Нежность. Том 1 [Саша Ино] (fb2) читать онлайн
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Саша Ино Нежность Том 1
АРХАТЕЙ
Касандер Милиотар Архатейский
Что означает растворяться в небытии или возрождаться в ярких снах другого человека? Я не знаю, и не знаю, смогу ли дать ответ на сей сложный, скорее диалектический вопрос. Но я предполагаю, что когда, наконец, появится тот, кто откроет для меня новую истину, иной мир, где захочется остаться и клятвой произнести заветные слова о вседозволенности желаний и действии, о прощении и вере, о любви моей души… Только тогда я смогу всецело ощутить глубину радуги и страстность моря, пощечины ветра и ласковые касания огня. Тогда и только тогда, в один миг, моя жизнь и смысл моего существования изменятся. Можно долго мечтать и задаваться вопросом, когда и как оно случится, но я знаю, в тот самый сакральный момент, я не разочаруюсь и не убегу. Ведь мое сердце бьется быстрее, когда я смотрю вдаль на величественные горы или пустеющую дорогу, а значит, мое сознание уже готово постичь тайный смысл причастия к зыбкой чувственности… Любить и быть любимым… Последняя тайна моей жизни, так нелепо оставленная вне границ опыта.— Мой повелитель, вы опять задумались? — спросил глупый, но прекрасный мальчик-голем. — Да, вроде того. Голем захлопал на меня своими восхитительными серыми глазами. Да… Я создал его красивым под стать природе моего государства. Я лично сотворил этого мальчика лет восьми, как и всех слуг, окружающих меня во дворце… Вокруг одни големы, искусственная красота в обрамлении камня древнего замка моих предков. Брошенный король обречен быть подснежником среди высоких трав, оторванный от всего живого. Я соткал себе придворных из эфира и глины, чтобы не было так одиноко. А как же мой народ? Люди не селятся рядом с королевскими чертогами, они бояться меня и колдовского наследия моей могущественной фамилии. А приспешники и дворяне предпочитают обитать у себя в замках в ветхости беззакония и сырости аморальности, до которой мне нет дела. Я один, практически один… Разве что молодой Барон Дерфи, проводящий подле своего повелителя почти все время, скрашивает мое молчаливое и безысходное одиночество. Скука… Големы всего лишь тела без душ, которым я снисходительно дал помимо очарования еще и зачатки разума, поэтому они могут строить несложные предложения и обладают хоть и скудной, но номинальной эмоциональной палитрой. А некоторые из них имеют достаточный запас мировых знаний, почерпнутый из пыли королевских библиотек, отчего выражаются исключительно высокопарно и помпезно, цитируя философов всех времен и народов. Прямо как нувориши. По-моему, разница невелика. Я всегда сравнивал людей с големами и не находил различий… Но все равно, несмотря на мои магические ухищрения, мне скучно и пусто. Поэтому я все чаще мечтаю о любви, но тут же сам себя высмеиваю. Логично. Ведь в кого я могу влюбиться? Стоит мне увидеть человека, и я тут же знаю, о чем он думает, что чувствует и что из себя представляет. Таковы способности величайшего из магов рода Милиотар. Все эти хорошенькие дворяночки из богатых фамилий моих условно преданных слуг не стоят и песчинки. Они пусты и в их душах гуляет ураганный ветер, не позволяя там задерживаться хоть сколько-нибудь важным вещам. И чем больше я это понимаю, тем печальнее и тоскливее мне становится жить. Я хочу любви, чистой, непорочной и страстной. Чтобы совершать немыслимые глупости во имя нее и лишиться сна в ожидании встречи с милым сердцу человеком. Но… Вокруг меня лишь големы, и даже, если попадаются люди, они все равно фактически големы, потому как их души столь же пусты, сколь и тела моих искусственных творений. А Галатею я создавать не намерен… Скучно. — Осторожней! — цыкаю на мальчишку слугу, и он роняет гребень. — Простите, мой повелитель! — искренне извиняется он. — В следующий раз превращу в жабу, — отнюдь не вру я, поправляя свои волосы, так неаккуратно причесанные големом. — Простите, — шепчет мальчишка. Усмехаюсь. Он так похож на простого ребенка, но не является им. Он всего лишь тряпка, чучело. И если он завтра исчезнет, я ничего не почувствую, мне даже не будет его жалко. Он все равно бесполезен и мертв. Мальчик осторожно расплетает косу, тянущуюся сбоку от моего виска. У меня таких две, а еще высокий хвост, возвышающиеся над макушкой. Длинные волосы говорят о сильных магических силах, но все равно, я часто подстригаю их, не позволяя спускаться ниже поясницы, иначе неудобно. Голем старается. Глупое чучело, я все же превращу его в лягушку. Он сделал мне больно. И поскольку мне абсолютно нечем заняться, хоть разомнусь в простейшем колдовстве. — Касандер! — я оборачиваюсь, и на моем вечно скучающем и надменном лице появляется тень улыбки. — Юнгс, — произношу я, — Юнгс Дерфи. — Привет наследничек, — молодой барон как всегда весел и беззаботен. Его огненно-рыжие короткие кудряшки игриво переливаются на солнце, а зеленые глаза блестят хитрым огоньком абсента. Хотя… Ничего удивительного в его глазах нет. Метан… Метан здесь повсюду. Мы живем на вечных болотах. Взаимодействие газа с нашей кровью дает цвет изумруда. Поэтому у всех моих подданных зеленые глаза, даже у меня они тоже светятся колдовским огнем зелени и болотной тайны. — Ты пришел… Я рад, но это не надолго. Вскоре мне надоест шумное общество Юнгса. — Конечно, я пришел, ты же звал, — пожимает плечами барон, — Ты совсем бледный, опять полночи испытывал заклинания? — Вовсе нет, просто бессонница. — И какие думы гложут нашего величайшего юного правителя? — Я вовсе не величайший, — кривлюсь я, — Таким был мой отец. — А, ясно, — Юнгс машет руками, — Боишься быть не достойным отца! — Не боюсь. Просто, когда отец был жив, мне казалось, что я могу принимать верные решения. Находясь при нем, я замечал многие вещи и часто критиковал его политику. Но сейчас… Когда отца нет, груз всех проблем свалился на меня, и я утратил широту кругозора. В своих решениях я полагаюсь на интуицию и опыт, но я не уверен, что поступаю верно. Теперь я понимаю, как было тяжело отцу, и как много он делал для страны… Раньше это было не столь очевидным, поэтому оставалось место для сомнений. — Ой, брось! И это слова Милиотара, которого еще до царствования провозгласили избранным и величайшим колдуном рода? — Именно. Меня начинает раздражать непонимание бароном очевиднейших вещей. Абсолютно ясно, чем ты выше, тем меньше деталей различаешь. А для правителя неумение различать нюансы подобно слепоте пастуха, шаг за шагом теряющего стадо. — Знаешь, Касандер, — тем временем продолжает богатый отпрыск Дерфи, — Я думаю, что именно с тобой Архатей станет сильнейшей страной, достигнув пика своего развития. И мы, наконец-то, положим конец затянувшейся войне с эфийцами, естественно, поставив победную точку. — Да, я почти уверен. По Таро конец войны приходится на время моего правления. — Нас ждет славная победа? — Всегда выпадает Колесо Судьбы… А значит, будущее не определено. Меня это немного беспокоит. Раньше я думал, что так выходит только потому, что я не взошел на престол, но теперь картина повторяется и я… — Ты слишком напряжен! — восклицает Юнгс, неожиданно принимаясь массировать мне шею. — Больно… — отзываюсь я. — А то! Конечно! — Юнгс смеется, — Я же говорю ты весь, как один сплошной нерв. Ужас! Доведешь себя. — Да, так хорошо, — я начинаю испытывать облегченное чувство расслабления, — Поможешь? — Конечно, о чем речь! Я прекрасный массажист. Все девушки в восторге. — Я тебе не девушка… — злюсь я. — Надеюсь, — хмыкает Юнгс. Я сержусь, не люблю сальные шуточки, тем более, когда шутят мои подданные обо мне, своем повелителе. Но я молчу. Пока я не готов ругаться с единственным товарищем. Мы идем по булыжной тропинке к моему замку. Он возвышается над обширными и богатыми владениями Архатея одинокой спичкой башни Колдовских Манипуляций. Готическая мрачность и вычурность арок, чугунное литье оград, обвитых синевой вьюнка, огни зеленого метана в факелах, все наполняет мое сердце тоской и в тоже время чувством прекрасного. Я живу в красивом месте, в чудном замке и восхитительной стране грез, однако меня не греет окружающая праздничность. Мой длинный фиолетовый балахон цепляет росу молодой травы, наполняясь ароматом дикого хмеля, но мне все равно. Скучно. Я слишком много времени потратил на изучение чернокнижия, слишком часто постигал дно самых могущественных заклинаний, и, как итог, я перестал удивляться, а значит, радоваться миру вокруг. Я познал все, все кроме любви. Вот почему мне так мучительно хочется прикипеть к кому-нибудь сердцем. Но я лишен такой возможности… Люди чересчур ничтожны и блеклы для меня. Единственным исключением является моя сестра, я люблю ее, но все стало слишком сложно… Ей хорошо с людьми и она тяготеет больше к их серому стаду. А мне неинтересно с ними. Мой ум и сила — мои проклятья.
Мы с Юнгсом заходим в мои покои, обставленные в терпком духе востока. Шелковый драп и ткани, узорчатые парчовые подушки, разбросанные повсюду, мягкая софа из красного дерева, подносы с фруктами и винами, кальян на конопле — какое изысканное сочетание безвкусия и богатства. Но меня устраивает. Я вызываю голема, и он помогает мне снять балахон, оставляя в одних широких штанах под цвет верхней одежды. Я опускаюсь на софу и закрываю глаза, позволяя Юнгсу работать. Он действительно талантливый массажист. Пожалуй, произведу его из баронов в дворцовые слуги. Точнее не произведу, а лишу дворянства. Усмехаюсь. — Твое тело, — тихо произносит Юнгс. — А? — я открываю заспанные негой глаза. — Оно прекрасно, такое невинное и гладкое, не знавшее ни женской ласки, ни мужских прикосновений. — Как ты определяешь? — Девственную кожу легко распознать, — со знанием дела протягивает Юнгс, — Она светится чистотой и источает запах молока матери. — Ты эксперт… — Да, не одна дворянская дочь пала в плену моих чар, — бахвалится барон. — Они жаждали сделать партию… — А твои сестры, чего жаждали? — Что? — я немного удивлен. Неужели девушки из рода Милиотар уже так низко пали, что распыляются на каких-то баронов, своих слуг и верных холопов?! Хотя… Какая мне разница? Мне абсолютно нет до этого дела. К тому же, если Юнгс начнет болтать лишнее, я легко его убью. — Ну, Фия и Варин, они… — Юнгс сбивается. — Я понял, — киваю я, — Они достаточно похотливы, как и их мать Фрея. Я ее ненавидел, пока не заставил страдать свиной чахоткой. — Ты, мерзкое чудовище, убил мачеху, — смеется Дерфи, — Они тебе этого никогда не простят. — Мне наплевать, что скажут дети второсортного брака. — Я имею ввиду клан Чивори, особенно старую ведьму, мать Фреи… — Мне безразлично. Я король и я их сильнее. А что с Евой? — В смысле? — До Евы ты добрался? — Нет, она непреклонна, твоя копия только с сердцем ангела. А это нагоняет тоску. Улыбаюсь, моя родная, единокровная сестра не разочаровала меня. — Наверное, — задумчиво произношу я — Низкие магические способности оставляют в Милиотарах человечность. — Я что-то ее не заметил в Фие и Варине… — Они Чивори! — раздражаюсь я. — Ну да, примесь второго по силе колдовского клана Архатея. — Второй сорт. — Нельзя постоянно заключать браки между родственниками. Сам видишь, что это губительно для семьи. Твой старший брат Неон не дожил и до 18 лет, а мать умерла в возрасте 50, что для вас Милиотаров, живущих по триста, сущая ерунда. — Но и Чивори не смогла родить отцу наследника! — Просто вмешался один надменный и капризный мальчишка, опасающийся за трон… — Я король и мне уже 22… Я уже достаточно взрослый, не зови меня мальчишкой. — Ты все еще девственник, — язвительно протягивает Юнгс. — И что? — меня немного напрягает подобная болтовня барона, его не должна касаться моя личная жизнь. — Ничего. Просто удивительно, как наследник и сын Металла Милиотар до сих пор не воспользовался своим положением и не занялся с кем-нибудь сексом… — Скучно. Мне никто не нравится и не возбуждает желания сблизиться. Люди все такие пустые, — я запинаюсь и тут же добавляю, — Пожалуй, ты исключение. Поэтому я позволяю тебе бывать здесь. — Если бы не я, ты бы давно уже обветшал вместе со своими големами. — Да, верно… — Все же, Касандер, я же не предлагаю тебе жениться на дворянках, просто получи опыт. Не обязательно в них даже влюбляться и сближаться… Любовь и секс — вещи совсем разные. — Я знаю, но разве не скучно? Процесс ради процесса… — Господи, какой ты замороченный. Просто попробуй, давай я позову Истер. Заодно позабавит нас танцами! — Нет, я не хочу ее. — А кого? — Никого… — Может Еву? — Юнгс лукаво щурит глаза. — Нет, — я поднимаюсь на локти, — Прекрати молоть вздор! Я сейчас твой язык превращу в улитку! — Не надо, служанки из кабака «Чумная голова» не одобрят, я же этим языком дарю им второе рождение! — Да мне наплевать! И на служанок и на их рождение! — Это я заметил. Может, тебе вообще наплевать на женщин? — Может, — машинально соглашаюсь я, и лицо Юнгса вытягивается, — Я не в этом смысле, — поправляюсь я. — Я понял. — Ничего ты не понял. Это все ты! Твой массаж меня смутил, — я делаю рассерженное выражение лица. — Тебе настолько понравилось? — провоцирует барон, сально улыбаясь. — Нет, ну… Я же мужчина и мне не должны нравиться прикосновения другого мужчины, вроде как… — Должны, не должны? Вроде как? — хмыкает барон, — Значит, ты еще не определился. — В смысле? — Не сориентировался, — подмигивает Юнгс. — Вроде того, — тихо говорю я, задумываясь. — А я всегда знал! — радостно восклицает барон, — Ты слишком симпатичный для мальчика. — Что??? — кричу я, — Да, что ты себе позволяешь придумывать!!! Я просто сказал, что не знаю, что мне нравится, а что нет!!! Юнгс лукаво поднимает брови и тихо проговаривает: — А вот сейчас мы посмотрим, что тебе нравится! Я не успеваю среагировать, как он уже водит своими губами по моей шее. Я вспыхиваю. К ушам приливает кровь, я всегда слишком бурно смущаюсь. Даже моя защита из семи духовных степеней не может помешать чувствам вырваться наружу, особенно когда их так неожиданно вызывают. — Отвянь, слышишь ты, клоп навозный! — подскакиваю я. — Ну, я же говорил, — победно восклицает Юнгс, отлипая от меня, — Ты весь залился румянцем, у тебя даже уши покраснели!!! — Придурок, сейчас лишу тебя и твой клан половины земель, и вообще, брошу в темницу. — Да, ладно тебе, я просто пошутил… Я же не думал, что ты так отреагируешь! — барон слегка напуган. Он знает, я и за шутку могу устроить карательное выступление. — Я ненавижу, когда ко мне прикасаются без моего позволения. Ясно?! — Да, хорошо… — И ничего я не «не сориентировался»! Ясно?! — Да, конечно, — лицо Юнгса приобретает кроткое выражение. — И это… — я подбираю слова, — Приведи мне, как ее… Истер. Пусть танцует для меня. — Да, мой повелитель, — чинно произносит барон и сиюминутно исчезает в драпе моей комнаты. Я вздыхаю, проводя рукой по шее, на которой рваным слоем влаги легли поцелуи барона. Странно, моя кожа вся в огне, и я никак не могу привести сердце в покой. Все же… мои дворяне жуткие извращенцы, надо будет прочитать мысли Юнгса, вдруг он что-то замышляет. Выдыхаю. Кожа все еще пульсирует сетью возбужденных клеток. — Ваше величество, — врывается мальчик голем и падает на колени. — Ну, что еще? — Там дворяне приехали! — Да? С чего бы? Я их звал? — Нет, но они говорят дело срочное. Изменение обстановка. — Обстановки, — поправляю я, и киваю на свой балахон, аккуратно повешенный на ширму. Голем помогает мне одеться. — И приготовь кальян, — командую я. Голем начинает послушно выполнять мою команду. Вся его услужливая фигура и расторопность просто бесят! Я сжимаю руку в кулак, шея еще горит, и я злюсь вдвойне. — Перья черного ворона, — начинаю тихо плести заклинание расщепления. Голем оборачивается, озаряя мое лицо ужасом серых глаз. Я усмехаюсь. — Перья черного ворона, облетая семь гор по семи ветрам, уносят семь направлений жизни в преисподнюю. Земля, огонь, воздух, вода, камень, молния, дерево — семь ее составляющих. Ветер черных перьев повелеваю! Захватить неживую плоть, разорвать сосуд пустоты и обратить в перья! — кричу я, выставляя руки вперед. — Не надо, хозяин, молю, — шепчет голем уже объятый зеленым огнем и вихрем черных перьев. Через секунду от живого чучела не остается и следа. Он исчезает по щелчку моих пальцев. — Какая пустая жизнь, сегодня есть, завтра нет, — произношу я, закуривая кальян. Убивать големов не трудно, более того, это элементарно, потому что не надо отлеплять душу от тела. Но все же, почему у этой куклы были такие испуганные глаза? Неужели им тоже не чужды страх и жажда жизни? Какие глупости. Я смеюсь, прикладывая к губам круглый зеленый перстень, символ фамилии Милиотар, передающийся от главы к главе. Метановый дух дракона болот скрыт в камне, храня наш покой и оберегая от происков дурного глаза. Мой отец забрал это кольцо вопреки проведению. Раньше только женщины Милиотар имели магические способности, но мой отец переломил ситуацию. Он убил старуху Кар, главу клана и свою родную бабушку, забрав ее силу себе. После этого у него родился сын Неон, который обладал неудержимой мощью и знанием стихий воды. Неон должен был стать королем, но он внезапно умер в возрасте семнадцати лет. Много лет отец тщетно пытался обзавестись наследником, но к его сожалению рождались одни девочки. Из ярости и обиды ни одну из них он не оставил в живых. Злые языки поговаривали, что сбывается проклятие нашей прародительницы. Но наперекор всем кривотолкам через тридцать лет безуспешных попыток родителей на свет пришел я. Правда, и я тоже чуть не отдал богу душу. Моя мать хотела буквально предостеречь свое чадо от суровости мира. Мою шею обвила пуповина в смертельном захвате рук судьбы. Я родился чуть живым, не умеющим дышать самостоятельно, огрызком. Больше месяца дни и ночи напролет все маги клана вдыхали в меня силу, пытаясь отогнать смерть. На сороковой день я ее победил. Отец закатил праздник на весь Архатей. А жрецы нарекли меня избранным колдуном клана Милиотар, будущим великим магом и провидцем, так как пока я балансировал на краю жизни и смерти в долине пустоты я приобщился к тайным силам, получив их защиту. Что ж с первым они не ошиблись, а вот с проведением дали маху. Предвидеть грядущее я совсем не умею, в этом хороши как раз ошметки клана Чивори, которые появились, к моему большому сожалению, из-за смерти матери при родах Евы. Отец желал обезопасить трон Архатея и женился во второй раз на девке Фрее Чивори, дочери Фреи и Бенедикта Чивори первых представителей знати из могущественного дворянского рода. Как же я ее ненавидел… Только за одно — она заменила маму. А еще, она хотела произвести на свет моего прямого конкурента, нечистого Милиотар. Чивори не успокоились, пока бы не добились смуты и не посадили ублюдка на мое законное место. Но я не позволил… Убийство Фреи было необходимостью, чтобы спасти себя и Еву от гнева расчетливых родственничков, которые естественно первым делом избавились бы от нас. После убийства Фреи они здорово рассвирепели. Отцу даже пришлось меня судить. Но он побоялся избавиться от единственного наследника, тем более все жрецы и моя молочная мама, представительница клана Шерук, встали на защиту юного избранного мага. Меня оправдали, списав на дурной характер Фреи и мою ревность к образу матери. Чивори жаждали мести, но не судьба. Обломавшись с судом, они почти ушли в оппозицию, решив покинуть совет дворян, но вовремя остановились, рассудив, что в подполье им ничего не светит, а при власти они смогут влиять хоть на что-то. Расчетливые псы. Даже теперь Чивори в совете. Это было ровно десять лет назад. Но я знаю, они не забыли и не простили мне крови своей дочери. В любой момент Чивори сведут со мной счеты, но я готов. Я их сильнее в разы. Уже в 15 лет я превосходил отца, что говорить о каком-то второсортном клане, тем более, когда мне стукнуло двадцать два. — Повелитель, позвольте?! — в мою комнату всунулась голова дряхлого Нару, отца клана хранителей знаний и по совместительству председателя совета дворян. За ним я разглядел остальных аристократов, правда Чивори и еще парочки среди них не было. Я кивнул головой. Дворяне ввалились в комнату, теребя подолами разноцветных балахонов зыбкое спокойствие моего убежища. — Что вас привело, благочестивые? — я всегда соблюдаю вежливость. — Обострение в проблемных землях… — не удивляет меня Нару. — Плантагенет — спорная территория пучин веков, — изрекаю я, выпуская кольца густого конопляного дыма, — И что теперь? — Дети старого глупца Людвига подросли, — крякает Нару, по привычке начиная с конца, — Теперь они готовятся занять его место. Орошая поля кровью архатейцев, заявляют о себе в громогласности. — Ближе к делу, — перебиваю я. — Сигизмунд, Тау и Карл, три брата, три вождя армии Эф, под охраной белого лебедя — защитника рода Биа-Хатериев, громят наши твердыни. — В смысле? Наступают что ли? — перебиваю я. — Да. Форты Жабы и Крысы заняты воинами Эф. Кайман еще держится, форт находится в удалении от линии фронта. — Эй! — я вскакиваю, — Это же почти граница с центральным Архатеем. Это даже не спорная земля… Нару разводит руками, моргая слезящимися глазами. — И вы мне сообщаете об этом только сейчас… — Мы, думали Повелитель, как и его отец, неусыпно наблюдает за боями, смотря в хрустальный шар, и молит духов о защите воинов Архатея. Черт. Я же знал, что что-то забыл… — Заткнись, — бросаю я, испепеляя дворянина взглядом, — Я не отец. Я не могу воевать, посмотрите на меня. У меня нет и половины отцовской физической мощи. Так что за войной следите сами, а я… Я что-нибудь придумаю. Дети подросли, говорите? Так устрою им архатейский секатор, и подрежу их сорную поросль. — Хотелось бы, но лебедь… — Плевать, я не собираюсь плести мощные ударные заклинания. Хорошо бы просто познакомиться с врагом… для начала. — В смысле? — дворяне удивленно вертят головами и таращат глаза. — В прямом, хочу знать, кого уничтожу. — Значит? Молодой Правитель хочет переговоры? — Вроде того, — я ухмыляюсь, — Внесите хрустальный шар. Через секунду новый голем приносит мое маленькое приспособление. Я накладываю руки на гладкую поверхность шара, и скоро в прозрачной бездне начинают различаться отчетливые фигуры моих врагов.
ЭФЫ
Род Биа-Хатерий
Кристалл звезд тихо зазвенел. В просторной белой зале все встрепенулись, кто-то усиленно пытался выйти на связь с правителями Эф. — Кто бы это мог быть, Отец? — спросил младший принц Биа-Хатерий, Карл, обращаясь к седому старцу на троне, который сжимал в руках резной посох под цвет его белоснежных одежд. Голубой камень на тиаре старика тихо отозвался поблескиванием. — Враги? — серые глаза Карла округлились. — Как раз, когда Тау наступает на Тараканы, — усмехнулся Сигизмунд, старший из сыновей короля Людвига. Он родился хромым, поэтому, будучи старшим, не был наследником, зато сохранил трезвомыслие и остроту языка, став придворным советником и стратегом. Сигизмунд стоял рядом с отцом, кутаясь в светло-голубую накидку под цвет его глаз, едва различимых из-под россыпи серебристых волос. — Просят помилование! — обрадовался Карл. — Нет, — прошипел Людвиг, отреагировавши, наконец, на происходящее, — Шакаленок даже под пытками не признает поражения, такой же, как и его отец упертый и гордый. — Отец, ответим? — спросил Сигизмунд. — Да, послушаем лай безродного щенка, — отозвался король, и ударил посохом об пол. В воздухе поплыла картина. С серебряной стены, окруженный облаками сиреневого сияния, на эфийцев смотрел их заклятый враг, молодой правитель Архатея. Людвиг поморщился. Он всей своей военной душой не выносил род черных колдунов с их пронзительными зелеными глазами, которыми в особенности отличался Касандер Милиотар, сын столь ненавистного всем эфийцами Металла. Яркие изумруды глаз мальчишки сочетались с черной пустотой агатов брошенных на косы и в середину ромба, центрового элемента обруча повелителей Архатея, украшающего лоб Касандера. Его глаза с вызовом и превосходством испепеляли противников. Но сам вражеский правитель по меркам эфийцев был тщедушен, носил сиреневый балахон лишь подчеркивающий его незрелость и к тому же, у колдуна была странная прическа. Две косы спускались с боков головы, доходя до пояса, а пышный высокий хвост из струящихся черных волос возвышался на макушке, спадая волнами на парчу подушек, где так величественно восседал Касандер. Все выражение лица мальчишки было пронизано надменностью и подчеркнутой холодностью. Его капризно изогнутый рот, буквально насмехался уголками губ над благородной династией Биа-Хатерий. Касандер задумчиво опирался щекой на красивые длинные пальцы, а зеленое кольцо — знак силы Милиотар, ядовито поблескивало на его указательном персте. Оно напоминало Людвигу обо всех злодеяниях рода Касандера, творимых под защитой и покровительством этого вредоносного амулета. — Что тебе надо Милиотар? — неучтиво кинул пожилой король. — Вам, — перебил Касандер, — По этикету с главами государств принято обращаться на «Вы». — Ты такой же дутый глава, как и все твое государство с момента прихода проходимца отца к власти, — хрипло протянул Людвиг. — Как не стыдно, — Касандер надменно улыбнулся, — Такой седой муж и так не умеет сдерживать чувств. Вас, владыка Людвиг, это не красит. — Владыка?! Что ж, это правильное обращение. Привыкай к нему, ибо скоро ты приклонишься перед нашим домом, — ехидно заявил Сигизмунд. Глаза Касандера зло блеснули, но он выдержал спокойный тон беседы. — Я думал, ваш отец сам может говорить. Но оказывается, он настолько стар, что калека вещает устами живого, но дряхлого пассионария. Сигизмунд дернулся в бессильной злобе, но остановился под победным взглядом Касандера. — У тебя было предложение? Формулируй скорее, пока Тараканы не взяты, — холодно бросил Людвиг. — Тараканы… Уже… — прошептали губы Касандера, и его щека невольно дернулась. Новость оказалась неожиданной. — Да, мы вынесли вашу великую армию на линию границы Архатея, — злорадно подметил Сигизмунд, — Тау несокрушим в своей безудержности. — Тау… Где он? — глаза Касандера пылали гневом, грозясь взорваться как болотный метан. — На поле боя, конечно же. Он же в отличие от некоторых не просиживает парчу у себя в замке, — хмыкнул Карл. Касандер сжал свои худые пальцы в кулак. — Я предлагаю перемирие и переговоры, — тихо произнес он. — Совсем туго?! Сочувствую, твой отец оставил тебе разоренную армию, — улыбнулся Людвиг, уже отпраздновавший в душе победу, — Нам нет смысла с тобой говорить пока ты не поцелуешь носы наших ботинок и не отдашь ключи от родового замка Милиотар. Неожиданно Касандер обнажил свои белые зубы в насмешливой улыбке. — Если вы так стремитесь в Архатей, то ваши воины могу прямо сейчас пересечь черту Леса Забвения. Но…, - Касандер хмыкнул, — Тогда я обещаю им долгие мучительные минуты в ожидании смерти. Чума, язва, сумасшествие поглотят вашу великую армию. А зеленые змеи-охранники будут питаться кровью вашего единокровного брата и наследничка. Я с удовольствием устрою им пир. Думаете Архатей не защищен силой зеленого Дракона Болот? Что ж, проверьте. — Мы совсем забыли, — прошептал испуганный Карл, — Лебедь не защищает армии за пределами Эф и Плантагенет. — Тихо! — взревел Сигизмунд, ощущающий провал дипломатии из-за несдержанности брата. Касандер засмеялся, проводя пальцем с кольцом по нижней губе. Он был преисполнен хитрой насмешкой и злой иронией. — Ваш лебедь, — произнес молодой правитель, — Сильное охранное заклинание, оберегающее от ударных проклятий. Но оно не спасет от саранчи, например, а саранча принесет голод… Я устрою. А если понадобится, я пробью лебедя крыльями Дракона и скомкаю всю вашу защиту. — Слишком самонадеянно, — хмыкнул Людвиг, — Ты погибнешь… — Подумаешь! У меня не менее сильная сестра. Она добьет вас жалкие отродья меча, вы без лебедя ни на что не годны и у вас нет защиты от любой, даже самой слабой, магии. Вы только и знаете, что железом махать перед носом. — Милиотар, сын черта! — крикнул взбешенный Людвиг. — Я сын Металла Милиотар, а он никак не ниже Дьявола, — надменно улыбнулся Касандер, — Поэтому сворачивайте оголтелое наступление. Я предлагаю познакомиться и поговорить за дружеским столом. Приглашаю вас к себе в замок, правда, без вручения ключей и извращенных лобызаний с вашими сапогами. Об этом и не просите. — Мы? К тебе в гости? — рассмеялся Людвиг, — Не весели меня, я никогда не поведусь на столь откровенную хитрость. Хочешь нас заманить и убить? — Нет. Если я захочу вас заманить, я это сделаю, и вы ясное дело ничего не поймете, — Касандер скептически сморщил лоб, — Я просто приглашаю вас, как гостей. Неужели вам не хочется положить конец кровавой бойне за выжженные и неплодородные земли меж нашими владениями? — Ты готов отдать их нам? Как того и требует граница. — Не исключаю, хотя и маловероятно. Но я хочу поговорить с вами, возможно, мы не такие разные, как кажется. — Не льсти себе, — буркнул Сигизмунд. — Я даю вам время обуздать свою животную злобу, — Касандер был насмешлив, — В день полной луны, я жду вас у себя в замке. Если угодно, приносите с собой еду, но я клянусь честью Милиотар не трогать вас и пальцем. Травить не буду. Я знаком с правилами гостеприимства. Касандер, ухмыльнувшись, тут же отключился. — Что скажешь, Отец? — недоуменно спросил Сигизмунд. — Шакаленок что-то замышляет, — произнес Людвиг, — Он копия своего отца. — Только сильнее, как колдун. — Проклятая нежить все эти Милиотар, — зло бросил Людвиг, — Как они мне мешают. Вся святость и чистота от одного их взгляда превращается в прах. Никогда не прощу щенку чумных эпидемий и отравленной воды. На его руках кровь эфийцев! — Мразь, — произнес Сигизмунд, вторя отцу, — А еще он вырожденец, произошедший от смешения крови. Ты видел какой он щуплый! — Это магия, — произнес старик, качая головой, — Она забирает все силы, формируя мощный духовный потенциал. Моя прабабушка тоже была очень худой, но при этом она слыла сильнейшей феей. И, если бы не ее заклятие белого лебедя, мы бы не выстояли. — Так, что с ним делать? С приглашением? — воскликнул Карл. — Я не доверяю гаденышу, он способен на любую подлость. — И все же мы пойдем? — спросил Сигизмунд. — Куда, братцы, мы собираемся? — неожиданно в разговор вмешался новый голос. Все обернулись. У двери стоял Тау, средний брат и наследник королевской фамилии. Он был высокий и статный юноша, поражающий силой и красотой. Широкие плечи, пшеничные волосы, схваченные белой лентой в хвост, и ослепительные, как само небо, глаза. В руках наследник трона Эфы держал шлем и окровавленный меч. В лучах полуденного солнца он был похож на белого лебедя, спустившегося с небес на защиту родного края. — Тау, ты в порядке! — обрадовался Карл и подбежал к брату. — Конечно в порядке, а что такое? — задорно ответил наследник. — Нас тут пугали проклятьем, если ты вторгнешься в Тараканы. — Мы остановились у стен форта. Я решил сам лично сообщить радостную новость. А кто пугал-то? — Кто-кто, — усмехнулся Сигизмунд, — Крысеныш Касандер Милиотар. — Ха, да пусть засунет себе поглубже свое проклятие. Пока лебедь закрывает меня белоснежными крыльями, ни одна нечисть не прошмыгнет. — Да! Так его! — закричал Карл, по-детски радуясь словам брата. — И вопреки осторожности, я пойду на званый обед к колдунишке! Не дам ему повода думать, что Биа-Хатерии бояться его богомерзких чар, — рассудил Тау.Вопросы
Ненависть… Я отключился от силы хрустального шара, столь явно вырисовавшего мне лица моих врагов. В семье Биа-Хатерии было столько ненависти ко мне, что мне даже стало немного смешно. Я мог слышать каждую их мысль уничижительную для моей персоны. «Гаденыш», «выродок», «крысеныш», «шакаленок» — палитра эпитетов меня не поразила, но их настрой и уверенность в собственной правоте немного покоробили. Живешь себе и не знаешь, что тебя столь ярко и яростно клеймят позором и презрением. За что они меня так ненавидят? Ах, да! Находясь при отце, я выполнял его приказы. Насылал чумные эпидемии и голод на Эфы, отравлял воды и пускал ростки смертоносных растений. Я нес смерть роду Биа-Хатерий, расточая без жалости всю свою магическую силу. Но разве они делали не тоже самое? Разве им непонятно стремление привести свою страну к победе? Ведь, обнажая мечи и опуская их на головы архатейцев, они топили в крови свои же светлые души, защищенные белым лебедем. Их род подобно моему сеял смерть и боль. С чего они удумали, что жизни поданных моего государства менее ценны, чем жизни эфийцев? С чего они решили, что достойны называться правыми? И с чего определили мое бесправие на жизнь? Каким должен быть закон, позволяющий трактовать общую судьбу по своим правилам, деля на белое и черное в угоду личной выгоде? Я так же, как и род эфийских королей, должен заботиться о благе Архатея. Так разве я виноват, что судьба наложила границы интересов и благ наших государств друг на друга? Или же мое полное подчинение воле Эф в ущерб Архатея не будет расценено как предательство своего народа? Странные люди, они мнят себя воинами, но бесятся, когда им оказывают сопротивление. Скучные… Но все же, я буду ждать полной луны и их визита. Я уже весь на иглах, сгорая от нетерпения. Мне нужно познакомиться с Биа-Хатериями, возможно тогда я пойму их… Или хотя бы они меня развлекут. Все же я очень устал от однообразных лиц моего дворянства и пустодушия големов. Свежие лица спасительны для меня, как ветер с далеких снежных вершин, пленивших Архатей горным могуществом камня. Биа-Хатерии. Они мои злейшие враги, готовые разорвать мое бедное тело на части, а я жду их как праздник, как долгожданную радость… Наверное, прав Юнгс, здесь среди метана и пустоты, рядом с големами и бессердечными дворянами, только притворяющимися преданными товарищами, я застываю как воск, превращаясь в блеклую картинку, сотканную плакучими ивами и хохотом ночного пересмешника. Имя мне пустота… Как оптимистично! — Мой повелитель, — пискнул очередной голем, вторгаясь в мои покои уже заполненные непрошенным дворянством. — Что? — устало спросил я. — Истер пришла, — голем опасливо покосился на меня. Знает, что я только что укокошил его товарища. Дворяне бурно реагируют на новость, начиная радостно перешептываться. Слава танцующего голема давно облетела весь Архатей, но я не могу назвать Истер своим лучшим творением. Она обычная. — Позвольте мы пойдем? — старик Нару как всегда тактичен. — Можете остаться, я же знаю, как вас возбуждает мой подвижный голем, — ответил я, бросая своим слугам сочную кость под названием «расположение короля». Мой отец частенько прибегал к подобной политике. Хотя за всеми его пьяными посиделками и разговорами о жизни скрывалась печаль одинокого старого человека. По крайней мере, надев его корону, я стал именно так считать. Вошла рыжая, как лиса Истер и, вильнув пышным бедром, лукаво блеснула на сборище дворян зелеными глазами. С точки зрения банальных канонов красоты, она была превосходна. Я старался. Выплетал ее из терпкости меда и сладости утренней росы с полей Архатея. Ее грудь я вырастил из диких дынь южного склона, а кожу позаимствовал у мягких персиков королевского сада. Улыбке я придал капельку томности дворянских термальных источников и ослепительности рассветного солнца. Добавив метан и кровь крысиного короля, я запустил ее глиняное сердце. Но все равно, красота голема не грела. Она была мертвой. Зазвучали тревожные сердечным терзанием струны ситара, и рыжая Истер начала извиваться змеей, поражая воображение нечеловеческой пластикой. Я поморщился. Было что-то пошлое и искусственное в прелести ее танца. То ли Истер не попадала в такт мелодии, то ли мелодия была живее самой танцовщицы. Я огляделся. Дворяне выпучили глаза и усиленно пускали слюни, желая мертвую красавицу. Они были ничуть не живее голема. Ум и острота мыслей испарились из их седых голов, уступая место животной похоти. Печальное зрелище.Я встал со своего места и направился к двери, Истер, изгибаясь всем телом в податливой страсти мелодии, не переставала наблюдать за мной. Она боялась моего гнева. Что ж пускай… — Ты не попадаешь в мелодию, — походя бросил я и вышел. Решил не отравлять праздник своим дворянам, пускай возбуждаются и фантазируют. Мне же хотелось свежего воздуха архатейской ночи. Но сегодня как назло по земле стелился густой туман метановых испарений. Болота не позволяли забыть о своей близости к замку. Я был подавлен и утомлен.
10 дней спустя
Вереница всадников тянулась по линии горизонта, уходя далеко на восток. В руках людей горделиво раскачивались белоснежные знамена с рисунком белого лебедя. Отряд эфийцев покидал родные просторы, а вместе с ним свой замок оставили два принца. — Жаль Сигизмунд с нами не поехал, — протянул Карл, всматриваясь во мрак южной ночи, которая с быстротой ветра окутала землю. — Он нужен отцу, — незамедлительно ответил Тау, — Да и тяжелы для него столь длительные переезды. — Не повезло братцу с его недугом. Так многого лишен. — Все относительно. Он прекрасный стратег…и прекрасно себя чувствует на своем месте. — Да, ты прав! Но ведь он не сможет с нами посмеяться над этим червяком Касандером. Было бы весело всем вместе совершить поход. — Касандер… Какое странное имя, — хмыкнул Тау. — Ты бы его прическу видел! — воскликнул Карл. — Что? — Косички… — А, ну у Металла тоже коса была. Это народный изврат дворян Архатея. — Ха, у старого короля она была жиденькой, как хвост крысы и болталась где-то сзади. — Он вообще был крысой! — Чумной, — Карл довольно улыбнулся. — Хуже, — Тау пришпорил коня, вздрогнувшего от пересечения границы Леса Забвения. Тау и Карл с дружиной верных людей медленно вторгались в земли болотистого Архатея, стана их древнего и заклятого врага, колдовского клана Милиотар. Но сегодня не с мечом шли славные воины Эф, а с миром, ведомые белым лебедем и приглашением короля Касандера. Хотя, конечно, мечи для спокойствия они с собой все же прихватили. — Вот и сынок у Металла такой же противный, — продолжал развивать свои мысли Карл, не отставая от брата, — Ты бы его видел. — Еще увижу, мать его! Тау поморщился. — Такой мелкий… — В смысле доходяга? — Да. Металл хоть воином был, а этот… Мальчишка лет 18, хотя чего это я… Мне же 18, но я его крупнее и выше! — У тебя наследственность хорошая, а у него болезнь выродка. — Точно, в 22 выглядеть на 18 — позорное зрелище. — Он сам позорный гад, сколько крови эфийцев на его ручонках! Оборвал бы. — Много, — кивнул Карл, — Веришь в перемирие? — Нет, нисколько, — Тау уверенно покачал головой, — От Милиотар не стоит ждать добра, очередная хитрость. — Я тоже так думаю… — Не бойся, — Тау похлопал брата по спине, — Плевать на магию колдуна. Пусть хоть порвется от усилий меня сглазить, ничего у него не выйдет. Плевать я на него хотел. Я еду посмотреть на големов. — Это зомби? — Типа того, живые ткани, созданные с помощью магии и оживленные заклинанием. Говорят в них нет душ. — Ужасно!!! Милиотар примеряют на себя корону бога! — Да. Но хоть Касандер не изгаляется с формами големов, а то его отец был знатным изувером. Я видел как-то одного мертвого голема — чудовище. Один глаз над запавшей в голову ноздрей, рот с заячьей губой, из которой торчат два ряда мелких и острых зубов. Кривой позвоночник и оболочка из розовой кожи с россыпью капилляров. Отвратительная картина. — Фууу, — протянул Карл и поежился. — Да, полное «фу», как и все, чего касались Милиотар. — И с чего они решили, что Плантагенет принадлежит им? — Долгая история, — зевнул Тау. — Я знаю, все началось, когда отец был одного возраста с Сигизмундом… — Со мной! Металл возглавил свой род, когда отцу было 25… — Ну, да, перепутал. И сразу война? — Почти. Металл еще будучи просто дворянином постоянно поднимал вопросы территорий Архатея. Когда-то на месте Плантагенет стояли непролазные болота, и местность никому не была нужна. Прабабушка отца, великая белая фея, решила осушить болота из чувства прекрасного, а потом мы из благих побуждений отдали территорию беженцам из Архатея… — Беженцам? — удивленно протянул Карл. — Ну, да. Отток благоразумных людей из страны колдунов всегда сохранялся. Люди искали защиты у соседей. А уж после того, как Металл убил Кар, тогдашнюю главу правящей фамилии Милиотар, начались репрессии и гонения на несогласных с происходящим в стране. Многие колдуны и колдуньи из знати Архатея оставили свои родные места, бежав от гнева Металла, и ища приюта в Эфах или отведенном для них владении Плантагенет. Эфийцы позаботились о людях, предоставив все условия жизни, — и природа родная, и дух метана рядом, и нет короля деспота, тишь да благодать! Земли заполнились жителями, смешав и эфийцев и архатейцев. Однако, прошли годы, Металл простил мятежных слуг, позволив вернуться домой. Знать Плантагенета, состоящая в основном из колдунов, издала указ о присоединении земель к Архатею. Даже пир закатили по поводу объединения. Но простой народ не захотел состоять под началом Металла. Началась гражданская война, провоцируемая королем колдунов. Милиотар вступился за одну из сторон, ту, которую так долго подталкивал к кровопролитью. Эфы тоже вмешались, мыпросто не смогли бросить людей в беде. Так и началась война между нашими государствами. Конфликт, который и без того имел место в конкурентном подзуживании, перестал быть латентным, вырвавшись на свободу клыками обоюдной ненависти и злости. — М-да, — Карл почесал затылок, — Ну, мы же правы?! — Конечно! Мы людям помогали и всегда выступали за добро. Эфы защищали народ от подлого тирана, который затеял войну только из-за амбиций властителя мира. К тому же мы никогда не использовали черную магию против невинного рода человеческого. У нас свои методы — в борьбе против зла сеем свет мечами! — Точно! — Карл извлек из ножен свой блестящий меч и пофихтовал в воздухе, любуясь отражением полной луны, которая изредка вырывалась из густой пелены темных облаков. — Скоро приедем, — задумчиво произнес Тау, вглядываясь во мрак туманной зелени и облаков метана. — С чего ты решил? — Огни замка уже различимы в полотне колдовского марева. — Проклятая земля, сам черт глаза сломает. — Я и не удивлен жестокости королей Архатея, разве подобный климат может способствовать нормальному развитию… Карл засмеялся и пустил коня в лихой аллюр. Принц смотрел на мир с еще свойственным ему детским озорством.Хромой принц
Сигизмунд осторожно пересек огромный тронный зал, спустился по винтовой лестнице глубоко в подвалы, и, пройдя по нему несколько минут, скользнул в самый левый коридор, забирающий далеко влево от замка. Он вел на задворки городской площади и служил тайный выходом из замка. Туда-то и направился старший принц. Как ни странно, Сигизмунд оделся крайне бедно — потрепанный белый плащ и серые льняные брюки, на ногах у него красовались старые серые сандалии из потрепанной кожи. Типичный наряд простого горожанина, но никак не человека из правящей династии. Не создавая лишнего шума, Сигизмунд добрался до конца тоннеля и легонько толкнул деревянную дверь. В ту же секунду ему открылись краски буднего дня. Обернувшись назад и удостоверившись, что за ним нет слежки, принц шагнул навстречу улице. Город жил своей обычной жизнью: торговцы любовно раскладывали товар и кидали жадные глаза на покупателей, рабочие в пыльных рубахах таскали материалы, женщины с тюками и детьми спешили по своим хозяйственным делам. Сигизмунд накинул капюшон на голову, скрыв серебристые волосы принца, так хорошо узнаваемые в толпе, и поспешил по переулку. Его не смущала хромота, которая могла его выдать. Наоборот, за нее он не волновался, на улицах Эф полно искалеченных и изувеченных войной ветеранов. Пройдя неузнанным несколько кварталов, Сигизмунд завернул в ничем не примечательную подворотню напротив городских бань, и постучался в старую облезлую дверь. Она незамедлительно отворилась, и, кажется, обитатели дома отлично знали принца, настолько радостным и привычным оказался возглас приветствия. Мужчина поспешил войти. Старая служанка с потрепанным лицом и не менее потрепанным чепчиком проводила его на второй этаж, где под драпом красного шифона скрывалось просторная зала. Она одновременно служила покоями, кухней, столовой и гостиной. Обивка мебели, ковер, шторы, светильники — все было красного цвета и дышало роскошью южных широт. Терпкий запах благовоний висел смогом и доводил до головокружения. Помещение явно принадлежало особе аккуратной и не лишенной вкуса, но не богатой, так как мебель и вся утварь были скорее удачными находками на барахолках, нежели элитной продукцией. Хозяйка только хотела казаться шикарной светской дамой, но точно ею не являлась. Она сидела возле окна и любовно играла с канарейкой, прыгающей по ее маленькой загорелой руке. — Сабита, — проговорил Сигизмунд с нескрываемой лаской в голосе. — Мой принц! — девушка выпустила канарейку и вспорхнула с места, шурша своим красным платьем. Сигизмунд поспешил заключить ее в объятья. — Я так скучала!!! — проговорила Сабита, хлопая своими густыми черными ресницами. Под ними притаились зеленые глаза, переливающиеся как грани изумруда то грустью, то нежностью, то страстью. Сигизмунд невольно покраснел, теряясь в глубине столь дорогих ему глаз, а девушка тем временем не спеша коснулась его щеки своими красными губами. — Как ты живешь? — наконец, произнес принц. — Без тебя я и не живу, — Сибита скинула с плеч красный платок, который обнажил ложбинку на линии ее груди, скрытой декольте. Сигизмунд вздрогнул. Он нервно облизнул губы, все его тело отзывалось голодной тоской по юным прелестям девушки. Она рассмеялась, смотря на результат своих соблазнительных ухищрений. — Знаешь, — Сабита отстранилась от принца, — Я все чаще тоскую по родному Архатею. — Я знаю, — Сигизмунд положил ладонь на хрупкое плечо миниатюрной девушки. — Так хочу обратно. Там цвета ярче, ветер резче, горы, что вздымаются над землей, тревожнее дрожат в туманах… Там жизнь кипит… Страсть в каждом глотке воздуха… А здесь все такое спокойное. — Если вернешься сейчас, тебе не дадут жизни. Клан Иртус первые оппозиционеры Миллиотаров. — Будет тебе, — Сабита пригладила свою ровную челку и кокетливо откинула назад блестящий шелк роскошных черных волос. — А где я неправ? — Сигизмунд присел на край кровати и вытянул больную ногу. — Кому в Архатее нужна неизвестная танцовщица Сабита? — Ты из клана Иртус, не думай, что Миллиотар забывают врагов. — Думаешь, Касандер начнет репрессии? Чушь какая, — вызывающе рассмеялась девушка в лицо принцу. Сигизмунд нахмурился, его коробило такое презрительное отношение к его королевской особе, но в тоже время и заводило. Сабита была единственной, кто не лебезил перед ним, и всегда смотрела с вызовом прямо в глаза. — Ничего не чушь, — строго произнес принц, — Я волнуюсь за тебя. — Не переживай, я смогу себя защитить. Все-таки у меня третий магический уровень, — Сабита села рядом и положила голову мужчине на плечо, — Моя стихия огонь… И знаешь, если б не этот вредный Юнгс Дерфи, я бы пошла в ученицы к мастеру огня… — А кто это? — Дерфи? — Да. — Дурак и выскочка. А еще с самого детства шавка Касандера… но он победил меня на детском турнире магов и его, а не меня, взяли в академию магии. — Хотела бы быть сейчас боевым магом Миллиотар? Слугой? — строго осведомился Сигизмунд. — Не ревнуй меня к прошлому… Я хочу быть только с тобой, мой великий хромец, — Сабита впилась взглядом в лицо принца, заставляя его сходить с ума от страсти. — Тогда к чему все эти воспоминания, Сабита. — Они часть меня. Мы неразрывны, и ты бы не приходил сюда почти каждый день украдкой, если б не любил меня такую, какая я есть. Девушка усмехнулась с победоносной лукавостью. — Ах, ты ведьма! — рассмеялся Сигизмунд, притягивая Сабиту к себе. — Да, я ведьма… Злая, нехорошая ведьма! — она изогнулась и с кошачьей грацией запрыгнула на колени принца, — А тебя не смущает любовь к архатейке? Запретная и постыдная любовь к вражеской девке? А может, я шпионка и пудрю тебе мозги? — Нет, меня это заводит, — отозвался Сигизмунд, уже лаская грудь девушки. — А ведь твой отче расстроится, если узнает о нашей порочной связи… — Если он узнает, мне… — принц сбился, так же как и его дыхание. — Капец, тебе, — рассмеялась Сабита, попутно стягивая с мужчины одежду. — Точно. Знаешь, — Сигизмунд на миг стал серьезным, его глаза скользнули по недоразвитой ноге, — А тебя не смущает мое уродство? — Оно меня заводит, — прошептала Сабита, нагибаясь к самому уху принца. Этого он уже не выдержал. Сковав изворотливое тело искусительницы объятиями воина, Сигизмунд повалил Сабиту на красный шелк постели. Она поспешила ответить влажным поцелуем жадной страсти. Любовники сплелись в неистовом танце наслаждения.Ева
Ева… Где ты? Я посмотрел с балкона, кругом расстилался сплошной метан. Сам черт глаза сломает, а включать зрение дракона я не хотел. Все же сильное колдовство неминуемо губит хозяина. По пустякам я не рискую. Пришлось доставать хрустальный шар. — Ева, — прошептал я имя любимой сестры, столь далекой и родной. Я скучал по ней, но Ева, из-за врожденной болезни сердца, не могла выносить метановые низины королевского дворца, и поэтому была вынуждена покинуть меня в южном направлении склонов Архатея. Хотя в ее решении основную роль сыграла отнюдь не болезнь… Хрусталь качнулся в сумраке комнаты. Я стал различать милое лицо сестренки, единственной женщины, с которой у меня могло что-либо получиться. — Касандер, — ласково произнесла Ева, искренне улыбаясь, — Я так рада. Ты давно не вызывал меня. — Вызывал недавно, — напомнил я, тоже улыбаясь, — Тебя не было, ты собирала какую-то ерунду на склонах под колпаком невидимкой. — Сбор от горячки, а вовсе не ерунду… — Ева насупилась. Ей шло. Она становилась такой миленький и серьезной девочкой. В сердце екнуло. Мы были очень похожи, почти одно лицо. Те же точеные черты, такие же большие глаза только другого оттенка. Ее мутный свет темного изумруда, насыщенного тенью травянистых болот против моего яркого изумрудного взгляда. — Ты совсем забыла своего брата, — тихо прошептал я. — Нет, Касандер, я помню. Разве я могу забыть старшего братика! — Да, по всей видимости. Где ты? — Еду к тебе на прием, я получила приглашение. Ты молодец, что решил начать переговоры. — Я молодец… — Они точно будут? — Да, я никогда не ошибаюсь. Мое предчувствие меня не обманет. Не будь я уверен, что они заявятся, не созвал бы всю архатейскую знать. — Мне прямо не терпится увидеть в Архатее наследников Людвига Биа-Хатерии. — Только поэтому, ты следуешь сюда? — Нет! — слишком явно врет она. — Так и знал, — я обижен и расстроен. — Касандер, не начинай, ты уже взрослый, чтобы ревновать меня… Как же! Я всегда ревновал Еву ко всем, она — мое последнее напоминание о маме, и единственный родной человек в целом мире. Ради нее я готов на все. Как жаль, что Ева не платит мне взаимностью. Для нее я навсегда останусь лишь братом, и на это есть масса причин. Выдыхаю слова ревности: — А я ревную, Ева, ты ведь знаешь, ты единственная женщина, способная устроить меня. Я хотел бы жениться на тебе. Мечтательно жмурю глаза. — Братик, ты же помнишь, я не могу. Я против пещерной традиции нашего рода! — Ну, почему именно ты?! Бабушки, прабабушки никто не возражал. Вообще… Мама не была противницей брака с отцом. И вот, родились мы! — Мама умерла от сердца. Я не хочу повторить ее судьбу и не хочу обрекать на это моих детей! Ева сердится. Мы столько раз обсуждали наши отношения, спорили и ссорились, что она уже устала объяснять мне одно и тоже. — Я мог бы обрюхатить служанку или дворянку какую-то, она бы родила нам ребенка, и мы бы признали его своим. — И это говорит борец за чистоту фамилии?! Бесполезный спор. — Я Король и мне можно все. — Только не заставляй меня насильно, ладно?! Касандер, я люблю тебя, но только как брата. Ты меня не привлекаешь… — Ева смущенно сбивается. — Как мужчина, — заканчиваю я, — Ясно. Я бы никогда… Ладно. Ева, просто приезжай скорее. Я хочу тебя обнять. — Хорошо, — Ева нежно улыбается, и я выпускаю нить нашего визуального контакта, картинка медленно тает. Жаль, Ева меня не любит. Даже как брат я вызываю у нее лишь жалость. Глупенькая, щадит мои нервы, не говоря истинных причин своего отказа, но она совсем забыла, я прекрасно читаю мысли. Я ей не нравлюсь, а когда начинаю свои настойчивые приставания с вопросом замужества, вызываю еще и отвращение. Ей дико думать об инцесте, а я не отец… Я не хочу делать ей больно, заставляя покориться моей воле. Но недостижимость мечты меня задевает и причиняет боль. Я злюсь и выпускаю ярость вихрями метанового огня… Все кренится и с треском лопается. Обрубленные свечи падают на пол, осколки деревянной мебели разбросаны по сторонам, парчовые подушки плачут перьями, и я качаюсь в вихре зеленого туманного гнева, так нелепо вырвавшегося из-под моих лопаток крыльями зеленого дракона. Кажется, я опять разломал свою комнату. Но ничего… Мне можно. Теперь я Король, и никто не смеет меня отчитывать. Вдыхаю аромат ночи. Сегодня полная луна и я чувствую далекие ауры моих гостей из Эф. Отлично, я увижу Тау, того, кто будет моим противником на троне враждующего королевства. Сочтемся. Мой замок заполнен галдящими дворянами и големами, спешно метающимися в заботах об обеспечении пышного приема моим врагам. Вот и ладно. Две хорошие новости — я увижу Еву, и меня развлекут братья Биа-Хатерии. Один вечер скрасит одиночество длиной в месяцы. И все же, даже короли бывают ненужными.Гости в кости
Дворец Королей Милиотар встретил нас серостью и наигранной пышностью. Он был омерзительным по ощущениям, хоть и прекрасным снаружи. Тяжелый камень зданий сочетался с бурной растительностью дикого вьюнка. Сводчатые арки уходили вверх, а черная одинокая башня, бесцеремонно воткнутая в лоно неба, была окутана зловещими тяжелыми тучами. — Тау! Смотри, какие уродские статуи! — крикнул мой брат Карл, указывая пальцем поверх ворот. Действительно на покатом навесе из серой черепицы восседали два черных дракона с распростертыми крыльями. — Это семейный дух хранитель Милиотар… — буркнул я. — Ну, разве нормальные люди станут поклоняться чудищам! Карл был настоящим ребенком. Слишком открыто и эмоционально он воспринимал происходящие события. «Ничего, научится держать себя в руках, ему же всего 18» — мысленно рассудил я. Нас пропустили унылые слуги с серыми пустыми глазами. Они были все на одно лицо, и я догадался, что передо мной не люди, а големы. Странное чувство охватило меня. Одновременно и непонимание, и презрение в причудливом переплетении с мистическим страхом. Как можно так легко играть с жизнью? Лезть руками в хрупкое естество природы? Только бессердечные Милиотары способны на такое. В замке нас ожидала архатейская знать, уже изрядно напившаяся и разгулявшаяся. С эстетикой у дворян была явная беда. Они светились безвкусицей, разодетой в парчовые яркие одежды, убивающие аляповатостью и напыщенностью. Враги показывали на нас пальцами и гоготали, как будто мы были не наследниками Эф, а карликами-уродами. — Карл, ты как хочешь, а я пойду, погуляю, — кинул я брату и отправился искать тишину. Карл остался с дружиной возле стола с яствами. Меня не смущало окружение недружественных стен, ведь с собой я прихватил меч, а он разит любую нечисть даже в сердце Архатея. А на счет непрошенного вторжения в чужие владения, так тактичность по отношению к Милиотар была делом лишним. Щенок Касандер сам хотел нас здесь видеть, — пусть получает. Замок оказался плохо освещенным и навивающим тоску местом. Метановый свет просто доводил до белого каления. Я привык к ярким белым тонам, а здесь сплошная ядреная зелень и муть. Я шатался без всякого дела, проходил по длинным коридорам, заглядывал в разные помещения, и почти всегда оставался разочарованным. Мне абсолютно была чужда колдовская мистерия стен родового гнезда Милиотар. Кажется, я начинал понимать, почему мы обречены быть врагами. Разные во всем, как стороны света. Не осталось ни малейших сомнений, никаких компромиссов найдено не будет. Ко всему прочему я никогда не подам руки тому человеку, который с такой легкостью играет творениями божьими, создавая искусственные ходячие мумии. Да, големы действительно запали мне в душу красным камнем ярости. Ничего, колдуны за все ответят. Наконец, я набрел на просторный этаж, обставленный простой и незамысловатой мебелью в стиле восточной утонченности. Здесь приятно пахло сладковатым дымом, и медленно начинала кружиться голова. Приятное колдовство. Заставляет забыть о суровой и злой красоте Архатея. Должно быть, здесь обитал человек, смертельно уставший от земных забот и своего окружения. Я, недолго думая, толкнул деревянные двери в середине залы. И… почти лоб в лоб столкнулся с невысоким щуплым мальчишкой в длинном сиреневом балахоне и салатовым поясом в виде чешуи змеи, небрежно сковавшим талию. — Эй! — воскликнул мальчишка и сердито сдвинул брови, — Куда тебя несет?! — Сам смотри под ноги, — буркнул я, — Я гость короля и хожу, где хочу. Парень задумался. В его серьезных глазах под цвет змеиного пояса зажегся огонек недоверия. Замешательство незнакомца позволило мне рассмотреть его получше. Он явно состоял в дворянском клане, был магом не ниже пятиступенного уровня защиты, о чем свидетельствовал цвет пояса. И, что совсем очевидно, имел статус придворного, иначе не смог бы жить в замке. Помимо щуплости его отличала смешная прическа — две косы по бокам головы и высокий хвост. Да, знать Архатея явно любила косички, ибо, как я уже выяснил, дурновкусие у них в крови. Но конкретно этому экземпляру его прическа шла, добавляя в образ каплю озорства и подростковой игривости. — Ладно, — протянул парень и махнул рукой, — Болтайся, где хочешь. Мне все равно. — А я и не спрашиваю разрешения. — Я заметил, — парень пригладил свою косицу, — Вы, Биа-Хатерии, никогда не отличались воспитанностью и хорошими манерами. — Я промолчу про вас. Ваши традиции повергают меня в пучину смеха и удивления, одни только прически чего стоят. — А-а, — усмехнулся парень, — Ты про косички. Это символ духа Архатея, обозначает хребет дракона. — У тебя их два, и что это значит? Дракон-мутант с парой голов? — Ничего подобного, просто новый подход. Не всем же ходить, как он, — парень кивнул на здоровый портрет, висящий на стене в тяжелой золотой раме. Оттуда на меня смотрел смурной Металл Милиотар. — Фу, — не удержался я, — Какое мерзкое лицо. — Суровое, — отозвался парень. — А я говорю… — Не хочешь присесть? — меня нагло перебили. Я не стал отвечать и уселся на подушки. Парень упал рядом и закурил кальян. Меня окутал дурманящий запах травы иллюзий. — Конопля? — спросил я. — Ага… — Зачем? — Вкусно. — Хочешь забыться? — Вроде того, — парень как-то печально посмотрел в сторону. — Не нравится Архатей? — Нравится, просто… — он дотронулся до переносицы, — Скучно. Здесь все искусственное, даже окружение. А дворяне… Ты же видел это стадо? — Да, но, между прочим, они твои сородичи. — Конечно, я же не сказал, что я лучше, — мой собеседник пожал плечами, — Возможно, я хуже. — Ты живешь здесь? Или в родовом замке? — Ага, — беспечно кивнул парень сразу на оба варианта, — Скукота. — Ты что один живешь? — Да, кроме вездесущих големов и моих редких гостей, я совсем один. — Как такая жизнь может нравиться?! — искренне удивился я. Парень посмотрел мне в глаза, кажется, в его зеленых изумрудах горела грусть и тоска. Да, именно так, он страдал от одиночества. Мне хорошо был знаком этот взгляд, он всегда присущ нищим старикам, брошенным родственниками на произвол судьбы. Я не мог ошибиться. Тем временем мой собеседник обреченно изрек: — Нет, не может. Но другой у меня нет, и выбора тоже. — Брось, — возмутился я, — Выбор есть всегда. Ты можешь все послать к черту, то бишь к семейству Милиотар, и стать свободным. — Свободным? — парень усмехается, — Свободен лишь тот, кто ничего не делает и ничего не имеет за душой. Но я не могу, долг. — Какой такой долг? — скривлся я. — Обычный, я же принадлежу к знати, а, значит, должен Архатею свою жизнь. Разве, ты точно так же не должен Эфам? — Ну, — я задумался, — Я же наследник! — Какая разница. Все равно, забота о стране, верность повелителю, преданность традициям рода стоят выше твоих желаний, ведь это часть тебя, твоя суть. — Верность повелителю… Никогда не понимал знать Архатея, как они могут служить этим деспотам Милиотар?! Вот, скажи, ты вроде нормальный… Парень лукаво усмехается. Странно он был моим врагом, но я не чувствовал к нему ненависти. Значит, все дело действительно в проклятых Милиотар. Они бросают черные тени на все кланы Архатея, застилая тем самым свет сердец соплеменников. — Что сказать? — разбил мою молчаливую задумчивость парень, — Почему я служу Милиотар? — Да. Тебя не коробит их колдовство и беспринципность его использования? Создание насмешек над самой жизнью?! — Големов? — мальчишка удивлен, — Нет. У них нет душ, они как растения что ли… Растения же вы сажаете… — А ты уверен, что… — Они пустые? Да. Я же сам маг, я знаю. — И ты воевал? — начинаю злиться. — Не на поле боя, из меня воин никудышный, — парень демонстративно поиграл несуществующими мускулами рук. Самоирония. Уже хорошо! — Я вижу. Ваша знать вечно прячется за спинами простых граждан. — Берем магией… Или ты предлагаешь с оголтелой радостью бросаться на ваши мечи? Коллективный суицид. Смешно. — И ты брал магией? Использовал, чтоб убивать? — Да, — глаза парня расширились в сиюминутном возбуждении, — Как и ты, вот этим мечем, который ты привез и сюда, в сердце Архатея, плачущее по тем, кто был тобой убит, кричащее по своим детям, потерянным в вечности сражений. Я такой же убийца, как и ты. — С разницей, что я служу добру. — Я тоже. Хватит делить жизнь на добро и зло. Все относительно! Интересы моего края и воля моего повелителя — единственная благодать, которую я знаю. Я честно не понимаю, почему вы считаете себя более правыми, чем мы. Но, мне кажется, что так и надо думать, иначе не победить в войне. — Ты серьезно оправдываешь Милиотар? — Да, они здесь законно правят. Мое дело служить… — Законно? — Да. — Ты издеваешься? — Нет, так распорядилась судьба. Мое дело не бунтовать, а сделать все, чтобы родина стала могущественнее. В единстве мы сильны. — И ты готов отдать свою жизнь за Милиотар??? — Да, конечно, всегда был готов. — Но ты же ненавидишь всю эту скуку? Почему бы просто не уехать? — Я никогда не был предателем. И бежать мне некуда, — парень тяжело вздохнул, — Моя фамилия — вечная печать на моем челе. К тому же, я не могу оставить свой замок. Правитель… — Ничего с ним не случится! — Думаешь, он не человек? И ему не бывает одиноко? — с вызовом бросил парень. — Да, я думаю щенок Касандер не человек. Он сын мерзкого демона, и его продолжение! — Казнишь за грехи отца? А ведь он другая личность, со своими чувствами, мыслями, желаниями. Почему вы, Биа-Хатерии, так упорно отказываете ему в праве на жизнь? — Да, потому что на его руках вероломные колдовские выходки. Сотни людей погибали от заклинаний, сплетенных мальчишкой. — Идет война. Убивая, готовьтесь к ответу. Разве нет? Он просто выполнял свой долг, долг защитника Архатея. — Он выполнял волю своего жалкого отца, желавшего обманом и подлостью подчинить себе Плантегинет, а потом и Эфы! — Он был верен повелителю, у вас это считается добродетелью. Если Архатей станет сильнее от его действий, значит, так и должно быть. — Мерзкая мораль… — У вас идентичная. Если смерть Касандера подарит вам желаемое могущество, вы убьете его, даже если он окажется святым, при этом вы назовете его последним мерзавцем. — Так и есть! Он мерзкий колдун, никак не святой. — Ты же его не видел, а судишь… — И что? Увижу. — И уже ненавидишь… Как забавно, — архатейский дворянин горько усмехнулся. — Я уничтожу крысеныша, раздавлю как таракана. Я белым лебедем, пронесусь над его головой, повергая врага в небытие, где ему и место. У меня нет к отпрыску зла, к этому исчадию ада, ни капли жалости. Я буду рассекать его плоть мечом и упиваться страданиями во имя Эф и добра! — Добра? — грустно переспросил парень, — А добро то с налетом алой крови. Что ж твое добро пророчит мне смерть… — Я не собираюсь тебя убивать, ты произвел неожиданное и неплохое впечатление. Я и не думал, что в Архатее встречаются здравомыслящие люди, особенно после репрессий Металла. — Противоречие, — тихо прошептал мой собеседник, наклоняя голову в бок, совсем как брошенный котенок. — Никакого противоречия, не лезь в войну и я тебя не трону. — Мой долг сильнее жажды жизни… — Тогда просто скажи имя. Я буду иметь ввиду… — Узнаешь, очень скоро, — парень лукаво улыбнулся. Значит он действительно важный придворный. Никогда бы не подумал, что смогу ожидать от дворянства Архатея столь откровенной и искренней беседы. Приятно удивляет. За окном раздался протяжный вой фанфар. Даже звуки дворцовых горнов отличаются резкостью и какофонией. — Нам пора, — произнес парень и со свойственной ему змеиной грацией подскочил с места. — Куда? — выпалил от неожиданности. — Во двор, время выхода правителя. — Тебе надо быть там? — Конечно! И тебе тоже не мешало бы, поэтому давай, кыш-кыш, — мой собеседник буквально выпихнул меня за дверь, закрыв дубовый засов прямо перед моим носом. Ничего не остается, приходится менять интерес захватывающей беседы на скуку светского раута.Сведение
Во дворе все толпились вокруг дворцовых ворот, ожидая пришествия повелителя Касандера. Тау раздраженно переминался с ноги на ногу. На чужой враждебной земле его бесило все, ну, практически все. Разве что его недавний собеседник из числа дворян приятно поразил вменяемостью, столь несвойственной архатейцам. Но все хорошее быстро заканчивается, и теперь приходилось ждать… Наконец, противный мальчишка перестал томить всех нетактичным ожиданием, и дубовые двери двора распахнулись, обнажая вход во дворец во всей его прелести. На пороге стоял уже знакомый Тау парнишка, судорожно поправляющий косицу, растрепавшуюся от сцепления с обручем, красующимся теперь на его голове. Как только раскрылись ворота, мальчишка вздрогнул и спешно одернул балахон, делая лицо непроницаемо надменным. В воздухе блеснул след метана, мерцающего круглым изумрудом на руке парня. «Стоп…» — прошептал Тау и потер глаза: «Царский обруч, зеленый перстень Дракона Болот… И никого рядом с моим собеседником нет. Тогда где король?» Тау невольно поперхнулся. «Получается мальчишка и есть Касандер» — сознался он сам себе в мыслях. Принц Эф выругался про себя, пеняя на недальновидность. Ведь предупреждали его о вероломстве наследника империи Милиотар. Но… в чем оно проявилось? Пока только в разговоре по душам… И в чем подвох? Касандер врал, прикидываясь верным престолу подданным? Нет. Он был честен, в его глазах стояла грусть и тоска одиночества. И он не обманывал. Тау точно чувствовал, что Касандер тогда ему не врал и не играл. А, значит, все представления о нем, как о холодном и бессердечном ублюдке не терпели критики и рассыпались подобно песочному замку под порывами бриза. Касандер произвел впечатление потерянного и одинокого человека, оставленного во мраке замкнутого круговорота событий всеми и даже надеждой. Он заслуживал прощения, ну или на крайний случай, понимания. Но, слишком высока цена причастности к фамилии Милиотар. Тау обещал помнить все злодеяния шакаленка. Он не мог позволить себе проявить сочувствие и жалость к врагу. Нет, слишком многих Касандер заставил плакать кровавыми слезами. — Я не отступлюсь, — тихо произнес Тау. — Явился маленький уродец, — пискнул тихо Карл, — Смотри на него, и кто из нас шут?! — Тихо, мы в гостях, — одернул брата Тау. Тем временем Касандер медленно, с присущей ему пластикой притаившейся змеи, подошел к наследникам вражеского трона. Теперь его глаза излучали показное благодушие в сочетании с надменной насмешкой. Они напоминали глаза дракона, приобретя вытянутый зрачок на изумрудном дне. Касандер изменился. Но каким он был настоящим? Бессердечным и насмешливым или таким, как полчаса назад, отрешенным и грустным? Кто знал, кроме его собственных духов-хранителей?! — Дети рода Биа-Хатерии, приветствую Вас в своих скромных владениях, — степенно произнес Касандер, кивая в сторону гостей, и протягивая открытую ладонь. — Знакомы, — буркнул Тау, не подавая руки своему врагу, — И к чему был весь этот фарс? Он решил все выяснить сразу. — Какой? А-а, — Касандер усмехнулся, — Ты об этом. Я не врал тебе, да и ты не представлялся. — По-моему сразу видно, кто я. Меня сложно перепутать с вашими расписными дворянами!!! — Да. Верно. — Милиотар во всей красе! — Должно быть, это следует расценивать как оскорбление, — Касандер, едва усмехнувшись остался спокойным, — Но я, правда, не скрывался, ты сам решил, что я не могу быть королем, точнее у тебя даже мысли не возникло сопоставить меня и фигуру абстрактного Касандера. Я не стал тебя переубеждать. Еще бы! Ты был столь категоричен и зол, а я не хотел схлопотать в нос перед выходом… Он улыбнулся. — Поэтому сыграл на моем незнании! — Вроде того. Но все же, я рад вас здесь приветствовать и рад нашей беседе. Теперь я понимаю вас чуть лучше. Тау сохранил непреклонность: — Я бы хотел уехать прямо сейчас! — Метан по ночам таит много сюрпризов, я не отвечаю за вашу безопасность. К сожалению, я уничтожил не всех големов отца, да и сами они не спешат рассыпаться. А, как известно, големы отца людоеды. Не рискуйте понапрасну своими охранниками. Вы сможете уехать завтра утром. А пока наслаждайтесь дарами Архатея, вы мои гости. — К нашему сожалению, — начал Тау и осекся. К Кассандру подплыла прекрасная девушка, поражающая блеском золотистой юной кожи и переливами волнистых черных волос, схваченных в две скромные косички. Ее глаза сияли нежностью и лаской, напоминая волшебные и чарующие огни зеленых болот. Касандер тоже заметил незнакомку. Он как-то встрепенулся и тут же густо покраснел вплоть до кончиков ушей. Тау поморщился. Девушка как две капли воды напоминала ненавистного врага, их родственную связь выдавала даже сходная змеиная грация. — Ева, — тихо произнес Касандер, впервые его голос звучал в краске теплых эмоций, — Я так рад тебя видеть… Девушка кивнула брату, но, казалось, она его не замечала, ведь ее глаза были прикованы к Тау. Парень отвечал взаимностью, будучи пораженный красотой и утонченностью дочери Металла Милиотар. Они так и застыли, скрепившись взглядами. Касандер отреагировал незамедлительно, его глаза наполнились злостью, устремляясь в сторону Тау острием горячей ревности дракона. «Понятно» — подумал наследник Эфов: «Касандер сын своего отца. Такой же извращенец, не видящий в инцесте порока». Было совершенно ясно, что правитель Архатея просто кипит от ярости, уязвленный интересом к своей собственности, которой незаслуженно считал Еву. Девушка уловила недовольство эгоистичного брата и тут же потупила взгляд. Но Касандера не убедил ее порыв, он нервно дернулся и отошел от сестры, предоставляя Еву самой себе. Правитель явно был обижен.Лиза, мама
— Я никогда не умел скрывать свои эмоции, — я сел на лавку во дворе замка. Специально выбрал укромное место, чтобы скрыться от шумного пира и музыки, струящейся весельем. Веселиться мне совершенно не хотелось. Встреча с сестрой меня огорчила и окончательно выбила из колеи. — Ева не обняла меня, она даже не взглянула в мою сторону, — вслух произнес я, — А ведь мы не виделись восемь месяцев, с самой смерти отца. Я просто не сдержался… Теперь Тау знает, что Ева мое слабое место. — Кажется и его тоже… теперь тоже, — послышался знакомый и родной голос, отдающий вековым скрипом. Я оглянулся. За мной стояла Лиза Шерук, моя молочная мама. Женщина, бывшая со мной все детство и заботящаяся, как о родном сыне. Жаль, что сейчас она далеко. Ее клан питается силой торфяных болот, а они только на севере Архатея. Печально… И она меня покинула. — Ли! — я обрадовано вскочил с лавки и прижал к себе мою вечную старушку. — Малыш Касандер, я скучала. Она опять говорит слишком механически. Всегда так говорила… Но я не буду об этом думать, иначе сомнения съедят мою душу. Я так решил. — Лиза, как хорошо, что ты приехала! — Не могла упустить возможности проведать своего маленького мальчика, — ее рот растягивается в добродушной улыбке, — А ты подрос. Стал таким красивым. — Брось. Ты видела наследника Эф? Тау… — Да. — Сильный… — Да. — Будет сложно с ним справиться. — Много защиты? — Ты разве не увидела? — Белый лебедь… — Ах, да… Я и забыл, что защитное заклинание такого уровня лишает магов со скромными возможностями умения видеть ауры людей. Я снова сел на лавку, Лиза повторила за мной. — У него 5 ступеней защиты, — продолжал я, — Для человека вне магии это очень-очень много. Скажем, у меня семь, а это потолок. Даже у отца было четыре. — Подобное сочетание говорит об избранности… — Не слишком ли много избранных на одном квадратном метре? — язвлю я. Лиза смеется. Ей всегда нравились мои шутки. Пожалуй, ей одной. — Кто у него? — Два духа стихий, один родовой, один в виде печати лебедя, ну, это от прапрабабки феи… Еще один личный охранник, как и у всех детей при рождении. Вообще странно, что он сохранился при нем до такого зрелого возраста. Они обычно отпадают в подростковом периоде! Крутая защита… — Серьезно. — Трудно, крайне трудно будет с ним справиться. Меня это даже немного пугает. — И что ты хочешь? — Убить его, — я пожал плечами, — Пока он не стал королем, и его силы не возросли с годами, надо обезопасить Архатей и нашу общую судьбу. — Ты прочитал его мысли? — Да… — И? — Они прекрасны, — я потер переносицу, слова давались тяжело, — Никогда не думал, что скажу это про обычного человека, тем более из стана врага. Но Тау действительно чист помыслами. Столько веры в свою правоту и добро, столько мечтаний о мире и всеобщем благополучии. Столько праведного гнева на мою семью… Я был очарован. Представь, какая мощь, если даже на меня она возымела действие?! Вот… И мне совершенно не хочется пускать все на самотек, мой противник слишком силен, чтобы я позволил себе отпустить его… — Ты прав, малыш Касандер, твое государство не простит повелителю ошибки. — Да, мой отец поступил бы также. Надеюсь, я буду его достоин. — Ты его уже превзошел, — старушка Лиза как всегда добра и обходительна. Она верит в меня. Она меня искренне любит. Поэтому вся ее механичность, поражающая меня с детских лет, отходит на второй план. — Я думаю начать с сегодняшнего дня необходимую работу над ошибками. — Ударное заклятие? — Нет, белый лебедь не позволит. Тем более так топорно я не работаю, — закусываю палец, — Я предпочту нечто страшнее и действеннее. — Что же? — старушка Ли хитро улыбается, догадываясь о моих намерениях. Она хорошо меня знает. — Мое самое любимое и страшное оружие, — я перешел на полушепот, — Цепи… — Цепи? — восхищено переспросила Ли. — Да. — Я видела, как Тау смотрел на Еву. Привяжешь его к ней? — Я тоже видел… А еще я видел взгляд Евы… И я не уверен, что она останется равнодушной к Тау. Он все же хорош собой. — Но она твоя сестра! Она идеальный вариант. — Мои цепи слишком сильны. Ева просто не справится с их тягой. В итоге она может серьезно увлечься и бросить все ради любви. Цепи, накинутые на одного, все равно оказывают влияние на второго, тем более, лишенного магических способностей, как Ева… А я не хочу рисковать политикой государства, но и терять сестру тоже не хочу. — У них был бы идеальный союз, — неожиданно изрекает Ли. — Да, если бы Ева стала королевой Архатея. Обобщение престолов спасло бы народ от войны. Но она не королева… И ее возможный отъезд из страны лишь обострит обстановку, усложнив мне жизнь. — Будь ты женщиной, проблемы бы не возникло. Когда-то союз Чивори и Милиотар спас страну от гражданской войны. — Но я не женщина! — сквозь зубы произнес я. — Как выйдешь из положения? Создашь голема? — Голема? — я удивляюсь. Разве Ли будучи в составе магической семьи не знает, что на големов невозможно накинуть заклинания. Ведь они и так целиком сотканы из колдовства и созданы с конкретной целью. — Я думала тебе и такое под силу… — она спешно оговорилась. — Нет. Я не могу менять законы магии. Зато… — я сделал паузу, анализируя ситуацию, — Никто не справится с моими цепями. Тем более столь ответственную миссию, я не могу доверять другим. Я должен сам контролировать ситуацию. Я решил… — Что же? — Ли восторженно округлила глаза. — Я накину цепи на себя. Только так я смогу быть уверенным в успехе. — На себя? — моя молочная мать немного напугана, — Но твои цепи… Ты сам говорил, они влияют… — Я говорил про других людей. Со своим колдовством я справлюсь. Ведь одно связующее заклинание не может нанести вред мне, своему творцу и обладателю столь мощной магии. — Ты уверен? — Ну, конечно. Я уже все решил. — Тебя не смущает, что ты привязываешь к себе мужчину? Я усмехнулся. — Пусть это смущает Тау, ему же присыхать. Заодно подмочу его репутацию, хотя в Архатее всем давно наплевать на подобные мелочи. Зато Людвиг повесится от злости! Представь, я буду играть с наследником Эф, как с котенком, приближать к себе и не подпускать, издеваться и томить. Это будет забавно. — Ну, раз ты все решил… — Да, — я прикоснулся к губам зеленым камнем кольца. Привычка. — Тогда удачи тебе, малыш Касандер, я в тебя верю, — Ли нежно целует меня в лоб и встает со скамейки. — Спасибо. Тебе пора? — Да, увидимся. — Конечно. Я вновь остался один, погруженный в захватывающие мысли об интересной игре. Предстоит долгая и тяжелая ночь плетения цепей. Но меня лишь подзадоривает сложность задачки, ведь хотя бы некоторое время, мне не будет столь одиноко.1 час
Музыка во дворе не стихала, наоборот вместе с ее заливистыми трелями росли гогот и визг пьяной публики. Я убежал от притворного веселья. Моя укромная башня Колдовских Манипуляций пестрела амулетами и фолиантами, даря покой и столь желаемое ощущение занятости. Я поднялся на самый верх, где в узкой каморке под крышей шпиля, притаилась небольшая круглая комнатка. Именно здесь, на круглом высоком столе я творил свои черные заклятия, склоняясь над потрепанным и испепеленным веками Некрономиконом. Я огляделся. Рано… Еще не настало полуночи, поэтому для разгона и разогрева перед серьезным колдовством я решил раскинуть Таро. Простейшая операция по выявлению будущего, ею владеют все, даже такие бездарные пророки как я. Тасую. «Решение». «Повешенный». «Смерть». Какой кошмар. Трактую все в отношении несчастной судьбы Тау. Снова мешаю. «Дурак». Не успеваю продолжить, как неожиданно со стороны двора раздается крик и ругательства, а затем и треск защитного поля. — Черт. Только драки мне не хватало, — машинально шепчу я. Отбрасываю карты. Повелитель должен быть в курсе всего происходящего в его замке. Несусь во двор, едва не путаясь в балахоне и не падая с лестницы к ногам пьяной и раззадоренной публики. В центре внимания Юнгс с игральными картами в руках и взбешенный мальчишка Карл. Принц что-то кричит и машет руками, а Юнгс прилюдно высмеивает гостя со свойственной придворному боевому магу манерой иронизировать. Одновременно со мной во двор вбегает и Тау. Его меч наготове, он уже в шаге от необузданной ярости, за которой последует непоправимое. Ничего не остается. Я выбрасываю в воздух бело-черную плеть «двух лун», сковывая его движения. Я не могу позволить пролиться крови в моем доме. Белый лебедь реагирует мгновенно, отстраняя мое простенькое заклятие. Я успеваю лишь вздрогнуть перед тем, как получить по щеке обратной волной. Кровь… Ерунда. Рассечение скоро затянется, а я предотвратил драку. — В чем дело? — спрашиваю я, оставаясь спокойным и не обращая внимания на кровь, стекающую черными струйками мне на балахон. — Мы играли в карты, — начинает пьяный вусмерть Юнгс, — Молодой принц проиграл мне свой меч, а отдавать не хочет. Непорядок. Барон пинает ногой блестящий меч, валяющийся на земле. От прикосновения к стали, его ботинок начинает шипеть и дымиться. — Ничего я не проиграл, — ерепенится Карл, вошедший в юношеский раж, — Не может быть в колоде пять тузов и все пиковые! — Оговор! Провокация! — Юнгс грозит пальцем, смачно рыгая винными пузырями в лицо иноземца. Я медленно беру часть колоды с бочки и пересматриваю. Тау, молча, следит за каждым моим жестом. Пускай. Усмехаюсь. Помимо пяти одинаковых тузов в колоде шесть дам, три валета и явно беда с трефами. Ничуть не удивляюсь, надо быть последним бараном, чтобы сесть играть с нетрезвым архатейским магом, тем более бароном Дерфи, тем более на меч. Я бы тоже не удержался от шулерства, лишь бы досадить зазнавшимся эфийцам. Но сослагательное наклонение тем и хорошо, что лишь предполагает и к жизни едва ли имеет отношение. Карл, конечно же, дурак, это сразу видно. Природа на нем отдохнула. Но бесит Юнгс, он меня подставил, хотя знал, что любые конфликты сейчас нежелательны. Я так усиленно рисую свое позитивное реноме, сея сомнение и удивление в сердцах наследников, а мой собственный слуга все портит. М-да, в разговоре с Тау мне почти удалось его переубедить… И я был честен. — Касандер, вот видишь, они меня оскорбили, — продолжает наглеть Юнгс. Я поднимаю на него взбешенные глаза и прибиваю к земле мощью духа дракона. Он цепенеет. — Пять тузов, Юнгс, и это не считая тех, что у тебя распиханы по карманам, — мой голос шипит, я начинаю демонстративно разрывать колоду и обсыпать ошметками барона с ног до головы. — Ну, я… — Юнгс краснеет. — Идиот, жалкий придурок, — я уже не сдерживаюсь, — Раз ты настолько нечист на руку, мог хотя бы не доводить до точки кипения! — Касандер, я всего лишь шутил, — икает Юнгс. — Осел! — моя рука невольно залепляет звонкую пощечину верному слуге. Барон приклоняет колено и покорно сносит мой гнев. Я отворачиваюсь и беру меч. Резкая боль заставляет меня невольно вздрогнуть. Я забыл на оружие тоже заклятие. Мою ладонь обжигает луч света, но я терплю, не подавая вида. — Можешь забрать, принц Карл, — я протягиваю мечего законному хозяину, — Приношу свои извинения за нерадивых слуг. Карл выхватывает меч. Отлично. Он не стал затягивать. Мне же лучше, еще чуть-чуть и я бы просто не выдержал боли. Теперь кроме пореза на щеке я обзавелся обожженной ладонью. Прячу руку за спину. Локальный конфликт разрешился миром. На лицах моих сородичей легкое разочарование, подогретое терпким вином. Они раздраженно бурчат себе под нос слова недовольства и начинают неспешно расходиться по небольшим пьяным компашкам. Я испортил эффектное зрелище и сорвал развлечение. — Спасибо, — подождав, вступает Тау. Неожиданно, я не думал, что он совладает со своей неприязнью ко мне. — Вы же мои гости, — отвечаю я, пожимая плечами. — Я не знаю, что тобой двигало, расчет или хорошие манеры, но ты поступил верно. Тау задумчив. — Ну, хоть кто-то мне так сказал. В двойне приятно слышать подобное от врагов, — я улыбаюсь. — Твоя щека, — Тау недолго думая, извлекает из-за пояса платок и проводит по моему порезу. Я вспыхиваю и отскакиваю от него. Сердце начинает бешено стучать. Ненавижу неожиданных прикосновений! — Да не шарахайся так, я не собираюсь тебя бить или чинить вред, — усмехается Тау. Я знаю, насколько я сейчас глупо выгляжу. Наверняка, у меня красные уши! — Вообще-то, я не люблю бесцеремонных касаний, — хмыкаю я, — А щека пройдет через пару часов. — Черная кровь Милиотар, — произносит принц Эф, разглядывая подтеки на моем балахоне, — Теперь я вижу, что легенды оказались правдой. — Ну, я тоже кое-что проверил, — хитро отвечаю я. — Легенду о мече, — догадывается Тау, — Как рука? Сильно болит? — Нет, — я разжимаю ладонь, краснеющую глубокой бороздой, — Ерунда… Я просто забыл. — Бывает, смочи ромашкой. — Ага, я знаю заживляющие снадобья, — ухмыляюсь я. — Прости, забыл, что ты колдун и рецепты знаешь куда лучше меня. Мне становится смешно, и я на секунду забываю, что мне надо убить Тау. Он кажется таким добрым и интересным, даже заботливым, но это недолгое ощущение. Беру себя в руки, Архатей важнее. — Веселитесь, и больше не попадайтесь на крючок пьяным магам, — отвечаю я, — А мне пора. Надеюсь, утром вас здесь застать. — Все возможно, — подмигивает мне Тау. Я поднимаюсь по лестнице и собираюсь уйти к себе в башню. Но сам не знаю для чего, в последний момент оборачиваюсь, и как назло спотыкаюсь об ступеньку, падая кубарем вниз. Блин! Вот же невезуха!!! Сидя на ступеньках, отчаянно растираю ушибленное колено и тихо кляну себя последними словами. Ну, почему я вечно все порчу?! Выгляжу, как полный кретин. — Ушибся? — чуть насмешливо говорит Тау, навешиваясь надо мной. — Не-а, — вру я и продолжаю тереть колено, скорее уже от злости. — Не мудрено путаться в таких длинных халатах, — весело произносит принц и протягивает мне руку. — Даже так… Ну, ладно. Почему бы нет. Хватаюсь за нее. Касание. Жар. Меня словно бросает в лихорадку, я опять заливаюсь краской, и мое сердце падает в пропасть. Почему я так реагирую?! Меня бесит моя реакция, причем так сильно, что выражается в подергивании щеки. Кошмар, как я себя веду. Я никчемен и смешон… Еще хуже, не могу контролировать эмоции!!! И это рядом с врагом, которого мне нужно убить. Хотя, какая разница, Тау все равно приговорен мной к смерти. Так что мне наплевать увидит ли он меня смущенным или нет. — Спасибо, — едва не запнувшись, отвечаю я и испаряюсь, убегая вверх по лестнице. Хорошо, что мое второе восхождение обходится без лишних эксцессов.— Какой-то он странный, — произносит Карл, когда правитель Касандер скрывается из виду. — Да, я представлял его совершенно другим, — Тау пожимает плечами, — Я ожидал увидеть демона, а никак не обычного человека. — Ну, хоть меч вернул. — В следующий раз, думай, на что играешь. Тебе просто повезло, что Касандер решил закончить все миром. А ведь он не обязан идти против своего боевого мага. — Да, ты прав, — Карл бережно сложил меч в ножные, — Зато весело было, когда Касандер получил в табло от лебедя. Нечего было тебя трогать! — Он знал… — тихо произносит Тау, — Знал, что лебедь отклонит удар. Но это был единственный выход, чтобы избежать моей драки с тем рыжим. И Касандер выбрал пожертвовать свое щекой, но не допустить кровопролития. — Защищаешь его? — Карл удивленно округлил свои светло-серые глаза. — Конечно, нет! Просто факт остается фактом. Все же он действительно заботится о своем народе. Неплохо для короля, но плохо для нас. Сложнее будет с ним совладать. — Да, ну, он дохляк. Постоянно падает и краснеет… — Ха! Он был смущен, прямо, как ребенок. Мне даже показалось, что он просто несчастный мальчишка, обреченный тянуть лямку своей фамилии не по собственному желанию, а лишь продолжая дело отца. Его одиночество просто чудовищно. — Тау, — Карл переходит на шепот, — Ты сейчас говоришь о Касандере! Том самом, который обрушил ураган на Унавы, чуму на Радугу, крысиные нашествия на Малон. Он колдун, что виновен в смертях эфийцев! Ты не забыл? — Нет, естественно, — Тау ревностно вскидывает голову, — Я убью его. Но просто, мне показалось, что он мог бы стань нормальным, не будь сыном Металла Милиотар. — Судьбу не изменишь. — Да, поэтому я все равно убью его. Но теперь, я буду хоть чуть-чуть уважать своего противника. — А я все равно считаю его шакалом. — Ты еще мал! Ты не оценил жеста с возвратом меча. Он много значит. Правда. Тау хлопнул брата по плечу, и, бросив угрюмый взгляд на черную башню замка, отправился в покои, столь любезно предоставленные хозяином Архатея.
Цепи
Свеча капала на стол красными слезами воска. Она источала запах сушеной гвоздики. Я взял изогнутый клинок и рассек свою руку на запястье. Черная кровь заструилась на гладкую поверхность червонного золота жертвенного блюда. Щепотка праха ворона. Сердце змеи. Лапка летучей мыши, конечно же, сушеная. Порошок из тараканов, лаврушка, корица (для пряности и ради шутки), спирт, куда без него. Довершала набор ингредиентов моя кровь… Чтобы цепь привязать ко мне надо пожертвовать самым ценным — историей рода, и только кровавые деревья моих вен восходят к перворожденным Милиотар. Черная кровь струится из борозды пореза, я любуюсь его глубиной. Я никогда раньше не ставил заклятий с собой в главной роли. Удивительное чувство. Возбужденные нервы бьют острым ощущением новизны. Я взглянул в окно. Полная луна повисла багровым шаром возле горизонта. Лучшее время для чернокнижников! Я продолжал. Молнии закрепили союз веществ, превратив содержимое блюда в черную жижу. Я ударил ветром и смешал с водой из устья реки-кормилицы Архатея, змеи закишели в колдовской кашице. Я медленно взял одну из них и произнес заветные слова по скреплению в цепь. Мое кольцо на пальце дернулось ярко-зеленым лучом и, окутав меня метановым облаком, насытило силой змею. Вскоре вместо черной гадины, в руках поблескивала аккуратная цепочка из слабого зеленного свечения. Я знал, никто кроме меня, ее не увидит. Такая прекрасная мистерия, но в тоже время, безумно опасная. Цепь невозможно порвать, ее может снять только тот, кто поставил, причем ценой потери половины сил. Но я не собираюсь ее снимать, я доведу дело до логического конца, до смерти наследника Эф. Больная привязанность цепи всегда убивает… Неизбежно. Я осторожно сажаю звенья на свое порезанное запястье. Жжется. Зато цепь плотно ложиться тонким браслетом. Осталось дело за малым — привязать к себе нужного человека. Усмехаюсь. Через несколько секунд Тау Биа-Хатерий падет к моим ногам, а вместе с ним и весь престол Эф. Одно маленькое заклинание и я самолично свергну целую империю. Как же опьяняет всевластие!!! Я воздеваю руки к небу, и зеленая цепь, разъезжаясь на сотни новых звеньев, начинает танцевать в воздухе воздушной змеей. Свет метана становится ярче, и я чувствую, как по моим рукам бежит ток из магической силы. Мальчик голем опасливо входит в келью. Я звал его. Но ему страшно, он смертельно боится меня, одного из величайших черных колдунов мира. Рука голема сжимает длинный пшеничный волос. Я приказал своим слугам найти для меня вещь, принадлежащую принцу Эф, но на такой ценный дар, я даже не надеялся. Заклятие будет чудовищным по воздействию. Я беру волос и отпускаю дрожащее чучело на свободу. Теперь цепь, сожрав добытую големом подпитку, переваривает в себе эту хрупкую часть персоны моего врага. — Цепь соединись! Сплети воедино два начала! — торжественно произношу я. По мановению ока в воздухе рождается дух Зеленого Дракона. Он издает протяжный вой и кометой вылетает из окна кельи в поиске хозяина волоса. Не проходит и минуты, как мои ощущения усиливаются, я начинаю чувствовать Тау. Биение сердца. Помыслы, чувства. Как прекрасно! Мое сердце словно охватывает лавина блаженства, заставляя биться в такт сердцу моего врага. Я прикрываю глаза. Цепь плотно сжимает мое запястье, дергаясь в сторону. Это означает только одно — связь налажена. Дракон достиг цели. Конец цепи успешно захватил Тау в мой безысходный плен. Теперь стоит мне только захотеть и звенящие оковы приведут новоиспеченного раба к моим ногам. Все же я заворожен красотой его души. Жаль, что мне придется его убить, но иного исхода не придумать. Слишком силен принц. Настолько, что даже я, колдун из рода Милиотар, восхищаюсь им. К тому же, будь у него хоть одна возможность подобно моей, он бы воспользовался ей и, с присущей воинам жестокостью отправил бы меня на тот свет без лишних раздумий. Хотя он бывает добр… Воспоминание. Тогда на лестнице… Касание наших рук. Испуг и волна по телу. Я снова краснею. Неужели оборотная связь начала действовать на меня? Так быстро… Нет, не может быть. Хотя, если она возникла за столь короткий срок, то я величайший из колдунов. Появление обратной тяги — лишь дополнительное топливо моему самолюбию. Теперь главное держать себя в руках. Но я в себе не сомневаюсь. Такой маг, как я, не знает поражения. Мне становится весело, и радость заполняет все участки моей души, прогоняя пустоту на задворки сознания. Я счастлив. И я заливаюсь своим демоническим звонким смехом.В это же время
Ночь в чужом замке выдалась трудной. Принц Тау долго не мог уснуть. Он ворочался из стороны в сторону, переворачивался с бока на бок и никак не мог найти себе места на пуховой постели, отличающейся немыслимой для костей воина мягкостью. Сразу стало понятно, что архатейцам неведомы ночлеги под открытым небом в нервном ожидании сражений. Когда же, наконец, к Тау наведалась дремота, он стал видеть всякую галиматью, разноцветную и липкую, как компот или бесформенное тухловатое варево. Все же вскоре на него спустился долгожданный глубокий сон. Сначала Тау был рад. Ему снились зеленые луга родных просторов. А еще перед ним стояла Ева, сестра правителя Касандера. Она мелодично шептала своими волнующими губами, но что именно принц не мог расслышать. Он мчался к девушке со всех ног, но никак не мог дотянуться до ускользающей цели. Внезапно, свет солнца померк, и лицо Евы треснуло. Из кровоточащих ран стали вылезать длинные черные волосы. Девушку буквально разрывало на части. Тау закричал, желая предотвратить кошмар, но сон не улетучился. Наоборот все закружилось в бешеной скорости зеленых вихрей. Сон пополнился отвратительными картинами. Когда кожа Евы рассыпалась по земле крупными ошметками пепла, Тау в ужасе поднял глаза. Вместо архатейской красавицы перед ним стоял Касандер, сжимающий кулак с камнем. Кольцо объял свет танцующих болотных огней. Правитель зло улыбался и испепелял Тау демоническим блеском драконьих глаз. Но было в его фигуре что-то притягательное: холодность змеи, ее соблазнительная пластичность, утонченная грация. Красота смертельной опасности завораживала. Тау захотелось подойти к ослепительному блеску метана и прикоснуться к коже змеи, под которой пульсировали горячие реки черной крови Милиотар. Касандер притягивал и не отпускал. Наследник Эф, будто ведомый провидением или злым колдовством, потянулся к вражескому правителю. Тау ощущал колебания жарких волн единения. Совсем близко. Почти уловимо дыхание. Длинные ресницы вокруг изумрудных глаз. Так затрагивает нежность… Влажные губы чувственного рта. И почти не ясно, кто перед ним, Ева или Касандер. Кажется, нет никакой разницы между ними. Кажется… Тау проводит рукой по щеке правителя Архатея, на кончиках его пальцев остается призрак касания с мягкой кожей, покрытой ровным загаром. Ева… Сердце пульсирует проколами от игл непреодолимой страсти, но разум пытается сопротивляться. — Колдовство — шепчет голос со всех сторон. Но Тау не может оторваться. Его пленяет утонченная юностью фигура. И принц жадно поглощает взглядом каждую деталь: озорство прически, аккуратность изгибов, волнующее дыхание. Касандер соблазнителен. Его запах… Сандал и корица… Аромат манит. Но все так запутанно. — Ева…или ее родной брат?! — повторяет себе Тау. Но для него уже неощутимы различия… Так быть не должно. Тау это отчетливо понимает, но силы стремительно тают, хочется просто обладать человеком перед ним. Принц почти касается губ ночного виденья, но тут его как будто что-то бьет по щеке белым крылом. Он подскакивает на кровати, объятый лихорадкой и отчаянно трясет головой, пытаясь сбить наваждение. Становится лучше. — Фух, — сам себе говорит Тау и вытирает лоб простыней, — Приснится же. Пора сваливать из этого мрачного проклятого богом места.Почему
Утро встретило меня головной болью. Вчера я отдал много энергии на построение цепи. Все же белый лебедь, упрямый осел, сопротивлялся изо всех сил, что существенно затруднило мою работу. Но не будь я Касандер Милиотар, если бы мне не удалось обхитрить защитное заклятие. Цепь легла под крыльями лебедя, протянув порочное скрепление на многие километры времени. Я посмотрел на руку. В воздухе качалась зеленая цепочка размытая туманным свечением. Незримая прелесть моего могущества. Я оделся в зеленый балахон с высоким горлом и желтыми отворотами узких рукавов. В одном из лучших своих облачений я и вышел на улицу. Пагода шептала солнцем. Мои верные дворяне еще спали, мучаясь похмельем и приобретенными во вчерашней оргии венерическими заболеваниями, о которых пока, правда, не догадывались. Зато младший принц Биа-Хатериев со свитой уже давно поднялась и упражнялась в стрельбе из лука. Они были на зависть бодры. Я зевнул и прошел мимо них, приветствуя Карла взмахом руки. Принц демонстративно меня проигнорировал. Смешно… Тау нигде не было видно. Хотя… Я точно знал, что он еще спит. Моя цепь уходила высоко наверх, к окну его спальни. Я ждал с нетерпением нашей встречи. Меня обуял интерес и мысли все время крутились вокруг Тау. А в особенности того, как он будет себя вести. Этот закоренелый воин, не знающий ни поражения, ни упреков, как он посмотрит на меня своими затуманенными заклятием глазами? Будет ли его взгляд полным обожанием одного меня? Я усмехнулся. Старый заросший пруд впереди зарябил стволами деревьев. Я направился в самую середину парка, где никто меня не побеспокоит. Пруд пах влажным ароматом забвения, обвенчанный с зарослями черных лилий. Странный цветок… но такой прекрасный. Я любил душный аромат насыщенной обжигающей сладости, от которой начинала кружиться голова. Я опустился на скамейку и запрокинул голову, томно вдыхая запах цветов. Странно, мое сердце бешено колотилось, хотя вроде нервничать повода не было. Вдруг цепь едва уловимо качнулась. Я вздрогнул. Тау проснулся. Мне захотелось стремительно броситься к нему, увидеться, поговорить, обменяться колкостями. Нелепое желание. Мои цепи и, правда, очень мощное заклинание. Я ощущаю их действие на себе. Но мое обещание в силе, я буду держать себя в руках. Я встал, решив податься в сторону замка. Надо было потешить свои колдовские амбиции и понаблюдать за подопытным принцем. Цепь вела меня в безошибочном направлении. Вскоре я нашел свою новую игрушку. Тау сидел в гостиной и уплетал кусок вчерашней свинины. Он выглядел усталым и немного подавленным. — Как спалось, принц Биа-Хатерий? — спросил я с едва уловимой иронией. Цепь натянулась, дергая руку. Принц поморщился. Тау уже чувствует нашу связь, но он пока сопротивляется. Это нормально. — Отвратительно, — в своей грубой манере ответил он. Я улыбнулся и сел напротив. Я нашел довольно удивительным видеть легкий румянец на щеках бледнокожего Тау. Вдвойне удивительным и заодно приятным было осознавать, что его реакция вызвана моим голосом. — Какое убогое блюдо, — произнес я, впитывая глазами каждый жест принца. — У вас все убогое, даже кровати. Слишком мягко. Сразу понятно, что архатейцы не воины и им не доводилось спать на земле. — Ну, да, — протягиваю я, — Мы не такие грубые. — Как рука, неженка? — насмешливо бросил мне Тау. Я засмеялся и продемонстрировал гладкую ладонь, где еще вчера красовалась бардовая борозда ожога. — Ведьмак, — пробурчал принц, откусывая очередной кусок холодного мяса. — Вроде того… Я соглашаюсь и дотрагиваюсь кончиками пальцев до его кисти, но тут же отдергиваю руку. Что я творю?! Меня бьет приступ испуга. Нет, из нас двоих не я должен проявлять эмоции. Тут же закрадываются сомнения, а все ли я правильно сделал? Ничего ли не напутал в заклинании? Я не мог. Тау уставился на меня непонимающим взглядом и застыл. Я смущенно поправляю косу, не зная, что делать дальше. Цепь сжимает запястье, и Тау незамедлительно хватает меня за мой невидимый браслет. Его захват поражает силой, в глазах принца играет два начала: подавленное желание и более явная ненависть. Больно. — Отпусти, — тихо, но властно произношу я. Он краснеет и выпускает мою руку. — Я пойду, поищу големов, пусть приготовят тебе нормальное яство, — говорю и поднимаюсь из-за стола. — Ева… — шепчут губы Тау. — Как? — невольно отвечаю я. Моментально выхожу из себя, потому что до меня сразу доходит, Тау видит во мне мою сестру. Цепи подействовали, но только со свойственным проведению искажением. Видимо, принц Эф серьезно увлекся Евой, а мое заклинание смешало его чувства, заставив наши с сестрой образы совпасть. Теперь я являюсь для Тау воплощением Евы. Интересное сочетание. Что он будет делать, когда увидит реальную Еву? Его душа должно быть навсегда потеряет покой, мечась в хитросплетении цепей. Но мне же лучше. Чем больше он будет страдать, тем выигрышнее моя политика. Все же… почему меня так задевает, что Тау видит во мне Еву? Почему меня злит, что цепи связали его лишь с образом, а не со мной лично!? Проклятая обратная тяга. Это все она… Иначе быть не может.Сон
Тау умылся холодной водой и пригладил волосы, упавшие на плечи пышным пшеничным беспорядком. Он стремительно пытался прогнать магическое наваждение, вызванное личностью Касандера, правителя злосчастного Архатея. Ночной кошмар оставил глубокий след в сознании принца, и, когда Тау утром встретился с Касандером, подсознание дало знать о своей ране. Качнулись нити пересечений миров, ослабляя стежки противоречий. Юный правитель казался очаровательным в зеленом балахоне, сшитом по фигуре и столь гармонирующем с его драконьими глазами. Все остальное ушло на второй план, будто бы и не существовало вражды между их домами, и Тау не клялся убить своего врага. «А за что убивать этого мальчика?» — задал он вопрос сам себе. Ответ так и не пришел в голову. Тау уже не помнил, в чем обвиняли Касандера, и был ли он действительно виновен. К тому же правитель вызывал исключительно интерес и симпатию. «Касандер… Или Ева?» — Тау потряс головой. Чувства переплелись единением и совершенно запутали принца. Он так и не понял, кого он оправдывал. Еву? Или ее брата? Принц никак не мог взять в толк, кто из них кто, и к кому он чувствует столь сильное притяжение. Стало жарко. Неожиданно скрипнула дверь, и в комнату ворвался Карл с луком наперевес. — Тау, ты чего такой взмыленный?! — спросил он, изучая брата. — Сон дурной ночью увидел, никак в себя не приду, — буркнул принц. — И с каких пор на тебя влияют сновидения? — удивился Карл. — Мне, кажется, в этом проклятом месте все имеет смысл. — Возможно. Видал Касандера? Он сегодня тоже дерганный какой-то. Руками размахивает, будто мы с ним сто лет дружим. — Видал, — у Тау екнуло в груди, — Пересеклись за завтраком. Пальцы, которых коснулась рука колдуна, ответили кожным пощипыванием смущения. — Думаю, он отравил тебе аппетит… — Карл в своей манере искренне старается унизить врагов. — Нет, как ни странно, он оставил хорошее впечатление. Я бы еще с ним пообщался, — Тау задумчиво устремляет взгляд в потолок. — Эй, ты случаем не заболел? — Нет. Сам посуди, Карл, мы приехали в Архатей за диалогом. Так почему бы не осуществить задуманное? — Я ехал сюда поиздеваться над шакаленком, а ты, напомню, посмотреть на големов. И, между прочим, тебя взбесил факт существования этих живых кукол. — Они бездушны, — протянул Тау, цитируя Касандера, — Они пустые. Ничего страшного в их существовании нет, мы же сажаем растения… — Тау! — воскликнул обескураженный Карл, — Что с тобой? Ты несешь бред, говоришь, как эти гниды архатейцы!!! — Брось, они такие же люди, как и мы… — Я брось? Да, ты только послушай себя!!! Ты же… — глаза мальчишки округляются, грозя вылезти из орбит, — Тебя околдовали… — Не смеши, белый лебедь не позволит. Я просто посмотрел на врагов их глазами и понял, что у нас не так уж много различий. Даже в Милиотар есть хорошее… — Да, когда их головы разделены с телом. — Карл, ты чересчур категоричен. Ну, что плохого сделала тебе Ева Милиотар… На пример… — А! Я понял! Ты просто положил глаз на сестру колдунишки? — Возможно… — Вот черт… Старый ловелас!!! — Не злись, Карл. В любом случаем, мы лишь сформировали свое мнение. Решения принимает отец. Мы по-прежнему враги с Архатеем. — Ну, я надеюсь, — обиженно протянул Карл, — А то еще раздумаешь возвращаться. И пойдут легенды, как колдуны захомутали наследника Эф. — Не передумал, конечно, да и с чего бы, — буркнул Тау, однако мысли брата заставили его задуматься. Здесь среди болотной красоты Архатея, он чувствовал себя необычайно легко. Яркие, почти кислотные краски, чудным образом гармонируют с таинственным образом замка, навиваемого приглушенным светом факелов, и заставляют испытывать истомный покой с желанием совершенствовать свой сакральный мир, отдаваясь теплому и душному ветру чужого пристанища.Шах и мат
— Я могу с тобой сыграть? — Тау подошел со спины к правителю Архатея, который тут же выпрямился, но оборачиваться не стал. — Да, — тихо отозвался Касандер, опуская голову, — Присаживайся. Он сидел в беседке за изящным столиком из слоновой кости и передвигал шахматные фигуры, аккуратно выточенные из гладкого зеленого нефрита. Тау опустился на стул напротив своего врага. Лицом к лицу. Касандер отвел взгляд и отчего-то покраснел. — Играешь в одиночестве на свежем воздухе? — принц оглядел беседку из темного дерева, изрешеченную ромбами солнечных лучей. — Вроде того, — Касандер избегал смотреть в глаза собеседнику. — Ты за черные? — спросил и тут же осекся Тау, шахматы были абсолютно одинакового цвета. — Можно и так сказать, сыграю от обороны, — улыбнулся правитель Архатея и приложил кольцо Зеленого Дракона к губам. Тау вздрогнул. Было что-то волнительное в этом незамысловатом жесте, соблазняющем невинностью пошлости. — Ладно, — принц сделал свой ход. Завязалась игра. Касандер неотрывно смотрел на доску, по-прежнему предпочитая не встречаться с противником глазами. На его загорелых щеках не переставал играть легкий румянец. Тау подумал, что перед ним сейчас сидел типичный архатеец, зеленые глаза, смуглая кожа цвета песка на закате, черные волнистые волосы. Но ненависти к его чертам принц не ощущал. Сколько раз он мечтал уничтожить правителя, но сейчас, сидя один на один, он не желал вреда этому хрупкому мальчику. Даже сложно было поверить, что именно он виновник страшных несчастий родных Эф. — Касандер… — имя прозвучало нежно. — А? — мальчишка, наконец, поднял свои глаза, еще сильнее заливаясь краской. — Тебе шах и мат… — Тау улыбнулся. — Вроде того, — в своей небрежной манере отозвался Касандер. Он захватил тонкими пальцами фигуру короля и несколько раз провел по глади зеленого камня вверх-вниз. — Королю просто некуда бежать, бедный-бедный король, — Касандер ухмыльнулся, поблескивая манящей глубиной драконьих глаз. Настало время краснеть Тау, настолько неожиданным и сильным оказалось впечатление от вроде бы невинного жеста. — Предрекаешь падение Архатея? — съязвил Тау, справляясь со смущением. Касандер дернулся и потер свое запястье. Его взгляд мгновенно стал тяжелым и грустным. — Надеюсь, что нет, — тихо прошептал он, — Уповаю на безупречную интуицию и правильный выбор поступков. — Переживаешь? — Останься ты один на троне, без поддержки братьев, в кругу продажных дворян, парочка из которых жаждет твоей смерти… Думаю, ты бы тоже переживал. — У тебя же есть сестра, — Тау с удовольствием подумал о Еве. — Ага, вроде того, — мальчишка пожал плечами, — Но она далеко… Далека. Кажется, мы и не родственники вовсе. — Милиотар всегда являлись законченными индивидуалистами, — хмыкнул Тау. — Да. Но это достает, — Касандер грустно улыбнулся. — Может, прекратим войну? — Может. Только на чем остановимся? Вы никогда не отдадите Плантагенет, да и я тоже не поступлюсь интересами Архатея. — Верно! Пусть решат люди, население… Им же жить в государстве. — Они решили воевать, подгоняемые нетерпимостью обеих враждующих сторон. Опять общество расколется… Продолжится все та же война. — Разделим территории!!! — Глупо. Невозможно разорвать исторически сплоченную местность. Готов ли ты резать живое, трепещущее и кровоточащее тело земли, ради достижения эфемерного мира? — Нет, не хочу людских страданий… — Люди, что они значат для столетий… — Касандер задумчиво поднял голову к деревянному потолку беседки. Его косы повисли над землей, сползая со столика в пустоту и таинственно поблескивая из нее чернотой агатных заколок. — Почему вы никогда не уважали жизнь? — в голосе Тау сквозила претензия. — Мы? И вы тоже, — правитель Архатея вздохнул, — Слишком ревностно мы уничтожали друг друга. Я мечтаю о мире, но твой отец никогда не пойдет на примирение. Ему нужна моя смерть… — Но мне она не нужна! Я смогу уговорить отца! Я же наследник, — яростно воскликнул принц, и Касандер опять дернулся, хватаясь за запястье. — Не получится, все слишком запутанно, — с грустью в голосе произнес он, — Уже слишком поздно. — Брось, мы вершим будущее! Я обязательно поговорю с отцом. — Ты не понимаешь… Лучше, — Касандер резко переходит на шепот, снова прикасаясь к руке принца, — Лучше оставайся здесь. Тау нервно вскидывает голову, останавливаясь под действием просящего и манящего взгляда Касандера. — Но… — неуверенно бормочет он, покрываясь краской. — Я прошу, — продолжает шептать правитель Архатея, притягивая к своей щеке ладонь Тау, — Я бы хотел много часов говорить с тобой обо всем на свете… Не о войне или мире, а о жизни, о других странах, о диковинных вещах на теле планеты, о любви, о дружбе, о легендах и сказаниях, обо всем, что могло бы заинтересовать нас обои. И в разговоре мы бы почувствовали себя простыми людьми без обязательств и печати трона… — Ева, — произносит Тау, оказываясь в плену сладких грез зеленых глаз. Его спонтанные слова производят стремительную перемену. Касандер вскакивает. Глаза дракона, вспыхивая яростью, становятся очевиднее и хищнее. Правитель собирается уйти, но резко оборачивается и кидает с жесткостью металла: — Я Касандер! Ясно?! После он предпочитает удалиться, скрывшись в гуще парковых деревьев. — Да, что со мной?! — расстроено вопрошает Тау, опуская голову на руки. Он не знает, почему этот Касандер столь волнует его душу. И с чего вдруг образ милой Евы настолько тесно связан с фигурой ее брата? Они словно сплетены воедино, и невозможно разорвать узлы, связующие их. — Немыслимо, — бурчит он. Огорчение накатывает океаном чуждых эмоций.Пес
Красный пузырек с ядом раскололся на тысячи острых осколков, пачкая недавно вымытый пол. — Черт, — пробурчал раздосадованный Юнгс Дерфи и отошел от полки с разноцветными эссенциями. О его тайном хобби собирать яды никто не догадывался. В академии просто засмеют мастера огня, который ударился в поварские забавы. Поэтому свое странное пристрастие Юнгс отчаянно скрывал. Только старая тесная келья в замке Касандера была свидетельницей тайных увлечений барона. Из нее он ни ногой, разве что когда Касандер прогонит, устав от навязчивости слуги, или когда необходимо присутствовать на занятиях. Но теперь это было редкостью, Юнгс уже выпустился и единственным поводом вернуться в академию был экзамен на повышение магического уровня. Дерфи осторожно собрал осколки. Не дай бог порезаться, тогда ждет неминуемая и крайне мучительная смерть. Ведь слабых средств Юнгс в своей коллекции не держал. — Отвратительный день, — пожаловался барон отражению в узком надкроватном зеркале. Мало того, что после вчерашнего пира у него раскалывалась голова, так еще гложило чувство вины перед правителем. Он и затеял-то уборку только, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Но из этого ничего не вышло — досада на себя только возросла, а теперь еще потерян и редкий экземпляр ядовитой коллекции. Юнгс вздохнул и сел на край кровати. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь его ровным дыханием. Келья находилась в самом заброшенном крыле замка. Раньше было многолюдно, еще при Металле тут располагались казармы. Маги наводняли замок. Прежний правитель весьма опасался за свою жизнь и окружал себя огромным количеством стражников. Касандер напротив, он распустил дворцовую стражу и отказался от услуг придворных магов. Ведь в них и правда нет нужды, себя он и сам прекрасно защитит. Даром что ли лучший маг королевства? Касандер предпочитал одиночество. Академии и школы магии переместились вглубь страны под патронат клана Нару, истинных хранителей традиций и знаний Архатея. Только изредка, во время празднеств молодой правитель разрешал магам оставаться во дворце. Каникулы могли длиться целые месяцы, придворные охотно пользовались благодушием правителя и проедали все запасы, пока Касандер окончательно не уставал от вечных пьяных слуг и не выставлял их вон. Только Юнгсу было разрешено оставаться столько, сколько он хотел. И барон Дерфи не отказывал себе в удовольствии жить подле правителя и слыть приближенным к царской особе. Репутация любимчика ему льстила. Впрочем, в душе Юнгс был истинным патриотом. Он действительно любил свою Родину и Касандера, как ее живое олицетворение. И все чтобы ни делал барон, подчинялось стремлениям к принесению пользы. Ну, конечно, не без личной выгоды. Альтруизма от архатейцев ждать бесполезно. Между тем совесть все сильнее мучила барона Дерфи. — Касандер так старается быть хорошим правителем, а я все порчу, — расстроено протянул Юнгс, — Все адская вода виновата, сгубила! Он хохотнул, потирая лоб. — Ничего… Главное вовремя исправлять ошибки. Глаза барона вспыхнула лукавым азартом. Он прочитал нехитрое заклинание и, выбросив руку ладонью вперед, разжег в воздухе тонкое кольцо пламени. — Пора связаться с наемниками, — прошептал Юнгс. Мало кто догадывался, а уж тем более знал, что барон является главой наемников, действующий на территории Эф и Плантагенета. В академии, где каждый мечтает взлететь по карьерной лестнице, было чрезвычайно легко найти желающих сослужить правителю службу. Тем более просто это было сделать Юнгсу, который мастерски пользовался славой приближенного к Касандеру. Он на одном только энтузиазме создал целую агентурную сеть. Едва ли сам Касандер понимал, насколько мощным и действенным стало детище его слуги, едва ли он смог оценить работу верного барона. — Хамон, проявляйся! — строго позвал кого-то Юнгс. Нутро круга вспыхнуло пламенем, которое вырвалось острыми языками и почти касалось лица барона трепещущими кончиками. Между тем в центре родилась черная точка. Она постепенно стала разрастаться и превратилась в пульсирующую зеркальную сферу. Внутри возникло изображение огненного льва. — Барон, ты звал? — лев изверг пламя вместе со словами приветствия. — Хамон… Что нового? Как жизнь? — Юнгс, чего тебе надо? — лев явно не очень-то обрадовался вызову. Дерфи сдвинул брови. — У нас пир по случаю приезда эфийских клоунов, — произнес он, — Но я не верю… Может, они что-то затеяли? Диверсию? — Слишком тупы для такого, — устало прорычал лев, — Тау всего лишь жаждал посмотреть големов, а Карл высмеять правителя Касандера. — Мелочь эта? Ха! Это кто еще кого высмеет. Я на нем второй день упражняюсь в колкости речи. Лев закатил глаза и потряс гривой. — Хамон, что ты такой унылый? — Юнгс явно повеселел. — Ты знаешь… — Нет. — Знаешь, не прикидывайся! Глупое лицо тебе не идет, а оно у тебя именно так сейчас выглядит. — Ну, извини. Каким мама родила, таков и есть… — Дерфи, я домой хочу. Жутко скучаю по Архатею, я здесь торчу уже без дела больше пяти лет. А ты все никак не дашь задания… — У тебя миссия! — возмутился барон. — Какая? Следить за семейством Людвига? Тоже мне дело! Любой идиот справится… Я наемный убийца, так используй меня по назначению. — Сейчас не время… — А когда оно наступит? Я год за годом слышу твои однообразные отговорки. А ничего не меняется. Я устал. Я мечтаю о возвращении в родные пенаты. Здесь тоска зеленая… Помираю от скуки. — М-да, — Юнгс озадаченно потер подбородок, — Я обещаю, Хамон, в ближайшее время ты получишь задание по основному профилю. — Слово барона? — Что тебе слово последнего ребенка последнего претендента в очереди наследников титула главы клана? — иронично вздохнул Юнгс. — Сейчас я беру слово с мастера огня. — Ладно, черт с тобой! — Дерфи махнул рукой, — Клянусь честью аристократа и мага, что до конца года ты вернешься в Архатей. — Отлично! — лев словно ожил, и его грива весело заиграла пышным пламенем. — Только обещай взамен добросовестно вести разведку! — Юнгс лукаво подмигнул. — Ладно. — Касандер нуждается в тебе… Помни о своем повелителе. — Угу, угу… — скептически закивал лев, — Именно о нем и буду помнить. — Все. Вопросов ноль, свободен. Юнгс не дождался ответа Хамона и испарил сферу в пламени кольца. — Только я думаю о Касандере, — не без гордости подметил барон. Он подошел к окну и посмотрел во двор. Никого из вражеского стана видно не было. Юнгс обрадовался, не придется вступать в конфликт с Карлом, и огорчить Касандера начатой перепалкой. — Чудно! — он присвистнул, — Надо пойти опохмелиться. В отличном расположении духа барон Дерфи отправился на улицу.Молодой принц
Карл был страшно взбешен и растрепан злостью. За его спиной сгрудились эфийские воины в готовности броситься на любого противника. Их глаза пылают яростью суровых палачей, проливающих кровь во имя родных флагов. — Я не намерен терпеть оскорблений архатейской сволочи! — прокричал принц. — Сволочь у тебя в штанах, — презрительно сплевывает Юнгс, приглаживая свои взъерошенные короткие кудряшки рыжего, как мех лисицы цвета. Вид у придворного боевого мага, мягко говоря, не боевой. На лице барона Дерфи читается не одна бутылка горячего вина, а под глазами сияют следы отравляющей бессонницы. — Что? Ты ответишь за свои слова! — Ну, что за манеры. Чуть ветер в другую сторону подул, и эфийцы хватаются за мечи, — Юнгс смеется, — Сопляк, ты полегче. Перед тобой барон известного рода. К тому же маг 4-ой ступени. Мастер стихий. — Мне наплевать, какие звания ты на себя навесил. Я отправлю тебя к Дьяволу! — Нет, я, пожалуй, обойдусь, я вчера у него уже побывал, — барон изображает из себя качающегося пьяньчужку. — Трус, — сквозь зубы произносит Карл и незамедлительно кидается на противника. Юнгс ухмыляется. Ему не составляет большого труда уклониться от удара и успеть нанести в спину зазевавшемуся Карлу небольшой толчок заклинанием «колесо ветра». Хоть лебедь и реагирует, застилая принца, Карл падает по инерции от воздушной волны. — Тварь! — кричит разгневанный юноша, глотая пыль. — Саечка, — подмигивает Юнгс. — Что здесь происходит! Опять вы?! — в драку вмешивается Тау, привлеченный громкими голосами, нервно пульсирующими в воздухе. — Ой, пошло-поехало, — устало протягивает барон Дерфи и отчаянно вопит, — Касандер! Повелитель! Ау! В воздухе мелькают два зеленых глаза, и правитель Архатея становится видимым. — Не ори ты так, я давно здесь. — В прятки играешь? — Вроде того, — Касандер пожимает плечами. — Ну, тогда ты видел, что на этот раз инициировал драку Карленок, — воодушевленно начинает Юнгс. Остальные архатейцы дружно кивают тяжелыми после пира головами. — Провокация, как типично для вашего племени, — Тау кривит презрительно рот, застилая спиной брата. — Опять оскорбления. Не удивительно, — Касандер прищуривает глаза. Два наследника сталкиваются интересами народов. — Я говорил о мире, как глупо! — Тау. — Я же сразу высказал сомнения, — Касандер. — Тау, они просто животные! Они недостойны нашего общества! — срывается на ор оскорбленный Карл. — Может, разберемся для начала, кто заварил кашу, — Юнгс несмело покашливает, косясь на своего короля. — Расскажи, — кивает тот. — Какая разница, — бросает Тау. Касандер смотрит на наследного принца, и странный огонек пробегает в его глазах. — Тау, прошу, выслушай их историю. Если мои люди виноваты, я их накажу. — Не верь обещаниям повелителя Архатея, — кричит Карл. Тау теряется и, еле собравшись, молча кивает Касандеру. — Юнгс! — командует тот. Барон спешит начать: — Нет, никакой истории. Шел я, никого не трогал, мучился головной болью. Тут… Меня сбивает с ног, вот этот, — Дерфи указывает на Карла, — Растяпы эфийцы! Вообще под ноги не смотрят! Еще и не извиняются… что за манеры! Я говорю, мол, куда прешь, тра-ля-ля, не гоже царственной особе носиться по чужим дворам и народ расталкивать, не этично. А он дерзит и не признает очевидного косяка… — Я не стану просить прощения у архатейских гнид! — не выдерживает Карл. — Вот, опять, — Юнгс демонстративно разводит руками. — Тау, — Касандер пристально смотрит на наследника Эф, — В данной ситуации виноват твой брат… — Да, похоже, — Тау смущенно потирает подбородок, — Приношу свои извинения. — Что? — Карл подскакивает, как ошпаренный, — Какого??? Тау!!!! — Ты слышал… — Да, ты просто сошел с ума! Я тебя не узнаю! Брат! — Карл, ты и понятия не имеешь о дворцовой политкорректности. Надо учиться… — Ты позоришь меня перед врагами! Это ты не имеешь понятий! — Карл, прекрати истерику. — Хватит меня оскорблять, — принц оскаливается, кидая молнии взглядов на окружающих, — Как я вас ненавижу, архатейцы! Предатели человеческого рода! — Тау, я думал, мы нашли общий язык, — Касандер спокоен, он легонько потирает свое запястье, — Но жаль, я ошибался… Если я готов признать свои ошибки, то вы еще нет. И кто из нас не хочет мира? Кто нагнетает атмосферу кровавой бойни? Опять обвинишь меня… — Нет, — неожиданно громко выкрикивает Тау и сам же пугается своей реакции, — Ты… Ты сейчас не причем. — Сейчас… Видишь как все условно, — Касандер подносит кольцо к губам и принц Эф покрывается чуть заметным румянцем. Юнгс хмыкает. — Карл, — Тау настойчив, — Я хочу, чтобы ты сам извинился. Это будет справедливо. — Никогда!!!! — мальчишка в сердцах топает ногой. — Тогда буду вынужден говорить с отцом… — Ну и отлично, я сам жажду рассказать папе о твоих делах. Ты околдован! Ты во власти магии шакаленка! Мы уезжаем, сейчас же! — Я не отпускал. — Тау! Ты забыл это мои люди, и я хочу уехать. Ты либо со мной, либо нет! — Не ставь мне условий! Ты меня младше по рангу! — Я такой же принц, как и ты! И я твой, если ты помнишь, родной брат! — Я помню, — смягчается Тау. — Вот поэтому прошу, едем. Тау несмело оглядывается на Касандера, правитель стоит с чуть прикрытыми глазами, сгибая руку в причудливом движении. Впечатление, что он держит невидимый поводок. Юнгс усмехается второй раз. — Тау, так ты едешь домой??? — Карл почти теряет остатки самообладания. — Карл… нет, — трясущимися губами отзывается его брат, кажется, он сам не верит в то, что говорит, — Нет. Я остаюсь… — Как? — оробев, шепчет Карл. — Я наследник Эф и я принимаю решение остаться в Архатее еще. У меня здесь дела. — Чертов колдун! Что ты сделал с братом?! — вспыхивает младший принц, и кидается на Касандера, — Будь ты проклят! Юнгс преграждает ему дорогу, выставляя сеть саламандры, сильнейшее защитное заклинание огня. Оно вспыхивает решеткой объятой пламенем, в которой пульсируют древние символы. Карл летит прямо на магический барьер. До столкновения остаются считанные секунды, но тут вмешивается Касандер. — Не надо. Лебедь… — говорит он и с легкостью отклоняет заклятие барона. Но Карл и без помощи Юнгса не доходит, его брат сбивает молодого принца с ног грамотной подножкой. — Ты позоришь Эфы, — тихо говорит Тау. — Это ты их позоришь! Ты! Предатель! — Карл, вновь свалившийся в пыль дороги, чуть не плачет. — Карл Биа-Хатерий, — начинает Касандер ледяным тоном, — Надеюсь, после всего случившегося, вы понимаете всюневозможность вашего нахождения в Архате. Прошу незамедлительно покинуть мои владения! Правитель серьезен и как обычно надменен, его глаза сверкают победными искрами полуденного солнца. — Пожалуйста, уходи, — произносит Тау, становясь на одну линию с архатейцами. — Тау!!! — Карл все еще не верит глазам. — Вам пора, — Касандер поднимает руку к небу, и в его ладони разгорается салатовый шар, объятый белым огнем метана. Карл нервно облизывает губы и смотрит на брата. Он предпринимает последнюю попытку образумить Тау. — Смотри, Тау, колдун хочет меня убить! — произносит он дрожащим голосом, — И ты останешься равнодушным?! — Он просто ждет, когда ты покинешь территорию замка, — поясняет Тау. — Ладно! — вырывается из уст Карла, — Сейчас я уйду, но я вернусь за тобой. Я не дам колдуну завладеть твоей душой! Младший принц взбешен и разбит, но он принимает единственно верное решение. Он уводит своих людей за ворота. Их спины плавятся в закатном солнце, и тут Тау не выдерживает. Он кидается вдогонку, но, едва не настигнув отряд, падает на колени и замирает в бессильном оцепенении. Касандера тоже ведет вперед, он судорожно хватается за запястье и чуть не теряет равновесие от боли. Юнгс ели успевает подхватить своего повелителя под локти. — Ты в порядке? — тихо спрашивает он, зарываясь в волосы Касандера и шепча прямо на ухо, чтобы никто не слышал. — Да, — так же тихо отвечает правитель. В его глазах все еще стоят боль и удивление. — Отойдем, тебе надо присесть, — решает барон Дерфи. На лавке возле входа во дворец они находят покой. Касандер тяжело дышит, приходя в себя, а Юнгс с интересом его разглядывает. — Смело, — наконец, говорит боевой маг. — Что именно? — автоматически спрашивает Касандер. — Цепи… — Догадался? — Да, я хорошо тебя знаю. Я много раз видел твое страшное заклинание в действии. Никогда бы не подумал, что ты применишь его к себе. Еще раз — смело! — У меня не было выбора. Касандер отводит грустный взгляд от своего товарища. — Был. Почему не Ева? — Она бы не выдержала. Влюбилась бы и ушла за ним… — И также бы вернулась. Цепи убили бы Тау. Ведь даже, если любовь ответная, страсть цепей губительна. — Я не хотел расставаться с сестренкой! — Но она бы никуда не делась… — Юнгс, я не хочу причинять ей вред! Люби она Тау, она бы страдала от того, что я с ним сделаю… А я не прощу себе ее слез. — Опять ты жертвуешь собой ради недостойных… — хмыкнул Дерфи. — Что? — Касандер поднял брови. — Сколько тебя знал, ты никогда не щадил себя ради сестры. Закрывал собой от гнева отца, терпел его побои и унижение, выбил для нее право жить в другом замке, мотивируя больным сердцем… — Но это правда! — Ну, конечно, такая же правда, как и то, что я эфийский менестрель. Касандер усмехается. — Ну, сам посуди, что ты получил от нее взамен? — молодой барон не собирается переводить все в шутку. — Я просто ее люблю. — Ага, а она? Что она для тебя сделала? Пользовалась тобой, как прикрытием, выжимала максимальную выгоду, а потом сбежала. Что ей мешало вернуться к тебе после смерти отца? Ничего. Она просто неблагодарная девка. И как ты этого не видишь? С твоими-то глазами дракона, показывающими тебе прошлое и настоящее во всех хитросплетениях лент судьбы… — Я обязан всегда защищать Еву, я ее старший брат! — А она, как сестра, обязана о тебе заботиться. И? — Я просто люблю ее… И не требую ничего взамен. — Напрасно, выглядишь глупо. Она же тебя использует… — Юнгс, — неожиданно перебил Касандер, дотрагиваясь руками до своих глаз, — Хватит, пожалуйста. Он с грустью оглядел фигуру барона. — Ладно, — смутился тот, — Извини. Не хотел сделать тебе неприятно. Но я забочусь о тебе. Смотри не перемудри с цепями. — Не бойся, — улыбка, — Я профи. Спасибо, за заботу, Юнгс. — О чем речь. Я все отдам ради правителя. Всегда восхищался тобой… Особенно твоей преданностью и верностью людям, которые тебе дороги. — Дерфи, ты точно также обожал моего отца… — Да, но в нем я выделял мужество и силу, и готов был отдать за него жизнь. Впрочем, как и за тебя. — Ты хороший пес, — Касандер откинулся на спинку скамьи, — Тебя отлично выдрессировали прислуживать правителям. Но не будь я королем, возможно, ты бы меня и не замечал… — Естественно. Но поскольку ты правитель, и я служу тебе верой и правдой! — Юнгс упал на колено и поцеловал зеленый камень королевского перстня, приклоняясь перед Касандером. — Печально, — прошептал тот, отворачиваясь. Небо размывало солнце на кусочки красочных разводов, рассыпая их в хаотичном порядке по голубой лазури. На Архатей спускался вечер, а на повелителя печаль, все сильнее рвущаяся наружу в те секунды, когда Тау не было рядом. И Касандер серьезно задумывался о всей глубине ситуации, где он стал невольным заложником.Вечность
Странное ощущение трескающейся пустоты. Оно пугает… Я пытаюсь воскресить в своей душе сухой наждак тоски, чтобы обрести покой, от которого так старательно бежал. Но впервые я не могу… Стоит мне только закрыть глаза и погрузиться в себя в поисках привычных ощущений, как из небытия звенящим осколком цепи встает образ Тау. Сердце сводит судорогой испуга и зависшего возбуждения. Хочется соприкоснуться. Снова погрузиться в общение и распознавание скрытых смыслов полунамеком и полувзглядов. Цепь напрягается, натягиваясь сердечным ритмом, и заставляет его стучать еще быстрее. Пульс отстукивает чечетку в висках. Тау тоже тянется ко мне, но наша близость лишь иллюзия. Мое колдовство. Мы сцеплены податливой магией страсти. Мною же созданные оковы окутывают мое тело, заставляя кружиться в танце сладкого забвения. Это все понарошку, не взаправду, шепот губ, взмах ресниц, прикосновение сильных рук… Я создал игру. Убеждаю себя. Главное не потерять контроль. Я же не буду слабым? Я не уверен. Теперь ни в чем не уверен. Цепи быстро проникли в мою черную кровь… Слишком быстро и весьма неожиданно. Господи, что я сделал… Вдыхаю аромат черных лилий, собранных в букет. В детстве я любил обрывать им головки, заставляя на моих глазах увядать морщинами лепестки. Красота, обреченная на смерть. Надеюсь, им не было больно, когда они истекали росой будто бы кровью. Тау… Мне было приятно увидеть, как он прогнал своего брата ради меня. Чертовски возбуждало, что он, выбирая между нами, отдал предпочтение мне. Сила цепного очарования завораживает, но от близости к душе Тау я почувствовал себя искренне счастливым. Тау… Стал столь родным… Тау, ты заставляешь меня терять самообладание, ты даришь мне смысл завтрашнего дня. Но… Я должен тебя убить. Прости. Даже, если мне больше не одиноко от ощущения нашего искусственного родства, я все равно должен думать о стране, кидая к ее ногам свое счастье. Выбирая между Тау и собой с Архатеем, я отдаю предпочтение второму. Я выбираю Архатей! К тому же… Тау нужен не я. Не я… Вся моя душевная буря не взаимна. Даже под действием сильного заклятия, никто не проявляет интереса к брошенному правителю Архатея. Так странно, как будто я пустое место. Сумеречный образ сестры заменил меня живого… В глубине души меня это задевает острым крюком обиды. Терплю… Всегда все терпел. Ради сестры, ради Архатея, ради отца… Несправедливо. Исчезни цепь, и Тау явно послал бы мои скромные притязания на его общество подальше на север к полярной звезде. Он враг. Ну, почему же из всего населения земного шара, именно он убил мою тоску и грусть…? Так странно. Во всем виноваты цепи. Цепи, цепи, цепи… Я самый сильный колдун, но я ничем не могу себе помочь. Моя магия бессильна против моих же эмоций.— Что ты делаешь брат? — знакомый колокольчик голоса Евы выводит меня из ступора. И с каких пор стало модным подкрадываться!? Оборачиваюсь. — Ничего… — я слишком напряжен. — Ты весь дрожишь, что с тобой? Она напугана, но вот только чем… Отнюдь не моим состоянием. Кажется, моя сердобольная сестра боится, что я замыслил что-то коварное и бесчеловечное. Ева… Почему? Почему тебя больше волнуют жизни окружающей серости, нежели самочувствие твоего родного брата? Посмотри же на меня, обрати свой взор на мое любящее сердце… Ева, Ева, что ты оставила для меня в своей большой, как вся вселенная, душе? Неужели только жалость… — Все в порядке. Бессонница, — я провожу пальцем по нижней губе. Глупая привычка. — Почему наследник Эф отказался возвращаться? — она тревожится за Тау. — Я не знаю. Вру. — Я не верю, слишком хорошо тебя знаю. Какой черный фарс ты опять устроил? — глаза Евы затемняет подозрение и раздражение. — Фарс? — я пожимаю плечами, — Мне просто грустно. — Достаточно, Касандер. Тебе вечно скучно, но вокруг тебя не марионеточные куклы, которыми можно управлять, разыгрывая на самодельной сцене жестокие представления. Затея с перемирием была отличным поводом наладить отношения с родом Биа-Хатерия. Но ты ведь изначально замыслил коварный план. Так? Как несправедливо, Ева. Как плохо ты обо мне думаешь. А ведь я искреннее, нежели, кажется. Или я не заслуживаю веры даже от родной сестры? — Ты неправа, я устал… — Устал? Сложи с себя полномочия правителя, — ее праведная страстность заставляет закусить губу. — Я не могу, Архатей нуждается во мне. Я все делаю ради него. — Или своего самолюбия, опьяненного жаждой власти? — Я не пьян, — усмехаюсь, — Я просто устал. Обними своего братика, уйми мою печаль. Прошу… — Касандер, я не намерена играть с тобой в игры. Брат, что ты творишь? Она упирает руки в бока. Маленькая миниатюрная ярость. Ева сейчас прекрасна. Провожу ладонью по ее щеке. — Я творю нашу победу. Я должен. Она отстраняется. — Отпусти Тау, не упускай возможность помириться с домом Биа-Хатерий! — Помириться… Они нас люто ненавидят. — Так измени их мнение, покажи, что мы не такие, как отец. — Ева, — мой голос проваливается в пустоту, — Наш отец был королем Архатея, он дал нам все, и нам абсолютно не в чем его винить. Даже в своих шрамах, оставленных его воспитательской плеткой, я не обвиняю отца. Он был вынужден так поступать… А ты сейчас вторишь эфийцам… Говоришь, как предатели оппозиционеры. — Так казни меня! Держись политики отца, если ты его так защищаешь и одобряешь! — сестра пылает решительностью. — Даже, если бы я очень захотел, я бы не смог. Я люблю тебя, сестренка… — Ты любишь только себя и свою силу, Касандер! — она это со зла, ведь Ева так не думает. — Я требую отпустить Тау! Как твоя сестра и принцесса настаиваю на этом. Какое бы ты заклятие не поставил, ты должен его снять. — Должен? — я опускаю глаза, — Цепи не снять… И я тоже в их власти. Признаюсь. — Цепи? Твое смертоубийственное заклятие? Ты сошел с ума… Да как у тебя хватило смелости и наглости извратить священную чистоту любви!!! — Ева… Ты так сильно на него запала? — смеюсь. Если бы она знала, что это у нас семейное. Хотя… Я же под действиями цепей, мне простительно. — Нет! — сестра краснеет, — Просто ты поступил отвратительно. Как и наставлял отец… Но он был настоящим чудовищем. Я думала, освободившись от его захвата, ты прозреешь и воскресишь то хорошее, что у тебя еще оставалось в душе. Но нет… Ты щедро тратишь наследие тирана. — Ева… — улыбаюсь, смотря в ее столь прекрасное юное лицо, — Я просто забочусь о тебе и твоем благополучии. — Замолчи, Касандер, — она кричит, — Из твоих уст подобные слова звучат слишком фальшиво. Я немедленно уезжаю. Знай, ты сделал мне очень больно! И ты мне… Ева… — Прости, — вслух произношу я, — Сестренка… Она бросает на меня пронзительный взгляд, полный укора с примесью разочарования, и, дернув плечами, устремляется к замку. Я прочитал ее мысли. Стало вдвойне обидно. Ева и не надеялась меня уговорить отступиться, она просто была зла на меня. Зла на то, что я отнял у нее Тау. Принцесса Архатея влюбилась в заклятого врага… Печально. А ведь заклятый враг тоже ее полюбил. Но… Как же я? Где место для меня в их сердцах? Становится грустно. Я наблюдаю, как крепкая зеленая цепочка качается на ветру, знаменуя собой нерушимую связь двух начал. Как странно все складывается…
Мгновение
Во внутреннем дворике замка царила тишина. — Скучаешь по брату? — Касандер присел рядом с задумчивым Тау, любующимся игрой воды в фонтане. Он был прекрасен в своем молчаливом забытье. Голубые как небесные дали глаза, пшеничные волосы, отточенные черты лица с ярко выраженными скулами, хищный разлет бровей. Касандер покраснел. Он так бесцеремонно разглядывал своего бывшего врага, что забыл обо всех рамках приличия. — Не знаю, — отозвался Тау, — Правильно ли я поступил. Касандер зажег кальян и затянулся терпкой субстанцией, обволакивающей бронхи хрипотой. — Разве плохо поступать, как ты хочешь? — Нет, — принц Эф покачал головой, — Что это? В руках он сжимал деревянную коробку с незамысловатым перламутровым орнаментом, найденную где-то на просторах замка. — Музыкальная коробка, — пожал плечами Касандер. Тау приоткрыл крышку. Комнату стали заполнять тревожные и в тоже время манящие плачем звуки струнных инструментов. Музыка напоминала одновременное рыданье и смех сотни женских голосов, слившихся в единый изменяющийся ритм. — Национальная мелодия, — пояснил Касандер. — Красиво. Напоминает пламя огня. — Да. Не зря называется «Танец саламандры». — Под это танцуют? — удивился Тау. — Да, конечно. Разве у вас не танцуют? Касандер с интересом посмотрел на собеседника. — Ну, у нас в музыке превалируют флейты и барабаны, поэтому танцы напоминают скорее боевое построение. — Скучно, — отозвался Касандер, выпуская кольца плотного дыма, — Когда в танце нет страсти, то он лишен красоты. — Я не знаю, о чем ты. Я не видел танцев архатейцев. — Показать? — Касандер покраснел, но казался решительным. — Если желаешь… — А ты? — Да, наверное, — Тау пожал плечами. Касандер хмыкнул и неспешно отставил кальян.Изгиб змеи
Что может быть унизительнее, чем танцевать перед человеком из рода Биа-Хатерий? Проклятая обратная тяга! Я просто изнемогаю от желания танцевать для Тау, хочу показать ему свою страсть и страсть моего народа. Меня тянет открыться перед ним. Но зачем? Как неприятно мое медово-сливочное желание. Немного трясет от насыщенности момента, а еще так давят виски терзающие сердце звуки ситара… Я начинаю невольно двигаться под музыку, постепенно отдаваясь ее бешеному течению. Взгляд Тау прикован ко мне, и мне нравится ощущение восторга, поддетого собственной проницательностью на глубине его глаз. Я свожу его с ума… Или он меня? Какая разница… Стоп… Что я несу! Разница огромна. Но я не могу об этом думать, я просто хочу танцевать для него одного. Ради него… Сначала мои движения скованы простыми мужскими партиями национального танца, но потом меня прорывает, и я двигаюсь, как какая-нибудь кабатская девка, двигая бедрами и изгибаясь под звуки страдания механического ситара. Змеи танцуют моим телом и как волны в море нарушают спокойствие пучин. Архатейцы воистину умеют соблазнять. Наши танцы страстны и полны терпкой энергетикой. В танцах мы выражаем свою любовь и принадлежность человеку. Так и я… Распинаюсь перед врагом в своих скрытых порывах. Впервые плету руками не заклинания, а воздушные узоры, пересекая нежность звуков пластичностью тела. Я выгляжу одновременно и прекрасно и жалко. Передо мной мой враг, расселся на парче подушек моего богатого родового замка. Его глаза скользят по моему телу, оставляя горячие следы возбуждения на коже. А я сын грозного Металла Милиотар, правитель Архатея, великий черный маг, развлекаю Биа-Хатерия пляской, расписываясь в бессилии против своих же заклятий. Мое падение обескураживает и уничтожает, но я не могу остановиться. Не сейчас. Все равно, Тау весь в цепях, его уже не спасти. Так почему я должен сдерживать себя?! Как же горит в груди… Кружусь на месте, воздевая руки к небесам, и срываюсь вниз, падая на пол. — Фух, — срывается с губ. Отдышаться бы еще… — Красиво, — шепчет Тау. Он поднимается и идет ко мне. Я весь вспыхиваю, а сердце бежит на месте, отзываясь томными толчками в раскаленную грудную клетку. Я откидываюсь назад, расстилаюсь на полу, и закрываю глаза. Сейчас я бессилен, и Тау это знает. Прикосновение. Я ждал… Волна удушья. Как хорошо. Тау надо мной, его волосы свешиваются мне на лицо. Чувствую всю тяжесть его тела, и расплываюсь в счастливом трепете. Как я хочу любви этого сильного человека. Стараюсь дышать ровно. Но дрожь не проходит, окатывая меня горячими волнами жгучей страсти. Наши губы встречаются, и я, бесцеремонно атакованный его языком, невольно поднимаю плечи. Тау ловит мое движение и, схватив в крепкие объятья, поднимает над собой. Мои ноги обвиваю его талию, позволяя зависнуть в таком положении. Дрожь все сильнее, она перекатывается по коже мелкой испариной. Мы все еще целуемся под звуки неунывающего плача ситара. Я удивительно жаден в своей страсти, в плену его языка, вторгшегося мне в рот. Я никогда прежде не делал этого, но я подчиняюсь опыту моего партнера. Не думал, что им окажется мой злейший враг, какой позор… Я, кажется, немного отбился от исходного плана… Но боже, мне так хорошо… Так, как никогда еще не было! Его губы, его касания, его ласковые поглаживания моей девственной кожи, не знавшей раньше огня любви, просто сводят с ума, заставляя еще сильнее прижиматься к Тау и сводить ноги захватом страсти. Я хочу всецело принадлежать ему… Хочу быть им любимым. Мне надо ощутить его страсть, его любовь. Отстраняюсь. Поднимаю веки, запаянные наслаждением, и встречаюсь с его глазами, затуманенными моим колдовством. Обидно. В них нет меня. Но я не могу сказать себе «стоп». — Пойдем в спальню, — шепчу я, еще сильнее обнимая руками его шею. Тау кусает мою косицу и ничего не отвечает. Но я знаю, следующий шаг и принц Эф отнесет меня на мягкие подушки моего пока невинного ложа. Мне стыдно. Но я никогда не ошибаюсь… Через несколько минут я уже лежу на спине, обвитый ласковыми касаниями Тау. Он исследует мое тело, проводя руками по шелку королевских одежд, теряющих невинность вместе со мной. Он так гладит мою грудь, как будто она у меня есть… Неужели он думает о Еве? Но это не важно. Я просто не хочу останавливаться. У меня одно желание — испытать счастье, пылая страстью в бурлящем потоке возбуждения. Тау залезает рукой в штаны… Что он надеется там найти, кроме того, что у него тоже есть и не менее возбуждено? Закусываю губу. Все же мы неправильные пазлы, которым будет очень трудно состыковаться. Но мне так ослепительно приятно и жарко, что я уже готов отдаться Тау. Мой первый опят… Я хочу подарить его наследнику Эф. Какая ирония и какой позор! Обвиваю его тело ногами и прижимаюсь еще ближе. Теперь его ладони на моих пылающих щеках, а губы покрывают лицо поцелуями. Боже мой, я схожу с ума от удовольствия… — Ева… — шепчет мне на ухо Тау. И холодная реальность режет меня на куски. Обдает потом, крадя дыхание. Я отталкиваю ничего не понимающего Тау. Какой же я дурак! Я!.. Отдал врагу часть себя, и был готов отдать еще больше. Подарить свое тело и душу, выполнять любое желание и каприз — как низко. Неужели я вообразил, что Тау действительно меня любит?! Жалкий идиот, а не правитель!!! Я, еле передвигая ноги, выбрался из комнаты и попал в мрачный покой каменных коридоров. Здесь свежее и больше воздуха. Опираюсь руками на колени и пытаюсь дышать. Не выходит. Моя грудная клетка схвачена грустью и тоской, опоясана болью и обидой. Почему? Почему мне так больно…? Разве для меня сюрприз, что Тау заменил меня образом Евы?! Разве, когда я танцевал для принца, я должен был надеяться на его восхищение? Или я не знал, что цепи не дарят любви? Все верно. Я все знал. Но почем душа объята бурей, словно последний лист осени…? Мне становится противно. Его поцелуи, руки на моем теле, мое сочное возбуждение… Как я мог расслабить волю и презреть контроль?! Как… О, духи-охранники! Тяга слишком сильна, я не справляюсь. Пусть. Но я так хочу продолжать. Мне нужен опыт, как говорит Юнгс, вот я его и получаю. Да, ничего плохого я не сделал! Просто надо суметь вовремя затормозить и не допустить сближения. В следующий раз буду осторожнее.Карл
Как только Карл оказался за воротами замка Милиотар его буквально захлестнули эмоции. Он просто не мог поверить, что родной брат Тау защищал их кровного врага. Карл смахивал слезы, глотая душный ветер Архатея. — Что будем делать, принц? — суровым голосом спросил один из воинов, кутаясь в длинный серый плащ. — Я не оставлю его там, — отозвался Карла и его подбородок задрожал. — Как скажите, молодой принц. Но мне кажется, крайне непредусмотрительно нападать столь ничтожным составом на замок, просто кишащий боевыми магами. — Они скоро уедут… — Переждем? — Да, — серые глаза Карла наполнились надеждой, — Заляжем здесь, притаимся, а когда дворяне разъедутся, проникнем в замок и украдем Тау. Точнее я заставлю его вернуться. — А големы? — Что големы? — Ну, правитель Архатея предостерегал нас от големов людоедов! — Ты что боишься?! — разозлился Карл, — Шакаленок мог наврать, чтобы вызвать у нас панику. Да и вообще, я ничего не боюсь, лебедь хранит меня. — Принц, мы с вами до конца. Приказывайте! — воин поклонился. — Разобьем лагерь до утра, часовых к стенам замка, пусть следят за отъездом дворян. Когда в замке их станет меньше, мы проникнем туда. — Будь по-вашему! — уверенная хрипота голоса военного не оставила сомнений в его преданности.Под утро
Всю ночь Карл спал беспокойным сном, ворочаясь на неудобной подстилке, наспех свернутой из его белого плаща с изображением лебедя, герба Эф. Ему постоянно мерещились големы, обступающие со всех сторон, их руки касались доспехов Карла, оставляя липкие следы слизи и ненависти. Он разил их мечом, но уродцев становилось только больше и больше. Под страшный, леденящий смех Касандера, застывшего пауком на фоне красной луны, хоровод темного колдовства становился стремительнее и быстрее. — Принц, принц! — Карла трясли. Он вскрикнул и подскочил. — С вами все хорошо? — на Карла смотрели обеспокоенные глаза вчерашнего воина. — Да, — принц стер холодную испарину со лба, — Что случилось? — Патруль, на них напали… — Как? Кто? — Те, — губы военного дернулись, — О ком нас предупреждал Касандер. — И что стало с людьми? — Изволите посмотреть? — Конечно, — мальчишка тут же вскочил, облачаясь в свою кольчугу из пластин светлого металла. Когда Карл добрался до места, ему чуть не стало плохо. На земле остывали четыре трупа его верных солдат. Из оторванных голов сочилась кровь, окрашивая землю печальным багрянцем. Чуть в стороне от мертвецов лежало тело чудовища. Оно было небольшого размера, розоватое и пятирукое. На морде у чудища виднелся один глаз и огромный во всю голову рот. — Оно точно мертво…? — дрожащим голосом выговорил Карл. — Да, — мрачно отозвался один из воинов, — Мы с ним с трудом справились. — И все это он один… — Да, мой принц. — Как же это? — В метановом мареве ничего не видно. Голем напал внезапно. Прячась в тумане, он пробирался ползком как паук и атаковал патруль. — Как паук, — повторил Карл, все еще не приходя в себя. — Да, мой принц. — Сколько нас? — Теперь восемь. — Мало… — Да. Возвращаемся домой? — Нет! — завопил Карл, сжимая руки в кулаки, — Я не оставлю в Архатее брата. Теперь точно! Я не позволю ему находиться среди таких монстров и их предводителя паука! — Предлагаю выступать немедленно, — буркнул воин, приведший Карла, — Пока нас всех по одному не сожрали. — А… — только успел открыть рот принц. — Дворян почти нет. Кто хотел еще вчера уехал, остальные провели ночь в пьянке… Даже сюда доносились их нетрезвые песнопения. Сейчас раннее утро, идеально время для нападения. Архатейцы не сориентируются с похмелья. Нам нужно пользоваться моментом, пока враг слаб. — Да, ты прав. Поднимай людей. Тау, я иду! Карл приложил руку к сердцу и воодушевленно посмотрел в сторону восходящего солнца, веря в успех своего начинания.Две косматые
— Дерфи, твою налево, поднимай свой зад! — раздался насмешливый голос и Юнгс удивленно потер глаза. Он спал за столом в винном погребе среди пустой и битой тары. Правда, в своем пьяном бесчинстве он был не одинок. Парочка сослуживцев точно так же беззаботно дремала, пользуясь королевским великодушием и халявной выпивкой. Барон никак не мог понять, почему его будят в столь ранний по меркам прожитой ночи час. — Э-э, — обратился Юнгс к стоящему над ним пареньку лет двадцати в черном балахоне боевого мага. — Что забыл как меня звать? — ядовито выпалил тот, смахивая с лица тонкие черные косички, в которые были заплетены все его волосы. — Зако Зарман, — крякнул Юнгс, — Тебя забудешь. Гений курса, блин. Насколько ты нас там младше? Забыл. А в магии всем давал просраться. — На пять лет, — тихо ответил парень, — Но это не повод сейчас тут валяться! Вставай! — А что за суматоха? Где драка? Где пожар? — Юнгс нехотя пригладил балахон, пряча под воротник толстую цепь в виде хребта дракона. Металлический аксессуар он носил, не снимая, вместо традиционных косичек. Благо Касандер не стал противиться и дал свое разрешение в отличие от тирана отца. — Драку хочешь? — Зако хитро улыбнулся, — Ее есть у меня. Думаешь, я вот сейчас с тобой таким замечательным просто так общаюсь?! — Э? — Отряд Карла проник на территорию замка. Похоже, они что-то задумали… — Да, ну, — саркастически присвистнул Юнгс, — Никогда бы не подумал. Ты уверен? Может они нас с Эфами перепутали, случайно… — Заканчивай паясничать. Я сам их видел, первым заметил со стены замка. В отличии от вас, я к выпивке равнодушен. Пока ты и остальные пьяные маги дрыхли, солдаты Эф вырезали дворцовых големов. — Чего? — Ну, големов… Они неизвестно почему повыскакивали, преграждая путь Карлу и его шавкам. Хотя подобное поведение совсем не свойственно глиняным чуркам, они же не воины, они обслуга. — М-м-м, опять Касандер что-то намудрил с заклинанием, — произнес Юнгс, проверяя силу огненного шара. — Не густо, — прокомментировал Зако, наблюдая, как маленькая искорка в руках барона никак не может вспыхнуть до огненной сферы. — Я не в духе разминаться, — Юнгс прищурил глаза, — Зато сегодня отличный день, чтобы надрать задницу выскочкам эфийцам. Барон поднялся и, хмыкнув, кинул в сторону товарища: — Давай, шевели клешнями, показывай дорогу! Два боевых мага, несмотря на раннее утро и массу выпитого накануне, быстро добрались до места встречи. Около северных ворот оказалось настоящее столпотворение. Архатейцев буквально подогревала жажда отомстить эфийцам. Боевые маги всех возможных ступеней окружали маленькую группку эфийских солдат во главе с принцем Карлом, обнажившим свой меч. Никто не спешил нападать, опасаясь заклятия белого лебедя, но и пропускать Карла вглубь территории боевые маги по своим должностным обязанностям тоже не могли. А принц в свою очередь не рисковал солдатами, которых уже уменьшилось вдвое. Так они и застыли в ожидании неизвестности. — Опять ты, — устало произнес Юнгс, смотря на наследника Эф, — Ты прямо как заноза в моих булках! — Отойди, я за братом, — Карл зло сверкнул глазами на барона. — Вот же детский сад, — Дерфи махнул рукой, — Тебе сказано было отчаливать и не лезть в дела старшего принца! — Не тебе меня учить! Жалкий холоп! — Смотри не лопни, мыльный пузырь! — Заткнись, — заорал Карл и, спровоцированный едкой колкостью, кинулся на барона. Юнгс с легкость перепрыгнул мчащегося на него мальчишку. — Сила есть, а ум в зачатке. Второй раз допустил одну и ту же ошибку, критин, — хмыкнул маг и запустил в принца легким заклинанием, придуманным Касандером. «Иглы» — сплетение негативных эмоций, отстраняют от мага нежелательных людей. Карл чуть качнулся, но лебедь не позволил чарам пройти сквозь себя. — Обломался, — съязвил Карл. — В смысле? — искренне не понял Юнгс, — Да, это простейшее заклинание, Касандер его изобрел ради шутки. — Твой Касандер последний ублюдок, упырь, я его изуродую, — заорал Карл, морща свой юный лоб. — Размечтался, — зло отозвался Дерфи. Когда оскорбляли повелителя, он был не склонен спускать все на тормозах и прощать обидчика. — Вперед! — приказал Карл, и его скудная свита полетела на противников. Напрасно. Если принца защищало заклятие лебедя, то его солдаты оставались бессильными перед магией. Из всего отряда осталось два вояки, причем по их лица было видно, что они не питают особой радости от спонтанной затеи принца. — Тебе людей не жалко? — Юнгс медленно выплетал заклинание земли третьего уровня «свищ корней», повисшее в воздухе красными нитками и подвижными щупальцами шипов. Карла не испугал угрожающий вид заклятия, он еще более ревностно прокричал: — Я все сделаю, чтобы вразумить брата! Я не брошу его в омут рабства на шакаленка. Проклятые Милиотары! Низшие существа! — Заткнись уже, — Дерфи со всей силы метнул свою изысканную магическую композицию. Но последствий он не оценил. Когда пошел бумеранг, маг понял, что он перестарался… Белый лебедь отклонил заклинание третьего уровня, придав ему губительное ускорение. Юнгс из последних сил попытался увернуться. Надо сказать, что ему почти удалось. Грамотный разворот корпуса закрыл сердце. Но тонкая рана пролегла по всему его плечу, разрезав толстую металлическую цепочку. Барон схватился за ключицу, переломленный пополам болью. — Получил? — радостно отзвенел голос Карла, сжимающего рукоять меча. — Сволочь, — хрипло произнес Юнгс. Но про себя он благодарил богов и духов-охранников, что сподвигли его носить цепь. Ведь если бы не металлический хребет дракона, лежать Юнгсу сейчас с разорванной шеей. — Пора заканчивать, — равнодушно произнес Зако, выходя на середину. Он пылал самодовольной яростью, начиная плести заклинание пятого уровня. Оранжевый хвост дракона стремительно поднимался в воздух от жестов и хитросплетений рук боевого мага. Потрясающий по красоте дракон обвивал незримый воздух, словно ветви винограда сплетаются воедино с оградами. — Зарман! — завопил Юнгс, — Не вздумай! Слышишь?! Слишком сильное заклинание, ты не сможешь… — Я пробью лебедя, — Зако ухмыльнулся. — Нет! Это под силу только Касандеру! Не делай этого! — Касандеру? — зло хмыкнул парень, — Я устал слышать это имя. Касандер, постоянно Касандер. Я тоже сильный! Мой род насчитывал десятки лучших боевых магов, я ничуть не уступаю Милиотар… «Виноградная лоза» — мое самое мощное заклинание. — Идиот! — рявкнул Юнгс, — Ты слишком самонадеян! — Нет, я реалист. Недолго думая, Зако отправил в сторону Карла свое самое сильное магическое оружие. В воздухе раздался треск, и яркая вспышка осветила лица людей. Оранжевый дракон, поглощенный белым светом несся обратно в своего хозяина. Юнгс отчаянно бросился на помощь другу, но не успел, Зако грудью встретил вихрь колдовского сияния. Белые нитки прошли сквозь его тело, оставляя за собой багровые струи крови. Зако упал, навсегда закрыв зеленые глаза. — Нет! — крикнул Юнгс, подскакивая к товарищу и поворачивая его на спину. — Получили дважды, — захихикал Карл, который был рад досадить злейшим врагам. Барон истерично засмеялся, но он не клял Карла, наоборот он не замечал его радости. — Тупица, — произнес он, обращаясь к мертвому товарищу, — Самоуверенный мальчишка. Зачем ты это сделал… Зарман, Зарманище… — Он мертв? — холодный голос правителя Архатея заставил Юнгса вытянуться по струнке, бросив мертвого друга. К месту кровавого поединка в сопровождении блеклой тени Тау подошел Касандер. — Да, — кивнул барон. Касандер приблизился к площадке, залитой кровью Зако. — Как самонадеянно, — хмыкнул он, рассматривая окровавленный кулон на шее погибшего мага, — Змей, оплетший виноградную лозу, утопает в крови… У рода Зарман сегодня траур. Должно быть, этот мальчик меня ненавидел, раз таким образом решил доказать свое превосходство. Почему, Юнгс? Дерфи покосился на своего правителя. Касандер выглядел уставшим и опустошенным, на его лице отпечаталась тяжелая внутренняя борьба. Ощущения тоски не сглаживал даже игривый фиолетовый балахон и тонкие золотые браслеты, украшавшие запястье правителя Архатея. Юнгс пожал плечами и осторожно ответил: — Его слишком часто называли гением… — Мне тоже стоит задуматься? — с интересом отозвался Касандер. — Я не о тебе… Правитель хмыкнул. — В моем замке пролилась кровь дворянина, — надменным тоном начал Касандер, — Я не могу простить… — А мне наплевать, — дернулся Карл, — Верни моему брату разум, урод! Глаза Касандера расширились и приобрели свет ярости дракона. — Ты заплатишь в равной мере и за слова и за дела… — прошипел он. — Давай, Касандер, прибей его лебедя!!! — закричал Юнгс, стискивая зубы. — Слишком сложно, — отозвался правитель, — Не хочу, пусть лебедь ест лебедя… — Что ты сказал, ублюдок!? — завопил Карл. Касандер сжал губы в подобии усмешки и перевел взгляд на Тау, стоявшего позади. — Тау! Карл нарушил рамки дозволенного. Он убил моего слугу, верного дворянина, единственного сына главы почитаемого рода, и сильного мага. Он должен заплатить за пролитую кровь. — Наверное, — безразлично согласился наследный принц. — Тау, брат! Что ты говоришь? — Карл вздрогнул. — Давай, Тау, — Касандер сжал запястье рукой, притягивая к груди, — Заставь его ответить… — Он мой брат… — тихо прошептал Тау. Касандер вздохнул, на его лбу выступил пот, а руки сводили судороги. — Убей его, — тихо начал правитель, — Тау, убей его. Убей ради меня… — Да… — внезапно согласился Тау, вскидывая свой меч. В долю секунды принц Биа-Хатерий бросился на родного брата. Завязалась драка. Но их противостояние обречено было стать недолгим. Карл не мог победить брата и в силу возраста и в силу любви, мешающей его глазам видеть слабые места противника. В конце концов, Карл застыл с мечом брата в груди, прошедшим сквозь его сердце. — Почему брат… — тихо прошептали обескровленные губы обескураженного юноши, еще не верящего во все случившееся. — Прости, Карл, — ответил, Тау вырывая меч из груди мальчишки. Мертвое тело юного принца упало на землю. Даже архатейцы отпрянули в ужасе, настолько отвратительной оказалась картина, творимая самой судьбой. — А вы, — с большим трудом проговорил бледный Касандер, смотря на оставшуюся эфийскую свиту, — Идите и скажите Людвигу, что Тау Биа-Хатерий теперь сражается за меня! — Врешь! — выпалил один из воинов, но тут же сам осекся. — Скажи им, Тау… — устало прошептал Касандер. — Да, определенно. Я пойду, посмотрю военные карты, — механически произнес Тау, медленно разворачиваясь и идя обратно в замок. — Мы… — хриплый голос воина Эф заставил Касандера вздрогнуть, — Тело принца… — Да, конечно. Забирайте, — кивнул правитель Архатея, — Он все же был из царской фамилии. Солдаты чинно поклонились и, положив на щит тело своего принца, молчаливой поступью потянулись к выходу из замка. — А ты добродетельный, — заметил Юнгс. — Я не свожу счеты с трупами. — Все ж мальчишка оказался прав, Тау околдован. — Вроде того, — Касандер пожал плечами. Выглядел он довольно плохо, цепи буквально выкачивали из него все силы. — Ты себя хорошо чувствуешь? — робко начал Юнгс. — Нет, отвратительно, — Касандер вздохнул, — Цепи окутали мое сердце так, что не продохнуть. — Цепи? На тебе? — барон озадачено взъерошил свои кудряшки. — Да, я думал, справлюсь, но… Ты так точно сегодня охарактеризовал Зармана, что я невольно принял все на свой счет. Мне тоже с детства толдычали о моей избранности… А вдруг все пророчества бред, ну, замена реального желаемым? — Ага, седьмая ступень магических сил, бред? Как же, — Юнгс фыркнул, — До тебя считалось, что ступеней шесть. — А вдруг родится кто-то у кого будет восьмая ступень… — Родится, конечно, с фамилией Милиотар. Безусловно. Касандер улыбнулся. — Спасибо, Дерфи, ты всегда рядом. Ты можешь привести меня в чувства. Я хочу тебя просить… — Все что угодно повелитель, — барон мигом приклонился перед своим королем. — Только без официоза, — Касандер покачал головой, — Помоги Тау разобраться в нашей стратегии. Он теперь нам союзник в войне. Надо уже отбить архатейские форты, а то эфийцы слишком рано начали праздновать победу. — Ладно, — буркнул Юнгс, ему явно не льстила перспектива работать с вражеским наследником. — Я был в тебе уверен. — Слушай, Касандер, — барон поднялся, — Что ты такое дал големам, что они разыграли театр камикадзе? — О чем ты? — Ну… Они бросались на Карла и его дружину, — Юнгс пожал плечами. — Интересно, — протянул Касандер, — Я ничего такого в них не добавлял. — Может, перепутал чего? — Я? Ты в своем уме?! Я бы помнил… — Да не заводись, я пошутил. — Вот и хорошо, — Касандер потянулся и на его запястье звякнули браслеты. — Хочешь ему понравиться? — Юнгс ухмыльнулся. — В смысле? — Ты всегда надеваешь эти браслеты, когда хочешь кому-нибудь понравиться. — Неправда… — Правда. Видимо непроизвольно… — барон задумчиво потер подбородок, — Когда здесь бывает Ева, ты вечно ходишь в них. — Прекрати меня дразнить! — Касандер стал серьезным. — Я честно. Ты из кожи вон лезешь, чтобы эта девчонка тебя заметила. Не люблю ее, она неблагодарная… — Договоришься, — зло бросил Касандер, — Мне достаточно того, что я ее люблю. Я уже в три года заявил отцу, что женюсь на новорожденной сестре. И я не отступил от своих слов… — Что-то незаметно! — Ты не поймешь… не поймешь, что значит идти против своих желаний, если они сделают больно любимому человеку. — Эх, не пойму. — Вот и молчи… — Касандер, — Юнгс внимательно посмотрел на правителя, — Зачем тебе Тау? — Сам знаешь! — А если по честному? Без налета второстепенных причинок? — На что ты намекаешь? — Касандер раздраженно поднял бровь, блестя на нерадивого слугу изумрудами глаз. — Ты заставил Тау убить брата, логично. Ты сделал его нашим союзником, опять логично. Ты надеваешь браслеты, ты носишься с ним, ты постоянно жаждешь общения и игнорируешь нашу с тобой дружбу из-за принца, а это, прости, совсем нелогично. — Я во власти обратной тяги… — Ага, все ясно, — скептично отмахнулся Юнгс, — Но такое впечатление, что из вас двоих присох ты, а не Тау. Принц скорее стал големом и его сознание где-то далеко. Касандер неожиданно резко схватился за голову, начиная шептать: — Заткнись, заткнись… Юнгс… — Ты чего? — барон с опаской заглянул в лицо собеседнику. — Просто прекрати! Пожалуйста! — глаза Касандера излучали испуганную тоску. — Кас… Повелитель, я не… — он осекся. — Ты прав, черт возьми, — Касандер выдохнул, выпрямляясь во всю королевскую стать, — Его сознание где-то далеко от меня. Он уже не тот Тау, который приехал к нам во дворец, не тот, который зажег в моей душе интерес. Он спит сном бессознательности и видит мираж, где Ева в моем лице правит Архатеем. Мираж, в котором он убивает брата и предает родину, и все это ради Евы… А я… меня словно нет. И стоит цепям спасть, как Тау в одночасье проклянет меня. И, знаешь, что самое ужасное? Мне от этого чудовищно больно! Губительная обратная тяга… — Ты всерьез полагаешь, что во власти цепей? — Юнгс с недоверием оглядел правителя. — Конечно, я же чувствую, как часто бьется мое сердце, когда Тау рядом. Как что-то горячее разливается по животу, когда он меня касается. А его голос, запах волос… Я схожу с ума от томления… Как ты это объяснишь, если не действием цепей? Юнгс помрачнел. — Касандер, будь осторожен. Я тебе не прощу, если ты отдашь свое невинное тело этому придурку эфийцу. Оно, как и ты, принадлежит Архатею. Касандер засмеялся. — Юнгс, ты такой дурак. Я не собираюсь отдаваться Тау, я себя контролирую! — Фальшиво звучит, — барон опечаленно развел руками, — Видишь ли, твоим симптомы говорят о запущенной стадии влюбленности. Если ты списываешь все на обратную тягу, пускай так и будет, тебе виднее… Но не заиграйся. Помни, ты правитель Архатея, и ты обязан думать о нас, своих подданных. Не привязывайся к Тау и не вздумай быть с ним добрым. Я же знаю тебя, если ты любишь кого-нибудь ты отдаешься ему без остатка. Так вот не жертвуй нами… Тау наш враг, и, помни, ты заставил его убить собственного брата. Отпустишь Тау, и он тебя уничтожит за все! Он не простит! — Что за чушь?! — Касандер усмехнулся, — Между собой и Тау, я всегда выберу себя… — Вот чудно. И не думай тратить на него свой первый раз! — Опять ты за свое! — А меня, как верного слугу, волнует вопрос твоей невинности. — Это не твое дело! — Ладно, умолкаю… — Дерфи размял руки, и добавил, — Может, помочь тебе? А то ты слишком напряжен. — Нет, не в этот раз. Я пойду к Тау, надо послушать, что он придумал нового в нашей военной тактике. — Опять Тау… Бесит, — Юнгс скривил рот и помахал, уходящему от него правителю. Когда тот скрылся, барон раздраженно цыкнул, маска беззаботной веселости спала с его лица, и он в момент принял наимрачнейший вид.Портрет
Я закрыл за собой дверь и оказался в комнате, залитой солнечным светом. Здесь я нашел Тау, он сидел у окна и был всецело погружен в изучение военных карт. Перевожу дух. — Что нового? — спрашиваю. — Ничего, — холодно отзывается Тау, — Придумал, как вернуть вам земли. — Расскажешь? — Подойди, — Тау поднялся с кресла. Я сделал несколько шагов, но сердце так бешено заколотилось, что мне пришлось остановиться. Возбуждение прокатилось по телу, предательски концентрируясь между ног. Моим единственным желанием стало сразу прыгнуть на Тау, но я не имел право давать себе поблажек. Как душно… — Военная стратегия заставляет тебя смущаться? — Тау подарил мне взгляд голубых глаз. Цепи натянулись. — Нет, просто жарко, — ответил я. — Надо укомплектовать ваши армии. Люди деморализованы и голодны. Твоим дворянам наплевать на народ. Фактически у тебя две армии: люди и маги. Все лучшее магам, а люди по боку, а ведь именно они рабочая сила, продвигающая войска к опальным твердыням. — И что? Я ничего не понимаю. Я всегда был главным в армии магов и не думал о простых солдатах, я вообще не знал, что они играют столь важную роль. Отец… он так и не научил меня военному делу. — Ничего, — Тау опустил карту на стол, — Хочу взять армию себе. — Бери, — кидаю я. — А тебя? — Что? — испуг вожделения. — Вот это тело… Тау подходит совсем близко. Теплая волна разливается по мне, я вздыхаю, ловя ртом воздух. — Я… — осекаюсь, горят уши, — Если хочешь… — Хочу, — Тау наклоняется ко мне, гладя своими большими ладонями мое лицо. Мне так хорошо. Не хочу останавливаться… Он притягивает мою голову к себе и погружается в поцелуй. Не могу не ответить… Я обнимаю его шею, прижимаюсь грудью к его мощному торсу. Цепи пляшут вокруг нас магическим хороводом. Из глаз в глаза перетекает пульсирующее желание. — Ты сделаешь для меня? — шепчет Тау. — Что? — не понимаю я. — А что ты можешь? — Для тебя все, — сейчас я не вру. — Встань на колени… — произносит Тау, закусывая мочку моего уха. Меня ударяет волной. Столь оголенная страсть проходит по шее, разбиваясь на русла бегущего по коже тока. — Хорошо, — шепчу я, хотя мое сознание бьет в колокол тревоги. Колени касаются мягкого пола, и я смотрю снизу вверх на моего врага. Странное чувство… Я был уверен, что никогда не окажусь в таком вот унизительном положении перед Биа-Хатерии. Я ошибся. Тау спускает свои штаны и он влажен и уже возбужден. Я начинаю понимать, что он имел в виду… И это хуже фантазий Людвига о лизании их семейных ботинок. Намного хуже. — Ева… — шепчет Тау, поглаживая мою голову руками. Ева… Вот, значит, что Тау приготовил моей сестрице. Усмехаюсь. Какое омерзение. Я не могу… Но ведь член Тау его часть, точно так же как и мой часть меня. Все равно, как я могу взять его в рот? Дикость. Наверное, мои мысли сейчас напоминают мысли невинных девочек, впервые подвигнутых на минет развратными кавалерами. Но я не девочка… Я правитель Архатея, сын великого короля, глава рода Милиотар. И я готов, поступившись гордостью, сделать это для Тау? Ева… Если он хочет тебя так унизить, то ничего не получится. Твой брат снова придет тебе на помощь и сделает все за тебя. Я беру руками возбужденный член Тау и ловлю губами воздух. Надо лишь пошире открыть рот… Или как? Сначала я просто целую мокрую возбуждением головку, и соленоватый вкус остается на моих губах. Я закрываю глаза… Это всего лишь часть дорогого мне Тау. Он напрягается сладким ожиданием блаженства. Ладно, Тау, я сделаю это для тебя. Погружаю его твердый орган себе в рот, лаская языком. Сначала очень трудно приноровиться, к тому же сбивают толчки Тау, пытающегося запихнуть свой член поглубже. Начинаю давиться, но продолжаю, сглатывая соленую слюну, перемешенную с чужой липкой страстью. Я ничего не умею… Терплю… Дыхания не хватает… Но я привыкаю, причем слишком быстро… Неожиданно распахиваю глаза, будто на меня кто-то презрительно смотрит. Так и есть… Портрет моего отца, висящий на стене передо мной. Суровое лицо отца. Массивный подбородок, высокий лоб, маленькие и злые глаза. Мой отец не прощает проступков даже после смерти. Интересно, что бы он сказал, увидев меня сейчас, сидящего на коленях с чужим половым органом во рту и рисующего языком узоры по набухшим венам. Как ему теперь сын, которого он так долго ждал?! Он бы сжег меня на месте за позор фамилии Милиотар, и оказался бы полностью прав. Мой враг стонет. Прости, папа, я не должен отвлекаться. У меня важное дело, надо доставить удовольствие нашим заклятым врагам Биа-Хатерия. Сейчас закончу с этим, и примусь за следующего, там же вроде много принцев… Какая неуместная ирония… Меня снова душит спазм. Становится больно, не надо было смотреть на портрет отца. Он превратил мое сердце в отрытую рану. Проклятые цепи… Все должно было пойти не так. Наоборот! Но почему именно я на коленях? Тау обхватывает мою голову и начинает прижимать к себе, засовывая свой член еще глубже в мое горло. Спазм. Терплю… Я обещал сделать это для Тау… Он хотел. А я… Кажется, по моей щеке катится слеза, она такая же зеленая, как и мои глаза. Надо успокоиться. Внушаю. Мне не больно… Я просто позор Архатея, правитель — удовлетворитель похоти. Не могу больше терпеть… Но все же мне некуда бежать. Движения Тау становятся интенсивнее. Осталось просто немного подождать. Давай, Кас, ты сможешь… Но ведь Тау сейчас со мной и меня это греет. Глупо. Тау, как же жестоки цепи! Я просто слил партию — патовая ситуация… Не справился и поэтому я сейчас в подчинении. Шах и мат. Тау сдавливает мою голову и стонет, теплые брызги орошают горло, сползая по пищеводу. Принц кончает, вытаскивая из моего горла свой смягченный орган, и откидывается на кресло. По моим губам размазана густая и насыщенная удовольствием сперма. Меня трясет лихорадкой и я не верю собственным глазам и памяти. Ничего не произошло… Я в ужасе отползаю от Тау. Судорожно вытираю рот рукавом. Еще… И еще раз. Все равно грязно! Дотягиваюсь до дверной ручки. — Ева… это было восхитительно, — шепчет утомленный Тау. Ножи по коже. Я опять бегу, вываливаясь в коридор. Боль… Нечем дышать. Меня еще сильнее лихорадит и бьет озноб, я отравлен сладкими водами, словно мышьяком. Сползаю по стене и почти ползу. Мне надо уйти… Нет сил терпеть. Наступаю коленями на свои же волосы и распластываюсь на каменном полу. Холод плит утяжеляет разрезы моей души, но я все еще скован отвержением реальности. Холодно… так ужасно холодно. Хочу согреться… — Ева… — в отчаянье шепчут мои опороченные губы. И почему все так несправедливо?! Зачем я вообще родился? Мама хотела спасти меня, но ей не удалось. Пуповина меня не придушила, а ведь напрасно. И сейчас… Цепи связали меня. Я не смог остановиться. Не смог ему отказать. Поэтому сейчас я унижен и разбит. Враг властвовал не на поле боя… Поздравляю Биа-Хатерии, но по-прежнему из нас двоих я выбираю себя. Тау и твоя семья, вы все еще ответите за мой сегодняшний позор. Сплевываю. Еще раз. И еще… Сплевываю, пока во рту не остается зачаток последней слюны, и горло не дерет вкусом соленой кожи, оставшимся после вмешательства Тау. Закрываю глаза. Дыхание камнем. Правителю надо просто отдохнуть в душной лихорадке раскаянья.Задание
Юнгс ощущал необходимость подготовиться к военным действиям. Получив от Касандера задание стать верным помощником Тау, он со всей серьезностью отнесся к делу, которое, впрочем, его не радовало. Что за радость в жизни помогать ненавистному врагу? Но спорить с правителем барон не стал. Для необходимых приготовлений Юнгс вернулся в родовой замок клана Дерфи, где ему с матерью была отведена старая башня. Но на скромные бытовые условия Юнгс не жаловался, дружба с Касандером прочила ему, куда большее изобилие и славу, нежели то, чем располагал его род. Возвращался барон в самом наихудшем расположении духа. Во-первых, убили сильного мага, а во время войны это серьезная потеря. Во-вторых, печалило состояние Касандера, всерьез поглощенного персоной Тау. — Проклятый эфиеец! Свалился на нашу голову! — завопил Юнгс, врываясь в свою комнату. Деревянный стул, попавший под ноги, с треском раскололся об стену. Барон был готов все сокрушить, но внезапно его отвлек скрип двери. Юнгс обернулся. На пороге стояла немолодая женщина с копной каштановых волос, в которые причудливо вплелись ветки можжевельника. Ее глаза подернутые пеленой забвения, отражали гнев барона. Кажется, ее рассудок находился где-то далеко. — Мама, что у тебя на голове? — нежно произнес Юнгс и подошел к женщине. Она отстраненно улыбнулась в пустоту у него за спиной. — Разве может взрослая женщина носить такие прически, — Юнгс аккуратно вытащил странное украшение из волос матери. — Я фея. Ю, ты пришел, — она тихо засмеялась и обняла сына, — Я фея, Ю, пока тебя не было я стала феей. — Пойдем, фея, я отведу тебя в твою спальню, — Юнгс осторожно вывел мать в коридор, она не должна видеть результат его недавнего гнева. Это может травмировать и без того хрупкий рассудок женщины. Барон тяжело вздыхает, смотря на плавную походку матери. Когда-то Роксана Дерфи слыла первой красавицей, отец прочил ей участь жены наследника Чивори. Но сплотить могущественны кланы так и не сложилось. Роксана влюбилась в простого мага из обедневшего рода, а он не обладал ни великой магической силой, ни талантом предпринимателя. Отец жутко противился браку, но смирился с рождением внука. Все шло отлично, Юнгс еще помнил то время, когда был жив отец и, когда его блистательная мать не потеряла рассудок. Трагедия пришла со смертью отца. Его убили в бою, где-то на чужой земле Плантагенета. Мать не выдержала горя и сошла с ума, родственники фактически отвернулись от них. Только из приличия они позволили им жить в замке Дерфи. А это и понятно, кому нужна чудаковатая родственница, разгуливающая по двору нагишом или поющая заунывные песни о смерти. Юнгс все понимал, но в глубине души презирал черствость родственников. Он давно поклялся себе занять наивысшую ступень в обществе магов, чтобы остальные Дерфи приползли к его ногам и просили прощение за годы пренебрежение и насмешек. Пока все шло удачно. Если бы только не появился Тау… Юнгс нахмурился. — Ю, ты грустишь? — мать сразу уловила настроение сына. — Не обращай внимания, — улыбнулся он, — Просто глупый Касандер не идет из головы. Странно все мои мысли подчинены ему… А ведь все начиналось с банального использования… — Глупый… глупый… Касандер, — нараспев протянула женщина, качая головой в такт мелодии. — Да, такой прекрасный в своей наивности. Такой невинный… Хрупкий… Господи, что я только несу! — громко рассмеялся Юнгс, — Не слушай меня, мама. — Мне нравится слушать твой голос. Он похож на голос твоего отца… — Какое везение, хорошо, что не соседа, — тихо съязвил барон, заводя мать в ее комнату. Женщина легла в кровать, а Юнгс заботливо накрыл ее одеялом. — Сядь рядом, — попросила она, смотря на сына умоляющими глазами. Тот вздохнул и присел на край кровати. — Ю, ты так вырос… Так быстро стал взрослым. — Так устроен мир, дети растут. — Ты ведь меня не бросишь? — из глаз женщины хлынули слезы. — Мама! — обеспокоенно воскликнул Юнгс и тут же прикрыл высоким воротом бинты на шеи. — Не оставишь меня? — тихо всхлипывая, повторяла мать. — Конечно, нет, — барон ласково улыбнулся, — Ну куда я могу деться! Не переживай понапрасну. — А я боюсь, так смертельно боюсь, что ты уйдешь. Как отец! Ю, не бросай! — Мама, ну хватит, — Юнгс наклонился и поцеловал женщину в лоб, — Спи, отдыхай. Он встал и подошел к распахнутому настежь окну. Шторы, изрезанные на тонкие ленты открывали вид на просторы Кайской доли, в лоне которой притаился замок Дерфи. Сиреневые пятна цветов, рассыпанные по склонам, напоминали Юнгсу цвет балахона правителя. Тонкий аромат заполнял легкие. «Так пахнут его волосы» — невольно подумалось барону. — Ю, — голос матери перебил очарованность долиной. — Что? — Юнгс обернулся. — Я видела страшный сон. Плохой, очень плохой сон. Я боюсь тебя потерять… — Какой еще сон? — Будто я сижу на пиру у лесного царя. А блюда пепел и змеи. Много змей в серебряных блюдах. Я ищу тебя, а тебя нет… Спрашиваю у всех, где мой сын. А мне смеются и отвечают, что в животах у змей, которые лежат на блюдах. Страшно! — Мама, это все лишь глупый сон. Я могу себя защитить, ничего плохого не случиться. Я и тебя защищу. Всегда помни об этом. — Ты защитник. — Да, а теперь спи. Юнгс снова поцеловал мать в лоб и, улыбнувшись ей, вышел. В свою комнату он вернулся уже в полном умиротворении. Крушить ничего больше не хотелось. Юнгс опустился на кровать и потер лоб. — Касандеру надо помочь, — наконец, заключил он, — Мой чистый невинный правитель, ты ведь так далек от грязи нашего мира. Юнгс рассмеялся. — Верный слуга все сделает за тебя. Я ведь твой защитник. Иронично хмыкнув, Юнгс воспламенил кольцо пламени в воздухе. И в следующий момент из черной сферы на него уже смотрела повеселевшая морда огненного льва. — Барон, я правильно понимаю, меня ждет задание? — радостно проревел лев. — Да. Все верно, — кивнул Дерфи, — У нас тут такая канитель. Не поверишь! Зако Зарман убит, Карл Биа-Хатерий убит, Тау теперь сражается за Архатей. — Зако мне не жаль, он был выскочкой. — Хамон, ты вредный до ужаса. Ну ладно…прощаю. — Так! Задание! Не забыл? — строго поинтересовался лев. — Я? Как я могу! — подмигнул Юнгс, — Сейчас самое время показать Людвигу его истинное место. Я подарю ему самую большую трагедию в жизни — лишу детей. Двух считай нет, остался Сигизмунд. Нанесем ему удар в лоне Эф. Такого никто не ожидает… Убей старшего принца. Лев дернул головой и на секунду застыл. А потом несколько печальным голосом произнес: — Сложно. — Хамон! Ты ведь профи. Так ты мне говорил? Ты ведь пять лет тянул из меня задание, вот и получи. Выполняй. — Я выполню, не беспокойся. — А я и не беспокоюсь, это ты должен переживать. — Я убью его, — подтвердил лев. — Надеюсь на тебя. От такого сокрушительного удара Биа-Хатерии не оправятся. — Верно… — Не вижу радости в глазах. Хотя фиг с тобой! Главное результат, — Юнгс махнул рукой, — Удачи, а мне пора! Опять не дожидаясь ответа, он спалил сферу. И с чувством выполнено долга барон принялся за военные сборы.Траур
Король Людвиг помрачнел, как осенний день. В его государстве оплакивали младшего принца Карла, увядшего столь юным. Черные траурные ленты украсили все здания Эф, а люди вылезли из привычных светлых одежд, предпочтя им темные грубые робы. Скорбь застилала глаза верноподданных Людвига. Дожди их рыданий смочили плодородную землю владений Биа-Хатерии. Карл умер. Солдаты принесли его на щите. Внесли как наглядное доказательство коварства дома Милиотар. Касандер не сдержал обещания. Людвиг покачал седой головой. Точнее не так… Шакаленок не обманул, он не трогал его детей. Не сам. Но он проклял род врагов, сумев заставить наследников Биа-Хатерии плясать под его черный колдовской мотив. Тау убил Карла, и от этого смерть принца казалась еще более ужасающей трагедией, ломающей все представления о справедливости. Сигизмунд подошел к отцу. Он тоже был подавлен, серый плащ окутывал его похудевшую от переживаний фигуру. — Отец, — тихо произнес старший принц. — Да? — Людвиг шевельнул губами. — Целая неделя прошла… — Да… — Тау еще в плену у колдуна. — Я даже боюсь представить, что там происходит, — глаза старого короля наполнились болью, — Милиотар отнял у нас наследника. Он сделал его своим рабом. Почему белый лебедь… Подбородок старика задрожал. — Наверное, дьяволенок сильнее лебедя… Но… У меня плохие новости, — на одном дыхании выпалил Сигизмунд, совершенно не желающий еще больше огорчать отца. — Какие? — Армия Архатея под началом Тау, — принц запнулся, жмуря голубые глаза, — Тау он оттеснил наши войска к пограничным фортам Ангел и Белая Твердь, архатейцы заняли почти весь Плантагенет. — Что мне делать, сын? — голос старого короля прозвучал безысходно, — Нас обескровили, мои люди подавлены… Тау был для них символом Эф, обожаемым лидером. Теперь, когда он предал свой народ и свою семью… У нас исчезла вера. — Но Тау не изменник, это все колдовство! — яростно заговорил Сигизмунд. — Я знаю… Милиотар победил. — Касандер…!!! — полным ненависти голосом прокричал принц, — Надеюсь, он будет мучиться за все, что сделал. Проклинаю его! Пусть подохнет как пес, пусть его тело терзают болезни, а рассудок сожрет безумие. Ненавижу! Почему наш лебедь не помогает нам?! Где же его глаза!!!Покушение
Серый капюшон скрывал серебристые волосы, а плащ укутывал осунувшуюся фигуру Сигизмунда. Он шел по подворотне чуть хромая на левую ногу. С виду — простой нищий с окраины, калека, который ни у кого он не вызывал подозрений и никого не интересовал. Вот только два огненных глаза, проявившиеся на стене, следили за каждым шагом принца. Потянул неприятный ветерок, и, откинув капюшон с лица, Сигизмунд обернулся. В его синих глазах отразилось тревожное небо, укутанное тучами. Позади его провожала пустая подворотня. Хвоста видно не было, но принц все равно чувствовал себя неуютно. — Все из-за Тау, — успокоил он сам себя, — С каждым днем ситуация только нагнетается. Принц двинулся дальше. Он был не намерен менять планы из-за волнения. Тем более, слишком сильно билось сердце от нетерпения при мысли о той, к кому так спешил принц. Но не успел Сигизмунд дойти до угла, чтобы вынырнуть на многолюдную улицу, как от стены отделился разъяренный лев, сотканный из огня. И, оставляя за собой полыхающие следы, кинулся на принца. Только чудом, Сигизмунд почувствовал бесшумную поступить хищника. Он обернулся, и тут же на него обрушилась мощь льва. Принц едва успел уйти в сторону, подставляя нападающему руку. Четыре глубоких пореза рассекли кожу от локтя до кисти. Лев заходил на новый прыжок. Поняв, что без меча ему не победить, Сигизмунд бросился в сторону спасительного входа в секретный тоннель. С каждым шагом бежать становилось все труднее, больная нога подводила, а хищник нагонял. Но принц не сбавлял скорости, он бежал со всех ног, отчетливо сознавая, что лев его стремительно настигает. Впереди забредили знакомые двери спасительного места, а огненное дыхание льва уже касалось спины. Сигизмунд закричал и рванул вперед из последних сил. Руки коснулись дерева, и дверь легко поддалась, распахнув перед Сигизмундом черноту коридора. Он прыгнул внутрь и перед самым носом льва захлопнул дверь. — Господи, да что же это… — проговорил принц, сползая на пол и пытаясь отдышаться. Он понимал, ему только чудом повезло остаться в живых. Покушение было сорвано.Через час Сигизмунд снова покинул спасительные врата. Но на этот раз его сопровождал верный охранник, а на руке белела грамотно наложенная повязка и в ножных дремал меч Биа-Хатерии. В таком виде принц направился по своему обычному маршруту. Около бань он отпустил охранника, а сам, ничего не боясь, скользнул в переулок, где чернела дверь дома Сабиты. — Сигизмунд! — вскрикнула девушка, как только принц появился на пороге. — Сабита, прости, я опоздал, — Сигизмунд виновато развел руками. — Я места себе не находила!!! — Сабита подбежала к принцу. Она нервно покусывала губы и руками теребила шелковый подол красного платья. Сигизмунд не без удовольствия отметил про себя, что девушка на самом деле переживала за него. По сердцу разлилось тепло и нахлынувшее счастье затмило горечь от неудачного дня. Проблемы сами умерли, Сигизмунд окончательно расслабился. Он обнял архатейку и прижал к себе. — Со мной все в порядке… — произнес он. — Ты не ранен? — Пара царапин. — И все? — с недоверием протянула Сабита, впиваясь рассерженным взглядом в лицо принца. — Да. Не стану тебе врать. Не бойся за меня. — Хорошо, — быстро согласилась девушка и закрыла глаза, прислоняясь лицом к широкой груди возлюбленного. — Пока у меня есть ты, я буду стремиться жить! — решительно заявил Сигизмунд. — Да, я понимаю. — Сабита, я тоже скучал… — И? — Не могу и не хочу ждать! — Сигизмунд рассмеялся и с легкостью подхватил миниатюрную Сабиту на руки. Он раскрутил ее в воздухе, и они вместе повалились на кровать, поднимая пуховый взрыв. — Я люблю тебя, Сабита! — проговорил принц, навешиваясь над девушкой. — Я тоже… — она прикрыла глаза. — Клянусь, я женюсь на тебе!!! — Что за глупости. Твой отец никогда не позволит… Жениться на простой танцовщице, к тому же архатейке. Уму непостижимо! Да такой позор эфийцам даже не снился. Запятнаешь честь всего рода. — Это т сейчас говоришь глупости. Мне все равно, я готов опозориться, лишь бы обнимать тебя каждую ночь. Лишь бы просыпаться и видеть твою улыбку… — Скажут, что я тебя приворожила. И кинут еще в тюрьму, — фыркнула Сабита. — Нет! — выкрикнул Сигизмунд, не сводя взгляда с лица девушки, — Ради тебя я пойду даже против отца… — Да ну! — Клянусь! Если ты захочешь, я сделаю тебя королевой! Любое желание. Сабита распахнула глаза и с интересом взглянула на принца. В колдовском взгляде зеленым огоньком проскользнуло лукавство. — Буду иметь ввиду, — кокетливо промурлыкала она, — Но лучше иди ко мне. Докажи свою любовь… Сигизмунд, не теряя ни секунды, подался вперед и их с Сабитой губы встретились, скрепляя любовников неистовым поцелуем страсти.
Проклятый
Кольцо пульсировало таинственной зеленью. Я прикрыл его биение рукой. Биа-Хатерии так нещадно меня проклинали, что я не мог не чувствовать. Идиоты. Они даже не догадываются, что происходит на самом деле. Проклинать проклятого, что может быть глупее?! Тау… Я закрываю глаза, мотаю головой, отряхиваясь от воспоминаний. Хорошо, что всю неделю он был занят войной, отчищал мои земли от сородичей, и мы не так часто пересекались. Конечно, я безумно скучал. Хотелось вновь говорить с ним, наполняя свои глаза милым образом. Хотелось коснуться его жарких рук и нежных губ. Но… Я не хотел повторения своего позора. Меня пугало то, что неминуемо следует за поцелуями и, что становится неизбежным, если рискуешь отдаться бушующей власти любовных цепей. Мне не нравилась моя роль. Мне не хотелось быть взятым приступом и… больше всего отвращало собственное желание делать все, что захочет Тау. Та готовность, с которой я встречал его просьбы, опрокидывала мою душу в пучину мрачных терзаний слепой боли и раскаяния. Теперь совсем очевидно, я не справился со своими цепями. То душное терзание от прикосновений Тау, когда ловишь ртом воздух, а в груди покоя не наступает, не могло не свидетельствовать о моем безоговорочном поражении. Не так…не так я все загадывал! Проклятые цепи. Теперь я ощутил на себе мощь моего страшного заклятия, которое я так бездумно кидал на врагов или ради шутки на приятелей. Я увидел черное дно пустоты и ослеп. Какое страшное заклятие я создал… Как колдуну мне плюс, как человеку — вечное проклятие.— Я занял Гранд, — Тау вошел в комнату и оглядел меня с ног до головы. Я тоже зацепился взглядом. Он был так прекрасен в черных доспехах Архатея. Пшеничные волосы и голубые глаза совсем не гармонировали с красным плащом и драконом, блестящим агатами на черных латах. Но они составляли столь изысканный контраст, подчеркивая естественную красоту принца, что я невольно залюбовался. — Ты молодец, — отозвался я. С момента присоединения Тау к нам, мое войско начало стремительное наступление, тесня врага к его границам. Народ ликовал, славя мой род, а Юнгс напомнил пророчество про конец войны в период моего царствования. Но я снова и снова раскладывал Таро. Будущее неопределенно. «Колесо судьбы». «Повешенный». «Богадельня». «Смерть». «Дурак». Я начинал нервничать. Пусть мои глаза дракона не видят будущее, но я четко знаю — раз Таро молчат, можно ожидать сюрпризов от судьбы. Мне страшно… — Ева, — тем временем произносит Тау. Я вздрагиваю. — Ты сегодня задумчива, — бросает он, смотря мне в глаза, — Я пойду, переоденусь, а то пахну кровью. — Да, — отвечаю я, тихо сходя с ума от злости. — Я люблю тебя. Взрыв, роняю лицо в ладони. Тау уходит. А я разрываюсь обидой, выпуская из души зеленные вихри, крушащие стекла ваз и зыбкую хрупкость цветов. — Ну, какая я ему Ева?! — я срываюсь на крик, — Почему он постоянно ее видит! Разве я не достоин его внимания, его любви. Почему Ева? «Я люблю тебя» — звучат в голове слова Тау. Как мне хочется на самом деле услышать эти слова, обращенные не к иллюзорному образу сестры, а ко мне… Ну почему? Почему я не могу противостоять снежному кому моих желаний? Я так хочу быть с Тау… Неужели мне придется принести себя в жертву его миражам?! Я не должен… Но Тау… если бы я не знал, что нахожусь под действием заклинания, я бы сказал, что безумно его люблю. Как я мог… О, ненавистные Биа-Хатерии! В ответ проклинаю вас в двойне за то, что подтолкнули меня к сладкой бездне, из которой нет спасения. Тау — ваш отпрыск, а я умираю от любви к нему. Сволочи. Вы довели меня до такого… Ева. Мне и тебе есть, что сказать! Ева, ты забрала у меня счастье. Ты убиваешь обе мои любви. Ты отказываешь мне, а еще невольно забираешь Тау. Даже цепи на твоей стороне! Лаская мое тело, Тау представляет тебя, ненаглядная сестра. Почему так… Почему никто не оставил в сердце место для меня?… Как больно! Тау, хочешь видеть Еву? Хорошо, я сделаю все для тебя. Цепи ломают мою душу, заставляя плясать под твою дудку, мой извечный враг. Ладно. Все равно мне так приятно находится с тобой рядом, Тау. За эти минуты я готов отдать все… Свою гордость. Свою душу. Себя. Архатей… Нет. Что я такое говорю?! Только не Архатей! Я не должен даже допускать подобной мысли. Но призрачное величие Архатея меркнет на фоне образа Тау. Я вздрагиваю от внезапного осознания своих же собственных чувств. Страх растет из глубины души. Но… Я решу эту проблему чуть позже, а сейчас, я хочу угодить Тау, унизиться, но сделать его счастливым и снять на миг страдания от моих зловещих цепей. Зову голема. — Принеси мне платье, — шокирую жалкое чучело просьбой. Мой слуга ошарашен, но беспрекословно выполняет приказ правителя. Он скор, да и я не медлю, быстро справляясь с многообразием складок девичьего облаченья. Стою перед зеркалом в платье. Сиреневый цвет мне к лицу. Ткань обрисовывает все угловатости фигуры, обостряя различия с Евой. Я и не думал, что у меня столь широкие плечи, по крайней мере, женская одежда подчеркивает их, а глубокий вырез обнажает кости ключицы, торчащие незащищенным загаром моей юной кожи. Я срываю с себя обруч повелителя и распускаю волосы. Они падают на плечи каскадом черного водопада. Заплетаю две косички, точно как носит Ева. Да, мы действительно похожи. Из зеркала смотрит моя сестра, только выше и крупнее обычного. Правильно, ведь в зеркальной глади вовсе не Ева, а я… Правитель Архатейский! Какой обман. Я так жалок. Хочется поскорее скинуть с себя тряпки и кинуться в воду, смывая налет проклятой страсти. — Ева… Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Тау улыбается, протягивая ко мне руки. — Ева, наконец-то ты пришла, — шепчет он, — Я так ждал, мне кажется, раньше была не ты. Кто-то еще… Но… Ты прекрасна. Стараюсь не разрыдаться. Я и так не защищен в своей безудержной слабости к Тау, а он бьет по израненному сердцу, попадая прямо в цель. Его взгляд затуманен, цепи натягиваются, привлекая меня к нему. Что сейчас творится в его голове? Я не хочу знать… Достаточно слышать, как он обижает меня именем сестры. Мы целуемся. Он страстен, как никогда. Хочу быть ближе к нему, хочу его любви на своем теле. Меня сводит дрожью, раскатывающейся горячей волной по всем участкам организма. Тау поднимает меня на руки и опускает на софу, ложась сверху и задирая мне юбку. Я вдыхаю аромат его тела, его волос, и меня буквально разрывает на части желанием отдаться ему. Ночь растекается по небу, гася свет в моих глазах. Какое жаркое дыхание… — Ева, я люблю тебя, — шепчет Тау, покрывая мою шею поцелуями. Его ничего не смущает, так почему меня должно?! Повелитель Архатея обезоружен и обязан отдаться в плен… именно отдаться. Я и сам хочу познать всю глубину моей черной страсти, окутанной крепкими цепями. Мне больно оказаться поверженным, но я сделаю это для Тау. Тау, я дарю себя тебе… Ради тебя я стерплю все. — Возьми меня, — шепчу я, не узнавая свой голос в порывах отрывистого дыхания. — Ева… — шепчут губы принца. Пускай он называет меня именем сестры, сейчас это неважно. Я устал бороться, я просто хочу любви, хоть иллюзорной, но жадной и взаимной. — Войди в меня, Тау, — повторяю я свою готовность. Мой первый опыт, мой первый любовник… И он в мечтах не обо мне. Больно. Тау срывает с меня платье, и я трепещу рассекреченной наготой в сильных руках принца Эф. Я запрокидываю голову и закрываю глаза, стараясь не думать о том, что будет дальше. А дальше меня переворачивают на живот, ставя в рабскую позу. Закусываю губу, моля предков о прощении своего недостойного поведения. Тау обхватывает меня за пояс, но я обещаю себе вытерпеть. Он врывается в мое тело, обжигая болью и ужасом. Раненная душа ищет спасения в слезах. Я вскрикиваю… Но дороги назад нет.
Откровение
Сигизмунд поерзал на кровати. Жутко затекла рука. На ней свинцовой гирей покоилась голова Сабиты. Девушка еще спала, мерно посапывая аккуратным носиком. Ее лицо освещало утреннее солнце, наполняя кожу отблесками ровного загара. Сигизмунд любовался красотой возлюбленной сквозь сонный прищур. Башенные часы главной площади пробили девять раз. Самое время вернуться во дворец, король Людвиг вставал на одиннадцатый удар. Сигизмунд недовольно поморщился, очень не хотелось покидать гнездышко, насквозь пропитанное сладкой негой любви. Но обстоятельства властвовали над принцем. Осторожно отстранив от себя Сабиту, принц сел на кровати. Он потер заспанные глаза, размял перетружденные за ночь мышцы спины и несколько раз печально вздохнул. Сигизмунд уже было хотел вставать и одеваться, как вдруг его взгляд упал на тумбочку возле кровати. На красном дереве покоился амулет. Это был маленький волнистый меч, с рубиновой сердцевиной, опутанный серебряной цепочкой. Принц с интересом притянул амулет к себе. Меч блеснул солнечным всполохом, будто реагируя на прикосновения чужака. — Диковина, — пробормотал Сигизмунд, — Возьму себе, будет напоминать о Сабите. Недолго думая, он намотал цепочку на руку и принялся одеваться. Сабита так и не проснулась. Когда в следующий раз раздались удары часов, Сигизмунд уже вальяжно проходился по коридору дворца. — Заглянул сменить повязку, — заявил принц с порога, заходя в дворцовый лазарет. — Очень своевременно, — учтиво кивнул худой невысокий мужчина в белом балахоне. Это был семейный врач королевской семьи и по совместительству главный эксперт в магических вопросах. Он вел свои расследования, и касались они в большинстве своем деятельности архатейских магов. — Рана почти зажила, — произнес врач, накладывая новую повязку, — Вам повезло, Ваша светлость. — Да уж. Лев был гигантским, — Сигизмунд расслабленно прикрыл глаза, — Но, знаешь, что мне не дает покоя? — Не имею представлений. — Почему лебедь не среагировал… — А здесь как раз все просто, — улыбнулся врач с лукавством знатока. — А ну-ка! — Не магическое было воздействие. — Как это? — Сигизмунд скептически всплеснул руками, — Хочешь сказать лев из огня — это явление ординарное? — Ну, это не совсем магия… Лев — монад, воплощение души мага. В момент, когда активен монад, его хозяин спит. Душа отделяется от тела и принимает форму, заложенную магом. Фактически монад — физический объект, поэтому Ваш лебедь не среагировал. — Господи, у этих магов все сложнее паутины из клубка шерсти! — Да, ваша правда. Монадами активно пользуются кланы наемников. Для их профессии удобство на лицо… — Каких только зловредных вещей не понапридумывали! — Зато, если убить монад, умрет и сам владелец. — И как его убить? — Сигизмунд распахнул глаза и заинтересованно посмотрел на врача. — Достаточно просто. Всего лишь надо уничтожить инструмент управления… Но тут самое сложное его отыскать. — Что еще за инструмент? — Фетиш, вещь, с помощью которой маг управляет монадой. В этом предмете содержится воплощение духа, его сила. Погружаясь в сон, маг активирует предмет, выпускает дух, а сам, мысленно держит образ предмета в голове и, когда приходит время, дает команду духу туда вернуться. Если вещь уничтожить, ее образ разрушится. Маг не сможет вернуть дух и отделиться от монада. Сила закончится, душа мага раствориться, а монад просто распадется на атомы. — Угу, здорово. Только вот нереально найти такой предмет. Это ведь может быть что угодно. — Не скажите! Архатейцы любят фамильные реликвии, которыми можно гордиться и выставлять напоказ. С другой стороны вещь обязана быть удобной и функциональной. Так что, скорее всего, надо полагать, фантазия у магов небогата. Ищите перстень, кулон, серьгу… Что-нибудь оригинально, но не замысловатое. — Как это, что ли? — Сигизмунд в шутку продемонстрировал кулон Сабиты. — Ого! — врач пригнулся и жадно впился в безделушку, — Какая редкость! Откуда у Вас это? — А что? — недоверчиво протянул принц. — Так это же… — врач нервно дернул руками, — Это же и есть оно… Инструмент управления. Смотрите, на рубине гравировка. Знак огня, заклинание отделения души от тела и печать древнего и известного рода наемных убийц Хамон. Ошибки быть не может, я ни с чем не перепутаю их скрещенные сабли… Поверьте, я потратил кучу времени на изучение деятельности архатейских наемников! — Ты бредишь! — гневно выкрикнул Сигизмунд, убирая кулон за пазуху. — Ваша Светлость, я уже двадцать лет Вам служу. И моя семья издревне служила Вашим предкам. Я не стану лгать… Я уверен, вещь принадлежит роду Хамон. И так же считаю, что именно они на Вас покушались. Принц, скажите, у кого Вы взяли эту диковину! Ради Вашей же безопасности! — Не твое дело! — грубо осадил Сигизмунд. Он спешно одевался, но руки тряслись, мешая совладать с пуговицами царских одежд. — Но… Я обязан… — Я сам решу эту проблему. Не лезь, — принц сердито мотнул головой и, бросив застегиваться, стремительно вышел из лазарета.— Сигизмунд? — Сабита растерянно взглянула на растрепанного принца, так внезапно ворвавшегося в ее покои. — Я-то Сигизмунд, а вот кто ты еще вопрос! — гневно выпалил он. Девушка вздрогнула, но тут же ее лицо наполнилось ледяным спокойствием. — Значит, это ты взял мой амулет, — произнесла она, — А я уже начала беспокоиться, что потеряла его. — Мне все известно! — Сигизмунд демонстративно положил руку на эфес меча, который на этот раз прихватил с собой. — Догадалась, не дура, — Сабита откинула накидку, под которой таились красные кожаные латы, столь украшающие ее идеальное тело. — Уже приготовилась к следующему удару? — Без амулета придется действовать голыми руками. — На! — проревел принц, швыряя кулон в лицо девушки, — Подавись! Кулон угодил в доспех и с глухим звоном отскочил на пол. — Как благородно, — Сабита пожала плечами и подняла амулет. От ее прикосновения рубин запульсировал пламенем. — Наглая тварь! — с обидой кинул Сигизмунд. — Ну, кто же я еще, — с издевкой протянула Сабита, — Конечно! А то, что я служу своему народу не в счет. — Я признаю сражения на поле боя, а не такие грязные методы! — Напрасно. Партизанские движения весьма эффективны. А наемники просто незаменимы в тылу. — Заткнись, дура! Тебе чужды человечность и благородство, поэтому прекрати играть в героиню. Тебе ведь платят за грязный труд. — Сколько громких эпитетов, — Сабита презрительно отмахнулась, — Думаешь, не нужна компенсация, если приходится каждую ночь спать с ущербным калекой? — Шлюха! Да ты просто продажная баба! — Сигизмунд скривил рот, — И как я мог тебя полюбить! — Я профи, — девушка с издевкой подмигнула. — Ты тварь, вот кто ты! Только такие бессердечные твари, как ты, могут изображать любовь столь убедительно. У тебя нет ничего святого, ты пустышка! — Принцу Эф не понять. У меня есть долг, обязательства и честь рода Хамон, лучших убийц под прикрытием. Моим заданием было втереться в доверие к старшему принцу, влюбить его в себя, выведывать секреты, а потом убить. И я выполняла задание, а чувства здесь не берутся в расчет. — У тебя их нет, ты просто мерзкая гадина! — Да откуда тебе знать? Ты, уязвленный обиженный мальчишка, выросший на всем готовом в теплом замке папаши. Ты ведь далек от жизни простых людей, не знаешь, что такое голодать или мерзнуть, оставшись без крова. Никогда не дойдет до тебя, что можно пожертвовать очень многим ради мира и победы, чтобы больше никто не страдал. — Благородство? — Сигизмунд расхохотался, — Фальшиво звучит из уст маленькой расчетливой суки. Да я был готов на тебе жениться, убеждать отца отдать мне трон, лишь бы ты надела корону, а ты… Ты просто растоптала любовь. Ненавижу! — Тогда давай покончим с нашим курортным романом, — Сабита прикрыла глаза, входя в легкий транс. Рядом с ней материализовался огненный лев, готовый к приказаниям хозяйки. Девушка щелкнула пальцами, и огненный лев ударил лапами по полу. Его пасть раскрылась, извергая пламя. Сигизмунд выхватил меч и поднял его перед собой. Неожиданно Сабита рассмеялась, закидывая голову назад. Лев стал блекнуть. — Что здесь забавного, тварь?! — процедил сквозь зубы принц. — Как же может меняться лицо человека, — произнесла девушка, поднося палец к губе, — Вчера полное любви, сегодня излучает ненависть. — Ты ожидала чего-то другого? — Нет. Я готова к битве. Хотя… — Сабита с печалью в глазах остановилась на мече, — Против оружия, закаленного кровью лебедя, у меня нет ни единого шанса. Ты знаешь секрет управлени монадов и уничтожишь его с первого удара. Грустно, я не выполню задания и никогда больше не увижу Архатей… Тоска наполнила зеленые глаза девушки. У Сигизмунда кольнуло сердце, но он подавил столь нелепый приступ нежности к врагу. — Просишь пощады? — съязвил он. — Нет. Сожалею, что не увижу дом. Я скучаю по нему. — Никто тебе не виноват! Расплата за лицемерие! — А я давно готова к смерти, только лицемерие скорее в тебе, а не во мне! — Во мне? Ах, ты неблагодарная! — Сигизмунда затрясло от ярости, — Да я искренне любил тебя и был готов на все, лишь за одно только слово одобрения. Я бежал к тебе со всех ног, выкраивая минуты для общения, забывая о политике и о важных государственных делах. Я забросил вопросы благополучия Эф ради тебя. И это в военное время! И я лицемер?! Мне даже было наплевать на твое низкое происхождение! А ты?! Играла на моих чувствах, пользовалась моим увечьем, чтобы продемонстрировать небывалую любовь. Тьфу! Да меня тошнит от тебя, проклятая интриганка! — Сколько заслуг! Похоже должна поставить тебе памятник, — скривилась Сабита, — Чего ждешь? Давай, отомсти мне, утешь больное самолюбие. Накажи эту бессердечную архатейку, ведь если она из стана врагов, то явно не человек, — девушка нервно потрясла головой, — Тебе и в мысль не придет, каково мне было разыгрывать спектакль… Я видела твою искреннюю любовь, и мне было стыдно. Но ты ведь не поверишь. Да мне рыдать хотелось от осознания, что придется плюнуть в душу, по сути, неплохому человеку, который ничего кроме добра мне не сделал! Да я лгала… Но за мной Архатей, я служу его интересам. А за тобой корона Биа-Хатерии. Наши чувства и эмоции уступают положению. Обстоятельства выше эмоций. — Ей было жаль! — передразнил Сигизмунд, — Очередная порция вранья. Да, я сын короля, но я тоже умею чувствовать и хочу понимания. А ты заставила меня расплачиваться за любовь… сволочь! И таких, как ты, тысячи вокруг. Для вас мое происхождение оказывается решающим, и не интересно, что я за человек. Принц Эф… Лакомый кусок, да? — А ты еще не привык? Не жди ничего истинного и правдивого, если родился принцем. Вокруг всегда будут лжецы, подхалимы, и такие как я… — Да я проклинаю свой статус, он лишил меня возможности просто любить и доверять. Мне не нужны ни престол, ни царские одежды, ни дворцы. Жажда обычной жизни сводит с ума. Смотрю сейчас на тебя, и мне все сильнее отвратительны люди. Архатейцы, какие же вы все негодяи! — Ага, а эфийцы как обычно все всех своих неудачах обвиняют Архатей, — Сабита развела руками. — Убирайся! — неожиданно прокричал Сигизмунд и повернулся к девушке спиной. Меч лег в ножные. — Что… — растерялась Сабита. — Я сказал, пошла вон! Видеть тебя больше не хочу, убирайся! Чтоб ноги твоей не была в Эфах. Иди, давай, в своей любимый Архатей, служи ублюдку Касандеру. Вы друг друга стоите! — Ты всерьез отпускаешь меня? — Сабита ошарашено переминалась с ноги на ногу. — Не хочу пачкать руки, — с силой выговорил Сигизмунд и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. — Да уж… — протянула пораженная девушка, смотря ему в след.
Утро после
Утро после бурной ночи, и моя душа разбита вдребезги. Я впустил в свой хрупкий мир чужака, и теперь сломлен. Правитель Касандер оказался позором Архатея и подарил свою невинность врагу, который так жестоко и бесцеремонно воспользовался ей, будто мстил, карая меня за силу и цепи, брошенные на него. Все тело ломило. Меня словно выкачивали всю ночь насосом, и теперь я пуст. Я плелся по аллеи сада, не помня себя, теряя дыхание, обожженных волнами страсти легких, и бежал от грязных простыней, пропитавшихся вчерашней длинной ночью. Мне стало жутко холодно, судороги сводили ноги, ветер раскачивал пряди волос выбившиеся из косичек. Отмахиваться от них не хватало сил. Я готов был упасть. Я остался совсем один. Брошенный. Нелюбимый. Один взгляд на пальцы — сегодня я остался без кольца. Я не могу носить амулет рода, я его попросту недостоин. Не хочу осквернять святыню своим грязным естеством. Больно… Я прислонился к дереву и закрыл лицо руками. Не хочу ничего видеть. — Касандер, ты, что в такую рань гуляешь? — знакомый вечно веселый голос. Я поднял глаза. — Юнгс… — голос меня не слушался и срывался. — С тобой все в порядке? — он подлетел ко мне, но тут же отпрянул, перекошенный презрением. — Фу, — зло произнес он, — Да ты весь пропах мерзавцем эфийцем. Как ты мог Касандер? Как? Почему ему? Он крыса и не достоин! Меня рассекретили. Ничего удивительного, ведь Дерфи маг 4-й ступени и видит столь очевидные искажения ауры. Какой позор… — Хватит, Юнгс. Прошу не надо… умоляю, прекрати, — я запрокинул голову назад, так что даже ударился затылком об дерево. — Умоляешь… — прошипел Юнгс, подходя так близко, что я был вынужден отстраняться, прижимаясь к дереву спиной. — Прошу, — я замотал головой, жадно ловя ртом воздух. Мое дыхание стало отрывисто и тяжело, я не выдержал бы порицание Дерфи. Но он ничего не сказал. Он просто прижался ко мне, вдавливая в ствол дерева еще сильнее и подпирая коленом мою промежность. Я поежился. Юнгс усмехнулся и погрузил свой палец мне в рот, имитируя характерные движения. Я мог бы его убить за это. Я просто был обязан, но вместо этого яподатливо принял его вмешательство. — Смотри, как приноровился, — равнодушно произносит Юнгс. Я отталкиваю его, срываюсь вниз и падаю безвольно на колени. Меня бьет дрожь, а противная липкая испарина захватывает кожу. Я как в бреду. Так больно… Но я заслужил унижение от своих слуг, я их опозорил. Они так старались принести победу, а я сдался врагу. Предал свой народ… Я все испортил. Хватаюсь за голову, стараясь дышать, но получаются только сиплые грудные судороги. — Юнгс, цепи, я во власти… — голос дрожит, и я внезапно начинаю рыдать, не в силах контролировать свою боль и отчаяние. — Дурак, — обиженно произносит мой товарищ и садится рядом, прижимая меня к себе. Теперь он не осуждает своего правителя. — Все хорошо, Касандер, я с тобой, не плачь, — он говорит банальность и гладит меня по голове. Но мне не лучше. — Ты весь дрожишь… — тихо шепчет он. — Мне больно, Юнгс, — я начинаю рыдать в голос, прижимаясь головой к груди мага и оставляя зеленые разводы слез на его черном балахоне. — Сильно? — Юнгс обнимает меня, заключая в охапку. — Да… — И холодно? — Да… — Дурак, — нежно повторяет Дерфи, — Сейчас все пройдет. Я тебе согрею… Я с тобой… Он не врет, я чувствую. Ему тоже больно… за меня. Юнгс поднимает меня, хватая под мышки, и осторожно несет куда-то. Остается только свеситься с его плеча и, закрыв глаза, отдаться воле желающего мне добра человека.Юнгс
Мы в комнате Юнгса. Дерфи осторожно снимает с меня мою одежду и ставит на ноги в ванну, наполняя бочку водой. Теперь сверху льются каскады горячих струй, оставляя русла влаги на моей коже, израненной лаской Тау. Дрожь усиливается. Я буквально вцепляюсь в Юнгса, хватая его за шею, и прижимаюсь головой к груди. Он нежно обнимает меня и, поглаживая мое тело руками, смывает остатки разорванной ночи. Он моет меня, отчищая от позора. Становится жарко, но я все равно насквозь замерзший. — У тебя жар, — комментирует Юнгс, почти касаясь движущимися губами моей щеки. Он распускает мои волосы, которые под тяжестью воды спадают безвольными нитями. — Такое красивое тело и такому козлу в подарок, — монолог Юнгса продолжается, мне нечего ответить. Барон продолжает обмывать мое тело прикосновениями своих заботливых рук. Когда он погружает свои пальцы между ягодиц, плечи невольно вздрагивают и я напрягаюсь всем телом. — Не бойся, — еще более мягко произносит Юнгс, — Я не сделаю тебе больно, я просто хочу смыть с тебя его присутствие. Я расслабляюсь, давая себя помыть. Мой слуга делает мое тело чище, но душу не отмыть. Через какую-то минуту, водная экзекуция закончена. Заботливо положенный в теплую постель и укутанный одеялом, я все равно продолжаю дрожать и не хочу отпускать от себя своего барона. — Юнгс, останься со мной… — прошу его. — Конечно, останусь, — произносит барон Дерфи, блестя на меня своими зелеными глазами, полными не то смущения, не то тревожной нежности. Он тоже раздевается и ложиться рядом, совсем близко, прижимая меня к себе так, что наши животы касаются. Мне становится тепло. Юнгс в ответ улыбается, поглаживая мою щеку рукой. — Глупый правитель Архатея, — вымученно шепчу я. — Да, ты такой, но я всегда буду рядом, — он целует меня в лоб, и я закрываю глаза, уносясь в потоках преданной ласки. Юнгс любит меня, как слуга господина, но все равно я благодарен и за такую любовь. Она мне нужна… Сейчас, когда я разбит и опозорен, я хватаюсь за осколки старого мира, делая вид, что ничего не произошло. Почему судьба столь жестока к детям великих людей? За что я страдаю…? Даже мои собственные цепи лишили меня надежды на счастье, хотя должные были подарить высоту победы. По моей щеке снова стекает слеза. — Не плачь, Касандер, — шепчет Юнгс, — Не надо, я рядом. — Нет! — я вскакиваю, садясь на кровати. — Касандер, — Дерфи тут же поднимается, и, заключая меня в объятия, скрепляет нас. Мы так и зависаем среди шелка постели, в складках одеяла, обнажающего наши голые тела. Мои волосы раскиданы по кровати, и я снова горю ознобом, прижимаясь всем телом к гладкому торсу Юнгсу. Он принимает меня, принимает мою слабость и разбитую душу. — Я просто хотел… — я вскрикиваю, — Любить!.. — Я понимаю… — Я не знал, не думал, что так выйдет. Я не хотел этого… Юнгс, мне страшно. — Все хорошо, — барон улыбается, — Весь Архатей иногда грешит этим. А повелителю и подавно можно… — Я не специально! Цепи, они заставили любить… — меня снова трясет, но теперь от осознания всего случившегося. — Я тебя вымыл, отчистил от грязи эфийца, теперь ты вновь невинен. — Юнгс, — сильнее сжимаю свои объятия, хватаясь обеими руками за плечи товарища. — Это всего лишь эпизод. Снимай цепи и пусть валит восвояси, хватит тебе мучиться… — Я не могу, — трясу головой, — Я не хочу расставаться с Тау! Никогда! — Но ты страдаешь… — голос Юнгса дрожит. — Да, и я не могу остановиться. Лучше так, с ним, чем без Тау, одному. Мне очень больно! — кричу я из последних сил. Голос срывается. — В первый раз всегда больно любить… — Это цепи. Цепи сделали меня недостойным. Но я же был нормальным… — Тебе нравились девушки? — Да. — Кто? — Ева… — Ева, — Юнгс задумчиво хмыкает, — Она твое проклятие. — Да, точно. Он видит ее во мне… — Он идиот. Ты намного лучше! — Тау… Он все время ее зовет. А как же я? Почему я люблю его, когда должен ненавидеть? — Потому что он твой первый любовник. — Но я не хочу быть ненормальным! — С тобой все в порядке. Будь Ева твоей первой, было бы точно так же. Силу любви не изменить. — Я боюсь… — Не бойся. Ты же колдун рода Милиотар, ты всех сильнее. — Нет, я слабее… слабее себя и своих желаний. — И каковы они? — Сейчас хочу знать, что мне нравится, — твердо отвечаю. Я смотрю барону в глаза, и он чуть краснеет. — Касандер… — растерянно шепчет маг. — Юнгс, помоги мне… Прошу помоги! — Я всегда готов прийти на помощь моему любимому правителю, — барон снова привлекает меня к себе. Я касаюсь руками его великолепного накаченного торса, и решаюсь. — Овладей меной, Юнгс, — почти приказываю я. — Что!? — Дерфи смотрит в мои глаза, — Ты уверен? — Да, трахни меня прямо сейчас. Я хочу знать, понравится мне или нет! — Кас… — Ты не хочешь меня? — Глупый, да я мечтал, чтобы твой первый раз достался мне, — Юнгс краснеет еще гуще. — Будем считать, что я невинен. Он кивает, отпуская меня из объятий. Я уже знаю, что делать. Становлюсь в позу собачьего подчинения. — Неучи, — произносит Юнгс, рассматривая меня сзади, — Да он же тебя всего разодрал. Становится как-то мерзко. Закрываю рукой лицо. — Вы что не знаете, как… Взять и по живому… придурки… Хотя, откуда тебе было знать, — Дерфи замолкает, наблюдая за мной, — Ладно, потерпи чутка. Я сейчас. Он исчезает, что бы вернуться с золотой коробочкой. — Что это? — спрашиваю. — Жир из лепестков лаванды, — хмыкает Юнгс, — Твоя бабка изобрела его вроде как для смазки дверных петель и лыж. Но не знаю, кто как, а весь Архатей использует варево немного для других целей. Ты не знал? Отрицательно качаю головой. Юнгс снисходительно улыбается. — Потрясающе. Сама невинность… — шепчет он. Крышка легко поддается рукам барона, наполняя воздух терпким цветочным ароматом. Юнгс натирает сиреневатой субстанцией свой уже возбужденный член, заставляя меня поежиться от испуга и предчувствия надвигающейся действительности. — Ты не передумал? — заботливо спрашивает барон, набирая в руку новую порцию густой эссенции. Я отрицаю жестом руки. — Тогда позволь, — он кивает на меня. — Ясно. Встаю в исходную позу. Странно, мне даже приятно ощущение касания холодной лавандовой массы. Юнгс осторожно наносит ее пальцами. Я нервно сжимаю руки вместе с простынями. Скоро начнется. Барон обхватывает меня сзади, совсем как Тау, и входит в меня. Только на этот раз мой любовник ласков. Он легко попадает в меня, поражая упругостью и нежностью стыковки наших тел. Я вскрикиваю, но не от боли… Ее нет. Мне нравится… Юнгс так заботлив, его руки проходят по моей спине, нажимая на нервные точки и заставляя меня вздрагивать от удовольствия. Он думает обо мне. Приятно. Толчки становятся ощутимее, я поднимаю голову, и начинаю задыхаться от расползающейся по мне сладости мгновения. Мне хорошо… Пот блестит на коже, как капли росы на молодом цветке. Юнгс наваливается на меня всем телом, и я, не выдерживая, падаю на кровать. Он все еще во мне, овладевает ласковым нажимом и покачиваниями бедер. Так даже приятнее. Юнгс лежит сверху и прижимается ко мне, обхватывая плечи. Его губы скользят по моей шее, заставляя ее вспыхнуть краской от небывалого удовольствия. Рука Юнгса сползает вниз и торопливо ласкает мою промежность. Мне приятно… Даже слишком, чтобы молчать, и я чуть слышно постанываю. Юнгс начинает дышать чаще и убыстряется, доставляя мне еще большее удовольствие. — Юнгс, боже… — шепчу я, — Мне так хорошо… Боже… Продолжай, прошу… Мой любовник молчит, но его движения становятся отточеннее и ритмичнее, заставляя меня в пылу наслаждения предпринимать попытки оторваться от кровати. Но я не могу и двинуться, вес тела Юнгса буквально раскатывает меня по простыне. Мне нравится его проникающий плен. Легкие страстно выталкивают из моей груди хриплые звуки сладострастия. — Я больше не могу, Юнгс… это восхитительно, — плетут мои губы, — Еще… Как приятно… Еще же, да… Давай, боже… Он отвечает новой порцией качающихся волн. Я поворачиваю голову и встречаюсь с его губами. Первый поцелуй. Наши языки переплетаются пылкими змеями. Сладко… Юнгс так волнительно нежен. Время бежит, сочась секундами и нашим влажным волнением. Совсем близко, щека к щеке, мы разрываемся от стонов, подгоняя друг друга к наслаждению и ведя диалог телами. Я чувствую, как он трепещет во мне. — Только не в меня… Не надо… — прошу я. — Но я хочу до конца превзойти Тау! — скорее умоляет Юнгс. Тау… — Нет, — шепчу я, и меня обдает ледяной волной. Мне больше не хочется Юнгса. Он спешит выйти из меня, оставляя на моей ноге расползающееся влагой пятно горячей спермы. Юнгс садится рядом и изучает мое лицо, зажмурив один глаз. — Ты так прекрасен, — говорит он, — Румянец удовлетворения на твоих щеках сводит с ума. Я поднимаюсь на локтях. — Спасибо, Юнгс, — я уже успокоился и пришел в свое обычное состояние, — Мне понравилось. Теперь я знаю, что дело не в цепях. Не только… — Не вздумай себя ругать за это! — Конечно, нет. Но на месте отца я бы замуровал себя в айсберг. — Хорошо, что Металл мертв. Пожимаю плечами: — Жаль только одного, что не рассмотрел тебя раньше. — Еще не поздно, я ведь люблю тебя, — бьется за себя барон. Я качаю цепью, видимой только мне, и отвечаю: — Ничего не изменить. Но я помню об Архатее… — И не забывай про жир цветов лаванды! — наигранно шутит Юнгс, хотя ему сейчас совершенно не весело. — А моя бабка, оказывается, была знатная развратница, — усмехаюсь. Барон Дерфи становится серьезным: — Касандер, подумай на счет цепей. Может, ну их… — Юнгс, не надо меня учить. Лучше помогай мне… Мне нравится, как ты это делаешь. — Я всегда буду с тобой. Повелитель! — Конечно, — хмыкаю я и встаю с кровати, накидывая балахон. — Будь осторожен, ладно? Обещай? Ты ведь можешь пообещать? — Юнгс наоборот закрывается одеялом, испачканным нашей внезапной страстью. — Вроде того, — отмахиваюсь. Дела оказались хуже, чем я думал. Я подобно услужливому псу Юнгсу, готов выполнять любое желание наследника Эф и получать при этом чудовищное удовольствие. Такая низость… Но я буду терпеть. Цепи обрекли меня на слепую любовь к этому человеку. И некуда деваться… А Юнгс… Я благодарен ему за урок, он подчеркнул низменные противоречия моей натуры.Дом для шпиона
Юнгс танцующей походкой вывалился из ванной комнаты, наспех свернул постельное белье и куну в угол. — Надо будет отдать служанке, чтоб постирала, — протянул он, замирая возле зеркала. Пригладив кудряшки, покрасовавшись мускулатурой, барон довольно улыбнулся своему отражению. По виду Дерфи можно было сказать, что его жизнь удалась. Он буквально излучал успех. Неожиданно в дверь тихо постучали. Юнгс быстро влез в штаны и, приняв вальяжную позу, устроился на диване. — Входите, — крикнул он. В комнату медленно вплыла Сабита. Вид у девушки был, мягко говоря, нерадостный, понуро опущенная голова и темные круги под глазами выдавали тяжелые душевные переживания. — О, Хамон! — радостно протянул Юнгс, махая рукой, — Давно не виделись. Извини, встречаю в неглиже. — Привет, Юнгс, — отстраненно произнесла Сабита и присела на край кровати. — Выполнила задание? — Нет, я провалилась. Меня рассекретили. Но я нанесла глубокую душевную рану принцу, он не скоро оправится. — Что ж, — барон помрачнел и задумчиво мял мочку уха, соображая как ему поступить. — Можешь меня наказать. — Смеешься что ли?! — неестественно громко расхохотался Юнгс, — Ты вернулась домой, поздравляю. План не удался, ну да черт с ним… Главное мы щелкнули Биа-Хатериев по носу, теперь они будут опасаться каждого шороха. Разве не здорово? — Должно быть, да, — кивнула Сабита. Юнгс удивленно приподнял бровь, как будто только сейчас заметил удрученность гостьи. — Что-то не так? — Все хорошо… — девушка вздохнула. — Да ну! У тебя на лице все написано. Тебя явно что-то не устраивает. — Юнгс, ну я… Не знаю. — Ну, не хмурься. Посмотри на меня. Сабита вскинула голову, и глаза магов встретились. Уголки губ барона чуть заметно опустились. — Ты разве не хотела вернуться на родину? — сухо произнес он. — Я рада приезду в Архатей. — Так много раз говорила мне о тоске по дому, что я думал, ты начнешь плясать по возвращении. И что я вижу? Ни радости, ни веселья, а какая-то похоронная мина. Кого хороним, Хамон? М? Очнись, приди в себя. — Просто последнее задание заставило меня всерьез задуматься о том, что я делаю. И насколько правильно поступаю… — Да ну! — присвистнул Юнгс. — Я на полном серьезе! Зачем мы уничтожаем друг друга? — в глазах Сабиты блеснули слезы. — Так устроен мир, — Дерфи развел руками. — Вот видишь! Ты не хочешь задуматься. В Эфах полно простых людей, которые устали от войны. Они изо дня в день ходят на работу, занимаются домашними делами, нянчат детей и совершенно не думают о политике. Среди них есть и добрые честные люди и подлецы. Все как в Архатее! Они такие же, как и мы… — Только враги, — кивнул Юнгс. — Так глупо! — с досадой выкрикнула Сабита, — Мне было мерзко, когда Сигизмунд несправедливо меня обвинил в лицемерии. Он не знал, как мне было больно и совестно его обманывать. Это ужасно лгать человеку, который тебя любит. Он же не виноват, что родился в семье правителя. — Принца пожалела? — строго спросил барон. — Не в том дело. Скорее он меня пощадил и отпустил, хотя мог убить. Вот я и подумала, может, мы просчитались… И нет между нами огромной разницы. Мы все люди и хотим жить. Так почему бы просто этого не делать? — Да, да, все хотят любви и счастья, — Юнгс прищурился, иронично передразнивая шпионку, — Знаешь, Хамон, улыбнись. Твоя хандра пройдет. — Я надеюсь. Мне тяжело сейчас… — Ничего. У тебя акклиматизация, — Юнгс излучал добродушие, — Молодец, что зашла поделиться переживаниями. Беседа разгоняет душевные тучи. Давай лучше выпьем за твой приезд! — Ты не сердишься? — Нет, конечно! Ты имеешь право на собственное мнение, я же не моралист, чтобы тебя судить. Демократия нас спасет. — Шутишь, издеваешься… — Сабита покачала головой. — Забудь! Я не злюсь, никаких проблем. Юнгс взял бутылку с красной жидкостью и наполнил два стакана, протягивая один девушке. — Точно? — произнесла она, беря бокал. — Ага, пусть вино заглушит твои переживания, — Юнгс поднял бокал и первым сделал глоток. Сабита последовала его примеру. — Сладкое, — произнесла она. — Конечно, из сердца Кайской долины. — Странный привкус… — Особый сорт. — Интересно. Юнгс улыбнулся. Они посидели еще немного, пока не опустели бокалы. Потом шпионка ушла. Как только за ней захлопнулась дверь, Юнгс кинулся к полке с ядами, и, отыскав пузырек с зеленой жидкостью, осушил одним глотком. Ноги мгновенно ослабели, и барон опустился на пол. Дыхание стало тяжелым, сердце с трудом качало кровь. Юнгс замер, пережидая время. Но вскоре приступ прошел. Противоядие подействовало, победив ядовитые реки вина. Тогда барон принялся медленно одеваться. — Сомнения у нее, — тихо произнес он с долей злости, — Как же! Жалость разыгралась. Нашла, кому жаловаться… Не могу же я позволить сомнениям захлестнуть ряды магов. Хамон… Ведь она могла предать Касандера в самый важный момент, мой бедный повелитель. Нет, слишком высоки ставки. Нельзя допускать просчета, слабые звенья не должны жить… Все ради тебя, мой повелитель. Юнгс накинул черный балахон и снова взглянул в зеркало. Его образ источал бескомпромиссную силу. В тот день известный род наемников потерял своего лучшего бойца.Поле боя
Я редко бывал на полях сражений, не люблю нервозно дребезжащей тишины перед началом боя. Куда как более комфортно сидеть над магической книгой и читать заклинания с отчетливым осознанием всей их могущественности и вредоносности. Но Тау уже две недели проводит время в жарких сражениях за мой двор и Архатейские знамена. Я до ужаса соскучился, поэтому не смог усидеть и рванул на поле боя с королевским визитом. Заботливые големы облачили меня в доспехи, видимо для солидности, и я не без труда взгромоздился на черную лошадь. Бедняге и так приходилось несладко в душной попоне, расшитой символами Архатея, так я еще добавил веса. Правда, мы с лошадью разделили страдания. В седле я чувствовал себя крайне неудобно, сказывались отчаянная любовь Тау и проникновенная нежность Юнгса. Поэтому приходилось постоянно ерзать в поисках удобного положения. На рассвете, когда солнце обрушивало яркие лучи на оба противоборствующих лагеря, я въехал в архатейский стан. Солдаты уже были оповещены о моем визите, они построились и ожидали в учтивом поклоне. Я проехался на лошади мимо строя, приветствуя своих воинов, а они ответили дружным боевым кличем. Тау возглавлял войско. Он стоял у шатра и тоже преклонял передо мной колено. — Тау… — шепнул я, и на моем лице невольно родилась улыбка. Я так долго его не видел и таким сладким стал момент долгожданной встречи. Момент испортило появление Юнгса. Барон неспешно выпал из шатра и одернул наспех одетые доспехи. Он явно забыл о моем визите или просто проспал. — Непривычно видеть тебя во всем черном. Здорово выглядишь! — произнес он. Я рассердился, но взгляд на Тау вновь вернул мне отличное расположение духа. Принц встал с колена. Он оседлал белого коня и, подъехав ко мне, жестом пригласил на смотровую площадку, которой служила вершина холма. Оттуда открывался потрясающий живописный вид: равнина пересеченна пролеском, чуть дальше река, а еще дальше блестели шпили домов столицы Плантагенет. Да, так далеко армия Архатея еще никогда не продвигалась. Присутствие Тау стало нашим безусловным триумфом. Я радовался тому, что он был рядом со мной. Не с эфийцами, устроившими редуты у подножья холма, а со мной… Его бывшие сородичи жгли костры, отдыхаясь и готовясь к грядущему бою, я то и дело улавливал стук молотков, забивающих гвозди в метательные орудия. Изредка раздавались протяжные завывания горнов. Эфийцы бились за плато, предваряющее въезд в столичные территории. Плато «Мелодии» или, как его называют архатейцы, «Ядовитый варан» — опорная точка, важная для доминирования на данном участке, да и на всей территории Плантагенет. — Ну, как? — бесстрастным голосом осведомился Тау. — У нас ведь выигрышная позиция на возвышенности, я прав? — Вроде того. Я улыбнулся. Мой принц невольно заимствует мои фразочки. Находить их в его речи, вдвойне приятно. — Скажи, мы победим? — Безусловно. Взгляд Тау стал стеклянным. Он как кукла смотрел безжизненным взором на бескрайнюю красоту равнин. Я вздохнул. Из нас двоих только я понимал, что происходит в действительности. Один из нас был живым големом, второй глупцом. Но я все равно испытывал радость от встречи. Какое же счастье стоять вот так, вдвоем, на краю холма и понимать, что кроме человека рядом, тебе больше ничего не нужно. Мир только в нем одном, а остальное избыточно. Мы с Тау так и замерли рядом. Он никуда не спешил, а я не торопился разрушать сладкого мгновения. — Повелитель! — Юнгс снова все испортил. Я обернулся и состроил недовольное лицо. — А тебе идут доспехи, — повторил Дерфи, изучая меня взглядом. — Мне некомфортно, — отозвался я, машинально водя рукой по агатовому дракону на груди, — Слишком тяжело. — Не жалуйся, — крякнул Юнгс, — Ты вон их поверх балахона напялил, а мне пришлось влезть еще и в металлические штаны! — Не ной, Юнгс, — хихикнул я. Настроение у меня сделалось лучше не придумаешь. — А я буду! Мне может тоже охота накидку с меховым воротником, — барон продолжал паясничать. — Ты же не правитель, не заслужил. — Ха! — он помолчал, — А тебе действительно к лицу… Такой серьезный образ… Такого Касандера я даже боюсь. — Эфийцы начали подготовку к атаке, — безжизненным голосом вклинялся Тау. — И что теперь? Кстати, я с этим к вам и шел, только собирался сказать. Даром опередил! — насмешливым тоном протянул Дерфи. Я чувствовал волну напряжения между моим подданным и Тау, точнее барон отличался нетерпимостью по отношению к принцу. Но кого волновало мнение слуги? Я ведь так счастлив теперь, разве я могу позволить себе печалиться из-за недовольства Юнгса? А он пусть думает, что хочет, все равно я выбрал Тау, а не его. — Будет бой, — заключил принц Эф. — Тау, с тобой мы победим! — я улыбнулся. — Не хочешь взглянуть противнику в лицо? — Хочу, только будь рядом. — Да. Под звуки барабанов, отбивающих ритм наступления, мы поскакали к полю боя. Моя армия уже строилась в плотные шеренги, над рядами вздымались знамена, ветер развивал плащи, а солнце поджигало острия копий и секир. Черные флаги с красной бахромой и зеленым драконом, извивались как змеиные языки, суля эфийцам мучительную смерть от нашего архатейского яда. Я в сопровождении Тау выехал перед армией. На меня блестели сотни восхищенных глаз. Стало немного стыдно, но я сдержался. Моим людям не стоит знать, как низко пал их правитель. Пока мы побеждаем, я имею право на личные секреты. Но я подметил, как с противоположной стороны поля меня испепеляли ненавистью вражеские солдаты под руководством не менее агрессивно настроенных генералов. Их злоба меня рассмешила. Я поднял вихрь зеленого ветра, осыпая лица врагов песком. — Вы! — крикнул я, мой сегодняшний настрой заразил меня частичкой бесшабашности. Солдаты прислушались. — Вы, грозные эфийцы, столь восхваляющие свое показное величие! Смотрите! — я указал на свою армию, — Лик смерти перед вами! Мы раздавим вас, потому что настал конец вашему лживому правосудию. Нет! Вы зовете меня исчадием ада?! Ха! Хорошо! Я согласен! Для вас Касандер Милиотар станет воплощением тьмы, что закроет ваш лицемерный белый цвет. Дракон сожрет лебедя! Я кинул на сжавшихся врагов презрительный взгляд и продолжал: — Вы так долго кляли меня проклятиями, что теперь я действительно хочу воплотить в жизнь ваши представления обо мне. Смотрите на меня! Я! Самый сильный маг! И я отнял у вас Тау! Вашего принца! И теперь он сражается вместе за Милиотар. Ему по нраву мерцание черной звезды, в ней он видит свою истину, ту, что недоступна вам! Тау! Я отнял у вас наследника! Я резко развернул лошадь и прогарцевал к своему принцу. Его лицо стянула бзразличная маска, на которую болью отозвалось мое сердце. Но я пересилил себя и продолжал разыгрывать фарс. — Тау! Клянись мне в верности! — прокричал я. — Клянусь… — Слишком тихо! Пусть они слышат, пусть все слышат! — Клянусь! — звучно отозвался он. По вражескому стану прокатился рокот негодования. В свою очередь архатейцы приправили мою злую иронию насмешливым улюлюканьем и оскорбительными жестами, брошенными в сторону противников. Но я не унимался. — А теперь скажи им, — властно произнес я и добавил во взгляд гипнотического блеска, — Ты со мной, потому что любишь? Тау застыл, как-то странно наклонив голову набок, будто уставшая марионетка мастера. — Скажи мне, что любишь! — вновь потребовал я. — Я люблю тебя, Е… Но прежде, чем Тау успел выговорить имя моей сестры, я потянулся к нему и поцеловал в губы. Я слышал, как за спиной повисло замешательство. Архатейцы растерялись, а звонкая тишина в стане эфицев дала понять об их полной деморализации. Но ничего, мой народ меня сегодня простит, особенно, если мы победим, в чем я не сомневаюсь. А эфийцы… Мне понравилось их оскорблять и унижать, хотя, кажется, я унижен куда сильнее. Тау грубо отстранил меня от себя. — Надо атаковать, — произнес он и помчался раздавать команды. В миг военного противоборства принц оживал. Я заметил, как распустилась его аура, и он вновь обрел свободу духа. — Я подожду, — прошептал я, потирая запястье. Цепь между нами пролегла неразрывным километром зеленого сияния. Тау вернется, и я снова ощущу блаженство и рай. А пока мои глаза лицезрели начало боя. Неистовые архатейцы, ведомые принцем Биа-Хатерии, крушили жалкие разрозненные отряды Эф. Прошло не больше часа, а мы уже повергли врага в панику и одержали тактическую победу. Моя гордость за Тау не знала предела. Он лучший воин из всех, кого я знал и такой восхитительно прекрасный! Я схватился за сердце, где пульсировала неунывающая истома. — Я счастлив в то время, когда проливается кровь, как неуместно, — с насмешкой изрек я в вихре сражения.Когда наступило затишье, я поскакал на поиски Тау. Хотел его увидеть и поздравить с победой, ну почти с победой… Принц сидел верхом на белоснежном коне и рассматривал ельник. Что он в нем нашел, я не знаю, возможно, Тау просто впал в анабиозное состояние, паузой в сражении. — Тау, — я взял его руку, — Ты победил! — Я знаю, — равнодушно выговорил он. — Как тебе мой наряд? — я пригладил мех царской накидки. — Не то… — В смысле? Мне не идет черный цвет? — Просто не то… Тау перетянул меня к себе на лошадь, так что я оказался в седле спиной к принцу. — Ева… — прошептал Тау, скидывая с меня накидку. Я прекрасно знал, что последует дальше. Но бездушная механичность меня угнетала. Принц вел себя, как хозяин. Он показывал, что имеет дело не с человеком, а с вещью. Взял, попользовался и отложил на место… Больно. Но я сам во всем виноват, от цепей не стоит ждать иного. Бесполезно. Как бы я ни артачился и не отрицал очевидность, мое заклятие полностью парализует волю Тау и делает его рабом навязчивых желаний, продиктованных магией цепей. Он задирает мне балахон и приподнимает руками, в момент соединения я чуть не падаю с коня, так резок и нетерпелив мой принц. — Погоди, Тау, — умоляю я, — Погоди же! Я еле держусь в седле… Я сейчас упаду… Но он глух к моему голосу, только сопение тревожит его околдованный покой. Мне снова больно, но я терплю, стиснув зубы и сжав руками седло. — Тау… — невольно всхлипываю я, когда он убыстряется и достигает финала. — Как-то не то… Не то… — задумчиво произносить он. — Прости меня. Я сотворил с тобой этот кошмар… Неожиданно над лесом прокатывается вой горна. Эфийцы трубят наступление. Тау вздрагивает, и его глаза вспыхивают живым огоньком. Он снова оживает на миг. — Вторая атака? — спрашиваю я. Тау игнорирует мой вопрос, а вместо ответа сталкивает с лошади. Я падаю на землю. Мне остается только проводить взглядом уносящегося принца и глотать пыль от копыт его ретивого коня.
— Юнгс! — я врываюсь в шатер, где бездельничает барон Дерфи. Конечно же, маг и не собирался участвовать в битве, даже заклинания не удосужился сплести. — Касандер… Ты весь в грязи. Где перепачкался? — живо интересуется он. — Не важно, не твое дело. Мог бы для приличия поддержать армию. Ты здесь не просто для моральной помощи Биа-Хатерии. — Да зачем ему мое участие! Я могу расслабиться, пока над армией властвует Тау. — Ах, Тау… — задумчиво произношу я. — Опять он виноват в твоем испорченном настроение? — Вроде того. — Не прощу его! — Юнгс хмурится. — Эй, Дерфи, помоги мне… как обычно, — я стараюсь говорить спокойно, но получается надрыв. — Кас… — Я серьезно. На глаза наворачиваются слезы, настолько мне обидно и неприятно. Я жалок, а, хуже всего то, что Юнгс свидетель моего позора. И я унижаюсь еще сильнее, прося о подобных одолжениях. — Касандер, правитель мой, ты такой еще неопытный, — барон прижимает меня к себе, его глаза лучатся нежностью. — Брось… Ты ведь знаешь, что твои слова уже ко мне не относятся. — Да, я же не о количестве! Тут качество важно, понимаешь?! Ты еще слишком наивен и страдаешь юношеской слепотой. Зачем тебе Тау, если есть я? — Юнгс! Замолчи и приступай к выполнению моего приказа! — злюсь я, — Негоже слуге поучать господина. — Как будет угодно, мой Правитель! — Юнгс припадает на одно колено и замирает. Но не проходит и мгновения, как он вскакивает, срывает мою накидку, и мы оба летим вниз на черный ворс податливой ткани. Его руки быстры, но очень нежны. Вскоре я объят пышным мехом королевской накидки, который ласкает мою наготу. Я абсолютно гол, и взгляд барона пленяет каждую частичку моего незащищенного тела. Я лежу на спине, а Юнгс сидит и рассматривает меня как карту местности. — Юнгс… — шепчу я. — Ты прекрасен, — отзывается он, не сводя с меня серьезного взгляда, — И как можно, обладая каждую ночь таким богатством, не ценить его… Да, я бы умер от счастья, достанься ты мне! Я закусываю кисть, чтобы не разрыдаться. Как бы мне хотелось услышать эти слова из уст Тау! — Ты уверен? — шепчет барон. — Не переживай. Я подготовился, так что можешь не опасаться испачкаться. — Да я не это имел ввиду! Ты всегда чище слезы младенца. — Тогда что? — Кас, я не взял с собой жира лаванды… — извиняется Юнгс. — Ничего… Я переживу. — Ладно, я увлажню тебя языком. Он раздвигает мои ноги, приподнимая руками бедра, и ныряет вниз. Я вздрагиваю от прохладного прикосновения. Юнгс на секунду отрывается и произносит: — Ты так возбуждаешься от моего языка. Мой правитель, тебе совсем плохо? — Да… Заглуши боль в моей груди! Прошу! — Хорошо! Я обещаю подарить тебе наслаждение, куда большее нежели то, что дает Тау. Я превзойду. Юнгс расстегнул свои штаны и быстрым движением притянул мои бедра. Я помог ему войти в меня, и наша страсть бурей разлилась по шатру. Я задевал ногами столы с магической утварью и разбрасывал фетиши, а Юнгс не знал усталости, кидая меня на ложе. Он пульсировал во мне, даря неземное наслаждение. Но оно не сравнивалось с удовольствием души, когда она сплетается с любимым человеком. Я тысячу раз предпочту болезненный контакт с Тау, нежному слиянию с Дерфи. Любовь — страшное оружие слепоты. — Касандер, тебе хорошо? — Юнгс застыл надо мной и изучал влажным взглядом. — Да, — простонал я, сжимая в руках мех накидки, — Еще… умоляю… — Усилим чувства, — прошептал он и, прижимаясь всем телом, — Не слишком тяжело? — Почти как Тау… — Опять он! — Не злись. Я сам не рад, но ничего не могу поделать со своими эмоциями. — А я не злюсь, я просто забочусь о тебе. Я тихо рассмеялся. — Юнгс всегда с вами, Повелитель, — еще более твердым голосом произнес барон. Он снова задвигал бедрами, принося более острое наслаждение. Я закусил губу. — Разреши мне кончить в тебя… — Нет, я позволяю только Тау… Во мне может быть только его семя. — Ты что беременеть собрался? — съязвил уязвленный маг. — Если б я мог! Я бы хотел родить Тау ребенка, но, к сожалению, не могу. Невозможно обмануть природу, мы оба мужчины. А все же, мне бы хотелось увидеть наших общих детей… — Дурной, — ласково кинул Юнгс. Он поспешил выйти из меня. Его руки заменили мое тело и, простонав как лев, барон оставил на моей ноге знак неистовой страсти Дерфи. — Юнгс, теперь я… — Ты лишил меня права наполнить тебя, разреши хоть оставить свою метку? Я хочу, чтобы твое тело помнило о принадлежности мне, и на нем остался мой знак. — Никаких засосов! — А я не о них… — Юнгс… — Разреши и я доставлю тебе неземное удовольствие. — Хорошо… О чем речь? Юнгс игриво облизнулся и потянулся к опрокинутому столику с магическими вещицами. В его руке блеснула игла. — Что? — встрепенулся я. — Не бойся! Твое тело мне дороже жизни, я его не испорчу. Дерфи припал губами к моей груди и принялся неистово сосать сосок, возбуждая меня еще сильнее. Я даже не заметил, как он выпустил его изо рта и, поднеся иглу, вдавил ее. Зато я ощутил боль. Но прежде чем я успел дернуться, мой левый сосок уже пронзала насквозь толстая игла для ритуалов. — Больно же! — взревел я. — Потерпи. В память обо мне, — Юнгс подмигнул и вытащил из уха серьгу-кольцо с древними знаками клана Дерфи. Он мастерски заменил иглу своей серьгой. — Смотри, как красиво! — барон потеребил кольцо языком. — Ничего хорошего, — прошептал я, закрывая глаза. После прокола прикосновения стали по-настоящему волнительными. Быль приносила удовольствие. — Врешь, возбуждаешься куда сильнее. — Юнгс… — Теперь ты никогда меня не забудешь. Пусть так, но я связал нас. — Жалкий раб! — Обожающий тебя. — Как пес хозяина, что чешет его за ухом. — Зато мои чувства намного сильнее жалких эмоций Тау. Сам посуди, он едва ли способен на такое… Юнгс скользнул вниз и поглотил меня влажным пленом своих губ. Я вскрикнул от наслаждения. Дерфи действительно отличался небывалой страстностью, позволяющей мне хоть на минуту забыть печаль невзаимной любви. Пальцы Юнгса с силой сжали мой раненный сосок, и я закричал, наконец-то, испытав долгожданное удовольствие. — Господи… — простонал я в изнеможении. — Касандер, — нежно прошептал Юнгс. Он поднялся и гладил меня по голове, даря ласку сильных мужественных рук. Далеко, за опушкой леса, по земле расстилался победный звук архатейских барабанов. — Смотри-ка, твой Тау опять победил, — не без доли сожаления отреагировал Дерфи. — Да… — Везучий он. Всегда выигрывает сражения… — Он — моя главная война. И я ее проиграл… Мне не по зубам милый Тау… — Не хочу казаться навязчивым, — Юнгс наклонился и прошептал мне в самое ухо, — Но у тебя есть я. Прикажи мне, и я навсегда останусь с тобой, подле твоих королевских ног. Я клянусь тебе не просто в вечной преданности, но и в любви… — Юнгс, замолчи. Я выбрал Тау. Ты мне не ровня, ты мой слуга. — Пускай! Но я забочусь о тебе, и меня волнуешь ты, а не твоя сестра… Мне нужен только ты и никто другой. А Тау… сам знаешь, как к тебе относится… — Прошу, ни слова! — я сжался в комок. — Прости… — Юнгс заключил меня в свои жаркие объятия, — Больше никогда… Не расстраивайся. Верный пес Дерфи навсегда с тобой, я буду вечно рядом. Обещаю! — Какой же ты обманщик…
Связь
Мы играем с Тау в шахматы, обдуваемые ветром из открытого окна и сладостным дымом конопляного кальяна, который я по обыкновению курю. Неожиданно тишина начинает нагнетаться тяжестью и звенеть тревогой в ушах. Я отстраняюсь от партии и смотрю на свое кольцо, потемневшее напряженной зеленью. — Касандер, что такое? — механически спрашивает Тау. Ну, хоть по имени назвал… Радует. За последние две недели он окончательно превратился в пустого голема, бегающего за мной, как за Евой. Просветления теперь очень редки. А мне больно видеть его страдания. Я не знаю, как ему помочь и не нанести ущерба себе и Архатею. Иногда магия бессильна. — С нами связываются… — отвечаю я. — Кто? — Эфийцы, наверное, хотят просить перемирия… — Вряд ли, — Тау всегда оживает при разговорах о войне, — Сейчас им удалось отбить Белую Твердь. Нелогично распинаться. — Да, ты прав. — Поговоришь? — Наверное. Я снижаю сопротивление кольца и из метанового облака, вырвавшегося с глубин камня, начинает складываться картинка замка Биа-Хатерии. — Владыка Людвиг, — я надменно улыбаюсь. Мой враг выглядит подавлено и устало. — Касандер Милиотар, — сквозь зубы шепчет он. — Что вам надо? — говорю я, касаясь кольцом своих губ, искусанных Тау. — Поговорить, — раздается голос Сигизмунда. Старший отпрыск тоже недалеко. Я усмехаюсь. — О чем? — В тебе есть хоть капля чести? Достаточно прямо. — Вроде того, — пожимаю плечами. — Тогда отпусти Тау, хватит его мучить! — как бы приказывает старик Людвиг, но в его голосе скорее мольба. — Я его не держу, да Тау? — бросаю взгляд на своего любовника. Он механически кивает головой. — Вот видите Владыка… — Ложь! Ублюдок! — не сдерживается Сигизмунд. — Традиционные оскорбления, — комментирую я. — Касандер, послушай, — куда более вежливо продолжает старик, — У тебя нет детей, и ты не знаешь, что значит потерять чадо… Но пойми меня, если в тебе есть что-то человеческое, это не соизмеримо с любым горем. Я не хочу лишиться еще одного сына. Войди в мое положение и верни Тау… — А что я получу? — Плантагенет, — шепчет Людвиг. — Отец! — Сигизмунд ошарашен. Даже так… — Нет, — зло отвечаю я. — Моя армия под началом Тау непобедима, я сам без ваших подачек завоюю себе эти земли. Людвиг… Мучайся, я хочу, чтобы ты корчился от боли и страданий за все, что сделал Архатею! За все слова, произнесенные в адрес моей семьи! — Ты не человек… — бросает мне Людвиг, и переводит глаза на Тау. — Сынок, очнись! Что с тобой стало? Карл мертв… Проклятый колдун заставил тебя убить родного брата. Сын, вернись! Он совсем забыл о королевской выдержке. Ухмыляюсь. Мне жаль его, но разве я могу вернуть Тау?!.. Это выше моих сил. Я слишком привязан к сыну Эф. И я не могу сопротивляться своей страсти. Придется быть жестоким по отношению к жалкому старику, но у меня нет выбора… Не могу ради милосердия кидаться интересами подвластной территории. К тому же они со мной никогда не церемонились. Даже сейчас в их головах лишь черная ненависть и злоба. Они просят, а сами проклинают меня в душе. — Папа… — срывается с безвольных губ Тау. Он словно оживает на секунду. Цепи натягиваются, заставляя меня издать возглас боли. Но я мысленно притягиваю Тау к себе, он снова на поводке заклятия. — Бесполезно, — зло произношу я, — Тау теперь принадлежит Архатею. — Или тебе, грязный извращенец?! Для тебя ведь не существует законов морали, ты готов играть на самом святом. Ведь так ты поступил и со мной недавно, подсунув шпиона! Да? — орет Сигизмунд. Я вспыхиваю. Каких еще шпионы? Несправедлив. Он даже не знает и половины моей грусти… Если бы этот жалкий пес видел, как я страдаю! Тварь. Я злюсь, и мои глаза полыхают огнем зеленого дракона. — Сигизмунд, — отвечаю я, — Уйми себя, а то пропущу Тау вдоль строя. Это в моей власти! Я естественно вру. Никогда себе не позволю по отношению к любимому Тау подобной мерзости, но Сигизмунд задет. Он вскакивает и извергает в мой адрес немыслимые ругательства. Я заливаюсь хохотом. — Папа, — так же пусто отзывается Тау, — я люблю Еву… — его взгляд прикован к моей персоне. Меня бросает в холодный пот, и я замираю с открытым ртом, еще хранящего следы бурного веселья. — Тау, бедный мой сын, — стенает Людвиг. — Ева любит меня… — Привет от моей сестры, — вступаю я, краснея как рак. — Твоей сестры? — язвительно протягивает Сигизмунд, — Той, что пишет письма дворянам, где повествует о сумашествии ее брат, пьяного от вседозволенности? Прекрати разыгрывать ваш союз. Твоя сестра активно тебя не поддерживает. Думаешь, слухи не ползут? Уже все знают, что ты пленил Тау в свое развратное рабство! Не прикидывайся! Вся армия была свидетельницей твоей непристойности! Ну, вот… даже если ты живешь затворником, то всегда найдутся проныры, умудряющиеся заглянуть тебе в постель. Пусть я и сам виноват, дав повод тем прелюдным поцелуем, но народный глас уже домыслил подробности. Люди, одним словом… Но все же меня задевают слова принца. Ева… Письма… Что за глупости?!.. Однако я чувствую, точнее, вижуглазами дракона, что принц не врет. Мне становится больно. Моя сестричка, девушка, которую я люблю и всегда спасаю от всего на свете, жертвуя собой, так жестоко мне платит… Больно. Я совсем один. Я нелюбимый… Моя родная сестра против меня. Даже околдованный Тау не питает ничего кроме механической привязанности. А я… Я так страстно люблю их обоих, что разрешаю собой пользоваться. Что мне делать? Как победить щемящее чувство ненужности и одиночества?! — Ты ни черта не знаешь, — отвечаю я, но мои руки предательски трясутся и выдают волнение, — Я ничего не буду с вами обсуждать. Принудительно прерываю связь, и облако рассеивается. — Отец, — повторяет Тау, вглядываясь в пустую стену. — Скучаешь по нему? — злюсь от ревности. — Да. Хотел бы его увидеть… Тау страдает, его дух рвется на свободу, но цепи удерживают в смертельном захвате. Мое сердце отзывается покалыванием. Чувства сильнее расчета, меня ранят его муки. Но я не могу ему помочь… Если я освобожу Тау, я сделаю больно себе, а самое ужасное — предам Архатей. Я лишусь счастья от нашей причудливой близости, я потеряю смысл жизни и мне опять станет пусто. Уж лучше получать уколы нелюбви Тау, чем быть далеко от него, разделенным равнодушием и презрением, как километрами чужих земель. — Это невозможно, Тау, — отвечаю, наконец, я. — Я знаю, — печально отзывается принц. — Ты любишь меня? Как я хочу услышать «да». — Наверное. — Нет, скажи. Ты любишь Касандера? — Касандер… — Тау задумывается, — Правитель Архатея. Я срываюсь с места и падаю на колени перед Тау. Хватаясь за его колени руками, молю взглядом об одном только слове. — Скажи, прошу, — шепчу я. — Касандер. — Да… Любишь его? — Да, наверное… Я взрываюсь восторгом и повисаю на его шее. Неужели «проклятый» дождался?!.. Отпускаю руки. Всего на всего магия. Цепи… Грустная сказка об околдованном мальчике, жаль, что она не может стать былью. Тау поднимает мое лицо за подбородок и приближает к себе. — Касандер… — тихо шепчет он. Даже так я счастлив. Я готов довольствоваться жалким крохами, забыть об ущербности наших наколдованных чувств и отдаться потоку ненастоящей любви, сплетенной мною из черных нитей зла. Но все равно, и сердце черного колдуна может петь сладкие трели чистой любви.Слуга
Кабак горел пьяным восторгом и веселым шумом прожигания жизни. — Юнгс, ты чего мрачнее тучи? — молодой маг отделился от пьяной компании и подошел к напивающемуся в одиночестве барону Дерфи. — Отвали, Мерлок, — буркнул Юнгс и осушил целиком всю кружку горячего вина. — Как знаешь, приятель, — пожал плечами маг, — Ты всегда слыл душой компании, а последнее время отдалился и замкнулся. Я всего лишь хотел удостовериться, не случилось ли чего? — Если бы что-то случилось, ты бы первый узнал. Твои сестры-сплетницы молниеносно доносят вести на своих острых языках. — Ты сестер-то не трогай. — Я же сказал, отвали, тогда не услышишь ничего нелицеприятного о себе и своей пронырливой семейке, — Юнгс сдвинул брови. — Ладно, бывай, — Мерлок поспешил оставить товарища в покое. Дерфи покачал головой, и заказал очередную порцию напитка забвения. В состоянии полной абстракции он прибывал с того самого момента, как правитель Касандер посетил его ложе. С тех самых пор ни о ком другом барон не мог и подумать. Все мысли вертелись вокруг одной фигуры — бедного брошенного мальчишки, чей внутренний мир так неожиданно распахнулся перед боевым магом. Юнгс, конечно, подозревал, что вся надменность и злость правителя лишь напускное, что в душе Касандер совсем другой. Но, бережно сняв маску, отточенную жестоким воспитанием сурового Металла Милиотар, он никак не ожидал обнаружить под ней ранимую и жаждущую любви душу. Барон понял своего правителя, и не смог устоять перед истиной невинностью. Нежность, которую Юнгс испытал к молодому королю, не могли заглушить даже пылкие ласки дородных девок или утонченные поцелуи томных дворянок. Барона напрягала вся эта ситуация. Нет, он, конечно же, мечтал, докопаться до истины, это был спортивный интерес. Но теперь его увлечение стало слишком серьезной манией. Никто кроме Касандера не возбуждал в душе Юнгса сладких струн обожания и любви. И нежность… Нежность сковала его душу, оплела цепями и навечно привязала к Касандеру. Лишь нежность и никакой магии. Дерфи потер лоб и жадно отпил из принесенной обслугой кружки. Как бы то ни было, барон рассудил, что он все равно останется самым преданным слугой правителя Архатея. Ведь, пожалуй, кроме него в этом жалком королевстве больше никто не отличается верностью Касандеру, а он катастрофически нуждается в искренней заботе. И Юнгс поклялся подарить ее повелителю, а вместе с тем и глубокую любовь верного слуги. — Можно присесть? — к Юнгсу обратился простолюдин. — Нет, — грубо ответил маг. Простолюдин помял свои серые обноски, но все же опустился на противоположную лавку. — Я же сказал, занято! — уже поддатый Юнгс был готов к драке. — Ну, никого же нет, — не отступился человек. — Ах ты, безродная шавка! — Барон приподнялся. — Ух, ты, — присвистнул простолюдин, разглядывая зеленый пояс в виде змеиного хребта, болтающийся на талии мага, — Пятый уровень?! В черных глазах парня сквозило лукавое недоверие. — Да, а что сам не видишь? — Юнгс успокоился и плюхнулся обратно. Он любил, когда люди проявляли к нему внимание. Тем более замечали обновки. На самом деле барон не достиг пятого уровня. Ему пока просто дозволили пройти экзамен на повышение магической градации, но Юнгс не сомневался в своем успехе. Поэтому он решил, что зеленый пояс вполне заслуженно может перекачивать к нему с полки родового хранилища, заменив привычный красный аксессуар четвертой ступени. — Я не силен в магических градациях, они не столь важны, — хмыкнул простолюдин, — Белый, черный, синий, желтый, красный, зеленый, все это лишь игра цветов на потеху праздной публике… Для бедняка человек разговаривал слишком самоуверенно и надменно. Юнгс озадачено почесал затылок. — Как служба? — продолжал простолюдин, сверкая своими глазами-пуговицами. — Тебе что за дело? — Дерфи снова утонул на дне кружки. — Интересно, как тебе прислуживается. Говорят, Касандер не особо умный правитель… Глаза мага вспыхнули яростью. — Как ты смеешь! Ты цитируешь мне, барону Дерфи, боевому магу его светлости, всякие помойные кривотолки!!! — Ясно, — простолюдин пожал плечами, — Типичный цепной пес. — Ты заговариваешься. Эй! — барон ударил кулаком по столу, — Кто дал тебе право так говорить с дворянином?! — Когда-то и Дерфи числились крестьянами… — спокойно отозвался парень, — Да, и клан Милиотар презирали свои побочные ветви родичей Металла. Все меняется. Иногда рождается выродок типа нашего бывшего правителя, который захватывает власть в свои руки и терроризирует страну. А потом ему на смену приходят его тщедушные отпрыски, позорящие честь архатейцев всем своим существом. — Ах ты, тварь! — заорал Юнгс, плюясь пенной выпивкой, — Я понял… Ты из оппозиционеров, тех ублюдков, которые позорно бежали в Плантагенет. Неудачник! — Если угодно. Зато я никогда не приклонюсь перед слепцом Касандером, дешевой марионеткой в руках его папаши. Я презираю правителя, бездумно разбрасывающего сильнейшие заклинания, забывая о последствиях. В чем-то простолюдин был прав, особенно касательно заклинаний. От этого барон рассвирепел еще сильнее. — Получишь у меня! — пригрозил он кулаком. — Как же зверек похож на хозяина, — протянул парень, презрительно оглядывая Юнгса, — Такой же недальновидный. Или твоя пылкость вызвана чем-то другим? Может, ты готов не только служить своему правителю. М? Ты его хочешь? — Пойдем, выйдем, — икнул Юнгс, обуреваемый пьяным желанием наказать холопа за резкие слова. Маг был не намерен спускать оскорбления в сторону его любимого господина, который по убеждению барона ничем не заслужил столь резких оценок. — Хорошо, — как-то легко согласился простолюдин. Но это ничуть не насторожило Дерфи, ему все казалось по плечу. Они вышли на мрачный двор архатейского города. Свежий ветерок покачивал их тени в ночной палитре полной луны, убаюкивая внимание обещанием по-южному глубокого сна. Юнгс засмеялся. Он был пьян и жаждал размять кулаки. Его руки мастерски сплели «водяной пар», ударное заклятие второго уровня, и простолюдин оказался в плену обжигающих брызг. Его хилому телу, лишенному магии, должно было хватить. Но тут произошло непредвиденное, парень одним касанием испарил заклятие боевого мага, стерев слабые чародейские стежки белым световым мечом. — Как это? — осекся Юнгс и тут же применил на себя заклинание трезвости. — Не ожидал, да? — оскалился простолюдин, сжимая в руке эфирный меч. — «Лезвие шабота», — обескуражено протянул барон, — Третий уровень ударной магии. — Дурак, — хмыкнул парень, — Его сила меняется по желанию владельца… Этот шестой. — Да, кто же ты? Простолюдин покатился со смеху. — Смотри, — надменно бросил он и в это же мгновение стал расплавляться, открывая истинный лик сущности внутри него. — Твою ж едрить! — вырвалось у Юнгса. Перед ним стояла женщина лет пятидесяти пяти в пышном белом платье и с высокой прической аккуратно подобранных наверх седых волос. — Я решила почистить ваш гадюшник, — отозвалась она. — Фрея Чивори, — зло обозначил Юнгс, моментально выпрямляясь. — Фрея Чивори, — зло обозначил Юнгс, моментально выпрямляясь. — Собственной персоной, — она ухмыльнулась, — А ты, Дерфи, как всегда самодоволен и хвастлив. Вырядился в цвета пятого уровня, а сам едва ли можешь рассчитывать на четвертый. Смотри, ты даже не почувствовал перед носом заклятие «кукловод», а претендуешь на звание боевого мага. Ты слаб… — Что тебе надо, мерзкая старуха? — Юнгс не собирался любезничать с первыми врагами Касандера. — Догадайся? — Пошла ты! Я с тобой не в викторину играю, — барон сплюнул. — Ты так смешон, ну прямо, как твой ненаглядный правитель, глупый щенок, не умеющий распоряжаться собственной силой. Юнгс стремительно сплел свой знаменитый «молот огненного гнева», его любимая ударная стихия четвертого уровня, и выставил перед лицом Фреи. — Что это? Мальчик, твой жалкий четвертый уровень ничто против моего шестого. — Не говори гоп, — усмехнулся Юнгс, — Я тебя поджарю. — Как часто приходилось слышать подобные обещания, — Фрея покачала головой, — И где сейчас все эти люди?… — Заканчивай болтать! Ты что-то хотела? — Убить тебя. — Что? Времени что ли свободного полно? — Юнгс встрепенулся. — Ты мне мешаешь, — глаза Фреи стали злыми, а жестокая ухмылка искривила рот, — Ты постоянно маячишь рядом с Касандером, а так дело не пойдет. Он должен остаться один, жрать свою ничтожность и никчемность. Хочу заставить его кричать от боли и исходиться кровавыми слезами! Он заплатит мне за смерть дочери! Проклятый щенок Милиотар… Я так долго ждала удобного случая для мести. Наконец, Касандер ошибся. Накинул на себя цепь, умница, — Фрея рассмеялась, — О, я просто горю в нетерпении скорой расплаты. Уничтожу поганца. Я так упорно шла к этому, так упорно выверяли каждое действие, и вот, наконец, кровь Чивори будет отомщена. — Утомила. Я не позволю… — прокричал Юнгс, его била дрожь, но желание уничтожить врага Касандера было сильнее. О себе барон словно забыл. — Ты умрешь, шавка. Твоя самая большая удача в жизни — пару раз совокупить гаденыша Касандера, и все. — Сука, — прошипел барон. — Не злись. Ты сам выдаешь себя. Все твои мысли и любовные ленты, распускаясь цветком сладострастия по ауре, просто кричат о твоих чувствах к Касандеру, — Фрея усмехнулась, — Мне доставит удовольствие убить любимого слугу глупого малыша Милиотар. Надеюсь, ему будет больно. — Я не позволю причинить вред Касандеру! Вы его не знаете! Вы все не стоите даже ногтя этого мальчишки! — Это ты не понимаешь, кто он. Его сила — абсолютное зло, и он, не понимая очевидностей, орудует ею направо и лево. Он спорит с законами самой магии. Чертенок должен умереть. Он лишний для всего мира. Чуждый всему живому элемент. Я это говорю, как черная ведьма, умудренная опытом, а не как безутешная мать… — Нет! Он нужен, нужен, — голос Юнгса дрогнул, перед глазами встало лицо Касандера, разгоревшееся румянцем сладострастия, — Он нужен мне! — Глупое влюбленное животное, тогда вместе с твоей смертью, исчезнет и вся необходимость в Касандере. — Заткнись, я буду биться во всю силу!!! Я не позволю! Юнгс выпрямился и вскинул голову, в глазах пылала праведная ненависть чистокровного дворянина. — Начнем, — кивнула Фрея, и ее меч вырос в разы. Юнгс поднял огненный молот. Два мага сошлись, обрушиваясь мощью заклятий. После ударных орудий они осыпали друг друга заклинаниями стихий. Фрея применяла «звездную пыль», поднимая с земли острые осколки камней, а Юнгс охотно расщедрился на «пчелиную злость», вызвав суиеречных ядовитых насекомых. Но как не старался юный барон Дерфи, все же он был слабее Фреи. Вскоре его магические силы стали подходить к исходу. Тяжело давались даже простые защитные блоки. Наконец, Фрея, подняла руку, плетя мощное заклинание расщепления тела с душой, фирменный знак Чивори, заклятие «Пустынный призрак», уровень шесть. Фрея посмотрела с превосходством: — Ты оказался сильнее, чем я полагала. Экзамен на пятый уровень успешно сдан, молодец. Старался для Касандера, это заслуживает похвалы. Ну, а теперь ты готов погибнуть за своего недомерка? — злорадно произнесла женщина. — Да, я готов умереть за Милиотар, но еще не кончено… — Юнгс подумал и, ухватившись за красную ленту их с Касандером неуловимой связи, крикнул, — Касандер, приди! Я погибаю! Касандер, правитель мой! Спаси меня! — Размечтался! Он сейчас наверняка во власти цепей похоти, и ему нет дела до глупого пса, так бездумно отдающего за него свою жизнь. — Пошла ты! Он придет! Я верю! Но в воздухе по-прежнему царило безмятежное спокойствие летнего дня, и не находилось никакого намека на вихрь появления Касандера. Надежда Юнгса растаяла, улетев в бездну разрушенным карточным домиком. — Ладно, — буркнула Фрея, — Достаточно… Она, не задумываясь, метнула в барона свое страшное заклятие. Юнгс вскрикнул. В его тело вгрызлись сотни голодных претов, жаждущих насытиться человеческой плотью, еще трепещущей жизнью. — Сдохни, бельмо в моем глазу, — самодовольно бросила Фрея, смотря, как погибает молодость. Юнгс, погребенный под серыми телами духов, разрывающих его, из последних сил стиснул зубы и крикнул: — Касандер — любимый… Моя смерть не будет напрасной, он увидит глазами дракона твой заговор и убьет тебя, мерзкая старуха! Проклинаю… Через секунду голова храброго барона лежала у ног Фреи, жадно потирающей руки. Она ликовала — еще один сторонник Милиотар пал жертвой ее великих чар. Ведьма, захихикала и подняла голову за рыжие кудряшки. — Что, милый, наигрался в мага? — проскрипела женщина и сунула голову в заранее приготовленный мешок. Ведьма ушла, а природа осталась холодной и бесчувственной к смерти. Все так же дул ветер… Неспешно шелестели деревья, а вдалеке раздавались пьяные песни, славящие весельем жизнь, которой неведом час смерти. Лишь полная луна, как немая свидетельница, печально осветила мертвое тело Юнгса, простившись с верным, и поэтому мертвым слугой, мягкой тенью облаков.Пока гаснут звезды
Руки Тау на моей пояснице, мы лежим в постели, объятые вожделенным мучением. Я люблю его так трепетно, так сильно, что готов прощать и грубость, вызванную сопротивлением сильной натуры заклятию, и нелюбовь, и шепот чужого имени в минуты наслаждения. Нет ничего страшнее, когда беря твое тело, твой любимый думает о другом человеке. Но я терплю… — Ева, — шепчет Тау, смотря мне в глаза. — Здесь ее нет, — отвечаю. — А кто? — Касандер… — Развратный мальчишка, — Тау прикусывает меня за подбородок. — Назови меня… по имени, — молю я. Моя надежда… — Касандер… Я вспыхиваю трепетной радостью, столь болезненной после ста часов безуспешного ожидания. — Я люблю тебя, Тау, — шепчу я, — Люблю… Он срывает с моих плеч балахон, рвя его на части. Кожа обжигается горячим дыханием принца. Трудно дышать… — Ты не бросишь меня? — кричу шепотом губ. — Нет… — Никогда не бросай меня. Никогда! Иначе я не переживу… — Касандер… — Уйдешь — и я умру! — Не уйду. Мой стон. Я так истосковался по его любви, по его губам на моем животе, по его рукам, блуждающим в каждой неловкости моего тела. Тау — моя единственная страсть, захватывающая дух в тиски. И нет мне спасения… Моя юная сексуальность, так нечаянно пробудившаяся во мне, принадлежит только Тау. Мой враг, мой обожаемый принц. Как я хочу вечности с тобой. Он добирается до моего пылающего приливающей кровью члена. Нажим. Я вскрикиваю от удовольствия. Тау принимает мое начало. Наконец, я для него в полной мере Касандер… Я поднимаюсь, целуя его с низу живота до верха шеи. Страстная дорожка. Мы тонем в поцелуе. Тау неистов, он сжимает мои плечи, доводя до хруста податливые кости. Мне больно, но я счастлив. Любимый… Хоть на секундочку я любимый… Какое божественное услаждение для брошенной судьбою души! Тау кидает меня лицом вниз, и я сам приподнимаю бедра, желая угодить его околдованному желанию. Спасибо Юнгсу он научил меня обходить боль, спасаясь мазью лаванды. Тау действительно неосторожен и ретив. Он будто наказывает меня, делая все с присущей воину жесткостью и резкостью. Но я терплю. Такова моя кара за воровство любви обманом черной магии. Я расплачиваюсь за все здесь, на простынях, гася каждый долг дому Биа-Хатерии. Я унижен, я раздавлен, я изнасилован, но я счастлив… И потому что люблю, я все прощаю. — Тау, — шепчу я, ощущая, как нарушаются мои пределы. Он не отвечает, поглощен использованием моей телесности в угоду своему возбуждению. Он так красив в свете полной луны, его холодные мертвые глаза, его пшеничные волосы, его мускулы, ходящие ходуном от напряжения. Все это столь дорого мне. Я готов отдать весь мир за один только момент нашего единения. И моя гордость, и мой трон, и моя жизнь и даже Архатей, ничего не имеет значения рядом с любовью к Тау. Я смирился… Мои цепи сделали меня бессильным, а мощь магии ненужной. Тау крепче обхватывает мою талию, сжимая в своих руках. Больно… Я тяжело дышу, вскидывая голову, облепленную мокрыми от пота волосами. — Тау, — шепчу я, — Сильнее… Я хочу тебя, бери меня всего… Я в твоих руках. — Касандер! Я вскрикиваю от острого восторга, разливающегося по моему животу. Я возбужден, как никогда сильно. Помогаю себе руками, дрожа в объятьях Тау. — Тау, сильнее, боже, сильнее… Я хочу ощутить любовь! — стону я. Он послушно убыстряется, увеличивая амплитуду соединения. Изгибаюсь. Меня простреливает острыми разрядами страсти. Не могу больше терпеть. Кричу, обращая свое сердце к звездам в чистоте и открытости сознания. Люблю!.. По моим рукам стекает сперма, оставляя следы реальности моей любви. Дышу взмыленной грудью, сбивающейся на дрожь. — Как хорошо… — говорю я, откидываясь назад, к груди моего любовника. Он обвивает меня руками, продолжая терзать тело. Он внутри, как хорошо. — Касандер, — произносит Тау каким-то холодным голосом. — Я люблю тебя… Он оставляет меня на себе, выплескиваясь околдованной нежностью. Я не двигаюсь, лаская одними руками его спину… Мне так хорошо. Я любим и я не одинок, пусть даже это позор и наваждение. Мне уже наплевать… Я жертвую всем. И неожиданно из небытия прошлого прорывается протяжный зов о помощи. Мои глаза вспыхивают. Юнгс… Чувствую его ауру. Он кричит мое имя, призывая на помощь. Его душа объята сомнением и страхом. Что опять случилось? Почему так не вовремя? Когда я обрел любовь Тау, когда познаю его тело, Юнгс меня обрывает. Я не могу… Но я должен идти на помощь верному архатейцу! Юнгс заслужил… Он тоже любит. Но… Тау… Принц поворачивает меня к себе и целует в шею, рисуя влажным ртом по мокрой коже узор сладострастия. Так сладко… Я не могу оторваться. Юнгс… Опять очередная пьяная драка… Ничего существенного. Я не хочу идти… Я не в силах разорвать связь прилипших тел, не способен на это пойти… Боже, какой пик удовольствия! Прости, Юнгс. Ты достаточно силен, чтобы справиться без меня. Я не приду. Юнгс, твой правитель отдыхает в потоке счастья, которое он ждал всю жизнь. Не будь эгоистом, не мешай. Мы падаем с Тау на кровать, выдыхая изнеможение, переплетаясь телами, и жадно целуемся, скованные не только цепями, но связкой наших мокрых волос. Извини, Юнгс… Но разве ты не знал, Тау мне дороже.Весть
Утром сообщили, что Юнгс мертв. Странное чувство охватывает душу, когда ты узнаешь о смерти близкого во всех отношениях человека. Его нежные касания интимности еще не слетели с твоей кожи под напором ветра времени, ты все еще ощущаешь их живой след, но самого человека уже нет в нашем солнечном мире. Становится стыдно за то, что ты жив. А потом будто под напором бури срывает границы спокойствия, заполняя душу кислотой отчаяния. Пустота. Сначала я не поверил. — Как погиб? — раздраженно рявкнул я на голема, смотрящего на меня со дна хрустального шара. — Ну, — чучело оторопело, — Был убит около кабака в городе. — Что за глупость! Боевой маг убит у кабака… Абсурдное словосочетание. — Но это правда, повелитель, — мальчик потупил глаза. — Издевательство! Да, кто смог такое учудить! Как все случилось???? — Не знаю… Свидетелей не было. — Как обычно! Каким образом? — Убит заклинанием. Час от часу не легче. С кем Юнгс мог устроить магическую дуэль, если они категорически запрещены? Да, кроме Дерфи вообще ни один дворянин не рискнул бы положением в обществе. Строгость наказания пугала даже самых отпетый бунтарей. Юнгс… — Каким заклинанием? — Сильным… — Это и без твоих пояснений ясно! Боевого мага ерундой всякой не пронять. — Простите, повелитель. — Кинь мне картинку… — Да… В шаре поплыла панорама кровавого места происшествий. Тело барона Дерфи распластанное бессилием пылилось во дворе кабака, пугая своим видом окружающих зевак, которых там собралось видимо-невидимо. Я сконцентрировался на теле моего близкого товарища. Страшная смерть. Его боль и предсмертные мольбы врезались в мою душу — глаза дракона четко передали болезненные ощущения оскверненного преступлением места. Я ловил блеклые следы использования черной магии. Страх Юнгса… Кто-то воровал его душу, растаскивая на куски. Да… Точно. Я узнал это заклинание — «Пустынный призрак». Жестокое. Над ним, расправляя крылья, восседает каменный дракон с подсолнухом в когтистых лапах. Древний символ. Но знакомый… даже очень хорошо мне знакомый знак. Клановый герб рода Чивори! Я закрыл глаза руками, слишком больно… Мерзкие гадины, что они сделали с Юнгсом! За что? Чем он им помешал? Хотя… Я уже знал, Дерфи погиб из-за меня. Он в какой-то мере стал мне дорог, и его убрали, как верного слугу ненавистного повелителя. Мне бросили вызов, что ж пускай. Я не могу открыто наказать Чивори за смерть Юнгса, но кто-то должен ответить. Дилемма. Клан Дерфи вряд ли станет предъявлять Чивори претензии. Кем был Юнгс? Всего лишь дальней ветвью могучего магического рода. Не наследник и даже не член основного древа, так, сын младшей дочери главы клана и обедневшего дворянина. Юнгс… Его простота и легкость подкупали, в нем не было безмерного снобизма дворян, поэтому мы и сошлись. Но семье он не был интересен. В общем, очевидно, Дерфи не рискнут портить отношения с мощным кланом из-за вечного разгильдяя Юнгса. Да и наверняка Чивори, в свойственной их мерзкой семейке манере, уже успели замаслить главу Дерфи, отписав земли. Да, несомненно. Вижу подписанные документы лживых извинений. Моего товарища выставили зачинщиком драки и чуть ли не единственным ее виновником. Несправедливо! Кровь Юнгса останется неотомщенной из-за черствости его продажных родственников. Но я не смею их винить. Кто угодно только не я… Если бы я не остался глух к крику Юнгса… Если бы только открыл глаза и вспомнил свои обязанности, Дерфи был бы сейчас жив. Чивори твари, но они не виноваты в моем проступке. Это я убил Юнгса. Я… Мое безразличие. Эгоизм. Я предпочел липкие утехи секса жизни друга, точнее верного пса, который спасал меня даже вопреки своей воле. Я стал сиротой… Кто кроме Юнгса любил меня? Никто. Одна только молочная мама. Но ее существо так ничтожно рядом с целым миром. Я опять нелюбимый. Что мне делать теперь в океане враждебного забвения? Как обходится без Дерфи и его заботливого покровительства втайне от людских глаз? Кто будет мне помогать и отогревать мою разорванную душу… Кому я нужен… Как мне восполнить уникальную нежность, что дарил мне Юнгс?! Его нежность… По телу бегут микроскопические разряды тока, организм отзывается на воспоминания о руках барона. Хочется закричать, но я не имею права показывать эмоции. Не сейчас… — Я понял, — киваю голему. — Какие будут распоряжения? — Найдите его голову… И похороните… Отключаюсь. Зачем Чивори голова барона? Я даже не хочу думать об этом! Есть столько отвратительных заклинаний, где необходимы человеческие части, и я прекрасно знаю чудовищные подробности их использования. Но мысль о том, что Юнгс, столь нежный и добрый ко мне человек, станет сырьем для шавок Чивори просто невыносима. Меня сводит судорогой. Как я мог быть таким слепым?… Юнгс… Прости. Я оценил тебя тошнотою развратной ночи. Я так виноват. Нет сил оставаться в кресле. Еле добираюсь до кровати и падаю в ее мягкое тело, зарываясь лицом в покрывало. Я обессилен и разбит. Ничего не могу… Конечно, Чивори за все ответят. Я сам им отомщу… но потом, позже… Сейчас я смертельно устал и вымотан горем. Я виноват, это опустошает меня. Я брошен. Это убивает меня. — Тау… — тихо зову я, но никто не откликается. Где же ты… Тау! Почему ты не слышишь мой раненный зов?! Только ты сейчас можешь согреть бедного проклятого правителя Архатея. Лишь тебе по силам утихомирить ветер отчаянной тоски, царствующий в моей душе. Исключительно его рукам, верящим в иллюзию цепей, подвластно мое настроение. Обман вокруг меня… Но для меня нет разницы, я просто хочу быть рядом с ним. Так мне спокойнее… Но Тау куда-то пропал… Как все не вовремя. Бросил меня после столь откровенной ночи сплетения. Я срываюсь в бездну, в пустоту нелюбви и холода. Беспамятство.Могу помочь
— Владыка Людвиг! — обеспокоенный стражник вбежал в белую залу, где на своем серебряном троне отдыхал старый король. — Что такое? — спросил устало старик. — К вам напрашивается ведьма из Архатея!!! Она не останавливается и не хочет слышать, что вы заняты… — Прогони ее, мне не о чем говорить с богомерзким народом. — Она не слушает! — Я прибью ее, — Сигизмунд встал в боевую позу, обнажая свой меч. — Повремени, — самодовольный голос ворвался в комнату. — Что такое? — принц вздрогнул. — Проще магией воспользоваться, — продолжал сетовать голос, — а то пока пройдешь стражу, день потеряешь. Все переглянулись. Наконец, на середине зала материализовалась невысокая плотная женщина в пышном белом платье и с походной сумкой руках, которая вносила в фигуру некую дисгармонию простолюдин. — Что тебе надо, ведьма?! — не церемонясь, произнес Людвиг. — Смотрю, твоя ненависть огромна, как крылья дракона, — усмехнулась архатейка. — Верно! Я готов уничтожить весь ваш народец. Вы украли моего наследника и убили младшего сына… Людвиг зло посмотрел на гостью. — Ой, ладно тебе! — женщина махнула рукой, — Народ Архатея не имеет никакого отношения к делишкам испорченного мальчишки Милиотар. Лицо старого короля стало заинтересованным. — Что ты удивляешься? — продолжала дворянка, — Не все поддерживают власть самодуров и незаконных захватчиков трона. В Архатее достаточно мудрых людей. — Шпионка? — язвительно произнес Сигизмунд. Женщина засмеялась, демонстрируя ровный ряд белых зубов. — Забыла представиться, — она хитро оглядела собеседников, — Фрея Чивори. Закоренелая ненавистница рода Милиотар, в лице Касандера, убийцы моей любимой доченьки Фреи-младшей. Как видите, — Чивори развела руками, — У меня свои личные счеты с негодным мальчишкой. — Мы можем тебе не поверить, — буркнул Сигизмунд. — И будете правы, — надменно изрекла Фрея, — Вы слишком сильно пострадали от злодеяний Милиотар, чтобы доверять архатейцам. Но я могу помочь… — Каким образом? — Верну Тау… — Тебе зачем? — бросил принц, но тут же был остановлен жестом отца. Людвиг ухватился за неосязаемую возможность спасти сына. — Я же сказала, — фыркнула Фрея, — Я мщу гаденышу Касандеру. Я хочу, чтобы он лишился всего, что ему дорого и испытал то горе, ту боль, которую чувствовала я, потеряв дочку. Он не достоин жизни, жалкий выродок. Но прежде чем я убью его, заставлю страдать и молить меня о даре быстрой смерти. Он у меня попляшет… Он будет обливаться кровавыми слезами, я заставлю чертового вырожденца потерять человеческое лицо и унижаться. А потом, насладившись вдоволь его муками, убью врага самым позорным образом и отдам тело на съедение бездомным собакам. — Серьезно, — проговорил Людвиг, в его глазах горел огонь азарта, — Наша боль сходна, мы оба потеряли своих детей. Предположим, я верю тебе. Но чем ты докажешь свои намерения? И как сумеешь победить чары столь могущественного колдуна, как Касандер? Фрея рассмеялась. Она вытряхнула из сумки окровавленную голову молодого парня, и, отфутболив ее к ногам Людвига, произнесла: — Этот боевой маг был хорошим приятелем и вторым любовником нашего ненасытного монарха. Я убила его… Король поморщился, ему была чужда подобная жестокость. — Не думай, — хмыкнула Фрея, — Я его убила не ради удовольствия, ну, не только… Он поможет мне уничтожить хозяина. — В смысле? — Сигизмунд брезгливо откатил голову обратно к Фрее. — Я сплету заклинение «отражение любви», превращающее светлое чувство в жгучую ненависть… — И что? Фрея разочаровано вздохнула и покачала головой. — М-да, вам все надо объяснять. Сейчас на Тау наложены цепи… — Цепи? — перебил Людвиг. — Да, сильнейшее заклинание губительной связи, излюбленное средство плешивого щенка Касандера. — Вот почему Тау прилип к нему!!! — догадался Сигизмунд. — Да, — кивнула ведьма, — Цепи сложно снять, но я смогу. Я же не слабее какого-то мальчишки! — Фрея лукаво усмехнулась, — Я обращу его заклинание против него самого. — И Тау освободится? — воодушевленно воскликнул старик-король, оживая на глазах. — Конечно, — фыркнула Фрея. — Точно? Ему хуже от колдовства не станет? — с опаской поинтересовался Сигизмунд, стараясь не впадать в восторг раньше времени. — Я знаю, что я делаю. Не зли меня! — холодно отчеканила ведьма, и, подняв одну бровь, добавила, — Думаете, голова архатейца мне просто так нужна, для аксессуара? — Даже знать не хочу, — отмахнулся Людвиг, все еще не принимающий в глубине души ужасной магии. — Из его мозгов я изготовлю отвар… — начала самодовольная Фрея. — Достаточно! — король поднял руку вверх, — Я не желаю знать подробностей, но если это вернет Тау, то я буду молиться за успех. — Не надо молиться. Пообещай мне кое-что? — Расчет? — хмыкнул Сигизмунд. — Договор… — Какой? — Чивори садятся на трон Архатея, объединяя престолы браком с вашей семьей… — Что? — одновременно выпалили отец с сыном. — Я что говорю на непонятном языке? — Не понимаю, каким образом, — вздохнул старик, — Я даже не знаю, каким вернется Тау после плена у Касандера, что станет с его душой. А ты просишь объединить престолы… — Тау? — удивленно произнесла Фрея, — Речь идет о Сигизмунде. — Я не наследник, — без всякого сожаления отозвался принц. — Ты считаешь, что после всего произошедшего народ захочет видеть в королях Тау? Того самого Тау, который предал Эфы, воевал против своих сограждан, убил родного брата? Тау, имевшего порочную связь со злейшим врагом родины? Ты издеваешься? Биа-Хатерии переглянулись. Им явно в голову не приходила подобная логическая цепочка. — Ясно, — поняла все Фрея, — Вы стенайте и молитесь, чтобы эфийцы вообще простили принца Тау… А про престол подумайте. Сигизмунд, мм? — Ну, я не уверен… — принц покраснел. — Да, не бойся ты, — ведьма прищурилась, — Мои внучки просто красавицы, к тому же близняшки. Выбирай любую. Ты же хороший мальчик, да? Дорожишь родными Эфами, переживаешь за их судьбу? Хочешь брата вырвать из лап извращенца? — Да, — угрюмо кивнул Сигизмунд, совсем не обрадованный перспективой породнится с ненавистными архатейцами. — Вот и чудно, — рассмеялась Фрея, хлопая в ладоши, — Значит, договорились? — Да, по рукам, — решил за сына Людвиг. — Отлично! С вами приятно иметь дело, — ведьма подмигнула, — Пойду, сотворю заклятие! Я вся, прям, закипаю от нетерпения поквитаться с Касандером!Разрыв
Я стал просыпаться от ощущения чьего-то тяжелого взгляда на себе. Чужое присутствие в комнате давило виски. Мое тело бессильно распласталось на софе после долгой лихорадки и холодного пота забытья, но чьи-то глаза убивали меня ненавистью. Я приподнялся на руках и посмотрел на дверь. Тау… Он замер возле входа, как вкопанный застыл в своей боевой позе, сжимая кулаки. Его лицо было опущено вниз, а из-под прядей волос сверкали дикой злостью голубые глаза. — Тау… — обессилено шепнул я, снова падая на покрывало, сдирающее своей жесткостью кожу с лица. Он не ответил, просто буравил меня страшным взглядом. Что с ним? Сейчас принц выглядел живым, но таким чуждым и враждебным, что я вздрогнул. И вздрогнул второй раз, когда мой взгляд упал на цепь. Меня аж перекосило. Что-то живое и опасное вплелось в мое заклятие, опутывая звенья красной нитью. Маг высшего уровня поработал над ней, внедрив внутрь новое слово и новое значение. Ненависть… Теперь моя цепь скрепляла Тау безжалостной злобой к моему существованию, ставя точку в нашем счастливом времени. Я ничего не мог с этим поделать. Слишком поздно я заметил. Цепи нельзя снять, но их дух можно изменить. Нужна только жертва. Юнгс… Стало страшно. Чивори поймали меня в ловушку. Они пронюхали о моем больном трепете к Тау, и наказывают за смерть родственницы. Я знал… знал, что нельзя ошибаться, даруя им путь к моей слабости. Но разве Тау этого не стоил? Мне будет больно. Я теряю его, уже потерял. Кровь барона Дерфи несет силу, заставляющую Тау вспоминать все наши совместные переживания и ненавидеть меня за них, обвиняя в запретных грезах. — Тау, мне плохо, — шепчу я, переворачиваясь и изгибаясь плечами, — Не бросай меня вот так, не отворачивайся… О чем я прошу? Все кончено. Он питает лишь негатив. Два шага ближе и его руки сжимают мою шею, вдавливая хрупкость тела в матрас. Больно… Нет, не физически. Слезы… Нет, не от удушья, а от осознания безнадежности и слабости. Ничего не стоит отбиться от Тау заклинанием, для меня это проще простого, но я не могу. Не позволю сделать Тау больно, к тому же я заслужил. Я заставил его страдать подле себя, лишил силы личности и самоуважения. Его желание меня уничтожить законно. А если так хочет Тау, я не буду противиться. Все для него, любую просьбу… Когда из моей пережатой трахеи вырывается лишь пенный хрип, принц расжимает руки. Цепи любви еще не до конца разрушены… Я бросаюсь раненым зверем и ловлю его за запястье, умоляя не отпускать. Он перехватывает порыв, дергая мое тело с кровати и швыряя его на пол. — Не прикасайся! Ненавижу тебя, подлый извращенец! — кричит мой Тау, — Как ты посмел вытворить со мной такое?! Ты мне противен… Я тебя презираю. — Тау, — поднимаю на него глаза. Ненависть и жестокость. Да, таким его лицо кажется намного реальнее. Именно эти чувства я могу вызывать в околдованной душе принца. Чивори постарались на славу. Я разбит, принц Тау погружен во второй круг чародейства, не менее мучительный и убийственный, чем базовые цепи. Надстройка довлеет над Тау, но не уменьшает вреда, причиненным моим заклятием. — Я люблю тебя, — произносят мои губы. Я не в силах отпустить Тау, пусть даже теперь для него первый враг. Разве все не встало на свои места? Грустно. Удар кулаком в лицо размазывает меня по полу. — Презираю! Не смей кидать на меня тень своими гнусными притязаниями… Слишком жестоко. Почему так? За что мне одному вся боль одинокой вселенной?… Я отказываюсь верить в происходящее, я просто в дурном сне. — Не бросай меня! Умоляю! Я все стерплю, — я задрал подол своего балахона, — Хочешь, возьми меня. Представь, что я Ева… Я вытерплю все ради тебя. — Ты не Ева, ты дерьмо! — заорал Тау и ударил меня ногой в лицо. Я упал навзничь, отплевываясь кровью, заливающей горло. Он рассек мне губу, но это ерунда, пройдет через два часа. Гораздо больнее разбитое сердце и поломанная душа… Мои цепи нанесли больше вреда мне, их хозяину, и всему что меня составляло: уничтожили невинность, лишили сил, забрали любовь сестры, разбили веру в Архатей и магию, потворствовали убийству Юнгса. Но, самое страшное, что тем не менее, я был счастлив… Потеряв все, я приобрел четырнадцать дней любви и света — смысл для всего моео ничтожного существования. Я жил, недолго, как бабочка-однодневка, но я дышал полной грудью… — Тау, бей меня, если хочешь. Я заслужил. Делай, как тебе нравится. Ради тебя я готов сносить все! — простонал я, сворачиваясь комочком и закрывая голову руками. И он бьет, злясь от моей покорности. Остервенело, жестоко, с неистовством дикой злобы калечит меня. Ногами забивает мое бедное тело, всецело принадлежащее только ему одному. — Я убью тебя, Касандер, — шепчут его губы. Он уже готов совершить преступление, забить загнанное животное, по ошибке названное правителем и избранным колдуном. Но тут случается закономерное для мира магии явление. Мой родовой оберег не выдерживает. Он обволакивает меня метановой дымкой, не пропуская гнев Тау. Теперь принц не сможет ко мне приблизиться. Жаль. Я готов принимать любые каторжные мучения, только бы Тау дольше оставался со мной. Только бы он не уходил от меня сейчас. — Я убью тебя, — повторяет мой рассерженный принц, — Вернусь и вспарю твое черное сердце. Свинья! — Нет, не бросай меня! Не сейчас! Я не вынесу! — тяну к нему руки. Но он покидает мою комнату. Оставляет меня одного… Опять бросают. Навеки обречен быть нелюбимым. Больно… Уж лучше смерть и пытки, чем одиночество. Тау… Ну, почему? Юнгс… Зачем? Судьба, ты бессердечная сука. В чем же я грешен?… Я рыдаю. Слезы — спасение от пустоты и лезвий боли. В последнее время я слишком часто плачу, расписываясь за всю бесстрастную жизнь. Я никому не нужен здесь, среди живого мира. Кто я? Зачем я сюда пришел? Почему судьба жаждет моих страданий? Даже последний свинопас имеет право на любовь. А я, правитель, обречен завидовать счастью черни. Никто никогда не любил меня по-настоящему. Папа… Отец… Я стал для него тенью его же величия. Сын, долгожданный наследник, оказался его раздражителем. Я был сильнее отца, то, что я делал легко и играючи, отец постигал годами в долгих упорных тренировках и упражнениях с книгами магии. Я быстро схватывал науку колдовства, попутно сочинял свои заклятья, отец же год за годом гнался по моим следам. Он сделал меня своим конкурентом. Не щадил себя, пытаясь обогнать, но ничего не выходило. Отец завидовал. Бил меня и заставлял поднимать с глубин мироздания запретные механизмы колдовства, запуская их разрушительную мощь. Но я со всем справлялся… Отец злился еще сильнее, он превратил меня в магический инструмент своей слепой злобы на весь мир. Но мне нравилась новая роль, потому что я мог беспрепятственно заниматься магией, которую обожал. Отца же это бесило все больше и больше. В итоге он довел себя до полного изнеможения, и сердце трехсотлетнего мага не выдержало. Он умер… Так невовремя. Мое заблуждение, что я справлюсь с правлением. Я хороший маг и колдун, я идеальное орудие убийства, но я отвратительный управленец. Если бы брат Неон не умер… С какой радостью я бы сделался верным союзником брату, помогая во всех начинаниях, творя магию с пустого места во имя семьи. Магия — искусство, трон — система. Они плохо сочетаются. Колдовство… Моя жизнь в нем. Я творец, вынужденный быть механиком. И почему я не задохнулся при рождении?! Мама… Она одна действительно меня любила. Предчувствуя грядущие страдания дитя, она милосердно хотела подарить мне смерть в час рождения. Мама… Мне всегда не хватало ее заботливого тепла. Наверное, поэтому я так отчаянно любил Еву… Сестра, моя маленькая сестра. Я был лишен любви и нежности, поэтому отдал ей свое сердце, чтобы она подобно мне не испытывала холода и одиночества. Ева… Чужой принц стал ей роднее брата. А был я действительно когда-нибудь ей близок? Она меня боялась… Моей силы, моей любви, моего родства с нашим отцом, моей черной крови и… Ева отреклась от меня, хоть и не признается… Стон обжигает тишину комнаты. Я один… Ненужный… Остался лишь Архатей и старушка Лиза… Чужая реальность, больная печаль… Падаю в черную пропасть, тону в беспамятстве. Не хочу бороться, слишком утомлен тисками роковой судьбы. Лучше пропасть в пустоте и забыться в бреду. Да, так лучше. Для меня лучше…Возвращение домой
Я возвращался домой… Душный Архатей без проблем разомкнул свои объятия, выпуская меня из своего тактильного плена. Я ненавидел. Пробудившись, смахнув пелену наваждения, я стал четко различать краски мира и все, что происходило со мной. Случившееся просто ужасало. Война, Касандер, смерть брата — горький вкус кошмарногосна. Чертовый маг, он сделал меня посмешищем, он унизил меня и растоптал. Но смысл… Ведь он сам пал еще ниже. В жарких ласках, в сближении двух людей, он не щадил себя и, казалось, не отдавал отчета. Однако он убил Карла… Моими руками убил моего маленького братика. Я возненавидел Касандера! Его манеру говорить, его походку, его глаза, его силу. Как я мог так сильно попасть под воздействие его волшебства? И почему белый лебедь не защитил меня? Столько вопросов… Я был словно во сне, в глубоком беспробудном сне, освещаемым образом одной только Евы. Как же противно, что на самом деле за божественной маской скрывался злодей Касандер, манипулирующий каждым моим движением. Не хочу вспоминать. Хочется его убить. Раздавить, как навозного клопа. Странно, что я не смог его прикончить тогда, в замке. В какой-то момент я просто не захотел этого делать, а потом вмешалось чертово кольцо. Но почему Касандер не защищался? По сути, он мог меня уничтожить, я видел его колдовскую силу и не сомневался в ней. Но он не стал, наоборот, он отчаянно пытался продлить момент своих терзаний и умолял не уходить. Почему? Неужели его собственное заклятие настолько губительно для хозяина? Хотя, какая мне разница! Я его ненавижу. До всей глубины души презираю, стараясь стереть из памяти ночи полные кальянным дымом и цветной мозаики архатейского безумия. Если бы только это была Ева… Надо признать, как любовник Касандер превосходен. Его жажда принадлежать партнеру горчит темной страстью корицы. Он пылок и в то же время невинен, как звуки ситара посреди пьяной оргии… Но не хочу об этом думать. Заставлю себя забыть! Меня не волнует мое прошлое, не должно. Я возвращаюсь домой. И я буду мстить за своего брата!Мама
Проснулся, и мое сознание как в бреду. Встаю с пола… Кровь высохла на сиреневом балахоне кружевными терниями. Все зажило. На мне нет следов ярости Тау, а я предпочел бы их наличие. Хоть какое-то напоминание о том, что мы были рядом, вместе, проникали друг в друга робостью иллюзий. Тау! Вспоминаю… Он оставил меня. Ну, почему Юнгс погиб?! Он бы мне обязательно помог. А теперь без него я сам должен собраться, но не могу. Должен… ради себя, Архатея, Евы. Я не могу бросать сестру среди врагов, среди предателей. Она Милиотар, без меня, она не справится с очередью ублюдков, мечтающих истребить мой род. Ева… Добираюсь до хрустального шара, встретившего меня блеском бездонных искажений. — Ева, — тихо зову я, — Мне нужен родной лик, твой милый образ, хочу чуточку согреться. Наконец, в шаре вырисовывается лицо сестры. Она сидит за книгой рецептов, окруженная суетливыми, но добродушными помощницами. Ева, чувствуя мое незримое присутствие, отрывается от чтива и вглядывается в воздух. Я предстаю перед ней. — Касандер, брат, — мимолетный испуг и тут же жесткий взгляд, — Плохо выглядишь. Я ведь знала, что добром это не кончится… Ева качает головой. Непонятно довольна она или расстроена. Может и то и другое одновременно. Женщины так любят оказываться правыми. — Ева, мне плохо, — говорю я, вспоминая, как в детстве приходил к ней со своей болью, и она утешала меня, гладя по голове. — Брат, ты забыл, что ты правитель? — жесткость в ее голосе ранит. — Нет, но это уже неважно. — Ты в своем уме? — Нет… — Я вижу. Твоя страна в тебе нуждается, а ты расслабился и расклеился. — Тау ушел, теперь он ненавидит меня! — я закрываю лицо руками. — Кто тебе виноват? — болезненный укол. — Я сам и Чивори, они убили Юнгса… — Мне жаль Дерфи. Он был слишком предан… — Ева… — мне больно и слова теряются на языке. — Что Ева? — глаза сестры вспыхивают, — Ты создал страшное заклинание, и хотел остаться безнаказанным? Ты сам довел себя до такого состояния. Сел на трон, а на деле… Хоть бы о стране подумал! Архатей разорен войной, все ресурсы уходят на содержание армий, люди устали биться. — Я плохой правитель… — Да, если неустанно проводишь время в любовных терзаниях. Может, достаточно уделять внимание своим прихотям? — Ева, зачем ты меня добиваешь? Мне плохо, мне нужна помощь… — Тебе нужно вспомнить, что ты носишь корону. Ты обязан взять себя в руки. Вместо распускания соплей, займись важным делом, начти управлять! Подпиши указы о строительстве платин, о создании объединений лекарей, да много всего можно и нужно сделать! — Я никчемный управленец, ты же знаешь. А ты такая умная, нам нужно было родиться наоборот. Ты стала бы хорошим правителем. — Глупые отговорки! Ты просто не желаешь брать на себя рутинные дела. Ты же считаешь себя особенным, куда тебе до жизни серой массы. Так ведь, братик? — Сестренка, — я вымученно улыбаюсь. — Касандер, мне на самом деле тошно от тебя, — Ева хмурит брови, — Ты сделал из себя посмешище. Ради чего? Памяти отца? Брат, ты таких дел натворил… История с Тау, просто пик цинизма. Ты повел себя, как… — Шакаленок, — читаю ее мысль. Ева краснеет. — Прости, Касандер… — Ничего, я не сержусь на тебя, — смотрю в потолок, чтобы снова не разрыдаться, — Ты не можешь мне простить Тау, слишком сильно он тебе понравился. Я знаю. — Ты поступил нехорошо, — она все еще смущена. — Извини, я сам понял. Цепи заставили меня заплатить за твои переживания. Но я не жалею, я… Никогда еще не был так счастлив, как с ним. Хотя все это время, пока мы… В общем, он думал и мечтал лишь о тебе… Сложно признаться в поражении. — Мне горько брат, — Ева вздыхает, — Горько видеть во что ты превратился. — Тебе меня жаль, — продолжаю ее мысль. — Да, по человечески. Но в то же время, я понимаю, что иного не дано. Так уж вышло, что ты совершил слишком много проступков, и теперь обязан заплатить. — Каких, Ева? Каких же? — кричу я. — А самое ужасное, ты не видишь, что в твоей жизни было не так… Наверное, ты просто в отчаянье, не понимая, за что так страдаешь. — Да, так и есть. Ева, помоги мне… — Как? — Просто будь рядом. Она вздрагивает и тут же поникает. Стена между нами уже давно выросла, и я в очередной раз разбиваюсь об нее. — Я не могу, Касандер, я боюсь тебя… — Ясно, а я люблю тебя. Всегда любил. Еще раз прости, что единственный раз в жизни сделал что-то для себя, а не пожертвовал в твою пользу. Да, наверное, мне нет за это прощения! Так ведь? Знаешь, Ева, пусть я был неправ, пусть самый законченный негодяй, самое большое зло на свете, каким ты меня представляешь и расписываешь ближайшему окружению, но я тоже, как и все в этом долбанном мире, имею право хоть раз испытать счастье! Или я не должен думать о себе? Пускай моя любовь была искусственной, сотканной злыми чарами, но я испытал счастье. Я открылся человеку, и любил, падая в бездну и забывая о последствиях. Тебя я тоже любил, люблю… И несмотря ни на что, буду продолжать любить. В отличие от всех вас, я не боюсь этого чувства! Нет больше сил доказывать что-либо. И нет в этом смысла. Ева совсем чужая для меня, точнее я для нее никто. Больно… Спешно прекращаю сеанс эфемерного контакта, не давая ей ответить. Водопад зеленых капель падает на подол моего балахона. Не могу больше сдерживать слез. Как же я несчастен. У меня теперь остался один Архатей… Архатей… Я подскакиваю от внезапного озарения. Теперь, когда Тау, питаемый заклинанием ненависти, вернется в Эфы, он вновь станет воевать против моей страны. Архатей в смертельной опасности! Тау лучший из воинов, даже лучше моего отца, он не пощадит мое государство. Лишь из мести ко мне, он потопит Архатей в крови. Что я наделал… — Мама! — кричу я, — Мамочка! Ну, почему… Мама… Спаси меня… Несправедливо, мама… Хрустальный шар откликается на мой призыв. Мистический амулет все понял превратно. Я звал мою мертвую маму, а хрусталь явил образ Лизы. Что ж такой поворот событий даже к лучшему. Она последний человек, которому я еще нужен. — Мой малыш Касандер! — испуганно выкрикивает старушка, видя мое лицо, — Что с тобой? Почему ты плачешь? Утираю слезы ладонями, но они вновь и вновь пачкают руки. — Лиза, я так несчастен, всеми брошен. Почему? Лиза? — Мой малыш, — она качается головой, такая механическая манера. — Тау, Ева они оставили меня… Судьба жестока ко мне. Но в чем я провинился? — Мальчик мой, ты справишься, я верю, — она так добра, — Просто надо потерпеть. — Всю! Всю свою короткую жизнь я только и делаю, что терплю! За что? — Сила… — Ты полагаешь, что я расплачиваюсь за свое могущество? — горько протягиваю я. — Да. — Но… Я слаб, Лиза. Я даже не могу заставить меня любить, или хотя бы вызывать интерес, по-настоящему, а не обманчивой гирляндой чар… — Я люблю тебя всей душой. — Да! Одна ты, — мне еще сильнее хочется выть, Лиза единственная, кто понимает меня, — Я потерял Юнгса, а он любил… Я предал его. Начинаю всхлипывать. — Ты слишком юн, — Лиза жалостливо сводит брови, — Столько проблем свалилось на тебя, а ты не был готов. Металл не оставил тебе напутствий, не научил, не поддержал. Только и делал, что отстранял от власти, боясь за свой трон. Вздрагиваю. Впервые Лиза говорит столь яростно. — Малыш Касандер, все пройдет… — Я так любил их… Почему они меня бросили?! — срываюсь на крик. — Твоя любовь слишком сильна и чиста для людей. Твое сердце велико даже рядом со вселенной. Но никто не может увидеть его широты, страх и мораль застилают им глаза. — Лиза… Я такой дурак… Она ласково улыбается. — Не печалься и не грусти. Ты лучший, просто знай это. — Нет, я осел, — вымученно улыбаюсь, — Я подставил Архатей… Тау уничтожит меня и мою любимую страну. Он отнимет Плантагенет, сокрушит армии, тем более теперь, когда знает каждую прореху в нашей обороне. Люди так долго сражались, чтобы я один все перечеркнул… Я проклятый… — Ты просто слепой, Касандер… — Почему? — я поднимаю плечи в непонимании, — Уже второй человек отказывает мне в зрении. — Ты просто такой, — нежно и ласково говорит старушка, — Слишком честный, чтобы видеть чужую подлость и злую волю близких людей, скажем таких, как отец… Он так долго приучал тебя к убийствам с помощью магии, что теперь в них для тебя нет ничего плохого. Наоборот, без смертоносных заклятий ты не видишь смысла в колдовстве. Слишком скучно, да? — Вроде того, — согласно пожимаю плечами, — Без войны колдовство не нужно. Куда его применять? Ну не помидоры-гиганты же выращивать… Лиза смеется. — Вот видишь, ты не умеешь отличать зло от добра. — И плачу за это? — Наверное. — Несправедливо! — протестую я, — Я делал все во имя Архатея! Получается, предай я интересы родины во имя жизни врагов, я считался бы добрым? — Не думай об этом. Идет война, и ты поступал правильно, — Лиза кивает. — Боюсь, что я не справлюсь со всеми навалившимися проблемами. Давление огромно, оно разрывает меня. Моя связь с Тау… мне противно, но я был счастлив. Я жертвовал всем! А он…, - опускаю голову, — Он теперь свободен. Мне же остается довольствоваться собственными цепями, связавшими мои сердце и волю. Я под их властью… — Малыш Касандер, — подозрительно осторожно интересуется Лиза, — А ты уверен, что на тебя действительно действуют цепи? — Конечно! — безапелляционно заявляю я, — Я же чувствую! Эти цепи… Они ужасны, их бремя невыносимо! — Ответь, — моя молочная мама грустно качает головой, — Ты смотрел на себя через «кристалл отражений», показывающий все заклятия в ауре человека? Отрицательно машу рукой. — Нет смысла, все и так ясно. Я обрек сам себя на боль. Видишь, из меня даже колдун никчемный! — Можно я приеду? — неожиданно просит Лиза. Радость на миг заполняет душу. — Я хотел тебя позвать! — Мне надо тебе кое-что сказать, заодно посмотрю на своего малыша через кристалл, — она пытается улыбаться. Но я слишком ясно улавливаю ее грусть. Я знаю, что она мне готовит. Но я не буду думать об этом. Черный пепел уже оплел мое сердце, заставляя биться тише. Лиза не первая и не последняя. — Я жду тебя, — выговариваю я. Шар гаснет. Свет тускнеет. Я выключаюсь. Не хочу больше бодрствования, слишком тяжело.Дома
Когда я въехал в родной город, люди буквально показывали на меня пальцем, скрежетая при этом зубами. Они были правы… Я недостоин своего народа, я его предал. Пускай меня околдовали и заставили отвернуться от Эф, но в моем случае отговорками не прикрыться. Я должен был сопротивляться злу. Изо всех сил, ради своего народа, я должен был биться за себя. Но я впервые в жизни проиграл — моя личная трагедия. Но как же велика плата за ошибку! В замке меня встретила родная семья, и я испытал огромный восторг с нехорошей примесью стыда. Родные знали мою тайну, догадывались о том кошмаре, который со мной сотворил Касандер. Будь он проклят, мерзкий развратник! — Тау, сын мой! — отец заключил меня в крепкие объятия, — Ты спасен, моя душа ликует! Отец выглядел усталым и измученным болью за меня. Но он принял своего падшего сына обратно, за что я бесконечно ему благодарен. — Папа, я вернулся, прости… — я потупил голову под грузом вины. — Нет, не проси прощения! Это все шакаленок, его колдовство просто чудовищно. — Я отомщу за Карла! Отец еще крепче обнял меня. Когда вышел Сигизмунд, я готов был броситься к нему на встречу, но, заметив небольшой холодок в глазах, отступил. Сигизмунд смутился и так и не решился на братские объятия. Он просто похлопал меня по плечу, подчеркивая свою радость. Ничего. Все так и должно идти. Прощение я буду вымаливать долгие годы, не щадя себя на поле боя и взыскивая с архатейцев долг их короля Касандера. Касандер! Как я его ненавижу! Почти до умопомрачения! До злобы, сводящей дрожью. Я отомщу! За все… За смерть Карла, за слезы и переживания семьи, за мое положение в Эфах, за обман и порок, за очернение образа Евы и за ночи, которые мы проводили вместе в слепоте и глухоте похотливых биений. — Тау, родной, ты находился под чарами. Твой разум заколдовал колдун Архатея, — печально сказал мой старший брат. — Я знаю, — кивнул я, — Почувствовал. — Если бы не помощь Чивори, ты бы никогда не вернулся, — охнул отец. — Кого? — меня неприятно кольнуло, — Где-то слышал эту фамилию… В нехорошем контексте. — Не удивительно, Касандер наверняка тебе жаловался на мой род, глупый нытик, — послышался надменно ироничный голос, и я увидел, как из-за трона вышла немолодая архатейка. Ее появление вызвало во мне ненависть… — Что эта тварь тут делает? — закричал я, указывая на нее. — Легче, Тау, легче, — Чивори засмеялась, — В твоих бедах виноват один лишь Касандер. Народ Архатея не поддерживает правителя тирана, помни об этом! Голос ведьмы звучал мелодично, вплетаясь в глубины души и вселяя доверие подобное слепой вере. Но я не намерен был подчиняться. Весь вид архатейски говорил о том, что она хитрит и что-то скрывает, преследуя личные цели и интересы. Ну, зачем архатейской дворянке помогать врагам? Меня взбесило, что отец и Сигизмунд ее слушали. Она враг. Пусть даже она меня вызволила из плена Касандера, веры архатейцам все равно нет и быть не может. — Что ты тут делаешь? — я остался непреклонен. — Я сняла с тебя цепи… — хмыкнула Чивори. — Цепи? — Так называется самое мощное заклинание Касандера. Больная связь ценой в жизнь. — Фрея настоящая фея! — прошептал отец, — Она вернула тебя, Тау. Фрея… Я слышал это имя. Касандер рассказывал о том, что она мать его мачехи, желающая уничтожить всю семью Миллиотар. Всю… и Еву тоже. Значит, Фреи нельзя доверять, никак. Я изобразил улыбку. Ведьма не должна была догадываться о моих истинных чувствах. — Заклятие точно снято? — буркнул я. — Не веришь мне? — ухмыльнулась ведьма, — Могу вернуть все обратно, почувствуешь разницу. — Нет, он не хочет! — испуганно залепетал отец. В двойне неприятно его лебезение перед Чивори, подданной Архатейского престола. Фрея лишь захохотала, смиряя меня своим надменным и злорадным взглядом. Что-то мне не нравилось наше заигрывание с домом вражеских колдунов. Но в своем положении, я не мог ничего изменить.Шли дни. Фрея отчалила к себе на родину продолжать плести интриги против нашего общего недруга. Отец ликовал, Сигизмунд примерял роль наследника. А я усиленно пытался оправдаться перед отечеством. Я не переживал из-за потерянной короны. Слишком тяжел был мой грех, поэтому я счел заслуженным лишение наследства. Теперь я просто хотел восстановить загубленное реноме. — Ты должен снова завоевать уважение, — сказал мне отец и я не спорил. Армия меня не приняла, слишком были свежи воспоминания о моем перевоплощении в черно-красные цвета Архатея, и не высохла кровь эфийцев, пролитая мной под чарами Касандера. Я не стал дразнить людей, я помогал им не на поле боя, как привык, а в тактике. Давал советы генералам, показывал отцу оптимальные боевые позиции, вносил свою посильную лепту. Вскоре вместе с первыми победами, стало возрождаться и доверие военноначальников к своему околдованному принцу. Меня радовала перемена в отношении, но еще так много надо было исправить. Мне нужна была смерть Касандера. Как глоток воздуха. Как точка в затянувшейся истории. Как вода, чтобы смыть с себя позор. Но гаденыш затаился. После моего возвращения в Эфы, все новости о нем прекратились. Создавалось впечатление, что он исчез. Даже архатейские дворяне поговаривали о том, что правитель бросил страну на произвол судьбы. Фрея охотно снабжала нас слухами о смуте и недовольстве подданных дома Милиотар. Я бесконечно радовался, но… Но, все же, просыпаясь по ночам в холодном поту, я ловил себя на мысли, что отчаянно хочу получить хоть одну весточку о своем противнике. Он слишком сильно меня волновал. И я не знал, нормально ли мое поведение. Сильно сомневался в искренности Фреи, и боялся, что все еще нахожусь под властью цепей. А иначе как объяснить, что я снова и снова вспоминал те дни и ночи, проведенные наедине с Касандером? Причем теперь я точно знаю, что не всегда грезил Евой. Иногда я ясно видел, что передо мной мальчишка правитель. Мы, сидя на берегу заросшего пруда в сердце дворцового парка, проводили много времени в беседах обо всем на свете. В венке из лилий Касандер выглядел очень соблазнительно. Его грусть и одиночество задевали за живое, и хотелось помочь «сироте». Но не только жалость рождалась тогда в моем сердце. Страшно признавать, но бывали дни, когда я отдавал отчет в том, что сплю с себе подобным. Я не видел ничего зазорного в своих поступках, ведь не я унижался. Но хорошо, что это было лишь наваждение, иначе я бы не знал, как мне жить дальше. Ведь я, принц и воин, и не имею право восхищаться другим мужчиной, это низко и мерзко. Но до сих пор, при воспоминании о Касандере, сердце щемит, как будто что-то незримое натягивается в воздухе, соединяя километры в едином порыве нас объединить. Цепи… Но их не должно быть. Будто оспаривая очевидность, картинки сами встают перед глазами. Касандер смотрит на меня своими зелеными глазками, иначе не скажешь. Он отдается мне, как доверчивый ребенок первому улыбнувшемуся человеку. Касандер так нежен. Ему больно, но он пылает страстью, позволяя мне с новой силой протыкать его тело. Странное чувствительное создание… Он всегда проявлял заботу и бежал ко мне, не скрывая эмоций и чувств. Кажется, так правдиво невозможно сыграть. Вспоминаю его озорное лицо, когда он приходил будить меня утром. Он падал на постель, ложась на меня, и кокетливо закрывался отнятым одеялом. Я лениво зевал. Мне трудно было привыкнуть к ранним подъемам повелителя Архатея. Тогда Касандер начинал покрывать мое лицо робкими и сладкими поцелуями, закрывая от удовольствия глазки. Было здорово, не каждая женщина способна на такую нежность. Когда мягкие губы юного колдуна становились пунцовыми от долгого соприкосновения с моей щетинистой кожей, я соизволял ответить взаимностью, и Касандер дрожал от счастливого трепета. Наши языки жадно касались друг друга, ведя ожесточенные диалоги, а тела прижимались еще сильнее, показывая, насколько нам обоим приятно. Я увлекал Касандера под одеяло, задирал подол его царских балахонов и, гладя разгоряченную плоть, наблюдал за сменой сладострастных выражений на его аристократическом лице. Касандеру быстро становилось хорошо, он краснел и постанывал. Такое необычное чувство овладевать заклятым врагом, клянущимся в том, что он дарит тебее невинность! Тогда я не видел злого умысла колдуна, тогда я был погружен в его хрупкую страсть. Я получал незабываемое удовольствие во время секса, когда прижимал его к стене все сильнее и сильнее, чтобы он упирался в холодные камни под действием убыстряющихся толчков. Когда становилось некуда деваться, и Касандер попадал в плен, зажатый между мной и камнем, он позволял проникнуть в него максимально глубоко. Под его крик, я извергал бурю страсти, оставляя ее в теле поверженного врага. Почему мальчишка терпел? Его шепот о любви и желании угодить заставлял еще сильнее гореть в пылу вожделения. Он произносил такие вещи, которые никто никогда мне не говорил. Он делал то, что ни одна королевская особа себе не позволяла. Стоя на коленях передо мной, он доказывал свои чувства, даря ртом немыслимое удовольствие. А я с превосходством взирал на его унижение, перебирая россыпь черных волос, высвобожденных из затейливой прически. Касандер был превосходен! Он так изгибался, сидя на мне, что казалось со мной сама страсть, само изящество, воплощенное в стройном загорелом теле, блестящем испариной. Архатеец был моим любовником. Вражеский повелитель отдавал мне самое ценное — себя. И я должен верить, что мои воспоминания — действие одного только заклятия? Я обязан прислушиваться к Фрее, которая утверждает, что помогла мне? Не думаю. Я хочу забыть Касандера, нашу преступную связь и я сделаю это. Но при всем моем желании не могу отделаться от чувства, что мальчишка честнее и искреннее ведьмы, чересчур старающейся показать свою доброжелательность. Хотя это ничего не меняет… Касандер подарил мне свою ласку, но я поклялся его убить. Все слишком ненормально и, поэтому я должен вернуть жизнь в привычное русло, уничтожив злой искус. Касандер умрет от моих рук. Я так хочу. Кровь Карла убила жалость к врагу, и я легко перечеркну былое, прекратив жалкое существование самого черного и самого несчастного в мире колдуна. Ненавижу Касандера, ненавижу за все! А особенно за то, что заставил меня сомневаться в себе, лишив Евы и любви к Эфам. Брат моей возлюбленной умрет, и мы все освободимся для счастья. Такова судьба!
Голем
Парк, сумерки бесконечно долгого дня, дорога от ворот к замку. По ней движется одинокая фигура. — Лиза! — кидаюсь в объятия к своей молочной маме. Она до сих пор пахнет детством, медом и спокойствием волшебных сказок. Кажется, она вся соткана из ласки доброй нянюшки. — Ты совсем повзрослел, малыш Касандер, — Лиза проводит по моей спине. И мне становится стыдно. — Я все тот же, — бурчу я, краснея. — Не стесняйся себя, все хорошо, — она как обычно механически улыбается, — Первая любовь — это нормально. Наконец-то, ты решился попрощаться с невинностью. — Но я был с другим мужчиной… — Не думай об этом. Любовь прекрасно в любом своем проявлении. — Мне стыдно, — признаюсь я, — Я обманом завладел другим человеком. Да и сам… — Нет, мой малыш, ты чист. На тебе нет цепей. — Что? — я резко отстраняюсь и ошарашено поднимаю брови. — Смотри, — Лиза протягивает мне чуть голубоватый кристалл отражений. Я качаю головой. Тогда Лиза, по-матерински охая, сама активирует силу кристалла. Он поблескивает синими огоньками. — Видишь? — спрашивает она, поднося кристалл ко мне и водя им в воздухе. — Нет, ничего, — автоматически отвечаю я. — Верно. Будь на тебе сеть заклятия, кристалл покрылся бы черными прожилками. Ты чист. Кроме цепи приковавшей Тау, в твоей ауре ничего нет. — Но… — я падаю на лавку, — Тогда… Почему же… я? — Ты просто полюбил, — улыбается моя молочная мама, — С присущей тебе невинностью и искренностью. Сила твоей любви огромна. Ты сам поверил в цепи и снял все ограничения, убедив себя, что с ними нельзя бороться. Тру переносицу. Я догадывался… Глупости! Я знал. Просто верил, что не владею собой и списывал личный позор на магию цепей. Так было проще. Проще знать, что выбор не принадлежит тебе, что не ты очерняешь великих предков, и не ты, правитель Архатея, стоишь на коленях перед врагом, которого надо презирать, а не любить. Безответственно. — Лиза, что мне делать? — задумчиво спрашиваю я, — Моя любовь не имеет смысла. Все кончено. — Да. В мире чувств ты не властен, прими урок судьбы. — Я не могу, слишком больно… Она кладет голову мне на плечо. — Боль пройдет, малыш Касандер, все пройдет. Не все дается так легко, как магия покорялась тебе. — Лиза… Мне так одиноко и пусто… — Не бойся пустоты, за ней скрывается другой мир, полный жажды жизни. — О чем ты? — удивляюсь я. — Ты сам часть пустоты. Ты ведь на половину голем. — Что? — срываюсь на ор, — Это бред! — Да, — кивает головой Лиза, — По факту бред, но ты пил молоко голема, наверное, его пустота коснулась твоих губ, отравив кровь, — она касается моих губ робким движением пальцев, — Прости… Я ведь… — Я не хочу этого слышать! — отбиваюсь от наваждения. — Касандер… — Ты спасала меня на суде, когда против меня ополчились все кланы, и Шерук в том числе, требуя у отца справедливого наказания. Големы не способны на проявление собственной воли. Так что не придумывай! — Собственная воля? Брось. Мне приказали защищать тебя, чтобы никто не догадался о моей истиной сущности. Милый Касандер, посмотри правде в глаза… — Замолчи! Ни слова больше! — Ты и сам знаешь, что я голем. — Да, я знаю, но я не хочу думать об этом… Потому что тогда получается, кругом сплошной обман и кроме Юнгса ни один человек меня никогда не любил. Если это правда, я умру… — Ты всегда знал мою правду, — печально протягивает Лиза, — Я голем, — она нажимает голосом, повторяя неугодное слово, — Голем. — Но магия… — Шерук пожертвовали своим представителем, — Лиза знает все ответы на мои нелепые вопросы в попытках отбиться от горькой истины, — Я владею простейшей магией, первый уровень. Если пожертвовать душу мага, голем сможет показывать фокусы, как я. — Зачем? Почему они тебя создали?… — боюсь своих слов, — Не успел я родиться, как меня уже поспешили обмануть. Почему… — Шпион у Миллиотар, надсмотрщик у маленького наследника. — А Шерук?! Их-то интерес где?!.. — замолкаю, — Опять Чивори! Земли и амулет, украденный у вашего клана много веков назад. Такова их плата? — Да. — Суки… — Чивори желали избавиться от наследника Милиотар, заменив его сыном Фреи и Металла. Они жаждали узнать твои секреты и слабые места, а чтобы никто не заподозрил подвоха, они обратились к стороннему клану Шерук. — Все рассчитали… Твари. — Но Шерук так старались сделать из меня идеального шпиона, что вложили немыслимое количество любви к тебе, мой малыш. Я, правда, тебя люблю, — Лиза дотрагивается до моей щеки и становится тепло, — Не знаю, как у людей, но то, что в моей груди сжимается при взгляде на правителя Касандера, я называю любовью. — Големы не могут чувствовать, — как по заученному отвечаю я. — Тебе виднее, мой сильный маг! — в ее голосе гордость, — Но я люблю, поэтому приехала сюда. Я не смогу вынести, если причиню тебе вред… — Нет! Даже не продолжай! — кричу я, зарываясь в складках ее платья. — Малыш, послушай, я голем. Чивори жаждут твоего падения. В любой момент они призовут меня к себе и потребуют того, ради чего меня создали. Их цена — предательство моего Касандера. Но я не могу и не хочу… — Замолчи, замолчи! — я трясу головой и отчаянно прижимаю старушку к себе. — Чуть позже, мой малыш, — она печальна, но в ее глазах свет радости, — Я не смогу противостоять магии, которая заставит меня выдать все твои тайны и слабости. И ты не сможешь меня спрятать, голем принадлежит только одному хозяину. Чивори воспользуются моим существованием, чтобы уничтожить тебя, моего любимого малыша. Не могу позволить. Я голем, бросающий вызов хозяевам, потому что люблю. Хотя мой великий Касандер говорит, что это невозможно… — Лиза… — Ты должен, — она берет мои руки и прижимает к сердцу, — Должен убить меня… Слова бьют как град. Я знал, что она попросит смерти, но слышать гораздо сложнее, чем знать. — Я не могу, Лиза, — отпираюсь. — Ты любишь меня? — Да! Да! Да! — боль бьет по вискам, — Поэтому не могу!!! — Если любишь, ты сделаешь это для своей мамы, — она проводит по моим волосам так нежно, — Иначе я буду страшно страдать, не обрекай меня на муки… Умоляю. — А как же я, — опять по щекам текут зеленые реки слез, и в глазах замирает укор, — Я буду один… — Пусть тебя греет мысль, что я и Юнгс безумно тебя любили. Мы обожали тебя, поэтому легко отдали жизни за твое счастье! Знай и помни нас. В твоем будущем еще много таких, как мы. Верь. Я и молодой барон жили только для тебя. — И я виноват… — В любви нет виновных, я счастлива одной только мыслью, что была рядом тобой, мой повелитель, мой малыш Касандер! — Ты рвешь мое сердце… Ты ведь всегда была за меня, — я благодарно целую ее руку. — Мне жаль, что заставляю тебя плакать. Мы големы не имеем права… — Замолчи, для меня ты живая! — Убийца големов, — ласково кидает она мне. — Что? — смотрю Лизе в глаза. — Так тебя называют в обществе големов… Улыбается. — Где? — не понимаю. — У големов есть общество, скрытое от вас людей. Мы куклы, ведь так? Рабы господ. Мы созданы искусственно. Поэтому мы поклялись не афишировать наши эмоции… чтобы не вызывать у людей чувства вины, когда вы прерываете наше существование. — Я… — теряю дар речи. — Ты наш создатель. Почти все големы Архатея твои творения. И мы счастливы от этого. Ты лучший… Ты наш бог. — Из-за меня големы нападали на Карла? — ошарашено шепчу я. — Да, мы готовы заслонять тебя своими глиняными телами. Нам страшно думать, что с тобой что-нибудь случится. Мы любим тебя… — Глаза големов… Страх… Я убивал их, не задумываясь, в шутку и от злости. Я убивал тех, кто любил… Это ужасно. Я… — Спасибо тебе, — Лиза ласково целует меня в лоб, — Я так рада, что жила тобою долгие 22 года. Ты мой свет… Твоя душа прекрасна! — Я же убийца, бесчеловечный и жестокий, я убивал твоих собратьев! — мне дико. — Да, но ты дарил нам эту жизнь. Без тебя мы не ощутили бы вкус яблок, тепло солнца, трепет сердца, объятого любовью. Яркие вспышки жизни — наше счастье. Пусть наш век не долог, но мы рады жадно дышать на протяжении отпущенного срока. Спасибо тебе… создатель и убийца големов. — Жить… — повторяю я. — Да, единственная важная вещь на земле — просто жить… — Я как голем… Тау, даже убивая меня, все равно делал счастливым. Благодаря нему я познал истинный вкус жизни. Он подарил мне настоящую жизнь, и отнял ее же… — Теперь ты понимаешь нашу печаль, Касандер… — Лиза… Я не смогу тебя убить, — я встал на ноги и сжал руки в кулаки. — А я прошу, не заставляй меня предавать тебя. Твоя искусственная мама этого не хочет. Выполни мое желание ради меня, если я, хоть чуть-чуть имею для тебя значение… Вдыхаю вечерний воздух. — Тебе не будет больно, — говорю я, и мое кольцо загорается изумрудным огнем. Лиза вскакивает и в последний раз целует своего воспитанника в лоб. — Спасибо, малыш Касандер, — как нежен ее низкий старческий голос, — Я счастлива быть твоей мамой… Закрываю глаза. — Крылья Дракона в бережном сиянии, — мой голос звучит как чужой, — Расстилаясь по равнине скорби, колыбелью для неживого света, рекою покоя, возьмите и разделите. Жизнь и смерть, тело и душу, без боли, без страха, блаженство и счастье рассыпьте в океан пустоты! Зеленый огонь вместе с белыми искрами стирает границы тела Лизы. Ее глаза смотрят на меня, делясь потоком счастья. Последний раз я вижу свою искусственную маму. — Спасибо, малыш, — исчезающий голос звенит в воздухе, — Заклинание расщепления тела и души, мне приятна твоя забота! — Лиза… — в порыве отчаянья ловлю рукой зелень пара и он растворяется. Пусто. Я остался один. Лиза, ты и правда была големом, раз думала, что любимых людей можно когда-нибудь заменить или стереть из сердца.Дорога в никуда
— Тау, — Людвиг подошел к своему сыну и с надеждой посмотрел на него. — Да, — бесстрастно спросил принц, отрываясь от военных карт. В последнее время он был каким-то подавленным и мрачным. — Я рад, что ты приходишь в себя, — старый король похлопал сына по плечу, — Генералы благодарят тебя за стратегические планы, они успешно их применяют. — Я могу вернуться в армию? — глаза Тау блеснули. — Нет, — стесненно протянул Людвиг, — Сейчас нежелательно… — Ясно, я все понял, — закивал Тау и снова поник, — Пока гаденыш не будет убит, мой народ меня не простит. — Я думаю, ты прав. — Тогда, — Тау вскочил на ноги, — Тогда разреши мне прямо сейчас отправиться в Архатей. Я убью мерзавца! Людвиг вздрогнул. — Ты сможешь? — вкрадчивым тоном произнес он. — Отец, ты сомневаешься? — глаз принца блеснули яростью воина. — Я просто переживаю. Не хочу, чтобы ты снова попал под чары Касандера. — Фрея же меня освободила? К тому же я сомневаюсь, что его хватит еще на одно заклятие. Слишком плохо он выглядел во время нашей последней встречи… — Хорошо, Тау, я отпускаю тебя. Ведь ты не успокоишься, пока кровь Карла и твой позор не будут отомщены. — Спасибо, Отец! Ты всегда понимал меня! — Но… — Людвиг дернулся, — Ты должен взять кое-что, правда, тебе не понравится… — Что? — Фрея предвидела твое желание убить мальчишку колдуна, и она оставила кинжал. И ты должен его взять. — Расчетливая сволочь, — буркнул Тау, но отпираться не стал. Для принца было лучшим решением принять условия игры, иначе он рисковал остаться не у дел. Слуги внесли небольшой чехольчик, обвитый желтой лентой. — Чивори сказала, что только так можно убить Касандера, — хмыкнул Людвиг, доставая тонкий кинжал с матовой черной ручкой из агата. Клинок обжигал холодом и блеском смертельно опасной стали. — Необычный, — прошептал Тау, сдерживая холодок внутри себя, рожденный касанием с магическим оружием. — Наверное, — пожал плечами Людвиг, — В любом случае, Фрея уверена, что от удара этим кинжалом Касандер умрет, и я склонен ей верить. — В данном вопросе я тоже, — мрачно заметил принц. — Бей прямо в сердце, тогда смерть и муки будут страшными! — Учту. — Сын, удачи тебе, — старый король с лаской посмотрел на Тау, — Я верю в нашу общую победу. Я молюсь, чтобы дом Милиотар пал и обе наши страны, наконец, вздохнули с облегчением. — Не волнуйся папа, я отомщу злодею. — Я верю в тебя. Всегда верил! — А я так тебя подвел! — с сожалением воскликнул принц. — Не думай об этом, настройся на победу! Теперь только это важно. — Да, отец, — Тау поклонился умудренному опытом старику.Нежность
Я ожил. Точнее проснулся на короткое мгновение. Отправил куда подальше галдящих во все голосовые связки дворян, и закинул свой хрустальный шар в мрачную глубину пруда. Все время пока я был в бреду, я даже не обращал внимания на происходящее кругом: на споры, на войну, даже на то, во что меня одевали големы. Хорошо, что я, наконец, заметил, какое убожество красуется на мне. Желтый балахон… Кошмар. Желтый цвет совсем не идет мне, он убивает краски на лице, делая золотистую кожу темной и неприглядной. Пришлось переодеться в любимый зеленый шелк. Хотелось чего-то… На улице светило солнце, лучиками играя по земле в догонялки. Я решил впервые за долгое время выйти на улицу и попробовать подышать свежим воздухом. Получилось. Я сел на лавку и машинально сплел венок из лилий. Я всегда так делал, когда мы с Тау были вместе. Как хорошо тогда было! Цветы легли вяло… Наверное, потому что я скучал. Но не важно… Я перестал сопротивляться себе и принял собственные чувства. Да, я люблю Тау, люблю больше всего на свете и готов пожертвовать собой ради него. Пускай все не взаимно, но это уже не имеет значения. Я принял свою судьбу, судьбу проклятого и одинокого человека. Боль не изменит моей любви, и не изменит законов мироздания. Быть может, Лиза оказалась права, и я действительно расплачиваюсь за свою силу. Но это не повод сходить с ума. Нет смысла лить слезы, как и нет смысла требовать справедливости. Все погребено в пустоте, мое имя пустота, моя жизнь пустота, и я сам пуст. Тау взял мое сердце, вырвал его и раскромсал на куски. Пускай, зато я получил опыт. Ведь я так хотел любви… Я получил ее во всех ипостасях. Теперь только черные лилии в моих руках являются живым доказательством существования жалкого правителя Архатея. — Касандер! — рев за спиной заставил меня обернуться. — Тау… — Я убью тебя, чертов ублюдок! Мой принц пришел. Он был объят красными нитями ненависти. Тау буквально сносил энергетикой ярости. — Тау, — я улыбнулся, вставая ему на встречу, — Я так рад… Я не врал. — Ты труп, — прошипели губы Тау, плотно сомкнутые в нить жесткости. В руках моего любимого блеснул клинок. Я узнал его, это оружие закаленное ненавистью мертвых воинов, только оно способно нанести магу серьезные ранения, разрезая вместе с плотью и его духовную силу. Опять след коварства Чивори… — Ты пришел за моей жизнью? — я посмотрел в чудесные глаза моего принца. Совершенно неважно, зачем он сюда явился. Тау снова был рядом, и я испытывал радость, презрев все законы здравого смысла. — Ты убил Карла! Мерзавец! — взревел принц Эф и замахнулся рукоятью кинжала. Я не счел нужным уклоняться. Наоборот, принял удар любимых рук, подавляя всплеск силы в моем кольце. Удар пришелся в солнечное сплетение, лишив меня равновесия. Упал. — Тау, все равно, я счастлив быть подле тебя, — я поднялся с земли, вставая на колени перед своим врагом, — Моя жизнь в твоих руках. Как не прискорбно, но выбирая между тобой и собой, отныне я выбираю тебя… Поэтому, Тау, я не буду применять магию. — Я уничтожу тебя, Касандер, — холодным тоном произнес Тау и выпрямился, — Ты не должен жить. Человек, который так легко играет с чужими жизнями, не имеет права ходить по земле. — Как хочешь… Любимый. Тау начинает смеяться. — Ты жалок! Твое заклятие достало до тебя! — О чем ты? — саркастично хмыкаю, скрывая свою горечь, — На мне нет цепей… Я искренне люблю тебя. — Ложь! — кричит принц и снова бьет меня, на этот раз рукой по щеке. — Тау… Я заслужил. Обнимаю его ноги. Такие родные… Сбывается мечта идиота Людвига — я на коленях, у ботинок его отпрыска, унижен и повержен. Пускай… Любовь — моя ошибка. И я за нее расплачиваюсь по полной программе. Припадаю к рыцарским сапогам моего мучителя и провожу губами. Неважно, как я низок, важно, что я люблю… — Касандер, — Тау шокирован, но его ненависть слишком глубока, чтобы спасть с глаз, — Ты ничтожество. Я сделаю тебя посмешищем! Он хватает меня за косы и с силой перерезает их. Волосы распадаются на пряди, теперь едва доходя до плеч. — Ты хочешь меня унизить… Зачем, если ты можешь взять мою жизнь без боя? — смотрю Тау в глаза, — Ясно. Ненависть нитей Чивори… Фрея тебя заколдовала… — Она спасла меня. А ты можешь говорить что угодно, но все равно отправишься в ад! — Спасла? Всего лишь пожертвовала Юнгсом, чтобы внедрить в нашу с тобой цепь красного змея ненависти. Ей удалось, но ты не свободен! Посмотри, Тау! Прислушайся к себе… Разве не борются в тебе два начала: привязанность ко мне и ненависть? Разве камень тоски не давит сердце? Разве ночи не стали невыносимо долгими спутниками горячего бреда? — Замолчи, ублюдок! — Тау дрогнул. Я попал в цель, он тоже сомневался. — Хорошо, — киваю я, — Если это твое желание… — Мое желание, чтобы ты сдох. И я вырву твою жизнь! — кидает Тау, освещая меня холодным блеском чуждых, но любимых глаз. — Не трудись, если тебе нужна моя жизнь, ты можешь просто попросить. И я, не задумываясь, отдам ее тебе… Любое желание, любое унижение, все, весь я… для тебя одного. Кольцо тянет руку, крича об опасности, но я заглушаю его рев. Я все решил.Он стоит передо мной на коленях, разведя руки в стороны. В его глазах играет печаль и решительность. Касандер готовится к смерти, и я вижу его внутреннюю борьбу. Но почему мальчишка не сопротивляется? Я готов дать ему отпор и убить в сражении! Но Касандер сдается без боя, хотя его магические силы огромны. Он клянется в любви, заявляет, что цепей нет, и показывает, насколько Архатей и его собственная жизнь не имеют значения. Я отрубил его косы. Но он и бровью не повел. Вместо борьбы он целует мои ботинки. Чего колдун добивается? Любит… Да быть не может, отказываюсь верить! Он гнусный лжец. Хотя слова о Фрее вполне правдивы, я сам не раз приходил к схожему выводу. Но я не должен испытывать сомнений. — Тау, любимый, ты пришел смыть с себя позор? — он еще и подталкивает меня к действиям, — Так давай! Пока я сдерживаю кольцо Милиотар, нанеси удар… Возьми мою жизнь. — Замолчи! — бью Касандера, чтобы возродить в моей душе ненависть. Бью за собственную слабость. — Решайся… — шепчут губы мальчишки, его зеленые глаза, ставшие в одночасье драконьими, горят уверенным желанием принять судьбу. Теплый ветерок обдувает наши фигуры, играя блестящими волосами Касандера. Сейчас униженный и подавленный он выглядит достойным правителем страны. Смелость и стойкость, с которой мальчишка хочет встретить смерть, поражают даже меня, закоренелого воина, прошедшего не одно сражение. Но я должен его ненавидеть! Я не имею морального права впадать в сомнение. Пускай я бью безоружного, но я не должен забывать, что Касандер маг. Он может защищаться. А значит, я имею право отнять его жизнь. Карл мертв из-за гаденыша! — За Карла! — остервенело кричу я и бью его острием клинка в грудь, прямо в сердце. За миллиметр от него рука дергается поднапором сомнений, и клинок входит неглубоко под углом. Касандер вскрикивает, руки непроизвольно хватаются за сердце. Но как только черная кровь рисует витиеватые линии на его зеленом балахоне, мальчишка начинает улыбаться. — Тау, — он вскидывает голову, смотря на меня своими глазами с расширившимися от боли зрачками, — Ты остался добр ко мне… Приятно. Но так ты меня не убьешь, слишком слабо… Касандер дотрагивается до моих рук, сжимающих рукоять клинка. — Лезвие прошло под сердцем, чтобы меня убить ты должен его проткнуть, — мальчишка глубоко вздыхает, подавляя боль, — Тебе нужна моя смерть, Тау, я помогу. Я выполню твое желание. Касандер начинает вгонять кинжал себе в рану, ведя клинок моей рукой. Да, что же он делает?! Я не могу на это смотреть… Я не хочу так! Передо мной должен стоять враг, жестокий убийца моего брата, а не беззащитный ребенок, запутавшийся в чувствах и колдовстве. Боже, что я делаю? Я не могу его убить. Я не палач. Силой останавливаю ужасный спектакль, не давая Касандеру проткнуть себя лезвием. — Ты, — Касандер восторженно поднимает голову, — Ты не хочешь… — он грустно улыбается, — Спасибо, но, если решил оставить мне жизнь не вынимай кинжал, иначе я истеку кровью… Пусть побудет, пока я регенерирую. Отпускаю руки. Касандер падает на землю, клинок застрял в блестящем лоске королевского балахона как черная заноза. — Не льсти себе, — грубо бросаю я Касандеру, — Я просто не могу убить безоружного. Я повезу тебя в Эфы, пусть мой народ судит тебя за все злодейства! Он вымученно улыбается. — Хочешь смотреть, как меня закидают камнями? — Касандер, отрывая плечи от земли, срывается на хрип из пробитой грудной клетки. — Да. — Хорошо, — шепчет он, — Если тебе нужно мое полное уничтожение, я готов на него ради тебя. — Я не спрашиваю, — отзываюсь я и беру Касандера в охапку. Несу его до телеги, на которой я приехал в Архатей. Я принял решение. Я не стану убийцей, наоборот, мое поведение справедливо. Пусть его судят по законам божьим и людским, я же вершителем правосудия быть отказываюсь. Он грубо кидает меня на дно повозки, удар отзывается глухим стуком жестких досок. Мой Тау меня пощадил, он не захотел моей крови… Улыбаюсь, наблюдая за его мощной спиной. Боль разливается по телу, вытекая кровью из раны и вырываясь глухим кашлем. Но я терплю, как привык. Тау, мой первый и единственный возлюбленный, хочет унизить меня судилищем в стане заклятых врагов. Пускай! Я уже не правитель, я отрекаюсь, потому что не достоин трона. Но ради Тау я стерплю унижение и насмешки. Пусть судят и мучают в темных подземельях замка Биа-Хатерии. Желание Тау для меня закон, потому что любовь моя все прощает и кидает в жертву самое дорогое, лишь бы возлюбленный стал счастлив. — Ты не захотел меня убивать, — произношу я, поворачивая к нему голову, — Видишь, цепи работают… — Не болтай вздор, — грубо обрывает меня принц, — Ты будешь трофеем. Расправившись с Милиотар, мы установим новый справедливый порядок. Твоя казнь ознаменует нашу победу. — Как скажешь… Тогда возьми мое кольцо, — я с трудом умудряюсь стянуть с себя пылающий тревогой амулет и протянуть Тау. Не дотягиваюсь, и амулет отскакивает от меня по доскам. — Зачем мне эта гадость? — Тау хмурит брови. — Как символ победы над Милиотар, — шепчу я, отплевываясь от крови, — Отдашь Еве. — Еве? — с интересом переспрашивает Тау, подбирая кольцо. — Да, думаю, вы будите вместе… — Предсказание? — Вроде того, — неожиданно меня сводит боль, и я вскрикиваю. Тау отворачивается и замолкает. Ему стыдно… Мы подъезжаем к воротам, около которых уже столпилась добрая сотня големов, готовых броситься на Тау, лишь бы спасти своего нерадивого повелителя. — Нет! — говорю я, как можно увереннее. Мгновенно мальчик голем послушно отпрыгивает от повозки, пряча за спиной нож, что был наготове. Мои чучела готовы умирать за своего правителя. — Тау хочет моей смерти, — обращаюсь к искусственным подданным, — Я тоже этого хочу. Так надо… Не вмешивайтесь. Големы отступают, провожая меня грустью пустых глаз, из которых катятся прозрачные как сам воздух слезы. — Ты был прав, — произнес я, борясь с болью в груди, поднятой трясущейся повозкой, — Големы не бездушные твари, как я думал, они могут чувствовать… А я их убивал. — Ты много чего натворил, — жестко заметил Тау, — Думаешь, просто так, все ополчились против тебя? Чивори мстит тебе за дочь… Меня злит его наивность. Я разрождаюсь кровавым кашлем. — Если бы я не убил Фрею, — хриплю из последних сил, — Она бы уничтожила нас… Меня и Еву, я не мог допустить гибели сестры. Я сделал это для Евы… — Евы? — Тау обернулся и внимательно посмотрел на меня, — С чего вдруг им убивать вас? — Власть… Чивори всегда хотели править, а породнившись с Милиотар тем более… — Ясно, — отрезал Тау и снова стал смотреть на дорогу. — Думаешь, я такой бессердечный?… — Мне все равно. — Цепи, — я запинаюсь, — Они убьют тебя, если не снять заклятие. — Фрея помогла. — Ложь, она врала. Мои цепи могу снять лишь я… — Не пытайся меня купить! — Причем здесь это? — прерываюсь на кровавый кашель, — Ты все равно меня осудишь на смерть. В чем выгода врать? — Хочешь выторговать себе помилование. — И не думал. Но если я умру, ты тоже погибнешь. Цепи останутся на тебе и прикончат, никто не сможет помочь… Только я… — Ты заговариваешь мне зубы. Не старайся! Я вдоволь наслушался сладких песен архатейцев. Можешь не упражняться в колдовстве! Не действует. — Если бы я хотел, — я закрываю глаза, — Я бы заставил отпустить меня. — В чем же дело?! — с долей иронии бросает Тау. — Я не хочу, Тау. Предпочту избавить тебя от страданий, вызванных моей жизнью. Я всем мешаю… — Не спорю. — Спасибо… — М-м-м? — Тау удивленно на меня покосился. — За все… За любовь и боль, за горе и радость, за каждую минуту, что мы проводили вместе. С тобой я был действительно счастлив. Прости… — Все! Не могу! — Тау взорвался. Он резко натянул поводья, останавливая повозку. Я так и не успел понять, что он задумал, как оказался лежащим под деревом на опушке возле Леса Забвения. Тау сел рядом в задумчивом забытье. — Я не могу, — наконец, сказал он, прерывая мое тяжелое дыхание. — Что? — я попытался двинуться, но нож тянул все тело, пульсируя в груди. Странно, мне не становилось лучше. — Не могу отдать тебя на растерзание Чивори… — Тау посмотрел на меня с жалостью, — Ведь мы стали инструментами политики. От осознания этого факта становится тошно! — Забудь, если ты нуждаешься в моей смерти… — Нет, я не уверен. — Цепи. — Сними их! — Сейчас несколько затруднительно, — я потрогал холодную рукоятку кинжала. — Потом сделаешь? — Как хочешь… — Странный ты, — Тау покачал головой, — Я хочу забыть все, что с тобой делал, но все же оно никак не укладывается в моей голове. — Да, в моей тоже, — я посмотрел на небо, там плыли белые ватные облака, — Но я принял свою любовь. — Я не думаю, что ты можешь любить. — Спасибо, лестно, — я кивнул, — Но я отдал бы все, чтобы быть рядом с тобой. Иметь шанс следовать за тобой везде, где бы ты ни был. — Сам понимаешь, что так неправильно и невозможно? — Да, я знаю. Прости, что заставил. — Ты поплатился за это. Но есть вещи куда хуже. Ты убил моего брата, я не могу простить… — Выбор, — я вновь зашелся кровавым удушьем, — Отпусти я Карла и мои дворяне растерзали бы меня на месте. И были бы правы. Подобные выходки не прощаются. Окажись я на месте Карла и Биа-Хатерии точно не проявили бы милосердия. — Ты прав, все верно, — Тау сорвал травинку и засунул в рот, — Дело в отношении. Как правитель, ты поступил грамотно, но в то же время нанес мне удар. Смерть брата — невосполнимая потеря. Я буду мстить… И буду прав. — Я заслужил. Тау, я же сказал, делай со мной все, что пожелаешь… — Не понимаю! — Я жертвую всем ради любви, потому что кроме любви к тебе я ничего не вижу. Воцарилась давящая тишина. — Я отпущу тебя, — тихо произнес Тау. — Не получится, — мне были приятны слова принца, но я знал — их не осуществить. — Чего это? — Мы уже не одни.
Живой иллюстрацией слов Касандера стали две материализовавшиеся фигуры. Фрея Чивори держала под руку старца Людвига. — Отец? Фрея? — Тау подскочил, — Что вы тут делаете?! — Пришли довершить начатое, — усмехнулся Касандер. — Да, абсолютно верно, — немолодая ведьма торжествующе оглядела всех присутствующих, — Я даже не сомневалась, что у Тау не получится убить проклятого Милиотара. — Но… — хотел было запротестовать принц. — Ничего страшного, — мягко произнес Людвиг, — Мы пришли на помощь, Тау. Не переживай, сын, колдун наверняка использовал одно из своих подлых заклятий. — Нет, — честно ответил Тау, — Он не сопротивлялся… Людвиг немного нахмурился. — В любом случае, — нарушила семейную «идиллию» Фрея, — Мы разделаемся с ним! Она извлекла из декольте прозрачную призму в золотой оправе, отражающей многообразие солнечных искорок. — Знакомая штучка, Касандер? — ведьма зло посмотрела на своего раненого врага. Глаза правителя расширились в испуге. Касандер вздрогнул и попробовал подняться, но у него ничего не вышло. — Что это? — вмешался Тау. — Ключ к крови, — произнес вместо врагов Касандер и с силой вырвал из груди нож. Черная кровь разлилась мрачной струей по его балахону, забрызгивая землю. — Не поможет, — хмыкнула Фрея, — Кинжал слишком долго был в тебе, малыш. Твоя кровь отравлена силой лебедя, кровью первой феи рода. Ты даже не представляешь, какие полезные артефакты иногда можно найти в подвалах замка Биа-Хатерии. Теперь твоя сила парализована вместе с телом, и ты не сможешь ничего предпринять. — Хитро… — Касандер улыбнулся, зажимая ладонью свою рану. Между его красивых пальцев сочились аккуратные черные струи, напоминая причудливый узор ажурных перчаток. — Осталось только активировать, — с ликованием в голосе произнесла Фрея. Ее руки сжимали призму, готовые вот-вот надломить хрупкие грани стекла. — Вы хотите его казнить? — с ужасом выкрикнул Тау. — Да, — ответил его отец. — Но он безоружен!!! Лицо Людвига приобрело обеспокоенное выражение: — Ты защищаешь его, Тау? — Нет, — смутился принц, отходя в сторону, — Я хотел судить его по закону… — Он уже осужден, — надменно кинула Фрея, — За все страдания, причиненные моему роду и вашему народу. Сказав это, ведьма повернула призму и одна из граней встала вправо. Раздался треск, сопровождаемый истошным криком Касандером. Молодой колдун извивался на земле, сжимая рану. Его било в конвульсиях об землю. Он пытался ползти и тянул руки к небу в бессильных попытках избавиться от мучения. Фрея вернула призму в исходное положение. — Призма призывает дух лебедя. Кровь Касандера соприкасается с кровью вашей прародительницы, защищенной белым лебедем. Это приносит немыслимые страдания. — Зачем… — Тау ели выговорил, — Зачем с такой жестокостью? — А разве он был милосерден к Карлу? — прокричал взбешенный Людвиг, его жиденькая борода нервно подрагивала. Король Эф бросил взгляд полный природной ненависти на Касандера, старающегося отдышаться и собраться с силами после ужасного приступа. — Мразь, — произнес он. — Да этот щенок танцевал от радости, когда моя доченька мучилась в предсмертной агонии из-за его заклинания! Разве не так, Касандер? — Фрея прищурилась. — Да, и закатил пир, — простонал колдун, изобразив подобие улыбки на скованных болью губах. Ведьма вспыхнула и сжала руки в кулаки. — Он не заслужил жизни! — прокричал взбешенный словами врага Людвиг. Лишь Тау понял, что Касандер врал. Он научился хорошо ориентироваться в манерах колдуна, и теперь отчетливо уловил иронию, слетевшую с губ мальчишки. Тау оставалось лишь с сожалением покачать головой. — Хочешь попробовать? — Чивори протянула призму королю. — Ну… — старик неуверенно пожал плечами, — Можно. — Папа! — в ужасе прокричал Тау. Он не мог поверить, что его отец человек способен на столь бессердечный поступок. — Вот! — голос Эфийского правителя задрожал, — Вот, что ты мерзавец сделал с моими детьми. Околдовал одного и убил второго. За Эфы! За Тау! За Карла! И морщинистые руки старика с небывалой силой повернули призму. Вопль Касандера снова прорезал окружающее спокойствие леса. Его опять неистово било из стороны в сторону, раскатывая по земле и крутя несчастное тело в объятиях жадных судорог. Тау был не в силах лицезреть издевательство над несчастным мальчишкой, он в ужасе закрыл глаза рукой. Принцу стало невыносимо осознавать, что они втроем буквально казнили беззащитного человека, столь смело и обреченно идущего на муки ради него. Но что он мог сделать? Тау потер лоб, стараясь избавиться от крика, стоящего в ушах. — Тау… — знакомый голос и легкое касание сапог. Принц открыл глаза. Перед ним сидел Касандер, из последних сил тянущий к нему руки. Глаза колдуна пульсировали сдавленным природным ужасом, а взгляд стал мутным от невыносимой боли. Тау вздрогнул от дикости, творимой его отцом и Фреей. — Не бойся, прошептал Касандер, — Тебе нужны мои страдания, чтобы вернуться домой… — Защищайся, — одними губами произнес Тау. Касандер потупил взгляд. — Почему… Почему? — голос принца дрожал, — Почему ты это делаешь со своим телом? — Очевидно. Я люблю, по-настоящему люблю тебя… — Ты… — Тау не договорил. Касандера вновь повело в сторону, и он согнулся от боли. Зеленые слезы брызнули из драконьих глаз. Правитель Архатея перестал подавлять боль, у него просто кончились силы. — Не так рьяно, — крикнула Фрея Людвигу, вошедшему во вкус пытки, и сняла приступ, — Он может умереть, сердце не выдержит. А я хочу как можно дольше мучить гаденыша Милиотар. — Я тоже! — согласился король и криво улыбнулся, — Пусть платит за все наши страдания. — Эй! — закричал Тау, — Вы сами себя слышите? Что же вы творите!!! — Мстим! — бросила Фрея и снова повернула призму. Касандер изогнулся, хватая руками траву и вырывая ее с корнем, его рот открылся оглушительным воплем. — Господи… — Тау схватил себя за волосы, — Я не могу смотреть на это… Людвиг выхватил призму и вернул в нормальное положение. Руки боли выпустили измученное тело Касандера и колдун без сил распластался на земле. Он почти не дышал, губы были искусаны в кровь, а некогда живые зеленые глаза закатывались в бессилии противостоять воле окружающих людей. — Тау, почему? Зачем ты его спасаешь? — Людвиг непонимающе впился глазами в сына. — Я никого не спасаю, но такое… дикость. Даже для него слишком! Мы поступаем неправильно! Это же еще ребенок, ему всего двадцать два… — Неправильно оставлять отпрыска самого дьявола в живых, — крякнула Фрея, дотрагиваясь до призмы. — Тау, — хриплые слова надорванного криком горла Касандера достигли принца, — Я вытерплю… Неужели ты думаешь, что боль от крови лебедя сравниться с тем адом, который я испытывал, лежа в постели с любимым человеком, шептавшим чужое имя? — Как трогательно, — съязвила Фрея, решительно сжимая призму. — Нет!!!! — завопил Тау, — Достаточно! От силы его голоса даже Фрея вздрогнула и выронила призму. — Ладно, — тихо произнесла она, — У тебя есть выбор. Мы все равно убьем Касандера, но ты решишь, как он умрет. Ты можешь сам лишить его жизни, избавив от страданий, либо мы добьем его призмой. — Тау, докажи нам свою верность, — Людвиг поддержал предложение ведьмы. — Что? — принц растерянно перевел взгляд на своих союзников. — Ты слышал, — Фрея кивнула. Минуту Тау судорожно соображал, но неожиданно сорвался с места и подобрал окровавленный клинок. Принц подошел к распластанному на земле Касандеру и, схватив его под грудь, прислонил к дереву. Колдун еле стоял, но он нашел в себе силы поднять голову и бросить пронзительный взгляд на Тау. Принц застыл. На него смотрели две изумрудные бездны, в которых читалась грусть и любовь всего мира. Сила, затаенная на дне глаз Касандера хранила молчание, подавленная своим хозяином. Несправедливость, с которой Тау должен был расправиться с Касандером, поднялась комом к горлу, а невозможность поступить иначе пульсировала в висках принца. — Давай! — поторопил Людвиг. — Ну же! Разделайся с подонком! — крякнула Фрея. И Тау взмахул клинком. Брызнула крови. Фрея Чивори издала радостный возглас, увидев из-за спины Тау, как упало тело ее заклятого врага. — Мы отдадим мертвеца псам! — восторженно крикнула она. Тау оглянулся и блеснул на ведьму презрением голубых глаз. — Нет, — жестко ответил он, — Касандер останется здесь, ты не посмеешь его трогать. Женщина открыла рот от удивления, но спорить с принцем не решилась, настолько серьезно тот выглядел. — Злодей мертв, — выдохнул Людвиг, — Мы можем возвращаться домой и трубить победу. — Вроде того, — машинально отозвался Тау, жестом приглашая всех к телеге.
Последние комментарии
4 часов 47 минут назад
5 часов 54 минут назад
6 часов 52 минут назад
7 часов 7 минут назад
16 часов 17 минут назад
16 часов 18 минут назад