Ради любви и чести (ЛП) [Джоди Хедланд] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Оригинальное название: Jody Hedlund «For Love and Honor»

Русское название: Джоди Хедланд «Ради любви и чести»

Книга 3 в серии «Благородные рыцари»

Оформитель: Елена Корнилова

Редактор: Лабутина Алена

Переводчик: Юлия Денисова

Год перевода: 2021

Переведено для группы: https://vk.com/blandvk

Любое копирование без ссылки на группу и переводчиков

ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Книги Джоди Хедланд из серии «Благородные рыцари»

Обет: новелла (приквел к книге «Трудный выбор») Трудный выбор

Бесстрашная жертва


Ради любви и чести

Леди Сабина постоянно скрывает пятно кожи на своей руке, и если его

обнаружат, то это приведет к тому, что ее заклеймят как ведьму, ее жизнь

будет подвержена опасности и шанс на удачный брак будет крайне

ничтожным. В конце концов, какой аристократ захочет жениться на такой

испорченной девушке?

Сэр Беннет возвращается домой, чтобы защитить свою семью от

неминуемого нападения соседних лордов, которые хотят вернуть свои долги.

Не имея ни состояния, ни средств, чтобы заплатить за эти долги, сэр Беннет

понимает, что его единственный выход – это жениться на богатой

аристократке. Как человек чести, он просто ненавидит саму мысль о том, чтобы ухаживать за девушкой из-за ее денег, но сейчас, когда время его

семьи истекает, разве у него есть другой выбор?

Когда Леди Сабина и Сэр Беннет оказываются вместе в опасных

условиях, смогут ли они оба научиться доверять друг другу настолько, чтобы

поделиться своими самыми сокровенными тайнами? Или эти тайны, в

конечном счете, приведут к их гибели?

Оглавление

Глава 1 ................................................................................................................................ 6

Глава 2 .............................................................................................................................. 14

Глава 3 .............................................................................................................................. 26

Глава 4 .............................................................................................................................. 34

Глава 5 .............................................................................................................................. 48

Глава 6 .............................................................................................................................. 57

Глава 7 .............................................................................................................................. 67

Глава 8 .............................................................................................................................. 80

Глава 9 .............................................................................................................................. 91

Глава 10 .......................................................................................................................... 102

Глава 11 .......................................................................................................................... 112

Глава 12 .......................................................................................................................... 118

Глава 13 .......................................................................................................................... 124

Глава 14 .......................................................................................................................... 133

Глава 15 .......................................................................................................................... 144

Глава 16 .......................................................................................................................... 152

Глава 17 .......................................................................................................................... 161

Глава 18 .......................................................................................................................... 168

Глава 19 .......................................................................................................................... 177

Глава 20 .......................................................................................................................... 187

Глава 21 .......................................................................................................................... 196

Глава 22 .......................................................................................................................... 204

Глава 23 .......................................................................................................................... 216


Глава 1


Замок Мейдстоун, Хэмптон.

Апрель 1391 г. от Рождества Христова.

– У тебя есть месяц, чтобы рассчитаться с долгом, – заявил капитан

Фокс жестким как броня голосом. – Или мы атакуем Мейдстоун и попробуй

нам противостоять.

Мой позвоночник напрягся, и я подался вперед:

– Твой господин не может требовать от меня денег через месяц. Мне

нужно минимум два.

– У тебя есть один, – Фокс понизил голос, угрожающе рыча и обнажая

зубы слишком острые для человека.

Мои пальцы рефлекторно сжали гладкую потертую рукоять меча, которым я редко пользовался последнее время, особенно у себя дома. В ответ

на это движение, рука Фокса в перчатке двинулась к своему мечу. Он стоял

без шлема и было видно, как его лицо, освещенное слабым солнечным

светом, проникающим из двух окон комнаты, потемнело. На его лице не

просто залегла тень недовольства, она стала решительно враждебной.

– Лорд Питт уже ждал шесть месяцев.

Взгляд Фокса упал на серебряные подсвечники на каминной полке. Я

стоял возле матери, которая неподвижно сидела в кресле возле камина, но

жар полыхающего огня не ощущался мной. Она молчала все время с тех пор, как привратник привел капитана Фокса. Ее грацию и изысканную манеру

держаться я вспоминал на протяжении последних лет. Но, казавшейся

спокойной сейчас, я заметил дрожание ее пальцев, вцепившихся в тяжелое

полотно юбки, а искусная работа с вышивкой лежала брошенной в корзине

для шитья позади ее кресла. Я вспомнил, как она умоляла меня вернуться в

Мейдстоун из Ривешира как можно скорее. Теперь я понимаю почему…

– Скажешь своему хозяину, – начал я снова, – что все долги моего

брата будут оплачены сполна.

Меня так и подмывало подкрасться к закрытой двери спальни моего

брата. Я ничего так не хотел сейчас, как вытащить его из постели, надавать

тумаков и привести в чувство.

Но как обычно, кто-то из нас двоих должен был оставаться

рассудительным и хладнокровным, а так как мой брат поставил под угрозу

всю семью я взял ответственность на себя.

– Мы заплатим долги. Но мы… я… нам нужно два месяца.

Фокс перевел взгляд на витиеватое золотое с серебром украшение, стоящее на пьедестале, на каминной полке рядом с подсвечниками. Это была

последняя моя находка, которую я обнаружил в заброшенном монастыре

месяц назад. В том, как он рассматривал украшение, было слишком много

расчетливости. Как будто он уже подсчитывал прибыль, которую получит

его хозяин, если отберет у нас замок Мейдстоун. Скорее всего, он

размышлял, как набить собственные карманы и продвинуться по службе.

– Это все, капитан. – Сказал я, указав на дверь. – Передайте это своему

хозяину. Вы свободны.

По скрежету металла я догадался о его намерениях. И прежде чем он

успел на половину достать свой меч, кончик моего мяча уже был приставлен

к незащищенному месту в броне у шеи. Его глаза раскрылись от

неожиданности, но тут же удивление сменилось на гнев.

– Возможно, вы не поняли меня. – Выдавил я. – Ваше время визита в

Мейдстоуне закончилось.

Фокс не двинулся. Даже не шелохнулся. В его глазах стоял вызов, что

мне очень не понравилось. Я не смогу унаследовать титул барона Виндзора

как мой брат, но я был все-таки рыцарем и занимал гораздо более высокое

положение, чем капитан гвардии. И, конечно, он понимал это и знал, что я

был не простым рыцарем. Меня посвятил в рыцари сам герцог Ривеншир,

брат короля. Я учился у герцога и состязался с самыми умелыми рыцарями

королевства. И при этом был одним из лучших.

Наконец, губы Фокса натянулись в плотно сжатую улыбку, по которой

я понял, что он знает свое место, но возмущен и заслуживает большего, и

сделает все возможное, чтобы продвинуться по службе, чего бы это ему ни

стоило.

– Я буду ждать с нетерпением своего возвращения, сэр Беннет. – Он с

насмешкой произнес слово «сэр», так как не считал меня достойным такого

обращения. – И когда я вернусь, я буду счастлив, выпроводить вас мечом

отсюда.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и зашагал к двери, сопровождаемый эхом собственных шагов. Как только он вышел, я громко

выдохнул и вложил меч в ножны. Мне и раньше приходилось сталкиваться с

такими людьми как капитан Фокс – людьми, которые презирали дворян, но

служили им, когда это было выгодно. Никаких сомнений, что лорд Питт

пообещал ему часть добычи, которая будет захвачена в замке Мейдстоун.

– Ты думаешь, лорд Питт даст тебе два месяца? – Мать встала с кресла.

У нее были светлые волосы и белоснежная кожа, и она до сих пор

оставалась такой же прекрасной, как и на портрете, где художник запечатлел

ее с отцом сразу после свадьбы. Несмотря на то, что она вырастила двух

сыновей, потеряла мужа, а последние события добавили ей переживания, в

волосах не было седых волос, а лицо оставалось гладким.

Она скользнула ближе к камину и протянула трясущиеся руки над

пламенем. Только вздувшиеся вены, которые стали более выразительными на

ее руках говорили о ее возрасте. И еще она стала более беспокойной, хотя, в

сложившейся ситуации, это не удивительно.

– Сегодня утром я напишу письмо лорду Питту и заверю его, что мы

возместим ему каждый пенни.

– Мы должны не только лорду Питту. – Сказала мать, потирая руки и

снова протягивая их к огню. – Мы в долгу перед многими соседними

лордами.

Открытые бухгалтерские книги на столе передо мной говорили мне о

многом. Я просидел над ними несколько часов, но почти ничего не сделал с

тех пор как вернулся домой два дня назад. Я запустил пальцы в волосы, провел рукой по щетине на щеках и подбородке. Я себя еле сдерживал, чтобы

не ворваться в комнату брата и не избить его, как он того заслуживал! И не

имело значение, что он страдал весь этот год. Это не могло быть

оправданием, чтобы безнаказанно тратить фамильное имущество.

– Олдрик – дурак! – Не смог сдержать я разочарования.

Голова и плечи матери поникли:

– Если бы я только могла ему помочь…

– Не вини себя.

Она всегда была мягкой и снисходительной к нам, а за дисциплину

отвечал отец. Но я не винил ее. Только Олдрик во всем виноват. Я сдержал

желание избить его и отогнал мысли о том, что он причинил столько

беспокойства матери. Подошел к ней и нежно положил руку ей на плечо. Она

подняла на меня широко раскрытые голубые глаза. Я был похож на нее

только глазами. Остальное: темные волосы, смуглая кожа, высокий рост, широкие плечи мне достались от отца, потомка скандинавов, длинной

родословной которых он так гордился.

Мать грустно улыбнулась и сжала в ответ мою руку:

– Мне жаль, что тебе пришлось вернуться при таких ужасных

обстоятельствах.

Я вспомнил об ужинах, которые устраивала той зимой герцогиня

Ривеншир в честь возвращения мужа: безмятежность, игры и смех, стайки

леди, толпившихся вокруг меня. Думаю, герцог поощрял такие собрания, надеясь, что я найду себе подходящую жену. Мои два друга – сэр Деррик и

сэр Коллин, женились не так давно после нашего возвращения. Но пока еще,

несмотря на огромное количество благородных леди в Ривеншире, никто не

привлек мое внимание. В сравнении со справедливой и доброй леди Розмари

– женщиной, за которую я честно сражался год назад, любая была бы в

проигрыше. Боюсь, я никогда не встречу девушку подобную ей. Но я

надеялся, что найду девушку, которая будет мне близка по духу. Если мой

отец смог очаровать такую женщину как мать, то и я смогу найти такую же

спокойную, элегантную и красивую.

– Я рад, что ты позвала меня. – Уверил я мать. – И я сделаю все, чтобы

помочь вам.

– У тебя уже есть какие-то мысли?

– Что вы уже предпринимали?

Жар от огня окутал меня, вытесняя холод, который стоял в дальней

части комнаты. Апрель принес с собой весеннее тепло, но толстые каменные

стены замка еще не оттаяли.

– Я перепробовала все. – Она устало вздохнула, ее плечи снова

опустились. – Петиции, дополнительные займы, более высокие налоги. Я

даже подумывала о том, чтобы разделить землю между соседями.

– Нет. – Я покачал головой. – Без земли и доходов, которые она

приносит, мы потеряем Мейдстоун.

– Это реальная опасность, – прошептала она.

– Я этого не допущу.

Я снова запустил пальцы в волосы, теряясь в догадках, как нам

выплатить огромные долги, которые мой брат накопил за последние месяцы, играя в азартные игры. Я провел много часов на коленях в часовне, умоляя

Бога дать мне ответ. Но сейчас он казался молчаливым и невероятно

далеким.

Мать теребила висящую жемчужину на поясе платья:

– У меня осталось только два способа спасти Мейдстоун.

Я выжидающе посмотрел на нее.

– Но я не очень хочу говорить об этом, – продолжала она. – А других

вариантов у меня нет.

Что-то в ее голосе заставило меня занервничать. У меня возникло

подозрение, что мне не понравятся ее предложения. И когда она подняла на

меня извиняющиеся глаза, подозрение перешло в уверенность.

– Мы могли бы продать картины и реликвии, – сказала она, бросив

взгляд на новый медальон, который я привез домой недавно.

– Нет. – Протест пронзил меня так же остро, как острие кинжала. – Ни

в коем случае.

Многие из этих реликвий хранились в семье на протяжении

десятилетий. Они были бесценны не только по стоимости, но и в

историческом плане, это были произведения искусства и красоты. Наша

семья стала их спасителем и хранителем. Сохранить их – наш священный

долг перед будущими поколениями.

– Я знаю нескольких семей, которые могут быть заинтересованы в них.

– Я даже думать об этом не буду.

Никто другой не смог бы осознать их истинную ценность. Я скорее

потеряю Мейдстоун, но сохраню фамильные ценности, так как никто не

сможет оценить их по достоинству. После всей тяжелой работы, которую

проделали мои предки, чтобы защитить их, я не мог отказаться от них.

– Никакая компенсация за них не сможет оправдать сделку.

Мама вздохнула, словно предвидя мой ответ.

– Какой второй способ? – Спросил я, готовясь к чему-то столь же

ужасному.

– Договор, – начала она, затем снова потянулась к жемчужине на своем

платье.

– Что за договор?

– Брачный. С богатой молодой аристократкой. – Я начал было качать

головой, но она торопливо продолжила. – Большое приданое сможет покрыть

долги.

– Я никогда не женюсь на женщине из-за денег. – Я с отвращением

выплюнул эти слова. – Только по любви.

– Люди женятся по самым разным причинам, и не последнее место

занимает финансовая сторона вопроса.

– Я не стану использовать женщину таким образом.

– Не «использовать». Такой союз был бы взаимовыгодным.

– А что я предложу невесте, особенно сейчас, когда моя семья

находится на грани нищеты и ей грозит война с разъяренными соседями?

Как младший сын, я вообще мало что мог дать женщине. Но сейчас…

У меня осталось еще меньше.

– У тебя имя Виндзоров, кроме того, сам брат короля посвятил тебя в

рыцари. – Ее голос стал более страстным. – Не говоря уже о том, что ты

унаследовал отцовское обаяние, красивую внешность и отвагу.

Я отрицательно покачал головой. Какую женщину заботят такие вещи?

– Если приданое спасет нас, то пусть Олдрик женится из-за денег – это

ведь он поставил нас в такое положение.

Слова замерли на губах матери, и подбородок опустился. Она

отвернулась от огня и направилась к креслу, с которого встала, и грациозно

опустилась и расправила платье вокруг ног. Хотя внешне мать казалась

спокойной, по осанке было заметно, что она расстроена и подавлена.

Я и без слов прекрасно понимал, какие мысли вертелись у нее в голове.

Боль Олдрика была слишком сильной. Он скорее умрет, чем жениться еще

раз. Возможно, именно это он и делал – медленно убивал себя, чтобы не

смотреть в лицо своей опустошенной жизни. Если кто-то из нас и сможет

жениться, чтобы спасти Мейдстоун, то это только я. Я тот, кто должен

откинуть собственные потребности, желания и мечты, чтобы помочь своей

семье. Олдрик больше не был способен на это, если вообще был когда-то

способен.

Я долго смотрел на дверь, отделяющую меня от брата. Несмотря на его

глупости, я любил его. Я молился, чтобы Бог помог ему вылечить

израненную душу. И я любил свою мать. Я не хотел, чтобы она погибла. Я не

хотел, чтобы она страдала. Но это случится, если лорд Питт выполнит свою

угрозу и нападет на Мейдстоун через месяц или два.

Но как я мог жениться на женщине только ради ее приданого? Мать

была права: браки часто заключаются без любви, но я не мог отделаться от

чувства, что обесчестил бы женщину, женившись ради ее денег. Смогу ли я

смириться с самим собой, зная, что обесчестил свою жену? А как смириться с

собой, если я не женюсь ради так необходимых денег? Я один мог спасти имя

Виндзоров, поместье и земли, которые основали мой отец и наши предки. Я

один мог защитить мать и брата. Я один был способен защитить честь моего

отца.

– Значит другого выхода нет? – Наконец, хриплым шепотом спросил я.

– Кроме брака.

– Это единственный выход, – сказала мама, и в ее голосе прозвучала

решительность.

Я проглотил все дальнейшие возражения.

– Тогда пусть будет так.


Глава 2


Месяц спустя


– Для чего мне мужчина, управляющий моей жизнью? – заявила я, отворачиваясь от окна и переводя взгляд на бабушку, сидевшую напротив

меня. – Зачем мне нужен человек, который будет указывать мне, что делать?

Ты и сама прекрасно справляешься с этим.

– Да, справляюсь, – согласилась бабушка, слегка поджав губы, такие

морщинистые, что складывалось впечатление, будто она все время

потягивает уксус.

Длительная поездка в экипаже по едва заметным дорогам в последний

час стала просто невыносимой. Грязь, бурелом и колеи стали более

ощутимыми в лесу. Майское солнце не могло пробиться сквозь густую

крону, и теперь мы расплачивались за это.

Поскольку обе наши горничные сидели рядом с нами, места, чтобы

вытянуть ноги практически не было. Сказать, что мы чувствовали себя

стесненно и неудобно, значит, ничего не сказать. Карета, затянутая в

роскошные толстые гобелены, с раскиданными мягкими подушками, была

запряжена пятью прекрасными чистокровными лошадьми. Многие знатные

дамы позавидовали бы такому экипажу. Во время всего нашего путешествия

я чувствовала себя в безопасности и уюте, но, все же, вытянув шею из окна, неудержимо желала пересесть верхом на свою лошадь.

– Хотя я считаю себя экспертом в управлении собственной жизни, –

едко заметила бабушка, – но мне давно пора обучить кого-то как держать

тебя в узде, и предпочтительно твоего мужа.

– Давно пора? Да, пожалуй, семнадцать лет – это уже слишком много.

На самом деле, я уже думала о том, чтобы в следующем месяце к моему

восемнадцатилетию, попросить вас заказать для меня трость, ручка которой

будет инкрустирована драгоценными камнями. Мне бы очень хотелось, чтобы на нем был такой же узор, как на кресте Святой Женевьевы.

Бабушка даже не улыбнулась. Она опустила голову и пристально

посмотрела на меня своими острыми, немного слезящимися глазами.

– Ну, хорошо. Не думай о трости. – Сказала я с глубоким вздохом. –

Носилки, в которых слуги будут носить меня повсюду, подойдут даже лучше.

Губы моей бабушки сжались еще сильнее, если это вообще было

возможно, превратив ее рот в сморщенный чернослив. Она молчала, и

тишина повисла между нами. От этого я почувствовала себя как истерзанный

человек на дыбе, и у меня не осталось другого выхода, кроме как сдаться.

Она желала поговорить о моем будущем, о мужьях, о браке и прочей ерунде, и мне пришлось ее успокоить, иначе она приставала бы ко мне до тех пор, пока я не потеряю сознание от изнеможения.

– Так ли уж необходимо перекладывать ответственность за мою жизнь

на какого-то бедолагу? Он же даже не будет иметь ни малейшего

представления, как унять мою навязчивую потребность в хлебе с сыром

посреди ночи. Думаю, мужчине слишком трудно будет понять, что мне

действительно необходимы эти два кусочка хлеба с маслом. Разве не так?

Сидевшая рядом моя горничная Лилиан хихикнула. На этот раз

бабушка слегка кашлянула и прикрыла рот рукой, пытаясь скрыть улыбку, но

я ее заметила. Она слишком хорошо знала, что малейшее проявление

слабости с ее стороны только подталкивает меня на дальнейшие шутки. И

конечно, так и получилось.

– Кроме того, как ты сможешь научить мужчину смириться с моей

отвратительной привычкой распевать латинские глаголы всякий раз, когда на

меня давят? Какой человек смог бы это вынести? Бесконечная песня: амо, амас, амат…

– Сабина. – На этот раз голос бабушки прозвучал мягко, и угрюмые

морщинки вокруг рта смягчились. – Я не прошу невозможного. Я прошу тебя

обдумать варианты.

В маленькой серебряной клетке, зажатой между мной и Лилиан, Стефан издал несколько трелей, словно призывая меня послушать бабушку.

Я хмуро посмотрела на маленькую желтую певчую птичку:

– И ты туда же, дорогой Стефан. Мне не нравится, что все против меня.

Взгромоздившись на колышек, торчащий из ярко раскрашенного

домика в клетке, Стефан склонил голову набок, пристально осматривая меня

маленькими черными глазками.

Я откинулась на спинку сиденья. Бабушка хотела несбыточного, и мы

обе это знали. Ни в одном королевстве не нашлось бы мужчины, который

захотел бы жениться на мне. У меня был не такой уж богатый опыт общения

с молодыми холостяками, поскольку я была весьма искусна в срыве

бабушкиных планов свести меня с кем-то. Как бы то ни было, я не

испытывала особого желания проверять свою неопытность.

Те немногие мужчины, с которыми я встречалась, высоко ценили

женскую внешность. А будучи обладательницей тусклых, безжизненных

каштановых волос, невыразительных коричнево-зеленых, как болото глаз, и

россыпью веснушек на худом лице, я не считалась особенно хорошенькой. К

тому же мой рост был несколько высоковат для девушки, фигура неуклюжей, лишенная всех привлекательных изгибов, которыми могли похвастаться

другие девушки моего возраста.

Но дело было не только в моей внешности. Если уж на то пошло, я

могла бы выбрать какого-нибудь столь же неприятного на вид дворянина, скорее всего, невысокого и приземистого, с бородавкой на носу. В этом

случае мы могли бы счастливо иметь некрасивых или с обычной внешностью

детей.

Нет, проблема была не только в моей невзрачной внешности. Если бы

все было так просто!

Я подняла вверх кончики пальцев правой руки в перчатке.

Карета споткнулась на колее, и я подпрыгнула так высоко, что чуть не

ударилась головой о низкую крышу. Я схватила клетку Стефана, чтобы она

не упала на пол. Сквозь суматоху я чувствовала на себе взгляд бабушки, все

еще ожидающей моего ответа. Она сидела спокойно и царственно, как

всегда.

С тех пор как три года назад умер мой отец, бабушка стала моим

опекуном и поставила перед собой задачу сделать из меня настоящую леди.

Я признавала, что была необычным ребенком. Выросшая без наставлений

матери, с отцом, которому дочь только мешала, я делала все, что мне

заблагорассудится. Но бабушка приложила все усилия, чтобы превратить

кусок глины в нечто. Надо отдать ей должное, она усердно трудилась. Но я

была не очень сговорчива. Мне нравилось быть эксцентричной. Какой смысл

вести себя как другие молодые леди моего возраста, если я никогда не буду

такой, как они, независимо от всех стараний бабушки.

Но даже отсутствие моего рвения не остановило бабушку. Теперь, когда я достигла брачного возраста, она не будет считать свою работу

законченной, пока я не выйду замуж. Тем не менее, она не хуже меня знала, что, несмотря на мое состояние, земли и титул, заставить какого-либо

мужчину жениться на мне будет трудно, как только он узнает о моем

недостатке.

– Я уверена, что смогу найти для тебя идеальную пару, – уверенно

произнесла бабушка. – Мне просто нужно, чтобы ты вела себя наилучшим

образом и помогала мне.

– Эта поездка чисто деловая, – напомнила я ей. – Как бы ни было

соблазнительно твое сватовство, ты обещала, что не станешь навязывать

меня всем аристократам, с которыми мы познакомимся.

– Эта поездка может послужить более чем для одной цели.

– Не для меня.

– Не упрямься, Сабина.

– Я не хочу знакомиться с мужчинами.

Бабушка испустила нетерпеливый вздох:

– В этом мире есть мужчины, которых больше интересует характер

женщины, чем ее внешность.

Я фыркнула.

– Как ты узнаешь, если не дашь им шанс?

– Я вполне довольна жизнью без мужчины. – Это был обычный

аргумент, который я приводила в последние месяцы каждый раз, когда

разговор заходил о браке. – На самом деле мы со Стефаном решили, что

останемся холостяками до конца наших дней и будем получать удовольствие

от книг, искусства и долгого, неторопливого принятия ванн со сливовым

пудингом. – Я просунула один палец в клетку и осторожно потрепала

Стефана по голове с черной шапочкой. – Разве это не так, дорогой Стефан?

Внезапно карета резко остановилась, и я рухнула на бабушку.

Горничная налетела на дверь, а клетка Стефана с грохотом упала на пол.

Певчая птица беспокойно чирикала, а я пыталась освободить подол платья, зацепившийся за носы туфель.

Дверца кареты распахнулась, и яркий свет залил нас.

– А, вот и мы, – раздался хриплый голос человека, одетого в плащ с

низко надвинутым капюшоном, скрывающим лицо.

Руки в толстых кожаных перчатках обхватили меня за талию и

вытащили из экипажа. Естественно, я пиналась и царапалась, чтобы

освободиться, но хватка грабителя не ослабла.

– Немедленно отпустите меня. – Резким голосом бабушки можно было

отрезать конечности, если бы это было возможно.

Я стояла на грязной дороге у экипажа рядом с бабушкой и двумя

горничными позади нас. Бабушка пыхтела и фыркала, поправляя и отряхивая

свой плащ и дорожное платье. Вокруг кареты расположились четверо

бандитов в серых плащах с глубоко надвинутыми на лица капюшонами.

Один из них встал рядом со мной и бабушкой. Двое других направили мечи

на моего кучера и охранника.

Еще один разбойник окинул взглядом уединенный лес, словно желая

убедиться, что мы действительно одни, и спрыгнул с лошади. Он с важным

видом направился к открытой дверце кареты:

– Что у вас, милые дамы, есть для нас сегодня?

– У нас, прекрасных дам, нет для вас ничего, кроме нашей

глубочайшей благодарности за то, что вы дали нам возможность отдохнуть

от утомительной поездки.

Услышав мой бойкий ответ, бабушка поджала губы. Испуг, стоящий в

ее глазах, велел мне держать язык за зубами – никто не мог знать, что эти

преступные души задумали. Чем меньше мы будем злить их, тем лучше. Но, я не смогла удержаться от еще одного словесного выпада:

– Может быть, вы окажете нам честь и заберете наш экипаж, а взамен

предоставите ваших лошадей?

Бандит, стоявший у дверцы кареты, не принял моего предложения, а

стал рыться внутри, и, наконец, отступил с деревянным резным сундучком в

руках. Он потряс его и, услышав звон, улыбнулся своим спутникам. В его

улыбке было что-то опасное, почти дикое.

– Вот за этим мы и пришли, ребята.

Некоторое время он возился с замком, а потом сердито посмотрел на

меня:

– Где ключ?

Бабушка резким движением – верным признаком ее недовольства, потянулась к ридикюлю, висевшему на ленте у нее на запястье. Однако она

ослабила шнурок и достала ключ.

Конечно, я не смогла радоваться тому, что бандитам досталось

серебро, но и не слишком волновалась. Сундучок был всего лишь

отвлекающим маневром. Все серебро было спрятано в потайном отделении

под дном экипажа, ожидая нашего прибытия в Мейдстоун. Потеря одного

кошелька не сильно повредит моей покупательской способности. А я

абсолютно точно намеревалась что-то купить. Я много лет мечтала увидеть

коллекцию Мейдстоуна, но каждый раз, даже при намеке на покупку, Виндзоры были категорически против. Но, кажется, что-то изменилось. Судя

по слухам, которые я собирала, в семье наступили трудные времена. Когда

бабушка сообщила мне об их приглашении, я была более чем взволнована и

обрадована. Хотя я никогда не видела ни одно из этих сокровищ, я много

слышала о них, и мысль о том, что я смогу увидеть их, и, надеюсь, приобрести что-то, взволновала меня больше, чем ребенка в сочельник.

– Я настаиваю, чтобы вы оставили нам несколько серебряных монет, –

сказала я, когда бандит взял у бабушки ключ. Я решила, что нужно как-то

протестовать, иначе он может что-нибудь заподозрить. – Даже половины

этих монет будет достаточно для осуществления ваших планов на

сегодняшний вечер, а может даже и для той долгожданной поездки на

побережье, которую вы так хотели совершить.

Он хохотнул и вставил ключ в замок:

– Если ты не прекратишь свою болтовню, тебе повезет, если я оставлю

тебе половину языка.

Я скосилась на серебряный клинок, который держал ближайший ко

мне грабитель:

– Ну, хорошо. Нет никакой необходимости раздражаться по этому

поводу. Тогда забирайте все, если это сделает вас счастливыми. Полагаю, что

после того, как вы поделите монеты, их все равно надолго не хватит.

Бандит открыл сундук, и серебро блеснуло на фоне черной бархатной

подкладки, и его глаза засверкали в тени капюшона. Я не смогла разглядеть

полностью его черты, но, он улыбнулся шире, и показались необычно острые

зубы, как у волка, которые могут вонзиться в плоть и разорвать ее на части.

Очередной строгий взгляд бабушки говорил мне помолчать, иначе она

позже лично отрежет мне язык, если бандит не доберется до меня первым. Я

подавила вздох.

Бандит высыпал серебряные монеты в кошель и бросил сундук на

землю. Я еле сдержала крик ужаса. Он явно не имел ни малейшего

представления о ценности редкой шкатулки из дерева акации. Говорили, что

он был сделан из доски Ноевого ковчега.

– Что у вас еще есть для меня, леди? – Сказал клыкастый бандит, который явно был вожаком.

Его сиплый голос звучал так, словно звуки проходили через горло, набитое песком. Он снова повернулся к экипажу, и некоторое время рылся в

нем. Теперь в руках у него оказалась серебряная клетка со Стефаном. Милый

Стефан дико хлопал маленькими крылышками и панически щебетал. Я

двинулась к бандиту, хлюпая по грязи:

– Спасибо, что спасли мою птичку. Она очень требовательна к тому, чтобы ее клетка всегда оставалась в вертикальном положении. Кто бы мог

подумать, что птица может так волноваться? Полет есть полет, независимо от

того, как расположена клетка.

Бандит потянулся к щеколде, на которую запиралась арочная дверца.

– Не открывайте, – предупредила я, – а то Стефан вылетит. – Он так

расстроен, что неизвестно, куда полетит и что будет делать.

– Не волнуйтесь, – сказал бандит, отпирая дверцу. – Я не позволю

этому случиться.

– Спасибо.

– Я раздавлю эту надоедливую тварь голыми руками.

– Что? Нет. Вы не можете.

С растущей тревогой я наблюдала, как крючок соскользнул, и мужчина

начал открывать дверцу. Я огляделась в поисках чего-то, чем можно было бы

ударить бандита по голове. Я должна была найти способ помешать ему

причинить вред и, тем более, убить Стефана. Но, кроме ветки на дороге

перед экипажем, я не видела никакого другого оружия. Впрочем, даже она

была слишком далеко. Он сунул руку внутрь и потянулся за Стефаном.

Маленькая птичка отскочила.

– Стойте! – Закричала я и бросилась бы на него, если бы бабушка не

схватила меня за руку и не оттащила с удивительной силой. – Возьмите что-нибудь еще, но оставьте Стефана в покое.

Его пальцы снова потянулись к птице, на этот раз медленнее и

расчетливее. Я изо всех сил пыталась освободиться от бабушкиных объятий.

Стефан находился в опасности, и моя паника нарастала с каждой секундой.

– Сабина, – прошипела бабушка. – Мы можем заменить птицу, но не

можем заменить тебя.

Я понимала, о чем бабушка предупреждала меня. Если я нападу на

бандита, чтобы спасти Стефана, то, скорее всего, подвергну опасности свою

жизнь, а может быть, и жизнь бабушки. Но одно дело стоять в стороне и

позволять этим бандитам воровать деньги. И совсем другое дело смотреть, как они убивают мою птицу.

Когда пальцы бандита медленно потянулись к Стефану, мое отчаяние

усилилось. Оставался только один способ. Я потянула за свою перчатку и

сняла ее.

– Нет, Сабина. – Резко проговорила бабушка позади меня, хватая меня

за руку.

Я воспользовалась тем, что она ослабила хватку, и вырвалась. Я

закатала рукав, обнажив свою бледную, почти прозрачную кожу. Ее белизна

только резче подчеркивала ужас того, что я изо всех сил старалась скрыть.

– Отпусти мою птицу, – сказала я, поднимая руку так, чтобы все

бандиты могли видеть ужасные багровые пятна на ней.

Пятно начиналось от запястья и растекалось по внутренней стороне

руки, заканчиваясь у локтя, как будто кто-то вылил вино на руку и не вытер.

По проклятиям грабителя рядом со мной и по звуку падающих мечей

двух других я поняла, что тактика сработала. На их лицах отразилось все

отвращение и страх, которые я наблюдала всякий раз, когда кто-нибудь

замечал пятно.

Не обращая внимания на протесты бабушки, я подняла руку еще выше:

– Я надеюсь, вы понимаете, что все, что вы возьмете у нас, возможно

проклято. А может и нет.

Понятно, что никакого проклятия не существовало. Хотя временами

мне казалось, что это не так. Я изучала работы по медицине, из которых

узнала, что некоторые кожные заболевания могут передаваться матерью ее

еще нерожденному ребенку через кровь, протухшую или зараженную пищу, или даже через загрязненный воздух, которым мать могла дышать. В одном

тексте говорится, что употребление в пищу одновременно рыбы и молока

является причиной некоторых кожных заболеваний.

Но, даже имея медицинское объяснение, отметины оставались

уродливыми. Я и так не представляла собой ничего особенного, а это пятно

только усугубляло мое положение. Некоторые люди думали, что пятно – это

знак дьявола. Другие полагали, что оно означает, что его носитель – ведьма.

Хотя я ненавидела это пятно, но с самого раннего возраста поняла, что могу

использовать его в своих интересах, когда это необходимо.

– Я не могу гарантировать вам безопасность, если вы возьмете то, что

принадлежит мне, – сказала я голосом, полным дурного предзнаменования.

Наконец, почувствовав страх своих товарищей, главарь взглянул на

мою поднятую руку. Он тут же отпрыгнул назад и уронил клетку Стефана. Я

рванулась вперед и захлопнула дверцу, пока Стефан, в смятении и ужасе, не

class="book">успел вылететь наружу. Бандит быстро отступал, как будто я, обретя крылья, летела на него, чтобы разорвать на части. Хорошо. Пусть так и думает. По

крайней мере, теперь Стефан в безопасности.

Я что-то напевала обезумевшей птице, пытаясь успокоить ее и

поправляя клетку. Что-то зазвенело и шлепнулось в грязь у моих ног –

мешочек с серебром. Я схватила его:

– Вы уверены, что не хотите получить хотя бы несколько монет за

беспокойство?

Но бандиты уже вскарабкались на коней. Я не смогла удержаться, чтобы не тряхнуть кошелек, громко звякнув серебряными монетами.

– Как я понимаю – нет?

Через несколько секунд бандиты сбежали. Они исчезли в густом лесу

так же быстро, как и появились. Если не считать щебетания Стефана, вокруг

нас воцарилась тишина. Несколько косых солнечных лучей, пробивавшихся

сквозь тяжелые ветви над головой, только увеличивали темные тени в густой

листве.

– Все, что я могу сказать – это скатертью дорога.

Я подняла клетку Стефана и поставила ее обратно в экипаж. Затем

подняла резной сундук из акации. Бабушка смотрела на меня так, словно

хотела дать мне подзатыльник. К счастью, охранник и кучер были из числа

наших самых доверенных людей и поэтому знали о моей проблеме. Наши

горничные тоже. Их не пугал вид этих отметин.

– Сабина, – сердито начала бабушка. – О чем, ради всего святого, ты

думала?

– Я спасла наши жизни. – Я стерла грязь с сундучка.

– Ты только что подвергла свою жизнь опасности.

– Не надо так драматизировать.

– Я не из тех, кто драматизирует.

Я улыбнулась:

– А я была хороша, вы не находите? У меня есть актерский талант.

Возможно, мне стоит подумать о том, чтобы присоединиться к бродячей

труппе актеров.

– Это не смешно, Сабина. – Губы бабушки сложились в сотню

глубоких линий. – А что, если они расскажут другим о том, что видели?

Я продолжала тереть шкатулку, осторожно вычищая грязь из резных

углублений:

– Это бандиты. Если они признаются, что видели меня, то обвинят себя

в своих преступлениях.

Бабушка осторожно прошла по грязи и остановилась передо мной. С

минуту она молчала. Затем протянула мне перчатку, которую я сбросила,

теперь уже грязную. Гнев исчез с ее лица и сменился глубокой, бесконечной

печалью, печалью, от которой всегда болело мое сердце.

Я была недостаточно хороша для своих родителей. Мой недостаток

всегда разочаровывал их. И я знала, что бабушка тоже разочарована. Я

ждала, что она продолжит свои упреки, понимая, что заслужила каждое

слово. Не было ничего смешного в том, чтобы прослыть ведьмой. Меня

могут затравить. Меня могут публично унизить. Или даже еще хуже. До сих

пор только несколько доверенных слуг, вроде тех, что сопровождали нас, знали о моих пятнах. Именно поэтому бабушка и хотела сохранить это в

тайне. По понятным причинам, я тоже хотела этого. Но я не смогла стоять в

стороне и смотреть, как этот бандит убивает дорогую для меня маленькую

птичку.

– Обещай мне одну вещь, – тихо сказала бабушка.

– Что угодно.

– Когда мы прибудем в Мейдстоун, дай мне слово, что ты не будешь

снимать перчатки. Ни при каких обстоятельствах.

– Конечно, миледи. Вы же знаете, что я ненавижу их снимать. Я

никогда их не сниму, разве что при самых тяжелых обстоятельствах.

– Ни при каких обстоятельствах, – настаивала бабушка.

Я колебалась.

– Обещай мне, Сабина.

Зачем мне снимать перчатки перед Виндзорами? Это был простой и

короткий визит. Я буду смотреть и покупать произведения искусства. Это

все. Но если бабушка почувствует себя лучше, заручившись моим словом, тогда я его дам:

– Очень хорошо. Я обещаю.


Глава 3


– Прошу прощения, сэр Беннет. – Наклонившись, прошептал мне на

ухо лысеющий слуга с потным лицом, прерывая мой разговор с одним из

местных торговцев мясом.

Я сидел в передней части большого зала в почетном кресле Олдрика.

По обеим сторонам длинной комнаты стояли столы. На стенах висели

хоругви, яркие цвета которых контрастировали с серым камнем.

Послеполуденное солнце лилось сквозь высокие, узкие, арочные окна и

освещало людей, собравшихся кучками в ожидании разговора со мной. Запах

жареного гуся вместе со сладким запахом тушеных яблок и меда просочился

в Большой зал, заставляя мой желудок урчать. Писец стоял рядом, делая

записи и призывая людей к порядку.

Я открывал двери замка, чтобы выслушивать дела и вершить

правосудие почти каждый день. Хотя это было утомительно, а иногда даже

казалось бессмысленно, но очевидно, что люди в Хэмптоне нуждались в

руководстве. Они слишком долго обходились без него.

Я начал с самого важного: с просроченных налогов и арендной платы.

Однако вскоре понял, что в нашей ситуации – это бесполезно. Просто

невозможно было собрать деньги с людей, у которых почти ничего нет. Их

оживленная болтовня, вперемежку с блеянием козы и кудахтаньем кур, говорили, что крестьяне стремятся угодить мне и отдавали то немногое, что у

них есть, даже если это означало, что им придется расстаться с оставшимся у

них скотом. Но как я мог требовать от них платы, когда на себе

прочувствовал их положение? Беспомощный и без гроша в кармане. И через

какое-то время я обнаружил, что улаживаю споры, выношу приговоры за

преступления и пытаюсь навести порядок на землях моего брата.

– У вас гости, – прошептал слуга. – И ее светлость просит вашего

присутствия, чтобы встретить их.

– Спасибо, – ответил я, напряженно выдохнув. – Можете передать леди

Виндзор, что я приду, как только смогу.

Слуга приподнялся лишь на самую малость:

– Сэр, – настаивал он нерешительно.

Я приподнял бровь, надеясь ясно выразить свое раздражение. Его лицо

покраснело:

– Ваша мать предупредила, что вы можете задержаться, но я должен

быть уверен, что вы придете как можно скорее.

– Пожалуйста, передайте ей, что я приду как смогу. – Твердость моего

тона не оставила слуге иного выбора, кроме как уйти.

Мне не хотелось огорчать маму, но она знала, как неохотно я

принимаю нынешнюю схему брака – по расчету.

Я кивнул кровельщику, чтобы он продолжал свои жалобы, но, при

повторном рассказе о подробностях пожара, уничтожившего половину

соломенной крыши, мои мысли вернулись к попыткам моей матери в течение

последнего месяца найти мне богатую невесту. Ее планам пока не суждено

было реализоваться, как я и подозревал. Какая богатая женщина в здравом

уме захочет выйти за меня замуж, когда я так мало могу предложить ей?

Мама уверяла меня, что эта новая гостья лучше остальных, и что она

идеально подходит мне. Но я сомневался, что она захочет выйти за меня

замуж, особенно когда узнает об угрозе Мейдстоуну.

Я послал лорду Питту и двум другим соседним лордам несколько

прошений, умоляя их об отсрочке. Но я не получил ни одного ответа, и у

меня было ужасное чувство, что время уходит у меня, у Олдрика и у

Мейдстоуна.

Я уже продал пару картин, заставив себя расстаться с ними, как ни

мучительно это было для меня. И сумма, которую я выручил за них, была

ничтожна, по сравнению с тем, чего они стоили. Похоже, слух о нашем

тяжелом финансовом положении распространился, и теперь покупатели

полагали, что мы достаточно отчаялись, чтобы принять их жалкие гроши.

Это было воровство, и я не хотел иметь к нему никакого отношения.

Какое-то движение у боковой двери привлекло мое внимание. При виде

матери, скользнувшей в комнату, я встал и, извинившись, вышел из комнаты.

Пока я шел навстречу к ней, мне пришлось сдержать растущее разочарование

от беспомощности нашего положения. Я вернулся домой, чтобы

восстановить честь семьи, но до сих пор ничего не смог сделать.

– Сэр Беннет, вы срочно нужны, – сказала мать тоном, в котором

слышался упрек, хотя черты ее лица излучали доброту и почти сочувствие.

В конце парадного зала мы были в некотором уединении, за

исключением лысеющего слуги, который стоял по другую сторону двери, отказываясь встретиться со мной взглядом и виновато опустив глаза.

Я поцеловал руку матери:

– Я надеялся, что вы согласитесь поприветствовать гостей без меня, чтобы я смог закончить дела здесь.

Лишь легким подъемом бровей она дала понять мне, что приняла мои

оправдания, и очень снисходительна, чтобы высказать это вслух.

– Мы не можем позволить себе оскорбить вдовствующую леди

Шерборн или ее внучку.

– Если мое отсутствие уже оскорбляет их, то у нас нет никакой

надежды.

– Пожалуйста, Беннет. – Прекрасные глаза матери умоляли меня.

Я не мог устоять перед ней, и она это знала. Я сделаю для нее все, что

угодно, даже стерплю очередной отказ от очередной молодой леди. Я

поклонился в знак согласия, и получил от нее награду в виде улыбки и

ласкового прикосновения к щеке. Затем она взяла меня под руку и вывела из

большого зала в приемную.

– Обещай мне, что на этот раз ты ничего не скажешь об угрозе лорда

Питта. – Прошептала она, когда мы приблизились к двери в маленькую

комнату, находившуюся сбоку от просторного входа в замок.

– Я только хотел быть абсолютно честным в нашем щекотливом

положении, – сказал я.

– И мы будем честны, – ответила мать, – но только после того, как ты

сможешь очаровать эту девушку.

– Ты думаешь это справедливо по отношению к ней?

– Вдовствующая леди Шерборн уже осведомлена о нашем финансовом

положении. – Мама заставила меня остановиться. – И она все еще очень

хочет этого брака для своей внучки.

Я взглянул на полуоткрытую дверь в приемную:

– Очень хочет?

– Да, Беннет. – Прекрасные черты лица матери стали серьезными. – Так

что, пожалуйста, пообещай, что на этот раз будешь вести себя осторожнее.

Я хотел спросить, что не так с внучкой, которую леди Шерборн так

охотно отдавала в такой союз. Но подавил свой скептицизм. Хотя мне и не

нравилась идея быть обманщиком, я сказал себе, что семья Шерборн, вероятно, уже знала о рисках, связанных с нами. Наши растущие долги и

напряженность с соседними лордами явно больше не были секретом.

– Эта девушка может стать нашей последней надеждой, – прошептала

мать голосом, в котором слышались слезы. – Ты должен завоевать ее руку.

– Хорошо, – сказал я, всем сердцем желая избавить маму от

дальнейших огорчений. Она уже столько вынесла. – Я сделаю все, что в моих

силах, чтобы вести себя по-рыцарски.

Когда мы входили в тускло освещенную приемную, я решил оставить

свои мечты о женитьбе по любви. Возможно, в какой-то степени я все еще

цеплялся за надежду, что смогу пробудить в себе хоть какое-то чувство

привязанности к одной из этих богатых женщин. Чего я действительно хотел, так это найти красивую невесту и безумно влюбиться, как это произошло с

моими друзьями. Но пришло время принять правду. Влюбленность – не для

меня. Моя судьба – брак по расчету. Я подавил свои сомнения и

подступившую тошноту, вызванную этим, и расправил плечи.

Перед пылающим в камине огнем стояла женщина. Она все еще была в

дорожном плаще и перчатках и внимательно изучала большую картину над

камином, изображавшую царя Давида, играющего на арфе. При звуках

нашего появления женщина обернулась, и я увидел ее выразительное, но

морщинистое лицо. На меня тут же устремился суровый взгляд ее глаз под

нахмуренными бровями. Она слегка приподняла свой длинный нос, и ее губы

сжались, как будто она была недовольна. Я смутно припоминал, что когда-то

встречался с ней, но не мог вспомнить, где именно.

– Вдовствующая леди Шерборн, – сказала мама, таща меня через

приемную к гостье. – Я рада представить вам моего сына, сэра Беннета

Виндзора.

Я поклонился, приподнялся, коротко поцеловал ее руку и выпрямился

во весь рост.

– Рад познакомиться с вами, миледи.

Она фыркнула, и начала очень медленно обходить меня.

– Где ваша внучка, миледи? – Спросила мама, озадаченно оглядывая

комнату. – Она была здесь, когда я уходила.

– Она совершенно измучена нашим путешествием, – коротко ответила

леди Шерборн, – поэтому я велела слугам отвести ее в покои.

– Мне очень жаль, – ответила мама. – Если бы я знала, то приказала бы

слугам немедленно увести ее. Просто она казалась такой разговорчивой и

энергичной.

– Внешность не всегда такая, какой кажется.

Леди Шерборн продолжала кружить вокруг меня и рассматривать, словно я был мраморной скульптурой в натуральную величину, которую она

собиралась купить. У нее даже хватило наглости обхватить мое предплечье, проверяя наличие мускулов. Ткнула меня в грудь, в спину, схватила за руку и

изучила мои пальцы. И, наконец, стала оценивать черты моего лица, повернув меня за щеку сначала в одну сторону, затем в другую, чтобы

посмотреть на мое лицо в профиль. Я ждал, что она потребует открыть рот, чтобы сосчитать зубы.

Наконец она отпустила меня и, отступив назад, спросила:

– Может ли он зачать детей?

– Хотя у него никогда не было возможности проверить это, – ответил я, не в силах сдержать сарказм, – весьма вероятно, что он вполне способен

выполнить свой долг, когда в этом возникнет необходимость.

Мама тихо ахнула от моей наглости. Губы леди Шерборн сжались в

тугой кружок. Она наклонила голову и встретилась со мной взглядом. Я был

удивлен, увидев искорку смеха в ее глазах.

– Сэр Беннет хочет сказать, – продолжала мать, – что он молод, здоров

и никогда не болел никакими болезнями, которые могли бы помешать этому.

– Насколько молод?

– Мне двадцать лет, – ответил я.

– Сколько длилось обучение?

– Всю жизнь. У меня были лучшие учителя.

– Увлечения?

И так вопросы сыпались один за другим. Я был ошеломлен прямотой

леди Шерборн, но без колебаний отвечал на все ее бесконечные вопросы. У

меня сложилось впечатление, что она отослала свою внучку, чтобы побыть

со мной наедине и оценить мои достоинства до того, как мы познакомимся.

Хотя я понимал необходимость проверки на пригодность, к моменту как она

закончила, я чувствовал себя неуверенным пажом, только приступившим на

службу к своему новому лорду.

– Я думаю, он подойдет, – сказала леди Шерборн, поворачивая меня

еще раз.

Мать громко вздохнула:

– Я уверена, что вы не будете разочарованы. Сэр Беннет очарователен, когда ему этого хочется. И, как видите, он довольно красив. Как и его отец.

Сэр Беннет никогда не упускает случая вскружить головы молодым леди, куда бы он ни пошел.

– Что ж, будем надеяться, что он не потерпит неудачу с моей внучкой,

– довольно сухо заметила леди Шерборн.

– Значит, вы хотите, чтобы мой писец составил брачный договор? –

Спросила мама, и лицо ее озарилось надеждой.

– Я готова рассмотреть этот вопрос. – Ее Светлость снова

прищурилась, глядя на меня. – Но прежде чем я смогу что-нибудь подписать, мне действительно нужно еще несколько дней понаблюдать за характером

вашего сына. Как я уже говорила, внешность бывает обманчива. Необходимо

узнать его получше, прежде чем принимать такое важное решение.

Мне хотелось выпалить, что нам нельзя ждать еще несколько дней, что

такая задержка может обернуться катастрофой. Но косой укоризненный

взгляд матери напомнил мне о моем обещании не говорить об угрозах от

соседей. По крайней мере, пока.

На безупречном лбу матери пролегла тонкая морщинка беспокойства, но она продолжала спокойно вести переговоры:

– Вы правы, миледи. Мы дадим всем возможность немного узнать друг

друга, прежде чем переходить к формальным договоренностям.

За эти несколько коротких минут разговора с леди Шерборн мы

добились большего, чем с другими семьями, приезжавшими в гости. Я

должен был чувствовать облегчение. Но, как ни странно, мои нервы были

напряжены.

Леди Шерборн резкими шагами направилась к двери. Я уже решил, что

она так и уйдет молча, но она резко остановилась в дверях и повернулась, предостерегающе взглянув на меня:

– Вы не должны упоминать о нашем разговоре и планах леди Сабине.

Она довольно чувствительна к этой ситуации.

Что это значит? Неужели леди Сабина так же, как и я, не уверенна в

таком браке?

– Ваша задача, сэр Беннет, просто очаровать мою внучку. Если вы

сможете завоевать ее, вы завоюете и меня. Вот и все.

Когда леди Шерборн вышла из комнаты, я выдохнул. Очаровать леди

Сабину? Это будет легко. У меня был некоторый опыт в очаровании женщин.

Если я все-таки решусь на это то, как трудно будет ухаживать за этой

молодой леди?

– Тебе придется сделать это быстро, – ворвалась мама в мои мысли. –

Мы не можем терять время.

Я молча кивнул:

– Тогда давай начнем немедленно.


Глава 4


– Нет необходимости так изысканно одеваться. – Сказала я бабушке, которая наблюдала, как моя горничная укладывает мои волосы. – Я здесь, чтобы купить произведения искусства, а не становиться им.

Бабушка наклонила голову и внимательно посмотрела на меня спереди:

– Надо поднять повыше волосы с правой стороны.

Лилиан повиновалась, собрав мои безжизненные каштановые волосы в

странную прическу. Разглядывая себя в длинное овальное зеркало, поставленное передо мной на туалетный столик, я была удивлена

преображением, которое произвели на меня новое платье и прическа.

– Платья – это подарок на твой день рождения, – объяснила бабушка, когда служанка достала их со дна одного из больших сундуков. – Твои

старые – детские и слишком простые. Настало время, чтобы на тебя смотрели

как на леди, которой ты стала.

Как я могу с этим спорить? Когда я надела платье, роскошный оттенок

лазурита напомнил мне ярко-синие бусины старинного ожерелья, которое я

купила в прошлом году во время очередного похода за покупками.

– Если бы только я взяла ожерелье из ляпис-лазури, – сказала я, глядя в

зеркало на свою длинную, бледную и тонкую шею.

– У меня есть кое-что получше.

Бабушка подозвала горничную, и достав что-то из открытого сундука, передала ей. Когда она поднесла мне нитку голубого жемчуга, я вскочила со

скамейки у туалетного столика и ахнула. Я потеряла дар речи на целых пять

секунд, которые показались вечностью.

– Откуда у тебя такое сокровище? – Спросила я, наконец, шагнув к

горничной. Я остановилась перед ней, слишком потрясенная, чтобы

прикоснуться к редким жемчужинам.

– Они появились у меня, когда я была в твоем возрасте. – Резкий, деловой тон бабушки смягчился. – Твой дед подарил их мне на помолвку.

В слабом мерцающем свете настенных канделябров, в угасающим

вечерних сумерках, жемчуг цвета слоновой кости отливал голубым. Я не

осмеливалась прикоснуться к ним. Такой жемчуг был не только чрезвычайно

дорогим, но и, по-видимому, представлял большую ценность для бабушки.

– Он восхитителен. Но ты же не думаешь, что я буду носить это.

– Ты совершенно права. – Ее губы поджались. – Я планировала, что ты

будешь стоять и глазеть на него весь вечер.

– Если ты настаиваешь, – поддразнила я в ответ. – Тогда это будет для

меня большим удовольствием. Мы разложим его на кровати поверх

горностая, как на почетный пьедестал и проведем вечер, разинув рот от

изумления.

– Надень их.

Бабушка нетерпеливо махнула рукой Лилиан, которая поспешила ко

мне и надела жемчуг мне на шею. Прохладная гладкость бусин вызвала у

меня покалывание. Застегнув застежку, горничная улыбнулась и развернула

меня к зеркалу:

– Вы прелестны, миледи.

Я начала было протестовать – я никогда не была хорошенькой, и не

было нужды льстить мне сейчас, но когда я подняла взгляд на свое

отражение, у меня перехватило дыхание. Я не была красива, как многие

знакомые молодые аристократки. Но я увидела лучезарность, мягкое сияние, которое, казалось, облагораживало мою простоту. Я не знала, благодаря ли

новому платью, необычной прическе или редким голубым жемчужинам

случилось это преображение, но я не могла перестать поворачиваться туда-сюда перед зеркалом, осматривая себя со всех сторон, и всматриваться в

новую себя, все время ожидая, что это отражение исчезнет и заменится

отражением прежней серой мышки.

– Нам пора, – сказала бабушка, подбирая юбку и направляясь к двери. –

Виндзоры ожидают, что мы присоединимся к ним за ужином и на приеме.

Я нахмурилась:

– Я бы предпочла отказаться от развлечений и взглянуть на коллекцию

произведений искусства, о которой так много слышала.

– У тебя будет достаточно времени на это во время нашего визита. –

Бросила бабушка через плечо. – Кроме того, тебе будет легче вести

переговоры, если произведешь хорошее первое впечатление.

– Мои серебряные монеты вполне способны произвести впечатление.

Мне не обязательно вмешиваться.

Взявшись за ручку двери, бабушка остановилась. На мгновение мне

показалось, что она пропустила мой бойкий комментарий мимо ушей. Но она

медленно повернулась, словно в раздумье, и взглянула на меня, прищурилась:

– Будь осторожна, Сабина. Я достоверно знаю, что эта семья не в

восторге от того, что ей приходится расставаться со своей коллекцией. Они

очень разочарованы необходимостью распродавать свои произведения

искусства. Ты продемонстрировала бы мудрость, если бы проявила

сочувствие к их ситуации. Не проявляй чрезмерного рвения. Вообще, я

советую тебе воздержаться от любых упоминаний о покупке до тех пор, пока

они не получат возможность узнать тебя и убедиться, что ты заслуживаешь

доверия.

Слова бабушки отрезвили меня. Если бы мне пришлось отказаться от

чего-нибудь из моей коллекции произведений искусства и реликвий, я бы

плакала, захлебываясь слезами. Одна только мысль о том, что мне придется

расстаться с одним из моих сокровищ, повергала меня в отчаяние. А что

сейчас чувствует семья Виндзоров?

– Вы, как всегда, правы, миледи. Как бы трудно это ни было, я

постараюсь сдержать свой энтузиазм, пока буду осматривать экспонаты.

– Ты будешь молчать о своих намерениях, пока они не узнают тебя

получше?

– Я постараюсь сделать это.

– Ты воздержишься от глупых, бессмысленных комментариев и будешь

очаровательна?

– Бабушка, а ты не слишком многого требуешь? – Подмигнула я ей.

Она фыркнула, словно соглашаясь, и распахнула дверь. Я последовала

за ней и поспешила пристроиться рядом. В своем черном бархатном платье, отделанном золотыми вышитыми листьями, она была величественна. Ее

внешний вид выражал невероятную внутреннюю силу, которой я всегда

восхищалась. После утраты любимых людей: сначала мужа, потом обоих

сыновей, я ожидала, что тяжесть этих потерь сломит ее. Но каким-то образом

все эти годы она оставалась сильной.

В то время я была слишком мала, чтобы помнить смерть матери, и

слишком далека от отца, чтобы чувствовать последствия его смерти. Он

довольно часто покидал дом, служа при дворе короля. А в те редкие дни, когда возвращался домой, то вел себя церемонно и отчужденно, как

незнакомец. Когда он умер, я ни разу не заплакала. Мне было грустно, но

только потому, что я горевала о любви, которую никогда не испытывала к

нему и теперь никогда не узнаю.

Без бабушки, с ее преданностью, твердостью и непоколебимой

решимостью всегда делать все возможное в любой ситуации, я не знаю, чтобы со мной стало. Я была благодарна ей за то, что она меня любила, и за

то, что она была образцом мужества. В последние годы она очень помогала

мне. И я не сомневалась, что она будет продолжать это делать, пока я в этом

нуждалась. Несмотря на все ее разговоры о попытках найти мне мужа и

передать меня ему, она будет сожалеть о том, что потеряла меня так же

сильно, как и я ее. К счастью для нас обоих, я не собиралась покидать ее в

ближайшее время.

Наши шаги эхом отдавались в длинном, тускло освещенном коридоре, как бы объединяя нас. Я потянулась к нитке жемчуга и потрогала ее

пальцами. Сквозь тонкую шелковистую ткань перчатки бусинки были

гладкими, как тончайший мех норки.

– Спасибо, что позволили мне надеть жемчуг, миледи.

– Я не просто позволила тебе носить их, – ответила она. – Я отдаю их

тебе. Теперь они твои.

– Бабушка, я не могу их принять, – начала я протестовать.

Она махнула рукой и оборвала меня:

– Ерунда. Я ждала подходящего момента, чтобы отдать их тебе. Я

решила, что сегодня самое подходящее время.

Я понимала, что должна продолжать возражать, но была слишком

взволнована этим подарком, чтобы спорить с ней или пытаться понять, почему она считает сегодняшний вечер идеальным. Я взяла ее за руку и

крепко сжала:

– Ты просто прелесть.

– Это тоже полная чушь. – Но легкая улыбка тронула уголки ее губ. –

Теперь просто убедись, что ты в перчатках.


Я постучал пальцами по столу и подавил раздражение. В коридоре, ведущем на кухню, стояли слуги, ожидающие знака подавать еду. Их лица

были влажными от пота и раскрасневшимися от удушливой жары, исходившей из кухни. Восхитительные ароматы доносились до нас, дразня

гостей запахом шалфея, лука, розмарина и дюжиной других, смешанных

вместе.

Сердитый, раскатистый голос повара каждые несколько минут звал

слуг на кухне. Повар, вероятно, приготовил несколько блюд, высчитывая

время, и из-за опоздания наших гостей часть еды теперь будет либо

подгоревшей, либо слишком холодной.

– Миледи, – прошептал я матери вполголоса. – Как я могу произвести

на нее впечатление от трапезы, если блюда скоро станут несъедобными?

В этот момент двери в дальнем конце большого зала широко

распахнулись, и мама тронула меня за руку, призывая к молчанию. Пожилая

женщина, с которой я уже имел честь познакомиться – леди Шерборн, вошла

первой. Ее подбородок был поднят, плечи расправлены, роскошное платье

как знак богатства и статуса волочилось за ней. Желая проявить уважение, я

встал из-за стола и с удивлением обнаружил, что у меня перехватило

дыхание в ожидании появления моей будущей невесты – девушки, которая

станет спасительницей Мейдстоуна. Не стану отрицать, что мне было

интересно, как она выглядит. Я молился, чтобы она была красивой и

надеялся, что смогу восхищаться ей. Я заключил сделку с Богом, сказав ему, что раз я пошел на это, то самое меньшее, что он может сделать –

вознаградить мой благородный порыв красивой женщиной.

Но затаив дыхание, в глубине моего сознания прозвучало

предупреждение, напомнившее, что красивая и богатая девушка уже

получила бы десятки предложений и не рассматривала бы брак с мужчиной в

моем положении. Я приготовился к худшему, мое тело напряглось в страхе

перед тем, что я увижу.

Через несколько долгих секунд вслед за леди Шерборн в двойные

двери вошла молодая девушка и направилась по проходу. Стройная, чуть

выше среднего ростом. Каштановые волосы ее были ничем не

примечательны, как и тусклый цвет ее глаз. Но черты лица были приятными: тонкий нос, высокие скулы, решительно поджатые губы. Она двигалась с

грациозной целеустремленностью. Кроме россыпи веснушек на ее лице, я не

увидел никаких других серьезных недостатков. Непроизвольно у меня

вырвался громкий вздох облегчения. Возможно, она не была такой

потрясающей красавицей, как мама. Но, по крайней мере, она не была рябой

или кривой. Если уж мне суждено жениться по расчету, то, по крайней мере, я не буду испытывать отвращения к внешности этой девушки.

Я обошел главный стол и подошел к проходу. Мать следовала за мной

по пятам.

– Улыбнись, Беннет, – прошептала она. – Постарайся выглядеть

довольным.

Леди Шерборн остановилась передо мной, и я заставил свои губы

сложиться в то, что, как я надеялся, было моей самой очаровательной

улыбкой:

– Леди Шерборн, добро пожаловать в Мейдстоун.

Она вдохнула носом и отступила в сторону, ожидая, когда к ней

подойдет внучка.

Девушка, идущая по проходу, казалось, не обращала на меня ни

малейшего внимания. Она изучала витраж, украшавший стену позади

главного стола. На нем была изображена мученическая смерть святого

Винсента Сарагосского. Казалось, она читает историю, сложенную из

разноцветных кусочков сапфирового и малинового стекла.

– Леди Сабина, – послышался голос матери. – Позвольте представить

вам моего сына, сэра Беннета Виндзора.

Хотя леди Сабина остановилась перед нами, ее внимание все еще было

приковано к витражу. Бабушка громко откашлялась.

– У вас есть второй витраж? – Леди Сабина оторвала взгляд и

умудрилась остановить его на мне.

Ее вопрос застал меня врасплох. Откуда ей известно, что изначально их

было два?

– К сожалению, миледи, у нас только один, хотя я искал второй

повсюду.

– Да, это прискорбно.

Бабушка снова откашлялась и строго посмотрела на нее. Леди Сабина

довольно натянуто улыбнулась и повернулась к матери:

– Простите мои манеры, ваша светлость. Вы говорили…

Мать окинула меня пристальным взглядом, словно пытаясь обратить

внимание леди Сабины на меня:

– Это мой сын, сэр Беннет.

Я начал было кланяться, но тут же остановился при виде ее жемчуга

странного голубоватого оттенка. Конечно, это просто свет так падал на них.

Они не могли быть настоящими, потому что голубые жемчужины – одно из

самых редких сокровищ в мире. Если эти жемчужины действительно были

такого оттенка, то кто-то покрыл их блестящим лаком.

– Рада познакомиться с вами, сэр.

Леди Сабина бросила на меня беглый взгляд, и тут же ее внимание

переключилось на реликвию с изображением бюста Святого Ирие, стоящего

на пьедестале под витражом.

Я привык к тому, что женщины больше обращают внимание на меня, по крайней мере, смотрят на меня с некоторым восхищением. Меня никогда

не игнорировали, и я не знал, что делать дальше. Я взглянул на мать, ожидая

ее совета. Она наклонила голову в сторону леди Сабины, и, хотя я не совсем

понял ее молчаливое послание, я знал, что она призывает меня проявить

немного вежливости и внимания к леди.

– Очень рад с вами познакомиться, – сказал я, беря ее за руку.

На ней были длинные перчатки, доходившие до локтей. Тем не менее, я

поднес ее пальцы к своим губам и поцеловал их. Она быстро отдернула руку

и завела ее за спину, вне пределов досягаемости. Ее и без того бледное лицо

приобрело более светлый оттенок, отчего веснушки стали заметнее. Я

выпрямился, моя неуверенность росла. Похоже, эта девушка не только

находила меня непривлекательным, но и осуждала мои прикосновения. Я

чувствовал на себе взгляд бабушки, еще раз требующей от меня очаровать

эту девушку. Мамин локоть ткнулся мне в ребра, напоминая о том же самом.

– Леди Сабина, я польщен вашим присутствием на сегодняшнем

ужине.

– Спасибо, сэр, – ответила она покорным тоном, как будто я попросил

ее присоединиться ко мне в уборке конюшни, а не испробовать изысканные

блюда.

Я протянул ей руку, надеясь, что она воспримет это как знак

присоединиться ко мне. Она на мгновение заколебалась, но в конце концов

очень легко взяла меня под локоть, позволив мне проводить ее к соседнему

стулу.

– Обещаю, что постараюсь не слишком сильно утомлять вас этим

вечером, – сказал я, помогая ей сесть.

– Приятно это слышать. – Она ответила с такой серьезностью, что я в

очередной раз растерялся.

Словно почувствовав мое замешательство, она улыбнулась:

– Хотела бы я пообещать вам то же самое, но бесстыдно признаю, что

мое второе имя – Зануда. На самом деле, вы должны знать, что я отзываюсь

на имя леди Зануда.

Леди Сабина говорила, а ее глаза светились озорством, и радужки глаз

превратились в симметричный узор из коричневого и зеленого цветов. Я

снова уловил блеск ее жемчуга, но заставил себя не смотреть на него. Мне

очень не хотелось, чтобы она думала, что я алчу ее богатство и деньги, хотя

формально так оно и было.

– Вам повезло, – сказал я, опускаясь в кресло рядом с ней и кивая

слугам, чтобы они начинали приносить еду. – Я склонен утомлять

большинство моих друзей своими обыденными разговорами. По крайней

мере, так мне говорят. Так что, возможно, мы прекрасно поладим.

– Или мы просто усыпим друг друга.

Я усмехнулся:

– Постараюсь не усыпить вас, миледи. Поэтому, пожалуйста, скажите

мне, какие темы вызывают у вас зевоту, и тогда я сделаю все возможное, чтобы избежать их.

– Вы слишком добры, сэр. – Озорной блеск в ее глазах превратил

зелено-коричневый веер в еще один завораживающий и прекрасный узор. –

Вам не придется беспокоиться, если вы не станете говорить о гнездовых

привычках мигрирующих крачек. А также если вы избежите любого

упоминания о процессе вторичного брожения медовухи. В последнее время у

меня были длительные дискуссии на каждую из этих тем, и я чувствую, что

любые дальнейшие разговоры об этом будут опасны для моего здоровья.

Впрочем, я могу поддержать короткий разговор о процессе первичной

ферментации, если вы так уж хотите.

Я смотрел на нее, совершенно потеряв дар речи. Если не считать

искорки в глазах, выражение ее лица оставалось серьезным.

– Кроме этих двух тем, – продолжала она, – у вас мало шансов

наскучить мне.

– Спасибо за своевременное предупреждение, – наконец сказал я. – Как

бы мне ни хотелось обсудить гнездовые привычки крачек, я постараюсь

воздержаться.

Ее улыбка, вырвавшись на свободу и осветив лицо, сделала его почти

красивым.

– Я предполагала, что будет трудно остаться в стороне от такой

экзотической темы, поэтому я ценю ваши усилия.

– Я к вашим услугам, миледи. – Мне понравилась ее остроумность, и я

понял, что готов принять вызов и присоединиться к ее шуткам. – Возможно, вы предпочтете послушать мой монолог об архитектурных недостатках

фундамента замка в нормандском стиле.

– Звучит невероятно увлекательно.

– Или мы могли бы обсудить древние попытки сделать золото путем

соединения киновари, серы, сульфида мышьяка, соли, мела и устричных

раковин. Знаете ли вы, что, когда эту смесь бросают на ртуть, она превращает

этот металл в золото?

Ее улыбка стала шире, явно одобряя мое продолжение разговора:

– Я полагаю, вы захотите показать мне то золото, которое сделали в

результате своей алхимии?

– Я был бы рад сделать это, но оно все еще находится в невидимом

состоянии.

Она рассмеялась, и этот чудесный звук согрел меня изнутри.

Напряжение, давившее на меня весь день, спало, и я расслабился. Возможно

провести время с этой женщиной на протяжении следующих нескольких

дней будет не так уж сложно, как я сначала предполагал.

Подошел слуга и налил нам в кубки подогретого пряного меда. Леди

Сабина отпила глоток и подержала жидкость во рту, пробуя ее на вкус, и

только потом проглотила. Она удовлетворенно хмыкнула, что меня

порадовало, так как сегодня по такому случаю я попросил кухарку

попробовать новый рецепт меда. Я тоже сделал глоток, наслаждаясь смесью

гвоздики и мускатного ореха. Специи были редкими и дорогими – роскошь, которой нам недолго осталось наслаждаться.

Если бы специи были наименьшим из того, что мы могли потерять, я

был бы счастлив. Но на карту поставлено гораздо больше, и не могупустить

возможность решить все наши проблемы.

По мере того, как шел обед, я все больше радовался тому, как легко

мне было беседовать с леди Сабиной. Она могла говорить почти на любую

тему со знанием дела и разбираясь в деталях, часто лучше меня, что было

необычно, но определенно нравилось мне.

– Должен признаться, – сказал я после третьей перемены блюд: фрументы1, миног2 в остром соусе и желе в форме льва. – Я восхищаюсь

вашим жемчужным ожерельем. Его покрасили в голубой цвет просто

мастерски. Жемчуг кажется подлинным.

Она прикоснулась к драгоценности рукой в перчатке, которые не

снимала даже во время тех блюд, которые надо было есть руками.


1 Фрументы – был популярным блюдом в западноевропейской средневековой кухне. Это каша, толстое блюдо из вареного зерна – отсюда и его название, которое происходит от латинского слова

frumentum, «зерно». Обычно его готовили из треснувшей пшеницы, сваренной на молоке или бульоне, и он

был крестьянским основным продутом питания. Более роскошные рецепты включают яйца, миндаль, смородину, сахар, шафран и воду из цветков апельсина. Фрументы подавали с мясом как похлебку, традиционно с олениной. Также его часто использовали как утонченность, блюдо между блюдами на

банкете.

2 Минога – самая жирная из рыб и самая привередливая в приготовлении. Минога имеет

змеевидную форму, не покрыта чешуей, и у нее отсутствуют плавники, кости и привычные потроха.

– Они выглядят подлинными, потому что так и есть.

Моя рука замерла на полпути ко рту, желе в ложке задрожало. Я не мог

удержаться, чтобы не уставиться на жемчужины с открытым ртом:

– Вы не серьезно.

– Очень серьезна, – тихо сказала она.

– Настоящий голубой жемчуг?

– Настолько настоящий, насколько это возможно.

Бусины блестели на шее в свете мерцающих факелов, расставленных

вдоль стен. Мне захотелось протянуть руку и дотронуться до них. Но снова, как и во время обеда, я почувствовал на себе пытливый взгляд ее бабушки, следившей за каждым моим движением, испытывавшей меня и, в конечном

счете, определявшей мою судьбу. Если я дотронусь до них, бабушка

наверняка решит, что я подсчитываю их стоимость. Но меня больше

поразила их редкость и красота, чем денежная ценность, которая, вероятно, была астрономической.

Леди Сабина держала в руках кубок, поворачивая его туда-сюда за

ножку:

– Теперь я думаю, что не должна была надевать такое роскошное

украшение на ужин. Должно быть, это выглядит так, будто я выставляю

напоказ свое богатство…

Ее откровенность застала меня врасплох:

– Не беспокойтесь, миледи.

– Просто я не смогла устоять, когда бабушка достала их сегодня

вечером и подарила мне. Они загипнотизировали меня.

– Не думайте об этом. – Успокаивал я ее. – Мне доставляет огромное

удовольствие видеть нечто столь редкое и прекрасное.

Но любуясь ожерельем, я не мог не задаться вопросом: не нарочно ли

леди Шерборн подарила леди Сабине голубые жемчужины сегодня вечером, чтобы продемонстрировать свое богатство, намекая и на все остальное, которое вскоре может стать моим, если я завоюю сердце леди Сабины? Я

чуть не расхохотался от этой мысли. Леди Шерборн не нужно было

уговаривать меня жениться на леди Сабине. Я уже был в отчаянии, гадая

достанутся ли мне голубые жемчужины, как часть сделки или нет. Если

только у леди Шерборн нет опасения, что я не захочу жениться на леди

Сабине. Но почему она беспокоиться об этом? Леди Сабина, возможно, и не

была восхитительной красавицей, но очень приятная. Наверняка у нее были

предложения руки и сердца от, интересующихся ею, аристократов. Если

кому-то и нужно было беспокоиться о том, будет ли эта договоренность

выполнена, и как произвести впечатление, то только мне.

И мой разум лихорадочно искал способ произвести впечатление на

леди Сабину. Но у меня было так мало тем, на которые я мог поговорить.

Моя внешность ее тоже не сильно впечатлила. А что еще у меня было?

Я щелкнул пальцами от внезапной мысли и отодвинулся от стола:

– Пойдемте, – сказал я, вставая и протягивая ей руку. – Если вы любите

редкие драгоценности, то у меня есть что вам показать.

Она практически вскочила на ноги, ее глаза расширились от

нетерпения:

– Ну если вы настаиваете.

Я подставил ей согнутую руку:

– Тогда я категорически настаиваю.

Она вложила ладонь в сгиб моего локтя:

– Как видите, меня очень трудно уговорить.

– Да, в следующий раз я постараюсь просить подольше.

Ее губы изогнулись в довольной улыбке, и я не смог удержаться от

ответной. Прежде чем я успел подумать, что заставило меня улыбнуться, боковая дверь большого зала, ближайшая к кладовой, распахнулась.

– Где же она? – Послышался невнятный крик.

Мое сердце провалилось в бездну отчаяния. Олдрик. Я понял, что это

он, еще до того, как он вышел из темного коридора в освещенный большой

зал. Волосы – длинные и растрепанные, одежда – грязная и мятая, а лицо

испещрено пятнами, видневшимися из-под густой бороды и усов.

– Куда вы ее повели? – Снова закричал Олдрик, спотыкаясь в свежих

камышах.

Его голос эхом отразился от каменных стен, оборвав смех и разговоры

гостей так же быстро, как меч, вонзающийся в плоть. В нем звучала боль, а в

налитых кровью глазах – паника. Я хотел рассердиться на него, но во мне

проснулась жалость.

Мать поднялась со своего места с побелевшим лицом, глаза умоляли

меня сделать что-нибудь. Быстро.

– Прошу прощения, ваша светлость, – сказал я, высвобождаясь от леди

Сабины. – У меня срочные дела.

Неважно, что переживал Олдрик, сейчас не время для его выхода.

Только не тогда, когда мы так старались произвести хорошее первое

впечатление на леди Шерборн и ее внучку.

Я бросился к нему, спеша упрятать его подальше, прежде чем он

скажет или сделает что-нибудь, что разрушит наш последний шанс

восстановить Мейдстоун.


Глава 5


Я осторожно перевернула страницу древнего манускрипта по ботанике, пожирая аккуратный почерк, как умирающий с голоду. Мой желудок

заурчал, так как я пропустила утреннюю трапезу. Но жажда знаний намного

превосходила жажду еды. Я не собиралась откладывать книгу, пока не дойду

до последней страницы. Пальцы на руках и ногах одеревенели от холода. В

маленькой комнате, на которую я наткнулась, когда одна осматривала замок, не горел огонь. Теперь, спустя час чтения, я промерзла до костей. И все же я

не позволила ни своим окоченевшим конечностям, ни урчащему животу

оторвать меня от книги. Но как только я закончу читать, у меня может

возникнуть искушение прочитать еще одну.

На полках, расположенных напротив камина во всю стену от пола до

потолка, было больше книг, чем я когда-либо видела, и они искушали меня

сверх всякой меры. Все они были огромными, старыми и затхлыми. Тем не

менее, слова в них живо отзывались во мне и горели как огонь. К счастью, в

комнате был мягкий оконный альков, который давал мне достаточно

освещении, и я могла видеть выцветшие чернила на хрупких пергаментных

страницах. И никто меня не беспокоил. Если не считать торопливых шагов в

коридоре за закрытой дверью, я была совершенно и восхитительно уединена.

Впервые с тех пор, как я вошла в Мейдстоун, я смогла забыть о

фамильных реликвиях и сокровищах, украшавших замок, который мне еще

предстояло увидеть. Мое разочарование от вчерашнего вечера все еще не

прошло. После того как сэр Беннет вывел больного из комнаты, он больше не

возвращался. Его мать извинилась за него и сделала все возможное, чтобы

развлечь бабушку и меня, но я не могла наслаждаться разговором, потому

что была слишком поглощена ожиданием его возвращения. Думаю, мне было

просто интересно посмотреть на редкие драгоценности, о которых он

говорил, особенно после того, как я сдерживала свой энтузиазм по поводу

произведений искусства и реликвий на протяжении всего ужина. Конечно,

бабушкин пристальный взгляд держал меня в узде. Поэтому, когда сэр

Беннет наконец заговорил о возможности посмотреть его коллекцию, я была

более чем готова. И все же какая-то часть меня испытывала странное

желание остаться в обществе сэра Беннета. Я не могла отрицать, что мне

понравилось общаться с ним во время ужина. Я никогда раньше не

разговаривала с мужчиной так непринужденно. И, как ни странно, ему, казалось, тоже было приятно общаться со мной. Мне показалось, он

заинтересовался мной, просил рассказать о себе, и даже позволял мне

обсуждать такие вещи, которые обычно заставляли большинство людей

зевать и уходить от разговора.

Я оторвала взгляд от страницы и посмотрела в сторону паутины в углу

алькова. Мое сердце непроизвольно забилось, когда я представила точеное

лицо сэра Беннета: угловатые черты, сильный квадратный подбородок, идеально вылепленный нос, над изогнутыми бровями бархатистые

сапфировые глаза, подчеркивающие темный оттенок густых волос. Я не из

тех девушек, у которых голова идет кругом от мужской внешности. На самом

деле, я не думала о его внешности, пока он не оставил меня и не бросился к

сумасшедшему мужчине, который вошел в большой зал. При этом сэр Беннет

действовал с величайшим вниманием и добротой. Он обнял его за плечи и

мягко повел обратно к двери, все время тихо разговаривая с ним. Не знаю, чего я ожидала, но не такую нежность точно. И тогда я поняла, что сэр

Беннет Виндзор был по-настоящему привлекательным мужчиной, как

внутри, так и снаружи.

Я вздохнула и снова сосредоточилась на странице, исписанной

аккуратным почерком. Неважно, насколько красив и благороден сэр Беннет.

Даже скучные мужчины не интересовались мной. А яркому и

привлекательному мужчине это вообще в голову не придет. Несмотря на то, что сэр Беннет был дружелюбен, я не могла ожидать от него большего, чем

простое рыцарское обхождение. Думаю, он был добр ко всем, включая меня.

Дверная ручка задребезжала, петли заскрипели, и дверь открылась. В

щель просунулась голова слуги, глаза осмотрели комнату и наткнулись на

меня. Не говоря ни слова, голова юркнула назад, закрыв за собой дверь.

Может мне не полагалось находиться в комнате. Возможно, мне не

разрешалось прикасаться к книгам. Я уже думала об этом, когда впервые

наткнулась на них. Тем не менее я сказала себе, что, если кто-то и знает цену

книгам и умеет с ними обращаться, так это я. И, конечно, я не собиралась

дурно с ними обращаться.

Я продолжила читать с того места, где остановилась, но через

несколько мгновений меня опять прервал скрип открывающейся двери.

– Обещаю, что верну книгу целой и невредимой, как только закончу, –

сказала я, не поднимая головы, давая понять слуге, что я не хочу, чтобы меня

беспокоили.

– Можете не возвращать ее. – С улыбкой в голосе ответили мне.

Я подняла глаза и увидела сэра Беннета, стоявшего в приоткрытой

двери. Поверх накрахмаленной белой рубашки на нем был модный темный

кожаный камзол до бедер, застегивающийся спереди. В сочетании с темными

волосами он придавал ему жесткий, суровый вид, который был бы

устрашающим, если бы я была его врагом.

– Можете оставить книгу себе, если хотите. – Он прислонился к

дверному косяку и скрестил руки на груди, отчего ткань рубашки на рукавах

сильно натянулась.

– Я не могу этого сделать. – Я разогнула замерзшие конечности и

встала со скамьи в нише. – Эта книга стоит больше, чем сундук, набитый

золотом.

– Не совсем. – Задумчиво улыбнувшись, ответил он, и я вспомнила о

его финансовых проблемах и о том, что мне необходимо быть чуткой.

– Я считаю, что обучение – самое ценное из всех сокровищ в мире. Это

бесценно.

– Мудрые слова, миледи.

Он оттолкнулся от двери и подошел к книжной полке. Благоговейно

потрогал корешки нескольких книг. Интересно, это были его любимые?

– Большая часть этих томов – трофеи, добытые давным-давно, – сказал

он.

Я с восторгом слушала, как он делился историями, которые

передавались из поколения в поколение, рассказами о набегах норвежцев на

монастыри, о грабежах и поджогах. Его предки, очевидно, интересовались

реликвиями и книгами, потому что тайно спасали их из каждого горящего

монастыря, вытаскивая из огня вместе со всем остальным.

– Мой прадед пытался вернуть некоторые реликвии и книги, которые

сохранили его предки, но к тому времени было уже слишком поздно, –

закончил сэр Беннет. – Монастыри, в которых хранились сокровища, давно

исчезли. Таким образом, моя семья считала себя владельцами и хранителями

этих сокровищ. Как и мой отец до меня, я считаю своим долгом сохранить

эти священные и древние артефакты.

– У вас благородная миссия, – сказала я, пытаясь спрятать глубоко

внутри мысли, которые говорили мне, что я не могу забрать ни одно из его

сокровищ.

Его семья много лет трудилась, чтобы спасти их. Они лелеяли и

защищали их. Кто я такая, чтобы вмешиваться и отрывать его от исполнения

долга только из-за моего увлечения? Даже если я сделаю все возможное, чтобы защитить и позаботиться обо всем, что я куплю, разве эти вещи не

должны по праву остаться здесь, в Мейдстоуне? Несмотря на то, что бабушка

настаивала на этой поездке, неужели я все-таки зря приехала в Мейдстоун?

Он посмотрел на книгу, которую я все еще держала в руках:

– Значит, вы интересуетесь ботаникой, миледи?

Я стряхнула с себя внезапно нахлынувшую меланхолию и постаралась

придать своему голосу бодрость:

– Особенно меня восхищают цвета и формы различных видов лесных

грибов.

Он приподнял бровь, словно не зная, принимать мои слова всерьез или

нет. Я улыбнулась:

– Я также была особенно заинтересована разделом, в котором

описывается образование папоротников из спор. Это такая полезная вещь в

повседневной жизни. Вы так не думаете?

На этот раз его губы дрогнули:

– Невероятно полезная.

– Может быть, вы сумеете обратить мое внимание на другие книги, которые окажутся столь же полезными?

Его улыбка стала шире:

– Возможно, вам понравится эта книга, в которой описывается

ценность коровьего навоза и его использование. – Он коснулся корешка

тонкой книги, и я рассмеялась.

Какое-то время он показывал еще книги с глупыми темами. Затем

вынул несколько более интересных, а некоторые ему особенно нравились. Я

потеряла счет времени, пока не раздался стук в дверь. Там стоял тот же слуга, который заглядывал ко мне раньше:

– Сэр, мы можем продолжить то, что начали?

Вздрогнув, сэр Беннет посмотрел в окно, оценивая сколько время:

– Прошу прощения, Чарльз. Я совсем забыл о времени. – Он закрыл

том и поставил его на пыльную полку с такой осторожностью, как будто это

был осколок стекла. – Мы скоро спустимся, если, конечно, мне удастся

оторвать леди Сабину от книг.

– Вам придется упрашивать и умолять меня на коленях, – сказала я.

Сэр Беннет удивил меня, опустившись на одно колено и потянувшись к

моей затянутой в перчатку руке. С дразнящей улыбкой он посмотрел на

меня:

– Умоляю вас, миледи. Я искренне прошу вас присоединиться ко мне

на прогулке в саду сегодня днем. Если вы этого не сделаете, я сойду с ума от

недостатка вашего общества.

В животе странно затрепетало, как у молодого птенца, делающего свою

первую попытку полета. Конечно, он не мог всерьез жаждать моего

общества. Конечно, он просто шутил со мной так же, как я с ним. Но он

ждал, стоя на коленях, с такой искренней мольбой в темных глазах, что я не

смогла придумать никакого предлога, чтобы отказать ему.

Вскоре я обнаружила, что мы идем вдоль высоких живых изгородей, которые образовывали лабиринт позади замка. Сад, окутанный пышной

зеленью начала мая, был сам по себе произведением искусства, особенно во

время цветения невероятного количества цветов, переливающихся всеми

красками палитры художника. Сэр Беннет вел меня по лабиринту, рассказывая о саде и отвечая на все мои нетерпеливые вопросы, пока мы, наконец, не достигли конца дорожки, выведшей нас на уютную поляну, на

которой в центре стоял накрытый стол на двоих, уставленный тарелками со

смородиной, орехами, сыром и вафлями. На белоснежной, вышитой скатерти

был расставлен серебряный сервиз, блестевший в лучах послеполуденного

солнца. В центре стола возвышалась хрустальная ваза с букетом

разноцветных роз.

– Я вижу, вы знаете толк в красоте, – сказала я, усаживаясь на

предложенное сэром Беннетом место.

– Как и мой отец, – ответил он и сел напротив меня. – Полагаю, я

унаследовал эту способность от него.

Слуга, стоявший на почтительном расстоянии, подошел и налил мед в

наши хрустальные кубки. В солнечном свете янтарная жидкость напоминала

золото. Солнце падало сверху на прекрасные черные волосы сэра Беннета и

казалось, они отливают голубыми нитями.

Я сделала глоток медового вина, смакуя его ярко выраженный медово-миндальный вкус, отличный от того, что мы пили вчера вечером, но такой же

восхитительный. Я чувствовала, как темные глаза сэра Беннета пристально

смотрят на меня, и мой пульс забился в непривычном ритме.

– Вы со всеми своими гостями обращаетесь так по-королевски? –

Спросила я, пытаясь разрядить обстановку. – Или я заслуживаю большего из-за того, что так обаятельна?

Он опустил взгляд на белую льняную скатерть и смахнул муху, но я

успела заметить тень вины в его глазах:

– Нет, миледи. Я не со всеми так обращаюсь. Только с особыми

гостями.

Меня смутило его легкое ударение на слове «с особыми». Но, понятно

же, что я не была кем-то особенным, если только он не надеялся, что, продав

мне свою коллекцию, приобретет, таким образом, новое место хранения для

этих сокровищ. Я могла бы легко заверить его, что сделаю все возможное, чтобы позаботиться о его фамильных реликвиях, но почему-то чувствовала, что не должна это говорить, особенно теперь, когда узнала, насколько они

важны для него.

– Честно говоря, – сказал он, не поднимая глаз, – последние годы я не

так часто бывал дома, и поэтому не особо умею развлекать гостей. Так что

вам придется простить меня, если я не все сделаю правильно.

– До сих пор вы были превосходным хозяином, – заверила я его. – За

исключением одной вещи.

Его брови взлетели вверх.

Я наклонилась вперед и слегка поправила одну розу в вазе, внимательно посмотрела на нее, снова поправила ее, как я надеялась с очень

серьезным лицом. Наконец я откинулась на спинку стула и скрестила руки на

груди:

– Вот так. Теперь все абсолютно идеально.

Тревожные морщины на его лице разгладились, и появилась улыбка.

Он тоже откинулся назад, расслабившись.

– Когда мы не могли найти вас сегодня утром, ваша бабушка

испугалась, что вы убежали.

– Найти меня?

Когда я уходила от бабушки сегодня утром, она была в гардеробной. Я

велела нашей служанке сказать ей, что иду на разведку. Почему она решила, что я сбежала?

– Она очень волновалась, и я приказал слугам обыскать все укромные

места и закоулки замка, пока один из них наконец не нашел вас.

– Если она волнуется, то я должна пойти к ней. – Я начала

подниматься.

Сэр Беннет жестом остановил меня:

– Я уже велел слуге сообщить, где вы находитесь, и заверил ее, что

сегодня днем вы будете в моем обществе.

Я с облегчением устроилась поудобнее:

– Она иногда чересчур беспокоится, – сказала я, больше для себя, чем

для него. – У меня нет абсолютно никаких причин убегать. Это просто

смешно.

– Прекрасно. Я подумал, что, возможно, отпугнул вас.

– Нет, конечно. – Эти слова вырвались у меня прежде, чем я осознала, что произнесла их. Если бы я была способна краснеть, то мои щеки были бы

такими же красными, как смородина, лежащая перед нами.

– Приятно сознавать, что я не так уж страшен, – сказал он тихим

голосом, от которого у меня почему-то побежали мурашки по телу.

Теплый ветерок коснулся моего лица, запутался в распущенных

волосах и донес до меня сладкий аромат роз, от которого закружилась

голова. Несмотря на то, что мы сидели в тени живой изгороди, весеннее

солнце ласкало, и я окончательно отогрелась после холода библиотеки.

Я не совсем понимала, что происходит между нами, но чувствовала

что-то, что выходило за рамки простой любви к искусству, которое мы

разделяли. Неужели я действительно нравилась ему как женщина? На

мгновение мне захотелось выбросить из головы эту глупую мысль, но, когда

он протянул маленькую тарелочку с вафлями с кремом, и моя рука коснулась

его руки, я снова почувствовала покалывание. Я не могла дышать, пока он не

убрал руку. Сердце стучало в два раза быстрее.

Это общение с ним не было похоже на те, что я испытывала раньше. Я

не знала, что с этим делать, поэтому решила притвориться, что ничего не

происходит, и что он нисколько меня не волнует. В конце концов, ничего

хорошего из этого не получится. Если бы он действительно знал правду обо

мне, то наверняка не захотел бы сидеть со мной в саду. Думаю, он не продал

бы мне даже никчемную безделушку из своей огромной коллекции.

Бабушка была права. Я должна всегда носить перчатки и прятать

пятно, пока не окажусь далеко от Мейдстоуна.


Глава 6


Менестрель тихонько бренчал на скрипке, и от этой музыки у меня

сладко сжималось сердце. Он начал третью строфу «Когда поют соловьи»: Милая возлюбленная, тебя умоляю,

Скажи мне о любви слова;

Пока в этом мире я пребываю,

Искать никого не буду я.


Рядом со мной за главным столом заерзал сэр Беннет. Я почувствовала, что его внимание обращено на меня, а не на менестреля, и внутренне

покраснела. На протяжении всей вечерней трапезы я чувствовала жар его

взгляда, неотступно наблюдающий за мной. И чем больше я это чувствовала, тем больше мне это нравилось, хотя я знала, что не должна была

расслабляться.

Мы провели восхитительный день в саду. Он рассказывал мне о своем

прошлом, о службе пажом у герцога Ривенширского, о двух своих

ближайших друзьях, сэре Деррике и сэре Коллине, и об их многочисленных

веселых проделках. Я тоже поделилась с ним историями о своем детстве, но

умолчала об одинокой маленькой девочке, которая скучала по родителям, и

была участником множества выходок, которые придумывала, потому что

была предоставлена сама себе. Мы проговорили несколько часов пока, наконец, не расстались, чтобы удалиться в свои покои перед ужином.

Бабушка строго начала меня отчитывать, пока не услышала, что я

большую часть дня провела с сэром Беннетом. Похоже, он ей понравился. С

каждым часом я все больше понимала почему.

И в этот раз бабушка приложила немало усилий: украшением к новому

платью на этот раз должен был стать каплевидный бриллиант из ее личной

коллекции, который снова превратил мою ничем не примечательную шею в

эталон красоты.

Песни менестреля радовали нас целый час, и краем глаза я видела, как

бабушка подавила зевок. Скоро она захочет удалиться в нашу комнату, и я не

понимала, почему это вызывало у меня чувство разочарования, я еще не

хотела покидать ужин. Ночь только начиналась и было бессмысленно

отрицать, что мне не терпится провести еще время с сэром Беннетом.

Вот менестрель запел последний куплет. Сэр Беннет одарил меня

одной из своих самых очаровательных улыбок, от которых всегда

перехватывало дыхание. Он наклонился ко мне и пропел вместе с

менестрелем:


Возлюбленная сладкая – ты совершенство

Ты можешь подарить мне неземное блаженство.

Поцелуй губ твоих сладких.

Возможно, это мое лекарство.


Тепло его дыхания ласкало мою щеку, и я вздрогнула от смысла этих

слов. Но, конечно, сэр Беннет ничего не имел в виду, когда шептал их вслух.

Он ведь на самом деле не думал о том, что пропел? Я мельком взглянула на

него и увидела, что он задумчиво смотрит прямо на мои губы, словно

пытаясь определить, осмелится ли он украсть у меня поцелуй прямо здесь и

сейчас. Сама мысль об этом была так восхитительна, что могла соперничать

со сладостью медового пирога, который мы только что съели. Меня никогда

не целовали и никогда не думали об этом, и я уже давно смирилась с жизнью

старой девы. Но что, если я ошибалась? А что, если сэр Беннет поцелует

меня? Но нет, я совершенно неправильно его поняла. Он не хочет целовать

такую простушку, как я.

Я быстро сосредоточилась на одежде менестреля, которая вспыхивала

яркими желто-зелеными цветами, эффектно сочетаясь с необычными

фиолетовыми штанами. Он пропел последние ноты песни, и я захлопала

вместе с другими гостями, продолжая чувствовать, что сэр Беннет наблюдает

за мной. Но я не осмеливалась снова взглянуть на него из страха, что

опозорюсь, неверно истолковав его внимание.

Когда мы с бабушкой вышли из холла, сэр Беннет помчался за мной:

– Миледи, – сказал он, шагая рядом с нами. – Поскольку вчера вечером

я не смог показать вам редкую коллекцию драгоценностей моей семьи, я

хотел бы попросить вас составить мне компанию сегодня вечером.

Я вопросительно посмотрела на бабушку, ожидая ее ответа. Мы

провели в Мейдстоуне почти два дня, а я так и не поняла, зачем приехала

сюда. Я пропустила уже достаточно много времени. Конечно, бабушка не

могла не согласиться, чтобы я сейчас посмотрела эти вещи.

Она слегка наклонила голову и недовольно поджала губы:

– Уже довольно поздно, сэр Беннет.

– Напротив, миледи. Для некоторых из нас это довольно рано.

– Ты же знаешь, что я так сильно не нуждаюсь в отдыхе, – сказала я.

Когда она ругала меня за то, что я слишком поздно ложусь, я всегда

отвечала, что я все равно не красива и поэтому не нуждаюсь в таком

количестве сна, как другие девушки.

Бабушка многозначительно посмотрела на сэра Беннета. Он ответил ей

улыбкой, которая должна была растопить самое твердое сердце.

– Хорошо, – наконец проворчала она.

Он поклонился и ринулся целовать ей руку:

– Благодарю вас, миледи.

Она отдернула ее и тихо фыркнула. Но по блеску в ее глазах я поняла, что сэр Беннет ей действительно нравился.

Лилиан шла чуть позади нас в качестве компаньонки, а я скользила

рядом с сэром Беннетом по длинному коридору на втором этаже замка. Он

объяснял мне архитектурное строение замка, когда я остановилась у ряда

картин, висевших вдоль всего коридора. Зажженный настенный светильник

освещал их, но света было недостаточно. Я подошла поближе к

замысловатой мозаике, изображавшей Мадонну с младенцем. Сэр Беннет

придвинулся ко мне так близко, что наши руки невольно соприкоснулись.

Тепло его тела в неотапливаемом коридоре заставило меня вздрогнуть и на

мгновение отвлекло внимание от шедевра.

С каких это пор простое присутствие мужчины мешало мне созерцать

великолепие произведений искусства?

Он уставился на мозаику, и его рука снова коснулась моей. Казалось

ему безразлична наша близость, поэтому я попыталась сосредоточиться на

картине и сделать вид, что мне тоже все равно. К счастью, вскоре я

действительно окунулась в абсолютную красоту произведений, и

погрузилась в их историю, которые так интересно рассказывал сэр Беннет. К

тому времени, как мы дошли до конца коридора, я потерялась во времени. По

устало поникшим плечам и по опустившейся голове горничной, я поняла, что, наверное, прошел не один час.

– Прости меня, – сказала я Лилиан, которая была явно измотана. – Я

совершенно не подумала о тебе.

Она устало улыбнулась:

– Ничего страшного, миледи. Вы получаете удовольствие, и это самое

главное.

– Я прошу у вас обоих прощения за то, что так увлекся. – Сэр Беннет

взглянул в узкое окошко в конце коридора. – Похоже, уже рассвет, и из-за

меня вы не спали всю ночь.

Я охнула, осознав, как поздно лягу спать сегодня:

– Часы показались минутами.

– Это хороший знак, – сказал он. – Большинство людей находят мои

бесконечные рассказы об этих произведениях искусства утомительными. А

если их не утомляют эти рассказы, то мои рассуждения о различных

техниках, используемых художниками.

– Вы очаровали меня, – призналась я. – Очевидно, что вы очень любите

каждую вещь, как отец любит каждого своего ребенка. – Ну, по крайней

мере, добрый отец, которого не отталкивает собственное дитя, как моего.

Он улыбнулся моей аналогии:

– Да, это мои дети.

Мы стояли бок о бок, глядя на шедевр в конце коридора. Это была

картина в сусальном золоте, изображающая Архангела Михаила, убивающего дракона, и она была так же великолепна, как и другие, которые я

уже видела. Если бы в этот момент пришлось выбирать, какую из картин

купить, мне пришлось бы туго. Все они являлись верхом художественного

искусства.

Сэр Беннет благоговейно стряхнул с рамы пылинку, и чувство вины

вновь нахлынуло на меня. Если не брать во внимание то, что мне будет очень

трудно выбрать что-то, как я смогу забрать их у человека, который так

бережно относится к ним? Я еще никого не встречала, кто так бы хорошо

разбирался в искусстве и был увлечен им, исключая себя. И у меня снова

возникло ощущение, что расставание с любой из этих работ будет для него

подобно вырезанию куска от его сердца.

– Хотя я отношусь к моим картинам как к своим детям, – сказал он, – я

с нетерпением жду того дня, когда у меня будет настоящее и способное

дышать потомство.

Я улыбнулась, представив, как маленькие красивые мальчики, похожие

на него, бегают вокруг его ног.

– Эта немного сложнее, но я уверена, что вы справитесь.

– А вы? Сколько детей вы планируете?

Его вопрос застал меня врасплох. Честно говоря, я никогда не

собиралась заводить детей, так как никогда не планировала выходить замуж.

Но я, конечно же, не могла сказать этого и разрушить ту доверительность, возникшую между нами:

– Пока еще я не думала об этом. В конце концов, это немного выходит

за рамки моего контроля.

Он долго молчал. Краем глаза я видела, что он продолжал смотреть

прямо перед собой. И я сделала так же.

– Вы когда-нибудь были влюблены? – Спросил он.

Беннет сказал это небрежно, как будто говорил о погоде, но моя кровь

от этого вопроса забурлила быстрее. Как ответить ему, не выставив себя

жалкой, невзрачной девушкой, которая никогда не привлекала мужчин? Тем

более я даже никогда не пыталась?

– Конечно, я была влюблена, – сказала я, стараясь придать своему

голосу бодрости. – Давно. Моя последняя любовь – милый маленький

Стефан.

– Стефан? – Удивленно спросил сэр Беннет, повысив голос, что можно

было трактовать как ноту тревоги.

Может, он ревнует? Нет, это невозможно. Только самодовольная

глупышка могла подумать, что такой человек, как Беннет, может ревновать

меня. Тем не менее, я не могла удержаться, чтобы не поддразнить его:

– Да, Стефан невероятно красив, мил, весел и чувствителен.

– Я не знал, что у вас есть кто-то, я не слышал об этом.

– О, да. Он замечательный…

– Понятно.

– Для птицы.

Сэр Беннет вскинул голову:

– Для птицы? Вы хотите сказать, что Стефан – птица?

Я рассмеялась:

– Да, он мой единственный и неповторимый.

Сэр Беннет хихикнул дрожащим, почти облегченным смехом.

– Только не говорите, что я заставила вас волноваться, сэр. – Сказала я

и тут же наклонила голову, не уверенная, что хочу слышать его ответ.

– Я все еще волнуюсь, – сказал он. – Не знаю, как я смогу соперничать

с птицей за ваше внимание.

При этих словах мое сердце бешено заколотилось. Неужели он

пытается завоевать мое расположение?

– У вас есть все основания для беспокойства, – поддразнила я в ответ. –

Он настоящий рыцарь.

– Я тоже могу быть рыцарем.

– И он совершенно очарователен.

– Я воплощение очарования.

Мой пульс бешено заколотился. Разговор принял определенно

интересный оборот, и я не знала, как продолжать эту болтовню.

– Когда будете принимать трудное решение, выбирая между нами, помните: я уж точно не такой волосатый.

Я рассмеялась:

– Спасибо за предупреждение. Буду иметь в виду.

Мы помолчали. Я еще не вполне понимала, что означают все эти наши

перепалки, но определенно мне нравились новые чувства.

– Я провел с вами приятную ночь, миледи, – наконец заговорил он.

Низкие тона тихого, едва слышного голоса заставили мой желудок

перевернуться.

– Вы слишком добры, сэр. Я не уверена, что любой другой человек, живой или мертвый, посчитал бы приятной необходимостью отвечать на

сотни вопросов об искусстве.

– Тогда хорошо, что я не такой, как все – живой или мертвый. – И

снова в его голосе прозвучала та хрипотца, которая делала странные вещи с

моим животом.

Хотя у меня было мало опыта с молодыми людьми, но я не была

совсем наивной. Я сразу поняла, что сэр Беннет не такой, как все. Кроме

того, у нас было так много общего, особенно интерес к искусству и книгам. И

мы могли бы беседовать на многочисленные темы не останавливаясь.

– А вам понравилось проводить со мной время, миледи? – Тихо

спросил он, устремив на меня взгляд своих темных глаз.

Я не могла удержаться, чтобы не посмотреть на него. Наши глаза

встретились, и я заметила в его взгляде что-то сильное, жаждущее чего-то, и

это что-то окутало меня волной тепла.

Что ему от меня нужно?

Он как будто услышал этот вопрос, и перевел взгляд на мои губы. И

снова, как в тот раз, когда мы слушали менестреля, у меня возникло

отчетливое ощущение, что он собирается поцеловать меня. Полуночная

синева в его глазах сменилась на почти черноту пруда, поблескивающего в

лунном свете. Он изучал мои губы так же, как изучал картины. Он слегка

наклонился и приблизил лицо ко мне, я сделала быстрый вдох. Без сомнений, он хотел поцеловать меня. Вопрос в том, позволю ли я ему это сделать? Мы

ведь только познакомились. Я бросила быстрый взгляд на свою компаньонку

и обнаружила, что она изучает одну из картин с величайшим восторгом. Я

поняла, что она дала мне возможность уединиться с Беннетом, хотя и не

совсем понимала почему. Сэр Беннет наклонился еще ближе, сосредоточившись на цели: на моих губах. Я была слишком очарована

изгибом его рта, чтобы отодвинуться. Я познакомилась с сэром Беннетом

только вчера, но мы провели вместе огромное количество времени, так что

мне казалось, что я знаю его гораздо дольше. Он мне нравился. Возможно, даже очень нравился.

– Я могу признаться, – сказал он, его губы были совсем близко от моих,

– что мне понравилось проводить с вами время. Честно говоря, мне это очень

понравилось. Я в восторге.

– Я тоже считаю вас не таким уж ужасным, – прошептала я.

– Не таким ужасным? – Его рука скользнула к моей талии и обожгла

сквозь слои моего платья. – Вы мне льстите.

– Стараюсь.

Его дыхание задержалось на моих губах. Часть меня предвкушала то, что должно было произойти, но другая часть предупреждала, что позволив

ему поцеловать себя, у него может сложиться впечатление, что я легкая

добыча. Что я не считаю себя достаточно ценной, подгоняя события. Что

физическая связь важнее, чем развитие отношений. Что я была готова отдать

поцелуи и близость до получения обязательств. Как бы ни был

привлекателен сэр Беннет, мне определенно нужно было сохранять

достоинство.

Я отступила на шаг и потерла внезапно похолодевшими ладонями друг

об друга:

– Пожалуй, я пойду в свою комнату и попробую оттаять.

– Прошу прощения, миледи, – сказал сэр Беннет, прочищая горло и

выпрямляясь. – Я совершенно не подумал л том, что вы могли замерзнуть в

этом длинном, неотапливаемом коридоре. Умолю, простите меня.

– Может быть.

Я отвернулась, но заметила его потрясенное лицо. Его глаза были

полны раскаяния и... осмелюсь ли я это сказать? – разочарования. Может, он

огорчился, что мы не поцеловались?

– Возможно, я найду в своем сердце силы простить вас. Но только если

вы пообещаете не давать мне спать всю ночь и покажете остальную часть

своей коллекции.

Ну вот, я и сказала это. Наконец-то я призналась в своем желании

увидеть его работы. Испугает ли это его? Откажется ли он продать мне что-нибудь сейчас?

– Обещаю, – сказал он, когда я пошла по коридору мимо великих

шедевров, которыми восхищалась всю ночь. – Обещаю посвятить этому всю

ночь и весь день.

– Значит, следующая ночь наступит не скоро.

Волна удовольствия наполнила мою грудь, такая острая, что мне

пришлось ускориться, чтобы он не заметил моего восторженного выражения

лица. Я не могла сказать, что взволновало меня больше: мысль о том, чтобы

увидеть произведения искусства или провести с ним еще одну ночь.

– Предлагаю вам в следующий раз захватить с собой плащ, – крикнул

он мне вслед, когда я последовала за горничной. – Тогда нам не придется

беспокоиться о холоде, прерывающим наше совместное общение.

При этих словах я снова вздрогнула, но на этот раз не от холода.


Глава 7


– Ты рискуешь скомпрометировать себя, проведя всю ночь с

мужчиной, – строго сказала бабушка, сидя в кресле перед камином.

Но когда она произнесла эти слова, я не услышала в ее голосе

твердости. Я проспала полдня и все еще лежала в постели, с которой

наблюдала за одухотворенным выражением лица бабушки.

Я приподнялась на локтях:

– Он снова пригласил меня посмотреть с ним работы этой ночью.

Бабушка перестала вышивать, ее глаза округлились. Заметила ли я в

них удовольствие? Если да, то оно сразу же рассеялось, и пожилая женщина

покачала головой:

– Нет, Сабина. Я запрещаю. Вы должны разойтись в положенное время.

– Она снова склонила голову над тяжелым гобеленом.

– Но я думала, ты будешь счастлива, что мужчина хочет проводить со

мной время, поскольку ты отказываешься управлять моей жизнью и

пытаешься найти кого-то другого, на кого эту работу можно переложить.

На этот раз бабушка не подняла глаз:

– Ты нашла подходящего кандидата в лице сэра Беннета?

Так ли это? Я, конечно, не планировала искать мужа именно в этом

путешествии, но я знала, что бабушка постоянно ищет его. Говоря о моем

браке, она пыталась соблюсти мои интересы, обеспечив этим мое будущее и

мое счастье. Я не верила, что кто-то когда-нибудь захочет меня, всегда

считала, что бабушкины планы на меня были слишком оптимистичны. Но

так ли это? Смогу ли я найти мужа?

– Ну, так как? – Сказала бабушка, втыкая иголку в гобелен. – Что ты

думаешь о сэре Беннете? – Хотя она старалась, чтобы ее голос звучал

беззаботно, я услышала в нем слабую надежду.

Я потянулась пальцами ног к уже остывшему камню в изножье

кровати:

– Помимо того, что он слишком красив, слишком очарователен и

слишком хорош, чтобы быть реальным, я думаю, что он довольно мил.

Стук в дверь заставил меня нырнуть под одеяло. Лилиан открыла и

вернулась с букетом цветов, который был почти таким же большим, как она

сама.

– Сэр Беннет велел передать вам, миледи. Он послал сообщение со

своим слугой.

Я с трудом села, утопая в мягком пуховом матрасе и облокотилась на

подушки, а Лилиан положила мне на колени букет из роз, пионов, ирисов и

дельфиниума. Красные, розовые, желтые и синие цветы были расставлены

так методично, почти художественно, что я не сомневалась, что сэр Беннет

сделал это сам. Я зарылась лицом в бархатистую гущу и глубоко вдохнула

свежий аромат. Трепет охватил меня, когда я осознала, что он думал обо мне

и потратил время, чтобы собрать такой прекрасный букет.

– Что за сообщение? – Спросила бабушка, не прерывая своего

спокойного шитья.

– Сегодня прибыла новая реликвия, и он просит леди Сабину

присутствовать на открытии.

Я выпрямилась. На этот раз возбуждение охватило меня до пальцев

ног. Я не понимала, почему он уделяет мне столько внимания, посылает

букеты и чуть ли не целует в пустых коридорах. Но я не хотела жить

сомнениями. Я просто хотела упиваться своими новыми чувствами и

наслаждаться этим временем, проведенным с ним. Я знала, что оно слишком

скоро закончится. Что-то настолько очаровательное не может длиться вечно.

Лилиан быстро одела меня. Ну, так быстро, как только позволяла

бабушка, придираясь к каждой мелочи, от выбора платья, до укладки волос.

– Ты, верно, забыла, – напомнила я с глубоким вздохом, – я здесь не

для того, чтобы искать мужа. Я здесь, чтобы купить произведения искусства.

Но жалуясь, втайне я должна была признать, что мне нравится ее

суетливость и помощь в улучшении моей внешности. Конечно, нет ничего

плохого в желании выглядеть красивее. И, конечно же, я делала это не для

того, чтобы произвести впечатление на сэра Беннета.

Но не обманываю ли я саму себя?

Бабушка отступила назад и оглядела меня от макушки до носов туфель, поджав губы в тонкую линию. Она указала на мой правый рукав, и горничная

еще выше натянула перчатку. Потом бабушка кивнула на висящий локон у

моего левого уха. Горничная немного повозилась с ним. Наконец, после

итогового осмотра, бабушка коротко кивнула:

– Теперь ты можешь идти.

– Ты уверена, что нам не следует завить эти волосы еще здесь? –

Сказала я, дергая себя за один тонкий волосок, который щекотал мне шею. –

Или, может быть, еще раз проверить, нет ли пылинок на моем подоле?

Бабушка отмахнулась от меня. Я улыбнулась и направилась к двери.

– Я бы хотела, чтобы ты подождала еще несколько дней, – крикнула

мне вслед бабушка, – прежде чем обсуждать покупку картины.

Ее слова остановили меня:

– Еще несколько?

– Да.

Бабушка уже отошла к очагу и больше ничего не объясняла, хотя я

ждала бесконечно долго.

– Мы планировали пробыть здесь всего несколько дней, – наконец

сказала я. – Не будем ли мы злоупотреблять гостеприимством хозяев?

– Они пригласили нас остаться подольше, – ответила она, опускаясь в

кресло.

– Пригласили?

Мое сердце подпрыгнуло от этой мысли. Мне не хотелось прямо

сейчас анализировать свою реакцию на эту новость, хотя и догадывалась, что

это потому, что я хотела провести больше времени с сэром Беннетом.

– Похоже, они наслаждаются нашей компанией, так что я не вижу

необходимости портить все назойливыми расспросами об их предметах

искусства.

– Разве я когда-нибудь бываю назойливой? – Я подмигнула.

Она опять поджала губы и взялась за вышивку.

Когда я вышла из своей комнаты, следуя за одним из слуг вниз по

коридору, мои мысли метались с головокружительной скоростью. Войдя в

большой зал, я остановилась у дверей, пытаясь унять колотившееся от

нетерпения сердце. Я попросила Лилиан засунуть один пион из букета в

петлю спереди моего корсажа и сейчас втянула его сладкий аромат, мысленно отругав себя за нервное возбуждение. Затем я прошла через двери

в просторную главную комнату замка.

Удивительно, но в комнате было больше народу, чем обычно. Судя по

одежде мужчин, большинство из них были торговцами или крестьянами.

Некоторые несли что-то в грубых мешках. Один человек даже держал за ноги

две тушек кур. Проследив взглядом мимо толпы, я увидела в передней части

зала сэра Беннета, сидевшего на почетном кресле хозяина, писец рядом с ним

что-то записывал на пергаменте, слушая широкоплечего крестьянина. Хотя я

была слишком далеко, чтобы расслышать их разговор из-за общего шума, заполнившего комнату, я видела по выражению лица сэра Беннета, что он

проявлял интерес к делу этого человека. Его точеное лицо было серьезнее, чем обычно. Губы решительно сжаты. Но в его позе чувствовалось участие, которое смягчало ситуацию.

Я снова оглядела всех в зале, ожидая своей очереди поговорить с

владельцем поместья. Неудивительно, что людей было так много. Он был

мудрым и добрым хозяином, который заботился о своем народе. Я была

извещена, что истинный лорд Мейдстоун, его старший брат, не здоров и, что

вместо него управляет сэр Беннет. Сэр Беннет был только временным

хозяином, но, тайком наблюдая за ним, мое сердце согрелось. Истинный

характер человека проявляется, когда ему дают власть над теми, кто ниже

его. И я быстро поняла, что даже если он и не был лордом Мейдстоуном, но

определенно был достоин этого титула.

Когда он закончил говорить с крестьянином, я сделала шаг вперед, ожидая, что он поднимет глаза и заметит меня. Но он обернулся на боковую

дверь на чей-то зов и встал. На его лице появилась широкая приветливая

улыбка. Боковая дверь находилось в тени выступа стены. Но через несколько

мгновений на солнечный свет, лившийся из узких арочных окон, обрамлявших холл, вышла молодая девушка. С длинными струящимися

волосами цвета золота, прекрасным и безупречным лицом, как у Мадонны, и

телом с изящными линиями, как у древнегреческой статуи, она была

ошеломляюще красивой. Ее платье с орхидеями было простым, без особых

украшений. Но эта простота лишь подчеркивала ее природную красоту.

Сэр Беннет бросился ей навстречу, и в его походке было слишком

заметно нетерпение. Я отпрянула назад и прижалась к толстой каменной

стене рядом с дверью. Мой пульс замер, оставляя за собой зловещую тишину

колотящегося сердца. Поприветствовав девушку, сэр Беннет склонился перед

ней и запечатлел на ее руке страстный, долгий поцелуй. Выпрямившись, он

взглянул на нее с таким обожанием. Казалось, кулак сомкнулся вокруг моих

легких и перекрыл воздух. Он протянул ей руку, и она позволила ему

проводить себя вперед, глядя на него снизу с таким счастливым лицом, что я

поняла: эти двое определенно не чужие друг другу.

Кто она такая? Может быть, сестра? Хотя он никогда не упоминал о

сестрах, а я никогда не слышала, чтобы леди Виндзор говорила о дочерях, я

молилась, чтобы она была просто членом семьи.

Я могла только наблюдать за ними. Беседуя с ней, его темные глаза

восхищенно горели, любуясь красотой девушки. Он никогда не смотрел на

меня таким взглядом. В его глазах я видела доброту, нежность, и мне

кажется, тоску. Но никогда такого искреннего восхищения. Тяжесть из

легких переползла в горло и сдавила. Конечно же, он не мог смотреть на

меня с таким восторгом. Я даже не пыталась сравнивать себя с этой

девушкой и ее красотой. Сколько бы бабушка ни старалась меня нарядить, я

всегда буду некрасивой. Никакие прихорашивания и наряды не могли

изменить этого факта.

Сэр Беннет рассмеялся над чем-то, сказанным ею, его лицо оживилось, а тревожные морщинки разгладились. Он повел ее к накрытому мольберту, стоявшему в стороне, и она улыбнулась.

Наверное, это и была та новая реликвия, посмотреть которую он меня

пригласил? Если так, то почему эта девушка здесь? В течение долгого

времени я могла только наблюдать с растущим отчаянием, как эти двое

общаются, их радость друг от друга была неоспорима. Как он мог так

поступить с этой девушкой, уделяя мне столько внимания, после того как

практически поцеловал меня тем ранним утром, после того, как прислал

огромный букет сегодня?

Что все это значит? Неужели я увидела в его внимании ко мне больше, чем он хотел показать? Он казался слишком добрым, чтобы соблазнить меня.

Неужели я как-то недооценила его?

Я проглотила комок в горле. Часть меня шептала, что я должна уйти в

свои покои. Я только унижу себя, если останусь в присутствии этой девушки

и сэра Беннета. Но другая часть меня, привыкшая к тому, что девушки

намного красивее меня, толкала меня вперед. Я не могла убежать. Я никогда

не делала этого раньше и уж точно не сделаю сейчас.

Я вынула пион из корсета, бросила его на землю, и проходивший мимо

мужчина наступил на него сапогом. Я расправила плечи и пошла по проходу, делая вид, что мне было все равно. С каждым шагом я напоминала себе, почему вообще приехала в Мейдстоун, почему решила не связываться с

мужчинами, почему не должна позволять непостоянству сэра Беннета

тревожить меня. Я уже почти дошла до парочки, и хорошенькая аристократка

взглянула на меня. Она молчала, но по округлившимся глазам я поняла, что

она не ожидала меня увидеть.

Сэр Беннет проследил за ее взглядом:

– А, леди Сабина. Я вижу, что вы, наконец, проснулись и решили

вернуться к жизни.

Я ожидала увидеть растерянность из-за этой двойной игры, из-за того, что он заставил меня поверить, что я была для него чем-то особенным, хотя

на самом деле это было не так. Но его улыбка была широкой и приветливой, без намека на извинение.

– Похоже, вы нашли единственный способ пробудить меня ото сна.

– Огромным букетом?

Я не понимала, как он мог шутить со мной, будто не он только что

флиртовал с этой красивой девушкой. Тем не менее, я знала, что должна

оставаться любезной и дать ему возможность объясниться, прежде чем

создать дистанцию между нами.

– Нет, как бы прекрасны они ни были, я с сожалением должна сказать, что только соблазн новой картины может вытащить меня из царства Аида.

– Ну, тогда мы должны поблагодарить леди Элейн за то, что она спасла

вас. – Затем он повернулся к девушке, которая все еще цеплялась за его руку.

– Леди Элейн, я хотел бы представить вам леди Сабину Шерборн. Она такой

же ценитель искусства, как и я, поэтому я пригласил ее на открытие вашей

картины.

Леди Элейн грациозно наклонила голову, но, когда она подняла ее, выражение лица было решительно холодным, и она оценивала меня почти

критическим взглядом.

Я присела в реверансе:

– Ваша картина, миледи? Могу ли я предположить, что вы художник?

Она тихо рассмеялась, и этот звук был почти так же прекрасен, как и ее

лицо:

– О, нет. Я не могу поставить себе в заслугу эту картину. На самом

деле я совершенно невежественна, когда речь заходит обо всех

произведениях искусства, которые собирает Беннет.

Беннет? Значит, она достаточно хорошо с ним знакома, чтобы называть

его по имени?

– У нее не было другого выхода, кроме как учиться, – добавил сэр

Беннет, похлопав леди Элейн по руке. – По-другому никак не получится, если жить рядом с нашей семьей.

Леди Элейн улыбнулась ему:

– Ты был хорошим учителем.

При этих словах что-то острое кольнуло меня, чего я никогда раньше

не испытывала. Была ли это ревность? Очевидно, что сэр Беннет провел

много времени с этой девушкой, что у них были хорошие отношения и

совместная история.

– Похоже, сэр Беннет преуспел во многих вещах, – сухо заметила я. –

А, как я понимаю, что очаровательные невинные молодые девушки, кажется, находятся на вершине его списка умений.

Он преувеличенно поклонился:

– Благодарю вас, миледи. Всегда приятно, когда тебя узнают по тому, над чем так упорно трудился и довел до совершенства.

Я проглотила волну разочарования от растущего осознания того, что та

нежность, с которой он относился ко мне в последние несколько дней, была

его обычным способом общения с женщинами. И я не была исключением, несмотря на свою внешнюю простоту. Если бы только я не прочитала в его

взгляде больше, чем он хотел…

Я резко повернулась к мольберту, на котором стояла картина.

– Леди Элейн недавно гостила у родственников и обнаружила эту

картину пылящейся в кладовой, – сказал он, следуя за мной вместе с леди

Элейн. – Они подарили ей эту картину, и по дороге домой она решила

заехать сюда, чтобы я изучил ее и сказал, чего она стоит.

– Сомневаюсь, что картина – это единственное, что она надеялась

получить, – пробормотала я себе под нос.

– Простите, миледи, – сказал он, подходя ближе. – Я вас не расслышал.

Я провела пальцами в перчатках по украшенному кисточками краю

покрывала:

– Размер говорит мне, что это, скорее всего, Византия.

– Балканский полуостров, – сказал сэр Беннет.

– Крашеное дерево.

– Загрунтованное золотом.

Я молча кивнула. Он был хорош. Но и я тоже.

– Леди Элейн, – сказал он, – не окажете ли вы честь и не откроете ли

ее?

Она шагнула вперед и с грацией, на которую я никогда не надеялась, даже с многочасовыми тренировками и практикой, откинула покрывало.

Все мои бренные мысли улетучились при виде картины.

– Посвящение. – С почтительным вздохом прошептала я с сэром

Беннетом одновременно. Мы долго смотрели на этот шедевр с восхищением.

– И что думаете? – Леди Элейн прервала наше благоговение.

– Это потрясающе. – Снова хором заговорили мы с тем же

благоговением.

– Что вы можете мне сказать о ней? – Настаивала Элейн.

Только тогда я рискнула взглянуть на сэра Беннета, с удовлетворением

отметив истинную признательность, отразившуюся на его лице. Он кивнул

мне, как будто увидел во мне то же самое:

– Почему бы вам не объяснить картину леди Элейн?

Я знала, как тяжело ему было, наверное, доверить эту честь мне. Меня

распирало от желания рассказать о картине, как, вероятно, и его самого. И я

не могла упустить такую возможность. Я радостно пустилась в подробное

описание работы, изображающей Деву Марию, преподносящую Младенца

Иисуса Симеону для обряда очищения в храме. Я подробно остановилась на

значении ее синего одеяния и надписи на свитке, который она держала в

руке, углубилась в предысторию художника, и уже готовилась разъяснить

выбор его техники, как увидела, что леди Элейн прикрывает рукой зевок.

Я резко остановилась.

Она виновато улыбнулась:

– Пожалуйста, простите меня, миледи. – Похоже, тяготы путешествия

утомили меня. Но, пожалуйста, продолжайте.

Несмотря на ее оправдание, я видела правду в ее глазах. Ей было

скучно, и она дала мне понять, что приехала в Мейдстоун не для того, чтобы

слушать, как я болтаю о картине. Она пришла послушать сэра Беннета. Если

он не говорил, то у нее не было причин слушать.

– Ваша очередь, – сказала я сэру Беннету.

– Вы хорошо справляетесь, – подбодрил он, все еще сосредоточив свое

внимание на картине, явно не замечая игры между леди Элейн и мной. –

Продолжайте. Расскажите нам подробнее о духовной символике, особенно в

отношении голубей, взгромоздившихся на крышу храма.

– А леди Элейн интересуют голуби? Или возможно какие-то другие

птицы? – Многозначительно спросила я.

– Конечно, интересуют, – ответила она.

– Ну вот, пожалуйста. – Сэр Беннет одарил меня улыбкой, призывающей продолжать. – Леди Элейн так же очарована вашими

чудесными разъяснениями, как и я.

Я чуть не фыркнула, но вовремя спохватилась.

Внимание сэра Беннета привлекло какое-то движение в глубине зала и

крик охранника. Его рука мгновенно сомкнулась на рукояти меча, который

он носил в ножнах на боку.

– У меня сообщение для сэра Беннета от лорда Питта, – раздался еще

один крик от двери.

Стражники загородили проход пиками, не давая вновь прибывшему

войти в комнату. Человек, облаченный в боевые доспехи, толкнул копья и

прорвался. С обнаженным мечом он шагал к нам, звеня при каждом шаге

железными пластинами сабатонов3. Стражники бросились за ним, но сэр

Беннет поднял руку, призывая не трогать его. Посланец вышел вперед и

остановился на почтительном расстоянии, мышцы на руке сэра Беннета, сжимавшей меч, напряглись, но в остальном он не выказал никаких эмоций.

– Что за сообщение? – Спросил сэр Беннет. – Надеюсь, вы привезли

ответ на мои неоднократные попытки просить у лорда Питта больше

времени.

Вооруженный рыцарь поднял забрало, открыв гневное лицо и сердитые

глаза. Было что-то определенно опасное в этом блеске, и что-то знакомое. Я

видела этого человека раньше? Если да, то где?

– Лорд Питт устал ждать, – проскрежетал посыльный скрипучим

голосом, который, как мне показалось, я слышала совсем недавно.

– Лорд Питт всегда был разумным человеком, – сказал сэр Беннет

повелительным тоном. – Возможно, он не получил мои сообщения.

– Может быть, ему надоело ждать, пока вы и ваш сопливый братец

повзрослеете.

Квадратная челюсть сэра Беннета напряглась, а пальцы крепче сжали

меч. Я затаила дыхание, ожидая, что он вытащит оружие и вступит в бой с

этим посланцем. Лицо леди Элейн заметно побледнело. Мне тоже следовало

волноваться, а не наслаждаться зрелищем драки, которую я с нетерпением

ждала.

– Передайте лорду Питту, что мы скоро вернем ему долг, – сказал сэр

Беннет. – Мы практически решили данный вопрос.

– Я заберу долг сейчас, – выдавил гонец, – или никогда.

– К концу недели я его принесу. – Голос сэра Беннета был таким же

твердым и решительным.

– Так не пойдет.

– Другого варианта нет.


3 Сабатон (англ. sabaton, он же солерет англ. soleret) — латный ботинок, который крепился к

наголеннику

Два пристальных взгляда скрестились.

Трепет возбуждения прошелся по мне, и я с волнением ждала, когда

они столкнутся мечами. Наконец вошедший ухмыльнулся. Широкая

угрожающая улыбка обнажила острые зубы. При виде их я вздрогнула и

шагнула вперед:

– Вы, – резко сказала я. – Вы тот самый вор, который остановил меня

по дороге в Мейдстоун.

Он перевел взгляд на меня. За исключением едва заметного блеска

глаз, выражение лица мужчины не изменилось пока он изучал меня. Рядом

заскрежетал металл – сэр Беннет вынул из ножен меч и направил на

посетителя:

– Этот человек остановил вас, миледи?

– Да, – сказала я. – Он и еще несколько бандитов остановили мой

экипаж и попытались ограбить.

– Объяснитесь, капитан Фокс? – Спросил сэр Беннет убийственно

резким, как его клинок, тоном.

Капитан нагло посмотрел на сэра Беннета:

– Она приняла меня за кого-то другого.

Сэр Беннет поднял бровь, умоляя меня подтвердить обвинение, и тогда

это даст ему повод сражаться за мою честь. Я колебалась. Воры были одеты в

плащи, которые скрывали их лица. К тому же мне некогда было

рассматривать их лица, так как я слишком волновалась за Стефана. Может, это и не тот вор вовсе. Конечно, я не хотела, чтобы сэр Беннет убил его или

запер на замок только из-за моих подозрений.

– Не думаю, что ошиблась, сэр, – наконец сказала я, – но поскольку я

не могу быть полностью уверена, я бы проявила снисхождение и помолилась

за его заблудшую душу.

Сэр Беннет несколько напряженных мгновений смотрел на капитана, потом опустил оружие:

– Немедленно уезжайте из Мейдстоуна и не возвращайтесь. Если я еще

раз увижу вас, то решу, что вы хотите сразиться со мной на мечах.

– Будьте уверены, – прорычал капитан, – в следующий раз, когда мы

встретимся, мы будем сражаться. И это будет по-настоящему.

Капитан Фокс развернулся и зашагал из комнаты, оглянувшись на

меня. В этом мимолетно брошенном взгляде я увидела страх. Я поняла, что

он помнит меня и пятно на моей руке, которое можно было расценить как

клеймо ведьмы. Ага! Я была права. Я чуть было не крикнула ему, чтобы он

остановился, но передумала. Дальнейшее разбирательство только подвергнет

опасности меня. Этот страх может подтолкнуть его рассказать о моей

особенности, а я не хотела рисковать возможностями относительно сэра

Беннета. Возможностью приобрести произведения искусства, а не завоевать

его расположение. Если я правильно поняла из разговора сэра Беннета с

капитаном Фоксом, финансовое положение Виндзоров было хуже, чем нам

говорили. Судя по всему, он намерен продать их мне до конца недели. К

счастью для него, я была более чем готова помочь ему выйти из

затруднительного финансового положения.

Я повернулась, чтобы одарить его, как я надеялась, ободряющей

улыбкой, но обнаружила, что леди Элейн опередила меня. Она снова обвила

его руку своей ладонью, и ее красивое лицо было обращено к нему. Он

смотрел на нее с таким почтением, что мое сердце болезненно сжалось. Мне

пришлось отвести взгляд. Я отчаянно пыталась не обращать внимания на

пульсирующую боль в сердце. Но даже если бы я захотела не думать об этом, то не смогла бы.

По правде говоря, мне очень хотелось, чтобы сэр Беннет смотрел на

меня именно так.


Глава 8


Я прошелся по пустынному коридору и снова взглянул на дверь. Где

же она? Я послал одного из слуг привести ее, чтобы мы могли продолжить

нашу ночную экскурсию по произведениям искусства и реликвиям. Проведя

всю прошлую ночь вместе, обсуждая картины, она, казалось, так же, как и я, хотела этого.

Она ведь не передумала, правда?

Я остановился и глубоко вздохнул. Мне хотелось провести этот вечер с

ней больше, чем когда-либо. После утреннего визита Фокса я понял, что мое

время закончилось. Я должен был сделать предложение леди Сабине. Может

быть, даже сегодня вечером. Ее бабушка хотела, чтобы я подождал и дал

леди Сабине возможность узнать меня. Она хотела сама удостовериться

достоин ли я ее внучки. И я доказал, что достоин. Вдовствующая леди

Шерборн не нашла во мне недостатков. Но сейчас время было не на моей

стороне. Сегодняшний визит Фокса, скорее всего, будет последним. В

следующий раз лорд Питт придет сам и приведет своих солдат. Я должен был

добиться руки леди Сабины и ее состояния, чтобы спасти Мейдстоун.

Мне все еще не нравилась идея жениться из-за денег, но я должен был

признать, что общаться с леди Сабиной мне было гораздо легче, чем я

ожидал. Несомненно, это был знак того, что она была божьим ответом на мои

отчаянные молитвы. Мне не нужно было притворяться, что она мне нравится.

Она была умна и интересна, и восхищала меня. Я искренне наслаждался ее

обществом. У нее был острый ум, и я оценил это, упивался ее любовью к

искусству, которая была почти такая же, как моя. Я наслаждался каждым

мгновением нашего общения прошлой ночью и хотел, чтобы оно

продолжилось. Я сам удивился своему желанию поцеловать ее. Поцелуй был

страстным, реальным и необузданным. Я должен найти способ поцеловать ее

сегодня вечером. Конечно, это поможет устранить отказ, которым она может

ответить, и облегчит предложение руки и сердца. Как она сможет сказать

«нет» после долгого и страстного поцелуя?

Наконец дверь в конце коридора распахнулась. Леди Сабина просунула

голову внутрь, огляделась и, увидев, меня в одиночестве, вышла в длинный

коридор. Ее горничная следовала за ней на почтительном расстоянии.

– Миледи, – сказал я, бросаясь к ней.

На ней было великолепное бархатно-зеленое платье с пышной юбкой, такое темное, что в полумраке коридора оно казалось почти черным. Этот

цвет удачно подчеркивал бледность ее кожи. Она стояла передо мной белая

как лилия, и невероятно красивая. Во мне опять всплыл вопрос: была ли ее

кожа такой же мягкой на ощупь, как выглядела.

– Я рад, что вы здесь, – сказал я. – Я уже начал волноваться, что вы

передумали провести ночь в моей компании.

– Я действительно передумала, – сказала она с откровенностью, которая мне в ней нравилась.

Она наклонила голову, и ее искусно уложенные локоны прикрыли

ушко, искушая меня прошептать что-нибудь в него. Для любой другой

женщины это стало бы маленьким знаком. Но я понимал, что леди Сабина не

играет в такие игры. Она была либо слишком невинна, либо слишком честна, а может, и то и другое вместе.

– Я не имею права тратить ваше время и внимание, когда вы так явно

хотите посвятить их другому человеку.

Я резко остановился перед ней и нахмурился. Темно-зеленый цвет ее

платья подчеркивал ее изумрудные глаза, делая их такими же сочными, как

мягкий мох на лесной поляне. Она окинула меня критическим взглядом, явно

ожидая объяснений, хотя я понятия не имел, что мне нужно объяснять.

– Весь день я с нетерпением ждал возможности показать вам свою

коллекцию произведений искусства, – сказал я, надеясь, что мой ответ

успокоит ее. – По правде говоря, я не мог придумать ничего другого.

– Значит, леди Элейн не присоединится к нам?

Я не понял обвинения в ее голосе:

– А зачем ей это? Леди Элейн прилагает все усилия, чтобы вытерпеть

мои нудные лекции и описания, и на самом деле совершенно не интересуется

искусством.

– Совершенно ясно, в чем заключаются ее интересы.

– В основном она интересуется собой. – В тот момент, когда я произнес

эти слова, я пожалел о них. Мне не следовало этого говорить. Элейн –

прекрасная леди. Давнишний друг семьи.

– Я хотела сказать, что вы и есть ее интерес.

Леди Сабина улыбнулась и сморщила нос, пряча веснушки. Хотя

поначалу я не особенно любил эти крапинки, они начинали мне нравиться.

– Она думает, что я ей нравлюсь, – сказал я, понимая теперь, что

Сабина неправильно поняла наши с Элейн отношения. – Но большую часть

времени я доводил ее до полного изнеможения.

– Ей определенно не скучно с вами, сэр.

Я не смог сдержать улыбку:

– Не слышу ли я намека на ревность, миледи?

Она быстрым шагом двинулась вперед по коридору, но я успел

заметить смущение на ее лице.

– А, так вы ревнуете, – сказал я, шагая за ней, улыбаясь.

– Не возвышайте себя, сэр. Вы и так слишком высокий.

Я усмехнулся и протянул ей руку:

– Никогда бы не подумал, что вы опуститесь до мелочной ревности. Вы

кажетесь настолько выше этого.

– Так и есть. – Она взяла меня под руку и позволила вести себя. – Если

вы хотите ухаживать за леди Элейн, я не стану мешать вам выставлять себя

дураком.

– А если я захочу ухаживать за вами? – Я понизил голос. – Тогда вы

меня остановите?

Она слегка споткнулась, но продолжила:

– А вы попробуйте и увидите. – Она игриво улыбнулась мне, и мой

пульс забился вдвое быстрее.

Конечно же, не возражал против того, чтобы мои попытки завоевать ее

расположение вышли на совершенно новый уровень. Я должен был сделать

ей предложение сегодня вечером, несмотря ни на что. Я уже решил.

Конечно, для этого не помешает очаровать ее сверх всякой меры.

Я провел ее в одну из комнат, которые мой дед использовал для

хранения и демонстрации многих реликвий. Это была одна из самых

больших комнат замка, обшитая панелями теплых тонов и темного дерева, с

канделябрами, которые давали достаточно света, чтобы осветить все

экспонаты. В воздухе витал затхлый запах – свидетель богатой древней

истории, заключенной в этих четырех стенах.

Пройдя всего несколько футов, леди Сабина остановилась и ахнула. Ее

лицо сияло от восторга, глядя на сокровища, представленные перед нами. Я

улыбнулся ее удовольствию и понял, что наслаждаюсь тем, что делюсь с ней

этими вещами. Я знал, что она оценит их, внимательно выслушает все, что я

расскажу, а потом добавит что-то свое. Ей не нужно было притворяться, что

они ей нравятся. Леди Сабина любила произведения искусства так же сильно, как и я.

Я снова потерял счет времени, медленно прохаживаясь по комнате.

Через какое-то время мы, наконец, достигли дальнего конца, где с

восхищением остановились перед старинным крестом из бронзы, украшенным алыми драгоценными камнями, изображавшими кровь Христа.

Мы рассматривали изображение Страшного Суда, выполненным в виде

горельефа из слоновой кости. Какое-то время мы стояли молча, наслаждаясь

замысловатой работой и мыслью мастера, которое она передавала.

«Нужно действовать сейчас» – решил я, бросив быстрый взгляд на

слабый свет, пробивающийся сквозь закрытые ставни, защищающие от

выцветания и порчи шедевры. Скоро взойдет солнце, а вместе с ним

проснется и шумный дом. Если я хотел сделать предложение, то теперь самое

время.

Я потянулся к руке леди Сабины и переплел свои пальцы с ее. Она не

отстранилась и позволила нашим пальцам соединиться, как будто мы были

двумя сторонами резьбы, идеально подогнанными друг к другу. Из-за

трепета от того, что я держу ее за руку, я никак не мог произнести нужные

слова.

– Сабина, – еле слышно, наконец, прошептал я.

Что-то в моем тоне, должно быть, насторожило ее, уловив перемену в

моих мыслях. Она напряглась и начала отдергивать руку. Мне нужно было

действовать быстро, иначе я совсем упущу момент. Я взял ее за другую руку

и повернул ее к себе:

– Сабина, – сказал я снова, мягко. – Вы удивительная девушка.

И я действительно так думал. Я не знал ни одной женщины, которая бы

могла часами слушать мою болтовню.

– Вы тоже не такой уж простак, – выдохнула она.

Ее длинные ресницы касались бледной кожи щек. А когда она подняла

их и встретилась со мной взглядом своих карих с зелеными крапинками глаз, у меня внутри все перевернулось. Мое дыхание участилось, и я странно

задрожал. Мне не нужно было заставлять себя поцеловать ее. Меня охватила

острая потребность в этом. Я не мог думать ни о чем другом. Раз уж она

скоро станет моей невестой, зачем сопротивляться этому желанию? Я

нетерпеливо наклонился, чтобы прикоснуться к ее губам. Ее глаза

расширились, но она не отодвинулась, только перевела взгляд на горничную

в кресле у двери. Девушка бодрствовала почти всю ночь и лишь пару раз

задремала. К счастью, сейчас был один из тех случаев, когда она закрыла

глаза. Взгляд Сабины метнулся к моим губам, и я заподозрил, что ее никогда

раньше не целовали. Я придвинулся ближе, и мое дыхание долетело до нее.

И прежде чем она успела передумать, как прошлой ночью, я прижался к ее

губам. Нежно. Мягко. С любовью. Как если бы это были самые драгоценные

вещи.

Сначала она ответила неуверенно. Но когда я усилил давление, она

поддалась навстречу. Мудрые наставления моего наставника, герцога

Ривенширского, вышли на передний план моего сознания, требуя, чтобы я

сохранил поцелуй целомудренным. Они напомнили мне, что продолжение

может привести к еще большему искушению. Я начал слегка отстраняться, но она обвила руками мою шею и прижалась ко мне. Это движение, хотя и

совершенно невинное, погубило меня. Я прижал ее к себе и снова поцеловал.


Я изумилась, осознав, что этот мужчина, невероятно красивый

мужчина, целует меня. Я упивалась силой его объятий, крепостью его груди

и твердым давлением его губ. Я не знала, как ответить на его поцелуй, и

надеялась, что не ошиблась. Казалось так естественно обнимать его и

позволить обнять себя, хотя тихое предостережение моей совести напомнило

мне, что я должна быть осторожна, чтобы не разбудить наши желания и не

пробудить близость, позволительную только в браке.

От этой мимолетной мысли я прервала наш поцелуй и уткнулась

горячим лицом в его плечо. Брак? Что заставило меня подумать об этом? Я с

ужасом осознала, как быстро перешла от простого поцелуя к мыслям о

замужестве.

Беннет больше не пытался меня поцеловать, но и не отпустил меня. Он

наклонился к моему уху:

– Сабина?

– Хм, – прошептала я, пытаясь унять свое быстро бьющееся сердце.

Его губы коснулись чувствительной кожи рядом с моей скулой.

Прикосновение было таким мягким, как перышко. Мне пришлось вцепиться

руками в его куртку, чтобы не упасть. Сквозь одежду я слышала, как его

сердце колотится почти так же быстро, как и мое. Неужели я вызывала в нем

такие же эмоции, как он во мне? Мысль была нелепой, но, тем не менее, я не

могла удержаться, чтобы не думать об этом.

– Я хотел спросить вас кое о чем, – прошептал он, и его дыхание

защекотало мою кожу.

– О боже! – Раздался испуганный голос от двери.

Я отпрыгнула от Беннета, расцепив руки. Изумленная леди Элейн

стояла в дверях. Моя горничная резко вскинула голову и широко распахнула

глаза.

– Леди Элейн, – сказал Беннет, разглаживая свою одежду, как будто

пытаясь снять следы наших объятий.

Он смутился, что его поймали обнимавшимся со мной?

– Я как раз заканчивал показывать леди Сабине свою коллекцию, –

сказал он напряженным голосом. – Мы почти закончили.

Леди Элейн просто сложила руки перед собой и выжидающе

посмотрела на Беннета. На ней было надето свежее дневное платье, волосы

безукоризненно уложены, и она сияла утренней красотой. Она перевела

взгляд с моих губ на губы Беннета, и мне пришлось сдержаться, чтобы не

прикоснуться ко рту, распухшему от поцелуя.

Леди Элейн удалось выдавить улыбку, но она была натянутой и

неуверенной:

– Я вижу, вы показывали ей кое-что особенное. То, что вы показывали

и мне тоже в этом же месте.

На лице Беннета промелькнуло чувство вины, и он уставился в пол. По

моему позвоночнику прошла молния, заставляя выпрямиться. Неужели

Беннет здесь поцеловал леди Элейн? Возможно, он специально приводил

сюда целоваться всех своих го́стий.

– Пожалуйста, простите, что побеспокоила вас, – сказала леди Элейн. –

Я пойду, чтобы вы могли закончить. – Она бросила на меня взгляд, который

выражал жалость, и выскользнула за дверь.

Моя горничная стояла и невинно моргала, явно не понимая, что

произошло между мной и Беннетом. И, слава Богу.

– Может быть, нам пора, миледи?

– Сейчас, – ответила я, скрестив руки на груди и повернувшись к

Беннету. Я не уйду, пока не получу объяснений.

– Простите меня, Сабина. – Беннет провел пальцами по темным волнам

волос, его темно-синие глаза были полны тревоги.

– Вы целовали леди Элейн здесь, в этой комнате? – Вопрос прозвучал

жестко и холодно.

Он ответил не сразу, молча изучая алтарь, как будто на нем можно

было найти подходящие слова:

– Да. Однажды я поцеловал ее здесь.

Хотя я не была удивлена его признанием, оно будто ударило меня в

грудь и лишило дыхания. Мне так хотелось верить, что Беннет отличался от

других мужчин, что он, игнорируя мою внешность, видел мой внутренний

мир, что он принял меня и даже полюбил. Но, очевидно, хорошенькая или

нет, я была просто еще одной женщиной, которую нужно было соблазнить.

На меня навалилась усталость. Мне захотелось подойти к креслу, в котором

сидела горничная, и рухнуть в него. Разочарование давило на меня. Я так

ждала слов, что его поцелуи с леди Элейн ничего не значат. Что он не

чувствовал с ней того, что чувствовал со мной. Но он выдохнул неровный и

разочарованный вздох, который нисколько не облегчил мое замешательство

и боль. Слезы жгли глаза. Я отдала свой первый поцелуй мужчине, который, раздавал их, как многие благородные люди раздают милостыню. Как я могла

быть такой глупой?

Я проглотила горечь и сморгнула слезы. Я никогда не плакала и не

собираюсь. Пришло время вспомнить, зачем я вообще приехала в Мейдстоун.

Я ждала достаточно долго, чтобы осуществить эту идею. Я старалась быть

чуткой к щекотливому финансовому положению Виндзоров. Но пора было

заканчивать визит и отправляться в обратный путь.

Я подошла к миниатюрной мозаике, выложенной воском на

деревянной панели с золотыми, разноцветными камнями и позолоченными

медными тессерами. Это была одна из тех вещей, которые мне особенно

нравились. Она был уникальна и стала бы прекрасным дополнением к моей

коллекции:

– Я куплю это за пятьдесят серебряных монет.

Не дожидаясь ответа, я пересекла комнату и подошла к терракотовому

бюсту Девы Марии. Ее безмятежное выражение лица глубоко тронуло меня, как будто она уже в юности знала, какое горе ей предстоит пережить позже, став матерью:

– Я куплю этот бюст за шестьдесят серебряных монет, хотя вряд ли он

стоит так дорого.

– Ни один из этих предметов не продается. – Его шаги застучали за

мной. Но я не обернулась на них.

– И эта картина с изображением Христа на крыше храма, искушаемого

обманщиком. – Я указала на противоположную стену, на изящную фреску, выцветшую от времени, но тем бесценнее. – Вас устроит сто пятьдесят?

– Ни за что.

– Тогда двести. – Я двинулась дальше, и меня понесло. Мои глаза уже

оценивали следующий предмет. – Я дам вам семьдесят пять за камею из

слоновой кости.

– Сабина. – Его тон был расстроенным.

Чувство вины подкралось ко мне и прошептало, что я веду себя

бесчувственно. Но именно за этим я и приехала. В то или иное время ему уже

приходилось расставаться со своими драгоценностями. Зачем тянуть с

неизбежным?

– Хорошо. Сами называйте цену, – уступила я. – Скажите мне, сколько

вы хотите за них, и я заплачу столько, сколько пожелаете.

Мои шаги быстро застучали по полу к следующему предмету. Я была

удивлена, когда его пальцы сомкнулись вокруг моего плеча и заставили меня

остановиться. Лоб над темными, измученными глазами пересекли морщины.

– Сабина, – тихо сказал он. – Зачем вы это делаете? Вы же знаете, что я

не продаю свою коллекцию.

– Прекрасно. Вы все сказали? Но я хорошо заплачу вам. Полную

стоимость.

– Я хочу не этого, – сказал он и раздраженно вздохнул, и я поняла, как

звучат его слова.

Я приподняла бровь. Тогда чего же он хочет?

Словно почувствовав мой незаданный вопрос, он продолжил:

– Я не собираюсь продавать ничего из коллекции семьи. Я бы

предпочел сначала отделить участок земли и продать его.

Серьезность его тона проникла сквозь мое исступление, совершенно

сбив с толку:

– Но я здесь, чтобы купить вашу коллекцию.

Он покачал головой:

– Зачем вам покупать что-то? Скоро же вы будете жить здесь.

– Жить здесь? С какой стати?

На этот раз он в замешательстве приподнял бровь:

– Потому что ваша бабушка привезла вас сюда, чтобы устроить наш

брак.

Какая глупость!

– Бабушка привезла меня сюда, потому что знала, как мне хотелось

посмотреть коллекцию вашей семьи и, возможно, купить что-нибудь. – Но

даже когда эти слова прозвучали, я поняла, что мотивы бабушки были

глубже, чем я предполагала. – Она подумала, что мы могли бы немного

облегчить ваше финансовое положение.

– Да, она знала, что может нам помочь. Но не покупками.

Беннет долго молчал, давая мне время осознать смысл этих слов.

Бабушка не планировала покупать ничего, чтобы облегчить финансовые

проблемы Виндзоров. Нет. Она собиралась отдать им мое приданое. От этой

мысли я чуть не задохнулась. Очевидно, бабушка рассудила, что

единственный способ привлечь такого обаятельного и красивого мужа, как

сэр Беннет – это поторговаться с ним. Он возьмет себе простенькую жену, но

взамен получит огромное состояние, которое наверняка поможет ему и его

семье в их нынешнем финансовом затруднении.

Словно прочитав мои мысли или, возможно, увидев мое потрясенное

лицо, сэр Беннет быстро заговорил:

– Прошу прощения за это недоразумение, миледи.

– Вы солгали мне.

Выражение лица Беннета стало серьезным:

– Когда ваша бабушка узнала, что я собираюсь жениться, она связалась

с нами по поводу этого визита. Я думал, вы знаете.

Теперь я не сомневалась, что бабушка все это спланировала. Это

многое объясняет. Вот почему она подарила мне новые платья. Вот почему

она подарила мне роскошные драгоценности. Вот почему она предостерегала

не упоминать о покупке. Она хотела, чтобы Беннет полюбил меня. Она

надеялась, что он не обратит внимания на мои невзрачные черты и оценит

богатство, которое получит от этого союза.

– Значит, мой визит, ваше внимание, ваше обаяние, даже поцелуй – это

была всего лишь попытка заполучить мое состояние? – Тон был ледяным и

неумолимым, но мне было все равно, потому что мое сердце разбилось на

тысячу крошечных кусочков.

Широкие плечи Беннета поникли, и он опустил голову. Вот и весь

ответ. Он очаровал меня ради денег. Я резко отвернулась от него и выбежала

из комнаты. Я не остановилась, даже когда он позвал меня, даже когда его

голос зазвенел от искреннего сожаления.


Глава 9

– Как ты могла? – Снова и снова я спрашивала бабушку, бросая гребни

и булавки в открытый сундук.

Лилиан опустилась на колени рядом с сундуком, пытаясь привести в

порядок все, что я торопливо скидывала. Бабушка сидела у камина в своем

мягком кресле и не поднимала глаз от вышивки:

– Перестань драматизировать. Ты не хуже меня знаешь, что мы не

приехали бы сюда, если бы я сказала, что хочу познакомить тебя с сэром

Беннетом.

Я замолчала и уперла руки в бока:

– Значит, ты обманула меня, заявив, что мы приехали смотреть на

картины?

– Но ты смотрела их.

Я в отчаянии всплеснула руками, а затем оглядела комнату в поисках

того, что нужно было бы положить в чемодан.

– Ты могла бы поставить меня в известность, что хочешь, чтобы я

рассматривала сэра Беннета как достойную пару.

– Чтобы мы немедленно уехали домой?

– Лучше унизить меня? Ты решила продать меня первому покупателю, потому что я никому больше не нужна буду?

Боль, сквозившая в каждом слове, должно быть, проникла сквозь

толстую кожу бабушки, потому что она, наконец, отложила вышивание и

посмотрела на меня своими проницательными, слезящимися глазами:

– Я много слышала о сэре Беннете и однажды мельком с ним

встречалась. Он известен своей храбростью, мастерством и рыцарством. Он

один из трех рыцарей, обученных герцогом Ривенширским. Все только

хвалили его. Поэтому, когда я узнала, что его семья в долгах и ищет

подходящую и выгодную партию, я решила, что не помешает навестить его.

– Чтобы он женился на мне из-за моих денег.

– Я надеялась, что, как только у вас появится возможность узнать друг

друга получше, вы почувствуете взаимную привязанность.

Я не могла отрицать, что влюбилась в сэра Беннета. Думаю, именно

поэтому его обман причинял мне такую боль.

– Он мог бы очаровать и бородавки у жабы, если бы старался

поусерднее. По крайней мере, жабу он уже очаровал.

– Ты не жаба, – упрекнула меня бабушка.

Но я и леди Элейн. Именно такую безупречную красоту смог бы

оценить сэр Беннет. Я не раз замечала, как он восхищался ею, словно она

была изысканным произведением искусства. Он никогда не смотрел на меня

так. Да и на что смотреть?

Я повернулась и зашагала к серебряной клетке Стефана, которая стояла

на одиноком столике под окном. Маленькая певчая птичка сидела на качелях

и чистила перышки. Я просунула палец сквозь прутья решетки, и он, вспорхнув, приземлился на мою перчатку. Просунув другую руку и нежно

погладив птицу, я удостоилась счастливого щебета.

– Я не настолько глупа, чтобы думать, что выйду замуж по любви, –

наконец заговорила я. – Но я не выношу обмана.

Когда эти слова слетели с моих губ, чувство вины напомнило мне, что

я тоже была не до конца честна с Беннетом. Перчатка, плотно обтягивающая

мою руку до локтя, была тому доказательством. Если бы он знал, насколько я

ущербна, он бы не захотел иметь со мной ничего общего, несмотря на то, что

ему нужны были мои деньги.

Я слышала, как бабушкин стул заскрипел по полу, когда она

поднялась:

– Ты слишком строга к сэру Беннету. Он сказал, что мы здесь, чтобы

рассмотреть твою кандидатуру в качестве супруги. И сделал все возможное, чтобы узнать тебя и обернуть ситуацию в свою пользу.

– Да, он действительно старался изо всех сил, – сухо сказала я, думая о

его поцелуе.

– Меня не так-то легко впечатлить, – продолжала бабушка. – Но этот

молодой человек произвел на меня впечатление. Несмотря на сложившиеся

обстоятельства, он приложил все усилия, чтобы завоевать твое расположение

и максимально использовать ситуацию, которая была ему предоставлена.

– Другими словами, он предпочел бы жениться на красивой девушке, которую любит, но жертвует своими желаниями и женится на такой девушке, как я, чтобы совершить благородный поступок и помочь своей семье

расплатиться с долгами?

– Он научится любить тебя, – сказала бабушка. – Дай ему время.

Этими словами она пыталась утешить меня, но они причиняли боль. Я

не хотела выходить замуж за человека, который должен был научиться

любить меня, работать над собой, вызывая эти чувства. Я хотела мужчину, который мог бы оценить меня такой, какая я есть, который мог бы любить

меня, невзирая на все мои недостатки и слабости, включая пятно на моей

коже. Правда заключалась в том, что в глубине души я никогда не верила, что кто-то сможет полюбить меня. В конце концов, если мой отец не смог, то

кто сможет? Я была глупа, позволив себе надеяться, что Беннет может быть

другим.

– Мне очень жаль, миледи. – Я снова посадила Стефана на качели и

повернулась к бабушке. – Я не могу дать ему время. Я хочу уехать сегодня

же. Сейчас.

Бабушка критически оглядела меня, морщинки вокруг ее рта сжались.

В глазах появился странный блеск, заставивший меня задуматься о том, что

еще она мне не сказала или какой еще план придумала.

– Очень хорошо, – сказала бабушка, направляясь к двери. – Если ты

настаиваешь, мы уедем. Но не раньше, чем у тебя появится возможность

отдохнуть.

– Я буду спать в экипаже по дороге домой.

– Я хочу, чтобы ты сначала отдохнула. Потом мы поговорим. – Она

шагнула в дверь и захлопнула ее за собой, не оставив мне выбора, и

пришлось подчиниться.


Я вздрогнула и проснулась, скорее почувствовав, чем осознав, что я

проспала несколько часов. Длинные тени в моей комнате также говорили о

времени. Я выбралась из постели и позвала горничную, чтобы та помогла

мне одеться. Все это время я молилась, чтобы мы успели выехать засветло.

Однако у меня было отчетливое ощущение, что бабушка нарочно дала мне

проспать так долго, чтобы мы могли отложить отъезд еще на один день.

Неужели она думает, что еще одна ночь что-то изменит, что я влюблюсь в

Беннета или что он влюбится в меня? Нарочно она медлила или нет, но у

меня не было ни малейшего желания проводить время с этим красивым

рыцарем. Он вполне мог заполучить леди Элейн, поскольку она явно была от

него без ума и гораздо больше, чем я.

Как только Лилиан закончила заплетать мне простую косу, которую я

обычно носила, я накинула плащ на плечи:

– Передай бабушке, что я готова к отъезду.

Лилиан замерла с расческой в руке:

– Ее Светлость просила передать вам, что она простудилась, и сегодня

не сможет ехать.

– Простудилась? Не сможет ехать? – Я рассмеялась.

Надо отдать бабушке должное: во-первых, она позволила мне проспать, а во-вторых, притворилась больной. По крайней мере, она была упорна. Либо

ей действительно так понравился сэр Беннет и она хотела, чтобы этот брак

удался, либо считала, что это мой лучший шанс на брак, и не хотела упускать

его. Как бы то ни было, я не могла продолжать злиться на нее за то, что она

была, не совсем честна со мной. Если она так сильно хотела, чтобы я

оставалась здесь, то мне необходимо сделать вид, что я согласна, по крайней

мере, на какое-то время.

– Отведи меня в ее комнату, Лилиан. – Я отбросила в сторону свой

плащ. – Если она больна, то мне, конечно, нужно позаботиться о ней.

– О нет, миледи, – поспешно сказала Лилиан. – Она передала, что с ней

все в порядке, и что она предпочла бы, чтобы вы поужинали с остальными.

Я снова хихикнула и покачала головой в ответ на бабушкино

коварство:

– Я не смогу развлекаться, зная, что она больна.

– Она так и думала, что вы это скажете, – ответила Лилиан, когда мы

вошли в темный коридор, освещенный правильно расположенными

настенными светильниками. – Но она хотела, чтобы я заверила вас, что о ней

хорошо заботятся.

И Лилиан направилась по коридору к башне и винтовой лестнице, которая должна была привести меня вниз, к большому залу и Беннету. Но как

бы ни была настойчива бабушка, я могу быть еще настойчивее. Вместо того

чтобы последовать за Лилиан, я направилась по коридору в

противоположную сторону, к бабушкиным покоям.

– Миледи, – позвала Лилиан, и ее шаги отдавались эхом, когда она

бросилась догонять меня.

Но у меня были длинные ноги, и я добралась до бабушкиной двери и

вошла в комнату прежде, чем кто-нибудь успел меня остановить.

Ворвавшись, я резко остановилась, увидев бабушку в постели, с высоко

натянутым одеялом и закрытыми глазами. Горничная сидела в кресле рядом

с ней. Увидев меня, она прижала палец к губам, призывая меня к молчанию.

Я на цыпочках прошла вглубь комнаты и подошла к кровати.

– Она спит? – Прошептала я, вглядываясь в бледное лицо бабушки. На

подушке ее кожа казалась пепельной, а вены – вздувшимися голубыми

реками. – С ней все в порядке? – Спросила я, и внезапная вспышка

беспокойства сменила мое веселье.

Может быть, бабушка и не притворялась вовсе. Может быть, она

действительно была больна. Горничная снова прижала палец к губам и

нахмурилась.

– Может, послать за врачом? – Спросила я, не обращая внимания на

горничную и подтаскивая к кровати еще один стул. – Мы также должны

послать за священником, чтобы он помолился за ее душу.

И, возможно, мою тоже. В конце концов, хотя я и обвинила Беннета в

обмане, я не была полностью невиновна в том же самом.

– Ей нужен отдых, – коротко ответила горничная. – Непрерывный

отдых.

Я села и посмотрела на бабушку со смесью беспокойства и подозрения.

Если ее болезнь была всего лишь уловкой, двое не могли играть в эту игру.

Если бы я вызвала врача к действительно больной бабушке, то я бы оказала

ей столь необходимую помощь. Но если нет, то я заставлю ее признаться в

своем притворстве.

Бабушка открыла глаза и на мгновение задержала взгляд на моем лице:

– Я же велела тебе идти обедать, – прохрипела она, и в голосе ее явно

послышались болезненные нотки.

– Я отказываюсь оставлять тебя одну. – Я положила ладонь поверх ее

руки.

Бабушка вздохнула и закрыла глаза, усталость, казалось, добавила еще

больше морщин на ее лице:

– Я не одна, Сабина. Здесь со мной моя верная служанка. – Она

кашлянула, и мне показалось, что это был настоящий кашель, но сомнения

все еще одолевали меня.

– Я пошлю за врачом.

Бабушка покачала головой:

– Нет. Я не хочу беспокоить семью сегодня вечером.

Она снова закашлялась, и на этот раз горничная дала ей глоток чего-то

дымящегося и пряного из кружки на ночном столике. Несмотря на протесты

бабушки, я устроилась ждать рядом с ней. Сэр Беннет прислал несколько

посланий, которые я не потрудилась прочесть, а также прислал слуг с

новостями, которых я не захотела получать. Если он и думал меня успокоить, то мне это нисколько не волновало.

Медленно тянулись часы, пока, наконец, скука и голод не заставили

меня подняться на ноги. Бабушка, казалось, мирно спала. Хотя ее дыхание

прерывалось, и она все еще кашляла время от времени, она не казалась

страдающей.

– Я пойду на кухню, поищу сыр и хлеб, – прошептала я служанке, которая все еще сидела на своем месте рядом с бабушкой. – Я скоро вернусь.

«Возможно, на обратном пути я зайду в библиотеку Беннета и возьму

какую-нибудь книгу для чтения» – сказала я себе, петляя по темным

коридорам и лестницам, держа в руках масляную лампу. В замке было тихо, и мои шаги отдавались громким эхом.

Я прошла на кухню, поставила лампу на рабочий стол и принялась

рыться в буфете. Поиски в шкафах и ящиках не дали результата. Поднимая

голову от ящика под рабочим столом, я увидела перед собой сэра Беннета, прислонившегося к дверному косяку с фонарем в руках. Я вскрикнула, вздрогнув. Наблюдая за мной и пытаясь понять, что я делаю, одна его бровь

вопросительно изогнулась.

– Могу я помочь вам, миледи? – С улыбкой в голосе спросил он.

Беннет вел себя так, как будто между нами ничего не произошло, и из

вежливости и не дававшего мне покоя голода я решила поступить так же:

– Похоже, что вся еда до последнего кусочка была съедена, и замок на

грани голодной смерти. Мне пришлось отказаться от своих попыток поесть

расплавленный сыр с хлебом, и теперь я соглашусь на все, что угодно, включая крошки с пола.

– Расплавленный сыр с хлебом? – Он поднял обе брови.

– Неужели вы никогда не пробовали такого деликатеса? – Я

возобновила поиски, на этот раз, снимая по очереди крышки с кастрюль и

заглядывая внутрь.

– Не помню такого.

– Тогда вы многое потеряли.

– И, думаю, будет лучше, если все так и останется, – сухо ответил он.

– Как это неразумно с вашей стороны, сэр. А я-то думала, что вы из тех

смелых людей, которые любят себе будоражить кровь.

– Расплавленный сыр с хлебом – это так увлекательно?

– Но, сэр, – сказал я с притворным ужасом. – Это самое захватывающее

что может быть для меня.

Он хихикнул, улыбка осветила его лицо и обозначила поразительные

черты, напомнив мне о том, насколько привлекательным он был почти во

всех отношениях.

Крышка с грохотом выскользнула из моих пальцев, и я посмотрела на

дверь за ним, надеясь, что не подняла охранников и не разбудила повара. Я

не хотела, чтобы меня выдворили с кухни, пока я не найду что-нибудь, чтобы

утолить голод.

– Прежде чем вас поймают, – сказал он, отталкиваясь от дверного

косяка, – и запрут в темнице за вторжение на священную территорию

кухарки, могу я обратить ваше внимание на кладовую?

Он пересек комнату и вышел в коридор, ведущий к задней двери замка.

С одной стороны коридора виднелась узкая дверь. Беннет не колеблясь

открыл ее, как будто часто посещал это помещение. Следуя за ним, я подняла

фонарь, осветив комнату. Вдоль стен висели полки с мешками для зерна, стояли плетеные корзины, глиняные горшки и деревянные бочонки.

– Ах, боже мой, – воскликнула я, спускаясь по короткой лестнице к

земляному полу.

Пучки сухих трав свисали с потолка и касались моей головы. Аромат

розмарина, тимьяна и укропа щекотал нос. С минуту я бродила, заглядывая в

корзины и открывая крышки глиняных горшков. Беннет неторопливо

подошел к боковому столику, где лежало что-то, завернутое в полотно. Он

сдернул одну из тряпиц, и показался кусок сыра. Затем он открыл крышку

деревянного короба, который стоял рядом и достал буханку черного хлеба.

Наконец, извлек маленький горшочек с маслом.

– Вы сделали это! – Я подошла к нему и наклонилась, чтобы глубоко

вдохнуть дрожжевой хлеб. – Вы спасли меня от верной смерти.

– Я рад, что не стану свидетелем вашей кончины. – Он достал нож, висевший на крючке на стене.

Я уткнулась носом в сыр и втянула густой сливочный запах.

– Не хотите ли оказать мне эту честь? – Он протянул мне нож, его

темные глаза искрились весельем.

– Конечно, – сказала я, погружая нож в хлеб. – Смотрите и учитесь у

мастера.

Мы продолжали, шутили. Его поддразнивание стало особенно

безжалостным, когда я начала намазывать масло, с комментариями вроде:

«не хотите ли немного хлеба к вашему маслу?» или «сыр тонет». Я

наслаждалась каждой секундой. На самом деле, я любила его гораздо

больше, чем предполагала.

Разогрев бутерброд над лампой, он поднял влажный хлеб и откусил

большой кусок. Я выжидающе смотрела на него. Он долго жевал, прежде чем

проглотить. Не говоря ни слова, откусил еще кусочек.

– Означает ли то, что вы продолжаете есть, вам это нравится?

Он склонил голову набок и стал жевать медленнее:

– Я все еще пытаюсь решить.

Когда он откусил третий кусок, я улыбнулась:

– Признайтесь – вы никогда не пробовали ничего столь же вкусного.

– Ну, хорошо. Я признаю: все не так ужасно, как я ожидал.

– Не так ужасно? – Я рассмеялась и толкнула его в плечо. – Благодарю

вас за высокие слова похвалы. Теперь я могу спать спокойно.

Он толкнул меня локтем в бок. Я оттолкнула его и откусила кусочек

своего хлеба, пытаясь скрыть довольную улыбку. Несколько секунд мы

сидели, прислонившись к столу, и молча жевали, мерцание наших ламп

отбрасывало уютный свет на заставленную комнату.

– Простите, что расстроил вас, Сабина. – Его мягкое обращение, казалось, пришло из ниоткуда и кусок хлеба застрял у меня в горле. Он

повернулся и оказался лицом ко мне. – Я весь день мучился, зная, что

причинил вам боль.

Я попыталась проглотить хлеб, чтобы ответить, но не смогла.

– Я не хотел причинять вам боль. Но так случилось. И я прошу у вас

прощения.

Его голос был таким искренним, что я не смогла удержаться и

посмотрела на него, хотя знала, что не надо было этого делать. Теперь я

заметила его растрепанные волосы, как будто он ворочался в постели, прежде чем, наконец, встал. Я поняла, что не сержусь. Невозможно было

сердиться на такого доброго человека, как сэр Беннет. Возможно, мне все

еще было больно. Но я не могла винить его за все случившееся, тем более что

бабушка обманывала его не меньше, чем меня. Мне следовало бы догадаться.

Я не должна была ожидать, что такой привлекательный мужчина, как Беннет, влюбится в такую девушку, как я. Я была наивна и потеряла бдительность.

Но не позволю этому случиться снова.

– Вы простите меня, Сабина? – Снова спросил он.

– Конечно, я вас прощаю. – Ответила я с улыбкой, предлагая этим мир.

– Вы не могли знать, что я не посвящена в планы бабушки. Кроме того, перед

помолвкой вы, конечно, делали все возможное, чтобы узнать меня и наладить

отношения между нами. Многие другие мужчины в подобной ситуации не

были бы так добры ко мне.

– Многие женщины в такой ситуации не были бы столь

снисходительны.

– Как видите, я не такая, как многие другие женщины.

– Вы выше большинства женщин.

– А вы умеете льстить лучше, чем большинство мужчин.

– Я не льщу вам, Сабина. – Искренность его тона согрела меня, как

глоток пряного сидра. – Я был не прав, когда думал жениться на вас из-за

денег. Я не хотел этого делать. Когда моя мать впервые предложила мне это, все внутри меня восставало против использования женщины ради ее

состояния. Я знал, что не должен был этого делать.

– Не будьте слишком строги к себе, – сказала я, смахивая пальцем

кусочек масла и сыра, соскользнувших с края хлеба, и слизывая его. – Мы

оба знаем, что в брачных договоренностях обычно столько же красоты и

любви, сколько у фермера, покупающего пару для свиноматки.

– Даже если так, я ненавижу саму мысль о том, чтобы использовать

женщину в своих целях. – Он откусил еще один большой кусок сыра с

хлебом, мрачно нахмурив брови.

Я уже собиралась сказать ему, что он не производит впечатления

человека, который стремится к финансовой выгоде, но тут щелкнул дверной

замок кладовки, и мы оба отскочили от стола. Сейчас впервые с того

момента, как мы вошли в кладовую, я поняла, как неуместно было оставаться

с ним наедине. Словно услышав мои мысли, Беннет двумя большими шагами

пересек подвал и, перепрыгнув несколько ступенек, вбежал по лестнице. Он

толкнул дверь, но она не поддалась. Нахмурившись, он подергал ручку и

снова толкнул ее.

– Это я – сэр Беннет, – сказал он через дверь. – Я здесь, внутри.

Пожалуйста, откройте.

Мы оба ждали, не двигаясь. Я прислушалась к звукам с другой стороны

двери. Там кто-то есть? Беннет снова дернул дверь, но та не поддалась. Он

стучал, кричал, толкая дверь плечом. Я молча ела остатки хлеба с сыром и

наблюдала за его усилиями.

Наконец он повернулся с серьезным выражением лица:

– Похоже, нас заперли.

Глава 10


Я снова осмотрел дверь. Может как-то снять ее с петель?

– Если нас заперли, – заметила Сабина, глотая хлеб, – то, по крайней

мере, мы не будем голодать.

Я вытащил нож из ножен и просунул его в щель двери, пытаясь

открыть ее. Произошедшее озадачило меня. Во-первых, как она могла

закрыться? А во-вторых, как ее открыть? На двери не было ни замка, ни

щеколды. Неужели кто-то намеренно забаррикадировал нас в кладовке? И

если да, то почему? Я тыкал ножом во все возможные углы, но дверь не

поддавалась.

– Я думаю, нам лучше смириться с заточением, – сказала Сабина.

Она обмакнула палец в перчатке в горшочек с маслом и поднесла

огромный кусок к губам. Я наблюдал за ней с улыбкой:

– Я начинаю думать, что вы все это спланировали, чтобы съесть

столько масла, сколько душе угодно.

– Как вы догадались? – Она улыбнулась и принялась слизывать масло с

перчатки.

Я все еще удивлялся, что она так легко простила меня. Большинство

дам, которых я знал, затаили бы обиду или, по крайней мере, заставили бы

меня страдать как можно дольше. Сабина была милостива и добросердечна.

Да, она не принадлежала к тому типу женщин, которые меня привлекали, но, если бы мне пришлось вступить в брак по расчету, она, несомненно, была бы

достойной и очаровательной парой. Я повернулся к двери и быстро выбросил

эту мысль из головы. После того как Сабина ушла от меня сегодня утром, я

весь день думал о том, каким же я был мерзавцем, собираясь жениться на ней

из-за приданого. Боль в ее лице и ощущение предательства в ее глазах

преследовали меня несколько часов. Я не мог успокоиться, не мог думать ни

о чем другом, кроме того, что сделал ей больно своим эгоизмом. Чувство

вины еще раз нахлынуло на меня. Я стал в очередной раз изучать дверь.

Смогу ли я ее сломать? Я изо всех сил ударил ее плечом, но она стояла

намертво.

– Неужели мысль о том, что вас заперли здесь со мной, настолько

отвратительна, что вы не остановитесь ни перед чем, чтобы сбежать?

Несмотря на то, что она сказала это шутливым тоном, в голосе

чувствовалась боль. И это пронзило меня до глубины души. Я спрыгнул вниз

по ступенькам:

– Миледи, – сказал я, останавливаясь перед ней. – Невзирая на все

недоразумения по поводу цели вашего визита в Мейдстоун, мне ни разу не

пришлось притворяться, что я наслаждаюсь вашим обществом.

– Правда? – В вопросе стояла какая-то непонятная мне неуверенность.

– Я наслаждался каждой секундой, каждой минутой нашего общения.

Одна из ее бровей приподнялась в сомнении.

– Это правда. – Я взял ее за руку, надеясь, что она почувствует мою

искренность. – На самом деле, для меня было бы честью, если бы вы считали

меня своим другом. У нас так много общих интересов, и это такое счастье, наконец, найти кого-то, с кем я могу говорить свободно, кто понимает меня и

наслаждается теми же темами, что и я.

- Значит, вы не будете ухаживать за мной? Вы хотите стать другом?

Как бы ни было тяжело подвергать опасности Мейдстоун, вызвав

недовольство лорда Питта из-за долгов, я не мог жениться на Сабине или

любой другой женщине из-за эгоистических соображений.

– Я даю вам слово. – Я сжал ее ладонь, внезапно пожалев, что

чувствую не кожу, а лишь льняную перчатку, в которую всегда была

обтянута ее рука. – Я скорее потеряю Мейдстоун, чем пожертвую своей

честью и буду так унижать леди.

Она медленно прожевала еще кусок хлеба, не сводя с меня глаз. Я

видел, как вопросы мелькали в ее глазах в крапинку, в таких живых и

выразительных глазах.

– Значит, вы не хотите на мне жениться?

Неужели я уловил оттенок разочарования? Я колебался:

– Вы заслуживаете большего, чем замужество из-за приданого.

Ее ресницы упали на щеки, скрывая глаза, и я почему-то подумал, что

не дал ей того ответа, которого она ждала. Но что она хотела услышать от

меня? Что еще я мог сказать?

– По крайней мере, теперь вы свободны и можете жениться на леди

Элейн.

Она высвободила свою руку из моей и отошла от стола, чтобы присесть

на край перевернутой бочки.

– Леди Элейн? Зачем мне жениться на ней? – Я сел на бочку напротив

Сабины.

– Потому что она красивая, грациозная и красивая. Я уже говорила, что

она красивая?

В этом не было никакого сомнения: леди Элейн была прелестна, почти

такой же, как моя мать. Я не мог отрицать, что всегда замечал ее

безупречные черты. И я не мог отрицать, что восхищался ими. Я покачал

головой:

– Неважно, насколько она красива. Я не могу на ней жениться.

– Почему? – Тон Сабины внезапно стал жестким. – Потому что у нее

недостаточно большое приданое?

– Да, как младшая дочь, она не имеет большого приданого, – признался

я. – Но даже если бы она была первым ребенком, все равно не смог бы.

– Как это возможно сопротивляться ее хорошенькому личику? –

Дразнила меня Сабина, покачивая ногами взад-вперед.

– Я прекрасно могу сопротивляться.

– Так вы, поэтому постоянно смотрите на нее и пускаете слюни

каждый раз, когда оказываетесь с ней в одной комнате?

Услышав нотку обиды в ее голосе, я усмехнулся:

– Так вы ревнуете.

Ее ноги остановились:

– С чего бы мне ревновать?

– Потому что вы хотите, чтобы я обращал внимание только на вас.

Она фыркнула и снова принялась болтать ногами:

– Я совершенно счастлива и без вашего внимания. Вы женитесь на ней, и у вас родиться много красивых детей.

Сабина ревновала. Я не понимал, почему эта мысль согревала меня, но

это было так. А еще почему-то я вдруг почувствовал желание рассказать

Сабине историю леди Элейн. Может быть, я хотел успокоить ее.

– Леди Элейн – моя невестка, – сказал я, возвращаясь мыслями ко

всему, что случилось с моим братом за последний год.

Глаза Сабины расширились:

– Она замужем за вашим братом?

– Нет. Ее сестра была за ним замужем.

Эти слова мрачно отозвались в моей душе.

– Значит, леди Элейн состоит с вами в родстве через брак?

Я кивнул, представив брата в большой кровати с налитыми кровью

глазами, тяжелое дыхание, которое пропитано запахом пива, источающим

кислый запах немытого тела несколько недель.

– Я знаю леди Элейн много лет. И она всегда была мне как сестра.

– Она-то уж точно не думает о вас как о брате.

– Даже если бы я мог рассматривать ее как свою невесту, я не люблю

ее, я никогда не смог бы жениться на ней. К тому же ее постоянное

присутствие здесь будет напоминанием Олдрику о его ошибках и обо всем, что он потерял.

Выражение лица Сабины смягчилось, глаза смотрели на меня с

пониманием и терпением, как бы говоря, что она не заставит меня делиться

больше, чем я хочу, но готова слушать. Внезапно меня охватила потребность

рассказать ей все. Поэтому я снова уселся на бочку, прислонился к стене и

начал рассказывать историю Олдрика:

– Последние годы я редко бывал в Мейдстоуне, с тех пор, как

мальчишкой переехал жить к герцогу Ривенширскому. Но иногда приезжал

домой по особо важным поводам, таким как женитьба моего брата, барона

class="book">Хэмптон, на сестре леди Элейн, Жизель. Она была так же красива, как и

Элейн. Мой брат был безумно влюблен в нее, обожал землю, по которой она

ступала. По его мнению, она не могла сделать ничего плохого, не могла

сказать ничего плохого и не должна ни в чем нуждаться. Поначалу Жизель, казалось, оценила, даже прониклась страстной преданностью своего мужа.

Но постепенно, со временем, она начала задыхаться от постоянной опеки

Олдрика. Однако, вместе с сопротивлением этому, он только усиливал

внимание. Мама сказала тогда, что чем больше Жизель пыталась «махать

крыльями», тем больше Олдрик подрезал их, пока ей не стало некуда идти, некуда лететь, она не могла даже трепыхаться без присмотра Олдрика. Мать

не стала защищать Олдрика. Она только с грустью наблюдала за ними, молясь за молодоженов, зная, что иногда браку приходится терпеть

трудности, чтобы, в конце концов, стать крепче. После того как Жизель

объявила, что ждет ребенка, дела пошли на лад на время. Они помирились, по крайней мере, Жизель перестала бороться с чрезмерной опекой Олдрика.

Но с другой стороны, по мере того как приближалось время рождения

ребенка, Олдрик не хотел выпускать Жизель из поля зрения, не позволял ей

никуда ходить или что-то делать без него. Наконец однажды ночью мать

услышала, как они ссорятся, а на следующее утро, когда все проснулись, Жизель уже не было в доме.

– Она исчезла? – Сабина наклонилась вперед, опершись на край бочки.

Я проглотил боль, которая вставала у меня в горле всякий раз, когда я

прокручивал в голове эту историю.

– Она убежала ночью. Олдрик был в панике. Он послал поисковые

отряды.

– Они нашли ее?

– Но опоздали. Она умерла при родах.

У Сабины хватило такта не ахнуть и не отпрянуть в ужасе. Она

протянула ладонь и сжала мою. Я ответил ей, благодарный за понимание.

– Очевидно, она добралась до пустой пещеры в горах к северу от

Мейдстоуна, в двух днях ходьбы. Нам сказали, что ребенок был

недоношенным, что без помощи Жизель не справилась. Она, вероятно, истекла кровью во время родов.

– И с тех пор Олдрик скорбит?

Я кивнул:

– Он винит себя. И правильно делает. Но, он сделал только хуже, намного хуже, тем людям, которые его любят.

– Значит, он и есть причина финансовых проблем Мейдстоуна?

– За этот год после смерти Жизель он проиграл все до последней

серебряной монеты из казны Мейдстоуна, а потом накопил еще долги.

Сабина долго молчала, с вдумчивым выражением лица. Я догадался, что она поняла, зачем моей семье понадобилось ее состояние.

– Соседние лорды устали ждать, пока Олдрик заплатит то, что должен.

Лорд Питт особенно безжалостен. Поэтому мама позвала меня домой, чтобы

помочь ей найти решение этой проблемы.

– И решение состояло в том, чтобы жениться на богатой девушке?

– К сожалению, это единственный выход, по крайней мере, который

мы смогли найти.

Я был рад, что Сабина взяла меня за руку. По какой-то причине, которую я не мог объяснить, твердость ее руки и участие принесли мне

некоторое облегчение и утешение. Я чувствовал, что больше не одинок, что у

меня появился новый друг, которому я мог бы открыть свое сердце, кто-то, кто выслушает и поймет меня.

– Почему Олдрик сам не женится на богатой девушке? – Спросила она.

– Если он виноват, почему бы не заставить его сделать это неблагородное

дело?

– Неблагородное? – Сказал я. – Только не с вами. И он недостоин вас.

– А вы достойны? – Дразнила она меня.

– Я тоже недостоин. – Я переплел наши ладони, наслаждаясь тем, как

ее длинные пальцы удобно лежали в моих. Если бы только перчатка не

мешала мне ощущать ее кожу.

– Я просто пошутила, – тихо сказала она. – Вы хороший человек.

Однажды вы станете прекрасным мужем для какой-нибудь счастливой леди.

«Только не для нее», – подумал я со странной грустью. Я не хотел

испытывать чувства к Сабине, потому что не женюсь на ней. Даже если бы

она захотела этого брака, моя потребность в ее деньгах подвергла бы

опасности наши отношения. Она всегда будет думать – не женился ли я на

ней ради приданного. И я тоже. Правда заключалась в том, что я не смогу

жениться на Сабине. Она никогда не сможет полностью доверять мне. И я не

хотел провести остаток своей жизни в долгу перед ней. Я не хотел, чтобы она

видела во мне слабого человека, который унизился ради ее богатства, чтобы

спасти свою семью, а не использовал свою силу и ум, чтобы спасти

Мейдстоун.

Мы оба молчали, наши руки все еще были переплетены. Ни один из

нас, казалось, не хотел разрывать эту связь. Единственным звуком было

шуршание мыши где-то в темном углу кладовки.

Наконец Сабина заговорила:

– Даже если мы не поженимся, я все равно могу помочь вашей семье.

– Я не приму ваших денег, – начал я.

– Тогда позвольте мне купить некоторые произведения искусства.

– Нет. – Я выпустил ее руку и поднялся с бочки.

– Всего лишь несколько.

– Нет. – Мой голос повысился. Я зашагал, каждый мускул напрягся при

мысли о расставании с фамильными реликвиями, которые хранились у нас на

протяжении многих поколений. – Я не могу продать их, зная, что люди не

осознают им цену, и будут небрежно относиться к ним.

– Я заплачу вам больше их стоимости.

– Меня волнует не только стоимость. – Я разочарованно вздохнул. –

Дело в том, что я думаю, что никто не сможет заботиться о них так, как моя

семья.

Сабина ничего не сказала, и я испугался, что обидел ее. Я повернулся к

ней, чтобы извиниться, но прежде чем успел что-то сказать, услышал:

– Вы правы.

Слова замерли на языке. Она продолжала:

– Как бы мне ни хотелось купить что-нибудь из этих вещей для своей

коллекции, я вынуждена согласиться с вами. Они должны остаться здесь, в

Мейдстоуне.

Я не был уверен, что правильно расслышал ее слова.

– Я видела, как сильно вы любите каждый предмет, и как много они

значат для вашей семьи. Возможно, вам суждено сохранить редкие

произведения искусства, чтобы будущие поколения тоже смогли оценить их

по достоинству.

Ее слова точно передали мои чувства.

– Спасибо за понимание. – Напряжение спало.

– Я могу понять вас, но это не значит, что мне нравится такое

положение вещей или что я перестану приставать к вам с подобными

просьбами. – Ее губы изогнулись в полуулыбке. – И не удивляйтесь, если я

время от времени буду дуться или даже кидаться на землю, брыкаясь и крича

в знак протеста.

– Тогда как насчет того, чтобы посещать Мейдстоун всякий раз, когда

вы почувствуете приступ гнева?

– Возможно, я поселюсь на постоянное жительство в комнате искусств.

– Я не стану этому препятствовать. – Мои слова прозвучали более

игриво, чем я хотел.

Ее ресницы упали на щеки, и я мысленно выругал себя. Я здесь не для

того, чтобы соблазнять ее. Мне нужно вести себя с ней достойно. Я снова

направился к двери, зная, что должен вытащить нас из кладовки, прежде чем

кто-нибудь обнаружит нас здесь вдвоем. Мы и так уже провели слишком

много времени вместе. Если это продлиться дольше, то вызовет подозрения.

Я поднялся по ступенькам. На лестничной площадке остановился, внимательно осмотрел дверь и снова постучал в нее.

– Если вы не пытаетесь убежать от меня, – спросила она, – почему так

настойчиво хотите взломать дверь?

– Я все еще надеюсь сохранить вашу репутацию, миледи. – Я дернул за

ручку. – Если мы проведем здесь всю ночь без компаньонки, я вас

скомпрометирую в глазах людей.

– Мне все равно, что подумают люди.

Я промолчал. Она не хуже меня знала, что наше благородное

происхождение обязывает заботиться о том, что о нас думают люди. Как

незамужней молодой женщине, ей было что терять. Если бы ее репутация

была запятнана, найти для нее мужа стало бы почти невыполнимой задачей, а

у меня не было никакого желания становиться причиной такой злой судьбы

для нее.

Некоторое время я стучал в дверь, тряс и дергал ручку, но

безрезультатно. Вспотев, я обернулся и увидел, что она с интересом

наблюдает за мной:

– Пора признать, что вы не всесильны. Есть вещи, которые даже самым

благородным рыцарям страны не подвластны. Я понимаю – для вас это шок.

Но лучше выучить этот урок сейчас, чем потом, когда вы действительно

будете в опасности.

Хотя я и видел, что она пытается разрядить обстановку, мне эта

ситуация совсем не нравилась. И я был расстроен, что не могу использовать

свою силу, чтобы освободить нас.

Она похлопала по бочке, с которой я встал:

– Подойдите. Сядьте. Давайте используем наше затруднительное

положение по максимуму.

Я снова посмотрел на дверь.

– Я даже обещаю, что позволю вам потчевать меня историей о картине

Святого Фомы Аквинского, что, как я догадываюсь, вам до смерти хочется

сделать.

Ее соблазнительной улыбке было невозможно сопротивляться. Я

неохотно отошел от лестничной площадки и взмолился, чтобы утром не

пожалеть о том, что бросил попытки освободить нас.


Глава 11


Меня разбудил топот отдаленных шагов и криков, и я спряталась под

покрывалом, вдыхая восхитительный запах мускуса и кожи. Я отказывалась

открывать глаза, даже когда голоса стали громче.

– Леди Сабина, – раздался надо мной настойчивый шепот. –

Просыпайтесь.

Мне не хотелось выходить из сладкого забытья. Я желала продолжения

чудесного сна, в котором приятно общалась с Беннетом, и он тоже

наслаждался разговором со мной.

Над моим плечом послышался негромкий вздох.

– Уходи, Лилиан, и дай мне еще немного поспать.

– Вы должны сесть.

Напряженный

голос,

наконец,

прорвался

сквозь

сонную

безмятежность. Я открыла глаза и увидела над собой лицо Беннета со

сдвинутыми темными бровями. Мои пальцы коснулись грубой ткани мешков

с зерном подо мной. Воспоминания о том, где я и что случилось, нахлынули

на меня. Я с Беннетом оказалась заперта в кладовке на всю ночь. Мы

проговорили несколько часов, пока перед рассветом меня не одолела такая

сонливость, что я больше не могла держать глаза открытыми. Беннет сложил

несколько мешков с мукой и устроил мне мягкую постель. Я свернулась

калачиком и, по-видимому, уснула.

– Слуги просыпаются, – сказал он. – Нас очень быстро обнаружат.

Я села и поняла, что он снял с себя куртку и накрыл ею меня. Куртка

упала, и я вздрогнула от влажного холода, который стоял в кладовой. Его

пальцы нерешительно потянулись к ней. По беспокойному выражению его

лица я поняла, что он счел за лучшее одеться, но, когда я снова задрожала, натянул куртку на меня.

Голоса за дверью кладовой стали более отчетливыми, и Беннет вскочил

на ноги как раз в тот момент, когда дверь открылась:

– Они здесь, – раздался чей-то крик.

Через несколько секунд вход в кладовую и лестничная площадка были

заполнены слугами и охранниками. Позади них стояли мать Беннета и леди

Элейн. Рядом стояла бабушка, тяжело опираясь на руку своей служанки. Я

попыталась вскочить, но ноги запутались в юбке. Беннет подхватил меня и

осторожно помог встать, придерживая за талию. И конечно, именно в этот

момент леди Виндзор и бабушка протиснулись сквозь толпу на передний

план. Хотя бабушка была одета в дорожную одежду, ее лицо было пепельно-серым, и она кашляла в платок. Слезящиеся глаза сузились, когда она

увидела руки Беннета на моей талии и его куртку, которую я сжимала у

груди.

– Это не то, что, кажется, – поспешил заговорить Беннет сквозь

наступившую тишину.

– Я думаю, что это именно то, что кажется, – сказала бабушка своим

обычным резким тоном. – Леди Сабина вчера отклонила ваше предложение

выйти замуж, и вы последовали за ней сюда, в кладовую, и соблазнили ее, так что теперь у нее не такой уж большой выбор: выйти за вас замуж или

погибнуть.

Я задохнулась от бабушкиных слов, и протесты Беннета заполнили

комнату.

– Значит, вы не последовали за ней сюда? – Спросила бабушка и снова

закашлялась.

Я вопросительно взглянула на Беннета. Как он узнал, что я на кухне?

Как случилось, что он появился в то же самое время? Если только он не

следил за мной…

– Да, – сказал он, встретив мой умоляющий взгляд. – Признаю. Я

следил за леди Сабиной до самой кухни.

Драматический вздох леди Элейн в глубине толпы сопровождался

ропотом собравшихся слуг.

– Но, – поспешил объяснить Беннет, – я последовал за ней только

потому, что хотел извиниться за то, что обидел ее раньше.

– Или запереться с ней в кладовке. – Голос бабушки был слабым, но

резким.

Я смотрела на Беннета и мое подозрение росло с каждой секундой.

Неужели он спланировал все это?

Словно прочитав мои мысли, он помотал головой:

– Вы должны мне поверить, леди Сабина. Я ничего такого не

замышлял.

– Тогда как же вы оказались заперты внутри? – Бабушка была

неумолима в своих обвинениях. – Может быть, вы приказали одному из

ваших охранников тайно последовать за вами и запереть дверь?

– Нет, конечно.

– Иногда отчаявшиеся люди принимают отчаянные меры, – сказала

бабушка.

Она цеплялась за свою горничную, явно слишком слабая, чтобы

вставать с постели.

– Я никогда не сделаю ничего, что могло бы скомпрометировать

репутацию леди Сабины. – Заявление Беннета прозвучало искренне. – Она

может засвидетельствовать, что я не раз пытался освободить нас из кладовой.

Я сняла куртку и прижала ее к груди.

– Вам не следовало прибегать к таким коварным мерам.

– Я этого не делал, вы должны мне поверить.

– Вы не оставили леди Сабине выбора, – сказала бабушка. – Мы

должны сегодня же устроить свадьбу.

– В этом нет необходимости, бабушка, – сказал я. – Между нами

ничего не было.

– Даже если это правда, твоя репутация погублена. – Бабушка сжала

губы с той решимостью, которую, я знала это по опыту, невозможно было

поколебать. – После такого нам будет трудно найти кого-нибудь, кто

согласится жениться на тебе.

Я посмотрела на толпу, наблюдавшую за происходящим широко

раскрытыми глазами, некоторые из которых были полны обвинения, а другие

простого любопытства. Несмотря на то, что я ни в чем не виновата, с этого

дня люди всегда будут сомневаться в моей репутации. Они всегда будут

гадать, что же на самом деле произошло между мной и Беннетом. В жестком

взгляде бабушки я прочла сигнал к смирению. Я знала, что она не

договаривает. Мои шансы найти подходящего мужа были и так сильно

ограничены. А теперь моя скомпрометированная репутация только усугубит

ситуацию.

– Мне не нужно выходить замуж, – начала я.

Бабушка закашлялась и несколько секунд стояла сгорбившись.

Беспокойство толкнуло меня к ней, но она выпрямилась до того, как я успела

до нее дотронуться. И тут я задумалась, почему мы не ушли в какое-то

уединенное место, чтобы обсудить все это? Почему мы продолжаем разговор

у всех на глазах? Если только это не было частью плана по принуждению к

браку и меня тоже. Разве теперь, при таком количестве свидетелей, мы могли

бы от него отказаться?

Яростный взгляд бабушки снова впился в Беннета:

– Вы поступите правильно, если женитесь на ней сегодня же.

– Нет, бабушка.

– Если леди Сабина согласится, – вмешался Беннет, – я немедленно

женюсь на ней.

Я протестующе помотала головой.

Беннет не дал мне возможности заговорить:

– Хоть я и не хотел навредить ее репутации, я сожалею, что сделал это

непреднамеренно, поэтому я поступлю благородно и женюсь на леди Сабине.

Это минимум, что я могу сделать в данных обстоятельствах.

Даже если Беннет не планировал запирать нас в кладовке, я не хотела

выходить за него замуж. Я не хотела выходить замуж за человека, который

делает это только из чувства долга, чтобы спасти свою семью или из чувства

чести, чтобы спасти мою репутацию.

– Чтобы доказать, что я не собирался заманивать леди Сабину в

ловушку, я женюсь на ней при одном условии. – Голос Беннета набирал силу, а взгляд умолял меня поверить ему. – Она будет распоряжаться своими

деньгами и землями самостоятельно. Мне не нужно ни одной серебряной

монеты из ее сундуков для Мейдстоуна.

Это заявление так ошарашило меня, что я оперлась на бабушку. В

толпе послышался ропот. Его глаза нашли мои:

– Если леди Сабина согласится выйти за меня замуж при этом условии, то я сочту за честь взять ее в жены.

По серьезности его тона я поняла, что он не способен на все то, в чем

обвиняла его бабушка. Но если не он создал эту ситуацию, то кто же?

– Очень хорошо, – сказала бабушка. – Леди Сабина принимает ваше

условие.

Надеюсь, что плела интриги не бабушка. Но слабый блеск в ее глазах

сейчас говорил, что, возможно, так оно и было, и она получила именно то, что хотела.

– Бабушка, – начала я, но настойчивый окрик в коридоре остановил

меня.

– Сэр Беннет! – Запыхавшийся стражник проталкивался сквозь толпу.

Его глаза были дикими, а лицо каменным от страха.

Беннет напрягся и потянулся за мечом, прежде чем понял, что его нет

и, скорее всего, он остался в комнате.

При виде хозяина стражник поклонился.

– Какие у тебя новости, дружище? – Спросил Беннет спокойным

голосом, который противоречил беспокойству, застывшему в глазах.

– Мы окружены, сэр.

Объявление вызвало несколько резких восклицаний. Хотя я и не

поняла, что это значит, но, очевидно, новость солдата не была

неожиданностью для Беннета.

– Вы уверены? – Спросил он тем же ровным тоном.

– Да. – Солдат выпрямился, и стала заметна дрожь в его ногах. – На

рассвете мы обнаружили сверкающую на солнце армию, расположившуюся

лагерем за стенами Мейдстоуна.

Я сделала глубокий вдох.

– Может быть, они пришли с миром? – Спросил Беннет.

Солдат покачал головой:

– Они хорошо вооружены, и у них с собой катапульты.

Не надо было быть солдатом, чтобы понять, что такое катапульта.

Мейдстоун подвергся нападению.


Глава 12

Черный дым от горящей соломы душил меня и щипал глаза. Он

поднимался густыми волнами от горящего тюка сена, который был заброшен

во двор катапультой лорда Питта и приземлился на одну из конюшен. Тем не

менее, я продолжал сражаться, отражая нападение врага. На крепостной

стене воздух вокруг меня был пронизан лязгом железа и криками людей, борющихся в рукопашном бою. Драка была отвлекающим маневром. Это я

знал наверняка. Армия лорда Питта соорудила подъемную лестницу в

надежде отвлечь наше внимание подальше от подъемной решетки, которую

они брали тараном. Каждый раз при ударе бревном я чувствовал, как

внешняя стена вздрагивает. Лорд Питт рассчитывал отвлечь нас битвой на

стене, чтобы мы не смогли защищать ворота. Но он недооценил меня и мое

умение владеть мечом.

Я парировал и нанес противнику удар в незащищенное место под

мышкой, рядом с сердцем. Потекла кровь, он опрокинулся назад и упал за

стены крепости, с глухим стуком приземлившись на плотно утрамбованную

землю. Если он не умер от раны, он наверняка встретил свою смерть при

падении, надеюсь, быструю смерть, которая избавила его от страданий.

Я ненавидел убивать, будучи при этом закаленным в боях солдатом.

Меня учили сражаться с тех пор, как я переехал жить к герцогу

Ривенширскому. Тем не менее, у меня внутри все переворачивалось от

каждого солдата лорда Питта, которые шли навстречу смерти от моего меча.

Внешний двор замка был усеян безжизненными телами. Если бы я только

нашел способ предотвратить осаду, тогда я смог бы предотвратить эту

бесполезную, ненужную смерть.

Еще двое солдат Питта бросились на меня. Мое дыхание прерывалось, мышцы ныли от усталости, но я приготовился продолжать бой до тех пор, пока лорд Питт, наконец, не поймет, что несет потери. Вместе со мной на

крепостной стене сражалась только горстка солдат, а остальных я отправил в

сторожку над воротами, чтобы они осыпали врага градом стрел, камней,

кипятка и всего остального, чтобы как-то их остановить. Армия лорда Питта

не скоро прорвется сквозь стены. Я просто так не откажусь от Мейдстоуна.

Надеюсь, сегодня он это поймет.

Как будто лорд Питт услышал мои мысли: раздался протяжный рев

трубы. Через несколько мгновений люди Питта на крепостной стене начали

отступать, лязгая доспехами и сапогами. Они толкали друг друга, чтобы

успеть спуститься по лестнице, так как мои люди бросились за ними в

погоню.

– Отпустите их, – приказал я.

На сегодня достаточно кровопролития. Кроме того, это было

проявление милосердия. Возможно, когда-нибудь оно вернется мне.

Мои люди неохотно подчинились, опустив мечи и выкрикивая

оскорбления в адрес врага. Внутри шлема дыхание отдавалось эхом от

бесконечного напряжения, а тело было липким и горячим после битвы. Во

рту пересохло, кожа зудела. Я поднял глаза к небу и выдохнул молитву

благодарности за то, что мы пережили нашу первую крупную битву. Кто-то

может даже скажет, что мы победили. Но в глубине души я знал, что война

только началась.


Шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Я знала, что должна

оставаться с бабушкой в ее покоях. Она была прикована к постели, кашель

усиливался с каждым днем. Я чувствовала вину за то, что подозревала ее в

симуляции, чтобы помешать покинуть нам Мейдстоун. Она не притворялась

больной, и я все чаще сомневалась в подозрениях, думая, что это она стояла

за заговором запереть меня в кладовке с Беннетом. Возможно, никто и не

виноват, и все произошло случайно.

Как бы то ни было, условия в Мейдстоуне были слишком суровыми, чтобы думать сейчас о браке. Беннет был занят солдатами и защитой замка, он не успевал поспать, не говоря уже о свадьбе. Временная отсрочка была

как раз кстати. Возможно, за это время я найду способ освободить его от

обязательств передо мной. Я ненавидела саму мысль о том, что он согласился

жениться на мне из чувства долга. Я была удивлена тем, как сильно мне

хотелось, чтобы он женился на мне по своему желанию.

Я направилась по коридору к винтовой лестнице.

В башне царила абсолютная тишина, отчего звуки на внешней стене

казались громче. Я слышала крики сражающихся и грохот больших камней, брошенных в стену катапультами. Беннет приказал всем женщинам и детям

оставаться в замке. Даже если толстые, прочные стены удерживали врага на

расстоянии, существовала реальная опасность получить ранение от летящей

ракеты, стрелы, огненного шара или, бог знает еще чего, что враг мог

перекинуть через стену замка с помощью катапульты.

Если Беннет успел запастись провизией, мы все прекрасно понимали, что в случае долгой осады, нам грозит голод. Прошло четыре дня атаки, а

нам уже нормировали еду. Хорошо хоть, что мы были обеспечены водой из

колодца во внутреннем дворе замка.

Хотя я не должна была покидать свою комнату, кроме выхода на обед, непонятная для меня потребность заставляла меня подниматься в одну из

угловых башен замка каждый день. Поднявшись на самый верх, я могла

забраться на крышу и выглянуть сквозь узкие зубцы парапета. Оттуда была

видна вся территория замка, включая внутренний и внешний двор. Я

твердила себе, что делаю это не для того, чтобы найти глазами Беннета и

удостовериться в его безопасности. Но каждый раз, когда я поднималась, я не

могла расслабиться, не могла дышать, не могла двигаться, пока не находила

его среди людей на стене, защищающихся и отбивающихся от захватчиков.

Я свернула и пошла по коридору, ведущему к двери западной башни, но меня остановили низкие резкие голоса. Разговор шел из комнаты, которую

Беннет использовал как кабинет. Хотя дверь была прикрыта, я все слышала

достаточно отчетливо.

– Ты не можешь пойти туда, – говорил Беннет.

При звуке его голоса меня захлестнуло облегчение, и я прислонилась к

стене, прижимая руку к груди, пытаясь унять дыхание. Он был в

безопасности. Я могла спокойно отдыхать до следующего подъема в башню.

– Я пойду, – раздался другой голос, хриплый. – Это все моя вина. И я

не могу позволить этому продолжаться дальше.

Должно быть, это Олдрик, барон Хэмптонский. Последовавшее за этим

молчание Беннета говорило громче слов. Он винил Олдрика в нападении на

Мейдстоун. Но не хотел, чтобы Олдрик участвовал в сражении.

– Я предложу дуэль пока не паду в ней, – повторил Олдрик уже более

твердо.

– А что это даст? – В голосе Беннета послышалось раздражение, как

будто он разговаривал с несведущим ребенком. – Ты можешь пожертвовать

своей жизнью, но мы все равно останемся должны лорду Питту.

– Мы отдадим ему все западные земли до реки, граничащие с

Мейдстоуном.

– А что потом, когда мы отдадим оставшиеся земли лордам, которые

потребуют плату?

Стон и скрип стула. Я заглянула в щель и увидела темноволосого

мужчину, сидевшего в кресле. По неопрятному виду я узнала человека, которого видела в первый вечер моего визита, того самого, которого Беннет

выпроводил из Большого зала.

– Ты не в том состоянии, чтобы драться, – сказал Беннет через минуту

более мягким голосом. – По крайней мере, не сегодня.

– Я не пил пива всю неделю, – сказал Олдрик, – с того самого утра, как

началась осада.

– Прекрасное начало.

– Перестань обращаться со мной как с беспомощным.

Беннет снова замолчал. Наконец я услышала, как он вздохнул и сказал:

– Хорошо. Ты можешь выйти и позаботиться о раненых. Но пока это

все. Пока у меня не будет возможности увидеть тебя в действии и оценить

твою готовность.

Стул заскрежетал по полу, и Олдрик развернул свое неуклюжее тело и

встал. Хотя Беннет был высок и силен, Олдрик был крупнее и на несколько

дюймов выше. Лицо у него было потрепанное и небритое, а длинные волосы

нуждались в стрижке.

– Ты не можешь указывать мне, что делать. – В голосе Олдрика

послышалась угроза.

Какое-то мгновение он стоял неподвижно, а потом сделал такой резкий

выпад, что я подпрыгнула. Этот маневр, казалось, не удивил Беннета. Он

вытащил меч из ножен и прижал его к груди Олдрика:

– Теперь я́ отвечаю за Мейдстоун, – спокойно сказал Беннет, несмотря

на спорную ситуацию. – Я́ буду принимать решения, пока ты не докажешь, что способен управлять.

Грудь Олдрика вздымалась и опускалась, и мне показалось, что он

испускает глубокие, тихие рыдания. Беннет опустил меч, похлопал Олдрика

по плечу и усадил обратно в кресло. Он держал его за плечо, пока тяжелое

дыхание Олдрика не замедлилось.

– Я рад, что ты отказался от алкоголя, брат, – тихо сказал Беннет. – Но

борьба с каждым днем становится все труднее. И я не хочу подвергать тебя

риску... пока ты не будешь готов.

Олдрик кивнул.

– Значит, все плохо?

– Я слышал ночью, как они роют туннель под западной стеной.

Несмотря на горячее масло, кипяток, огненные шары, которые мы на них

обрушиваем, мы не можем остановить работу.

– Сколько дней осталось до того, как рухнет стена?

– Четыре, самое большее – пять.

– Что потом?

– Мы отступим во внутренний двор и посмотрим, как долго сможем

сдерживать их там.

От этой новости у меня упало сердце. Я не понимала, а может быть, и

не хотела признавать правды. Это была война. И я с бабушкой оказалась в

гуще событий.

– Может, сдадимся? – Спросил Олдрик, прерывисто дыша.

– Если мы это сделаем, то потеряем все.

Я понимала то, что Беннет не сказал вслух: они потеряют не только

Мейдстоун, но и все сокровища, хранящиеся в нем.

– Но если мы будем сражаться и выстоим, – продолжал Беннет, – тогда, по крайней мере, у нас будет шанс сохранить то, что принадлежит нам.

И снова над братьями воцарилась тишина. Я прислонилась к стене, голова шла кругом. Возможно, я не смогу взять в руки оружие и сражаться, но мои деньги, безусловно, помогут. Да. Решимость пробежала по моему

позвоночнику, заставляя его напрячься. Не раздумывая больше, я толкнула

дверь и вошла в комнату. Оба мужчины обратили на меня изумленные глаза

цвета ночного неба, так нереально похожие.

Беннет стоял без шлема, открывая грязное от пота и битвы лицо. Щеки

и подбородок были покрыты многодневной щетиной. Глаза пустые, а под

ними – темные круги. Он явно почти не спал в последние дни. Но все же, он

никогда не выглядел более привлекательным, чем в этот момент. Он жив и

невредим. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы так и оставалось.

Я вздернула подбородок и обратилась к Беннету:

– Вы должны жениться на мне сегодня же.


Глава 13


Я не мог оторвать глаз от Сабины. Я не видел ее с того самого утра, когда нас обнаружили вместе в кладовке. Я думал о ней во время затишья в

сражениях, и в те редкие моменты, когда пытался уснуть. Я наслаждался

воспоминаниями о времени, которое мы провели вместе: умные разговоры, смех, улыбки, и наши общие интересы. Она самая восхитительная девушка, которую я когда-либо встречал. И теперь, стоя в дверном проеме, она была

прохладным напитком для моей иссохшей души. Все в ней: ее угловатые

скулы, тонкий подбородок, решительный рот и блестящие глаза, привлекало

меня. Внезапно меня охватило непреодолимое желание пересечь комнату, схватить ее и сжать в объятиях.

– Вы должны жениться на мне сегодня же, – повторила она. – Сейчас.

Ее слова сквозь туман начали проникать в мое сознание. Я

скомпрометировал ее, и бабушка настояла на нашем союзе. Это требование

не было необходимым, поскольку я уже решил, что сделаю все возможное, чтобы защитить Сабину и уберечь от позора. Я бы женился на ней не из-за ее

денег, чего бы это ни стоило Мейдстоуну, а, чтобы спасти ее репутацию. Я не

мог поступить иначе. Однако я ожидал битвы с Сабиной. Я обидел ее своими

планами жениться на ней ради ее богатства. И я чувствовал, что она не так

легко согласится на новое соглашение, которое я заключил с ее бабушкой.

Она принадлежала к тому типу молодых девушек, которые понимают, что

умны, думают за себя сами и принимают собственные решения. Даже если

она любила и уважала свою бабушку, а это было очевидно, она не собиралась

позволять этой женщине диктовать свое будущее.

Так почему же она сейчас требует, чтобы я женился на ней?

– Миледи, – сказал я, слегка поклонившись ей. – Я скучал по вам все

эти дни, и мне хотелось увидеть вас больше, чем кого-либо или что-либо.

Я хотел придать голосу легкости, но почему-то правда окрашивала

каждое слово. Ее глаза расширились, как будто мое заявление застало ее

врасплох. Но она быстро ответила с неподкупной честностью:

– Я тоже скучала по вам и без устали молилась о вашей безопасности.

Налитые кровью глаза Олдрика переводились с Сабины на меня и

обратно.

– Как вы? – Спросила она, игнорируя Олдрика.

– Я устал телом, но, ваш вид очень освежает. – И снова меня охватило

желание подойти к ней, обнять и черпать силы из ее непоколебимого духа.

– Значит, вы не будете против того, чтобы жениться на мне прямо

сейчас? – Спросила она, возвращаясь к цели своего визита.

– Жениться? – Спросил Олдрик, наконец заговорив. – В такое время, как сейчас?

Сабина бросила на Олдрика прищуренный взгляд, который заставил

его замолчать. Эта суровость так напомнила мне ее бабушку, что я не смог

сдержать улыбку. И она стала еще шире, когда Олдрик опустил глаза и

неловко заерзал на стуле.

– Что вы ответите на мое предложение, сэр? – Снова спросила она меня

резко, как будто заключала обычную деловую сделку, а не сделку, которая

изменит ее жизнь.

Моя улыбка погасла. Ее предложение показалось мне неправильным. Я

должен был стоять перед ней на коленях, просить ее руки, предлагать ей

свою жизнь и свою преданность. Я должен был ползать у нее в ногах, обожать ее, отдавать ей всю свою любовь, какую только мог.

Я колебался, и на ее лицо стало наползать выражение недоумения.

– Конечно, я готов принять ваше предложение, – сказал я. Я не хотел, чтобы она думала, что я колебался из-за нее. – Но я думал, что вы против…

– Нет, если этим я могу положить конец осаде.

– И как же, миледи?

Но еще до того, как она ответила, меня придавил тяжелый груз.

– Если вы женитесь на мне, у вас будет достаточно серебра, чтобы

расплатиться с лордом Питтом.

– Я же сказал вам, что не возьму у вас ни одной серебряной монеты.

Таково было мое условие.

– С вашей стороны было благородно поставить такое условие. Но

обстоятельства изменились.

– Но, тем не менее, это моя клятва, и я не могу ее нарушить.

– Если у вас есть возможность предотвратить ранения или гибель

ваших людей и людей лорда Питта, то почему бы вам не воспользоваться ей?

– Потому что я обещал, что не буду пользоваться вашими деньгами. А

я никогда не даю обещаний, которые не могу выполнять.

Олдрик снова переводил взгляд с меня на нее, и на его лице медленно

проступало понимание. Хотя мы с мамой не рассказывали ему о планах

сделать выгодную партию, чтобы спасти Мейдстоун, я уверен, сейчас было

нетрудно догадаться.

В глазах Сабины вспыхнули искорки:

– Это значит, что вы готовы позволить умереть еще большему

количеству людей, чтобы сдержать глупое обещание? – Она не дала мне

возможности ответить. – Я предлагаю вам именно то, что вы хотели с самого

моего приезда – мое состояние. Я отдаю все это вам по собственной воле. Я

хочу, чтобы оно было у вас. Как вы можете отказываться?

Я отрицательно покачал головой:

– Я должен поступить благородно.

– И, возможно, умереть?

– Да, если понадобится.

Ее лицо побледнело, а напряженные плечи опустились. Я провел рукой

по глазам: песок и пыль битвы осели в каждой трещине кожи. Как бы мне ни

хотелось успокоить ее, я скорее умру, чем буду жить с чувством вины из-за

нарушенного обещания не использовать Сабину ради ее денег. Я не мог этого

сделать. Я найду другой способ спасти Мейдстоун. Или умру.


Я прижала жестяную кружку к потрескавшимся губам солдата. Он

сделал глоток и со стоном упал на окровавленную соломенную циновку. Я

натянула шерстяное одеяло на его грудь, прикрывая раны, которые он

получил. У нас не было врача, который помог бы лечить раненых, но старшая

служанка разбиралась в травах и медицине, поэтому ей пришлось взять на

себя заботу о ранах и припарках. Я повернулась на коленях и двинулась к

следующему мужчине, поправляя одежду, которая стала грязной за

последние несколько дней ухода за ранеными. Она была запачкана кровью и

влажной землей. Склонившись над жертвой, я бросила взгляд через дверь

солдатского гарнизона на ливень, из-за которого повсюду расползались

грязные лужи. Хотя земля превратилась в жижу, а влажный воздух

пронизывал холодом, нескончаемые дожди приостановили постоянные

обстрелы со стороны войск лорда Питта. Туннель, который они рыли под

стеной, затопило, и люди вынуждены были отступить. Катапульты

прекратили свой грохот, потому что лорд Питт отвел войска назад на время

унылого небесного водопада.

Лорд Питт явно не спешил завоевывать Мейдстоун. Если он не сможет

силой завладеть им, то все, что ему нужно будет сделать – это дождаться, пока мы выйдем, потому что, в конце концов, у нас не останется выбора.

Я прижала руку к урчащему животу, чтобы заглушить боль от спазма

голода. Наши запасы продовольствия с каждым днем сокращались. Я

подслушала, как повар недовольно отзывался о том, что Беннет заказал один

обед в день для всех, кроме женщин и детей. Хотя я и задавалась вопросом, почему он жертвует едой в ущерб своих войск, я не отказалась. Этим я

смогла приберечь одну из своих порций для бабушки, которая наконец-то

выздоравливала, хотя и медленно. Она нуждалась в пище больше, чем я.

– Миледи, – прохрипел старый солдат, лежавший в тени комнаты. – Вы

прекрасный ангел.

Воздух был пропитан вонью гнилой плоти, немытой одежды и крови.

Сырость и мрак поселились повсюду, даже в сене подо мной.

Я протянула ему жестяную кружку, приподнимая его голову. Он горел

в лихорадке, и я гадала, сколько еще он протянет. Конечно, недолго.

– Это лихорадка затуманила ваш мозг, – мягко сказала я, заставляя себя

улыбнуться. – Я совсем не прекрасна и разве могу быть ангелом?

Особенно сейчас, когда пряди волос прилипли к моим щекам, а лицо

было испачкано кровью и грязью. Он сделал большой глоток и упал, обессилев.

Раскаты грома за открытой дверью напомнили мне, что я не должна

была выходить из замка. Даже после того, как я попросила разрешения

помочь с ранеными, Беннет ответил мне громким «нет» и велел оставаться

внутри, в безопасности. Однако, поняв, что бабушка пошла на поправку, я

решила, что не могу сидеть, сложа руки и ничего не делать, что я должна как-то помочь ему, пусть даже по мелочам. Поэтому я начала тайком выбираться

из замка в середине дня, когда Беннет отдыхал. Таким образом, помогла

освободить некоторых служанок и других солдат, которые ухаживали за

ранеными, позволив им сделать столь необходимый перерыв.

– Хочешь, я расскажу тебе еще одну забавную историю о Стефане? –

Спросила я старика.

Он снова на мгновение открыл глаза, и их сияние было мне ответом.

Возможно, я не смогу облегчить страдания раненых, но всего на несколько

минут я смогу отвлечь их смешными историями и болтовней о пустяках.

Я пустилась в драматический рассказ о том, как Стефан сбежал из

клетки, и мы безрезультатно обыскали весь замок. Я была горько

разочарована и легла спать, полагая, что Стефан потерян для меня навсегда.

Однако среди ночи меня разбудили бабушкины крики, доносившиеся из

гардеробной. Она пошла облегчиться, и как только устроилась поудобнее на

холодном каменном сиденье, на нее напала летучая мышь.

– Держу пари, вы не догадываетесь, что эта за летучая мышь была, –

поддразнила я старого солдата.

– Стефан? – Прохрипел он.

– Да. – Я рассмеялась. – У него, конечно, было необычное чувство

юмора, и он прятался так долго, пока бабушка не занялась личными делами.

И тут он напугал ее до смерти.

Услышав рядом смешок, я подняла глаза и увидела Беннета, прислонившегося к дверному косяку и наблюдающего за мной. Хотя его

лицо все еще было грязным и небритым, с темными кругами под глазами, я

упивалась его присутствием, его силой и его доблестью. Его глаза искрились

весельем, и улыбка была такой желанной среди напряжения, которое

пронизывало крепость в течение последних недель.

Я заправила влажную выбившуюся прядь волос за ухо и улыбнулась в

ответ.

– Мне сказали, что я могу найти вас здесь. – Его усмешка исчезла, сменившись неодобрением.

Я поднялась с пола и встала во весь рост, готовясь сразиться с

Беннетом. Рано или поздно он обнаружил бы мое неповиновение. И я

приготовилась бороться за свое право быть здесь и помогать.

– По-моему, я велел вам оставаться в замке. – Он понизил голос до

хриплого шепота и оглядел бледные, изможденные лица, которые смотрели

на нас.

– Похоже, вы не очень хорошо меня знаете, – сказала я, – если

действительно верите, что я последую этому приказу.

– Внутри вы в большей безопасности.

– И вы тоже. Но вы не прячетесь.

Я не смогла удержаться от улыбки над его долгим и раздраженным

вздохом:

– Вы беспокоитесь обо мне?

Выражение его лица оставалось стальным:

– Ну конечно.

Я хотела сказать ему, что если он действительно беспокоится обо мне и

обо всех остальных, то должен был принять мое предложение руки и сердца

и денег, а не упрямиться и гордиться. Если бы он меньше заботился о своем

благородстве, тогда, возможно, мы все ели бы тушеную оленину и теплый

хлеб вместо водянистого супа без хлеба. Но я сдержала свой сарказм и

вместо этого ответила так мило, как только смогла:

– Я польщена, что вы думаете обо мне в то время, когда у вас есть

гораздо более важные дела.

Ни малейшей улыбки не отразилось на его лице:

– Одна из служанок сообщила мне, что ваша бабушка наслаждается

трехразовым питанием.

– Да, это так.

Я отвернулась от него и взяла оловянную кружку. Мне казалось, что он

продолжит полемику, а я не хотела больше выслушивать упреки.

– Вы же не можете отказать больной женщине в дополнительной еде, правда?

– Конечно, нет, – сказал он почти сердито. – Но я не хочу, чтобы вы

отказывались от своей доли.

Я отошла от него к корзине с чистыми тряпками для бинтов и свежей

мазью для припарок, которую принесла с собой из кухни.

– Если вы и ваши люди можете обходиться одной едой в день, то и я

тоже.

Его шаги застучали по полу, следуя за мной. В три шага он догнал

меня, схватил за руку и остановил. Он был так близко, что я могла видеть

влажные пряди его волос и даже каплю дождя на его брови. Запах металла и

дыма, который окутывал его, был каким-то успокаивающим. В нем

ощущалась сила, сила, которая перетекала сквозь его пальцы в мою руку.

– Я хочу, чтобы вы съедали обе порции, – повторил он еще тверже.

– У меня все в порядке. – Но как только я произнесла эти слова, мой

желудок издал ужасное рычание. – Хотя было бы лучше, если бы бульон был

чуть более густым. Может быть, вы поговорите с поваром об этом.

Он нахмурился:

– Вы упрямая женщина.

– Да, это так. Спасибо, что обратили внимание.

Его грозное выражение лица излучало раздражения, и я почти ожидала, что он даст волю ярости, сделает мне выговор, который я заслужила, а потом

быстро утащит из солдатских казарм в крепость, где велел мне оставаться.

Но спустя несколько мгновений его плечи опустились, и он отпустил меня.

– Простите, миледи, – прошептал он, и его голос смягчился. – Нам не

следовало приглашать вас в гости. Тогда вы не оказались бы в ловушке

посреди войны.

– Вы не провидец. Вы не можете предсказать, когда ваши соседи решат

напасть.

Он опустил глаза, но я успела заметить чувство вины в его глазах:

– Мы знали, что находимся под угрозой нападения. Лорд Питт послал

своего капитана предупредить нас задолго до вашего прибытия.

Я попыталась переварить эту информацию. Он пригласил меня в

Мейдстоун, хотя ситуация была крайне нестабильна?

– Мне не следовало приглашать сюда ни одну женщину. – Отчаяние

пронизало его голос. – Мне следовало сказать вам и вашей бабушке, чтобы

вы не приезжали.

– Или, по крайней мере, рассказать нам о грозившей вам опасности и

позволить самим решить отважимся ли мы на этот визит.

Он склонил голову:

– Я намеренно обманул вас, миледи. Я не заслуживаю вашего

прощения, но я надеюсь, что однажды вы найдете в своем сердце силы

простить меня.

Холодный ветерок ворвался в дверь и прошелся по мне. Я накрыла

своим плащом одного из раненых. И теперь не могла предотвратить дрожь, которая прошла через меня. Я обняла свое худое тело.

Может быть, он и непреднамеренно ранил мои чувства тем вниманием, которым окружил, чтобы я согласилась на брак. Но скрыть такое? Скрыть

такую информацию от бабушки и меня? У него не раз была возможность

рассказать нам о серьезности ситуации, особенно после визита капитана

Фокса. Он мог бы отослать нас. Но он смолчал. И вот мы здесь, посреди

битвы, медленно умираем от голода.

– Если бы я беспокоилась только о себе, то, наверное, смогла бы

простить вас, – сказала я. – Но я отвечаю за бабушку. И мне невыносимо

думать, что я напрасно подставила ее под удар.

– Я знаю. – Его голос был низким и хриплым. – А мне невыносимо

думать, что я втянул вас обеих во все это.

Рассудком я понимала, что его намерения были благородными. Он

всего лишь надеялся устроить брак, чтобы спасти семейное состояние. Он

был готов пожертвовать своими собственными желаниями и планами, чтобы

сделать то, что было лучше для семьи. Тем не менее, я не могла

проигнорировать боль в своем сердце из-за того, что он поставил нужды

своей семьи выше нашей безопасности. Я не могла легкомысленно

относиться к этому обману. Я не могла притворяться, что ничего страшного

не произошло. И не могла прикрывать все это шуткой. Все, что я могла

сделать, это отвернуться от него. Мне хотелось убежать от боли. Но идти

было некуда. Я была в ловушке, в такой же ловушке в стенах замка, как и

мои чувства к нему.

Я выскочила за дверь и упала в грязь, а дождь хлестал меня, наказывая

за то, что я так заботилась о нем, хотя разумнее было бы этого не делать. И за

то, что продолжала заботиться, хотя знала, что должна остановиться.


Глава 14


Я смотрела сквозь зубцы парапета и мои глаза, следя за Беннетом, выдавали всю решимость. Сколько бы я себя ни ругала, я не могла

удержаться от того, чтобы не вскарабкаться на вершину башни. И я не могла

удержаться от страстного желания снова поговорить с ним, пошутить или

погрузиться в серьезную беседу на тему, которая не интересовала бы никого, кроме нас двоих. Я грустно улыбнулась этой мысли и тому, что не видела его

и не разговаривала с ним с того самого дня в гарнизоне.

Прошла еще одна унылая неделя, пока, наконец, облака не разошлись и

не выпустили солнце. Но после такого продолжительного дождя земля

вокруг замка была мокрой и грязной. Катапульты лорда Питта крепко

застряли, и он не пытался врукопашную взять крепость. Пока. Возможно, он

ждал, пока земля высохнет и затвердеет, прежде чем начать бомбардировку.

Вдалеке был виден дым костров, которые вились над их палатками.

Интересно, они такие же промокшие и несчастные, как и мы?

Как бы то ни было, у лорда Питта было преимущество. Мы не сможем

продержаться намного дольше. Когда слуги принесли блюдо с жареным

мясом и последнюю репу, я пошутила с леди Элейн, что мы пируем, как

королевы. Она оттолкнулась от стола, и ее вырвало. Я поняла, что идея

поесть конины ей не понравилась. Не то чтобы мне не претила мысль о том, что придется убивать этих нежных животных, но у нас не было выбора. Как

только лошади закончатся, мы останемся с тощими охотничьими собаками и

крысами. Я решила насладиться кониной, пока она есть.

Мысли вернулись к той сцене, что предстала передо мной: у конюшни

Беннет стоял и разговаривал с Олдриком. Я была слишком далеко, чтобы

слышать их разговор, но по их жестам могла видеть, что дискуссия стала

горячей и напряженной.

С каждым днем Олдрик брал на себя все больше обязанностей. Я

молилась, чтобы это означало, что он выходит из той тюрьмы, которая

держала его в плену с тех пор, как он потерял жену. Его волосы все еще были

взъерошены, шаги замедлены, плечи согнуты. Я не сомневалась, что он

чувствовал тяжесть осады более тяжело, чем большинство, так как это

именно его глупость привела семью к гибели. Тем не менее, по крайней мере, он пытался что-то сделать, чтобы помочь.

Олдрик вскинул руку, как будто был недоволен Беннетом, затем

повернулся и зашагал прочь, разбрызгивая грязь при каждом шаге. Беннет

запустил пальцы в волосы и посмотрел вслед брату. Затем, к моему

большому удивлению, он повернулся и посмотрел прямо на меня. Мое

сердце учащенно забилось, и я выскользнула из поля зрения, прячась за

мерлоном4. Знал ли он, что я наблюдаю за ним? Я прижалась щекой к

холодному камню, смущенная своей слабостью к нему. Почему меня так

волнует, что он делает и как у него дела? Особенно после того, как он был не

совсем честен со мной и смолчал о надвигающейся опасности в Мейдстоуне?

Вздохнув, я подтянула льняную перчатку. Материал был испачкан от

моей ежедневной помощи раненым. Хотя моя горничная чистила перчатки

каждый вечер, они были безнадежно испорчены. Я приберегла лишнюю пару

для ужина и для тех редких случаев, когда мы с бабушкой собирались вместе

с другими женщинами, чтобы составить им компанию. Но большую часть

времени я носила грязные перчатки, и каждый раз, когда я смотрела на них, они напоминали мне о пятне на коже под ними. И о моем собственном

обмане. Как я могла сердиться на Беннета за то, что он мне солгал, если и я с

ним не была до конца честна? Как я могу осуждать его, если сама виновата в

том же?

Я натянула перчатку до локтя и прислонилась к парапету, сползая вниз, пока не оказалась сидящей в облаке юбки, сбившейся в кучу вокруг меня.

Возможно, я ему не лгала. Но я знала, как важна для него красота. Я знала, как он ценит и разбирается в прекрасном. В глубине души я понимала, что он


4 Зубец, то же, что мерлон — выступ, элемент венчающий парапет крепостной стены или башни в

Древности, Средневековье и в Новое время.

поступился своему желанию иметь красивую жену, чтобы смиренно

жениться на мне. И я боялась, что он открыто отвергнет меня, если узнает о

моем недостатке и уродстве. Не потому ли бабушка особенно настаивала, чтобы я не снимала перчатки во время своего визита? Она знала, так же как и

я, что Беннету будет трудно принять меня, если он узнает правду. Даже мой

собственный отец не мог преодолеть брезгливость и полюбить меня.

Со стоном, я закрыла лицо руками. Я не могла испытывать горечь или

недоверие к Беннету за то, что он не известил нас об опасности, потому что

мой обман был намного серьезнее. Я должна была показать ему свою кожу, когда почувствовала первые признаки влечения. Или хотя бы, когда в его

кабинете предлагала пожениться. Он имел полное право знать, какая я на

самом деле, прежде чем согласиться жениться на мне. А теперь было

слишком поздно. Разве нет?

Я обхватила руками колени и прижала их к груди. Я не могла ему

сказать. Я слишком боялась. Боялась потерять его. Реальность пронзила меня

с поразительной ясностью.

Я люблю его.

Я еще глубже зарылась лицом в руки и задрожала от осознания этого.

Я любила Беннета, как никого другого. Я сама не заметила, как за последний

месяц, проведенный в Мейдстоуне влюбилась в него. Несмотря на все

недоразумения, относительно цели моего визита, я не смогла закрыть свое

сердце и не полюбить его глубоко и сильно. За всеми его недостатками, я

видела хорошего человека, человека, которого я узнала и полюбила, и я

гордилась им.

Я издала мучительный стон и изо всех сил попыталась сдержать

внезапный прилив горячих слез. Это было безнадежно. Теперь я не могла

сказать ему о своем недостатке. Если бы он увидел пятно на моем теле, я бы

не смогла вынести отвращения в его глазах. Зная его доброту, возможно, он

сможет не показать отвращения внешне, но и жалости ко мне в его глазах я

тоже не смогла бы вынести.

Услышав скрип люка, я подняла голову и увидела вползающего

Беннета. Я вытерла щеки, молясь, чтобы ни одна слеза случайно не

выкатилась. Когда он встал и направился ко мне, я выпрямилась, но не стала

вставать. Сегодня на нем не было доспехов. Гладкие щеки и отсутствие грязи

– он привел себя в порядок. Очевидно, он пришел к выводу, что лорд Питт не

собирается возобновлять нападение, а просто хочет выманить нас из замка

голодом.

– Могу я присоединиться к вам? – Спросил он, останавливаясь передо

мной.

Он запыхался и, очевидно, торопился прийти сюда, чтобы

присоединиться ко мне, заметив меня снизу. После трех недель скудной еды

его лицо похудело, глаза измождены. Но в выражении лица была такая

нежность, которой я не могла сопротивляться.

Я кивнула на место рядом со мной:

– Конечно, вы можете присоединиться ко мне. Я обещаю, что не

выцарапаю вам глаза, а потом не заставлю скакать до смерти.

Его улыбка согрела меня больше, чем самые жаркие лучи солнца

вместе взятые.

– Вы всегда знаете, как меня подбодрить.

– Это мой способ извиниться.

Его глаза округлились, как будто он ожидал, что я буду обижаться и

дуться гораздо дольше.

– Мне жаль, что я не простила вас сразу, когда вы попросили меня об

этом, – продолжила я. – Я не имела права питать к вам никаких дурных

чувств за то, что, по вашему мнению, необходимо было сделать в интересах

Мейдстоуна.

Он опустился рядом со мной, осторожно, чтобы не задеть меня, откинулся назад и вытянул ноги перед собой. Немного помолчал, а потом

удивил меня, взяв мою руку и сжав ее в своей:

– Благодарю вас, миледи, – сказал он. – Вы слишком добры ко мне. Я

совершенно не заслуживаю этого, но все равно желаю.

– Да, вы, действительно, ужасный и страшный человек, – поддразнила

я. – И в вас нет ни капли обаяния.

– Я не пытаюсь очаровать вас, – возразил он. – Я искренне верю, что

вы самая добрая девушка, которую я когда-либо встречал. Я говорю это со

всей искренностью.

Тепло поползло по мне:

– Думаю, вы действительно пытаетесь мне польстить.

Даже если сейчас проявились его рыцарские чувства, и он обращался

бы так с любой другой женщиной, мне все равно это нравилось. Мне

нравились его комплименты, его нежность и то, что он заставлял меня

чувствовать себя особенной.

– Я серьезно. Вы замечательная.

Голубое небо, солнечный свет, и я на секунду поверила, что все

прекрасно, что между нами нет недосказанности, и что есть вероятность, что

Беннет когда-нибудь сможет питать настоящую привязанность ко мне.

Он сжал мою руку, как бы желая уверить меня, и я постаралась не

обращать внимания на чувство вины, которое подсказывало мне, что сейчас

самое время рассказать о своем пятне коже. Но я только толкнула его плечом

и попыталась снова перевести разговор на более безобидные темы:

– Я уверена, что вы льстите мне, потому что втайне надеетесь, что я

отдам вам Стефана. Вы поняли его ценность, и не остановитесь ни перед чем, чтобы заполучить его.

– Вы меня раскусили. – Он опустил голову в притворном чувстве вины.

– Мне всегда хотелось иметь крошечную порхающую кучку перьев. Это

было моим самым сокровенным желанием с детства. И теперь, когда он у

меня в руках, я сделаю все, чтобы заполучить его.

Я тихо рассмеялась, оценив его шутку. И он улыбнулся мне в ответ.

После прошедшей недели напряжения было приятно снова стать друзьями.

– Я открою вам один секрет, – сказала я. – Я совершенно безвольная

слабачка. Вам нужно только попросить, и вы получите от меня все, что

пожелаете.

– Все что угодно? – Он поднял бровь, как часто делал, и его взгляд

упал на мой рот.

По моей спине пробежали мурашки. Не думает же он о том, чтобы

поцеловать меня снова? Его темно-синие глаза смягчились, превратившись в

сапфиры, и наполнились чем-то, что я могла бы назвать желанием. У меня

перехватило дыхание, но я не двинулась с места. Не могла.

– Значит, вы действительно дадите мне все, что я захочу? – От его

низкого вкрадчивого голоса внутри все переворачивалось.

– Сэр, – прошептала я, слегка откинувшись назад. - Я дам вам то, в чем

вы сейчас больше всего нуждаетесь.

Он наклонился так, что его лоб оказался почти напротив моего:

– И что же это?

От такой близости у меня закружилась голова, и его дыхание на моей

щеке чуть не погубило меня. Мне вдруг захотелось прижаться щекой к его

щеке, почувствовать его гладкую кожу на своей. Вместо этого я глубоко

вздохнула и начала обсуждать тему, которая, как я знала, должна была

отдалить нас друг от друга.

– Сейчас вам больше всего нужны мои деньги.

Он дернулся назад, как будто я укусила его, и начал вытаскивать свои

пальцы из моих. Я крепко схватила его другой рукой, прежде чем он успел

вытащить руку.

– Вам нужны мои деньги, – повторила я как ни в чем не бывало.

– Я уже сказал вам, что не буду использовать вас для этого. Я

отказываюсь.

– Я могу дать вам взаймы.

Разочарованные морщины на его лбу застыли:

– Взаймы?

– Я дам вам столько серебра, сколько нужно, с условием, что вы

вернете мне долг в будущем.

Он изучал мое лицо, и по мере понимания, морщины на его лице

начали разглаживаться. Долгое время он ничего не говорил. Затем, наконец, покачал головой:

– Нет. Это не сработает. Я никогда не смогу вернуть его вам, и тогда

мне придется прожить остаток своей жизни в долгу перед вами.

– Разве это так уж плохо, сэр? – Спросила я, улыбаясь ему. – Я могу

придумать еще много способов, которые пойдут мне на пользу.

Он не улыбнулся в ответ. Я вздохнула, отпустила его руку, а затем

приподнялась, чтобы встать.

– Вы уже достаточно упрямились. И теперь, имея вполне разумный

выход, продолжаете вести себя как мул?

Он по-прежнему сидел, прислонившись к парапету, откинув голову

назад и зажмурив глаза, как будто эта тема была слишком болезненной для

него. Кто-то должен был высказать правду, вопреки его желанию. Я не

боялась быть таким человеком.

– Есть разница между благородством и глупостью. И боюсь, что сейчас

вы поступаете глупо.

Его глаза распахнулись и остановились на мне, возвышающейся над

ним.

– Да, вы меня правильно поняли, – продолжала я. – Вы ведете себя как

глупец. Ваша гордыня мешает закончиться битве.

Он опустил голову, но я успела заметить, как в его глазах мелькнула

боль. Я понимала, что была груба. В конце концов, он всего лишь делал все

возможное, чтобы спасти фамильное поместье, спасти с честью. Но теперь

пришло время положить конец осаде, пока мы не отчаялись или не стало

слишком поздно.

Он молчал, отдаленный лай собаки, вероятно, из вражеского лагеря, напомнил мне об опасности, лежащей прямо за стенами замка, и о том, что

мы оказались в ловушке внутри, не имея другого выхода, кроме как сдаться

или умереть.

– Сэр, – сказала я. – Если не о себе, то подумайте обо всех тех, кто

здесь находится в вашей власти. Слуги, женщины…

– Я только и делал, что думал о них... о вас, – хрипло сказал он, поднимая голову. – Разве вы не знаете, что я думаю о вас днем и ночью?

Днем и ночью? Нет, это шутка. Словно почувствовав мое недоверие, он

встал и взял меня за руку. Его пальцы сомкнулись на перчатке, доходившей

мне до локтя.

– Я обдумал десятки вариантов, как мне вытащить вас из замка и

уберечь от опасности. Я не спал по ночам, придумывая, как спасти вас от

этой осады и голода. С каждым днем я все больше ненавижу себя за то, что

втянул вас в эту историю. – Его хватка становилась все крепче с каждым

произнесенным словом, и пальцы сжимали меня.

Может ли это означать, что он заботится обо мне, что, возможно, даже

отвечает на мою любовь? Я начала мотать головой, но он внезапно потянул

меня к себе, и я упала ему на грудь. Он обнял меня. Моя щека прижалась к

его сердцу, и я слышала тяжелый, быстрый стук, чувствовала твердость его

рук, вдыхала мыльный чистый запах его свежей одежды. Я закрыла глаза и

расслабилась в его объятиях. Это было именно то, о чем я мечтала. Быть с

ним. Даже если бы он придумал, как освободить женщин от осады, я бы не

хотела уходить. Я хотела остаться, чтобы быть рядом с ним и знать, что он в

безопасности. Но я не могу этого допустить. Это было равносильно моему

признанию в любви, а, возможно, и его признанию. А это в данный момент

было бы слишком больно для нас, особенно после того, как он увидел бы мой

недостаток и узнал о моем обмане. И все же я должна была что-то сказать, дать ему понять, что мне не все равно.

– Должна признаться, мысли о вас не мешали мне спать, сэр. Только

мысль о расплавленном сыре на хлебе может сделать это. Но…

Он положил руки мне на спину и зарылся лицом в мои волосы, глубоко

вздохнув.

– Но что?

Низкий тембр его голоса заставил дрожать мою руку и кончики

пальцев.

– Но… признаюсь, я беспокоюсь о вас в часы бодрствования. Вот

почему я здесь. Я не могу удержаться и пытаюсь найти вас, чтобы убедиться, что вы целы и невредимы.

Я почувствовала, как его губы на моих волосах растянулись в улыбке:

– Ах, значит, я неотразим?

– Ну, если только немного. – Я улыбнулась в ответ, зная, что не должна

чувствовать себя такой счастливой, но не в силах сдержать волнение. – Если

хотите знать, я не могу удержаться, чтобы не посмотреть, как грязь и навоз

хлюпают у вас под ногами, когда вы тренируете своих людей. Хлюпанье –

это так романтично.

– Запах еще романтичнее.

Я закрыла глаза и крепче обняла его, благодарная за то, что он жив, за

его силу, за то, что у меня был шанс узнать его получше.

– Вы хороший друг, Беннет.

– И это все, что я для вас? – Его голос прогремел у меня над ухом. –

Друг?

– Если хотите… – Мой пульс забился быстрее, и я постаралась

говорить спокойно. – Вы очень хороший друг.

– Очень?

– Что? Еще? – Поддразнила я. – «Очень, очень хороший друг»

удовлетворит вас?

– Нет, ни в малейшей степени.

– Тогда вам трудно угодить, сэр. – Я отстранилась с широкой улыбкой, но, когда увидела напряжение в лице, перестала улыбаться.

– Сабина, – начал он, изучая мое лицо. – Мне нравится быть друзьями.

Я рад, что это так, что мы можем так легко разговаривать. Но я не хочу быть

с вами просто друзьями.

Мой пульс замедлился, и побежали мурашки.

– Есть ли вероятность, что мы когда-нибудь станем больше, чем просто

друзья? – Спросил он нерешительно.

– Возможно. – Я была смущена и тяжело дышала.

– Вы дали мне надежду, за которую я буду цепляться.

Я начала качать головой:

– Я знаю: вы думаете о моей репутации.

Он прижал палец к моим губам, чтобы остановить мой протест:

– Я хочу жениться на вас. Никто меня к этому не принуждает.

Его слова вызвали трепет во мне, но я спряталась за шуткой:

– Вы боитесь того, что моя бабушка может сделать с вами, если вы

откажетесь.

– Ваша бабушка очень устрашающая. Но мне приходилось

сталкиваться и с худшим.

Я представила себе, как он бросается в бой с бесчисленными

вооруженными врагами, ловко орудуя мечом. Это жестокое зрелище. Он

сильный и храбрый мужчина. В этом не было никаких сомнений. Но хватит

ли у него смелости посмотреть правде в глаза? Осмелюсь ли я ему

открыться? Здесь, сейчас? Он почти сделал мне предложение, на этот раз

потому, что хотел этого, потому что любит меня. Он заслуживал узнать

правду, прежде чем я позволю надеяться ему.

Я потянулась к краю перчатки, но остановилась, представив, как

нежность в глазах сменяется отвращением. Я сомневаюсь, что он захочет

жениться на мне, а тем более находиться в моей компании, если узнает

правду о моей коже. Я отрицательно покачала головой. Нет, я пока не могу

ему это показать. Мне придется придумать способ, как раскрыть свою тайну.

В другой раз. При более благоприятных обстоятельствах. Когда он будет

готов увидеть мой изъян.

– Я думаю, мы забегаем вперед. – Я заставила себя рассмеяться. – Вам

не кажется, что нам следует подумать, как пережить неминуемую смерть и

голод, прежде чем мы начнем беспокоиться о том, что бабушка заставит вас

жениться на мне?

Я бросила взгляд за его спину на грязные поля и болота, вытоптанные

армией лорда Питта. Дальше, на более сухой земле, вражеские лагеря

расположились кольцом вокруг замка. Он проследил за моим взглядом.

– Возьмите взаймы, – тихо сказал я. – Как друг.

Прищурившись, он уставился на лагерь. Он долго молчал, и я

испугалась, что он снова откажет.

Наконец он отрывисто кивнул:

– Хорошо, миледи. Я возьму у вас взаймы, но только с условием, что в

течение пяти лет полностью верну вам деньги с процентами или продам вам

любые реликвии или произведения искусства, какие только пожелает ваше

сердце.

– Это мне нравится, – обрадовалась я. – На самом деле, думаю, мне

придется как-то помешать вам вернуть долг, чтобы я могла забрать что-то из

вашей коллекции.

Хотя теперь, когда я его знаю, у меня не будет возможности взять что-нибудь, принадлежащее Мейдстоуну.

Его слабая улыбка показала, во сколько обошлась его эта уступка. Он

хотел спасти Мейдстоун своими силами и умом. Это было оскорблением его

чести – взять мои деньги, пусть даже в долг. Но мы оба понимали, что у него

нет времени и других вариантов. Он должен был либо использовать мое

богатство, чтобы спасти Мейдстоун, либо потерять все, включая наши

жизни.


Глава 15

– Нет, вы не поедете со мной. – Я остановил Сабину суровым

взглядом.

– Я не позволю вам ехать одному, – возразила она.

Сидя на лошади в каменной сторожке внешнего двора, она держалась

царственно, как королева. На ней было изысканное голубое платье, в котором

я увидел ее в первый вечер и редкие голубые жемчужины. Все в ней – от

тонких щек до длинного гибкого тела – было прекрасно. Ярко-синий цвет

придавал ей сияния, выражение лица становилось более живым, а глаза –

яркими. Как же я не увидел ее красоту при встрече? Может быть, она и не

обладала такой редкостной красотой, как мать или леди Элейн, но Сабина

была не менее эффектная. Она излучала внутреннюю силу и ум, которые

выделяли ее.

Я надел свои лучшие одежды: тончайшую тунику, которую подпоясал

поясом, плащ с золотыми пуговицами, перчатки, расшитые широкой золотой

полосой до самых костяшек с золотыми пуговицами на запястьях. Поля

черной бархатной шляпы были подвернуты и украшены жемчугом и

страусовыми перьями. Как фактический хозяин Мейдстоуна, я должен был

поддерживать имидж. Я не хотел, чтобы лорд Питт думал, будто я впал в

отчаяние от осады. Пусть думает, что у нас все в порядке, и что он напрасно

тратит свое время и усилия. То, что Сабина поедет со мной, добавит

эффектности, и она это знала.

И все же это было опасно. Я снова покачал головой.

– Мама поедет со мной.

– Я сказала Ее Светлости, что поеду вместо нее.

Как я мог устоять? В конце концов, я должен был доставить деньги

Сабины. Управляющий уже пересыпал все серебро из ее сундука в десять

бархатных мешочков. Этого было недостаточно, чтобы выплатить весь наш

долг, но этого хватит, чтобы убедить лорда Питта, что мы серьезно

настроены на прекращении осады. Но даже в этом случае никто не знал, как

он поступит. Что, если он возьмет серебро и продолжит осаду, несмотря ни

на что? Что, если он не успокоится, пока не получит Мейдстоун и его

сокровища? Я не мог рисковать, подвергая Сабину еще большей опасности, чем уже подверг.

Олдрик выступил вперед и предложил нести белый флаг перемирия.

Сначала он поедет один, неся знамя, и, надеюсь, мирно поговорит с лордом

Питтом. Олдрик настоял на том, чтобы именно он выполнил свой опасный

долг, потому что именно из-за него мы оказались в затруднительном

положении. А теперь он настоял на том, чтобы выйти первым. Я не смог

отговорить его так же, как не смог отговорить Сабину. Он сидел верхом на

одной из оставшихся лошадей и тоже был одет в свою лучшую тунику. Он

привел себя в порядок, завязав длинные волосы на затылке кожаной лентой.

Сбривать бороду отказался, но она шла ему, делая его старше и, внешне

мудрее. По крайней мере, я надеялся, что он действительно стал мудрее за

время осады. Олдрик уже несколько дней не пил спиртного и неустанно

выполнял все задания, которые я ему давал, и каждое его действие было

просьбой о прощении за свои ошибки. Хотя какая-то часть меня все еще

возмущалась теми неприятностями, которые он навлек на нас, возможно, сегодня он сможет искупить свою вину.

Стражники подняли решетку, она лязгнула и застучала по цепям, которые медленно потянули ее вверх. Я остановил свою лошадь рядом с

лошадью Олдрика и похлопал его по плечу:

– Да пребудет с тобой Господь, брат.

Он кивнул, его лицо было словно отлито из бронзы, темные глаза

неотрывно смотрели на вражеский лагерь. Затем, не говоря ни слова, вышел

из тени сторожки на освещенное солнцем открытое грязное поле, раскинувшееся перед Мейдстоуном. Высоко поднял свой белый флаг, полотнище подхватил ветер, и оно захлопало.

Мои мускулы напряглись, когда он направил своего коня на открытое

место, потому что там он будет уязвим и отдан на милость лорда Питта. Я

молился, чтобы соседний лорд был благоразумен. Хотелось надеяться, что

дождь и грязь ослабили его дух и желание сражаться, и сейчас он готов вести

переговоры о прекращении боевых действий.

Я не осознавал, что не дышу, пока Сабина не подошла ко мне и не

взяла меня за руку. Я был благодарен ей за то, что она ничего не сказала и не

произнесла никаких банальностей. В такое время, как сейчас, что можно

сказать? Тем не менее, ее присутствие рядом со мной непонятным образом

успокаивало.

Олдрик остановил коня на полпути между замком и лагерем, белый

флаг возвещал о его мирных намерениях и желании общаться. Мы ждали

ответа лорда Питта, казалось, несколько часов, и, наконец, он послал

всадника, одетого в боевые доспехи, навстречу Олдрику в центр поля. Я в

напряжении ожидал окончания их разговора, и снова взмолился, чтобы Бог

был милостив к нам. Затем нам снова пришлось ждать, пока гонец лорда

Питта вернется в лагерь передать послание и серебро своему хозяину, а

потом вернуться с ответом.

Наконец Олдрик повернул коня и поскакал обратно к замку, держа

спину прямо, высоко подняв голову и белый флаг. Я пришпорил коня и

выехал из сторожки навстречу ему, слишком взволнованный, чтобы

сдерживаться.

– Что он сказал? – Нетерпеливо спросил я, потянув поводья. Лошадь

шагнула в сторону, а затем пристроилась рядом с Олдриком.

– Он разумный человек, – сказал Олдрик. – Он принял мои извинения и

серебро. Теперь надо будет встретиться на нейтральной территории, чтобы

передать еще один платеж. Со мной могут поехать только десять

вооруженных сопровождающих.

– Значит, он снимет осаду?

– Думаю, да.

Мне хотелось расслабиться, но все взгляды с обеих сторон были

устремлены на нас с Олдриком. Пока я должен оставаться сильным. Все

зависело от меня.

Когда мы снова тронулись в путь, я приказал Сабине ехать на

некотором расстоянии позади нас и поручил четверым из десяти моих самых

верных охранников окружить ее, приказав, что, если у нас будут

неприятности, они увезут ее как можно быстрее в безопасное место. Я был

уверен, что они будут сражаться до смерти, защищая ее.

Я ехал впереди вместе с Олдриком и остальными вооруженными

охранниками. Мы добрались до центра грязного поля, опередив людей лорда

Питта.

Теплое солнце наступающего лета согревало нас и напомнило прошлое

лето, о том, как год назад я оставил свою полную сражений жизнь и поехал в

Эшби бороться за руку леди Розмари Монфор. В ходе состязания я проиграл

одному из своих лучших друзей, сэру Деррику. В то время я жалел себя и

class="book">полагал, что я лучший мужчина для леди Розмари. Но теперь я видел, что Бог

не допустил меня к этому союзу, чтобы я мог помочь своей семье, когда она

больше всего в этом нуждалась. И возможно, у него был кто-то получше, кто-то более подходящий для меня.

Как леди Сабина.

Я оглянулся на нее через плечо. Хотя выражение ее лица выражало

недовольство тем, что ей приходится ехать позади нас на некотором

расстоянии, она ободряюще улыбнулась мне, подтверждая, что я поступаю

правильно, несмотря на трудности.

– Ты любишь ее, – тихо сказал Олдрик. Это был не вопрос, а скорее

утверждение.

Мой взгляд переметнулся на брата. Я не мог ни опровергнуть

утверждение, ни подтвердить его. Любил ли я Сабину? Определенно

влечение было, и я наслаждался ее обществом. Все последнее время я был

просто одержим мыслями о ней, особенно о ее безопасности. Но любил ли я

ее?

– Она подходит тебе. – Снова заговорил Олдрик так тихо, что только я

мог его услышать. – Главное не драматизировать все, как я.

Я кивнул, надеясь, что уже сделал все возможное в этом отношении.

Надеюсь, дальше будет только лучше.

Олдрик взглянул вдаль, на один из маленьких городков, окруженных

стеной, которые стояли на Виндзорской земле.

– Ходят слухи, что герцог Ривенширский направляется к нам на

помощь.

– Я тоже слышал кое-что, но могут ли эти слухи быть правдой? –

Спросил я, проследив за его взглядом и молясь, чтобы мой старый хозяин

действительно прибыл со своей армией.

Я не смог послать ему сообщение. Осада произошла так внезапно и

активно, что у меня не было никакой возможности.

– Я думаю, что это еще одна из причин, по которой лорд Питт хочет

перемирия, – сказал Олдрик. – Он беспокоится, что дни его осады сочтены.

– Тогда, возможно, нам следует вернуться и продержаться еще

немного.

Олдрик покачал головой:

– А если герцог не приедет?

Я знал так же хорошо, как и Олдрик, что это был наш единственный

шанс уладить все мирным путем с лордом Питтом. Если мы сейчас

откажемся от нашего предложения, то только еще больше разозлим его.

– Мне не хочется брать деньги у Сабины, – признался я.

– Это ненадолго, – резко сказал Олдрик.

Почему-то его тон показался мне подозрительным и у меня возникло

дурное предчувствие. Но тут зазвучала труба, возвещая о приближении лорда

Питта с вооруженными людьми.

Я редко встречался с нашим соседом, так как часто уезжал в последние

годы. Пару раз, когда мы встречались, он производил на меня впечатление

жесткого, но совсем не жестокого человека.

Сейчас он ехал в центре своего отряда. Как и мы, он был одет

подобающе хозяину вассалов и наследнику поместий. Он хотел произвести

впечатление и запугать нас, как и мы его. Это был высокий мужчина с

седеющими волосами, примерно, такого же возраста, как и мой отец, если бы

был жив. Лицо словно высечено из гранита, длинный шрам тянулся от глаза

до подбородка. Он остановился и с презрением скользнул взглядом по

Олдрику, как бы говоря, что мой брат не достоин унаследованного титула

дворянина. Не отрицаю, что были моменты, когда я чувствовал то же самое.

Но теперь нам надо просто действовать.

После приветствий лорд Питт заговорил:

– Я принимаю серебро и условия вашего мирного договора.

Олдрик склонил голову.

– Возможно, вы все-таки сможете добиться чего-нибудь, – сказал лорд

Питт жестким и неумолимым голосом.

– Я был не прав, обманывая вас, – сказал Олдрик, встретившись с ним

взглядом. – Если вы хотите наказать кого-то за эти проступки, то пусть это

буду я.

Я смотрел на них с растущим замешательством. Значит, Олдрик не

только влез в долги к лорду Питту, но и обманул его? Я поерзал в седле, занервничав. Здесь было больше, чем я знал.

– Я предлагаю себя на службу, – продолжал Олдрик, – пока долг не

будет возвращен в двойном размере.

– Что? – Начал я.

Служба? В двойном размере?

– Невеста моего брата, – сказал Олдрик ясным, решительным тоном, –

леди Сабина, любезно предоставила серебро, которое мы вам должны.

С этими словами Олдрик кивнул в сторону Сабины, которая медленно

двинулась вперед, так что оказалась всего в нескольких футах позади нас. Я

сердито дал ей знак, чтобы она отъехала, но она не обратила на меня

никакого внимания и внимательно слушала нас.

– Мы не можем взять серебро! – Послышался голос среди людей лорда

Питта.

Мой взгляд метнулся к охраннику, который говорил. Он поднял

забрало, и я увидел лицо одного из самых доверенных охранников лорда

Питта – капитана Фокса.

– Серебро проклято. Это дьявольские деньги.

Я бы рассмеялся над глупостью его слов, если бы не увидел

неряшливое смуглое лицо капитана Фокса, искаженное страхом. Его лошадь

фыркнула, словно соглашаясь со своим всадником.

Все мужчины на поле повернулись и уставились на Сабину. Я ожидал, что она рассмеется в знак протеста, выкрикнет остроумное замечание о том, как нелеп капитан Фокс. Но она молча сидела, с побледневшим настолько

лицом, что веснушки стали заметны даже на расстоянии.

– Это дьявольское серебро, – повторил капитан Фокс, и в его голосе

послышалось беспокойство.

Солдат, стоявший рядом с лордом Питтом и державший в руках

бархатный мешочек с серебром, отшвырнул его, и он упал перед нашими

лошадьми, разметая брызги грязи в разные стороны.

– Это не дьявольское серебро, – начал я.

– Объяснитесь, – потребовал лорд Питт от своего капитана.

– Я встретил леди Сабину, когда она ехала в Виндзорское поместье, –

быстро заговорил капитан Фокс.

– Значит, леди Сабина была права. – Я напрягся от гнева. – Ты вор. Ты

ее ограбил.

Капитан покачал головой:

– Я не взял у нее ничего. Не хотел этого делать. Только не ее проклятое

серебро.

– Почему ты думаешь, что оно проклято? – Спросил лорд Питт, и в его

голосе прозвучало такое же раздражение, как и в моем.

– Она сама мне об этом сказала. – Страх в голосе капитана Фокса

подсказал мне, что он ничего не выдумывает.

Надо отдать должное Сабине за то, что она нашла способ не дать себя

ограбить. Она, очевидно, придумала историю о проклятых деньгах и была

настолько убедительна, что такой бесстрашный, покрытый боевыми

шрамами человек, как Фокс, попался на эту удочку.

Я снова взглянул на нее, желая поделиться улыбкой, но все мое

радостное настроение рассеялось, как только я увидел тревожные морщины

на ее лбу. Она лихорадочно огляделась вокруг, словно ища способ сбежать.

Мое сердце начало отбивать пугающе зловещий ритм.

– Она сама прокляла деньги, – сказал капитан Фокс достаточно громко, чтобы его услышали все присутствующие. – Потому что она ведьма.


Глава 16

Я вжалась в седло, жалея, что не могу исчезнуть. Было невозможно

отрицать обвинения капитана Фокса, потому что все так и было, как он

сказал. Но я также не могла сидеть, не предприняв попытки защитить себя.

– Серебро не проклято, – выдавила я, хотя не смогла сдержать дрожь в

голосе. – Я сказала это только для того, чтобы он не обокрал меня.

Беннет кивнул, как будто предугадал мой ответ.

– Не слушайте ее. – Сказал капитан Фокс громче. – Она ведьма!

– Я не вру.

– У нее есть метка, – прогремел он. – Она показала ее нам. Она у нее на

руке.

При этих словах воцарилась тишина, заставившая меня содрогнуться.

Моя рука непроизвольно скользнула вверх по перчатке, и я подтянула ее

повыше к локтю.

– Миледи, – раздраженно сказал Питт. – Не могли бы вы выйти вперед

и доказать, что мой капитан заблуждается?

Я не двинулась с места.

Беннет кивнул мне, его рот был мрачно напряжен:

– Прошу вас, миледи.

– Я бы предпочла этого не делать.

– Вам нечего скрывать. – Его глаза умоляли меня сделать то, что

просит лорд Питт.

Мне пришлось отвести взгляд, пока он не увидел ложь в моих глазах.

Если бы я только сказала ему правду, когда у меня был шанс – на парапете.

– Прошу прощения, миледи, – сказал лорд Питт, смягчая тон. – Я знаю, что моя просьба довольно необычна, и надеюсь, вы не обидитесь. Но ради

моих людей и моего народа, которые слишком суеверны, я прошу вас

успокоить нас, доказав, что нам нечего бояться вашего серебра.

Когда все взгляды устремились на меня, пронзая любопытством и

страхом, я поняла, что у меня нет выбора. Я должна была сделать так, как

предложил лорд Питт. Если я попытаюсь уклониться, они поддадутся страху

капитана Фокса и будут слишком напуганы, чтобы принять серебро. Мы не

сможем выплатить долг, и нам придется вернуться в замок опозоренными и

снова оказаться в осаде. Однако если я открою свой изъян и, возможно, смогу объяснить, что это всего лишь врожденное пятно, и оно не означает

ничего плохого. Смогла же я с бабушкой убедить наших доверенных слуг в

его безвредности. Я могла бы сделать то же самое и сейчас.

Я подтолкнула лошадь вперед и оказалась в центре толпы. Теплый

ветерок дул мне в спину, принося с собой запах свежей весенней травы и

сильный запах грязи, брызгавшей из-под лошадиных копыт. Солнечный свет

на вуали, покрывавшей мои волосы, успокаивал, и несколько распущенных

завитков щекотали шею. На мгновение мне захотелось развернуться и уехать.

Но спазмы голода напомнили мне, что я слишком долго не ела. Это был

необычный день. Это был день нашего спасения, день, когда все снова

получат еду, день, когда врач сможет посещать больных, день, когда мы

обретем свободу. Я не могла разрушить его своей трусостью.

Я неуверенно потянулась к краю перчатки у локтя. Затем, чтобы не

передумать, я начала медленно, по дюйму скатывать ее вниз. Дойдя до края

пылающего багрового пятна, я остановилась. Я чувствовала, как

округлившиеся глаза Беннета следят за каждым моим движением. Он ждал, как и все остальные, чтобы узнать, что скрывается под тканью. Теперь он

поймет, почему я недостойна выйти замуж за такого красивого мужчину, как

он. Он воочию увидит мою ущербность. Я с трудом сглотнула и сорвала

перчатку одним рывком.

Вздох и шепот, которые вырывались наружу, окружили меня, затягиваясь, как петля палача. А что думал Беннет? Я боялась смотреть на

него. Но в то же время мне было необходимо увидеть его реакцию, чтобы

удостовериться, что мой недостаток не беспокоит его, что я все еще остаюсь

его другом, что, возможно, он все еще хочет быть больше, чем друзьями. И

подняла на него глаза. Он смотрел с открытым ртом на мою пурпурную

кожу. По его лицу пробежала волна эмоций: сначала удивление, потом боль.

Наконец он закрыл глаза, но я успела заметить в них брезгливость. И я

поняла, что он не может смотреть на это, не чувствуя отвращение.

Горячие слезы обожгли мне глаза. Кольцо вокруг моей груди сжалось, и мои легкие начали гореть. Мне пришлось опустить голову, чтобы никто не

заметил, что я вот-вот расплачусь. Я могла бы вынести позор от осознания

того, что я недостойная в глазах всех остальных, но я хотела, чтобы Беннет

был другим, хотя в глубине души я подозревала, что он обычный.

– Я же говорил вам, что она ведьма, – крикнул капитан Фокс, перекрывая шум. – Она ведьма, и ее серебро проклято.

Неунывающая женщина внутри меня требовала, чтобы я

сопротивлялась, защищалась, как обычно, и доказывала, что я такой же

человек, как и любой из них. Но мое сердце разрывалось, а эта девушка с

разбитым сердцем не могла вымолвить ни слова. Я только опустила голову, не желая смотреть на Беннета и снова видеть его разочарование и

отвращение.

– Единственный способ снять проклятие – это сжечь ее вместе с

серебром на костре, – продолжал капитан Фокс. – Огонь очищает. Что сгорит

– это ад. То, что остается – нет.

– Сожгите ее на костре! – Закричали еще несколько человек.

Прежде чем я поняла, что происходит, меня стащили с лошади, грубо

поставили на колени и связали руки за спиной.

– Нет! – Сквозь шум я едва расслышала этот протест.

Но кто-то ударил меня по голове с такой силой, что у меня зазвенело в

ушах и закружилась голова. Я почувствовала, как меня безжалостно тащат по

грязи, так что мои руки скрутило. От жгучей боли с моих губ сорвался крик.

– Отпустите ее! – На этот раз резкий окрик перекричал всех.

Сквозь невероятную боль и путаницу ног, окружавших меня, я

мельком увидела Олдрика и Беннета с обнаженными мечами.

– Она не твоя, чтобы наказывать, – снова раздался голос, в котором я

узнала голос Олдрика.

Неужели Беннет слишком стыдился меня, чтобы выступить в мою

защиту? Я опустила голову. Мои волосы распустились и упали на лицо.

– Она наша, – снова заговорил Олдрик, – и мы требуем, чтобы вы

вернули ее нам.

В его голосе звучала властность, которую и должен проявить хозяин

земель. Он вступал в свою Богом данную роль как раз в тот момент, когда

она должна проявиться. Возможно, он потерпел неудачу в прошлом году, но

теперь никто не мог его винить.

– Ты не имеешь на нее никаких прав, – крикнул Беннет.

Я почувствовала облегчение оттого, что наконец-то он защищал меня, что в его сердце было достаточно доброты, чтобы не позволить незнакомым

людям утащить меня и сжечь на костре, не встав на мою защиту. Но перед

глазами стояло отвращение в его взгляде, и я понимала, что он защищал меня

не из любви. А из чести. Все это время он вел себя достойно. Все, что он

делал, он делал из чувства чести. Я была благодарна ему за его

безукоризненное чувство порядочности в этот момент, но я не могла

игнорировать свое разбитое на тысячу осколков сердце, причинявших мне

боль. Я хотела любви, а не почтения.

Хватка на моих связанных руках ослабла, и я опустилась на мокрую

траву и грязь. Я слышала напряженный разговор между лордом Питтом, Олдриком и Беннетом. Кто-то поднял меня на ноги.

– Завтра она предстанет перед судом, – решительно сказал лорд Питт. –

Если она выдержит испытание, ты можешь забрать ее обратно, а мы возьмем

ее серебро.

– Нет необходимости в ее серебре, – крикнул Беннет. – Мы продадим

наши земли и отдадим тебе задаток. А после продажи реликвий и

произведений искусства ты получишь остальное. – Сдавленным голосом

ответил он.

После такого благородного поступка, который спас меня, от стыда я не

могла заставить себя встретиться взглядом с Беннетом и опустила голову, прикрывая лицо волосами. Я знала, как много значат эти предметы для него, я помнила, как он сопротивлялся их продаже, и понимала теперь во что ему

обошлось это предложение.

– Если она ведьма, то все, к чему она прикасается, проклято, – почти

насмешливо сказал лорд Питт. – Включая вашу землю и каждую реликвию

на ней.

– Она не ведьма! – Крикнул Беннет. Но отчаяние, звучавшее в его

голосе, не могло тронуть меня.

Пока продолжались спор и крики, я обдумывала свою мысль: если они

сожгут меня на костре, мое серебро не сгорит. На это лорд Питт мог бы

согласиться. И Мейдстоун будет освобожден. В моих силах было спасти

Мейдстоун, и сохранить сокровища и реликвии. Теперь, когда я понимала, что Беннет на самом деле чувствует ко мне, и мой недостаток отталкивает

его, я больше никогда не хотела встречаться с ним. Смерть облегчит это.

Кроме того, это гарантировало бы, что мне никогда больше не придется

сталкиваться с таким болезненным отказом.

– Я предстану перед судом, – сказала я.

Спор становился все горячее. Я стала опасаться, что Беннет начнет

применять силу, чтобы добиться моего освобождения. Его меч был уже

обнажен и наготове.

– Я пройду испытание завтра, – закричала я.

Шум стих. И снова я почувствовала на себе взгляды всех

присутствующих: настороженные, злые, обвиняющие. Я вздернула

подбородок:

– Отдайте меня под суд. И положимся на милость Божью.

Вздох и протесты Беннета и Олдрика обволокли меня.

– Повесьте ее на ночь в клетке, – крикнул капитан Фокс.

Его предложение было встречено громким одобряющим криком.

Прежде чем я успела сказать что-то еще, меня подтолкнули вперед, навстречу хищникам.

На краю вражеского лагеря, привязанная к высокой ветке одинокого

дуба висела металлическая клетка. Она была похожа на маленькую птичью

клетку Стефана, но большая и грубая, хотя достаточно высокая, чтобы в нее

мог поместиться сидя взрослый мужчина. Внутри лежало разлагающееся

тело мертвеца. Его плоть наполовину исчезла, вероятно, ее склевали

стервятники и другие хищные птицы.

Один из солдат уже взбирался на дерево и пробирался к цепи, которая

должна была опустить клетку. Внутри меня все протестовало и толкало

бежать к Беннету. Но я была окружена слишком большим количеством

солдат и не смогла бы уйти от них. Но я не смогла бы сейчас бежать и по

другой причине: если моя смерть могла сохранить коллекцию сокровищ

Беннета нетронутой, не говоря уж о бабушке и множестве других людей в

стенах замка, тогда эта жертва была необходима.

Когда клетка упала на землю, несколько солдат быстро выкинули

останки пленника. Капитан Фокс грубо толкнул меня вперед:

– Садись в клетку, ведьма.

Хриплые крики Беннета раздавались в толпе солдат, которые вышли из

своих палаток и отошли от костров, чтобы увидеть меня, ведьму. Беннет уже

ничего не мог сделать, чтобы спасти меня. Он был бы дураком, если бы

попытался добиться моего освобождения силой. Мы были в меньшинстве, и

если он попытается что-то предпринять, то потеряет всех людей.

Я по собственной воле пошла к клетке. Гнилостное зловоние от

разложения жертвы нарастало с каждым шагом, и когда я заползла внутрь

двери, мне пришлось дышать через рот, чтобы не задохнуться.

Металлические прутья были покрыты запекшейся кровью и остатками

человеческой плоти, поэтому я подползла к противоположной стороне от

того места, где лежал мертвец, надеясь, что там почище. Железная решетка

захлопнулась за моей спиной, отдаваясь эхом в теле. Замок щелкнул, и

солдат на дереве начал поднимать меня наверх. Моя тюрьма раскачивалась

взад и вперед с каждым рывком цепи, и я ухватилась за твердые ржавые

металлические прутья, которые впивались в мое худое тельце. Испуганные

глаза солдата перебегали с моего лица на багровое пятно на руке, которое

отныне будет открыто. Я больше не могла это скрывать.

– Завтра будет суд. – Голос лорда Питта перекрыл голоса остальных. –

До тех пор она останется здесь. Иначе… – Его голос звенел в воздухе и было

понятно – он убьет любого, кто бросит ему вызов, включая Беннета, Олдрика

или любого, кого они пошлют.

Клетка поднялась намного выше людей, почти до самой верхушки

дерева. Я была на пугающей высоте. Солнечный свет пробивался сквозь

новую поросль листьев и попадал в клетку. По крайней мере, я могла быть

благодарна, что нахожусь не на самом солнцепеке, и не испекусь и не умру

от жажды. Хотя, возможно, такая смерть лучше, чем сгореть заживо.

Когда моя тюрьма перестала подниматься, я схватилась за прутья и

попыталась унять дрожь в руках. Я не могла удержаться, чтобы не поискать

глазами Беннета сзади толпы. Его высокий, гордый рост и широкие плечи

всегда были легко узнаваемы. Он был окружен солдатами, которые

сопровождали нас из Мейдстоуна. Полдюжины из них, включая Олдрика, хватали его за руки, ноги и тело, пытаясь удержать на месте. Лицо напряжено

и превратилось в маску гнева и отчаяния. Мои глаза встретились с его

глазами. Мучительная тоска в них погубила меня. Даже если он все еще

любил меня как друга, даже если он не верил, что я ведьма, я видела его

реакцию на мой изъян, и это причиняло мне неизлечимую боль. Столько лет

я пряталась за перчатками, картинами и книгами. Возможно, я вела себя

эксцентрично для того, чтобы держать людей на расстоянии. Но я делала это, чтобы мне не пришлось беспокоиться об их реакции. Теперь, когда я

пережила отказ от человека, который стал мне дорог, я поняла, что это было

больнее, чем я могла себе представить, даже хуже, чем холодность моего

отца. Все мое тело пульсировало от боли. Он должен будет сам убить меня, если пламя не сделает это.

– Я найду способ спасти тебя! – Закричал он, вырываясь из рук

державших его людей.

Я отрицательно покачала головой. Какой же дурой я была! Мне

следовало тщательнее оберегать свое сердце.

– Я спасу тебя! – Он рванулся сильнее, заставив людей, удерживающих

его застонать.

Оставшиеся кусочки моего сердца предали меня, наполнившись всей

любовью, которую я испытывала к нему. Отрицать это было бессмысленно.

Несмотря на то, что он ранил меня, я все еще любила его и, вероятно, буду

любить даже после того, как переступлю через небесные врата.

Я дотронулась до голубых жемчужин на шее. Дрожащими пальцами

нащупала застежку, и ожерелье соскользнуло. Я сжала его в руке и

протянула:

– Лорд Виндзор, – позвала я Олдрика.

Он повернулся и посмотрел на меня. Его лицо раскраснелось и

вспотело от усилий удерживать брата. И все же Олдрик был спокоен. Только

его глаза выдавали ту пытку, которую он тоже испытывал:

– Миледи?

– Не могли бы вы отдать кое-что сэру Беннету?

Олдрик оглянулся на лорда Питта, который как раз распределял стражу

по периметру лагеря. Многие мужчины уже начали расходиться. Другие

стояли поодаль, словно опасаясь того, что может случиться, если они

подойдут слишком близко. Резко приказав своим людям не выпускать

Беннета, Олдрик направился ко мне. Стражники лорда Питта, стоявшие под

деревом, остановили его мечами.

– Я только хочу отдать ему кое-что, – крикнула я стражникам.

Неохотно не опуская мечей, они позволили Олдрику приблизиться, пока он не оказался прямо подо мной. Я просунула руку сквозь прутья

решетки у своих ног и выпустила голубые жемчужины. Они упали в траву

перед его сапогами. Он наклонился, поднял их и сунул в сумку, висевшую у

него на боку. Снова посмотрел на меня и торжественно кивнул, как будто

понял, что это мое прощание с Беннетом.

– Позаботьтесь о нем, – мягко сказала я.

– Обязательно, миледи. – Судя по печали в его глазах, он понял, о чем я

прошу.

Я хотела, чтобы он проследил, что бы Беннет жил, чтобы не впал в

такое же отчаяние, как Олдрик после смерти своей жены. Чувство вины

может сделать это с человеком, особенно с такими чувствительными и

добрыми людьми, как Беннет и Олдрик. Мне бы не хотелось, чтобы Беннет

мучился из-за меня или винил себя в моей смерти. Я молилась, чтобы Олдрик

смог помочь своему брату так, как не смог помочь себе. Слезы затуманили

мне глаза. Я откинула голову назад и закрыла их, чтобы сдержать эмоции, которые рвались наружу. Одна мысль билась в моей голове снова и снова. Я

любила его. Я умру, любя его. И я буду жить вечно, любя его.

Мучительное «нет!» разорвало воздух. Это был крик протеста Беннета.

Видимо Олдрик только что отдал ему жемчуг, и он тоже понял, что я

попрощалась с ним. Я зажмурилась сильнее. Смотреть на него было выше

моих сил. Даже когда его крики протеста ослабли до хрипа, я не открыла

глаза. Даже после того, как слух уловил то, что Олдрик наконец-то потащил

Беннета обратно через поле, я не открывала глаза. Я закрыла лицо руками и

позволила себе тихо зарыдать.


Глава 17

Я не смог поднять голову. Всю ночь я боролся с веревками, связывающими меня, пока, в конце концов, не сдался в изнеможении. Не

было сил даже открыть глаза или поднять голову. Только одна мысль не

давала мне уснуть и сохранить рассудок: мысль о том, что я убью Олдрика в

ту же секунду, как только он, наконец, освободит меня. Он оставил меня

одного в кладовке без окон, с руками, привязанными к столбу в центре

комнаты. Ему понадобилось, по меньшей мере, восемь человек, чтобы

затащить меня в пустой чулан и держать там, пока он связывал меня. Он

выставил несколько солдат за дверь, и они следили за мной всю ночь.

– Сабина, – хрипло прошептал я сквозь темноту, разбавленную лишь

слабым светом факелов, падавшим из коридора.

Малейшая мысль о ней вызывала острый приступ боли. Она врезалась

в мою плоть и пронизывала до самых костей. Но я не сопротивлялся, потому

что боль была наказанием, которое я заслужил за то, что сделал с ней. Я

считал себя полностью ответственным за все. Я сотни раз прокручивал в

голове тот день, подсчитывая ошибки. Мне не следовало позволять ей

сопровождать меня на встречу с лордом Питтом. Я должен был взять маму, как и планировал вначале. А потом, когда Фокс обвинил Сабину в том, что

она ведьма, мне не следовало позволять ей снимать перчатку. Я должен был

догадаться, что не зря она их никогда не снимала, видимо скрывая что-то.

Почему я не подумал об этом раньше?

Я застонал и дернул веревки, связывающие мои руки. Кожа была

стерта в кровь, и теплая липкая жидкость стекала по моим пальцам до

запястий, но жжение в очередной раз напомнило мне о боли, которую я

причинил Сабине. Хотя бы взять в руки ее жемчуг, который лежал в

мешочке, привязанном к моему поясу. Мне нужно было прикоснуться к ним, провести по ним пальцами и, возможно, тогда почувствовать ее присутствие.

Но я был связан слишком крепко.

– Боже. – Я пытался помолиться, игнорируя боль в горле, но мой голос

захлебывался желчью при воспоминаниях о печали, застывшей в глазах

Сабины, когда она взглянула на меня после того, как сняла перчатку. Нельзя

было показывать свое удивление при виде яркого пятна на ее коже. Но я не

смог проконтролировать себя. А хуже всего – я почувствовал легкое

отвращение, хоть и на мгновение. Но это мгновение было слишком долгим.

И это причинило ей боль. Она ждала от меня, что я приму ее, безоговорочно

поддержу, надеялась, что буду продолжать ценить ее, несмотря ни на что. А

что сделал я? Принял ее, поддержал, несмотря ни на что? Нет. Я отвернулся.

Этим я отверг ее. Я видел страдание в ее взгляде, подавленное состояние и

смирение, которое превратило ее живые глаза в безжизненные круги.

– Что я наделал? – Я застонал, отчаянно желая вернуть время и

изменить все.

Очнувшись от мимолетного шока, было очень легко не обращать

внимания на это багровое пятно и видеть в ней только женщину, которую я

узнал. Я понял, что мне совершенно безразличен цвет ее кожи. Меня не

волновало ее пятно, потому что женщина, которую я узнал, была прекрасна, несмотря на внешние изъяны. Когда лорд Питт позволил своим людям грубо

стащить ее с лошади, я понял, что она значит для меня гораздо больше, чем

все, что мне было дорого. В одно мучительное мгновение я осознал, что

отдал бы все свои драгоценные произведения искусства, чтобы вернуть ее.

Ничто из этого не имело значения без нее. Я бы отдал свою жизнь за нее, если это было необходимо. Но лорд Питт не обменяет жизнь ведьмы. Если

бы Олдрик не удержал меня, лорд Питт и его люди лежали бы в собственной

крови.

Я плюнул на соломенный пол, жалея, что это не лицо Олдрика. Я мог

бы уничтожить людей, окружавших Сабину. Я мог бы спасти ее. Разве он не

знал, что я лучший в стране боец на мечах? Не зря же все эти годы меня

тренировал герцог.

– Я убью тебя, Олдрик! – Опять закричал я.

Но на все мои угрозы мне отвечала лишь тишина. И так продолжалось

всю ночь.

– Я тебе не враг, – вдруг ответил он.

Я поднял голову и напрягся, готовый убить его:

– Отпусти меня. Сейчас же.

Он стоял в двух шагах от меня, скрестив руки на груди:

– Я не отпущу тебя, пока ты не пообещаешь, не делать глупостей.

– И ты еще упрекаешь меня в глупости? – Ярость вскипела в моей

груди. – Ты первый глупец года?! Не тебе меня учить.

Олдрик вздрогнул, и я понял, что нанес удар ниже пояса, но был

слишком рассержен, чтобы беспокоиться об этом.

– Я совершил много ошибок, – признался он. – Похоже, мы, Виндзоры, весьма искусны в этом.

Теперь настала его очередь нанести словесный удар. Он видел мое

отвращение к Сабине в тот момент. Возможно, он знал и о других моих

ошибках за последний месяц. Или хорошо понимал мое состояние.

– Она хотела, чтобы я позаботился о тебе, – сказал Олдрик. – И я

стараюсь делать так, как она хотела.

– Она хотела бы видеть меня свободным.

– Она хотела, чтобы я уберег тебя от ошибки, и чтобы ты не погиб.

И ее еще волнует, жив я или умер? После того, как я с ней обошелся?

Но у меня был ее жемчуг, и я цеплялся за надежду, что, может быть, она

простит меня в очередной раз.

– И, – продолжал Олдрик, – она не хотела, чтобы чувство вины

испортило тебе жизнь, как это было со мной.

Очередная гневная тирада замерла у меня на губах. Так вот что

случилось с Олдриком! Неужели после того, как он потерял жену, он так

корил себя, что даже не хотел жить? Неужели он бросился сломя голову

навстречу гибели, потому что так сильно ненавидел себя? Он понял, о чем я

думал и кивнул, глаза его погрустнели:

– Чувство вины – сильнейший мучитель. Оно может заставить делать

много глупостей, о которых потом пожалеешь.

Его слова утихомирили гнев в моей груди, и ярость начала медленно

отступать. Я осуждал своего брата, но теперь, когда столкнулся с тем же

отчаянием, которое поглотило и его, моя реакция не сильно отличалась. Но

меня при этом насильно удерживали от стремительного падения. У Олдрика

не было никого мудрее и старше, кто мог бы помешать ему совершить эту

ошибку. Я страдал от того, что он остановил меня от битвы за Сабину, но

сейчас я смог увидеть благоразумность этого решения.

– Она все еще нуждается в тебе. – Олдрик ходил вокруг меня. – Но для

нее будет лучше, если ты будешь здраво рассуждать.

Он остановился и поднял лампу, осматривая мои запястья, и

пробормотал что-то себе под нос, когда коснулся пальцем ободранной, окровавленной кожи. Я поморщился.

– Не позволяй себе упасть так низко, как это сделал я, – хрипло

прошептал он.

Я не хотел этого. Но во мне еще было много отчаяния, чтобы думать

ясно. Каждый раз, когда я представлял себе Сабину в старой ржавой клетке, подвешенной на дереве, я сходил с ума.

– Мне нужно вернуть ее, – сказала я, снова дернувшись вперед. –

Помоги мне, Олдрик. Помоги мне.

– Конечно, помогу. – Он успокаивающе положил руку мне на плечо. –

Ведьма или нет, но мы сделаем все возможное, чтобы освободить ее.

– Она не ведьма.

Олдрик не ответил. Нельзя было винить его за сомнения. Наверное, если бы за последние недели у меня не было возможности узнать Сабину

получше и понять, что у нее совершенно восхитительная и чистая душа, я бы

тоже сомневался. Но я также понимал, что среди жителей глубоко

укоренились суеверия. Каких-то пятен на коже было достаточно, чтобы

вызвать вопросы.

– Она не ведьма, – сказал я снова. – У нее прекрасное сердце.

Она была по-настоящему красива изнутри. Грудь сжалась, а горло

сдавило от острой боли, что я едва смог выдавить:

– Я люблю ее.

Я совершенно точно был в этом уверен. Я любил ее больше, чем

представлял, что так можно любить одну женщину. Но Олдрику не нужно

было ничего говорить. Он уже догадался об этом задолго до меня. Он снова

сжал мое плечо. Если бы я только мог раньше рассказать Сабине о своей

любви…

– Ты не можешь жить прошлым, – сказал Олдрик, словно прочитав мои

мысли. – Ты совершал ошибки. Теперь ты должен двигаться вперед и сделать

все возможное, чтобы искупить их.

Так вот что сделал Олдрик? Может быть, именно это он и сделал, заключив сделку с лордом Питтом и отдав себя ему в услужение? Он

надеялся искупить свои грехи?

Я проглотил комок в горле:

– Я не смогу заслужить прощение Сабины на этот раз.

– Может, и не сможешь, – ответил Олдрик. – Но мы едем туда, чтобы

договориться об ее освобождении. Мирным путем.

Это был приказ, и, если я не соглашусь, он не выпустит меня.

– А если они не захотят мирных переговоров?

– Тогда мы нападем.

Я молча кивнул. Это все, что мне нужно было услышать.

– Тогда пошли.

Олдрик вынул меч из ножен, и веревка на моем запястье ослабла.

Освободив мои руки, он присел и разрезал веревку на моих ногах. На

лечение ран времени не было. Олдрик уже сообщил женщинам замка, что

случилось с Сабиной, и, проходя мимо них, видели их подавленность.

Бабушки Сабины не было в большом зале, и у меня было такое чувство, что

если я вернусь сегодня без Сабины, то эта новость убьет ее. Это убьет и меня.

Мы собрали наших людей во внешнем дворе замка и приказали им

вооружиться и быть готовыми к войне. Олдрик изложил свой план: мы

выедем с небольшой группой, но, если лорд Питт решит сжечь Сабину на

костре, нам придется напасть на них. Это было рискованно. Но это самый

лучший и разумный вариант, единственный шанс, который у нас был. Люди

были ослаблены и голодны, и мы были в меньшинстве, но все равно будем

сражаться. Я сам возглавлю атаку.

Решетку подняли, и я первым выехал из ворот. Я всмотрелся вдаль, в

дерево и клетку с вооруженными охранниками под ним. Сабина все еще

находилась там. Новая боль пронзила меня. Мысль о том, что она просидела, прислонившись к жестким металлическим прутьям, и дрожала всю ночь без

еды и воды, была пыткой для моей души. Что я сделал для ее освобождения?

Паника начала подниматься вместе с безумной мыслью, что я должен пойти

и забрать ее. Сейчас же.

– Не торопись, – сказал Олдрик. – Сначала мы должны попытаться

сделать это мирно.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить свой разбушевавшийся

пульс. Олдрик был прав. У нас будет больше шансов освободить ее, если мы

начнем переговоры первыми. Хотя я хорошо владел мечом, армия лорда

Питта была сильнее и многочисленнее. Теперь, когда у меня была ясная

голова, я понял, что бой против него, скорее всего, станет смертным

приговором для большинства людей Мейдстоуна. Неужели мне придется

просить их всех поставить на карту свою жизнь из-за моей глупой ошибки?

Но если я этого не сделаю, то потеряю Сабину.

Мы остановились в центре поля и ждали, пока наш гонец сообщит

лорду Питту, что мы просим переговоров. В утреннем воздухе еще стоял

тягучий запах ночи. Высокая трава была влажной от недавнего дождя. Но

солнце снова сияло, его утренние лучи обещали еще один теплый день. Я

надеялся, что скоро тепло окутает Сабину.

Мы ждали и наблюдали за лагерем: люди суетились, и я видел, что

несколько человек рубили мертвое дерево, которое они притащили в свой

лагерь. Они соорудили столб и теперь складывали вокруг него дрова. Когда я

понял, что они делают, у меня на затылке появились мурашки. Они

готовились сжечь Сабину.

– Мне кажется, они не собираются вести переговоры, – сказала я, крепко сжимая поводья в попытке сдержаться.

Олдрик прищурился, глядя на лагерь. Через мгновение он устало

вздохнул:

– Мы должны попытаться.

Я кивнул, но по смирению, отразившемуся на его лице, понял, что он

пришел к тому же выводу, что и я. Нам придется сражаться, чтобы

освободить Сабину, и, вероятно, мы умрем в этом бою.


Глава 18

Я вгляделась вдаль, в скопление лордов в центре поля. Какое-то время

люди скакали туда-сюда между двумя лагерями. Мрачный стук копыт

отражался на лицах, и у меня было чувство, что дела идут не очень хорошо

для обеих сторон.

Я видела прямую гордую осанку Беннета и коренастую фигуру

Олдрика рядом с ним. Они беседовали с лордом Питтом, но, видимо, еще не

могли договориться прекратить подготовку к моему испытанию огнем.

Несколько солдат рубили дрова с самого рассвета. Я понимала, что старый

вяз, который они притащили в лагерь, был влажным от недавних дождей, что

замедлит процесс горения. И моих мучений. Я зажмурилась, чтобы побороть

панику, которая начала нарастать внутри меня с самого первого удара

топора. Вчерашняя храбрость и решительность столкнулись с реальностью, я

не была уверена, что смогу пройти испытание.

Я заерзала в клетке, и она начала раскачиваться. Мое тело ныло, и я

уже знала, что смена позы не облегчит это. Мои пальцы на руках и ногах

онемели после долгой ночи, которую я провела, сжавшись в комок, чтобы не

замерзнуть. Мой желудок перестал урчать от голода и теперь просто грыз

меня изнутри. Сильнее всего я страдала от жажды. Мне не предложили ни

капли воды, и язык пересох.

Но когда я испытывала все эти неудобства, я понимала, что все это не

важно. Они бледнели в сравнении с тем, что меня ждет.

– Отче небесный, – молилась я, как молилась всю ночь. – Прости меня.

Я не должна была скрывать от Беннета свою кожу. Если бы я была честна с

ним, то он предусмотрел бы опасность и смог бы защитить меня.

Однако в глубине души я понимала, что настоящая проблема

заключается в моей неуверенности и нежелании принимать себя такой, какая

я есть. У меня была целая ночь, чтобы подумать о том, как долго я носила с

собой свою неуверенность. Когда я была маленькой девочкой, я не понимала, что я другая, не понимала свое уродство, пока мой отец не вернулся домой

после одного особенно долгого отсутствия. Я вспомнила, как бежала, чтобы

увидеть его, и бросилась на него, обнимая. Была поздняя ночь, и я закатала

рукава своей льняной рубашки, чтобы было не так жарко. Отец осторожно

оторвал мои руки от себя, не сводя глаз с моего пятна. Сначала ужас в его

глазах смутил меня. Потом я поняла, что вид моего пятна вызывает у него

отвращение. С тех пор я каждый раз, когда он приезжал домой, следила за

тем, чтобы пятно было скрыто, чтобы он больше никогда его не видел. Но

это не помогло, и он не смог полюбить меня. Возможно, если бы я

показывала это чаще, он бы смирился и принял меня.

Может и с Беннетом так же. Как бы то ни было, но за эту долгую ночь

я пришла к выводу, что в первую очередь я сама должна была принять себя

со всеми недостатками и всем остальным, и только потом я могла ожидать, что люди сделают то же. Если я постоянно скрывала свое истинное «Я», если

мне было стыдно за то, каким меня создал Бог, то вполне логично, что и

другие тоже стыдились меня. Но если я перестала бы скрываться, если я

приняла бы всю себя, включая пятно на моей коже, это был бы первый шаг, чтобы показать другим, что им нечего меня бояться.

Услышав далекий крик, я открыла глаза. Лорд Питт и его люди

возвращались в лагерь. Переговоры закончилась. Беннет и Олдрик тоже

повернули лошадей и возвращались в Мейдстоун. Я с тоской смотрела на

высокие башни и крепкие стены крепости, желая оказаться там внутри. С

этой стороны массивная квадратная башня с четырехугольными башнями

выглядела внушительно. Несмотря на то, что я голодала в каменных стенах, по крайней мере, там я была в безопасности. Теперь мой шанс на спасение

заключался в отступлении в эту крепость. Мое сердце упало, и крошечная

надежда, за которую я держалась, исчезла, как туман над болотами. Они не

спешили мне на помощь. Я осталась одна. Мне придется столкнуться с этой

пыткой в одиночку.

Дрожь пробежала по моей спине.

Лорд Питт и его люди быстро собрались перед дровами, которые были

сложены вокруг костра. Серебряные монеты, которые Олдрик дал им вчера, были разбросаны среди бревен.

– Пора сжечь ведьму! – Раздался хриплый голос капитана Фокса.

Он стоял рядом с лордом Питтом на небольшом расстоянии от костра.

Один из охранников у подножия дерева начал подниматься к цепи, на

которой висела клетка, и рывками стал опускать мою тюрьму. Она ударилась

о землю с глухим стуком, от которого у меня перехватило дыхание. Когда он

подошел к дверце клетки, я заметила тревогу в его слегка скошенных глазах.

Никто из мужчин не хотел находиться рядом со мной, не говоря уже о том, чтобы прикасаться ко мне. Страх, который я видела на их лицах вчера, остался и сегодня. Они верили, что я ведьма, способная причинить им вред

или принести несчастье. Смогу ли я найти способ использовать их суеверия в

своих интересах? Может притвориться, что говорю заклинание? Или

произнести заклинание, которое заставит их разбежаться, и тогда я смогу

попытаться убежать?

Но я быстро отбросила эти мысли в сторону. Я больше не могла

притворяться ведьмой. Именно это и стало причиной неприятностей с

капитаном Фоксом. Я играла на его страхах, и посмотрите, куда меня завел

мой обман.

– Свяжите ее, – прорычал капитан Фокс, обнажая острые зубы, – чтобы

она не смогла наложить на нас заклятие.

– Если бы я действительно была ведьмой, я бы уже наложила чары на

ваш лагерь, – крикнула я в ответ. – Но, как видите, я ничего подобного не

сделала.

Охранник стал отпирать дверь. Она загремела, когда он распахнул ее

настежь. Я заставила ноющее тело подползти к решетке и пролезла в нее. К

вчерашним пятнам грязи на моем красивом платье цвета лазурита

добавились пятна ржавчины и грязи от клетки. Я старалась не думать о том, как много на нем прилипло крови и человеческой плоти жертвы, которая

находилась здесь до меня. Мои волосы распустились, вуаль я сбросила в

клетке. Лента для волос была потеряна, и я даже не пыталась заплести их, и

теперь спутанные пряди беспорядочно падали мне на плечи и лицо. Я все

еще была в одной перчатке, другую потеряла и, вероятно, ее растоптали где-то в поле. Я не сомневалась, что выгляжу как ведьма. Но паника, которая

нарастала внутри меня, не позволяла мне смиренно идти на костер. Все мои

вчерашние добрые намерения – пожертвовать собой ради коллекции

Мейдстоуна и Беннета исчезли. Перед лицом груды мокрого дерева я

струсила.

– Возможно, это капитан Фокс и есть настоящая ведьма, – сказала я, когда стражник позади меня нерешительно приблизился с веревкой. Ему

было поручено привязать меня к столбу, и я видела, как он не хочет

прикасаться ко мне. – Или, может быть, оборотень. Его зубы очень похожи

на зубы одного из этих существ.

Капитан Фокс захохотал, оголив острые клыки. Но никто вокруг него

не засмеялся. Выражение их лиц оставалась очень серьезным, и некоторые из

них стали бросать подозрительные взгляды на капитана. Его улыбка исчезла, и он нервно заерзал.

Охранник с веревкой потянулся к моей руке, но остановился, когда я

повернулась к нему лицом:

– А может этот охранник – тролль? – Сказала я, повышая голос еще

громче. – Его глаза косят. Может быть, он проклят.

Мужчина глубоко вздохнул и сделал быстрый шаг назад, его руки

задрожали от беспокойства. Я внимательно вгляделась в нескольких мужчин

поблизости:

– А как насчет его? – Я кивнула на одного из тех, кто держал топор. –

Он хромает. Одна нога у него короче другой. Что, если он помощник

дьявола?

Лицо дровосека стало мертвенно-бледным. Он бросил топор, повернулся и побежал. Никто его не остановил. Все они просто смотрели

широко раскрытыми глазами ему вслед.

Я снова оглядела мужчин и кивнула на некоторых по очереди:

– Вот у этого бородавка на носу. Посмотрите на родинку на щеке этого

человека. А этот лысеет. – Каждый из них съеживался под моим

пристальным взглядом. Я выпрямила плечи и подняла подбородок, посмотрев прямо на лорда Питта, который стоял в первых рядах своих

людей. – Неужели их недостатки делают их менее достойными жизни?

Почему бы не приговорить их тоже к сожжению на костре?

Лорд Питт, прищурившись, смотрел на меня. Его седые волосы

отливали серебром в утреннем свете. Он был облачен в боевые доспехи, как

будто готовился к бою с Беннетом и Олдриком.

– Может быть, этот шрам на вашем лице – знак дьявола, –

предположила я. – Я удивлена, что ваши люди не приговорили вас к смерти

вместе со мной, милорд. У вас с кожей тоже не все так гладко.

Все внимание было обращено на шрам лорда Питта.

– Здесь нет ни одного безупречного человека, – продолжала я, повышая

голос, чтобы меня все услышали. – Каждый из нас в чем-то несовершенен.

Возможно, так задумал Бог. Тогда никто из нас не может претендовать на то, чтобы быть подобным ему, единственному истинно совершенному существу.

Я сделала паузу, позволив своим словам проникнуть в сердца мужчин.

Я пыталась унять дрожь в ногах, пока ждала, и молилась, чтобы мне удалось

убедить их проявить милосердие.

Топот копыт загрохотал по земле, и леденящий душу боевой клич

разорвал воздух. Я удивленно обернулась одновременно с лордом Питтом и

его людьми. Через поле, быстро приближаясь, мчалась армия Мейдстоуна.

Люди лорда Питта в тревоге бросились врассыпную. Он выкрикивал резкие

команды, пытаясь собрать своих людей в строй. Но очень немногие держали

оружие под рукой. Большинство рыцарей были лишь наполовину облачены в

доспехи, их оруженосцы только начали готовить их к предстоящему дню.

Какое-то мгновение я стояла неподвижно, не обращая внимания на

хаос вокруг. Мужчины, казалось, забыли обо мне. Я смотрела на, приближающуюся к лагерю лорда Питта, армию. Всадников было меньше, чем обычно, поскольку нам пришлось забить несколько животных на мясо.

Но все равно их было достаточно, чтобы достойно атаковать булавами, алебардами и палашами. За ними шли пехотинцы с острыми пиками, а далее

– лучники.

Когда опасность приблизилась, я поняла, что должна уйти в безопасное

место, но застыла в восхищении. Я никогда не была на переднем плане

сражения, и не видела, как целая армия мчится прямо на меня. Я смотрела, как поднимаются и опускаются ноги лошадей, взбивая влажную землю. Я

вгляделась в солнечные блики на шлемах и поднятых клинках мечей. Легкий

ветерок доносил запах лошадиного пота и крики всадников, вступающих в

бой.

Позади меня люди лорда Питта уже схватились за оружие и

повернулись лицом к армии Мейдстоуна. Если я так и буду здесь стоять, то

скоро окажусь в центре кровавой схватки. Теперь у меня был шанс сбежать, пока все отвлеклись. Мне нужно было уйти подальше от бревен, сложенных

в кучу и ожидающих, чтобы поглотить меня. Но осанка и широкие плечи

рыцаря, вырвавшегося вперед из строя наступающей армии, остановили

меня. Тяжелые доспехи и шлем скрывали личность этого человека, но мой

пульс стучал – я узнала сэра Беннета. Никто не мог сравниться с ним по силе

и целеустремленности. И не было другого солдата, который чувствовал бы

себя так же комфортно в своих доспехах или в обращении с оружием. Беннет

носил их так, словно родился с ними. Он двигался впереди остальных своих

людей без особых усилий. И я была беспомощна, но смотрела, как он

приближается, красиво опасный и мрачно внушительный. Я не хотела бы

быть его врагом в этот момент. Он безжалостно гнал своего зверя. И он

направил его прямо на меня.

Он приехал за мной. В моей груди затрепетала надежда.

Солдаты лорда Питта окружили меня, и их боевые кличи поднялись в

воздух. Полетели стрелы, нацеленные на Беннета и его людей. И все же он

поскакал вперед, подгоняя лошадь. Он не замедлил шага, даже когда

замахнулся мечом на нескольких солдат, которые бросились к нему и быстро

зарубили их. Стрела попала в нагрудник и отскочила. Только тогда я

осознала, что Беннет действительно в опасности. Мое тело напряглось, и у

меня возникло внезапное желание крикнуть ему, чтобы он вернулся и

спасался. Но грохочущие копыта его коня неслись почти прямо на меня, и он

все еще не замедлил шаг своего коня. Он протянул руку, и я увидела

решимость в его глазах. Я бросилась к нему, когда он добрался до меня. Мои

пальцы вцепились в броню, его стальная хватка обхватила мою руку и

подняла меня с земли. Он закинул меня за спину, я вцепилась в его спину и

руки, пытаясь удержаться. Он не остановился, развернул своего зверя по

дуге, и мы теперь удалялись от армии лорда Питта.

– Садись передо мной! – Крикнул Беннет через плечо.

Я еле держалась на лошади и задыхалась от проносившейся под нами

земли. Стрела просвистела мимо моей руки, чуть не задев пышный рукав, и я

поняла его требование. Моя открытая спина была уязвима. Без дальнейших

уговоров со стороны Беннета я приподнялась и, скользнув под его рукой, оказалась перед ним. Твердые доспехи на его руках окружали меня, и я

обмякла от облегчения. Хотя мы и не были еще безопасности, я чувствовала

себя защищенной. Я была рядом с Беннетом, в его объятиях.

Мимо просвистела еще одна стрела, на этот раз, задев его наплечник.

Еще несколько человек лорда Питта устремились к нам, обнажая мечи в

попытке остановить мое бегство. Обхватив меня одной рукой, а другой, размахивая мечом, Беннет отбивался от них, разрубив двоих и выбив еще

одного из равновесия ударом ботинка. Тяжелое дыхание Беннета с хрипом

отдавалось в шлеме. Мускулы на его бедрах напряглись, когда он ударил

пятками в бока лошади, подгоняя ее. Он наклонился ко мне, его броня

прижалась к моей спине, заставляя меня пригнуться ниже. Я вцепилась в

гриву лошади, желая ему как-то помочь.

– Уезжай! – Крикнул Олдрик слева от меня, сражаясь на мечах с одним

из людей лорда Питта. – Отвези ее в безопасное место.

Беннет колебался.

– Уезжай! – Снова крикнул Олдрик, нанося сильный удар стоящему

перед ним человеку.

– Я вернусь, – крикнул Беннет.

Его рука сжалась вокруг меня, и он увернулся от другой лошади, которая бросилась на него. Я закрыла глаза и задержала дыхание, уверенная, что мы столкнемся. Беннет охнул от удара, но мы не замедлили наше

стремительное бегство из центра битвы. В течение нескольких секунд я

слышала только топот боевого коня и тяжелое дыхание Беннета у меня на

затылке. Потом он напрягся и зашипел. Я почувствовала, как напряглись его

мускулы вокруг меня, но он сильнее пнул лошадь. Несколько долгих минут

он ехал, не сбавляя шага. Когда хаос и крики битвы стихли, его дыхание

стало громче, и я успокоилась. Мои чувства обострились от стука

лошадиных копыт, лязга доспехов Беннета, жара зверя подо мной.

Когда я, наконец, услышала слабый крик, то открыла глаза и увидела

впереди величественные стены Мейдстоуна. Старый стражник ждал у

открытой решетки, шипы ворот были наполовину опущены. Когда мы

приблизились к нему, Беннет замедлил шаг и сорвал с головы шлем. Я

повернулась, поймав на себе его пристальный взгляд. Голубизна его глаз

была темной – почти эбеновой, и в них тлело что-то, чего я не понимала, что-то, что заставляло внутри меня все гореть. Прежде чем я успела подумать

или что-то сказать, он взял меня за подбородок и приник губами к моим. Он

прижал меня к себе, вжавшись в меня с отчаянием, которое я чувствовала до

самых костей. Его губы требовали, приказывали и умоляли одновременно. Я

задыхалась и ослабла, но прежде чем смогла ответить со всей моей любовью

и отчаянием, он отдернулся, разрывая только что созданную связь. Он снял

меня с коня, и я соскользнула вниз, в объятия старого стражника. Мои ноги

едва коснулись земли, когда Беннет снова надел шлем, лишив меня

возможности видеть его лицо и слипшиеся от пота темные волосы. Я была

горько разочарована тем, что у меня не было больше времени посмотреть на

его лицо, изучить глаза и запоминать каждую линию и изгиб.

– Отведи ее внутрь, – приказал он охраннику, который держал меня. –

Потом закрой ворота. – Он поднял меч, обнажив кровь, размазанную по его

лезвию – яркое напоминание об опасности, ожидавшей его на поле боя.

Я хотела сказать ему, чтобы он не уходил, но мое горло сжалось от

этих слов. Он мог бы совершить дерзкое спасение, но он никогда не бросит

своего брата или его людей. Он никогда не оставит их сражаться в одиночку.

Он был человеком чести, и он поступит благородно, как всегда.

Старый стражник потащил меня к воротам, подальше от Беннета, хотя

каждый мускул в моем теле протестовал. Мне хотелось закричать долгое и

мучительное «нет». Но в груди у меня все сжалось.

Беннет повернул коня в сторону сражения и в последний раз кивнул

мне. В этот момент я заметила стрелу, торчащую в его броне, где наплечник

крепился сзади к кольчужному вороту. Он был ранен. По серебряной

пластине на его спине уже расползался багровый след. Я протестующе

вскрикнула, но Беннет не обернулся. Он опустил голову и пришпорил своего

зверя. Он ехал навстречу своей смерти.

И я поняла – его поцелуй был прощальным.


Глава 19

Я легко нашел Олдрика и бросился в рукопашную рядом с ним, защищая и прикрывая его, как он меня, когда я увозил Сабину. Наша

внезапная атака дала так необходимое нам преимущество, чтобы освободить

ее. Но теперь армия лорда Питта перегруппировалась и вступила в битву в

полном составе. Мы были в меньшинстве. Наши люди сражались так храбро, как только могли в этих условиях. Я не знал, как долго продержусь из-за

потери крови и как долго смогу держать меч. Рана от стрелы в плече сильнее

болела, а рана на бедре сильнее кровоточила. Я не помнил, когда меня

ранили в бедро, но сделали это опытные солдаты, знающие слабые места в

рыцарских доспехах. Олдрик тоже был ранен – кровь стекала из раны на руке

возле локтя. Окинув беглым взглядом поле сражения, я видел, что наша с

каждой минутой уменьшающаяся армия теперь полностью окружена. Когда

кольцо из людей Питта затянется туже – это вопрос времени, и тогда мы

падем один за другим.

– Надо отступать? – Крикнул я Олдрику.

Он бросил взгляд назад:

– Я пойду вперед и попробую отвлечь их.

Я понял его. Он пожертвует собой и даст мне несколько драгоценных

секунд, чтобы попробовать прорваться. Лорд Мейдстоуна – ценная мишень.

Солдаты будут соревноваться друг с другом, чтобы убить его первым.

– Нет, – сказал я, отражая меч слева.

Потом булавой отразил атаку с тыла. Но с каждым новым движением

меня пронзала жгучая боль от ран. Если необходимо действовать, то только

сейчас.

– Я отвлеку внимание, – крикнул я.

Олдрик покачал головой:

– Я тот, кто развязал эту войну. Я буду тем, кто положит этому конец.

Вздох разочарования готов был вырваться из меня, но мне пришлось

пригнуться, чтобы избежать удара пикой, нацеленной мне в горло и,

замахнувшись булавой, я ударил ею по крупу лошади, заставив ее отбежать в

испуге.

– Тебя ждет девушка, – крикнул Олдрик.

– Ей будет лучше без меня.

Я ненавидел себя за то, что отверг ее в тот момент, когда она

нуждалась во мне больше всего. Я не заслуживал такой девушки, как она. И

никогда не буду ее достоин. Хотя я и любил ее, но понимал, что она никогда

не будет моей. Возможно, поэтому я искал смерти, чтобы не жить без нее.

Теперь я лучше понимал, что чувствовал Олдрик, возможно, даже до сих пор

чувствует, после того, как потерял жену и ребенка.

– А теперь иди, – крикнул Олдрик.

Он поставил лошадь на дыбы, расчищая дорогу и не давая мне

возможности протестовать. Затем бросился вперед, ворвавшись в самую

гущу врага. Мне хотелось закричать, пойти за ним и вытащить оттуда. Но он

был уже слишком глубоко во вражеском кольце. За считанные секунды они

проглотили его и стащили с лошади. Нельзя было допустить, чтобы его

жертва оказалась напрасной. Я развернул лошадь и стал выводить ее. К

моему облегчению мои люди последовали за мной, очевидно поняв меня. Я

прорвался сквозь ряды лорда Питта, образовав брешь для нашего

отступления. Только достигнув внешнего периметра, я осознал, что мы не

встретили никакого сопротивления – крики битвы и лязг оружия стихли.

Если не считать стонов умирающих, над полем воцарилась жуткая тишина.

Пот и кровь стекали по моей спине под слоями доспехов и кольчуг. Я

чувствовал слабость и головокружение. Мне пришлось намотать поводья

вокруг перчаток, чтобы не упасть с седла. Хватит ли мне сил добраться до

стен Мейдстоуна в сознании? Нужно было спешить. Но что-то в этой тишине

заставило меня остановиться. Усилием воли я бросил взгляд через стрелу, все

еще торчащую из моего плеча. Бой остановился. Люди лорда Питта опустили

оружие и смотрели вдаль горизонта. С огромным усилием я проследил за их

взглядами. К нам на огромных боевых конях скакала целая армия.

Возглавляли ее три рыцаря. Рыцарь, который ехал посередине, был выше тех, что ехали по бокам от него. Но не его царственная осанка, а герб на знамени

заставила меня выпрямиться – белый крест.

Это был мой наставник, брат Верховного короля, самый благородный

рыцарь в стране – герцог Ривенширский. В двух мужчин, сидевших по обе

стороны от него, я узнал своих лучших друзей: сэра Коллина и сэра Деррика.

Признательность моментально накрыла меня, сжимая горло. В этот момент я

готов был позволить себе впасть в долгожданное беспамятство, но заставил

себя не расслабляться.

Герцог и его отряд хорошо обученных воинов приближались, пока, наконец, не остановили своих лошадей на краю поля боя. Герцог оглядел

кровавую бойню, и остановился на Олдрике, который, к счастью, все еще

сидел на лошади. Потом нашел взглядом меня. Я кивнул ему, все еще не в

силах говорить из-за переполнявших меня эмоций.

– Я вижу, мы как раз вовремя, – весело отозвался сэр Коллин.

– Как обычно, – саркастически добавил сэр Деррик.

У моих друзей был изрядный опыт в решении проблем. Мы поклялись

всегда быть рядом друг с другом, помогать друг другу, как в радости, так и в

бедах, но оказалось бед было больше, чем радости.

Лорд Питт и остальные, очевидно, узнали герцога. Они опустили

оружие и встали перед ним на одно колено. Я понимал, что должен сделать

то же самое, но меня внезапно окутала тьма. Хотя я и пытался удержать

поводья, но не смог – остатки сил покинули меня. Моя последняя мысль

была о Сабине и необходимости держать ее подальше от лорда Питта. Взгляд

остановился на сильном, но добром лице герцога:

– Пожалуйста, – выдавил я. – Берегите ее.

Глаза закрылись, и я почувствовал, что соскальзываю с лошади, проваливаясь в забытье.


Что-то мягкое прижалось к моей ладони. Это ощущение не было

похоже ни на что, чего я испытывал раньше, и поэтому я не мог никак

понять, что это было. Но я точно знал, что не хотел, чтобы это нежное

прикосновение заканчивалось и хотел, чтобы оно длилось вечно. К

сожалению, давление ослабло, оставив мою ладонь холодной и пустой. Это

заставило меня открыть глаза. Взгляд наткнулся на голубой плотный занавес

вокруг моей кровати, переплетенный серебряной нитью. Под моей

обнаженной грудью чувствовалось гладкое полотно простыни. Щека

уткнулась в пуховый матрас. Я пошевелился, но тут же почувствовал жгучую

боль в спине и бедре. Стон сорвался с моих губ.

И снова что-то мягкое прижалось к моей ладони. Я замер. Это был

поцелуй. Изгиб губ задержался в нежной чашечке моей руки. Тепло дыхания

омыло его. Хотя я чувствовал эти губы всего два раза, я не мог спутать их ни

с чьими другими. Они принадлежали Сабине. Это она находилась у моей

кровати и целовала мою ладонь. Мне так хотелось притвориться спящим, чтобы продолжать чувствовать ее прикосновения. Но от жгучего желания

прикоснуться к этим губам я попытался приподняться и повернуться. Мне

удалось только застонать, и я упал обратно на матрас.

– Не двигайтесь, – резко сказала она. – Или я сяду на вас.

– Звучит довольно приятно, – сказал я, поворачивая голову и пытаясь

разглядеть ее.

Она только шлепнула меня по руке, словно собираясь отругать, но я

видел ее улыбку. Ее взгляд мельком переместился на стул рядом, где с

закрытыми глазами сидела ее бабушка. Голова откинута назад, из открытого

рта доносится тихое похрапывание.

– Мне нравится, когда наши компаньонки спят, – прошептал я, вспоминая, как ее горничная заснула в комнате для рисования, что позволило

мне поцеловать Сабину.

– Вы несносны. – Она снова ударила меня, хотя ее улыбка стала шире.

В другом конце комнаты в камине потрескивал огонь, и сладкий запах

горящего торфа стоял в воздухе. Я положил голову на матрас, радуясь тому, что живой и нахожусь дома.

– Когда я снова засну, может быть, вы перенесете свои поцелуи выше, на север? – Я указал ей на свое лицо.

– Выше, на север? – Она проигнорировала направление моего пальца и

вместо этого посмотрела поверх моей головы. – Но, сэр, я не собираюсь

целовать столбик кровати.

Мое сердце наполнилось счастьем. Ее подшучивания наполняли

радостью мое сердце, как ничто другое.

– А что бы вы хотели поцеловать, миледи?

Ее прекрасные глаза распахнулись, и мне представилась возможность

любоваться шедевром смены палитры коричневого и зеленого, который я

никогда не устану изучать. Когда этот взгляд упал на мой рот, желудок

сжался от желания быть с ней до конца моей земной жизни. Я любил ее и

должен был сказать ей об этом сейчас, пока не потерял мужество, пока

реальность всего случившегося не вернулась и не поглотила нас.

Кашель у двери заставил нас обоих подпрыгнуть. Сабина отпустила

мою руку и оттолкнулась от кровати. Бабушка открыла глаза и, подавив храп, села прямо.

Косые лучи, пробивавшиеся сквозь ставни на окнах, отмерили полдень.

Но которого дня? Как долго я был без сознания? Я пошевелил плечом и

поморщился. Рана была зашита и перевязана. Я шевельнул бедром и подавил

шипение от боли. Там тоже была перевязка. Хотя у меня все болело, и я

ослабел от потери крови, но я был жив.

Хруст шагов по деревянному полу означал, что тот, кто стоял в дверях, вошел и прошелся по комнате:

– Я вижу ты, как всегда пытаешься перецеловать всех женщин, –

раздался дразнящий голос моего друга, сэра Коллина.

Я поднял глаза и увидел у кровати герцога, сэра Коллина и сэра

Деррика. Они сменили боевые доспехи, привели себя в порядок и выглядели

хорошо отдохнувшими. Я молча наблюдал их беседу с Сабиной и леди

Шерборн, как будто все они были старыми друзьями. Наконец, они

попросили разрешения поговорить со мной наедине.

– Как долго я был без сознания? – Спросил я.

– Всего один день, – ответил сэр Деррик, оценивая меня

проницательным взглядом серых глаз.

Прошлые дни стремительно возвращались в памяти. Осада, голод, обвинения против Сабины, ее плен, а затем последовавшее спасение и

сражение.

– А что случилось с лордом Питтом и его армией?

Стальной взгляд Деррика проследил за выходившими из комнаты

Сабиной и ее бабушкой. Герцог тоже молчал, пока за ними не закрылась

дверь. Лица моих друзей были мрачны и суровы. Что-то было не так. Тревога

сдавила мне грудь.

– Лорд Питт требует, чтобы я вернул леди Сабину?

Герцог покачал головой. Высокий, с царственной осанкой, его

обветренное лицо было одновременно сильным и добрым. Это был

идеальный пример для подражания, когда я рос – целеустремленный, честный и благородный человек. Я был обязан ему всем и за то, каким

человеком я стал. А теперь я еще больше обязан ему за то, что он вчера

пришел мне на помощь.

– Нет, похоже, леди Сабина вчера очень умело защищалась, – сказал

герцог. – Лорд Питт сказал, что она почти убедила его отпустить ее.

– Почти?

– Если бы не страхи некоторых из его людей, он бы отпустил ее.

– Значит, он не попытается вернуть ее?

– Нет.

Это слово должно было бы успокоить меня, но морщинка на лбу

герцога заставила меня занервничать.

– Но…?

– Но он отказывается принять серебро леди Сабины.

Я молча кивнул. Суеверия глубоко укоренились. Если люди Питта

решили, что серебро проклято, то ничто не заставит их передумать… разве, что доказать, что Сабина не ведьма. Но я не собирался позволять кому-либо

прикасаться к ней снова. Я буду держать ее взаперти здесь, в замке, где она

будет в безопасности от любопытных глаз, обвинений и опасности, грозившей от людей, которые не понимали ее ценности.

– Мы найдем другой способ расплатиться с долгами, – сказал я, стараясь не думать о предыдущих неделях осады и о том, что мне придется

пройти через все это снова.

– Я помогу тебе.

Коллин запустил пальцы в свои взъерошенные светлые волосы, убирая

их со лба. Коллин, вероятно, был самым богатым человеком в королевстве

после самого короля. Он без труда поможет мне выплатить долг нашей семьи

лорду Питту или кому-нибудь из соседей. И все же я колебался. Я не был

уверен, что смогу принять помощь от Коллина так же, как и от Сабины.

– Не в этом беда, – сказал герцог, обнимая Коллина за плечи. – Мы

поможем семье Беннета с финансовым соглашением.

– Я ничего не могу взять.

– Вы возьмете взаймы, – продолжал герцог, – как и договорились

раньше с леди Сабиной.

Я на мгновение закрыл глаза и попытался унять свою гордость. Мне

необходимо было принять это милостивое предложение от друзей. Я не мог

подвергнуть свой народ, свою семью и Сабину еще одной осаде. Они и так

уже достаточно настрадались. Тем не менее, моя честь требовала, чтобы я

сделал все возможное, чтобы оплатить долг семьи без посторонней помощи.

– Лорд Питт согласился погасить половину долга, – сказал Деррик.

Мои глаза распахнулись. Олдрик. Что случилось с моим братом?

– Твой брат решил уйти к лорду Питту, – сказал Деррик, словно

почувствовав мой вопрос.

Облегчение нахлынуло на меня при известии, что он жив:

– Я хочу увидеть его до того, как он уедет.

– Он уже уехал с лордом Питтом, чтобы стать его вассалом.

Передо мной встал образ Олдрика в подвале, с решительным

выражением лица. Он помог мне так, как никогда не помогал себе. Мне

хотелось не только поблагодарить его, но и сказать, как я им горжусь. Он

совершал ужасные ошибки в своей жизни, но теперь делал все возможное, чтобы загладить причиненную боль и трудности.

– Так или иначе, я уверен, что вы справитесь с долговыми проблемами,

– сказал герцог.

Я позволил себе расслабиться, пожалуй, впервые с тех пор, как

вернулся в Мейдстоун несколько месяцев назад. Заверения герцога придали

мне уверенности, что я сумею мирным путем расплатиться с долгом

Мейдстоуна. Возможно, угроза продажи земли все еще стояла надо мной, но

принесенная Олдриком жертва лорду Питту – рабская повинность, помогла

сделать наши долги перед соседями более приемлемыми.

В комнату вошел слуга, неся поднос с дымящейся миской и кружкой.

При виде герцога Ривенширского он поклонился и попятился из моей

комнаты. Сэр Коллин остановил его взмахом руки:

– Корми своего господина. После нескольких недель голода он

превратился в груду костей и нуждается в еде, а иначе исчезнет прямо со

своего матраса.

Слуга нерешительно вышел вперед, принеся с собой сильный запах

говяжьего бульона и лука. Когда он поставил тарелку на прикроватный

столик и вышел из комнаты, мой желудок сердито заурчал – слишком

знакомое ощущение, которое снова напомнило мне, как близко мы подошли

к голодной смерти. Я вознес безмолвную благодарственную молитву о том, чтобы у всех снова было вдоволь еды.

– Долг – это не проблема, – продолжал герцог, бросив взгляд на дверь, словно желая убедиться, что мы одни. Серьезность его тона заставила

пробежать дрожь беспокойства через меня. – Проблема в леди Сабине, –

закончил он.

Я начал качать головой, но он оборвал меня:

– Если люди поверят, что она ведьма, ее будут преследовать до тех пор, пока кто-нибудь не решит предать ее смерти.

– Я оставлю ее здесь, в Мейдстоуне. Я не позволю ей уйти. Я накажу

любого, кто ее обидит. Я…

– Ты сделаешь ее пленницей, – вмешался Деррик своим обычным

тоном.

– Да нет же.

Но, защищаясь, я снова подумал об Олдрике, о том, как он чрезмерно

опекал свою жену, пока она не задохнулась под его опекой. Конечно, я мог

бы предотвратить то, что случилось с Сабиной?

Герцог и двое моих друзей стоически смотрели на меня сверху вниз.

Было очевидно, что они уже обсуждали это и пришли, готовые возражать

мне.

– Лучше всего, – сказал герцог, – найти способ доказать, что она не

ведьма.

– В этом нет необходимости, – горячо возразил я, приподнимаясь на

локтях с матраса.

От этого движения мое плечо и бедро обожгло болью, но я слишком

разозлился, чтобы обращать на это внимание.

– Мы вам верим, – ответил герцог. – Но мы должны найти способ

доказать всем остальным, что это не так.

Я подтянулся выше, и пот выступил у меня на лбу от напряжения:

– Значит, теперь вы все-таки хотите сжечь ее на костре? Или бросить в

озеро и посмотреть, не утонет ли она?

– Нет, конечно. Но я предлагаю поискать в древних текстах более

гуманные методы, с помощью которых можно было бы доказать ее

невиновность. – Добрые глаза герцога умоляли меня прислушаться к голосу

разума.

Я не знал никаких других испытаний, кроме сожжения или попытки

утопить, которые закончились бы для нее смертью.

– А какие еще методы мы сможем найти? – Я видел логику в его

предложении. Но после того как однажды я чуть не потерял Сабину, я не был

уверен, что хочу еще подвергать ее опасности.

– У вас самая большая коллекция книг, – сказал герцог, имея в виду

библиотечную комнату замка. Однажды он использовал ее, когда его писцы

рылись в моих книгах в надежде найти исключение в обете, который когда-то дали родители леди Розмари. – Уверен – если мы покопаемся в них, то

найдем какой-нибудь другой древний закон или исключение, которое

позволит ей оправдать себя.

Я в изнеможении и унынии откинулся на матрас. Мне хотелось, чтобы

было все по-прежнему, как до того, как она сняла перчатку. Я хотел не

обращать внимания на ее изъян, вести себя так, как будто его не существует, и хотел, чтобы все остальные поступили так же. Но герцог был прав. Если я

хочу, чтобы Сабина жила полной и свободной жизнью, то я должен найти

способ доказать всему остальному миру, что она не ведьма.

Я закрыл глаза и пожалел, что не смогу избавить Сабину от боли, которую она наверняка почувствует, услышав об этом. И все же без

испытания она оказалась бы в клетке, как певчая птица с подрезанными

крыльями и слишком маленьким миром. В конце концов, она потеряет свою

живость, цвет и энергию, которые делали ее такой, какой она была.

– Хорошо, – покорно согласился я. – Прикажите слугам принести мне

книги.

Глава 20

Служанка дрожащими пальцами налила мне эля. В ее глазах стоял

страх, и, наполнив бокал наполовину, она убежала, как будто боялась, что я

протяну руку и превращу ее в кролика. При обычных обстоятельствах я бы с

удовольствием прикинула, на каких животных похожи эти люди. Например, высокий слуга с крючковатым носом. Если бы у меня была настоящая

магическая сила, я превратила бы его в ястреба. Но, увы, я была обычным

человеком. Если бы только все в это поверили.

Я подтянула свои перчатки так высоко, насколько возможно и

склонила голову над тарелкой. Мне следовало остаться в спальне и поесть

там с бабушкой, а не идти в большой зал. Мы еще даже не приступили к

первому блюду, а я уже потеряла аппетит. Было ясно, что все знают о пятне

на моей руке. Все уже прослышали о том, что меня схватил лорд Питт и

собирался сжечь на костре за то, что я ведьма. Я полагала, что они, как и мои

собственные слуги, поймут, что я обычная женщина. Что после нескольких

недель знакомства со мной, они пришли бы к выводу, что им нечего бояться.

Но, очевидно, этому не суждено было сбыться.

Я сделала глоток эля, но пенистый напиток застрял у меня в горле.

Неужели теперь меня будут презирать на каждом шагу? Эта мысль

причиняла мне боль больше, чем я хотела признать, особенно с тех пор, как я

лелеяла надежду, что между мной и Беннетом все может наладиться. Он

пришел мне на помощь. Он рисковал собственной жизнью, чтобы спасти

меня. И это означало, что он заботился обо мне. И я старалась задвинуть

свою настороженность, которая говорила мне, что он спас меня, потому что

чувствовал себя обязанным прийти на помощь. Он всегда вел себя достойно

и поставил бы свою жизнь под угрозу для кого угодно, не только для меня. Я

изо всех сил старалась забыть его отвращение к моему пятну. Но мне

становилось все труднее и труднее не обращать внимания на слуг, которые

напоминали мне о моем изъяне. Страх и отвращение на их лицах были

просто отражением того, что я видела в глазах Беннета, и того, что я видела в

глазах моего отца.

Да, Беннет был счастлив видеть меня в своей комнате, но как долго это

продлится? Что он почувствует, когда в следующий раз увидит мою

обнаженную руку? Оттолкнет ли он меня, в конце концов, как это сделал мой

отец?

Я взглянула на леди Виндзор. Она тихо разговаривала с леди Элейн.

Несмотря на то, что мать Беннета была так же вежлива со мной, как и

раньше, но меньше общалась со мной, явно избегая. У меня было такое

чувство, что она позволила мне сесть во главе стола только по строгому

указанию Беннета. Бесчисленное множество людей: гости, родственники, слуги будут презирать меня. Рано или поздно Беннет устанет защищать меня

перед всеми. Как он сможет быть счастлив, если ему постоянно надо будет

объяснять, почему он выбрал меня, простую, ущербную женщину? Ни один

из нас никогда не был бы по-настоящему счастлив, живя рядом с таким

презрением и отвержением.

А вот леди Элейн была красива и оживлена. Последствия последних

недель лишений и голода исчезли с ее безупречного тела, как будто их

никогда и не было. Я снова была поражена, как и в первый раз, когда она

приехала, тем, насколько совершенна она была во всех отношениях. Хотя

Беннет уверял меня, что не питает романтических чувств к леди Элейн, я не

могла удержаться от мысли, какой идеальной парой они могли бы стать.

Поскольку Олдрик сейчас служил лорду Питту, ничто не мешало Беннету

рассматривать леди Элейн в качестве партнера по браку.

И теперь, когда герцог Ривенширский был здесь со своими рыцарями, угроза от лорда Питта уменьшилась. Я не сомневалась, что герцог поможет

Беннету договориться о выплате долга, если он уже не заплатил его сам.

Правда заключалась в том, что Беннет больше не нуждался ни во мне, ни в

моем серебре. Хотя я чувствовала, что он питает ко мне привязанность и без

этого серебра, я не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным. Я хотела

дать ему возможность выбрать ту, которую он пожелает, потому что

наверняка, он легко забудет обо мне и обретет истинное счастье с кем-то

другим, например, с леди Элейн. Я также понимала, что даже если он будет

говорить о том, что не сможет забыть меня и найти другую, я не хочу

втягивать его в жалкое существование, в эту жизнь, где придется бояться

подозрений в любой момент. Кто-нибудь обязательно опять выдвинет

обвинение, и это только вопрос времени. В следующий раз я, возможно, не

смогу уйти от сожжения. В следующий раз, возможно, не найдется рыцаря на

коне, который приедет освободить меня. В следующий раз обвинители могут

преследовать и моих близких.

Больше не испытывая голода, я отодвинула нетронутую еду и начала

подниматься из-за стола. Леди Элейн прервала разговор и посмотрела на

меня. Ее взгляд неизменно возвращался к моей руке, к моим перчаткам. И

каждый раз я замечала тот же самый взгляд отвращения, который стоял в

глазах Беннета. Все знают, что скрывается под ними. Не понимаю, зачем мне

надевать перчатки. Куда подевались все мои смелые мысли о том, чтобы

принять и полюбить себя? Находясь в той ужасной клетке, я думала более

оптимистично. Но теперь, столкнувшись с реальными людьми, которые

отвергали меня, было гораздо труднее принять и полюбить себя такой, какая

я есть.

Я кивнула сначала леди Элейн, а потом леди Виндзор. Мне пора было

покинуть Мейдстоун и освободить Беннета из этой ловушки, в которую я

втянула его.


На следующее утро бабушка была против отъезда, но я сказала ей, что

уезжаю с ней или без нее. Предупреждать заранее ее о своем отъезде я не

стала, опасаясь, что она найдет способ задержаться. Во мне все еще жили

подозрения в том, что она способствовала срыву нашего отъезда перед

осадой, и я решила, что на этот раз не дам ей возможности вмешаться.

По правде говоря, я никому не рассказывала о своих планах, пока не

приказала подать экипаж и погрузить в него вещи. Я не видела Беннета с тех

пор, как покинула его кабинет накануне. Но видела, как слуги и писцы

сновали туда-сюда по его библиотеке, унося стопки книг в его комнату.

Будет лучше, если я уеду, не попрощавшись с ним. Оставался риск, что

он попытается изменить мое решение. Скорее всего, я взгляну на его

красивое лицо, обаятельную улыбку и паду к его ногам. Мне становилось все

труднее сопротивляться его обаянию, буду ли я когда-нибудь в состоянии

сопротивляться ему.

Так что, не теряя времени даром, я выехала из ворот Мейдстоуна, прощаясь с крепостью, которая была моим домом весь последний месяц. С

каждым ударом колес на сердце у меня становилось все тяжелее. Я

влюбилась в Беннета, и теперь расставание с ним было одной из самых

болезненных вещей, которые мне когда-либо приходилось испытывать. Я все

время твердила себе, что это в его же интересах, но закрадывались сомнения, и я не могла удержаться от мысли, что поступаю неправильно.

Серебряная клетка Стефана стояла рядом, между мной и горничной.

Бабушка сидела на мягкой скамье напротив меня, сжав губы еще плотнее.

Она не хотела уезжать и отказывалась встать со стула даже тогда, когда я

сказала ей «до свидания». Но когда моя служанка сообщила ей, что я уже

погрузила багаж и села в экипаж, готовый тронуться в путь, она поняла, что

мои угрозы были не пустыми.

– Не смотри так кисло, бабушка, – сказала я. – В целом наша поездка

имела беспрецедентный успех, не так ли? Да, я не получила того, что хотела.

И ты не получила для меня мужа, которого хотела. Но у нас было

восхитительное приключение, не так ли?

– Я не нуждалась в приключениях, – возразила она. – Это последнее, что нужно женщине моего возраста.

– Как знать? – Воскликнула я. – Приключения делают нас молодыми и

живыми.

– Я вполне довольна своей старостью.

– Я думала, ты будешь рада уехать, тем более что ты очень сердита на

сэра Беннета за то, что он позволил схватить меня и посадить в клетку.

Лилиан рассказала мне, как ты спустилась в покои Беннета и грозилась

запихнуть его в клетку Стефана в качестве выкупа. И скорее всего так бы и

произошло, если бы Олдрик не связал его и не спрятал в подвале.

Бабушка фыркнула неподобающе леди.

– Я подозреваю, что Олдрик делал все возможное, чтобы ты не убила

Беннета.

– Я бы его не убила, – сказала бабушка. – Но я бы непременно

разделала его на филе и поджарила на ужин.

– С каких это пор ты стала людоедкой?

– О, я бы не стала его есть. – Бабушка вздернула подбородок и

фыркнула. – Нет, я хотела скормить его собакам.

Я улыбнулась:

– Ну, бабушка, не отрицай – ты обожаешь Беннета.

– Его вполне можно терпеть.

– Только терпеть? – Не поверила я.

Да, полагаю, в нем есть много такого, что может, не нравится. На

самом деле такого было слишком много, чтобы перечислять. Карета

подпрыгнула на колее, и я ухватилась одной рукой за сиденье, а другой за

клетку Стефана. Птица возмущенно защебетала. Наверное, ему не очень-то

нравилось, что его спокойное существование снова нарушили. Но ведь

такова жизнь, не так ли? По крайней мере, в моей жизни всегда

присутствовала изрядная доля шишек.

Бабушка, наконец, посмотрела мне прямо в глаза, и по выражению ее

лица я поняла, что она говорит, так как есть, без прикрас:

– Я не из тех людей, которые обожают этого человека. Например, как

ты. Поэтому я не могу понять, почему ты решила уехать именно в тот

момент, когда он уже влюбился в тебя.

Я подумала смолчать, но она все еще пристально смотрела на меня, и

было понятно, что объяснить причину своего побега мне все же придется. Я

раздраженно выдохнула:

– Прекрасно. Даже если он любит меня, я уехала, чтобы освободить

его. Чтобы он жил своей жизнью. Без осложнений. Чтобы он был свободен от

этого. – И я слегка приподняла руку с пятном.

Всю ночь я перебирала причины отъезда, снова и снова. И, в конце

концов, я неизменно приходила к одному и тому же выводу: было бы лучше

разбить ему сердце сейчас, чем подвергать смертельной опасности до конца

жизни, если он жениться на мне. Он никогда не узнает, как сильно разбито

мое сердце. С каждым поворотом колеса оно все сильнее и сильнее трещало

и отрывался новый кусок от него, так что пустота в груди становилась все

шире, а в груди болело все сильнее.

– Я выбрала его именно потому, что он показался мне человеком, которому будет наплевать на твою кожу.

Мой позвоночник напрягся:

– Что значит, ты выбрала его?

Бабушка посмотрела в окно кареты на проносящийся мимо лес, деревья

которого казались гораздо зеленее и пышнее, чем в первый раз, когда мы

ехали по Мейдстоунской земле. Наступил июнь, и я вспомнила, что до моего

восемнадцатилетия осталось всего несколько дней.

– Я познакомилась с ним несколько лет назад, когда он приехал на

похороны вместе с герцогом Ривенширским. Он мне нравился. Поэтому

весной, когда я узнала, что он ищет выгодную партию, я решила, что хочу, чтобы ты вышла за него замуж.

Я молчала, переваривая бабушкино признание.

– Ты ошиблась, бабушка, – наконец тихо сказала я. – Сэр Беннет как

раз из тех людей, которых очень волнует красота. Он не только сам является

воплощением красоты, но и ценит ее в других.

– Позволю себе не согласиться. – Бабушка вцепилась в подушку, когда

мы заехали на очередную колею. – Ты права – сэр Беннет ценит красоту. Но

он способен видеть красоту в вещах, которых нет у многих. Иначе откуда у

него такая большая коллекция редких и уникальных артефактов и реликвий, большая часть которых или отколота, или сломана, или обветшала?

Я ахнула, услышав, как она обесценивает коллекцию Беннета.

– Это бесценные сокровища. Каждая царапина или скол делают их еще

более особенными.

– Именно.

На этот раз ее слова заставили меня на некоторое время замолчать.

Бабушка была права. Беннет увидел ценность древних произведений

искусства и артефактов тогда, как большинство людей не видит. Игнорируя

внешнее, он ценил суть шедевра, которую вложили в них создатели. Может

он и на меня смотрел так же?

Из задумчивости меня вывели крики, доносившиеся внутрь кареты.

Мое сердце подпрыгнуло от внезапного предвкушения. Может Беннет узнал, что я уехала из Мейдстоуна? Ну конечно, рано или поздно он узнает об этом.

Неужели он приехал за мной, чтобы заявить о своей вечной преданности мне, сказать, что ему все равно, что обо мне думают другие, что он не может жить

без меня?

Когда карета резко остановилась, я не смогла сдержать улыбку при

мысли, что он кинулся за мной, чтобы помешать мне уехать. Неужели это то, на что я втайне надеялась все это время? Я отрицательно покачала головой.

Нет, даже сейчас умом я понимала, что должна вернуться домой без него, порвать с ним все связи, пока не стало слишком поздно.

Дверца кареты распахнулась, и мое сердце радостно забилось. Но при

виде человека в темном плаще, заполнившего дверной проем, и криков

раненых кучера и охранника я отпрянула назад. Из-под капюшона на меня

смотрело темное несвежее лицо:

– А вот и ведьма. – Я узнала этот скрипучий голос еще до того, как

увидела неестественно острые зубы, которые могут принадлежать только

одному человеку. Капитан Фокс.

– Если вы здесь, чтобы снова ограбить меня, капитан, – сказала я, отодвигаясь в угол кареты как можно дальше от него, – то я хочу, чтобы вы

знали, что на самом деле я прячу большую часть серебра в потайном

отделении под днищем экипажа. Вы можете взять его, раз уж так хотите

заполучить.

Капитан протянул руку мимо Лилиан, которая вжалась в сиденье. Его

пальцы сомкнулись вокруг моего плеча, и он потащил меня на себя, не

оставляя мне иного выбора, кроме как следовать за ним или быть вытянутой

силой. У меня внутри все затрепетало. Эта встреча с капитаном Фоксом не

закончится так, как первая. Но для собственной безопасности и для

безопасности бабушки я должна была сохранять спокойствие.

– Я все равно не собиралась использовать серебро, – продолжала я, стараясь сдержать дрожь в голосе. – После всех этих атак на прошлой неделе

вы, вероятно, хотели бы получить серебро, чтобы закатить пирушку, о

которой так мечтали вы и ваши товарищи-бандиты. Может быть, съездить на

побережье. К морю.

Выйдя из экипажа на изрытую колеями лесную дорогу, где ждали еще

несколько всадников в плащах, я попыталась выпрямиться и отойти от

капитана. Но я не успела придумать план спасения, и мне на голову накинули

плотный мешок из-под зерна, заломили руки за спину, выкручивая их так

больно, что я вскрикнула и чуть не упала. Я слышала, как бабушка

протестовала в карете, требуя, чтобы меня немедленно отпустили. Потом она

была уже слишком далеко, чтобы чем-то помочь, и ее голос доносился

издалека.

– Тебе удалось удрать, – проворчал капитан Фокс, обматывая веревкой

мои запястья. – Но на этот раз ты так просто не отделаешься.

Он дергал веревку, пока не порвались перчатки. Потом толкнул меня

вперед, и я, ничего не видя перед собой, споткнулась обо что-то: палку или

камень, и, не удержавшись, плашмя упала на колени. Юбка порвалась, и

оголенные колени разодрались. Капитан Фокс поднял меня на ноги и

захихикал:

– Давно пора убить ведьму.


Глава 21

Я всю ночь рылся в книгах. Осторожно положил хрупкий пергамент на

стопку на прикроватном столике.

– Я не нашел никаких других способов проверки ведьм.

Герцог сидел в кресле рядом с моей кроватью, держа на коленях

раскрытую книгу. Он сидел со мной с самого рассвета. Его писцы, как и я, читали всю ночь. Но мы ничего не обнаружили.

– Думаю, тебе пора сделать перерыв и немного поспать, – сказал

герцог, не отрывая взгляда от лежащей перед ним книги.

Я покачал головой и потянулся за следующей книгой. Перерыв

пришлось сделать для того, чтобы врач смог сменить повязки на моих ранах, а слуги переложили меня так, чтобы я мог продолжить читать. От завтрака я

отказался, потому что не хотел есть, пока над Сабиной висело обвинение в

колдовстве.

Герцог, как всегда, оказался прав. Сабина ощутит на себе все

последствия того, что ее признают ведьмой. Пока она жива, люди будут

избегать ее и бояться. Некоторые могут даже попытаться причинить ей вред.

Лучший способ защитить ее – не запереть, а освободить. Для этого мне

нужно было найти способ доказать ее невиновность.

В дверь постучали.

– Скажи, что нас нельзя беспокоить, – приказал я слуге, который

поспешил открыть. – Если, конечно, это не леди Сабина.

Я был удивлен тем, как сильно скучал по ней. Она не возвращалась в

мои покои со вчерашнего дня, и я все время думал о возможности

возобновить наш разговор с того места, где мы остановились. Мы как раз

обсуждали поцелуи, но мне хотелось получить их. Может быть, позвать

священника в свою комнату и жениться на ней прямо здесь? Сегодня. Тогда

никто не сможет помешать мне целовать ее так, как я хочу.

С порога я услышал, как слуга спорит с Дерриком и Коллином, и

подавил разочарование – это не Сабина.

– Все в порядке, – крикнул я слуге. – Они не так хороши, как тот гость, которого я надеялся увидеть, но пусть войдут.

Коллин улыбнулся мне и зашагал через комнату:

– По крайней мере, мы выглядим лучше, чем ты.

– В данный момент да. – Я был избит и весь в синяках. – Но я не могу

понять, что ваши жены нашли в вас.

– По крайней мере, мы смогли удержать хороших женщин, когда они

появились в нашей жизни, – снова поддразнил Коллин, направляясь к моей

кровати.

– Я удержу леди Сабину, – сказал я с самонадеянной усмешкой, возвращаясь мыслями к поцелуям, которые я определенно подарю ей

сегодня, когда она появится. – Не беспокойтесь на этот счет.

Но неуверенность все еще жила в глубине моего сознания. Она была

очень снисходительной женщиной. Но ее присутствие рядом со мной, когда я

очнулся вчера, не означало, что мой взгляд, когда она сняла перчатку, и я

впервые увидел ее бардовое пятно, забыт ею.

За Коллином шел Деррик. Выражение его лица стало гораздо

серьезнее:

– Наверное, поэтому она не так давно уехала отсюда вместе с

бабушкой и всеми своими пожитками?

Мой пульс перестал биться:

– Уехала?

– Я расспросил нескольких слуг, которые помогали ей грузить экипаж,

– сказал Деррик. – Они утверждают, что она возвращалась домой.

Паника охватила мое сердце:

– Она не сказала, почему?

– Никто не знает, – ответил Деррик.

Я мысленно застонал. Вчера мне следовало бы попросить у нее

прощения, а не дразнить поцелуями. Я сел, откинувшись на подушки,

которые, конечно же, облегчили мне последние часы чтения, но теперь стали

врагами, и я боролся, чтобы высвободиться из их уютных объятий.

– Мне нужно поехать за ней. – Я оттолкнул книгу, которую изучал, и

она упала на пол.

При обычных обстоятельствах я бы никогда не позволил ни одному из

древних текстов коснуться земли, а тем более упасть. Но сейчас все, о чем я

мог думать, это как вернуть Сабину. Возможно, она никогда не сможет

забыть о том, что я сделал, но я должен был попросить ее дать мне еще один

шанс. Я должен был сказать ей, что люблю ее. Рана на ноге горела. Однако, прежде чем кто-либо успел возразить или остановить меня, я рванулся и

оказался на ногах. Но после потери крови и двух дней, проведенных в

постели, я был слабее, чем думал, и ноги начали подгибаться.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал Коллин, поймав меня, –

разве что вернешься обратно в постель.

Я оттолкнул его и попытался выпрямиться. И снова бедро напомнило о

себе огненной болью. Я стиснул зубы и подавил приступ тошноты.

– Мы с Дерриком поедем за ней и передадим сообщение, – предложил

Коллин, беря меня под руку.

На этот раз я толкнул его в грудь и отодвинулся:

– Я пойду сам, и тебе лучше меня не останавливать.

Я заметил, как Деррик и Коллин переглянулись. Герцог, наконец, оторвался от книги и стал наблюдать за нами.

– Со мной будет все в порядке, – сказал я. – Просто мне надо несколько

минут, чтобы прийти в себя и восстановить силы. Но я сделаю это.

Деррик и Коллин посмотрели на герцога, словно ожидая его вердикта.

Несмотря на все мое уважение к герцогу, я не собирался позволять ему

диктовать, что мне делать или не делать сегодня. Я сделал неуверенный шаг

вперед, пытаясь показать, что готов, но я действительно был слаб, как

жеребенок, только что вышедший из материнской утробы.

– Мы пойдем с тобой, – сказал Деррик, и Коллин кивнул в знак

согласия. – Давай помедленнее.

– Даже медленный шаг может открыть раны, – предупредил герцог.

Повязка на моем бедре была девственно белой, но рана была глубокой, с рассеченной мышцей, и потребуется время, чтобы зажить. А времени у

меня не было.

Три пары глаз уставились на меня. Каждый из них думал, что я

поступаю глупо, но паника продолжала расти в моей груди, увеличивая

прилив энергии.

– Я не могу позволить ей уйти, не попытавшись хотя бы уговорить

остаться.

Сначала кивнул Деррик, потом и Коллин склонил голову. Смирению в

их глазах говорило, что они все поняли. Они оба почти потеряли женщин, которых любили. Им пришлось сражаться, чтобы завоевать их. Теперь

настала моя очередь сделать то же самое. Я не знал, как мне вернуть Сабину.

Но, по крайней мере, я попытаюсь сделать это с помощью моих верных

спутников.


Капитан Фокс толи тащил, толи нес меня сквозь густую ежевику, и я не

знала куда. Если он решил сжечь меня, почему бы не привязать к дереву и не

поджечь?

Он остановился, я почувствовала, что моя кожа была разодрана и

понимала, что сплошь покрыта синяками. По треску веток и шепоту голосов

я поняла, что остальные бандиты следовали за капитаном Фоксом. Я не

знала, что они собираются со мной делать, но чувствовала себя странно

спокойно. Я не могла сражаться с этими вооруженными воинами. Мне нечего

было сказать им, кроме того, что уже было сказано в мое оправдания, пытаясь убедить их, что я не ведьма. Я была слишком далеко, чтобы позвать

на помощь. Даже если кто-то из путников наткнется на мой экипаж и

бабушка сообщит им о случившемся, как они меня найдут? Я должна была

смотреть правде в глаза: я должна была умереть.

Капитан Фокс снял мешок с моей головы, и я глубоко вдохнула

болотный воздух. Я стояла на самом краю большого пруда, окруженного

густым лесом вязов, елей и берез. Лишайники обвивали стволы деревьев, делая все вокруг еще ярче и пышнее. Пруд окружали длинные заросли

тростника и рогозы, а над кувшинками с жужжанием кружились стрекозы.

Здесь было бы прекрасно, если бы это не было местом моей смерти.

– Он достаточно глубокий? – Спросил человек в плаще позади

капитана Фокса.

– Да, посередине, – сказал капитан.

И тут я поняла, что они собираются делать: бросить меня в воду и

утопить. Большинство людей верили, что если женщина тонет, как камень, то

она невинна, но если всплывает на поверхность, то она ведьма. Считалось, что ведьмы отвергают таинство крещения, и в результате вода отторгает их

тело и не дает им погрузиться в воду. В любом случае, я вряд ли выживу.

Утону я или нет, я просто задохнусь под водой. Я сомневалась, что капитана

Фокса волнует, утону я или сплыву. Он считал меня ведьмой и хотел, чтобы я

умерла.

Он резко дернул и разрезал сзади шнуровку лифа, я вцепилась в юбки:

– Нет, – ответила я. – Я поплыву в одежде.

Но капитан снова дернул шнуровку, скреплявшую мой корсаж:

– Конечно, ты утонешь в этом тяжелом одеянии, – усмехнулся он. – И

как это что-нибудь докажет?

– В любом случае это ничего не докажет. За исключением того, что вы

невежественны и предвзяты.

Я вздрогнула, когда он снова нанес удар, лезвие оказалось слишком

близко к моей коже. Ткань ослабла, и он стянул ее. Затем нож вонзился мне в

юбку. Сила удара чуть не уронила меня на землю. Через несколько

мгновений он снял с меня всю одежду, вплоть до чулок и сорочки, так что я

осталась стоять только в белом льняном нижнем белье. И в перчатках.

Видимо, капитан Фокс не хотел снова увидеть бардовое пятно.

Прохлада долины проникла сквозь мою рубашку и заставила меня

вздрогнуть. Июньское тепло и солнечный свет над головой, казалось, больше

не достигали меня. Кровь остановилась, когда я увидела, как один из

бандитов вытаскивает лодку из тростника.

– Шевелись, ведьма, – прорычал капитан Фокс и подтолкнул меня

вперед.

Я ступила в воду, которая все еще была холодной после весенних

дождей. Мои ноги в туфлях погрузились в ил. Капитан грубо перекинул меня

через борт лодки, и я, уже промокшая, шлепнулась на дно. Он забрался на

нос, уселся на скамью и взялся за весло. По его команде двое других

бандитов оттолкнули лодку от берега.

Пока я смотрела на удаляющиеся заросли рогозы и тростника, отчаяние

смешивалось с тревогой. Как бабушка будет жить без меня? Я была

единственная, кто у нее остался. Что же ей теперь делать? А Беннет? Будет

ли он скучать по мне, когда узнает о моей смерти? Я даже не попрощалась с

ним. Надо было бы попрощаться с ним перед смертью.

Я потянула за веревку, стягивающую мои запястья, но не смогла даже

пошевелить ею. Извиваться, чтобы освободиться, было бесполезно. Я

лихорадочно огляделась в поисках оружия, которое могла бы использовать

против капитана Фокса. Второе весло было воткнуто в корму. Смогу ли я

дотянуться до него и каким-то образом использовать, чтобы ударить его?

Я пошевелилась в луже воды, которая образовалась вокруг меня. Не

отрывая взгляда от спины капитана, я медленно попятилась назад, пока мои

пальцы не сомкнулись вокруг длинной деревянной ручки. Я крепко сжала ее

и попыталась прикинуть, как им размахнуться. Со связанными руками я едва

могла поднять весло, не говоря уже о том, чтобы использовать его как

оружие.

Капитан Фокс перегнулся через борт и уставился в воду. Там было

темно и грязно. Но, видимо, его порадовало увиденное, потому что он бросил

весло и повернулся ко мне.

При виде весла в моих руках он коротко рассмеялся:

– Давай иди. Попробуй только ударить меня.

– Поверьте мне, я стараюсь.

Неужели я больше ничего не смогу сделать, чтобы освободиться?

Он рывком поставил меня на колени и начал обматывать вокруг моей

талии еще одну веревку:

– Не волнуйся. Мы не оставим тебя на дне пруда в качестве приманки

для рыбы.

– Спасибо. Какое облегчение. С таким же успехом вы могли бы

вытащить меня на берег и позволить волкам полакомиться моей тушей. Они, вероятно, найдут это гораздо более приятным.

– О, не беспокойся, ведьма. Я планирую доставить твое тело любителю

ведьм.

Капитан Фокс крепко затянул узел на моей талии, прежде чем поднять

меня на ноги. Я пошатнулась, но мне не за что было ухватиться.

– Понятно, – сказала я, пытаясь удержать равновесие и не выпасть из

лодки, хотя и не понимала, зачем так стараюсь. – И чем же сэр Беннет

заслужил ваше презрение?

Капитана Фокса привязывал другой конец веревки к медному кольцу, которое использовалось для удержания весла, злорадно и дико улыбаясь.

– Лорд Питт обещал мне добычу в Мейдстоуне. Вмешательство

Беннета в дела брата стоило мне целого состояния. Он надменный дурак, как

и большинство молодых аристократов. И это будет уроком тому, кто

перешел мне дорогу.

– Значит, дело вовсе не в том, что я ведьма, – сказала я. – Все это

затеяно из-за вашей мелочной неприязни к сэру Беннету?

– И то, и другое. – Он подтолкнул меня к краю лодки, которая опасно

накренилась. – Я избавляюсь от ведьмы и женщины, которую Беннет любит.

Прежде чем я успела защитить Беннета и выступить в свою защиту, капитан Фокс толкнул меня так сильно, что я вывалилась за борт. Сначала я

ударилась спиной и судорожно втянула в себя воздух от накрывшего меня

ледяного одеяла воды. Какую-то долю секунды я парила, держа голову над

поверхностью воды. Но когда моя одежда мгновенно намокла, я начала

тонуть. Последний глубокий вдох, и моя голова погрузилась в воду, сырая, мутная вода сомкнулась надо мной. Мое невесомое тело тянуло вниз, и

скользкие камни коснулись моих связанных за спиной рук. Я оказалась на

самом дне. Хотя я держала глаза открытыми, вокруг ничего не было видно.

Черная темнота, как могила. Моя могила.


Глава 22

Увидев распахнутую дверь неподвижной и пустой кареты Сабины, я

пустил лошадь в галоп. Несмотря на множество одеял, накинутых на мое

седло, рана на бедре болела всю дорогу, что мы проехали медленной рысью

от Мейдстоуна. Теперь, когда темп нарастал, боль пронзила меня.

– Притормози, – сказал Деррик, пришпоривая свою лошадь, чтобы не

отстать от меня. – Или ты разорвешь свои швы.

В стороне от изрытой колеями тропинки я увидел леди Шерборн, бабушку Сабины, стоявшую на коленях рядом с возницей, распростертым в

густой траве. Когда я подошел ближе, то увидел, что он без сознания и что

кровь размазана по его виску из раны на голове.

– Леди Шерборн, – позвал я.

Она подняла голову, ее морщинистое лицо было бледным, глаза

испуганными. Беглый взгляд на место происшествия сказал мне, что

охранник, который ехал с ними, также подвергся нападению. Его тело

находилось в нескольких десятках шагов впереди кареты, он лежал лицом

вниз и не шевелился. Две служанки жались друг к другу возле кареты. Их

глаза метались по лесу, словно в любой момент, ожидали нового нападения.

Единственного человека, которого я жаждал видеть больше всех, нигде не

было. Я похолодел.

– Где Сабина? – Спросил я, надвигаясь на них.

– Ее похитили, – сказала леди Шерборн глухим голосом, в котором

слышалось отчаяние.

Изможденность на ее лице добавляла морщин, прибавляя ей возраст.

Но больше всего меня пугала застывшая безнадежность. Холодок прошел по

крови прямо к сердцу и заморозил его от ужаса. Мои пальцы уже сжимали

рукоять меча, рефлекторно вынимая его из ножен:

– Кто? Куда ее унесли?

– Они пошли в ту сторону. – У леди Шерборн едва хватило сил кивнуть

в сторону густого леса.

Направление – вот все, что мне было нужно. Я пришпорил лошадь и

нырнул в чащу. Я не стал дожидаться, пока мои спутники последуют за

мной. В голове стояла только одна мысль – необходимо спасти Сабину, пока

не стало слишком поздно.

Я гнал лошадь, не жалея ее и не учитывая обстоятельства. Позже

животное будет страдать, продираясь сейчас через ежевику и низкие ветви. А

мое израненное тело еще ощутит последствия этой скачки. Но сейчас я

перешел в режим воина: сосредоточенный, целеустремленный, жаждущий

боя.

Через несколько секунд я понял, куда увели Сабину. В эту секунду

страх вспыхнул в моей груди, как ревущий дракон. Я чуть не закричал от

ярости. Они отвезли ее на один из самых больших прудов Мэйдстоуна, где

ловили рыбу. Они собирались утопить ее.


Я ворвался на поляну с прудом, размахивая мечом. Четверо мужчин на

берегу были застигнуты врасплох, но успели обнажить оружие и

приготовиться к бою. Они встали барьером на краю водоема. Взглянув

мельком на гладь воды за ними, я понял, что худшее уже случилось. Капитан

Фокс сидел в лодке посреди пруда, держа в руках туго натянутую веревку, которая свешивалась через борт в воду. Сомнений быть не могло – Сабина

уже была на дне. Я не мог сдержать свой яростный рев. Я поднял меч и

двинулся на четверых разбойников. Все, о чем я мог думать, это как бы

доплыть до Сабины и вытащить ее из темных глубин. Я не знал, как долго

она была под водой, но понимал, что нельзя терять ни минуты.

С яростью, рожденной отчаянием, я набросился на людей, преграждавших мне путь. Толкнул одного из них в воду. Неповрежденной

рукой отбил меч у другого. Попытался ухватиться за кинжал другой рукой, но слабость и боль от раны в плече замедлили мои действия. И прежде чем я

успел выхватить кинжал, один из мужчин взмахнул мечом и задел мне бок, прорезав кожаную куртку. Я почувствовал жжение, но все же нащупал

кинжал. Четвертый обошел меня сзади и занес меч, чтобы вонзить его мне в

спину. Из-за поврежденной ноги я не мог двигаться в седле с обычной

ловкостью. Отбиваясь от двух мужчин, я понял, что у меня не осталось сил

бороться с другим, несмотря на всю свою энергию. Я уже приготовился к

удару в спину, но услышал треск кустов и крик боли. Краем глаза я заметил, что сэр Деррик и сэр Коллин догнали меня. Один из них спас мне жизнь, но я

не стал задерживаться, чтобы выяснить, кто это был. Воспользовавшись

коротким перерывом, я пустил лошадь в воду, не отрывая глаз от лодки и

капитана Фокса. Я знал, что моя лошадь сможет проплыть, по крайней мере, половину. Мы яростно продвигались вперед, вода и грязь брызгали мне в

лицо.

– Хорошая новость в том, что она пошла ко дну и осталась там, – почти

радостно воскликнул капитан Фокс. – Все-таки она не ведьма.

Ярость гнала меня, пока лошадь не поплыла, не касаясь ногами дна:

– Вытащи ее из воды. Немедленно!

– Вам незачем так спешить, – сказал капитан Фокс, вглядываясь в

мутную воду. – Она уже мертва.

Я отпустил поводья и спрыгнул с лошади. В полную силу грести

раненой рукой я не мог, поэтому мне пришлось сильнее работать ногами, чтобы плыть. И все же я двигался быстрее, чем когда-либо. Я не мог

смириться с тем, что опоздал. Мне было невыносимо думать, что она умерла.

Я должен был добраться до веревки и вытащить ее наверх. Я должен был

спасти ее.

– Тащи ее наверх, – снова крикнул я, не обращая внимания на огонь, бушевавший в моих ранах.

Капитан Фокс только рассмеялся, его острые зубы обнажились в

кривой усмешке, и я подумал, что мог бы убить его еще на поле боя, на этой

неделе, но он победил, потому что взял то, что было самым важным для меня

– женщину, которую я любил больше собственной жизни.


Одна мысль снова и снова мелькала у меня в голове. «Женщина, которую любил Беннет». «Женщина, которую любил Беннет». «Женщина, которую любил Беннет».

Я была той женщиной. Он любил меня.

Хотя я чувствовала его привязанность, часть меня не могла поверить, что это продлится долго. Но сейчас внезапно с определенной ясностью я

поняла, что это возможно. Его поцелуй в тот день, когда он спас меня на поля

боя, не был просто прощальным поцелуем. Он также был наполнен глубиной

его любви. Да, он спас меня из чувства чести, потому что был из тех мужчин, которые спасут любую женщину от опасности. Но поцелуй был чем-то

большим, чем-то более глубоким и страстным. Он вложил свою любовь в

этот поцелуй. Он хотел, чтобы я узнала об этом в момент нашего

расставания, в момент, который мы оба считали прощанием навсегда. Он

молча поклялся в вечной любви, которая превзойдет время, даже если мы

больше не сможем быть вместе. Я все еще была слишком не уверенна в себе, чтобы поверить, что такой человек, как Беннет, действительно хочет быть со

мной вечно, что его любовь проникает сквозь кожу, в мое сердце. Если

Беннет мог принять меня, то, конечно, давно пора полностью принять себя

такой, какая я есть. Я не могла ничего изменить. Я не могла это скрыть. Я не

могла это отрицать. Я была по-своему уникальна и прекрасна. Я должна была

научиться любить себя, точно так же, как Беннет любил меня. Когда темнота

сомкнулась вокруг меня и мои легкие горели от нехватки воздуха, я поняла

это.

Беннет любил меня. Без сомнений.

Правда глубоко проникла в меня и заставила понять, что я не хочу

умирать. Не сейчас. Пока у меня не появится возможность сказать ему, что я

тоже его люблю.

Сгорая от жажды воздуха и утопая в грязи на дне пруда, я пыталась

найти способ выжить. У меня не хватит сил, чтобы доплыть до поверхности

и схватиться с капитаном Фоксом. Только не со связанными руками.

Единственный способ выжить – притвориться мертвой, остаться под водой.

Но в то же время я должна была найти способ сделать еще один вдох.

Медленно и осторожно я скользила вверх по канату,молясь, чтобы не

качнуть лодку, пока не увидела свет, проникающий сквозь толщу воды. Едва

различив очертания лодки, я ухватилась за дно и ощупью добралась до

противоположной стороны, где капитан Фокс привязал веревку. Затем я

медленно подняла лицо к поверхности и выплыла только лицом у

закругленного дна лодки. Я старалась держать веревку натянутой, чтобы он

не заметил, что я поднялась. Сделав огромный глоток воздуха, я скользнула

обратно под воду и под лодку, используя веревку, чтобы удержаться на

плаву. Моя нога ударилась о корпус, и я напряглась, ожидая, что он поймет, что я прямо под ним. Но в течение нескольких долгих минут все было тихо.

Я еще несколько раз задерживала дыхание, пока не появлялось

ощущение, что мои легкие сейчас взорвутся и выныривала на поверхность, чтобы сделать еще один вдох. Я не знала, как долго смогу продолжать эту

игру. А потом мне показалось, что я слышу крики и плеск воды. Неужели

капитан Фокс собирается вытащить меня на поверхность? Если да, то, что

мне делать? Притвориться, что я мертва? Показать, что я жива, и молиться, чтобы он отпустил меня, так как мое погружение на дно доказало, что я не

ведьма?

Я снова подняла лицо к поверхности и на этот раз позволила себе

осторожно поднять голову. Тень капитана Фокса растеклась по воде позади

меня, показывая, что он уже стоит в лодке.

– Не подходи ближе, – крикнул он в противоположную сторону. – Или

я разорву веревку, и ты больше никогда ее не увидишь.

Я не понимала, кому он кричал, но это не имело значения. У меня

появилось преимущество. Он не обращал внимания на веревку. Он думал, что я утонула на дне пруда. Теперь у меня был шанс застать его врасплох. И

я ударила плечом в борт лодки. Она качнулась, но едва заметно. Я толкнула

снова, на этот раз сильнее. Его тень дрогнула, и он выругался. Я снова

навалилась на лодку, пытаясь вложить в это всю свою силу. На этот раз он

потерял равновесие и отскочил слишком далеко в сторону. Его тень

пошатнулась, когда он попытался выпрямиться. Но я бросила в лодку

«последний камешек», и капитан рухнул в воду.

Я не знала, что делать и как мне отсюда выбраться. Веревка

привязывала меня за пояс к борту лодки, а руки были связаны за спиной. У

меня не было возможности освободиться.

– Сабина?

Я была удивлена, услышав голос Беннета. Придерживаясь края, я

начала дрыгать ногами и плыть, пока не всплыла у носа лодки и не увидела, что он неуклюже плывет ко мне, гребя одной рукой. Его темные глаза

расширились при виде меня, и на лице отразилось такое сильное облегчение, что я не сомневалась, что он думал, что я мертва.

– Вы живы!

Он смотрел, не сводя глаз с моего лица, изучая каждый дюйм, как

будто я была самым редким артефактом, который он когда-либо находил.

Я молча кивнула:

– Не думаю, что я призрак, хотя выгляжу, скорее всего, отвратительно, плавая в этой грязи.

Добравшись до меня, он перебросил меня через борт лодки и забрался

следом. Лодка покачнулась, и я думала, что мы опрокинемся, но он

плюхнулся рядом, и через несколько секунд лодка замерла.

Вдалеке я видела, как капитан Фокс гребет к берегу, изо всех сил

стараясь держать голову над водой. Один из друзей Беннета плыл к нему.

Другой остался на берегу, где он связывал оставшихся бандитов.

Беннет растянулся на спине, тяжело дыша, не имея возможности

говорить, и слишком ошеломленный или слабый, чтобы двигаться. Только

его грудь вздымалась и опускалась. Как и моя. Моя сорочка была обернута

вокруг ног, а волосы прилипли к лицу и телу спутанными волнами. Я

соскользнула вниз и оказалась рядом с ним. Веревка, завязанная вокруг моей

талии, обвилась вокруг Беннета, как будто связывая нас вместе.

Он ни разу не отвел от меня глаз. Через мгновение он поднял руку к

моей щеке и откинул мокрую прядь, задержавшись пальцами на моей щеке:

– Вы ушли, не попрощавшись.

– Мне не следовало этого делать. – Мне так много хотелось ему все

рассказать, но я не знала, с чего начать. – Мне следовало остаться.

Его пальцы скользнули к моим губам, и мягкое давление остановило

мои слова:

– Это все моя вина.

– Не только вы виноваты, – начала я.

Но на этот раз, вместо того чтобы остановить мои слова пальцами, он

наклонился и коснулся моих губ своими. Прикосновение было удивительно

мягким и коротким, но этого оказалось достаточно, чтобы лишить меня дара

речи. На нас лился солнечный свет. Несмотря на то, что я замерзла и

промокла, тепло разлилось по моему телу. Каждый нерв был настроен на

близость его тела рядом со мной, на хриплое дыхание на моей щеке.

Он коснулся своим лбом моего:

– Я прошу у вас прощения за свое бессердечие в тот день на поле боя, когда вы обнажили руку.

– Нет, это я должна просить у вас прощения. Мне следовало раньше

рассказать вам о своем изъяне. Я не была откровенна.

Его губы снова коснулись моих, так нежно и мягко, что даже пальцы на

ногах сжались от удовольствия.

– Это не имеет значения, – прошептал он. – Я был бы дураком, думая, хотя бы на мгновение, что это важно.

Я не могла оторвать взгляд от его губ, которые были слишком близко

от моих.

– Вы обладаете красотой, как физической, так и духовной, – продолжал

он. – А пятно на руке делает вас особенной.

Обожание в его глазах отражало то, что он только что сказал. Неужели

он действительно считает меня красивой? Не вопреки моему недостатку, а

из-за него?

Я закачала головой:

– Неужели вы действительно так думаете?

Он остановил мой протест еще одним поцелуем, на этот раз жестче и

решительнее. Но слишком коротким.

– Мне нравится, как это работает. – Он откинул голову назад и

улыбнулся. – Кажется, я наконец-то открыл секрет, как заставить вас

замолчать.

– Хм, да, вам это удалось.

Да, на свете существовало очень мало вещей, которые могли бы

вырвать из меня эти слова. Но его поцелуи могли заставить меня забыть обо

всем.

Он убрал прядь мокрых волос с моего лица:

– Я люблю вас, миледи. А после того, как вы уехали из Мейдстоуна, я

боялся, что у меня никогда не будет возможности сказать вам об этом.

– О, Беннет, – выдохнула я, мое тело наполнилось новой энергией и

жизнью.

– Я не заслуживаю вашей любви. Я даже не буду просить об этом. Я... –

подушечка его большого пальца погладила мою нижнюю губу, и я втянула

воздух от этого интимного прикосновения. – Но я надеюсь, что вы дадите

мне шанс доказывать вам свою любовь каждый день моей земной жизни и на

протяжении всей вечности.

Мое сердце трепетало от красоты этого мгновения, красоты этого

человека передо мной и красоты его любви:

– Можно я скажу?

– Можно. – Он улыбнулся.

– Вы позволите мне сказать, что я люблю вас?

– Да.

– Тогда я люблю вас, – прошептала я. – Все это время любила. Я

никогда не переставала любить вас. И никогда не перестану.

– Беннет! – Донеслось с берега. – Как ты?

Беннет поднял голову одновременно со мной, и мы оба выглянули со

дна лодки и увидели, как сэр Деррик обматывает последнюю веревку вокруг

рук капитана Фокса. Сэр Коллин гладил коня сэра Беннета и глядел на лодку, его светлые волосы отливали золотом на солнце. При виде двух наших голов, высунувшихся наружу, он ухмыльнулся.

– Похоже, вы оба в полном порядке. Может быть, нам с Дерриком

стоит уйти и вернуться попозже?

Беннет ухитрился ухмыльнуться и со стоном откинулся. И только тогда

я увидела, что под нами лужа воды окрашивается красным цветом. Я

задохнулась и села, насколько это было возможно в прилипшей одежде и с

перевязанными руками. Кровь пропитала его плечо и бедро.

– У вас открылись раны. – Меня пронзила тревога. – И вы теряете

очень много крови.

– Похоже, вы беспокоитесь обо мне, миледи?

В ярком солнечном свете его лицо внезапно побледнело и снова

напомнило мне о той опасности, которую я должна была навлечь на себя из-за того, что другие считали меня ведьмой. Неужели я и дальше буду

подвергать его риску? Или еще хуже?

– Люди все равно будут думать, что я ведьма, Беннет, – покорно

сказала я.

– Нет, не будут, – ответил он слабым голосом. – Вы утонули сегодня.

Мы позаботимся, чтобы все узнали. И даже если они продолжат обвинять

вас, мне все равно. Мы не можем беспокоиться о том, что другие люди

говорят о нас. Мы оба знаем, что вы невиновна. И это все, что имеет

значение.

– Но я подвергну вас опасности и не смогу жить, зная, что причиняю

вам вред.

– Я рыцарь, Сабина. Я справлюсь с этим. – Как только слова были

произнесены, он закрыл глаза и поморщился.

Я встала на колени и повернула к нему связанные руки:

– Вы сможете меня развязать?

Его кинжал сверкнул на солнце прежде, чем я успела моргнуть. Он

сунул его между моими руками, одно быстрое движение, и веревка упала. Я

размяла свои суставы и взялась за одно из весел.

– Давайте вернемся домой, пока вы не истекли кровью. Опасность это

или нет, но я предпочитаю, чтобы вы были целы и желательно живы.

– О, значит, вы выйдите за меня? – Спросил он с медленной и

убийственно красивой улыбкой. – Значит ли это, что вы согласны с моим

планом позволить мне проводить каждый день моей жизни, любя вас?

Мое сердце снова затрепетало от этой мысли.

– При условии, что вы позволите мне есть плавленый сыр на хлебе

посреди ночи, когда я захочу.

– Я приготовлю для вас это фирменное блюдо, миледи, когда вам будет

угодно. – В его голосе послышалось что-то такое, от чего я загорелась. – Я

буду приносить это угощение, и вам даже не придется вставать с постели.

В тот момент я не могла смотреть ему в глаза. Я была слишком

ошарашена мыслью, что мы будем спать в одной постели.

– Очень хорошо, сэр. – Каким-то образом мне удалось сохранить

спокойный тон. – Тогда вы отвечаете моим самым высоким требованиям. Я

думаю – мы будем красивой парой.

Он пошевелился, и его лицо окаменело от боли, когда он поднялся.

– Ложитесь обратно, – мягко попросила я. – Думаю, что смогу

вытащить нас на берег без вашей помощи.

Он покачал головой и вместо этого опустился передо мной на колени:

– Я хочу сделать это официально, – мягко сказал он, и его глаза

растопили меня.

Несмотря на то, что из раны на плече сочилась кровь, он потянулся к

моей руке. И когда начал теребить кончики пальцев моей перчатки, я

внезапно поняла его намерение. Я попыталась отдернуть руку, но он держал

ее с такой твердостью для человека в его ослабленном состоянии, которая

удивила меня. С нарочитой медлительностью он скатал перчатку с моей

руки. При первом же взгляде на пятно винного цвета я отвернулась, слишком

смущенная, чтобы смотреть ему в лицо, слишком боясь снова увидеть

отвращение в его глазах. От мягкого прикосновения его губ к пятну, я ахнула

и повернулась к нему. Он смотрел на мое пятно почти с благоговением.

Скатывая перчатку, Беннет продолжал следить за ней губами, оставляя

теплый след по всей длине пятна. Я не осознавала, что задержала дыхание, пока перчатка, наконец, не упала в кровавую воду, заполнившую дно лодки.

Поцелуи закончились внизу края пятна прямо над моим безымянным

пальцем. Его последний поцелуй длился дольше всего, глаза светились

обещанием и любовью.

– Я люблю каждую частичку вас, – прошептал он, не выпуская меня из

крепких объятий глазами. – Для меня было бы величайшим благословением

и честью жениться на вас и провести с вами всю оставшуюся жизнь.

Он целовал мою кожу и не испытывал отвращения. И даже наоборот.

Ему нравилось целовать мою руку гораздо больше, чем можно было ожидать.

Страсть во взгляде говорила мне, что период ухаживания будет очень

коротким.

– Вы выйдете за меня замуж, Сабина?

– Да, – выдохнула я со счастьем, которого никогда раньше не знала. –

Да. Да. И да еще раз.


Глава 23

– Значит так, – сказала я бабушке, сжимая ее руку у широких дверей

часовни. – Отныне ты не будешь командовать мной, теперь, когда я нашла

человека, согласившегося делать эту работу за тебя.

– Как будто кто-то может командовать тобой, – криво усмехнулась она, теребя свое элегантное бриллиантовое ожерелье.

– И ты не будешь больше делать что-то за моей спиной, – сказала я, искоса взглянув на милую женщину, которой была всем обязана. Если бы не

ее коварство, я бы никогда не встретила Беннета.

Бабушка смотрела прямо перед собой на резные двери:

– Что за глупости ты говоришь? Я бы никогда не стала что-то скрывать

от тебя.

– Значит, это не ты послала вниз слугу, чтобы запереть меня с

Беннетом вместе в ту ночь в кладовке?

Она фыркнула в ответ. Я улыбнулась:

– И я не сомневаюсь, что все это время ты только притворялась

больной для того, чтобы мы остались.

– Это совершенно нелепо.

– Я полагаю, ты также будешь отрицать, что одевала меня в новые

платья и украшала в свои лучшие украшения, чтобы я привлекла внимание

Беннета?

Взмахнув рукой, бабушка жестом приказала стражникам открыть

двери. Ее губы, дрогнув в улыбке, сжались в форме сморщенного яблока.

Двери открылись, и перед нами предстала часовня, полная прихожан. Я

наклонилась к ней и поцеловала ее в щеку:

– Ты же знаешь, что я люблю тебя, несмотря на все твои безумства.

– Конечно, знаю. Потому-то и я терплю все твои глупости.

Я поглубже засунула руку ей под локоть, и мы шагнули в дверной

проем. Горничная позади расправила шлейф моего платья в виде зубчатого

веера. Оно было сшито из тончайшего кремового шелка, расшитого мелким

жемчугом, и стоило бабушке целое состояние. Но она настояла. Длинная

вуаль также была отделана мелким жемчугом.

– А теперь, дитя мое, – прошептала бабушка, глядя в длинный проход

между рядами собравшихся, – я даю тебе жизнь, для которой ты была

рождена.

Я проследила за ее взглядом к алтарю, к высокой, величественной

фигуре мужчины, которого я любила. Он держался с благородной осанкой, слегка вздернув подбородок и расправив широкие плечи. Богатая сапфирово-голубая мантия повторяла цвет его глаз, которые завораживали и

обволакивали одновременно. Даже если бы мне не хотелось идти к алтарю, я

была бы не в силах сопротивляться. Он был красивым мужчиной, и я в

очередной раз удивилась, как и много раз после того, как он сделал мне

предложение, тому, что он хочет жениться на мне.

За две недели, прошедшие после того, как я чуть не утонула, он провел

большую часть времени в своей комнате, оправляясь от ран, которые

открылись от всей этой отчаянной гонки, чтобы освободить меня от капитана

Фокса. Он снова потерял много крови, и какое-то время врач не был уверен, сможет ли он полностью восстановить плечо. Я проводила все свое время в

кресле у его кровати, читая ему вслух, обсуждая интересные темы, как, например, преимущества навозных жуков и возможность существования

неизведанных цивилизаций в дальних уголках земли. Конечно, мы провели

бесконечные часы, обсуждая историю нескольких знаменитых потерянных

артефактов и размышляя об их местонахождении. Всем остальным мы уже

порядком надоели. И не дать нашим компаньонкам заснуть под наши

ободряющие разговоры оказалось непростой задачей.

Как бы нам ни было весело во время заключения Беннета, с того

самого утра, когда врач разрешил ему вставать с постели, он только и делал, что планировал нашу свадьбу. Теперь, три дня спустя, он ждал меня у алтаря, готовый сделать своей женой.

Я не шевелилась, словно загипнотизированная любовью, излучаемой

его глазами. Бабушка потянула меня вперед, к герцогу Ривенширскому, который ждал, чтобы подвести меня к алтарю.

– Несмотря на то, что технически ты могла бы выйти за него замуж и

на таком расстоянии, я все же предлагаю пройти вперед и встать немного

ближе к сэру Беннету.

– Благодарю вас, миледи, – сухо сказала я. – Я очень ценю ваши

мудрые советы.

– Полагаю, что теперь вам без них будет очень одиноко.

– Конечно, я не знаю, как мне жить дальше. На самом деле, у меня

такое чувство, что я буду совершенно опустошена без ваших постоянных

советов во всех вопросах моей жизни. Возможно, вам придется пожить в

Мейдстоуне.

– Возможно.

Бабушка остановилась перед герцогом. Ее руки дрожали, когда она

подняла мою вуаль. Водянистые глаза встретились с моими, и я с удивлением

увидела, что они сияют от гордости. Она наклонилась и поцеловала меня в

щеку дрожащими губами.

– Ты всегда была мне дорога, дитя мое, – прошептала она. – Все, что я

когда-либо делала, было только для того, чтобы защитить тебя.

На глаза навернулись слезы. И тут я увидела то, чего не замечала все

это время из-за своей неуверенности в себе: бабушка безоговорочно любила

меня. В ответ я поцеловала ее в сухую щеку:

– Я люблю вас, миледи.

Она попятилась и отвернулась.

– Продолжайте, – резко сказала она, вытирая щеки. – Если вы не

поторопитесь, боюсь, сэр Беннет потеряет терпение и сам придет за вами.

Я улыбнулась и сморгнула слезы, пытаясь восстановить зрение. Герцог

предложил мне руку, ласково улыбнулся, и мы пошли по проходу. При

нашем движении Беннет выпрямился. Олдрик встал рядом с ним и сжал его

плечо, словно желая убедить, что я действительно иду.

Лорд Питт дал Олдрику неделю отдыха, чтобы отпраздновать это

событие вместе с нами. Но Олдрик настаивал на том, что завтра рано утром

он обязательно вернется. Мощные мускулы на руках и коричневые

солнечные лучи, впитавшиеся в кожу, говорили о том, что Олдрик стал

гораздо лучше себя чувствовать, чем тот слабый человек, которого я увидела

в первый вечер моего визита в Мейдстоун. Выражение его лица излучало

спокойствие, которого раньше не было. Я молилась, чтобы, в конце концов, он удовлетворился тем, что заплатил долги, научился прощать себя и смог

начать новую жизнь.

Рядом с Олдриком стояли сэр Деррик и сэр Коллин. Они тоже уезжали

завтра.

Они

помогали

восстанавливать

разрушенные

стены

и

оборонительные сооружения Мейдстоуна, и с каждым днем становилось все

более ясно, что друзья скучают по своим женам и хотят вернуться к ним.

Когда мы с герцогом приблизились к главному алтарю и Беннету, мое

сердце билось в диком, почти экзотическом ритме, особенно каждый раз, когда я встречала пылающий взгляд Беннета. Мы подошли к нему, и он

поклонился бабушке, которая следовала за мной, проводил ее до почетного

места в соседнее кресло, а затем вернулся ко мне. Он взял меня за руку, погладил голую кожу на костяшках пальцев и наклонился, чтобы поцеловать

мне руку.

Впервые я вышла на публику без перчаток, даже отказалась от

длинных рукавов, закрывающих большую часть моей руки. На самом деле, я

специально заставила портного распушить рукава и заострить их чуть ниже

локтя, оставив пурпурную кожу видимой для всех. Кремовый оттенок моего

платья выделял винный цвет еще больше. Если раньше кто-то и сомневался, что я у меня есть пятно, то теперь уже не мог этого отрицать. Но по какой-то

причине, которую я не могла объяснить, мне было все равно, что думают

другие. Я не обращала внимания на их реакцию. Я не могла бы сказать,

бормотал ли кто-нибудь или шептал молитвы в страхе, но я наконец-то

приняла эту часть себя, которая отличалась от других.

Когда Беннет взял меня за руку, мы повернулись лицом к герцогу, который занял свое место рядом со священником. Священник протянул

герцогу старинную книгу из коллекции Мейдстоуна. Высокий лорд

лучезарно улыбнулся Беннету, явно довольный тем, что последний из его

избранных рыцарей в безопасности и счастлив и открыл книгу на том месте, которое отметил.

– Прежде чем мы начнем, я хотел бы спросить, не окажет ли нам честь

леди Сабина, прочтя молитву Господню.

Я удивленно подняла бровь. Только священник должен был молиться

вслух в часовне. Но по легкому пожатию со стороны Беннета я поняла, что

он знал о предстоящей просьбе и поддержал ее.

Я молча кивнула:

– Очень хорошо, ваша светлость.

Добрый взгляд герцога подсказывал мне, что все, что бы он ни делал, было в моих интересах:

– Может быть, вы повернетесь, и будете смотреть на людей, произнося

молитву.

Я взглянула на Беннета, и он кивнул в знак согласия. Я медленно

повернулась лицом к залу, где собрались знатные люди и женщины, чтобы

засвидетельствовать нашу свадьбу. Одетые в свои лучшие наряды, они

заполнили неф морем ярких цветов и фактур. На некоторых лицах читалось

удивление, на других – настороженность.

В глубине часовни, на высокой стене над дверью висел старинный

бронзовый

крест,

украшенный

алыми

драгоценными

камнями,

изображавшими кровь Христа. Я узнала в нем один из экспонатов из

коллекции Мейдстоуна, который я видела в тот вечер, когда Беннет

показывал мне коллекцию. Неужели он повесил его туда только для меня?

Его пальцы переплелись с моими, окутывая и овладевая мной, как

будто уверяя меня, что и он, и Бог на моей стороне.

– Давайте помолимся, – сказал герцог из-за моей спины.

Я поняла – это был мой призыв к началу. И вот, не отрывая глаз от

креста, я вознесла свою молитву перед людьми и Богом, благодаря его за

новый шанс в жизни, который он дал мне, с этим человеком рядом со мной.

Я закончила читать молитву Господню, и герцог заговорил:

– Только дитя Всемогущего Бога могло молиться святой молитвой с

такой страстью и без ошибок. Если кто-то все еще сомневается в сердце леди

Сабины, вы можете оставить свои переживания и быть уверенными, что она

дитя Божье.

Тогда я поняла, что сделал герцог. Он благословил меня еще одним

доказательством моей невиновности. Хотя я утонула во время проверки и все

еще выжила, тем самым показав себя невиновной в сговоре с дьяволом, герцог, очевидно, нашел еще один способ проверки, чтобы показать, что я не

ведьма.

– Древний текст, который я держу в руке, предлагает эту молитву как

испытание, – снова заговорил он, подтверждая мои подозрения. – Хотя я

твердо знаю, что леди Сабина никогда не нуждалась в этих испытаниях, я

предлагаю вам это как последнее доказательство ее невиновности.

У меня было такое чувство, что из-за пятна на коже мне все равно

предстоят трудные дни. Всегда найдутся люди, которые будут смеяться над

моей непохожестью. Но, тем не менее, я была благодарна герцогу за помощь

в поисках этого способа. Возможно, он мне еще понадобится. Конечно, это

было гораздо предпочтительнее, чем сгореть или утонуть.

Беннет отпустил мою руку и повернулся к Олдрику, который что-то

ему подсунул. Затем с нежной улыбкой Беннет поднял жемчужное ожерелье

– бесценное голубое жемчужное ожерелье, которое я подарила ему в тот

день, когда была схвачена лордом Питтом и приговорена к сожжению на

костре.

– Миледи, – сказал он так, чтобы все собравшиеся могли его услышать.

– Вы – драгоценность редчайшей и величайшей ценности. И я объявляю вас

своей женой.

С этими словами он надел жемчуг мне на шею, застегивая его

медленным движением пальцев. Когда он наклонился, чтобы поцеловать

меня, мое сердце наполнилось всепоглощающей радостью за этого человека, которого я буду любить всю оставшуюся жизнь.