Барбарелла, или Флорентийская история [Салма Кальк] (fb2)

Кальк Салма. RS-11.Барбарелла, или Флорентийская история

Авторское предисловие

Все путешественники, приезжающие в Италию, стремятся посмотреть на сокровища, собранные за века в музеях старинных городов. Античные статуи и египетские рельефы, средневековые иконы и портреты Ренессанса, этрусская бронза и фрески из Помпей — всё это привлекает множество посетителей, как ищущих знания, так и просто любопытствующих.

Но посетители музеев обычно не задумываются о том, как функционируют современные сокровищницы и сколько человеческих усилий нужно для того, чтобы все желающие могли посмотреть на старинные предметы.

Одна из крупнейших коллекций всего хранится в музеях Ватикана. За ней присматривает множество людей, которые систематизируют информацию, строят постоянные экспозиции и временные выставки, принимают посетителей и водят экскурсии.

Но есть и сотрудники, о наличии которых посетители обычно не подозревают.

Его преосвященство Шарль д’Эпиналь занимается финансовыми делами музеев Ватикана. В его ведении — приобретение новых экспонатов и реставрация уже имеющихся, вопросы приобретения оборудования и реставрационные работы. Для этого нужен немалый штат сотрудников — и он подобрал себе отличную команду. Он считает, что для успешной работы сотрудников нужно избавить от бытовых проблем, и предоставляет всем желающим из своего штата отличные служебные квартиры во дворце, где проживает сам, и часть которого отведена под его офис.

Его секретарь отец Варфоломей, священник бенедиктинского ордена и известный искусствовед, неофициально возглавляет реставрационный и искусствоведческий отдел.

Себастьяно Савелли деи Марни — глава службы безопасности его высокопреосвященства, военный в отставке, представитель знатного и древнего римского рода (NB: блог о поисках следов фамилии Савелли в современном Риме так и называется — «Приглашаю на прогулку по Риму»).

Элоиза де Шатийон — ведущий аналитик его высокопреосвященства, связанная близким родством с местными аристократами, французскими министрами и бизнесменами из далёкой Сибири (NB: блоги о семье Элоизы, числом два, называются "Элоиза: родственные связи").

Элоиза и Себастьяно, что называется, в отношениях — уже некоторое время, и весь дом с любопытством ждёт развития событий. Чем завершится этот роман — громкой свадьбой или же чем-то совсем иным?

Также Элоиза одарена от природы сверхъестественными способностями — это семейная черта. Так случилось, что коллеги знают об этом и периодически обращаются с просьбами — помочь в решении какого-нибудь вопроса, который невозможно решить обычными методами. Нередко выходит так, что именно способности Элоизы помогают найти верное решение.

Другие сотрудники его высокопреосвященства — люди разные, с какой стороны не посмотри.

Лодовико Сан-Пьетро — человек из римских низов, сослуживец, заместитель и лучший друг Себастьяно Марни.

Гаэтано Манфреди — уже кое-что повидавший, но ещё молодой второй заместитель Себастьяно, находится в вечном поиске счастья и смысла жизни.

Анна Тритти — подруга Элоизы, командует хозяйством дворца.

Кьяра Маури — юная особа, спасённая из весьма затруднительной ситуации и оставшаяся во дворце. Она занимается уборкой, присматривает за аквариумами его высокопреосвященства, а также изучает дизайн в университете Сапиенца. Её родители не поддержали желание Кьяры жить самостоятельно, и с некоторых пор Лодовико Сан-Пьетро считает её своей приёмной дочерью.

Франческа Виньоле — выпускница университета и сотрудница аналитического отдела. Её туда не так давно привёл её крёстный — секретарь Элоизы брат Франциск.

Октавио Гамбино — юный и перспективный сотрудник службы безопасности. Также с недавних пор изучает юриспруденцию в университете.

Карло Каэтани — личный помощник Себастьяно Марни, водитель, сослуживец, друг. Он встречается с Джованниной, иначе — Астрид Перссон, художником-реставратором.

А ещё — несколько десятков человек, от медицинской службы до главного повара. И эта команда справляется с любыми задачами, которые то и дело возникают как будто сами собой.

Кто сказал, что в музеях скучно? Этот человек никогда не работал ни в одном музее!

* * *
Музей "Вилла Донати" вымышлен целиком и полностью, но — в каждой шутке, как говорится, есть доля шутки. Это история о людях и музейных экспонатах, и поверьте музейщику, мистики в этой работе хватает, даже если ты до мозга костей материалист.

Пролог

Vita brevis, ars longa

Посвящаю коллегам по реализации бредового проекта и всем его участникам.

А также — всем лично знакомым мне музейным экспонатам.


На окраине Флоренции, среди зелёных холмов дремлет под солнцем и видит сны старая вилла. Когда-то дворец был построен знаменитым Пьетро Донати, прозванным Сильным, и много поколений его потомков жили в этих стенах. Именно Пьетро Сильный положил начало коллекции живописи, которая после его смерти продолжала прирастать благодаря следующим владельцам виллы. К XIX веку коллекция Донати считалась одной из самых интересных в итальянских государствах, у неё была особенность: только портреты. Никаких пейзажей, натюрмортов или жанровых картин.

Сначала это были портреты хозяев виллы, их жён, детей, любовниц, иногда доверенных слуг. Картины заказывали разным маститым художникам. Позже стали приобретать и портреты других людей, не членов семьи, авторами которых были известные мастера. И к началу ХХ века вилла фактически превратилась в музей, а хозяева были его первыми хранителями и смотрителями. Разве что посетителей в том музее было немного — только те, кто удостаивался личного приглашения от кого-либо из членов семьи.

После второй мировой войны членов семьи не осталось, не осталось и дальних родственников. И тогда, согласно завещанию погибшего во время войны Донателло Донати, вилла стала собственностью государства, и в ней был устроен уже официальный музей — с залами, хранилищами, реставрационными мастерскими и служебными помещениями.

Ныне это одна из достопримечательностей города, не самая, однако, популярная. Её не осаждают толпы туристов, но в залах нередко можно встретить студентов-художников, изучающих портретную живопись, историков, пишущих о знатных тосканских семействах, и просто безумцев, ищущих вдохновения в старинных полотнах.

Приходите и вы!

(Из рекламного проспекта музея)


Вилла Донати — один из самых молодых музеев Флоренции. Образован в 1948 году на основе одной из богатейших в Европе частных коллекций портретной живописи. В экспозиции представлены разнообразные полотна — от Тициана до Винтерхальтера, по которым можно составить представление о различных особенностях европейского портрета от позднего Ренессанса до конца XIX века. Кроме того, сама вилла, построенная по чертежам Пьетро "Сильного" Донати в 1574 году, представляет собой прекрасный образец частного жилища этого времени.

Часы работы музея: с 10 до 18, выходной день понедельник.

(Из путеводителя по Флоренции)


Музеи — это особые места.

А те музеи, которые когда-то были чьими-то жилищами — тем более.

Там особый запах, особый свет, и даже шаги по паркету или мраморному полу звучат по-особому.

Кто знает, почему так?

Возможно, те, кто был тут с самого начала, кто занимал стены и простенки, на чьих глазах рождались, жили и умирали.

Предметы, ставшие музейными экспонатами, знают многое. Но много ли тех, кто умеет получить от них это сокровенное знание?

01. Музей с чертовщиной

Один из главных известных Элоизе законов жизни формулировался следующим образом: «То густо, то пусто». Ну а поскольку природа не терпит пустоты, то на свободное место тут же должно что-нибудь прийти. Приползти или натечь.

Поэтому её не удивило совсем, когда через сутки после возвращения из отпуска у тёплого моря на аналитический отдел обрушилась куча срочной работы. Эти сутки она всё же проспала, и работа уже не казалась чем-то нереальным.

Три немалых отчёта — анализ расходования средств на реставрацию, на закупку экспонатов и на музейный персонал — были в срок подготовлены и отправились на самый верх. Можно было выдохнуть. Тем более, наступали выходные.

Воскресным днём Элоиза навестила в городе Полину, узнала семейные новости — о ней, Валентине и остальных, о Линни, об Анне, обо всех Домениках, рассказала свои.

И как же хорошо было вечером прийти в «сигму», посидеть просто так и обменяться новостями! Оказывается, отец Варфоломей днём вернулся из Флоренции, куда отбыл ещё во вторник по неизвестному Элоизе поводу, а потом запросил к себе туда Лодовико и кое-какую команду поддержки. Элоиза слышала о чём-то таком краем уха, но все мысли её были о работе, поэтому подробностей она не знала. В свою очередь, отец Варфоломей не знал никаких местных новостей. Так что всем было, о чём поговорить.

Карло пришёл с Джованниной, ему удалось извлечь её из мастерской. Лодовико привёл котов, и Элоиза задумалась — кто за ними смотрел, когда он был в отъезде? Снова Кьяра? Которая зашла, робко всем улыбнулась и хотела забиться в угол, но была изловлена Лодовико и усажена за стол — как подобает. Анна не привела никого. Варфоломей привёл разве что свою особу. А они с Себастьеном просто пришли — хоть и с разных сторон.

Один кот облюбовал колени Варфоломея, второй забрался к Элоизе. После этого уже можно было только просить передать то или это — габариты котов не предполагали особой подвижности их носителей.

Случившиеся за несколько дней во дворце события и происшествия были настолько незначительными, что их обсуждение не заняло много времени. Всё, как обычно — люди, жизнь, работа.

— А теперь, дети мои, слушайте повесть о наших похождениях, — Варфоломей протянул Карло бокал, тот плеснул коньяку. — Хотя какая уж там повесть — скоро будет роман. Детективный. Себастьяно, ты бывал на Вилле Донати?

— Доводилось пару раз, — кивнул Себастьен, — мы их консультировали года три назад, они полностью меняли систему видеонаблюдения и ещё что-то из этой же темы.

— Ты помнишь Роберто Казолари?

— Их главного хранителя? Ещё бы, впечатляющая персона. Но он уже тогда был если и не дряхл, то изрядно стар. И ведь он умер, так?

— Да, уже год с лишним тому. И с тех пор там, как говорят, неладно.

— В каком смысле неладно?

— Да во всех. Конкретно — их новый хранитель пропал бесследно, это не сразу сообразили, и с тех пор несколько в растерянности. Плюс там есть вопросы подлинности некоторых экспонатов.

— Господа, вы все, я вижу, в теме, а я не слишком, — покачала головой Элоиза. — Расскажите с начала. Я правильно понимаю, что речь о флорентийском музее?

— Да, Элоиза, правильно, — кивнул Варфоломей. — Вы там бывали?

— Честно признаться, нет, — покачала она головой. — Но слышала, что это стоит сделать. Вроде бы там неплохая коллекция портретной живописи, тесно связанная с историей семьи и города.

— Угу, была, — хмыкнул Лодовико. — А может, и всё нормально. Нужно выяснять.

— При господине Казолари-то всё было в порядке, — вздохнул Варфоломей. — Но такого специалиста сейчас пойди найди. Это, Элоиза, был профессионал высочайшего класса. Он попал в музей чуть ли не случайно, где-то сразу после войны, и чуть ли не студентом. Вы знаете историю виллы?

— Нет, — покачала она головой. — Рассказывайте.

— Всю историю Донати во Флоренции я вам бы очень долго рассказывал, — усмехнулся Варфоломей. — А если кратко — виллу построил в конце шестнадцатого века Пьетро Донати, приблудный венецианец на службе Великого Герцога Тосканского, внук дожа. И вот он-то как раз и начал коллекционировать портреты близких людей и предметы искусства. Изображения жены, детей, любовниц, милые безделушки вроде кубков работы Бенвенуто Челлини — была там тёмная история об этих кубках и тосканском герцоге. Потомки поддержали, и к началу прошлого века коллекция была очень даже впечатляющая. А потом остался единственный наследник, и он с одной стороны очень даже молодец, потому как спас коллекцию от расхищения в смутные военные годы, но с другой стороны — не очень, потому что сподобился погибнуть в бою и предстать перед высшим судом аккурат в сорок пятом году весной. Он, конечно, уходя в армию, успел подсуетиться и завещать коллекцию государству с целью устройства музея, но я считаю, что за такими коллекциями должны смотреть лично заинтересованные в них люди.

Впрочем, коллекции повезло, что в музее случился тот самый Роберто Казолари. Он узнал про картины и прочие предметы всё, что только было можно, и я, честно сказать, не знаю, где он вычитал три четверти того, что знал. В любом случае, общаться с ним по теме было редкое удовольствие. Он знал и особенности написания каждого портрета, и детали биографии — и художников, и их моделей, и про семейную историю Донати мог рассказывать часами. Болтали, что он приходил утром на работу — и шёл с ними всеми здороваться, а вечером перед уходом — шёл и прощался. На момент смерти ему было лет девяносто пять, не меньше. Я рад, что был знаком с ним, и что мы общались. И очень жалею, что его больше нет, потому что после него воцарился хаос.

— Постойте. Вы говорите — главный хранитель пропал, — принялась выяснять детали Элоиза.

— Именно так. После смерти господина Казолари был объявлен конкурс — на замещение должности. Человек двадцать подавали документы, как мне рассказали. Сочли наилучшей и приняли некую англичанку, госпожу Райт, даму молодую, компетентную и амбициозную, её предыдущее место работы было в музее истории искусств в Вене. Она проработала несколько месяцев — с весны до осени — и исчезла. Просто как-то в понедельник не пришла на работу, и никого ни о чём не предупредила — ни коллег, ни родню, ни квартирного хозяина. Поначалу её искали достаточно тщательно, но не нашли, и сейчас она, конечно, числится в розыске, но местная полиция уже отчаялась. Там предполагают, что её где-то по тихой лишили жизни, а что от неё осталось — припрятали, и теперь уже нет возможности выяснить, что случилось. Или же сама хорошо спряталась. В общем, есть куча материалов по этому вопросу, нам готовы их, так сказать, дать почитать.

— И что, пришлось новый конкурс объявлять? — поинтересовалась Анна.

— Именно, — кивнул Варфоломей. — С месяц подождали, а потом и объявили. Сейчас там снова молодой и амбициозный, Патрицио Маркони. Чуть за тридцать, местный, успел поработать в Уффици и паре галерей поменьше, но не задирается, как пропавшая госпожа Райт, а смотрит без наглости и говорит вежливо. В общем, с чего меня-то позвали. Есть у них в коллекции портрет, дама из многочисленных Донати. Середина восемнадцатого века, автор — Розальба Каррьера. Портрета было два, потому что даму угораздило выйти замуж за английского офицера и укатить, соответственно, в Англию. Один остался дома, второй она забрала с собой. И уважаемый господин Маркони вдруг находит в дальнем ящике стола, в своём кабинете, среди оставшихся от предшественников бумаг, записку, в которой недвусмысленно сказано — проверить на подлинность портрет Джиневры Донати, нужна серьёзная экспертиза, есть большие сомнения в его достоверности. Написано, не поверите, красными чернилами, и не похоже ни на почерк Казолари, ни на руку его сгинувшей преемницы.

Случилось так, что десяток лет назад я уже у них работал — недолго, собирал материал для статьи. И с той картиной как раз работал тоже. Мы знакомы, в общем. Потому они и позвали меня снова посмотреть.

— И что? — тихо спросила Кьяра, она слушала, не дыша, как сказку.

— А то, дитя моё, что картина определённо не та. Это я им сразу сказал, при беглом осмотре. Не очень умелая современная копия. И техника, и краски, и сам холст — в общем, нехорошая подделка. Не говоря уже о направлении мазков и кракелюрах, которые даже на первый взгляд не совпадали с теми детальными фотографиями оригинала, которые хранятся у них же. Если бы полотно не выставлялось под стеклом — заметили бы раньше, и сами, даже и меня звать не пришлось бы. Я им заключение-то своё сообщил, и они сначала день в себя приходили, а потом забегали. И рассказали о пропавшем хранителе. Что, наверное, это она сбежала вместе с картиной, и теперь не найти ни её, ни картины. Про розыски я им, конечно, ничего полезного не сказал, но думаю, что в этой истории стоит покопаться. И да, Джованнина, с нас хотят экспертизу порядка двадцати полотен. Так сказать, основы их коллекции. Не знаю пока, как поступим — мы туда поедем, или к нам сюда привезут. Что окажется проще.

— Ничего себе, — восхитился Себастьен. — Очаровательно. Лодовико, ты знакомился с документами про этого пропавшего хранителя?

— Немного. Там отдельная странная история. И если искать концы, то нужно ехать и вести долгие разговоры с теми сотрудниками, которые работают давно и могли что-то знать, замечать или помнить.

— Они готовы официально обратиться к нам?

— Уже практически да. Заключение нашего учёного друга повергло их в неконтролируемую истерику, как только придут в себя — так и обратятся.

— Я прямо уже хочу посмотреть на этот музей, — сказала Элоиза.

— Почему бы не посмотреть? — подмигнул Варфоломей. — Коллекция хорошая, семейную историю я вам могу рассказать. Долго, конечно, но местами любопытно.

— Я люблю долгие любопытные истории, — улыбнулась она.

— Кстати да, иногда в тех историях отчетливо проглядывает что-то потустороннее, вам должно понравиться, — кивнул священник.

— Отчётливая чертовщина, — подтвердил Лодовико.

— И эта чертовщина видна прямо невооружённым глазом? — удивилась Элоиза.

— Знаешь, я не приглядывался, но смотрители, особенно те, что постарше годами, очень выразительно крестятся, глядя в некоторые углы и на некоторые экспонаты. А такое не на пустом месте растёт, сама понимаешь.

— Тогда хорошо бы сравнить. Запустить туда человека с незамутнённым глазом, а потом уже меня.

— Угу, и незамутнённым сознанием, — хмыкнул Лодовико.

— А что? Неплохая идея, — откликнулся Варфоломей. — Вот сидит с нами юная барышня, которая что-то там изучает в университете по истории искусства, по крайней мере, она регулярно задаёт мне разные вопросы из этой области. Заслать её, пусть поглядит, а потом поделится с нами впечатлениями.

— Я? — затрепетала Кьяра. — А я смогу?

— В музей сходить любой дурак сможет, не только ты. И кстати, о незамутнённом сознании. Перспективной в этом плане молодёжи у нас тут, извините, пруд пруди. В каждом коридоре по экземпляру. Взять каких-нибудь, которые не так нужны вам в повседневности, как прочие, и заслать во Флоренцию, пусть тоже посмотрят. Заодно и в музей сходят, может быть и не в один — для сравнения и для общего развития. Есть у вас такие? — Варфоломей грозно оглядел Себастьена и Лодовико.

— Да наверное есть, — согласился Лодовико.

— Что же, отче, ты так плохо думаешь о моей молодёжи? Они тут, можно сказать, с младых ногтей впитывают уважение к искусству, а ты говоришь — незамутнённое сознание, — улыбнулся Себастьен.

— Да им наше здешнее искусство вместо мебели, не веришь? Картину от телевизора не сразу отличат, да и то сочтут, что телевизор полезнее, — усмехнулся Варфоломей. — Нужно найти пару-тройку в целом приличных, но в теме не разбирающихся. Будут такие?


— Будут, — кивнул Лодовико.

— Вот и славно, и на следующей неделе уже пусть отправляются. А там, глядишь, и госпожу Элоизу привлечём к поискам потустороннего.

— Ну вот, как Элоиза, так сразу потустороннее, — усмехнулся Себастьен. — А как я, так найди ему незамутнённых!

— Судьба такая, сын мой, — важно кивнул Варфоломей. — Тебе — разбираться в истории с исчезновением уважаемой дамы, а Элоизе — в более тонких материях. И никто не в обиде.

— Мы можем разузнать о чертовщине вместе, — серьезно сказала Элоиза. ...

Скачать полную версию книги