетнюю сестру, отбивающуюся от байкера. Кейси приложил этого ублюдка бейсбольной битой, проломив тому черепушку, затем упаковал вещи, украл то немногое, что было ценного в доме. Вычистил бумажник байкера, сумку матери, угнал ее машину, уехал и больше не оглядывался. Тогда он сделал все, что мог. Так вот, после того, как Айви мне все рассказала, я покопался в этом дерьме и узнал, что тот парень не умер. Был на волосок от смерти, но не умер. Пережив такую травму головы, он был плох, но не мертв. Тем не менее, полиция некоторое время искала Кейси и Айви Бейли. Прошли годы, следы затерялись, о деле забыли, с этой историей покончено.

Грейсон Коди не пошевелился, даже не дернулся, но его взгляд резанул по Лэшу.

Поэтому Лэш продолжил.

— Я знаю, что ты его знаешь и считаешь куском дерьма. По тому, что я услышал, так оно и есть. Но Кейси спас сестру от смертельной участи, когда, случись такое дерьмо с сильной, взрослой женщиной, оно могло бы испортить ей всю жизнь, но случись оно с милой, невинной двенадцатилетней девочкой, и Айви никогда бы не стала той Айви, которую знаем мы с тобой. Он сохранил ей жизнь, обеспечил безопасность и только благодаря ему Айви досталась тебе, мне и Фредди. По пути он облажался, но, думаю, ты понимаешь, почему она чувствовала их связь, хранила преданность и считала себя обязанной ему. Я не знаю правда ли то новое дерьмо, что всплыло на поверхность, но со слов Айви, я могу поверить, что Кейси был во всем этом замешан. Но тебе нужно знать, что на этой земле существовал лишь один человек, который мог бы оторвать ее от тебя, и это был Кейси. Он пришел к ней, облажавшийся, с изуродованным лицом, напуганный до смерти. Наплел ей с три короба. Она его любила, была ему обязана, поэтому пошла с ним, но ты должен понять, что она ушла, думая, что вернется. Он также убедил ее, что ты в опасности, и не только ты, но и весь Мустанг. Так что, как и вчера, она действовала быстро и не думала о безопасности. И, раз уж я говорю все как есть, она считала, что ты ее заменил, чем разорвал в клочья, боже, на крошечные частички. Она верит, что весь этот город считает ее дрянью. И все же, получив известие, что город в опасности, ей потребовалось всего пять минут, чтобы решить потратить свои сбережения на его спасение.

Лэш наблюдал, как Коди закрыл глаза и опустил голову.

На это Лэш воскликнул:

— Я еще не закончил.

Он наблюдал, как мускулистая спина Коди изогнулась, он сделал глубокий вдох, вскинул голову и посмотреть на Лэша.

— После тебя не было никого, — прошептал Лэш и увидел это, почувствовал. Коди застыл, как статуя, но воздух вокруг него завибрировал от глубины эмоций, исходящих от него. — Она танцевала у меня, но и только. Когда я ее нашел, она работала официанткой. Никогда не ходила на свидания. У нее никогда не было парня. Ничего. Даже еще одного поцелуя. Ты был для нее единственным и неповторимым, Коди, и остаешься им до сих пор.

— Убери свою гребаную машину, — мгновенно прорычал он.

— Что? — спросил Лэш. Пивная бутылка Коди с глухим стуком приземлилась на крыльцо рядом с его ботинком, и он вскочил на ноги, отчего качели на крыльце отскочили.

— Я сказал, отгони свою гребаную машину.

Затем он двинулся вперед, спрыгнул с крыльца и прошел мимо Лэша к своему грузовику. Открыл дверцу, и та громко скрипнула.

Лэш повернулся к нему, увидел, как Коди остановился, изменил направление и пошел обратно к Лэшу.

— Ключ-карту, — потребовал он, протянув руку ладонью вверх.

Губы Лэша дрогнули, и он достал бумажник.

— Приятель, сегодня на ночь ты снимешь другой номер, — продолжил Коди.

— Хорошо, — пробормотал Лэш, вытаскивая ключ-карту и передавая ее Коди, который быстро выхватил ее, повернулся и зашагал обратно к грузовику. — Фредди, лучше отгони машину, — крикнул Лэш, но Фредди уже сидел за рулем, улыбаясь широченной, гребаной, белозубой улыбкой.

Фредди едва успел убрать машину с дороги, как грузовик дал задний ход, развернулся и помчался по дороге.

Лэш неторопливо подошел к «Линкольну» и устроился на пассажирском сиденье.

После того как он закрыл дверцу и пристегнул ремень безопасности, Фредди поехал по дороге намного медленнее.

— Кажется, все прошло хорошо, — пробормотал Лэш.

— Да, черт возьми, — пробормотал Фредди в ответ.

Наступила тишина.

Затем Фредди тихо произнес:

— Чувак, ты гей?

Лэш вздохнул.

Затем собрался с духом и подтвердил:

— Да.

— У меня есть кузен, которого я должен тебе представить. Ты абсолютно в его вкусе, — ответил Фредди. Взгляд Лэша метнулся к нему, Фредди взглянул на Лэша, затем снова на ветровое стекло и опять улыбнулся широченной, гребаной, белозубой улыбкой.

Лэш посмотрел на дорогу и замер, напрягшись примерно на полсекунды до того, как начал ухмыляться.

Глава 26

Скажи это

Когда дверь в номер открылась, я, лежа поперек кровати в крошечных черных трусиках и черной атласной ночнушке, бретельки которой перекрещивались на почти полностью открытой спине, подол чуть прикрывал мне зад, разрезы по бокам шли до самой талии (комплект купил мне Лэш, он не только следил за красивой одеждой для вечера, костюмами и интерьером, но и был адски хорош в плане нижнего белья), не отрываясь от просмотра фильма, который взяла напрокат в отеле, поприветствовала вернувшегося Лэша.

Лэш отлучился без объяснений, сказав, что ему «нужно кое-что уладить». Я не вдавалась в подробности. Лэш владел успешным клубом, ему часто приходилось «кое-что улаживать». Так часто, что он не мог избежать этого, и я знала, часть этих дел, в конечном итоге, доберется до нас здесь.

Поэтому, не отрывая глаз от телевизора, заявила:

— Дорогой, полагаю, предупреждать персонал обслуживания номеров о том, что у меня срыв из-за горячего парня, было излишним. Они не принесли мне нож и «забыли» его даже после того, как я позвонила им с просьбой, что он мне нужен, поэтому пришлось резать багет и мазать на него паштет вилкой.

Наступила тишина, затем я почувствовала в спальне присутствие Лэша.

— Ты не выглядишь так, будто у тебя срыв из-за горячего парня.

Голос принадлежал не Лэшу, и мой взгляд метнулся к широкому дверному проему, ведущему в спальню, где, прислонившись плечом к косяку, стоял Грей, он скрестил руки на груди, ноги в лодыжках, и глядел на меня.

Я лежала на боку, облокотившись рукой на кровать и подперев ею голову, но при виде Грея, воздух из легких, словно выкачали, я резко выпрямилась и уставилась на него.

Взгляд Грея не отрывался от меня, затем скользнул вниз по моему телу, выражение его лица сменилось тем, которое я не видела уже семь лет. Тем, что я наблюдала чуть больше двух месяцев и очень часто. Тем, который я никогда не забывала, ни на день, и который сильно повлиял на мое тело.

— Боже святый, — пробормотал он.

— Как ты сюда попал? — прошептала я.

Его взгляд переместился на меня, он вытянул руку и между двумя длинными пальцами показалась ключ-карта.

Но Грей так ничего и не ответил.

— Как ты ее достал? — спросила я.

Он небрежно сунул ключ-карту в задний карман, снова скрестил руки на груди и, не сводя с меня глаз, продолжал молчать.

— Грей? — позвала я.

— Ты спишь с ним.

Это было утверждение — не вопрос.

Я выдержала его взгляд и по какой-то нелепой причине тихо объяснила:

— Перед сном, мы шепчемся о том, как прошел наш день, и он любит обниматься. Мне это нравится. Я не чувствую себя одинокой, даже во сне.

Грей оттолкнулся от дверного косяка и направился к кровати, говоря:

— Я запомню это.

При его движении я поднялась на колени и отодвинулась, спрашивая:

— Что?

— Я запомню, что перед сном, ты любишь шептаться о том, как прошел день и тебе нравится обниматься. Я это запомню. Хотя, последнюю часть я уже знал.

Я ударилась о спинку кровати и сменила направление, быстро соскочив на пол и повторяя:

— Что?

Грей тоже изменил направление, обошел кровать и направился ко мне, со словами:

— Думаю, ты меня услышала, Айви.

Что происходит?

— Что ты здесь делаешь?

Он был почти рядом со мной, когда заявил:

— Я же сказал, что нам нужно поговорить. Сначала мы займемся другими делами, а потом поговорим.

От его присутствия, его действий и слов мое сердце подскочило к горлу, а затем мои ноги запрыгнули на кровать. Я пробежала по широкому матрасу и спрыгнула с другой стороны, глядя на дверной проем, зная, что веду себя как сумасшедшая, но мне было плевать, и тут я увидела, что Грей изменил направление и снова приближается ко мне.

Если он поставил себе цель добраться до меня, то быстро с ней справится. Я знала. Мне не устоять.

— Стой! — воскликнула я, поднимая руку, но он даже не замедлился.

Однако, заговорил.

— Честное слово, куколка, лучше тебе перестать бегать в этой гребаной ночнушке. Ты меня убиваешь.

Я часто дышала, хоть и не двигалась, не в состоянии сосредоточиться на всем, что чувствовала. Паника — немного. Смятение — определенно. Возбуждение.

О, да.

Как это обычно бывает, паника победила, и я бросилась к гостиной, даже не понимая, зачем, но меня поймали, обхватив рукой за живот, притянули к твердому телу, быстро развернули, и я начала падать. Грей приземлился на кровать, я приземлилась на Грея, затем он соскользнул с меня и перекатился, оказавшись сверху.

Да, именно так.

Сверху.

Я приняла тяжесть его тела, мне она всегда нравилась, и смотрела в его горящие глаза.

О Боже.

– Грей... — прошептала я.

— Бл*дь, Господи, бл*дь, — прошипел он, опустившись лбом на мой лоб. — Как же я скучал по тому, как ты так произносишь мое имя.

Глаза заволокли слезы, сердце забилось в три раза чаще.

— Что происходит? — прошептала я.

Он вновь поднял голову, обхватив ладонью мое лицо, большой палец скользнул вверх по моей скуле, утирая влагу под глазом.

— Айви, умоляю, не плачь больше.

Я сделала дрожащий вдох, пытаясь взять себя в руки, преуспела в этом усилии и повторила:

— Что происходит?

— Мне нужно, чтобы ты знала, я не считаю тебя кем-то, кроме как Айви.

В замешательстве я слегка покачала головой и спросила:

— О чем ты?

— Ты не кто иная, как Айви. И видя, как эти два парня защищали тебя, никогда и не была.

— Я не... — Я прочистила горло, потому что голос звучал хрипло: — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я не считаю тебя шлюхой. Не считаю тебя дрянью. Не считаю, что ты кто-то, кроме Айви, — самое прекрасное создание, которое я увидел семь лет назад, и, серьезно, самое охрененно прекрасное создание, которе я увидел пять минут назад в этой гребаной ночнушке.

Я замерла под ним, взгляд не отрывался от его лица.

Грей еще не закончил.

— Я любил тебя тогда. Люблю и теперь. Я любил тебя каждый день все те семь лет. Твой уход, всколыхнул воспоминания о моей маме, о том, как отец цеплялся за нее. Он ее любил, Господи, как же он ее любил. Ее уход съел его живьем. Он так и не оправился. Никогда. И эта боль проникла в самые глубины, превратившись в горечь, так что, когда она вернулась, он не смог ее простить. Три года они жили в одном городе, а он так и не простил ее. Придя на его похороны, она выглядела подавленной. Правда. Словно ее миру только что пришел конец, и даже сейчас я вижу это в ее глазах, то, что она потеряла, что выбросила, то, чего уже никогда не вернуть. Таким был я, когда ты ушла, Айви. Я знал, что тоже самое происходит со мной, чувствовал это, понимал, прожив с отцом, что его история повторяется и со мной, и ни хрена не делал, чтобы попытаться это остановить.

Он не мог говорить серьезно.

Такого не бывает на самом деле.

— Ты любишь меня? — выдохнула я.

Его глаза не отрывались от моих, и напряженность не покидала его.

— Да.

— Ты любишь меня, — заявила я.

— Да.

— Каждый день все семь лет?

— Каждый день, каждую минуту, каждую секунду с тех пор, как ты ушла от меня.

О боже.

О боже мой.

Я посмотрела ему в глаза.

Он говорил серьезно.

Это происходило на самом деле.

О боже.

Грей снова скользнул большим пальцем по моей скуле и мягко произнес:

— Теперь, понимая это, можешь расслабиться, чтобы я поцеловал тебя, потом трахнул, потом мы поговорим о важном дерьме, потом я трахну тебя снова и мы ляжем спать, а перед тем, как заснуть, будем обниматься.

Я снова уставилась на него, а затем прошептала:

— Скажи это.

— Сказать что?

— Прикажи мне признаться тебе в любви.

В тот момент, когда слова слетели с моих губ, его глаза закрылись, тень боли пробежала по его лицу, и он склонил голову, прильнув к моей щеке.

Он вспомнил.

Он тоже скучал по этому.

Сильно скучал по этому, как и я.

Затем его рука нашла мою, его пальцы крепко сжались, а губы приблизились к моему уху.

И он прошептал слова, которые я жаждала услышать более семи долгих лет:

— Скажи, что любишь меня, Айви.

Я повернула голову, обвила его шею рукой и прошептала в ответ:

— Я люблю тебя, Грей.

Он поднял голову, я же продолжала поворачиваться к нему, и, приблизившись, наши губы соприкоснулись.

Нам нужно было многое наверстать. Семь лет.

И было ясно, что у нас обоих на уме одно и то же.

Отчаянно, даже жадно, хватая ртами, водя языками, натыкаясь руками друг на друга, я сорвала его футболку через голову, а затем дернула за ремень. Грей принялся расстегивать молнию, а я двинулась вниз, снимая с него ботинки, носки, стягивая за штанины джинсы.

И вот он оказался обнажен, великолепен и тверд, тверд везде. Он откатился от меня и, вжух! Мои трусики исчезли, вжух! Ночнушка исчезла, и тут мы набросились друг на друга, возбужденные, почти обезумевшие, будто один из нас мог раствориться в воздухе, и у нас был только этот момент.

Пальцы Грея оказались у меня между ног, заставляя всхлипнуть ему в рот, а моя рука, ласкающая его член, заставляла его стонать в мой. Грей задвигался.

Он приподнялся, рывком утягивая меня за собой. Усадил на себя, мои ноги раздвинулись, оседлав его бедра, его рука обвилась вокруг моей талии, и он потянул меня на себя, наполняя.

Грей внутри меня, наполнял, соединялся со мной.

Да.

Я вцепилась в его волосы, сжимая кулаки, уронила голову, врезавшись лбом в его лоб, и начала двигаться. Вверх, вниз, снова и снова, с тем же отчаянием, охватившим нас обоих с самого начала. Я прижалась к его губам поцелуем, наше дыхание смешалось. Я продолжала двигаться, как и мой рот, приоткрыв губы, кончиком языка скользнула вниз по его щеке, вдоль челюсти.

Боже, мне нравился его вкус.

Всегда нравился.

Грей скользнул руками вверх по моей спине, собирая волосы в кулаки, удерживая их у шеи, он крепко меня обнимал, пока я продолжала на нем скакать.

У меня не заняло много времени, чтобы кончить, прошло более семи лет, волна удовольствия накрыла меня стремительно, и я выдохнула:

— Грей.

Он услышал, знал, что сейчас произойдет, и опрокинул меня. Я приземлилась на спину, а Грей продолжал толкаться, и, когда яркий, жгучий, прекрасный вихрь пронесся сквозь меня, набросился на мои губы, и я простонала оргазм ему в рот. Обе его руки подхватили меня под колени, дернули вверх, и, все еще мяукая от восхитительного послевкусия оргазма, я продолжала принимать его, покачивая бедрами, чтобы взять больше, дать ему больше. Он уткнулся лицом мне в шею, кряхтя при каждом толчке, крепко стискивая мои колени, и я знала, что он близко.

— Малыш, я хочу тебя видеть, — прошептала я, и он поднял голову.

Я потянулась к его руке, взяла ее, он переплел наши пальцы и прижал ее к кровати рядом со мной, продолжая входить в меня.

— Я скучала по тебе, — продолжала шептать я, наблюдая за его лицом, упиваясь его красотой. — Как же сильно я скучал по тебе, Грей.

Он не сводил с меня глаз и продолжал двигаться, шепча в ответ со стоном:

— Моя прекрасная Айви.

— Я скучала по тебе, милый.

И он отдался мне. Войдя глубоко, откинул голову назад, затем уронил ее вперед, его лоб прижался к моему лбу, и я наблюдала, как по его лицу разбегается удовольствие, пока его бедра снова, снова, снова, снова и в последний раз вбивались в меня, прежде чем замереть на месте, и Грей всем весом обрушился на меня.

Почувствовав, что его оргазм стихает, я снова прошептала:

— Я скучала по тебе.

Грей закрыл глаза, а затем наклонил голову и поцеловал, влажно, глубоко, да, Боже, да, я скучала по нему.

Его губы соскользнули к моей челюсти, уху, вниз, и он потерся носом о шею, отпустив мою ногу, которую все еще удерживал под колено. Я сдвинула ноги вниз, обхватывая его ими, свободной рукой Грей погрузился в мои волосы и переместил наши сцепленные руки к своей груди, зажимая их между нами.

Наконец он поднял голову, но не посмотрел на меня. Он перевел взгляд к моим волосам, и я наблюдала, как он следит за своими движениями, чувствуя, как перебирает их, будто укладывает веером поверх одеяла.

Он не торопился; выражение его лица поглотило меня, затем его глаза встретились с моими.

— Ты их не стригла, — тихо заметил он.

— Никогда, — подтвердила я.

— Теперь они длиннее.

Да. Намного длиннее.

— Да.

Он пристально смотрел на меня, и я увидела, как что-то вспыхнуло в его глазах, больше боли, но и понимания тоже.

— Ты сделала это для меня.

Да. Я никогда не стригла волосы, разве что только чуть подравнивала кончики, и делала это для него.

— Да, — прошептала я.

— Находясь в разлуке, зная, что это для меня значит, ты не стриглась ради меня.

Я сжала губы. Его голос звучал грубо, хрипло, в нем слышалась мука, будто слова приходилось выдавливать с силой.

— Бл*дь, Айви, — прошептал он.

Я закрыла глаза и приподняла голову, утыкаясь лицом ему в шею.

Он сжал мою руку, и я почувствовала, как он повернул голову, говоря мне на ухо:

— Сейчас я оставлю тебя в покое, куколка. Тебе нужно снова надеть свою милую ночнушку. Нам есть о чем поговорить, и я хочу, чтобы при этом ты не чувствовала себя уязвимой. Хорошо?

Я сделала дрожащий вдох, кивнула, прижавшись лицом к его шее, затем он мягко выскользнул, скатился с меня и потянул за собой. Не выпуская из объятий, слез с кровати и поставил меня на пол в кольце своих рук, но не отпустил.

Я запрокинула голову назад и взглянула на него, увидев, что он пристально смотрит на меня.

— Ты также должна знать, я хочу, чтобы ты снова надела эту ночнушку и эти трусики, потому что они мне чертовски нравятся.

Затем он ухмыльнулся и подарил мне ямочку.

Мне хватило наносекунды, чтобы сделать выбор. Взглянуть на эту ямочку впервые за много лет, видя, как она делала его суровую мужественность такой чертовски милой, вспоминая, как сильно я ее любила, все еще чувствуя эту любовь и возвращая ее, снова разразиться неконтролируемыми слезами. Или взглянуть на эту ямочку впервые за много лет, стоя голой в его объятиях после того, как он сказал, что все еще меня любит, а потом занялся со мной любовью, сдержаться, и, оставив прошлое позади, двигаться вперед с Греем.

Я выбрала второй вариант.

И поэтому улыбнулась в ответ. Было тяжело, боль рвалась наружу, поэтому моя улыбка дрогнула. Но я справилась.

При виде этого, по его лицу пробежала тень, но он принял то же решение, что и я. Я поняла это по тому, как он опустил голову, коснулся губами моих губ, снова поднял голову и крепко сжал в объятиях.

Затем приказал:

— Одевайся, милая.

Я кивнула, схватила ночнушку и трусики. Натянув ночную через голову, пошла в ванную, привела себя в порядок, надела трусики и вышла.

Телевизор все еще работал, Грей голый по пояс застегивал джинсы, и в ту минуту, когда я вошла в комнату, его глаза остановились на мне.

— Иди ко мне, куколка, — пробормотал он.

Я направилась к нему. Как только я добралась до него, он подхватил меня на руки, как жених невесту, и понес к кровати. Потом мы оказались на ней. Он потратил какое-то время, хватая подушки, чтобы сложить их у изголовья, затем устроился на них, прислонившись головой и плечами, а я прижалась к нему, положив голову ему на грудь, и его грудь — единственное, что я могла видеть.

Боже, неужели я действительно была здесь с Греем?

Чтобы доказать это самой себе, я скользнула рукой по его плоскому животу, и закинула на него ногу, переплетаясь с его ногой.

Да. Он был настоящим. Я была здесь с Греем.

— Ты считаешь странным, что я сплю со своим липовым парнем-геем?

Это была я. Высказалась прямо, и на секунду мне захотелось, чтобы у меня хватило сил взять слова обратно, но потом почувствовала, как тело Грея задрожало, и я поняла, что он смеется.

Подняв голову, чтобы посмотреть на его лицо, я снова увидела ямочку.

Проклятье, мне чертовски нравилась эта ямочка.

И Грей, определенно, смеялся.

Это мне тоже нравилось.

Затем он ответил:

— Ага.

Я уставилась на него, пока до меня доходило, что я сморозила.

— Да. Это странно, что я сплю со своим липовым парнем-геем.

Тело Грея начало трястись сильнее, и голос тоже дрожал, когда он повторил:

— Ага.

Ну, здорово.

Он обнял меня крепче, слегка подтянув вверх так, что мое лицо приблизилось к его все еще улыбающемуся лицу.

Затем сказал:

— Такая хрень может быть странной для человека из Мустанга, штат Колорадо, но, вероятно, в порядке вещей в Вегасе. Думается, для Вегаса нет ничего такого, что могло бы казаться странным.

Я долго прожила в Вегасе, поэтому знала, что он совершенно прав.

Грей еще не закончил.

— И он любит тебя почти так же сильно, как люблю тебя я. А ты любишь его. Я понимаю его игру, и по тому, как ты его любишь, понимаю, почему ты сделала ему такой подарок. Ты тоже получаешь что-то от этого, и по тому, как он тебя любит, я знаю, почему ты так поступаешь. Когда любишь кого-то, делаешь подобное дерьмо, и это, Айви, не странно.

Ладно, хорошо, что эти семь лет не изменили того факта, что Грейсон Коди был понимающим, щедрым, добрым и любящим.

Сказанное им дальше, доказало, что эти семь лет не изменили того факта, что Грейсон Коди был серьезным мачо-ковбоем с ранчо.

И я понял это, когда с его лица исчезло всякое веселье, оно стало серьезным, его рука напряглась, и он заявил:

— Тем не менее, это дерьмо прекратилось около получаса назад.

— Я поняла, — прошептала я.

— Хорошо, — прошептал он в ответ.

Настоящий мачо-ковбой с ранчо.

И хоть меня это убивало, но я чувствовала, что справедливо честно его предупредить.

— Знаешь, прошло много времени. Я изменилась. Я не та Айви, которую ты знал. Увидев меня в ту ночь в Вегасе, ты был прав, я тверда, как сталь. Я больше не слабая.

Именно тогда он подарил мне Грейсона Коди, по которому я скучала больше всего.

Крепко сжав меня в объятиях, его тело сильно затряслось, и Грей расхохотался.

Я наблюдала за этим. Мне это нравилось. Мне нравилось это не меньше, чем всегда, но я не смеялась, потому что была смертельно серьезна.

Посмотрев на меня сверху вниз, Грей увидел мое серьезное лицо и подтянул еще выше по своей груди, так что мы смотрели друг другу в глаза, но он все равно продолжал посмеиваться.

Затем пробормотал:

— Чушь собачья.

— Это правда, — возразила я.

Он продолжал ухмыляться и, бормоча, повторил:

— Чушь собачья.

Моя рука обвилась вокруг его шеи, и я прошептала:

— Нет, серьезно, Грей, это правда.

Улыбка Грея исчезла, и он тоже стал серьезным.

— Они приехали ко мне, оба.

— Кто?

— Твой липовый парень-гей и тот черный здоровяк. Они приехали ко мне.

Я моргнула, затем прошептала:

— Что?

— Ключ-карта? — подсказал он, и, поняв о чем речь, я замерла. — Ее дал мне он.

Грей поднял руку, скользнув пальцами мне в волосы, и удерживая их там, продолжил:

— Айви, он рассказал мне о тебе все, абсолютно все. Они приехали оба, но это твой липовый парень выложил все. Эти мужчины сделают для тебя все, что угодно. Ради тебя они прошли бы сквозь огонь. Будь ты тверда, как сталь, этим парням было бы наплевать на тебя, не важно, кто они, чем занимаются, где живут, чему, несомненно, стали свидетелями. Будь ты тверда, как сталь; ты бы не ответила на звонки Джейни, не притащила бы сюда свою задницу и не решала бы мои проблемы. Тебе было бы насрать, где живет бабушка. Думай ты, что я заменил тебя спустя три месяца, ты не спасала бы мою землю. Думай ты, что все в Мустанге считают тебя дрянью, ты не стала бы защищать их наследие. Ты не твердая, как сталь, Айви. Ты — просто Айви.

— Заткнись, иначе я заплачу, — огрызнулась я, борясь со слезами, и Грей снова расхохотался, обхватил меня обеими руками, крепче прижав к себе. — Грей! Я не шучу!

— Куколка, — сказал он сквозь продолжающийся смех, — женщины, которые тверды, как сталь, не плачут на ровном месте, и пусть за эти семь лет я провел с тобой не так много времени, но все это время ты плакала.

Это было правдой.

Дерьмо.

— Ты еще увидишь, какая я жесткая, когда Лэш и Брут вернутся, и я надеру им задницы.

На лице Грея появилось такое нежное выражение, по которому я тоже чертовски сильно скучала, и он прошептал:

— Надерешь, не сомневаюсь, но ты предана им также, как и они тебе, и ты знаешь, что они поступили так ради тебя, и ты всего лишь устроишь шоу, и они все поймут.

Он был прав.

Я решила сменить тему, не на лучшую, но все же.

Поэтому, поколебавшись, спросила:

— Что Лэш тебе рассказал?

— Все.

Великолепно.

К сожалению, мне нужны были подробности.

— Что значит «все»?

— Что он в курсе, что ты мне о нем рассказала, — не колеблясь ответил Грей. — Что приняла близко к сердцу то дерьмо, что я вывалил, когда разозлился, увидев тебя на сцене, и мне нужно разобраться с этим, иначе я снова тебя потеряю. Что твоя мать облажалась, что случилось с тобой и твоим братом, отчего вы ступили на кривую дорожку, как брат оберегал тебя, что объясняло твою преданность ему, о чем я был рад узнать, дорогая, потому что, независимо от того, сколько я раздумывал над этим вопросом, а на это у меня ушло чертовски много времени, так и не понял причины. И последнее, не важно, что ты творила на той сцене, для тебя я был единственным.

Что ж, так оно и было. Лэш рассказал Грею все.

Поэтому нам многое нужно было обсудить.

Итак, снова нерешительно, я начала:

— Значит, ты знаешь, кто я? То есть, откуда я родом, как прошло мое детство, что сделал Кейси?

— Ага.

Вот оно.

Сейчас мы двигаемся дальше.

— Грей, ты очень разозлился, увидев, как я танцую.

— Ага.

И хоть он все равно был здесь, беспокойство не покидало меня.

— Что было, то было, — напомнила я. — Я не могу стереть это из своего прошлого.

— Айви, во-первых, я увидел тебя впервые за три года, и все это время считал, что ты от меня сбежала. Как я уже сказал ранее, мой разум затуманил поступок моей матери, поэтому я больше ни о чем не мог думать. Я не думал, что, возможно, у тебя была причина уйти, и мне следует разобраться в ней и найти тебя. Я решил, что история повторяется. Понравилось ли мне, что ты так танцуешь перед кучей мужиков, чтобы те, насмотревшись на тебя, возбудились и отправились домой, чтобы следующие десять лет дрочить с закрытыми глазами, вспоминая о тебе? — спросил он, а затем, не дожидаясь моего ответа, ответил за меня: — Нет. Мне это совсем не понравилось. Но еще больше я разозлился из-за того, что увидел свою первую любовь, после того, как она ушла от меня. Ты могла бы идти по улице, а я бы разозлился. Просто то, что ты делала на сцене, еще сильнее разожгло мой гнев. Потом на стоянке ты повела себя очень холодно, потому что я причинил тебе боль и ты злилась на меня. Если бы ты повела себя как Айви, все пошло бы по-другому. Черт, я остался ждать тебя, не признаваясь себе, но, определенно, надеясь, что, подойдя к тебе, под всем этим гримом будет моя Айви, и моя девочка ко мне вернется. Но ты была не Айви. Ты явно держалась настороже, теперь я это понимаю, но я мог видеть лишь одно. Это разозлило меня еще больше, я вспылил, наговорил кучу глупостей, потому что взбесился, но, — его голос внезапно стал нежным и низким, — детка, мне не понравилось то, что ты танцевала для зала, полного мужчин, но на сцене ты смотрелась сногсшибательно. Потрясающе. — Он ухмыльнулся. — Все, что делает моя девочка, каждое чертово движение, она делает лучше, чем кто-либо. Мы должны раздобыть тебе парочку этих вееров с перьями, но с этого момента у тебя будет аудитория из одного мужчины.

Я пристально посмотрела на него, хотя мне понравилось все, что он сказал, понравилось его объяснение, и, как всегда, его комплимент. Это значило для меня целый мир.

И все же.

— Грей, я больше не танцую, — заявила я.

Продолжая ухмыляться, он пробормотал:

— Думаю, я смог бы заставить тебя станцевать для меня.

Определенно, он бы смог.

— Посмотрим, — пробормотала я в ответ, и его ухмылка превратилась в улыбку.

Я закатила глаза.

Затем не выдержала и улыбнулась в ответ.

Грей глубоко вздохнул и перестал улыбаться, его взгляд изменился, обжигая меня своей мощью.

А потом он заговорил — ласково, тихо, но твердо:

— Куколка мы потеряли семь лет, оба натворили дел, жили своей жизнью и, вероятно, изменились. Но я знаю, кто в моих объятиях, и знаю, что я чувствовал тогда, что чувствовал все эти годы и что чувствую сейчас. Твоя жизнь, преданные тебе друзья, — в Вегасе, и я вижу, там у тебя хорошая жизнь. Но я не могу дать тебе такую жизнь. То, что ты разобралась с моими проблемами, не значит, что их у меня ни хрена не осталось, но даже зная, как от них избавиться, я не могу обеспечить тебе такую жизнь, как это делает твой липовый парень. Ты также знаешь, что я не брошу свое ранчо. И самое важное, о чем мы должны поговорить, — я хочу, чтобы ты вернулась в Мустанг, в мой дом, в мою постель. Я не хочу тратить время на изучение этой возможности, прежде чем мы ею воспользуемся. Мы с тобой потеряли семь лет. Я просто хочу, чтобы ты была со мной, в моем доме, в моей постели. И ты должна решить, как поступишь, зная, что имеешь и от чего тебе придется отказаться, и осознавая, что получишь от меня.

— Ну, полагаю, мне следует помочь Лэшу разобраться с моей заменой, но потом я перееду в Мустанг, — мгновенно ответила я, и руки Грея на секунду сжались, когда он медленно моргнул.

Затем спросил:

— Что?

— Во-первых, я люблю тебя. Во-вторых, я люблю миссис Коди, хоть она и властная. В-третьих, Мустанг стал мне единственным домом, который когда-либо был, пока его мне не подарил Лэш . Но Лэш — хороший человек, в нем много любви, которую он может отдать кому-то. В конце концов, он найдет себе партнера; я знаю это, всегда знала и всегда этого боялась. И, вероятно, пришло время ему поднапрячься и перестать тратить время на то, чтобы присматривать за мной, а начать думать о собственном счастье. И последнее: в Мустанге что-то происходит, что-то нехорошее, и это связано с Бадди Шарпом, а цель — ты. Вчера я сорвала его планы, но если спустя семь лет он все еще целится в тебя, то мой поступок его не остановит. А миссис Коди в доме престарелых в инвалидном кресле, кто-то должен прикрывать твою спину, и этот кто-то — я. Так что, Грей, ты получишь Айви, но ту, которой пришлось нюхнуть пороху. Я бывшая танцовщица из Вегаса. Ты можешь не принимать меня серьез, но никто не связывается с тем, кто мне дорог, и в твоих глазах я могу выглядеть слабой, но Бадди Шарпу лучше следить за своим дерьмом, потому что, если он снова попытается поиметь тебя, я его прикончу.

Грей уставился на меня и делал это так долго, что я подумала, не перегнула ли палку.

Затем он ухмыльнулся и пробормотал:

— Бл*дь, дорогуша, ты такая милая, когда пытаешься быть крутой.

Пытаюсь быть?

— Я говорю на полном серьезе, — возразила я.

— Вижу, детка, и ты все равно милая.

— Серьезно, Грей, я была звездой бурлеск-шоу среди двадцати девушек, которые ненавидели меня и тратили свое время, пытаясь вонзить мне нож в спину. Теперь я руковожу этим бурлеск-шоу и кучей официанток и барменов, которые продолжают переносить проблемы из своей личной жизнь в клуб Лэша, так что мне приходится разбираться с их дерьмом. Без шуток, если я примусь за дело, то могу быть сущей дьяволицей.

Все еще ухмыляясь, Грей сдвинулся, перекатывая нас так, чтобы я оказалась на спине, а он сверху, и пробормотал:

— Жду с нетерпением.

— Это может оказаться не столь приятным зрелищем, — честно призналась я и внутренне замерла от страха.

Он перестал ухмыляться и встретился со мной взглядом.

— Куколка, вчера ты в охрененно шикарном красном наряде, с сердцеедом, которого никто и за миллион лет не назвал бы геем, и здоровяком телохранителем на сверкающем «Линкольне» пронеслась через Мустанг, надрала кое-кому зад и убила всех наповал. Это известно уже всем. Мне поступило столько гребаных звонков от Джейни, Шима, Стейси, Сонни, Энга, которые подробно описывали твой приезд, что мне пришлось выключить телефон. Вчера ты стала сущей дьяволицей ради меня. Это не новость. И для меня это вполне приятное зрелище. И если что-то пойдет не так, я буду с нетерпением ждать, когда ты снова примеришь на себя этот образ, чтобы прикрыть мне спину.

Ох, ну что же.

Звучит хорошо.

— Ладно, — прошептала я, затем улыбнулась Грею.

Грей не улыбнулся в ответ, вместо этого он спросил:

— Ты, правда, переезжаешь в Мустанг?

— Да, — немедленно ответила я.

— Ты переезжаешь в Мустанг.

— Переезжаю, Грей.

Он уставился на меня.

Затем прошептал:

— Моя девочка возвращается в Мустанг.

Черт бы все это побрал!

В глазах снова собралась влага, и я прошептала в ответ:

— Да, Грей.

Он посмотрел мне в глаза и прошептал:

— Не плачь, Айви.

Судорожно вздохнув, я пробормотала:

— Хорошо, Грей.

Он тоже глубоко вздохнул, и его взгляд упал на мои губы.

Я знала, что это значит.

И Грей показал мне, что это значит.

Пять минут спустя, когда наши руки стиснули друг друга в объятиях, губы сомкнулись, языки переплелись, сердцебиение участилось, в дверь постучали.

Грей прервал поцелуй и перевел взгляд на дверь.

— Лэш, — прошептала я, и его глаза вернулись ко мне.

Он коснулся губами моих губ, скатился с меня, встал с кровати, и, схватив с пола футболку и по пути натягивая ее через голову, направился к двери.

Я не знала, должна ли направить взгляд на его плечи, спину или задницу.

Я остановилась на заднице.

Грей открыл дверь, и я услышала, как Лэш тихо сказал:

— Я снял другой номер, дружище, но мне нужно мое барахло. Я дал тебе время. Надеюсь, его было достаточно.

— Его было достаточно, — ответил Грей, распахивая дверь и отступая в сторону.

Когда Лэш вошел, я встала с кровати, не сводя с него глаз.

Его взгляд замер на мне, и Лэш остановился. Грей закрыл дверь, я двинулась вперед, но Лэш остался стоять на месте.

Боялся, что я буду злиться.

Я улыбнулась ему, чтобы он понял, что это не так. За эти годы он дал мне многое, и пару часов назад он дал мне все. Как я могла злиться из-за этого?

Лэш с облегчением улыбнулся.

Увидев это, я побежала.

Он подхватил меня на руки, и я крепко его обняла.

Уткнувшись лицом ему в шею, сильнее прижала его к себе, затем, приблизив губы к его уху, прошептала:

— Спасибо, милый.

Он стиснул меня в объятиях и шепотом ответил:

— Детка, для тебя все, что угодно. Абсолютно все.

— Я люблю тебя, Лэш.

— Я знаю, детка.

Вот тогда-то я и разрыдалась.

Да, снова.

Две секунды спустя Лэш передал меня в руки Грея, и Грей крепко прижимал меня к себе, пока Лэш бродил по комнате, собирая вещи.

— Она часто так делает? — спросил Грей, обнимая меня одной рукой, а другой перебирая мои волосы.

— О да, обычно из-за тебя, и никогда из-за меня, — ответил Лэш, забавляясь.

— Сказала, что она твердая, как сталь, — поделился Грей, все еще прижимая меня к себе, запустив руку мне в волосы.

При этих словах Лэш расхохотался.

Боже.

Я оторвала лицо от груди Грея, провела рукой по мокрым щекам и рявкнула:

— Да!

Тут они оба расхохотались.

Теперь я начала злиться.

— Я твердая, как сталь, крутая танцовщица из Вегаса, которой довелось нюхнуть пороху, — возмутилась я.

— Хорошо, детка, продолжай повторять себе это, — пробормотал Лэш, запихивая нижнее белье в сумку и ухмыляясь.

Ясно.

Ну и черт с ними.

Я высвободилась из объятий Грея и посмотрела на него снизу вверх.

— Ты уже ужинал?

Он посмотрел на меня, на его щеках появилась ямочка, от которой раздражение покинуло меня, но я не подала виду.

— Нет, — ответил он.

— Хочешь, закажем в номер?

— Да.

Я посмотрела на Лэша.

— Хочешь присоединиться к нам?

Лэш посмотрел на меня, затем на Грея, затем широко улыбнулся и ответил:

— Черт возьми, нет.

— Мы будем рады, — сказала я ему.

— Не думаю, — ответил он.

— Но...

— Детка, ты меня любишь, я понимаю. Но твой мужчина не хочет, чтобы я был здесь, и это устроил я, так что я не против, чтобы меня выгнали. Воссоединяйтесь. Наслаждайтесь этим. Вы этого заслуживаете.

Он подошел ко мне, положил ладонь мне на затылок, поцеловал в макушку, затем отпустил и отступил назад.

— Мы с Фредди увидимся с вами за завтраком.

Затем прошел в спальню и исчез в ванной.

Я посмотрела на Грея и прошептала:

— Мог бы постараться показать, что он для нас желанный гость и попросить поужинать с нами.

— Куколка, он ни за что на свете не будет ужинать с нами, — прошептал Грей в ответ.

Я уставилась на него, думая, что он, вероятно, прав.

— Детка, иди сюда, — приказал Грей. — Ты слишком далеко.

— Я в двух футах от тебя.

— Айви, целых семь лет ты находилась за два штата от меня. Ты слишком далеко. Иди сюда.

Сердце забилось сильнее, живот очень приятно скрутило, и я пошла к Грею.

Добравшись до него, я обнаружила, что он снова был прав. Очень прав.

И сделав к нему два шага, я тоже оказалась права.

Я была именно там, где хотела быть, именно там, где мое место.

Крепко прижимаясь к длинному худощавому телу Грейсона Коди.

*****

Моя голова откинулась на подушки, когда меня омыла волна удовольствия.

В то же время Грей уткнулся лицом мне в шею, и я услышала, как она накатила и на него.

Мы кончили одновременно, такого никогда раньше не происходило.

Это было великолепно.

Пальцы наших рук переплелись, удерживая мои у меня над головой, вдавленной в подушку. Грей был глубоко похоронен внутри меня, оставаясь там. Мои согнутые в коленях ноги были подняты, бедра тесно прижаты к его бокам.

Мы ничего не говорили, просто сливались друг с другом, держась за руки, надежно соединившись телами, дыхание Грея скользило по моей шее, мое — по его плечу. Нам не нужны были слова, мы поговорили и поговорим еще, но не сейчас. Сейчас суть была в том, что мы только что подарили друг другу, одновременно, наши тела были так близки, насколько это возможно, наши пальцы переплелись, мы разделяли наше пространство, дыхание, кровать, время, наши жизни.

То, что должны были иметь все прошедшие семь лет: больше ямочек Грея, его смеха, возможно, детей, семью.

Мы чувствовали это, оба, я знала это. Знала, что эта же мысль жгла его разум. Мы пользовались этим моментом после того, как снова нашли друг друга, пережили потерю, оплакали ее, чтобы суметь отпустить.

Я любила его тогда и сейчас так отчаянно, что это причиняло боль. Но если бы того, что случилось, не произошло, у меня не было бы Лэша, не было бы Фредди. Хреново, что невозможно просто получить все это без боли, но я поняла, жизнь не готовила для меня такое, жизнь никому такого не давала, не принеси они ей что-то в жертву.

Но теперь у меня было все.

Абсолютно все.

Без остатка.

Затем губы Грея приблизились к моему уху и прошептали:

— Скажи, что любишь меня, Айви.

Да. У меня было все .

Всё.

Мои пальцы в его руках сжались, и я прошептала:

— Я люблю тебя, Грей.

Япочувствовала на шее его вздох.

Затем он тихо сказал:

— Ладно, приведи себя в порядок, но возвращайся в кровать в той ночнушке, но без трусиков.

Мы еще не закончили.

Ура!

— Мы не собираемся спать? — попросила я подтверждения.

— Собираемся.

Ох, облом.

— Но когда я проснусь, — продолжил Грей, — будь то утром или посреди ночи, я не хочу, чтобы на моем пути вставало что-то, что отнимает у меня время.

Превосходно.

Я ухмыльнулась.

Он поцеловал меня в шею, отстранился и скатился с меня.

Я прижалась к нему, поцеловала в грудь, затем слезла с кровати и сделала то, что мне сказали.

Вернувшись в постель, крепко прижавшись к Грею, я обхватила рукой его живот, положила голову ему на плечо, переплела наши ноги, он задрал мне ночнушку до талии, обхватив голую ягодицу, и мои глаза закрылись, когда Грей позвал:

— Айви.

— Да, малыш, — сонно отозвалась я.

— Спасибо тебе за заботу о бабушке и спасение ранчо.

Я распахнула глаза.

— Я верну тебе долг, — продолжал он.

— Грей... — Я начала поднимать голову, но он поднял свободную руку, вцепившись пальцами мне в волосы, чтобы удержать на месте.

— Не деньгами, детка, но, клянусь Христом, к тому времени, как ты покинешь эту землю, ты почувствуешь, что я отплатил тебе.

Я глубоко вдохнула.

— Опять собираешься зареветь? — спросил Грей.

— Возможно, — прошептала я дрожащим голосом.

— Черт, — пробормотал он.

И тут слезы ушли, сменившись улыбкой.

Я прижалась к нему теснее.

Рука Грея скользнула по моим волосам, а затем исчезла.

— Люблю тебя, милая, — прошептал он.

— Я тоже люблю тебя, малыш, — ответила я шепотом.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.

И вскоре мои глаза закрылись, и наступила она.

Очень добрая ночь.

Глава 27

Загляни под каждый камень

Лэш Колдуэлл

Позавтракав с Коди и Айви, Лэш с Фредди возвращались из спортзала после тренировки и увидели их. Они стояли в пятнадцати футах впереди у стеклянных дверей, которые вели к утопающему в зелени симпатичному бассейну.

Лэш и Фредди остановились.

Айви была одета в слегка просвечивающий, с медным мерцанием шелковый халатик, купленный ей Лэшем. Под ним — золотистое бикини.

Коди был одет во вчерашние джинсы, ботинки и серую футболку.

Его рука небрежно покоилась на ее бедре, другой рукой он собрал ее волосы на затылке, и, нагнувшись, целовал.

Она частично прислонилась к нему, приподнявшись на цыпочки в шлепанцах приглушенного медного оттенка с тонкими ремешками и узором из завитушек на подошвах. Ее рука касалась его пресса, другая обвила его шею.

Что-то произошло, и поцелуй изменился. Коди прикоснулся языком к ее губам, или Айви к его, или просто их поразил тот факт, что они вместе, близки, воссоединились после семи лет душераздирающих страданий.

Поэтому они забыли, где находятся.

Рука Коди соскользнула с ее бедра, обхватывая зад. Рука Айви переместилась с его шеи в волосы. Она прижалась ближе, приподнялась на цыпочки, и другая ее рука двинулась с живота назад, крепко обняв его за спину. Их головы приблизились еще сильнее. Губы поглощали друг друга, поцелуй явно набирал обороты.

— Черт меня дери, теперь я вижу, что у вас с ней никогда ничего не было, — пробормотал рядом Фредди, и Лэш ухмыльнулся. Они с Айви откровенно нежничали, но никогда не целовались и уж точно не у всех на глазах в коридоре возле бассейна эксклюзивного спа-отеля на равнинах Колорадо. — Понаблюдаю еще немного за этими двумя, и мне понадобится холодный душ, — продолжал бормотать Фредди.

Фредди не ошибся. Лэш был геем, но такое могло завести почти любого.

Поцелуй закончился, но было очевидно, что ни один из участников не хотел, чтобы он заканчивался. Фредди и Лэш не пошевелились, когда Коди и Айви, почти соприкасаясь губами, зашептались друг с другом. Коди улыбнулся, Айви улыбнулась в ответ, он прикоснулся губами к ее губам, стиснул в объятиях, затем поцеловал ее в лоб.

После он отпустил ее, и она повернулась к дверям бассейна. Бросив Коди через плечо сияющую, лучезарную улыбку, она плавной походкой направилась к бассейну.

Лэш Колдуэлл очень давно понял, кем является по своей сути. Но это не означало, что наблюдая за покачивающейся в бикини задницей Айви Лару, это не напомнило ему, что за семь лет их знакомства, он не раз подумывал о том, чтобы переметнуться на другую сторону.

Лэш оторвал взгляд от своей подруги и, посмотрев на Коди, мгновенно вспомнил, на какой он стороне.

Он также увидел, что Коди тоже наблюдает, как Айви идет к бассейну. Лэшу был виден лишь намек на его профиль, голова Коди была повернута к дверям, но даже так, боль ясно читалась в позе мужчины.

Лэш едва был с ним знаком, но он знал и любил женщину Грейсона Коди. Для Айви Лару на земле существовал лишь один, предназначенный ей, мужчина. Увидев сейчас Коди, это его выражение, близкое к потере, Лэш без сомнения понял, что и для Грейсона на земле существовала только одна женщина.

Жгучая боль, с которой он боролся со вчерашнего дня, думая о том, что с ними сделали, выстрелила ему в грудь.

Он отмахнулся от нее, когда Коди повернулся и пошел в их сторону. Заметив их, он кивнул.

Лэш ответил тем же, Фредди, вероятно, тоже.

Испытывая любовь к Айви, увидев их вместе, даже на секунду, вы не останетесь равнодушны. С первого взгляда можно определить, что эти двое принадлежат друг другу, — все просто, как дважды два.

Поначалу, Лэш считал, что Коди потребуется несколько поднапрячься, чтобы завоевать Фредди, который защищал Айви, возможно, больше, чем Лэш. Издержки профессии. Он видел, как многие мужчины смотрели на нее, предостерегал их, часто вступался за нее, поддерживал целых шесть лет.

Но он легко принял Коди.

И Лэш знал причину. Сияющая, лучезарная улыбка Айви.

Она была счастлива.

Это все, что требовалось.

Коди остановился возле них.

— Мне пора возвращаться в Мустанг. Дела не ждут. Айви говорит, вы уезжаете сегодня вечером. Она хочет, чтобы мы вместе поужинали. Я знаю одно местечко, позвоню и забронирую столик. — Один уголок его губ дернулся, и он сказал: — Предупреждаю, там не модно.

— Кормят вкусно? — пробасил Фредди, и Коди посмотрел на него.

— Да.

— Мне подходит, — буркнул Фредди, и Коди ухмыльнулся.

Затем его веселье улетучилось, и он перевел взгляд с Фредди на Лэша.

— Перед отъездом мне нужно вам кое-что рассказать, вы должны это знать.

Лэш насторожился, почувствовав, что Фредди сделал то же самое.

— Нам нужно уединиться? — спросил Лэш, и Коди изучающе посмотрел на него, прежде чем оглянуться через плечо в сторону бассейна.

Затем его взгляд вернулся к Лэшу, и он кивнул.

— Ладно, идем, — пробормотал Лэш и пошел вперед.

По пути в номер Лэша, мужчины почти не разговаривали. Зайдя в комнату, Лэш сел в кресло и положил руки на подлокотники. Фредди занял место у стены, прислонившись к ней плечами и по привычке скрестив руки на груди. Такую позу он часто принимал рядом с Айви.

Коди стоял посреди комнаты, слегка расставив мускулистые ноги и скрестив руки на груди.

«Господи», — подумал Лэш, оглядывая его. Он заметил это, но лишь смутно, так как его внимание привлекли другие вещи. Но, прожил ли этот мужчина всю жизнь в маленьком городке или нет, шутки с ним были плохи. Все в нем кричало об этом.

Что заставило Лэша задуматься, почему столько лет кто-то устраивал ему неприятности.

И тут его осенило: Коди был крепким орешком.

Он бросал вызов. Попадись мужчина с такой внешностью в сочетании с природной властностью и абсолютной уверенностью на пути подлого, больного на всю голову человека, ему не будет покоя, он захочет сбить с него спесь.

Зациклиться на этом.

Бл*дь.

— Могу предположить, — начал Коди, — что вы оба в курсе всего, что произошло тогда и сейчас.

— Ты бы предположил правильно, — ответил Лэш, он проинформировал Фредди обо всем, перед тем, как накануне навестить Коди.

Коди кивнул.

— То, что вы трое сделали день назад, разозлит Бада Шарпа.

— Не удивительно, мужик, — буркнул Фредди. — С первого взгляда на парня ясно, какой он мудила.

— Это точно, — пробормотал Коди. — Раз ты понимаешь это, вероятно, поймешь, что у него была цель. Теперь у него их две.

Фредди и Лэш обсуждали это, но подтверждение их предположения заставило Фредди зарычать.

Лэш вздохнул.

— Ру, — проворчал Фредди.

— Да, — подтвердил Коди. — Полагаю, она рассказала вам нашу историю. То, что, вероятно, было забыто ей, не было забыто Бадди, и если вы еще не знаете, вам стоит это знать. Мужик ненавидит меня. Преследует с младших классов. Возможно, вы догадываетесь о причинах, но я все равно объясню. Айви обставила его в бильярде, а точнее, в мгновение ока выставила дураком. Хуже того, он надеялся залезть к ней в трусики, а он привык получать то, что хочет. Все это длилось, может, полчаса. И все же он собрал своих приятелей, чтобы навестить ее в гостиничном номере. Что они намеревались сделать, понятия не имею. Я не такой человек, как он. Четверо мужиков и одна двадцатидвухлетняя девушка, у меня скручивает живот от догадки. Она обыграла его в двух партиях в бильярд и не ответила на флирт. Что бы четверо мужчин ни сделали с одинокой девушкой в гостиничном номере, это несправедливая расплата за такое, с другой стороны, это, в принципе, несправедливая расплата за что-либо.

Он замолчал, воздух в комнате сгустился, и когда ни Лэш, ни Фредди не заговорили, обдумывая собственные мысли, Коди подождал, а затем продолжил.

— День назад, вместе с вами, она снова его победила, и это видела не просто горстка посетителей в баре. К данному моменту, вероятно, об этом говорят все жители двух округов. Он не из тех парней, у кого много друзей. Жители Мустанга, его дома, особенно его не любят. Они упиваются этой историей. Джейни рассказывает о том, что случилось со мной и Айви, и если оставались те, кто был невысокого мнения об Айви, то ваш недавний поступок и рассказ Джейни все изменит, если уже не изменил. Им это нравится, и Бадди Шарп почувствует это, и точно не придет в восторг.

Коди замолчал, давая сказанному уложиться в головах мужчин, затем продолжил, его голос стал тише, а тон заставил Лэша и Фредди, и без того настороженных, насторожиться еще сильнее.

— В прошлом году случилось несчастье с моими деревьями. Четверть сада пришлось вырубить и сжечь. — Он сделал глубокий вдох, явно все еще злясь из-за этого, затем продолжил: — Они оказались больны. В моем бизнесе дерьмо случается, ты с этим справляешься. Я все равно расширялся, видя, что мне нужно выплатить банковский кредит, поэтому два года назад посадил чертову кучу деревьев. Тем не менее, для того, чтобы они начали плодоносить, потребуется время. Но эта болезнь поразила зрелые деревья.

Когда он остановился, Лэш тихо сказал:

— Сожалею, что так получилось, Коди.

Глаза Коди сфокусировались на нем.

— Да, мне тоже жаль. Хреново. Эти деревья посадил мой дедушка.

Лэш кивнул.

— Странно то, — продолжил Коди, — что ни в одном другом саду таких проблем не было, и я говорю не только о садах в окрестностях Мустанга, но и во всем гребаном штате Колорадо. Редкостный случай. Невозможный.

Черт побери. Эта информация повысила уровень опасности примерно на семь гребаных ступеней.

Поняв это, Фредди оттолкнулся от стены, а Лэш наклонился вперед, облокачиваясь на колени.

— У подобного дерьма, — продолжил Коди, — есть источник заражения, который распространяется дальше. Источник отследить не удалось, потому что во всей западной половине Соединенных Штатов не было другой вспышки. И я быстро принял меры, не дав болезни распространиться.

— Кто-то заразил твои деревья, — высказал догадку Лэш.

— Да, — ответил Коди. — И это еще не все.

Бл*дь.

— Что еще? — подтолкнул Лэш.

— Лошадь заболела, пришлось усыпить, — ответил Коди.

— Господи Иисусе, — прошептал Лэш, откидываясь на спинку кресла.

— Именно, — ответил Коди. — Это тяжело. Опять же, дерьмо случается, и оно случилось со мной. Редкость, но всякое бывает. Два месяца спустя заболел жеребец.

— Чтоб меня, — пророкотал Фредди.

— Именно, — повторил Коди. — Такой хреноты у меня с роду не происходило. Я поговорил с ветеринаром, он изучил труп и выяснил, что жеребца отравили. И у него были те же симптомы, что и у кобылы. Справедливое предположение, что им обоим подсунули одно и то же дерьмо.

— Проклятье, — отрезал Лэш.

Убивают лошадей, живых существ.

Теперь уровень опасности повысился примерно на четырнадцать ступеней.

Бл*дь.

— Я никак не могу позволить себе систему безопасности, — продолжил рассказ Коди, — поэтому установил перед дверью в сарай дробовик, чтобы в случае проникновения он выстрели и разбудил бы меня. Месяц спустя дробовик выстрелил.

— Ты кого-нибудь увидел? — спросил Фредди.

— Нет, они быстро убрались оттуда. Но проблемы с лошадьми прекратились, — ответил Коди.

— Значит, ты разобрался с этим, — пробормотал Лэш, и Коди пристально посмотрел на него.

— Нет, не разобрался. Это дерьмо прекратилось, но ситуация никуда не делась. Я не могу патрулировать свою землю двадцать четыре часа в сутки, у меня нет глаз на затылке, и ясно, что кто-то охотится за мной, и не нужно долго думать, чтобы понять, кто. А теперь Айви переезжает ко мне.

— Гребаное дерьмо! — выпалил Фредди, и Коди посмотрел на него.

— И она переедет, — твердо заявил он. — Он больше не отнимет ее у меня. Не знаю, как, это я сейчас обдумываю, но из нашего с Айви вчерашнего разговора, не так уж сложно понять, что Бадди Шарп каким-то образом нашел Кейси Бейли и заплатил ему, чтобы он забрал у меня Айви. Я не идиот. Мои деревья, лошади, я сообщил об этом. Лен и полицейское управление Мустанга знают, что происходит. Они обнюхали все вокруг и ничего не нашли. Однако они начеку. — Коди посмотрел на Лэша. — Но мне нужен Кейси.

Брови Лэша поползли вверх.

— Тебе нужен Кейси?

Коди посмотрел на Лэша.

— Он любил сестру. Он облажался, но он ее любил. Несколько нездоровой любовью, но все же. Прошли годы, она его бросила, забрала его машину, может, он злится на нее, может, его любовь умерла. Мне плевать. Он заговорит. Расскажет, кто ему заплатил, сколько и что это была за игра. Он обязан этим Айви, и нам с Айви нужно знать, не только потому, что мы этого заслуживаем, но и потому, что для борьбы, что я веду, мне нужна вся информация, которую я могу получить. И ты найдешь его.

— Да, найду, — прошептал Лэш.

Коди кивнул.

— Встану на ноги, ты мне скажешь, сколько это будет стоить, и я заплачу.

— Нет, не заплатишь, — отрезал Лэш.

— Мужик, это мои проблемы. Черт побери, ты мне нужен. И я заплачу, — ответил Коди.

— Коди, твои проблемы теперь стали проблемами Айви. Разве ты не понимаешь, мы ее вернули, и вместе с этим вернулось все? — ответил Лэш.

Коди выдержал его взгляд и тихо напомнил ему о том, о чем Айви взволнованно объявила за завтраком:

— Она переезжает в Мустанг.

— Я помню, Коди, она сказала нам это за завтраком, — тихо ответил Лэш.

Коди объяснил свою точку зрения:

— Она переедет, и ты потеряешь ее и все, что она для тебя значит, в твоей жизни, в твоем клубе.

Лэш покачал головой и встал, прежде чем тихо сказать:

— Некоторое время вы были разлучены, но ты знаешь Айви. Ты ее знаешь. Пусть она переезжает в Мустанг, но я ее не теряю и не потеряю никогда.

Коди выдержал его взгляд, затем кивнул.

— Я найду Кейси и выясню, что произошло, — сказал ему Лэш.

— Хорошо, — пробормотал Коди, продолжая смотреть Лэшу в глаза и общаясь без лишних слов.

Выражая благодарность.

Лэш принял ее, а затем спросил:

— Этот разговор наедине означает, что ты хочешь, чтобы мы скрывали это дерьмо от Айви?

Коди снова кивнул.

— Да, но временно. — Затем он ухмыльнулся. — Она вся горит желанием доказать, насколько она крутая, твердая, как сталь, бывшая танцовщица, и сделает это, взявшись за Бадди. Узнай она это дерьмо, слетит с катушек. Ей нужно разобраться в вашей с ней жизни и провести время с вами обоими, не испытывая лишних тревог. — Его взгляд скользнул по Фредди, а затем вернулся к Лэшу. — Я хочу, чтобы у нее это было. Узнай она о моих проблемах, тут же примчится в Мустанг и даст волю чувствам. Я подожду, расскажу ей все, когда придет время. Она не будет вечно оставаться в неведении, только на ближайшее время.

— Я понял и благодарен тебе, — тихо сказал Лэш.

Еще один кивок, затем Коди посмотрел на Фредди и снова на Лэша.

— У меня дела.

— Конечно, увидимся за ужином, — пробормотал Лэш.

Еще один взгляд на них обоих, еще один кивок, затем Грейсон Коди направился к двери и вышел.

Как только дверь закрылась, Лэш сделал глубокий вдох, успокаивая жжение в груди.

Затем повернулся к Фредди.

— Найди мне этого ублюдка, — прошептал он. — Загляни под каждый камень, Фредди, не жалей денег. И когда найдешь, я хочу, чтобы его привели ко мне.

Фредди долго смотрел ему в глаза.

Затем ухмыльнулся.

Сунул руку в карман и достал телефон.

Глава 28

Добро пожаловать обратно в Мустанг

Три с половиной недели спустя...

Сказать, что я сходила с ума, когда ехала на своем темно-фиолетовом «Лексусе 250C» по дороге к фермерскому дому Грея, было бы преуменьшением.

Я была совершенно вне себя. Ладони вспотели, сердце трепетало, сознание затуманено паническим страхом.

Три с половиной недели назад мы с Греем поужинали с Лэшем и Фредди, а потом Грей уговорил меня уехать с ними.

Я не хотела оставлять его.

— Чем скорее ты закончишь там все дела, тем скорее будешь со мной, — прошептал он мне в темноте гостиничного номера, лежа в постели.

Я увидела в этом мудрость и сдалась.

Итак, прожив без Грея более семи лет, и вместе с ним чуть больше одного дня, я уехала в Вегас, чтобы провести без него еще три с половиной недели.

Было совсем не весело. Завершение жизни в Вегасе, но особенно жизни с Лэшем и Фредди, не принесло мне ни капли удовольствия. И разлука с Греем не помогала.

Но, очевидно, эта разлука была иной. Главным образом потому, что каждое утро в шесть тридцать Грей звонил и будил меня. Он также звонил каждый вечер в одиннадцать, прямо перед сном.

Поначалу эти ранние утренние звонки беспокоили меня. Как бы безумно это ни звучало, я задавалась вопросом, не проверяет ли он меня, полагая, что застукает в постели с Лэшем.

Потом до меня дошло, что причина не в этом. Начиная свой день, Грей хотел начать его вместе со мной.

Меня поразило, когда на третий день он прямо сказал мне об этом, а затем заявил:

— Куколка, у нас разный режим, так что, если время моих звонков тебя не устраивает, и ты хочешь, чтобы я звонил в другое время, скажи мне. Я прерву свои дела, чтобы сказать «доброе утро», или проснусь, чтобы пожелать тебе спокойной ночи.

Вот так.

Он доверял мне.

И прервал бы свои дела, чтобы сказать мне «доброе утро» или проснулся бы, чтобы пожелать спокойной ночи.

Мне это понравилось.

Поскольку мне, очевидно, понравилось то, что он сказал о звонках, я тихо ответила:

— Нет, дорогой, я проснусь с тобой, когда ты начинаешь свой день, и мне нравится, что я последняя, с кем ты разговариваешь перед сном.

— Тогда, ты это получишь, детка, — ласково ответил Грей.

Конечно, я тоже звонила ему в течение дня, когда мне было что сказать, например, что закончила упаковывать вещи. Спросить, когда он будет дома, чтобы принять доставку. Сообщить, когда к нему приедут грузчики и когда он может их встретить. Или рассказать о нашей официантке, которая переспала с двумя барменами и тремя вышибалами, пыталась столкнуть их друг с другом и как я сорвалась (или, надо сказать, за этим я ему и звонила, чтобы пожаловаться). Или рассказать о радостной новости, что Лэш поделился своим секретом с Фредди. Или просто сказать ему, как я по нему скучаю, люблю и думаю о нем.

И во время каждого моего звонка, Грей прекращал свои дела, чтобы ответить.

Да, даже когда я полчаса ныла из-за официантки, он прервал свои дела и слушал, будто у него для этого был весь день, и очень хорошо притворялся, что ему интересно то, что я говорила.

На четвертый день разлуки я, сонно шепчась с ним, познакомилась с сексом по телефону. Позже Грей признается мне, что никогда такого не делал.

Очевидно, я тоже.

Впрочем, с Греем это вышло непринужденно.

С настоящим сексом не сравнится, но, в крайней ситуации, сгодится.

Но теперь большая часть моих вещей уже была у Грея. Я продала все из своего старого дома вместе с самим домом и переехала к Лэшу. Таким образом, при моей обычной дотошности в экономии, учитывая, что я была девушкой, которая в прошлом не могла знать, откуда возьмется ее следующий доллар, и не хотела снова становиться той девушкой, и после решения кучи проблем Грея, при мне, в основном, остались только личные вещи. В багажнике у меня лежала пара чемоданов. И я оставила себе машину.

И у меня была я.

Мне потребовалось два дня, чтобы добраться до Колорадо, хотя, на самом деле, можно было бы уложиться всего за один, потратив около десяти часов. Но ни Грей, ни Лэш, ни Фредди не позволили мне это сделать, потому что не хотели, чтобы я устала. Я объяснила, что мы с Кейси разъезжали десять долгих лет, и теперь я была крутой бывшей танцовщицей из Вегаса, достаточно крепкой, чтобы протащить свою задницу через два штата за десять часов. Для них это явно не стало достаточным аргументом, поскольку ни один из троих не верил в мою крутизну или крепость, поэтому в первый день Грей установил лимит по езде не более семи часов в дороге.

Меня убивало, что я сидела в отеле всего в трех часах езды от Грея, но увидела в этом плюсы, хотя это были не те же плюсы, что видел Грей.

Мои плюсы заключались в том, что на следующий день, спустя три часа в дороге, я добралась до Грея свежей и отдохнувшей. Не говоря уже о том, что перед отъездом у меня было время прихорошиться, и за те часы, проведенные в машине в летнюю жару, я не успела растерять своей привлекательности.

Очевидно, я ехала с опущенным верхом. У меня был шикарный кабриолет, на дворе стояло лето, и я была бы сумасшедшей, если бы не сделала этого.

Итак, прошло два дня.

Но всепоглощающее волнение от возвращения к Грею, смешанное с грустью от расставания с Лэшем, Брутом и моей жизнью, теперь сменилось паникой.

Семь лет назад мы провели вместе два с половиной месяца. Ему было двадцать пять, почти двадцать шесть. Мне — двадцать два. Мы были молоды. Наши отношения быстро вспыхнули и ярко разгорелись, но мы не жили вместе.

И за это время многое произошло.

Я беспокоилась, что совершаю ужасную ошибку. Беспокоилась, что, в конце концов, крутая, твердая, как сталь, бывшая танцовщица из Вегаса, которой я стала (неважно, что каждый раз, говоря это Грею, Лэшу или Бруту, они смеялись до слез), проявится, и она ему не понравится. Беспокоилась, что мы не поладим.

Беспокоилась обо всем.

И вот теперь я была на месте.

Черт.

Я видела его фермерский дом, как Грей вышел из двери. Направился через крыльцо еще до того, как я подъехала ближе. К тому времени, как я остановила машину, он уже спустился по ступенькам и ждал меня.

Нет, в нем ничего не изменилось, хотя прошло всего три с половиной недели. Выцветшие джинсы, обтягивающая темно-синяя футболка, — красота с головы до ног.

Боже, я надеялась, что не разочарую его.

Я припарковалась сразу за крыльцом, чтобы не блокировать его грузовик (и у него был тот же грузовик, чему я одновременно испугалась и обрадовалась). Я едва успела выключить зажигание, как Грей уже стоял у моей дверцы.

Я отстегнула ремень безопасности, повернулась к нему, вскинув голову, и нервно улыбнулась.

Да, ничего не изменилось. Абсолютная красота, даже сквозь солнцезащитные очки.

— Привет, — прошептала я.

Потом взвизгнула.

Потому что Грей перегнулся через дверцу и вытащил меня из кабриолета. Затем я снова взвизгнула, когда он перебросил меня через плечо. Длинными, быстрыми шагами он обогнул мою машину и направился к крыльцу.

Я вцепилась в его талию и закричала:

— Грей!

Он продолжал быстро подниматься по ступенькам крыльца, пересекая его.

— Грей! Отпусти меня! — рявкнула я.

Он не отпустил. Продолжал идти по дому, к лестнице, бормоча:

— Господи, с открытым верхом, ты, наверное, получила ожоги третьей степени.

— Грей, я прожила в Вегасе семь лет, — заявила я его пояснице, свисая вниз головой. — У меня есть солнцезащитный крем.

Он проигнорировал мои слова и продолжал бормотать:

— У моей девочки фиолетовая машина.

— Это тирианский серый, — заявила я, хотя это было официальное название цвета, он все равно был фиолетовым.

— Плевать, — все бормотал он, поднимаясь по лестнице.

Поднимаясь по лестнице.

А значит, наверх.

В его комнату.

У меня пересохло во рту.

Поднявшись наверх, мы проследовали по коридору в его комнату, пересекли ее, и я полетела по воздуху, приземлившись на спину на его кровать.

Я приподнялась на локтях, уже тяжело дыша от возбуждения. Подняла руку и сняла солнечные очки. Уставилась на него, стоящего у кровати и разглядывающего меня.

Грей скользнул глазами вниз по моему телу (симпатичный, обтягивающий черный сарафан с завязками на шее застегивался спереди на пуговицы и потрясающие черные босоножки на высоких каблуках).

Затем его взгляд метнулся к моему лицу, и он прошептал:

— Моя девочка дома.

У меня перехватило дыхание, а сердце пропустило удар.

Грей потянулся к своей футболке, стянул ее через голову, обнажив невероятно изумительную (по-прежнему) грудь.

Вот тогда-то я и начала задыхаться.

Встав на колени, подползла к краю кровати и столкнулась с телом Грея. Он склонился, я откинула голову назад, его руки обхватили меня, мои руки обвились вокруг него, и наши губы соединились.

Грей проник языком мне в рот.

Я захныкала в его объятиях.

Его ладонь скользнула мне под волосы, и я почувствовала, как он потянул за бант, развязывая его. Прервав поцелуй, хрипло потребовал у моих губ:

— Сними эту штуковину, милая.

Он отпустил меня, и, все еще не сводя с него глаз, я мгновенно потянулась к пуговицам. Его руки направились к поясу джинсов. Это потребовало усилий, мои пальцы дрожали, но я расстегнула пуговицы, как и Грей. Он избавился от ботинок и носков. Затем от джинсов, и, отпустив последнюю пуговицу посередине бедра, мои руки замерли.

О да, я скучала по нему. Всему ему.

Не мешкая, Грей бросился на меня.

Я легла на спину, он приземлился сверху, завладев моими губами, одновременно распахивая сарафан, словно открывал подарок. Он опустился на меня, и я почувствовала его кожу, его тепло, его мышцы и выгнулась к нему.

Он прервал поцелуй, опустился на колени, оседлав меня, и подхватил подмышки. Подтянул меня на кровати, избавив меня от трусиков. Широко раздвинул мне ноги, опустился между ними и тут его рот оказался на мне.

Согнув ноги в коленях, я приподняла бедра, вонзаясь пятками в матрас, а пальцами погружаясь в его густые волосы.

О, Боже, да.

О, Боже, да.

— Грей, — выдохнула я.

Мне нравилось, когда он так делал. Нравилось семь лет назад, как и три с половиной недели назад.

Он скользнул рукой между моих ног, нежно раскрывая меня пальцами, хлестнул языком по моей трепещущей плоти, а затем глубоко всосал.

— Грей, — всхлипнула я, звук вышел глубоким, гортанным, главным образом потому, что через полсекунды после того, как я произнесла его имя, он заставил меня кончить.

Все еще купаясь на волнах оргазма, я ошеломленно открыла глаза, почувствовав, как его рот покинул меня, как меня подхватили под колени, а затем его руки оказались на моих бедрах, притягивая на себя.

Затем Грей оказался глубоко внутри меня, пульсируя.

Все еще витая высоко, но уже спускаясь, я смотрела на его красивое, возбужденное лицо, как его пылающий взгляд наблюдал за мной, когда он входил в меня с такой силой, что с каждым толчком мое тело дергалось, его пальцы впивались мне в бедра, притягивая к себе, когда он совершал выпады.

Мои тело двигалось, напрягаясь, приподнимаясь. Я хотела приблизиться к нему, прикоснуться, прижаться, поцеловать, но он погрузился глубоко, сделал круговое движение бедрами и прорычал приказ:

— Лежи спокойно, Айви. Я хочу видеть твои волосы, рассыпавшиеся по моей кровати, тебя в моей постели и себя в тебе.

Я инстинктивно напрягла ноги в его хватке, когда при его словах меня пронзила еще одна волна жара и прошептала: «Хорошо», — и расслабилась в ответ.

Потом я смотрела, как мой мужчина трахает меня.

И мне нравилось смотреть.

О Боже, это было горячо.

— Пальцы между ног, детка, — тихо пробормотал Грей хриплым голосом.

Я сделала, как мне было велено, и как только я выполнила приказ, моя шея выгнулась, голова откинулась на кровать, а глаза закрылись.

Да, это было горячо.

— Айви, смотри на меня, — пророкотал Грей, и это потребовало усилий. Мне это нравилось. Нравилось быть в его комнате, в его постели, открытой для него, чувствовать, как он входит в меня, знать, что он наблюдает, как я трогаю себя, когда он меня трахает. Мне это очень нравилось.

Но ради него я посмотрела ему в глаза, и от горячего, темного взгляда по моему телу пробежала дрожь.

Должно быть, ему тоже понравилось то, что он увидел, потому что его пальцы глубже впились в мою плоть, и он сильнее притянул меня к себе, погружаясь все быстрее и глубже.

О Боже, о да. О Боже, о да.

Это было горячо.

— Грей, — выдохнула я, а затем кончила снова, сильнее, интенсивнее, подавляюще. Так сильно, что не почувствовала, как он отпустил мои колени, или как навалился на меня всем весом, или как уткнулся лицом мне в шею, пока я не начала спускаться на землю.

Я обвила его руками и ногами, а затем его бедра начали дергаться такими знакомыми движениями.

— Милый, отдайся мне, — прошептала я, он поднял голову, входя глубоко, и замирая, и я смотрела, как он отдавался мне.

Кончив, Грей снова уткнулся лицом мне в шею. Одна моя нога соскользнула вниз, обвиваясь вокруг его бедра, другая опустилась на кровать, но прижалась внутренней стороной бедра к его бедру. Я обводила контуры его спины, чувствуя кожу, мышцы, тепло и запоминая это, как запоминала его вес, член, все еще находящийся внутри меня, его запах.

Боже, как хорошо от него пахло. Я забыла об этом. От него пахло воздухом и мужчиной.

Он повернул голову и, приблизившись губами к моему уху, прошептал:

— Добро пожаловать обратно в Мустанг, куколка.

Я моргнула, глядя в потолок. Потом расхохоталась.

Он поднял голову, и его смеющиеся глаза уставились на меня, к счастью для меня, его губы тоже ухмылялись, так что мне досталась ямочка.

Я сдержала веселье и заметила:

— Надеюсь, ты не всех так приветствуешь в Мустанге, дорогой, а только меня.

Его улыбка слегка померкла, он опустил голову, касаясь моих губ поцелуем, прежде чем отстраниться и тихо сказать:

— Только тебя, Айви.

Только меня. Весь он был только для меня.

Я вздохнула.

Потом улыбнулась.

Взгляд Грея поймал мою улыбку, он посмотрел на меня и мягко приказал:

— Скажи, что любишь меня, Айви.

Я расслабилась под ним и прошептала:

— Я люблю тебя, Грей.

— Добро пожаловать домой, куколка.

Подняв руку, я обхватить его челюсть, и мои губы прошептали:

— Спасибо, малыш.

Его взгляд затуманился, прежде чем он снова подарил мне ямочку.

*****

Шесть часов спустя...

Освежив макияж, побрызгавшись духами, пробежав пальцами по волосам и снова облачившись в приталенный, сказочный черный сарафан с завязками на шее и черные босоножки на шпильках, я, держась за руку Грея, спускалась с крыльца.

И старалась не задыхаться.

Потому что сегодня была пятница.

А поскольку была пятница, мы направлялись к его грузовику, чтобы поехать в город на стейки Центра ветеранов.

Я не была к этому готова.

Совершенно.

— Может, мне стоит переодеться, — предложила я, когда Грей вел нас вниз по ступенькам крыльца.

— Дорогая, ты прекрасно выглядишь, — ответил Грей, сжимая мою руку, по пути к грузовику.

Проржавевшая развалина все приближалась по мере того, как мое беспокойство росло все больше и больше.

— Мне нужно распаковать кучу вещей. Вероятно, стоит начать с этого, — попыталась я.

— Айви, ты не работаешь. У тебя достаточно времени, чтобы распаковать вещи, — заметил Грей, провожая меня к пассажирской стороне грузовика.

Ладно, черт.

Ладно, черт.

Я не хотела встречаться с жителями Мустанга лицом к лицу, не сейчас. Они знали, что я танцую в бурлеск-шоу. Знали, что я спала с крутым парнем, и они никогда не узнают, что он гей. Эти люди ходили в церковь. Их жизнь крутилась вокруг маленького городка. Они не были повидавшими виды, закаленными жителями Вегаса.

Они бы подумали обо мне невесть что.

Они уже обо мне так думали.

Я это знала.

Мне бы удалось справиться с этим, если бы у меня было время подготовиться. Но целый день занимаясь сексом с Греем, прервавшись, только, чтобы перекусить сэндвичами с индейкой и сыром, и пошептаться, пока лежали голыми в постели, переплетясь ногами, держась за руки и касаясь губами в легких поцелуях, не подготовили меня к обеду в Центре ветеранов, где соберется почти весь Мустанг.

Дерьмо.

Грей остановил меня у пассажирской дверцы грузовика, открыл ее, и она громко заскрипела. Мои мысли о том, что все в Мустанге осуждают меня, улетучились, и я взглянула на дверцу.

Мои губы медленно расплылись в улыбке.

— Залезай, милая, — пробормотал Грей, и я посмотрела на него.

— Грузовик тот же? — тихо спросила я, и он сосредоточился на мне.

Затем ухмыльнулся.

Боже, эта ухмылка. Столько всего происходило, но от одной этой ухмылки на душе становилось легко.

— Он на ходу, так что, да, — ответил Грей.

— Сколько тебе приходится над ним работать, чтобы он был на ходу?

— Куколка, он американского производства, так что не так уж и много.

Он лгал. Эта консервная банка ездила на одних лишь молитвах.

Не важно.

— Грей, ему лет двадцать.

— Ему пятнадцать, Айви.

Я почувствовала, как мои брови сошлись на переносице, и спросила:

— Пятнадцать?

Его губы дрогнули, и он ответил:

— Да.

— Выглядит старше, — пробормотала я.

— Залезай, Айви.

— Намного старше.

— Айви, залезай.

— Намного, намного старше.

Грей расхохотался, обнял меня за талию, притянул к себе и поцеловал, крепко и с закрытыми губами.

Затем поднял голову и приказал:

— Залезай... Айви.

— Ладно, ладно, — пробормотала я, повернулась и забралась внутрь.

С громким скрипом Грей захлопнул дверцу.

Я снова улыбнулась.

Затем осмотрела салон.

Обертки от шоколадных батончиков. Обертки от жевательной резинки. Пакеты из-под чипсов. Квитанции. Пустые банки из-под содовой. Открытая пепельница наполнена до краев мелочью, которая вываливалась из нее, следовательно, тоже была на полу.

Дверца Грея громко скрипнула, он уселся на место, затем с тем же громким скрипом захлопнул ее.

Он завел старушку, дал задний ход, и мы уже ехали по переулку, когда я спросила: — Ты прибирался в старушке с тех пор, как я уехала?

— В старушке?

— В твоем грузовике.

— Ясно, — пробормотал он, я посмотрела на его профиль, увидев, что Грей ухмыляется. Затем он ответил: — Возможно.

— Судя по увиденному, не уверена, что ты говоришь правду.

Грей взглянул на меня, затем снова на лобовое стекло и ответил:

— Айви, я парень. Это грузовик. При чем не новый. Даже не пятилетней давности. Этому грузовику пятнадцать лет. Я в принципе не прибираюсь и, определенно, не делаю этого в пятнадцатилетнем грузовике.

— Грей, теперь в твоем грузовике часто будет ездить классная, хотя и бывшая танцовщица, — напомнила я.

— Хорошо, тогда ты можешь здесь прибраться, — ответил Грей, и я хихикнула.

Когда Грей свернул на дорогу к Мустангу, я взглянула в лобовое стекло.

— Итак, если ты не прибираешься, значит, после отъезда миссис Коди Мейси все равно приходит убирать твой дом?

— Да, каждые две недели.

— Это странно, Грей, — тихо заметила я.

— Почему?

— Ну, ты взрослый мужчина, и у тебя есть руки и ноги, все пальцы на месте. Не говоря уже о том, что твои дяди — придурки, а она замужем за одним из них.

— Да. Но они не приходят и не убирают мой дом. Мэйси не относится к придуркам. А также знает, что два года назад я посадил кучу деревьев, завел еще больше лошадей и у меня чертовски много проблем. Так что я был занят, и одна из проблем, которой мне не нужно заниматься, — это уборка дома. Круто, что она это делает, и я ей благодарен. Хотя... — Я повернула голову, увидев, что он сделал то же самое, с ухмылкой взглянув на меня, прежде чем повернуться к дороге. — Она больше не оставляет цветов.

— Ну, хоть это радует, — пробормотала я, и Грей усмехнулся.

— Кстати, — заметила я после того, как его смешок стих, — ты оставляешь пепельницу с мелочью открытой, тем самым практически умоляя кого-нибудь взломать эту развалину.

— Если им хочется поднапрячься ради четырех с лишним доллара мелочи, ради Бога.

Вот и все.

Мы замолчали, пока старушка везла нас к Мустангу.

Дерьмо.

Как будто почувствовав, что мои тревожные мысли вернулись, Грей тихо сказал:

— Детка, никто не думает о тебе плохо.

Ну, конечно.

— Грей, откуда тебе знать? Если бы они думали, то вряд ли бы тебе сказали, но я это почувствую.

— Они знают, что нас разлучили, и знают, что ты сделала ради меня, ради бабули, никто не думает о тебе плохо.

Посмотрим.

Но я не ответила.

Когда я этого не сделала, Грей приказал:

— Айви, дай мне руку.

Посмотрев на него, я увидела, что он протянул мне руку ладонью вверх. Я вложила в нее свою руку, и его пальцы крепко сжались.

Затем он прошептал:

— Никто не думает о тебе плохо. Если бы думали, считаешь, я бы посадил тебя в грузовик и повез в город?

Его слова звучали логично.

— Нет, — тихо ответила я.

— Тогда расслабься.

Я перевела дыхание, затем сказала:

— Хорошо.

Его пальцы снова сжались, и он повторил за мной:

— Хорошо.

Мы ехали в город, Грей держал меня за руку, уложив их на перекладину между сидениями, а я пыталась успокоиться. Грей, которого я знала семь лет назад, никогда бы не заставил меня пережить нечто неприятное. И, насколько я могла судить, сейчас Грей остался тем же.

Он припарковался, мы, скрипнув дверцами, вышли, и Грей направился к моей стороне. Обняв меня за плечи, он указал на парадные двери Центра ветеранов. Я обняла его за талию и, позволив его телу окутать меня, шагнула вперед, тесно прижимаясь к Грею.

За этими дверями находились хорошие люди, которые, тем не менее, могли осуждать меня.

Но у меня был Грей.

Со мной все будет в порядке.

Грей толкнул двери, ведя меня за собой.

Семь лет тоже никак не изменили это место. За длинными столами со скамейками сидело полно народу. В просторном помещении раздавался гул голосов. А в воздухе витал запах жарящихся стейков.

Мы сделали два шага внутрь, я в своем дорогом сарафане и туфлях, Грей в джинсах и футболке.

И взгляды обратились к нам.

Мне следовало переодеться. Я слишком разоделась.

К нам обратилось еще больше взглядов.

Мне, определенно, следовало переодеться.

Еще больше взглядов, и разговоры начали стихать.

Пока Грей вел меня по проходу между столами, никто его не приветствовал, и до меня дошло, что, вероятно, я не смогу этого сделать.

Мы подошли к столу, где уже сидели трое и напротив друг друга оставались свободные места, и Грей остановил меня, но к этому моменту вокруг воцарилась тишина, и я знала, что все взгляды устремлены на меня.

У меня не было яркого макияжа, страз или света прожектора, за которыми можно было бы спрятаться.

Нет, я не могла этого сделать.

Рука Грея на моих плечах напряглась, я начала вскидывать голову, прижимаясь к нему, чтобы прошептать, что хочу уйти, когда это произошло.

Кто-то захлопал.

Я повернула голову в том направлении и увидела идущего к нам по проходу Сонни, он хлопал, звук громко раздавался в тишине пространства, и его лицо было напряжено.

Какого черта?

Кто-то еще начал хлопать, и я резко повернула голову в ту сторону, увидев, что это Дэнни, мужчина Джейни, и когда наши глаза встретились, он поднялся на ноги.

Кто-то еще начал хлопать, я снова повернулись, увидев, как Барри и Джин поднимаются со своих мест, их взгляды устремлены на меня, лица расплывались в улыбках. Потом кто-то еще начал хлопать. Потом еще. И еще. Затем внезапно все вокруг нас поднялись на ноги, хлопали, улюлюкали, кричали, и кто-то завопил:

— Молодец, Айви!

Какого черта?

Внезапно я больше не была в объятиях Грея, меня заключили в крепкие тиски, вокруг сомкнулись железные обручи, и мужской голос прошептал мне на ухо:

— Спасла Мирри, спасла Грея, спасла Мустанг. Добро пожаловать домой, Айви.

Я откинула голову и увидела, что меня схватил Сонни.

Он крепко сжимал меня, а я смотрела в его все еще напряженные глаза, и он снова произнес:

— Добро пожаловать домой.

И вот тогда, я, крутая, твердая, как сталь, бывшая танцовщица из Вегаса, Айви Лару, разрыдалась.

У всех на глазах.

Ладно, доказательства наводили на мысль, что, возможно, Грей, Лэш и Брут были правы. Не такая уж я и твердая. Я, судя по всему, больше мягкотелая.

Дерьмо.

Железные оковы исчезли, но я оказаласть в объятиях Грея, пока все продолжали аплодировать.

Мне.

Я уткнулась лицом ему в грудь и не переставала плакать.

Грей наклонился, его губы оказались у моего уха, где он пробормотал:

— Я же говорил тебе, что ни хрена они не думают о тебе плохо. Или, по крайней мере, не так уж плохо.

— Заткнись! — огрызнулась я, но мои слова заглушила ткань футболки, так как я вцепилась в нее, а затем мое тело дернулось со всхлипом.

— Угомонитесь! Тише! Если не умолкните, я не смогу услышать их заказы и накормить Айви, — услышала я крик Сонни.

Меня передвинули и Грей спросил:

— Можешь пересесть? Я хочу, чтобы моя девушка сидела рядом со мной.

— Без проблем, Грей, — ответил кто-то, когда аплодисменты начали стихать, а затем Грей обратился ко мне:

— Куколка, не хочешь оторвать свое личико от моей груди, чтобы мы могли сесть и поужинать?

— Не очень, — сказала я ему в грудь.

— Милая...

— У меня такое чувство, что я испортила макияж.

— Во-первых, здесь есть туалетная комната. Во-вторых, не думаю, что ты понимаешь, что этим людям плевать на твой макияж. Ты — Айви, ты спасла мою задницу, спасла мою землю, нас разлучили, а теперь мы снова вместе, и, в конце концов, ты им нравишься.

Правда по всем пунктам. Овации стоя было трудно отрицать.

Я просунула руки между нами и утерла щеки, надеясь, что не сделаю еще хуже.

Затем откинула голову назад и посмотрела на Грея.

— Ну как? — спросила я.

— Туалетнаякомната впереди, справа от тебя, — ответил он.

Здорово. Он ответил, едва посмотрев.

Грей ухмыльнулся и наклонился, касаясь моих губ поцелуем.

Ему не следовало этого делать. Ему, правда-правда, не следовало этого делать.

Потому что, когда он это сделал, все вокруг снова сошли с ума.

Супер.

Он поднял голову, уже не ухмыляясь, а широко улыбаясь. Я закатила глаза, провела рукой по щекам и отстранилась от него.

Грей отпустил меня.

Я направилась в туалет, неуклюже махая людям, которые хлопали и кричали мне вслед.

Попав внутрь, я попыталась исправить урон.

И как только я это сделала, посмотрела в зеркало и увидела, что Грей, Лэш и Фредди были правы.

В моих глазах не было ни суровости, как не было жестких складок вокруг рта.

Я просто выглядела счастливой.

— Добро пожаловать обратно в Мустанг, Айви, — прошептала я отражению.

Затем ухмыльнулась.

Потом отправилась ужинать фантастическим стейком.

*****

Спустя полтора часа…

Обнявшись, мы с Греем шли по тротуару к «Рамблеру».

В трех футах от двери я остановился как вкопанная, и Грею ничего не оставалось, как остановиться вместе со мной.

Я посмотрела на него снизу вверх.

— Ладно, я справилась в Центре ветеранов, но не здесь.

Грей повернулся ко мне и обнял другой рукой.

— Дорогая, Джейни не может отойти от бара, а ей хочется тебя увидеть. Она чувствует себя дерьмово из-за того, что наговорила тебе. Ты должна позволить ей все исправить.

Я покачала головой.

— Дело не в этом.

Его глаза встретились с моими.

— Тогда в чем же?

Я сжала губы, затем посмотрела на дверь «Рамблера», прежде чем снова перевести взгляд на Грея.

— Там я была счастлива, — прошептала я.

Он закрыл глаза.

Я глубоко вдохнула.

Грей открыл глаза, и его руки на мне сжались.

— Айви...

— И не только поэтому, но... Центр ветеранов, а теперь еще и «Рамблер». Это наше первое свидание, Грей.

— Я знаю, Айви, — мгновенно согласился он. Так мгновенно, что я моргнула.

Вот почему мы здесь. Почему он настоял, чтобы мы пошли в Центр. Почему сейчас стоим у «Рамблера».

Он вновь устраивал наше первое свидание.

О боже.

Как мило!

— Грей, — прошептала я, снова чувствуя себя ошеломленной, на этот раз в хорошем смысле, и он ухмыльнулся.

— Без шуток, куколка, я мог бы начать наше первое свидание с тобой голой в моей постели и оставаться там не час и не два. Я мог бы устроить тебе свидание, зная, что ты закончишь его в моей постели. То свидание было лучшим, что у меня когда-либо было, но, должен признаться, это намного лучше.

Я уставилась на него. Потом расхохоталась.

Он снова стиснул меня в объятиях, и когда я успокоилась, то увидела, что он улыбается мне.

Затем он ласково сказал:

— Пойдем, Джейни ждет.

Я кивнула, он убрал от меня одну руку и развернул к бару.

Когда мы вошли, я напряглась. Аплодисменты были потрясающими, и мне они понравились, понравилась причина, по которой ими меня наградили, но повторения я бы не хотела.

Совершенно.

Барри и Джин переместились со скамеек Центра ветеранов на свои места у Джейни. Пег, как обычно, сидела в баре. Была пятница, так что народу было не много, но и не мало. А Джейни стояла за стойкой бара.

Да, время отнеслось к ней благосклонно. Спустя семь лет, она все еще выглядела великолепно.

Я увидела, как ее губы шевельнулись, произнося мое имя, но не услышала его. Затем она подошла к ближнему концу бара.

Грей повел нас к ней, когда Пег крикнула:

— Привет, Айви! — Будто в последний раз мы виделись вчера.

Я улыбнулась Пег.

— Привет, Пег.

Она полупьяно улыбнулась в ответ. Было еще рано. Она не напилась. Пока.

Боже, Пег.

Что же, по крайней мере, она не умерла от цирроза печени.

Я снова повернулась и увидела, что Джейни вышла из-за барной стойки и, неуверенно улыбаясь, идет ко мне.

— Привет, Джейни, — поздоровалась я, и ее улыбка стала шире, прежде чем дрогнуть.

Боже, я надеялась, что она не заплачет. На мне почти не осталось косметики. Если бы она заплакала, я бы тоже заплакала, и еще один срыв, смоет остатки.

Она подошла ближе и обняла меня.

Я ответила тем же.

Я никогда ее не обнимала, и теперь у меня было доказательство того, что ее грудь не была фальшивой.

— Привет, Айви, — прошептала она.

Я сжала ее еще крепче.

Как и она.

Никто из нас не шевелился.

Она сильнее стиснула меня в объятиях, повернула голову и прошептала мне на ухо:

— Много лет назад я повесила трубку, когда ты пыталась найти Грея. А месяц назад я сказала, кое-что...

— Не надо, — оборвала я ее и, откинув голову назад, не разрывая объятий, нашла ее взгляд. Она тоже откинула голову назад. — Все закончилось. Я все понимаю. Ты тоже. Не надо. — Я ухмыльнулась. — Все осталось в прошлом. Мы двигаемся дальше. Теперь я дома.

Она внимательно изучала мое лицо, затем взглянула на Грея и вновь вернулась ко мне. Ухмыльнулась и спросила:

— Нужна работа?

Я рассмеялась.

Она улыбнулась шире, но заявила:

— Без шуток, тебе нужна работа?

Я перестала смеяться и уставилась на нее.

Она не шутила.

Ух ты.

Смогу ли я вернуться на работу в «Рамблер» после того, как многие годы каждый вечер наряжалась в платья, украшения и туфли за тысячи долларов в клубе Лэша?

Я не знала.

— Можно пару недель, чтобы освоиться и поразмыслить об этом?

— Можно, но работы может больше не быть, потому что, серьезно, мне нужна помощь. Но ты думай, и даже если место здесь будет занято, я уверена, ты найдешь работу по душе. Похоже, именно так ты в Мустанге и оказалась.

— Было дело, — пробормотала я, и она снова улыбнулась.

— Джейни, два пива, — приказал Грей, подходя, чтобы увести меня. Прижав меня к себе и обняв, он продолжил: — Мы с Айви поиграем в бильярд.

— Сейчас принесу, Грей, — пробормотала она, улыбнулась мне, я улыбнулась в ответ, и Грей повел меня к бильярдным столам.

Он принес шары, в то время как я принесла кии.

Странное чувство, хорошее и грустное.

Я решила сосредоточиться на «странном» и «хорошем».

Грей установил шары. Я передала ему кий. Джейни принесла нам пиво.

— Бросим жребий, кто будет разбивать? — спросила я.

— Какой в этом смысл? — спросил он в ответ.

Я ухмыльнулась и подошла к столу, наклонилась и коснулась кием шара.

— Полегче со мной, куколка, — позвал Грей, и я только подняла на него глаза.

— Ни за что.

Он улыбнулся.

Я посмотрела на стол и ударила.

Шары разлетелись, два закатились в лузы.

Я не потеряла хватку.

Приятно знать.

*****

Семь часов спустя...

Я проснулась, прижавшись к изгибу тела Грея, его рука обнимала меня.

Я не знала, который был час. Просто знала, что после того, как Грей отвез меня домой, мы занялись сексом, и после этого он прижался ко мне, заснув намного раньше того времени, в какое я привыкла ложиться спать. Почти каждый вечер мы с Лэшем ложились на его простыни цвета слоновой кости только в два или три часа ночи.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы заснуть, но теперь я проснулась с таким чувством, будто могла встретить новый день.

Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.

Но теперь у меня появилась идея, и, лежа без сна, я решила ее воплотить.

Я осторожно выскользнула из-под руки Грея, но он стиснул меня крепче и вернул обратно.

— Куда ты? — сонно прорычал он.

О да, мне это понравилось. Рычание и то, что он не хотел меня отпускать.

Понравилось и то, и другое.

Сильно.

— В туалет, — соврала я. — Сейчас вернусь. — Это не было ложью.

Он отпустил меня.

Я выскользнула из кровати.

Затем прошла через дом. Шторы были повсюду раздвинуты, лунный свет освещал мой путь. Вокруг не было никого, кто мог бы заглянуть в окна, так что задергивать шторы не было необходимости.

По какой-то странной причине мне это тоже понравилось.

Я поспешила по коридору к гостевой спальне и нашла свои коробки. Отыскала нужную. Так тихо, как только могла, открыла ее. Порылась в ней, пока не обнаружила то, что искала.

Затем сделала, что нужно, и вернулась в комнату Грея.

Простыни прикрывали его по пояс, он все еще лежал на боку, повернувшись ко мне обнаженной спиной.

Уперевшись коленом в кровать, я провела кончиками красного веера по его спине.

Он тут же перекатился на спину, и так же быстро, я раскрыла веер, прикрывая грудь, и перекинула ногу через него, оседлав его бедра и усевшись сверху в одних шокирующих розовых трусиках со стразами.

— Иисусе, — пробормотал он уже охрипшим голосом.

Я ухмыльнулась, но про себя.

— Хочешь включим свет и ты получишь полную картину? — тихо спросила я.

— Дорогуша, единственный человек в этой комнате, который будет двигаться следующие полчаса, — это ты. Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься включить свет и спрятаться от меня.

Я могла бы это сделать, совершенно точно. Я мастерски управлялась с веером. Прошли годы с тех пор, как я танцевала, но такие вещи не забываются.

— Полчаса? — уточнила я.

— Да.

— Грей, мои танцы длились пять минут.

— Приватные длятся дольше.

У него на все был ответ.

Он также не закончил.

— И через пять минут ты избавишься от перьев.

В этот раз я улыбнулась по-настоящему.

Затем сдвинулась и включила свет.

Грей тоже пошевелился, обхватывая пальцами мою задницу в трусиках со стразами.

Я наклонилась к нему, широко раскинула веер между нами и прошептала:

— Малыш, к звезде прикасаться не разрешается.

Его пальцы впились в мою плоть, он резко поднялся, садясь. Я отодвинулась вместе с ним, продолжая держать веер между нами.

Но я хорошо рассмотрела его лицо и почувствовала приятную дрожь.

Его руки двинулись вверх по моей спине, и он ответил:

— К черту все.

— Помнится, ты сказал, что я единственная, кто будет двигаться, — напомнила я.

— Я передумал, — пробормотал он, одной рукой все еще скользя вверх по моей спине, другую опустив вниз, чтобы пробраться мне в трусики.

О, да.

— Дорогой, я не могу двигать веером, недостаточно места, — заметила я.

Рука, направлявшаяся вверх, исчезла, затем исчез веер, когда он отдернул его от наших тел.

— Грей! — рявкнул я, но это вышло хрипло.

Он переместился, и я оказалась на спине на веере, расстеленном подо мной на кровати Грея, а Грей оказался на мне.

— Ты же понимаешь, что портишь мне выступление, — сообщила я.

— И почему я тебе не верю? — спросил он, но не стал дожидаться ответа.

Он меня поцеловал.

Потом сделал со мной кое-что еще. Потом я кое-что сделала с ним. Потом мы кое-что сделали вместе.

Кстати, Грей завелся не из-за вееров.

А из-за трусиков.

Важная информация, которую нужно помнить.

Час спустя, веера и трусики лежали на полу, я снова прижималась к Грею, и у меня не возникло даже малейшей проблемы с тем, чтобы заснуть.

Глава 29

Зеленые просторы

Три дня спустя...

— Грей...

— Айви.

— Грей!

— Айви.

Наша первая ссора. Первая ссора за все время.

Я пробыла в Мустанге три дня, жила с Греем, и мы ссорились.

Отстойно, в основном потому, что гордый и упрямый Грей не хотел меня слушать.

*****

За последние три дня я многое узнала о Грее, главным образом то, на что не обращала особого внимания те два с половиной месяца, пока была с ним до этого. Меня так поглотило начало новой жизни, что я не обращала никакого внимания на жизнь самого Грея.

Существовала причина тому, что он начинал свой день в шесть тридцать. На самом деле он вставал в пять тридцать, что было сущим адом и чистым безумием. Но он так привык к тому, что «спать» (что он делал в воскресенье) — значит вытащить нас (да, именно нас) из постели в семь утра, после занятий любовью.

И причина, по которой Грей начинал свой день так рано, заключалась в том, что, по-видимому, быть мачо-ковбоем на ранчо с огромным количеством земли, лошадей и персиковых деревьев, — означало много работать.

Лошадей, к примеру, нужно было кормить, поить и дрессировать, а стойла чистить. Работы хватало, даже слишком, с теми двенадцатью лошадьми, что у него были семь лет назад. Но в попытке покрыть взятый кредит, чтобы оплатить пребывание бабушки Мириам в шикарном доме престарелых, Грей за три последних года приобрел еще больше лошадей.

Теперь их у него было двадцать.

Это много лошадей.

В основном они просто стояли и моргали, но, чтобы выжить, им требовались вода и корм, и сами они прокормить себя не могли, и никто не заслуживал того, чтобы находиться в заполненной экскрементами конюшне, поэтому там также приходилось много работать.

И на земле тоже.

Персиковые деревья не просто так приносили плоды, которые собирали в сезон персиков, и большое старое ранчо не могло просто так выглядеть красиво. Все это требовало технического обслуживания.

Траву нужно было стричь, и речь шла не просто об участке газона вокруг дома, сюда относилась территория у дороги, ведущей к дому (и она была длинной); участок у дороги на Мустанг (тоже длинной); участок вокруг персиковых деревьев и хозяйственных построек (очень большие участки); и, конечно, участок вокруг дома.

Кроме того, нужно было присматривать за ограждениями, поддерживая их в хорошем состоянии, так как Джеб Шарп держал домашний скот, и, хотя на его земле тоже стояли ограждения, Грей сказал мне: «Дерьмо случается, и оно случалось». Грей не хотел, чтобы скот Джеба вторгся на его землю, поэтому оба приглядывали за своими оградами. Не говоря уже о том, что Грей часто объезжал территорию, чтобы убедиться в отсутствии браконьеров или незаконных построек, осматривал персиковые деревья, чтобы быть уверенным, что они растут, как должно, а также дрессировал лошадей.

К тому же, хозяйственные постройки, а также тракторы и косилки, тоже необходимо было содержать в хорошем состоянии.

Потом приходилось ездить в город, покупать и привозить корм и сено для лошадей, всякую всячину для деревьев и тому подобные прибамбасы.

Кое-что из этого он рассказал мне, кое-что я узнала сама, пока наблюдала за ним в действии. Хотя работы было много, нельзя сказать, что вид Грея в потрепанной бейсболке и футболке с пятнами пота на спине, державшего загорелыми, блестящими на солнце руками поводья лошади или руль огромного трактора с штуковиной, которая подстригала траву, не был захватывающим.

Был.

Очень даже.

Также как и много лет назад, я знала, что никогда не привыкну к его красоте, я знала и теперь, что никогда не устану смотреть, как Грей ухаживает за своей землей.

Никогда.

Тем не менее, работы было явно много.

Так много, что Грей трудился часть субботы, но отдыхал в воскресенье, а затем работал весь день в понедельник с шести тридцати до пяти.

От и до (за исключением перерыва на обед).

Десять часов.

Боже.

Еще до того, как я узнала обо всем, в субботу утром мы поговорили, и я затронула тему того, что я была безработной и могла бы помочь. К сожалению, мои чемоданы и коробки были набиты дизайнерской одеждой и туфлями на высоких каблуках, а Лабутены не подходили для уборки лошадиного стойла. Или подходили, если ты дура. Поэтому в субботу помочь я ничем не могла, так как у меня не было соответствующей одежды. Хотя Грей научил меня, как кормить и поить лошадей, что не очень утомительно, за исключением того, что нужно было помнить, где, какая лошадь, так как у него было восемь беременных кобыл, и они нуждались в другой пище.

Но эту работу все равно невозможно выполнить на высоких каблуках.

Поэтому в субботу днем мы отправились в городской универмаг «Хэйс», чтобы я могла приобрести практичную одежду для работы на ранчо. Затем мы поехали в большое, несколько пугающее и шаткое железное строение на окраине Мустанга, чтобы Грей запасся кормом для лошадей.

И вот, в понедельник утром, облачившись в новые шмотки, я храбро проследовала за Греем в конюшню, вычистила одно стойло и решила, что это, определенно, не для меня. Настоящие «Зеленые просторы» (прим.: «Зеленые просторы» — американский комедийный телевизионный сериал, рассказывающий историю успешного адвоката из Нью-Йорка Оливера Венделла Дугласа (Эдди Аьберт), который, следуя своей давней мечте — стать фермером, покупает участок земли на среднем западе, чтобы там жить и работать. Его жена Лиза (Эва Габор), светская львица, обожает Нью-Йорк и слышать не хочет о переезде. С большим трудом Оливеру удается ее уговорить пожить там хотя бы полгода.), за исключением того, что Грей не был адвокатом, отказавшимся от жизни в большом городе, и не мучил меня, заставляя жить на ферме.

К счастью, Грей расхохотался, посчитав мою идею смешной, будто я специально его веселила, затем рукой в перчатке обхватил меня за шею, и притянул к себе для жесткого поцелуя, хотя и смеялся сквозь него. После чего освободил от моих обязанностей. Его взрыв смеха отчасти был связан с тем, что я явно не хотела проводить дни, выгребая навоз, но больше связан с тем, что я притворялась, будто мной овладел дух Эвы Габор.

Поэтому я отправилась в дом, убралась там, постирала, распаковала оставшиеся вещи и убедилась, что у моего мужчины будет вкусный обед и ужин, на что ушла большая часть дня.

Лэш взял на себя мои уроки кулинарии, так что теперь я владела полным арсеналом, хотя Лэш не готовил запеканки, и я не была уверена, как Грей отнесется к тому, что я приготовлю лобстера «термидор». Но я могла бы сделать сэндвич, — так я и поступила, — большой, приготовленный на гриле, очень вкусный. После обеда Грей вышел, чтобы заняться делами ковбоя-мачо с ранчо, а я быстро провела ревизию содержимого всех шкафов, после чего отправилась в не очень быструю поездку в город за продуктами, и приготовила ему на ужин потрясающий домашний бефстроганов.

Грязные тарелки все еще стояли на столе, мы сидели, допивая пиво, Грей похвалил меня за кулинарные успехи, которых я добилась с тех пор, как он в последний раз пробовал мои блюда, а затем я решила, что нам нужно перейти к мелочам жизни.

И так речь зашла о деньгах.

Это была плохая идея. Очень, очень плохая.

Неудивительно, когда я сказала Грею, что, живя с ним, хотела бы начать помогать, не только занимаясь тем, что не включало в себя лошадиное дерьмо, но и финансами. Я не полностью растратила свои сбережения (хотя запасы значительно истощились), у меня на счету имелись средства, так что я не нищенствовала. Я могла бы помочь, а также могла бы найти работу. Грей легко согласился, чтобы я отвечала за закупку и оплату продуктов питания и предметов домашнего обихода. Я согласилась, что он будет оплачивать счета за дом. А прибыль с ранчо будет покрывать покупку необходимых ресурсов для ранчо (например, корма для лошадей).

С этой частью все прошло легко.

Ситуация усложнилась, когда Грей честно рассказал о своем финансовом положении, сообщив, что недавно, с целью собрать деньги, чтобы удержаться на плаву, продал четырех лошадей (а значит, до этого их у него было двадцать четыре!), но меня разозлило не это.

Он сказал, что также продал кое-что из мебели и хочет продать еще.

Вот…

Это-то меня немного и взбесило.

И все стало еще хуже, потому что каким-то образом мы уклонились от разговоров о продаже вещей из дома, перейдя к его дядям, а они…

Что же, они разозлили бы любого.

Но меня они очень разозлили.

*****

А дело было так.

— Ты продал вещи из дома?

Мой голос наполнился ужасом, и я мысленно перебирала в памяти обстановку семилетней давности, чтобы понять, смогу ли определить, чего не хватает.

— Да.

Голос Грея звучал беззаботно, будто все вещи в его доме не были настоящим сокровищем.

— Зачем ты это сделал? — мягко спросила я, и он слегка склонил голову набок.

— Э-э... затем, что я был на мели, терял свою землю, а бабушку переводили в финансируемый государством дом престарелых.

Все это веские причины, которые я в своем ужасе, узнав эту новость, не учла.

Но все же.

— Грей, этот дом, как... музей истории Коди, — сказала я тихо и осторожно.

— Айви, этот дом балансировал на грани того, чтобы перестать быть чем-то для Коди.

Еще одна веская причина.

— Мне прислали уведомление о лишении права выкупа, — продолжил Грей. — Я шел ко дну. Если бы я продал лошадей, всех до одной, то значительно снизил бы доходы, необходимые мне для спасения земли. Не похоже, что так я смог бы спасти землю, и мне все еще нужны были деньги, чтобы выжить, есть, иметь крышу над головой, пока не решу, что буду делать с остальной частью своей жизни, так что пришлось решать проблемы по-другому. Здесь полно всякого хлама. Я продал три вещи, за них мне дали семь тысяч. Три гребаные вещи, и у меня на руках семь тысяч. И мне они все равно никогда не нравились. Эти вещи и четыре лошади, с твоей выплатой по кредиту и годовому проживанию бабушки, и я снова в седле. С деньгами в банке я смогу построить наше будущее. Когда ты вернулась в Вегас, я попросил парней из аукционного дома осмотреться здесь, и они сказали, что смогут найти частных покупателей еще пяти предметам.

О Господи.

Мои глаза расширились.

— Пяти?

— Да, — ответил Грей, совершенно равнодушный к продаже истории Коди. — И они полагают, что могут сбыть и другое барахло. Говорят, что продажи частным лицам могут принести пятнадцать или двадцать тысяч, и если выставить на аукцион то, что они приглядели, я мог бы продать еще три-пять предметов.

О Боже.

Если он продолжит в том же духе, дом опустеет и лишится своего очарования.

С этой мыслью я пробормотала:

— Вероятно, мне стоит взяться за работу у Джейни.

— Нет, — твердо отрезал Грей. — Тебе стоит сделать то, что ты собиралась. Обосноваться. Привыкнуть к новой жизни, не торопиться и найти работу по душе.

— Мне нравилось там работать, — напомнила я.

— Да, семь лет назад, до того, как ты стала танцовщицей в Вегасе, а потом липовой девушкой миллионера, — напомнил он. — Айви, милая, три дня назад у тебя не было даже теннисных туфель. Теперь ты говоришь, что собираешься подавать напитки за зарплату меньше минимальной и чаевые в маленьком городке?

Еще одна веская причина, что я начала находить раздражающим.

Я решила сохранять спокойствие, быть рациональной и слегка задействовать эмоциональную манипуляцию.

— Дорогой, — тихо сказала я, — мне нравится дом таким, какой он есть.

— Детка, — мягко ответил Грей, — я рад, но это барахло исчезнет, и, поверь мне, ты это даже не заметишь.

Вот так, с ковбоем эмоциональные манипуляции не работали.

— Тебе так сильно нужны деньги? — осторожно спросила я.

— Какое-то время мы будем в порядке, но потом спокойная жизнь закончится, пока мы не соберем урожай, а кобылы не ожеребятся, чтобы их потомство можно было продать, а это случится почти через год. Так что, да. Если продам хлама на семнадцать тысяч долларов, нет. И тогда мы вздохнем спокойно.

И тут разговор перешел к его дядям, и, да, именно я перевела его в ту сторону.

И я сделала это, решительно заявив:

— Тебе нужно поговорить со своими дядями.

Грей откинулся на спинку стула.

— Что?

— Тебе нужны деньги, они должны их тебе дать.

— Айви, этого не будет.

— Почему, потому что они придурки?

— Поэтому и еще потому, что я бы не взял ни цента ни у одного из них.

— Грей...

— Серьезно, Айви, не лезь туда.

Кажется, я действовала не так осторожно, как думала, и тогда меня осенило, что это действительно не мое дело.

— Ты прав. Это не мое дело. Это твой дом, твоя земля, твои деньги. Мне не следовало упоминать об этом.

Я сказала это примирительно, явно отступая, но, опять же, совершила ошибку, и сразу поняла это, когда глаза Грея сузились, и комната наполнилась его раздраженным настроем.

— Мой дом, моя земля, мои деньги? — спросил он тихим, но не мягким, сладким, голосом. Другим тихим голосом. Который показывал, что он взбешен.

Я ничего не понимала.

— Ну, да.

— Ты спишь в этом доме? — спросил он.

— Ну, да, — повторила я.

— Ездишь за продуктами в магазин и возвращаешься в дом, который стоит на этой земле?

Я видела, куда он клонит.

— Да, Грей, но...

— Включаешь горелку на плите, газ в которой оплачен моими деньгами?

Я наклонилась к нему.

— Грей...

— Ты здесь, Айви, ты моя девушка, живешь в этом доме. Это твой дом, твоя земля, то, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, все это, включая мои деньги, все, что от них осталось. Ты сидишь за этим столом после ужина третий вечер подряд, но твоя задница должна была сидеть здесь каждый вечер в течение семи лет. К сожалению, это началось только сейчас. Ты найдешь свой путь в Мустанге, каким бы он ни был. Не хочешь убирать стойла — не убирай. Как я уже сказал, ты подыщешь в Мустанге то, что тебе подходит, но также отыщешь это и здесь, в этом доме, на этой земле... со мной.

— Хорошо, — тихо сказала я.

— Хорошо, — ответил он, все еще раздраженно, и отчасти я его понимала, потому что все эти семь лет должна была сидеть с ним за этим столом, и я чувствовала эту потерю так же остро, как и он.

Но я понимала не все.

Поэтому, осторожно начала:

— Итак, э-э… ты хочешь сказать, что мое место здесь...

Все еще злясь, Грей оборвал меня:

— Да. Именно это я и хочу сказать.

— Милый, я еще не закончила.

Он уставился на меня.

Что-то новенькое, после целого дня кропотливого труда на ранчо Грей мог вести себя, как сварливый ковбой-мачо.

Я попробовала еще раз.

— Я хотела сказать, что ты, очевидно, хочешь, чтобы я чувствовала себя комфортно здесь… с тобой, так почему же я не могу касаться темы с твоими дядями?

Именно тогда я поняла, что на этот раз попала в точку, и это Грей тоже счел раздражающим.

— Они обязаны помочь защитить свое наследие, — не унималась я.

— Это больше не их наследие. Они носят имя Коди, но не являются частью этой земли. Они сделали свой выбор, сидя сложа руки и наблюдая, как я иду ко дну. Они провели эту черту. Я больше не иду ко дну; они все еще остаются на своей стороне.

— Ясно, я понимаю, но как же миссис Коди?

Его брови сошлись на переносице.

— А что с ней?

— Грей, как долго твоя бабушка пробыла в доме престарелых?

— Четыре с половиной года.

— Тогда, скажем, пока она жила там, ты возьмешь на себя ответственность за свою долю, а им достанется три четверти от платы за проживание, то есть, они должны будут тебе двести семьдесят тысяч, с каждого по девяносто.

— Нет, они мне ничего не должны.

— Грей, они должны.

— К этому они тоже не имеют никакого отношения, — заявил Грей.

— Как это?

— Это тоже их выбор.

— Грей, здесь у них нет выбора. Она их мать.

— Ага, мать. Когда я просил Фрэнка вмешаться, он за последние четыре с половиной года напомнил мне примерно полдюжины раз, что с момента смерти моего отца, его мать затаила обиду и не разговаривала с ним. Его мама игнорировала сына много лет, ему не хотелось решать проблему, чтобы содержать ее в чистом месте, где ей нравится, где вкусно кормят, а персоналу нравится там работать, и от которого постояльцам одна только польза. Остальные двое согласились.

— Я по-прежнему стою на своем: у них нет такого выбора.

— Забавно, так как они его приняли.

Теперь уже я начинала злиться.

— Извини, но они пытаются оттяпать твое наследство, землю, на которой ни один из них не пахал лет так восемнадцать, и миссис Коди справедливо злится из-за этого, это не основание для них поворачиваться спиной к своей матери в ее последние годы, — огрызнулась я.

— Айви, милая, они так не думают.

— Ну, тогда кто-то должен заставить их думать подобным образом, и если этого не сделаешь ты, тогда сделаю я.

— Айви...

— Нет, — я покачала головой, подаваясь вперед, теперь, определенно, злясь, — Нет, Грей, нет. Всю свою жизнь я хотела две вещи, всего две: дом и семью. Им повезло родиться и в хорошем доме, и в хорошей семье, и они насрали и на то, и на другое, и это неправильно. Так не пойдет. И я отправлюсь в «Алиби» и объясню им это.

Его сердитый настрой рассеялся, лицо стало почти нежным, когда он тихо сказал:

— Я понимаю тебя, куколка, но ты ничего не добьешься, и я не хочу, чтобы ты чего-то добилась. Мы вместе. К черту их.

— Нет, им это дерьмо с рук не сойдет.

— Айви, ты туда не пойдешь.

— Пойду, Грей.

— Нет, Айви.

— Да, Грей! — огрызнулась я. — Они сидели сложа руки и смотрели, как ты идешь ко дну. Это само по себе не круто, семейное наследие или нет, вы семья, и они должны заботиться о вас. Но дело в том, что ты шел ко дну, потому что заботился об их матери, и это абсолютно, на сто процентов неправильно. Они должны тебе по девяносто штук каждый, и я их получу.

— Ты не пойдешь в «Алиби», потому что это пустая трата времени. Я не возьму у них денег, — ответил он.

— Ничего страшного, их возьму я.

Его раздражение вернулось, прежде чем он сказал:

— Не возьмешь, Айви. Теперь у нас все в порядке. Ты об этом позаботилась, обо мне и о бабушке тоже. Ты сделала достаточно. Мне не нужны их деньги.

— Все будет еще лучше, когда на твоем банковском счете будет двести семьдесят тысяч. Держу пари, ты сможешь использовать эти деньги, чтобы полностью погасить кредит и выбраться из-под этой ноши. И, кстати, — добавила я, — если, даст Бог, миссис Коди проживет дольше срока, за который я заплатила в доме престарелых, и они тоже внесут свой вклад.

— Это не их дело.

— Невозможно! — воскликнула я. — Они — семья.

— Айви, ты не пойдешь в «Алиби».

— Непременно пойду.

— Ни за что.

— Грей...

— Айви.

— Грей!

— Айви.

И вот мы здесь.

Надо сказать, я много лет была липовой девушкой Лэша и никогда с ним не ссорилась.

И я подумала, что в данный момент Грей должен это знать.

— Знаешь, я была липовой девушкой Лэша много лет, и мы никогда не ссорились. Прожив с тобой всего три дня, мы уже цапаемся.

Грей закрыл рот, его челюсть напряглась, глаза сверкнули, а затем мускул на его щеке дернулся. Наблюдая за этим, я поняла, что только что ляпнула, и что, хотя Лэш был геем, он провел со мной почти все семь лет, которых Грей был лишен, включая четыре года в его постели.

И я знала, что Грей прочувствовал это до глубины души.

Следовательно, я выставила себя полной идиоткой.

Дерьмо.

Я обдумывала, как все исправить и/или извиниться, когда Грей вскочил с места, обогнул угол стола и сдернул меня со стула в свои объятия.

Я напряглась, учитывая, что мне это показалось странным, и я понятия не имела, к чему это приведет, когда почувствовала, как его тело затряслось, и я откинула голову назад, чтобы посмотреть на него, когда он расхохотался.

Я моргнула.

Все еще смеясь, он кивнул и посмотрел на меня.

— Рад слышать, что ты так хорошо ладила со своим липовым парнем.

Он не сошел с ума.

И все же.

— Грей, с моей стороны гадко говорить такое, — тихо сказала я.

— Да?

— Да.

— Ты злилась?

— Ну, э-э... да.

— Айви, дорогуша, я мог бы позволить зависти овладеть мной по поводу того времени, что тот парень провел с тобой, и позволить этому дерьму разъедать меня изнутри, пока оно не просочится наружу и не коснется тебя. Вместо этого я решил чертовски радоваться тому, что ты нашла достойного мужчину, который присматривал за тобой, когда меня не было рядом. Как я понял, вы ладили также, как ладили лучшие друзья. Я знаю, что он парень, и, при взгляде на него, первым порывом хочется заявить о своих правах на тебя. Но он другой, и я должен это понять, потому что вы с ним друзья.

Теперь я вспомнила, почему любила Грея.

Но он еще не закончил.

— Более того, если бы ты с ним трахалась на самом деле, вы бы спорили. Никаких сомнений. Раз уж ты трахаешься со мной, куколка, приготовься, потому что у нас не может быть того, что у нас есть в постели, без того, чтобы часть этой страсти не проникла в жизнь. У тебя будет свое мнение, у меня — свое, они будут конфликтовать, мы будем отстаивать их. И до тех пор, пока мы каждую ночь будем ложиться спать в одну постель и, в конце концов, находить способ разобраться с нашим дерьмом, у нас все будет хорошо.

— Грей, но раньше мы не ссорились, — прошептала я.

Его лицо смягчилось от понимания, прежде чем он столь же ласковым голосом ответил:

— Во-первых, семь лет назад ты находилась в поиске себя. Теперь ты нашла себя. Стала крутой танцовщицей. — Он ухмыльнулся и сжал меня в объятиях. — А, во-вторых, нам повезло. У тебя было столько других проблем, требовавших внимания, что нам не из-за чего было ссориться. Мои дяди и тогда были придурками, и если бы мы не сошлись во взглядах, касательно того, как вести себя с ними, надеюсь, ты, в конечном итоге, высказала бы мне, что у тебя на уме, даже если бы я с этим не согласился и все закончилось ссорой.

Да, я вспомнила, почему любила Грея.

— Хорошо, — тихо произнесла я, и его лицо приблизилось, становясь серьезным.

— Айви, ты дома. Здесь ты в безопасности, можешь делать, что хочешь, есть, что хочешь, быть, кем хочешь, со мной ты в безопасности. Всегда. Ты должна просто быть самой собой и не стесняться высказывать свое мнение.

Да, я точно вспомнила, почему любила Грея.

— Значит, ты не против, чтобы я пошла в «Алиби»? — спросила я.

Он ухмыльнулся и снова стиснул меня, но ответил:

— Против.

Сперва расслабившись, при его словах я напряглась.

— Но я не могу привязать тебя к столбу ограды, — продолжил он, — так что делай, что должна. Я говорю это, зная, что они ни за что на свете не дадут тебе девяносто тысяч, ни один из них. Так что это пустая трата времени, но ты не возражаешь потратить его впустую, это твое время, не мне тебе указывать, что с ним делать.

— Что, если я попрошу их отдать деньги мне?

— Они не отдадут.

— У них есть такая сумма?

— У этих скупых ублюдков?

— Э-э... да, — неуверенно ответила я, потому что не знала, были ли они скупыми или нет.

— Есть.

— Значит...? — Я замолчала.

— Они не дадут тебе денег.

— А если дадут?

Грей пристально посмотрел на меня, затем пробормотал:

— Поживем — увидим.

Честно говоря, я не знала, считать ли это победой, поражением или тупиком в столкновении интересов. Я собиралась сделать то, что задумала, а Грей был убежден, что это бесполезные усилия.

Итак, я добилась «поживем — увидим».

И этим закончилась наша первая ссора.

Не так уж плохо и самое лучшее в этом, совсем как тогда, когда много лет назад он спорил с бабушкой Мириам, после всего, дело было сделано. Обнявшись, мы растянулись на диване перед телевизором. Затем растянулись в постели, уже не обнимаясь, а занимаясь кое-чем другим. А, закончив, лежали в постели, обнимались и шептались о прошедшем дне и о том, что принесет нам следующий.

Потом мы, тоже обнимаясь, заснули.

Глава 30

Хорошее приходит к тем, кто умеет ждать

Спустя полторы недели...

Как и в прошлый раз, когда я обосновалась в Мустанге, это произошло быстро.

Я с легкостью нашла свое место.

Попала прямо в лузу.

И это место я обрела с Греем на его земле, став той, кем я и была.

Итак, я прохаживалась по рядам продуктового магазина Мустанга в стильных босоножках на высоком каблуке, дизайнерских джинсах и изысканном, но повседневном топе. Большую дизайнерскую сумку я бросила в детское кресло тележки. Я была накрашена, от меня веяло ароматом дорогих духов, волосы я распустила, как это нравилось Грею.

И в таком виде я рассматривала продуктовые полки магазина в маленьком городке на равнинах Колорадо, потому что это была я.

И новая часть меня, обнаружившая, что ранчо — это не только уборка навоза.

Во-первых, я взяла на себя кормление лошадей. Работа несложная. Со всеми ними я познакомилась, поэтому знала, кого и чем кормить, а для этого требовалось время. И Грей обрадовался, что это время может пустить на что-то другое.

Во-вторых, как только Грей научил меня, как это делается, я взяла на себя обязанность выпускать их из стойл и отводить в большие загоны, которые были у Грея, чтобы они могли немного понежиться на солнышке, погулять и почувствовать свободу.

В-третьих, Грей возобновил мои уроки верховой езды, забирая с собой на прогулку, когда объезжал ранчо, что не только помогало ему в дрессировке лошадей, но также помогало мне изучить местность.

В-четвертых, он позвонил Мейси и освободил ее от обязанностей по уборке, а я взяла ее на себя, а также покупала продукты и готовила.

В-пятых, я взяла на себя обязанность отвечать на телефонные звонки. Грею много звонили по поводу персиков, лошадей и жеребцов, которых он одалживал и взимал плату за случку. Проведя со мной ускоренный курс по животноводству и сбору урожая, он стал говорить людям, которые звонили ему на мобильный, чтобы те перезвонили ему домой. Я быстро все освоила, как осваивала все легкие задачи, и хорошо справлялась.

В-шестых, я взяла на себя оплату и ведение счетов ранчо. Математический склад ума и наличие времени, которого не было у Грея, способствовали тому, что он с легкостью перепоручил мне эту обязанность.

И, наконец, Грей научил меня водить маленькую газонокосилку, поэтому я также взялась за стрижку лужайки перед домом и прилегающей территорией.

Еще я уделила время уборке грузовика Грея, и оказалась права. Он не прибирался там с тех пор, как я уехала, а если и прибирался, то делал это спустя рукава, и в качестве доказательства я нашла квитанцию со старой датой.

Я с головой окунулась в новую роль стильной подружки владельца ранчо, и мне она нравилась. Я могла носить туфли на высоких каблуках в городе, ковбойские шмотки, пока выгуливала лошадей, и загорать во время езды на газонокосилке, надев верх от одного из моих многочисленных бикини и короткие шорты.

Грею это тоже нравилось (особенно я в бикини на газонокосилке).

Я знала это, потому что его рабочие будни длились от десяти до восьми часов. Я знал это еще и потому, что приготовила Грею черничный пирог, подав его теплым с изысканным мороженым, и он сказал, что это лучшее, что он когда-либо пробовал. Я также поняла это, когда он прошел мимо вазы с цветами, которую я поставила на кухонный шкафчик под окном, остановился, посмотрел на нее некоторое время, а затем взглянул на меня и ухмыльнулся.

И я знал это, потому что он мне об этом сказал.

Чем больше я узнавала, чем дольше мы жили вместе, тем больше я осваивалась. Я знала, где мое новое место в Мустанге — рядом с Греем, внося свой вклад в работу ранчо. И, если бы мы могли добиться финансового успеха, именно этим я бы и продолжила заниматься, чтобы мой мужчина получал желаемое, выполняя свою часть работы.

Мне это нравилось.

Каждая секунда.

Так что, как ни удивительно, зеленые просторы стали для меня подходящим местом.

Единственное несчастье за последние полторы недели произошло во вторник после нашей с Греем первой ссоры. Закончив работу, он принял душ, и мы, прихватив в «Рамблере» сэндвичи со свининой, повезли их бабушке Мириам.

Хотя Грей снова попытался меня успокоить, я волновалась из-за встречи с ней. Я бросила Грея, а у нее уже был один сын, которого оставила любовь всей его жизни, потом у нее появился внук, с которым произошла та же история. Она любила Грея, и я считала, что бабушка Мириам, возможно, не простит меня даже после того, что я сделала, чтобы спасти их землю.

Но когда мы добрались до ее комнаты, моя тревога исчезла, и на ее место пришло нечто другое, с чем было гораздо труднее справиться.

Потому что, взглянув на бабушку Грея, я поняла причину, по которой ему пришлось отдать ее в дом престарелых.

Семь прошедших лет оставили на ней свой отпечаток. Она похудела, у нее появились морщины, а огонь матриархальной властности в глазах погас. Грей говорил, что жизнь пронеслась по бабушке Мириам, как товарняк, и он не солгал. Боль от травмы позвоночника, а также возраст, измотали ее. Она начала терять силы и испытывать все больше и больше проблем с уходом за собой.

Но, даже зная это, я не была готова увидеть, насколько хрупкой она стала. Как жизнь, казалось, вытекала из нее, и от этого, я эмоционально упала на колени.

Я скрыла свою реакцию, потому что сразу заметила нечто другое: она гораздо сильнее волновалась от встречи со мной. Настолько, что казалась испуганной.

Потому что Грей все ей рассказал. Она знала, как нас обвели вокруг пальца, что я сделала для спасения ее и ранчо, а семь лет назад она пять раз бросала трубку, когда я звонила. Она знала, что нас разыграли, но все равно чувствовала ответственность за то, что держала нас в разлуке, ведомая упрямством и злостью.

Потребовалось некоторое время, чтобы уговорить ее, заставить понять, что я ее не виню, я понимала, что она, как и Грей, помнила о маме Грея, и это тоже причиняло боль, требуя очень много усилий. Потому что бабушка Мириам, которую я знала, приняла бы мое объяснение, огрызнулась бы в ответ, а затем начала бы командовать.

Она этого не сделала.

Визит прошел так хорошо, насколько это возможно. Не казалось, что она в чем-то нуждается или на что-то жалуется. Пребывала в хорошем настроении. Просто не была той женщиной, которую я знала.

Хотя у нее хватило духу заявить:

— Рада видеть тебя в юбке и на каблуках, дитя, хотя эта юбка немного узковата.

Это был единственный проблеск бывшей бабушки Мириам, который она мне подарила.

И это меня опустошило.

Так сильно, что практически всю дорогу домой я молчала. Грей спросил, все ли со мной в порядке, и когда я солгала ему, что все хорошо, и он мне не поверил, но не стал допытываться, лишь взял меня за руку и держал ее весь обратный путь до дома. Я просто глядела из грузовика на проплывающий мимо пейзаж, укладывая в голове визит к бабушке Мириам.

По возвращении домой, я переоделась в джинсы, взяла бокал вина и пошла на крыльцо к качелям.

Примерно через две минуты ко мне присоединился Грей с бутылкой пива.

Передвинув меня, а затем, усадив спиной к себе, он обнял меня за грудь, прислонил мою голову к своему плечу и пробормотал:

— Айви, поговори со мной.

— Это не она, — прошептала я.

— Милая, я же предупреждал.

Да, предупреждал. Он бы никогда не поместил ее в дом престарелых, если бы в ней оставалось хоть немного огня, я это знала. И он говорил мне, чего ожидать.

— Ты остался собой, как и я, — продолжала я объяснять. — Тебе тридцать три, ты по-прежнему горяч, жизнерадостен, все тот же Грей, а я — все та же Айви. Но она — не она.

— Айви... — начал он, но я его перебила, на глаза навернулись слезы.

— Кто бы ни сделал это с нами, они отняли это у меня. Я вернула тебя, но ее я потеряла. Она сдалась, я увидела это, но это происходило медленно, а меня не было с ней рядом, а теперь все кончено, я никогда этого не верну. Я вернула тебя, но никогда не верну ее, и это причиняет мне боль, Грей. В конце концов, я ей понравилась, она мне доверяла и могла бы меня полюбить, а я уже начинала любить ее. Они отняли это у нее и у меня, и мне отэтого больно.

Грей шумно втянул воздух, сжав руку у меня на груди, но не ответил.

С другой стороны, говорить было нечего. Я сказала правду, он знал это, и мы оба ничего не могли с этим поделать.

Поэтому я просто подняла ноги на качели, согнув колени, всем весом облокотившись на Грея, он обнимал меня, потягивая пиво, а я потягивала вино. Мой взгляд был устремлен на луг рядом с домом, где паслись лошади, и слезы, которые я проливала из-за потери бабушки Мириам, тихо катились по щекам.

Таким образом, я добавила себе в расписание визиты к бабушке Мириам так часто, как это возможно. Я не могла ездить туда каждый день, но с момента первого посещения побывала там четыре раза. Я не задерживалась надолго, но каждый раз приносила ей что-нибудь: цветы, коробку конфет, растение, чтобы украсить ее комнату, книгу, потому что она любила читать. Я сидела с ней, мы болтали, пока я держала ее хрупкую кисть с тонкой пергаментной кожей и возрастными пятнами. Пыталась рассмешить и часто видела ее улыбку. И я делала это, потому что женщины, которую я знала не так долго, которую любила и уважала, могло больше не быть, но часть ее по-прежнему оставалась где-то внутри, и за отведенное ей время я хотела отдать столько, сколько смогу, и взять столько, сколько смогу.

И приняв твердое решение разобраться с дядями Грея, теперь оно стало просто железным. Ладно, возможно, они не заплатят Грею то, что, как я считала, они ему должны. Но им придется меня выслушать.

И единственной причиной, по которой я медлила с визитом к ним, было то, что я так злилась, что, вероятно, все бы испортила. Кроме того, у меня была куча других дел, мне нужно было позаботиться о себе, о Грее и устроить нашу новую совместную жизнь.

Итак, я прохаживалась по продуктовому магазину, наше меню было запланировано на следующие несколько дней, список продуктов лежал поверх моей сумочки, а тележка заполнялась всем необходимым.

Продуктовый магазин Мустанга, под названием «Плэкс», был таким же, как и все остальное в Мустанге. Элк — город, который, по словам Грей, основали примерно через десять лет после Мустанга, был другим. Они с Мустангом были как день и ночь. В отличие от Мустанга, Элк являлся центром округа. Там не возражали против сноса и перестройки зданий. Там располагались два торговых центра, огромный кинотеатр с шестью залами, большие магазины с товарами для дома и строительства и два больших сетевых продуктовых супермаркета.

Но в Мустанге ничего подобного не было. И жителям Мустанга эти заведения не представляли важности. За исключением кинотеатра (куда в прошлом мы ездили с Греем), мустангцы крутились в своем мирке. Так что, все в Мустанге ходили за продуктами в «Плэкс».

На юго-востоке городской площади, перед зданием суда, находился отель, на юго-западе — школа, на северо-востоке — библиотека, а «Плэкс» — на северо-западе.

Его не построили в 1912 году. Судя по всему, здание больше походило на 70-е. И его никогда не реставрировали. Для продуктового магазина помещение было небольшим, проходы узкими, а полки забиты до отказа. Но, ознакомившись с ассортиментом, я заметила, что здесь можно найти все. Пусть это только пара коробок смеси для торта, а не целый ряд, но все же вариантов было достаточно. Не то чтобы мне могли понадобиться смеси для тортов. Я была стильной подружкой ковбоя с ранчо. И пусть я ходила на высоких каблуках, но тесто для выпечки я все равно делала сама.

Учитывая, что здесь было все необходимое, если у вас был «Плэкс», потребность в большом сетевом супермаркете с аптекой, отделом игрушек, товарами для дома и недорогой одеждой, отсутствовала. Кроме того, на площади располагалась аптека, а в «Хейс» можно было купить игрушки, товары для дома и недешевую (надо сказать) одежду.

Итак, когда это произошло, я наслаждалась в «Плэкс» ролью стильной подружки ковбоя-фермера, просматривая в холодильнике ассортимент сыров, в поисках голубого сыра, чтобы запечь с ним стейки для сегодняшнего ужина.

Я услышала, как кто-то позвал:

— Айви.

Обхватив упаковку голубого сыра (видите, в «Плэкс», было все), я подняла голову, и увидела надвигающуюся на меня Сесилию в компании подруги.

Дерьмо.

Мы с Греем пару раз ездили в город выпить пива в «Рамблере», так что у меня была возможность узнать последние сплетни. Не говоря уже о том, что, проведя вместе две недели, мы с Греем успели о многом поговорить.

Я знала, что случилось с его деревьями. И с лошадьми. И я знала, что Грей (справедливо) подозревал Бадди. Это меня пугало, но я чувствовала, что Грею нужно, чтобы я держала себя в руках. Кто-то отравил его лошадей; ему не нужно беспокоиться еще и обо мне.

Я также знала, что спустя примерно год после моего отъезда Бадди и Сесилия поженились. Кроме того, я знала, что у них двое детей, обе девочки. И я знала, что Бадди прошел путь от специалиста по кредитам до менеджера филиала, а теперь являлся вице-президентом четырех отделений банка соседнего округа. Итак, я знала (но не видела), что Бадди и Сесилия жили в «ужасном доме-монстре» (слова Джейни) на восточной окраине Мустанга напротив ранчо Грея. Жили на широкую ногу, по крайней мере, для Мустанга и, не колеблясь, властвовали над всем городом.

Другими словами, они не ходили в любимчиках у местных жителей... как и раньше.

Теперь я поняла, что много лет назад оказалась права насчет того, что случится с женщиной, на которой женится Бадди Шарп.

У Сесилии за спиной было шесть лет брака и двое детей от Бадди Шарпа, но она не привыкла к замужней жизни и материнству, и ей, определенно, это не приносило удовлетворения. Она весила на десять фунтов меньше и выглядела изможденной. Волосы уложены в модную прическу, которая только становилась трендом, и я с первого взгляда поняла, что для укладки ей потребовалось, по крайней мере, полчаса работы с расческой и феном. Она была при макияже, в очень красивой одежде (не такой красивой, как моя, что я с радостью отметила). Но она ей не шла просто потому, что Сесилия выглядела отчаявшейся, чего, судя по всему, она думала, никто не замечает, но для меня это выглядело очевидным.

Она часто посещала спортзал, вероятно, следила за каждым кусочком, который попадал ей в рот, и, скорее всего, никогда не покидала дом без прически, макияжа и модной одежды.

Либо боялась, что Бадди ей изменит, либо знала, что он уже изменял, и волновалась, что он найдет ту, которая понравится ему больше, чем она. Избавится от нее, оставит в одиночку воспитывать двоих детей, и она проведет остаток своих дней в Мустанге, натыкаясь на Бадди и свою более молодую и красивую замену.

Мне это понравилось. Я осознавала, что, возможно, это делать меня стервой, но мне было плевать.

И зная все это, с первого взгляда на Сесилию и ее стервозное выражение лица, как будто она готовилась раздавить меня и с нетерпением ждала этого, я была готова к встрече с ней.

С другой стороны, именно здесь пригодился мой опыт бывшей танцовщицы из Вегаса. Даже если бы я не знала всей истории Сесилии, я бы все равно была готова.

— Слышала, ты вернулась, — заявила она, поравнявшись с моей тележкой, ее подруга странно избегала смотреть на меня.

— Да, — констатировала я очевидное.

С насмешкой, так и сочившейся завистью, она оглядела меня с головы до ног.

Затем ее взгляд вернулся ко мне.

— Симпатичные туфли, — протянула она, и я выставила ногу вперед, демонстрируя обувь.

— Спасибо, их мне купил бывший любовник. Я их обожаю, — весело ответила я.

— Грей не сможет покупать тебе обувь за восемьсот долларов, — заметила она, все еще усмехаясь.

Да, зависть. Она точно знала, сколько они стоят, и у нее не было ничего подобного, потому что Бадди мог быть вице-президентом банка, но он не был миллионером, как Лэш.

Я ухмыльнулась.

— Все в порядке. У меня таких пар сто. Полагаю, на какое-то время мне этого хватит.

По ее щекам пополз румянец, и я взглянула на ее подругу, которая все еще странно избегала моего взгляда.

Подозрительно.

Мое внимание вернулось к Сесилии, когда та скрестила руки на груди.

Я набрала два очка, и, тем не менее, она устраивалась поудобнее.

Дерьмо.

— Конечно, тебе никто не сказал, но ты должна знать, что в твое отсутствие Грей был занят. Очень занят.

Сука.

Я знала о чем она говорила, такого нельзя было пропустить.

Грей после меня встречался с женщинами.

Хреново, конечно, но я знала, что Грей не оставался слепо предан памяти обо мне, даже если считал, что я никогда не вернусь. Сесилия была права, никто не упоминал об этом, включая Грея. И я была этому рада, потому что не хотела знать. Он был мужчиной, настоящим мужчиной, и ни за что не стал бы хранить верность, оставаясь преданным своей руке, как я своему вибратору. Я сама приняла решение больше ни с кем не встречаться. У Грея были потребности, и я не знала, пытался ли он, утоляя их, открыть свое сердце и начать отношения с другой женщиной.

Я знала лишь то, что даже если бы он и пытался, у него ничего не получилось, поэтому, к моменту моего возвращения, он был свободен.

И это все, что мне нужно было знать.

— Как очаровательно, что за все те два раза нашего общения, ты дважды считала своим долгом сообщить мне о Грее и женщинах в его жизни. Учитывая, что и тогда, и сейчас, ты была с Бадди. Хочу сказать, очевидно, Грей все мне рассказал, и мне это нравится... очень. — С последним словом я подалась вперед, добавляя значимости и заслуженный акцент. — Мне ли не знать, насколько он хорош. Но ты — замужняя дама, и уделяешь столько внимания моему мужчине? Видимо, тебе это тоже очень нравилось, и до безумия не хватает. Что? Неужели Бадди не удовлетворяет тебя? Неужели ты уже больше семи лет тоскуешь по Грейсону Коди?

Румянец еще сильнее залил ее лицо, и ее подруга дернулась, что и стало мне ответом.

Бадди Шарп не удовлетворял ее, и вот уже более семи лет она тосковала по Грейсону Коди.

Она молчала, поэтому я приторно сладким голоском посочувствовала ей.

— Ох, дорогая, мне понятна твоя боль. Ты...

Я замолчала, когда мой взгляд переместился на ее подругу, которая по-прежнему не смотрела на меня.

И тут я поняла. Меня поразило, как громом.

Я поняла, что это Сесилия помогла Бадди разлучить нас с Греем, я не знала, как, но она либо помогла ему, либо была в курсе всего.

И она рассказала об этом своей подруге, женщине, которая жила в Мустанге. Женщине, которая знала, что все обрадовались нашему с Греем воссоединению. Женщине, которая испытывала неловкость от того, что ее подруга приложила руку к тому, чтобы разлучить нас. Женщине, которая, возможно, даже задается вопросом, почему она дружит с той, кто решился на столь презренный поступок. И хотя они с Сесилией дружили, она была достаточно порядочной, чтобы ей это не нравилось.

Мой взгляд вернулся к Сесилии, и я призвала на помощь все силы, чтобы не наброситься на эту суку и не отделать по полной программе в проходе молочного отдела «Плэкс».

Вместо этого, встретившись с ней взглядом, я закончила шепотом:

— Ты знаешь.

Ее подруга снова дернулась, на этот раз по-другому. Ее дискомфорт усилился, и от нее исходил страх.

И лицо Сесилии теперь переливалось всеми оттенками красного.

Да, сука приложила к этому руку.

— Не думаю, что ты понимаешь, — продолжила я тихо, — но, даже когда ты гордо виляла передо мной своей задницей, упиваясь своими сучьими выходками, я не была рохлей. А сейчас и подавно. Нас невозможно победить. Поэтому советую извлечь из этого урок и из того, что я сделала, чтобы сорвать планы твоего муженька тролля по уничтожению моего мужчины. Так бывает, когда на вашей стороне добро и правда, а не жадность и зависть. Поэтому советую поделиться этим со своим мужем, чтобы вы оба перестали тратить энергию на Грея и меня и вместо этого направили ее на убеждение себя, что его деньги и ваш громадный особняк компенсируют отсутствие симпатии и уважения со стороны ваших соседей.

— Ах, ты, сука, — прошипела она.

— Даже не представляешь, — ответила я и бросила сыр в тележку, а потом посмотрела на ее подругу. — Что касается тебя, осторожнее выбирай друзей. Иногда так можно вляпаться в чужое дерьмо, что уже не отмоешься.

Во время моей речи, она не смотрела на меня, но понимала, что я обращаюсь к ней. Потому что нервно сглотнула.

И на этом я закончила. Взявшись за ручку тележки и не попрощавшись, я покатила ее по проходу к мясному отделу. Мне нужно было найти остальное из списка покупок, отнести это в свою машину и вернуться домой, пока я не разнесла тут все к чертовой матери.

Расплатившись за покупки, я покатила тележку с продуктами, уложенными в большие сумки, которые я приобрела в «Хейсе», к своему «Лексусу», когда увидела, как те двое идут к внедорожнику. Я бы сделала это в любом случае, потому что это была я, но в тот момент я поступила так по иным причинам. Опустив верх «Лексуса», я надела свои сказочные очки и взвизгнула шинами на своем дорогом, броском кабриолете позади их внедорожника.

К счастью, у меня не возникло неконтролируемого желания развернуться и врезаться им в бампер. Моя машина была новой, мне ее купили и она мне нравилась, и, если бы грузовик Грея был пригоден для поездок, я бы подержалась некоторое время.

По дороге домой я кипела от злости, и была уже на подъездной дорожке, когда Грей, в обтягивающей футболке бордового цвета, одной из семи (да, семи, я их посчитала, все одинаково изношенные, будто он унаследовал их от своего отца или что-то в этом роде), потрепанной бейсболке, кожаных рабочих перчатках, вышел из конюшни.

И я обнаружила, что это мне нравилось в Грее. Не только то, что он мог выглядеть таким восхитительно горячим в потрепанной бейсболке, но и то, что, зная, что я направляюсь в магазин за продуктами и возвращаюсь, он всегда оказывался рядом, прекращая свои дела, чтобы занести покупки в дом. Я могла бы взять пару сумок, но зайдя с ними в дом, оставалась там, раскладывая продукты по местам, пока он ходил туда-обратно и таскал остальные.

Я объехала его грузовик (оказавшись, таким образом, ближе к задней двери на кухню) и припарковалась. Выйдя из машины, захлопнула дверцу и уперла руки в бока.

Грей остановился в двух футах от другой стороны машины и внимательно посмотрел на меня.

Затем пробормотал:

— Вот, черт.

— «Вот, черт» — правильно сказано! — огрызнулась я. — Угадай, с кем я столкнулась в магазине?

— С Усамой бен Ладеном?

Забавно, но мне было не до смеха.

— Нет, Грей, он мертв, — сказала я ему то, что он уже знал, затем подалась вперед и прошипела: — С Сесилией.

Он отодвинулся на дюйм назад, скрестив руки на груди.

— Куколка, ты ведь в курсе, что она живет здесь, и прекрасно знала, что рано или поздно это произойдет. Какого хрена?

И тогда и сейчас Грей был рациональным и логичным до предела и в основном очень добродушным. Если только дело не касалось Бадди Шарпа, моего брата (тогда) или его дядей (тогда и сейчас), его нелегко было вывести из себя.

Что порой было отстойно, и я обнаружила это в тот самый момент, когда мне хотелось пуститься в тираду, чтобы донести свою мысль и чтобы мне посочувствовали.

Поэтому я приступила к объяснениям.

— Она причастна к игре, устроенной Бадди, чтобы выдворить меня из Мустанга.

Так и есть. Мне было кому посочувствовать в моей тираде.

Проблема в том, что пребывая в раздражении я временно забыла, что когда Грей не был рациональным, логичным и добродушным, он злился, сильно.

— Повтори еще раз? — прошептал он, стоя напротив меня по другую сторону машины, но в его шепоте я услышала угрозу.

— Она причастна к игре, устроенной Бадди, чтобы выдворить меня из Мустанга, — повторила я с несколько меньшим запалом, наблюдая за ним и задаваясь вопросом, следовало ли мне держать язык за зубами.

— Она сама тебе сказала?

Я покачала головой, но произнесла:

— Я знаю.

— Откуда?

— Девушки такое знают.

— Думай, прежде чем заявлять нечто столь взрывоопасное, Айви, нужно больше, чем просто «девушки такое знают», — ответил Грей, и именно тогда я поняла, какую яму вырыла своим вспыльчивым характером.

Потому что не хотела поднимать эту тему, но теперь, начав говорить, у меня не оставалось другого выбора.

Глубоко вздохнув, я подошла к машине и, опершись на дверцу, сказала:

— Помнишь, как она подошла к нам на нашем первом свидании в Центре ветеранов?

— Айви, полагаю, ты в курсе, что я помню о тебе все, особенно, когда ты была со мной. Помимо поцелуя и того, как ты целый час нагибалась над бильярдным столом, это была лучшая часть свидания.

К сожалению, в воспоминаниях не прозвучало радости. Он подталкивал меня продолжить.

И все же, испытывал Грей нетерпение или нет, мне понравились его слова.

Но я ему этого не сказала.

— Ну, наш, э-м... разговор в проходе молочного отдела «Плэкс» шел в том же ключе.

— Что за... — начал Грей, явно теряя терпение. — В каком ключе?

Проклятье.

Вот и понеслось.

— Она подошла ко мне и, по сути, бросила в лицо, что в мое отсутствие ты был с другими женщинами.

В этот момент я узнала о Грее кое-что новое и о том, как с ним обращаться.

Потому что если до этого он был взбешен, насторожен и нетерпелив.

Теперь пришел в ярость.

Поэтому запоздало я поняла, что мне следует действовать осторожно, даже когда я вполне оправданно ударялась в тирады.

— Сука, — прошептал Грей.

— Грей, милый, не то чтобы я не знала.

— Гребаная... сука! — рявкнул Грей, на этот раз громко.

— Грей, — тихо сказала я, — все в порядке.

— Да, Айви, я знаю, бл*дь, знаю, — ответил он, махнув рукой в мою сторону. — Ты не дура и знаешь меня, ты знала о девушках до тебя. Я понимаю, что ты была в курсе, но это, бл*дь, не значит, — он наклонился, упер руки в бедра и прогремел, — что она должна была говорить тебе такое!

— Милый, — все еще шептала я.

— Я не хотел обсуждать с тобой на эту тему. Никогда. Я понимал, что ты знаешь, и мне не нужно исповедоваться, чтобы сбросить камень с души, а ты при этом почувствовала бы себя дерьмово. Я знал, что испытал, когда позвонил тебе в Вегас в двадцать минут восьмого, а ответил Лэш, и я осознал, что он с тобой в постели, не представляя кем он тогда был для тебя. Это прожгло меня насквозь, но я стоял на своей гребаной кухне и разговаривал по мобильному телефону. Эта сука швырнула это дерьмо тебе в лицо в гребаном, мать его, «Плэксе», и, зная, что она с радостью сделала так, чтобы ты почувствовала этот ожог, не находясь в безопасном месте, или, что это может столкнуть нас, я, бл*дь, зол, как черт.

— Я поняла, — сказала я успокаивающе.

Грей пристально посмотрел на меня, а затем выпалил:

— Гребаная сука.

— Грей, это не важно. Суть в том, что...

— Гребаная сука.

Я замолчала.

Грей глубоко вздохнул.

Я ждала.

Глубоко дыша, Грей продолжал пристально смотреть на меня, затем спросил:

— В машине есть, что может растаять?

— Мороженое, — тихо ответила я.

— Ладно, брось ключи. Давай разберемся с этим дерьмом.

Я бросила ему ключи; он схватил их и нажал на брелок, открывая багажник.

Я направилась на кухню. Он носил сумки, а я их разбирала. Я не остановилась, когда Грей принес последнюю партию, свалил ее на столешницу, и, прислонившись бедром к кухонному островку, скрестил руки на груди, посмотрел на меня и приказал:

— Ладно, теперь выкладывай.

Я продолжала раскладывать еду, одновременно рассказывая.

— У нее к тебе чувства.

— Да ну? — ответил Грей.

Ясно. Грей не дурак.

— Она несчастлива в браке с Бадди.

— И опять же... да ну?

Я закончила с продуктами, которые требовалось убрать в холодильник или морозильную камеру, и повернулась к Грею.

— Она была с подругой, и та ни разу на меня не взглянула. Как и в прошлый раз, Сесилия без колебаний набросилась на меня, желая очернить тебя и уничтожить меня. Тогда она встречалась с Бадди, сейчас — замужем за ним, и все же преследует нас обоих. Грей, ее подруга обо всем знает, и, находясь рядом со мной, особенно вместе с Сесилией, она испытывала неловкость. Я очень туманно намекнула на то, что Сесилия понимает мою боль из-за потери тебя, и их реакция сказала мне о многом. Будучи его женой, она либо знает, что сделал Бадди, и теперь я уверена, что это он, либо была замешана в его игре. Она хотела тебя тогда, хочет и сейчас, и она одна из тех женщин, кто, испытывая боль, не желает двигаться дальше. Она позволяет этому чувству отравлять себя до тех пор, пока не сможет его сдерживать, и оно не выплеснется наружу, накрыв все и вся.

— Как выглядела ее подруга? — немедленно спросил Грей.

— Что? — спросила я в ответ, сбитая с толку.

— Подруга Сесилии. Как она выглядела?

— Э-м... темные волосы, немного пухленькая, но ей идет. Ниже меня ростом. Глаз ее я не видела, поэтому не могу сказать, какого они цвета. Я бы предположила, что она ровесница Сесилии.

Лицо Грея зловеще потемнело, когда он произнес:

— Прис.

— Что?

— Прис. Присцилла. Близкая подруга Сесилии. Уже очень долгое время. Еще со школы. Она, Кортни и Сесилия — чирлидерши, дрянные девчонки. Тем не менее, без Кортни и Сесилии, Прис может быть милой. Двое других — прирожденные чистокровные сучки.

— И? — подтолкнула я, когда он не объяснил, почему делится этой информацией.

— И Прис с Кортни были теми, кто сказал всем, как видели, что ты уходила с Кейси.

Я закрыла глаза и оперлась о столешницу.

— Как я уже сказал, — продолжил Грей, и я открыла глаза, — я помнил о тебе все, включая то, что произошло после того, как я тебя потерял. Все это дерьмо. Помню, обдумывал слова тех двоих, кто случайно увидел, как ты украдкой сбегаешь глубокой ночью из города. Это случилось давно, но, может, ты помнишь, видела ли кого-нибудь, когда уходила с Кейси?

Я покачала головой.

— Прошли годы, но я помню, потому что Кейси был напуган, сказав, что за ним следят, поэтому смотрела по сторонам и делала это изо всех сил. Я чувствую слежку и вижу хвост. Должно быть, было три-четыре утра. Площадь была пустой, бар закрыт. Нас никто не видел.

— Значит, они выдумали все это дерьмо.

— По всей видимости.

— Определенно, — ответил Грей. — Ты бы почувствовала, жизнь научила тебя читать людей, ситуации, и, куколка, как и все остальное, у тебя это хорошо получается. Из того, что ты мне сказала, я понял, что Прис — порядочный человек с дерьмовыми друзьями, и она слабая. Это тянулось так долго, что она предпочла довольствоваться тем, что у нее есть, чем пробовать что-то изменить. И тому, что она не могла смотреть тебе в глаза, была причина, не только потому, что она знает, какой Бадди мудак, это известно всем. Но и потому, что была замешана в этом деле.

— Значит, она знает, что они сделали, — прошептала я.

— Вероятно. — Грей не стал шептать.

— Тогда, мы должны поговорить с ней. — Теперь я тоже не шептала.

Он покачал головой.

— Нет? — спросила я.

— Нет, дорогая. Во-первых, слабая она или нет, она поступила хреново. Дело не в том, что она дрянная девчонка. Она испортила людям жизнь, их счастье. Зная, что с нами делают, она не должна была участвовать, или в какой-то момент за прошедшие семь лет открыть гребаный рот и обмолвиться мне хоть словом. Мы знаем друг друга со средней школы. Признайся она во всем, даже зная, что я разозлюсь, мы, по крайней мере, уладили бы все. Так что, если я стану с ней говорить, то могу потерять самообладание, а она не стоит таких эмоций. Во-вторых, если с ней поговоришь ты, то уже ты можешь потерять самообладание, про эмоции я уже упомянул. В-третьих, выясни мы правду, на Бадди Шарпе это никак не скажется. Он и так никому не нравится. Все знают, что наше расставание — его рук дело, он просто будет нравиться им меньше, а ему на это насрать. А вот проникновение на чужую территорию, взлом и порча имущества и отравление лошадей подмочат ему репутацию. Сомневаюсь, что все это повлечет за собой большой тюремный срок, но это незаконно, и банк не будет держать вице-президента с заведенным на него уголовным делом. Вот куда мы должны направить свою энергию, а не на Прис.

Если, судя по огню в его глазах, не к спокойному, то Грей вернулся к рациональному и логичному состоянию.

— Люди — отстой, — заявила я, Грей секунду смотрел на меня, а затем ухмыльнулся.

И вот оно. Спокойствие. Вернулось молниеносно.

Таков Грей.

— Да, так и есть, — согласился он.

— Ну, я не сказала тебе хорошей новости, твоя твердая, как сталь, бывшая танцовщица из Вегаса на словах надрала ей зад.

Его ухмылка превратилась в улыбку.

— Жаль, что я не видел.

— Я была потрясающей, — похвасталась я.

Его улыбка перешла в смех, сквозь который он приказал:

— Айви, иди сюда.

Я подошла к нему, и он меня обнял, а я обняла его.

Затем он опустил голову и поймал мой взгляд.

— Знаешь, что? — спросил он.

— Грей, я много чего знаю, хотя ты собираешься сказать мне нечто другое.

Грей снова ухмыльнулся, затем его взгляд стал нежным («почти» исчезло примерно полторы недели назад, после того, как я оплакала потерю той бабушки Мириам, которую знала, и теперь он всегда сразу становился нежным).

Затем Грей тихо сказал:

— Отец был прав.

— В чем?

— Хорошее приходит к тем, кто ждет.

Я перестала дышать, и в то же время у меня защипало в носу.

— Грей, — прошептала я.

Грей был не в настроении возиться с моими рыданиями, что стало понятно по его следующим словам:

— Детка, у меня полно работы, так что скажи, что любишь меня.

— Я люблю тебя.

Он снова ухмыльнулся, опустил голову, коснулся моих губ поцелуем, не задевая при этом козырьком бейсболки, затем поднял голову, стиснул в объятиях, развернулся и вышел через заднюю дверь кухни, чтобы заняться делами мачо-ковбоя с ранчо.

Я вздохнула.

Затем вышла из кухни, чтобы заняться делами стильной подружки ковбоя с ранчо.

*****

Кстати, Грей никогда его не пробовал, но ему понравился голубой сыр поверх жареного стейка.

Видите? Я полностью справлялась со статусом подружки фермера.

Полностью.

Глава 31

Семь

Четыре дня спустя...

— Иди сюда, — прорычал Грей.

Вынув член изо рта, но обхватив его рукой и сразу же начав ласкать, я повернула голову, поцеловала внутреннюю сторону его бедра, прежде чем посмотреть на Грея и прошептать:

— Малыш, я не закончила.

— Ты закончила.

— Еще чуть-чуть.

— Если продолжишь, Айви, я кончу тебе в рот. Ты знаешь, я кончаю в тебя, и под этим я не имею в виду твой рот. А теперь иди сюда.

Это было правдой. И при его словах я вдруг захотела, чтобы он был во мне.

Поэтому поползла вверх по его телу.

В комнате было темно. Я понятия не имела, который сейчас час. Грей разбудил меня руками, затем подключил рот, после чего уже я подключила руки и рот. За исключением того раза с веерами и трусиками со стразами, мы никогда такого не делали. Я приспособилась к режиму сна Грея так же легко, как приспособилась к Мустангу. Пару дней и все.

Но если Грею не спалось, я не собиралась жаловаться, раз он собирался справляться с бессонницей таким способом.

Я переместилась по его телу, он сдвинул ноги так, чтобы они оказались между моими, и я оседлала его. Одна его рука обвилась вокруг моей талии, двигая меня вниз, другая погрузилась в мои волосы, он приподнял бедра, наши губы соединились, мой язык скользнул ему в рот, а его — в мой.

О, да.

Затем он перекатил нас, не размыкая губ и тел, его бедра начали двигаться, быстро, жестко, глубоко.

О, да.

Он был почти на краю и намеревался утянуть меня за собой. Мне нравилось, когда он становился таким, — управляемым, на грани потери контроля, — и мне нравилось, что это я делала его таким.

Затем откуда-то издалека в ночной тишине я услышала звук, похожий на выстрел из дробовика.

Голова Грея взлетела вверх, на полсекунды он замер, затем выскользнул из меня, перекатился и спрыгнул с кровати, рявкнув:

— Бл*дь.

— Что это было? — прошептала я, хотя и так знала. Грей рассказал мне о спрятанном в конюшне дробовике.

— Айви, звони в 911, — приказал Грей, натягивая джинсы.

— Что?

— Звони в 911, — повторил Грей, наклоняясь и хватая свою футболку. В темноте я увидела, как его голова повернулась ко мне, и он продолжил: — Быстро.

Я резко вышла из шокового оцепенения, перекатилась к его тумбочке и схватила телефон.

Грей натянул ботинки и выбежал за дверь.

— Черт, черт, черт, — зашептала я, в темноте набирая номер, затем спрыгнула с кровати и начала искать ночную рубашку и трусики.

— 911, что у вас случилось?

— Это Айви Лару. Я на ранчо Коди, недалеко от пятьдесят седьмой улицы к западу от Мустанга. К нам кто-то проник.

Отвечая на вопросы оператора, я зажала телефон между ухом и плечом, натянула трусики, а затем неловко нацепила через голову коротенькую красную атласную ночнушку, когда увидела это.

Странное свечение, мерцающее в открытом окне.

Глядя на него, я моргнула, и тут до меня дошло, что означают этот оттенок и мерцание. Бросившись к окну, я увидела, что конюшня в огне.

— О Боже! — воскликнула я, обрывая речь оператора, и устремляясь обратно через комнату к джинсам. — Сообщите в пожарную службу. У нас горит конюшня. Там двадцать лошадей! Быстрее!

Затем, даже не выключив телефон, я бросила его на кровать, натянула джинсы, застегнула их, но не стала возиться с пуговицей. Выбежав из комнаты, спустилась по лестнице, устремилась на кухню к задней двери, где натянула резиновые сапоги на голые ноги. Затем выскочила во двор.

Я без колебаний бросилась через лужайку к горящему строению, даже когда увидела, как Грей вывел двух лошадей, хлопнул одну по крупу, и обе поскакали к открытому загону.

Грей заметил меня и, на бегу обратно в конюшню, крикнул:

— В дом!

А потом исчез в горящем здании!

Грей там.

Как и наши лошади.

Я кормила этих лошадей, поила, некоторые даже тыкались носом мне в шею.

И мой любимый мужчина, которого у меня отняли семь лет назад, тоже был там.

И вновь я не колебалась.

Вбежала в конюшню.

Языки пламени лизали все вокруг, и если бы я дала им шанс, они бы меня напугали.

Так что я не дала им такого шанса.

Было жарко, жарче, чем когда-либо мне доводилось испытать. Дым был густым. И один лишь треск горящего дерева приводил в оцепенение. Жар мог сжечь меня, дым — задушить, и только мысль об этом могла парализовать.

Так что я не думала.

Грей больше не выводил лошадей, он просто открывал стойла, вбегал в них и кричал: «Хей-йа!»

Как только он увидел меня, прорычал:

— Айви, убирайся отсюда!

Проигнорировав его, я бросилась через сарай и сделала то, что делал он. Отперла закрытое стойло, и, к счастью, лошадь помчалась в безопасное место, не дожидаясь, пока я на нее крикну. Затем снова в следующее стойло и в следующее. Лошадь в четвертом стойле, одна из тех, что была беременной, выпучив глаза и бешено ими вращая, жалась к стене, в панике поднимаясь на дыбы и молотя воздух передними копытами. Я вспомнила, как Грей учил меня ни в коем случае не находится позади лошади, а из-за ее передних копыт я никак не могла подступится к ней спереди, поэтому осторожно приблизилась к ней сбоку, положила руку ей на ребра, подталкивая в направлении выхода, шлепнула по крупу и, как Грей крикнула: «Хей-йа!»

Потребовалось три шлепка, а потом она ускакала.

Я успела выпустить еще одну лошадь, прежде чем в мой мозг проникли ужасающий звук ломающегося дерева и испуганное ржание запертых лошадей, и до того, как я смогла найти Грея, он нашел меня. Крепко схватив за руку, он потащил меня к открытым дверям конюшни.

Не успели мы добраться до входа, как задняя стена рухнула, и я не смогла сдержать испуганного крика, услышав гулкий грохот и почувствовав силу воздушной волны и жара, отбросившие мои волосы вперед.

Но в той стороне нас уже не было. Мы находились в пятнадцати футах от входа, потом в десяти, потом в пяти, а потом выбежали наружу. Гораздо более прохладный летний воздух ударил меня, как пощечина, и я глотала его свежесть, пока Грей продолжал уводить нас прочь от конюшни.

Остановившись, он дернул меня за руку, и я взглянула в его испачканное сажей лицо.

— Нам нужно загнать лошадей в загон. Они напуганы. Будь осторожна. Не подходи к ним, пока не почувствуешь, что можно. Загоняй их внутрь издалека хлопками, криками, чем угодно, но если они напуганы, держись подальше. Поняла?

Я кивнула.

Он отпустил мою руку и исчез. Осмотревшись, я увидела кругом лошадей. Я направилась к одной, а Грей к другой. К той, на которой часто ездил, своему жеребцу, белому с большими коричневыми пятнами, по кличке Ансвер (прим.: в пер. с англ. Answer — ответ, решение). Я с удивлением наблюдала, как он без седла вскочил ему на спину, каким-то образом развернулся и помчался по окрестностям, загоняя лошадей.

Я вносила свою лепту, бегая вокруг и подгоняя их к нему.

Я закончила со своей частью работы, все лошади, бегавшие у дома, находились в загоне, а Грей галопом мчался к отбившейся паре, которая была дальше, когда я услышала сирены.

Но я не смотрела на сирены. Я смотрела на все еще горящую конюшню, языки пламени лизали воздух, взметаясь высоко. Еще одна стена рухнула.

Затем я перевела взгляд на загон и начала считать.

Десять лошадей.

Я оцепенело повернула голову и увидела, как Грей ведет к загону еще две.

С его конем и этими двумя, общее число составило тринадцать.

Тринадцать.

Тринадцать.

Апатично я повернулась обратно к конюшне.

Там умирали или уже были мертвы семь лошадей.

Семь.

Вой сирен приблизился, я услышала крики людей, приступивших к работе, среди всполохов красно-сине-белых огней служебных машин на фоне пляшущего пламени.

— Айви! — услышала я, как выкрикнули мое имя, но не могла перестать пялиться на горящую конюшню Грея, зная, какие лошади остались в дальних стойлах, стойлах Грея, и что у меня не было времени добраться до них. Я их кормила. Направляла в загоны. Даже ездила на двух из них.

Меня схватили за обе руки и оттащили на десять футов, но я не отрывала глаз от конюшни.

Затем, сквозь шок услышала:

— Айви, поговори со мной. Грей занят, а я должен знать, что произошло.

Я повернулась и увидела капитана Ленни.

Затем я рассказала все, что ему нужно было знать.

— Дробовик Грея выстрелил.

Лицо Ленни окаменело так, что, если бы я не впала в ступор от шока и печали, то испугалась бы.

Затем его взгляд переместился на пляшущие языки пламени.

*****

Спустя час и сорок пять минут...

— Лен, я знаю, что видел, — пророкотал Грей, и Ленни уставился на него, пока полицейские толпились рядом, а пожарные вдалеке поливали из шлангов тлеющие останки разрушенной конюшни, чтобы не дать искрам перекинуться на что-то еще, и осторожно разгребали завалы.

Я знала, что происходит, но смотрела только на Ленни и Грея.

Потому что на этот раз Грей кого-то видел.

И этим кем-то был племянник Ленни, Пит, со всех ног убегающий к своему пикапу.

— Ты видел, как он залез в конюшню? — тихо спросил Ленни.

— Я видел, как он выбежал на дорогу и запрыгнул в грузовик, — подтвердил Грей.

— Ты уверен, что это был Пит?

— Мы ходили с ним в начальную школу, Лен. Вместе учились в первом и четвертом классе, а в средней школе посещали, по-моему, дюжины две уроков. Я видел его в этом грузовике, по крайней мере, раз сто за те три года, что он у него есть. — Голос Грея звучал низко, хрипло и очень-очень раздраженно. — Ленни, увидь я Пита, я бы его узнал.

— Бл*дь, — прошептал Ленни.

— Он сжег мою конюшню и убил семь лошадей, — заявил Грей, его голос оставался тем же, но с каждым словом становился все яростнее. — Не помоги мне Айви, погибли бы двенадцать лошадей. И я повторю, моя женщина была там, помогала мне.

Грей сделал паузу, и на щеке Ленни дернулся мускул.

— Ты схватишь его за зад, — прошептал Грей. — И посадишь за решетку, Лен. Ты понимаешь, к чему я это говорю.

Ленни уставился на Грея, и он понимал, к чему вел Грей. Самым безопасным местом для Пита была тюрьма.

Ленни повернул голову к офицеру и кивнул.

Офицер помчался к патрульной машине.

Ленни, избегая наших с Греем взглядов, посмотрел на тлеющие развалины.

Затем прошептал:

— Господи, у парня дерьмо вместо мозгов. Так было всегда.

— Это не дерьмо вместо мозгов, — выдавил Грей, и Ленни вздрогнул. — В той конюшне со мной была Айви, и я потерял семь лошадей. Я и моя женщина живы, но половина гребаной постройки рухнула, пока мы в ней были. — Ленни оглянулся на Грея. — Лен, эта х*йня должна прекратиться. У тебя последний шанс остановить их. Не сделаешь этого, я приму меры.

— Грей, успокойся, — прошептал Ленни.

— На х*й спокойствие! — внезапно взорвался Грей, и я приблизилась к нему, также как и офицеры приблизились к Ленни. — Ты что, мать твою, не слышал меня? — орал Грей. — Половина е*аной конюшни рухнула вместе со мной и Айви внутри!

— Я слышу тебя, сынок, но позволь мне делать свою работу, — ответил Ленни.

— Да, делай свою работу, — парировал Грей. — У тебя есть последний гребаный шанс сделать свою гребаную работу.

Пока он говорил, на подъездной дороге забрезжил свет фар, и глаза всех устремились в ту сторону.

Несмотря на то, что у нас были датчики движения, я побежала в дом, включая все наружное освещение. Мы были на ранчо в глуши, но Коди не были глупцами. В глуши все равно могли таиться опасности, о чем свидетельствовала теперь уже догорающая конюшня. Снаружи дом, с прилегающей к нему территорией, ярко освещались множеством огней. Поэтому я увидела блестящий пикап с длинной кабиной, когда тот остановился рядом с нами и водитель заглушил двигатель.

Я также увидела, как из него вышел мужчина, и сразу поняла, что он владелец ранчо, так как глубокой ночью он все еще был в рубашке в западном стиле, джинсах Wrangler, ковбойских сапогах и потрепанной бейсболке.

— Чтоб меня, — пробормотал Ленни, и вместе с офицерами быстро пришел в движение, когда я запоздало почувствовала, как волна гнева исходит от Грея.

Очень сильного гнева, но теперь он пылал так жарко, что обжигал кожу.

Я подошла ближе, взяла его за руку, и в ту же минуту его пальцы крепко сжали мои. Может, потому что он был рад, что у меня есть пальцы, за которые можно держаться. Может, судя по тому, что я от него слышала, потому что ему нужно было держаться за меня, чтобы не заорать на вновь прибывшего.

— Кто это? — прошептала я, подходя ближе и прижимаясь к нему.

— Джеб Шарп, — резко ответил Грей, и я затаила дыхание, увидев, как Ленни подошел вплотную к Джебу Шарпу, пока остальные трое офицеров, не мешкая, встали между Шарпом и Греем, готовясь схватить Грея, если тот потеряет самообладание.

Ленни с Шарпом разговаривали, но я не смогла бы их расслышать, даже если бы они не стояли так далеко. Ленни покачал головой, затем передвинулся всем телом, как бы блокируя Шарпа, но Шарп тоже покачал головой и обогнул Ленни.

— Джеб, это плохая идея, — крикнул ему вслед Ленни, когда Шарп подошел ко мне и Грею.

Грей, и без того напряженный, просто окаменел, и я боялась, как бы от прикосновения он не раскололся на части. Тем не менее, я прижалась к нему и положила другую руку на его пресс.

Шарп предусмотрительно остановился на расстоянии вытянутой руки.

Сын был похож на него, выглядел так же хорошо. Но он также походил и на типаж Грея. И останется таким до самой смерти. Его лицо избороздили морщины, появившиеся от тяжелой работы на солнце и частого задорного смеха. В глазах горел огонь, вызванный немалым количеством гнева и намеком на стыд, который он не мог полностью скрыть, хоть и пытался. Я знала, что он отец Бадди, но, взглянув на него, все же не могла не проникнуться к нему симпатией.

Затем он заявил:

— Я разберусь с этим, сынок.

— Самое время, Джеб. У меня семь мертвых лошадей и сгоревшая конюшня, — ответил Грей.

— Ты умный малый, ты позволишь мне позаботиться об этом, — тихо сказал Джеб.

— Он преследовал меня с младших классов, и сегодня вечером подверг мою женщину опасности. Сейчас мне не хочется быть умным, — парировал Грей.

Взгляд Джеба остановился на мне, его рука на секунду потянулась к козырьку бейсболки, прежде чем он ее опустил и пробормотал:

— Мэм.

Я кивнула, но не более того, и он снова посмотрел на Грея.

— Грейсон, прошу тебя еще раз, позволь мне разобраться с этим.

— Делай, что должен. Лен тоже сделает, что должен. А я сделаю то, что должен сделать я, — заявил Грей.

Джеб Шарп выдержал взгляд моего мужчины, затем прошептал:

— Достаточно справедливо. — Его взгляд упал на конюшню, и он продолжил шепотом: — Мне ужасно жаль.

Он говорил искренне.

Я прижалась ближе к Грею, и он крепче сжал мою руку.

Шарп мельком взглянул на меня и снова сосредоточился на Грее.

— Понадобится помощь в уборке и строительстве, обращайся ко мне. Я пришлю несколько парней, — предложил он.

Когда Грей ничего не ответил, я хотела было предположить, чтобы он не надеялся, но прикусила язык.

— Ясно, — пробормотал Шарп, точно зная, что означало отсутствие ответа Грея, затем он посмотрел на меня. — Миз Лару, жаль, что мы не встретились при более благоприятных обстоятельствах.

— Мне тоже, — прошептала я.

Он кивнул. Затем посмотрел на Грея. Глубоко вздохнул, и, наконец, повернулся и пошел прочь.

Только тогда я вздохнула.

Джеб Шарп сел в свой грузовик, развернулся и поехал по дороге.

Я почувствовала, как часть напряжения покинула Грея, и он повернул нас лицом к руинам.

Деревянная конюшня вспыхнула, как трут, и рухнула в мгновение ока.

— Милый, пойду сварю для пожарных кофе, — прошептала я.

— Хорошая идея, детка, — пробормотал Грей, не отрывая взгляда от конюшни.

Я сжала его руку. Он сжал мою руку в ответ, но сделал это, не сводя взгляда со своей потери.

Я отпустила его, сделала два шага в сторону, затем развернулась и сделала два шага назад.

Снова прижавшись к нему, приподнялась на цыпочках, пока не оказалась как можно ближе к его уху, и прошептала:

— Скажи, что любишь меня, Грей.

Я опустилась на пятки и наблюдала, как он закрыл глаза, потом открыл их и повернулся ко мне.

Подняв руку, обхватил мою челюсть, и его глаза скользнули по моему лицу.

Затем он сказал:

— Я люблю тебя, Айви.

Я усмехнулась крохотной грустной улыбкой.

Он ответил мне тем же.

Затем наклонился и прикоснулся губами к моим губам, опустил руку, а я повернулась и пошла в дом варить кофе для пожарных.

*****

Три часа спустя...

На небе забрезжил рассвет, слабое свечение проникало в окно.

Мы с Греем приняли душ, но не спали. Лежа в постели, Грей на спине, я прижималась к его боку, положив голову ему на грудь, легко скользя ладонью по его груди и животу, он обнимал меня, запустив руку мне в трусики и обхватив мою попку.

Мы пролежали так некоторое время, не разговаривая, но и не засыпая.

Наконец, я нарушила тишину, прошептав:

— Ты в порядке?

— Нет.

Я глубоко вздохнула. Затем скользнула рукой по его груди, приподнялась и повернула голову к нему, положив подбородок на руку.

Под головой и плечами Грея беспорядочно лежали четыре подушки (моему мужчине нравилось подкладывать себе подушки), его взгляд опустился на меня.

— Умоляю, не убивай Бадди, — тихо сказала я. — Я только вернула тебя спустя семь лет. Я не хочу следующие семь навещать тебя в тюрьме.

Выражение его лица смягчилось, но он не улыбнулся.

Тем не менее, поддразнивающе ответил:

— Ты на горных равнинах Колорадо, куколка. Ни один суд присяжных в этих краях не осудил бы меня за убийство человека, загубившего семь лошадей.

Его шутка не удалась, я знала, что он видел это по моему лицу, так же, как я видела по его, но подозревала, что ему намного хуже. Он — ковбой, лошади для ковбоев очень много значат.

Я приподнялась, придвинулась ближе, скользнула по его груди, положила ладонь сбоку его шеи и прошептала:

— Малыш, я не знаю, что мне сделать, чтобы помочь тебе.

И тут он усмехнулся. Совсем чуть-чуть и при этом в его красивых глазах не вспыхнуло, как обычно, пламя, но в них все же забрезжил намек на тепло.

Его рука покинула мою попку, чтобы крепко обхватить меня за спину, и он сказал:

— Ты помогаешь, Айви.

Я кивнула и улыбнулась.

Затем мягко сказала:

— Мне жаль, Грей.

— Мне тоже.

— У нас все будет хорошо.

Настала его очередь кивнуть.

— Единственный плюс в этом — то, что я получу страховку. Так что, да, в конце концов, у нас все будет хорошо.

Я была рада узнать, что у него была страховка, но речь шла не об этом.

— Дорогой, я не это имела в виду.

— Знаю, милая, и мой ответ все тот же. У нас все будет хорошо во всех отношениях. Просто сейчас, нам нужно лечь спать, чтобы мы могли хотя бы немного отдохнуть, прежде чем встретиться лицом к лицу с тем, что принесет нам новый день, но ты должна знать, что все будет хорошо.

Он был прав.

Я склонилась к нему, поцеловав его грудь. Затем переменила позу и снова посмотрела на него.

— У тебя часто случается бессонница?

— Нет, усердно проработав весь день, я крепко сплю всю ночь.

— Значит, твое пробуждение — необычно?

— Не могу сказать, что этого никогда не случалось, но это случалось так редко, что я не помню, когда это было в последний раз.

— И что же тебя разбудило?

Это вызвало у меня другую ухмылку, но он все еще был не в настроении.

— Думаю, мое подсознание напомнило мне, что ты легла спать без трусиков.

Я ухмыльнулась в ответ, а затем мягко надавила:

— Но ведь дело не в этом?

— Если спрашиваешь, слышал ли я что-то, то нет. Если бы слышал, то пошел бы проверить. А не стал бы с тобой заигрывать. Если спрашиваешь, было ли у меня какое-то предчувствие, — кто знает? В чем я точно уверен: наяву или во сне, я бы услышал выстрел. Я крепко сплю, но не так глубоко, чтобы проспать такое, и я знаю это, так как в прошлый раз не проспал.

— М-м-м... — пробормотала я, отводя взгляд.

— Айви, — позвал он, и мои глаза скользнули к нему. — У нас на дворе полный бардак и нам предстоит битва, которая и так была чертовски мерзкой, но стала еще уродливее. Нам нужно поспать, чтобы быть готовыми встретить новый день.

Он был прав.

— Хорошо, милый, — согласилась я и начала устраиваться возле него, но остановилась, когда его рука на мне сжалась, и я снова сосредоточилась на нем.

— Я не привык к бессонным ночам, но это не значит, что после того, что случилось сегодня, когда я увидел, как ты бегаешь по горящей конюшне, у меня их не будет.

Я знала, к чему клонит мой мачо-ковбой с ранчо, поэтому открыла рот, чтобы прервать его.

Увидев это, он снова стиснул меня.

— Дай мне закончить, детка, хорошо?

Я захлопнула рот и кивнула.

— Ты спасла пять лошадей, — прошептал он.

Спасла. Действительно спасла.

Грей еще не закончил.

— И вот ты забегаешь в конюшню, чтобы спасти тех лошадей и ранчо, и это мне не понравилось, так что, молись Богу, чтобы ничего подобного больше не повторилось. Но я должен сказать, где бы ты ни родилась и чем бы ни занималась, кидала ли кого-то в бильярд или танцевала обнаженной на сцене, сегодня ночью ты была женщиной с ранчо, и, как и всегда, когда ты что-то делаешь, ты делала это лучше всех.

Его слова так много значили для меня, звучали так невероятно красиво, что у меня мгновенно защипало в носу, а глаза наполнили слезы, и лицо Грея стало расплывчатым.

Он притянул меня к груди, проигнорировал подступающие слезы и приказал:

— Теперь скажи, что любишь меня, Айви, поцелуй меня и засыпай.

Я сглотнула, затем дрожащим голосом прошептала:

— Я люблю тебя, Грей.

— А теперь поцелуй меня, — прошептал он в ответ.

Я прикоснулась губами к его губам, и он притянул меня обратно к своей груди.

— А теперь засыпай.

Прижавшись щекой к его груди, я кивнула и глубоко вдохнула.

Заснула я не сразу, это заняло у меня некоторое время, как и у Грея, но, в конце концов, я погрузилась в сон и сделала это раньше него.

Глава 32

По-семейному

На следующее утро после пожара, нас спозаранку навестили Шим и Роан. Они заехали на пикапе Шима по дороге на работу, привезя полный кузов корма для лошадей и сена. Очень любезно с их стороны, учитывая, что наши запасы развеялись с дымом, о чем они оба, очевидно, знали (отсюда и визит), так как в маленьком городке новости распространяются быстро даже ночью. Это также говорило о том, каким человеком был мой ковбой с ранчо, приняв помощь, учитывая, что Шим работал на ранчо Джеба Шарпа. Магазин, где продавались корма, еще не открылся, слишком рано, так что, скорее всего, корм нам дал Шарп, а не Шим.

По неизвестным мне причинам, несмотря на то, что я была измотана и еле таскала ноги, я начала день с того, что привела себя в порядок. Я не надела одно из своих сказочных платьев, но сделала прическу, макияж, нацепила дизайнерские джинсы, изысканную, но повседневную (и дорогую) блузку. Однако никаких туфель на высоких каблуках, вместо них — потрясающие шлепанцы. Но во всем остальном я стремилась к идеалу. Возможно потому, что на следующий день после трагедии я нуждалась в доспехах. Возможно потому, что это просто была я.

В конечном итоге, визиты, последовавшие к нам дальше, заставили меня обрадоваться, что я это сделала.

Накануне вечером, после отъезда пожарных и полицейских, конюшню обнесли полицейской лентой. Можно с уверенностью сказать, что проснувшись и выглянув в окно, вид части вашей собственности, огороженной желтой полицейской лентой, — не то зрелище, которое вы хотели бы лицезреть с утра.

Или когда-либо.

После того, как я накормила своего мужчину и подала кофе ему и его друзьям, я достала документы на страховку. Затем позвонила в страховую компанию Грея и оставила им сообщение, в котором говорилось, что после инспекции места происшествия полицией и следователем по поджогам, нужно, чтобы нам срочно нанес визит страховой агент, потому что в пятидесяти ярдах от нашего дома лежало семь мертвых лошадиных туш, и нам нужно было закопать их в землю, чтобы упокоить их души.

Следователь по поджогам появился вскоре после отъезда Шима и Роана, и Грей спросил, пока он разбирается с делами на ранчо, не съезжу ли я в дом престарелых, чтобы сообщить новость бабушке Мириам. Видя, что наш телефон звонил не переставая, хотя было всего восемь часов, Грей беспокоился, что новости разлетятся по округе и она узнает от кого-нибудь другого.

Поэтому я помчалась в город и, в тщетной попытке смягчить удар, купила ей еще одну книгу, несколько журналов и кучу шоколадных батончиков. Дом престарелых мне казался чем-то вроде тюрьмы, у вас должна быть подходящая валюта, чтобы найти там свое место и снискать уважение, а для старичков это явно были не сигареты. Поэтому я купила достаточно шоколадных батончиков, чтобы сделать бабушку Мириам королевой шикарного поместья для престарелых. Я также купила немного для Грея, так как была причина, по которой в его грузовике валялось столько оберток от шоколадных батончиков. Когда Грею хотелось есть его выбор не падал на зерновой батончик или банан, а, учитывая, что он практически с рассвета до заката занимался физическим трудом, то часто жевал. Хотя я заботилась, чтобы большинство его шоколадок содержали арахис, чтобы в его рационе присутствовал белок.

Я боялась этого визита, и как только весть была доставлена, испытала небольшое облегчение. Бабушка Мириам была ошеломлена, испугана за Грея и меня и убита горем из-за того, что конюшня, построенная отцом ее мужа, конюшня, на которую она каждый день на протяжении более пятидесяти лет смотрела из заднего окна, когда мыла посуду, больше не существовала, не говоря уже о ее реакции на гибель семи лошадей. И я оказалась права, она обрадовалась книге, журналам и шоколадным батончикам, но они никак не помогли смягчить удар.

Перед моим уходом, она сжала мою руку с удивительной силой, вызванной страхом, ее выцветающие голубые глаза уставились на меня, и она горячо прошептала:

— Вы с Греем должны беречь себя, дитя. Прошу, обещай мне, что вы оба будете в безопасности.

Я еще раз уверила ее, что Ленни занимается этим делом, также как и Джеб Шарп и что ее внук никогда не допустит, чтобы что-то случилось с ним или со мной. Именно последнее заверение заставило ее руку расслабиться. С другой стороны, так и было. Она знала Грея, поэтому знала, что я не вру.

Доехав до дома, я увидела припаркованные у крыльца внедорожник и пикап, и узнала, что у Грея выдалось занятое утро. Здесь побывала уже половина Мустанга, я поняла это, зайдя на кухню и обнаружив фермерский стол практически заваленный тарелками, сковородками и подносами с запеканками, пирогами, пирожными и кексами. Грей сказал, что большой сарай, где он хранил инструменты, оборудование и инвентарь для ухода за персиковыми деревьями, теперь был завален почти под завязку кормом для лошадей, сеном и использованными уздечками и седлами, которые привезли с собой неравнодушные горожане.

В течение следующего часа мне пришлось пережить то же самое, когда народ продолжил привозить еду, содовую, пиво и инвентарь, но я удивилась, поняв, что эти люди не приезжали просто поглазеть. Они делились с нами своими чувствами, проявляли доброту и уезжали. Они знали, что у нас с Греем есть дела, и наши мысли занимали другие проблемы. Знали, что будут путаться под ногами. Знали, как это утомительно, — обрести нежданную компанию. Так что они делились своей добротой, а потом убрались к чертовой матери.

Я никогда с таким не сталкивалась.

Это было нечто прекрасное.

Стоял ранний полдень, и мы с Греем только что положили себе на тарелки огромные порции мексиканской запеканки Энг, официантки из закусочной (до сих пор!), с курицей, сыром и тортильей. Мы сидели за столом, когда Грей поднял голову и повернул ее к окну. Я тоже, и мы посмотрели в большое боковое окно над кухонной тумбой.

Там мы увидели, как по дорожке движется еще один внедорожник, за которым следует пикап, и когда они подъехали ближе, как мне показалось, на высокой скорости, за ними показался седан.

— Нет, — прошептал Грей, и я напряглась, когда он рявкнул: — Нет, бл*дь.

Он со скрежетом отодвинул стул, и, как пуля, слетел с него, направляясь к задней двери.

Я понятия не имела, кому принадлежали эти машины, но знала, что, кто бы это ни был, им тут совершенно не рады, поэтому вскочила на ноги и побежала за Греем.

Спустившись по лестнице заднего входа, я увидела, как Грей длинными шагами направляется через боковой двор, усаженный высокими тенистыми деревьями, к теперь припарковавшимся грузовикам и автомобилю. И вот тут я увидела, кто в них.

Во внедорожнике сидели дяди Грея, Олли и Чарли, с этими двумя я встречалась, в пикапе — мужчина, которого я никогда не видела, но в его внешность безошибочно угадывались черты Коди, а в седане — Мэйси.

Когда они вышли из машин, я быстро окинула их взглядом.

Еще во время моего первого пребывания в Мустанге, я заметила, что Чарли страдал излишним весом. С Олли я встречалась у него дома во время уроков кулинарии Мэйси, но тогда он (мудро) избегал кухни, и я только обменивалась с ним приветствиями, прощаниями и перекидывалась парой слов. Олли, тогда и сейчас, и мужчина, который должен был быть Фрэнком, выглядели совсем не как Чарли. Они были высокими, все еще стройными, подтянутыми и красивыми, в блестящих темно-русых волосах только начинала пробиваться седина. Они, определенно, соответствовали своему возрасту, но выглядели хорошо.

— Убирайтесь, — услышала я угрожающий рык Грея, он продолжал двигаться к ним, выстроившимся в нескольких футах впереди своих машин.

При виде развалин конюшни глаза Фрэнка сузились, на его лице легко читалась крайняя злость, которую он направил на Грея, спросив:

— Что ты намерен делать с этим дерьмом, парень? — Затем он сердито мотнул головой в сторону конюшни.

— Я сказал, убирайтесь, — повторил Грей, останавливаясь в четырех футах перед ними, и я поспешила к нему.

— А я спросил, — подался вперед Фрэнк, — что ты намерен делать с этим дерьмом, парень?

У меня было нехорошее предчувствия по этому поводу.

— Ладно, парни, давайте все успокоимся, зайдем внутрь, откроем пиво и спокойно поговорим, — вставила Мэйси, подойдя к группе мужчин, и по ее властному, но успокаивающему тону я поняла, что она следовала за братьями в своей машине, потому что пыталась отговорить их от поездки, потерпела неудачу, но все же поехала за ними, чтобы исполнить роль миротворца.

— Не лезь в это, Мэйси, — рявкнул Олли, не сводя глаз с Грея.

— Ты не ответил на мой вопрос, — зловеще напомнил Фрэнк.

— А ты не убрал свою задницу с моей гребаной земли, — парировал Грей. — А теперь валите... на хрен... отсюда.

— Может, вам вернуться через день или два? — предложила я, но никто из них даже не взглянул на меня.

— Баду Шарпу нужно преподать урок, — заявил Чарли Грею, и я напряглась.

— Это моя проблема, а не твоя. Убирайтесь вон, — ответил Грей.

— Сидишь на жопе ровно, когда тебя поимели? — спросил Олли, а затем заявил: — Коди так не поступают.

— Тебе ли говорить, как поступают Коди, придурок. А теперь убирайтесь, — отрезал Грей, и все они напряглись, и это было более чем немного страшно.

— Видимо, мы больше тебя знаем, как поступают Коди, парень. Бл*дь. Прошло полдня, а с головы Шарпа даже волосок не упал, — заметил Фрэнк, и мое напряжение возросло сверх меры.

Фрэнк еще не закончил.

— Твой папа, мой отец, отец моего отца не стали бы медлить с расплатой, если бы кто-то сжег их чертову конюшню прямо у них под носом.

И в этот момент во мне что-то щелкнуло. Я это почувствовала. Могу поклясться, я даже услышала звук.

И когда это произошло, я сорвалась.

— Как вы смеете? — прошептала я, но этот шепот вибрировал от настолько сильных эмоций, что воздух вокруг меня замерцал, и все присутствующие это почувствовали. Я поняла это, когда все взгляды обратились на меня. — Как вы смеете? — повторила я, а потом завопила: — Как вы, бл*дь, все смеете?

Я сделала три быстрых шага к братьям Коди, и мой живот обхватила похожая на стальной обруч рука, притянув меня к телу Грея и оборвав наступление, но не остановив мою тираду.

— Бадди Шарп многие годы преследовал Грея, и тогда вас это не волновало. Я провела в этом доме несколько недель, и ни один из вас, — мои глаза переместились на Мэйси, — даже ты, не пришел навестить меня. Вы живете в этом городе. Знаете, что с нами случилось. И знаете, что Грей чуть не потерял эту землю, этот дом, ту конюшню, — я махнула рукой за спину, — потому что заботился о вашей матери, — я ткнула в них пальцем, — а вы ни хрена не сделали. Где были вы, когда гибли его деревья, травили его лошадей? И у вас хватает наглости заявиться сюда, когда вы бросили своего племянника на произвол судьбы, и пытаться его учить, как справиться с трагедией? Что ему следует сделать с тем больным, завистливым куском дерьма, весь мир которого вертится вокруг того, как бы уничтожить Грейсона Коди? Вы заявляетесь сюда после того, как мы всю ночь не спали, бегая по конюшне, которая рушилась вокруг нас, чуть не забрав наши жизни, чтобы спасти ваше наследие, наследие, в которое вы ничего не вкладывали десятилетиями, но все же у вас хватает наглости приехать сюда и высказать Грею это в лицо? Как вы смеете?

— Айви... — начала Мэйси, ее голос звучал умиротворяюще, но мои глаза резанули по ней.

— Нет, — оборвала я ее. — На самом деле, мне плевать, почему вы посмели все это сделать. Меня волнует только то, чтобы вы, все вы, — я махнула рукой, указывая на них всех, — сейчас же убирались с земли моего мужчины. Он пережил многое. Пережил удары прошлого. Рвал жилы, чтобы ваша мать жила так хорошо, как он мог ее обеспечить, после того, как она потеряла способность ходить, и он продолжает это делает. И все это без малейшей помощи с вашей стороны. — Я по очереди ткнула пальцем в троих братьев. — Вы не достойны его. И вам нечего сказать Грейсону Коди, ни о его поступках, ни об этой земле. Так что садитесь в свои машины и, — я напряглась в руке Грея и завизжала, — валите отсюда.

— Вижу, вы, дамочка, не понимаете, когда твоя мать поворачивается к тебе спиной, это имеет последствия, — более чем высокомерно сообщил мне Фрэнк.

— Нет, я вижу, что мать так разочаровалась в сыновьях, которых она выносила, родила и воспитала, когда они повели себя как жадные ослы после того, как она потеряла ноги и своего сына, и не сделали все возможное, чтобы вернуть ее доверие, уважение и привязанность. Это дерьмо — результат ваших, — еще один тычок пальцем, — действий, мне смешно, что вы трое явились сюда с требованием, чтобы Грей вел себя как мужчина, когда никто из вас более десяти лет не делал этого. Забота Грея об этой земле, об этом доме и вашей матери, пока вы жили своей жизнью, тая обиды, делает его более мужественным, чем вас троих, вместе взятых.

— Айви, — предостерегающе пробормотал Грей, сжимая руку на моей талии.

Не отрывая глаз от Коди, я покачала головой.

— Вы ее потеряли, — тихо сказала я. — Женщина, которую вы знаете как свою мать, дышит, но ее больше нет. Вместе с силой ее тела, погас и огонь. Она больше не командует. Не диктует, что делать, не имеет мнения обо всем. Вы живете всего в нескольких милях от матери, которая быстро угасает, и скоро все, а это значит, абсолютно все, что связано с ней, останется в воспоминаниях. Вы уверены, что через двадцать-тридцать лет, когда достигните того же возраста, что и она, будете считать, что поступили правильно со своей матерью? Потому что, если да, то с вами что-то не так, и если бы вы были настоящими мужчинами, какое-то время поразмыслив над этим, в конечном итоге, потратили бы каждую оставшуюся секунду, чтобы наладить отношения со своей матерью и дать ей то, что должны дать за то время, которое у нее осталось.

Хоть я говорила тихо и стояла неподвижно, я завершила свою тираду, тяжело дыша. И когда я закончила, трое Коди уставились на меня.

Некоторое время никто ничего не говорил, и я заметила:

— Вы все еще здесь.

Фрэнк оторвал от меня взгляд и посмотрел через мое плечо на Грея.

— Ма плохо себя чувствует?

Боже.

Серьезно?

— Да, Фрэнк, иначе ее бы не было в том гребаном доме престарелых, — ответил Грей так же раздраженно, как и я, и даже больше.

— Ты же говорил, она не может ухаживать за собой, — вставил Чарли.

— Да, говорил, — согласился Грей. — А еще я говорил, что ей быстро становилось хуже.

— Насколько все плохо? — спросил Олли.

— Плохо, — выпалила я, и трое Коди снова посмотрели на меня.

Затем Фрэнк опять посмотрел на Грея и тихо спросил:

— Сколько у нее времени?

— Не так много, Бог милостив к ней, — ответил Грей.

Эти слова говорили о многом, и на мгновение воцарилась тишина, затем мужчины Коди стали переминаться с ноги на ногу. Наступила очень долгая пауза, во время которой трое Коди смотрели куда угодно, только не друг на друга и не на Грея.

Мужчины!

— Боже! — нетерпеливо воскликнула я, пребывая на взводе. — Серьезно?

И они все вновь посмотрели на меня.

Фрэнк поднял глаза на Грея, но на этот раз в их голубых глубинах мерцало нечто знакомое, что я часто видела у Грея, что раньше видела у бабушки Мириам, и он произнес:

— Слышал разговоры, теперь вижу, что это правда. Твоя девушка — настоящий вулкан.

Грей сжал на мне свою хватку, а я закатила глаза к почти безоблачному небу Колорадо.

— Конечно, — заговорил Чарли, и я перевела взгляд на него, видя, как он ухмыляется. — Грей — истинный Коди. — Он слегка наклонился ко мне и поделился: — Мужчины Коди любят пылких женщин.

— Вы все еще здесь, — заметила я.

Олли проигнорировал мои слова и спросил Грея:

— Энг принесла курицу по-мексикански?

Чарли выпрямился, вытянувшись по стойке «смирно».

— Да, черт возьми, эта запеканка достойна награды, — пробормотал Чарли, отходя от братьев и, к моему полнейшему неверию, направляясь к дому. — Где бы ни происходила трагедия, Энг принесет туда тортильи.

— Он, правда, считает, что может пойти на мою кухню и съесть запеканку, которую Энг приготовила для нас с тобой? — зашипела я, но мне следовало поберечь дыхание, видя, как все Коди, включая и ту, что взяла эту фамилию, направились к дому.

— Похоже на то, — пробормотал Грей, я начала поворачивать голову, чтобы посмотреть на него, затем почувствовала, как державшая меня рука Грея и его тело напряглись, и поняла причину.

По дороге двигалась полицейская машина.

К тому времени, как капитан Ленни остановился, вылез из машины и подошел к Грею, который обнял меня за шею, притянув к себе ближе, я почувствовала, что все Коди стоят за нашими спинами.

Давно пора.

Наконец-то, они были на своем месте.

Ленни, окинув взглядом команду Коди, пробормотал:

— Приятно видеть, что из этого дерьма вышло что-то хорошее, вы совместными усилиями пытаетесь решить свои проблемы.

— Меньше слов, Лен, у тебя есть новости? — рявкнул Фрэнк, Ленни внимательно посмотрел на него, потом перевел взгляд на меня. Я бросила ему извиняющийся взгляд, и он вздохнул.

Затем он посмотрел на Грея.

— Пит и Бад арестованы.

Мы с Греем оба напряглись, но Грей, определенно, напрягся сильнее, и сзади на нас накатила волна эмоций.

— Я провел утро, уговаривая судью выдать нам ордера, — продолжал Ленни. — Как только мы их получили, направились к Питу, а также к Баду и Сесилии. Парни все еще там. Бадди в участке с восьми утра. С того времени мы периодически допрашиваем его, но он отрицает свою причастность. Мы нажали, он нанял адвоката. Теперь ждем приезда его адвоката, чтобы снова поболтать. Тем не менее, полученные ордера включали доступ к его телефонным звонкам и финансовым отчетам, и мы обнаружили, что не так давно он ездил в Вегас, провел там одну ночь, что подтверждает заявление Айви о дате визита к ней. Это новое доказательство, которое мы получили всего полчаса назад, и мы используем его во время разговора с ним и его адвокатом.

— Ясно, — пробормотал Грей напряженным голосом, и Ленни, не сводя с него глаз, переступил с ноги на ногу, что было совсем не в духе Ленни.

Я поняла почему, когда он тихо произнес:

— Видишь ли, Пит уже два года как без работы.

О Боже

Тело Грея одеревенело, мои руки скользнули вокруг него, и еще одна волна эмоций ударила по нам сзади.

— Не защищай этот кусок дерьма, — прорычал Олли, и Ленни посмотрел на него.

— Я не защищаю. Я пытаюсь сделать невозможное и объяснить необъяснимое. Порой, когда с людьми поступают плохо, им интересно знать, что двигало источником их бед. — Глаза Ленни обратились ко мне. — Он брался за случайную работу, но еле сводил концы с концами. Он был в отчаянии, думал, что потеряет жилье, грузовик. Сказал, что Бад заплатил ему. К сожалению, наличными, но мы надеемся, что сможем свести эту линию воедино. — Ленни оглянулся на Грея. — Грей, он знал о дробовике, поджег конюшню, а затем выстрелил из дробовика, чтобы предупредить тебя. Мальчик никогда раньше не промышлял поджогом, не знал, что конюшня так быстро загорится. Думал, у тебя будет достаточно времени, чтобы увести лошадей в безопасное место.

— Полагаю, ты можешь догадаться, что мой ответ на все это — мне насрать, — тихо ответил Грей, от сдерживаемого нетерпения и гнева его голос все еще звучал напряженно.

— Да, я могу догадаться, что твой ответ был бы именно таким, — пробормотал Ленни.

— Он признался, что заразил деревья? — спросил Грей, Ленни на мгновение задержал на нем взгляд, затем кивнул. — И узнал о дробовике, отравив лошадей, — продолжил Грей, челюсть Ленни напряглась, и он снова кивнул. — Все оплатил Бадди? — закончил Грей, и Ленни снова кивнул.

Грей посмотрел Ленни в глаза, тот не отводил взгляда, затем сжал челюсть и посмотрел на свои ботинки, я знала, в поисках контроля и терпения.

— И что теперь? — спросила Мэйси у нас за спиной, и Ленни посмотрел на нее, потом на Грея и меня.

— Мы надеемся, что Бад признается, но я бы не стал на это рассчитывать. Несколько парней вытались его расколоть, но он молчит как рыба. А значит, мы должны надеяться, что сможем найти в его доме что-нибудь, что свяжет его с этим дерьмом, или отыщем след, который приведет к нему, — ответил Ленни Мэйси, затем его глаза вновь обратились на Грея. — Ты получил мое обещание, Грей, клянусь своей мамой, упокой Господь ее душу, что я и все мои парни из полиции Мустанга делаем все, что в наших силах. Им не нравится, когда мужчина и его женщина просыпаются посреди ночи, чтобы рисковать своими жизнями, спасая лошадей. Им не нравится, когда убивают лошадей. И им не нравится Бадди Шарп. В твоем деле заинтересованы многие, Грей. Верь в это.

— Единственное, во что я верю, так это в то, что подхалим и козел отпущения Бада находится за решеткой и пробудет там некоторое время, чтобы мои лошади, у которых нет конюшни, обеспечившей бы им минимальную безопасность, не будут отравлены, пока Бад не соберет денег, наняв кого-то другого поиметь меня. И, возможно, я могу верить в то, что, зная это дерьмо, у Бада не хватит смелости самому сделать всю грязную работу, так что нам с Айви какое-то время удастся чувствовать себя в безопасности. Это может быть день, неделя или месяц, но мы не будем знать, как долго это продлится, так что, полагаю, ты можешь догадаться, что я не буду слоняться без дела, ожидая, что же он спланирует дальше. Я ценю, что ты следуешь своему долгу, как это и должно быть, но на это уйдет время. Но, Лен, сказанное мной минувшей ночью, остается в силе. Если ты не позаботишься об этом дерьме, это сделаю я.

— Неразумно открыто угрожать капитану полиции. — Предупреждение Ленни прозвучало мягко, но все же это было предупреждение.

— Вероятно, нет, — вставил Олли позади нас, — но послушайте меня, не позаботитесь об этом дерьме вы с Греем, о нем позабочусь я.

— И меня тоже послушайте, — добавил Фрэнк, — ты, Грей или Олли, не начнете действовать, или у меня от ожидания, когда эта херня закончится, волосы встанут дыбом, я все возьму в свои руки.

— Я даже не буду ждать, когда мои волосы встанут дыбом. Бад Шарп — мудак. Я уже подумываю начать действовать, — бросил Чарли.

— Вот так, — подытожил Фрэнк, — четверо Коди, четыре угрозы, четверо мужчин Мустанга, у которых есть веские причины их выполнить. Случись что с Бадом Шарпом, тебе придется пускать ищеек по четырем направлениям.

При этих словах Грей снова замер, и я знала, почему.

Открыто угрожая, дяди прикрывали Грея, бросая подозрения сразу на четверых.

Умно, по-своему добро (по-своему) и по-семейному.

Чувствуя то, что, как я думала, никогда не испытаю, мое сердце накрыла волна нежности к дядям Грея, и я прижалась ближе к своему мужчине.

— Хотя, случились что с Бадди Шарпом, тебе, вероятно, придется привести для допроса большую часть Мустанга, — пробормотал Олли.

Ленни уставился на них, потом вздохнул.

Затем зазвонил его телефон. Он схватил его, посмотрел на экран, пробежал взглядом по всем нам и поднял палец, давая знать, чтобы мы подождали минуту. Открыв его, поднес к уху. Ему что-то говорили, он слушал, а мы все ждали.

Затем он произнес:

— Хорошо, я сейчас с Греем, вернусь к десяти.

Захлопнув телефон, он посмотрел на Грея.

— С участка, — объяснил он. — Только что пришел Джеб Шарп и попросил поговорить с сыном.

— Самое время Джебу поговорить с этим парнем, — пробормотала Мэйси.

Ленни проигнорировал Мэйси и тихо сказал Грею:

— Это может быть к лучшему, Грей.

— Посмотрим, — ответил Грей, и было ясно, что он чувствовал, что Джеб Шарп не сильно может повлиять на своего сына.

Ленни выдержал его взгляд. Затем кивнул. Осмотрев урон, нанесенный его племянником, он покачал головой, его челюсть снова сжалась, затем он опять посмотрел на команду Коди.

— Когда уберут ленту, тебе понадобится помощь разобрать завалы и похоронить трупы лошадей, позвони мне и Уиту. Мы приедем.

Мой мужчина не таил никаких обид, весть о том, что сделал Пит, не отразилась на его отношении к Ленни, она касалась только Пита, и Грей показал это, сказав:

— Я позвоню, Лен.

Ленни снова кивнул, посмотрел на всех нас, махнул нам рукой и направился к патрульной машине.

И как только он это сделал, я увидела как по дороге к нам приближается еще один автомобиль. Несомненно, очередная порция пирожных или запеканки.

Потом я разглядела, что за машина двигалась по дороге.

Блестящий черный «Линкольн» с затененными стеклами.

Я дернулась, затем улыбнулась и откинула голову назад, чтобы посмотреть на Грея, который, прищурившись, не отрывал взгляда от дороги.

— Это ты ему позвонил? — взволнованно спросила я, и он опустил голову, посмотрев на меня сверху вниз, но покачал головой. Я взглянула на дорогу. — Это точно он. — Мой взгляд вернулся к Грею, который тоже смотрел на дорогу. — Ты знаешь кого-нибудь в Мустанге с такой же машиной?

Грей снова посмотрел на меня и ответил:

— Нет.

— Кто это? — спросил Фрэнк позади нас, когда «Линкольн» приблизился, но ни Грей, ни я не ответили, мы просто продолжали наблюдать за подъезжающим «Линкольном».

Ленни не мог ехать по дороге, не столкнувшись с «Линкольном», поэтому стоял возле открытой дверцы патрульной машины, наблюдая за приближением автомобиля.

Когда «Линкольн» оказался рядом, я поняла, что была права.

За рулем сидел Брут. На месте пассажира — Лэш.

— О Боже! — воскликнула я, слегка подпрыгнув возле Грея, а затем начала отстраняться, намереваясь побежать к друзьям, нанесшим очень своевременный неожиданный визит.

Но я не очень далеко продвинулась. Одна рука Грея обняла меня за плечи, а другая — за талию.

И он прошептал:

— Детка, нет.

Я заметалась, переводя взгляд с Грея на машину и обратно, думая, что он играет со мной, удивляясь, к чему ему это, пытаясь убежать, и в то же время все также взволнованно подпрыгивая и крича:

— Грей, отпусти меня!

Его хватка стала крепче, а голос понизился, когда он прижал меня к себе и прошептал:

— Бл*дь, детка.

Услышав его тон, я резко повернула голову к «Линкольну», увидев, как Брут с Лэшем вышли. Оба в темных очках, но я знала, что их глаза направлены на меня, и их лица не выглядели счастливыми.

Но именно открывшаяся задняя дверца привлекла мое внимание, я перестала дышать, в желудке стало пусто, а сердце остановилось.

Потому что из этой дверцы появился мой брат Кейси.

Глава 33

Говори

Я была на кухне, меня трясло.

Грей стоял в дверях с Лэшем.

Мэйси была со мной на кухне и обнимала меня.

— Ответь, зачем ты притащил сюда этого ублюдка? — рычал Грей, держась на расстоянии от Лэша и явно пытаясь держать себя в руках. Они стояли близко, дверной проем не давал им много места, и Грей был злее, чем я когда-либо видела его в таком состоянии.

А я была свидетелем по-настоящему чертовски злого Грея.

Братья Коди, Брут и Ленни, который взглянув на Кейси, несомненно, вспомнил его и мудро решил остаться, все находились в гостиной с Кейси.

Кейси!

О Боже.

— Потому что я знаю, ему есть, что сказать, полиция Мустанга должна услышать это от него, и, наконец, она заслуживает этого, Коди, и ты тоже, — ответил Лэш, он держался настороже, но был спокоен и смотрел Грею в глаза.

— Возможно, но ты мог бы позвонить, — ответил Грей, и он был прав. Очень-очень прав. — Позвони ты, узнал бы, что этой ночью у нас сгорела конюшня, и погибло семь лошадей. Айви находилась со мной в той конюшне, спасая тринадцать оставшихся.

Лицо Лэша стало жестким, и его взгляд скользнул по мне.

— Колдуэлл, посмотри на меня, — пророкотал Грей, и глаза Лэша вновь обратились к нему. — Почему ты не позвонил?

— Потому что думал, если позвоню, ты защитишь Айви, не позволив ей услышать то, что должен рассказать Кейси.

Грей выпрямился и, казалось, увеличился в размерах, вот как возрос его гнев, но Лэш покачал головой.

— Успокойся, приятель, я также не фанат того парня, что сидит в гостиной. Я здесь не для того, чтобы устраивать счастливое воссоединение семейства. В том, что он должен сказать, нет ничего хорошего. Но это правда. Отвратительная правда. И сейчас я вижу по тебе то же самое, что видел раньше, ты бы защитил ее от этого дерьма, но это не твое дело. И не мое. А Айви. И я даю ей шанс узнать правду.

— Ты недостаточно меня знаешь, чтобы понять, дал бы я ей шанс или нет, — отрезал Грей.

— Ты прав, но я не собирался рисковать, — ответил Лэш, его глаза скользнули по мне, а затем снова посмотрели на Грея. — Момент выбран хреновый, но лучше покончить с этим дерьмом и поступить с этим парнем так, как тебе нужно. Разберись с ним или отпусти. Так или иначе, я хочу избавиться от него как можно быстрее. Отбросы смердят, и мне очень не нравится эта вонь.

Лэш, человек, которого я любила, человек, который присматривал за мной, заботился обо мне, безгранично баловал, так говорил о моем брате.

Одним словом — Кейси.

Очевидно, он не изменился.

— Айви, ты в порядке? — тихо спросила Мэйси, все еще обнимая меня.

Нет, я была не в порядке.

Но не ответила ей.

Я заговорила с Лэшем.

— Я знаю причину, — тихо сказала я, и глаза Грея и Лэша обратились ко мне. Когда я привлекла внимание Лэша, то продолжила: — Ты решил, что если передать информацию Грею, а он предпочтет ничего мне не говорить, то вернись ко мне Кейси, когда бы и по какой причине это не произошло, потому что, будучи Кейси, даже несмотря на прошедшие годы, я ему в конечном итоге понадоблюсь, ты подумал, что я ему уступлю.

— Да, — ответил Лэш быстро и прямо.

Я смотрела на него, зная, что он прав.

Я любила брата.

И потерпела бы неудачу.

Я взглянула на Грея, затем на Мэйси, потом на свои ноги, зашагавшие к выходу из кухни, и пробормотала:

— Давайте покончим с этим.

Грей и Лэш расступились, чтобы я могла протиснуться мимо них. Я шла впереди, а они с Мэйси следовали за мной.

Как только я вошла в гостиную, взгляд Кейси остановился на мне. Сделав два шага, я остановилась, чувствуя, как Лэш и Грей встали за моей спиной.

Брут стоял позади кресла, в котором небрежно, даже воинственно развалился Кейси. Братья Коди и Ленни расположились по всей комнате, все стояли. Мэйси подошла к Олли.

Кейси неотрывно смотрел на меня.

— Похоже, ты нашла себе тепленькое местечко, сестренка, — заметил он, и я почувствовала, как тяжелая атмосфера в комнате сгустилась еще сильнее.

Я оглядела брата.

Он похудел. У него был шрам, который, как я знала, остался от глубокого пореза на щеке, еще один — от неглубокого пореза, шел от воротника футболки к ключице. Его волосы выглядели неряшливыми и уже начали седеть, хотя ему исполнилось всего тридцать четыре. Вокруг глаз и рта залегли морщинки, появившиеся не от работы на солнце или смеха, а от трудной жизни и вечного беспокойства. Футболка, джинсы и ботинки не выглядели грязными или потрепанными, но были не очень хорошего качества, и он не стирал их уже некоторое время.

Он выглядел на десять лет старше своих лет. Обозленным. И потрепанным жизнью, но даже сейчас он пытался скрыть это за враждебностью.

Когда я ничего не ответила, его взгляд переместился за мое плечо на Грея, а затем снова на меня.

— Вижу, ты и твой ковбой снова не окажете мне гостеприимства. — Его брови поползли вверх. — На ферме не найдется стаканчика прохладного, освежающего домашнего лимонада? Не предложат старую-добрую, холодную бутылочку пива?

Чёрт побери.

Кейси.

— Лэш говорит, ты хочешь мне что-то сказать, — наконец, произнесла я.

— О, мне чего есть тебе сказать, — ответил Кейси, и я почувствовала, как Грей затаил дыхание.

— Кейси, не глупи, просто скажи, что случилось семь лет назад, чтобы ты смог продолжить жить своей жизнью, — мягко убеждала я, ненавидя это и желая, чтобы все закончилось.

— Семь лет назад сестра украла мои деньги, мою машину и сбежала от меня, — ответил Кейси.

— Деньги, которые тебе дали, чтобы ты увез меня подальше от Грея и Мустанга, — напомнила я, это было лишь предположение, но когда глаза Кейси вспыхнули, я поняла, что попала в точку. Но он не подтвердил эту информацию.

Вместо этого он заметил:

— Сестренка, это была моя машина. Ты бросила меня без крыши над головой и без колес.

Настала моя очередь кое о чем напомнить брату.

— Если я правильно помню, я выиграла эту машину в бильярд.

Лицо Кейси ожесточилось, и он слегка наклонился вперед на кресле.

— Я заключил эту сделку.

— Мы оба знаем, — спокойно возразила я, — что я не нуждалась, чтобы ты что-то заключал.

— Господи, черт возьми, конечно, — выплюнул он, сузив глаза, — я ведь не был тебе нужен, да? Мать твою, Айви, у тебя избирательная память.

Боль пронзила меня насквозь.

Он был прав и в то же время прискорбно неправ.

В этот момент в разговор вступил Грей.

— Ты здесь не за этим. Мы не будем обсуждать историю Кейси и Айви Бейли. Ты расскажешь о том, что сделал семь лет назад.

Брови Кейси взлетели вверх, и он саркастически спросил:

— Да что ты?

— Да, — подтвердил Грей.

— А может мне хочется поговорить о чем-то другом. Если я не могу говорить о том, о чем хочу, зачем мне говорить о том, о чем хочешь ты? — спросил Кейси.

— Ты в долгу перед своей сестрой и передо мной, — ответил Грей.

Кейси наклонился еще больше, его тело напряглось, лицо исказилось, и он прошипел:

— Я ни хрена не должен ни тебе, ни этой суке.

А потом все произошло так быстро, что я даже не заметила, как это случилось. Грей рванул через всю комнату, Кейси вылетел из кресла с такой силой, что кресло, которое не было легким, опрокинулось на спинку и проехало пару футов. В конечном итоге Грей всем телом придавил Кейси спиной к стене, схватив его за горло и сжав.

Кейси пинался, но Грей расположился сбоку от него, так что удары не попадали в цель, в то же время Кейси обеими руками вцепился в предплечье Грея, чтобы оттолкнуть его, но хватка Грея была настолько сильна, что у него не было шанса.

— Говори! — рявкнул Грей ему в лицо.

— Отпусти меня! — хрипел Кейси, все еще брыкаясь и дергая Грея за руку, и все мужчины в комнате приблизились к ним двоим.

Грей либо был так сосредоточен, что не обратил на них внимания, либо ему было все равно. Вместо этого, удерживая Кейси за шею, он оттащил его от стены и впечатал в нее так, что его голова врезалась о гипсокартон с тошнотворно глухим стуком.

Затем он повторил свои действия и взревел:

— Говори!

Очевидно, он также сильнее надавил на горло Кейси, потому что тот теперь булькал, пытаясь глотнуть воздуха. Он перестал брыкать ногами, потому что все его усилия уходили на то, чтобы отцепить от себя руку Грея, которая все еще оставалась на месте.

Когда Кейси не произнес ни слова, Грей снова оттащил Кейси от стены, его голова свесилась вперед, как у тряпичной куклы, и от удара Грея врезалась в стену.

— Говори! — снова прогремел он.

Я застыла, не смея пошевелиться, а Фрэнк приблизился к Грею.

Он положил руку на плечо Грея и тихо сказал:

— Сынок, человек не сможет говорить с тобой, когда ты выжимаешь из него жизнь.

Я глубоко вздохнула, наблюдая, как Грея делает то же самое. Он на мгновение задумался над словами дяди, затем оторвал Кейси от стены и швырнул его через всю комнату. Кейси перелетел через перевернутое кресло, кувыркнулся и приземлился на живот опасно близко от стола с тонкими изогнутыми ножками и старомодной лампой на стеклянной основе, которая мне особенно нравилась.

Как только он остановился, Грей подошел к нему, навис над ним и повторил:

— Теперь говори.

Кейси перекатился на бок, схватившись одной рукой за горло, другой за предплечье, его взгляд остановился на Грее. В нем все еще читалась воинственность, но она значительно поутихла, потому что теперь в нем было немало страха.

Да, мой брат Кейси не изменился. Однажды Грей показал ему, что может взять над них верх, это случилось давным-давно, но все в Грее говорило о том, что с возрастом он остался здоровым и в форме, а все в Кейси свидетельствовало об обратном, и все равно Кейси недооценил Грея.

Когда он набрал достаточно воздуха, чтобы говорить, то напомнил Грею:

— У тебя здесь коп.

— Знаю, — немедленно ответил Грей. — Перечисление присутствующих в этой комнате, — не то, о чем я хочу, чтобы ты говорил. А теперь рассказывай.

Это объясняло, почему Кейси считал, что одержит верх и может вести себя как мудак. Он полагал, что Ленни станет его щитом.

Кейси, как и я, посмотрел на Ленни и, увидев, как тот небрежно прислонился плечом к стене, наблюдая за разворачивающейся перед ним драмой, даже такой глупец, как Кейси, не мог не понять, что капитан Ленни присутствовал здесь в качестве неофициального лица и не собирался вступаться за Кейси.

Когда мой взгляд вернулся к брату, я увидела, что он задвигался, словно собираясь встать, но Грей приблизился к нему, наклонился и прошептал:

— Лежи смирно. И быстро рассказывай, что должен.

— Чувак, мне надо встать, — отрезал Кейси.

— Нет, чувак, тебе надо научиться, что, когда тебя бьют, ты должен лежать. Тебя победили. Лежи смирно и... — он наклонился еще ниже, — говори.

Кейси впился взглядом в Грея, затем прижал руку к горлу, посмотрел поверх Грея на меня и, наконец, одумался.

— Тот парень, Шарп, тот, которого ты обыграла в бильярд, послал за мной человека выследить меня.

Грей выпрямился и сделал полшага назад. Все остальные в комнате также чуть отступили.

Я не сводила глаз с брата.

— Его человек нашел меня, — продолжил он, — привел к Шарпу. Он предложил мне десять тысяч, чтобы я увез тебя из этой дыры и не пускал обратно. Чтобы никто не узнал и не увидел, как мы уходим. После отъезда я не должен был позволять тебе звонить или пытаться вернуться, никаких контактов. Мне нужно было сделать так, чтобы ты навсегда перестала существовать для Коди.

Я догадывалась об этом, в глубине души знала, новсе равно было чертовски больно это услышать.

— Пять тысяч вперед, — продолжил Кейси, — еще пять после того, как я тебя увезу. Шарп и трое его друзей угостили меня бесплатной выпивкой и придумали историю, которую я должен был скормить тебе.

Я замотала головой от того, каким глупым, жадным идиотом был мой брат, но не отрывала глаз от Кейси.

— Ты взял записку? — спросил Грей, и Кейси посмотрел на него снизу вверх.

— Нет, — ответил он, доказывая, что точно знает, о чем говорит Грей. — Но когда я позвонил Шарпу, чтобы подтвердить наш отъезд, то рассказал ему о записке. Он уверил меня, что об этом позаботились.

— А остальные ее вещи, он рассказал тебе, что сделал с ними? — продолжил задавать вопросы Грей, и Кейси покачал головой.

— Ни хрена он мне не сказал, но думаю, отправил кого-то забрать записку и вместе с ней остальное барахло. По сути, Айви исчезла. Я выполнил свою часть сделки, он — свою.

Все молчали.

— Десять тысяч долларов, — прошептала я в тишине, и Кейси оглянулся на меня.

Вот тут-то он и появился. Настоящий Кейси. Тот, который с годами исчез, когда, не сопротивляясь, позволил жизни его одолеть.

Кейси, который меня любил.

И я видела это по раскаянию в его глазах.

Но мне было все равно.

— Айви... — начал он, но я его прервала.

— Даже не будь тогда Грея, в этом городе, с этими людьми, я была счастлива, — сказал я ему. — Я обрела дом.

— Сестренка... — попытался он вставить, но я не позволила.

— Но Грей был со мной, и поэтому я обрела не только дом, но и семью.

Кейси закрыл глаза.

— Это было все, чего я когда-либо хотела, Кейси, — напомнила я ему, и он открыл глаза. — Я говорила тебе об этом, не знаю, сколько раз. А ты, мой родной брат, отнял у меня все это за какие-то несчастные десять тысяч долларов.

Он сел, но остался на месте, не сводя с меня глаз, и открыл рот, чтобы заговорить, но я его опередила.

— Семь лет. Ты украл у меня семь лет.

— Я... — попытался он снова, но я покачала головой.

— Нет абсолютно ничего, — на последнем слове я наклонилась, чувствуя, как кровь мчится по венам и пульсирует в голове, — что бы ты мог сказать, объяснив или заставив меня понять, почему ты так поступил со мной. Ничего.

Кейси сглотнул.

— Я любила его, — прошептала я, волна гнева рассеялась, ее место мгновенно заняла печаль. — Я любила его всем сердцем, всем своим существом. Он сделал меня счастливой впервые в... жизни. А ты забрал его у меня.

Кейси ничего не сказал.

— Для меня ты умер.

Его лицо побледнело, исказившись от боли, но мне было плевать. Я не понимала, как он мог хоть на минуту подумать, что я отреагирую как-то иначе.

С другой стороны, долгое время я мало что понимала в Кейси.

— Умер, — прошептала я.

Затем я вышла из гостиной, поднялась по лестнице и направилась в нашу с Греем комнату.

Я стояла у окна, глядя на обгоревшие останки конюшни, когда вокруг меня обвились руки Грея, одна у ребер, другая у груди, и его губы приблизились к моему уху.

— Лэш и Фредди должны знать, как ты хочешь с ним поступить, — тихо сказал он.

— Мне все равно.

Его руки быстро сжали меня, и он продолжил тихо шептать мне на ухо:

— Я понимаю, куколка, сейчас ты так думаешь, но тебе нужно пересилить себя всего на секунду, потому что те двое мужчин жаждут преподать твоему брату урок. Предоставишь им такую возможность...

— Мне все равно.

— Айви...

Я повернулась в его объятиях, положила руки ему на талию, посмотрела в темно-синие глаза, обрамленные рыжеватыми ресницами, глаза, которые были бы последним, что я должна была видеть каждую ночь, и первым, что встречала бы, просыпаясь каждое утро в течение семи лет, и повторила медленно и твердо:

— Мне... все… равно.

Его прекрасные глаза задержались на мне, прежде чем окинуть взором мое лицо, он поднял руку и провел пальцами по моей щеке, запустил их мне в волосы, обхватывая голову, и наклонился, чтобы прикоснуться губами к моим губам.

Когда он поднял голову, то прошептал:

— Хорошо, дорогая.

— Хорошо.

Он наклонился, на секунду, касаясь лбом моего лба, стиснул в объятиях и отпустил.

Я наблюдала за его обтянутой джинсами задницей, пока он не свернул в коридор.

Затем снова повернулась к окну и посмотрела на сгоревшую конюшню.

Двадцать два года в аду. Семь лет счастья в чистилище.

Теперь я была дома.

Дома.

Я сфокусировалась на этом.

Затем сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и стала ждать, пока не услышала, как завелась машина. Потом еще одна. Потом я слушала, как они удаляются по дороге от дома.

Только после этого я вышла из спальни, но не повернула к лестнице, а прошагала несколько футов до конца коридора, где с боковой стороны дома было большое окно.

Патрульная машина исчезла. «Линкольн» тоже. Автомобили семейства Коди стояли на месте.

Итак, у меня был полный дом родственников моего мужчины, кухонный стол, который ломился от всевозможных блюд, так что мне нужно было спуститься вниз и проявить себя гостеприимной хозяйкой.

Что я и сделала.

Глава 34

Достаточно сладости

Три недели спустя…

Я мыла на кухне посуду после обеда и вдыхала аромат пекущихся на ужин пирожных.

Я выглянула в окно на расчищенную площадку, где раньше стояла конюшня.

Шим, Роан, Дэнни, Барри, Джин, Сонни, Ленни и сын Ленни, Уит, очень красивый мужчина чуть под тридцать, с добродушной улыбкой, как у Грея, и острым умом, помогли Грею убрать мусор, вытащить мертвых лошадей и похоронить их.

К счастью, страховая компания не стала вмешиваться в проверку и просто выписала чек. Теперь, рядом с остовом конюшни лежала массивная куча деревянных стройматериалов, покрытая прозрачным пластиковым брезентом, обернутая толстой проволокой и придавленная кирпичами. Крышу закончили очень быстро, и уже возвели заднюю стену.

Страховая компания оплатила бы нам работу строителей, но Грей с командой принялись за дело сами. Они знали, что делать, и это экономило деньги. Удивительно, но работа продвигалась быстро, хотя Грей делал ее в основном только с Сонни, который был на пенсии, так что время у него имелось. Все остальные мужчины работали, но некоторые всегда приходили по вечерам, чтобы уделить строительству час или два. Я кормила тех, кого дома не ждала женщина с готовым ужином, а потом они уходили. По выходным, как правило, у нас были все. С таким прогрессом Грей рассчитывал, что конюшня будет достроена уже через две недели, самое большее через три, и наши лошади получат свой новый дом.

Грей сказал, что я должна выбрать цвет, в который он ее покрасит. Дом был белым, с двумя оттенками серого в деревянной отделке, смешанными то тут, то там с легкими акцентам красного, под цвет амбара. Старая конюшня была выкрашена в серый.

Я выбрала красный. Мне понравилась идея жить на ранчо с фруктовым садом и конюшней, выкрашенной в стереотипный красный цвет. Я могла бы быть стильной девушкой ковбоя-фермера, которая часто носила дизайнерскую одежду и туфли на высоких каблуках, но мы жили фермерской жизнью. С таким же успехом можно было бы пойти до конца.

Быстрое строительство конюшни было хорошей новостью.

Плохая новость заключалась в том, что племянника Ленни, Пита, наказали за то, что он сделал, а Бадди — нет. Он не признался, даже после того, как на него надавил отец. И пусть он был мудаком с извращенной, пугающей одержимостью Грейсоном Коди, но, к сожалению, он не был глуп.

Яд купил Пит. Однажды, работая (и потеряв эту работу) в другом саду поблизости, Пит приобрел знания, необходимые для получения вируса, который он ввел в деревья. Можно было проследить связь между снятием наличных со счета Бада и Сесилии с показаниями Пита, что Бадди заплатил ему за его гнусные поступки, но Бадди утверждал, что дал деньги, «чтобы помочь другу».

К сожалению, Тед и Джим, два других приятеля Бадди, кинули Пита, подтвердив, что Бадди, будучи хорошим парнем, просто хотел помочь Питу в трудное время, а Пит нес чушь, чтобы вытащить свою задницу из пекла.

Тот факт, что у Пита не было мотивации поступать так с Греем, а Бадди с младших классов публично вел одностороннюю, серьезную вражду с Греем, к сожалению, стало единственным фактом, говорящим в пользу Пита. Все вещественные доказательства нашли в доме Пита, и он во всем признался. За исключением платежей, произведенных в сроки, которые примерно совпадали с происшествиями, ничто не связывало Пита с Бадди. Имея лишь слово заключенного, давшего показания против Бадди, копы не могли установить между ними прямую связь, поэтому не имели права ни в чем его обвинить.

Нерешительно и сердито, Ленни поведал нам об этом у нас в гостиной. Ему не понравилось, что он подвел Грея, но его руки были связаны.

У Грея — нет.

Поэтому Грей навестил Бадди на работе. В его кабинете со стеклянными стенами он подробно объяснил, как пострадает Бадди от рук Грея при поддержке братьев Коди, если что-то еще случится на его земле, с Греем или со мной. Никто не слышал ни слова, все видели просто обмен репликами, но об этом шумел весь город.

Я не думала, что это остановит Бадди.

Я думала, его остановит то, что полицейское управление Мустанга открыто взяло под патронаж наше ранчо. Не только патрульные машины полиции Мустанга, но и окружного шерифа, случайно, но часто проезжали мимо ранчо и были ясно видны.

И не только они.

Братья Коди, Шим, Роан, Уит (последние трое, когда не работали в конюшне) или один из работников ранчо Джеба Шарпа почти всегда парковались на обочине напротив съезда к нашей собственности, стоя на страже. Также часто, ночью или днем, Шим, Роан или Уит проезжали по подъездной дороге, седлали одну из наших лошадей и объезжали на ней землю Грея. Кроме того, Джин, который работал электриком, установил в саду в случайном порядке очень яркие лампы с датчиками движения, которые загорались ночью, как маяк, если кто-то их активировал. Они не производили шума, но их было видно из окна нашей спальни, и любой, кто занимался тем, чем не следовало, мог разбудить светом владельца ранчо, который не спал крепко (и, увы, это было правдой для моего мужчины), но также могли подать сигнал проезжающему патрулю или бдительным братьям Коди и Джебу Шарпу.

От этого я чувствовала себя в безопасности, но знала, что Грей не разделял моих чувств, о чем свидетельствовала вышеупомянутая бессонница.

Мой мужчина боролся изо всех сил.

И я знала почему, так как он поговорил со мной об этом.

Грей не мог действовать открыто. Не мог выбить дерьмо из Бадди, чтобы преподать ему урок, не только потому, что он уже делал так раньше (несколько раз) и ничего не добился, но и потому, что это было противозаконно, а все глаза Мустанга были прикованы к нему. Он также был не из тех мужчин, кто мог бы подобраться к Шарпу, используя Сесилию или их детей.

У него не было других вариантов, кроме того, что он выбрал: предупредить Бадди.

И ему это было ненавистно.

Но я также знала, что если Бадди выкинет что-то еще, Грей сорвется, и тогда мы оба окажемся в дерьме.

Тем не менее, Грей, возможно, и не из тех мужчин, с которыми можно играть, но Джейни, Честити и Стейси поделились со мной тем, что другие не думали также про себя. С тех пор как сгорела конюшня, на Бадди и Сесилию обрушились несчастья.

Очень много.

У машины Бадди спустились две шины, а потом она вообще перестала заводиться, а, учитывая, что ей был всего год, это выглядело подозрительно. Их дом осквернили вандалы, окна забросали яйцами, а на фасаде кроваво-красной краской написали «убийца лошадей». Почтовый ящик, прикрепленный на столбе у дороги, дважды подвергался атаке водителей и бейсбольных бит. А Уит рассказал Грею то, что он узнал от отца: Бадди пришел в участок с запиской, которую Сесилия нашла у них на пороге, листок бумаги в конверте с всего лишь тремя словами, напечатанными на компьютере: «Убирайтесь из Мустанга».

Сесилия не показывалась в городе, и Джейни сказала мне, что она делала свои дела в Элке, но в остальном держалась в тени. Ходили слухи, что она пребывала в ужасе.

Я не могла упиваться их несчастьями. У них были дети. Это было неприятно, и хотя они сами навлекли это на себя и, возможно, заслужили это, их дочери ни в чем не были виноваты.

Я также не знала, кто это сделал. Может, дяди Грея, но это также мог быть кто угодно. Никто не верил, что Бадди поддержал Пита деньгами, все уважали Грея, и с теми пробелами, что заполнил Кейси о том, как Бадди поступил со мной и Греем, история распространилась повсюду, но я знала, это дело рук братьев Коди. К сожалению, разлучить влюбленных — не уголовное преступление, поэтому никаких обвинений выдвинуть не удалось. Но это также не устраивало почти всех мустангцев.

Так что это мог быть кто угодно.

Кроме того, мне это не нравилось, потому что Бадди был не из тех, кто, поджав хвост, продаст дом и улизнет в соседний округ, чтобы их больше никогда не видели.

Он был из тех, кто захочет отомстить.

Учитывая то, что он уже сделал, это могло означать все, что угодно, и после того, как его цель будет достигнута, если мы с Греем выстоим, Грею не удастся контролировать свою ярость.

Я не видела в сложившейся ситуации ничего хорошего.

Так что теперь я мыла посуду и пекла пирожные, а мой мужчина находился в городе, покупал гвозди или что-то там еще, чтобы продолжить строительство конюшни. Здесь остался Сонни, и я слышала стук молотка. Я также знала, что один из парней Джеба Шарпа стоял в начале подъездной дороги. Она тянулась далеко, но я все равно видела припаркованный там пикап. Да и Грей не оставил бы меня в одну, если бы Сонни и того пикапа со мной не было.

Поэтому он оставил меня одну.

Поэтому с тем прикрытием, что у меня было, я удивилась, услышав шум приближающегося автомобиля, и когда повернула голову, выглядывая в боковое окно, удивилась еще больше, увидев направляющийся по дороге внедорожник без сопровождения пикапа. Меня удивил не сам направляющийся по дороге внедорожник, а тот факт, что он бы мне не знаком.

Сунув последнюю тарелку в посудомоечную машину, я закрыла дверцу, вытерла руки и направилась из кухни через коридор к парадной двери. Я стояла на крыльце, когда внедорожник остановился. Я заметила, как в поле зрения появился Сонни, его взгляд был прикован к внедорожнику, но он не приближался. Я не знала, странно это или нет.

Потом я увидела, как из машины вышла женщина.

Раньше она были блондинкой, и это все еще можно было видеть, но теперь волосы превратились в привлекательную смесь белого и серебристого с оттенками светло-серого. Длинные, распущенные локоны выглядели необузданно, не смотря на возраст. Они волнами ниспадали ей на плечи и спину, и, за исключением потускневшего цвета, напоминали мои.

На ней были джинсы, блузка, очень классная, но все же практичная, в которой она умудрялась выглядеть очень женственно и привлекательно. На ногах — потертые старые ковбойские сапоги. Я бы дала ей лет пятьдесят, может, чуть за пятьдесят, не могла определить точно. У нее была хорошая кожа, прекрасные черты лица, фигура подтянутая, но не худая, округлая, и ей явно повезло с генами. Может, она скрывала свой возраст, а может, всегда носила его естественно.

Она посмотрела на меня, повернула голову в сторону Сонни, затем снова на меня и направилась ко мне. Она не подошла к ступенькам, вместо этого остановилась у края крыльца в трех футах от меня, и всю дорогу не сводила с меня взгляда.

— Ты меня не знаешь, — начала она, прежде чем я успела ее поприветствовать, сказав то, что я и так знала. — Я Элеонора Коди.

У меня перехватило дыхание, когда я уставилась на мать Грея.

Я никогда ее не видела, даже на фото, она была начисто стерта из истории Коди. И я ни разу не видела эту женщину в городе, я бы ее запомнила. Неудивительно, потому что, несмотря на все, что произошло, я провела в Мустанге примерно четыре месяца. Я видела и встречался со многими людьми, но не со всеми.

Я заставила себя дышать, пока разум перебирал варианты действий.

И начала я с того, что представилась.

— Айви Лару.

Легкая улыбка заиграла на ее губах, и карие глаза быстро блеснули, когда она ответила:

— Я знаю.

Конечно, меня все знали. Будучи матерью Грея, она бы, однозначно, меня знала.

Я посмотрела на нее, затем перевела взгляд на Сонни, который не двигался, не выглядел так, будто собирался приблизиться, но и не уходил.

Присматривал за происходящим.

Мой взгляд вернулся к Элеоноре Коди.

— Не хотите войти? — предложила я, и это вызвало у нее еще одну легкую улыбку, на этот раз без огонька, но с намеком на печаль, и она покачала головой.

— Я не вижу грузовика Грея, видимо, его здесь нет, — ответила она. — Вернись он, ему не захочется, чтобы я находилась в его доме.

Ее печальной улыбке была причина, потому что это, определенно, было правдой.

— Да, но он ясно дал понять, что это мой дом, а я не возражаю, — тихо сказала я.

Она слегка наклонила голову и мгновение изучала меня.

Выпрямившись, сделала шаг вперед и предложила:

— Как насчет того, чтобы немного покачаться на качелях, а я отдохну на крыльце?

Хороший компромисс.

Я кивнула, подошла к качелям и села. Она приблизилась к крыльцу и устроилась на краешке, повернувшись всем телом к конюшне, но снова не отрывая от меня глаз.

— Как все и говорят, ты очень хорошенькая, крошка.

Мое сердце сжалось, потому что ее сын думал также и неоднократно говорил мне об этом.

— Спасибо, — прошептала я и улыбнулась. — Вы и сами очень симпатичная.

Она улыбнулась в ответ и оперлась рукой о крыльцо.

— Хотите выпить? Лимонада? Воды? — предложила я.

— Нет, Айви, но спасибо.

— Хорошо.

Ее взгляд переместился на конюшню, и я наклонилась вперед на качелях, чтобы заглянуть за дом. Сонни возвращался к работе.

— Грей в порядке?

Элеонора говорила тихо и осторожно, и я оглянулась на нее, видя, что ее глаза все еще устремлены на конюшню.

— Нет, — честно ответила я, и ее взгляд вернулся ко мне. — Он злится, чувствует угрозу, понимает, что я тоже в опасности, а его возможности настолько ограничены, что их не существует, поэтому он расстроен. Так что нет, с ним не все в порядке.

Она кивнула, затем пробормотала:

— Абель.

— Простите? — спросила я, и она пристальнее посмотрела на меня.

— Совсем как его отец. Абель. Не позволяй дядям Грея заставить тебя думать иначе. Я знала дедушку Грея, знала Мириам, так что не понимаю, откуда у Олли, Фрэнка и Чарли такая злоба. Мириам могла злиться, но не так. Все Коди могли быть дикими, но они отходчивы. Олли, Фрэнк и Чарли — загадка на века. Не знай я, что в их семье нет тайн, и что Мириам ни за что бы не изменила мужу, я была бы уверенна, что они не Коди.

В этом она была права.

— Абель был чистокровным Коди, — продолжала она. — Справедливым. Терпеливым. Сдержанным. Но если ты угрожаешь чему-то или кому-то, кого он любил, это разозлит его, разозлит настолько, что он начнет действовать. Но он не стал бы вершить неоправданное правосудие, как бы ни разозлился. Видишь, мой сын вырос таким же, как его отец.

— Да, — согласилась я.

Она сделала вдох, затем перевела взгляд с моих глаз на мое ухо и объявила:

— Я поговорила с Прис.

О Боже.

— Что? — спросила я.

Наши глаза снова встретились, и она повторила:

— Я поговорила с Прис. Присциллой. Подругой Сесилии Шарп.

— Я знаю о ком вы. Мы, вроде как, встречались.

— Она хорошая девочка, — тихо сказала Элеонора.

Я выпрямилась и возразила:

— Я не согласна.

Элеонора долго смотрела мне в глаза, и мне показалось, что она затерялась в своих мыслях, и я поняла причину, когда она снова заговорила.

— Понимаю, Айви, но иногда люди совершают глупости по столь же глупым причинам. Это не значит, что они плохие люди.

Что же, тут нечего возразить. Я сама прожила так целых десять лет.

Я боролась с тем, чтобы высказаться, но все же придержала язык.

В отличие от Элеоноры.

— Мы с тобой не знакомы, но я точно знаю, что ты хорошая девушка. Знаю, что мой сын любит тебя. Но не уверена, рассказывал ли он обо мне или хочешь ли ты услышать мой вариант истории, и даже если ты достаточно вежлива, чтобы позволить мне ее рассказать, не станет ли тебе все равно, как только я закончу. Абель не захотел выслушать. Как и Мириам. А за ней — Грей. С другой стороны, они не позволили мне подойти для этого достаточно близко. Я тебя не знаю, но все же расскажу то, чего они никогда не позволяли сказать им.

И с этим вступлением она сразу же приступила к делу.

— Абель хотел детей, не только одного сына, а много детей. До нашей помолвки, во время нее и после того, как мы поженились, он постоянно твердил о том, чтобы наполнить дом Коди жизнью. Его братьев, возможно, трудно было принять, но он любил их. Они росли вместе, у них были хорошие времена, как у дружной семьи, братья были буйными и попадали в неприятности. В этом доме проживало шесть человек, я любила приходить сюда. Мои родители умерли, когда я была маленькой, меня воспитала тетя, которая так и не вышла замуж, так что мне не довелось испытать ничего подобного. Мне нравились эти мужчины и Мириам, какой она была. В доме всегда было шумно, всегда что-то происходило. Кто-то попадал в беду. Кто-то рассказывал анекдот. Кто-то смеялся, или дрался, или что-то замышлял. Абелю хотелось этого: вновь наполнить этот дом жизнью. А я, ну... — она заколебалась и посмотрела на конюшню, — я не могла дать ему это.

Черт.

Вот вам и история.

Черт.

— Элеонора... — начала я, и она снова повернула голову ко мне.

— Норри, — мягко поправила она, а затем продолжила. — Выкидыши, раз за разом. Понимаешь?

Я кивнула.

Она кивнула мне в ответ, затем продолжила.

— Каждый раз я переживала. Надеюсь, тебе никогда не доведется этого испытать, Айви, — она подалась вперед, — но я очень сильно переживала.

Я хранила спокойствие. Ее слова тяжким грузом легли на душу, она чувствовала это, но я оставалась спокойной. Так как понимала, что именно это ей от меня нужно.

Она откинулась назад, перевела дыхание и продолжила.

— Абель переживал сильнее. Ему было еще больнее, не могу выразить, насколько, это разрывало ему душу, — терять своих детей, а потом смотреть, как Абель пытается притвориться, что ему не так плохо, как мне. Каждый раз чувствуя в себе зарождающуюся жизнь, а затем теряя ее, я наблюдала за мужем и спрашивала себя, что мне делать? Что мне делать?

Она снова посмотрела на конюшню и рассказала, что она сделала, о чем я уже и так знала.

— Я ушла. Думала, если я это сделаю, он найдет кого-то, кто не причинит ему столько боли, но даст то, чего ему хотелось больше всего на свете. — Ее голос понизился до шепота, когда она закончила: — Я и понятия не имела, что этим кем-то, была я.

О Боже.

Я закрыла глаза.

Когда она снова заговорила, я открыла их, чтобы увидеть ее взгляд, устремленный на меня.

— К тому времени, когда я услышала о его смерти, к тому времени, когда поняла, кем была для него и кем был он для меня, что ему все равно, что его дом не полон сыновей и дочерей, пока в этом доме есть я, уже было слишком поздно. Я вернулась, поселилась здесь и попыталась наладить отношения, но было уже слишком поздно. Я видела, как он страдал, когда я теряла детей, но чего я не видела, что больше всего он страдал, наблюдая, как я переживаю потерю этих детей, наблюдая мои страдания. Это я поняла тоже слишком поздно.

Когда она на некоторое время погрузилась в молчание, я догадалась, что она закончила, и мягко сказала:

— Мне очень жаль, Норри.

— Мне тоже, Айви, мне тоже.

Да, она сожалела. Очень сожалела.

Боже.

Я кивнула.

Она снова заговорила.

— Я рассказала тебе это, потому что хочу, чтобы ты знала. Как ты с этим поступишь, — она пожала плечами, — тебе решать. Я потеряла Грея вместе с его отцом и смирилась с этим. Просыпаясь каждый день, я живу с этим, и мне это не очень нравится, но я приняла глупое решение, основанное на глупых причинах под влиянием эмоций, и потеряла своего мальчика и своего мужчину. Я также рассказала тебе это, потому что считаю, что есть причины, по которым Прис совершила те глупости. Но теперь, когда события набирают дурной оборот, ей не нравится то, что она чувствует, и она хочет поступить правильно. Она не могла пойти ни к Грею, ни к тебе, определенно, ни к Мириам и, вероятно, ни к кому другому в Мустанге. Поэтому она пришла ко мне:

Вот так новость.

— И что она вам рассказала? — подтолкнула я.

Норри, не колеблясь, ответила:

— Она рассказала, что солгала о том, что видела, как ты ушла со своим братом. Что это Сесилия забрала твои вещи. Что своими глазами видела твою записку Грею, потому что Сесилия показала ее ей. И что Сесилия отнесла все это Бадди, и Сесилия сказала ей и Кортни, что Бадди сжег твою записку и выбросил твои вещи в мусорку.

Я так и предполагала, теперь все пробелы были заполнены, но, как и в случае с Кейси, мне не хотелось этого подтверждения. Мне было ненавистно сознавать, что оставленные мною вещи, которые я купила на честно заработанные деньги, выбросили в мусор. Я ненавидела то, что Сесилия, Присцилла, неизвестная мне Кортни и презренный Бадди Шарп прочитали грустную записку, которую я в отчаянии написала Грею, где объяснила, почему уезжаю, что надеюсь вернуться, и как сильно я его люблю.

И мне было ненавистно осознавать, что она превратилась в пепел и давно развеяна по ветру.

— Еще она рассказала, что ей тогда это не понравилось, и она попыталась отговорить Сесилию и Кортни участвовать во всем этом, но Сесилия есть Сесилия, Кортни есть Кортни, и у нее ничего не вышло. Прежде чем план был приведен в исполнение, они отреклись от нее. Она усвоила урок, не правильный, а тот, которому они ее научили, и вступила с ними в сговор. Ей это никогда не нравилось, и теперь, когда конюшни Грея нет, а вместе с ним и тех лошадей, она не может жить с этим грузом. Так она мне и сказала, а еще она пошла в участок и рассказала все Ленни. Для него это просто информация, он ничего не может с ней сделать, просто заполнить пробелы, но все же она это сделала. Сейчас Сесилия и Кортни с ней не общаются, но ей уже все равно. На собственном горьком опыте она убедилась, что лучше не дружить ни с кем, чем дружить со змеями.

Я полагала, что все это было правильно, хотя по-прежнему не понимала, что двигало Присциллой. С другой стороны, у меня было не так уж много друзей, но мне повезло с теми, кто у меня был, для меня они стали самыми лучшими.

— Не знаю, что с этим делать, Норри, — сказал я, она снова наклонила голову и одарила меня еще одной легкой улыбкой.

— Ничего, что-нибудь, все, что угодно. Но ты заслуживаешь знать это, и заслуживаешь того, чтобы иметь возможность что-то предпринять, если захочешь. Так что, теперь у тебя есть и то, и другое. Тебе выбирать.

Я кивнула.

Она встала, и по ее позе я поняла, что она закончила, вероятно, стремясь уйти до возвращения Грей домой, поэтому я тоже поднялась.

— Мне лучше уехать, — пробормотала она.

— Ладно, — пробормотала я в ответ.

Она посмотрела на меня снизу вверх.

— Спасибо, что уделила мне время, Айви.

— Спасибо, что нашли время приехать и поговорить со мной, Норри.

Она снова пристально посмотрела на меня и слегка улыбнулась в ответ. Той самой печальной улыбкой.

Затем прошептала:

— Я рада, что Грей нашел хорошую, сильную женщину.

О Боже.

— Держись, Айви.

— Я буду, — пообещала я, и, определенно, так и сделаю.

Она кивнула и направилась к своей машине.

— Норри, — позвала я, она остановилась и обернулась. — Я передам Грею ваш рассказ.

Она покачала головой.

— Я не поэтому рассказала тебе это, милая.

— Знаю, но я все равно передам его Грею.

Она выдержала мой взгляд, затем снова кивнула.

— Ладно, Айви.

— Всего хорошего, — тихо сказала я.

— Тебе тоже и будь осторожна.

Настала моя очередь кивнуть.

Она подошла к своему внедорожнику, села, завела его и уехала.

Я наблюдала за дорогой.

Потом я зашла внутрь, чтобы проверить, как там мои пирожные.

Я достала их из духовки, и они охлаждались на решетке, когда открылась задняя дверь. Я повернулась и увидела Сонни, протиснувшегося до пояса в проем, все еще не отпуская дверную ручку.

— Ты в порядке? — спросил он, пристально глядя на меня.

— Да, Сонни. Я в порядке, — тихо ответила я.

— Он прошел через разлуку Абеля с ней, — заявил Сонни, и я моргнула.

Он еще не закончил.

— Прошел через его упрямство и отказ принять ее обратно.

Я перевела дыхание, затем кивнула.

— Мужчина делает то, что должен делать мужчина, даже если это глупость.

— На мой взгляд, это правильно, — ответила я.

— Так и есть, — ответил Сонни, но продолжил: — Когда я подумал, что история повторяется, это вывело меня из себя. Но все обернулось иначе. Ты выносишь уроки из этого, девочка, из всех этих проблем, что являются составной частью нашей жизнью, и находишь в себе силы вести за собой Грея. Тебе досталось сильнее, чем другим, но у каждого свой крест, который он должен нести. Ты терпишь, снова и снова, и делаешь это вместе с ним. Потому что проблемы всегда есть и будут, но в тебе достаточно сладости, чтобы навсегда смыть горечь. Вдвоем, вы с Греем, справитесь со всем, и насладитесь этой сладостью.

— Сонни, — улыбнулась я, — я вкусила достаточно горечи, чтобы хватило на всю жизнь. Теперь я пеку пирожные на кухне, на которую, как только я впервые вошла, поняла, что хочу заходить по десять раз на дню, каждый день до конца своей жизни, и это кухня мужчины, увидев которого, я сразу поняла — какой он. Я поняла. И, милый, ты точно знаешь, что я поняла. Ничто не может отнять у нас эту сладость.

Сонни уставился на меня. Затем улыбнулся.

Потом пожаловался:

— Я умираю на этой жаре. Я возвращаюсь к работе, а ты принеси мне стакан лимонада. И побольше льда.

И он исчез за закрывшейся дверью.

И прежде чем приступить к приготовлению глазури, я отнесла Сонни стакан лимонада с большим количеством льда.

*****

Пять часов спустя...

— Мне не следовало тебе говорить? — тихо спросила я.

Я развалилась в основном на Грее, но частично на диване, и только что рассказала ему о визите его матери. Телевизор работал, но я отключила звук. Я полностью завладела вниманием Грея, а он — моим.

Мне не удавалось уловить ни одной эмоции, борющейся за господство на его лице.

Затем он остановился на одной — легкой досаде.

— Почему не следовало? — спросил Грей в ответ.

— Просто... — я выдержала паузу: — У тебя и так много забот. Больше тебе не нужно.

— Во-первых, куколка, никогда и ничего от меня не скрывай, особенно что-то важное. Во-вторых, это маленький городок, пойми, дерьмо распространяется быстро. Скроешь от меня что-то, и вполне вероятно, я об этом узнаю. И, наконец, да, нам со многим пришлось столкнуться. Но у меня не случится нервного срыва.

— Ясно, — прошептала я.

Он перекатил нас, меняя положение так, чтобы я лежала на спине, а он прижимался ко мне вдоль всего тела. Про себя я, вероятно, могла бы годами раздумывать над достоинствами обеих позиций, но, внезапно, остановилась на этой, мне она нравилась больше.

Грей отвлек меня от мыслей о его длинном, твердом теле, прижавшемся к моему, когда заговорил.

— Мы выяснили насчет Прис, подозрений в отношении Сесилии, и узнали о Бадди. Плевать на них всех, и я скажу прямо сейчас, лучше поздно, чем никогда, отмыться от дерьма, в которое Прис позволила себя втянуть. Она хочет загладить свою вину, она может попытаться. Но она не дождется от меня прощения. Может, по прошествии лет двадцати, посмотрим. Сейчас и в ближайшем будущем мне плевать на то, какие глупые причины привели к глупым действиям. Понятно?

Я кивнула. Его выбор, и так случилось, что, хоть я ее и не знала, этот выбор совпадал с моим.

— Что касается моей матери, — продолжил Грей, — то она поступила правильно, и я ей благодарен. Независимо от того, скажу я ей это лично или нет, мне еще нужно немного над этим поразмыслить. Ты со мной?

Я почувствовала надежду, потому что знала Грея, и он мог бы все немного обдумать, но поступил бы правильно. И правильно было бы высказать свою благодарность лично, а затем оставить дверь открытой, чтобы дать его матери шанс войти.

— Куколка, — позвал Грей, и я оставила эти мысли и сосредоточилась на нем. — Я вижу, о чем ты думаешь, и знаю, что ты горишь желанием воссоединить всю семью, которую удастся воссоединить. Но ее глупое решение означало, что я лишился матери на двенадцать лет. Она бросила отца, но также бросила и меня. Одно дело, как жена, по е*анутым, но понятным причинам уйти от мужа. Другое, как мать, по е*анутым и непонятным причинам оставить своего ребенка. Может, у меня хватит сил разобраться с ней, чтобы преодолеть это, а может, и нет. Но не обнадеживай себя.

— Хорошо, — согласилась я, потому что он был очень прав.

Но я все равно надеялась, и Грей это понимал, потому что он улыбнулся, подарив мне ямочку.

Затем его взгляд изменился, мое тело отреагировало на это, и он посмотрел на мой рот за секунду до того, как вернуться к моим глазам, и прижаться ко мне теснее, опуская голову ниже.

— Теперь у тебя есть выбор, раз мы смотрим повтор, и мне все равно не нравится это шоу, как тебе. И все же я его не смотрю, значит, и ты тоже. Вместо этого у тебя есть выбор: взять мой член в рот, а потом в себя прямо здесь или сделать это в спальне. Мы поднимемся наверх, я хочу, чтобы ты встала передо мной на колени. В любом случае, у тебя есть секунда, чтобы принять решение.

Мне не нужна была секунда.

Однажды я уже стояла на коленях перед Греем, и мне это понравилось. Было горячо.

— Наверх, — прошептала я, задыхаясь.

Он снова одарил меня ямочкой, и я поняла, что он знает, каков мой ответ. Вероятно, потому, что, когда он трахал мой рот, а я стояла перед ним на коленях, это так меня заводило, что едва он уложил меня на кровать и вошел в меня, как я кончила. И когда я кончила, это было жестко и долго.

Ямочка исчезла, он меня поцеловал. Жестко и долго.

Потом мы поднялись в нашу спальню, сбросили одежду, и я встала на колени.

И я была рада обнаружить, что во второй раз было не менее горячо.

Глава 35

Я все равно хочу, чтобы ты взяла мою

Четыре месяца спустя...

— Милый! Мы упустим наш столик! — крикнула я Грею, который наверху переодевался в костюм.

Или, по крайней мере, я надеялась на это. Я слышала, как десять минут назад включился душ, а мой мужчина не был любителем прихорашиваться.

— Дорогая, спущусь через минуту! — крикнул Грей в ответ, я вздохнула и на высоких каблуках процокала на кухню.

Стоял октябрь, сегодня был мой день рождения, и мы должны были выйти из дома пять минут назад, чтобы успеть в «Дженкинс», где у нас был забронирован столик.

Грей уезжал в город и вернулся поздно. Теперь мы опаздывали.

А я была голодная.

*****

За последние четыре месяца на нашей земле и в Мустанге все наладилось.

Конюшню достроили, выкрасили в красный цвет с белой отделкой, и она выглядела также старомодно, как и предыдущая. Та выглядела старомодно по причине возраста, эта — потому что Грей хотел, чтобы она так выглядела.

А еще она была огромной.

Поскольку разведение лошадей было семейным бизнесом, прежняя конюшня тоже была большой и имела двадцать шесть стойл.

Но в этой уместилось тридцать, просторная кладовая, большая кормушка и сеновал в отдельном внешнем блоке, к которому вели двойные двери с белыми досками крест на крест.

Мне понравилось, потому что выглядела она потрясающе, потому что мой мужчина построил ее своими руками, потому что я видела, как он это делал, и потому что, видя ее, было легче забыть, что старой больше не существует.

И последнее — потому что мы с Греем обновили сеновал, повторив историю, вроде как, только на этот раз он получил свой подарок.

Было потрясающе.

*****

Когда пришло время собирать урожай персиков, Грей научил меня нанимать рабочих, и я помогала ему управлять дюжиной сотрудников, работавших вместе со мной и Греем. Долгие часы бездумной работы, но в окружении персикового аромата, летнего солнца, время от времени целующего кожу, в приносящей облегчение тени деревьев, и веселого подшучивания (хотя большая часть звучала на испанском, которого я не знала, но все равно было весело), бывали вещи и похуже. Грей посадил на место погибших деревьев новые, но пройдет какое-то время, прежде чем они начнут плодоносить. Тем не менее, урожай принес немалую прибыль, так что я была удивлена. С другой стороны, у него был огромный фруктовый сад, так что я предположила, что удивляться мне не следовало.

Все началось весело, но я была счастлива, когда все закончилось.

*****

Грей связался с Бюро по управлению земельными ресурсами, в ведомстве которого находятся стада диких мустангов, и взял еще десять.

Да, десять, что вместе с нашими составило двадцать три лошади.

Шим, Роан и Уит забирали их вместе с ним, и помогали обучать и объезжать. Было увлекательно и немного страшно сидеть на качелях на крыльце, глядя на загон, где парни этим занимались. Но если до этого я еще не сознавала, что мой мужчина был настоящим ковбоем, то, наблюдая за тем, как он вскакивает без седла на лошадь и управляет ею без всяких поводьев, я убедилась в этом полностью, и за исключением того, что лошади его часто сбрасывали (самое страшное), он, казалось, ничуть не возражал, и самое лучшее — на нем были ковбойские штаны.

Без шуток.

Ковбойские штаны.

Это.

Выглядело.

Горячо.

Серьезно.

Пока я не увидела в них Грея, я бы сказала, что не причисляла себя к тем девушкам, кто заводился при виде мужчины в ковбойских штанах.

Потом я увидела в них Грея.

Достаточно сказать, что после первого дня наблюдения за Греем, объезжающим лошадей в ковбойских штанах, мне было все равно, что его несколько часов сбрасывали эти создания. В ту ночь Грей совершенно не возражал против того, чтобы его, как следует, объездили после целого дня верховой езды.

Он ничуть не возражал по этому поводу.

*****

После того, как Братья Коди пришли в чувство и потащили свои задницы в дом престарелых, увидели свою маму и состояние, в котором она находилась, но еще и заботу, которую ей там оказывали, Грей получил приятный сюрприз, и этот сюрприз не был вызван мной (напрямую, если, конечно, не учитывать мою тираду).

Все началось с Олли, которого явно надоумила на это Мэйси, и я знала это, потому что здесь чувствовалась ее невидимая рука, хлестнувшая его по заднице, отчего он помчался прямиком к нам на кухню, где вручил Грею чек на пятьдесят тысяч долларов. Не та сумма, что, по моему мнению, он должен, но хоть что-то. Неделю спустя с тем же самым явился Фрэнк.

Чарли все еще оставался несогласным, главным образом потому, что, по словам Фрэнка: «Он ссыкло. Всегда был и всегда будет». Тем самым я поняла, что Олли, Фрэнк и Мэйси заставляли его делать то же самое или, по крайней мере, предлагали.

Грей взял деньги и заплатил ими по векселю, что более чем вдвое уменьшило его долг. Когда бы оплаченный мною год по кредиту истек, мы бы снова столкнулись с солидной суммой, но теперь на ее погашение уйдет вдвое меньше времени. Кроме того, Фрэнк сообщил Грею, что, когда внесенная мною плата за пребывание бабушки Мириам закончится, с того момента братья Коди будут следить за этим.

Так что, все шло хорошо.

*****

И еще одно хорошее — больше не было ни пожаров, ни отравленных лошадей, ни зараженных деревьев.

Ни от Бадди, ни от Сесилии ничего не было слышно.

Не только в отношении Грея и меня, но и всех в Мустанге. У Бадди и Сесилии дом стоял за пределами Мустанга, но, проживая в основном в соседнем округе, они занимались своими делами в Элке. Мы с Греем видели их с дочерьми (которые были очень милыми) в кинотеатре, но, кроме этого, они не попадались мне на глаза, и другим тоже. Они не ходили в «Плэкс», или закусочную, или в «Рамблер», или «Алиби», или «Дженкинс», или «Хейс», или аптеку, — никуда.

Кортни тоже исчезла, обставив Шарпов тем, что переехала в Денвер. Когда все это случилось с конюшней Грея, а затем, благодаря (по моему предположению) Норри, всплыло ее участие в нашей истории, она переживала безобразный развод с парнем, который очень нравился городу. Он остался в городе, она, когда все узнали, какая она стерва, свалила к черту.

Казалось бы, надпись «убийца лошадей» на доме и записки с угрозами, оставленные на пороге, сделали свое дело для Бадди и Сесилии.

Мне стало легче дышать, но не Грею. Он имел с этим дело с младших классов, и, в принципе, не верил, что Бадди заляжет на дно. Это не означало, что по мере того, как дни переходили в недели, а затем в месяцы, бессонница перестала его мучить, но он оставался начеку. Он не возражал, чтобы я без него ездила в город или навещала бабушку Мириам, но редко оставлял меня дома одну, и когда у него случались какие-нибудь дела, он не уезжал надолго. Или же брал меня с собой.

Я не возражала.

Если от этого у него на душе было спокойнее, то какая разница?

*****

Это означало, что его недолгий отъезд в город в тот день удивил меня, особенно, в мой день рождения.

Но это дало мне возможность не торопиться, чтобы закончить сборы.

Несмотря на то, что для Мустанга «Дженкинс» представлялся шикарным рестораном, для Вегаса он таким не был. Тем не менее, я одела одно из тех платьев, что носила в клубе Лэша. Красное, короткое и облегающее, с низким вырезом, обнажавшим большую часть спины, с короткими бретельками, удерживающими его близко к плечам. На мне были рубины Лэша и красные босоножки на высоких каблуках со стразами (тоже подаренные Лэшем). Объемная прическа, насыщенный макияж и несколько пшиков моих самых любимых и дорогих духов.

Но, несмотря на приезд Грея только ближе к вечеру, день выдался замечательным. Во-первых, он начался с Грея. Во-вторых, Грей приготовил мне завтрак (блинчики с шоколадной крошкой, а мой мужчина был мастером по приготовлению блинчиков). В-третьих, пришла посылка FedEx с изысканными дизайнерскими туфлями за восемьсот долларов (подарок Лэша) и флаконом вышеупомянутых дорогих духов (подарок Брута), после чего я поболтала с ними по телефону (с Лэшем — час, с Брутом — минут пять, ничего необычного, ни для одного из них).

Очевидно, я продолжала накапливать прекрасные моменты в жизни, даже если эта жизнь проходила на ранчо. Я часто разговаривала с ними, с Лэшем несколько раз в неделю. С Брутом, реже, но я звонила, и он тоже. Я должна была знать, что они будут ко мне щедры, как и прежде, и они любили меня, но все же их подарки стали для меня приятным сюрпризом.

Их подарки были приятными. А они — милыми. Истинные Лэш и Брут.

Джейни также заскочила, чтобы вручить мне подарок от нее, Дэнни, Джина, Барри и даже Пег (да, Пег, где она взяла деньги, я понятия не имела, но она вложилась немного в подарок для меня). Это были крутые, желтовато-коричневые замшевые ковбойские сапоги, первая пара,которая у меня появилась с тех пор, как я избрала путь танцовщицы в Вегасе, и лучшие, чем все, что я когда-либо надевала, даже если были не привычны по стилю.

Я полюбила их.

А теперь мы с Греем отправлялись в «Дженкинс», а по возвращении домой Грей будет только мой.

Самый лучший день рождения в жизни.

И пока я этого не знала, но впереди мне ждало нечто лучшее.

*****

Я возилась на кухне, убивая время в ожидании Грея, насыпала кофе, чтобы утром просто щелкнуть выключатель, когда услышала:

— Я уже говорил тебе, куколка, но это стоит повторить: мне нравится это платье.

Обернувшись, я увидела Грея в темно-синем костюме, прислонившегося плечом к дверному косяку. На нем также была светло-голубая рубашка, которая отлично оттеняла загар, который у него все еще оставался, так как даже в октябре большую часть времени он проводил на свежем воздухе.

Он выглядел прекрасно.

— Спасибо, малыш, — ответила я с улыбкой, повернулась и закрыла крышку кофеварки.

Я направилась к нему, но остановилась, когда Грей приказал:

— Айви, не двигайся.

Моргнув, я уставилась на него, и заметила его пристальный взгляд, но не такой, который говорил, что ему очень нравилось мое платье.

Он говорил мне нечто совершенно другое.

От чего сердце забилось быстрее.

Я поняла что это, когда он небрежно сказал:

— Сегодня я ездил к маме.

Моя рука потянулась, чтобы ухватиться за столешницу, но в остальном я не двигалась. Со времени визита Норри прошло несколько месяцев. Месяцев. Я держалась от нее на расстоянии ради Грея (хотя и хотела узнать ее получше), а Грей держался от нее на расстоянии по собственным причинам, которые я оставила в покое.

А теперь он съездил ее навестить.

Ого.

— У нее было кое-что, принадлежащее Коди, — продолжал Грей, — и я хотел это вернуть. Мы немного поговорили. Она придет на обед в воскресенье после церковной службы. Тебя устраивает?

Устраивает ли меня?

Он что, с ума сошел?

— Да, — выдавила я с хрипом, потрясенная, довольная и осторожно счастливая, потому что не могла сказать, был ли счастлив Грей или он делал это ради меня.

Грей больше ничего не сказал.

Я тоже молчала и не двигалась, а еще мне было трудно дышать.

Наконец, он заговорил, прошептав:

— Самая красивая, кого я когда-либо видел.

О Боже.

По животу разлилось тепло.

— Грей, — прошептала я в ответ.

— В этом наряде, или в джинсах и футболке, или в бикини на газонокосилке, или когда утром открываю глаза и вижу тебя рядом, или в любое другое время, когда я тебя вижу, — вот о чем я думаю. Это первое, что приходит на ум. В любое время. Каждый раз.

Я сглотнула, крепче вцепилась в столешницу и ничего не сказала; просто позволила его словам пронестись сквозь меня теплым и сладким потоком.

А потом он подарил мне, женщине, у которой когда-то не было ничего, кроме сумки, набитой всяким барахлом, причем не очень хорошего качества, но которая, стоя на этой кухне, думала, что у нее есть все, весь мир.

— Я люблю тебя, Айви, и у тебя есть фамилия, которую ты сама себе выбрала, которая что-то для тебя значит, но я все равно хочу, чтобы ты взяла мою.

О Боже.

О Боже.

О Боже.

Слезы наполнили мои глаза.

— Детка, ты хочешь этого? — прошептал он.

Я мгновенно кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

И так же мгновенно он пересек кухню и, подойдя ко мне, взял мою левую руку, поднял ее и надел на безымянный палец старомодное кольцо с бриллиантом. Это был большой, закругленный, широкий прямоугольный камень, окруженный более мелкими бриллиантами, и все это на простом, тонком обруче белого золота.

Оно было старинным. Принадлежало Коди. Оно было прекрасным. Идеальным.

— Это кольцо моей мамы. А до этого — бабушки. А до нее — прабабушки. Я отнес его в город к Лазару, его почистили, сказали, что оно в хорошем состоянии, — пробормотал он, а затем закончил: — и оно подходит.

Так и было. И, слава Богу, потому что я никогда его не сниму.

Никогда.

За исключением, конечно, того момента, когда он наденет обручальное кольцо, которое окажется под ним.

Его пальцы сомкнулись вокруг моих, и он поднес мою руку к губам, наклонившись и поцеловав мой палец над кольцом, и пока я наблюдала за этим, у меня по щеке скатилась слеза.

Затем он притянул мою руку к груди и прижал ее там, где билось сердце.

— Дорогая, оно старое, не модное, но оно есть. — Его большой палец коснулся кольца. — С днем рождения.

Я высвободила свою руку и обняла его за плечи. Поднялась на цыпочки, пальцами одной руки погрузившись в его волосы, притянула его голову к себе и поцеловала. Поцелуй получился влажным, и не только потому, что наши языки переплелись в нежном танце, но и потому, что мои слезы катились по нашим губам.

Мы долго целовались на кухне, прежде чем Грей, наконец, поднял голову, но прижался лбом к моему лбу и прошептал:

— Скажи, что любишь меня, Айви.

— Я люблю тебя, Грей. Я очень сильно люблю тебя, малыш.

Он ухмыльнулся и сжал меня в объятиях.

Затем отпустил, но взял за руку и, потащив к двери из кухни, приказал:

— А теперь прекрати реветь. Я голоден, и у нас нет времени, чтобы ты приводила лицо в порядок.

Поскольку у меня не было выбора (но мне особо его и не предоставили), я поспешила за ним, когда он длинными шагами направился к входной двери, моя свободная рука метнулась к лицу и я глубоко дышала, чтобы сдержать слезы. Грей остановил нас у вешалки в холле и помог мне надеть пальто. Я взяла сумочку. Затем он снова схватил меня за руку и потащил к грузовику, усадив в него в моих дорогих туфлях и платье, стоивших небольшое состояние, чтобы отвезти в город на ужин по случаю моего дня рождения.

И когда мы тронулись в путь, хотя уже стемнело, я заметила, что на полу старушки снова скопился разбросанный мусор.

Пришло время прибраться в грузовике Грея.

И с этой мыслью, держа руки сцепленными на коленях, пока мой большой палец двигался по твердому бриллианту, я посмотрела в ветровое стекло и улыбнулась.

Глава 36

Ожидание подошло к концу

Шесть тридцать утра, канун Рождества...

Я проснулась в темноте от прикосновения рук и губ Грея.

— Малыш, сегодня Сочельник. Может, в Сочельник мы поспим подольше? — сонно спросила я.

Рука Грея добралась до моей груди и сжала ее, а его губы добрались до моего уха, где он пробормотал:

— Нет.

Затем его большой палец скользнул по моему соску, и я решила, что больше не хочу спать.

Вместо этого я повернулась к Грею, он поднял голову и тут же ее опустил для поцелуя.

*****

Семь часов три минуты утра, канун Рождества...

— Малыш, ты мне нужен, — прошептала я с мольбой.

Я ласкала его член в таком отчаянном желании, что отчасти гладила, отчасти притягивала к себе.

Его рука была у меня между ног, два пальца внутри меня, большой палец на клиторе. Наши рты были близко, и мы оба тяжело дышали.

— Еще не закончил, — пробормотал он, проникая глубже и перекатывая тугой комочек.

О, боже.

— Малыш, зато я сейчас закончу, и я хочу закончить с тобой внутри, — умоляла я, устремившись бедрами вперед, моя рука все еще двигалась на его члене, жестко, достаточно сильно, чтобы Грей застонал.

Мне это понравилось, и я надеялась, что это означало, что он готов перейти непосредственно к заключительной фазе.

Он этого не сделал.

Вместо этого он прошептал:

— Я приведу тебя туда снова.

О, да.

Мои глаза встретились с его, они были так близко.

— Правда?

Он оставил клитор в покое и начал трахать меня пальцами.

Я откинула голову назад.

Его губы приблизились к моему горлу.

— Правда.

Да.

Его пальцы выскользнули из меня, он накрыл мой холмик ладонью, и я рывком подняла голову, встретившись с ним глазами.

— Малыш... — начала протестовать я.

— На спину, Айви, раздвинь ноги пошире. Я хочу видеть, как ты кончаешь, пока я трахаю тебя пальцами, — приказал он.

О, да, этого я тоже хотела.

Поэтому сделала то, что мне сказали. Потом Грей сделал то, что хотел. И мне было так хорошо, что я выгнулась над матрасом, зарывшись головой в подушки, и прижалась бедра к его руке.

— Охренеть, — услышала я его рык, сквозь оцепенение от оргазма. — Самая красивая, кого я когда-либо, черт возьми, видел.

Затем его бедра оказались между моих раздвинутых ног, он вошел в меня и начал трахать.

Жестко.

Затем сделал, как обещал, и снова привел меня туда.

Это было великолепно.

*****

Восемь тринадцать утра, канун Рождества...

Грей поставил тарелку в открытую мной посудомоечную машину, допил остатки кофе, перевернул кружку и сунул ее следом, вынув руку, он обнял меня за шею.

Притянув к себе, легонько поцеловал в губы.

Когда он поднял голову, то сказал:

— У меня есть дела в городе. Потом заеду за бабулей. Тебе что-нибудь нужно?

Я покачала головой.

— Из «Плэкс» нам ничего не нужно? — продолжал он:

Я покачала головой.

— У меня все готово, — сказала я.

И у меня все было готово, Боже, очень готово. Я уйму времени провела в «Плэкс» и «Хэйсе», часами просиживала в Интернете, совершая покупки. Больше вещей для гостевой спальни. Больше разнообразия в меню и рецептах.

Я, определенно, была готова к Рождеству и не могла дождаться.

Грей прочел это в моих глазах. Он усмехнулся, одарив меня ямочкой.

Затем запечатлел на моих губах еще один легкий поцелуй.

Затем отпустил, и я смотрела на его задницу, пока он неторопливо выходил из кухни, бормоча:

— Пока, куколка.

— Пока, милый, — крикнула я ему в спину, а затем повернулась к раковине, чтобы закончить с посудой после завтрака.

Я улыбалась про себя в основном потому, что мой взгляд не отрывался от руки, где поблескивало кольцо.

Грей старался превзойти свой подарок на день рождения.

Но он прилагал усилия. Я знала это, потому что он забирал бабушку Мириам из дома престарелых, и она пробудет с нами еще один день после Рождества. И мы смогли бы это устроить, потому что рано вечером должна прийти мама Грея. Она работала медсестрой и проведет следующие две ночи в гостевой комнате, и с помощью Грея и меня, поможет бабушке Мириам. А завтра, после маленького утреннего семейного Рождества, во второй половине дня все дяди Грея, их жены и Оди с его девушкой, должны прийти на праздничный ужин.

Я не могла дождаться.

Всего этого.

Более шести месяцев покоя без подлянок Бадди Шарпа и более шести месяцев, как я ложилась спать и просыпалась с Грейсоном Коди, при чем последние два с половиной месяца с фамильным кольцом Коди на пальце.

Жизнь была хороша, а вместе с бабушкой, Норри, с которой Грей начинал постепенно и осторожно сближаться, и с его дядями, тетями и двоюродными братьями и сестрами, у меня будет настоящее семейное Рождество.

Впервые в истории.

Впервые в жизни.

Впервые за тридцать лет.

Да, Грей был близок к тому, чтобы превзойти свой подарок на день рождения.

Не было ничего лучше символа, который ясно говорил о том, что в скором времени я стану Коди.

Кроме Рождества в кругу семьи.

*****

Девять тридцать восемь утра, канун Рождества...

Играла рождественская музыка, горела свеча с ароматом лаврового листа и розмарина, а я пекла рождественское печенье. Уже пятую партию. Потому что, когда в доме было рождественское печенье, Грей отказывался от шоколадных батончиков и хватал печенье (или четыре) всякий раз, когда ему хотелось перекусить. А также потому, что теперь, когда среди мужчин Коди воцарился мир, всякий раз, когда его дяди ссорились со своими женами, они пережидали ненастье у нас дома.

А это происходило очень часто.

И они выросли в этом доме, так что у них не было проблем с тем, чтобы чувствовать себя здесь, не как в гостях.

Я не возражала.

Совершенно.

Стоя у кухонной стойки среди рождественской атмосферы, я месила тесто, но мои мысли занимали цветы.

Не цветы на мою свадьбу, а те, что я посажу рядом с домом.

Во время визита к бабушке Мириам она рассказала мне, что до того, как потерять ноги, каждый год высаживала широкие грядки бальзамина вокруг передней и боковой части дома.

— Подходит для них идеально, дитя, деревья затеняют дом, они получают мало солнечного света, но им нравится тень, — сказала она мне.

На моем пальце было кольцо, которое носила она. Я готовила рождественский ужин на кухне, где на протяжении пятидесяти лет его готовила она.

И когда наступит весна, в доме будут цветы бабушки Мириам.

Я услышала приближение машины и в удивлении повернула голову к окну, потому что не думала, что это Грей. Я понятия не имела, какие у него дела в городе, но поездка за бабушкой Мириам, ее сборы и заполнение бумаг на выписку заняли бы час, а он ушел совсем недавно.

Но по дороге мчался не грузовик Грея. А серебристый автомобиль, «Ауди», новый и чистый, будто только что из гаража.

Мне это показалось любопытным. «Ауди» не были популярны у жителей Мустанга.

Я вынула руки из теста, избавилась от комочков. Быстро сполоснула их, вытерла и вышла из кухни, направляясь по коридору к парадной двери.

Я остановилась на крыльце как вкопанная, наблюдая, как Бад Шарп выходит из «Ауди», а с пассажирской стороны появляется мужчина, с которым Бадди, определенно, не стал бы проводить время. Никогда.

Он был старше, высокий, мускулистый, с длинными всклокоченными волосами, которые когда-то были светлыми, но сейчас сильно поседели, и, сказать, что черты его лица были грубыми, — значит, ничего не сказать.

Я без колебаний крикнула им:

— Лучше садитесь в свою машину, парни. Я вас предупредила, а теперь наберу 911, после чего позвоню Грею. На вашем месте, я бы быстренько убралась отсюда, пока Грей не вернулся.

Повернувшись к входной двери, я сделал три шага и уже коснулась дверной ручки, но замерла на месте, услышав ответный крик Бадди:

— Ну что же ты, Айви, разве можно вести себя так, впервые встретившись с родным папочкой?

Это было глупо, я знала. Мне следовало войти в дом, позвонить в 911, потом Грею, но вместо этого я повернула к ним голову и посмотрела на мужчину, идущего к крыльцу с Бадди.

Эти волосы выглядели, как мои.

Волосы, как мои.

Я вытаращила глаза.

Они подошли вплотную к крыльцу и остановились.

Бадди, как я заметила, бросив на него взгляд, ухмылялся. Выглядел довольным собой.

Мужчина не сводил с меня глаз. От него исходило любопытство. А еще нерешительность. И, несмотря на его высокий рост, крепкое телосложение, обветренное лицо и заломы у груб, я почувствовала намек на страх.

— Хут Букер, хочу познакомить вас с вашей дочерью, бывшей кидалой в бильярд, бывшей стриптизершей из Вегаса, нынешней ковбойской подружкой, Айви Лару, — представил Бадди, наслаждаясь каждой минутой этого, но мои глаза были прикованы к Хуту Букеру…

Хут Букер…

Мой отец.

И при словах Бадди глаза Хута Букера испуганно сузились и метнулись к Бадди.

— Счастливого Рождества. — Бадди радостно улыбнулся и наклонился вперед. — О, и, чтобы ты знала, Хут пару лет назад вышел из тюрьмы. Убийство первой степени. Я, конечно, мало что знаю об этих вещах, но, полагаю, это плохо.

— Начальник, думаю, ты сказал достаточно, — в раздражении заявил глубокий, рокочущий голос Хута Букера, и он перевел взгляд с Бадди на меня. — Я не знаю этого парня, он нашел меня, сказал, что знает тебя, заплатил за то, чтобы я сюда приехал. Клянусь, девочка, до этой самой секунды, когда он превратился в мудака, этот мужик был со мной сама вежливость. Теперь я вижу, что у вас двоих есть история, но мне в ней нет места. Я просто хотел познакомиться со своей дочерью.

Со своей дочерью.

Со мной.

Я уставилась на него, не двигаясь, все еще не отпуская дверную ручку.

Бадди свирепо смотрел на Хута Букера.

Хут Букер уставился на меня.

Затем он покачал головой, закрыл глаза и на секунду отвел взгляд, ожидая того, что я не пойму тех эмоций, которые в них отражаются, прежде чем он их откроет.

Его взгляд вернулся ко мне, и я увидела, как его лицо исказилось болью, прежде чем он прошептал:

— Господи, бл*дь, я смотрю на тебя, и не могу поверить своим глазам, не могу, бл*дь, принять это. Как я мог создать нечто столь прекрасное, как ты?

О, Боже.

— Я не знаю, — прошептала я, шевеля только губами.

— Шейла Бейли — твоя мать? — спросил он.

— Она родила меня, — ответила я все также тихо.

Он кивнул, его лицо озарила легкая улыбка:

— Да, видимо, Шейла так и не изменилась.

— Нет, — прошептала я.

Улыбка исчезла, и он уставился на меня, читая мои эмоции, словно знал всю мою жизнь, либо потому, что я была слишком ошеломлена происходящим, чтобы скрыть их, либо потому, что у него было больше опыта, чем у меня.

Я решила, что и то, и другое.

— Ничего хорошего ты от нее не видела, — прошептал он.

— Нет, — повторила я, но это односложное слово прозвучало весомо.

Хут Букер прочел и это, и на его лице отразились эмоции, которые он и не пытался скрыть: еще больше боли, гнева, отчаяния.

— А твой брат? — спросил он, когда взял под контроль эмоциональные американские горки.

— Мертв для меня.

Он знал, о чем я, и я поняла это, когда он прошептал:

— Бл*дь.

— Все это очень трогательно, — ехидно влез Бадди, и я, наконец, отошла от двери, повернулась к нему лицом и увидела, что выражение его лица было еще более злобным, чем его тон. — И почему меня не удивляет, что бывшая стриптизерша не возражает против папочки-убийцы?

— Кажется, я уже сказал, что с тебя достаточно, — напомнил ему Хут Букер, и Бадди повернулся к моему отцу.

— Да? И что ты сделаешь, здоровяк? Убьешь меня на глазах у своей давно потерянной дочери?

— Нет, но, судя по ее приветствию, не уверен, что она будет возражать, если я тебе слегка навтыкаю, — ответил Хут, и я ничего не могла с собой поделать, у меня вырвался смешок.

Глаза Бадди метнулись ко мне, и он прошипел:

— Заткни свою шлюшью пасть.

Внезапно Бадди исчез с того места, где стоял, потому что распластался на спине в заснеженном дворе, а колено Хута упиралось ему в живот, нога обездвиживала его руку, одной рукой Хут сжимал его горло, другой обхватил запястье Бадди, вдавливая его в снег.

О, Боже.

Я приблизилась к краю крыльца, но дальше не продвинулась, потому что на мне не было обуви, лишь толстые шерстяные носки, поэтому я закричала:

— Пожалуйста, не надо! Он не стоит таких хлопот. Честно говоря, он вообще ничего не стоит.

Но Хут Букер даже не взглянул на меня.

В дюйме от носа испуганного Бадди, он прошептал:

— Ты назвал мою девочку шлюхой прямо у меня на глазах. — Он выдержал устрашающую паузу и закончил: — Мне это не нравится.

Бадди дернул ногами и рявкнул:

— Отвали от меня!

Хут поднял голову и посмотрел на меня, прежде чем приказать:

— Иди в дом. Вызови полицию, а потом позвони своему мужчине. — Когда я замешкалась, он отрезал: — Иди, девочка, быстро.

— Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — тихо сказала я, его голова дернулась, лицо изменилось. Оно смягчилось, и под этими грубыми, обветренными чертами и морщинами я увидела, что мой отец красив.

— Тогда избавь меня от неприятностей, позвав сюда кого-нибудь, чтобы разобраться с этим засранцем, пока я не потерял контроль и не сделал это сам, — мягко сказал он.

Я выдержала его взгляд, затем кивнула.

Вбежав в дом, я набрала 911, рассказала, что происходит, а затем позвонила Грею.

— Привет, куколка. Вспомнила, что тебе нужно? — ответил он.

— Бадди здесь. Он привез с собой моего отца. Сказал кое-что, что моему отцу не понравилось, а теперь мой отец придавил его в снегу на переднем дворе.

Тишина, затем:

— Что ты сказала?

— Бадди здесь, — начала я. — Он привез моего...

Грей прервал меня, рявкнув:

— Ты, бл*дь, прикалываешься надо мной.

— Нет, — прошептала я.

— Ты, блядь, прикалываешься надо мной! — взревел Грей.

О, Боже!

— Милый, ты за рулем? — спросила я, снова напомнив себе действовать осторожно и не обманываться насчет обычно дружелюбного Грейсона Коди.

Через мгновение, которое, как я подозревала, потребовалось ему, чтобы глубоко вздохнуть, он сказал:

— Да, я по дороге к бабушке. Буду у тебя через десять минут. Ты вызвала полицию?

— Да.

— Тот человек, действительно твой отец?

— Ну, я не уверена на все сто, но у него мои волосы, он сказал, что я красивая, знал имя моей матери, а когда Бадди назвал меня шлюхой, уложил его примерно за наносекунду.

Снова тишина, и я не почувствовала тех же самых очень недовольных вибраций, распространившихся по радиоволнам, как тогда, когда впервые поделилась своими новостями, поэтому не понимала, что это значит.

Затем, когда в голосе Грея послышалась еле сдерживаемая дрожь, я поняла:

— Он назвал тебя шлюхой?

Итак.

Снова.

Действуй осторожно, Айви!

— Грей...

Он прервал меня.

— Ты чувствуешь опасность от того человека, от твоего отца?

— Нет.

— Ясно. Возьми свою гребаную бейсбольную биту, запри все гребаные двери, только не в таком порядке, и оставайся, бл*дь, внутри, пока я не приеду. Не копы, а я. Ты меня слышишь?

— Да, Грей, — согласилась я, направляясь к входной двери.

— Сделай это сейчас. Я скоро приеду.

— Хорошо, милый.

— Я прикончу этого парня, — прошептал он.

Дерьмо!

— Дорогой, пожалуйста, сохраняй спокойствие.

— Я его прикончу, — все равно прошептал он, а потом отключился.

Дерьмо!

Я заперла входную дверь, затем побежала к черному ходу и заперла его, потом побежала наверх и взяла свою бейсбольную биту (то есть бейсбольную биту Грея, моей больше не было), затем сбежала вниз в гостиную, где было окно, из которого я могла видеть на снегу Бадди Шарпа и Хута Букера.

Их положение не изменилось.

Я повернула задвижку на окне, низко присела, приподняла окно на дюйм и крикнула:

— Э-э... извини, если ты услышал, как щелкнул замок. Без обид, но моему мужчине не очень уютно, когда я нахожусь здесь наедине с незнакомым мужчиной и с Бадди.

Хут Букер поднял голову, посмотрел на меня через окно и улыбнулся широкой, белозубой, дикой улыбкой.

— Вижу, ты нашла себе достойного мужчину, — заметил он, все еще небрежно вдавливая Бадди в снег.

— Э-э... да. Он великолепный, — все также прокричала я в щель окна.

— Хорошие новости, девочка, — ответил он.

— Я, э-э, также позвонила в полицию. Они знают о Бадди, так что, вероятно, очень скоро будут здесь, — сообщила я ему.

— Еще одна хорошая новость, — отозвался он.

— Черт возьми, дай мне встать! — крикнул Бадди, все еще сопротивляясь хватке Хута, взметая вокруг снег, но Хут проигнорировал его, не сводя с меня глаз.

— Итак, ты давно здесь живешь? — спросил он непринужденно, и я снова не смогла сдержать смешок.

Когда я успокоилась, то ответила:

— Чуть больше полугода, но мы с Греем знаем друг друга более семи лет, — сказала я, решив, учитывая, что он, казалось, хотел и мог воздать моему обидчику по заслугам, опустить историю с Бадди и его место в ней, и закончила: — Это долгая история.

— Грей? — спросил он.

— Грей, э-э… Грейсон Коди. Так зовут моего мужчину.

— Черт возьми, я понял, что нахожусь на ранчо, которым владеет это парень, он ковбой, но, Боже. Грейсон Коди? Похоже на самое ковбойское имя, какое только может быть.

Я снова хихикнула.

Да, похоже, это однозначно мой отец.

— Дай... мне... встать! — завопил Бадди, и Хут снова посмотрел на него сверху вниз.

— Начальник, по твоей машине, одежде, дому, я понимаю, ты считаешь, что получишь все, что захочешь, но, пойми, сейчас — не тот случай, — заявил он.

— Иди на х*й, — выплюнул Бадди.

— Куча денег, — пробормотал Хут Букер, все еще глядя на Бадди сверху вниз, — и никаких манер.

У меня екнуло сердце. Потом на душе потеплело.

И тут я услышала вой сирен.

— Э-э...х-м... Хут? — позвала я, и он посмотрел на меня.

— Да, дорогая, — тихо ответил он, и я почувствовала, как у меня защипало в носу, но сдержала слезы.

— Ну, просто чтобы ты знал, Грей не хочет, чтобы я выходила, пока он не вернется домой, так что копы скоро будут здесь, но я не выйду, пока он не приедет. Просто хотела, чтобы ты знал. Ладно?

— Сохрани своему мужчине рассудок, сделав так, как он просит, Айви. До его приезда я буду в порядке, — заверил меня отец.

Мой отец.

Я улыбнулась ему через окно и крикнула:

— Спасибо.

— Не за что, красавица, — крикнул он в ответ.

Мой отец.

Кажется, это будет самое что ни на есть семейное Рождество.

И, опять же, я не могла дождаться.

*****

Девять пятьдесят семь утра, канун Рождества...

Я приготовилась к тому моменту, когда увидела мчащийся по дороге грузовик Грея.

Снаружи, во дворе, стояли два офицера, одетые в большие, громоздкие зимние форменные куртки.

Бадди стоял, его спина все еще была покрыта снегом, и кричал, жаловался и угрожал.

Хут Букер находился поодаль, широко расставив мощные ноги и скрестив на груди мускулистые руки так, что джинсовая куртка с воротником из овчины натягивалась у него на спине. Его глаза были устремлены на Бадди, а на лице было такое выражение, будто он никогда не сталкивался ни с кем подобным, и, чтобы спасти кого-то еще от этой мрази, он боролся с мыслью раздавить его, как жука.

Копы уставились на Бадди, явно недовольные тем, что надеялись провести спокойную смену в канун Рождества, а теперь она превратилась в стычку с самым ненавистным жителем города.

Что касается меня, то, чтобы подготовиться к приезду Грея, я сбегала наверх, натянула ковбойские сапоги, а затем спустилась вниз, надела куртку, обмотала шарф вокруг шеи и до ушей натянула облегающую вязаную шапочку.

Чего я не могла сделать, так это осознать тот факт, что стоящий снаружи мужчина был моим отцом, но сейчас я не могла об этом думать.

Мне нужно было думать о Грее.

Поэтому в ту минуту, когда его грузовик свернул к дому и остановился, я бросилась через гостиную и выскочила через парадную дверь, и не остановилась. Спрыгнув с крыльца, я помчалась по снегу к Грею.

И с одного взгляда на него я поняла, что время в дороге не остудило его гнев. Он был злее, чем при появлении Кейси, злее, чем я когда-либо его видела.

Сейчас он был вне себя от ярости. Я видела, что он потерял контроль. Он не солгал в том, что сказал мне по телефону.

Он бы его прикончил.

И мне нужно помешать ему сделать то, о чем он пожалеет, и то, что может отнять его у меня.

Я добралась до него как раз в тот момент, когда он злобно хлопнул дверцей старушки, та издала привычный скрип, но и сам грузовик зловеще покачнулся.

Его глаза были прикованы к Бадди, лицо окаменело.

Я положила руку ему на живот.

— Грей, малыш, не надо. Подожди минутку. Успокойся.

Не отрывая глаз от Бадди, он положил руку мне на грудь и твердо, но мягко оттолкнул, прорычав никому конкретно, но всем, кроме Бадди:

— Держите ее подальше.

— Грей, не надо! — отчаянно закричала я, следуя за ним, пока его ноги быстро сокращали расстояние между ним и Бадди.

Он проигнорировал меня и продолжал двигаться.

— Ты назвал мою женщину шлюхой? — спросил он Бадди тихим рокотом, и никто не мог ошибиться в его ярости.

Бадди выпрямился и окинул его презрительным взглядом, сообщая о том, что Грей никак не мог не заметить:

— Коди, тут полиция.

Рука Грея, которая так и не оторвалась от моей груди, толкнула меня еще раз. Не жестоко, но сильно. Достаточно, чтобы я отступила на три фута, после чего Грей ринулся вперед.

Быстро.

Прежде чем я успела броситься наперерез, две руки обхватили меня железной хваткой, и я крикнула:

— Грей!

Но он уже был на Бадди, вцепившись руками в куртку, тащил его назад по снегу. Бадди, по какой-то безумной причине, не прочитал угрозу и не был готов. С другой стороны, он, скорее всего, никогда бы не был готов. Грея охватила ярость, и, за исключением, может, Хута Букера, никто здесь не смог бы с ним справиться.

Грей оттолкнул Бадди, тот отлетел на два фута и врезался в угол, где крыльцо встречалось со стеной дома.

Грей мгновенно преодолел эти два фута.

— Ты назвал мою женщину шлюхой? — зарычал он Бадди в лицо.

— Грей! — закричала я, борясь с державшими меня руками, и смутно услышала, как Хут Букер прошептал мне на ухо:

— Красавица, позволь своему мужчине делать то, что он должен.

Я не успокоилась. Я напряглась, наблюдая, как Бадди пытается улизнуть от Грея, но Грей взмахнул рукой и яростно толкнул его обратно в угол, так что тело Бадди с глухим стуком ударилось о дерево. Бадди пришел в себя и попробовал обойти с другой стороны, но Грей двигался быстро, толкнув его обратно так сильно, что Бадди чуть не вылетел на крыльцо. Бадди быстро выпрямился, снова попробовал с другой стороны, и снова Грей очередным толчком впечатал его в дом.

Затем Бадди зарядил апперкот в челюсть Грея, я вскрикнула, но, опять же, молниеносно, и почти небрежно, Грей поднял предплечье и отразил удар, прежде чем кулак смог даже приблизиться.

Затем он шагнул вперед, грудь к груди, нос к носу, и тихо, и устрашающе прорычал:

— Ты пришел на мою землю, в мой дом, когда моя женщина была одна, и назвал ее шлюхой?

— Отойди, Коди, — потребовал Бадди, снова пытаясь обойти Грея, но Грей просто оттолкнул его.

— Отвечай, мать твою, — приказал Грей.

Бадди, наконец, понял, что никуда не денется, поэтому его глаза метнулись от Грея к двум офицерам, и он раздраженно спросил:

— Вы ничего не собираетесь предпринять?

Я повернула голову к ним и увидела, что один упер руки в бока, другой скрестил руки на груди, оба смотрели на Грея и Бадди, не двигались и не говорили.

Они ничего не собирались предпринимать.

Бадди тоже это понял и повернулся к Грею.

— Отойди! — взвизгнул он.

— Что с тобой не так? — спросил Грей.

— Иди на хуй! — был ответ Бадди.

Не отрывая взгляда от лица Бадди, Грей прогремел:

— Что с тобой не так?

— Отвали! — крикнул Бадди.

— Что я сделал? — спросил Грей.

— Отвали!

— Что, бл*дь, я тебе сделал? — повторил Грей. — Гребаные десятилетия, Бад, десятилетия ты играл в эту игру. А потом отобрал у меня мою гребаную женщину. На семь лет. На семь, мать твою, лет, Бад. За это время у тебя родились две дочки. Что еще ты хочешь отобрать у нас с Айви? В следующем году я женюсь на ней, но в том доме, прямо за тобой, уже должны были бегать мои дети, а ты отнял это у нас с ней.

При словах Грея руки Хута Букера с огромной мощью сжались вокруг меня, но я не сводила глаз с Грея и Бадди.

— Отойди на хуй назад, — прошипел Бадди.

— Ты заразил мои деревья, отравил моих лошадей, сжег мою конюшню, пытался отнять у меня мою землю. Почему? Я этого не понимаю. Какого хрена ты творишь это больное, дикое, сумасшедшее дерьмо? Что с тобой не так? Выполни для меня хоть одну гребаную просьбу за то жалкое время, что я тебя знаю, и объясни, какого хрена я тебе сделал.

— Как и всегда, Великий Грейсон Коди думает, что все дело в нем, — усмехнулся Бадди.

— Мы с тобой всю жизнь прожили в одном городе, но я тебя не знаю, а ты, бл*дь, точно не знаешь меня, так что не смей говорить обо мне такое дерьмо, — парировал Грей.

Бадди секунду пристально смотрел на него, а затем потребовал:

— Отвали и дай мне пройти.

Бадди неверно истолковал, что Грей, казалось бы, немного успокоился (немного), потому что после его требования Грей положил руку на грудь Бадди и сильно толкнул его в угол. Когда Бадди качнулся назад, Грей толкнул его снова, и Бадди головой ударился о стену.

Грей снова оказался перед ним нос к носу и рявкнул:

— Объясни мне это дерьмо!

— Дело не в тебе! Это ни хрена не имеет к тебе отношения! — заорал в ответ Бадди. — Речь о земле!

Я перестала вырываться и в шоке уставилась на него. Грей отодвинулся на три дюйма и сделал то же самое.

Бадди, однако, теперь сам слетел с катушек и словно обезумел.

Раскинув руки, он хлопнул ладонью по стене дома и начал:

— Сколько я себя помню, дедушка говорил только о земле Коди. А потом отец все продолжал и продолжал, черт возьми, талдычить о ней: «Соседи хорошие, но земля, конечно, чертовски красивая». — Саркастичным и едким тоном он повторял слова, очевидно, своего отца. — И я слушался, выполняя все дерьмовые причуды деда и отца. Они хотели, чтобы я сел на лошадь. Хотели, чтобы я выгребал, бл*дь, дерьмо. Хотели, чтобы я объезжал ограды с работниками ранчо. Чтобы пас скот. Чтобы я загонах боролся с гребаными, грязными, вонючими телятами. Да пошло оно все. Меня это не интересовало. Но волновало ли их это? — Он покачал головой. — Нет. «Ты — Шарп, Бад, прекрати валять дурака и будь чертовым Шарпом». — Снова слова Джеба Шарпа к сыну прозвучали ехидно и с перекошенным лицом. — Он позволил бы мне быть только тем, кем хотел он, поэтому я решил, что буду тем, кем, черт возьми, хочу быть я, и я бы достиг этого, завладев тем, чем он больше всего хотел владеть. Я бы сидел в этом доме на этой земле со своей семьей. Здесь жил бы Шарп, но этим Шарпом был бы я, и отец знал бы, что все это мое, что это я заполучил то, что хотел заполучить он, а до него его отец, а до него отец его отца, это заполучил бы я. Это было бы мое, а не его, и пусть бы он шел на х*й. На х*й.

— Раз это дерьмо правда, тогда какого хрена ты забрал у меня Айви? — спросил Грей.

— Ты нашел девушку, потом бы женился, завел детей, ты — Коди. Если бы у тебя была семья, я бы ни за что не выгнал тебя с этой земли.

Это, определенно, было правдой.

Но Грей, очевидно, не поверил этому.

— Это дерьмо, Бад. Все это чушь собачья. Ты нацелился на меня.

— Бонус, Грей, — прорычал он. — Мистер Мустанг, Всемогущий Коди, все в городе думают, что ты управляешь солнцем и луной, вызываешь приливы и отливы. Мне тошно было смотреть на все это, слушать все это, — он подался вперед, — жить в этом дерьме. Мне было тошно.

— И это все? — недоверчиво спросил Грей, и я тоже подумала, что это странно. – Ты контролировал жизни, разбивал сердца, уничтожал собственность, убивал животных из-за такого дерьма?

Ох. Что же. Я могла понять его разумный довод.

— Да, Грей, только из-за этого. Ты не жил моей жизнью. Твой папочка расхаживал по городу, рассказывая всем и каждому, что он считал, что ты можешь управлять солнцем и луной, вызывать приливы и отливы, столько, бл*дь, говорил о тебе, что все поверили в это. Мой папочка подобного дерьма не делал.

— А это? — продолжил Грей: — Твой сегодняшний визит. Что, черт возьми, он значит?

— Мне скармливали это дерьмо всю жизнь, и я не дам тебе жить свободно и легко. Ты не получишь свое «долго и счастливо». И она тоже, — ответил Бадди с усмешкой.

— Так значит, это касается меня, а также Айви, — заявил Грей.

Бадди пристально посмотрел на него и ничего не сказал, что означало «да».

— Я не верю в это, — прошептал Грей.

— А ты поверь, — отрезал Бадди.

— Я не верю в это дерьмо, — повторил Грей.

— А ты поверь! — заорал Бадди, и Грей молча стоял, глядя на него сверху вниз.

Затем он нарушил молчание.

— Ты жалок, — заявил он, и Бадди моргнул.

Затем его лицо снова исказилось.

— Иди на х*й. Думаешь, меня волнует, что ты думаешь? — спросил он.

— Да, — ответил Грей. — Я думаю, тебя охренеть как сильно волнует то, что все думают.

Так оно и было. Грей привел еще один разумный довод.

— А еще я думаю, что ты слабак. Ты хотел быть самим собой? Бад, все, что тебе для этого было нужно — просто быть самим собой. Черт, у тебя же университетский диплом. Ты нашел работу, за которую до хрена платят. Нашел хорошенькую жену. Подарил ей прекрасных дочерей. Построил им шикарный дом. Но ты так чертовски жалок, что не заметил, как уже доказал отцу свою точку зрения. Вместо этого ты причиняешь боль людям, включая свою жену и детей, творя идиотскую дичь, чтобы показать всем... — Он замолчал, затем спросил: — Что? Что ты хочешь всем показать? — Он не стал дожидаться ответа Бадди, просто продолжил: — Я не знаю. Все так запутано, что я не понимаю. Единственное, что я понимаю, что ты еще более жалкая баба, чем я уже о тебе думал, и, Бад, это что-то значит, потому что я и остальные в Мустанге считают тебя низшей формой жизни, которая только может существовать на планете Земля.

Бад раскрыл рот, чтобы ответить, но Грей сделал шаг назад и опередил его.

— Все — значит, все. Не от меня, а от тебя зависит, образумишься ли ты и начнешь ли вести себя, как мужик. Ты вываливаешь на нас с Айви еще больше дерьма, — это х*ево, но оно отражается на тебе, а не на мне. Ты явно не догоняешь, но каждый раз, когда тебе не удается меня переиграть, это ты... терпишь неудачу в попытке стать тем человеком, которым хочешь быть, и все быстрее становишься тем человеком, которым твой папа боялся, что ты станешь. Так что, поступай, как хочешь. Ничто из сделанного таким жалким человечишкой, как ты, не смогло бы победить меня.

И с этим он закончил, и я поняла это по тому, как мой мужчина повернулся и пошел по снегу ко мне и Хуту Букеру. Он даже не посмотрел на полицейских, не оглянулся и не уделил больше внимания Баду Шарпу. Он остановился в двух футах от нас с отцом.

Его глаза просканировали мое лицо, затем переместились за мое плечо к Хуту.

— Не возражаете, я бы хотел вернуть назад свою женщину.

— Конечно, парень, — пробормотал Хут Букер, отпуская меня, и в ту же секунду Грей наклонился, схватил меня за руку и притянул к себе.

Он обнимал меня за плечи, прижимая к себе, но не сводил глаз с моего отца.

Затем протянул ему руку.

— Грейсон Коди.

Боже.

Боже, я любила Грейсона Коди.

Хут протянул свою, и пожал руку Грея.

— Хут Букер.

— Айви сказала, что вы ее отец, — заметил Грей, отпуская руку Хута.

— Полагаю, да, у нее мои волосы, или, по крайней мере, надеюсь, что это так, — ответил Хут.

Часть напряжения покинула меня, потому что это прозвучало так мило.

Я услышала вокруг нас движение и бормотание, и поняла, что офицеры окружили Бадди, но, как и Грей, я покончила с ним. Он перестал существовать. Поэтому я это проигнорировала.

Грей посмотрел по сторонам, потом снова на Хута.

— У вас есть машина?

— В городе, — ответил Хут.

— Остановились в отеле? — продолжил Грей:

— Да, тот придурок заплатил. Думаю, эта поездка подошла к концу, — заметил Хут, и я проглотила смешок, но это не означало, что я не улыбнулась.

Когда я посмотрела на Грея, то увидела, что ямочка исчезла, затем он сказал:

— Хорошо, как насчет такого? Мы заходим в дом, выпиваем по чашечке кофе, греемся. Потом мне нужно забрать бабушку из дома престарелых. Полагаю, вы догадываетесь, что я не хочу отпускать Айви от себя, поэтому она будет со мной. Тем не менее, у моей женщины никогда не было семьи, так что, догадываюсь, раз вы здесь, она не захочет отпускать вас.

Он был прав.

— Итак, — продолжил Грей, — вы поедете на «Лексусе» Айви, мы заберем бабушку, а на обратном пути Айви может пересесть к вам, и вы сможете узнать друг друга получше. Вам подходит?

Не скрывая своего удивления, Хут уставился на него. Затем посмотрел на мою машину. Затем снова на Грея.

— Ты дашь мне одному вести «Лексус»? — тихо спросил он.

— Вы собираетесь его украсть? — спросил Грей в ответ.

— Нет, — мгновенно ответил Хут.

— Тогда, дам, — ответил Грей, и брови Хута сошлись вместе, он неловко поерзал своим большим телом.

— Дружище, может, ты не знаешь, я... — начал он.

— Я знаю, — твердо оборвал его Грей, и я дернулась.

— Знаешь? — спросила я его, запрокинув голову, и он посмотрел на меня сверху вниз.

— Лэш, — ответил он.

— Ясно, — прошептала я, не уверенная, что чувствую по этому поводу.

— Куколка, я же говорил тебе, он рассказал мне о тебе все. Ты не знала об этом, потому что с тебя уже было достаточно, он не хотел нагружать тебя еще большими проблемами. Я понял его мысль и сделал так же.

Что же, знание того, что мой отец сидел в тюрьме за убийство, не стало бы для меня радостной новостью, особенно в то время, даже если я пребывала в счастливом чистилище.

Полагаю, я могла бы разозлиться. С другой стороны, мужчины в моей жизни любили меня и хотели защитить, поэтому я решила не делать этого.

И в любом случае, сегодня было Рождество. Мне нужно познакомиться с отцом, забрать бабушку из дома престарелых и испечь печенье.

У меня были другие приоритеты.

— Неважно, — пробормотала я, и Грей мне ухмыльнулся, а затем посмотрел на Хута.

— Так что, хотите зайти на чашечку кофе?

Хут пристально посмотрел на Грея, потом на меня, потом снова на Грея.

Затем улыбнулся широкой, дикой улыбкой и заявил:

— Да, черт возьми.

Грей кивнул и повел меня в сторону крыльца. Он отстранился от меня, чтобы подкинуть меня на крыльцо, хотя я могла заскочить туда и сама, что часто и делала. Поднявшись за мной следом, он повел меня к двери дома.

Я оглянулась, но «Ауди» и патрульные машины уже исчезли.

Я сделала глубокий вдох.

Затем мой мужчина провел меня и моего новообретенного отца в наш дом, где мы выпили кофе, пока Грей звонил в дом престарелых и объяснял задержку, а я болтала с Хутом Букером, знакомясь с моим отцом.

Потом мы отправились за бабушкой.

И привезли ее домой.

Я испекла печенье.

Грей, бабушка Мириам и Хут Букер съели их целую кучу.

Позже пришла Норри.

Грей и Хут отправились в город, чтобы Хут мог выписаться из отеля и забрать свою машину.

Затем, в красивом доме на большом, красивом участке земли, бабушка Мириам в кресле, завернутая в шаль, Норри в кресле с кружкой горячего какао, мой отец в другом кресле с бутылкой пива, и я, свернувшаяся калачиком рядом со своим мужчиной, сидели в кругу семьи.

Ожидание подошло к концу, и я обнаружила, что Грей был прав.

Хорошее приходит к тем, кто ждет.

Но он упустил одно слово.

Потому что это хорошее было очень хорошим.

*****

Десять двадцать два вечера, Рождество…

Мы с Греем лежали в постели, лицом друг к другу, обнявшись, и шептались в темноте о нашем дне.

Это был великий день. Настолько великолепный, что было трудно выбрать, какая часть была лучшей.

Но я считала, что это рождественские подарки, которые мы с Греем, не сговариваясь, выбрали друг для друга.

Сначала он развернул мой подарок — шарф. Лишь увидев его, он обратил свои глаза на меня. В них плескалась теплота и нежность от воспоминаний, и когда я склонила голову набок и прикусила губу, он посмотрел на мой рот и расхохотался. Затем, прямо на глазах у всех, он обхватил меня сзади за шею и крепко чмокнул в губы.

После этого я велела ему заглянуть на дно коробки и пробормотала:

— Ты опередил мои инструкции. — Потому что на дне коробки лежала записка со словами: «Настоящий подарок ждет тебя после поцелуя».

Несмотря на то, что он уже заслужил свой подарок, прочитав записку, Грей немедленно поцеловал меня еще раз.

Более мягко, коротко, но не менее сладко.

И также, не размыкая губ.

Затем я вручила ему настоящий подарок — шикарную кожаную куртку до бедер с теплой подкладкой. Смомента нашей встречи, он носил одну и ту же, и я заметила, что подкладка в некоторых местах порвана, изношена, а часть полностью вылезла.

Ему понравилось.

Потом он вручил мне мои подарки.

Во-первых, красивую вязаную шапочку из мягкой шерсти и широкий, длинный и великолепный шарф серого цвета с едва заметными черными вкраплениями. Во-вторых, серые замшевые перчатки с фантастической строчкой и подкладкой на мягком меху. И последнее, доходящую до бедер дубленку, которая не была похожа ни на одну мною виденную. Рукава расклешенные, и рукава и подол неровные, повторяли естественные линии шкуры. Отвороты также повторяли естественные линии шкуры, но были широкими, обнажая густой, супермягкий мех, который также выстилал дубленку изнутри, в основном, он имел серый цвет с кремовым подшерстком и пучками черных волосков. У дубленки был кожаный пояс.

Смотрелось необычно, изысканно, классно, круто, стильно, под стать Колорадо.

Идеальная дубленка для стильной будущей жены мачо-ковбоя, владельца ранчо.

Открыв подарок, я надела дубленку, почувствовала кожей этот мягкий мех, он мне сразу понравился, и мои глаза обратились к Грею.

А потом я разрыдалась.

Грей, в свою очередь, расхохотался. Обнял меня, пока я ревела, и принялся делать несколько вещей одновременно: игнорировать мои слезы и продолжать раздавать подарки.

— Посмотрим, куколка, что мы имеем, — пробормотал он, врываясь в мои мысли. — Есть бывший заключенный и давно потерянный папочка моей женщины, чья улыбка меня немного пугает, и который храпит сейчас на моем диване. Бабушка из дома престарелых, которая тоже храпит. Мама, с которой мы начали общаться совсем недавно, и которая сейчас спит в гостевой комнате и, к счастью, не храпит. И в доме не осталось пива, потому что мои дяди выпили все до последней капли.

— Знаю, — прошептала я, — разве это не потрясающе?

Я увидела в лунном свете его ухмылку, но он сказал:

— Не люблю, когда дома нет пива.

— Завтра я съезжу в «Плэкс», — пообещала я.

— Знаю, что съездишь, моя женщина заботится обо мне, — прошептал он, и я счастливо вздохнула.

Да, я заботилась о нем. И мне это нравилось. Но еще мне нравилось знать, что он это замечал и, что это нравилось ему.

Он нежно сжал меня.

— Детка, ты хорошо провела Рождество?

Я прижалась к нему еще теснее.

— Да, милый.

— Хорошо, — пробормотал он.

— А ты?

— Лучше всех на свете, — ответил Грей.

О, да.

Да.

Я любила Грейсона Коди.

— Хорошо, — тихо сказала я.

Затем я опустила голову, придвинулась к нему и поцеловала его в грудь.

Прижавшись губами к его коже, я прошептала:

— Это была дикая поездка, и не могу сказать, что за эти годы я не пожалела, что не приняла другого решения. Но прямо сейчас, в этой постели с тобой, с нашей семьей в этом доме, с твоим кольцом на пальце, я рада, что много лет назад, стоя на тротуаре городской площади с тобой и Кейси, я впервые в жизни решила рискнуть.

Грей снова сжал меня, на этот раз так сильно, что я была вынуждена отстраниться от его груди, запрокинуть голову и посмотреть на него.

— Я тоже рад, Айви, охрененно, бл*дь, рад, что ты рискнула со мной.

Да, я любила Грейсона Коди.

Он опустил голову и прикоснулся своими губами к моим, легонько поцеловав, а затем не отрываясь от моих губ, приказал:

— Скажи, что любишь меня, Айви.

Я улыбнулась в его губы.

— Я люблю тебя, Грей.

Он улыбнулся мне в ответ.

Эпилог

Он и я. Мистер и миссис Коди

Пять с половиной месяцев спустя…

— Спасибо, Джеб, — тихо сказала я в трубку, устремив взгляд на конюшню, виднеющуюся за кухонным окном.

— Я подумал, вы с Греем захотите знать, Айви, — тихо ответил Джеб.

Я перевела дыхание, а затем спросила:

— Вы в порядке?

— Жена скучает по внучкам, — ответил он, говоря тем самым, что он тоже скучает. — Но она не скучает по головным болям. — Это означало, что по ним он тоже не скучал. Затем он заявил тоном, который показывал, что разговор неминуемо закончен: — Ладно. Кэндис велела мне передать тебе, чтобы ты спросила у Грея, придете ли вы с ним снова на ужин. Прошлый раз ей понравился. Как поговоришь с Греем, позвони ей, дай знать.

Я бы поговорила с Греем, но ему не слишком понравился наш последний ужин с Кэндис и Джебом Шарп. Он понял, что они пытались сделать, — извиниться за поведение своего сына, — поэтому вел себя, как хороший парень. Он их не винил. И все же ему это не понравилось.

— Хорошо. Берегите себя, Джеб, — попрощалась я.

— Ты тоже, Айви, — ответил он и повесил трубку.

Я отключила телефон и снова выглянула в окно.

Потом улыбнулась.

Подойдя к задней двери, я сунула ноги в ковбойские сапоги, хотя на мне была облегающая майка, обрезанные джинсовые шорты и носки. Я также сняла с крючка одну из потрепанных бейсболок Грея и натянула ее на голову, заправив волосы за уши.

Безумный образ ковбойши, но я знала, что он мне удался, когда впервые надела одну из бейсболок Грея с сапогами и шортами, а не побежала наверх за шлепанцами, чтобы выйти и поговорить с Греем, мне не удавалось донести свое сообщение целых полчаса. Потому что эти полчаса мы провели на сеновале, по большей части, голыми.

И в течение этого получаса Грей не снимал с меня сапог.

Мне нравились эти сапоги. Но после времени, проведенного на сеновале, я полюбила их еще больше.

Выйдя из задней двери, я просканировала окрестность. На обширной территории рядом с домом, перед конюшней и за ее пределами стояло три дюжины деревянных столов для пикника. Через два дня они будут накрыты белыми скатертями и в середине каждого поставят кувшины с маргаритками и «черноглазыми сюзаннами». Все деревья уже были увешаны рождественскими гирляндами, а на подставке из кирпичей установлен огромный гриль. А через два дня доставят семь дюжин белых и желтых воздушных шаров и деревянный настил для танцев.

Потому что через два дня мы с Греем должны будем пожениться в церкви и устроить здесь прием — грандиозное барбекю.

Я не могла дождаться.

Все еще улыбаясь, я приблизилась к огромным, открытым двойным дверям конюшни и прошла через них.

В середине прохода между стойлами Грей привязал одну из лошадей. На нем была бейсболка, обтягивающая белая футболка, джинсы, ботинки и рабочие перчатки, и он чистил лошадь.

Рука в перчатке с пристегнутой щеткой продолжала двигаться по телу лошади, но сам он повернул голову ко мне.

Он оглядел меня с головы до ног, а когда его взгляд вернулся к моим глазам, ухмыльнулся.

Боже, эта ямочка.

Она мне нравилась тогда, нравилась накануне, нравилась, когда я впервые ее увидела, и я буду любить ее вечно.

Я ухмыльнулась в ответ и побрела к стойлу Ансвера. Конь подошел ко мне и просунул голову в проем. Я обхватила его рукой за нижнюю челюсть, а другой погладила по носу.

Он фыркнул.

Конь Грея любил меня. Хотя, я подкупала его яблоками.

— Итак, — растянула я слово, — хочешь ранний подарок на свадьбу?

Рука Грея продолжала двигаться по телу лошади, но его взгляд не отрывался от моих ног.

Когда я заговорила, они вернулись ко мне.

— Да, — ответил он.

— Большой день для Бадди Шарпа, — объявил я, рука Грея остановилась, но он не отвел щетку от тела лошади.

— Да?

— Да. Сесилия обосновалась в Дуранго. Не знаю, может, на вечер она запланирует праздник, так как ее развод сегодня стал окончателен. Может, съест галлон мороженого. Не важно, она там, а мы здесь. Их дом сегодня выставили на продажу. О, и еще, — продолжала я, — Бад устроился на работу в Нью-Гэмпшире. Сегодня утром он собрал вещи и уехал.

Я не знала, поумнел ли Бадди после того, как Грей спустил его с небес на землю. Главное, я знала, что у нас больше не будет с ним проблем. Возможно, из-за слов Грея. Но еще и потому, что у него было полно забот.

Очевидно, Сесилии надоело быть городской парией, и надоело терпеть выходки Бадди, которые создавали ей такую репутацию. Она знала, какой сценарий Бадди собирается разыграть с моим отцом, и пока он занимался этим, она взяла свои уже упакованные сумки и дочерей и отправилась прямиком в Дуранго.

В канун Рождества.

И так и не вернулась.

Она подала на развод, причем Бад получил бумаги на следующий день после Рождества. Со всеми махинациями Бадди и знанием об этом Сесилии, не говоря уже о том, что она была в курсе его многочисленных измен, но до этого времени закрывала на все глаза, у него не было ни малейшего шанса получить опеку над дочерьми. Поэтому он не стал бороться. Очевидно, она получила огромную компенсацию и еще большую сумму алиментов на детей, и, по слухам, уже с кем-то встречалась.

Так что, может, никакого мороженого ей не понадобится.

Что касается Бадди, как только Джеб Шарп услышал о том, что учинил его сын в канун Рождества, он выразил такое же недовольство, как и Грей.

Поэтому поболтал со своими близкими друзьями. А те, в свою очередь, его послушали.

Так что, в первый день Нового года Бад Шарп отправился на работу, и там его сразу же развернули на экстренное заседание правления. На этом заседании Бадди проинформировали, что владельцы различных ранчо, фруктовых садов, фермеры и бизнесмены, которые держали свои деньги в банке Бадди, угрожали забрать их, если правление что-нибудь не предпримет в отношении Бадди. Так они и сделали. Сказали, что дадут ему немного денег, чтобы он спокойно уехал, и попросили добровольно подать в отставку. А если он этого не сделает, его уволят без выплаты выходного пособия.

И впервые за всю свою жизнь, Бад Шарп поступил по-умному.

Он подал в отставку.

Он был без работы уже пять месяцев. Потому что никто в семи округах не стал бы нанимать Бадди Шарпа.

А развод с Сесилией уничтожил его.

Теперь он нашел единственную работу, которую мог найти.

В Нью-Гэмпшире.

А это было очень, очень далеко.

Слава Богу.

Грей усмехнулся.

— Это охрененно отличный свадебный подарок.

— Да, — тихо сказала я.

Он убрал руку от лошади и всем телом развернулся ко мне.

— Айви, иди сюда.

Я не колебалась.

Погладив напоследок Ансвера, пошла к Грею.

Он смотрел, как я двигаюсь.

Когда я добралась до него, Грей обнял меня свободной рукой и притянул ближе. Опустил голову, наклонив ее вбок, а я наклонила свою в другую сторону, и, поскольку мы много в этом практиковались, козырьки наших бейсболок не врезались друг в друга, когда Грей подарил мне долгий, влажный поцелуй.

А также благодаря большой практике, он смог проникнуть рукой в перчатке мне под шорты и в трусики, обхватив мой зад.

Как обычно, это было потрясающе.

Когда он поднял голову, я тихо спросила:

— Милый, хочешь пообедать?

— Да, куколка, — ответил он, и я улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ.

Затем вынул руку из моих шорт и повернулся обратно к лошади.

Я направилась к дверям, но на ходу почувствовала на себе его взгляд, поэтому остановилась и обернулась.

Да, я была права. Глаза моего мужчины были прикованы ко мне.

— Ладно, когда ты уходишь от меня, я смотрю на твою задницу, — заявила я. – А на что смотришь ты, когда я ухожу от тебя?

— На самую красивую женщину, какую я когда-либо видел.

Мое сердце подпрыгнуло, в животе разлилось тепло, и я улыбнулась.

Очень хороший ответ.

Поэтому, все еще улыбаясь, я повернулась и вышла из конюшни, направляясь в дом, чтобы приготовить своему мужчине обед.

*****

Два дня спустя…

Держа под руку Лэша, а в другой руке — огромный букет мелких ромашек, вперемешку с большими, красивыми белыми бутонами роз, мои глаза были прикованы к дверям перед нами, которые вели в церковь.

— Нервничаешь, детка? — услышала я Лэша, и посмотрела на его красивое лицо и сказочный смокинг.

— Нет, — честно ответила я.

Он ухмыльнулся.

Я прильнула к его боку.

Его улыбка исчезла, а глаза потеплели.

— Я люблю тебя, Айви которая-скоро-станет-Коди.

— Я тоже люблю тебя, Лэш, мой потрясающий бывший-липовый-парень.

Он расхохотался.

Я тоже.

Заиграла музыка, затем Стейси, Честити, Мэйси и Джейни в своих великолепных желтых платьях прошествовали по проходу перед нами с Лэшем.

Зазвучал свадебный марш.

Все еще улыбаясь, я шла в потрясающих дизайнерских туфлях на высоких каблуках и невероятно дорогом, изысканном свадебном платье под руку с моим бывшим липовым парнем, который заплатил за то и другое, прямо к моему ожидающему, невероятно великолепному мачо-ковбою с ранчо.

*****

Три часа спустя…

Я двигалась под медленную песню по деревянному настилу, установленному на газоне в качестве танцпола. Одной рукой я обнимала широкие плечи красивого мужчины, другая была в его руке, и он прижимал ее к своей груди.

Он покачивался в такт ритму, а я следовала за ним, и мы танцевали, прильнув щека к щеке.

Мы не разговаривали.

Нам не нужно было ничего говорить.

Потому что я без слов знала, что Брут меня любит.

И потому, что Брут знал, что я чувствую к нему то же самое.

*****

Семь часов спустя, отель «Браун-Палас», Денвер…

Я почувствовала, как дыхание Грея на моей шее выровнялось, как и мое.

Он не шевелился.

Я тоже.

Мои ноги крепко обхватывали его бедра, наши пальцы переплелись, он удерживал мои руки у меня за головой, вдавливая их в подушки.

Мы пролежали так долгое время, он и я.

Мистер и миссис Коди.

*****

Шесть с половиной месяцев спустя…

Играла рождественская музыка, горела свеча с ароматом лаврового листа и розмарина, я месила тесто для печенья и услышала, как мой отец пробормотал рядом:

— Что б меня, я могу выдавить чертову рождественскую елку.

Я посмотрела на поднос, наполовину заполненный песочным печеньем зеленоватого оттенка, в форме идеальных рождественских елок, выдавленных из кондитерского мешка, затем вскинула голову и взглянула на отца.

— Ты мастер, — сказала я ему.

Он посмотрел на меня и улыбнулся своей широкой, дикой улыбкой.

— За пятьдесят семь лет на этой земле я узнал, что делать печенье — мое призвание.

— Бывают призвания и похуже, — ответила я.

— Так и есть, черт побери, — согласился он, а затем вернулся к рождественским елкам.

Хут Букер остался в Мустанге и устроился на работу в ночную смену в «Рамблер», чтобы Джейни, после многих лет, смогла от них отказаться. Он жил в комнате над баром, где раньше жила я. Он не зарабатывал кучу денег, не жил во дворце, но ему было все равно.

Ему не нужно было много, так как он был именно там, где хотел быть.

Видите? Это мой отец, вне всяких сомнений.

Такой же, как и я.

Он поделился своей историей со мной и Греем, и при этом не строил из себя жертву. Он жил трудно, играл жестко, делал все возможное, чтобы заработать на жизнь, не всегда законно, и все закончилось кровной местью. За кровную месть он и отбывал срок.

Но в тюрьме было много времени, и он потратил его на размышления.

И эти размышления привели к некоторым решениям.

Он вышел на свободу, проведя половину своей жизни в тюрьме.

И не собирался больше терять ни секунды на глупости.

Как же мне повезло.

— Ясно, — услышала я голос Грея и оглянулась через плечо, видя, как он с мобильным у уха идет на кухню, глядя на свои ботинки. — Ясно, — повторил он, остановился у противоположной стороны стола, поднял руку, обхватывая себя сзади за шею, и, видя его позу, я почувствовала дискомфорт. — Понял, — прошептал он. — Да, спасибо, мужик. Пока.

Закрыв телефон, он пристально уставился на него, опустил глаза, когда сунул его в задний карман, а затем медленно поднял голову и посмотрел на меня.

Один взгляд на его лицо, и во мне все замерло, я остолбенела.

— Айви, вымой руки, — мягко приказал Грей.

О, Боже.

О, Боже.

Только не сегодня, не за три дня до Рождества.

— Миссис Коди? — прошептала я, и Грей покачал головой.

— Нет, детка. А теперь вымой руки, ладно?

Когда я не пошевелилась, застыв на месте, Хут обхватил меня за предплечье и пробормотал:

— Вымой руки, красавица.

Я посмотрела на него, потом на тесто. Сняла с рук комочки, подошла к раковине и вымыла их.

Вытирая руки, я повернулась и чуть не врезалась в Грея. Я едва успела развернуться к нему полностью, как его ладони легли по обе стороны моей шеи, он наклонился и его лицо оказалось напротив моего.

— Сразу, хорошо? Я скажу тебе это сразу.

О, Боже.

— Грей... — прошептала я.

— Звонил Лэш. Он получил известие. Тело Кейси нашли неделю назад в Окленде. Его убили выстрелом в голову. Копы не знают, почему. Ведется расследование.

Я уставилась на него.

— Айви.

Я продолжала смотреть на него.

— Детка, — прошептал он, сжимая ладони.

Кейси.

Меня пронзили рыдания, я закрыла глаза и опустила голову.

Грей убрал руки от моей шеи и крепко меня обнял.

Я сделала то же самое.

Мой брат.

Мой Кейси.

Теперь действительно мертв для меня.

Я всем телом содрогнулась от очередного всхлипа и почувствовала, как мои волосы отвели в сторону, а затем большая теплая ладонь моего отца обвилась вокруг моей шеи сзади.

И я стояла в теплой кухне, где играла рождественская музыка, вокруг меня пахло лавровым листом и розмарином, в надежных объятиях двух мужчин, которые меня любили, пока я оплакивала другого мужчину, который любил меня и был для меня всем.

Пока его не стало.

*****

Одиннадцать месяцев спустя…

Послышался шум, я открыла глаза, кругом было темно, и рука Грея крепче обняла меня.

— Твоя очередь, — пробормотала я в темноту.

— Ага, — пробормотал Грей в ответ, подвинулся, поцеловал меня в плечо и слез с кровати.

Я притворилась, что снова засыпаю.

Но так и не заснула.

Я сделала то, что делала всякий раз, когда наступала его очередь.

Подождав немного, бесшумно выскользнула из постели, на цыпочках вышла из спальни и прошла в другую комнату, которая раньше была кабинетом Грея, когда его кабинет заняла бабушка Мириам.

Теперь здесь находилась детская.

Свет проникал через открытую дверь, и я бесшумно подошла к ней, в этом у меня было много опыта.

Приглядевшись, я увидела своего мужчину в светло-голубых пижамных штанах на завязках, с великолепной обнаженной грудью, сидящего и раскачивающегося в кресле-качалке с нашим маленьким сыном, Холтом, на руках, Грей прижимал бутылочку к его маленькому ротику.

Имя Холт было моей идеей. Холт Коди — единственное имя, которое я могла придумать, которое звучало бы более по-ковбойски, чем Грейсон Коди.

Мне нравилось.

Грей считал меня сумасшедшей, но не сопротивлялся.

Некоторое время я наблюдала, думая, что почти все, что делал Грей, — ходил, разговаривал, работал, спал, дышал, — выглядело горячо.

Но не было ничего горячее, чем наблюдать, как он кормит нашего сына.

Как только я налюбовалась, на цыпочках вернулся в нашу кровать.

И, как обычно, я крепко спала, когда мой муж вернулся ко мне.

*****

Четыре месяца спустя…

Дом наполнял тихий гул, я шла по коридору в потрясающих дизайнерских туфлях на высоком каблуке, в обтягивающей черной юбке и изысканной блузке.

Подойдя к раковине, я занялась принесенной посудой, очистила ее от остатков еды, сполоснула и загрузила в посудомоечную машину.

Я отметила, что она заполнена до отказа.

Потому что в доме было много народу.

Я вставила таблетку, закрыла дверцу и нажала «пуск».

Слушая, как заводится мотор, наливается вода, я стояла, положив руки на край раковины, и мои глаза скользнули из окна к конюшне.

Стоял март. В следующем месяце мне нужно будет посадить бальзамин.

— Айви, милая?

Я повернула голову, удивившись при виде Мэйси, стоящей прямо рядом со мной.

— Ой, извини, я... — я замолчала, а затем закончила: — Извини.

Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз.

Затем она сделала движение, и я посмотрела вниз, увидев в ее руке конверт.

Я подняла взгляд на нее.

— Что… — начала я.

— Она хотела, чтобы это было у тебя, — прошептала Мэйси, и в носу защипало, но я сдержала слезы, протянула руку и взяла конверт.

Она обняла меня одной рукой, коротко сжала, поцеловала в макушку и вышла из кухни.

Я опустила голова и перевернула конверт.

Мое имя было написано слегка прыгающим почерком.

Я закрыла глаза.

Затем открыла их, пальцем вскрыла конверт и вытащила листки бумаги.

Их было три, исписанные с обеих сторон все тем же прыгающим почерком.

В верхней части первого листа было выведено:

Айви, дитя,

Грей рассказал мне, как тебе понравилось мое варенье. Мне так и не представилось возможности научить тебя его готовить, а так как меня этому научила прабабушка Грея, а ее — его прапрабабушка, мне следует продолжить эту традицию и научить тебя...

Затем на следующих шести страницах она дала мне пошаговые инструкции того, как готовить клубничное варенье.

И все это властным тоном.

Прижимая бумаги к груди, я вернулась глазами к конюшне, но я ее не видела, все было слишком расплывчато.

В тот день мы похоронили бабушку Мириам, и я считала, что потеряла ее навсегда.

Теперь, стоя у нее на кухне, с ее кольцом на пальце, выйдя замуж за ее внука, планируя посадить бальзамин и держа в руках ее властное письмо ко мне, я поняла, что никогда ее не потеряю.

Никогда.

— Куколка? — услышала я и обратила затуманенный взор к двери, моргнула и (вроде как) увидела Грея, идущего ко мне с Холтом на руках.

Они добрались до меня.

— Детка, — прошептал Грей, а я продолжала держать частичку бабушки Мириам, когда взяла еще одну ее частичку, забрав сына у его папы. — Ты в порядке? — ласково спросил Грей.

— Мм-хмм, — промычала я вместо того, чтобы солгать, и прижала к себе Холта.

Мой прекрасный малыш с темно-синими глазами и темными, рыжевато-коричневыми ресничками схватил меня за волосы и дернул.

Я неуверенно улыбнулась ему.

Рука Грея обвилась вокруг моей талии.

— Что в письме? — тихо спросил он.

Я покачала головой, беря себя в руки, и подняла на него глаза.

— Ничего, просто миссис Коди командует.

Его брови слегка сдвинулись, и темно-синие глаза с темными, рыжевато-коричневыми ресницами скользнули по моему лицу. Затем морщинка меж его бровей разгладилась, и он с нежностью посмотрел на меня.

Наклонившись, он притянул меня с сыном ближе, крепко сжал и поцеловал меня в лоб.

Затем он поцеловал ручку Холта.

Встретившись со мной взглядом, он прошептал:

— Скажи, что любишь меня, Айви.

Я прильнула к нему.

И, несмотря на печаль, я с радостью сделала, как было сказано, и прошептала в ответ:

— Я люблю тебя, Грей.

А потом я повернулась, прильнула к нему теснее и положила голову на плечо мужа. Грей притянул нас обоих ближе, и я устремила взгляд в окно, откуда виднелась конюшня, часть сада, а вдалеке — пурпурный хребет гор Колорадо.

Холт ерзал и пускал пузыри у меня на руках.

Мой муж молча обнимал свою семью.

Я вздохнула.

*****

Четыре месяца спустя…

Варенье получилось великолепным.

*****

Два года и один месяц спустя…

Я сидела на качелях на крыльце и наблюдала.

Грей стоял с Норри рядом с ее внедорожником. Он опустил голову, когда она поднялась в ковбойских сапогах на цыпочки и поцеловала его в щеку. Его рука лежала у нее на талии, и со своего места я не могла видеть, но в глубине души знала, что он ее сжал.

Они отодвинулись друг от друга, и она повернулась и махнула мне рукой.

Я помахала в ответ.

Норри подошла к водительской дверце, и Грей наклонился, заглядывая на заднее сиденье, где виднелась белокурая головка Холта с густой, блестящей шевелюрой, и почти идентичная ей голова Абеля, — оба были пристегнуты к детским креслам.

Норри завела грузовик и снова помахала, Грей попятился, но не помахал, а кивнул.

Затем она сдала назад, развернулась и отъехала, Грей повернулся и направился ко мне.

Ему пришлось подняться по лестнице, потому что вокруг дома, включая крыльцо, цвела пышная, обильная, широкая гряда из белых, розовых и красных бальзаминов. Я не сомневалась, что он мог бы перепрыгнуть через нее, но он никогда этого не делал.

Норри ехала по дороге, а я смотрела, как двигается мой муж. И когда он направился ко мне, то поднял руку, делая то, что делают мужчины, по какой бы причине они это ни делали. Он схватился за козырек бейсболки, стянул ее, снова надел, снова стянул и снова водрузил на голову.

Я не знала, почему мужчины так поступают, и не спрашивала, потому что мне было все равно. Как и все действия Грея, я считала, что это выглядело горячо. Я не хотела привлекать его внимание к этому, потому что, иначе, он мог бы перестать так делать.

Поднявшись по ступенькам, он подошел ко мне, низко наклонился за бутылкой пива, которую он оставил на полу крыльца, когда Норри заехала за детьми.

Она часто так делала, чтобы дать нам с Греем передышку. Но в основном потому, что была бабушкой, которая любила своих внуков, и матерью, которая пропустила то период взросления своего сына. И она делала все возможное, чтобы больше не пропустить ничего из жизни своей семьи.

Хут разделял ее чувства, он регулярно приходил, оставался подолгу и, не так часто, но это случалось, брал мальчиков в какое-нибудь увлекательное приключение со своим дедушкой.

Я росла, не имея практически ничего.

Поэтому мне нравилось, что у моих мальчиков было все.

Грей устроился на качелях рядом со мной, сразу же обхватил меня рукой поперек груди и притянул к себе, отчего я крутанулась на сиденье и прижалась спиной к его груди.

С легкостью, выработанной годами практики, так как мы часто вот так здесь сидели, я подняла босые, загорелые ноги, согнув их в коленях, поставила на качели и перенесла свой вес на Грея.

Устроившись поудобнее, я устремила глаза в сторону загона, где под голубым небосводом стояли или лениво бродили лошади. Был поздний вечер, но солнце светило ярко и тепло. Не было слышно ни звука, кроме шелеста ветра в кронах деревьев.

Я вздохнула.

Затем провела рукой по стильному (как мне казалось), но все же деревенскому сарафану ковбойши, который был на мне, скользнув рукой по растущему животику.

Некоторое время мы с Греем сидели молча, как часто делали.

Затем я нарушила молчание.

— Что думаешь об имени Букер?

Я назвала нашего первого мальчика Холтом Грейсоном Коди. Грей назвал нашего второго мальчика Абелем Лэшем Коди.

Да, Лэшем.

Серьезно, я любила Грейсона Коди.

Теперь мы узнали, что ребенок, растущий у меня в животе, — еще один мальчик.

Я не возражала против еще одного мальчика. Первые двое были потрясающими.

Но настала моя очередь давать имя нашему ребенку.

— Букер? — спросил Грей.

— Букер Фредерик, — ответила я.

Я почувствовала, как он сделал глоток пива, затем пробормотал:

— Мне подходит.

Вот так просто.

Мне подходит.

Я ухмыльнулась, глядя на лошадей.

Мы снова замолчали, и качели мягко качнулись.

И тут меня, как молнией, поразило: впервые встретив Грея, я тоже качалась на качелях.

А теперь мы качались на них вместе, на крыльце его дома, на его земле.

Он и я.

— Малыш? — позвала я.

— Да, куколка, — откликнулся он.

— Ты отплатил, — прошептала я, и его рука на мне сжалась.

— Что? — спросил он.

— Ты мне обещал, что к тому времени, как я покину эту землю, почувствую, что ты мне отплатил. Тебе следует знать, что ты расплатился со мной досрочно, — тихо ответила я, затем снова провела рукой по животу и тихо закончила: — Заплатил очень рано и сверх меры.

Грей помолчал и на мгновение замер, потом пошевелился, и я почувствовала, как он коснулся губами моих волос.

Он отодвинулся и пробормотал:

— Хорошо.

Я снова ухмыльнулась.

Потом мы опять замолчали и продолжили качаться.

Мы делали это некоторое время.

Затем Грей спросил:

— Не хочешь съездить в «Рамблер» за сэндвичами с тушеной свининой и сыграть пару партий в бильярд?

Я повернулась к нему и приподнялась, затем посмотрела в его прекрасные глаза.

Мой взгляд переместился на небольшой, едва заметный шрам над его бровью.

Я подняла руку и осторожно коснулась его пальцем.

Затем опустила руку на его грудь и снова посмотрела ему в глаза.

В них плескалась нежность.

Да, о, да, я любила Грейсона Коди.

Затем я ответила:

— Мне подходит.

Грей поднял руку и заправил мои волосы за ухо.

Затем ухмыльнулся, одарив меня ямочкой.

А я в ответ усмехнулась.

Оглавление

Кристен Эшли Не рискуй

Глава 1