Студенты последнего курса [Владимир Максимович Домашевич] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ВЛАДИМИР ДОМАШЕВИЧ





ВСТРЕЧА НА ПРОСПЕКТЕ


Не часто в начале мая весна набирает полную силу, А тут две последние недели апреля выдались теплыми, с туманами, которые иногда висели до полудня, и трудно было угадать, пойдет ли дождь или прояснится. Но после обеда показывалось яркое солнце, туман рассеивался, и такая теплынь окутывала землю, что все на глазах на­чинало зеленеть, наливалось соками, просыпалось после глубокого зимнего сна.

А в город весна приходит обычно раньше, чем в де­ревню.

Сколько помнит Русинович,— двадцать весен встречал он в деревне,— там весна чаще всего затяжная, порой на­доедливая: пока растает, пока подсохнет, а когда-то еще зазеленеет! А тут снег вывозят машинами, ломами скалы­вают лед, сгребают мусор — приходи, весна желанная! На газоны и клумбы высаживают цветы из теплиц. Не успеешь оглянуться — и деревья готовы распуститься... А проснешься однажды утром, глянешь на тополь и гла­зам не поверишь — зеленый!

Сегодня только второе мая, а липы на проспекте уже оделись в нежные зеленые платья, сверкают прозрачными свежими листочками. Воздух напоен необычным ароматом весны.

Второе мая — еще праздник, и людей на проспекте так много, что не разминуться.

Русинович шел по улице в густом людском потоке. Навстречу, как живая река, двигались люди — парами, группами, поодиночке.

Царил вечерний полумрак, загорелись еще неяркие лампочки иллюминации. Была та приятная пора сумерек, когда кажется, что ты видишь все, а тебя никто не видит, и потому чувствуешь себя свободно, раскованно.

Полчаса назад Русинович удрал из общежития на Немиге, где студенты-однокурсники устроили небольшую вечеринку. Он незаметно выскользнул из накуренной ком­наты и решил пройтись по городу. Смеясь про себя, он, представил, как его там будут искать и ругать, а потом заводила всей компании Ярошка скажет: «Ну его к черту, этого Старика. Нам больше останется. Начнем-ка!»

Почему-то все называли его Стариком: может быть, за рассудительность, может, за медлительность и флегматич­ность. Он не обижался, ведь действительно — что тут та­кого? Прозвища велись издавна, от них пошли многие фа­милии, и глядишь, такая фамилия иной раз будто при­липала к человеку.

У Белого — бледное, бескровное лицо, светлые волосы, а Синякович — багровый, даже синеватый с лица, черные до синевы волосы. Быстрик — тот, действительно, как ртуть — движения стремительные и точные, речь быстрая, он будто не ходит, а летает. Размыслович — неповоротли­вый, медлительный в разговоре, склонный к философским рассуждениям...

Светились гирлянды лампочек, блестели сотни окон, яркие краски пестрели вокруг. А над всем этим было темное-темное, без единой звездочки, небо.

Но минский проспект имел свои границы — огни посте­пенно редели, бледнели, потом и вовсе пропадали. Руси­нович знал, что, пройдя метров двести от прямого, как стрела, проспекта, увидишь то, чего сегодня не хотелось видеть: руины, скелеты домов, глядевшие на мир черными глазницами окон.

Страшное напоминание недавнего прошлого — руины — словно нехотя уступали место новым зданиям.

Но все это было там, в темноте, как бы за горизонтом, а тут...

Машины не ходят. На перекрестках улиц — шум, тес­нота: играют духовые оркестры, танцует молодежь.

Русинович сам не танцует, но любит смотреть, как это делают другие.

Танцуют больше девушка с девушкой, кое-где мель­кают военные, в кителях и фуражках, много рабочей мо­лодежи, студентов, У одних на лицах безразличие, у других сосредоточенность, будто они делают очень важное дело. А есть танцоры веселые, беззаботные, с белозубыми улыбками, с искрами в глазах. Но таких немного...

Постояв немного, Русинович идет дальше.

Так он бродил с час или больше и вдруг, переходя ули­цу, лоб в лоб столкнулся со своими хлопцами — с Мальцем, по прозвищу Пехота, и Ромашкой. Малец учился на одном факультете с Русиновичем, а Ромашка — на физ­мате; когда-то, еще на первом курсе, они жили в одной комнате. Рядом с парнями шли две невысокого роста де­вушки, удивительно похожие одна на другую. Девушки шли в середине, парни — по сторонам.

Малец был худощавый, рослый парень, не очень кра­сивый, но приятный с лица. Как бывший фронтовик, он все еще не разлучался со своей суконной гимнастеркой. На груди у него красовалась планка, которая свидетельство­вала, что он награжден орденом и тремя медалями. Левое плечо у Мальца было заметно ниже правого — в войну разрывной пулей ему раздробило лопатку.

Малец стал знакомить Русиновича с девушками. И одна и другая, подав ему руку и назвав себя, поспешно добавили: «Очень рада». Русиновича удивило проворство Мальца: когда он успел найти этих девушек? И где