Мужчины не боятся темноты [Владислав Добрый] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Владислав Добрый Мужчины не боятся темноты

День 1

Тихая ночь, очень тихая. Такая тишина возможна только вот в таких, удаленных и пустынных местах. Камни и песок пустыни Негев в южном Израиле хранили свое тысячелетние молчание. Ни единого шелеста травы, ни единого звука животных или насекомых. Полноприводный джип, ехавший по неожиданно хорошей дороге, был единственным источником звука, который нарушал тишину этого места.

Водитель тоже молчал, как и единственный пассажир машины. Наконец появилась цель их поездки — незаметный со стороны, словно утопленный в скалу дом. Подъехав к широкому въезду, перегороженному серьезного вида глухими воротами, джип остановился. Водитель посмотрел в камеру наблюдения у ворот, но ничего не сказал. Через некоторое время ворота раскрылись, и джип въехал в обнесенный стеной дворик. Площадь дворика тянула на пару акров, на которых владельцу удалось разместить какие-то деревья, небольшой бассейн и даже вертолетную площадку. В глубине двора виднелся высокий двухэтажный вход в современном стиле, из стекла и стали. Прямые и строгие линии резко контрастировали с грубой скалой, в которой, видимо, сам дом был вырублен. Джип остановился рядом с огромной стеклянной дверью, похожей на вход в дорогой бизнес-центр. Пассажир джипа вышел, держа в руках небольшой чемодан, поправляя на плече сумку с ноутбуком. Его пистолет по давней привычке лежал в кармане куртки. У входа позднего гостя уже встречал хозяин дома.

— Шалом! — с веселой радушной улыбкой поприветствовал приехавшего пожилой мужчина в коляске. Лицо его было лицом человека, привыкшего улыбаться — лукавые глаза, обрамленные лучистыми морщинами, глубокие складки вокруг полных, привычно растянутых в улыбке губ. Его хорошее настроение несколько обескураживало — мужчина был безногим. Он сидел в инвалидной коляске, и пустые штанины, по-военному тщательно отглаженные, были аккуратно подвернуты и закреплены зажимами. Кроме того, судя по скованным движениям и неподвижности кисти, затянутой в черную перчатку, вместо левой руки у него был протез. Джип вместе с молчаливым водителем тихо и аккуратно развернулся и поехал назад. Мужчина в коляске, наоборот, лихо взревев моторчиками покатил внутрь дома, махнув искалеченной рукой своему гостю, приглашая следовать за ним. При этом он, не переставая, говорил.

— Все уже собрались, но вы не думайте, мы почти не успели вас пождать, — русский язык для человека в коляске явно был не родной. Поздний гость шел за коляской улыбаясь, не делая попыток вступить в разговор, но и не прерывая говорившего. Он был знаком с этим израненным человеком и знал, что ему не особенно нужен собеседник для разговора, обычно хватало и слушателя.

— Вы знаете, у меня есть мадера, а вы знаете как она может помочь когда ждешь? Я помню, однажды в… Хотя, об этом потом. Да, и Рудольф, на людях мы как будто недавно познакомились. Просто потому что я так прошу.

— С одним условием, Моня, — отозвался Рудольф, — объясните мне, что там у вас в кресле.

Моня остановился. Внимательно посмотрел на Рудольфа и вздохнул.

— Давайте в этот раз я скажу чистую правду. Ну то есть как я говорю всегда! — начал Моня. Это была их собственная шутка. Кресло Мони и правда выглядело так, как будто в него напихали посторонних предметов. Даже на вид неудобные, выступающие угловатые выпуклости по бокам, слишком массивные подлокотники, особенно с левой стороны, под покалеченной рукой. Рудольф однажды не выдержал и спросил, не возит ли Моня с собой сейф с бриллиантами. Моня поддержал шутку, и со временем это стало вроде ритуала приветствия.

— Что у вас в кресле?! — удивлялся Рудольф при каждой встрече.

— Пистолет для подводной стрельбы! — отвечал Моня. А в другой раз — Фосфорный факел, вы ведь знаете, как я боюсь темноты! — и они смеялись. Сегодня Моня заявил:

— Химический лазер! И поверьте мне, Рудольф, это стоило мне как пара хороших брильянтов!

Моня, посмеиваясь, покатился дальше. Рудольф не отставал.

— Ну, давайте уже познакомимся с остальными и будем укладываться отдыхать с дороги, а то нам таки еще завтра надо работать! — громко заговорил Моня, чтобы остальные гости его услышали. — Все меня зовут Меир, но вам можно просто Моня, — Моня проехал прихожую, надежно отделенную от пустыни огромными стеклянными стенами, прокатился по кондиционированной прохладе коридора, ширина которого позволяла переоборудовать его в гараж для двух внедорожников, и, наконец, вкатился в большую, неестественно ярко освещенную комнату, отделенную от коридора только цветом пола. Несмотря на режуще яркий, как в операционной, свет, лившийся из больших светодиодных светильников на потолке, сама комната была обставлена в классическом стиле. Темные деревянные панели на стенах, кожаные диваны, ковры на паркете, массивный бар из дорогого дерева. Окон не было, вместо них на стенах висели картины, старинные даже на вид. Место хватило и для забранного зеленым сукном бильярдного стола в углу. Все это странно выглядело на фоне входной группы из стекла и металла, но Меир и сам был странным человеком. Рудольф внимательно посмотрел на гостей Меира.

На широком кожаном диване сидел человек с густыми взлохмаченными длинноватыми темными волосами и неопрятной бородой. На вид ему было за сорок, в волосах виднелись седые пряди. Взгляд его черных глаз за толстыми стеклами дорогих очков был неожиданно внимателен и тверд. Он поставил бокал на низкий журнальный столик, встал и протянув вошедшему руку, заговорил на иврите:

— Зай гезунд! Ну и это все, кто тут будут? А я скажу, что больше и не надо, больше людей, больше слов, меньше правды, — сказал он вместо приветствия. Он говорил на иврите, с едва заметным восточноевропейским акцентом. Не выпуская руки Рудольфа из своей, очкарик обернулся на сидящего у стойки маленького и полного человечка. — А это таки наш генератор бреда, Беня Заяц.

— Зайнц! — возмущенно крикнул от барной стойки представленный. У него было полноватое, добродушное лицо с аккуратной бородкой. Большие карие глаза смотрели на мир по-детски наивно.

— Рудольф, — в свою очередь представился вошедший и, немного помолчав, добавил: — Нойманн.

Лохматый очкарик выдернул свою руку из руки Нойманна так, будто его ударило током. Немного постояв в растерянности, он хмуро плюхнулся обратно на диван, по дороге судорожно схватив стакан.

— А это Михаил Цемель, — представил его на русском подъехавший Моня и радушно предложил: — А теперь давайте сядем. Я уже сижу, и поэтому как раз вам немного скажу, почему мы тут!

— Азохн вэй, он что, не понимает иврит? И нам что, придется говорить на немецком? — недовольно пробурчал Цемель на русском, в полголоса, но так, чтобы все услышали.

— Я не совсем хорошо говорю на иврите, — сказал Рудольф.

— А я просто не совсем говорю на иврите, — заявил Беня Зайнц так же на русском, плюхаясь в соседнее с Рудольфом кресло. — Давайте на английском?

— Ой, зачем эти сложности, — замахал рукой Моня и улыбнулся. — Давайте будем говорить на русском, раз никто не слышит? Подождите говорить, дайте я скажу сначала. Уважаемый Михаил у нас профессор, историк, регионовед и просто человек удивительно больших знаний, поэт среди экспертов, он будет все знать, все объяснять, всем все рассказывать, — Михаил Цемель неопределенно махнул рукой, то ли отрицая сказанное Моней, то ли призывая продолжать. — Беня Зайцен…

— Зайнц! — рявкнул Беня с кресла. Он уже порядочно выпил, судя по раскрасневшемуся носу.

— …очень хороший, продаваемый писатель, с интересными теориями. Он пишет под другим именем, в Америке, но это он сам расскажет, когда захочет, — невозмутимо продолжил Моня, и только в глазах его заиграли лукавые искорки. — А вот Рудольф, — сказал он, повернувшись к Михаилу Цемелю. — Как и мы все, из России, но он сначала уехал в Германию, где женился на девушке из хорошей еврейской семьи. Удивительно, но хоть он и атеист, не постеснялся подумать хорошо и принял иудаизм, а потом, в отличие от нас всех, он немного повоевал в Цахале, и до сих пор состоит в резерве, так что тут все свои.

— Хватит уже всем говорить, что я хам, я же еще ничего и не начал! — возмутился Миша Цемель.

— Я не хочу никого вводить в заблуждение, — вмешался Рудольф, — но я скорее агностик. Строго говоря, эта история с иудаизмом затеялась из-за родителей жены. Нет, ребе говорил со мной как полагается, у меня есть поручители, и да, я искренне хотел на ней женится, так что все условности соблюдены.

— Я сам это слышу?! Условности! — опять возмутился Михаил Цемель, но уже без прежней горячности. Он взял свой опустевший стакан и встал. — Я собираюсь себе налить что-нибудь. Рудольф! Что вы будите пить? Тут есть много хорошего, и Моня за это не просит денег!

— Водку с колой, — определился Рудольф, немного подумав.

— Как стриптизёрши в Лас-Вегасе? — хохотнул Беня из своего кресла.

— И вы, молодой человек, думаете, такие знакомства помогут вам в жизни? — тут же отозвался от барной стойки Миша.

— О чем вы спорите? — внезапно грозным голосом вмешался Моня. — Вы не от том спорите! Да, я вам плачу затем, чтобы вы спорили, но не об этом!

— Но за что вы нам платите? Вы расскажите, а то я уже весь озадачился, — серьезно сказал Беня Зайнц, отставив бокал. И даже Миша Цемель молчаливо замер у стойки, не желая отвлекаться от слов Меира.

Моня постучал пальцами здоровой руки по подлокотнику своего несуразного кресла.

— Ну давайте поговорим так. Я скажу, что мы должны сделать, а вы будете говорить, как вам лучше. Так случилось, что вы таки имеете отношение к тому вопросу, который я задам завтра.

— Какому вопросу? — тут же спросил Миша.

— Который я задам завтра, — невозмутимо повторил Моня и продолжил: — И вы все знаете, что есть такая хорошая штука, мозговой штурм. Вот этим вы и займетесь.

— Нас маловато для мозгового штурма, — скептически заявил Беня.

— Так я вам с Мишей буду помогать, — радостно заявил Моня, — а Рудольф у нас будет судья.

— Не совсем понимаю, — сказал Рудольф, — почему именно я.

— Потому что я думаю, что так правильно, — с металлическими нотками в голосе отрезал Моня. И поднял руку, призывая к тишине одновременно попытавшихся что-то сказать Мишу и Беню. — Замрите все! На сегодня хватит, я уезжаю спать. Давайте будем спокойными людьми, познакомьтесь тут со всеми, спальню вам покажут, вот кнопка для вызова моих домработников. Я все что нужно, скажу завтра, у вас будет еще две недели, чтобы со мной наговориться.

И, больше никого не слушая, Моня и в самом деле укатил. Вместо него зашел человек в удивительно строго выглядящем на нем мешковатом свитере и какими-то неуловимыми армейскими повадками. Он представился домработником Игорем. Игорь показал гостям их комнаты, где они будут жить, и помог отнести багаж. Под гостевые спальни отводилось целое крыло. Спален было целых шесть, но под строгим взором Игоря даже Миша не решился выбирать, поэтому они заселились, как в армии. От входа по порядку и старшинству — Цемель, Нойманн, Зайнц. Игорь был немногословен, небрит и угрюм, а кроме того имел совершенно славянскую внешность. По дороге он объяснил, что свет в доме горит круглые сутки, и выключить его нельзя. Таковы уж причуды Меира. Для того, чтобы гости могли уснуть, в прикроватной тумбочке находилась целая коллекция масок для сна. Сами комнаты напоминали номер отеля. Большая кровать, нейтрально серый цвет стен, неброские украшения на стенах. И невероятно яркие светодиодные светильники, утопленные в потолок. Немного обескураживало отсутствие окон. Неприметная дверь, которая вела в отдельный санузел, в котором помимо унитаза и большой раковины уместились биде и душевая кабина.

Рудольф разложил вещи, немного подумал и выложил пистолет в ящик тумбочки. После чего, поскольку на часах было всего лишь начало восьмого, вернулся в гостиную, где тут же был встречен Беней и Мишей. Оба были слегка пьяны еще до того, как приехал Рудольф, и сейчас продолжали банкет. Обследовав холодильник Меира и разграбив его бар, они играли в бильярд, попивая алкоголь. Но если Миша еще себя сдерживал, то Беня, похоже, не знал своей меры. Или, как сказала бы теща Рудольфа — «Запланировал напиться совсем пьяным». Рудольф был усажен в кресло, обласкан, вооружен стаканом с хорошим и дорогим алкоголем и под звонкое «Лехаим!» напоен. После нескольких порций и десятка анекдотов и случаев из жизни Рудольф понял, что с ним проводят «мягкий» допрос. Миша с Беней выспрашивали Нойманна о его родителях, жене, родственниках, месте службы, учебе, любимых фильмах. Рудольф к этому привык, такое происходило каждый раз, когда ему приходилось встречаться с родственниками его жены. Но сейчас он был не настроен на это, поэтому встал и, попрощавшись, отправился к себе в спальню. Он принял душ, почитал перед сном и ровно в десять ноль-ноль лег в кровать, натянув на глаза повязку. Обычно он ложился чуть позже, но сейчас планировал выспаться как следует, чтобы завтра быть бодрым, энергичным и трудоспособным. Но его планам помешали.

Примерно в час, когда Рудольф уже спал, в его комнату ворвался Беня. Двери в гостевых комнатах не закрывались, только захлопывались. Но открывались с ужасным лязгом.

— У вас тоже нет выключателей? — с порога спросил Беня и начал бесцеремонно обшаривать стены. — И у меня! Дикость какая-то! — от Бени тянуло алкоголем, и он слегка пошатывался. В руке у него была крохотная бутылка Хеннеси. По-видимому, писатель добрался до минибара. Он подошел к лежащему на кровати Рудольфу и бесцеремонно уселся рядом. А потом придвинулся ближе, заставив Рудольфа подумать о писателе всякую гнусность, но оказалось, что Зайнц просто решил посекретничать:

— Я вас уверяю, — горячо зашептал он, — нас снимают! Я не нашел камер, но зачем тогда этот постоянный свет?! Мы в каком-то реалити-шоу! Они нас снимают и смеются! Даже в туалете! У вас еще остался коньяк в минибаре?

Рудольф вздохнул, высвободился из-под одеяла, в свою очередь явно смутив Беню своей пижамой. Потом поднял подвыпившего Зайнца с постели, и молча, но аккуратно, придерживая за локоть, вывел из номера.

— Поговорим об этом завтра, — сказал он американцу и закрыл за ним дверь. Так как двери в комнатах, к несчастью, не запирались, Рудольф немного подождал. Убедившись, что Беня не попытается повторить вторжение, Рудольф вернулся в кровать.

Улегшись в постель и натянув на глаза дурацкую маску, он уже начал засыпать, когда его снова разбудили странные звуки. Видимо, еще не совсем проснувшись, он на автомате взял пистолет из тумбочки и прокрался в соседнюю комнату, где жил Беня Зайнц. Дверь была закрыта, но, разумеется, не заперта. Рудольф мягко и насколько сумел тихо открыл дверь и увидел Зайнца, стоящего с ножом у стены, которая отделяла комнату от туалета. Рудольф осторожно зашел и убедился, что кроме Зайнца в комнате никого нет. Спрятал пистолет в карман пижамы и спросил:

— Что вы делаете, Зайнц?

Беня вздрогнул от неожиданности, испуганно обернулся и увидел Рудольфа.

— А! А, это вы… — сказал он, успокаиваясь. — Я вас разбудил? Дико извиняюсь!

Рудольф заподозрил, что Беня пьян, как ВДВшник в фонтане. То есть ровно настолько, чтобы быть решительным и энергичным, хотя и немного неуклюжим. Это было не очень хорошо, так как кто-нибудь мог пострадать. Пока пострадали только трое — дикция и координация самого Зайнца и стена дома Меира. В стене под странным углом торчал широкий кухонный нож.

— Понимаете, Рудольф, — сказал Беня, — вы можете пописать, когда на вас кто-то смотрит? Я, например, нет! Не говоря уже о чем-то более… кхм… серьезном. Я тут изучил стены и выяснил, что либо наш хозяин не всегда так боялся темноты, либо этот дом изначально построен не для него. Тут есть замурованные выключатели, и сейчас я просто аккуратно вскрою гипсокартон и выключу свет в туалете… — с этими словами он нажал на широкий кухонный нож, торчащий из стены. Лезвие с неприятным шорохом прорезало несколько сантиметров.

— Вы не боитесь неприятностей с Моней? — удивился Рудольф.

— Я даже на них надеюсь, — ответил Беня, выдергивая нож и переставляя его к следующей точке. — Если сейчас сюда примчится Игорь и будет кричать, я узнаю, что у них есть камера в моей комнате!

— У них есть камеры в наших комнатах, — утвердительно сказал Рудольф. — Вы что, не знали, куда едете?

— И они за нами наблюдают? Даже в туалете?! — возмутился Беня.

— Вот это вряд ли, — не согласился Рудольф. Неожиданно под ножом Бени что-то с характерным хлопком заискрило. Зайнц с испуганным вскриком отскочил. Искры прекратились. Свет моргнул, но не погас. В комнате. Свет в туалете пропал.

— Кажется, я перерезал провод, — сказал Беня и жалобно посмотрел на Рудольфа. — Надо что-то сделать!

Рудольф понял, что теперь Беня собирается найти спасителя, на которого можно спокойно возложить ответственность за свои действия. Беня не первый знакомый Рудольфа, у которого была еврейская мама. Но Рудольф не нянька, а Беня взрослый мужчина.

— Да режьте хоть все и делайте что хотите! — неожиданно для себя рассердился Рудольф. — Я не буду в этом участвовать. Но вы, Зайнц, прямо сейчас прекратите шуметь, я пытаюсь уснуть!

Беня удивился, но потом пожал плечами и, оставив нож в стене, немного покачиваясь, подошел к Рудольфу.

— Конечно, конечно! — горячо заговорил Зайнц, кивая, и, схватив Рудольфа за руку, потащил к выходу. — Не смею вас задерживать. Тем более что, наконец, пришло время мне как следует насладиться плодами трудов своих и расслабиться в уединении, — на последних словах он выставил Рудольфа за дверь своей комнаты. Рудольф послушал, как Зайнц запирается, пожал плечами и пошел в свою комнату. Честно говоря, его тоже всерьез начало раздражать, что в доме Меира такая яркая и постоянная иллюминация. Но это же не повод сходить с ума.

День 2

На следующее утро, ровно в девять часов, они снова собрались, но уже в другой комнате. Комната для совещаний, как и спальни, как и кухня, как и вчерашняя гостиная, находилась все на том же этаже. И без окон. Но обстановка на этот раз была по сравнению с гостиной убогой, то есть — деловой. Напоминало комнату совещаний в захудалом офисном центре. Рудольф предположил, что их хозяин, Меир, ненавидит ступеньки, и поэтому построил огромный одноэтажный дом. В пустыне. В скале. Без окон. Все это было довольно странно. Он осмотрелся. Какая-то картина, стоимость которой наверняка была даже более безумно неадекватной, чем изображенные на ней абстракции. Скучные белые стены, проектор, черный овальный стол.

Миша Цемель сразу принял деловой вид и даже расчесал пятерней шевелюру. Он достал ноутбук, блокнот и всем своим видом показал, как сильно сосредоточился. Беня Зайнц попытался как-то ему соответствовать, но у него ничего не получилось. Рудольф буквально отзеркалил действия Михаила, разве что у него была расческа и вместо бороды — выбритый до синевы подбородок. Он был уверен, что выглядит при этом гораздо представительнее лохматого профессора.

Наконец вкатился Моня.

— Все на месте. Ну, так к делу. Итак, Беня, — он смущенно улыбнулся. — Ничего, что я так вас называю, вы же совсем молодой человек? — и, дождавшись от Бени подтверждения его не обиженности, продолжил: — Михаил? Наша с вами задача проста и лаконична. Рассказать и доказать Рудольфу, что будет, если удивительным и неожиданным образом на нашу землю вернется магия, прямо как в сказке. А главное, что после этого будет с нами. Ну, а Рудольф должен сказать, если он заметит, что мы несем чушь. Если мы выстроим стройный и интересный сюжет, я дам сто тысяч шекелей Бене и Михаилу и пятьдесят тысяч Рудольфу. А если Рудольф нас раскритикует, и мы ни к чему не придем, то наоборот.

— Это как-то нечестно… — начал было Беня.

— Это было в договоре, двойная оплата при успешно сделанной работы, не заставляйте меня делать грубость, я вам не гой, не надо крутить меня на гонорар, займитесь сразу делом! — жёстко прервал его Моня, против обыкновения не улыбаясь. Повисло тягостное молчание.

— Волшебства нет, потому что если бы оно было, то у вас, Моня, были бы эксперты по этому вопросу, с разложенными по полочкам рекомендациями, — заявил Рудольф. — Я победил, давайте деньги.

— Ха! — хмыкнул Беня. — Я все понял! Дайте я вам скажу, почему я тут! Я писал книгу, хорошую книгу, под именем Артура Рида, и вы должны знать, что я там написал, эта книга много покупалась, называется «Происки Богов», ну?

— Никогда не слышал, — признался Рудольф.

— Так это вы, Беня? Боже мой, я думал, что вы хоть немного приличный человек! — Михаил осуждающе покачал головой. — А вы ужасный человек, который компрометирует археологию!

— Ах, оставьте, Цемель, — отмахнулся Беня. — Я написал плохую книгу, которая хорошо продается, я заработал денег, теперь я буду вкусно кушать и писать хорошие книги, которые никто не купит. Я, кажется, припоминаю, однажды я прочитал ответ на мою книгу от коллектива ученых, среди которых была ваша фамилия. Ой, вы, конечно, в пух и прах разбивали мою книгу, и это было прекрасно! Мне было так приятно, так приятно, что серьезные, умные люди читают мою книгу. И немного стыдно за них. Ну в самом деле, если человек верит в такую чушь, что у меня написана, значит, он идиот, и чем вы теперь ему поможете?

— Вы отвлекаетесь, — вставил Моня.

— Да, сосредоточимся! Мне надо покурить, можно, Моня? — Беня вскочил, достал сигареты и начал взволнованно расхаживать по комнате. — Ну да, теперь все сходится. Итак, я привел интересную теорию в своей книге, я предположил, что боги существовали на самом деле! Вы ведь все знаете эти легенды, они так похожи у всех народов, и есть хорошее высказывание, как же там было… Ах да! — он остановился и процитировал, словно школьник, который читает на уроке стихи с выражением: — Достаточно продвинутая технология неотличима от магии! Не помню, кто это сказал, но он точно был из наших…

— Это нам не подходит, мне надо, чтобы это была именно магия! — вставил Моня.

— Зато я точно датировал исчезновение магии из мира, это смерть великого бога Пана, и в свидетелях был сам император Тиберий!

— Это было у Плутарха, он пересказал местечковую легенду, подтверждений современников нет, — хмыкнув, пояснил Рудольфу Михаил Цемель.

— Вы на чьей стороне?! — возмутился Беня. Он строго посмотрел на Михаила и снова принялся расхаживать, размахивая незажжённой сигаретой. — Почему может умереть бог? Только потому, что нет магии! Но теперь у нас есть точная дата, когда она ушла, это же важно! Когда это было, Михаил?!

Беня сел и отложил так и не подожжённую сигарету. Вошел Игорь и поставил рядом с Беней пепельницу.

— Не суть важно, когда это было, важно, что это было, — сказал Рудольф. — И как мы определим, что она вернулась? Мерлин с королем Артуром приплывут в Англию и предъявят претензии на трон королевы?

— Это смешной разговор, господин Меир, — сказал Михаил Цемель, повернувшись к Моне. — Думаю, я не скажу ничего неожиданного, если предположу, что все мы трое имели дела раньше с вами или вашей организацией. И вполне серьезные дела. А тут вдруг вы приглашаете нас обсудить сказки. Давайте, вытаскивайте ваши такие государственные и секретные жёлтые папочки на съедобной бумаге, и приступим к серьезному разговору.

— Я представляю частную организацию! — возмущённо замахал руками Моня.

— Вы еще не начали, а я уже сказал хватит! — неожиданно веско для такого маленького человека, — заявил Беня. — Мы тут все знаем, что это частные организации поймали большую часть нацистов и поубивали этих поцов с той самой Мюнхенской олимпиады. Мы же имеем к вам уважение, мы воспитанные люди, мы же не говорим вслух слово Моссад, но давайте и вы будете говорить с нами с уважением!

Меир, не переставая улыбаться, сделал рукой призывающий жест, и через минуту в комнату вошел крупный мужчина, похожий на Игоря, как брат.

— Это Юрий, — представил его Моня, — мой второй домработник.

Юрий разложил перед каждым из присутствующих по электронному планшету и вышел.

— Скажу сразу, в них почти ничего нет, — сказал Моня. — Ну а то, что есть, от себя расскажу вкратце. Вы, наверно, слышали, тут недалеко, в Ираке, случилась заварушка. Примерно тогда все и началось. Так вот, у нас в Багдаде были дела, в музее. Надо было кое-что посмотреть, может, даже прибрать, чтобы не потерялось. Мы были готовы, хорошие надежные люди ждали начала штурма Багдада американцами, чтобы воспользоваться хаосом, и проникнуть в музей. И что бы вы думали? Нас обскакали.

Какие-то удивительно организованные мародеры взяли Национальный Музей Ирака и натворили там беспорядка. Украли золото, конечно. Но не только. В общем, они вывезли все! Ой, ну ладно, многое. И в процессе этих диких мародеров в арафатках как-то плавно сменили американские солдаты. Это стало нам интересно. Ну, мы стали смотреть, кому это нужно. И не нашли. То есть нашли, конечно. По всему выходило, что американские военные яростно выполняли пожелания американских и английских археологов. Такой, знаете ли, вызывающий ложный след. А мы не очень любим, когда так себя ведут — мы дали делу ход, выделили ресурсы. Начали с того, что решили узнать, зачем люди в осажденном городе первым делом захватывают музей. Решили посмотреть, что украли. Было трудно, из пятнадцати тысяч наименований в музее уцелело только четыре тысячи. Но похищенные артефакты начали всплывать. Некоторые в частных коллекциях, многие в музеях Европы. Даже золото Нимрода нашлось! Но кое-что пропало насовсем, — Моня взял у Рудольфа планшет, немного покопался в нем и положил его на середину стола. — Можете посмотреть на фотографию. Прекрасный образец.

— Что это? — спросил Рудольф, посмотрев на фотографию.

— Пазузу. Точнее, статуэтка, которая его изображает, — сказал Цемель.

— Демон древнего шумера, — покивал Беня. — Говорят, на его совести разрушение Урука.

— Кто говорит? — искренне удивился Миша.

— Позавчера в аэропорту одна бабка рассказала, — раздраженно ответил Беня. — Да, я помню, что вы у нас эксперт, я не претендую, простите, впредь буду сдержанней.

Миша покивал, повернулся к Рудольфу и пояснил:

— Это статуэтка, изображающая Пазузу. В аккадской мифологии злой демон, повелитель демонов ветров, сын бога Ханпы. Пазузу часто изображался с телом человека, с искаженным гримасой лицом, увенчанным длинными развевающимися волосами, либо с головой льва или собаки, с львиными лапами вместо рук и с птичьими ногами либо просто с когтями на ногах, с двумя парами крыльев, с жалом скорпиона и пенисом в виде змеи. Наиболее распространённая его поза — с поднятой правой рукой и опущенной левой, что символизировало жизнь и смерть, созидание и разрушение, — Михаил помолчал. — Ну, можно еще добавить, что Пазузу — это демон юго-западного ветра, который приносил засуху и голод в засушливые сезоны и потопы — во влажные. Фигура Пазузу нередко использовалась при создании амулетов, призванных бороться с зловредной силой Ламасу, который мог причинить вред ребёнку и матери во время родов. Также Пазузу выступал в роли защитника людей от чумы и злых сил.

Потом повернулся к Моне и сказал:

— Статуэтка довольно распространенная, не понимаю, что вы в ней нашли. Таких по музеям мира больше семи сотен.

— Было. В основном в запасниках. Сейчас вы сможете найти только сорок штук. Мы выборочно проверили тридцать девять. Все оказались подделками.

— Вот как?! — искренне удивился Рудольф. — И кто же у нас такой фанатичный коллекционер?

— А вот это мы выяснить и не смогли, — сказал Моня. — И вы, наверно, понимаете, что нам это очень удивительно. Как же так, мы ведь такие любопытные, мы, бывает, и не такое узнаем! Да мы пароли от миллионных счетов у самых скрытных людей и то знаем, а вот тут… — Моня развел руками. — Собственно, это-то нас и заинтересовало всерьез. Очень странно было узнать, что кто-то так хорошо умеет быть неизвестным, — Моня помолчал. — В нашей работе мы не любим такие секреты, без подписи. Это очень неприятно, когда ты знаешь, что есть такие люди, которые что-то скрывают, но не знаешь, кто они и что у них за секреты.

— Это понятно, — покивал Беня, который все это время копался в планшете. — А что там со статуей?

— Статуей Пазузу, в Лондоне. На крыше современного института, заметьте, — пояснил Моня.

— Какой неожиданный выбор, — покачал головой Михаил. — И вы теперь будете говорить, что это тоже часть злого плана, и что это так страшно, что мы теперь будем все бояться?

— Не то чтобы да, но и не совсем нет, — Моня пожал плечами. — Ну да, те, кто решал вопросы по внешнему виду нового главного корпуса, были подкуплены. Да, это и невооруженным взглядом видно, вы посмотрите на это похожее на теплицу сооружение, и как они бестолково прилепили Пазузу, который явно не в своей тарелке.

— Крыше, — поправил Беня.

— Конечно, немного странно, что выбор пал именно на точную копию поддельной статуэтки из Лувра, и таки да, мы опять не нашли, кто их подкупил. А вот это уже было очень странно. Вы же понимаете, в тот момент, когда в уравнении появляются деньги, это уже решение. Деньги — это не просто след, это дорога, это дорога с люминесцентными указателями, на которой очень редко бывает темнота, — на последнем слове голос Мони дрогнул. Похоже, Меир не привык читать лекции. Он прочистил горло, отпил из стоявшей перед ним бутылки с водой и продолжил: — Но мы не нашли владельцев. Счета с парой миллионов просто всплыли из ниоткуда. Деньги, которых словно бы никогда не было. А это уровень правительств крупных стран и некоторых других серьезных организаций. Тогда мы решили скормить все, что было, аналитикам и посмотреть, что будет.

— То есть нам, — сказал Беня и вальяжно прикурил. — Ну что же, я могу вам сказать…

— Да нет же, настоящим аналитикам, — перебил его Моня. — Это такие люди, которые хорошо умеют думать. Они вскрыли много интересного, о чем мне сейчас лень рассказывать, и выдали солидное заключение на двадцать страниц.

— Которое мы, конечно, никогда не увидим, — понимающе покивал Цемель.

— Ну конечно, — охотно согласился Моня. — Если в двух словах, они решили, что с 99.6 %-й вероятностью это деза. Дезинформация, с мутными целями.

— Да ну, бред, — решил поучаствовать в разговоре Рудольф, — какая-то сомнительная операция…

— А вот очень похоже на правду, — перебил его Беня Зайнц и, жестикулируя сигаретой, продолжил: — Некоторые игры разведок могут быть очень просты с виду и иметь далеко идущие последствия. Так, например, СССР в свое время удивительно весело накручивал хвосты американцам. Ну с Аполлоном вы все знаете, — он посмотрел на Рудольфа и пояснил: — Советы первыми запустили спутник, первыми вывели человека в космос и сказали, что теперь построят город на Луне, или что-то вроде того…

— Станцию на Луне, яблони на Марсе, — вставил Моня.

— Неважно. В общем, после Гагарина они плотно занимались ракетами и спутниками, не считая своей орбитальной станции, они даже не почесались про Луну. Да, были исследовательские миссии, но совершенно не сравнить с той истерией, которая творилась в Америке. Американцы запустили на Луну почти четверть своего военного бюджета в первый же год. Очень боялись, что русские их обгонят. Это был прекрасный развод на деньги, промышленные мощности и время лучших ученых, которые в этот момент не участвовали в гонке вооружений. Русские до сих пор лидируют в ракетостроении. А вторая масштабная кампания дезинформации была уже перед самым развалом, и вот она была просто прекрасна, — Беня сделал эффектную паузу и закончил: — Паранормальщина. Трудно сказать точно, но, похоже, КГБ слил американцам информацию, что в России есть десяток спецучреждений, в которых сотни экстрасенсов считывают шифры на запуск ядерных боеголовок прямо из мозгов американских генералов.

— Ха-ха, — засмеялся Цемель. — Я помогал готовить дипломную работу по этой теме одному студенту. Он касался этого вскользь, но да, примерно в восьмидесятые американцы только на гранты по телепатии потратили огромную сумму денег. Это потрясающе, вы только вдумайтесь, Рудольф, всяким сомнительным шарлатанам, изучающим несуществующее, в 1987 году выделили денег больше, чем на исследование проблемы рака!

— А когда случилась гласность и перестройка, оказалось, что все исследования, связанные с НЛО и прочими полтергейстами, действительно проводились в России, — сказал Моня, — но даже не имели грифа «секретно». Это в стране, где даже устройство простейшего копировального аппарата было засекречено! И, разумеется, во всех исследованиях доказывалось, что этого не существует. Силами трех доцентов, заметьте. А в USA целые институты в поте лица пытались догнать русских в их страшной и непонятной технологии чтения мыслей на расстоянии. Да, такого плевка американцы не ожидали. Они, конечно, тут же свернули все программы, но в узких кругах над ними до сих пор много смеются.

— Надо сказать, что по русским это ударило бумерангом, — сказал Цемель. — После перестройки из-за того, что всяких полусумашедших, считающих себя обладателями сверхспособностей, всерьез изучали, население относилось к ним без предубеждения. Вы знаете, чем это кончилось, — Цемель снисходительно помахал в воздухе рукой. — Банки с водой перед телевизором и прочие глупости.

— Чем безумнее ложь, тем легче в нее поверить, — кивнул Рудольф.

— И это не объясняет нашего присутствия, — хмуро сказал Беня, обращаясь к хозяину дома. Видимо, он немного обиделся на Моню из-за того, что тот не счел его достаточно умным, чтобы сойти за «настоящего аналитика». — Раз вы решили, что это утка одной из разведок, то я думаю, что проект был закрыт. А раз мы тут, то, видимо, было что-то еще? Почему мы тут, такие специфические?

— А дальше был труп, — сказал Моня. — У человека была такая хорошая работа, — Моня покачал головой. — Он работал в Моссаде, в самом центральном офисе! В теплом архиве, где не стреляют, представьте себе! Просто прекрасный был молодой человек, все при нем. Ум, внешность, мама, папа, жена и любовница, перспективный работник архива. Он бы далеко пошел.

— А как он умер? — оживился Беня.

— А мы не знаем, — словно и сам удивляясь, развел руками Моня. — Мы его так и не нашли!

— Но как это вы знаете, что он умер?! — возмутился Беня. — Может, он просто убежал. Вы же сами говорите, — Беня начал загибать пальцы, — мама, папа, жена, любовница…

— Полтора литра его крови, прямо на его рабочем месте, — ответил Моня и поднял руку. — Да, да, кровь точно его. Все странно. Он ночью остался на работе, спрятавшись от охранников. Потом кто-то перерезал провода на этаже, потом слышали крик, потом прибежала охрана, — Моня чуть понизил голос и сказал: — И вы же понимаете, его работа такое место, где охрана прибегает быстро, — снова откинулся на спинку своего кресла и продолжил: — Вокруг кровь, человека нет, все непонятно, все нервничают, не знают, что делать. Ну и, видимо, наверху решили проимитировать деятельность, — Моня доброжелательно улыбнулся, обводя руками присутствующих. — Растолкали меня, старого дурака, и заставили устроить адвоката дьявола, как будто мне нечем больше заняться, — Моня помолчал. — И вы уже, наверно, догадались, молодой человек занимался нашим делом. В порядки хобби, знаете ли, искал Пазузу в интернете, можно сказать. Книжку даже написал. Ну она, конечно, не такая популярная, как у Зайнца, но кое-кто купил. А в книжке, как не трудно догадаться, про Пазузу то, что вы и сами сейчас знаете. Он же работал в архиве, вы понимаете, и фактически начал свое расследование. Не знаю, в шутку или всерьез, но он закрутил лихую интригу про некую мегакорпорацию, которая планирует призвать древнего демона, — Моня осторожно размял покалеченную руку. — В общем, это было бы смешно, но это единственное, за что можно бы было его убить. Диагноз от аналитиков прежний. Нас кормят дезой. Но теперь я должен выступить «адвокатом дьявола».

— Но почему мы тут? — спросил Цемель.

— Давайте я объясню, — сказал Рональд. — Видите ли, «адвокат дьявола» — это такой термин. Взят от Римской Католической Церкви. Когда Папа Римский канонизирует своего святого, есть специальный человек который должен найти причины, которые могут не позволить это сделать. В нашей стране, я говорю про Израиль, этот термин появился в результате подведения итогов по изучению провала военной разведки в анализе развединформации накануне Войны Судного дня 1973 года. В общем, решение было найдено в том числе и в организации подразделения, работающего по принципу «вероятная противоположность» — подвергать сомнению любой анализ и предоставлять командованию худшие варианты вероятного сценария, исходящие от аксиомы, что разведка никогда не может дать полную информацию, — Рудольф замолчал.

— Вы не поняли мой вопрос, я не спросил, что мы тут делаем, я спросил, почему мы? — ответил Цемель.

— Вы тут, потому что я вам плачу, — отрезал Моня.

— Если бы вы были тем, кого мы тут не называем, — вмешался Беня, — вы бы собрали человек десять, а может, двадцать всяких студентов, задали им кучу вопросов и ничего не рассказывали. А потом все, что они наговорят, уже внимательно анализировали те ваши люди, которые умеют думать, — Беня, видимо, намекнул, что таких в комнате нет. — Так было бы проще.

— С вами, Беня, будет потяжелее, — согласно кивнул Моня.

— Ладно. Мотив вызова Пазузу довольно очевиден, — сказал Миша. — Тут все просто.

Он помолчал, оглядывая присутствующих.

— Ну, разумеется, никто не знает, кроме Меира, но он будет молчать. Единственная причина, почему люди могут вызвать древнего демона, несущего засуху болезни и разрушения, только одна. Другой демон. Демон худший, чем Пазузу. Демон тьмы. Ламашту, или Ламасу. Это такой специальный демон, убивающий детей.

— Клин клином вышибают? — хмыкнул Рудольф.

— Можно и так сказать, — кивнул Миша. — Или из двух зол выбирают меньшее.

— Хорошо, ладно. Итак, у нас есть древний демон. Что это вообще такое? Давайте определимся, чем он, например, отличается от бога? Нет, стоп. Тогда нам надо будет сначала определиться, что есть бог, а с этим будет еще труднее, — попытался вернуть разговор в деловое русло Рудольф.

— Скорее полегче, — задумчиво пробормотал Михаил.

— Полегче с датами, но потруднее в том смысле, в котором вы и сами поняли, — пояснил Беня и зажег новую сигарету. И тут же положил её в пепельницу. — Вы же понимаете, все это похоже на телешоу. А ведь даже мне не хочется говорить глупости на людях. А Мише это может разрушить карьеру.

— Поэтому мы все подписали договор, в котором есть некоторые слова о неразглашении, и, собственно, я буду следить, чтобы так и было, — успокаивающе сказал Моня.

— Я не боюсь, я просто не хочу скандалов, — сказал Цемель. — Поймите, я серьезный человек, и мне просто не нужно все вот это! Это похоже на дурацкий розыгрыш!

— Я вас понял, их не будет, — ответил ему твердым взглядом Моня.

— А если вас понял я, то мы будем говорить об одном всем нам хорошо известном боге. И я тут же вам могу сказать сразу — вы ничего о нем на знаете! — теперь вскочил Михаил и принялся расхаживать по комнате. — Давайте я скажу так, сейчас бога нет, поэтому и ждем мессию. Будем исходить из предпосылок Зайнца, что боги были, но ушли или умерли. Давайте определимся, когда это было? Ну, можно вспомнить, что у нас был ковчег, он же ковчег завета, рядом с ним первосвященник, который говорит от имени бога. Это было, и есть в библии, но там нет ничего о том, что бог умер или ушел. Но бог точно был, в храме который сам и построил. Он присутствует лично, само помещение храма предназначено для бога, а вот святая святых уже для ковчега. Однако в какой-то момент священник с ковчегом говорит за бога. Ну и точно бога не было, когда нас пленили вавилоняне!

— Давайте примем как крайнюю точку Вавилонский Плен, — закивал Беня.

— Нам не нужен Вавилонский Плен, нам надо знать, что будет если… — начал Моня, но Цемель его перебил:

— Ай, подождите, давайте определимся, когда бог есть, увидим, как тогда дела, и мы поймем, что будет, если он появится снова.

— Ай вы молодцы, — заулыбался Моня и повернулся к Рудольфу:

— Принимаем как отправную точку, что до пленения бог был…

— Подождите, — сказал Рудольф. Он не успевал за разговором. — Стоп. Что мы делаем?

— Определяемся с магией, — удивился Беня, — что же еще! Сейчас узнаем, что было, когда она была, и быстро поймем, что будет, когда она будет! Вы успеваете за моей мыслью?

— А. Эм. Может по датам, когда это было? Я же сказал, я не очень…

— Ай, тут все не очень! — перебил его Беня. — Если верить Торе, это было…

— Давайте верить археологии, — перебил его Миша и схватил из Бениной пачки сигарету. — Это было при Навуходоносоре с 598 по 539 год до нашей эры. У нас есть хорошие доводы что это так. Но это не важно. Важно, что с вами, Рудольф, тяжело об этом говорить, вы же ничего не знаете!

— А что мы знаем сами? — возмущенно воскликнул Моня. — Что я могу знать кроме того, что говорит мне ребе?

— Ай, много чего, — замахал руками Беня. — Смотрите на меня, я все расскажу. Мы знаем, что Яхве пользуется в бою луком, у него есть лучники, его войска ездят верхом…

— Откуда мы это знаем, — искренне удивился Моня.

— Послушайте, — нервно прикуривая, сказал Миша. — Тора — сложная книга, и давайте посмотрим прямо, её писали люди. К тому же со времен Моисея часто переписывали. Там можно найти всякое, вот, например, фраза из книги пророка Амоса: «Господь стоял на отвесной стене, и в руке у него свинцовый отвес», — Миша ещё раз затянулся и яростно затушил в пепельнице окурок. — Типичный пример. Для иудея или христианина это может показаться странным, но в библии, особенно в до пленной, бог довольно человекоподобен. Он сам участвует в битвах, он лично принимает дань, он принимает парады и участвует в постройке храма. Хотя при этом, чуть позже, он же называется невидимым, вездесущим… Этому за последние две тысячи лет придумали сотни объяснений. Нам нужны теологические споры? — Миша внимательно посмотрел он на Моню. Тот отрицательно помотал головой.

— Хорошо, — сказал Рудольф, — я проясню ситуацию. Для нашего уважаемого хозяина мы должны прикинуть что будет, если на минуту допустить, что примерно семь веков до нашей эры, по меньшей мере у евреев, был бог. И были демоны. Особенно Пазузу. Хорошо. И вот теперь, через две с половиной тысячи лет, они возвращается. Понятно, что тут становится интересен скорее момент с божественным возвращением, и пока я вижу это так: появляется мужик с огромным чувством собственногодостоинства, на коне и с луком в одной руке и свинцовым отвесом в другой, и требует построить ему храм. Его запрут и окажут психологическую помощь, я полагаю. Соберитесь, господа, формулируйте ваши предположения.

— Вам так хорошо жить, вы никогда не читали тору. Я бы смеялся всю жизнь если бы мог быть на вашем месте, — сказал Беня и затянулся сигаретой. — Ну давайте я таки начну. Что требовал от евреев бог, когда Моисей увел их от египтян? Миша, я понимаю, вам это сложно, но давайте, растрясите вашу энциклопедию в голове.

— Все, — емко сказал Миша, который в этот момент что-то набирал на клавиатуре своего ноутбука. — Шкуры, скот, людей…

— Людей? — удивился Рудольф.

— Ну да, у вас еще нету детей, — сказал Моня. — Скоро вы узнаете еще об одном обряде, у нас, у евреев. Он называется «Выкуп сына» (pidyon ha-ben) и входит в число 613-ти заповедей иудаизма, и совершается на 31-й день после рождения первенца мужского пола. Вы как отец ребёнка обязаны отдать его Яхве в лице жреца, когена. Ну а после выкупить обратно за 5 шекелей. Это порядка 100 граммов серебра. Родственники жены уже дарили вам серебро?

— Какой неприличный вопрос! — возмутился Беня. — Так дарили?

— Ну вот, книга Чисел, наставления Аарону, — задумчиво сказал Цемель, смотря в ноутбук. — Я могу перевести почти дословно, — он прокашлялся и прочитал с монитора: «Всё, открывающее утробу (peṭer reḥem) у всякой плоти, которую приносят Яхве, из людей и из скота, да будет твоим; только первенец из людей должен быть выкуплен… а выкуп за них: начиная от одного месяца, по оценке твоей, бери выкуп пять сиклей серебра… но за первородное из волов, и за первородное из овец, и за первородное из коз, не бери выкупа: они святыня; кровью их окропляй жертвенник, и тук их сожигай в жертву, в приятное благоухание Яхве».

— Тут скорее имеет смысл обратить внимание на Исход, «Отдавай мне первенца из сынов твоих; то же делай с волом твоим и с овцою твоею», — снова встрял Беня, — но мы углубляемся не туда. Яхве нужно все, боже мой, как же он обдерет бедных евреев, когда вернется, вы не представляете.

— Как? — заинтересовался Рудольф. — Конкретно.

— Хм. Ну в общем система побора, по-видимому, осуществлялась по родам. Собственно в то время видимо у нас был общинный строй. И над родами были свои старейшины, как бонды скандинавов или главы семейств Китая. Они же и принимались как административная единица, — рассудительно начал Михаил. — Он требовал не только скот и людей, но и отдельно, и особенно настойчиво золото, серебро…

— Вы не поняли вопроса, — сказал Рудольф, — все эти древние истории, конечно, ужасны, кровавы и жестоки, но что может заставить современных, разумных людей подчиниться таким требованиям?

— Вот сейчас вы хорошо сказали, я бы конечно мог лучше, но не успел, — оживился Моня. — И как он нас заставит?

— Явится в славе своей, — хмыкнул Михаил Цемель, задумчиво глядя на пачку сигарет, так и валяющуюся на столе рядом с Беней.

— Вы не совсем понимаете, Рудольф, — сказал Беня Зайнц, убирая пачку в карман, — с чем вы будете иметь дело. Как правильно подметил мой коллега, он придет в славе своей, и у нас просто не будет выбора.

— Нашлет на нас змей? Сожжет серой с неба? — предположил Рудольф.

— Давайте сейчас я скажу, как будто умный, — сказал Зайнц и, порывисто поднявшись, начал расхаживать по комнате. — Сейчас мы можем прыгнуть в мутное философское болото теологии и утонуть в спорах о природе бога. Но вам повезло, у вас есть я, я вас спасу, вам даже понравится, — Цемель попытался что-то сказать, Зайнц решительным жестом остановил его. — Не надо меня сбивать, я и сам смогу сбиться. Итак, давайте возьмем самую суть, то, что вас так интересует, именно физическое проявление божественности Яхве. И тут, как ни странно, у нас есть хороший, годный материал, с которым можно работать. Да-да, Рудольф, я о библии. У Яхве есть Слава. Но это слово из синодального перевода библии не корректно.

— В оригинале это звучит кхабод, — подхватил Миша, — огненно-световой ореол, окружающий собственный образ Яхве. Это слово, образованное от глагольного корня с первичным значением «быть тяжёлым», начиная с Септуагинты традиционно переводится на европейские языки как «слава»…

— Сама природа Яхве полностью соответствует месопотамским представлениям о природе богов, — отмахнулся от Цемеля Беня. — Месопотамских богов окружает ослепительный нимб, — он очертил круг над своей головой, — который приводит созерцающих его людей в состояние смертельного ужаса. И поэтому при встрече с нами боги скрывают свой подлинный вид в тумане или облаке или принимают образ человека.

— А вот это мне знакомо, — отметил Рудольф. — И вел он по пустыне в столпе облачном…

— А нам не интересно, что вам знакомо, — перебил Беня — Дальше я хотел сказать… Я сбился!

— И тут надо кое-что пояснить, — поднял указательный палец Михаил.

— Все это не отвечает на мой вопрос! — повысил голос Рудольф. — Что нам мешает его пристрелить?

— Тише! Мы все уже устали, — сказал Моня. — Это понятно, мне надо было дать вам подготовиться. Мне только что позвонили, мне надо уехать. Но вы можете посидеть, поговорить, а может быть, даже изложить свои соображения на бумаге. И давайте продолжим завтра.

В дверь тут же вошел Игорь. Или Юрий. Рудольф пока не очень хорошо их отличал, когда те были по отдельности. Прожив в Израиле пятнадцать лет, однажды он с удивлением обнаружил, что теперь для него все славяне на одно лицо. Видимо, один из «домработников» постоянно находился поблизости от Меира, может, вообще в лучших традициях телохранителей подпирал дверь спиной. Но что происходило в комнате, он явно слышал и видел. Моня развернул свое кресло и покатился к выходу, на ходу давая последние указания:

— Вы можете еще поговорить, а меня ждут дела. Хочу завтра иметь пару ответов по моему вопросу, а то сегодня вы свернули куда-то не туда. Когда захотите есть — идите на кухню, берите все, что захотите. Но не забывайте за собой убрать! Встретимся завтра, все обсудим на свежую голову, — с этими словами он выехал в коридор. Домработник вышел за ним и прикрыл за собой дверь.

— Я немного забыл, — сказал Беня, — а какой был вопрос?

— Магия, — ответил ему Михаил. — Что будет, если в мире появится магия…

Вечер этого дня Рудольф провел у себя в комнате, разговаривая по скайпу с женой. Вообще эта явно гостевая спальня и в самом деле ужасно напоминала номер неплохого отеля. Был регулятор температуры и даже влажности, минибар, телевизор. Но отсутствие выключателей электричества и окон создавало странное чувство неправильности. Благодаря скайпу и минибару вечер мог бы даже считаться сносным. Но весь вечер Рудольфа преследовало неприятное ощущение пристального взгляда. А ночью, вдобавок, еще и приснился кошмар.

День 3

Следующий день принес с собой неожиданное открытие — оказывается, бассейн недалеко от входа в дом был в рабочем состоянии. То есть наполнен водой. А рядом небольшие столики и шезлонги. Все это пряталось в удивительно густых зарослях, кажется декоративных папоротников. Рудольф не разбирался в растениях. Но, как ему казалось, он немного разбирался в людях. И то, что сегодняшняя встреча прошла под открытом небом, сильно его удивило. Видимо, Моня хочет наладить с ними неформальный контакт. Ну что же, по всей видимости, подозрения Мишы оправданы. Это мало похоже на обычную работу. Хозяин дома хочет с ними сблизиться, оценить то, как они ведут при расслабляющей обстановке. По-видимому, это собеседование. Моня-Меир еще только собирается предложить им работу, но какую, и зачем нужно все это представление со странными вопросами и круглосуточным светом — совершенно не понятно.

Михаил сидел в тени в ослепительно белой рубашке рядом со своим неизменным ноутбуком. Остальных пока не было.

— Как вы спали? — Спросил Миша у Рудольфа. — Я вот не очень.

— Я тоже, — кивнул Рудольф. — Ночью приснился кошмар, долго не мог уснуть.

— Ахаха, — засмеялся Миша. — Значит, вы слышали, как ночью ко мне пришёл этот цуцик, Беня, и пожаловался, что ему страшно спать одному!

— Доброе утро, — сказал появившийся из кустов Беня. В руках он помимо ноутбука держал две сшитые степлером пачки распечатанных листов с изображениями. Ветер листал листы, и Рудольф поморщился, рассмотрев фотографии каменных и нарисованных чудовищ и химер. Беня плюхнулся в свободное кресло и агрессивно заявил Михаилу. — Мой цуцик в вас не поместится.

— Ай, простите, я просто не мог дождаться, когда вы придете, Беня, и начал рассказывать! Но вы правы, я все равно должен был дождаться! — замахал руками Миша.

— Что он вам наговорил? Что я ввалился пьяный ночью и попросил воспользоваться его туалетом?

— Нет, он уже напридумывал своего, — ответил Рудольф. — Но ваш вариант даже смешнее. А вы что, напиваетесь каждый день?

— Конечно, нет! — возмутился Беня. — Вы превратно обо мне думаете! В первый день просто немного переволновался, но вы же видели, я пил по чуть-чуть! Просто мне всего хотелось попробовать, а у Меира богатый выбор! Ну я попробовал разные вещи, а так как я мало пью, вся эта мешанина сыграла со мной злую шутку. В голову мне ударило уже в номере, тут-то я и нашел Хеннеси. Дальше вы знаете.

— А что с Цемелем?

— Ахах! — опять засмеялся Михаил. — Он пришел ко мне и попросился в туалет! Представляете?

— Так и было? — серьезно спросил Рудольф у смутившегося в конец Зайнца.

— Ну в общем да. Все началось с того, что я проснулся ночью от того, что в туалете что-то булькало. Или даже чавкало, не знаю, как описать. Хлюпало в общем довольно отчетливо. А тут мне еще как назло остро захотелось в туалет. Но зайти туда почему-то было очень страшно. Мне казалось, что там кто-то есть. Жуткий ужас. Ну, я не стал себя заставлять, я и так слишком часто себя заставляю, и пошел по соседям. К вам я стучаться побоялся, помня ваш буйный нрав и пижаму, а вот у этого эксперта по Пазузу думал найти понимание. Но он меня выгнал. И тут я понял, что остальные спальни-то свободны. Там я сходил в туалет и даже остался спать. В общем, я вернулся к себе только утром и чуть не проспал — будильник-то был в телефоне у моей кровати.

— И как? — оживился Цемель. — Нашли характерные следы выползня из канализации?

— Нет, — отмахнулся Беня, — я даже спокойно почистил зубы, — он немного помолчал и добавил: — Но вот ночью… Вы знаете, я даже уже взялся за ручку двери, чтобы посмотреть, что там хлюпает. Хлюп, хлюп, так монотонно… И не смог себя заставить открыть дверь.

— Приступ паники? — понимающе кивнул Рудольф.

— Ну так уж прямо приступ, — опять засмущался Беня.

— Я вас прекрасно понимаю. Со всей этой чертовщиной у меня тоже начали шалить нервы, — похлопал его по плечу Рудольф. — Мне вчера вечером тоже стало не по себе. В какой-то момент возникло стойкое ощущение, что я не один. При этом я говорил с женой. Она спрашивает, на кого это ты там оборачиваешься? А я даже не знаю, что сказать. Вы, кстати, Цемель, ведь не знаете, а Беня ещё в первый день нашел способ, как выключить свет в туалете. Так что у него там за дверью было темно. Но вы же Беня, не ребенок, надо держать себя в руках и пересиливать страхи. Или хотя бы быть достаточно взрослым, чтобы брать на себя ответственность. Когда вы собираетесь сказать Меиру, что у вас в санузле нет света?

Цемель хмыкнул. А потом попросил:

— Беня, угостите сигаретой. И я вам честно скажу, у меня все было нормально. Сантехника вела себя пристойно, дыхание за спиной не слышалось. Но мне и не привыкать. Тематика-то почти профильная, — он закурил Бенину сигарету от Бениной же зажигалки и продолжил: — Вы, Рудольф, кстати, говорили про кошмар. Расскажите подробней.

— Вы зря смеетесь, Цемель. В моей профессии много зависит от инстинктов, потому что думать бывает некогда. Вот, например, вы знали, что снайперов учат при отслеживании целей не смотреть прямо на человека, а смотреть как бы немного мимо.

— Что, правда? — удивился Беня. — А почему?

— Вам случалось ловить на себе чужой взгляд? В общественном транспорте или кафе? Поднимаете глаза от странного ощущения, что на вас смотрят, и безошибочно смотрите прямо на того человека, что вас разглядывал? Часто именно так и вычисляют снайперов. Жертва часто смотрит в сторону своего убийцы прямо перед выстрелом. Тут, видимо, похожий механизм, — Рудольф вздохнул. — Если бы у меня было такое чувство на задании, я бы велел отряду остановиться и залечь. И в девяноста случаев из ста это бы оказалось не зря.

— Мистика какая-то, — покачал головой Михаил, — а я то думал, в нашей странной компании вы столп здравого смысла.

— Я столб, да, — легко согласился Рудольф. — Но я же живой человек, вы меня не переоценивайте. Как и во всяких сложных ситуациях, люди ищут себе психологические костыли. Летчики, например, крайне суеверны. Никогда не говорят «последний» вылет. Говорят «крайний». Так и со мной. Ну и плюс все же момент с подсознанием. Мелькнул вдалеке блик на оптике, но сознание это отметить не успело. Или чужие следы пересекают маршрут следования. В сознании зажегся красный огонек тревоги. Важно уметь себя слышать и такие сигналы не пропускать. Остановиться, оглядеться. Поэтому этот сигнал опасности, на удивление сильный, в момент, когда я лежу в теплой кровати, в довольно безопасном месте, сильно выбил меня из колеи, — Рудольф замолчал.

— Вы говорили, что вам приснился кошмар, — напомнил Миша. — Расскажите, какой.

— Да. Ничего внятного, — отмахнулся Рудольф. Это было правдой, кошмар был какой-то непонятный. Ему снилось, что он стремительно, но дёргано, рывками, от тени к тени, несется по ночным улицам к своему дому. Серые пятна фонарей ему неприятны, отталкивающе омерзительны, он избегает их, находя темные проходы и закоулки. Наконец, он видит свой дом. Он долго прячется в тени чахлых кустов перед своим домом, ждет, когда там погаснет свет. Рывком преодолевает расстояние до окна, где, как он знает, находится их с женой спальня. Его жена спит на кровати. Он подкрадывается к ней, стелясь по полу, он знает, что со стороны выглядит просто густой тенью. Он знает, что сейчас его почувствуют, и поэтому бросается на ещё спящую супругу. Его любимая женщина просыпается, её лицо искажается от ужаса, она открывает рот, чтобы закричать, и он ныряет в темноту её горла, и в этот же момент просыпается в доме Меира. Идиотский и глупый сон, который так разбередил ему душу, что Рудольф долго не мог заснуть. Он даже хотел позвонить домой, чтобы убедиться, что с женой все в порядке, но было уже два часа ночи, и он ограничился текстовым сообщением.

— Мы же знакомы всего пару дней, — говорил тем временем Михаил. — Сделайте вид, что вы рассказываете свой сон незнакомцу. Знаете, такой способ выговориться…

— Не имею такой привычки, — отрезал Рудольф. От дальнейших уговоров его спасло появление Меира. Обменявшись со всеми приветствиями, он предложил начать. И тут у Михаила неожиданно зазвонил телефон. Он скривился и объяснил:

— Ай! Это я должен был позвонить своей маме, — все понимающе покивали, и Миша встал со стула и недалеко отошел.

Беня выдал по подшивке принесенных с собой листов Меиру и Рудольфу.

— Тут в общем отсылки, цитаты и прочая дребедень. Но я вам коротко резюмирую, — говорил Беня. Сегодня он был в аккуратной белой рубашке. — Если всерьез принять, что существует некое пятое фундаментальное взаимодействие, приходится признать, что центром такого взаимодействия становятся живые существа, — он посмотрел на стоявшего поодаль Михаила, и тот поощрительно кивнул, не отрываясь от телефона. Он уже несколько раз повторил «да-да, мама». Верный признак, что разговор подходил к концу. Или только начинается. Беня продолжил:

— То есть все живые существа, не только люди. Всякие там немейские львы и каледонские вепри. Для того, чтобы убить последнего, потребовалась половина полубожественного пантеона древних греков, и то все прошло не очень уж гладко. Аналогичные истории есть у всех культур, чьи мифы дошли до нас. От саг скандинавов до вед индийцев.

— А суровые челябинские хомячки? — лениво отозвался Рудольф.

— Что, простите? — растерялся Беня.

— Рудольф, это же удар ниже пояса, — вступился за Зайнца Михаил, который наконец положил трубку и теперь подошел к ним.

— А вы молодцы, — отметил Меир. Он уже успел полистать подшивку, которую выдал ему Беня. Оказывается, пока Рудольф валялся в своей кровати, эти двое и в самом деле подготовились к сегодняшней встрече. И теперь даже пытались изложить наскоро сформированную теорию. Миша спрятал телефон и уселся на свое место, тут же приняв от Бени эстафету докладчика:

— И мы же сразу оговорились, что вступили на скользкий путь домыслов. Разумеется, всем этим мифам нельзя верить. Если там и была хоть крупица правды, она уже давно полностью искажена. Но мы можем сделать некие обобщающие выводы…

— Тогда перейдем к ним, — сказал Моня, — не будем тратить время, у меня, к сожалению, обнаружились дела.

— Это плохо, — сказал Михаил Цемель. — А я вчера до трех ночи собирал интересные примеры…

— Мы бы вам могли не меньше часа нести псевдонаучную ахинею про эфир древних греков, прану и прочее… — поддержал его Беня.

— До тех пор, пока вы не предложите стройную физическую теорию, которую можно доказать экспериментами, это все так и останется просто словами, — отмахнулся Моня. — Давайте нести чушь, которая хотя бы ближе к сути вопроса.

— В том-то и дело, — сказал Беня, — что это очень сухо, а я пытался раскрыть это с серьезной, можно сказать неожиданной стороны. Понимаете, у наших предков было достаточно ума. Миша мне вчера рассказал об одном древнегреческом философе. Этот человек жил так давно, что тогда не то что интернета, даже школ не было. И вот, как-то за чашкой вина он с собутыльниками предположил, что луна вертится вокруг земли. И придумал способ не только доказать это, но и измерить расстояние от земли до луны. Из инструментов у него была только палка и разум, — Беня постучал себя по голове. — И вы будете смеяться, но он справился. То есть ошибся совсем не на много. Вот мы, эрудированные люди, мы учились дольше, чем половина древних греков вообще успевала пожить. Попробуйте решить эту задачу? Только не ищите сразу в интернете. Дайте себе труд подумать, — он немного подождал. — И эти люди рассуждают о магии как о чем-то само собой разумеющемся.

— Более того, — вставил Миша, — у них есть десяток терминов, описывающих то или иное магическое явление.

— Фольклор, — фыркнул Рудольф. — Зайдите в любую компьютерную игру, и вы там найдете сотню наименований для магии. Людям было скучно, вот и выдумывали фантазии…

— И да, и нет, — сказал Беня. — Им было чем заняться. Да и выдумывали они до определенного момента.

— В какой-то момент мировоззрение древних резко меняется. Становится похоже на наше. Боги из конкретных существ, которые требуют строительства себе домов-храмов, еды и денег, вдруг превращаются в некие невидимые и неощущаемые силы. Духи и чудовища — в неких бесплотных гениев, и так далее, — добавил Миша.

— Все это прекрасно укладывается в исходные данные. Ну, то есть магия была, а потом пропала, — продолжил Беня Зайнц. — И, отталкиваясь от этого, мы можем нарисовать, что нас ждет, если она вдруг вернется.

— Хаос, — сказал Миша.

— Тут надо просто понимать, что этими вашими героями, или святыми, или даже, возможно, богами, не становятся, — сказал Беня — Ими рождаются.

— Лучшее описание есть в библии, рождение Ноя, — опять перебил Миша. — Там такой лютый ужас, если задуматься. Ной появляется из родового отверстия со светом, исходящим из глаз и рта, и дальше творится вообще какой-то сюрреализм.

— То же самое со всеми известными нам персонажами. Они либо сразу боги, либо родились от них. Но смысл в том, что они странные и необычные с рождения.

— Хорошо, — неожиданно поддержал их Моня, — я бы привел пример Кришны, который даже цветом отличался от обычных людей. Но вот о животных было интересно.

— Вы сейчас рассказываете мне о древних богах или мутантах из американских комиксов? — Рудольф не улыбался. — Думаю, в древности вряд ли придумали что-либо более оригинальное. Если вы пытаетесь рассмотреть это с социальной точки зрения, то я бы просто мог полистать комиксы…

— Нет. Если смотреть серьёзно, то комиксы совсем другие, — хмуро сказал Моня. — В них нет правдоподобия.

— Что? — искренне изумился Рудольф. — Какого правдоподобия?!

— Ну представьте, Рудольф, — сказал Беня, — человека, имеющего некоторые преимущества над другими. Больше возможностей. Ну, например, сына богача. Вы ведь не удивитесь, если такой человек проявит эгоизм, безразличие к страданиям других людей, и так далее. В комиксах же истории в основном о том, как такие люди вдруг начинают помогать незнакомцам, рискуя при этом жизнью. И еще, конечно, воюют с супер-злодеями. Согласитесь, мало правдоподобно. Правдоподобно было бы, если бы человек-паук добыл денег и потом постарался сделать так, чтобы его близкие ни в чем не нуждались. А далекие боялись, уважали, восторгались. В общем, все бы хотели быть Тони Старком. А Тони Старк, в свою очередь, уже давно бы стал президентом. Это неизбежное развитие событий. Вот в мифах это довольно правдоподобно. Герои древних греков и аватары индийцев нагромождают вокруг себя горы трупов по прихоти, капризу или когда в плохом настроении. Очень быстро становятся типичными тиранами, за редким исключением. Это не мешает им быть положительными персонажами, кстати.

— Сосредоточьтесь на совсем уж сверхъестественных существах, — сказал Моня и улыбнулся. — Вы же не забыли, что все началось с Пазузу.

— Собственно, тут становится очевидным то, о чем я хотел сказать, — продолжил Беня. — Мы столкнемся с существами, с деформированной психикой. Психопатами, проще говоря. Психопатами, которые не просто прячут нож в рукаве, а могут нанести существенный урон многим людям. И будут с наслаждением этим пользоваться. Это будет приобретенная особенность характера.

— Профессиональная деформация, — улыбнулся Моня. — И плюс еще немного других ископаемых персонажей из мифов. У них будет большая конкуренция, как я себе это представляю. Можно будет их стравить между собой, а самим тихонько постоять рядом и посмеяться.

— Вы не совсем себе представляете, насколько это не смешно, — возмутился Беня. — Вот вы все, наверно, знаете за Купидона? Пухленький такой мальчик с луком? Вот это ваши представления о богах и героях. Миша, скажите им!

— Оригинальный Аполлон в «Кносских табличках» бронзового века выглядит как львиноголовый летающий демон, до жути похожий на вашего Пазузу, повелевает крысами и волками, любит человеческое мясо, — устало сказал Михаил. — Серебряными стрелами насылает чуму, золотыми сжигает. Один из титулов — Убийца Городов. Другой — Пожиратель Влюблённых.

— Вот как видят богов древние! Некая абсолютно жестокая, необоримая сила, которую, однако, можно задобрить, — взволновано продолжил Беня. — Помните миф о Мидасе? Он был любимцем богов, а знаете, почему? Он их кормил. В буквальном смысле. Закатывал пирушки. Изначальные мифы от Индии до Америки именно так и описывают поклонение богам. Это жертвы и подношения, в том числе и лучшей еды. Примитивненько, но похоже на правду, — Беня вздохнул. — Если же вернуться к современности, то можно предположить несколько вещей. Нас ждет нашествие маньяков с неопределенными, непонятными силами и возможностями. Последствия будут, очевидно, аналогичными, — Беня устало взмахнул руками, призывая на помощь Михаила.

— Аналогично тому, как это описывают в мифах греки или шумеры, — тут же включился Цемель, — они захватят себе по куску земли, желательно густонаселенному. Подчинят себе город, например. Как в Шумере. Ну или производство. В древнем мире это были плодородные равнины и копи, как в Индии, сейчас даже не знаю, — Михаил пожал плечами, — нефтяные поля саудитов, например. И единственное, что может им противостоять, такие же чудовища. В общем, это будет некий неофеодализм.

— Скорее архаичная теократия, — хмыкнул Моня.

— Прекрасно, пусть так, — сказал Рудольф, — но я не поверю, что в современном мире мы не найдем способов, чтобы их убить.

— Вот! Тут-то мы и подбираемся к главному! Если верить древним текстам, их нельзя убить. Все древние авторы на половине земного шара сходятся на том, что боги бессмертны!

— Только половине земного шара? — тут же уцепился Рудольф.

— На другой половине в то время не умели писать, — отмахнулся Беня.

— Хотите, я вам прочитаю угаритский эпос, где рассказывается об убийстве бога? — вмешался Миша.

— Нет, — замахал рукой Моня, — я прочитаю его сам. Потом.

— Вы, верно, подозреваете, что он труден для восприятия, — Михаил хохотнул. — Так я его перескажу, как вы выражаетесь, вкратце. В двух словах, речь идет о борьбе богов. Один, небезызвестный вам Ваал, погибает от рук, вернее пасти, некоего Мота. Мот съедает Ваала. Как козленка его положил в пасть к себе, и больше нет Ваала, — Миша развел руками. — Так заявляет сам Мот в мифе. После чего Мота убивает жена Ваала. Или сестра, не совсем понятно.

— Ну вот же! — победоносно поднял палец Рудольф.

— Дослушайте, — отмахнулся Миша — там все довольно подробно, она закалывает его мечем в шею, рубит на куски, сушит, сжигает и засеивает им поле.

— Дайте догадаюсь, — хохотнул Моня. — Помогло, но только на год.

— Ну да, да, земледельцы, объяснение смены времен года, — закивал Беня, — или более поздние наслоения. А что насчет железа?

— А что насчет железа? — удивился Моня.

— А мы раскопали тут кое-что про железо, — гордо улыбнулся Беня.

— И это целиком Бенина заслуга! — заявил Миша. — Он навел меня на интересную мысль, и я смог подтвердить его доводы. В общем, боги, ну и логично предположить, демоны — Миша хмыкнул, — сказать по правде границы между ними сильно размыты, — он безнадежно махнул рукой, — боятся железа. В египетских текстах рассказывается о войне Гора с Сетом и прямо говорится, что Гор вооружил две сотни людей железным оружием, и именно эти люди навели шороху. В глиняных табличках Шумера железом сковываются чудовища, железом оковываются колесницы. Античные мифы греков пестрят подробностями, Прометея прибивают к скале опять-таки железными костылями. Серп Кроноса, кстати, таки железный. В Книге Судей Яхве не может уничтожить местные племена, «ибо железные колесницы были у них».

— То есть все довольно просто? — удивился Рудольф. — Они боятся железа?

— Скорее железо нейтрализует их «кхабод», — хмыкнул Моня — Но и тут, я думаю, нам не помешали бы наглядные эксперименты.

— Вообще да, — кивнул Моня — Все запутанно и непонятно, что вы хотите. Фольклор.

— Кстати о фольклоре, — хлопнул по столу Беня — Я думаю, Рудольф, на ваш вопрос есть ответ. Помните сказку о Кощее Бессмертном?

— Какую из них? — спросил Рудольф.

— Если вы про советские экранизации, тогда никакую. Меня тут Михаил снабдил материалом, я пробежался по верхам, и расскажу вам, а Цемель меня поправит, ну или просто перебьет, когда посчитает нужным, — Беня вздохнул. — В общем, этот смешной старик с лысой башкой, собственно, бог. Сын опять-таки небезызвестного вам Вия. Который «поднимите мне веки», да-да. И что бы вы думали? В оригинальном фольклоре Кощей очень даже ничего себе мужчина. Внешность высокого изможденного почти скелета — это следствие его образа жизни, — Беня хохотнул. — Мало ест, знаете ли. Собственно, само слово Кощей — это кличка, означает «пленник». От Прибалтики до Перми кормящиеся в СССР бездельники-фольклористы записывали за старыми и пьяными деревенскими жителями сказки, которые они якобы ещё в детстве от бабок слышали. Несмотря на весь мой скептицизм, сюжеты в них похожи. Даже не знаю, как сказать. В общем Кощей собирал драгоценные металлы. Коллекционировал, так сказать. Ну и, в общем, доколлекционировался. Как это бывает в России, за ним пришли. Так как убить его нельзя, они приковали его, опять-таки железными цепями в крепком срубе, и насыпали сверху курган. Когда Кощей выбрался, хоть это и случилось не скоро, он начал мстить. И требовать назад свое золото. Его можно понять, конечно. Но и местных тоже, надо сказать, проняло. Представьте себе, вы живете, никого не трогаете, брюкву выращиваете, и тут выкапывается из-под земли человек, на вид мертвый, и кричит: «Где мое золото?!» Люди пугались, разбегались, потом собирались снова, и опять-таки с помощью железных «палок» и «ухватиц» загоняли бедолагу Кощея.

— Ну этот бедолага перед этим успевал погулять как следует, вплоть до обезлюдивания некоторых областей, — вставил Цемель. — Это, конечно, если таки верить сказкам.

— Поэтому вариантов, как прикопать Кощея на подольше, было много. Заваривали в железный гроб, придавливали гранитными плитами. Но это уже, наверно, вам не интересно. Смысл в том, что вот есть вам типичный пример. Злой и страшный древний бог. Но ничего. Как это говорится по-русски? Окоротили?

— Сходные мотивы просто на каждом углу. Далеко ходить не надо, все знают про тартар. Да-да, замурованная пещера, в которой титаны на железной цепи, но есть, конечно, и куда менее поврежденные в пересказе источники. Тут можно упомянуть о глиняных табличках Древнего Шумера…

— Я, конечно, дико извиняюсь, все это очень интересно, но мне уже и в самом деле пора, — вздохнул Моня. За его спиной тут же появился Юрий. Моня засобирался.

— Ну что же, мне было интересно про этого вашего Кощея, — повторил Моня Бене, кивнув Рудольфу. — И ваш вопрос тоже не нужно оставлять висеть в воздухе. Действительно, ну неужели никак не убить бога?

С этими словами Моня укатился. Беня с Михаилом тут же перебрались внутрь дома, в гостиную, в прохладу кондиционированного воздуха, как сказали они, и поближе к неиссякаемому бару Мони, как подозревал Рудольф. За Моней заехала машина, но, прежде чем сесть в нее, Моня подозвал к себе Рудольфа, который все еще оставался у бассейна.

— Рудольф, мы вас утомляем? — спросил его Моня прямо. И тем вывел Рудольфа из состояния некоторой отрешённости.

— Вы знаете, нет — ответил Рудольф. — Вы меня вполне устраиваете как работодатель, к Михаилу Цемелю я проникся уважением, думаю, мы бы даже могли подружиться. Беня неплохой человек, хотя иногда и бывает опрометчив в действиях. Немного раздражает спать в маске, но это дело привычки. Мне хорошо, это было бы отпуском, но как приличного человека меня мучает совесть, что я ничего не делаю. Миша с Беней исходят тут потом, чтобы рассказать вам что-то, что вы уже знаете. Да Моня, судя по тому, как вы снисходительно киваете, вам наплевать, что говорят Миша с Беней…

— А вот и нет! — возмутился Моня.

— А вот и да, — поддержал Рудольфа Беня, который как оказалось, уже стоял в дверях. — Я тоже это вижу!

— Но самое главное — это я. Что я тут делаю, Меир? — Рудольф впервые назвал Моню по имени.

— Хороший вопрос! — согласился подошедший из глубины дома Михаил. — Я дико извиняюсь, но хотел бы спросить у вас, Рудольф, вы ведь до сих пор военный? — и, видя, как Рудольф замялся. — Не отвечайте. Я так понимаю, какие-то спецвойска. Вы уехали из Союза когда, в двадцать? Сейчас вам не меньше сорока пяти, вы не могли сделать карьеру, но вы могли много повоевать, раз вам хватает на такой хороший костюм.

— Давайте не будем тут делать догадки, — поднял руку Моня.

— Подождите меня перебивать, пока я не договорю! — рассердился Михаил. — Я что хочу сказать? Я хочу сказать, что вы, Рудольф, наверно, умеете быстро думать и принимать верные решения. То есть вы можете обыграть меня в шахматы на скорость и уж наверняка куда лучше справитесь с командованием боевой группы. Но тут, сейчас, разбирать пыльные завалы древнего бреда?! — Михаил повернулся к Моне.

Моня привычно улыбался. Он внимательно посмотрел на Михаила. Потом на Рудольфа. Рудольф внезапно почувствовал беспокойство. Чувство опасности, о котором он рассказывал недавно. Словно вражеский стрелок заметил тебя издалека. Если бы это было на войне, то это щекочущие, едва уловимое чувство заставило бы Рудольфа искать укрытие. И исходило оно от безногого улыбающегося человека в инвалидной коляске.

Моня перестал улыбаться, и чувство опасности пропало.

— Хорошо, — сказал Моня, — поговорим о деле. Так уж случилось, что все вы имеете отношения к нашим делам, — слово «нашим» он выделил интонацией, — я тут почти не причем. Вы же понимаете, все решается наверху. И было принято решение привлечь вас к новому проекту. Вас всех. И так уж случилось, что мы планировали использовать вас по полной, на руководящих постах. Вот вы, Беня, например, отлично работаете с агентурой, — Моня наклонился вперед и похлопал по руке Зайнца. — Его книга всего лишь фикция. Мираж. Способ, которым он отмыл деньги. Основное его дело — это огромная сеть контрабандного пиратства, организованная с помощью программного обеспечения, гарантирующего анонимность. Но ведь все равно нужны посредники, какие-то там сервера, в общем, поставщики. И тут Беня безупречен. Не вставая с кресла, он сможет изучить любого современного подростка по их социальным сетям, переписке и не знаю, чему еще, — Беня молчал, опустив взгляд, можно было подумать, что он смущается, но его выдавала гордая улыбка. Моня продолжил: — А потом, поговорив с нужным человеком пару часов, заставить работать на себя. На нашем языке это называется «вербовка», мистер Зайнц, и вы в этом хороши как никто. По крайней мере с вашей целевой аудиторией. А вот вы, Михаил, — он насмешливо кивнул Цемелю, — вы великий манипулятор и превосходный лидер. Подумайте только, друзья мои, у этого человека двадцать крупных работ и еще две сотни в соавторстве. Но не в одну из них он не вложил своего труда. Да, да, Цемель, вы, конечно, направляли, управляли и советовали, но признайте, несмотря на вашу удивительную эрудированность, все отчеты, что вы мне показали, писал Зайнц, не так ли? Вы прекрасный лидер команды, мы преступно долго не использовали ваш потенциал, — Михаил стоял с на удивление спокойным лицом и молчал. Моня повернулся к Рудольфу:

— А вот вы, Нойманн, в нашей компании самый приличный человек. Хотя, конечно, вы хладнокровный убийца, ну да кто тут не без греха, — он кивнул на Михаила. — Возможно, вы и проиграете Цемелю в шахматы, но если вам обоим дать сыграть в игру, требующую быстрых и продуманных решений и в которую вы оба не умели играть до этого, вы разгромите нас всех. Удивительная способность мыслить и планировать в стрессовой ситуации, интуиция на принятие верных решений — все это делает вас идеальным командиром боевого крыла.

Меир посмотрел на каждого из них своим цепким, опасным взглядом и снова начал улыбаться. А затем продолжил:

— Я собрал вас, чтобы посмотреть, сможете ли вы работать вместе. И хотя времени прошло всего ничего, вы уже неплохо притёрлись друг к другу. Впрочем, это не важно, важно то, что вы уже не можете отказаться, а времени у нас, как оказалось, нет. Вы приняты на работу. Детали я расскажу вам завтра. Юрий! — домработник и по совместительству телохранитель Меира взялся за ручки коляски и покатил своего хозяина на жёлтую ступеньку подъемника машины.

— Маски сброшены, масок больше нет, — сказал Михаил. — Скажите Беня, я действительно вас так уж использовал?

— О, заговорил поэт менеджмента и художник бюрократии, — тут же отозвался Беня. Он был неожиданно весел. — Ай, бросьте, Цемель, мы же все понимаем, что вы слишком умны, чтобы еще и работать!

— Не совсем понимаю, что вас так развеселило? — нахмурился Рудольф. Честно говоря, он воспринял монолог Мони как выговор.

— Ну, во-первых, больше не надо нести этот дикий бред про доисторические спецэффекты, и это уже немало! Мы прошли собеседование, — объяснил Михаил, — нас взяли на хорошую работу, с большим соцпакетом, — Михаил потер руки. — Сделаю себе новые зубы, а маме операцию на почках.

— И мы таки имеем хорошие шансы заиметь замечательных знакомых, — добавил Беня.

— Ну не мы, так наши дети. Мы же буквально только что устроились в жизни, улыбнитесь, Рудольф. Это же Моссад, а не КГБ. Тут умеют уговаривать, но и умеют говорить «спасибо». Я еще не видел еврея, который бы жаловался на то, как здесь платят, или что тут плохие пенсии. А вы ведь знаете евреев?

Рудольф немного помолчал. А потом в свою очередь широко улыбнулся:

— Вы просто пытаетесь меня обмануть. Но я же вижу вас насквозь — вы просто жалкие патриоты. Азохн вэй, чем вы думаете, вам что, не дорога шкура? — последнюю фразу он сказал, по мере сил подражая говору своей тещи. Миша и Беня расхохотались и, помахав уезжающей с Моней машине, троица отправилась в дом. Отмечать назначение. При этом никто еще не знал, куда это назначение, и, что совсем ужасно, никто не спросил, сколько платят. Рудольф отвлеченно подумал, что Мишина и Бенина мамы наверняка были бы совсем против, но вслух ничего не сказал.

Они выпили. Немного сыграли в бильярд. Выпили. Позагорали. Сплавали в бассейне. Выпили. Вернулись в дом. Выпили.

— Видите ли, — говорил уже совсем пьяный Михаил, — я вам так скажу, если бы не мы, евреи, ахаха, то где бы вы были?! — Рудольф лениво отмахнулся. На улице уже давно опустились сумерки, но время было еще сравнительно не позднее. Где-то с час назад вернулся со своих дел Моня и обнаружил Михаила, Рудольфа и Беню в гостиной, катающих шары на бильярде. Все были явно нетрезвы. Зайнц даже перебрал, и Юрий отвел Беню в его спальню.

Моня попросил себе виски и присоединился к вечеринке. Игоря и Юрия как всегда видно не было. Моня улыбался и против обыкновения молчал. Михаил в явно приподнятом настроении рассказывал Рудольфу банальщину, но Рудольфу было лень спорить.

— Вот вы все ищете правильное мнение, а я так вам скажу, что еще Моисей сказал — все есть тут, — Миша постучал себя по лбу. — Хотя, конечно, Христос сказал, что все дело в этом, — Михаил показал себя на грудь, видимо, намекая на сердце. — Но Маркс убедительно показал, что впереди всего деньги, — Цемель вздохнул. — Но вы же слышали об Энштейне? Он математически доказал, что все относительно! Ой, он слишком умный, чтобы с ним спорить, — Миша на минуту задумался и пожал плечами. — Сколько евреев, столько и мнений.

— Моня, а ничего, что мы тут у вас выпиваем и ничего не делаем? — спохватился Рудольф.

— Ну, можете посуду помыть, — хмыкнул Моня. — Не надо беспокоиться, я вас еще заставлю поработать, прямо завтра и начнем. А что там говорил Беня, когда уходил? Что-то про то, что он не ребенок и всем покажет?

— Ахаха, — захохотал Цемель. — Этот цуцик пошел не бояться в туалет, — и он заговорщицки подмигнул Рудольфу. — Думает, что теперь он докажет, что больше не боится темноты, но сколько ему пришлось для этого выпить?

— Что? — напряженно переспросил Моня, — Чего он не боится?

— Да тут смешное дело, — Михаил Цемель доверительно наклонился к Моне поближе и громко зашептал — Беня выключил свет у себя в туалете и теперь боится туда заходить! — и Миша расхохотался. Моня не разделил его веселья. Рудольф попробовал вступиться за молодого недотепу:

— Ну, его разбудили странные звуки в туалете, вот он и перепугался вчера спросонок. — Рудольф осекся. Лицо Мони стремительно бледнело. Хозяин дома выхватил откуда-то из-под своего кресла огромный фонарь, и зарепил его на спинке кресла в специальном зажиме. А потом в руке Мони появился не менее огромный револьвер, извлеченный из замаскированной кобуры. Все эти вещи хозяин дома проделылвал с ловкостью, выдающей часы тренировок. Одновременно с влажным звуком взводимого револьвора Моня громко закричав в потолок:

— Красная тревога, красная тревога! Юра, я в гостиной!

Опешившие Рудольф и Михаил не успели никак среагировать, как в комнату ворвались оба «домработника» Меира. В руках автоматы с невероятно широкими магазинами, на голове и груди мощные фонари, которые слепили даже в наполненной ярким светом гостиной.

— Комната Зайнца. Подозрение на прорыв! — заговорил Моня. Оба его телохранителя явно отработанными движениями развернули коляску и, прикрывая друг друга, двинулись к выходу. От дверей Игорь крикнул:

— Вы двое, не отставать! Оставаться в поле зрения! Бегом, б…! — и добавил пару оборотов народного фольклора на великом и могучем.

— Какая грубость! — возмутился стремительно трезвеющий Михаил и засеменил за тройкой вооруженных людей даже раньше, чем Рудольф опомнился. Рудольф встал и пошел за остальными, не выпуская стакана. Они стремительно пересекли коридор, отделяющий «гостевое крыло» от остального дома, и остановились у комнаты Михаила. Юрий с Меиром остались у входа, Игорь молча рванулся по коридору, заглядывая в двери по обе стороны. Он дошел до комнаты Бени, заглянул туда и тут же отскочил, нацелив на проем автомат, вполголоса доложив:

— Есть затемнение. На полу кровь, предполагаю следы контакта, ориентировочно пять минут назад. Объекта не наблюдаю, — он снял с бронежилета тонкий цилиндрик, в котором Рудольф с удивлением узнал световую гранату, и бросил в комнату Бени.

— Рудольф! — неожиданно громко рявкнул Меир. — Знаете, что это? — он показал Рудольфу свой револьвер с очень длинным барабаном, который держал в руках.

— Пистолет для подводной стрельбы? — рискнул предположить Рудольф.

— Сможете обращаться? — и, дождавшись кивка, отдал оружие Рудольфу. — На вас Миша. Стрелять во все, что движется, держаться света! — и, прежде чем Рудольф успел что-то ответить, укатил вместе с Юрой к Игорю. Тот уже успел кинуть вторую световую гранату в комнату Бени. Меир остался у порога, а оба бойца ворвались внутрь. Сквозь приоткрытую дверь Рудольф видел, как они, не жалея патронов, поливают огнем из автоматов санузел, стенные шкафы и даже не поленились прострелить огромный Бенин чемодан. Пули из их автоматов, длинные, похожие на стальные стержни, усеивали всю комнату, втыкаясь в стены и мебель под разными углами.

— Чисто! — заорал Юрий. Они стремительно развернулись и побежали по коридору. Посередине катился Моня, помогая себе руками и сжимая в зубах цилиндр световой гранаты. Доехав до Рудольфа с Цемелем, он выхватил изо рта гранату и крикнул:

— На улицу, ждем эвакуации! Из светового пятна не выходить!

И в этот момент внезапно погасли все светильники и наступила темнота. Оглушающе полная после столь яркого света. И тут же эту темноту прорезали лучи фонарей. Рудольф удивился их количеству, только на коляске Меира их было не меньше восьми.

— Двадцать секунд до включения аварийного генератора, — отрапортовал Юрий.

— Он в электрощитовой! Разрешите… — заговорил Игорь, ноего оборвал неожиданно тонкий, Рудольфу даже показалось, испуганный голос Меира:

— Не он наша проблема! В мой кабинет! Бегом! Бегом! — и они побежали. Помня приказ, Рудольф тащил за собой пыхтящего, но молчавшего Михаила, который, похоже, успел стукнуться об каждый предмет мебели на их пути. Рудольфа кольнуло чувство опасности, и он разглядел смутный силуэт в узком луче одного из фонарей. Не думая, он выстрелил. Уверенно отметив, что попал. К нему тут же присоединились оба автоматчика. Темная фигура стремительно метнулась мимо них и скрылась в гостиной. Вслед полетели световые гранаты.

— Потом! Бегом! Не останавливаться! — кричал Меир и, словно показывая пример, разогнал свою коляску на полную скорость, даже помогая себе руками. Они пробежали несколько поворотов и ввалились в уютный, обшитый деревом кабинет в английском стиле. Игорь и Юрий заняли места у двери, Меир метнулся к массивному письменному столу и, видимо, нажал скрытую кнопку, потому что из неприметных пазов в дверном проеме с шелестом опустился толстый стальной лист, отрезавший их от остального дома.

Меир уже суетился у большой картины, висевшей за письменным столом. Рудольф почти не удивился, когда картина разделилась пополам и раскрылась створками, обнаружив за собой большой экран. Михаил с мучительным вскриком повалился на странно низкую кожаную тахту в углу.

— Резервный генератор заработал! — радостно сообщил Меир. — А вот и объект! — он сделал несколько движений на панели управления под экраном. — Почти прямо за дверью, — уже шепотом добавил он.

Картинка на экране сменилась, вместо нескольких десятков маленьких окошек с камер наблюдения осталось лишь четыре. Эти камеры, судя по стальной стене в одном конце, передавали изображение с коридора, по которому они только что пробежали. И по этому коридору медленно крался Беня. Рудольф догадался об этом по одежде. Лицо же его напоминало маску из молодежного фильма ужасов — очень белое, уродливо деформированное, с темными провалами вместо глаз и рта. Рудольф видел, что существо прихрамывало, в плече и скуле виднелись раны с белыми обломками кости. Кровь не шла.

— Что это за тварь? — хрипло просипел Михаил.

— Как, вы не узнаете? — весело отозвался Моня, не отводя взгляда от монитора. Юрий и Игорь перезаряжались, нервно посматривая на сталь, за которой к ним двигался Беня. — Ну же! Ну давайте, напрягитесь, вы же таки эксперт на этот счет!

— Боже мой, боже мой, — запричитал Миша, — бедный Беня, такой молодой…

— Это же упырь, как их называли славяне. Он же гуль, как их называли арабы. Он же гиксос. Помните за гиксос, профессор?

— Они захватили древний Египет, — машинально ответил Миша. — Мне надо прямо тут позвонить маме.

— Подождите отвлекаться, смотрите, что сейчас будет, вам понравится! — все так же, с неестественной веселостью ответил Моня. — Смотрите здесь, сейчас будет фокус! Видите вот эту картину? Когда наш бывший Беня дойдет до нее, я нажму вот эту кнопку, и у нас будет прекрасная, почти не поврежденная тушка для высоколобиков, и вы даже не представляете, как это… Ну куда же ты?

Тварь на экране остановилась, словно услышав Меира. Некоторое время она стояла, вперившись в стальную мембрану, а потом, противоестественно выворачивая суставы, побежала назад.

— Как услышал, — хмуро прокомментировал Юрий — Нешто чуткий такой?

Моня раздосадовано крякнул, листая виды с камер. Потом повернулся к Мише, явно намереваясь что-то сказать, но замолк на полуслове.

— Откуда эта тахта в моем кабинете? И почему у неё отломаны ножки?

Он посмотрел на замерших у стального листа автоматчиков, а потом, выудив из безразмерной своей коляски ещё один револьвер с характерным длинным барабаном, навел его на Мишу. И немного подрагивающим от волнения голосом сказал:

— Михаил, подойдите ко мне!

Цемель сидел на тахте, бездумно пялясь в телефон. Услышав свое имя, он нервным, дерганым движением поднял голову. Его глаза были черными от огромных, расплывшихся зрачков, почти закрывающих радужку.

— Она говорит со мной, — сказал Цемель тусклым, страшным голосом.

— Та не, не сможет он, — вмешался Юрий. — Сами побачьте, прихватили вашего головатого за лапку. Валить надо, несправжний чоловик он теперь.

Рудольф посмотрел на ноги Цемеля и увидел, что одна из ног историка по самое колено была скрыта под тахтой. Что было решительно невозможно, поскольку между тахтой и полом оставалось пространства достаточно разве что ладонь просунуть. И прямо на глазах Рудольфа нога Цемеля с едва слышным мясным звуком рывком зашла еще на несколько сантиметров в неестественно темную тень. По ковру расползалось бурое пятно.

— Стрелять только по команде! — рявкнул Моня.

— Цемель, ну-ка на меня смотреть! Я тут не собираюсь еще и вас терять. Рудольф, дергай его на себя, Юра, гранату, Игорь, прикрой! — Меир еще не успел закончить, как автоматы начали стрелять, дырявя кожаную тахту длинными, похожими на стрелы пулями. Юра с Рудольфом подскочили к Михаилу, Рудольф схватил его отработанным движением поперек туловища и рванул со всей силы. Что бы не держало Цемеля, оно держало его крепко. Единственное, чего Рудольф добился, так это что он упал на спину, уронив Цемеля на себя. Рудольф понял, что его ноги в опасной близости от темноты, в которой застрял профессор. Рудольфу стало страшно, и он засучил ногами, стараясь упереться ими в тахту и оттолкнуться. Цемель повернул к Рудольфу свое бледное, неестественно спокойное лицо с огромными темными глазами. А потом его рот распахнулся. Рудольф слышал, как челюсть профессора с хрустом сломалась, открывая огромный черный провал рта. Рудольф с криком сбросил с себя Цемеля и, оттолкнувшись, отполз обратно к столу.

Цемель рывком, как марионетка, вскинулся вверх, и из раззявленного его рта понеслись глухие давящие звуки, от которых заломило виски и перед глазами поплыли темные круги. Рудольф не знал языка, на котором что-то сейчас говорило Цемелем, но он понимал. Понимал смысл, не понимая слов. Понимал, что он, и все они лишь жалкие, беспомощные насекомые, пыль перед взором невыразимо древнего и ужасного существа, которое поглотит их сущность. Понимал и верил, что сопротивляться бесполезно, что они обречены. За ними пришла смерть. Наступил их последний миг ужаса…

— Русские не сдаются! — прохрипел Игорь и, подбежав к истерзанной, изрешеченной пулями кушетке нагнулся, бесстрашно просунул руки под нее и с ревом рванул вверх. Кушетка приподнялась еще на ладонь от пола. Цемель обмяк, голос, исходивший из него, утих.

— Гранату! — крикнул Моня, но Юра уже и так выполнял приказ. Одной рукой он помогал Игорю удерживать кушетку, которую явно с силой тянуло вниз, а другой закатывал в такую же непроницаемую тьму под ней одну световую гранату за другой.

Словно издалека зазвучал похожий на рычание тысяч зверей рев, кушетку отбросило с силой вверх. Что-то огромное, непостижимое вырвалось из пятна тени на полу, которая не рассеялось после того, как пропало рождающее его укрытие. Рудольф вспомнил о своем задании и, схватив Цемеля, потащил его к себе. Одна нога профессора была словно съедена, белела розовая кость, и за профессором, как кишка, волочились сухожилия и ленты мышц. В сравнительно тесном помещении стоял чудовищный грохот от выстрелов, все было затянуто синеватым пороховым дымом. Стрелял отброшенный к двери Игорь, стрелял прижавшийся спиной к столу Юра. Стрелял из своего револьвера Моня с перекошенным от ярости лицом, толкая после каждого выстрела коляску все ближе к плотной тьме, в которой шевелились нечто невыразимо прекрасное. И бесконечно ужасное.

Иногда, не всегда, бывает так, что в самом страшном бою наступают длинные секунды затишья. Плотная тишина окутывает тебя в этот момент. Так вот сейчас Рудольф снова пережил похожее ощущения. Тварь, вырвавшаяся из тьмы, лишь обретала форму, и в какой-то звенящей тишине Рудольф видел, что пули не наносят ей вреда. Он увидел, как Моня подъехал к прямоугольнику расползающейся тьмы совсем близко и закричал прямо в этот чудовищный сгусток неестественной, похожей на клубы дыма тьмы:

— А евреи — не проигрывают!

В этот момент из его левого подлокотника под искалеченной рукой вырвался ослепительный белый луч. Моня крутанулся на своей коляске, рассекая живую тьму.

Рудольф почувствовал крик. Отчаянный. Жалобный. Полный боли, крик бога.

И тогда наступила тишина.

Тьма опала, нехотя развеялась, как сигаретный дым в комнате, истекая темными линиями и растворяясь без следа. Но не все пропало бесследно. На том месте, где она вырвалась из тени на полу, осталась статуя настолько белая, что глазам было больно смотреть. Неоконченная, немного размытая, расколотая пополам статуя прекрасной девушки. Рудольф никогда не страдал чопорностью, но даже в мыслях он не мог назвать это трупом. Нет, это было произведением искусства, чем-то большим, чем человек. Образ, идея олицетворенная. Рудольф смотрел на линии, изгибы, намеки на черты, и просто не мог поверить в свои чувства. Знаете ли вы любовь, сильную настолько, что вы чувствуете её физически? Вас бросает в жар, как в песках раскаленной пустыни а ваше тело не слушается, вы потеете как никогда, становясь мокрым, вы тяжело дышите, но в то же время вам безумно холодно, ваша кожа покрыта мурашками, сердце словно съёжилось от холода, волосы встали дыбом. Вам больно до наслаждения, и вы не можете оторвать взгляд от красоты, что важнее всего в мире, что важнее, чем сам мир. И в тоже время, в эти же самые мгновения, когда Рудольф переживал этот невероятный чувственный экстаз беспредельной любви, он видел и ужас. Страшный, непередаваемый ужас. Ужас, отдающийся болью в каждом ударе сердца. Ужас, который никогда не понять. Возьмите нож, воткните его в свои конечности и поскребите свои кости, и только тогда вы сможете получить представление о том чувстве, что захлестывало в этот момент Рудольфа. Рудольф закричал, от боли, от страха, от счастья и от любви. А потом он потерял сознание.

День 7

— Что бы вы мне сейчас ни сказали, я вам скажу лучше, — механическим голосом заявил Михаил. Михаил уверял, что проникся благодарностью к Рудольфу за спасение и оттого приезжает к нему в палату поболтать и поддержать. Он не мог ходить и передвигался на кресле с электроприводом. В прошлый раз Рудольф кинул в него планшетом после того как тот просидел у койки Рудольфа больше двух часов. Михаил не умел молчать, и к тому же собеседник, который не мог ответить, его вполне устраивал. Особенно ужасно было, когда Цемель пытался рассказывать анекдоты. К счастью, сегодня пытки общением не будет. Сегодня приезжает Моня. Вернее, Моня приедет к вечеру, но и Цемель раньше обеда не появлялся.

— Цемель, неужели вам мало порвать пасть чтобы заткнуть, — вяло ругался Рудольф.

— Рудольф, как вы себя чувствуете, только честно? — с участливым взглядом спросил Цемель, не обращая внимание на тон Рудольфа. Вернее, прозвучало это из ларингофона у него на шее. Его голосовые связки были повреждены, если не сказать разрушены. Да и высокая жутковатая металлическая конструкция, фиксирующая развороченную челюсть, тоже не способствовала ораторскому искусству. Но Миша в полдня овладел искусством говорить через ларингофон, не разжимая губ, и теперь его было не остановить. Рудольф холодно подумал, что раз у Цемеля разрывы мышц в ротовой полости, то у него наверняка довольно болезненная процедура перевязки. Скорее всего, у Цемеля ежедневно утром меняют тампон, да еще и обрабатывают раны внутри рта антисептиком. Трудно сказать, насколько это больно, но приятной процедуру уж точно не назовешь. Поэтому показная бодрость дается Михаилу нелегко.

— Я тут немного поговорил с врачами — вы не поверите, они думают сохранить что-то в секрете в Израиле — И так вот, моя бабушка учила папу местного мозгоправа. И что бы вы думали? Он был последним троечником! А сейчас ходит, как будто важный. Впрочем, я не о том. Вы знаете, вы насмотрелись странного, и теперь вам пророчат эмоциональное отчуждение, глубокую депрессию и суицидальные срывы. Но, к счастью, сейчас есть такие таблетки, вы от них будете бегать и смеяться как ребенок!

— И так же пускать слюни, — добавил Рудольф.

— И я тут перекинулся с вашим психологом парой слов, он сказал, — Цемель наклонился и понизил громкость динамика, — вам можно даже кокаин. Он обещал поговорить с Моней, чтобы немного достать. Я практически обо всем договорился, но вы же не забудете о благодарности для старого друга…

— Цемель, я не в настроении. Дайте мне спокойно полежать. Не можете молчать — уйдите! — прохрипел Рудольф. — Вы мне надоели.

— Хорошо, ладно, хватит кричать, я посижу молча, — замахал руками Цемель, и замолчал. Его хватило минуты на две.

— А ви знаете, как они удачно устроили с нашими родными? Они сказали, что мы разбились на вертолете. Моя мама, конечно, чуть не умерла, и сильно просила меня видеть, но им удалось её остановить на подступах к госпиталю. Наверно, подняли резервистов, — Цемель с шумом попытался сплюнуть слюну. Хотя, может, это был смех.

— Хватит делать такое лицо, Рудольф, это я должен лежать с таким лицом, а вы должны меня уговаривать, чтобы я не обижался. Поимейте совесть, это же мне досталось больше всех! Я как всегда самый пострадавший. Хорошо, кое что я немного пропустил и не все помню, но представьте себе мое удивление, когда я открываю глаза, а у меня нет одной ноги и сломана челюсть. А тут еще этот здоровенны гой бьет вас автоматом по голове. — Цемель замолчал, и молчал на этот раз довольно долго. А потом сердито завизжал электромоторчиками своего кресла и начал ездить взад-вперед по палате.

— А вообще, эти поцы, как всегда, перемудрили со своей секретностью! Если бы они сказали все сразу, многое можно бы было избежать. Беня остался бы жив, я бы не свешивал ноги где попало, вы бы не стали смотреть куда не надо… Они, кстати, поймали то, что было раньше Беней, — Цемель выжидающе посмотрел на Рудольфа. Рудольф молча смотрел в потолок.

— Там много интересного, вы даже не представляете! Вы знали, что клетки рака бессмертны? Так вот, эта дрянь в нем похожа на рак кости. Оно жрет все вокруг, оставляя только кое-что необходимое. Ну или только необходимое для себя. У него уже нет почек и сердца, вы можете поверить? А еще он сильно изменился. Удручающе сильно. Так эти цуцики думают, что это отгадка, а я им говорю нет! Вы все идиоты, слушайте меня, я скажу вам правду, это же… — Цемель осекся. Потом подъехал к Рудольфу и положил руку ему на плечо. — Я в общем тут не за этим. Я приехал сказать, что Моня вас выпускает сегодня. Вам оформили больничный на полгода, хороший больничный, боже мой, если бы я знал, что тут такие условия, уже бы давно тут работал! Ну и, конечно, болел по два раза в год. А вы знаете, какой я больной?! Так я опять не туда. Я хотел сказать, чтобы вы отдохнули. Нам, мне и Моне, будет нужна ваша помощь, вы же видите, с кем приходится работать… И обязательно пейте все таблетки, что даст вам врач, это важно. Я постараюсь зайти к вам, когда немного поправлюсь и если меня не убьет мама. До новых встреч, Рудольф.

С этими словами Михаил, величественно поскрипывая колесами коляски, удалился из палаты. Правда, не с первой попытки вписавшись в дверь.

Рудольф лежал не шевелясь. Он почти не замечал времени, поэтому не мог сказать, сколько прошло до появления Мони. Тот ворвался в палату, излучая оптимизм и уверенность. Один из его бессменных телохранителей тихо стоял у входа в палату, пока Меир буквально расталкивал Рудольфа. И, хотя Нойманн упорно отделывался односложными предложениями, он был вынужден переодеться, поесть, собраться и погрузиться в машину Меира. Сам Рудольф чувствовал себя нормально. Просто ему хотелось покоя. Вплоть до того, что не хотелось шевелиться в принципе. Правда, таблетки, выданные ему доктором, помогали. Рудольф с удивлением отметил, что к нему возвращаются эмоции. То есть раньше он и не понимал, насколько пуст внутри. Рудольф немного ожил и даже сосредоточиться на словах Меира.

Они ехали в его машине. Меир в коляске, пристегнутой к полу машины, спиной вперед, а Рудольф на удобном диванчике. Рудольф не обратил внимание на марку машины, но это, несомненно, был крупный внедорожник, в лучших традициях спецслужб, сильно тонированный и черный. Меир добивался от Рудольфа по-военному четких ответов на его пожелания, высказанные приказным тоном. Да, бассейн и прогулки. Обязательно провести время с женой. Конечно, родственники, пляж, кино. Вот этот ваш новый револьвер, с длинными стальными стрелками вместо пуль, положите в легко доступном месте. Это световые гранаты, держите под рукой. Ешьте больше сладкого. Будьте спокойны, мы с вами в любом случае свяжемся, предложение в силе. Ваше состояние временно, как правило, проходит в течение нескольких месяцев, практически без последствий, к тому же современная фармацевтика творит чудеса.

Между домами, мелькающими за окнами машины, залегли длинные тени. Как это обычно бывает в пустыне, вечер наступил резко, как будто кто-то притушил свет. Моня заметил, что Рудольф настороженно всматривается в тени, и сказал:

— Насчет одной нашей знакомой можете не волноваться еще год. Тут я, так сказать, опираюсь на экспериментально подтвержденные данные. Не уверен, что она мертва, но исходя из предыдущих контактов, новых проявлений не будет минимум год. Хотя, конечно, могут быть поправки, например, до инцидента в моем доме мы считали, что она не способна вести успешный поиск людей. С этим надо разобраться по возможности быстрее.

На город упала темнота, но к этому времени они наконец подъехали к дому четы Нойманн. Рудольф вышел из прохлады машины с кондиционером в душный израильский вечер и с помощью Юры перетащил сумки ко входу. Сердечно попрощался с этим украинцем, вышедшим из переделки без единой царапины (даже Моня где-то успел рассадить себе лицо), и открыл дверь своим ключом. В прихожей было темно, но горел свет в кухне. Нойманн лихорадочно нащупал переключатель света и включил все светильники в прихожей.

Он позвал жену, но никто не откликнулся. Возможно она была в магазине. Или с подружками. Рудольфу было все равно. Видимо, пришло время выпить следующую порцию таблеток. Он оставил сумки в прихожей, прошел на кухню. Нашел стакан, налил воды и проглотил таблетки. А потом постоял так, с полным стаканом, несколько минут, бездумно пялясь на воду. Доктор сказал, что эти, как он выразился, «залипания», должны со временем пройти. Рудольф выпил воду и вдруг понял, что на кухне неприятно пахнет испорченной едой. Он осмотрелся. Грязная посуда в раковине, остатки упаковок от полуфабрикатов на полу. Грязно. Его жена никогда бы не допустила такого бардака. Рудольфу послышались шаги в прихожей. Он снова громко позвал жену. Никто не ответил. Внезапно Нойманн понял, что не чувствует уютную тяжесть пистолета в кармане. Как и все остальное, что дал Меир, он остался у входа, в сумке.

Все окна были плотно закрыты. Рудольф тихо вытащил из стойки большой кухонный нож. Он осторожно подошел к окну и открыл его. В отличие от остальных домов, лужайка дома Нойманна не была освещена, и деревья перед окном давали густую тень. Рудольф нервно отступил от окна, прямо под свет люстры.

Немного подумав, он пошел в спальню и, проходя через прихожую, увидел жену. Она стояла у входной двери, спиной к нему, в грязном халате и сильно сгорбившись.

— Милая? — растерянно позвал Рудольф. Он не привык видеть её такой. Жена не повернулась. Он тихонько шагнул ближе. И тут увидел, как она подняла руку. То, что раньше было рукой. В первый момент ему показалось что она одета в странные белые перчатки с пышными разноцветными лентами, но тут же понял, что это кость, с которой свисают обрывки мышц, куски кожи и желтого человеческого жира. Деформированная, уродливая костяная лапа потянулась к выключателю света.

— Милая?! — растерянно повторил Рудольф. Словно услышав, существо слегка повернуло голову. Рудольф увидел страшные длинные зубы на оголенных лицевых костях, покрытых мерзкими, похожими на бородавки наростами. А потом оно выключило свет.

И наступила тьма.


Оглавление

  • День 1
  • День 2
  • День 3
  • День 7